Надо объяснить людям реальную
обстановку того, как велика тайна,
в которой война рождается...
ЛЕНИН

НИК. ШПАНОВ
ПОДЖИГАТЕЛИ
РОМАН
Издательство ЦК ВЛКСМ
„М о л о д а я  г в а р д и я“
I950

Я не знаю, удастся ли г. Черчиллю
и его друзьям организовать после вто¬
рой мировой войны новый военный
поход против „Восточной Европы“.
Но если им это удастся, — что мало
вероятно, ибо миллионы „простых,
людей“ стоят на страже дела мира,—
то можно с уверенностью сказать,
что они будут биты так же, как они
были биты в прошлом...
Я. СТАЛИН

ПРОЛОГ
С некоторого времени Северо-Аме¬
риканские Штаты обращают на себя
в Европе внимание людей наиболее
мыслящих... С изумлением увидели
демократию в ее отвратительном ци¬
низме, в ее жестоких предрассудках,
в ее нестерпимом тиранстве.
А. Пушкин

1
Отгремели залпы двадцати тысяч орудийных стволов со¬
ветской артиллерии. Гитлеровский Берлин лежал у ног Совет¬
ской Армии.
Русский Солдат взошел на дымящиеся развалины рейхс¬
тага и поглядел на восток. Он глядел долго, сосредоточен¬
но, и ему казалось, что он видел все дороги, пройденные за
четыре года от могучей Волги до этой вот Шпрее; видел все
мбгилы, через которые пришлось ему перешагнуть, чтобы
притти сюда, к этим закопченным камням; видел все сожжен¬
ные советские города и села, скорбным дымом которых про¬
пахла его гимнастерка; видел родную Москву с Кремлем и
мавзолеем... Солдат глядел и видел гордо высящуюся на
волжском откосе твердыню Сталинграда, и овеянный духом
Ленина его град на Неве, и обожженную солнцем матросскую
кровь на священных камнях Севастополя...
У ног Солдата дымились развалины побежденной фашист¬
ской столицы, а он все глядел поверх них, вспоминая страда¬
ния и горе родных советских людей, раны, кровь, смерть и
жгучую ненависть, 'которая -привела его еот сюда, в это чер¬
ное логово.
Солдат долго стоял и смотрел на восток. Потом вздох
нул1 и обернулся на запад. И снова глядел, — так при-
У

стально и долго, будто прослеживал мыслью все, что знал
о нем,
—	Ну что ж, они получили то, что заслужили, — сказал
он вслух и, еще раз оглядев мертвые камни, стал спускаться.
Внизу, под остатками портала, он поднял зазубренный
осколок снаряда и стал писать по густо закопченному кам¬
ню колонны. Рука Солдата была непослушной от походной
усталости, буквы выходили неровные, но они ярко белели и
были видны издалека:
€РЛЗВАЛИВЛМИ удовлетворен».
Это было «в мае 1945 года, на второй день победы.
Время летело. Стоял прекрасный день начала лета
1947 года. Было воскресенье. Словно зная, что в этот день
людям дано пользоваться свежим воздухом больше, чем в
рабочие дни, солнце светило особенно приветливо.
Время было послеобеденное. Старшины Корней Иванович
Лобода и Андрей Андреевич Торжков грелись на скамье у
ограды одной из районных советских комендатур Берлина.
Торжков курил, рассеянно поглядывая на прохожих. Ло¬
бода был погружен в чтение.
Оторвавшись от книжки, он постучал пальцем по раскры¬
той странице.
—	Возражений не имею!
Торжков поглядел на него с усмешкой.
—	Так-таки не имеете?
—	Не имею, — с расстановкою сказал Лобода. — Сказа¬
но основательно: «В условиях такого мира не должно быть
ничего унизительного для суверенитета данной страны, ска¬
жем Италии, и не должно быть ничего такого, что вело бы к
ее экономическому закабалению другими, более сильными
державами...» — Лобода наставительно поднял палец. —
«Такой мир должен соответствовать освободительным целям,
за которые сражались союзники, и, вместе с тем, должен от¬
вечать интересам народов бывших вражеских государств,
сбросивших иго фашизма и вставших на путь демократиче¬
ского развития...»—Он подумал и с удовлетворением повто¬
рил: — Основательно!
—	Вы бы, Корней Иванович, черкнули товарищу Молотову:
старшина Лобода, мол, согласен...
Лобода внимательно поглядел в лицо Торжкова.
—	А я, между прочим, полагаю: товарищу Молотову во¬
все не безразлично, что мы с вами тут на этот счет думаем...
Да, так я полагаю.
10

—	Так разве ж я спорю?—добродушно сказал Торж¬
ков.— Только мне сдавалось, будто вчерашний день вы на
этом самом месте совсем иное говорили: за сожженные ва¬
ши Белики с фрицев, мол, шкуру спустить мало!
—	Так то ж совсем другой разговор; расчет по Беликам,
по Полтавщине, по всей нашей Украине, по России...
Он бережно отложил книжку и, опершись локтями о ко¬
лени, стал неторопливо мять папиросу. Пальцы у него были
большие и хваткие, с широкими крепкими ногтями. По заго¬
релой коже рук шерстшюя легкий пушок. По одним этим паль¬
цам можно было, не глядя на их обладателя, судить об его
большой силе и ловкости.
Лобода прикурил у Торжкова.
—	Было это, — не спеша проговорил он, — примерно
годов десять назад... Точно: в тридцать шестом. Как и в
прежние годы, приехал к нам в Белики товарищ Барток.
Каждый год приезжал он к нам и романы писал. Был он ма¬
дьяр, но вполне наш человек и уважаемый писатель. Иштван
Барток его звали. Писал он больше про гражданскую войну,
в которой полком командовал и за Перекоп орден имел.
Конник был.
—	Мадьяру и бог велел...
—	И ездил же, скажу я вам! На коне — как в кресле.
Хотя, между .прочим, в Беликах ни единого порядочного
седла не имелось.
—	Настоящему кавалеристу—что седло, что нет его..,
—	Впрочем, он все больше с нами на речку ходил, на
купанье. Мы, пацаны, страсть его любили. Душевный был
человек, веселый, интересный и правильный. Ему бы сейчас
у нас в гвардии! А Полтавщину нашу любил!.. Все говари¬
вал: «Ах, хлопцы, хлопцы, кабы знали вы, как ваша милая
Украина с моей родной Венгрией схожа. И небо такое же, и
стэп такой, и хаты такие же — билые, билые. И все в садоч¬
ках...» А как бывало запоет свою мадьярскую песню!
—	Хорошо? — с интересом спросил Торжков.
—	На что уж у нас в Беликах — лучшие певуны со всей
Украины... Запоют... — Лобода мечтательно закатил гла¬
за.— А и то никто с ним не мог равняться. А вечерами, как
дивчата гулять на стэп пойдут, — он с ними... И поет...
—	Значит, голос имел?
—	И голос, само собою, и наши песни он дюже любил,
як ридные. Он так бывало и говорил.* что венгерские песни,
что украинские — не пойму, яки балып рщни.
Лобода в задумчивости сделал затяжку и помолчал.
—	...И вот, друже, загорелась в Испании своя граждан¬
ская война с тем самым, нынешним Франко. Враз наш Ишт-
11

ван Михайлович с Беликов прочь... Уж потом, много спустя,
мы узнали: в Испанию кинулся, воевать. Интернациональной
бригадой там командовал в чине генерала. И бригада эта в
Испании вроде как гвардейская* стала, — не только что на
всю Испанию, а, можно сказать, на весь мир прославилась.
Это был командир!.. Гвардеец! Где трудно — там и бригада.
В общем, как у нас гвардейцы. Как узнали мы, пацаны, где
он, — все до военкомата: как бы, мол, и нам добровольцами
в Испанию?
—	Отправили?
Лобода усмехнулся*
—	Отправили. Семилетку заканчивать.
Лобода взял со скамьи книжку и собрался было ухо¬
дить.
—	Гляньте-ка, Корней Иванович, — с живостью прогово¬
рил Торжков, — какой чудной старикашка сюда топает.
И он кивком указал на приближающегося старика в клет¬
чатой куртке с зеленым воротником, зелеными обшлагами и
зелеными клапанами на карманах. Несмотря на то, что куртка
была перетянута по животу узеньким ремешком, можно было
сразу сказать, что она с чужою плеча: в нее свободно вме¬
стились бы два таких старика.
Приблизившись на несколько шагов к старшинам, старик
вежливенько приподнял шляпу и бережно достал из кармана
коротенькую флейту.
Опустив глаза и не глядя на старшин, он негромко спро¬
сил по-русски:
—	Господа разрешат?
—	Что ж, играйте, коли охота, — сказал Торжков.
Пока старик играл, Лобода ни разу не взглянул на хмузы-
канта. Торжков же, напротив, с интересом глядел на бегаю¬
щие по клапанам стариковские пальцы, с припухшими суста¬
вами и синими шнурами раздутых вен, на костистое востро¬
носое личико старика, красневшее по мере того, как тот дул
во флейту.
Звук у флейты был визгливый и неприятный; старик играл
что-то однообразное и чужое.
Играя, он притопывал носком сапога.
Кончив играть, старик снова приподнял, шляпу. Торжков
протянул ему пятьдесят пфеннигов и спросил Лободу:
—	У вас, Корней Иванович, сдается, есть папиросы?
Лобода молча вынул из кармана коробку. Старик осто¬
рожно взял одну папиросу.
—	Берите, берите, — сказал Торжков и сунул ему в руку
несколько штук.
Старик несколько мгновений колебался, потом бережно
12

положил их в жестяную коробочку. И снова приподнял
шляпу.
—■ И как ему не надоест? — негромко проговорил Торж¬
ков.
—	Харчиться никому не надоедает, — вразумительно ска¬
зал Лобода, поглядев на прямую, узкую спину удаляющегося
музыканта.
Тот уходил медленно, словно в нерешительности; остано¬
вился и, подумав, повернул обратно.
—	Я хотел предложить господам	приобретайт это, — он
протянул флейту.
Торжков машинально взял инструмент.
—	Может, вам, Корней Иванович, требуется? — спросил
он. — Работа ничего... чистая.
—	Хоть чистая, хоть нечистая, я не дударь, — с напуск¬
ной суровостью буркнул Лобода, покосившись сперва на
флейту, потом на старика. — Вы бы шли, господин. Здесь не
ярмарка.
—	Я хотел бы обратить внимание	господ:	какой удиви¬
тельный звук! — Старик извлек из	флейты	пискливую ру¬
ладу.
—	Действительно... свистит противно, но штука занят¬
ная,— согласился Торжков. — Однако что же вы станете без
нее делать?
Старик недоуменно поднял косматые седые брови.
Старшины переглянулись.
Лобода пожал плечами и сказал:
—	Одним словом: геен зи вейтер.
Но Торжков более приветливо пояснил-.
—	Без этой штуки вам, так сказать, труба.
—	Труба — большой инструмент. А это можно назвать:
маленький трубка. У такой трубка очень замечательный
звук. — Старик опять подул во флейту. — Этот трубка —
мой собственный работа.
—	Сами делаете? — заинтересовался Торжков.
—	О, весьма давно. Теперь не можно делать.
—	Почему же?
Старик молча протянул свои дрожащие руки с узловаты¬
ми пальцами.
Торжков сочувственно кивнул:	такими	руками	много	не
наработаешь.
—	Тем более не след продавать дудку, — сказал он.
—	Мне очень требуются деньги, — сказал старик.
—	Ходите и играйте. Будет хлеб.
—	Мне не нужно хлеб. Мне нужно деньги. Только сегодня.
—	Что так? —спросил Торжков.
13

Старик опустил глаза и, подумав, неожиданно сказал:
—	Весьма необходимо посидеть на кинотеатр. Два или
три сеанс.
—	Видали любителя! — Торжков подмигнул Лободе и,
глядя на старика, усмехнулся:—Небось, голоногих фрейлин
глядеть?
Старик, не поднимая глаз и не дрогнув ни одной чертой
лица, тихо проговорил:
—	Говорят, завтра этот картина будут снимать с экран.
Но мне совершенно нужно ее видеть. — После некоторой
паузы он уверенно докончил: —Я есть необходимый видеть
«Суд народов»!
Торжков не без удивления перевел взгляд с лица старика
на его лакированные сапоги.
—	Это совсем* другое дело,—сказал старшина и протя¬
нул старику марку. — А зачем два сеанса?
—	Мне необходимо увидать навсегда!
Старик, в который уже раз, приподнял шляпу, положил
на скамью рядом с Торжковым флейту и быстро, мелкими
шажками вышел за ограду, постукивая по асфальту высоки¬
ми каблуками.
2
Бывший генерал-полковник Конрад фон Шверер не верил
никому. До тех пор, пока он собственными глазами не уви¬
дит, как их вешают, он не мог поверить никому — ни газе¬
там, ни радио, ни друзьям.
Могли повесить Риббентропа, могли повесить Кальтен-
бруннера, Шираха, Заукеля — любого из этой компании. Но
Кейтеля! Он же был человеком его круга!.. За пределами
мыслимого была для Шверера казнь Кейтеля.
Шверер не хотел верить тому, что можно повесить фельд¬
маршала Германской империи.
Бывали минуты, когда Шверер понимал: сопротивление
действительности бессмысленно.
Неизбежность подчинения действительности подтвержда¬
лась и тем, что ©место привычного мундира и-a нем самом была
теперь старая охотничья куртка; тем, что от его квартиры оста¬
лось две комнаты, соединенные с кухней деревянными мост¬
ками; тем, что он, генерал-полковник Конрад фон Шверер,
должен был сегодня ходить по дворам и игрою на флейте
добывать несколько марок, необходимых для покупки билета
в кинематограф. Сегодня этих жалких марок не оказалось у
Эммы, а завтра уже не будет картины, которую он должен
увидеть...
14

Шверер с чувством страха переступил порог зала. Он
боялся поднять глаза на входивших сюда вместе с ним.
Во время сеанса Шверер только один раз внимательно,
стараясь не пропустить ни секунды, посмотрел в лицо Кей¬
телю, когда тот вошел в зал, где сидели союзные главно¬
командующие, и, нелепо, как шут, отсалютовав фельдмар¬
шальским жезлом, сел за стол для подписания акта капиту¬
ляции.
Позже, когда на экране появились подсудимые, взгляд
Шверера был прикован к плечам Кейтеля и Иодля: там уже
не было ПО'ГОНОВ, на воротниках не было петлиц. Он не решал¬
ся больше смотреть в лицо Кейтелю и даже Иодлю, этому
длинноголовому проныре, которому когда-то завидовал и ко¬
торого боялся.
И вот все ойи трупы. Впрочем, гнет, не все: страшная иро-
ния судьбы — тот, кто не оправдал своей миссии парашютного
дипломата, Гесс, цел и невредим!.. Что это — политическая
игра англичан и американцев, пытающихся заглядывать впе-
ред?..
Едва ли менее страшным, чем фильм, показалось Швере-
ру то, что он наблюдал в зрительном зале и в фойе, пока
ждал сеанса. Там были люди, пришедшие смотреть картину по
второму разу. И не потому, что они, подобно Швереру, не
могли или не хотели поверить, в реальность показанного, а
именно для того, чтобы с радостью и облегчением убедить в
этой реальности и самих себя и вновь приводимых с собой
родных и знакомых. Миогие рукоплескали там, где Швереру
хотелось кричать от страха.
Последнюю часть второго сеанса Шверер просидел с за¬
крытыми глазами, и только тогда, когда раздались рукопле¬
скания, он разомкнул веки и увидел на экране труп с концом
веревки на шее...
Шверер встал и, наступая на ноги сидящим, побежал к вы¬
ходу. Он не мог больше оставаться тут. Его тошнило от
страха, навалившегося на него и сжимавшего живот. Что,
если его узнают, что, если и его?..
Расставив руки, как слепой, он, шатаясь, шел на тусклый
синий огонек над словом «выход». Выход, выход!..
Куда угодно, только подальше от повешенных!.. Ведь и
он!.. Ведь и он!..
Когда Шверер вышел из кинематографа, было уже со¬
всем темно. Он шел, не видя ни дороги, ни лиц прохожих, ни
возвышающихся вокруг черных руин. Только тогда, когда за
углом в глаза ему плеснуло багровое пламя, он поднял голову
и остановился в удивлении и испуге. Лицо его сморщилось в
жалкую гримасу. Он забыл, что в руках у него собственная
15

зеленая шляпа, и нервно мял и мял ее, не >находя выхода
охватившему его смятению.
Площадь была заполнена толпою подростков. Они весело
суетились вокруг большого костра и что-то пели нестройным
хором.
Над костром высилась освещенная пламенем тренога, к ее
вершине было подвешено толстое чучело с табличкой:
«Геринг». От пляшущих бликов костра казалось, что ноги
уродливой куклы совершают нелепые движения канатного
плясуна.
3
—	Выпьем по «Устрице пустыни», господа! — предложил
Роу.
Грили молча кивнул. Штризе с готовностью улыбнулся,
хотя ему вовсе не нравилась эта «Устрица». Став помощни¬
ком сэра Монтегю Грили, он старался теперь во всем подра¬
жать англичанам, в особенности этим двум, с которыми ему
приходилось чаще всего иметь дело. Штризе подавляла над¬
менная независимость, с которою держался Роу, хотя тот
был всего лишь журналистом. Ему нравилось, как пахло в
кабинете сэра Монтегю, председателя окружной комиссии по
денацификации. Чтобы добиться такого же запаха у себя,
Штризе стал курить трубку и велел ежедневно менять на
столе цветы.
Нужно было проявлять большую гибкость, чтобы, едва
успев сменить мундир руководителя военной промышленно¬
сти округа на штатский костюм помощника председателя
комиссии >по денацификации, не вызвать н.и одной кривой
усмешки. Пауль Штризе не вызывал улыбок; англичане и
американцы знали, что делали, а рядовые немцы пока еще
не научились заново улыбаться. Они хмуро приглядывались
к происходящему, стараясь понять: что же, в сущности, но¬
вого принесли -в Западную Германию победители, кроме то¬
го, что те же хозяева тех же предприятий стали называться
иначе?..
Штризе, не поморщившись, выцедил «Устрицу» — креп¬
кий коктейль, приготовленный Роу, и еще раз услужливо
улыбнулся.
—	Я нашел человека, которого вы могли бы послать в
русскую зону, — сказал он.
—	Журналист? — спросил Роу.
Штризе замялся:
—	Не совсем...
—	Сумеет дать отчет в том, что меня интересует?
16

—	Безусловно.
—	Как зовут.
—	Эрнст фон Шверер.
—	Шверер? — переспросил Роу, словно это имя было ему
знакомо.
—	Брат того инженера, на. русской стороне, — пояснил
Штризе, — сын генерала фон Шверера.
—	Вот как!—оживился было сэр Монтегю, но под сер¬
дитым взглядом Роу смешался и умолк.
—	Пришлите его ко мне, — сказал Роу и холодно кив¬
нул головой Штризе.
Штризе знал: после этого хозяйского кивка ему остается
одно — откланяться.
Штризе улыбнулся еще любезнее. Стараясь двигаться как
можно свободней, он вышел.
—	Хоть на этот раз не будьте тюленем, Монти, — ска¬
зал Роу, обращаясь к Грили.—Раздобудьте у Винера спи¬
сок документов, которые нужно взять на той стороне...
—	Зачем? — меланхолически спросил Грили. — Этот
Шверер должен нам доставить инженера живьем.
—	А если нет?
—	Можно подумать, что привезти из советской зоны род¬
ного брата нивесть какая трудная задача! К тому же у этих
парней из бывших эсесовцев- именно та хватка, какая
нам нужна.
Роу занялся взбалтыванием коктейля. Он делал это со¬
средоточенно и как бы между делом спросил:
—	Так и условимся: вы берете командование на себя?
Грили испуганно замахал руками:
—	Вы же отлично знаете, Уинн, я к этому совершенно
неспособен.
—	Только стричь купоны?..
—	Что вы сердитесь, Уинн? Хорошо, я постараюсь полу¬
чить список документов, — покорно сказал Грили. — Но вы
же знаете, как трудно иметь дело с теми, кого зацапали янки.
А Винера они проглотили с костями.
Роу с досадой ударил кулаком по ручке кресла.
—	И так всегда, когда дело идет о чем-нибудь мало-
мальски (важном или выгодном! Скоро они будут таскать на¬
ши собственные секреты без всякого стеснения!
—	Да, там, где речь идет обо всяких этих реактивных
игрушках, мы, британцы, непозволительно легкомысленны...
Роу нахмурился, вылавливая из стаканчика ломтик ли¬
мона. ..
—	Да, мы несколько запоздали, — пробормотал он. —
Двести тысяч патентов — на том берегу океана!..
2	Поджигатели
17

—	Совершенное безобразие! — искренно согласился
Грили.
—	Не было бы большого греха, если бы нам удалось ста¬
щить у янки из-под носа хотя бы то, что осталось на совет¬
ской стороне в голове или в письменном столе Эгона Шве-
рера...
—	Это совершенно необходимо, Уинн! — Грили прижал
кулак к груди, желая сделать свои слова более убедительны¬
ми. — Поймите, дорогой, без того, что осталось у Эгона
Шверера, Винер не сможет справиться со своею частью за¬
дачи, что бы ни сулили ему янки!
—	Знаю.
—	Я еще до войны предлагал Винеру пятьдесят тысяч
фунтов за его лавочку.
—	И это я знаю.
—	Но янки меня просто возмущают!
—	Теперь они искренне убеждены, что «Европа» должна
поставить Айку Эйзенхауэру гигантский памятник из нержа¬
веющей стали...
—	Еще бы!
—	Не столько за то, что он воевал с немцами, сколько за
то, что русские не оказались на Рейне!
—	Да, ради этого ему пришлось поторопиться.
Грили закурил. Его голос доносился как из-за дымовой
завесы:
—	А представляете себе историю, если бы освободителя¬
ми Франции тоже оказались русские!
При этих словах Монти Роу тоже принялся раскуривать
трубку.
—	Вы всегда каркали, а посмотрите:	мы	пришли к фи¬
нишу. Да еще как! — помолчав, сказал Грили.
—	Да, но не в роли седока...
—	Но и не лошади же.
—	Если клячу нельзя назвать лошадью... — Роу пожал
плечами: — Мы — кляча, на которой скакал янки! Притом за¬
хлестанная дополусмерти. Нам предоставляют бить в бубен
по поводу того, что мы преодолели барьеры, не сломаз себе
хребет. Это пляска на собственных похоронах! — сердито
крикнул Роу, несколькими взмахами руки разогнал дым во¬
круг Грили и посмотрел на него сверху вниз.—Если хотите
знать, Монти, я не могу понять, как случилось, что, имея та¬
ких чиновников, как вы, таких министров, как ваш братец
Бен...
—	Ну, ну, Уинн!
—	Повторяю: как могло произойти, что, имея во главе
своего аппарата такое сборище ограниченных интриганов.
18

Англия триста лет ходила в великих державах?.. Хотите
знать мое мнение, Монти?
—	Не очень...
—	А я все-таки скажу!.. Все три последних века своей
истории Англия держалась на нас. Ее становым хребтом была
секретная служба, Монти. Моя служба! Мы... Такие, как я,
простаки...
Роу продолжал развязно болтать, и у Монтегю был такой
вид, будто эта болтовня его чрезвычайно занимает. В дей¬
ствительности почти все, что говорил Роу, пролетало мимо
ушей слушателя, занятою своими собственными мыслями.
Монтегю не -принадлежал к числу людей, любящих фило¬
софствовать >на отвлеченные темы, но его простоватая,
иногда даже немножко смешная внешность скрывала натуру
далеко не простую. Основным свойством этой натуры был тот
особенный, ни с чем не сравнимый вид хитрости, который вы¬
рабатывается у англичан «высшего» круга всем воспитанием,
всем .лицемерным укладом! их жизни. Но если у одного из них
эта хитрость, как бы выветриваясь с возрастом, приобретает
черты простой изворотливости и не выходит за пределы житей¬
ского практицизма, то у других вырастает именно в ветвистое
дерево тончайшей лживости и коварства, прикрытых оболоч¬
кой «британской прямоты и грубоватости». Носители такой
«британской прямоты» не останавливаются перед преступле¬
нием, если его можно совершить по ту сторону занавеса,
именуемого этикетом. Этому виду тончайшего лицемерия и
полной аморальности британская' политика обязана многими
из своих «блистательнейших» достижений. Этот же вид фари¬
сейской лживости служит и основою личных отношений меж¬
ду британцами того общественного слоя, к которому принад¬
лежал мистер Монтегю Грили.
В этом смысле не было никакой или почти никакой раз¬
ницы между Грили и Роу. Но в то время, как Роу готов был
выложить перед Монтегю многое именно потому, что презирал
его как глупца и «тюленя», сам Монти, столъ же искренно
презирая Роу и, так же- как тот, считая себя на голову выше
приятеля, не находил нужным выкладывать ему ничего
или почти ничего выходящего за границы его репутации про¬
стака.
Слушая сейчас хвастливые выкрики пьяного Роу, Монти
думал о том, что имеет перед ним существенное преимуще¬
ство: основательную осведомленность в его делах. Вторым
преимуществом Монти было, очевидно, то, что Роу не знал и
по самому своему положению не мог знать об этой осведом¬
ленности Монти. Да, такова разница, определяемая обществен¬
ным положением. Быть членами одного общества вовсе еще
2*
19

не значит иметь в нем одинаковый вес. Вот Роу кичится тем,
что является верным солдатом секретной службы Британии.
Слов нет: тонкая служба, важная служба! И ей, конечно,
нужны такие, как Роу. И даже хорошо, что такие, как Роу, во¬
ображают себя носителями самых сокровенных тайн самой
тайной из служб Англии. Это делает их уверенными в себе.
А секретный агент британской службы всегда должен быть
уверен в себе. Но... — при этом новом предположении Монте¬
гю мысленно усмехнулся, хотя черты его большого красивого
лица продолжали сохранять неподвижность—...но что сказал
бы Роу, если бы узнал, что он, тюлень и простак Монти, был
лично знаком с неким сэром «Икс»?.. Да, да, с тем самым
«Иксом», чье имя знают всего несколько англичан; с «Иксом»,
о котором принято лишь почтительно говорить: «лицо, ограж¬
дающее интересы империи». Ибо так было, есть и всегда бу¬
дет: больше, чем армия, и даже больше, чем флот, в охране
государства значит секретная служба — Интеллидженс сер¬
вис... Уж, наверное, Роу, пр,и всей его хвастливости, не мог
бы рассказать, что созданием и укреплением этой службы
занимались такие столпы империи, как лорд Кромер «укро¬
титель Египта», когда он был еще скромным лейте/нантом
Берингом, или будущие фельдмаршалы сэр Уильям Роберт¬
сон и сэр Джордж Мильн, или, скажем, сэр Невиль Хожер,
совмещавший высокое положение главы обороны всей импе¬
рии со званием тестя Уинстона Черчилля!.. Кстати говоря, и
сам толстый зятек сэра Невиля мог бы кое-что рассказать о
деятельности на «иве Интеллидженс сервис... Интересно, стал
ли бы кто-нибудь из этих лиц слушать пьяную болтовню како¬
го-то капитана Роу, для которого его «шеф» — вершина; тот
самый «шеф», который для сэра «Икс» всею лишь один
из помощников!.. Послушать Роу, так выходит, что его служ¬
ба-основа мира, какая-то самодовлеющая сила, главенствую¬
щая над всем, повелевающая от себя и ради себя. А что, если
вот так, напрямик, сказать сейчас этому разболтавшемуся
пьянчужке, что он былинка, ничтожнейший муравей в армии,
призванной таскать каштаны не только не для себя и не для
своих «шефов»... Тут брови Грили нахмурились: если гово¬
рить откровенно, секретная служба существует и не для
таких, как он, Монтегю, даже не для таких, как Бен, — она
служит неизмеримо более могущественным повелителям им¬
перии и ее некоронованным королям- лордам стали и угля,
нефти и хлопка...
Роу уронил рюмку. Звук разбитого стекла нарушил течение
мыслей Монти, и он поймал последнюю фразу пьяницы:
—- ...хотел бы я знать, чего стоили бы все вы без нас, ра¬
ботающих на вас, как прилежные муравьи!
20

Монти поспешно расправил брови, и лицо его снова не вы¬
ражало ничего, кроме недоуменного простодушия. Он расхо¬
хотался.
—	Умоляю, Уинни, не прикидывайтесь травоядным и... та¬
ким героем! — и Монтегю снова раскатисто засмеялся.
Несколько мгновений Роу озадаченно смотрел на него,
потом обиженно произнес:
—	Не вижу ничего предосудительного в том, что и мы
хотим получить свою долю в прибылях. Я говорю о доле в
ваших прибылях.
—	В чьих? — изумился Грили.
—	В ваших, Монти, в ваших. Но пока мы ищем подстав¬
ную фигуру, вроде вас, другие ловкачи, тоже вроде вас,
успевают вырвать добычу у нас из-под носа. Однако это не
спасет ни вас, Монти, ни Англию. Лавочка, безусловно, обан¬
кротится, и притом довольно скоро...
Роу нетвердыми шагами подошел к столу, чтобы налить
себе новую рюмку.
—	Вам нужно бросить пить, Уинни.,
—	И тут же повеситься? Нет, слуга покорный. Я должен
дожить свой срок. Настает довольно ответственный период
в существовании нашего острова. Это понимает даже ваш
брат Бен, несмотря на всю его глупость!..
—	Но, но, полегче, Уинн! — со смехом воскликнул Гри¬
ли. — Вы забыли: Бен снова в пра;вительственном большин¬
стве.
—	В прежние времена была бы не плохая пожива для оп¬
позиционной прессы: лорд Крейфильд — лейборист... И небе¬
са не рухнули, и Англия стоит на месте!
—	Консерваторы не проронили ни слова, — серьезно за¬
явил Грили.
—	А вы не думаете, что они платят Бену суточные за
все время, что он продержится в лейбористах?
Роу -потряс над головой номером «Таймса» и громко
прочел:
—	«У нас, как вы, американцы, это слыхали, социалисти¬
ческое правительство. А я, как вы, возможно, тоже слыха¬
ли, — лидер консервативной оппозиции. Но я вам могу ска¬
зать, что нет другой страны в Европе, которая представляла
бы собою более твердый и прочный фронт против советского
и коммунистического вторжения, чем Англия».
Он отмахнулся от попытки Грили вставить слово.
—	Идите к чорту, Монти, дайте мне дочитать. Вы обя*
заны это дослушать: толстяк пока больше не премьер, но
Черчилль остается Черчиллем, и всякому из нас есть чему
поучиться у старого сторожевого бульдога Британии. Игзк:
21

«Мои многочисленные разногласия с правительством не за¬
трагивают области внешней политики, которая под руковод¬
ством министра иностранных дел Бевина сохранила стабиль¬
ность и преемственность».
—	Какую стабильность?
—	Конечно, антисоветскую! А преемственность? Черчил¬
левскую, консервативную...
—	Но я не верю ни в какое вторжение! — воскликнул,
наконец, Грили.
—	Я тоже не верю, — рассмеялся Роу. — Но я вам
должен сказать: наступило время для всех нас пустить в ход
такой ворох вранья, какой нам никогда еще не был нужен!..
Нам нужен небоскреб лжи, чтобы противопоставить что-ни-
будь тем чертовски простым и понятным вещам, о которых го¬
ворят русские.
—	Англичане не станут их слушать.
—	К сожалению, никогда еще миллионам людей не было
так понятно то, о чем русские говорят теперь с трибун всех
конференций. А недостатка в конференциях, как видите,
нет!
—	К большому нашему сожалению. А этот... как его?..
«Железный занавес». Разве плохо придумано?! — с восхище¬
нием воскликнул Монти.
—	Сработано, знаете ли, по рецепту нашего покойного
друга Гитлера.
—	Ну уж, — обиженно пробормотал Монти.
—	Да, да: «Чем крупнее ложь, тем легче ей верят».
—	Вы думаете, что на самом деле...
— Никакого занавеса не было и не может быть. Это же
не в интересах Советов. Но зато это в наших интересах.
Именно поэтому такой занавес должен быть повешен.
—	Но тогда он должен висеть совсем не на польской
границе.
—	Мы воздвигли бы его там, если бы не существовало
советской зоны оккупации Германии.
—	А в нынешних обстоятельствах?
—	Между восточной и западной зонами Германии, Мон¬
ти, — вот его место!
—	Потерять половину Европы?
—	Лучше половину, чем всю... Я, кажется, немного пьян.
Да, да, я знаю: я пьян. Поэтому и говорю с вами так откро¬
венно. В трезвом виде я не способен говорить правду. В осо¬
бенности таким олухам, как вы. Впрочем, вероятно, и сей¬
час я говорю все это напрасно. Вы ничего не способны по¬
нять.
—	Я кое-что понял, — обиженно пробурчал Монтегю.
22

—	Именно кое-что. Ах вы, старая обезьяна! Кое-что! Это
мне нравится.
—	Я очень рад.
—	...В этом наша беда, Монти. Там, где должны бы си¬
деть умные люди, вроде меня, торчат типы, подобные вам,
которые понимают «кое-что».
—	Послушайте, Уинн! У меня тоже есть терпение.
—	Все держится на субъектах, умеющих делать вид,
будто они понимают «кое-что».
—	Вы бы шли спать, Уинн,—сердито проговорил Гри¬
ли. — Мне надоело ваше малодушие.
Роу поднялся и, стоя на не очень твердых ногах, насмеш¬
ливо ПОКЛОНИЛСЯ:
—	Слушаюсь, милорд. Сейчас я стану оптимистом. —
С этими словами Роу упал обратно в кресло и всплеснул ру¬
ками: — Боже правый! Вот ко-го нехватает для полной кол¬
лекции нашим социалистам — вас.
—	Но, но, полегче, старина!
Роу машинально выбил пепел из трубки в стакан Грили.
—	Прошли времена, когда Англия могла похлопывать по
плечу любую державу мира. Теперь все дело в таких, как я!
Секретной службе предстоит спасти продырявленный корабль
вместе с его состарившимися и ослепшими капитанами.
Роу налил себе виски и, не смешивая ни с чем,'мед¬
ленно отпил глоток. Поставив стакан и тупо глядя на жел¬
тую колеблющуюся поверхность спирта, он стал чиркать
спички о коробок, но от его неловких движений они лома¬
лись одна за другой.
Он озлобленно отбросил коробок, поднял стакан и, слов¬
но читая в нем, раздельно произнес:
—	«Правь, Британия» пора выкинуть в мусорный ящик.
К чорту адмиралов! Они годятся только для кинематографа.
Судьба Англии зависит теперь не от дредноутов, а от шпио¬
нов, Монти. На морях нам остались одни воспоминания. Удер¬
жать бы кое-что на суше. Но боюсь, и тут нас ждут сюр¬
призы от проклятых янки.
—	Вы совсем уже нас хороните...
—	А то, что происходит в Бирме, в Индии? А то, что зав¬
тра начнется в Турции, Персии, Афганистане — везде,
где мы чувствовали себя как дома, — не их работа?
—	Их интересы там,—Грили неопределенно махнул ку¬
да-то в угол комнаты, — в западном полушарии.
—	Снимите шоры, Монти!
—	Глупости, Уинн! Теперь уж я скажу вам: вы больны
манией преследования...
—	Оставим эту тему. Так же, как будем считать решен¬
23

ным между нами вопрос: если я вожусь с вашими делами, то
вовсе не потому, что вижу какую-то перспективу, а лишь для
того, чтобы урвать свое на черный день. На тот неизбежный
день, когда вся наша лавочка начнет разваливаться, как гни¬
лой сарай!
—	Хорошо, вернемся к делу, — примирительно сказал
Грили. — Может быть, плюнуть на эти реактивки и заняться
чем-то более рентабельным на ближайшее будущее? Амери¬
канцы украли тут достаточное количество патентов, — поче¬
му бы и нам не попробовать	взять свое?
—	Все, что стоило труда,	они уже вывезли.	К	тому	же,
могу вас уверить, в будущем не будет ничего более рента¬
бельного, чем военное производство. В этом нам порукой
нюх янки.
—	Они только кричат о войне.
—	Даже если им не удастся затеять большую драку но¬
мер три, о которой они мечтают, военные акции все равно
будут выше всех остальных.
—	Если бы знать, надолго ли?
—	Пока нынешние лидеры сидят в своих креслах... Нам
нужно попробовать надуть русских так же, как янки надули
нас!
—	Для этого вам нужны	вопросы Винера?
—	Да, хотя нельзя строить на этот счет больших	иллюзий.
Инженер Шверер может оказаться неприступным.
—	Если нельзя будет взять хитростью или силой, мы ему
просто заплатим!
—	Так:то так, но есть такой сорт людей, самый неприят¬
ный, — на попытку купить их они отвечают ударом по физио¬
номии.
—	Не встречал таких дураков!
—	А они, говорят, стали попадаться среди жителей совет¬
ской зоны. Влияние русских... Но все равно мы должны тут
опередить янки.
Грили картинно поднял глаза к потолку,-
—	Дай-то бог!
Роу расхохотался.
—	Вы не туда смотрите, Монти... Не на небо, не на небо,
а на звезды и полосы...
4
Анни медленно, одним пальцем выстукивала на машинке
под диктовку фрау Шверер. Не так-то просто было ей, снача¬
ла превратившись из «чистой» горничной в «одну прислугу»,
теперь еще исполнять обязанность секретарши генерала. Не¬
24

привычные пальцы Анни долго выбирали клавиши и часто
ударяли не по тем буквам. Страница получалась грязная, ге¬
нерал ворчал и швырял ее обратно сквозь щель в двери. От
страха Анни писала еще хуже и еще медленней. Но вот она и
вовсе остановилась, пока фрау Шверер молчала, силясь про¬
честь неразборчивые строки на листке, который держала, по¬
вернув к свету.
—	Ах, какой почерк! — сказала она, наконец, тоном пол¬
ного отчаяния. — Что же делать?
—	Спросите у него, — сказала Анни.
—	О-о!—лицо фрау Шверер отразило страх, и она не¬
сколько раз отрицательно качнула головой.
Анни молча взяла у нее листок и, подойдя к плотно за¬
творенной двери кабинета, постучала. Ей ответило молчание.
Она-постучала еще раз и прислушалась. Теперь за дверью
послышались торопливые шаркающие шаги. Дверь чуть при¬
отворилась. Анни просунула в щелку листок.
—	Мы не можем разобрать...
Несколько мгновений царило молчание, за которым после¬
довало недовольное фырканье, и раздраженный старческий
голос скороговоркою прочел:
—	«Нет ничего удивительного в том, что после такого
поражения у нас появляется разочарование. Нам начинают
твердить о необходимости изгнать из человека зверя и
сделать его тем, кем ему якобы предназначено быть, —
мирным тружеником. Но мы не позволим этому жалкому
малодушию свить гнездо в умах немцев... На это я на¬
деюсь, и эта надежда помогает мне держать в руках
перо...»
Генерал высунул голову из кабинета и сердито спросил:
—	Эмма, где мой атофан?
Фрау Шверер бросила взгляд на неуклюжую, покрытую
ржавчиной бляху круглых стенных часов.
—	О, мне пора итти за лекарством, Конрад! — сказала
она.
Анни поймала брошенный в щелку листок и вернулась к
машинке.
—	Ты допишешь? — спросила фрау Шверер.
—	Он стал так ужасно писать...
Фрау Шверер приложила палец к губам и оглянулась на
дверь. Вздохнув, она положила в клеенчатую сумку саксон¬
ские часы.
—	Просто удивительно, как они уцелели! — сказала она.—
Это единственная фарфоровая вещь, оставшаяся неразбитой
при бомбардировках.
Фрау Шверер снова взглянула на стенные часы, на кото¬
25

рых вместо одной из стрелок была укреплена пластинка от
корсета.
—	Американец, наверное, опять опоздает, а Конрад будет
сердиться на меня!..
—	Вы не можете попросить у американца еще что-нибудь
впр'Идачу? Хотя бы немножко масла, — сказала Анни.
—	Он и так говорит, что часы ему совсем не подходят.
—	Они все это говорят, чтобы подешевле выманить у нас
вещи.
—	О, я говорила с офицером!
—	Попросите хотя бы немного какао или кофе. Он очень
сердится, когда утром не бывает кофе.
Старуха на цыпочках приблизилась к двери кабинета и
озабоченно прислушалась. Потом так же тихонько подошла к
противоположной двери, которую перед нею отворила Анни.
За порогом открылся провал разрушенной бомбой части квар¬
тиры. Над провалом висели дощатые -мостки с перильцами,
кончавшиеся лестничкой.
Стуча по доскам деревянными подошвами, фрау Шверер
вышла на улицу.
Давно уже ни гудки автомобилей, ни шорох шин не на¬
рушали тишины мертвого квартала. Только редкий стук эрзац-
туфель слышался между развалинами.
Фрау Шверер успела пройти не больше десятка шагов, ко¬
гда увидела появившегося из-за угла Эгона.
Фрау Шверер жадно ожидающим взглядом впилась в ру¬
ку старшего сына. На лице ее отразилось разочарование, ко¬
гда она увидела, что у Эгона в руках ничего нет. И только ко¬
гда он достал из-за пазухи затянутого ремешком пальто
несколько кредиток, гримаса разочарования сменилась у нее
снисходительной улыбкой.
—	Ты пойдешь к нему? — спросила она, пряча деньги.
—	Лучше не говорите, что я был. В прошлый раз мы по¬
ссорились.
Фрау Шверер вздохнула:
—	Ты забываешь: он твой отец!..
—	Уговорите его бросить то дело, которым он занимает¬
ся вопреки здравому смыслу.
—	Твой отец может заниматься, чем хочет!
—	Я этого не думаю, мама... И, кроме того, не нужно,
чтобы он бывал в советской зоне.
—	Ах, какое кому дело!
—	Вы, мама, не понимаете того, что происходит.
—	Вы все воображаете, будто я такая уж глупая! А я
все отлично понимаю. Мы с Анни переписываем его труд, и
как только...
26

—	Посоветуйте ему выбросить все это в печку и публично,
прямо сказать: я такой-то; я всю жизнь писал вредные глу¬
пости; помогите мне хоть раз сделать что-нибудь умное.
—	Эгон!
—	Третьего выхода нет.
—	Он говорит, что пройдет еще немного времени, и нам не
нужно будет больше скрываться.
—	Глупости!
—	Нет, не глупости. Он лучше знает. Он говорит: еще со¬
всем немяого времени, и американцы сами придут к нему, и
тогда у нас снова будет все: и дом, и деньги, и положение не
худшее, чем -прежде.
—	Мама! —в ужасе воскликнул Эгон. — Подумайте, что
вы говорите: служить американцам!
—	Он лучше знает.
—	Неужели он не понял ничего из всего, что я старался
так ясно объяснить ему?
—	Если ты с ним говорил об этом, то тебе действительно
лучше не ходить к нам... К тому же он сердится на тебя за
то, что ты занимаешься пустяками.
—	То, что я сейчас делаю, во много раз нужнее всех са¬
молетов, построенных мною за всю войну!
Эгон снял шляпу и наклонился к руке матери.
—	В следующий раз принеси что-нибудь съестное, — ска¬
зала фрау Шверер и осторожно прикоснулась губами к его
волосам.
—	У нас пока неважно с продуктами, мама...
—	Но деньги, которые ты принес, теперь так мало значат...
Эгон, не оглядываясь, свернул за руины на углу.
Расставшись с матерью, он почти тотчас забыл о ней и
стал думать о своем. Он шел долго и неторопливо. Его забо¬
тили затруднения, встретившиеся именно теперь, когда дело
дошло до практического осуществления проекта его счетной
машины. Советский комендант дал разрешение на постройку,
но негде было взять средств для покупки материалов. Может
быть, следует пойти к Вирту? У Вирта, как у заведующего
отделом транспорта в магистрате, наверное, есть ненужный
металл, который он сможет дать. Покойный Лемке всегда так
хорошо отзывался о молодом Вирте... Впрочем, Эгон и сам
давно убедился в том, что Рупрехт Вирт — достойный преем¬
ник своего учителя Франца Лемке.
Через полчаса Эгон поднялся на третий этаж дома, где
помещался магистрат.
—	Дорогой доктор! Где вы пропадали? — встретил его
Рупп Вирт, коренастый, небольшого роста молодой человек с
открытым лицом и зачесанными назад русыми волосами.
27

—	Я, наконец, закончил свой аппарат, — сказал Эгон.
—	Значит, можно освободить какую-то долю человеческо¬
го мозга от необходимости делать расчеты?
—	Представьте себе, я добился возможности интегриро¬
вать.
—	Это здорово!
—	Я никогда не чувствовал такого удовлетворения! Ведь
моей счетной машиной никто не может завоевывать мир...
—	Кто знает, — неопределенно проговорил Вирт. — Су¬
дя по тому, что американцы украли в Германии и все патен¬
ты мирного характера, следует думать, что и последними мож¬
но воевать. Притом воевать самым активным образом.
—	Мир помешался на войнах... Я не вижу этому конца... —
пробормотал Эгон.
—	К счастью, тому миру, о котором вы говорите, проти¬
востоит другой мир — мир социализма, мир творческого
труда!..
—	Англичане и американцы первыми забыли, во имя чего
и как велась эта война.
Вирт, вспомнив что-то, ударил себя по лбу:
—	Я все хочу вас спросить: в числе тех военных па¬
тентов, что вывезли американцы, попали все ваши изобре¬
тения?
—	Не все, но многие.
—	А то, что не попало в их руки?
—	Это немного...
—	Но существенно?
—	Без этого мой бывший хозяин доктор Винер, которого
хорошо знавал наш Лемке, не сможет довести до конца свое
последнее грязное дело — передачу американцам новой моде¬
ли «фау».
—	Сейчас речь не о нем: те из ваших ужасных усовершен¬
ствований...
—	Не напоминайте мне о них!
—	...которые не попали к американцам, в надежном месте?
—	Как нельзя больше! — Эгон грустно покачал головой: —
Бумаги давно в печке.
—	Значит, для того чтобы ими овладеть, нужно, чтобы вы
сызнова записали все это?
—	Этого не заставит меня сделать сам господь-бог!
—	Меня больше бога интересует Винер. Если бы он вдруг
появился...
—	Здесь?..
—	Он или какой-нибудь его эмиссар...
—	Я бы послал к чорту любого из них. Поговорим лучше
о	моей счетной машине.
23

Я знаю, вам нехватает материалов. Сейчас мы с вами
кое-куда пройдем...
На улице Эгон с трудом поспевал за Руппом, который ша-
гал быстро, уверенно и твердо.
5
—	Курите, — приветливо сказал Кроне, подвигая собесед¬
нику ящик с сигарами.
Эрнст Шверер, худой человек с нестарым, но сильно по¬
мятым лицом и с обильною сединой в волосах, принялся
медленно, словно нехотя, приготовлять сигару. Взгляд Кроне
цепко ощупывал его лицо, всю фигуру, даже пальцы, вертев¬
шие сигару. Пальцы Эрнста заметно вздрагивали, и веко ле¬
вого глаза сводил легкий тик.
—	Перестаньте нервничать, Шверер, — тем же тоном
спокойной приветливости проговорил Кроне.—Не случилось
ничего непоправимого. Из-за того, что ваш брат отказался
ехать сюда, Германия не станет ни слабее, ни сильнее, ни бо¬
гаче, ни беднее.
—	Но, господин группенфюрер, его приезд имеет очень
большое значение!
—	Чем дольше я к вам приглядываюсь, тем больше вы
напоминаете мне вашего брата.
—	Между мной и Эгоном нет ничего общего, — заносчи¬
во дроговорил Эрнст Шверер.
—	Я имею в виду вашего убитого на Восточном фронте
брата Отто. У вас та же исполнительная ограниченность и не¬
способность смотреть на вещи более широко, чем сказано в
приказе.
—	Я хорошо понимаю политический смысл похищения
Эгона.
—	Как раз этого-то от вас и не требуется. Было бы го¬
раздо лучше, если бы вместо «политических» размышлений
бы дали себе труд подумать: «Осуществить план — выведать
у Эгона его тайну — Штризе не удалось. Как мне его увезти?»
На этот раз тон насмешливого превосходства прозвучал в
ответе Эрнста:
—	Советская зона — не Америка. Киднапинг там не в
моде...
Кроне поднялся из-за стола и, подойдя к растворенному
окну, некоторое время задумчиво наблюдал за садовником,
подравнивавшим ручной косилкой газон в саду.
—	Уверены ли вы, что никаких записей у Эгона нет?, —
спросил он Эрнста.
—	Он сам сказал мне.
29

—■ Допустим, что он не соврал и все, что есть ценного,
заключено теперь в его голове.
—	Это безусловно так!
—	Значит, нам нужна его голова! Разумеется, не в отдель¬
ной упаковке... Нужно найти способ доставить его сюда хотя
бы на короткое время, для разговора с американцами.
Эрнст Шверер усмехнулся:
—	Мы могли бы и сами...
—	Это будет их делом: выжать из него то, что им нужно.
—	Я... предпочел бы точно знать, что они от него выудят.
Кроне метнул в его сторону короткий взгляд.
—	Нас с вами это не касается.
Кроне прошелся по комнате.
—	Итак, — сказал он, оборачиваясь к Эрнсту, — завтра мы
вместе с вами отправляемся в советскую зону и на месте по¬
смотрим, что можно сделать... Доктор Шверер ведь женат?
—	Да.
—	У него, кажется, есть дети?
—	Дочка, восемь лет.
—	Вы прибавили ей год, — поправил Кроне. — Значит,
завтра утром. И вот что*, позаботьтесь о том, чтобы захватить
с собой немного продуктов. Чего-нибудь такого, что любят
ваши родители. Ведь вы еще состоите в любимцах мамаши?
—	Я вас не совсем понимаю, господин группенфюрер...—
озадаченно пробормотал Эрнст.
—	Это и необязательно... Вам нужны деньги? Можете не
отвечать: вы достаточно плохо владеете лицом. — Кроне
вынул бумажник и отсчитал несколько бумажек. — Вас, конеч¬
но, больше устраивают доллары, нежели оккупационные мар¬
ки?.. Прошу!..
Когда Эрнст был уже у двери, Кроне рассмеялся и спро¬
сил.*
—	А почему вы не спросили меня: что общего между на¬
шей операцией и вкусами ваших стариков?
—	Вы же сами сказали, что это меня не касается.
—	Думали поразить меня выдержкой? Нет, милый мой,
это не выдержка, а безразличие.
—	Извините, господин группенфюрер.
—	Я хочу сказать, что к заданию американцев вы долж*
ны относиться так же, как отнеслись бы к нашим. Так слу¬
шайте, план прост:	вы	должны убедить свою матушку при¬
гласить внучку на денек к себе. Погостить и поесть случайно
раздобытых лакомств. Пока девочка будет у бабушки, — од¬
на или с матерью, это не имеет значения, — за нею может
притти сам доктор Шверер. Понятно?
—	Почти...
30

—	Но даже на этой стороне нужно избегать шума.
А если брат не отпустит дочь на эту сторону, к стари¬
кам?
—	Тогда я достану ее сам. Так или иначе ее нужно взять.
Легче похитить ребенка, чем возиться с увозом вашего брата.
—	Конечно, — согласился Эрнст и уже смело взял из
ящика Кроне две сигары и сунул себе в карман. — Это, ко¬
нечно, легче...
После ухода Эрнста Кроне опустил шторы и зажег свет.
Окна уютно светились сквозь живую изгородь, окружаю¬
щую небольшой домик. Прохожие не без зависти поглядыва¬
ли на этот уголок, подобный островку, уцелевшему в море
невзгод, захлестнувших Западную Германию. Многие знали,
что под видом безобидного бюргера здесь нашел себе приют
какой-то субъект, занимавший в гитлеровские времена видное
положение и даже имевший звание группенфюрера СС,
и многие были уверены, что если бы дело происходило на
советской стороне, то этому субъекту пришлось бы солоно.
Но заявления в комиссию по денацификации, возглавляемую
сэром Монтегю Грили, ни к чему не приводили, разве только
к неприятностям для заявителей. Поэтому заявления скоро
прекратились, и Кроне никто не беспокоил.
Кроне вел замкнутую жизнь. Днем к нему приходили ку¬
харка и садовник. Вечера он проводил один, запершись в до¬
ме. Посетители бывали у него редко. Это были люди, которых
никто в этой местности не знал.
Сегодня, как и всегда, у Кроне царила тишина. Самые
любопытные уши, если их интересовало происходящее в доме,
не уловили бы снаружи телефонного звонка, раздавшегося в
комнате, где сидел Кроне.
—	О, Фрэнк! — с неподдельной радостью воскликнул Кро¬
не, сняв трубку. — Ты уже здесь?! Ну, ну, я буду очень
рад... Только приходи пешком. Дверь на веранду будет не
заперта...
Повесив трубку, Кроне посмотрел на часы и отпер балкон¬
ную дверь.
Прошло не больше четверти часа, и в комнату вошел пол¬
ковник Фрэнк Паркер. Он плотно затворил дверь за собой и
повернул ключ.
—	Вот и я, Мак, — сказал он просто, снимая перчатки и
отбрасывая их в сторону вместе со шляпой.
Кроне пошел ему навстречу и двумя руками потряс руку
Паркера.
—	Приятно видеть тебя в порядке! Только с тобой я чув¬
ствую себя самим собою и ощущаю, что цел.
—	Да и тебе достался довольно трудный пост. По сравне¬
31

нию с тобой пресловутый британский Лоуренс жил у арабов,
как в пансионе!
Кроне достал из шкафчика несколько бутылок.
—	Покрепче?.. Один наш английский коллега, говорят,
потчует своих друзей месивом собственного изобретения. Он
называет его «Устрица пустыни»... Прочищает мозги, как вы¬
стрел.
С этими словами Кроне принялся за приготовление кок¬
тейля.
Паркер оглядел комнату.
—	Совсем обжился?
—	Завтра снимаюсь с якоря...
—	Так я займу твою хижину.
—	Получай в наследство!
—	И с рецептом «Устрицы»?
—	Как и всякий другой чужой секрет, могу уступить за
сходную цену!
—	А ты домой?
—	Зависит от того, что ты называешь домом.
—	В Штаты?
—	Боюсь, что я настолько отвык от Штатов, что именно
туда-то и приехал бы, как в гости. Нет, я еду как раз в обрат¬
ном направлении.
—	На ту сторону?
—	Да.
—	Покупать души?
—	За время работы в гестапо я пришел к выводу,- далеко
не все покупается и продается...
—	Странный вывод... для такой службы!
—	Видишь ли... мне несколько раз пришлось там столкнуть¬
ся с коммунистами. Их нельзя было ничем заставить изменить
своим взглядам: ни кнутом, ни деньгами.
—	У вас было мало денег.
Кроне покачал головой:
—	Нет... не все продается. Нам нужно с этим считаться.
Вот и сейчас я опять нарвался на такого субъекта. Он даже
еще и не коммунист, хотя идет к этому.
—	Не можешь купить?
—	Его пробовали купить англичане — не вышло. Теперь
мы хотим его просто украсть.
—	Такая важная птица?
—	У него в голове кое-что, чего нам нехватает для неко¬
торых работ реактивщиков.
—	Так при чем тут англичане?
Кроне рассмеялся.
32

—	Они думали утащить его у нас из-под носа, а нос им
йатяну я!
—	Это правильно... А что тебя гонит с места?
—	Нужно побывать среди немцев в советской зоне и за¬
одно обделать это дело со Шверером.
—	Этим самым, с реактивными проектами?
—	Да.
Паркер поставил на край стола пустой стакан.
—	Твое месиво действует здорово! Особенно на голодный
желудок.
—	К сожалению, ничего не могу предложить, кроме
бисквитов и шоколада.
—	Вполне устраивает! Я ведь сластена... Я спешил за¬
стать тебя. Мне предстоит провести тут некоторое время.
—	Тебе будет трудновато, Фрэнк. Немцы здесь особенно
недолюбливают нашего брата.
—	Обломаем!..
—	Они даже таких, как я, не очень-тЪ уважают. А если
бы они знали, что я вовсе не немец фон Кроне, а Мак-
Кронин, американец, мне пришлось бы худо... Нужно замесить
все наново.
—	Приготовь мне еще порцию твоего «Крокодила пусты¬
ни»... Но то, что ты говоришь о здешнем народе, меня удив¬
ляет.
—	Рано или поздно то же самое произойдет во всей зоне.
—	Глупости! — упрямо проговорил Паркер. — Впрочем, я
тут не надолго. Только наберу кое-какой народ.
—	Наших отсюда не сманишь!
—	Мне нужны немцы. Фу, чорт! Как я не сообразил сра¬
зу: ведь ты же должен знать всех и каждого.
—	Какого рода люди тебе нужны?
—	Видишь ли... — Паркер замялся. Чтобы дать себе вре¬
мя подумать, он отхлебнул коктейль и пощелкал языком, сма¬
куя.— Чортово месиво, но удивительно метко названо: «Уст¬
рица пустыни». В Сахаре этот купорос должен прохлаждать,,
как устрица со льда.
—	А в Арктике согревать! Это единственное, на что еще
годятся англичане: выдумывать рецепты пойла для разных
климатов.
—	Не забудь записать мне рецепт. Он мне пригодится.
—	Ты собираешься на китовый промысел?
—	Ты же знаешь очередной бум:	арктический океан —
маре нострум!.. Кажется, мне предстоит итти по стопам Пири.
Для этого-то мне и нужны не наши люди.
—	Куда именно ты метишь?
3	Поджигатели
33

—	Для начала — Шпицберген... Мне нужны мальчики, ко¬
торым уже мало что осталось терять.
—	У тебя невероятный диапазон: из Японии прямо в Арк¬
тику! Который же из флангов настоящий?
—	Оба. Нашц стремятся занять такие позиции, чтобы гос*
подствовать и над Старым Светом. Поэтому базы в Исландии,
Гренландии и на Аляске ничуть не менее важны, чем е Тихом
океане. Желтом море щи Мраморном. Иначе мы никогда не
возьмем Советы в достаточно крепкие клещи. При той поли¬
тике, которую ведут в Вашингтоне, нам нужен не один
Гибралтар, а десять: средиземноморский, полярный, атланти¬
ческий, тихоокеанский. Везде: в Европе* в Азии, в Африке —
всюду! И для каждой такой позиции мы должны найти чуда¬
ков, которые согласились бы сидеть в ее гарнизоне за пару
галет и глоток джина.
—	На первый взгляд не так-то просто!
—	Э, брат, на американские козлы сел теперь кучер, ко¬
торый может и рискнуть на горе.
—	Однако щею могут свернуть не только его пассажиры,
но и он сам, — скептически заметил Кроне.
—	Это, знаешь ли, довольно старый закон—своя глупая
голова дороже десятка умных чужих.
—	В этом смысле Гитлер был наиболее подходящим субъ¬
ектом. Наши не сумели его во-время поддержать.
Паркер потянулся и зевнул.
—	Чертовски устал!
—	На рассвете я испарюсь. Спи хоть до полудня. Перед
путешествием на север это, вероятно, не лишнее.
—	Да, полугодовой день, наверно, мешает спать, — ска¬
зал Паркер.
Кроне расхохотался.
—	Боюсь, что дело не столько в полугодовом дне, сколь¬
ко в русских, Если ты собираешься работать непосредственно
против них, то спать тебе будет некогда!
—	У тебя появилась склонность к преувеличениям, ста¬
рина!
—	Нет, вы за океаном довольно плохо представляете се¬
бе, что такое Россия и русские.
—	Кое-кто из наших детально изучил их. И еще больше
наших занимается этим тецерь.
Кроне безнадежно махнул рукой:
—	Сколько бы они этим ни занимались, их мнение всегда
будет таким, каким хочет его видеть наше сегодняшнее руко*
водство. Это, мой милый, закон! А я столкнулся с русскими
ка таком поле, как только что закончившаяся война, и пони¬
маю, с кем мы имеем дело!
34

—	Что же, собственно, ты имеешь против нашего мнения?
—	Вы чересчур упрощенно представляете себе все это.
И политическую ситуацию в СССР, и экономическое поло¬
жение.
—	Ну, тут особенно мудрствовать нечего! — высокомерно
заявил Паркер.
—	Напрасно ты так думаешь. Мне кажется, что кое р чем
вам нужно начинать с азбуки, И не только в отношении рус¬
ских... Времена переменились! В этом причина многих наших
провалов.
—	Ты идешь по неправильному пути. Все это нам совер¬
шенно не нужно. Никаких сложностей. Надежное окруже¬
ние и сокрушительный нажим кольца. Вот и все!
—	Ничего не выйдет.
—	Посмотрим...
—т На моей стороне ©се то, что я уже видел здесь, у нем¬
цев. Они осеклись на том же саодом, на чем можем споткнуться
и мы.
—	Если не будем умнее.., — Паркер снова устало потянул¬
ся. —- Ну, если ты ничего не имеешь против, дружище, я — на
боковую.
—	Диван к твоим услугам. Сейчас я дам тебе плед и по¬
душки.
Делая постель, Паркер спросил:
—	Что ты скажешь, если я отвррю на ночь окошко?
Из спальни послышался смех Кроне.
—	Только то, — крикнул он, — что, может быть, утром
затворять его будет за нас кто-нибудь другой!.* Я же гово¬
рил: немцы не очен** любят янки!
—	Фу, дьявол! Неужели так скверно?
—	Я же говорил,.. Ну спи, Фрэнк. Мне рано вставать.
6
Эмалированная дощечка с номером дома держалась на
остатке стены. Рядом с нею была огромная брешь. Дальше —
снова кусок стены с уцелевшей дверью подъезда. Сбоку
кнопка звонка в начищенной медной розетке. Чтобы попасть
внутрь дома, не нужно было подниматься по ступеням. Это
можно было сделать через любую из брешей по обе стороны
двери.
Однако дверь была затворена, и на ее створке белела кар¬
точка: «Доктор инженер Э. ф. Шверер»,
Рупп поднялся,.по ступеням и надавил кнопку.
—	О, господин Вирт! — радостно воскликнула Эльза. —
Муж будет так рад!..
3*
35

Это была правда. Приветливая улыбка появилась на ли¬
це Эгона, когда он увидел гостя.
Рупп критически оглядел скудную обстановку комнаты.
—	Неважно устроились, — проговорил Рупп.
Эгон махнул рукой:
—	Сейчас не до того. Дайте закончить мою машину...
Все придет!
—	Именно потому, что вы хотите работать, вам не может
быть безразлично, как жить, хотя бы ради нее... — И Рупп
кивком указал на девочку, безмятежно спавшую в кроватке
у единственной стены, не выщербленной осколками.
—	О, Лили!..
—	Да, ее будущее — будущее всей Германии, — сказал
Рупп.
—	Германия никогда больше не будет тем, чем была.
—	Надеюсь! И об этом позаботимся мы сами, немцы.
Именно поэтому-то ее будущее и должно быть прекрас¬
ным.
—	Если только на это может рассчитывать страна, заня¬
тая чужими войсками, раздробленная на части, с областями,
не могущими жить друг без друга, но изолированными одна
от другой.
—	Это, конечно, так, но я надеюсь, что немцы не дадут
себя одурачить.
—	Ах, Вирт! То же самое говорили и десять, и двадцать,
и даже тридцать лет назад: «Немцы не дадут себя одурачить».
А что было? Сколько раз мы давали себя одурачить и сколь¬
ко раз еще дадим? Вспомните, какими идиотами мы были в
восемнадцатом. Вспомните, на какой мякине нас провели в
тридцать третьем. А тридцать девятый, а сорок первый? За
одно это всех нас- поголовно нужно было бы посадить в су¬
масшедший дом!
Рупп рассмеялся, но Эгон еще больше нахмурился.
—	Я не шучу, Вирт! Если хотите, Германия заслужила
тот конец, к которому идет теперь семимильными шагами.
—	Конец?.. Нет, доктор, мы не идем к концу.
—	Идем! — упрямо сказал Эгон.—И придем, если толь¬
ко немцы не поймут, где их спасение! А если судить по моему
отцу, они это плохо понимают.
—	Мало убедительный пример, — Рупп улыбнулся.—Меж¬
ду немцами вообще и немецкими генералами давно уже мало
общего.
—	Если вы не идеализируете немца, в большом, широ¬
ко-народном понимании этого имени; если в немце не умерли
совесть и честь, затоптанные Гитлером; если в немце еще
тлеет искорка национального достоинства и понятия о по¬
36

длинной свободе человека, а мне хочется верить, — Эгон в по¬
рыве поднял руки,—да, мне хочется верить, что в моем наро¬
де эта искра тлеет так же неугасимо, как, оказывается, тле¬
ла во мне самом; если все это живет еще и будет жить, то
оккупанты там, на западе нашей родины, натягивают опас¬
ную для них пружину.
—	Я рад слышать это от вас, — сказал Рупп. — Надо
только уточнить, не опасную, а смертельную.
—	Может быть, и смертелыную... — в задумчивости повто¬
рил за ним Эгон. — Когда в народе просыпается сознание то¬
го, что он Народ, он не прощает, не может и не должен про¬
щать того, что делают американцы и англичане... Особенно
американцы... Они плюют нам в лицо, они третируют нас, как
каких-то варваров, как рабов, как подонки человечества. Нас
без стеснения обирают. Солдаты и офицер*ы — кто как умеет.
Они разгромили мою квартиру. Растащили все. «На память,
на память!» — приговаривали они, растаскивая вещи. В каче¬
стве сувениров брали что попало: сапоги и вазы, люстры и
одеяла. — По мере того как Эгон говорил, лицо его покрыва¬
лось бледностью. Он судорожно сжимал руки. — Теперь, если
я вижу на улице американцев, мне хочется позвать их к себе
вот сюда, в эту голую конуру: «Не хотите ли взять еще что-
нибудь?» Солдат, вероятно, удовлетворился бы кастрюльками
Эльзы; офицеру я предложил бы детскую кроватку. А гене¬
рал... генерал, конечно, пожелал бы овладеть чертежами моей
счетной машины! О, в этом американские генералы понимают
толк! Нам они охотно оставили бы кучу железного лома...
Но нет, чорт возьми, они не получат мою машину, Я уничтожу
чертежи так же, как уничтожил тогда, почти на глазах этого
проклятого тощего американского генерала, последние черте¬
жи ракеты. К сожалению, я не успел того же сделать с днев¬
ником...
—	В нем было что-нибудь..* такое?
—	О нет, ничего секретного! Только строго интимное, мое.
Американцы не извлекут из дневника никакой пользы.
—	Так... — задумчиво произнес Рупп. — И все-таки мы
подыщем вам более подходящее жилье. Хотя бы ради... ради
Лили. И ради «вас самого. Об обстановке можете не беспо¬
коиться. Теперь много свободной мебели в Берлине. Мы смо¬
жем обставить вас наилучшим образом. Даже картины по¬
лучите, если захотите.
—	Чтобы их снова утащил какой-нибудь американский
полковник?
—	Не бойтесь, здесь, в советской зоне, другие порядки.
Эгон в волнении прошелся по комнате.
—	Да-да. — Эгон грустно улыбнулся. — Теперь часто
37

приходится говорить на эту тему. Многие представляют себе
так, что нас будут рвать с двух сторон...
—	Это не так, мой доктор.
Рупп развернул книгу, которую держал в руке.
—	Вот, послушайте.—Он приблизил раскрытую книгу к
свету и прочел: — «Иногда болтают в иностранной печати,
что Красная Армия имеет своей целью истребить немецкий
народ и уничтожить германское государство. Это, конечно,
глупая брехня и неумная клевета на Красную Армию.
У Красной Армии нет и не может быть таких идиотских це¬
лей. Красная Армия имеет своей целью изгнать немецких
оккупантов из нашей страны и освободить советскую землю
от немецко-фашистских захватчиков. Очень вероятно, что
война за освобождение советской земли приведет к изгна¬
нию или уничтожению клики Гитлера. Мы приветствовали бы
подобный исход. Но было бы смешно отождествлять клику
Гитлера с германским народом, с германским государством.
Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а на¬
род германский, а государство германское — остается...»
Рупп поднял глаза на Эгона. Тот сидел, охватив голову
руками. Его глаза были закрыты. Рупп раздельно повторил:
—	«...гитлеры приходят и уходят, а народ германский..»
Заметьте, доктор, это говорилось в тот период, когда Гитлер
в своем приказе писал: «Уничтожь в себе жалость и состра¬
дание —1 убивай всякого русского, советского, не останавли¬
вайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или
мальчик, — убивай!..» Й Геринг вторил ему: «Убивайте, уби¬
вайте! Каждого, кто против нас, убивайте. Не вы несете от¬
ветственность за это, а я, поэтому убивайте!» — Голос Руппа
утратил ласковую мягкость, с которой он начал беседу. В нем
зазвенела гордость: — А смотрите, доктор, что говорит
Сталин:	«У нас нет такой задачи, чтобы уничтожить
Германию, ибо невозможно уничтожить Германию, как невоз¬
можно уничтожить Россию. Но уничтожить гитлеровское госу¬
дарство — можно и должно».
—	И все-таки, я боюсь. Очень боюсь*.. Может ли победи¬
тель удержаться от того, чтобы не воспользоваться правом
сильного?
—	Этот человек не бросает слов на ветер, — внушительно
проговорил Рупп. — Еще двадцать лет назад, когда никто не
мог предугадать того, что случилось, он говорил, что сила
Красной Армии состоит в том, что она воспитывается с пер¬
вого же дня своего рождения в духе уважения и любви к ра¬
бочим всех стран, в духе сохранения и утверждения мира
между странами.
—	Кто это сказал?
38

—	Сталин.
Эгон подался всем. корпусом к Руппу. В волнении прого¬
ворил:
—	Много лет назад я слышал его голос по радио в авто¬
мобиле Франца.., Я мог бы и сейчас слово в слово повторить
его речь...
—	Я вижу, вам она хорошо запомнилась.
—	Разве можно забыть этот голос! Эти слова! — Глаза
Эгона загорелись новою надеждой. — Я вам признателен, я
вам очень благодарен... — Эгон протянул Вирту руку.
—	Боже мой, почему такая официальность? — улыбнулся
тот.
—	Разве не вы теперь мой единственный, мой незамени¬
мый профессор?*. Вы рождаете во мне надежду... Не дадите
ли вы мне эту книгу?
Рупп положил книгу на стол.
—	Прочтите. Вы поймете, какой человечной может быть’
армия и как величественно созидательны могут быть ее зада¬
чи. Однако мы заговорились, а ведь я забежал только для
того, чтобы сказать: завтра вы можете притти за материала¬
ми для вашей машины. Советский комендант разрешил ее по¬
стройку.
Эгону не хотелось говорить. Слова благодарности каза¬
лись ему ненужными и беспомощными, совсем недостаточны¬
ми для того, чтобы выразить его чувства. Он остановился над
кроваткой и долго, задумавшись;, смотрел на разметавшуюся
во сне девочку.
—	Я совсем забыла тебе передать, — сказала Эльза,—за¬
ходил Эрнст.
—	Эрнст? — Брови Эгона недовольно сошлись. — Что
ему тут нужно?
—	Твои родители приглашают Лили на денек погостить,
Эрнст завтра заедет за ней.
—► Завтра я занят.
—	Так я поеду с Лили,
•— Одна, в ту зону?
7
Старый Шверер напрасно старался скрыть от жены владев¬
шее им с утра беспокойство. Он непривычно суетился, то и
дело высовывался из кабинета, чтобы посмотреть на един¬
ственные оставшиеся в доме часы, и потом, поймав себя на
этом нетерпении, с ожесточением захлопывал дверь.
Наконец над входной дверью настойчиво задребезжал
звонок.
39

Перед отворившею дверь Эммой стоял плотный человек
среднего роста в наглухо застегнутом черном пиджаке, из
которого торчал стоячий крахмальный воротничок. Прямые
широкие поля черной шляпы почти касались оправы очков.
Обнажив коротко остриженную голову, вошедший негром¬
ко, но настойчиво проговорил:
—	Я желал бы видеть господина Шверера. — Заметив гото¬
вый сорваться с губ Эммы ответ, он предупредил его легким
движением руки и уверенно произнес: — Если вы скажете,
что пришел отец Август фон Гаусс, он захочет меня
принять.
Прежде чем Эмма успела что-либо ответить, за ее спиною
приотворилась дверь генеральского кабинета и выглянул сам
Шверер. Он пристально и с очевидным удивлением смотрел
на Августа.
—	Вполне понимаю ваше недоумение, экселенц, — с улыб¬
кою проговорил священник. — С тех пор, как мы виделись
последний раз, прошло по крайней мере десять лет. Вы имели
право забыть меня.
—	Вы... так изменились, — проговорил Шверер и продол^
жал в нерешительности стоять в дверях, но Август, не ожи¬
дая приглашения, заметно прихрамывая, направился в каби¬
нет. Швереру поневоле пришлось посторониться. Последовав
за гостем, он сердито прихлопнул створку двери.
Торопливо, мелкими шажками Шверер обошел стол, но не
опустился в кресло.
Гаусс насмешливо сказал:
—	Вас, видимо, не успели предупредить, что наш разговор
не будет коротким.
В ответ Шверер жестом предложил ему сесть.
—	Вы перестанете удивляться моему визиту, — продолжал
священник, — когда узнаете, что я прибыл как посланец доб¬
рой воли от его святейшества папы.
—	Вы и... папа?!
—	Мы, немцы, достаточно хорошо знали святого отца, ко¬
гда он был еще кардиналом Пачелли. И он тоже достаточно
хорошо знал многих из нас...
Шверер потер лоб и нерешительно проговорил:
—	Кардинал Пачелли?
—	Я знаю, экселенц, вы никогда не были склонны интере¬
соваться делами церкви. Это грех многих наших военных.
Грех и большая ошибка. Политическая и, я бы позволил себе
сказать, экселенц, тактическая ошибка! Именно так: тактиче¬
ская, — внушительно повторил патер Август. — Думаю, что
у моего старшего брата есть теперь достаточно времени для
размышления над ошибками, приведшими его в плен к рус¬
40

ским, где ему не осталось ничего иного, как заниматься исто¬
рией живописи...
—	Французской! — фыркнул генерал.
—	Полагаю, что вы, как всякий цивилизованный человек,
хорошо знаете заслуги его святейшества перед национал-социа-
лизмом и перед современной Германией вообще. Ещё большие
услуги святая церковь рассчитывает оказать ей в будущем.
Генерал нетерпеливо перебил:
—	И все-таки я не понимаю: почему вы здесь, у меня?
Отец Август сделал вид, что не замечает erb раздра¬
жения. Все тем же ровным, спокойно-настойчивым голосом
он проговорил:
—	Самое могущественное государство вселенной — свя¬
тая католическая церковь — протягивает руку всякому, кто
готов сотрудничать с нею на любом поприще. — Он сделал
паузу и повторил: — На любом, экселенц: духовном, полити¬
ческом, экономическом и военном. Рим поддержит всякого,
кто стремится к уничтожению1 коммунизма. Назовите мне
иную, более универсальную и гибкую машину, способную
объединить самые разнородные, подчас даже противоречивые
силы и элементы, чем наша церковь!
—	Не преувеличиваете ли вы?
—	Преувеличиваю?!—отец Август соболезнующе покачал
головой, как если бы ему было жаль этого, так мало знаю¬
щего старикашку. — Покажите мне другую державу, поддан¬
ные которой были бы равноправными гражданами всех госу¬
дарств мира! Святейший отец, наш папа может отдать
любой приказ любому из трехсот восьмидесяти миллионов
своих подданных, не считаясь ни с их положением, ни с их
национальностью! Католицизм стирает границы — он не при¬
знает национальностей, он космополитичен...
—	Я помню, то же самое говорили мне о коммунизме, —
неуверенно пробормотал Шверер.
—	Увы, это было нашей ошибкой. На деле коммунисты
всегда настойчиво боролись только с узким национализмом.
Это-то мы опрометчиво и принимали за космополитизм.
—	Я не очень разбираюсь,—не без робости заметил генерал.
—	А вам очень важно понять, что, будучи врагами космо¬
политизма, за который борется святая католическая церковь,
коммунисты отстаивают право человека на его националь¬
ность, на его любовь к его земному отечеству. Эта точка зре¬
ния антагонистична нашей. Мы утверждаем, что истинное
отечество, единое для (всех людей, не здесь, на этой грешной
земле, а там... —отец Август возвел глаза к потолку и даже
воздел руки.
Шверер раздраженно повел плечами,
41

—	Космололитизм, интернационализм! Мне нет до всего
этого никакого дела.
—	Неправда! Вы не им-еете права повторять ошибки прош¬
лого. В своих планах вы должны рассчитывать на создание
пятой колонны там, где силен католицизм.
Шверер в полном изумлении уставился на собеседника.
—	Да, да, именно так! Католик, не признающий себя ни
поляком, ни чехом, ни итальянцем, ни французом, а только
подданным святого престола, только покорным рабом святей¬
шего отца римской церкви,— вот на кого вы должны делать
ставку не меньшую, чем на своих солдат...
—	Однако чему я все-такй обязан вашим визитом? — пре¬
рвал его Шверер.
—	Поймите же, — проговорил Август, — престол святого
Петра—вот центр, к которому вскоре протянутся все ру¬
ки, желающие поднять меч на большевистскую Россию.
В Рим придут все, кто захочет принять участие в кре¬
стовом походе против русского да вообще восточного боль¬
шевизма.
—	Положение усложнилось, — резко возразил генерал. —
Нам самим, всем нашим соседям и даже самому Риму нуж¬
но лечиться от язвы коммунизма, прежде чем выступать в
гюход.
—	Мы это знаем, — сказал Гаусс.— Мы боремся и будем
бороться с этой бедой. Такова миссия апостольской церкви,
экселенц. Светские власти многих государств и самого бо¬
гатого и могущественного среди них — Соединенных Шта¬
тов — работают рука об руку с нами. У нас нет разногласий
в этом деле.
—	Я очень рад, однако все же думаю: я ничем не могу
быть полезен его святейшеству. Я сторонник крайних мер.
Россию нужно побеждать не крестами, а пушками. Тут нуж¬
ны не священники, а солдаты. Только над этим я работаю и
намерен работать дальше.
—> Мы хорошо знаем, над чем вы теперь трудитесь. Мы
одобряем ваш труд.
—	Вы ничего не можете знать, — сказал Шверер. — Я ни¬
кому не докладывал о том, над чем тружусь!
—	И тем не менее... — Гаусс улыбнулся. — Могу вас уве¬
рить, экселенц, мы очень многое знаем,
—	То же самое любила говорить наша гестапо, — желчно
заметил Шверер.
Август Гаусс развел руками, как бы говоря: «Можете на¬
зывать это как угодно».
—	Мы знаем и то, что англо-американское командование
пока воздерживается от прямого контакта с вами.
42

—	Я ему ничего не предлагал, — обиженно буркнул Шве¬
рер.
—	Не огорчайтесь, они скоро придут к вам.
Не обращая внимания на выражение обиды на лице Швере¬
ра, патер продолжал:
—	К тому же у них возрастает интерес к теме похода на
восток.
—	Для того чтобы сообщить мне все это, вы и при¬
шли?! — проговорил генерал тоном, в котором слышалась
горечь. — Я работаю для тех, кто так же, как я, понимает,
куда должен быть направлен меч будущей Германии.
—	Примите же и нас в число тех, кто думает так, — про¬
изнес Гаусс и сунул руку в карман пиджака.
Шверер увидел пачку узких длинных зеленых банкнот.
—	Мы намерены помочь вам закончить ваш труд, — ска-'
зал Гаусс. — Книга должна быть дописана.
—	Я и допишу ее!
—	Если не умрете с голоду, экселенц, — резко сказал
священник. — Поэтому мы предлагаем вам купить ваш труд
за наличные.
—	Он еще далеко не закончен... — уже значительно менее
сухо заметил Шверер.
—	Это нас не смущает. — Священник подвинул пачку
долларов к Швереру. — Мы просим вас принять этот аванс.
В комнате воцарилось молчание. Была слышна только ча¬
стая дробь, отстукиваемая по краю стола ногтями гене¬
рала.
Эту тишину разорвал неожиданный удар в дверь. Она
порывисто распахнулась, и в кабинет вбежал Эрнст. Его лицо
было бледно. Он тяжело дышал.
Увидев его, Шверер испуганно крикнул:
—	Лили?!
Эрнст протянул дрожащую руку, чтобы остановить бро¬
сившегося к нему отца.
—	Нет, нет, с нею ничего не случилось.,, — Окинув взгля¬
дом незнакомого посетителя, он, насколько мог спокойно,
сказал: —- Просто я не застал там никого дома.
Август Гаусс поднялся и, молча поклонившись генералу,
вышел. Генерал засеменил к двери. Оц хотел крикнуть жен¬
щинам, чтобы проводили патера, но увидев их суетящимися
в кухне, сам пошел по мосткам перед Гауссом и отворил
ему дверь.
Эрнст, оставшись один в кабинете, рывком освободился
от галстука и дрожащими пальцами расстегнул воротник ру¬
башки. Он перестал владеть собой. Даже здесь, на земле, не
подконтрольной советским войскам, ему чудилась погоня рус¬
43

ских, едва не -захвативших его на квартире Эгона. Если бы
он не успел вскочить в автомобиль, его схватили бы так же,
как Кроне при попытке насильно увезти Эгона из советского
сектора Берлина и передать американцам.
Эрнст провел рукою под воротником — шея была мокра
от пота. Он в бессилии откинул голову, но тут его взгляд
упал на пачку долларов, лежавшую на отцовском столе. Одно
мгновение он с удивлением смотрел на деньги. Потом быст¬
рым движением пальцев, в которых сразу исчезла дрожь,
схватил несколько билетов и, скомкав, сунул в карман.
Когда генерал вернулся в кабинет, Эрнст сидел, откинув¬
шись на спинку кресла.
8
—	Курить, надеюсь, резрешите? — спросил арестованный.
Помощник советского коменданта молча подвинул ему
коробку папирос.
—	Я предпочел бы получить обратно мои сигары, — ска¬
зал Кроне.
—	Не раньше, чем их исследуют.
Арестованный пожал плечами и взял папиросу.
Офицер придвинул к себе протокол допроса.
—	Ваше имя?
Арестованный испытующе посмотрел на офицера, пытаясь
поймать его взгляд, но тот глядел на кончик пера.
Подумав несколько мгновений, арестованный четко произ¬
нес:
—	Вильгельм фон Кроне.
—	Национальность?
—	Немец.
—	Вы в этом уверены? — спросил офицер и впервые
взглянул на Кроне.
—	Так утверждали мои родители. У меня не было осно¬
ваний им не доверять.
—	Несмотря на арест, вы пытаетесь сохранить бодрое на¬
строение?
Кроне пожал плечами:
—	У меня нет оснований быть недовольным.
—	А то, что провалились ваши намерения в отношении
инженера Шверера?
—	О, это довольно сложный вопрос!
—	Поэтому-то мне и хотелось бы его выяснить.
—	Я бы предпочел отложить это до другого раза. Здесь
это не может иметь значения. Когда меня будут допрашивать
там, в России...
44

—	Почему вы так уверены, что-окажетесь в СССР?
—	А разве вы не отправите меря в Россию?
—	Если это будет необходимо.
—	Я полагал, что всех СС вы отправляете в лагери.
—	Все зависит от того, что я от вас услышу.
—	Длинная и сложная история...
—	Этого я не боюсь.
—	В сущности, это хроника семейства Шверер. И даже
больше, чем одного этого семейства, — это хроника больших
и сложных событий, которые привели к тому, что я должен
был ехать сюда, в вашу зону. И я бы даже сказал, к тому,
что эта часть Германии, стала именно вашей зоной и что я,
немецкий гражданин и чинданик, сижу тут арестованный.
У вас нехватит терпения выслушать всю эту историю.
—	Хватит. Не только выслушать, но и записать.
—	Я должен был бы начать ее издалека,
—	Откуда хотите.
Помощник коменданта позвонил и приказал вошедшему
Лободе прислать стенографистку.
Пока стенографистка усаживалась и приготовляла каран¬
даши, Кроне нервно курил, делая глубокие затяжки. Когда
стенографистка взглянула на офицера в знак того, что она
готова, Кроне сказал:
—	Постараюсь сделать так, чтобы всякому, кто будет это
читать, все стало ясно. — Он криво усмехнулся, глядя на
отделяющуюся от папиросы струйку дыма. — Могу сказать:
жизнь большинства участников этой истории я знаю лучше,
чем они сами. Они многое забыли, а я обязан был помнить
все. — Он полуобернулся к стенографистке: — Вы готовы,
фройлейн?
Кроне уже собирался начать говорить, когда офицер оста¬
новил его движением руки. Он мгновение о чем-то раздумы¬
вал, потом сказал стенографистке:
—	Выйдите на несколько минут и пришлите мне Лободу.
Вошедшему старшине помощник коменданта сказал:
—	Возьмите арестованного. Приведите, когда позвоню.
Ясно?
—	Так точно, товарищ майор.
Оставшись в кабинете один, офицер несколько раз про¬
шелся из угла в угол. Вернулся к столу, набрал номер диском
телефона.
—	Тот, кто называет себя Кроне, у нас в руках, — сказал
он. — Я думаю, это ключ ко многому из того, что мы уже
знаем. Остается свести концы с концами...
Выслушав какую-то реплику собеседникз, он продолжал.
—	Сейчас он будет у меня. Вы будете получать стено-
45

граммь! сразу по расшифровывании. Исправляйте все неточ¬
ности. Дополняйте рассказ. Он должен содержать все, что
Кроне попытается скрыть и чего он сам не может знать, ко
что знаем мы... Первую стенограмму получите сегодня,
Положив трубку, он нажал кнопку звонка й приказал вве¬
сти арестованного.
Кроне сел. Он старался сохранять спокойствие* На когда
он закуривал, его пальцы заметно дрожали.
Едва начав диктовать, он уже потянулся за новой пагшро^-
сой.
Офицер сидел у окна и* казалось, не слушая Кроне, рас¬
сматривал молодое деревце* прошедшей весной посаженное
под окном советскими солдатами; Деревце было тоненькое,
и листочки На нем были крошечные, светлозеленые; Они раз^
ворачивалнсь с такою робостью, словно боялись раскрыться
в этой, только еще второй для них немецкой весне без грохо¬
та пушек, без топота солдатских сапог.
Офицер с дружеской усмешкой смотрел, как старшина
Торжков, присев на корточки, разрыхлял землю ёокруг дерев¬
ца и поливал ее прямо из большого ведра, пренебрежительно
отставив аккуратную* маленькую, выкрашенную в зеленый
цвет и разрисованную маргаритками немецкую лейку*

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В стране классового, иерархическо¬
го строя свирепствует фашизм, ко¬
торый, по сути его, является орга¬
низацией отбора наиболее гнусных
мерзавцев и подлецов для порабоще¬
ния всех остальных людей, для воспи¬
тания их домашними животными
капиталистов.
Горький

1
Потому ли, что Кроне сам не знал, или потому, что
надеялся скрыть истинный смысл событий, он начал
сбой рассказ не с того, с чего, пожалуй, должен был бы
начать.
Он не сказал о том, что декабрьским вечером 1932 года
на одной из пристаней Нью-Йоркского порта, принадлежащей
немецкой трансатлантической компании «Гамбург—Америка»,
произошло нечто, еще никогда не случавшееся на пристанях
этого общества: теплоход «Фридрих Великий», один из круп¬
нейших и быстроходнейших пассажирских кораблей того вре¬
мени, отвалил в очередной рейс на два с половиною часа
позже, чем значилось в расписании!
Как люди оставшиеся на американском берегу, так и две
тысячи четыреста шестьдесят пассажиров и четыреста сорок
человек команды «Фридриха» могли только теряться в до¬
гадках о причинах этой неслыханной задержки. У них было
мало надежды узнать правду. Даже в отношении капитана
«Фридриха», Гуго Хаммера, безусловно честного человека и
отличного моряка, можно утверждать, что если бы он во
время перехода по Атлантике мог уяснить себе последствия,
которые будет иметь для немецкого народа задержка, да и
самый этот рейс, он, возможно, скорее согласился бы утонуть
4	Поджигатели
49

вместе с кораблем посреди океана, нежели довести его до
берегов Европы.
Несколько пассажиров, занимавших каюты «особого кори¬
дора» вокруг помещений, носившего условное наименование
«салона для новобрачных», могли бы объяснить причину за¬
держки отплытия и смысл их собственного пребывания на
борту «Фридриха». Но они молчалй. От журналистов и прочих
любопытных их надежно оберегали безмолвные здоровенные
молодцы в штатском* каждые два часа сменявшиеся у дверей,
ведущих в этот «особый коридор».
Но едва ли существуют на свете тайиЫ, которые рано или
позднд не становятся достоянием истории. Стало известно, что
отплытие «Фридриха Великого» было задержано по приказу
германского посла в Штатах* Позднее было с точностью
Ёыяснено, что именно в эти часы посол находился в здании
государственного департамента. День был субботний, и в госу¬
дарственном департаменте уже не было никого из старших
служащих. Освещенными оставались только окна кабинета
государственного секретаря, следовательно, нетрудно было
установить, что германский посол находился именно в этом
кабинете. Кроме посла и самого государственного секретаря,
там присутствовало еще одно лицо, имя которого долго оста¬
валось неизвестным. Это лицо* под охраною нескольких част¬
ных сыщиков, и прибыло на самолете из Вашингтона на
аэродром Лонг-Айленд в Нью-Йорке и Прямо оттуда проследо¬
вало на борт «Фридриха Великого», где тотчас скрылось аз
дверью «салона для новобрачных».
В списке лиц, когда-либо пользовавшихся этим салоном,
значились английские лорДы и индийские раджи, короли и
Принцы, послы и министры* Этот пышный список печатался
в проспектах компании «Гамбург—Америка». Но в нем никог¬
да не появлялось Имя лица, занимавшего салон в рейсе* на^
чавшеМСя декабрьским йечером 1932 года. Пассажир Не имел
никаких титулов.
Это был Плотный мужчина большого роста* далеко не
рый с лица, хотя над его лбом, таким же розовым, как й его
Мясистые округлые щеки, серебрились прйдй коротко остри¬
женных седых волос. У него был тяжелый подбородок и от*
топыренные, как большие морские раковйны, хрящейатые уши.
Ни одною Из своих черт он не походил йа тех «породистых»
и большею частью худосочных аристократов, которые иногда
занимали салон. Взгляд его больших водянисто-голубых гла^
казался рассеянным, скользким, но лишь до того момента*
пока они не останавливались йа собеседнике ИЛИ в них не
вспыхивал огонек гйева. Тогда их взгляд становился тяже¬
лым и сразу выдавал волю й упорство йх обладателя.
50

Звали этого человека Джон Аллен Ванден1гейм Третий. Он
Не мог похвалиться тем, что его предки высадились с «Май¬
ского цветка»* да и вообще предпочитал не копаться в своей
родословной Дальше Двух поколений. В душе он осуждал cfeo^*
его покойного отца Джона Ванденгейма Второго за то, что
тот имел привычку шутливо хвастаться своим происхожде¬
нием от некоего караибского пирата, Не Стяжавшего Нх роду
славы, но зато оставившего наследникам первый миллион дол¬
ларов* приумноженный ими до полумиллиарда. Нелюбовь
Джона Ванденгейма Третьего к легенде о пирате объяснялась
просто: вовсе не он один знал* что в действительности это!
«пират» Ян Ван-ден-Гейм был беглым голландским каторж^
ником и совершенно сухопутным человеком. Полем его дея¬
тельности! было не Караибское море, а трущобы Чикаго*
И миллион был им оставлен не в виде жемчугов и рубинов,
Похищенных из трюмов чужих кораблей, а банкнотами, добы¬
тыми преступлениями, среди которых далеко не Последнее
место занимали обыкновенные убийства,
Джон Самый Младший не видел этих банкнот. Он был по¬
томственный миллиардер и не интересовался тем, как выгля¬
дят наличные деньги. Их заменяли ему чековые книжки доб¬
рой полДюжины американских й европейских банков, входив¬
ших в систему его «дома».
Джон Ванденгейм вовсе не был новобрачным и даже не
знал, что его каюта, состоящая йз четырех великолепных
апартаментов, носит столь идиллическое название; Ночью о-н
спал плохо. Он ворочался в постели, такой чудовищно огром¬
ной, что на ней можно было бы сыграть в поло; он несколько
раз просыпался, лежал с открытыми глазами, словно невесе¬
лые видения покинутой им американской действительности
преследовали его и на борту «Фридриха».
Уж он-то, Джон Ванденгейм Третий, казалось ему, знал,
что происходит в мире. Больше того, он воображал себя
одним из тех центров, вокруг которых движутся известные
ему миры единственной понятной ему вселенной, — мир бан¬
ков и прессы, нефти и стали, химии и железных дорог; мир
политики с избирательной машиной, поставляющей роботов
для протаскивания в конгрессе нужных Джонам законов, су¬
дей для борьбы с законами, мешающими Джонам, губернато¬
ров для борьбы с бастующими рабочими Джонов. Мир желтых
профсоюзов с их лидерами, состоящими на жалованье Джонов
и предназначенными для разгрома стачек, с которыми бес¬
сильны справиться губернаторы; мир церкви, довершающей
то, чего не могут сделать ни губернаторы, ни профсоюзные
лидеры — залезть в души голодных и недовольных, всучить
вместо хлеба молйтвы. Все это были миры, доступные нони-
4*
51

манйю Джона. Центрами притяжения в них были меллоны,
дюпоны, рокфеллеры и морганы — «солнца» керосиновых,
оружейных, консервных и пароходныхх систем, — такие же
«светила», как он сам, Джон Ванденгейм Третий, воображаю¬
щий, будто от его разума и воли зависит вращение «его»
системы вправо или влево.
Представление о себе, как о динамической силе, измеря¬
емой количеством долларов, втянутых в его орбиту, было
столь органически свойственно его психологии; столь неотъ¬
емлемо от его ощущения самого себя, что казалось чем-то
безусловно разумеющимся и не нуждающимся ни в каком
анализе. С точки зрения Джона анализировать существо его
власти было так же глупо, как тратить время на проверку за¬
кона всемирного тяготения, а спорить о вечности 'и богоуста-
новленности этой его власти так же кощунственно, как доб¬
рому католику сомневаться в святости папы — наместника
господа-бога на земле.
Ванденгейм был твердо уверен, что ходом жизни на остав¬
шейся за бортом «Фридриха» американской -земле управляют
законы, создаваемые Джонами. Правда, в молодости он чи¬
тал, что подобно тому, как Дарвин открыл закон развития
органического мира, так Маркс открыл закон развития чело¬
веческой истории. Но, так же как об открытии Дарвина,
Джон думал только однажды, когда читал отчеты об «обезь¬
яньем процессе», так и о Марксе он вспоминал, только слы¬
ша о коммунистах. Джон не имел никакого представления
о том, что и его собственным «миром» и ходом всей истории
человечества, в конечном счете, управляют не государственные
мужи, не сенаторы, которых держат на жалованье Джоны,
не воззрения немногих людей, определяющих для остальных
право насыщаться или умирать с голоду. Ходом истории
управлял открытый Марксом великий закон развития чело¬
веческого общества на всех его ступенях; закон, точно рас¬
крывающий стимулы и основы жизни как в пору варварства,
так и в пору современной дикости «цивилизации» Джонов.
Этот закон действовал с неумолимой силой и предопределял
безостановочную погоню Джонов за прибылью и непрерывное
возрастание капитала Джонов, но вместе с ним и рост массы
наемного труда, наемных рабочих. Этот закон ставил Джонов
ь нелепое положение волшебника, создавшего могуществен¬
ные силы — средства производства и обмена — и оказываю¬
щегося не в состоянии справиться с ними. Более того: вслед¬
ствие классовой ограниченности своей философии «волшеб¬
ник» не догадывался, что он сам в погоне за наживой прежде
всего создает собственных могильщиков — пролетариев. Джон,
наконец, не подозревал, что не по собственной своей «сво¬
52

бодной» воле и не в результате своего или своих сообщников
«независимого» решения, а именно в силу действия этого же
закона, сам он, Джон Третий, солнце «системы Ванденгейма»,
должен был сегодня отправиться в Европу.
Он вынужден был покинуть Америку в тот трагический
для него и для всех его единомышленников момент, когда
подрезанный кризисом их кандидат в президенты Гувер про¬
валился на выборах, уступив место кандидату демократиче¬
ской партии Франклину Делано Рузвельту. Говорили, что но¬
вый президент намерен даже поставить вопрос о признании
Советского Союза.
И все это происходило в то время, когда, по официальной
оценке английского правительства, общий процесс разложе¬
ния капиталистической системы «дошел до той точки, где уже
начиналась попытка ликвидировать не только частные капи¬
талы и предприятия, но и целые страны», когда «во всех на¬
правлениях замечаются признаки паралича торговли и угрозы
банкротства и финансового краха», когда «международный
денежный механизм, без которого современный мир не в со¬
стоянии эффективно существовать, равбит на куски».
Джон должен был оторваться от дома в то самое время,
когда французская пресса вопила: «Горизонт мрачен. Верши¬
телям судеб придется разрешить величайшую из всех задач,
которую когда-либо приходилось решать ответственным пра¬
вительствам, а именно — спасти нашу цивилизацию, находя¬
щуюся в опасности»; когда в цитадели капиталистического
благополучия — Соединенных Штатах Америки — двадцати¬
пятитысячная армия доведенных до отчаяния ветеранов войны
совершала голодный поход в Вашингтон и войска получили
приказ открыть огонь, чтобы не пустить своих изголодавших¬
ся товарищей к Белому дому. Осторожный «Таймс» вынуж¬
ден был сознаться: «Несмотря на то, что в банковских подва¬
лах Америки находится почти половина золотого запа¬
са двадцати девяти главных стран мира, — там наблю¬
даются нищета и лишения, не знающие параллели в исто¬
рии Соединенных Штатов». Треть трудоспособного на¬
селения Нью-Йорка готова была предложить свой труд
за любую цену, чтобы спасти от голодной смерти свои
семьи.
Положение фермеров было еще хуже. Почти поголовно
фермерское население Штатов было доведено до полного
разорения и отчаяния. Миллионы людей превращались в без¬
домных бродяг, кочующих по стране. Единственным утешени¬
ем могло служить им то обстоятельство, что 17 миллионов
безработных американцев составляли значительно меньше по¬
ловины людей, бродящих по улицам города так называе¬
53

мых цивилизованных стран Европы и обеих Америк в поисках
работы и хлеба.
Многие миллионы людей в Европе и Америке каждый день
с надеждой раскрывали газеты. Исстрадавшиеся, все еше
наивные люди готовы были верить, будто все дело во времен¬
ной заминке, а не в пороках, свойственных капиталистической
системе хозяйства; будто эта временная неурядица вызвана
последствиями недавней войны и хотя причины депрессии
могут быть многообразны, но общеизвестно-де, что военные
долги и репарации служат одной из главных причин упадка и
урегулирование этих долгов освободит мир от ряда связанных
с ними угроз и явится условием всеобщего процветания.
Джон Ванденгейм и подобные ему «вершители судеб» ви¬
дели только внешнюю сторону фактов и не понимали истори¬
ческой сущности событий. Все их усилия и усилия оплачивае¬
мых ими философов были направлены на бесплодные
попытки опровержения единственного закона, открывшего
путь к познанию подлинного смысла истории,—закона Маркса.
Миллионы же простых людей питались фальсификацией исто¬
рии, которой пичкали их херсты, мак-кормики, паттерсоны
по приказу тех же морганов, рокфеллеров и ванденгеймов.
Простые люди вынуждены были верить басням, будто все зло
действительно в репарациях, которые по Версальскому догово¬
ру немцы были обязаны платить победителям, и в военных
долгах союзников американскому казначейству. Якобы только
эти долги и репарации нарушали экономическое равновесие
мира, и стоит-де простить немцам их репарации и отсрочить
англичанам и французам их долги, как все придет в порядок.
Какой же голодный американский рабочий и фермер не согла-^
сился бы простить таким же голодным немцам и французам
несколько миллиардов, имевших к тому же в его представлен
нии чисто теоретический смысл, если это прощение означало
возможность завтра же продать свой труд и принести детям
краюху хлеба? Особенно если от этого рабочего или фермера
скрывали, что прощение официальных долгов необходимо,
чтобы дать возможность немецким, французским и английским
банкирам платить проценты по частным займам, сделанным
у американских банкиров; что прощение долгов необходимо,
чтобы поставить на ноги еще чахлое чудовище европейского
фашизма, без помощи которого всем ванденгеймам Америки и
Европы уже казалось невозможным спастись от все ярче
разгорающегося в Советском Союзе света великой ленинской
правды. Пущенная в ход социальная демагогия представляла
фашизм как разновидность «обновления» мира. А социал-де¬
мократия, все еще державшая в духовном плену многие мил¬
лионы рабочих и интеллигенции, вместо того чтобы разобла¬
54

чить фашизм, оказывалась на практике его опорой. Правду
о том, что фашизм — боевая организация буржуазии, опираю¬
щаяся на активную поддержку социал-демократии, знали ком¬
мунисты, на которых продажная капиталистическая и так
называемая «социалистическая» пресса изливала потоки лжи.
Против коммунистов все яростнее ополчалась полиция всех
европейских, американских и азиатских буржуазий. Но это не
могло скрыть светлую и простую правду коммунистиче¬
ских идей от простых людей во всем мире.
Всё с большим страхом враги коммунизма следили за тем,
что происходит в СССР. План великих работ — первая
сталинская пятилетка — -повергал их в смятение; о нам они еще
1з 1929 году откровенно писали: «Если эксперимент удастся
даже только на три четверти, то не придется больше сомие^
ваться в окончательной победе. Это была бы тогда победа со¬
циалистического метода, достигнутая силами молодого, спо¬
собного верить, одаренного народа». А когда советский народ
выполнил эту пятилетку не в пять, а в четыре года, реакцион¬
ная «Тан» с горечью признавалась: «Коммунизм гигантскими
темпами завершает реконструкцию, в то время как капитали¬
стический строй позволяет двигаться только медленными ша¬
гами, В состязании с нами большевики оказались победи¬
телями».
Да, большевики оказались победителями! Рабочие
делегации и просто туристы многих национальностей, побывав
в СССР, видали своими глазами и убеждались, что сталин¬
ская пятилетка не утопия, не фантазия, а нечто реальное,
огромное и политически всепобеждающее. От нее нельзя было
отделаться болтовней, ее нельзя было и замолчать. Невозмож¬
но было преуменьшить ее международный политический смысл.
Как ни хотелось капиталистическим главарям сделать вид,
что они считают пятилетку частным делом Советского Союза,
международное значение успеха великого сталинского плана
не подлежало сомнению. Чем сильнее становился Советский
Союз экономически, тем выше поднимался его авторитет в
мире, тем активней и успешней вел он борьбу за мир. Эта
борьба, запечатленная во многих документах того времени,
приобщала к лагерю друзей СССР все новых и новых сторон¬
ников. К тому же нельзя было уже надеяться почерпнуть
В ожидавшихся неудачах пятилетки доводы против социализ¬
ма; успешное и досрочное осуществление великого плана было
неоспоримым аргументом за революцию, за социалисти¬
ческий метод хозяйствования, против капитализма, Глядя на
успехи пятилетки, революционные рабочие всех стран, всего
мира объединялись на борьбу со всей буржуазией. «Если
могут русские рабочие и крестьяне, то почему не можем
55

мы?» — этот вопрос вставал перед трудящимися всего мира.
И чем громче он звучал, тем настойчивее ванденгеймы стара¬
лись мобилизовать все свои силы для «похода на восток».
Одним из важных звеньев этой мобилизации и было то, что
предприняли американские и английские монополисты на ма¬
терике Европы: создание антисоветского фронта силами меч¬
тающего о реванше немецкого воинствующего капитализма,
силами испытанного немецкого милитаризма, забывшего уро¬
ки недавней войны, и, наконец, силами нарождающегося не¬
мецкого фашизма.
Отправляясь в Европу, Джон Ванденгейм больше всего
думал о смысле происходивших в Германии событий, и ему
казалось, что он знает достаточно, чтобы направить эти собы¬
тия так, как нужно было ему и его сообщникам и доверите¬
лям — меллонам, дюпонам, рокфеллерам. Он был уверен, что
знает все, что следует знать, чтобы снова сделать Германию
тем, чем она была для Европы уже добрых полвека, — возбу¬
дителем военной лихорадки. Тогда не только дадут богатые
всходы доллары, посеянные ванденгеймами на ниве немецкой
тяжелой промышленности, но и вся остальная Европа, — хочет
она того или кет, — обратится в надежного покупателя амери¬
канских товаров. Неизбежно повторится высокая конъюнктура
на все виды изделий военной тяжелой промышленности. Тогда
конец кризису, грозящему разрушить американское хозяйство!
Миллионные армии безработных американцев за половинную
плату станут тогда к станкам, чтобы выколачивать прибыли
для Джона. А если к тому времени половина их и перемрет от
голода, большой беды не будет, рабочих рук хватит, страх
голодной смерти погонит остальных в ворота его заводов! Го¬
лод — самый надежный штрейкбрехер.
Да, Джону казалось, что все на свете можно устроить,
нужно лишь знать, как взяться за дело. И ворочался он в
своей широкой постели только потому, что его снедали беспо¬
койство, страх, сомнения: не опоздает ли он.
Утро застало Джона сидящим на мраморной ступеньке
бассейна для плавания и задумчиво болтающим ногою в по¬
догретой воде. Ему не хотелось лезть в воду, — ее темпера¬
тура была на градус или два ниже той, к которой он привык
дома.
Джон меланхолически почесал спину, и длинные ногти,
цепляясь за волосы, издали противный скребущий звук. Ван¬
денгейм поморщился и пощупал рыхлую розовую складку на
пояснице. Эта складка была для него неприятным открытием.
Перегруженность делами выбила его в последнее время из
56

колеи нормальной жизни. Спорт был почти заброшен, и вот,
невольте, сразу такая гадость! В Европе, конечно, нече¬
го и надеяться сбросить лишний вес, но как только он вер¬
нется в Штаты — немедленно за нормальный режим, за
спорт! А то, чего доброго, к семидесяти годам станешь
стариком!
В'анденгейм встал и подошел к другому краю бассейна,
где было мельче. Он осторожно слез в воду и окунулся, ста¬
рательно зажав нос и уши и громко отфыркиваясь. За этим
занятием его и застал Генри Шрейбер, один из тех, кто за¬
нимал каюты «особого коридора» вокруг салона Ванден¬
гейма.
Генри Шрейбер не был мелкой сошкой, он и сам был гла¬
вою большой банковской корпорации — американского фи¬
лиала англо-германского банковского объединения «Братья
Шрейбер», но в игре с Ванденгеймом он был младшим парт¬
нером. Он играл* роль шлаега, через который американские
деньги должны были излиться на промышленные поля Гер¬
мании.
Распоряжаться деньгами, по доверию своих коллег-банки-
ров, должен был Ванденгейм. Он, Ванденгейм, а не Генри
Шрейбер имел вчера длительную беседу с государственным
секретарем, определившую направление помощи, которую
дипломатическая служба Штатов должна была напоследок,
перед приходом нового президента, оказать едущим в Европу
полномочным представителям Уолл-стрит;а.
Правда, несколько кают «особого коридора» были заняты
немцами, но эти господа не имели решающего голоса. Даже
глава англо-германского объединения Шрейберов, барон Курт
фон Шрейбер, даже главный директор Рейхсбанка доктор
Яльмар Шахт. Шахт сделал свое дело: соблазнил американ¬
цев перспективою поездки — и мог теперь спокойно спать.
Перед тем как появиться в купальном зале, Генри Шрей¬
бер уже успел прогуляться по палубе и позавтракать. Усев¬
шись на скамью, он закурил и стал ждать, когда-1 Ванденгейм
закончит купанье.
Снаружи, над хмурым морем, стояли низкие и такие же
хмурые облака, время от времени сыпала мокрая снежная
крупа, здесь же, в бассейне, можно было подумать, что над
головою сияет солнце. Сквозь желтые стекла лился яркий
искусственный свет. В его лучах весело зеленели кусты маг¬
нолий.
—	Послушайте, Джон, — сказал Шрейбер Ванденгейму,
плескавшемуся в бассейне, — еще один такой купальщик, и
вода выйдет из берегов!
57

—	Да, эта лохань не по мне.
Ванденгейм вылез из воды, подрагивая розовыми склад¬
ками большого тела, протрусил к дивану и поспешно закутал¬
ся в халат.
—	Будь я проклят, если еще когда-нибудь поеду на не¬
мецком корыте, — проворчал он.
—	Честное слово, Джон, вы напрасно ворчите. Этот «Фрид¬
рих» совсем не такая плохая посудина.
—	Все не так... как я привык! Чорт бы их побрал с их
экономией! Неужели нельзя поднять температуру воды еще
на два-три градуса?
—	Для немцев купанье не столько удовольствие, сколько
«процедура».
—	Вся их жизнь — только «процедура».
—	Но мы, старина, — с дружеской фамильярностью ска¬
зал Шрейбер,—сильно заинтересованы в том, чтобы у них
действительно было крепкое здоровье. — И как бы невзначай
со смехом заметил: — Я бы вовсе не хотел, чтобы Курт умер
раньше времени.
На самом деле Генри Шрейбер с самого момента появле¬
ния в купальном зале думал о своем старшем брате Курте
Шрейбере, ждавшем в коридоре разрешения войти. Глава
Гамбургского банка Шрейберов напрасно добивался в Шта¬
тах личного свидания с Ванденгеймом. Оно было ему необ¬
ходимо, совершенно необходимо, если он не хотел сойти на
вторые роли в начинавшемся новом туре вторжения доллара
в Европу. Генри обещал ему устроить это свидание на паро¬
ходе. И вот Курт, отшвыривая одну за другой начатые и не-
докуренные папиросы, нервно расхаживал около двери, веду¬
щей в помещение бассейна. Казалось, ничто не мешало ему
толкнуть дверь и войти. Но сила более могущественная, чем
любая полиция, государственная или частная, удерживала
Шрейбера по эту сторону двери. Это была сила денег, кото¬
рых у Ванденгейма было в сто раз больше, чем у Курта. Со¬
знание такой разницы лишало уверенности в себе этого обыч¬
но заносчивого и не терпящего возражений властного главу
немецкого дома Шрейберов.
Тем временем его младший брат, не получив от Ванден¬
гейма ответа на реплику о Курте, спросил:
—	Вы не думаете, Джон, что ваш личный разговор с Кур¬
том принес бы пользу?
—	Не думаю.
—	Вы узнали бы из первых уст то, чего, в конце концов,
не могут знать ваши эксперты.
—	Спросите и скажите мне.
58

—	Можно подумать — вы боитесь Курта, что ли?
—	Боюсь? — Ванденгейм пожал плечами. — Глупое сло¬
во, Генри.
—	Я не то хотел сказать.
А я всегда говорю только то, что хочу.
—	Видите ли, Джон, мне казалось, что вам нужно хоть
раз поговорить друг с другом откровенно... Все-таки Курт —
это Европа...
—	Не Европа, а Германия. Та самая Германия, которая
уже слопала шесть миллиардов наших долларов и разевает
пасть на новые. Я бы даже сузил понятие: не столько Герма¬
ния, сколько Рур.
—	Но вы же сами знаете, Джон: не поставив его на ноги,
мы потеряем и то, что дали!
—	Знаю.
—	Значит, мы должны помочь англичанам и францу¬
зам— тем из них, кто правильно по-нимает положение ве¬
щей, — вытащить Германию из ямы, в которую она может
скатиться.
—	Глупости!
Шрейбер некоторое время удивленно смотрел на Ванден¬
гейма.
—	Я вас не понимаю, Джон.
—	Чего вы ждете от Англии и Франции? У них дрожат
руки, когда приходится давать немцам каждый новый цент,—
тянут, оглядываются. Развал в Германии грозит чорт знает
чем. Там нужна твердая власть. Такая власть, которая обес¬
печит нам сохранность наших денег.
—	Я же об этом и говорю! — радостно воскликнул Шрей¬
бер.
—	Видите ли, Генри, — медленно проговорил Ванден¬
гейм, — именно сейчас нам нужно до конца понять: надежды
на то, что европейцы будут в течение шестидесяти лет, как
овцы, выплачивать нам военные долги, могут жить только
в головах последних дураков. Европейцы, которые и сейчас
уже почти полные банкроты?.. Идиотизм! Нам гораздо вы¬
годнее сделать гуманный жест и описать в убыток все воен¬
ные займы, когда-либо предоставленные Штатами европей¬
ским правительствам, но зато обеспечить платежеспособность
Европы по тем кредитам, которые предоставили ей мы...
Мы! — повторил он внушительно: — Меллон, Морган, Дюпон,
я... Я! Пусть эту кашу расхлебывает казначейство нового пре¬
зидента. Налогоплательщики еще немножко подтянут пояса.
Большой беды в этом не будет. Но честные долги Европы
должны остаться честными долгами. Никто — ни прези¬
59

дент, -ни конгресс — не имеет права хозяйничать в моем кар¬
мане.
—	Большие планы... большие планы, Джон! — взволно¬
ванным шопотом ответил Шрейбер. В его голове проносился
вихрь многозначных чисел: золотой поток, протекающий через
фильтры его банка. — Это настоящее дело, Джон! — повто¬
рил он. — Но для этого нам нужно взять за горло французов,
нужно окончательно свалить англичан... С этими придется
повозиться.
—	Повозиться? — Ванденгейм расхохотался. — Нет, дру¬
жище, они уже достаточно крепко держат друг друга за
глотку. Начинается другая игра. Довольно мышиной возни.
Мы — янки!
—	Большие планы, большие планы, Джон...
—	Если мы уже вложили в Германию шесть миллиардов,
то вложим еще шестьдесят...
—	Немцы никогда не смогут с нами расплатиться.
—	Какие там к чорту расплаты! — крикнул Вандея-
гейм. — Вы смотрите с точки зрения мелкого менялы, кото¬
рому выгодно, чтобы деньги текли в обе стороны, лишь бы
через его руки. А я и не хочу, чтобы они возвращались в Аме¬
рику. Пусть все остается там! Я хочу стать хозяином в Гер¬
мании...
—	В Германии нет достаточно твердой власти, Джон,—-
пробормотал Шрейбер. — Если бы вы знали, что произошло с
последними выборами в рейхстаг!..
—	Только, пожалуйста, без рождественских ужасов.
—	Национал-социалисты потеряли два миллиона голосов,
а коммунисты приобрели шесть миллионов!
—	Если немецкой лавочке предоставить итти своим путем,
то к следующим выборам коммунисты придут с двенадцатью
миллионами голосов!
—	Я об этом и говорю! — обрадованно подтвердил Шрей¬
бер. — Вы знаете, кому позволили открыть рейхстаг?.. Кларе
Цеткин!
—	А зачем у них до сих пор вообще существует этот
рейхстаг? К чорту! Я заявляю: Германии не нужно никакого
рейхстага! Довольно коммунистов в Германии и где бы то
ни было. Пора во всей Европе завести надежный порядок.
Такой, как в Италии!
—	К сожалению, не везде есть римские папы! — со вздо¬
хом проговорил Шрейбер. — Пий XI положил немало тру¬
да на то, чтобы подчинить итальянцев главарю чернорубашеч¬
ников. — Вдруг Шрейбер ударил себя по лбу: — О-ля-ля,
Джон! Ведь в Германии же есть целая армия католиков!
Брюнинг — вот фигура, которую снова можно двинуть в
60

ход, вместе с ним к нам на службу придет весь аппарат
папы...
—	Нет, нет! — с живостью отозвался Ванденгейм. —
Оставьте Брюнинга в покое. Эта фигура для другого времени.
—	Вы допускаете возможность такой сложной ситуации?
Если говорить о католиках, то лучше поддержать пока Па-
пена. Все равно без католической партии центра дело не обой¬
дется.
—	Может быть, — согласился Ванденгейм. — Но Папен
не годится.
—	А если поддержать Папена еще ходом «слева»?..
—	Не говорите глупостей, Генри!
—	Я имею в виду таких левых, как Носке.
—	Ах, эти!.. Нет, социал-демократическим чучелом теперь
не обманешь даже самых доверчивых немцев. Папена дол¬
жен сменить какой-нибудь тип в духе этого Носке, но без
социал-демократического прошлого. Что-нибудь откровенно
националистское, прямое, грубое. Понимаете?
После короткого размышления Шрейбер воскликнул:
—	Там есть подходящий тип!
—	Кто?
—	Гитлер.
—	Этот годится... Генералы тоже на его стороне.
Ванденгейм встал и, скинув халат, принялся приседать,
разводя руки, в стороны. Генри Шрейбер подумал, что следо¬
вало бы сказать Курту, что с приемом у Ванденгейма ничего
не выйдет. Но для этого пришлось бы выйти из зала и, сле¬
довательно, рискнуть упустить Ванденгейма. Генри решил, что
с Куртом ничего не случится, если он и подождет, и принялся
закуривать. Делая вид, будто его больше всего заботит отсы¬
ревшая сигарета, он спросил:
■— А что сказал вчера Стимсон?
—	Чтобы вы меньше думали о комиссионных*
Шрейбер деланно рассмеялся.
—	Да, да, — сказал Ванденгейм, — это серьезно. Он по-
лагает, что мы с вами сейчас отвечаем не только за наши
дела, а за лавочку в целом.
—	Он имеет в виду Европу?
—	Европу и вообще... — Ванденгейм сделал округлое дви¬
жение обеими руками, словно охватывая большой шар.
—	Правильная точка зрения, — кивнул Шрейбер.
—	Он-то готов поддержать все наши шаги, которые пове¬
дут к укреплению Германии, чтобы она могла проти¬
востоять красным, но имейте в виду: на этот раз вы должны
использовать содействие стимсоновской команды во-всю.
—	Мы и так..,
61

^ g К тому, что его уход — деда решенное. Д с Хэллом
так легко не сговоришься. Рузвельт притащит этого старика.
—	И все же; мы-то своего добьемся, а как он — не
знаю.
—	Нужно, не откладывая, взяться за дедо.
Ясно, ясно!
—	Вы наивничаете, Генри! — угрожающе проговорил Ван¬
денгейм. Он сел на диван и упер руки в бока. Халат распах¬
нулся. — Перэое, что вы должны сделать, это помирить
«ИГ» с Тиссеном и Круппом. Мне в конце концов цацлевать,
как он будет называться, Гитлером или дааде, этот ;цх фюрер,
но я не желаю больше, чтобы они тратилц мои децьгн на внут*
ренние драки.
—	Мне тоже цц один из них не родственник, ■*- пренебре¬
жительно заявил Шрейбер.
—	Посоветуйтесь с Щахтом.
—	Тут нужен и совет военных*
—	Так потолкуйте с их генералами,
—	Можно подумать, Джон, что теперь вы решили играть
в простоту.
—	Что еще?
—	Мы же сами создали положение, при-котором генералы
смотрят из рук Тиссена и компании.
—	А Тиссен из рук генералов?.. Согласитесь, Генри,—
примирительно закончил Ванденгейм, — это же глупо:	с	од¬
ной стороны, как пайщик «Джецерал моторе», я даю децьги
Тиссену, с другой стороны, как пайщик Дюпона, — «ИГ».
А они грызутся, Это же глупо!
—	Может быть, и не так глупо, как кджется, Чтобы нарыв
созрел, ему нужен компресс.
—	К чорту компрессы, Генри! У нас нет на это времени,
Нарыв нужно вскрыть ножом. И чтобы наверху кучи остался
этот их Гитлер.
—	По словам Курта, англичане до сих пор предпочитают
восстановление монархии и фыркают при имени «националь¬
ного барабанщика».
—	Фыркать имеет право тот, кто дает деньги,
—	Они участвуют в деле.
—	С совещательным голосом, Генри. — Ванденгейм рас¬
смеялся и, вдруг сразу посерьезнев, сказал: — Кстати об ан¬
гличанах: нужно -перерезать канал для подачек, идущих -в Гер¬
манию от этого нефтяника Гевелинга.
—	На какой размер наших вложений может рассчитьь
вать Курт? — спросил Шрейбер.
Ванденгейм пожевал толстыми губами и неопределенно
промямлил:
62

—т Это зависит.,*
Он долго молчал, словно его мысль вдруг прервалась.
—	Одним словом, остановки за деньгами не будет, но на
этот раз мы хотим реальных гарантий. Нам нужны не жалкие
проценты.
—	На этот раз будет пятьдесят один! — уверенно сказал
Щрейбер.
—	Пятьдесят один? — задумчиво переспросил Ванденгейм,
посмотрев в потолок. — Мало!
В глазах Шрейбера мелькнул испуг,
™ Не хотите же вы поменяться местами с немцами?! — вое-
кликнул он.
г- Хочу.
—	Оставить им десять процентов в их собственном деле,
что ли?
—	Да.
—	Это невозможно, Джон. Честное слово, зто фантазия.
—	Только при такой перспективе игра стоит свеч, — упря¬
мо наклонив голову, проговорил Ванденгейм. — Мы мо¬
жем оставить немцам ровно столько права распоряжаться,
сколько укладывается в эти десять процентов. Ни на цент
больше!
Шрейбер взволнованно швырнул окурок в бассейн. Его
пугали планы старшего партнера. Их осуществление означа¬
ло бы, что нити управления немецкой экономикой уйдут из рук
европейских Шрейберов. А именно они и были единственны¬
ми полновластными распорядителями своих дел там, в Лон¬
доне и Гамбурге. Сам он, Генри, сидя в Штатах, был выну¬
жден смотреть из рук «старших». Сможет ли он сам стать
«старшим» при новом повороте дела?
—	Всех их нужно спутать в один узел, — сказал Джон. —
Так, чтобы никогда и никто не мог его распутать... Ни при ка¬
ких обстоятельствах! «ИГ» нужно связать с «Империел ке-
микл», «Империел кемякл» — с Нобелем. И все под нашим
контролем!
г— Начнется война в Европе, и все полетит к чорту, — в
сомнении произнес Шрейбер.
—	Войны в Европе не будет, — отрезал Джон. — Мы ло¬
кализуем ее на востоке. Мы поможем Японии прыгнуть на
спину России, Поддержим немцев в драке с большевиками
по ту сторону Вислы. Но сначала займитесь этими немец¬
кими дрязгами. — Он пошлепал губами. — Пусть-ка немцы
кончают с коммунистами. Решительно кончают. Иначе мы ни¬
когда не доберемся до сути...
—	Доберемся, Джонни, ей же ей, доберемся. — Шрейбер
заискивающе-фамильярно похлопал Ванденгейма по спине. ---
63

Как только на карте появится общая русско-германская гра¬
ница, дело будет сделано. Керзон не зря провел свою ли¬
нию, а?
—	И очень скоро мы к ней подберемся. Немцы пойдут
ради этой приманки на что угодно.
—	Кстати, вы уже завтракали?
—	Да... Но, кажется, я способен начать сначала.
—	Так пошли. Сколько же, по-вашему, для начала мож¬
но дать Курту?
—	Столько, сколько нужно для восстановления всего воен¬
ного комплекса в Германии. При этом не из старья, а на со¬
вершенно новой, вполне современной производственной базе.
Пригласите к завтраку Шахта: пусть пускает в ход этого
Гитлера.
Это был единственный деловой разговор, который Джс1н
Ванденгейм имел за все пять дней трансатлантического пере¬
езда. Все другие попытки заговорить с ним о делах он пре¬
секал лаконическим: «В Европе!»
Это слово он обычно бросал через плечо, даже не обора¬
чиваясь к секретарю, чтобы не отрываться от своего любрь
мого занятия — чистки трубок. Перед ним стоял чемодан-
шкаф, разделенный на сотни отделений, где покоились труб¬
ки, входившие в так называемый «малый» дорожный набор,
следовавший за ним повсюду и составлявший небольшую
часть его знаменитой коллекции трубок, в которой были пред¬
ставлены глиняные трубки инков и голландцев, фарфоровые,
не то урыльники, не то пивные кружки баварцев, турецкие
чубуки, китайские трубочки-малютки для опия, огромные, как
гобои, бамбуковые трубки полинезийцев, современные шедев¬
ры Донхилла и Петерсона — все, что было когда-либо изго¬
товлено для сухой перегонки курева в легкие человека. В по¬
местье Ванденгейма на Брайт-Айленде был целый трубоч¬
ный павильон и штат экспертов-трубковедов. И Джон Третий
не знал большего удовольствия, чем сидеть за чисткой какого-
нибудь уникума из прекрасного, как окаменевший муар, ве¬
рескового корня.
Людям, близко знавшим Джона Третьего, было известно,
что трубки являлись единственным предметом, не связанным
с наживой, которым Ванденгейм способен был интересо¬
ваться.
Поэтому для секретарей не было ничего удивительного
в том, что в течение всего плавания «Фридриха» они получа¬
ли это лаконическое «в Европе», независимо от того, какие
имена они называли и о каких делах докладывали.
64

2
Единственным, ради кого Ванденгейм оторвался от возни
со своими трубками, и то уже почти в виду Гамбурга, был
худой краснолицый пассажир, вызванный секретарем Ван¬
денгейма из каюты первого класса. В судовом списке он зна¬
чился как Чарльз Друммонд, инженер и коммерсант. Но ког¬
да он вошел в салон Ванденгейма, тот указал ему на кресло и
сказал:
—	Садитесь, капитан Паркер.
Паркер сел.
—	Полковник предупредил вас, что вы мне понадобитесь?
—	Да, сэр.
Ванденгейм бесцеремонно оглядел Паркера.
—	По словам полковника, на вас можно положиться...
Паркер выдержал его взгляд и также посмотрел ему
прямо в лицо:
—	Безусловно, сэр.
Ванденгейм указал на сидевшего по другую сторону круг¬
лого стола человека и сказал:
—	Мистер Доллае поговорит с вами.
'И ушел.
Паркер посмотрел на Долласа. Он не раз слышал это имя
одного из двух совладельцев ньюйоркской адвокатской фирмы,
ведшей дела крупнейших банковских корпораций, но никогда
его не видел. Он иначе представлял себе Фостера Долласа и,
вероятно, принял бы за злую шутку, если бы кто-нибудь опи¬
сал ему этого дельца таким, каким он его видел теперь перед
собою: маленьким, щуплым, с круглым животом, с головою,
похожей на вымоченный огурец, покрытый налетом рыжей
ржавчины. Доллас сидел совершенно неподвижно. Он не про¬
ронил ни слова, пока широкая спина Ванденгейма не исчезла
за дверью. Зато тогда	он заговорил	быстро,	выбрасывая	чет¬
кие слова, отделенные	друг от друга	совершенно	одинаковы¬
ми, как удары метронома, промежутками.
—	Вы проинструктированы?
—	Да, сэр.
—	Имеете дополнительные вопросы?
—	Нет, сэр.
Доллас расцепил пальцы сложенных на животе непомерно
больших, покрытых пятнами экземы рук и, опершись ими о
подлокотники кресла, порывисто наклонился к Паркеру:
—	Имеете собственность?
—	Весьма ограниченную, сэр.
—	Состоите акционером каких-нибудь компаний?
—	Нет, сэр.
б Поджигатели
65

—	Играете на бирже?
—	Нет, сэр.
Доллас так же неожиданно, как подался вперед, откинул¬
ся теперь к спинке и снова сложил руки на животе.
На лице Паркера не было ни малейших следов раздраже¬
ния или хотя бы удивления этим допросом. Казалось, он был
способен так же спокойно, монотонно отвечать всю жизнь, о
чем бы его ни вздумали спрашивать. А Доллас подумал и
сказал:
—	У вас еще все впереди.
—	Надеюсь, сэр.
—	Если будете хорошо работать, у вас будет много денег.
—	Может быть, сэр.
—	Об этом подумаем мы.
—	Очень любезно, сэр.
—	И сейчас там... — Доллас махнул куда-то в простран¬
ство, — вам понадобятся деньги.
—	Возможно, сэр.
Доллас так же быстро и четко, как говорил, вынул чеко¬
вую книжку и, написав чек, протянул Паркеру.
—	Банк Шрейбера, Гамбург.
—	Слушаю, сэр.
—	Вы не должны испытывать недостатка в деньгах.
—	Благодарю, сэр.
—	В Германии вы не увидите никого из нас.
—	Понимаю, сэр.
—	Обо всем, что я вам поручу, вы дадите мне знать пись¬
мом вот с таким знаком на конверте.
Доллас торопливо нарисовал знак на корешке чека и тут
же зачертил его.
—	Прежде всего вы свяжетесь с лицом, которое найдете...
Паркер остановил его движением руки.
—	Прошу вас, не здесь, — и он посмотрел на дверь.
—	Я забыл, — сказал Доллас, — корабль немецкий.
—	Даже если бы он был трижды американский.
Доллас набросил на плечи пальто и вышел на палубу.
Паркер последовал за ним.
Там, склонившись рядом на поручни над видневшейся да¬
леко внизу водой, они закончили разговор. Паркер ничего
не записывал. Он только запомнил несколько адресов
и одно единственное имя: Вильгельм фон Кроне, оберфю-
рер СС.
От этого фон Кроне Паркер должен был получать сведе¬
ния, интересующие Ванденгейма, но действовать при этом
так, чтобы связь между Паркером и Кроне никогда и никем
не могла быть обнаружена. Через этого же Кроне Парке¬

ру предстояло передавать кое-что и тем руководящим не¬
мецким политикам, с которыми Ванденгейм найдет нужным
вступить в секретные сношения через головы Шрейбера и
Шахта.
Перед тем как уйти, Паркер спросил:
—	Когда вы отбудете из Европы, я должен буду сопро¬
вождать вас, сэр?
—	Нет.
—	Я останусь в Европе?
—	Да... Полковник хорошо говорил о вас...
—	Я рад, сэр.
—	Молодежь страдает иногда превратным представлением
о жизни, — отчеканил Доллас, словно диктуя параграф како-
го-то устава.
—	Надеюсь, я правильно понимаю жизнь.
—	Молодежь губит честолюбие...
—	На нашей службе, сэр?
—	...или идеи.
—	У меня нет идей, сэр.
—	Убеждения!
—	Я не принадлежу ни к каким партиям, сэр.
—	А в прошлом?
—	Никогда, сэр.
—	Студентом?
—	Я увлекался спортом, сэр.
Доллас разжал руки, которыми придерживал полы наки¬
нутого на плечи пальто, и сделал ими неопределенное дви¬
жение.
—	У вас были когда-нибудь друзья коммунисты?
—	Никогда, сэр!
Это была единственная фраза, которую Паркер произнес
с особенным ударением.
—	От них все беды!—Доллас повернул востроносое лицо
к темному востоку, и его ноздри порывисто раздулись, слов¬
но он принюхивался. — Но рано или поздно мы с этим по¬
кончим.
—	Я тоже так думаю, сэр.
—	Правильно думаете, капитан. — И, помолчав, Доллас
добавил: —• Если вам понадобятся в Европе деньги, дадите
знать.
—	Благодарю, сэр.
Они еще несколько минут молча стояли у борта под за¬
щитою стеклянного козырька, по которому монотонно бара¬
банил дождь.
Внизу чернела исхлестанная ударами косого дождя вода;
она журча обтекала высокие борта «Фридриха Великого»,
б*
67

медленно входившего в устье Эльбы. Дробясь в подернутом
рябью глянце реки, все восемь рядов иллюминаторов отра¬
жались мутно-желтыми расплывающимися пятнами.
Доллас прервал молчание:
—	Желаю удачи, Фрэнк!
Он покровительственно похлопал Паркера по плечу. Тот
молча снял шляпу.
Когда маленькая фигура Долласа скрылась в осветившем¬
ся на мгновение квадрате двери, Паркер вернулся в свою ка¬
юту и принялся укладывать чемодан, то и дело с интересом
поглядывая в иллюминатор, за которым, сквозь сетку дождя,
виднелись огни Европы. Паркер еще никогда не бывал в
Европе.
А высоко над его головою, на той палубе, где он только
что побывал, под защитою того же стеклянного колпака, сно¬
ва виднелась щуплая фигурка Долласа. Он зябко сжался,
пряча голову в поднятый воротник пальто. Рядом с ним воз¬
вышалась массивная фигура Ванденгейма. Ветер раздувал
огонек на конце зажатой в его зубах сигары.
—	Будет ломаться, Фосс! За каким дьяволом вы меня вы¬
тащили на этот сквозняк? — недовольно проворчал Ванден¬
гейм.
—	Мне всюду чудятся уши.
Ванденгейм невольно огляделся.
—	Ладно, выкладывайте, что у вас там есть?
—	Я все обдумал— насчет ФДР, Джон.
—	Франклин... Делано... Рузвельт... — едва слышно, слов¬
но в глубокой задумчивости, проговорил Ванденгейм. При
этом глаза его утратили свое обычное рассеянное выражение.
Их взгляд стал пристальным, тяжелым и почти угрожающе
впился в лицо Долласа, удивительно напоминавшее в полуть¬
ме злую мордочку хорька.
—	Ну, говорите... — понизив голос, сказал Ванденгейм.
Он вынул изо рта сигару и наклонился к самому лицу Дол¬
ласа. — Ну?..
Доллас еще глубже втянул голову в воротник пальто.
Ванденгейм едва разбирал слова:
—	Мы можем... послать телеграмму... Говеру... пусть дей¬
ствует... теперь же...
Огонек сигары, брошенной Ванденгеймом, исчез за бортом,
и его большая рука тяжело опустилась на плечо Долласа:
—	Тссс!.. Вы!..
...Обо всем этом Кроне не рассказал советскому офицеру.
68

3
В комнате дарила томительная тишина. Слышно было,
как шелестят листы досье, которое гневно перелистывал Ге¬
ринг, да его все учащавшееся дыхание.
Стоя за плечом Геринга, Кроне видел его широкий, корот¬
ко остриженный затылок и розовую складку шеи, сползавшую
на тугую белизну воротничка. Он видел, как по мере чтения
досье шея министра делалась темней, как кровь приливала к
ней. Наконец и затылок стал красным.
Кроне заглянул через плечо Геринга: толстые пальцы ми¬
нистра, вздрагивая от раздражения, держали за угол вшитую
в досье листовку с призывом бороться за оправдание и осво¬
бождение обвиняемого в поджоге рейхстага болгарского ком¬
муниста Димитрова.
Воззвание было подписано:
«От имени германского антифашистского пролетариата, от
имени нашего заключенного вождя товарища Тельмана —
Центральный комитет коммунистической партии Германии».
По нетерпеливому движению головы Геринга Кроне понял,
что тот снова перечитывает воззвание, и мысленно усмехнул¬
ся. Он не завидовал полицейскому чиновнику, стоявшему по
другую сторону стола.
—	«Именем Тельмана»? — негромко, с хрипотою, выдавав¬
шей сдерживаемый гнев, проговорил, ни к кому не обращаясь,
Геринг.
Чиновник растерянно повел глазами в сторону Кроне, но
тотчас же снова уставился на министра.
—	Послушайте, вы! — крикнул Геринг, ударяя пухлой ла¬
донью по листовке. — Я вас спрашиваю: что значит «именем
Тельмана»?
—	Но... экселенц..,
-— Почему они подписывают свои листовки именем челове¬
ка, который уже полгода сидит в тюрьме?
—	Не... не знаю... экселенц...
—	А кто знает?.. Кто? — Геринг поднялся, опираясь рука¬
ми о стол, и, сгорбив спину, смотрел на чиновника налившими¬
ся кровью глазами. — Может быть, они согласовывают с ним
содержание этих воззваний?
—	О, экселенц! — воскликнул чиновник. — Тельман содер¬
жится в абсолютной изоляции, на режиме— приговоренного
к смерти.
—	Какой прок в вашем режиме, если коммунисты не счи¬
тают Тельмана похороненным?
—	Но, смею сказать, экселенц, сделано все, чтобы тюрьма
действительно стала для него могилой!.. Мы не снимаем с не¬
69

го строгих наручников даже «а время обеда, вопреки тюрем¬
ному уставу.
—	Плюю я на ваш устав! —.взревел Геринг. — Вы с ва¬
шим уставом довели дело до того, что Димитров выходит на
процесс так, как будто пробыл полгода в санатории, а не
б тюрьме!
—	Но вам же известно, экселенц, в каких условиях содер¬
жался Димитров.
—	Значит, вы обязаны были во-время дать мне знать, что
этого недостаточно.
—	В его камере не было места даже для того, чтобы си¬
деть.
—	Значит, не должно было быть места даже для того,
чтобы он мог стоять.
—	Он был лишен прогулок... Наручники не снимались
даже для писания заявлений следователю.
—	Мало!
—	Это строгие наручники, экселенц. В них нельзя поше¬
велить руками. В них человек через месяц сходит с ума. Мы
же не снимали их с Димитрова три месяца!..
—	Значит, в отношении него нужны были другие меры!
Неужели вам мало тех примеров служебного рвения, кото¬
рые столько раз показывали наши молодцы-штурмовики, ко¬
гда арестованные совершали попытку к бегству?
—	Но Тельман ни разу не пытался...
—	Так сделайте, чтобы попытался! Придумайте, что хо¬
тите, но покончите с ним!
—	Мы постараемся, экселенц.
Геринг швырнул папку чиновнику:
—	Запомните, вы: нам не нужны люди, которых надо
учить!
Чиновник склонил голову:
*—1 Экселенц...
—	Если коммунисты будут иметь возможность действо¬
вать именем Тельмана, я спрошу с вас!.. — Геринг обернул¬
ся к Кроне: — Хоть бы вы взяли это дело на себя. Я уверен:
вы придумали бы что-нибудь! — Он кивнул чиновнику: —
Идите... Если вы окажетесь банкротом, я действительно
поручу это дело господину фон Кроне. Он покажет вам, как
нужно работать!
—	Надеюсь справиться, экселенц. — Чиновник щелкнул
каблуками.
—	Послушайте, вы! — спохватился Геринг. — Не натвори¬
те чего-нибудь... неподобающего. Не то снова подымутся кри¬
ки, что мы убийцы. На это можно было наплевать, пока вы
действовали как штурмовик, но теперь, когда вы чиновник
70

правительства, нужно работать тонко и чисто. Вы меня по¬
няли?
—	Понял, экселенц!
Когда дверь за чиновником затворилась, Геринг взял сто¬
явшую на столе большую пеструю коробку и протянул ее
Кроне:
—	Курите! Эти папиросы прислал мне болгарский царь.
Наверно, хороши!.. Иногда я жалею о том, что не курю. —
Он вздохнул. — Если бы вы знали, милый Кроне, как трудно
работать! Узда приличий все время заставляет думать о*том,
что можно и чего нельзя.
—	Да, это очень стеснительно, экселенц,
Геринг шумно вздохнул:
—	Если бы я знал наверняка, что думают по этому поводу
по ту сторону канала?
—	Вас беспокоят англичане? — Кроне пренебрежительно
скривил губы.
—	Если бы вы были на моем месте, Кроне, они беспокоили
бы и вас. Насчет американцев-то я спокоен, — уверенно про¬
говорил Геринг. — Они достаточно деловые люди, чтобы пони¬
мать: до тех пор, пока не уничтожены живые носители ком¬
мунистической идеи, янки не могут быть спокойны за деньги,
вкладываемые в оздоровление нашей промышленности.
■— Пожалуй, вы правы, — задумчиво проговорил Кроне. —
Янки достаточно трезвые люди... Впрочем, говоря откровен¬
но, я не думаю, чтобы и англичане не были реалистами.
—	Знаете что?—Геринг сделал глубокую затяжку. — Ес¬
ли бы вы могли выяснить, что думают на этот счет ан¬
гличане...
—	Думают или подумают?
Геринг расхохотался:
—	Вы золото, Кроне, сущее золото! Если бы у нас было
побольше таких голов!.. Попомните мое слово:	около	меня
вы сделаете карьеру.
—	Меньше всего я думаю о карьере, экселенц.
—	Ого! Такие ответы не часто приходится слышать от на¬
ших людей!
Возвращаясь к прежней мысли, Геринг вдруг спросил:
—	А что же, по-вашему, делать с Тельманом? Печать раз¬
ных стран проявляет слишком много интереса к его фигуре.
—	И чем дальше, тем этот интерес делается назойливей, —
заметил Кроне.
—	Если не пресечь его источник?..
Геринг остановился напротив собеседника, широко расста¬
вив толстые ноги и заложив руки за спину.
Наклонив голову, он выжидательно смотрел на Кроне,
71

Кроне заговорил негромко:
—	Подумайте, экселенц, какое впечатление произвело бы
на мир... отречение Тельмана!
Геринг вынул изо рта сигару. Дряблое веко над его левым
глазом нервно дергалось.
—	Отречение... Тельмана?
—	Ничего невероятного, экселенц!—Кроне пожал пле¬
чами. — Вы же вполне удачно проделали это с Торглером.
—	Торглер!.. Но чего вы рассчитываете добиться от Тель¬
мана?
—	Разве вы не намерены после процесса Димитрова орга¬
низовать процесс Тельмана? Разве вам не нужно любыми
средствами доказать, что коммунисты замышляли государ¬
ственный переворот и работали на Москву?
—	Конечно!
—	Так пусть же Тельман предоставит вам возможность
защищать его от этого обвинения. Пусть он только не мешает
нам самим доказать, что вся его борьба с нами была ошиб¬
кой. И следующим его шагом будет приход к нам!
—	Тельмана?.. — с сомнением протовор ил Геринг.
—	Разве не таков был путь многих социал-демократов?
Да что говорить, когда перед нами пример Рут Фишер и Мас¬
лова в Германии, Дорио и Деа во Франции? Наконец, Троцкий!
—	Честное слово, это мне нравится, хотя и кажется почти
неисполнимым.
—	Вы сами должны побывать у него,
—	Я?.. У него?,,
—	Вы!
Геринг вернулся к своему креслу и грузно опустился в
него.
—	Вы отдаете себе отчет, Кроне: я — в камере Тельмана?!
—	Об этом будут знать три человека: вы, я и Тельман.
Геринг смотрел на Кроне, подперев голову кулаком.
—	Из этого ничего не выйдет, Кроне, — уныло прогово¬
рил он.
—	Посмотрим! Тельману следует показать, что будет, если
он не внемлет вашему голосу. Подземная камера без света,
в которой он сможет только лежать.
—	Мы уже пробозали. Он объявил голодовку.
—	Применим искусственное питание, но заставим его- по¬
чувствовать, что такое могила. Мы пригрозим продержать его
на искусственном питании столько времени, сколько человек
может выжить без света. Посмотрим, откажется ли он после
этого слушать вас!
Мутные глаза Геринга оживились.
—	Пожалуй, Кроне, это крепче того, что мы делали до сих
75

пор. Он выдерживал все. Из чего они сделаны, эти коммуни¬
сты?.; Они не такие же люди, Кроне?
—	Другие, экселенц...
—	Другие?.. Пока я буду занят на лейпцигском процессе,
вы заставите его до конца понять, что значит быть похоро¬
ненным заживо! Я сломлю его! Сломлю, чего бы это ни
стоило!..
Геринг сжал кулак и хотел ударить по столу, но движе¬
ние вышло вялым, лишенным силы. Голова его стала кло¬
ниться на грудь. Он поднял на Кро-не помутившийся взгляд.
—	Извините... я... на минуту...
Он с усилием встал и, волоча ноги, поплелся к маленькой
двери в дальней стене кабинета.
Кроне сквозь дым сигары посмотрел на широкую ссутулив¬
шуюся спину Геринга. Закинув ногу на ногу, он пустил к по¬
толку несколько пра1вильных колец дыма и, прищурившись,
следил за тем, как кольца поднимались, делались все шире,
расплывчатей, потом тонкой стремительной струйкой пронзил
сразу несколько колец. Еще мгновение полюбовался тем, как
они расходятся в неподвижном воздухе, и ленивым движением
руки разогнал дым.
Когда Геринг вернулся, его поступь снова была твер¬
дой. Он держался прямо, его движения были театрально ши¬
роки.
Кроне отлично знал, что Геринг уходил, чтобы принять до¬
зу наркотика, но сделал вид, будто верит словам Геринга:
—	Заработался я, милый Кроне, начались головокруже¬
ния... переутомление... Итак?..
—	Еще одну минуту, экселенц. Не. кажется ли вам, что с
Беллом пора кончать?
Геринг порывисто откинулся в кресле.
—	Вы с ума сошли!.. Вы понимаете, чего хотите?
—	Да.
—	Пустить меня с протянутой рукой! Белл — моя личная
связь с Гевелингом.
—	Знаю.
—	Так какого же чорта!
—	Эта линия связи становится опасной.
—	Я не имею другой.
—	Если Гевелингу будет нужно, он найдет ее и без Белла.
Всегда самоуверенное лицо Геринга отражало сейчас рас¬
терянность.
—	Это ужасно, Кроне... Белл был для меня верным источ¬
ником кредита во всех трудных случаях. Он вполне мой
человек.
—	Вы уверены? — многозначительно произнес Кроне.
73

Геринг встревоженно подался корпусом к собеседнику:
—	Что-нибудь узнали?
Но Кроне ответил вопросом на вопрос:
—	Что он знает о поджоге?
Геринг потер висок, как бы вспоминая:
—	Вы думаете, он...?
Кроне кивнул:
—	Болтает лишнее!
Геринг снова встал из-за стола и в волнении прошелся.
—	Он может еще понадобиться,
—	Но значительно раньше он наделает вам уйму хлопот.
■— Что же вы предлагаете? — нехотя спросил Геринг.
Кроне пожал плечами, как бы желая сказать: «Словно «ы
сами не знаете».
Геринг взял в руки лежавший на столе хрустальный шар
и в задумчивости погладил его поверхность. В хрустале огра-
зилось его лицо, растянутое в стороны так, что оно утратило
человеческий облик. Несколько мгновений Геринг удивленно
смотрел на этого урода, потом покосился на Кроне и с отвра¬
щением отодвинул шар.
—	Делайте. Только... чужими руками.
—	Отлично, понимаю.
—	Все?
—	Еще одно небольшое дельце: вам не следует принимать
у себя этого прорицателя Гадуссена.
Геринг развел руками и с удивленным видом поднял
плечи,
—	Честное слово, Кроне, вы скоро создадите вокруг меня
пустоту. Чем вам помешал Гануссен?
—	Он пророчествует только в тех случаях, когда имеет на¬
дежную предварительную информацию.
Геринг рассмеялся:
—	Тем вернее его предсказания!
—	Было бы лучше, если бы они не так точно сбывались...
Вспомните, как он предсказал пожар рейхстага и как это ис¬
пользовали наши враги.
—	Да, вышло не совсем хорошо,
—	А если я вам скажу, что теперь он предсказывает
казнь болгарских коммунистов?..
—	Он недалек от истины.
—	Но если учесть, что международные круги и тут свяжут
его с вами?
—	Это действительно лишнее... Пожалуй, спиритические
сеансы Гануссена пора прекратить.
—	Очень хорошо, — с облегчением сказал Кроне.—Вот
и все мои дела.
74

Он поднялся, намереваясь откланяться, но Геринг его
остановил.
—	Пойдите-ка сюда, Кроне! — Геринг с видом заговорщи¬
ка поманил Кроне к стоявшей в нише витрине с альбомами, на
крышках которых были изображены гербы прусских городов.
Геринг отпер горку и показал Кроне на огромный альбом
с художественно выполненной на фарфоровом переплете
эмблемой Любека.
—	Ну-ка, берите!
Кроне вынул из витрины тяжелый альбом, замкнутый мас¬
сивною золотою скобрй, которую Геринг отпер своим
ключом.
—	Ну-ка, ну-ка!—торопил он Кроне, но, видя, что тот
медлит, сам откинул крышку. Вместо панорамы Любека, кото¬
рую ожидал увидеть Кроне, ему предстала порнографическая
картина.
Геринг с хриплым смехом переворачивал толстый картон
альбомных листов.
—	Каково?,. И подумать, что мои молодцы взяли это при
аресте бургомистра, которому было больше семидесяти
лет, а?!
Геринг водрузил альбом на место и тщательно замкнул
витрину.
—	Каково, а! — повторил он, протягивая на прощание
руку. Кроне почувствовал в своей ладони горячие, вспотев¬
шие пальцы министра.
На месте исчезнувшего за дверью Кроне бесшумно вы¬
росла фигура адъютанта.
—	Свидетели по делу о пожаре, экселенц, — доложил
он, подавая список.
Под первым номером значилось.- «Профессор доктор Пос-
се. Эксперт. Пожары».
Геринг исподлобья уставился на несмело вошедшего ху-
'дого старика и, не здороваясь, усадил его в кресло повели¬
тельным движением. Поссе в страхе глядел на министра; его
руки лежали на коленях, словно силясь остановить дрожание
складок отутюженных полосатых брюк, Геринг взял одну из
лежавших на столе папок. В ней были фотокопии с черновых
набросков, которые делал для себя Димитров, готовясь к про¬
цессу. Геринг нашел список свидетелей обвинения с пометка¬
ми Димитрова. Это были лаконичные, но исчерпывающие ха¬
рактеристики.
«Леберман — вор и морфинист; Кунцак — вор и преступ¬
ник против нравственности; Вилле — фальшивомонетчик; Ве¬
бер — взяточник; Гроге — психопат.,.»
Геринг посмотрел на сидевшего напротив него стари-
75

ка и подумал:	«Интересно,	что	написал бы Димитров об
этом...»
—	На допросе ван дер Люббе рассказал, что он бегал по
залу рейхстага с куском горящей за-навески. Может ли это
иметь значение?—спросил Геринг у Поссе.
—	Никакого, — сказал старик и, подумав, добавил: —Во¬
обще ход мыслей ван дер Люббе мне непонятен. Ведь если бы
он действительно хотел устроить пожар, то не стоял бы с фа¬
келом на балюстраде, не бегал бы с ним мимо окон и вооб¬
ще не стал бы вести себя так, словно хотел привлечь к себе
всеобщее внимание. Одним словом... мне кажется...
Поссе хотел сказать, что, по его мнению, ван дер Люббе
вел себя, как последний идиот, что кто-то подучил его сделать
все, чтобы привлечь внимание публики к залу рейхстага, ко-
торогЬ он не поджигал и не мог поджечь. Но под устремлен¬
ным на него тяжелым взглядом Геринга старик говорил все
медленней, тише и умолк совсем.
—	Одним словом, —насмешливо проговорил Геринг,— вы
не уверены в том, что он хотел поджечь рейхстаг?
—	Совершенно верно.
Геринг захлопнул папку, и его широкая мясистая ладонь
тяжело легла на обложку.
—	Одним словом, — медленно повторил он, и в голосе его
снова появилась хрипота, как при разговоре с тюремным чи*
новником, — предлагаю вам: не позже завтрашнего дня пред¬
ставить точное описание действий, какие, по вашему мнению,
должен был бы совершить ован дер Люббе, чтобы поджечь
рейхстаг один, без помощников, при условии, что все предва¬
рительные приготовления были сделаны тремя болгарами и
Торглером.
—	Господин министр!..
Геринг не слушал:
—	Завтра в двенадцать вы представите мне записку на
утверждение. Потом я прикажу вас допустить к заключен¬
ному ван дер Люббе, чтобы вц могли его проинструктировать.
—	Господин министр... — заикаясь, пролепетал Поссе, но
Геринг даже не остановился.
—	Я делаю вас ответственным за эту часть показаний
ван дер Люббе.
Старик привалился к спинке кресла и закрыл глаза.
Геринг нажал звонок.
—	Следующего!
Старика под руки вывели из кабинета.
Геринг принял суровый вид, готовясь встретить очередно¬
го свидетеля, но в кабинет поспешно вбежал адъютант:
—	Господин рейхсминистр Гесс!
76

Гесс вошел, не ожидая приглашения, и взглядом отослал
адъютанта. Держался Гесс уверенно, словно был хозяином в
этом кабинете. Бегающий взгляд его маленьких, глубоко за-
па1вших глаз настороженно, но как бы мимоходом, остановил¬
ся на Геринге, по хмурому выражению лица которого нельзя
было сказать, что появление Гесса доставляет ему удоволь¬
ствие.
Оба выжидательно молчали.
Гесс заговорил первым:
—	Фюреру не нравится возня, которую вы с Геббельсом
затеяли вокруг болгар.
—	Не нравится фюреру... или вам? — иронически спро¬
сил Геринг.
Гесс повторил:
—	Фюреру не нравится...
Но Геринг не дал ему договорить и раздраженно крикнул:
—	Вечно вам что-нибудь не нравится!
Гесс презрительно усмехнулся.-
—	Где ваша былая хватка, Геринг?
Геринг молча вытянул руку, и его кулак угрожающе сжал¬
ся. Но на Гесса этот жест не произвел никакого впечат¬
ления.
—	Поймите: на процессе мы должны схватить за горло
не этих болгар, не Торглера...
Геринг, хвастливо ударив себя по карману, перебил:
—	Этот у меня уже вот здесь!
—	...Не Торглера, а коммунистическую партию! И не толь¬
ко коммунистов Германии, а всех, во всей Европе, во всем
мире! — Гесс угрожающе надвинулся на Геринга. — Фюрер
вам не простит, если вы провалите процесс!
Геринг обеими руками уперся в стол и оттолкнулся от него
вместе с креслом.
—	О чем вы думали раньше, когда я предлагал пере¬
стрелять их всех, прежде чем они улизнули в подполье?!
—	Фюрер дал вам министерство внутренних дел не для
того только, чтобы устраивать погромы на виду у всего мира.
Для этого не нужно иметь в руках такой механизм, как ге¬
стапо. Вы министр, а не американский рекетир... Фюрер же¬
лает, чтобы вы это поняли, Геринг!
В голосе Гесса прозвучала угроза, и Геринг медленно под¬
нялся из-за стола.
Но Гесс внезапно переменил тон и спокойным, неторопли¬
вым голосом проговорил:
—	Я привез субъекта, которого вы сами давно могли во¬
влечь в это дело.
Геринг отер лоб, покрывшийся крупными каплями пота.
77

—	Кого еще? — процедил он сквозь зубы.
—	Помните Карнаве?
—	Депутат рейхстага?
—	Бывший коммунист. Суд может его допросить в каче¬
стве свидетеля. Публика поверит тому, что он знает програм¬
му и систему борьбы коммунистов.
—	Таких типов у меня самого сколько угодно, — похва¬
стался Геринг.
—	Погодите, — остановил его Гесс.—Александер говорил
с Седовым. Троцкий ручается за Карнаве. Он покажет под
присягой, что коммунисты замышляли вооруженный перево¬
рот. Покажет, будто поджоги и покушения на руководителей
германского государства стояли в их плане.
—	Вы... говорили уже с Карнаве? — недоверчиво спросил
Геринг.
—	Да.
—	И он действительно согласен рассказать на процессе
все это?..
—	Все, что мы прикажем!
Геринг прошелся по кабинету, потирая висок.
—	Давайте его сюда!
4
Выйдя из подземки у Штеттинского вокзала, Рупп остано¬
вился. Он не знал, куда повернуть — налево или направо. Он
сделал вид, будто рассматривает журналы в газетном киоске,
и подождал, пока мимо него не прошел Лемке. Пропустив
его настолько, чтоб'ы не потерять в толпе, Рупп последовал
за ним.
Лемке повернул направо, дошел до угла и свернул в узкую
Кесселыитрассе. Это удивило Руппа. Он знал, что их цель —
тюрьма Старый Моабит. Туда короче всего было бы пройти
по Инвалиденштрассе, до уголовного суда. Эту дорогу Рупп
помнил по тому времени, когда ему приходилось ходить сюда
с матерью, пытавшейся узнать судьбу его исчезнувшего отца.
Это были еще времена Брюнинга и Папена, но с тех пор тут,
кажется, ничего не изменилось: та же прямая стрела улицы,
те же шу-по на перекрестках, тот же поток автомобилей и пе¬
шеходов. Разве только вот штурмовики перестали ходить по¬
среди улиц, топоча сапожищами и горланя песни. Они теперь
смешались с толпою. Впрочем, от этого они не стали менее
ненавистны Руппу. Он был убежден, что именно они, штурмо¬
вики, истинные виновники гибели его отца — берлинского
рабочего-металлиста, примкнувшего еще в 1918 году к спар¬
таковцам.
78

Повернув за угол* Кесселынтрасее, Рупп, все время бояв¬
шийся, что потеряет Лемке из виду, сразу увидел его неторо¬
пливо шагающим к Колонне Инвалидов. Здесь было меньше
прохожих, и Рупп, следуя наставлениям Лемке, отстал еще
немного. Он ускорил шаги только тогда, когда Лемке, обойдя
колонну, пересек улицу Шарнгорста ,и, к еще большему удив¬
лению Руппа, вошел в ворота кладбища.
Лемке остановился в воротах и сказал несколько слов при-
вратнику-инвалиду, тем временем проверяя, нет ли за ним
наблюдения. Потом он углубился в лабиринт кладбищенских
аллей, наконец остановился и сделал Руппу знак подойти.
—	Ну что, малыш, — ласково сказал он, кладя руку на
плечо юноши, — кажется, все благополучно?.. Не трусишь?
Рупп ответил укоризненным взглядом.
Лемке обнял его за плечи, и они пошли дальше вместе.
Рупп вслух читал надписи на памятниках. Многие имена
были ему знакомы по учебникам истории. Одни хорошо — как
Шарнгорст или герой всех гимназистов воздушный ас
Рахтгофен, другие — смутно, как Шлиффен.
Но именно около его-то памятника Лемке и остано¬
вился.
—	Ты немец, Рупп?..
—	Конечно!
—	А что ты знаешь о Шлиффене? Почему ему воздвигли
памятник?
Рупп смутился. Он не знал.
—	Немецкие генералы воздвигли Шлиффену памятник за
то, что он показал им предательский путь, которым можно во¬
рваться во Францию... Вот так же шайка разбойников могла
бы поставить памятник наводчику, который отыскал в доме
незапертую форточку, выходящую в огород соседа.
Рупп с удивлением смотрел на длинное лицо фельдмар-
шала-наводчика, с большими пролысинами надо лбом, с тя¬
желыми мешками нижних век и мертвым взглядом бронзовых
глаз. Вокруг рта Шлиффеиа бронза застыла брезгливою склад,
кой. Его короткий подбородок был заносчиво вздернут над
непомерно высоким воротником.
—	Запоминай их лица, мальчуган, — сказал Лемке. —
В крови, пролитой этими людьми, в крови, которую еще про¬
льют их ученики, следуя примеру учителей, можно было бы
утопить Берлин!..
Они вышли к набережной канала. Лемке опустился на
скамью и некоторое время молча созерцал поверхность воды.
На том берегу канала виднелась подернутая серою осен¬
нею мглою верфь, левее — шгшцы музея терялись в ползущем
над городом сером тумане. За его пеленою дом казался
79

огромным и почти черным; его очертания были словно смытые
контуры рисунка.
Лемке спросил:
—	Послушай, мальчик, ты любишь Берлин?
Рупп ответил не сразу:
—	Почему ты спрашиваешь?
—	Ты услышишь иногда, что наш Берлин — хмурая камен¬
ная громада, безвкусная смесь казарм и памятников курфюр¬
стам, город-выскочка среди почтенных, убеленных славными
сединами европейских столиц; ты услышишь, что Берлин —
это гнездо милитаризма и международного разбоя, город
воинствующих торгашей и торгашествующих полководцев.
—	Но... ведь это же неправда! — воскликнул юноша. Рупп
нагнулся, чтобы заглянуть в лицо Лемке.
Тот говорил, продолжая глядеть на воду канала:
—	К сожалению, некоторые немцы сделали слишком много
для того, чтобы это было правдой. Но мы знаем, что это не
вся правда о Берлине. Кроме Замка и Бранденбургских,ворот,
кроме Тиргартена с особняками миллионеров и Аллеею По¬
беды, в Берлине есть еще Веддинг, и Нейкельн, и Панков с
миллионами таких немцев, как мы с тобою, как наши отцы и
наши деды. И Сименсштадт, построенный руками таких же,
как мы, где работают тысячи таких, как мы. Кроме памятни¬
ков генералам, в Берлине стоят памятники Гельмгольцу и
Шиллеру, Вархову и Коху. Этот второй Берлин, с его-'людьми
и домами, с заводами и памятниками, с его садами и тихими
кладбищами, на которых лежат наши отцы... — сказал и/
спохватившись, участливо добавил: — Не смущайся, я пони¬
маю. Ты должен помнить: и таким пропавшим без вести, как
твой отец, мы поставим памятник. Большой' прекрасный па¬
мятник жертвам гитлеровской тирании!
Рупп вздохнул.
—	Ты сомневаешься? — спросил Лемке.
—	Нет, но...
—	Верь мне: это будет!
—	Ты же знаешь, Фрацц, я тебе верю, но... правильно ли
это — увековечивать могилы, даже такие, о которых ты го¬
воришь?
—	Никогда не старайся казаться умнее, чем нужно! — с
укоризною проговорил Лемке. — Разве мы с тобою не знаем
могил, которые достойны того, чтобы сохраниться навеки?
Есть могилы, которые человечество будет оберегать тем тща¬
тельнее, чем выше будет становиться культура, чем больше
вширь по белу свету и чем дальше в глубину народных масс
будет проникать свет коммунизма. Разве уже сейчас мы не
знаем двух таких могил, близких сердцу людей, разбросанных
80

по всему земному шару? Вспомни могилу на Хайгетском
кладбище в Лондоне. А мавзолей на Красной площади
в Москве? Я напомню тебе слова Энгельса, которыми он про¬
водил в землю своего друга и старшего соратника: «14 марта
перестал мыслить величайший из современных мыслителей...»
Энгельс был прав, говоря это. Для нас с тобою, Рупп, для
коммунистов, — при этих словах Лемке почувствовал, как
напряглась лежавшая в его ладони рука юноши, — для нас
с тобою важнее* всего то, что Маркс первый привел пролета¬
риат к сознанию его собственного положения и его потребно¬
стей и открыл трудящемуся человечеству путь к освобожде¬
нию. И Маркс не был только мыслителем, он был револю¬
ционером, стихией которого была борьба, революционером,
который прежде всего стремился принять участие в разру¬
шении капиталистического общества, законы развития кото¬
рого он открыл. По свидетельству Энгельса, немногие спо¬
собны были бороться с такою страстью, с таким упорством и
с таким успехом, как Маркс.
—	Да, — горячо воскликнул Рупп, — такого успеха, ка¬
кого достигло воплощение его идей в Советском Союзе, не
знал еще ни один мыслитель до него!
—	Это верно. Именно там, в России, оказались великие
продолжатели его дела, его гениальные ученики Ленин и
Сталин. Там дело Маркса в верных руках. Там его идеи раз¬
виваются, находят воплощение в жизни, оттуда они вернутся
и сюда, на родину великого учителя человечества, придут и
туда, где покоится его пр-ax... Скорей бы! Если бы был сво¬
боден Тэдди. Ты помнишь Тэдди, малыш?
—	Он только однажды ночевал у нас. Я тогда и не знал,
что это Тельман. — Помолчав, Рупп в задумчивости продол¬
жал:— Должен тебе сознаться, Франц, что и теперь еще я
как-то не до конца поверил тому, что тот простой рабочий,
такой же, как мой отец, простой гамбургский рабочий Тэдди,
и вот этот огромный человек, секретарь ЦК нашей партии...
—	Нашей?.. — с улыбкой прервал Лемке.
—	Да, нашей. Именно нашей!—твердо повторил юно¬
ша. — Позволь мне уже так говорить... Я хотел сказать: мне
иногда просто не верится, что тот наш Тэдди и этот наш
товарищ Тельман — один и тот же человек.
—	Именно в этом его сила, Рупп: рабочий и вождь, рабо¬
чий вождь. В этом великая сила Тельмана.
—	Вождь!.. Очень сильное слово, Франц.
—	Отличное слово, мальчик. Правда, его пытаются испо¬
ганить. Сила этого слова в том, кто дарует человеку это вы¬
сокое звание. Если оно не получено от народа, за него нельзя
дать и пфеннига.
б Поджигатели
81

—	Пфеннига!
—	Разве мало было и сидевших на настоящих тронах и
воображавших себя королями на ночных горшках в сумасшед¬
ших домах, которые одинаково безуспешно именовали себя
вождями своих народов? Одни из них кончали- смирительной
рубахой, другие — эшафотом. Народ не хочет иметь дела ни с
королями, ни с безумцами. С ним нельзя говорить ни с трона,
ни с ночного горшка. Он хочет иметь своих вождей. Только
их он признает, их слушает, им верит.
—	Я думаю, Франц, что и на таких подлых безумцев, как
Гитлер и Муссолини, народ наденет когда-нибудь смиритель¬
ную рубашку.
—	На них и на всех им подобных, нынешних и буду¬
щих. И не рубашку, дружище, а петлю!
—	Только бы эти негодяи не успели перебить всех борцов
за свободу.
Франц рассмеялся:
—	Можешь не бояться. При всем кажущемся могуще¬
стве этих «правителей» они только жалкие злобствующие лиг.
меи. Они больше всего на свете боятся народа и его вождей.
—	Слишком дорого эти пигмеи обходятся народам.
—	До тех пор, пока в Германии есть такие люди, как Тель¬
ман, наш народ может верить в лучшее будущее. М они есть,
мой мальчик! Есть и будут, пока жив наш немецкий народ.
А ои не умрет. Перед ним широкая дорога вперед, в будущее,
по следам русских. Наш народ переживет гитлеров, Рупц!
Переживет! Этому учит нас партия.
—	Поскорей бы мне подрасти! Мне тоже хочется быть
настоящим членом партии!
—	Комсомольцы — наши младшие братья. Ты можешь
гордиться этим званием!
—	Мне хотелось бы стать партийным функционером.
—	Милый мой, это не сваливается, как почетный титул.
-г- Я его заслужу!
—	Его начинают зарабатывать не речами, а у стачка, сре¬
ди таких же рабочих, как мы с тобой.
—	А ты долго был простым рабочим, Франц?
—	Я им был и остался, сынок.
—	Я хотел сказать: ты долго пробыл у станка, еще не
зная, что будешь функционером?
—	Да... постоял!
—	Ты счастливец, — мечтательно,, даже со вздохом сказал
Рупп, — не каждый начинает свой путь рядом с такими, как
Тэдди*
—	Ты прав, мальчик... — Франц запнулся, словно какой-то
клубок в горле помешал ему говорить... — но только впослед¬
82

ствии начинаешь понимать, какое значение в твоей жизни
имело то, что такой человек, как Тельман, поставил тебя на
рельсы... Бывало он забегал к нам в мастерские Гамбургско¬
го порта и давал задание с таким видом, будто рассказывал
забавную историю. У нас не было тогда даже конспиратив¬
ной квартиры, а в каждой пивной сидело по шпику... И вот
бывало слушаешь Тельмана, а с фрезы нельзя глаз спустить...
Он сам всегда требовал от нас: никаких промахов в работе,
чтобы комар носу не подточил; чем чище твоя книжка, тем
лучше ты законспирирован!
—	Ия буду хорошо работать, Франц! Вот так, как сей¬
час, пока партия сама не скажет: а ну, Рупп, ты нам нужен!
—	Если бы твой отец слышал эти слова! Он гордился бы
тобою.
—	Я верю, Франц. Я верю тому, что он еще узнает!
—	Если только он жив, он узнает. Ты и твои товарищи
откроете перед ним двери лагеря... Люби трудовой немецкий
народ, Рупп, верь в его силы и совесть.
—	Ты правильно говоришь, Франц, Не все же немцы —
наци.
—	Пока наци еще совсем немного, но даже если их будет
вдесятеро больше, и тогда, Рупп, мы будем бороться и ве¬
рить в победу. — Лемке крепко обнял юношу за плечи и при¬
жал к себе. — Бороться, бороться до конца, как учил нас
Тэдди, сам научившийся этому у Ленина и Сталина. И, мо¬
жешь мне поверить, победа будет нашей!
Рупп обвел быстрым движением руки расстилавшуюся
перед ним панораму города.
—	Клянусь, что буду... таким, как ты, Франц.
Лемке пожал руку юноши.
—	Посиди. Я сейчас вернусь.
Он не спеша скрылся за поворотом аллеи. С серого грани¬
та одного из надгробий на него смотрел бронзовый горельеф
грубой фельдфебельской маски. Под маскою стояло: «Фельд¬
маршал Эйхгорн погиб в 1918 году в Киеве (от бомбы боль¬
шевиков)». Лемке усмехнулся. По странной игре судьбы,
именно в надгробии этого палача Украины нашелся тайник,
служивший одним из передаточных пунктов для нелегальной
почты коммуиистов-подполыциков Берлина.
Лемке быстро огляделся, достал из щели между бронзо¬
вой доской и гранитом маленький пакет и с независимым ви¬
дом праздного гуляки пошел прочь.
Лишь убедившись в том, что его никто не может видеть,
даже Рупп, Лемке развернул пакетик и достал его содержи¬
мое — две обыкновенные пачки сигарет. Он внимательно
осмотрел их и одну пачку бережно завернул снова, а из другой
6*
83

высыпал сигареты в карман, а обертку, подняв к глазам, стал
разглядывать на свет, то и дело косясь п-о сторонам.. Потом
тщательно разорвал тонкий картон на мелкие куски.
После этого он, не оглядываясь, пошел обратно к Руппу.
Осень в том году была ранняя. Деревья давно пожелтели,
и листва их, несмотря на старания сторожей, густо усеивала
дорожки кладбища. Лемке с удовольствием прислушивался
к мягкому шуршанию листьев под ногами. От этого умиро¬
творяющего шелеста, от мягкости, с которой каблук погру¬
жался в мокрый песок дорожки, на душе становилось спокой¬
но и даже минутами забывалось, зачем он пришел на клад¬
бище, забывалось о возможной слежке. Впрочем, Лемке был
уверен, что возможность слежки почти исключена — положе¬
ние его было вполне легально и надежно законспирировано;
его незаметная фигура не должна была служить предметом
особого внимания тайной государственной полиции. Он мог по¬
этому спокойно участвовать в передаче Тельману вестей
о том, что весь прогрессивный мир, все свободомыслящее
человечество борется за его освобождение.
Уже больше полугода вся прогрессивная пресса мира, едва
ли не ежедневно, уделяла внимание аресту и заточению Тель¬
мана. Больше полугода немецкие рабочие испещряли вагоны,
заборы, стены домов и фабричные трубы Берлина, Гамбурга,
Бохума, Дюссельдорфа и других промышленных центров
Германии настойчивым кличем.- «Свободу Тельману!»
«Свободу Тельману!» — кричали листовки германской ком¬
партии.
«Свободу Тельману!»—провозглашал на весь мир пере¬
датчик «Свободная Германия».
«Свободу Тельману!» — восклицали на митингах ученые,
художники, артисты всех стран мира.
«Свободу Тельману!» — изо дня в день писали в своих
статьях Роллан во Франции, Драйзер в Америке, Горький
в России, Нексе в Дании, Манн в Англии, писатели-
антифашисты Испании, Китая, Латинской Америки.
Не было на свете языка, на котором Гитлер, Геринг и Геб¬
бельс не получали бы протестов против ареста Тельмана. Не
было языка, на котором в берлинскую тюрьму Старый Моа¬
бит не пришел бы на имя Тельмана призыв к бодрости.
Вот уже полгода, как Старый Моабит стал не менее зна¬
менит, чем Бастилия.
И вот уже несколько месяцев, как печальная слава Ста¬
рого Моабита удвоилась: мир узнал, что в его стены гестапо
перевела еще одного узника; Его имя также изо дня в день
84

повторялось левой прессой мира; его имя с ненавистью про¬
износили фашисты. Это имя принадлежало болгарскому ком¬
мунисту, ставшему теперь символом борьбы за честь всего
передового человечества, синонимом железной стойкости и вер¬
ности делу рабочего класса. Это было имя Георгия Димит¬
рова.
Еще много месяцев назад, сразу после пожара рейхста¬
га, фашистская юстиция намеревалась в ускоренном
темпе провести процесс. Нацисты хотели доказать виновность
коммунистов в поджоге рейхстага, хотели свести на-нет неоп¬
ровержимые доказательства того, что поджог был организо¬
ван штурмовиками Геринга по приказу Гитлера.
Но уже больше полугода следователи и прокуроры на¬
прасно пытались сломить волю Димитрова, заставить его от¬
речься от правды, заставить его принять вину на себя и на
свою партию.
Из письма, которое Лемке должен был переправить сквозь
стены Старого Моабита, Тельман узнает, что партия жива,
что мир помнит о нем, борется за него; узнает, что слова
свобода и справедливость не забыты человече¬
ством и что его собственное имя, как и имя заключенного в тех
же стенах Димитрова, стало символом борьбы за правду.
Лемке вернулся к скамье и отдал Руппу пачку с сигаре¬
тами.
—	Что же, пойдем, малыш?
—	Я чего-то недопонимаю...
—	Смелей, малыш!
Юноша казался озадаченным.
—	Я еще не слышал хорошего слова о наших социал-де¬
мократах, — сказал о-н, — а ведь и Маркс и Ленин в свое вре¬
мя высоко ценили немецкую социал-демократию...—И, по¬
спешно добавил: — Может быть, вопрос кажется тебе очень
наивным, но, честное слово, я...
Лемке дружески похлопал его по плечу и с улыбкою ска¬
зал:
—	Вопрос вовсе уж не так наивен, дружище! По пута ве¬
ликих вождей и учителей рабочего движения пошли далеко
не все их ученики, — верхушка социал-демократии знала боль¬
ше предателей рабочего дела, чем борцов за него. Поэтому
лучшие люди, такие, как Цеткин, как младший Либкнехт, как
Люксембург, в конце концов ушли из ее рядов. Они пошли
за Лениным и Сталиным, за ними пошли и мы, немецкие
рабочие, во главе с нашим Тэдди.
—	Ты не рассердился на мой вопрос?
85

—	Всякому немцу, а тем более такому, как ты, должна
быть ясна подлая роль предателей рабочего класса Герма¬
нии, предателей всего немецкого народа, продавших его сво*
боду и благополучие сначала буржуазии, а потом фашизму.
Я говорю о всяких шей деманах, лебе, носке, зеверин*
гах и прочей мрази, которая для маскировки продолжает при^
крываться именем социал-демократии, хотя от великой немец¬
кой социал-демократии ничего не осталось. Бе лучшие старые
традиции переняли мы, коммунисты...
Лемке поднялся, и они медленно зашагали вдоль набе*
режной, к улице Инвалидов. На углу они расстались. Рупп
дружески сжал руку Лемке у локтя, словно хотел поделиться
избытком бодрости со своим учителем.
Лемке видел, как фигура юноши исчезла в толпе.
Обязанность Руппа заключалась только в том, чтобы пере¬
дать сигареты служителю суда. Лемке отлично знал, что са^
мое трудное начнется дальше — на маленьком пространстве
двора, отделяющего здание суда от тюрьмы. Лемке был уве¬
рен, что нет никаких оснований беспокоиться за Руппа и за
письмо на первом этапе, но все же не мог заставить себя
повернуться и уйти. Он хотел своими глазами убедиться в
том, что Рупп целым и невредимым выйдет» из подъезда суда,
и узнать по его взгляду, что все благополучно.
Задумавшись, Лемке не заметил, что стоит у подъезда
суда. Его привел в себя негромкий голос:
—	Не скажете ли, который час?
Лемке машинально посмотрел в лицо спрашивающего,
поймал его ощупывающий взгляд и, вынув часы, молча пот
казал их.
Лемке не понравилось, что взгляд незнакомца, едва скольз¬
нув по часам, снова с пристальным интересом остановился на
его лице.
Он спрятал часы.
Широкие двери суда то и дело отворялись. По ступеням
спускались люди. Но среди них все еще не было Руппа. Лемке
взглянул на часы: он больше не мог оставаться тут. Не¬
смотря на владевшее им беспокойство о судьбе юноши, он
должен был уйти и уже не видел, как Рупп выщел из дверей
суда, с трудом сдерживая радостную улыбку, и быстро
зашагал прочь.
5
Выходящее во двор широкое окно было растворено
настежь. Прохладный весенний воздух врывался в комнату,
надувая занавеску.
86

Станок, за которым работал Шверер, стоял прямо против
окна, но генерал не замечал холода. Ворот старой домашней
тужурки из верблюжьей шерсти был расстегнут, и обшлага
аккуратно завернуты — каждый ровно на два дюйма.
Брюки на Шверере были тоже старые, из тех, что уже не¬
ловко носить на людях. Лампасы возле карманов немного
залоснились; сзади, там, где штанины касались шпор, они
были тщательно подрублены, отчего стали в тех местах чуть
короче. К тому же брюки были узкие, того фасона, на манер
уланок, какого давно уже никто не носил.
Генерал был невысок ростом, узок в кости и сухопар. От
седых, остриженных бобриком волос и седых бровей, корот¬
кими кисточками, как у рыси, торчащих у висков, его розо¬
вое, выбритое до блеска лицо казалось красным. Сухие тон¬
кие губы были платно сжаты. Серые навыкате глаза вни¬
мательно щурились из-за очков.
Своей мохнатой желтой курткой, алыми лампасами на
брюках, острым носом и маленькой головой на длинной жи¬
листой шее Шверер напоминал злую красноногую птицу, на¬
целившуюся клюнуть то, что вертелось в патроне монотонно
жужжащего станка.
Старик стоял, не сгибая спины, и, опершись мизинцем о су-
порт, сквозь лупу следил за острием резца.
Блестящая ниточка стружки, весело извиваясь, сбегала с
вращающегося^ кусочка металла.
У-влечение работой не мешало генералу изредка коситься
на часы. Это были особенные часы, с ясными цифрами, с чет¬
кими черточками делений, Длинная секундная стрелка, трепет¬
но вздрагивая, бежала по циферблату.
Домом Шверера командовали часы. Они висели во всех
комнатах. Дом был наполнен шорохом неустанного движения
времени.
Подчиняясь стрелке часов, генерал снял ногу с педали и
выключил станок. Пора было итти в столовую.
Он повесил тужурку в шкаф и сделал несколько гимна¬
стических движений. Холодный ветер заставил его поежиться
и затворить окно.
В столовую он вошел уже в форменном кителе, застегну¬
том на все пуговицы.
фрау Эмма Шверер зябко повела плечами от холода, пах¬
нувшего из дверей кабинета, но тут же улыбнулась, делая
вид, будто ей это нисколько не неприятно.
Наливая мужу кофе, она волновалась так, словно это был
экзамен невесте по домоводству, а не обычный утренний зав¬
трак, такой же, как каждый день в течение тридцати восьми
лет их совместной жизни. Генерал читал газету, но фрау Шве-
87

pep была уверена, что его взгляд одновременно отмечает и
каждое ее движение и бег стрелки на стенных часах.
Сколько раз она делала попытки убрать эти безобразные
часы из столовой! Однажды пустилась даже на хитрость: за
счет хозяйственной экономии купила красивые саксонские ча¬
сы и повесила их вместо этой отвратительной никелированной
тарелки. Но на другой же день опять увидела ее на стене,
рядом с новыми фарфоровыми часами.
И вот острое стальное жало секундной стрелки короткими
толчками снова подгоняло ее. Как будто она была на вокзале,
а не у себя дома!
Фрау Шверер пододвинула мужу чашку. Бережно дер-жа
ложечку костлявыми пальцами с коротко остриженными
выпуклыми синими ногтями, Шверер сыпал в кофе сахар.
Следя за тем, как исчезают на поверхности кофе голубо¬
ватые кристаллы, он проговорил словно в пустое простран¬
ство:
—	Читала сегодня статью Дарре «Новая знать крови»?
—	Ты же знаешь, я не читаю таких статей.
—	И совершенно напрасно! Мы никогда не сможем иметь
надлежащего призывного контингента, если женщины не бу¬
дут обязаны рожать так же, как мы, мужчины, обязаны слу¬
жить.
Она смущенно опустила глаза:
—	Но, Конрад! Служить и рожать — это разные вещи.
—	Нам нужно много солдат! Больше, чем какой-нибудь
другой державе.
—	Я не могу привыкнуть к твоему новому тону, Конрад.
Пока фрау Шверер снова наполняла пустую чашку, генерал
сорвал обертку с толстой пачки газет. Это была не обычная
бандероль, как на других газетах, а конверт из плотной бу¬
маги. На нем краснел штемпель отдела печати министерства
рейхсвера: «Только для личного пользования». В пачке были
газеты из Советского Союза.
Генерал наскоро пробегал заголовки статей, отмечая то,
что следовало потом внимательно прочесть.
—	Отто опять не ночевал дома, — нерешительно прогово¬
рила фрау Эмма.
Генерал с досадою оторвался от «Красной звезды».
—	Наверно, провел ночь не хуже, чем если бы лежал у се¬
бя в постели,—сказал он.
—	Но... мальчик ведет ненормальную жизнь.
—	А что ты считаешь нормальной жизнью офицера?
—	Мой бог! Ты совершенно не думаешь о здоровье детей!
Шверер посмотрел на нее поверх очков.
—	Еще что-нибудь?

—	Вот и Эрни совсем отбился от рук.
—	Ты хочешь семнадцатилетнего оболтуса умывать по ут¬
рам губкой? В этом Ха-йот * из него сделают по крайней мере
здорового человека.
—	Но с ними там бог знает как обращаются!
—	Я приветствую, что наци вырвали, наконец, наших сы¬
новей из-под подолов мамаш!
—	Кажется, я воспитала старших мальчиков и без помощи
этих организаций.
—	Пример тому слюнтяй Эгон?
—	Не всем же бог дал быть военными.
—	Он — фон Шверер!
—	Мне кажется, он занимает хорошее положение.
—	Я предпочитаю пехотного лейтенанта профессору меха¬
ники!— Генерал сердито отодвинул пустую чашку.
—	Но, Конрад...
—	Я шестьдесят пять лет Конрад! Из них тридцать во¬
семь я пью кофе с простывшими сливками...
Генерал порывисто встал, повернулся на каблуках и вы¬
шел.
Он вошел в кабинет, потер руки и опустился в кресло пе¬
ред столом, — старое кресло, кожа которого побелела от сиде¬
ния. На широком поле стола были аккуратно разложены спра¬
вочники, стопки чистой бумаги, на видном месте — папка с
надписью «Марш на восток. — Исследование генерал-лейте¬
нанта Конрада фон Шверера».
—	Итак!
Шверер пододвинул к себе папку с рукописью и вдруг,
гневно оттолкнув кресло, вскочил и побежал к двери.
—	Эмма!
Фрау Шверер в испуге выронила из рук вязанье.
—	Кто трогал мои бумаги?
—	О, Конрад! — Она всплеснула руками. — Кто посмеет?
—	Кто трогал папку? Ты понимаешь, Эмма?.. Кто-то
входил в кабинет.
—	Но, Конрад, клянусь тебе... Только Анни! Она сама сти¬
рает пыль у тебя.
—	Но я же вижу...
—	Может быть, полотер нечаянно? — высказала предполо¬
жение фрау-Шверер.
—	Полотер? Сколько раз я просил, чтобы ты была в ком¬
нате, когда там натирают пол.
—	Я так и делаю, Конрад. Я слежу за каждым его ша¬
*	Ха-йот —■ начальные буквы «названия фашистской организации мо¬
лодежи — гиглерюгенд (Hitler-Jugend).
89

гом,—солгала фрау Шверер. — Но, может быть, как-нибудь,
когда он двигал стол...
—	А что, у нас натирает все тот же бравый солдат без
руки, что и прежде? — спросил Шверер, так же внезапно успо¬
каиваясь, как и вспылил. — Кажется, довольно старательный
малый, а?
—	Бойс прекрасный полотер, Конрад!
—	Видна солдатская школа, не правда ли?
—	О да, отличная школа! — с готовностью согласилась
фрау Шверер.
Генерал поднял упавшее на пол вязанье жены и стал
его рассматривать со снисходительным вниманием» Внезап¬
но, отбросив вязанье на стол, быстро нагнулся, поцело¬
вал, точно клюнул, у жены руку и поспешно вернулся в ка¬
бинет.
Он снова раскрыл рукопись и провел ладонью по заглав¬
ному листу.
«Марш на восток». Только на восток! Ключевые позиции
для броска на Париж и Лондон — за русской границей. Это
Ленинград, это Москва, это Киев! Это должны понять все, от
кого зависит решение судеб Германии, а следовательно, Евро¬
пы и всего мира, — немецкой Европы, немецкого мира, чорт
возьми! Тем, кто с этим не согласен, можно заткнуть глотку
ссылкой на «Мейн кампф».
Швереру казалось, что в его труде не было ни одного уяз¬
вимого места.
Он обещает миру восточные Канны, о каких не мечтал ни
один полководец!
Шверер сделал несколько заметок для памяти: масштаб
операции опрокидывал разговоры Секта и Фуллера о профес¬
сиональной армии. Охват задуманного размаха исключал воз¬
можность оперирования малочисленной армией, как бы она
ни была подвижна.
Нужно было еще подумать и о том, какою должна быть
собственно немецкая армия. Нужны моторизованные мобиль¬
ные армии, способные беспощадно и энергично подавить лю¬
бое недовольство, любую тенденцию к отпадению союзников
и вассалов, способные понудить к бою нежелающих, а, в слу¬
чае надобности, попросту уничтожить их. Это должно прит-
тись по вкусу Гитлеру!
Всё это так. Но пока он одинок! Господь-бог наградил его
тремя сыновьями, но не позаботился о том, чтобы хоть одного
из них сделать помощником отцу.
Когда-то он возлагал надежды на старшего, Эгона. Но эти
надежды рухнули, когда Эгон вместо карьеры военного избрал
математику и технику. После ранения и возвращения с войны
90

Эгон стал чужим. Он не понимал отца и, видимо, не желал его
понимать. В глазах Эгона всегда мелькает насмешка, когда
ему приходится сталкиваться с Отто. Откровенное презрение,
а может быть, и более неприязненное чувство кривит его гу¬
бы при виде младшего брата, Эрнста.
Эрни звезд с неба не хватает, но мальчик знает, чего хо¬
чет. Может быть, он немного и избалован, но ведь ему нет
еще и двадцати. Перебесится!
Отто? Этот на верном пути. Мольтке из него не выйдет,
но хорошего штабного офицера из него сделать можно.
Кстати* не голос ли Отто слышен в столовой?
Шверер встал из-за стола, на цыпочках подошел к двери
и поглядел в замочную скважину. Эмма может успокоиться:
Отто жив и здоров.
6
Годар вышел на станции метро Севр-Бабилон. Он никогда
не делал пересадки, хотя от этого скрещения до бульвара
Сен-Жермен оставалось еще два перегона. Врач предписал
ему бывать на зелени, а тут, на бульваре Распай, хотя и по¬
крытые пылью, были каштаны.
Никто не угадал бы в этом сутулом человеке, одетом в
мешковатый, несвежий штатский костюм, майора французской
секретной службы. Годар шел, подавшись вперед, заложив
руки за спину. Он тяжело дышал, несмотря на прохладу ран¬
него парижского утра.
Выходя из метро, Годар снимал плюшевую шляпу с заса¬
ленной лентой и нес ее в руках. Его непокрытые волосы взды¬
мались неопрятною копной, которую обильная седина и еще
более обильная перхоть делали серой. Перхоть покрывала и
воротник пиджака и плечи. Можно было подумать, что платье
майора никогда не чистится. Цвет лица у Годара был земли¬
сто-серый; под глазами темнели набухшие мешки — прямое
свидетельство того, что сердце и почки майора требуют ле¬
чения.
Годар шел медленно, останавливаясь, чтобы прикурить
от догорающей сигареты новую. Обычно окурок успевал так
прилипнуть к краю нижней губы, что сплюнуть его было не¬
возможно, и Годар, морщась от боли, отлеплял его пальцами.
Он выходил из метро ровно в восемь часов пять минут. Он
знал, что через восемь минут, необходимых ему, чтобы дойти
до станции Распай, он увидит там выходящего из метро капи¬
тана Анри. В их распоряжении останется семнадцать минут,
чтобы посидеть на скамейке в ста пятидесяти шагах от угла
бульвара Сен-Жермен и Университетской улицы, так как ров¬
91

но в половине девятого они должны будут войти в подъезд
Второго бюро...
И действительно, еще за пятнадцать-двадцать шагов до
станции Распай Годар увидел Анри.
Капитан Анри, маленький, подвижной, со смуглым лицом
и живыми карими глазами, был ов хорошо сшитом сером ко¬
стюме. Его иссиня-черные волосы, густо смазанные брильян¬
тином и расчесанные на прямой пробор, блестели, отчего голова
капитана казалась лакированной, как у манекена в магазинной
витрине. Только одна узкая прядка волос как бы случайно
опускалась на левый висок, чтобы скрыть белый шрам, ухо¬
дивший за ухо. Над верхнею губой Анри чернели тонкие, под¬
бритые сверху и снизу, усики.
Когда-то, во времена мировой войны, Годар и Анри были
друзьями, но служба разлучила их на многие годы. Теперь
она снова свела их во Втором бюро, где оба были начальни¬
ками отделов.
Увидев Анри, Годар, как всегда, взглянул на часы, чтобы
проверить себя.
—	Посидим, — сказал он, опираясь на спинку скамьи под
тем же самым каштаном, под которым они сидели каждый
день. — С сердцем-то все хуже...
—	Нужно куда-нибудь поехать, — как обычно, ответил
Анри.
—	Да... — Годар затянулся, прикуривая -новую сигарету, и
тяжело задышал. — Я и сам так думаю... Но, знаешь ли, как-
то все не выходит. Проклятые боши не дают передышки.
Смешно сказать: когда мы с тобою были мальчишками, то,
помнится, я все бормотал: «Вот только покончим с бошами,
и все пойдет, как по маслу!» И вот моя шевелюра похожа на
половую щетку самой подлой консьержки, а я, как последний
кретин, повторяю все ту же фразу: «Вот только покончим с
бошами...» Хотел бы я знать, когда мы действительно покон¬
чим с этими свиньями.
—	Теперь уже все становится ясно!
—	Да... — насмешливо проворчал Годар. — Так ясно, что
можно зареветь от отчаяния. Сперва я думал: вот прояснится
ситуация с этим Гитлером — уеду в Алжир. И вот действи¬
тельно все ясно! А я все тут:, жду, когда кончится возня со
штурмовиками.
—	Это не может долго тянуться. — Анри разглядывал в
карманное зеркальце свои усики, притрагиваясь к ним мизин¬
цем. — Они должны вцепиться друг другу в глотки.
Годар покачал головой:
—	Сейчас не время для моего лечения.
92

—	Реорганизация, предпринятая генералом, сулит боль¬
шое оживление.
—	Э, мой друг! — Годар безнадежно махнул рукой.
—	Как ты можешь?!
—	Поработаешь с мое — увидишь сам! Любая разведка и
контрразведка должна быть агрессивной. Наступать и насту¬
пать! Этого не хотят понять у нас. Трясутся над каждым
франком.
—	Тут ты прав, — безразлично согласился Анри и под¬
нял зеркальце так, чтобы рассмотреть белую ниточку своего
пробора.
—	И это* — рядом с миллионами, которые бросает на
разведку Англия, с десятками миллионов, которые дают
боши! Мы совершенно утратили инициативу, — проворчал
Годар.
—	Ты преувеличиваешь. Немцы сами кричат о своей осве¬
домленности, чтобы запугать противника.
—	Да, да! — воскликнул Годар.—Но самое забавное то,
что их тупого бахвальства достаточно, чтобы нас запугать!
—	Нас?!
—	Да, да, дружище, нас! Наш генштаб. Он прячется за
Второе бюро, как за какую-то своеобразную линию Мажино.
Он придумал себе эту новую «линию Сен-Жермен» и спит
спокойно.
—	Ты непозволительно преувеличиваешь!
—	Я хотел бы, чтобы это было так! — Годар посмотрел на
часы: — Нам пора.
Они поднялись и вошли в подъезд бюро.
В высоком просторном зале было очень светло. Сквозь ли¬
ству подступивших к окнам деревьев в комнату влетали
солнечные зайчики и прыгали по темным панелям стен,
отделанных красным деревом. Их игривость мало гармониро¬
вала с царившей в комнате чинной тишиной, с сумрачной не¬
подвижностью сидевших за большим овальным столом двена¬
дцати мужчин. Никто не говорил. Большинство курило. Двое-
трое проглядывали утренние газеты. Один сосредоточил
внимание на напильничке, которым старательно подправлял
ногти. Ни перед кем из сидящих не было бумаг или папок,
даже блокнота или карандаша.
До девяти часов оставалось несколько минут. Три кресла
возле стола были свободны. Но вот вошли Анри и Годар.
Холодный, вежливый кивок в пространство, и каждый опу¬
стился в свое кресло, раз навсегда отведенное его отделу.
93

В этом кресле сидел его предшественник. Каждый день без
нескольких минут девять в него будет опускаться его
преемник.
Ровно в девять быстрыми шагами в комнату вошел генерал
Леганье, мужчина среднего роста, с коротко остриженными
седеющими волосами, с розовым моложавым лицом. .Его гла¬
за были прикрыты стеклами пенсне. Как и все офицеры, он
был в штатском.
Генерал опустился на председательское место и, вытянув
перед собою руки, несколько мгновений смотрел на их сцеп¬
ленные пальцы. Коротким кивком, без каких бы то ни было
вступлений, открыл заседание. Офицеры говорили по раз
навсегда установленной очереди. Генерал изредка прерывал
их вопросами. Еще реже задавал вопрос кто-нибудь из при¬
сутствовавших. Без десяти десять генерал таким же коротким
кивком отпустил офицеров, движением руки отмстив Годара
и Анри.
—	Прошу задержаться.
Когда за последним из офицеров затворилась дверь, гене¬
рал Леганье поднялся и несколько раз прошелся по комнате.
Потом остановился перед одним из окон и с таким интересом
стал наблюдать за вознею птиц в каштанах сада, что можно
было подумать, будто он совершенно забыл об ожидающих
его офицерах. Он даже водрузил на нос пенсне и несколько
нагнулся над подоконником, чтобы иметь возможность лучше
рассмотреть так заинтересовавших его птиц.
Но .было бы заблуждением думать, что птицы способны
были возбудить в начальнике Второго бюро такой интерес,
чтобы заставить его забыть о делах. Прикрываясь этим не¬
винным занятием, генерал обдумывал, как лучше изложить
подчиненным поручение, способное удивить даже его привык¬
ших ко многому людей.
—	Друзья мои, — проговорил он, быстро оборачиваясь и
направляясь к столу. Его голубые навыкате глаза на мгнове¬
ние остановились на лицах офицеров. Затем он привычным
движением сдернул с носа пенсне и ловко пустил его волчком
по полированной поверхности стола. — Друзья мои, придется
немного заняться историей, правда, не очень древней, но до¬
вольно туманной...
Он сделал паузу, словно ожидая реплик. Но офицеры мол¬
чали. Они слушали, уставившись в зеркальную поверхность
стола, не поднимая глаз на начальника.
—	Речь идет о поджоге рейхстага в Германии, — продол¬
жал генерал. — Точнее выражаясь:	о	тех, кого боши обви¬
няют в этом поджоге,— о болгарине Димитрове и немце
Торглере*
94

—	Основной обвиняемый по этому делу, — заметил Го¬
дар, — голландец ван дер Люббе, мой генерал.
—	Знаю, но из всей пятерки меня интересует именно
Димитров.
—	Георгий Димитров?
—	Да.
—	Член Исполнительного Комитета Коминтерна...
—	Так!
—	В тридцать втором прибыл в Париж из Амстердама
под именем доктора Шаафсма, жил, не отмечаясь, в Латин¬
ском квартале, виделся с Торезом и Кашеном...
—• Так!
—	Разыскивался болгарской тайной полицией... — Годар
ка мгновение умолк и исподлобья взглянул на Леганье. —
Ваш предшественник, мой генерал, обещал ей содействовать
в устранении его со сцены.
—	И что же?
—	Сюртэ прозевала.
—	Вечная история!
—	Димитров уехал отсюда в Брюссель, под именем Ру¬
дольфа Гедигера...
—	Так!
—	Потом побывал в Москве...
—	У вас хорошая память, Годар!
—	Благодарю вас, мой генерал... В то время я сидел на
этом разделе.
—	Поэтому-то я и остановился на вас... Немецкие нацио¬
нал-социалисты из-за своей неуклюжей работы очутились
в затруднительном положении с инсценировкой поджога.
—	Я всегда говорил: неуклюжи, как медведи! — со зло¬
радством сказал Годар.
—	Тем более, — возразил Леганье, — мы должны им
помочь.
—	В каком смысле, мой генерал?
—	Нельзя позволить коммунистам обернуть это дело в
свою пользу. Димитров превратил скамью подсудимых в Лейп¬
циге в трибуну для пропаганды коммунизма. Посмотрите,
что из-за этого творится у нас во Франции: полюбуйтесь на
Роллана и других, не говоря уже о наших коммунистах.
—	Может быть, отсюда и нужно начать?
—	Нет! — Пенсне снова совершило несколько быстрых
оборотов на лакированной поверхности стола. — Рубить нужно
корни! И, по возможности, вне Франции, — Леганье взмахнул
розовой ручкой, — там!..
—	Понятно, мой генерал.
—	Если немцы не сумеют покончить с Димитровым...
95

—	Надеюсь, мой генерал,—вставил Годар, — что сумеют.
—	Я ни в чем не уверен! Весь мир окажется на стороне
коммунистов, если немцы просто убьют Димитрова. Зна¬
чит...
—	Я вас почти понял, мой генерал!
—	Значит, говорю я, с ним нужно покончить так, чтобы
в этом не был виноват никто. Даже немцы!
—	Теперь я понял вас до конца, мой генерал!
—	Используйте ваши берлинские связи, Годар.
—	Это не составит большой сложности, мой генерал.
—	Я знаю ваш такт, Годар... Если немцы будут вынужде¬
ны оправдать Димитрова, что вовсе не невозможно, пусть он
не попадет никуда: ни в Париж, ни в Брюссель, ни в Лондон...
—	Скорее всего, он отправится в Москву.
—	Да, скорее всего.
—	А Москва, мой генерал... — Годар сделал безнадежный
жест.
—	Так действуйте, прежде чем он переедет советскую
границу! Обдумайте все это и, когда у вас созреет план, до¬
ложите мне. Времени не теряйте.
—	Будет исполнено, мой генерал.
Леганье ласковым кивком задержал поднявшегося было
Годара.
—	Побудьте еще несколько минут, пока я не переговорю
с капитаном. Вы должны быть в курсе всего дела! — И Ле¬
ганье обернулся к Анри:—Одно из главных усилий немцев
направлено к тому, чтобы доказать, что этот кретин ван дер
Люббе—коммунист. Я понимаю: доказать это трудно. Если
бы немцы не растеряли старых связей, они, конечно, получили
бы от голландцев точные доказательства тому, что ван
дер Люббе — коммунист, будь он в действительности хотя бы
индийским набобом. Годар расскажет вам, как это делается.
—	Я уже вошел в курс дела, мой генерал, — с готов¬
ность ответил Анри.
—	Так возьмитесь за это теперь же: голландцы должны
дать немцам все, что им нужно, не только для того, чтобы
доказать, что ван дер Люббе — коммунист, но и старый друг
и сообщник Димитрова. Вы меня поняли, капитан?
Леганье легким ударом розового ногтя заставил пенсне
сделать еще три или четыре оборота на столе и движением
головы отпустил офицеров.
Когда пенсне перестало вертеться, генерал осторожно
взял его двумя пальцами и легким движением, доставившим
ему самому очевидное удовольствие, посадил на нос. Потом
он снова подошел к окну и принялся с прежним интересом
наблюдать возню птиц в ветвях деоевьев.
96

Курьер дважды заглядывал в щелку притворенной двери
в ожидании выхода начальника. Наконец Леганье спрятал
пенсне в карман и, заложив руки за спину, медленно просле¬
довал к себе в кабинет. И там еще он некоторое время мерно
прохаживался, потом, погруженный в ту же необычную для
него задумчивость, сидел в кресле. Наконец, преодолевая ка¬
кое-то внутреннее сопротивление, он позвонил по телефону.
Разговор был короткий, закончившийся фразою Леганье:
—	Надеюсь, что ваше поручение в Берлине будет вы¬
полнено.
Секретный сотрудник британской разведки, сидевший на
контроле телефонных переговоров начальника французского
Второго бюро, тотчас передал в Лондон стенограмму разго¬
вора, в котором его внимание привлекли слова Леганье о -по¬
ручении в Берлине.
Заработал телеграф между Лондоном и Берлином.
Частная каблограмма редактора лондонской газеты «Еже¬
дневный курьер» пришла в контору ее постоянного берлин¬
ского корреспондента Уинфреда Роу, известного в междуна¬
родных журналистских кругах под кличкою «капитана Роу».
Причина предстоящего появления Годара в Берлине была
уже ясна британской секретной службе, и цель его вполне со¬
ответствовала намерениям Интеллидженс сервис. Поэтому
капитан Роу получил предписание помочь Годару выполнить
его поручение.
Незадолго до того, как все это произошло, почти непо¬
средственно за тем, как генерал Леганье опустил телефонную
трубку на рычаг, майор Годар снова появился в его кабинете.
—	Мне не хотелось говорить об этом даже при капитане
Анри, мой генерал...
—	Что-нибудь очень важное?
—	Совершенно ошеломляющее сообщение прошло от Роу
в Лондон, мой генерал!
—	Через ваш «Салон»?
—	Да. Немцы принимают участие в заговоре на жизнь
Франклина Рузвельта.
—	Ого! Далеко тянутся.
Майор осторожно спросил:
—	Что прикажете делать, мой генерал?
Генерал, взгляд которого никогда не задерживался на ли¬
це собеседника, на этот раз пристально посмотрел в глаза
Годару.
—	Молчать!:— выразительно, хотя и совсем не громко,
проговорил генерал.
Годар молча поклонился и вышел. Леганье был уверен,
что этот офицер понял его именно так, как нужно!
7 Поджигатели
S7

Почти такой же ответ получил и сотрудник, британской
секретной службы, положивший перед своим начальником
расшифрованный текст срочного сообщения капитана' Роу.
—	Оставьте эту депешу у меня,—сказал начальник.—
Я сам займусь этим.
Ни французская, ни английская секретные службы тогда
еще не имели представления о силах, принимающих участие
в кровавой игре, начало которой было положено радиограм¬
мой Долласа, посланной с «Фридриха Великого» перед самым
его приходом в Гамбург. Они не знали, что тайные нити, про¬
тянувшиеся между Берлином и Вашингтоном, уходили одними
концами в личный кабинет начальника немецкой военной раз¬
ведки полковника Александера, другими концами — в кабинет
начальника американского бюро разведки Говера. Никто, кро¬
ме лиц, принимавших непосредственное участие в «'Операции»,
не знал, что 13 февраля 1933 года к Говеру явился агент его
бюро Конрой и доложил:
—	По делу ФДР, сэр.
—	Выкладывайте, — сказал Говер.
—	Послезавтра он выступает в Чикаго.
—	Ну?
—	У меня все готово.
—	Кто об этом знает?
—	Никто, кроме меня, сэр.
—	Завтра я вам скажу. Идите!
Назавтра Говер действительно вызвал Конроя.
—	Ничего не изменилось?
—	ФДР вылетел в Чикаго.
—	Можете лететь и вы.
—	А... остальное?
—	Все, как я сказал.
И Конрой вылетел в Чикаго, имея в кармане официальное
предписание охранять вновь избранного президента Штатов
Франклина Делано Рузвельта. Он вылетел на обычном рей¬
совом самолете «Пан Америкен» и не знал, что через не¬
сколько часов на служебном самолете федерального бюро
разведки следом за ним вылетел и его начальник Губерт
Говер.
Это произошло 14 февраля 1933 года, а утром 16-го, когда
Джон Ванденгейм, еще лежа в кровати, нетерпеливо потянул¬
ся к газетам, первым, что бросилось ему в глаза, был огром¬
ный заголовок на первой странице «Трибюн»:
«Вчера в окрестностях Чикаго совершено покушение на
Франклина Д. Рузвельта. Один убит, четверо ранено».
В водянистых глазах Ванденгейма вспыхнул яркий огонек,
98

и довольная ульгбка растянула его мясистые губы. Но уже
в следующее мгновение эта улыбка исчезла. Из заметки под
сенсационным заголовком было ясно: убит вовсе не Рузвельт,
а мер Чикаго, сопутствовавший ему в автомобиле.
Большая рука Ванденгейма злобно смяла газетный лист.
Но он тотчас же расправил его и стал искать сообщение о
судьбе покушавшегося. О нем ничего не было сказано. Вы¬
ражение лица Ванденгейма стало озабоченным. Подумав, он
потянулся к телефонной трубке.
В это же время в кабинете своей адвокатской конторы
Фостер Доллас с такою же озабоченностью просматривал то
же сообщение. Его острые глазки беспокойно шныряли по га¬
зетному листу. Потом с нерешительностью остановились на
телефонном аппарате. Он взялся за трубку в тот момент,
когда раздался звонок Ванденгейма.
7
Гонимый Петром мокрый снег с силой ударял в стекла ма¬
ленького, забранного решеткой окна. Он налипал размокшими
комьями; комья подтаивали и оползали вниз. Их нагоняли
струйки воды, размывали и сгоняли на гранитный подокон¬
ник окна в комнате для подсудимых Лейпцигского суда.
Димитров, сдвинув брови, глядел на плачущие стекла. Он
старался заставить себя думать о предстоящем судебном за¬
седании, но мысли непослушно разбегались и уносились к жи¬
зни по ту сторону решетки. Темной стеной, отгораживающей
воспоминания, вставала тюремная камера в Моабите^ потом
камера полицейской тюрьмы. Следователь — палач Фохт, изо
дня в день в течение шести месяцев следствия прилагавший
усилия к тому, чтобы добиться признаний. Сначала — лише¬
ние газет и книг, потом — уменьшение пайка, перевод из од¬
ной камеры в другую все меньших и меньших размеров, пока
не стало возможности сделать даже два-три шага. Наконец,
строгие наручники. Сначала Фохт велел надевать их на ночь,
потом приказал и днем снимать их только на время обеда и
одного часа, отведенного для подготовки материалов к про¬
цессу, и, наконец, не снимать вовсе. В строгих наручниках
руки накладывались крест-накрест, одна на другую, и смы¬
кались стальными кольцами запястье к запястью так, что ма¬
лейшее движение причиняло невыносимые страдания.
Но за темною теснотою тюремной камеры вставал огром¬
ный светлый мир, из которого Димитров пришел и в который
должен вернуться во что бы то ни стало, — мир открытой
борьбы. В этом прекрасном мире, подобно мощному светилу,
7*
99

лучи которого проникают сквозь камень и бетон тюремных
стен, через все преграды, воздвигаемые палачами, сиял гений
Ленина.
Когда мысль Димитрова приходила к. этой точке, в его па¬
мяти вставал живой Ильич таким, каким; он видел его.
Теперь, в эти трудные дни ожесточенной борьбы с маши¬
ной фашистской юстиции, душа Димитрова жадно тянулась
к образу Ленина.
Сотни раз. перебирал он в памяти слышанные им слова
Ленина, тысячу раз мысленно повторял строки его произведе¬
ний. Это было нелегко. Все просьбы Димитрова о предостав¬
лении ему сочинений Ленина, необходимых для подготовки
защиты, Фохт отклонял.
Димитров смотрел на бегущие по стеклам холодные струй¬
ки и хмурился, стараясь сосредоточить мысли на предстоящем
заседании суда.
Может быть, от холода, царившего в комнате для подсу¬
димых, а может быть, просто оттого, что непривычно было
чувствовать свободу от оков, снятых на время процесса, Ди¬
митрову все время хотелось потереть руки. Но всякий раз, как
он, забывшись, прикасался к запястьям, натертым наручника¬
ми, жаркая боль заставляла отдергивать пальцы.
Димитров взял карандаш, потянулся к блокноту. Силясь
как можно точнее вспомнить слова Ленина, медленно записал:,
товарищам надо было отказаться от показаний по вопросу
о нелегальной организации и, поняв всемирно-исторический
момент, воспользоваться трибуной суда для прямого изло¬
жения..,
Димитров морщил лоб: «...для изложения... для изложе¬
ния...» Нет, ленинская формулировка выпала из памяти. Он
записал, как помнил: «...для изложения взглядов, враждеб¬
ных не только царизму вообще, но и социал-шовинизму всех
и всяческих оттенков...»
Именно так он и должен был действовать теперь: исполь¬
зуя то обстоятельство, что внимание всего мира приковано к
процессу, превратить скамью подсудимых в трибуну для от¬
крытого нанесения удара фашизму и всем его прихвостням.
Через головы судей послать призыв к мировому единению
всех антифашистских сил.
Шум распахнувшейся двери прервал мысли Димитрова.
Придерживая развевающиеся полы адвокатской мантии, в
комнату торопливо вошел в сопровождении полицейского чи¬
новника официальный защитник, адвокат Тейхерт. Быстрым,
привычным движением адвокат протянул открытый портсигар
Димитрову. Тот отрицательно мотнул головой.
100

Закурив сам, Тейхерт сердито сказал:
—	Если вы будете продолжать держаться столь же вызы¬
вающе, то окончательно восстановите против себя суд.
—	Вы полагаете, что он и без того не восстановлен против
меня? — насмешливо спросил Димитров.
—	Посмотрите на ваших товарищей...
—	У меня тут нет товарищей, — перебил адвоката Ди¬
митров.
—	Я говорю об остальных подсудимых.
—	Я тоже.
—	Я имел в виду Торглера, такого же коммуниста, как
вы! — сердито сказал Тейхерт.
—	К сожалению, он оказался очень плохим коммунистом.
Поэтому его и исключили из партии.
—	Сейчас вы должны думать о том, чтобы сохранить не
партийный билет, а голову, господин Димитров!
—	Настоящий коммунист не может так ставить вопрос.
—	Тем не менее вам нужно выбирать.
Димитров сделал отрицательное движение рукою и помор¬
щился от боли в запястье.
—	Я докажу непричастность коммунистической партии к
поджогу. Это важнее всего!
—	Я в этом совсем не так уж уверен.
—	Поэтому я и отказался от вашей защиты.
—	Тем не менее суд оставил меня вашим официальным
защитником, — повышая голос, проговорил Тейхерт, — ив ин¬
тересах дела я требую...
—	Напрасно вы раздражаетесь, доктор! —спокойно пре¬
рвал его Димитров. — Уже самый факт, что вы — национал-
социалист, исключает для меня возможность доверить вам
судьбу такого важного дела, как защита моей партии от
клеветы.
—	Вы даже здесь не можете отказаться от пропаганды! —
Тейхерт смял окурок. — Она приведет вас на эшафот. Посмо¬
трите, как отлично идет защита доктора Зака.
—	Она стоит Торглеру чести коммуниста.
—	Но сохранит ему голову!
—	Недорого стоит голова, купленная таким унижением,
как защита национал-социалиста!
Тейхерт хотел что-то сказать, но внезапно резко повер¬
нулся на каблуках и вышел. Полы его мантии взлетели, как
крылья большой черной птицы.
На мгновение сквозь отворенную дверь из зала заседания
ворвалась струя яркого света и гул голосов.
101

Сегодня на лейпцигской сессии четвертого уголовного
сената имперского суда Третьего рейха был «большой день».
На утреннем заседании произошла бурная схватка меж¬
ду Димитровым и министром пропаганды Геббельсом. После
перерыва предстоял допрос свидетеля обвинения Карнаве.
Затем ожидалось выступление Геринга.
Зал возбужденно жужжал.
Приехавший сегодня в Лейпциг Роу сидел на местах
прессы. Он был тут не для того, чтобы освещать процесс.
Его газета вполне могла удовлетвориться материалами
агентств. Роу предстояло по ходу процесса наметить план
убийства Димитрова.
Роу неохотно, односложно отвечал на вопросы и замечания
знакомых журналистов и хмуро оглядывал зал. Большая
часть скамей была черно-коричневой от фигур штурмовиков
и эсесовцев. Меньшая часть была заполнена людьми в штат¬
ских костюмах. Роу знал, что среди этой публики могли быть
сочувствующие подсудимым, может быть, даже были скрываю¬
щиеся коммунисты. Но взгляд Роу одинаково равнодушно
пробегал по всем лицам. К гитлеровцам он относился так,
как англичанин, любитель собак, мо«г бы относиться к нечи¬
стоплотным, дурно дрессированным псам, которых приходится
спускать с цепи, не считаясь с тем, что они могут запакостить
сад. Коммунистов и всех, кто с ними, Роу ненавидел. Они бы¬
ли угрозою всему привычному, -на чем зиждилось благополу¬
чие его собственного английского мира.
С таким же спокойным равнодушием, как на всякого дру¬
гого в зале, Роу смотрел и на Геринга, сидевшего в первом
ряду и оживленно разговаривавшего с начальником прусской
тайной полиции Дильсом. Англичанин рассматривал безобраз¬
ную тушу министра, занявшего сразу два стула своим непо¬
мерно широким задом, так же, как рассматривал бы лошадь
перед скачками или свинью на выставке. Ему не внушала
доверия эта груда мяса, некрасиво упакованного в тесный
френч. Может быть, Геринг и годился для схватки с Торгле-
ром, лицо которого было таким бесцветным, что этого челове¬
ка можно было принять за посаженного на стул мертвеца, но,
повидимому, тут и не требовалось схватки. Роу было ясно, что
воля Торглера к сопротивлению была сломлена еще раньше,
чем его привели в зал.
Взор Роу невольно обращался к Димитрову. Этот темно¬
волосый богатырь с необыкновенно живым и привлекатель¬
ным лицом был олицетворением жизненной силы и бодрости
духа. В его умных, глубоко сидящих глазах можно было яс¬
но прочесть то выражение презрения, когда он взглядывал на
102

Торглера, то жаркую ненависть, когда ему случалось повер¬
нуться к Герингу, и почти нескрываемую насмешку при
взгляде на членов суда.
Роу отметил появление в зале трех генералов. Один был
высок, худ и сед; другой — мал, щупл и востронос; третий —1
круглоголов и краснолиц. Все трое были затянуты в одинаково
узкие серо-зеленые мундиры, у всех троих одинаково поблес¬
кивали в глазу монокли.
«Значит, армия не равнодушна к тому, ,что здесь проис¬
ходит», — подумал Роу.
Да, армия, представленная здесь тремя приехавшими в
Лейпциг генералами — фон Гауссом, фон Шверером и Пру¬
стом, не могла оставаться равнодушной к происходящему.
Процесс был публичным экзаменом для гитлеровской коман¬
ды, выдвинутой хозяевами рейхсвера на авансцену истории,
как шайка головорезов, которым нечего было терять в случае
поражения.
Верно оценив интерес командования рейхсвера к процес¬
су, Роу угадал и причину того, что генералы появились в за¬
ле суда именно сегодня: Геринг был не только офицером, ной
доверенным лицом двух основных акционеров национал-со¬
циализма — рейхсвера и тяжелой промышленности. Рейхсвер
держал один из двух главных пакетов акций фирмы «Гит¬
лер и К0», и генералы хотели видеть, как будет себя вести
их приказчик из коричневой шайки.
Наблюдая за генералами, Роу пропустил начало допроса
свидетеля обвинения Карнаве, которого прокурор представил
суду как бывшего коммуниста, готового раскрыть «тайные за¬
мыслы» германской компартии.
Когда Роу взглянул на свидетеля, он с первого взгляда
понял, что дела того плохи.
Вопросы задавал Димитров.
—	Свидетель—национал-социалистский депутат рейхстага?
Карнаве заносчиво поднял голову:
—	Да!
—	Был ли свидетель убежден, услышав о пожаре рейхста¬
га, — продолжал Димитров, — что поджог организован имен¬
но коммунистической партией?
—	Безусловно! — сказал Карнаве. — Я был убежден.
—	Из дела известно, что свидетель пошел из рейхстага в
рестЪран «Байернхоф»; оттуда в кафе «Фатерланд», потом в
министерство внутренних дел и, наконец, в полицейпре-
зидиум.
—	Да!
—	В каком из этих мест свидетель пришел к убеждению,
103

что поджог совершен коммунистами? — насмешливо опросил
Димитров.
—	Я отвожу этот вопрос, — поспешно сказал председатель.
—	Хорошо, пусть тогда свидетель скажет, заметил ли он
в одном из этих четырех мест признаки того, что коммунисты
готовят вооруженное восстание?
—	Когда коммунисты подготовляют вооруженное восста¬
ние, то заметить этого нельзя, — сказал Карнаве.
—	Какие именно восстания, подготовленные коммуниста¬
ми, свидетель имеет в виду?
Карнаве растерянно взглянул на прокурора. Тот бросил
взгляд на председателя суда. Председатель протянул палец в
сторону Димитрова.
—	Этот вопрос не относится к делу.
—	А по-моему, относится, — настойчиво проговорил Ди¬
митров.
—	Димитров! Предупреждаю вас еще раз: вы не дол¬
жны так разговаривать с судом. Вы заставите меня снова
удалить вас с заседания!
—	Это было бы очень печально, господин председатель,
—	Для вас больше, чем для нас.
—	Охотно верю, господин председатель: допрос ренегата
Карнаве без меня прошел бы значительно глаже.
Председатель стукнул рукою по столу:
—	Перед вами депутат рейхстага!
—	Пусть господин «депутат» ответит на вопрос: не была
ли группа Кац — Карнаве в тысяча девятьсот двадцать пятом
году постановлением Коммунистического Интернационала из¬
гнана из коммунистической партии как- враждебная, веду¬
щая подрывную троцкистско-анархистскую работу, как груп¬
па, в которой оказались преступные элементы?
Председатель снова поднял руку, но Димитров, опережая
его, крикнул:
—	Не были ли члены группы Кац — Карнаве изгнаны как
провокаторы и агенты политической полиции, уже тогда дей¬
ствовавшей против коммунистической партии Германии?!
Председатель тоже повысил голос до крика:
—	Димитров, я предостерегаю вас! Здесь недопустимы по¬
литические диспуты между вами и свидетелями! Вы можете
только задавать вопросы... Садитесь!
—	Я имею вопрос!
—	Я освобождаю свидетеля от ваших вопросов. Господин
депутат, вы свободны.
—	Неслыханно! — протестующе воскликнул Димитров,
—	Довольно, или вас выведут!
104

Димитров опустился на свое место.
В зале наступила тишина.
Словно испытывая терпение присутствующих, председатель
оглядел зал. Отчетливо послышался .скрип сапог переминаю¬
щегося с ноги на ногу полицейского, стоявшего за спиною
Димитрова. Председатель бросил в его сторону сердитый
взгляд и торжественно провозгласил:
—	Свидетель господин рейхсминистр Геринг!
Еще прежде чем затих голос председателя, Геринг сорвал¬
ся с места, с грохотом оттолкнув стулья, и, выпятив живот, с
заложенными за спину руками, с высоко вскинутым подбород¬
ком пошел к столу суда. Он ступал так тяжело, что вздраги¬
вали не только его жирные щеки, но и чернильницы на столах
секретарей.
Почтительно привстав, председатель задал Герингу поло¬
женные ритуалом предварительные вопросы.
В этот момент внимание Роу было отвлечено служителем,
шепнувшим ему на ухо:
—	Вас вызывает по телефону Лондон.
Роу с досадой вышел. Когда он вернулся в зал, Геринг
стоял перед судейским столом, широко расставив ноги. Лаки¬
рованные краги делали их похожими на чугунные тумбы.
Уперев пухлые кулаки в бока, стараясь изобразить на лице
насмешливую улыбку, он исподлобья смотрел на Димитрова,
который спокойным, ровным голосом задавал ему вопросы:
—	Известно ли господину министру, что трое полицейских
чиновников, арестовавших ван дер Люббе, выдаваемого здесь
за коммуниста, не обнаружили у него партийного билета?
—	Известно! — рявкнул Геринг.
—	Откуда же взялось официальное сообщение господина
министра о том, что у ван дер Люббе был отобран партийный
билет?
—	Я так предполагал.
—	И на основании этого предположения сделали вывод, что
имеете дело с коммунистом?
—	Это мое дело, что я предполагал и чего я не предпо¬
лагал.
—	Здесь суд, господин министр, — спокойно заметил
Димитров.
—	Здесь суд, но в этом суде прокурор не вы! — огрызнул¬
ся Геринг.
—	Тем не менее вы должны ответить на мой вопрос.
—	Вопросы задавайте, обращаясь ко мне, — сердито оста¬
новил Димитрова председатель. — А я буду решать, должен
ли свидетель отвечать на них.
105

—	Так мы не скоро доберемся до истины,— с усмешкой
сказал Димитров.
—	Что это? — нахмурился председатель. — Оскорбление
суда?!
—	Мне показалось, что это усложнит процедуру.
—	В таком случае будьте точнее в ваших выражениях! —
Председатель виновато взглянул на Геринга и, словно сомне¬
ваясь, имеет ли он право это сделать, нерешительно сказал
Димитрову: — Задавайте вопросы... только вежливо, пожа¬
луйста.
Димитров насмешливо поклонился председателю и обер¬
нулся к Герингу:
—	Что сделал господин министр внутренних дел, несущий
ответственность за действия полиции, чтобы двадцать восьмо¬
го и двадцать девятого февраля выяснить все возможные вер¬
сии поджога рейхстага и прежде всего пойти по следам
ван дер Люббе, исчезнувшего в полицейской ночлежке Ген-
нигсдорфа?
—	Я министр, а не сыщик! Я не бегаю по следам поджига¬
телей!— прорычал Геринг.
—	Но разве ваше заключение, что именно коммунисты, а
не кто иной, являются поджигателями, не определило для по¬
лиции весь ход расследования? Не оно ли отвело полицию от
других, истинных следов?
Не давая ему договорить, Геринг крикнул:
—	Повторяю: я не чиновник уголовной полиции, а ответ¬
ственный министр! Меня не могут интересовать личности под¬
жигателей. Мне было важно установить, какая партия отвеча¬
ет за поджог.
—	И вы установили?
—	Да! Поджог рейхстага — это политическое преступление.
Я убежден, что преступников надо искать именно* в вашей
партии! — Голос Геринга становился все более хриплым. По¬
трясая кулаком в сторону Димитрова, он кричал: — Вашу
партию нужно уничтожить! И если мне удалось повлиять на
следственные органы в этом отношении, то я рад:	они	на¬
шли вас!
Он умолк, тяжело дыша, и отер платком вспотевшее лицо.
Димитров все тем же ровным голосом спросил:
—	Известно ли господину министру, что эта партия, кото¬
рую «надо уничтожить», господствует на шестой части земно¬
го шара, а именно — в Советском Союзе?
—	Мы уничтожим ее и здесь и везде... — начал было Ге¬
ринг, но на этот раз и Димитров повысил голос:
—	Известно ли господину министру, что Германия поддер¬
106

живает с Советским Союзом дипломатические, политические и
экономические отношения, что благодаря заказам Советского
Союза миллионы немецких рабочих имеют работу и хлеб?
Председатель перегнулся через стол, стараясь перекричать
обоих:
—	Димитров, я запрещаю вам вести здесь коммунистиче¬
скую пропаганду!
—	Но ведь господин Геринг вел же здесь национал-социа¬
листскую пропаганду!
—	Вы не в стране большевиков!—заорал Геринг, угрожа¬
юще придвигаясь к скамье подсудимых.
—	Большевистское мировоззрение господствует в Совет¬
ском Союзе, в величайшей и наилучшей стране мира—
—	Замолчите! — крикнул председатель.
—	Это мировоззрение имеет и здесь, в Германии, миллионы
приверженцев в лице наилучших сынов немецкого народа...
Геринг поднял над головою кулаки и, потрясая ими, исте¬
рически завизжал:
—	Я не желаю вас слушать! Я пришел сюда не для того,
чтобы вы допрашивали меня, как судья! Судья не вы, а я! Вы
в моих глазах преступник, которому место на плахе... — Его
голос сорвался и перешел в плохо разборчивый хрип. Он по¬
качнулся. Служитель подскочил к нему со стулом, но Геринг
отшвырнул стул ударом ноги.
Председатель, стараясь перекричать шум, поднявшийся на
скамьях, крикнул Димитрову:
—	Ни слова больше, Димитров!
—	У меня есть еще вопрос...
—	Я лишаю вас слова, замолчите, садитесь!
—	У меня есть вопрос! — настойчиво повторил Димитров.
Геринг с усилием, всем корпусом повернулся к председате¬
лю и тоном приказа бросил:
—	Уберите его отсюда!
Председатель тотчас приказал полицейским:
—	Уведите его! — и крикнул вслед Димитрову, которого
полицейские под руки выводили из зала:—Я исключаю вас
на следующее заседание!
Прежде чем Димитров исчез за дверью, Геринг шагнул в
его сторону и, потрясая кулаком, завопил во всю глотку:
—	Берегитесь! Я расправлюсь с вами, как только вы вый-1
дете из зала суда!
И пошел к выходу, пошатываясь, выставив вперед руки*
слепой от бешенства.
Роу посмотрел на сидевших напротив него генералов. Он
видел, как они поднялись все одновременно, как вышли, хо¬
лодные и будто безучастные ко всему происходящему.
107

Глядя на их туго обтянутые серо-зеленым сукном спины,
он думал о своем: о том, что, судя по всему, секретной бри¬
танской службе придется притти на помощь нацистам. Ему
было уже совершенно ясно: как ни хочется нацистским
юристам осудить Димитрова и в его лице коммунистиче¬
скую партию, они не в силах это сделать. Дальнейший ход
процесса терял для Роу практический интерес. Он тоже
поднялся и покинул зал следом за генералами. Поэтому
он только из газет узнал о том, что происходило в заключи¬
тельном заседании, когда Димитрову было предоставлено
последнее слово.
—	...Я защищаю себя самого как обвиняемый коммунист.
Я защищаю свою собственную коммунистическую революци¬
онную честь. Я защищаю смысл и содержание моей жизни.
Верно, что для меня как коммуниста высшим законом яв¬
ляется программа Коммунистического Интернационала, выс¬
шим судом — Контрольная Комиссия Коммунистического
Интернационала. Но для меня как обвиняемого и этот верхов¬
ный суд есть инстанция, к которой следует относиться со
всею серьезностью не только потому, что он состоит из
судей особой квалификации...
В это время председатель пытается подать голос:
—	Послушайте, Димитров!..
Но Димитров не обращает на него внимания:,
—	...но и потому, что этот суд может в окончательной фор¬
ме приговорить к высшей мере наказания. Я отношусь к суду
серьезно, но это не значит, что я намерен оставить без воз¬
ражения то, что тут говорилось. Меня всячески поносила пе¬
чать,— это для меня безразлично,—но в связи со мной и
болгарский народ называли «диким» и «варварским», меня
называли «темным балканским субъектом», «диким болгари¬
ном». Верно, что болгарский фашизм является диким и вар¬
варским. Но болгарский народ, который пятьсот лет жил под
иноземным игом, не утратив своего языка и национальности,
наш рабочий класс и крестьянство, которые боролись и бо¬
рются против болгарского фашизма, за коммунизм, — такой
народ не является варварским и диким. Дикие и варвары в
Болгарии — только фашисты. — Тут голос Димитрова звучит
сарказмом. — Но я спрашиваю вас, господин председатель: в
какой стране фашисты не варвары и не дикари?!
Речь обвиняемого, с каждой фразой звучащая все неотра¬
зимее, как речь беспощадного обвинителя фашизма, продол¬
жается. Каждые пять минут председатель прерывает его воз¬
гласами, то просительными, то угрожающими. То и дело
слышится:
—	Димитр*}©, я запрещаю об этом говорить!.. Димит¬
108

ров, это выходит за круг обсуждений!.. Димитров, это пропа¬
ганда!
Но Димитров даже не оборачивается на возгласы предсе¬
дателя. Его голос становится еще громче и страстней.
Председатель в крайнем возбуждении отирает вспотевшее
лицо, комкает платок и хрипло выкрикивает:
—	Я запрещаю подобные выпады! — но ответом служит
гневное движение рукой, словно не ему, а Димитрову при¬
надлежит тут право давать слово или лишать его.
—	Я хочу еще процитировать стихотворение величайшего
поэта Германии Гете:
В пору ум готовь же свой.
На весах великих счастья
Чашам редко дан покой;
Должен ты иль подыматься,
Или долу опускаться;
Властвуй, или покоряйся,
С торжеством — иль с горем знайся,
Тяжким молотом взвивайся —
Или наковальней стой...
Да, кто не хочет быть наковальней, должен стать моло¬
том! Эту истину германский рабочий класс в целом не понял
ни в тысяча девятьсот восемнадцатом году, ни в тысяча девять¬
сот двадцать третьем, ни двадцатого июня тысяча девятьсот
тридцать второго, ни -в январе тысяча девятьсот тридцать тре¬
тьего...
Председатель вскакивает:
—	Димитров! Последнее предупреждение!
Напрасно! Димитров уже не дает ему сесть до конца за¬
седания.
—	Виноваты в этом социал-демократические вожди: вель¬
сы, зеверинги, брауны, лейпарты, гроссманы. Но теперь, ко¬
нечно, германские рабочие смогут это понять!
Председатель предостерегающе поднимает руку, но Дими¬
тров еще не кончил. Он наносит последний удар:
—	В семнадцатом веке основатель научной физики Гали¬
лео Галилей предстал перед строгим судом инквизиции, ко¬
торый должен был приговорить его как еретика к смерти. Он
с глубоким убеждением и решимостью воскликнул: «А все-
таки она вертится!» И это научное положение стало позднее
достоянием всего человечества.
Председатель поспешно собрал бумаги и сделал полуобо¬
рот, намереваясь уйти, за ним поднялись все члены суда, но
тут голос Димитрова зазвучал таким поистине глубоким убе¬
ждением и решимостью, что все они остановились.
—	Мы, коммунисты, можем сейчас не менее решительно,
чем старик Галилей, сказать:	«И все-таки она вертится!»
109

Колесо истории вертится, движется вперед, в сторону совет¬
ской Европы, в сторону Всемирного Союза Советских Респуб-.
лик, и это колесо, подгоняемое пролетариатом под руко¬
водством Коммунистического Интернационала, не удастся
остановить ни истребительными мероприятиями, ни каторжны¬
ми приговорами, ни смертными казнями. Оно вертится и
будет вертеться до окончательной победы коммунизма!
Председатель трясущимися, губами испуганно пробормо¬
тал:
—	Боже мой, мы слушаем его стоя!
8
Эгон остановил свой выбор на небольшой сумке из корич¬
нево-серой крокодиловой кожи с замком из топаза. Это было
как раз то, что должно понравиться Эльзе.
Пока приказчик заворачивал коробку с сумочкой, Эгон до¬
курил сигарету. Курить на улице было невозможно: моросил
мелкий, как туман, холодный дождь.
Выйдя из магазина, Эгон в нерешительности остановился:
может быть, воспользоваться близостью «Кемпинского» и зай¬
ти позавтракать? Посмотрел на часы. Время завтрака для де¬
лового Берлина прошло, значит Эгон не рисковал увидеть
в ресторане слишком много надоевших лиц.
Он шел, машинально избегая столкновения с прохожими.
Мысли его были далеко. Все чаще и чаще, помимо его соб¬
ственной воли, они возвращались теперь к тому, что осталось
позади. Меньше всего хотелось думать о настоящем, и почти
страшно было думать о том, что ждало его впереди... Кое-кто
говорил, будто именно перед ними, военными конструктора¬
ми, открывается широчайшее поле деятельности. Даже если
это и так, плодотворная деятельность под «просвещенным»
руководством какого-нибудь разбойника в коричневой курт¬
ке?.. Слуга покорный! Эго не для него.
Если бы швейцар у подъезда «Кемпинского» не узнал ста¬
рого клиента и не раопахнул дверь, Эгон в рассеянности про¬
шел бы мимо.
—	Давненько не изволил бывать, господин доктор!
—	Много народу? — осведомился Эгон.
—	Завтрак уже окончился.
Действительно, просторный зал ресторана был почти пуст.
Эгон повернул в полутемный уголок, где обычно сидел в
прежние времена. Когда он проходил мимо возвышения, обра¬
зующего нечто вроде ложи, оттуда раздался возглас:
—	Шверер! Ты или твое привидение?
110

Эгон с удивлением обернулся и увидел сразу две поднятые
руки. Один из приветствовавших его был широкоплечий чело¬
век с правильными чертами лица и тщательно расчесанными
на пробор темнорусыми волосами. Под левой бровью его само¬
довольно поблескивал монокль. Стеклышко сидело там с уве¬
ренностью, какую оно приобретает лишь в глазнице прусского
офицера. Хотя этот человек и не был в военной форме, но по
его манере держаться, по заносчиво закинутой голове, по все¬
му его подтянутому облику можно было судить, что костюм
пилота Люфт-Ганзы не всегда облегал его плечи. Несмотря на
полумрак, царивший в ложе, Эгон сразу узнал Бельца. Зато
ему понадобилось подойти вплотную к ложе, чтобы в собу¬
тыльнике Бельца, тучном человеке с заплывшим и красным,
как медная кастрюля, лицом, прорезанным глубоким шрамом
у правой скулы, узнать своего знакомого по Западному фрон¬
ту, в те времена капитана пехоты, а ныне штаб-шефа СА
Эрнста Рема. Третий был незнаком Эгону.
Прежде чем Эгон решил, соответствует ли это общество
его настроению, рука Бельца уже схватила его под локоть и
властно потащила за барьер ложи.
—	Ну вот и не верь после этого в аккультные силы! — ве¬
село воскликнул Бельц. — Мы только что говорили о тебе!
—	Да, да, — подтвердил Рем. — Бельц утверждал, что вы
тот, кого нехватает нашему движению, чтобы подвинуть авиа¬
ционное вооружение иа десять лет вперед. — Он спохватил¬
ся: — Вы незнакомы? — И указал на своего молчаливого со¬
седа.
Навстречу Эгону поднялся сутулый человек с измятым ли¬
цом, с маленькими, хитро усмехающимися глазками и плоски¬
ми, прижатыми ушами.
—	Мой друг Эдмунд Хайнес! — представил его Рем.
Эгон вздрогнул и едва не отдернул свою протянутую для
пожатия руку: так вот он каков, этот руководитель штурмо¬
виков Силезии!
Хайнес словно уловил трепет, с которым в его ладонь легла
рука инженера. Его глазки сощурились еще больше.
Эгон опустился на подставленный кельнером стул. Как он
оказался в обществе этих людей? И как может Бельц, кото¬
рого он всегда знал как человека своего круга, беспечно пить
и даже, кажется, веселиться в таком обществе?.. Встать и уй-
ти? Нет, на это у Эгона нехватало мужества. Разве он мог
показать свое презрение этим людям? Рука его сама потяну¬
лась к бокалу, наполненному Ремам.
—	За приятную встречу, — сказал Рем и всем своим груз¬
ным телом повернулся к соседнему столу, где, наклонившись
ill

над телефонным аппаратом и прикрыв рукою рот, чтобы раз¬
говор не был слышен, сидел четвертый из их компании. Эгону
не было видно его лица; он видел только широкую спину, ту¬
го обтянутую коричневым сукном тужурки штурмовика и про¬
резанную наискось блестящим ремнем портупеи.
—	Довольно болтать, Карл! — крикнул Рем. — Ни за что
не поверю, что ты способен уделять столько внимания делам!
Он взял из вазы апельсин и бросил его в спину сидящего у
телефона. Тот положил трубку телефо-на и подошел к столу.
Эгон увидел молодого крепыша с наглым, самоуверенным ли¬
цом. На воротнике его рубашки были вышиты петлицы груп-
пенфюрера СА. Он молча взял налитый Ремом бокал и, отпив
несколько глотков, бережно поставил его на место. Движения
его были четки, уверенны. Он не произносил ни слова. Даже
когда Рем представил ему Эгона, он только молча кивнул.
—	Мой Друг, партейгеноосе Карл Эрнст, — сказал
Рем. — Наверно, слышали?
Да, конечно, Эгон не мог не знать имени Карла Эрнста.
Он понял, почему ему знакома эта/самодовольная физиономия.
Карл Эрнст — бывший отельный лифтер, а ныне командир
бранденбургских штурмовиков. Эгон боялся, как бы его
взгляд не выдал того, что он думал о Карле Эрнсте и его
собутыльниках. Он опустил глаза.
Бельц заметил смущение Эгона.
—	Ты все тот же! — улыбнулся он. — Попрежнему только
математика и математика? Знаете ли вы, господа, что если
бы дать в руки Шверера все, что должен иметь талантливый
конструктор самолетов, Геринг имел бы самый сильный воз¬
душный флот в Европе! — воскликнул Бельц.
—	Не произноси при мне имени этого борова! —проворчал
Рем. — Я не хочу, чтобы мне портили настроение.
—	Между вами пробежала черная кошка?
—	Между нами стоит нечто более страшное, — мрачно
произнес Рем. — Нам двоим нет места в этом мире!
Эгон видел, что Рем пьян. Сверкая злыми глазками, тол¬
стяк стукнул кулаком по столу.
—	Скоро, очень скоро мы покажем фюреру, что стоит этот
его дружок!
—	Перестань, — сказал Хайнес, но Рем не обратил на не¬
го внимания.
—	Есть только один путь к спасению: превращение моих
молодцов в постоянную армию. Я не собираюсь стать картон¬
ным плясуном в руках толстого Германа!—На пылающем ли¬
це Рема все ярче выступали шрамы. — Гитлер презирает своих
старых товарищей. Еще бы! Он прекрасно знает, чего я хочу.
112

Дайте нам только новую армию, с новыми генералами. Да,
именно так, с новыми генералами. Верно, Эдмунд?
Хайнес молча кивнул.
А Рем, прихлебывая из бокала, продолжал:
—	Все, что Адольф знает о войне, он получил от меня. Сам
он — штатский болтун. Настоящий австрияк, чорт бы его по¬
брал! Ему нравится торчать на троне и править со своей «свя¬
щенной горы». А мы должны сидеть сложа лапы?! То, что
придет за мною, будет великим, неслыханным...
Хайнес положил руку на плечо Рема.
—	Замолчишь ты наконец?!
Но тот не унимался:
—	Честное слово, мертвый Адольф принесет нашему делу
больше пользы, чем живой...
—	Если ты не замолчишь, я отправлю тебя спать, понял?
прошипел Хайнес.
Рем запустил пятерню в вазу со льдом, где лежали гроздья
винограда, и сжал их так, что брызги сока разлетелись по все¬
му столу.
Эгону было страшно слушать. Но не меньше он боялся и
встать. Он не знал, что делать, и удивлялся спокойствию Бель¬
ца, потягивавшего вино и снисходительно прислушивавшегося
к пьяной болтовне Рема. Эгону казалось, что вот-вот должны
появиться эсесовцы, схватить их всех и потащить куда-то, где
придется отвечать за страшные речи страшного Рема...
Внезапно отчаянный женский крик прорезал чинную тиши¬
ну ресторана. Вырываясь из рук кельнеров, в зал вбежала
худенькая белокурая девушка. Она, рыдая, упала на диван.
Следом за нею ворвалось несколько штурмовиков. Один из
них схватил девушку за руки и потащил к выходу. Окрик
Хайнеса остановил его.
—	Эй, в чем дело?
Штурмовик вытянулся перед Хайнесом.
—	С ней шел какой-то старый еврей. Когда мы взялись за
него, она с перепугу бросилась сюда.
Хайнес взял девушку за вздрагивающий подбородок.
—	Что ты нашел в ней еврейского? — спросил он штурмо¬
вика и обернулся к девушке: — Вы еврейка?
—	О, мсье! — едва слышно пролепетала она.— Мы фран¬
цузы. Мы настоящие французы!.. Меня зовут Сюзанн, Сюзанн
Лаказ...
—	А ведь мила! — усмехнулся Хайнес, обращаясь к собу¬
тыльникам. — Ну, чего ты ждешь? — спросил он штурмо¬
вика.
Тот растерянно топтался на месте.
8 Поджигатели
113

—	Можешь итти! — сказал Хайнес.
Штурмовик щелкнул каблуками и послушно замаршировал
к двери.
—	Мой отец! — воскликнула девушка. — Спасите же и
моего отца!
—	Эй, — крикнул Хайнес вслед штурмовику, — куда ты де¬
вал ее старикашку?
—	Его увезли для проверки.
—	Спасите моего отца! — повторяла Сюзанн.
Хайнес подвел девушку к столу.
—	Как ты находишь, Эрнст? — спросил он Рема*
—	Убирайся к чорту! Меня это не занимает.
—	Погоди, чудак ты эдакий. Ты же не знаешь, что я хочу
сказать.
Хайнес окинул девушку оценивающим взглядом.
—	Если бы тебя спросили, в чьем она вкусе?
Рем взглянул на Сюзанн.
—	Таких обожает Адольф!1 — прохрипел он.— Чтобы они
сидели рядом и смотрели на него умильными глазами.
—	Ты угадал мою мысль. — И Хайнес спросил Сюзанн: —
Ваша профессия, фройлейн?
—	Журналистка... Собственно, я прежде была журналист¬
кой, когда жила во Франции.
—	Вот если бы вы были художницей, — сказал Хайнес, —
я устроил бы вам такую карьеру, что... ого-го!
Сюзанн заискивающе улыбнулась:
—	Я немного и художница... Я занималась художествен¬
ным переплетом редких книг. Но это так невыгодно! Никто не
переплетает теперь книги.
—	Переплеты?.. Нет, это не то!
Хайнес еще раз внимательно оглядел девушку и придвинул
ей бокал.
—	За нашу дружбу! Ручаюсь, вы не пожалеете о сего¬
дняшнем дне. Это говорю вам я, Эдмунд Хайнес! Едем!—Он
сунул девушке в руки ее сумочку и сказал Рему: — Поезжай
спать!
Ни с кем не простившись, Хайнес взял девушку под руку
и повел к выходу.
—	Девчонка совсем недурна, — сказал Бельц, проводив их
взглядом. — Однако не пора ли и нам?
Рем вскинул на него воспаленные глаза:
—	Тебе есть куда опешить! А я должен чего-то ждать, по¬
тому что старые куклы с Бендлер * считают ниже своего до¬
стоинства подавать мне руку!
*	Бендлерштрассе, где помещалось тогда министерство рейхсвера.
114

—	У тебя больное самолюбие, — отводя глаза, пробормо¬
тал Карл Эрнст.
—	При поступлении моих головорезов в рейхсвер им даже
не засчитывают заработанные у меня нашивки, — обиженно
проворчал Рем. —Как будтр не штурмовики сделали Адольфа
тем, что он есть! А теперь, видите ли, нашлись моралисты,
прожужжавшие ему уши: «Рему пора укоротить руки».
—	Какое тебе дело до их морали? — спросил Карл Эрнст.
Рем молча оглядел собеседников и, несмотря на опьянение,
уверенно, не пролив ни капли, снова наполнил все бокалы.
—	Когда люди начинают лопотать о морали, — проговорил
он, — это лишь означает, что им ничего более остроумного не
приходит в голову. Я горжусь тем, что в моих казармах пах¬
нет не потом, а кровью. Ты знаешь, что они придумали? Рас¬
пустить моих молодцов в годовой отпуск! Но, честное слово,
если враги штурмовых отрядов льстят себя надеждой, что
штурмовики вовсе не вернутся из отпуска или вернутся в мень¬
шем числе, то мы заставим их разочароваться! Это вы все
скоро увидите. — Он мутными глазами уставился в лицо Бель-
цу. — Бельц, иди служить ко мне! Не пожалеешь! — Хрип,
похожий на рыдание, вырвался из его груди. — Если бы ты
знал, как мне нужны надежные люди!
При этих словах пьяные слезы полились у него из помут¬
невших. глаз. И, словно это послужило сигналом, за его сту¬
лом мгновенно выросла фигура штурмовика. Он подхватил
Рема под руки и, напрягая силы, чтобы удержать в равнове¬
сии тучное тело шефа, повел его из ресторана.
Бельц и Эгон сели в таксомотор.
—	Рем говорил страшные вещи, — пробормотал Эгон.
—	Я не разбираюсь в их внутренних делах. С меня доста¬
точно того, что нам, кажется, обеспечат надежный кусок хле¬
ба. Советую и тебе не терять времени.
Автомобиль медленно катился по Лейпцигерштрассе.
Дождь прекратился, но было холодно, поднялся порыви¬
стый ветер.
9
Отто ел не торопясь, рассеянно слушая заботливую болтов¬
ню матери. Он в десятый раз принимался обдумывать фразу,
которой хотел начать разговор с отцом, но снова и снова
оставался ею недоволен. Отто отлично знал взгляды генерала
и понимал, что не имеет никаких шансов на успех, если прямо
скажет, что строй ему надоел и он хочет, уйти из полка. Отец
просто выгонит его из кабинета. Помилуй бог, в этом полку
8*
115

служили пять поколений Швереров!.. Нужно суметь так под¬
сказать отцу мысль об уходе, чтобы он через несколько дней
преподнес ее Отто как свою собственную.
Полк с его казармой, ежедневными ученьями, со скучной
канцелярщиной и без всяких видов на настоящую карьеру,
какую видели перед собой их отцы, опротивел Отто. Он, по¬
жалуй, еще ничего не имел бы против того, чтобы остаться в
полку, если бы его средства не были так ограничены. Но слу¬
жить в кавалерий, получая впридачу к жалованью жалкие
гроши от отца! Отто даже не имеет возможности держать вто¬
рую лошадь.
Есть же счастливчики на свете! Родители дают им возмож¬
ность содержать целые конюшни, участвовать в больших скач¬
ках и конкурсах, даже ездить со своими лошадьми за границу.
Отто, не мечтает о многом. Он понимает, что для участия в
английском дерби нужно иметь лошадей, которые по карману
немногим. Но съездить разок-другой в Ниццу, чтобы натянуть
нос французам и макаронщикам, сидящим в седлах, как соба¬
ки на заборе, — это он должен был бы себе позволить, если
бы отец немножко раскошелился. Странные взгляды на служ¬
бу у старика... Однако все же, с чего начать разговор?
Отто оглядел себя в зеркало, поправил портупею, провел
обшлагом по пуговицам мундира и осторожно постучал в
дверь кабинета.
Генерал крикнул отрывисто и нарочито грубо:
—	Войди!
Пусть сейчас появится не начальник штаба с очередным
докладом и даже не простой адъютант, — пусть это всего
лишь сын Отто, не следует забывать, что каждый, входя, дол¬
жен видеть его суровым и сосредоточенным. Это действует
дисциплинирующе.
С напускною строгостью Шверер сказал сыну, стоявшему
навытяжку у двери:
—	Твоя постель — бесполезное украшение комнаты.
Отто опустил глаза:
—	Служба, отец!
Шверер с усмешкой потянул носом воздух:
—	От нее пахнет духами, от этой твоей службы!
Веселость генерала означала, что официальному вступле¬
нию не следует придавать значения. Завязалась бе-седа. Шве¬
рера интересовало, что произошло вчера в полку.
Обычно Отто охотно поддерживал эту тему, но сегодня он
постарался отвлечь внимание отца от службы. Он знал, как
это сделать: взял с супорта станка кусочек обточенной стали.
—	Тебе не надоело?
116

—	Это заставляет кро-вь двигаться быстрее.
Шверер подошел к застекленному шкафчику. На самом ви¬
ду лежали изделия Шверера из дерева, кости, но больше из
металла: коробочки, кошельки с секретными замками, замыс¬
ловатые, но неудобные зажигалки.
Последним в ряду лежал портсигар. Старик с гордостью
протянул его сыну:
—	Открой-ка!
Отто сделал вид, будто ищет секрет. Он знал, что это бес¬
полезно. Отец действительно достиг совершенства в изготов¬
лении таких кунстштюков, остроумных, но бесполезных. Кому,
в самом деле, нужен портсигар с секретным запором? Отто
возвратил вещицу отцу.
—	Можно потерять годы — и не откроешь!
—	То-то! — Польщенный Шверер движением фокусника
открыл портсигар, окинул Отто торжествующим взглядом и
оживленно сказал:—Но с этими пустяками покончено. Теперь
мне хочется сделать флейту.
—	Флейту! — удивленно опросил Отто.
—	Да, да, хорошую флейту!.—Шверер хотел объяснить, ка¬
кой будет эта флейта, но вдруг заметил в глазах сына выра¬
жение растерянности. — Что-нибудь не в порядке?
Отто улыбнулся через силу:
—	Нет, все отлично...
Генерал понимающе рассмеялся и достал из стола два би¬
лета по сто марок. Но тут же быстро, так, чтобы не заметил
Отто, бросил один билет обратно. Подмигнув, протянул второй
сыну:
—	Бери, бери, я знаю, что такое служба в кавалерии.
Отто не удержался от вздоха:
—	К сожалению, ты не знаешь, что такое служба в* наше
время.
—	Я тебя не понял.
—	Служить без перспективы...
Генерал нахмурился:
—	И снова не понимаю!
—	Наша служба — не то, что в твое время. Нельзя же
серьезно рассчитывать на войну в нынешних условиях! Где
наше вооружение? Где военная промышленность? Вы думаете,
мы, молодежь, всего этого не понимаем? Наше положение
безнадежно!
—	Не повторяй газетной чепухи, печатаемой для народа.
Ты-то должен понимать, зачем это говорится. Мы вовсе не так
одиноки, как хотим казаться. Существование нашей армии не
только вопрос жизни для нашей промышленности, но и для ан¬
117

глийской и для американской, которая в действительности за¬
интересована в нас не меньше нас самих. Крупп — не только
Крупп. Это Шнейдер-Крезо, это Виккерс, это Мицуи, это Ан-
сальдо! «Фарбениндустри» — это Дюпон, это «Империел ке-
микл»!.. Понял?
—	Нет.
Генерал с недоверием посмотрел на сына.
—	Ты, в самом деле, не понимаешь?
Отто недоуменно пожал плечами.
—	Никогда не думал, что ты такой невежда! — Шверер
удивленно поглядел на Отто, словно видел его впервые. — Ты
не знаешь о том, что в последней войне, когда мы вступали в
Бельгию, в нас стреляли из немецких пушек, изготовленных
для бельгийцев Крупном? Что Шкода, вооружавший австро¬
венгерскую армию, контролируется французской фирмой Шней¬
дера? Что итальянская и болгарская артиллерия была воору¬
жена французской семидесятипятимиллиметровкой? Что италь¬
янские крейсеры строились Виккерсом и Армстронгом?
—	Отдельные недоразумения, разумеется, могли иметь
место, — пробормотал Отто.
—	Так, значит, для тебя все это действительно новость?!—
Шверер мелкими шажками подбежал к одному из шкафов и
отыскал там книгу.—Я прочту тебе несколько выдержек, что¬
бы ты не думал, будто я преувеличиваю. — И Шверер скоро¬
говоркой прочел вслух несколько мест из книги, в которой
уверенно находил нужные ему страницы: — «...Теперь о меди
для Германии. Немцы крайне нуждались в этом металле, и ан¬
глийские коммерсанты пришли им на помощь». — Шверер
взглянул на Отто и с особенным ударением сказал:—Ты слы¬
шишь: английские коммерсанты! А у нас в ту войну не было
более злого врага, чем Англия. Итак: «Они пришли на помощь
Германии. Они стали снабжать медью нейтральные страны,
откуда медь могла немедленно перевозиться в Германию.
Таким образом, было переправлено...» Пропускаю цифры, они
тебе ничего не скажут. «...Аналогичная история произошла с
никелем, главным поставщиком которого были Канада и
французская Каледония. Ничем не лучше французов и англи¬
чан были американцы. Пресловутая немецкая подводная лод¬
ка «Дейчлаид», как известно, доставила во время войны в
Штаты большую партию химических товаров, изготовленных
«Фарбениндустри», в которых крайне нуждалась американ¬
ская военная промышленность. В обмен «Дейчланд» увезла
тот же никель. Шестьсот тонн никеля, изготовленного амери-
канским заводом из французской руды...»
Отто перебил отца:
118

—	Махинации отдельных дельцов!
—	Вовсе нет, — сказал Шверер. — Если бы заводы Цейс-
са в Иене не снабжали своими оптическими приборами англи¬
чан и американцев, тем очень трудно было бы воевать с
Германией.
—	Так зачем же Цейос это делал?
—	Чтобы Германия могла получить нужный ей никель,
нефть, медь. Без такого обмена война стала бы невозможной.
Она затухла бы сама собою, или противники должны были бы
перейти к допотопным способам борьбы. — Шверер поставил
книгу на место.—Тебе следует познакомиться со всем этим.—
Он отыскал на другой полке тетрадь. — Вот схемы связи аме¬
риканских концернов Дюпона или Моргана. Смотри, какая
сложная цепь интересов во всем мире: через английского Вик¬
керса—в Японию и Турцию; дальше линия тянется во Фран¬
цию, к Шнейдеру, оттуда — в Чехословакию, к Шкода. Через
банки в Лондоне и Гамбурге—к Круппу и Тиссену. И снова,
собрав все эти нити в один узел, связь, как толстый канат,
тянется за океан, в Нью-Йорк. Теперь-то ты понимаешь, в чем
тут дело?
—	Довольно смутно...
—	Поумнеешь — поймешь!.. Они никогда не пойдут на то,
чтобы позволить задушить нас. Не могут пойти. Не только по¬
тому, что в это дело вложены их капиталы, так же как и наши
собственные, но и потому... — тут Шверер сделал шаг к сыну
и наставительно поднял палец — ...но и потому, что немецкая
армия им нужна для борьбы с востоком, с тем самым восто¬
ком, понятие которого ассоциируется в наши дни с русским
коммунизмом. Это ты понимаешь?
—	Понимаю!
1— А остальное поймешь в академии.
Отто счел удобным вставить:
—	Может быть, мне действительно пора бросить .строй?
Генерал посмотрел на него из-под очков и несколько
раз удивленно моргнул своими выпуклыми, большими гла¬
зами.
—	С тем мусором, что у тебя в голове? — Он фыркнул,—
Когда будет пора, я скажу сам!..
Отто исподтишка посмотрел на часы. Генерал перехватил
его взгляд и сердито махнул рукой в сторону двери.
Отто вышел на цыпочках.
Шверер еще некоторое время, насупившись, глядел на за¬
творившуюся за сыном дверь, потом вернулся к столу и раздра¬
женно передвинул с места на место несколько листков рукопи¬
си. Под руку попалась пачка советских газет. Шверер отыскал
119

«Красную звезду». На ее первой странице был напечатан боль¬
шой портрет военного. На Шверера глядели внимательные,
умные, с хитринкой глаза. Генерал отодвинул портрет на вы¬
тянутую руку и посмотрел на него из-под очков. Нахмурился
и принялся читать.
Он достаточно хорошо знал русский язык, чтобы почти не
прибегать к словарю.
По мере чтения Шверер заинтересовывался все больше. Он
забыл даже о времени.
Потом в раздражении бросил газету и прошелся по каби¬
нету. Он же говорил!.. Он говорил: время, время!..
Он снова схватил газету.
«...Если в 1929 г. на одного красноармейца приходилось в
среднем по всей РККА 2,6 механических лошадиных сил и в
1930 г. — 3,07, то в 1933 г. — уже 7,74. Это значительно вы¬
ше, чем во французской и американской армиях и выше даже,
чем в английской армии, наиболее механизированной...
...Было время, когда все мы — командующие и члены Рев-
совета— тревожились вопросом:	справятся	ли	со	сложной,
незнакомой техникой наш командир и красноармеец?
Опасения наши рассеяны действительностью. Красная ар¬
мия восприняла технику с любовью, рвением и интересом.
Это видно хотя бы из того факта, что за один истекший год мы
имеем 152 тыс. предложений от бойцов, командиров и по¬
литработников, от целых взводов и коллективов по линии тех¬
нических изобретений и рационализации...»
Шверер потряс газетным листом и с недоумением восклик¬
нул:
—	Рационализация?! Генералы, выслушивающие предло¬
жения своих солдат?!
Он перевернул газетный лист и еще раз хмуро посмотрел
на портрет, в чуть прищуренные глаза с хитринкой. Потом
вырезал из газеты статью и вложил ее в один из многочислен¬
ных регистраторов, стоявших на полках.
На корешке регистратора синею тушью были аккуратно вы¬
ведены готические буквы: «Woroschiloff».
10
—	Человек всегда о чем-нибудь сожалеет. Например, сей¬
час я жалею о том, что господь-бог не сделал меня скульп¬
тором. Я непременно взял бы тебя как модель для статуи
«Мировая скорбь»!..
С этими словами чья-то рука легла на плечо Эгона. Он под¬
нял голову и увидел Отто.
120

—	Решил кончать со строем! — сказал Отто, опускаясь на
скамью рядом с братом. — Казарма, плац, казино и снова ка¬
зарма? Нет, слуга покорный! Перехожу в адъютанты!
—	Но ведь тебе нужен строевой стаж, чтобы попасть в
академию.
—	Академия? С этим тоже покончено.
—	Вероятно, для отца это удар?
—	Не вздумай ему об этом докладывать.
—	Но он, без сомнения, сам узнает.
—	Э, мой друг! Тот, чьим адъютантом я сделаюсь на-днях,
не пойдет советоваться с папашей! — Отто быстро оглянулся
и, несмотря на то, что поблизости никого не было, сказал
шопотом: — Меня рекомендовали Рему.
Эгон испуганно отодвинулся.
—	Ты понимаешь, что говоришь?
—	О да, я уже виделся с ним! Мы отлично поняли друг
друга. Рему нужны люди из рейхсвера, которым он мог бы
доверять. Именно офицеры! Не сегодня — завтра он станет
во главе армии. Ты понимаешь, какой скачок я сразу де¬
лаю?
—	Ты не отважился сказать отцу о своем решении?
—	Он просто не понял бы, но ты должен понять меня.
Я вовсе,не хочу остаться за бортом!
—	И ради этого ты согласен надеть форму штурмовика?
—	Я же сказал тебе: придя в рейхсвер, Рем не может
привести с собою в качестве адъютанта банду каких-то ла¬
вочников, которые окружают его теперь. Сам он—человек на¬
шего круга. Такой же офицер, как я, каким был ты сам...
—	Ну, что касается моего офицерского прошлого, то ты
лучше сделаешь, если не будешь о нем вспоминать.
—	Твое дело, хотя, должен тебе сказать, теперь самое вре¬
мя вспомнить об этом.
Эгон с горьким чувством смотрел на младшего брата —
живое свидетельство удивительных превращений, происходя¬
щих в сознании немцев!
—	Ты не можешь понять своими кадетскими мозгами, что
становишься участником очень опасной игры, — сказал он.
—	Не нужно из всего делать трагедию, мой дорогой
доктор.
—	А если планы Рема провалятся?
—	Ну, — Отто неопределенно помахал рукой, — тогда:
трубач играй отбой! Вернусь в полк.
—	Я видел Рема, Отто,—сказал Эгон. — Видел и слышал
от него то, чего он, наверное, не скажет тебе.
—	Ты? — Отто вскочил от удивления. — Ты?
121

Эгон рассказал брату все, что видел и слышал у «Кемпин¬
ского». Он думал, что его рассказ испугает Отто. Но тот
только рассмеялся.
—	Все, что ты слышал, не больше чем результат лишнего
бокала шампанского! Рем слишком любит удовольствия, чтобы
играть своей головой... Кстати о Хайнесе! Ты говоришь, он
уехал куда-то с девчонкой? Это забавно! — Отто взглянул на
часы. — Через полчаса я должен быть у него. Или я попаду
очень некстати, или как нельзя более во-время!
Он вскочил, одернул шинель.
—	Будь здоров, милый доктор! Право, не стоит предавать¬
ся мировой скорби. Жизнь еще не кончилась из-за того, что
твоя математика теперь не в моде!
Отто козырнул и пошел прочь той особенной деревянной
походкой, которою ходит только одна порода людей — немец¬
кие офицеры.
Эгон, не двигаясь, смотрел вслед брату.
Как все это странно! Вот и его брат несет такую же бес¬
смыслицу, строит какие-то планы, как те, в ресторане!.. Они
теперь распоряжаются жизнью. Они намерены, повидимому,
продолжать свое дело: строить коричневую империю штурмо¬
виков, какое-то разбойно-солдафонское государство, существа
которого Эгон не может разгадать. Они кричат о «революции»,
о «свержении плутократии», но в то же время ходят упорные
слухи, будто вся ремовская армия содержится за счет «Фар¬
бениндустри»... Какая-то немыслимая путаница, в которой он
не может разобраться!.. И тут же со всех сторон кричат о ре¬
ванше, — сейчас, когда они только что выкарабкались из мя¬
сорубки войны! Реванш? Чьими руками, какими сред¬
ствами?
Эгон не знал наверняка, как обстояло дело с другими ча¬
стями имперской военной машины, но авиацию-то он знал до¬
статочно. Может быть, через год-другой Геринг и будет
командовать реальной силой, но сегодня его секретные арма¬
ды—миф, созданный молвой. Уж это-то Эгон знает! Недаром
все-таки он один из лучших конструкторов авиационной про¬
мышленности Германии.
Эгона давно уже мутило при мысли о том, что выходящий
из-под его пера красивый математический расчет должен пре¬
вратиться в конкретные формы военных самолетов. Он на сво¬
ем хребте испытал всю прелесть этого оружия. Но, увы,
сетовать было поздно! Наци не страдали предрассудками. Они
крепко держали в руках тех, кто был им нужен. Эгон был уве¬
рен: заикнись он о своем нежелании работать в военной про¬
мышленности—и тотчас же наци забыли бы, что он талантли¬
122

вый конструктор, сын генерала и сам в прошлом офицер-лет¬
чик. С него сорвали бы колодку орденских ленточек; его
швырнули бы в один из этих загонов вроде Дахау; его унич¬
тожили бы там, чтобы он никогда никому не мог выдать ни
одного их секрета. Об этом нельзя забывать. Пусть лучше
вся эта банда воображает, что доктор Шверер — добротный
винтик в их военной машине. Пусть смотрят на него как на
хорошо оплачиваемую прислугу. Он не обижался...
Его вывел из задумчивости холод каменной скамьи, проник¬
ший сквозь пальто. Он провел рукою по глазам и почувство¬
вал, что рука стала влажной. И пальто и шляпа — все было
мокро.
Эгон поднялся и устало побрел прочь. Дойдя до калитки,
он вспомнил, что забыл на скамейке коробку с сумочкой.
Вернулся, взял коробку. Бумага потемнела от воды и прорва¬
лась на углах. Эгон зажал коробку подмышкой, поднял во¬
ротник и сунул руки поглубже в карманы. Он шел, не подни¬
мая головы. Решил перейти улицу и сошел на мостовую.
Над самым ухом раздался гудок автомобиля.
Одновременно с ударом в левый бок Эгон услышал ши¬
пение шин по мокрому асфальту. Падая, он закрыл глаза...
Шофер выскочил из машины и подбежал к Эгону.
—	Капитан! — воскликнул он.
Эгон открыл глаза и увидел, что стоит, опустившись на
одно колено и рукою опираясь о грязную мостовую. Над
его головою возвышалось круглое крыло автомобиля. От ра¬
диатора исходило приятное тепло.
—	Господин капитан! — повторил шофер.
—	Лемке!
Эгон протянул шоферу грязную руку.
—	Вы не ушиблись? — с беспокойством спросил Лемке,
усаживая Эгона в автомобиль.
—	Я сам во всем виноват!
—	Я рад, я очень рад вас встретить, господин капитан!
Эгон рассмеялся:
—	Какой я к чорту капитан? Это все забыто.
—	Да, это было давно.
—	А я только что думал о наших старых временах.
Это была правда. То, о чем только что думал Эгон, име¬
ло прямое отношение к Францу Лемке. Именно он, Франц
Лемке, борт-механик и унтер-офицер, на многое открыл гла¬
за обер-лейтенанту Эгону Швереру. Эгон, как сейчас, помнит ту
ночь, когда оба они, раненые, -лежали под обломками своего
«Фоккера», сбитого англичанами между линиями окопов. На¬
дежды на опасение у них не было. Смерть казалась неизбеж¬
123

ной, и Лемке выложил Швереру все, что думал о войне.
Он уверял, что так же, как он, думает весь народ, все семь¬
десят миллионов немцев, за исключением небольшой кучки
тех, для кого война была выгодным предприятием. А про¬
стые люди или сами участвуют в драке, или знают войну
со слов сыновей, мужей, отцов и братьев, сидящих по горло
в крови и грязи в окопах Франции, России, Галиции, Румынии,
Турции. Лемке высказал непоколебимую уверенность в том,
что совершенно так же, как он, думают и двадцать миллио¬
нов вражеских солдат, сидящих в окопах.
В ту памятную ночь обер-лейтенант Шверер сделал откры¬
тие: унтер-офицер Лемке лучше него знает жизнь. Эгон бо¬
ялся проронить хотя бы одно слово. Да, так внимательно
Эгон не слушал в университете даже любимейших профес¬
соров.
Позже Лемке признавался, что, лежа в госпитале, он
каждый день ждал перевода в военную тюрьму. Ему не зе-
рилось, что откровенный разговор с офицером может кон¬
читься чем-либо иным.
Ранение дало обоим возможность перейти на службу в
тыл. Шверер стал руководителем авиационной лаборатории;
механик — его шофером. По окончании войны они расстались,
их жизненные пути разошлись. Доктор механики Эгон
фон Шверер продолжал итти по дороге авиационного конструк¬
тора, надежно проторенной для него войной; шофер же его
вернулся к своей мирной профессии рабочего-металлиста. Он
не стал объяснять своему бывшему шефу, что этот выбор про¬
диктован ему не только привязанностью к родному делу, но
и приказом партии. Ей нужны были свои, надежные люди в
рабочей среде — ведь там ковались кадры бойцов против ре¬
акции, которая потихоньку, втайне, но настойчиво, с нескрыва¬
емой надеждой на окончательную реставрацию, выглядывала
из-за псевдодемократического занавеса Веймарской респуб¬
лики.
После того как Эгон потерял из виду Франца Лемке, идеи,
с которыми тот пытался его познакомить, постепенно отходили
на задний план, оттесняемые работой, привычными интересами
круга, в котором он вращался, семейными делами.
Эгон давно уже был почти чужим в доме отца. Если бы
не любовь к матери, страдавшей от распада семьи, Эгон пе¬
реехал бы на другую квартиру. Немного легче стало с тех
пор, как фирма перевела Эгона на новый филиал самолето¬
строительного завода в Травемюнде. Бывать дома приходи¬
лось теперь лишь изредка, в дни поездок в Берлин.
Самым неприятным при посещении дома были встречи с
124

братьями. Если Отто еще можно было терпеть, как поневоле
терпишь других фанфаронов, то младший брат, Эрнст, был
совершенно невыносим. С тех пор как он надел форму гитле¬
ровской организации молодежи, его наглость превосходила все
границы. Мальчишка дошел до того, что устроил в доме отца
проверку прислуги: нет ли в жилах кухарки и горничной сле¬
дов неарийской крови? Эгон не мог этого выносить...
—	Позвольте, Лемке! — воскликнул Эгон, с удивлением
оглядывая собеседника. — Я помню: профессия шофера была
для вас лишь временным отходом в сторону от основного
дела!
Лемке постарался изобразить удивление:
—	Что вы, господин доктор!
Но Эгон настаивал:
—	Да, да, я отлично помню. Когда вы соскакивали с
сиденья, чтобы отворить мне дверцу автомобиля, у вас всегда
бывал такой вид, будто это вас унижает.
—	Право же, господин доктор, — с некоторым смущением
пробормотал Лемке, — это вам так показалось.
Как бы хорошо он ни относился к Эгону, он вовсе не на¬
мерен был объяснять ему, что необходимость отворять дверцу
хозяину так же отвратительна ему теперь, как тогда, но что
он без всякого протеста выполняет ее и будет выполнять
впредь, пока партия не освободит его от обязанности сидеть
за рулем автомобиля. Лемке не собирался объяснять своему
бывшему офицеру, что фуражка с галуном и медные пуговицы
шоферской куртки были для него не удовольствием, а сред¬
ством конспирации в государстве, где всякий немец, не желав¬
ший сложить оружие перед диктатурой Гитлера, — а такими
немцами были все коммунисты, — должен был внешне пере¬
стать быть тем, кем был.
—	А вы все тот же? — неопределенно спросил Эгон у
Лемке.
—	В каком смысле, господин доктор?
—	Я имею в виду ваши взгляды,
Лемке искоса посмотрел на Эгона:
—	Позвольте ответить вопросом: а вы?
Несколько мгновений Эгон смотрел на шофера непонима¬
юще, потом расхохотался.
—	Вы, может быть, думаете, что я принадлежу теперь к
гитлеровской команде? Нет, дружище, вспомните, что сбли¬
зило нас, и вы поймете: для вас я всегда, останусь тем, кем
был.,.
125

Лемке улыбнулся:
—	Это хорошо, очень хорошо, господин доктор!
—	А вы, Лемке?
—	Я?.. Я все тот же!
—	Это тоже хорошо, очень хорошо! — в тон ему ответил
Эгон.
Они помолчали.
—	Куда я должен ’вас доставить? — опросил Лемке.
—	Если бы я не вывалялся в грязи, то предложил бы по¬
сидеть где-нибудь за кружкой пива. У нас есть о чем погово¬
рить.
—	Мы это и сделаем. Где-нибудь подальше от центра.
У вас есть время?
—	Я не спешу.
—	В таком случае... — Лемке притормозил машину и бро¬
сил взгляд на часы. — А что, если я предложу вам до того
небольшую прогулку?
—	В такую погоду?
—	Погода нам не помешает. Куда-нибудь подальше, где
меньше народу. Хотя бы в Грюневальд.
Эгон пожал плечами.
Некоторое время они ехали молча. Лемке опять посмотрел
на часы и сказал:
—	Вам будет интересно послушать одну радиопередачу.
—	Что-нибудь особенное?
—	Москва... — сказал Лемке и быстро взглянул на Эгона,
как бы пытаясь уловить впечатление, какое произвело на то¬
го это слово.
—	Что-нибудь особенное? — переспросил Эгон без боль¬
шого интереса.
—	Так... одна речь. Мне хочется ее услышать.
—	Если это вам интересно... Я ведь не знаю языка.
-г- Мы услышим перевод.
—	То, за что сажают в Дахау?
—	Да.
—	Кто же согласится настроить приемник?
—	Мы будем слушать из автомобиля.
Они проезжали безлюдные аллеи Грюневальда.
Лемке настроил приемник. Сквозь гудение послышался шо¬
рох и плеск, словно волны прибоя ворошили крупную гальку
на берегу моря. Это были рукоплескания. Они затухали и
снова вздымались. Напрасно слабенькой серебряной струйкой
рвался в эфир звонок председателя. Наконец аплодисменты
затихли. Наступила секунда гулкой тишины.
И вот кто-то заговорил на незнакомом Эгону языке.
126

Эгон, без особого интереса отнесшийся к предложению
послушать радио, почувствовал, как от звуков этого голоса,
принесенного эфиром, равнодушие его тает и раскрывается
душа. Голос был негромкий, он произносил слова неторопли¬
во, со спокойствием и. необычайной уверенностью. Эгон напря¬
женно вслушивался, и ему начинало казаться, будто он пони¬
мает эти незнакомые слова. Столько душевной теплоты и ясно¬
сти, столько человеческого было в голосе, что когда он вдруг
оборвался, Эгон с сожалением взглянул на Лемке.
Тихонько, словно боясь разрушить очарование, Эгон спро¬
сил:
—	Кто это?
Так же тихо Лемке ответил:
—	Сталин.
Эгон вынул папиросу и с удивлением заметил, что его
пальцы дрожат. Он поспешно опустил руку. Ему не хотелось,
чтобы Лемке заметил это неожиданное волнение, охватившее
его.
Радио молчало. Эгон с нетерпением посмотрел на Лемке.
—	Наверно, сейчас будет перевод, — сказал Лемке.
Из-за угла показалась фигура полицейского. Лемке выклю¬
чил аппарат и тронул машину с места.
Они ехали довольно долго. Эгон с трудом сдерживал же¬
лание самому включить радио.
Наконец Лемке остановился и повернул выключатель.
«...Шовинизм и подготовка войны, как основные элементы
внешней политики, обуздание рабочего класса и террор в об¬
ласти внутренней политики, как необходимое средство для
укрепления тыла будущих военных фронтов, — вот что осо¬
бенно занимает теперь современных империалистических по¬
литиков...»
Сильные разряды заглушили голос в репродукторе. Когда
они затихли, Эгон услышал:
«...победу фашизма в Германии нужно рассматривать не
только как признак слабости рабочего класса и результат из¬
мен социал-демократии рабочему классу, расчистившей доро¬
гу фашизму. Ее надо рассматривать также, как признак
слабости буржуазии, как признак того, что буржуазия уже
не в силах властвовать старыми методами парламентаризма и
буржуазной демократии, ввиду чего она вынуждена прибег¬
нуть во внутренней политике к террористическим методам уп¬
равления, — как признак того, что она не в силах больше
найти выход из нынешнего положения на базе мирной внеш¬
ней политики, ввиду чего она вынуждена прибегнуть к поли¬
тике войны...»
127

Ах, как несносны эти разряды!
«...если, несмотря на опыт первой империалистической
войны, буржуазные политики все же хватаются за войну, как
утопающий за соломинку, то это значит, что они окончательно
запутались, попали в тупик и готовы лететь стремглав в про¬
пасть.
Не мешает поэтому рассмотреть коротко те планы органи¬
зации войны, которые вынашиваются теперь в кругах буржу¬
азных ПОЛИТИКОВ...»
Из калитки ближайшей виллы вышла женщина с сумкой.
Лемке повернул регулятор. Голос в репродукторе стал едва
слышным. Слов уже нельзя было разобрать. Женщина рас¬
крыла зонтик и, шлепая по лужам, прошла мимо. Лемке уве¬
личил громкость:
«...Третьи думают, что войну должна организовать «выс¬
шая раса», скажем, германская «раса», против «низшей расы»,
прежде всего — против славян, что только такая война может
дать выход из положения, так как «высшая раса» призвана
оплодотворять «низшую» и властвовать над ней. Допустим,
что эту странную теорию, которая так же далека от науки, как
небо от земли, — допустим, что эту странную теорию перевели
на практику. Что из этого может получиться? Известно, что
старый Рим точно так же смотрел на предков нынешних гер¬
манцев и французов, как смотрят теперь представители «выс¬
шей расы» на славянские племена...» — Разряды, треск... —
«А что из этого вышло? Вышло то, что не-римляне, т. е. все
«варвары», объединились против общего врага и с громом
опрокинули Рим...»
—	Пустите, — с досадой сказал Эгон и взялся за регуля¬
тор приемника. Треск, мешавший слушать, выводил его из
себя.
«...Наконец, четвертые думают, что войну надо организо¬
вать против СССР. Они думают разбить СССР, поделить его
территорию и поживиться за его счет. Ошибочно было бы
полагать, что так думают только некоторые военные круги в
Японии. Нам известно, что такие же планы вынашиваются в
кругах политических руководителей некоторых государств
Европы. Допустим, что эти господа перешли от слов к делу.
Что из этого может получиться? Едва ли можно сомневать¬
ся, что эта война будет самой опасной для буржуазии войной.
Она будет самой опасной не только потому, что народы СССР
будут драться на смерть за завоевания революции... Одна
такая война против СССР уже была, если вспомните,
15 лет тому назад. Как известно, всеми уважаемый
Черчилль облек тогда эту войну в поэтическую форму¬
128

лу — «нашествие 14 государств». Вы помните, конечно, что
эта. война сплотила всех трудящихся нашей страны в единый
лагерь самоотверженных бойцов, грудью защищавших свою
рабоче-крестьянскую родину от внешних врагов. Вы знаете,
чем она кончилась...»
Репродуктор издал сухой треск.
Эгон огляделся и увидел, что они мчатся навстречу дож¬
дю и снегу, залепившему переднее стекло так, что сквозь не¬
го почти ничего не было видно.
Эгон успел заметить промелькнувшие сбоку фигуры двух
медленно шагающих полицейских. Их черные клеенчатые пла¬
щи блестели под дождем.
И
Приглашение на обед к Гевелингу в отель «Адлон» было
приятно уже тем, что позволило Роу скоротать ничем не за¬
полненный вечер. Несмотря на профессиональную зоркость
и умение вылавливать из кучи светских условностей зерно
истины, Роу так и не разгадал, чему был обязан приглаше¬
нием нефтяного короля сэра Генри Гевелинга.
Допустим, что Гевелииг при случайной встрече в театре
узнал в нем человека, с которым встречался в Грейт-Корте, —
этого было мало для приглашения на обед. Допустим, что
любопытство толкало сэра Генри узнать у осведомленного
журналиста, что болтают в обществе о его недавней женить¬
бе на парижской кокотке. Но не рассчитывал же он на то,
что Роу выложит ему правду?
Что же еще можно было предположить?.:
Нет, Роу положительно терялся. Ему не приходило в голо¬
ву, что Гевелинг мог и вовсе не желать ничего узнать от не¬
го и был вполне удовлетворен тем, что смог невзначай, так
что Роу этого и не заметил, высказать ему собственное мне¬
ние по поводу происходящего в Германии. Знал ли хитрый
старый нефтяник, что, выкладывая свои взгляды английскому
журналисту Уинфреду Роу, он как бы шепчет их прямо в ухо
тому, кому они предназначались, но кому он не мог или не
хотел высказать непосредственно? Или было простой случай¬
ностью то, что Гевелинг разоткровенничался с повстречав¬
шимся ему в Берлине англичанином?
Этого тоже не дано было знать Роу. В иерархии британ¬
ской секретной службы он знал только своих официальных
начальников. Об именах тех, кто из-за темных кулис направ¬
лял ее усилия и диктовал ей свою волю, он мог только дога¬
дываться. И то лишь про себя.
9 Поджигатели
129

Так или иначе, Роу считал вечер проведенным с пользой.
Он даже склонен был отнести к своей заслуге то, что из выска¬
зываний Гевелинга сделал совершенно ясный вывод: поли¬
тика твердой власти в Германии, направленная к скорейшей
и полной ликвидации всяких элементов коммунистического
движения, —это как раз то, что устраивает сэра Генри. Боль¬
ше того, утверждение национал-социализма как зародыша ме¬
ждународной полиции для всей Европы, между Рейном и
Волгой, — это то, что кажется совершенно необходимым всем,
от чьего имени сэр Генри считал себя вправе говорить.
Роу окончательно утвердился во мнении, что нужно по¬
мочь Годару убрать оправданного лейпцигским судом Дими¬
трова.
Цепь логических умозаключений привела Роу к тому, что,
с точки зрения сэра Генри, такой деятель, как Димитров,
спасен не только в качестве непримиримого носителя идей,
враждебных нефтяной державе Гевелинга, но он опасен н
как сила, непосредственно и активно сопротивляющаяся той
самой власти твердой руки, установление которой
почиталось непременным условием спасения от большевизма.
Победа Димитрова была поражением наци, тех самых наци,
которые'через посредство Белла получили от сэра Генри не
одну сотню тысяч фунтов на укрепление своей власти. Чтобы
избежать в будущем в Германии и где бы то ни было новых
поражений сэра Генри, нужно было в корне уничтожать жи¬
вую их первопричину — живых коммунистов.
Это было для Роу задачей сегодняшнего дня, даже без
загляда в будущее, где рисовались широкие возможности
использования немецкого фашизма как авангарда экспансии
на восток. Эти планы были столь свойственны империалисти¬
ческому складу его ума, что Роу не нужно было даже полу¬
чать на этот счет каких-либо разъяснений нефтяного короля.
Они вытекали сами собою из его скупых намеков. Логика и
тут приводила Роу к Димитрову, Димитров был болгарином,
деятелем коммунистической партии страны, лежащей на
пути к нефти Малой Азии и Кавказа. Роу уже на заседании
суда видел, кто такой Димитров. Наличие такого деятеля на
Балканах отнюдь не облегчит путь сэра Гевелинга.
Не сегодня — завтра Димитров будет выпущен нациста¬
ми из тюрьмы. Правда, несмотря на оправдательный при¬
говор суда, они не хотят его освобождать раньше, чем какая-
либо страна согласится впустить его к себе, но тут можно
было не сомневаться: Советский Союз окажет ему гостепри¬
имство. И кто знает, сумеет ли Геринг выполнить свою угро¬
зу на коротком расстоянии между тюрьмой и аэродромом?..
130

Роу остановился, чтобы закурить, и огляделся. Силуэт
Бранденбургских ворот остался далеко позади. В воздухе
стоял аромат распускающихся почек Тиргартена. Роу не лю¬
бил Берлина, его мрачных тонов и тяжелых очертаний, не
любил берлинцев с их шумною суетливостью, он не любил
даже берлинскую зелень — худосочную и бледную по сравне¬
нию с тою темною и вечно влажною листвой, которую привык
видеть на родном острове.
Пока Роу закуривал, возле него остановилось такси, и
шофер услужливо приотворил дверцу. Роу подумал, сел и
назвал улицу неподалеку от темпельгофского аэродрома.
Если он застанет дома летчика Бельца, коротающего в
Люфт-Ганзе годы вынужденного антракта в жизни немецкой
военной авиации, можно будет почти наверняка найти спо¬
соб отделаться от Димитрова и за пределами Германии. Все
сделает маленький аппарат с часовым механизмом, положен¬
ный в чемодан пассажира или просто в тот самолет, в кото¬
ром полетит Димитров.
Бельц — вполне надежный немец. Он уже оказывал Роу
кое-какие услуги, когда работал на западных линиях. Правда,
он дорого берет, но игра стоит свеч. Немцы вон сколько
истратили впустую на организацию целого процесса. Лишняя
сотня фунтов не разорит секретную службу Британии...
Все устроилось лучшим образом: летчик брался сделать
все. Когда Димитров пересядет в Кенигсберге в самолет
Дерулюфта, он, Бельц, подсунет туда любой сюрприз, какой
заготовит для него Роу.
Роу даже рассмеялся от удовольствия при мысли, что
когда-нибудь ему, может быть, представится случай расска¬
зать толстому Герингу, как он опередил его в выполнении
его собственной крикливой угрозы. Можно было себе пред¬
ставить, как надуется от зависти эта самонадеянная жаба! Да,
Роу даже рассмеялся вслух. Он беззаботно отмахнулся от
мысли, что нужно было бы предупредить Годара о том, что
тот может спокойно возвращаться в Париж.
12
Уже пятнадцать лет. немецкие военные теоретики труди¬
лись над объяснением того, как случилось, что две с полови¬
ною тысячи немецких генералов, каждый из которых в отдель¬
ности выиграл хотя бы одно сражение, умудрились все вме¬
сте проиграть величайшую в истории Германии войну. С их
9*
131

точки зрения это поражение означало больше, нежели госу¬
дарственную катастрофу. Оно стоило им их армии. Ее преем¬
ник, германский рейхсвер, не имел права подойти к Рейну
ближе чем на пятьдесят километров.
Но все так же Рейн катил свои мутные волны с юга на
север. И Мейзетурм стоял на том же месте, как и в те време¬
на, когда епископа Гаттона съели мыши. И у Лорелеи все так
же кружил водоворот. Мало что изменилось на Рейне за
тридцать веков, если, конечно, не считать того, что вместо
боевых челнов вестготов по нему плыли многочисленные бар¬
ки, пароходы и теплоходы, пассажирские и грузовые, сталь¬
ные и деревянные. Железо и уголь были их главным грузом.
По меньшей мере уже полвека, как поэтический Рейн стал
рекою железа и угля...
В это утро от пристани старого города Кобленца отвалил
пароход, не очень большой и довольно потрепанный. На
этом пароходе, вниз по Рейну, отправилась в экскурсию шум¬
ная ватага юношей.
Одного из них, худощавого семнадцатилетнего парня с не¬
здоровым, желтым лицом и узким покатым лбом, звали
Эрнстом Шверером.
Юноши расположились на передней палубе. Директор
гимназии Шнюпфлер договорился с. капитаном: вся эта част?;
парохода отводится школьникам, посторонние не будут сю¬
да пропускаться.
Эрнст предложил выставить в проходах пикеты. Тогда
никто не помешает экскурсантам проводить время, как они
хотят.
—	И, как настоящие часовые, мы будем сменяться каж¬
дые два часа! — в восторге подхватили школьники.
—	Нет, — возразили другие, — каждый час! Иначе не
все успеют постоять в карауле.
Несколько человек, назначенных в первый караул, тут же
вытащили значки гитлерюгенда и заняли посты. Как только
пароход отчалил и пристань с полицейским стала удаляться,
Эркст подошел к борту и запел песню штурмовиков. Дирек¬
тор Шнюпфлер обеспокоенно поглядывал в сторону капитан¬
ской рубки. Он дал подписку в том, что не допустит никаких
демонстраций, а эта песня...
Шнюпфлер знаком подозвал Руппа Вирта. Рупп был един¬
ственным в школе, кто силой голоса мог соперничать с Эрн¬
стом Шверером.
—	Послушай, Рутшхен, — ласково сказал директор,—
132

нужно опеть что-нибудь другое. Ты меня понимаешь, — здесь
еще не настало время для этой нашей песни.
—	Да, понимаю, господин директор, — сказал Рупп.
—	Затяни «Вахт ам Рейн»*. Это будет более уместно.
«Вахт ам Рейн»? Это' было совсем не то, что хотелось бы
спеть Руппу, но чтобы досадить заносчивому Эрнсту, Рупп
готов был исполнить просьбу Шнюпфлера. Он расстегнул во;
ротник рубашки и начал прямо со второго куплета, так как
знал, что ребята охотно подхватят именно его.
И действительно, школьники один за другим покинули
Эрнста и присоединились к Руппу. Даже маленький остроно¬
сый Фельдман старательно выводил куплеты гимна.
Эрнст обиженно умолк. Он, конечно-, понимал осторожность
Шнюпфлера, но — прерывать песню СА? Это, пожалуй, слиш¬
ком даже для директора. Об этом Эрнст непременно скажет
кое-кому.
Обиженный Эрнст отошел на самый нос парохода и, раз¬
валившись на скамье, закурил сигарету. По установленному
в их школе этикету, он должен был бы спросить на это раз¬
решение Шнюпфлера, но пусть-ка •профессор -позлится и по¬
думает о том, следует ли прерывать такую песню, особенно
когда поет он, Шверер. В конце концов наплевать на то, что
Шнюпфлер — директор. Завтра Эрнст уже не гимназист. Ес¬
ли у него еще и нет в кармане билета наци, то ведь причи¬
ною тому простая формальность. Ему нехватает каких-то двух
месяцев до установленного возраста, когда он сможет стать
таким же партейгеноссе, как сам Шнюпфлер. И неизвестно,
кто тогда окажется на более высокой ступени партийкой лест¬
ницы — он, Эрн-ст фон Шверер, или этот замухрышка, пере¬
именованный из простого шпика в профессора только для
того, чтобы можно было назначить его директором гимна¬
зии.
Эрнст сквозь зубы тонкой струйкой сплюнул через по¬
ручни.
С трудолюбивым постоянством шлепали по воде плицы
колес. Снизу, из недр парохода, доносилось мерное дыхание
машины и изредка прорывалось далёкое бренчанье не то пи¬
анолы, не то радио.
Эрнст опустил голову на руки, лежавшие на поручнях бор¬
та. Он почувствовал, как все судно сотрясает едва уловимая
дрожь, порождаемая где-то в глубине машинного отделения.
Там билось стальное сердце парохода, старого немецкого
парохода.
* «Вахт ам Рейн»—официальный гимн Германской империи.
133

Было смешно глядеть, как барахталось в воде это неук¬
люжее корыто, и далее немножко стыдно перед пассажирами
новых винтовых теплоходов, легко обгонявших «Золото
Рейна».
«Золото Рейна»?
Мечты Эрнста были не очень ясны, но вполне целеустрем¬
ленны. Поколение Эрнста заново перепишет древние оказа¬
ния. Придет новый Зигфрид, на нем будет коричневая ру¬
башка со свастикой на рукаве. Он схватит за глотку весь
мир!
Эрнст поднял голову. Впереди, по правому берегу реки
пейзаж начал меняться. У стоящего на вершине высокой го¬
ры замка кончилась яркая зелень садов. Вдали над берегом
нависла черная, тяжелая туча дыма.
Эрнст не слушал Шнюпфлера, объяснявшего школьникам
детали рейнской панорамы. По рассказам отца он и сам хоро¬
шо знал расположение заводов Круппа — кузницы герман¬
ского оружия. Там, за Мюльхофеном, извергали в небо пла¬
мя и дым несколько крупповских домен. С чувством превос¬
ходства над смотревшими в рот учителю товарищами Эрнст
снова растянулся на скамье.
Он искал глазами Вирта. Рупп должен был быть где-ни¬
будь тут же, неподалеку^ от Фельдмана, хотя он вовсе и не
еврей, а такой же чистокровный бранденбуржец, как боль¬
шинство школьников этого выпуска.
Вирта нигде не было видно. Странно, куда он девался?
Эрнст встал, прошелся по палубе за пикеты школьников. Его
привлекли к себе шум и струя теплого воздуха, пропитанно¬
го запахом масла, вырывавшаяся из-под стеклянного капа
машинного отделения. Эрнст наклонился над люком. В глу¬
бину трюма едва достигал дневной свет. Там происходило
что-то похожее на битву железных чудовищ. Эрнст старался
припомнить описание паровой машины, взаимодействие дви¬
жущихся перед глазами металлических частей. Вероятно, вон
те резервуары, пышущие жаром так, что воздух над ними
струится, как распускающийся в чаю сахар, и есть цилиндры.
Они яркозелеиые; медные полоски охватывают их, как об¬
ручи бочку. Вот равномерно, с ленцой двигающийся шток.
Значит, это ои, послушно следуя движениям поршня, другим
своим концом заставляет ползать взад и вперед массивную
массу крейцкопфа. Господи, какая старина! Право, эта ста¬
рушка, паровая машина, стала памятником самой себе! Когда
же перестали строить такие чудовища? Наверно, в конце про¬
шлого века. А между тем у нее такой злобный вид, словно она
134

только и ждет, когда в нее попадет рука неосторожного
смазчика.
Время от времени спокойно, без суеты и страха эта рука по¬
является между частями машины, чтобы дать им из лейки пор¬
цию густого желто-зеленого масла. Э.рнст уввдел смазчика,
парня такого же возраста, как и он сам, коренастого, в синей
курточке, наброшенной на голое тело, с белой косынкой, по-
вязанной вокруг шеи на манер галстука. Лицо пария блесте¬
ло. От пота или масла? По спокойному выражению лица
смазчика можно было судить, что опасное лавирование меж¬
ду смертоносными суставами стального осьминога представ¬
ляется ему самым обыкновенным, привычным делом. Парень
автоматическими движениями тыкал носик своей масле-нки
именно туда, куда было нужно. Он умудрялся в это же время
говорить с кем-то, кого Эрнсту не было видно за его спиной.
Лишь когда парень сделал шаг в сторону, Эрнст увидел Руп¬
па. Вот странно, и у Руппа был такой вид, будто близость
машины не доставляла ему никакого беспокойства. Он обма¬
хивался шапкой, как веером, и внимательно слушал смазчика.
Вот Рупп быстро огляделся по сторонам и наклонился к уху
парня.
Время от времени смазчик понимающе кивал. О чем может
говорить Рупп с этим замазанным парнем? Эрнст хотел бы
это знать!.. Во всяком случае, Руппу придется об этом расска¬
зать кое-кому. Эрнст скажет, где Рупп болтался в то время,
как его товарищи слушали беседы директора и пели веселые
песни.
В наступающих сумерках Шнюпфлер умудрился отыскать
на берегу живописные развалины Драхенфельса — замка, в
котором, по преданию, Зигфрид убил дракона. Вершина полу-
развалившейся башни была освещена лучами заходящего
солнца. Казалось, будто башня наполнена бушующим пламе¬
нем.
—	А теперь, мальчики, сюрприз! ;— торжественно про¬
возгласил Шнюпфлер. — Каждый получит стакан доброго не¬
мецкого вина, которое называется «Кровью дракона». Оно де¬
лается из благородной лозы, растущей на этой горе за разва¬
линами замка!
Шнюпфлер, как фокуощж, трижды хлопнул в ладоши.
Кельнеры внесли корзину с длинными узкогорлыми бутылками
«Драхенблута».
Школьники выстроились с наполненными стаканами в ру¬
ках. Шнюпфлер откашлялся, готовясь к речи, и уж поднял
было руку со стаканом, когда со стороны одного из пикетов
послышались шум, крики.
135

Караульный прибежал с докладом, что какой-то посторон¬
ний здоровенный малый пытается «прорваться на переднюю
палубу, что он сильно навеселе, что одного патрульного он
уже уложил ударом кулака.
Прежде чем Шнюпфлер принял решение, виновник проис¬
шествия ворвался на палубу. Это был коренастый детина в
сильно помятом спортивном костюме, в широких штанах,
заправленных в грубые шерстяные чулки. Голова его была
непокрыта, и волосы беспорядочно рассыпались под дунове¬
нием ветра, набегавшего с носа парохода.
Он остановился перед выстроенными вдоль борта ученика¬
ми, подбоченился, расставил нош, чтобы придать большую
устойчивость телу, и несколько мгновений молча оглядывал
юношей.
—	Ни одной знакомой физиономии! Но... все равно: здо¬
рово, верблюды! — кришул он.
Одни удивленно молчали, другие ответили нестройным хо¬
ром. Шнюпфлер стоял в нерешительности.
—	Вы знаете, кто перед вами? — покачиваясь, спросил
незнакомец. — Я тоже был когда-то таким же верблюдом и
именно там же, в гимназии Моссе! —Он обернулся к Шнюп-
флеру: — Я узнал, что наша гимназия совершает экскурсию,
и решил повидаться с верблюжатами, хотя, повидимому, ни
один из вас меня уже не помнит. Помнит? ли кто-нибудь Пау¬
ля Штризе, чемпиона гимназии по боксу и выпивке, а?.. Не
беда! Вам полезно видеть, что может выйти из каждого из
вас! — Он ткнул себя пальцем в грудь. — Верно, верблю¬
жата?
Среди учеников послышался довольный смех.
—	Я вижу, — продолжал Штризе, — вы готовитесь вы¬
пить за что-то. Ваш достойный руководитель, — Штризе сде¬
лал нарочито почтительный поклон в сторону Шнюпфлера, —
предложил вам какой-нибудь скучный тост. Я знаю моссоз-
скую закваску и традиции старого медведя.*»
—	Фью, — раздался из толпы голос, —медведя уже нет!
—	Тем лучше для вас и тем хуже для ваших мозгов. Ста¬
рик кое-что знал. И то, что знал, умел вбивать в наши головы.
Впрочем... я не уверен, что его знания так уж необходимы в
наше время.
При этих словах Шнюпфлер беспокойно дотронулся до
рукава Штризе. Тот нетерпеливо стряхнул его руку.
—	Ну, вот ты, — он ткнул в сторону одного из юношей, —
скажи мне: что ты собираешься делать по окончании гимна¬
зии?
После иедолгого размышления юноша громко ответил:
136

—	Поступлю в университет.
— Что,	что?— насмешливо	спросил Штризе. — По¬
втори, чтобы слышали все!
Юноша смутился и молчал.
Штризе рассмеялся:
—	Вы слышали? Он собирается в университет! Чтобы
остаться недоучкой? Да, да, не ухмыляйтесь зд, там, на ле¬
вом фланге, чорт вас побери! Сколько бы лет-своей жизни вы
ни потратили на университет, вы все равно выйдете из него
недоучками.
—	Почему?—спросил кто-то-из задних рядов.
—	За сорок веков известной нам — заметьте: только из¬
вестной нам! — жизни человечество накопило больше зна¬
ний, чем может вместить мозг. Не в сумме, а даже в каждой
отдельной отрасли. Самый ученый человек на земле знает
только то, что он ничего не знает. Чтобы люди снова могли
почувствовать себя знающими что-то, нужно уничтожить де¬
вять десятых знаний, накопленных наукой, литературой, ис¬
кусствами. Слишком много мусора сберегли для нас наши
непредусмотрительные отцы. В наше время верблюжатки,
нужны не «Илиада» и «Метаморфозы», а что-то иное!.. Вы
не дети и сами понимаете, о чем я говорю... Где-то там... —
не договорив, Штризе показал в сторону левого берега Рей¬
на. — Ну, раз, два, направо... кругом!..
Ученивд «послушно, как на строевых занятиях, выполнили
команду. Теперь они стояли лицом к левому берегу. Перед
ними в темноте (плескалась река, а над ее слабо отсвечиваю¬
щей рябью чернели вдали массивы прибрежных гор. Луны
еще не было. Пейзаж казался таинственным и мрачным.
—	Немцы, — внезапно распаляясь, крикнул Штризе, —
смотрите: там — Франция! Пока она еще далеко. Но... — он
поднял кулак и погрозил западу. — Вы меня поняли: мы не
боимся! Мы презираем и ненавидим. — Он оглядел ребят. —
Презираем?
—	Презираем! — хором ответили ученики. — Ненавидим!
Ненавидим! Ненавидим!
—	Пока мы не можем еще сделать ничего другого...
только добрый немецкий .плевок в сторону Франции!
С этими словами Штризе плюнул в сторону черного таин¬
ственного запада. Его прйхмеру последовали все остальные.
Шнюпфлер в восторге поднял стакан и залпом осушил его.
Наступившая после криков тишина показалась особенно
глубокой. Ее нарушил стук шагов. Эрнст вышел т рядо-в.
•Четко стуча каблуками, он подошел к стоявшему на левом
фланге маленькому; Фельдману:
137

—	Ты... не плюнул!
Фельдман побледнел так, что в темноте его лицо казалось
белой маской.
Эрнст приблизился к нему еще на шаг.
Ученики молчали.
Штризе стоял, покачиваясь на раздвинутых ногах. Зало¬
жив руки под пиджак на спине, он с любопытством наблюдал
за происходящим.
—	Ты паршивая еврейская свинья1! — крикнул Эрнст, и
все услышали звук сильного удара по лицу.
Очки упали с тонкого носа Фельдмана. Жалобно звякну¬
ли разбившиеся стекла. Бледная маска лица окрасилась тем¬
ной полоской крови.
Никто не шевелился. На лице Штризе появилась довольная
улыбка.
Но в этот момент перед строем! школьников мелькнула
фигура Руппа, и Эрнст получил звонкую затрещину.
Эрнст бросился на Руппа. Оба повалились на палубу, на¬
нося друг другу удары. Строй сломался. Школьники обступи¬
ли дерущихся. Кое-кто пытался, улучив момент, нанести
Руппу удар ногой или кулаком.
Расталкивая юношей, в круг пробрался Штризе.
Рупп понимал, что заступничество за Фельдмана не сой¬
дет ему с рук, даже если он не даст Эрнсту одолеть себя.
И он, еще яростнее наседая на противника, наносил ему уда¬
ры такой силы, что Эрнст перестал уже выкрикивать руга¬
тельства, а потом и вовсе затих. Он сделал вид, что не в си¬
лах больше сопротивляться. Рупп, шатаясь, поднялся, повер¬
нулся к нему спиной; тогда-то Эрнст и нанес ему такой удар
ногой в поясницу, что Рупп упал без чувств.
Школьники, во главе со Штризе, обступили сидевшего на
палубе и плевавшего кровью Эрнста.
—	Ваш товарищ пострадал из-за еврея, а эта свинья жи¬
ва и здорова! — крикнул Штризе. — Неужели никто из вас
не даст ему то, что он заслужил?
Несколько мальчиков приблизились к испуганно скорчив¬
шемуся ка скамейке Фельдману.
—	Ну же, смелей! — кричал Штризе. — Кто вы: девчон¬
ки или молодые бойцы фюрера?..
Один из учеников, по прозванию «Золотозубый», подскочил
к Фельдману и наотмашь ударил его.
С криками подбежали и другие. Фельдман упал со
скамейки.
—	Ногами его! — крикнул Штризе и первый нанес удар
своим тяжелым ботинком в лицо Фельдману.
Золотозубый бросился к корзине с опустошенными бу¬
138

тылками и схватил одну из них за горлышко. Приловчившись,
он нанес Фельдману удар по голове. Тело мальчика конвуль¬
сивно содрогнулось.
Штризе стряхнул с плеча руку побледневшего Шнюпфлера.
—	Пойдите к чорту!.. Вы сами должны были бы делать
из них бойцов. — И, обращаясь к юношам, торжественно про¬
говорил:— Молодцы!.. Вы вели себя, как настоящие нацио¬
нал-социалисты!.. Хайль Гитлер!
Ему ответил нестройный хор хриплых от возбуждения
голосов. В наступившей тишине было слышно, как у борта
тошнит кого-то из гимназистов.
Спустившись в салон первого класса, Штризе подошел к
столику, за которым сидел худощавый мужчина средних лет
в сером дорожном костюме в мелкую клеточку.
В его наружности не было ничего примечательного: «обы¬
кновенное» лицо с «обыкновенным» носом, с «обыкновенны¬
ми» глазами и с таким же, ничем не характерным ртом.
В' числе особых примет этого человека не удалось бы запи¬
сать даже цвет его глаз — они были какой-то неопределенной
окраски. Темнорусые волосы незнакомца были расчесаны на
пробор. Даже в этом проборе не было ни особенной тщатель¬
ности, ни небрежности, могущей броситься в глаза. Заметными
были у этого человека, пожалуй, только руки с длинными,
нервными пальцами. Такие пальцы бывают у шулеров и кар¬
манников.
Никого, кроме этого человека, в салоне не было.
Штризе тяжело опустился на стул.
—	Если можно, рюмку коньяку! — сказал он человеку в
сером.
Тот -налил и выжидательно смотрел, как Штризе, -медлен¬
но закрыв глаза, пил.
—	Что с вами? — спросил он, тронув Штризе за плечо.
—	Ничего особенного... Просто я хорошо сейчас позаба¬
вился.
—	Всюду-то вы найдете девчонку.
—	Девчонки тут ни при чем! Я давал урок твердости
духа... Там, кажется, прикончили еврея.
Собеседник быстро огляделся и укоризненно покачал го¬
ловой.
—	Недоставало нам еще ввязаться тут в йакую-нибудь
историю с полицией.
—	Ничего не случится! — Штризе закурил и пустил не¬
сколько колец дыма. — Неужели никогда не настанет такое
время, когда и тут можно будет делать что угодно, не спра¬
шивая разрешения?
—	Настанет, и скорее, чем некоторые думают.
139

—	Ах, Кроне! — мечтательно проговорил Штризе. — Ес¬
ли бы все думали по-в-ашему!..
—	Не воображаете же вы, — сказал Кроне, — что деньги,
которые текут отсюда, с Рейна, в кассу партии, даются ради
того, чтобы навести порядок только у нас, по эту сторону
Рейна?.. Проценты с них начнут поступать только тогда, ко¬
гда нашей будет вся Германия.
—	Союзники никогда на это не пойдут!
Кроне отпил глоток и бросил в рот несколько стружек су¬
хого картофеля. Он на-гнулся, чтобы Штризе было лучше
слышно.
—	Работая с нами, вы должны знать: наша сила в том и
заключается, что им никогда не сговориться между собою...
Не пройдет и года, как трубы Крупна задымят во-всю!
—	У нас нет для этого денег.
—	За спиною друг друга бывшие союзники сами понесут
нам деньги. И запомните еще одно, заполните твердо, навсе¬
гда: наши лучшие друзья — американцы. Оттуда, из-за океа¬
на, светит нам! золотое солнце!
—	Я верю в то, что Германия воскреснет, но не могу по¬
верить, что это будет скоро. Вспомните Компьен!
—	А что такое Компьен? — Кроне снисходительно улыб¬
нулся. — Именно там, в вагоне Фоша, мы нанесли союзникам
существенное, хотя и мало кем понятое, поражение. Вместо
того чтобы уничтожить нашу армию, лишить ее живой силы,
они позарились на наши пушки и самолеты. Они потратили
миллионы франков и фунтов стерлингов, чтобы уничтожить
то, что нам все равно пришлось бы бросить в котел, как уста¬
ревший хлам. Они не по'няли, что мы не стали бы тратить си¬
лы на вывозку всего этого устарелого мусора, когда нужно
было спасать самое ценное, что когда-либо было, есть и бу¬
дет у любой армии, — ее живую силу, ее солдат и генералов.
—	Чтобы по приезде сюда солдаты устроили революцию?
—	Революция революцией, но вместо ста тридцати диви*
зий, ушедших на западцый фронт в тысяча девятьсот четыр¬
надцатом году, мы отвели .в ноябре тысяча девятьсот восем¬
надцатого года на линию Зигфрида сто шестьдесят дивизий.
На тридцать дивизий больше! Мы не взорвали ни одного ки¬
лометра наших железных дорог, этих нервов войны. Мы уже
сейчас имеем сто тысяч унтер-офицеров, прошедших первый
срок рейхсвера, и столько же обучающихся в нем заново. Мы
имеем) миллионы солдат, десятки тысяч унтер-офицеров в по¬
лиции, в СА и СС. И все это только потому, что союзников
прельстила перспектива ломать наши изношенные пушки и
устарелые аэропланы. Так кто же, по-вашему, потерпел пора¬
жение в Компьене? Ну же, говорите!
140

Штризе молчал. В салоне воцарилась тишина. Не было
слышно даже ударов плиц пароходных колес.
Неожиданно послышался голос Эрнста:
—	Мне очень нравится то, что вы говорите!
Он стоял, прислонившись к притолоке, окровавленный, в
изорванной одежде.
Кроне резко обернулся. Штризе успокоил его движением
руки.
—	Ничего! Кажется, это вполне свой парень. — И, вслу¬
шавшись в тишину, спросил: — Мы причалили?
—	Да, какая-то пристань, — ответил Эрнст.
В ответ на вопросительный взгляд Штризе, устремленный
на его покрытое ссадинами лицо, Эрнст сказал:
—	Немного болит. Но это ничего. Важно покончить... со
всем этим!
Штризе взял свой бокал и протянул его ю>ноше:
—	Скоро мы их добьем!
Эрнст кивнул и выпил вино.
Кроне бросил на стол деньги и в сопровождении Штризе
покинул салон.
Эрнст посмотрел на свет бутылку и выцедил остатки вина
себе в рюмку.
Теперь, оставшись один, он вдруг почувствовал, что изра¬
ненное лицо мучительно болит. Еще сильнее болело плечо.
Этот Рупп здоровый парень. Ну, да не беда! Рано или поздно
Эрнст с ним разделается!..
Эрйст устало опустился на диван. Он сидел и думал о том,
что нужно поторопиться со вступлением в штурмовой отряд.
Ему надоело быть в глазах окружающих мальчишкой.
Пора! Пора! А то можно прозевать самое главное. Тот мо¬
мент, когда начнется настоящий дележ добычи — не еврей¬
ских лазчонок, а миллионов, предназначенных для ловкачей,
которые сумеют оказаться на верху кучи. Эрнст з'нает, уже
есть секретный приказ брать на службу в государственные
учреждения, фирмы и на заводы тех, кто состоит в списке
«старых бойцов», участников переворота. Они получат работу
в первую очередь. Разумеется, Эрнста не интересовала ни
одна из этих подачек, предназначенных для стада. Тех мест,
которые интересуют его, немного. Они исчисляются не сотня¬
ми тысяч, даже не тысячами. Их, в лучшем случае, сотни,
может быть даже десятки. Чтобы занять одно из них, нужно
поскорее сбросить мальчишеские штаны. Он докажет, что ему
пора взяться за настоящее дело!
За бортом снова послышалось шлепанье по воде пароход¬
ных колес.
Эрнст встал и подошел к широкому окну.. Черная ночь.
141

Едва видён контур гористого берега. Далеко, вверх по горе,
взбирается автомобиль. Издали казалось, что он движется
совсем медленно. О быстроте его бега можно было судить
лишь по тому, как часто менялось положение его фар. То
они оборачивались к реке ослепительными голубыми пятна¬
ми, то вовсе исчезали, то бросали длинные лучи вдоль бере¬
га, следуя извивам дороги.
13
Автомобиль с ходу брал крутые повороты. На его заднем
сиденье, забившись в угол, сидел Гитлер. Казалось бы, здесь,
без свидетелей, он мог дать полную волю владевшему им бе¬
шенству. Но именно потому, что не было зрителей, перед ко¬
торыми стоило разыграть спектакль, Гитлер молчал. Он не
собирался признаваться сидевшему впереди адъютанту, что
полчаса тому назад не был допущен на совещание, ради
которого прилетел на Рейн. Он, рейхсканцлер! Очень вежли¬
во, но настойчиво ему предложили подождать результа¬
тов совещания у себя в Годесберге. Его вызовут, когда будет
нужно...-
Этого унижения он им никогда не забудет!
Впрочем, дело, конечно, не в унижении, а в том, что он не
будет знать, о чем они там говорят.
Фриц Тиссен был, как всегда, любезен и приводил убеди¬
тельные соображения, почему Гитлеру не следует присут¬
ствовать на совещании.
—	Вы должны меня понять, мой фюрер, — сказал Тис¬
сен: — это же совершенно частная встреча...
Но Гитлер отлично понимал, в чем тут дело. Происходит
торг между Тиссеном, ведущим за собою стальных, угольных
и железорудных королей Германии, с одной стороны, и Кар¬
лом! Бошем, представляющим всю свору химических фабри¬
кантов, — с другой. Во главе химической колонны шествуют,
конечно, «ИГФИ» и «Лойна». Оттуда текли когда-то деньги
на шлейхеровский «комитет Гиндеибурга», сумевший прота¬
щить на президентский пост выжившего из ума фельдмарша¬
ла. Оттуда Рем черпал‘средства на свои :авантюры. Да, чорт
побери, Курт Шрейбер, конечно, был прав. Нужно найти
путь к соглашению между ними. Едва ли это уж так трудно.
Неужели они не могут поделить между собой: недра Рура —
Тиссену, Круппу и Стиннесам, калий и прочая химия —
Шмитцу?..
Профессиональный преступник даже в самых простых
житейских случаях ищет сложных путей к обману. Так и Гит¬
лер. Он полагал, что не сможет стать слугою рурских мягна-
142

тов железа и угля, fie надув генералов рейхсвера, которые
вывели его жалкую ладью в открытое море большой полити¬
ки. Гитлер действовал, как шулер: путал карты всех и вся,
чтобы попытаться в этой путанице набрать побольше козы¬
рей, настоящих или фальшивых — все равно. Было похоже
на то, что он не отдает себе отчета в главном: что наиболее
спутанными являются его собственные карты. Даже тут, в
машине, один на один с самим собою, он не мог признаться,
что хотя его и именуют «канцлером», в сущности он выпол¬
няет те же функции, что и в 1918—1919 годах, когда он был
мелким шпиком-провокатором у начальника разведки рейхс¬
вера мюнхенского округа капитана Рема. Правда, его теперь
больше не называли по номеру «агент 18-бис», больше не
использовали для организации провокационных групп, по¬
лучивших наименование национал-социалистской «рабочей»
партии, ему больше не платили по десяти марок «с головы»
каждого подведенного под арест спартаковца, но... но звание
рейхсканцлера не избавило его от положения лакея у истин¬
ных хозяев Германии, при этом лакея двух господ — юн-
керско-генеральской камарильи и промышленно-банковского
капитала; его роль попрежнему заключалась в том, чтобы
организовать всякие провокационные партии и группы с
целью взрыва одних в интересах других; ему попрежнему
платили ровно столько, во сколько оценивали голову того или
иного уничтоженного политического противника. И его так
же заставляли ждать за дверью решения хозяев, как он бы¬
вало ожидал его в коридоре мюнхенской казармы.
Гитлер еще не понимал тогда, что несходство интересов
немецких и британских промышленников, банкиров Берлина
и Парижа — фикция, такая же фикция, как спор между ге¬
нералами рейхсвера и рурскими магнатами. Эти фикции исче¬
зают в тот момент, когда на повестку становится основной
вопрос: борьба между миром капитала и миром труда. Еще
не пришел день, когда Гитлер понял, что его вытащили из
клоаки баварского сыскного бюро ради того, чтобы он своим
кликушеским хрипом «народного оратора» и своим вообра¬
жаемым пришествием из «низов» помог обмануть германский
народ и поставить этот народ, как ландскнехта о семидесяти
миллионах голов, на- службу мировой реакции, чьи алчные
взоры были обращены на восток, на высящуюся там цита¬
дель коммунизма.
А пока Гитлер, как маньяк, мечтал об осуществлении
«личных» планов, не замечая того, что они внушены ему хо¬
зяевами. Первым шагом к осуществлению этих планов ему
представлялось безраздельное господство над Германией, на¬
до всей Европой,— его личное господство!..
143

Гитлер стиснул пальцы та;к, что хрустнули суставы. Евро¬
па!.. Если Курт Шрейбер не хвастает, говоря, что кредиты,
обещанные американцами, практически не ограничены, то
мысли обо всей Европе вовсе уж не такая далекая утопия! Гит¬
лер пошлет тогда к чорту Гевелинга с его мелкими подачками
и этих скопидомов из Комитэ де форж, способных натереть
мозоли на языке, торгуясь из-за каждого сантима. К чорту их!
Игра пойдет другая. Скорее бы только покончить с этим
Ремом!
Впрочем, из всего этого, чорт возьми, не следует, что его
можно заставлять ждать решения в прихожей. Им хотелось
заставить его поволноваться? Что же, на этот раз сила в их
руках. Но, видит бог, он возьмет свое! Он отплатит им за это
унижение и страх!..
Он принял все меры к тому, чтобы ни Шлейхер, ни Рем,
ни даже Геринг не узнали о совещании и, тем! более, не могли
на него проникнуть. Он приказал Гиммлеру не останавливать¬
ся ни перед чем. За попытку приехать сюда каждый из этих
троих заплатил бы жизнью. Но где гарантия, что кто-нибудь
из сидящих в замке Шрейбера не заинтересован в ею, Гитле¬
ра, гибели больше, чем в гибели Шлейхера или Рема? Разве
исключено, что кто-нибудь уже принял меры к тому, чтобы
он, Гитлер, никогда не вернулся отсюда?..
Дорога свернула в сторону. На мгновение в полосе света
появилась человеческая фигура, прижавшаяся к придорожной
скале. Гитлер испуганно откинулся на спинку сиденья: вот
оно!.. Он пригнулся, пряча голову. Ноги его судорожно упер¬
лись в переднюю стенку кабины, словно понуждая машину к
еще более быстрому движению.
Но фигура на дороге так же мгновенно исчезла в тем¬
ноте, как и появилась. Страх, жаркой волной ожегший лицо,
медленно стекал вдоль тела, расслабил спину, неприятным зу¬
дом защекотал пальцы ног.
Автомобиль стремительно пронесся мимо маленького город¬
ка, прилепившегося у самой реки, над пристанью. Мелькнули
огни, белые стены домов. Прозвучал, словно оброненный ор¬
кестром, обрывок веселой музыки. Из-за поворота реки выныр¬
нул ярко освещенный пароход. И снова впереди не было не¬
чего, кроме ночного мрака, раздвигаемого лучами автомо¬
бильных фар...
Одинокий пешеход, прижавшийся к скале, отделился от
нее, как только автомобиль Гитлера промчался мимо него. Он
закурил и снова зашагал по шоссе. Тот, кто увидел бы в ко¬
роткой вспышке спички его лицо, без сомнения, успел бы
Ш

узнать Паркера, занесенного в список пассажиров теплохода
«Фридрих Великий» под именем Чарльза Друммонда, инже¬
нера и коммерсанта.
Не доходя метров пятидесяти до развалин башни «Семи
жен», Паркер свернул в темную аллею старых лип и вскоре
очутился перед уединенной маленькой виллой, погруженной
в полную темноту. Ему пришлось дважды позвонить, прежде
чем дверь виллы отворилась. Он ни слова не сказал вышедшей
к нему заспанной старухе, только сделал пальцами несколько
знаков, похожих на те, какими объясняются глухонемые. Ста¬
руха так же молча провела его в комнату, слабо освещенную
лампой под низким абажуром. Окна комнаты были плотно за¬
тянуты толстыми шторами. В спертом воздухе стоял неприят¬
ный запах давно не проветривавшегося помещения.
Дверь за Паркером затворилась, и он остался в одиноче¬
стве.
Прошло около получаса. Паркеру показалось, что он услы¬
шал слабый звонок. Через минуту в комнату вошел Кроне.
Удостоверившись в том, что каждый из них видит перед
собой именно того, кто был ему нужен, они переброси¬
лись несколькими короткими фразами. В заключение Кроне
сказал:
—	Больше мы с вами не должны встречаться. Связь мы
будем осуществлять... через Геринга.
Как ни был спокоен Паркер, Кроне все же уловил легкое
движение бровей, выдавшее его удивление.
—	Было бы лучше, если бы вас прислали с паспортом жур¬
налиста,— сказал Кроне. — Но раз уже вы «инженер», Геринг
подходит больше других... Вам ведь все равно?
—	Конечно, сэр, — скромно согласился Паркер.
—	Ну что же, сойдет, «инженер Чарльз Друммонд». В пер¬
вый раз "вы попросите у него свидания по телефону.
—	Слушаю, сэр.
—	Из моей телеграммы вы узнаете день и час, когда ну¬
жно позвонить Герингу. Звонок должен быть абсолютно точен.
—	Разумеется, сэр.
Кроне прошелся по комнате, вспоминая, не упустил ли че¬
го-нибудь.
—	Не знаю, когда мы с вами сможем снова встретиться.
Может быть, никогда... Мне было приятно увидеть своего
человека.
—	Очень рад, сэр.
—	Постарайтесь не быть простаком. Это будет стоить шеи
вам и... может быть, мне.
—	Можете быть спокойны, сэр.
Не подавая Паркеру руки, Кроне кивнул ему и вышел.
10 Поджигатели
145

Подавленный и злой, Гитлер поднялся в номер гостиницы
в Годесберге. Быстрая езда утомила его. Он ничего не отве¬
тил на нетерпеливый вопрос Геббельса. Только когда выщел
адъютант и когда Геббельс повторил вопрос, Гитлер с неохо¬
тою рассказал о происшедшем в замке Шрейбера.
—	И вы уехали? — в неподдельном ужасе прохрипел Геб¬
бельс.
—	Не мог же я сидеть в прихожей!
Грубое ругательство по адресу Тиссена сорвалось с губ
Геббельса.
—	Как можно было делать такую глупость! — крикнул он,
обращаясь к Гитлеру. — Подумаешь, унижение! Мало мы их
вынесли! Еще одна ночь, — он сделал широкий жест, — и:
больше никаких препятствий!.. Вы не должны были оставлять
их без присмотра. Нужно было войти к ним, ворваться си¬
лой! Такие события происходят раз в жизни.
—	Теперь уже поздно, — устало пробормотал Гитлер.
—	Да, поздно!.. Гесс был прав: вас нельзя было пускать
одного... Подумаешь, унижение! А когда ремовские молодцы
будут выпускать нам кишки — это будет веселее?
При имени Рема Гитлер вскинул голову и, багровея, крик¬
нул:
—	Этого не будет! Не будет, я вам говорю! Тиссен пони-
М'ает, что это было бы крахом.
—■ Для нас.
—	И для него тоже!
—	Он выложил бы еще н'есколько миллионов — и все.
Глотки штурмовиков были бы заткнуты.
Гитлер бросил на Геббельса гневный взгляд.
—	Не дергайте мне нервы, Юпп... Слышите? Оставьте ме¬
ня в покое!
В его голосе прозвучала угроза.
Геббельс присмирел и, припадая на одну ногу, забегал по
комнате.
—■ Придется туда поехать, — сказал он уже совершенно
спокойно. — Может быть, я сумею пролезть на это совеща¬
ние.
—	Чорта с два!.. Впрочем, вам это, может быть, и
удастся.
—	Если нет, по крайней мере я буду знать, кто еще при¬
дет и когда это кончится.
—	Нет, нет, — сказал Гитлер, шагнув к двери, — я с вами!
Он не мог решиться отпустить на такое совещание даже
этого, самого верного своего сторонника. Но Геббельс потя¬
нул его за рукав и силою усадил в кресло.
—	Вам там нечего делать.

—	Нечего делать?!. Мне там нечего делать?! — хрипло
выкрикнул Гитлер. — А содержать партию будете вы? Вы най¬
дете мне других кредиторов?
Геббельс в раздражении швырнул на кресло шляпу, кото¬
рую уже держал в руках.
—	Вы, повидимому, забыли, кто привел к вам Шрейбера!—
Он, подбоченившись, стоял перед Гитлером.
—	В Руре найдутся деньги и без Шрейбера! — крикнул
Гитлер.— Там энают, кому их дать. Во всяком случае, не вам!
Вы мне не нужны... Мне никто не нужен!—Гитлер вскочил
и с угрожающим видом подошел к телефону.
Геббельс отстранил его руку от трубки и с неожиданным
спокойствием проговорил:
—	Не валяйте дурака.*,
—	Ага! Испугались!—торжествующе сказал Гитлер. —
Вы знаете, что достаточно одного моего слова — и.,.
—	Я ничего не боюсь.
—	Не врите, Юпп, вы всегда чего-нибудь боитесь. Ну, ну,
будет, Юпп, — неожиданно заискивающе сказал Гитлер.—
Меня-то вы можете не бояться. — Он цодошел к Геббельсу,
положил ему руку на плечо.
Геббельс с сомнением посмотрел на Гитлера.
—	Величайшая глупость, какую вы можете совершить, —
проговорил он, — это поссориться со Шрейбером!
—	Он взял в разговорах со мною совсем неподходящий
тон.
—	Лучше всего будет, если вы станете реже с ним встре¬
чаться. Не нужно афишировать эту дружбу.
—	В ней нет ничего предосудительного.
—	Никто не должен знать, что деньги идут из-за гра¬
ницы.
—	Гамбург — не заграница.
—	Но Шрейбер — это не столько Гамбург, сколько Лон¬
дон, а Лондон не столько Лондон, сколько Нью-Йорк.
—	Об этом знают сто человек.
—	Достаточно.
—	Ваша обязанность, Юпп, чтобы не знали остальные.
—	Довольно тяжелая обязанность, мой фюрер!.. Я забыл
сказать, если Шрейбер представит вам на-днях... того амери¬
канца... третий раз приезжающего к нам...
—	Ванденгейма?
—	Да... Держите себя с ним!, как... — Геббельс запнулся,
подыскивая слово.. Ему хотелось сказать: «как с хозяином»,
но он не решился, зная неуравновешенность Гитлера.. Огра¬
ничился тем, что сказал: — Как с хорошим другом,
—	Американцы дадут еще денег?
10*
147

—	Это во многом зависит от него.
—	Нам... мне?
—	Да, — уверенно сказал Геббельс.
Гитлер потер лоб.
—	Вы думаете, Ванденгейм кое-что привез?
—	Достаточно, чтобы купить с потрохами весь Рур.
—	Рур Руром. Сейчас меня больше занимает «ИГФИ».
—	Американцы обещают помочь и в этом. Бели нам удаст¬
ся поставить на ноги тяжелую промышленность и химию...
Гитлер перебил:
—	На чорта это будет нужно, если они не позволят нам
вооружаться!
—	Шрейбер уверил меня, что Ванденгейм именно за тем
и приехал, чтобы сказать: мы можем кое-что предпринять в
этом направлении.
Гитлеру хотелось еще и еще раз слышать подтверждение
этому от других. Оно звучало для него, как музыка. Он воз¬
бужденно вскочил с кресла. На лице его отразилась непод¬
дельная радость:
—	В самом деле?!
Геббельс кивнул:
—	Они помогут нам все наладить.
Гитлер пробежался по комнате, быстро потирая руки.
—	Вы не представляете себе, Юпп, как вы меня обрадова¬
ли!— Вдруг он остановился и с беспокойством спросил: —
А не может быть, чтобы 'американцы... давали что-нибудь
Шлейхеру... или Рему?
—	Янки играют слишком крупно. И хотят иметь солидные
гарантии. А чего они могут ждать от Рема с его шайкой мел¬
ких лавочников?! А со Шлейхером им, вероятно, не удастся
сговориться насчет России. Он слишком нерешителен. Едва
ли удастся повернуть его на восток так быстро, как это нуж¬
но американцам.
—	А наши конечные цели их устраивают? — спросил Гит¬
лер.
—	Они знают, чего мы хотим и чего они сами хотят от нас.
—	Уверьте-же их, Юпп, в том, что, пока жив Рем, я не за¬
сну спокойно.
—	Они не станут спорить, если мы им скажем, что одним
из условий соглашения должно быть уничтожение Рема и
всей его шайки. — Геббельс посмотрел на часы. — Мне пора,
а то они успеют закончить разговоры...
—	Поезжайте, Юпп, поезжайте, и знайте, что за вамй
стою я!
Геббельс, почти не скрывая иронии, отвесил Гитлеру почти¬
тельный поклон, взял с кресла смятую шляпу и вышел.
148

Гитлер стал гадать: кто из двух возьмет верх — Тиссен
или Бош? Если Тиссен, Рему теперь же конец. А если Бош?..
Может быть, тогда конец ему, Гитлеру?.. Нет, этого не может
быть. Шрейбер найдет путь к единению промышленников. Они
же могут притти к соглашению. Ведь он, Гитлер, ясно сказал
Бошу и просил Шрейбера повторить ему еще тысячу раз: если
Химический трест сумеет поделить власть со Стальным тре¬
стом, национал-социалистское государству будет к их услугам.
А кроме того, сказанное тут только что Геббельсом насчет
этого американца может сильно изменить игру в его, Гитле¬
ра, пользу. Шрейбер, наверно, объяснил американцу все до
конца: американские миллиарды, вложенные в немецкую про¬
мышленность по планам) Дауэса и Юнга, может гарантиро¬
вать только он, Гитлер. Это же должно быть ясно. Жела¬
тельное американцам направление использования капиталов
для восстановления военной мощи Германии может обеспе¬
чить только он, Гитлер. Кто же еще с такой ясностью выска¬
зал свои намерения насчет востока? Кто еще с такой
непримиримостью заявил, что покончить с коммунизмом —
истин'ная и конечная цель всей его политики? Американцы
не могут этого не понять. У них трезвые головы. А раз так...
они, конечно, будут на его стороне. И этот Ванденгейм то¬
же... Нужно будет принять его поскорее. Только бы он при¬
шел, не раздумывал. Покончить бы с Ремом и Шлейхером, а
с Бошем-то и с химиками он сговорится... Сговорится!..
Сговорится!^
В это самое время в одной из просторных комнат замка
барона Курта фон Шрейбера, пользуясь перерывом в совеща¬
нии, главный директор концерна «ИГ Фарбениндустри» про¬
фессор Карл Бош ходил из угла в угол, заложив руки за спи¬
ну. Он диктовал своему секретарю по печати статью для зав¬
трашнего номера «Франкфуртер цейтунг».
«...Новая волна доверия и уверенности прокатилась по
германской промышленности. Причину этого я вижу в том, что
германское правительство впервые не только дает обещания,
но также и действует... доверие, которое германские экономи¬
ческие круги чувствуют к руководству национал-социалист¬
ской партии, показало себя как могущественный фактор • в
оживлении германской промышленности... Подводя итог, я как
промышленник, несущий ответственность за огромное пред¬
приятие с сотнею тысяч рабочих, по праву собственного опы¬
та заявляю, что только твердая воля национал-социали¬
стов может добиться результатов, нужных германскому на¬
роду...»
149

Бош остановился и спросил секретаря:
—	Много получилось?
—Еще несколько строк, и статья будет надлежащего раз¬
мера.
В последних строках статьи Бош хотел охарактеризовать
того, кому промышленники решили вручить всю полноту вла¬
сти в Германии.
Но ему помешали. В комнату вошли Курт Шрейбер и Фриц
Гиссен.
—	Может быть, продолжим? — спросил Тиссен.
Снизу, из высокого гулкого вестибюля, доносился хриплый
голос Геббельса, кричавшего в телефон:
—	Да, да! Приезжайте как можно скорей!
Тиссен не обратил на это внимания, но Бош остановился и
подозрительно спросил:
—	Что за барбос там лает?
Шрейбер рассмеялся и ничего не ответил.
14
Оправдательный приговор лейпцигского суда прозвучал
против воли судей на весь мир как пощечина немецкому фа¬
шизму. Казалось бы, этот приговор должен был быть послед¬
ним этапом, увенчавшим полугодовое предварительное за¬
ключение Димитрова и девяностодвухдиевную борьбу на
процессе. И все же, несмотря на оправдательный приго¬
вор,. несмотря на полный провал легенды о поджоге рейхс¬
тага коммунистами, Геринг не решался освободить Ди¬
митрова.
Он сказал Гессу:
— Или я найду способ уничтожить его, прежде чем! он
выйдет из тюрьмы, или он не проведет в Германии ни одно¬
го часа на свободе: прямо из тюрьмы — в самолет!
—	Так действуйте! — насмешливо сказал Гесс. — Не се¬
годня — завтра русские вручат Димитрову советский паспорт.
Неожиданно Гесс добавил:
—	Когда-нибудь, когда вы будете рассказывать внукамч
сказки о бескорыстной дружбе, вы обязаны будете вспомнить
Рудольфа Гесса: я приготовил вам! неплохой сюрприз.
’ Геринг насторожился: ему не очень нравились одолжения
этого человека. Они всегда обходились довольно дорого. Он
выжидательно посмотрел на Гесса.
—	По данным... одного человека.. — начал тот.
—	Какого? — нетерпеливо вырвалось у Геринга.
—	Вам очень хочется знать?
—	Очень.
150

—	Цените мою откровенность: мне рассказал об этом
Александер.
«Значит, не блеф», — подумал Геринг. Начальник разведки
рейхсвера слов на ветер не бросает. Тут было из-за чего на¬
вострить уши.
Но вместо того чтобы выложить главное, Гесс вдруг спро¬
сил:
—	Помните ту пару борзых, что вы мне показывали на
прошлой неделе?
—	Веста и Вега?—с удивлением спросил Геринг.
—	Меняю на них свою новость!
—	Исключено! Совершенно исключено!.. Они приготовлены
в подарок моей невесте.
—	Хорошо, новость остается при мне...
На жирном лице Геринга отразилась досада. А Гесс под¬
задорил:
—	Дело может быть сделано наверняка и без всяких хло¬
пот для вас.
Геринг ударил себя в грудь.
—	Что хотите, только не эти борзые!
—	Именно эти борзые, — упрямо ответил Гесс.
—	Ваши сюрпризы обходятся втридорога.
—	Значит... делать без вас?
—	Берите собак! — выкрикнул Геринг. —Но я вам когда-
нибудь отплачу!
Гесс рассмеялся:
—	Один летчик Люфт-Ганзы, человек Александера, доло¬
жил, что ему сделали предложение:	подсунуть адскую ма¬
шину в самолет, в который Димитров пересядет в Кенигс¬
берге..
—	Кто сделал предложение летчику?
—	Не знаю.
—	Фамилия летчика? — резко спросил Геринг.
—	Этого Александер не скажет ни мне, ни вам.
—	На летчика можно положиться?
—	Вполне.
Геринг потер пухлые ладони и даже прихлопнул ими от
удовольствия:
—	На этот раз Димитрову не уйти!
—	Ваше дело освободить и доставить заключенных на
аэродром к последнему самолету, отлетающему послезавтра
в Кенигсберг.
—	Вы получите свое! — наконец воскликнул Геринг.
С актерской торжественностью он подошел к Гессу и
потряс ему руку: — Следующим номером должен быть
Тельман!
151

—	Фюрер сказал, что с Тельманом мы не повторим ошиб¬
ку Лейпцига, — сказал Гесс.
—	Именно над этим мы сейчас и работаем!, именно над
этим! — возбужденно проговорил Геринг, растопыривая паль¬
цы, словно силясь схватить кого-то за горло. — Его подготов¬
ляют к разговору, который проведу с ним я.
—	Вы?!
—	Да, да, я сам! Вы увидите, — и пальцы Геринга сжа¬
лись в кулак, — вы увидите, он поднесет нам свое раскаяние
ка блюде.
—	Мы помечтаем в другой раз, а сейчас... фюрер просит
вас позаботиться о том, чтобы с болгарами все было сделано
чисто.
—	Фюрер знает?!
—	Да!
Гесс уже собрался было проститься, но вдруг с напускной
небрежностью сказал:
—	Кстати, вы, конечно, уже знаете о Белле? — и присталь¬
но взглянул на Геринга. Но тот ничем себя не выдал:
—	Еще какая-нибудь афера?
—	Нет... он убит.
Геринг сделал вид, будто удивлен:
—	Что?! Когда, кем?
—	Два дня назад... Это не дело рук Рема?
С напускным неудовольствием Геринг проворчал:
—	Пора укоротить ему руки. Он начинает себе много
позволять.
15
Стальная двойная дверь отворилась. У входа в камеру
стоял помощник директора тюрьмы.
—	Собрать вещи!.. В контору!
С того дня, как суд вынес Димитрову оправдательный
приговор, он со дня на день, с часу на час ждал этого при¬
каза.
«Свобода!»
Мысль о ней была так ослепительна, так огромна, что
мгновенно заполнила все сознание: «Свобода, свобода!»
Димитров не щадил ни свободы, ни самой своей жизни»
когда шла борьба за честь партии, за великие принципы, за¬
вещанные Лениным. Но теперь, когда все это было позади,
когда победа была одержана и провозглашена на весь мир,
каждый день заточения был удесятеренной мукой.
И вот, наконец, она, свобода!
В камере стало словно светлее.
152

Димитров поднялся во весь рост и с глубоким вздохом
расправил грудь. Ему 'предстояло выполнить еще один долг.
Он должен был его выполнить!
—	Мне не дали сегодня полагающейся по уставу прогул¬
ки, — сказал он помощнику директора.
—	Погуляете в другом месте.
Но Димитров решительно отложил собранные было вещи
и повторил:
—	Устав дает мне право на прогулку. Я требую прогулки.
Из-за спины помощника директора выглянул надзиратель.
—	Он упрям, господин директор.
А Димитров, словно ничего не замечая, повторил в тре¬
тий раз:
—	Я не уйду, не получив прогулки!
Помощник директора переглянулся с надзирателем.
—	Что ж, может быть, дать ему эту прогулку? — Он крик¬
нул надзирателям: — Вывести его во двор! Вещи пусть за¬
хватит. Сюда ему незачем возвращаться.
С маленьким! саквояжем в руке Димитров медленно шел
по тюремным переходам. Шутят ли тюремщики, или говорят
правду, сюда он больше не вернется!..
Когда он переступил порог двери, ведущей в маленький
квадратный двор для прогулок, когда он увидел отблеск уже
низкого солнца на окнах верхнего этажа тюрьмы, когда обнял
взглядом клочок бледноголубого весеннего неба, ему почу¬
дился за стенами тесного тюремного двора могучий, как оке¬
анский прибой, гул миллионов голосов. Они приветствовали
его освобождение — победу великой солидарности трудового
человечества. Ему хотелось рассмеяться в лицо живот¬
ным в коричневых и черных мундирах.
Все трое конвойных остались у двери, ведущей в коридор.
Никто из них не спустился во двор. Таким образом, дойдя до
дальней стены дворика, Димитров оказался на расстоянии
тридцати шагов' от тюремщиков. Он отыскал взглядом окно
во втором этаже, которое хорошо знали политические заклю¬
ченные. Они на каждой прогулке мысленно посылали привет
этому окну: за его решеткой томился вождь немецких проле¬
тариев Эрнст Тельман.
Дойдя до конца дворика, Димитров быстро обернулся и во
всю силу легких крикнул:
—	Товарищи! В Лейпциге мы одержали победу над сила¬
ми тьмы и реакции! Наше оправдание — не плод гитлеров¬
ской «справедливости», а победа мирового рабочего движения,
поднявшего голос в защиту своих борцов...
Тесня и толкая друг друга, трое конвойных выскочили во
двор и устремились к Димитрову. Он слышал их крики, слы¬
153

шал топот их сапог, но даже не обернулся. Стараясь пере¬
кричать их голоса, он продолжал, обращаясь к слепым окнам
тюрьмы:
—	Если Тельман не слышит меня, сделайте так, чтобы
узнал и он: общественность мира борется и будет бороться за
его освобождение, за освобождение всех...
Тюремщик, первым подбежавший к Димитрову, толкнул
его.
—	Заткните ему глотку! — кричал бежавший по двору
помощник директора тюрьмы.
Димитров одним могучим движением сбросил с себя тю*
ремщиков.
—	Товарищи, помните, есть на свете Москва!..
Димитров знал, что никто из заключенных не может ви¬
деть происходящего во дворе, так как окна расположены под
самым потолком камер. Но по одному тому, какой единодуш¬
ный гневный крик пронесся над двором, над всею тюрь¬
мой, он понял, что его голос услышан, что заключенные про¬
щаются с ним.
Но только через час, сидя в качающейся, полутемной ка¬
бине автомобиля, он смог спокойно, до конца понять и оце¬
нить все случившееся. И когда дверца автомобиля распахну¬
лась и Димитров увидел поле аэродрома и приготовленный к
отлету самолет, он уже воспринял все это как должное, как
то, чего он ждал и чего не хмогло не быть.
Ему вручили справку:	«Гражданин Советского Союза
Георгий Димитров освобожден от предварительного ареста и
в тот же день высылается из пределов прусского государ¬
ства...»
«Гражданин Советского Союза... Гражданин Советского
Союза!.. И эту радость они скрывали от него до последней
минуты?!»
Он поставил на землю свой потрепанный саквояжик, вы¬
нул трубку и стал не спеша набивать ее табаком.
—	Самолет отбывает через пять минут! — сказал поли¬
цейский офицер. — Мы не можем разрешить вам оставаться
здесь.
—	Куда идет самолет? —спросил Димитров.
—	В Кенигсберг.
—	А дальше?
—	Вы пересядете на самолет Дерулюфта.
—	Дерулюфт? — переспросил Димитров и с расстановкой
повторил: — «Немецко-русское общество»...
Подошел высокий, широкоплечий летчик. Офицер поспеш¬
но спросил:
—	Господин Бельц, крайний срок вашего вылета?
154

Бельц посмотрел на часы:
—	Через три минуты. Иначе я опоздаю в Кенигсберг и
пассажир не попадет на самолет Дерулюфта.
—	Вот видите! — сказал офицер Димитрову.
Тот молча -поднял саивояжик и направился к самолету.
Бельц по стремянке взобрался на свое место.
Автомобиль-стартер стал раскручивать левый мотор. Но
прежде чем раздался первый хлопок мотора, все обернулись
на пронзительный рев автомобильного рожка. По зеленому
полю, прямо к собравшейся у самолета группе, мчался боль¬
шой темнокрасный лимузин. На крыле трепетал красный
флажок советского посольства.
Среди полицейских и гестаповцев произошло движение.
Одни бросились к Димитрову, другие к летчику. Офицер мах¬
нул стартеру, торопя его с заводкой мотора. Красный лиму¬
зин остановился. Человек, торопливо выскочивший из него,
направился к Димитрову, не обращая внимания на полицей¬
ских.
—	По поручению посольства СССР позвольте вручить вам
паспорт! — Он протянул Димитрову книжку, блеснувшую пун¬
цовою кожей переплета.
Димитров несколько мгновений, словно не веря себе,
смотрел на паспорт, потом! медленным движением снял шля¬
пу. Рука его заметно вздрагивала, и все увидели появившую¬
ся из-под манжеты красную полосу на стертой наручниками
коже.
—	Посол просит вас, — сказал сотрудник посольства, —
воспользоваться самолетом, который будет вам подан по его
заказу. Он доставит вас в Кенигсберг.
Никто не заметил, как при этих словах переглянулись лет¬
чик Бельц и стоявший возле самолета человек в штатском ко¬
стюме, со щекою, изуродованной шрамом в форме полумеся¬
ца, похожим на след укуса.
К стартовой площадке подрулил самолет.
Поддавшись непреодолимому влечению, Димитров побе¬
жал к самолету. Струя воздуха, отбрасываемая винтами,
унесла его шляпу, распахнула пиджак. Димитров согнулся
и, преодолевая сопротивление воздушного вихря, поднялся в
кабину.
Самолет покатился к старту.
В Москву! В столицу труда и мира, в центр надежд пере¬
дового человечества! Под ровный шум моторов мысли нес¬
лись, опережая самолет. Димитров уже видел себя в Москве.
Он вспоминал ее такою, какою видел давно. Он, как живого,
видел перед собою Ленина, слышал его слова, обращенные к
делегатам конгресса Коминтерна. Ленин говорил и, как все¬
155

гда, загораясь сам, захватывал зал простыми, ясными слова¬
ми, такими образными, что их хотелось взять в руки, как
оружие. Димитрову очень хорошо помнилось последнее вы¬
ступление Ленина на IV конгрессе об успехах советской вла¬
сти в России и их влиянии на ход мировой истории; и теперь в
его памяти воскресали заключительные слова доклада:
«Я убежден в том, что мы должны в этом отношений
сказать не только русским, но и иностранным товарищам!, что
важнейшее в наступающий теперь период, это —учеба. Мы
учимся в общем смысле. Они же должны учиться в специаль¬
ном смысле, чтобы действительно постигнуть организацию,
построение, метод и содержание революционной работы. Если
это совершится, тогда, я убежден, перспективы мировой ре¬
волюции будут не только хорошими, но и превосходными».
Эти слова всегда звучали для Димитрова не только как
прекрасная песнь, исполненная веры в успех, но и как наказ
учителя и вождя:	учиться, учиться и учиться! И Димитров,
как революционер, посвятивший всю свою жизнь и все свои
силы борьбе за права народа, учился, работал, боролся.
Он вспомнил полные скорби январские дни 1924 года, ко¬
гда в Горках, стоя рядом со Сталиным, смотрел на уснувшего
вечным сном великого учителя и мудрого друга. Он вспо¬
мнил и черный креп на флагах в Колонном зале и тишину,
царившую в огромном, многоярусном зале Большого театра,—
такую глубокую, что можно было подумать, будто тысячи со¬
бравшихся в нем делегатов съезда Советов перестали дышать,
чтобы не пропустить ни одного слова стоявшего на трибуне
Сталина. Димитров вспомнил эти падающие в самую глубину
души, навсегда запоминающиеся слова:
«Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам держать вы¬
соко и хранить в чистоте великое звание члена партии. Кля¬
немся тебе, товарищ Ленин, что мы с честью выполним эту
твою заповедь!»
Димитрову теперь казалось, будто и его собственные губы
повторяли тогда за Сталиным! слова этой клятвы, и он спра¬
шивал себя: не эта ли клятва помогла ему в зале лейпциг¬
ского суда?
В тот далекий скорбный день 26 января 1924 года Димит¬
ров еще не думал, что слова эти на всю жизнь запечатлятся
в его мозгу, точно отлитые из металла, а теперь ему казалось,
что именно их-то он и повторял про себя, отправляясь в на¬
цистское судилище.
Да, на всю жизнь он запомнил: «Громадным утесом стоит
наша страна, окруженная океаном буржуазных государств.
Волны за волнами катятся на нее, грозя затопить и размыть.
А утес все держится непоколебимо. В чем ее сила?.. Сила
156

нашей страны, ее крепость, ее прочность состоит в том, что
она имеет глубокое сочувствие и нерушимую поддержку в
сердцах рабочих и крестьян всего мира. Рабочие и крестьяне
всего мира хотят сохранить Республику Советов, как стрелу,
пущенную верной рукой товарища Ленина в стан врагов,
как опору своих надежд на избавление от гнета и эксплуата¬
ции, как верный маяк, указывающий им путь освобождения».
Да, этот маяк он всегда видел перед собою. Он шел на его
свет, и этот свет привел его к победе.
Димитров опустил веки, и перед его умственным взорохм
прошла картина морозного январского дня, и Красная пло¬
щадь, и нескончаемый поток людей, сошедшихся со всех кон¬
цов гигантской страны, со всех концов мира, чтобы склонить
траурные знамена перед гробом вождя-мыслителя, вождя-
борца, друга и учителя, чье сердце билось для них, простых
людей всего мира.
Веки Димитрова оставались опущенными, и из-за гула мо¬
тора он не слышал, как повторил вслух слова Сталина:
—	«Уходя от нас, товарищ Ленин завещал нам верность
принципам Коммунистического Интернационала. Клянемся
тебе, товарищ Ленин...»
16
Отто Шверер все больше входил во вкус новой жизни.
Обязанности военного адъютанта начальника штурмовых от¬
рядов оказались не слишком обременительными. Военные уп¬
ражнения штурмовиков были отменены. Парады и демонстра¬
ции прекратились. Гитлер издал приказ об увольнении штур¬
мовиков в месячный отпуск.
Если большинство рядовых штурмовиков, с которыми
за это время познакомился Отто, не скрывало негодования
по поводу насильственного превращения их в домоседов, то у
Отто не было причин огорчаться. Трудно было предположить,
что Рем собирался отдаться тихим радостям в кругу мамаши
и любимой овчарки. По всей вероятности, освобожденный от
дел на целый месяц, он устроит невиданную карусель. Пред¬
вкушаемое удовольствие усугублялось тем, что неожиданно
Отто выпала еще одна удача: Хайнесу быстро надоела фран¬
цуженка Лаказ, которую он увез из ресторана. Стоит ли гово¬
рить, что отношения Сюзанн с Хайнесом мало помогли
ее отцу. Даже Отто был поражен тем, как быстро эта
девица забыла, ради чего пошла она на дружбу с пред¬
водителем силезских штурмовиков. И как быстро она успела
войти во вкус новой жизни! Ах, эти француженки!.. Отто еще
никогда не встречал такого легкомыслия и такого темпера¬
157

мента. Нет, чорт возьми, он не жалеет о том, что перенял эту
курочку из рук Хайнеса. Если бы не одна забота, нередко за¬
ставлявшая его морщить лоб, жизнь представлялась бы ему
прекрасной. А забота была весьма существенной: связь с Сю¬
занн требовала денег. За. две недели француженка стоила
ему так дорого, что не только нехватило жалованья, взятого
яз. месяц вперед, и всего, что удалось вытянуть от матери,
но и были исчерпаны все возможности займов, кстати ска¬
зать, оказавшиеся весьма ограниченными. В Третьей империи
люди стали чертовски недоверчивыми!
Отто вынул бумажник и .пересчитал содержимое. Не густо.
От печальных мыслей его отвлек стук в дверь. Вошел
Эрнст.
Вот кому жизнь, повидимому, еще не доставляла забот.
Такая сияющая и тупая физиономия!
—	Слушай, Отто, теперь, в твоем новом положении, ты
многое можешь.
—	Нет, нет, никаких протекций! Я сам только что укре¬
пился.
—	Твоя протекция? — Эрнст расхохотался. — Как бы ты
сам не пришел ко мне за нею через месяц-другой!
—	Ого!
—	Я говорю совершенно серьезно!.. Но сегодня дело не в
этом. Твое положение адъютанта Рема дает кое-какие воз¬
можности.
—	Увы, эти возможности не дают мне и ста марок на се¬
годняшний вечер! У тебя нет денег?
—	Именно об этом я и хотел поговорить: ты можешь кое-
что заработать.
—	У меня нет времени работать. Если бы можно было за¬
нять...
—	Подожди! У меня есть приятель, мы зовем его просто
Золотозубым. Челюсть у него сверкает, как украшение с ел¬
ки. Он сын суконщика...
—	Я не нуждаюсь в сукне.
—	Перестань дурачиться! Отец Золотозубого заготовил
большую партию коричневого материала, но тот, через кого
он обычно сбывал товар, вдруг встал на дыбы: партия забра¬
кована.
—	Вероятно, твой суконщик подсунул дрянь.
—	Попросту, интендант потребовал увеличить куртаж.
Сделка стала для отца Золотозубого бессмысленной.
—	К сожалению, Эрнст, — вздохнул Отто, — я просто бо¬
юсь говорить с этим типом, забраковавшим сукно.
—	Никто об этом и -не просит! Ты сам продвинешь этот
контракт. Вот и все!
158

—	А тот интендант, поняв, что я перехватил его куртаж,
поднимет скандал? Нет, на первых порах это неудобно.
—	Да, он непременно сделал бы так,—согласился Эрнст,—
но Золотозубый даст тебе материал, компрометирующий ин-
теадаита. Его можно будет держать в руках. Ты сразу убьешь
двух зайцев. Во-первых, обеспечишь себе рейту с каждой
новой партии сукна и, во-вторых, разоблачив интенданта, по¬
лучишь хорошую запись в послужном списке. Об этом стоит
подумать, а?
Эрнст видел, что Отто колеблется и близок к тому, чтобы
согласиться. Еще несколько убедительных слов — и старший
брат обещал подумать. За это он получил от Эрнста пятьсот
марок в долг.
Через несколько дней все, чего хотел Золотозубый, было
сделано. Свое вознаграждение Отто получил через брата.
Жизнь казалась Отто прекрасной, когда он притрагивался
карману, в котором прощупывался бумажник.
Однажды ночью Отто возвращался из Шарлоттенбурга,
где жила Сюзанн. Он был благодушно настроен и не обра¬
щал внимания на то, что шофер таксомотора везет его не
кратчайшим путем. Чорт с ним, все шоферы одинаковы. Они
пускаются на любые уловки, чтобы накрутить на счетчике
лишние пятьдесят пфеннигов.
Шофер лнал дряхлый таксомотор, как будто состязаясь в
скорости с настигавшим его черным лимузином, словно тара¬
нами раздвигавшим перед собою тьму лучами мощных про¬
жекторов. Забава понравилась Отто. Он представил себе, что
сидит не в жалком дребезжащем такси, а в собственной ма¬
шине, — это будет непременно «моайбах». На корпусе машины
будет нарисован фамильный герб Швереров и щиток Импер¬
ского автомобильного клуба. Перед носом владельца, Отто
фон Шверера, будет не табличка с призывом не бросать окур¬
ков в окно, а вазочка с цветами.
Видение разлетелось от резкого торможения. Черный ли¬
музин, обогнав такси, резко повернул вправо и остановился,
загораживая дорогу. Отто чуть не ударился лицом о перего¬
родку. Он выскочил из таксомотора и бросился к шоферу
лимузина, готовый ударить не в меру лихого ездока. Но ко¬
гда он собирался в бешенстве рвануть дверцу черного авто¬
мобиля, она сама распахнулась. Прежде чем Отто успел что-
либо сообразить, его втащили внутрь просторного кузова, и
мощная машина стремительно взяла с места.
Вид черепов и скрещенных костей на фуражках неожи¬
данных спутников отшиб у Отто желание сопротивляться.
Его ладони стали мокрыми и холодными, словно он держал в
них кусок льда.
159

Никаких мыслей в голове не было, — только страх и вихрь
бессмысленных догадок.
Отто попытался проследить, куда его везут, но автомобиль
так петлял по улицам и переулкам, что даже приблизитель¬
но нельзя было сказать, где они едут. Когда, наконец, машина
остановилась и Отто грубо вытолкнули из нее, он почувство¬
вал под ногами камень плит. Гулко отдавалось под сводами
эхо шагов. Ступеньки лестницы вели вверх. Снова полуосве¬
щенные своды и снова лестница, на этот раз вниз.
Отто оставили одного в длинном пустом коридоре. На¬
прасно он стискивал зубы, призывая на помощь все доводы
разума, — не было силы преодолеть мелкую дрожь, прони¬
зывавшую все мускулы.
Внезапно совсем рядом с ним распахнулась дверь. Кто-то.
едва различимый в полумраке коридора, отрывисто приказал:
—	Войдите, Шверер!
Даже не счел нужным сказать «капитан Шверер» или хо¬
тя бы «господин Шверер». Просто — «Шверер», словно перед
ним был какой-нибудь арестант. И все же Отто послушно
вскочил. Шагнул вперед и тотчас услышал щелканье замка
захлопнувшейся за ним двери. Прямо против входа, откинув¬
шись на спинку стула так, что свет лампы выхватывал из по*
лутьмы только его лицо, сидел гестаповец в мундире с пет¬
лицами штурмбаннфюрера и говорил по телефону.
Если бы само собою не разумелось, что сидеть за столом
и разговаривать по телефону может только живое существо,
Отто поклялся бы, что перед адш труп. Труп или привидение.
Лицо гестаповца было мертвенно бледно, и на нем Отто не
мог найти ни одной черты, которую можно было бы запомнить.
Когда Отто очнулся от первого впечатления, произведен¬
ного на него гестаповцем, он смог, наконец, воспринять и то,
что тот негромко говорил в телефонную трубку. Это был по¬
ток ругательств и угроз.
—	...Молчит?.. Так заставьте его говорить, в вашем рас¬
поряжении достаточно средств!..
Гестаповец бросил трубку и уставился на Отто блеклыми,
ничего не выражающими и, казалось, даже не видящими гла¬
зами.
—	Шверер?
—	Да, господин штурмбаннфюрер! — Отто заставил себя
щелкнуть каблуками.
Гестаповец не спеша оглядел Отто с ног до головы, встал,
откинул портьеру у себя за спиной и скрылся за нею.
Воцарившаяся тишина была невыносима. Повидимому,
правду говорят видавшие виды люди, будто опасность вдвое
страшнее, когда ее не видишь.
160

Охранник выглянул из-за портьеры и поманил Отто дви¬
жением костлявого пальца. В Отто все протестовало против
этих нескольких шагов, представлявшихся ему последними
движениями в жизни. За портьерой последует то самое, о чем
топотом рассказывают по всей Германии. Боже правый, кто
бы мог думать, что страх так непомерно тяжел!..
Контраст между ожидаемым и тем, что Отто увидел, был
так велик, что он как-то сразу обмяк, едва переступив порог.
В большой, комфортабельно обставленной комнате, за пись¬
менным столом, освещенным низкою лампой, сидел человек в
строгом йтатском костюме. Он был так же не похож на
только что виденного Отто охранника, как эта уютная комна¬
та не походила на мрачные катакомбы, через которые Отто
привели сюда. С первого взгляда черты лица сидевшего за
столом показались Отто даже приятными.
Человек, сидящий за столом, молча рассматривал Отто.
Он не спешил с вопросами.
—	Насколько я вас знаю, Шверер, — проговорил он нако¬
нец, — вы вовсе не созданы для скромного существования
офицера-строёвика... Мы целиком сочувствуем вашим жиз¬
ненным планам и готовы помочь их осуществлению.
—	Вы очень любезны, господин...
—	Я забыл представиться?.. Фон Кроне... Так я говорю:
нам кажется, вам необходимо делать карьеру более уверенно
и быстро. Мы поможем) вам.
Отто тут же подумал, что, вероятно, это будет сделано не
из бескорыстной любви к нему. Он снова обретал способность
размышлять. Кроне продолжал:
—	Именно поэтому мне бы очень хотелось, чтобы до ва¬
ших начальников, так же как и до близких вам людей, ска¬
жем, до вашего уважаемого отца, не дошло вот это! — Кроне
раскрыл лежавшую перед ним папку и показал Отто один из
вшитых туда листков. Отто сразу же узнал собственный по¬
черк. Да, это была его записка суконщику. В ней он требовал
денег за устройство партии сукна. Отто не стал ломать себе
голову над тем, каким образом эта записка попала в руки
государственной тайной полиции. Он довольно живо предста¬
вил себе последствия оглашения такой записки. Генерал не
потерпел бы подобной угрозы своей карьере, своему положе¬
нию и на показ всем выкинул бы его из семьи. А это означало
бы разрыв с миром, в котором он жил и вне которого жить
не мог, с кругом, которому принадлежало его прошлое, на¬
стоящее и будущее, на связях с которым зиждилось его
благополучие, его карьера... В среде, из которой он вышел и
где вращался, можно было позволить себе все, что угодно,
лишь при одном условии: не оставлять следов.
11 Поджигатели
161

Лицо Кроне выражало прежнее доброжелательство:
—	Видите, если бы я захотел вам повредить, мне стоило
лишь... Только ваши друзья могли сохранить это втайне.
Отто молча смотрел в глаза собеседника.
—	Все это, так же как и те ошибки, которые вы соверши¬
те впредь, найдет могилу здесь! — узкая ладонь Кроне легла
на обложку сшивателя. ■— Для этого нужно одно единствен¬
ное: ответить нам тем же расположением. Наша дружба бу¬
дет столь же искренней, сколь и тайной.
Кроне помолчал, давая Отто время справиться со сму¬
щением,
—	Вы будете сообщать мне все, что увидите й услышите
среди ваших новых сослуживцев и начальников.
Отто не мог сдержать удивления.
—	Даже от Рема? — спросил он*
—	Да.
—	Если он узнает...
—	Вы будете осведомлять только меня... И о Хайнесе, —
сказал Кроне, — и о Карле Эрнсте.
При имени Хайнеса Отто стало жутко. Он слишком хоро¬
шо представлял себе, чего может стоить неприязнь силезского
груштенфюрера. Достаточно было Хайнесу заподозрить От¬
то в двойной игре, к:.. А Карл Эрнст?! Этот ни в ч.ем не
уступит Хайнесу. Нет, такая игра может обойтись слишком
дорого!
—	А если... я откажусь?
—	Откажетесь?
Отто понял: компрометирующие документы — далеко не
самое страшное, чем его будут держать в руках.
—	Вы меня не так поняли, — поспешно пробормотал он.
—	Я знаю, что вы нуждаетесь в деньгах... — На этот раз
голос Кроне звучал сухо и деловито. — Мы располагаем не¬
ограниченными средствами. Но ни одного пфеннига мы не
бросаем на ветер!
...Когда черный лимузин высадил Отто где-то в темном! пе¬
реулке, он* несколько минут стоял, сняв фуражку и жадно
вдыхая прохладный воздух ночи. Только теперь, очу¬
тившись на безлюдных улицах спящего города, он почувство¬
вал, до какой степени утомлен пережитым страхом. Хотелось
лечь, лежать в полной тишине и не думать. Главное—ни о
чем не думать!..
Ступая на цыпочках, он прошел в свою комнату рядом с
комнатой Эрнста. Когда Отто уже лежал в постели, ему по¬
казалось, что за спиной слышны голоса. Прислушался. Да,
162

там действительно говорили. Отто напряг слух: вероятно,
мальчишка тоже недавно явился и мать ласково выговарива¬
ет своему любимцу. Нет, второй голос мужской. Неужеди
отец? Небывалый случай! Однако нет, это и не скрипучий
стариковский голос отца.
—	Мне показалось, что кто-то прошел по коридору, — про¬
говорил незнакомый голос.
—	Глупости, тут .некому быть!—уверенно ответил Эрнст.—
Рядом комната Отто. А этот бездельник редко ночует
дома-.
Отто закурил и 'посмотрел' на стенку, словно ища бол-ее
тонкого места.
Некоторое время за нею царило молчание. Потом снова
заговорил гость.
—	Отец злится на меня после сделки с сукном. Твой бра¬
тец стоил ему слишком дорого.
Отто прижал ухо к шершавой бумаге обоев.
—	Дешевле никто не устроил бы ваше гнилье, — сказал
Эрнст.
—	Дешевле! А ты знаешь, что он проделал? Я не хотел
тебе говорить — все-таки он твой брат...
—	Об этом можешь не беспокоиться!
«Вот мерзавец!» — подумал Отто. То, что он услышал
дальше, заставило его сесть в постели.
—	Он прислал к отцу свою француженку. Она притащила
записку о том, что если мой родитель тут же не выпла¬
тит изрядную сумму, то впредь не будет принята пи одна
партия.
—	Вот гусь! — Эрнст расхохотался.
—	Записку отец взял, но денег не дал и сказал, что если
что-нибудь случится с его сукном, то он представит эту запи¬
ску куда следует.
—	Твоему старику, видно, палец в рот не клади.
—	О, он у меня бодрячок! Но самое забавное дальше: ста¬
рикан не упустил курочку твоего Отто.
Отто уронил окурок между стеной и постелью.
—	Ты врешь! — Эрнст рассмеялся.
—	Папаша сказал ей, что предпочитает истратить эти
деньги на нее, а не на какого-то армейского хлыща!
Там, за стеною, оба прыснули смехом.
Отто вскочил с постели. Щенки!.. Он просто жалкий про¬
стофиля по сравнению с этими предприимчивыми сопляками.
Вот, оказывается, как нужно жить!
Он остановился перед столом, на котором стояла фотогра¬
фия Сюзанн. Что ж, она тоже ищет свое Эльдорадо?
11*
163

По мере того как он размышлял, все становилось про¬
стым и цинически ясным. Как будто у него теперь тоже нет
своего Эльдорадо? А Кроне с кассой гестапо? Отто получит
свое из сейфов господина Гиммлера!
Он с удовольствием закурил и прилег на постель.
Через несколько минут послышалось его ровное дыхание.
В свесившейся с постели руке тлела сигарета. По мере того
как она догорала, серый столбик пепла на ее конце делался
все больше, -пока не обломился и не упал на ковер.
Отто спал спокойно, как человек, у которого нет причин
видеть дурные сны.
17
Испытание Тельмана продолжалось сорок семь дней.
Сорок семь дней — в каменной норе, где не было ничего,
кроме койки и параши, где нельзя было встать, так как свод
нависал над головой на высоте полутора метров; в норе, недо¬
ступной ни малейшему звуку, так как даже тюремщики в
коридоре ходили на резиновых подошвах; в норе, лишенной
всякого света, даже искусственного. Фонарь изредка вносили
в камеру, чтобы дать Тельману возможность прочесть фаль¬
шивки, сфабрикованные в гестапо под видом писем от род¬
ных. В первом же письме якобы старик-отец сообщал Тельма¬
ну о казни нескольких коммунистов. В письме были подо¬
браны имена тех товарищей, о смерти которых заключенные
знали еще до того, как Тельмана «спустили в мешок». По
мнению Кроне, это должно было внушить Тельману веру в
подлинность писем и доверие к следующей записке, состря¬
панной от имени жены. Роза, так же как отец, умоляла Тель¬
мана прекратить сопротивление. В доказательство его бес¬
смысленности она сообщала об измене нескольких партийных
друзей Тельмана, будто бы отрекшихся от своего дела, от
партии и даже перешедших на службу нацизму.
«Во имя нашего мальчика, во имя всего нашего будущего,
твоей и моей жизни умоляю тебя, Тэдди: довольно, довольно!
Это бессмысленно. Мы все это поняли, и мы все умоляем те¬
бя об одном: вернись...»
И, наконец, «добрый» тюремщик однажды, якобы тайком
от начальства, подсунул Тельману вместе с фонарем фальши¬
вый номер «Роте фане». Там было напечатано средактирован-
ное в гестапо «Решение Исполкома Коминтерна о прекраще¬
нии подпольной борьбы германской компартией и роспуске
ее ЦК». «Роте фане» сообщала, что якобы было достигнуто
соглашение с Гессом об амнистировании коммунистов и об
освобождении их из концлагерей и тюрем. И на полях газеты
164

было нацарапано: «Дай им это слово, Эрнст, — и ты будешь
свободен. Пока они держат свое слово: я на свободе. Ждем,
ждем тебя».
Почерк приписки был срисован гестаповскими графиками
с перехваченной записки без подписи. Номер «Роте фане» от¬
печатали по приказу Геринга в одном экземпляре в типогра¬
фии гестапо.
Но ничто не помогало — ни поддельные «письма родных»,
ни сфабрикованный в гестапо фальшивый номер «Роте фане».
Тельман не читал этих записок; он даже не взглянул на
«Роте фане», он знал им истинную цену, он не отвечал и на
вопросы следователя.
На сорок восьмые сутки тюремный врач, под наблюдени¬
ем которого происходило искусственное питание Тельмана, от¬
казавшегося принимать пищу, заявил, что не ручается боль¬
ше ни за один день его жизни. Заключенный может умереть
от отсутствия движения, кислорода.
Гертаг приказал вызвать этого врача.
—	Что вы выдумали?! — крикнул он. — Человек, которого
кормят, не может умереть!
—	К сожалению, экселенц, может.
—	Если бы вы сказали, что он сходит с ума, я бы вам
поверил.
—	Как ни странно, он не проявляет никаких признаков не¬
нормальности.
Геринг смотрел на врача так, словно тот нанес ему лич¬
ное оскорбление. Наконец буркнул:
—■ Что же вы предлагаете?
—	Это зависит от того, экселенц, чего вы хотите.
—	Я хочу, чтобы он сдался!
—	Умар?.. Это может случиться в любой час.
Геринг зарычал так, что врач невольно попятился, хотя их
разделял широкий стол.
—	«Умер, умер»! Это я умею и без вас! Он должен жить!
Жить и сдаться!
—	Тогда нужно изменить режим, экселенц...
Геринг подумал и мрачно спросил сидевшего тут же у
стола Кроне:
—	Что думаете вы?
—	Повидимому, для него нужно придумать нечто но-вое,—
задумчиво проговорил Кроне. — Но сначала я предложил бы
дать ему почувствовать жизнь как можно полней — воздух,
прогулки, покой, отличное питание... даже газеты.
Геринг расхохотался, принимая это за. шутку, но Кроне
был серьезен.
165

—	Если он потерял вкус к жизни, то должен получить его
заново. А тогда... тогда подумаем о чем-нибудь новом.
—	Согласен! — воскликнул Геринг и тут же отдал по те¬
лефону приказ тюремным властям.
Пока шли эти .переговоры, Кроне несколько раз, нахмурив¬
шись, взглядывал на часы.
Когда они остались вдвоем, он сказал:
—	Если ой снова поймет, что жизнь кое-чего стоит, вы по¬
говорите с ним.
—	Вы не оставили этой идеи?
—	А ради чего же мы столько времени старались? Он
стоит больше, чем старая кляча Лебе.
—	Кстати о Лебе. Как с ним дела?
—	Отлично.
—	Он согласится опубликовать отказ от социал-демократи¬
ческой платформы?
—	Да.
—	Не так плохо, Кроне, а? — Геринг повеселел. — Лидер
социал-демократов и бывший президент рейхстага! Это кое-
чего стоит, а?
Приход адъютанта помешал Кроне ответить.
—	Мистер Друммонд, экселенц... — сказал адъютант.
Кроне вздохнул с облегчением: «Малый точен».
—	...настойчиво просит приема!—докончил адъютант.
—	Кто?.. Зачем?.. — буркнул Геринг и вопросительно по¬
смотрел на Кроне.
—	Вспоминаю это имя, — сказал тот. — Следовало бы его
принять. Этот Друммонд — абсолютно чистая фигура. Он тор¬
гует полезными вещами. Назначьте ему время, экселенц,
но...
—	Ну, ну, не смущайтесь...
—	осторожности ради, прежде чем прикасаться к его
бумагам, передавайте их мне на проверку... — И, уже откла¬
ниваясь, добавил: — Не забудьте о свидании с Тельманом,
экселенц!
В ту же ночь Тельман был переведен из «мешка» в оди¬
ночную палату тюремной больницы.
Тельман не был в силах шевелиться, говорить. Он
только время от времени с очевидным трудом* поднимал веки,
и его изумленный взгляд на миг обращался к окну. Тель¬
ман выдерживал свет какую-нибудь минуту, не больше.
Веки снова в бессилии опускались на отвыкшие от света
глаза.
Еще через сутки его взгляд продолжал оставаться един¬
ственным, в чем проявлялись признаки жизни. Тело было
166

попрежнему неподвижно, губы не издавали ни малейшего
звука.
Так продолжалось несколько дней. Но не это служило
предметом удивления привыкшего ко многому тюремного
персонала. Удивительным было другое: Тельман отказывался
есть. Пришлось снова пустить в ход искусственное питание,
чтобы поддерживать его силы.
Тюремщики и врачи были потрясены тем, что человек, вер¬
нувшийся из каменной могилы, мог сказать то, что сказал, на¬
конец, Тельман:
—	Я буду принимать только обычную тюремную пищу,
такую же, какая дается другим заключенным. Я буду прини¬
мать ее только в обычной тюремной камере, такой же, в ка¬
кой содержатся мои товарищи.
Это было событием: он, ни разу не раскрывший рта за со¬
рок семь суток пребывания в каменной могиле, он, из которого
ни одна пытка не исторгла стона, заговорил,
«Номер двести четвертый заговорил!»
Телефонные звонки, рапорты...
Но Тельман говорил одну минуту. Ровно столько, сколько
нужно было, чтобы один раз сказать то, что он сказал. Он
не дал себе труда повторить сказанное ни пришедшему в па¬
лату директору тюрьмы, ни следователю, ни прокурору, ни
самому Кроне. Впрочем, последнему он сказал еще одну
фразу:
—	Ни с одним фашистским негодяем! я говорить не
стану.
Прошло две недели, прошло три. Геринг несколько раз
спрашивал Кроне о том, когда можно будет поговорить с
Тельманом, но тот не мог ему на это ничего ответить. Кроне
готов был теперь отговорить Геринга от этой встречи, если
бы тот не сказал:
—	Глупости, Кроне. Не верю! Вы просто не умеете взять¬
ся за дело!
Через несколько дней Кроне с удивлением убедился в том,
что Геринг был у Тельмана. Разговор велся в палате один на
один. Но даже Кроне Геринг не сказал о том, что услышал от
Тельмана. Только по взбешенному лицу министра, когда он
вышел из палаты, да по ярости, вспыхнувшей в его взгляде
при упоминании о Тельмане, Кроне мог судить, что там про¬
изошло.
Вероятно, чтобы утешить себя, Геринг сказал:
—	Лебе дописал последнюю страницу в истории марксизма
в Германии. G Лебе покончено!
167

—	Буду счастлив, если это окажется так, — уклончиво за¬
метил Кроне.
—	Это так есть и так останется навсегда! — Геринг рас¬
сек воздух ребром толстой руки.
18
Отто редко давал себе труд возвращаться к тому, что ка¬
залось ему пройденным этапом жизни. Жизнь представлялась
ему достаточно увлекательной и такою, какой была, чтобы
стоило отнимать у себя время на бесполезные размышления
о том, что было, или о том, что будет. Он оставлял без вни¬
мания многое из того, что расценивал как мелочь, которую
не только не стоит замечать, но на которую подчас лучше да¬
же закрыть глаза, чтобы не доставлять себе лишнего беспо¬
койства. Он был далек о-т того, чтобы задумываться над тем,
что делает Сюзанн в те часы, когда она не бывала с ним. Она
могла заниматься чем угодно: быть журналисткой или пере¬
плетчицей, любовницей или даже невестой другого. Все это
касалось Отто лишь в той мере, в какой могло поставить его
в «неловкое положение».
Сюзанн была в действительности гораздо более смышле¬
ной и ловкой особой, чем это казалось не только Отто, но и
его более опытному предшественнику — Хайнесу. Она ни разу
не дала ни тому, ни другому повода заподозрить, что у нее есть
какая-то иная жизнь за пределами той, в которую она их до¬
пускала. Они знали одно: Сюзанн — берлинский корреспон¬
дент парижского журнала «Салон». Этим положением объяс¬
нялось в ее жизни многое: необходимость часто бывать вне
дома, посещать ателье великосветских портних; бывать на
скачках, выставках и на тех вечерах миттельштанда и бюро¬
кратии средней руки, на которые удавалось проникнуть.
Поэтому и сегодня, вздумай Отто позвонить Сюзанн и не
застань ее дома, ему и в голову не пришло бы задуматься над
тем, где она может быть. Назавтра он выслушал бы ее объяс¬
нение и был бы далек от мысли проверять ее. Впрочем, она
предпочла бы выдержать самую бурную сцену ревности со
стороны Отто, чем сделать хотя бы ничтожный намек на то,
что в действительности произошло с нею в этот вечер.
Программа «Казановы» подходила к концу, когда к столи¬
ку Сюзанн подошел Роу. Ни костюмом, ни наружностью он не
выделялся из окружающей его толпы посетителей, и только
очень о-пытный глаз признал бы в нем не немца. Сюзанн зна¬
ла его под кличкой «капитан». Она знала, что он — бывший
моряк, что он занимается журналистикой и является коррес-
168

пондентом английской газеты. Но кроме всего этого, что зна¬
ли о «капитане Роу» и другие, Сюзанн знала о нем еще одно:
он был человеком, пославшим ее в Берлин. Это Роу заставил
ее стать журналисткой. Роу сделал ее «дочерью» незнакомого
ей маленького старого француза. Это он, капитан Роу, пол¬
новластно распоряжался ее жизнью с тех пор, как она дала
ему поймать себя на пустячной краже в ювелирном магазине.
Рсу поймал ее, поймал и разыграл покровителя. Ровно на¬
столько, насколько ему понадобилось, чтобы заставить, ее
окончательно сунуть голову в петлю. Роу долго не давал ей
никакой работы. Он держал ее впроголодь, заставлял на¬
изусть заучивать целые главы первых попавшихся ему под
руку книг, запоминать длинные, непонятные ей доклады, пе¬
редачи радиокомментаторов. Он тренировал ее память. Он
посвятил ее в приемы конспирации, обучил тайнописи. Еще и
еще раз убедил в том, что она — всецело в его руках. После
этого он дал ей задание. Ее путь лежал в Германию. Там бы¬
ло поле ее будущей деятельности. План был разработан тонко
и точно. Расписаны все шаги.- Все предусмотрено. Вплоть до
того, что, добравшись до коричневых вельмож, она должна
будет сделать та.к, чтобы -и те, в свою очередь, захотели оты¬
скать путь к ее сердцу, и помочь им на этом пути. Было пре¬
дусмотрено все. И все разыграно, как по нотам. Были доволь¬
ны все: и капитан Роу, издали наблюдавший игру, и Хай¬
нес, и сменивший его Отто фон Шверер. Вопреки своим ожи¬
даниям, была довольна и Сюзанн. «Работа» оказалась по ней.
Хорошенько запоминать все, что говорили в своем кругу
руководители СА, и, не разбираясь в этом, по возможности
стенографически точно излагать это шифром в виде статеек
для «Салона» было не такой уже жестокой расплатой за пра¬
во вести беспечную жизнь. Она не задумывалась о том,
на кого «работает» и каков скрытый смысл ее «ра¬
боты». Единственное, что ее по-настоящему интересова¬
ло, была обратная почта из «Салона», изредка и скупо пере¬
сылавшего ей гонорар: «капитан» не был щедр. Но он не был
и назойлив. С тех пор как Сюзанн покинула Париж, он ни
разу не дал ей знать о себе, ни разу не назначил свидания.
И вот впервые сегодня в «Казанове» она снова увидела его.
Она безропотно последовала за ним в автомобиль, доставив¬
ший их в маленькую гостиницу. Когда горничная внесла в
номер бутылку вина и с профессиональной улыбкой пожелала
«спокойной ночи», когда затворилась за нею дверь, Роу,
слегка толкнув Сюзанн в плечо, усадил ее в кресло.
Несколько минут он молча, заложив руки в карманы и по¬
пыхивая трубкой, расхаживал по маленькому номеру, потом
169

подсел к Сюзанн. Он говорил негромко, приблизив губы к ее,
уху. Говорил о том, что теперь Сюзанн может быть совершен¬
но спокойна за свой «тыл», «Папа», который был ей нужен
как прикрытие на первое время, закончив свою роль, навсегда
вышел из игры. Она может действовать теперь совершенно
уверенно, не боясь провала, если только сама не совершит ка¬
кой-нибудь ошибки. Роу сказал ей, будто придерживается того
принципа, что даже самый маленький агент должен ясно пред¬
ставлять себе выполняемую им задачу. Поэтому он, Роу, счи¬
тает, что настало время открыть ей, на кого она работает и в
чем конечная цель ее работы. Он заверил ее, что безопасность
Франции требует повседневной осведомленности о замыслах
командования штурмовых отрядов. Задача Сюзанн заключает¬
ся в том, чтобы через посредство Отто Шверера и других офи-
церов-штурмовиков, с которыми она сталкивается, постоянно
следить за их делами и информировать Роу.
Роу встал, выколотил трубку о край пепельницы.
—	Здесь, на столе, деньги за номер и вино. После моего
ухода не одевайтесь, прежде чем горничная не убедится в том,
что вы были в постели.
19
Генерал Гаусс отдернул занавеску у окна вагона. За стек¬
лом было черно. Изредка проскальзывал, как искорка от паро¬
воза, огонек сторожевой будки или, может быть, одинокого
крестьянского дома где-то на склоне невидимой горы. Маши¬
нально глядя в темноту, Гаусс думал о предстоящем свида¬
нии с Гитлером. Он все время возвращался мыслью к тому,
что знал о Гитлере со слов своих друзей — военных, бывав¬
ших в Мюнхене и знавших нынешнего канцлера еще в те вре¬
мена, когда он простым провокатором начинал свою карьеру.
Воспитанный поколениями юнкеров-пруссаков, Гаусс пола¬
гал, что между ним и рожденной его собственной военной
средой темной личностью канцлера-ефрейтора есть разница,
хотя оба они были всего-навсего сообщниками в одном за¬
мышляемом преступлении — превращении германского наро¬
да в «пушечное мясо» для иностранных и отечественных вдох¬
новителей «похода на восток». Гауссу казалось, что если да¬
же Гитлера объявят богом немцев на земле, а не только
канцлером, фюрером и кем угодно еще, он, Гаусс, — потом¬
ственный прусский юнкер и генерал, — имеет право смотреть
свысока на этого ефрейтора-австрияка, бывшего и остающе¬
гося не чем иным, как наемником его, Гаусса, класса господ,
класса хозяев Германии, стремящихся ценою любых жертв
170

народа обеспечить свое положение от каких-либо внутренних
потрясений.
Колеса вагона застучали на стрелках. Генерала боком
прижало к подушке дивана. Фонари станции прочертили по
черному стеклу окна огненные линии и исчезли так же вне¬
запно, как и. возникли. Это был Анценбах, последняя станция
перед Берхтесгаденом. Курьерский поезд на ней не останавли¬
вался.
Генерал прильнул к стеклу и, загородившись ладонью от
света купе, пытался рассмотреть Ахэ, берегом которой мчался
теперь поезд. Но попрежнему ничего не было видно.
Генерал задернул штору, расправил затекшие от долгого
сидения ноги и поднялся с дивана. Лампасы на длинных брю¬
ках делали его и без того высокую фигуру еще выше. Здесь,
в купе, где его никто не видел, движения Гаусса утратили
обычную четкость и солдатскую подтянутость. Плечи устало,
сошлись, и худые лопатки выступали под тонким сукном мун¬
дира. Он снял с крючка пальто и стал его натягивать неловки¬
ми движениями человека, не привыкшего одеваться без посто¬
ронней помощи.
Поезд остановился. Генерал вышел на платформу, как
всегда строгий, подтянутый, деревянно отчетливый во всех
движениях. Тотчас же перед ним выросла длинная фигура
человека в форме. Глаза генерала встретились с острыми
рысьими глазками, глядевшими на него из-под непомерно
лохматых бровей на маленьком лице, добрую половину ко¬
торого, казалось, составлял узкий высокий лоб и на котором
почти вовсе не было подбородка. Человек приложил пальцы
к козырьку:
—	Гесс.
После некоторого колебания генерал, не называя себя, мол¬
ча подал руку.
—	Прошу! —так же односложно сказал Гесс и пошел впе¬
реди.
Генерал последовал за ним через вокзал. Молча пролез в
раскрывшуюся перед ним дверцу автомобиля.
Гесс сел рядом с шофером.
Генералу показалось, что в тот момент, когда машина тро¬
нулась, несколько темных фигур отскочили от нее и прижались
к стене вокзала.
Берхтесгаден, который генерал смутно помнил по одной из
своих поездок в Баварию как веселый курортный городок,
словно вымер. Не было еще двенадцати часов, но ни одно
окно не светилось. Дремотно мерцали лампы на пустых веран¬
дах кафе.
171

Миновав длинную арку железнодорожного моста, автомо¬
биль выехал за город. Генерал почувствовал, что машина пока¬
тилась по скверной дороге. По тому, как его прижимало к под¬
локотникам, — то к левому, то к правому,—генерал определял
повороты. Их было много, и они были круты. Машина мчалась
извилистою горной дорогой. Временами казалось: еще мгно¬
вение — и автомобиль врежется в неожиданно возникавшую в
лучах фар стену деревьев. Но шофер уверенно брал поворот,
и яркий сноп света снова падал на светлую ленту дороги.
Генерал недружелюбно уставился в затылок Гесса. Тот,
словно чувствуя этот взгляд, время от времени поводил пле¬
чами, но ни разу не обернулся.
Автомобиль остановился у небольшой гостиницы. На ее
освещенном окне Гаусс прочел: «Цум Тюркен».
Гесс вылез и жестом пригласил генерала следовать за со¬
бой.
В маленьком низком зале сидело несколько эсесовцев. Они
вскочили и подняли руки навстречу входящим.
Стремительность этого жеста и громкий крик были так не¬
ожиданны, что генерал вздрогнул.
Гаусса удивило, что не хозяин гостиницы, стоявший за кон¬
торкой, а один из эсесовцев проводил его в предназначенную
ему комнату.
Гесс не дал себе труда объяснить, зачем он привез его сю¬
да, и Гаусс решил, что свидание с Гитлером состоится именно
здесь. Но прежде чем он успел осмотреться в своем номере,
появился тот же эсесовец.
—	Прошу! — и жестом пригласил Гаусса следовать за со¬
бою.
Вышли на улицу. В лицо генералу пахнуло той особенной
острой и прозрачной прохладой, какою дышат ночью горы.
Перейдя улицу, начали взбираться по крутой дорожке к вилле
Вахенфельд — небольшому дому в баварском крестьянском
стиле. В его окнах сквозь плотные шторы едва виднелся свет.
Генерал с удивлением отметил, что ему до сих пор нигде не
попалось ни одной фигуры в примелькавшейся коричневой фор¬
ме штурмовых отрядов. Здесь их полностью заменяли эсесов-
цы в черном.
Оставшись один в просторной комнате, Гаусс с интересом
осмотрел обстановку. Во всем сквозил дурной вкус мелкого
бюргера, вплоть до нескольких клеток с птицами, проснувши¬
мися при входе Гаусса.
Прошло несколько минут. Дверь порывисто отворилась.
Вошел Гитлер в сопровождении Гесса. Генерал и раньше встре¬
чался с Гитлером, но лишь в официальной обстановке, мало
172

подходившей для разглядывания его. Теперь ему бросилась
в глаза странная покатость его лба. Прядь волос, изображае¬
мая на портретах «оо-'наполеоновоки» падающей на лоб фю¬
рера, производила здесь впечатление простой неряшливости.
Генерала поразило отсутствие уверенности в движениях
Гитлера и странная, бросающаяся в глаза диспропорция его
фигуры: длинное туловище, короткие ноги, непомерно широ¬
кий торс. Взгляд Гаусса остановился на ногах фюрера — на
плоских ступнях необычайной величины.
Гаусс силился припомнить, где он видел такие же неуклю¬
жие ноги. И вдруг вспомнил: в кино, у какого-то американско¬
го комика.
Глухой голос Гитлера, неприятного, свистящего тембра,
прервал размышления генерала. Слова приветствия Гитлер
произнес громко, словно в комнате было много народу. Но
Гаусс и Гитлер были одни. Исчез даже молчаливый Гесс.
Несколько мгновений Гитлер исподлобья и, как показа¬
лось Гауссу, с неприязнью смотрел на него и вдруг быстро
заговорил таким тоном, как будто посвящал генерала в ка¬
кую-то тайну:
—	Когда-нибудь вы сможете похвастаться тем, что с
вами первым я поделился сделанным мною сегодня откры¬
тием. Ему суждено перевернуть все прежние представления
об огневом бое. — Гитлер потер лоб, силясь что-то вспо¬
мнить. — Все детали нового огнемета пришли мне в голову
сегодня ночью, когда я думал об архитектурных деталях
моей новой имперской канцелярии... Повидимому, тут все
дело в мистическом совпадении — «деталь»!.. Да, на сего¬
дня было так предначертано: детали, детали. А диапазон не
имеет'Для меня значения. Я могу одновременно представить
себе и капитель портика, и замок огнемета, и музыкальную
фразу в тот период своего мышления, который в моем горо¬
скопе определен, как размышление о деталях. — Гитлер еще
больше наморщил лоб. — Хотите, я скажу вам кое-что, чего
вы не услышите ни от кого другого:	«Кольцо	Нибелунгов»
является, на мой взгляд, истинно немецким произведением.
Вагнер угадал дух грядущего национал-социализма, он уга¬
дал мой дух. Но он ошибся в существенном: никакой гибели
богов! Древние боги немцев должны жить! Сегодня
ночью... — Он сделал небольшую паузу, придвинулся вплот¬
ную к совершенно ошеломленному Гауссу и таинственно за¬
шептал: — Сегодня ночью у меня в голове окончательно
сложилась новая музыка. «Гибель богов» должна быть выки¬
нута в печку, новая музыка, моя музыка займет ее место...
Еще несколько мыслей — и я набросаю партитуру...
173

Гаусс старался сохранить спокойствие, хотя ему начина¬
ло казаться, что перед ним помешанный: огнеметы и му¬
зыка, возбужденное бормотание о каких-то «деталях»... Мо¬
жет быть, встать и поскорее бежать, пока этот сумасброд не
вздумал еще играть на рояле или ходить на голове, ’ вооб¬
разив себя великим клоуном?!. Фу, какая чертовщина!
И тем не менее нужно заставить себя выдержать все это.
Гаусс приехал сюда не ради удовольствия. Поскольку имен¬
но этого урода нынешние хозяева Германии называют своим
«фюрером», нужно попробовать с ним договориться. Терпе¬
ние! Возьмем себя в руки!
И Гаусс натянул на лицо ту маску непроницаемой холод¬
ности, под которою собеседнику предоставлялось угадывать
все, что ему хотелось.
На лице Гитлера появилась улыбка. Она мало шла ко все¬
му его сумрачному облику и неприятно раздвинула неесте¬
ственно маленький рот с карикатурными усиками. Выраже¬
ние его глаз оставалось сердито-сосредоточенным, не согла¬
суясь с улыбающимися губами.
Гитлер сказал несколько любезных фраз. Гаусс продолжал
хмуро молчать, исподтишка рассматривая собеседника. Но на¬
прасно он старался поймать взгляд канцлера, — Гитлер ста¬
рательно отводил глаза.
Гаусс был рад, что беседа происходит без свидетелей. То,
что должно быть сказано здесь, касается только их: его, Гаус¬
са, представляющего генералитет рейхсвера, и вот этого..г
«канцлера»...
Вошел Гесс. Склонившись к Гитлеру, он шепнул ему что-то
на ухо.
—	Ты можешь .говорить громко, — сказал Гитлер.
—	Да, мой фюрер, я могу говорить громко, — повторил
Гесс. —Доктор Геббельс телефонирует: для успокоения аме¬
риканского общественного мнения необходимо напечатать
сообщение о взысканиях, которые наложены на администра¬
цию Дахау в связи с тем, что там плохо обращаются с за¬
ключенными.
Гаусс видел, как расширяются глаза Гитлера. Тугая жила
наливалась у него на лбу.
—	Наказывать тех, кто исполняет мои приказы? Какой бол¬
ван выдумал эту глупость? Если концентрационный лагерь
американцы принимают за семейный пансион, то это их дело.
Я не собираюсь кормить марксистов цыплятами!
Движением руки отпустив Гесса, Гитлер вскинул голову и
сказал, обращаясь к Гауссу:
174

—	Жестокость — мое наиболее могущественное оружие!
Я не намерен его лишаться из-за того, что оно кого-то шо¬
кирует.—Он остановился .перед генералом, заложив руки за
спину. — Если я в будущем намерен применять самые же¬
стокие средства против моих внешних врагов, то почему я
должен теперь воздерживаться от их применения в отноше¬
нии внутренних пособников моих врагов?
Генерал молча наклонил голову: мысль казалась ему вер¬
ной,
—	Вы заметили, что зеваки всегда собираются, когда два
хулигана дерутся на улице? — спросил Гитлер.— Их влечет
жестокость. Жестокость и грубость! Люди улицы, женщины и
дети уважают только силу и дикость. Люди испытывают необ¬
ходимость бояться. Если публичное собрание кончается свал¬
кой с хорошей дракой, то именно те, кто подвергся наиболее
жестоким побоям, первыми стремятся записаться в нашу пар¬
тию. Именно так я получил лучшие пополнения!
Гитлер умолк, с досадою глядя, как генерал достает сига¬
ру, словно это могло отвлечь внимание слушателя. С види¬
мым нетерпением он ждал, когда Гаусс закурит.
—	Нас называют варварами? Ну да, мы варвары! Мы хо¬
тим быть варварами... Это почетное звание! Откровенная же¬
стокость поможет мне избежать ненужной волокиты с недо¬
вольными и злопыхателями! Скажите, как иначе я достигну
нашего господства, которое длилось бы по крайней мере тыся¬
чу лет? На этом пути меня не остановят никакие политические
трактаты, никакие договоры!
Гитлер уже не говорил — он кричал, держась за спинку
кресла, как за край пюпитра. В углах его рта появилась пена.
По исступленной энергии, какую он вкладывал в речь, можно
было подумать, что он говорит перед тысячной тол¬
пой. Создавалось впечатление, что он умышленно взвинчи¬
вает себя,
—	Нам нужно создать такое материальное превосходство
над нашими потенциальными врагами, чтобы победа была обес¬
печена во всех случаях и в кратчайший срок, — сумел, на¬
конец, вставить Гаусс.
Одно мгновение Гитлер смотрел на него удивленно, как
человек, наскочивший на неожиданное препятствие. Потом
громко рассмеялся:
—	Если я решу воевать с Францией, то мои люди окажут¬
ся в Париже еще в мирное время. Это будут французы. Они
будут маршировать среди бела дня по улицам Парижа. Они
смогут войти в любое министерство, в парламент, занять те¬
леграф, вокзал, здание генерального штаба!.. Не смотрите на
175

меня такими глазами! Я утверждаю: в течение нескольких ми¬
нут любая страна — Франция, Польша, Чехословакия — ли¬
шится своих руководителей. Задолго до войны мною будет
установлен контакт с людьми, которые составят угодное мне
новое правительство. Я продиктую им условия раньше, чем
раздастся первый выстрел!
Гитлер внезапно умолк, неподвижно уставившись в одну
точку на занавеске окна. Он размышлял:	говорить	или не
говорить, что в одном пункте своей программы он не уверен—
в том, что ему удастся взорвать тыл Советской России и про¬
диктовать русским свои условия. Сколько времени и крови
понадобилось бы для этого? Говорить генералу о своих со¬
мнениях или нет?
Он решил про-молчать. Никто не должен был сомневаться
в его могуществе. Даже эти вот чортовы перечницы с Бенд-
лерштраосе, воображающие, будто они знают все там, где
дело касается войны.
Между тем генерал воспользовался этой паузой:
—	Никогда нельзя быть уверенным в том, что мы сможем
подавить желание народа в целом оказать нам сопротивле¬
ние! Уроки прошлых войн говорят о величайшей сложности
этой задачи.
Гитлер посмотрел на Гаусса со снисходительностью, как на
человека, который не способен понять простых вещей. Он
вплотную приблизился к генералу и таинственным полушопо-
том проговорил:
—	Здесь дело в судьбе!.. Высшие силы не определили еще
тогда мое явление народу!.. — Он отодвинулся от Гаусса и,
нагнув голову, посмотрел на него прищуренным глазом. —
Иначе, могу вас уверить, не произошло бы ничего подобного
революции восемнадцатого года. Тогда я еще не мог стать
во главе моего народа, хотя... конечно-, знал уже свою судьбу.
Мой гороскоп был уже составлен! — поспешно добавил Гитлер
и вдруг, без всякой последовательности, вернулся к прерван¬
ной теме и продолжал все громче, срываясь на визг: — Прави¬
тельство Германии обязано стремиться к-тому, чтобы его ис¬
тинные намерения были скрыты от масс. А кто об этом ду¬
мал? Меньше всего Людендорф! Впрочем, сейчас нас с вами
интересует не Людендорф-политик, а Людендорф-полководец,
использующий военные знания прошлого и передающий нам
этот багаж усовершенствованным собственным опытом. Что
же мы тут видим? Канны, мой милый генерал! Канны и опять
Канны! Ничего больше. Я далек от мысли отрицать ценность
этого открытия Шлиффена, но при чем тут Людендорф? Лю¬
бой мальчишка, играющий на улице в солдат и разбойников,
176

понимает, что нужно так расставить свои силы, чтобы охва¬
тить противника с флангов. Зверь в джунглях, нападая на
врага, старается наскочить с фланга. Это так же естественно,
как стремление человека ходить носом вперед!.. Кстати
о Каннах, генерал. — Слова вылетали из уст Гитлера все
быстрее. — Я переосмыслил ход этой битвы, и только мой ана.
лиз останется в веках, как нечто, на чем будут учиться полко¬
водцы. Вы, наверно, помните, какую роль, со слов Сципиона,
приписывают маневру Гасдрубала и Магарбала?..
Гитлер приостановил свою речь, вопросительно глядя на
Гаусса. Тот машинально кивнул, и только тогда уже, когда
Гитлер начал торопливо выкладывать перед ним подробно¬
сти сражения, генерал сообра13ИЛ, что Сципион не и-меет
никакого отношения «к сражению при Каннах. Он, как
сквозь сон, слушал лихорадочно поспеш-ную, хриплую речь
Гитлера:
—	...все утверждения военных авторитетов — пустяки.
Я открыл истинную причину поражения римлян:	не	левое
крыло Сервилия дрогнуло первым, как думали до сих пор,
а центр Эмилия. И дрогнул он потому, что пятьсот кельтибе-
ров, обманным образом,, под видом перебежчиков засланные
в тыл римлян, решили дело в пользу Ганнибала. А все осталь¬
ное—пустяки, выдумки генералов, которыми они хотят придать
цену своим иссохшим мозгам! Я создам новые правила вой¬
ны, по которым будут воевать все мои генералы. Весь опыт
на тысячелетия назад потеряет всякий смысл, когда я дам
свое решение. Одно оно будет руководить полководцами на
тысячелетия вперед. Никаких открытых сражений, никаких
наступлений, прежде чем в тыл противника не засланы
армии моих шпионов. Обман, а не дислокация армии решит
судьбу битвы. Взрыв изнутри всей системы обороны против¬
ника, а не осада его крепостей — вот что будет моею си¬
стемой!— Гитлер простер руку в пространство и торжествен¬
но прохрипел: — В века, в века летит мой гений победы, от¬
рицая чвсе и утверждая себя. Правило — это я!
—	Bo-время подыскать подходящее к случаю правило —
в этом все дело, — заметил Гаусс, стараясь подавить закипав¬
шее раздражение, — иначе, пока мы подыскиваем нужную
аналогию, жизнь может нанести такой сокрушительный удар,
что...
Гитлер прервал его и снова заговорил.
Генералу казалось, что Гитлер снова приближается к па¬
роксизму истерии. Это чувствовалось в каждом его жесте, в
свистящих интонациях голоса.
—	Вести войну буду я! Никакое международное право,
12 Поджигатели
177

никакие договоры не остановят меня! Войну буду вести я!
Война — это я!
На этот раз он, наконец, умолк, тяжело переводя дыхание.
—	Полагаете ли вы,— спросил Гаусс, избегая обращения,
так как не мог себя заставить произнести слова «мой фю¬
рер», — полагаете ли вы, что благодаря тщательной предвари¬
тельной обработке неприятельского тыла отпадет надобность
в массовой армии?
Гитлер поднял глаза на собеседника и несколько мгновений
глядел на него, с видимым усилием стараясь понять вопрос.
Словно отгоняя что-то, что мешало ему, он взмахнул рукою
перед лицом и медленно произнес:
—	Массовая армия? Да, конечно, она мне понадобится.
Самая большая армия в Европе!.. Не забудьте: мое жизненное
пространство — Европа! Отсюда огромность и сложность зада¬
чи. — Он остановился и потер лоб, силясь что-то вспомнить.—
Но мне хотелось бы, генерал, слышать от вас, что вы думаете
насчет моих планов.
—	Чтобы армия осознала себя как силу, призванную тво¬
рить историю Германии, она должна знать, что никто не по¬
сягает на ее права и прерогативы, не собирается подменить
нас... — генерал запнулся, подыскивая подходящее слово, —
...дилетантами. Я решаюсь подчеркнуть вам особенную важ¬
ность этого пункта: мы должны иметь полную уверенность
в том, что в Германии будет существовать только одна воору¬
женная сила, и этой силой будет рейхсвер!
Гауссу казалось, что он сделал достаточно многозначитель¬
ное ударение на последнем слове. Каждый должен был бы
понять, что затронутый им вопрос является делом первостепен¬
ной важности, целью его визита. Но еще прежде, чем послед¬
ние слова слетели с его уст, он заметил, что лицо Гитлера
приняло выражение человека, утратившего всякий интерес к
беседе. Не дослушав Гаусса, он поднялся с кресла и подошел
к стоящему в стороне столику, заваленному рисовальными
принадлежностями, тетрадями, альбомами. Он с рассеянным
видом взял большую холщевую папку, потрепанную, покры¬
тую пятнами, и подошел с нею к сто-лу под лампой.
В комнате царила тишина, нарушаемая только мерными
ударами маятника больших часов.
Гитлер развязал тесемки папки и, перебросив несколько ли¬
стов, повернул один из них так, чтобы свет лампы падал на
него под желательным углом. Гаусс увидел старательно выпи¬
санную акварель, изображавшую двор старого дома. Рисунок
был исполнен в неприятных лиловато-синих тонах. Тщатель¬
ность в изображении деталей постройки, камней, мостовой,
178

фонтана, бьющего в левом углу двора, выдавала прилежную
руку ремесленника, пытающегося выдуманной, нарочитой иг¬
рой света подражать смелой руке мастера.
Гаусс испытывал раздражение от того, что канцлер пре¬
рвал их разговор ради демонстрации произведений какого-то
второразрядного любителя. С его уст готово было сорваться
резкое слово-, но тут он взглянул на левый угол картона. Там
стояло выведенное серою краской «А. Гитлер».
Гитлер взял другой лист. Генерал увидел изображение
странного нагромождения покосившихся черепичных, крыш,
полуразрушенных деревенских домов. Смесь буро-красных
тонов на зеленом фоне деревьев производила мрачное впечат¬
ление. Прежде чем Гаусс успел, рассмотреть детали, Гитлер
перевернул этюд. Снова развалины, на этот раз возвышающие¬
ся посреди унылого пустыря. Скучные силуэты одиноких де¬
ревьев на горизонте. И снова бурые краски и серое безотрад¬
ное небо. Новый лист ватмана: разбитый крестьянский дом с
продырявленной снарядами крышей...
Гаусс, не скрывая удивления, взглянул на Гитлера. Тот за¬
хлопнул папку и молча отошел от стола. Генерал демонстра¬
тивно посмотрел на часы.
—	Рейхсвер и штурмовые отряды не могут существовать
одновременно*, — настойчиво сказал он,
Гитлер остановился и первый раз посмотрел Гауссу в
глаза.
—	Можете ли вы дать мне слово, что ничего из сказанного
сегодня не станет достоянием не только ваших коллег, но и ни
одного из лидеров моей партии?-
В комнате воцарилось долгое, напряженное молчание.
Гитлер нарушил его, подойдя к клеткам, где находились
разбуженные его криками птицы. Он просунул палец между
прутьями и причмокнул губами, подражая писку канарейки.
—	Необходимо иметь уверенность в том, что между нами
не встанет Рем с его штурмовиками, — проговорил Гаусс.
Гитлер ответил, не оборачиваясь:
—	Я отстраню Рема; я ограничу роль штурмовых отрядов
задачами борьбы с марксистами и евреями.
—	Тогда мы сможем подать друг другу руку!
Гитлер стремительно подошел к Гауссу. Глядя испод¬
лобья, он проговорил, глотая концы слов:
—	И как только я это сделаю, вы тотчас отправитесь к
Шлейхеру, чтобы сговориться с ним, как убрать меня со своего
пути?
—	Вы имеете дело с офицером!
—	А Шлейхер и Рем? Разве они не офицеры?
12*
179,

У вас с ними свои счеты! Это не мое дело.
Гитлер стоял перед генералом, заложив руку за спину и
продолжая исподлобья глядеть на него. Гаусс видел, как жила
на его лбу снова набухает. Гаусс готов был поручиться, что
канцлер намеренно взвинчивает себя, чтобы вызвать припадок
истерии.
Но генерал решил выдержать все. Дело нужно было довес¬
ти до конца. Если Гитлер не поймет, что иного выхода, как
соглашение с рейсхвером, у него нет, придется вступйть в борь¬
бу с этим «фюрером» и, может быть, пожертвовать им —
уничтожить его. Вместе с Ремом и со штурмовиками. Уничто¬
жение же Гитлера не входило сейчас в планы генералов. И не
только потому, что он был «вождем» движения, обещавшего
повести Германию, по пути милитаризации. Гаусс знал, что
кандидатура Гитлера окончательно принята и утверждена
теми, от кого зависело, будут ли у рейхсвера деньги...
Размышления генерала были прерваны истерическим воз¬
гласом Гитлера:
—	Нет, нет, нет! К чорту все! Меня не проведут! Роль кук¬
лы в руках выжившего из ума фельдмаршала не входит в мои
планы!.. Слышите? Не входит, нет, нет!.. Я — это Германия.
Я — история и судьба великой национал-социалистской
Германии! Вы хотите отнять у меня моих штурмовиков, моего
Рема? Этого не будет! Я не отдам вам то-го, кто шел со мною
рука об руку с первых дней моего движения! Я не останусь
без самого верного из моих друзей! Я не верю ничему! На
Рема клевещут! Ему я верю! Я, я, я!..
Гаусс пожал плечами. Он искал глазами фуражку и пер¬
чатки и никак не мог вспомнить, куда их положил. Ему надое¬
ла эта болтовня.
Отворилась дверь. Гесс подошел к Гитлеру и, наклонив¬
шись к его уху, прошептал несколько слов. Не взглянув на
генерала, Гесс вышел.
Гитлер стоял неподвижно-. Его глаза были опущены, под¬
бородок упирался в грудь.
—	Хорошо, вы получите Рема, — торопливо пробормотал
он. — Но я не хочу больше Шлейхера, он должен исчезнуть
раз и навсегда. Так же, как и Рем. Дело со Шлейхером
не будет вас касаться. Его и Рема я беру на себя.
И, не дав Гауссу ответить, он нажал звонок. Вошла его
сводная сестра фрау Раубаль и принялась накрывать на стол.
Гитлер сказал Гауссу тоном любезного хозяина:
—	Чашку кофе?
На столе появился кофе и пирожные.
Не дождавшись, пока Гаусс возьмет себе, Гитлер потя¬
180

нулся к вазе и взял пирожное. Сначала ложечкой выковырял
из него кусочки цуката, затем быстро*, с аппетитом съел его.
Облизывая с губ белые крошки, потянулся за вторым...
Когда генерал в сопровождении Гесса спускался к «Цум
Тюркен», над вершинами гор уже появилось розовое сияние
приближающейся зари. Горы стали лиловыми. Легкая дымка
поднималась из долин, делая блеклыми и без того мягкие
краски наступающего утра.
Генерал замедлил шаги, любуясь панорамой.
Гесс протянул руку к югу и отрывисто проговорил:
—	Там Австрия! Фюрер ненавидит эту границу. Вена боль¬
ше не немецкий город. Одни евреи и славянские метисы. Нуж¬
но раздавить этот сброд!..
—	Вы представляете себе все несколько упрощенно.
—	Это благотворное влияние фюрера.
—	Вам известна старая истина, что фортуна, конечно, щед¬
ра к гениям, но предпочитает большие батальоны?
—	Будут и большие батальоны!
—	Как бы мне хотелось думать так же.
Гаусс вздохнул и опустился на скамейку. Его острый стар¬
ческий локоть уперся в колено, подбородок лег на кулак. Гесс,
загораживая всю панораму, облокотился на барьер, ограж¬
давший дорогу. Он словно нарочно встал именно так, чтобы
генерал мог видеть его одного.
—	Мы должны с чего-то начать, — сказал о«. — Своим
противником нужно избирать того, кто слабее тебя. Австрия
подходит для этого. Каждый австриец, который захочет нам
противодействовать, должен будет подумать об участи Доль-
фуса.
—	Об участи Дольфуса? О чем вы говорите? — удивленно
спросил Гаусс, знавший, что австрийский канцлер жив.
Гесс попытался изобразить улыбку на своем мрачном лице.
От этого оно приняло еще более отталкивающее выражение.
—	Люди, подобные нам, имеют право ссылаться не только
на примеры прошлого, известные каждому, но и на то, что
по их воле должно будет произойти в будущем... Дольфус не
слушает советов. Поэтому уже сегодня я имею право считать
его покойником!
.Генерал молчал. Он думал о том, что, вероятно, Гесс по¬
просту пересказывает то, что слышал от Гитлера. Недаром же
его называли «госпожей Гитлер».
Генерал устало поднялся и медленно пошел вперед.
—	.Существует мнение, — сказал Гесс, — что на период
предстоящей нам войны на востоке нужно обезопасить себя
от удара в спину, с запада.
181

—*■ Вы полагаете, такой удар возможен?
—	Дело в Англии. Имен-но в ней! Когда мы добьемся сою¬
за с Англией, наступит день нашей победы.
Зная, что Гесс, слывущий среди своих сообщников «англо¬
маном», то-есть сторонником сговора с англичанами о дележе
Европы, воображает, будто имеет влияние на некоторые поли¬
тические круги Лондона, Гаусс резко спросил:
—	А если нет?
—	Тогда прежде всего покончить с Англией. Начать с
России, -не заручившись ресурсами всей Европы, было бы
безумием!
—	Что думает на этот счет фюрер?
Не отвечая на вопрос, Гесс продолжал:
—	Покончив с английской системой и имея в своем распо¬
ряжении ресурсы остальной Европы, мы сможем броситься и
на славян, — сказал Гесс. — Славянский вопрос — наше про¬
клятие. Но, повторяю, пролог ко всему — Австрия.
Гаусс кашлянул. Гесс быстро вскинул на него глаза.
—	Вы хотите возразить? — спросил он.
Нет. Прошу вас передать канцлеру: я готов немедленно
приняться за подготовку того, что должно быть «нашим первым
парадом на показ всему миру!
И Гаусс быстро зашагал по аллее.
Вилла Вахенфельд исчезла за деревьями. Генерал остано¬
вился перед дверью гостиницы «Цум Тюркен».
Гесс приветствовал его движением руки и быстро пошел
назад в гору.
Где-то громко и задорно пропел петух. Гаусс обернулся на
этот неожиданно мирный зов.
Женщина, подметавшая тротуар перед гостиницей, отвори¬
ла дверь и поклонилась.
Поднявшись к себе, генерал быстро разделся и лег. Он те¬
перь твердо знал, что рейхсвер волен делать все, что считает
нужным. Пусть «фюрер» воображает, будто он — «дар про¬
видения», ниспосланный немцам. Жалкий хвастун!.. Гаусс
усмехнулся, повернулся на бок, носом к стене, как любил
спать дома, причмокнул губами и быстро заснул.
20
В то время, когда Гаусс спал, к вилле Вахенфельд подъ¬
ехал автомобиль. Из машины вышел невысокий человек, пря¬
ча лицо в поднятый воротник пальто. Одет он был в штатское
платье, *и разве только очень близко знакомые с этим путеше¬
ственником могли бы узнать в нем полковника Александера—
начальника разведывательного бюро рейхсвера.
182

Полковнику Александеру было известно, что этой ночью
должен был состояться разговор между Гитлером и генерал-
полковником фон Гауссом, поехавшим в Баварию, чтобы выра¬
зить взгляд генералитета на положение в стране.
Штурмовые отряды, во главе с Ремом, грозили выйти из
повиновения. Лавочники, мещане и мелкобуржуазные мамень¬
кины сынки были обмануты в своих надеждах в несколько
дней стать богачами. Они надели коричневые рубашки не для
того, чтобы таскать из огня каштаны главарям крупной про¬
мышленности и финансовым тузам. Они намеревались всерьез
заняться подведением более прочной' базы под свои собствен¬
ные лавочки и предприятия и не желали больше удовлетво¬
ряться кустарными экспроприациями еврейских магазинов от
случая к случаю. Они стремились к обогащению быстрому и
солидному. Они поверили, что им действительно будет разре¬
шено грабить кого угодно. Честолюбивому и жаждущему вла¬
сти над вооруженными силами Рему было бы нетрудно дать
своей коричневой армии лозунги, которые вывели бы ее на
улицу. Но на пути Рема стояли соперники. Этими соперниками
были Герман Геринг и новый глава черной армии СС и началь¬
ник имперской тайной полиции Генрих Гиммлер. И то, что
именно эту парочку спустили теперь с цепи для того, чтобы
вцепиться в глотку Рему, означало, что рурские князья инду¬
стрии испугались выпущенного ими на свободу коричневого
зверя. Разорившиеся в годы кризиса мелкие бюргеры, все
отребье Германии, жадное и грубое «болото», на плечах ко¬
торого Гитлер пришел к власти по приказу магнатов железа,
угля и химии, желало играть в новом рейхе роль, вовсе не
предназначавшуюся ему режиссерами гитлеровского пере¬
ворота.
Круппы и тиссены сами искали теперь управу на тех, чьи¬
ми руками они разгромили Веймарскую республику. Но, од¬
нажды получив оружие, штурмовики не хотели его сдавать.
Обе борющиеся группировки отлично понимали, что власть в
стране будет принадлежать тому, на чьей стороне окажется
реальная сила. А эту реальную силу олицетворяли собою те,
в чьих руках находились ключи к немецким сейфам, то-есть
киты тяжелой промышленности, хотя они, эти истинные хо¬
зяева и нацистов и рейхсвера, стремились остаться за кулиса¬
ми событий.
На этот раз посланцем, который должен был напомнить
Гитлеру ясный приказ хозяев о том, по какому пути «фюрер»
должен итти, и был полковник Александер. Едва ли имелся в
Германии человек, теснее связанный с магнатами германской
промышленности на всем протяжении своей негласной, много¬
183

сторонней деятельности в области как внешнего, так и внут¬
реннего шпионажа, диверсий, тайных убийств и подкупов,
чем полковник Александер. Если Тиссен и Крупп были «капи¬
танами» промышленности, то Александер был их верным
«штурманом».
Этот ореол безошибочного знатока темных дел он сумел
сохранить, несмотря на ошибки и провалы руководимой им
службы, более многочисленные, чем ее успехи.
Для тех, кто знал пружины закулисной игры германской
политики, одно появление Александера в Берхтесгадене по¬
служило бы поводом навострить уши. А ^таких, кто дорого
дал бы за то, чтобы знать, о чем он будет говорить с главарем
нацистов, было немало в обоих лагерях.
На этот раз начальник разведки привез Гитлеру доказа¬
тельства существования «заговора Рема». С помощью своих
новых коллег, Гиммлера и Риббентропа, Александеру удалось
добыть эти доказательства.
Как известно, дипломатические депеши шифруются каждой
страной по-своему. Александер и Гиммлер нашли способ про¬
никнуть в тайну этих шифров, — способ, оказавшийся столь
же простым, сколь и остроумным, хотя, по понятиям между¬
народной этики, он не был бы назван особенно красивым.
Но такого рода «моральные» препятствия не могли их оста¬
новить. Бюро Риббентропа состряпало документ, имевший вид
чрезвычайной важности и секретности, адресованный разным
правительствам. Этот документ был вручен иностранным
послам. Заработали посольские шифровальщики, застучали
телеграфные аппараты. И вот перед Александером оказался
шифрованный текст того документа, что состряпал Риббен¬
троп. Немецким специалистам шифровального дела оставалось
просто сличить подлинник с зашифрованным текстом и полу¬
чить в свои руки ключ шифра каждого из иностранных послов.
На некоторый срок, до перемены шифров, для нацистской раз¬
ведки перестали существовать дипломатические тайны ино¬
странцев.
По уверению Александера, переписка иностранных дипло¬
матов и дала ему доказательство того, чему Гитлер долго
не хотел верить: заговора Рема. В руках Александера был
список будущего правительства, составленный генералом
Шлейхером. Рем был назван в этом списке министром рейхсве¬
ра. Это доказательство и привез Александер в подкрепление
приказа рурских промышленников:	Гитлеру опереться на
рейхсвер с его генералитетом и покончить с Ремом.
Никто пока не знает, привез ли Александер расшифрован¬
ные его специалистами подлинные депеши иностранных дип¬
184

ломатов или ловко сфабрикованные фальшивки, убедили ли
Гитлера представленные Александером доказательства изме¬
ны старых сообщников, но как бы там ни было, а Гитлер жад¬
но -впился в бумаги. Он читал их и перечитывал. Снова, в ко¬
торый раз уже за эту ночь, наливалась жила на его лбу и его
пальцы впивались в скатерть. Он испустил хриплый рев и тут
же затих и сжался. Минуту он сидел скорчившись, потом мед¬
ленно поднялся и, шаря в воздухе, как слепой, пошел по ком¬
нате. Его глаза был устремлены в пространство, губы шеп¬
тали что-то, бессвязное. Он вернулся к креслу, схватил доку¬
менты и -с воплями: «Ложь!.. Ложь!.. Ложь!..» принялся рвать
их. Когда клочья бумаги усеяли пол у ног невозмутимо стояв¬
шего Александера, Гитлер выбежал из комнаты.
Быстро вошел Геос. Прислонившись спиной к двери, как бы
для того, чтобы никто не мог войти следом за ним, он вопро¬
сительно поглядел на Александера. Полковник пожал пле¬
чами.
—	Я так и не получил ответа. — Он показал взглядом на
клочья разорванных документов. — Это были подлинники.
Гесс понимающе кивнул.
—	Это обходится чрезвычайно дорого, а мы вечно нуж¬
даемся в деньгах, — с укором сказал Александер.
—	Потерпите... скоро деньги будут.
Гесс сам запер входную дверь за полковником Алексан¬
дером.
Но в эту беспокойную ночь дверь виллы Вахенфельд не
долго оставалась закрытой. Едва успели исчезнуть в темноте
огни автомобиля Александера, как в дом вошел новый гость.
Его голос звучал уверенно и громко, и держался он здесь,
как свой человек. Это был Геринг.
Он первым долгом подошел к зеркалу, и было непонятно,
к кому он обратился — к Гессу или к своему отражению:
—	Как дела?
Гесс пожал плечами и кивком указал на дверь, за кото¬
рой слышались беспокойные шаги Гитлера.
Геринг рассмеялся. Он держался так, словно ему все было
нипочем. Но Гесса нелегко было обмануть. Сквозь напускную
веселость Геринга он угадывал нервное напряжение, во власти
которого тот находился.
—	Здесь был Гаусс, — сказал Гесс.
Геринг звучно ударил ладонями по широкому кожаному
поясу, стягивавшему его живот.
—	Да?.. Сейчас надо подумать о Реме. Александер здесь
был?
185

—	У вас есть новые доказательства?
—	Неужели фюреру еще мало?
—	Я его понимаю. Рем, кроме меня, единственный, кому
он мог верить...
Геринг быстро взглянул на Гесса.
—	Вопрос стоит ясно, — сказал он. — Рем должен быть
уничтожен! Вместе со всеми этими хайнесами, Эрнстами и про¬
чей сволочью...
—	Что вы предлагаете?
—	Разделить задачу. Я возьму на себя Берлин. Там я
обеспечу порядок. Он,— Геринг кивнул на дверь, — должен
взять Мюнхен. Удар нужно нанести неожиданно. Иначе они
будут сопротивляться.
—	Так или иначе, сопротивления не избежать.
—	Ничего подобного! В Берлине у меня все подготовлено.
—	А Мюнхен?
—	Фюрер должен вместо Висзее приехать туда и высту¬
пить перед штурмовиками.
—	Он не согласится.
—	Это уже ваше дело.
—	Все-таки... постарайтесь добыть еще какие-нибудь до¬
казательства.
Геринг вынул из нагрудного кармана большой лист, сло¬
женный в несколько раз, торжественным движением развер¬
нул его и встряхнул перед Гессом. Это был портрет Гитлера;
на лбу его виднелось несколько маленьких отверстий.
Гесс вопросительно поднял брови. Геринг рассмеялся:
—	Хайнес тренируется в стрельбе.
—	Странно!
—	Стреляя в присутствии Рема, он сказал: «Так же мы
поступим и с оригиналом, если он посмеет предать штурмо¬
вые отряды».
—	У вас есть доказательства?
—	Донесение собственного адъютанта Рема.
—	Кто такой?
—	Ну, это не ваше дело!
—	Не верю анонимам,
—	Шверер, капитан Отто фон Шверер, — убеждающе ска¬
зал Геринг.
—	Не сын ли того Шверера, из академии?
—	Чорт его знает! Может быть.
—	Ну что же, если «он» поверит...
Геринг хвастливо щелкнул пальцем по лбу портрета.*
—	По-вашему, недостаточно убедительно?
—	Это производит впечатление! Пойдемте к нему? —
спросил Гесс.
186

—	Сначала глоток чего-нибудь.
Гесс вышел.
Геринг бережно сложил простреленный портрет Гитлера
и сунул в карман. Затем вынул из ящика, стоящего на столи¬
ке, сига<ру и стал старательно слюнить ее конец.
Вошел Гесс с подносом, на котором стояло несколько бу¬
тылок.
—	Вам что? — спросил Гесс.
—	Что-нибудь покрепче...
—	Хотите импровизацию?
—	Отлично. Что-нибудь из вашей африканской серии. —
Геринг весело потер руки. — Давайте «Устрицу пустыни».
Это у вас здорово выходит.
Благодаря тому, что внимание его было сосредоточено на
руках Гесса, готовивших смесь, Геринг не заметил быстрого
пристального взгляда, брошенного на него из-под косматых
бровей при словах «Устрица пустыни».
—	«Устрица»?..
—	«Устрица пустыни», — повторил Геринг. — Вы же сами
поили меня.
Гесс покачал головой:
—	Первый раз слышу... Но звучит это, во всяком случае,
здорово.
—	Зверская штука.
Из-за двери донеслись звуки не то радио, не то граммо¬
фона.
—	Это единственная пластинка, которую он признает?—
спросил Геринг.
—	Фюрер часто слушает этот марш.
—	Похоронный марш?! Скверная склонность.
—	Вагнер!
—	Не спорю, но почему именно траурный марш? Почему
«Гибель богов»?
—	Он любит это без всяких ассоциаций...
—	А я люблю пластинки только с веселыми названиями!
—	Кажется, фюрер хочет переписать эту музыку.
Геринг громко расхохотался.
—	Когда я жил в Швеции, там тоже был один оригинал,
писавший симфонии, не умея прочесть ни одной нотной строки.
Гесс хмуро посмотрел ка собеседника, а Геринг снова рас¬
хохотался и подошел к двери, из-за которой доносились звуки
вагнеровского марша.
Гесс остался сидеть в глубоком кресле, потягивая кок¬
тейль, и, прищуря один глаз, словно целясь при стрельбе,
глядел на жирный затылок. Геринга. Его подмывало крикнуть
Герингу что-нибудь обидное, так как он ненавидел его и боял¬
187

ся. Можно было бы напомнить, что в Швеции «господин ми¬
нистр» сидел в сумасшедшем доме и лично он, Гесс, не уве¬
рен в том, что лечение там было доведено до конца...
Геринг постучал и вошел, не ожидая ответа.
Гесс подошел к двери, за которой скрылся Геринг, и при¬
слушался. Доносившиеся голоса были не очень ясны, но,
на-прягая слух, можно было разобрать почти все, что го¬
ворилось.
Слышались взволнованные шаги Гитлера, часто останав¬
ливавшегося, выкрикивавшего чье-нибудь имя и снова при¬
нимавшегося ходить.
Гитлер:— Хорошо, я согласен. Теперь запишите: Хелль-
дорф.
Геринг:—Хелльдорф служит у меня по коннозаводству
и совершенно безвреден.
Гитлер: — Человек, знающий о поджоге рейхстага столь¬
ко, сколько знает этот ваш граф, не может быть безопасен!
Геринг:—-Я за него ручаюсь.
Гитлер: — Час тому назад я тоже готов был прозаклады¬
вать голову за Рема.
Геринг: — Есть кое-что поважней этого Хелльдорфа...
Наступило молчание. Не было слышно даже шагов Гитле¬
ра. Гесс представил себе, как тот остановился около склонив¬
шегося над списком Геринга.
Наконец Гитлер нетерпеливо крикнул:
—	Ну?! Кого вы еще имели в виду?
Геринг: — Я говорю о... Папене.
Снова воцарилось молчание. И снова Fecc представил себе,
как пораженный Гитлер, раздвинув короткие ноги, стоит перед
Герингом. Молчание не прерывалось, пока Геринг не спро¬
сил:
—	Как же с Папеном?
Гитлер: —Он не лучше других... Он никогда не примирится
с тем, чжо мы сели ему на шею.
Геринг: — Вероятно.
Быстрые шаги Гитлера приблизились к двери. Гесс поспеш¬
но вернулся в кресло. Когда Гитлер вбежал в комнату, Гесс
беззаботно рассматривал свои карманные часы.
—	Что вы об этом думаете?! — с порога крикнул Гитлер.
—	О чем? — недоуменно спросил Гесс.
—	Что делать с Папеном?
Гесс пожал плечами.
—	Если бы не был жив Гинденбург, я бы не колебался.
—	Я того же мнения.
Гесс понизил голос до шопота, которого не мог слышать
Геринг*
188

—	Дайте ему приказ, но только устный, так, чтобы... —
Гесс кивнул в сторону двери, за которою остался Геринг,—
отвечал он.
Гитлер круто повернулся на каблуках и выбежал из ком¬
наты.
Сквозь незатворенную дверь Гесс слышал, как Гитлер
спросил Геринга:
—	Вы вписали Папена?.. Хорошо, необязательно писать.
Достаточно того, что я вам говорю. Хотя я уверен, что второ¬
го такого помощника себе не найду. Во всяком случае, по¬
шлите ему вот это письмо...
Гитлер умолк. Гесс слышал, как перо царапает бумагу под
нажимом нервной руки фюрера.
Через минуту Гитлер громко про-чел свое письмо Папеяу,
кончавшееся словами: «...Ваше сотрудничество в имперском
кабинете, которому вы посвятили столько сил, чрезвычайно
ценно. Мое отношение к ©ам истинно дружеское. Я буду рад
помощи, которую буду получать от вас и впредь. Гитлер».
—	Непременно перешлите это ему,—сказал Гитлер. —г- Се¬
годня же. Слышите?
—	У вас есть еще кто-нибудь? — спросил Геринг.
—	Мы забыли Кара.
—	Записываю.
—	И оба Штрассера, конечно.
Гесс принялся смешивать коктейль.
Со стаканом в руке он подошел к окну и растворил его.
Утренний воздух вм-есте со щебетаньем-птиц ворвался в ком¬
нату, как дыхание другого мира — светлого, удивительного,
почти неправдоподобного. Над миром поднималось солнце.
За темными силуэтами, гор его еще не было видно, но серебро
их снежных вершин уже стало розовым.
За спиною Гесса послышались шаги. Когда Гесс обернулся,
у столика с бутылками стоял Геринг и приготовлял себе на¬
питок.
—	Ну? — спросил Гесс.
—	Кажется, договорились! — Геринг старательно встрях¬
нул стаканчик и, отведав смеси, прищелкнул языком. Он до¬
пил смесь и облизал липкий от ликера палец.
—	Дело Гиммлера— не прозевать, кто из этого списка
будет в Мюнхене, кто в Висзее.—Геринг с минуту помол¬
чал.—Надо проследить и за Гиммлером. Что бы вы ни говори¬
ли, я ему не очень верю.
Гесс кивнул.
—	От имени фюрера прошу вас наблюдать за Гиммле¬
ром. У вас для этого найдутся люди... Сколько всего оказалось
в списке? — спросил Гесс.
189

—	Около полутора тысяч, — сказал Геринг и, попрощав¬
шись, вышел.
Несколько мгновений Гесс стоял задумавшись1, словно за-
бьив об окружающем. Его маленькие глазки, спрятавшие¬
ся в глубоких глаэницаьх, прикрытых густыми клокастыми
бровями, уставились в угол. Тонкие губы сжались еще
плотней, чем обычно, так что рот казался старчески про-
ва лившимся.
Гесса привело в себя шуршанье автомобильных шин за
окном.
Уехал Геринг.
Гесс поднял голову и огляделся, потом медленно пошел к
кабинету, за дверью которого слышались тяжелые, торопливые
шаги Гитлера.
При входе Гесса Гитлер резко остановился и чуть-чуть по¬
пятился.
Его глаза настороженно следили за каждым движением
Гесса.
—	Вы держали себя прекрасно, — с оттенком покрови¬
тельства сказал Гесс.
Гитлер успокоенио расправил плечи.
—	Подождите, я буду скоро обращаться с ними, как с
собаками! — проворчал он.
—	Не вздумайте тронуть Геринга.
—	Он мне надоел!.. Я его... — Гитлер отвел глаза.
—	Ну вот!.. Я же говорил, — с досадой сказал Гесс.
—	Совсем не то... вовсе не то! Я просто ненавижу этого
проклятого борова. Я ему не верю! — крикнул Гитлер.—Я не
уверен даже в том, что и сейчас он не ведет двойной игры!
Кто мне поручится, что Геринг не держит нож за пазухой! Кто
поручится?
—	Гиммлер!
Гитлер рассмеялся тихим, шипящим смехом:
—	А за Гиммлера?
—	Гейдрих.
—	А за Гейдриха?
—	Кальтенбруннер.
—	А за него? За всех других? Кто, кто?
—	Я.
—	А генералы? За каждым углом по генералу! И каждый
думает только о том, как со мною разделаться, чтобы сесть
на мое место.
—	Не нужно показывать, что вы кого-нибудь боитесь.
Старики просто торгуются. Вот и все.
—	Если бы в этом было все дело.
—	Только в этом.
190

—	Вы всегда во всем уверены. Кто вам сказал, что они
не устроятся и без нас с вами?
—	Ни один здравомыслящий человек не даст ни пфеннига
этим людям. Ведь они ничего не понимают в банковских опе¬
рациях.
—	Пожалуй, вы правы, — неуверенно пробормотал Гит~
лер. — Американцам с ними не договориться.
—	И вы, мой фюрер, должны твердо усвоить: никто не
станет без личного интереса таскать для нас каштаны из
огня.
По внезапно заблестевшему взгляду Гитлера видно было,
что он о чем-то догадался.
—	Вы видели Шрейбера?
—	Да...
—	Что он говорит о займе?
—	Англичане, как всегда, хотят иметь больше, чем за¬
служили.
—	Так пусть он наплюет на них. Пусть ищет деньги в
Америке.
—	Он так и делает.
—	Тогда и генералы будут нашими. Все! Все до одного! —
в восторге воскликнул Гитлер.
—	Вероятно.
—	А тех, кто не захочет... к чорту таких! К дьяволу, заод¬
но с Ремом.
Гитлер порывисто повернулся и, не прощаясь, пошел к
двери, видневшейся в .глубине кабинета. Уже взявшись за
ручку, он обернулся к Гессу и крикнул:
—	А этому старому Гауссу скажите:	если он вздумает
хитрить...
И Гитлер быстро вышел, хлопнув дверью.
Гесс подождал, пока не затихли его тяжелые шаги, и снял
телефонную трубку.
—	Вы не спали, Гиммлер?.. Геринг передаст вам утверж¬
денный фюрером список наград к тридцатому июня. На вас
падает Мюнхен и Висзее... Что?.. Нужно справиться... Фюрер
на вас рассчитывает... И вот что... — Гесс сделал большую
паузу, как бы подыскивая слова. — Вы должны проследить за
тем, чтобы Гериег придерживался описка, — там есть его
друзья... Конечно, всех!.. Фюрер? Чувствует себя прекрасно...
Непременно передам. Спокойной ночи. Хайль Гитлер!
Он придавил пальцем рычаг телефона и набрал новый
номер.
—	Гейдрих?.. Не сердитесь, что разбудил. Я просил Гим¬
млера проследить за операцией по списку, который передаст
ему Геринг. На вас лежит ответственность за то, чтобы Гим¬
191

млер не проявил мягкости в отношении каких-нибудь лиш
Понятно?.. Конечно, мы так и думаем', вы с этим справитесь..*
Отлично. Спите. Хайль Гитлер!
Он потянулся движением уставшего человека.
Прислушался. Вокруг было тихо. Из другого мира, за рас¬
творенными окнами, доносился едва слышный, множимый
горным эхо перезвон колоколов — стада выходили на паст¬
бища. Гесс снова потянулся и вышел.
В доме царила тишина. Не нарушая ее, без малей¬
шего звука отворилась дверь, и в комнату вошел человек. На
нем был фартук слуги, в руках—тряпка и метелка из пету¬
шиных перьев. Прежде чем приступить к уборке, о-н внима¬
тельно осмотрел корзинку для бумаг, пепельницы, вазы,, вы¬
нул все бумажки, все обрывочки, тщательно расправил, их и
сложил в карман. Лишь после этого он принялся смахивать
пыль петушиной метелкой.
21
Мысль о привлечении к работе штаба отставных офице¬
ров через посредство Шверера Додал Гауссу генерал Пруст,
состоявший когда-то со Шверером в дружеских отноше¬
ниях.
Каждый, кто видел Пруста впервые, охотно поверил бы
тому, что интриганство не только не было привычкой этого
бравого генерала, но, пожалуй, даже было ему противно. Но
знавшие Пруста ближе не поддавались обману при виде его
широких жестов, громкого смеха и подчеркнутого неумения
говорить топотом. В военных кругах он был давно известен
как один из самых ловких интриганов. Не принадлежа к ге¬
неральному штабу, он уже в веймарский период играл кое-
какую роль. Теперь же, слывя доверенным лицом и даже лю¬
бимцем отстраненного командующего рейхсвером Гаммерштей-
на, он умудрился в то же время быть в дружеских отношениях
и со Шлейхером. К тому же он занимал должность помощ¬
ника Гаусса по Берлинскому военному округу.
Наигранная жизнерадостность Пруста оказывала, повиди-
мому, мало влияния на сухого, настороженно прислушива¬
ющегося к каждому его слову Шверера. Поджав губы и сме¬
нив монокль на оч-ки, Шверер сумрачно' поглядывал на своего
бывшего приятеля.
Пруст пытался убедить Шверера в том, что настало время
перейти к практической работе по сколачиванию армии.
Ворчливо, словно сердясь на то, что и он вынужден гово¬
рить, Гаусс тоже сказал несколько слов:
—	Необходимо понять, se figurer bien clairment, что вопрос
192

поставлен просто: maintenant ou jamais*, сейчас или никогда
армия должна остаться нашей, или все мы должны перестать
существовать.
—	Я никогда не любил строя. Мое дело — оперативная
работа, — возразил Шверер.
—	Как только мы получим окончательную уверенность в
том, что раз и навсегда являемся хозяевами своих солдат,
придет и большая оперативная работа!—Гаусс на мгновение
замолк и, натянув на сухое лицо нечто вроде улыбки, закон¬
чил: — Если, конечно, вы откажетесь от старых б'редней о
немедленной молниеносной войне на востоке! II faut abandon-
ner cette idee absurde! **
—	Никогда! — с неожиданным жаром воскликнул Шве¬
рер.—Вы не имеете права не понимать!..
—	Совершенно верно, — несколько более раздраженно, чем
ему самому хотелось, вырвалось у Гаусса:—теория блицкри¬
га, вполне оправданная на западном театре, является чи¬
стейшей спекуляцией, когда речь идет о России! Вспом¬
ним слова Клаузевица, практику Наполеона, заветы Бисмар¬
ка. Le vieux comprenait bien quelque schose en matiere de
guerre! ***
—	Спекуляцией является извлечение на свет того, что
давно сдано мною в архив! — запальчиво ответил Шверер.
—	Вы меня дурно поняли, — желая прекратить спор, про¬
говорил Гаусс. — Я вовсе не имел в виду недобросовестной
подтасовки предпосылок для такого рода войны с Россией.
Mais поп! **** Мне только продолжает казаться: в силу фак¬
торов, которые не хуже моего известны вам, война, пусть
даже -вначале победоносная, на просторах России является
спекуляцией...
—	Нужно знать Россию, как знаю ее я по опыту двух
войн, которые наблюдал своими глазами, — русско-японской и
мировой, — чтобы утверждать:	миллионы	мужиков, краюха
ржаного хлеба плюс устаревшая винтовка без патронов против
лучшей армии — вот соотношение сил! — Шверер сердито
сдернул с носа очки.
—	Перенесем этот спор в другое место. Сейчас мы ждем
ответа: с нами вы или нет?—сказал Гаусс.
—	Мне кажется, — сухо ответил Шверер, — я должен по¬
дождать...
*	Вполне ясно себе представить... сейчас или никогда.
” Эту вздорную идею нужно бросить!
*** Старик тоже кое-что понимал в военном деле!
**** Вовсе нет.
13 Поджигатели
193

Гаусс поднялся и молча протянул Швереру руку. Пруст за¬
искивающе тронул приятеля за пуговицу:
—	Подумай, хорошенько подумай, Конрад! Упущенные
возможности редко возвращаются. Ты это хорошо знаешь!
Шверер понял намек на свои прежние неудачи и еще более
сухо ответил:
—	Поэтому-то я и не хотел бы принимать слишком быст¬
рых решений.
Он спрятал очки в чехол* поклонился и быстро вышел*
Пруст безнадежно развел руками:
—	Невозможный упрямец!
—	И все так же не умен.
—	Мы найдем путь к отставным офицерам и через его го¬
лову.
—	Сейчас вы опять заговорите о «Стальном шлеме», —
проворчал Гаусс, — а мне Нужны офицеры. Нам предстоит не
демонстрировать на улицах, а работать, настойчиво рабо¬
тать!.. Впрочем, вернемся к этому позже. Сейчас нужно решить
вопрос: что ответить Рему?
—	А о чем он просит?
—	Хочет, чтобы мы его поддержали. Я ничего не имею
против него. Уверен, что мы легко выкинули бы его из игры,
как только дело будет сделано. Но нужно выяснить его наме¬
рения. Не те, о которых он говорит, а те, которые он пытается
скрыть. Поезжайте к нему!
—	Если вы разрешите говорить от вашего имени...
—	Только не это! —в испуге воскликнул Гаусс.
Генералы расстались. Пруст в тот же день по телефону
назначил свидание Рему. Но прежде чем ехать к нему, решил
повидаться с полковником Александером. Пруст думал, что
отношения, сохранившиеся еще с прошлой войны, позволяют
ему запросто поговорить с «вечным» полковником. Разумеется,
Пруст был далек от мысли открывать ему истинную цель сво¬
его визита. Он заехал к Александеру под предлогом справки
по служебному делу и скоро понял, что Александер знает не
только все, что ему следует знать о Реме и его намерениях,
но знает также и то, что эти намерения известны Герингу.
Пруст сейчас же сообразил, что если все известно Герингу,
то непременно известно и Гитлеру. Вывод можно было сделать
один: игра с Ремом — игра с огнем. Нет никакого смыс¬
ла лезть в эту игру. Именно так Пруст и изложил все дело
Гауссу.
От Гаусса Пруст поехал к Герингу. Он счел за благо на
собственный риск сообщить тому о предложении участвовать
в заговоре, которое Рем сделал Гауссу.
Геринг горячо пожал Прусту руку, делая вид, будто впер¬
194

вые слышит о возможности сговора между Ремом и генерала¬
ми. Он попросил передать Гауссу просьбу не позже чем
завтра прибыть для наиважнейшего разговора.
Вернувшись под утро домой, Пруст вызвал по телефону
Г аусса.
—	Сожалею, экселенц, что вынужден разбудить вас, но
мне только что звонил генерал Геринг.
—	Вам звонил Геринг? — не умея скрыть удивления, опро¬
сил Гаусс, силясь попасть ногою в туфлю.
—	Он приказал передать вам приглашение побывать у не¬
го. Какое время визита позволите сообщить его канцелярии? —
Пруст говорил официально и сухо, как и должен был гово¬
рить человек, знающий, что каждое сказанное им по телефону
слово записывается аппаратами подслушивания.
Трубка долго молчала.
—	Вы полагаете, мне следует поехать?.. Может быть,
вам? — нерешительно спросил Гаусс.
—	Он хотел видеть лично вас!
В назначенное время Гаусс входил в особняк Геринга. Его
не заставили ждать. Разговор сразу принял деловой характер.
Генерал понял, что Геринг в курсе соглашения, к которому
Гаусс пришел с Гитлером в Берхтесгадене.
—	Я хочу, — сказал Геринг, глядя в -глаза Гауссу и ста¬
раясь уловить впечатление, какое произведут его слова,—
действовать рука об руку с вами-, как старый боевой коллега!
Гаусс еще больше выпрямил и б!ез того прямую спину, и
его монокль блеснул так надменно, что Геринг сразу сбавил
тон: повидимому, старый осел не желал признать в нем равно¬
го! Хорошо, Геринг потерпит. Смеется тот, кто смеется
последним!
—	Между нами не должно быть ничего, кроме полной от¬
кровенности, — сказал он. — Вы согласны?
Губы Гаусса оставались упрямо сжатыми, и монокль по¬
блескивал все так же высокомерно.
Геринг начинал терять терпение. Он уже отвык церемонить¬
ся с собеседниками.
—	Известно ли вам, что на-днях состоится выступление
штурмовых отрядов во главе с Ремом?
—	Я не слышал о том, чтобы предполагались какие-либо
парады, — уклончиво ответил Г аусс.
—	Речь идет не о параде. Рем рассчитывает на то, что вой¬
ска рейхсвера присоединятся к штурмовикам!
—	На каком основании?'—холодно спросил Гаусс.
—	Вот именно: на каком основании?! — воскликнул Геринг
и едва удержался от искушения похлопать генерала по коле¬
ну. — Мы с фюрером тоже спросили себя: кто дал Рему право
13*
195

впутывать’ в свои сомнительные комбинации имя -нашего
рейхсвера?
Мысли Гаусса текли не слишком быстро, но ему было ясно
одно: то, что предположено сделать руководителями промыш¬
ленности от имени Гитлера, по существу является не чем
иным, как еще одним переворотом. На это Гаусс согласен,
согласен безоговорочно, при условии:	во	главе	переворота
стоит сам Гитлер. Это, пожалуй, и есть та формула, которая
устраивает всех. А потом? Потом можно будет снова посчи¬
тать, кто кому должен!
Несколько мгновений Геринг и Гаусс смотрели друг другу
в глаза. Геринг уставился на генерала исподлобья, как рассер¬
женный бык.
Неровным от прерывистого дыхания голосом он хрипло
выбросил.-
—	Вы не выступите ни на чьей стороне?!
Гаусс молча склонил голову.
—	Вы отказываетесь нам помочь?! — Геринг вскочил.
Гаусс, не поворачивая головы, уголком глаза следил за
ним. Волнение министра говорило больше, чем тому хотелось
бы. Как оказал Мольтке? «Армия является самым выдаю¬
щимся учреждением государства, ибо только она делает воз¬
можным существование остальных учреждений того же госу¬
дарства: все политические и гражданские свободы, все завое¬
вания культуры, финансы, самое государство существуют и
падают вместе с армией». Да, Гаусс полагал, что в отношении
Германии это было именно так и должно было бы так и оста¬
ваться, хотя и во времена Мольткё прусские юекеры, «капита¬
ны» промышленности и банковские короли стали истинными
хозяевами Германии и ее армии вместе с генералами. Правда,
Гаусс понимал, что как первые без вторых, так и вторые без
первых не стоят ничего. Магнатам промышленности и плуто¬
кратам нужна была вооруженная сила, чтобы держать в узде
работающую на них Германию, а генералам нужны были день¬
ги и для армии и для самих себя. В этом смысле они так же,
как любой предприниматель, не отделяли интересов армии в
целом от своих собственных. Крушение армии было бы их
личным крахом — политическим и финансовым. Г аусс отлич¬
но понимал, что от решения, которое ему предстояло при¬
нять, зависело многое, если не все. Удержит ли военная каста
ту роль в стране, о которой говорил Мольтке, удержат ли «ге¬
нералы и сам он, Гаусс, то положение, какое всегда обеспечи¬
валось им силою штыков? От правильного решения зависело
то, что было недоступно пониманию Мольтке, — падение или
восхождение к вершинам власти еще более полной, которая
в мечтах каждого генерала, и Гаусса в том числе, простира¬
196

лась далеко за пределы казарм, штабов и прусских наслед¬
ственных латифундий — к банковским сейфам, к пакетам про¬
мышленных акций, к директорским кабинетам монополий и
министерским портфелям. Что будет, если Гаусс откажет сей¬
час в помощи Гитлеру и его клике? Интересы дела диктуют
необходимость протянуть руку помощи этому толстому фан¬
фарону. Но сделать это нужно так, чтобы армия все же оста¬
валась в стороне от драки как единственная сила, способная
в любой момент вмешаться на стороне тех, кто возьмет верх,
Гаусс отчеканил*
—	Мы не можем пойти на то, чтобы рейхсвер вышел на
улицу. Но это не значит, что мы не имеем средств помочь вам.
Оружие штурмовиков на время отпуска сдано на склады. Зна¬
чит, первая задача.* не дать им возможность взять это оружие.
Геринг с интересом вслушивался в слова генерала.
—	Второе: ваши эсесовцы располагают только легким руч¬
ным оружием, — продолжал генерал, — пистолетами и огра¬
ниченным количеством винтовок при почти полном отсутствии
пулеметов.
—	Совершенно верно.
—	У вас всего несколько полицейских броневиков,
—	Совершенно верно.
—	Все это я могу вам дать.
—	Это может быть спасением! — оказал Геринг и в вол¬
нении прошелся по комнате. Потом он остановился перед
генералом, молча глздя в пол, как будто изучая слож¬
ный узор ковра- Он не знал, должен ли открыть Гауссу
все карты.
—	Я решаюсь открыть вам одно обстоятельство, которого
вы не знаете, — сказал он. — Рем намерен вывести своих лю¬
дей на улицу тридцатого июня. Мы не можем ждать, пока он
соберет их в кулак. Движение должно быть обезглавлено
в зародыше. Мы должны взять их поодиночке. Фюрер избрал
ночь на тридцатое.
—	Это ничего не меняет, — сказал Гаусс. —Рейхсвер оста¬
нется в казармах... до моего приказа.
Геринг глядел на генерала, не в силах вымолвить ни слова.
Потом приблизился к нему, крикнул:
—	Но почему?!
—	Car tel est notre bon plaisir —иронически ответил
Г аусс.
—	A-а! Ждать и потом с видом благородного рыцаря на¬
нести свой последний удар побежденному? Так вы не дадите
никакого приказа?.. Вы никогда не выйдете отсюда!..
*	Такова наша воля.
197

Неторопливым движением Гаусс поднялся с кресла и за¬
шагал прочь.
Несколько мгновений Геринг глядел в прямую узкую спину
удалявшегося генерала. Потом! догнал его и, заглянув Гауссу
в лицо, задыхаясь, спросил:
—	А как же оружие?
Гаусс сверху вниз посмотрел на Геринга.
—	Я пришлю офицера. Он составит список необходимого.
—	Благодарю вас!—через силу выдохнул Геринг.
—	Оружие будет отпущено эсесовцам из арсенала Берлин¬
ского округа.
—	Благодарю вас, — повтор-ил Геринг и, натужась, услуж¬
ливо распахнул перед Гауссом тяжелую дверь.
22
Генерал Леганье вынул .портсигар и закурил, придавая
тем самым беседе менее официальный характер.
—	Довольно трудная ситуация, не правда ли?
—	Да, мой генерал, — ответил капитан Анри. — Информа¬
ция становится все более противоречивой.
—	Значит, атмосфера накаляется. Нужно не пропустить
момента, когда наступит взрыв!—Генерал поднял взгляд на
Годара.—Что у вас?
—	В одну из моих контор поступили случайные сведения.-
—	Иногда они бывают ценнее плановых, не правда ли?
—	На этот раз, мне кажется, именно так и есть: недавно
открывшийся великосветский -журнальчик «-Салон» — почто¬
вый ящик.
—	Чей?
—	Англичан.
—	Точнее.
—	Пока не могу утверждать,— ответил Годар,—но, судя
по тому, что журнал финансирует капитан Роу...
—	Опять Роу!
—	Вот именно, мой генерал. Его служба, повидимому,
заинтересовалась событиями, назревающими в нацистской
партии.
—	Ага! Наконец-то и англичане сообразили!
—	Да, мой генерал! Они установили непосредственное
наблюдение за штабом Рема. Но все, что поступает от их
агентуры, отныне проходит через мои руки.
—	Точнее!
—	Мой человек посажен в редакции «Салона».
—	Ага! Очень хорошо. Смотрите только, чтобы Роу с его
фунтами не взял и этого человека на свое иждивение!
198

Генерал поверх пенсне посмотрел на капитана Анри.
—	Вам нужно держать связь с Годаром-.
—	Да, мой генерал.
Леганье вытянул перед собою руки и погладил полирован¬
ную поверхность стола.
—	Вот что, господа.—Генерал быстро окинул взглядом
обоих офицеров. — Нам известно, что в черном списке Гим¬
млера значатся имена генералов Шлейхера и Бредова. Не
только потому, что Шлейхер — предполагаемый канцлер
на случай убийства Гитлера, а Бредов — его друг и доверен¬
ное лицо. В тысяча девятьсот девятнадцатом — двадцатом го¬
дах рейхсканцлер Гитлер значился в списках агентов нашего
бюро. Фон Бредов был тогда начальником разведывательного
отдела рейхсвера. Ему стало известно, что Гитлер работает и
на французов. В то время это Бредову, повидимому, не меша¬
ло, и он подшил доставшиеся ему сведения к личному делу
ефрейтора Гитлера. Не знаю, с какою целью фон Бредов не
выполнил позднее приказ об уничтожении этого личного дела,
но факт остается фактом: эти документы — в руках генерала
фон Бредова. Бредов показывал их генералу фон Шлейхеру.
Тайна «фюрера» стала достоянием уже двух лиц. Впрочем, их,
может б!ыть, и трое.
—	Кто же третий? — спросил Годар.
—	Трудно предположить, чтобы фон Бредов не сообщил
такое открытие тогдашнему главе баварского правитель¬
ства — Кару.
—	А имя Кара? Оно тоже в списках Гиммлера?—с инте¬
ресом спросил Анри.
Генерал Леганье пожал плечами.
—	Сомневаюсь, — сказал он, — чтобы Бредов держал этот
документ дома. Возможно даже, что именно он и находился в
саквояже, с которым мадам фон Бредов недавно летала в
Швейцарию. Документ депонирован в каком-нибудь из швей¬
царских сейфов. Нужно сделать так, чтобы в случае, если с
генералом фон Бредовым что-либо произойдет, документ не
миновал наших рук.
—	Этот документ по праву принадлежит нам! —сказал ка¬
питан Анри.
—	В тот день и час, когда убийцы явятся- на квартиру Бре¬
дова, наш человек с формальной доверенностью, подписанной
Бредовым и заверенной нотариусом, должен явиться в швей¬
царский банк, где лежит документ. Иначе может быть позд¬
но,— сказал Годар.
—	Так, — генерал с уважением посмотрел на майора. — Вы
правы, совершенно правы; нужна доверенность за подписью
Бредова.
199

—	Нужно принять меры к тому, чтобы документ не пере¬
кочевал в Германию, прежде чем Бредов будет убит, — заме¬
тил Годар.
—	Разумеется.
Вставая, Леганье в последний раз провел ладонями по лаку
стола, как бы отодвигая от себя нечто невидимое, что только
что нагромоздили перед ним офицеры.
Годар брел не спеша. Он шаркал ногами и горбился, как
человек, несущий на себе непомерную тяжесть. Это не был
груз лет. Несмотря на наружность пожилого человека, Годару
едва было сорок пять. Его состарило бремя знаний, которые
можно было назвать отрицательными. Каждый день в каждой
из папок своего регистратора он обнаруживал нечто новое.
Однако это новое не только не обогащало его, но с каждым
открытием делало все бедней и бедней. Это было знание
всех самых темных, самых неприглядных сторон жизни.
Оно неуклонно вело к духовному обнищанию. Сам Годар еже^
часно участвовал в отыскании новых и новых способов куль¬
тивирования и умножения отрицательных качеств в человеке.
Он цеплялся за каждое из них, как за удачное открытие, и
старался их использовать в интересах своей секретной служ¬
бы. Он под микроскопом разглядывал человеческую совесть,
отыскивая в ней темные местечки, к которым можно было бы
придраться, изъяны, которые можно было бы увеличить, раз¬
вить до размеров язвы, не дающей жертве жить нормальною
жизнью честного человека. Алчность, честолюбие, развращен¬
ность, бесчестие, личная вражда и политическая распря, из¬
мена, кража, убийство — все годилось на потребу военной
разведке Третьей республики. Простым подкупом, угрозой,
шантажем—всем этим привык пользоваться Годар для
исполнения своих служебных обязанностей начальника отде¬
ла контрразведки по Германии. Давно миновало время, когда
он задумывался над допустимостью того или другого темно¬
го метода привлечения секретного сотрудника. Граница
между добром и злом давно стерлась в его сознании. Сорока-
пятилетиий старик, страдающий эмфиземою легких, кашляю¬
щий от каждой сигареты так, что разрывалось горло, и без¬
вольно закуривающий следующую сигарету от еще не
докуренной, Годар плелся теперь по бульвару к своей кон¬
спиративной квартире, где предстояло принять нескольких
секретных сотрудников и изобрести несколько новых подло¬
стей.
Годар повернул с бульвара в боковую улицу и еще раз
в узкий переулок с едва видимою вверху полоскою неба, с
мокрою, непросыхающею мостовой. Минуя конуру консьерж¬
ки, он старался не привлечь ее внимания и стал с кряхтеньем
200

подниматься по темной лестнице. Сегодня он должен был по¬
лучить копии свежей почты, прошедшей через редакцию «Са¬
лона». Там будет что-нибудь новенькое об этой сваре © Бер¬
лине. Годар предвкушал эти секретные новости так же, как
любой рантье ждет хлесткой статейки о вечерних дебатах в
палате, от которых зависит, поднимутся или упадут алжир¬
ские железнодорожные. Годара занимал и вопрос, кто первым
перехватит компрометирующие Гитлера документы Бредо¬
ва—Второе бюро или боши? А .вопрос, убьют или не убьют
фон Бредова и Шлейхера, даже не приходил ему на ум.
23
Жизнь, которую пришлось вести Отто, оказалась не такой
простою, как рисовалась вначале. Лавировать между Ремом
и Кроне было бы, пожалуй, и нетрудно, не будь тут Хайнеса.
Рем был болтлив, распущен, постоянно забывал об осто¬
рожности. К тому же туман опьянения, во власти которого он
находился почти всегда, лишал его наблюдательности. Для
Отто дело осложнялось тем, что за последнее время Хайнес
почти неотлучно находился возле штаб-шефа. Хайнеса Отто
боялся. Ему казалось, что глаза этого человека следят за
каждым его движением. Всякий раз, будь то официальное
совещание или частная беседа, Хайнес внимательно оглядывал
присутствующих, словно стараясь разгадать, нет ли среди них
врагов. Хайнес делался все более молчаливым, все чаще
одергивал несдержанного на слова Рема.
Отто думал, что вздохнет спокойно в Висзее, куда все они
приехали в последних числах июня. Здесь, в отеле «Хайнцель-
бауэр», должно было быть созвано совещание начальников
штурмовых отрядов. Но какой бы ни была серьезной цель
приезда, Висзее оставался курортом со всеми его прелестями.
В предвкушении свободного времени Отто привез туда Сюзанн.
Он поселил ее в пансионе «Альпийский цветок», на берегу озе¬
ра, около устья Зельбаха.
Действительность обманула его. С прибытием в Висзее От¬
то не знал ни одной спокойной ночи. Как только кончался его
служебный день и он приходил в свой пансион, надеясь прове.
сти беззаботный вечер в обществе Сюзанн, раздавался теле¬
фонный звонок. Спокойный, настойчивый голос Кроне называл
час свидания. Никогда еще Отто не должен был давать тако¬
го подробного отчета о каждом поступке, каждом слове сво¬
их начальников.
Мало-помалу и он стал испытывать чувство тревоги, на¬
сыщавшей воздух вокруг главарей штурмовых отрядов. Эта
напряженность еще усилилась с того момента, как в Висзее
201

приехал Карл Эрнст, глава берлинских штурмовиков. Трое
предводителей коричневой армии все чаще уединялись для бе¬
седы. Хайнес и Эрнст, казалось, перестали доверять даже
самым близким людям.
Отель, где они жили, наполнился переодетыми в штатское
личностями, которых Отто прежде встречал в коричневых ру¬
башках: Хайнес день ото дня усиливал охрану Рема.
Наконец Отто стало совсем не по себе, когда он узнал
о секретном приказе Геринга, которым в Пруссии были приве¬
дены из боевую готовность отряды СС. Против кого они долж¬
ны были действовать?
К чему-то готовились и штурмовики. После нескольких
тайных совещаний с Хайнесом и Эрнстом Рем уехал в Бер¬
лин, Оттуда — в Мюнхен. Его сопровождала охрана и несколь¬
ко адъютантов, в том числе Отто.
Отто предполагал, что Рем будет встречен своими отряда-*
ми с развернутыми знаменами, при оружии. Ничего этого не
б!ыло.
Ни разу не был нарушен приказ Гитлера о запрете штур¬
мовикам учений, парадов и ношения формы. Там, где появ¬
лялся Рем, улицы, прилегающие к опустевшим казармам штур¬
мовиков, были заполнены членами СА, одетыми в штатское.
Они стояли цепочкой, на расстоянии шага друг от друга. При
всем желании никто не мог бы обвинить стоящих навытяжку
людей в попытке устроить сборище. Рем со своей маленькой
свитой проходил по рядам, испытующе вглядываясь в лица.
Командиры отрядов приветствовали его молчаливым подня¬
тием руки. Ни одного собрания, ни одной речи. И все же это
был смотр. Строгий инспекторский смотр огромной шайки,
протекавший в гробовом молчании, под испуганными взгляда¬
ми притихших горожан. Непривычная молчаливость штурмо¬
виков пугала жителей не меньше, чем дебоши коричневых
команд в былые дни.
Вернувшись в Висзее, Отто не мог передать Кроне ниче¬
го, кроме своих собственных впечатлений. Кроне, всегда
спокойный, теперь по нескольку раз переспрашивал об одном
и том же, раздражался, нервничал.
Между тем число фигур в штатском, в которых безоши¬
бочно угадывались агенты тайной полиции, увеличивалось не
только на дорогах, прилегающих к озеру, но и на всех углах,
во всех аллеях, в особенности же в самом Висзее — вокруг
пансиона, где жили Рем и его приближенные. Правда, это
можно было приписать и тому, что со дня на день ждали при¬
бытия Гитлера, — он должен был присутствовать на совеща¬
нии, созываемом Ремом, — но чутье подсказывало Отто, что
на этот раз дело не только в охране Гитлера.
202

Утром 27 июня Отто получил приказание съездить в Те-
гернзее, чтобы отправить несколько депеш с общего телегра¬
фа. Повидимому, у Рема были какие-то соображения про¬
тив того, чтобы .передавать их по аппарату, стоявшему в его
отеле.
Великолепная моторная лодка штаб-шефа быстро достави¬
ла Отто на ту сторону озера. К своему удивлению, Отто за¬
метил, что «почта, телефонная станция и вокзал усиленно
охраняются. То были не обычные полицейские посты и даже
не примелькавшиеся фигуры в штатских костюмах, а самые
настоящие солдаты рейхсвера в стальных шлемах. В довер¬
шение всего Отто встретил знакомого лейтенанта, командира
■взвода, охранявшего эти здания. Лейтенант был удивлен,
встретив здесь Отто.
—	Плохое время выбрал ты для поездки на курорт, — ска¬
зал он, понижая голос.
—	О чем ты говоришь?
—	Я и сам не знаю, что должно случиться, — офицер по¬
жал плечами. — Но я бы на твоем месте уехал отсюда. Ду¬
маю, спор будет решаться раз и навсегда.
—	О каком,споре ты говоришь?
—	Все мы понимаем это и без официальных приказов! —
пробормотал лейтенант и, козырнув, удалился.
Пока катер вез Отто обратно в Висзее, он задумчиво смот¬
рел на зеленые склоны гор, тесно обступивших озеро. Сквозь
густую листву деревьев белели стены вилл, алели черепичные
крыши пансионов. Со стороны Гмунда тянулась вереница яхт.
От их белоснежных бортов, от горделиво раздувшихся пару¬
сов веяло безмятежностью.
«Сейчас же сказаться больным— и прочь с беретов уют¬
ною Тегерна!» — подумал Отто.
Моторная лодка стремительно вспарывала гладкую поверх¬
ность озера. Ее нос отбрасывал далеко в стороны буруны.
Отто с завистливой неприязнью глядел на белеющие пару¬
са яхт. Его раздражал их беззаботный вид. В такой момент,
когда на него, Отто, а значит, с ним и на весь видимый и чув¬
ствуемый им мир надвигалась туча, какие-то идиоты могли
себе позволить беспечно кататься на яхтах!
—	Качните-ка вон тех олухов! — сказал он мотористу,
указывая на идущий неподалеку легкий швертбот. Суденышко
изящно клонилось, едва не касаясь парусом воды. Отто не ви¬
дел лица сидящего на руле мужчины, но заметил, что на кор¬
му прошла стройная блондинка и растянулась на банке вдоль
борта, положив голову на колени рулевому.
Моторист повернул штурвал, и волны за кормой моторки
изогнулись широкими серпами. Высокий бурун устремился на
203

борт швертбота, лизнул его пенистым гребнем и перекинулся
в кокпит. Нижний конец паруса, окунулся в воду. Отто с не¬
терпением ждал, перевернется ли суденышко. Но он услышал
только испуганный вскрик женщины. Рулевой на швертботе
ловко переменил галс, и, выправившись, судно плавно устре¬
милось прочь от катера.
—	Удержался!—Отто разочарованно отвернулся от ка¬
тающихся и закурил.
Он не видел, как из-за паруса показалась голова управляю¬
щего швертботом Эгона Шверера.
Братья разошлись, не узнав друг Друга.
—	Этот нахал едва не утопил нас!—сказал Эгон.
—	Что ж, это было бы забавным завершением нашей
поездки! — Эльза рассмеялась, отжимая воду из промоченной
юбки.
—	Тебе надоела жизнь?
Эльза придвинулась к Эгону, мокрыми ладонями сжала
его щеки, потянулась к его губам.
—	Осторожней!—оо смехом сказал он.—Так мы можем
перевернуться и без чужой помощи.
Выпущенный Эгоном шкот полоснул по воде, парус мет¬
нулся, встал вдоль судна и заполоскал по ветру.
Но вместо того, чтобы поймать шкот, Эгон прижал к себе
Эльзу.
—	А ведь временами мне казалось, что жизнь зашла
в какой-то тупик, — сказал он. — Нет, нужно жить, во что бы
то ни стало жить!
—	Во что бы то ни стало!
—	Не вечно же будет продолжаться царство этих разбой¬
ников!
Ее лицо омрачилось.
—	Не говори так! Это опасно...
—	Вот еще! — беспечно воскликнул Эгон. — Здесь нас
никто не слышит.
Эльза улыбнулась.
—	А чайки?
—	Чайки? — Он .рассмеялся. — Да, если это протянется
слишком долго, наци и птиц сделают своими шпиками... По¬
смотри, как изумительно управляет своим полетом вон та, что
держится все время возле нас! Какая точность реакции, какая
техника пилотажа! Ты только посмотри, какое совершенство
форм! Какая точность конструкции в каждом отдельном эк¬
земпляре! Это было бы менее удивительно, если бы...
Эгон умолк на полуслове и оглянулся на Эльзу.
—	Я опять забрался в область, которая тебе совсем не ин¬
тересна.
204

Эльза сидела ссутулившись, закрыв лицо руками. От ее
недавнего оживления не осталось и следа.
—	Что с тобою, Эльзхен?
Она опустила руки, в ее глазах стояли слезы.
—	Любишь?
—	Да что с тобою?
—	Никогда не поверишь тому, что тебе стали бы обо мне
говорить?
—	Что ты, Эльза? Тебе нехорошо?
Она отвернулась, пряча от него глаза.
—	Меня немножко укачало.
—	Это все тот нахал на моторной лодке.
Опершись на локоть, Эльза глядела на озеро.
—	Как не хочется отсюда уезжать... Прежде я так любила
наш Любек, сказала она, — а теперь...
Эгон нагнулся к ней.
—	На.VI нужно чаще встречаться! А может быть...
Он боязливо умолк. Сколько раз уже у него на языке вер¬
телось это слово, которое он хотел сказать Эльзе и на которое
у него так и нехватало мужества. Он любил ее. Да, он лю¬
бил! Он хотел бы сказать Эльзе, что самым прекрасным! в
жизни было б-ы для :них стать мужем и женой. Но всякий раз,
когда он хотел ей это сказать, перед ним возникал образ ма¬
тери. Генеральша мечтала о другой жене для Эгона...
Он задумался, -глядя на воду, бегущую из-под кормы. На
ее синем фоне так красиво вырисовывался нежный профиль
девушки. О чем думает Эльза?
Эльза широко раскрытыми, испуганными глазами глядела
на медленно приближающийся берег. Ей хотелось бы никогда
не выходить на него.
24
Все складывалось (прекрасно. Рем разрешил Отто отпуск.
Даже выдал некоторую сумму на лечение, посоветовав запи¬
вать всякое лекарство коньяком. Э, с этим толстяком можно
иметь дело!
Сияющий, стряхнув с себя все тревоги, Отто пришел в
«Альпийский цветок». Весело насвистывая, он наблюдал за
тем, как проворные руки Сюзанн укладывали чемоданы.
Жизнь наладится! Нужно только удрать отсюда. Какой-ни¬
будь тихий пансион приютит его на две недели отпуска. Он
не оставит здесь своего адреса.
Через час наемный автомобиль катился по прибрежной
дороге на север. До поезда оставалось еще довольно много
времени. Отто решил позавтракать в Кальтенбрунне, Он не
205

был большим поклонником (природы, но открывшаяся с ве¬
ранды кафе панорама Зальцбурга очаровала даже его. Он
молча курил, не обращая внимания на болтовню Сю-занн, ко¬
гда к столику подошла кельнерша.
—	Вас просят к телефону.
—	Вы ошиблись, фройлейн! Меня никто не может вызы¬
вать, — сказал Отто.
—	Простите, я думала, вы капитан фон Шверер!
—	Нет, я не тот, за кого вы меня приняли!
Будь что будет, он не -вернется в Висзее!
Здесь, вдали от шефа было беззаботно, спокойно. Отто
не спешил. Наконец он расплатился. Но в тот момент, когда
он уже собирался надеть фуражку, около кафе, скрипнув
тормозами, на всем ходу остановился автомобиль. Из-за ру¬
ля выскочил худощавый человек и взбежал по ступеням.
Отто едва не выронил фуражку: перед ним стоял Кроне.
—	Проводите девчонку и немедленно возвращайтесь в
Висзее!
—	Но... я получил отпуск.
—	Вы получите отпуск тогда, когда я прикажу вам его
взять. Через два часа я буду звонить вам в. «Альпийский
цветок».
С этими словами Кроне уселся за столик.
В Висзее Хайнес встретил Отто’ таким взглядом., что тот
почувствовал холодок, пробежавший по спине. Можно было
подумать, что Хайнес знает истинную причину его возвраще¬
ния и только делает вид, будто верит наскоро придуманному
рассказу.
Весь следующий день прошел в непрерывных совещаниях
с приезжавшими и вновь уезжавшими предводителями штур¬
мовиков. Вечером 28 июня Отто снова пришлось сопровождать
Рема в Мюнхен. На этот раз не было молчаливых шпалер
штурмовиков на улицах. Они собрались в казар-мах.
Окончательный смысл всего происходящего стал Отто
ясен после эпизода в казарме личной охраны Рема. Под *мрач-
ными сводами старинного зала сидели здоровенные детины,
один другого страшней. На этот раз они были в форме. Из-за
голенищ сапог торчали стальные прутья. При входе Рема все
вскочили. Лес рук поднялся в приветствии:
—	Хайль Гитлер!
Рем остановился на пороге, расставив толстые, как бревна,
ноги. Его налившиеся кровью глазки сверкали, шея разду¬
лась над воротником.
Не очень громко, но так, что это дошло до каждого, он
хрипло бросил:
—1 Отставить!
205

Руки штурмовиков опустились. Наступило удивленное мол¬
чание. Рем произнес почти по складам:
—	Вы приветствуете только меня!
Он обошел штурмовиков, испытующе вглядываясь в их ли¬
ца. Вернувшись к двери, влез на стул и оглядел собравшихся.
—	Ну?
В ответ кто-то крикнул:
—	Хайль Рем!
Хриплый рев сотни глоток потряс своды зала:
—	Хайль Рем)! Хайль Рем! Хайль Рем!
Рем с трудом слез со стула, показав штурмовикам туго
обтянутый коричневыми штанами зад.
Из этого немногословного собрания Отто понял больше,
чем за все предыдущие дни размышлений. Он должен был
стиснуть зубы, чтобы не ляскнуть ими от страха на виду
у всех.
Рем вернулся в Висзее к утру 29-го>. Отто не успел раз¬
деться, как послышался телефонный звонок. Его требовал
Кроне, — сейчас же, как можно скорее!
Местом их встречи, как всегда, была маленькая комната
укромного домика, прятавшегося в густой рощице на склоне
Цвергельберга, Отто ни разу не вед ел е этом домике ни одной
живой души, кроме самого Кроне. Но на этот раз за столом
против Кроне сидел человек небольшого роста с продолгова¬
тым бледным лицом. Он был в плаще с поднятым! воротником.
Его глаза изредка поблескивали сквозь стекла пенсне. Он
сидел согнувшись, обхватив ладонями стакан с горячим мо¬
локом, которое отпивал медленными, осторожными глотками.
Здороваясь с Отто, он не назвал себя. Отто неприятно пора¬
зила рука, которую небрежно сунул ему незнакомец, — она
•казалась совершенно лишенной костей и не ответила на
пожатие.
За пенсне почти не было видно глаз незнакомца, бвет па¬
дал на стекла так, что Отто видел в них только крошечное
отражение лампы. Но он был уверен, что взгляд незнакомца
устремлен на него. Отто опу-етил- глаза и увидел, как на по¬
верхности молока образуется тонкая дрожащая пенка; благо¬
даря 'яркому боковому освещению он различал мельчайшие,
как рисунок муара, складочки на этой пенке, и ему казалось,
что самое важное — не потерять из виду, как формируется
трепещущий рисунок.
Незнакомец подул на молоко — пенка сморщилась. Он
сделал глоток и вопросительно взглянул на Кроне.
Кроне приказал Отто рассказать о поездке с Ремом в
Мюнхен. Отто хотел отделаться коротким пересказом того,
что видел, но всякий раз, как он замолкал, опуская какую-
207

нибудь деталь, незнакомец быстро поднимал на него взгляд,
и слова сам1и слетали с языка Отто.
Когда Отто кончил рассказывать, человек в пенсне допил
молоко и встал. Воротник его плаща отогнулся. Отто увздел
шитье черного мундира. Такое шитье мог носить только один
человек во всей Германии. Этим человеком был Гиммлер...
Гиммлер -прошелся по комнате. ( Остановился и молча
•кивнул Кроне. Тот сказал, обращаясь к Отто:
—	Темнота наступает к десяти. В десять вы вызовете
Рем1а к задней калитке сада...
При воспоминании о Хайнесе тошнота поднялась к горлу
Отто. Но не было сил (возразить.
—	Вы должны иметь оружие, — сказал Кроне.
Отто облизал пересохшие губьг:
•— Оно при мне.
—	Покажите!
Отто положил в руку Кроне маленький маузер. Кроне вы¬
нул обойму и осмотрел патроны.
—	Нет,—сказал он и достал из кармана другой пистолет.
Он показал Отто красные головки разрывных пуль.
Отто нашел в себе силы сказать:
—	Но... это невозможно...
На лице Кроне появилась ульгбка, та самая вкрадчивая
улыбка, какую Отто запомнил с их первого свида-ния.
Он 'Покорно взял пистолет.
За окном* послышалось шуршание шин по песку. Кроне вы¬
глянул -и сказал Гиммлеру:
—	Ваш авто.
Гиммлер снова молча кивнул головой и, не попрощавшись,
вышел.
Отто так и не услышал его голоса. Автомобиль уехал. Кро¬
не достал из буфета бутылку коньяку, налил большую рюмку
и пододвинул Отто.
—	Я вас рекомендовал, а вы ведете себя, как школьник.
Отто медленно выпил коньяк.
—	Я не смогу оставаться у * штурмовиков, — сказал он.
—	Ваша работа не станет обременительней от перемены
места. — Кроне поднял рюмку. — За здоровье личного адъю¬
танта генерала фон Гаусса!
—	Опять рейхсвер?!
Кроне взглянул на часы.
—	Теперь — в постель, — сказал он. — Можете спать до
вечера.
Придя на виллу, Отто узнал, что Рем и Хайнес в саду.
208

Он обошел всю центральную часть парка. В одной из ’боковых
аллей он издали увидел тощую тень Хайнеса. Отто свернул
в кусты и осторожно, по газону, подошел с другой стороны
к скамейке, на которую только что сели Хайнес и Рем.
Отто понимал, что если его здесь увидит кто-нибудь
из охраны Рема, то его не спасет даже положение адъю¬
танта.
Отто слышал каждое слово. Рем говорил громко:
—	Гитлер сам назначил тридцатое июня. Он сказал:
«Я вынесу свое решение там, на встрече командиров в
Висзее».
—	Вот сволочь!
—	Он будет здесь в моих 'руках.
—	Вся прислуга у «Хайнц-ельбауэра» сменена.
—	Чорт с нею!
—	Люди Гиммлера заполняют все окрестности.
—	Чо.рт с ними!
—- Ты стал непозволительно самонадеян. Эти сволочи дер¬
жат камень за пазухой. А какой — не могу понять. Геринг
распустил всю свою личную охрану, — задумчиво произнес
Хайнес.
—	Дурак, это были лучшие люди, которых я уступил
ему.
—	Поэтому он и заменил* их эсесовцами, которых прита¬
щил из Франконии. Далюге вызван из Померании. Все это
мне не нравится.
—	Перестань каркать, — раздраженно проворчал Рем.—
Я им еще покажу, кто я такой!.. Всем! И Адольфу и генера¬
лам вместе с господами из Клуба Господ. Додуматься до то¬
го, чтобы заставить Союз офицеров исключить меня из спи¬
сков!.. Меня!
—	И после этого они хотят, чтобы штурмовики им в чем1-
иибудь верили... Когда же приедет Карл?
—	Должен быть с минуты на минуту. Он чего-то боялся,
говорил о каких-то документах.
—	Он прислал их мне. Это описание поджога рейхстага.
—	Ах, это! Он советовался со мною. Только я говорил
ему: не писать слишком откровенно. Не вставил ли Карл
какие-нибудь имена, которые не следует опубликовывать? —
обеспокоенно спросил. Рем. — Уж нет ли там и нас с то¬
бою?
—	Да, он нас называет.
—	Дай, дай сюда, — сказал Рем.—Даже если уберут
Карла, мир еще не будет.разрушен и нам1 с тобою нужно бу¬
дет жить.
—	Не думаю, чтобы дело ограничилось Карло»®.
14 Поджигатели
20.9

—	Вечно ты хнычешь. Дай же письмо!
Хайнес неохотно протянул Рему конверт. Рем: вынул лист
и попытался что-либо прочесть при свете зажигалки.
—	Что -за чорт, я ничего не могу разобрать.
—	Да, вечером) плохо видно. Карл написал это на желтой
бумаге.
—	Что за глупость!
—	Это та самая неразмокающая, что мьг ©зяли у Алексан¬
дера.
—■ А! — Рем сложил конверт -вдвое и сунул в нагрудный
карман.—Прочту дома.
—	Только верни, смотри.
Внезапно Хайнес вскочил и ©гляделся в кусты:
—	Кто там?!
Он раздвинул ветви.
Отто стиснул зубы и задержал дыхание.
—	Твои нервы ни к чорту! — сказал Рем.
—	Мне стоит труда заставить себя не пристрелить этого
твоего Шверера.
—	Что ты против него имеешь?
—	Он их человек. У Геринга ш Гиммлера чересчур много
денег, чтобы нам с ними тягаться. Нужно как можно скорее
договориться с Рейнландом-
—	Они сами придут ко мне договариваться.
—	Деньги, деньги, Эрнст. Без них — крышка.
—	Они потекут, когда выяснится, что сила на нашей
стороне.
—	Не знаю, Эрнст, право .не знаю...
—	Без меня всем им крышка: и Круппу и Тиссену —
всем.
—	Они договорились с Гитлером у тебя за спиной.
—	Чорт с ними! Дай мне только захватить его самого.
—	А если он не приедет?
—	Тридцатого утром он будет здейь! Все будет в порядке!
Рем поднялся и, взяв Хайнеса под руку, -пошел к дому.
—	Тебе нужно полечить нервы, старина.
...Гитлер должен приехать тридцатого! Знал ли об этом
Кроне? Весь район наверняка будет под усиленной охраной.
Отто не успеет сделать и шагу после своего выстрела... Хо¬
лодный озноб охватил его. Связаться с Кроне не было воз¬
можности. Приходилось действовать на собственный страх и
риск. А Хайнес, словно предчувствуя что-то, ни на шаг не
отходил от Рема.
Вскоре на вилле стали заметны приготовления к приезду
важных гостей.
Отто взглянул на часы: без десяти десять.
210

—' MiHe нужно вам а доложить кое о чем, — набравшись
Храбрости, сказал он Рему.
—	Докладывайте, — ответил тот.
Отто оглянулся: всюду был народ.
—	Может быть, выйдем в сад? Мне бы хотелось...
Рем вышел на веранду. Отто ощупал карман, где ле¬
жал пистолет Кроне. В тот момент, когда они уже спу¬
скались по ступенькам к аллее, сзади послышались тяже¬
лые шаги.
—	Алло! Эрнст, вернись-ка, ты тут -нужен!
Это был Хайнес.
Взяв Рема под руку, он .настойчиво повел его назад, к до¬
му, и, оставив его там, вернулся, жестом пригласив Отто
следовать за ним.
Хайнес направился прямо туда, куда Отто собирался от¬
вести PeMia. Шагов за- десять до калитки Хайнес остановился
и резко бросил:
—	Вы глупец, Шверер! Эта игра не для вас.
Рука Хайнеса мелькнула в воздухе. Отто быстрым! дви¬
жением уклонился от наведенного на него пистолета и послал
в голову Хайнеса разрывную пулю. В то же мгновение Отто
увидел почти рядом с собою Кроне.
—	Кто это?
—	Хайнес, — пробормотал Отто.
—	О, идиот!
Быстро обшаривая карманы убитого, Кроне не слышал,
как в боковой аллее раздались быстрые шаги. Отто сразу
узнал тяжелую походку Рема. Та же уверенность, что внезап¬
но овладела Отто, когда он увидел направленный на себя
пистолет Хайнеса, руководила им теперь. Он нагнулся к обро¬
ненному Хайнесом пистолету. Прежде чем! Кроне успел под¬
нять голову, Отто выстрелил ему в спину.
—	Что это?! — задыхаясь, крикнул Рем.
—	Вот... он стрелял в Хайнеса!
Хриплый вопль вырвался т груди Рема:
—	Эдмунд?!
Рем упал на колени около трупов.
—	Эдмунд... — повторил Рем. — Сволочи!.. Вот с кого
они начали... — Он тяжело поднялся, ткнул ногой тело
Кроне. — Нужно было взять его живым!
—	Я думал, что уапею спасти Хайнеса.
Несколько человек бежали со стороны дома. Первым под¬
бежал Карл Эрнст. Мельком взглянув на трупы, он крикнул:
—	Скорей! Мы должны уехать сейчас же...
Вздрагивая всем! своим грузным телом, Рем неуклюже по¬
бежал по аллее. Отто остался один, в тени деревьев.
14*
211

Прочь отсюда! Как можно скорее и как можно дальше...
Отто рванул железную калитку и в тот. же момент получил
сильный удар по голове.
Он -не -помнил, как его подхватили и бросили в автомо¬
биль. Несколько охранников прыгнули в машину, и она исчез¬
ла в темноте.
Автомобиль, увозивший Отто, был уже далеко, когда
Кроне зашевелился и, отталкиваясь от земли локтями,
пополз к калитке.
25
-В голове гудело так, словно тут, совсем рядом, работал
авиационный мотор. Отто осторожно разомкнул веки и уви¬
дел, что лежит в самолете, на полу-между креслами. В креслах
сидят люди. Их сапоги у самого его лица.
Над Отто раздался насмешливый во-зглас:
—	Эй, ребята, он пришел в себя!
—	Врач велел сделать ему укол, — произнес другой го¬
лос.
Отто сделал попытку привстать, ;но сапог -эсееовда прижал
его к полу.
—	Ну, ну, спокойно!
Эсесовец нагнулся со шприцем в руке.
—	Я сам, — пробормотал Отто.
—	Валяй!
Но второй -эсесовец перехв-атил шприц.
Отто поспешно засучил рукав. Эсесовец с размаху овонзил
тщ~ Отто застонал и принялся растирать вздувшийся на руке
желвак.
Спрашивать, куда и зачем! его везут, было бы бесполезно.
Но странно — страх проходил. Да, Отто отчетливо сознавал,
что страха больше нет. Так вот зачем ему сделали укол! Что¬
бы он не потерял голову от страх-а.
Отто не заметил, как уснул. Он проснулся от толчка при
посадке самолета.
Переступая порог кабины, Отто в отсвете сигнальных
огней увидел знакомые контуры аэровокзала Темпельгоф,
иглу пилона над командной вышкой. Он в Берлине.
Через минуту он сидел в просторном автомобиле рядом
с офицером. В потемках Отто не мог разглядеть его форму.
Тускло отсвечивало серебро погонов. Но именно эта деталь
и успокоила Отто: это не гестаповец!
Офицер предложил Отто папиросу, но ни на один его- во¬
прос не ответил.
Наконец: автомобиль остановился. Офицер вышел и жестом
212

пригласил Отто следовать за ним. Тот успел- заметить, что
они входят в большой особняк. В просто,рно'М! вестибюле лакей
принял их фуражки. Он не задал спутнику Отто никакого
вопроса, из чего Отто заключил, что офицер здесь свой чело¬
век.
Кабина лифта бесшумно взлетела на второй этаж. Они
очутились в нарядной приемной с большим столом, заваленным
альбомами.
Офицер указал Отто на кресло и скрылся за массивной
дверью. Отто искоса взглянул на серебряную табличку на
переплете одного из альбомов и с трудом сдержал возглас
удивления. Первые слова были: «Герману Герингу...»
Он у Геринга!
Дверь, за которой скрылся офицер, бесшумно распахну¬
лась, и в ней показались двое в. черных мундирах гестапо. Они
прошли через приемную, не взглянув на Отто. Еще несколько
минут томительной тишины. Новые гестаповцы, — опять
двое, — появились в приемной и уселись в креслах по другую
сторону стола. У одного из них на левой щеке был шрам в ви¬
де двух полумесяцев, сходившихся концами, Отто определил
след укуса человека. На воротнике этого эсесовца Отто раз¬
глядел шитье бригаденфюрера. У его соседа были петлицы
группенфюрера.
В дверях кабинета показался адъютант:
—	Господин Далюге!
Группенфюрер поднялся и пошел в кабинет. Отто ждал, что
дверь, как и прежде, бесшумно затворится, но адъютант при¬
гласил и бригаденфюрера .со шрамом. Ненова дверь не затво¬
рилась. Адъютант обернулся к Отто:
—	Прошу.
Мысли вихрем! неслись в голове Отто. Нет, повидимому,
речь идет не о простом допросе! Предстоит что-то совсем
иное.
Всем существом своим ощущая непонятную бодрость,
Отто прошел в дверь.
Перед ним была огромная комната, затянутая по стенам
темнозолотой парчой. В многочисленных бра на стенах вместо
электрических лампючек театрально мерцали восковые све¬
чи. Но то, что Отто увидел в следующий момент, поразило
его больше золотых обоев и больше свечей. Прямо напротив
входа, на пространстве стены, свободном от картин и бра,
висел огромный старинный топор палача. Ржавчина на туск¬
лой стали казалась пятнами запекшейся крови. Этот топор
висел здесь как символ взятой на себя Герингом миссии —
начальника прусской тайной полиции, министра внутрен¬
них дел и правой руки Гитлера, бросившего когда-то крыла¬
213

тое словцо о том, что с его приходом к власти покатятся
головы.
В ту же минуту Отто увидел Геринга. Он сидел за ‘Непо¬
мерно большим, как и вое в этом кабинете, письменным сто¬
лом, между двумя высокими канделябрами, в которых так же,
как на стенах, горели свечи.
От многочисленных свечей в комнате с плотно задернуты¬
ми шторами было душно. Геринг сидел в распахнутом мунди¬
ре. Под расстегнутою сорочкой виднелась жирная волосатая
грудь.
Отто подошел к столу. Каблуки его стукнули друг о дру¬
га, руки легли по швам.
—	Майор Шверер? Ваша служба у штаб-шефа Рема окон¬
чена?
—• Так точно, экселенц!
Геринг быстро переглянулся с Далюге и спросил Отто:
—	Почему?
Колебание Отто длилось не более десятой доли секунды.
Он решил ставить ва-банк.
—	Мертвецам адъютанты не -нужны, экселенц!
—	Почему вы думаете?..—Не договорив, Геринг уставил¬
ся на Отто.
—	Даже если это и не так, то у врага фюрера и вашего
я служить не буду, экселенц!
Подумав, Геринг сказал:
—	Послезавтра вы явитесь к генерал-полковнику Гауссу.
Ему нужен адъютант, которому он мог бы доверять. Нам» то¬
же нужен именно такой человек, от которого у него не было
бы секретов. Вас он знает с детства. Он должен -вас полю¬
бить... Вы все поняли?
—	Так точно-, экселенц!
Прежде всего Отто понял, что дешево отделался. Пови-
димюму, хваленое всезнайство гестапо на этот раз оказалось
не на высоте: эти господа не подозревают о том, что он
убил Кроне...
Да, чорт возьми, он, Отто, начинает приобретать настоя¬
щую цену не только в собственных-глазах! Пешек в этот ка¬
бинет, наверное, не приглашают. Послезавтра он адъютант
Гаусса? Ну что же...
—	Это послезавтра, —словно прочитав его мысли, сказал
Геринг. — А сейчас вы мне еще понадобитесь в качестве
адъютанта штаб-шефа. Вот, — толстым пальцем он ткнул
в сторону бригаденфюрера со шрамом,—вы поступаете в рас¬
поряжение этого господина. Если он доложит мне, что вы
оказались на высоте, — можете на меня рассчитывать. Если
•нет,—звание адъютанта Рема остается за вами. Ясно?
214

Геринг, не 'Поднимаясь из-за стола, небрежно приподнял
руку*
Следом &а Отто вышел и бригаденфюрер со шрамом.
Они сели в автомобиль. На этот раз шторы в нем не были
опущены, и Отто «мог видеть, что делается на улицах.
По дороге «гестаповец спросил:
—	Вы знаете Шлейхера?
—	О, да!
—	Вам приходилось бывать у него с Ремом?
—	Да.
—	Так что он вас знает в лицо?
—	Да.
—	Очень хорошо... Нужно добиться свидания с ним.
—	Можно предупредить его по телефону.
—	Наш визит должен быть неожиданным!.
Бригаденфюрер крикнул шоферу:
—	Остановитесь у моей квартиры!
Он вернулся через несколько минут, и Отто увидел на
нем вместо формы гестапо (мундир рейхсвера. Бригаденфюрер
назвал шоферу знакомый Отто адрес Шлейхера в Грюне¬
вальде.
Отто окинул взглядом свой измятый мундир с полуото-
рванньш рукавом.
—	В таком виде невозможно явиться к генералу,—сказал
он.
—	Что же вы молчали?—с досадой воскликнул бригаден¬
фюрер. — У меня можно было бы переодеться!
Отто назвал шоферу адрес Сюзанн. У нее в шкафу всегда
висело несколько его штатских и военных костюмов*
26
Несмотря на то, что время близилось к рассвету, в окнах
берлинского бюро английской газеты «Ежедневный курьер»
еще горел свет.
В одной из ко-мнат, уронив голову на руки, за конторкой
спал секретарь бюро.
В другой комнате, кабинете Роу, стучала машинка. Роу
работал, не обращая внимания на Паркера, сидевшего непо¬
движно, откинувшись на спинку кресла и сложа кисти боль¬
ших, таких же красных, как его лицо, рук на набалдашнике
трости. Глаза его были полузакрыты, к губе прилип окурок
потухшей сигареты. Трудно было понять—спит он или с не¬
возмутимым спокойствием ждет, пока Роу обратит на него
внимание. Тут он фигурировал уже не в качестве инженера,
а журналиста Чарльза Друммонда.
215

Роу сидел за машинкой без пиджака, с развязанным гал¬
стуком и торопливо достукивал корреспонденцию, которую
предстояло передать по телефону в Лондон. Прошли блажен¬
ные времена Веймарской республики, когда передача любого
известия в любой «пункт мира была только делом расторопно¬
сти журналиста. Теперь немецкий цензор хотел знать не толь¬
ко то, что было изображено на бумаге буквами, но и то, что
можно было «подразумевать» под текстом любой телеграммы.
Приходилось ломать себе голову, чтобы каждая передача
в Лондон имела вид невинной корреспондентской телеграммы.
А события назревали такие, что каждая минута была на счету.
Только что пришло зашифрованное сообщение о том, что
в рейнском замке Шрейбера закончилось секретное совещание
рурских промышленников с Гитлером. Результаты совещания,
вероятно, никогда не станут предметом гласности, но и то,
что Роу знал, требовало немедленной передачи в Лондон. Тут
уже нельзя было -воспользоваться обычным путем пересылки
секретной корреспонденции через парижскую редакцию «Сало¬
на». События развивались молниеносно. Необходимо было
действовать, не задерживаясь ни на секунду.
По сведениям, которыми располагал Роу, самолет Гитле¬
ра прямо из Кельна должен был лететь в Мюнхен. Туда он
мог прибыть только под утро 30-го. А на тридцатое- на¬
значена «большая чистка». Роу нужно было спешить.
Машинка стучала.
Роу выдернул листок из-под валика.
—	Хэлло, Джонни, живо в цензуру — и на телеграф!
Спешная в Лондон. Дело в минутах.
Спавший в соседней комнате секретарь вскочил, выхва¬
тил из рук Роу листок и умчался. Роу подошел к рефрижера¬
тору, достал сифон. Какое душное лето! Не бесятся ли наци
от жары?
Роу жадно сглотнул слюну, глядя, как струя из сифона
с шумом наполняла стаканы. Но в стакане было еще меньше
половины, когда пришлось оставить сифон и взяться за труб¬
ку зазвонившего телефона.
—	А, малютка! Что это вам» не спится? — н.а*чал было
шутливо Роу, узнав голос Сюзанн. В душе он выругал ее: ведь
сказано же этой дуре раз и навсегда — не звонить в бюро!
Но то, что он услышал, заставило его забыть все.
—	Я говорю из уличного автомата, — быстро говорила
Сюзанн. — В Висзее прилетел Гиммлер. Убит Хайнес...
—	Ага!
—	Не перебивайте! Я тороплюсь: сегодня ночью ожидает¬
ся прибытие туда Гитлера. Двое поехали к Шлейхеру...
—	Когда?
216

—	Сейчас.
—	Кто?
Ответа не было. Сюзанн повесила трубку.
Кто и зачем поехал к Шлейхеру? Какую связь это могло
иметь с происходящим в Висзее?
Роу хлопнул себя по лбу: они поехали убивать Шлейхера!
Коричневые или черные? Не все ли равно! Пришел час и гене-
■рала-политика. Что нужно делать? Сообщить властям, зво¬
нить в полицию? Должен ли Шлейхер быть убит? Ах, чорт
возьми! Если бы можно было позвонить в Лондон!..
Однако нужно было принимать решение самому. Что мо¬
жет быть самым в-ажным при создавшихся обстоятельствах?
Точно знать, кем будет убит Шлейхер. Кто бы ни убрал тай¬
ного кандидата в канцлеры—Рем, Гитлер или генералы рейхс¬
вера, — они не захотят разглашения правды. Роу щелкнул
пальцами. Фотоснимок убийцы стал бы в его руках отлич¬
ным средством шантажа...
Мысли Роу прервал голос Паркера:
—	Я не могу быть полезен?
Роу наморщил лоб.
—	Нет... пожалуй, нет. Вам лучше оставаться в сторо¬
не. — Роу, на ходу натягивая пиджак, устремился к выхо¬
ду. — Вы меня извините, дружище. Это неотложно!
—	Ничего, наверно, увидимся в Лондоне, я туда собираюсь
■на-днях, — невозмутимо проговорил Паркер и, заперев за Роу
дверь, подошел к столу, выдвинул ящик и стал -просматри¬
вать лежавшие в нем бумаги...
Быстро переодевшись у Сюзанн в свежий мундир, Отто
сел в автомобиль, где его с нетерпением ждал бригаденфю¬
рер.
—	Что я должен сказать Шлейхеру? — спросил Отто.
—	Все, что хотите. Только бы он вышел к нами.
Им долго не отпирали. Наконец появился лакей в пиджа¬
ке с поднятым воротником, накинутом прямо на пижаму.
—	Личный адъютант штаб-шефа СА. Совершенно экстрен¬
ное дело к генерал-полковнику, — уверенно сказал Отто.
—	Но... генерал еще спит,—нерешительно проговорил
лакей.
—	Разбудите немедленно!
Через несколько минут лакей вернулся и провел Отто и
бригаденфюрера в приемную.
Отто задал себе вопрос: зачем понадобился именно он?
Разве не мог этот гестаповец приехать с поручением Геринга
и вызвать генерала без помощи Отто?
217

—	Что же, собствен-но говоря, должен я ему сказать?
опросил он.
—	Вы скажете, что Рему необходим список нового прави¬
тельства.
—	Какого 'Правительства?
—	Ах, да замолчите же и слушайте, что вам приказыва¬
ют,—грубо оборвал гестаповец.—Рему нужен список нового
кабинета, подписанный Шлейхеро-м!
У Шлейхера, когда он вошел, был растерянный вид чело¬
века, внезапно разбуженного. Он остановился на пороге, слов¬
но не решаясь войти. За его спиною послышались легкие
шаги. Женский голос спросил:
—; Что случилось, Курт?
—	Иди, иди, ничего особенного, — ласково ответил Шлей¬
хер и вошел в комнату.
—	В чем дело, господа? — спросил! он, когда женские
шаги замолкли в отдалении.
—	Штаб-шеф просит немедленно прислать ему со мною
список министров, — сказал Отто и увидел, как нервно задер¬
галось веко Шлейхера.
—	Не могу понять, какой список он имел в виду?
Шлейхер несколько мгновений стоял в нерешительности.
Потом повернулся к столику, на котором стоял телефон.
В руке бригаденфюрера мелькнул пистолет. Раздался вы¬
стрел, такой негромкий, как будто стреляли где-то далеко.
Шлейхер обернулся, поднял руку и прикрыл ею глаза. Писто¬
лет щелкнул еще и еще. Только после третьего выстрела ге¬
нерал упал. Одновременно с этим Отто почувствовал теплую
рукоять пистолета, вложенного ему в руку бригаденфюрером».
Он хотел бросить оружие, но цепкие пальцы гестаповца сжали
ему кисть. Отто ни о чем не думал. Он совершенно ясно ощу¬
тил, что тетерь у него только две возможности: или из этого
пистолета застрелить бригаденфюрера или застрелиться само¬
му. И, как накануне, когда инстинкт подсказал ему, что он
должен выстрелить в спину Кроне, точно так же теперь рука
его caMia поднялась, чтобы послать пулю в гестаповца. Но
в этот момент порывисто распахнулась дверь и вбежала жен¬
щина. С воплем ужаса она бросилась к генералу, распростер¬
тому на полу в луже крови.
Позже Отто никогда не мог понять, сам ли о«н нашел тре¬
тий выход, или прочел его во взгляде бригаденфюрера, но он
сделал два шага, нагнулся над прильнувшей к убитому жен¬
щиной и выпустил ей в голову две пули...
При выходе из дома произошла заминка. Роу, не вылезая
из подкатившего к тротуару автомобиля, наставил на Отто и
бригаденфюрера- объектив аппарата, несколько- раз поспешно
218

щелкнул затво-ром и, дав полеый газ, уехал. Это было сделано
так неожиданно, что гестаповец опомнился лишь тогда, когда
Роу уже был далеко.
Бригаденфюрер втолкнул Отто в автомобиль, вскочил сам
и крикнул шоферу;
—	Старей!
Шофер мчался но молчаливым предрассветным улицам, то
и дело меняя направление. Бригаденфюрер назвал какой-то
адрес.
—	Ну, кажется, все... — с облегчением сказал Отто.
—	Еще одно маленькое дело! — Бригаденфюрер улыбнул¬
ся, -и шрам на его щеке сложился в уродливый иероглиф.
Когда автомобиль остановился у подъезда особняка, ге¬
стаповец вышел и позвонил. Дверь отворилась так же не ско¬
ро, как и в доме Шлейхера. Но здесь гестаповца, повидимому,
знали. Лакей молча посторонился и пропустил его в дом,
Отто остался в машине.
Ему казалось, что он ждет бесконечно.
Не вынимая часов из кармана, он нажал репетир. Крошеч¬
ные молоточки начали весело отзванивать старую песенку.
Господи боже мой, сколько детских воспоминаний связано
с этим наивным мотивом: «О танненбаум, о танненбаум...»
Отто так и не сосчитал ударов репетира.
Дверь подъезда распахнулась.
Отто увидел Папена. За вице-канцлером следовал, с огром¬
ным портф'елем в руке, человек, которого Отто знал по пор¬
третам, — секретарь Бове.
Тощая фигура Папена в темном костюме, стоячий туго на¬
крахмаленный воротничок, черная шляпа с большими полями,
даже самое лицо вице-канцлера—худое, сумрачное, с редкой,
словно вылезшей, щеточкой усов, — все показалось Отто не¬
выносимо постным, будничным.
Несмотря на ясное утро, в левой руке Папена был зонтик.
Правой рукой он прижимал ко рту платок. Все это Отто успел
заметить за то время, что понадобилось Па-пену, чтобы прой¬
ти несколько шагов от подъезда до автомобиля. Но Отто ду¬
мал не о том, что видел. В его памяти с необыкновенной бы¬
стротой пронеслось все, что он читал и слышал о борьбе за
канцлерское кресло, происходившей между Папеном и
Гитлером.
Отто стало ясно, что этот человек, устало шагающий по
дорожке палисадника, идет навстречу своей смерти, — как
Хайнес, как Рем», как Шлейхер.
Отто отодвинулся в самый угол автомобиля, ожидая, что
Папен сядет рядом с ним, а с другой стороны сядет бригаден¬
фюрер и они куда-то повезут вице-канцлера.
219,

Но бригаденфюрер сказал Папену:
—	Господин Геринг просил вас, чтобы и за городом вы ни¬
кого не принимали во избежание неприятных случайностей.
Он просит вас день-другой не возвращаться в Берлин.
—	М-м... — промычал Папен, подняв густые седоватые
брови и не отнимая платка ото рта.
—	Вот и ваш автомобиль, — сказал бригаденфюрер.
Папен сел в свой старомодный лимузин. Бозе хотел после¬
довать за ним, но бригаденфюрер удержал его.
—	Я отвезу ©ас в Потсдам другим! путем. Порознь будет
лучше...
Бозе вопросительно взглянул на Папен-а, но тот отвел
взгляд и ткнул шофера зонтиком в спину. Автомобиль уехал.
Бригаденфюрер показал Бозе место рядом с Отто. Секре¬
тарь переложил портфель из одной руки в другую, продолжая
в нерешительности топтаться на тротуаре. Гестаповец взял его
за локоть и втолкнул в автомобиль.
—	Прямо! — крикнул он шоферу и опустил шторки на
О'КНЯХ.
Автомобиль быстро мчался по пустынной в этот час улице.
Бригаденфюрер сунул руку в -карман и крикнул шоферу:
—	Сигнал!
Тишину спящей улицы прорезал пронзительный вой сире¬
ны. Заглушенный ее воем, рядом с Отто прозвучал удар вы¬
стрела, такой же негромкий, как тогда, у Шлейхера. Отто
брезгливо отодвинулся от конвульсивно содрогнувшегося
Бозе,
Бригаденфюрер приказал шоферу:
—	Лихтерфельде!
Завывание сирены оборвалось. Шофер прибавил газу.
Автомобиль завилял в улицах ВшгаАюрсдорфя. На каждом
•повороте тело Бозе беспомощно, словно ища последней опоры,
прижималось к Отто, и тот брезгливо отстранял его рукою в
перчатке. Вот они проехали улицу Гинденбурга, оставив влево
от себя бульвар, и вылетели на простор Кайнералле.
С воем сирены обогнули церковь, и через несколько секунд
были на Шлоссштрассе. Теперь, на широких улицах, куда
свободно проникал свет утра и где верхняя часть домов была
уже окрашена лучами восходящего солнца, Отто увидел те¬
перь то, что прежде только смутно угадывалось в темноте:
всюду- были люда в коричневых рубашках штурмовиков или
в серо-зеленых мундирах рейхсвера. Они стояли или шли ма¬
ленькими группами по нескольку человек. Отто не мог не за¬
метить и того, что отряды СА нигде не смешивались с серо-
зелеными патрулями рейхсвера.
Чем дальше несся автомобиль, тем меньше -становилось
220

штурмовиков. Появились черные мундиры эсесовцев — по¬
одиночке, группами, а там и целою командой. Автомобиль
повернул на Унтер-ден-Эйхен. Отто почувствовал, как все его
тело подалось вперёд под действием силы инерции — шофер
•резко затормозил. Труп Бозе сполз с дивана на пол.
Бригаденфюрер поспешно опустил со своей стороны стекло:
—	В чем дело?
Отто увидел патруль эсесовцев. Поодаль неподвижно сере¬
ли стальные шлемы солдат рейхсвера. Стоило бригаденфюреру
протянуть в окно карточку -пропуска,’как начальник патруля
козырнул и машина помчалась дальше.
Окно с левой стороны так и осталось открытым. Свежий
утренний воздух ворвался внутрь машины, отбросил шторку.
Отто увидел хорошо знакомые с детских лет места Лихтер-
фельде. Вот и Дракештрассе, казавшаяся им, кадетам, чем-
то вроде местной Курфюрстен дамм. Сюда можно было кон¬
трабандой попадать©будние дни на пути между корпусом и
манежем. А какая она в действительности узкая и неуютн-ая,
эта Дракештрассе! И кондитерская там), на углу, выглядит со¬
всем не так заманчиво, как пятнадцать лет назад. Вот и реаль¬
ная гимназия—| презренное гнездовье штатских недоносков.
А вот шпиль католической церкви. Сейчас, за этим поворотом,
откроется фасад кадетского корпуса. Автомобиль делает
двойной поворот, чтобы попасть на Теклаштрасее. Вот, -нако¬
нец, и корпус. Он окружен цепью эсесовцев. Сильный патруль
в воротах. Полуминутная задержка—.и они въезжают во двор.
Корпус все тот же, что и пятнадцать лет назад. Те же 'мас¬
сивные стены в три этажа, те же узкие окна и .зубчатый кар¬
низ, делающий дом похожим на замок. Но вместо кадет двор
набит эсееовцами. И хотя здесь давно устроены казарм-ы
штурмовиков, не видно ни одной коричневой рубашки.
Перед тем) как выйти из автомобиля, бригаденфюрер выта¬
щил из-под трупа Бозе портфель. По желтой коже растекались
струйки еще не засохшей крови. Бригаденфюрер провел порт¬
фелем по чехлу сиденья. Кровь размазалась, но не стерлась.
Он протянул портфель Отто:
—	Поберегите!
Отто следовал за гестаповцем'- Он боялся остаться один
в толпе эсесовцев.
Когда он входил под темный свод хорошо знакомого подъ¬
езда, куда впервые вошел с отцом восьмилетним мальчиком и
откуда в последний раз вышел восемнадцатилетним юношей,
издали, с той стороны, где был расположен в подвале Корпус¬
ный тир, донесся глухой залп. Отто приостановился было, но,
видя, что бригаденфюрер идет дальше, поспешил его догнать.
Залп повторился. Отто почудилось, что он слышит пронзитель-
221

ньгй вшг, — точно такой, какой ему довелось слышать в де¬
ревне, когда недорезанный боров вырвался из рук мясника
и 'Помчался по двору, заливая его потоком! крови...
Возле какой-то двери бригаденфюрер заставил Отто подо¬
ждать его несколько минут. Внезапно дверь с треском распах¬
нулась, и Отто увидел спину пятившегося бригаденфюрера, а
за «им здоровенного детину, наступавшего на него со сжаты¬
ми кулаками. Только позднее Отто узнал, что это был Каль-
тенбруннер. Кальтенбруннер вырв-ал у Отто портфель и крик¬
нул бригаденфюреру;
—	Быстро к Юнгу! И если вы его упустите, я сдеру с вас
шкуру!
Бригаденфюрер повернулся и побежал по коридору. Отто
едва поспевал за ним. По дороге бригаденфюрер захватил еще
какого-то эсесо'В'ца, и он»и втроем вскочили в автомобиль.
Только после того, как бригаденфюрер жадно выкурил по¬
ловину сигареты, он сказал Отто:
—	Едем к Юнгу.
Юнг?.. Ах да, Юнг! В некотором роде второе «я» Папена...
Значит, и Юнга?!
Автомобиль остановился.
—	Найдите Юнга и... живо1!
—	А вы? — испуганно! вырвалось у Отто.
—	Я должен собрать документы.
Бригаденфюрер без церемонии оттолкнул отворившего
дверь лакея.
—	Где рабочий кабинет?
В сопровождении эсесовца, которого они прихватили с со¬
бой, Отто побежал вслед за лакеем, в испуге устремившимся
во внутренние комнаты. Какой-то звериный инстинкт, которо¬
го Отто раньше никогда в себе не замечал, подсказывал ему,
что сейчас,, вот именно сейчас, он должен увидеть Юнга, Он
остановился у двери, перед которою в. нерешительности замер
лакей. Отто, не раздумывая, ударом! ноги отворил ее. В боль¬
шой белой шине колыхалось зеленоватое зеркало воды. Из-за
отражающихся в ее поверхности ламп, из-за блеска кафель¬
ных стен Отто показалось, что вокруг отвратительно светло.
В этом ослепительном сиянии тело сидевшего в ванне челове¬
ка казалось мертвенно белым. Отто взглянул ему в лицо и
никак не мог заставить себя вспомнить: Юнг это или нет?
У сидевшего в ванне человека вырвался сдавленный воз¬
глас. Отто вскинул пистолет и нажал спуск.
Дома Отто выпил один за другим два стаканчика коньяку
и не меньше получаса сидел в теплой вадае, чтобы уопокоиггь
нервы. Перед ним стояли Рем, Карл Эрнст, Хайнес...
222

Он знал их, как олицетворение ужаса и постоянную угрозу
смерти для «всех, кто был не с ними. И вот он узнал, что сегодня
в корпусном тире Рем ползал на коленях перед шеренгой эсе¬
совцев с винтовками; ползал по грязному полу и клялся в
любви и верности Гитлеру. Он молил сохранить ему жизнь.
Да, Отто и сам слышал, как «грозный» Рем визжал, и пла¬
кал, и ругался, и молил в смертельном страхе. Ведь тот
отвратительный поросячий визг, что Отто слышал в под¬
вале корпуса, — это и были предсмертные вопли его началь¬
ника...
27
Леди Маргрет посылала мяч так, что, -несмотря-на пер¬
чатку и маску, у Монтегю всякий раз появлялось желание
увернуться, вместо того чтобы ловить этот снаряд.
—	Вы безнадежны, Монти! — крикнула Маргрет.—Не мо¬
гу понять, кто создал англичанам! славу спортсменов. Пе¬
рейдя за сорок, вы делаетесь тюленя-ми, не способными совер¬
шить лишнее движение.
—	Я всегда предпочитал что-нибудь позволяющее думать
не спеша. Сознаюсь: бейэбол не для меня.
—	Неповоротливость — В'аона семейная черта. Вы с моим
дорогим супругом форменные тюлени.
—	За нас обоих может сыграть кузен Нед.
—	Он был единственным! из вас троих, кто обещал стать
настоящим человеком.
Монти презрительно скривил губы:
—	Там, где ходит Нед, нужно надевать резиновые са¬
поги.
—	Пожалуй, именно поэтому он и будет сегодня к месту.
—	Вы звали Неда?
—	У меня не было в запасе другою либерала. А ина¬
че такого быка, как Уэллс, не заставишь бегать по аре¬
не! Кажется, я забыла оказать, кому нужно приготовить
комнаты.
—	Будет много народу?
—	По вашему вкусу — только Маранья.
—	Какой-нибудь певец?
—	Нет, генерал... комиссионер этого испанского миллионе¬
ра и друга Гитлера Хуана Марча.
—	Кто еще?
—	Вероятно, Уинни.
—	Он в Англии?!
Мар прет, не ответив, скрылась за поворотом дорожки. Мон¬
тегю с досадой скомкал пустую обертку из-под сигарет. Не
223

так-то легко разыгрывать удивление перед этой хитрой осо¬
бой! Попробуй-ка сделать вид, будто тебя удивляет известие
о приезде Уинфреда Роу, если* ты вчера с ним виделся!
Смолоду за Монтегю Грили не з-нали других достоинств,
кроме искусства игры в поло. Позже, когда Монти превратил¬
ся в сэра Монтегю, к поло прибавился бридж. С годами на
-смену поло пришел гольф. Теперь сэр Монтегю проигрывал
только тот роббер, который хотел проиграть.
Служебная деятельность сэра Монтегю мало кого занима¬
ла. Ее знал довольно узкий круг лиц. Результаты работ раз¬
ного рода секретных комитетов оглашались в палате лишь в
тех редких случаях, когда Форейн оффису приходилось при¬
поднимать завесу над своею зарубежной деятельностью, о
которой джентльмены с Даунин-г-стрит предпочитали мол¬
чать.
С тех пор как Монтегю стали доступны тайны, добываемые
секретной службой, он, кроме гольфа и бриджа, стал прояв¬
лять интерес к экономической жизни Европы. 'Следя за
политическими ситуациями, он научился ловить момент, ко¬
гда какое-нибудь континентальное предприятие ока¬
зывалось в затруднительном положении. Бывали случаи, когда
спасение зависело от своевременной помощи не столько анг¬
лийского фунта, сколько английского флага. Так было в Си¬
лезии, когда немцам! нужно было укрыть капиталы от
польского контроля. Так случилось недавно в Сааре с фран¬
цузскими предпринимателями после пресловутого плебисцита,
отдавшего эту область Гитлеру. Так произошло сегодня с не¬
мецкими евреями, а завтра может случиться с евреями ав¬
стрийскими, чешскими, эльзасскими.
Планы помощи, рождавшиеся в большой, похожей на -ма¬
ску Зевса, голове Грили, приносили ему тем! большую пользу,
чем труднее было положение гибнущей фирмы. За время,
протекшее с начала такого рода деятельности, сэр Монтегю
из мелкого спекулянта-любителя превратился в держателя
крупных пакетов акций цело-го ряда предприятий и компаний.
Следует сказать, что в интересы Грили- вовсе не входило, что¬
бы нескромные люди совали нос в его дела. А; кузен Нед про¬
являл именно такую склонность.
Вообще, с точки зрения старших братьев, Нед был совер¬
шенным неудачником. Семнадцатилетним мальчишкой он
ушел на войну рядовым; знакомства, которые он завел среди
солдат, оказались губительными. Он не вернулся в свое об¬
щество. На некоторое время он и совсем исчез с горизонта
семьи, пока не вынырнул вдруг в качесте пилота-гонщика,
героя двух нашумевших состязаний.
224

Монтегю издали узнал «шарабан» Неда. Автомобиль имел
такой вид, словно только что побывал в аварии.
Старший из братьев, Бенджамен, он же лорд Крейфильд, с
верхних ступеней крыльца -снисходительно махнул Неду.
Когда все трое стояли на крыльце, едва ли тот, кто не
был с ними знаком, признал бы в них близких родственников.
На первый взгляд между ними не было -ничего общего. Худой,
высокий Бенджамен с длинным) черепом, покрытым! светло-
рыжим пухом; широкий, тяжелый Монтегю с красивою голо¬
вой, увенчанной темными кудрями, и маленький, сухопарый,
живой Эдуард с загорелым лицом! и с коротко остриженными
светлыми волосами. Только глаза — три пары ясных и холод¬
ных, как лед, светлоголубых глаз одинакового цвета, формы
и величины — обличали в них одну кровь.
—	Я привез Маргрет гостя! — весело крикнул Нед, 'воз¬
вращаясь к своей машине.
Он распахнул заднюю дверцу автомобиля:
—	Мой самый опасный конкурент в завтрашней гонке! —
сказал Нед. — Герр Ульрих Бельц. Бели бы вы видели его
«Дракона»!
—	Я думал, на свете нет ничего лучше твоей «Моли», —
сказал, улыбаясь, Бенджамен.
—	О! Ты бы посмотрел на его -веретено. Настоящее вере¬
тено! Не летит, а вонзается в воздух. Видна рука настоящего
мастера,
—	О, да! — веско произнес Бельц. — Доктор Шверер —
весьма талантливый конструктор!
Это было сказано на столь дурном английском языке, что
Бенджамен вынужден был сделать усилие, чтобы понять
Бельца. Он пригласил гостей в буфетную.
В холл, где сидел Монтегю, спустилась Маргрет.
—	Сейчас звонил генерал Леганье, старый знакомый Бе¬
на по французскому фронту, — сказала она Мо-нтегю.
—	Я знаю его. Он больше похож на детского врача, чем
на генерала.
—	Почему именно детского?
—	У него розовые щеки и веселый вид. И, наверное, хо¬
лодные уши. Когда он приставляет ухо к спине ребенка, того
подирает мороз по коже... Кто еще”?
—	Так и быть, открою, хотя собиралась сделать сюрприз.
Приедет княгиня Донская.
Монтегю скривил рот:
—	Не выношу этих нафталинных русских светлостей.
Маргрет расхохоталась.
—	Ни за что не догадаетесь, кто скрывается под этим
псевдонимом!
16 Поджигатели
225

Монтегю смотрел на нее с недоумением.
—	Конечно же, Мелани Гевелинг! — сказала Маргрет. —
Прямо из Парижа.
—	Эти старые русские куклы нуждаются в керосине?
Электричество* им уже не по средствам?
—	Гевелинг сделал для них достаточно много. А Мелани
давно хотелось стать королевой, хотя бы керосиновой.
—	Очень признателен за услугу, — иронически проговорил
Монти, — но Мелани едва ли может заинтересовать Уэллса.
—	Большой день все равно отложен на следующую суб¬
боту: к нам прилетит удить рыбу Гесс.
—	Наци с мордой хорька и с тройною порцией бровей. Что
ему нужно?
—	Они с Беном поедут в Шотландию ловить форель.
—	Не поехать ли и мне с ними?
Вошел Бенджамен. Жена посмотрела на его раскраснев¬
шееся лицо.
—	Успели освежиться?
—	Этот немец — вполне порядочный малый: пьет стакана¬
ми неразбавленное виски.
—	Почему вы не позвали меня? Я бы тоже охотно выпила
перед обедом.
—	Вот как? — неопределенно протянул Бенджамен. Попы¬
хивая трубкой, он не спеша пошел к лестнице.
Постоянный заместитель министра лорд Крейфильд нико¬
гда не спешил. Несмотря на свои шестьдесят семь лет, он
каждое утро совершал перед завтраком прогулку верхом, а
между первым и вторым завтраками играл партию крикета или
занимался рыбкою ловлей. Если не было более достойного
партнера, он вполне удовлетворялся мальчиком, который ез¬
дил с ним в качестве грума и носил удочки.
Лорд Крейфильд искренно полагал, что* лишен каких бы
то ни было страстей, так как не считал страстью любовь к
старой малаге и свиньям, разведению которых отдавал много
времени.
Подобно всякому политическому деятелю, лорд Крейфильд
имел своего биографа. Этот биограф писал: «...он утвержда¬
ет, будто обладает даром конструктивного мышления, но
можно уверенно сказать, что дар этот проявляется исключи¬
тельно негативным образом. Лорд Крейфильд всю жизнь что-
нибудь предотвращает и от чего-либо предостерегает. Он —
блестящий образец политического деятеля оборонительного
характера, стремящегося задержать центробежный процесс
внутри нашей миро-вой империи». Правительство, с участием
послушных национал-лейбористов, являлось, на взгляд Бена,
226

наиболее верным лоцманом для британского корабля, в трю¬
ме которого находится такой ценный груз, как угольные акции
Крейфильдов на сумму свыше семисот тысяч фунтов и луч¬
шее в мире свиноводство.
Умение леди Маргрет рассадить гостей делало обеды
Крейфильдов приятными для всех. Здесь, между первым и
вторым, намечался состав кабинетов, выдвигались депутаты
и губернаторы колоний.
Разговор за обедом почти сразу стал общим. У Монтегю
не было случая сцепиться с Недом. Хозяйка умело перевела
разговор на обсуждение предстоящей поездки Уэллса в Мо¬
скву.
—	Поезжайте, поезжайте, — иронически сказал Бенджа¬
мен. — Вам будет полезно убедиться в разрушительности
этой системы. Я не стану говорить, кем они мне пред¬
ставляются, эти господа в Мосте! — Он фыркнул, оттопы¬
рив нижнюю губу. — Вы-то, наверное, мягко называете их
фантастами?
—	Камешек в мой огород! — рассмеялся Уэллс.
—	Советские фантасты молоды. В этом залог их здоро¬
вого фантазирования, — послышалось с дальнего конца стола,
где сидел Нед.
—	По-вашему, я вышел из' таго возраста, когда допустимо
фантазировать?—с добродушной усмешкой спросил писатель.
—	Англия слишком старая страна, чтобы иметь фанта¬
зию, — глубокомысленно вставил молчавший до того Бельц.
—	Нам часто стали повторять: вы умираете, — сказал
Бенджамен. — Хорошо, мы умираем. Но клянусь вам: мы бу¬
дем умирать еще тысячу лет.
—	Не знаю, доставит ли нам удовольствие тысячу лет быть
полутрупом. — Уэллс в сомнении покачал головой. — Руз¬
вельт, например, предпочел иной путь. Я не побоялся бы ска¬
зать: он стоит на пути к большим социальным реформам.
Нед громко рассмеялся. Все взоры обратились на дальний
конец стола.
—	Неужели вы думаете, — запальчиво воскликнул Нед,—
что можно серьезно говорить о том, будто Морган и прочие
сдадут сбои позиции без боя?!
—	Но грядущий бой не означает поражения Рузвельта, —
заметил Уэллс.
—	Если Рузвельт примет действительные меры, Морган
и Рокфеллер объединятся и пошлют его ко всем чертям!
—	Они, конечно, будут сопротивляться, — проговорил
Уэллс. — Но президент, кажется, твердо стойт на своем.
Он задумал всеобъемлющий государственный контроль над
16*
227

банками, над транспортом, над промышленностью. Там проис¬
ходит важнейший принципиальный спор о путях к плановому
хозяйству.
—	В Америке — с безработицей и ускоряющимся конвейе¬
ром! — воскликнул Нед.
—	Может быть, даже ценою ликвидации конвейера как
принципа организации производства, — сказал Уэллс.
—	Луддиты тоже думали, будто в бедствиях рабочих ви¬
новаты станки, но нынешние рабочие думают иначе.
—	Я очень хорошо помню, — проворчал Бенджамен,—как
Ллойд Джордж сказал:	«Большевики	думают,	что	паровозы
можно топить идеями Маркса», или что-то в этом роде.
Уэллс рассмеялся:
—	Если бы он знал, как был прав. Ведь паровозы-то
ходят!
—	Мне больше нравилось бы, если бы они стояли, — ска¬
зала Маргрет.
—	Можно их остановить, — с неожиданной решительно¬
стью заявил Маранья.
Бенджамен наморщил лоб, чтобы понять его, так же, как
делал это, слушая Бельца. Испанец еще хуже немца говорил
по-английски.
—	Напротив, — сказал Леганье. — Мы заинтересованы в
том, чтобы русские паровозы ходили до тех пор, пока мы не
поймем окончательно, что происходит в Германии.
—	Мы одобряем то, что делается в Германии!—сердито
крикнул ему испанец. — Да, да! Мы одобряем господина
Гитлера!
Он хотел выкрикнуть еще что-то, но, по едва уло-вимому
знаку Мар-грет, лакей отвлек его, предложив вина.
Уэллс получил возможность сказать:
—	Мне кажется, вожди Советов осуществляют план, пре¬
восходящий по своему объему и историческому значению
все, что знало человечество. Это великолепно по своей смело¬
сти. На мой взгляд, Россия сейчас выигрывает время. А время
работает на нее. Мне кажется, вторая ее пятилетка будет кри¬
тической. Россия сорвется — тогда Болдуин может праздно¬
вать победу, или она выдержит, и тогда она создаст крепкий
фундамент для своей экои-юмики, добьется излишков продо¬
вольствия и товаров для рабочих и крестьян, сможет улуч¬
шить их жизнь и увеличить закупки за границей. Во всяком
случае, Россия делает историю в большом масштабе. Если
она победит, то докажет осуществимость коммунизма на прак¬
тике. Это перестанет быть утопией романистов. И это будет
иметь очень серьезное значение для всех нас.
228

—	Благодарю вас! — иронически сказал Монтегю.
—	А если Россия про-валится? — спросил Бенджамен.
Некоторое время Уэллс молча смотрел себе в тарелку. По¬
том менее громко, чем до сих пор, проговорил:
—	Тогда на столетие вперед идея коммунистического
общества останется литературной темой...
Приезд Гевелингов помешал развитию спора. Маргрет
встала из-за стола.
С тех пор как Монтегю стал практическим человеком, об¬
щество интересовало его лишь в той степени, в какой он бла¬
годаря ему получал возможность осуществлять свои планы.
Сегодня ему хотелось повидаться с Роу и с Леганье. Но,
узнав о приезде Гевелингов, он не знал, на чем остановиться:
бросить дела и заняться нравившейся ему Мелани или прене¬
бречь подобными пустяками и воспользоваться ее присут¬
ствием для дела? Эта бывшая русская шансонетка, став
нефтяной королевой, не перестала быть сотрудницей несколь¬
ких разведок. Она работала в них по очереди, в зависимости
от того, какие дела нужно было устроить ей самой.
Леди Маргрет увела сэра Генри Гевелинга и генерала Ма¬
ранью, маленького, неуклюжего толстяка в дурно сидящем!
смокинге. За ними не спеша проследовал Бенджамен, прислу¬
шиваясь к происходящему между ними торгу. Нефтяной ко¬
роль соглашался кредитовать темные махинации каких-то ис¬
панцев в обмен на монополию торговли нефтепродуктами на
всем Пиренейском полуострове.
Маргрет, как всегда, предоставила гостям полную свободу.
Каждый мог делать, что хотел. Монтегю ничего не стоило об¬
разовать свой кружок, состоявший из Роу, Леганье и Мелани.
Кроме того, Монтегю удалось переговорить с каждым из
первых двух в отдельности. От Роу он получил интересующие
его данные о затруднительном финансовом положении немец¬
кого предпринимателя Винера, стремящегося к расширению
своего завода.
Генерал Леганье намекнул ему, что есть возможность ку¬
пить документы, компрометирующие Гитлера. Они сданы на
хранение в швейцарский банк вдовой убитого генерала
фон Бредова. Леганье брался их достать. Нужны были деньги.
Однако cyMMia, которую назвал Леганье, показалась Монтегю
вздорно большой. Он тут же, по секрету от Леганье, расска¬
зал о документах своему другу Роу. Оказалось, что тот уже
знал о бумагах и, так же как Леганье, рассчитывал их до¬
стать.
—	Со временем они будут стоить вдесятеро против того,
во что обойдутся сегодня, — сказал Роу.
229

Они тут же договорились о сумме.
—	Хелло, Монти! Вас ждут к бриджу, — сказала, подхо¬
дя, Маргрет.
—	Ах, как некстати! — с досадою сказал Монтегю. —
У меня тысяча дел с леди Мелани.
Маргрет пошла в карточную комнату.
Там сидели Уэллс и Бенджамен. Дымя трубками, они про¬
должали спор, в котором Бенджамен хотел оставить за собою
последнее слово.
—	Если говорить серьезно, я не признаю этих разговоров
о старости Англии. Мы не молоды, но можем омолодиться.
Уэллс протестующе взмахнул трубкой:
—	Нам с вами это не под силу. Этим будут заниматься
молодые.
—	Знаю я, что это значит! Идеи Неда и все такое.
—	Может быть.
—	До этого не должно дойти! Я вовсе не хочу, чтобы с
лучшей в мире свиной фермой сделали то же, что русские му¬
жики сделали с усадьбами своих помещиков. Это меня не
устраивает. Ни меня, ни моих свиней. Не могу понять, отку¬
да берутся эти крайние взгляды? Словно у нас только что
узнали о существовании двух пород людей — богатых и бед¬
ных. Решительная глупость, будто наши несчастья происходят
от бедности. Все дело в перепроизводстве. Мы голодаем от¬
того, что у нас чересчур много масла, бекона, вина.
—	Слишком парадоксально для меня, — скептически про¬
говорил Уэллс.
—	Мы не знаем, куда направить капиталы. Они лежат в
Сити без всякого толку.
—	К чему же вы пришли?! — торжествующе воскликнул
Уэллс, взмахом руки разгоняя клубы дыма. — Нам нужно то
же, что провели у себя русские, — плановость!
—	Только не теми же способами! Нет, нет!
—	Когда дом разваливается, его нельзя связать вере¬
вочками. Нужно кое-что более прочное...
—	Например?
—	Может быть, даже лейбористы, — произнес Уэллс с
таким видом, словно зажигал фитиль бомбы, и помахал рукою
Роу, входящему с Маргрет.
—	Я только вчера хвалил ваши «Шесть пенсов в полно¬
луние», — сказал Уэллс Роу.
—	Я переделал роман в пьесу, — сказал Роу. — Вы могли
бы захватить ее в Россию и дать ей там ход.
—	Охотно, но почему бы вам самому не поехать к рус¬
ским?
230

—	Это моя мечта:	побывать там еще раз. Но было бы
приятнее ехать после того, как русские увидят мою пьесу.
А роман? Давайте уж и его. Я найду вам переводчика
и издателя.
—	Это больше, чем я смел просить. А в Россию я непре¬
менно поеду, непременно!
Маргрет заняла место за ломберным столом.
Разбирая карты, Бенджамен возобновил незаконченный
спор с Уэллсом:
—	Все дело в том, что мы не знаем, .куда направить наши
усилия. Что производить, чем торговать, что строить?
—	А если бы спросить об этом вас?
—	Я бы сказал: делайте оружие, стройте крейсеры. Этот
товар наводит себе сбыт при любых кризисах.
—	К счастью*, это доступно не ©сем. Гитлеру, например.-
—	Вы не в курсе. Он делает все, что ему нужно!
—	Разве мы недостаточно эффективно его контролируем?
—	Мы закрываем глаза на то, что знает каждый уличный
мальчишка в Германии: вагонный завод Линке—Гофман и за¬
вод Бенца строят танки. Майбах не делает ничего, кроме тан¬
ковых моторов. Смешно было бы думать, что Крупп станет
делать сковородки, когда Южная Америка, Китай, Япония,
Балканы, Турция просят у него пушек. И он дает их им по
дешевке!
—	А мы молчим?
—	Разумнее было бы прикончить все это и перенять у
немцев их рынки, включая и самую Германию. Если уж ей
суждено вооружаться, чтобы иметь возможность двинуться
на восток Европы, так пусть вооружается, приобретая
все у нас.
—	Это цинизм!—тихо оказал Уэллс. — К тому же поку¬
пательная способность Германии...
Леди Маргрет рассыпала карты по столу и укладывала
их в виде цветка.
—	Пусть Шахт приедет в Грейт-Корт, — сказала она, —
я найду ему кредиторов.
—	К сожалению, американцы делают это и без нас, —
сказал Бенджамен.
—	Если все это так, — сказал Уэллс, — то я не поверю,
чтобы кое-кто из нас не брал тут свое.
—	Мало, слишком мало! — сказал Бенджамен. — Можно
делать «в десять "раз лучшие дела. — Он заметил фигуру
уныло бродящего по комнатам Гевелинга. — Возьмите хотя бы
сэра Генри. Он уже вложил деньги в «ИГФИ» и делает для
немцев бензин на немецких заводах.
231

—	Как же немцы пустили его? — спросил Уэллс.
—	Зачем им ехать сюда, если деньги сами приходят к
ним. Еще несколько таких умных голов, как сэр Генри, и
Германия встанет на ноги!
—	Чего доброго, мы выкормим на своей груди Гитлера!—1
воскликнул Уэллс.
—	Лучше сто Гитлеров, чем коммунисты, — сказала леди
Марттрет и, встав ш-за стола, пошла навстречу Гавелшгу.
—	Вы не видели леди Мелани? — уныло спросил король
нефти, приблизившись к играющим.
Получив отрицательный ответ, он устало вздохнул и
побрел прочь. Его унылая фигура медленно удалялась по
анфиладе комнат.
Глядя ему вслед, Уэллс рассмеялся:
—	А вы говорите, что он умеет делать свои дела!
28
Надушенный, затянутый в новый мундир, Отто с удоволь¬
ствием оглядел себя в зеркало. Что же, он вовсе не так уж
плохо выглядит для человека, прожившего в течение несколь¬
ких суток под непрерывным страхом! получить в затылок пу¬
лю, вслед за своим незадачливым шефом. Рейхсвер без малей¬
шей задержки снова зачислил его в свои списки, и даже вме¬
сто капитанского галуна на плечах его красуется теперь на¬
рядное плетение майорских погонов.
Но что там столько времени возится старик? Уж не при¬
хорашивается ли он ради такого торжественного дня?
От имени президента и армии Гаусс должен вручить Ге¬
рингу собственноручное письмо фельдмаршала с выражением
благодарности за услуги, оказанные империи. Собственноруч¬
ное! Говорят, президент давно уже не может произнести «ма¬
ма» и за него подписывается его сын полковник Оскар Гин-
денбург. Доставить письмо Геривду поручено Гауссу. Это зна¬
менательно. Армия благодарит Геринга от лица государства,
от лица будущего империи. И он, Отто, держит в руках пись¬
мо, отпечатанное на бланке президента.
Отто разворачивает лист и в десятый раз перечитывает:
«Министру президенту Пруссии -генералу авиации Герингу
Берлин, 2. 7. 34
За ваш энергичный и успешный образ действий при по¬
давлении измены высказываю вам мою благодарность и
одобрение.
С дружеской признательностью и приветом
фон Гинденбург».
232

«С «дружеской ттри-З'Н ательностью»?! Смотрите-ка, они
уже «друзья» «— старый фельдмаршал и отставной ефрейтор!
А ведь устами старика с этим наци говорит вся старая Герма¬
ния. Да, чорт побери! Швереру-панаше будет над чем поду¬
мать, когда я расскажу ему последние йовости...»
Дверь генеральской спальни бесшумно отворилась. Ден¬
щик отошел на полшага в сторону, придерживая створку.
Гауас не спеша вошел в кабинет. Смешно и жалко выглядели
тонкие стариковские ноги в обтягивающих икры бриджах.
Гаусс опустился в кресло, и денщик подал высокие лаки¬
рованные сапоги. Генерал натянул их с помощью крючков, и
ноги его сразу обрели стройность и прочность, ориличиные
генералу германской армии.
Гаусс задумчиво глянул на свою сухую, в синих жилах
руку и принялся натягивать перчатки.
У Гаусса давно не было такого скверного настроения, как
сегодня. Ему, генерал-полковнику Вернеру фон Гауссу, та¬
щиться к этому авиационному капитанишке в генеральском
мундире! Но il fallait fair bonne mine aux meauvads jeux *,
ради права стать одним из хозяев страны.
Геринг знал о предстоящем визите Гаусса. Его самолюбие
было удовлетворено тем, что благодарность президента бу¬
дет ©ручена ему именно этим заносчивым генералом.
Палец Геринга лег на пуговку звонка и не отрывался до
тех пор, пока не вбежал камердинер.
—	Сегодня — форма лесного ведомства, Клаус!
Он поразит Гаусса великолепием новой, только что при¬
думанной художником формы главы лесного ведомства Прус¬
сии. Розо!ВЫЙ мундир с таким богатым шитьем, о каком не
мечтали даже императорские камергеры! Розовые штаны с
серебряными лампасами! Это должно произвести впечатле¬
ние даже на высокомерного старика. К тому же для Гаусса
будет еще унизительнее стоять навытяжку перед «каким-то
лесничим, перед штафиркой»!
Геринг приотворил дверь в соседнюю комнату;
—	И чтобы все было тип-топ!
—	Понимаю, экселенц...
Геринг с удовольствием оглядел дли-нный ряд шкафов, за¬
нимающих три стены огромной гардеробной, набитых наря¬
дами, словно у опереточной дивы, и вернулся в спальню. Он
*	Приходилось делать хорошую мину в плохой игре.
233

сбросил пижаму и остался в полосатых штанах, резинка ко¬
торых врезалась в огромный живот. Стоя перед зеркалом, он
рассеянно поиграл пальцами на губах, затем, что-то вспомнив,
подошел к стоящему в углу большому сейфу, замаскирован¬
ному под секретер, -и достал конверт, половина которого была
покрыта темнобурым пятном засохшей крови.
Розовые жирные пальцы, с которых косметичка по утрам
сводила волосы, несколько мгновений в нерешительности вер¬
тели конверт, словно Геринг боялся его вскрыть. Этот конверт
был доставлен ему полчаса назад. Он был обнаружен между
подкладкой и сукном мундира убитого Рема: конверт прова¬
лился через дыру в лопнувшем кармане.
Геринг отрезал ножницами для ногтей узенькую полос¬
ку у края конверта. Вынул сложенный вчетверо желтый
лист. Кровь, просочившаяся сквозь плотный конверт, оста¬
вила следы на тыльной стороне листа, но не испортила
текста.
Геринг сел на край постели и принялся читать:
«Я, нижеподписавшийся, Карл Эрнст, вождь штурмовых
отрядов Берлин — Бранденбург, государственный совет¬
ник Пруссии, родившийся 1 сентября 1903 года в Берлине,
район Вильмерсдорф, излагаю здесь историю поджога
рейхстага, в котором принимал участие...»
Геринг тяжело задышал, оторвал взгляд от письма и
бросил в пространство пустой спальни:
—	Вот подлец!..
«Я действую по совету друзей, потому что носятся
слухи, что Геббельс и Геринг замышляют против меня не¬
доброе. В случае моего ареста Геббельсу и Герингу будет
сообщено, что настоящий документ находится за границей.
Он подлежит опубликованию только в том случае, если я
или один из моих товарищей, имена которых указаны в
прилагаемом списке, распорядится о его напечатании, или в
случае, если я погибну насильственной смертью.
Я заявляю, что 27 февраля 1933 года я поджег рейхс¬
таг с помощью двух моих помощников по командованию
штурмовыми отрядами. Мы подожгли рейхстаг, чтобы
дать фюреру возможность всесторонней борьбы с марксиз¬
мом!.
Через несколько дней после нашего прихода к власти
меня вызвал Хелльдорф и пригласил к Герингу. По дороге
Хелльдорф сказал, что следовало бы дать фюреру возмож¬
ность действовать против коммунизма. На собрании у
Хелльдорфа присутствовал Геббельс, изложивший нам сле¬
234

дующий план. Нужно организовать на каком-нибудь пред¬
выборном собрании покушение на фюрера двух якобы ком¬
мунистов. Это покушение должно было послужить сигна¬
лом для антикоммунистического погрома. Хайнес был уже
вызван в Берлин для разработки подробностей покушения.
Геринг возражал против покушения, опасаясь, чтобы оно
не вызвало других. На следующий день меня по телефону
вызвали на квартиру Геббельса. Когда я приехал туда,
присутствовавшие на собрании решили уже отказаться от
проекта. Геринг считал, что нужно испробовать другое:
быть может, поджечь императорский дворец в Берлине или
бросить бомбу в министерство внутренних дел. Геббельс
с улыбкой возразил, что было бы лучше поджечь рейхстаг.
Мы могли бы тогда выступить перед парламентариями как
защитники этой говорильни. Геринг немедленно согласил¬
ся. Мы с Хелльдорфом возражали, ссылаясь на техниче¬
ские трудности исполнения проекта, но Геббельс и Геринг
нас убедили.
Было решено, что 25 февраля, за восемь дней до выбо¬
ров, я с Хайнесом и Хелльдорфом подожгу рейхстаг. Ге¬
ринг обещал снабдить нас очень хорошо действующими и
легко воспламеняющимися веществами, не занимающими
притом много места. Было условлено, что 25 февраля мы
соберемся в рейхстаге, в комнатах национал-социалистской
фракции, и, как только рейхстаг опустеет, приступим к рабо¬
те. Мне были поручены подготовительные меры.
На следующем собрании, которое, как я помню, происхо¬
дило у Геббельса, Геринг предложил использовать подземный
ход, соединяющий его особняк с рейхстагом. Затем Геббельс
предложил назначить день поджога не на 25-е, а на 27 фев¬
раля, так как 26-го было воскресенье. В этот день выходят
только утренние газеты, и, стало быть, поджог нельзя будет
достаточно использовать в целях пропаганды. Мы решили
поджечь рейхстаг в 9 часов вечера, чтобы можно было еще
использовать и радиопередачу. Геринг договорился с Геб¬
бельсом относительно некоторых мер, которые должны были
навлечь подозрение на коммунистов.
Я три раза в сопровождении Хелльдорфа осматривал под¬
земный ход. Тём временем Геринг передал нам план рейхста¬
га, ознакомил с тем, как здание охраняется, и т. д. За два
дня до поджога мы сложили в боко-вом коридоре то легко
воспламеняющееся вещество, которым нас снабдил Геринг.
Оно находилось в нескольких банках и состояло из фосфора
и самовоспламеняющегося состава. Было также несколько
литров керосина.
235

Я долго раздумывал над тем, кому непосредственно пен
ручить поджог, .и пришел к выводу, что следует сделать это
самому, с помощью нескольких вполне надежных людей.
За несколько дней до установленного срока мы через
Хелльдорфа узнали,, что в Берлине появился некий молодой
человек, которого, несомненно, можно было бы привлечь к
участию в поджоге. Это был голландец ван дер Люббе. Я его
не видел до поджога. Мы с Хелльдорфом все подготовили.
Голландец должен был действовать один в кулуарах рейхста¬
га и поджигать чем попало. Я же со своими друзьями должен
был работать в зале заседаний.
Голландец должен был приступить к делу в 9 часов, а
мы на полчаса раньше. Ван дер Люббе должен был проник¬
нуть в рейхстаг уже после того, как мы его подожжем- и вы¬
беремся на улицу. Хелльдорф постарался заранее познако¬
мить голландца с внутренними помещениями рейхстага.
Мы решили, что ван дер Люббе проникнет в рейхстаг че¬
рез окно ресторана. Чтобы иметь уверенность в том, что ван
дер Люббе не отступит в последний момент, Зандер не поки¬
дал его ни на минуту. Он проводил его до рейхстага и видел,
как ван дер Люббе влез в окно. Как только Зандер убедился
в том, что ван дер Люббе находится внутри рейхстага,
он сообщил об этом! Ганфштенгелю, находившемуся в доме
Геринга.
Ван дер Люббе был до последнего момента уверен в том,
что действует один. Что касается меня, то я встретился со
своими помощниками в 8 часов на Вильгельмштрассе. Мы бы¬
ли в штатском. Через несколько минут мы подошли к рейх¬
стагу и вошли в здание, не будучи никем замечены. На нас
была обувь с каучуковыми подошвами, чтобы никто не
услышал наших шагов-. В 8.15 мы уже были в зале засе¬
даний.
Один из нас вернулся в подвал, чтобы взять остатки го¬
рючих материалов, а я с другим спутником принялся за рабо¬
ту в зале императора Вильгельма. Мы подожгли в несколь¬
ких местах этот зал, а также зал заседаний. Мы смазали
столы и стулья фосфором. Облили занавеси и ковры кероси¬
ном. За несколько минут до девяти мы вернулись в зал засе¬
даний. В 9 часов 5 минут все было кончено, и мы вышли.
Нужно было спешить, так как с минуты на минуту фосфор
должен был воспламениться. Пишу этот документ, чтобы за¬
щитить себя от Геринга и Геббельса. Я уничтожу этот доку¬
мент, если предатели будут наказаны по заслугам.
Берлин, 3 июня 1934.
Карл Эрнст».
236

Геринг тгодул в конверт, чтобы разошлись его -стенки, и
бережно просунул между ними желтый листок.
Если удастся отыскать (второй, подлинный экземпляр это¬
го письма, прежде чем оно будет опубликовано, можно бу¬
дет покончить с Хелльдорфом. Геринг сохранял графа только
как свидетеля, на всякий случай. Письмо Эрнста вполне за¬
менит живого Хелльдорфа. Этот документ дает Герингу воз¬
можность держать Гитлера в руках.~
Откровенно говоря, Герингу теперь уже было безразлично,
что подумает Европа в случае опубликования этого прокля-
топо письма. Но кое-кто в Германии, конечно, поспешит вос¬
пользоваться этим как козырем против него самого. Опять
начнут шептать в уши Гитлеру: Геринг не умеет делать тон¬
кие дела. Геринг медведь. Геринг фанфарон!.. Герицг не спра¬
вился с процессом в Лейпциге... Геринг не сумел отправить
под топор Димитрова... Геринг не смог втихомолку убрать
его после процесса... Ах, негодяи!
Геринг посмотрел на свое отражение в зеркале, вздохнул,
похлопал себя по животу и ободряюще подмигнул.
Камерданер внес сверкающий серебром розовый мундир—
29
Подобрав последнюю крошку того, что в тюрьме называ¬
лось хлебом, мышь несколько секунд сидела, уставившись на
узника неподвижными черными 'бусинками глаз. Словно ожи¬
дала: не будет ли на этот раз прибавки?
Тельман чуть слышно, так, чтобы это не долетело до ушей
надзирателя, свистнул. Мышь повела мордочкой и уселась на
задние лапки. Тельман хорошо знал, что теперь она будет
охорашиваться, мыть мордочку...
Лишенный свиданий, временами оставляемый без прогулок,
посаженный на самое скудное питание, со здоровьем, подо¬
рванным голодом, холодом и темнотою до того, что иногда у
него нехватало сил шевельнуть рукою, Тельман все же жил.
Он жил и не сдавался. Он отказался от голодовки с то¬
го момента, как его перевели из тюремной больницы в обык¬
новенную камеру, на обычный голодный паек, предназначен¬
ный всем коммунистам.
Ему нужно было много сил. Он хотел сохранить их во что
бы то ни стало для предстоящей борьбы. Он знал: борьба толь¬
ко начиналась, хотя каждый день, проведенный в заточении,
мог показаться месяцем, каждый час допроса и пытки —- го¬
дом. Тельман знал, что на данном этапе борьба будет труд¬
ной: с одной стороны — весь полицейский аппарат нацизма, с
237

другой — он, узник, скованный по' рукам и ногам, запертый в
каменном мешке тюрьмы. Да, эта борьба могла показаться
неравной, если бы он не чувствовал за собой силу тех милли¬
онов, частицею которых был; силу немецкого народа, тру¬
дового народа всех стран, всех национальностей, чьим сьшом
о»н был, — он, Тельман, рабочий- га M‘6yipжец! Все, все, кто
знает, что такое труд, — его братья; все, все, кто знает, что
такое лишения, — его друзья; все, кому дорога свобода, кто
борется за нее, — его единомышленники, его боевые това¬
рищи! С ним его партия — партия бессмертных соотече¬
ственников Маркса и Энгельса, партия последователей вели¬
кого Ленина — гиганта, подобного которому история не зна¬
ла после Маркса! Он Чувствовал, верил, знал: за ним вели¬
чайшая из партий, когда-либо рожденных великим освободи¬
тельным движением, — партия Ленина — Сталина. Так мог ли
он чувствовать себя слабым?! Даже здесь, в этой бетонной
норе, даже с руками, изъеденными сталью оков?!
Как только силы позволили ему, Тельман встал на ноги.
С каждым днем увеличивая время, он стал ходить по каме¬
ре— три шага туда, три обратно, три туда, три обратно. Хо¬
дил, ходил, ходил, чтобы не дать ослабнуть мышцам, не дать
распуститься телу, Лишенному воздуха и света, здоровой пищи
и прогулок. Ха, они думали, что запереть его сюда значит
сломить если не духовные силы, то уж физические во всяком
случае! Нет, они ошиблись! Ошиблись, окоты! Он — Тэдди
Тельман, сын рабочего Гамбурга! Он знает, в какую сторону
нужно смотреть, чтобы видеть восход солнца. Он знает, какой
источник силы и надежд находится там, на востоке Европы.
Одной мысли об этом было достаточно для того, чтобы во
взгляде Тэдди появился блеск.
Железное здоровье и несгибаемая воля позволили Тельма¬
ну пройти сквозь испытания, которые свели в могилу
других. И, как бы ни ослабевало временами его тело, ум
оставался ясным и работал неустанно. Даже невозможность
делать записи не лишала его способности запечатлевать в па¬
мяти мысли по сложнейшим вопросам. Он изобрел мнемоник
ческий прием, позволявший ему с большой точностью воспро¬
изводить то, что было продумано и мысленно «записано» не¬
сколько дней и даже недель назад. Сформулированную и от¬
точенную мысль он слово за словом записывал воображаемым
пером на стене, стараясь в едва различимых трещи-нах и из¬
вилинах бетона отыскать сходство с начальной буквой фра¬
зы; так, строка за строкою, возникал на гладкой сте-не при¬
зыв, направленный против попыток фашистов обмануть не¬
мецкий народ перед выборами и заставить его голосовать за
238

Гитлера. Он знал, что та связь с миром, которая у него еще
есть, недостаточна, чтобы передать товарищам на волю эту
статью. Хорошо, если удастся сообщить хотя бы две-три руко¬
водящих мысли. Но вместе с тем он знал и другое: обще¬
ственное мнение мира, борьба антифашистов Европы, Аме¬
рики и Азии заставили гитлеровцев выпустить на свободу
Димитрова. Значит, сила антифашистского фронта огромна,
и она растет, крепнет! Может быть, и ему удастся вырваться
из этих стен!..
Вырваться из тюрьмы! Надежда на это была так несокру¬
шима, несмотря на кажущуюся безнадежность положения, что
Тельман сравнивал ее иногда с единственной яркой звездоч¬
кой, горевшей на черном небосводе, простиравшемся над Гер¬
манией, Оставаясь подчас едва различимой, она все же осве¬
щала для него всю первобытную темноту, в которую низверг¬
ли его несчастную родину фашисты.
Свобода, жизнь, борьба! Нужно было жить ради борьбы,
бороться ради победы. В этом каменном мешке, даже в часы
упадка физических сил, он не переставал думать о том, что
еще оставалось сделать для трудового народа, и о том, ка¬
кую пользу он еще может принести отсюда, из стен тюрьмы,
в борьбе за свободу Германии; о том, как помочь партийным
товарищам, поддержать в них силы для борьбы, вселить в их
души веру в успех, в неизбежность конечной 'победы над фа¬
шизмом.
В самые трудные минуты где-то далеко-далеко, в темной
вышине загоралась эта чудесная звездочка...
И, как в прекрасной сказке, написанной рукою сурового,
но правдивого автора — истории, почти на каждый призыв
Тельмана проходил сквозь бетонные стены тюрьмы и цензуру
гестаповцев неуклонный ответ: «Мы слышим, Тэдди, мы стой mi
на посту!» Подчас это казалось почти невероятным, но это
было так: партия не теряла связи с Тельманом. Иногда из¬
вестия с воли сильно запаздывали, но, так или иначе, он узна¬
вал почти все главное, что случалось в стране и даже далеко
за ее пределами — в отечестве трудящихся, в СССР.
Иногда -случались провалы в цепочке тюремной «почты».
Проходили дни без связи с миром. Тогда Тельман отдавался
воспоминаниям. Легко и складно текли они в мозгу под не¬
устанный ритм собственных шагов. Едва уловимый шорох
войлочных ког подталкивал мысли, как удары маятника боль¬
ших часов. Мысли бежали назад, в пережитое. Тельман уно¬
сился воспоминаниями в далекую прекрасную Москву. Он бро¬
дил по ее гигантским стройкам; склонялся к стремительно
вращающимся станкам ударников1; шутил с ткачихами «Трех¬
239

горки»; проводил ночи в спорах с товарищами из Франции и
Китая, Испании и Японии, Италии и Канады, с товарищами по
партии, стекавшимися со всех концов необъятного мира, что¬
бы своими глазами видеть, как рождается государство, обще¬
ство, о котором мечтали поколения борцов за социализм. Тель¬
ман представлял себе зал, где собрались участники последнего
пленума Исполкома Коминтерна, на котором ему довелось
присутствовать. Он мы-сленно останавливал взор на лицах то¬
варищей, слышал их голоса, вспоминал доклады одних, страст¬
ные реплики других. Вот он видит: поднимается председатель
и прерывает стоящего на трибуне Клемента Готвальда. Слово
предоставляется для .внеочередного сообщения товарищу Пи¬
ку. Тельман снова слышит голос Пика: «Из Берлина по теле¬
фону сообщают: рейхстаг оцеплен полицейскими отрядами.
Подступы к центру города наводнены сотнями полицейских.
Занято чуть ли не все здание. Клару Цеткин вводят в зал
двое товарищей. Товарищ Клара открывает заседание большой
речью...»
Когда воспоминания Тельмана доходят до этого места, он
невольно улыбается. Ему кажется, что он отчетливо слышит
знакомый страстный голос Клары, обращающейся к депута¬
там последнего парламента Германии. В напряженном молча¬
нии огромного зала, где, не шелохнувшись, сидят ошеломлен¬
ные депутаты, отчетливо слышно каждое слово Клары:
«Рейхстаг собирается в момент, когда кризис гибнущего
капитализма обрушивает всю тяжесть жесточайших страданий
на широкие трудящиеся массы Германии, на миллионы безра¬
ботных, на голодающих... Зимою прибавятся новые миллионы
безработных... Политическую власть в Германии захватило в
настоящее время, через голову рейхстага, президентское пра¬
вительство, которое является подручным трестированного
монополистического капитала и крупных аграриев, пра¬
вительство, движущей силой которого является генералитет
рейхсвера...»
Тельману кажется, что он видит лица потрясенных речью
членов правительства во главе со Шлейхером, видит померт¬
вевшие маски Папена и главарей гитлеровской шайки. Никто
не решается прервать оратора.
«Рейхстаг должен осознать и выполнить свой основной
долг: свергнуть правительство, которое пытается, нарушая
конституцию, устранить рейхстаг. Он должен привлечь к от¬
ветственности президента страны и министров...»
Тельману кажется, что он слышит, как тяжело дышит су¬
дорожно вцепившийся в подлокотники Геринг; как нервно ба¬
рабанит пальцам Геббельс; как шепчет что-то про себя сидя¬
240

щий, подобно зловещей тарной кукле, Папен. Тельман отчет¬
ливо ощущает многозначительность паузы, сделанной Кларой.
Над головами депутатов повисает звенящая от напряжения
тишина.
«...Но поднимать против правительства обвинение перед
верховным судом равносильно тому, что жаловаться дьяволу
на чорта. Свержение правительства рейхстагом может быть
только сигналом к наступлению и к развертыванию классовых
сил вне парламента. Однако развертывание внепарламентской
активности трудящихся не должно ограничиваться свержением
антиконституционного правительства. Оно должно быть на¬
правлено дальше, к свержению буржуазного государства и
его основы — капиталистического хозяйства...»
Какой молодец наша вечно молодая Клара! Она уже тогда
поняла, что это последняя легальная трибуна коммунистов в
Германии на долгие годы. И она говорила немцам все.
Она говорит, и никто не решается ее прервать:
«Борьба трудящихся, масс против отчаянной нужды яв¬
ляется одно'временно борьбой за полное освобождение. Эта
борьба против порабощающего и эксплоатирующего капита¬
лизма за освобождение, за социализм».
Ах, Клара, дорогая, умная и всегда такая смелая Клара!
Как хочется склониться перед твоими сединами и почтительно
поцеловать твою руку, которую ты сейчас так угрожающе
сжала в кулак, протянутый к скамьям нацистов.
«...Я открываю рейхстаг по обязанности, в качестве старей¬
шего депутата. Я надеюсь дожить еще до того радостного
дня, когда я в качестве старейшего открою первый съезд Со¬
ветов в советской Германии!»
Да, придет этот радостный день, непременно придет, даже
если для этого понадобятся страдания и жертвы, борьба в
неслыханно трудных условиях, на протяжении многих лет!..
Только бы сохранить партийные кадры, объединить вокруг них
всех антифашистов в единую крепкую армию!.. Победа при¬
дет! Честь немецкого народа будет спасена в борьбе с фашиз¬
мом, победой над ним!..
...Кончаются дни разобщенности. С воли снова приходят
вести. Приведенная ими в движение, мысль Тельмана возвра¬
щается от воспоминаний к действительности. Он принимается
взвешивать, анализировать.
В рапортичках тюремщиков, каждые десять минут загля¬
дывающих в глазок камеры № 347, изо дня в день -стоит одно
и то же слово: «ходит»... «ходит»... «ходит»...
Он ходит и думает. Его мысли неизменно прикованы к не¬
мецкому народу, к судьбам немецкой революции, к родной
16 Поджигатели
241

партии, ушедшей в глубокое подполье, но продолжающей бо¬
роться и руководить всеми передовыми силами Германии в
борьбе с коричневой чумой гитлеризма. Тельман давно научил¬
ся правильно смотреть на историю: судьба шайки разбойни¬
ков, хозяйничающих в Германии, не должна стать и не станет
судьбою немецкого народа... Чего бы Тельман не отдал за то,
чтобы не в отрывочных сообщениях с воли, а своими глазами
прочесть анализ положения, данный Сталиным на съезде
великой ленинской партии! Тельман уверен, что немецкий и
русский народы ничто не разделяет, он твердо верит тому, что
именно русский народ придет в беде на помощь немецкому
народу; Тельман глубоко верит тому, что настанет время, ко¬
гда прозревший немецкий народ с надеждою обратит взоры
к Москве и именно оттуда протянется могучая дружеская
рука, которая выведет немцев из бездны мрака...
Мрак, мрак кругом. Гитлер безумствует в Германии, Мус¬
солини бесчинствует в Италии, скользкая козявка Мосли пол¬
зает по Англии, что-то отвратительное гнусавит ео Франции
де ла Рокк, брызжет ядовитой слюною в Мадриде Хиль Роб¬
лес. Всюду, куда ни глянь, суетятся в Европе, как отощав¬
шие клопы, и кликушествуют социал-демократы и «соци а ли¬
сты» всяческих тонов и оттенков, смахивающие на фашистов.
Они разлагают волю народа к борьбе, они поливают рево¬
люционный огонь масс водицей уговоров. И впереди всех, с
лицемерными стенаниями и хныканьем, ползут на брюхе
немецкие социал-демократы и с ними ренегаты вроде Масло¬
ва и Фишер.
Смешно! Сладкой розовой водицей своей лжи они хотят
залить бушующее пламя свободы, все ярче и ярче разгораю¬
щееся над Европой, надо всем миром. Отвратительно и смеш¬
но! Целые батальоны фашистских и социал-демократических
«философов», среди которых немало обыкновенных провокато¬
ров, изливают мутные потоки своей «мудрости» на головы
уставших народов. Они пытаются своими соглашательскими,
лживыми «теориями», при одно-м воспоминании о которых
Тельман скрипит зубами от негодования, или своими нарочи¬
тыми перегибами влево подменить простую народную правду,
которую несут на своих знаменах коммунисты.
Социал-демократы — преступные дураки! Они уверяют,
будто ЦК немецкой компартии не блещет теоретическими зна¬
ниями, будто по одному этому он не может взять правильной
линии в борьбе! Дураки и скоты! Как будто дело не в той
политике, которую вел ЦК немецкой компартии при нем и ве¬
дет теперь! Да, Тельман и здесь, в тюремной камере, с гор¬
достью поднимает голову при воспоминании о том, как
242

несколько лет назад, в Москве, обращаясь к ним, немецким
коммунистам, Сталин сказал, что нынешний ЦК германской
компартии есть ЦК ленинский.
Да, именно так сказал Сталин: «Ленинский ЦК».
Вот путевка, с которой можно пройти сквозь любые бои!
Вот знамя, под которым не склонишь головы ни при ка¬
ких опасностях!
Он, Тельман, не пророк и никогда не воображал себя про¬
роком, он не знает, что будет завтра с ним самим. Может
быть, и его собственною кровью будет обагрено знамя, кото¬
рое он с такою гордостью нес столько лет. Этого он не знает.
Но он будет твердить везде, всегда, на трибуне митинга
и под топором палача: «Знамя Ленина — Сталина победит!»
Такова судьба мира!
Пророчество? Да, если вам угодно так называть неизбеж¬
ность истории.
Стиснув пальцы скованных рук, Тельман напряженно вспо¬
минает: изменил ли он когда-нибудь, словом или делом, тому,
кто дал ему в Москве эту замечательную путевку — «ленин¬
ский ЦК»?! Тому, кто после ухода от них бессмертного
Ленина ведет коммунистические партии Германии и Франции,
Италии и Испании, Англии и Индии, Америки и Китая, тому,
кто является продолжателем дела бессмертного Ленина?
Что значит быть вождем ленинской партии? Это значит так
же, как Ленин, никогда — ни в большом, ни в малом — не об¬
мануть рабочих; никогда ни на волос не позволить разойтись
своим делам со своими словами! Быть коммунистическим
вождем — это значит высоко, как Ленин, держать свой ав¬
торитет вождя, суметь, как Ленин, снискать и сохранить
нерушимой и непоколебимой веру масс. Быть бесстрашным в
бою за дело народа и беспощадным к врагам народа; не
знать, что такое паника, и сохранять ясный ум в любых
обстоятельствах; быть правдивым и честным — всегда, везде.
Как Ленин и Сталин... Как бессмертный Ленин... Как великий
Сталин...
Тельман ходит по камере и думает, думает. Железный че¬
ловек, пронесший сквозь тюрьму и пытки прежнюю остроту
мысли, неукротимость духа. Удивительный человек, которого
боятся палачи. Они боятся его, сидящего в тюрьме, ничуть
не меньше, чем боялись тогда, когда он был на свободе. Слов¬
но ело воля отсюда, из каменных стен тюрьмы, переносится в
миллионы рабочих сердец Германии.
Три коротких шага вперед, три назад. Несколько движений
16*
243

скованными руками, чтобы заставить циркулировать кровь.
И снова: три шага вперед, три назад...
Тельман останавливается под загороженным решеткой окон¬
цем. Сквозь мутное стекло виден кусочек неба. Оно черным
покровом нависло над тюрьмой, надо всей Германией. Но
вот одна за другою загораются в нем звезды. Вот звезда на¬
дежды, вот—правды, вот — добра. А вот вспыхивает и дале¬
кая, но ярко сверкающая между остальными звезда победы.
Как быстро она приближается!
На миг Тельман становится просто человеком, которому
хочется крикнуть: «Скорей же, скорей! Чтобы и мне увидеть!»
Только на миг. Снова стиснуты зубы, и прильнувший к
глазку тюремщик видит лишь упрямо шагающего по камере
заключенного. Три шага вперед, три назад. Победа придет
тогда, когда ей должно притти по закону истории.
В масштабе истории — скоро.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Европа ныне восхищенна
Внимая смотрит на восток...
М. Л омо но со в

1
Уэллс вернулся из Парка культуры физически разбитым.
Все время, что он сидел в Зеленом театре, Уэллсу что-то го¬
ворили, объясняли, переводили слова артистов. Но он почти
ничего не слышал и глядел вокруг себя прищуренными глаза¬
ми, почти не отвечая. Он был под впечатлением утреннего раз¬
говора; напрягая память, старался восстановить детали встре¬
чи, каждое слово собеседника. Всем существом он ощущал, что
каждый звук, каждая интонация этих слов должны иметь для
него и для всех, кто услышит их через него, особенное зна¬
чение.
Не дослушав концерта, он уехал.
Он с удовольствием вошел в прохладный номер гостини¬
цы, снял размокший воротничок и подошел к окну. Оно вы¬
ходило на площадь, за которою виднелась стена Кремля.
Уэллс старался разобраться в своих впечатлениях. Свой¬
ственное его характеру саркастическое упрямство мешало ему
признаться, что даже этих двух дней в Москве было достаточ¬
но, чтобы зачеркнуть все, что он записал после приезда из Рос¬
сии в 1920 году. То, что представлялось ему тогда «электри¬
ческой утопией», можно было теперь видеть, трогать руками.
Каким легкомыслием казалось ему теперь его собственное
заявление о том, что «марксистский коммунизм был теорией,
247

которая не заключает никаких творческих идей и явно им
враждебна». Увы, эта фраза останется черным штрихом в био¬
графии автора фантастических романов, расписавшегося в бес¬
силии своей фантазии. Странное признание сделал он тогда
своим читателям: «Можно ли представить себе более смелый
проект в обширной, плоской стране, с бесконечными лесами,
безграмотными мужиками и ничтожным развитием техники!..
Вообразить себе применение электрификации в России можно
только с помощью очень богатой фантазии». Да, тогда он, ро¬
манист, не смог себе этого представить. Советская действи¬
тельность превзошла полет его, Уэллса, писательской мысли.
Способен ли он публично признать все, что видел и слышал
вчера и сегодня за истину, против которой нет смысла спо¬
рить?..
Он переменил воротничок и пошел «в ресторан. Зал был
пуст. В ярком свете люстр столики, на голубом ковре, свер¬
кали хрусталем и белизною накрахмаленных скатертей, как
льдины в море. Было очень тихо. Ковер и деревянные панели
стен поглощали звуки.
В дальнем углу Уэллс увидел знакомого английского жур¬
налиста. Он сидел с немцем, которого Уэллс тоже знал.
Уэллсу не хотелось пустой болтовни, и он направился было
к другому столику, но англичанин уже встал и отодвинул для
него стул. Уэллс — в Москве! Это было хорошим товаром для
журналиста.
Пришлось сесть. Однако усталый вид Уэллса говорил о
том, что его не легко будет расшевелить. Вероятно поэто¬
му англичанин вернулся к прерванному разговору с немцем.
—	Я делюсь основными положениями статьи, посланной
вчера в мою газету, — пояснил он Уэллсу.
Уэллс равнодушно посмотрел на него: ему было совсем не
интересно знать, что думает этот человек.
Однако, после первых же фраз, он невольно прислушался.
Англичанин говорил немцу:
—	Японии предназначено сыграть очень большую роль в
будущности Востока. Я убежден: она пойдет к своему назна¬
чению с непоколебимой решимостью. Я всегда считал ошибкой
прекращение нашего союза с Японией.
—	Мне кажется, Саймон совершенно прав, — сказал не¬
мец. — Англия должна гарантировать только одну границу —
французскую. Мы же, немцы, могли бы взять на себя миссию
наведения порядка в Восточной Европе.
—	Именно так и должно быть! — подтвердил англича¬
нин. — Франции не следует давать возможности сговориться
с Москвой. Мы с вами должны общими усилиями убедить
248

мир в том, что пора покончить с попытками организации пре¬
словутого блока «белых». «Желтая опасность» — воображае¬
мая опасность. Бели гарантировать от японских аппетитов на¬
ши восточные воды, то мы ничего не имели бы против того,
чтобы развязать японцам руки на русской границе.
—	Вполне разумно, — согласился немец. — Конечно, если
бы до того нам дали возможность вооружиться.
—	Вам ее дадут. У нас в Англии достаточно людей, ко¬
торые понимают, что между нашей Европой и Дальним Вос¬
током расположен резко антагонистический, политически и
экономически, организм. Нужно договориться с вами и с
японцами: взять Россию в клещи.
—	Является ли это вашим личным взглядом?
—	Так думают влиятельные лица в Англии. Один из них
сказал мне: «Япония может довести корейско-маньчжурскую
границу до Ледовитого океана и аннектировать дальневосточ¬
ную часть Сибири, — при условии, конечно, что наши интере¬
сы будут обеспечены, например, ленскими золотоносными зем¬
лями. Союз Англии и Франции сделает невозможной немец¬
кую экспансию на запад. Мы откроем ей дорогу к России».
—	Очень, очень разумные мысли! — воскликнул немец. —
Почти так же говорится и в книге фюрера!
Уэллс с раздражением постучал ножом по тарелке, подзы¬
вая официанта.
Англичанин быстро взглянул на него и понял, что нужно
переменить тему.
—	Говорят, вы были сегодня у Сталина? — опросил он
писателя.
Уэллс пробормотал что-то неразборчивое и, отодвинув
стул, встал. Стул зацепился за ковер и упал, Уэллс, не обора¬
чиваясь, вышел из ресторана.
Немец смотрел ему вслед с удивлением.
—	Он всегда всем недоволен! — насмешливо произнес ан¬
гличанин. — Если бы мы с вами хвалили большевиков — он
стал бы их бранить. Таков характер.
—	Очень странный характер, — сказал немец.
В коридоре своего этажа Уэллс столкнулся с Паркером.
Уэллс не сразу узнал американца, хотя его красное лицо
показалось ему отдаленно знакомым.
—	Не узнаете? — улыбнулся Паркер. — Мы встречались
в Лондоне.
—	А! Вспоминаю: вы еще собирались в Китай, «который
нечто вроде России».
—	Неплохая память!
—	Это профессиональное — запоминать глупости. Они все¬
249

гда могут пригодиться, — зло сказал Уэллс и скрылся за
дверью своего номера.
Он не успел, сбросить пиджак, когда позвонили от пор¬
тье, что принесли пакет из Кремля.
Это была объемистая стенограмма утренней беседы со
Сталиным. Уэллс нетерпеливо разорвал конверт. Он знал тут
каждое слово и все же принялся с интересом перечитывать
стенограмму. Только что услышанное в ресторане освещало
беседу новым, неожиданным для Уэллса светом.
«У эл) л с. Я Вам очень благодарен, м-р Сталин, за то,
что Вы согласились меня принять. Я недавно был в Соединен¬
ных Штатах, имел продолжительную беседу с президентом
Рузвельтом и пытался выяснить, в чем заключаются его руко¬
водящие идеи. Теперь я приехал к Вам, чтобы расспросить
Вас, что Вы делаете для того, чтобы изменить мир.„
Сталии. Не так уж много...
Уэллс. Я иногда брожу по белу свету и, как простой
человек, смотрю, что делается вокруг меня.
Сталин. Крупные деятели, вроде Вас, не являются «про¬
стыми людьми». Конечно,, только история сможет показать,
насколько значителен тот или иной крупный деятель, но, во
всяком случае, Вы смотрите на мир, не как «простой человек».
У © л л с. Я не собираюсь скромничать. Я имею в виду,
что я стремлюсь видеть мир глазами простого «человека, а
не партийного политика или ответственного государственного
деятеля. Моя поездка в Соединенные Штаты произвела на
меня потрясающее впечатление. Рушится старый финансовый
мир, перестраивается по-новому экономическая жизнь страны.
Ленин в свое время сказал, что надо «учиться торговать»,
учиться этому у капиталистов. Ныне капиталисты должны
учиться у вас постигнуть дух социализма. Мне кажется, что
в Соединенных Штатах речь идет о глубокой реорганизации,
о создании планового, то есть социалистического, хозяйства.
Вы и Рузвельт отправляетесь от двух разных исходных то¬
чек. Но не имеется ли идейной связи, идейного родства меж¬
ду Вашингтоном и Москвой? Мне, например, бросилось в гла¬
за в Вашингтоне то же, что происходит здесь: расширение уп¬
равленческого аппарата, создание ряда новых государствен¬
ных регулирующих органов, организация всеобъемлющей
общественной службы. Так же, как и в вашей стране, им
не хватает умения руководить.
Сталин. У США другая цель, чем у нас, в СССР. Та
цель, которую преследуют американцы, возникла на почве эко¬
номической неурядицы, хозяйственного кризиса. Американцы
хотят разделаться с кризисом на основе частно-капиталисти¬
250

ческой деятельности, не меняя экономической базы. Они стре¬
мятся свести к минимуму ту разруху, тот ущерб, которые при¬
чиняются существующей экономической системой. У нас же,
как Вы знаете, на месте разрушенной старой экономической
базы создана совершенно другая, новая экономическая база.
Даже если те американцы, о которых Вы говорите, частично
добьются своей цели, т. е. сведут к минимуму этот ущерб, то
и в этом случае они не уничтожат корней той анархии, кото¬
рая свойственна существующей капиталистической системе.
Они сохраняют тот экономический строй, который обязательно
должен приводить, не может не приводить к анархии в про¬
изводстве. Таким образом, в лучшем случае речь будет идти
не о перестройке общества, не об уничтожении старого об¬
щественного строя, порождающего анархию и кризисы, а об
ограничении отдельных отрицательных его сторон, ограниче¬
нии отдельных его эксцессов. Субъективно эти американцы
может быть и думают, что перестраивают общество, но объ¬
ективно нынешняя база общества сохраняется у них. Поэтому,
объективно, никакой перестройки общества не получится...
Уэллс. Я согласен со многим из того, что Вы сказали.
Но я хотел бы подчеркнуть, что если страна в целом прием¬
лет принцип планового хозяйства, если правительство поне¬
многу, шаг за шагом, начинает последовательно проводить
этот принцип, то, в конечном счете, будет уничтожена фи¬
нансовая олигархия и водворится социализм в том смысле, в
каком его понимают в англо-саксонском мире...
Сталин. Когда я говорю о невозможности осуществле¬
ния принципов планового хозяйства при сохранении экономи¬
ческой базы капитализма, я этим ни в какой степени не хочу
умалить выдающиеся личные качества Рузвельта — его ини¬
циативу, мужество, решительность. Несомненно, из всех ка¬
питанов современного капиталистического мира Рузвельт са¬
мая сильная фигура. Я поэтому хотел бы еще раз подчерк¬
нуть, что мое убеждение в невозможности планового хозяй¬
ства в условиях капитализма вовсе не означает сомнения в
личных способностях, тал-анте и мужестве президента Руз¬
вельта. Но самый талантливый полководец, если обстановка
ему не благоприятствует, не может добиться той цели, о ко¬
торой Вы говорите. Теоретически, конечно, не исключено, что
можно, в условиях капитализма, понемногу, шаг за шагом,
идти к той цели, которую Вы называете социализмом в англо¬
саксонском толковании этого слова. Но что будет означать
этот «социализм»? В лучшем случае — некоторое обуздание
наиболее необузданных отдельных представителей капитали¬
стического профита, некоторое усиление регулирующего нача¬
251,

ла в народном хозяйстве. Все это хорошо. Flo как только Руз¬
вельт или какой-либо другой капитан современного буржуаз¬
ного мира захочет предпринять что-нибудь серьезное против
основ капитализма, он неизбежно потерпит полную неудачу..
Ведь банки не у Рузвельта, ведь промышленность не у него,
ведь крупные предприятия, крупные экономии — не у него.
Ведь все это является частной собственностью. И железные
дороги, и торговый флот — все это в руках частных хозяев.
И, наконец, армия квалифицированного т^уда, инженеры, тех¬
ники, они ведь тоже не у Рузвельта, а у частных хозяев, они
работают на них. Нельзя забывать о функциях государства в
буржуазном мире. Это — институт организации обороны стра¬
ны, организации охраны «порядка», аппарат собирания нало¬
гов. Хозяйство же в собственном смысле мало касается капи¬
талистического государства, оно не в его руках. Наоборот,
государство находится в руках капиталистического хозяйства.
'Поэтому, я боюсь, что Рузвельт, несмотря на всю свою энер¬
гию и способности, не добьется той цели, о которой Вы гово¬
рите, если вообще у него есть эта цель. Может быть, через
несколько поколений можно было бы несколько приблизиться
к этой цели, но я лично считаю и это маловероятным».
Уэллс оторвался от стенограммы, чтобы подойти к столу,
на котором зазвонил телефон. Сняв трубку и не поднося ее к
уху, он подержал ее над аппаратом и, опустив на рычаг, вер¬
нулся к стенограмме.
«...Сталин. ...Кроме тога, разве можно упускать из виду,
что для того, чтобы переделать мир, надо иметь власть? Мне
кажется, г-н Уэллс, что Вы сильно недооцениваете вопрос о
власти, что он вообще выпадает из Вашей концепции. Ведь что
могут сделать люди даже с наилучшими намерениями, если
они неспособны поставить вопрос о взятии власти и не имеют
в руках власти? Они могут, в лучшем случае, оказать содей¬
ствие тому новому классу, который возьмет власть, но сами
перевернуть мир они не могут. Для этого требуется большой
класс, который заменил бы класс капиталистов и стал бы та¬
ким же полновластным хозяином, как он. Таким классом
является рабочий класс. Конечно, надо принять помощь тех¬
нической интеллигенции и надо, в свою очередь, оказать ей
помощь. Но не надо думать, что она, техническая интеллиген¬
ция, может сыграть самостоятельную историческую роль. Пе¬
ределка мира есть большой, сложный и мучительный процесс.
Для этого большого дела требуется большой класс. Большому
кораблю — большое плавание.
Уэллс. Да, но для большого плавания требукжя капи¬
тан и навигатор.
252

Сталин. Верно, но для большого плавания требуется
прежде всего большой корабль. Что такое навигатор без ко¬
рабля? Человек без дела.
Уэллс. Большой корабль — это человечество, а не класс.
Сталин. Вы, г-н Уэллс, исходите, как видно, из предпо¬
сылки, что все люди добры. А я не забываю, что имеется
много злых людей. Я не верю в доброту буржуазии».
Снова звякнул телефон. Уэллс с досадой сбросил телефон¬
ную трубку с аппарата и оставил ее на столе.
«...Уэллс. Вы, м-р Сталин, лучше, чем кто-либо иной,
знаете, что такое революция, и притом на практике. Восстают
ли когда-либо массы сами? Не считаете ли Вы установленной
истиной тот факт, что все революции делаются меньшин¬
ством?
Сталин. Для революции требуется ведущее революцион¬
ное меньшинство, но самое талантливое, преданное и энергич¬
ное меньшинство будет беспомощно, если не будет опираться
на хотя бы пассивную поддержку миллионов людей».
Еще минуту тому назад Уэллсу казалось, что он знает в
стенограмме каждое слово, но стоило ему просмотреть не¬
сколько страниц, и он опустил листки на колени, в задумчи¬
вости уставившись в окно. Странно, ведь он не услышал в ре¬
сторане ничего нового — ни от англичанина, ни даже от нем¬
ца: настроения Европы были ему отлично известны и раньше.
Так почему же он утром возражал против многих ответов
Сталина, которые сейчас, в свете только что слышанного,
представляются ему неоспоримыми? Неужели только из обыч¬
ного для себя духа противоречия? Нет, это было бы несерьез¬
но, недостойно. Да, недостойно события, каким являлась для
него эта встреча в Кремле. Так в чем же дело, почему пришед¬
шие ему сейчас на память слова этого глупого немца, на¬
верно фашиста, и еще более глупого англичанина заставили
смотреть на свои собственные слова более строгими глазами,
чем он смотрел утром?
Не в силах проанализировать свои чувства, Уэллс поднял
с колен листы и стал читать дальше.
«...С т а л и н. Конечно, старая система рушится, разлагается.
Это верно. Но верно и то, что делаются новые потуги иными
методами, всеми мерами защитить, спасти эту гибнущую си¬
стему. Из правильной констатации Вы делаете неправильный
вывод. Вы правильно констатируете, что старый мир рушит¬
ся. Но Вы не правы, когда думаете, что он рухнет сам собой.
Нет, замена одного общественного порядка другим обще¬
ственным порядком является сложным и длительным рево¬
люционным процессом. Это не просто стихийный процесс, а
253

эта борьба, это процесс, связанный со столкновением классов.
Капитализм сгнил, но нельзя его сравнивать просто с деревом,
которое настолько сгнило, что оно само должно упасть на
землю. Нет, революция, смена одного общественного строя
другим, всегда была борьбой, борьбой мучительной и жесто¬
кой, борьбой на жизнь и смерть. И всякий раз, когда люди
нового мира приходили к власти, им надо было защищаться от
попыток старого мира вернуть силой старый порядок, им, лю¬
дям нового мира, всегда надо было быть настороже, быть го¬
товыми дать отпор покушениям старого мира на новый по¬
рядок.
Да, Вы правы, когда говорите, что старый общественный
строй рушится, но он не рухнет сам собой. Взять, например,
фашизм. Фашизм есть реакционная сила, пытающаяся сохра¬
нить старый мир путем насилия. Что Вы будете делать с фа¬
шистами? Уговаривать их? Убеждать их? Но ведь это на них
никак не подействует. Коммунисты вовсе не идеализируют
метод насилия. Но они, коммунисты, не хотят оказаться за¬
стигнутыми врасплох, они не могут рассчитывать на то,
что старый мир сам уйдет со сцены, они видят, что
старый порядок защищается силой, и поэтому коммунисты
говорят рабочему классу: готовьтесь ответить силой на силу,
сделайте все, чтобы вас не раздавил гибнущий старый строй,
не позволяйте ему наложить кандалы на ваши руки, которыми
вы свергнете этот строй. Как видите, процесс смены одного
общественного строя другим является для коммунистов процес¬
сом не просто стихийным и мирным, а процессом сложным,
длительным и насильственным. Коммунисты не могут не счи¬
таться с фактами.
Уэллс. Но присмотритесь к тому, что происходит сейчас
в капиталистическом мире.. Ведь это не просто крушение
строя. Это взрыв реакционного насилия, вырождающегося в
прямой гангстеризм. И мне кажется, что, когда речь идет о
конфликтах с. этими реакционными и неумными насильника¬
ми, социалисты должны апеллировать к закону и вместо того,
чтобы рассматривать полицию, как врага, поддерживать ее в
борьбе с реакционерами. Мне кажется, что нельзя просто дей¬
ствовать методами старого, не гибкого инсуррекционного со¬
циализма.
Сталин. Коммунисты исходят из богатого исторического
опыта, который учит, что отжившие классы добровольно не
уходят с исторической сцены. Вспомните историю Англии
XVII века. Разве не говорили многие, что сгнил старый обще¬
ственный порядок? Но разве, тем не менее, не понадобился
Кромвель, чтобы его добить силой?
'254

Уэллс. Кромвель действовал, опираясь на конституцию
и от имени конституционного порядка.
Сталин. Во имя конституции он прибегал к насилию,
казнил короля, разогнал парламент, арестовывал одних, обез¬
главливал других!
Но возьмем пример из нашей истории. Разве не ясно было
в течение долгого времени, что царский порядок гниет, что он
рушится? Сколько крови, однако, понадобилось, чтобы его
свалить!
А Октябрьская Революция? Разве мало было людей, кото¬
рые знали, что только мы, большевики, указываем единствен¬
но правильный выход? Разве непонятно было, что сгнил рус¬
ский капитализм? Но Вы знаете, как велико было сопротивле¬
ние, сколько крови было пролито, чтобы отстоять Октябрь¬
скую Революцию от всех врагов, внутренних и внешних?
Или возьмем Францию конца XVIII века. Задолго до
1789 года было ясно многим, насколько прогнили щролев-
ская власть, крепостные порядки. Но не обошлось, не могло
обойтись без народного восстания, без столкновения клас¬
сов.
В чем же дело? Дело в том, что классы, которые должны
сойти с исторической сцены, последними, убеждаются в том,
что их роль окончена. Убедить их в этом невозможно. Им ка¬
жется, что трещины в прогнившем здании старого строя мож¬
но заделать, что можно отремонтировать и спасти рушащееся
здание старого порядка. Поэтому гибнущие классы берут в
руки оружие и всеми средствами начинают отстаивать свое
существование, как господствующего класса».
Уэллс чувствовал, что каждое прочитанное слово волнует
его так, как если бы он видел его впервые. А то, что он ясно
представлял себе интонацию Сталина, выражение его лица,
еще более усиливало охватившее его волнение. Он поймал се¬
бя на том, что нетерпеливо сосет потухшую трубку, и, нервно
выколотив ее, наскоро набил наново и закурил. Пока он этим
занимался, влетевший в окно порыв ветра разбросал часть ле¬
жавших у него на коленях листов.
Уэллс торопливо собрал их и, не найдя того места стено¬
граммы, на котором остановился, стал с нетерпением читать
дальше.
«...У э л л с. В истории Англии, однако, был пример добро¬
вольной передачи власти одним классом другому. В период
между 1830 и 1870 гг. произошел, без всякой ожесточенной
борьбы, процесс добровольного перехода власти от аристокра¬
тии, влияние которой к концу XVIII века было еще очень ве¬
лико, к буржуазии, которая являлась сантиментальной опорой
255

монархии. Этот переход власти привел в дальнейшем к уста¬
новлению господства финансовой олигархии.
Сталин. Но Вы незаметно перешли от вопросов револю-
иии к вопросам реформы. Это не одно и то же. Не думаете ли
Вы, что большую роль в деле реформ в Англии в XIX веке
сыграло чартистское движение?
Уэллс. Чартисты мало что сделали и исчезли бесследно.
Сталин. Я с Вами не согласен. Чартисты и организован¬
ное ими забастовочное движение сыграли большую роль, за¬
ставили господствующие классы пойти на ряд уступок в обла¬
сти избирательной системы, в области ликвидации, так назы¬
ваемых, «гнилых местечек», осуществления некоторых пунктов
«хартии». Чартизм сыграл свою не малую историческую роль
и побудил одну часть •господствующих классов пойти на неко¬
торые уступки, на реформы, во имя избежания больших по¬
трясений. Вообще, надо сказать, что из всех господствующих
классов господствующие классы Англии, и аристократия, и
буржуазия, оказались наиболее умными, наиболее гибкими с
точки зрения своих классовых интересов, с точки зрения со¬
хранения своей власти. Возьмем пример хотя бы из современ¬
ной истории: всеобщую забастовку 1926 года в Англии. Лю¬
бая буржуазия, перед лицом этих событий, когда генеральный
совет тред-юнионов призвал к забастовке, прежде всего аре¬
стовала бы лидеров тред-юнионов. Английская буржуазия это¬
го не сделала и поступила умно, с точки зрения своих инте¬
ресов. Ни в США, ни в Германии, ни во Франции я не мыслю
себе подобной гибкой классовой стратегии со стороны бур¬
жуазии. В интересах утверждения своего господства, господ¬
ствующие классы Англии никогда не зарекались от мелких
уступок, от реформ. Но было бы ошибочно думать, что эти
р<еформы представляют революцию.
Уэллс. Вы более высокого мнения о господствующих
классах моей страны, чем я. Но велика ли вообще разница
между малой революцией и большой реформой, не являют¬
ся ли реформы малой революцией?
Сталин. В результате напора снизу, напора масс, бур¬
жуазия иногда может итти на те или иные частичные рефор¬
мы, оставаясь на базе существующего общественно-экономи¬
ческого строя. Поступая так, она считает, что эти уступки не¬
обходимы в интересах сохранения своего классового господ¬
ства. В этом суть реформ. Революция же означает переход
власти от одного класса к другому. Поэтому нельзя назы¬
вать какую бы то ни было реформу революцией. Вот почему
не приходится рассчитывать на то, чтобы смена общественных
строев могла произойти в порядке незаметного перехода от
256

одного строя к другому путем реформ, путем уступок господ¬
ствующего класса.
Уэллс. Я Вам очень благодарен за эту беседу, имеющую
для меня громадное значение. Давая мне Ваши разъяснения,
Вы, наверное, ■вспомнили о том, как в подпольных дореволю¬
ционных кружках Вам приходилось объяснять основы социа¬
лизма...»
Уэллс с досадою обнаружил, что трубка его снова погас¬
ла, и принялся ее сосредоточенно раскуривать. Он по опыту
знал, что это всегда развлекает. Особенно когда попадается
сырой табак.
А сейчас Уэллсу нужно было отзлечься от прочитанною,
оттолкнуться от обаяния покоряющей силы, которым на не¬
го веяло от листков стенограммы, будивших свежие воспо¬
минания об утренней встрече.
.Защитный рефлекс закоренелого скептика требовал ухода
от спора с самим собою.
Как это бывало с ним в минуты творческих поисков, он
уже увидел свое второе «я» — второго Уэллса, отошедшего
в сторону, готового к бою. Но что-то уж очень победоносно
глядит на него сегодня тот, второй!..
Если бы ему довелось беседовать в Кремле еще раз, он
задал бы еще очень много вопросов. О многом он не спро:
сил, и многое останется для него не освещенным гением этого
творца новой истории...
Писатель привык копаться в психологии своих героев
и иокать смысл общественных явлений, слишком привык к
тому, чтобы смотреть на происходящее анализирующим взгля¬
дом. Могло ли пройти для него незамеченным удивительное
явление, происходящее с ним самим? Он, автор «России во
мгле»,, в угоду своему читателю упрямо и последовательно
сопротивляющийся фактам, вызванным гигантскими события¬
ми в России; он, приехавший сюда романистом-снобом, для
которого, казалось, были заранее решены все социальные кол¬
лизии, вдруг почувствовал, что сегодняшнее свидание в Кремле
поколебало все его душевное благополучие.
Уэллс-писатель стоял в недоумении перед психологическим
ходом «романа» о самом себе, романа, который писала рука
жизни. Общение с человеком, с которым он провел это утро,
взволновало его с небывалой силой. Его собственной вере
в свой авторитет угрожало крушение. Он, привыкший считать
себя на голову выше других, вдруг увидел настоящее величие
.мысли и духа и понял: он, Уэллс, — карлик. Мысли другого
человека, вмешавшись в предусмотренное планом, полити¬
ческими взглядами автора и его литературными тради¬
17 Поджигатели
257

циями развитие романа, в один день, э один час перевернули
все его ощущения, все восприятие мира и событий. Упрямая
сущность британца восставала в Уэллсе против того, чтобы
поддаться покоряющей силе такого вмешательства. Ведь это
значило бы, что его творчество должно пойти новыми путями,
неожиданными для него самого и для миллионов его англий*
ских читателей. Для них он писал, он был частицею их самих,
выразителем их самых прочных идей, традиционно британских
мечтаний. Поддаться неотразимой убедительности сталинских
слов, поддаться силе его логики, согласиться с неопровер¬
жимостью его глубокого и точного анализа значило для
Уэллса признать превосходство большинства, олицетворяемого
Сталиным, — большинства, всегда отрицавшегося Уэллсом.
Признать себя побежденным значило понести читателю новые
идеи. Эти идеи были таковы, что должны были бы, подобно
бомбе, взорвать все, что он создавал и утверждал до сих
пор,—священную уверенность британцев в превосходстве их
индивидуалистической философии.
Не сдаваться, не сдаваться!.. Это был аккомпанемент, на¬
стойчиво сопровождавший каждую мысль. Уэллс наморщил
лоб, насупил брови, и пальцы его сжали трубку так, словно
хотели ее раздавить. Не сдаваться! Пусть разум и со¬
весть говорят ему, что правы они, эти простые каменотесы
и прядильщицы, слесари и матросы, директоры строек из вче¬
рашних шоферов и министры в солдатских гимнастерках.
Пусть правы их теоретики, пусть права сама их жизнь!
Уэллсу не должно быть до этого дела. Он — представитель
своего, британского буржуазного мира, он частица того
класса Британии, который на протяжении веков безраздельно
господствует над величайшей заокеанской империей. Он,
Уэллс, не только аккумулятор идей и мыслей, рожденных психо¬
логией этого класса — хозяина империи, но и один из тех,
чье назначение — внедрять эти мысли в сознание остальных
рядовых британцев; подавать эти идеи устойчивости британ¬
ского мира так, чтобы они загораживали все другие, могущие
подорвать благополучие его класса, его мира, его импе¬
рии. Но, быть может, он тогда попросту обманщик—такой же
обманщик р'ядовых англичан, каким чувствует себя сейчас
перед самим собою? Что же, может быть и так! Даже навер¬
но так оно и есть. «Обман во спасение». И разве церковь
из века в век вот уже два тысячелетия не занимается тем
же самым?..
Окутанный клубами табачного дыма, Уэллс неподвижно
сидел в большом кресле с -высокой резной спинкой. Он так
ухватился за подлокотники, будто ему нужно было со¬
258

брать все силы для сопротивления чему-то, что он видел за
колеблемою ветром шторой; будто он боялся, что уже сейчас
этот ветер превратится в вихрь, ворвется сюда и вырвет его
навсегда из удобного, похожего на старинный трон кресла.
Взгляд Уэллса был устремлен на окно. Высоко в небе над
Кремлем, отсеченное от земли чернотою ночи, трепетно алело
полотнище флага, ярко освещенное невидимым прожектором.
Несущееся впереди звезд, мерцающих в далеком небе, оно
казалось Уэллсу знаменем таинственного, космически вели¬
чественного мира.
Он долго сидел у окна, потом раздраженно поднялся
и повернулся к нему спиною. Это ярко-красное полотнище
сияло, переливаясь перед ним, как символ его проигрыша
в споре, который он вел всю жизнь. Ему еще никогда не было
так ясно, как сегодня, что, формально отрекшись от фабиан¬
ства, он никогда не уходил от -него. Его проповедь грядущего
царства технократии — только надуманная версия фабиан¬
ского эволюционизма. Вся его жизнь ушла на утверждение
того, что русская революция зачеркнула уже на шестой
части земного шара, и если мыслить историческими масшта¬
бами, как он пытался мыслить всегда, то...
Может быть, было бы лучше для него, Уэллса, если бы
он никогда не вспоминал о приглашении Ленина: «Приезжай¬
те в Россию через десять лет». Ему было бы лучше не при¬
езжать теперь. Он приехал, чтобы убедиться: вся его жизнь
оказалась ошибочным утверждением ошибочных вещей. Даже
трудно поверить, что это он сам сказал когда-то: «Советское
правительство должно послужить исходною точкой новой циви¬
лизации» и «созидательная и воспитательная работа большеви¬
ков, как скала надежды, возвышается над окружающей безд¬
ной». Гордиться ли ему тем, что когда-то у него хватило
смелости написать эти строки, или жалеть о них? Ведь
сколько бы он ни спорил теперь с самим собою, — читатели
хотят верить этим словам, а не его новым героям. Человече¬
ство потому и сумело пронести светоч своих идеалов сквозь
века мрака, что всегда стремилось верить таким, хотя бы не¬
чаянно вырвавшимся возгласам правды, а не злобному бор¬
мотанию призраков, вроде вылезшего из «Каинового боло¬
та» Паргейма. Какое смятение в душе!.. Прав был Энгельс,
говоря, что фабианцы понимают неизбежность социальных пе¬
реворотов, но что страх перед революцией — их основной
принцип.
Никто не смеет оказать, что он, Герберт Джордж Уэллс,
не потратил свою жизнь на поиски истины, Но сможет ли хоть
кто-нибудь сказать, что он ее нашел, когда он и сам не смеет
17*
259

об этом подумать? И что это была за «истина»?! Искать всю
жизнь и найти совсем не то, что искал!.. «Современный капи¬
тализм неизлечимо жаден и расточителен». Это Уэллс знает
и сам, потому он и издевался всю жизнь над капиталистами.
«Пока капитализм не будет разрушен, он будет продолжать
глупо и бесцельно растрачивать человеческое достояние, бо¬
роться со всякими попытками экоплоатировать природные
богатства для всеобщей пользы, а так как конкуренция яв¬
ляется его сущностью, он неизбежно будет вызывать войны...».
Ему по-мнится так.
Что же, Уэллс не спорил с этим и тогда, в двадцатом году,
когда услышал это от Ленина, не спорит и теперь. Что же?..
Бытие .не вечно, — важно то,7 что останется после тебя... А что
останется после Герберта Джорджа Уэллса? Романы, утвер¬
ждающие очевидные ошибки выдуманных героев?..
Уэллс устало провел ладонью по лицу, разделся. Но и ле¬
жа в постели, он продолжал думать о том же, и всякий раз,
когда он поворачивался на пра-вый бок, ему становилось видно
окно и за ним уносящееся в темную даль мира сияющее алое
знамя. И так ярко было это сияние, что Уэллс видел его даже
тогда, когда закрывал глаза.
Он встал, подошел к окну и задернул тяжелую темную
штору.
2
Заметив, что Лемке притормозил и намеревается повернуть
направо, Винер сказал:
—	Прямо!
—	Но, господин доктор, я хотел проехать по Виланд-
штра-ссе.
—	Нет, нет! — раздражаясь, крикнул Винер. — Вам гово¬
рят — прямо! Вечно у вас свое мнение!
Переждав поперечный поток автомобилей, Лемке послуш¬
но пересек Курфюрстендамм. Приходилось делать ненужный
крюк. Но Винер не выносил возражений, и Лемке готов был
ехать, как тому заблагорассудится. В конце концов, за бензин
платит Винер.
А Винер хотел еще раз взглянуть на витрину антиквара на
углу Вильмерсдорф и Зибельштрассе. Было любопытно узнать,
продан ли этюд Маркэ. Чортов ^торгаш просил за него вдвое
больше, чем он стоит. Останавливаться у лавки Винер, конеч¬
но, не станет, чтобы не обнаружить своего интереса, но если
картина все еще висит на витрине, значит не один Винер знает
ей истинную цену!
Автомобиль поравнялся с антикварным магазином, и, к сво¬
260

ему разочарованию, Винер увидел, что интересующего его по¬
лотна в окне уже нет. Значит, кто-то из этих новых собирате¬
лей опять опередил его! Они готовы платить какие угодно
деньги, лишь бы на полотне была более или менее известная
подпись.
Однако дело сейчас не в нуворишах, а в плане, задуманном
Винером благодаря случайному вмешательству Асты.
Девчонка молодец! У нее отцовская голова. Несмотря
на свои шестнадцать лет, она прекрасно разбирается в полити¬
ке. «Теперь, папа, — заявила она,—нам надо собирать не изо¬
бражения христов и купальщиц, а фюреров». Может быть, эго
вырвалось у нее случайно. Но сказано верно: «собирать фю¬
реров»! Да, он отведет под картины нацистского содержания
угол направо от входа, чтобы эта часть коллекции первою
бросалась в глаза.
Автомобиль остановился. Лемке соскочил со своего места
и отворил дверцу. Винер выставил одну ногу и огляделся по
сторонам, будто чего-то опасался. Затем не спеша вылез на
тротуар и окинул взглядом самый обыкновенный дом, каких
тысячи в Берлине. В них живут, вероятно, тысячи никому неиз¬
вестных начинающих художников, вроде этого Цихауэра.
В прошлый свой приезд Винер уже договорился с ним об из¬
готовлении копии с работы кого-нибудь из лучших
мастеров. Когда Винер узнал от своего портного о
существовании этого Цихауэра, он осторожно познакомился с
двумя копиями, которые тот делал, еще будучи в Школе ис¬
кусств. Копии были великолепны. Нынешняя ситуация тоже
• вполне соответствовала планам Винера: художник сидел без
пфеннига и, наверно, готов был взяться за любой заказ. «Фю¬
реры» обойдутся Винеру недорого...
Лифт остановился на пятом, последнем этаже.
Когда Винер вошел в мансарду, художник лежал на дива¬
не. При появлении Винера он нехотя опустил ноги с дивана,
не спеша поднялся и, не запахивая пижамы, пошел навстре¬
чу гостю. От Винера не укрылось, что Цихауэр мимоходом
накинул простыню на мольберт.
Винер решил, что под этой простыней скрывается набро¬
сок того, о чем они толковали. Но как мог художник зани¬
маться копированием тут, в своем ателье, вдали от оригина¬
ла?.. Впрочем, на этот вопрос могли, повидимому, ответить
разбросанные повсюду многочисленные изображения Иисуса.
Это были репродукции картин разных мастеров — целая гру¬
да фотографий, гравюр и просто открыток. Значит, Винер не
ошибся: Цихауэр уже занят его заказом! Даже не получив
задатка! Видимо, малый еще голоднее, чем думал Винер. Пре-
261

красно! Прекрасно! Сейчас Винер его ошеломит: «По боку
всех христов, милейший!» И изложит уже сложившуюся
у него в голове идею будущей картины, которая так и будет
называться: «Фюреры», нечто вроде «Ночного дозора» Рем¬
брандта — все главари коричневой шайки в сборе, пышные
мундиры, ордена, знамена! Громы и молнии!
Потирая руки, Винер стоял в ожидании, что художник заго¬
ворит первым и поделится своими замыслами. Но Цихауэр
тоже молчал и до неделикатности пристально разглядывал
лицо Винера. Будто речь шла не о копии с изображением рас*
пятого, а о портрете самого заказчика. Его портрет! Скоро Ви¬
нер, конечно, закажет его. Но кому? Это будет перво¬
классный, признанный мастер, чье полотно на выста-вках при¬
влечет внимание одной подписью; либо, если уж это будет
дебютант, то такой, который его портретом начнет восхожде¬
ние к вершинам громкой славы!
Цихауэр с такой силой засунул руки в карманы дешевой
полотняной пижамы, что ткань обтянула его узкие плечи и
впалую грудь с выступающими ребрами. Винер впервые заме-'
тил, до чего тощ этот художник. Впрочем, он впер-вые обратил
внимание и на нечто иное* что его чрезвычайно заинтересова¬
ло: смуглое лицо, высокий чистый лоб, обрамленный прядями
длинных прямых волос, горящие, немного наискось разрезан¬
ные глаза, рыжеватые усики и такая же рыжеватая, повиди-
мому, очень мягкая бородка — все это делало Цихауэра уди¬
вительно похожим на того, за чьим изображением Винер сюда
пришел. Это сходство показалось Винеру знаменательным.
Он сделает хорошее дело с этим парнем!
Видя, что хозяин не спешит предложить ему стул, Винер
сам переложил с одного из них пачку альбомов на стол и сел.
Художник все молчал.
—	Послушайте, — рассердился, наконец, Винер:—что вы
на меня уставились? Я же не заказываю свой портрет!
—	Вы что-то сказали о портрете?.. Извините, у меня лихо¬
радка. Я, вероятно, недостаточно сосредоточен.
—	К сожалению, да, — недовольно проворчал Винер и
тыльной стороной руки разгладил бороду снизу, от горла. —
Мне хотелось бы закончить наше дело.
—	Да, да... Прошлая беседа натолкнула меня на интерес¬
ную идею. Я уже многое продумал. После вашего визита я
кое-что узнал о вас.
—	Позвольте, это моим делом было наводить о вас справ¬
ки! — с возмущением воскликнул Винер и беспокойно заерзал
на стуле.
—	О, прошу простить! Это все проклятая лихорадка. Впро¬
262

чем, не то, не то... Когда меня трясет, голова работает необык¬
новенно ясно! — Цихауэр поежился от озноба. — Я расскажу
вам мой замысел.
Подчиняясь безотчетному любопытству, Винер снял шля¬
пу и положил ее на стол. Он надеялся, что, изложив замысел,
художник поднимет простыню с мольберта. Винер с одного
взгляда поймет, стоит ли об этом говорить.
—	Я расскажу вам свою идею, — повторил Цихауэр. —
Вы видели когда-нибудь работу Давида?.. Герард Давид, «Кре¬
щение господне», что висит в Брюгге?
—	Я помню репродукцию...—неуверенно сказал Винер.
—	Помните лицо Иисуса? Это лицо заучившегося еврей¬
ского юноши, из которого родители хотят сделать цророка.
В те времена это было небезвыгодной профессией. Если вы
не настаиваете на портретном сходстве с известными изобра¬
жениями Иисуса, то я предложил бы сделать -распятого олице¬
творением Германии, простого немца, обыкновенного, недале¬
кого немца. А страже я дал бы лица наиболее известных
сподвижников Гитлера; офицер — он сам...
—	Послушайте! — воскликнул в отчаянии Винер. — Вы со¬
шли с ума! Я не хочу вас слушать! — Он решительно взялся
за шляпу. — Вам нужно притти в себя после лихорадки. Так
мне кажется, господин Цихауэр!
—	Да, да! Вы, кажется, правы,—покорно ответил худож¬
ник.
Несколько мгновений он смотрел на Винера широко откры¬
тыми, лихорадочно горящими глазами и, как казалось Винеру,
не видел его и даже, кажется, забыл, что перед ним солидный
заказчик, которому дорого время и которому, кроме того, во¬
все не доставляет удовольствия торчать в этой душной мансард
де... Фу, безобразие! Как странно молчит этот субъект...
Винеру мучительно хотелось прервать молчание художника,
но непривычная робость вдруг овладела им; он не мог себя
заставить сказать что-нибудь, что вернуло бы художника на
землю.
А Цихауэр действительно не видел, в эти минуты сидяще¬
го перед ним Винера. Его взор ушел во внезапно представ-»
шее ему видение будущей картины. Ощущение брезгливой
неприязни, вызванное в нем прошлым свиданием с Винером,
превратилось сейчас во вспышку острой, непреодолимой нена¬
висти. Рыхлая желтая физиономия фабриканта представилась
ему таким ярким выражением идеи наживы, сквозившей в
каждой складочке жирной морды Винера, в каждом волосе
его отвратительной бороды, в каждом движении его во¬
ровато шевелящихся пальцев и жадно прищуренных глаз, что
263

изображение этой рожи показалось Цихауэру достаточным для
олицетворения всей алчности всех спекулянтов Германии, то¬
ропливо присасывающихся к телу несчастного народа, гони¬
мого на Голгофу нацистами. Будь она проклята, эта желтая
жаба с бородой ассирийского царя! Цихауэр даст такое полот¬
но, что, взглянув на него, Винер сам побежит за веревкой.
—	Главному персонажу картины — торгашу, пришедше¬
му приторговать вещи казненного, я дам ваше лицо. Да,
да! — крикнул Цихауэр и, видя, что Винар в испуге попятился
к двери, шагнул к нему, вытянув руки.—Если вы окажете мне
честь своим посещением недели через две-три, я покажу вам
первые наброски. А эскиз вашей головы я уже сделал.
Цихауэр подбежал к мольберту и сорвал простыню.
Несколько мгновений Винер стоял в оцепенении, потом
поднял руку, и его трость с треском вонзилась в натянутый на
подрамнике холст.
Он быстро выбежал из мансарды, пронесся по коридору и,
не помня себя, бросился в автомобиль. Сказать что-нибудь
шоферу он был уже не в силах.
Кто-то осторожно постучал в дверь чердака. Это была хо¬
зяйка. Цихауэра звали в табачную лавку, к телефону.
Художник набросил пальто на пижаму и сбежал вниз.
Хозяйка давно не видела своего жильца таким ожив¬
ленным. А еще уверяет, будто у него лихорадка! Мо¬
жет быть, господин Винер дал ему немного денег?
—	Алло, Аста? — кричал в трубку Цихауэр. — Да, да!
Твой родитель был... Гром и молнии? Зато ты не можешь
себе представить, что за натура! Да, да, совершенно бес¬
платно... Отлично, я буду лотов через четверть часа... Как
всегда, на углу около часовщика...
Он уплатил десять пфеннигов за вызов и даже дал еще
пять пфеннигов мальчику, бегавшему за ним. Владелица та¬
бачной лавки с таким .же удивлением глядела на необычно
возбужденного художника, как перед этим фрау Фельдман.
—	Пачку «Реемстма», мадам, — сказал Цихауэр, роясь
в кармане в поисках денег.
—	Берите, берите уж, — хозяйка протянула ему сигаре¬
ты. — Я запишу.
—	Приятного вечера, мадам!
В дверях лавочки он столкнулся с новым посетителем.
Когда дверь за Цихауэром захлопнулась, вошедший вы¬
нул блокнот и молча взглянул на хозяйку. Без вопросов по¬
нимая, о чем идет речь, она отрапортовала:
—	Дама. Фамилии не назвала. Голос тот же, что всегда.
—	Но называет же он ее как-нибудь?
264

—	Да, кажется, Аста.
—	Не кажется, мама, а наверное, — вмешался маль¬
чик, — он всегда говорит: «Аста».
Посетитель взял мальчика за мочку уха и поощрительно
сказал:
—	Из тебя выйдет толк, малыш!
—	Я хорошо знаю, кто вы, потому готов вам служить!
Покупатель поощрительно щелкнул его по затылку.
3
Эгон провел ладонью по блестящим лацканам смокинга,
как бы снимая невидимые пылинки. Отец не выносил неряш¬
ливости в костюме. А сегодня, в день его рождения, по за¬
веденному обычаю все должно было быть особенно торже¬
ственно. Так же, как тогда, когда Эгон был мальчиком, юно¬
шей, молодым человеком, когда вокруг праздничного пирога
стояли не шестьдесят пять свечей, а сорок, пятьдесят...
В дверях гостиной Эгон остановился. Он увидел мать,
склонившуюся над Эрнстом, развалившимся в кресле с газе¬
тою в руках. Фрау Эмма ласково гладила сына по голове.
Заслышав шаги, она выпрямилась, улыбнулась Эгону и по¬
целовала Эрнста.
—	Когда я касаюсь губами его лба, — сказала она, —
мне слышится аромат невинной юности.
Эгон не выносил, когда мать начинала говорить цитата¬
ми из плохих «семейных» романов. Резче, чем следовало,
он ответил:
—	Вы, мама, переоцениваете невинность этого «маль¬
чика».
—	Ах, перестань, пожалуйста, ты всегда стремишься
испортить мне настроение!
Сердито шурша платьем, она выплыла из комнаты.
Эгон через плечо Эрнста поглядел в газету. Среди мел¬
ких заметок одна остановила его внимание — то было сооб¬
щении о смерти Марии Кюри.
—	Для нее нашлось всего три строки, а тут же рядом
о смерти какого-нибудь бандита напишут целую статью.
—	О ком ты говоришь? — спросил Эрнст.
—	Мария Кюри!
—	Какая-нибудь французская девчонка?
Эгон в изумлении посмотрел на брата:
—	Ты не знаешь?
—	Я предпочитаю немецкий театр.
—	Ты действительно «невинен» до полного идиотизма.
265

—	Но, но!..
Эрнст вынул сигареты и закурил. Эгон заметил, что сига¬
реты дорогие, египетские.
—	Откуда у тебя деньги? Даже я не могу -позволить се¬
бе таких.
—	Каждый имеет то>, что заслужил!
В комнату вошел Отто, он был весел, уверен в себе. Вме¬
сте с ним в комнату проник терпкий аромат французских
духов. Отто кивнул братьям.
—	Боюсь, что я привез нашему старику плохой подарок
от Гаусса, — сказал Отто. — Мой генерал прислал поздрав¬
ление, но наотрез отказался приехать на чашку чая. Ссы¬
лается на дела.
Эгон нахмурился и сказал:
—	Мне искренне жаль отца.
Эрнст пустил к потолку струю дыма и, вытянув ноги,
откинулся на опинку кресла.
—	Старик должен был во-время подумать о том, чтобы
не остаться за бортом.
—	Ему поздно переделывать себя, — с укоризной сказал
Эгон.
—	Эрнст прав, — заметил Отто. — Никогда не поздно
повернуть, если знаешь, куда нужно сделать поворот.
—	Правильно, Отто! А ты, доктор, просто глуп, — ска¬
зал Эрнст. — Есл1И бы мы все жили старыми взглядами,
жизнь толклась бы на месте.
—	М«е противно с тобой говорить, — брезгливо прого¬
ворил Эгон,
Ну, ну, милые братцы, перестаньте ссориться, — при¬
мирительно пробормотал Отто. — Лучше я расскажу вам
новый анекдот...
—	Это просто удивительно, — сказал Эгон: — Отто ве¬
сел, а ведь чуть ли не вчера он был свидетелем того, как
убивали Рема, которому он служил.
—	Эгон понимает все удивительно примитивно. Я Дей¬
ствительно намерен был служить рядом с Ремом, но это
вовсе не значит, что я собирался служить Рему.
—	Это не одно и то же?
—	Ты ничего не понимаешь! — с досадой отмахнулся
Отто.
—	Да, после этой резни я стал еще меньше понимать в
политике наци.
—	Осторожнее, доктор! — проговорил Эрнст.
—	Можно повеситься от одной мысли быть всегда и во
всем осторожным, даже с глазу на глаз с родными брать¬
266

ями! — Эгон прищурился на дымок своей сигареты. — А то,
чего доброго, тоже станешь жертвой очередной ночи свя¬
того Варфоломея... Впрочем, не думаю, чтобы такие экспе¬
рименты можно было ча-сто повторять. История не может
этого позволить.
—	Вот тут-то ты и ошибся, доктор! — Эрнст был вдвое
моложе Эгона, но говорил так, как если бы перед ним был
желторотый юнец. — История Германии — это мы! И она не
простит ничего тем, кому не простим мы. Варфоломеевская
ночь? Нельзя все понимать так буквально. Ночь может быть
такою длинной, как нам нужно. Мы можем растянуть ее на
месяц, на год, на век.
—	Вековая ночь над Германией?
—	Над Германией? Нет! Над Европой, над миром!
—	На все Бремя существования режима наци?
—	На то время, пока мы не покорим земной шар. Чтобы
/покончить с Ремом, оказалось достаточно одной ночи.
Чтобы расправиться с евреями, нам может понадобиться
год.
—	Год святого Варфоломея!
—	Да. А там французы. Дальше — очередь славян, не¬
гров! — бойко тараторил Эрнст. — Может быть, это будет
Варфоломеевский век!
В дверях появилась Анни, высокая красивая девушка в
наколке горничной, и доложила о приходе семейства Ви¬
нер.
—	Доложите фрау Шверер, — сказал Эгон и пошел
встречать гостей.
Дверь в столовую распахнулась. Стал виден длинный, на¬
рядно уб|ранный стол. Посредине стоял огромный пирог,
окруженный свечами. Шестьдесят пять из них горели. Шесть-
десят шестая оставалась незажженной. Фрау Шверер тор¬
жественно пронесла свое грузное тело через гостиную. По
пути она не преминула ласково дотронуться до щеки
Эрнста.
—	Пойдемте же, дети, — сказала она, направляясь в
переднюю.
Послышались голоса гостей.
Отто взял Эрнста стод руку и пошел им навстречу.
Через каждые несколько минут Анни докладывала о при¬
бытии новых гостей. Гостиная наполнялась. В центре муж¬
ского кружка оказался Эрнст. Закинув ногу на ногу, он го¬
ворил о вещах, о которых писали во всех газетах, но кото¬
рые здесь, в генеральской гостиной, звучали совершенно по-
новому.
267

—	Да, — говорил Эрнст с важным видом, — из немца
нужно сделать первобытного человека! Иначе мы ничего не
добьемся. Человек утратил врожденные инстинкты бойца.
Мы сумели воспитать овчарку и добермана и ничего не де¬
лаем для улучшения породы наших людей.
—	Стыдно слушать, — пробормотал какой-то старик, но
так тихо, что его никто не слышал.
—	На-днях, — сказал Винер, — мне пришлось столк¬
нуться с интересным случаем духовного сопротивления «но¬
вому порядку». Оказывается, даже искусство может стать
полем борьбы с тем, что несет нам наш немецкий национал-
социализм.
Эрнст с любопытством прислушался.
Сгущая краски и выдумывая подробности, о которых
ему художник не говорил, Винер изложил замысел Цихауэра.
Гости заспорили. Эрнст подошел к Винеру и спросил:
—	Кто этот негодяй?
—	Его зовут Цихауэр. Он учится в той же школе, что и
Аста.
—	Пана! — Аста вскочила с места. Несколько мгнове¬
ний она, задыхаясь от негодования, стояла перед Винером,
потом выбежала из комнаты.
Фрау Шверер пригласила гостей к чайному столу.
Гости усаживались, шумно двигая стульями, когда Анни
подошла к Отто и шопотом сказала:
—	Вас просят к телефону.
Отто извинился перед соседкой, крупной, смело декольти¬
рованной блондинкой, и вышел.
Он шел по коридору свободной, немного пританцовываю¬
щей походкой. У него было отличное настроение. Если ему
удастся перехватить у Эрнста, у которого, кажется, снова заве¬
лись деньги, можно будет кутнуть в каком-нибудь укромном
местечке, увезя туда соседку па чайному столу. Говорят, у нее
достаточно мягкое сердце... А сейчас он устроит так, чтобы ее
мужа, полковника, немедленно вызвали в штаб округа. Вот
только переговорит с Сюзанн, — повидимому, это она вызыва¬
ет его к телефону. От нее-то он легко отделается, сославшись
на семейный праздник.
Отто небрежно подхватил из рук Анни телефонную трубку.
—	У аппарата!..
Если бы не стул, пододвинутый Анни, испугавшейся вне¬
запной бледности Отто, он упал бы на пол. Блеск монокля
в его глазу погас. Стеклышко выскользнуло из-под изумлен¬
но поднявшейся брови.
В страхе, словно это был кусок раскаленного металла,
268

Отто выпустил трубку, и она закачалась на шнуре. В ней
только что отчетливо прозвучал негромкий, спокойный голос:
—	Здравствуйте, Шверер, это я, Кроне...
4
К концу июля в Берлине стало нечем дышать.
Когда в кабинете никого не было, Гаусс расстегивал
воротник и закладывал под него носовой платок. Его жи¬
листая, как у старого петуха, шея непрерывно покрывалась
потом. Это было отвратительное ощущение.
Бутылка минеральной воды, опущенная в вазу со льдом,
оставалась почти нетронутой. Врачи запретили Гауссу упо¬
треблять больше шести стаканов жидкости в день. Он про¬
клинал дни, когда приходилось задерживаться в центре.
Нацисты совершенно одурели от подозрительности. Они
никому не верили. Как будто, кроме них, никто не понимал,
что нужно и что можно делать!
Гаусс опасался не проникновения в армию гестаповских
молодчиков, — Гиммлер, конечно, уже имеет уши в каждой
•роте. Как и весь генералитет, Гаусс боялся не этих согляда¬
таев, а захвата нацистами командных постов. Генералам пока
удавалось отстаивать тезис внеполитичности армии. Под
этой внеполитичностью они подразумевали свое исключитель¬
ное право распоряжаться рейхсвером как орудием полити¬
ки, — своей, генеральской политики. Поскольку все на этом
свете относительно, Гаусс считал, что солдат, продающий
свой тесак, — ландскнехт; офицер, продающий шпагу, —
субъект, недостойный того, чтобы ему подавали руку; но ге¬
нерал, продающий солдатский тесак вместе с солдатом и офи¬
церскую шпагу вместе с самим офицером,—политик. Политик
может быть хорошим и плохим. Шлейхер, например, при всем
его уме и хитрости стоил в политике немногого. Гаусс
убежден, что в конце концов политика Шлейхера привела
бы генералов к потере армии:	либо она стала бы послуш¬
ным орудием Рема, либо попала бы в объятия коммунистов.
Можно ли сохранить свой курс между этими двумя водово¬
ротами, не попав ни в один из них? Гаусс полагал, что мож¬
но. До тех пор, пока Гитлер существует и является реальною
силою в Германии и в Европе, нужно использовать его зоо¬
логическую ненависть к коммунистам, чтобы раз и навсегда
покончить с этой опасностью!
Гаусс машинально потянулся к бутылке, но во-время
удержался и, не налив воды, только провел пальцами по
запотевшему холодному'стеклу. Он встал и прошелся по ка¬
бинету, обмахиваясь папкой. Он никак не мог заставить
269

свою мысль работать в направлении предстоящего разгово¬
ра со Шверером. Этот проклятый Шверер, — сегодня у Га¬
усса все и вся были «проклятыми», — капризничает. Но ка
этот раз ему не отвертеться: подписанный приказ на столе
Гаусса.
—	Генерал-лейтенант фон Шверер, — доложил по теле¬
фону дежурный адъютант.
Гаусс застегнул воротник, отошел к столу и оперся о
него концами пальцев.
Шверер вбежал, быстро и твердо пристукивая каблуками.
Приказ был для него неожиданностью. Правда, он сам
говорил, что непрочь еще разок побывать в России и на
Дальнем Востоке, но это говорилось больше для того, что¬
бы окружающие не забыли, что он уже там бывал и
знает их.
Итак, ему предстояло либо ехать в Китай, либо согла¬
ситься с тем, что двери рейхсвера закроются для него на¬
всегда. Значит, нужно сделать вид, будто предложение совпа¬
дает с его желанием.
—	Я был прав, полагая, что такого рода поездка вас
заинтересует? — спросил Гаусс.
—	Я предпочел бы быть не наблюдателем, а советни¬
ком китайцев.
—	Немецкий генерал в роли советника китайцев, мешаю¬
щих нашим восточным друзьям — японцам, — это рискованно
и неудобно.
У Шверера быстро сложился план действий.
—	Немецкий военный агент на правах официального
дружественного наблюдателя поедет не в китайскую армию,
а в японскую армию в Китае. Ему придается небольшой
штаб из наиболее способных офицеров действительной
службы.
—	Но мы предполагали дать практику именно отставным
офицерам, желающим повысить свои оперативные знания, —
возразил Гаусс.
—	Позвольте мне закончить мысль:	офицеры действи¬
тельной службы должны быть посланы потому, что им труд¬
нее предоставить такого рода практику. Они не* могут ехать
на службу ни в Аргентину, ни в Колумбию, ни в Сиам как
отставные. А в армию дружественной нам Японии никто не
запретит нам послать официальную миссию. Что же касает¬
ся слушателей моих вечерних курсов и меня самого, то, —
Шверер снял очки и кольнул воздух, как клювом, своим
острым носом, — мы можем отправиться в Китай не только
в качестве наблюдателей.
—	Что вы хотите сказать? — заинтересовался Гаусс.
270

—	Если китайское правительство предложит мне образо¬
вать небольшую военную миссию из штатских господ, знаю¬
щих, что такое война, я завтра же сформирую такую группу.
Разумеется, в совершенно частном порядке.
—	Цель, цель? — нетерпеливо спросил Г аусс.
—	Группы немецких офицеров смогут провести маневры
большого масштаба, причем игра будет вестись не холо¬
стыми патронами, а со всеми реальными последствиями оши¬
бок и побед.
—	Но вы должны -иметь в виду: китаец c’est une mauvaise
chenille: quand on i’attaque, elle se defend*. — Гаусс рассме¬
ялся и потер влажный от пота висок. — Никак не пойму, в
какие отношения мы тут становимся с японцами? Они доволь¬
но быстро раскроют ваше присутствие в рядах китайцев.
—	От них ничего и не нужно скрывать!
—	То есть как же? — удивился Гаусс.
—	Мы далее получим согласие японцев на работу в ря¬
дах их противника. Вы забыли:	китайское правительство
воюет не столько с японцами, сколько с армиями коммуни¬
стических провинций.
—	А, вы хотите убить сразу двух зайцев! — Гаусс встал)
из-за стола и, обойдя его, протянул Швереру руку. — Мне
кажется, я плохо знал вас! — торжественно произнес он. —
Теперь я скажу вам, не скрывая:	пусть	японцы	бьют	Чач
Кай-ши, а Чан Кай-ши бьет коммунистов.
—	Позволю себе напомнить слова Клаузевица: «Великая
цивилизованная нация может быть побеждена только при
отсутствии единства внутри нее».
—	Вы считаете китайцев цивилизованной нацией?! — с
удивлением воскликнул Гаусс.
—	Боюсь, что порох выдумали все-таки они, а не наш
соотечественник Шварц, — с первою за весь вечер улыбкою
проговорил Шверер.
*— Поручим Александеру принять участие в этом деле.
А там, где появляется полковник, исчезает единство против¬
ника. — Г аусс опустился в кресло по ту же сторону стола,
где сидел Шверер, и, понизив голос, продолжал: — В отно¬
шении разведки нам следует учиться у наци.
—	Разве можно сравнить практику нашего Александера
с опытом этих новичков?
—	Повидимому, тут дело не только в практике. Догмат
блицкрига вошел им в плоть и кровь. А блицкриг, по их
мнению, выигрывается или проигрывается прежде, чем раз-
* Китаец — пресердитое создание: когда на него нападают, оно за¬
щищается.
271

дался первый выстрел. Первый блицкриг они выиграли
здесь, в Германии. Они завоевали нашу страну. Вот пример
того, как они умеют работать. Однажды в разговоре о судь¬
бах Австрии господин Гесс обмолвился:	«Всякий, кто взду¬
мает нам сопротивляться, испытает на себе судьбу Доль-
фуса, австрийского канцлера». — «Но ведь Дольфус жив и
здоров», — сказал я. «Если через месяц он не подпишет ма¬
нифест об аишлюссе, то будет мертв», — заявил Гесс. «Вы
дали ему месяц?» — «Да, ровно месяц. Позвоните мне в пол¬
ночь на двадцать пятое июля». Должен сознаться, что я
счел это шуткой, но, чтобы иметь возможность ответить
такою же шуткой, я ночью двадцать пятого позвонил Гессу,
—	И что же? —Шверер в нетерпении подался всем те¬
лом вперед.
—	Мне даже не пришлось напоминать, о чем идет речь.
Он очень весело сказал: «Вы сомневались? Дольфус отверг
аншлюсе, значит...»
—	И что же? — повторил Шверер.
—	Вы же знаете: Дольфус был убит в тот день в своем
дворце.
—	Очень интересно, это чрезвычайно интересно, — про¬
говорил Шверер. — Означает ли это, что мы в скором вре¬
мени можем войти в Австрию? Если поход предполагается
в недалеком будущем, то я предпочел бы отложить поездку
в Китай. Только через Австрию и Чехию мы откроем путь
южной клешне. Так же как через Польшу и Прибалтику —
северной. Этими клешнями я раздавлю большевистский
орешек.
—	Австрия от вас не уйдет, — сказал Гаусс. — Пока
вы выберете себе сигару, я прикажу принести кое-что, что
вас заинтересует! — и он отошел к телефонам.
Шверера чрезвычайно занимала перемена, которую он
обнаружил сегодня в отношении к себе Гаусса. Прежде этот
человек никогда не был с ним не только откровенен, нр даже
приветлив. Гаусс не скрывал, что не одобряет оперативных
воззрений Шверера и не смотрит серьезно на разрабатывае¬
мый тем план восточной кампании. Откуда же дует этот новый
ветер?
Гаусс вернулся к Швереру.
—	Быть может, чего-нибудь холодного?
—	Благодарю, мне не жарко, — ответил Шверер. Его
маленькое жилистое тело было совершенно сухо, несмотря
на плотно облегавший его китель.
Отто ввел офицера контрразведки. Тот подал затребован¬
ную Гауссом папку, которую не мог доверить даже адъю¬
танту Гаусса.
272

Когда офицеры вышли, Гаусс быстро перелистал не¬
сколько страниц.
—	Александер проверяет все, что можно... Сейчас нас
особенно интересует все относящееся к европейской поли¬
тической ситуации, поскольку от нее зависит осущестзление
наших собственных планов. Мы твердо решили вернуть ис¬
ходные линии на Рейне и Висле. Однако я отвлекся... Я дам
вам просмотреть стенограмму разговора Кестнера, нашего
посла в Париже, с французской журналисткой. Беседа, про¬
исходила вскоре после убийства румынского премьера Ду¬
ка. Он был убит румынами, но европейское общественное
мнение приписывало организацию этого убийства немцам.
И мне кажется, не без оснований... — Гаусс улыбнулся.—
Французская журналистка Женевьева Табуи посетила на¬
шего посла в Париже с целью выудить у него что-нибудь
полезное для себя. Вот фонограмма разговора, о которой не
знают сами собеседники. — Гаусс протянул Швереру папку
прошитого и запломбированного досье. Шверер прочел.
«К ест не р. Еще несколько таких убийств, как это, и
Германия будет в состоянии достичь своих целей, не при¬
бегая к войне в Европе.
Табуи. Мне кажется, что убийство не было новшеством
и в Веймарской республике.
Кестнер. Да, но наци ожидают нужных им результа¬
тов от убийств, которые они организуют в других странах
Европы, а не в нашей собственной. Они утверждают, что
Германия обойдется без войны с помощью шести рассчитан¬
ных убийств.
Табуи. Шесть убийств?
Кестнер. Прежде всего Дольфус. После него идет ко¬
роль Югославии. Б>ерлин верит, что когда его уберут с до¬
роги, перспективы альянса между Югославией и Францией
•будут сведены на-нет. Затем они хотят разделаться с Ру¬
мынией и особенно с Титулеску.
Табуи. Думаете ли вы, что они имеют какое-либо от¬
ношение к недавнему убийству Дука?
Кестнер. Твердо я этого не знаю... Затем, они хотят
ликвидировать Бенеша. Они надеются, что как только это
будет сделано, германские меньшинства в Чехословакии сами
побегут в объятия Германии.
Табуи. Так... Но это только четыре убийства.
Кестнер. Имеется еще король Альберт — традицион¬
ный враг в глазах большинства немцев. На Вильгельм-
штрассе думают, что, пока Альберт жив, Бельгия не войдет в
германскую систему.
18 Поджигатели
273

Табуи. Должны же быть и такие французские деятели,
которых Вильгельмштрассе хотела бы видеть убранными с
дороги.
Кестнер (смеется). Да, есть несколько. Среди них
Эррио. Они хотели бы, чтобы с ним что-нибудь случилось.
Этого человека они боятся, несмотря на то, что он дал им
равенство в правах».
—	И это говорит наш дипломат!—с негодованием вос¬
кликнул Шверер.
Гаусс разочарованно посмотрел на него.
—	Вы не увидели тут самого важного: Европа знает все.
И молчит. Она -предоставляет нам свободу действий. Вот
что в этом наиболее замечательно!
—	Я еще недостаточно «в курсе такого рода дел. — Шве¬
рер снова надел очки. — Я видел тут имя короля Алексан¬
дра...
—	Да, по нашим данным, он готов соскользнуть на опас¬
ный путь тесного сближения с Францией. На этом пути у
него имеются чересчур услужливые гиды.
—	Это очень, очень интересно, — задумчиво проговорил
Шверер.
5
Ян Бойс, полотер, проснулся весь в поту.
Снова этот проклятый сон! Который раз уже Ян прика¬
зывал себе не думать обо всем этом. Всего этого с ним
как бы и не было. Никогда не было! Не должно было быть!
Ян повторял это себе каждый день, с тех пор как впервые
увидел этот сон. Он хотел убедить себя забыть, выкинуть это
из памяти. Если бы у Яна Бойса были деньги на гипнотизера,
он непременно пошел бы к нему. В газетах часто можно
видеть объявления: «Заставлю забыть о том, что вы когда-то
курили». Пусть бы его заставили забыть обо (всем этом...
Да, в последние дни с его нервами происходило что-то не¬
ладное.	7
Снова и снова возникало перед ним далеким видением
поле боя в украинской степи. Это был жаркий бой 4 фев¬
раля 1918 года. Отряд украинских партизан загнал в Чер¬
ную балку батальон 374-го ландверного полка оккупацион¬
ных войск генерал-фельдмаршала Эйхгорна. Партизаны ис¬
требили весь батальон. И некому было бы рассказать об
этом бое, если бы не уцелел один солдат — Ян Бойс.
Он долго ползал между телами убитых немцев. Убедив¬
шись в том, что все они мертвы, он потащился к селу, где бы¬
274

ла немецкая комендатура, бережно поддерживая раненую
правую руку левой.
Да, он так и остался единственным, кто мог рассказать,
что произошло с батальоном 374-го полка.
Этапная комендатура. Госпиталь. Ампутация правой ру¬
ки. Воинский проездной билет до Берлина...
В солдатской книжке инвалида Яна Бойса в качестве его
мирной профессии значилось «столяр». Вернувшись с фронта,
Бойс намеревался поступить в школу для калек, где их обуча¬
ли новым профессиям, годным для одноруких, одноногих и
вовсе безногих людей. Но инвалидом был теперь каждый деся¬
тый немец, а школ столько, что попасть в них мог едва каж¬
дый десятый инвалид. И попасть в такую школу было несбы¬
точной мечтой девяти десятых искалеченных войной.
И вот однажды, когда Ян пришел в партийный комитет
своего района, чтобы пожаловаться на судьбу и порядки,
функционер сказал ему:
—	Что тебе школа, Ян?.. Есть дела, которые не требуют
двух рук, были бы голова да ноги...
Оказалось, что для исполнения обязанностей .связного пар¬
тийных организаций как нельзя больше подошло бы занятие
полотера.
—	Полотер?! — с негодованием воскликнул Ян. — Мне,
столяру и сыну столяра, превратиться в барского угодника?..
Ты в своем уме, товарищ?!. Сделать из меня какого-то люмпе¬
на! Каково?!
Но функционер ответил очень спокойно:
—	Когда отец хотел меня наказать, он говаривал: «А ну-
ка, марш от верстака!.. Садись и пиши». Для меня не было и
нет худшего наказания, чем торчать за столом и водить пером
по бумаге. Но ты видишь, Ян, я сижу и пишу. Это нужно пар¬
тии и... пишу.
Много времени спустя после войны, когда инвалидам были
сделаны новые руки и ноги из алюминия и кожи, выдали ис¬
кусственную руку и полотеру Яну Бойсу. Рука была отличная.
С пятью алюминиевыми пальцами в черной перчатке. Такою
рукою можно было бы, при желании, даже держать рубанок.
Однако Ян не вернулся к профессии столяра. Он продолжал
натирать полы. У него была хорошая клиентура. Он брал ра¬
боту с разбором. А заработок? Что ж, он ведь не собирался
строить на свой заработок виллу в Грюневальде-
Ян включил свет и посмотрел расписание визитов на
сегодня. Расписание висело над столом. Оно было написано
не очень красиво. Не так-то легко было научиться писать
18*
275

левою рукой. Ничуть не легче было привыкать и к тому,
чтобы держать перо искусственною рукой. Однако все же
каждая буква была разборчива. В расписании стояли фа¬
милии клиентов:	генерал Гаусс, генерал Шверер, гене¬
рал Пруст... Генералы, чиновники, фабриканты. Никакой
шушеры.
Сегодня Яну предстояло натереть паркет в домах его
превосходительства генерал-полковника Гаусса и адвоката
Трейчке.
Сбоку листка против сегодняшнего числа была сделана
приписка: «Внести членский взнос в союз полотеров».
Ян отдернул штору и выключил электричество. Он отво¬
рил форточку и принялся делать гимнастику.
Жутковато выглядел обрубок правой руки, когда Ян
проделывал! движение номер семь:	«сгибание руки в лок¬
те на высоте плеч». Но Ян уже привык к виду своей уко¬
роченной конечности и не без удовольствия следил! в зер¬
кале за тем, как наливался шар бицепса при сгибании
локтя.
Покончив с натиркою полов у генерала Гаусса, полотер
Ян Бойс вышел на улицу и машинально повернул было на¬
право, домой, но тут же вспомнил', что ему нужно на вок¬
зал: ведь по вторникам — натирка полов у адвоката Трейч¬
ке, в Нойбабельсберге. Выйдя на Вегенерштрассе, он свер¬
нул к Фербеллинерплатц, где и спустился в колодец подзем¬
ки. Через десять минут он был уже на вокзале Фридрих-
штрассе, а еще через пятнадцать стоял в вагоне электрички,
прижатый к простенку между двумя окнами. В любое из
них, если вытянуть шею, можно было любоваться грязными
крышами домов, над которыми грохотал поезд.
Надо отдать должное молодому адвокату Алоизу Трейч¬
ке: он был аккуратным человеком. По вторникам, к прихо¬
ду полотера, он всегда был дома. Это было необходимо.
К семи часам, когда приезжал Бойс, чприслуга господина
Трейчке заканчивала свой рабочий день и уходила, поставив
на стол ужин для адвоката. Следует заметить, что адвокат
был холост и частенько задерживался в Берлине после того,
как запирал свое городское бюро, но, конечно, не по втор¬
никам.
И в этот вторник, как всегда, Трейчке был уже дома.
Он сидел в своем старом неуклюжем кресле возле книжного
шкафа, курил и болтал с Яном, пока тот передвигал мебель
и старательно вощил и без того похожий на стекло паркет.
Ян немногословно и даже, казалось, неохотно рассказывал!
276

адвокату кое-какие новости из числа тех, что обычно слышит
в .домах полотер. Сегодня главным было сообщение об отъезяе
генерал-лейтенанта фон Шверера на Дальний Восток.
Трейчке обладал, повидимому, способностью рассредото¬
чивать свое внимание. Разговор с Яном не мешал ему сор¬
тировать коробки из-под сигарет, принесенные полотером.
Трейчке был страстным коллекционером сигаретных коробок.
Большие листы десятка альбомов были им собственноручно
заполнены этикетками. Он старательно разделял крышку
коробочки надвое и наклеивал лицевую и тыльную стороны
рядышком. Этикетки были рассортированы в альбомах по
годам выпуска. По словам адвоката, они давали наглядное
представление о ходе истории той страны, в которой выпу¬
скались. Господин Трейчке пробовал увлечь полотера зре¬
лищем нескончаемого ряда этикеток, но Ян не проникся ни
художественной, ни исторической ценностью коллекции.
Однако он охотно исполнил просьбу Трейчке, начав собирать
для него коробки у прислуги в домах, где работал. Что же тут
трудного — сунуть в карман несколько картонных коробочек
и во вторник привезти их в Нойбабельсберг? Правда, дале¬
ко не все они входили в коллекцию Трейчке. Лишь не¬
многие. Остальные адвокат тут же кидал в камин, всегда
топившийся по вторникам, очевидно, для того, чтобы
скорее просыхала мастика, накладываемая на паркет по¬
лотером.
И в этот вечер господин Трейчке, изучив коробки, отло¬
жил две для коллекции, а остальные бросил в камин. Ян по¬
лучил от него десять пфеннигов «экстра» сверх платы, при-
читающейся за работу.
Ян закончил работу, вымыл руки хозяйским мылом и со¬
всем уже было собрался уходить, когда Трейчке сказал:
—	Вот что, господин Бойс... Я очень доволен вашей ра¬
ботой! — Он приветливо кивнул в ответ на вежливый поклон
Яна. — Поэтому я рекомендовал вас своей соседке, фрау
Александер. Это очень достойная дама, супруга полковника
Александера. Сам полковник почти не бывает дома. Две
уже почти взрослые дочери полковника учатся в Берлине.
Так что, собственно говоря, в доме даже некому топтать
полы. К тому же, дорогой мой Бойс, — многозначительно за¬
кончил Трейчке, — у садовника полковницы вы сможете полу¬
чать для меня интересные экземпляры папиросных коробок. —
Бойсу показалось, что при этих словах в глазах адвоката
промелькнула лукавая усмешка. — Да, очень интересные эк¬
земпляры, Бойс!
Ян не стал отказываться.
Засунув нехитрые принадлежности своего ремесла под
277

протез руки, он приподнял шляпу и вышел на пахнущую
цветущими липами аллею.
Проходя по аллее, Ян с интересом посмотрел на окна до¬
ма, соседнего с адвокатом. Это была увитая плющом элегант¬
ная вилла полковника Александера.
Адвокат Алоиз Трейчке повертел в пальцах одну из ото¬
бранных для коллекции коробочек, вынул из жилетного карма¬
на перочинный нож и длинным тонким лезвием расслоил ее
крышку. После этого он вооружился лупой и долго внима¬
тельно изучал внутреннюю поверхность расслоенного кар¬
тона.
Он рассматривал ее так внимательно, словно надеялся
увидеть на ней нечто совсем иное, чем обычную картинку и
название фирмы, такие же, как на миллионах других ко¬
робок.
По мере того как он смотрел в лупу, лицо его делалось
все более сосредоточенным, брови сходились и глубокая мор¬
щина ложилась поперек лба над переносицей. Лицо адвоката,
которое полотер Бойс привык видеть почти всегда веселым,
стало серьезным, даже озабоченным и уже не казалось таким
молодым. Тот, кто взглянул бы на адвоката сейчас, понял бы,
что обычная его внешность была обманчивой. Правду о его
душевном состоянии говорили не чистый лоб и ряд всегда по¬
луоткрытых в улыбке белых зубов, а серебряные нити в во¬
лосах и выражение скорби, сквозившее во взгляде, который
не от кого было теперь прятать з одиночестве сумеречной
комнаты. Трейчке знал, что дома он может не скрывать сво¬
их чувств и единственное, чего он не может себе позволить, —
говорить то, что думает. Этому мешало наличие в каждой ком¬
нате искусно скрытого микрофона. Их присутствие Трейчке
обнаружил давно, но оставил их в полной неприкосновенно¬
сти, довольный тем, что в его доме, с уходом прислуги,
оставались только уши гестапо, а не ее глаза. Это приучило
его наедине молчать, а с другими говорить только о том, что
должно было рано или поздно доказать гестапо, что она на¬
прасно теряет время на подслушивание. Впрочем, уже самый
тот факт, что микрофоны появились именно в его доме и
именно в период выполнения им ответственной и трудной ра¬
боты по установлению связи с заключенным Тельманом, на¬
водил на тревожные размышления. Пришлось перестроить
весь план действий, изменить все связи, сменить всех людей.
В новой цепочке, организованной партийным подпольем, на¬
стоящим кладом был связной Бойс, с риском для жизни со¬
биравший для него почту под видом папиросных коробок.
216

Бойс был так сдержан и дисциплинирован, что ни разу ни
полусловом не дал понять адвокату, что знает об истинном
назначении этих «экспонатов» для его альбома.
Трейчке не боялся за себя: три года пребывания на посту,
где каж-цый шаг был хождением по острию ножа, закалили
его волю и выковали такое самообладание, что он вообще ни¬
когда уже не думал об опасности с личной точки зрения. Ес¬
ли что его беспокоило, и беспокоило подчас сильно, так
это была угроза срыва работы, опасность провала связен,
страх за звенья цепочки, которые шли от него. Он хорошо
отдавал себе отчет в том, что щупальцы нацистской тайной
полиции могут в любую минуту зацепиться за одно из звень¬
ев и привести к провалу всей цепи. А теперь, когда партия
работала в таком глубоком подполье, когда каждый остав¬
шийся на поверхности человек, сохранивший свободу пере¬
движения и чистый паспорт, был неоценим, такой провал был
бы настоящим бедствием. Поэтому каждое прикосновение к
тому, что подпольщики называли «почтой», заставляло его
испытывать ощущение, близкое к ожогу. Но вместе с тем по¬
явление каждой почты, каждого слова, благополучно про¬
рвавшегося сквозь полицейские кордоны, было для него боль¬
шой радостью, настоящим праздником.
Нагнувшись к камину, бросавшему трепетные отблески на
кусочек картона, Трейчке с жадностью всматривался в разли¬
чимые только в лупу наколы кода. Он хорошо знал Тельмана,
его ясный и точный ум, его непреклонную волю и удивитель¬
ную чистоту души. Он верил в него, как верили все коммуни¬
сты. Он любил Тельмана так же, как любили рабочие Гам¬
бурга и Берлина, Бохума и Дюссельдорфа — любого другого
города, видевшего Тельмана на ораторской трибуне, слышав¬
шего его ясные, твердые, как сталь, горячие, как пламень,
слова. Да, он очень любил своего гамбургского земляка Тэд¬
ди. И было тяжело, мучительно тяжело читать теперь все та¬
кие же ясные, как прежде, такие же разящие, как всегда, та¬
кие же полные непреклонной веры в свое дело, любви к
своему народу слова и представлять себе обстановку, в кото¬
рой они писались.
Прошло не меньше часа. Трейчке все еще сидел с папи¬
росной коробкой в руках, задумчиво склонившись перед едва
мерцающим камином. Угли уже совсем догорали, когда Трей¬
чке, в последний раз взглянув на разрезанную крышку, кинул
ее в огонь. Он пододвинул к коробке несколько горячих углей
и даже подул на них, чтобы картон поскорее загорелся. Ко¬
гда от него остались только завитушки черного пепла, Трейчке
тронул их щипцами, и следы коробочки окончательно исчезли
в закопченном зеве каминной трубы.
279

Глядя, как взлетают легкие хлопья сожженного письма,
Трейчке вспомнил о доставившем его Бойсе. Через несколько
дней полотеру, может быть, удастся принести ему тем же спо¬
собом известия из нового источника: из самого логова зубра
нацистской военной разведки полковника Александера. Много
терпения и труда было затрачено на то, чтобы установить
связь с одним из солдат, обслуживавших Александера, и до¬
биться возможности получать от него информацию. А эта
информация сейчас была остро нужна. До подпольного руко¬
водства партии дошли сведения, что диверсионная служба
Александера снова потянула свои ядовитые щупальцы к Со¬
ветскому Союзу. Было установлено, что Александер восста¬
новил прерванный было контакт со своим прежним тайным
агентом Зеегером — одним из главарей берлинской органи¬
зации социал-демократов веймарских времен. Этот Зеегер,
исключенный в свое время из компартии за троцкизм и
вернувшийся к социал-демократам, прилагал теперь усилия
к тому, чтобы установить связь с троцкистами, ведшими под¬
польную подрывную работу в Советском Союзе. Эти нити
нужно было обнаружить, их нужно было постараться пере¬
рвать, дать сигнал русским товарищам об опасности, грозя¬
щей им со стороны троцкистских ренегатов. Ренегаты, являв¬
шиеся платными секретными агентами немецкой военной
разведки, получили от своих хозяев новую установку:	попы¬
таться затормозить бурное движение Советской страны по
пути хозяйственного развития. Трейчке еще не знал точных
инструкций, полученных троцкистами от Александера, но он
знал, что в числе провокационных лозунгов, которые они
должны были пустить в ход, был предательский лозунг про¬
тивопоставления друг другу старого и молодого поколений
прежде всего в среде партийных работников, но также и во
всякой другой среде, в какую только удастся проникнуть:
среди инженеров, ученых, писателей, рабочих — всюду, где
только можно внести смуту и расстройство в ряды строите¬
лей социализма. Это было уже известно. Партия поручила
Трейчке узнать остальное. Опасную нить, тянущуюся от Троц¬
кого через немецкую разведку в СССР, нужно было пере¬
резать.
Было очень странно видеть, что такой почтенный и впол¬
не взрослый человек, как доктор Трейчке, способен, подойдя
к углу комнаты, нагнуться к полу и ни с того, ни с сего пока¬
зать вдруг язык. На полу не было ничего, кроме медной сетки
вентиляционной системы.
280

6
Тот, кто переехал бы Эльбу с запада на восток, чтобы по¬
пасть в марку Бранденбург, или въехал бы в Мекленбург с
северо-запада через границу Шлезвиг-Гольштейна, едва ли
заметил бы в первый момент, что попал в совершенно дру¬
гую страну — Остэльбию. Такой страны нет ни на картах, ни
в учебниках географии, но ее хорошо знают немцы, соприка¬
сающиеся с кругами офицерства. Они знают, что под Остэль-
бией подразумевается обширное пространство, в которое вхо¬
дят Мекленбург, Померания, Восточная Пруссия и Силезия и
из которого происходит девяносто девять процентов немецко¬
го офицерства. Даже если офицер родился в Ганновере или
Дрездене, все равно он смотрит на это, как на несчастную
случайность, и считает себя уроженцем прусско-юнкерской
страны Остэльбии.
Переезжая границу Остэльбии, путник не заметит пере¬
мен в природе. Те же едва заметные холмы, покрытые такими
же лесами, как в восточном Бранденбурге; те же равнины,
что в южном Шлезвиге; те же озера и болота. Все такое
же — и в то же время совсем иное. Поля волнуются огромны¬
ми массивами посевов; в лесах разгуливают олени и лоси,
слышен звук рога помещичьей охоты. На зеркальной глади
озер плавают лебеди, и сами эти озера не больше как укра¬
шение вековых парков, ограждающих усадьбы прусских и по¬
меранских юнкеров. Три пятых земли Остэльбии — четыр¬
надцать миллионов акров — поделены на куски от десяти до
полутораста тысяч акров и являются собственностью Бисмар¬
ков, Арнимов, Веделей, Бюловых и еще трех десятков се¬
мейств, из века в век поставляющих Германии генералов и
•министров.
Германия — пуп земли; Остэльбия — пуп Германии; юн¬
керская латифундия — пуп Остэльбии; юнкерский замок — пуп
латифундии.
Двухэтажный фасад в пятнадцать-двадцать окон. Длин¬
ные коридоры, огромные комнаты, не прогревающиеся зимою.
Люстры под высокими потолками зажигаются редко. Их хру¬
стальные подвески не звенят и не играют гранями, так как
никогда не дрожат стены замка:	по утрамбованному гравию
двора не ездят ни подводы, ни грузовые автомобили.
Сквозь окна, завешенные шторами, проникает не много све¬
та — от слишком яркого солнца выцветают обои и выгорает
обивка мебели! На стенах — канделябры и портреты. Все муж¬
чины на портретах — в военном: от старинных камзолов до
красных воротников генерального штаба и от серебряных лат
до «фельдграу».
У населения Остэльбии свои сословия: «лакированный са¬
281

пог», «хромовый сапог» и «смазной сапог». Лакированный и
хромовый называют смазной на «ты». Смазной ломает шапку
перед хромовым и целует в плечо лакированного. Так было
в 1734-м и 1834-м. Так осталось и в 1934 году.
Замки Померании отличаются от замков Силезии только
капителями колонн на фронтонах. Внутри — все одинаково.
Поместья Восточной Пруссии отличаются от поместий Ме¬
кленбурга только фамилиями владельцев на пограничных
столбах. Мекленбург и Восточная Пруссия, Померания и
Силезия-—все это лишь провинции векового заповедника Ост¬
эльбии, где выводится особая порода немцев, получившая
широко известное название прусского юнкера.
Ничем не отличается от других поместий и Нейдек — вла^
дение Гинденбургов. Если бы не ловкость старого юнкера
Ольденбург-Янушау, соседа и друга Гинденбургов, сумевшего
подбить рейнских промышленников на то, чтобы выкупить
заложенный Нейдек и поднести его ко дню восьмидесятилетия
фельдмаршалу-президенту, тому не пришлось бы доживать
свои дни в родовом гнезде.
В обставленном с нарочитой спартанской скромностью доме
Иейдека царила тишина. По навощенным полам ком¬
нат старика были протянуты дорожки, скрадывающие шаги.
Люди говорили шопотом. На эту половину уже не допускали
никого, кроме членов семьи умирающего президента:	его	сы¬
на, полковника Оскара Гинденбурга, и невестки, жены Оска¬
ра. Изредка, и то не иначе, как на самое короткое время,
решался приходить доктор Мейснер, статс-секретарь, сумев¬
ший стать столь же необходимым президенту — монархисту и
помещику, как был необходим социал-демократу Эберту. Кое-
что говорило о том, что и со смертью Гинденбурга правитель
президентской канцелярии не намерен уходить на покой для
писания мемуаров. Если бы полковник Александер захотел,
он смог бы принести президенту неопровержимые доказа¬
тельства того, что господин Мейснер уже довольно прочно
связан с национал-социалистским рейхсканцлером Гитлером.
Но докладывать об этом полумертвому старику, повидимому,
не входило в интересы всеведущего полковника. Гинденбург
пребывал в состоянии эгоистической стариковской уверенно¬
сти в том, что в числе безутешно оплакивающих его уход в
лучший мир будет и верный доктор Мейснер.
Гинденбург лежал в кабинете. С походной кровати был
виден старый парк Нейдека. Фельдмаршал велел повыше
подложить себе за спину подушки, Он почти сидел и, часто
мигая от света, глядел на пылающие ярким золотом осени де¬
ревья. Старый вестовой, — он с девятнадцатого года был в от¬
ставке и служил у Гинденбурга в качестве камердинера по
282

вольному найму, — был, как всегда, облачен в солдатский
мундир из серого походного сукна.
Заметив, что у Гинденбурга от яркого света слезятся гла¬
за, вестовой подошел к окну и потянул было за шнурок шторы.
Но фельдмаршал едва заметным движением руки остано¬
вил его.
Солдат укоризненно покачал головой, словно перед ним
был капризный ребенок, и послушно вернулся к столу. Он хо¬
дил на цыпочках, несмотря на то, что на нем были войлочные
туфли. Приходилось быть осторожным, чтобы не выдать себя
дежурившим в соседней комнате врачу и сестре. Пусть они
остаются в уверенности, что Гинденбург спит. Все равно тол¬
ку от них уже не может быть никакого. Старик и сам сказал
вчера, что ему «пора».
Вестовой искоса поглядывал на желтое лицо старика
с тщательно подбритыми, как всегда, подусниками, на его бес¬
помощно вытянутые поверх одеяла руки. Глаза, и прежде-то
не отличавшиеся блеском, совсем погасли. Грудь тяжело,
с хрипом и бульканьем, выбрасывала воздух.
Сегодня был первый день, что фельдмаршал-президент
позволил не надевать на него форменную тужурку. Он лежал
в белой рубашке, укрытый одноцветным пледом, похожим на
солдатское одеяло.
Он долго лежал молча. Потом движением век подозвал
вестового и хриплым шопотом приказал:
—	Окна... настежь...
—	Врач не велел, хохэкселенц!
Брови старика насупились было, но он только умоляюще
поглядел на вестового.
Солдат на цыпочках подошел к двери, прислушался и, убе¬
дившись в том, что в приемной тихо, распахнул одно из окон,
подержал его отворенным несколько минут и снова осторожно
затворил. Когда он оглянулся на больного, уверенный, что
увидит его повеселевшие глаза, голова фельдмаршала свисала
с подушки, закрытые почти черными веками глазные яблоки
казались непомерно большими.
Испуганный вестовой подбежал к постели и поправил
Гииденбургу голову.
На шум его торопливых шагов вошли врач и сиделка.
Строгий взгляд врача.
Рука на пульсе старика.
Сестра со шприцем.
Ясно слышен в мертвой тишине хруст отломанного кончи¬
ка ампулы.
Укол оказал обычное действие. Сознание вернулось
к Гинденбургу.
283

—	Мейснера,—отчетливо приказал он.
При входе статс-секретаря все, кроме Оскара, удалились.
Мейснер приблизился к больному.
Старик -прохрипел ему в ухо:
—	Завещание...
Мейснер отомкнул стальной шкаф в углу кабинета, достал
большой полотняный конверт.
Старик следил за движениями Мейснера, словно боялся,
что конверт вдруг исчезнет из его пальцев.
Мейснер повернул конверт большою сургучною печатью
вверх и вопросительно взглянул на Гинденбурга.
—	Угодно прочесть? — спросил он.
—	Переписать!.. — выдохнул старик.
Мейснер нерешительно взглянул на Оскара.
Оскар взял конверт, сломал печать, вынул завещание и
поднес бумагу к глазам отца-
Вестовой подал очки.
—	Не нужно... читать... — досадуя, что его не понимают,
проговорил Гинденбург.
—	Вы хотите что-нибудь изменить? — спросил Оскар.
—	О президенте...
Оскар отыскал нужное место на второй странице и прочел
строки, где Гинденбург советовал немецкому народу избрать
в президенты генерала Тренера.
Мейснер стоял в ногах кровати, обеими руками держа
пустой голубой конверт. Еще раз — в который раз! — перед
его глазами должна была перевернуться страница немецкой
истории.
—	Перепиши, как есть, — сказал Гинденбург сыну. —
.Где сказано о Тренере... оставь место... Я назову... другое
имя...
Оскар перешел к письменному столу и принялся поспешно
переписывать бумагу, словно боялся, что отец умрет прежде,
чем он закончит дело.
Тем временем Мейснер позвал врача, и тот снова принялся
считать пульс больного.
Когда Оскар подеялся из-за стола, Мейснер сказал врачу,
капавшему из пипетки лекарство в рюмку:
—	Идите.
—	Но... — врач поднял руку с пипеткой.
s-— Давайте — и уходите!
Врач влил капли в рот старика и поспешно вышел. Гинден¬
бург довольно громко сказал:
—	Мейснер...
—	Да, хохэкселенц?..
—	Уйдите.
284

У президента от него секреты!.. Мейснер сделал попытку
задержаться, но Гинденбург повторил:
1— Оставьте меня... с сыном...
Отказываясь верить своим! ушам, Мейснер растерянно по¬
топтался на месте и более поспешно; чем обычно, под¬
гоняемый нетерпеливым взглядом старика, вышел из ком¬
наты.
Оскар держал наготове перо. Старик поднял на сына глаза.
—	Пиши: Франц фон... Папен.
—	Отец!
—	Франц фон Папен! — сердито, одним духом повторил
Гинденбург и приподнял руку, силясь взять перо. Лист с под¬
ложенным под него бюваром лежал поверх одеяла. Умираю¬
щий долго собирался с силами. Его лоб покрылся каплями
пота, потом старик ткнул пером в бумагу, поставил большую
кляксу и выронил вставочку.
Оскар расписался за отца, старательно копируя его под¬
пись со старого завещания. Озираясь, словно боясь, что кто-
нибудь его удержит, вложил завещание в новый конверт и
заклеил его.
Он подошел к постели, чтобы снять с пальца отца перстень
с печаткой. Перстень свободно болтался на пальце, и Оскар
потянул золотой обруч, но распухший сустав не давал
его снять.
Повидимому, Оскар причинил отцу боль. Гинденбург от¬
крыл глаза и бессмысленно уставился на сына.
—	Нужна печать, — виновато сказал Оскар.
Торопливо, капая на сукно стола, он разогрел сургуч и,
намазав его на конверт, подбежал к постели. Обернул руку
старика тыльной стороной и прижал перстень к сургучу. Крас¬
ные сургучные капли, опалив волосы на пальце, пристали к
коже умирающего.
Оскар позвал врача и Мейснера.
—	Фельдмаршал просит засвидетельствовать, что доку¬
мент написан по его желанию и подписан им собственноручно.
Мейснер не мог притти в себя: имя преемника Гинденбур¬
га было скрыто от него!..
—	Документ, не скрепленный статс-секретарем,—сказал
он, — не имеет формального значения.
Гинденбург открыл глаза и посмотрел на Мейснера. Едва
ли умирающий понимал, кто перед ним». Он беззвучно поше¬
велил губами и как-то странно, показалось Мейснеру, под¬
мигнул ему.
Мейснер взял перо и поставил на конверте свою подпись
без росчерков и украшений. Рядом с маленькой фамильной
печатью Гинденбурга он поставил большую президентскую
285

печать. Увидев, что Мей-снер направился к сейфу, Гинденбург
издал испуганный стон. Оскар нагнулся.
«Под... подушку», — разобрал он шопот президента.
Мейснер поспешно удалился.
Через час расшифрованная депеша Мейснера, уведомляю¬
щая обо всем, что только что произошло в Нейдеке, и пре¬
дупреждающая, что президент проживет не больше несколь¬
ких часов, лежала перед Герингом. Он тотчас же поехал к
Гитлеру. А еще через час экстренный поезд, гудя дизелями,
мчался из Берлина на восток.
В салон-вагоне сидели Гитлер, Геринг и Гесс. В соседнем
вагоне разместился штаб. В остальных трех — гестаповцы.
Это была не только охрана Гитлера. Значительное число ге¬
стаповцев было предназначено для того, чтобы немедленно по
прибытии на место оцепить Нейдек и надежно отгородить его
от внешнего мира. Порядок оцепления был заранее разрабо¬
тан по плану поместья. Ни одно живое существо не должно
было проникнуть сквозь оцепление — ни в ту, ни в другую
сторону.
Гесса занимал вопрос — лежит ли еще завещание под по¬
душкой старика, или он нашел ему более надежное место.
Мысли Гитлера были сосредоточены на том, чье имя Гин¬
денбург мог вписать вместо Тренера. С Тренером все было
уже улажено: отказ генерала принять пост президента лежал
в кармане Гитлера. Правда, история умалчивает о том, каким
путем этот отказ был получен, но в тот момент, когда Гитлер
окажется единственным хозяином в стране, такие праздные
вопросы едва ли будут кем-нибудь задаваться...
Если бы знать имя человека, которого старик рекомендует
в свои преемники! Гитлер перебирал в уме все возможные
кандидатуры, и мысль его все чаще возвращалась к Герингу.
Толстый Герман был единственным из всего руководства на¬
цистской партии, кого Гинденбург пускал к себе в дом. Что,
если именно это имя названо в завещании? С Германом бу¬
дет не так просто сговориться.
Возможность такой ситуации пугала Гитлера. Он испод¬
лобья взглядывал на Горинга и думал о мерах, которые при¬
шлось бы в таком случае немедля принять. Внезапная смерть
Геринга от разрыва сердца или в результате автомобильной
катастрофы представлялась Гитлеру единственным выходом
в том случае, если Гинденбург оказал толстяку медвежью
услугу, вставив его имя в завещание.
Геринг тоже сидел задумавшись. Сообщение Мейснера о
том, что Гинденбург заменил в завещании имя Тренера другим,
286

пробудило в н-ем надежду на то, что наиболее вероятным кан¬
дидатом в президенты в нынешней ситуации является он, Гер¬
ман Геринг. Для этого было достаточно много данных. Руко¬
водящие банковские и промышленные круги ему вполне дове¬
ряют; для генералитета тоже он не такой чужак, как
припадочный ефрейтор. Он нашел бы средства в открытую по¬
тягаться с выкормленным им змеенышем — Гитлером! Он по¬
ставил бы его на место и заставил плясать под свою дудку.
А нет, так... страна узнала бы о смерти Гитлера от разрыва
сердца или в автомобильной катастрофе...
В ночь с первого на второе августа вереница автомобилей
въехала в главную аллею Нейдека и разбудила сиянием своих
фар парк и темный замок умирающего президента.
Уединившись с Оскаром, Гитлер дал ему понять: Нейдек
отрезан от внешнего мира, и хозяином тут является он, Гитлер.
—	Где завещание?
—	Вам лучше говорить со статс-секретарем, — уклончиво
ответил полковник.
—	Принесите мне завещание,—сказал Гитлер, и его ко¬
лючие глаза уставились в лицо Оскара.
Но тот решительно заявил:
—	Фельдмаршал не желает, чтобы документ попал в чьи
бы то ни было руки до его смерти.
Гитлер несколько раз пробежался по комнате и, резко
остановившись, почти умоляюще спросил:
—	Чье имя вы вписали вместо Тренера?
Оскар колебался. Профессиональный военный, с ограничен¬
ным кругозором и способностями, он не мог учесть всех поли¬
тических комбинаций, на которые повлияло бы преждевремен¬
ное оглашение имени того, кого отец считал способным пове¬
сти немцев в один из труднейших периодов их истории. Пол¬
ковник думал, что это имя, произнесенное устами умирающе¬
го Гинденбурга, станет для немцев таким! же популярным,
каким казалось ему имя его отца. Оскар не подозревал, что
даже под гнетом нацистского режима в Германии уцелели
еще миллионы людей, для которых имя Гинденбурга-прези-
дента было символом реакции, синонимом сдачи всех позиций
демократии клике юнкеров и банкиров, означало возвращение
к власти монархических элементов старой армии и кайзеров¬
ского правительственного аппарата. Любое имя, какое спосо¬
бен был воскресить в своей памяти умирающий, будь то Тре¬
нер или Папен, было одинаково чуждо немецкому народу и не
могло вызвать в нем ничего, кроме возмущения. Но вместе с
тем полковник Оскар знал, что отец не выносил Гитлера толь¬
287

ко потому, что тот был выскочкой, представителем «черни»,
втершимся в ряды «порядочных» людей, а вовсе не потому,
что Гитлер был тем, чем он был в политике. Когда дело дохо¬
дило до политики, Гинденбург всегда сдавал позиции наци¬
стам и допускал Гитлера все ближе и ближе к власти. Старик
не раз говаривал, что не видит в Германии другой силы, спо¬
собной противостоять коммунизму, как только гитлеризм.
Способен ли Папен противостоять главной, самой страшной
опасности? Не было ли то, что сделал вчера отец, политиче¬
ской ошибкой?..
Оскар взглянул на Гитлера. Неужели отец должен был
вставить в документ имя этого человека с измятой физионо¬
мией эстрадного пошляка?!
Гитлер, повидимому, понял, о чем» думал Оскар.
—	Чье бы имя ни стояло в завещании, — проговорил он, —
главою государства буду я. Другое имя послужит только при¬
чиной больших осложнений внутри Германии. Неужели вы это¬
го не понимаете?!—Гитлер понизил голос до хриплого шопо-
та, так что его слова едва можно было разобрать. — Что бы
он ни написал, там должно стоять мое имя!.. Мое!
Полковник молчал, ошеломленный. Прежде чем он успел
освоить эту мысль, Гитлер сказал:
—	Период Гинденбурга закончен... Тот, кто ставит на него,
ставит на мертвеца. А я... — лицо его побагровело, — я могу
завтра же, сегодня же, не выходя отсюда, сделать вас гене¬
ралом или... или уничтожить!
Оскар передернул плечами и отвернулся. Гитлер продол¬
жал выкрикивать:
—	Вы военный! Вместе с армией вы будете двигаться впе¬
ред! Нас с вами будет связывать знание взятой на себя ве¬
ликой ответственности!
Да, это Оскар понимал. От него зависело принять предло¬
жение этого крикуна, возродить армию, переиграть проигран¬
ную войну.
,— Фельдмаршал-президент назвал в завещании... Папе^
на, — негромко произнес Оскар.
Ни тени удивления не отразилось на лице Гитлера. Он стал
сразу необычайно спокоен и высокомерно произнес:
—	В своем дневнике вы можете сегодня записать: судьба
Германии решалась в этой комнате... Теперь — к президенту!
Оскар направился было к двери, но Гитлер без церемонии
взял его за рукав:
—	Оставьте нас.
—	Но...
—	Не будьте мальчиком!... генерал!
И Гитлер вошел в кабинет.
288

Г инденбург лежал с закрытыми глазами.
У ног Гинденбурга, уронив голову на руки, сидела его не¬
вестка. Увидев ее, Гитлер бросил взгляд в сторону стоявшего
в дверях Оскара. Тот послушно взял жену под руку и почти
насильно увел из комнаты.
Дверь кабинета плотно затворилась.
Некоторое время Гитлер молча сидел в том самом кресле,
в котором только что сидела невестка умирающего. Глаза
Гинденбурга оставались закрытыми. Гитлер осторожно при¬
двинулся к изголовью и сунул руку под подушку. Он сразу на¬
щупал большой конверт и потянул его. Конверт с подписями
свидетелей был у него в руках. В первый момент Гитлер хо¬
тел его вскрыть, но удержался. Зачем? Он и так знает глав¬
ное.
Гитлер сложил конверт вдвое и сунул во внутренний
карман.
Хруст ломающихся печатей показался ему таким громким,
что он испуганно взглянул на Гинденбурга. Глаза старика
были широ-ко раскрыты, в них отражался смертельный испуг.
Гитлер отвернулся. Да, теперь ему некуда было спешить.
Ведь сидеть здесь придется до того момента, пока старик бу¬
дет способен произнести хотя бы слово. Ни секундой раньше
не сможет Гитлер выйти из этой комнаты. Ни секундой рань¬
ше он не позволит никому сюда войти.
•Гинденбург издал мычание в последнем усилии заговорить,
замотал голозой. Гитлер равнодушно смотрел на него: пусть
помычит... Если кто-нибудь подслушает у дверей, то примет
это мычание за речь старика.
При этой мысли Гитлер усмехнулся и заговорил сам. Он
говорил громко. Если где-нибудь здесь спрятаны записываю¬
щие аппараты, Гиммлер получит полное удовольствие: он услы¬
шит самые прочувствованные слова, какие когда-либо
слышал!
Гитлер говорил механически, почти не думая. Мысли вер¬
телись вокруг того, что следует теперь делать с Папеном, с
завещанием, с Оскаром Гинденбургом. Что сделает Оскар,
обнаружив исчезновение завещания? Поймет ли он, что не в
его интересах поднимать шум?
Гитлер умолк... Его так поглотили мысли, что он не обра¬
щал уже внимания на президента.
Завещание должно быть переписано рукой Оскара! И пусть
не кто иной, как сам Оскар, «найдет» новое завещание и пе¬
редаст его Папену. Именно Па-пену — никому другому. Что
может быть убедительнее: сам Папен огласит в рейхстаге за¬
вещание с именем Гитлера в качестве преемника Гинденбурга.
Да, именно Папен!
19 Поджигатели
289

Что же, значит Геринг не зря сохранил жизнь этому като¬
лическому пройдохе!
Идея понравилась Гитлеру.
Он весело глянул на Гинденбурга.
Президент был недвижим.
Правая рука беспомощно свисала к полу, рот был полуот¬
крыт.
Гитлер вскочил, нагнулся к самому лицу Гинденбурга.
Дыхания не было слышно.
Все!
Гитлер еще раз ощупал грудной карман, где хрустнул тол¬
стый конверт, и направился к двери.
Дверь в приемную порывисто распахнулась, и все увидели
Гитлера. Он медленно приближался. Взгляд его был устремлен
вверх. Левой рукой он поддерживал правую, протянутую впе¬
ред.
Голосом, в котором звучало рыдание, он с пафосом про¬
винциального трагика произнес:
—	Сейчас он пожал эту руку...
7
Острая боль заставила Тельмана скрипнуть зубами и сжать
их так, что под скулами набухли желваки. Работа по рас¬
слоению папиросной коробки требовала точных движений. Их,
приходилось делать, не считаясь с болью, причиняемой на¬
ручниками.
Нужно было собрать всю силу воли, чтобы заставить себя
после короткого отдыха снова приняться за дело. Тельман вы¬
нул из тайника тонкую, отточенную, как игла, косточку и, по¬
вернувшись спиною к двери, оперся лбом о камень стены. Это
был испытанный прием маскировки, после которого, как узнал
Тельман, в рапортичках надзирателя появлялась фраза: «Сно¬
ва стоял, упершись лбом в стену, и грыз пальцы». Он мог себе
представить, как следователи радостно потирали руки, вооб¬
ражая, будто эта поза не что иное, как выражение его отча¬
яния. А тем временем он, подняв руки к самому лицу, нано¬
сил на картон едва заметные уколы шифра. Нужно было пе¬
редать товарищам на волю свои мысли о том, как следует
держаться в предстоящем народном голосовании. Нельзя от¬
дать Гитлеру без боя позиции, на которых еще недавно стоя¬
ло несколько миллионов немцев. Партия должна сказать им,
как вести себя, как голосовать. Но вот косточка замерла,
и брови Тельмана озабоченно сошлись над переносицей. Нет
никакого сомнения: социал-демократические бонзы ещё раз,
как и многократно до того, предадут интересы рабочего клас-
290

са и германского народа в делом; необходимо считаться
с тем, что снова изменят эти продажные душонки, трясущие¬
ся за свои жалкие шкуры и за тепленькие местечки, которые,
как кость шелудивому псу, бросил им Гитлер! Наверно, так
оно и будет. Весь ход истории рабочего движения в Герма¬
нии убеждает в то mi, что он, Тельман, не имеет права делать
никакой ставки на единство действий с этими потомственны¬
ми и последовательными ренегатами. Еще давиды, брауны и
прочая шваль доказали на практике, что готовы не за страх,
а за совесть служить ненавистным народу Гогенцоллернам,
обманывая массы рядовых членов своей партии. Лебе, вельсы,
зеверинги передали шумахерам политическую нечистоплот¬
ность, полученную от Каутского. Тельман не поверит никаким
их уверениям! Если Эберту и этой кровавой собаке Носке
ничего не стоило, спевшись с юнкерами и банкирами, утопить
Э	крови немецкую демократию; если по указке всяких тре¬
неров и шлейхеров, рехбергов и стиннесов, у прямых агентов
Ватикана — брюнингов и папенов — проклятым бонзам удалось
превратить чиновничью верхушку немецкой социал-демокра¬
тии в отряд негодяев, ставших под знамя реакции для борьбы
с германской революцией и с Советским Союзом, то нужно
быть последним идиотом, чтобы поверить, будто они раскаят-
ся в том, что способствовали приходу Гитлера, и будут го¬
лосовать против него. Да, Тельман может с уверенностью
сказать, что если бы Папена сменил в канцелярском кресле не
Гитлер, а кто-нибудь из социал-демократических лидеров, он,
Тельман, оказался бы там же, где сидит и теперь, — в тюрь¬
ме! Те, кто убил Карла Либкнехта и Розу Люксембург, не
задумываясь, покончили бы и с ним. Как ни скудны сведения,
Приходящие к Тельману в тюрьму, как ни трудно ему отсюда
сноситься с партийным подпольем — он должен дать товари¬
щам сигнал: социал-демократические лидеры попрежнему
остаются врагами рабочего класса; поверить им — для комму¬
ниста значит поставить под удар судьбу партии, которая
должна вывести немецкий народ на путь революционных
побед. Должна вывести и выведет!
Тельман верит в правильность политики своей партии,
своего ЦК!.. Правильная политика!
И вдруг при этой мысли его рука остановилась: правиль¬
ная политика?..
Да, политика правильная! Еще раз поверить теперь социал-
демократическим лидерам было бы политической близору¬
костью... Как это сказал Сталин, тогда... в те дни, когда не¬
мецкому ЦК пришлось вести жестокую борьбу с предатель¬
ской шайкой Каца?.. Как сказал) Сталин?.. Да, именно так он
сказал: «Можно простить политическую близорукость раз,
19*
291

можно простить другой раз, но если она превращается в поли¬
тику, то близорукость граничит тогда «с преступлением».
Именно тогда, говоря об Урбансе, Сталин предостерег немец¬
ких коммунистов, и они не забудут, не должны забыть это
предостережение...
Тельман стал рассчитывать: до голосования осталось две
недели, — успеет ли это письмо дойти до товарищей на воле?..
Чтобы заполнить знаками маленький кусочек картона, понадо¬
бится не меньше двух дней, — работать придется урывками,
чтобы не привлечь внимания надзирателей. Сутки уйдут на то,
чтобы склеить коробку и дать ей засохнуть. Она должна
иметь такой же вид, как сотни коробок из других камер.
В среду кальфактор принесет новые папиросы — десять
штук на неделю — и под наблюдением! надзирателя соберет
у заключенных старые коробки, чтобы ни один клочок бумаги
не оставался в камерах. С этого начнется опасное путеше¬
ствие письма: ведь кальфактор должен сжечь отобранные
коробки. Не попадет ли в печь и коробка Тельмана? Что, если
раздатчику не удастся отделить ее от общей-маосы и, вместо
того, чтобы по каким-то таинственным каналам, о которых не
знал и сам Тельман, попасть в руки товарищей, кусочек кар¬
тона улетит на волю в виде струйки дыма?.. А если письмо и
прорвется, сколько времени оно будет странствовать? Каки¬
ми путями пойдет? Кто те товарищи, которые, получив короб-
ку, будут старательно разбирать шифр? Тельман не знал их
имен. По двум-трем случайным словам он мог только догады¬
ваться, что это был кто-то из особенно близких ему гамбурж-
цев. Гамбуржцы! Он хорошо знал этот народ. Они продержат¬
ся до конца, пока будет хоть какая-нибудь надежда. И даже
тогда, когда ее уже не станет. Во всяком случае, они не сда¬
дутся, и ни один из них не перебежит в ряды врага. Он знал
их, немецких коммунистов.
И снова острая косточка совершала свои осторожные дви¬
жения, и сетка едва заметных уколов покрывала поверхность
картона...
Губы Тельмана беззвучно шевелились: мысленно он произ¬
носил целые речи. В них было все, что искало выхода за сте¬
ны тюрьмы: и страстный призыв к борьбе, и слова надежды,
и клятва верности своей партии, своему классу, делу своего
страдающего народа...
8
Цихауэр держал руку Асты в своей, внимательно разгля¬
дывая ее. Потом опустил руку на черный бархат платья, ото¬
шел на шаг и, склонив голову набок, еще раз полюбовался.
292

Узкая белая кисть с едва заметной просинью жилок, с тон¬
кими длинными пальцами лежала на бархате, как драгоцен¬
ное произведение ваятеля.
—	Завтра сядем за работу, — сказал Цихауэр.
Аста подняла свою руку, с усмешкой посмотрела на нее.
—	Это не очень любезно в отношении дамы: не найти в
ней ничего лучше рук. А теперь, — она встала с софы, на ко¬
торой полулежала, — покажи, что ты сделал для отца.
—	Мы не сговорились...
Цйхауэр взял стоявший у стены большой картон и повер¬
нул его лицом к Асте. Аста отшатнулась. То, что она увидела,
было ужасно. Выполненное пастелью лицо человека было
олицетворением себялюбия, алчности, самодовольства, трусо¬
сти. В лице не было портретного сходства с ее отцом, и вместе
с тем нельзя было ошибиться: это был Вольфганг Винер.
—	Завтра я снесу это в магазин, — сказал Цихауэр. —
Тот, кто хоть что-нибудь понимает в искусстве, немедленно
купит портрет.
—	Ты не сделаешь этого!
—	Тогда пусть он купит его сам. Тысяча марок — и ни
пфеннига меньше! Я не желаю умирать с голоду.
—	Я поговорю с ним... — Аста взглянула на часы.—Те¬
бе никуда не нужно ехать?
—	А что?
—	Здесь Лемке с автомобилем.
—■ Нет, спасибо... Мне никуда не нужно.
—	Ты даже не уговариваешь меня посидеть.-
Он смущенно взглянул на часы.
—	Мне еще очень много нужно сегодня сделать!
Она порывисто поднялась и с обиженным! видом протяну¬
ла художнику руку.
Высунувшись из окна, Цихауэр видел, как ее автомобиль
завернул за угол, и снова с беспокойством взглянул на часы.
Завтра, 19 августа, — всегерманский плебисцит. Немцы дол¬
жны будут сказать, хотят ли они иметь Гитлера преемником
Гинденбурга. Весь Берлин, вся Германия были заклеены на¬
цистскими плакатами, призывавшими отдать голос Гитлеру.
Никаких других плакатов не было. Но это не значило, что в
Германии не осталось людей, которые хотели бы голосовать
против Гитлера. Для миллионов людей, голосовавших за
коммунистическую партию, им!Я Тельмана оставалось симво¬
лом борьбы с гитлеровским террором. Загнанные в подполье
коммунисты сохранили свою организацию. Они решили пока¬
зать немецкому народу, что есть силы, способные к сопротив¬
лению. В течение ночи часть нацистских плакатов должна бы¬
ла быть заклеена плакатами коммунистов, а на остальных
293

слова «да здравствует Гитлер» заменены словами «долой Гит¬
лера».
Цихауэру поручили изготовить бумажные полоски со сло¬
вом «долой», с левой стороны которой вместо фашистской
свастики был нарисован кулак «Красного фронта».
Шофер Франц Лемке должен был действовать в паре с
художником. Он обещал привести еще одного парня — сторо¬
жить на углу, пока Лемке и Цихауэр будут наклеивать по¬
лоски. Им достался трудный район — в самом центре города.
С улицы, как из колодца, поднимался глухой шум. Весь
день 18 августа по улицам Берлина маршировали отряды
штурмовиков с оркестрами, флагами и плакатами, требующи¬
ми, чтобы берлинцы голосовали за «фюрера». Вот -и сейчас
топот подкованных сапог вместе с духотою врывался в
растворенное окно мансарды Цихауэра.
После «большой чистки» 30 июня, в которой было выреза¬
но все прежнее руководство СА, штурмовикам разрешили вер¬
нуться из вынужденного отпуска, и они с удвоенным рвением
принялись за свою погромную деятельность. Далеко не послед¬
няя роль принадлежала им и в подготовке предстоящих «вы¬
боров».
Прошло еще не меньше получаса, прежде чем явился
Лемке. Уже совсем стемнело.
—	А я — с автомобилем, — весело сказал он. Это уско¬
рит дело.
—	А ваш парень?
—	Разрешите, ему войти?— Лемке отЕорил» дверь и крик¬
нул: — Входи, Рупп!
Наличие в экспедиции автомобиля меняло план действий.
Было решено: Лемке все время будет сидеть за рулем, чтобы
быть готовым в любую минуту тронуться с места. Рупп будет
мазать плакаты клейстером, а Цихауэр заклеивать их свои¬
ми полосками.
—	Дай-ка сюда газеты, — сказал Лемке Руппу и спросил,
обернувшись к Цихауэру: — Вы еще ничего не знаете?
Цихауэр с улыбкой спросил:
—	Свергли Гитлера?
—	Он опубликовал завещание Гинденбурга. Покойник на¬
значил его чем-то вроде своего наследника.
Лемке протянул художнику газету.
Цихауэр прочитал:.
«Вице-канцлер в отставке, господин фон Папен, по пору¬
чению полковника фон Гинденбурга передал фюреру и рейхс¬
канцлеру Адольфу Гитлеру пакет, содержащий политическое
завещание покойного господина рейхспрезидента, генерал-
294

фельдмаршала фон Гинденбурга. По поручению фюрера госпо¬
дин фон Папен предает документ гласности.
На собственноручно запечатанном рейхспрезидентом кон*
зерте сделана надпись: «Германскому народу и его канцлеру.
Мое завещание».
Цихауэр поднял на Лемке смеющиеся глаза:
—	Хотел бы я знать, почему же Гитлер тянул с опубликова¬
нием завещания целых две недели?
—	Говорят, завещание не могли найти,—сказал Рупп.
—	Да, его «случайно» нашел полковник, сын президента, —
сказал Лемке. — И все это публикуется накануне выборов.
Ловкий ход!
В уголке на электрической плите Рупп сварил клейстер.
—	Пора, — сказал Лемке.
Ему предоставили выбор маршрута. Полагаясь на свое ис¬
кусство шофера, он избрал наиболее запутанную часть центра.
Он считал, что в случае провала погоня скорее бы настигла
его на прямых, широких магистралях, а в узких, пересекаю¬
щихся улицах едва ли кто-нибудь угонится за ним.
Миновав Тиргартен, он выехал на Лейпцигерштрассе и в
конце ее свернул на Коммандантенщтрассе. Район был едва
ли не самым опасным, так как тут то и дело проходили груп¬
пы штурмовиков и полицейские патрули. Но тем более необхо¬
димо было выполнить задание и показать этим самодовольным
прохвостам, что есть еще смелые и честные люди в Герма¬
нии!
Лемке сделал первую остановку. Рупп выскочил и на бегу
мазнул клеем сразу по двум плакатам. Цихауэр ловко при¬
клеил свои полоски.
Лемке останавливался то на одном, то на другом углу...
Осмелев, они решили испробовать новую тактику, Рупп и Ци¬
хауэр шли по улице, автомобиль медленно ехал в нескольких
шагах от них.
Все шло отлично. В карманах Цихауэра оставалось уже
совсем мало бумажных полосок, когда Рупп увидел на углу
двух полицейских, Он и Цихауэр побежали к автомобилю. Но
вдруг Цихауэр вскрикнул: у него подвернулась нога, и он упал.
Ругщ тотчас бросился к нему.
От перекрестка уже бежала группа штурмовиков. Лемке
понял, что, прежде чем Цихауэр и Рупп успеют сесть в авто¬
мобиль, их настигнет погоня. Он дал задний ход, чтобы сокра¬
тить расстояние. Рупп втолкнул Цихауэра в машину и вскочил
сам. Лемке видел, как наперерез штурмовикам бежало не¬
сколько рабочих-пикетчиков.
Через минуту автомобиль мчался полным ходом. А свалка,
начавшаяся в узкой, кривой Себастьяненштраосе, привлекала
295

все новых и новых участников. Хотя этот район и не был рабо¬
чим и здесь не могло быть большого числа прохожих, способ¬
ных оказать штурмовикам сопротивление, победа последним
далась не легко. В штурмовиков летели камни, палки, пустые
бутылки...
С воем сирены в улицу въехал полицейский автомобиль.
Вместе с шупо в драку вмешались эсесовцы. Эти не привыкли
стесняться! Замелькали дубинки.
9
Американское «просперити» 20-х годов имело своеобразные
последствия для ряда родовых поместий аристократов Старого
Света. Их старинные замки были разобраны по камешку, упа¬
кованы со всем, что в них было, — от гобеленов до привиде¬
ний, — и перевезены за океан, в резиденции американских
миллионеров.
Не все замки совершили такое далекое путешествие. Неко¬
торые из них были перенесены лишь на десяток-другой кило¬
метров, в более живописные места. Были, наконец, и такие,
которые остались на месте в увеличенных в пять, в десять раз
по-местьях.
Подобного рода судьбы постигли старинные родовые гнезда
аристократии во многих странах Западной Европы: в Герма¬
нии, Франции, Австрии и даже в Англии и Шотландии.
Один из таких замков был перенесен волею нового владель¬
ца с берегов сурового шотландского «лоха» на не MieHee поэ¬
тический, но мало подходящий для него солнечный островок
посреди прозрачно-голубого озера в Итальянских Альпах.
Это было огромное строение, служившее когда-то прибежи¬
щем нескольким поколениям главарей клана хайлендеров и
славившееся тем, что едва ли не каждое из этих поколений
оставило в нем свое привидение. Многие тысячи долларов бы¬
ли затрачены на то, чтобы засадить пространство вокруг зам¬
ка вереском и скромным шотландским дроком. Вероятно, но¬
вый владелец не пожалел бы денег и на то, чтобы заставить,
переселиться вместе с замком стаи шотландских ворон, свив¬
ших себе гнезда между зубцами его башен. Но вороны не
понимали того, что являются неотъемлемою деталью пейзажа,
и остались в родной Шотландии. В Швейцарии их места на
башнях заняли мириады ласточек.
Большую часть времени замок пустовал. В его роскошно
отделанных залах и комнатах царила тишина. Солнце едва
пробивалось сквозь замазанные мелом стекла высоких стрель¬
чатых окон. Далеко не каждый год появлялся тут кто-нибудь
кз членов семьи владельца. Полторы сотни слуг были един-
296

ственным населением замка и всего островка, приобретенного,
да так, повидимому, и забытого мистером Джоном Алленом
Ванденгеймом Третьим.
Он вспомнил о своем замке лишь тогда, когда пона¬
добилось найти нейтральную почву для важного разгово¬
ра, который должен был состояться между несколькими аме¬
риканскими дельцами-монополистами и представителями гер¬
манского правительства и нацистской партии. Одни из них не
желали появляться в Германии, других неудобно было пригла¬
шать в Штаты. Кроме того, ни в Германии, ни в Штатах не
удалось бы уберечься от пронырливых газетчиков. А обеим
сторонам меньше всего хотелось, чтобы кто-либо совал нос в
их дела.
Вот почему в августе 1934 года с окон замка смыли, нако¬
нец, мел и солнцу удалось заглянуть в его пышные покои.
Американцы прибыли с юга, через Италию, и сели на яхту
Ванденгейма в Комо. Немцы прибыли с севера и отплыли на
остров от пристани Менаджио.
Все‘было организовано так, что история до сих пор не зна¬
ет имен всех «туристов», якобы собравшихся поиграть в гольф
и поккер на уединенном швейцарском островке. Известно толь¬
ко, что* в числе немецких гостей, кроме непременных членов
таких совещаний Яльмара Шахта и банкира Курта Шрейбера,
находились Фриц Тиссен, Крупп фон Болен, Шмитц и Бош
и что, кроме ранее совещавшихся с Ванденгеймом в Америке
немецких генеральных консулов, фон Типпельскирха и фон
Киллингера, приехал Геринг. Это те, чьи имена, несмотря на
конспирацию, не остались неузнанными. Имена остальных до
сих пор неизвестны.
Кроне удалось проникнуть в замок под видом секретаря
Геринга. Но ни на одно из совещаний он не попал, как, впро¬
чем, и никакой другой секрета-рь—как с американской, так и
с немецкой стороны. Краткие протоколы велись поверенным»
Ванденгейма—адвокатом Фостером Долласом. Какое употреб¬
ление он сделал из этих протоколов, пока неизвестно. Доллас
не из тех, кто продает свои тайны раньше, чем они могут
принести ему верных тысячу процентов.
Кроне бродил по замку, томясь незнанием того, что проис¬
ходит в зале заседаний. Он напрасно ломал себе голову над
тем, как подсмотреть или подслушать. Тщетно исследовал ис¬
подтишка все помещения, примыкающие к залу. Даже на чер¬
даке он наткнулся на здоровенного субъекта, встретившего его
совсем! не ласковым взглядом.
Он уже решил отказаться от дальнейших попыток узнать
содержание бесед путем подслушивания и начал раздумы¬
вать над тем, каким образом можно было бы просмотреть за-
297

писи Долласа, когда к нему пришла неожиданная помощь в
лице высокого худого человека с красным лицом, в котором
он узнал Фрэнка Паркера. Вечером Паркер подсел к Кроне,
тянувшему пепермент в полутемном» уголке веранды.
Паркер представился Кроне так, как если бы видел его
впервые. После двух рюмок он сказал:
—	Быть может, побродим по саду?.. Вечер великолепен.
Кроне никогда не был любителем природы. Но ему не нуж¬
но было объяснять, почему Паркер не хочет с ним разговари¬
вать там, где есть стены. Он с энтузиазмом ответил:
—	Вы правы, вечер прелестен! Только захватим свои ста¬
каны.
И они сошли в парк.
—	Я чувствую себя, как в потемках, — признался Кроне.
— Непривычная обстановка,—снисходительно заметил
Паркер.
—	Вы не можете раздобыть протоколы Долласа?
—	Зачем они вам?
— Надо же знать, о чем там говорится.
— Я вас для этого и нашел. — В тоне Паркера появился
покровительственный оттенок, который не понравился Кроне.—
Скажите дворецкому, что вас не удовлетворяет комната, и по¬
просите спальню с балконом.
—	Ну и что?
—	Одна такая комната осталась рядом с моею.
—	Мне недостаточно вашего пересказа.
—	Оттуда вы сможете слушать то, что говорится в зале.
—	Вы, Паркер, молодец!
—	Все было продумано заранее.
—	Обидно, что я пропустил сегодняшнее совещание.
—	Больше болтали немцы. Они напрямик сказали нашим,
что если наладить правильное, сотрудничество между Германи¬
ей и Америкой, то можно будет в конце концов поделить
рынки России и Китая и даже говорить об освоении этих про¬
странств.
—	Они правы.
—	Наши не возражают. Вопрос в том, каким способом
устранить помехи.
—	Русских?
—	Да.
—	А официальная линия?
—	Линия Рузвельта и прочих?
—	Да.
—	Все понимают, что с этим тоже пора кончить.
—	Что предлагают немцы?
‘298

—	Они хотели бы действовать напрямик: убить того, убить
другого... Они простоваты, — проговорид Паркер.
—	Может быть, не такие уж простаки... Вспомните Гар¬
динга.
—	Отравить можно было Гардинга, но не Рузвельта. Он
популярен у среднего американца.
—	Этим он и о-пасен.
—	Кампания, которую наци собираются открыть против
Рузвельта, подействует не хуже пуль! Кроме того, немцы
считают, что мы должны помочь созданию националистиче¬
ских обществ в Штатах.
При их компетентном содействии? — иронически заме¬
тил Кроне.
—	На кой чорт они там? У Дюпона и так налажено де¬
ло: Крусейдерз, Сэнтинел и другие шайки. Кстати, — доба¬
вил Паркер, — нашим сегодня чертовски понравилось то,
что немцы рассказывали об организации у них борьбы с
рабочим движением. У нас, наверно, испробуют что-нибудь
з этом роде и перестроят эти дюпоиовские банды на немец¬
кий лад.
—	Да, в Германии не помитингуешь,—согласился Кроне.
—	Ванденгейм сказал: мы будем дураками, если не заве¬
дем у себя таких же порядков!
—	А говорилось что-нибудь насчет Австрии?
—	Не очень много. Эти вопросы, кажется, ясны сами со¬
бою. Наши не хотят мешать там Гитлеру.
—	Но тут'придется поспорить с англичанами.
—	Им нетрудно заткнуть глотку, — беспечно заявил Пар¬
кер. — Нажать на вопрос о долгах — и они живо подожмут
хвост...
—	А главное, главное? — в нетерпении спросил Кроне.
Паркер посмотрел на него непонимающе.
—	Насчет движения на восток, к России? — пояснил
Кроне.
—	Сначала они хотят решить все, что должно предшество¬
вать кардинальн9му решению русского вопроса.
—	Но он будет поставлен?
—	Непременно! Все дальнейшее вы сможете уже слышать
сами из своей комнаты.
—	Но нам с вами не следует больше встречаться,—сказал
Кроне.
—	Это и не будет нужно. Только постарайтесь выведать
у Геринга и сообщить нам истинные намерения немцев:	не
держат ли они какой-нибудь камень за пазухой.
—	Скажите Ванденгейму, чтобы он не переоценивал упор¬
ства немцев, когда они будут набивать себе цену.
299

—	Ну, небось, нашим не впервой нанимать к себе на
службу гангстеров, — с усмешкой сказал Паркер.
—	Но немчуре чертовски хочется сохранить вид людей,
которые и сами сумеют устроить свои дела на востоке, хотя
они и отлично понимают, что без наших денег не смогут
ничего сделать. Пусть наши только поднажмут — и немцы
пойдут на любые уступки, чтобы спеться.
—	Это ваше личное мнение?
—	Я передаю смысл разговора между Герингом и Гессом
перед отъездом сюда.
—	Я доложу хозяину... Между прочим, имейте в виду: чем
ближе к делу, тем больше нас занимает мнение немецких во¬
енных.
—	Скажите мне еще раз, Фрэнк: смогут немцы свободно
войти в Австрию и Чехию?
—	Безусловно!
—	И правильно: немцам! не следует вставлять палки в ко¬
леса в Европе, если мы не хотим иметь, хлопоты с красными
на Дальнем Востоке.
—	Наши это понимают. Судя по разговорам, они сделают
все для того, чтобы помочь японцам справиться с красными
на Востоке, прежде чем дать им самим под зад.
—	Это сложное дело, Фрэнк.
—	Конечно, не простое. Наши понимают.
—	Надеюсь! — Кроне протянул руку. — Снова на несколь¬
ко лет?
—	Судя по всему, мы будем встречаться в Берлине. Мне,
кажется, предстоит торчать там. — И, пожимая Кроне руку,
Паркер спросил: — Вы ведь знаете Роу, Мак?
—	Знаю.
—	Наших очень интересуют источники его информации в
Германии.
—	Мало ли что кого интересует... — уклончиво пробормо¬
тал Кроне.
—	Вы не думаете, что эти источники находятся довольно
высоко?
Кроне пожал плечами:
—	Высоко? Что вы называете «высоко»?
—	У нас подозревают... — Паркер секунду колебался, слов¬
но не решаясь высказаться до конца, —подозревают в не¬
чистой игре Канариса.
Кроне удивленно взглянул на Паркера.
—	Именно его, Мак, — повторил тот, — как это ни неверо¬
ятно!
—	Невероятно? — Кроне пожал снова плечами.—Как буд¬
300

то этот Канарис не такая же каналья, как любой из его
агентов.
—	Ну, все-таки... Начальник всей имперской разведки!
—	Почему он должен быть лучше нашего Гобера?
—	Но, но, Кроне! Вы далеко хватаете!
Кроне не видел ничего невероятного в наличии связи на¬
чальника германской разведки Канариса с Интеллидженс сер¬
вис, и ему казалось смешным, что это может заботить амери¬
канскую секретную службу. Однако он больше ни о чем не
спросил Паркера, а тот не сказал ему. что этот вопрос важен
для американцев потому, что Канарис состоит и их собствен¬
ным агентом!..
Они расстались, чувствуя, что оба чего-то не досказали.
Кроне выпил в этот вечер больше, чем обычно. Это заме¬
тил даже Геринг, вернувшись с совещания. Кроне попытался
вызвать Геринга на откровенность, но мысли того были где-то
далеко.
—	Пойдемте-ка, Кроне, я вам кое-что покажу! —сказал он
с таинственным видом и, пыхтя, стал взбираться по лестнице
на второй этаж того крыла замка, где были расположены жи¬
лые апартаменты Ванденгейма. Кроне последовал за ним.
Они в молчании миновали несколько комнат. Не в силах
скрыть волнение, Геринг остановился перед небольшою резною
дверью, толкнул ее и жестом предложил Кроне войти. Сам же,
из-за его плеча, нажал выключатель. Кроне увидел залитый
мягким верхним светом большой зал. Стены его были затянуты
гобеленами в виде огромных медальонов. Посреди каждого
медальона висел рыцарский щит с гербом. Все это походило
бы на геральдический зал, если бы середина пола не была за¬
нята просторным купальным бассейном.
Льющийся с потолка мягкий свет отражался в желтом ме¬
талле, которым был облицован, бассейн, и делал воду похожей
на огромный слиток красноватого стекла.
Кроне увидел, что глаза Геринга в экстатическом восторге
остановились на этом водоеме.
—	Смотрите, Кроне* — толстые красные руки Геринга с
жадностью потянулись к бассейну, — он из чистого золота!
Словно боясь, что видение рассеется, Геринг на цыпочках
приблизился к краю водоема и сделал попытку присесть на
корточки. Толстые ноги и огромный живот не позволили ему
этого. Он тяжело опустился на одно колено и погладил рукою
полированный металл облицовки.
—	Вот что я должен себе сделать, Кроне... непременно...—
Он с напряжением, опираясь на руку Кроне, поднялся и уста¬
вился на темножелтую и, казалось, горячую от пронизываю¬
щего ее отраженного света воду. — Это замечательно, Кроне!
301

Говорят, Ванденгейм проводит приемы, сидя в ванне, даже
целые совещания!
И он снова, как зачарованный, уставился на воду<
10
Сентябрь выдался дождливый. Было еще совсем тепло, но
на протяжении недели не бывало и дня, чтобы небо не излива¬
ло на Берлин потоков воды. Водосточные трубы высоких домов
непрерывно рокотали от струившихся в них каскадов. Щеткам
метельщиков нечего было делать: вода смывала с асфаль¬
та все. Зелень бульваров потемнела от воды, пропитавшей, ка¬
залось, даже листву. Тиргартен сочился влагою, как неотжатая
губка. Проносившиеся по лужам автомобили обдавали стены
домов грязными струями. Шпрее, с ее обычно темными, радуж¬
ными от нефти ленивыми водами, подошла мутным быстрым
потоком под самые края набережных.
Прохожих на улице было мало. Хотя Кроне й советовал
воспользоваться подземкой, Отто понял, что дойти до стан¬
ции — выше его сил. И на протяжении нескольких шагов, что
ему пришлось пробежать до стоянки такси, вода успела за¬
браться за воротник, а начищенные до блеска сапоги были
забрызганы грязью.
Кроне пригласил Отто для разговора. Телефонный вызов,
едва не заставивший Отто упасть в обморок, был сделан Кро¬
не из больницы, где он выздоравливал после раны в спину.
Направляясь на свидание с Кроне, Отто старался себя уве¬
рить, что для опасений нет решительно никаких оснований.
Если бы они хотели его прикончить, то могли бы сделать это
десять раз. Вероятно, Кроне ни о чем не догадывается. Нужно
только придумать ответы поумнее.
Но ничего мало-мальски правдоподобного не приходило в
голову: ведь Кроне-то знал, что Хайнес не мог в него стрелять,
так как был убит рукою Отто.
Чем дальше думал Отто, тем хуже делалось его настрое¬
ние. Наконец он задал себе вопрос: «Зачем я сам тащусь к
нему в пасть? Не разумней ли бежать? Бежать без оглядки,
скажем, в Голландию или, еще лучше, в Швейцарию?..» Отто
не сомневался в том, что ему удастся перейти границу. Осо¬
бенно если он сейчас же вернется в канцелярию Гаусса и вы¬
пишет себе служебный пропуск в пограничную зону.
Отто рисовались заманчивые картины жизни в Швейцарии.
Он предложит издателям купить его разоблачительные мемуа¬
ры. Великолепные, ошело-мляющие заголовки: «Записки ремов-
ского адъютанта», или еще лучше; «Дневник того, кто убил
302

Рема». Правда, он Рема не убивал, но это неважно. Ради
рекламы можно кое-что и присочинить.
Но он сам тут же оборвал эти мечты: ему проделают дырку
в затылке, прежде чем он допишет первый десяток страниц
своих разоблачений.
Кроне встретился с ним так, словно они расстались при
самых будничных обстоятельствах.
Во время разговора Кроне несколько раз умолкал, закаш¬
лявшись.
—	Вы простудились?—с деланным участием! спросил Отто.
—	Да.— Лицо Кроне искривилось в болезненной улыб¬
ке. — Благодаря вентиляции от дырки в легких, — иронически
сказал он.
Отто с трудом заставил себя сосредоточиться настолько,
чтобы слушать Кроне. К счастью, тот сегодня больше говорил,
чем спрашивал. Отто впервые слышал такое откровенное и яс¬
ное изложение программы действий гитлеровской агентуры
во всей Европе. Потом Кроне перешел к разъяснению мето¬
дов, какими эта программа должна была быть осущест¬
влена.
Это было практическое руководство к тем общим сообра¬
жениям, которые генерал Шверер не так давно узнал из аген¬
турной стенограммы разговора посла Кестнера с журналисткой
Женевьевой Табуи. Кроне не называл пока ни одного имени,
но слово «убрать» фигурировало так часто, что программа
убийств показалась Отто рассчитанной на целые десятилетия.
Она распространялась на весь мир. От Бухареста до Нью-Йор¬
ка. Речь шла о необходимости смести с пути новой Германии
целые группы немецких и зарубежных антифашистов, своих и
чужих политических деятелей. По словам Кроне, -у нацистов
имелись для этих целей отряды опытных убийц и агенты во
всех странах.
—	Вы утомлены? — спросил вдруг Кроне, заметив блед¬
ность Отто.
—	Нет, нет! Что вы! — поспешно ответил Отто, боясь, что
Кроне может счесть его слабым, неспособным нести возлагае¬
мое на него бремя осведомленности в сложной механике пре¬
ступлений. Внушить Кроне такое опасение значило сразу вый¬
ти в тираж.
Отто сделал беззаботное лицо.
—	Должен сознаться: за то врем!Я, что вас не было, жизнь
показалась мне довольно пресной!
—	Зато теперь... — Кроне выдержал небольшую паузу, — я
смог.у доставить вам удовольствие. Вы ведь не бывали в
Итальянской Швейцарии?
И тоном, ка-ким в дружеской компании излагают план уве-
303

селительной поездки, Кроне сообщил Огго, что тому нужно
побывать в Лугано для встречи с несколькими усташами терро¬
ристической организации Анте Павелича, которых итальянская
овра отобрала для исполнения очень важного поручения: дол¬
жен быть уничтожен югославский король Александр, прово¬
дящий политику сближения с Францией. Король Александр за¬
думал и другое: войти в сношения с Советской Россией! На
этом пути он нашел себе наставника в лице французского ми¬
нистра иностранных дел Барту.
—	Этот проклятый француз, — голос Кроне утратил свою
воркующую ласковость, — заслуживает того, чтобы...
«Боже правый! — подумал Отто. — Бели так говорить
имеет право Кроне, то что же может Гиммлер?!»
—	Когда нужно выехать? — спросил он.
—	Завтра подайте рапорт о болезни.
—	Что я должен делать в Лугано?
—	Остановиться в отеле «Цюрхерхоф» и ждать моих рас¬
поряжений. Я приеду туда.
—	О-о!—воскликнул Отто и с угодливой улыбкой, за кото¬
рою постарался скрыть разочарование, добавил: — Значит, мне
не будет скучно!
—	Там мы с вами будем не знакомы.
С этими словами Кроне поднялся.
11
В то лето тучи висели не только над Берлином. Холодный
туман, гонимый на Европу от британских берегов, сменялся
дыханием жаркого африканского ветра. Эти резкие смены
погоды раздражали нервы людей, и без того взвинченные по¬
литической обстановкой. Непрекращающиеся правительствен¬
ные кризисы во Франции привлекали к себе не меньшее вни¬
мание мировой общественности, чем первые шаги фашистской
банды, пришедшей к власти в Германии.
Министерская карусель, порождаемая интригами правых,
вела к тому, что фактически в Третьей республике хозяйнича¬
ли авантюристы и казнокрады. Это были одни и те же захва¬
танные карты одной и той же крапленой колоды, которую
без конца перетасовывали руки «двухсот семейств». Всякие
лавали, шотаны, думерги, тардье и фландены сменяли друг
друга. На их лопатках светились сквозь фраки бубновые ту¬
зы потенциальных каторжников, и если бы к власти пришел
народ, немногие из этих политических шулеров избежали бы
переселения в Кайенну. Шпионаж в пользу Германии и про¬
фашистская политика ради выгодных биржевых спекуляций —
по системе Боннэ; шпионская деятельность в пользу фашист-
304

ской Италии и соучастие в подделке облигаций — по системе
Кьяппа; убийства политических противников — по системе
де ла Рокка; шантаж по системе Морраса, — одной десятой
всего этого было бы достаточно, чтобы скомпрометировать
любую буржуазную партию, любое правительство. Но пресса,
субсидируемая самими же преступниками, распоряжавшимися
во французском казначействе, как в собственном кармане,
покупаемая оптом и в розницу банкирами и промышленни¬
ками, подкупаемая немецкой гестапо и итальянской овра, —
продажная пресса извергала потоки лжи с целью обелить
преступников и потопить в грязи их разоблачителей.
И все же в этой тяжелой обстановке, несмотря на все уси¬
лия реакции, на шантаж и угрозы, невзирая на открытые во¬
оруженные выступления фашистских и фашиствующих лиг,
всяких «Боевых крестов», «Аксьон франсэз», «Солидаритэ
франсэз», «национальных корпоративных партий» и т. п., не¬
смотря на откровенное покровительство властей рыцарям
ножа и кастета, — французский народ без страха вышел на
улицу. Его возмущало бесконечное повторение в «новых» ка¬
бинетах затрепанных имен старых политических жуликов.
Народ оскорбляли нескончаемые аферы всяких стависских,
которые грабили страну среди бела дня и прятались за спины
своих соучастников из кабинета министров. Все это оскорбляло
простых людей Франции, только и слышавших старую песенку
о необходимости повысить налоги и понизить заработную пла¬
ту. В феврале, в мае и в июле сотни тысяч людей вышли на
демонстрацию. Величественный поток возмущенных парижан,
во главе которых шли лидеры коммунистической партии То¬
рез, Дюкло, Житон и седоусые ветераны партии Кашен и
Марти, привел в трепет обитателей отелей миллионеров, бес¬
пардонных крикунов Бурбонского дворца и пешку-президен-
та, сидящего в Елисейском дворце под охраной ажанов. Всем
стало ясно, что следующая волна народного гнева уже не бу¬
дет носить формы мирной демонстрации. И вот «хозяева
Франции» выдвинули фигуры, которые казались им подходя¬
щими для такой ситуации. На сцену вылез член семьи банки¬
ров и коммерсантов, тонкий знаток изысканной литературы и
собиратель редкостей, обладатель дисканта кастрата, пресло¬
вутый «вождь» социалистов, матерый предатель Леон Блюм.
За ним появился выбившийся из мелких булочников в крупного
парижского биржевика «вождь» радикал-социалистов, сторо¬
жевой пес биржи Эдуард Даладье. Эти два испытанных
интригана пошли навстречу народным колоннам «с протянутою
для пожатия рукою», намереваясь помешать идущим во главе
народного движения коммунистам занять в нем ведущее поло¬
жение.
20 Поджигатели
305

Этот маневр не помог; когда в феврале 1934 года де л а
Рокк и Поццо ди Борго вывели на улицу банды своих фаши¬
стов, они встретили жестокий отпор.
Вовлекая все более широкие слои трудящегося люда Фран¬
ции, лавина народного движения продолжала грозно катиться
вперед. 27 июля, в день двадцатой годовщины смерти Жана
Жореса, несколько десятков тысяч парижан продефилирова¬
ли перед Пантеоном, чтобы отметить первую победу — до¬
говор между коммунистами и социалистами о совместных
действиях. Леон Блюм был против единства действий с ком¬
мунистами, но массы заставили его подписать договор. Это
был крепкий удар по социал-предателям и по фашизму. В ла¬
гере реакции началось смятение: вырисовывалась перспектива
поражения правых партий на предстоящих выборах. Но «две¬
сти семейств» не желали сдаваться или хотя бы отступать. По
их приказу открылись шлюзы клеветы. Дело поручили «Боевым
крестам» и «Аксьон франсэз». Грязные фашистские листки
«Фламбо» и «Гренгуар» затеяли травлю лидеров левых партий.
Префект парижской полиции, пресловутый Жан Кьяпп, обла¬
давший «секретными досье», способными наповал уложить
любого бывшего, нынешнего и будущего министра, пригрозил
членам кабинета и палаты, что пустит эти досье в ход против
всякого, кто вздумает заступиться за жертв «Гренгуара» и
«Фламбо».
—	А если и этого окажется мало, — крикнул Кьяпп
председателю палаты депутатов Эррио, — я явлюсь сюда
с автоматическим пистолетом и буду стрелять!
—	В кого? — спросил потрясенный Эррио.
—	В кого попало!..
Кьяппа поддержал Ибарнегарэ — друг и соратник де ла
Рокка.
—	Если легальных возможностей у нас не будет (стрельбу
в палате он считал, повидимому, легальной), мы прибегнем
к другим средствам! — угрожающе прокричал он.
Атмосфера накалялась. «Кампания» правых, накачиваемая
деньгами из сейфов «двухсот», получала все больший размах.
Нажимали и фашисты из-за рубежа. Дорио на деньги немец¬
кой гестапо купил провокационный бульварный листок «Ли-
бертэ». Де ла Рокк за одиннадцать миллионов франков, неиз¬
вестно откуда взявшихся у него, приобрел большую газету
«Пти журналь».
«Кампания» развивалась. В «черном списке» де ла Рокка,
после консультации с Берлином, появились крестики против
имен, намечавшихся новыми жертвами.
306

Над Парижем висела серая сетка дождя. Под ногами хлю¬
пала слякохь. Годар и Анри теперь выходили из метро у пала¬
ты депутатов и встречались только в подъезде Второго бюро.
Генерал Леганье вызвал к себе Анри. Тот увидел в его
кабинете Годара. Годар принес известие, что через редакцию
«Салона» от Роу в Лондон прошло интересное сообщение:
на-днях в Швейцарию, на Луганское озеро, собираются при¬
ехать немцы. Их поездка находилась в какой-то связи с наме¬
рениями югославского короля Александра.
Генерал вопросительно уставился на Анри.
—	Не кажется ли вам, мой капитан, что если это сообще¬
ние имеет какое бы то ни было отношение к нам, то я должен
был бы услышать об этой поездке не от Годара, а от вас?
—	У меня нет данных о том, что поездка имеет отношение
к нам.
—	Неужели я должен вам! объяснять, что все, относящее¬
ся к королю Александру, интересует Францию?—Генерал
разгладил какие-то ему одному видимые складки несущест¬
вующей скатерти. — Если Роу обеспокоен, значит дело идет не
о простом слухе!
Генерал быстро и точ-но водрузил пенсне на место и сколь¬
знул по обоим офицерам быстрым взглядом.
—	Я пришел в бюро не для того, чтобы присутствовать
на похоронах французской секретной службы. Я хочу знать
то же, что знают другие — англичане, итальянцы, поляки.
Хотя бы столько же!
—	Не так уж мало, мой генерал, — усмехнулся Годар.
—	Но и не так много, как можно было требовать от этого
же бюро несколько лет тому назад! — Леганье сделал корот¬
кую паузу. —Если вы устали, Годар, поезжайте отдохнуть.
—	Но, мой генерал...
—	Сегодня же вам будут изготовлены надлежащие доку¬
менты. А вы, Анри, как лучший друг .майора...
Анри поднял взгляд на генерала:
—	Разве я дал повод, мой генерал?
—	...Вы, как друг Годара, можете сопровождать его. И вам
будут сегодня же изготовлены необходимые документы.
Поедете в Лугано. И если я по вашем приезде оттуда не буду
знать, что общего между этим визитом бошей и королем
Александром, ваш отдых будет продлен на неопределенно
долгое время. Но не думаю, чтобы мие удалось выхлопотать
прибавку к пенсии, полагающейся вам по чину...
Через три дня явно преуспевающий коммерсант—капитан
Анри — и усатый парижский рантье — майор Годар — по¬
рознь вышли из подъезда луганского вокзала. Капитан Анри
20*
307

бросил элегантный чемодан в маленький голубой автобус
аристократического пансиона «Вилла Моника». Годар, захле¬
бываясь кашлем и будто бы не глядя, кому отдает свой потре¬
панный саквояж, сунул его в руку комиссионера скромного
«Отель-дез’Альп».
Французские офицеры прибыли в Лугано значительно рань¬
ше Отто и Кроне. Те появились только через три дня и тоже
порознь. В потоке туристов французам было не легко обнару¬
жить немцев. Анри заметно нервничал и уже вторично во
время якобы случайной встречи-с Годаром в кафе настаивал
на том, что поиски нужно бросить: они обречены на неудачу.
Поездка бездарно организована: у французов нет тут своей
агентуры, и он не видит возможности выполнить поручение
генерала.
—	Можешь ехать, — пробормотал Годар. — И доложи
генералу, что уходишь в отставку.
—	А ты?
—	Дай мне подышать чистым воздухом... У меня здесь
почти совершенно пропал кашель.
—	Тебя посылали не за этим! — Анри вскочил, забыв,
что они должны изображать случайных знакомых. — Ты по¬
едешь со мной! — настойчиво проговорил он.
:— Какое тебе дело до меня?
—	Я вовсе не желаю, чтобы генерал считал дураком од¬
ного меня.
—	Конечно, вдвоем веселее быть дураками... Тем не ме¬
нее я остаюсь тут.
Годар, кряхтя, поднялся и пошел прочь. Новый костюм
сидел на нем так же мешком, как и тот, в котором он обычно
являлся в бюро. И плечи его так же были посыпаны пер¬
хотью. Он даже тем же самым движением забросил за спину
руки.
Анри с ненавистью глядел ему вслед. Не мог он оставить
Годара одного! Не мог!.. Но как уговорить майора покинуть
Лугано?
Неподалеку от набережной Годар опустился на скамью.
Аллея была обсажена кустами роз. Господи боже, как хоро¬
ша могла бы быть жизнь, если бы на свете не существовало
эмфиземы! Но разве забудешь о ней даже здесь!
Годар полез в карман за платком, и его рука наткнулась
на жесткий конверт письма, полученного сегодня «до востре¬
бования». Уезжая из Парижа, он приказал своему помощнику
уведомлять его обо всем, что будет поступать в «Салон».
И вот сегодня есть новость: Роу писал своим шефам з Лондон,
что направил в Лугано, «где собралось довольно изыскан¬
ное общество, свою корреспондентку, которая будет держать
308

редакцию в известности обо всем, что может произойти здесь
интересного». Получив это письмо, Годар повеселел было и
сделал попытку через портье «Цюрхерхофа» установить, нет
ли в отеле какой-нибудь иностранной журналистки, но тако¬
вой не оказалось. Поводимому, корреспондентка Роу остано¬
вилась в другой гостинице.
Годар рассеянно следил за гуляющими. Сколько беззабот¬
ной молодежи! Погодите, и у вас, мои дорогие, будет какая-
нибудь дрянь, вроде эмфиземы, а может быть, и что-нибудь
похуже!.. Он смеялся^ в душе над бодрящимися старичками.
Пусть вот этот гемороидальный драбант не делает вида,
будто его больше всего на свете занимает та блондинка.
Впрочем, блондинка действительно прелестна. И сам Годар
непременно приволокнулся бы за нею... лет двадцать на¬
зад.
И вдруг эта самая блондинка остановилась против Годара:
—	Простите, мсье, где здесь почта?
Годар собрался было ответить, но вспомнил, что и ему
самому нужно на почту- из Парижа могут притти новые из¬
вестия.
Он задыхался, с трудом поспевая за- бойко постукивающей
каблучками блондинкой. Было стыдно признаться, что такой
аллюр ему уже не под силу.
Тому, что он отправился с нею на почту, блондинка, по-
видимому, придала совсем иной смысл, чем действительная
необходимость справиться о письмах. Но что ему за дело до
ее мыслей? Не станет же он за нею волочиться!
И тут внезапно все его праздные мысли исчезли, словно
выбитые из головы одним ударом: конторщик за решеткой
спросил блондинку:
—	Я правильно читаю: рю Ларрей?
—	Да.
Чувствуя, как под ним колышется земля, Годар впился
взглядом в узкий конверт, лежавший перед конторщиком:
«Ларрей, 7, редакция «Салон».
Годар выбежал на улицу. У дверей почты стояла цветоч¬
ница. Годар купил несколько роз и, прислонившись к стене,
так как кашель совершенно обессилил его, стал ждать блон¬
динку.
Заметив его одышку, она сама предложила на обратном
пути посидеть на бульваре. Она надавала ему кучу рецептов
домашних средств от кашля, которые применял ее папа.
Отдохнув, они пошли дальше. Не доходя до «Цюрхерхофа»,
блондинка протянула Годару руку.
Весь вечер Годар провел на вокзале, поджидая портье
309

«Цюрхерхофа». Рано или поздно тот должен был выйти
к поездам.
За пять франков портье охотно сообщил, что даму зовут
Сюзанн Лаказ.
Годар долго ворочался в постели:' следует ли поделиться
открытием с Анри?
Какие основания могли быть у Годара не доверить капи¬
тану Анри хоть что-нибудь из того, что знал он сам? А между
тем порой ему чудилось в Анри что-то, что не нравилось ста¬
рому контрразведчику.
«Кто знает, — думал Годар,—может быть, это и есть та
самая интуиция, без которой грош цена работнику контрраз¬
ведки? Мало ли какие случаи знает наша практика!..»
Однако рано или поздно ему придется привлечь к работе
Анри или вызвать помощь из Парижа. Одному тут не спра-
зиться.
Да, так и придется сделать: послать телеграмму генералу
с просьбой о подмоге. И не позже, чем завтра.
С этим решением Годар повернулся на бок и натянул на
ухо пикейное одеяло.
В это самое время Отто Шверер и Кроне встретились в
небольшом пригородном местечке Кассарато, в пятнадцати
минутах езды на восток от Лугано. Отто отпустил свой таксо¬
мотор и пересел к Кроне. Когда машина тронулась, Кроне
сказал Отто:
—	Познакомьтесь: капитан Пиччи-ни.
Сидевший за рулем итальянец, не оборачиваясь, через пле¬
чо, подал Отто руку и, дурно выговаривая немецкие- слова,
сказал:
—	Очень рад.
—	Мы едем в Кастаньолу, — пояснил Кроне Швереру. —
Там вы увидите остальных.
Отто понял, что Пиччини— офицер овра, итальянской
разведки.
Пятнадцать минут пути все молчали.
В Кастаньоле они остановились у калитки, на которой
Отто заметил дощечку с надписью: «Вилла Давеско». Они
миновали большой сад и вошли в неуютно обставленный дом.
У дверей веранды их встретил человек среднего роста.
Представляя его немцам, Пиччини сказал:
—	Анте Павелич.
Отто посмотрел на него с интересом: этот бывший офицер
австрийской службы, а ныне вожак усташской организации
310

профессиональных убийц, имел ничем не примечательную на¬
ружность.
Бросались в глаза только очень густые и очень черные
брови, под которыми прятались маленькие глаза пьяницы с
белками, изборожденными красными прожилками.
Все поднялись во второй этаж. В просторной комнате си¬
дело трое черноволосых людей. Они громко спорили о чем-то
на незнакомом Отто языке. Павелич представил одного из
НИХ:
—	Радованович Марко.
Поднялся огромный курчавый детина крепкого сложения,
с загорелым звероподобным лицом и пожал гостям руки, сжи¬
мая их, как тисками.
—	Первоклассный пулеметчик, — пояснил Павелич. — Мо¬
жет стрелять с руки.
Павелич показал на следующего — маленького, сухого,
с длинными, зачесанными назад волосами и с рассеченным по¬
ниже переносицы носом. Он был без пиджака, и под шелковой
рубашкой угадывалась твердая округлость мускулов.
—	Хрстыч Петар, гранатометчик. Бросает на семьдесят
метров с ходу.
Хрстыч поклонился, как цирковой артист. Руки не подал.
Следующий, Вучич Иован, молодой, с бледным лицом и
блудливыми глазами, оказался стрелком из пистолета, за ко¬
торого Павелич ручался, как за чемпиона.
Кроне изучал бандитов взглядом опытного барышника.
Отто заметил, что он остался доволен осмотром. Однако при
дальнейших словах Павелича лицо Кроне омрачилось. Выяс¬
нилось, что король Александр отменил предполагавшуюся
поездку на швейцарские озера, где было бы удобней всего
разделаться с ним. Король решил совершить поездку по
Франции.
Покушение на короля следовало организовать по дороге
из Белграда в Париж.
—	Лучше всего во Франции, — сказал Кроне. — Может
быть, удастся ликвидировать сразу обоих — Александра и Бар¬
ту. Мы организуем дело так, чтобы полиция Кьяппз не
чинила препятствий вашему въезду во Францию. Убийство
короля на французской земле скомпрометирует Францию.
Отто перехватил взгляд Кроне и прочел в нем то, чего
не могли увидеть другие, знавшие Кроне хуже. «А потом, —
говорил этот взгляд, — мы поймаем убийц Александра и отда¬
дим их на растерзание югославам».
Усташи сидели молча и внимательно слушали. Только из¬
редка, когда дело касалось каких-нибудь деталей техническо¬
го свойства, они вставляли свои замечания.
311

Когда совещание было закончено, Пиччини сообщил, что
в Лугано явились офицеры французского Второго бюро. Один
из них, майор Годар, уже держит в руках нить заговора. Если
его не убрать, он может провалить дело.
Кроне злобно поглядел на Пиччини: проклятый итальянец
раззадорил их разговорами о деталях плана и только после
этого преподнес свое сообщение, которое ставило весь план
под угрозу отмены.
—	Один из ваших людей, — властно сказал Кроне Паве-
личу и повел глазами в сторону Вучича,—должен убрать
этого Годара теперь же.
Павелич отрицательно мотнул головой:
—	Я не могу рисковать своими людьми ради какого-то
паршивого майора!
—	Да, да, — спохватился и Пиччини, — это отборные лю¬
ди. Специально для короля!
Ни с кем не простившись, Кроне вышел, сопровождаемый
Отто. У ворот он без церемонии сел за руль автомобиля
Пиччини.
—	Вам, мой милый Шверер, придется заняться этим Года¬
ром, — сказал он по дороге.
—	Но позвольте, — вспыхнул Отто. — Речь шла о короле!
Я не простой убийца, который...
Кроне перебил:
—	Вы всегда тот, кого я хочу в вас видеть. Запомните это,
Шверер! В деле с королем мы обойдемся и без вас.
Отто молчал. Попасть в руки швейцарской полиции?..
Где гарантия, что Отто удастся удрать раньше, чем подни¬
мется шум?
Кроне неожиданно затормозил. Не говоря ни слова, он
развернулся и поехал обратно к «Вилле Давеско».
У калитки они увидели растерянного Пиччини.
—	Мой автомобиль! — крикнул было итальянец, но Кроне
не дал ему говорить.
—	Нужно сделать так, чтобы в определенное время Го¬
дар был там, где мы можем... им заняться.
—	О, тут я не могу вам помочь!—сказал итальянец.
—	Я выбью из вас душу, — грубо сказал Кроне, — если
вы этого не сможете.
Отто впервые видел Кроне таким.
—	Когда и где вы хотите его видеть? — смиренно спросил
итальянец.
—	Через час на станции Паццалло фуникулера Сан-Саль¬
вадор. Там, где кафе! — приказал Кроне и уехал на автомо¬
биле Пиччини, не обращая внимания на протесты италь¬
янца.
312

12
Годар очнулся от тяжелого сна. Одеяло сползло ему
на лицо. Нечем было дышать. Он вылез из постели, чтобы
принять порошок веронала. Но потом передумал: решил не
откладывать до завтра отправку телеграммы. Присел к столу
и быстро зашифровал депешу простым кодом, который был
ему дан генералом для этой поездки. Годар просил при¬
слать сюда своего помощника с одним-двумя надежными
людьми.
Сунув написанное в карман, Годар отправился на улицу
Кановы. Сдал депешу на телеграф и не спеша побрел до¬
мой.
В звездном сиянии безлунной ночи внизу темнело озеро.
Где-то очень далеко, у поворота за Монте-Больо, как брошен¬
ная на воду горсть светляков, переливался огоньками паро¬
ход. Годар остановился и следил за ним, пока пароход не
скрылся за выступом горы.
С набережной доносились приглушенные звуки струнного
оркестра. Вправо, за Парадизом, подобно увешанному лам¬
почками воздушному шару, высоко в небе сверкал огнями
ресторан на вершине горы Сан-Сальвадор. Его как бы удер¬
живала от полета в черную бездну неба тоненькая цепочка
огней, тянувшихся вдоль линии фуникулера.
Вдыхая приторный аромат розовых кустов, перемешанный
с запахом раскрывшегося табака, Годар медленнее, чем
обычно, приближался к своему пансиону. Улица была пу¬
стынна.
Вдруг он остановился. Навстречу ему послышались тороп¬
ливые шаги. К своему удивлению, он узнал в поспешно
приближающемся пешеходе капитана Анри,
—	Что-нибудь случилось?
Ничего... решительно ничего.-
—	Ты был у меня?
—	Да. Мне стало невыносимо скучно-.. Живем, словно мо¬
нахи... Давай -поднимемся на Сан-Сальвадор, посмотрим на го¬
род с высоты.
—	Что же, давай,—без особой охоты ответил Годар.
У подножья величественной громады Сан-Сальвадора было
пустынно.
Вагончик фуникулера медленно потащился по крутому
склону. С первых же метров подъема открывался безгра¬
ничный вид на Луганское озеро и на горы чуть не до итальян¬
ской границы.
Оживление Анри внезапно прошло. Он сидел не только
молчаливый, но даже как будто -подавленный.
313

Вагончик, громыхая, миновал железный мост над пропа¬
стью.
—	Паццалло! — крикнул кондуктор. — Пересадка в дру¬
гой вагон.
—	Почему пересадка? — удивился Годар, с неохотой вы¬
лезая из вагона.
—	Подъем будет вдвое круче, — сказал Анри. — Нет смы¬
сла ехать дальше. Останемся здесь. Тут нам дадут вина.
Не ожидая ответа, Анри направился к веранде маленького
ресторана.
Годар лениво тянул деигевое кисловатое вино. Анри пил
жадно. Он приказал подать вторую бутылку. И ее пили молча.
Анри воровато прятал глаза от Годара.
Годар поглядывал на приятеля, пытаясь угадать, зачем
тому понадобилось тащить его сюда среди ночи. Незаметно
для себя Годар закурил предложенную Анри сигарету, хотя
со дня приезда в Лугано дал себе слово не курить. Анри пред¬
ложил вторую.
—	Странный вкус у твоих сигарет, — сказал Годар, Он
уже не мог удержаться и, как прежде, прикуривал от еще не
потухшего окурка.
Минут через двадцать Анри поднялся.
—	Я сейчас вернусь, и мы поедем домой.
—	Да, мне что-то захотелось спать от твоих дрянных па¬
пирос.
Годар заплатил за вино и, подойдя к перилам, еще раз
полюбовался панорамой. Появился ущербный месяц. В его
неуверенном свете озеро серебрилось широкою дорогой, и горы
казались выше и чернее. Прошло минут десять. Годар вернул¬
ся к столику. Лакей убирал стаканы.
—	Мой спутник не возвращался?
—	Он сел в фуникулер.
—	Вы что-то путаете. Он не мог уехать без меня.
—	Я отлично видел: он поехал вниз.
Сторож на платформе фуникулера ничего не мог ска¬
зать. Ему хотелось спать, и он ничего не помнил, никого не
видел...
Годар стоял у темного вагончика и машинально прислу¬
шивался к тому, как вода с шумом вливалась в резервуар. Он
так задумался над странною выходкой Анри, что не заметил,
когда, кондуктор перекрыл ©оду и занял место у тормоза.
—* Вы не поедете? — крикнул он Годару,
Годар вошел в пустой !вагон. Кроме него, не было ни одно¬
го пассажира, но чувство непривычной нервной насторожен¬
ности заставило Годара переложить браунинг из заднего кар¬
314

мана в карман пиджака и отодвинуть предохранитель. Он с
трудом боролся с одолевавшей его сонливостью.
Глухо лязгала шестерня по зубьям рельса и трещала со¬
бачка тормоза, когда кондуктор сдерживал разбег вагона.
Показался черный провал пропасти. Под вагоном басисто
загудел металл моста, словно катили огромную железную
бочку.
Когда вагончик остановился в нижнем павильоне фунику¬
лера, кондуктор поспешно сошел с площадки и открыл за¬
слонку водяного баласта. Это был последний jpefic...
К вечеру следующего дня капитан Анри явился в полицию
и сделал заявление об исчезновении Годара. Ему предложи¬
ли осмотреть труп, найденный утром на дне пропасти, под
мостом фуникулера Сан-Сальвадор. Голова трупа была в та¬
ком виде, что никто не взялся бы признать в нем майора Го¬
дара. Но на левой стороне нижней губы виднелось что-то
белое. Анри узнал прилипший окурок своей сигареты и
вздохнул с облегчением.
В тот же вечер Анри и Отто уехали из Лугано.
Капитан Анри и' майор «Вермахта» Отто фон Шверер поч¬
ти одновременно вышли из вагонов. Первый — в Париже, вто¬
рой— в Берлине.
Капитан французской службы Анри сделал доклад началь¬
нику бюро.
—	Сто против одного: не^цы никогда сюда не сунутся.
Они передоверили дело овра, чтобы остаться в стороне. А ов-
ра, в свою очередь, использует мадьяр или усташей, — уверен¬
но сказал Анри.
—	Все хотят выйти сухими из воды.., — недовольно прого¬
ворил генерал Леганье. — Нужно принять меры к тому, чтобы
ни один из усташей не мог проникнуть во Францию. Позор
падет на нащи головы, если мы не сумеем оградить короля
Александра на французской земле. За Барту я спокоен. Его
мы не дадим в обиду. Нужно сейчас же дать знать на
Кэ д’Орсэ, чтобы там не вздумали выдать визы этим разбойни¬
кам. Вы знаете их имена, Анри?
—	Так точно, мой генерал, — и Анри перечислил имена
Трех хорватов из шайки Павелича.
—	Действуйте...
Через час капитан Анри был опять у генерала: оказалось,
что отдед виз уже имел указание кабинета премьера о предо¬
ставлении въездных виз Щвеличу, Радовановичу, Хрстычу и
Вучичу.
Генерал позвонил министру иностранных дел. Трубку
315

снял-сам Барту. Капитан Анри внимательно следил за разгово¬
ром. Хотя он слышал только реплики генерала, но по ним мог
догадаться, что отвечал Барту.
Генерал: — Через вашу голову даются распоряжения
отделу виз?
Барту (вероятный сРгвет): — Что вы хотите, генерал? При¬
каз канцелярии премьера!
Генерал: — Я решительно протестую против въезда этих
лиц!
Барту: — Премьер передал мне это как личную просьбу
старого маршала.
Генерал: — Поймите же, господин министр: впуская этих
убийц, вы ставите под угрозу жизнь короля Александра!
Барту:—Господин Кьяпп обещал мне принять меры.
Генерал!.* — А для вашей личной охраны он тоже обещал
принять меры?
Барту: — Что вы имеете в виду?
Повидимому, при этих словах Барту рассмеялся, так как
генерал сердито проговорил в трубку:
—	Я хотел бы так же смеяться, как вы, господин министр,
но, к сожалению, у меня нет для этого оснований. В последний
раз предупреждаю вас: въезд подобной компании во Фран¬
цию — игра с огнем. Внешние союзы, ограждающие Францию,
могут оказаться разорванными одним выстрелом!
Барту: — Слишком много для кучки гангстеров.
Генерал: — Вспомните один выстрел в Сараеве, дорогой
министр! А Гитлеру и Муссолини больше ничего и не нужно.~
Вы разрешите мне переговорить с маршалом?
Петэн, в свою очередь, сослался на то, что его просил о ви¬
зах для усташей полковник де ла Рокк, он хлопотал за них
как за политических эмигрантов, просивших у Франции убе¬
жища-.
Старый предатель в погонах «маршала Франции» не со¬
бирался посвящать генерала Леганье ;в то, что уничтожение
Барту входило в план подавления в Третьей республике все¬
го, что еще было способно сопротивляться наступлению гитле¬
ризма и своего собственного, французского фашизма, тайным
главою которого и был сам маршал-изменник.
Наступил октябрь. Дождь еще шел в Берлине, но в Пари¬
же сияло солнце. И в Марселе тоже. Вышедшие с марсель¬
ского вокзала в четверг 6 октября четверо приезжих могли не
надевать плащей. Им нечего было бояться промокнуть, как и
вообще не нужно было ничего бояться. Они находились под
тайной охраной «Боевых крестов» полковника де ла Рокка и
всесильного префекта парижской полиции Кьяппа.
Кроне вполне доверял этой охране и счел излишним посы¬

лать в Марсель своих людей. Отто мог спокойно исполнять
свои адъютантские обязанности у генерала Гаусса.
Вечером 8 октября Отто доложил генералу о приходе офи¬
цера разведки с секретным досье.
Гаусс с интересом прочел очередную стенограмму раз¬
говора, состоявшегося вчера, 7 октября, в Париже между
французским министром иностранных дел Барту и госпожой
Женевьевой Табуи п втайне от них записанного на пленку
службой Александера.
«Табу и. Вы, господин министр, возлагаете, повидимому,
большие надежды на свидание с югославским королем?
Барту. Да, теперь я действительно сделаю кое-что для
моей страны. Не хотите ли сопровождать меня в Марсель для
встречи с королем Александром?
Табуи. Благодарю, я предпочитаю подождать в Па¬
риже.
Барту. А, так вы боитесь, что на меня будут снова по¬
кушаться?
Табуи. Что заставляет вас думать, что будет покушение?
Барту. Кажется, в Марселе открыт заговор...»
Гаусс вызвал полковника-Александера:
—	Если о заговоре знает Барту, значит заговор открыт?
Александер улыбнулся:
—	Это ничего не значит. Французы не обращают внимания
даже на открытые предупреждения прессы. И это свидетель¬
ствует только о том, что нам не хотят противодействовать.
На следующий день, в воскресенье, Отто собирался поехать
вечером с Сюзанн в варьете и решил отдохнуть после обеда.
Но едва он успел улечься, как радиоприемник сообщил по¬
следнюю новость: в Марселе убиты югославский король и
французский министр иностранных дел Барту.
Отто с досадой щелкнул пальцами: награда прошла мимо
него! Впрочем, и он имеет тут свою долю. Разве дело на фу¬
никулере Сан-Сальвадор не помогло осуществлению операции?
Он получит свое с Кроне! Сегодня есть за что выпить с Сю¬
занн!
Отто выпил бы, пожалуй, и двойную порцию, если бы знал,
что этот вечер явится его последним свободным вечером на
целые полгода вперед. Со следующего дня во всех военных
учреждениях и штабах Третьего рейха началась лихорадочная
работа, какой офицеры не помнили со времен мировой
войны.
Для Германии путь к нарушению военных статей Версаль¬
ского договора можно было считать открытым. Еще несколь¬
ко выстрелов в разных концах Европы — и заготовленный
текст закона о всеобщей воинской повинности можно будет
317

опубликовать. В могилу сошел едва ли не единственный
министр Франции, видевший далеко вперед. Несмотря на
нависшую над ним опасность третьего покушения, — после
неудавшихся первых двух, — Барту пытался протянуть руку
на восток: за Одер, за Вислу, за Днепр. Очередь из немец¬
кого пулемета, направленная рукою усташского наемника,
купленного итальянскою oBipa на американские доллары, при¬
шедшие через кассу папского банка святого духа, пресекла
зту попытку.
В этот же вечер, 9 октября 1934 года, генерал Гаусс прямо
из штаба приехал в свой люб'имый ресторан «Хорхер». За сво¬
им столиком, в четвертой нише слева, он поднял рюмку «Сан-
Рафаэля» и сказал сидевшему напротив Прусту:
—	За возрождение тевтонского воинства!
—	Хох! — ответил Пруст. Он пил шампанское. Он не
боялся алкоголя. От него только делается лучше цвет его и
без того румяного лица.
В нескольких шагах от «Хорхера», на той же Лютерштрас-
се, б своем корреспондентском бюро Роу с досадой скомкал
листы вечерних газет и бросил их в корзину для мусора. Он
принялся приготовлять коктейль. Это было его обычное питье
такой крепости, что у секретаря бюро Джонни от первого же
глотка глаза вылезли на лоб. Роу сам придумал коктейлю на¬
звание — «Устрица пустыни», нравившееся ему своей неле¬
постью.
—	К дьяволу! — вдруг прохрипел Роу после второй
рюмки.
Джонни не понял:
—	О ком вы, патрон?
—	Дай вам бог никогда не дожить до сознания, что все,
что бы вы ни делали, делается впустую.
—	Приятный тост, — рассмеялся Джонни. — Однако я все
же надеюсь, что со временем мир поумнеет.
—	Мир, может быть, но Уайтхолл едва ли. Так и не
сделали ничего, чтобы заставить немцев заплатить подо¬
роже за успех в Марселе... Этак они вовсе перестанут
слушаться...
—	Так мы возьмем их в работу!
—	Кто это — «мы»?
—	«Сыновья святого Георга»!
—	Разве «Сыновья» еще не слились с лигой Мосли?
—	Формально — да, но мы не дадим себя слопать никому.
Мосли мягкотел. Нужно более решительно перенимать здеш¬
ние методы.
318

—	Они вам больше нравятся?
—	В этом смысле мы должны признать преимущество
немцев.
Роу приготовил себе новую рюмку коктейля, удвоив дозу
виски.
—	А мне кажется, малыш, что англичанину не следует пе¬
ренимать ничего, что идет с континента. У нас свой путь,
своя жизнь: англичанин, дитя мое, никогда не может стать ев¬
ропейским патриотом. Мы сами по себе; мы островитяне, жи¬
тели шестой части света. Вот что нужно понять нашим тупо¬
головым куклам с Даунинг-стрит.
Джонни расхохотался:
—	Первый раз вижу вас таким непоследовательным, пат¬
рон! Вы же только что топтали сообщение об убийстве Барту.
Значит, оно вас трогает?
—	В той мере, в какой развязывает руки Герингу. Когда
он построит свою воздушную армаду, островное положение
нашего королевства станет фикцией.
—	О-о! К тому времени мы окончательно договоримся с
Гитлером.
—	Вот тут-то вы и ошибаетесь, сынок. Ни с тем, ни с дру¬
гим нельзя договориться по той простой причине, что ни од¬
ному из них так же нельзя верить ни в полуслове, как нам
самим, — заявил Роу. — Мы не должны зависеть ни от Гит-
лера, ни от Муссолини. Только тогда мы сможем не дать втя¬
нуть себя в кавардак, к которому идет Европа.
—	Никак не могу согласиться! Если мы с ними не объ¬
единимся, то никогда не сможем переломить хребет комму¬
низму.
Роу с отвращением отбросил корку лимона, которую с гри¬
масой обсасывал.
—	Вы не слишком сообразительны, дитя мое. — Он обмак¬
нул в сахар новый ломтик лимона. — Один умный англича¬
нин сказал: «Мы являемся первым народом на земле. Чем
большая часть мира принадлежит нам, тем лучше для челове¬
чества». Правда, это чертовски смахивает на болтовню «фюре¬
ра», но тем не менее верно, потому что касается именно нас.
И именно потому, что это верно, нужно вспомнить то, что ска¬
зал другой англичанин, тоже не дурак: «Большую часть тех
сражений, которыми мы завоевали Индию, вели наши войска,
составленные из индусов; почти все войны за покорение для
нас Африки вели для нас туземцы».
—	Все это не так уж ново, — зевнув, заметил Джонни.
—	Милый, не перебивайте старших! Все горе в том, что
мы теряем наши старые преимущества. Мы слишком да¬
леко пошли навстречу Гитлеру, а э~ч> может плохо кончиться.
319

—	Мы должны были протянуть ему руку, если нам по
пути.
—	В том-то и заключается парадокс: нам слишком по пу¬
ти, чтобы итти вместе. Дорожка слишком узка. Один непре¬
менно должен с нее сойти. А рядом с дорожкой — болото или
даже пропасть. Вопрос — кто кого туда столкнет. Вопрос про¬
стой, но, увы, неясный!..
А в вилле Берхтесгаден, заканчивая этот же вечер в тес¬
ном кругу, Гитлер поднял бокал, как всегда наполненный ли¬
монадом, и провозгласил короткий тост:
—	Итак, за конец наших неприятностей с Францией!
Геринг, Гесс и Геббельс тоже подняли бокалы.
—	И за нашего друга Лаваля!—сказал Гитлер.
—	Эта скотина стоит нам слишком дорого, чтобы еще пить
за него, — возразил Геринг.
Гитлер посмотрел на часы и сказал:
—	Да, теперь он уже принял портфель министра иностран¬
ных дел Французской республики. За Лаваля, за Лаваля! —
Гитлер отстукал ногами под стулом чечетку.
Гесс подергал себя за мохнатую бровь.
—	Я думаю, — сказал он, — что благодаря последним
событиям вопрос о Франции можно считать решенным.
—	Да, можете считать его решенным, — проговорил Гит¬
лер. И все поняли, что ему хотелось,добавить: «благодаря
мне», но он тут же крикнул Геббельсу*. — Ты с ума сошел,
Юпп!
Геббельс с недоумением поглядел на Гитлера.
—	Не торчи у клетки, ты разбудил Сисси. — Гитлер подо¬
шел к клетке с канарейкой и, сложив губы трубочкой, почмо¬
кал: — Тю, тю, тю... Сисси, нужно спать.
13
Если не считать вступления СССР в Лигу наций, все
остальные политические события зимы 1934/35 годов не
имели первостепенной важности и потому обращали на себя
сравнительно мало внимания европейского общества. В самом
деле, какому французу могло притти в голову, что поездка
Лаваля в Рим, по частному приглашению Муссолини, будет
иметь неизмеримо большее значение, чем то, что Стависский
подделал на тринадцать миллионов франков облигаций Байон-
ского ломбарда?! Тринадцать миллионов франков — сумма,
способная привлечь к себе внимание не одних только мелких
буржуа. Особенно когда пошли скандальные слухи о том,
320

что в дележе добычи принимали участие довольно' высокопо¬
ставленные лица и почти открыто называлось имя все того
же префекта парижской полиции Кьяппа. Одно это легко
могло затмить римскую встречу Лаваля с Муссолини, тем
бкэлее, что ни тот, ни другой не старались рекламировать
истинную суть своих переговоров. Поэтому мало кто знал,
что в январе 1935 года, в обмен на мелкие и весьма услов¬
ные уступки, Муссолини получил от Лаваля не только гаран¬
тию невмешательства Франции в африканские планы Италии,
но даже кусочек африканского побережья, необходимый «ду¬
че» для подготовки вторжения в Абиссинию. Мало кто знал,
как беспокоило Муссолини отношение к этому вопросу «аф¬
риканской державы» Англии и как «дуче» приплясывал от ра¬
дости, когда разведка доставила ему копию секретного до¬
клада так называемой комиссии Мэрфи, решительно заявив¬
шей своему 'правительству, что Англия не заинтересована
в Эфиопии и что для нее было бы даже 1Выгодно появление
там итальянцев. Никто, кроме самого «дуче» и его посла в
Лондоне, не мог бы сказать, во что обошлось итальянской казне
такое странное заявление англичан, противоречащее здраво¬
му смыслу и очевидным интересам Англии. Впрочем, покла¬
дистостью Лондона и Парижа мог похвастаться не один
Муссолини. Гитлеру тоже удалось заручиться заверениями,
что вопрос о Саарской области является «чисто немецким».
Поэтому ему ничего и не стоило, присоединив к своим про¬
пагандистским плакатам дубинки штурмовиков, выколотить
из саарцев нужный гитлеровцам результат плебисцита 13 ян¬
варя. Саар был включен в рейх.
Этой же зимой приступил к своей деятельности скромный
молодой человек по фамилии Отто Абетц, приехавший во
Францию в качестве частного эмиссара Риббентропа. Лишь
очень немногие знали, что он появился ib Париже вовсе не
для того, чтобы организовать сближение между интеллигент¬
ной молодежью Франции и Германии, а для того, чтобы рас¬
тлить французов разных возрастов и положений и помочь
фашистскому отребью Фр анции и ее политика на м'-предателям
бросить их отечество в пасть нацизма.
Примерно в то же время в обратном направлении пере¬
ехал германскую границу посланец «доброй воли» британ¬
ских профашистов лорд Аллен Гартвуд. Все, что сказал ему
Гитлер об отсутствии у Германии агрессивных планов, этот
лорд цитировал потом з Англии как страницы евангелия.
Предостережения советского правительства об опасности
отказа от принципов коллективной безопасности преступно
игнорировались правителями Европы. Словно в ответ на со¬
ветскую ноту от 20 февраля, английское правительство 21-го
21 Поджигатели
321

официально уведомило немцев о готовности начать двусто¬
ронние переговоры о вооружении.
Далеко не все в Европе оценивали истинное значение это¬
го события, но в Берлине знали ему цену и 1 марта 1935 го¬
да отпраздновали его торжественным парадом бомбарди¬
ровочной эскадрильи — первого официального детища Ге¬
ринга.
Расследование дела об убийстве Барту было поручено
правительством дряхлого Думерга сенатору Андре Лемери.
Вильгельм фон Кроне мог спать спокойно: Лемери был актив¬
ным членом «Боевых крестов». Убийцы французского мини¬
стра и югославского короля продолжали оставаться под за¬
щитою господина Кьяппа и де ла Рокка.
—	Вы видите, — сказал Кроне Отто Швереру,—все
устраивается как нельзя лучше в этом лучшем из миров!
На этот раз их свидание не носило делового характера.
Они встретились в кондитерской за чашкою кофе. Это было
их первое свидание вне служебной обстановки. Кроне дер¬
жался, как хороший знакомый. Он отбросил газеты, в про¬
смотр которых был углублен.
—	День, который вам стоит отметить в памяти! — сказал
он и постучал пальцем по столбцу газетного листа. — Ла¬
валь — талантливый негодяй.
—	Не имею чести знать.
—	Вы, с вашей трусостью и пристрастием к бабам, нико¬
гда не подниметесь настолько, чтобы войти ;в круг деятелей
такого полета!
—	Чем он привел вас в такой восторг?
Кроне снова для убедительности постучал по газете.-
—	Выступление господина министра иностранных дел
в Совете Лиги наций! Лаваль доложил Совету Лиги, что
убийц Барту следует искать... — Кроне засмеялся. — Ну же,
догадайтесь, где?..
—	Он, наверно, решил свалить все на итальянцев.
—	В Будапеште, мой друг, он увел следы в Будапешт!
У Лаваля есть хватка. Он, по существу говоря, переносит
практику своей профессии трактирщика в политику. Говорят,
что белый галстук — единственное светлое место в его лич¬
ности.
—	И ваш Лаваль ничего не смог бы сделать, если бы
хоть один из усташей попал в руки французской полиции.
—	Как бы не так! Во-первых, Кьяпп поклялся, что ни
одного из убийц не возьмет живьем. А трупы, как известно,
молчат.
Отто свистнул:
322

—	Клятва Кьяппа!
—	За нее было достаточно хорошо заплачено, чтобы она
заслуживала доверия даже в устах господина парижского
префекта. А кроме того, на всякий случай, в кармане каж¬
дого усташа лежал билет коммуниста. Билет был, конечно,
поддельный, но, честное слово, удайся Кьяппу предъявить
прессе труп коммуниста, история получила бы не худший
резонанс, чем фокус с рейхстагом! С тою разницей, что тут
невозможны были бы никакие разоблачения Димитрова...
Повидимому, мы совершили тут ошибку. — Он грустно
покачал) головою: — Вот если бы вам хоть немножко ума,
Шверер.
—	Ну, вы уж очень, — обиделся Отто.
Кроне поднял рюмку и чокнулся с Отто.
—	Вы трус. Из-за этого вы недавно лишились интересной
работы.
Отто настороженно поднял голову.
—	Нам нужен был свой человек около вашего отца,
генерала Шверера, — пояснил Кроне. — Кто знает, что может
притти в голову этому старому сумасброду.
—	Кроне!
—	Ну, ну! Не делайте вида, будто понимаете, что такое
сыновнее чувство. — Кроне отхлебнул коньяк и запил его
глотком кофе.
Он пересчитал блюдечки из-под рюмок, стоявшие у его
прибора.
—	Вы, Шверер, даже не способны пить, как мужчина.
А ведь сегодня стоило бы выпить! Право, Саарский плебис¬
цит— детская игра по сравнению с тем, что мы переживаем
сегодня. Кстати: как поживает ваш Гаусс? Все еще ворчит?
—	Ну, чтъ вы!
—	Нужно изучать своих начальников, мой милый, — на¬
ставительно произнес Кроне. — Начинается большая игра.
Мы должны знать каждый шаг этого старого фазана. Ясно?
Завтра мы должны с вами повидаться. Речь пойдет о вашем
старике.
—	Об отце?
—	Не валяйте дурака. Ведь пьян я, а не вы. Я говорю
о Гауссе. Я назову вам лиц из его окружения, которые нас
интересуют. Тут каждое слово будет играть роль, пони¬
маете?
—	Понимаю,—ответил Отто. Он снова почувствовал се¬
бя мельчайшим винтиком в сыскной машине — и только. Ни¬
каких перспектив, о господи!..
Отто ПОДНЯЛСЯ:
—	Мне пора.
21*
323

—	Идите, мой маленький трусишка, — пьяно-ласково про¬
говорил Кроне. — И по случаю праздника поцелуйте Гаусса
в его синий зад, от меня, от Вильгельма фон Кроне. Ясно?
Эй, обер, почему у вас нет музыки? Нет, к чорту патефон!
Вы разве не понимаете, что в такой день во всяком приличном
доме должно быть включено радио?! Я хочу слышать голоса
моих вождей, хочу слышать марши, топот ног солдат! Пет!
Живо!
Испуганный кельнер бросился к приемнику и повернул
выключатель. Лакированный ящик угрожающе загудел...
14
Приемник перестал гудеть. Послышался марш. Оркестр
гремел медью труб и литавр. Пронзительно заливались
флейты.
—	Что ни говори, а мы, немцы, мастера на марши! —
проговорил Винер.—Трум-ту-тум, трум-ту-тум! Под эта¬
кую музыку замаршируют и покойники. Послушай-ка, Труда!
Фрау Гертруда вместо ответа подошла к приемнику и
с раздражением повернула рычаг. Из ящика хлынула бара¬
банная дробь и свист военных дудок. Еще поворот — хрип¬
лые выкрики, похожие на лай простуженного дога. И снова
барабаны, оркестр, истерический лай ораторов. Национал-со¬
циалистская Германия праздновала «исторический» день.
Это происходило 16 марта 1935 года, когда было объявлено
об отказе от военных статей Версальского договора и назна¬
чен первый призыв новобранцев.
На всех диапазонах слушатель натыкался на винегрет из
маршей и хриплого лая ведомства Геббельса.
—	Прекрати же этот шум, Вольф! — рассердилась фрау
Гертруда.
Винер пристукивал носком нош:
—	Трум-ту-ру-тум!.. Вот и господин Фельдман скажет,
что это не так уж плохо. Ведь вы старый вояка, господин
Фельдман?
Портной сидел на корточках у ног Винера и отмечал мел¬
ком неверный шов на шта-нине.
—	При этих звуках, господин доктор, я испытываю то
же, что должен чувствовать бывший каторжник, когда слы¬
шит звон наручников.
—	Весьма патриотические образы!
—	Я бывший старший ефрейтор... Как п-иджачок?
—	Вам не кажется, что проймы немного тянут? Видите,
какая складка идет от них по спине?
—	Ничего не стоит сделать так, чтобы они не тянули...
324

Но я вам скажу: теперь, когда я встречаю на улице офице¬
ра, то начинаю хромать на обе ноги. Точно мне на старые
мозоли надели новые ботинки... Вам нравится такой лацкан?
Фрау доктор, взгляните только, какой замечательный лацкан!
—	Я вам говорю о проймах, господин Фельдман, а не о
лацкане, раздраженно сказал Винер.—Теперь вы, пожа¬
луй, напрасно стали бы беспокоить рейхсвер, даже если бы
загорелись желанием сделать военную карьеру!
—	Вы правы, господин доктор, проймы тянут. Но, скажи¬
те мне на милость, чем такой немец, как я, отличается от
всякого другого? Мой дед и дед моего деда выросли здесь.
Дедушка получил свою военную медаль под Седаном за то
же, за что я свой «Железный крест» у Дуомона: за несколько
стаканов своей крови. При всякой переписи мы всегда писали
в рубрике национальности «немец». Так почему же теперь
я должен писать «иудей»?
—	А вам это не нравится?
—	Это уже стоило жизни моему мальчику...—Портной
отвернулся. — Когда я вспоминаю, что с ним сделали на па¬
роходе его же товарищи, такие же немецкие мальчики, как
и он...
—	Не совсем... не совсем такие же, господин Фельдман.
—	Не бойтесь говорить со мною откровенно, господин док¬
тор, как никак мы с вами бывшие партийные коллеги.
Несколько мгновений Винер смотрел на портного, удив¬
ленно моргая, потом спросил с некоторым испугом:
—	Что вы имеете в в*иду?
—	Разве мы оба не старые социал-демократы?
Тут Винер рассмеялся — громко и заливисто, схватившись
руками за трясущийся живот.
—	Ну и чудак же вы, Фельдман! — задыхаясь от смеха,
проговорил Винер.—Можно подумать, что вы проспали не¬
сколько лет: «Мы с вами старые социал-демократы!»— и Ви¬
нер снова рассмеялся.
—	Разве я сказал что-то несуразное?—спросил портной.
—	Продолжив свою мысль, вы, чего доброго, еще назовете
себя ближайшим родственником фюрера, поскольку «вы оба»
происходите от Адама.
—	Нет, господин доктор, этого родства я не ищу.
—	Ага, вот тут-то и зарыта собака! Вы не ищете, а я был
бы непрочь его найти.
—	Я боюсь верить своим ушам! — воскликнул Фельд¬
ман.
—	Так прочистите их хорошенько, и я вам повторю: с тех
пор как социал-демократическая партия Германии саморас¬
пустилась...
325

—	Мы не самораспускались, доктор, мы, рядовые члены.
Это вы объявили нас распущенными, вы, руководство.
—- К счастью, руководство действительно принадлежало
нам, разумным людям, а не- таким, как вы, милейший,—
людям без прошлого и будущего, с одним сегодняшним
днем.
—	Я вас с трудом понимаю.
—	А между тем это так просто: к власти пришли социа¬
листы...
—	Национал-социалисты!.. У вас поворачивается язык на¬
зывать так этих разбойников?
—	На вашем месте я не болтал бы лишнего. В случае че¬
го вас не спасет ваш старый железный крестик.
—	Я знаю, они с удовольствием водрузили бы надо мною
большой деревянный.
—	Потому что вы ничего не понимаете в истории.
—	Такую «историю» я отказываюсь понимать. Это плохая
история, доктор.
—	А мы считали тогда и считаем сейчас, что, уступив свое
место национал-социалистам, поступили именно так, как тре¬
бовали интересы немцев.
—	Разумеется, — иронически произнес портной, — тех
немцев, которые сидят в собственных виллах; немцев, кото-
рые, как вы, владеют заводами или универсальными магази¬
нами, копями или пароходствами, — таких немцев!
—	В вас говорит нехорошая зависть, Фельдман, зависть
к вашим более удачливым и счастливым соотечественникам. —
Винер подумал и напыщенно добавил:—Германский народ
одобрил наши действия.
—	Народ? — при этом вопросе Фельдман смешно сморщил
лицо и покачал головой. — Наши социал-демократические
бонзы всегда смешивали эти два понятия — народ и обыва¬
тель.
—	Не будем заниматься столь глубоким анализом, дра¬
жайший,— проворчал Винер,—сейчас не время!..
—	Анализ? Какой уж тут нужен анализ!.. Разве это не яс¬
но само собой: не будь я евреем и не откройся у меня глаза
на правду только из-за того, что с меня хотят содрать шку¬
ру, наши социал-демократические вожди, болячка их задави,
и меня самого тоже передали бы нацистам, по списку, вместе
с живым и мертвым инвентарем своей, извините за выраже¬
ние, «партии».
—	И это было бы куда полезнее для вас, чем противо¬
стоять теперь всему народу!
—	Германский народ! Соотечественники! А два миллиона
немцев, что сидят в концентрационных лагерях, — это не со¬
326

отечественники? Четыре миллиона безработных, которые сло¬
няются по очередям за плошкой супа, — это не такие же тру¬
женики, как мы все? Нет, господин доктор, наци — это совсем
особая порода! Их нельзя мерить вот этим простым немецким
метром.*,
—	Вам следовало стать Столь же необходимым государ¬
ству, как, скажем, мой коллега доктор Хейнкель. Он уже по¬
четный ариец!
—	Самолетный фабрикант и портной — это же разница, —
вздохнул Фельдман. — Я тоже по-своему хотел стать необхо¬
димым. Для портных господа военные никогда не были вы¬
годными заказчиками, — им всегда нужен кредит. Вы знаете
старый стишок:
Ofizier, Heir Ofizier!
Goldene Tressen, —
Nichts zum fressen! *
И все-таки я взял двух военных клиентов. Один из них, гене¬
рал Гаусс, получил повышение и перешел к Бенедикту. Толь¬
ко потому, что тот берет двести марок за то, что у меня стоит
двадцать. А второй, фон Шверер* довольствовался чаще -пере¬
делками, а теперь взял да и уехал. И говорят, надолго. Чуть
ли не в Китай.
—	Вот как, — заинтересовался Винер и протянул Фельдма¬
ну сигару. — Кто вам говорил про Китай?
—	Кто говорит с портным, господин, доктор? Конечно, при¬
слуга.
Винер покровительственно похлопал портного по спине:
—	Когда вам будет нужно что-нибудь от генерала Швере¬
ра, приходите ко мне.
Попыхивая сигарой, он снисходительно смотрел, как Фельд¬
ман завертывает костюм в кусок черного коленкора. Может
быть, сто и двести лет тому назад такие же маленькие сгорб¬
ленные предки Фельдмана так же бережно завертывали в по¬
трепанный черный платок камзолы предков Вольфганга Вине¬
ра. В общем все казалось ему довольно устойчивым на этом
свете. В каждую историческую эпоху существовали люди, но¬
ровившие надеть на евреев желтый колпак. Большой беды, по
его мнению, в этом не было. Маленькое кровопускание — и
все...
Винер стоял перед портным большой, крепкий, на толстых
ногах, обтянутых голубым шелком кальсон. Тщательно подви¬
тые волны холеной бороды закрывали галстук. Увидев себя
в зеркале, Винер подумал, что в одной этой бороде отраже¬
•	Офицер, господин офицер! Галуны золотые, а жрать нечего!
327

но больше благополучия, чем во всей фигуре Фельдмана, Он
с наслаждением приподнял тыльной стороной ладони шелко¬
вистый клин бороды и подержал его, точно взвешивая.
—	С такою бородой можно чувствовать себя человеком,
а?—с усмешкой бросил он с высоты и, величественно подняв
голубую ногу, сунул ее в штанину, поддерживаемую портным.
Застегивая помочи, он поворачивался перед зеркалом. — Небо
и земля эти старые брюки и те, что вы принесли сегодня!
А ведь и те и другие — ваша работа. — Он дрыгнул толстою
ляжкой.—Это же штанина!
—	Кто однажды сделал хорошо, может сделать хорошо
еще раз, — заискивающе проговорил Фельдман.
Потерять такого клиента? Этого еще нехватало! Прокля¬
тые наци так издергали нервы, что иголка валится из рук!
—	Еврею становится трудно работать, господин доктор.
Сказать до конца то, что он думает о наци, Фельдман уже
не посмел. За последнее (время доктор Винер изменился.
Вероятно, это происходит из-за того, что его военные заводы
получают все новые и новые заказы от наци. Этого не знают
только те, кто не хочет знать.
Портной так и ушел, ничего больше не сказав.
—	Трудхен! — крикнул Винер в соседнюю комнату. — Ты
не находишь, что пора прекратить пользоваться услугами это¬
го еврея?
—	Только потому, что он еврей?
—	Он утратил чувство линии!
—	А ты всегда хочешь покупать марку за пфенниг?
—	Да, Трудхен, ты имела достаточно времени, чтобы по¬
нять: твой муж может купить марку и за грош, но только не
в том случае, если она фальшивая. А портной еврей в наши
дни выглядит именно так!
Она решила переменить разговор:
—	Ты не забыл, что мы завтра у Швереров?
—	Если правда, что он уехал в Китай, с визитом можно
и подождать... Пошли Эхмме ее любимые хризантемы.
—	Должна тебе сказать, что с некоторых пор Эмма при¬
нимает меня довольно холодно.
—	Пустяки, Трудхен, — ласково сказал Винер жене,—все
должно выясниться в ближайшие дни. Если все пойдет так,
как логически должно итти после сегодняшнего шага фюрера,
мы снова встанем на ноги.
—	Мне нужно поговорить с тобою очень серьезно, — на¬
чала было фрау Гертруда, но в это время вошла Аста, а имен¬
но о ней-то мать и собиралась говорить: между Астой и
младшим Шверером, охранником Эрнстом, началось нечто
вроде флирта. Фрау Гертруда хорошо понимала, чем

это может кончиться для ее дочери в создавшейся обста¬
новке.
Винер воспользовался первым попавшимся предлогом, что¬
бы улизнуть из дому. В такие весенние дни его всегда неудер¬
жимо тянуло на улицу. Он даже не вызвал Лемке, а, сме¬
шавшись с толпою, пошел пешком.
Он шел, делая в уме кое-какие расчеты и нет-нет погляды¬
вая на встречных женщин.
Да, лед уже тронулся: первые военные заказы поступили
еще раньше, чем стало известно, что правительство решило не
считаться больше ни с какими ограничениями вооружений. Но
это еще далеко не все, на что рассчитывает Винер, в особен¬
ности после сегодняшнего события: всеобщую воинскую повин¬
ность восстанавливают не для того, чтобы делать парады
и выводить на них юношей с лопатами!..
При приближении к Виттенбергплатц Винера отвлекли от
размышления звуки военной музыки. Молодые парни с повяз¬
ками, на которых чернела свастика, четко отбивали шаг. Они
были в штатском. От этого их шагающие по-гусиному ноги и
руки, напряженно выгнутые в локтях, с будто прилипшими к
бедрам ладонями, вздернутые подбородки и истуканоподобная
неподвижность лиц — все казалось неестественным, неправдо¬
подобным, как видение похороненной кайзеровской Германии.
Но это были живые новобранцы первого гитлеровского при¬
зыва. Ведь сегодня был первый день существования новой, мас¬
совой германской армии, пришедшей на смену профессиональ¬
ному рейхсверу.
И вдруг все замерло. Застыла колонна новобранцев. Умолк
оркестр. Повернулись лицом к площади прохожие: щуцман
поднял жезл!
Навстречу колонне из улицы Клейста выехало несколько
военных автомобилей. Флажок трепетал на сером крыле пе¬
редней машины. В ней, откинувшись на спинку, сидел генерал
Гаусс. Рядом с шофером, вытянувшись и не глядя по сторо¬
нам, словно у него болела шея, восседал Отто.
Пруст сидел в следующем автомобиле вместе с еще каким-
то генералом. И в остальных автомобилях сидели офицеры.
При виде колонны новобранцев шофер Гаусса замедлил
ход, давая им время перестроиться, чтобы пропустить гене¬
ральский поезд.
Отрывистая команда, быстрое построение. Новобранцы
подняли руки. Гаусс нехотя притронулся двумя пальцами к
козырьку. Чорт бы их драл с их дурацким воспитанием! Они
могут поднимать свои лапы на праздниках и в пивных, где им
угодно, но не в строю!..
Когда автомобиль Гаусса поравнялся с головою колонны,
329

грянул оркест.р. Морщины на лбу Гаусса разгладились. В кон¬
це кондов эти молодые дураки все-таки немцы, и он сделает
из них настоящих солдат. Он выпрямил свою длинную спину
и снова приложил пальцы к фуражке.
Вырвавшись из скопления людей, автомобили понеслись
дальше. В заднем лежал огромный венок из живых роз. Этот
венок Г аусс возложит на могилу Шарнгорста — от имени
армии и своего собственного. Кто он сам, генерал-полковник
Гаусс, как не новый Щарнгорст новой Германии.
Венок был возложен на могилу. Были сказаны речи. Г аусс
брезгливо отмахнулся от фотографов и, предоставив другим
генералам позировать для вечерних газет, уехал.
Итак, шестнадцать корпусов и тысяча самолетов первой
очереди — только начало. Гитлер лично приказал держать¬
ся в официальных выступлениях самого миролюбивого
тона. А ведь Гитлер теперь «верховный главнокомандую¬
щий» вооруженными силами! Вислозадый ефрейтор добился-
таки этого звания назло всем генералам! Ну, конечно, это про¬
стая формальность. Кто же поверит тому, что генералы дадут
ему долго распоряжаться! Еще несколько актов подобных
сегодняшнему, —ремилитаризация Рейнской зоны, ликвидация
Польского коридора, возвращение Мемеля, аншлюсе Австрии,
присоединение Судет, возвращение кое-каких колоний, — и
господина «национального барабанщика» можно будет .сдать
в архив.
«Одним словом, — подумал Гаусс, — как только мавр сде¬
лает свое дело... Но пока еще хайль мавр!»
15
Сэр Монтегю Грили всегда останавливался в «Адлон».
Поэтому его особенно неприятно удивило, что портье подсу¬
нул ему длинную анкету, словно видел его впервые. Идиот¬
ские вопросы анкеты свидетельствовали о том, что кого-то
интересуют обстоятельства совершенно частной жизни сэра
Монтегю. О таких вещах в Англии не посмел бы расспраши¬
вать даже духовник. Немцы, никогда не отличавшиеся особой
тонкостью, как видно, окончательно потеряли чувство меры!
Монтэгю отослал анкету незаполненной и приказал слуге
больше не беспокоить его по пустякам. В самом деле, он при¬
был сюда не для заполнения анкет! Политический термометр
Европы лез вверх непропорционально быстро по сравнению с
тем, как весеннее солнце нагревало воздух. Дела с Рейнской
зоной шли к очевидному и близкому концу. Для Монти это
не могло быть тайной. Не напрасно же он имел честь засе-
ззо

дать в секретном комитете по изучению рейнской проблемы!
Формула Саймона о равенстве в вооружении давно сменила
тезис Болдуина о том, что граница Англии проходит ,по Рейну.
Шум, поднимаемый британскою прессой вокруг немедких
угроз, не больше, чем дымовая завеса для сокрытия от
общественного мнения истинного смысла событий.
Для Монти события эти имели двоякий смысл. Во-первых,
правительство его величества отказалось от точки зрения на
коричневую шайку как на неких выскочек, с которыми можно
иметь дело только негласно. Во-вторых, после занятия Гитле¬
ром Рейнской демилитаризованной зоны не придется уже
сомневаться в дальнейшем движении немцев к поставленной
себе цели окончательного вооружения Германии. Последнее
соображение и было причиной тому, что Монти предпринял
поездку в Берлин. По секретным данным разведки Форейи
оффис, в критическом положении находится дело известного
знатока реактивной техники доктора Вольфгана Винера. Мон¬
ти понял, что есть возможность прекрасно устроить свои дела
путем сделки с Винером.
Монти проконсультировал вопрос с некоторыми отечествен^
ными специалистами и пришел к выводу, что если работы Ви¬
нера увенчаются успехом, то в его руках окажется оружие,
которому не будет цены.
По мнению Монти, Винер находится в достаточно трудном
положении, чтобы согласиться на пятьдесят пфеннигов за
марку. Монти был окрылен самыми розовыми надеждами, ко¬
гда посылал Винеру приглашение прибыть для переговоров.
Однако он не учел ни упрямства и жадности Винера, ни
новой ситуации в Германии. Зачем Винеру было брать чужой
миллион за свой два? Конечно, приятно было бы очутиться
лод защитой британского льва, но не в том случае, если за
это нужно позволить льву откусить тебе голову! Лучше по¬
дождать еще немного и взять свое с Геринга. А в том, что
Геринг к нему придет, Винер был уверен.
Переговоры Монти закончились ничем, и он решил вернуть¬
ся в Англию. У него не было желания задерживаться в Гер¬
мании, так как он был убежден, что со дня на день должны
были произойти крупные события.
Ожидания не обманывали Монти, так как только из скром¬
ности можно было назвать «предчувствием» точные данные,
имевшиеся в его распоряжении благодаря деятельности капи¬
тана Роу и ему подобных.
Следуя по пятам за двигавшимися на запад немецкими
войсками, Роу достиг границы демилитаризованной зоны.
Несколько опередив затем остановившиеся на этой границе не¬
мецкие части, он въехал в зону и прибыл в Кобленц,
331

Шофер такси, везший Роу с вокзала в гостиницу, отвечал
на вопросы односложно и неохотно. Любопытство Роу по по¬
воду того, что думают в Кобленце о надвигающихся событиях,
осталось неудовлетворенным. Это был, пожалуй, первый шо¬
фер, которого Роу не удалось расшевелить. Ну, нет так нет!
Найдутся другие источники первой информации! Роу распла¬
тился с сумрачным шофером и вошел в турникет отеля «Мо-
нополь».
Шофер отъехал на угол и вынул газету. Он не раскрыл ее
во весь лист и не повернул к свету, как обычно делают шофе¬
ры, ожидая седоков. Он сложил газету длинною полоской и
загнул название так, чтобы его не было видно. Газета не при¬
надлежала к числу тех, которые можно было здесь демонстри¬
ровать. Это издание «Роте фане» выходило за границей, в Че¬
хии. Попав в западную Германию, она передавалась из рук в
руки, как величайшая ценность, объект постоянных поисков
полиции.
Не забывая поглядывать по сторонам, чтобы не быть за¬
стигнутым врасплох, Лемке принялся читать:
«Г о в а р д. Советский Союз опасается, что Германия и
Польша имеют направленные против него агрессивные наме¬
рения и подготавливают военное сотрудничество, которое дол¬
жно помочь реализовать эти намерения. Между тем Польша
заявляет о своем нежелании разрешить любым иностранным
войскам использовать ее территорию, как базу для операций
против третьего государства. Как в СССР представляют себе
нападение со стороны Германии? С каких позиций, в каком
направлении могут действовать германские войска?
Сталин. История говорит, что когда какое-либо государ¬
ство хочет воевать с другим государством, даже не соседним,
то оно начинает искать границы, через которые оно могло бы-
добраться до границ государства, на которое оно хочет на¬
пасть. Обычно агрессивное государство находит такие грани¬
цы. Оно их находит либо при помощи силы, как это имело ме¬
сто в 1914 г., когда Германия вторглась в Бельгию, чтобы уда¬
рить по Франции, либо оно берет такую границу «в кредит»,
как это сделала Германия в отношении Латвии, скажем, в
1918 году, пытаясь через нее прорваться к Ленинграду. Я не
знаю, какие именно границы может приспособить для своих
целей Германия, но думаю, что охотники дать ей границу
«в кредит» могут найтись.
Говард. Во всем мире говорят о войне. Если действи¬
тельно война неизбежна, то когда, мистер Сталин, она, по-
Вашему, разразится?
С т а л и н. Это невозможно предсказать. Война может
вспыхнуть неожиданно. Ныне войны не объявляются. Они про-
332

сто начинаются. Но с другой стороны я считаю, что позиции
друзей мира укрепляются. Друзья мира могут работать откры¬
то, они опираются на мощь общественного мнения, в их рас¬
поряжении такие инструменты, как, например, Лига Наций.
В этом плюс для друзей мира. Их сила в том, что их деятель¬
ность против войны опирается на волю широких народных
масс. Во всем мире нет народа, который хотел бы войны. Что
касается врагов мира, то они вынуждены работать тайно.
В этом ми-нус врагов .мира. Впрочем, не исключено, что имен¬
но в силу этого они могут решиться на военную авантюру, как
на акт отчаяния.
Одним из новейших успехов дела друзей мира является
ратификация франко-советского пакта о взаимной помощи
французской палатой депутатов. Этот пакт является известной
преградой для врагов мира.
Говард. Если вспыхнет война, то в какой части света она
может разразиться раньше? Где грозовые тучи войны больше
всего сгустились — на востоке или на западе?
Сталин. Имеются, по-моему, два очага военной опасно¬
сти. Первый очаг находится на Дальнем Востоке, в зоне Япо¬
нии. Я имею в виду неоднократные заявления японских воен¬
ных с угрозами по адресу других государств. Второй очаг на¬
ходится в зоне Германии. Трудно сказать, какой очаг являет¬
ся наиболее угрожающим, но оба они существуют и действу¬
ют. По сравнению с этими двумя основными очагами военной
опасности итало-абиссинская война является эпизодом. Пока
наибольшую активность проявляет'дальневосточный очаг опас¬
ности. Возможно, однако, что центр этой опасности переме¬
стится в Европу. Об этом говорит хотя бы недавнее интер¬
вью г. Гитлера, данное им одной французской газете. В этом
интервью Гитлер как будто пытается говорить миролюбивые
вещи, но это свое «миролюбие» он так густо пересыпает угро¬
зами по отношению к Франции и Советскому Союзу, что от
«миролюбия» ничего не остается. Как видите, даже тогда,
когда г. Гитлер хочет говорить о мире, он не может обойтись
без угроз. Это симптом.
Говард. В чем, по-Вашему, заключается основная при¬
чина современной военной опасности?
Сталин. В капитализме.
Говард. В каких именно проявлениях капитализма?
Сталин. В его империалистических захватнических про¬
явлениях.
Вы помните, как возникла первая мировая война. Она воз¬
никла из-за желания переделить мир. Сейчас та же подоплека.
Имеются капиталистические государства, которые считают
себя обделенными при предыдущем переделе сфер влияния,
333

территорий, источников сырья, рынков и т. д., и которые хоте¬
ли бы снова переделить их © свою пользу. Капитализм в его
империалистической фазе — такая система, которая считает
войну законным методом разрешения международных проти¬
воречий, методом законным если не юридически, то по суще¬
ству».
К стоянке подъехал еще один таксомотор. Его шофер, весе¬
ло свистнув, крикнул:
—	Эй, Франц! Большое оживление на вокзале. Одни—ту¬
да, другие — обратно. Давно не было столько пассажиров.
Постою здесь минут десять. Если не подвернется пассажир —
опять на вокзал. Сетодня ужин из двух блюд!
Лемке спрятал газету и закурил. Он ничего не ответил.
—	Так поехали? — через несколько минут опросил шофер.
—	Постою тут, — ответил Лемке.
—	Ты сегодня не в духе! — Шофер рассмеялся и уехал.
Лемке хотел было снова достать газету, но раздумал. У не¬
го были основания к дурному расположению духа. Поговари¬
вали о предстоящем вступлении немецких войск в Рейнскую
зону. Если прибавить к этим слухам бегство из зоны сепара¬
тистов и антифашистов,—а на то Лемке и шофер, чтобы знать,
кто приезжает и кто уезжает,—то картина получалась доволь¬
но унылая. Теперь ему становилось ясно и то, что необычай¬
ный наплыв туристов из внутренней Германии вызван вовсе
не красотами старой немецкой реки. Лемке готов был дать ру¬
ку на отсечение за то, что в чемодане большинства приез¬
жающих с той стороны туристов лежали коричневая рубашка
и стальная палка штурмовика. Плохо, чорт возьми, совсем
плохо! Значит, и Рейнланд, куда ему пришлось уехать, почти
бежать, после неудачной расклейки избирательных лозунгов,
перестал быть надежным убежищем. Однако именно теперь,
когда партия загнана в подполье, когда тысячи коммунистов
брошены в концентрационные лагери, когда партия нуждается
в каждом человеке, находящемся на свободе, Лемке не может
думать о; бегстве из Германии.
Если бы знать наверняка, придут ли сюда коричневые дья¬
волы! Может быть, уже наступило время пустить в ход заго¬
товленную несколько месяцев тому назад, ка всякий случай,
шоферскую книжку на имя Бодо Курца? Да, решено, сегодня
он перестанет быть Францем Лемке!..
...И опять шофер! И не только шофер. По указанию партии,
полученному еще при бегстве из Берлина, перемена имени
означает и конец «отпуска» с того берега. Есгч Франц Лемке
должен был бежать из Берлина во избежание провала, то у
334

Бодо Курца чистый кильватер, ему нечего бояться и он доло¬
жен вернуться туда, на боевой пост коммуниста-подполыцика...
Да, много легче было бы стоять, как бывало, над вращающим¬
ся патроном станка, но знать, что на тебе лежит ответствен¬
ность за это большое и такое трудное в нынешней Германии:
звание — коммунист!.. Ну, хорошо, Лемке, а если тебе сейчас
же, тут же предложат .именно это: вот тебе станок, вот десять
марок ежедневного верного заработка и к тому же безопас¬
ность, возможность вытащить сюда жену из ада ежечасной
смертельной опасности? Решайся же, Франц Лемке!..
Он рассмеялся, сунул руку за пазуху и нащупал в кар¬
мане обложку новой книжки на имя Бодо Курда. Не просто
нащупал, а крепко и ласково сжал его в пальцах: эта книж¬
ка — залог того, что завтра он сможет закончить свой вынуж¬
денный «отпуск» из самого пекла гитлеровской Германии; за¬
лог того, что он снова может стать полноправным солдатом
и полноценным бойцом антигитлеровской армии коммунисти¬
ческого -подполья...
Лемке решил не ехать к вокзалу. Маркой больше или мень¬
ше — это ничего не изменит в судьбе отбывающего в неизвест¬
ность Франца Лемке. Нужно ехать домой, в Лютцель. Заодно
он предупредит и Руппа, чтобы тот тоже принял меры предо¬
сторожности. Вот не везет парню:	который раз уходит от
коричневой банды, а она, как злой рок, преследует его по
пятам.
Поднявшись до Рейнилатц и обогнув памятник Гебену,
Лемке направился к набережной Мозеля, где в конторе
«Рейнский транспорт» служил Рупп Вирт. Тот как раз кончил
работу и снимал! комбинезон.
Лемке крикнул в окно:
—	Здорово, Рупп! Поедем-ка ужинать.
Рупп не каждый день ездил ужинать в автомобиле и с удо¬
вольствием уселся рядом с Лемке. Но в тот момент, когда Лем¬
ке уже тронул машину, из дверей конторы выбежал хозяин и
позвал Руппа обратно: нужно было получить на вокзале экс¬
тренный груз — несколько ящиков, прибывших в адрес каких-
то приезжих из Берлина.
Хозяин обрадовался, что под рукою оказался таксомотор
Лемке. Он уселся в машину и вместе с Руппом поехал на вок¬
зал.
Через четверть часа вое трое стояли перед багажной кас¬
сой. Кладовщик показал на три длинных ящика с бросающей¬
ся в глаза надписью: «Осторожно-! Астрономические приборы».
Под этой надписью Рупп увидел и другую, заставившую его
замереть с протянутыми было к ящику руками: «Получатель
335

г-н Эрнст фон Шверер». Эрнст Шверер! Рупп схватил за рукав
Лемке, уже взявшегося было за поклажу.
—	Мы должны знать, что в этих ящиках! — взволнованно
проговорил Рупп.
—	Какое тебе дело до этих приборов? — удивился Лемке.
Рупп показал на имя адресата. Лемке протяжно сви¬
стнул.
—	Я знал одного Шверера. Только того звали не Эрнст, а
Згон. Может быть, тут просто путаница в именах, а?
—	Помнишь мою историю на рейнском пароходе?
—	Так это он и есть? Все ясно.—Лемке покачал головой.—
Если рейнцы недостаточно восторженно встретят войска Гит¬
лера, у них в тылу окажутся молодчики с револьверами и ду¬
бинками.
—	Мы должны посмотреть, что в этом ящике!—повторил
Рупп.
—	Урони такой ящик с плеча ребром о мостовую — и о-н
сам разинет пасть,—сказал Лемке.—Если ты опознаешь сво¬
его одноклассника, тогда покажем всей гостинице, что скрыто
в его ящиках. Идет?
Навстречу им, от автомобиля, шел рассерженный задерж¬
кой хозяин конторы. Он сам подхватил третий ящик, и через
пять минут автомобиль тронулся.
— Сдашь прямо в руки адресату, Рупп! — крикнул им
вслед хозяин. — За срочную доставку на такси дополучишь,
сколько будет на счетчике.
—	Все ясно, хозяин!
—	Куда ехать? — спросил Лемке.
—	«Монополь», — ответил Рупп. — Сволочи, останавлива¬
ются в лучших отелях!..
Было решено, что если Эрнст Шверер окажется тем самым,
кого имел в виду Рупп, они уронят ящик на мостовую.
Портье тотчас вызвал Шверера.
—	Для вас груз — астрономические приборы.
—	Пусть принесут ящики! — приказал Эрнст.
У Руппа от волнения дрожали руки. Разбить багаж клиен¬
та! Он понимал, что это значило для его хозяина, которому
придется отвечать за убытки, если в ящике действительно вдруг
окажутся хрупкие приборы. Но они с Лемке должны осуще¬
ствить задуманное! Они должны узнать, что в ящиках. Если
там находится тайно провозимое в Рейнланд оружие, об этом
немедленно будет знать весь Кобленц: на улице достаточно
прохожих.
Лемке вытащил из автомобиля первый ящик.
Не выдержав, Рупп насмешливо сказал:
336

—	Не забыть бы предъявить Швереру счет на такси. Гене¬
ральский сынок может заплатить!
Ни тот, ни другой не заметили, что <при этих словах в двух
шагах от них остановился собиравшийся было войти в турни¬
кет молодой коренастый человек. Оглянись Рупп на него,
он узнал бы Пауля Штризе.
Штризе наблюдал за тем, как Рупп взвалил ящик на пле¬
чо и как, споткнувшись о край тротуара, уронил его на ас¬
фальт. Ящик ударился углом. Крышка раскололась, и содер¬
жимое ящика высыпалось на тротуар. Разве только слепой не
понял бы, что представляют собой обернутые в промасленную
бумагу металлические части. Это был разобранный пуле¬
мет.
Вокруг Руппа тотчас собралась толпа. Раздались возмущен¬
ные возгласы. Из подъезда выскочил побагровевший Эрнст*
Он все видел из-за стеклянной двери. И он бросился к Руппу
с поднятыми кулаками.
Но собравшаяся толпа, была явно на стороне шофера.
Лемке успел крикнуть что-то о коричневых молодчиках
Гитлера. Штризе пронзительно свистнул, вызывая из оте¬
ля своих.
Однако, прежде чем к нациста-м пришла подмога, Руппу
удалось свалить с ног Эрнста и пробиться к автомобилю. Лем¬
ке вскочил за руль. Когда толпа повернулась в сторону высы¬
павших из подъезда «Монополя» соратников Штризе и
Эрнста, такси полным ходом мчалось прочь. Лемке уже не
интересовал исход стычки. Он слышал, как зазвенело стекло
огромной витрины, слышал громкий крик: «Долой Гитлера!»,
пронзительные свистки...
Перед отелем происходила свалка. Возле забытого всеми
разбитого ящика сидел на корточках Роу и с интересом раз¬
глядывал части пулемета.
А Лемке нажимал на акселератор, спеша перебраться на
другую сторону Мозеля, чтобы немедленно покончить с офици¬
альным существованием Франца Лемке.
—	А что мы будем делать с оставшимися у нас ящика¬
ми? — опросил Рупп.
На той стороне Мозеля, в пустынном месте набережной,
Лемке остановил автомобиль и бросил ящики в реку. Рупп с
сожалением смотрел вслед ценному грузу.
А Лемке, видя огорчение Руппа, сказал:
—- Еще не время, мальчуган!
22 Поджигатели
337

16
Собравшиеся в зале заседаний долго ожидали появления
Гитлера, заканчивавшего в своем кабинете происходивший
весь день прием иностранных гостей. Хотя содержание беседы
с каждым из этих гостей было почти одно и то же, Гитлер
принимал их поодиночке и старался при этом сделать так, что¬
бы один не знал о визите другого. Гости эти были разных на¬
циональностей. Последними оказались французский журналист
и два лорда, приехавшие из Англии специально ради этого
свидания.
Французскому журналисту Гитлер дал понять, что герман¬
ское правительство в целом и он, Гитлер, в частности, счита*
ли бы его своим лучшим другом, если бы он взял» на себя
миссию уверить французских читателей в том, что Гитлер
оскорблен в самых лучших, самых миролюбивых чувствах к
Франции «позорным» пактам, заключенным ею с Советским
Союзом. Гитлер готов предложить Франции любой договор о
ненападении, о дружбе и даже о союзе, если она согласится
порвать только что заключенный франко-советский пакт.
У него никогда не будет никаких претензий ни на один метр
французской территории, к которой он относит и Эльзас, и Ло¬
тарингию, и любой другой клочок земли, который Франция
считает своим.
—	Каждый француз должен это понять,—сказал Гитлер.-*
Только уверенность в том, что наша западная граница в бе¬
зопасности и что никакие узы не связывают вас с Советской
Россией, может дать мне возможность исполнить мою ис¬
торическую миссию уничтожения коммунизма на востоке
Европы.
Этот довод, а особенно обещание не постоять перед расхо¬
дами на пропаганду и на вознаграждение самого журналиста
оказались убедительными. Он покинул кабинет канцлера, го¬
товый стать глашатаем планов Гитлера.
Побывавшие у фюрера английские лорды уехали, тоже
обещав безусловную и твердую поддержку в Англии всех его
взглядов и намерений. В дополнение к доводу о необходимо¬
сти иметь свободные руки на востоке лордам не понадоби¬
лось даже платить. Они были согласны поддержать любое
начинание фашистов в любой части света, если его целью яв¬
лялась борьба с коммунизмом.
Покончив с этими визитами, Гитлер вьгшел, наконец, в зал,
где ожидали генералы.
Для большинства собравшихся, приготовившихся к серьез¬
ному обсуждению вопроса — вступать или не вступать в
338

демилитаризованную Рейнскую зону, то, что произошло на
совещании, оказалось неожиданностью.
Гитлер с подчеркнутым невниманием выслушал мнение ге¬
нералов. Он нетерпеливо стучал по столу концом каранда¬
ша, делал какие-то пометки в блокноте, подзывал адъютантов
и что-то шептал им на ухо. Всем было ясно, что вопрос
предрешен. Поэтому даже те, кто прежде собирался выска¬
заться так, чтобы не отвечать ни за какое решение, приня¬
лись в самых восторженных выражениях восхвалять план
вторжения. Но, к удивлению, Гитлер и им уделил не больше
внимания, чем своим оппонентам.
У большинства присутствующих возник вопрос: зачем же
он собирал совет, зачем делал из них дураков?
Только один полковник-лейтенант, бледный, с тыквообраз¬
ной головой и оттопыренными ушами, сидевший немного
поодаль, за шиною Гитлера, и не принимавший участия
в прениях, знал, зачем здесь собраны генералы. План действий,
которые должны были начаться, принадлежал ему — подруч¬
ному фюрера. Этого офицера, долго, остававшегося тайным со¬
общником и военным советчиком безграмотного «главнокоман¬
дующего», звали йодлем. Он знал, что скажет Гитлер. Поэто¬
му он был совершенно спокоен. Впрочем, сторонний наблю¬
датель, который попробовал бы по внешнему виду остальных
присутствующих определить степень их взволнованности тем,
что произошло, и тем неизвестным, чему предстояло произой¬
ти на свете, не угадал бы ничего. Лица всех генералов были
одинаково бесстрастны.
Гитлер несколько раз обводил взглядом эти холодные ма¬
ски, и карандаш его все нетерпеливее постукивал по блокноту.
Наконец ему, невидимому, стало не под силу сдерживать
рвавшийся наружу поток слов. Он прервал очередного орато¬
ра на полуслове ударом ладони по столу.
—	Приказ о вступлении моих войск в Рейнланд подпи¬
сан, — раздался его хриплый голос. — В приказе я сказал:
при малейшем сопротивлении союзников наступлению моих
солдат открывать огонь из всех имеющихся средств!..
Он умолк и сделал паузу, чтобы еще раз обвести взгля¬
дом лица генералов.
Гауссу хотелось сказать Гитлеру, что подобный приказ
равносилен смертному приговору армии и, может быть, Гер¬
мании. Но Гаусс молчал. Гитлер не прочел на его лице
ничего.
Голос Гитлера повысился. Он крикнул громче:
—	Однако я должен предупредить:	если	хотя бы один
мой солдат сделает выстрел по французским войскам, то ге¬
22*
339

нерал, которому этот солдат окажется подчиненным, будет в
тот же день расстрелян как изменник!
Взгляд Гитлера, остановившийся на лице Гаусса, и на этот
раз не прочел ничего, кроме холодной корректности.
И вдруг Гитлер, как трагик на сцене, с хрипом выкрик-
пул:
—	Я приказываю: если в зоне будут войска, готовые ока¬
зать моим солдатам сопротивление, — остановиться!.. От¬
ступить!..
Подобная непоследовательность озадачила Гаусса, но зато
он мог считать себя удовлетворенным: Гитлер испугался!
Однако даже и теперь Гитлер не заметил бы на лице Га¬
усса ни малейшего признака торжества.
—	Господа! — Гитлер оперся рукой о край стола' и рыв¬
ком Поднялся с кресла. Его неуклюжее тело подалась вперед,
глаза выкатились из орбит. Он крикнул, судорожно выбрасы¬
вая руку в сторону генералов, словно пытаясь хоть чем-нибудь
заставить их ожить.—По моим данным, приказ уже известен
кабинетам Лондона, Парижа, Рима...
«Ага, полный отбой!» — злорадно подумал Гаусс.
И, словно откликаясь на его мысль, Гитлер сердита посмот¬
рел в его сторону. Игра, казалось ему, делается все более на¬
пряженной. Кто знает, на какое число у Гаусса замышлено
убийство фюрера?..
Возможного заговорщика Гитлер видел теперь едва ли не
в каждом генерале...
При этой мысли, преследовавшей его теперь постоянно и
всюду, Гитлер внезапно забыл все, что собирался еще сказать
генералам. Он торопливо выкрикнул:
—	Я убежден, что войска французов покинули Рейнскую
зону окончательно!
Впервые за все заседание генеральские монокли слегка из¬
менили угол относительно председательского места. Словно
легкий ветер пробежал по лицам генералов и заставил их од¬
новременно повернуться. Послышался негромкий голос ми¬
нистра иностранных дел барона фон Нейрата:
—	Мой фюрер... Вы, очевидно, упустили из виду, что в
этом сложном деле не менее важно, нежели поведение фран¬
цузов и англичан, мнение Америки. Наше вступление в об¬
ласть Рура может вывести американцев из состояния сторон¬
них наблюдателей.
Гитлер без церемоний перебил его:
—	Я ничего не упустил из виду. Даже того, что, повиди-
мому, забыли вы! — вцепившись в край стола, словно хотел
его сдвинуть, крикнул Гитлер. — Кто, по-вашему, как не быв¬
340

ший американский президент, заявил, что целью его жизни
является уничтожение Советской России? Преемники Гувера
будут со мной, как только поймут, что я—и никто другой!—
позволю им спокойно спать, избавлю, их от.кошмара надвигаю¬
щегося на мир большевизма. А могу ли я это сделать, по¬
ка не получу Рура?..
И тут снова, как по команде, все генеральские монокли по¬
вернулись к Нейрату.
Гитлер заметил это и испугался. Он думал, что они ждут
новых возражений дипломата и что эти возражения послужат
сигналом к общему наступлению против него, Гитлера.
Он в изнеможении закрыл глаза и упал в кресло. Но тот¬
час же вскочил и выбежал из зала.
Он бежал тем поспешнее, чем острее чувствовал на своей
апине взгляды оставшихся в зале генералов. Он панически
боялся этих взглядов, искал от них спасения.
Он пробежал сквозь кабинет и стремительно влетел в убор¬
ную. Ударом ноги с треском захлопнул за собой дверь и по¬
спешно опустил защелку замка. Прислушался, словно боялся
погони. Несколько минут стоял, прислонившись к стене и тя¬
жело дыша. Расслабленными шагами подошел к умывальни¬
ку и подставил лицо под струю воды.
Генералы покидали зал.
—	Великолепно разыгранный блеф!—тихонько сказал
Пруст.
Гаусс с неприязнью посмотрел на вздыбившуюся щетку
его усов и сухо произнес:
—	Успех блефа чаще всего зависит от глупости против¬
ника. — Он щелчком сбросил с рукава упавший на него пе¬
пел. — На месте англичан и французов я расстрелял бы кое-
кого из их министров. А заодно и некоторых генералов. —
И, подумав, добавил: — На наше счастье, они этого не
делают...
17
С каждым годом, с каждым месяцем становилось яснее,
что Европа живет на пороховой бочке, к которой все быстрее
приближается огонь фитиля, зажженный на Дальнем Востоке
японцам'И с молчаливого попустительства Англии и Соединен¬
ных Штатов Америки. С каждым годом, с каждым месяцем
становились убедительнее доводы, приводимые Советским Сою¬
зом в пользу необходимости самых решительных и притом
341

неотложных мер к укреплению мира и безопасности народов.
Его первым призывом был призыв к разоружению. Дально¬
видным советским политикам было ясно, что оружие, которо¬
го не хотят выпускать из рук империалисты Франции, Ан¬
глии и Италии, оружие, которое тайно готовили для себя нем¬
цы и так же тайно продавали немцам те же французы и ан¬
гличане, не могло долго оставаться мертвым грузом на скла*
дах. Оголтелые поборники вооруженного способа решения
международных проблем должны были пустить в ход свои ар¬
сеналы, хотя бы ради того, чтобы приняться за их возобно¬
вление и вновь стричь купоны акций военной промышлен^
ности.
Отлично сознавая бессилие пресловутой Лиги наций как
инструмента мира, советское правительство все же вступило в
нее, готовое сделать все, чтобы укрепить всеобщий мир, так
же, как оно много лет настойчиво и последовательно оберега¬
ло народы Советского Союза от угрозы войны.
Начиная с сентября 1934 года, когда Советский Союз со*
гласилоя войти в Лигу наций, его делегаты неустанно боролись
против опасности агрессии. Они вносили убедительные, неот-*
разимо документированные предложения на многочисленных
международных конференциях. В сентябре и ноябре 1934 го*
да, в апреле, октябре, ноябре 1935 года, семь р*аз в течение
1936 года советское правительство ставило вопрос о полном
или частичном разоружении. Его представители выступали в
Женеве, Лондоне, Лозанне: «Разоружение—вот первое, что
следует сделать для обеспечения мира!» Но делегаты других
стран извивались ужами, чтобы, «сохранив лицо» перед об¬
щественным мнением, избавить своих хозяев от необходимо¬
сти бросить в мартен хотя бы одну заржавевшую саблю. Со¬
ветское правительство заключало договоры о ненападении со
всеми государствами, соглашавшимися их подписать. Но его
дипломатические противники делали все возможное, чтобы за¬
ранее обречь эти договоры на бездействие.
Однако, чем отчаяннее делались попытки капиталистов
«спасти войну», тем яснее становилось народам Европы, ку¬
да тянут их правительства. Все с большею надеждою простые
люди Франции, Англии и других стран обращали взоры в сто¬
рону СССР. Чем яснее мир простых людей видел, что государ¬
ство рабочих и крестьян, руководимое коммунистами, являет¬
ся великим поборником мира, тем с большим доверием при¬
глядывались они к коммунистам в своих собственных странах,
тянулись к ним, доверяли им. Назревали новые битвы демо¬
кратии против поджигателей войны.
В те дни, когда британский и французский кабинеты собра¬
342

лись для обсуждения вопроса о нарушении Германией Ло¬
карнских соглашений, не было предпринято ничего, что могло
бы внушить немцам опасение.
Позже собрались вместе британские, французские, бельгий¬
ские и итальянские министры, но и они не захотели догово¬
риться об оказании сопротивления^ Гитлеру. Каждый здраво¬
мыслящий француз видел, какую смертельную опасность для
Франции представлял ставший на ноги германский милитаризм.
И каждый здравомыслящий англичанин так же ясно понимал,
какую опасность это составляет и для Англии. Увы, к мне¬
нию этих трезво рассуждающих французов и англичан не
прислушивались при решении жизненно важных вопросов,. Эти
вопросы решала кучка темных политических дельцов, хотя они
и составляли неоспоримое меньшинство.
Именно из этих дельцов и состояло «большинство» в Лон¬
донском зале, где 17 марта 1936 года на заседании Совета
Лиги наций выступил советский делегат. Устами советского
делегата заговорили простые люди обоих полушарий, желав¬
шие разогнать дымовую завесу дипломатических интриг. За
этой завесой скрывались маневры, направленные к развязы¬
ванию войны на востоке против Советского Союза.
К словам советского делегата жадно прислушивались про¬
стые люди в Европе и Азии, в Америке, в Африке, в Австра¬
лии — всюду, где опасная игра правителей и безответствен¬
ных парламентских болтунов с огнем войны вызывала тревогу
и гнев народов.
Советский делегат говорил:
«Я не стану отнимать ваше время соответственными цита¬
тами из германской .периодической печати, из германских учеб¬
ников, германских научных трудов, германских песенников,—
я позволю себе только напомнить вам политическое завещание
нынешнего правителя Германии, которое вы найдете на 754-й
странице второго тома мюнхенского немецкого издания
1934 года книги «Моя борьба»:
«Политическое завещание немецкой нации в сфере ее внеш¬
ней деятельности будет и должно навсегда гласить: не допу¬
скайте никогда возникновения двух континентальных держав
в Европе. В каждой попытке организации на германских гра¬
ницах второй военной державы, будь то хотя бы в форме об¬
разования способного стать военной державой государства, —
вы должны видеть нападение на Германию и считать не толь¬
ко своим правом, но и своей обязанностью воспрепятствовать
возникновению такого государства всеми средствами, вплоть
до употребления силы оружия, а если такое государство уже
возникло, то снова его разбить».
3431

Вот, господа, для каких целей Германии требуется реми¬
литаризация примыкающей к Франции Рейнской зоны. Речь
идет о создании гегемонии Германии на всем европейском кон¬
тиненте, и я спрашиваю: должна ли и будет ли Лига наций
потворствовать осуществлению этой задачи? Я вам читал не
случайную статью в газетах, а документ, который автор сам
характеризует как политическое завещание нынешнего правите¬
ля Германии, который дает квинт-эссенцию всей его внешней
политики. Какое значение имеют наряду с этим документом от¬
дельные политические речи и заявления, произнесенные с по¬
литической целью в тот или иной момент, приспособленные к
психологии части того или иного народа для достижения
определенных временных целей? Такие речи и заявления на¬
ходятся в таком же отношении к прочитанному мною основному
документу, как временное тактическое прекращение стрельбы
на одном участке театра военных действий к основной стратеги¬
ческой цели ©сей кампании...»
На следующий день после этой речи выступил в Совете
Лиги британский делегат Антони Иден. По его мнению, вы¬
ступление Германии не представляло опасности для Англии,
а следовательно... и для мира.
Итальянец Гранди попросту одобрил акцию Гитлера.
Призыв Советского Союза к объединению сил для борьбы
против агрессии, нашедший горячий отклик в сердцах простых
людей всего мира, встретил решительный отпор в зале Лиги
иаций.~
В гитлеровской Германии трубили фанфары.
Генеральполковник Гаусс имел основания в дружеской бе¬
седе заявить своему бывшему однополчанину, а ныне мини¬
стру иностранных дел барону фон Нейрату:
—	Мир становится на голову! Ефрейтор, которого я за од.
но слово возражения закатал бы в штрафную роту, высек ме¬
ня, как мальчишку. Не очень-то легко с седою головой и с
моими погонами чувствовать себя школьником!
—	Я махнул рукою на самолюбие, — ответил Нейрат.
На несколько минут воцарилось молчание. Гаусс небрежно
перебирал разбросанные по столу газеты. Но вот его взгляд
остановился на листе «Тан». Он прочел несколько строк под
крупным заголовком и, ударив пальцем по листу, воскликнул:
—	Именно об этом я и говорю!
—	Что такое?
—	Разговор Молотова с каким-то французом.
—	Знаю...
—	Все же послушай, — сказал Гаусс и прочел:
344

—	«Шастенэ. Какова позиция советского правитель¬
ства в настоящем международном кризисе? Не считает ли оно,
что военная реоккупация левого берега Рейна, позволяя Гер¬
мании построить линии укрепления вдоль французской грани¬
цы, имеет, прежде всего, целью предоставить Германии боль¬
шую свободу для наступления на Востоке?
Молотов. Ремилитаризация Рейнской области несомнен¬
но усилила угрозу для стран, находящихся к востоку от Герма¬
нии, и, в частности, для СССР. Не видеть этого было бы не¬
правильно. Тем не менее ввод германских войск в Рейнскую
область, пограничную с Францией и Бельгией, и создание укре¬
плений вдоль франко-бельгийской границы, в нарушение из¬
вестных международных договоров, означает угрозу, прежде
всего, в отношении западных соседей, Франции и Бельгии.
В связи с этим нам понятно особое беспокойство во Франции и
Бельгии.
Шастенэ. Поскольку из этого ясно вытекает, что инте¬
ресы Советского Союза и Франции в настоящем международ¬
ном кризисе в известной степени одни и те же, возникает во¬
прос о том, как действовать деред лицом этого кризиса и ка¬
кова по отношению к нему позиция советского прави¬
тельства?
Молотов. В связи с вашим вопросом я могу сослаться на
опубликованную сегодня в газетах речь тов. Литвинова
в Лондоне. Она бросает яркий свет на политику Советского
правительства в отношении теперешнего международного по¬
ложения и освещает это положение в целом, что освобождает
меня от подробного развития этой темы.
Шастенэ. В случае, если бы Германия предприняла напа¬
дение на западе, и в случае, если бы Польша осталась нейтраль¬
ной, какую помощь мог бы СССР практически оказать Фран¬
ции? Вопрос имеет немного стратегический характер. Повиди-
мому, помощь со стороны СССР означала бы помощь через
Румынию и Чехословакию. Нейтралитет Польши, однако, в
значительной степени затруднил бы действия СССР. Как прак¬
тически могла бы быть осуществлена советская помощь Фран¬
ции?
Молотов. Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нуж¬
но было бы знать конкретную обстановку, в которой пришлось
бы его решать. Вся помощь, необходимая Франции в связи с
возможным нападением на нее европейского государства, по¬
скольку она вытекает из франко-советского договора, который
не содержит никаких ограничений в этом отношении, Франции
была бы оказана со стороны Советского Союза. Помощь была
345

бы оказана в соответствии с этим договором и политической
обстановкой в целом».
Гаусс поверх газеты вопросительно посмотрел на Н-ейрата.
—	Тебе не кажется, что именно там, в России, следует
искать решения всей этой путаницы?
—	Никакой путаницы нет, — отрезал Нейрат.
—	Я говорю о том, что в этой игре нас может ждать мно¬
го неожиданного.
—	Мы стараемся предусмотреть, что можно.
—	И ты серьезно думаешь, что русского медведя можно
обложить, не опасаясь получить от него смертельный удар?
—	Фюрер думает именно так.
—	«Фюрер, фюрер»! В конце концов, можешь ты хоть мне¬
те сказать твое собственное мнение?
—	Мое собственное мнение?.. Нейрат пожевал губами
и, словно сожалея о чем-то, покачал головою. ■— Послушайся
совета старого друга..,
—■ Ну-с!
—	Постарайся понять: только имея во главе Гитлера, мы
добьемся того, чего хотим. Такова обстановка... Так думают
и наши друзья там... — Нейрат неопределенным взмахом ука¬
зал куда-то в угол комнаты.—Там, за каналом, и еще даль¬
ше, за океаном.
—	Первый раз в жизни я чувствую себя чем-то вроде ла¬
кея у торговца ножевыми изделиями.
—	Чемберлен — человек воспитанный.
—	Ты думаешь, англичане не дадут нам понять положение
слуги?
—	Во всяком случае, до тех пор, пока мы будем им
нужны.
—	Все-таки может стошнить.
—	Настоящая работа никогда не делается в белых перчат¬
ках. Во всяком случае, наши сомнения оказались напрасны¬
ми: ефрейтор получил обратно Рейн. Завтра мы ставим вопрос
о Мемеле и Данциге. А там вернем себе и колонии... — Ней¬
рат помолчал. — Сказать тебе правду, я чувствую себя, как
старый конь, отвыкший от хорошего ездока и вдруг снова по¬
чувствовавший твердую руку.
—	Я всегда предпочитал быть ездоком, — сказал Гаусс.
—	Если нельзя взять приз в седле, то нужно участвовать
в скачке хотя бы под седлом. Правда, мундштук довольно
противно режет рот. Зато я знаю, барьеры бущут взяты.
Croyez moi, ecuyer parviendra a son but!*
—	Если он сломает себе голову на банкетке, я не за-пла-
*	Поверьте мне, наездник добьется своего!
346

чу. Но беда в том, что в таких случаях и лошадь ломает'
себе хребет. А в данном случае лошадь...
—	Est се moi? * — рассмеялся Нейрат.
—	Malheureusement l’Ailemagne! ** — резко сказал Гаусс.
—	Mai поп! И gagnera son jeu ***.
Гаусс засунул худой палец между дряблою шеей и ворот¬
ником на том месте, где торчал конец ленты с большим крестом
ордена. Он скорчил гримасу и потянул воротник так, словно
он стал ему вдруг тесен.
—	Если ты заедешь ко мне в министерство, я Дам тебе
прочесть один документ... — сказал Нейрат.
—	Да!..
—	Ha-днях Гитлер беседовал в моем присутствии с Гали¬
факсом. Лорд говорил от имени Чемберлена.
—	И что же?
—	Деликатное прощупывание того, как бы мы отнеслись к
широкой сделке с Англией и Францией.
—	Ты не думаешь, что это вранье?
—	Почему же? Консерваторы на этот счет довольно после¬
довательны. Галифакс прямо сказал, что в известных кругах
Англии фюреру отдают должное, как человеку, уничтоживше¬
му коммунизм в Германии и преградившему ему путь на
запад.
—	Пожалуй, это единственное, что их устраивает.
—	Ты поверхностно смотришь на вещи,—с укоризной ска¬
зал Нейрат. — Галифакс намекнул: изменение европейского
порядка должно произойти и рано или поздно произойдет за
счет Данцига, Австрии и Чехословакии.
—• Он так и сказал: «Чехословакии»?
Нейрат приложил палец к губам:
—	Беседа была строго доверительной!
—	Значит, в Англии понимают, что без этого нельзя схва¬
тить за горло Россию?
—	Когда фюрер оказал Галифаксу, что Европа должна
быть организована без участия Советской России, Галифакс с
ним вполне согласился.
Гаусс сделал несколько медленных движений кистями рук,
словно намыливая их.
—	Что же... дай бог... Значит, остается одна Америка...—
проговорил он мечтательно.
На широком лице Нейрата появилось выражение самодо¬
вольства. Он откинулся в кресле и сложил на животе руки,
*	Это я?
** К сожалению. Германия!
*** Нет, нет! Он выиграет игру.
347

словно то, что он знал, позволяло- ему раз и навсегда предать¬
ся полному покою.
—	Ну, что ты еще знаешь? — нетерпеливо спросил Гаусс.
—	Несколько дней тому назад у меня был Буллит. Он ме¬
ня спросил... заметь, — Нейрат поднял палец, — не я ею,
а он меня спросил: «Скоро ли будет покончено с Австри¬
ей?»
—	Что это значит? — удивленно спросил Гаусс.
—	Те, от чьего имени он говорит, хотят, чтобы мы стали
там твердою ногой.
—	Удивительно... просто удивительно.
—	Ничего удивительного. Алышне-Монтаи — это Тиссен,
а Тиссен — это деньги Ванденгейма, и так дальше...
—	Да, это меняет дело... Да, да... И что же ты ему отве¬
тил?
—	Насчет?..
—	Насчет Австрии.
—	Что мы видим две существенные причины к тому, чтобы
не очень спешить. Муссолини мобилизовал войска на австрий.
ской границе...
—	И Буллит? — с интересом опросил генерал.
—	Заверил меня, что мы спокойно можем сбросить дуче
со счетов!
—	Вот дуралей! Он же знает, что Муссолини намерен серь¬
езно драться в случае нашего вторжения в Австрию:
—	Если верить Буллиту, известные круги Америки не по¬
зволят господину макаронному диктатору и пальцем двинуть
против нас!
—	Дай бог!.. Дай бог!.. Ты меня очень обрадовал этим со¬
общением. По такому поводу мы с тобой можем даже вы¬
пить... Главное во всем этом: мы можем быть спокойны за по¬
зицию американцев.
—	Если удастся выбить из игры Рузвельта.
—	Вот с кем нужно было бы давно покончить! — гневно
крикнул Гаусс. — Он поопаснее Барту. Я тебе уже несколько
раз говорил: Папена снова надо послать в Америку.
—	Там есть уже наши люди... Киллингер — надежный па*
рень.
—	Настоящий убийца!
—	Такие там и нужны.
—	Если бы он мог убрать кое-кого...
—	Посмотрим.^
—	Впрочем, это дальние дела... Меня радует то, что ты го-
воришь насчет американской позиции в вопросе с Австрией.—
И Гаусс снова радостно потер руки.
343

—	Они понимают, что без этого мы не можем задушить
чехов. А не выбив их из игры, мы не сможем вплотную
подойти к вопросу о России.
—	Это главное!.. Но об этом уже отдельно. У меня свое
мнение насчет очередности этих дел.
—	Тут-то ефрейтор и понадобится больше, чем где-нибудь.
—	Не знаю, право, не знаю!—помрачнев, сказал Гаусс.—
Может быть, достаточно будет того, что он подведет нас к
русским границам. Там начнется слишком серьезная работа,
чтобы ее можно было доверить всей этой ораве дилетантов,
которые трутся вокруг него... Их торопливость и легкомыслие
могут обойтись нам дорого. — И он снова, как прежде, по¬
тянул воротник мундира. Словно поймав себя на какой-то не¬
ловкости, поспешна сказал: — Бокал шампанского, старик,
а?.. Не риббентроповской бурды, а честного французского
вина!
На звонок Гаусса вошел денщик.
—	Вели подать бутылку сухого... и мой «Рафаэль».
—	Эх ты, вегетарианец! — с дружеским пренебрежением
сказал Нейрат и фамильярно ударил генерала по твердой,
как доска, спине.
—	Мой милый, — ответил Г аусс, — я непременно хочу до¬
жить до немецкой Европы. Ради этого стоит отказаться от
стакана шампанского!
Вино уже было налито, и Нейрат сделал несколько глот¬
ков, когда Гаусс вдруг отставил рюмку со своим лечебным
«Рафаэлем» и обеспокоенно сказал:
—	Послушай, Константин, а ты не боишься, что в конце
концов за всю помощь, которую мы получаем от американ¬
цев, они спустят с нас штаны?
Нейрат беззаботно рассмеялся:
—	Пей свое «вино для желудка» и ни о чем не думай... Ты
не понимаешь игры, которую мы ведем.
—	Не слишком ли хорошо я ее понимаю? — с горечью
спросил Гаусс. — Мне не хотелось бы остаться нищим.
—	Смысл игры и заключается в том, чтобы по всем вексе¬
лям, которые мы выдаем и выдадим впредь под большую вой¬
ну, с Америкой должны будут расплатиться Англия и Фран¬
ция и... может быть, еще кто-нибудь, с кого американцы суме¬
ют получить. Только не мы!
—	Мне думается... этот кредитор не из тех, кто простит
хоть цент...
—	И дай ему бог здоровья, пусть снимает с англичан хоть
последнюю рубашку.
349

—	Но мы-то, мы! — воскликнул Гаусс. — Мы же тоже бу¬
дем голы! И если Европа будет работать на американцев...
—	Глупости, Вернер! Как не стыдно! На нашу долю оста¬
нутся сотни миллионов покоренных людей. Они нас кое-как
прокормят!
Й, чокнувшись с Гауссом, Нейрат допил шампанское.
Несколько минут в комнате не было слышно ничего, кроме
ударов маятника больших часов в углу. Эти удары отдавались
в деревянном футляре громким гудением.
Собеседники молча курили. Гаусс поднялся и, пройдясь по
комнате, остановился перед Нейратом. Негромко опросил:
—	Честно, как старый приятель, ты не боишься России?
Нейрат пожал плечами и опустил взгляд на свои скрещен¬
ные (пальцы.
—	Странный вопрос, — проговорил он наконец. — А раз¬
ве ты...
Гаусс молча кивнул, и его длинная фигура снова одинок о
замаячила по кабинету.
350

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Сравнить предателя не с кем и не
с чем. Я думаю, что даже тифозную
вошь сравнение с предателем оскорби¬
ло бы.
М. Горький

1
По соображениям конспирации Роу никогда не делал тай¬
ны из своей жизни в Берлине. Он не снимал, подобно мно¬
гим журналистам, частных квартир и не жил в пансионах.
Жизнь в отеле его вполне устраивала. Там каждый иностра¬
нец находился как бы под стеклянным колпаком, окруженный
соглядатаями тайной немецкой полиции. Именно это, как
справедливо казалось Роу, и должно было отводить от него
излишнее внимание немецкой секретной службы и позволяло
ему дезориентировать ее агентов.
Все же жизнь в> больших отелях на континенте надоела
Роу. Поэтому в Лондоне, во время своих не слишком частых
•наездов туда, он раз навсегда избрал один из небольших ча¬
стных отелей на Блумсбери-сквер.
Роу взглянул на часы и с удовольствием потянулся в низ¬
ком кресле, где он просидел, отдыхая, почти весь день. Вста¬
вать и одеваться не хотелось. Но если не отменять назначен¬
ное свидание, то пора было собираться.
Роу был уже одет, оставалось выбрать булавку для гал¬
стука, когда ему доложили о посетителе, не пожелавшем на¬
звать себя.
Посетитель, показавшийся в дверях, заставил Роу сму¬
титься. Но смущение было столь кратким, что вошедший едва
23 Поджигатели
353

ли мог его заметить. В следующее мгновение Роу непринуж¬
денно воскликнул:
—	О, Реджи! Входи.
Реджинальд вошел и огляделся.
—	Ты один?—спросил он.
Роу сделал вид, будто несложный процесс втыкания бу¬
лавки в галстук поглощает все его внимание. Но в глубине
его души копошилось подозрение, что притворство напрасно:
только обстоятельства исключительной важности могли за¬
ставить секретную службу послать своего человека к нему в
отель. Роу уже составлял в уме фразу, которой должен будет
по телефону отменить обед с одной из своих приятельниц.
Его опасения почти тотчас же оправдались.
—	Шеф велел раздобыть тебя немедленно, —сказал Ред¬
жинальд.
Шефом на их жаргоне назывался помощник начальника
секретной службы — джентльмен, известный весьма ограни¬
ченному кругу лиц. Свидание с шефом — случай не частый.
Нагоняй за какую-нибудь грубую ошибку?.. Роу быстро пере¬
брал в памяти события последних недель. Ошибок как будто
не было. Новое задание, достаточно срочное, чтобы послать к
нему Реджи, и слишком секретное, чтобы передать что-нибудь
через него?
Через несколько минут Роу мрачно восседал в автомобиле
позади правившего рулем» Реджинальда. Он так и не поймал
свою приятельницу по телефону и размышлял теперь о том,
как дать ей знать, что обед отменяется.
Реджинальд некоторое время кружил вокруг Блумсбери,
затем выехал на Оксфорд-стрит и по Бейсуотер помчался ми¬
мо Кенсингтонских садов. На недозволенной скорости пере¬
сек Темзу и остановился в одной из полутемных аллей
Ричмонда.
Оставив Роу в автомобиле наедине с догадками, Реджи¬
нальд нырнул в калитку. Через несколько минут из нее вышел
шеф. Он был один.
—	Реджи не поедет, — сказал он. — Довезете? — Заметив
поспешность, с которой Роу перебрался за руль, шеф пробор¬
мотал: — Не торопитесь. Нам понадобится время, чтобы по¬
говорить.
И уселся на заднее место.
Когда Роу тронул машину, шеф, повидимому, наклонился
вперед, потому что Роу почувствовал за спиною его локти.
Автомобиль медленно катился по плохо освещенной улице.
За спиною послышался голос шефа:
—	А знаете, старина, ваши сведения о Канарисе подтвер¬
дились.
354

—	Очень рад.
—	Вы будете и впредь пользоваться этим источником?
—	Да.
—	Это даст нам возможность держать немцев под двой¬
ным прожектором.
Роу молча кивнул. Говорить не было смысла. Он доста¬
точно знал шефа, чтобы догадаться, что тот вызвал его на
свидание не для этой болтовни. О том, что Канарис — агент
британской секретной службы, Роу знал и без сообщения ше¬
фа, — он был одним из тех троих, кто знал эту тайну началь¬
ника немецкого абвера.
Несколько минут ехали молча. Потом Роу снова услышал
голос шефа:
—	Есть очень важное задание. Службе предложено осу¬
ществить ело как можно точнее, но без шума. Уайхолл хочет
быть в стороне. Дело очень деликатное... Придется прервать
отдых... Нет, нет, пока еще не возвращение в Берлин! Герма¬
ния — котел, где копится пар для взрыва, но разводить огонь
нужно не в котле, а вокруг него.
—	Вполне справедливо, — неопределенно пробормотал
Роу, не понимая, к чему клонит шеф.
—	Мнение хозяев известно, слушайте. Нам нужен жаркий
огонь, настоящий костер, а стоит подбросить несколько полень¬
ев, и вместо пламени они испускают только вонючий дым. На¬
ходится. миллион добровольных пожарных, готовых заливать
пламя под котлом войны, которая, как припарка, нужна Европе
на востоке.
—	Кажется, я улавливаю, сэр:	чтобы пар из немецкого
котла ударил на восток, огонь нужно разводить на
западе.
Шеф утвердительно кивнул головой.
—	Рождение Народного фронта во Франции, республи¬
ка в Испании, рабочие волнения в Италии, нескончаемые за¬
бастовки у нас — это уже не сырость, мешающая гореть ко¬
стру, а океан, грозящий затопить и нас самих. — Шеф прого¬
ворил с ударением: — Нужны неотложные и самые энергич¬
ные меры. Наши друзья во Франции бессильны. Сколько ни
трать на создание кабинетов, они разваливаются, как карточ¬
ные домики. Все они — от Тардье до Блюма — одинаковы:
как огня, боятся улицы.
—	Мо-жет быть, Блюм надежнее других. Хотя бы потому,
что он изворотливее, — заметил Роу.
—	Такой же трус, как остальные! — пренебрежительно от¬
ветил шеф. — Петэн или Вейган — вот кто мог бы навести
во Франции порядок, который нам нужен.
—	Значит, вы хотите, чтобы я побывал во Франции?
355

Шеф заставил его подождать ответа.
— Нет!.. Мы не должны прямо лезть в эту кашу!
В' Европу следует войти с черного хода. Вы поедете в
Испанию.
—	Испания в июле?!
—	Придется потерпеть жару, старина! — с шутливым со¬
чувствием! сказал шеф. — Это дело нельзя больше отклады¬
вать. Нельзя! Там, за Пиренеями, начинается совсем непод¬
ходящее дело. Еще немного, и, мне кажется, Испанская рес¬
публика повернет налево так, что ее уже не остановишь. Если
этого не сделает само правительство, народ его заставит. Он
просыпается, старина. Глядя на него, и французы поймут, что
Народный фронт — это всерьез. Тогда тут заварится нечто
посерьезнее дела с Барту. Одним■-двумя выстрелами не обой¬
дешься.
—	У вас дурное настроение, сэр!
—	Нет, кроме шуток: если мы не покончим с Испанской
республикой — крышка многим нашим комбинациям на кон¬
тиненте. Одним словом: вам пора туда. Потом мы дадим вам
возможность отдохнуть от жары. А теперь напишите-ка ко¬
му-нибудь из ваших берлинских друзей поболтливей: пусть
там думают, что ваш отпуск продолжается. Завтра утром вы
вылетите на Канарские острова. Кто может помешать вам
провести отпуск там?
—	Пожалуй...
—	Утренний самолет унесет бездельника, которому при¬
шла идея погреться на пляже Лас-Пальмас. Было бы, конеч¬
но, совсем хорошо, если бы вы нашли себе спутницу. Но бо¬
юсь, не успеете это устроить, а?.. Впрочем...—Шеф сделал
паузу. — Не стану называть имени, но, кажется, вы дружны
с миссис?.. Если хотите, можете не отвечать.
Роу рассмеялся. Он отлично понимал, что шеф не нуж¬
дается в его оправках. Рассмеялся и сам шеф.
—	Вы не должны на меня сердиться, — сказал он тоном
доброго приятеля. — Потому я и спешил по-видаться с вами
прежде, чем вы поедете в Палас.
Вместо ответа Роу поднял к его лицу руку с часами.
—	Что ж, поторопимся, — сказал шеф. — После того,
как отвезете ее домой собираться, увидимся еще раз: по¬
лучите деньги, инструкции и явки... Вы ведь знаете Зауэр-
мана?
—	Разве вы не получили моего донесения о том, что он
является резидентом абвера на Канарах?
—	Я знаю, что говорю, дружище.
Как и все остальное, шеф произнес это спокойным тоном
немного скучающего человека. Но Роу понял, что не должен
356

был упоминать о своем донесении: если шеф назвал Зауэрма-
на, зная, что тот состоит на жало-ванье в гитлеровской раз¬
ведке, — значит так нужно; если старик попросту забыл об
этом обстоятельстве, то тем более не следовало ему напоми¬
нать о подобном упущении. Да, чорт возьми, видно, только
к седым волосам научишься быть таким скучньгм сфинксом,
как этот старый сухарь!..
Роу и не подозревал, какое неудовольствие доставил ше¬
фу невольно вырвавшийся вопрос. Он напомнил второму чело¬
веку в секретной службе. империи, что он именно второй, и
только второй, что существуют тайны, в которые вышестоя¬
щий руководитель не считает нужным посвящать даже его.
Хотя внешне то задание, которое он только что изложил Toy,
выглядело совершенно так же, как сотня других, каждый день
даваемых по приказанию «Икса» и по своей собственной ини¬
циативе, но тонкий нюх старика чуял тут что-то, чего не До¬
говорили даже ему. На этот счет у него были свои подозрения:
является ли «испанская комбинация» самостоятельной идеей
британских дельцов и политиков? Не играют ли здесь значи¬
тельную роль американские интересы? Шеф ничего не имел
против того, что иногда британская Интеллидженс сервис вы¬
ступала в качестве соучастницы в делах богатого заокеан¬
ского дядюшки Сэма. Никогда не вредно заработать, а аме¬
риканцы, как известно, платили хорошо. Но опытному раз¬
ведчику начинало казаться, что все чаще эта «кооперация»
с американцами становится похожа на простое оказание
услуг за деньги. А позволить секретной службе империи вы¬
родиться в обыкновенное пинкертоновское бюро — не значи¬
ло ли это утратить главное, чем она обладала: положение
одного из китов, поддерживающих хрупкое здание заморской
империи?
Старик, конечно, понимал, что интересы Британии в Испа¬
нии очень велики. Никак нельзя было позволить республи¬
канцам проделать короткий путь, оставшийся им до установ¬
ления у себя порядков, чертовски смахивающих на то, что
наблюдается в Советском Союзе. Но... старику не нравилось,
что на испанскую операцию было отпущено больше долла¬
ров чеками на американские банки в Испании, чем! привыч¬
ных фунтов. Не смахивали ли эти чеки на гонорар за таска¬
ние для Америки каштанов из испанского костра?.. У стари¬
ка еще не было определенных данных на этот счет, а то бы
он, разумеется, и в части своих личных интересов в Испании
взял надлежащий курс... Время от времени его мысль возвра¬
щалась к необходимости разгадать этот секрет «Икса» и пор¬
тила ему настроение.
—	Разрешите ехать по Пиккадили?—спросил Роу,
357

—	Через Фульхем, — проворчал шеф. — Высадите меня
где-нибудь возле госпиталя. Впрочем, я забыл: мы же без
шофера. Сойдете вы. А я как-нибудь доберусь сам на этой
колымаге.
По дороге шеф еще сказал:
—	Знаете что?.. Зачем! связываться с рейсовыми самоле¬
тами? Пришлось бы во Франции пересаживаться на аппарат
Люфт-Ганзы. Лучше этого избежать... — Он потер лоб. — Да,
лучше устроить так: в Кройдоне вас будет ждать наша маши¬
на. Каждый джентльмен имеет право заказать специальный
рейс, чтобы его дама не попадалась на глаза кому не сле¬
дует. Не обращайте внимания на то, что на самолете будут
не британские знаки... Эй-эй! Вы проехали госпиталь, ста¬
рина!..
Шеф уселся за руль, и машина влилась в поток автомоби¬
лей, стремившихся к Пиюсадили.
На следующий день, 10 июля 1936 года, самолет с
опознавательными литерами немецкой гражданской 'авиации
приближался к острову Гран-Канария, в группе принадлежа¬
щих Испанской республике Канарских островов. Солнце уже
перевалило за полдень. Летчик опустил зеленую шторку на
переднем стекле пилотского фонаря, чтобы рассмотреть бере¬
говую полосу северо-восточного конца острова. Поскольку он
вел сухопутную машину, то и подошел к острову не со сторо¬
ны открытого океана, а с северо-востока.
Сделав круг над Лас-Пальмас, самолет сел. Из него вы¬
шел Роу с дамой и зарегистрировался у жандарма испанской
стражи как немец-турист, прилетевший лечить чахоточную
жену.
Жандарм пожелал сеньоре скорейшего выздоровления и
заверил, что лучшего места для чахоточных нет на свете. Он
тут же вручил Роу карточку отеля, где рекомендовал остано¬
виться. Роу не стал спорить и отблагодарил его несколькими
песетами. Жандарм поймал щедрую подачку с ловкостью
официанта и проводил гостей до автомобиля.
В отеле было пусто и скучно4. Время тянулось необы¬
чайно медленно — особенное, тягучее испано-африканское
время.
Роу вышел в сад. Лениво прохаживаясь под шелестящею
листвою лавров, он перебирал в памяти наставления шефа.
Ему нравилось, что начальник откровенно сказал ему на про¬
щанье:.
358

—	...Можете не церемониться — испанец получает день¬
ги и должен исполнять то, что ему прикажут.
-г- Но деньги-то он получает от немцев, — заметил Роу.
Шеф со вздохом ответил:
—	Увы, даже пройдя через немецкие руки, они остаются
английскими... Одним словом — каудильо именно тот, кто
нам нужен. Нам уже некогда искать другую Madchen fur
alles, как говорят наши друзья немцы... С коммунистами пора
кончать!
—	Не сомневаюсь, сэр.
—	Вот и желаю вам удачи.
Роу был уверен в успехе. Он уже не в первый раз пре¬
вращался из разведчика — собирателя секретов — в активного
политического диверсанта. Сознание этого немного льстило
ему, было только жаль, что не удалось перед отлетом из
Лондона связаться с Монтегю, чтобы дать ему сигнал о не¬
обходимости обратить внимание на Испанию. Значит, мате¬
риальный эффект этой поездки будет равен нулю. Если, ко¬
нечно, потом не удастся примазаться к спекуляции Монти...
Под напором морского ветра упруго поскрипывали толстые
листья бананов. Этот мерный звук, похожий на скрип корпу¬
са парусного корабля ночью, -когда ничто не заглушает голо¬
сов обшивки и набора, нагонял сон. Роу с усилием стряхнул
с себя истому и поглядел на часы. Пора!..
Роу шел, не расспрашивая о дороге. Он полагался только
на память и тщательно изученный план местности. Скоро он
выбрался из квартала отелей. Асфальт кончился, — Роу по¬
чувствовал под ногами неровные камни разбитой мостовой.
Дома делались ниже. Тени деревьев резко ложились на их бе¬
лые стены. Потянулись каменные изгороди виноградников.
Сухие листья винограда казались высеребренными светом
луны.
Роу отсчитал нужное число переулков и свернул в узкий
про-ход между неприглядными хижинами. За оградой из плит¬
няка несмело тявкнула собачонка. «Сейчас поднимется обыч¬
ный в таких случаях концерт», — подумал Роу. Но все было
тихо. Собака полаяла и умолкла. Едва слышный шорох лист¬
вы смешивался с отдаленным рокотом прибоя, и трудно было
разобрать, какой из этих шумов производят листья и какой
вода. Роу выбрался на шоссе, тянувшееся параллельно берегу,
перешел на сторону, укрытую тенью деревьев, и зашагал вдоль
решеток садов. Одни из них были увиты ползучими растения¬
ми и цветами, за другими смутно виднелись плотные стены
подстриженного самшита и тамариска. Из-за решеток лилось
359

то дыхание табака, то пряный аромат роз, то едва уловимый
запах лимона. Роу вглядывался в узорчатый чугун оград. На¬
конец он увидел то, что ему было нужно:	два мраморных
грифа «сидели на каменных столбах по бокам высокой глу¬
хой калитки. Сквозь ограду, густо оплетенную зеленью, не бы¬
ло видно дома. Едва Роу остановился, как за калиткой послы¬
шался лай. Это уже не было робкое тявканье, какое он слы¬
шал из-за жалкой стены придорожной хибарки. Свирепый ба¬
систый лай сопровождался рычаньем еще нескольких псов.
Роу с невольной поспешностью отыскал розетку звонка и
нажал ее условным образом. Прошло немало времени, пока
послышался чей-то голос, успокаивавший собак. Калитка от¬
ворилась. Роу вошел без приглашения. Калитка захлопнулась,
и яркий луч фонаря ударил Роу в лицо.
—1 Я привез партию рейнских вин, — по-немецки сказал
Роу.
—	Вот как!
—	Полтора ящика старого «Иоганнисбергера».
Тот, кто, не опуская фонаря, освещал Роу, сказал в тем¬
ноту:
—	Подержи собак, Гейнц! — и пошел в глубину сада, све¬
тя под ноги.
Роу видел только маленькое пятно сверкающего, словно
серебряного, песка и изредка — мелькающий каблук немца.
Так они дошли до ступенек дома.
—	Подождите здесь,—сказал провожатый и скрылся за
дверьми.
Роу зажмурил глаза, чтобы дать им привыкнуть к темноте.
За своей спиной он чувствовал присутствие второго немца
и слышал дыхание нескольких собак. Это заставило его стоять
неподвижно. Роу открыл глаза, почувствовав, что в лицо ему
снова ударил свет. Дверь в дом была отворена и ярко осве¬
щена. Роу вошел. Перед ним стоял человек, в котором он по
фотографии, показанной ему шефом, сразу узнал Зауэр-
мана.
Немец вопросительно смотрел в лицо Роу. Тот, так же не
стесняясь, еще раз мысленно проверил сходство оригинала с
портретом. Только тогда он назвал пароль. Зауэрм1ан кивком
головы пригласил Роу следовать за собою. Они вошли в боль¬
шую столовую. За длиннейшим столом, в огромном, как трон,
кресле с непомерно высокою спинкой сидел маленький челове¬
чек с очень темным лицом. Но это была не природная смуг¬
лость местного уроженца, а загар европейца, долго пробыв¬
шего на солнце. Иссиня-черные волосы, пронизанные редкими
нитями седины, были обильно нафиксатуарены и зачесаны на
360

лысину. Темнокарие глаза навыкате, тяжелый крючковатый
нос. На человечке был китель испанского генерала.
При входе Роу генерал приподнялся, опершись о стол ма¬
ленькими пухлыми ручками, еще более темными, чем его ли¬
цо. Не кланяясь, он молча уставился на Роу.
Зауэрман достал рюмку из такого же огромного и неук¬
люжего, как все в этой комнате, буфета и пододвинул англи¬
чанину поднос с бутылками.
Роу рассеянно кивнул. Зауэрман поймал его взгляд, на¬
стороженно ощупыва-вший углы комнаты.
—	Тут можно говорить свободно, — оказал он.
Роу взглянул на маленького генерала.
—	Генерал дон Франсиско Франко-и-Багамонде, — пред¬
ставил Зауэрман.
Франко все так же молча поклонился и сел.
Не считаясь с риском показаться невежливым, Роу внима¬
тельно оглядел испанца — он знал его только со слов шефа.
Чарт возьми, лошадка, на которую ставила Англия, не про¬
изводила впечатления своими статями, но... Лондону видней!
Интеллидженс сервис редко проигрывает скачку... Что ж,
присутствие Франко у Зауэрмана упрощало дело:	для сви¬
дания именно с ним Роу и прилетел сюда. Поручение
шефа будет выполнено на целые сутки раньше. Роу без
предисловий сказал Франко, глядя на него холодными
глазами:
—	Вы больше не должны откладывать свое путешествие
в Африку, генерал.
Франко быстро оглянулся на Зауэрмана, прислонившегося
к буфету -с рюмкой в руках. У немца был вид человека, совер¬
шенно не заинтересованного происходящим.
Франко перевел взгляд на Роу.
—	Там еще не все готово...
—	Поэтому вам и следует быть там! — жестко сказал
Роу.
—	Я вполне доверяю моим людям. Если они...
Роу перебил:
—	Вы сами должны быть там. — Он перегнулся через
стол. — Больше ждать нельзя!
На этот раз Франко повернулся к немцу всем корпусом и
заговорил по-испански. Он выбрасывал слова раздраженно, с
необыкновенною быстротой. Зауэрман слушал, не .поднимая
глаз. Можно было подумать, что и это его не касается.
Впрочем, почти так оно и было. С тех пор как здесь появился
представитель британской секретной службы, Зауэрман пере¬
361

стал себя чувствовать резидентом абвера: англичане пла¬
тили Зауэрману больше, чем немцы. По логике людей, при¬
выкших торговать собою, хозяином в этой комнате был
сейчас англичанин — за него платила Англия.
Роу не знал испанского и без церемоний перебил Франко:
—	Мой самолет ждет вас сегодня ночью. — И, видя, что
Франко снова хочет заговорить, добавил: — Вы, Зауэрман,
проводите генерала до Тетуана.
—	Отлично, — ответил немец. — А что делать в Тетуане?
—	Сдадите поручение коммерции советнику Ланген-
гейму.
Перед уходом Роу еще раз обернулся к Франко:
—	Сегодня десятое июля?
Франко молчал.
За него ответил З’ауэрман:
—	Уже десятое,
—	Не позже семнадцатого :мы хотим услышать условный
сигнал: «Над всей Испанией безоблачное небо».
Франко продолжал сердито молчать, но, увидев, что Роу
пошел к двери, не выдержал, протестующим жестом оста¬
новил Роу и тоном, в котором тот сразу уловил страх, вы¬
крикнул:
—	Я не могу принять ваше предложение!
Роу остановился и с насмешливым удивлением спросил:
—	Какое... предложение? Это приказ, сеньор.
Роу видел, как под загаром, покрывающим лицо генерала,
отливает кровь и лицо делается светложелтым, даже, как ка¬
залось Роу, зеленоватым.
—	Но ведь по этому сигналу генерал Санхурхо вылетит
из Португалии в Испанию, — быстро проговорил Франко. —
Он глава хунты. Он будет руководить движением. Есть бла¬
гословение... святого отца.
—	Мы хорошо знаем, что вы добрый католик, генерал, и
поэтому заранее согласовали все. Его святейшество папа при¬
шлет вам свое благословение.
—	Вы не знаете Санхурхо!.. Вы ручаетесь за мою жизнь?
—	За вашу?.. Да. Единственный каудильо — вы. — И Роу
едва не улыбнулся, вспомнив слова шефа:	«Madchen fur
alles», и ободряюще сказал: — Есть старая испанская посло¬
вица, генерал: «Мир дрожит, когда шевелится Испания». Не
вам ли суждено ее расшевелить?
Франко поднялся и, закинув голову, без тени иронии напы¬
щенно проговорил:
—	Я заставлю мир дрожать!
352

2
В Советском Союзе произошло событие, привлекшее к себе
восторженное внимание народов всего мира. Все прогрес¬
сивное и передовое в рядах человечества напряженно следи¬
ло за развитием этого исторического события. Но были на
земле, на пяти шестых ее поверхности, и такие люди,
которым хотелось закрыть глаза, заткнуть уши, спря¬
тать головы иод подушку и сделать вид, что в мире ничего не
произошло. Им хотелось так поступить, но они не решались.
Как бы ни пытались они убедить друг друга в обратном,
но каждый из них вынужден был сознаться самому себе,
что событие, которое, по их мнению, не должно было
иметь никакого влияния на ход истории западноевропейских
стран, — прежде всего, потому, что оно произошло на восто¬
ке Европы, во-вторых, потому, что оно имело, по их мнению,
чисто внутренний характер, в-третьих, потому, что во всем
капиталистическом мире были приняты все допустимые и не¬
допустимые меры, чтобы извратить истинный смысл этого со¬
бытия, — все же, вопреки всему, это событие оказывало ог¬
ромное и непосредственное влияние на жизнь всей Европы,
всего мира. Людьми, не желавшими это признать публично, но
с горечью и страхом признававшимися в этом самим себе,
были правители и правые политические деятели большинства
европейских стран. Событием этим было опубликование про¬
екта новой Конституции СССР, великой хартии осуществлен¬
ных прав трудящегося человека, хартии победы социализма в
СССР. Это был еще только проект, он еще только обсуждался
всею страной, но его революционизирующее действие уже
сказывалось на жизни народов далеко за пределами Советско¬
го Союза.
Это событие было с энтузиазмом встречено и демокра¬
тической общественностью Франции. Оно придало новые
силы французскому пролетариату, ведомому коммунистиче¬
ской партией Франции, в активной и последовательной борьбе
с реакцией. Движение, закончившееся оформлением Народно¬
го фронта и образованием правительства Народного фронта, с
наибольшей мощью проявило себя в традиционной демонстра¬
ции 14 июля, посвященной историческому дню взятия Басти¬
лии в 1789 году. Никогда еще, на всем протяжении ее бурной
истории, французская столица не видела манифестации такой
силы и такой сплоченности: миллионы парижан шагали по ее
улицам и бульварам, митинговали на ее площадях и перед ее
дворцами. И ни одна фашистская шавка не смела высунусь
морду из подворотни. В этот день народ показал, что он стоит
сплоченным фронтом и не уступит своих позиций и готов
363

переломить хребет пробирающемуся во Францию фашизму.
Почти миллион парижан принес в этот день клятву верности
делу народа. Трудовая Франция все отчетливее понимала, что
ее злейший враг — фашизм. Французы поняли, что в Германии
и Италии фашизм мог притти к власти только потому, что в
результате подлой политики социал-демократов рабочий
класс оказался политически расколотым и разоруженным в
самый критический момент. Все меньше оставалось францу¬
зов, которке не поняли бы уже, что фашизм — это бешеная
реакция, что фашизм — это война. У всех перед глазами был
урок Германии. Все видели, что германский фашизм является
зачинщиком нового крестового похода против Советского
Союза. Миллионные массы трудящихся всех стран все отчетли¬
вее сознавали, что «хозяева» буржуазных государств, все эти
«тысячи», «сотни» и «десятки» «семейств» банкиро-в и про¬
мышленных королей ненавидят СССР лютой ненавистью, по¬
тому что Советская страна — это светлое будущее всего че-
ло<вечества. Борьба против антисоветских замыслов была
для каждого народа борьбой за свои собственные кровные,
интересы. Простые люди всех стран все яснее сознавали свои
силы и понимали, что не за горами время, когда они лриведут
эти силы в действие. Тогда наступит конец всем тысячам,
сотням и десяткам «династий» кровососов. И чем больше
эти простые люди присматривались к происходящему в мире,
тем яснее им становилось, что залог успеха борьбы — един¬
ство. Первое, что нужно было сделать, — создать единый
фронт, установить единство действий рабочих на каждом пред¬
приятии, служащих — в каждом учреждении, всех вместе—
в каждом районе, в каждой стране, во всем мире. Единство
действий трудящихся в национальном и международном мас¬
штабе — вот могучее оружие, которое сделает трудовой люд
способным не только к успешной обороне, но и к наступлению
против фашизма, против войны.
Чем дальше шло дело объединения народных масс вокруг
лозунгов Народного фронта, тем многочисленнее становилась
аудитория, перед которой выступали коммунисты. Народ хо¬
тел их слушать, народ тянулся к правде, которую они несли.
Когда на митинге 14 июля Торез привел в своей речи ци¬
тату из Ленина, кто-то из толпы крикнул:
—	Повторите!.. Мы должны это запомнить!
Торез громко и раздельно, чтобы было слышно самым
дальним, прочел еще раз:
—	«Жизнь возьмет свое. Пусть буржуазия мечется, злоб¬
ствует до умопомрачения, пересаливает, делает глупости, за¬
ранее мстит большевикам и старается перебить (в Индии, в
364

Венгрии, в Германии и т. д.) лишние сотни, тысячи, сотни ты¬
сяч завтрашних или вчерашних большевиков: поступая так,
буржуазия поступает, как поступали все осужденные историей
на гибель классы. Коммунисты должны знать, что будущее
во всяком случае принадлежит им, и потому мы можем
(и должны) соединять величайшую страстность в великой
революционной борьбе с наиболее хладнокровным и трезвым
учетом бешеных метаний буржуазии».
Сто тысяч рабочих, стоявших -перед Торезом, вслушивались
в каждый шорох усилителя...
Это происходило в Париже за три дня до того, как в эфи¬
ре послышалось:
«Над всей Испанией безоблачное небо... Над всей Испани¬
ей безоблачное небо...»
На рассвете 17 июля 1936 года радиостанция Мелильи, в
Испанском Марокко, посылала в эфир условный сигнал.
Африканские владения Испании и протектораты Ифни,
Рио де Оро и Фернандо-По, Канарские и Балеарские острова,
за исключением Менорки, оказались в руках мавров и ино¬
странного легиона.
«Над всей Испанией безоблачное небо...»
Восемнадцатого сигнал был принят в Севилье, где военным
губернатором был предатель, вечно пьяный генерал-«социа¬
лист» Кейпо де Льяно. Он вывел на улицу войска гарнизона и
поднял мятеж. Он раздал оружие фалангистам, снова у всех
на глазах напялившим зеленые шапки.
«Над всей Испанией безоблачное небо...» — повторяла
Мелилья.
Офицеры-измен-ники выводили на улицы солдат в городах
южной Испании: в Кадиксе, Гренаде, Кордове.
На севере генерал-изменник Эмилио Мола возглавил мя¬
теж в гарнизонах Бургоса, Памплоны, Сарагоссы, Саламанки.
Организованный британской секретной службой, с ведома
французской разведки, ,на американские деньги, щедро разда¬
ваемые руками немецких разведчиков, мятеж начался.
Заносчивые испанские гранды в генеральских мундирах и
во фраках дипломатов превратились в простых агентов ино¬
странных разведок. Этим изменникам., утратившим право на¬
зываться испанцами, в качестве награды за победу над на¬
родом было обещано то, что и в прежние времена давалось
шайкам наемников: города и села на поток и разграбление.
Совершенно так же, как в те «добрые» времена, отозвался
на события и святейший отец из Рима. «Наместник христа,
преемник святого Петра» Пий XI прислал своей черной армии
в Испании апостольское благословение на войну с народом.
365

Священники пятидесяти тысяч католических церквей и монахи
пяти тысяч католических монастырей Испании должны были
шпионить, предавать, стрелять из-за угла в республиканцев,
разлагать их тыл, клеветать на правительство республики.
Но, несмотря на все это, несмотря на широкую помощь
международного капитала, несмотря на активную поддержку
германо-итальянского фашизма, несмотря на предательство
внутри страны, просчеты мятежников следовали один за дру¬
гим, начиная с первого дня восстания. Гарнизоны многих го¬
родов остались верны республике: флот и авиация почти вовсе
не откликнулись на изменнический призыв мятежных генера¬
лов. Мятеж гарнизонов в большинстве крупных городов с
сильною прослойкою рабочего населения был подавлен в пер¬
вые же часы.
Одно из самых тяжелых сражений пришлось выдержать
рабочим Мадрида у Инженерной казармы Ла Монтанья.
В ней собралось большое число офицеров и несколько тысяч
солдат. Уверяя солдат в том, что «красные» убивают всех во¬
енных, офицеры пытались повести их в бой. Однако вопреки
реакционной военной теории, говорившей, что почти не воору¬
женные рабочие, наспех организованные в военные дружины,
ничего не смогут поделать с отлично оснащенными войсками,
засевшими на возвышенности за толстыми стенами, вопреки
буржуазному «здравому смыслу» казармы были взяты.
Севильские рабочие, у которых не было никакого оружия,
четыре дня боролись с наступавшими мятежниками, отстаивая
квартал за кварталом, пуская в ход свое единственное сред¬
ство защиты — ножи и кипящее масло. Женщины кипятили
масло и, под градом пуль, несли его в кувшинах своим мужь¬
ям и братьям, забаррикадировавшимся в домах. Безоружные
рабочие лежали на крышах, на подоконниках и лили масло
на головы фашистов — совсем как в «доброе» старое время.
В Барселоне рабочие разгромили мятежников и перебили
их вожаков. Так было и в Малаге, в Картахене, Бильбао, Ва¬
ленсии, Аликанте.
Испанский народ давал своему демократическому прави¬
тельству время понять, что коммунисты были правы, когда
предсказывали мятеж и требовали вооружения народа. Мя¬
теж генералов, рассчитанный на быстрый «переворот», прова¬
лился, превратившись в затяжную войну генералов с народом.
В Испании началась первая общеевропейская битва второй
мировой войны, затевавшейся мировой реакцией.
И едва ли не с первых же дней этой битвы народные мао
збб

сы европейских стран, разбуженные призывами, доносивши¬
мися из Москвы, поняли, что их правительства, вплоть до
так называемых «социалистических кабинетов», идут на по¬
мощь не жертве восстания — законному правительству Испан¬
ской республики, а мятежникам. Фашистские правительства
Германии и Италии старались замаскировать свою военную
помощь мятежникам, которые после первых неудач оказались
в критическом положении. Но Гитлер и Муссолини были с
такою наглядностью разоблачены Советским Союзом, что
всему миру стало ясно: происходит не что иное, как самая
наглая, самая циничная военная интервенция с целью устано¬
вить фашистский режим на Пиренейском полуострове.
Как только это обнаружилось, международная солидар¬
ность трудового люда привела в движение огромные людские
массы во всех странах мира. Всюду — от Китая до Мексики,
от Болгарии до* Канады — началось движение солидарности
с испанским народом. Сотни и тысячи антифашистов жэажда-
ли вступить в ряды армии Испанской республики. Через де¬
сятки границ пробирались они на помощь своим испанским
братьям. Бойцы батальона Домбровского сумели проехать
через враждебную Германию, через Францию, правительство
которой уже выступило в роли организатора «невмешатель¬
ства». Люди десятков национальностей шли исполнять свой
долг.
Началось великое сражение демократии с фашизмом.
3
^Зинна угнетало вынужденное безделье. Было совестно
сидеть в Москве, когда долг революционера и бойца звал его
в Испанию.
События в Испании нарушили радость его пребывания в
СССР. В Севилье бои, баррикады в Барселоне, огонь в Мад¬
риде, а он здесь. На помощь республиканцам едут добро¬
вольцы со всех концов мира, а он здесь. Ездит по клубам и
поет!.. Рукоплескания, которыми москвичи встречали «Бо¬
лотных солдат» и «Красный Веддинг», доставлявшие
прежде столько творческой радости, перестали его удовле¬
творять.
События уже показали, что мятеж Франко и Мола не про¬
стой офицерский бунт, а тщательно подготовленный поход
международного фашизма на демократию. Он вызвал в Испа¬
нии гражданскую войну, грозившую затянуться. Место Зинна
было там, на полях сражений Андалузии и Каталонии, на бое¬
вых рубежах Кастилии, Наварры и Астурии, Все звало его
367

туда. Неожиданная задержка с французской визой выводила
его из себя.
Что же привлекло его в этот душный вечер в театр, да
еще прямо ко второму акту? Только название пьесы: «Салют,
Испания!..»
Широкая дверь театрального фойе отворилась. В сад хлы¬
нула публика. Зинн не заметил, как к нему подошел неболь¬
шого роста крепыш с круглым добродушным лицом, словно
освещенным сиянием веселых, немного лукавых глаз. Человек
этот положил на плечо Зинну небольшую крепкую руку с ко¬
роткими сильными пальцами. На хорошем немецком языке
сказал:
—	Товарищ Зинн грустит?
Это было сказано с тем особенным задорным добродушием,
по которому Зинн сразу и безошибочно узнал Иштвана Бар¬
тока, старого знакомца, венгерского коммуниста, ставшего
теперь популярным советским писателем.
—	Я думал, тебя давно нет в Москве, — сказал Барток,
подсаживаясь к Зинну.
Зинн с досадою рассказал о затруднениях с визами.
—	Я мог ждать чего угодно, но не того, что встречу
препятствия со стороны французского посольства.
—	Чем оно лучше других? — с усмешкою спросил Барток.
Зинн сердито посмотрел на него.
—	Я не хочу, чтобы сейчас меня лишали права драться
за свободу испанских рабочих, как я дрался за свободу на¬
ших немецких рабочих^ как готов драться на любых баррика¬
дах, где будет итти бой с реакцией! Не хочу, чтобы мне ме¬
шал кто бы то ни было, во имя чего бы то ни было...
Барток взял Зинна под руку и повел в боковую аллею, где
не было публики.
—	Я тебя не только люблю, Гюнтер, но и знаю. Поэтому...
поступай так, как тебе подсказывает совесть революционера.
Иди туда, куда она тебя зовет. — Барток заглянул ему в гла¬
за. — Вот там-то мы с тобой и встретимся!
—	Ты... ты шутишь?!
Вместо ответа Барток кивнул в сторону театра, откуда
доносился звонок.
—	Антракт окончен!
Взволнованный разговором с Бартоком, Зинн не очень вни¬
мательно следил за спектаклем. Ему не сразу удалось взять
себя в руки.
Генерал на сцене отдал приказ:
«Выставить живую баррикаду!»

Фашисты схватили женщин и построили их в одну линию
во главе с матерью молодой героини Люсии.
Фашистские солдаты стали за этой живой преградой,
просунув между женщинами ружья.
Смолкли выстрелы республиканцев...
Тогда старая мать крикнула:
«Стреляйте, братья! За нами стоят фашисты. Я благослов¬
ляю пулю, которая пронзит меня!,.. Стреляйте...»
С этого момента Зинн уже не мог оторваться от сцены.
Забыл все, кроме того, что видел перед собою: простой испан¬
ский народ, истекающий- кровью, пылающий негодованием и
беспощадной ненавистью к фашизму, благородный и свобо¬
долюбивый испанский народ...
Шествие с останками юной Люсии приближалось к рам¬
пе. Звуки траурного марша стихали.
Мать: «Проща'й. Я уже все сказала, провожая тебя... Если
бы я имела четвертую дочь, я сказала бы ей, как когда-то
тебе, Люсия: теперь иди!»
Пассионария обнимает старую мать и восклицает:
«Я хотела бы быть твоей четвертой дочерью!»
Зинн вскочил. Он больше не мог сидеть; он хотел туда—
на каменное плато Гвадаррамы.
Занавес опущен, но рукоплескания не умолкали. Сквозь
них прорвался откуда-то из задних рядов крик:
—	Салют, Испания!
И сквозь непрекращающийся плеск ладоней хор голосов
подхватил:
—	Салют, салют!.. Смерть Франко!..
И вдруг крики смолкли. Пробежав между рядами, двумя
большими прыжками миновав трап над оркестром, Зинн вы¬
бежал к рампе. Широкоплечий, крепкий, с мужественным ли¬
цом, он стоял, подняв сжатый кулак приветствия Красного
фронта. Это был большой, тяжелый кулак рабочего.
Над залом пронесся крепкий, хлещущий сталью гнева и
боевого накала баритон Зинна:
Марш, фронт народный,
В бой за край свободный!
В наших рядах не дрогнет ни один...
24 Поджигатели	369

Скрипка в оркестре неуверенно подхватила мотив. Потом
флейта, рожок, фортепиано. Через минуту весь оркестр уве¬
ренно и торжественно аккомпанировал певцу, все стоявшему
со сжатым кулаком и посылавшему в зал слова страстного
призыва.
Вместе с рабочим, крестьянин, шагай,
Вместе иди на врага,
Мы от фашистов очистим свой дом,
Церкви и замки на воздух взорвем...
Все дружней и уверенней зал отзывался на клич певца?
Смело, товарищ, добудем в бою
Счастье свое и свободу свою...
Снова взвился занавес, и актеры — одни уже в пиджаках,
другие еще в театральных костюмах, наполовину разгримиро¬
ванные, — построились за спиною Зинна, подхватили песню...
Когда Зинн сошел со сцены, Барток взял его за руку:
—	Ты тот же, что и был. Ты настоящий парень!
Зинн отер вспотевшее лицо.
—	Идем же, — сказал Барток, — выпьем, как старые сол¬
даты, за то, чтобы ты и там пел так же!
—	Там я буду драться!
Барток тряхнул головой:
—	Хорошая песня стоит винтовки!
—	Винтовка, прежде всего винтовка, Иш'тван.
—	Песня и винтовка. А вот я... я должен буду оставить
перо тут. На войне нельзя быть писателем и солдатом... Или
можно?.. Я еще не знаю.
Зинн удивленно посмотрел на него.
—	Куда ты меня тащишь?
—	Я же сказал: по стакану вина.
—	Сначала я должен послать телеграмму Руди Цихауэру.
Ты его, кажется, не знаешь.
—	Нет.
—	Отличный малый. Он должен быть там же, где и мы.
—	Смотри! Лишние люди...
—	О, это настоящий человек. И какой художник! Смотри-
ка: писатель, художник и певец!
—	Писателя можешь вычеркнуть, он остается здесь.
—	Так три солдата.
—	Это пойдет!
И, усевшись за столик под открытым небом, подальше от
веранды с оркестром, Барток приказал подать вина.
—	Пью за тебя, — сказал он, поднимая стакан. — За на¬
стоящего немца и настоящего коммуниста.
370

—	Здесь поднимают тосты?—послышалось вдруг рядом с
их столиком.
Возле них стоял человек маленького роста, со впалой
грудью. Зинн не отыскал в нем ни одной характерной, примет¬
ной черты, на которой можно было бы остановиться, чтобы
описать его наружность. Глаза воровато прятались за боль¬
шими очками. Их-то, вероятно, и нельзя было бы не запо¬
мнить, не будь они спрятаны за стеклами, — столько в них
было хитрости и самоуверенной наглости.
Не спрашивая разрешения и не представившись Зинну, че¬
ловек подсел к столику. Он говорил много, громко и быстро,
не скрывая удовольствия, которое испытывал сам от того,
что говорил. С Бартоком он обращался, как старый приятель,
но Зинну казалось, что только добродушие Иштвана за¬
ставляет его отвечать в том же тоне. Когда разговор кос¬
нулся Венгрии и Будапешта, человек в очках развязно ска¬
зал:
—	Вас ждет жемчужина Дуная! Столица красивых жен¬
щин! Лучшая в мире кухня! Город любви я цыганской музы¬
ки. Приезжайте к нам)!..
Барток опустил глаза, и лицо его потемнело. Зи-нн видел,
что его другу неприятен этот развязный разговор о его родной
стране. Пусть это и правда, что Хорти и его компания готовы
за несколько лишних долларов превратить Венгрию в публич¬
ный дом. Но не следует задевать национальное чувство та¬
кого человека, как Иштван Барток. Внезапная неприязнь к
незнакомцу взяла в Зинне верх над привычной вежливостью,
и он без стеснения бросил Бартоку:
—	Нам с тобой нужно поговорить -с глазу-на глаз.
Незнакомец поднялся и отошел.
Зинн спросил:
—	Кто это?
—	Приятель, журналист, — добродушно сказал Барток,
словно хотел сгладить неприятное впечатление, произведенное
его знакомым.
—	Журналист он или -нет — не знаю, — зло сказал
Зинн, — но то, что он тебе не друг, скажу наверняка! Ты ко¬
гда-нибудь заглядывал ему за очки?.. Как его зовут?
—	Михаэль Киш.
—	Неужели мадьяр?
—	Видишь ли, он... немножко забыл свою родину. Может
быть, ем«у это простительно.
—	Простительно?!—с возмущением воскликнул Зинн.—
И это говоришь ты, Барток?!
—	Он с детства жил в Штатах. Его отец троцкист.
—	А-а... — протянул Зинн. — Тогда многое ясно. Но это не
371

меняет дела. «Забыть родину»! Такие слова открывают, че¬
го стоит человек, и не прощаются никому. Откуда в тебе это
неожиданное благодушие?
—	Каждый хороший человек — лишний боец в наших
рядах.
—	А с чего ты взял, что этот твой Киш — хороший? От¬
куда ты знаешь, что и сам он не троцкист?
—	Я бы знал об этом.
—	Чорта с два! Тайный троцкист—такая гадина, что ну¬
жно очень тонкое чутье, чтобы его распознать.
—	У него давно отобрали бы партийный билет.
—	А ты думаешь, кое-кто из них не ходит еще с партий¬
ным билетом, сохраненным обманным путем, всякими лживы¬
ми покаяниями и очковтирательством?.. Нет, если бы тьг сра¬
зу сказал мне, что Киш из такой среды, да еще из Америки...
—	Я вовсе не так прекраснодушен, как ты рисуешь, но
я не вижу оснований подозревать Киша...
—	Честный человек и сын своей страны не мог бы гово¬
рить о ней так, как этот твой Киш. Это импортный товар-
презрение к стране отцов, к отчизне, давшей тебе свое имя.
Этот товар ничего, общего не имеет с нашим интернациона¬
лизмом, это самый отвратительный вид космополитизма, без-
родности, которую Троцкий пытался воспитать в дураках и
негодяях, каких ему удалось поддеть своей брехней. Знаем
мы эту «левизну», выгодную тем, кто ищет диверсионной
агентуры в рядах всякой швали без рода и без племени, без
огня любви к отечеству в груди! Ведь ты сам и здесь, на со¬
ветской земше, чувствуя себя советским человеком...
—	До 'мозга костей!
—	...ты не перестал быть венгром, ты не перестал с
благоговением произносить имя твоей родины?
—	Подумай, что ты говоришь, Гюнтер!
т- Подумай ты, что ты прощаешь этому Кишу! Впрочем,
не мне тебя учить. Каждый из нас отвечает за своих друзей.
—	Да, каждый из нас, Гюнтер. И с каждого из нас спро¬
сится за его друзей.
—	Должно спроситься! Однако идем: нужно же телегра¬
фировать Цихауэру. Итак, назначаю ему свидание в Париже.
Барток дружески взял Зинн а под руку:
—	На сборы тебе дается один день. И вот что: вместе с
писателем Иштваном Бартоком здесь остается и его псевдо¬
ним. Он снова становится Тибором Матраи!—Шагая по до*
ро-жке развалистой походкой старого кавалериста, он ти¬
хонько запел-:
Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
372

Грамматику боя,
Язык батарей...
—	О, Иштван! Русские, — какой это удивительный народ!
Барток, будто не слыша его, напевал:
Новые песни
Придумала жизнь.-
Не надо, ребята,
О песнях тужить.
Не надо, не надо,
Не надо, друзья,
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!..»
Вдруг он остановился посреди аллеи и, схватив Зинна за
плечи, сильно потряс:
—	Viska la Rusia!
—	Es lebe... Moskau! * —ответил Зинн.
4
По мере того как выяснялись военные перспективы испан¬
ского предприятия, настроение генерала Гаусса улучшалось.
Ему нравилось, что эта авантюра, задуманная как чисто по¬
литическая, которая должна была бы завершиться в какую-
нибудь неделю, разрасталась в настоящую войну с примене¬
нием всех родов оружия. Кроме того, что Испания будет
полем первого нападения фашизма на демократию, она обе¬
щала еще стать и интересным полигоном для обучения немец¬
ких войск и для испытания, в боевых условиях, новых видов
вооружения. Это было -для Гаусса куда интереснее Китая, где
проходили боевую школу всего несколько десятков немецких
офицеров под видом всякого рода инструкторов и наблюда¬
телей. Пока, еще Гаусс не спешил давать военно-политическую
или стратегическую оценку испанским планам, но в перспек¬
тиве ему чудилось осуществление того, что еще не было пре¬
дусмотрено немецкими штабами:	Иберийский	полуостров
обещал стать одним из плацдармов для борьбы с Францией.
Это могло изменить всю европейскую игру. Если, конечно,
Франция и Англия во-время не придут в себя и не поймут,
чего им будет стоит их нынешняя «страусовая» политика.
Гаусс приходил к заключению, что в конце концов ефрей¬
тор и не так уж плох, как ему раньше казалось. Маньяк-то он
маньяк, но, признаться, маньяк на месте! Хотя, если поду¬
*	— Да здравствует Россия! — Да здравствует Москва!
373

мать, то наглость, с которой были проведены крупнейшие
мероприятия по возрождению армии (объявление всеобщей
воинской повинности и восстановление военно-воздушного фло¬
та), нахальство, с каким произошло вторжение в Рейнскую об¬
ласть, с каким был захвачен Саар и с каким Гитлер готовился
проглотить Мемель и Данциг, — все это становилось чересчур
очевидным, грубым: шумным. К чему этот шум? Ведь никто
же ему и так не мешает. Наоборот, все еще помогают с ви¬
дом «добрых соседей». Пожалуй, это и ведет к беде: ефрей¬
тор стал слишком много о себе воображать. Этак, чего доб¬
рого, на долю генералов ничего й не останется от она вы.
В те все более редкие минуты, когда можно было по-ста-
ринке вытянуться на диване с сигарою в зубах и когда ниикто
не торчал перед глазами, Гаусс частенько возвращался мы¬
слью к истории своих отношений с господином «нациопаль*
ным барабанщиком». Перебирая 'встречи с Гитлером и его
приближенными, Гаусс вьинужден был сознаться, что никаких
существенных расхождений между ними не осталось. Может
быть, Гаусс действительно преувеличивает, не будучи в состо¬
янии отказаться от того, чтобы видеть в Гитлере мелкого
шпика мюнхенской разведки рейхсвера? С тех пор кое-
что переменилось!..
Он потянулся к пепельнице. Французский роман сосколь¬
знул с его живота на пол, но Гауссу было лень нагнуться
за ним. Мысль вертелась все вокруг того же:	спор	с	Гит¬
лером о том, какое из -направлений удара является первооче¬
редным — восточное или западное, вовсе не принципиален.
Это расхождение — лишь результат различного понимания так¬
тики предстоящей борьбы. Гаусс убежден, что склонность
к решению военных задач в первую очередь на востоке, о чем
снова твердит в последнее время Гитлер, — результат того,
что у него нашелся советник. Гаусс надеялся, что, отправив
Шверера в Китай, он избавился от подозреваемого им воен¬
ного помощника Гитлера по русским делам. Теперь нужно бьг-
ло постараться, пользуясь отсутствием Шверера, снова втол¬
ковать Гитлеру, что поход на Россию должен начинаться с на¬
падения на Францию.
Гаусс сел на диван, далеко отставив руку с сигарой...
А что, если поступиться самолюбием и поискать союзника
в толстопузом Геринге? Они сумеют понять друг друга. Ге¬
ринг принимает горячее участие в том, чтобы, как говаривал
Бисмарк, «приставить горчичник к затылку Франции» со сто¬
роны Пиренейского полуострова. А кроме того, пузатый раз¬
бойник мечтает увидеть сбою будущую воздушную армаду пе¬
релетающей Ламанш и ставящей на колени «этих» англичан...
Раздумывая над этим, Гаусс положил сигару на край пе¬
374

пельницы и снова опустился на диван. Просунув руку между
кожей диванной подушки и щекой, он блаженно закрыл глаза
В кабинете было тихо. Денщик на цыпочках вошел и по¬
смотрел на Гаусса. Глаза генерала были закрыты и губы из¬
давали тихое бульканье. Денщик поправил туфли у дивана и
погасил верхний свет. Дверь кабинета снова тихонько затво¬
рилась.
Прошло не больше получаса.
Гаусс проснулся и позвонил.
Когда денщик поднял шторы, генерал с удивлением' уви¬
дел, что за окном солнце, день, жизнь. А он спит!.. Разве ему
осталось так много жить, чтобы с юношеской расточитель¬
ностью терять свои часы? Спать, когда можно работать, ра¬
ботать, работать... Нет, это никуда не годится! Гауссу пока¬
залось, что с этого момента все должно измениться. Он боль¬
ше не должен спать перед обедом. Пусть врачи говорят, что
им угодно. Он полон сил и энергии!
Генерал выпростал ноги из-под пледа и увидел, что в этот
прекрасный августовский день на нем теплые носки. Кто тут
в доме вообразил, будто он настолько состарился? К чорту!
Гаусс принялся медленно расхаживать по кабинету. Он не
любил напоминаний о старост Сегодня же мысль о ней была
ему просто смешна.
Гаусс остановился перед столиком между окнами, занятым
огромным военным атласом. Генерал наизусть знал номе¬
ра листов, в которые чаще всего заглядывал, — Франции,
Голландии, Бельгии, стран Восточной и Юго-Восточной Евро¬
пы. Но сегодня пришлось провести пальцем по оглавлению:
Пиренейский полуостров,..
Щурясь от попадающего в глаза дыма сигары, Гаусс дол¬
го стоял! над картой Испании. Картины операций, которые
можно разыгрывать на просторах этого великолепного полиго¬
на, увлекли его воображение. Ему рисовались жирные стрелы
обходов, охватов и атак; пунктиры маршей; флажки штабов и
изогнутые гребенки обороны. Все роды войск, все виды ново¬
го вооружения могут быть испытаны на такой просторной,
разнохарактерной местности. Огромные пространства долин и
плоскогорий для столкновения войсковых соединений; широ¬
кие реки для упражнения понтонеров; заманчивые дефиле; от¬
личные дороги для движения механизированных частей;
гряды хребтов, где горные дивизии испробуют пригодность
людей и снаряжения к действиям под огнем современной ар¬
тиллерии, под ударами авиации.
Недаром старый приятель Нейрат сказал:
—	Можешь спокойно заниматься в Испании любыми виви¬
секциями. Времени сколько хочешь. Поверь мне: ни англича¬
375

не, ни французы и пальцем не двинут, чтобы помочь респуб¬
лике. Мы имеем основания быть спокойными за их политику.
Они сами помогут нам завязать узел на шее испанцев, а сле¬
довательно и своей собственной, так, что потом уже никто не
распутает.
—	А русские? — спросил тогда Г аусс.
—	Русские?.. — Нейрат подумал. — Сложный вопрос.
Если дело обстояло так, то Гаусса вполне устраивал-о не¬
торопливое развитие операций в Испании. Он даже ничего не
имел против того, чтобы итальянцы испытали на себе разок-
другой, что такое настоящая война. Это посбавит спеси гене¬
ралам дуче, уже вообразившим себя настоящими вояками.
Пусть им немного помнут бока. Немцам некуда торопиться!
Выпуклый голубоватый ноготь Гаусса звонко щелкнул
по карте в том месте, где кончик Пиренейского полу¬
острова был окрашен в цвета британских владений. Гиб¬
ралтар!.. Вот где немцы подберутся к самому горлу Британ¬
ской империи.
Гаусс, как завороженный, глядел на эту оконечность Евро¬
пы, и ему хотелось крикнуть, что господа островитяне уже
сейчас могут выкинуть в помойное ведро свой ключ от путей
в Индию и Австралию. Чемберлен, конечно, не помешает нем¬
цам забраться на Иберийский полуостров. А тогда уже немец¬
кие батареи упрут свои дула в спину этой «твердыни». Бри¬
танские корабли будут проходить Геркулесовы столбы под
дулами немецких дальнобойных пушек и под угрозой торпед
немецких подлодок!..
Но... молчок! Молчок, молчок! Пусть Нейрат и Риббен¬
троп делают, что хотят, но англичане и французы должны ве¬
рить, будто немцы преследуют в Испании единственную
цель — задушить «красных».
Гаусс с треском захлопнул атлас. От дуновения воздуха
пепел сигары упал и рассыпался тонким серым налетом по
зеленому переплету.
Держа сигару в вытянутых пальцах, словно это была све¬
ча, которою он освещал себе путь, Гаусс шел по квартире.
В зале, граничившем с кабинетом, стоял уже полумрак. Не¬
верными силуэтами выделялись в простенках накрытые белы¬
ми чехлами стулья.
Гаусс прошел в зал, не поднимая головы, и остановился на
пороге гостиной. В сумерках нельзя было разобрать ничего,
кроме огромного контура рояля. По стенам темнели квадраты
многочисленных картин. При виде этих темных четырехуголь¬
ников волна любопытства, как при встрече с полузабытыми
друзьями, поднялась в Гауссе. Он повернул выключатель и
окинул взглядом стену — тут были его французы. Гаусс су-
376

пул сигару в рот, расставил ноги и, заложив руку за спину,
тщательно вставил в глаз монокль.
Вот его последний фаворит Маркэ.
Да, чорт возьми, если нюх ему не изменяет, он правильно
вкладывал-деньги! Тут уже собралось картин на несколько со¬
тен тысяч марок. И будь он проклят, если «лягушатники» не
поплатятся за все неприятности, которые ему доставляют спо¬
ры с Гитлером! Он и не подумает заплатить им хотя бы пфен¬
ниг за то, что возьмет когда-нибудь в Париже!..
Созерцание сокровищ было нарушено появлением лакея.
—	Прикажете подавать?
Гаусс хмуро проследовал обратно по тем же комнатам,
в которых лакей предупредительно зажигал свет, и вошел в
столовую. Огромная комната мореного дуба, освещенная
люстрой и несколькими канделябрами, все же производила
впечатление темной. Длинный стол, за которым свободно мо¬
жно было провести военную игру целого корпуса, казался бес¬
конечным. На его черном просторе затерялись два прибора.
У одного из них, положив руки на спинку стула, стоял Отто.
Гаусс посмотрел на его постную физиономию и мысленно
усмехнулся: «Ничего, пусть поскучает!» Гаусс не был наме¬
рен обрекать себя на обеды один на один с тарелкой. Не бол¬
тать же с лакеем! А именно за едой к нему нередко прихо¬
дят лучшие мысли. Если бы Отто не был глуп, то записывал
бы все, что слышит от патрона. Когда-нибудь это будет
иметь цену! Но Отто, кажется, не из тех, кто способен це¬
нить что бы то ни было, кроме девчонок.
Сегодня еда доставила Гауссу необычайное удовольствие.
Он с наслаждением обрывал мясистые лепестки артишока.
Тщательно помакав их в соус, бережно выдавливал зубами
мякоть. Отто исподтишка поглядывал на генерала, удивляясь,
что тот дает ему спокойно есть, не требуя реплик. Обычно,
сидя над нетронутыми блюдами, Гаусс засыпал его брюзгли¬
выми вопросами.
Только за кофе Гаусс, наконец, заговорил:
—	Скоро в Париж?
—	Если позволите, через неделю.
—	Отец раскачался на покупку лошади?
Хотя скаковая лошадь и не была куплена отцом, а по¬
лучена от Кроне в награду за услуги, Отто ответил:
—	Да.
—	После Парижа побывай в Ницце. Если займешь там
классное место, можешь рассчитывать на Англию.
Разговор о лошадях оживил Гаусса. Вспомнились време¬
на, когда он сам был непременным участником офицерских
скачек.
377

—	Доволен лошадью? — спросил он.
—	Еще не понял.
—	А ты покажи ее мне! Разобраться в статях коня не
такое простое дело, — самодовольно сказал Г аусс. — Но уж
я-то скажу тебе, чего он стоит!
Он встал и, жестом разрешив Отто оставаться на месте,
несколько раз прошелся по столовой. Ленточка сигарного
дыма тянулась от его левой щеки. Гаусс ходил молча. В гул¬
кой тишине комнаты было слышно только осторожное по*
звякивание серебра, убираемого лакеем. Отто незаметно ка¬
тал хлебный шарик, — кадетская привычка, от которой не
могли отучить нотации отца. Внезапно генерал остановился:
—	Может быть, из Франции тебе придется проехать в
Испанию.
Отто насторожился, но генерал умолк и вернулся в гости¬
ную, к французам. Некоторое время он стоял у окна, доку¬
ривая сигару. Ему было видно, как на освещенный подъезд
вышел Отто и спустился к ожидавшему его автомобилю.
Из автомобиля высунулась женщина. В свете электричества
генерал увидел лицо с сочными губами большого рта.
Дверца захлопнулась за Отто, и автомобиль уехал.
Гаусс поймал себя на том, что его лоб крепко прижат к
стеклу. Не хотел ли он поближе рассмотреть женщину? Чего
доброго, если бы не стекло, он бы и вовсе высунулся из
окна!..
Он с удовольствием крякнул и громко щелкнул сухими
пальцами.
5
На одной из тихих улиц Берлина, населенной скромным
чиновным людом и торговыми служащими, стоял большой
дом, ничем не бросающийся в глаза среди других доходных
домов.
На третьем этаже этого дома была квартира с медною
дощечкой на двери:	«Доктор Зеегер. Психиатрия». И под
нею — другая, поменьше: «Прием только по рекомендации».
Когда раздавался звонок, доктор Зеегер набрасывал халат
и сам отворял дверь. У него были основания избегать «нере-
комендованных» пациентов.
В это сентябрьское утро доктор Зеегер стоял на пороге
балконной двери и курил. Опущенная над балконом маркиза
оставляла в тени всю комнату и скрывала самого доктора от
глаз тех, кто мог бы видеть его из окон дома на противопо¬
ложной стороне улицы.
Наблюдая со своей позиции за улицей, доктор, не обора-
378

чи-ваясь, разговаривал с сидевшим в комнате полковником
Александером.
—	Вы дурно произносите русские имена, доктор, — сказал
полковник, сидевший в глубине комнаты.
—	Да, с русским у меня неважно, — сознался Зеегер.
—	Нужно заняться... В ваше ведение я передаю троцкист¬
ское хозяйство и в России.
—	О-о! — Зеегер оторвался от наблюдения за улицей. *—
Довольно беспокойное хозяйство!
—	И вы говорите это, получая его готовым! Когда-нибудь
исследователи отметят это дело Секта.
—	Вас всегда интересует широкий план, — с чуть заметной
насмешливостью проговорил Зеегер, — а я давно уже склонен
к восприятию реальностей такими, каковы они сегодня.
—• Если бы я поверил, что это так, то немедленно выкинул
бы вас из игры, дорогой доктор, — внезапно нарушая друже¬
ский тон, в котором велась беседа, резко проговорил Але¬
ксандер. — Работник вашего ранга должен понимать:	наша
служба вышла из фазы простого подбирания чужих секретоЕ.
Когда пятнадцать лет назад, с согласия Секта, я впервые пе¬
редал Троцкому четверть миллиона марок, то я платал не за
сведения о нескольких десятках устаревших самолетов Крас¬
ной Армии. Мы хотели делать политику и делали ее для дале¬
кого будущего. И это, заметьте, при ограниченных возмож¬
ностях того времени! Когда нам нехватало государственных
ассигнований, мы находили средства в частных руках.
—	Кажется, я...
—	Знаю и ценю. Именно вам мы обязаны связью с Симен¬
сом. Но тут вы получили и свой куртаж.
—	Упрек?..
—	Только дружеское напоминание о том, что мы оплачи¬
ваем всякую услугу.
—	Заметьте, полковник, — хвастливо произнес Зеегер,—
будучи социал-демократом, я рисковал больше других.
—	Ну, положим! Риск не очень-то велик, когда чувству¬
ешь за спиною нашу руку.
—	А вы бы сами попробовали когда-нибудь пройтись на
рабочее собрание под страхом разоблачения в любую минуту!
—	Это ваша функция, а не моя. Ведется большая полити¬
ческая работа, доктор, а вы живете масштабами этой комнаты.
—	Размер комнаты не определяет масштаба дел.
—	Teneipb нам больше, чем когда-либо, понадобятся со¬
циал-демократы. Все ваши друзья в Англии и Франции, в Ис¬
пании и Китае. Все, что у вас еще осталось в России...
—	Жалко смотреть!
—	Один шпион во вражеском тылу лучше, чем ни одного.
379

Но вы-то и должны сделать так, чтобы их было тысячи.
—	В России?!
—	Ив России.
Зеегер скептически пожал плечами:
—	Что за фантазия!
—	Если нужно будет, вы сами отправитесь туда, — не¬
ожиданно грубо отрезал Александер.
—	В Россию?! — Зеегер испуганно обернулся.
—	Да! — Полковник сделал паузу и со вкрадчивостью, от
которой стало не по себе даже привычному ко многому Зее-
геру, проговорил: — Вы обязаны понять: не может быть иных
стремлений, кроме направленных на увеличение пирамиды,
первый камень которой положен Сектом.
Он помолчал, ожидая реплики доктора, но тот тоже молчал.
—	Троцкисты разлагают ряды французских революционе¬
ров; троцкисты отлично действуют в Испании, где сейчас со¬
средоточено столько наших интересов, — продолжал полков¬
ник. — Вы имеете право рассматривать каждого троцкиста как
своего человека.
—	Да, я могу требовать от них всего, что вы сочтете нуж¬
ным.
—	Но события последних дней показывают, что состав на¬
шего центра в Москве грозит стать текучим. На провал Зи¬
новьева и Каменева нельзя смотреть как на случайный эпи¬
зод.
—	У них там неладно с конспирацией.
—	Этот вопрос вы должны тщательно, изучить и как можно
скорей: иначе мы рискуем растерять там все.
—	До этого не дойдет-
—	Что вы видите отсюда?! А если в той цепи есть негод¬
ные звенья?
—	Кого вы имеете в виду?
—	Не мое дело давать вам уроки. Но я вас предостере¬
гаю: смотреть на троцкизм как на политическое явление —
грубая ошибка.
—	А что же это, по-вашему, коммерческое предприятие,
что ли? — впервые теряя равновесие, сердито спросил Зеегер.
—	В своем роде. Вглядитесь в их деятельность всюду, где
они есть: в политике они выполняют лишь функции, поруча¬
емые им иностраиными разведками. При этом самыми различ¬
ными, а не только нашей.
—	Я... — Зеегер запнулся и не очень уверенно прогово¬
рил: — Я считаю себя политическим деятелем. Именно так.
Александер усмехнулся и пожал плечами.
—	Если это вас утешит, то готов выдать вам любой
аттестат в этом смысле. Но ваши «дети» продают нас, где мо-
380

гут. Я могу вам доказать, что ряд ваших людей одновременно
работает на британскую, французскую, американскую, япон¬
скую, даже на румынскую и польскую разведки. Иногда даже
ка несколько сразу.
Зеегер обиженно надулся.
—	Такие вещи нужно уметь доказать, — сказал он.
Александер, прищурившись, оглядел собеседника.
—	Мой милый старый друг, — сказал он тоном беззабот¬
ной шутки, — если бы у меня было время для развлечения, то
не позже, чем через неделю, вы получили бы из Мексики теле¬
графный приказ за подписью самого Троцкого обслуживать
любую разведку мира, кроме русской, конечно, но... мне не
до шуток, Зеегер! Вы меня достаточно знаете... Мы должны
быть трезвыми людьми, доктор. Когда подобная группа окон¬
чательно теряет местные корни, она вынуждена ориентиро¬
ваться исключительно на иностранные службы, конечно се¬
кретные. Рано или поздно эта группа из политической груп¬
пировки перерождается в обыкновенную резидентуру...
—	Вы говорите о мелюзге, а у нас на службе...
—	Э, милый доктор, и троцкистские кандидаты в бонапар-
ты, начиная с самого Леона первого, не составляют исключе¬
ния! Правда, на этот раз они наши кандидаты.
Заметив легкое движение Зеегера, полковник умолк, давая
ему возможность высказаться. Но возражений не последовало.
Александер продолжал:
—	Из эгрго вам не следует делать вывод, будто не нужно
поддерживать в них огонь политической, именно политической
борьбы! Если среди них есть еще идиоты, способные смотреть
на себя как на политических деятелей,—тем лучше. Такие об¬
ходятся дешевле. Но их главари сами уже поняли, что превра¬
тились в шпионскую хунту, борющуюся за власть отнюдь не
во имя высоких политических идей, а по поручению тех, кто
им за это платит.
—	Вы... удивительный циник, полковник!
—	Учитесь смотреть жизни в лицо, хотя бы когда находи¬
тесь наедине с собою... Я не в счет, — я тень.
—	Домой я не ношу отсюда ничего.
—	Если бы это не было связано с опасностью для госу¬
дарственной тайны, я потребовал бы, чтобы вы делились
своими мыслями с женой, втолковывали свои взгляды детям
вместо вечерней молитвы.
—	Я не могу вас больше слушать!
—	Однако время бежит, перейдем к делу. — Александер
с минуту подумал. — Нам нужно совершить некоторое теоре¬
тическое вмешательство в дела троцкистов. За последнее вре¬
мя их московские организации ослабили внимание к литера¬
381

турной деятельности своих философствующих членов. Нужно
оживить бухаринский тезис о мирном врастании в социализм.
Если этого нельзя сделать в советской прессе, используем
заграничную — на всех языках. Понадобятся деньги — дадим...
—	Ах, троцкисты в России! — раздраженно сказал Зее¬
гер. — Они чувствуют, что под ними горит земля!
—	Мне наплевать на их чувства, Зеегер! — Тон Александе¬
ра снова стал резок. — Договор Троцкого с Гессом есть дого¬
вор. Мы платим Троцкому и хотим, чтобы его шайка работа¬
ла, а не рассказывала о своих чувствах.
—	Договор — договором, а люди все-таки люди.
—	Они мои агенты. Прошу не путать понятий. Пусть
эти ваши «философы» займутся той философией, за которую
я им плачу.
—	Лучше уж я сам... — уныло сказал Зеегер.
—	Может быть, бы считаете, что мы должны вам запла^
тить за эту работу больший гонорар?
—	Не. нуждаюсь.
—	Достанете сколько угодно денег и без меня? Даже за
пределами Германии?
—	Я не прибегал к таким источникам...
—	Потому что боитесь. И вы правы: я не пощажу... А ведь
англичане охотно купили бы вас...
—	Кажется, у вас нет оснований...
—	Пока нет! Вы работаете честно ради спасения своей
голо-вы. Именно поэтому я вам и верю: в игре со мною вы не
станете рисковать такою ставкой.—Подумав, Александер про¬
должал:— Газеты, пресса — этого мало. Внушайте своим
людям: они должны лезть во все щели, какие только ока¬
жутся доступными. Даже искусство—платформа, с которой
они незаметно и действенно могут влиять на душу русского
народа. Пусть попробуют лишить людей веры в себя, в свое де¬
ло, в своих руководителей, во все самое ясное и светлое, что
у них когда-нибудь было. Нужно постараться сделать так,
чтобы люди там, в России, забыли свой род и племя. Путайте
всё, все понятия. Что вы улыбаетесь? В искусстве это легче,
чем где-либо. Пусть со сцены, со страниц романов русские
получают то, чего ваши троцкисты не могут сказать на столб¬
цах газет, в открытых речах.
—	Вы, дорогой полковник, повидимому, забыли, что наши
кадры разгромлены и в искусстве.
—	Может быть, кое-что еще осталось...
—	Слишком мало для серьезной работы. У большевиков
зоркие глаза.
—	Пусть ваши люди закрывают их розовой вуалью. Пусть
не боятся замазывать рты любым сиропом. Если это делать
332

ловко, то русские далеко не сразу сумеют отличить нужный
нам узкий национализм от обыкновенного патриотизма. Нуж¬
но иметь сотню зорких глаз, чтобы поймать одного такого
агента. Ксендз или критик, троцкист или священник, мусуль¬
манин или православный, иудей или католик — все вам годят¬
ся. Да, чорт возьми, зачем я вас учу? Как будто вы и сами
не знаете, как нужно без шума залезть в чужой дом!
—	Мало влезть, нужно еще суметь не вылететь с шу¬
мом. — Зеегер метнул на полковника сердитый взгляд. — Увы,
мы не успеем закончить этот интересный разговор, — прогово¬
рил он. — Он идет...
Полковник поднялся мягким движением и направился в со¬
седнюю комнату.
—	Имейте в виду, Зеегер, это один из самых продажных
типов в вашей коллекции.
Зеегер тщательно задернул за ним портьеру.
Раздался звонок. Зеегер пошел отворять.
За дверью стоял Киш.
—	Вы хотели, чтобы я вновь показался перед отъездом
в Париж—
6
Сун Хо-шин еще раз подышал на носки ботинок и бархат¬
кой навел на них последний лоск. Поставив ботинки так, что¬
бы на них не падали горячие лучи солнца, он прикрыл обувь
от пыли и взялся за платье. Чистил его старательно, огляды¬
вая каждый сантиметр ткани. Тряпочкой протер пуговицы, ла¬
же подул на золотой галун генеральского отличия...
Хотя Сун и числился денщиком немецкого военного совет¬
ника фон Шверера, на нем была простая белая куртка и такие
же белые брюки — одежда обыкновенного боя.
В данный момент этот белый наряд Суна был прикрыт
фартуком из голубой бязи. Сун снял его, покончив с чисткой
генеральского костюма, стряхнул и, тщательно сложив, спря¬
тал в шкафчик.
Все движения Суна были быстры и точны, как если бы он
их заранее рассчитал или заучил. Впрочем, именно так оно
и было. В школе разведки Квантунской армии в числе прочих
уроков, пройденных поручиком Харадой, были и обязанности
бея. Став в силу служебного долга китайским боем, Суном Хо-
шин, поручик Харада точно воспроизводил все то, что
усвоил в школе. Только таким образом можно было, по словам
устава японской секретной службы, не сделать ошибки и со¬
блюсти необходимую конспирацию, даже находясь в такой да¬
ли от своих начальников и делая вид, будто являешься патрио¬

том ненавистного Китая, подчиняясь презираемым китайцам
и чистя ботинки белому недочеловеку...
Закончив чистку платья, Харада-Сун тихонько, словно по
воздуху, приблизился к двери генеральского кабинета и за¬
глянул в замочную скважину: Шверер сидел за письменным
столом.
Перо Шверера бегало по бумаге, выстраивая ряды высо¬
ких прямых, тесно прижавшихся друг к другу букв.
Перо бегало быстро, буквы теснились в выравненных, как
по линейке, строчках.
«...несколько раз я пытался беседовать с Чан Кай-ши, но
старый разбойник под всякими предлогами уклонялся от раз¬
говора. Он старая, неблагодарная лиса. После того как я
сформировал ему пятнадцать дивизий по лучшему немецкому
образцу — почти двадцать процентов всех войск, сформиро¬
ванных для него немецкими офицерами, — этот старый плут
сунул меня на «почетное место» главного советника к Янь
Ши-фану. Вместо того чтобы получить оперативное влияние
на все дела армии, я очутился на изолированном и притом
самом тяжелом участке.
Генерал Янь оказался ленивым и хитрым. Он думает толь¬
ко о том, как бы выручить еще несколько долларов от про¬
дажи риса, предназначенного солдатам. Если представляется
такая возможность, он с легкостью отдает приказ об умень¬
шении рациона, выдумывая для этого всякие предлоги, вплоть
до исторических примеров:	побеждать	легче	с	пустым	же¬
лудком. Лишь узнав об этих операциях, я разгадал причину
бережливости, с которой он относится к жизни своих сол¬
дат. Рис отпускается по числу живых. Говорить о том, чтобы
пополнить убыль в людях мобилизацией на месте, не прихо¬
дится, а центральное правительство не присылает ни одного
солдата. Так что для Яня потеря каждого солдата — потеря
пайка.
Я установил контакт с нашими офицерами, находящимися
при японском штабе. Фактически мы проводим маневры, в
которых офицеры наших двух Групп — китайской и япон¬
ской — соревнуются между собою. К сожалению, полковнику
Люде, возглавляющему японскую группу, приходится труд¬
нее моего, так как он лишен возможности распоряжаться
японскими войсками и изменять планы японского командова¬
ния, как делаю это я с китайцами. Японцы не терпят вмеша¬
тельства в свои дела и оставляют Люде роль наблюдателя.
Нам с Люде пришлось договориться о том, чтобы время от
времени обмениваться офицерами, чтобы все наши люди мог¬
ли пройти через активную штабную работу на моей стороне.
Некоторое удовлетворение доставляет то, что на протяже¬
384

нии нескольких месяцев мне почти неизменно удается одер¬
живать верх над японцами. Может быть, они поймут в конце
концов, что им следует подпустить Люде к делам штаба.
Я возлагал большую надежду на операцию у высоты 216.
Ключевая позиция на перешейке между болотами давала мне
возможность атаковать японцев прямо в лоб, отказавшись от
нашего традиционного охвата. Эта операция нужна была мне
как наглядный урок нашим офицерам, к каким потерям ведет
лобовой удар даже при успешном конце. Проиграть бой я не
мог и даже поспорил с Люде на дюжину шампанского, что
выкину японцев с их позиции, не применяя обхода. Постра¬
дать должен был один Янь — много пайков он терял безвоз¬
вратно... Кто мог думать, что проклятый Янь так перехитрит
меня: мое имя скомпрометировано, карьера в Китае законче¬
на. А на то, что позиция осталась в руках япо-нцев, Яню на¬
плевать!..»
Шверер оторвал взгляд от тетради и посмотрел на ча¬
сы, висящие против стола. Подходило время завтрака.
Шверер дописал строку, запер тетрадь в стол и с бинок¬
лем подошел к окну. Взгляд его сквозь лиизы бинокля пробе¬
жал над тянувшимися вдаль полями. Они были истоптаны,
колосья поломаны ногами людей и лошадей, вдавлены в зем*
лю колесами повозок. Полегшие хлеба темнели широкими по¬
лосами. В уцелевших рядах колосья стояли наклонившись,
отягощенные вызревшим, никем не собираемым зерном. Даль¬
ше, где кончались хлеба, шли заросли гаоляна. Он был по¬
травлен меньше хлебов. Его толстые высокие стебли стояли
упрямо, распушив длинные листья. Сквозь их стену ничего не
было видно.
Шверер с удовольствием отметил, что войска приучаются
к маскировке, используя эти заросли. Вон только левее оди¬
нокой сопки видны желтые полоски свежеотрытых окопов.
Сопка! Швереру даже не удалось найти на карте ее отмет¬
ку. И подумать только, что овладение кучей этой глины уже
стоит Яню полторы тысячи пайков и обойдется еще во столь¬
ко же, если Шверер не откажется от идеи лобового штурма.
А он от нее не откажется, так как этот урок нужен его офи¬
церам...
Размышления Шверера были прерваны докладом Суна о
приходе неожиданного гостя:
—	Вас желает видеть мистер Паркер.
—	Журналист? Что ему нужно?
Шверер с неприязнью посмотрел на входящего амери¬
канца.
Он хмуро слушал болтовню Паркера, стараясь разгадать
истинную цель его визита.
25 Поджигатели
385

—	Побывав у японцев и у вас, я намерен теперь посмот¬
реть, что делается у коммунистов, — сказал Паркер.
—	Вы едете к красным?
—	Вот именно.
—	Дальний путь.
—	Напротив!
—	О них нет еще никаких сведений.
—	Они рядом!
Бровь ШЬерера недовольно поднялась.
—	Наша разведка...
Паркер громко рассмеялся:
—	Не верьте ни слову китайского разведчика! Откуда вы
знаете, на кого он работает? Я дольше вашего в этой стра¬
не, но очень смутно представляю себе душу желтого человека.
—	Сложный механизм, — согласился Шверер и взял со сто¬
ла книжку в пестром переплете. — Прочел половину и не могу
разобраться в пружинах, заставляющих героев совершать те
или иные поступки.
—	О, «Цин пин мей», история Си Мен-чена и шести его
жен! Забавные приключения.
—	Европейские герои поступали бы как раз обратно тому,
что делают эти, — с досадою сказал Шверер.
—	Не все то, что делают европейцы, можно считать об¬
разцом, генерал.
—	С китайской точки зрения?
—	Иногда и с точки зрения белого. Американцы, например,
не всегда могли бы понять то, что происходит в Германии.
—	Но мы оба одинаково понимаем происходящее здесь!
—	Я, например, — ответил Паркер, — не могу понять, по¬
чему белый человек до сих пор не наведет здесь порядка. По¬
купательная способность китайцев падает с каждым днем.
И мы, и вы рискуем потерять рынок, даже выгнав с него ан¬
гличан.
—	Не думаете же вы, что можно иметь твердый рынок
там, где есть несколько миллионов коммунистов?
•— Меня больше беспокоят японцы. Во всяком случае, на
данном этапе, — сказал американец.
—	Было бы умнее, если бы Чан действовал вместе
с японцами против красных. На месте вас, американцев, я да¬
вал бы ему деньги и снаряжение только при условии борьбы
с коммунистами.
—	С ними будет покончено, как только здесь не будет
японцев.
Паркер посмотрел на часы.
—	Мне пора...
И на прощанье дружески сказал:
386

—	Мы, белые люди, должны помогать друг другу:	у	вас
немного не ладится дело со старым разбойником?
—	Откуда вы знаете?
Паркер рассмеялся:
—	Вы не понимаете местных условий: когда вам понадо¬
бится что-нибудь от Чан Кай-ши — поговорите с его женой.
—	И по военным делам?
—	Даже по плану операции!
Шверер задумался.
Американец исчез.
Что означает этот странный совет?.. Уж не хотел ли аме¬
риканец поставить его в глупое положение перед Чан
Кай-ши? Может быть, это происки японского агента?
Шверер схватил со стола большой черный веер и стал об¬
махиваться нервными, быстрыми движениями.
А что, если американец сказал правду и все дело в том,
что Шверер обошел мадам Чан Кай-ши?.. Вот попробуй разо¬
браться!
Он сердито сложил веер.
В дверь заглянул Сун.
—	Кушать подано, генерал!..
7
Голов?. Киша трещала от выпитого накануне, но он побо-
ялся проглотить таблетки, предложенные полицейским офи¬
цером.
Тщательно продумав все, что он помнил из ночного при¬
ключения, Ки!н решил, что его привезли сюда по ошибке.
Ошибка разъяснится, и его отпустят, извинившись. В самом
деле, стоит вспомнить все по порядку.
Он пришел на свидание с Дорио. Частная квартира. Хозяин
поручился за надежную конспирацию. Киш уже встречался с
ним в прошлые приезды во Францию, когда привозил поруче¬
ния троцкистских главарей Седову. Его и раньше Дорио сво¬
дил с Седовым.
Вторым человеком, которого он вчера видел, был Седов.
Так как в комнате было довольно темно, то, введя Седова,
Дорио включил яркий свет, — всего на минуту, необходимую
Кишу, чтобы убедиться, что перед ним действительно сын
Троцкого. И тотчас Дорио выключил свет и вышел. Седов
пробыл недолго. Ровно столько, сколько нужно было, чтобы
передать Кишу установки отца на дискредитацию испанских
коммунистов и предупредить о том, что в дальнейшем, воз¬
можно, придется помочь фашистской агентуре в уничтожении
вождей испанской революции. В заключение Седов передал
25*
387

Кишу явки в ПОУМ* и, в частности, к ее главарю, сообщни¬
ку Троцкого, Андресу Нину. После ухода Седова вернулся До¬
рио. Распили бутылку вина, и Киш распростился.
Он отлично помнил, что зашел в какой-то кабачок и выпил
еще бутылку вина. Затем был в кабаре и, кажется, снова пил.
Познакомился с какой-то девчонкой. Поехали... Тут-то и на¬
чалось. В комнату ворвался тип, назвавшийся мужем девицы.
Киш сунул ему десять франков, но тот устроил скандал и, вы¬
кинув Киша на улицу, не отставал и там. К нему присоедини¬
лись еще два таких же странных субъекта. Затеяли драку.
Подвернувшаяся тут же, словно она только этого и ждала,
парочка ажанов тотчас свезла их всех в префектуру. Ни про¬
тесты Киша, ни его иностранный паспорт, который он не по¬
стеснялся предъявить, не помогли. С отвратительной бесце¬
ремонностью его пальцы намазали краской и оттиснули на
карточку, словно он был карманником. Пытались составить
протокол об оскорблении женщины, но Киш, помнится, отка¬
зался его подписать. Кишу теперь казалось: не будь он пьян,
попросту заплатил бы полицейскому комиссару и давно был
бы дома. А он сглупил: угрожал, требовал, чтобы звонили в
посольство. Чорт знает что! Только этого нехватало, чтобы в
посольстве узнали о таком происшествии.
Уж поскорее бы пришел какой-то «начальник», который мо¬
жет, по словам полицейского, закончить дело. Поскорее отсю¬
да — и прочь из Парижа! Пора в Испанию.
Киш брезгливо отбросил одеяло. Спасибо еще, что его не
посадили в клоповник с уголовной шпаной! Нужно послать за
папиросами.
Киш постучал в дверь. Она отворилась с подозрительною
быстротой: оказалось, что долгожданный «начальник» прибыл
и готов его принять.
Киш оправил костюм, попытался придать приличный вид
измятому воротничку, с отвращением посмотрел на грязные
руки и, спрятав их за спину, вышел.
За столом рядом со вчерашним полицейским комиссаром
стоял капитан Анри.
Кишу показалось, что он уже где-то видал это смуглое
лицо с иссиня-черными, словно лакированными, волосами,
расчесанными на необыкновенно точный пробор.
Комиссар еще раз предложил Кишу подписать протокол,
и Киш еще раз отказался. Комиссар не настаивал. Киш вздох¬
нул с облегчением: сейчас все будет кончено. Действительно,
комиссар поднялся и покинул комнату. Однако Кишу не ска¬
зали, что он свободен. Место комиссара за столом занял Анри.
*	ПОУМ (POUM) — организация троцкистов в Испании.
388

Он делал вид, будто просматривает протокол вчерашнего до¬
проса.
Кишу хотелось курить. Он с завистью смотрел, как Анри,
не глядя, достает из пачки сигарету, не спеша закуривает/
Киш не выдержал и протянул руку к пачке.
—	Позволите?
Анри поднял на него взгляд темных глаз и, ничего не
ответив, опять стал просматривать протокол. Его смуглые
пальцы придвинули к себе пачку сигарет и легли на нее. Киш
мысленно обругал его хамом и, стараясь придать себе как
можно более независимый вид, вытянул ноги и откинулся на
спинку стула.
Молчание продолжалось. Анри старательно погасил оку*’
рок в пепельнице. Грубо спросил:
—	Член партии?
—	Да...
—	Какой?
—	Сами знаете.
—	Выражайтесь точнее, — резко сказал Анри.
Киш вспылил:
— Прошу вас держаться ближе к делу!
Он даже было приподнялся от возбуждения, но Анри
окриком заставил его поспешно опуститься на место:
—	Сидеть! Чтобы не терять времени на пустую болтовню,
скажу прямо: мы знаем о вас все.
Силясь сохранить спокойствие, Киш все же почувствовал,
что слюна делается отвратительно вязкой: сейчас этот него¬
дяй будет угрожать тем, что он сообщит посольству о ночных
похождениях... Но какого чорта им от него нужно?
Анри достал из стола конверт, перетянутый красной резин¬
кой. Сняв резинку, он вынул из конверта несколько фотогра¬
фий и развернул их, как карты, лицом к себе. Выбрав одну,
выбросил ее на стол. Киш взял ее двумя пальцами, но, уви¬
дев, что на ней изображено, испытал нечто очень близкое
к обмороку. В ногах появилась отвратительная слабость.
Лишь сделав над собою усилие, он, как в тумане, снова уви¬
дел на карточке комнату Дорио, где был вчера вечером, уви¬
дел самого себя, здоровающимся с Седовым.
Не давая Кишу опомниться, Анри одну за другой выбра¬
сывал фотографии. Перёд Кишем проходили прежние встре¬
чи с Дорио и Седовым. Вот Булонский лес — кто видал в нем
Киша? Деревья?.. Вот кафе «Дю Круассон», вот Севастополь¬
ский бульвар, где он встретился с Седовым в прошлый при¬
езд... Но, значит, за ним тут следили уже несколько лет, в
каждый приезд! Следили, чтобы вот так, однажды, предъя¬
вить все это, когда он им понадобится. Хорошо, пусть Булон¬
389

ский лес, Севастопольский бульвар, рестораны, — там он мог
прозевать шпиков. Но вчера! У Дорио не было никого по¬
стороннего... И вдруг он вспомнил: яркая вспышка лампы!
...Так вот в чем дело! Значит, сам господин Дорио?.. Зна¬
чит, его выдал полиции сам вождь французских троцкистов,
личный друг Троцкого?!.
При воспоминании об этом имени у Киша вспотела шея и
перед глазами поплыли желтые круги.
Анри видел против себя бледную маску с испуганными гла¬
зами, с безвольно отвисшей челюстью. Опыт Второго бюро
говорил, что из таких политических проходимцев можно по¬
полнять ряды шпионов и провокаторов всех категорий. Анри
вполне устраивало, что троцкизм был на дел© не чем иным,
как шайкЬй, организованной гю всем правилам гангстеровских
банд, — шайкой наемных диверсантов, убийц и шпионов, ра¬
ботающих по заданиям зарубежных нанимателей, стремящих¬
ся к подрыву политической и военной мощи советского госу¬
дарства, к разрушению его хозяйства, к физическому уничто¬
жению его государственных деятелей.
Однако главного-то капитан Анри все же не знал: что
Киш — агент немецкой разведки.
Киша пугала не гнусность предложения, которое последу¬
ет за шантажем,—он уже знал, что за предложение это бу¬
дет, — его пугало совсем другое:	если	французской службе
нужны от него только какие-нибудь случайные сведения, она
завтра же выкинет его в корзину. Советским властям ста¬
нут известны все его дела.
Впрочем, едва ли такая «тяжелая артиллерия», как плоды
многолетней слежки за ним, была бы пущена в ход по пустя¬
кам.
По мере того как эти соображения приходили на ум Кишу,
его растерянность проходила. Он рассмеялся в лицо Анри и
непринужденно сказал:
—	Зачем вся эта комедия? Сказали бы прямо, чего вы хо¬
тите!
Неожиданно для Анри формальная сторона вербовки про¬
шла быстро и легко. Правда, заполнение подробной анкеты и
собственноручная подпись — это было больше, чем Киш хотел
бы оставить тут, но выхода не было.
В заключение Анри сказал:
—	Вашей кличкой будет: Люк Моро. Каждый, кто назо¬
вет вас так, — наш человек. Его приказания для вас обяза¬
тельны.
На этот раз Киш без стеснения придвинул к себе пачку
сигарет капитана Анри и, щелкнув его же зажигалкой, развяз¬
но закурил.
390

3
Леганье быстро потер друг о друга розовые ладони. Такие
удачи, как сегодняшняя, бывали не часто! Он вообще замечал,
что группка Дорио начала проявлять большую услужливость,
чем могло рассчитывать Второе бюро. Французские троцкисты
уже оказали Леганье неоценимые услуги по линии загранич¬
ной разведки.
Леганье волчком пустил пенсне по зеркальной поверхно¬
сти стола. Поймав пенсне и водрузив его на нос именно в
тот момент, когда в кабинет вошел вызванный звонком
курьер, Леганье приказал позвать капитана Анри.
Анри, заступившему место Годара, приходилось нелегко-
«хозяйство» покойного майора оказалось весьма обширным.
Анри, не обладавшему способностью Годара вербовать деше¬
вых осведомителей, приходилось довольствоваться едва од¬
ною третью его агентуры. В числе сохраненных агентов был
человек, сидящий в редакции «Салона». Леганье очень доро¬
жил этим источником сведений об информации, текущей из
Берлина в Лондон по линии связи Роу. Анри не знал, что
в стремлении генерала удержать одну из нитей британской
разведки соображения пользы Франции занимали очень неболь¬
шое место. Гораздо важнее было знать каждый шаг Роу лично
самому Леганье, такому же агенту Интеллидженс сервис, ка¬
ким был и Роу.
Руководствуясь собственным опытом, Леганье плохо дове¬
рял своим офицерам. Он справедливо считал, что каждый из
них может оказаться на том же пути, по которому шел он
сам: любого из его офицеров мог -соблазнить блеск англий*
ского зфюта.
Когда Анри вошел в кабинет, ему понадобилось полмину¬
ты на то, чтобы сосредоточиться на вопросе об Испании, ин¬
тересовавшем генерала. По последним сведениям, в Берлин
прилетел, в сопровождении немецкого коммерсанта Ланген-
гейма, являющегося резидентом абвера в Тетуане, уполномо¬
ченный генерала Франко, генерал Маранья, своего рода разъ¬
ездной агент штаба мятежников. Маранья имел свидание
с адмиралом Канарисом и полковником Александером. Пер¬
вый из них возил испанцев к Герингу, второй — к Гессу. Вско¬
ре Геринг отдал распоряжение о срочном формировании эс¬
кадрилий истребителей, бомбардировщиков и военно-транс¬
портных самолетов для Испании. Адмирал Канарис добился
личного приказа Гитлера о создании секретно-го штаба «Ве»
во главе, с генералом авиации Вильбергом, которому была по¬
ручена забота о всех видах материального снабжения и посыл-
391

ка людей. Был отдан приказ немецким военным кораблям кон¬
воировать к испанским портам пароходы, зафрахтованные от
имени туристского общества «Сила через радость», для пере¬
возки немецких солдат, танков и артиллерии. Далее: адмирал
Канарис совершил полет в Рим, чтобы договориться с началь¬
ником овра генералом Роатта о совместной работе немецкой
и итальянской разведок в Испании.
—	И, наконец, мой генерал...—тут Анри на мгновение
замялся. Он не знал, в какой форме следует сделать эту по¬
следнюю часть доклада, касающуюся деятельности верхов¬
ного комиссара Французского Марокко Пейрутона, направ¬
ленной к поддержке испанских мятежников. У Анри были
основания предполагать, что между Леганье и Пейрутоном
существует секретная связь.
Предположения Анри были верны: Леганье связывали с
Пейрутоном не только старые дружеские отношения, но и об¬
щие интересы коллег по фашистской организации де ла Рок¬
ка. Тем не менее Леганье слушал Анри с таким видом, словно
для него было новостью, что Пейрутон снабжает Франко день¬
гами; что через формально закрытую риффскую границу идут
эшелоны с зерном; что из Меццаны в Чечауэн и из Берканы
в Мелилью то и дело отправляются транспорты с товарами
для франкистских мятежников; что вербовщикам Франко от¬
крыт доступ во Французское Марокко.
Все это отлично знал Леганье, но он не предполагал, что
это известно и сотрудникам французской разведки.
Леганье переместил пенсне с носа на палец и многозначи¬
тельно помолчал.
—	Если бы мы с вами могли разгадать источник ин¬
формаций этого Роу, а? Сведения настолько точны и идут
так глубоко, будто информатором является... сам Ка¬
нарис.
—	О-о!.. — произнес пораженный Анри. Такое предполо¬
жение в отношении начальника абвера казалось ему абсурд¬
ным. Его не стоило даже отрицать. — Это была, вероятно, про¬
сто шутка?
—	Вот именно-, — согласился Леганье. — Это была про¬
стая шутка. А теперь дело. По моим данным, из Советского
Союза в Испанию выехал некий венгр по имени Барток с
намерением вступить в армию республики. Необходимо не
выпускать его из виду. Этот человек в Париже. К сожалению,
я не знаю, под какой фамилией он едет. Но вы его без труда
найдете сегодня на велодроме. Там состоится митйнг ком¬
мунистов, на котором выступит эта испанка Ибаррури. Там
392

же вы увидите этого господина...' Ну, того самого, которого
вы за агентур или вчера.
—	Киша, мой генерал?
—	Вот именно... Он приколет к шляпе Бартока красную
гвоздику.
9
Зинн с жадностью следил за каждым движением Долорес.
Теперь он видел не актрису в костюме Пассионарии, а живую
Долорес Ибаррури. На ней действительно было такое же про¬
стое черное платье, как тогда на актрисе. Она действительно
была олицетворением пламенной энергии. Пассионария!.. Ды¬
шащее благородством, подвижное лицо испанки отражало
владевший ею нервный подъем. Ее волнение передавалось
всем, кто ее видел,, не говоря уже о тех, на ком хотя бы слу¬
чайно останавливался ее взгляд.
Стараясь казаться спокойной, хотя это ей плохо удавалось,
Долорес двигалась сквозь толпу журналистов. Иногда она
улыбалась, — когда задаваемые ей вопросы казались слишком
наивными. На дерзкие вопросы правых газетчиков она отве¬
чала пренебрежительным молчанием. То и дело перед ее ли¬
цом вспыхивали ручные лампы фотографов.
Зинн, вместе с Матраи сидевший в ложе у самой трибуны,
с нескрываемым восхищением смотрел на Долорес. Он пред¬
ставлял себе чувства, которые она должна была испытать се¬
годня. Здесь, в колыбели французской революции, в столице
Народного фронта, в городе старых пролетарских традиций,
она имела право рассчитывать на сочувствие. Сердца пари¬
жан не могли не откликнуться на призыв испанского народа.
Зинн понимал, что Ибаррури ехала сюда с законной уверен¬
ностью в успехе своей миссии. Если ей и не удастся, так же
как не удалось дель Вайо, пробить брешь в стене так назы¬
ваемого «невмешательства», то братская рука французов дол¬
жна будет помочь республике. Правительство французских со¬
циалистов должно будет хотя бы сделать вид, что ничего не
видит, если оно не захочет само помочь испанским братьям.
Иначе не могло быть!
Зинн взглянул на Матраи. Тот казался спокойным, хотя
Зинн отлично знал, что такая же буря, какая бушует в его соб¬
ственной груди, клокочет и в груди его друга. Просто человек
умеет держать себя в руках. У Иштвана... то-есть у Тибора,
железный характер, несмотря на добродушную физиономию и
ласковые глаза. Это настоящий человек!
Долорес прошла совсем близко от ложи. Зинн услышал
393

ее сильный грудной голос. Она говорила какому-то журна¬
листу:
—	Я спешу уехать. На родине разыгрывается трагедия мо¬
его народа. Мне хотелось бы, чтобы она скорее кончилась, но
для этого нужна помощь. Помощь всех, кто ненавидит фа¬
шизм... А мое место в Испании, меня там ждут. У меня очень
мало времени.
Когда Пассионария появилась на трибуне и ее стало вид-
но всему велодрому, овация возникла, как внезапный ураган.
Казалось, рукоплескания и крики опрокинут стены. Слушате¬
ли вскакивали на скамьи и тянулись к испанке, словно желая
заключить ее сразу в несколько тысяч братских объятий. Это
был рабочий Париж — Париж предместий и заводов, Париж
простых людей.
Долорес стояла с гордо поднятой прекрасной головой —<
живое олицетворение народной Испании. Испанские флаги,
вперемежку с французскими, спускались за спиною Долорес
к ее голове. Цветные полотнища шевелились, как если бы до
них доходило взволнованное дыхание толпы.
На велодроме становилось тише. Рукоплескания корот¬
кими шквалами проносились над трибуной. Наконец все
сгихло.
Патетический голос Пассионарии сразу захватил толпу:
—	Мы пришли к тебе, народ Парижа, к тебе, овладевше¬
му Бастилией и сражавшемуся за дело Коммуны...
Она сделала паузу, как бы давая слушателям время вспо¬
мнить, что они — потомки санкюлотов, сыновья и внуки па¬
рижских коммунаров.
Пассионария говорила о мужестве испанцев, о героизме
бойцов, не имеющих подчас иного оружия, кроме храбрости
и преданности свободе. Она говорила о разрушенных городах,
о тысячах расстрелянных, о замученных пленных, об изнаси¬
лованных женщинах, о растерзанных стариках, о детях,
вздетых на штыки марокканцев. Слезы текли по лицам не
только женщин: Голос Пассионарии звучал негодованием и
уверенностью в победе:
—	Испанский народ победит, ибо сражается за свои идеа¬
лы. Но испанский народ, ценя симпатии и солидарность фран¬
цузского народа, с горечью узнал, что правительство Француз¬
ской республики не идет навстречу законному правительству
демократической Испании. Надо притти на помощь испанско¬
му народу! Он борется на фронте свободы и отстаивает своею
кровью дело мира против фашизма и зачинщиков второй ми¬
ровой войны.
С трибуны раздался призыв:
394

—	Самолетов для Испании! Пушек Испанской республике!
Голос Долорес гремел все гро-мче:
—	Дайте нам самолеты! Весь народ Испании поднялся на
защиту республики, но ему нужно оружие. Дайте нам ору¬
жие!
—	Оружие Испании! — подхватили на скамьях.
А Долорес:
—	Народ демократической Франции, народ, боровшийся
за свободу и права человека, берегись! Сегодня мы, а зав¬
тра твой черед! Пусть ваши мужчины дадут нам оружие. Мы
не просим бойцов, нам нужно только оружие. Винтовок, пу¬
шек, самолетов бойцам свободы! Дайте же нам самолеты!
У нее был могучий голос оратора, но и его не стало слыш¬
но. Слушатели вскакивали с мест.
—	Оружия Испании!..
Толпа устремилась к трибуне. Перескакивая через скамей¬
ки, слушатели спускались с амфитеатра. Пассионария стояла
с поднятыми руками. Скоро ее не стало видно, но вот она сно¬
ва появилась над толпою, поднятая на руках людей. Ее несли
к выходу с криками:
—	Самолетов Испании! Дайте Испании оружие!
Испанские флаги с трибуны исчезли. Через минуту они
реяли над головами толпы, хлынувшей с велодрома.
Зинн тронул Матраи за плечо:
—	Пойдем?
Матраи вздрогнул, словно его неожиданно вывели из за¬
думчивости.
—	Дадим схлынуть народу... Мне нужно поговорить с
Ибаррури.
Матраи подошел к барьеру ложи, стараясь взглядом оты¬
скать Пассионарию.
Протискиваясь сквозь толпу, к ложе приближался Киш.
Он помахал шляпой, и Зинн заметил заткнутую за ее лен¬
ту красную гвоздику.
—	Как bum это нравится, какой успех, а?! — крикнул Киш
Зинну, словно старому знакомому, и хлопнул по плечу Мат¬
раи. — У тебя недостаточно праздничный вид для такого
дня! — Он выдернул гвоздику из-за своей ленты и воткнул
ее за ленту на шляпе Матраи. — Вот твоя кокарда. Кокарда
революции, мой генерал! — И шутовски отдав честь, он ныр¬
нул в толпу.
Зинну показалось, что несколько типов в сдвинутых на
ухо синих беретах — форме деларокковцев — наблюдали за
этой сценой. Шум за ложей отвлек его внимание: у выхода
синие береты затевали драку с группой рабочих. Зинн подал¬
395

ся было телом в ту сторону, но на его плечо легла тяжелая
рука Матраи.
—	Теперь идем!
Зинн с удивлением посмотрел на его встревоженное лицо.
—	Что случилось?
—	Телеграмма: Ирун пал.
—	Когда мы, наконец, поедем?
—	Сейчас сговорюсь с Долорес. Завтра увидимся С то¬
бою.
Он исчез в направлении выхода.
И тотчас парни в синих беретах стали протискиваться сле¬
дом за Матраи. Зинн увидел в воздухе руку с кастетом.
Одним движением он перебросил свое тело через барьер ложи
и устремился к этой руке.
Визгливый выкрик пронизал шум толпы:
—	Долой республику, да здравствует Франция!
Еще несколько рук с кастетами появились над головами.
Навстречу им поднялись тяжелые кулаки рабочих.
—	Да здравствует республика, долой кагуляров!
—	Долой фашизм и фашистов! Оружия Испании!..
10
Они подошли к театрику, у которого должны были встре¬
тить Даррака.
—	Здесь, — сказал Цихауэр.
Зинн скептически просмотрел афишу.
—	Не думаю, чтобы твой Даррак нам подошел, — ска¬
зал он.
—	Почему? У Луи чистая душа!
Цихауэр хотел еще что-то прибавить, но его отвлек пробе¬
гавший мимо газетчик. Зинн жадно схватил листок.
—	Вот! — Зинн с негодованием ударил по первой страни¬
це, пересеченной огромным заголовком: «Пьер Кот — убийца!
Пьер Кот — война!» — Эти сволочи забрасывают грязью
единственного члена кабинета, который еще говорит как
француз.
—	Не понимаю.
—	Он осмелился сказать, что если министры не хотят быть
•честными французами, то должны быть хотя бы честными
купцами: нужно отдать Испании оружие, заказанное до
войны.
Зинн смял газетку и швырнул на землю.
Из дверей театра вышел худощавый человек и осторожно
притронулся к плечу Цихауэра. В руках у него был скри¬

пичный футляр. Зинн понял, что этой есть Даррак. Пока друзья
перебрасывались первыми фразами, Зинн исподтишка рассмат¬
ривал музыканта. Пожалуй, Цихауэр прав — у этого парня
славное лицо, хорошие, действительно «чистые», как сказал
Цихауэр, глаза, прекрасный лоб.
Обняв француза за плечи, художник подвел его к Зинну.
—	Пойдем куда-нибудь поболтать, — сказал Цихауэр.
—	Нам нужно о многом серьезно поговорить, — ска¬
зал Зинн, подчеркивая слово «-серьезно», и посмотрел на
часы.
—	Брось, Гюнтер, — сказал Цихауэр. — Нельзя всю жизнь
быть серьезным!
Зинн натянуто рассмеялся.
—	Мой друг хочет выставить меня в ваших глазах суха¬
рем, — сказал он Дарраку.
Большие глаза Луи ласково остановились на лице Зинна.
—	Тот, кто слышал ваши песни...
—	Твой поклонник слишком хорошего мнения о тебе! —
весело воскликнул Цихауэр. И спросил Даррака: — Куда
пойдем?
—	В Клиши есть местечко, куда забегает простой люд.
Сахара придет туда, хотя это место и не для нее...
—	Кто это? — спросил Зинн.
—	Вы и вправду не знаете? — Даррак удивленно смотрел
на Зинна. — Не знаете Тересу Сахару?
—	Ах, певица! — Зинн нахмурился. — Чт.о ей нужно?
Даррак укоризненно сказал:
—	Она же испанка.
Луи повел их к Эйфелевой башне. Они спустились в мет¬
ро и поехали.
Простая мраморная стойка, старый оркестрион, толстяк-
кабатчик. У стойки и за столиками — люди в кепках.
Даррак прошел к столику в углу.
—	Два перно, — сказал он гарсону, зябко потирая ладо¬
ни худых рук.
Он поймал удивленный взгляд Зинна и, словно извиняясь,
сказал:
—	Не могу без горячего! Проклятый подвал! Когда выси¬
дишь в нем целый вечер, чувствуешь себя так, словно вылез
из склепа.
Зинн ясно различил на щеках Луи тот особенный румянёц,
который появляется на лицах чахоточных. И если минуту то¬
му назад Зинну нужно было заставлять себя улыбаться фра-н-
397

цузскому скрипачу, то теперь в его глазах появилось выраже¬
ние искренней симпатии и даже некоторой виноватости.
—	Вы, наверное, очень устаете на этой работе? —спросил
Зинн.
—	Мучит холод. Даже летом. — Даррак неожиданно рас¬
смеялся. И в его смехе, как и во всех словах и движениях,
было столько задушевности, что и Зинн невольно улыбнул¬
ся. — Но теперь я, наверно, отогреюсь... там!
—	Решили ехать?
—	Безусловно.
—	А здоровье?
—	Пустяки. Я ведь был солдатом.
—	Там нужны не только солдаты.
—	Но солдаты больше всего.
—	Не знаю. Может быть, вы как артист...
Луи досадливо отмахнулся:
—	Я не хочу презирать самого себя. Ехать туда, чтобы... —
он не договорил и щелкнул по футляру скрипки. — Это мы
оставим женщинам... Вот и Тереса! —Он поднялся навстре¬
чу входящей девушке. Смуглость и длинный овал лица, узкий
разрез карих глаз сразу выдавали в ней креолку.
Лицо девушки, озабоченный взгляд, брошенный ею на Луи,
и теплый свет, который излучали в ответ его глаза, — все го¬
ворило Зинну: любовь. Зинну стало неожиданно тепло и уютно.
Он велел запустить оркестрион и повлек Тересу танцовать.
Ему не мешал народ, заполнивший тесное помещение бистро.
Все это были рабочие вечерних смен. Они приходили сюда,
как на условный сборный пункт, где можно было к тому же
и подкрепиться перед предстоящей бессонной ночью. Никто из
них не намерен был итти домой. Сейчас они отправятся в зал
близлежащего кинотеатра на смену сидящим там товарищам.
Вот уже сутки, как рабочие занимают все места в кино, чтобы
не дать возможности «Боевым крестам» провести назначен¬
ный там на завтра митинг солидарности с Франко. Поговари¬
вали, что на митинге выступит сам де ла Рокк. Рабочие вели
себя смирно. Они только и делали, что сеанс за сеансом тер¬
пеливо смотрели одну и ту же картину. Это тоже было не
так легко после дня работы.
Зал бистро был наполнен голосами и смехом рабочих. Те,
кто не мог себе позволить горячего, жевали сухие булочки, ску¬
по проложенные ломтиками вареной говядины. Тема разгово¬
ров была одна: Испания. Британский флот проявлял стран¬
ную «нейтральность», угрожая пушками своих линкоров ко¬
раблям республики, пытавшимся осматривать торговые суда,
шедшие в порты мятежников. Всем было ясно, на чьей сторо¬
398

не симпатии английского адмиралтейства и его первого
лорда,, пресловутого Семюэля Хора.
Старый рабочий с седыми усами, покрасневшими от по*-
висших на них капелек вина, угрюмо говорил:
—	Можно подумать, что наши министры глупее нас: как
будто они не понимают, что будет, если порты Испании и Се¬
верной Африки станут базами итальянского и немецкого
флотов... Скажите, кто из нас идцот:	я	или члены каби¬
нета?
Слушатели смеялись. Они с добродушною досадой подтал¬
кивали локтями снующих между столиками танцоров.
—	Нашли время!
И вдруг, когда умолк нестройный гул оркестриона, на
столик, к которому после танца возвращались Зинн и Тереса,
вскочил Луи. Он движением руки потребовал тишины и заго¬
ворил, не поднимая головы, словно для одного себя:
—	Когда-то я вообразил, будто я очень талантлив... Но
хозяева вышибли из меня эту фантазию. Мне так же хотелось
есть, как всем остальным. — Он поднял голову и обвел взгля¬
дом слушателей. — Но сегодня у меня праздник. Да, да, боль¬
шая радость: я освобождаюсь! — Луи вскинул длинные руки
и распахнул полы пиджака. — Я ухожу из холодного подвала,
от танцев, от пьяных зрителей. Но это значит, что я ухожу и
из Парижа, из этого бистро, от вас... Позвольте мне, господа, в
этот последний вечер сыграть только для вас. Один раз в
жизни не то, что мне заказано, а то, что хочется... Это бу¬
дет импровизация. Я посвящаю ее... — он на мгновение за¬
крыл глаза рукою, словно отгоняя от них какое-то видение,—
цашей с вами Франции. Франции простых французов!
Хозяин на цыпочках подошел к двери и запер ее. Осто¬
рожно опустил шторы на окнах.
Луи заиграл.
Зал был недвижим.
Зинн смотрел в лучистые глаза Тересы. Ее взгляд был
устремлен на скрипача...
...Луи опустил скрипку.
Если бы зал разразился рукоплесканиями, Зинн мог бы по¬
думать, что скрипача слушали из вежливости. Но скрипка
давно умолкла, а в ресторане продолжала царить благого¬
вейная тишина. Не стучали стаканчики. Не хрустели санд¬
вичи.
Сидевшая неподалеку от Зинна высокая, худая работница
поднялась и при общем настороженном внимании прошла к
399

краю стойки, вырвала из стоявшего там горшка цветок и, да¬
же не дав себе труда отряхнуть с корней землю, поднесла его
скрипачу.
Только тогда, как бочка с ракетами, взорвались рукопле¬
скания. За их грохотом хозяин не сразу услышал удары, сы¬
павшиеся на входную дверь. В зал вбежало несколько взвол¬
нованных рабочих.
—	«Кресты» блокируют кинематограф. В зал нельзя по¬
пасть!	!
—	К чорту молодчиков де ла Рокка!
—	Долой фашистов!
Один из прибежавших крикнул:
—	Полиция охраняет негодяев!
—	К чорту Кьяппа! — пронеслось в ответ.
За столиками никого не осталось.
На стол вскочил молодой рабочий; его голос звучал, как
горн:
—	Порядок, товарищи!.. Стройте ряды!.. Порядок!
Зинн притянул Луи за лацкан пиджака и напел ему в ухо
короткую мелодию.
Прежде чем Луи успел ее повторить на скрипке, Зинн был
уже на стойке буфета.
Марш левой! Два-три!
Марш левой! Два-три!
Встань в ряды, товарищ, к нам,
Ты войдешь в наш единый рабочий фронт,
Потому что рабочий ты сам.
Покрывая чужие немецкие слова, о смысле которых до¬
гадывались по знакомому всем мотиву, рабочие подхватили
песню по-французски.
Шел не Веддинг, а Клиши. Шли на бой с фашистами сы¬
ны рабочего Парижа, многие из которых собирались покинуть
Францию, чтобы драться за Испанскую республику.
И
Еда всегда настраивала Монти на благодушный лад. Хотя
соус, поданный сегодня в клубе к телячьим котлетам, и остав¬
лял желать лучшего, но яблочный пирог загладил эту неуда¬
чу повара. В целом завтрак можно было считать приемлемым.
Монти не стал задерживаться в клубе—нужно было ехать в
Грейт-Корт, чтобы повидать Бена, последнее время почти не
показывавшегося в Лондоне. В министерстве говорили, будто
•он болен, но по голосу Маргрет, когда Монти позвонил в
Грейт-Корт, нельзя было понять, правда ли это.
400

Монти подошел к стоянке таксомоторов и велел ехать на
Феникс-стрит, где помещалась контора его адвокатов. Нужно
было уточнить юридическую сторону сделки с первым испан¬
цем, клюнувшим на предложение агентов Мелани. От адво¬
катов Монти поехал на вокзал Ч ар инг-Кросс..
Однако еще прежде чем автомобиль обогнул Националь¬
ную галлерею, Чаринг-Кроссрод оказалась забитой таким ко¬
личеством народа, что шофер остановил машину. Монти вы¬
сунулся ив автомобиля и' опросил полицейского о причине
такого скопления людей.
—	Требуют оружия для Испании, сэр!
В его тоне Монти почудилось неуместное сочувствие, но
он считал ниже своего достоинства вступать в объяснения с
простым полицейским. Он велел шоферу свернуть на Пикка-
дили, чтобы подъехать к вокзалу со стороны Пэл-Мэл. По¬
езд уходил ровно в шесть. Однако выбраться из толпы было
уже невозможно. Монти вылез из машины и стал про¬
бираться пешком. Он держал сложенный зонтик перед грудью,
словно это был меч. Но пройти удалось недалеко. Монти ока¬
зался прижатым к стене дома. Отсюда ему был хорошо виден
оратор, за спиною которого хмурилась морда льва.
С площади доносились крики множества голосов:
—	Открыть границы Испании!.. Оружия республиканцам!
Нет, чорт побери, это было совсем не то, что хотел слы¬
шать Монти. Видя, что выставленный вперед зонтик не помо¬
гает, он попробовал было работать локтями. Но после не¬
скольких крепких пинков в бока и не очень вежливых замеча¬
ний по его адресу Монти оставил попытки выбраться из тол¬
пы. А через несколько минут ему стало ясно, что он и вооб-
ще-то не волен распоряжаться своими движениями: как щеп¬
ку, его несло туда, куда двигались волны людского моря.
Но вот движение этих волн прекратилось. Люди останови¬
лись. Толпа как бы замерла, и над нею повисло насторожен¬
ное молчание. Откуда-то издали, как из другого мира,
доносились гудки автобусов, пробиравшихся соседними
улицами.
Монти увидел, что оратор, говоривший у колонны, вдруг
исчез, словно потонул. Казалось, прошло бесконечно много
времени, как ораторское место оставалось пустым, но толпа
не проявляла признаков нетерпения. На миг у Монти возник¬
ла надежда, что все уже кончилось, сомкнувшаяся вокруг
него масса тел сейчас расступится и он получит свободу,
спокойно проследует к такси. Но эта надежда тотчас и по¬
гасла: по гранитному подножию колонны не спеша, уверен¬
ными движениями поднимался- кто-то, к кому были прикова¬
ны взоры всех собравшихся. Это был плотный мужчина, сред¬
26 Поджигатели
401

него роста, с очень широкими, как показалось Монти, плеча¬
ми. Черты его лица, хорошо видного с того места, где сто¬
ял Монти, показались ему знакомыми. Но, попытавшись было
припомнить, где он видел этого человека, Монти тут же по¬
нял, что не видел его никогда и нигде и в то же время наблю¬
дал'постошно и всюду,—это было лицо англичанина, каким
его изображают, когда хотят показать «типичного» британца:
энергичные черты, крепкий подбородок с плотно сжатым ртом;
сосредоточенный взгляд серых глаз из-под тяжело нависших
густых бровей.
Жесты нового оратора были сдержанны, но очень энергич¬
ны. Как будто этими жестами он стремился не усилить смысл
своих слов, а скорее ограничить огромную силу того, что го¬
ворил. Словно опасался, что брошенные в толпу его нетороп¬
ливые, ясные фразы, отделенные друг от друга паузами, могут
взорвать ее спокойствие раньше, чем его дослушают. И дейст¬
вительно, внутренний смысл каждого его слова, такого про¬
стого, обыкновенного, в его устах приобретал неожиданную
мощь. Он говорил о том, что люди уже не раз слыхивали на
этой площади, у этой колонны; это были слова, родиною ко¬
торых каждый англичанин считал свои острова — слова о
демократии и уважении к человеку; о его священных правах
на свободу и неприкосновенность; о незыблемости Великой
хартии и Habeas corpus act’a.
Может быть, у слушателей хватило бы терпения не боль¬
ше, чем на пять минут, если бы тысячу раз слышанные ими
слова в устах этого оратора не приобретали совершенно но?
вого, удивительного смысла. Из того, что он говорил, с неоп¬
ровержимой ясностью выходило: фикция, фикция, фикция!
Фикция все: от царства воображаемой демократии в самой
Англии до воображаемой демократичности англичан; зако¬
ны — фикция, свобода — фикция, порядок — тоже фикция;
фикция — честность в отношениях между англичанами и в от¬
ношениях англичан с другими нациями. Все, чем шестьсот
лет гордились англичане, все, во что они верили и что люби¬
ли, не больше, чем изношенная маска. Сквозь дыры этой
маски видна отвратительная рожа беззакония, рожденного
жаждой наживы и власти».
—	...Друзья мои! Повсюду имя, которое мы в юности с
гордостью воспринимаем от своих родителей, — «британец» —
равноценно клейму насильника и грабителя; слово «англича¬
нин» почти во всем мире — синоним бесчестия и предатель¬
ства, корыстолюбия и жестокости, рождаемой презрением к
чужой свободе и жизни... Люди в глухих джунглях не
знают, что не всякий британец угнетатель, что есть англичане,
дерущиеся за них, за их право на жизнь, на труд, за свобо¬
402

ду и национальную независимость трудящегося индуса, ма¬
лайца, кафра, всех наших братьев по труду, независимо от
цвета их кожи!..
Над головами слушателей, как легкий порыв ветра, про¬
несся вздох. Монти подум-ал: вот наконец-то люди откажутся
слушать этого человека и буря протеста заставит его замол¬
чать, уйти, исчезнуть!.. Непрошенный разоблачитель всего, во
что верит эта толпа, что держит ее в повиновении!
И действительно, в следующий миг гневный вопль взле¬
тел над толпой. Он был похож на рычание многоликого гиган¬
та. Монти ждал, что оратор в страхе бросится прочь с трибу¬
ны. Но вместо того говоривший приветственно взмахнул шля¬
пой, и улыбка одобрения пробежала по его лицу. Монти ниче¬
го не по-нимал. Он отказывался понимать. Ему понадобилось
усилие мысли, чтобы поверить: гнев, заключенный в вопле
десяти тысяч собравшихся на площади, был обращен не про¬
тив оратора, а против тех, кто был виновником всеобщего
презрения и ненависти к самому имени британца. Это было
невероятно, но это было так.
Холодок пробежал по спине мистера Грили. Он быстро
оглянулся на своих соседей слева и справа, будто боялся, что
вот сейчас, сию минуту они признают в нем одного из винов¬
ников этого позора. Но взоры окружающих были попрежнему
прикованы к оратору.
Монти тихо опросил соседа:
—	Кто этот человек?
—	Поллит! — коротко, не оборачиваясь, бросил тот таким
тоном, что Монти понял: вопрос был тлуп. Повидимо-му,
оратора знал здесь каждый. Хорошо, Монти не будет больше
спрашивать. Ни о чем. Пусть говорят, что хотят, — он не
боится...
Но при следующем единодушном возгласе толпы ему при¬
шлось крепче сжать губы, чтобы не выдать их предательской
дрожи.
Еще никогда в жизни ему не приходилось так близко ви¬
деть столько лиц тех, кого он привык объединять общим пре¬
зрительным термином «чернь». Не смешиваться с «чернью»
было жизненным правилом круга, в котором он родился, вос^
питывался и жил; считаться с «чернью» лишь как с темною
силой, испокон веков требующей чего-нибудь сверх того, что
ей давали «хозяева»; принимать ее в расчет лишь как сумму
голосов, нужных во время выборов, — таковы были правила
его круга.
Впервые в жизни Монти так ясно почувствовал, — еще не
понял, а только почувствовал: эта масса, которую он при¬
вык считать темной и более или менее послушной, живет не¬
26*
403

зависимо от воли его, Грили, класса и управляется своими, не¬
знакомыми ему, Грили, законами. Также он почувствовал, что
в жизни «толпы» заключена столь огромная сила, о которой
он и не подозревал, что законы этой жизни, пожалуй, един¬
ственное, что этот Поллит способен был бы назвать не фик¬
цией, ибо это законы, управляющие движением миллионов.
Миллионы!..
При этой мысли озноб снова свел лопатки Монти.
—	...величайшим позором ложится на нас политика, кото¬
рую от нашего имени британское правительство проводит в
испанском вопросе. Вековой, несмываемый позор на наши го¬
ловы! — Поллит обвел, взглядом слушателей, и его большой
крепкий палец вдруг указал на кого-то в их рядах. — Вы не
забыли, что ваш брат, ваш «славный малый» Джонни, служит
наводчиком на крейсере его величества? Под его охраною ко¬
рабли мошенников различны^ национальностей, и английских
в том числе, подвозят оружие и амуницию изменникам, вос¬
ставшим против законного правительства Испанской респуб¬
лики. Ага, вы краснеете, дружище... Это хорошо! — Поллит
снова сделал паузу и, указав на кого-то другого, сказал: —
Помните, в прошлую пятницу вы жаловались мне, что фирма
выжимает из вас каждый пенни на расценках обточки снаря¬
дов. Вы хотели поднять вопрос о повышении расценок. А ес¬
ли я скажу вам, что ваша фирма продает снаряды Франко и
каждый сделанный вами снаряд — это кровь республиканско¬
го солдата? Это кровь человека, защищающего наше с вами
дело, нашу с вами жизнь?.. Что тогда?.. Расценки? Нет. Ни
одного снаряда изменнику Франко — вот ваш лозунг. Снаря¬
ды республиканской Испании — вот ваше требование! — Пол¬
лит поднял руку с фотографической карточкой. — Вот фото¬
графия, которую не приняла ни одна из «больших» газет, но
которую вы увидите завтра в «Дойли уоркер». Эта женщина с
видом помешанной держит в руке... ручку своего ребенка! —
Он выкрикнул это почти угрожающе. — Они стояли в очереди
за молоком — мать и ребенок. Осколок бомбы, сброшенной с
самолета фашистским мерзавцем!, сделал то, что вы здесь ви¬
дите: мертвое дитя, сумасшедшая мать!.. Кто из вас, свобод¬
ных английских рабочих, изготовил эту бомбу для своих испан¬
ских братьев? Кто?!. — Поллит как бы перевел дух и спро¬
сил: — Рассказывать дальше?.. — В ответ на грозный ропот
толпы согласно кивнул головой: — Хорошо, не буду вас
мучить, но обязан сказать:	сыны	республиканской Испа¬
нии, такие же простые люди, как мы с вами, рабочие
и художники, писатели и инженеры, миллионы честных испан¬
цев дерутся не только за свою, но и за нашу с вами свободу.
Там, на плоскогорьях, прекрасной страны, разыгрывается пер¬
404

вый акт большой международной битвы за мир и свободу на¬
родов, за жизнь и труд, за национальную независимость и за
право строить такое государство, какого хочет народ, какое
нужно не кучке экоплоататоро-в и тунеядцев, а миллионам
простых людей. Таких, как мы с вами. — Голос Поллита стал
еще глубже, еще‘Проникновенней. Казалось, звуки* приобрета¬
ли в его устах вещественную осязаемость и падали в толпу
горячими, источающими кровь или пламя, проникающими
прямо в сердца людей. — Товарищи!.. Если мы пока еще не
в силах остановить бесчестных англичан, которые вооружают
палачей испанского народа, если мы не можем во всю силу
своего голоса оказать: «Руки прочь от Испании!», то давайте,
товарищи, сделаем хотя бы то наименьшее, к чему призывает
нас священный долг международного братства рабочих людей:
дадим испанским братьям оружие, столько оружия, сколько
можно купить на наши скромные трудовые гроши... Если в
каждой стране каждый рабочий поступит так же, как сделаем
сейчас мы, испанцам будет чем защищать свою и нашу свобо¬
ду, свою и нашу жизнь от их собственных и наших врагов!..
В этом единении рабочих всего мира, всех национальностей —
залог победы нашего дела, залог нашего освобождения.
В этом единении наша сила, такая сила, которой не сможет
противостоять ничто!..
Поллит высоко поднял свою шляпу тульей вниз и на глазах
у всех опустил в нее голубой билет. Привычный глаз Монти
сразу узнал: фунт!
Поллит передал шляпу ближайшему рабочему, и она по¬
шла по рукам. С того места, где стоял Монти, можно было про¬
следить ее движение по легкому волнению рядов митингую¬
щих. Но вот движение прекратилось. Волна пробежала обрат¬
но к колонне, где стоял Поллит. Несколько человек поднялось
на подножие колонны, высоко держа уже не одну, а несколько
перевернутых шляп. Эти люди о чем-то совещались с Полл и-
том. Потом один из них потянулся к флагу, висевшему над
головой оратора и сорвал его. Это был испанский республи¬
канский флаг. Монти видел, как из шляп высыпали деньги е
растянутое полотнище флага. Потом четыре человека взяли
его за углы и снова спустились в толпу. Ряды присутствую¬
щих расступились, давая проход широко растянутому полот¬
нищу.
Забыв обычную сдержанность, Монти поднялся на цыпоч¬
ки. Он готов был даже взобраться на плечи соседей, чтобы
лучше видеть. Он с трудом верил своим глазам: в огромной
толпе'не было человека, рука которого не бросила бы денег
на флаг. Иная рука, не разжимаясь до последнего момента,
словно в смущении опускала несколько пенсов. Монти видел,
405

как руки всех, .кто был поблизости от него, царили по карма¬
нам, собирая все, что там есть.
Те четверо с флагом шли по рядам. Они приблизились к
месту, где стоял Монти. Он видел, как руки его соседей в не¬
терпении сжимают деньги — несколько монет, которые уда¬
лось найти в карманах.
Монти уже ясно «видел четверых, несших флаг. У них были
хмурые лица очень усталых людей. По темным следам несмы¬
ваемой угольной пыли, въевшейся в морщины у их глаз, Мон¬
ти узнал горняков. Почему они очутились здесь, в Лондоне,
эти люди? Разве в Лондоне есть угольные шахты?.. Или этот
митинг собрал людей со всего королевства, чтобы их устами
провозгласить солидарность английских рабочих с испанскими
республиканцами, преграждавшими путь к обогащению
Монти? Если так, то значит и все эти люди такие же врага
его, Грили, как испанцы, пытающиеся отнять у него ораео
распоряжаться недрами Пиренейского полуострова!
Он исподлобья, быстрым взглядом окинул лица окружаю¬
щих, и ему почудилось, что все взгляды устремлены на его
руки, до сих пор вместо денег судорожно сжимавшие зонтик.
Чорт возьми, уж не воображают ли эти субъекты, что и он
бросит свою лепту? На флаг Испанской республики! Лепту на
приобретение оружия, которое обратится против его собст¬
венных интересов? Как бы не так!
Он прижал ручку зонтика к губам и опустил глаза. Теперь
он не видел ничего, кроме порыжевшего сукна на спине стояв¬
шего впереди рабочего. Но ему продолжало казаться, что
сотни взглядов попрежнему направлены на его руки, на кар¬
маны его пальто, на его лицо. Его воображению очень ясно
рисовалась угроза, даже ненависть, горящая в каждом т этих
взглядов. Разумеется, эти люди не могли не видеть в нем
■врага. Так же как он видел своих врагов в них... А что они
сделают, если он не бросит денег на флаг? Ведь им достаточно
сдвинуть ряды, и он будет раздавлен этой страшной, враждеб¬
ной массой тел. Никакая полиция никогда не узнает, что тут
случилось...
Может быть, безопаснее будет швырнуть им несколько ме¬
дяков, как бросил вон тот оборвыш в замасленной кепи или
та женщина в дырявом пледе на плечах — она ведь тоже опу¬
стила на трехцветное полотнище всего несколько мелких мо¬
нет.^
А четверо с флагом приближались.
Все ближе к Монти расступались ряды.
Четыре сборщика шагали медленно, тяжелой поступью
усталых людей. Их лица были сосредоточенны. Монти отчет¬
406

ливо видел каждую их черту, и его сознание фиксировало эти
чарты, как фотографический аппарат. О, Монти* узнал бы их
теперь через тысячу лет, среди тысячи!.. Какие суровые лица,
какие чужие!..
Еще несколько шагав этой беспощадной четверки, и флаг
будет около Монти...-
Рука его скользнула по зонтику и опустилась в карман.
Пальцы судорожно перебирали в кармане мелочь, а взгл'яд
все был прикован к лицам сборщиков: что, если, увидев, как он
бросает на флаг свою мелочь, эти люди остановятся? Они же
не могут не знать, что в его бумажнике — чековая книжка и
много длинных голубых и 15елых банкнот. У этих людей та¬
кие глаза, что, наверно, проникают сквозь сукно его пальто,
сквозь кости его черепа. Может быть, они читают его мысли,
угадывают его ненависть к ним, ко всей окружающей его
толпе, к их словам и делам?!.
Страх метался в черепе Монти и колким ознобом спускал¬
ся к коленкам, заставляя их вздрагивать мелкой-мелкой трус¬
ливой дрожью; страх стекал к пальцам, копавшимся в карма¬
не. Этот большой широкоплечий мужчина, с головою Зевса,
был сейчас так переполнен страхом, что с каждою секундой
все больше утрачивал контроль над собой и представление об
окружающей действительности. Воспаленное страхом вообра¬
жение твердило ему, будто у всех десяти тысяч человек, соб¬
равшихся на площади, через несколько секунд, необходимых
сборщикам для того, чтобы поравняться с Монти, не будет
иного желания, как только знать размер его лепты. Боязнь
толпы привела его к вздорной мысли, будто на его особе
сосредоточено сейчас все внимание, вся ненависть собравших¬
ся к классу хозяев, и его, Монти, маленькая ошибка приведет
к взрыву этой ненависти, и он, Монтегю Грили, падет ее жерт¬
вой тут же, немедленно! Такою ошибкой могли оказаться не¬
сколько мелких монет, зажатых в его потной руке... Что же,
что должен он сделать, чтобы отвести от себя нависшую угро¬
зу катастрофы? Как избежать взрыва ненависти этих молча¬
ливых, страшных людей?..
Сознание Монти почти не участвовало в том, что делали
дальше его руки. Им двигал животный ужас и далекая, под¬
сознательная уверенность, что, только умилостивив многогла¬
вого зверя, он избежит немедленной гибели.
Словно посторонний, невнимательно наблюдавший за не¬
ким Монти Грили - со стороны, он с трудом вспомнил потом,;
как дрожащие руки этого большого человека в сером пальто
и таком же сером котелке выпустили на землю зонтик. Ка¬
жется, зонтик упал.. Да, упал, и никто не нагнулся, чтобы
407

поднять его из-под ног толпы. А дрожащая рука большого
вспотевшего мужчины сама полезла во внутренний карман
пиджака. Она достала бумажник, судорожным движением вы¬
дернула из него банкнот, с опаской, осторожно опустила в
медленно проплывавший мимо Грили испанский флаг рыжую
бумажку в полкроны...
Лицо Зевса искривила виноватая улыбка, и Зевс угодливо
приподнял котелок... Кажется, он откупился!..
Только много времени спустя, уже тогда, когда вокруг ни¬
кого не было, Монти вспомнил, что в его руке было действи¬
тельно полкроны. Он вспомнил это как сквозь туман, как
пьяный, не очень ясно отдающий себе отчет в случившемся.
Но если он не ошибается, сборщики даже не замедлили
шагов, когда на растянутое полотнище, колыхаясь на лету,
как опавший вялый лист, упала кредитка Монти. Кажется,
даже не повернули в его сторону лиц, не посмотрели на него
и никогда не узнают его. Но зато он еще раз, навсегда
запечатлел их черты — изможденные черты усталых людей,
со следами угольной пыли в морщинах.
И на следующий день Монти приехал на станцию часом
позже, чем условился с Маргрет. Автомобиля уже не было.
Первым, кого Монти увидел на платформе, был Нед. Нед
предложил итти пешком, но прогулка в две мили не устраива¬
ла Монти, он предпочел позвонить в Грейт-Корт и подождать,
пока оттуда снова пришлют автомобиль. В ожидании его
братья расхаживали по садику около станции.
—	Ты читал опровержение мисс Беннет по поводу того,
что ее патрон напечатал в своих газетах?
—	Не знаю ни Беннет, ни ее патрона, — пренебрежительно
пробормотал Монти.
—	Херст сфабриковал телеграмму «от своего московского
корреспондента», будто советское министерство иностранных
дел заявило о намерении (решительно вмешаться в дела Ис¬
пании.
При слове «Испания» Монти проявил интерес:
—	И что же?
Нед расхохотался:
—	Оказалось, что единственная корреспондентка Херста в
Москве, эта самая Беннет, никогда не посылала подобной
телеграммы.
—	Что же тут смешного? — недовольно проговорил Мон¬
ти. — Можно только пожалеть: от Херста следовало ждать
чего-нибудь поумней.
—	От берлинского воздуха поглупел не только Херст.
—	Кого ты имеешь в виду?
403

—	Тебя, Монти!
Монти смотрел на Неда с нескрываемым возмущением.
—	Мне надоело то, что ты суешь нос не в свои дела!
—	Народ прав: нужно помочь Испанской республике.
—	Никогда!
—	Тогда вы должны будете открыто признать свою соли¬
дарность с фашистами, открыто заявить, что вы заинтересова¬
ны в их победе в Испании, а с нею и во всей Европе.
—	Франко — это тот порядок, какой нужен нам. А ты хотел
бы, чтобы миллионы фунтов, вложенные в испанские дела,
стали достоянием черни?
—	Испанская республика — государство народа! — вос¬
кликнул Нед и, резко повернувшись, пошел прочь.
Монти продолжал расхаживать взад и вперед. Вскоре ему
показалось, что по шляпе стукнула дождевая капля. Он по¬
смотрел вверх. Действительно, небо, хмурившееся с утра, бы¬
ло затянуто тучами. Монти раскрыл зонтик, хотя дождя еще
не было. Когда машина подошла, Мо-нти оглядел садик, ища
Неда, но тот уже ушел пешком.
Монти приехал в Грейт-Корт раньше, чем дошел Нед. При
входе в холл Монти брезгливо потянул носом: пахло мокрой
шерстью й грубой кожей. Он сразу понял, что этот неприят¬
ный запах исходит от нескольких понурых фигур, разместив¬
шихся на стульях вдоль стены. Эти люди сидели боком к вхо¬
ду, и Монти бросилось в глаза: они вое, как один, несмело
примостились на кончиках стульев; все, как один, держали
руки на коленях, как обычно снимаются простые люди.
У каждого возле стула, на полу, лежала мокрая шляпа.
Все это Монти охватил сразу, одним взглядом, прежде чем
посмотрел на лица странных посетителей. Он подумал было,
что это рабочие, приехавшие для отделки нового свинарника
Бена, но тут же сообразил, что тогда им незачем было бы си¬
деть тут и отравлять воздух этим отвратительным запахом
бедности. Мимоходом он поднял взгляд на лица молчаливых
гостей и тотчас остановился как вкопанный. Его охватило не¬
что большее, чем простое удивление или даже изумление:
перед ним были сборщики пожертвований на оружие испан¬
цам! Да, да, те самые четверо угрюмых людей, что держа¬
ли за углы испанский флаг, наполненный деньгами!.. Он не
ошибался: те же угрюмые взгляды, те же складки усталости и
вот — угольная пыль, въевшаяся в морщины у глаз. Это были
они!
После короткого замешательства он быстро миновал холл
и, найдя Маргрет, опросил, почти крикнул:
—	Кто эти люди?!
409

У него был такой испуганный вид, что Маргрет в удивле¬
нии отпрянула.
—	Что с вами?
—	Что им нужно?
■*— Это делегация с наших копий в Лоу-Уотере^
—	Они требуют денег для Испании?
—	При чем тут Испания?.. Они хотят объясниться с Бе¬
ном. — При этом Маргрет презрительно подняла плечи. —
Будто на наших шахтах не принимается мер против обвалов
или взрывов... Что-то в этом роде...
Поняв, что появление тут этих людей случайность, Мон¬
ти овладел собою. Противный холодо-к в спине исчез.
—	При чем же тут Бен! — возмущенно воскликнул он та¬
ким тоном, словно дело шло о его собственных копях. Обыч¬
ная уверенность быстро возвращалась к нему. — Пусть уби¬
раются! В этих делах должна разбираться горная инспекция.
Гоните их прочь!
—	Что с тобой?... Можно подумать, что~.
Но он не дал ей договорить:
—	К чорту! Это нетерпимая назойливость! — крикнул он,
сознавая, что здесь не митинг, здесь нет десятитысячной тол¬
пы, в которой он чувствовал себя, как кролик. Если он и не
был хозяином Грейт-Корта, то все же здесь он был в своей
среде, под защитою законов своего общества, под охраною
дворецкого и целой оравы слуг. Зевс мог себе позволить ири*
чать так, чтобы каждое слово было слышно в холле «этим че¬
тырем».
—	Гнать этих нахалов!.. Если каждая шахта будет посы¬
лать сюда... таких, они превратят ваш дом в конюшню.
Тут уже нечем дышать! — И негромко спросил: — Что сказал
им Бен?
Маргрет презрительно скривила рот:
—	Бен?.. Сидит себе в свинарнике и предоставляет мне
разделываться, как знаю.
Тогда Монти крикнул опять во весь голос:
—	Если они не уберутся тотчас, я позвоню в полицию.
—	Совершенно лишнее, — спокойно и негромко сказала
Маргрет. — Они приходят уже третий раз. Посидят и уйдут,
когда поймут, что им нечею ждать. — И уже совсем тихо до¬
бавила: — Мы не хотим скандала вокруг этого дела...
Она взяла Монти под руку и повела в буфетную, но на
полпути он спохватился:
—	Необходимо узнать их имена! Их внесут, в такой спи¬
сок, понимаете: никто никогда не возьмет на работу ни одно¬
го из них!
410

Он воскликнул это так, словно сделал радостное открытие;
Мгновение Маргрет смотрела на него, как бы -не понимая,
потом так же оживленно оказала:
—	Один из них, что-то вроде их предводителя, назвал себя
Ноксом.. Да, именно так: Гемфри Нокс... Сейчас я узнаю, как
зовут остальных.
И она поспешила к двери, ведущей в холл.
Монти нагнал ее и прошептал ей в ухо:
—	Гемфри Нокс?... Который из них?
Чуть-чуть приоткрыв дверь, она показала:
—	Вон тот, крайний... Видите, в рыжем костюме... Ну, да
я сейчас подойду к нему... следите за мной.
И она исчезла за дверью. Монти плотно притворил створ¬
ки дверей и, присев на корточки, прильнул к замочной сква¬
жине. Ему было видно, как навстречу Маргрет поднялся вы¬
сокий, худой мужчина лет сорока, с широкими, но сутуло сдви¬
нутыми плечами и как-то странно, будто особенно устало ви¬
сящими руками. Гемфри Нокс!.. Предводитель?.. Да, это
один из тех; что вчера несли испанский флаг с деньгами на
оружие, которое обратится против него, Монти, союзника
генерала Франко... Гемфри Нокс!.. Ну что же, эти глубо¬
ко сидящие глаза с темными полосками на веках уже знако¬
мы Монти. О, он их запомнил еще вчера!.. Посмотрим, какое
выражение появится в них, когда мистер Нокс поймет, что
внесен в черный список!..
Когда Маргрет вернулась, совершенно успокоившийся
Монти опросил:
—	А где Бен?
—	В свинарнике.
—	Можно за ним послать?
—	Нет.
—	Если бы вы знали причину моего приезда, Мэгги!
—	Но вы же знаете Бена... У одной семьи врачи нашли
острую форму туберкулеза.
—	У семьи или у свиньи?
—	У семьи свиней.
—	Нужно добиться, чтобы на следующем заседании Коми¬
тета по невмешательству он непременно присутствовал:	он
должен помешать русским! Если они добьются эффективного
контроля над портами мятежников, положение будет чертов¬
ски осложнено.
Маргрет лукаво подмигнула:
—	"А вы уже заинтересованы и в испанских делах?.. Вот
Нед доберется...
411

—	Нед?! Хорошо, что напомнили. Сейчас же сплавьте этих
шахтеров куда хотите. Нед идет со станции. Если он встретит¬
ся с этими в холле, — скандал обеспечен!
—	Пожалуй, вы оравы! — Маргрет озабоченно потерла ви¬
сок и, оставив недопитую рюмку, поспешно вышла. Но, едва
переступив порог холла, она увидела, что опоздала. Нед стоял,
окруженный горняками. С полей его шляпы еще падали кап¬
ли воды.
Маргрет всегда была уверена, что хорошо относится к Не¬
ду. Он был для нее чем-то вроде домашнего медвежонка,
скорее смешного, чем опасного, затевавшего драки с гостями,
которых ему подсовывали на потеху другим. Если он скалил
зубы, это не принималось всерьез. Маргрет никогда еще не
испытывала чувства, внезапно овладевшего ею сейчас, когда
она при входе в холл увидела Неда, — может быть, потому,
что она никогда не видела его в ином окружении, чем ее соб¬
ственные гости. В их обществе несколько большая свобода
костюма и резкая манера Неда говорить и держаться каза¬
лись не чем иным, как занятной экстравагантностью. Но сей¬
час, когда она увидела его в таком же дешевом, вымокшем
костюме, какие были на рабочих, в этой немодной широкопо¬
лой шляпе с обвисшими от воды полями, Нед показался ей
чужим, одним из «этих».
—	Где Бен? — спросил ее Нед.
—	Его нет дома.
—	Он нам нужен.
Если бы Нед не признес этого «нам», Маргрет, может
быть, ответила бы иначе, но теперь она резко сказала:
—	Я уже говорила этим господам: лорда Крейфильда нет
и не будет.
На мгновенье ей показалось, что Нед сейчас, вот сию
секунду, потеряет самообладание. Его лицо, с которого еще не
сошел легкий загар, вспыхнуло.
Нед повернулся к шахтерам:
—	Я переговорю с сэром Бенджаменом и сообщу вам!
Горняки потянулись к выходу, убежденные в том, что их
дело в шляпе.
Так же твердо была уверена в своем и Маргрет: когти мед¬
вежонка не могут быть опасны домашним!
Когда не было посторонних, в доме Крейфильдов не со¬
блюдался обычай оставлять после обеда мужчин одних. Мар¬
грет наравне с ними подсаживалась к камину с рюмкой и с па¬
пиросой и принимала участие в беседе. А сегодня у нее и по¬
давно не было намерения оставлять Бена с братьями. В этот
412

послеобеденный час Беном овладевает сонливость, ему де¬
лается безразлично все на свете, кроме разве его свиней, и он
может дать опрометчивые обещания. Может обещать Монтегю
«выздороветь» и явиться на заседание Комитета по невмеша¬
тельству, тогда как Маргрет считает, что именно этого-то и
не следует делать. Председатель комитета сказал ей, что не
будет собирать комитет без Бена. А для успеха франкистов
больше ничего и не нужно! План снабжения оружием Франко,
о котором рассказал толстяк Маранья, показался ей велико¬
лепным. Итальянское и немецкое оружие будет теперь тайно
грузиться в различных портах, не исключая английских, под
видом продовольствия и других товаров. Для этого уже за¬
фрахтованы суда под самыми разнообразными флагами — до
греческого и норвежского включительно. О каждом таком
судне будет точно известно Франко. Его военные корабли бу¬
дут задерживать эти суда и отводить в свои порты в качестве
призов с военной контрабандой. Во-первых, при таком способе
ни немцев, ни итальянцев нельзя будет винить в посылке
оружия; во-вторых, при известном искусстве, можно будет
повернуть дело против русских, якобы пытающихся этим пу¬
тем оказать помощь своим испанским друзьям. Чем больше
времени будет в распоряжении франкистов, тем лучше. Чем
дольше не соберется комитет, которому рано или поздно все
это станет известно, тоже тем лучше.
А Нед? Чего он хочет от Бена? Чтобы тог дал средства
на улучшение шахт? Пусть убирается со всеми своими горня¬
ками! Охрана труда в шахтах и так уже стоит достаточно до¬
рого. Ни пенни больше того, что требует закон!
Она решительно стукнула ножкой рюмки по каминной до¬
ске и сквозь пелену табачного дыма посмотрела на братьев.
Бен с усилием разжал сцепленные пальцы и прикрыл зе¬
вок. При всем желании он не мог заставить себя вслушаться
в разговор и думал о своем: заболела его лучшая йоркшир¬
ская самка Мадонна.
12
Серая каменистая пустыня Новой Кастилии подавляла
Зинна своею суровостью. Ему, привыкшему к немецким, пейза¬
жам, плоскогорье представлялось библейски величественным.
Даже теперь, прохладными осенними днями, его пугало это
высокое солнце, не прикрытое облаками, и звонкая твердость
почвы, лишенной растительности.
Никогда прежде Зинн не соприкасался так близко с буд¬
ничной, повседневной жизнью пехотной части. Теперь он ак¬
куратно приходил сюда в часы строевых занятий. Он искал до¬
413

воды, достаточно убедительные для всех этих хороших, серь-
езных и храбрых людей, пришедших сюда так же, как и он
сам, защищать республику, что их нужно часами гонять по по¬
лю, требуя умения ходить в ногу и равнять ряды. Не то, чтобы
он сам не понимал значения дисциплины и значения военно¬
го обучения, но ему было как-то неловко перед добровольца¬
ми. Как помощник комиссара, именно он должен был вну«
шать систематически и упорно, что дисциплина и военное обу¬
чение — залог стойкости бригады.
Однажды Зинн внимательно следил за тем, как пожилой
капрал из батальона Тельмана, — все обличало в этом челове¬
ке бывалого солдата, — шагая рядом с бойцами, показывал
им, как следует крепить фляжку, чтобы она не ударялась на
ходу о лопату и не издавала шума.
—	Шум может дорого стоить каждому из вас в отдельно¬
сти и всему батальону в целом, — говорил капрал.
Какое маленькое дело и какой большой в нем смысл!
Зинну было приятно, что этот бывалый солдат — немец. Од¬
нако, поймав себя на этой мысли, Зинн поморщился, словно
в ней было что-то постыдное для политического комиссара
интернациональной бригады. Он перешел на другую сторону
плаца, где обучался батальон Домбровского.
Назначение Зинна комиссаром было для него самого нео¬
жиданностью, большой и приятной. Не только потому, что
оно означало доверие командования и партии, но и потому
еще, что в такой бригаде, как эта, комиссаром можно было
назначить только человека, пользующегося безусловной попу¬
лярностью среди бойцов и офицеров. Значит, Зинн обладал этой
популярностью. Он понимал, что обязан ею не столько воен¬
ным талантам и своей партийной безупречности, сколько, по¬
жалуй, песням. Только здесь он увидел, что песни, певшиеся
им в Германии, находили отклик далеко за ее рубежом. Имя
Зинна и его голос, оказывается, знали рабочие Австрии, Венг¬
рии, Франции, Чехии, даже Болгарии, даже Италии, где слу¬
шание их было сопряжено с опасностью для жизни. Такая по¬
пулярность и обрадовала Зинна, потом и несколько испугала..
—	Меня это радует, — сказал генерал Матраи, прочитав
приказ о назначении Зинна.
—	Я даже не могу сказать, что рад:	это	для	меня празд¬
ник.
—	Мы с тобою почти в одном положении... — Добродуш¬
ное лицо Матраи сделалось необыкновенно серьезным, даже,
как показалось Зинну. грустным. — Банда Хорти якшается с
Муссолини и Гитлером. Одного этого было бы достаточно, что¬
бы в глазах простых людей всего мира сделать позорным сло¬
во «венгр». И вот, — гордость зазвучала в голосе Матраи, —
414

я почувствовал себя здесь человеком, который должен дока¬
зать, что венгры, честные венгерские люди, такими и оста¬
лись!
—	Я тебя понимаю, — сказал Зинн.
Да, да, Матраи прав.
Трудная задача!
Не случайная московская встреча свела здесь генерала Ма¬
траи и певца Зинна. Это было закономерностью дружбы, ве¬
ликого единства лучших людей, всего передового человече¬
ства. Все они знали, зачем идут сюда и на что идут. Не было
случайностью и то, что в батальонах интернациональных
бригад было много посланцев народов, задавленных игом фа¬
шистской деспотии. Тут были немцы и итальянцы, болгары и
сербы, венгры и сыны многих южноамериканских народов. Все
они пришли на помощь испанскому народу, своему брату, та¬
кому же великодушному, как их собственные народы, такому
же храброму и вольнолюбивому. Народу хлебопашцев и
пастухов, моряков и зодчих, художников и певцов. Кто знает,
быть может, наступит время, когда бригады иностранных доб¬
ровольцев, сражавшихся в Испании, придут в свои собствен¬
ные страны в роли освободителей? А пока надо было выпол¬
нять свой долг здесь. Интербригадовцы были горстью бой¬
цов среди массы испанцев, взявшихся за оружие, чтобы за¬
щищать свою страну; друзья Матраи понимали, что они толь¬
ко посланцы мировой семьи народов, борющихся за свободу.
Но они несли своим братьям — испанцам — боевую дружбу
трудящихся всех стран; они несли испанцам свой военный
опыт. Тут, на полях и в горах Испании, они плечо к
плечу с ✓самими испанцами дрались против общего врага^—
фашизма.
Адъютант генерала Матраи, испанец, поэт Хименес Руис,
сказал:
—	Одно из двух: мы победим — и снова расцветут горо¬
да Испании и земля покроется посевами и садами, или побе¬
дят они — и тогда еще на век над историей Испании будут ви¬
тать зловещие тени Филиппа Второго и Торквемады.
—	Филипп будет итальянского происхождения, а на заду
Торквемады, под штанами, окажется метка: «Сделано в Гер¬
мании», — смеясь, ответил Матраи.
Руис усмехнулся.
—	Вероятно, вы правы, генерал, но и это будет не самое
страшное.
—	По-моему, хуже трудно придумать! — возразил Зинн.
Руис покачал головой.
415

—	Не кажется ли вам, что гораздо опасней для нас, испан¬
цев, и для всего мира, если окажется, что, потерев марку
«Сделано в Германии», вы вдруг обнаружите под нею нечто
совершенно неожиданное... — Он интригующе помолчал и за¬
кончил:'— «Сделано в Англии или в. Америке».
Послышалось несколько восклицаний,
—	А что, по-вашему, — продолжал Руис, — случайность,
что в первые же дни мятежники захватили не Мурсию, не Ва¬
ленсию, не Каталонию и даже не Новую Кастилию с Мадри¬
дом, который им очень нужен? Нет, они заняли именно Анда¬
лузию, чтобы избавить от всяких случайностей рудники Рио-
Тинто и опереться спиною на скалу Гибралтара; именно
Галисию с Эль-Ферролем и Виго, чтобы иметь открытый
выход в Бискайю, куда хорошо знают дорогу английские
корабли?
Молча сидевший в уголке Арчибалд Крисс, высокий, ху¬
дой начальник связи, осторожно, сразу всеми пятью пальцами,
чтобы она не развалилась, вынул изо рта размахровившуюся
сигару.
—	К чорту такие разговоры, Руис!
—	Я не о таких англичанах, как ты, Арчи!
—	А таких, как я, миллионы!
—	Но этими миллионами командует несколько десятков
таких, которые владеют Рио-Тинто, и Тин-Беральд, и Альмо-
деной, и...
—	К чорту!
—	Вот об этом я и говорю, — сказал Руис.
Бела Варга, командир разведывательного эскадрона, ма¬
ленький, круглый и черный, с кудрявою гривой волос, отошел
от стола, за которым перерисовывал кроки.
Остановившись напротив Руиса, Варга расставил короткие
крепкие ноги и, держа на отлете дымящуюся сигару, громким
и хриплым, будто простуженным, голосом воскликнул:
—	К чорту в первую очередь всех негодяев всех нацио¬
нальностей, будь то венгры, англичане, кто угодно, — тех, кто
впился в тело испанского народа и сосет его кровь вме¬
сте с его собственными испанскими пиявками! Но пусть мне
•теперь членораздельно объяснят, почему нас держат в
резерве?
—	Нашу бригаду, Бела?
—	Нашу бригаду, Хименес! Нашу отличную бригаду!
Писавший за столом у окна начальник штаба, немец Люд¬
виг Энкель, искоса посмотрел на генерала, внимательно сле¬
дившего за спором своих офицеров.
—	Мне, ему, ему, — все более горячась, говорил Варга,
указывая коротким пальцем на окружающих офицеров, — Ис-
416

патаия дороже, чем всем этим типам из мадридских дворцов,
хотя мы и не испанцы!
Генерал поднялся из-за стола и, встав между Варгой
и Руисом, обнял обоих за плечи.
—	Весь вопрос именно в этом, — сказал он: — кому до¬
рога Испания.
Руис задумчиво произнес:
—	Да, в этом все дело. Вы можете мне не поверить, но
родина еще никогда не была мне так дорога, как теперь, когда
я очутился с вами... Это даже странно.
—	Ничего странного,—сказал Матраи. — Разве наша си¬
ла не в железном единстве антифашистского фронта всех на¬
родов?
Медленно покачиваясь, Руис произнес:
—	Не знаю, была ли еще у какого-нибудь народа такая
трудная история? Пролил ли еще какой-нибудь народ столько
СЕоей крови, как испанцы, в слепом подчинении королям и
церкви? И вот теперь, когда народ впервые сам взялся за свою
историю, фашисты хотят перерезать ему глотку.
Рука Матраи легла на плечо поэта:
—	Сначала они должны будут перерезать глотки нам.
—	Вы говорите об интернационалистах, генерал?
Маленькой, крепкой, как железо, рукой Матраи сжал пле¬
чо адъютанта:
—	Ру.ис, милый мой поэт! Я говорю и о нас, интернацио¬
налистах, и о вас, испанских патриотах. Мы — это значит
все честные люди, взявшиеся за оружие, чтобы помочь испан¬
скому народу отстоять свое право на такое государство, какое
он хочет иметь... Я хорошо понимаю, Руис: наши силы, всех
нас, собравшихся сюда с разных концов света, может быть,
и не так уж велики .по сравнению с силами самого испанского
народа. Flo он должен знать, и весь мир должен знать: мы
здесь для того, чтобы отстоять вашу испанскую свободу,
которая является частью кашей — венгерской, польской,
французской, болгарской, китайской свободы.
И, словно продолжая мысль Матраи, Зинн вполголоса
запел:
Франко и Гитлер, плох ваш расчет!
Мы защищаем испанский народ...
И офицеры дружным хором подхватили:
Все планы Франко
Мы впрах разрушим...
Вестовой подошел к Руису и шопотом что-то доложил.
27 Поджигатели
417

—	Пусть входит, — сказал Руис и негромко доложил ге¬
нералу: — Новый товарищ...
Матраи кивнул и направился к столу, за которым все с тою
же сосредоточенностью продолжал писать Энкель. Генерал
был на поло-рине пути к столу, когда дверь отворилась и в
комнату вошел Киш.
Матраи подбежал к нему, схватил за плечи, сильным дви¬
жением повернул к свету.
—	Не может быть?.. Михаэль!
Повидимому, свет лампы ослепил Киша после черноты ули¬
цы. Он снял очки и осторожно прикрыл пальцами глаза.
—	Поздравляю, генерал, — сказал Киш.
—	С чем?
—	Завтра вы выступаете!
Матраи радостно поднял стакан.
—	Друзья!..
Он ничего больше не сказал, только оглядел своих офице¬
ров и осушил стакан.
Варга и Руис чокнулись.
Энкель посмотрел из-под очков на генерала и, подумав,
стал аккуратно складывать разбросанные по столу бумаги. Че¬
рез полчаса дом погрузился в темноту.
После полуночи, как было условлено, Зинн зашел за Мат¬
раи, чтобы вместе обойти расположение бригады. Подойдя к
незавешенному о<кошку, Зинн заглянул в него, прежде чем
стукнуть в стекло. У стола все так же сидел Людвиг Энкель.
Его рука с пером все бегала по тетрадке. Это, конечно, была
не книжка .приказов, а личная тетрадь писателя Энкеля. В нее
он ежедневно, пользуясь каждой свободной минутой, записы¬
вал свои наблюдения для романа, над которым не переставал
работать ни при каких обстоятельствах, к добродушной зави¬
сти генерала.
Матраи сидел в дальнем углу, на походной койке, заки¬
нув руки за голову. Глаза его были за-крыты, брови насупле¬
ны. Когда Зинн осторожно стукнул в окошко, Матраи поднял
голову и посмотрел на зажатый в руке листок, потом вокруг
себя. Можно было сказать с уверенностью, что мысли его
вернулись* издалека. Он быстро встал и, надев фуражку,
вышел к Зинну. Стоя на крыльце, он достал бумажник
и бережно вложил в него листок, который все еще держал
в руке.
—	Мои только что вернулись из Беликов, — смущенно по¬
яснил он, словно было что-то стыдное в том, что он хотя бы
на короткое мгновенье отдался личному.
Зинн знал, что в Беликах, деревне на Полтавщине, Ма¬
траи, уезжая в Испанию, оставил на лето жену и дочь.
418

Они молча шагали по каменистой дороге. Сдержанный
вздох Матраи как бы дал Зинку понять, что с личным покон¬
чено...
Когда они вернулись в штаб, Энкель поднялся из-за сбо-
его стола и торжественно вручил генералу бланк депеши.
«К опия
Мадрид.
Центральному Комитету Коммунистической Партии
Испании. Товарищу Хозе Диас.
Трудящиеся Советского Союза выполняют лишь свой
долг, оказывая посильную помощь революционным массам
Испании. Они отдают себе отчет, что освобождение Испа¬
нии от гнета фашистских реакционеров не есть частное
дело испанцев, а — общее дело всего передового и про¬
грессив-ного человечества.
Братский привет!
И. Стали н».
Матраи дважды прочел текст. Помолчав, он обернулся к
Зинну и с сияющими глазами протянул ему депешу.
13
Монти отпустил таксомотор у министерства внутренних дел
и нырнул под арку Кинг-Чарлз-стрйт, чтобы кратчайшим путем
выйти к тому месту, где надеялся перехватить Флеминга. Он
знал, что Флеминг всегда проходит вдоль решетки Сент-
Джеймекого парка. Место казалось Монти удобным, чтобы по¬
говорить с проклятым упрямцем, чье влияние на Бена прояви¬
лось вдруг с такою силой. Кто бы мот думать, что все советы
Маргрет будут так легко забыты Беном и ни одно обещание,
из данных им Монтегю, не будет исполнено под влиянием на¬
шептываний какого-то чинуши, неизвестно откуда взявшегося.
Впрочем, тут Монти кривил душой. Он отлично знал, что мис¬
тер Флеминг как бы заимообразно дан военным министер¬
ством министерству иностранных дед на время работы Коми¬
тета по невмешательству. Попытки Маргрет уговорить
мужа отказаться от Флеминга наталкивались на сопротивле¬
ние Бена. Монти не хуже самого Бена знал причину его упрям¬
ства. Флеминг был на редкость расторопный человек. Ему бы¬
ло далеко за сорок, и вообще это был вполне солидный муж¬
чина, имеющий за спиною два тома научных трудов о бабоч¬
ках Новой Гвинеи. Когда стало известно, что секретарь коми¬
27*
419

тета — энтомолог, Монти решил, что, купив ему сачок и ко¬
робку для собирания бабочек, он овладеет душою и телом про¬
стака. Но простак оказался вовсе не так прост. Отличный зна¬
ток канцелярских порядков, Флеминг сразу же завоевал под¬
ступы к сердцу председателя тем, что содержал делопроизвод¬
ство комитета в идеальном! порядке. Любая оправка могла
быть получена в течение нескольких минут; стенографические
отчеты заседаний, аккуратно отпечатанные и изящно перепле¬
тенные, быстро рассылались послам — членам комитета. Бен
блаженно улыбался, выслушивая комплименты. Но и это удо¬
вольствие было сущим пустяком по сравнению с тою пользой,
какую Флеминг приносил, в процессе самих заседаний комите¬
та. Привыкнув улавливать подаваемые шопотом советы се¬
кретаря, Бен обнаружил неожиданную для всех способность
принимать решения, не съездив домой.
Именно это-то и противоречило планам Монтегю. Помимо
того, что Монтегю удалось задешево купить в Испании участок
с богатыми запасами олова, он еще взял на себя проведение
очень выгодной операции с переотправкой- франкистам боль¬
шой партии оружия из Гамбурга. Способ доставки в Испанию
оружия, рассказанный ему Маргрет, оказался великолепным.
Два парохода уже были «конфискованы» Франко.
Наведя справки о Флеминге, Монти с достоверностью уста¬
новил, что никаких доходов, кроме министерского жалованья,
у того не было. Жалованья ему могло хватать на самую
скромную жизнь. Научная работа энтомолога не давала Фле¬
мингу ничего, — напротив, его сбережения ушли на издание
двух книг. Третья, по мнению Флеминга, самая ценная, до сих
пор не была опубликована. Одновременно Монтегю узнал и
то, что именно издание работы с Troides (ornithoptera) me-
ridionalis Rothsch является своего рода навязчивой идеей чи-
новника-энтомолога. На этом-то пункте Монти и решил по¬
строить свою атаку: он поможет Флемингу издать книгу, потом
подсунет ему пакет второсортных испанских бумаг — и Фле¬
минг" будет у него в руках, а с Флемингом и Комитет по
невмешательству...
А ничего не подозревавший объект его происков, мистер
Флеминг, размеренным шагом шел вдоль ограды Сент-Джейм-
ского парка. Мелкий дождь шуршал по его раскрытому зонти¬
ку. Скатывавшиеся на спину капли собирались в струйки и
стекали по плащу на брюки. Но мистер Флеминг не думал ни
о дожде, ни о намокших брюках. Его мысли были далеко.
Они витали в насыщенных парной духотой зарослях Новой
Гвинеи, где он провел лучшие годы жизни и собрал коллек¬
цию бабочек, доставившую ему звание корреспондента Коро¬
420

левского общества. Взгляд его машииалы-ю скользил по дере¬
вьям по ту сторону ограды, но вместо их серых, уже наполо¬
вину оголенных ветвей перед его умственным взором проплы¬
вала густая зелень далекого острова. В этот цолуч-ас между
вокзалом и министерством, еще принадлежавший ему, он имел
право отдаться тому, что было подлинным смыслом его суще¬
ствования на протяжении последних лет, — мечте об аклима-
тизации на Британских островах великолепной гвинейской
бабочки. Флеминг искренно полагал, что- появление огромной
черно-зеленой красавицы в садах Англии было бы собы¬
тием.
По мере того как за сеткой дождя вырисовывались конту¬
ры правительственных зданий, служебные мысли начинали
вклиниваться в приятные размышления о бабочках. И, раз уже
переключившись на мысли о службе, Флеминг не возвращал¬
ся к бабочкам. Он был исполнительный чиновник и старатель¬
но относился ко всякому делу, порученному ему начальни¬
ками.
Попав недавно в комитет, Флеминг без труда понял, что
истинной целью представленных в нем правительств, кроме
советского, является такое ведение дел, которое не мешало бы
генералу Франко одержать победу над республикой. Фран¬
ция и Англия не составляли исключения, несмотря на все да¬
вление, какое массы этих стран оказывали на свои прави¬
тельства.
Все это быстро стало ясно Флемингу. Стало ему ясно и
то, что в отношении Испанской республики все это было дей¬
ствительно вопиющей несправедливостью. Но ведь его посла¬
ли сюда вовсе не для того, чтобы бороться за справедливость.
Его обязанностью было создать порядок в громоздкой канце¬
лярии комитета. И только. Даже если бы в душе его шевель¬
нулось желание чем-нибудь помочь республиканцам, он лег¬
ко подавил бы его. Впутываться в дела, которые его не каса¬
лись, — за испанцев или против них, — значило рисковать
служебной карьерой, а следовательно, и возможностью хотя
бы приватно заниматься бабочками...
Монти поймал мистера' Флеминга уже совсем недалеко от
подъезда. Ему пришлось даже сделать несколько быстрых
движений, чтобы пересечь Флемингу дорогу. Монти радостно
хлопнул себя по лбу, словно неожиданное появление Флемин¬
га заставило его кое-что вспомнить.
—	Как кстати я вас встретил!
Флеминг с равнодушным видом складывал зонтик.
—	Да, это чрезвычайно удачно! — повторил Монти. —
Кто-то говорил, будто вы занимались в колониях чем-то та¬
421

ким... — Монти щелкнул пальцами, вспоминая ускользнув¬
шее слово: — Энтомологией, о!
—	Совершенно верно! — Флеминг с недоумением посмот¬
рел на Монти: не думает же он, что бабочек можно разво¬
дить с целью дохода?!
—	У вас есть труды по этой части? — спросил Монти.
—	Да.
—	Я имею в виду неизданные труды.
—	Да.
—	Я начинаю издательское дело... такая, знаете ли, серий:
«Богатства фауны Британской империи».
В глазах Флеминга снова загорелся свет, погасший при
приближении к служебному порогу.
—	Да?
—	Мы можем купить вашу рукопись! Вы слышите: мы по¬
купаем ваш труд, мы платим деньги!
— Это интересно, — рассеянно произнес Флеминг.
Монти удивленно посмотрел на него. Он в первый раз в
жизни видел человека, который при слове «деньги» думал о
чем-то другом. Теряя терпение, он сказал:
—	Несите вашу рукопись — и завтра же чек!
—	Да, да... Это очень интересно.
Флеминг приподнял шляпу и исчез в подъезде.
Завернув за угол, Монти остановился. Совершенно новая
>идея пришла ему на ум: чек Флемингу он, конечно, выпишет
завтра же, но рукопись... да, рукопись он не станет печатать:
он ее законсервирует. Это будет отличный способ воздейство¬
вать на Флеминга! Может быть, даже не понадобится дарить
ему испанские бумаги.
14
Один из добровольцев, здоровый, крепкий детина, лежавший
слева от Даррака, с интересом, в котором сквозило легкое
презрение, следил за тем, как Даррак в третий раз принимал¬
ся устраивать себе прикрытие. Француз делал это, подтягивая
к себе кирпичи и аккуратно складывая их в дыре, пробитой в
стене снарядом.
—	Послушай, Луи, — сказал доброволец, — ты, верно, во¬
ображаешь, что это коробки с шоколадом?
Добровольца звали Айком Стилом. Он был американцем,
строительным рабочим. Не было ничего мудреного в том, что
он лучше скрипача знал, как нужно обращаться с кирпичом.
Айк боком подполз к Дарраку и, сдвинув вместе два боль¬
ших обломка стены, устроил надежный бруствер.
—	Можно подумать, что вы занимались этим всю жизнь,—
вежливо проговорил Даррак.
422

—	Отец мне всегда толковал, что никакая наука не пропа¬
дет даром. А этому я научился двадцать лет назад, когда нас
приволокли в Европу такими же цыплятами, как ты сейчас.
Вот и выходит, что мой старик был прав...
Гулкий удар мины под самою стеной заглушил конец фра-,
зы Стила. Все прижались к полу.
Стил стряхнул с себя осыпавшуюся со стены известку.
—	Все это было бы пустяками, если бы эти мародеры не
стреляли по н.ас из американских минометов!
—	Хорошо, если бы только из минометов... — проворчал
кто-то рядом. — Говорят, у них все иностранное: от пушек до
рубашек. А раз так, наверно, уж не дали маху ни ваши аме¬
риканские, ни какие-нибудь другие торгаши.
Даррак молча слушал, глядя поверх бруствера на небо, на
видневшиеся впереди деревья Каса дель Кампо и на развали¬
ны домов между этими деревьями и тем строением, которое
занимала их собственная рота.
Вероятно, еще недавно тут помещалась факультетская биб¬
лиотека. Вороха книг с шорохом и стуком сыпались за спина¬
ми бойцов при каждом близком разрыве. Шкафы раз,валива-’
лись от сотрясения; ни в одном из них давно не было стекол.
—	Мир — удивительная штука, — сказал англичанин
Крисс. — Идет оживленная торговля всем, чем можно: на
американские деньги покупают немецкое оружие для франки¬
стов; французы делают к этим пушкам снаряды, чтобы стре¬
лять в нас же, французов.
—	Уж это ты брось, — послышался голос эльзасца Лора¬
на, — французы не станут делать снаряды для этой сволочи!
Стил протяжно свистнул.
—	Чем французский фабрикант лучше нашего? Одна шай¬
ка. Одна во всем свете. Особенно эти, которые делают оружие!
—	Только не французы, — упрямо заявил из своего угла
Лоран.
—	Да что они тебе дались, словно у тебя самого оружей¬
ная фабрика! — со смехом крикнул боец, устраивавший себе
ложе из книг.
—	Честное* слово, Лоран, ты меня удивляешь, —терпеливо
оказал Стил. — Ты что, приехал сюда как адвокат фашистов?
—	Я приехал, чтобы еще раз набить морду бошам. Вот и
все, — сказал Лоран.
—	Тогда тебе предстоит еще очень многое понять. Но ты не...'
—	Да ты не отчаивайся, Лоран, — со смехом перебил но¬
вый боец, — тут ты все скоро поймешь. Ребята из разведки го¬
ворили, что вчера напоролись на склад снарядов у батареи
башибузуков. Снаряды имели клеймо Шнейдера.
423

—	Крезо? — недоверчиво спросил Лоран.
—	А то какого же?
Лоран все еще недоверчиво покачивал головой:
—	К немецким пушкам?..
—	По маленькому открытию каждый день... — начал Стил.
—	...и ты уедешь отсюда профессором, — закончил другой
боец.
—	Хотел бы я знать, — в раздумье произнес Лоран,—ка¬
кого чорта они тянут там, в Комитете по невмешательству.
—	Он для того и создан, чтобы тянуть,—вставил замеча¬
ние Даррак.
—	Ты был там? — насмешливо спросил Лоран. — А я был
в Париже, когда Блюм предложил его, это самое невмеша¬
тельство. У него были честные намерения.
—	Как у всякой шлюхи, — сказал Стил.
—	Но, но! Блюм все-таки наш социалист.
—	Банкирский сынок-то? -Знаем мы этих социалистов.
Вроде лейбористов из лордов... Знаем, — веско проговорил ан¬
гличанин, до сих пор слушавший молча. — Скажи, дружи¬
ще, сам ты кто, из рабочих?
—	А то кто же, — обиженно ответил Лоран, — же¬
стянщик я и, говорят, не из последних... Только не везет мне
в жизни, давно сижу без работы.
—	Не по пути тебе с Блюмом, товарищ, послушай лучше
коммунистов,--сказал Крисс.
Новый разрыв заглушил ответ Лорана. Это уже была не
мина. Снаряд разорвался, ударившись в стену следующего
дома.
—	Наше счастье, что они стреляют, как сапожники. А то
с их запасом снарядов...
Звук резкий, свистящий и очень быстро удаляющийся
снова пронизал пространство. Так же мгновенно, как возник,
он разрешился хлещущим, отрывистым ударом разрыва где-
то сзади.
—	Удивительно, — сказал Стил. — К этому Бремени они
обычно уже стелют кроватки для послеобеденного отдыха, а
тут... Они что-нибудь затевают!
Огонь фашистов усиливался. Над головами бойцов снова и
снова слышался скрипучий, вибрирующий свист пролетавших
снарядов.
—	Двухсотдесятимиллиметровки, — сказал Стил.
Остальные молчали, инстинктивно склонив головы. Почти
все они прежде были солдатами. Их нельзя было удивить ору¬
дийным обстрелом, но то, что начиналось сегодня, происходило
тут в первый раз. В пролом стены, за спинами бойцов, было
424

видно, как на склоне холм-a, где расположились резервы
интернациональной бригады, дым'ные облачка разрывов слива¬
лись в сплошную тучу. Она меняла окраску, шевелилась, как
живое существо, то вспухая, то брызжа в стороны длинными
черными лучами, то выбрасывая вверх стремительные фонта¬
ны желтого или белого дыма. Пламя пронизывало тучу
то золотистыми стрелами, то языками — красными и яркими,
как ленты начищенной меди...
Даррак вадел такое впервые, Так же, как и Лоран.
Тяжелый снаряд, пронизав угол дома, обдал всех дождем
кирпичных обломков. Обгоняя их, истерически завизжали
осколки снаряда. Один из них со скрежетом царапнул стену
над Дарраком и врезался в паркет, торчком, как матросская
свайка. Он еще дрожал и гудел подобно камертону, когда
Даррак с любопытством потянулся к нему, но под общий смех
бойцов тотчас испуганно отдернул руку—рваные края оскол¬
ка обожгли ему пальцы, как зубья раскаленной пилы.
—	Когда такая штука попадает в человека, она распары¬
вает его, как мешок с требухой, — проворчал кто-то.
Даррак с недоверием посмотрел на осколок. Он был не бо¬
лее трех-четьгрех дюймов в длину. Но его зазубренные края
действительно выглядели зловеще.
—	Да, — сказал Стил, — представить себе это может или
тот, кто тут побывал, или сумасшедший.
—	Эти могут все, — рассмеялся кто-то.
—	Мы с вами, ребята, тоже можем все,—уверенно сказал
Стил. — Ну-ка, скажите мне, чего мы не можем?
—	Знать, для какого чорта они затеяли сегодня эту ку¬
терьму.
—	Небось, Матраи уже догадался.
—	Это зерно, — отозвалось сразу несколько бойцов.—Наш
генерал наверняка уже знает все,	что нужно!
—	Я проторчал в окопах всю	ту войну,—задумчиво	про¬
говорил пожилой боец, — но, убейте меня, не видел	такого	ге¬
нерала. Да и не думал, что такие	бывают.
—	Говорят, в России...
—	В России!.. Мало ли что есть в России и чего мы нико¬
гда не увидим!
—	А может быть, и увидим, а? — мечтательно проговорил
боец помоложе. — За что же мы сейчас и воюем, как -не за то,
чтобы увидеть, наконец, то же, что увидели русские?
—	Пожалуй, — согласился пожилой боец. — Ты оказал
именно то, что я не знал, как выразить.
Даррак закрыл глаза и прижался лбом к прикладу винтов¬
ки, лежащей на бруствере. Он, кажется, понемногу привыкал
425

ко всему: к жужжанию пуль, к улюлюканью снарядов, к бес¬
соннице, к грязи, -даже к тому, что он давно уже не видел
свою, оставленную в ротном обозе скрипку. Он привык даже
к тому, что его пальцы, длинные, тонкие пальцы скрипача, бы¬
ли черны от многодневной грязи и покрыты ссадинами. Ему
казалось, что- он привык уже ко всему. Ко всему, кроме одно¬
го- он не мог привыкнуть к раненым. Да, это было, пожалуй,
единственным, к чему еще не мог тут привыкнуть Даррак.
Послышался голос Стила:
—	Мы должны с этим покончить.
—	Чтобы покончить с этим, нужно покончить с Германи¬
ей, — непримиримо крикнул Лоран.
—	Милитаризм — это не только Германия, — сказал Стил.
—	Но сегодня его зовут «Германия»!
—	Я вам окажу, ребята, — проговорил Крисс: — наши
британские лорды в этом отношении немногим лучше нем¬
цев.
—	И американские «короли» и их прихлебатели!
—	Пожалуй.
—	А французы, те и вовсе.
—	Может быть, это и так, — возразил Стил, — но во всех
этих странах еще есть и люди, способные протестовать и бо¬
роться против того, что их делает пешками в этой проклятой
игре.
—	И они должны победить, непременно должны! — сказал
Даррак.
—	Кого? — спросил: кто-то.
—	Фашистов.
—	Этого мало. Победить нужно не только фашистов, а
войну. Войну как таковую, чорт ее побери! А для этого нужно
свернуть шею хозяевам фашистов, — тем, кто стоит за фаши¬
стами!
—	Ради этого мы и здесь, — снова сказал Стил.
—	И попомните мое слово, ребята, — сказал англичанин, —
драться нам придется не только здесь!
—	Верно, Крисс, — со спокойным кивком подтвердил
Стил. — Здесь, в Испании, мы даем первый открытый бой
всей международной шайке. А когда-нибудь, — ив его го*
лосе послышалась мечтательность, — соберемся опять вме¬
сте, все, всей бригадой, но тогда в ней будет уже не десять
тысяч, а десять миллионов штьиков, и окончательно загоним
в могилу всю шайку...
—	Хватит! — испуганно сказал Лоран.
—	С тебя уже хватит! Вот блюмовская школа! — насмеш¬
ливо произнес американец. — Нет, эльзасец, когда мы покон¬
426

чим с этим здесь, нам придется еще немало драться. Может
быть, даже у себя дома.
—	Со своими? — спросил Лоран.
—	Иначе их не приведешь в чувство1, — сказал Крисс.
—	Ты прав, — сказал Стил, — настолько-то мы с тобою
знаем собственных сволочей.
—	Эй, эй, гляньте-ка, ребята! — крикнул пожилой боец.
Он высунулся было в окно, но пули франкистов тотчас за¬
ставили его отползти обратно. Следом за ним и все стали
смотреть на небо, которое было хорошо видно в дыру, зияв¬
шую на месте стеклянного купола библиотеки.
—	Проклятое воронье, — сердито проговорил пожилой бо¬
ец. — Всегда так, десять на одного... Заклюют!
—	Не заклюют! — сказал молодой. — Смотри, как он дает
им жару.
Истребитель с республиканскими знаками на крыльях от¬
бивался от десятка насевших на него итальянских «Фиатов».
Он уже сбил одного; второй, дымя, поспешно уходил в свое
расположение. Но силы были слишком неравны. Дело кончи¬
лось тем, что республиканский самолет загорелся, волчком за¬
вертелся в воздухе, начал штопорить. Вот от него отделился
падающий летчик. Через несколько секунд над его фигуркой
брызнула струя белого шелка, а еще через мгновенье раскрыл¬
ся парашют.
Затаив дыхание, бойцы следили за тем, как ветер несет
летчика к зданиям Университетского городка. Им казалось,
что летчик упадет прямо на железные стропила разбитого
купол а б иб л поте к и.
Но случилось нечто худшее: летчик упал между позициями
своих и франкистов. Из окопов фашистов тотчас поднялся бе¬
шеный пулеметный огонь. Они стреляли со всех точек, с кото¬
рых могли достать до места падения летчика свинцовыми
струями своих пулеметов.
Потом между летчиком и франкистской- позицией разорва¬
лось несколько ручных гранат. Но они до него не долетали.
—	Его счастье, — с облегчением проговорил пожилой бо¬
ец. — Ночью ему удастся переползти к нам.
—	До ночи они добьют его из минометов, — заметил Дар¬
рак.
—	Так или иначе, они до него доберутся, — сказал моло¬
дой боец. — А впрочем... впрочем, мы им не дадим. Верно, ре¬
бята?
—	Что ты хочешь сделать?
—	Мы должны его вытащить.
Стил в сомнении покачал головой:
427

•— ‘Разве только когда стемнеет.
—	Я об этом и говорю, — подтвердил молодой.
—	Верно, друг, — согласился Крисс. — Как только стем¬
неет, мы должны его вытащить.
—	Непременно вытащим! — послышалось несколько голо¬
сов.
Стил согнул из железного' листа нечто вроде рупора, чтобы
предупредить летчика. С ним пробовали заговорить на всех
языках, какие были известны бойцам, но он не откликнулся
ни ка один.
Последним сделал попытку окликнуть Летчика Лоран.
—	Поговори-ка с по-немецки, — предложил кто-то.
К всеобщему удивлению, летчик на этот раз действительно
отозвался. Он оказался чехом.
Повидимому, франкисты разгадали намерение республикан¬
цев. Через короткий промежуток времени из их окопа послы¬
шалась немецкая речь. Франкисты обратились к летчику с
предложением выбирать: с наступлением темноты переползти
к ним или быть сожженным из огнемета, который сейчас бу¬
дет доставлен в франкистский окоп.
Добровольцы молча переглянулись'..-.
Сумерки сгущались.
В неприятельском окопе было заметно движение. Вскоре от¬
туда крикнули на испанском и немецком языках, что немецкие
огнеметчики прибыли, огнемет установлен.
—	Что делать? — спросил пожилой доброволец.:— Не мо¬
жем же мы им позволить сжечь этого парня... Послушай, Ло¬
ран, крикни, чтобы он попробовал» переползти поближе к.нам.
—	Не нужно!—Стил остановил Лорана.— Еще слишком
светло. Скажи ему только, что мы постараемся ему помочь.
Некоторое время летчик молчал. Потом удалось с трудом
разобрать его ответ: он ранен в ногу, он не может двигаться.
—	Ранен в ногу? — сказал пожилой боец. — Ну что же,
придется его оттуда вынести.
Стил оглядел небо. На его потемневшем фоне разрывы
снарядов становились все ярче.
—	Через полчаса будет темно!—сказал Стил, и все поня¬
ли, что это значит: через полчаса они должны спасти чеха.
Переползая от простенка к простенку, Стил перебрался в
соседнюю комнату, где находился командир роты. Посовето¬
вавшись, они вызвали по телефону батальон и сообщили о по¬
ложении летчика. Через пять минут из батальона позвонили ц
сообщили, что точно засекли огнемет. Командир батальона
обещал ров-но через полчаса выпустить по нему из своей
428

единственной пушки пяток снарядо-в. Большего он обещать
не мог.
С этой вестью Стил вернулся к своим. Пулеметчики дали
несколько коротких пристрелочных очередей, чтобы попытать¬
ся, когда наступит момент, заткнуть глотку пулеметам фран¬
кистов. Стрелки приладили винтовки. Каждый выбирал себе
точку поприметней, чтобы не тратить зря патронов, когда ста¬
нет темно.
В библиотеке воцарилась тишина.
Затихли и фашисты.
Однако они молчали не долго. Вскоре послышался глухой
выкрик их мегафона:
—	Эгей, летчик! Даем тебе пять минут, чгобы собраться
в дорогу... либо к нам, либо на тот свет.
Как бы для придания веса своим словам, немцы выбросили
короткую струю, мгновенно воспламенившую несколько сре¬
занных снарядами пней между позициями. О.ни сгорели бы¬
стро и ярко, как ракеты.
Даррак еще никогда не видел действия огнемета.
—	Боже мой! — вырвалось у него.
—	А ты думал шутки? — усмехнулся пожилой солдат.
—	Вот мерзавцы, — пробормотал Лоран. — Какие мерзав¬
цы, о господи!
Стил посмотрел на часы.
—	Придется поспешить.
Он послал бойцов позвонить командиру батальона, чтобы
вызвать огонь на огнеметную точку немцев не через полчаса,
как было условлено, а через пять минут.
—	По первому же выстрелу пушки начнем вылазку,—ска¬
зал Стил.
Глядя на опытных бойцов, Даррак тоже снял с себя лиш¬
нее снаряжение и примкнул штык. Но Стил сказал:
—	Это не для музыкантов.
Даррак промолчал, но по его взгляду Стил понял, что не
должен был этого говорить.
—	Я вовсе не хотел тебя обидеть. Мне просто жалко тебя...
именно как музыканта.
Даррак опять ничего не ответил и отвернулся.
—	Ладно, иди! — сказал Стил и подумал:	«Как	бы	не
пришлось вытаскивать двоих вместо одного».
Под прикрытием темноты и редкого, отвлекающего огня
своих стрелков участники вылазки спустились по стене. Ломая
ногти в кровь и раздирая ладони, Даррак сполз следом за дру¬
гими на груду битого кирпича. И странно, как только он
перестал чувствовать перед собою стену, отделявшую его от
429

противника и как бы заключавшую его в одну коробку с това¬
рищами, он сразу утратил то чувство беспомощности, которое
постоянно держало 5 его в тисках какой-то зависимости от
остальных.Темнота защищала его от взглядов более опытных
бойцов. Именно потому, что никто, кроме его собственной со¬
вести, не контролировал сейчас его действий, он решил дей¬
ствовать так, как действовал бы на его месте самый опытный,
самый мужественный и сильный солдат. Больше всего ему хо¬
телось первым добраться до летчика, спасти его. Даррак не
думал о том, под силу ли ему это. Сейчас ему было под силу
то, ради чего он приехал в Испанию,—подвиг. Сейчас для
Даррака в незнакомом ему чешском летчике сосредоточилось
все: Испанская республика, силы антифашизма, победа над
Гитлером, Муссолини и Франко, победа над войной.
Невидимому, заподозрив в замеченном! движении интерна¬
ционалистов что-то более серьезное, чем спасение летчика,
франкисты открыли беглый огонь из ручного оружия. За
спинами Стила и его спутников, на том рубеже, который они
уже успели миновать, стали одна за другою глухо рваться
мины. Через одну-дв.е минуты высоко над их головами звон¬
ко разорвались первые шрапнели и послышался посвист раз¬
летающихся пуль.
Даррак полз, ничего не замечая, не думая ни о чем, кро¬
ме спасения чеха. Он в первый раз остановился и инстинктив¬
но прижался всем телом к земле только после близкого раз¬
рыва гранаты, когда на него посыпался дождь камней и ком
земли ударил ему в лицо.
Когда Дарраку показалось, что он уже должен был до¬
ползти до места, где лежал летчик, он поднял голову и огля¬
делся. Он обрадовался тому, что вспыхнувший в вышине
яркий свет ракеты позволил ему все увидеть. Но удар по кас¬
ке заставил его снова прижаться к земле. Послышался серди¬
тый голос Стила:
—	Молодец, Луи, но не сходи с ума!
И Даррак понял, что взводный все время был рядом с
ним. Но теперь он не испытывал неловкости от этого сосед¬
ства. Только еще большая уверенность в своих силах овла¬
дела им.
—	Я не вижу чеха, — сказал он Стилу.
—	Вперед и вправо... метров пять. Только осторожно, ко¬
гда ракета будет уже у земли.
Даррак посмотрел в указанном направлении, но ничего не
увидел. PI он понял, что одному ему ничего не удастся сде¬
лать. Как только ракета погасла, он снова услышал голос
Стила:
430

—	Давай за мной!
Отчаянно работая локтями, Даррак пополз за едва раз¬
личимым в темноте Стилом.
Через минуту они оба лежали в воронке рядом с летчиком.
—	Меня зовут Купка... Ярош Куика, — сказал чех.
15
Сидя в автомобиле, присланном из резиденции Чан Кай-
ши, Шверер торопливо перебирал в уме события последних
недель. Он еще раз пытался найти тот единственный верный
ход, который бы мог спасти игру, проигранную им в Китае.
Несмотря на совет Паркера, несмотря на то, что знакомство
с китайской литературой и каждый новый шаг в этой стране
убеждали его в неприменимости топорного немецкого мышле¬
ния к жизни здесь, Шверер никак не мог заставить себя по¬
верить тому, что его выводы, составленные по всем правилам
немецкой логики, никуда не годятся.
Было противно сознавать, что ничего не понимающий в
современном военном искусстве и ленивый Янь Ши-фан мог
поставить его в столь унизительное положение. Не сказав ни
одного резкого слова, даже, скорее, наговорив ему компли¬
ментов, он все же дал понять Швереру, что тот — неисправи¬
мый тупица и похож на слона, попавшего в фарфоровую лавку.
Кончилось тем, что Шверер решил использовать совет
Паркера и написал мадам Чан Кай-ши, прося свидания. Ви¬
зит был назначен. Он ехал к ней.
Автомобиль остановился у резиденции главного .разбойни¬
ка, как Шверер называл Чан Кай-ши. Пока Сун Хо-шин от¬
ворял дверцу автомобиля, Шверер успел • оглядеть дом. Его
поразило великолепное сияние бирюзовых изразцов крыши. Го¬
лубизна глазури казалась столь естественным продолжени¬
ем неба, что, войдя в холл, Шверер невольно взглянул вверх,—
царивший в холле полумрак был неожиданным. Не ме¬
нее удивительным показалось и внутреннее убранство дома.
Два мира, столь не похо-жих друг на друга, сошлись тут вплот¬
ную. Тяжеловесная старомодность китайского быта смеша¬
лась с ультрасовременным комфортом. Чья-то рука соединила
их в пропорциях, создавших впечатление органической цело¬
стности этих разных миров. Это было удивительно. Шверер
заранее проникся почтением к искусству той, чья рука хозяй¬
ничала здесь.
Китаец в строгом черном костюме лондонского дипломата
долго занимал Шверера разговором, прежде чем отворилась
дверь и ему предложили войти.
431

Шверер никогда прежде не видел жены главнокомандую¬
щего, но если правда все, что ему рассказывал Паркер, то
эти глаза, окинувшие Шверера таким жестким оценивающим
взглядом и тотчас же с поразительной естественностью об¬
лившие его луча,ми мягкой приветливости, могли принадле¬
жать только госпоже Чан Кай-ши. Шверера поразила ее внеш¬
ность. Он думал увидеть молодящуюся, утомленную интри¬
гами и своеволием старуху, а перед ним предстала женщина,
полная грациозной женственности, с необыкновенно подвиж¬
ным лицом.
Хозяйка быстро пресекла попытки Шверера заговорить о
том, ради чего он приехал. Она овладела тонкой нитью бе¬
седы и разматывала ее клубок, как ей хотелось. Ее тон был
дружески ласков: несколько раз она даже дотронулась до
колена Шверера пальцем с остро отточенным миндалевидным
ногтем.
Шверер все больше выпячивал грудь, совершенно забыв,
что ка нем не генеральский мундир, а скромная черная ви¬
зитка, Напрасно пытался он отвести от себя захлестывавший
его поток любезностей и комплиментов. Дама все говорила и
говорила. Подали чай, а запас ее слов все еще казался неис¬
черпаемым.
Но вот был окончен и чай. Хозяйка ни словом не обмол¬
вилась ни об интересовавшем Шверера деле, ни о том, что
визит окончен. Но по новому, совершенно неожиданному, по
несходству с прежним, выражению, которое промелькнуло у
нее в глазах, Шверер понял, что ему остается одно — под¬
няться. Он встал и откланялся. Удаляясь, он почти физи¬
чески ощущал на спине взгляд хозяйки. Если бы он в этот
момент оглянулся, то понял бы, что ему лучше всего подобру-
поздорову убраться с пути этой женщины.
В холле Шверер столкнулся с Паркером.
—	Ага! Послушались-таки моего совета! — крикнул аме¬
риканец.
Но, повидимому, при всем желании Шверера сохранить
достоинство, его лицо достаточно ясно говорило об оконча¬
тельном поражении. Паркер рассмеялся и, сделав привет¬
ственный жест, прошел во внутренние комнаты. Он держался
тут, как свой человек.
Около автомобиля, придерживая отворенную дверцу,
стоял Сун Хо-шин. Глаза его были опущены и лицо бесстраст¬
но, Всякий, кто взглянул бы на маленького слугу, тотчас ре¬
шил бы, что того не занимает сейчас ничто, кроме желания
помочь генералу сесть в автомобиль. Впрочем, такая догадка
была бы, пожалуй, и верна: поручику Харада предстояло за¬
432

хлопнуть дверцу за немецким советником, раз и навсегда по¬
кидающим штаб Чан Кай-ши.
Предположение, что он чем-то мешает тут не только аме¬
риканцам, но и японцам, не приходило в голову генералу
Швереру. Но зато он подумал о другом: не вызван ли его
отъезд происками именно этого американца?
И тут он был близок к истине.
Если бы генерал Шверер был способен более глубоко
анализировать события, он понял бы, что тут дело вовсе не
в личной -антипатии к нему этого краснолицего американца,
который, кстати говоря, решительно ничего не имел против
самого Шверера. Паркер выполнял задание своих началь¬
ников, ведших большую и сложную игру не только в Евро¬
пе, но и в Азии. А они считали, что пришло время подумать
об изгнании из Китая всех иных потенциальных завоевателей
и продавцов, кроме самих янки.
Шверер был одной из незаметных жертв этой новой фазы
сложной игры мистера Ванденгейма, который ради завоева¬
ния в будущем китайского рынка считал необходимым по¬
мочь Чан Кай-ши не чужими немецкими руками, а своими
собственными американскими долларами.
16
Гаусс ничего не имел против штатской одежды, когда
видел ее на другом. Но в применении к самому себе он испы¬
тывал к партикулярному платью чувство более острое,
чем презрение. Ведь в конце концов вполне порядоч¬
ным можно считать только того, на ком мундир немецкого
офицера!
Даже в стране со столь дурно организованным тылом, как
Испания, соображения безопасности не могли заставить его
снять мундир, как он не снял бы его, отправляясь в любую
из немецких колоний. К сожалению, этих колоний пока не
было... Единственное, на что он пошел, уступая прось¬
бам дипломатов не привлекать взоров много-численных ино¬
странных журналистов во франкистском! тылу, — надел поверх
мундира штатское пальто. Впрочем, монокль в глазу, спина,
как в корсете, и окружающая Гаусса свора непрерывно щел¬
кающих каблуками «штатских» субъектов не могли бы об¬
мануть даже самого недогадливого журналиста.
Хотя Гаусс и приехал сюда с правом командовать и рас¬
поряжаться, он не хотел, до времени, принимать участие в
военных решениях франкистов. Он не раз внутренне усмехал¬
ся, читая распоряжения испанских генералов. Миновав Бур-
28 Поджигатели
433

гое, он из Виго приехал прямо в Сеговию, на участок гене¬
рала Мола, руководившего операцией по наступлению на
Мадрид с севера. По расчетам Мола, падение Мадрида дол¬
жно было произойти к 7 ноября.
Операция развивалась для франкистов успешно. Уже бы¬
ли взяты Вальдеморо, Торрехон, Пинто. Уже несколько дней
шли бои в Карабанчеле и в Университетском городке, кото¬
рые можно было считать боями в самом Мадриде. Француз¬
ский мост уже несколько раз переходил из рук в руки; марок¬
канцы однажды перешли на восточную сторону Галисийского
моста, к самому Северному вокзалу. Падение республикан¬
ской столицы казалось вопросом нескольких дней. На 7 но¬
ября был разработан церемониал вступления франкистов
в Мадрид. Мола должен был въехать на Пуэрта дель Соль на
белом коне и произнести самую короткую и самую вырази¬
тельную речь, какую когда-либо произносил победитель:
«Я здесь».
Столица была обещана марокканцам и Иностранному ле¬
гиону на три дня. На запертых дверях домов представителей
пятой колонны уже появились охранные грамоты многочис¬
ленных иностранных посольств и консульств. З’а закрытыми
ставнями этих домов готовились флаги и букеты для встре¬
чи победителей.
Перед радиоагитаторами политической службы франки¬
стов росли вороха иностранных газет, соревнующихся в пред¬
сказании часа вступления франкистов в Мадрид. Исключе¬
ния не составляла и французская пресса. И не только реакци¬
онная. Французские социалисты во главе с Блюмом вторили
крайним правым, даже опережали их в изобретении способов
удушения Испанской республики. Английская пресса, всегда
славившаяся пронырливостью, давала сообщения из автори¬
тетных источников о том, что Мадрид падет уже пятого, но
официальный въезд Мола состоится седьмого.
Цена всем этим предсказаниям была равна нулю. Если бы
правительство Испанской республики подняло голос, весь
мир, мир простых людей, миллионами глаз вглядывавшихся
в строки телеграмм, понял бы, что победный шум франки¬
стов рассчитан главным образом на тех, чьи биржевые де¬
ла зависят от успехов «каудильо». Но правительство Ларго
Кабальеро хранило молчание.
Какое значение могла иметь, на взгляд европейской реак¬
ции, решимость патриотов оставаться на месте и защищать
обреченный город?! Призыв вождя компартии Испании Хосе
Диаса драться за Мадрид до последней капли крови?! Пла¬
менные речи Пассионарии?!
434

К^рсы испанских бумаг на биржах Парижа и Лондона
ползли вверх.
...Гаусс сожалел, что массив гигантского парка Каса дель
Кампо делает невозможным визуальное наблюдение за наи¬
более интересующим его участком. Гаусс уже дважды менял
наблюдательный пункт. Он счел себя вправе пренебречь все¬
ми предостережениями адъютантов и, вместо того чтобы бо-
зиться с картами в кабинете, самому влезть на колокольню.
Это еще не был тот фронт, где рвутся снаряды и свистят пу¬
ли, — на таком фронте он не был никогда в жизни и, веро¬
ятно, не побывает. Но все же это была полоса, откуда отчет¬
ливо слышались залпы батарей и видны были разрывы снаря¬
дов и клубки шрапнелей.
Гаусс приказал дать разведсводку со схемой расположе¬
ния противника.
Он посмотрел на карту. Его интересовало, какие рес¬
публиканские части обороняют район парка и Университет¬
ского городка. Там значилась интерн анион а ль и а я брига¬
да. Своим правым флангом она примыкала к группе анар¬
хистов.
—	А ПОУМ?.. Где милщия ПОУМ? — воскликнул Гаусс.
Зто было сказано таким недовольным тоном, словно сто¬
явшие рядом с ним офицеры распоряжались дислоцированием
частей и по ту сторону фронта. Офицеры переглянулись, как
бы спрашивая: «Кто из нас допустил такую грубую ошибку, что
ни один участок республиканского фронта не был занят ми¬
лиционерами Нина?»
Затянутым в перчатку пальцем Гаусс ткнул в то место, где
жирная красная черта, проведенная у края Каса дель Кампо,
обозначала расположение интернациональной бригады.
—	Эти наделают хлопот.
Пробежав всю линию фронта, палец остановился на пра¬
вой фланге франкистов.
—	Только идиоты могли ослабить этот фланг.
—	Тут у красных бригада Листера, она очень потрепа¬
на, — сказал Отто-.
Гаусс поднял палец так, точно хотел постучать по лбу
адъютанта.
—	Учись смотреть не только на номера частей, но и на
имена их командиров... Своих и вражеских!
Он повернулся и стал спускаться с колокольни.
Сквозь кожу перчатки Гаусс чувствовал холодную шеро¬
ховатость каменной стены. Он осторожно ступал со ступень¬
ки на ступеньку. Они были крутые и высокие, с обтертыми до
блеска краями.
28*
435

На середине лестницы генерал вдруг приостановился и,
не оборачиваясь, сказал Отто:
—	Сейчас же поезжай к тому из наших офицеров, кто
наблюдает за этими... — он нервно потер висок. — Одним
словом: на участках против интернациональной бригады и
этого, как его... Листера пустить в ход наши новые огнеметы.
Иначе там будет много хлопот!
Когда Отто уже повернулся было, чтобы' итти исполнять
приказание, генерал вдруг окликнул его:
*— Постой-ка! Скажи там, чтобы ни артиллерия, ни бом¬
бардировщики не вздумали повредить телефонную станцию
в Мадриде.
—	Слушаю-с.
Гаусс пожевал губами и, глядя в глаза адъютанту, до¬
бавил:
—	M-мм... Эти дураки там, у Мола, чего доброго, не по¬
нимают, что станция будет нужна им самим! — Он махнул
рукой и неожиданно сердито бросил: — Иди!
Гауссу показалось, будто в глазах Отто мелькнула усмеш¬
ка, хотя генерал и был уверен: здесь никто не знает, что
пакет акций Мадридской телефонной компа-нии, по дешевке
скупленных у испанцев, лежит у него в кармане. Он, нахму¬
рившись, нелрйязненно посмотрел в удаляющуюся спину адъю¬
танта и стал) осторожно, по-стариковски подрагивая колен¬
ками, опускаться с колокольни.
17
Цихауэр не был в бригаде с того самого дня, как она
прибыла в Мадрид. Он как будто даже забыл, что взял на
себя обязанности художника бригадной газеты, и целыми
сутками напролет бродил по Мадриду, жадно разглядывая
прекрасный город.
Чем дольше он бродил по улицам, тем больше убеждал¬
ся в том, что не имел никакого представления об испанской
культуре. Оказывалось, что сокровища Прадо, знакомые ему
по копиям и репродукциям и тщательно спрятанные теперь
республиканцами в подвалы от фашистских бомб, далеко не
исчерпывали испанского искусства в том величии, в каком
о-но, живое, встало теперь перед художником. Оно было
огромно и прекрасно! Ему казалось, что недостаточно всей жиз¬
ни, чтобы успеть впитать все богатства, открывавшиеся ему
в каждой таверне, в каждом дворце, в каждом камне мо¬
стовой. Сначала он боялся, что все это будет разрушено фа¬
шистскими бомбами прежде, чем он успеет увидеть. Но чем
436

дольше он ходил по улицам, тем больше убеждал-ся, что бом¬
бы, падающие с немецких и итальянских самолетов, чаще
всего разрываются в самых людных местах: возле летучих
митингов и собраний, рядом с очередями женщин, ждущих
молока или мяса, на площадках для детских игр.
Цихауэр перестал думать о сне и пище. Вместо живопис¬
ных руин памятников искусства его карандаш неутомимо за¬
полнял страницы альбома уличными сценами, где на первом
плане всегда были дети. Дети играли в садах, на площадях,
на зеркальном асфальте проспектов и древних камнях узких
проулков. В эти дни маленькие мадридцы жили своею соб¬
ственной жизнью. И, словно угадывая, что они самое доро¬
гое из всего, что было в стенах осажденного города, итало-
немецкие летчики охотились за детьми. В них бросали бомбы,
их расстреливали из пулеметов длинными заливистыми очере¬
дями.
Цихауэр перебегал от площади к площади, рискуя попасть
под пулеметные очереди, и жадно зарисовывал детей. Он де¬
лал это с лихорадочной поспешностью, как если бы кто-нибудь
у него на глазах то-птал нежные цветы, единственные в ми¬
ре, прекрасные и неповторимые.
Так и увидела его однажды Тереса Сахара—склонённым
над телом девочки, похожей на куклу с пробитым фарфоро¬
вым лбом. Тересе не сразу удалось увести его к себе в отель.
Она заставила его сбрить неопрятную трехдневную щетину и
поесть. Впрочем, он сопротивлялся лишь до того момента, как
его голова коснулась спинки кресла. Слова начатой им фразы
оборвались.
Несколько мгновений Тереса стояла над мим в ожида¬
нии продолжения. Ей еще никогда не доводилось видеть,
чтобы человек засыпал так внезапно. Может 'быть, ему не¬
хорошо?
Нет, дыхание художника было спокойным; вместо обмо¬
рочной бледности на щеках проступал румянец. Это был сон.
Тереса подошла к столу и налила себе вина. Задумав¬
шись, она пила медленно, глотками. Нет, не так представляла
она себе эту поездку с Луи!.. Не думалось, что в первый же
день она должна будет расстаться с ним; не думалось, что
ее не пустят туда, где дерутся... Тереса не спорила: работать
в санитарном отряде тоже нужно и, может быть, даже очень
почетно, но она представляла себе все это совсем иначе. Она,
конечно, читала в газетах о зверствах фашистов, но разве
можно себе представить по газетам, что такое бомба, упав¬
шая среди играющих детей?
Тереса нервно повела плечами и сделала еще несколько
437

глотков. Остро, как боль, переживала она возвращение на
родину. Сколько лет не имела она возможности ступ-ить на
ее землю, — на свою землю, на землю своего отца, за кото¬
рым последовала в изгнание. Теперь она вернулась, чтобы
продолжать1 его дело, полная гордости и любви.
Она любила Мадрид. Это был ее город. Каждый стук ка¬
блука по мостовой отдавался в сердце праздничным звоном.
Каждый шаг по улицам, полным воспоминаний, был радостью.
На рынке ли с тесными рядами пахучих лотков, на нарядной
Ли Калле де Алкала или в темных переулках — везде окру¬
жали ее тени воспоминаний. Тем более милых, что они были
воспоминаниями о радостной юности.
Но не для этих воспоминаний она приехала в родной Мад¬
рид, а для того, чтобы защищать его, чтобы прогнать от него
фашистов. Правда, она поняла, что мечты взять в руки
винтовку наивны. Но неужели это значит, что она должна
оставаться в тылу, спать в гостинице, обедать в ресторане?
Нет, она отлично помнит, что еще там, в парижском бистро,
этот немец, что танцовал с нею, —кажется, его звали З'ин-
ном, — говорил, что песня на войне тоже оружие. Она
помнит испанские песни своей юности — песни прекрасного,
свободолюбивого, гордого и мужественного народа. Так что
же она сидит тут, почему она с этими песнями не там, где
Лун, где этот Зинн, где все, кто защищает республику?..
Ее рука легла на телефон, и палец набрал номер, который
дал ей Луи на тот случай, если ей понадобится помощь.
Это был номер одного из уцелевших домов Университетского
городка, где расположилась интернациональная бригада.
И номер телефона бригады, и место ее расположения бы¬
ли военной тайной. Как мог Луи сообщить их Тересе?! Но
Тереса над этим не задумывалась. Ее палец набрал нужные
цифры. Едва умолк первый гудок, как на том конце провода
сняли трубку. Мужской голос сказал, с трудом выговаривая
испанские слова:
—	Хризантема слушает.
—	Какая хризантема? — удивилась Тереса. — Мне нуж¬
на интернациональная бригада!
После короткого молчания, похожего на паузу удивления*
голос спросил:
—	Кто это говорит?
—	Мне нужен Луи Даррак. Вы слышите?.. Боец Луи Дар¬
рак.
Матраи знал в лицо всех своих солдат. При имени Даррака
он сразу вспомнил француза с задумчивым бледным лицом
и удивленными глазами большого ребенка. В мозгу генерала
433

быстро промелькнули простые соображения: в этих развали¬
нах до штаба бригады действительно помещался француз¬
ско-бельгийский батальон Жореса. Боец батальона Даррак
имел сношения с городом — это могло иметь очень дурной
смысл.
—	Прошу вас, одну минутку. Я найду Даррака.
Тереса слышала в трубке близкие разрывы снарядов,
звон разбитого стекла, заливистый лай -пулеметов. Под конец
все это покрыл грохот прошедшего под стеной дома танково¬
го взвода.
Вбежавшие, запыхавшись, в комнату Зинн и Луи увидели
у телефона улыбающегося генерала. Он протянул трубку
Дарраку:
—	Вас!
И отвел Зинна в угол. От его улыбки не осталось и сле¬
да. Короткими ясными фразами Матраи изложил Зинну свою
точку зрения на происшествие.
Зинн с досадой сказал:
—	Я говорил Цихауэру...
Но прежде чем он успел договорить, Даррак положил
трубку.
—	Тереса Сахара, — вы знаете, певица, — сейчас приедет
сюда. Она надеется найти в городе автомобиль.
Матраи переглянулся с Зинном.
—	Зачем? — спросил Зинн.
—	Петь для солдат.
Зинну казалось, что он понял генерала: тот боялся, как бы
эта особа не упорхнула.
—	Это очень мило с ее стороны... — проговорил Зинн.
—	Может быть, лучше съездить за нею? — опросил ге¬
нерал. — Она едва ли найдет в городе автомобиль. — И, сло¬
вно отдавая служебное приказание, добавил: — Позвоните:
пусть ждет вас. Вы поедете за нею сами.
—	Хорошо, — нерешительно проговорил Луи, — это зай¬
мет немного' времени.
Через несколько минут Зинн и Луи сидели в автомобиле.
«Неужели верны опасения генерала?» — подумал Зинн. Увы,
они слишком естественны для Мадрида этих дней. И теперь
Зинн должен позаботиться, чтобы эти двое не ускользнули от
него.
Войдя в номер Тересы, Зинн увидел Цихауэра. Так значит
он не убит, не ранен, не пропал без вести! Попросту дезерти¬
ровал и... Почему он тут?
Тереса молча пододвинула к Зинну лежавший на столе
альбом Цихауэра. Зинн, не раскрывая, сунул его подмышку
439

и вопросительно посмотрел на певицу. Она быстро собира¬
лась. Зинн заметил, как дрожат ее пальцы.
Тереса взяла с кресла большую кружевную мантилью.
—	Я готова.
Зинн тронул Цихауэра за плечо.
Открыв глаза, художник некоторое время с уди-вление^
смотрел на Зинна. Потом поднялся и, не задав ни одного
вопроса, пошел к двери.
Молча спустились к автомобилю, поехали.
Цихауэр как ни в чем не бывало взял свой альбом из-
под руки Зинна и стал перелистывать.
—■ Для бригадной газеты это покрепче батальных
сцен! — сказал художник.
Зинн отвел взгляд. Как он мог подумать о Друге, будто
тот...
Когда они повернули за ипподром, через разбитые по¬
стройки колонии де Бельяс Вистас стали видны разрывы сна¬
рядов в Университетском! городке. Клубки низких шрапне*-
лей с визгливым треском возникали над кущами Каса дель
Кампо.
Зинн почувствовал, как вздрогнула сидевшая рядом с ним
Тереса.
Автомобиль остановился на краю пустыря. Дальше про¬
странство просматривалось противником. Мужчины вылезли.
Тереса колебалась. Ее смуглое лицо побледнело. Зинн не
видел ее глаз под опущенными ресницами.
Потом она с профессиональной легкостью, словно на сце¬
не, выпрыгнула из автомобиля и вопросительно посмотрела
на Луи. Тот, пригнувщись, первым побежал вдоль остатков
стены Горного училища. Тереса двинулась за ним. Зинн был
последним.
Недавние подозрения казались теперь смешными и обид¬
ными. Впрочем, смешными—нет. Ничто не было смешным в
таких обстоятельствах. Ни для кого не было секретом, что
восемь тысяч фашистов, заключенных в мадридской тюрь¬
ме, — не что иное, как собранный воедино кулак пятой ко¬
лонны. Ни для кого не было секретом, что пятая колонна го¬
товится к встрече Франко. Нет, ничто не могло быть смеш¬
ным, кроме беспечности!
—	Нужно отговорить- сеньориту от выступления в око¬
пах, — сказал Матраи.
Тереса сердито сдвинула брови:
—	Вы хотите, чтоб я перестала считать себя дочерью сво¬
его народа?
440

—	Можно транслировать ваши песни по радио.
—	Для этого я пересекла океан?
Зинн отлично понимал, что ее появление среди бойцов ин¬
тернациональной бригады могло дать не меньше, чем самые
жаркие речи комиссаров. Но он не мог себе представить, как
поведет ее по окопам Каса дель Кампо.
Он еще раз пробормотал что-то насчет пластинок.
—	Конечно, — сказала она, — у меня есть и пластийхи.
Мы их захватили. Я буду дарить их бойцам, чтобы они вспо¬
минали меня. Вы меня понимаете?
Он ее понимал. Он сам был артист.
Он посмотрел на прямую морщинку, прорезавшую ее от¬
крытый выпуклый лоб от переносицы почти до самых волос.
Волосы, черные и блестящие, были тщательно прибраны. И на
затылке торчал высокий черепаховый гребень, словно она го¬
товилась к выступлению на эстраде.
—	В конце концов это здорово: певица в окопах, — ска¬
зал он Матраи.
—	Пожалуй...
Было уже совсем темно, когда они двинулись. Зинн оста¬
новился было в разрушенном доме, служившем убежищем ре¬
зерву. Но Тереса сказала:
—	Дальше.
—	Дальше опасно.
Она молча взяла чемоданчик с пластинками и пошла.
—	Это безумие! — крикнул Зинн.
—	По-вашему, там впереди — безумцы?..
—	Я не могу рисковать вашей жизнью.
—	Отвечают они, — и она махнула в сторону против¬
ника.
Понадобился еще час, чтобы добраться до окопов, разре¬
завших аллеи и холмы Каса дель Кампо.
Над парком слышалось шуршание и вой вражеокого
снаряда; деревья трещали, и разрыв глухо, волною прокаты¬
вался по парку.
Зинну казалось, что он физически ощущает, каким напря¬
жением воли Тереса заставляет себя двигаться, говорить и со¬
вершать то, что казалось смелым даже им, солдатам, привык¬
шим. к этой обстановке.
Он привел ее на пункт, где был установлен микрофон аги¬
таторов. Она с удивлением огляделась.
—	Но здесь нет солдат!
—	Там, где они, нет микрофонов.
Пока Луи вынимал из футляра скрипку, Тереса щелчком
проверила микрофон. Прежде чем Зинн успел ее остановить,
441

она сказала в него несколько слов. Всего несколько слов, но
таких, что бойцы ее, вероятно, сразу поняли. Под конец она
сказала: пусть каждый батальон пришлет делегата. Она
подарит ему на память свою пластинку. Как иначе она сможет
оставить им свои песни? А она хочет, чтобы ее песни были
с ними долго, так долго, как придется драться с этими про¬
клятыми волками по ту сторону линии. Конечно, солдаты ее
поняли, все — венгры, чехи, итальянцы, негры.
Она начала петь.
Зинн, державший контрольный наушник, слышал, как дре¬
безжит мембрана от разрывов снарядов.
Тереса исполняла песню за песней. Поводимому, их знали
не только по эту сторону фронта. Там тоже проснулись.
И, может быть, именно потому, что фашисты угадали в пе¬
редаче живой голос жи'вой певицы, такой теплый и обаятель¬
ный, что, вероятно, его и там слушали, затаив дыхание, фран¬
кистская артиллерия получила приказ нащупать агитпункт и
прекратить концерт.
После очередного, очень близкого разрыва, бросившего
в микрофон горсть песку, Тереса попросила вина.
—	Им не поможет, даже если они попадут в самый ми¬
крофон! — сказала она и запела снова.
Сначала ей аккомпанировал на скрипке один Луи и, по¬
жалуй, никто, кроме самой Тересы, не заметил, как к скрипке
присоединился осторожный, мягкий перебор гитары. Это был
Варга. Его темперамент не позволил ему оставаться в окоп¬
чике, где сидели опешенные кавалеристы.
Стоявшие у входа в блиндаж потеснились, чтобы пропу¬
стить первого делегата, приползшего за пластинкой. Перед
Тересой вытянулся огромный негр.
—	Абрахам Джойс, мэм... Батальон Линкольна, мэм!
Он взял под козырек.
В свете фонаря на его большой черной руке розовели
ногти.
Тереса, потянулась было за пластинкой, но вдруг обняла
негра за шею и поцеловала его. Поцелуй пришелся в широ¬
кий, небритый подбородок.
Огромная фигура, казавшаяся в темносинем комбинезоне
такою же черной, как лицо, гордо выпрямилась, — настолько,
насколько позволял низкий свод блиндажа. Потом негр тор~
жественно опустился на одно колено, взял руку певицы и
прикоснулся к ней осторожным поцелуем. Когда он поднял
на певицу голубые белки своих глаз, Зинну показалось, что
негр силится удержать слезы.
Джойс подошел к микрофону:
442

—	Хэлло, старички!.. Я несу вам пластинку и... поцелуй
сестры!
Зинн почувствовал прикосновение к своему плечу и огля¬
нулся.
—	Пусть не- отрывают людей ради этих пластинок, — ока¬
зал ему на ухо вошедший генерал Матраи. — В батальонах
страшный ажиотаж. А теперь еще с этим поцелуем...
Зинн направился выполнять приказание, но у входа его
остановил оглушительный удар в потолок, воющий скрежет,
металла. Что-то с гулким стуком упало на землю. Зинн бы¬
стро обернулся. Он увидел Тересу, словно пригвожденную к
стене, с раскинутыми руками и бледным лицом. Он посмо¬
трел по направлению взгляда ее обезумевших глаз: Луи все
так же сидел на корточках, прислонившись спиною к камен¬
ной стене блиндажа, но в его фигуре чувствовалась какая-то
мертвая неподвижность. Скрипка с перебитым грифом лежа¬
ла на земле. Тереса вскрикнула и бросилась к музыканту.
18
Телефон не работал. Зинн пошел к тельмановцам. Они,
как '.всегда, занимали один из самых ответственных участков
на фронте бригады. По мере того как серая полоса рассвета
за спиною тельмановцев делалась шире, разгорался и огонь
фашистов, словно они своими громами хотели испугать солн¬
це и загнать обратно за далекий горизонт.
Серовато-бурый склон холма, в который врылись тельма-
новцы, был еще в густой тени. Разрывы шрапнелей кудряви¬
лись яркими клубками на фоне темного леса. Их черные
клочья освещались короткими вспышками, султаны желтой
земли тянулись к небу и медленно оседали. С визгом неслись
осколки новых снарядов. Они срезали ветки, со звоном вон¬
зались в стволы деревьев. Когда большой осколок врезался
в кучу /камней, служившую бруствером, раздавалось скреже¬
тание, будто большое тупое сверло сверлило скалу.
Бойцы сидели, прислонившись к передней стенке о-копа.
По обычаю, перенятому у испанцев, они кутались в одеяла.
Хотя уже почти рассвело, бойцам казалось, что пронизываю¬
щий холод ночи все еще сидит у них в костях. Они знали:
так будет, пока не поднимется солнце. Тогда холод сме¬
нится жгучим зноем и одеяла придется растягивать на
штыках.
Когда Зинн вошел в окоп, бойцы, прижавшись друг к дру¬
гу, слушали звуки песни, летевшие из репродуктора, который
был врыт в стенку окопа и огражден козырьком от осколков.
443

Слушали все. Их слух бережно вылавливал каждый вздох
певицы в привычном хаосе звуков.
—	Как дела? — сп.ро-сил Зинн.
Повидимому, в полутьме оюопа его не узнали. Кто-то с
досадой махнул ему рукой: молчи!
Так же, как другие, Зинн приткнулся к каменистой стенке
окопа. Возле него опустился высокий человек, снял пилотку и
отер ею лоб. Зинн пригляделся и узнал Крисса. То ли англи¬
чанин очень устал, то ли был поглощен пением Тересы, —
он даже не взглянул на Зинна.
С тельмано-вцами Крисса связывала старая дружба. Он
был тоже из тех, что пришли сюда первыми — оператором,,
снимавшим для военного министерства хронику фронта.
Но в аппарат его угодила пуля — подлая разрывная пуля из
немецкой винтовки. Камеру разнесло. Крисса хотели отпра¬
вить в тыл за новым аппаратом, но он не поехал, а остался
в бригаде. С тех пор он и командует взводом связи.
Когда певица умолкла, кто-то негромко сказал:
—	С этим можно полезть в любое пекло!
—	Да, песня — это...
Все ждали продолжения, но говоривший молчал.
—	А недурно бы иметь жену-певицу;—произнес кто-то.
Крисс ПОДНЯЛ голову:
—	Ты думаешь?
—	Ха, эти киношники знают все на свете! Можно поду¬
мать, что он всю жизнь прослужил в опере, — огрызнулся
капрал.
—	Или, по крайней мере, был женат на певице, — отозвал¬
ся еще кто-то.
Зинн локтем почувствовал, как содрогнулся англичанин.
—	Клянусь небом: это было худшее время моей жизни!
—	Видно, ты угадал, — сказал немец тому, кто пошу¬
тил насчет жены: — наверно, она выла, как кошка. Уж такие
они певицы, англичанки!
—	Но ты-то не угадал, — все так же спокойно сказал
Крисс. — Она была немка!
Все рассмеялись, но тут снова запела Тереса, и смех за¬
тих.
Зинн колебался: как сказать этим людям, что они не
должны итти к ней? Однако приказание оставалось прика¬
занием, и он передал его.
—	Что ж, — решил капрал, — поручим дело Криссу. Ему
все равно итти туда. Он и возьмет для нас пластинку,
—	Что скажешь, Арчи?
Англичанин молча кив-нул и, аккуратно свернув одеяло,
444

положил ©го в нишу, перекинул за спину винтовку и двинулся
к ходу сообщения. Зинн пошел за ним.
—	Нам по пути.
Согнувшись чуть не пополам*, Крисс шагал по траншее.
Это была мелкая канава, выбитая в каменистом склоне холма.
Но скоро кончилось и это укрытие, дальше нужно было дви¬
гаться по склону, покрытому пнями сбитых деревьев и зава¬
ленному их расщепленными стволами.
—	Давайте закурим, — сказал Крисс, ложась под защи¬
той поваленного дерева.
Зинн вытащил папиросы. Крисс увидел коробку с изобра¬
жением черного силуэта всадника на фоне голубой горы. Он
взял ее у Зинна и повертел в руках.
—	Мне кажется, что в испанцах, простых испанских ре¬
бятах, много сходства с русскими... Честное слово! — сказал
Крисс.
—	Да, хороший народ.
—	Ведь верно? Те и другие... — Крисс щелкнул пальцем
по крышке «Казбека». — Если бы они пошшали значение
здесь такой вот коробки, они сделали бы ее из стали, чтобы
она могла переходить из рук в -руки, через тысячу рук...
Удивительная страна!
—	Да.
—	Бызали в России!
—	Да.
—	Ну?
—- Это грандиозно!
—	Стройка?
—	Душа народа!
—	Да, нам на западе это нелегко понять...
—	Прежде я думал так же.
—	А теперь?
—	Понимаю.
—	До конца?!
—	Ну, может быть, и не совсем...
—	То-то!
—	Да, я немножко похвастался.
—	И что, по-вашему, в них самое удивительное?
—	То, что чем больше их узнаешь, тем больше удив¬
ляешься.
—	Наши еще не понимают, что такое Роосия и что она
значит для всех нас. Но когда-нибудь пойхмут... — Крисс под¬
нялся. — Пошли?
Зинн тоже приподнялся и машинально почистил колени.
С той стороны, где оборону занимал батальон гарибальдий¬
445

цев, к путникам подполз итальянец. Он был уже не молод и
тяжело дышал. Синий комбинезон не сходился на животе, а
рукава и брюки были подвернуты.
Толстенькие пальцы итальянца без церемонии подняли
крышку папиросной коробки Зинна и зацепили папиросу.
Зинн дал ему огня.
—	Вы куда? — спросил Зинн.
—	А разве вы не за пластинками?
—	До вас не дошел приказ не ходить?
Итальянец посмотрел с удивлением.
—	Нет, вот покурим и пойдем. — Он вопросительно по¬
смотрел на обоих. — Только немного полежим, правда?
—	А тем временем эти скоты перебьют там все пластин¬
ки? — оказал Крисс.
И, словно -в подтверждение его слов, над их головами про¬
неслась пулеметная очередь.
—	Обратно ничего не донесешь! — пробормотал италья¬
нец.
Крисс перевалился через древесный ствол, служивший им
прикрытием, и пополз к следующему ходу сообщения.
—	Мо'жет быть, не так быстро, — задыхаясь, пробор мо>-
тал итальянец, и подозрительная бледность разлилась по его
тщательно выбритым щекам.
Вверху прошуршал и разорвался где-то впереди снаряд.
Итальянец снял очки и заботливо уложил их в футляр.
Перед тем как начать спуск к агитпункту, они сио-ва оста¬
новились.
—	Что же она замолчала? — сказал итальянец.
—	Что у нее, по-вашему, — горло певицы или железная
свистулька? — сердито спросил Крисс.
—	Могу вас уверить, я не хуже вас знаю, что такое гор¬
ло артиста, — и итальянец бережно притронулся двумя паль¬
цами к своей шее. Стараясь заглянуть в лежащий впереди
окоп, он высунул голову. Тотчас засвистели пули. Он поспеш¬
но втянул голову в плечи, совсем как черепаха. Заодно, ка¬
залось, втягивались в тело и его коротенькие ручки и нож.ки.
Крисс вскочил и несколькими прыжками достиг окопа.
Зинн подождал, пока до окопа добрался итальянец, и
тогда перебежал сам.
Они остановились в дверях блиндажа, и первое, что бро¬
силось в -глаза всем троим, был черный диск пластинки, вра¬
щавшийся на ящике патефона, стоявшего в патронной нише
бруствера.
—	Ловко нас разыграли, — засмеялся Крисс. — А мы-то...
Тут его взгляд, так же как и взгляд Зинна, упал на лица
446

делегатов некоторых других батальонов. Они стояли в ряд
вдоль стенки блиндажа и молча смотрели в землю.
—	Да что вы все онемели, что ли? — громко сказал
Крисс. — Попадись мне этот черный врун Джойс...
—	Помолчи... — бросил кто-то из бойцов и показал глаза¬
ми в угол блиндажа. В полутьме Крисс увидел огромного
негра Джойса из батальона Линкольна. Рядом с ним сидел
на земле командир конных разведчиков Варга.. Джойс сидел,
охвати© голову огромными ручищами.
Когда Варга услышал голос Крисса, он приподнял край
серого солдатского одеяла. Зинн, Крисс и итальянец увидели
смятую кружевную мантилью и разломанный надвое большой
черепаховый гребе>нъ. Увидели лицо певицы. Загар словно
сошел с него, и оно стало светложелтым, почти белым. Круг¬
лый открытый лоб прорезала упрямая морщинка от перено¬
сицы до самых волос — чер»ных, блестящих.
Крисс шагнул было к телу, но попятился и провел рукою
по лицу.
Итальянец на цыпочках подошел к микрофону и оборвал
провод адаптера, еще стоявшего на пластинке.
—	Мне очень жаль, сеньоры, что здесь нет... шарманки,
обыкновенной шарманки. Но я все же попробую... — Он кив¬
нул Варге: — Прошу вас.
Варга послушно взял гитару.
В окопах и между линиями из микрофонов полился про¬
стуженный тенор итальянца:
С дальней родины мы ничего не взяли,
Только в сердце ненависть горит.
Но отчизны мы не потеряли:
Наша родина теперь — Мадрид.,.
19
План операции предусматривал одновременный удар рес¬
публиканцев на нескольких участках мадридского фронта
обороны. Удар бригады Матраи и трехтысявного отряда
анархистов имел целью выбить франкистов, засевших на за¬
падной границе Каса дель Кампо, и бросить их под удар
сильной группы Барсело, наступавшей в более выгодных ус¬
ловиях со стороны Посуэло де Аларкон. Анархисты были по¬
ставлены рядом с интернациональной бригадой Матраи по¬
тому, что ненадежность первых страховалась стойкостью
вторых. Одновременно с Матраи полковники Листер и Буэно
должны были ударом на правый фланг франкистов подгото¬
вить обходный маневр большой ударной группы, надоразлен-
447

ной на треугольник Лос-Анхелос — Хетафе — Легакес, где
закрепились вторая, третья, пятая и шестая резервные ко¬
лонны франкистов. Все это вместе взятое должно было за¬
ставить главные силы мятежников вытянуться из клина по
линии аэродром Хетафе — Леганес — Алькоркон — аэродром
Куатро Вентос. В перспективе была возможность отрезать от
главных сил левое крыло мятежников, состоявшее из первой
И четвертой ударных колонн. Для этого от Посуэло де Алар¬
кон и Боадилья дель Монте должен был ударить Барсело
своими силами, состоявшими из 3-й испанской и 11-й интер¬
национальной бригад.
Силы мятежников были значительно многочисленнее рес¬
публиканских, и на их стороне было огромное преимущество
в артиллерии и прочей технике, не говоря уже о том, что рес¬
публиканцы должны были беречь каждый снаряд.
Судьба сражения в большой мере зависила от слаженно¬
сти и интенсивности первого удара фланговых групп: правой—
интернациональной бригады генерала Матраи и анархистов, и
левой — полковника Листера.
Сначала было Матраи не придал значения тому, что прои¬
зошло на участке тельмановцев. Он спокойно слушал доклад
Зинна. Но еще прежде чем Зинн договорил, со стороны перед¬
него края донесся многоголосый крик «ура» и тотчас отве¬
тившие ему лихорадочные очереди многочисленных пулеметов.
Так встречают неожиданную атаку.
Не дослушав Зинна, Матраи бросился в ход сообщения,
ведущий к командному пункту.
Энкель был уже там. Одною рукой он неторопливо пово¬
рачивал стереотрубу, другою прижимал к уху телефонную
трубку. Из спокойных, отрывистых реплик начальника штаба
Матраи понял, что началась атака его бригады. Она началась
почти на целый час раньше, чем следовало, из-за того, что над
лесом взвились три цветные ракеты. Они были пущены именно
в той ком1бинации, которая должна была служить сигналом
к атаке бригады Матраи. Кто их пустил?.. Не рука ли врага
подняла его бригаду, чтобы нарушить весь план республикан¬
ского командования?.;
Впрочем, сейчас было не до рассуждений: интернационали¬
сты уже оставили окопы, их фигуры то мелькали в стремитель¬
ной перебежке, то, приникая к земле, исчезали в пыли, подня¬
той ногами бойцов и разрывами снарядов. Перовой мыслью
Матраи было: «Остановить людей». Но он тут же понял, что
сделать это уже невозможно. Не поддержать теперь порыв
атакующих значило рисковать всей операцией. Матраи схва¬
тил телефонную трубку.
448

—	Карутти!
Если анархисты не двинутся сейчас же, правый фланг
Матраи окажется открытым.
—	Карутти, от тебя зависит...
Еще немного, и трубка, казалось, будет раздавлена, в
руке Матраи: анархисты еще не были готовы.
—	Карутти!..
Карутти обещал сделать, что можно, хотя...
Матраи бросил трубку. Подошел к перископу: цепь ата¬
кующих исчезала за холмом, прикрывавшим позицию мятеж¬
ников. Матраи знал: за этим холмом проволока. По плану ее
должны были прорвать республиканские танки, а пехота по¬
шла одна... Если люди залягут под проволокой...
Матраи соединился с. начальником артиллерии.
На том конце провода раздался сердитый голос:
—	Интенсивный огокь?.. Из двадцати-то орудий? При
боекомплекте в двадцать снарядов на орудие?!
Матраи отодвинул перископ и оттолкнул руку Руиса, тя¬
нувшего его назад. Энкель что-то крикнул, но генерала уже
не было в окопе. Он стоял за бруствером, прижавшись боком
к остаткам большого платана, и смотрел вперед, туда, где
перебегали его бойцы... Чем поддержать атаку, если артил¬
лерия не может? Ведь на севере все еще не слышно стрель¬
бы. Значит, Карутти еще не поднял своих анархистов. Нель¬
зя, нельзя дать захлебнуться атаке!
Матраи быстро оглянулся, чтобы позвать адъютанта, и
увидел Руиса рядом< с собою: адъютант не сводил с него
восхищенных глаз.
Генерал с разбегу, одним прыжком перемахнул через свой
наблюдательный пункт.
—	Генерал!
—	Лошадь! Скорей!
Сделав усилие, Руис опередил генерала. Под холмом, в
полуразрушенном подвале, стояли верховые лошади штаба.
Матраи всегда держал их наготове. В условиях действий
в лесу он считал их надежней автомобиля.
Напрягая все силы, чтобы добежать до подвала раньше
генерала, Руис уже представлял себе бешеную скачку по ле¬
су, под огнем противника, вдогонку за передовыми цепями
атакующей бригады. Но генерал поскакал совсем в другом
направлении — вдоль западной опушки Каса дель Кампо, к
ипподрому. Единственной мыслью Руиса было теперь: не от¬
стать! Это было не легко, имея перед собою такого наездни¬
ка, как Матраи. Генерал не давал себе труда объезжать пре¬
пятствия: на полном карьере он заставлял коня перепрыги¬
вать через остатки стен, через нагромождения кирпича и ба-
29 Поджигатели
449

■лок, через поваленные деревья. Руис с восхищением увидел,
как конь переносит Матраи через поваленный ствол, зацепив¬
шийся комлем за -высокий, почти в рост человека, пень. Руи¬
су хотелось зажмуриться: барьер был слишком высок! Он ви¬
дел, как ощипанные пулями ветви ударили по брюху лошади
генерала, и даже услышал хлещущий звук этого удара...
В следующий миг ровный, звонкий поскок генеральского ко¬
ня музыкой отдался в ушах адъютанта. Этот звук и прыжок
генерала были последними, что слышал и видел поэт Хименес
Руис. Конь адъютанта, словно обезумевший от бешеной скач¬
ки несущегося впереди коня Матраи, тоже взвился над пова¬
ленным стволом. Ничего другого он сделать и не мог. Разве
только разбиться об него грудью. Руис даже не расслышал
легкого, едва уловимого, но такого характерного стука копыт
своего коня, задевших за барьер.
Мгновение — и конь лежал со сломанным позвоночни¬
ком, придавив своим телом ногу Руиса.
Увидев накрытые ветвями танки, Матраи соскочил с коня.
Танки! Эти неподвижные стальные громадины представи¬
лись Матраи олицетворением спокойной уверенности, которая
выведет его разноплеменную бригаду на путь победы. Ма¬
шины стояли перед ним, как могучая, действенная сила его
партии — великого организатора побед борцов за свободу.
Партия! И тут, в тягчайших условиях o-на сумела протянуть
ему свою руку, всегда такую твердую, всегда такую родную!
В танках — молодые экипажи. Их боевой путь еще очень
короток, но они уже успели закоптиться в сражениях за рес¬
публику. Пусть их всего четыре, этих танков, но это именно
то, что сейчас нужно Матраи!
Матраи готов был броситься на шею выбежавшему на¬
встречу ему командиру.
Через несколько минут командирская машина уже чиха¬
ла и	стреляла застывшим мотором.	Когда она	двинулась,
командир головного	танка не сразу	заметил, что	за башнею,
на броне, ухватившись за край люка, стоит на коленях Мат¬
раи. Генерал едва успевал нагибаться, чтобы его не сбило
сучьями ломаемых деревьев. Командир хотел придержать ма¬
шину, чтобы спустить генерала на землю, но тот крикнул что
было сил:
—	Вы меня едва	не забыли!
И	повел на него	такими налитыми кровью глазами, что
командир только крепко выругался и втащил генерала в
башню. Там было слишком тесно для двоих — люк поневоле
остался полуоткрытым.
450

Генерал с трудом вытащил карту и молча нацелился в
слово «Умера». Толчки машины, переваливающейся через
пни, ныряющей в канавы и воронки, не сразу позволили
попасть пальцем в это слово. Командир кивнул головой и
сильным нажимом на плечо заставил Матраи скрыться в
люке.
Все четыре машины с ходу прорвали проволоку и две ли¬
нии окопов противника и, выскочив из лесу, понеслись к де¬
ревне У мера, где были сосредоточены резервы левого крыла
мятежников. Пользуясь тем, что командир занят управле¬
нием, Матраи высунулся из башни и увидел, что атакующая
пехота его бригады осталась уже позади.
—	Тише!.. Не отрывайтесь! — кричал он в ухо танкисту,
но тот не слышал, и машины продолжали нестись по откры¬
тому полю. Впереди, сбоку, сзади взвивались черные фон¬
таны земли: мятежники пытались отрезать танкам путь к де¬
ревне и назад, к своим. Генерал понял, что нельзя ни замед¬
лить ход машин, ни развернуться. Оставалось одно — вперед,
только вперед.
Франкистские снаряды беспорядочно ложились по сторо¬
нам.
Танки ворвались на улицу Ум-еры. Матраи -видел, как изо
всех домов выбегали солдаты и строились вдоль улицы. Тут
были «регулярес», легионеры и много марокканцев.
Танки докатились до маленькой площади, где легио¬
неры торопливо строились в ряды. Было видно, как широко
разевают рты офицеры, выкрикивая команды. Слов не
было слышно-:	моторы ревели, лязгали гусеницы, все
грохотало.
От колонны легионеров отделился офицер и побежал на¬
встречу танкам. Танк замедлил ход. Офицер сорвал шлем
и закричал, покраснев от натуги:
—	Виска итальяно!
Его крик восторженно подхватила вся площадь.
Командир танка нагнулся в люк:
—	Вперед!.. Огонь!..
Брызнули огнем стволы танковых пулеметов. Охнула
пушка.
Танк грохотал. В стене двухэтажного дома напротив
мгновенно образовалась дыра, медленно затянувшаяся белым
облачком известки. Снаряды рвались, разбрасывая выстроив¬
шихся вдоль стен легионеров.
Танк обогнул площадь, давя гусеницами прижимавшихся
к стенам солдат. Слышен был скрежет стали по камню.
Обойдя площадь, тадк двинулся дальше по улице. Его встре¬
тил организованный огонь франкистов. Они успели попрятать-
29*
451

с я в дома. Изо всех окон сверкали выстрелы. Матраи отчет¬
ливо слышал, как стучат по броне пули.
Впереди появились марокканцы. Они пытались втащить
пушку в ворота дома. Пушка застряла. Танк прибавил ходу,
правою гусеницей наехал на марокканцев, на пушку — и дви¬
нулся дальше.
Окраина деревни. Танк остановился. Матраи попытался
в перископ рассмотреть, что делается между Каса дель Кам¬
по и Умерой. Было похоже, что атака остановилась, пехот¬
ных цепей не было видно, но разрывы франкистских гранат
ложились полукругом, огибая У мер у. Такою же размаши¬
стой дугой вспухали в воздухе пушистые дымки шрапнелей.
Матраи склонился к уху танкиста: нужно окончательно пара¬
лизовать резервы в Умере, чтобы не дать им контратаковать
бригаду; нужно вернуться к бригаде и заставить подняться
залегшие цепи. Бригада должна итти вперед, только впе¬
ред!
Танкист развернулся и двинулся обратно по деревне тем
же путем. Улица опустела. Мостовая была залита кровью.
Стреляли изо всех окон домов. Впереди был виден не успев¬
ший развернуться второй танк. Чтобы дать дорогу команди¬
ру, он стал пятиться.
Легионеры на руках вытащили пушку на плоскую крышу
дома и успели дать два выстрела по пятившемуся танку.
Второй выстрел сбил у него пулемет. Матраи показал коман¬
диру на пушку, стоявшую на крыше. Танк остановился. Его
пушка замерла и, словно подумав, дала выстрел. Снаряд
прошел под карнизом и разорвался. Крыша, пушка на ней,
легионеры — все провалилось внутрь дом!а. Но в тот же
момент эта пушка успела послать свой последний, шальной
снаряд, и гусеница второго танка взлетела над роликами и
со звоном упала на мостовую. Подбитый танк яростно повер¬
нулся воюруг собственной оси и замер, отстреливаясь ив пуш¬
ки. Командир осторожно обогнул его на тесной площади и
остановился. Прежде чем Матраи понял, в чем дело, он уви¬
дел командира на мостовой, набрасывающим цепь на крюк
подбитого танка. Танки медленно двинулись прочь от площа¬
ди, трещавшей выстрелами. Вслед им дробно зазвенел церков¬
ный колокол, от угодившей в него пулеметной очереди.
Матраи осмотрелся. Он увидел, как из окон дома слева,
оставляя за собою черный дымный след, полетели в танк бу¬
тылки с бензином, обмотанные ватой. Над дверью этого до¬
ма Матраи увидел вывеску: «Аптека».
Горящий бензин разливался по броне и огненными струй¬
ками стекал в смотровую щель, под щиток. Становилось не¬
чем дышать. Матраи потянулся к люку, чтобы откинуть крыш¬
452

ку, но артиллерист схватил его за руку. На крышку люка
упала бутылка. Огонь -потек в башню.
Осмелевшие марокканцы высовывались из окон и кида¬
ли бутылки в медленно ползущие танки.
Взвыл мотор. Все в танке загремело так, что Матраи втя¬
нул голову в плечи. Мотор ревел на предельных оборотах.
Если бы не танк, взятый на буксир, они быстро выбрались
бы из деревни.
Матраи закрыл лицо руками от невыносимого жара.
Сквозь пальцы посмотрел в щель. Два отставших тайка дер¬
жали под огнем выход в поле, не давая франкистам высунуть
нос из домов. Теперь танки повернулись к деревне и прикры¬
ли отход горящих машин.
Матраи выскочил из своего танка и послал два уцелевших
на поддержку своей залегшей бригаде. Еще издали он уви¬
дел далеко влево перебежку:	наконец-то атаковали люди
Карутти.
Танки повернули вдоль франкистских окопов второй ли¬
нии, под проволокой которых залегли интербригадовцы. Мат¬
раи ясно видел на желтой, изрытой темными воронками зем¬
ле синие пятна комбинезонов своих бойцов. Он увидел
знакомые лица тельманов-цев, линкольновцев, гарибаль¬
дийцев.
Добежав до воронки, он бросился на землю и распла¬
стался рядом с кем-то, толкнувшим его в углубление воронки.
На Матраи глядели большие смеющиеся глаза Варги. Его
широкое загорелое лицо стало почти черным от грязи. Мат¬
раи приподнялся и увидел чей-то коротко остриженный заты¬
лок. Этот затылок мерно вздрагивал в такт пулемету, из ко¬
торого стрелял доброволец. Но Матраи не слышал выстре¬
лов. Он ничего не слышал — в ушах все еще стоял гул танка.
Он притянул к себе голову Варги:
—	Где Энкель?
Варга понял, что Матраи ничего не слышит. Венгр жеста¬
ми показал, что начальник штаба далеко сзади. Милый, пе¬
дантичный Энкель! Но, честное слово, Матраи не мог посту¬
пить иначе! Может быть, ему простят...
Он взял у Варги бинокль и оглядел фронт атаки.
—	Я на КП! — крикнул он Варге и выскочил из воронки.
Варга увидел, как он, пригнувшись, делал длинные перебеж¬
ки в сторону Каса дель Кампо.
А Матраи казалось, что вслед ему несется напев атакую¬
щих:
Несем свободу
На дулах ружей —
Но пасаран, но пасаран!..
453

Всякий раз, поднимаясь с земли, он должен был застав¬
лять себя не повернуть вслед этой песне, а бежать назад, в
поисках своего начальника штаба.
Все планы Франко
Мы впрах разрушим —
Но пасаран, но пасаран!..
К вечеру стало ясно: операция увенчалась успехом. Но од¬
новременно стало известно и другое, совсем не такое обо¬
дряющее событие: правительство Ларго Кабальеро покинуло
Мадрид. Министры-коммунисты хотели остаться в осаж¬
денном городе, чтобы выполнить решение своего Централь¬
ного комитета защищать столицу до последнего вздоха. Но
и они должны были последовать за премьером) под угрозой,
что нарушение его приказа послужит сигналом к срыву еди¬
ного фронта демократических партий. В наскоро набросанном
приказе Кабальеро передавал оборону Мадрида заботам так¬
же наскоро образованного совета. Но душою обороны стала
коммунистическая партия во главе с Хосе Дйа-сом и Долорес
Ибаррури. Член ЦК компартии Педро Чека получил дирек¬
тиву подготовить все к переходу в подполье. Коммунисты ре¬
шили не сдаваться, даже если мятежникам удастся ворвать¬
ся в столицу.
Была уже ночь, когда Матраи поехал в город, чтобы по¬
бывать в Центральном комитете. Нужно было поговорить с
Диасом и Ибаррури.
Выбравшись пешком за пределы Университетского город¬
ка и госпиталя, он задержал первый попавшийся автомо¬
биль и приказал отвезти себя в центр. Минуя здания мини¬
стерств, он замечал следы их поспешной эвакуации: груды
бумаг, ящики, горы мешков с документами. Но нигде ни од¬
ного чиновника. Приблизившись к военному министерству,
Матраи с удивлением увидел, что в зеркальных окнах вели¬
колепного фасада зажегся яркий свет. Матраи остановил ав¬
томобиль: недосмотр или злой умысел? Свет в окнах сейчас,
когда фашистские бомбардировщики не оставляют город в
покое?..
Свет в окне не погас. Он загорался и в других окнах.
Матраи поспешно взбежал по ступеням подъезда. Дверь
в вестибюль была распахнута. Два старика-швейцара сидели,
по сторонам входа. Матраи с удивлением смотрел на них:
никогда еще они не Еыглядели так торжественно и никогда
еще на них не было столько позументов!
Старики вытянулись при появлении Матраи и низко го>
клонились, ничуть не удивившись его' появлению, как если бы
он был тут уже не первым посетителем.
454

—	Что значит этот парад?
Они поклонились еще раз, но ничего не ответили*.
Матраи взбежал по мраморной лестнице и повернул вы¬
ключатель огромной люстры. Сияние хрустальных блесток
растаяло в наступившей темноте. Матраи бросился в зал. Он
перебегал от выключателя к выключателю, и сверкающие под
потолком сигналы пятой колонны гасли один за другим. Но
Матраи заметил, что по мере того, как он гасит свет, там,
впереди, в других комнатах свет загорается. Матраи устре¬
мился вперед, на ходу вынимая пистолет. Стук его шагов
гулко отдавался под высокими сводами пустых комнат.
Загоревшийся было в конце анфилады свет тотчас погас.
Матраи показалось, что у дальней стены он заметил малень¬
кую фигуру человека. Не раздумывая, он выстрелил несколь¬
ко раз. Грохот выстрелов прокатился по залам оглушитель¬
ным эхом. Из-за этого грохота Матраи не слышал, как за¬
хлопнулась дверь за там, в кого он стрелял. Не слышал он
и негромкого стона после своих выстрелов.
Матраи с разбегу больно ударился в темноте о дверь. За
нею темнел провал внутренней лестницы. Матраи. постоял в
раздумье и вернулся к подъезду. Швейцары попрежнему сто¬
яли по сторонам входа. Лица их были равнодушны.
Через несколько минут после того, как Матраи ушел из
военного министерства, из его бокового подъезда вышел не¬
высокий человек в темном костюме и больших роговых очках.
Он побежал вдоль стены к деревьям бульвара, придерживая
правой рукой беспомощно висящую левую.
Позднее, когда Матраи вошел в кабинет Пассионарии, он
встретил там Михаэля Киша. Левая рука журналиста висела
на перевязи. При входе Матраи он как раз рассказывал До¬
лорес, как был ранен в то время, когда утром наблюдал за
атакою листеровцев на правое крыло франкистов.
—	Эти трусы бежали, как крысы... фашистская сволочь!—
с пафосом воскликнул Киш..
Брови Долорес сошлись, и она опустила взгляд, чтобы
скрыть появившееся в нем выражение недоверия.
В ночь с 6-го на 7 ноября 1936 года Франко дал приказ
своим войскам — взять Мадрид. Генеральный штурм города
должен был начаться на рассвете 7-го.
К утру несколько свежих таборов марокканцев, поддер¬
жанных итальянскими танками, прорвали линию обороны в
Каса дель Кампо и стали продвигаться к восточной окраине
парка. Им на помощь подходили все новые батальоны. Ино¬
странный легион и итальянская бригада «Стрела», с трудом
455

преодолевая упорное сопротивление республиканцев, ворва¬
лись в Карабанчель Бахо, и командовавший франкистской
колонной Баррон послал кавалерийскую бригаду в обход Ка-
рабанчеля, чтобы отрезать путь отводящим республикан¬
цам.
К штабу командующего дивизией мятежников Варела
прибыл огромный автомобиль-фургон, доставивший генералу
Мола подарок наваррской организации рекетистов — бе¬
лого коня для въезда в Мадрид. Но задуманный фарс не со¬
стоялся.
Республиканский Мадрид был готов к отпору. Город
уже был опоясан окопами, перегорожен баррикадами. Тран¬
шеи изрезали площади и парки. Рабочие дружины сливались
в бригады. На фронт шли новые и новые пополнения. Уже
сражались первые бригады регулярной республиканской ар¬
мии, возникавшей под огнем. На улицах Мадрида, прилегаю¬
щих к скрещению проспекта Алкала с Авеню Прадо и Аве¬
ню Свободы, собиралась демонстрация. Невзирая на усилив¬
шийся артиллерийский обстрел города и налеты немецких
«Юнкерсов» и итальянских «Капрони», простой народ Мадри¬
да стягивался к площади Кастеляр, на которой была воз¬
двигнута скромная трибуна.
Около девяти часов утра, когда Матраи повернул свою
наступающую бригаду к югу и ударил во фланг маврам, во¬
рвавшимся в Каса дель Кампо, когда пятый полк бегом по¬
доспел к восточной окраине Карабанчеля и остановил
африканскую конницу Баррона, когда соединения «Капрони»,
окруженные «Фиатами», бомбили республиканские позиции у
Хетафе, когда агенты пятой -колонны нацеливали «Юнкерсы»
на военные объекты в городе, — в эти минуты на трибуну
площади Кастеляр поднялись члены Центрального комитета
коммунистической партии Испании — Хосе Диас, Долорес
Ибаррури и Педро Чека. Оркестр приветствовал их респуб¬
ликанским гимном. Хосе Диас поднял руку, призывая собрав¬
шихся к молчанию. Но прежде чем он успел что-либо ска¬
зать, ряды демонстрантов раздались — из-за деревьев с
бульвара, окружающего военное министерство, беглым учеб¬
ным шагом приблизилась небольшая колонна бойцов в синих
комбинезонах. Они бежали по-трое в ряд: средний с флагом,
двое по бокам, как ассистенты у знамени. Они приблизились
к трибуне: бежавший впереди комиссар, с красною повязкой
на рукаве, взбежал на трибуну и, отдав честь членам ЦК,
крикнул собравшимся на площади:
—	Мадридцы, вам шлют свой боевой привет солдаты
двадцати одной национальности, собравшиеся под знаменем
интернациональной бригады генерала Матраи для защиты
456

свободы Испании. Бригада ведет бой в Каса дель Кампо, у
нас нет времени присутствовать на вашем параде. Мы вру¬
чаем вам эта флаги и снова идем в бой. Да здравствует Ис¬
панская республика, да здравствует свобода, да здравствует
передовой отряд испанского трудового народа — партия
коммунистов!
Его спутники поставили перед трибуной двадцать один
флаг. На каждом было написано наименование батальона,
приветствующего мадридцев, и короткий лозунг на языке той
национальности, которая посылала флаг. Их было восемь, —
восемь батальонов бригады Матраи:	батальоны Тельмана,
Гарибальди, Жана Жореса, Домбровского, Линкольна, Ра-
коши, Андре и Пассионарии. Представителями бойцов два¬
дцати одной национальности в этих батальонах на двадцати
одном языке был начертан лозунг: «Не пройдут!» — по-не¬
мецки, по-английски, по-польски, по-итальянски, по-голланд¬
ски, по-фламандски, по-венгерски, по-шведски, по-сербски,
по-болгарски, по-норвежски, по-июпаноки. Были буювы, кото¬
рых народ на площади не мог разобрать:	греческие, армян¬
ские, еврейские, китайские, арабские. Но не было языка,- не
было букв, которые могли бы сделать непонятными для со¬
бравшихся слова, начертанные на полотнище каждого флага:
«Слава коммунистической партии, слава Сталину!» Это имя
одинаково радостно и победно звучало на всех языках.
Когда последний флаг был поставлен перед трибуной, ко¬
миссар отдал честь народу и вернулся к своим спутникам,
стоявшим шеренгой перед трибуной:
—	Налево^!.. В бой, бегом... Марш!
Маленькая колонна солдат в синих комбинезонах бы¬
стрым шагом удалилась к бульвару, за деревьями которого
ее ждали грузовики. Над площадью неслось:
—	Смерть фашистам!.. Они не пройдут!..
Хосе Диас взял микрофон.
Он говорил, пересиливая шум авиационных моторов: над
цирком, над госпиталем Cati Хуан де Диос, над вокзалом
Аргандэ, даже над парком эль Ретиро шел ожесточенный
бой между фашистскими самолетами, рвавшимися к демон¬
страции, и отгонявшими их республиканскими истребителями.
Истребители былиг маленькие, тупоносые. В бездонной синеве
неба они сверкали как залог конечной победы, той победы,
которая рано или поздно будет взята в боях, победы, при
мысли о которой уста всех борцов за республику шептали
с надеждою и благоговением:
—	Сталин!.. Виска Сталин!
457

20
Нед должен был себе признаться: он заблудился. Имен¬
но из-за того, что послушался француза, советовавшего за¬
брать как можно ближе к побережью, чтобы обойти район
франкистских аэродромов, где легко могли сбить. Не зря
Нед всю жизнь не верил французам. Легкомысленный наро¬
дец!.. Вот, извольте: никто его не сбил, но он должен садить¬
ся в расположении франкистов из-за того, что нехватило горю¬
чего. Ему никогда не доводилось летать над горами, — по-
видимому, путаный рельеф ввел его в заблуждение. Лететь
бы напрямик — и он был бы уже у республиканцев.
Нед с беспокойством посмотрел на бензоуказатель по¬
следнего бака. Стрелка подрагивала рядом с нулем. Дай-то
бог, чтобы хватило времени выбрать место для посадки.
Дело не только в том, чтобы не поломать «Моль», айв том,
чтобы не взлететь на воздух самому: на кой чорт он взял эту
коробку с капсюлями, когда вся машина набита взрыв¬
чаткой!..
Нед вполоборота посмотрел на заднее сиденье, где, под¬
жав длинные ноги и надвинув на глаза шляпу, спал его
спутник.
—	Эй, Нокс!.. Гемфри!.. — крикнул Нед, но. повидимому,
шум .мотора настолько заглушал его голос, что Нокс даже не
пошевелился. Между тем багажник, где лежали проклятые
капсюли взрывателей, был расположен за спинкой заднею
сиденья, и выбросить их с пилотского места не было никакой
возможности. — Гемфри, проснитесь!
Углекоп не шевелился.
Тогда Нед, пошарив в кармане, отыскал шестипенсовик и
запустил им в пассажира.
Гемфри отодвинул шляпу с лица и, удивленно мигая, огля¬
делся.
Нед поманил его к себе движением пальца и крикнул ему
в самое ухо:
—	Капсюли!.. Понимаете:	капсюли!.. Нужно выки¬
нуть, — и жестом пояснил свои слова. — Возможна плохая
посадка... Поняли?
Нокс ответил кивком головы и действительно тут же полез
в багажник. Нед успокоился и сосредоточил все свое внима¬
ние на управлении самолетом. Поэтому* он уже не видел, как
Нокс, достав из багажника жестянку с капсюлями, вместо
того чтобы выбросить ее в окошко, сунул себе за пазуху.
После некоторого размышления он снова нагнулся к Неду:
—	Будете садиться? — И получив его утвердительный
кивок: — Где мы?
458

Нед пожал было плечами, но потом ответил:
—	Внизу — франкисты.
Нокс откинулся на своем стуле и тосле короткого размыш¬
ления достал из багажника несколько небольших жестянок с
динамитом. Быстрыми умелыми движениями опытного отпаль-
щика приладил к динамиту запалы и готовые заряды рассо¬
вал по карманам. После этого спокойно облокотился у окош¬
ка и принялся наблюдать за проносившейся под самолетом
землей.
Солнце скрылось за горизонтом, и все просветы между
горами были заполнены темносерой мутью. Самое трудное
освещение, когда исчезают тени.
Нед увидел серпантин дороги. Ленточка распрямилась и
побежала прямо. Значит, там было ровное место.
Нед стал плавными кругами спускаться в долину, сжатую
горами. Стоило перебрать немного крена, и тот «Джипеи»,
что оказывался наверху, начинал зловеще чихать.
Дорога была пуста. Может быть, еще удастся выкараб¬
каться из переделки?.. Только бы раздобыть бензин, а взле-
теть-то он сумеет и с чайного блюдца! Лишь бы сесть, спа¬
сти самолет и самих себя. Они еще пригодятся республикан¬
цам! Недаром же он выдержал столько издевательств на
последнем французском аэродроме. Не будь он англи¬
чанином, его бы, наверно, и не выпустили... Но хорош
он будет тут, в тылу франкистов, с республиканским
пропуском, с письмами дель Вайо, с кабиной, набитой
взрывчаткой!
Нед криво усмехнулся и осторожно дал от себя.
«Моль» тянула над самой дорогой.
Она предательски вяло реагировала на движения рулей.
«Ну, ну, милочка, только не проваливаться. Осталось со¬
всем немножко».
Выровненная машина теряла остатки скорости.
Нед рефлект'орно убрал сектора, хотя'карбюраторы и так
были, вероятно, сухи. Даже выключил контакты.
«Ну, маленькая! Теперь чуть-чуть на себя... Прекрасно, до¬
рогая! Очень хорошо... ты у меня умная старушка!»
«Моль» сделала несколько мягких прыжков. Костыль
проскрежетал по щебенке шоссе. Нажим на тормоза. Машина
остановилась.
Нед не спеша стащил перчатки и размял пальцы. Перчат¬
ки он заботливо засунул сбоку сиденья, чтобы не искать при
вылете. Аккуратно перекрыл все краны. Приподнялся на си¬
денье и пощелкал пальцем по главному баку. Бак зазвенел,
как пустая бочка. Крылья глухо отозвались.
Только бы раздобыть бензин!
459

Нед отворил дверцу и, насвистывая, соскочил на землю.
Нед любил свое ремесло и любил полеты. Он был уверен,
что воздух — это и есть та самая настоящая, единственная
сфера, где он чувствует себя самим собою. Без всяких «но».
А вот ведь стоит ступить снова на землю — и...
Нед рассмеялся, нагнулся к земле и похлопал по ней ла¬
донью. Теплая м*ягкая пыль клубком взлетела из-под
руки.
Из самолета, неуклюже выпростав длинные ноги, вылез
Нокс. Он потянулся, как человек, у которого затекли все
члены, и широко зевнул.
—	Что дальше? — спросил он у Неда.
—	Нужно раздобыть бензин.
Нокс недоуменно огляделся:
—	Не вижу лавки... — И уже совершенно серьезно: —
Вы уверены, что мы у франкистов?
—	Буду рад, если они сами не поспешат доказать нам
это.
—	Значит... нужно добывать бензин поскорее?
—	Да.
—	Что там, на вашей карте: какое-нибудь селение, что-
нибудь в этом роде?
Нед покачал головой:
—	Соваться в селение?.. Лучше поищем дорожную колон¬
ку. Моя «Моль» как-нибудь переварит несколько галлонов
автомобильного бензина... Пофыркает, но дотянет.
—	Тогда вы побудьте здесь, а я схожу на поиски, — ска¬
зал Нокс, ощупывая карманы с динамитными' патронами.
—	Только, пожалуйста, осторожней, — сказал Нед и
протянул углекопу свой пистолет.
—	А вы? — спросил тот.
—	Мне с «Молью» все равно не спрятаться. Если уж они
нас обнаружат, то, наверно, явятся целой дивизией.
—	Я быстро, — сказал Нокс и зашагал по дороге.
—	Эй, Гемфри, — крикнул ему вслед Нед, — а деньги-то
у вас есть?
—	Что?
—	Говорю: деньги?
—	А-а! — вместо ответа неопределенно крикнул Нокс, и
Нед увидел, как вспыхнула спичка, на миг яр-ко осветив лицо
углекопа.
—	Вы неважный разведчик, Гемфри! — насмешливо крик¬
нул Нед.
—	Папироса может мне понадобиться.
Нед уже не мог видеть, как с этими словами Нокс вынул
из кармана динамитный патрон и поудобнее зажал его в
460

кулаке. Силуэт углекопа быстро исчез на темносером фоне
гор.
Нед огляделся — кругом было уже довольно темно. Что
же, так и оставить «Моль»? А если кто-нибудь, кто будет
ехать по дороге без света, врежется в самолет?.. Впрочем,
своими силами Нед все равно не сможет его откатить с
дороги.
Он ото"шел на несколько шагов, сел в траву и закурил.
Трава была мокрая и холодная. Как тут холодно! Навер¬
но, высоко... Он даже не взглянул на альтиметр. Впрочем, не¬
важно. Брр! Даже после холода наверху — ни малейшего по¬
тепления.
Нед не заметил, как голова его опустилась на руки и не-
докуренная папироса выпала из разжавшихся пальцев, заши¬
пела в заиндевевшей траве и погасла.
Он очнулся от пробравшего его озноба. Брр, какой холод!
Нужно взять в кабине самолета термос. Чертовски хочется
хлебнуть горячего!
Однако сколько же он тут опал? Почему еще нет Гемфри?..
Бедняге тоже, наверно, не жарко в его пиджачке!..
С этой мыслью Нед упругим движением поднялся на ноги
и замер в изумлении: перед ним стояли двое. Они были бо¬
родаты, оборваны. Оба держали наведенные на него ружья.
«Кто?»
На всякий случай Нед дружелюбно рассмеялся и протя¬
нул им папиросы. Те опустили ружья и осторожно взяли по
одной. Нед старался найти в них какие-нибудь признаки, ко¬
торые позволили бы определить, к какому лагерю принадле¬
жат бородачи. На них были рваные мундиры и до того из¬
мятые кепи, что нельзя было определить их форму. Но как
только солдаты заговорили между собой, сомневаться было
уже не в чем: то были итальянцы, значит — франкисты.
Нужно было что-то придумать.
Нед ткнул себя в грудь и весело сказал:
—	Германо.
Один из бородачей вложил пальцы в рот и пронзительно
свистнул. Через несколько мгновений Нед был окружен груп¬
пой людей, бесшумно возникших из-за лежащих вокруг кам¬
ней. У них были обычные лица солдат отступающей армии,
измотанных голодовками и бессонницей.
После первых же слов Нед понял, что ни один из них не
знает по-немецки. Нед же не знал по-итальянски.
Пока Нед рассматривал эту группу, несколько других
итальянцев с жадностью завзятых мародеров рылись в са¬
молете.
Двое первых сидели по сторонам Неда, снова опустив-
451

шегося на землю, и молча курили его сигареты, Потом тот,
что распоряжался, велел всем итти за ним.
Он остановился в сотне шагов от дороги, за огромным
камнем. Нед вдруг увидел отсвет пламени на его серой по¬
верхности. Он быстро оглянулся, и яростное проклятие
сорвалось с его уст:	на дороге ярким костром пылала
«Моль». Нед с поднятыми кулаками бросился к самолету, но
удар приклада повалил его на землю. Ему тут же скрутили
за спиною руки. Нед не намерен был сдаваться без боя, но
итальянцев было слишком много.
Ой не мог понять, что происходит. Или они не поверили
тому, что ой немец? Потащат теперь в какую-нибудь комен¬
датуру. Только бы там нашелся кто-нибудь понимающий по-
английски.
Нед ни на минуту не терял хладнокровия, но было чер¬
товски досадно, что все так глупо вышло.
Вдали на шоссе мелькнул сноп белого света.
Автомобиль! Ну, старина, теперь держись! Прежде всею
нужно заявить, что ты британец!..
Автомо-биль остановился неподалеку от горящего само¬
лета. Из машины вышел человек небольшого роста. Итальян¬
цы окружили его.
Нед слышал их взволнованные голоса, и спокойный голос
автомобилиста. Он не был итальянцем, — он то и дело загля¬
дывал в словарь.
Нед поднял голову и крикнул:
—	Послушайте!
Тот обернулся, посмотрел на Неда.
—	Подойдите-ка! — крикнул Нед.
Но автомобилист отвернулся и стал просматривать бу¬
маги, отобранные итальянцами у Неда.
Нед терял терпение.
—	Эй, вы, послушайте!.. — Если он не знает английского,
то уж по-немецки-то или по-французски наверняка говорит!
Но проезжий только еще раз молча посмотрел на Неда. Нед
готов был дать голову на отсечение: он слышал и понял все,
что кричал Нед, — каждая черточка его лица, вплоть до
глаз, прикрытых большими очками, была отчетливо видна
Неду в ярком свете горящей «Моли». Но какого же тогда
чорта?..
—	Эй, вы!.. Чорт вас побери, идите же сюда!
Но вместо проезжего к Неду подошло несколько италь¬
янцев. Они подняли НеДа на ноги и подвели к скале. Нед
прислонился к ней с'йййою, но итальянцы повернули его к
камню лицом...
Неду показалось, что <3й слышит в горах звонкое
462

эхо взрыва. Будто одни за другим рвались динамитные
патроны.
Нед хотел обернуться, но то же горное эхо подхватило и
понесло, умножая, одинокий винтовочный выстрел..,
Старший из итальянцев передернул затвор винтовки, заго*
•няя в патронник новый патрон.
Маленький человек в очках курил, прислонившись к сво¬
ему автомобилю.
Старший итальянец опустился возле него на дорогу.
—	Ну?
—	Все сделано, как вы приказали, сеньор.^
Проезжий уселся в свой автомобиль.
—	Извините, сеньор, — робко сказал итальянец, — если
меня спросят, кто приказал расстрелять летчика... Я хотел бы
знать ваше имя, сеньор.
—	Люк Моро.
Солдат козырнул вслед отъезжающему автомобилю, и
скоро свет фар исчез за поворотом,
21
Катастрофа разразилась так, как разражаются обычно
все катастрофы, — неожиданно, хотя ее жертвы, горняки
с копей лорда Крейфильда, не раз предупреждали о ее при¬
ближении. При своем последнем посещении хозяина они ре¬
шительно заявили, что считают несчастье неизбежным. Но,
вероятно, именно поэтому леди Маргрет столь же решитель¬
но запретила Бену тратить хотя бы фартинг на техническое
улучшение шахт, назвав шахтеров дрянными вымогателями.
И вот, изволь теперь расхлебывать газетную, шумиху!
Бен не мог понять, за каким чортом рабочие лезли в эти
проклятые шахты, если знали, что дело так плохо. В шахте
похоронено четырнадцать человек, и еще до тридцати спа¬
сательная партия не может докопаться, а он виноват.
Если бы это могло помочь делу, Бен лотов был внести
что-нибудь в фонд помощи пострадавшим', который собирал
профсоюз. Но как это сделать? Не может же он официально
послать свой взнос, чтобы стать потом посмешищем всей
прессы.
Эти мысли тоскливо текли в мозгу Бена, пока он разгля¬
дывал кружева вокруг шеи королевы Виктории на портрете,
висевшем прямо против председательского места... Эта на¬
стойчивая старушка умудрилась провести восемьдесят три
войны так, что на острове заметили только одну из них.;.
А теперь ^ каждый пустяк,.. Никто не- жалеет человеческих
нервов..»
463

Бен отвел глаза от Виктории и автоматически кивнул го¬
ловой Флемингу, закончившему чтение протокола. Бен не дал
себе труда вслушаться в то, что читал секретарь, даже не
слышал заключительной фразы. Привычное ухо реагировало
лишь на заключительную интонацию Флеминга.
—	Джентльмены... — машинально произнес Бен.
—	Господин председатель!..
Бен таким же автоматическим кивком предоставил слово
португальскому послу, но тут же удивленно вставил в глаз
монокль: почему этот субъект лезет вперед?.. Бен привык к
тому, что Португалия — лишь черный ход в Испанию, клю¬
чи от которого всегда лежали в английском кармане. Англи¬
чане привыкли к тому, чтобы португальцы держали руки по
швам — и вот, извольте! Откуда у этого господина столько
развязности? Неужели Англия и там уступает свои вековые
позиции немцам?
Однако лицо Бена, тем и знаменитое на все министерство,
что на нем' никогда ничего нельзя было прочесть, не отража¬
ло его мыслей. Он чуть-чуть приподнял бровь, и монокль
упал в подставленную ладонь.
Сеньор Франсиско де Калейрес э Менезес говорил с па¬
фосом, иногда картинно ударяя себя указательным пальцем
в грудь. При этом Бен машинально делал кивок, хотя и не
давал себе труда слушать португальца.
Взгляд Бена вернулся к королеве. Некоторое время они
смотрели друг на друга — он и Виктория. Потом Бен оглядел
лица других знаменитых британцев, украшавших стены Ком¬
наты Послов.
Когда эту комнату отвели для заседаний комитета, Бен
даже обиделся: тут никогда не собирали конференции пер¬
вого сорта. Но потом смирился, поняв, что роль его комите¬
та в том и заключается, чтобы по первому классу похоронить
невмешательство и превратить его в едва замаскированную
помощь франкистам... Бог знает, сколько возни! А во всем
виноваты французы — затеяли такую суету. Хотя вот этот
Корбэн — вполне пристойная личность.
Бен осторожно покосился на французского посла. Кор¬
ректная фигура старофранцузской дипломатической школы.
Никакой вертлявости. Вполне, вполне корректен. Хоть, и счи¬
тает себя республиканцем, но в его посольстве никогда не
встретишь даже члена палаты общин. А журналистов боится,
как чумы...
Португалец в последний раз, с особенною силой, стукнул
себя по манишке и умолк.
—	Джентль... — монотонно начал было Бен, но Риббен¬
троп заговорил прежде, чем он успел досказать слово*. Дур¬
464

но воспитанный тип! Такого уж не пустишь ко двору. Он
способен и там вытянуть лапу и завопить: «Хайль Гитлер!»
Новейший тип джи-нго немец-кой формации. Всё в лоб, ника¬
ких церемоний.
Бен отвел от Риббентропа глаза. Но голос германского
посла был так резок, что от непо не было возможности от¬
влечься. И, конечно, как всегда, полное отрицание очевид¬
ных фактов нарушения невмешательства, доказанных
на прошлом заседании Майским. А вот начинаются и
обычные выпады Риббентропа против советского посла:
грубость прусскою юнкера пополам) с развязностью комми¬
вояжера.
Наверное, сейчас вылезет Гранди. Этот будет поддержи¬
вать своего немецкого коллегу. Начнет все валить на про¬
паганду марксистов. Интересно: при слове «марксист» над
переносицей Гранди вспухает короткая жилка.
А теперь, конечно, очередь Майского. Сейчас советский
посол с цифрами и фактами в руках докажет, когда и сколь¬
ко ящиков с немецкими ружьями выгружено в Лиссабоне
или миновало португало-испанскую границу; сколько немец¬
ких аэропланов проследовало в порт Виго; сколько шведских
пушек разгружено в Ла Корунье. Майский расскажет, сколь¬
ко немецких солдат высадилось в Кадиксе и какие итальян¬
ские части прибыли в Мадрид. В этом человеке огромный
запас энергии! Ну, так и есть: в глазах Майского светится
злой смех... Дипломатия совершенно новой школы — ничего
общего ни с одним из сидящих за столом.
—	...мы должны быть благодарны господину итальян¬
скому послу за то, что он располагает столь свежей инфор¬
мацией с фронта, которой нет даже в газете, — слышится
высокий голос Майского.
—	Новости есть: ваших друзей бьют! — кричит Гранди.
Майский сдержанно улыбнулся:
—	Rira bien, qui rira le dernier *, господин посол. Я повто¬
ряю: итальянский посол располагает информацией непосред¬
ственно от генерала Франко...
Риббентроп издает возглас:
—	Р-р-,р!
Это звучит, как рычание овчарки. Бен внутренне улыбается.
—	Почему у итальянского посла такая точная и такая
ранняя информация? — невозмутимо продолжал Майский. —
Да потому, что связь между итальянским правительством и
испанскими мятежниками непосредственна и крепка.
—	Пропаганда! — крикнул в бешенстве Риббентроп.
* Хорошо смеется тот, кто имеется последним.
30 Поджигатели
465

Бен машинально стукнул карандашом по столу.
—	...Великий водораздел нашего времени, — говорит
Майский, — идет по линии «война — мир».
—	Пррдаагавда! — в этом слове у Риббентропа всегда
несколько «р»*
Гранди порывисто поднялся:
—	Никакая пропаганда не поможет господину советско¬
му послу и его друзьям в Испании. До полной победы гене¬
рала Франко ни один итальянский солдат не покинет Испа¬
нии!
«Ага, попался! — весело подумал Бен. — Сейчас Май¬
ский в него вцепится».
Действительно.
—	Значит ли это, что итальянское правительство отказы¬
вается от вывода своих «волонтеров»? — с живостью спро¬
сил Майский.
Бен вставил монокль и с интересом посмотрел на опешив¬
шего Гранди.
—	Итальянское правительство не готово* к ответу.
Позвольте, ведь это- же сказал не Грайди, а Риббентроп.
Ага, суфлер! Да, вот теперь Гранди, как попугай, выкрикнул
и сам:
—	Итальянское правительство не готово к ответу! — и
опустился в кресло.
Ну что же, каждый имеет право на своего Флеминга!
Однако почему До сих пор молчит его суфлер-секретарь?
Бен покосился на Флеминга. Тот сидел, откинувшись в крес¬
ле, и исподлобья смотрел на Майского. Бену показалось, что
он поймал в глазах Флеминга нечто большее, чем простой
интерес, — это было сочувствие!
Бен торопливо ухватился за цепочку часов.
—* Джентльмены!., Ленч!
В перерывах между заседаниями Бен всегда совершал
прогулку от министерства к Пэл-Мэл и обратно.
Сегодня, едва войдя в столовую клуба, он сразу заметил
Монти.
—	Разве ты завтракаешь в это время?
—	Иногда, — неопределенно пробормотал Монти. Он не
хотел признаться, что его беспокоило поведение Флеминга.
Разговор, происходивший при вручении Флемингу чека за
рукопись, не удовлетворил Монти.: у Флеминга что-то на уме!
Рукопись рукописью, а может быть, следует попросту убрать
его из комитета?.. Однако нужные слова не приходили на ум.
Братья позавтракали почти в полном молчании.
466

Вместе с сигарой Бену подали телеграмму.
Сначала Монти не обратил было на это внимания, но
странное выражение лица брата заставило его насторо¬
житься.
Бен вторично прочел телеграмму от начала до конца и
бессмысленно, с полуоткрытым ртом уставился на Монтй.
Монти неспокойно заерзал на стуле. Он заметил на бланке
слово «Мадрид», и неприятная мысль обожгла сознание: скан¬
дальное разоблачение какой-нибудь испанской махинации
Монти!.. Норт побери, не подложил ли ему свинью Нед?*. Так
и есть: губы Бена, словно скованные холодом, неясно произ¬
несли:
—	Н-н-нед...
Монти выхватил телеграмму из пальцев Бена.
Уф, слава богу! Совсем не то... Дель Вайо сообщал о
смерти Эдварда Грили, расстрелянного франкистами.
—	Нужно скорее кончать со всем этим! — прошептал
Бен.
Монти понял, что мысли брата как раз противоположны
его собственным, и не на -шутку испугался: в Таком настрое¬
нии Бен и без нашептываний Флеминга может натверйть глу¬
постей. Нужно как можно скорее сообщить обо всем Мар¬
грет и убрать Флеминга!
Когда брат ушел, Монти вызвал по телефону Грейт-Корт.
А Бен, не подозревая, что его особа служит предметом
оживленного телефонного разговора между Лондоном и
Грейт-Кортом, медленно шагал по Пэл-Мэл. Он был так рас¬
строен, что даже забыл раскрыть зонтик. Да, он любил
Неда... Бедный мальчик, бедный мальчик!.. Какая гнусность:
всюду убийства, кровь, смута. Отвратительное время! В са¬
мом деле, они правы, Маргрет и Монти, с этим нужно кон¬
чать! А почему Флеминг так смотрел на Майского?.. Нужно
поговорить с секретарем.
Но он так и не поговорил! с Флемингом. Зато с Флемин¬
гом говорил Монтегю. Он окончательно убедился в том, что
никакого толка из затеи с рукописью не выйдет. Этот энто¬
молог оказался хитрой бестией. Он вообразил, будто Монти
действительно намерен печатать его пачкотню о бабочках,
но вместе с тем наотрез отказался от какого бы то ни было
сговора относительно своих советов Бену. С непроницаемой
миной он заявил Мо-нти, что председатель имеет право вы¬
сказывать собственные мнения и секретарь не может за них
отвечать. Даже если бы лорду-председателю вздумалось
вдруг высказать сочувствие республиканцам Испании.
Монти сердито стукнул зонтиком в стекло дремавше-го на
углу шофера такси.
30*
467

Когда Монти, переодевшись к обеду, спустился вниз, ему
доложили, что его спрашивает дама.
—	Миссис Фрэнсис Флеминг, сэр.
«К чорту! — мелькнуло было в уме Монти. — А впро¬
чем...»
—	Просите в кабинет.
Несколько мгновений Монти молча разглядывал гостью.
Крупная, загорелая женщина. Ее нельзя было назвать кра¬
сивейшее черты не отличались правильностью, но в лице бы¬
ло что-то такое... И глаза глядят на Монти так пристально,
словно изучают его.
Монти пододвинул ей кресло, но она продолжала стоять,
положив руку на край стола.
—- Мистер Флеминг просил меня взять eroi рукопись.
—	Такие дела делают мужчины.
—	Мистер Флеминг болен.
—	Вот что! — Чтобы дать себе время подумать, Монти
отошел к камину и, став к нему спиной, стал греть руки. —
Вы имеете в виду... труд мистера Флеминга?
—	Нашу работу «Troides meridionalis».
—	Вы... тоже энтомолог?
—	Да.
—	Вы были с ним на Новой Гвинее?
—	Я там родилась.
—	Вот что!
Монти, помолчав, сказал:
—	Мистер Флеминг знает: рукопись продана мне.
Миссис Флеминг положила на стол несколько банкнот.
—	Вот ваш аванс.
—	Рукопись куплена мною и останется у меня.
—	Видите ли, мистер Грили, это единственный экземпляр
нашей последней работы.
—	Тем лучше для меня.
Монти достал из стола рукопись и перекинул несколько
страниц с тщательно раскрашенными изображениями ба¬
бочек.
—	Рукопись принадлежит мне, — повторил он и под¬
нял глаза на женщину, не поспешно перевел их обратно на
рисунки, не выдержав ее презрительного взгляда.
—	Я принесла деньги и считаю...
—	Деньги могут остаться у вас, так как рукопись оста¬
нется у меня... Впрочем, можете передать вашему мужу: ес¬
ли он хочет найти выход, устраивающий нас обоих, я буду
ждать его завтра.
—	Мистер Флеминг не захочет с вами встретиться.
—	Что вы сказали?
468

Некоторое время она молча смотрела на него исподлобья,
потом решительно сказала:
—	Мистер Флеминг не может выходить за круг своих
обязанностей.
«Она знает! Только этого нехватало!»
—	Рукопись останется у меня, или... или... — он не ре¬
шился досказать того, что подумал. Он схватил рукопись и
швырнул ее в камин. Бумага вспыхнула, прежде чем женщи¬
на подбежала к камину.
Взгляд Монти, — он сам растерялся от того, что сделал, —
следил еще за тем, как загибались вспыхивающие листы и
языки пламени взвивались над рукописью, когда он почув¬
ствовал удар по лицу.
Миссис Флеминг тяжелыми шагами вышла из комнаты.
В холле хлопнула дверь. В доме повисло гулкое молчание.
22
Взятие Бриуэги прошло гораздо легче, чем предполагал ге¬
нерал Матраи. Ее судьба решалась занятием окружающих вы¬
сот, и итальянцы, продолжавшие откатываться вдоль Вален¬
сийского шоссе, очистили Бриуэгу почти без сопротивления.
В местечке осталось даже немало целых стекол, не говоря уже
о домах. А каково было ликование жителей, когда они увиде¬
ли, наконец, людей в синих комбинезонах!
Вторые сутки, пока отдыхала бригада, Матраи ходил, как
именинник: в победе республиканцев под Гвадалахарой интер¬
национальная бригада сыграла не последнюю роль. Генералу
редко доводилось отдыхать, но зато, освободившись от дел,
он даже танцовал. И как танцовал!
—	Все-таки ты врешь, Тибор! —оказал ему один подвыпив¬
ший старый крестьянин. — Ты родился в Испании.
—	Нет, я мадьяр, самый настоящий мадьяр! — со смехом
воскликнул Матраи.
—	Как же ты можешь тогда так танцоватъ?.. Клянусь
Иисусом, в тебе не меньше огня, чем в испанце!
—	Это большая похвала, старина, однако ты ошибаешься,
если думаешь, что в жилах венгров течет вода.
Старик почесал затылок, совершенно так же, как это дела¬
ли диды в Беликах. Глядя на него, Матраи расхохотался еще
веселее. Но старик, словно обрадовавшись новому доводу,
остановил его:
—	И все-таки врешь...
—	Может быть, ты не веришь, что в ком-нибудь, кроме
испанцев, течет настоящая кровь?
—	О нет, Тибор... Разве мы не видели, как льется кровь

кругом?.. Подлая кровь разбойников-италъянцев и благород¬
ная кровь наших солдат. Нет, нет! Я о другом...
—	Ну, ну! Смелей!
—	Скажи-ка правду: ведь ты не генерал?
Матраи схватил старика за плечи и увлек его в таком
стремительном танце, что у того голова пошла кругом.
—	Пор диос! Так не пляшут даже в Испании!..
Крестьянин, обессиленный, опустился на скамью и восхи¬
щенными глазами следил за Матраи. Вот это генерал! Первый
генерал, который разговаривал с ними, пил из одного стакана
и, уж, конечно, первый и последний, который не велел вели¬
чать себя доном. Необыкновенный генерал! Даже не вери¬
лось, что такие бывают.
Крестьяне глядели на Матраи горящими от восторга
глазами. Старики подходили к нему с просьбой отведать
из их пор р он а. И подумать только: он ни разу не отказал¬
ся — запрокидывал голову, и струя била ему прямо в рот.
И ни капли мимо, честное слово! Поищи второго такого
неиопанца!
А потом, когда бриуэгцы спели свои песни, Матраи тоже
запел. Он пел родные венгерские песни. В них и вправду бы¬
ло ничуть не меньше хмеля, чем в испанских. Иисус и Мария!
Что это были за прекрасные песни!
—	Слушай... — сказал старик, расхрабрившись.—Вот го¬
ворит народ, солдаты твои говорят, будто... ты из Москвы.
—	Да.
—	И будто ты жил там долго.
—	Да.
’— А ведь я им не верил!
—	Разве они тебя в чем-нибудь обманули?
Старик испуганно замахал руками:
—	Твои солдаты... Матерь божья!
—	Так поверь им и в этом, — сказал Матраи.
—	Так ведь они, небось, шутят...
—	Смелей, отец!
—	...Будто ты видел Сталина!
Генерал положил руку на плечо старика и посмотрел ему
в глаза, окруженные сетью морщин, таких темных и глубоких,
что они казались рубцами многочисленных шрамов. И крестья¬
нину показалось, что из сияющих глаз генерала на него льет¬
ся теплый свет. Такого света он еще никогда не видел в че¬
ловеческих глазах. Откуда здесь, в Испании, взяться радости,
способной породить такой свет?..
—	Я очень счастлив, старик,— сказал Матраи.— Я его
действительно видел.
470

—	По всему выходит, — сказал старик, — что русские зна¬
ют о нас.
—	Знают? Они даже песни о вас слагают!
Генерал взял из рук юноши гитару и протянул ее
Варге:
—	Ну-ка, Бела!
И зашел под аккомпанемент Варги:
Далеко от Москвы до Мадрида,
Но сильней и сильней каждый час
Плач испанских детей, как обида,
Отзывается в сердце у нас...
Когда он кончил, никто не захлопал. Крестьяне молча смо¬
трели на генерала, пока кто-то переводил слова песни на ис¬
панский язык.
—	Значит... знают, — сказал, наконец, старик.
Матраи обнял старика за плечи.
—	Как ты похож на наших полтавских дидов, старик!
—	Пол та...
—	Полтавщина... Есть такая советская страна, Украина.
Вроде вашей Андалузии. Такая же зеленая и прекрасная, та¬
кая же солнечная и плодородная. И с таким же замечатель¬
ным—храбрым, честным, трудолюбивым—народом.
—	Постой-ка, ты сейчас сказал: у нас на...
—	На Полтавщине.
—	Вот-вот! А то говорил, будто ты мадьяр.
—	Правильно, диду! И Венгрия моя, и Полтавщина моя.
Две родины у меня — обе любимые и дорогие. За обе эти ро¬
дины мы с тобой и выпьем!
И Матраи сам подхватил порроц и поднес «по очереди каж¬
дому гостю.
А утром генерала увидели на коне. Он объехал лагерь
бригады, чтобы удостовериться, что она хорошо отдыха¬
ет, и успел побывать в тылу, чтобы взять свою почту.
Письма он прочел наедине. Прочел — и долго сидел, заду¬
мавшись. Писем было два: покороче — от дочки, длинное —
от жены.
Под вечер, когда начальник его штаба, молчаливый Люд¬
виг Энкель, закончив дела, уселся писать свой аккуратный
немецкий дневник, Матраи взял свечу и ушел в дальний угол.
Там он пристроил на столе блокнот, а сам сел на ящик из-под
патронов. И тоже стал писать:
Матраи хотел побыть несколько- минут просто челове¬
ком — мужем и отцом. Всего полчаса за два месяца, ведь на¬
утро снова в поход...
471

«... и как я вам благодарен за то, что вы улыбались при
прощании. Такими я вас вижу и буду видеть до кон¬
ца, каков бы он ни был. Как прекрасно, что в моем тылу
так хорошо! Еще бы, мой тыл — вы. Я горжусь вами обе¬
ими— вы настоящие. Такими и должны быть жена и дочь
коммуниста.
...Здесь часто приходится «переступать через собственное
сердце», но я убежден, что жертвы, которые мы приносим за
дело этого народа, дадут чудные плоды. Здесь наша родива
очень популярна. Которая? Конечно, великая и прекрасная,
которая меня так великодушно усыновила».
Перо Матраи остановилось: вошли два солдата с большим
бочонком вина и поставили его на табурет. Матраи досадливо
покосился: он не умел писать на людях ни романов, ни писем.
Это происходило от смущения и неуверенности в себе, хотя он
и казался всем железным человеком.
Солдаты потоптались и вышли. Матраи покусал конец
ручки.
«...Сейчас мне напомнили: сегодня день моего рождения.
Наверно, я случайно назвал эту дату кому-нибудь из офице¬
ров, — если б ты знала, что это за удивительный народ! —
и вот готовится целый праздник. Они хотят пить за мое здо¬
ровье. Какие удивительные друзья! Подумай, в какой обста¬
новке 0(ни об этом не забыли. Значит, сегодня поднимем бо¬
калы. Первый, конечно, за тебя, моя светлая, второй за нашу
девчурку и, может быть, третий за меня, новорожденного,
которому, конечно, придется «агукать» — новорожденный есть
новорожденный. Смешно и приятно до слез... А знаешь, ведь
я все прошлое вижу через наши Белики. Полтавщина для ме¬
ня все-таки лучшее место... Ах, кстати, ты спрашиваешь, где
наша паевая книжка РЖСКТ? Посмотри в верхнем левом
ящике письменного стола, непременно там. Смотри, не поте¬
ряй ее — она еще станет для меня актуальным вопросом, как
только вернусь...»
Ему так ясно представился письменный стол, квартира,
Москва... Он зажмурился и отложил письмо. Взял другой ли¬
сток:
«Дорогая моя доченька!
Прежде всего о выборе профессии, который тебя так бес¬
покоит...»
Перо бежало легко, и на губах играла ласковая усмешка.
Последние две строчки написались не так, как хотел: при¬
сутствие людей мешало ему — комната стала наполняться
командирами, собиравшимися, чтобы отпраздновать день его
рождения.
472

23
Сидя за рулем, Киш перебирал в уме события последних
дней. Не было ничего удивительного в том, что именно теперь
Зеегер напомнил ему о себе. Поражение итальянцев под Гва¬
далахарой заставило заволноваться всех, кто делал ставку на
испанский фашизм. Киш не видел ничего удивительного и
в характере полученного им задания: убить генерала Мат¬
раи.
Стрелка часов, мягко светившихся на приборной доске ав
томобиля, подходила к одиннадцати. Не опоздать бы' к услов¬
ленному часу. Киш нажал акселератор. Вскоре с дороги, вью¬
щейся по склону горы, стали видны силуэты Бриуэги. Киш
сбросил газ на повороте и придержал машину: последний по¬
ворот к деревне. Патруль остановил автомобиль.
Киш предъявил пропуск и спросил, где дом генерала.
Через несколько минут он вошел в комнату с чемоданом в
руке. При виде его Матраи удивленно спросил:
—	По какому случаю ты сегодня с таким багажом?
—	Видишь ли... — Киш снял очки и старательно про¬
тер толстые стекла. — Видишь ли: целую неделю я ни¬
где не могу приткнуться, чтобы проявить кучу нащелкан¬
ной пленки.
—	Так что же, у тебя там лаборатория, что ли?
—	Все, что нужно!
Киш принялся распаковывать чемодан'и достал красный
фонарь и целую груду пленок.
—	Сначала ты выпьешь с нами,—решительно сказал Мат¬
раи. — Сегодня мы дали волю воспоминаниям. Мечтаем о
своих вторых профессиях. Даже я, чкак старый павлин, распу¬
шил свой пестрый писательский хвост: мечтаю о том, какой
роман напишу после войны...
Но Киш стал собирать свои фотографические принадлеж¬
ности.
—	Брось все это, — Матраи почти силой вернул его к сто¬
лу. — Еще стакан, друзья, за наше наступление! За большой
успех!
Киш снова пристально взглянул на него;
—	Непременно за большой?
—	Непременно.
—	А по мне—после стольких месяцев поражений хоть бы
какой-нибудь...
—	У нас .не было ни одного поражения!—горячо восклик¬
нул Матраи.1
—	А все отходы, отступления?
473

—	А кто тебе сказал, что (отступление непременно пораже¬
ние?
—	Так говорит азбука военного дела. На войне движение
назад — поражение, вперед — победа.
—	Узко и... не очень грамотно, — безжалостно отрезал
Матраи.
—	Хочешь скрыться за какой-нибудь софизм?
Только те, кто близко знал Матраи, могли заметить, какой
огонек вспыхнул в его глазах, но ничем другим он не выдал
своего раздражения.
—	Мы не признаем шор, мешающих нам самим своими
глазами смотреть на мир и понимать события так, как мы их
понимаем.
—	Браво, Матраи! — крикнул Зш-ш.
—	Отступление подчас — путь к победе, — сказал Матраи.
—	К примеру?
Матраи на минуту задумался.
—	...Кутузов.
—	Фью! — насмешливо свистнул Киш.
—	Напрасно так думаешь. Более богатой школы, чем исто¬
рия, мы не имеем.
—	Я не такой знаток военной истории, чтобы сразу тебя
опровергнуть, но думаю...
—	То, что говорит генерал, опровергнуть нельзя, — послы¬
шался вдруг сухой, размеренный голос Энкеля. — Это есть
истина. So!
Зинн с удивлением смотрел на Энкеля: от этого штабиста
трудно было ожидать такого поворота от традиционной немец¬
кой догмы: «Побеждает тот, кто наступает».
Но оказалось, что Энкель сказал еще не все, что хотел.
—	Что касается именно нас, офицеров революционных ар¬
мий, то, кроме опыта военной истории, который изучают бур¬
жуазные военные, нас должен интересовать, — он настави¬
тельно поднял палец и строго взглянул на Киша: — должен
особенно интересо-вать опыт гражданской войны.
—	В ней меньше всего сказывается искусство военных про¬
фессионалов, — возразил Киш.
—	Но больше всего гений народа! — сказал Матраи. —
Творческий гений, помноженный на непреклонную волю к
победе.
—	So, —проговорил Энкель и, расшнуровав свою тщатель¬
но завязанную папку, перелистал тетрадь. — Я должен напо¬
мнить замечательные слова нашего великого учителя: «...школа
гражданской войны не проходит для народов даром. Это —
тяжелая школа, и полный курс ее неизбежно содержит в
474

себе победы контрреволюции, разгул озлобленных реакционе¬
ров, дикие расправы старой власти над мятежниками и т. Д.
Но только отъявленные педанты и выжившие из. ума1 мумии
могут плакаться по поводу поступления народов в эту мучи¬
тельную школу; эта школа учит угнетенные классы ведению
гражданской войны, учит победоносной революции...» — и он
еще строже посмотрел на Киша.
—	Забыть это — значит испугаться первого отступления,—
сказал Матраи. — Верно, Людвиг? А мы их не боимся...
Отступать сегодня, чтобы завтра обратить противника в бег¬
ство, — в этом больше смысла, чем очертя голову нестись впе¬
ред сегодня, чтобы завтра бежать. Должен сознаться, что
сейчас, когда Людвиг напомнил нам эти ленинские слова,
кое-что представляется мне совсем в ином свете. Пребы¬
ванию здесь нас, горстки иностранных добровольцев, я
придавал больше значение моральное, как знаку между¬
народной солидарности трудового человечества, чем значение
реальной военной силы. Но ведь ©ели вдуматься: доброволь¬
цы-интернационалисты — люди с наиболее богатым боевым
прошлым среди сотен тысяч испанцев, впервые взявших в ру¬
ки оружие, — значит наши добровольцы для них не просто
надежные солдаты, а и более опытные боевые друзья. А для
самих интернационалистов те несколько человек, за плечами
которых опыт гражданской войны в России, тоже не просто
еще несколько революционных солдат — это же учителя. Вот
почему мы и должны иногда учить.
—	Хватит, — недружелюбно пробормотал Киш. — Я при¬
ехал сюда не для исторических изысканий и теоретических
дискуссий. Мне нужны картинки для газеты. Истина пусть по¬
дремлет до более благоприятной обстановки.
—	Ой-ой, Михаэль! — крикнул Матраи. — Истина нетерпе¬
лива!.. Погоди, куда же ты?
—	Пора, — Киш озабоченно посмотрел на часы.—К полу¬
ночи я должен знать, что у меня на негативах. У тебя тут най¬
дется чулан?
—	Чулан?
—	Впрочем, не нужно-... Я видел чердак. Это меня устроит.
Киш вставил за красное стекло фонаря свой карманный
фонарик.
Зинн, нахмурившись, следил за лицом Киша. Спокойствие
покидало его всякий раз, как появлялся этот человек. Зинн и
сам не знал, в чем тут дело...
В дверях Киш лицом к лицу столкнулся с бойцом, который
ввел высокого человека с широкими, сутуловато сведенными
плечами. При ярком свете лампы человек этот растерянно за¬
мигал — это был Нокс.
475

Сопровождавший его- боец доложил адъютанту Матраи:
—	С той стороны пробился товарищ, вот его документы...
Киш было остановился, с любопытством прислушиваясь, но
тут же, поймав на себе настороженный взгляд Зинна, поспеш¬
но вышел.
В сенях Киш включил фонарик, нащупал перила лестницы,
ведущей на чердак, и стал подниматься.
Наверху было тесно и грязно. В разбитое слуховое оконце
врывался холодный ветер горной ночи. Киш задел головою за
стропила и чихнул от посыпавшейся пыли.
Он взглянул в оконце: были видны неверные силуэты гор,
со всех сторон обступивших Бриуэгу. Далеко за ними, на се-
веро-западе, то и дело вспыхивали безмолвные зарницы артил¬
лерийских залпов. По тому, что не было слышно канонады,
можно было судить о том, как далеко успели уже прогнать
итальянцев.
Снизу, из комнаты, где сидели офицеры, донесся крепкий
баритон Зинна;
Хочу проснуться
В лучах зари,
Чтоб в небе летчик
Не парил.
Не слышать бомбы,
Гранаты воя
И разговоров
О нас, героях...
Киш усмехнулся и высунулся в раз.битое оконце. Черепич¬
ная крыша была во многих местах проломлена. Киш дотянулт
ся до ближайшей дыры, прикрыл ладонью алое стекло фонаря
и опустил в пролом. Аккуратна установил его так, чтобы
стекло глядело вверх.
Осторожно ступая, стараясь, чтобы не скрипнули ступень¬
ки, Киш спустился в сени и выскользнул на улицу. Прислу¬
шался к тому, что делалось в доме. Зинн больше не пел...
У Зинна испортилось настроение. Петь не хотелось. Чтобы
не нарушать общего веселья, он незаметно вышел. Горы дох¬
нули ему в лицо холодом ущелий. Над головою несмело дро¬
жали звезды. Они то и дело прятались за набегавшими обла¬
ками. Какая тревожная ночь!
Порыв ветра растрепал Зинну волосы. Вернуться за шап¬
кой?.. Не стоит. Вероятно, у него не очень веселый вид, — за¬
чем портить настроение товарищам? А все из-за этого против¬
ного Киша.
Зинн зашагал прочь от дома. Скоро он вышел на пригорок.
Пригорок был невысокий, ниже окружающйх гор, но Бриуэга
476

была, как на ладони. Среди темных кварталов смутно серела
лента шоссе. Зинн оглядел деревню, окрестности, где располо¬
жилась на отдых бригада. Эти люди имели право на отдых!
Пусть спят батальоны Гарибальди, Домбровского, батальон,
носящий такое дорогое и славное имя, — Тельман!.. Тельман...
Уже три года в тюрьме...
Зинн отогнал печальные мысли, и его взгляд побежал даль¬
ше по испанской деревне, проверяя, не демаскировал ли себя
какой-нибудь батальон полоской света. Ведь фашисты повади¬
лись теперь летать и по ночам.
Зинн вздрогнул: что значит этот яркий красный огонек по¬
среди Бриуэги?.. Да ведь это же дом Матраи!.. Кто мог?..
И тут же вспомнил: фотографический фонарь Киша!
Зинн шагнул было и замер... Прислушался... Не верилось:
неужели стоило только подумать о сатане —и он тут как тут?
Да, он не может ошибиться: это звук самолета. Одинокий,
пока еще такой неясный, что даже не скажешь, с какой сторо¬
ны он идет... Самолет, фонарь!..
Зинн большими скачками спускался к Бриуэге, минуя тро¬
пинку, прямо по склону, прыгая через камни, канавы...
Гул самолета вырвался из-за горы и сразу стал громче.
Самолет шел низко, над самыми вершинами гор. То затухаю¬
щий, то снова усиливающийся, как завыванье приглушенной
сирены, хорошо знакомый голос немецкого бомбардировщика.
Сердце разрывалось в груди Зинна от бега. Он хотел опе¬
редить самолет, добраться первым к красному фонарю в цен¬
тре Бриуэги.
Зинн был уже у подошвы холма, когда сверкнули первые
выстрелы зенитных пулеметов. Они заливались, торопливо пе¬
ребивая друг друга. За их очередями не стало слышно само¬
лета.
Зинн был уже на улице. Он издали увидел высыпавших на
выстрелы офицеров.
—	Фонарь!.. Красный фонарь! — что было сил крикнул
Зинн.
Но вибрирующий звук падающей бомбы заглушил его
крик. Яркий всплеск пламени ослепил Зинна, и тугой удар
воздуха отбросил его на стену дома.
«Матраи?!»
Развалины дома Зинн увидел только через несколько ми¬
нут, когда пришел в себя. Первой мыслью было: «Матраи?!»
Подбежавший офицер протянул Зинну выпачканный в глине
зеленый сафьяновый бумажник. Он был немного изогнут, сло¬
вно слепок с груди, на которой пролежал много лет. Зинн сра¬
зу узнал: это был бумажник Матраи. Из него и сейчас еще
торчал незапечатанный конверт неоконченного письма.
477

—	Что с генералом?
—	Ранен... Врач говорит — тяжело, но не смертельно.
Зинн поднялся на ноги и огляделся. Неподалеку от горя¬
щего дома генерала сидел Цихауэр и при свете пожара тороп¬
ливо работал карандашом в альбоме.
Словно пытаясь утишить звон, которым была наполнена го¬
лова, Зинн крепко провел рукою по волосам, сделал несколь¬
ко шагов и вдруг остановился, как пораженный ударом:
устроившись на отброшенном взрывом вьюке, сидел Киш. Его
перо быстро бегало по раскрытому блокноту. Заметив Зинна,
Киш взмахнул блокнотом:
—	Послушайтё-ка... По-моему, я начал здорово: «Подлая
фашистская бомба едва не вырвала из наших рядов...»
Зинн отогнал промелькнувшую было мысль: «Это дело три-
бунала». Его рука, послушная порыву сердца, извлекла из ко¬
буры пистолет и послала пулю в переносицу самодовольно
ухмыляющегося Киша.
Зинн сунул пистолет в кобуру и hockomi сапога брезгливо
отбросйл блокнот Киша в угли пожарища.
,№ PASARANI
4*

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Совершенно ясно, что Европой, ее
трудовым народом, правят люди
обезумевшие, что нет преступления,
на которое они не были бы способны,
нет такого количества крови, кото¬
рое они побоялись бы пролить.
М. Горький

1
Хотя Гаусс не был моряком и не занимал здесь никакого
официального положения, он все же оставался генерал-пол¬
ковником. Его присутствие не могло не стеснять офицеров и
командира линейного корабля «Дейчланд». Было вполне есте¬
ственно, что командир втайне Желал поскорее ссадить этого
угрюмого пассажира на берег и вернуться в испанские воды
для продолжения войны с республикой.
Гаусс сидел в шезлонге на юте и наслаждался одиноче
ством. Погода благоприятствовала переходу, и путешествие
больше походило на поездку на курорт, чем на -возвращение
из военной экспедиции.
Раскрытая книга лежала на коленях Гаусса. Не читалось.
Достаточно было смотреть на воду, убегающую из-под кормы
двумя расходящимися пенными косицами; на поразительно
глубокое и не по-немецки синее небо; на темный силуэт испан¬
ского берега, в виду которого поднимался к северу «Дейч*
лайд», к ж всегда сопровождаемый эсминцами.
Отто сидел в пяти шагах от генерала, чтобы быть у него
на виду, но ничем не напоминать о своем присутствии.'
На баке послышалась трель боцманских дудок. Забегали
матросы. С орудий снимали чехлы.
Гаусс не вмешивался в дела корабля. Командир ценил
31 Поджигатели
481

это и сам являлся доложить новости. Так было и на этот
раз.
—	Красный миноносец пытается досмотреть транспорт.
—	Чей транспорт?
^— Хм... Он несет греческий флаг.
К командиру подошел флаг-офицер:
—	Миноносец вызывает по радио береговую авиацию.
—	А-а... — Гаусс побарабанил пальцами по ручке шезлон¬
га. — И что же?
Командир корабля притронулся к козырьку фуражки:
—	Если вашему превосходительству угодно наблюдать
«спектакль» — попрошу в боевую рубку.
Гаусс молча кивнул головой и последовал за командиром.
Через две минуты одно из орудий левого борта.. — «сто пять¬
десят», определил Гаусс,—сделало выстрел. Снаряд взметнул
столб воды на курсе миноносца. Гаусс отлично видел в би¬
нокль этот красивый пенный султан. Через полминуты после¬
довал второй снаряд. Миноносец изменил курс. Тем временем
преследуемый им транспорт на всех парах мчался к «Дейч-
л;анду». Броненосец тоже изменил курс и прибавил оборотов,
чтобы поскорее оказаться между транспортом и миноносцем.
Теперь Гаусс понял, зачем миноносец вызвал авиацию: по-
видимому, его командир не был новичком в такой игре и знал,
что немец не даст досмотреть транспорт, успевший тем време¬
нем без зазрения совести переменить греческий флаг на
итальянский.
Отто показал Гауссу на две быстро увеличивающиеся точки
в небе: самолеты стремительно приближались от берега. Вско¬
ре они были над транспортом и сбросили по его курсу первую
бомбу. Это было требование остановиться. Неужели республи¬
канский миноносец решится досматривать транспорт на виду у
немецких военных кораблей? Но почти тотчас Гаусс вздрогнул
от неожиданного удара— затрещали зенитки «Дейчланда».
Все небо между линкором и транспортом покрылось рваными
хлопьями черных дымков.
Один из самолетов закачался, метнулся на крыло и, остав¬
ляя за собою длинный шлейф густого черного дыма, с кру¬
тым снижением пошел к берегу.
Но второй самолет не уходил. Он снизился к транспорту.
Генерал не мог бы сказать, что произошло дальше: страшный
толчок воздуха, казалось, столкнул) с курса даже махину
«Дейчланда». На месте транспорта осталось только море
огня, извергающего к небу обильные клубы черного дыма.
Генерал с досадой ударил биноклем по ручке кресла.
Миноносец, как веретено, буравя воду, стремительно ухо¬
дил на ют. К Гауссу подошел командир корабля.
482

'— А второй-то-самолет все-таки удрал!—сказал Гаусс.—
Наверно, на свой аэродром?
—	Полагаю.
Гаусс смерил взглядом расстояние до берега, где виднелись
белые постройки городка.
—	Мне кажется, что аэродром расположен там?
—	Совершенно верно.
—	Расстояние не так велико, — Гаусс пожевал губами.—
Я плохо разбираюсь в ваших морских делах, но будь это на
суше...
Командир оживился:
—	Вы полагаете?.. М-м... Город заслоняет аэродром.
—	Заслоняет?—-Гаусс неопределенно пожал плечами и
навел бинокль на группу белых домиков. — Мог бы и не
заслонять.
Командир рассмеялся и отдал команду.
Через минуту Гаусс с болезненной гримасой прижал руки
к животу, ощутив в нем тупую боль от залпа орудий глав¬
ного калибра.
Над городом почти мгновенно, вместе с черными столбами
разрывов, появилось пламя пожара. Оно было отчетливо видно
даже простым глазом. Однако через десять минут все это на¬
доело Гауссу. Барабанные перепонки болели от непривычной
перегрузки. Он уже подумывал, не попросить ли коман¬
дира прекратить огонь, как тот и сам догадался дать отбой.
Гаусс в последний раз навел бинокль туда, где недавно уют¬
но белел городок. Над грудами беспорядочных серых разва¬
лин кружился дым и взлетали тучи пепла.
Подошел командир «Дейчланда».
—	Разрешите просить к столу?
—	Что же, к столу, так к столу, — весело сказал Гаусс.
Он уже давно не чувствовал такого аппетита.
2
Весна в 1938 году выдалась ранняя и теплая. Вечера в
Уорм-Спринге стояли тихие и ясные. Но, несмотря на это, в
кабинете коттеджа, который президент в шутку называл «ма¬
леньким Белым домом», пылал камин. Собственно говоря, это
сооружение, та(кое же простое, как и все в этом доме, даже
нельзя было назвать камином: несколько грубо отесанных
камней и незамысловатая решетка, ниша, прикрытая листом
меди, — вот и все. Это был простой очаг. Он топился теперь
целыми днями. Не ради президента, который чувствовал себя
хорошо, как всегда после лечебного курса на водах Уорм-
Спринга, а из-за того, что его главный секретарь и самый
31*
483

близкий поверенный, Гоу, был болен. Он с утра до вечера-с|и-
дел в кресле, кутаясь в плед. Озноб тряс его, не затихая.
Поставив ногу на решетку очага и опершись локтем о ко¬
лено, Додд не спеша поворачивал щипцами поленья и слушал
еще более медленную, чем обычно, речь Гоу:
—	Все это для нас не тайна, профессор. Хозяин отдает
себе отчет в том, что непомерное сосредоточение экономиче¬
ской мощи в руках нескольких частных лиц таит в себе
огромную опасность для всех его начинаний.
—	Даже для государства, — заметил Додд.
—	Да... И тем большую, чем меньшему числу людей
удастся прибрать к рукам богатства страны.
—	Это справедливо, Гоу, и... — Додд немного подумал и,
не выпуская из рук щипцов, придвинулся к .собеседнику, —
честное слово, мне иногда обидно за президента!
—	А что он может сделать?—Гоу с трудом выпростал
из-под пледа руку и сделал ею слабое движение, как бы под¬
тверждая бессилие президента. — Они делают все, что
хотят.
—	И он это знает?
Гоу молча кивнул головой.
Додд с раздражением бросил щипцы, и они загремели на
медном листе перед очагом.
—	Но чего вы хотите, Додд? — Было видно, что Гоу труд¬
но говорить.—Что он может? Если бы шайка Уолл-стрита бы¬
ла в состоянии, она уничтожила бы всех нас... всех...
—	Однажды они уже пробовали.
—	И нельзя быть уверенным, что не попробуют еще.
—	Теперь-то уж нет! Народ не позволит.
—	Народ... — с горечью произнес Гоу. — Если бы средний
американец не так легко поддавался обману!.. Газеты одна
за другою скупаются банками. Скоро президенту негде будет
сказать американцам то, что он думает.
—	Это уж вы хватали через край, — рассмеялся Додд. —
Не нацизм же у нас, в самом деле.
—	Пока еще нет...
Гоу произнес это таким тоном, что можно было за него
докончить: «Но скоро, повидимому, будет».
Он -помолчал и все с тою же грустью сказал:
—	Наши мероприятия проваливаются одно за другим. Нам
не удалось справиться даже с проблемой огосударствления
производства электроэнергии.
—	Вы слишком многого захотели.
—	А это был наш главный козырь. Когда-то именно элек¬
тричество казалось Рузвельту самою верной базой для заду¬
манных реформ. Он долго не мог расстаться с мыслью, что
484

ему, как современнику Эдисона...—Гоу не договорил и мечта¬
тельно уставился на огонь.—Он когда-то сказал мне, что
не будет ничего страшного, если на осуществление его рефор¬
мы понадобится даже десять, двадцать лет. Ведь мог же
Джефферсон бороться за торжество своих идей два десяти¬
летия! «Надеюсь, что американцы думают не только о самих
себе, — говаривал хозяин, — но немножко и о своих внуках...»
—	Знаете что, — с добродушной усмешкой сказал Додд, —
наш президент порой кажется мне фантазером, а иногда хит¬
рецом, его не сразу поймешь... Впрочем, оставим это. Хочу
сказать вот что: чем дольше я сидел в Германии, тем больше
убеждался: нацистов нельзя остановить никакими полумерами.
Эта преступная шайка — Геринг, Гитлер, Геббельс — может
пойти на любую дикую выходку.
—	Они пять раз оглянутся, прежде чем прыгнуть в без¬
дну! — возразил Гоу. — Уроки истории обязательны для всех.
Тоном нескрываемого презрения Додд заявил:
—	В том-то и беда, Гоу, что у них психология убийц.
А тут уже не до истории, даже если ее знаешь!
—	Это ужасно! Просто ужасно... — Гоу откинулся на
спинку кресла. Он часто и тяжело дышал. Его бледное до
прозрачности лицо отражало душевное страдание.
—	Могу я вам чем-нибудь помочь? — сочувственно спро¬
сил Додд, растерянно перебирая склянки с лекарствами, ко-
торыхми был заставлен весь курительный столик.
Гоу, не открывая глаз, отрицательно покачал головою.
После долгого молчания он прошептал:
—	Где же выход?.. Выход?!
Он с трудом поднял веки и исподлобья следил за Доддом,
молча рассматривавшим модели кораблей, расставленные
вдоль стены кабинета.
Любуясь искусно сделанным клипером, Додд рассеянно
проговорил:
—	Мне кажется, что на свете нет ничего более распола¬
гающего к раздумью, чем вот такой чудесный маленький па¬
русник. Как вы думаете?
Гоу болезненно улыбнулся:
—	Я прежде всего думаю, что вы не это хотели сказать.
—	Я всегда говорил президенту, что дипломат я плохой...
Скажите-ка ему, пусть держйт подальше от себя Буллита.
Он слишком доверчивый человек, наш ФДР. Мне рассказы¬
вали кое-что об интригах Буллита в Москве, — совсем
нечестная была игра... Впрочем, не нужно и рассказов, до¬
статочно того, что я слышал от него своими ушами. А как
это было отвратительно, когда он из кожи лез, чтобы дока¬
зать французам, будто соглашение с Россией равносильно
485

безумию. Он так поносил советскую армию, так отзывался
о платежеспособности Советов...
—	Могу себе представить, что этот молодец будет про¬
делывать на посту нашего посла в Париже!
—	Неужели Хэлл не может убедить хозяина убрать Бул¬
лита?
—	Буллит как раз и есть первый, но довольно яркий об¬
разец резидента Уолл-стрита на официальном посту амери¬
канского посла.
Додд отошел от моделей и вплотную приблизился к Гоу.
—	То, что я вам хочу оказать, всегда лучше говорить
с глазу на глаз.
Гоу приподнялся было в своем кресле.
—	Нет, нет, лежите, лежите, — Додд склонился к его
\ху.— Я не стал бы спорить, если бы кто-нибудь сказал мне,
что видел имя Буллита в списке агентуры Гиммлера и Риб¬
бентропа.
Гоу взглянул на него испуганными глазами:
—	Это уж слишком!
—	Путем несложных софизмов можно притти к выводу,
что нет никакой разницы — получать ли деньги непосред¬
ственно от Ванденгейма или через руки Гиммлера, — с усмеш¬
кой сказал Додд.
Гоу снова сделал попытку приподняться в кресле, но без
сил упал обратно. Его взгляд выражал почти ужас, когда
он, жадно ловя ртом воздух, через силу проговорил:
—	Профессор... мой дорогой... вы понимаете, что говори¬
те?.. Ведь это же посол Соединенных Штатов!
Додд поднялся, сделал несколько шагов и с таким' видом,
как будто почувствовал себя на -профессорской кафедре, про¬
говорил:
—	Мое преимущество перед вами, Гоу, состоит в том, что
я, как историк, уже научился ’относиться ко всему более или
менее спокойно, Так, как если бы происходящее было только
рассказом о давно минувших временах...
Гоу умоляюще протянул к послу дрожащую руку;
—	Умоляю вас, замолчите!.. Ни слова хозяину. Да, да,
Додд, пожалейте его!
—	Пока я не буду иметь в руках f точных доказательств,
я ему ничего не скажу. А я их, вероятно, уже не получу,
поскольку никогда больше не вернусь в Германию.
—	А именно о том, чтобы вы туда вернулись, ФДР и хо¬
чет вас просить,
—	С меня довольно! Даже самый нормальный человек мо¬
жет сойти с ума, если его долго держать среди одержимых.
Нет, с меня довольно! Пусть кто-нибудь другой...
486

—	Он вам очень -верит- и любит вас.
—	Я был бы рад ему помочь, если бы это было возмож¬
но, <—серьезно произнес Додд,—но в Германии нужен толь¬
ко американский наблюдатель, если мы намерены и дальше
•равнодушно смотреть, как наци готовятся пустить под откос мир.
—	Мир?
—	Для них война — дело решенное. Уже сейчас.
—	У них еще ничего нет.
—	Скоро будет все. Наши им помогут.
—	Не говорите об этом так громко даже тут!
Дверь отворилась, и, тяжело опираясь на две палки, мед¬
ленно вошел Рузвельт.
—	Вы видите, дорогой Уильям. — грустно произнес он, по¬
здоровавшись с послом, — мы поменялись местами с бедня¬
гою Гоу!
Рузвельт кивком головы позвал с-собой Додда и вышел
на веранду.
—	Я в совершенном отчаянии, — негромко сказал он, —
врачи ничего не могут поделать. Бедняга тает	у	нас	на	гла¬
зах. Я чувствую себя так, словно уходит половина	меня	са¬
мого.,. Врачи ничего не понимают... а человек умирает!
—	Просто плохо верится,
—	Я сам не верил, пока не по:нял сердцем; он умирает..,
А мы с ним еще почти ничего не сделали.
—	У вас еще все впереди, президент!
—	Хотел бы я знать, когда право на жизнь перестанет
быть тем, что нужно вырывать друг у друга из рук,
—	Если судить по истории — никогда.
—	Знаю, вы пессимист, Уильям, но если бы я так подхо¬
дил к делу, то должен был бы считать, что покойный прези¬
дент Кливлэнд был прав..,
—	В чем?
—	Говорят, когда отец привез меня ребенком в гости к
Кливлэнду, тот будто бы оказал: «Желаю тебе, молодой че¬
ловек, того, чего не пожелает н-икто;: никогда не стать; пре¬
зидентом».
Додд взял руку Рузвельта.
—	К счастью для Штатов, его пожелание не оправдалось!
Рузвельт долго держал руку Додда в своей и, прежде
чем выпустить, крепко пожал.
—	Вы же знаете, Уильям, как важно удержать этих лю¬
дей от безумства, к которому они идут. Это может* сделать
только честный и умный человек.
Додд грустно покачал головой:
—	Благодарю, президент, но... честное слово, я уже не
верю в возможность предотвращения войны.
487

—	А вы понимаете, что пожар не ограничится Европой?
—	К сожалению, это так, —- согласился Додд. — С тех
Пор как Токио присоединилось к этой «оси», джапы потеряли
голову.
—	Положим, эти господа потеряли ее давно и без помо¬
щи Гитлера. Я знаю: нам не удастся остаться в стороне от
того, что начнется в Европе.
—	Может быть... — неопределенно проговорил Додд, и по
его тону было видно, что старый посол и сам не верит такой
возможности.
Но, словно спеша досказать сбою мысль, президент про¬
должал, несколько возбуждаясь:
—	Вскармливая Марса своими долларами, наши хитрецы
воображают, будто им удастся спокойно и безмятежно гля¬
деть отсюда, как европейцы будут истреблять друг друга
оружцем, на котором с полным правом могло бы стоять клей¬
мо «Сделано в США».
—	Пока дело не дойдет до русских. Те предпочитают
собственные марки.
—	Может быть, — негромко сказал Рузвельт и повто¬
рил: — может быть... А ведь и для наших все дело сводится
к тому, чтобы столкнуть лбами запад и Россию...
—	Речь идет о Германии, президент, — заметил Додд.—
Только о ней.
Рузвельт кивнул головой:
—	Мы-то с вами понимаем друг друга... Ужас, в том,
Уильям, что жадность ослепляет наших. От нетерпения снять
золотую жатву...
Додд с усмешкой перебил:'
—	Я бы назвал ее кровавой...
—	...они не любят заглядывать за кулисы... Я говорю: их
нетерпение грозит вовлечь нас в трудные дела. Кое-кому из
американцев придется платить за эту жатву головами.
—	Речь может итти только о простых американцах.
—: О них я и говорю,—с раздражением сказал Рузвельт.
—	А разве в них дело?
—	Не прикидывайтесь циником, Уильям! Мы-то с вами
знаем, чьи руки нужны, чтобы строить жизнь.
—	Но ванденгейма.м уже нет до этого дела.
—	А мне есть! Есть дело, Уильям. — Рузвельт стукнул
палкой по перилам балкона.—Американскому кораблю пред¬
стоит бурное плавание. Я не могу в него пускаться с одними
пассажирами вроде Ванденгейма. Мне нужны и простые мат¬
росы. Я вынужден думать и о простом матросе, Уильям, без
которого все мы должны будем варить суп из бумажных дол¬
ларов... Одним словом: я должен смотреть дальше своего но¬

са. А между тем мне мешают на каждом шагу. Наш главный
противник тут, Уильям. Прежде всего тут! И вы нужны мне
в Берлине, чтобы видеть, что происходит здесь, понимаете?.
Рузвельт поймал на себе испытующий взгляд старого
историка.
—	Если мне удастся вернуться к занятию историей,—
сказал Додд, — а я надеюсь, удастся, то одной из са¬
мых трудных фигур для меня будет тридцать второй прези¬
дент.
Рузвельт рассмеялся:
■— Ничего загадочного, Уильям, ничего!
—	А объяснить сущность «социального ренегата», ду¬
маете, так просто? — спросил Додд. — Наши дураки с
Пятой авеню не понимают, что вы не ренегат, а их самый
верный защитник. Хотя, видит бог, они не стоят этой за¬
щиты!
Поднявшись с кресла, Рузвельт подошел к перилам, отку¬
да открывался обширный вид на окрестность, и указал Додду
в сторону светящихся вокруг озера огней.
—	К сожалению, пока это единственное, что мне удалось
сделать по-настоящему. И то только потому, что я не пре¬
тендовал тут нй на чьи средства, кроме своих собственных.
Они думали, будто я затеял коммерческое дело, и не хотели
мне мешать: надо же и президенту иметь свой бизнес. Этот
курорт, может быть, единственно хорошее, что останется от
меня американцам. Мало! Почти ничего!.. Словно я не прези¬
дент, а лавочник средней руки из квакеров.
Додд в задумчивости смотрел на мерцающие огоньки ку¬
рорта, и пальцы его нервно отстукивали что-то по перилам
балкона.
—	Честное слово, президент, если бы я хоть на йоту верил
в смысл своей миссии в Германии, я отдал бы себя вам. —
Он помолчал и, наклонившись к президенту, проговорил: —
Но я не верю в смысл такой миссии.
—	Ну, все равно, по рукам, — весело сказал Рузвельт.
—	Я уже стар, президент.
—	Хэлл старше вас, а, смотрите, стоит на правом фланге.
Вы знаете, что нам удалось, наконец, провести закон, воспре¬
щающий перевозку оружия франкистам на американских
судах? Это в десять раз меньше того, что я хотел бы сделать,
если бы меня не держали за руки.
—	Не очень большое завоевание, президент! — с невольно
прорвавшейся иронией сказал! Додд. — А не боитесь ли вы,
что наше эмбарго сыграет роль, как раз обратную той, какую
вы хотели бы ему дать?
489

Рузвельт пристально посмотрел в глаза старому послу.
Некоторое время помолчал, Потом с оттенком раздражения
проговорил:
—	По-вашему, я не понимаю, что этот запрет окажется
односторонним?
—	Именно это я имел в виду.
—	Увы, Уильям! — Рузвельт покачал головой. — Я знаю
больше: никакие, слышите, никакие наши меры не поме¬
шают нашим оружейникам вооружать того* кого они хотят ви¬
деть победителем в испанской войне... Они сумеют доставить
Франко оружие не только в обход, через всяких там иностран¬
ных спекулянтов. У них хватит нахальства везти его почти
открыто, на глазах пашей собственной полиции. Я все пони¬
маю, старина.,, — Он умолк* словно не решаясь продолжать.
Потом, положив руку на плечо собеседника, быстро закон¬
чил: — ВйдиТ боТ, ЭТО уже не моя вина!--- и хотел снять свою
руку* но ДоДд задержал ее и понимающе сжал своими сухими,
старческими пальцами, — Иногда, Уильям, я завидую,.; ло¬
шади, идущей в шорах... — Тихо Проговорил Рузвельт.
—	Й после этого вы уговариваете меня вернуться на rfocf
гюсла?
—	А что же делать, старина!.. Вот й я... С одной сторо¬
ны, я именно Только президент, и нельзя требовать от ме¬
ня большего, нежели в моих силах.., А с другой... Ведь я
именно президент, и имею ли я право не заботиться о том,
что подумают о нас,, американцах, в остальном мире? Отка¬
заться от эмбарго — значило открыто, понимаете, циниче¬
ски открыто помотать фашистам!
—	Но ведь всякий, кто соображает на йоту больше зайца,
поймет: такой декорум, как эмбарго, — удар по Испанской
республике! — воскликнул Додд.
Рузвельт всем корпусом повернулся к собеседнику, и, как.
ни поспешно он отстранился от яркого света, упавшего' ему
на лицо сквозь стекла балконной Дверй, посол увидел: краска
заливала щеки президента.
—	Я не имею права превращаться в фантазера, —- без
прежнего раздражения, но с заметной резкостью, словно бы
нарочно подчеркнутой, говорил Рузвельт. — Вы должны это
понять. Просто обязаны понять, не только как дипломат,
но и как американский историк. Сидя на моем месте и зная
десятую долю того, Что творится За моею спиной, нельзя со¬
хранять йллюзии. Я недавно узнал, что у меня под носом со¬
стоялась большая конференция главных боссов Уолл-стрита с
немцами.
—	Здесь?
490

—	Да, около Нъю*йорка.
На лице Додда появилось выражение смятения.
—	Все те же — Дюпон и весь эскадрон Моргана?
—	Конечно, и наш старый приятель Ванденгейм тут как
тут. — Рузвельт сердито стукнул палкою по перилам. — Что
придумали!.. Самым откровенным образом вооружают нем¬
цев. Дюпон двойным ходом, через «Дженерал моторе» й
Опеля* занялся уже самолетостроением для наци — купил не¬
мецкие заводы Фокке-Вульф.
К удивлению Рузвельта, Додд вдруг расхохотался:
—	А я-то ломал голову: на какие деньги немцы расшири¬
ли это дело? Оно стало расти, как на дрожжах. Это как раз
та фирма, которая доказала преимущество своих боевых саь
молетов в Испании.
Рузвельт ,в отчаянии развел руками:
—	Й я ничего не в состоянии поделать:	все внешне со¬
вершенно прилично. Не могу я в конце концов лезть в част¬
ные дела предпринимателей!
—	И* конечно, как всегда, все через эту лавочку Шрей¬
беров?
—	Разумеется. Эта старая лиса Доллас обставил их дело
так, что пока не разразится какая-нибудь паника, к ним не
подступишься.
—- На вашем месте, президент* я велел бы обратить вни¬
мание на очень подозрительную компанию немцев, СвйвШую
себе гнездо в Штатах. Среди них есть такие типы, как этот
КйллйНГер — самый настоящий убийца.
—	Я уже говорил Говеру*,»
Додд быстро взглянул на Рузвельта и опустил глаза.
—	Говер? —в сомнении проговорил о«н» — Я бы на вашем
месте* президент* создал что-нибудь свое.
—	Свою разведку? — Рузвельт повернулся к нему всем
телом* не в силах скрыть крайнего удивления*
Говер Говером, — негромко сказал Додд, — а лучше
бы что-нибудь свое; Поменьше* но понадежней.
“ Да* не во-время болеет Гоу, — проговорил Рузвельт
после паузы. — Мне очень нужны люди!
—	Ничего,, он еще встанет.
Рузвельт Покачал головой,
—	Нет.;. Он уже заставил и меня привыкнуть к мысли, что
я должен буду обходиться без него!
—	Мужественный человек.
—	Но в последнее время сильно сдал» Форменная мания
Преследования. Рузвельт через силу усмехнулся, но усмеш¬
ка вышла горькой; “ Совершенно как у Шекспира: норовит
обменяться со мной стаканами* тарелкой» Не верит никому*..
491

Пойдемте к нему. Уильям. Бедняга любит сыграть вечерком
роббер бриджа.
Рузвельт поднялся при помощи Додда и пошел с бал¬
кона.
—	Гоу, старина, готовьтесь-ка к хорошей схватке! — крик¬
нул он с порога.—Додд вам сейчас покажет, что такое про¬
фессорский бридж...
Он не договорил: Гоу лежал, вытянувшись в качалке.
Плед сбился к ногам, пальцы рук судорожно вцепились в во¬
рот рубашки, словно стремясь его разорвать. Голова Гоу
была откинута назад, и на мертвом лице застыла гримаса
страдания-
3
Голые деревья стояли ровными шеренгами, как арестан¬
ты, — безнадежно серые, унылые, все на одно лицо.
Сквозь строй стволов была далеко видна темная, влажная
почва. Она была уже взрыхлена граблями. Следы железной
гребенки тянулись справа и слева вдоль дорожек Тиргартена.
От влажной земли поднимался острый запах. Из черной
неровной поверхности куртин лишь кое-где выбивались пер¬
вые, едва заметные травинки.
Шагая за генералом, Отто старался думать о 'Пустяках.
Глупо! Все то легкое и приятное, что обычно составляло
тему его размышлений во время предобеденной прогулки, се¬
годня не держалось в голове. Чтобы заглушить мысли о
предстоящем вечере, он готов был думать о чем угодно, да¬
же о -самом неприятном, — хотя бы о вчерашней ссоре с от¬
цом. Старик не дал ему ни пфеннига. Придется просить у
Сюзанн. Но вместо Сюзанн представление о надвигающейся
ночи ассоциировалось с чем-то совсем другим, неприятным.
Избежать, увернуться?.. Черта с два!..
Узкая длинная спина Гаусса вздрагивала в такт его дере¬
вянному шагу. Сколько раз Отто казалось, что старик должен
сдать хотя бы здесь, на прогулке, когда вблизи -не бывало ни¬
кого, кроме него, адъютанта Отто. Вот-вот исчезнет выправ¬
ка, согнется спина, ноги перестанут мерно отбивать шаг, и.
по-стариковски кряхтя, генерал опустится на первую попав¬
шуюся скамью. Может быть, рядом с тою вон старухой в
старомодной траурной шляпке. И попросту заговорит с нею о
своей больной печени, о подагре... Или около того инвалида,
с таким страшно дергающимся лицом. И с hhmi Гауссу было
бы о чем потолковать: о Вердене, где генерал потерял почти
весь личный состав своего корпуса, или о Марне, стоившей
ему перевода в генштаб... Как бы не так! Голова генерала
оставалась неподвижной. Седина короткой солдатской стриж¬
492

ки .поблескивала между околышем и воротником: шинели. Од¬
на рука была за спиною, другая наполовину засунута в кар¬
ман пальто. Всегда одинаково — до третьей фаланги пальцев,
ни на сантиметр больше или меньше. Перчатки скрывали си¬
ние жгуты склеротических вен. Непосвященным эти руки
должны были представляться такими же сильными, какими
всегда казались немцам руки германских генералов.
Все было, как всегда. Все было в совершенном порядке.
Прогулка!.. Старик нагуливал аппетит, а ему, Отто, кажет¬
ся, предстояло из-за этого вымокнуть. Совершенно очевидно:
через несколько минут будет дождь. Уж очень низко нависли
тучи. Кажется, этот серый свод прогнулся, как парусина па¬
латки под тяжестью скопившейся в ней воды, и вот-вот разо¬
рвется. И польет, польет...
В прежнее время, даже вчера еще, Отто, не стесняясь,
указал бы генералу на угрозу дождя. Разве это не было обя¬
занностью адъютанта? Так почему же он не говорил об
этом сегодня? Почему сегодня каждая фраза старика, каж¬
дый взгляд заставляли его вздрагивать?
Отто поймал себя на том, что, вероятно, впервые за четыре
года своего адъютантства шел за генералом именно так, как
предписывает устав: шаг сзади, полшага влево. Уж не боял¬
ся ли он попасться старику на глаза? Нет, генерал и не ду¬
мал на него смотреть. Он уставился в землю, предпочитая
видеть желтый песок аллеи и попеременно появляющиеся
перед глазами носки собственных сапог. Идя так, не нужно
было отвечать на приветствия встречных.
Это называлось у Гаусса—побыть в одиночестве. До¬
статочно было не смотреть по сторонам. Ноги сами повернут
налево, вон там, у памятника Фридриху-Вильгельму. Короткий
почтительный взгляд на бронзового короля. От него двести
семьдесят шесть шагов до статуи королевы Луизы. Затем — к
старому Фрицу. Здесь голова генерала впервые повернется:
дружеская усмешка, кивок королю. Точно оба знали секрет,
которого не хотели выдавать. Кажется, король-капрал даже
пристукивал бронзовой тростью: смотри не проговорись!
Но вот и Фридрих остался влево. На повороте генерал
оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на него. Теперь — вдоль
последнего ряда деревьев. Сквозь них чернел асфальт Тиргар-
тенштрассе. Тут нужно было поднять глаза: на улице шумел
поток автомобилей. Полицейские уже обменялись коротким,
отрывистым свистком. Тот, что торчал посреди асфальта, под¬
нял руку, но все же за рулями сидели неизвестные штат¬
ские. Нужно было глядеть в оба.
Одиночество кончилось. Голова генерала была поднята. Он
смотрел перед собою поверх прохожих, поверх автомобилей.
493

Для немцев, сидящих в машинах, этот старик был армией.
Отто шагал за ним также с поднятой головой. Вот бы вве¬
сти правило: гражданские лица приветствуют господ офице¬
ров снятием головного убора...
Скотина, а не шуцман! Опустил руку, как только генерал
ступил на тротуар, и поток автомобилей ринулся вдоль улицы.
Вот и церковь святого Матфея. Кривая Маргаретенштрас-
се. Почему, собственно говоря, генерал предпочитал старый
неуютный дом казенной квартире? Или он не был уверен в
прочности своего положения? Может быть, он чуял что-нибудь
старческим носом? Ерунда! Разве он не был одним из тех,
кому армия обязана примирением с наци?..
Первые капли дождя упали, когда до подъезда остава¬
лось несколько шагов. В прихожей, сбросив шинель на руки
вестовому, Гаусс в упор посмотрел на Отто:
—	Ты мне не нравишься. Что-нибудь случилось?
—	Никак нет,
—	Может быть, дома что-нибудь?
—	О, все в порядке!
—	Что отец?
Стоило ли отвечать? За шутливой приветливостью Гаус¬
са была скрыта непримиримая вражда к Швереру. Отто знал:
Гаусс не мог простить Швереру отказ присоединиться к груп¬
пировавшимся вокруг него недовольным. Гаусс считал Швере¬
ра трусом. Сразу по возвращении из Китая его запихнули
в академию — читать историю военного искусства.
—	Старая перечница! — усмехнулся генерал. — Не хочет
понять главного: за эти двадцать лет русские выросли на два
столетия.
Отто не слушал. Он знал наперед все, что скажет Гаусс.
Знал, что тот кончит фразой: «Я бы предпочел оставить этот
орешек вашему поколению!» Может быть, он еще постучит
согнутым пальцем по лбу Отто: «Если у вашего брата здесь
будет все в порядке».
Отто не слушал генерала. Хотелось одного:	улизнуть.
У него были дела поважнее.
Генерал подошел к барометру и ногтем стукнул по стеклу.
—	Ты не забыл о сегодняшнем вечере? — спросил он.
—	Никак нет.
—	Надо присмотреть, чтобы не попал никто, кроме при¬
глашенных.
—	Так точно.
Генерал покосился на Отто.
•— Заплесневел ты тут со мною. Поезжай-ка обедать ку¬
да-нибудь, где собираются офицеры.
—	М-мм...
494

—	Сидишь на мели?—усмехнулся Гаусс.— Ну, ну, я же
понимаю. Небось, и я не родился с этой седою щетиной.
Генерал посмотрел в каминное зеркало и провел рукою по
стриженной бобриком голове.
—	Н-да-с, позавидовать нечему. — Он с улыбкой обернулся
к Отто. — Небось, глядишь на меня и думаешь: «Какого чор-
та пристал ко мне, старая образина?» Не воображай, будто и
ты будешь вечно вот таким петухом. — И вдруг резко обо¬
рвал: — Иди!
Отто отказался от казенной машины. Таксомотор он отпу¬
стил, не доезжая цели. Целью этой был уединенный дом в од¬
ном из кварталов Вестена. Плотные шторы делали его окна
слепыми. Ни вывески на карнизе, ни дощечки на дверях. Не¬
многие жители могли бы сказать, кем был занят дом. Отто
уверенно нажал' кнопку звонка.
Он знал каждую черточку в лице человека, который сей¬
час отворит дверь и молча пропустит его мимо себя. Он знал,
в какой позе будеть сидеть Кроне; знал жест, которым тот по¬
двинет ему сигары. В этом жесте уже не будет любезности, с
какою Кроне предложил ему первую сигару четыре года тому
назад. Да, с тех пор Кроне порядочно изменился. Один толь¬
ко раз он был так же обворожителен, как на первом свида¬
нии: при встрече после своего выздоровления.
Гаусс лежал, не включая свет. В тишине было слышно,
как поскрипывала кожа дивана под его большим телом. По¬
груженный в темноту кабинет казался огромным. Отсвет улич¬
ного фонаря вырвал одно единственное красное пятно на тем¬
ном холсте портрета. Определить его форму было невозмож¬
но. Но генерал хорошо знал: это был воротник военного
сюртука. Он отчетливо представлял себе и черты лица над
этим воротником. Ленбах изобразил это лицо именно таким,
каким запечатлела его память Гаусса. Живым Гаусс видел
этого человека всего несколько раз. Гаусс был тогда слишком
молод и незначителен, чтобы иметь частые встречи с генерал-
фельдмаршалом графом Мольтке. Тому не было дела до моло¬
дого офицера, только что поступившего в академию. Если бы
старик знал, что этот офицер сидит теперь в главном шта¬
бе, он, может быть, глядел бы на него со стены не так су¬
рово!
Гаусс угадывал в темноте холодный взгляд старческих
глаз; сердитая складка лежала вокруг тонких выбритых губ;
прядь легкой, как пух, седины колыхалась между ухом и
краем лакированной каски.
Генерал услышал дребезжащий голос Мольтке:
495

—	Затруднения надо преодолеть. Главенство армии долж¬
но быть сохранено.
—	Боюсь, что я не родился с талантом организатора, ваше
высокопревосходительство, — скромно ответил Гаусс.
Мохнатые брови Мольтке сердито задвигались.
—	Талант—это работа. Извольте работать. Вы полагаете,
что я победил в семьдесят первом году так, между делом?
Нет-с, молодой человек, я полвека работал для этой победы.
Один из ваших товарищей, полковник Шлиффен, сказал вер¬
но: «Славе предшествуют труд и пот».
Мысль Гаусса вдруг раздвоилась, и в то время как одна
ее половина продолжала следить за словами Мольтке, другая
поспешно рылась в памяти: «Кто-то еще говорил о славе нечто
подобное. Кто же?.. Кто-то из французов: «Слава — это не¬
прерывное усилие».
—	Бывает, что ни одно из положений стратегии неприме¬
нимо, — робко заметил Гаусс.
Мольтке медленно обернулся куда-то в темноту:
—	Послушайте, молодой человек. Скажите этому капита¬
ну, что всякий, желающий достигнуть решающей победы,
должен стать над законами стратегии и морали. Нужно ре¬
шать: какие из этих условностей можно нарушить, чтобы об¬
мануть противника, и какие должно использовать, чтобы свя¬
зать его свободу.
Голос Шлиффена ответил из темноты:
—	Позвольте мне повторить слова вашего высокопревос¬
ходительства: «Стратегия представляет собою умение нахо¬
дить выход из любого положения». Вот и все... Извольте про¬
снуться!
Га'уес почувствовал легкое прикосновение к плечу.
—	Извольте проснуться!
—	Да, да... — Генерал быстро сел и опустил ноги с дивана.
Ноги в красных шерстяных носках беспомощно шарили вдоль
дивана.
Денщик нагнулся и придвинул туфли.
—	Телефон, экселенц.
Генерал, шаркая, подошел к столу.
—	Август?.. Да, да... Отлично... Через четверть часа?..
Жду, жду.
Он потянулся: «Я, кажется, умудрился видеть сон?» Он
силился представить виденное и не мог. Но, взглянув ка
портреты Мольтке и Шлиффена, вспомнил все.
Он вышел в зал и повернул выключатель. Со стен ка не¬
го смотрело несколько поколений руководителей армии. Гаусс
мог на память восстановить каждую деталь старых полотен.
Зейдлиц, Дерфлингер... Дальше Шарнгорст, Гнейзенау....
496

Вот снова победитель’ при Кенигреце и Седане, по сторонам
от него—старый разбойник Бисмарк и Вильгельм I, приве¬
денный им к воротам Вены и во дворец французских королей.
Генерал не любил этого портрета. А вот и младшие: Фаль-
кенгайн, Макензен. Эти ловкачи ускользнули от того, чтобы
расхлебывать заваренную ими кашу. Нагадили всему свету,
а расплачиваться «молодым людям» вроде Гаусса!
«Славе предшествуют труд и пот!» Гаусс усмехнулся:
«Наивные времена! В наши дни славе сопутствует риск полу¬
чить пулю iB затылок...»
Генерал сердито выключил свет. Полководцы послушно ис_
чезли. Сразу хоп — и нет никого. Направо кругом! Если бы
его так же слушались в жизни! Но жизнь — не то. Вот она
течет там, за окнами-, — темная и не всегда понятная.
Даже его родная Маргаретенштрассе казалась таинствен¬
ной в этой мокрой черноте. А ведь здесь прошла почти вся
жизнь Гаусса. Он помнил еще те времена, когда улицу пере¬
гораживала большая вилла с парком, там, где теперь прохо¬
дит Викториаштрассе. Это были милые, тихие времена. Он
приезжал домой кадетом, потом юнкером и молодым офице¬
ром. Большая квартира, всегда немного пахнувшая скипида¬
ром и воском и еще чем-то таким же старомодным. Холодные
камины; скользкий паркет; тусклый свет даже в солнечные
дни. Отец не считал нужным прорубать широкие окна, ломать
стены и лестницы, как делали другие. По его мнению, дом
и так не был худшим на этой старой улице.
Но вот снесли дом в конце Маргаретенштрассе, и она сде¬
лалась сквозной. Старые дома стали ломать один за другим.
На их месте вырастали новые. Архитекторы изощрялись в их
украшении. Церковь святого Матфея перестала быть гордо¬
стью квартала. В новые дома приходили чужие, непонятные
люди. Это не были крупные чиновники или помещики, приез¬
жавшие на зиму из своих имений, чтобы побывать при дворе.
Промышленники средней руки и коммерсанты явились,
как равные. Среди них многие разбогатели во время мировой
войны. Только в ту часть улицы, что прилегает к Маттеикирх-
штрассе, шиберы не решались некоторое время совать нос.
Но вот и на скрещении этих улиц появились новые люди.
Великолепная вилла Ульштейна стала резиденцией Рема. Он
облюбовал этот дом, похожий на старинный французский за¬
мок, под штаб-квартиру своей коричневой шайки. Наступили
шумные времена. День и ночь сновали автомобили. Ярко горе¬
ли фонари, освещая подъезд и сад с бронзой Функа и Шил¬
линга. О том, что творилось в роскошных залах и глубоких
подвалах виллы, осторожно шептался Берлин...
Преломляя свет далеких, еще не. видимых Гауссу автомо¬
32 Поджигатели
497

бильных фар, дождевые капли крупными, светящимися бу¬
синками скатывались по черному стеклу. Одна за другою, по¬
одиночке и целыми рядами, появлялись они из-за рамы. «Сло¬
вно солдаты в ночной атаке, выталкиваемые из своих окопов
и бесследно исчезающие в траншеях врага», — пришло в го¬
лову Гауссу.
У дома остановилась машина. Из-за руля вылез корена¬
стый человек. В подъезде вспыхнул свет. Генерал узнал бра¬
та Августа.
Тот вошел, немного прихрамывая.
—	До сих пор не могу привыкнуть к твоему штатскому
костюму, — сказал генерал, заботливо усаживая гостя.
—	Прежде всего прикажи-ка дать чего-нибудь...—
Август прищелкнул пальцами и предупредил: — Только не
твоей лечебной бурды!
—	Прошлые привычки уживаются с твоим саном?
—	Профессия священника — примирять непримиримое.
—	Я хотел с тобою посоветоваться.
—	В наше время священник не такой уж надежный совет¬
чик, — насмешливо ответил Август. — Речь идет о церкви?
—	Нет, о войне. Теперь уже ясно: мы сможем начать войну.
В глазах священника загорелся веселый огонек.
—	Ого!
—	Да, наконец-то!
—	Немцы оторвут вам голову...
Генерал отмахнулся обеими руками и, видимо, не на
шутку рассердившись, крикнул:
—	Не говори пустяков!
—	Ты же сам хотел посоветоваться.
—	Не думаю, чтобы такова была точка зрения церкви. Она
всегда благословляла оружие тех, кто сражался за наше дело.
—	Тут ты, конечно, не прав. Церковь во многих случаях
благословляла оружие обеих сторон!
—	Раньше ты не был циником, — с удивлением произнес
генерал.
—	Это только трезвый взгляд на политику. — Август по¬
тянулся к бутылке. — Позволишь?
—	Наливай сам, — скороговоркой бросил генерал и раз¬
драженно продолжал: — Что дает тебе основание думать,
будто мы не сможем: повести немцев на войну?
Август расхохотался:
—	Ты же не дал мне договорить! Я хотел сказать, что
немцы поддержат вас во всякой войне...
—	Вот, вот!
—	Кроме войны с коммунистами.
—	А о какой другой цели стоит говорить?.. Именно пото¬
498

му, что эта цель является главной и определяющей все осталь¬
ные, мы и обязаны относиться к достижению ее с величай¬
шей бережностью. Мы недаром едим свой довольно черст^
вый хлеб, — с усмешкой сказал генерал: — Мы начнем с Ав¬
стрии. Это будет сделано чисто и быстро: трик-трак!
—	Ты воображаешь, будто никто не догадывается, как
это будет выглядеть? Перебросками поездов вы создадите
иллюзию движения миллионной армии, которой нет!
—	Для проведения аншлюсса нам не нужны такие силы.
—	Что вы будете делать, если не удастся взорвать Ав¬
стрию изнутри?
—	Воевать!
—	Зачем ты говоришь это мне, Вернер?
—	Потому, что это так.
—	Я же не французский или английский дипломат, чтобы
дать себя уверить, будто вы способны воевать хотя бы с
Австрией!
—	Ты не имеешь представления об истинном положении.
Август посмотрел на брата сквозь стекло рюмки.
—	Напрасно ты так думаешь, Вернер. Мы знаем...
—	Кто это «мы»?
—	Люди... в черных пиджаках.
—	И что же, что вы там знаете такого?
—	Все.
—	Сильно сказано, Август. Время церкви прошло! Ее ак¬
ции стоят слишком низко.
—	Ты заблуждаешься, Вериер. Просто удивительно, до
чего вы все ограничены!
—	Ограничены мы или нет — реальная сила у нас, — и,
вытянув руку, генерал сжал кулак. Синие вены склеротика
надулись под белой нездоровой кожей. Август рассмеялся.
—	Вот, вот! Вы сами не замечаете того, что кулак этот
состарился. А другие замечают. В том числе и церковь!
—	Битвы выигрываются пушками, а не кропилами!
—	Кто же предлагает вам: «Откажитесь от огнеметов и
идите на русских с распятием»?.. Но мы говорим: прежде
чем пускать в ход огнеметчиков, используйте умных людей.
В таком вот пиджаке можно даже прикинуться коммуни¬
стом. — Август пристально посмотрел в глаза брату: — Если
вы этого не поймете вовремя, то будете биты.
—	Ни одного из вас большевики не подпустят к себе и
на пушечный выстрел.
Лицо Августа стало необыкновенно серьезным.
—	Нужно проникнуть к ним. Иначе... — Август вырази¬
тельным жестом провел себе по горлу.
32*
499

—	Э, нет! — протестующе воскликнул генерал. — Уж это-
то преувеличено.
—	Нужно, наконец, взглянуть правде в глаза, Вернер.
—	В чем она,	эта твоя правда?
—	В том, что	мы одряхлели.
—	Меня-то ты рано хоронишь, себя — тем более.
—	Я говорю о нашем сословии, может быть, даже больше,
чем о сословии, — о тех, кто всегда управлял немецким наро¬
дом, обо всех нас. Ваша, военных, беда в том, что у вас нет
никого, кто мог бы трезво проанализировать современное по¬
ложение до конца, во всей его сложности.
—	Разве мы оба не признали, что конечная цель — пода¬
вить Россию — является общей для нас?
—	Позтому-то	и хочется, чтобы	вы	были	умней.
Август достал	бумажник и из	него	листок	папиросной
бумаги. Осторожно развернул его и-поднес к глазам недоу¬
мевающего генерала.
—	Что это?
Генерал взял листок. По мере того как он читал, лицо
его мрачнело:
«...мы спрашиваем верующих: не имеем ли мы все обще¬
го врага — фюрера? Нет ли у всех немцев одного великого
долга — схватить за руки национал-социалистских поджигате¬
лей войны, чтобы спасти наш народ от страшной военной угро¬
зы? Мы готовы всеми силами поддержать справедливую борь¬
бу за права верующих, за свободу вашей веры. В деле оборо¬
ны от грязных нападок Розенберга и Штрейхера мы — на
вашей стороне...»
Генерал поднял изумленный взгляд на брата:
—	Тут подписало: «Центральный комитет коммунистиче¬
ской партии Германии».
—	Приятно видеть, что ты не разучился читать.
—	Этого не может быть! — воскликнул Г аусс. — Никаких
■коммунистов в Германии больше нет! Это фальшивка.
—	Фальшивка? Нет!—Патер рассмеялся. — Это подлинно,
как папская булла.
—	Открытое письмо верующим Германии?.. Откуда ты это
взял?
—	Разве это не адресовано в первую очередь именно -нам,
служителям церкви?
—	Я ничего не понимаю, Август. Ты, фон Гаусс, ты, офи¬
цер, наконец, просто священник — и с этою бумажкой в ру¬
ках! Это не поддается моему пониманию: протягивать ру¬
ку чорт знает кому...
—	А ты предпочел бы,, чтобы паства шла-к ним без нас?
500

—	К этим большевикам?.. Верующие? — Гаусс деланно
рассмеялся.
—	Они уже идут.
—	Но...—Генерал растерянно развел руками и снова по¬
смотрел на листок. — Я не могу понять, куда же это ве¬
дет?
—	Прямо к ним! К коммунистам... Налей, пожалуйста,
рюмку, тебе ближе!
Пока генерал наливал, Август бережно спрятал листок.
—	Дай его мне, — оказал генерал.
—	Чтобы ты провалил все дело? Нет, пока оно нам на ру¬
ку, мы вас в него не пустим!
—	«Мы, мы», — раздраженно передразнил Гаусс. — Мне
совсем не нравится это «мы», словно ты уже там, с ними.
—	Я должен «понять свои заблуждения» и от католиков
перейти к коммунистам.
—	Какая мерзость!
—	Милый мой, ты, повидимому, никогда не читал Лойолы!
—	Признаюсь.
—	И напрасно: «Если римская церковь назовет белое чер¬
ным, мы должны без колебания следовать ей». Ad majorem
Dei gloriam * Я, собственно говоря, заехал сказать тебе, что¬
бы ты не удивлялся, если когда-нибудь услышишь, что я «рас¬
каялся» и стал «красным».
—	Август! — в испуге произнес генерал.
—	Этого могут потребовать тактические соображения:
пробраться в среду коммунистов. Разве тебе не. было бы ин¬
тересно узнать, что там творится? Вижу, вижу: у тебя забле¬
стели, глаза! Увы, старик, это только мечты! Так далеко я не
надеюсь пролезть, но кое-что мы все-таки сделаем. Может
быть, тебе придется еще когда-нибудь спасать от рук/естапо
своего «красного» брата. — И Август рассмеялся.
Глядя на него, улыбнулся и генерал.
—	А теперь говори, зачем ты меня звал?—спросил Ав¬
густ.
—	Ты меня заговорил... — Генерал потер лоб. — Вопрос
прост: чтобы подойти к главной задаче — покончить с Росси¬
ей раз и навсегда, нужно решить много предварительных задач.
—	Это верно, — согласился Август. — Чем важнее цель,
тем больше задач возникает на пути к ней.
—	Вот здесь-то, на этом пути, у нас и возникли существен¬
ные разногласия.
—	С кем?
; К вящей славе бог»-' (лат.).
501

Несколько мгновений Гаусс исподлобья смотрел на брата,
будто не решался договорить. Потом сказал отрывисто:
—	С Гитлером.
—	Вот Что!
—	Да. Они там не хотят понять...
—	Кто?
—	Гитлер и его дилетанты, Йодль и другие,— с досадой
отмахнулся генерал, — не хотят понять, что нельзя бросаться
на Россию, не Покончив сначала с Францией и Англией.
—	А ты?
—1 Я считаю, что сначала нужно очистить свой тыл, нуж¬
но поставить на колени Англию, Францию и других...— Гаусс
сделал пренебрежительный Жест.
Август задумался.
—	Ты об этом и хотел меня спросить?
—	Это очень важно.
—	Для всего дела?
—	И лично для меня.
—	Тогда я тебе скажу: не спорь.
Лицо генерала побагровело:
—	Я не боюсь...
—	Дело не в этом... — Август вскочил й в воЛненйй про¬
шелся по комнате.
—	Говори же! — нетерпеливо оказал Гаусс.
—	По-моему, они правы.
—	Начинать с России?
—	Да.
—	Драться с нею, имея за спиною непокоренную Францию,
неразбитых англичан? Вы все сошли с ума!
—	А не кажется ли тебе, что именно неразбитая Фран¬
ция, именно невраждебная Англия Не только наш спокойный
тыл, но и лучший резерв?
—	Англия не успокоится* пока МЫ не будем уничтожены!
Она спит и видит, как бы столкнуть нас с Россией.
—	В этом-то и горе! А нужно втолковать англичанам, что
все вопросы, все споры могут быть решены за счет России.
Пусть нам дадут Украину, Донбасс и прибалтийские про¬
винции— и мы отдадим англичанам Африку на вечные вре¬
мена!
—	Значит, ты считаешь, что они правы? —не скрывая
огорчения, спросил Гаусс.
—	Да! Лучше иметь в тылу англо-французского союзника
со всеми его ресурсами, чем ломать себе зубы до драки с
русскими. В этой драке пригодится каждый зуб!
—	Тут какой-то заколдованный круг. Мы в нем вертимся
вот уже сколько лет!
502

“ Рано или поздно мы столкнемся с Россией, и тогда все
станет на свои места.
—	Дай бог, дай бог, сказал генерал.
—	От него зависит совсем не так мало, как ты дума¬
ешь, — весело проговорил Август.
—	От кого? — удивленно спросил генерал.
—	От бога, господин генерал, от господа-бога!
—	Я никогда не был его поклонником.
—	А между тем я мог бы тебе сказать нечто, что заста¬
вит тебя об этом пожалеть: американцы вступают в тесней¬
шие сношения со святым престолом.
—	Что? Бизнес с боГОМ? — И генерал рассмеялся.
—	Это вовсе не так смешно, Вернер, — наставительно Про¬
изнес Август.
—	Ну, что касается наци, то они, кажется, никогда не
были поклонниками Христа,
—	Дело не в Христе, а в папе. Наци уже знают, сколько
дверей может открыть комбинация из креста и свастики.
А скоро увидят и новую комбинацию- доллар и крест.
Генерал поморщился:
—	Мы с тобой болтали, как двое старых громил, иехва-
тает только заговорить об отмычках.
—	Время, Вернер, йремя! Кстати о времени, — Август оза¬
боченно посмотрел на часьь — Мне пора, старик!
—	Послушай* Август, если все это серьезно, насчет этих
«комбинаций»...
—	-Которых* Вернер?
—	Ну, я имею в виду Ватикан и Америку, то ведь, на¬
верно, это могло бы сильно облегчить нам задачу на за¬
паде?
—	Если бы вы сговорились с католиками?
—	Да!
—	Разумеется, умный ход мог бы дать тебе в одной
Европе армию в двести двадцать миллионов католиков!
—	Ого! — воскликнул генерал.—Мне, признаться, нико¬
гда Не приходило в голову заняться такою статистикой»
—	Иметь союзников на том самом западе* который тебя
сейчас так интересует, — союзников верных* дисциплинирован¬
ных, организованных й* глазное* послушных слову святого от¬
ца, это кое-чего стоит!
—	Пожалуй, над этим действительно стоит подумать.
—	Ты помнишь Пачелли? — спросил Август,
—	Кардинала? Конечно! Нас познакомили На каком-то
приеме. Он мне понравился. Те, кто знавал его в Мюнхене,
считают его умнейшим человеком*
Август согласно кивнул.
503

—	Иначе он не забрал бы <в руки и все католические дела
и самого папу.
—	Ты полагаешь, что нынешний стаст-секретарь — истин¬
ный хозяин Ватикана?
—	И можно почти с уверенностью сказать: когда не ста¬
нет святейшего отца, Пачелли — единственный кандидат на
престол Петра.
—	Какое отношение все это имеет к нашей теме?
—	Самое прямое:	если Пачелли согласится положить
столько же стараний на то, чтобы привести вам Францию с
веревкой на шее и в коричневой власянице кающегося фаши¬
ста, сколько он положил на то, чтобы поставить итальянцев
на колени перед Муссолини, испанцев — перед Франко, порту¬
гальцев — перед Салазаром, поляков — перед Рыдз-Смиглы и
Беком, то можете быть спокойны: французские генералы не
ударят вам ,в спину.
—	Что же, по-твоему, нужно, чтобы так расположить к нам
Пачелли?
—	Твердо стоять именно на той позиции, на которой стоят
Гитлер и его покровители: Россия — вот враг! Тут нам будет
по пути не только с англичанами и американцами, но и со
святым престолом.
—	Но ведь все его прежние «крестовые походы» против
коммунистической России провалились?
—	Воинствующая римская церковь не устанет их органи¬
зовывать вновь и вновь. Ее не могут обескуражить временные
неудачи. Она не привыкла спешить.
—	Все, что ты говоришь, чертовски напоминает мне один
давнишний разговор, свидетелем которого я был.
Заметив, что старший брат вдруг умолк, словно спохва¬
тившись, что сболтнул лишнее, Август ободряюще сказал:
—	Ну, ну, можешь быть спокоен — дальше меня не пой¬
дет ничто.
—	Я был однажды вызван Сектом, чтобы присутствовать
при его разговоре с неким приезжим из Советской России.
—	Это было давно?
—	Еще в двадцатые годы, в трудный для рейхсвера пе¬
риод. Мы думали тогда, что удастся вместе с Польшей и при
поддержке деньгами и техникой со стороны бывших союзни¬
ков России ударить по большевикам, прежде чем они встанут
на ноги. Тот человек, о котором я говорю, был, так сказать,
полномочным эмиссаром Троцкого. Он тоже болтал тогда о
планах, рассчитанных на покорение всего мира, но готов был
уступить его нам, отдав впридачу и добрую половину России,
лишь бы мы поскорее вторглись в СССР и помогли бы им
как-нибудь захватить власть.
504

—	Милый мой, во-первых, Пачелли умнее Троцкого, во-
вторых, у него не жалкая шайка политических ренегатов,
а отлично организованный аппарат, офицерский корпус в сот¬
ню тысяч священников с многовековым опытом работы во
всем мире и немало подданных, способных ради того, что¬
бы попасть в рай, перерезать горло родному брату здесь, в
этом мире юдоли и суеты.
—	Пожалуй, стоит подумать о том, чтЪбы использовать
эту силу не так глупо, как это пробовал сделать Папен.
Не думаешь ли ты, что мы могли бы сговориться с вашими
руководителями о предоставлении нам опытных священников,
прежде всего в России, для ведения разведывательной и ди¬
версионной работы?
—	Для этого вам могут пригодиться далеко не одни толь¬
ко священники. У нас существуют и тайные ордена мирян, ко¬
торые выполняют любой приказ Рима так же беспрекословно,
как священники.
—	Вопрос в том, во что это может нам обойтись?
—	Тут вы найдете общий язык со святым престолом. Толь¬
ко советую иметь дело непосредственно с Пачелли. Он так не¬
навидит коммунистов, что сделает вам большую скидку, а мо¬
жет быть, организует для вас хорошую разведку даже даром.
Только пообещайте ему повесить всех, кого он включит в свой
черный список.
—	О, это мы ему обещаем охотно! Это куда дешевле, чем
с нас брали троцкисты. Те были чертовски жадны на деньги...
Спасибо тебе за отличный совет, Август... Хорошо бы дей¬
ствительно повидаться с этим Пачелли.
—	Это можно устроить.
—	На нейтральной почве, конечно,—поспешно прибавил
Гаусс.
Август протянул брату руку:
—	Я не предлагаю тебе благословения, старина, но уда¬
чи пожелаю! Да, от всего сердца. А главное: не ошибись. Не
стоит спорить из-за деталей, если ты согласен с Гитлером в
главном. Подумай, прежде чем решать!
Гаусс, не без некоторого смущения, произнес:
—	Видишь ли, Август... — он замялся. — Вероятно, я дол¬
жен был тебе сказать это раньше, но как-то не было случая...
—	Что еще у тебя там?
—	Времена быстро меняются. Обеспечением нашего со¬
стояния уже не может служить земля,, и мне кажется, что
нужно подумать о другом — о вложении капитала в промыш¬
ленность, даже ценою продажи земель.
—	Это, может быть, и было бы верно, если бы у нас были
505

шансы получить в промышленности те места, какие должны
нам принадлежать. Но ты же сам понимаешь: мы опоздали!
Впервые за все время свидания -Гаусс рассмеялся, негром¬
ко и скрипуче:
—	Вот, вот, мальчуган!—Он похлопал Августа по пле¬
чу. — Поворотливость — вот что нам нужно. Должен сознать¬
ся, что, будучи в Испании, я очень выгодно приобрел дирек¬
торский пакет одной горнорудной компании.
Он запнулся, раздумывая: стоит ли говорить, что этот
пакет он захватил уже тогда, когда у него выработался ап¬
петит к легкой наживе на покупке акций Телефонного обще¬
ства в Мадриде, ко прежде чем он решил для себя вопрос —
говорить или нет, брат уже перебил его.
—	Ага! — воскликнул Август. — Ты, я вижу, вовсе не так
безнадежен, как мне казалось! Это и есть путь, на который
должны стать наши военные!
—	Для этого им нужно побывать в таких обстоятельствах,
в каких я был в Испании!
—	Наци им эти обстоятельства дадут!
—	Дай бог!
—	Можешь быть уверен. Да, да, это и есть верный путь:
личная заинтересованность каждого из вас в том деле, кото¬
рое он делает. Это верно понял Геринг.
—	А ты не думешь, что о нем больше врут, чем...
—	Врут?.. — Август расхохотался. — Могу тебе сказать
с полной достоверностью: именно сейчас идет грызня за ак¬
ции Альпине-Монтан между Герингом и Тиссеном! И, пожа¬
луйста, закрой глаза на такую чепуху, как дурное воспитание
ефрейтора. Он, друг мой, идет по правильному пути. Если он
и дальше будет шагать так же твердо и правильно, то церковь
обеспечит ему свою поддержку!
—	Я уже сказал тебе, — в некотором раздражении про¬
говорил Гаусс,— он намерен начинать не с того конца.
—	Важна главная цель.
—	Тут-то мы сговоримся.
—	Тогда — да поможет вам бог!
4
Часы на церкви святого Матфея пробили одиннадцать. Мар-
гаретенштрассе была погружена во мрак. Горел каждый тре¬
тий фонарь: магистрат стал экономен. Редкие пятна света
дробились в лужах. В воздухе еще пахло недавним дождем.’
На углу, у подвала молочной, привычно устанавливалась оче¬
редь к утренней раздаче молока, Люди приходили в дождеви¬
ках. В этот вечер жители квартала делали уже третью попыт¬
506

ку установить обычную очередь. Каждый приходящий с радо¬
стью обнаруживал, что на этот раз он оказался первым: если
привезут молоко, он его наверняка получит. Однако радость
оказывалась недолгой. От стены отделялась молчаливая тень
шупо. Полицейский тихо, -но безапелляционно говорил:
—	Псс... домой!
—	Мне нужно молоко.
—	Идите спать,
—	Я постою.
—	Мне вам долго объяснять?.. Убирайтесь!
Маргаретенштрассе была тиха и пустынна. Несмотря на
ранний час, она казалась погруженной в глубокий сон. Окна
были закрыты шторами. Шупо внимательно следили за тем,
чтобы в этих шторах не появлялось щелок.
Шупо прохаживались по мостовой. Их щаги глухо отдава¬
лись на мокром асфальте. Полицейский офицер, стоя на
противоположном тротуаре, смотрел на темные окна дома
Гаусса.
По ту сторону дубовых дверей подъезда была тишина, хо¬
тя вестибюль и был залит ярким светом. Несколько солдат
стояли вдоль стены, у парадной двери и у подножия лест¬
ницы.
Караульный офицер медленно поднялся до верхней пло¬
щадки. Прошел по комнатам второго этажа. У дверей ком¬
нат тоже стояли солдаты.
Офицер дошел до дверей генеральского кабинета. Попы¬
тался прислушаться к тому, что делалось по ту сторону. Но
дверь была слишком толста. Офицер пошел обратно: по ком¬
натам, вниз по лестнице между рядами молчаливых солдат...
В генеральском кабинете Мольтке глядел со стены сквозь
голубые облака сигарного дыма. В креслах, на диванах были
одни генералы,— ни одного офицера рангом ниже, если не счи¬
тать Отто, устало прислонившегося к стене. Он следил глаза¬
ми за своим шефом. Гаусс стоял спиною к карте, закрывав¬
шей всю стену позади письменного стола. Совещание должно
оыло решить многое: лично для Гаусса, для армии, для стра¬
ны. Одни горячо поддерживали Гаусса, другие резко возража¬
ли, Приглашенные расселись на две стороны, как парла¬
ментские фракционеры; одни справа, другие слева.
Никто лучше бывших штабных офицеров Людендорфа не
знал, во что обошлась Германии война с Россией, поход Эйх-
горна, экспедиция фон дер Гольца, вылазка Вермонта.
Генералы сопоставляли простые на первый взгляд вещи:
на востоке — Россия с 21 миллионом квадратных километров
территории, с 170 миллионами населения, с огромным рассто¬
янием от границы до центра страны — Москвы; на западе —
507

Франция с 40 миллионами населения и с Парижем, уже ви¬
девшим в своих стенах пруссаков. Для 80 миллионов немцев
второй противник заманчивей. Ресурсы запада вдвое мень¬
ше ресурсов нападающего, ресурсы востока — вдвое боль¬
ше. Выбор казался несложным. Особенно теперь, когда испан¬
ская история показала не только неспособность, но и нежела¬
ние Франции сопротивляться, — теперь, когда к ее затылку
вот-вот будет приставлен пистолет Франко.
Генеральный штаб понимал, что фронт наибольшей дли¬
ны и глубины, каким является восточный фронт в войне с
СССР, представляется для современной армии прорыва
гораздо менее выгодным, чем неглубокий французский
фронт.
Генеральный штаб боялся и повторения роковой ошибки —
войны на два фронта. Он делал все возможное, чтобы отло¬
жить план Шверера—Гофмана на вторую очередь, до тех пор,
пока не будет покончено с западом.
Все эти соображения подкреплялись тем, что говорили о
французской армии сами французы. Кому из немецких генера¬
лов не была известна книжка Шарля де Голля? Недаром же
немецкий перевод «Наемной армии» был издан самими нем¬
цами. Гаусс не знал, сколько тысяч марок заплатили де Гол-
лю за право этого издания, но любой расход был оправдан
тем, что писал этот тип. Он убедительно доказывал, что Фран¬
ция не способна воевать. Французы ие были готовы к войне.
Чего же было еще желать? Разве в евангелии нацизма рукою
Гитлера не было написано, что начинать нужно со слабейше¬
го? Разве того же самого не говорили когда-то Гауссу и Гесс
и сам Гитлер в приложении к планам овладения Австрией?
Так где же был здравый смысл тех, кто пытался навязать ге¬
неральному штабу идею первоочередности войны с Россией?
Однако казалось, что действительность опережала лучшие
намерения генштабистов. Новая установка наци была ясна:
значение Франции как военной державы будет сведено на-
кет, прежде чем возникнет война с нею. Приставленный к ее
затылку «испанский горчичник» рано или поздно окажет свое
действие. Лишенная поддержки Англии, Франция будет за¬
баррикадирована с юга и юго-востока Испанией и Италией.
В ближайшем будущем Франция лишится всякой поддержки в
Восточной и Юго-Восточной Европе. Она сама разрушала там
свои союзы. Балканские и Дунайские страны либо включатся
в- орбиту влияния Германии, либо попросту станут частью ее
территории. Североафриканские колонии французов отпа¬
дут, так как очень скоро коммуникации Франции с Африкой
станут фикцией. Франция перестанет существовать не только
как великая держава, но даже как политическая сила, могу¬
Ж

щая хоть как-нибудь влиять на судьбы Европы. Войны с Анг¬
лией следовало избежать. Нужно было втянуть ее в борьбу
с Россией на стороне Германии. Пока имелись шансы обма¬
нуть бдительность британцев посулами дележа мира за счет
«третьих государств», фланг Германии был свободен. Вся тя¬
жесть удара могла быть обрушена на Россию.
Но Гаусс решительно отстаивал свою точку зрения. Его
речь не оставляла сомнений в том, чего он хотел.
—	Мы не можем согласиться на преждевременную войну
с Россией, результатом которой будет гибель германской ар¬
мии. Я готов бороться. И предлагаю всем, кто не хочет остать¬
ся без армии, итти со мной! — проговорил Гаусс.
Отто молча стоял у окна. Время от времени он вынимал
часы; нажав репетир, подносил их к уху. Сыграв куплет из
наивной старой песенки, часы мелодично отзванивали по¬
ложенное число ударов. Час... час тридцать... два... два три¬
дцать...
По мере того как время подходило к трем, Отто чаще вы¬
нимал часы. Он зажал их в руке, с трудом сдерживая ее
дрожь.
В три без десяти раздался стук в дверь. Караульный офи¬
цер сказал Отто на ухо, что на Маргаретенштрассе появился
полицейский броневик.
Отто кивнул, словно знал это и без офицера. Перескаки¬
вая через несколько ступенек, он сбежал с лестницы.
—	Отоприте! — крикнул он солдатам у входа.
В дом вошли эсесовцы. Они двигались уверенно, как ес¬
ли бы расположение комнат было им заранее известно.
В кабинете продолжали совещаться, когда отворилась
дверь и в ней появился бригаденфюрер СС. На его щеке ярко
белел шрам в виде двух сходящихся полумесяцев. Именно в
этот момент на столе Гаусса звякнул телефон; гестаповец взял
трубку, вежливо отстранив руку хозяина.
—	Все готово, господин группенфюрер... Да, да, уже сде¬
лано... Слушаю... Будет исполнено, господин группенфюрер! —
Гестаповец повернулся к генералам: — Вам придется просле¬
довать за мной на заседание к одному важному лицу. Всего
несколько минут ожидания, господа, пока будут поданы ма¬
шины...
Через четверть часа Отто стоял у окна кабинета и, присло¬
нившись лбом к стеклу, смотрел на улицу. Он видел, как к
дому подъезжали автомобили. Шторки в них были опу¬
щены.
Отто видел, как сопровождаемые эсесовцами участники
совещания один за другим садились в машины. Дверцы захло¬
пывались, и машины исчезали во тьме.
509

Отто опустил штору. Не зажигая света в тихих комнатах,
прошел в столовую. Нащупал дверцу буфета и вынул бу¬
тылку...
Маргаретенштрассе опустела. В холодном сумраке жались
у подвальчика молочной робкие тени. Их никто теперь не гнал.
Хвост очереди нарастал.
Ждать открытия лавки оставалось недолго: каких-нибудь
три часа.
5
Двое суток Отто не появлялся дома. Если генералу Шве¬
реру удавалось поймать его по телефону, Отто отговари¬
вался крайним недосугом и вешал трубку. Ночевал он у Сю¬
занн
Беспокойное любопытство грызло Шверера. Он просмат¬
ривал газеты опытным глазом человека, привыкшего чи¬
тать между строк смысл сводок, не изображенный печатны¬
ми знаками, Повидимому, наци собирались преподнести ка¬
кое-нибудь новое достижение. Военная печать трубила об
успехах в строительстве вооруженных сил империи. Все было
неопределенно. Но Шверер готов был поклясться: надвигались
большие события. А он оставался в стороне и был попрежне¬
му забыт. Ни одного визита, хотя бы телефонный звонок кого-
нибудь из прежних друзей. Ничего! Как будто он виноват в
этой нелепой китайской истории.
Преодолевая самолюбие, он пытался вызвать по телефону
кое-кого из служащих военного министерства. Одних нельзя
было поймать, телефоны других просто не отвечали. Нако¬
нец, и это самое неприятное, люди помельче, до которых
он докатился, довольно откровенно торопились отделаться от
Шверера. Он понял, что теряет остатки своего достоинства в
глазах этой шушеры.
Шверер лег спать, так ничего и не добившись.
Около часа ночи его поднял телефонный звонок. Автомат
настойчиво посылал сигналы в темноту. Шверер спросонок не
мог найти выключатель. Наконец снял трубку. В ней послы¬
шался голос Пруста. Дружески просто он просил разрешения
посетить Шверера.
—	С восьми утра к твоим услугам, — сухо ответил Шверер.
—	Было бы удобнее сейчас!
Искушение назначить свидание именно завтра, вопреки
просьбе Пруста, было велико. Но Шверер быстро оценил мно¬
гозначительность ситуации: Пруст просит о свидании глубокой
ночью. Это неспроста. Шверер злорадно улыбнулся трубке и
согласился на свидание немедля.
510

Что могло случиться?
Что бы ни случилось, Пруст нуждался в нем, осмеянном
«авторе сумасбродных проектов».
Шверер торопливо одевался. Он не желал предстать перед
Прустом в мятой -пижаме. Он, конечно, не станет надевать
парадный мундир, но рабочая тужурка с ленточкой ов петлице
все же нужна. Когда войдет Пруст, Шверер будет сидеть за
письменным столом над рукописью «Марша».
Но все произошло не так, как представлял себе Шверер.
Пруст появился уже через несколько минут и застал Шверера
в генеральской тужурке, но еще в полосатых панталонах
пижамы.
Не обращая внимания на хмурый вид хозяина, Пруст дру¬
жески расспрашивал о семье. Его интересовало здо|ровье фрау
Эммы, работы Эгона, карьера Отто, ученье Эрнста... Ах, он
давно уже не учится? Вот как? Бросил? Напрасно. Мальчику
нужно было получить диплом.
Скупо отвечая на вопросы гостя, Шверер не стремился по¬
догреть неожиданный интерес того к делам семейства. Все его
внимание было сосредоточено на том, чтобы в потоке слов,
являющихся не чем иным, как артиллерийской подготовкой,
не прозевать выстрела, означающего начало атаки.
И вот Пруст, словно невзначай, спросил, как подвигается
разработка плана восточного похода, скоро ли будет оконче¬
на рукопись «Марша». Тут-то Шверер своим острым носом и
угадал начало атаки. Несколько усилий с его стороны — и го¬
стю пришлось выложить главное. Спасая собственные голо¬
вы и головы остальных участников ночного совещания, Гаусс и
Пруст должны были поклясться, что отныне самым серьезным
образом займутся вопросами подготовки большой войны,
войны против России! Да, да, войны, которую от еще неделю
тому назад считали преждевременной и называли «свинячьим
бредом Гофмана — Шверера».
Шверер был так поражен, что даже не выразил радости. То,
что выглядело простым и ясным на страницах «Марша», пред¬
ставилось теперь таким бесконечно большим и сложным, что
ему показалось, будто под этим грузом подгибаются его коле¬
ни. Он ощутил непомерную тяжесть. Хотелось сесть и не ше¬
велиться.
А Пруст сказал:
—	Завтра же поедем к главнокомандующему. Нужно тебя
представить. Ты увидишь: иногда он производит впечатление
совершенно нормального человека. К тому же он не любит
вдаваться в детали. У него главное — масштаб. Остальное он
предоставляет нам. Глядя на него, я начинаю думать: и не
лучше ли, когда во главе дела стоит ефрейтор?
511

Пруст собрался уже уходить, когда Шверер решился, на¬
конец, задать вопрос, волновавший его все эти дни.
—	Послушай, Берни, — его голос был при этом почти
вкрадчив,—ты не знаешь, что случилось с Гауссом?
—	А что?
—	Куда он девался?
—	Он... получил новое, очень важное задание.
—	Ты что-то хитришь, Бернгард, —и Шверер шутливо по¬
грозил пальцем.
Пруст раздул усы, и на его лице отразилось искреннее не¬
доумение:
—	Я тебя не понимаю, Конрад.
—	Так вдруг не исчезают из-за нового назначения.
Пруст громко расхохотался:
—	Кажется, я тебя понял. Неужели же ты вообразил?..
—	Был слух...
—	Не воображаешь же ты, что между ними может пробе¬
жать черная кошка? Так, маленький серый котенок! Различ¬
ное толкование одной и той же идеи.
—	Я не вполне понимаю...
Пруст вернулся к креслу и, откинувшись в нем, сцепил
пальцы на животе.
—	Если ты действительно понимаешь не все до конца, то,
пожалуй, лучше сейчас же поставить точку над «i», до твоего
свидания с фюрером. Все дело... было в Австрии. В различном
отношении к аншлюссу.
Шверер с недоверием посмотрел на Пруста.
—	Гаусс, как я понимаю, был полностью «за».
—	Да, но представлял себе аншлюсе как укрепление на¬
шего тыла, — не сморгнув, продолжал тот, — а фюрер рассма¬
тривает его как мост к Чехии, к дальнейшему походу на во¬
сток.
—	Ив этом все дело?—с облегчением спросил Шверер.
—	Разумеется.
—	А я-то вообразил...
—	Значит, до завтра? — И Пруст снова поднялся.
—	Да. Еще минуту...
—	Да?
—	А что поручено теперь Гауссу?.. Не секрет?
Пруст на минуту задумался.
—	Разумеется, секрет. Впрочем, не от тебя... Видишь
ли, поскольку он был настроен против восточных планов
как возможного начала решительного наступления, а фю¬
рер вовсе не хочет с ним ссориться и верит в его способ¬
ности, он поручил Гауссу разработку совсем другого напра¬
вления.
512

—	Не имеющего отношения к России?
—	И да и нет.
—	То-есть?
—	Все происходящее в Европе и даже в мире имеет теперь
отношение к России.
—	Значит, ты имеешь в виду...
—	Южный театр — и только!
—	Ты меня очень успокоил!
Они расстались до следующего дня, когда поезд увез их в
Берхтесгаден.
Прием был назначен на утро.
Ночь генералы провели в одном из отелей.
Давно прошли те времена, когда приезжающие на виллу
Вахенфельд находили приют в частной гостиничке «Цум
Тюркен». Теперь во всем районе вокруг «Волшебной горы»
едва ли можно было найти хотя бы одного жителя, который
не был бы эсесовцем или агентом СД, наблюдающим за этим
эсесовцем.
Наутро к отелю был подан закрытый автомобиль с двумя
эсесовцами на переднем сиденье.
Автомобиль направился к Бергофу, но вдруг резко свернул
у перекрестка, которого неопытный глаз даже не приметил бы.
Автомобиль взбирался извилистой дорогой, пролегавшей по
склону горы. Шверер на-глаз определил ее высоту примерно в
две тысячи метров.
Попрежнему вокруг не было ничего, кроме густого леса.
Внезапно совершенная темнота стеною встала перед глазами
Шверера. Вспыхнули фары. Машина въехала в глубокую пе¬
щеру и остановилась. Эсесовды предложили генералам выйти.
Их провели в глубину пещеры и усадили в стальную коробку,
освещенную призрачным отраженным светом. Бесшумно за¬
хлопнулась дверь. Шверер почувствовал легкое давление
снизу. Лифт начал подъем. Движение все ускорялось. Кабина
остановилась не скоро. Дверь распахнулась, и в лицо Швереру
ударил ослепительный луч ничем не затененного горного солн¬
ца. Шверер не сразу, заметил, что находится не на открытом
воздухе, а в просторном холле здания, построенного, казалось,
целиком из стекла. Сквозь прозрачную стену открывалась па¬
норама окружающих гор.
Шверер понял, что он у Гитлера.
Растерянность не покидала Шверера в начале беседы с
Гитлером. Гитлер нехотя отвечал на вопросы. Почти не гово¬
рил сам. Можно было подумать, что его тяготит присутствие
некстати явившихся генералов. Время от времени он подни¬
мал сразу обе руки и, морщась, тер виски. Шверер решил, что
лучше всего будет поделиться с фюрером своим кредо, и при¬
33 Поджигатели
513

нялся популярно излагать свои взгляды на стратегию, на пер¬
спективы предстоящего движения на восток.
По мере того как он говорил, тема все больше захватывала
его самого. А Гитлер слушал все с тем же скучающим видом.
Шверер решительно не понимал, как мог оставаться равнодуш¬
ным этот человек с неряшливой черной прядью на покатом лбу,
с пустыми глазами, бессмысленно уставившимися куда-то ми¬
мо собеседника.
Но Шверер решил все же говорить, — если даже не для
Гитлера, то для тех, кто окружал его. Они не могли не оце¬
нить идеи беспощадной войны на русском востоке.
Вдруг Гитлер порывисто откинулся на спинку кресла и рез¬
ко перебил Шверера на полуслове:
—	Комплекс нашего жизненного пространства — Европа.
Вся Европа. Тот, кто ее завоюет, запечатлеет свой знак в ве¬
ках. Я предназначен для этой цели. Если это мне не удастся —
я погибну, мы все погибнем, но с нами погибнут и все народы
Европы. Если вы хотите работать со мной, то должны иметь в
виду: старые границы Германии меня не интересуют. Рестав¬
рация довоенной Германии не является задачей, могущей
оправдать наш переворот. Чтобы воевать, нужно быть силь¬
ным; чтобы выиграть войну, не начиная ее, нужно быть вдвое
сильней.
Он говорил еще о том, что могущество Англии миновало
навсегда; пояснил свое отношение к Италии: «Германия пала
бы слишком низко, если бы в решительный момент положи¬
лась на такую страну, как Италия».
В заключение он сказал, глядя куда-то поверх головы Шве¬
рера:
—	Наша миссия заключается в том, чтобы довести войну,
прерванную в тысяча девятьсот восемнадцатом году, до побе¬
доносного конца. Если я сумею это сделать, все остальное по¬
падет в мои руки в силу простой исторической закономерно¬
сти. Он простер перед собою руку: — Позади нас позор
Компьена, но впереди—торжество на востоке!
Если бы Гитлер не сказал ничего больше, то Шверер после
одной этой фразы понял бы, что им по пути. Да, чорт возьми,
если Пруст и оказался не совсем прав в том смысле, что Гит¬
лер вовсе не произвел на Шверера впечатления вполне вменя¬
емого человека, то насчет масштабов он не ошибся. То, что
Шверер услышал сегодня, превзошло все его ожидания. Его,
Шверера, воображение не позволяло себе таких прыжков в
фантастическое будущее, какой совершил этот ефрейтор с блу¬
ждающими глазами. Да, пусть-ка заносчивые снобы из вер¬
ховного командования попробуют теперь косо посмотреть на
«выскочку» Шверера. Им придется иметь дело с соавтором са¬
514

мого фюрера! Шлиффен перевернется в гробу от зависти, уви¬
дев, в какие клещи они с Гитлером возьмут Россию! Это бу¬
дут Канны! Такого объятия она не переживала за все время
своего существования.
Шверер выбросил руку в нацистском приветствии и торже¬
ственно произнес:
—	Мой фюрер! Под знаменем, которое вы понесете, мы дви¬
немся на восток и завершим свою задачу на просторах Рос¬
сии!
Гитлер был доволен, даже улыб-нулся и покровительственно
положил руку на плечо генерала. Но пустой взгляд его по-
прежнему уходил куда-то в сторону от ищущих его востор¬
женных глаз Шверера.
Вдруг, так поспешно, как будто он вспомнил что-то очень
важное, Гитлер схватил Шверера за плечо и быстро прогово¬
рил:
—	У вас есть часы, обыкновенные карманные часы?.. —
И не давая Швереру ответить: — Берегите их, слышите? Ско¬
ро они станут величайшей редкостью. — И понизив голос до
шопота: — Сейчас мне пришла совершенно неповторимая, ге¬
ниальная идея нового аппарата для счета времени. Современ¬
ные часы пойдут на свалку. Сегодня ночью я составлю окон¬
чательный проект аппарата. — И тут же, без всякого пере¬
хода, приняв величественную позу, торжественно восклик¬
нул:— Работайте, Шверер, работайте над тем, чтобы
в любой момент, когда я призову вас, быть готовым. Когда
я решу сделать свою ставку в России, то ничто не помешает
мне совершить еще один резкий поворот и напасть на нее. Вы
поняли меня?
Шверер склонил голову. Ему хотелось на цыпочках выйти
из комнаты.
6
В ту тревожную весну 1938 года, когда большая часть За¬
падной Европы была охвачена смертельным страхом войны,
во многих ее столицах можно было встретить бледное лицо
Фостера Долласа.
Где бы Доллас ни был — на улице ли, в автомобиле, — он
то и дело снимал котелок и проводил по голове платком, сти¬
рая росинки пота. Потливость была его бичом. Потели руки,
шея, голова. Потели при малейшем волнении. Прежде чем по¬
дать кому-нибудь руку, он должен был незаметно в кармане
обтирать ее. Иначе даже самый выдержанный человек спешил
отстраниться от его холодной мокрой ладони.
Март застал Долласа в Париже. Конференции, переговоры
следовали друг за другом; свидания, явные и тайные, проис¬
33*
515

ходили изо дня в день, — в посольствах, банках, кабаках, гар-
ооньерках. разведчиков и в салонах депутатов. Доллас был
неутомим. Казалось, его не занимало ничто: ни весеннее па¬
рижское солнце, ни робкая зелень бульваров, ни по-весеннему
четкий стук женских каблуков по тротуарам. Дело, дело, де¬
ло — это было единственным, о чем он говорил, о чем спосо¬
бен был думать.
В мартовское утро, если можно считать утром время, ко¬
гда солнце подошло к зениту, Доллас отпустил таксомотор у
Иенской площади. Заложив руки за спину и наклонив голову,
словно боясь, что, глядя на прохожих, может отвлечься от сво¬
их мыслей, он мелкими шажками устремился к улице Шейо,
где помещалось американское посольство. Дойдя до угла
улицы Фрейсинэ, откуда был виден подъезд посольства, он
заметил хорошо зна-комый ему автомобиль посла. Это показа¬
лось Долласу странным:	ведь они условились с Буллитом
именно на это время. И беседа вовсе не должна была быть
краткой.
Доллас на мгновение остановился, отер вспотевшую голо¬
ву, держа котелок на отлете и помахивая им. Потом засеменил
еще быстрее.
Буллит не дал ему даже поздороваться:
—	Не раздевайтесь, — прямо садимся и едем к одному мо¬
ему другу. Будем есть простоквашу и любоваться прелестной
женщиной.
—	Странная комбинация,—проворчал Доллас.
—	Ее муж — нечто среднее между пресвитерианским про¬
поведником и Зигфридом. Забавный малый. Безобиден, как
теленок.
—	Вероятно, именно это вас больше всего и устраивает, —
язвительно заметил Доллас.
Буллит расхохотался и вместо ответа выразительно подмиг¬
нул. Доллас достаточно знал своего спутника, чтобы понять:
его влечет не странный хозяин дома и уж, во всяком случае,
не простокваша.
Адвокату было совсем не по душе ехать куда-то ради то¬
го, чтобы занимать загадочную личность, пока посол будет
флиртовать с женой этой личности. Он недовольно спро¬
сил:
—	Быть может, встретимся в другой раз?
—	Не дурите, Фосс, — Буллит дружески ударил его по
колену. — Если я скажу вам, как зовут этого малого, то что¬
бы только иметь возможность с ним поговорить, вы побежи¬
те за моим «каделлаком».
Доллас исподлобья подозрительно посмотрел на Буллита:
516

—	Ну?
—	Не будьте любопытной бабой, — отмахнулся Буллит. —
Увидите сами. — С этими словами он нагнулся и поднял стек¬
ло, отделявшее пассажирскую кабику от сиденья шофера. Не¬
смотря на эту предосторожность, он все же заговорил, заметно
понизив голос: — Новости знаете?
Острые глазки Долласа быстро забегали по лицу собесед¬
ника, словно на нем-то и были написаны эти новости, ради
которых нужно было принимать такие предосторожности: Но
черты Буллита, казавшиеся за минуту до того такими откры¬
тыми, даже добродушными, не отражали теперь ничего, кроме
упрямства и жестокости, сквозивших, казалось, в каждой
складке кожи.
—	Вчера у меня был человек Киллингера,—сказал Бул¬
лит.
Доллас беспокойно заерзал, и все лицо- его мгновенно по¬
крылось крупными каплями пота.
—	Промах, — едва слышно проговорил Буллит.
Глазки Долласа испуганно скользнули по видневшейся за
стеклом спине шофера, но Буллит успокои*л его движением
руки-:
—	Гоу выпил то, что предназначалось тридцать второму.
—	Киллингер осел! — вырвалось у Долласа громче, чем
нужно, и он сразу перешел на шопот: — Пустая похвальба
вся эта их немецкая система.
Буллит покачал головой:
—	Нет, они свое дело знают. Киллингер велел передать
мне, что ничего страшного нет. Это только первый промах в
бактериологической, войне, которую они объявляют тридцать
второму.
—	Вы совсем передоверили это им?
—	Не могу же я толковать о таких вещах от своего име¬
ни! — с уко-ризной проговорил Буллит.
—	Ах, дураки, дураки!—в смятении пробормотал Дол¬
лас.— Пока жив Рузвельт, сближение с Германией не удаст¬
ся сделать популярным в Америке. А оно с каждым днем
становится все более необходимым. Настоятельно необходи¬
мым!
—	Поэтому я и хочу, чтобы вы познакомились с одним
моим другом...
—	Тот, к кому мы едем?
—	Пока я не вижу надобности афишировать нашу
близость. Но со временем... У него дьявольский ум,
Фосс! Он принесет нашему делу большую, очень большую
'пользу.
Но Доллас плохо его слушал. Его мысли вертелись’
517

вокруг неудачи с отравлением президента. Следуя им, он
сказал:
—	Но как вы думаете, Уильям, они сумеют, этот Киллин-
гер и другие?,.
Буллит досадливо повел плечами:
—	Если они окажутся не способными покончить с ФДР,
мы пустим в ход свою собственную машину. Не хочется толь¬
ко подвергать такому риску Говера.
—	Нет, нет, что вы! — испуганно воскликнул Доллас,—
Президент верит ему и должен верить до конца!
—	А Говер мог бы. У него отлично работающая маши¬
на, — мечтательно проговорил Буллит.
Глазки Долласа испуганно ощупали лицо Буллита: мог ли
этот человек знать, что и первое неудачное покушение на
Рузвельта в 1933 году в Чикаго тоже было делом рук Говера?
—	Вы чертовски легкомысленный человек, Уильям, — не¬
довольно пробормотал Доллас, чтобы переменить разговор, —
Всякому встречному болтаете первое, что придет в голову.
Европа теперь очень болезненно относится к проявлению ка¬
ких бы то ни было симпатий к немцам.
—	Не к немцам, а к наци, — поправил Буллит.
—	Один дьявол!
—	К сожалению, далеко не так. Когда дойдет до насто
ящего дела, я не поставил бы ни цента даже на многих из
тех, кто носит свастику в петлице, а об остальных нечего и
говорить. У фюрера вовсе не так много поклонников в Гер¬
мании. Там его знают лучше, чем за границей,
—	Тем больше смысла в том, что я вам только что гово¬
рил: не слишком осторожно для посла. Штатов якшаться
чорт знает с кем. Скандал, которым это кончилось для вас Р
Москве, не должен повториться.
—	Париж не Москва.
—	Но люди, кажется, начинают кое-что понимать и тут.
—	Пока они поймут все, мы завернем их в такие пеленки...
—	В такой игре предпочтительнее саван. — Доллас не¬
много помолчал.—Однако русские меня беспокоят все больше
и больше. Та ужасающая гласность, которой они уже успели
предать чешские дела, может привести к полному провалу.
Мир слишком насторожился. Мы вынуждены следить за каж¬
дым своим шагом, выбирать каждое слово.
Буллит рассмеялся:
—- Ага! Теперь вы понимаете, как утомительно быть дип¬
ломатом! — весело сказал он, — Привыкли дома при свете
дня хватать за глотку всякого, кто стоит на вашем пути. Да,
вы правы: мир насторожился, тот мир, который мы с вами не
518

любим принимать в расчет. И тут уже ничего нельзя поделать.
Не мы, а нас могут схватить за глотку при первой ошибке, и
тогда уж,.,
—	Нокаут?
—	Да!
Доллас резко, всем телом повернулся к Буллиту. На его
лице появилось выражение неприкрытой угрозы.
—	Вы удивительный осел, Уильям! Отдаете себе отчет в
том, к чему может привести неосторожность, а ведете себя
здесь, как рекетир в Штатах,,, Повторяю от имени Джона:
если провалитесь и тут—мы выкинем вас на помойку,
Но Буллит и тут скрыл смущение за деланным смешком и
отшутился:
—	Не воображаете ли вы, Фосс, что моя голова мне менее
дорога, чем вся ваша лавочка?
—	Должен сознаться, — проворчал Доллас, — что нас-
то интересует именно наша «лавочка», а не ваша голова.
—	Однако мы приехали! — воскликнул Буллит и остано¬
вил автомобиль перед небольшим садиком, за едва зазеле¬
невшими деревьями которого виднелись белые стены уютного
домика. На его крыльцо вышел высокий молодой человек и,
сбежав со ступенек, зашагал навстречу гостям.
Доллас, как всегда, настороженно ощупал зоркими гла¬
зами крепкую, стройную фигуру и лицо незнакомца, с боль¬
шим улыбающимся ртом, в котором ярко белел ряд крепких
зубов, Голова его была покрыта светлыми с сильным рыжева¬
тым оттенком волосами.
Доллас подозрительно смотрел, как Буллит дружески
тряс руку хозяина, поглядывая через плечо на крыльцо. Ад¬
вокат не спеша вылез из автомобиля и, осторожно ступая, буд¬
то дорожка была посыпана колючками, вошел в калитку.
—	Скорее, Фосс! —с наигранной веселостью, придавая
своему лицу прежнее добродушное выражение, крикнул Бул¬
лит: — Знакомьтесь: герр Отто Абетц.
—	Абетц?!
Доллас торопливо сунул руку в карман, чтобы стереть с
ладони мгновенно выступивший пот,,.
7
Гаусс не скоро пришел в себя после «фокуса», который
был проделан ночью в его доме по приказу Гитлера и Герин¬
га. Слава богу, что они деликатно назвали это «совещанием»
у фюрера! Было все же некоторое утешение в мысли, что он,
Гаусс, поддался доводам разума, а не простому страху, когда
519

перед ним совершенно недвусмысленно был поставлен уль¬
тиматум:	полное и безоговорочное подчинение директивам
фюрера и его военного кабинета, без каких бы то ни было
уклонений в сторону собственных мнений и намерений,
или...
Гауссу даже не хотелось думать о том, что они, собствен¬
но говоря, подразумевали под этим многозначительным «или».
Не намеревались же они, в самом деле, расправиться с де¬
сятком генералов так же, как расправились с бандой Рема?..
А впрочем... впрочем, разве заодно с Ремом не отправили на
тот свет Шлейхера? Да и не одного Шлейхера.
Сколько ни пытался Гаусс уверить себя в том, что смот¬
рит сверху вниз и на Гитлера и на Геринга, и в том, что ему
совершенно наплевать на то, как к нему относится этот бо¬
ров, вообразивший себя генерал-фельдмаршалом, сегодняш¬
нее приглашение к Герингу заставило его волноваться. И ста¬
рик сильно покривил бы душой, если бы сказал себе, что
в этом волнении не было оттенка некоторой радости по пово¬
ду того, что это приглашение могло означать только одно:
ликвидацию конфликта.
Правда, его заставили долго ждать в приемной, но се¬
годня Гаусс не мог заподозрить в этом намерение оскорбить
его. Он отлично знал, в каком критическом положении нахо¬
дились отношения с Австрией, и знал о важной роли Геринга
в этих событиях.
Через приемную то и дело шныряли адъютанты, военные,
чиновники министерств. С озабоченным видом, не заметив
Гаусса, быстро прошел Нейрат. Он пробыл у Геринга недол¬
го и вышел с сияющим видом. Гаусс поднялся ему навстре¬
чу. Они отошли в дальний угол. Нейрат сел, испустив вздох
облегчения.
—	Хвала господу, кажется, все устраивается как нельзя
лучше!
—	Удастся обойтись без вторжения?
—	Напротив, — в радостном возбуждении воскликнул
Нейрат, — вторжение неизбежно!
—	Не понимаю, что ты видишь в этом хорошего. Как бы
меня ни убеждали в противном, я не считаю нас способными
сейчас на большую войну.
Нейрат дружески похлопал его по острой коленке.
—	Сколько раз тебе говорить: о большой войне не может
быть и речи. Наши войска пройдут по Австрии парадным
маршем, после того как все будет сделано изнутри людьми
Зейсс-Инкварта.
—	А державы?
520

—	Вопрос ясен: руки у нас развязаны. Готовьте оркестры!
На пушки можете надевать чехлы.
—	А сами австрийцы? Ты думаешь, они не будут сопро¬
тивляться?
—	От имени фюрера Геринг уже издал приказ: всякий
сопротивляющийся должен уничтожаться на месте. К зав¬
трашнему утру Австрия должна стать частью рейха! Прези¬
дент Миклас еще колеблется, но я не понимаю, на что он рас¬
считывает...
—	А уверены вы в том, что Муссолини...
—	Ему уже дали понять, что французы тотчас наступят
ему на хвост, если он пошевелится.
■— Но ведь это же неправда!
—	Пусть он попробует установить, правда это или нет.
Французы ведут такую игру, что сами в ней запутались, а
другому и подавно не разобраться. Буллит сдержал свое
слово.
Нейрат обеими руками сильно потер щеки, словно хотел
привести самого себя в чувство.
—	До сих пор не могу опомниться: так блестяще, так уди¬
вительно все идет!.. А ты здесь зачем?
—	Еще сам не знаю!
—	Не упускай случая выступить хотя бы в последнем акте!
Гаусс пожал плечами:
~ Это же не последний спектакль!
—	Не знаю, пройдет ли еще что-нибудь так изумительно
легко... Не зевай, старина, не зевай.
Нейрат дружески протянул ему руку и исчез.
Через несколько минут адъютант щелкнул шпорами перед
задумавшимся Гауссом и повел его за собой.
К удивлению генерала, они миновали знакомый ему
огромный кабинет Геринга, в котором на этот раз царила пол¬
ная тишина. Не было слышно даже их собственных шагов,
заглушаемых толстым ковром. Слабый свет нескольких кан¬
делябров, отражавшийся от золотой обивки стен, наполнял
комнату полумраком. В углу на диване Гаусс заметил молча¬
ливые черные фигуры офицеров СС.
Еще две или три такие же пустые и тихие, погруженные
в такой же полумрак комнаты, и послушно следовавший за
адъютантом Гаусс очутился в огромном зале, который в
первый момент принял было за картинную галлерею. Рассе¬
ченные на правильные квадраты дубовые панели стен были
сплошь завешаны полотнами.. Невидимые лампы источали свет
в отдельности на каждое из них, оставляя в тени все
остальное пространство зала. Поэтому Гаусс в первое мгно¬
521

вение и не увидел ничего, кроме оленей, зубров, лошадей над
барьерами и красных фраков охотников, изображенных на
картинах. Но вот откуда-то снизу послышался хриплый голос
Геринга. И стоило Гауссу обратить взгляд по направлению
этого голоса, как он увидел нечто, что воспринял как личное
оскорбление: в небольшом золотом бассейне-ванной, едва
прикрытая слоем воды, желтела безобразная туша голого
Геринга.
Первым порывом Гаусса было повернуться и уйти. Но он
тут же заметил, что не одинок в этом странном салоне. Не¬
сколько генералов, высших чиновников министерства иностран¬
ных дел, генералы и офицеры СС сидели в креслах или про¬
сто стояли у барьерчика, окружавшего бассейн. Среди них
Гаусс увидел и Пруста. Раздувая рыжие усы, тот кричал в
телефон так громко, словно командовал на плацу батальон¬
ным’' учением:
—	Повторяю: генерал-фельдмаршал приказал придвинуть
части к границе настолько, чтобы завтра на рассвете они мо¬
гли быть в Вене... Да, сигнал будет дан сегодня же. Действо¬
вать молниеносно, чтобы австрийцы были вынуждены склады¬
вать оружие. Обходить, окружать, обезоруживать!.. Сопро¬
тивление? Его не будет. Ну, а если окажутся дураки, рас¬
стреливать на показ остальным.—Пруст подул в усы и крик-
нул: — Вот и все! Донесения по телефону сюда, в ставку ге-
нерал-фельдмаршала! — И, выпучив глаза, повел ими в
сторону бассейна, где Геринг, лежа на спине и выставив
вверх огромный живот, вполголоса разговаривал с Кроне.
Не прерывая разговора, Геринг кивнул Прусту и продол¬
жал, обращаясь к Кроне:
—	Но вместо глупых щитов с гербами, которые могут
тешить только американского выскочку, я решил сделать вот
это... — и он повел мокрою рукою в сторону картин. — Сна¬
чала я хотел было сделать бассейн в библиотеке... Как вы
находите?
—	Это было бы здорово; вся мудрость мира по стенам, а
в центре...
—	В центре — я.
—	Вот именно. — со странной усмешкой подтвердил
Кроне.
—	Но потом мне показалось это скучным. Картины за¬
ставляют немного отвлекаться от дел, а книги — это скучно!
—	Это тоже верно. Только я предпочел бы другие сюжеты.
—	Знаю... — Геринг рассмеялся. — Правильно! Погодите,
покончим сегодня с этой возней, и завтра я позову вас на
вечерок.
522

К бассейну подбежал адъютант с телефонной трубкой,
за которой тянулся длинный шнур.
—	Вена, экселенц!
—	Какого чорта?.. — недовольно отозвался Геринг.
—	Посол Домбровский, экселенц.
Геринг взял трубку. По мере того как он слушал, 'выраже¬
ние досады исчезало с его лица, сменяясь гримасою гнева.
Краска быстро приливала к щекам. Вдруг он завопил, сры¬
ваясь на пронзительный визг:
—	Мне наплевать на американского посла и его истерику.
Говорю вам в последний раз: если сегодня в половине вось¬
мого я не получу от вас доклада о том, что правительство
Шушнига подало в отставку, оно будет разогнано! В новый
кабинет должен войти Кальтенбруннер в качестве министра
государственной безопасности... Нет, именно Кальтенбруннер.
Никаких австрийцев! Плюю я на австрийцев... Военное мини¬
стерство? Его возьмет на себя сам Зейсс-Инкварт. Да, я дам
ему приказ. Сейчас же дам. А президенту Микласу скажите,
что если он через полчаса не назначит Зейсс-Инкварта канц¬
лером, я прикажу выгнать его к чортовой матери. Да, именно
так и скажите: к чортовой матери. Кардинал Инитцер охотно
напутствует его туда. Он в курсе дела. Нечего стесняться с
этими австрияками!.. — Он взмахнул трубкой и еще громче
крикнул: — Я не намерен с. ними стесняться! — Но, спохватив¬
шись, что кричит в воздух, снова приблизил трубку ко рту: —
Позовите к телефону Зейсс-Инкварта, я скажу ему сам...
Тяжело отдуваясь, Геринг бросил трубку адъютанту и
погрузился в воду до самого подбородка. У него был вид бе¬
гемота, с которого содрали шкуру, обнажив подкожный жир.>
Бегемот бьип утомлен, даже полузакрыл глаза...
Гауссу хотелось возмущенно крикнуть, топнуть ногою, пре¬
кратить унижение, которому подвергали его—генерал-полков¬
ника Вернера фон Гаусса. Но вместо этого глаза его опусти¬
лись, руки вытянулись по швам и ноги словно приросли к по¬
лу плотно сдвинутыми каблуками лакированных сапог. Он тер¬
пеливо ждал, пока Геринг вспомнит о том, что вызвал его. Но
вместо голоса фельдмаршала снова услышал почтительный го¬
лос адъютанта:
—	Вена, экселенц. Доктор Зейсс-Инкварт.
На этот раз Геринг сразу схватил трубку.
—	Откуда вы говорите?.. Из дворца президента? Тем луч¬
ше. Поднимитесь к Микласу и скажите, что если он сию же
минуту не подпишет ваше назначение канцлером, я назначу
вас президентом. Можете добавить, что я послал его в... —
последовало грубое ругательство. — Что значит не согласен?
523

Меня не занимает его согласие. Скажите ему, что на раз¬
мышление ему дается четверть часа. Через пятнадцать ми¬
нут, если не последует вашего звонка, я отдаю приказ нашим
войскам перейти австрийскую границу. Кстати: сейчас же
прикажите арестовать Шушнига и доставить ко мне... Что-о?..
Последнее восклицание прозвучало так, что даже Гаусс в
испуге поднял голову.
—	Как бежал?.. Куда бежал?.. Так схватите его жену, де¬
тей. Шушниг должен быть у меня. Его бегство считаю пре¬
дательством. Да, да, это предательство! Я считаю, что тем
самым кабинет подал в отставку. Теперь меня не интересует,
что они приказали своим войскам не сопротивляться. Поздно!
То, что президент не утвердил вас канцлером, и то, что Шуш¬
ниг бежал, я считаю сопротивлением!.. Кончено, говорю я!—-
Геринг снова перешел на крик. — Уполномачиваю вас дей¬
ствовать как главу государства, вот и все. Приказываю от
имени фюрера... Наши войска перейдут границу до полуночи.
Они в вашем распоряжении. Можете действовать со всей ре¬
шительностью. Никакой пощады сопротивляющимся! До¬
вольно!
Он выпустил трубку прямо в воду и в бессилии откинулся
на спину.
Гаусс отвернулся, чтобы не видеть, как извлекают из бас¬
сейна вздрагивающую жирными складками тушу Геринга.
Его заставил снова обернуться хриплый крик Геринга:
—	Вену! Быстро!
Геринг сидел на диване, с нетерпением следя за адъютан¬
том, добивавшимся соединения с Веной, и, не глядя, совал
ногу в штанину пижамы. Он едва успел надеть штаны к
тому моменту, когда ему подали трубку.
—	Передайте Зейсс-Инкварту: я сейчас же жду от него
телеграмму: «Временное австрийское правительство, образо¬
вавшееся после отставки Шушнига, просит германское пра¬
вительство немедленно послать в Австрию войска для охра¬
ны порядка...» — Он одно мгновение подумал и добавил: —
Скажите ему, что может телеграммы не посылать... Пусть счи¬
тают, что я ее уже получил. Даю приказ о наступлении...
Он решительно отвернулся от адъютанта, изображавшего
подставку для телефонной трубки, и, поддернув спадающие
штаны пижамы, пошел к выходу.
У двери он наткнулся на окаменевшую фигуру Гаусса.
—	А, генерал!.. Хорошо, что вы пришли. Нам нужно
поговорить о важной операции.
—	Насколько я понял, операция «Отто» уже осуществи¬
лась.
524

—	Да, и без единого выстрела! — весело воскликнул
Геринг.
Он взял Гаусса под руку и повел впереди толпы почтитель¬
но следовавших за ним офицеров.
—	Фюрер в восторге от того, как идут дела! На очере¬
ди — «Зеленый план». Пора браться за чехов. Мы скрутим
их в два счета! Мы не очень полагаемся на Шверера в прак¬
тических делах. Хотите взяться за эту операцию?.. За глотку
чехов, а?..
8
Бережно, методически Энкель брал из папки лист за ли¬
стом и, держа его за угол, поджигал от поленьев, догоравших
в полуразвалившемся очаге пастушьей хижины. Это был по¬
следний привал бригады, до которого ей удалось довести
свой транспорт. Дальше — через перевалы и пропасти Пире¬
неев —предстояло итти пешим порядком: в баках автомоби¬
лей не осталось ни литра бензина. Разведывательный эскадрон
Варги был спешен, кони расседланы. В самодельные люльки
уложены раненые...
Нелегко было жечь собственное сочинение, плод поход¬
ных раздумий и бессонных ночей, но рука Энкеля не дрожа¬
ла и черты его лица сохраняли обычное выражение спокой¬
ной сосредоточенности. Он не торопился и не медлил, прежде
чем взять очередной лист. Он совершенно точно знал, сколь¬
ко времени есть еще в его распоряжении, чтобы уничтожить
свое детище, — на то он и был бессменным начальником
штаба бригады.
По мере того как бригада пробивалась к северу, ее дви¬
жение становилось все трудней. С момента выхода в Катало¬
нию она дралась, чтобы выполнить решение о выводе из Ис¬
пании иностранных добровольцев, не складывая оружия к но¬
гам франкистов, пытавшихся отрезать им выход. В то время,
когда бригада стремилась вырваться из окружения, борьба
на фронтах Испании' продолжалась с неослабевающей
силой, и ее конечный результат все еще не был ясен, не¬
смотря на усилия мировой реакции помешать защите рес¬
публики.
По соглашению, достигнутому в лондонском Комитете по
невмешательству, ни одному из уходящих из Испании ино¬
странных добровольцев республиканской армии не угрожали
репрессии фашистов, но все отлично знали, что ни испанцы,
ни подданные «дуче» и «фюрера», — будь то итальянцы, нем¬
цы, мадьяры или новые «возлюбленные дети» Гитлера — ав¬
стрийцы, — не избегнут тюрем и концлагерей. Поэтому для
525

людей семнадцати национальностей из двадцати одной, вхо¬
дивших в состав бригады, этот поход был не столько борьбою
за их собственную жизнь, сколько битвою солидарности, бит¬
вою за свободу товарищей. Батальоны Чапаева, Андрэ, Рако-
ши, Линкольна, Жореса и Домбровского совершали тяжелый
горный поход к французской границе во имя боевой дружбы
с батальонами Тельмана и Гарибальди.
Энкель понимал, что на нем лежит ответственность за то»,
чтобы все эти люди благополучно достигли французской гра¬
ницы. Там им будут обеспечены неприкосновенность жизни и
свобода, дружеский прием, пища и кров.
Лично для себя он не предвидел ничего хорошего и во
Франции. Там у него не было ни близких, ни друзей, ни воз¬
можности получить какую бы то ни было работу, — ведь он
не знал французского языка. Что такое литератор, не знаю¬
щий язык страны, -в которой живет?!
Листы его сочинения, с таким нечеловеческим спокойстви¬
ем сжигаемого на огне, который Энкелю, быть может, в по¬
следний раз удалось развести на испанской земле, были для
него едва ли не самой большой личной жертвой.
Он был старым солдатом и знал, на что идет; он не соби¬
рался цепляться за жизнь. Но мог ли он подумать, что не
сумеет сдержать слово, данное генералу Матраи,—до-вести до
последнего дня повесть — дневник бригады, — сделать то, на
что сам генерал не считал себя вправе тратить время?..
Огонь осторожно лизал листы, нехотя сворачивал их в
трубку, словно не желая показать писателю, как закипают
чернила написанных им слов, как исчезают, сливаясь в одну
черную рану, строки.
Один за другим сгоревшие листы либо уносились комком в
черный зев очага, либо, выброшенные обратно порывом ветра,
опадали прозрачными, красными, как раскаленный металл, ле¬
пестками. Энкель притрагивался к ним концом штыка, и они
распадались впрах. Он не хотел, чтобы врагу, если он придет
сюда, досталось хоть одно слово.
Ветер пронзительно взвизгивал над крышей и постукивал
грубо сколоченной дверью. В хижине было темно. Только
огонь очага бросал красные блики на черные от копоти стены,
на серое одеяло в углу, мерно вздымавшееся от дыхания ле¬
жавшего под ним человека. Когда вспыхивал очередной лист,
блики делались ярче, потом тускнели, укорачивались, гасли.
Так до следующего листа.
Энкель был уверен, что лежащий в углу командир штаб¬
ного эскадрона, ставшего теперь, как и вся бригада, пешей
командой, спит. Он не знал, что Варга внимательно следит за
526

каждым его движением. Не видел, каким негодованием горят
глаза мадьяра, не видел, как сдвинуты его брови, как серди¬
то топорщатся знаменитые на всю бригаду гусарские усы
Варги.
Когда распался пепел последнего листа, Энкель взял пере¬
плет и после секунды раздумья аккуратно переломил его на
четыре части и тоже бросил в очаг. Не глядя на то, как огонь
охватывает картон, он застегнул походную сумку и перекинул
ее на ремне через плечо. При свете последних языков пламени
посмотрел на часы.
—	Не тужи, Людвиг, — неожиданно послышалось за его
спиною. — Я верю, что настанет день, когда мне удастся вер¬
нуться в Венгрию и ты приедешь ко мне!
—	Если буду к тому времени жив.
—	Будешь,—уверенно бросил Варга и, поднявшись на лок¬
те, принялся скручивать сигарету. — Я отведу тебе комнату
наверху, с окном на виноградник, за которым видны горы. Ты
будешь смотреть на них, потягивать вино моего изделия и,
слово за словом, вспоминать все, что сжег сегодня!
Энкель слушал с сосредоточенным лицом. Он редко улы¬
бался, и даже сейчас, когда слова Варги доставили ему иск¬
реннее и большое удовольствие, он не мог воспринять их ина¬
че, как с самым серьезным видом.
Подумав, он сказал:
—	Это неверное слово, Бела: «вспоминать». И я, и ты то¬
же — мы оба, наверно, будем думать о том, что происходит
здесь. Ибо мы уходим отсюда, но сердца наши остаются здесь,
с этим замечательным народом.
Варга с удивлением посмотрел на всегда холодного немца:
слово «сердце» он слышал от него в первый раз.
—	Хорошо, что ты так думаешь, Людвиг. Если испанцы
будут знать, что все мы, побывавшие здесь, душою с ними,
им будет легче.
—	А разве они могут думать иначе? Какой залог мы им
оставляем: прах наших товарищей — немцев, и венгров, и бол¬
гар, и итальянцев, и поляков — лежит ведь в испанской зем¬
ле. Я верю, Бела, мы еще когда-нибудь вернемся сюда, чтобы
возложить венок на их могилы. И не тайком, а с развернуты¬
ми знаменами.
—	Да будет так! — торжественно воскликнул Варга.
—	Мы уходим, но это не значит, что прогрессивное чело¬
вечество бросает испанскую революцию на произвол судьбы.
Помнишь? Гражданская война — это «тяжелая школа, и пол¬
ный курс ее неизбежно содержит в себе победы контрреволю¬
ции, разгул озлобленных реакционеров...» Временные побе¬
527

ды! — Энкель по привычке поднял палец.—Временные, Бела!
Конечная победа непременно .будет за нами. So!
—	Я никогда не отличался терпением.
—	Тот, кто делает историю, должен видеть дальше зав¬
трашнего утра.
—	Может быть, ты и прав, ты даже наверно прав, но я
всегда хочу все потрогать своими руками. Я думаю, что мы
будем свидетелями полной победы над фашизмом.
—	А ты мог бы усомниться в этом?
Варга не ответил. Они помолчали.
—	А Зинна все нет... — Варга обеспокоенно взглянул на
часы. — Куда он мог деться?
—	Он с Цихауэром ищет скрипача, — помнишь, того, что
аккомпанировал певице.
—	Француз, которому оторвало пальцы?
—	Они хотят держать его ближе к себе, чтобы не поте¬
рялся в горах.
—	Надо пойти поискать Зинна. Вокруг нашего лагеря все¬
гда шныряет разная сволочь. Того и гляди, пустят пулю в
спину!
Варга сбросил одеяло и с неожиданною для его полного
тела легкостью поднялся на ноги. Словно умываясь, чтобы
разогнать сон, потер щеки ладонями. Раздался такой звук,
будто по ним водили скребницей.
—	У тебя, видимо, нет бритвы? — спросил Энкель.
—	Не буду бриться, пока не попаду в Венгрию!
И Варга рассмеялся, потому что это показалось ему само¬
му до смешного неправдоподобным, но Энкель не улыбнулся
и тут.
Поддев штыком уголек, Варга старался прикурить от него
сигарету.
—	Проклятый климат, — ворчал он между затяжками. —
Или пересыхает все до того, что мозги начинают шуршать от
каждой мысли, или отсыревает даже огонь... А у нас-то, в
Венгрии... — мечтательно проговорил он.
Сигарета затрещала и выбросила пучок искр.
Варга в испуге прикрыл усы и рассмеялся.
—	Все фашистские козни... Петарды в габаке!
И рассмеялся опять. В противоположность Энкелю он мог
смеяться постоянно, по всякому поводу и в любых обстоя¬
тельствах.
—	Пойду поищу Зинна, — повторил он, когда,, наконец,
удалось раскурить сигарету, и, подобрав концы накинутого на
плечи одеяла, вышел.
Его коротенькая фигура быстро исчезла из поля зрения
528

Энкеля, стоявшего у хижины и молча смотревшего на север,
стараясь восстановить в памяти сложный рисунок карты тех
мест, по которым предстояло итти бригаде.
Ветреная и не по-весеннему холодная ночь заставила его
поднять воротник и засунуть руки в карманы. Он стоял, слу¬
шал рокот горного потока, доносившийся так ясно, словно вода
бурлила вот тут, под самыми ногами, смотрел на звезды и ду¬
мал о печальном конце того, что еще недавно рисовалось им
всем, как преддверие победы. Они думали, что многое про¬
стится их несчастной родине за то, что они, тельмановцы,
водрузят свое знамя рядом с победным стягом Испанской
республики... Тельмановцы! Сколько человеческих жизней! Не¬
повторимо сложных в своей ясности и простоте. Сколько боль¬
ших сердец! Тельман! Для-многих из них он был олицетво¬
рением самых светлых мечтаний о жизни, которая придет за
их победой,—он, носитель идей, завещанных Лениным, идей
Сталина... Он, знаменосец, которого они мысленно всегда пред¬
ставляли себе идущим впереди их батальона...
В темноте послышались шаги, стук осыпающихся камней.
Энкель хотел было по привычке окликнуть идущего, но услы¬
шал веселый перебор струн, и из темноты вынырнул силуэт
Варги.
—	Вот!..
И он придвинул к самым глазам Энкеля гитару, на кото¬
рой смутно отсвечивала инкрустация из перламутра.
—	А Зинн и другие? — спросил Энкель.
—	Тащат своего цыпленка, — весело отозвался Варга.—
Жаль, что у тебя нет второго дневника. Впрочем, спеть мож¬
но и в темноте!
Он исчез в хижине и через минуту сквозь звон гитары
весело крикнул:
—	А ты знаешь, Людвиг, моего эскадрона прибыло!-Они
ведут сюда еще и того чешского летчика, Купку, которого,
помнишь, вытащили из воронки... — Он расхохотался. — Бед¬
няга тоже безлошадный, как и я. Говорит, что, как только вы¬
рвется отсюда, раздобудет новый самолет и перелетит обрат¬
но в Мадрид... Вообще говоря, неплохая идея, как ты ду¬
маешь?
—	Вопрос о выводе добровольцев решен, — размеренно
произнес Энкель, — и мы не можем...
—	Ты не можешь, а мы можем!нетерпеливо крикнул
Варга. — Чорт нам помешает!.. Вернемся — и больше ничего...
Плевать на все комитеты! Только бы вывести отсюда немцев,
а там, честное слово, вернусь в Мадрид! Непременно вернусь!
—	Верхом? — иронически спросил Энкель.
34 Поджигатели
,529

—	Чех возьмет меня с собою на самолете.
Пальцы Варги проворней забегали по струнам.
—	Эх, нет Матраи!.. Без него не поется.
Из темноты хижины до Энкеля донесся жалобный гул от-
брошенной гитары. Он пожал плечами и сказал:
—	Пожалуйста, минуту внимания, майор... Я изменяю по¬
рядок движения бригады. Твои люди поведут лошадей с боль¬
ными.
В дверях выросла фигура Варги.
—	Мы условились: эскадрон отходит последним. Мы при¬
крываем тыл!
—	Нет, — голос Энкеля звучал сухо, — последними идут
немцы.
—	А что, по-твоему, мои кавалеристы... — начал былоj Вар¬
га, однако Энкель, не повышая голоса, но так, что Варга сра¬
зу замолчал, повторил:
—	Последними идут тельмановцы... So!
Варга шумно вздохнул.
—	«So», «so»! — передразнил он Энкеля. — Значит, мы...
госпитальная команда?!
Он хотел рассмеяться, но на этот раз не смог.
Это был уже третий пограничный пункт, к которому фран¬
цузские власти пересылали бригаду, отказываясь пропустить
ее через границу в каком-либо ином месте. И вот уже третьи
сутки, как бригада стояла перед этим пунктом. Полосатая
балка шлагбаума была опущена; в стороны, насколько хватал
глаз, тянулись цепи сенегальских стрелков, виднелись свеже-
отрытые пулеметные гнезда. Вдали, на открытой позиции, рас¬
положилась артиллерийская батарея.
Истомленные горными переходами, лишенные подвоза про¬
вианта, в износившейся обуви, ничем не защищенные от ноч¬
ного'холода, даже без возможности развести костры на без¬
лесном каменистом плато, бойцы бригады с недоуменной гру¬
стью смотрели на ощетинившуюся оружием границу Фран¬
ции.
У сенегальцев был совсем нестрашный вид: забитые, жал¬
кие в своих шинелях не по росту, в ботинках с загнувшимися
носами и в нелепых красных колпаках, они часами неподвиж¬
но стояли под палящим солнцем. В их глазах было больше
удивления, чем угрозы.
Даррак, Лоран и другие французы пытались вступить
с ними в переговоры, но африканцы только скалили зубы и
поспешно щелкали затворами. С испугу они могли и пустить
пулю...
Энкель и Зинн третьи сутки напрасно добивались возмож-
530

нести переговорить с французским комендантом. Он переда¬
вал через пограничного жандарма, что очень сожалеет о за¬
держке, но еще не имеет надлежащих инструкций.
Солнце село за горы. Энкель, упрямо поддерживавший в
бригаде боевой порядок, лично проверил выдвинутые в сторо¬
ны посты сторожевого охранения. А на утро четвертых суток,
едва край солнца показался на востоке, посты, расположен¬
ные к северо-востоку, донесли, что слышат приближение са¬
молетов. «Капрони» сделали три захода, сбрасывая бомбы и
расстреливая людей из пулеметов.
Не обращая внимания на ухавшие с разных сторон разры¬
вы и визг осколков, Варга подбежал к Зинну. Багровый от
негодования, с топорщившимися усами, венгр крикнул:
—	Посмотри!..
И показал туда, где на открытой вершине холма стоя¬
ла французская батарея. Зинн навел бинокль и увидел у
пушек группу французских офицеров. Они все были с бино¬
клями в руках и, оживленно жестикулируя, обсуждали, по-
видимому, зрелище бо>мбежки бригады. Со всех сторон к это¬
му наблюдательному пункту мчались верховые и автомо¬
били.
—	Знаешь, — в волнении произнес Варга, — мне кажется,
это они и вызвали «Капрони»!
—	Все возможно!
—	Посмотри, они чуть не приплясывают от удовольствия
после каждой бомбы! Если бы здесь могли появиться еще
и фашистские танки, те сволочи были бы в полном восторге.
—	Ты не считаешь их за людей?
—	Люди?!. — Варга плюнул. — Вот!.. Если бы они были
людьми, республика имела бы оружие. От них не требовалось
ни сантима, — только открытая граница. Они продали фаши¬
стам и ее. Проклятые свиньи! Ты мне не веришь, я вижу.
Идем же... — И он увлек Зинна к группе бойцов, прижавших¬
ся к земле между двумя большими камнями.
Когда Зинн спрятался за один из этих камней, первое, что
он увидел, были большие, удивленно-испуганные глаза Дар-
рака.
—	И эти негодяи называют себя французами! — сквозь
зубы пробормотал Даррак.
За его спиною раздался неторопливый, уверенный басок
каменщика Стила:
—	Посмотри на их рожи — и ты поймешь все.
Увидев комиссара, Даррак поспешно сказал:
—	Прошу вас, на одну минутку! — И потянулся к бинок¬
лю, висевшему на груди Зинна. Он направил бинокль на ту
531

же группу французов, на которую показывал Зинну Варга. Он
смотрел не больше минуты.
—	И это французы... это французы!.. — растерянно повто¬
рял он, о-пуская бинокль.
Лоран сидел, прижавшись спиною к 'камню и молча глядя
прямо перед собой.
Все так же неторопливо раздался голос Стила:
—	А тебе, Лоран, это еще один урок: теперь ты видишь,
что если в Испании фашизм официально и носил итало-гер-
манскую этикетку, то, содрав ее, ты мог бы найти еще доволь¬
но много других названий — от французского до американ¬
ского! Фашизм, дружище, — это Германия Гитлера и Тиссена,
Франция Фландена и Шнейдера. Это Англия Чемберлена и
Мосли... Это, наконец, Америка Дюпона и Ванденгейма!..
—	Тошно!.. Помолчи!.. — крикнул Лоран.
—	Эх, ты, простота! Дай нам попасть во Францию...
—	Я мечтаю об этом, мечтаю, мечтаю! — кричал Лоран. —
Дай нам только пробраться за эту проклятую полосу с черно¬
мазыми — и ты увидишь, что такое Франция, ты увидишь...
В волнении он было поднялся, но Стил сильным рывком
посадил его за камень.
Зинн перебежал к единственной палатке, сооруженной из
одеял. Здесь было жилище и штаб командующего бригадой.
Энкель стоял у палатки во весь рост и, что удивило Зинна, то¬
же внимательно разглядывал в бинокль не удаляющиеся
итальянские самолеты, а все ту же группу офицеров на фран¬
цузской земле.
—	Смотри, — сказал он, увидев Зинна, — они спешат к
холму даже на санитарных автомобилях, но ни одну из этих
машин они не подумали послать сюда!
Но Зинн его не слушал, он спешил организовать помощь!'
бойцам, раненным во время налета.
—	Что я говорил? Ага! Что я говорил?! — услышал Эн¬
кель торжествующий возглас Варги и, взглянув по направле¬
нию его вытянутой руки, увидел на дороге, ведущей к погра¬
ничной заставе, колонну конницы. Накинутые поверх мунди¬
ров бурнусы развевались подобно сотне знамен за спинами
всадников.
—	Стоило им дождаться спектакля, который сами же они
и устроили, — захлебываясь, говорил Варга, — как они, пови-
димому, готовы открыть границу и выразить сожаление, что
опоздали на полчаса. О, это они сум-еют сделать! Скоты, про¬
клятые скоты!
—	Меня интересует другое, — проговорил Энкель. — Чтобы
задержать нас, они не решились поставить на границе ни од¬
532

ного французского пехотинца. Смотри: сенегальцы и спаги.
Я не удивлюсь, если следующих, кто идет за нами, здесь
встретит иностранный легион.
Между тем автомобиль, мчавшийся впереди конной колон¬
ны, подъехал к пограничному столбу. Прибежал жандарм и
пригласил Энкеля для переговоров с французским комендан¬
том.
Переход мог состояться только на следующий день.
—	Помяни мое слово, — сказал Варга. — Сегодня вечером
опять прилетят «Капрони»!
Энкель не спорил. Он отдал приказ рассредоточить людей
и надежно укрыть раненых.
Но оказалось, что на этот раз ошибся Варга. Вечером при¬
летели не «Капрони», а «Юнкерсы». Они точно так же проде¬
лали три захода и ушли безнаказанно, провожаемые прокля¬
тиями добровольцев.
На следующее утро, ровно в десять тридцать, — время, на¬
значенное французами, — первые солдаты интернациональной
бригады (это были раненые французы из батальона Жореса)
ступили на землю нейтральной Франции. Собственно говоря,
про них нельзя было сказать, что они ступили на землю ро¬
дины, так как ни один из них не был способен итти. Их но¬
силки лежали на плечах товарищей.
У пограничного столба даже самые слабые раненые при¬
поднимались и сбрасывали к ногам французского офицера ле¬
жавшую рядом с ними в носилках винтовку.
Офицер отмечал в списке имя солдата.
Рядом с ним стоял другой француз, небольшого роста, с
гладко зачесанными черными волосами на обнаженной голо¬
ве. Словно нечаянно отбившаяся прядка спускалась на висок,
почти скрывая резкий белый шрам.
Этот человек был в штатском. Он держал другой список
и ставил в нем крестики. Он поставил крестики против имен
Цихауэра, Варги, Энкеля, Зинна и всех других немецких ком¬
мунистов...
И вот границу перешел последний солдат бригады — ее
временный командир и начальник штаба Людвиг Энкель.
Шлагбаум опустился. Французы приказали добровольцам по¬
строиться по-батальонно. По сторонам каждого батальона вы¬
тянулась конная цепочка спаги. Сверкнули обнаженные сабли.
Растерянные и злые добровольцы запылили по горячей до¬
роге.
Теперь первым шел Людвиг Энкель. За ним, судорожно
ухватившись за ус, тяжело шагал кривыми ногами Варга. Про¬
шло довольно много времени, пока он смог выдавить из себя
533

первую шутку. Но и она была больше похожа на старческую
воркотню.
Ехавший рядом с Варгою спаги ткнул его кондом сабли
в плечо и что-то крикнул. Молодые добровольцы не поняли
его слов, но догадались, что говорить и смеяться воспре¬
щается. А те из старых солдат, кто нюхал порох двадцать
лет назад, разобрали слова спаги:
—	Tais toi, tu 1а!.. Moscovite!
И сразу перестало казаться удивительным то, чему они
удивлялись до сих пор: и сенегальцы, и колючая проволока,
и даже «Капрони» с «Юнкерсами». Их встречала не Франция
Жореса, имя которого было написано на знамени одного из
батальонов бригады, а Франция Шнейдера и Боннэ, Петэна и
де ла Рокка...
Тут были люди двадцати одной национальности. Они виде¬
ли ремовских штурмовиков и эсесовцев Гиммлера; они виде¬
ли карабинеров и чернорубашечников Муссолини; они видели
полузверей из румынской сигуранцы и польской дефензивы;
хеймверовцев и куклуксклановцев; они побывали в сотнях тю¬
рем и концлагерей. Здесь они поняли еще, что такое француз¬
ские гардмобили.
Лагерь, в котором третью неделю содержали бригаду, —
все национальности, офицеров и солдат, здоровых и раненых,
молодых и старых, — представлял собою каменистый пустырь
без всякой растительности. Единственным, чего правительство
Франции не пожалело для своих вольнолюбивых гостей, бы¬
ла колючая проволока. Она трижды обегала пустырь, — три
высоких ряда кольев, густо перевитых проволокой. Между
этими рядами расхаживали все те же гардмобили — суще¬
ства в мундирах и касках, утратившие человеческий образ и
дар речи. Они только рычали и угрожающе просовывали
сквозь проволоку дула карабинов по малейшему поводу.
В лагере не было пригодного для больных жилья. Чтобы
укрыть от ночного холода раненых, офицеры отдали свои
одеяла.
В лагере не было воды. Чтобы наполнить котелки из мут¬
ного ручейка; пересекавшего угол загородки, две тысячи Че¬
ловек с утра до вечера стояли в очереди.
В лагере не было дров. Не на чем было сварить фунт го¬
роху, выдававшегося на день на каждых четырех человек.
—	Ну что, простота, ты все еще ничего не понял? — иро¬
нически спрашивал Стил Лорана каждое утро, когда они, раз¬
девшись, пытались вытряхнуть песок из складок одежды, куда
он набивался под ударами пронзительного ветра. Песок был

везде: в платье, в обуви, в волосах, в ушах, во рту. А так как
воды едва хватало для питья, то уже через несколько дней
этот песок был настоящим бедствием. Он закупоривал поры,
разъедал кожу. Единицами насчитывались люди, у которых
глаза не были воспалены и не гноились.
Лорана, который уже многое понял, удивляло теперь
другое.
—	Ну, хорошо, — грустно говорил он, — я понимаю, что со
мною, французским подданным, они могут делать, что хотят...
—	Ты еще не знаешь до конца, чего именно они хотят! —
вставлял Стил.
—	Я понимаю, что они могут безнаказанно издеваться над
тельмановцами, за которых некому заступиться, над гари¬
бальдийцами, которым не с руки обращаться к Муссолини, но
вы-то, американцы, англичане, мексиканцы, швейцарцы, по-
ляки и все остальные?.. У каждого из вас есть родина. Аме¬
рике, например, стоило бы сказать слово...
Стил рассмеялся:
—	А я, брат, вовсе не уверен, что это было бы за слово.
Может быть, и лучше, что она молчит.
Энкель и Зинн неутомимо писали во все организации, ко¬
торые казались им мало-мальски подходящими адресатами: от
Красного креста до Комитета по невмешательству включи¬
тельно. Но письма их и телеграммы оставались без ответа.
И они даже не знали, идут ли письма куда-нибудь дальше
французской комендатуры.
Издевательски медленно тянулась процедура, которую в
комендатуре называли опросом желаний. Добровольцев по од¬
ному вызывали в канцелярию и заставляли заполнять длин¬
ную^ и бесцеремонно подробную анкету.
Только на исходе пятой недели у ворот лагеря появились
первые грузовики. Они забрали часть раненых и больных. На
следующий день, и через день, и еще несколько дней подряд,
пока грузовики и санитарные фургоны увозили больных, в ла¬
гере происходила тщательная сортировка людей. Комендатура
делала вид, будто отбирает их в зависимости от того, куда
они хотят отправиться, но добровольцы заметили совсем дру¬
гое: немцев, австрийцев, итальянцев, часть венгров и саар¬
цев — всех, в чьих анкетах значилось подданство стран фа¬
шистской оси, комендатура отделяла от общей массы эвакуи¬
руемых. Это вызывало подозрения. Зинн и Энкель протесто¬
вали, но комендант даже не дал себе труда посмотреть в их
сторону. Тогда Зйнн высказал свои опасения добровольцам.
По лагерю пробежал тревожный слух о том, что немецких и
итальянских товарищей намерены выдать фашистским властям.
535

В ту ночь бригада не спала. А утром в лагере вспыхнуло
восстание.
Нары нескольких жалких бараков оказались разобранны¬
ми на колья и доски; решетки окон превратились в железные
прутья. Под командою своих офицеров добровольцы атако¬
вали караулки. Беспорядочно отстреливающиеся мобили бы¬
ли мгновенно выброшены за ограду, и колонны добровольцев,
словно план сражения был разработан заранее, принялись за
постройку баррикад вокруг доставшихся им нескольких пуле¬
метов. Сунувшиеся было к лагерю отряды мобилей и жандар¬
мов были быстро обращены в бегство восставшими интер¬
националистами. Двинутый против восставших полк сенегаль¬
цев залег на подступах к лагерю, и когда политработники
бригады объяснили черным солдатам смысл событий, полк от¬
казался стрелять в добровольцев. Растерявшиеся французские
власти прекратили попытки силой овладеть лагерем и всту¬
пили в переговоры с восставшими. Из переговоров сразу же
выяснилось, что восстание не имеет никаких других целей,
кроме гарантирования политической неприкосновенности всем
добровольцам, без различия национальности и партийной
принадлежности. В таких условиях открытие настоящих воен¬
ных действий против тех, кто лицемерно был объявлен «гостя¬
ми Франции», было бы политическим скандалом таких мас¬
штабов, что на него не решились даже французские министры.
Из Парижа примчались «уполномоченные» правительства с за¬
данием любою ценой замять дело. Они добились этого: снос¬
ная пища, медикаменты для больных и гарантия честным сло¬
вом правительства личной неприкосновенности — это было
все, что требовали интернированные.
Вокруг лагеря в один день вырос городок палаток, зады¬
мили походные кухни. В ворота потянулась вереница окрест¬
ных крестьян, женщин из ближних городов и даже парижа¬
нок, несших добровольцам подарки — пищу, одежду, белье,
книги. Каждый нес, что мог.
На следующий же день наново началась процедура от¬
бора.
На этот раз она протекала с лихорадочной быстротой.
В комендатуре снова появился маленький брюнет в штатском,
с белым шрамом на виске, которого писаря почтительно на¬
зывали «мой капитан», но род службы которого знал только
комендант, именовавший его наедине господином Анри.
На этот раз Анри привез с собою уже проверенные списки
немцев.
Он лично наблюдал за тем, как подали закрытые фургоны
и погрузили в них первую партию добровольцев. Среди них
536

бьши почти все офицеры: Энкель, Зинн, Цихауэр, Варга и де¬
сятка три других.
Колонна машин с этой партией уже запылила по дороге
на север.
Нахмурившийся Лоран долю смотрел ей вслед покрас¬
невшими глазами. Может быть, они и не были краснее,
чем у других, но Стилу показалось, что эльзасцу не по
себе.
—	Ну, вот, — сказал каменщик, — теперь-то ты понял,
небось, все.
—	Да, — тихо ответил Лоран и провел заскорузлой рукой
по лицу. — 'Пожалуй, я действительно все понял... Все до
конца!
9
Эгон Шверер отложил газеты и посмотрел на часы. Со¬
мнений не было: курьерский Вена — Берлин опаздывал. Это
воспринималось пассажирами как настоящая катастрофа.
Правда, поезд мчался теперь так, что кельнеры, пронося ме¬
жду столиками чашки с бульоном, выглядели настоящими
эквилибристами, но лучшие намерения машиниста уже не мог¬
ли помочь делу. Всю дорогу поезд двигался, как в лихорад¬
ке. То он часами стоял в неположенных местах, то несся, как
оДержимый, нагоняя потерянное время. Пресловутая пункту¬
альность имперских дорог — предмет подражания всей Евро¬
пы — полетела ко всем чертям с первых же дней подготовки
аншлюсса. Южные линии были забиты воинскими эшелонами.
На станциях неистовствовали уполномоченные в коричневых
и черных куртках. Нервозная суета сбивала с толку железно¬
дорожников, терроризированных бандами штурмовых и ох¬
ранных отрядов, бесчисленными агентами явной и тайной
полиции. Царили хаос и неразбериха. Только у самой грани¬
цы, в зоне, занятой войсками, сохранялся относительный по¬
рядок.
Находясь в Вене, Эгон не предполагал, что все это приня¬
ло такие размеры. Профаны могли поверить тому, что Третья
империя действительно намеревалась воевать за осуществле¬
ние аншлюсса.
Эгон расплатился и перешел из ресторана в свой вагон.
Его сосед по купе сидел, обложившись газетами. Это был
чрезвычайно спокойный, не надоедавший разговорами адво¬
кат, ехавший так же, как Эгон, от самой Вены. Его звали
Алоиз Трейчке. Он был специалистом по патентному праву
и имел бюро в Берлине. Очень деликатными намеками Трейч¬
ке дал понять, что если Эгону понадобятся какие-либо справ¬
537

ки по патентам, по промышленности и тому подобным де¬
лам, — он всегда к его услугам. Установленная теперь связь
с Веной позволит ему ответить на любые вопросы. Эгон
спрятал карточку адвоката в карман.
При входе Эгона Трейчке молча подвинул ему часть своих
газет, и Эгон так же молча взял одну из них. Он и не заме¬
тил, как заснул с газетою в руках.
Его разбудили толчки на стрелках. Мимо окон мелькали
дома. Внизу, по блестящему от недавнего дождя асфальту,
сновали автомобили.
Эгон без обычной радости окунулся в шумную толчею
вокзала.
Берлин казался особенно неприветливым после Вены,
еще не утратившей своей легкомысленной нарядности.
Эгон ехал с надеждой, что никого, кроме матери, дома не
будет. Но, к своему неудовольствию, попал прямо к завтраку.
Все оказались в сборе.
Эрнст сокрушался, что ему так и не удалось принять уча¬
стие в «завоевании» Австрии. Генерал был тоже недоволен:
австрийский поход его не удовлетворял даже как обыкновен¬
ные маневры, Не удалось испробовать ни одного вида воору¬
жения. С таким же успехом Австрию могли занять кухарки,
вооруженные суповыми ложками.
Эгон пробовал отмолчаться, но генерал интересовался, как
реагирует на аншлюсе средний австриец — интеллигент,
бюргер.
—	Как всякий немец, — вставил свое слово Эрнст. —
О том, что происходит в Австрии, если это тебе самому не¬
достаточно известно, я дам тебе более точные сведения, чем
наш уважаемый господин доктор.
—	Ты бы.д там? — иронически спросил генерал.
—	А ты не слышал по радио музыку, сопровождавшую
триумфальное шествие фюрера?
—	Каждая дивизия располагает, по крайней мере, тремя
оркестрами. Силами одного корпуса можно задать такой кон¬
церт, что мертвые проснутся! — рассмеялся генерал, к очевид¬
ному неудовольствию младшего сына. — Расскажи, Эгон, от¬
кровенно, что' видел.
Еще минуту назад Эгон не собирался -поддерживать опас¬
ную тему, но бахвальство Эрнста его рассердило.
—Если бы вы не ввели в Австрию своих полков, фюрер
никогда не вернулся бы на свою родину.
—	Не говори глупостей, Эгон, — недовольно возразил ге¬
нерал. — Австрия завершила свой исторический путь, вернув¬
шись в состав великой Германской империи.
538

—	Ни в одном учебнике истории не сказано, что Берлин
был когда-нибудь столицей этой империи.
—	Не был, но будет, :— запальчиво сказал Эрнст. — До¬
вольно этих марксистских намеков!
—	Мария-Терезия никогда не возбуждала подозрений в
причастности к марксизму, — сказал Эгон. — Между тем эта
дама во время войны тысяча семьсот восьмидесятого года
заметила, что опасность, угрожающая Австрии, заключается
не столько в неблагоприятном для Австрии исходе войны,
сколько в самом факте существования «прусского духа», ко¬
торый не успокаивается, пока не уничтожает радость бытия
там, где он появляется. Она писала дословно так: «Я глубоко
убеждена, что для Австрии самым худшим было бы попасть
3 лапы Пруссии».
—	Мой милый Эгон, — наставительно произнес генерал,—
эта старуха была не так глупа, как ты думаешь, а только
жадна. Тогда еще мог возникать вопрос: кто из двух — Ав¬
стрия или Пруссия —- будет носительницей германизма. Живи
она на полтораста лет позже, этот вопрос для нее уже не
возник бы.
—	А мне кажется, что если бы оба ее последних канцлера
не были слизняками, — заметил Отто, — Австрия и теперь
оставалась бы Австрией.
—	Это зависело от Вены гораздо меньше, чем от Лондона,
Парижа и Ватикана, — возразил Эгон.
—	К счастью, и там начали понимать, что им нужна силь¬
ная Германия, — сказал Эрнст.
—	Когда речь заходила о борьбе с Россией, Австрия
и Пруссия тотчас забывали свои споры! — заключил гене¬
рал. — Кто бы из нас двух ни спасал друг друга от напора
славянства — Австрия ли нас, или мы Австрию, —■ важно, что
на этом фронте мы должны быть вместе!
—	Зачем же тогда нужен аншлюсе?
—	Чтобы вдохнуть в австрийцев новый дух — дух новой
Германии! — сказал генерал. — Мое сознание и, я надеюсь,
сознание всякого порядочного! немца уже не отделяет Вену
от Германии!.. А что думают венцы?
*— Я был там слишком мало, — уклончиво начал было
Эгон, но неожиданно закончил: — Впрочем, достаточно, чтобы
понять: большинство нас ненавидит!
Генерал вздохнул:
—	Да, это делается не сразу! Но Вена, небось, весе¬
лится: концерты, опера?.. О, этот Штраус! Та-ра-рам-пам-
пам...
—	Венская консерватория закрыта. Музыканты перебиты
539

или сидят в тюрьмах. Бруно Вальтер вынужден был спастись
бегством, оставив в наших руках жену и дочь...
—	Бруно Вальтер?.. Бруно Вальтер? — удивленно бормотал
генерал.
—	Подчиняться его дирижерской палочке считали за ра¬
дость лучшие оркестры мира, — пояснил Эгон.
—	Мне стыдно слушать эту галиматью, папа! — резко ска¬
зал Эрнст. — Пусть господин доктор не разводит здесь ком¬
мунистической пропаганды! Народу сейчас не до капель-
дудок!
Эгон не мог больше сдержаться.
—	Народ! Какое право имеешь ты говорить о народе?..
Вы тащите народ на бойню, вы!.. — Он задыхался. — Вас не
интересует искусство? Ладно. А венская медицинская школа?
Она дала миру такие имена, как Нейман и Фукс. Ее уничто¬
жили. Те из деятелей, кто не кончил так называемым са¬
моубийством, сидят в концлагерях. Впрочем, что я тебе го¬
ворю о Фуксе! Для тебя и это такой же пустой звук, как
Вальтер!.. Но, может быть, ты знаешь, что такое крестьянин?
Так вот, австрийские крестьяне вилами встречают наших ин¬
спекторов удоя. Они отказываются понять, как наше кресть¬
янство допустило введение наследственного двора.
—	Мы им поможем стать понятливее! — сказал Эрнст.
—	Ах, крестьянин тебя тоже не интересует? Это всего
лишь «сословие питания»? Его дело давать хлеб и мясо для
ваших отрядов и молчать? Так посмотри на промышлен¬
ность, — нет, нет, не на рабочих, а на самих фабрикантов.
Чтобы подчинить их себе, мы должны были снять австрий¬
ское руководство промышленностью. Мы импортировали туда
таких молодчиков, как ты.
Эрнст выскочил из-за стола.
—	Я жалею, что не нахожусь там и не скручиваю их в ба¬
раний рог!
—	Еще бы, ты ведь боялся, что вам могут оказать сопро¬
тивление! Конечно, лучше было сидеть пока здесь!
—	Я не могу этого слушать!
—	Эрнст, мальчик, успокойся. — Фрау Шверер погладила
своего любимца -по рукаву. — Эгги больше не будет! — Дро¬
жащей рукой она протянула Эгону корзинку с печеньем. —
Это, конечно, не знаменитые венские булочки, но ты любил
мое печенье, сынок.
Эгон рассмеялся:
—	Венцы, мама, вспоминают о своих булочках только во
сне. Они снабжаются стандартным хлебом по таким же кар¬
точкам, как берлинцы.
540

—	Какой ужас! — вырвалось у фрау Шверер, но она тут
же спохватилась и испуганно посмотрела на Эрнста.
Эрнст решительно обратился к генералу:
—	Мне бы очень хотелось, отец, чтобы Эгон не разводил
в нашем доме этой нелепой пропаганды. Если ты можешь
приказать это доктору — прикажи. Иначе мне придется поза¬
ботиться об этом самому!
Фрау Шверер не решалась перебить Эрнста. В роли миро¬
творца выступил генерал. Он увел Эгона к себе в кабинет и,
усадив в кресло, сказал:
—	Давай условимся: гусей не дразнить. Особенно котла
они молоды и задиристы.
Генерал был с Эгоном ласковее, чем обычно. Старику хо¬
телось поговорить откровенно. На службе такая возможность
была исключена. Дома говорить было не с кем. С тех пор
как Отто, покинув службу у Гаусса, стал его собственным
адъютантом, генерал, в интересах дисциплины, прекратил
обычные утренние беседы с ним. Эрнст как собеседник ничего
не стоил. Эмма?.. При мысли о жене генерал насмешливо
фыркнул.
Одним словом, он рассчитывал на разговор по душам
со старшим сыном, но вместо того, после первых же слов
Эгона, жестоко обрушился на пацифизм сына, назвал его
трусом.
—	Когда речь идет о войне, я действительно становлюсь
трусом, — согласился Эгон. — Самым настоящим трусом.
Я же знаю, что такое война!
—	Будто я знаком с нею хуже тебя, — сказал генерал.—
Но я не устраиваю истерик, не кричу, как полоумный: «Долой
войну!» Только пройдя через это испытание, немцы добьются
положения народа-господина.
—	Народу этого не нужно. Дайте ему спокойно работать.
Наше поколение слишком хорошо знает, чего стоит война.
—	Я тоже был на двух войнах!
—	Таких, как ты, нужно держать взаперти! — вырвалось
у Эгона.
Шверер был потрясен: сын оскорблял его!
Старик нервно передернул плечами, точно его знобило.
—	Странное поколение! У нас не было таких противоре¬
чий... Вы разделились на два непримиримых лагеря. Когда вы
встретитесь, это будет хуже войны... А ведь вы — родные
братья. Почему это, мой мальчик?
—	Я и Эрнст? Мы же как люди разных веков. В мое время
Германию трясла лихорадка войны и в ней загоралось пламя
революции. В такой температуре открываются глаза на мно¬
541

гое. А он не знает ничего, кроме трескотни господина «нацио¬
нального барабанщика»! Эго для него лучшая музыка в
мире.
Генерал остановил его движением руки:
—	Договорим после обеда.
Стрелка хронометра подошла к делению, когда, как обыч¬
но, открылась дверь кабинета и Отто доложил, что машина
ждет. Отто хорошо знал свое адъютантское дело. Школа
Гаусса не пропала даром. Правда, с отцом нужно было быть
еще более пунктуальным. Между ними не осталось прежних
дружеских отношений, — они стали строго официальными, но
Отто это не пугало. У него были основания мириться с не¬
удобствами своего положения.
Еще раз кивнув Эгону, генерал в сопровождении Отто
покинул кабинет.
Эгон остался один. Он пробовал понять отца и не мог.
Решил пойти к матери, чтобы расспросить об отце.
В столовой ее не было. В примыкающей к столовой гости¬
ной тоже царила тишина. Ступая по ковру, Эгон ощущал
успокаивающую беззвучность своих шагов. Дойдя до дверей
спальни, Эгон остановился. Через приотворенную дверь, пря¬
мо против себя, он увидел большое зеркало и в зеркале Эрн¬
ста. Молодой человек не мог его заметить. Эгон видел, как
Эрнст то-ропливо подошел к туалету фрау Шверер и открыл
шкатулку. Эгон знал, что в этой шкатулке мать хранила дра¬
гоценности. Порывшись в ней, Эрнст что-то взял и опустил
себе в карман.
Не помня себя, ничего не видя перед собой, Эгон шагнул
в спальню. Но через мгновение, когда он снова обрел спо¬
собность видеть и соображать, Эрнст уже спокойно закуривал
сигарету.
—	Ты тоже к маме, господин доктор? — спросил он Эго¬
на.— Ее нет дома. Кури!..
Эгон с отвращением оттолкнул протянутую Эрнстом короб¬
ку и поспешно вышел.
Эрнст нагнулся и спокойно собрал рассыпавшиеся по ков¬
ру сигареты.
10
Всю дорогу от Берлина Эгон не мог отделаться от ощуще¬
ния физической нечистоты. Стоило закрыть глаза, как встава¬
ла фигура Эрнста в тесной рамке зеркала.
Он неторопливо вышел на вокзальную площадь Любека.
Вещи были сданы комиссионеру для доставки в Травемюнде.
Эгон был свободен.
542

Вокзальная площадь в Любеке не велика, но Эгону пока¬
залось, что здесь необычайно много воздуха и света. Он лю¬
бил ее, как и весь этот старый город. Каждый раз, проезжая
его, Эгон воображал себя за пределами Третьей империи. Он
хорошо понимал, что это ложное впечатление случайного
проезжего, не заглядывающего за двери домов, не задающе¬
го вопросов прохожим. Но с него было достаточно того, что
внешне эти узкие, темные улицы сохранили неприкосновенным
облик его любимой старой родины. Он нарочно не задумывал¬
ся над тем, что делалось за толстыми стенами домов. Глаз
берлинца отдыхал на благородных готических фасадах города,
накрытых высокими шатрами черепичных крыш.
Было хорошо итти, не думая о том, почему так тихи и
пустынны улицы, не замечая очередей у продовольственных
лавок, нищих на паперти кафедрального собора, молчаливых
групп безработных на скамейках набережной против соляных
амбаров...
хМиновав темную арку крепостных ворот, Эгон вошел в
просторный квадрат рынка. Можно было не обращать внима¬
ния на то, что вывески на большинстве лавок унифицированы
и принадлежат одной и той же фирме. Хотелось видеть толь¬
ко вот такие, как этот сапог, протянутый чугунным кронштей¬
ном на середину тротуара. Правда, их осталось совсем мало.
Но какие-то упрямые последыши потомственных ремесленни¬
ков, видимо, решили умереть на постах предков, пронесших
свое дело через восемь веков вольного города. Крупным фир¬
мам не еразу удавалось сломить упорство мелкого торгового
и ремесленного люда.
Эгон зашел в пивной зал. Из-за толстой кованой решет¬
ки пивной была видна приземистая аркада и круглые высокие
шпили старой ратуши. Но пиво стало плохим; за резною пере¬
городкой с цветными стеклышками, разделявшей пивную
на две комнаты, слышались полупьяные выкрики, слишком
хорошо знакомые всякому подданному коричневого госу¬
дарства.
Эгон с досадою расплатился и пошел на Хольстенштрассе.
Там находилась небольшая лавка старого Германна: кон¬
торские принадлежности, открытки, книги, табак.
На дребезжащий звонок медного колокольчика вышла
фрау Германн. Эгон был здесь не совсем обычным покупате¬
лем и знал, на какой прием может рассчитывать, особенно
после длительной отлучки. Но с первых же слов хозяйки он
уловил неладное. Разговорчивая и веселая старушка была
необычно сдержанна. Когда Эгон спросил о здоровье ее мужа,
она расплакалась:
543

—Тсс... тсс, господин доктор! С ним очень плохо... Вы
напрасно зашли сюда!
Вопросы были лишними. Эгон понял все: хозяин арестован.
За лавкой наблюдают. Он действительно зря зашел. Здесь,
в Любеке, не так много приезжих, чтобы их нельзя было сра¬
зу отличить от своих. Но раз уж он был; здесь...
—	Эльза?!
—	Она на работе.
Ну, если после ареста отца Эльзу не уволили с авиацион¬
ного завода, значит дело не так уж плохо. Эгон попробо¬
вал утешить старушку. Но трудно было найти слова для чело¬
века, который не хуже его знал, что такое гестапо.
Эгон понимал, что едва ли можно выбраться отсюда так,
чтобы никто не видел. Он никогда не занимался конспирацией,
но знал, что если есть наблюдение, то ведется оно за все¬
ми входами. Не в его интересах было войти в ©дну дверь и
выйти в другую.
Стараясь казаться спокойным, он купил ящик сигар, пачку
почтовой бумаги. Фрау Германн не поверила глазам, когда
Эгон отложил себе несколько открыток с портретами фюрера
и министров и выбрал целую серию фашистских брошюр. Она
была в курсе дел своего бедного мужа и знала, что тот по
секрету снабжал доктора Шверера заграничными книжками.
О, это были только романы немецких писателей, раньше сво¬
бодно продававшиеся в каждом киоске! Но теперь их прихо¬
дилось получать через матросов, возвращавшихся из загранич¬
ных плаваний. Это всего лишь книги Генриха Манна, Бруно
Франка, Бруно Фрея, но раз их запретили продавать — значит
запретили. Сколько раз она говорила мужу: брось это дело.
Вот и расплата... Старик хотел заработать несколько лишних
марок. Так трудно стало жить! Мало кто покупает эти порт¬
реты и брошюры в коричневых обложках. Чего доброго, люди
от безденежья скоро перестанут курить! Чем же торговать,
скажите, пожалуйста? Разве это уже такое преступление, что
старик купил у матросов несколько томиков немецких рома¬
нистов? Ведь их авторы — немцы!
Слезы фрау Германн падали в ящичек конторки, когда она
отсчитывала Эгону сдачу. Он рышел на улицу, держа на виду
незавернутые книжки в коричневых переплетах.
Дома Эгон долго стоял под душем. Ему казалось, что если
он хорошенько не смоет с себя нечто невидимое, но клейкое
и нечистое, видение Эрнста в рамке зеркала не оставит его
никогда.
Среди накопившейся почты Эгон нашел короткое письмо
без подписи. Он машинально взглянул на него, не собираясь
544

читать, но то, что он увидел, было так оглушающе-страшно',
что он в бессилии упал в кресло и просидел неподвижно,
пока не вошла экономка.
Экономка таинственно сообщила, что какой-то мужчина
несколько раз справлялся об Эгоне. Незнакомец не назвал се¬
бя и даже,—голос экономки упал до едва различимого шо-
пота, — просил, не говорить о том, что был.
—	Когда он приходил? — спросил с напускным спокой¬
ствием Эгон, хотя ему стало не по себе.
—	Всегда вечером, когда бывалЬ уже темно.
Экономка многозначительно подняла жидкие брови. Эгону
мучительно хотелось расспросить подробней, но что-то удер¬
живало его. Он не знал за этой женщиной ничего дурного,
и тем не менее все в ней отталкивало его. Ему казалось, что
под ее внешним благообразием скрывается существо злое
и враждебное. Он и сам не мог бы точно сказать, откуда
в нем эта неприязнь, но она была и оставалась непреодоли¬
мой, несмотря на доводы разума. Глупо было бы, в самом
деле, допустить, что он, взрослый и уравновешенный человек,
ненавидел старуху только за то, что видел однажды, как она
меняла чепец на аккуратно причесанных волосах парика, дер¬
жа его на коленях. С оголенным, желтым и блестящим чере¬
пом, остроно'сая и морщинистая, она выглядела злым сказоч¬
ным существом. Кружево воротника вокруг жилистой шеи де¬
лало ее похожей на грифа.
Эгон с неприязнью посмотрел на экономку.
—	И вы не помните, как он выглядел?
—	Я говорю вам, господин доктор: он приходил по ночам.
Она обиженно подобрала злые, тонкие губы.
Эгон понял: Германн давал показания. Интерес к эмигрант¬
ской литературе мог дорого обойтись клиентам старика.
Как только удалось отделаться от экономки, Эгон перерыл
книжные полки и отобрал всю сомнительную литературу.
Когда стемнело, он вынес пачку книг и бросил в Траве.
На видных местах он разложил коричневые книжки, куп¬
ленные у фрау Германн.
Было около одиннадцати вечера, когда появилась эко¬
номка.
—	Он пришел...
—	С ним кто-нибудь есть?
—	Пока никого, — многозначительно ответила она;
—	Ну что же, впустите.
—	Он не желает снимать пальто.
—	Если таковы его привычки...
Посетитель вошел и тотчас затворил за собою дверь, оста¬
вив за нею разочарованную экономку. Воротник пальто был
35 Поджигатели
545

у него поднят. Поля шляпы опущены на лицо. Прежде чем
Эгон мог разобрать его черты, гость выглянул за дверь и
строго сказал экономке:
—	Не ближе десяти шагов от двери, уважаемая. Понятно?
Ну, раз-два!
Голос был хорошо знаком Эгону. Эгон радостно крикнул:
—	Лемке!.. Знаете, за кого я вас принял?
Лемке приложил палец к губам и негромко сказал:
—	Франца Лемке пока не существует. Кури!
При виде разложенных всюду коричневых книжек Лемке-
КурЦ рассмеялся:
—* Вы думаете обмануть их этим? Если бы кошки были
так наивны, мышки могли бы спать спокойно.
—	Чашку кофе, Франц? Может быть,	поесть?
—	С удовольствием, —* сказал Лемке,	но тут	же	спохва¬
тился; — Для ужина нужны услуги экономки? Тогда отставить.
—	Кажется, в ее представлении вы—полицейский агент.
—	Это хорошо!
Эгон собрал ужин из того, что было под рукой*
—	Картофельный пудинг будете есть?
—	Почему бы нет?., Для фюрера это	плохая шутка	исто¬
рии: опять кригскартофель!
—	Наше поколение знает, чем это кончается... Давно
здесь?
—	Не очень.
—	Появление здесь связано с риском?
—	У меня за кормой чисто* Посещая вас, я могу испор¬
тить себе репутацию.
—	Посещая меня?
—	Если дядюшка Германн скажет больше, чем нужно,
Эгон положил Лемке руку на плечо:
—	Как хорошо, что вы здесь!
—■ Если б вы не были в отлучке, мы увиделись бы давно.
Вы принесли бы нам пользу*..
—	Кому «вам»?
—	Нам... Вы сами понимаете!
При этих- словах Эгон испуганно посмотрел на дверь и хо¬
тел выглянуть в коридор. Лемке остановил его и приотворил
дверь сам. Все было в порядке: экономка не решилась под¬
слушивать.
—	С полицией шутки плохи! — Лемке кивнул на висящий
на спинке стула пиджак Эгона: — Вот что было нам нужно.
Эгон не понял.
—■ Отличная почтовая сумка* — пояснил Лемке.
—	Она к вашим услугам!
540

“ К сожалению, поздно, доктор! Мне пора исчезнуть.
—	Куда?
—	В Берлин.
—	Плохое место.
—	Да. Очень сильно проветривается. Можно схватить
насморк..,
—	Без вас я не могу быть тут полезен?.. Хотя бы в каче¬
стве почтовой сумки?
—	Теперь вы не слишком надежный почтальон. Именно
поэтому-то я к вам и пришел, рискуя дурным знакомством.
Лучше вам куда-нибудь уехать!
—	Я только что из Австрии.
—	Знаю.
—	При желании, конечно', я мог бы туда вернуться.
—	Гиммлер там, как дома. Вам полезно на некоторое вре¬
мя убраться за пределы нашего рая.
—	Едва ли осуществимо.
—	Ваша фирма посылает экспертов в Чехословакию. Я бы
советовал вам как можно скорей...
—	Мне что-нибудь угрожает? — спросил Эгон*
■— Что может угрожать читателю нелегальных романов?
На вас заведут карточку. Вы утратите чистоту репутации.
А она может нам пригодиться.
—	Я рассчитывал немного отдохнуть..,
Лемке состроил лукавую мину и многозначительно сказал:
—	Вы были бы там с фройлейн Германн.
“ С Эльзой?
Лицо Эгона говорило больше, чем если бы он стал выра¬
жать свое отношение к этому предложению словами самого
гневного возмущения. Наконец он с отвращением проговорил:
—	И обязанности фройлейн Эльзы заключались бы в на¬
блюдении за мной.
От неожиданности Лемке сел и молча уставился на Эгона.
—	Фройлейн Эльза работает в этом почтенном учрежде¬
нии, — повторил Эгон.
—	Такие вещи не сообщаются случайным знакомым.
Эгон долго сидел неподвижно, опустив голову. Потом до¬
стал из стола конверт и бросил перед Лемке. Тот с удивле¬
нием прочел анонимное письмо, разоблачавшее Эльзу Германн
как агента гестапо при Эгоне.
Лемке ласково тронул Эгона за плечо и попытался сказать
несколько слов утешения. Но тут он увидел, что они звучат
вовсе неубедительно: если в анонимке сказана правда — она
отвратительна. Франц постарался переменить разговор.
—	Что бы вы сказали, доктор, если бы я попросил от вас
услуги, требующей большого мужества?
36*
547

—	Не думайте, Франц, что я перестал быть мужчиной...
—	Товарищи вас знают.
—	Вы преувеличиваете, Франц.
—	Если в те тяжелые годы капитан Шверер мог стать
другом механика Лемке, то можете ли вы не быть мне другом
теперь? Настали трудные времена для Германии, доктор. На
стороне разбойников в черных мундирах—сила государствен¬
ного аппарата. Это так, но не нужно это переоценивать. Наша
задача — помочь народу в борьбе против наци, как бы трудна
она ни была.
—	Она еще не кажется вам безнадежной? — спросил Эгон.
—	Мы не так легко-теряем надежду, доктор!
—	Но ведь ваша партия потерпела поражение, она пере¬
стала существовать.
—	Уйти в подполье еще не значит быть разгромленным*
Эгон в сомнении покачал головой:
—	Боюсь, что наименее сознательная масса переходит на
сторону других вождей.
—	Нельзя закрывать глаза на то, что мы имеем дело
с очень ловким врагом. Еще одна-две таких бескровных побе¬
ды, как Рейнская область, как Австрия, и Германия повернет
за Гитлером. Мы готовы к этому.
—	На что же вы надеетесь?
—	Кто же поверит, что народ, родивший Маркса и Энгельса,
Либкнехта и Тельмана, безнадежен? Он может заболеть...
—	Длительно и тяжело, — вставил Эгон.
—	Но как бы ни была ужасна бездна, в которую Гитлер
ввергнет Германию,—кризис и выздоровление настулят!
Было уже поздно, когда Лемке собрался уходить. Перед
тем как проститься, он спросил:
—	Вы помните мою профессию, доктор?
—	Бывало вы так часто повторяли мне, что ваша мечта—
вернуться к фрезерному станку... Забыть это просто невоз¬
можно, — с добродушной усмешкой сказал Эгон.
— Нет, нет! поспешно перебил его Лемке. — Я говорю
о той профессии, которой обучила меня война.
—	Когда-то вы были самым исправным шофером в Герма¬
нии, — улыбнулся Эгон.
—	И вы могли бы рекомендовать меня кому-нибудь?
—	Охотно, но кому?
Лемке посмотрел в глаза Эгону.
—	Мне хотелось бы работать у вашего отца.
—	Вы не хуже меня знаете, какому просвечиванию под¬
вергнется человек, желающий возить генерала фон Шверера.
—	Я никогда не решился бы просить, если бы не был уве¬
рен в том, что не могу вас скомпрометировать. Я уже сказал
548

вам: за кормой у Бодо Курца чисто, как у самого густопсово¬
го наци.
Эгон молча протянул Лемке руку.
Уходя, Лемке увидел экономку в прихожей. Она- мирно
шала на стуле.
■— Заприте дверь, тетушка. И вот что... Я еще зайду кое
о чем с вами потолковать. Но, — голос его сделался стро¬
гим, — смотрите, ни звука о том, что я был. Понятно?
Только когда сигара стала жечь губы, Эгон очнулся. Злоб¬
но швырнул окурок и налил себе вина. Выпил все, что оста¬
лось в бутылке. Эльза?! А это не может быть клеветой?.. Он
не может, не хочет поверить! Нет, он не верит!.. Эльза! Какой
бред!..
Он решил больше не думать об этом, но и сам не заметил,
как через минуту мысли вернулись к тому же. Зачем Эльзе
быть с ними? Она разумная девушка.
Эгон с треском отбросил крышку рояля и ударил по кла¬
вишам. Бурю листовского отчаяния сменил экстатический ритм
равелевского «Болеро». Эгон любил его. Кто пляшет его те¬
перь на окровавленных полях Андалузии, на руинах Мадрида?
Не служит ли знойное пение флейт маршем для мавров, бре¬
дущих по выжженным плоскогорьям Кастилии? Эта музыка
должна быть им понятна!.. Об африканских песках, о* шаге
караванов, о тенистой ласке оазисов поют флейты под мерный
аккомпанемент барабана... За звоном струн рояля Эгон
слышит оркестр. Пальцы ударяют все медленней. Танец стано¬
вится маршем варваров... Мавры идут расстреливать Европу!
Европа! Эльза!.. Эльза!..
Францу Лемке так редко удавалось бывать дома, что те¬
перь, во время этого приезда в Любек, он не без труда прино¬
равливался к жизни, которую приходилось вести его жене. Из
типографии она приходила поздно ночью, а иногда и под утро,
если цензура «наводила порядок» в полосе объявлений. Все
содержание открытой немецкой прессы было давно и доста¬
точно надежно «унифицировано» ведомством Геббельса, и
единственным местом, где немцы могли дать свободу своему
перу, была последняя полоса газеты:	на	ней печатались
объявления. Но именно эта-то полоса и доставляла больше
всего хлопот наборщице Кларе Буш, так как даже в объяв¬
лениях цензура искала подвоха и заставляла переделывать их
по десять раз.
Иногда у Клары даже нехватало сил хорошенько вымыть
549

на работе руки, и она приходила домой с пальцами, перепач¬
канными краской и пахнущими скипидаром. Но это не мешало
Францу с нежностью подносить ее руки к губам и ласково
гладить ей пальцы, пока Клара отдыхала в старом, потрепан¬
ном кресле те несколько минут, что закипал электрический
чайник. Потом Франц доставал тщательно завернутую в бу¬
магу, для сохранения тепла, кастрюльку с ужином и заботли¬
во, как нянька, ухаживал за усталой женщиной.
Было бы ошибкою думать, что сам он бывал в это время
свеж и полон сил. Ночные передачи «Свободной Германии»,
утомительные путешествия в окрестности Любека, где был
скрыт передатчик, постоянное напряжение нервов из-за слеж¬
ки — все это требовало* огромных душевных и физических
сил. Только такой крепкий человек, как Франц, мог после все¬
го этого терпеливо сидеть над книгою, в ожидании, пока вер¬
нется жена; готовить ужин, заниматься домашними делами.
Частенько он откладывал книгу, и мысли его вертелись
вокруг того, что предстояло завтра: получение через жену не¬
легальной информации от руководящего партийного центра,
нелегкая и опасная задача хранения этой информации до
вечера, поездка в лес под Любеком, радиопередача... Пе¬
редачи не были обычной партийной нагрузкой Лемке. Их по¬
ручили ему вести по той причине, что заболел товарищ, рабо¬
тавший с Кларой. Работа эта нравилась Францу, и он охотно
променял бы на нее беспокойную, в постоянном движении
жизнь, которую ему приходилось вести до того. Товарищ, че¬
рез которого он теперь поддерживал связь с руководством
подполья, сказал Лемке, что, по всей вероятности, ему теперь
придется вплотную заняться «Свободной Германией». Но из
этого вовсе не следовало, что удастся побыть с женой: ведь
именно теперь-то и пришло время перебросить передатчик в
другое место, чтобы не дать фашистам запеленговать его.
Лемке был старым солдатом партии, и вопросы личных инте¬
ресов и желаний давно уже стали для него вопросами второй
очереди. Не так было в те времена, когда партия была легаль¬
ной! Да, в те времена открытой партийной работы, открытой
борьбы счастливо совмещались партийная деятельность с лич¬
ной жизнью.
Лемке отлично знал, что Кларе не легче, чем ему,
хотя никогда не слышал от нее ни одной жалобы, не замечал
тени недовольства. Вот только худела она не по дням, а по
часам...
Услышав, что в двери повернулся ключ, Франц включил
электрический чайник и пошел навстречу жене.
Он одним взглядом охватил всю ее фигуру, лицо. Боже
мой, как хорошо он знал это маленькое, такое хрупкое на вид,
550

но полное такой необыкновенной силы тело! Как он любил
каждую черточку этого бледного, худого лица с такими боль¬
шими и такими синими глазами, что в каждый из них можно
было глядеть, как в бездонную глубину целого неба! Как он
любил, положив ей на затылок руки, почувствовать в них теп¬
лоту туго заплетенных в косы волос. Он'любил всю ее: от кон¬
чиков пальцев, наверно, жестоко прозябших в плохоньких пер¬
чатках, до этого вот такого прямого, такого белого и такого ми¬
лого пробора на голове, который он сейчас поцелует... Лемке
не могла обмануть улыбка, которую Клара поспешила изоб¬
разить на своем лице, едва завидев его. По глубокой морщи¬
не вокруг рта, по всем ее движениям он угадывал усталость.
Как всегда, усадив жену в кресло, он держал ее руку в сво¬
ей, предоставив ей медленно выкладывать новости, которые
удалось узнать на работе.
Несмотря на то, что коммунистическая партия была за¬
гнана гитлеровцами в глубокое подполье, несмотря на жесто¬
кие репрессии, угрожавшие каждому, на кого падало подозре¬
ние в принадлежности к ее рядам, коммунисты ни на день,
ни на час не прерывали борьбы. Больше того, партия крепла
организационно; ее люди закалялись, они приспосабливались
к тяжелым условиям подпольной работы, под постоянным при¬
стальным наблюдением тысяч шпико-в и доносчиков. В лицо
и по имени члены партии знали только тех нескольких това¬
рищей, которые составляли их группу, но от этого связь меж¬
ду организациями не ослабевала, информация оставалась
регулярной, директивы от подпольных центров руководства
были точны, ясны и своевременны.
Клара Буш была одним из тех звеньев партийной связи,
через которые поступала информация для подпольного пере¬
датчика «Свободная Германия». Поэтому она почти всегда
была в курсе жизни партии, в курсе очередных задач, которые
нужно было решать в борьбе с гитлеровской пропагандой че¬
ловеконенавистничества, с нараставшими усилиями фашистских
банд разжечь вторую мировую войну. Это были задачи огром¬
ной политической важности, и скромная наборщица Клара
Буш чувствовала всю ответственность, лежавшую на ее пле¬
чах, перед партией, перед всем трудовым народом Герма¬
нии.
Пока Клара, с неохотой очень усталого человека, ела и пи¬
ла чай, Лемке рассказал ей о визите к Эгону Швереру.
—	Мне очень хотелось бы восстановить его душевный
мир, — сказал он в заключение, — но я не знаю, как это сде¬
лать.
Клара, подумав, ответила:
—	Надеюсь, мне удастся установить, действительно ли
551

Эльза Германн доносчица. У нас есть свои люди на за¬
воде.
—	Я был бы тебе очень благодарен.
—	Этот Шверер нужен нам?
—	Он мой старый знакомый и вполне честный человек.
—	Ах, не верю я в друзей... с того берега.
—	В том-то и дело, что он не на том берегу.
—	На нашем? — она усмехнулась. — Не поверю.
—	Он — между берегами.
—	Значит, утонет!
—	Его нужно вытащить, и вытащить к нам,
—	Подумаешь, ценность! Интеллигентский путаник?
—	Поможем ему распутать путаницу...
—	Разве я возражаю?.. Хорошо, я узнаю все про Эльзу
Германн. — С этими словами Клара встала из-за стола, и ее
взгляд остановился на лежавшей на краю его книге в дешевом
стандартном переплете евангелия. В глазах Клары мелькнуло
беспокойство — Зачем ты ее вынул?—И она с еще большим
беспокойством перевела взгляд на угол пола: там был тайник,
в котором она хранила кое-какую литературу.
—	Потому, что, во-первых, мне захотелось это перечитать,
а, во-вторых, тебе не следует держать это дома, и, в-третьих,
я беру это с собой.
—	Мне не следует хранить, а тебе можно взять с -собой?—»
Она покачала головой.
Франц поднял переплет евангелия и скользнул взглядом по
заглавию: «Анри Барбюс. Сталин». Потом перебросил листки
до заложенного места и, удерживая его пальцем, сказал:
—	Сегодня утром мы с тобою говорили о том, что можно
противопоставить крикливому вранью Геббельса, когда речь
заходит о так называемых «национальных» интересах Герма¬
нии... Я убежден, что народ и сам скоро разберется в том, кто
с ним, кто против него. Не верить в это — значит не верить
в творческие способности масс. И могу тебя уверить: эти твор¬
ческие способности родят идеи — ясные и безошибочные, ко¬
торые укажут народам путь: вперед, только вперед, с нами!
—	Я очень боюсь, что тем временем может разразиться
война.
—	Устами Барбюса передовая Франция говорит:	«Если
разразится война, СССР будет защищаться,—он будет защи¬
щать себя и все будущее человечества, представителем кото¬
рого он является. Война эта охватит весь мир и в очень мно¬
гих пунктах из империалистической превратится в революци¬
онную, в гражданскую. Это не столько политическая заповедь
партии, сколько историческая необходимость».
—	Да, это верно, — проговорила Клара. — Каким счасть¬
552

ем было бы, если бы и мы могли от имени всей трудовой Гер¬
мании так же сказать: мы знаем свое место в предстоящей
схватке.
—	Да, это было бы счастьем,—согласился Франц и, по¬
дойдя к Кларе, обнял ее за плечи: —тогда мы могли бы пря¬
мо смотреть в глаза всему миру. Но что бы ни таило в себе
для нас будущее, мы в нем уверены. Победим мы, коммуни¬
сты, — с нами Сталин!..
11
На другой день, приехав на завод, Эгон с головой ушел
в дела. Отчет о поездке в Австрию занял несколько дней.
Теперь дирекция не скрывала, что вопрос о передаче австрий¬
ского авиационного завода немцам был решен задолго до ок¬
купации.
Эгон не заглядывал в проектное бюро, чтобы не встретить¬
ся с Эльзой. Она напрасно задерживалась там на лишние
полчаса.
Придя на работу, он здоровался с нею таким же сдержан¬
ным кивком, каким приветствовал остальных сослуживцев.
К тому времени, когда служащим было положено расходить¬
ся, его уже не бывало в комнате. Эльза опять ждала на¬
прасно.
О том, чего стоило Эгону это упорство, знал только
рояль. Внезапно Эгон закрывал инструмент и садился за
письменный стол. От нот — к интегралам. От симфоний —
к теории упругости. Зарывался в расчеты. Работал с ожесто¬
чением...
Экономка подала письмо. Городская почта. Почерк Эльзы.
Эгон почти со страхом бросил конверт на стол. Попытался
снова уйти в работу. Он прижал верхний лист расчета лога¬
рифмической линейкой. Пальцы ласкали белизну ее граней,
такую же гладкую и прохладную, как клавиши.
Потянуло к роялю. Эгон встал. На глаза попался конверт.
Эгон взял его, подержал, выдвинул корзину для бумаги и...
вскрыл письмо.
Эльза была обеспокоена его отдалением. Она была огор¬
чена. Она плакала. Каким жестоким нужно быть, чтобы так
вести себя. Она думала, что догадалась: он. завел себе в этой
Австрии другую девушку!..
Эгон с трудом разбирался в овладевающих им чувствах.
Ложь, цинизм шпионки? Или он совершил ошибку, поверив
грязной анонимке? Так легко позволить разбить свою веру в
любимую девушку!
«Если ты не придешь завтра вечером, я буду знать, что
делать. Я не могу пережить нашу любовь».
553

^ Нашу любовь, нашу любовь!..
'Он напрасно пытался понять, как это могло случиться
с Эльзой...
Эльза тоже ничего не понимала в происходящем. Вся ее
жизнь спуталась, — с того самого времени, как на их заводе
появился доктор Шверер. Серьезный, но живой человек, так
мало похожий на ее прежних знакомых, он очень нравился ей.
Эльзе хотелось принарядиться, а денег не было. Торговля отца
шла все хуже. Служба на заводе едва кормила.
Доктор Шверер стал ухаживать за нею. Шаррфюрер завод¬
ской нацистской организации, замети© ее близость со Швере¬
ром, предложил ей помощь: она не должна быть плохо оде¬
той, когда за ней ухаживает видный специалист. Организация
даст ей денег на личные расходы. Пусть она сблизится с док¬
тором Шверером и получает свое счастье. Шаррфюрер поста¬
вил единственное условие: доктор Шверер не должен и подо¬
зревать, что Эльза получает деньги от организации.
Эльза не сразу поняла, что шаррфюрер Шлюзинг выпыты¬
вает у нее такие подробности жизни Эгона, которые могут
интересовать только полицию. Заподозрив дурное, она наотрез
отказалась шпионить за Эгоном. Эльзу пытались припереть к
стене угрозами написать Эгону, что она сотрудница ге¬
стапо.
У нее нехватало мужества самой сказать ему обо вс£М.
Узел запутывался. Арестовали отца за распространение неле¬
гальной литературы...
Все это было выше ее сил. Промучившись несколько дней,
Эльза пришла к решению: как только Эгон приедет, сказать
ему все. Но когда он вернулся, Эльза с первого взгляда поня¬
ла: он не тот, что был, он не хочет ее знать. Но истинная при¬
чина перемены не приходила ей в голову. Наконец она реши¬
лась написать Эгону.
И вот ее письмо, с буквами, расплывшимися от слез, в ру¬
ке Эгона. Медленно, через силу разорвал он его, сложил
клочки и снова разорвал. Клочки бумаги, как хлопья снега,
усыпали пол вокруг кресла...
Дни шли тяжелые, длинные, томительные. Как только кон¬
чалась работа, Эгон спешил домой. Вечерамц он не выходил,
боясь, что Лемке может притти и не застать его. Видеть Лем¬
ке стало главным желанием Эгона.
Наконец однажды вечером экономка с прежней таинствен¬
ностью сообщила:
—	Он!..
Едва поздоровавшись, Лемке первый заговорил об Эльзе:
—	То, что я узнал, нужно проверить еще и еще раз, но на¬
деюсь, что так оно и есть:	анонимка — ложь, она послана
554

Шлюзингом. Пока я еще не знаю, зачем это ему понадоби¬
лось, но узнаю и это...
Эгон молча отвернулся и отошел к окну. Лемке сделал
вид, что очень занят раскуриванием отсыревшей папиросы.
Эгона с нетерпением ждали на заводе. Из Берлина приехал
начальник снабжения воздушных сил генерал Бурхард с на¬
чальником своего штаба полковником Рорбахом в сопровожде¬
нии военных и технических экспертов. По растерянному виду
директора Эгон угадал неладное. Ему с трудом удалось вы¬
тянуть полупризнание директора: по мнению высшего коман¬
дования, выпуск нового типа пикирующего бомбардировщика
слишком затягивается. Бурхард требовал немедленной де¬
монстрации бомбардировщика. Доводы, что машина еще не
закончила цикла заводских испытаний, не возымели действия,
Генерал настаивал на своем.
Эгон знал, что сам генерал мало понимает в авиационной
технике. Бесполезно было втолковывать ему что-либо. Эгон
попробовал апеллировать к инженерам-экспертам. Те пожали
плечами, боясь высказывать свое мнение.
Эгон решил не возражать. Он был уверен в своей машине,
несмотря на тяжесть предъявленных требований. В небывало
короткий срок он создал легкий бомбардировщик нового
типа.
Эгону казалось, что он справился с задачей. Он даже гор¬
дился своим новым произведением. Но если комиссия захочет,
то в несовершенстве опытного экземпляра можно увидеть
органические недостатки конструкции, даже злой умысел кон¬
структора. При желании можно было придраться к чему
угодно.
Эгон с тяжелым сердцем ехал на аэродро-м.
Генерал Бурхард пригласил его к себе в автомобиль. Когда
они остались вдвоем, отделенные от шофера стеклом, Бурхард
отбросил свою неприступность. Он дружески расспросил Эго¬
на о работе, о жизни. Оказалось, что он хорошо знал, что
Эгон сын генерала фон Шверера. Наконец, как бы невзначай,
Бурхард задал вопрос, в котором Эгон сразу угадал главное:'
как сам Эгон относится к новому бомбардировщику? Ведь
он, насколько известно, не только прекрасный конструктор, но
и опытный летчик. Его мнение особенно ценно..,
Эгон криво усмехнулся:
—	Бюрократическая инерция вашего военного аппарата
губит дело. Когда машина выходит на опытный аэродром —
это самолет сегодняшнего дня. Но его так долго проверяют,
так боятся в нем каждой новой мелочи, что когда, наконец,
555

решаются дать на него заказ, он оказывается уже устарев¬
шим. А заказ у нас, как правило, бывает большой, изготов¬
ляется долго. Пока завод не сдаст его военному ведомству,
никто не решится заикнуться, что самолет устарел.
—	Значит, фабриканты сами не видят недостатков своей
продукции?
—	Какой смысл промышленнику говорить о ее несовер¬
шенстве, когда у него за-пущена серия в несколько сот
штук? — откровенно сказал Эгон. — Заводчик не враг своему
карману!
Бурхард нахмурился:
—	Я говорю об обороне, а вы — о коммерции.
—	Для директоров это одно и то же.
Генерал ударил себя снятою перчаткой по колену.
—	Вот что, доктор, — решительно сказал он:—мы избра¬
ли ваш бомбардировщик объектом эксперимента. Технические
условия, предъявленные этой машине, на мой взгляд, соответ¬
ствуют самолету, необходимому для работу в горных местно¬
стях. В ближайшем будущем нам предстоят провести манев¬
ры в Богемии...
—	Позвольте, — воскликнул Эгон, — это же за пределами
империи!
Бурхард не обратил внимания на его возглас.
—	Исходной позицией будут горные цепи вдоль границ
Саксонии, Баварии и Австрии. Я говорю с вами откровенно,
доктор Шверер, потому что хочу, чтобы вы ясно представля¬
ли себе задачу вашей новой машины.
Эгону пришлось взять себя в руки, чтобы казаться спо¬
койным.
—	Район операций не определяет их характера, генерал.
—	Наступление. Бомбардировка.
—	Объекты?
—	В основном—узкие цели, узлы сопротивления — фор¬
ты, батареи: бетон, сталь, земля... Возможны и населенные
пункты.
Эгон боялся верить ушам. То, что говорил Бурхард, озна¬
чало войну. Ни больше, ни меньше. А война с Чехословакией
означала и войну с ее союзниками — европейскую войну.
Бурхард испытующе смотрел на растерянного Эгона.
—	Ваше мнение?
Эгон впервые с такою реальностью ощутил, что делает не
елочные игрушки. С ним еще никогда так просто и ясно не
говорили о намерении сбрасывать при помощи его самолетов
бомбы, уничтожать города, убивать людей. Цель его работы
скрывалась за туманом отвлеченностей, символизированных
цифрами и сложной терминологией технических требований.
556

'— Я слишком давно отошел от практики полетов, — не¬
определенно сказал он.
—	Мне очень неприятно сообщать вам, но у правитель¬
ственного инспектора завода создалось впечатление, что
процесс сдачи вашей машины затягивается. Слишком затяги¬
вается! Скажем так.
Бурхард видел, как щеки Эгона залились краской.
Эгон вспылил:
—	Он так и сказал?
Бурхард предостерегающе поднял руку:
—	Я говорю с вами совершенно конфиденциально.
—	Что же, он подозревает меня в умышленном затягива¬
нии? — сердито спросил Эгон.
—	Недостаток рвения. Скажем так... Может быть, вино-'
ват кто-либо из ваших сотрудников, ну, хотя бы тот, кто ве¬
дет испытания?
Эгон молчал.
—	Вы никого не имеете в виду?—спросил Бурхард.—Мне
говорили о какой-то Эльзе Германн...
Эгон уверенно проговорил:
—	Не нахожу в ее работе ни одного пробела, который
можно было бы считать хотя бы ошибкой. Если кого-нибудь
нужно обвинить в недостатке энтузиазма, пусть это будет
главный конструктор группы.
—	Вы?
—	Вот именно.
—	Никогда не будьте слишком уверены в себе, господин
доктор.
—	Я достаточно уверен в своей машине.
Автомобиль остановился. Видя, что к ним подходят офи¬
церы, генерал сказал:
—	Разговор закончим в другой раз....
Эгон сам изложил экспертам недочеты, замеченные в ма¬
шине. Представив свое детище со всех сторон, он устранил¬
ся от выводов.
Когда комиссия закончила работу, Эгон не знал, радо¬
ваться ему или огорчаться: эксперты признали, что, помимо
основного назначения корабельного бомбардировщика, его са¬
молет пригоден для работы в условиях горной войны. Он дол¬
жен был быть как можно скорее подготовлен к пуску в серию
в сухопутном варианте. Эгон без объяснений понял, что это
значило: Рудные горы, Судеты. Может быть, склоны Малых
и Больших Карпат.
Что они затевают? Руками таких, как он, собираются 'пе¬
рекраивать карту Европы? Им мало Австрии? Значит, очередь
за Чехословакией. А что за нею? Может быть, Швейцария?
557

Почему Боденское озеро до сих пор не целиком германское?
А Скандинавский полуостров? И там война будет горной,
и там его машина окажется на месте. А Балканы? Чорт возь¬
ми, почему господа инженеры и доктора математики считают
себя глубоко мирными людьми? Ведь если бы не они, гене¬
ралам нечем было бы воевать! Сами генштабисты не могут
выдумать простой зажигалки, не говоря уже о порохе. Какую
эволюцию возвращения к древности должно было бы совер¬
шить военное искусство, если бы господа военные не опира¬
лись на инженеров!..
Перед отъездом Бурхард сказал Эгону:
—	Мы поручим вам ответственную задачу: нужно поду¬
мать над машиною совершенно нового типа. Для начала по-
говорим о «москитах»...
—	«Москиты»? — спросил Эгон. .— Никогда не слышал!
—	Когда будете в Берлине, заезжайте ко мне. Я вам кое-
что покажу. А пока — это между нами...
12
Когда стало известно благоприятное заключение комиссии,
Эльза, не выдержав нервного напряжения, расплакалась у
всех на глазах. Она не решилась подойти к Эгону, когда его
поздравляли другие сотрудники. С завистью смотрела она, как
Эгон взял под руку Пауля Штризе и, дружески беседуя с
ним, повел в бюро.
Молодой инженер, появившись на заводе, быстро завое¬
вал симпатию Эгона умением схватывать на лету его идеи.
Он был исполнительным помощником и способным органи¬
затором. Мало-помалу к нему перешла часть работы, мешав¬
шая Эгону: распределение обязанностей между инженерами
бюро, наблюдение за выполнением заданий. Эгон и не заме¬
тил, как Штризе стал его фактическим помощником.
В личных отношениях Штризе привлекал Эгона кажущей¬
ся непосредственностью. Он не стеснялся выражать свои мне¬
ния. Когда Штризе критиковал существующие порядки, Эго¬
ну нечего было добавить. Но зато очень часто вслед за эти¬
ми суждениями следовали другие, резко противоположные
взглядам Эгона.
Эгон искренно удивлялся: в голове молодого инженера
точные технические идеи уживались с очевидным абсурдом,
преподносимым министерством пропаганды. Когда Эгон ри¬
совал Паулю картину того, что было бы с Германией, если
бы ее западные соседи взялись за оружие, Штризе со смехом
возражал:
—	Но ведь не взялись же!
558

При всем том Штризе знал свое место. Он был скромен,
не лез на глаза, вносил в дело свою долю помощи незаметно.
Узнав, что Штризе играет на скрипке, Эгон несколько раз
звал его к себе и охотно ему аккомпанировал.
Эльза ревниво следила за развитием их отношений. Она не
любила Штризе и, пока была близка с Эгоном, делала все,
чтобы помещать этой дружбе. Может быть, теперь Эгон на¬
рочно подчеркивал свое расположение к Штризе, чтобы доса¬
дить ей? Чувствуя свое бессилие, Эльза могла только нерв¬
ничать и плакать по ночам, Матушка Германн приписывала
исчезновение Эгона боязни поддерживать отношения с семь¬
ей арестованного книготорговца. Сидя по ночам у постели
дочери, стдрущка бранила трусливого доктора Шверера.
От утешений матери Эльзе становилось еще тоскливей, но
она не смела возражать.
Через несколько дней после отъезда комиссии, когда Эль¬
за, понурая и одинокая, шла к автобусу, к ней подошел
блоклейтер.
—	Тебя ждет Шлюзинг.
Она попыталась ускользнуть, но блоклейтер ухватил ее
за руку и повел в бюро Шлюзинга. Эльза не скрывала испуга
и отчаяния. Она упала на стул перед столом Шлюзинга и, не
дав ему произнести ни слова, сквозь рыдания, сбивчиво и пу¬
танно объяснила, что не может быть полезной.
К ее удивлению, Шлюзйнг не закричал, как обычно, не за¬
стучал кулаком, не затопал ногами, ч
—	Вы глупая курочка, — сказал он, пряча от Эльзы ма¬
ленькие колючие глазки.—Мы вовсе не собирались разбивать*
ваше счастье. Только- помочь вам, понимаете? Помочь!
Но и это доброе слово звучало в его устах, как страшная
угроза.
Шлюзинг помолчал. Эльза сидела, уронив голову на руки.
—	Шверер знает о том, что вы работали у нас, — сказал
Шлюзинг.
При этих словах Эльза содрогнулась. Так вот в чем раз¬
гадка охлаждения Эгона!
Блоклейтер должен был подать ей стакан воды. Ее зубы
стучали по стеклу.
Как сквозь сон, она услышала окрик Шлюзинга*
—	Да перестаньте же наконец! Мы хотим, чтобы вы были
счастливы. Мы даже поможем вашему счастью, но... вы дол¬
жны будете нас отблагодарить: сообщать нам все, что гово¬
рит доктор Эгон.
—	Никогда! — горячо вырвалось у Эльзы.
Шлюзинг сбросил маску любезности. Эльза рыдала,
уткнув лицо в платок. Шлюзинг обрушился на блоклейтера:
559

—	Ты подсунул мне эту дуру! Убери ее ка всем чертям,
и чтобы я ее больше не видел!
Блоклейтер схватил обессилевшую Эльзу, вытащил в при¬
хожую и вернулся к Шлюзингу. Тот быстро успокоился и ко¬
ротко бросил:
—	Эта дура вернется к Швереру, или я спущу с тебя шкуру!
—	Понял, начальник, — прошептал блоклейтер, бледнея.
Шлюзинг протянул' ему несколько кредиток:
—	Отдай этой дуре. Она может еще пригодиться.
Блоклейтер щелкнул каблуками и вышел.
Крепкий влажный ветер дул с моря, силясь сорвать с Эль¬
зы незастегнутое пальто. Она брела, как пьяная, попадая но¬
гами в лужи. Долго шла молча. Ранние сумерки обволоклй
город промозглой темнотой. Редкие шары фонарей расплыва¬
лись в холодном тумане. Усадив Эльзу на скамейку, блок¬
лейтер сказал:
—	Ей-богу, Шлюзинг хороший парень. Он хотел выдать
тебя замуж за Шверера.
Эльза откинулась на спинку скамьи.
—	Я понимаю, — сказал он,—ты втрескалась в Шверера
и думаешь, что он с другой.
Она отчаянно замотала головой и стиснула зубы.
—	Это чепуха, — сказал блоклейтер. — Глупости. Он тебя
любит, да, да, очень любит. И ты вернешься к нему. Все за¬
будется. — Помолчав, он добавил:—У вас будет ребеночек...
Эльза вскочила. Он схватил ее за руки. Она рванулась, но
у нее не было сил. Он усадил ее, стараясь скрыть торжество;
Ведь он вовсе не был уверен в том, что сказал, а Эльза вы¬
дала себя.
Она бормотала, глотая слезы:
—	Убирайся, или я закричу. Слышишь, я буду звать на
помощь!
Он наклонился к ней:
—	Шлюзинг велел передать тебе вот это! — Он сунул ей
деньги. — А я позабочусь о том, чтобы Шверер не забыл, что
он — отец.
Эльза закричала:
—	Ты не смеешь! — Она заплакала. — Не ходи к нему, я
прошу тебя. Он ничего не должен знать,—жалобно бормота¬
ла она.
—	Дура, это же в твоих интересах! И послушайся моего
совета: не ломайся. Ведь он женится на тебе, когда узнает,
что у тебя будет ребенок.
Эльза сидела неподвижно и слушала, что говорил
560

гитлеровец. Слава его заглушал свист ветра в ветвях
еще оголенных деревьев. Ветер делался все холодней. Он
гнал с бухты соленую сырость. Эльзу трясло, она слышала,
как. стучат ее зубы. Заметив ее состояние, блоклейтер побе¬
жал к колонке автомата и вызвал такси. Усадив Эльзу, он
дал шоферу адрес лавки на Хольстенштрассе.
Таксомотор катился медленно. Эльза опустила стекло. Ве¬
тер с моря обгонял такси, ударяя девушку в затылок, путал
волосы, закидывал их на лицо. Эльза безучастно смотрела на
дома, силуэты деревьев, расплывчатые пятна фонарей. Вот
дом Эгона...
Опущенные шторы были слабо освещены изнутри. Эльза'
протянула уже руку, чтобы остановить машину, и тут же от¬
дернула ее. Голова Эльзы упала на твердый край автомо¬
бильного окна.
Вскоре после того, как мимо дома Эгона проехал таксо¬
мотор Эльзы, к подъезду подошел Лемке. Мокрый клеенча¬
тый плащ блестящими складками висел на его широких пле¬
чах. Прежде чем позвонить, он оглянулся по сторонам.
При виде Лемке лицо экономки расплылось в угодливой
улыбке. Она поманила его к себе и топотом выложила все,
что успела подсмотреть и подслушать со времени его послед¬
него посещения.
Эгон несказанно обрадовался Францу.
Франц сказал:
—	Условимся: если вы получите от меня открытку, где
будет сказано, что Эльза ни ,в чем не виновата, — значит это
так, и я ручаюсь головой за ее чистоту.
После этого Лемке попросил написать рекомендательное
письмо к генералу.
Разговаривая, друзья не услышали звонка в прихожей. Зво¬
нок был очень короток и чуть слышен. Перед экономкой стоя¬
ли двое. Один из них был Шлюзинг. Его спутник придвинул¬
ся к экономке, молча отвернул лацкан пальто и показал зна¬
чок гестапо. Экономка прошептала что-то на ухо Шлю¬
зингу.
—	Инспектор? — Шлюзинг поднял брови.—Какой инспек¬
тор.
—	Тот, который наблюдает за господином доктором. Я уже
давала ему сведения о жизни господина доктора.
Шлюзинг и полицейский переглянулись. Полицейский бы¬
стро обшарил карманы плаща Лемке, оставленного на вешал¬
ке. В них ничего не оказалось.
—	Стреляный воробей,—сказал он Шлюзингу.
36 Поджигатели
561

Растерянная экономка получила строгий приказ: ни слова
мнимому инспектору об их посещении!
Шлюзинг быстро зашагал по улице, а шпик нырнул в во¬
рота дома напротив. Закурив папиросу, он приготовился
ждать. Дом Эгона был) ему хорошо виден.
Выйдя от Эгона, Лемке благодаря опыту и постоянной на¬
стороженности быстро заметил слежку. Это было неприятное
открытие, но если «они» и напали на его след, то еще не мог-*
ли знать, кому он принадлежит.
Франц понимал, что сколько бы он ни плутал по улочкам
городка, шпик не отстанет. У фонаря Франц взглянул на руч¬
ные часы: ночной автобус в Любек уже ушел. Осталось два
часа до последнего поезда. Если он с ним не уедет, то не по¬
падет на утренний берлинский.
Франц быстро зашагал по дороге к Реннау. Через пятна¬
дцать минут он вошел в подъезд одиноко стоявшего дома.
На лестнице было темно. Франц ощупью взобрался на второй
этаж и постучал, За дверыо поднялась испуганная возня. Дол¬
го не открывали. Франц слышал, как отворилась входная
дверь внизу. Вспыхнула спичка. Франц увидел полицей¬
ского.
—	Да открой же скорей, дядя Крауш, — нетерпеливо про¬
шептал Франц.
— Это ты, а мы думали бог знает кто!
— Ну, ну, все в порядке!.. — Франц поспешно затворил
за собою дверь. — Вы бы шли спать, матушка Крауш. Мне
нужно переброситься с вашим стариком несколькими словами.
Спите спокойно!
Крауш неловко топтался под недовольным взглядом
жены.
—	Давай-ка потолкуем на лестнице, — сказал он и взял¬
ся было за ручку двери. Лемке едва успел его удержать. Они
прошли в кухню, и Франц рассказал о неожиданно замечен¬
ной слеж-ке.
Высокий, тощий Крауш долго чесал седую щетину небри¬
тых щек. Франц включил свет и посмотрел в окно.
—	Пусть убедится, что я здесь. Это заставит его подо¬
ждать.
—	Я думал, ты хочешь спрятаться.
Лемке отстранил его от окна.
—	Тебя ему незачем видеть! Принеси-ка мой плащ и
шляпу.
Франц задернул занавеску и недовольно покачал головою,
слушая, как устало шаркает ногами Крауш.
v— Ты не мог бы ступать пободрей, отец? — опросил он.
когда старик вернулся.
562

Крауш вытащил трубку и стал набивать ее крупным таба¬
ком.
—. Если тебе на шестом десятке придется посидеть год без
работы, то и ты тоже не станешь прыгать, как лань...
—	Примерь-ка мой плащ и шляпу!
Крауш отогнал ладонью облако табачного дыма.
—	Зачем?
—	Может быть, сойдешь за меня.
—	Так бы сразу и говорил! — Крауш накинул плащ и на¬
двинул на уши шляпу. — Хорош?
Франц оглядел старика:
—	А ну, пройдись!
Крауш послушно сделал несколько шагов.
—	Поднимай ноги, не шаркай, — командовал Франц. —
Так! Еще разок в мою сторону... Так! Все в порядке!.. Теперь
слушай, отец, — Франц положил руку на плечо Крауша.—Зав¬
тра я должен быть в Гамбурге. Видишь, я не боюсь тебе это
сказать. Я тебе верю.
При этих словах Крауш пустил густую струю дьша и часто
замигал.
—	Ну, ты меня знаешь, Францле... Если бы я не был такой
развалиной, ты же понимаешь, где бы я был.
—> Знаю. Потому и пришел!
Крауш вышел из кухни. Через минуту он вернулся со ста¬
рой брезентовой курткой и фуражкой для Франца.
—	А тебе придется научиться шаркать ногами. Попробуй...
Что ж, в темноте сойдешь за меня... Я рад, что ты зашел,
Францле. Чертовски трудно жить, когда знаешь, что дело, на
которое ушла вся твоя жизнь, кончилось.
—	Это в тебе говорят твои старые социал-демократические
дрожжи, Крауш. Мы еще поживем, поборемся!
—	Какая уж тут борьба, если знаешь, что ты один!
—	Именно это-то и есть величайшая чепуха, Крауш. Нас
загнали в подвал, но от этого мы не стали одиночками. Пока
мы живем и дышим, им приходится держать ухо востро.
На улице, идя впереди шпика, неотступно следовавшего
за ними, они условились о дальнейшем плане действий.
—	Мы расстанемся у «Брауне-хютте», Крауш- Ты зайдешь
туда хлебнуть пивца. Задержи инспектора на часок, пока
не отойдет поезд.
—	Будь покоен!
Ско-ро они поравнялись с домом гостиницы, на фронтоне
которой некогда красовалась вывеска с надписью «Отель де
Рюси», а теперь висел щит с изображением орла, держащего
36*
563

в лапах свастику. Через несколько шагов они расстались у
дверей пивной «Брауне-хютте». Когда Франц жал на прощанье
руку Краушу, шпик был почти рядом с ними. Шаркая ногами,
Франц пошел дальше и свернул на дорогу к Гневерсдорфу.
Из-за угла он посмотрел', вошел ли полицейский за Краушем
в пивную. Все было в порядке. Быстро, почти бегом, Франц
обошел квартал и вернулся к вокзалу. Едва он успел взять
билет, как послышался шум поезда, подходившего со
стороны Штранда...
Прильнув к стеклу вагонного окна, Франц внимательно на¬
блюдал за платформой: он был единственным пассажиром,
севшим в этот поздний поезд на Любек.
Поезд громыхал на стыках.
Франц задремал.
Он очнулся, почувствовав, что поезд стоит. Неужели про¬
зевал? Подскочил к окну. За стеклами было темно. Где-то
впереди горел одинокий фонарь. В пятне света виднелся угол
кирпичного домика станции и вывеска «Папендорф». Франц
успокоился. До Вальдхузена оставалось еще несколько минут.
Поезд снова тронулся. Как только он прошел станцию, Франц
стал на лавку и вывернул лампочку. Открыл дверь и сошел
на продольную ступеньку для кондукторов.
Струи дождя сразу пронизали старенькую куртку Крауша.
Франц съежился от холода, держась за поручни окостенев¬
шей рукой. Он напряженно вглядывался в темноту. Не было
ни одного огонька вокруг. Невозможно было определить ме¬
стность. Вот поезд прогрохотал -по мостику над ручьем. Зна¬
чит, до Вальдхузена осталось несколько сот метров. Франц
что было силы прыгнул вперед, подбирая ноги..*
13
Промокший до нитки Лемке вошел в редкий лесок. Тут
луж было меньше, но он дважды упал, натыкаясь на
пни.
Среди деревьев показались неясные контуры хибарки.
Франц прислушался: кругом царила тишина. Он негромко
свистнул. Было слышно, как стукнула задвижка и слегка скрип¬
нула дверь домика. После некоторого молчания послыша¬
лось:
—	Франц?..;
‘— Рупп?
Франц вошел в дом и отряхнулся.
Стоя на коленях в углу, Рупп склонился над какими-то
банками.
—	Мы опа'здываем, — сказал он.
564

Франц рассказал про слежку.
—	Худо, — сказал Рупп. — А я принес новый аккумулятор.
Ребята зарядили на совесть.
—	Давай начинать!
Рупп подошел к очагу и отодвинул заслонку. Пока он
включал и настраивал передатчик, Франц разделся и, ляс¬
кая зубами от холода, выжал мокрую одежду.
Нити ламп едва краснели в темноте. Верещал разрядник.
Франц достал^ из очага микрофон.
—	Слушайте, слушайте! Здесь передатчик «Свободная
Германия». Сегодня мы говорим с вами последний раз пе¬
ред некоторым перерывом. Слушайте, слушайте... Дорогие
друзья!..
Рупп с удивлением следил за передачей. Когда Франц кон¬
чил, он резко спросил:
—	Почему перерыв?
—	Есть указание партии. Мне нужно уехать.
—	Я-то остаюсь!
Лемке взял его за руку.
—	Ты больше не придешь сюда.
—	Но я же могу вести передачу!
—	Ни в коем случае!
—	Объясни, почему.
—	Ты провалишься.
После минутного размышления Рупп повторил:
—	Я должен работать!
Франц рассердился. Его голос звучал сухо:
—	Запоминай хорошенько: ты придешь сюда в последний
раз завтра, чтобы разобрать передатчик. Все уложишь в от¬
дельности для перевозки... Будь готов по первому требованию
выехать с тем, кого я пришлю за передатчиком.
—	Куда ты едешь, Франц?
Франц подумал.
—	Вот приедет товарищ за станцией..,
Рупп обиженно отвернулся.
—	Будь здоров, Рупп! — Франц двумя руками потряс
руку Руппа. — Спасибо!
—	Я так рад, что мог поработать... Неужели мне больше
не придется?
—	Придется, еще не раз придется!
—	Мы увидимся?
—	Аккумуляторы вылей, просуши и спрячь.
—	Мы их не возьмем?
—	Куда же тащить такую тяжесть? Достанем на
месте,.
565

—	А ребята так старались, заряжая.
—	Кланяйся им. Пусть слушают нас через неделю. Вый¬
ди-ка посмотреть, все ли спокойно.
Рупп вышел, и вскоре снаружи послышался свист.
В лесу царил серый полумрак. Мокрый весенний рассвет
пробирался среди деревьев. С моря тянуло холодом.
—	Обратно в Травемюнде? — спросил Рупп.
—	Сяду здесь в первый утренний, — ответил Лемке. Он
протянул Руллу руку. — Ну, и еще раз спасибо, друг!..
Вода захлюпала под ногами Франца. Тропинки не было
видно. Франц оглянулся и помахал рукой.
Когда домик исчез за деревьями, Франц резко изменил
направление и в- обход леса вышел на дорогу к станции
Дэниш. Дождь прекратился, но ветер пронизывал до костей.
Весна была здесь неприветлива.
Надев резиновый фартук, Лемке старательно протирал
замшею сверкающий глянцем кузов. То, о чем он мог толь¬
ко мечтать как о почти несбыточном, сбылось. Эгон устроил
его на службу к генералу Швереру. Теперь зависело от само¬
го Франца удержаться на этом месте, дававшем столько
преимуществ, неоценимых в его положении. Он не имел пра¬
ва пренебрегать такою службой. И он ухаживал за гене¬
ральским «мерседесом», как за капризной дамой. Он мыл и
тер его не только после каждой поездки, но и перед выез¬
дом: со двора.
Черный лак автомобиля блестел на солнце. Лемке пове¬
сил кусок замши на гвоздь и начал старательно мыть руки,
когда в дверях кухни появился однорукий полотер Ян Бойс,
с которым они уже стали приятелями; два старых солдата
быстро нашли общий язык, хотя о-ни не знали друг о друге
ничего, кроме того, что один был полотером, другой шофе¬
ром и оба — отставными солдатами.
Появление полотера в столь неурочный час удивило
Лемке.
—	Ты что это сегодня так поздно? — спросил он.
—	Пришлось ехать к клиенту в Иойбабельсберг,.. У од¬
ного адвоката были вчера вечером гости и исцарапали
пол, а он... — полотер наставительно поднял палец, — он
любит такой паркет, чтобы, глядя в него, можно было
бриться!
—	Из-за какого-то адвоката ты позволяешь себе опаз¬
дывать к нашему генералу?
Бойс виновато развел руками.
565

—	Понимаешь, никак не мог не поехать к адвокату...'
Я предупредил фрау Шверер п© телефону.
Лемке взглянул на часы и отвязал фартук.
—	Ты куда?
Бойс посмотрел на небо, словно там было расписание его
визитов.
—	Поеду к Штеттинскому вокзалу.
—	Через часок я буду там же, — сказал Лемке. — Не
будь автомобиль генеральским, я бы подвез тебя.
—	Я не в обиде, — усмехнулся Бойс. — Да через час мне
и поздно. Я туда — сейчас же!
Он тщательно встряхнул зеленую суконку, завернул в
нее щетку и протянул Лемке руку.
—	Нам бы с тобою посидеть вечерком за кружкой...
—	Почему же нет?
—	Ты как насчет ската?
—	Можно и в скат...
—	Позвоню на-днях.
Бойс приподнял шляпу и направился к воротам, а Лемке
принялся чистить свою синюю форму.
Ему и в голову не могло притти, что, выйдя из подземки
у Штеттинского вокзала, Бойс, прежде чем отправиться
натирать полы к смотрителю Дома инвалидов, с видом про¬
гуливающегося бездельника завернет на кладбище и, дваж¬
ды пройдясь мимо памятника Эйхгорну, чтобы убедиться в
том, что он один в аллее, начнет с интересом разглядывать
надгробие незадачливого «покорителя» Украины. Когда он
уйдет, в щели между гранитом постамента и бронзовою
доской останется лежать коробка из-под сигарет, — та са¬
мая, ради которой часом позже Франц Лемке явится изу¬
чать знакомый ему до мелочей памятник.
Расклеив крышку коробки надвое, Лемке узнает, что
осуществление плана бегства четырех товарищей из кон¬
центрационного лагеря — Варги, Энкеля, Зинна и Цихауэ¬
ра — назначено на такой-то час такой-то ночи. Он узнает и
то, что организация рассчитывает на генеральский автомобиль,
которым располагает Лемке. Одним словом, он узнает все,
что нужно. Он только не будет знать ни имени адвоката
Алоиза Трейчке, от которого придет приказ, ни того, что
этот приказ доставил в «почтовый ящик Эйхгорна» одно¬
рукий полотер Ян Бойс...
Сидя за рулем генеральского «мерседеса», Лемке вы¬
ехал из ворот и плавно затормозил у подъезда, готовый в
любую секунду распахнуть дверцу перед Шверером, кото¬
рый должен был вот-вот появиться в дверях.
567

14
Улица представляла собою сплошную лужу. Из воды
выступали желтые края колеи, пробитой в глинистой почве.
Колея тянулась из конца в конец улицы, как рельсы.
Вдоль нее не было видно следов копыт, — ни на улице,
ни на пустыре, куда выходила колея.
Пространство между колеями было вытоптано людьми.
На глине виднелись следы разных форм и размеров: широ«-
кие — от тяжелых армейских сапог; узкие — от городского
ботинка; узорный отпечаток самодельной туфли с подошвой
из шпагата; даже след босых ног попадался нередко. Было
ясно:	проезжавшие здесь повозки тянули люди, много
людей.
На углу улицы стоял столб с надписью: «Проспект Ели-
сейских полей».
G первого взгляда низкие постройки, вытянувшиеся стро¬
гими рядами вдоль Елисейских полей, молено было принять
за ярмарочные балаганы. Их фасады были разрисованы.
Это была не рыночная мазня и не упражнения дилетанта:
сочность красок, глубина перспективы, прозрачность воз¬
духа, заполнявшего промежутки между деревьями и пря¬
тавшимися за ними домами панорамы, — все говорило о
высоком мастерстве художника.
Художник воспроизвел летнюю картину Елисейских по¬
лей. На первом плане неслись нарядные автомобили, в бо¬
ковой аллее — всадники, целая веселая кавалькада. На
скамьях сидели парочки. Беззаботная жизнь праздной тол¬
пы Елисейских полей.
Все это было бы радостно. и красиво, если бы не один
штрих, варварски яркий и грубый, разбивший все усилия
живописца. Над дверью барака красовалась вывеска, ис¬
полосованная государственными цветами Третьей империи.
Она была точно шлагбаум, преграждающий путь в мир,
вдохновивший художника, — «Тринадцатая рота».
Весеннее солн-це с одинаковой заботливостью золоти¬
ло и нежные тона нарисованной сказки и полосатую эмбле¬
му действительности. Под его лучами вспыхнули окна ба¬
рака. Теперь ясно можно было видеть в них переплет же¬
лезной решетки.
Дверь барака распахнулась. Человек в серой холщевой
одежде вышел на улицу. Это был Зинн. Он прыгнул в лужу и
побежал, разбрасывая брызги. Рядом с ним были дощатые
мостки, но заключенный не имел права ступить на их сухие
доски, предназначенные для эсесовцев, несущих охрану лаге¬
ря. Вот он добежал до будки на углу и исчез в ее дверях. Это
568

было отхожее место, носившее здесь название «пивной».
Название не было случайным). Чистку отхожих мест произ¬
водили наиболее ненавидимые охраной заключенные. Им
•не давали ведер. Им давали по пивной кружке, — обык¬
новенной фаянсовой кружке емкостью в пол-литра.
При всем желании эту работу нельзя было проделать
быстро. Администрации же только это и было нужно.
На эту грязную работу уходили целые ночи. В такие но¬
чи зловоние растекалось по всей округе.
Зато «пивные ночи» были праздником для остальных за¬
ключенных:	зловоние выгоняло стражу с улиц лагеря,
охранники отсиживались в караулках.
Выйдя из «пивной», заключенный поискал было взгля¬
дом места посуше, но, не найдя его, нехотя сошел в воду.
Холод снова заставил его бежать. Но даже движение не
вызвало краски на сером изможденном! лице. В нескольких
шагах от двери своего барака заключенный увидел охран¬
ника. Заключенный обязан был стать во фронт.
Роттенфюрер медленно приближался. На его лице была
написана злая скука. Он посмотрел на вытянувшегося Зинна,
в серой куртке, в серых штанах, концы которых были
подвернуты, чтобы не -мокнуть в воде. Роттенфюрер остано¬
вился и внимательно о-глядел заключенного с ног до голо¬
вы. И так же медленно — с головы до ног. Заключенный
стоял в воде. Судорога озноба -пробежала по его спине,
свела шею, дернула за локоть.
Охранник молчал. Молчал и заключенный. Спрашивать не
полагалось. Ёсли начальство найдет нужным, оно пояснит
само. Заставив Зинна простоять еще с минуту, охранник
ласково проговорил:
—	Штанишки, детка, штанишки!..
Зинн расправил подвернутые штаны. Концы их погрузи¬
лись в воду.
—	Пшел!
Охраннику надоело. Подав команду, он повернулся и за¬
топал по мюсткам.
Добравшись до двери барака, Зинн с трудом переступил
окоченевшими ногами через порог.
—	Ты знаешь, — сказал он Цихауэру, — вот теперь я,
пожалуй, был .бы способен убить того скота, который ото¬
брал у меня на французской границе ботинки.
Цихауэр усмехнулся:
—	А помнишь, как ты тогда, на границе, пытался убе¬
дить меня, будто на этих французов не следует сердиться,
что о.ни-де не ведают, что творят... О, они тогда уже отлич¬
но знали, чего хотят!
569

—	Да, упрятать нас как можно дальше! Ловушка была
подстроена довольно ловко. — Зинн криво усмехнулся. —
Никакие уроки в жизни не пропадают даром.
—	Ты уверен, что мы еще будем жить? — Цихауэр в
сомнении покачал головой.
—	Глупости, — твердо произнес Зинн, — все подготовлено.
Цихауэр снова покачал головой.
—	Ты что... сомневаешься? — с беспокойством спросил
Зинн.
—	Я все больше убеждаюсь в том, -как трудно, почти
невозможно бежать.
—	Ты... просто боишься!
После короткого раздумья Цихауэр ответил;:
—	Может быть.
—	Ты хочешь, чтобы я ушел один?.. Это невозможно...
Бросить тебя?!
—	Да, это невозможно... одному не уйти...
—	Что же делать? Оставаться здесь я не могу. Смотри:
они уже покончили с Австрией. Завтра наступит очередь
следующего.
—	А что значим в этой игре мы с тобой?
—	Партия лучше знает.
Во все время этого разговора, происходившего чуть
слышным шопотом в дальнем углу барака, возле маленькой
чугунной печки, Зинн оттирал свои окоченевшие ступни.
Едва он почувствовал, что они снова обрели способность
двигаться, как барак наполнился оглушительным трезвоном
сигнального звонка. Начиналась работа — бессмысленная
работа после короткого перерыва на обед. Такая бессмыслен¬
ная, что трудно было себе представить, как люди могли ее
придумать.
Каждый заключенный был «хозяином» большой бочки, на¬
полненной водой, и у каждого из них было по ведру. Бочки
стояли на расстоянии десятка шагов одна от другой. Заклю¬
ченные должны были, зачерпнув ведром (воду в своей бочке,
перелить ее в бочку соседа. Трудность заключалась в том,
что в доньях ведер были проделаны дыры и вода вылива¬
лась, пока ее несли. Когда одна из бочек пустела, обоим за¬
ключенным назначалось какое-нибудь наказание, причем
«хозяину» опустевшей бочки доставалось сильнее — «за не¬
радивость»...
«Детка», как они прозвали надзиравшего за ними охран¬
ника, особенно ненавидевший Цихауэра за то, что тот был
не только коммунист, но еще еврей и интеллигент, собствен¬
норучно пробил в дне его ведра вторую дырку штыком.
Не желая подвергать друга двойному наказанию, Зинн
570

нарочно замедлял свое движение между бочками, чтобы они
опустошались одновременно.
Когда Детка видел, что бочки пустеют медленнее, чем
ему хотелось, он заставлял Цихауэра ставить ведро на зем¬
лю и проделывать какое-нибудь гимнастическое упражнение,
пока вода не вытекала совсем.
Если Детка бывал в хорошем настроении, он вместо гим¬
настики вынуждал Цихауэра выслушивать поучения.
Пока из ведра, стоявшего на -земле, вытекала вода, он, не
торопясь, говорил:
—	Вот видишь, детка, как нехорошо быть непослушным.
Рисовал бы ты себе голых баб, и не пришлось бы тебе тепер-ь
стоять передо мною. Впрочем, это далеко не худшее, что
тебе предстоит,—до смерти переливать воду между этими боч¬
ками. Может случиться что-нибудь похуже... Понял? Но я те¬
бе обещаю: если ты будешь вести себя хорошо в течение бли¬
жайшего годика, то я поручу тебе нарисовать еще какую-ни¬
будь картинку. Мы позовем самого тонкого знатока, чтобы он
ее оценил. Если она будет хороша, ты ее соскоблишь и при¬
мешься за новую. А если о-на будет плоха... Ну, если она бу¬
дет плоха, тебе не позавидует даже повешенный за ноги. По¬
нял, детка?
Детка бросил взгляд на ведро и, если оно успевало вы¬
течь, командовал:
—	За работу, господин доброволец!
И все начиналось сызнова.
Не так давно Цихауэр сказал Зинну:
—	Скоро я сойду с ума.
—	Ну, ну, держись!
Зинн и сам был готов ударить ведром по голове Детку.
Но он держался. Он ждал известий из-за проволоки. Он был
уверен, что рано или поздно они придут. Он был убежден,
что- партия не может о них забыть и сделает все для их
освобождения.
—	Таких, как нас, тысячи, десятки тысяч,—с недовери¬
ем говорил Цихауэр. — Ты думаешь, всех их можно осво¬
бодить?
—	Может быть, и не всех, но тех, кто держится креп¬
ко, можно. — И чуть менее уверенно заканчивал: — Мож¬
но попытаться освободить...
И верил он не напрасно: весть пришла. Зинну было дано
знать, что в одну из ближайших ночей будет совершена по¬
пытка организовать их побег.
До этой ночи оставались сутки...
Ведра уже не казались им такими тяжелыми, лившаяся
из них на ноги ледяная вода такою холодной.
571

Предстоящий побег делал осмысленной даже бессмыслен¬
ную работу: отвести глаза Детке, сделать вид, будто ничего
не случилось.
Час за часом они черпали воду и бегом таскали ее к дру¬
гой бочке.
Сегодня они даже перестали считать перелитые ведра,
как делали это обычно. Теперь это не имело значения. Так
или иначе, им придется сегодня чистить «пивные». Даже ес¬
ли бы их бочки остались полными до краев, роттенфюрер
найдет, к чему придраться, чтобы не дать им пропустить оче¬
редную «пивную ночь».
И они бегали и бегали, чтобы не дать ему заподозрить
воскресшую в душах надежду.
Судя по положению солнца, до конца рабочего дня оста¬
валось уже немного, когда вдруг весь лагерь наполнился
оглушительным трезвоном. Это была тревога.
—	Смирно! — послышалась команда надзирателей. —
Руки на затылок!.. Оставаться на месте!.. Не оглядываться!
Заключенные поняли, что это значит: кто-то бежал.
«Безрассудство, — подумал Зинн. — Ведь еще совсем
светло! Кому могло притти в голову такое безумие?.. Дове¬
ли... довели до отчаяния... Проклятое зверье!..»
Непрекращающийся трезвон, вой сирены, несколько вы¬
стрелов — и все стихло.
Где-то у ограды слышался лай собак.
Едва заключенные вернулись в бараки, их снова выгнали
на плац. В сгущавшейся темноте свет прожекторов, брызнув¬
ший поверх голов, казался особенно ярким. В этом свете с
необычайной отчетливостью выступала каждая деталь серой
арестантской одежды, каждая черта изможденных, серых
лиц.
Заключенных выстроили двумя длинными шеренгами
поперек всего плаца. Дрожащий голубой свет прожекторов
заливал перемешанную тысячью ног грязь. По деревянным
мосткам, за спинами заключенных, прохаживались надзира¬
тели: За тринадцатою .ротой прогуливался Детка.
—	Чтобы вам не было скучно, детки, пока заседает суд,
вам покажут забавный спектакль...
Трусивший следом за ним помощник блокфюрера угодли¬
во хихикал.
Заключенные стояли неподвижно. Не было даже тайного
перешептывания. Они уже знали, что изловили двоих. Но
кого именно—не знали. Кто бы они ни были, эти двое от¬
чаявшихся,— это их товарищи по несчастью.
Шеренги арестованных тянулись, словно два серых забо¬
ра из поставленных в ряд изношенных шпал. Бесформенной
572

была мешковатая одежда, бесформенными казались одут¬
ловатые. лица.
Стоять заставили долго. Ноги каменели в холодной грязи,
но люди не шевелились. Кроме шагов надзирателей и брани,
не было слышно ни звука.
Наконец в конце живого коридора показалась небольшая
группа: охранники вели одного из пойманных беглецов.
—	Ага! — весело воскликнул Детка. — Неофициальная
часть начинается!
Когда Зинн разглядел лицо арестованного, шагавшего
между конвоирами, он сразу понял, что бегство инсцениро¬
вано тюремщиками, пожелавшими разделаться с нена¬
вистным им арестантом-коммунистом.
Между палачами шел Энкель. Да, тот самый Людвиг Эн¬
кель, писатель-солдат, самый аккуратный начальник штаба,
какого когда-либо видел Зинн. Всегда спокойный, обладаю¬
щий железною выдержкой, Людвиг не мог совершить такой
глупости, как бегство при свете дня. Его не могли вывести
из равновесия никакие пытки, никакие издевательства тюрем¬
щиков. Нет, Зинн не поверит тому, что Людвиг совершил та¬
кую глупую попытку бежать!.. Сомнений быть не могло:
его воображаемая «поимка» была подстроена эсесовцами, что¬
бы на глазах у остальных уничтожить одного из самых стой¬
ких товарищей.
Людвиг шел с поднятою головой. Едва заметным движе¬
нием глаз он отвечал на взгляды товарищей.
Встретившись с ним взглядом, Зинн понял: Людвиг зна¬
ет о том, что это конец. И, как ни привык Зинн к тому, что
каждый день совершалось тут на его глазах, он нервно по¬
вел плечами.
Зинн старался не гадать о том, что будет. Один из охран¬
ников надел на шею Энкелю высокий воротник из толстой
кожи и накрепко затянул его ремнем.
Никто из заключенных не знал, что готовится. Такое они
видели впервые. Если бы не окрики расхаживавших за их
спинами тюремщиков, то и дело покрикивавших: «Но, но, вы!
Не опускать головы!», «А ну, ты, там, не гляди в сторону!» —
все головы опустились бы. Но правила лагеря предусматри¬
вали и это: арестанты не имели права не смотреть на экзеку¬
цию.
—	Вот, — сказал Детка, когда ошейник Энкеля был за¬
стегнут, — теперь он может показать, как умеет бегать!
Распорядитель экзекуции подал сигнал. Энкеля толкнули
в спину:
—	Беги!
573

Но он остался неподвижен. Он предпочитал не доставлять'
тюремщикам последнего удовольствия.
—	Ты побежишь или нет?!
Сквозь строй заключенных продрался Детка и с размаху
ударил Энкеля по лицу.
—	Ну, побежишь?..
Энкель продолжал стоять. Кровь из рассеченной скулы
текла по щеке.
—	Ах, вот как! — в бешенстве прохрипел Детка и, обер¬
нувшись к охранникам, кр-икнул: — Пускайте!..
Рычание и лай собак сразу объяснили заключенным все.
Между шеренгами показалась свора лагерных овчарок»
—	Теперь-то ты побежишь! — крикнул Детка.
Стражники выдернули Паводки, и собаки, визжа от нетер¬
пения, устремились к одиноко стоявшему Энкелю. Он вздрог¬
нул, сделал было движение, как бы действительно собираясь
бежать, но усилием воли заставил себя остаться неподвиж¬
ным. Детка бросился было к нему, намереваясь стукнуть его
штыком в спину, но испугался приближавшихся собак и спря¬
тался за спины заключенных. Налетевшие собаки сбили Эн¬
келя с ног...
Так ©от для чего был нужен кожаный воротник: чтобы
натренированные на ловле беглецов овчарки не прокусили не¬
счастному горло, чтобы не покончили с ним слишком быстро,..
Когда Зинн шел через плац к своему бараку, он увидел
у дверей лагерной конторы маленького коренастого Варгу.
От его былой полноты не осталось и следа. Темная кожа
складками висела по сторо-нам подбородка. Бывшие когда-то
такими лихими, черные усы свисали седыми косицами. Се¬
годня они были розовыми от крови, которую то и дело спле¬
вывал Варга. В нескольких шагах от него стоял Детка. Мор¬
щась и зажмурив один глаз, он наблюдал за тем, как лагер*
ный столяр снимал с Варги мерку стальною лентой рулетки.
—	Ты не суетись, идиот, — лениво говорил Детка. —Оши*
бешься меркой — я с тебя шкуру спущу. Гроб должен быть
точка в точку.
А Варге, изо всех сил старавшемуся удержаться на ногах,
Детка с обычной издевательской ласковостью говорил:
—	Не гнись, не гнись! Небось, мертвый-то вытянешься во
весь свой свинячий рост. — И столяру: — Идиот! Что ты дела¬
ешь? За каким чортом ты прикладываешь мерку к его голове?
—	Чтобы знать длину гроба.
—	Разве тебе не было сказано: это будет официаль¬
ная экзекуция?
574

—	Было сказано.
—	Господи! — Детка картинно сложил руки, словно в
мольбе.—Что можно втолковать этим животным?.. Офи¬
циальная.*— Детка провел пальцем по шее Варги у за¬
тылка:— Меряй отсюда.
Он расхохотался, довольный шуткой...
Зинн не мог уснуть. Он лежал, закрыв глаза, и ему мере¬
щилось измученное лицо Варги.
По крыше стучал усилившийся дождь, и Зинну казалось:
тарахтят пулеметы, стучат колеса испанских обозных телег,
рокочут барабаны на параде в Мадриде... Й снова пулеме¬
ты, и лай собак, и пронзительный вой лагерной сирены...
Зинн в испуге открывал глаза и видел мечущихся на тесных
нарах товарищей, слышал их тяжелое дыхание, храп, бормо¬
танье во сне...
Под утро дежурный по бараку поднял Зинна и Цихауэра
и сказал, что их требуют в канцелярию.
—	Кажется, вы оба были в приятельских отношениях с
этим венгром... Так вот, можете получить удовольствие.
Ящик нужно отвезти и закопать. — Детка толкнул дверь в
помещение, где Зинн увидел гроб, стоящий на двух табурет¬
ках.
Гроб был неестественно короток.
Зинн и Цихауэр подняли гроб и поставили на тачку.
Цихауэр накинул на плечо лямку, Зинн поднял тачку за
ручки.
Если бы сбоку не шагал по мосткам Детка, Зинн закри¬
чал бы в полный голос или, может быть, даже завыл бы, как
выли иногда истязаемые заключенные. Но присутствие Детки
заставляло Зинна с каждым шагом все крепче стискивать
зубы. Так крепко, как было Нужно, чтобы заставить себя
молчать. Молчать во что бы то ни стало! Как молчал Эн¬
кель, когда на него выпустили овчарок. Как молчал, наверно,
и Варга, — веселый, мужественный Варга, командир эскад¬
рона разведчиков.
Когда Зинн и Цихауэр вернулись в тот день от своих
бочек, в бараке царил уже густой полумрак. Часть заключен¬
ных лежала, забившись в свои темные щели. Другие сидели,
поджав ноги, на полу в проходе.
—	Детка опять не в духе, — сказал Зинн.
Кто-то ответил:
575

—	Не выспался. Вся свора ходила смотреть на казнь
Варги.
—	Да, сегодня он на нас отыграется, — -заметил Цихау¬
эр и, обращаясь в темное пространство барака, крикнул: —
Кто одолжит мне на сегодня резиновые сапоги в обмен на
завтрашний обед?
—	Жри сам это дермо, — послышалось из темноты.
Но другой голос задал вопрос;
—	Ты их отмоешь?
—	Возвращаю чистенькими*
—	Обед и ужин!
—	А сапоги крепкие?
—	Как от Тица.
—	Ладно, давай.
Когда с сапогами в руках Цихауэр пришел на свое место,
Зинн прошептал:
—	Нечестно, Руди.
—	Пусть не спекулирует на чужих ужинах... Споем на
прощанье.
—	Товарищи, не спеть ли? — громко спросил Зинн.
—	Детка шляется под окнами, — опасливо сказал кто-то.
—- Я буду петь один... Небось, сегодня меня не пихнут в
карцер, чтобы не лишить удовольствия чистить ямы, а зав¬
тра еще посмотрим, что будет...
Зинн вышел в проход.
Топь, болото, торф проклятый —
Здесь и птица не живет.
Мы болотные солдаты,
Осушители болот.
Цихауэр подхватил:
Болотные солдаты
Шагают, взяв лопаты,
Все в топь.
Когда Зинн умолкал, можно было слышать дыхание двух
сотен грудей. Песню слушали, как богослужение. В ней зна¬
ли каждое слово, каждую интонацию певца. Сотни раз они
слышали этот мужественный баритон, крепкий и упругий, как
сталь боевого клинка.
Но не век стоит запруда,
И, не век стоит зима:
День придет — и нас отсюда
Вырзет родина сама.
Болотные солдаты
Швырнут тогда лопаты
Все в топь.
57о

— Тише, товарищи, тише! — говорил Зинн.
Голоса затихали, слышно было только жужжание напева:
Ах, чорт возьми, как это хорошо! Зинн пел вполголоса,
чтобы не дать угаснуть мотиву. Его глаза были полузакрыты,
и мысли унеслись далеко. На короткий, самый короткий миг.
Но в этот миг перед ним успела пррнестись далекая-далекая
картинка, которая давным-давно исчезла из памяти и возник¬
ла сегодня в первый раз за многие годы... Пивная неподалеку
от завода, где он молодым токарем начинал свою партийную
работу. Шум, споры, доносящиеся со всех сторон сквозь сизые
клубы табачного дыма... В этой пивной он впервые запел на
людях, чтобы обучить рабочих мотиву «Интернационала».
В следующий вечер еще раз... Потом со сцены рабочею
клуба... И так, как-то незаметно для самого себя, он из
рабочего превратился в певца. Его песни стали оружием пар¬
тии. И вот...
Барак был погружен в полную темноту. Едва обознача¬
лись решетки в окнах.
Вдоль прохода ‘Простучали тяжелые шаги. Подкованные
сапоги были только у капрала роты, доктора Зуммера. Все
знали, что он бежит, чтобы повернуть выключатель. Зуммер
нарочно топал, чтобы предупредить поющих: сейчас будет
светло.
В конце барака вспыхнул луч. Яркий, прямой и острый,
как лезвие кинжала. Фонарь автоматически поворачивался.
Разрезая темноту, луч шел по нарам, — выхватывал фигуры
людей и гас. Ровно ч^рез минуту он снова вспыхивал, снова
резал барак слева направо. И так всю ночь. Каждую минуту
он напоминал заключенны-м, что за ними наблюдают, что вся¬
кий, кто подойдет снаружи к окну барака, может осмотреть
все углы помещения.
Но ведь можно было петь, не раскрывая рта: не обяза¬
тельно же произносить слова. Важно было знать, что рядом
с тобой поют еще две сотни людей наперекор лагерному
37 Поджигатели
577

уставу, наперекор стражникам, уставившимся в окна, напе¬
рекор притаившимся на нарах фискалам.
Голосов становилось все больше. Пел почти весь барак.
Одну за другой заключенные пели песни рабочего Берлина.
Простые, непримиримые слова подразумевались в мотиве, вы¬
ходящем из уст учителей, трамвайных кондукторов, студен¬
тов, рабочих. Даже крестьяне и мелкие лавочники, кто на
свободе никогда не поверил бы тому, что способен затянуть
эту бунтарскую песню, вкладывали всю душу в бессловесный
напев.
Ненависть висела в воздухе, черном, густом от испарений,
то и дело разрезаемом сумасшедшим метанием фонаря.
—	Довольно, ребята, — сказал капрал. — Тебе не сдобро-
вать, Зинн, и тебе, Цихауэр.
—	Наплевать мне на всю коричневую банду! — истериче¬
ски крикнул Цихауэр и поспешно вылез из своей норы.
Барак умолк. Зинн схватил Цихауэра за руку, потянул
к себе:
—	Не надо, Руди, не надо сегодня...
Зинн уговаривал его, как ребенка. Гладил по спине. Он
чувствовал сквозь холст, как дергается его худая спина. Ци¬
хауэр стонал, вцепившись в рукав Зинна.
Зинн схватил художника за плечи и потащил к выходу.
Нарушая все правила, он вывел его на свежий ночной воз¬
дух. Мало-помалу Цихауэр пришел в себя.
Снова прогрохотали капральские сапоги Зуммера. До вы¬
зова на чистку «пивных» осталось несколько минут. Зуммер
вт,олкнул художника обратно в барак:
—	Отдохни...
Капрал надел большие роговые очки и, отставив на вытя¬
нутую руку список, выкликал фамилии. Обязанностью доктора
Зуммера, философа и публициста, было распределение аре¬
стантов на чистку отхожих.
—	Сегодня мы работаем с Руди, папаша Зуммер, — ти¬
хонько подсказал Зинн.
Капрал кивнул головой и назвал номер уборной.
Им досталась «пивная», расположенная на краю лагеря,
у самого пустыря, превратившегося в море холодной воды.
Вскоре после полуночи к «пивной» Зинна и Цихауэра по¬
дошел Детка.
—	Трудитесь, детки? Полезно, полезно...
Его голос звучал невнятно сквозь респиратор, висящий,
как намордник.
Детка заметил, что сделано мало.
—	Вы что же? Дурака валяете?—Он обернулся к Зин¬
ну. — Это ты, сволочь! А ну-ка, спустись в яму, там тебе бу¬
578

дет удобней. Не стесняйся, детка, здесь неглубоко, немного
выше колен...
У Цихауэра начала судорожно дергаться борода.
Детка приблизился к Зинну по доске у края ямы, выста¬
вив перед собою приклад карабина.
—	Слезай, а не то я тебе помогу!
Детка замахнулся карабином. Зинн поймал приклад и
дернул. Охранник,, расставив руки, выпустил оружие и,
потеряв равновесие, полетел в яму. Зинн изо всех сил
ударил его прикладом по голове. Роттенфюрер не издал
ни звука.
Несколько секунд они прислушивались. Было тихо. Из
ямы слышалось слабое бульканье задыхающегося в своем
респираторе охранника. Зинн быстро надел башмаки и, под-
.хватив карабин, бросился прочь. За ним побежал Цихауэр.
Он на ходу натягивал резиновые перчатки, которые ему не
без труда удалось раздобыть у санитаров. Если удастся сде¬
лать проход в электрическом заграждении, все будет в по¬
рядке. Только бы не наделать глупостей, не спешить. Раньше
утра их не хватятся. Доктор Зуммер заявит о побеге только
на поверке. Все будет в порядке.
—	Тише, Руди, не порви перчатки.
Зубы художника стучали.
На мостках вдоль ограды послышались шаги. Зинн нич¬
ком бросился в воду, сжимая в руках карабин.
Охранники приближались. Луч фонарика скользнул по
воде, прошелся у самой головы окунувшегося в грязь Цихауэ¬
ра. Шаги удалились.
До проволоки оставалось несколько метров. Только бы
перебраться сквозь электрическое заграждение! Все осталь¬
ное было предусмотрено.
Цихауэр работал. Нужно было снять два-три провода с
изоляторов. Не дай бог оборвать. Замыкание или обрыв вы¬
звали бы пронзительный трезвон в дежурке.
Руки не слушались художника. Зинн передал ему карабин
и, надев перчатки и резиновые сапоги, взялся за дело. Он
держал проволоку, пока пролезал Цихауэр. Теперь перед ни¬
ми была каменная ограда с битым стеклом наверху.
—	Лезь, Гюнтер, — прошептал Цихауэр и подставил то¬
варищу худую спину.
—	Не валяй дурака!
Зинн решительно взял у него карабин и пригнулся. Ци¬
хауэр вскарабкался ему на плечи.
Художник лег животом на осколки стекла, вмазанные в
цемент стены, и подал Зинну руку. Из груди у него неволь¬
но вырвался хрип, когда Зинн схватился за его руку, ис¬
37*
579

кромсанную стеклом. Но он думал только о том, чтобы не
выскользнула рука Гюнтера.
Было тихо и темно. Сплошным тяжелым пологом неслись
тучи. С высоты стены Зинн увидел лагерь, ряды бараков.
В их окнах мигали вспышки контрольных ламп.
Едва друзья успели ‘ спуститься с ограды, как в лагере
раздался пронзительный звон.
—	Детку нашли!..
Навстречу беглецам из леска, ло ту сторону стены, спеши¬
ли люди. Они схватили художника под руки и повлекли к ав¬
томобилю.
Когда Цихауэр пришел в себя, автомобиль уже несся без
огней по дороге.
Сидящий рядом с Цихауэром человек протянул ему термос:
—	Хлебни, товарищ, согрейся!.*
15
Гаусс заметил, что Гитлер не знает, куда девать руки.
Он проделывал ими ряд ненужных движений: своей жести¬
куляцией он не только не подтверждал того, что говорил, но
неожиданность движений иногда казалась противоречащей
смыслу его слов, и без того достаточно громких, чтобы дойти
до самого невнимательного слушателя.
—	Я полагал, что достопочтенный лорд прибывает, что¬
бы торжественно заявить мне о намерении англичан начать
войну в защиту Чехословакии, и, разумеется, я приготовился
заявить ему, что это меня не остановит.
Геринг рассмеялся.
—	И вместо того?..
Гитлер не дал ему договорить и крикнул еще громче:
—	Надеюсь, что этот осел вернулся в Лондон, совер¬
шенно убежденный в том, что Судеты должны быть моими!
—	Мой фюрер,—с обычной для него развязной уверен¬
ностью, не переставая покачивать закинутою за колено но¬
гою, сказал Риббентроп, — сегодняшние донесения Дирксе-
на ясно говорят о том, что Лондон не окажет нам никакого
сопротивления!
Гитлер порывисто вскинул обе руки, и лицо его налилось
краской, будто он поднимал тяжелый камень, который соби¬
рался метнуть в Риббентропа.
—	Ничего менее приятного старый дуралей сообщить не
мог. Военное вторжение в Чехию — вот единственное, что
может коренным образом решить вопрос! — Он угрожающе
приближался к Риббентропу. — Это будет ужасно, если ан¬
гличане вынудят чехов проявить уступчивость: мы утратим
580

предлог для войны! Вы обязаны, слышите, Риббентроп, обя¬
заны теперь же принять меры к тому, чтобы англичане и фран¬
цузы уговорили чехов не итти на удовлетворение моих тре¬
бований!
—	Но, мой фюрер, — нога Риббентропа перестала ка¬
чаться, и редко покидавшее его лицо выражение самодо¬
вольства сменилось растерянностью, — поняв, что он не мо¬
жет рассчитывать на поддержку Англии и Франции, Годжа
идет решительно на все уступки!
При этих словах Риббентроп попытался отодвинуться от
продолжавшего наступать на него Гитлера. Гитлер двигал¬
ся, как во сне. Гауссу начинало казаться, что фюрер не ви¬
дит ни Риббентропа, ни остальных.
—	Вы все должны знать, что я не отступлю ни на шаг!
Если чехи выполнят требования Хе-нлейна, я прикажу ему вы¬
ставить новые. Так до тех пор, пока Бенеш не откажется
их выполнять. Тогда я войду в Судеты, а за Судетами в
Чехию!.. Я сказал уже венгерскому и польскому послам, что
они могут готовить свои требования чехам. Если чехи усту¬
пят нам в вопросе с Судетами, пусть венгры потребуют За¬
карпатскую Украину, поляки должны захотеть взять Тешин.
Рано или поздно я найду что-нибудь, чего Бенеш и Годжа
не захотят или не смогут выполнить!..
Он еще долго выкрикивал угрозы по адресу чехов, рус¬
ских, англичан — всех, кого только мог вспомнить. Каза¬
лось, он был неутомим в брани. Только время от времени он
закрывал глаза, и его руки застывали в воздухе. Потом все
начиналось сызнова. Наконец, когда ему, повидимому, уже
некому было больше угрожать и некого бранить, он бросил¬
ся в кресло и долго сидел, уставившись на лежавшую у его
ног овчарку. Склонился к ней, стал ее гладить, чесал у нее
за ухом. Можно было подумать, что он забыл о сидящих
вокруг него генералах, о Риббентропе, даже о Геринге и
Гиммлере, тоже ничем не нарушавших молчания.
Вдруг Гитлер порывисто вскинул голову и крикнул:
—	Забыл, совсем забыл! Это касается вас, Риббентроп: я
решил арестовать несколько чехов, из тех, что живут в Гер¬
мании. Ну, человек двести-триста, может быть больше. —
Он ткнул пальцем в сторону Гиммлера.—Это могут быть
купцы, ученые, врачи — кто угодно, но не какая-нибудь
мелочь. — Он резко повернулся всем корпусом к Риббентро¬
пу. — Дайте знать Праге, что я буду держать этих чехов
заложниками за моих людей, которых Бенеш поймал при
перевозке оружия. По моему приказу Гиммлер будет рас¬
стреливать десять чехов за каждого немца, которому у Бе¬
неша вынесут обвинительный приговор.
581

—	Мой фюрер, — проговорил Риббентроп, — они еще ни¬
кого не расстреляли...
Гитлер замахал! руками, не желая слушать.
—	Это меня не касается, не касается!.. Вы слышите, Гимм¬
лер: десять за одного! Идите, Риббентроп, я и так вас задер¬
жал. Если в министерстве есть новости из Праги, сейчас же,
сейчас же... — и он, не до-говорив, склонился к собаке. — Слу¬
шайте, Госсбах, скажите, чтобы Вотану переменили ошейник,
этот давит ему шею. Геринг, мне говорили, что у вас новые
собаки.
—	Борзые, мой фюрер.
—	Я знаю, ваша жена любит борзых. Никудышные со¬
баки, бесполезные.
—	Начохоте они приносят пользу.
—	Охота! У вас есть время заниматься охотой? — на¬
смешливо проговорил Гитлер. — Ах, жаль, ушел Риббентроп,
Мы бы спросили его, кого из англичан нам следует теперь
пригласить поохотиться в Роминтен.
—	Вы все коситесь на мои охоты, а я вот могу вам до¬
ложить, что в результате трех дней, потраченных на охоту
с генералом Вийеменом, — правда, он больше охотился на
вина и на мой кошелек, чем на оленей, — и в результате
того, что я показал ему все лучшее, чем располагают наши
(воздушные силы, он позавчера уже сделал Даладье вполне
устраивающее нас заявление... вполне!..
Гитлер сердито уставился на замолкшего Геринга.
—	Что вы интригуете нас?
—	Он сказал, что не видит никакой возможности драться
в воздухе иначе, как только призвав всех летчиков резер¬
ва... чтобы бросить их на уничтожение нашим истребителям.
Своих летчиков действительной службы оц считает нужным
сохранить до тех пор, пока у Франции будут хорошие само¬
леты,
—	Разумная точка зрения, — разочарованно сказал
Гитлер.
—	Но на Даладье она подействовала, как холодный душ.
Он поверил тому, что Франция © воздухе небоеспособна.
Бонкэ получил еще один хороший довод в пользу соглаше¬
ния с нами.
Гитлер хрипло рассмеялся:
—	Что ж, это не так глупо: предоставить нам истре¬
бить всех летчиков резерва. И французы воображают, что
у них будут потом самолеты для летчиков действительной
службы?
—	Им хочется так думать.
—	Пусть воображают... Пусть воображают... Пусть во-
582

обра... — бормоча себе под нос, Гитлер снова занялся овчар¬
кой. Потом воровато покосился на дверь: — Риббентроп
ушел?—И сам себе ответил: — Ушел... Ему это совсем не¬
зачем знать... Слушайте, Гиммлер.,.
Тут Гитлер поднял голову и, проверяя, кто остался в
комнате, обвел взглядом лица присутствующих.
—	Было бы жаль, если бы -погиб Эйзенлор. Я приказал
Александеру организовать покушение на нашего посла в
Праге.—Он хихикнул, сморщив нос и лукаво прищурив¬
шись. — Пусть-ка чехи попробуют тогда сказать, что гото¬
вы воскресить моего посла... Чемберлен думает, что он ум¬
нее всех.
—	Мне было бы приятно, мой фюрер, — прохрипел Ге¬
ринг,— если бы такого рода приказы вы отдавали через меня.
Я должен быть в курсе дела.
Впервые оживился и Гаусс:
—	Поскольку результатом такого мероприятия должна
была бы явиться военная акция...
Гитлер судорожно вытянул в его сторону руку:
—	Вот!.. Он меня понимает.
■— ...постольку подобные приказы должно знать наше
командование, — сухо чеканил Гаусс. — К тому же позволю
себе заметить, что смерть дипломата не может произвести на
армию должного впечатления.
Гитлер с нескрываемым интересом посмотрел на Гаусса
и с расстановкой повторил:
—	Смотрите! Он меня понимает... Он прав: армии нужен
непосредственный импульс!
—	Ваш приказ — величайший импульс, которого мы мо¬
жем желать, — произнес Г аусс.
—	Справедливо, справедливо! =— воскликнул польщенный
Гитлер. — Но то, что вы придумали,..
—	Я еще ничего... — начал было Гаусс, но Гитлер пере¬
бил:
—	Не скромничайте, я вас отлично понял. Кто вам боль¬
ше нужен: Пруст или Шверер?
—	Они работают вместе.
—	Но кого вы предпочли бы лишиться?
—	В каком смысле?..
—	Ваша мысль мне понравилась... — повторил Гитлер.—
Покушение на генерала должно иметь большее влияние на
армию, чем убийство дипломата.
—	Мой фюрер!
—	Было бы смешно пытаться разжечь пожар щепками.
Если бросать в костер, то уже полено. Которое из них вам
менее жалко?
583

Гаусс стоял в замешательстве.
—	Как вам будет угодно.
—	Не виляйте, Гаусс! — Гитлер сердито топнул ногой.—
Кого из них можно бросить на это дело?
—	Шверер лишен практического опыта, мой фюрер.
—	Значит, Шверер?
—	Но он отлично знает Россию.
—	Тогда Прует?.. — Носок сапога Гитлера нетерпеливо по¬
стукивал по полу. — Шверер или Пруст?.. Послушайте, Гаусс!
Не гадать же нам на спич-ках! Пусть скажет Геринг.
—	Оба старые гуси, — сердито пробормотал Геринг. —
Но, уж если выбирать, я предпочитаю Пруста.
—	Слышите, Гиммлер? — крикнул Гитлер в дальний угол,
где, утонув в глубоком кресле, сидел не проронивший за
весь вечер ни слова начальник тайной полиции. — Органи¬
зуйте покушение на Пруста!
Геринг рассмеялся:
—	Вот это было бы здорово! Я имел в виду, что именно
его лучше оставить для дела. Если уж убирать, то Швере¬
ра.— И он расхохотался еще веселей.
Ни у кого из собравшихся тут не шевельнулась мысль о
том, чтобы применить к Чехословакии вариант открытого
вторжения. Урок Испании был еще слишком свеж. Народные
массы Испанской демократической республики сумели ока¬
зать активное и длительное сопротивление франкистским
мятежникам. Учебный полигон воинствующего фашизма, ко¬
торый гитлеровцы рассчитывали превратить в плац для парад¬
ного марша своих банд, оказался театром затяжной и жесто¬
кой войны. Правда, благодаря помощи британского и фран¬
цузского правительств положение республики стало критиче¬
ским, но Гитлер боялся еще раз увязнуть в такой же истории,
особенно так близко к границам Советского Союза. При той
накаленности, которой достигла политическая атмосфера в Ев¬
ропе, при той настороженности масс, которая обнаруживалась
во хмногих странах, фашизму пришлось сочетать запугивание
слабонервных чешских политиков танками и авиабомбами с
организацией взрыва изнутри. Гитлер мог рассчитывать на
победу лишь в том случае, если чехословаки сложат оружие
по приказу предателей из рядов правительства, из церковни¬
ков, из промышленной и аграрной верхушки, В том, что он
предпринимал с этой целью, нельзя было различить, где
кончается подкуп и начинается шантаж; какая разница меж¬
ду увещеванием и угрозой; уже невозможно было провести
границу между пропагандой и провокацией.
Даже самые военные действия против чехословаков, на
тот случай, если их придется вести, планировались военным
584

командованием как провокационная диверсия. Все было на¬
правлено к тому, чтобы напугать чехов воображаемой силой
натиска «вермахта». Геббельс наполнял печать сказками о
необычайной проходимости массы механизированных войск,
танков и осадной артиллерии, якобы способной обрушить со¬
крушающий удар на пояс долговременных фортификационных
сооружений, прикрывающих чехословацкую границу. Под па¬
нический аккомпанемент купленных Геббельсом подвывал из
французской и английской желтой прессы «унифицирован¬
ные» немецкие газеты расписывали ужасы, ждущие красави¬
цу древнюю Прагу при первых же налетах бомбардировочных
эскадр Геринга.
Одним из немногих, близко стоявших к делу и веривших в
мощь задуманного удара, был сам Гитлер. Как часто бывало
и на прежних совещаниях, он, увлеченный собственным во¬
ображением, иv сегодня совершенно забыл, что пригласил
Гаусса, чтобы в последний раз поговорить о препятствиях чи¬
сто военного свойства, которые встанут на пути «вермахта»
при военном вторжении в Чехословакию; чтобы уточнить
данные о чехословацких укреплениях, об их артиллерии, броне¬
силах, авиации и прочих военнотехнических факторах обо¬
роны Судет. Вооруженный таблицами и справочниками,
пачками разведывательных сводок, планами укрепленных
районов и схемами фортов, Гаусс напрасно ожидал, когда
ему позволят заговорить. К его удивлению, Гитлер, обведя
всех сердитым взглядом и прервав движением руки все раз¬
говоры, заговорил вдруг сам:
—	Когда все эти приготовления будут закончены, пусть
не вздумает кто-нибудь пугать меня мощностью чешской обо¬
роны! Я знаю все и все взвесил. Для меня нет тайн в Суде¬
тах: каждый дюйм бетона и стали, каждую огневую единицу
я изучил. Я ощупал их вот этими руками, я измерил их точ¬
ным глазом архитектора...
И, к удивлению присутствующих, Гитлер принялся быст¬
ро, ©два переводя дыхание, сыпать цифрами. Он называл ка¬
либры пулеметов и пушек каждого форта и капонира, указы¬
вал расположение батарей; казалось, ему были известны
марки стали, из которой была изготовлена броня тех или дру¬
гих танков и броневиков; его голова была заполнена данными
о мощности моторов тягачей и понтонов, о проходимости ав¬
томобилей и мотоциклов, о запасах продовольствия в укреп¬
ленных районах. Он знал фамилии всех командиров чешских
корпусов, дивизий и даже полков. Сотни и тысячи данных
сыпались на слушателей, как нескончаемая пулеметная оче¬
редь.
В первые мгновения этой тирады Гаусс вместе с осталь¬
585

ными поддался внушительной убедительности данных Гитле¬
ра. Но, по мере того как тот гово-рил и чем подробнее и вне¬
шне убедительнее становились его цифры, тем ближе сходи¬
лись к переносице брови Гаусса. Он поймал себя на том, что
еще мгновение — и у него выпадет монокль. Гаусс расправил
морщины и быстрыми, точными движениями перебросил не¬
сколько страниц лежавшего перед ним досье с описанием чехо¬
словацких укреплений. Сопоставив то, что так уверенно вы¬
крикивал Гитлер, со своими данными, Гаусс внутренне усмех¬
нулся. На лице генерала не дрогнула ни одна черта, но с это¬
го момента, следя за речью фюрера и сравнивая то, что тот
говорил, с точными данными, Гаусс мысленно предавался та¬
кому веселью, какого не испытывал еще никогда в жизни.
Чего бы ни касалось дело: пушек или пулеметов, танков или
фортов, пехоты или ко<нницы— все, решительно все, что Гит¬
лер выкладывал перед своими безропотными слушателями,
было чепухой. Абсолютной, полной чепухой! Набором слов,
первых попавшихся слов, какие пришли на ум нахалу, не
имеющему представления о предмете, в котором он хотел вы¬
ставить себя знатоком.
Гаусс методически листал свои таблицы и справочники.
Его острый синий ноготь торжествующе резал бумагу на по¬
лях там, где расхождение данных было анекдотически вздор¬
ным. При всей своей выдержке Гаусс боялся оторвать взгляд
от бумаг и поднять его на оратора, чтобы не выдать перепол¬
нявшего его чувства насмешливого негодования.
Заметил ли, наконец, Гитлер, что Гаусс следит за ©го
речью по своим материалам, или внезапно понял, что, забрав¬
шись в область авиации, рискует вызвать какое-нибудь заме¬
чание Геринга, не отличающегося тактичностью и могущего,
поставить своего фюрера в глупое Положение перед осталь¬
ными, Гитлер внезапно оборвал свою речь на полуслове и
исподлобья оглядел слушателей. Казалось, он силился по¬
нять, разгадал ли кто-нибудь, что все его «познания» в об¬
ласти чешских вооружений — пустой блёф.
Так же неожиданно, как умолк, он вдруг вскочил с крес¬
ла и, не оглядываясь, выбежал из комнаты.
Прошло несколько минут удивленного молчания. Гесс, по
своему обыкновению, принялся рисовать в блокноте. Гаусс
стал было наблюдать за тем, как из-под его карандаша один
за другим, во множестве появлялись ушастые зайчики. Гесс
рисовал их с удивительной ловкостью и быстротой. В любую
минуту мог вернуться Гитлер и продолжить совещание о чеш¬
ских вооружениях. Гаусс аккуратно разложил перед собою
бумаги в том порядке, как намеревался докладывать, в надеж¬
де, что ему iBce-таки дадут возможность высказаться. Но, так
586

же внезапно, как здесь происходило все, дверь, ведущая в
личные комнаты Гитлера, распахнулась и появившийся на по¬
роге Госсбах торжественно, провозгласил:
—	Совещание окончено!
16
Франц Лемке, называвшийся теперь шофером Курцем,
тщательно прикрыл штору перед .радиатором генеральского
«мерседеса», но пронзительный ветер выдувал из-под ка¬
пота остатки тепла. Франц терпеливо ждал. Ему не прихо¬
дило в голову справиться, почему его заставляют так дол¬
го стоять, хотя, задай он такой вопрос швейцару, тот не вы¬
разил бы удивления. Его превосходительство генерал фон
Шверер был синонимом точности. В штабе не помнили слу¬
чая, когда он заставил бы ждать себя хотя бы пять минут,
а не то, чтобы час.
Наконец сухая, маленькая фигура Шверера мелькнула
мимо швейцара. Не ответив, как обычно, на поклон, не при¬
няв салюта часовых у подъезда, генерал нырнул в распах¬
нутую дверцу лимузина.
Лемке тронул машину. Он не повернул головы, не сделал
ни одного лишнего движения. Оставалось двести метров до
того места, где Лейпцигерштрассе упирается в площадь. Ав¬
томобиль набирал скорость. Франц все не. поворачивал голо¬
вы. Генерал молчал. Лимузин миновал Лейпцигерплатц. Оста¬
вались секунды, чтобы решить, в какую из четырех улиц,
идущих от Потсдамерплатц, свернуть. Генерал молчал.
Франц не ‘поворачивал головы. Сбросить газ и замедлить ско¬
рость значило задать безмолвный вопрос генералу. Он не хо¬
тел его задавать. Изредка трубя фанфарой, автомобиль про¬
мчался мимо настороженных шуцманов и вонзился в Бель-
вюштрассе. Слева от генерала мелькнул желтый купол маяка
в асфальте, и автомобиль углубился в тень Тиргартена. Франц
включил большой свет. Стволы деревьев мелькали по сторо¬
нам, Почти не замедляя хода, не обращая внимания на крас¬
ные огни светофоров, Франц вырвался на Шарлоттенбургское
шоссе и, не ожидая приказания, резко повернул влево. Авто¬
мобиль заскрипел баллонами на повороте и помчался по пря¬
мой, как стрела, просеке. На повороте генерала прижало в
угол лимузина. Он не издал ни звука. Он радовался тому, что
по недоразумению или в силу необъяснимой догадливости, но
Курц делал именно то, что хотелось ему самому, — мчался в
пространство без определенной цели, с единственным наме¬
рением набрать побольше скорости.
Шверер ояустил стекло, с удовольствием ловя врывающу-
587

к>ся струю воздуха. Ветер ударил Лемке в затылок. Франц
понял это по-своему.- генерал хочет воздуха. Сколько угодно!
Франц сильнее нажал акселератор. Шуршание баллонов пе¬
решло в пронзительный свист.
Мимо неслись уже последние, дома Бисмаркштрассе. «Сей¬
час мы будем на Кайзердамме», — подумал генерал. Но, во¬
рвавшись на площадь Софии-Шарлотты, Лемке сделал двой¬
ной зигзаг, чтобы избежать столкновения с ошеломленным
шофером такси, и резко повернул влево. Они были в узкой
Витцлебенштрассе. Вправо осталась площадь. Несколько кру¬
тых поворотов, от которых у генерала закружилась голова, и
перед ним стрела автомобильной дороги вдоль Кронпринцесс-
инвег. Генерал схватился за фуражку, точно ее могло уне¬
сти ветром. От Ванзее веяло холодом и сыростью. По сторо¬
нам стояли деревья Грюневальда, декоративно яркие в свете
фар, сливающиеся в две сплошные полосы в бешеном беге
машины.
Упрямо не закрывая окна, генерал поднял воротник ши¬
нели.
Оставалось несколько сот метров до конечной петли.
—	Благодарю, Курц... можно домой.
Лемке сбросил газ. Задние баллоны угрожающе заскри¬
пели на кривой. Генерала опять прижало в угол кабины.
Нос автомобиля повернулся к Берлину. Светлое зарево вста¬
ло над лесом...
Выходя из автомобиля, Шверер сказал:
—	Прекрасная поездка, Курц.
—	Рад стараться, экселенц... Если позволите, я бы вос¬
пользовался машиной, чтобы съездить на часок по своим де¬
лам.
Лемке медленно ехал по улице, ища сигнальный
глазок телефона общего пользования. Разговор был краток.
Лемке вышел из будки удовлетворенный. Оглядел улицу. Не
было видно даже шупо. В этих кварталах жизнь затихла на
несколько часов. Не многие из обитателей фешенебельных
квартир сидели сейчас дома: около полуночи они разъезжа¬
лись по клубам и локалям. Только под утро они начнут воз¬
вращаться. В эти ночные часы улицы Вестена были пустын¬
ны. В арках ворот шупо флиртовали с горничными. Изредка
слышались неторопливые шаги ночного сторожа в сапогах,
подбйтых каучуком. Его шаги, не должны были беспокоить
хозяев особняков, когда те спят. Быстрым движением про¬
ходил луч карманного фонаря по замкам чугунных калиток.
Едва слышно звякали ключи в руке, проверяющей запоры.
Лемке миновал линию кольцевой дороги и пересек Вед-
динг. Тут тоже было тихо. Но совсем по-другому, чем в Весте-
588

не. Шупо здесь уже не шептались в воротах с горничными.
Они были настороже—держались парочками на перекрестках,,
так, чтобы видны были насквозь сразу две улицы. Веддинг
оставался красным даже в коричневом Берлине. Он жил слов¬
но на осадном положении.
Лемке пересек почти весь город и свернул по узкой Ун-
гернщтрассе.
Улица дугой огибала темневшие слева деревья Шиллер-
парка. Здесь не было уже ни прохожих, ни шупо. Темно и
пустынно. На одном из перекрестков аллей в свете фары
появилась фигура одинокого пешехода. Точно* не замечая
автомобиля, он остановился на мостовой и стал закуривать.
Лемке затормозил. Погасил фары. В темноте был слышен
стук захлопнувшейся автомобильной дверцы. Автомобиль
покатился дальше.
Лемке сунул руку в карман кожаного пальто и достал»
радиолампу. Он протянул ее человеку, сидевшему на заднем
сиденье.
—	Сдала генераторная,—сказал Лемке. — Надо заме¬
нить.
Тот, другой, перегнулся с заднего сиденья за лампой. В сла¬
бом свете, падающем от приборов, можно было различить рез¬
кие ч^ерты лица Зинна.
Он откинул спинку сиденья, отодвинул переборку, отделяю¬
щую пассажирское помещение от багажника.
Все делалось быстро и ловко.
—	Аккумуляторов хватит? — спросил он через плечо.
—	Зарядились на совесть! — В голосе Лемке послышался
смешок. — Я катал его превосходительство.
Автомобиль остановился. Зинн включил передатчик. Лем¬
ке вышел и закинул провод антенны на ближайшее дерево.
Потом вернулся к автомобилю и поднял капот, делая вид,
будто копается в моторе. Из-за плотно прикрытых дверец был
едва слышен голос Зинна*.
—	Слушайте, слушайте, говорит передатчик «Свободная
Германия»...
«Починка мотора» продолжалась уже довольно долго, ко¬
гда в темноте послышались шаги.
Лемке прислушался. Шаги приближались. Едва успев обо¬
рвать и отбросить антенну, Лемке приотворил дверцу и просу¬
нув руку, включил дальний свет. Ослепительный луч прожек¬
торов залил улицу. В яркой полосе показались двое полицей¬
ских. Они замахали руками, ослепленные ярким светом фар.
—	Свет!.. Выключить свет!—крикнул один из них и по¬
бежал к машине.
—	Что за машина? — спросил он. В его руке сверкнул
589

тоненький луч фонаря, скользнул по Лемке, по машине, по
фигуре Зинна и остановился на флажке, бессильно повисшем
на тоненькой никелированной штанге. Второй шупо грубо
дернул маленькое полотнище. Оно затрещало.
—	Осторожно, вахмистр, — спокойно сказал Лемке. —
Вам -придется сообщить мне свою фамилию, чтобы я мог со¬
слаться на вас, требуя новый флажок.
Вместо ответа полицейский протянул руку:
—	Ваши документы!
Но шупо, тот, что с фонарем, уже разглядел военный
флажок. Он примирительно спросил:
—	Что-нибудь с мотором, дружище?
—	Чья машина? — угрюмо повторил его товарищ.
—	Его превосходительства генерал-лейтенанта фон Шве¬
рера.
Шупо переглянулись и молча, притронувшись к козырь¬
кам, продолжали путь.
—	Сволочи, сорвали передачу на самой середине! —ска¬
зал Зинн.
Лемке долго молчал в раздумье. Потом сказал:
—	Что, если попробовать с моего двора? Шум мы заглу¬
шим: Рупп будет мыть машину из шланга.
—	Придется попробовать. Нужно во что бы то ни стало
предупредить о готовящихся погромах.
Лемке включил мотор, и они поехали.
Когда генерал Шверер вернулся домой, фрау Эмма, сдер¬
живая слезы, рассказала ему, что она давно уже заметила про¬
пажу одной из своих драгоценностей. Она никому не ска¬
зала об этом, думая, что потеряла ее сама. Но с тех пор
исчезли еще две вещи. А сегодня утром она обнаружила
кражу нескольких золотых монет, лежавших в шкатулке на
туалете.
Генерал кисло поморщился.
—	Золото давно изъято из обращения...
—	Поэтому я его* и хранила!
—	Надеюсь, ты никому не говорила об этом?
—	Кроме Эрни, никто не знает.
—	Напрасно ты впутываешь его в такое дело.
У фрау Шверер сделалось виноватое лицо.
—	Я не вижу ничего дурного в том, что Эрни пригласил
полицию.
—	Они уже были здесь? — нахмурился генерал.
—	По крайней мере, все выяснилось: виновата Анни.
—	Анни?!
590

Генерал побагровел. Он не допускал мысли, что его
любими-ца-горничная могла быть виновницей кражи. Дочь
его старого фельдфебеля? Почти его воспитанница?!
Нет!
—	Глупости! Ничего подобного она не могла сделать! —
сердито сказал он.
—	Эрни сказал, что это доказано.
—	Позови ее сюда!
Фрау Эмма окончательно смутилась.
—	Ее нет дома... Ее увезли в полицию, — едва слышно
проговорила она.
На лбу Шверера вздулась вена,
—■ Эрнста ко мне!
—	Он уехал... с нею...
Воротник душил генерала. Он резко повернулся и пошел
к себе.
—	Но, Конрад, — растерянно крикнула Эмма, — ведь
Эрни же знает, что он делает!
Генерал не обернулся.
17
Эгон подъезжал к Берлину.
Когда, поезд уже громыхал над домами, Эгон решил не
останавливаться у родителей. Он взял у кондуктора список го¬
стиниц и* раскрыв его наугад, попал на букву К. Бросилось
в глаза набранное жирным шрифтом: «Кайзерхоф». К чорту!
Он не желает швырять деньги ради сомнительного удоволь¬
ствия провести два дня в обществе всеимперского «хайляйфа».
Если это прежде было стеснительно, то теперь, вероятно-, про¬
сто невыносимо. Дальше: «Город Киль», Миттельштрассе, 22.
Два шага от вокзала, самый центр. Пусть будет «Город Киль»!
То малозначащее обстоятельство, что Эгон остановился
в гостинице, сделало вдруг его отношения с домом более
простыми и легкими. Даже не без радостного чувства он
набрал на диске номер отцовского телефона. Генерала не
было дома. Эгон сказал матери, что заедет вечером.
Потом позвонил Бельцу и выразил желание повидаться.
Бельц назначил свидание в погребке Роммеле на Шарлоттен-
штрассе.
Эгон понял, почему Бельц избрал именно это место:
студентами они провели там немало хороших часов! Много
воды утекло с тех пор. Интересно знать, какими путями по¬
шла жизнь остальных товарищей по университету? Кто из
них нашел' свое место в нынешней жизни?..
591

Эгон пришел в подвал Роммеле первым. Самого дядюшки
Роммеле уже не оказалось в живых. Его дочь с трудом под¬
держивала заведение: с тех пор как ввели принудительную
сдачу крестьянами продуктов государству, фройлейн Ромме¬
ле не может предложить посетителям даже простой отбивной
котлеты, не говоря уже о ливер*ных сосисках, создавших ко¬
гда-то заведению славу среди студентов.
—	Увы, господин доктор, картофель — единственный на¬
туральный продукт, который я могу предложить!
—	Запах масла, запах говядины, морковного гарнира, пе¬
ченых яблок! Всё запахи, одни запахи! — насмешливо прого¬
ворил Эгон. — Поройтесь-ка хорошенько. Кладовая, как жен¬
ское сердце: если покопаться, всегда о-кажется местечко для
более осязаемого, чем запахи. Да не забудьте приготовить
ваш картофельный салат.
—	Да, конечно, господин доктор: картофельный салат!
—	Он сопутствовал нашей юности. Но мы сдабривали его
надеждами на жизнь. А нынешняя молодежь имеет перед
собою только прямую дорогу к смерти.
—	Хайль Гитлер! — громко раздалось у дверей. — Кому
это предстоит шествовать в пропасть небытия, чорт побери?!
Фройлейн Роммеле замерла в испуге. Эгон, узнав Бельца,
расхохотался.
Друзья радостно поздоровались.
Когда сели за столик, Бельц наклонился к Эгону:
—	Ты напрасно пускаешься в откровенности.
—	Кому это здесь интересно?
—	Теперь, дитя мое, в Берлине не существует мест, где бы
что-нибудь кого-нибудь не интересовало. Хотя бы эту старую
козу... Фройлейн! Парочку светлого и картофельный салат.
—	А мы пытались изобрести что-нибудь изысканное, по¬
лагая, что салат тебе будет не по нутру.
—	Когда хочешь снова стать на часок молодым... Впрочем,
я свезу тебя в одно местечко, где нам подадут такое!..—Бельц
причмокнул. — Останешься доволен. Кстати, почему ты без
орденских ленточек?
—	Я, друг мой, человек глубоко штатский.
—	Тот, кого учили убивать, никогда не разучится делать
это...
—	К счастью, это неверно. Что за таинственный кабак, ку¬
да надо ходить в орденах?
—	Не кабак, а казино! Точнее говоря, ложа военного ор¬
дена.
Приняв от фройлейн Роммеле салат, Бельц подождал, по¬
ка она удалилась.
592

—	Часть, где я служу, ничего общего не имеет с армией
в обычном смысле. Я не просто командир эскадры, я что-то
вроде магистра ордена. Ты еще ничего не слышал о «птен¬
цах Манфреда»? Ты, видимо, действительно далек от армии.
—	К счастью, да.
—	Не советую говорить так. Даже мне.
—	Есть люди, которым, вероятно, хочется верить, даже
зная, что верить нельзя никому.
—	У меня такой веры в людей нет.
Бельц задумался, сдувая в сторо-ну пивную пену. Он не
спеша отпил и облизал губы.
—	Какая разница с тем, что думали мы все тогда! — вос¬
кликнул Эгон, грустно покачав головой. — Помнишь, как мы
торопились жить, когда со дня на день ждали: завтра позо¬
вут и нас!..
—	Чего ты хочешь? Чтобы в таком положении, когда че¬
ловек знает, что девяносто девять из ста за то, что его разме¬
лют на котлеты, он занимался самоусовершенствованием,
изучал Канта, что ли?
—	Кроме Канта, существует...
—	Э, брось! В такие дни существует одно — жадность.
Успеть отведать всего, прежде чем ты стал покойником.
—	В общем все это было довольно противно, — неожидан¬
но проговорил Эгон. — Я стараюсь не думать над такими ве¬
щами.
—	А мне за последнее время пришлось кое над чем заду¬
маться. Меня назначили командиром одной специальной
эскадры.
—	Этих самых «птенцов Манфреда»?
—	Вот именно*! — Бельц постучал ножом по тарелке. —•
Давай-ка расплатимся. Повторять салат даже ради студенче¬
ских воспоминаний нет никакого смысла.
Эгон расплатился. От него не ускользнула жадность, с ко¬
торою фройлейн Роммеле взяла деньги. Если вспомнить, как
в этом же самом подвальчике отец нынешней хозяйки откры¬
вал кредит студентам!..
Приятели с чувством облегчения вышли на свежий воздух.
—	Где ты остановился? — спросил Бельц.
—	На Миттель. Два шага отсюда.
—	Сделай одолжение, зайдем! Ты вденешь в петлицу
ленточки. «Железный крест» у моих рыцарей все-таки ко¬
тируется.
—	Можно подумать, Ульрих, что ты огорчен отсутствием
возможности угробить еще десяток человек в промежуток
между двумя войнами.
38 Поджигатели
593

—	Мне, ты знаешь, жаловаться не приходится. Тот, кто
работал в «цирке» Рихтгофена, имел достаточно полный
мешок.
—	НаЩел чем хвастать.
—	Даже поваренок мнит себя героем, потому что умеет
кое-как прирезать петуха. Почему же не гордиться человеку,
который может с ручательством сунуть .в мешок всякого,
встреченного на воздушной дороге, а?! — самодовольно вос¬
кликнул Бельц.
По дороге домой Эгон узнал кое-что любопытное о так
называемых «москитах», о которых ему вскользь сказал ко¬
гда-то генерал Бурхард. Основным отличием «москитов» от
обычных истребителей было то, что они, помимо пушечного
вооружения, имели торпеду, укрепленную под фюзеляжем.
Для безошибочного поражения противника в бою «москит»
должен был сблизиться с ним на дистанцию торпедного вы¬
стрела, производимого, в сущности, в упор. Девять шансов из
десяти было при этом за то, что и сам «москит» должен по¬
гибнуть в такой атаке.
«Москиты» считались Герингом ударной «безошибочной»
силой. Имелось в виду со временем заменить в них живых
летчиков управляемыми по радио пилотами-роботами.
Своеобразие «москитных» частей заставило формировать
их из добровольцев. Нагромождение ритуально-мистических
фокусов сделало то, чего не могли бы достичь шовинистиче¬
ские лозунги. Патроном ордена числился барон Манфред фон
Рихтгофен, а великим магистром — «воздушный маршал»
Третьей империи Геринг.
Командование первою «москитной» эскадрой было вверено
полковник-лейтенанту Ульриху фон Бельцу.
Своему другу Бельц по секрету признался, что не оболь¬
щается храбростью своих «птенцов».
Пока Эгон переодевался у себя в номере, Бельц спро¬
сил, что он предпочитает: доехать до цели на автомобиле или
лететь.
—	Я давно перестал быть энтузиастом воздушных путе¬
шествий, но если это далеко...
—	Шестьдесят километров.
—	Давай слетаем. По крайней мере, не 'задавая вопро¬
сов, я буду знать, куда меня везут.
—	Пари на пару «Купферберга» — ты не определишь да¬
же направления полета.
—	Если бы ты не был старым приятелем, я счел бы это
оскорблением!
594

Пронизав город по стреле Фридрихштрассе, таксомотор
обогнул колонну на Бель-Альянсплатц и стал кружить в за¬
коулках, застроенных новыми неуютными домами. Скоро он
остановился у ворот Темпельгофа. Бельца здесь знали.
Друзья миновали гражданский аэропорт, не предъявляя про¬
пуска. Только у последнего ангара, на вид ничем не отличаю¬
щегося от остальных, но отгороженного от них забором из
медной сетки, их остановили. Эгон с первого взгляда оценил
назначение сетки: электрическая изгородь. Это было ему
знакомо по аэродромам военных заводов. Повидимому, здесь
начинались владения Геринга. Из ангара выкатили самолет.
Хотя и помеченный знаками гражданской авиации, он был
достаточно хорошо известен Эгону как скоростная военная
машина одной из последних моделей. Через минуту Эгон и
Бельц были в кабине.
Самолет стремительно побежал по бетону дорожки и, со¬
вершив короткий разбег, оторвался от земли.
Увлеченный наблюдением за машиной, Эгон не заметил,
как Бельц отдал пилоту какое-то приказание. Эгон только
с удивлением увидел: вместо того чтобы лечь на определен¬
ный курс, пилот начал рыскать из стороны в сторону. Стрелка
альтиметра перед глазами Эгона полезла вверх. Показания
счетчиков оборотов обоих моторов подходили к красной чер¬
точке максимального режима. К басистому реву двигателей
примешалась новая певучая нотка. Эгон узнал звук нагнета¬
теля. Он испытывал такое ощущение, точно его поддели лям¬
кой гигантских шагов и стремительно тащат вверх. В ушах
звенело'. Перед глазами вместо ничем не ограниченного про¬
стора неба проходила пятнистая муть земли. Петля... Вто¬
рая... Третья!.. Эгон догадался: Бельц решил выиграть шам¬
панское. Эгона хотели «укатать» до такого состояния, чтобы
он перестал что-либо соображать. Самолет сделал полубочку.
Еще. Немыслимо было уловить что-либо в мешанине парков,
дорог, озер. Вот машина выравнялась. Она начала вибриро¬
вать от бешеного напряжения моторов и перешла в свечу,
отвесно полезла в небо. И вдруг облака, голубые просветы,
все начало вращаться, словно уносимое гигантской каруселью.
Пилот начал новую фигуру...
Это было не честно со стороны Бельца! Эгон решил тоже
схитрить. Он сделал вид, что ему плохо, и откинул голову на
спинку кресла. Но при этом, не поворачиваясь, = следил за
местностью. Сомнения не было: они летели над уродливыми
башнями Адлерсгофа. Под самолетом прошла цепь озер. Он
летел вдоль Одерского канала и вышел на автостраду Бер¬
лин — Познань.
38*
595

Через десять минут пилот пошел на посадку.
—	Шампанского ты не получишь! — сказал Эгон Бель¬
цу. — Дай карту, и я покажу тебе, где мы!
Бельц провел Эгона через несколько кабинетов казино
«москитной» эскадры, библиотеку, читальный и спортивный за¬
лы. Нигде не было ни души. Мертвящая тишина. Очевидно,
эти помещения не пользовались большой популярностью
у «москитов». Они предпочитали ресторан.
После обеда перешли в гостиную, где по стенам, вдоль
карнизов, светились аргоном слова надписей. Они шли не¬
прерывной чередой. Лозунги повторялись, настойчиво лезли
в глаза, как прописи учебника.
Над всем господствовали портреты Гитлера и Рихтго¬
фена.
Бельц познакомил Эгона с офицерами. Ленточки на пид¬
жаке Эгона произвели впечатление. Около него собрался
кружок. Разговор перешел на войну, авиацию, воздушный
бой. Эгон с интересом вглядывался в летчиков.
Вот юный лейтенант. На его губе пробился первый пу¬
шок. Прилизанный проборчик, упитанная физиономия, —
типичный маменькин сынок; повидимому, из богатой семьи,
судя по говору — баварец. Можно сказать с уверенностью, что
он не отдает себе отчета ни в том, на каком пути стоит, ни
куда этот путь его приведет. А папаша-фабрикант, наверное,
обещал своей супруге, что в случае войны сумеет вытащить
сынка из мясорубки.
А вот тот ганноверец, в погонах ротмистра? На груди у
него орденский знак «Германского орла». Вероятно, побывал в
Испании.
Слушая одним ухом беседующих, ротмистр следил за
шахматной доской. Его противник, худой капитан-лейтенант с
испитым до прозрачности лицом, терял фигуры одну за дру¬
гой. Время от времени ротмистр ловко пускал несколько ко¬
лец сигарного дыма. Капитан-лейтенант недовольно морщил¬
ся, отгоняя дым рукой.
Увлеченный наблюдениями, Эгон плохо следил за разго¬
вором. Он бессознательно улавливал, что беседа переходит в
спор. Голоса повышались. Юный лейтенант с азартом дока¬
зывал, что «москитная» часть могла быть создана лишь в Гер¬
манской империи.
—	Перестань горячиться, мой мальчик, — сказал юноше
бледный капитан-лейтенант. — Стоит ли ломать копья из-за
того, что случится через сто лет и, бог даст, без нашего уча¬
стия..*
596

—	Как можно это говорить! Мы существуем для битвы!
Ты хочешь лишить меня лучшей надежды! — воскликнул лей¬
тенант.
—	Э, мой друг, карась, лежащий на сковороде, понимает,
что значит быть зажаренным, — сказал ротмистр. — Смерть—
это серьезно.
—	Так говорят живые! Я ни разу не слышал подтвержде¬
ния этой версии от мертвеца, — возразил капитан-лейте¬
нант.
Ротмистр рассмеялся:
—	Когда дойдет до дела, Грау, вот тогда я хотел бы вас
послушать.
—	Здесь, в нашем ордене, правильный взгляд на вещи:
сначала ты живешь, живешь всем существом, тебе ни¬
чего не страшно; потом ты перестаешь жить, ты мертв, и
тогда тебе тоже на все наплевать. Правильный взгляд на
вещи.
—	Браво, Вилли! — воскликнул лейтенант. — Ты прекрас¬
но доказал это!
Все время, пока говорил капитан Грау, ротмистр, при¬
щурившись, смотрел на лейтенанта. Эгон обратил внимание
на то, как тяжел взгляд серых глаз ротмистра, полуприкры¬
тых темными, почти синими веками. Эгону показалось, что
ротмистр не видит стоящего перед ним юноши, а может
быть, и никого из офицеров. При возгласе лейтенанта рот¬
мистр очнулся и нервно передернул плечами.
Ротмистр спросил лейтенанта:
—	Вы были в чистилище? — Лейтенант покраснел и оби¬
женно отвернулся. Ротмистр настойчиво повторил:—Я спра¬
шиваю: вы прошли чистилище?
—	Вы считаете меня трусом?
—	Может быть.
—	Это оскорбление?
—	Возможно...
—	Я готов сейчас же спуститься туда вместе с вами.
Эгон подошел к Бельцу.
—	О каком чистилище идет речь?
—	Советую посмотреть. Это забавно, — ответил тот.
Бельц проводил Эгона в подвальный этаж, где помещался
тир. В передней части, у приспособлений и приборов для
стрельбы, было разложено оружие — от карманных пистоле¬
тов до пулемета.
—	Счастье маменькиного сынка, что Кольбе пьян, — ска¬
зал Бельц. — В Испании ротмистр поневоле научился стре¬
лять. Плохо пришлось бы юнцу!
597

Лейтенант проверил электрический фонарик, врученный
ему смотрителем тира.
—	Вам выбирать оружие, мой дорогой храбрец, — йа-
смешливо проговорил ротмистр. — Хотите пулемет?
—	Я бы на вашем месте, Кольбе, ограничился револьве¬
рами, — сказал Бельц.
Лейтенант пошел к мишеням. Ротмистр осмотрел парабел¬
лум.
Когда юнец дошел до мишеней, тир погрузился в темноту.
Бельц прошептал Эгону на ухо:
—	В распоряжении ротмистра три минуты и три выстре¬
ла. В течение этого времени лейтенант обязан трижды дать
свет своего фонарика.
—	Я тебя не понимаю..v
—	Задача ротмистра — подстрелить того; потом они пе¬
ременятся местами.
—	И ты не прекратишь это безобразие?!
—	Мужественные забавы поощряются уставом ордена!
Лейтенант -включил фонарик на едва уловимое мгновение.
Ротмистр рассмеялся и не выстрелил.
Эгон никогда не думал, что время может тянуться так то¬
мительно долго. Три минуты, наверное, уже подходят к концу,
они и без того тянутся безмерно долго.
—	Почему не зажигают свет?
Но вместо света темноту прорезал удар гонга и прозву¬
чал хриплый голос Грау;
—	Минута!
«Только минута? Этого не может быть?» — подумал Эгон.
В следующий миг он вздрогнул й вцепился в барьер: у
мишени мелькнула короткая вспышка. Грянул выстрел рот¬
мистра. Послышался стон. Свет фонарика вспыхнул и больше
не угасал. Ротмистр выпускал по нему пулю за пулей. Две,
три.- четыре... Ротмистр сошел с ума! Он же стреляет по
лежащему на земле человеку!.. Повидимому, лейтенант, па¬
дая, включил фонарь. Он ранен, может быть, убит!
Капитан Грау завопил:
—	Свет! Дайте же свет!
Грохнул последний выстрел ротмистра, разбивший фона¬
рик.
В тире вспыхнуло электричество. Ротмистр стоял, присло¬
нившись к барьеру. Глядя в сторону мишеней потускневши¬
ми, теперь уже откровенно пьяными глазами, он бессмысленно
улыбался. А в дальнем конце тира стоял лейтенант, уткнув
лицо в угол, и, охватив голову руками, истерически рыдал.
Отброшенный им фонарик лежал в другом углу*
593

18
—	Госпожа генеральша фоя Шверер просила уведомить
ее, как только вы придете, — сказал портье Эгону, когда тот
вернулся в гостиницу.
Эгон вызвал мать по телефону. Он слышал, как она
всхлипывала у аппарата, умоляя его приехать.
Мать встретила Эгона слезами. Из ее сбивчивых слов он
не сразу понял, что речь идет о проступке горничной Анни.
Фрау Эмма недолюбливала красивую, умную девушку. Ее
присутствие в доме она считала угрозой нравственности Эрни.
Эгон с неприязненным чувством смотрел на растерянные гла¬
за матери, на ее лицо, густо покрытое слоем пудры, в кото¬
ром слезы промыли темные дорожки.
—	Подождите, мама, — прервал он ее. — В чем дело?
В чем вы обвиняете Анни?
—	В спальню нйкто, кроме своих, не входил... а пропали
мои драгоценности.
Эгона словно ударили. Он даже прикрыл глаза.
—	Вещи были в шкатулке?! Она стояла на туалете?
—	Да, да... Откуда ты знаешь?
—	Когда пропала первая вещь?
—	Я очень хорошо помню: вогг в тог день, когда ты вер¬
нулся из Австрии.
—	Кто вам сказал, что воровка — Анни?
—	Эрни.
—	Он сам сказал это?
Голос Эгона стал хриплым.
Фрау Эмма, принимая его гнев и волнение за возмуще¬
ние преступницей, поспешно добавила:
—	Он привез знакомого следователя гестапо, и тот под¬
твердил, что Анни воровка.
—	По-вашему, гестапо занимается такими делами, как
кража брошек?
—	Но ведь это случилось у нас в доме, Эгги!
—	Я хочу поговорить с Анни.
■— Ее увезли...
—	Вы позволили увезти ее в гестапо?! — в ужасе восклик¬
нул Эгон.'
—	Так распорядился Эрни.
—	Ваш Эрни — негодяй!
Фрау Эмма в ужасе отшатнулась:
—	Как ты можешь!
—	Где отец? Я хочу с ним поговорить...
Генерал обнял сына. Этого не случалось уже много лет.
599

Эгону бросилась в глаза усталость, сквозившая в каждой
черте лица старика. Эгон не решился сразу сказать о своих
подозрениях. Генерал тоже не заговаривал о краже. Он
прежде всего сказал, что слышал от Бурхарда хороший отзыв
о новой машине Эгона и искренно порадовался успеху сына.
Он подвел Эгона к карте и стал объяснять, какую большую
роль в развитии будущей кампании могут сыграть операции
в скандинавских фиордах и в финских шхерах. Вопросом
жизни для Германии будет свобода мореплавания — снабже¬
ние шведской рудой, финляндским лесом, продовольствием из
балтийских стран. В свою очередь, Германии будет очень
важно держать под контролем все иностранное мореплавание
в Балтике и в северных водах. Особенно мореплавание враж¬
дебной стороны — русских...
—	То, что ты сам не будешь летать на боевой машине,
с лихвой окупится военной ценностью твоих конструкций. Ты
будешь больше любого из летчиков содействовать нашей побе¬
де, Эгги! А Германия не забывает тех, кто способствует ее
величию.
—	Как я был бы рад, отец, — задумчиво сказал Эгон, —
если бы речь действительно шла о величии и счастье герман¬
ского народа, а не об интересах кучки авантюристов!
Генерал испуганно оглянулся:
—	Тсс... Ты с ума сошел! Кто вбил тебе в голову эти глу¬
пости?
—	Неужели ты думаешь, что подобные вещи можно
«вбить в голову»? — Эгон усмехнулся. — Ты хочешь, чтобы
я ослеп и оглох, а я не могу жить чужим умом, не умею!
Я привык размышлять.
—	Ия вижу, в своем деле размышляешь неплохо! Хочешь
ты или нет, но там, где доходит до настоящего дела, ты на
нашей стороне. Твои машины — наше оружие!
Генерал умолк и мелкими шажками пробежался по каби¬
нету. Он обдумывал, как половчее подойти к тому, чтобы
убедить сына перейти на работу к Винеру, которому предстоя¬
ли большие дела в Чехословакии. Командованию было очень
важно содействовать успеху опытов фирмы Винера. Нужно
было дать этому предприимчивому субъекту надежного и та¬
лантливого конструктора. Вдвоем они могли бы обеспечить
Германии новое оружие, которого не имела еще ни одна
армия мира, — нечто среднее между управляемым на рас¬
стоянии ракетным самолетом и летающей торпедой. Всю теле¬
механическую часть обеспечивал Винер, аэродинамика долж¬
на была лечь на плечи Эгона.
Генерал долго и, как ему казалось, убедительно говорил
600

на эту тему. Он рисовал сыну блестящие перспективы, боль¬
шие доходы, полную независимость. Единственное, о чем он
не решился сказать,—что сам был материально заинтересо¬
ван в успехе винеровского предприятия. Ведь оно стояло на
очень прочных ногах с тех пор, как Винер сумел связаться
через Опеля с американцами. И кто, как не сам Шверер, став¬
ший тайным компаньоном Винера, обеспечивал его военными
заказами.
Эгон нахмурился:
—	Ты ставишь передо мною более трудный вопрос, чем
думаешь.
Генерал притянул к себе сына за лацканы пиджака,
—	Слушай, мальчик, я тоже кое-что вижу! Мало ли что
мне не нравится, но интересы империи я ставлю выше этих
мелочей. Дай срок, и мы будем сидеть верхом на Европе!
—	Боюсь, сидеть будет довольно неспокойно.».
—	Тот, кто так думает, плохой немец!
—	А Эрнст, по-твоему, хороший немец?
Генерал развел руками:
—	Конечно, они могли бы быть повоспитанней, но что де¬
лать... Таково время, сынок. Трудное время!
Эгон решился:
—	Хочешь узнать... кое-что об Эрнсте?
—	Кажется, я знаю уже достаточно... — проговорил ге¬
нерал, но все же вопросительно уставился на сына.
Эгон коротко рассказал отцу о том, что видел в зеркале
в спальне матери. Генерал сидел, как каменный. Сухие стар¬
ческие пальцы впились в потертую кожу подлокотников. Гла¬
за были устремлены на лицо Эгона.
Эгон кончил. Генерал продолжал молчать. Его взгляд был
все так же неподвижен. Эгон испугался:
—	Папа!..
Генерал решительно поднялся и пошел прочь из комнаты.
Он миновал коридор и толкнул дверь в комнату Эрнста.
На шум прибежала испуганная фрау Шверер.
Генерал молча рылся в вещах Эрнста, обшарил письмен¬
ный стол, рылся в карманах висевшей в шкафу одежды.
Эго'н и фрау Эмма стояли молча. Они не решались ни по¬
могать генералу, ни мешать ему. Теперь Эгону хотелось, что¬
бы обыск кончился ничем: было жаль старика.
Истерический вскрик матери вывел его из задумчивости.
Он поднял голову и увидел генерала, подносящего к самому
носу жены блестящий золотой.
—	Твой Эрнст не только воришка... Самое страшное, что
он дурак!..
601

Будильник задребезжал над ухом Эрнста, как всегда,
в восемь. Эрнст хотел было повернуться на другой бок, но
вспомнил, что До отъезда отца на службу следует показать
ему составленный Золотозубым протокол, якобы изобличаю¬
щий Анни в краже драгоценностей. Он позвал мать и отдал
ей документ. Фрау Эмма долго стояла перед дверью генераль¬
ского кабинета, не решаясь постучать. Узнав о протоколе,
Шверер приоткрыл дверь и выхватил лист из рук жены. Про¬
читав протокол, он распахнул дверь. Фрау Эмма в страхе по¬
пятилась.
—	Эрнста! — прохрипел генерал.
Эрнст пошел к отцу в пижаме, с бледным, помятым лицом,
тщетно пытаясь вызвать в нем выражение независимости.
Его губы кривились в смущенную усмешку, глаза беспокойно
бегали, уклоняясь от встречи со взглядом генерала.
В отчаянии охватив голову руками, генерал пробежался
по кабинету.
—	Идиот, совершенный идиот! — крикнул он. — Не по¬
нимает того, что в руках этих скотов Анни выболтает все, ре¬
шительно все!
—	Она ничего не знает.
—	Идиот, боже мой, какой идиот! — повторил генерал. —
Иметь с ними дело каждый день и не понимать того, что они
выколотят из Анни правду, доберутся до истинного вора!
—	Если они этого захотят, — пробурчал Эрнст, но Шве¬
рер, не слушая, ткнул протоколом в лицо Эрнста так, что то¬
му пришлось отдернуть голову.
—	Можешь использовать это в клозете! — крикнул гене¬
рал.
—	Я тебя не понимаю...
Генерал побагровел.
—	Врешь!
—	Если ты будешь так разговаривать, я уйду.
—	Попробуй! — заорал Шверер. По лицу отца Эрнст ви¬
дел, что тот способен на все.
—	Папа...
—	Анни должна быть здесь сегодня же!
—	Это немыслимо!
—	А мыслимо, что все мои враги начнут болтать, что сын
Конрада фон Шверера вор? Это мыслимо?!
—	Кто смел сказать такую ложь? — Возмущение Эрнста
выглядело почти естественно. Он сделал! отчаянную попытку
перейти вг наступление: — Анни созналась! Для правосудия
этого достаточно.
—	Правосудие! А где гарантия, что ваше «правосудие» не
602

будет держать этот камень за пазухой против меня?.. Позор
на вею армию!
Генерал потер лоб и сказал:
—	Если дело сегодня же не будет ликвидировано и Анни
не будет здесь, я... — Он замялся, не зная, что сказать. Не¬
ожиданно для самого себя крикнул: — Тогда ты освободишь
от своего присутствия мой дом!
Это не входило в планы Эрнста.
—	Мое дыхание отравляет здесь воздух? — с кривой
усмешкой пробормотал Эрнст. — Не то, что тихая жизнь лю¬
бимчика Отто... А ты уверен, что он не приставлен к тебе
для того же, для чего был приставлен к Гауссу?..
Прежде чем Эрнст успел оценить эффект своих слов, ге¬
нерал схватил его за грудь, Тяжелая пощечина звоном от¬
далась в ухе Эрнста. Шверер толкнул сына так, что тог, уда¬
рившись о стол, полетел на пол.
Эрнст тотчас сообразил, что переборщил. Неосторожное
сообщение об Отто может стоить ему головы! Гестапо не про¬
стит болтливости. Он может быть кем угодно — вором, убий¬
цей, шантажистом — только не болтуном! Прежде всего нуж¬
но удержать старика от разговора с Отто. Чем?.. Чем?..
Анни!
Ставка была велика — собственная голова. Эрнст решил
не жалеть красок. Не поднимаясь на ноги, пополз к отцу; по
щекам его текли слезы.
—	Если хоть одна душа узнает о том, что я сказал... ты
понимаешь... они меня не пощадят. Я сделаю все, что ты хо¬
чешь... Заставлю их вернуть Анни, хотя бы мне пришлось
взять вину на себя...
Генерал холодно перебил:
—	Дурак! Только этого нехватало!
—	Все, что хочешь, — слезливо бормотал Эрнст, — Толь¬
ко обещай: ты никому не скажешь про Отто...
Генерал молчал.
Но Эрнст видел, что отец сдался.
С видом побитой собаки Эрнст поднялся и, согнувшись,
поплелся прочь. Плечи его вздрагивали от рыданий. Но мысли
текли уже холодно и ровно: пока старику хватит о чем ду¬
мать и без него: Отто!.. А там будет видно...
19
Пруст сидел и смотрел на вращающийся диск пластинки.
Шверер стоял у стола, отбивая ногою такт. Шпора на его са¬
поге негромко позвякивала. Он тихонько напевал, вытянув
губы:
603

Германское оружие — священный мой кумир.
Германское оружие па-а-бед-дит весь мир...
—	Это и есть то, о чем мечтает «мир»? — послышался
у дверей насмешливый голос Эгона.
—	А, господин доктор, — дружески приветствовал его
Пруст. — Я еще не успел поздравить тебя с успехом послед¬
него произведения!
—	Бывают произведения, которые подчас хотелось бы
уничтожить собственными руками, — ответил Эгон.
—	Ты считаешь конструкцию неудачной? — На красном
лице Пруста отразилась тревога, усы беспокойно задвига¬
лись. — Будь откровенен. Мне это важно знать!
—	В этом смысле дитя вне подозрений.
—	Ты еще не знаешь? — с гордостью сказал Шверер Пру¬
сту. — Бурхард поручает Эгону разработку нового самолета.
Мой сын не подведет, в этом я уверен! Ему самому захочется
дать нам лучшее, на что он способен.
—	Если мне чего-нибудь и хочется, отец, — негромко про¬
изнес Эгон, — то прежде всего забыть слово «война».
—	Еще один любитель музыки! — проворчал Пруст.
Шверер поставил новую пластинку с шумным маршем. Он
не хотел продолжать и этот разговор. Он заговорил о «моски¬
тах». Эгон живыми красками нарисовал картину своего визи¬
та в дивизию Бельца.
—	Ты не веришь в их мужество? — удивился Шверер.
Ему уже приходилось слышать мнения о том, что «моски¬
ты» — блёф* Пожалуй, своевременно сказать Эгону, что пред¬
положение поручить ему с Винером создание управляемого
по радио «москита»-робота, который заменит «рыцарей»,
утверждено командо-ваниехм.
К удивлению генерала, Эгон принял сообщение без всяко¬
го восторга. Он даже позволил себе сказать, что хотел бы
уклониться от такого поручения.
—	Чего же ты, наконец, хочешь? — рассердился Пруст.
—	Остаться в стороне.
Пруст вспылил:
—	Желающие остаться зрителями будут наблюдать за со¬
бытиями из ложи с решеткой!
Эгон стоял, глубоко засунув руки в карманы. Черты его
лица были напряжены, серые глаза сощурились. Вот он, фа-
терланд, олицетворенный двумя парами генеральских погон.
Он не стал менее страшным оттого, что эти погоны на плечах
близких людей. Оба они любят Эгона. И оба наступают на
него, хотят лишить его покоя. А он хочет именно покоя, толь-
604

ко покоя! Пусть не толкают его на борьбу эти люди,
над головами которых не просвистела пуля...
Издалека, точно из другой комнаты, донесся до Эгона го*
л ос Пруста.
—	Перестань дурачиться, — ласково сказал он. — Ты го¬
воришь о покое? Мы дадим тебе его! Понимаешь: деньги, сво¬
боду, покой — все, что вправе иметь человек, исполнивший
свой долг. Но... только в обмен на знания, на талант кон¬
структора, не иначе! На другое мы не имеем права.
—	Бернгардт прав, — сказал Шверер.
Неужели нельзя купить покой иначе, как отдав еще
одну из своих идей?.. Откуда они узнали его сокровенные мы¬
сли? То, что он сам ощущает еще как неясную конструктив¬
ную идею, представляется им заманчивой реальностью:	са¬
молет-робот, не требующий пилота. Автомат, который не оши¬
бется, не струсит, не изменит, несущий смерть в любом на¬
правлении, любому противнику... Но кто мог выдать генера¬
лам мысли Эгона? Эльза?.. С нею он не говорил об этих сво¬
их планах. Бельц? Он ничего не знает... Кто же тогда? Ах, не
все ли равно! Не это сейчас важно. Нужно добиться хорошей
платы. Эту свою идею Эгой должен продать дорого: цена —
покой. Благополучие и покой. Уехать подальше. Ь какую-ни¬
будь благословенную страну, вроде Швейцарии. Нет! Швей¬
цария— это слишком близко, лучше в Норвегию, в страну
фиордов и угрюмых скал, куда не дотянется коричневая лапа
нового фатерланда.
—	О чем же ты думаешь, мальчик? — Шверер осторожно
тронул Эгона за плечо. — Нервы, я вижу, никуда не годят¬
ся. — Он ласковым движением усадил сына в кресло, и
рука его легла на голову Эгона. Эгон чувствовал, как дрожит
эта рука. Сухие старческие губы прикоснулись к его уху. —
Держись, сынок, — ласково прошептал генерал. — Все будет
хорошо.
Эгон близко увидел морщинистое лицо отца. Синие жилки
тонкой сеточкой покрывали крылья носа, разбегались по ску¬
лам около выцветших глаз. Он читал в этих глазах ласку, та¬
кую же, какая бывала в них много-много лет тому назад, ко¬
гда мать грозила наказанием расшалившемуся маленькому
Эгону, а отец брал его под свое покровительство и шептал на
ухо: «Ну, ну, держись, сынок, беги в кабинет». Эгон знал, что
там он может открыть боковой ящик стола и взять приготов¬
ленную для таких случаев шоколадку с картинкой. Потом в
кабинет войдет отец. Посадит перепачкавшегося шоколадом
мальчугана на колени и будет рассказывать про войну, про
пушки, про лошадей* про все самое интересное...
605

Эгон поднялся; теперь он должен добиться своей шоколад¬
ки в обмен на конструкцию «москита»-робота!
—	Когда, по-вашему, будет проработана телемеханическая
часть такой машины? — спросил он Пруста.
Тот перевел вопросительный взгляд на Шверера.
—	Об этом точно скажет Винер.
—	Противно, что мне придется работать с... этим типом!—
неприязненно сказал) Эгон.
—	Что ты имеешь против него?
Эгон пожал плечами:
—	Ничего определенного... Но когда я вижу этого милли¬
онера в дурно сшитом костюме, я всегда вспоминаю, что на
свете есть жулики.
Лицо генерала Шверера покрылось краской.
—	Тем не менее тебе придется с ним сработаться.
Несколько мгновений Эгон был в нерешительности, потом
тихо, словно обессилев, проговорил:
—	При условии, что вы отдадите мне Бельца.
—	На кой чорт он тебе? — удивился Пруст. — Он не ин¬
женер!
—	Зато отлично знает, что нужно истребителю! — ответил
Эгон и поспешно, не простившись, вышел.
В поезде между Берлином и Любеком Эгона нагнала фото¬
грамма Бельца. Он сообщал о полученном им приказе сдать
эскадру «москитов» и отправиться в распоряжение «господина
доктора инженера фон Шверера».
Почему Ульрих взял его в кавычки? Обиделся? Может
быть, следовало запросить его о согласии, прежде чем гово¬
рить с генералами? Впрочем, все это пустяки. Важно было
вырвать Бельца из сумасшедшего дома — «москитной» эскад¬
ры, а Эгону — получить опытного консультанта.
—	Старички торопятся, — сказал Эгон через два дня, здо¬
роваясь с приехавшим в Любек Бельцем.
Действительно, подполковник передал ему предписание
штаба отложить все работы и форсировать новое задание.
Эгон думал, что придется неволить себя, занимаясь проек¬
том «москита». Задание тяготило его. Он не мог заглушить
мысль о том, что эта работа ему навязана. Но с приездом
Бельца все изменилось. Сначала поддаваясь настояниям
Бельца, а потом словно увлекаемый, какою-то инерцией, Эгон
все настойчивее искал решеция конструктивных форм машины.
Будущий самолет представал его взорам как прекрасное ре¬
шение трудной инженерной задачи.

Бельц взял -на себя организационное руководство работой.
Твердый характер, опытность командира помогли ему под¬
чинить себе Штризе. Молодой инженер стал верным помощ¬
ником Бельца в деле ограждения Эгона от всяких помех.
Штризе готов был день и ночь сидеть за расчетами. Бельц
рылся в спрашчниках, писал запросы своим бывшим товари-
щам-летчикам, составлял карточки и таблицы.
Вскоре схема летающего снаряда, или истребителя-робота,
начала вырисовываться в уме Эгона. Он уже знал, что само¬
лет явится невиданным до сих пор сочетанием высоких скоро¬
стей — горизонтальной и вертикальной — и будет совмещать
в себе то, что не удавалось соединить еще ни одному конструк¬
тору: скорость полета с маневренностью, с необычайным диа¬
пазоном скоростей. Когда все будет выверено, он преподнесет
приятелям готовый сюрприз. А пока — молчок!
Эгон не принимал никого, кроме Бельца и Штризе. Но и
у них он быстро отбивал желание говорить о посторонних ве¬
щах и радовался, когда они уходили. Иногда он, потихоньку
ото всех, садился в автобус и доезжал до конца Штранда.
Дальше он шел пешком вдоль берега, минуя виллы и ку¬
пальни.
Там было пустынно. До конца сезона оставалось мало
времени. Серо-голубые волны Балтики были уже слишком
холодны и слишком крепко били в берег, чтобы привлечь ку¬
пальщиков.
Когда Эгону надоедал однообразный шум прибоя, он воз¬
вращался к курортному саду и погружался в тишину аллей.
На клумбах неслышно копошился садовник. Милый старик!
Он так старательно ползал в своих кожаных наколенниках,
точно кому-нибудь было дело да маргариток, которые выраста¬
ли благодаря его трудам! Это был уголок, каких, наверно,
уже немного осталось в Третьей империи.
Однажды, сидя в саду и наблюдая за неторопливой рабо¬
той старика, Эгон заметил на одной из скамей фигуру, пока¬
завшуюся ему знакомой. Человек делал вид, будто читал га-
зету, но Эгон уловил пристальный взгляд, направленный на
него из-за раскрытого листа. Не этот ли щупающий взгляд он
поймал на себе на-днях, неожиданно выйдя на кухню и застав
там экономку, шепчущуюся с каким-то человеком?
Эгон решительно поднялся и подошел к незнакомцу.
—	Напрасная трата времени — шляться за мной! — грубо
сказал Эгон. — Понятно?
И пошел прочь.
Широко шагая по берегу, он заметил, что далеко ушел от
Травемюнде, только тогда, когда промокли ботинки. Оглянул¬
607

ся и увидел: он был совершенно один на. берегу. Отошел от
воды и сел на сырой песок. Неожиданно, сразу, подошло са¬
мое главное. Он вынул записную книжку и набросал несколь¬
ко формул. Все складывалось именно так, как он предвидел...
Эгон поднялся, собираясь вернуться домой, но потом переду¬
мал. Хотелось быть одному, совершенно одному. Не видеть
Бельца и Штризе!
Эгон решил не возвращаться домой. Пусть побеспокоятся,
поищут!
Ему стало весело и жутко, как набедокурившему маль¬
чишке. Он пробежал вдоль берега, — просто так, потому что
хотелось бежать и никто не видел этою.
Он остановился, тяжело дыша:	не так это просто — со¬
рваться и побежать, забыв о том, что ты доктор механики,
что тебе за сорок. Колотилось сердце, стучало в висках.
Отдышавшись, он медленно побрел берегом.
Тени стали длинными, когда он добрался до Бротена.
Усталый, но в приподнятом настроении, он толкнул дверь под
первой попавшейся вывеской деревенской гостиницы. В зале
сидело несколько рыбаков, сумерничавших за кружкою пива.
Они с любопытством уставились на Эгона: он пришел пешком,
но за плечами у него не было рюкзака. Эгон потребовал ком¬
нату и хороший ужин. Появились жена и дочь хозяина. Они
пошли показать Эгону номер.
В коридоре царила тишина. Воздух был пропитан тем осо¬
бенным запахом, какой держится только в приморских дере¬
венских гостиницах: аромат сосны смешивался со смолистым
запахом дорожки. Этот запах напоминает о корабле, особен¬
но когда в открытые окна врывается соленый ветер и слышен
прибой. Лакированные перила лестницы на точеных столби¬
ках, легкий скрип ступеней, даже начищенная медная лам¬
па — все показалось мило Эгону.
Эгон выбрал комнату с окнами на берег, — до моря было
не больше двухсот метров.
Хозяин принес толстую книгу постояльцев. Вписав в гра¬
фу «цель приезда» слово «отдых», он заискивающе попросил
какой-нибудь документ. Ничего, кроме заграничного паспорта,
приготовленного для поездки в Чехословакию, у Эгона не бы¬
ло, а эту книжку он не хотел здесь предъявлять. Он испытую¬
ще поглядел на хозяина, соображая, можно ли предложить
ему вместо паспорта десять марок. Внешность владельца го¬
стиницы не свидетельствовала о процветании заведения. На
хозяине был сильно поношенный, залатанный во многих ме¬
стах костюм. Десять марок могут иметь значение.
—	Не сможет ли это зам'енить паспорт?
608

Эгон протянул десятимарковый билет.
—	А что ждет меня за постояльца, о котором не сообщено
в полицию? — со вздохом сказал хозяин и взял деньги.
20
Далеко за полночь Эгон поднялся из-за стола. Комната
была полна табачного дыма. Голова кружилась.
Он вышел на улицу. Деревня спала. Все окна были тем¬
ны. Эгон пошел к морю. Волны нехотя лизали песок и с лег¬
ким шипением сбегали обратно. Облака медленно плыли по
небу. Они были длинные и тощие, будто истомленные долгим
странствием. Края их висели неровными темными лохмотья¬
ми, похожие на поля изношенной шляпы. Вереницы облаков
ползли, как усталые мысли, подгоняемые какою-то неведомою
силой, беспорядочные, цепляющиеся друг за друга. Эгон сто¬
ял на мягком песке, широко расставив ноги и закинув голову.
Он так долго смотрел на небо, что заболела шея и стало ря¬
бить в глазах. В голове беспорядочным, расстроенным хором,
точно перепутанные зубчатки часов, бежали, цеплялись друг
за друга, разровненные формулы, цифры...
Когда месяц выглядывал в окна между облаками, море
становилось белесым, как жидкое молоко. Самый невзыска¬
тельный художник назвал бы его сейчас безобразным, но
Эгон жадно смотрел на него и думал, что, может быть, видит
его в последний раз. Теперь, когда в голове совершенно со¬
зрел проект, он должен был как можно скорей убраться за
пределы Германии.
Уехать из Германии?., Чепуха!.. Он же не политик. Ему
будет отлично и здесь. Ему дадут много денег. Ему дадут,
наконец, покой, долгожданный покой! Он сможет наслаждать¬
ся им сколько угодно. С утра до вечера, ежедневно, летом
и зимой. И не будет ему никакого дела до того, что произой¬
дет за его спиной. Война?.. Ну, что же, может, быть и война:
всеевропейская, мировая, — какая угодно! Германия с ее мо¬
рями и реками, горами и лесами, со всеми немцами останется
на месте...
Ах, чорт побери, опять он в воде! Второй раз за сегодняш¬
ний день. И на этот раз ботинки мокры насквозь.
Да, так, значит, все немцы останутся на месте. Ну, конеч¬
но, — куда им деться? Никуда они не уйдут, кроме разве
тех, кто окажется в армии, и тех, кто будет в концлагерях, и
тех, кто в тюрьмах, и тех, кто... Постойте, постойте, дорогой
доктор, вы зарапортовались: если дальше так считать, то ведь
на своем месте не останется ни одного немца!
39 Поджигатели
609

А что вы, собственно, доктор, подразумеваете под «своим
местом»? И кто, собственно, имеет право определить это ме¬
сто для народа, как не сам народ?
Каков же вывод? Значит, за теми, кто обещает ему благо¬
получие и покой в обмен на конструкцию нового истребителя,
Эгон не признает права определить место народа в жизни?
Значит, то, что он сейчас делает, он делает не для народа,
распорядителя жизни, а против народа? Он должен себе это
прямо и честно сказать. Ну и что же, он не должен делать
истребитель, не должен брать из рук наци в награду деньги
и покой?..
Эгон медленно пошел к деревне. Над нею, без видимой
причины, вдруг пронесся одинокий лай, ему ответили собаки
на разные голоса в разных концах деревни. На минуту все
слилось в безобразном концерте и вдруг оборвалось так же
внезапно. Еще разок-другой тявкнула где-то зачинщица и, не
получая ответа, замолчала.
Таинственные шорохи, которые принято называть тишиной,
слышались вокруг. Ни одного огонька, кроме окна Эгона. Оно
одиноко светилось в ночи...
Почему не бывает на свете чудес? Почему, придя сейчас
в свою комнату, он не застанет в ней Эльзу?..
Эгон подошел к приемнику и повернул выключатель. Из
ящика завывали саксофоны джазбанда. Англия танцовала.
В Париже пели шансонье.
Эгон поискал в эфире. Фокстроты, скрипки, скабрезные пе¬
сенки и церковные службы. Всяк спешил развлечься на свой
лад перед тем, как мир утонет в новом море крови.
Вот Эгон услышал: «Дорогие друзья, как мы обещали* на¬
чинаем сегодняшнюю передачу в час по среднеевропейскому
времени...» Немецкий язык — сейчас начнется очередное вра¬
нье. Но почему Эгону так знаком этот голос? Что-то хорошее,
дружески теплое звучит в этом баритоне.
Эгон протянул руку, чтобы повернуть выключатель
радио.
«Слушайте, слушайте! Дорогие друзья, говорит передат¬
чик «Свободная Германия».
Так вот чей это голос, вот почему он так знаком Эго>ну —
это говорит Лемке!
«Дорогие товарищи, закройте двери, опустите шторы на
окнах. Сейчас вы услышите голос нашего певца. Он вырвал¬
ся из концлагеря, чтобы снова петь для вас. Итак...»
Голос исчез за дробным треском помех. Треск был методи¬
чен и резок. Он врывался в тишину ночи, как стук пулемета,—
это была работа мешающей станции.
Эгон с досадою выключил приемник.
610

Ну, что же, из-за чего Эгон так волнуется? Почему у него
вдруг задрожали руки. Лемке? Что до него Эгону? Он же все
решил: путь ясен. Если в уравнении и остались неизвестные,
то основной показатель открыт: деньги и покой!
Вот здесь, на столе,— цена богатства и покоя; листки, ис¬
писанные формулами.
Эгон еще раз проверил записи и сложил в ящик стола. По¬
тушил лампу и повалился в постель. Усталость разливалась
теплой истомой. Эльза...
Эгон проснулся рано. Где-то под.окном пела птица. От бе¬
рега, из светлоголубого простора, доносился неустанный шо-
пот моря. Ломая горизонт зубцами коричневых парусов, вы¬
ходила в море флотилия рыболовов.
И сегодня работа спорилась.
Ко второму завтраку Эгон спустился в зал. Он был един¬
ственным посетителем.
Дочка хозяина прислуживала, хлопотливо постукивая де¬
ревянными башмаками. Чорт возьми, города еще как-то дер¬
жатся. В них не было так заметно обнищание. А ведь такие
деревянные башмаки носили раньше в этих краях только ры¬
баки, да и то не при гостях.
К концу завтрака прикатил на велосипеде хозяин. У него
был хмурый вид, но, увидев Эгона, он заулыбался и еще по ту
сторону двери резко выбросил руку:
—	Хайль Гитлер!
Эгон, не вставая, ответил:
—	Здравствуйте.
—	Все устроилось как нельзя лучше! — сказал хозяин, по¬
тирая руки.—Вы останетесь у меня, сколько вам будет угодно!
—	Завтра вечером я уеду.
—	Как это грустно, да, да, очень грустно.
—	Но ведь я же вам сказал: три дня, только три дня!
—	Я думал, если все устроится с регистрацией, вам будет
приятно отдохнуть у нас... Такой воздух. И тишина. Вы, как
король, на всем Штранде. Можете предаваться вашим науч¬
ным мыслям.
Эгон удивился:
—• С чего вы взяли, что меня интересует наука?
—	Разве же это сразу не видно? — Хозяин смешался и
отвел глаза.
Во второй половине дня он заглянул' в комнату Эгона и,
кланяясь еще ниже, чем прежде, сказал:
—	Осмелюсь просить господина доктора... Нам было бы
приятно... Это, собственно, даже не мое желание...
39*
611

Говорите прямо, прошу вас!
—	Моим дамам очень хотелось бы сохранить на память о
первом постояльце этого сезона фотографию: господин доктор
в кругу нашей семьи!
Эгон усмехнулся.
—	Значит, сегодня налета не будет?
—	О чем вы, господин доктор?
—	Карточка не будет готова раньше завтрашнего дня.
—	Ну, конечно!
—	И только завтра к вечеру вы сможете доставить ее в
полицию?
—	Господин доктор!.. Господин доктор!-
Хозяин приткнулся головою к притолоке и заплакал. Его
спина согнулась под пиджаком, непомерно широким, лос¬
нящимся от многих лет службы. Эгон протянул ему стакан
воды.
—	Все идет своим порядком!
Хозяин громко глотал воду.
—	Ах, господин доктор, господин доктор! Смотреть в гла¬
за хорошему гостю и знать, что сам, своими руками делаешь
так, чтобы он больше никогда к тебе не приехал... Вы думае¬
те, так легко самому вить веревку, на которой тебя повесят?
Разве я не понимаю, что в конце концов немцы перестанут
ездить на курорты! Когда постоялец обнаруживает, что рылись
в его чемодане, у него нет желания вторично заезжать в ту
же гостиницу.
—	Вы лазили в мой стол? — сказал Эгон.. — Видели мои
расчеты?
—	Но я ничего в них не понял!.. Я им сегодня так и ска¬
зал: алгебра, а я никогда ее не любил... Мой отец и мой дед
держали эту гостиницу. У нас была прекрасная оепутация.
И вот теперь я сам, вместе с женой и дочкой, разрушаю свое
дело.
—	Будьте честны с собой и со своими гостями. Это все-та¬
ки надежней — не запутаетесь.
—	Простите, господин доктор... — хозяин подыскивал сло¬
ва.— А как же с карточкой? Скоро зайдет солнце...
Во время съемки Эгон был весел и любезен с дамами.
Он тут же, в гостинице, купил плитку шоколада для фрой¬
лейн. Пообещал хозяйке приехать через месяц для продолжи¬
тельного отдыха. Потом немного прошелся по берегу. Возвра¬
щаясь, увидел хозяина за конторкой. Старик стоял в жилете,
зеленом переднике и шапке с галуном — настоящий портье.
Дергая носом-, чтобы удержать сползающее пенсне, он стара¬
тельно скрипел пером.
612

Когда Эгон кончил работу, на деревенской кирхе пробило
одиннадцать.
Итак, все готово! За эту пачку листов дорого дал бы гене¬
ральный штаб любой страны. Здесь был залог его будущего:
цена свободы!
В окно тянуло влажною прохладой взморья. Эгон потушил
лампу и сел на подоконник. Море было видно на большое
расстояние. Где-то на горизонте то появлялся, то снова исче¬
зал едва заметный огонек. Судно шло из Любека.
Эгон и не заметил, как наступил «полицейский час». Из оте¬
ля вышло несколько подвыпивших рыбаков. Громко перегова¬
риваясь, они исчезли в стороне деревни. Хозяйка захлопнула
дверь гостиницы. Но через несколько минут дверь снова от¬
ворилась. Вышел хозяин. Он катил перед собою велосипед.
Подойдя к скамейке, он неловко, с кряхтением, взлез на ма¬
шину, оттолкнулся ногой и покатил к деревне. Его силуэт бы¬
стро растаял в темноте.
Утром Эгон снова ушел к морю. На этот раз он сунул в
карман все листки своих расчетов:	до самой Чехословакии
их не увидит ни одна душа, даже Штризе и Бельц! Теперь он
знает себе цену. Мечта стала реальностью.
Когда он вернулся в гостиницу, сумерки выползали уже из
углов комнаты, но Эгон не зажег огня. Он лег в .постель и за¬
ложил руки за голову. Хотелось лежать и ни о чем не думать.
Может быть, простых и ясных дней в его жизни будет не так
уж много.
Шум мотора заставил его очнуться. Одним прыжком он
очутился у окна: возле гостиницы остановился автомобиль.
Слабого света, падающего сквозь стекла двери, Эгону было
достаточно, чтобы сразу распознать хорошо знакомые фигуры
Бельца и Штризе, вылезающих из машины.
Так вот оно что! Его хотят взять врасплох! Эгон не по¬
мнил, чтобы когда-нибудь прежде в нем поднималось такое
жгучее чувство протеста. Оно захлестнуло его сознание, как
внезапный пожар. После стольких размышлений, потраченных
в течение целых лет на поиски оправдания тому дурному, что
он сам видел в своей работе на нацистское государство; после
стольких терзаний, казавшихся ему глубокими и тонкими, он
вдруг в одно мгновение понял, что все это пустяки, выдуман¬
ные им, чтобы порисоваться перед самим собою, пустяки,
явившиеся результатом дурной привычки философствовать
там, где все было ясно без всякой философии. Кратких мгно¬
вений сейчас оказалось вдруг достаточно, чтобы увидеть себя
в роли убийцы. Да, убийцы, пытающегося найти своему
преступлению оправдание в том, что он совершает его таким
утонченным, таким высоко-научным способом,, что имеет воз-
613

мож'ность не видеть жертв, даже точно не знать, когда они
умирают, сколько их умирает, кто они! В качестве интеллекту¬
ально одаренного убийцы он мог совершенно отвлеченно, с вы¬
соконаучной точки зрения интересоваться действительностью
пущенных им в ход орудий смерти. И самое главное, что вне¬
запно предстало перед ним, как насмешка над всей философ¬
ской жвачкой, которую он разводил вокруг этого дела, было
желание не знать, что совершаемые им преступления направлен
ны против него самого, против таких, как он сам, против всего
разумного и честного-, что преграждает путь царству тьмы, со¬
путствующему нацистам. Эта мысль не раз и прежде прихо¬
дила ему в голову, но неизменно отвергалась из-за туманных
соображений о его личной надпаргийности, о том, что о-н
выше происходящего ©округ. Но сейчас эта мысль предстала
ему в таком обнаженном безобразии, что он ощутил
ее почти вещественно. Он протянул руки в страстном желании
схватить и уничтожить ее навсегда. Он со стоном отвернулся
от окна, и через мгновение пачка листов с его расчётами была
в камине. Эгон сорвал с лампы горелку, выплеснул керосин
на скомканные листки. Спичка... Огонь...
За те секунды, что пламя охватило бумагу, перед Эгоном
промчалось все, что было на ней написано. Он почувствовал,
что лоб его покрыт испариной. Нечеловеческих усилий стоило
отчетливо вспомнить каждую цифру расчета, пока пылали
•листки. Но теперь уж он не забудет их никогда! И.яикто не
сможет прочесть их.
Керосиновый чад еще висел в воздухе, когда ов номер по¬
стучали. Эгон повернул ключ. С порога улыбались Штризе и
Бельц.
Эгон, нахмурившись, надел -шляпу.
Как только Эгон переступил порог своего дома в Любе¬
ке, экономка прошипела:
—	Вас ждет дама.
«Эльза», — пронеслось у него в голове.
Чтобы успокоиться и принять верное решение, он с наро¬
читой медлительностью снял пальто.. При этом па глаза ему
попалась лежащая на подзеркальнике открытка. Он жадно
схватил ее... Лемке писал: «Все отлично. Она ни в чем> не 'ви¬
новата...» Эгон отбросил открытку и бегом устремился в го¬
стиную. Все в нем радостно пело: «Эльза, Эльза!»
Однако вместо Эльзы навстречу ему поднялась со стула
маленькая фигурка старушки. Эгон с трудом узнал под вуалью
фрау Германн.
—	Эльзхен просит вас приехать к ней по очень важному
614

делу, — проговорила фрау Германн, опустив глаза. — Эльзхен
давно не встает с постели, — едва слышно добавила ста¬
рушка.
Она посмотрела на него, и Эгону стало стыдно: может
быть, она считает его простым ловеласом, разбившим жизнь
ее дочери?
Губы фрау Германн зашевелились, но Эгон ничего не мог
разобрать. Он должен был нагнуться к ее лицу, чтобы услы¬
шать:
—	Нужно ехать теперь же, немедленно! — И старушка за¬
плакала.
Увидев Эльзу, он испугался. Глаза — вот все, что он ви¬
дел на ее лице. В них было столько страха, что он готов
был поверить всему, что она скажет.
Эльза не плакала и ни в чем его не упрекала. То, что она
говорила, было просто и ясно. Эльза была беременна. Прежде
ей и в голову не приходило ничего дурного, но когда она
узнала, какие надежды возлагает на ее беременность гестапо,
то прямо от Шлюзин-га она поехала к акушерке. Аборт был
сделан неудачно. Эльза заболела. Здесь она не могла даже
лечиться: об этом немедленно узнал бы Шлюзинг. Эльза про¬
сила Эгона помочь ей выбраться из Любека, — куда-нибудь,
все равно куда, лишь бы подальше от Шлюзинга.
И. еще одно- мама ничего не должна знать.
—	Зачем же ты это сделала? — с трудом проговорил Эгон.
—	Чтобы они не могли больше шантажировать ни меня,
ни тебя. Не думай больше ни о чем, только помоги мне уехать.
Я сама виновата во всем. Одна я...
Он думал, что она сейчас заплачет, но глаза ее оставались
сухими. Они стали еще глубже, еще синее, — как кусочки го¬
лубого льда.
На следующий день рано утром Эгон позвонил Штризе.
—	Фройлейн Эльза Германн едет с нами в Чехословакию.
Пусть выправят ей паспорт.
—	Вы же сами велели (вычеркнуть ее из списков! — сказал
удивленный Штризе.
—	Слушайте то, что вам говорят! — крикнул Эгон. Он еще
никогда не говорил со своим помощником таким тоном. — Ее
заграничный паспорт передадите мне. Она будет нас ждать в
Берлине.
Когда Штризе передал об этом разговоре Шлюзингу, тот
едва не подпрыгнул от радости:
—	О, молодец, молодец девчонка!
615

21
В доме Винера, ныне «коммерции советника фон Винера»,
царило оживление. Давно уже хозяина дома не видели в та¬
ком хорошем настроении. Пожалуй, с тех самых пор, как ему
удалось благодаря помощи Опеля спасти свою фирму от пося¬
гательства англичанина 'Грили. Но никто не догадывался об
истинной причине этого прекрасного настроения Винера, —
Шверер взял с него слово, что он не проговорится о выдан¬
ной ему политической тайне: со дня на день, может быть зав¬
тра или послезавтра, в Берлине произойдут большие еврей¬
ские погромы.
Винер решил вложить все свободные деньги в то ценное,
что можно купить у евреев. Не может быть, чтобы они не про¬
нюхали о предстоящем бедствии. У них не было оснований не
верить слухам. Можно было с уверенностью сказать, что они
пожелают обратить в наличные деньги все, что может гореть,
ломаться, все, чего нельзя положить в банковский сейф. А уж
Винер знает, что покупать!.. Недаром он слывет одним из вид¬
нейших любителей живописи. Его испанцами не побрезговал
бы сам герцог Альба! Неплох был и французский уголок.
Будь то испанец, француз или фламандец, старый или но¬
вый, — трубка длиною в метр — и солидная сумма устойчи¬
вой валюты в кармане!
Оставалось только использовать дни до отъезда в Чехосло¬
вакию, чтобы пополнить коллекцию. Момент был удачным.
У ван Димена, говорят, появились полотна, каких торговцы
картинами не показывали уже много лет.
Винер пометил в книжечке, что необходимо посетить гал-
лерею Хальберштока. Не забыть бы заехать и в аукцион¬
ный зал Лепке. Там тоже, стало появляться кое-что заслужи¬
вающее внимания. Вообще жизнь стала занятной: одни спеши¬
ли обратить свои картины в деньги, а он, Винер, готов ме¬
нять их на картины.
—	Спроси мать, не хочет ли она поехать со мной в галле-
рею? — сказал он Асте, сидевшей напротив него за утренним
завтраком.
Аста поднялась, лениво потягиваясь:
—	Опять принять участие в какой-нибудь комбинации?
—	Аста! Откуда это?
—	Общество чистокровных наци дурно влияет на мои
манеры, но зато не может испортить политической репута¬
ции.
—	Ты ходишь над пропастью, детка!
—	Падение в пропасть мне не грозит. Я брожу по ее дну.
—	Аста! — закричал Винер.
616

—	Так обстоит дело, папа. — Аста пожала плечами и не
спеша закурила.
—	Труда! Ты слышишь, что она говорит?—Винер выбе¬
жал из комнаты. — Что она говорит!..
Он вернулся в столовую, сопровождаемый испуганной фрау
Гертрудой.
—	Аста, Аста!.. Да куда же ты девалась?
—	Фройлейн Аста пошла к себе и просила ее не беспоко¬
ить, — сказала горничная.
—	Это сумасшедший дом! —воскликнул Винер.
Он пронесся мимо горничной, выхватил у лакея шляпу и
трость и уехал.
По мере того как машина катилась по освещенным солн¬
цем улицам, спокойствие возвращалось к Винеру. Аста рас¬
пустилась, но в Чехии он ей покажет!..
С приближением к Курфюрстендамм Винеру бросилось
в глаза оживление на улицах. Люди штурмовали киоски га¬
зетчиков и тут же нетерпеливо разворачивали листы полуден¬
ных выпусков.
Винер приказал шоферу купить газету.
С первых страниц на него глянули ошеломляющие заго¬
ловки. В Мюнхене погромы. Банды штурмовиков разгромили
еврейские магазины. За магазинами пришла очередь квартир.
Власти издали приказ: всем евреям в недельный срок поки¬
нуть Баварию.
Кто же поверит, будто у германской полиции нехватило си¬
лы справиться с бандой погромщиков? Она заодно с ними!
Официальная версия о том, будто погромы являются резуль¬
татом возмущения, вызванного убийством евреем Грюншпаном
дипломата Рата, — выдумка, к тому же не слишком удачная.
Мюнхен — только начало. Может быть, завтра то же самое
произойдет здесь, в сердце Германии? Нельзя упускать такой
момент! Сегодня богатые евреи будут продавать ценности,
которые нельзя спрятать от погромщиков; завтра пойдут в ход
портфели акций — вот где начнется главное, вот что имел в
виду Шверер, предупреждая его о конъюнктуре! Винеру пред¬
стоит поработать за них обоих.
Винер приказал ехать к Хальберштоку. Если правда, что
фактическим владельцем галлереи является Блюмштейн,
•скромно именующий себя управляющим, то нюху этого госпо¬
дина надо отдать должное. Он во-время сообразил, что еврею
нужно избавиться от сокровищ.
Здороваясь с Винером, управляющий галлереей Блюмштейн
старался казаться спокойным, но Винер сразу почуял, что се¬
годняшние новости потрясли его.
—	Мне удалось получить сокровище, которое вы увидите
.617

первым, — сказал Блюмштейн и повел Винера в одну из боко¬
вых комнат. У дверей сидел служитель. Широкое окно было
забрано решеткой.
—	Ого, святая святых! — воскликнул Винер. — Давненько
мы сюда не заглядывали!
—	Не часто случается получить вещь, стоящую того, что¬
бы держать ее здесь. — Управляющий знаком! велел дать
свет.
Пока поднимали шторы, Винер успел разглядеть, что два
небольших полотна висят на противоположных стенах комна¬
ты. В середине комнаты возвышалась скульптура, накрытая
чехлом.
Когда ровный, мягкий свет проник сквозь матовые стекла
большого окна, Блюмштейн сам стал снимать покрывало со
скульптуры с такой осторожностью, будто под холстом скры¬
вались хрусталь и воск.
—	Сальватор Кармона, — благоговейно прошептал Блюм¬
штейн.
—	Где вы это взяли?—так же тихо спросил Винер.
—	Поручение одного испанского гранда...
Уже не благоговейным шопотом, а <в полный голос Винер
небрежно сказал:
—	Это меня не интересует! Скульптуры я не покупаю.
—	Ей место в Национальной галлерее!
—	Пусть ее туда и берут! — В голосе Винера послышалась
насмешка. Он хорошо знал, что на предметы искусства у Треть¬
ей империи нет ни пфеннига. Ей не до скульптуры, будь то хо¬
тя бы Пракситель.
—	Покажите, — Винер без стеснения ткнул шляпой в заве¬
шенные картины.
—	Зулоа-га и ранний Пикассо.
Винер мельком взглянул на Пикассо и отвернулся. Он слиш¬
ком давно охотился за этим мастером, чтобы выдать свой ин¬
терес. «Сценка из крестьянской жизни» Зулоаги вознаградила
его за необходимость не смотреть в сторону Пикассо. Это он
понимал: какая сила красок! А лица! Каждое — целая биогра¬
фия. Да такое полотно заинтересовало бы его, даже если
бы это не был Игнасио Зулоага. А Зулоа-га тем более:	это
валюта.
Винер знал, что сегодняшние известия из Мюнхена заста¬
вят Блюмштейна поспешить с распродажей. Когда управляю¬
щий назвал цену, Винер рассмеялся ему в лицо.
—	А вчера вы сколько хотели?
—	Клянусь вам! — воскликнул Блюмштейн.
—	Придется уступить. Серьезно уступить, господин управ¬
ляющий. В Мюнхене уже громят!
613

Управляющий ничего не ответил.
Когда шофер уже собирался захлопнуть за Винером дверцу
автомобиля, из подъезда выбежал швейцар.
—	Господина советника просят в контору к телефону.
Оказалось, что его вызывает к себе генерал Шверер — не¬
медленно и по важному делу.
Длинные тихие коридоры штаба подействовали на Винера
угнетающе. Здесь никому не импонировала его замечательная
борода.
Шверер сидел где-то в недосягаемой дали огромного каби¬
нета. В рамке затененного шторой окна он казался таким же
портретом, как висевшие на стенах вокруг. Кое-кого из этих
строго глядевших сверху господ Винер мог узнать; Мольт¬
ке, Бисмарк, Гинденбург...
Винер сразу почувствовал, что перед ним сидит не тот Шве¬
рер, которого он знал в домашней обстановке. То же сухое
лицо с острым, словно принюхивающимся носом, та же седая,
стриженная бобриком голова, а в целом — совсем другой че¬
ловек. Что-то неуловимое заставило Винера пройти блестящее,
как каток, пространство до генеральского стола, ступая на
носки.
—	Вам пора ехать в Чехословакию, если не хотите прозе¬
вать все, — без всякого вступления сказал Шверер и сердито
сбросил очки на лежавшие перед ним бумаги. — События раз¬
виваются быстро. Ваши коллеги, во главе с доктором фон Шве¬
рером, уже выехали из Травемюнде. Дальше они поедут вме¬
сте с вами.
Шверер резко встал из-за стола. За гигантским столом, за¬
валенным грудой бумаг, он казался совсем маленьким. Он обо¬
шел стол и протянул Винеру руку.
—	Спешите, иначе найдутся ловкачи, которые вырвут кусок
у вас изо рта,—сердито проворчал он на прощанье. Винер
понял, что только то, что стены кабинета могли иметь уши, по¬
мешало Швереру сказать, что он так же боится за тот кусок,
на который разинул уже рот и сам как секретный компаньон
Винера.
Сейчас же домой! Предупредить Гертруду, укладываться!
Но, сидя в автомобиле, Винер передумал и велел вернуться к
Хальберштоку. Жадность не позволяла ему упустить и этот
кусок. У Хальберштока он лихорадочно просмотрел коллекцию
и отобрал много картин.
—	Одно условие: через два часа все должно быть у меня.
Блюмштейн не помнил себя от радости.
—	Будет исполнено, господин доктор! Но боюсь, что се¬
годня я уже не успею получить по вашему чеку, время опера¬
ций кончается.
619

—	Учтете завтра, — небрежно ответил Винер, пряча глаза,
так как знал, что завтра еврею будет не до чека.
От Хальберштока он поехал в аукционный зал и забрал
у Лепке все, что заслуживало внимания. Хозяин зала не сра¬
зу решился показать Винеру только что привезенное собрание
картин Людвига Кирхнера — художника, доведенного фаши¬
стами до самоубийства. Винер сморщился.
—	Когда-нибудь картины этих самоубийц будут дорого
стоить, но теперь с ними ничего, кроме неприятностей, не на¬
живешь.
Он критиковал полотна Кирхнера, чтобы сбить цену. Купил
почти все. Чек был выписан на большую сумму и помечен
завтрашним днем.
Он вернулся домой к вечеру, когда уже темнело. Доло¬
жили, что его спрашивает портной Фельдман.
—	К чорту! — заорал Винер.
—	Вольфганг, — строго сказала фрау Гертруда. — Ты же
понимаешь, как ему важен теперь каждый пфенниг.
—	Отдай ему деньги и пусть убирается!
Фрау Винер -велела впустить портного. Фельдман вошел в
зал, где Винер снимал последние картины, работая наравне с
прислугой. В одной жилетке, с растрепанной бородой, он.ка¬
рабкался на стремянку.
Фельдман стоял молча. Винер делал вид, что не замечает
его.
—	А ну-ка, помогите!—скомандовал он вдруг, снимая со
шнура очередную картину.
Фельдман послушно принял из рук Винера полотно и бе¬
режно приставил его к стене.
—	Господин советник...—Фельдман прижал руки ко впа¬
лой груди. Он изогнулся, стараясь заглянуть в лицо стояв¬
шему на стремянке Винеру. — Мне нужно сказать вам не¬
сколько слов...
Винер нетерпеливо махнул рукой:
—	Отложим, давайте отложим. Я знаю, все знаю!
Фельдман с трудом сдерживал дрожь губ.
—	Уверены ли вы, господин советник, что это не может
случайно коснуться и вашего дома, как дома любого бер¬
линца?
—	Моего дома? — произнес Винер и даже притопнул тя¬
желой ногой.—Вы сошли с ума! Они собираются громить
евреев, а не «любых берлинцев».
—	В таком случае я прошу вас, доктор... прошу за детей!
—	Что за глупости вы там говорите?! — все больше раз¬
дражаясь, крикнул Винер.
—	Господин советник, вас просит отец.— Голос портного
620

звучал торжественно. — Мне некуда деваться. — Заметив, что
Винер с досадой поморщился, Фельдман поднял руку. —
Господин доктор!.. Я прошу убежища не для себя!
Винер спустился со стремянки и, расставив ноги, стоял
перед портным. Он собрал в кулак бороду и нетерпеливо мот¬
нул головой:
—	Покороче — здесь не синагога,
Фельдман снова поднял руку.
—	Я прошу за своих детей!
Винер с раздражением дернул себя за бороду,
<— Какого чорта вам от меня нужно? — грубо крикнул он.
—	Моим детям нужно совсем немножко места в подвале.
—	Подвал уже занят, там картины!
—	Детей можно спрятать в сырОхМ уголке, куда вы не
решитесь поставить картины.
—	Не просите, Фельдман, это невозможно!
Фельдман умоляюще протянул к Винеру руки:
—	Моих детей!
Винер подбежал к двери и, распахнув ее, крикнул:
—	Уходите, сейчас же уходите!
Вошла фрау Гертруда.
—	Послушай, Вольфганг, мы должны это сделать.
Винер с изумлением смотрел на жену.
—	Но ведь если они узнают, что здесь есть еврей, в доме
не пощадят ничего! Ты это понимаешь?
—	Я все понимаю, о, я очень хорошо понимаю! Прежде
всего я понимаю, что все эти страхи, все эти слухи — ерунда.
Немцы никогда не сделают того, в чем вы их подозре¬
ваете.
—	Но Мюнхен, Мюнхен! — в отчаянии крикнул Фельдман.
Гертруда подняла голову:
—	Так ведь это же баварцы!
—	Вот, вот, послушайте, — заторопился Фельдман. — От¬
сюда они повезли штурмовиков в Мюнхен, чтобы они громили
баварских евреев. Из Мюнхена о>ни повезли штурмовиков в
Дессау. Из Дессау везут сюда. Вот как они это делают.
—	Какая бессмыслица! — гневно воскликнула фрау Гер¬
труда. — Но не в этом сейчас дело. Ты должен спрятать его
детей, Вольфганг!
—	Ага, у Винера есть дом! Почему же им не воспользо¬
ваться? Там столько места!—истерически закричал Винер.—
Но ведь у Винера есть еще и деньги. Может быть, вам нужны
и его деньги? — Он выхватил бумажник и размахнулся, как
бы намереваясь швырнуть его к ногам Фельдмана, но вместо
того снова сунул его в карман. — Убирайтесь, пока я не позво¬
нил в полицию!
621

22
Эгон заехал домой проститься с матерью и неожиданно
застал там отца. Генерал не хотел показать, что приехал
раньше обычного ради сына. Сидя в будуаре жены, он мол¬
ча слушал ее жалобы на покинувших ее детей. Даже Эрни,
ее маленький Эрни, совсем забыл свою старую мать!.. При
воспоминании о любимце нос Эммы покраснел.
Это выглядело слишком глупо, чтобы сердиться.
Не обращая внимания на жену, генерал увел Эгона в ка¬
бинет и стал расспрашивать о работе.
Он слушал Эгона с нескрываемым интересом. Сегодня он
гордился сыном. Настоящее швереровское семя. Молодец, мо¬
лодец Эгон!
Генерал не мог усидеть на месте. Он вскочил и пробежал¬
ся по кабинету. Он и себя-то почувствовал бодрее, моложе!
—	Молодец, малыш! Брось бредни о покое и прочей че¬
пухе! — Маленький, подтянутый генерал остановился перед
Эгоном и хлопнул его по плечу. — Твоя машина — не послед¬
ний козырь в колоде, который будет играть Германия! Кое-
кто будет кричать, что колода крапленая. Нас будут обви¬
нять в нечистой игре. Но пусть кричат! Мы доведем игру до
конца. До конца! — Он рассмеялся. — Значит, и ты, наконец,
понял, что Германия должна стать ^Европой? В нее должно
собраться все. И тебе перепадет оттуда кое-что!..
Раздражение Эгона поднялось сразу. Он хотел уехать из
Германии, оставив ее родной и любимой, а тут ему говорят
бог знает что!
—	Ты помнишь условие? — спросил Эгон. — В обмен на
машину — свобода.
—	Да, да! Ты будешь богат и сможешь жить в любом
месте Германии.
—	Басня о соловье в золотой клетке, — раздраженно ска¬
зал Эгон.
Сухие старческие пальцы Шверера впились в плечо Эгона.
В голосе старика послышалась страстность, которой Эгон еще
никогда не слышал.
—	Ты хочешь сказать, что намерен уйти за пределы род¬
ной страны? Ты—единственный Шверер!
Генерал порывисто привлек его к себе и, поднявшись на
цыпочки, поцеловал. Он не мог достать до лба Эгона — мок¬
рый старческий поцелуй пришелся в переносицу.
Эгон стоял растерянный. Ему хотелось вытереть влажную
переносицу. Только жалость удерживала его. Эгон чувство¬
вал, как рвется нить, связывавшая его с отцом, со всем, что
его окружало, с этим домом.
622

Первый раз в жизни они переменились ролями: Эгон ука¬
зал отцу на стрелку часов, напоминая об отъезде.
Генерал опустил голову, сгорбился.
Он стоял маленький, старый. Совсем старый и жалкий.
Так прошло несколько мгновений. Эгон не решался нару¬
шить тишину. Наконец Шверер поднял голову, выпрямился и,
посмотрев сыну в глаза, протянул ему руку.
Эгон с облегчением переступил порог отцовского каби¬
нета. Как казалось ему — навсегда.
Он велел позвать Лемке.
Франц пришел подтянутый и строгий.
—	Прощайте, Франц. Может быть, мы никогда не уви¬
димся.
Лемке огляделся*.
—	Здесь не место торчать шоферу. Вытребуйте меня у
генерала на час раньше. Автомобиль — самое подходящее ме¬
сто для разговоров.
—	Отец, наверно, и не подозревает, что его автомобиль
превратился в конспиративную квартиру на колесах.
—	К счастью, нет!
Через четверть часа они сидели в автомобиле. Вместо то¬
го чтобы ехать на вокзал, Лемке кружил по городу.
—	Выкиньте из головы ваши сомнения! Где бы вы ни бы¬
ли, оставайтесь сыном своего народа.
—	Мне надоело, — резко оказал Эгон. — Все твердят на
разные лады: служи Германии, будь немцем!
—	Нет, доктор, все мы говорим о разном. Просто «быть
немцем» — это вовсе не то, чего я от вас хочу. Быть чест¬
ным — вот что нужно.
—	To-есть... быть с вами?
—	Да!.. А то, что мы все говорим о Германии, должно вам
доказать, что о-на не перестала существовать, хотя каждый
из нас и вкладывает свой смысл в слово «Германия».
—	Той Германии, о которой говорите вы, Франц, больше
не существует. Они перекраивают ее на свой лад. Теперь,
когда между Гитлером и генералитетом нет разногласий, на¬
ци крепче, чем когда-либо.
—	А вы уверены, что между ними все ладно? Рейхсвер
снес это тухлое яйцо — Гитлера- А такая курица, как рейхс¬
вер, не сможет примириться с тем), что ею командует ее же
цыпленок. Генералы хотят стоять на горе и командовать.
А там стоит ефрейтор с шайкой штатских купцов.
—	Вы — моя совесть, Франц, — грустно сказал Эгон, — а
от совести-то я и хочу скрыться.
Лемке вынул из кармана конверт.
—	Передайте Цихауэру, — сказал он.
623

—	Сумка снова пригодилась? — улыбнулся Эгон,
Автомобиль остановился перед вокзалом.
В подъезде вокзала Эгона ждали Бельц и Винер.
Через несколько минут Винер, Эгон и Бельц были в купе.
Штризе и Эльза ехали отдельно, в третьем классе.
Стук колес становился все более частым. Он гулко отда*
вался в обшитом деревом вагоне третьего класса. Мимо окон
мелькали дома Шенеберга. На стрелке Эльза едва удержалась
на ногах. Держась за стенку, она прошла в купе.
Штризе предупредительно очистил ей место у столика. Она
молча уставилась в окно. Штризе предложил ей журналы. Она
взяла их, но, не раскрыв, уронила на колени.
Поезд набирал ход. Движение вагона становилось все бо¬
лее плавным. Его больше не швыряло на стрелках. За окнами
прошли увенчанные сиянием неона радиомачты Кенигсвустер-
гаузена.
Но вот и эти огни исчезли. Берлина больше не бь*яо. Не¬
ужели правда, что она вырвалась? Живая?! Эльза сдержива¬
лась, чтобы не заплакать. Может быть, в чужой, свободной
стране ей удастся вылечить тело и душу? Там не будет ни
Шлюзинга, ни союза гитлеровской молодежи.
Эльза оторвалась от окна. За стеклом осталась только
густая темнота ночи. Изредка мелькали огни, от быстрого дви¬
жения поезда сливавшиеся в сверкающие полосы.
В дверях купе показался Эгон.
—	Я за вами, господа! Идемте ужинать, — приветливо
сказал он молодым людям.
Эльза колебалась. Она чувствовала себя плохо, но соблазн
побыть с Эгоном был слишком велик.
Штризе вел Эльзу по коридорам раскачивающихся вагонов.
Бельц весело помахал им рукой из-за столика. Рядом с
Бельцем гордо топорщился черный клин бороды Винера.
—	Сюда, Пауль, сюда! — крикнул Бельц.
Для этих двух не происходило ничего особенного. Через
месяц или через год, но те же огоньки за окном будут для
них мелькать в обратном направлении. Они это знали и бы¬
ли спокойны.
Бельц’ подул в кружку, чтобы отогнать пену, сделал гло¬
ток и громко сказал:
—	Пильзен!—Он обвел спутников взглядом. — Я пью за
Пильзен, господа! Честный немецкий Пильзен. К чорту
Пльзень. Мы покажем чехам их настоящее место. Прозит,
господа!
Штризе высоко поднял свою кружку.
624

—	Да здравствует немецкий Пильзен!
Остальные молчали. Винер натянуто улыбался. Эльза
смотрела в черную пустоту окна. Эгон уставился в карту
кушаний.
23
Едва успев поздороваться с вошедшим в номер Роу, Мон¬
ти быстро проговорил:
—	Вы должны меня ,выручить, Уинн!
—	Постойте, не так поспешно.
—	Вы не понимаете, Уинн, мне дорога каждая секунда.
Мы...
—	Кто это «мы»?
—	Я и Бен... Ну, Бен и я...
—	Зачем вы здесь и притом вместе?
—	Мы — миссия... Миссия доброй воли!
—	Добрая воля — и вы? — Роу расхохотался.
—	Правительство его величества хочет избежать войны в
Чехословакии.
—	Правительство его величества всегда хочет избежать
маленькой войны, чтобы дать возможность вспыхнуть боль¬
шой...
—	Пусть, пусть так.— Монти умоляюще взглянул на
Роу: — Выслушайте же меня!
—	Выкладывайте. — Роу поудобнее устроился в кресле.—
Только имейте в виду: каждое слово, которое вы тут произ¬
несете, будет известно немцам.
—	Что же делать? — растерянно спросил Монти.
—	Не говорить.
-— Но мне очень нужно!
—	Тогда взять две подушки и одною накрыть телефон,
другою — (вон ту вентиляционную решетку.
Пока Монти торопливо выполнял это указание, Роу ста¬
рательно набивал трубку.
—	Теперь, пожалуйста, по порядку... Итак*, вы с Беном й
Берлине...
—	Проездом в Чехию. Правительство его величества же¬
лает умиротворения чехов, которые могут потерять голову и
начать защищаться от притязаний Гитлера.
—	Так. Это понятно.
—	Бен сейчас на приеме у рейхсканцлера. Они консуль¬
тируют...
—	Это тоже понятно: «консультируют». Гитлер пугает лор¬
да Крейфильда тем, что свиноводство того пострадает, если
чехи не отдадут Гитлеру Судет.
40 Поджигатели
625

—	Боже мой, вы неспособны быть* серьезным в такой мо¬
мент! Вы должны разузнать, зачем едет в Чехию самолетный
фабрикант Винер.
—	Вероятно, за тем же, зачем там копошатся уже тысячи
немецких коммерсантов: прибрать к рукам что можно!
—	Кажется, интересы Винера столкнулись с моими.
—	Тем хуже для вас. Винер — это генералы.
—	Напротив, он с ними в ссоре.
—	Был. — Роу многозначительно поднял руку с трубкой. —
Теперь он не только работает на них, но они попросту явля¬
ются его компаньонами.
—	Кто?
—	Шверер и Пруст.
—	Я должен их опередить. Нам очень важно получить Вац-
лавские самолетостроительные заводы в Чехии.
—	Кому вам?
—	Мне и Мелани.
—	А при чем тут я?
Монти на минуту смешался.
—	Я всегда считал вас другом...
—	Милый Монти, — Роу поднял глаза к потолку, — даже
древние знали, что для предохранения дружбы от ржавчины
ее следует покрывать золотой амальгамой.
Монти стоял перед Роу, удивленно моргая.
—	Не хотите же вы сказать...
Роу со смехом перебил:
—	Именно это, Монти: принять участие в деле! Но только
не в том, которое вы предлагаете.
—	Это блестящее дело! — оживляясь, воскликнул Мон¬
ти. — Самолеты нужны чехам, как воздух, а когда туда при¬
дут немцы, они будут нужны вдвое!
—	Немцы туда уже пришли. Они уже сидят на Вацлав-
ском заводе.
Монти поник головой.
—	Вы меня убиваете, Уинн! Просто убиваете. Я рассчи¬
тывал дешево перехватить заводы.
—	Поскольку их уже перехватили, не будем тратить
слов.
—	Это было такое верное дело!
—	Паника в Чехии не ограничится этими заводами.
—	Но в остальной военной промышленности хозяйничают
французы.
—	Пополам с Герингом, дорогой.
—	Да, пополам с Герингом. Об этом я и говорю.
—	Не приходите в уныние. Найдем что-нибудь другое.
Немцы не остановятся в Судетах. Вы ие успеете опомниться,
626

как они ворвутся в Чехию. Они уже сейчас болтают о Юго¬
славии, Греции, Болгарии... Неужели мы не возьмем своего?
—	Так нужно не зевать!
—	Вам давно нужно было обратиться к старым друзьям,
а не путаться с пустыми девками, вроде вашей Мелани.
—	У нее отличные связи, Уинн. Хррошие связи всюду.
—	Значит, вы предпочитаете ее? — иронически произнес
Роу.
Монти взмахнул обеими руками:
—	Что вы, что вы, Уинн! Давайте работать вместе. Жаль,
что мы с Беном должны сегодня выехать в Чехию.
—	Уже сегодня?
—	События развиваются стремительно.
—	Да, стремительнее, чем нужно. Как бы нам не остать¬
ся в дураках.
—	Вы же говорили...
—	На этот раз я имею в виду не нас с вами, а всю Ан¬
глию, то, что. вы изволите называть «правительством его ве¬
личества», — Бена и других ослов.
—	Уинн! Опять? Вы же трезвы! Мы едем вместе с одним
из немецких генералов, — оказал Монти.
Роу встрепенулся.
—	С кем?
—	Такой маленький, похожий на старую злую ворону.
—	Шверер?
—	Вот, вот!
—	Дайте мне подумать...—Роу вскочил и пробежался по
комнате. Мимоходом, будто машинально, потрогал подушку,
лежавшую на телефонном аппарате. — Со Шверером?! — по¬
вторил он и искоса посмотрел на стоявшего у окна Монти,
Он старался охватить умом неожиданно создавшуюся ситуа¬
цию и ее возможные последствия: англичане поедут со Шве¬
рером!.. По своим агентурным данным Роу знал, что на Шве¬
рера немцы подготовили провокационное покушение.. Что бу¬
дет, если вместе со Шверером, якобы от руки чехов, погибнет
и британская миссия?.. Роу поспешно перебрал возможные ва¬
рианты далеко идущих последствий: если широкие круги
Британии поверят тому, что покушение совершено чехами,
англичане убедятся в их непримиримости и агрессивности в
отношении «миролюбивого» Гитлера, а ведь именно в этом-то
и старается уверить англичан Чемберлен. Но если в престу¬
плении будет раскрыта немецкая рука, англичанам станет
ясна грязная политика нацистов. Тогда они потребуют от
Чемберлена стать на сторону чехов...
Роу старался взвесить все.
Вдруг он хлопнул себя по лбу и облегченно вздохнул: как
40*
627

же это не пришло ему в голову раньше! Ведь он же послал
уже в Лондон донесение о подготовленной немцами прово¬
кации с убийством Шверера! Значит, если все-таки решили от¬
править Бена и Монти именно в обществе Шверера, значит
там, в Лондоне...
Он быстро обернулся, к Монти.
—	Вы сами навязались в спутники к Швереру? — спро¬
сил он.
Монти возмущенно поднял плечи:
—	Вы в уме? Риббентроп предложил эту поездку через
Дирксена.
—	Значит, Лондон знал?
—	Конечно!.. Почему это вас так заинтересовало?
—	А вы непременно должны сопровождать Бена?
—	Разумеется. Он наверняка будет интересоваться там
только свиноводством. Было бы здорово, если бы вы могли по¬
ехать с нами!
—	Очень здорово! — усмехнулся Роу.
—	Я это мгновенно устрою, — обрадовался Монти. —
Вы будете единственным журналистом...
—	Нет, Монти! Я буду ждать от вас известий тут! —
твердо сказал Роу.
Медленно спускаясь по лестнице «Адлона», он размышлял
о том, что если Лондон послал братьев именно со Шверером,
значит Лондону нужно было доказательство дурного поведе¬
ния Праги... И вдруг он остановился посреди лестницы. Но¬
вая, блестящая мысль осенила его.* что, если бы удалось
выдать убийство Шверера за происки чешских кохммунистов,
за руку Москвы, протянувшуюся к границе Судет?!.
Перепрыгивая через три ступеньки, он 'устремился вниз:
Чемберлен озолотит того, кто даст ему в руки такой козырь!
24
Билеты были взяты до Хемница, но сойти следовало рань¬
ше. Это должно было ввести в заблуждение полицию, ес¬
ли бы она напала на след беглецов и дала телеграфное пору¬
чение в Хемниц схватить их.
Поезд, которым выехали из Берлина Зинн и Цихауэр, был
ночной. Пассажиров в нем было мало.
Зинн и Цихауэр сошли во Флеха.
Становилось холодно. Цихауэр поднял воротник плаща и
поежился от неприятного прикосновения холодной клеенки
к шее.
Прислонясь к стене, Цихауэр смотрел на присевшего на
скамью и задремавшего Зинна.
628

Когда открыли кассу, Цихауэр взял новые билеты до
Аннаберга. Так условлено: там к ним присоединится мест¬
ный товарищ, знающий, где и как перейти границу. Взяв
билеты, художник вернулся под навес, где дремал Зинн.
Гор еще не было видно, но присутствие их чувствовалось
по их дыханию, долетавшему до платформы. То ветер при¬
носил струю холода, заставляя Зинна ежиться во сне, то на¬
катывалась волна теплого воздуха, сохранившегося где-то в
ущелье.
Когда подошел местный поезд Хемниц — Визенталь, Циха¬
уэр и Зинн пошли к предпоследнему вагону, чтобы занять в
нем места. Это тоже было условлено еще в Берлине.
Поезд тронулся. Полоса света от станционного фонаря
прошла по купе. Цихауэр достал из рюкзака бутылку и мол¬
ча протянул ее Зинну. Тот так же молча взял ее и отхлебнул
из горлышка. В купе запахло коньяком.
—	Кажется, я никогда не отосплюсь после пансиона это¬
го проклятого Детки,—сказал Зинн и, забившись в угол ку¬
пе, снова закрыл глаза.
Ехали в молчании. Был слышен стук колес на стыках. Он
делался все размереннее — поезд шел в гору. Железные кре¬
пления старого вагона жалобно дребезжали.
Силуэты гор за окном становились отчетливей. Небо
между вершинами отсвечивало едва заметным розоватым сия¬
нием. Это еще не был рассвет — солнце было внизу, за го¬
ризонтом. Первыми узнали о его приближении облака над
погруженными в сонную мглу вершинами гор.
Приблизив лицо к стеклу, Цихауэр следил за тем, как ре¬
ка терпеливо прокладывает себе путь в горах. Поезд послуш¬
но следовал ее прихотливым извивам.
Внизу показались огни, бледные в полусвете начинающе¬
гося утра.
—	Вероятно, Цшопау, — сказал Цихауэр и тронул Зинна
за плечо. — Скоро остановка, — повторил он, — могут войти...
В долине Земы показались большие группы построек. Это
был Аннаберг.
Зинн встряхнулся и снял с крючка рюкзак.
—	Мы не подождем товарища?—спросил Цихауэр.
—	А если он сразу даст знак выходить?
Художник послушно потянулся за своим мешком.
В дверях показалась голова кондуктора.
—	Э, да это целый город! — с наигранным разочаровани¬
ем громко проговорил Цихауэр.
—	Прекрасный городок, — ответил кондуктор.
—	Нам хотелось более тихого местечка.
—	Тогда можно проехать до Нижнего Визенталя, — ска¬
629

зал кондуктор.—Дальше пока нельзя: Верхний Визенталь
пока еще чешский.
—	Пока?—спросил из своего угла Зинн. — А потом?
—	Можно будет, — с готовностью пояснил, кондуктор, —
как только заберем Богемию. Однако вы не пожалеете, если
поживете и в Визентале: горный воздух, тишина... Я дам вам
адресок-, светлые комнаты, горячая вода, а таких обедов не
получите во всей Германии.
—	Успеем ли мы взять в Авнаб-ерге билеты?— в сомнении
спросил Цихауэр.
—	Если господам угодно, я это сделаю.
Зинн дал кондуктору кредитку.
—	Два билета до Визенталя. Посмотрим, чем эта дыра
отличается от других.
Когда дверь за кондуктором затворилась, Цихауэр спро¬
сил Зинна:
—	А что, если наш провожатый поедет вовсе не до Визен-
таля? Если нам придется сойти'тут же, в Аннаберге? Что по¬
думает кондуктор?
—	Что на его пути встретились еще два бездельника, не
знающие сами, чего хотят.
Поезд подошел к Аннабергу. Фонари на платформе уже
были погашены. Ярким пятном выделялся в ясном утреннем
воздухе сигнальный кружок в руке начальника станции. Он
поднял его, и с паровоза уже послышался свисток, когда,
расталкивая служащих, на платформу выбежала девушка.
У нее за спиной покачивался высокий короб, пристегнутый
наподобие ранца. Девушка устремилась к хвосту уже дви¬
гавшегося поезда. Несколько мгновений она бежала рядом с
вагоном, в котором сидели Зинн и Цихауэр. Художник поспеш¬
но распахнул дверь и протянул ей руку. Она сделала отча¬
янное усилие и вспрыгнула на ступеньку.
Тяжело дыша, она стояла посреди купе. Короб мешал ей
сесть. Она позволила Зинну отцепить его.
—	Еще немного, и я бы опоздала.
—	Глотните-к а, — Цихауэр протянул ей бутылку.
Девушка сделала глоток и закашлялась. Вытерев высту¬
пившие слезы, она всмотрелась в лицо художника.
—	Как удачно, что я попала прямо в ваше купе.
Цихауэр удивленно поднял брови.
—	Для меня или для вас?
Девушка молча показала на яркую булавку в виде трилист¬
ника, торчащую в его галстуке.
—	Вы правы! А я и забыл, — сказал Цихауэр.
В дверях купе показалась голова кондуктора. Увидев де¬
вушку, он вошел.
630

—	Вы сели на ходу! Придется уплатить штраф.
Он повернулся к Цихауэру и, коснувшись козырька, вру¬
чил ему купленные билеты и сдачу.
—	Вот ва*м пять марок за хлопоты и пять марок штра¬
фа. — С этими словами Цихауэр взял кондуктора за плечи и,
повернув, подтолкнул к двери купе.
Приглядевшись к девушке, Цихауэр увидел, что она хоро¬
ша собой. Но на ней было пальто, переделанное из мужского
и слишком ей широкое; на ногах — грубые ботинки с низки¬
ми подкованными каблуками. Разглядывая новую спутницу,
Цихауэр не сразу отдал себе отчет, что в ее наружности пока¬
залось ему таким привлекательным. Бледная кожа, впалые ще¬
ки и необычайно усталые глаза. Впрочем, может быть, в
этих-то глазах и было все дело-..
Между тем поезд сбавлял ход. Рельсы все круче
поднимались в гору. Горы теснее сдвигались к железной
дороге. Как огромные раны, зияли провалы каменоломен.
На их светлых выработках темнели фигуры рабочих. Подве¬
шенные на веревках, они долбили отвесную стену скалы.
Светложелтая пыль поднималась под ударами кирки и, рас¬
плываясь в воздухе, как дым, оседала в лощине.
—	Виз-енталь,—сказала девушка и встала, потянувшись
за своим коробом.
Когда они сошли с поезда, к ним подошел кондуктор.
—	Прекрасные места, — сказал он и порылся в своей сум¬
ке.— Нигде в Герхмании не получите такого обеда! — И, уже
вскакивая на подножку тронувшегося вагона, протянул Циха¬
уэру карточку:—Нигде в Германии!..
Художник взялся было за огромный короб спутницы.
—	Чтобы на нас показывали пальцами? — сказала она и
ловко вскинула ношу на плечи.
На платформе было несколько крестьян. Они сидели на
скамьях, кутаясь в пальто и плащи. Около каждого стоял
такой же огромный короб.
—	Что в них? — с любопытством спросил художник.
—	Игрушки. Мы возим их в Аннаберг,
—	И вы тоже?!
Она прервала его:
—	Вы приехали на похороны вашего дяди... Сегодня мы
хороним отца. Меня зовут Рената Шенек.
—	Рената. Рени?.. Я не забуду.
На площади перед вокзалом тоже сидели люди с короба¬
ми. Их было много. У всех был одинаково изхмученный вид,
хотя день еще не начинался.
—	Смотрйте-ка, молодая Шенек уже вернулась, — с за¬
вистью сказала старуха, сидевшая с краю, прямо на земле.
631

—	Мы сегодня хороним отца, матушка Зельте,— на ходу
ответила Рени. — Вы придете?
—	Иди, иди, — проворчала старуха. — Кому надо, тот и
придет.
Сначала они шли дорогой, потом свернули на тропинку,
круто поднимающуюся в гору. Когда им встречались крестья¬
не, Цихауэр первый снимал шляпу.
—	Грюсс гот! — говорил он.
—	Грюсс гот!.. — хмуро отвечали они, отводя глаза.
Мужчины попадались все реже. Откуда-то из кустов не¬
ожиданно появлялись детишки и старухи, сгибавшиеся под
тяжестью вязанок хвороста.
Цихауэр приподнимал шляпу:
—	Грюсс гот!
Но никто ему уже не, отвечал. Дети пугливо шарахались
в кусты, старухи угрюмо отворачивались, опираясь на палки
и сходя с тропинки, чтобы пропустить незнакомцев.
Чем дальше они шли, тем труднее было Цихауэру скрыть
утомление, тяжелое дыхание выдавало его.
Рени поставила короб и опустилась на камень. Она сня¬
ла шляпу, и Цихауэр увидел, что ее волосы закручены в тя¬
желый узел на затылке. От этого голова ее уже не казалась
такой маленькой, но незатененное полями шляпы лицо выгля¬
дело еще более усталым. Цихауэр отвел, от нее взгляд и по¬
смотрел на восток. Солнце уже поднялось над хребтом. Дале¬
ко впереди, окруженная грядою темных скал, возвышалась
могучая гора. Она стояла величественная и тяжелая, рас¬
пустив зеленый подол подножия до самой долины. Вершина
ее, коричневая, изрытая глубокими складками, была накрыта
высоким серебряным чепцом снега. Белые фестоны, как
кружево, спускались на ее широкие серые плечи.
Рени взглянула туда.
— Там уже нет наци, — сказала Рени, указывая на
горы.
Оба ее спутника кивнули головами и с интересом посмот¬
рели на ту землю, где «не было наци».
Зинн поднялся первым.
—	Идемте...
—	Теперь сюда, — сказала Рени и свернула направо.
За поворотом сразу открылась деревня. Поднявшись к ней,
они вошли в последний дом, выходивший на дорогу глухой
стеной двора. В лицо им ударила густая струя смрадного па¬
ра, в котором смешались запахи распаренного дерева, клея,
дешевых красок. В комнате царил полумрак.
Неприятный запах исходил и от игрушек, сушившихся на
нескольких полках, опоясавших огромную печь, занимавшую
632

всю середину комнаты. Здесь был целый зоологический сад,
вырезанный из дерева.
Куча фигурок, белевших свежеоструганным деревом, бы¬
ла свалена на полу у большого стола, вокруг которого сидела
вся семья. Дети наравне со взрослыми клеили и раскрашива¬
ли. Когда вошла Рени, дети обступили снятый ею короб. Ре¬
ни извлекла из него несколько пакетиков. Один из них — пач¬
ку печенья — она тут же вскрыла и дала детям по круглому
бисквиту. Это было самое дешевое печенье, но дети ели его,
причмокивая от удовольствия.
Вскоре сели завтракать. На столе стояли две плошки.
В одной был картофель, в другой—льняное масло. Каждый
брал себе картофелину, макал ее в масло и, придерживая лом¬
тиком хлеба, нес ко рту. Зинн достал из своего мешка и по¬
ложил на стол банку консервов и несколько булочек. Дети
жадно уставились на консервы, но мать Рени сказала:
—	Это оставим на поминки.
—	Мы тоже пойдем хоронить? — спросил Цихауэр у Рени.
—	Иначе вам не пройти к кладбищу, — тихо ответила
она.
—	Нам туда непременно нужно?
—	Там — граница...
Рени пересела в угол комнаты, где стояла детская кро¬
ватка. Цихауэр заглянул через плечо Рени и увидел маль¬
чика лет шести. Его заострившееся личико было очень блед¬
но, тонкие прозрачные ручки лежали поверх одеяла.
—	Ваш братишка? — спросил Цихауэр.
—	Нет, сын.
—	А я думал...
—	Я вдова, — просто сказала Рени.
Зинн опустился на табурет возле кроватки и посмотрел
на больного ребенка.
—	У вас нет никакого музыкального инструмента?
Рени сняла с печки игрушечную гармонику. Она была еще
сырая от свежих красок. Зинн растянул мехи. Инструмент из¬
давал хриплые, неверные звуки. Пальцы Зинна побежали по
ладам, и он запел:
Спи, сынок, молчи, дружок.
В папу вовсе не стреляли,
Дяди только попугали.
Папа вышел на лужок.
Спи, сынок, молчи, дружок.
Цихауэр видел, как напрягаются черты лица Рени, слов¬
но она силилась удержать слезы, а голос певца, всегда зву¬
чавший сталью, становился все мягче:
633

Ничего здесь не случилось,
Это все тебе приснилось.
Спи, сынок, молчи, дружок.
Я молчу — молчи и ты.
Слышишь, вновь трубят горнисты?
Если правду скажешь Tbit
И тебя убьют фашисты.
Зинн опустил гармонику и без аккомпанемента тихонько
повторил:
Спи, сынок, молчи, дружок.
Рени	опустила голову на руки, ее плечи слегка	вздраги¬
вали.
—	Я пойду на воздух, — сказал Цихауэр.
Рени взяла с постели две подушки и повела друзей в ко¬
ровник.
—	В	сарае	для соломы было бы лучше,	но он	занят, —
сказала	она и	отворила дверь сарая, чтобы	набрать	для них
соломы. Они увидели стоявший там гроб.
Скоро Рени разбудила их и попросила помочь внести гроб
в дом. Гроб был тяжелый, из толстых дубовых досок. Его по¬
ставили на стол, около которого попрежнему в.ысилась груда
свежевыструганных игрушечных зверей.
На скамье вокруг печи, под рядами пестрых игрушек, си¬
дела вся семья и соседи. Только вдова стояла у стола, молча,
с каменным лицом уставившись на покойника.
Пастор читал молитву.
Дверь широко распахнулась, и на пороге появился здоро¬
венный детина. На нем была форменная фуражка с кокардой.
Это был правительственный инспектор. Из-за его ©пины вы¬
глядывал стражник сельской полиции.
—	Хайль Гитлер!
Пастор захлопнул молитвенник и, не ответив, отошел в
сторону.
—	Я еще не давал разрешение на погребение, — сердито
сказал инспектор матери Рени.—Где свидетельство о том,
что рот покойника осмотрен, что в нем нет золота?
Вдова дрожащими руками рылась в ящике того же стола,
на котором стоял гроб. Инспектор откинул простыню, за¬
крывавшую покойника до подбородка, и осмотрел его пальцы.
—	'А обручальное кольцо?
Вдова покорно протянула инспектору тоненький золотой
обруч.
Он поставил в углу свидетельства печать и весело сказал:
—	Можете ехать!.
Прежде чем уйти, он окинул взглядом комнату и остано¬
вил его в углу за печкой, где стояла кроватка больного
634

мальчика. Проследив за его взглядом, Цихауэр увидел лежа¬
щий перед кроваткой самодельный коврик из разноцветных
лоскутков. В середине лоскутки образовали яркую красную
звездочку.
Инспектор медленно подошел к коврику, подкинул его но¬
ском сапога и обвел взглядом молча сидевших крестьян.
Все угрюмо потупились.
—	Возьми!—приказал инспектор стражнику и сказал пас¬
тору: — Теперь можете молиться. А с тобой, — он обернулся
к Рени, — мы еще встретимся.
—	Послушайте!..— проговорил Цихауэр, но прежде чем
он успел продолжить, Зинн схватил его за руку.
Инспектор и стражник ушли, громко хлопнув дверью.
Зинн чувствовал, как дрожит локоть Цихауэра.
—	Выйдем-ка, — сказал он.
Деревня была уже окутана густыми сумерками. Зажига¬
лись огни. Было очень тихо. Они стояли и молча курили. За
их спинами неслышно выросла фигурка Рени.
—	В Верхнем Визентале вас уже ждут.
Она еще постояла в нерешительности и пошла к дому.
—	Через десять минут вынос, — не оборачиваясь, сказала
она с порога дома.
Гроб несли на плечах вдоль деревенской улицы. Из домов
выходили жители. Завидев процессию, они наскоро сбрасы¬
вали фартуки, облепленные стружкой, и присоединялись к
хору крестьян. Некоторые выходили с фонарями и занимали
места по сторонам процессии. Вскоре она была окружена
цепочкой огней.
Последнее прибежище визентальцев не было уютным. Его
обвевали ветры со всех сторон. Выветренные камни могиль¬
ных плит стали шероховатыми, как руки лежащих под ними
бедняков.
Было уже совсем темно, когда гроб отца Рени опустили
в могилу. Она была неглубокой и узкой. Фонари крестьян
освещали острые камни, торчавшие по ее краям. Опускаясь,
гроб стукался о них. Еще громче стучали по его крышке ка¬
менья, заменявшие здесь горсть земли, бросаемую в могйлу
провожающими.
Рени отвела Зинна в сторону.
—	Видите вон ту гору?
Зинн зажмурился, чтобы привыкнуть к темноте.
—	Идите на нее, — сказала t Рени. — Все время по греб¬
ню. Не спускайтесь в долину, там кордон. В пятистах метрах
вас ждут друзья.
—	Мы вам очень обязаны, товарищ Щенек, — сказал
Зинн.
635

А Цихауэр взял руку Рени и, подержав в обеих своих,
бережно поднес к губам.
—	Мне пора,—сказала Рени, мягким усилием освобож¬
дая свою руку.
—	Нижний Визенталь, Рената Шенек... Рени... — сказал
Цихауэр едва слышно.
Она подняла на него глаза, но только повторила:
—	Мне пора... Вам тоже...
Через минуту ее силуэт расплылся в темноте.
По примеру Зинна Цихауэр опустился между могилами и
больно ударился при этом плечом о каменное надгробие.
Перед глазами Цихауэра качалось что-то большое, тем¬
ное, похожее на дерево, с плоской, растрепанной ветром кро¬
ной. То, что он принял за дерево, качнулось, и Цихауэр по¬
чувствовал нежное прикосновение к лицу. Он поднял руку
и нащупал цветок. Цветок был маленький и, кажется, белый,
с тонким стеблем, легко обломившимся под пальцами худож¬
ника. Цихауэр бережно воткнул цветок себе в петлицу.
Лежать было неудобно. Острые камни резали колени и
грудь. Но Цихауэр боялся повернуться, чтобы не произвести
шума. На кладбище царила уже мертвая тишина. Было вид¬
но, как вдали спускаются к деревне точки фонарей.
Скоро туман скрыл деревню и окутал гребень горы и клад¬
бище. Сквозь него Зинну не было видно ни луны, ни горы,
на которую велела итти Рени.
—	У тебя нечего хлебнуть? — шопотом спросил Цихауэр.
—	Помолчи!
—	Пора итти.
—	Туман может подняться.
—	Пятьсот метров — пять минут.
После некоторого молчания Зинн сказал:
—	Хорошо, — и поднялся из-за своего камня.
—	Постой! — спохватился вдруг Цихауэр и опустился на
колени.
—	Что еще? — недовольно спросил Зинн.
—	Пустяки... Сейчас... — смущенно пробормотал Цихауэр,
вынув из петлицы цветок и бережно пряча его в шляпу. —
Вот и пошли!

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
И вот эти — едва ли уже люди — гото¬
вят новую войну. Наделано очень много
пушек, ружей, пулеметов и прочего, —
пора снова убивать людей, иначе — для
чего работали? Насверлили пушек не для
того, чтобы употреблять их в качестве во¬
допроводных труб.
М• Горький

1
На этот раз плавание «Пирата» было обставлено с осо¬
бенной пышностью. О его появлении в виду берегов Ривьеры
газеты подняли такой шум, словно яхта прибыла не из
Америки, а по крайней мере с Марса. Подробные описания
пути были разосланы редакциям газет вместе с расписанием
балов и. развлечений, предоставляемых на борту «Пирата»
гостям Джона Ванденгейма Третьего.
«Пират», как видение, появлялся то тут, то там; от него от¬
валивал катер, забиравший на берегу почту, и яхта снова ис¬
чезала в синеве горизонта.
В газетной шумихе, поднятой вокруг яхты по приказу Вап-
денгейма, существенным обстоятельством, о котором не по¬
дозревал ни один из репортеров, было то, что самого Джона
на борту «Пирата» не было. В то самое время, когда все счи¬
тали, что он наслаждается прелестями Средиземного моря,
Джон расхаживал по апартаментам парижского отеля
«Крийон», в книгу которого был записан под именем Горация
Ренкина, представителя адвокатской конторы «Доллас и Дол¬
лас». Ради сохранения тайны совещаний, происходивших у не¬
го каждый день с крупнейшими представителями француз¬
ской политики, промышленности и банков, чуть ли не каждое
из них созывалось в новом месте. Министры и послы, банки-
639

ры и промышленники приезжали в кабинеты дорогих ресто¬
ранов, в загородные виллы и в салоны кокоток, не доверяя
ни секретарям, ни советникам, ни адвокатам истинного смыс¬
ла и цели своих свиданий с Ванденгеймом. Когда могли, они
старались остаться неузнанными. Они знали, что раз¬
глашение интриги, затеянной Джоном, не угрожая ему ни¬
чем, кроме расхода в несколько десятков тысяч долларов на
затычку рта газетам, было бы для любого из его французских
сообщников равносильно политическому самоубийству.
С одними из своих контрагентов, такими, как барон Шней¬
дер, барон Ротшильд или де Вандель, Ванденгейм вынужден
был разговаривать вежливо и, в случае их упрямства или
чрезмерной жадности, срывать потом гнев на Долласе. На
других, вроде министра Боннэ, полковника де ла Рокка, Бул-
лита или Абетца, он кричал так, как если бы они были его
провинившимися лакеями.
Его приводила в бешенство неповоротливость французско¬
го кабинета в чешском вопросе. Вместо того чтобы взорвать
франко-чехословацкий пакт и решительно отказаться от вся¬
кой возможности сотрудничества с СССР, министры-радикалы
юлили перед общественным'мнением. Они тряслись над своими
портфелями, воображая, будто волка можно накормить, со¬
хранив овец.
Ванденгейм вовлек в игру Боннэ, параллельно с обязанно¬
стями министра иностранных дел Третьей республики много
лет занимавшего должность главного юрисконсульта в бан¬
кирском доме «Братья Лазар». Джон пригрозил министру-
юрисконсульту, что немецкая банковская группа «Д» лишит
«Братьев Лазар» функций своего тайного представителя, если
Боннэ немедленно не примет решительных мер к дискредита¬
ции пропаганды за сохранение франко-чехословацкого пакта.
На следующий день Боннэ прислал ему текст проклама¬
ции:
«Француз!
Тебе внушают, будто непроходимая пропасть отделяет
требования Гитлера от уже достигнутых соглашений. Это
ложь. Единственное разногласие — в вопросе о процедуре:
должны ли немецкие войска вступить в Судетскую область,
бесспорно признанную немецкой, д о или после определе¬
ния ее границ.
Ты хочешь, чтобы вороны клевали твои кости из-за этого
«разногласия»?
На наш взгляд — вся Чехия не стоит костей однрго
пуалю».
Текст понравился Ванденгейму, но он назначил Боннэ
640

свидание и новыми угрозами заставил его собственной рукой
переписать прокламацию под предлогом нескольких мелких
поправок. Получив этот документ, делавший министра его
рабом, Джон переслал копию де ла Рокку вместе с чеком и с
приказом: не позже утра «Боевым крестам» оклеить стены
Парижа сотнею тысяч таких прокламаций. Когда это было ис¬
полнено, он, даже не дав себе труда поговорить с Боннэ,
передал через Долласа, что господину министру предостав¬
ляется выбор: пресечь всякую попытку Франции оказать со¬
противление немецкому вторжению в Чехию или увидеть,
расклеенным на стенах столицы и факсимиле его провокаци¬
онного сочинения.
Боннэ исполнил все — и в тот же день получил через
«Братьев Лазар» «тантьему» в полмиллиона франков и уве¬
домление об удвоении его юрисконсультского оклада.
Боясь скомпрометировать Даладье личным свиданием,
Ванденгейм поручил его попечениям Долласа и Буллита.
Он обещал барону Шнейдеру, главе оружейных заводов
в Крезо, что знаменитые чешские заводы Шкода перейдут
в его полную собственность в тот день, когда немцы вступят
в Чехию, и в качестве гарантии депонировал пакет собствен¬
ных акций этого предприятия. Но в тот же день он дал сво¬
им маклерам приказ играть на понижение акций Шкода на
всех биржах Европы и скупать их в любом количестве. Они
были ему нужны для дальнейшей игры: заводы Шкода были
крупной приманкой, на которую он собирался поймать еще
одну акулу.
Благодаря придуманным комбинациям и французский хи¬
мический трест «Кюльман» и британский «Империел кемикл»
пришли к выводу, что они заинтересованы в том, чтобы не¬
мецкая «ИГФИ» как можно скорее стала хозяином чешской
химической промышленности.
Одних Джон связывал общими интересами, других стал¬
кивал лбами. Но не без удивления он видел, что, несмотря на
все эти усилия, несмотря на то,, что французские министры
готовы были послать Гитлеру ноту с приглашением вступить
в Судеты, дело все же нельзя было считать полностью обес¬
печенным: миллионы французов громко протестовали против
подлости, которую собиралось совершить их правитель¬
ство.
Ванденгейм приказал Долласу покупать прессу. Секретные
«фонды» Боннэ тотчас оказались утроенными. Боннэ раздавал
налево и направо свои знаменитые конверты, набитые на этот
раз уже не дешевыми франками, а полноценными долларами.
Успех Гитлера обеспечивали налогоплательщики далекой
заокеанской республики. Журналисты всех мастей — от шанта¬
41 Поджигатели
641

жистов «Гренгуара* до «социалистических» зубров типа
Блюма — стали скрипеть перьями из американского зо¬
лота.
Чтобы подбодрить жадных, но трусливых парижских писак
и заставить биржи мира прислушаться к их истерическому
визгу, Джон сумел из Парижа инспирировать выступление
британских газет в том же духе. От Долласа к Абетцу, от
Абетца к Вельчеку, от Вельчека к Дирксену — по этой цепоч¬
ке с быстротою дипломатической депеши пропутешествовал
чек на имя издателя лондонской «Дейли мейл», и в ней тот¬
час появилась статья, произведшая на мир более ошеломляю¬
щее впечатление, чем если бы бомбы Геринга разорвались на
Площади Звезды в Париже. Взгляды правящей верхушки
Британии целиком совпадали с планами Джона, и сам лорд
Ротермир писал: «Нам нет никакого дела до Чехословакии.
Если Франции угодно обжечь там пальцы, то это ее дело».
Ротермир, смакуя, повторял гнусные слова Боннэ,—по-англий¬
ски они оказались звучащими ничуть не менее зловеще, чем
по-французски: «Кости одного французского солдатика стоят
больше, чем все чехословаки, вместе взятые».
—	Англия думает о наших пуалю!..—Парижане утирали
слезы умиления, забывая о следующих строках Ротермира,
где он сводил на-нет всю прежнюю политику Франции,
направленную на создание дружественного ей и сильного
чехословацкого государства. Ротермир называл Чехосло¬
вацкую республику государством, созданным недаль¬
новидной политикой, и откровенно выражал надежду, что
«с приходом к власти национал-социалистского правитель¬
ства, под энергичным руководством этой партии, Германия
сама найдет способ исправления несправедливостей. В ре¬
зультате Чехословакия... может в одну ночь прекратить су¬
ществование».
Но Джону казалось мало и этого. Доллас продолжал дей¬
ствовать, и к полному восторгу Ванденгейма в «Таймсе», ко¬
торый лондонские биржевики раскрывали по утрам, как еван¬
гелие, появилась передовая, откровенно предлагавшая Гитлеру
захватить Судеты.
Ванденгейм закусил удила, — он уже не мог остановиться:
американские миллиарды, вкладываемые в немецкую промы¬
шленность, росли, как на дрожжах, им было тесно в границах
.Третьего рейха, они требовали новых завоеваний.
Предостерегающий голос «Юманите» раздавался во
Франции, перекрывая бесовский хор, рожденный чеками Джо¬
на. Трудовой французский народ не верил в необходимость
капитуляции перед Гитлером, рисовавшимся правящей кликой
Франции чуть ли не спасителем ее миллионов, вложенных в
642

Чехию. Но рантье уже колебались: что будет, если на твер¬
дость Франции немцы ответят войной?
Нет, нет, война не для Франции! И из-за чего, из-за каких-
то там Судетских гор, которые не всякий француз способен
найти на карте! Чорта с два! Если чехи не хотят примириться
с потерей этих гор, так пусть сами за них и воюют...
Вся Чехословакия не стоит костей одного пуалю!
В «Гренгуаре» афоризм Боннэ трансформировался в столь
же лаконический, но, пожалуй, еще более гнусный аншлаг,
перепоясавший первую страницу этого органа погромщиков:
«Хотите ли вы умереть за Чехословакию?»
«Спасителем нации» был объявлен некий профессор Жо¬
зеф Бартелеми, который по заказу Долласа написал для «Тан»
статью, «доказавшую как дважды два», что франко-чехо-
словацкий договор о взаимной помощи давным-давно утратил
силу, поскольку Гитлер денонсировал Локарнский договор.
В сорок тысяч франков обошлось Ванденгейму то, что
статья журналиста, разоблачавшего продажность Бартелеми,
не появилась в печати.
—	Запомните, Фосс, — наставительно проговорил Джон
Третий, обращаясь к Долласу, — и не уставайте повторять
тем, кто этого не понимает: вышибить из этой игры Фран¬
цию — значит выиграть всю партию, потому что этим, быть
может, нам удастся выбить из игры Россию. А это для нас
важнее Англии и Франции, вместе взятых.
Удовлетворенный результатами своей деятельности, Ван-
денгейм собирался уже покинуть окутанный осенней мглою
Париж, когда к нему явился встревоженный Доллас.
—	Дурные вести из Германии, хозяин!
Он съежился было под. свирепым, взглядом Ванденгейма,
но все же решился договорить:
—	В кругу близких людей Гитлер проговорился, что боит¬
ся провала с Судетами.
Ударом ноги Джон в бешенстве отбросил, китайский сто¬
лик со стоявшим на нем чайным сервизом.
—	Господь-бог наказал нас этим идиотом!
—	Не столько бог, сколько Генри Шрейбер, — лукаво за¬
метил Доллас.
—	К дьяволу ваши гнусные остроты! — рявкнул Джон.
Отбросив обломки столика и топча осколки фарфора, он
прошелся по комнате.
—	Помните того малого, что был нами приставлен к Ге¬
рингу?.. Мак?.. Мак?.. — силился вспомнить Джон.
—	Мак-Кронин?
—	Надо связаться с ним!
После некоторого колебания Доллас сказал:
41*
643

—	Эти сведения от него и идут.
—	Так, значит, Гитлер говорил это Герингу?
—	Герингу и Геббельсу.
—	Ну, Геббельс... — Джон пренебрежительно махнул.
—	Его влияние на Гитлера...
—	Дело не только во влиянии, айв личной заинтересо¬
ванности, Фосс. — Джон неожиданно рассмеялся и крепко
ударил Долласа по плечу. — Чего стоило бы ваше влияние
на меня, если, бы вы не были заинтересованы в успехе того
жульничества, которое провели вчера для Буллита?!
Доллас хотел возразить, оправдаться, но губы его омерт¬
вели от страха: он знал, что Джон способен простеть все —
ложь, измену, любую подлость, только не посягательство
на его кошелек.
—	Честное слово, хозяин... — пролепетал он, овладев, на¬
конец, способностью речи и отирая о брюки влажные ладо¬
ни. — Честное слово...
Ванденгейм угрожающе проговорил:
—	Вы вообразили, что если вы ведаете моей разведкой,
а не я вашей, то я уже ничего не знаю о проделках за моею
спиною?.. Как бы не так! Каждый ваш шаг, каждое слово...—
Он стоял страшный, как идол, и Долласу уже чудилось, что
десяток рук багрового страшилища обвивают его в смертель¬
ном объятии, чтобы выжать все, что он успел нажить. Он смо¬
трел на Джона остановившимися от ужаса глазами. Если бы
не бешеные удары сердца и не холодные струйки пота, катив¬
шегося по рукам, по лицу, по всему телу, он поверил бы тому,
что страх способен мгновенно убивать.
Глядя на него, Ванденгейм презрительно усмехнулся:
—	Нельзя быть таким трусом, Фостер.
—	Ц не боюсь ничего на свете... — заплетающимся языком
промямлил Доллас и поднял руку, чтобы отереть мокрое
лицо.
—	В общем это пустяки. Я на вас не сержусь! — заявил
Джон. — Смотрите только, чтобы вас не надул Буллит в той
спекуляции, которую вы с ним затеяли.
—	Буллит меня? — Доллас рассмеялся скрипучим долгим
•смехом.
—	Приглядывайте за ним. Этот лягавый из тех, что норо¬
вят таскать дичь из-под носа хозяина... Президент это скоро
почувствует.
Неожиданно Ванденгейм спросил адвоката:
—	Вы передали Буллиту последний чек?
—	Разумеется.
—	Без удержаний?..
Доласс пожал плечами и обиженно отвернулся.
644

—	Нужно дать ему деликатное поручение... Впрочем, лучше
не впутывать в это дело- Буллита, — сказал Джон. — Ведь вы
и сами близки теперь с Абетцем?
—	Более или менее.
—	Мне нужно встретиться с Герингом,
—	Такое дело требует времени.
—	Его-то у меня и нет.
—	Абетцу придется ехать в Германию.
—	Пусть летит завтра же!
—	Прием у Геринга, говорят, расписан на месяц вперед.
Ванденгейм резко остановился посреди комнаты и прого¬
ворил:
—	Он должен принять меня не позже следующей недели.
2
Шверер был раздосадован: намеченный отъезд в Чехосло¬
вакию вдруг отложили. Гаусс объяснил ему эту отсрочку тем,
что англичане, с которыми должен был отправиться Шверер,
отложили свой выезд.
—	Не я должен был ехать с англичанами, а англичане со
мной, — сдерживая раздражение, сказал Шверер. Ему показа¬
лась обидной эта зависимость от англичан.
—	Весьма любезно было со стороны англичан пригласить
вас в качестве немецкого наблюдателя в их комиссию, — воз¬
разил Гаусс.
Шверер недовольно фыркнул: опять наблюдатель! Опять
партикулярный пиджак, опять зависимость от каких-то штат¬
ских субъектов, которых он заранее презирал. Он уже знал
по опыту, что значит быть «наблюдателем». Положительно
ему не везло. Не, ради же удовольствия хотел он побывать
в Чехословакии, где ему предстояло воевать и одержать
победу над передовым западным отрядом ненавистного славян¬
ства — чехами. Ему не терпелось осмотреть театр военных
действий, которому суждено стать мостом к восточному про¬
странству, мостом, по которому он, Конрад фон Шверер, пове¬
дет полки германцев!
Не подозревая того, что Геринг именно его назвал в каче¬
стве жертвы провокации, задуманной Гитлером, Шверер не¬
терпеливо стремился навстречу собственной смерти. Он был
далек от мысли заподозрить что-либо недоброе в том, что
Гаусс пригласил его к себе и заставил в своем присутствии
передать Прусту все дела, не исключая и далеко идущих
планов подготовки восточной кампании. Ему не приходило
в голову, что все его слова Гаусс воспринимал как своего
рода предсмертную исповедь. В мерно покачивающемся носке
645

лакированного сапога Гаусса, в блеске его монокля было
столько спокойствия, что предположение о его участии
в плане убийства Шверера не пришло бы в голову даже тому,
кто и знал о предстоящей провокации.
Инициатива отсрочки отъезда Шверера, давшей Гауссу
возможность передать военную часть заговора против Чехо¬
словакии из рук Шверера Прусту, не исходила от Гаусса, и,
тем не менее, именно он был ее виновником. Вот как это слу¬
чилось.
В последний день пребывания миссии лорда Крейфильда
и Монтегю Грили в Берлине британский посол Невиль Гендер-
сон устроил в их честь прием. Тут-то Гауссу и представилась
редкая возможность проверить в личной беседе с француз¬
скими и британскими дипломатами то, что он уже не раз
слыхивал из уст Риббентропа и от Нейрата, но что все же
представлялось ему почти невероятным. Здравый смысл Гаус¬
са отказывался признать за англичанами и даже за францу¬
зами ту меру безрассудства, граничащего с безумием, какою
нужно было обладать, чтобы дать возможность немецким ди¬
пломатам с уверенностью утверждать, будто у Германии
в чешских делах руки развязаны так же, как они были раз¬
вязаны в вопросе с Рейнской областью и с аншлюссом Ав¬
стрии. Гаусс отлично знал, что он не является единственным
немецким генералом, у которого чешутся руки затеять драку
в Судетах и отхватить хотя бы часть чешских земель. Но он
хорошо знал и то, что не одинок в желании соблюсти неко¬
торую осторожность и отложить авантюру до времени, когда
немецкая армия будет готова к серьезным боям.
В минуты острых сомнений он, подобно многим своим
коллегам-генералам, готов был пойти даже на арест Гитлера
во имя спасения серьезных военных планов реванша от преж¬
девременного провала. Однако он хорошо знал и то, что для
ареста Гитлера нужно выбрать момент острейшего политиче¬
ского кризиса, угрожающего Германии бедами или крупным
провалом на международной арене. Такой политический кри¬
зис мог возникнуть в Европе вследствие попытки захвата
Судетской области. Многие из генералов до сих пор были
убеждены, что если не Англия и Франция вместе, то уж во
всяком случае Франция, а следовательно, и СССР выступят.
Тогда могло произойти то, чего генералы боялись как огня,—
быстрый разгром не готовой к войне германской армии и крах
всех их планов.
Случилось так, что прием в британском посольстве совпал
с моментом, когда Гаусса терзали сомнения. Именно в этот
день стало очевидным, что для развертывания немецкой ар¬
мии недостает офицеров и унтер-офицеров.

Словно нарочно, чтобы подзадорить генералов', Гитлер
собрал их в тот день на совещание и, в ответ на осторожный
довод о некомплекте командного состава, побагровев, хрипло
прорычал:
—	Машина пущена, я не намерен тормозить!.. Кому со
мною не по пути — прошу! — и резким движением указал на
дверь.
Никто из генералов, в том числе и поставивший вопрос
Гаусс, не поднялся и не вышел.
В течение нескольких секунд Гитлер налитыми кровью гла¬
зами оглядывал присутствующих, потом крикнул:
—	Выступит Франция или нет, Геринг уже получил от
меня приказ: по первому знаку обрушиться на Чехословакию
всеми силами моей авиации. Генеральный штаб выразил же¬
лание начать движение наземных частей в шесть часов утра.
Так и будет!
—	Но прогноз погоды может быть дан не дальше чем на
два дня, — заметил Гаусс, — а до конца сентября еще далеко.
Гитлер повел на него злым, с красными прожилками гла¬
зом', но вместо ответа проговорил, обращаясь к остальным:
—	Я пригласил вас, господа-, не для споров. Здесь при¬
сутствуют рейхсминистры фон Риббентроп и доктор Геббельс.
Они желают знать, какого рода нарушения международного
права им придется защищать перед так называемым обще¬
ственным мнением, когда вы двинетесь вперед.
Генералы переглянулись: они ничего не имели против то¬
го, чтобы обусловить себе свободу от законов ведения войны.
Сидевший несколько поодаль, откинувшись в кресле и выста¬
вив вперед огромный живот, Геринг весело крикнул:
—	Великолепно, мой фюрер! Ослепительно! Пусть Риббен¬
троп заранее составит ноту с оправданием того, что мы не¬
чаянно разбомбим британское и французское посольства
в Праге... Думаю, вы, мой фюрер, не станете возражать про¬
тив такого «недоразумения»?
Гитлер рассмеялся и вопросительно посмотрел на Риббен¬
тропа. Тот с поспешностью угодливо улыбнулся:
—	Нет ничего проще!.. Британское посольство располо¬
жено вблизи объектов, которые мы не можем не бомбарди¬
ровать. Известить же англичан о предстоящей бомбардировке
мы не сможем вследствие «порчи телефонов» в их посольстве.
Только Хенлейн должен позаботиться о том, чтобы телефоны
у них действительно не работали. Вот и все!
—	Отлично! — воскликнул очень довольный Геринг, —
Ослепительно! Вы дали нам изумительную идею, мой фюрер!
—	Теперь вы понимаете, чего я от вас хочу? — И Гитлер
снова оглядел генералов.
647

В Прусте проснулся артиллерист.
—	Нужно дать нам возможность стрелять химическими
снарядами.
Гитлер поблагодарил его улыбкой и обернулся к сидев¬
шему у его левого плеча Геббельсу:
—	Что скажете?
Геббельс ответил, не задумываясь:
—	Сегодня же подготовим сообщение для радио: «К на¬
шему командованию поступило донесение передовых частей
о том, что чехи пустили в ход отравляющие газы, — мы были
вынуждены ответить газовыми снарядами». Если впослед¬
ствии не удастся доказать, что чехи нарушили законы войны,
то всегда можно найти офицера, который в боевой обстанов¬
ке послал это неверное донесение. Можно будет даже пример¬
но наказать его.
Геринг тяжело поднялся с кресла.
—	Я тут больше не нужен, но хочу еще сказать Риббен¬
тропу, что моим летчикам, вероятно, придется не раз и не
два пролетать в Чехословакию над польскою террито¬
рией.
—	Липскому уже сказано, что Бек может предъявить пре¬
тензию на Тешин. За эту плату поляки охотно пропустят весь
ваш воздушный флот, — сказал Риббентроп. — Летайте хоть
каждый день!
—	Кстати о поляках...—Гитлер говорил негромко, однако
его хриплый голос сразу заставил всех умолкнуть. — Мы не
должны больше откладывать работу над планом разгрома
Польши. Как только будет покончено с Чехословакией, я не¬
посредственно займусь Данцигом, и война с Польшей станет
неизбежной.
Гаусс ничего не имел против этих необузданных планов,
которые для него, как и для всех присутствующих, были ло¬
гическим завершением всей их «деятельности». Но легко¬
мыслие, с которым Гитлер определял сроки и формулировал
будущую политическую обстановку во всей Европе, раздра¬
жало его и пугало.
Он приехал на прием в британское посольство, находясь
под влиянием этого заседания. По-своему расценивая между¬
народную ситуацию и предвидя возможность непоправимых
последствий в случае, если еще не подготовленная армия не¬
обдуманно влезет в чешскую авантюру без абсолютных гаран¬
тий безучастности англичан и французов, он решил использо¬
вать редкую возможность поговорить с Гендерсоном и присут¬
ствовавшим на приеме послом Франции Франсуа По<нсэ.
На прямые вопросы неискушенного в дипломатии генерала
опытный и ловкий француз, прогерманские настроения кбто-
64S

рого были достаточно широко известны, давал тем не менее
витиеватые и туманные ответы, заставлявшие седую бровь
Гаусса высоко выгибаться над моноклем.
—	Современная внешняя политика—не что иное как
компромисс, — чаруя слушателя приветливой улыбкой,
говорил Понсэ. — Франция не может и не захочет осуще¬
ствлять свои желания в области международной политики
изолированно от желаний других заинтересованных дер¬
жав.
—	Следует ли это понимать как желание Франции согла¬
совать свои действия с намерениями, скажем, Германии или
дружественные отношения с Чехословакией заставили бы
французов более сочувственно прислушиваться к тем выдум¬
кам о наших кознях, которые распространяет Прага? — спро¬
сил Гаусс.
—	Мы готовы прислушаться к каждой мысли, имеющей
конструктивный характер. Вашему превосходительству, чьи
слова^ и поступки подчиняются прямым и ясным велениям
открытого сердца солдата, трудно себе представить сложность
извивов, которыми идет современная дипломатия.
—	В нашем деле тоже далеко не все так просто, как вам
кажется, господин посол, — усмехнулся Гаусс.
—	О, разумеется, — с полной готовностью поспешил со¬
гласиться Понсэ. Но он был прямо заинтересован в успехе
немцев, в чью промышленность были вложены его деньги.
Поэтому в его интересы вовсе не входило оставлять немец¬
ких генералов в неуверенности относительно уже совершенно
ясной для него позиции французского кабинета, готового итти
на все уступки Гитлеру. Он поспешил заявить:—В качестве
примера сложности узла, который мы с вами призваны со¬
вместно развязать...
—	Мы с вами? — удивленно переспросил генерал.
—	Я имею в виду судетскую проблему.
—	А-а...—неопределенно промычал Гаусс.
—	Чтобы дать вам ясное представление о положении дел,
я рискнул бы из дружеских чувств к вашей армии и ее вождю,
всеми нами уважаемому канцлеру, выдать вам маленькую
служебную тайну... — Понсэ принял таинственный вид. Гаус¬
су оставалось только щелкнуть под креслом шпорами и дви¬
жением руки подтвердить, что дальше него тайна Понсэ пой¬
ти не может. Удовлетворенный этой наивной игрой, француз
понизил голос до полушопота:—Не так давно господин Бон¬
нэ просил парижского коллегу нашего милого хозяина, сэра
Эрика Фипса, получить у лорда Галифакса ясный ответ на
вопрос, сформулированный примерно так: «Если немцы ата¬
куют Чехословакию и если Франция обратится к Великобри-
64d

тании с заявлением; «Мы выступаем», что ответит Лон¬
дон?»
Понсэ сделал многозначительную паузу.
Бровь Гаусса оставалась на этот раз неподвижной, и лицо
его окаменело в напряженном внимании. Не мешая послу, но
и не поощряя его, генерал ждал того главного, ради чего
и затеял этот разговор.
—	Вот что ответил лорд Галифакс. — Голос Понсэ стал
еще таинственнее. — Стараюсь вспомнить для вас почти до¬
словно, мой генерал: «Дорогой сэр Эрик, вы справедливо за¬
метили Боннэ, что вопрос сам по себе, несмотря на кристаль¬
ную ясность формы, не может быть оторван от обстоятельств,
в которых будет задан, а именно они-то в данный момент
и являются гипотетическими».
Француз посмотрел на генерала так, словно хотел спросить:
«Неужели тебе еще не все ясно? Не хочешь же ты, чтобы
я прямо сказал тебе: действуй, действуй, наше дело сторона!»
Именно этот смысл он вложил в рассказ о Фипсе и хотел,
чтобы немец понял его до конца, чтобы немец не боялся ни¬
каких подвохов со стороны правительства Франции, которому
только собственное общественное мнение мешало открыто на¬
бросить петлю на шею Чехословакии, чтобы привести ее Гит¬
леру в качестве своей доли при новом дележе мира. Понсэ
очень хотелось намекнуть генералу, что он советует вспомнить
позицию англо-французов в инциденте с Рейнской зоной,
в австрийском, абиссинском и испанском вопросах. Но он
боялся: в случае провала интриги или поворота в политике,
вызванного давлением общественного мнения, ему, старому
дипломату, не простили бы такой неосторожности. Кэ д’Орсэ
сквозь пальцы смотрело на его закулисные денежные связи
с немцами, очень похожие на прямую измену Франции, но
болтливость, связанная с публичным скандалом, мюгла ока¬
заться роковой для его дипломатической карьеры. А в том, что
не существует бесед, которые оставались бы тайною, даже
если они ведутся с глазу на глаз в укромных уголках чужого
посольства, француз был уверен. Это удерживало его от пол¬
ной откровенности с Гауссом. Гаусс решил проверить себя и
побеседовать с кем-нибудь из англичан и был рад, когда ему
удалось увлечь в зимний сад лорда Крейфильд а, о котором
было достаточно хорошо известно, что он является не только
доверенным лицом Галифакса, но и личным! другом британ¬
ского премьера. От этого флегматичного британца Гаусс рас¬
считывал вытянуть что-нибудь более определенное. На откро¬
венность с Беном генералу давало право их старое знаком¬
ство. С англичанином он говорил еще более прямо.
—	Вопрос о нашем праве на Судетскую область больше
650

не вызывает сомнений, — решительно проговорил он и умолк
в ожидании, когда Бен устроится в плетеном кресле под сенью
пальмы.
—	Правительству его величества вопрос действительно
ясен, — охотно согласился Бен. — Но, к сожалению, он вовсе
не представляется таким ясным среднему англичанину.
Гаусс пренебрежительно сжал сухие губы.
—	Там, где мы не хотим путаницы, среднему человеку не
должно быть места.
—	К сожалению, нам, при наших порядках, — не скрывая
неудовольствия, ответил Бен, — не всегда удается исключить
его из игры.
—	Это должно вас лишний раз убедить в том, что англий¬
ские порядки мало пригодны для эпохи, требующей быстрых
и категорических решений... Вестминстерская система отжила
свой век.
Бен с удивлением взглянул на генерала, хотел было ска¬
зать, что Гаусс, повидимому, просто ничего не понимает в ан¬
глийской государственной системе, но воздержался и только
еще плотнее сжал губы.
А Гаусс, не получив реплики, продолжал:
—	Даже нам, при полной свободе нашего руководства
в вынесении любых решен’ий, было не легко избрать вариант
овладения Судетами.
Бен непонимающе взглянул на него.
—	Я имею в виду выбор одного из уже испробованных
способов, — пояснил Гаусс. — Можно было пойти на «саар¬
ский вариант» с плебисцитом, но фюрер отверг его, не буду¬
чи уверен в результатах голосования. — Генерал сделал пре¬
зрительный жест и добавил:’—Происки чехов могли испор¬
тить дело... Нам известен уже и «испанский вариант», когда
мятеж происходит изнутри и остается только ему по¬
мочь...
Он снова умолк и вопросительно посмотрел на лорда. Но
Бен молчал, прикидывая в неповоротливом мозгу значение
реплик, какие он мог бы подать.
—	Возможен был бы и молниеносный захват австрийского
образца, — продолжал между тем Гаусс,— но для этого нуж¬
но было бы иметь полную уверенность в том, что Англия
и Франция не вмешаются.
На этот раз Бен не выдержал и сказал генералу то, чего
не решился высказать Гауссу Понсэ:
—	На этот счет у вас был уже опыт Рейнской зоны и той
же Австрии.
Тут он спохватился, что ни премьер, ни Галифакс не упол¬
номочивали его на ведение каких бы то ни было переговоров,
651

и недовольно умолк. Да, кажется, он сильно продешевил, вы¬
кинув даром то, что дорого стоит. Глупо, глупо!
От раздражения Бен задул дыханием свечу, когда заку¬
ривал сигару. И тут же обнаружил еще одну неприятность:
откуда ни возьмись, вынырнул лакей и зажег свечу снова.
Значит, этот тип мог слышать и его реплику? Глупо, удиви¬
тельно глупо! Надо перевести разговор на более интересую¬
щие его вопросы свиноводства. Кажется, ведь у Гаусса есть
большое поместье в Восточной Пруссии, не может же там
не быть свиней.
Бен уже раскрыл было рот, чтобы спросить генерала о
свиньях, но то, что он услышал, заставило его насторожиться.
—	Это я имею честь совершенно доверительно сообщить
вам от лица значительной группы моих коллег, в руках кото¬
рых практически находится армия...—настороженно прого¬
ворил Гаусс и вопросительно умолк.
Занятый своими мыслями, Бен прослушал начало фразы,
но	в тоне генерала он уловил что-то такое, что заставило его
ободряюще кивнуть и с готовностью пробормотать:
—	Конечно, конечно! На правах нашей дружбы!
Он сам не знал, зачем прибавил эти слова, но они возы¬
мели свое действие, и Гаусс, придвинув свое кресло к лорду,
ПОНИЗИЛ ГОЛОС:
—	Мы решили от него избавиться. В день его возвращения
с	нюрнбергского съезда он будет арестован. — Генерал,
подумав, убежденно закончил: — И если понадобится... вовсе
убран.
Признание ошеломило Бена, как неожиданный выстрел
над ухом, лишило способности соображать и действовать.
Впоследствии он даже не мог хорошенько вспомнить, по¬
прощался ли с генералом. О свиньях-то не поговорил во вся¬
ком случае.
А Г аусс ехал домой, довольный собою и всем, что произо¬
шло. Он рассчитывал на то, что, посвятив англичан в заго¬
вор, готовящийся против Гитлера, он делал для них ясной
свою позицию в игре, которая велась вокруг чешского вопро¬
са. Если намек англичанина на невмешательство был только
дипломатической игрой и если англичане в действительности
ведут подготовку к отражению немецкого натиска силами
континентальных государств от Франции до Польши включи¬
тельно, то теперь они должны будут понять, что имеют дело
с диктатором, приговоренным к смерти. Они могут топнуть но¬
гой — Европа встрепенется, и животный страх заставит стра¬
дающего манией величия, но трусливого Гитлера отказаться
от нападения на чехов. Это не только явится для генералов
отличным моментом, чтобы арестовать выскочку, но и спасет

их от преждевременного разгрома еще не окрепшей военной
машины Германии.
«Если же англичане всерьез намерены умыть руки в чеш¬
ских делах, то, — думал Гаусс, — избавившись от Гитлера,
генералы присвоят себе в глазах немецкого народа всю славу
победы над Чехией».
Но, к своей беде, старый генерал, несмотря на весь жиз¬
ненный опыт, не учитывал, что предлагает выбор между гит¬
леровской и военной диктатурой в Германии английским поли¬
тикам, среди которых едва ли нашелся бы хоть один, не свя¬
занный теснейшими деловыми узами с промышленными кру¬
гами континента и в том числе — Германии. Он не представлял
себе, что потомственному бирмингамскому дельцу Чемберле¬
ну нужен в лице Германии не только участник интриг, но и
объект для приложения капиталов, нужен рычаг для влияния
на финансовые и промышленные судьбы всего континента.
При всей его ограниченности в качестве политика Бен от¬
лично понимал значение признания, сделанного ему генералом.
Он тут же распорядился отменить назначенный на завтра отъезд
в Чехословакию и наутро 1вылетел в Лондон. Он не решился
доверить даже дипломатической почте то, что сказал ему
Гаусс, и намеревался передать это Чемберлену из уст в уста.
Гаусс же, снесшись с Гиммлером по вопросу о том, следует
ли отправить Шверера одного, получил разъяснение, что луч¬
ше подождать возвращения лорда, ибо таким способом будут
убиты сразу два зайца.
Генерал рад был такому решению. Возможность уничто¬
жить лорда Крейфильда заодно со Шверером была бы весьма
кстати. Мертвый свидетель рискованной откровенности всегда
приятнее живого.
Тем временем Бен, прибыв в Лондон, прямо с аэродрома
отправился на Даунинг-стрит и наедине с Чемберленом пове¬
дал ему тайну немецких генералов. Но премьер сдержанно
выразил ему благодарность за интересное сообщение и пред¬
ложил. вернуться в Германию и осуществить поездку в Чехию.
Премьер, несмотря на личную дружбу с Беном, не счел нуж¬
ным посвящать его в свои планы. Он, Чемберлен, предпочи¬
тал иметь дело с немецким ефрейтором, которым командуют
капитаны промышленности, нежели с немецкими генералами.
3
Эго-н лежал в траве, закинув руки за голову. Он с наслаж¬
дением вдыхал терпкий аромат окружавшего его осеннего
леса, смешивавшийся с доносимым ветром запахом сена, стога
которого виднелись далеко внизу, на лугах. С холма были
653

видны работающие на уборке люди, но их голоса не долетали
до Эгона. Это придавало движениям людей какую-то особен¬
ную спокойную прелесть. Слева доносился перезвон коло¬
кольцев далекого стада, словно перекликались под сурдинку
церкви округи.
Панорама завода и городка, раскинувшихся по обеим бе¬
регам реки, напоминала скорее вид курорта, чем большого
промышленного предприятия. Домики были уютно белы, крыши
их алели черепицею, до блеска вымытой дождями. Эгону нра¬
вилась атмосфера настойчивого труда, пронизывающая всю
жизнь здешнего народа. Ему была по сердцу любовь, которую
большинство чехов питало к своей стране, к своему заводу,
к обычаям, крепко вошедшим в трудовую, отмеченную куль¬
турой и достатком жизнь.
В первые дни после приезда в Чехословакию Эгон не мог
отделаться от чувства, будто прибыл сюда подышать свежим
воздухом гор, а совсем не для работы, направленной к тому,
чтобы разрушить этот покой и разбить тишину.
Сначала ему казалось, что жизнь течет здесь особенно
безмятежно, без треволнений и политической борьбы, отрав¬
лявших его существование в Германии. Но скоро он понял,
что ошибается. Его иллюзии были развеяны первою же дра¬
кой в пивной, где на мирно распевавших свои песни чехов на¬
пала банда хенлейновских головорезов. Вместо коричневых
рубашек нацизм явился сюда в белых чулках, но это.был он*
стопроцентный гитлеризм. Те же погромные лозунги, те же
замашки громил, й такие же тупые физиономий. Белочулоч-
ники готовы были избивать всякого, кто не поднимет руку в
нацистском приветствии, не завопит «зиг хайль» или «хайль
•Гитлер». Хорошо знакомый каждому немцу арсенал средств
воздействия — пистолеты, стальные прутья, кастеты — был
тут как тут.
Да, это были его соотечественники, это были немцы. Фа-
терланд шествовал за ним по пятам. И Эгон не мог не со¬
знавать, что и он сам является одним из тех, кого этот фатер-
ланд послал прокладывать дорогу через Судеты. Лишь то¬
гда, когда удавалось с головою уйти в работу, Эгон забывал,
для кого и ради чего он ее выполняет.
И все-таки здесь было лучше, чем дома. Хотя бы потому,
что не чувствовалось на каждом шагу почти неприкрытой
слежки. Здесь можно было надеяться, что хоть кто-нибудь
говорит с тобою не для того, чтобы выведать твои мысли и
донести в гестапо.
Эгон потянулся, намереваясь встать, но поблизости хруст¬
нули ветви под чьими-то шагами. Он снова опустился в тра¬
ву. Ему не хотелось ни с кем встречаться. Шаги приблизив
654

лись и замерли рядом. Эгон еще некоторое время полежал ти¬
хо, потом осторожно выглянул из-за кустов и увидел Рудоль¬
фа Цихауэра, рисовальщика из его собственного конструктор¬
ского бюро. Он знал, что Цихауэр немец и антифашист, — не
то такой же полубеглец, как он Сам, не то попросту эмигрант.
Во всяком случае — человек, с которым можно было погово¬
рить, не боясь доноса.
Эгон молча следил за' тем, как Цихауэр раскинул на ко¬
ленях большой альбом и взялся за карандаш.
—	Пейзаж кажется вам привлекательным? — спросил
Эгон.
—	Вероятно, на свете есть более красивые места, но мне
хочется зарисовать это на память.
—	Вы намерены уехать?
—	Едва ли нашй дор-Огие соотечественники будут интере¬
соваться моим желанием, когда придут сюда.
—	Вы уверены, что это случится?
—	Так же, как в том, что онй с удовольствием отпра¬
вили бы меня обратно в Германию... Но мне-то этого не хо¬
чется!
За минуту до *юго Эгон думал о своем отечестве ничуть не
более нежно, но ему было неприятно слышать это из уст
другого. В душе поднималось чувство протеста, смешанное с
чем-то похожим на стыд.
—	Можно подумать, что вы не немец, — с оттенком оби¬
ды проговорил он.
—	А разве вы Сами, доктор, не бежали сюда?
—	Это Совсем другое дело.
—	А мне сдавалось, что и вас тошнило от Третьего рейха.
Эгон пожал плечами, он не знал, что ответить. В душе он
был»согласен с художником, но повторить это вслух! Это, было
странное чувство, которому Эгон не находил объяснения.
Цихауэр принялся точить карандаш. Бережно снимая то¬
ненькие стружечки, насмешливо цедил:
—	Вам не нравится, что, ложась спать, вы не боитесь быть
разбуженным кулаком гестаповца* вам скучно без концлаге¬
рей?— И он протянул руку, указывая на мирную панораму
завода. — Будет, милый доктор, все будет. И очень скоро!
—	Этому я не верю! — живо возразил Эгон, поднимаясь с
травы. Волнение не позволяло ему больше оставаться непо¬
движным.—Объясните мне: почему я должен бороться здесь’
против немцев, против всего немецкого? Я этого не понимаю.
—	Если вы не понимаете, то...
—	Что же?
—	....сами погибнете вместе с ними, с этими негодяями, изо¬
бражающими себя носителями некой «германской идеи», а на
655

самом деле являющимися отъявленными грабителями и убий¬
цами. Именно из-за того, что болото «не «поняло» во-время,
что грозит ему на пути с Гитлером, оно и пошло за ним.
Вместе с ним о-но и исчезнет!
Машинально сплетая гибкие прутики, Эгон слушал.
—	Все это не так просто, — сказал он в раздумье. — Мо¬
жет быть, есть доля правды в том, что говорит патер Ав¬
густ...
—	Август Гаусс?
Цихауэр покосился на Эгона. Но тот не заметил этого
взгляда и продолжал:
—	Он говорит, что теперь, когда Гитлер делает общене¬
мецкое дело...
—	Это говорит Август Гаусс, тот самый патер Гаусс? —
Цихауэр захлопнул альбом и поднял лицо к собеседнику. —
Вы совершенно забыли Лемке?
—	Ах, Цихауэр! — почти в отчаянии воскликнул Эгон. —
С чужой земли все это выглядит иначе. Может быть, я не¬
много запутался...
—	Я понимаю, доктор, человека не так легко перевоспи¬
тать. Но сейчас нужна ненависть, всепоглощающая, сжи-
гающая за собою все мосты!
—	Но вы ведь тоже не ездите отсюда в Германию с бом¬
бами за пазухой, — усмехнулся Эгон.
—	Мы посылаем бомбы почтой, — сказал художник и в
ответ на удивленный взгляд инженера перекинул несколько
страниц своего альбома. Эгон увидел целую серию шар¬
жей и карикатур, заготовленных для подпольного «Роте
фане».
—	Да, — в раздумье произнес Эгон, — у вас есть основа¬
ние бояться их прихода.
—	Дело не в этом, мы их вовсе не боимся! Мы просто
должны сделать все, что можем, чтобы они здесь не очути¬
лись!
—	Что это может изменить?
—	Если бы народы окружили нацизм огненным кольцом
ненависти и непримиримости, он, как скорпион, умертвил бы
себя собственным ядом.
—	Я не вижу этой непримиримости вокруг, — неуверенно
произнес Эгон.
—	Вы многого не видите! — воскликнул Цихауэр. — Пой¬
мите: те, кохму это наруку, усыпляют в народах бдительность.
—	Не понимаю, о чем вы?
—	Узнаю немецкого инженера. Расчеты, формулы, не¬
много биржевых бюллетеней, — остальное да минует меня!
—	Уезжая с родины, я искал прежде всего покоя.
656

—	И нашли?
Эгон долго в задумчивости смотрел на темнеющие по
склонам гор массивы лесов. Вместо ответа грустно покачал го¬
ловой.
—	Скребет вот здесь? — и Цихауэр с улыбкой показал
себе на грудь. — Значит, не все потеряно!
4
Эгон шел, отгоняя назойливые мысли: не ради этих раз¬
мышлений он приехал сюда. Его мысли должны принадлежать
проекту, производству, за руководство которым он получает
деньги.
С некоторых пор на завод стали поступать непрерывные
рекламации на самолеты, сдаваемые по заказу чехословацкой
армии. Обнаруживались странные неполадки, мешавшие ста¬
вить самолеты в строй. Причину этих неполадок следовало
искать где-то между заводским летчиком, благополучно сда¬
вавшим самолеты военному приемщику, и отделом отправки.
Когда Эгон поручил Штризе найти причину неполадок, тот
сделал вид, будто в один день закончил расследование. Он
высказал убеждение, что прямым виновником, притом винов¬
ником злостным, является пилот Ярослав Купка, единствен¬
ный сохранившийся еще на заводе летчик-чех. По словам
Штризе,. именно Купка портил самолеты после их официаль¬
ной сдачи в воздухе. Штризе высказал предположение, что
Купка — шпион, может быть, польский, может быть, венгер¬
ский. Он не советовал поднимать вокруг этого дела шум, а
немедленно удалить Купку и на том покончить.
Все это казалось Эгону странным: не кто иной, как имен¬
но Купка, указал Эгону на повреждения. Было просто удиви¬
тельно, что шпион донес на самого себя. Эгон решил расска¬
зать обо всем директору завода доктору Кропачеку.
Кропачек энергично восстал против предположения Штри¬
зе. Он слишком хорошо знал Купку, он потребовал у Эгона
доказательств. Тот не был уверен, что они есть и у самого
Штризе. Поэтому он решил устроить встречу Кропачека со
Штризе и направился теперь к директору, жившему на уеди¬
ненной. вилле неподалеку от завода.
Кропачек был симпатичен Эгону. Живой, энергичный
толстяк с приветливым розовым лицом, розовою лысиной и
такими же пухлыми, как весь он, розовыми руками, он обла¬
дал веселым и покладистым нравом. Его суждения отличались
ясностью и прямотой, от которых Эгон успел уже отвыкнуть
на родине. Как делец, Кропачек был полной противополож¬
ностью Винеру, раздражавшему Эгона мелкой скаредностью,
42 Поджигатели
657

подозрительностью и нетерпимостью к людям. Винер неизмен¬
но и настойчиво требовал одного: служения его — и только
его — интересам. Эгон сразу увидел, что эта пара не сможет
сработаться.
Кропачек, как всегда, приветливо встретил Эгона. Усадив
его в кресло и пододвинув к нему коробку с папиросами, ди¬
ректор заговорил быстро, взволнованно:
—	Чем больше я думаю об этой истории, тем неприятней
она мне представляется»
—	Нужно ее распутать.
—	Мне, старому патриоту завода, пятно на его репутации
кажется непереносимым! Но пусть меня покарает господь, ес¬
ли я соглашусь уцепиться за первый попавшийся предлог,
чтобы свалить вину на того, кто виноват не больше нас с
вами.
—	Штризе уже расследовал дело.
—	О, я его знаю: этот тянуть не любит!
—	Говорят, он уже раньше работал здесь?
Кропачек ответил не очень охотно:
—	Да, он учился в Чехии. Карьеру инженера начал на мо¬
ем заводе.
—	Говорят, осторожно начал Эгон, — будто он прихо¬
дится вам родственником.
—	Очень дальним, по жене.
Было заметно, что Кропачеку не хочется поддерживать
эту тему.
—	Этого вполне достаточно, чтобы вы могли ему безого¬
ворочно доверять, — заметил Эгон.
—	Пауль сильно изменился,. — уклончиво проговорил тол¬
стяк. — Он перестал понимать нашу жизнь.
В это самое время Штризе сидел на заводе, в застеклен¬
ной клетушке механика по выпуску Фрица Кас^е — небольшо¬
го вертлявого человечка с яркорыжей головой й измятым
лицом. Каске не пользовался на заводе популярностью. Когда
он появлялся, когда слышался его злобный фальцет, большин¬
ство рабочих, и далеко не одни только чехи, пренебрежитель¬
но отворачивались, не желая вступать с ним в ссору. Но чем
крепче становилась на ноги судетская поросль национал-
социализма, тем увереннее чувствовал себя Каске, тем громче
и грубее делались его окрики.
Пауль Штризе был едва ли не единственным человеком
на заводе, при виде которого Каске мгновенно умолкал. В дан¬
ный момент рыжий механик почтительно стоял перед инжене¬

ром и, насколько мог внятно, стараясь скрыть сильную шепе¬
лявость, говорил:
—	Даю вам слово, я сумею обвинить Купку.
—	Ваш способ выводить из строя самолеты никуда не
годится.
—	Мне кажется... — робко начал было Каске, но Штризе
оборвал его:
—	Пусть вам кажется только то, что кажется мне! Нужно
найти такой способ выводить из строя сданные самолеты,
чтобы ничего не было заметно, Они должны разваливаться в
воздухе при первом полете в чешской воинской части. Тогда
каждая авария не только будет выводить из строя машину,
но будет гибнуть и летчик.. Поняли, Каске?
—	Вполне, господин Штризе, но ведь если это будет обна¬
ружено... В стране чрезвычайное положение.
Брови молодого инженера- угрожающе сошлись:
—	Уже поджали хвост?! Вы, что же, представляли себе
работу для фюрера как забаву, за которую на вас будут сы¬
паться только награды?
—	Я готов служить фюреру.
—	Он требует не готовности, а службы! — строго сказал
Штризе.
—	Понимаю, господин Штризе!
—	И заодно уже запомните: я для вас не Штризе, а госпо¬
дин штурмб аннфюрер! — По мере того как инженер говорил,
руки Каске все послушнее вытягивались по швам. — Завтра
доложите мне, что вы придумали для вывода самолетов из
строя в воздухе. — Забыв, что он находится в каморке Каске,
Штризе крикнул: — Все, можете убираться!
Каске послушно повернулся кругом и вышел.
Через пятнадцать минут Штризе входил в кабинет Кро-
пачека. В прежнее время жизнерадостность Пауля всегда за¬
ражала Эгона. Теперь же он думал, что здесь, в Чехии,
у Штризе появилась излишняя самоуверенность, даже развяз¬
ность, которой не было в Германии. Мысленно Эгон опреде¬
лил это так: «Стал похож на завоевателя»*
Эгон настороженно прислушивался к его голосу. У моло¬
дого инженера не было доказательств виновности Купки..
Кропачек был доволен. Разговор перешел на частные
темы.
—	Мне говорили, вы любите музыку, — с интересом осве¬
домился Кропачек. — Это необыкновенно кстати! Да, мы мо¬
жем составить' отличное трио*: вы, Пауль и моя виолончель!
Это будут отличные вечерп... Вы должны чувствовать себя
здесь, как дома. Да, да, именно так: у нас все чувствуют
себ^, как дома, говорю вам прямо!
42*
659

Он несколько раз тряхнул руку гостя, и его усы задорно-
весело топорщились, когда он смотрел на него поверх старо¬
модных золотых очков.
—	Нам по дороге, — сказал Эгон Штризе, но Кропачек
удержал молодого человека.
—	Ты мне нужен.
Когда Шверер ушел, Кропачек несколько раз пробежался
по комнате, быстро перебирая коротенькими, толстыми нож¬
ками, словно катаясь на маленьких колесиках. Так он подка¬
тился к письменному столу, побарабанил по нему пухлыми
пальчиками и, резко обернувшись к Штризе, поднял очки на
лоб.
—	Ты меня сильно огорчаешь!—крикнул он, но при этом
тон его был почти веселым. — Да, да, именно огорчаешь!
Говорю тебе прямо. Пожалуйста, не смотри на меня глазами
изумленного ангела: я все замет-ил, решительно все... —; Он
понизил голос почти до шопота и таинственно проговорил:—
Ты якшаешься с этим рыжим Каске. Брось! Он дрянь. Это я
тебе прямо говорю, настоящая дрянь. Я его непременно вы¬
гоню с завода!
Штризе насторожился:
—	Что вы против него имеете, дядя Януш?
—	Где бы ни появилась эта рыжая пиявка—крик, ссоры.
Да, да, ты не поверишь: он устраивает даже настоящие дра¬
ки. — Кропачек угрожающе поднял свой розовый кулачок.—
Пусть отправляется туда, где хотят видеть хенлейновских
башибузуков. Мне они не нужны. Не нужны, это я прямо
говорю.
—	И совершенно напрасно! — проговорил Штризе.
Директор удивленно вскинул на него глаза:
—	Что ты сказал?
—	Кое-что следует держать про себя.
—	Ах, вот что: держать про себя! Только этого еще не¬
доставало: бояться у себя дома говорить правду. Когда
и где это было видано, чтобы я боялся говорить правду, а? —
Он подбежал к Штризе, приподнялся на цыпочки и погро¬
зил:— Смотри, не начни и ты вилять хвостом, как вся, эта
дрянь в белых чулках!
—	Дядя!..
—	Знаю, знаю, что ты не такой. Потому и говорю: дер¬
жись... Честный человек может жить с открытыми дверями и
всем смотреть в глаза.
Штризе пристально посмотрел в живые глаза толстяка,
—	Именно так я и делаю, — сказал он.
—	Каске тебе не компания, — успокоился Кропачек,—
Послушай-ка, Паулюш, вот о чем я. хочу тебя спросить... —
660

И вдруг замахал руками: — Нет, нет, ничего, иди. Вечерам
ждем к чаю.
Пауль поглядел на него исподлобья.
—	Что у вас там такое?
—	Да, да, именно «такое». Хотел сказать, а теперь не
скажу!
—	Интригуете? — натянуто улыбнулся Штризе.
—	Интригую, именно интригую!.— Кропачек подпрыгнул
на носках и щелкнул Пауля в лоб. — Эх, ты!.. — Он повер¬
нул его за плечи к двери и ласково шлепнул по спине. — Ве¬
чером потолкуем. О, я старый интриган! — и рассмеялся.
Он долго еще смотрел на затворившуюся дверь, словно
ждал, что она снова отворится и он услышит то, о чем хотел
спросить Штризе. Его вмвело из задумчивости появление
жены, пани Августы, большой дородной женщины с еще кра-;
сивым моложавым лицом, увенчанным тщательно сделанною
прической из высоко, по-старомодному, взбитых и завитых се¬
дых волос.
—	А, королева! — радостно приветствовал ее Кропачек.—
Ты умеешь появляться в тот момент, когда мне именно тебя-
то и недостает. — Он с нескрываемым удовольствием поцело¬
вал ее полную руку и немного виновато продолжал: — А я
ведь так и не решился заговорить с Паулем... Тебе бы следо¬
вало самой, а? В конце концов он твой племянник или мой?
—	Мой племянник?! — Слегка подрисованные брови пани
Августы грозно шевельнулись. — Может быть, ты скажешь,
что и Марта моя дочь, а не твоя?
Кропачек стремительно описал по комнате круг и с раз¬
бегу остановился перед женой. В его голубых навыкате глазах
не осталось ни капли веселости.
—	Да, да, именно это я и хотел сказать! — решительно
крикнул он. — Прямо говорю тебе: будь она женой Яроша,
все было бы уже в порядке!
—	Так! — Пани Августа величественно опустилась в кресло
с высокою спинкой, стоявшее за письменным столом, и взяла
в руки большой костяной нож. Постукивая им по столу, от
чего на синем сукне оставались прямые длинные бороздки,
она внушительно проговорила:
—	Вы, пан Януш, повидимому, предпочли бы видеть свою
дочь несчастной, чем поломать немного вашу директорскую
голову над тем, как помочь ей в беде?
Пан Януш виновато опустил глаза. С напускною небреж¬
ностью пробормотал в усы:
—	Мне больше не над чем ломать голову, как только над
любовными делами девчонки...
—	Вот это отец! — В голосе пани Августы прозвучал па¬
661

фос, и она ножом указала кому-то невидимому на мужа.—
Так вот что: Купка девочке не пара!
Кропачек, начавший было снова прохаживаться по комна¬
те, остановился как вкопанный и, моргая, уставился на
супругу.
—	Не смей так смотреть на меня! — крикнула пани
Августа. — Не смей смотреть!.. Я не сказала никакой глу¬
пости.
С неожиданною решительностью директор сделал несколь¬
ко быстрых шагов к столу и так же громко крикнул:
—	Глупость, именно глупость! Ярош — это и есть настоя¬
щая пара для нее! И ты, моя милая, была того же мнения,
пока не вернулся из Германии этот твой Пауль. Именно тут
и пошло все кувырком. Да, да, да, я прямо говорю!
Пани Августа пренебрежительно молчала, величественно
откинувшись в кресле и играя ножом для бумаги.
—	Я сам спрошу дочь, что она нашла в твоем Пауле, —
решительно сказал он. — Как будто любовь — это так... Сего¬
дня Ярош, завтра Пауль, а там не знаю, кто еще... может- быть,
Каске!
Нож с треском опустился на бювар:
—	Януш!..	Речь идет о счастье	девочки, о	ее	жизни.
—	Только	об этом я и думаю.
—	Она не	может быть женою	Яроша!
—	Это еще почему? — Кропачек даже	приподнялся на
цыпочки, хотя ему вовсе не нужно было смотреть на нее сни¬
зу вверх, когда она сидела. — Это почему же?
—	В наше время...
—	Время как время, не вижу ничего особенного! — Он с
наигранной наивностью пожал плечами.
—	Не говори глупостей! Сейчас никто не позволит, чтобы
девушка с немецкой кровью в жилах вышла замуж за чеха!
И она тотчас же пожалела, что эти слова сорвались
у нее с языка. Лицо Кропачека побагровело, и пани Августа
испуганно вскочила, отбросив нож.
—	Что ты сказала?.. Что ты сказала? — раздельно, но
очень тихо повторил он, продолжая машинально то припод¬
ниматься на носках, то снова опускаться. — Что... ты... сказала?
Она подошла к нему и тоном ласкового убеждения быстро
заговорила:
—	Нельзя же, Янушку. — Она попыталась взять его за
руку, но он вырвал руку и спрятал за спину. — Сейчас, когда
такое... это было бы ошибкой.
—	Ага!.. Теперь я понимаю: брак с чехом ошибка Значит,
и то, что Марта дочь чешского мужика, тоже ошибка?
—	Послушай же...

—	И твой брак с чехом, вероятно, тоже ошибка... — Он
неторопливым движением снял очки и, совершая ими какие-то
неопределенные движения, словно писал в воздухе, продолжал
бормотать: — И вообще все, что здесь происходит, тоже одна
ужасная, огромная ошибка.
Пани Августа обняла мужа за плечи и, припав лицом к
к его плечу, заплакала. Он продолжал стоять с вытянутою
рукой, в которой поблескивали очки. Потом он их выпустил,
и очки неслышно упали на ковер. А рука его легла на голову
плачущей жены и стала растерянно гладить по сбившимся во¬
лосам.
—	Бож-е мой, — прошептал он, припадая губами к ее
лбу, — откуда все это?.. Хотел бы я знать, откуда это?
5
В Германии Кроне забыл, что такое чувство опасности,
привыкнув сознавать себя настоящим немцем и полнокровным
наци и чувствуя свою полную безнаказанность. Тем более
трудно было ему признаться себе теперь, что ощущение по¬
стоянного присутствия за спиною чего-то постороннего есть
не что иное, как самый обыкновенный подлый страх. Здесь, на
чуждой ему славянской земле, он всем своим существом ощу¬
щал собственную враждебность не только людям, но, казалось,
и самой природе. А сохранившееся чувство реальности гово¬
рило ему, что единственной правильной реакцией на эту его
ненависть ко всему здешнему может быть только ответное
неприятие его самого как темной и враждебной силы, при¬
шедшей предавать и разрушать. Порой он пытался доказать
себе, что чехи не должны питать неприязни к нему, амери¬
канцу, мистеру Мак-Кронин. Но эти утешительные мысли бы¬
стро тонули в трезвом сознании того, что он давно уже даже
в сокровенных тайниках своей души не чувствует себя части¬
цею собственного народа, природному здравому смыслу кото¬
рого и доброй воле он, Мак-Кронин, противопоставлен. Он не
пытался анализировать силы, по воле которых оказался враж¬
дебен и собственному народу. Наличие в его жизни сил ван-
денгеймовского золота и власти Говера стало чем-то столь же
органическим, как для верующего божественная воля. Ли¬
шиться этих движущих сил было бы для него равносильно то¬
му, чтобы очутиться в безвоздушном пространстве. Атмосфера
нравственной чистоты, бывшая для миллионов людей кисло¬
родом, явилась бы для него чем-то вроде углекислоты, в ко¬
торой он должен был бы задохнуться.
Мысль о принадлежности к американской нации показа¬
лась самому Кроне несостоятельной, почти вздорной. Разве
663

сам он мог отделить свое американское «я» от второго —
благоприобретенного, немецкого? Это второе, немецкое «я»
давно уже перестало для него быть маской. Оно гармонично
у. полно сливалось с его природою американского разведчика.
Не существовало никакой разницы в целях, которые он пре¬
следовал как агент Ванденгейма — Говера и как гестаповец.
А это было главное — цель, цель его хозяев и его собствен¬
ная. Они совпадали.
Да, в Чехословаки-и Кроне испытывал чувство обыкновен¬
ного страха. Страх следовал за ним неотступно. Кроне сде¬
лал открытие: он трус.
Прохаживаясь по лесной тропинке с Августом Гауссом,
которого он вызвал на свидание, Кроне крепко сжимал кула?
ки, засунутые в карманы. Страх подкрадывался к нему из-за
каждого дерева. Враждебными казались эти деревья, лесная
темень. Закрадывалось чувство зависти к той беззаботной лег¬
кости, с которою держал себя Август.
—	Мы должны получить в свои руки и Зинна и Цихауэ¬
ра, — мрачно ответил Кроне. — Оставить их здесь — значит
иметь удовольствие не сегодня — завтра снова услышать го¬
лос «Свободной Германии».
—	В первый же день, как Судеты станут немецкими, мы
накроем всю компанию.
—	Вы должны помочь мне теперь же!
—	Я не могу компрометировать себя. А такая игра не
осталась бы тайной, — возразил Август. — Потерпите, потер¬
пите, Кроне. И лучше будет, если вы не станете меня таскать
на эти любовные свидания. Это может дорого обойтись нам
обоим.
Кроне в задумчивости потрогал носком ботинка светив¬
шуюся возле пня гнилушку, молча повернулся к Августу спи¬
ной и пошел прочь.
Он ждал, что за спиной его послышится смешок патера,
и знал, что тогда он обернется и крикнет что-нибудь грубое,
чтобы сорвать накопившееся раздражение и прикрыть боязнь
всего окружающего. Но Август не только не издал ни звука,
он даже не взглянул в сторону Кроне. Как ни в чем не бывало
он стал закуривать сигару.
Кроне шел, вздрагивая от каждой хрустнувшей под ногой
ветки, и все крепче стискивал зубами папиросу. Прежде чем
постучать в дверь показавшегося среди деревьев домика, он
обошел его кругом, прислушался, посмотрел на все окна. Он
боялся засады даже здесь, в жилище Каске, служившем кон¬
спиративной квартирой агентуре гестапо.
Когда Кроне вошел, Штризе сидел за столом и, разгляды¬
664

вая потрепанный альбом, потягивал пиво. Он тотчас откупо¬
рил новую бутылку, но Кроне с гримасою сказал:
—	Нет ли тут чего-нибудь крепкого?
Штризе рассмеялся:
—	У вас такой вид, словно на улице мороз.
Кроне и вправду едва удерживался от того, чтобы не ляск¬
нуть зубами, и нервно повел лопатками.
—	Действительно... холодно!
Штризе, распоряжаясь, как дома, обыскал буфет Каске и
налил полстакана анисовой водки. Кроне медленно выцедил
ее и некоторое время сидел, прижав ладонь к глазам. Нако¬
нец, не отнимая руки от лица, негромко пробормотал:
—	Что у вас там?
Штризе никогда не видел его таким.
—	У .меня?.. Вы же сами хотели меня видеть.
Кроне отнял руку, и на лице его отразилось напряжение
мысли. Он медленно проговорил:
—	Нам нужны заложники, чехи.
—	Мы держим кое-кого на прицеле.
—	Их нужно... туда! Фюрер желает иметь их под рукою.
Могут понадобиться расстрелы.
—	Прежде чем мы войдем сюда? — удивился Штризе.
—	Именно для этого. Может быть, нужно будет вызвать
чехов на эксцессы.
—	А-а... — Штризе понимающе кивнул. — Много нужно?
—	Мелюзга не нужна. Вы должны перебросить в Герма¬
нию Кропачек а.
Пауль удивленно моргнул и переспросил:
—	Директора Кропачека?
—	Поскорее и без шума. Лучше всего, чтобы он поехал
сам, по карш-нибудь делам, что ли...
На лице Кроне появилась гримаса усталости.
—	С семьей? — спросил Штризе.
Кроне подумал.
—	Кого-нибудь из двух — дочь или жену. Другая
пусть остается тут.
Пауль понимающе кивнул.
Они помолчали.
Кроне, нахмурившись, с неприязнью смотрел на молодого
инженера. Почему и Штризе и пастор Гаусс— оба чув¬
ствуют себя здесь, как рыба в воде? Они не боятся или на¬
учились скрывать страх?
Чтобы нарушить возбуждающее зависть спокойствие Штри¬
зе, Кроне сердито спросил:
—	Все поняли? Дело должно быть сделано. Я не потерплю
никаких отговорок.
665

—	Все, что смогу...•
—	К чорту! Я должен знать: когда Кропачек вылетит в
Германию?
Штризе пожал плечами:
—	К сожалению, пока еще директор тут он, а не я.
—	Если вы будете так работать, то вам не видать дирек¬
торского кресла, как своих ушей. «Все, что смогу...» — пере¬
дразнил он.
Крепко сжатые кулаки Штризе лежали на столе по сторо¬
нам пивной кружки. От его лица отхлынула краска, брови сдви¬
нулись, подбородок угрожающе выпятился. Можно было по¬
думать, что он удерживается от искушения схватить тяжелую
кружку и опустить ее на голову собутыльника. Но на Кроне
его угрожающий вид не произвел никакого впечатления. Ему
были страшны не такие, не свои, не немцы. Он боялся темно¬
ты чешского леса, закоулков чешских городЬв, загадочной
глубины чешских глаз...
—	Проводите меня до отеля, — сказал он, не заботясь
больше о том, как поймет это приглашение Штризе. Но, поду¬
мав, как бы невзначай прибавил: — В этих трущобах я не най¬
ду дороги до городка.
Он старательно застегнул пальто, переложил пистолет
в наружный карман и кивком головы приказал Штризе по¬
гасить лампу.
6
Корт был окружен пожелтевшими буками. Совсем недале¬
ко, за деревьями, слышался шум набухшей от осенних дож¬
дей реки. Возгласы играющих не нарушали, а еще больше
подчеркивали тишину, заполнявшую уединенный уголок пар¬
ка. Это не была звонкая, горячая тишина лета, состоящая из
неуловимого жужжания насекомых, шороха трав и неугомон¬
ной возни птиц, а усталый покой увядающего леса, уже не со¬
противляющегося приближению неизбежного октября.
Быстрые движения белых фигур игроков то и дело проре¬
зывали яркую желтизну площадки. Игра Марты была ничуть
не менее стремительной и точной, чем удары ее противника.
Ослепительный смэш, данный ею к самой сетке, заставил Яро-
ша сделать длинный прыжок. Но зато и ей пришлось, в свою
очередь, мчаться что было сил, чтобы взять коротко срезан¬
ный мяч. Она приняла его и с возгласом торжества послала
противнику, но, прежде чем успела опомниться, отраженный
молниеносным драйвом мяч прочертил по песку и плоско ушел
за линию, едва не заставив Марту растянуться в бесплодной
попытке отрезать ему путь.
666

—	Два —один! — негромко, словно смущаясь своего выиг¬
рыша, крикнул Ярош.
Марта сбросила козырек.
—	Только, пожалуйста, не делай вида, будто это само со¬
бою разумелось.
Он улыбнулся.
—	Хочешь реванш?
—	Пауль возьмет его за меня, — сказала она, устало опу¬
скаясь в кресло.
Веселость Яроша сняло как рукой. Он хмуро осмотрел ра¬
кетку и стал с ненужной старательностью укладывать ее з
чехол. Прошло еще несколько мгновений тишины. Ярош, на¬
конец, не выдержал:
—	Сказать правду, это перестало доставлять мне удо¬
вольствие...
Она посмотрела исподлобья на его нахмуренное лицо.
—	Все Пауль и Пауль... — пробормотал он.
—	Право, ты рискуешь стать смешным! — Она закурила.—
Я всегда думала, что такого рода чувства у мужчин принято
держать про себя. — И посмотрев ему в глаза: — Разве это не
наша женская привилегия — вцепляться в волосы сопернице?,
—	Именно из-за того, что у нас делают любезную мину
там, где следует дать в зубы, эти господа и лезут во все щели.
—	Пауль все-таки мой двоюродный брат!
—	Я говорю вообще о хенлейновцах.
—	При чем же тут Пауль? Я никогда не видела его в бе¬
лых чулках.
Ярош присвистнул:
—	Вот в чем дело! Может* быть’, ты по-своему и права: он
действительно не совсем такой, как здешние громилы.
—	Ярош! — Марта сердито смяла сигарету. — Ведь тут его
родина! Он поэтому и вернулся.
—	Именно таких они и посылают сюда.
—	Зачем думать нехорошее, если...
Он не дал ей договорить:
—- ...если некоторым наивным чешкам хочется видеть своих
в тех, кто явился только для того, чтобы убивать и разру¬
шать?
—	Разрушать свою родину? — В ее голосе прозвучал
испуг.
—	Да, разрушать страну, давшую им жизнь, вскормившую
их. Все это для них жалкие условности!
—	Ты... ревнуешь.
—	Конечно.
—.Пауль стал трезвее смотреть на вещи —вот и все. Он
вернулся, наученный жизнью.
667

—	Этих молодцов учила не жизнь, а их атаман, которого
они называют фюрером. Пауль не тот, что был. Это совсем
другой человек. С другой душой, с другой психологией. Он
еще улыбается, он еще прячет когти, но недалек день, когда
он выпустит их!
—	Ты говоришь глупости!
—	И тогда ты узнаешь настоящего гитлеровца. Такого,
каких мы видывали в Испании. Их там и дрессировали.
—	Не смей! Не смей так говорить о Пауле, Он был там
совсем не за тем.
—	Я-то знаю, зачем он был там!
—	Я не хочу тебя больше слушать.
Марта отвернулась и стала собирать рассыпавшиеся воло¬
сы. Взяла сумочку и посмотрела в зеркало. Да, вот здесь и вся
разгадка. Самая обыкновенная ревность! Именно поэтому на¬
ших Аюлодых петухов будет труднее примирить, чем самых
яростных политических противников. Впрочем, Марте это
только льстит.
Она из-за сумочки украдкой взглянула на Яроша*
—	Ну... отошел?
Он молчал, насупив брови.
—	Не делай из мухи слона. Ты сходишь с ума от какой-то
необъяснимой ненависти.
—	Да, от этой ненависти действительно можно сойти с
ума! Только она вовсе не необъяснима. Я и все мы отлично
знаем, за что ненавидим эту проклятую гитлеровскую саран¬
чу. Она пожрет все, что посеял чешский народ.
Марта резко отстранилась от него.
—	Ты, наконец, забываешь: я тоже наполовину немка.
—	Но между тобою и Паулем большая разница. Он из тех,
кому не должно быть места на чешской земле!
Он опустился на соседнюю скамью. Закурил.
—	Давай переменим тему, — неохотно сказал он.
—	Так-то лучше!
Они сидели, глядя на багровеющее закатом осеннее небо.
Тени деревьев изрезали песчаную плоскость корта. В ветвях
осторожно суетились птицы, устраиваясь ко сну. Время от.
времени они стайками перелетали с дерева на дерево.
Когда стихали шум крыльев и возня на ветвях, становилось
слышно отдаленное дыхание завода. Это не был ясный, опре¬
деленный звук, а лишь ритмический гул, который нельзя было
назвать иначе, как симфонией большого промышленного пред¬
приятия, слишком сложной и монолитной, чтобы в ней можно
было выделить звучание отдельных инструментов. Впрочем,
ухо Яроша не было ухом дилетанта: прислушиваясь к донося¬
щимся из долины голосам завода, он отчетливо представлял
663

себе их происхождение. Его связь с заводом не ограничива¬
лась теми пятью годами, которые он провел тут летчиком-
испытателем. Все его детство прошло в домике отца — маши¬
ниста силовой станции Вацлавского завода. И здесь же, на
заводе, протекали месяцы его ежегодных студенческих прак¬
тик.
Ярош не мог представить себе жизни вне завода... И если
уж говорить откровенно — без Марты. А ведь Марта — дочь
здешнего, управляющего. Доктор Ян Кропачек пришел сюда
вместе с первым заводским машинистом Яном Купкой. Зна¬
чит, и старый инженер так же неотделим от завода, как сам
он, Ярош.
Ему кажется, что старый управляющий так же хорошо, как
он сам, понимает, зачем появилась на заводе эта группа нем¬
цев во главе с бородатой жабой Винером. Очень жаль, что
Марта не хочет серьезно отнестись к тому, что перестало быть
секретом для кого бы то ни было из желающих смотреть прав¬
де в глаза. Что это— простая девичья беспечность или?..
В калитку, соединявшую корт с парком, вошел Луи Дар¬
рак.
—	Все философствуешь? — с улыбкою сказал француз.
—	Вот, вот, — воскликнула Марта, — с ним невозможно
говорить!
—	Сейчас я его расшевелю! Новости, Ярош!
—	Ты никогда не приносишь хороших.
—	Да, тяжелая рука. — Луи как бы в подтверждение это¬
го поднял было худую руку с узкой длинной кистью музыкан¬
та, но тут же смущенно спрятал ее за спину. Он все еще не
мог привыкнуть к тому, что на ней нехватало трех пальцев.
Именно на левой руке и именно тех, л которые больше всего
нужны скрипачу. — Сегодня на витрине булочной старухи Ки¬
селевой появился плакат: «Немцы покупают хлеб только у
немцев».
—	Подумаешь, новость! — сердито проворчал Ярош.
—	И на пивной Неруды и на колбасной Войтишека тоже.
—	Негодяи!
—	В этом, конечно, кет ничего неожиданного, но странно:
полиция не позволила нам сорвать эти плакаты!
—	Наши полицейские? Они не позволили?..
Казалось, Ярошу нехватало воздуха.
—	Говорят, чехословацкое правительство обещало Англии
не давать немцам никаких предлогов...
—	.Предлоги! — воскликнул Ярош. — Это называется у них
предлогами! Когда с нас будут стаскивать рубашку, когда нас
будут бить сапогами по животу, мы тоже будем избегать
предлогов?
669

—	Еще год таких порядков, и немцы будут чувствовать
себя тут, как дома, — пожимая плечами, сказал Даррак.
—	Год?! — Ярош расхохотался. — Это случится через
месяц! Не больше, чем через месяц, Пауль Штризе будет бить
чехов по морде только за то? что они чехи. И его нужно будет
называть господином штурмбаннфюрером... через месяц!
Он в бешенстве отшвырнул ракетку, порывисто поднялся
и пошел прочь.
—	Ярош! — крикнула Марта. — Ярош!..
Ярош не обернулся.
—	Он невыносим!,— сказала Марта, стараясь казаться
рассерженной, но в действительности едва сдерживая слезы.
Луи пожал плечами:
—	Он не может не принимать это близко к сердцу.
—	Я поверю чему угодно, — в отчаянии воскликнула де¬
вушка: — тому, что Гитлер хочет проглотить наши Судеты, да¬
же тому, что говорят, будто он хочет пробить себе сквозь
Чехию дорогу на юг, к Балканам, но этим глупостям насчет
уничтожения славян поверить нельзя, нельзя!
—	У хенлейновцев уже заготовлены списки тех, кто дол¬
жен будет покинуть завод*
—	Когда?
—	Как только придут немцы.
—	Я вас не понимаю!
—	Тут не останется чехов.
—	Какие глупости! — Марта пренебрежительно пожала
плечами.
Быстро собрав ракетки и мячи, она пошла к дому;
Луи молча глядел ей вслед.
Когда фигура девушки скрылась между деревьями, Луи
вышел с корта и медленно побрел в глубину парка. Он долго
шел, задумавшись, когда вдруг увидел среди деревьев сидя¬
щего на земле Яроша. Он подошел к Другу и, присев рядом,
положил ему руку на плечо.
Ярош молча указал в сторону запада, где над синими си¬
луэтами гор еще пылало зарево заката.
—	Да,—сказал Луи, — как пожар!
—	Он идет на Чехию, — негромко проговорил Ярош.
—	Кто его остановит?
—	Если нужно будет — мы, грудью!..— Ярош вскинул го¬
лову. Его голос звучал твердо. — Мы зальем его своею
кровью!
—	Своею кровью? — В ласковых больших глазах Луи бле-
снуп гнев. — Нет, мы будем заливать его кровью наци!
—	А!.. При чем тут ты?!—в раздражении воскликнул
Ярош.
670

—	Можно подумать, будто ты забыл, где мы с тобою
встретились!.. Тогда ты поехал к испанцам, теперь они при¬
едут помогать сюда. — И немного смущенно добавил: — Во¬
обще все мы...
Ярош грустно улыбнулся:
—	Опять интернациональная бригада?,
—	Если будет нужно...
—	Я знаю, — уверенно сказал Ярош, — нам на помощь
придут славяне: сербы, болгары, словенцы, черногорцы.
—	На пилсудчиков не надейся, — скептически проговорил
Луи.
—	Да, фашисты крепко держат их. Но... — Ярош в нере¬
шительности посмотрел на француза, — но, может быть, при¬
дут и русские. Даже наверно придут.
—	Русские? — Луи подумал. — А ты знаешь, в этоа* нет
ничего невероятного. Только бы Даладье не до'вел свою под¬
лую игру до того, что сорвет и для русских возможность вы¬
полнить обязательства в отношении вашей республики.
—	Я думаю, что русские, в случае нужды, будут на месте
раньше французских генералов.
—	Ты не знаешь французов!
—	Насмотрелись на них по горло.
Даррак опустил глаза.
—	Впрочем, ведь речь идет о Чехословакии, — продолжал
Ярош, — и заботиться о ней должны мы сами. Никто не поле¬
зет в пекло ради нас! Молодцы русские: они никогда не
полагаются на других!
Луи хотел ответить, но его внимание привлек звук прибли¬
жающегося по лесной дороге автомобиля. Из-за деревьев
вынырнула маленькая, похожая .на серую черепаху «татра».
За рулем сидел худощавый брюнет с подвижным лицом, мо¬
ложавость которого резко контрастировала с седыми виска¬
ми. Затормозив, он поспешно выскочил из-за руля. Заметив
его возбуждение, друзья в один голос крикнули:
—	Что с вами, Гарро?
Он смотрел на них с удивлением:
—	Как, вы ничего не знаете?! Чемберлен торгуется с нем¬
цами. Для отвода глаз он послал сюда какого-то лорда.
—	На кой нам чорт этот лорд! — гневно воскликнул Ярош.
—	Он «изучает положение».
—	Послушайте, капитан, — проговорил Луи, — не с ведо¬
ма ли Даладье Чемберлен торгуется с немцами?
—	О, Даладье!—воскликнул Гарро. — Это хитрый кабат¬
чик! И этот его длинноносый Боннэ тоже.
—	Тоже жулик первой статьи, — злобно проговорил Луи.
671

—	Но, но! Вы увидите: эти двое проведут и Гитлера и ан¬
гличан.
—	Или нас с вами... Это скорее!
—	Да, расплачиваться-то, повидимому, будут все же на¬
шею шкурой, — с горечью сказал Ярош.
—• Перестаньте, Купка! —Гарро с жаром ударил себя в
грудь. — Когда запахнет порохом, вы увидите, где будут
французы.
—	В воздухе уже попахивает этим снадобьем, — сказал
Даррак и вопросительно посмотрел на своего соотечественни¬
ка, как будто ожидал от него разъяснений.
Как член французской военной миссии, прикомандирован¬
ный к Вацлавскому заводу, Гарро располагал данными, кото¬
рых не было и не будет в печати.
—	Я заехал к вам, — сказал он,—с совершенно мир¬
ными намерениями: вы обещали отвезти меня в Либерец, на
демонстрацию независимости.
—	Сейчас сговорюсь с Мартой, послезавтра мы едем,—
отозвался Ярош.
—	Стоит ли? — с сомнением произнес Луи. — Граница,
немцы...
Но Ярош уже не слушал, он бежал к дому. Одним прыж¬
ком взлетел на веранду и уже открыл было рот, намереваясь
позвать Марту, но слова замерли у него на устах: развалив¬
шись в шезлонге, перед ним сидел Штризе с книгой в ру¬
ках.
Оживление Яроша погасло.
—	Где Марта?
Пауль подвинул ему кресло.
—	Садись...
—	Мне нужна Марта.
Штризе отбросил книгу и поднялся.
—	Ты не можешь ее видеть.
Не сдерживая себя, Ярош крикнул:
—	На этот счет меня интересует мнение Марты, а не
твое!
Он шагнул к двери, ведущей в дом, но Штризе загородил
ему путь.
—	Ты не можешь ее видеть, — повторил он.
Яроша одолевало желание ударить его. Охрипшим от яро¬
сти голосом он сказал:
—	Сойди в сад!..
Пауль с усмешкой пожал плечами.
—	Тебе действительно лучше сойти и... больше никогда
сюда не подниматься.
Не помня себя, Ярош бросился к Паулю и поднял руку. Он
672

не заметил, как Штризе сунул руку в карман и на его паль¬
цах блеснула сталь кастета.
Дверь за их спинами распахнулась, и на балкон выбежала
Марта. Она в испуге остановилась между молодыми людьми.
Оба сразу, как по команде, приняли, насколько могли, непри¬
нужденный вид. Ярош напрасно пытался придать своему голо¬
су спокойные интонации, когда обратился к Марте:
—	Як тебе. Послезавтра мы едем в Либерец.
Штризе не дал ему договорить:
—	Марта не поедет! — И добавил, стараясь придать своим
словам как можно более обидную окраску: — С тобой она ни¬
куда не поедет!
Гнев снова залил сознание Яроша. Он шагнул к Штризе,
но Марта загородила Пауля собою.
—	Ты с ума сошел!
—	Ты дала ему право распоряжаться собою?
Марта покраснела и опустила голову.
Ярош ждал. Наконец он хрипло спросил.
—	Уйти?
Она продолжала стоять с опущенною головой и молчала.
Ярош медленно повернулся и, шаг за шагом, спустился по
ступеням балкона. Отойдя немного, он приостановился в раз¬
думье, но удержался от желания обернуться и, подняв голо¬
ву, быстро пошел, глядя прямо перед собой.
Марта так и стояла с опущенной головой. Слезы стекали
по ее подбородку, и темные пятнышки отмечали их падение на
полотне блузки.
—	Ты не должен был... — нерешительно проговорила она.
—	Вот еще! — воскликнул Штризе. — Пора все привести
в ясность!
Он стукнул кулаком по барьеру веранды. Кастет, все еще
надетый на его пальцы, издал громкий звук.
—	Что это? — спросила Марта, боязливо притрагиваясь
к стальным шипам.
Пауль коротким ударом расщепил край балюстрады. Мар¬
та в ужасе передернула плечами.
—	Ты... ты мог бы...
Он взял ее за руку и сильным движением посадил
в кресло.
—	Поговори с отцом, пусть он уберет его отсюда.
—	Яроша?.. Он же работает здесь с детских лет!
—	Ему здесь не место... Ему и всей этой банде!
—	Банде?
—	Чехам.
—	Но это же чешский завод]
—	В прошлом!
43 Поджигатели
673

—	Папа тоже чех...
—	Тем хуже для него!
—	Ты держишься так, словно ты тут хозяин.
—	Да! Если ДяДя Ян хочет избавиться от неприятностей,
он должен уехать... И как можно скорей!
—	Я не понимаю, о чем ты говоришь.
—	Тебе нечего и понимать. Пусть уезжает завтра же.
—	Можно подумать, что мы не у себя дома...
Он нагнулся к ее лицу.
—	Я хочу добра тебе и всем вашим, ты же знаешь!
Марта не могла смотреть ему в лицо, когда он говорил.
—	Тут может произойти такое, чего не сумею отвратить ни
я, ни кто-либо другой. Потом, когда все уляжется, отец вер¬
нется и все пойдет по-старому. Мы найдем ему место и* дело*..
Ты же знаешь, чем я ему обязан. Неужели я оставлю его? Но
теперь он пусть уезжает. Если ты его любишь, уговори его.
Он испытующе вглядывался в ее помертвевшее лицо.
—	А мама? Она не оставит его.
—	Я достану пропуска им обоим.
j— Я знаю: папе нужно было во Францию, у него там мно¬
го разных дел.
—	Пусть летит ео Францию! — обрадованно сказал Па¬
уль. — Он получит пропуск через Австрию.
—	Как странно, — прошептала она* оглядываясь так, слов¬
но смотрела на все, что окружало ее, в последний раз. — Ну¬
жно уходить из дома...' Не понимаю, как могла бы я уйти.
Мне, чешке, уйти из Чехии?
—	Ты чешка?! — в деланном ужасе Штризе всплеснул
руками. — Сколько тебе твердить: забудь, забудь, забудь! Ты
рождена немкой. Пойми свое предназначение, Марта! Пойми
высокую миссию, которую возлагает на тебя наш великий на¬
род и наш фюрер.
—	Я не знаю его, я не хочу его знать, — в страхе прошеп¬
тала она.
—	Тебе дано стать проводником наших идей в этой стране,
нашим передовым бойцом. Мы пойдем с тобою рядом.
—	Я не могу! — крикнула она, сбрасывая его руку со сво¬
ей. — Я не могу оттолкнуть папу!
—	Человек нашей крови может все!
—	Мой отец — чех.
—	Забудь -его, отрекись от него.
Она вытянула руки, защищаясь от его слов.
—	Пауль!
—	Иметь отца славянина! Это достойно жалости, Кровь
твоя должна возмутиться. Я не был бы тут с тобой, если бы
не знал, что ты можешь стать нашей, -забыть свое чешское
674

прошлое! — Он торжественно поднял руку. — Я верю:	наше
великое северное начало возьмет верх над тем низким, что
вошло в тебя с кровью славянина.
Он постарался скрыть раздражение, когда Марта, покачав
головой, сказала:
—	Папа не бросит заводов.
—	Он предпочтет, чтобы его вывезли на тачке?
—	Он не верит тому, что немцы придут сюда.
—	А кто им помешает? — спросил Штризе заносчиво.
—	Русские.
Сказала — и сама испугалась.
Пауль смотрел на нее с удивлением.
—	Кто распространяет такие сказки?
—	Папа верит русским.
—	Вот когда большевики повесят дядю Януша, он будет
знать, как им верить! А они его непременно повесят, если при¬
дут сюда.
—	Он им ничего не сделал!
—	Он директор завода, инженер... Этого достаточно.
—	Я поговорю с папой*..
Он с облегчением рассмеялся.
—	Пойми же, мне было бы легче сидеть спокойно, ни о чем
не заботясь, но я люблю тебя!
Ей так хотелось верить этому...
7
Деревья проплывали в свете фар ажурными золотыми ба¬
шнями. Несмотря на холодную осень, листва еще только на¬
чинала опадать. Лемке казалось, что густой аромат се увяда¬
ния проникает даже к нему в кабину автомобиля. Лемке любил
осень, любил ее запах, любил эти глухие уголки Грюневаль¬
да. Но сейчас его внимание было сосредоточено на том, что¬
бы не пропустить условленное место встречи. Он напряженно
следил за поворотами, в которых мог разобраться только
человек, хорошо знающий эти места.
Перекрестки были донельзя похожи один на другой, и в
Лемке уже несколько раз закрадывалось сомнение: не про¬
пустил ли он тот перекресток, где следовало повернуть, что¬
бы выбраться в самую заброшенную часть леса? Нет, этого
не могло быть! Слишком долго он ждал этой встречи, слиш¬
ком хотел ее, чтобы... Но снова червь сомнения заставлял
его придерживать ход машины, чтобы дать себе время при¬
глядеться к подробностям лесного пейзажа,
Нет, он не ошибался! Рука уверенно повернула штурвал, и
машина углубилась в узкую, темшую просеку. Лемке погасил
43*

большие фары и включил только одну горную, дававшую ко¬
роткий, широкий пучок света. Лемке нужно было видеть
обочины дороги.
Наконец-то! Наконец Клара! Его Клара! Он сразу раз¬
личил ее маленькую фигурку, прижавшуюся к стволу огром¬
ного дерева.
Первым движением Лемке было нажать тормоз, выско¬
чить из машины и бежать к жене, сжать ее в объятиях. Ведь
он не видел ее столько времени! С того самого дня, как оста¬
вил в Любеке на таком опасном посту...
Но он тут же пришел в себя: молодец Клара! Она даже
не пошевелилась у своего дерева. Только он, знавший, что
она его тут ждет, и мог различить серую фигурку в мгновен¬
но промелькнувшем луче фары. Никто другой и не заметил
бы. Молодец, молодец Клара, — ни одного движения, серый
плащ, серый платок на голове... Лемке погасил свет и, про¬
ехав еще несколько шагов, остановился. Когда его глаза при¬
выкли к темноте, он еще несколько времени приглядывался
к дороге, потом постоял и прислушался. Наблюдение могло
быть и за ним и за нею. Ни один из них не должен был под¬
вести другого. Но за ним можно было бы уследить только
на автомобиле, значит с этой стороны всё спокойно. А у нее?
Смешно! Разве Клара остановилась бы тут, разве стала
бы его ждать, если бы допустила хотя бы малейшее подозре¬
ние, что за нею следят?!
Лемке смело пошел в ту сторону, где он заметил ее фи--
гуру.
Это было их личное свидание. Это был их час. Один час
после месяца разлуки и перед расставанием неизвестно на¬
сколько времени.
Только когда они, обнявшись, подошли к автомобилю,
Лемке решился сказать, что из плана Клары увидеться еще
разок, прежде чем ей придется ехать дальше, на запад, куда
партия перебрасывает ее для подпольной работы, — что из
этого чудесного плана... ничего не выйдет.
—	Завтра утром я уезжаю в Чехию.
Она ни о чем не спросила, только подняла на него
взгляд — такой лучистый, что казалось, глаза светились да¬
же в лесной тьме.
Лемке сказал сам:
—	Везу генерала Шверера.
—	А ты не мог отделаться от этой поездки? — спросила
она. И, заметив, что он пожал плечами, пояснила:—Ведь для
работы тебе, наверно, лучше быть здесь?
—	Я не могу вызвать и тени подозрения, что мне это
нужно, — сказал он. — А без каких-нибудь веских причин
т

генерал меня не оставит. — И со смехом прибавил: — Он
меня очень любит... Я его лучший шофер.
—	Я боюсь этой любви, Франц, — тихо проговорила
она. — И твоего генерала боюсь. Всех Швереров боюсь...
—	Иу, ну... — неопределенно пробормотал он. — Навер¬
но, мы скоро вернемся. Партия почти не допускает возмож¬
ности, чтобы наци решились на военный поход против чехов...
По крайней мере сейчас.
■— От этих разбойников можно ждать чего угодно.
—	Только не самоубийства...
—	К сожалению. — Клара подставила циферблат ручных
часиков слабому лучу месяца, прорвавшемуся сквозь облака
и вершины деревьев. — Ого!.. Пора!
Франц привлек ее к себе и после долгого поцелуя ска¬
зал:
—	Садись рядом со мною..*
Она в испуге отпрянула:
—	Что ты!
—	Я хочу довезти тебя.
—	В этом автомобиле?!
—	Тем в большей безопасности ты будешь эти десять
минут. Кому придет в голову..,
Она, не слушая, перебила:
—	А если придет, если уже пришло?.. Если кто-нибудь
узнает меня на первом же светлом перекрестке?.. — Клара
заметно волновалась.—Позволить им поймать меня в твоей
машине? Допустить твой провал из-за нескольких минут моего
страха?!.. Ты подумал о том, какой опасности подвергаешь
себя, своё место, эту явку, которую так ценит партия?!..
Лемке опустил голову, как провинившийся ученик, взял
руку Клары и прижал к губам.
Она ласково погладила его по волосам.
—	Мне хотелось... еще несколько минут, — виновато ска¬
зал он.
—	Знаю, все знаю, Франц... —прошептала она, прижи¬
маясь к нему. — Верь мне, все будет хорошо, очень хорошо...
Мы будем вместе, всегда вместе...
Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы.
—	Иди!
И сама отворила ему дверцу автомобиля.
...Лемке ехал, ссутулившись за рулем, как если бы был
очень утомлен. Вокруг его рта лежала глубокая-глубокая
морщина.
Но вот автомобиль выехал на ярко освещенную аллею —
677

и снова за рулем сидел прямой и крепкий человек, с сухим
лицом, не отражавшим ничего, кроме профессионального вни¬
мания. Это был снова Франц, которого даже приятели за
кружкой, пива звали сухарем и женоненавистником; это снова
был товарищ Лемке, которого партийные руководители счи¬
тали образцом выдержки и человеком, особенно пригодным-
для конспиративной работы. Они были совершенно уверены,
что у товарища Лемке не существует личного «тыла»» может
быть, даже не существует понятия семьи в том смысле, как
это принято у менее целеустремленных и менее дисциплиниро¬
ванных людей...
А по темным аллеям Грюневальда, бессознательно оття¬
гивая минуту — неприятную, но неизбежную, — когда нужно
будет появиться в полосе яркого света, на улицах, где снуют
чужие и часто враждебные люди, где на углах торчат шупо
и где на каждом шагу может привязаться шпик, по аллеям
Грюневальда пробиралась маленькая худенькая женщина с
усталым лицом. На этом лице ярко, так ярко, что казалось,
они светились в ночи, горели большие синие глаза;..
Клара сняла с головы серый платок и повязала его ко¬
кетливым жгутико-м вокруг тугого узла пепельных волос. Да,
волосы ее были совсем-совсем серые и в лучах редких фо¬
нарей казались серебристыми, как седые. В тридцать лет?..
Завидя впереди синий свет у входа в подземку, Клара
приостановилась, будто собираясь с силами. Глубоко вздох¬
нула и, кинув последний взгляд на оставшуюся за спиною
темную массу деревьев, решительно зашагала по площадке..*
Лемке, как всегда, спокойно и уверенно вел свой автомо¬
биль на юг.
Пелена удушливого дыма от выхлопов стояла над доро¬
гой, стекала с насыпи и голубоватыми полосами повисала над
полями, застревала среди деревьев.
Насколько хватал глаз, по дороге тянулись машинЫ: авто¬
мобили — легковые, грузовые и бронированные; тягачи и
транспортеры; моторизованная артиллерия и зенитные Пушки.
Все, что стояло на резиновом ходу, шуршало баллонами по
асфальту. Сотни фургонов, покрытых причудливыми пятнами
камуфляжа, тащились, похожие на злых насекомых;
Без всякой видимой причины все это останавливалось, вы¬
дыхало тучи синего зловония и снова, неожиданно рванув¬
шись, устремлялось на юг. Под хлопающими на ветру бре¬
зентами виднелась плотная серо-зеленая масса солдат: глубо¬
кие стальные каски, винтовки между коленями, гранаты у
пояса, ранцы и скатки — ёсе, как на образцовых манеЁрах.
678

За стенками бронетранспортеров, словно ряды поставлен¬
ных доньями вверх котлов, виднелись шлемы' мотопехоты,
Заглушая шорох шин, гудки автомобилей и крики сол¬
дат, лязгали гусеницами тянувшиеся по обочинам танки и тя¬
желые пушки*
Все двигалось, грохотало> все стремилось на юг.
На юг, на юг!..
Там вставал мираж еще невидимых, но вожделенных мас¬
сивов Богемского леса. На юг, на юг!
—	Вы видите, ■— в восторге воскликнул Шверер, — это не¬
преодолимо!
Лицо лорда Крейфильда не отразило ни малейшего удо¬
вольствия. Ему был отвратителен этот грохот, и эта вонь, и
вид людей, словно сросшихся с массой некрасивого, неуклю¬
же склепанного, уродливо раскрашенного железа.
Бен считал войну весьма полезным и действенным сред¬
ством в руках правительства его величества. Но это относи¬
лось к тем случаям, когда в войне можно было столкнуть
другие страны с таким расчетом, Чтобы плоды победы любой
из них достались Соединенному королевству. Да, тогда Бен
считал войну положительным явлением в жизни народов. Так
же, как голод и некоторые эпидемии. Война в Южной Афри¬
ке, голод в Индии, холера в Бирме — все это были факторы,
полезно влияющие на состояние Сити и на могущество Бри¬
танской империи. Но непременным условием своего благоже¬
лательного отношения к войне Бен Считал то, что она должна
была протекать за пределами достижения его, лорда Крей-
фиЛьда, зрений и слуха.
Бен отдавал себе ясный отчет в целях своей нынешней
миссии: оценить все «за» и «против» в большей игре, которую
вел премьер. Прежде веет надлежало сказать, представляет
ли немецкая военная Машина силу, способную справиться с
чехами, если тем взбредёт в голову ослушаться рекоменда¬
ций сБо*их могущественных друзей — Англии и Франции ;— й
оказать сопротивление Гитлеру. Знать это было необходимо,
чтобы не очутиться в глупейшем положении, когда вдруг
оказалось бы, что потерявшие терпение чехи нокаутировали
фюрера, на которого была сделана главная ставка министров
его величества. Такой оборот Дела мог бы иметь для Англии
ещё бълее далеко идущие последствия: неожиданное усиле¬
ние континентальных позиций Франции. И, наконец, произо¬
шло бы то, о чем Бену до-верительно рассказал Гаусс, — при¬
ход к властй ё Германии генералов, которые с их фетишиза¬
цией планов и отработкой деталей еще отодвинут военное
столкновение с Советами.
А ведь к этому столкновению. Германии с Советской Рос-
679

сией и сводился для Англии весь смысл сложной и опасной
игры. Правда, некоторая поспешность в натравливании нем¬
цев на русских заключала в себе риск провала, но ведь рис¬
ковали-™ немцы, а не англичане, — тут можно было и рис¬
ковать. Если немцев побьют, можно будет наскоро поставить
их на ноги и снова пустить в дело.
Да, Бен сознавал значение своей поездки, но то, что ему
пришлось нос к носу столкнуться со всеми этими железными
принадлежностями войны, от соседства с которыми у него
разболелась голова, вывело лорда из равновесия.
По восторженному виду Шверера и по тому, с какой уве¬
ренностью тот называл ему номера корпусов и дивизий, на¬
звания специальных частей и их назначение, Бен догадался,
что его нарочно потащили в эту гущу войск. Он решительно
ничего не понимал и не поймет в их истинной ценности; он
даже не в состоянии был ответить себе на вопрос: много ли
тут войск или мало? Являются ли они последним словом тех¬
ники или военной архаикой? Но чем дальше его везли, чем
больше войск они со Шверером. и Монти обгоняли, тем силь¬
нее разбаливалась у него голова, тем подавленней делалось
настроение и тем легче он готов был поверить, что разговоры
о военных приготовлениях Гитлера не были пустыми сплетня¬
ми. Он готов был согласиться с тем, что нацистская армия
способна раздавить несчастную4 Чехословакию и, если прика¬
жет фюрер, через сутки вступить в Прагу.
А Шверер, стремясь подавить англичанина зрелищем не¬
преодолимой мощи германского оружия, сам приходил в вос¬
торг и, забывая о спутниках, то и дело приказывал Лемке
остановиться, чтобы с часами в руках проверить прохождение
контрольных пунктов теми или другими частями. Он прихо¬
дил в раздражение оттого, что «дурацкий балахон», как он
называл штатский пиджак, лишает его возможности стать
на сиденье автомобиля и обратиться к войскам с восторжен¬
ным приветствием, какого заслуживали, по его мнению, эти
серо-зеленые колонны. Он гордо вздергивал голову, видя, как
час в час, минута в минуту войска проходили пункты, наме¬
ченные им самим в тиши берлинского кабинета. Да, всю жизнь
ему не везло, не повезло и тут: чего доброго, наступление
начнется раньше, чем он успеет вернуться из Чехословакии.
Прусту достанутся лавры подготовленной им, Шверером,
победы. Усатый негодник Пруст родился в рубашке. Всегда-то
ему достаются плоды чужих трудов!
Шверер с таким же искренним восхищением отмечал чет¬
кость отрегулированной им гитлеровской машины убийства,
с каким «мэтр Пари» проверял, вероятно, остроту ножа гиль¬
отины. По мнению Шверера, нужно было быть совершенным
680

трусом или истерическим пессимистом, чтобы утверждать,
будто в Европе есть сила, способная остановить эту машину
войны, когда она двинется на восток.
—	Трум-туру-рум... трум-туру-рум... Германское оружие,
ты победишь весь мирр... германское...
Он поймал себя на том, что напевает в присутствии англи¬
чан. Покосился на Бена и почувствовал облегчение: тот был
погружен в свои мысли и не обращал на него внимания. Ге¬
нерал перевел взгляд на Отто, сидевшего вполоборота рядом
с Лемке и, невидимому, с таким же удовольствием, как отец,
наблюдавшего движение войск. Смешно сказать: еще недавно
Шверер готов был заподозрить этого отличного офицера чуть
ли не в измене по отношению к армии. А за что?.. Да, будем
смотреть правде в глаза:'только за то, что тот раньше своего
старого недальновидного отца Определил политическую си¬
туацию. Именно так:	Отто	раньше	его понял, что нужно
веку. Генерал даже не стал задавать сыну лишних вопросов.
И отлично сделал! Допустим, что Эрнст не врал и Отто дей¬
ствительно сообщал кое-куда подробности жизни своего
отца и шефа, — допустим! Так пусть уж лучше это делает
его собственный сын, чем какой-нибудь посторонний лоботряс!
По крайней мере Отто знает, что вся его будущая жизнь
связана с карьерой генерала; он не так глуп, чтобы рубить
сук, на кото-ром сидит.
Да, жизнь становится все сложней. Она заставляет во
всем — вплоть до собственной семьи — пересматривать ста¬
рые нормы. Уж не раз Швереру приходило в голову, что он
был несправедлив и к Эрнсту. Конечно, тяжело обнаружить
в своем доме вора в лице собственного сына! Неприятно
знать, что воришка сваливает вину на его любимицу Анни.
Но, пожалуй, еще неприятней было б выдерживать косые
взгляды сослуживцев, если бы Эрнст не сумел свалить вину
с себя. К тому же он, как отец, должен был тогда же принять
во внимание все обстоятельства, вызвавшие дурной поступок
Эрни: у пария не было денег на жизнь, соответствующую его
положению. Старый колпак! Разве не узостью было с его сто¬
роны не понять, что мальчишке хочется лишний раз кутнуть
с приятелями из его организации. А он раскипятился из-за
каких-то отживших понятий о честности, с которой теперь не
заработаешь и лейтенантской звездочки!..
Да, в конце концов он не смеет забывать, что является
отцом трех молодых немцев. Впрочем, Эгона можно не счи¬
тать, — тот уже достаточно твердо стоит на своих ногах. Но
Эрнст и Отто — это же молодые немцы, идущие в славян¬
ские земли открывать новую эру в истории великой Герма¬
нии! Не должен ли он поставить их на такие места, где вме¬
681

сте с внешним блеском на их долю выпадет нечто более
реальное? Как никак, а ведь одною из задач созданной им
армии является утверждение прав германцев на «жизненное
пространство». Согнать с земли славян, сесть на эту землю и
заставить остатки побежденных служить себе — вот ради че¬
го движется эта стальная махина. И он, Конрад фон Шверер,
чей род успел растерять свои земли в Германии, он, ставший
пдрией в среде немецких генералов из-за своего оскудения,
теперь за себя и за своих сыновей отрежет такой кусок сла¬
вянской земли, чтобы не стыдно было взглянуть в глаза вну¬
кам. В одну из ближайших ночей должно родиться новое пле¬
мя германских владетельных баронов, чьи земли, завоеванные
огнем и железом, будут тянуться по просторам всей Юго-Вос¬
точной и Восточной Европы!
Унесшись мечтой в беспредельные русские просторы, где
ему мерещились будущие гигантские латифундии Швереров,
он забыл о присутствии англичан. Неожиданное обращение
впервые заговорившего Бена вернуло его к действительности.
—	Не кажется ли вам, что было бы приятнее проехать ка¬
кою-нибудь другой дорогой?
—	Другой дорогой? — не понял Шверер. — Что вы имее¬
те в виду?
—	Весь этот шум! — И Бен, презрительно скривив рот,
ткнул пальцем в сторону движущихся войск. Потом он стра¬
дальчески дотронулся пальцем до лба:—Еще я имею в виду
мою голову...
Генерал повернулся ко второму спутнику, чтобы узнать
его мнение на этот счет, но увидел, что Монти крепко спит.
Стараясь скрыть обиду, вызванную необъяснимым на его
взгляд отношением лорда-инспектора к лучшему, что создано
богом — к немецкой армии, он отдал приказание Отто найти
объезд.
По мере приближения к границе дорога, выбранная Отто
по карте, становилась все хуже: недавнее прохождение по ней
многочисленных войск давало себя знать выбоинами и колея¬
ми. Шверер не без злорадства косился на Бена, морщившего¬
ся от толчков, и с удивлением видел, что Монти продолжает
спать, как убитый.
Лес ближе подходил к дороге, подъемы и спуски делались
все круче. На смену моторизованным колоннам появились
горно-стрелковые части. Появилось много конных запряжек.
Послышался привычный, милый сердцу Шверера стук обоз¬
ных фур, звон передков, перебирающихся через каменные
ложа потоков. Наконец на смену повозкам пришли и вьюки.
Войска подтягивались к истокам небольшой реки, проложив¬
шей себе путь в теснинах Лужицких гор. Движение войск
682

делалось все медленней. Крупы лошадей, повозки, брезент
санитарных фур и амуниция людей — все было мокро, все
блестело, как лакированное. Дождь моросил непрерывно, за¬
тягивая серой пеленой лежащие впереди горы, прогалины
леса, всю долину реки, в которую спускалась убегающая из-
под автомобиля дорога.
Войска двигались в молчании, и солдаты угрюмо погля¬
дывали на штатских, перед которыми должны были сходить
с дороги.
Рука Шверера по привычке то и дело тянулась к голове.
Лишь коснувшись полей шляпы, он вспоминал о цивильном
одеянии, в котором не мог достойно приветствовать войска.
В конце концов и Шверер с облегчением подумал о близ¬
ком ночлеге. Но из-за того, что они свернули с главной доро¬
ги, пришлось остановиться не там, где предполагалось. Вме¬
сто подготовленного к их встрече замка о-ни очутились в
скромной деревенской гостинице, где их вовсе не ждали. Бен
удивленно причмокивал, вытянув губы, пробуя поданное ему
крестьянское вино. Шверер краснел, хмурился и вздохнул с
облегчением, когда Отто увел англичан в предназначенные им
комнаты.
Монти зашел к брату, чтобы вместе выкурить вечернюю
сигару. Он выспался в пути и, в отличие от Бена, был в пре¬
красном настроении.
—	Ну, что скажешь?
Бен состроил страдальческую мину:
—	У меня невозможно- режет в желудке от этой немецкой
кислятины, которую мы пили за ужином,
—	Это тебе пришла фантазия свернуть с главной дороги?
—	Я больше не мог выносить вони этих скрежещущих
колесниц.
—	Да, в кинематографе это выглядит гораздо привлека¬
тельней!
Бен раздраженно пожал плечами.
—	Удивительно! — сказал он, с болезненным видом поти¬
рая висок. — Хорошие идеи приходят тебе, когда они уже
бесполезны. Нужно было послать сюда кинооператора, и мы
могли бы все увидеть, не выходя из комнаты. Я уверен, будь
гут Флеминг...
—	...было бы кому сформулировать твое мнение о виден¬
ном?
—	Всегда получается какая-нибудь глупость, если я по¬
слушаю тебя.
Бен в отчаянии опустился на постель и принялся расшну¬
ровывать ботинок. Он, конечно, доедет до Праги, но — все¬
вышний свидетель! — он не взглянет больше ни на одну воен-
683

ную машину и не станет разговаривать ни с одним генералом.
Все ясно и без того: немцы справятся с чехами и, судя по
всему, готовы броситься в эту авантюру, не ожидая мнения
британского правительства.
—	Послушай, Монти, — Бен с досадою рванул запутав¬
шийся шнурок (только s9Toro еще нехватало: самому развязы¬
вать ботинки!), — найди мне бумагу и перо!
—	Уж не собираешься ли ты писать донесение?
—	Мне все ясно!
Монти расхохотался.
—	А Флеминг?.. Ты же напишешь нивесть что!
—	Лучше всего будет, если ты пойдешь спать, — резко
сказал Бен и, когда дверь за Монти затворилась, уселся за
стол.
«Дорогой премьер-министр!
Вы, конечно, поверите тому, что мне решительно безраз¬
лично, будет ли Судетская область и вся Чехословакия при¬
надлежать рейху или нет, но, поскольку я проникся, с ваших
слов, уверенностью, что такой дар Гитлеру является един¬
ственным, что может примирить его с нами и послужить осно¬
ванием для дальнейшего укрепления дружественных отноше¬
ний, а может быть, и союза между Англией и Германией, все
мои мысли направлены к тому, чтобы этот дар был сделан от
нашего лица и без затрат для нас. С этих именно позиций я
и подходил к решению той тяжелой задачи, которую вы, мой
дорогой премьер-министр, поставили передо мной. Мой вывод
совершенно ясен: немцы не только решили взять себе то, что
им нравится, но они имеют для этого достаточно людей и...»
Бен на мгновение задумался. Его познания в военном деле
не были так велики, чтобы дать в письме представление о
значительности немецкого вооружения. Хотелось вставить ка¬
кое-нибудь специфически военное слово, что-нибудь лакони¬
ческое, но в то же время достаточно внушительное. Он в му¬
чительном раздумье потер висок и быстро дописал:
«...холодного и горячего оружия. Считаю необходимым
особенно подчеркнуть: если мы не поспешим с нашим даром,
немцы возьмут его сами. В этом я убежден. Я решаюсь ска¬
зать: поспешите с осуществлением намерения, в которое вы
столь великодушно посвятили меня при расставании:	поез¬
жайте к фюреру ц вручите ему Судеты, а если нужно, то и
всю Чехословакию как дар его величества. Да укрепит вас
всевышний в этом великодушном намерении! Вспомните при¬
мер вашего великого отца, более полувека тому назад пред¬
видевшего необходимость усиления Германии как военного
государства, способного выполнить наши планы на востоке
Европы. К нашему счастью, теперь в Германии нет человека,
684

подобного Бисмарку, не пожелавшему сделать Германию
«гончей собакой, которую Англия натравливает на Россию».
Когда вы увидите Гитлера, вы сможете повторить слова ста¬
рого Рандольфа Черчилля: «С вами вдвоем мы можем упра¬
влять миром». Я разгадал эту фигуру: он на это пойдет».
Бен уже сложил было листок, намереваясь вложить его
в конверт, ко тут ему пришло на память признание, сделанное
Гауссом. Он подумал, что все планы премьера, клонящиеся,
к тому, чтобы пустить историю Европы по рельсам, которые
надолго уведут ее в сторону от опасности натиска народных
масс на существующий порядок, могут вылететь в трубу, если
в один прекрасный день Гитлер будет вдруг убит. Чорт их зна¬
ет, этих генералов, — каково будет с ними сговариваться и за¬
хотят ли они драться с Россией, не обезопасив себя с тыла от
коварства Англии, попросту говоря, не покончив с нею? У них
может оказаться не такая короткая память, как у Гитлера, за¬
бывшего заветы «железного канцлера» и уроки, полученные
«королем Фрицем» от русских.
Бен снова развернул листок и написал постскриптум:
«Я не советовал бы передавать фюреру содержание изве¬
стной нам беседы, ради которой я недавно возвращался
в Лондон. Этот выход необходимо резервировать для нас са¬
мих на случай провала нашей чехословацкой комбинации.
Рекомендую вам назначить фюреру свидание с таким расче¬
том, чтобы по окончании нюрнбергского съезда он не
возвращался в Берлин и пробыл, по возможности, в отсут¬
ствии до самого момента победоносного вступления его войск
з Чехословакию».
Бен заклеил конверт и спрятал на груди. Он надеялся, что
уж завтра-то они остановятся в заранее назначенном месте,
где его встретит сотрудник британского посольства в Праге.
Послезавтра с рассветом письмо будет лежать в сумке дип¬
ломатического курьера, летящего в Лондон.
Успокоенный этими мыслями, Бен надел снятые было
очки, поставил ногу на стул и принялся терпеливо развязы¬
вать запутавшийся шнурок ботинка. В маленькой сельской
гостинице царила мертвая тишина. Бену показалось, что пру¬
жины старого матраца зазвенели, как бубны, когда он улегся
в постель. Он заснул, мечтая о том, что завтра сможет уже
спокойно заняться изучением свиноводства в Чехии.
8
Так же как старый Шверер и как лорд Крейфильд, Отто
сразу после ужина улегся в постель. Он порядком устал и не
видел никакого смысла, в том, чтобы одиноко торчать в ма-
685

лёньком зале гостиницы за стаканом кислого вина или та¬
щиться в какое-нибудь место, где развлекались офицеры
проходящих войск.
Хозяину гостиницы приш'лось трижды постучать ему
в дверь, прежде чем Отто проснулся.
—	Господина майора просят к телефону.
Уверенный в том, что тут он никому не может понадобить¬
ся, Отто хотел было послать хозяина ко всем чертям, но,
окончательно очнувшись, сообразил, что в тревожное пред¬
военное время может произойти любая неожиданность, и, шле¬
пая туфлями, поплелся к телефону. Однако его слипающиеся
глаза сразу открылись и сон вылетел из головы при пер¬
вых же звуках голоса, который он услышал в телефонной
трубке.
—	Шверер?.. Мне нужно вас видеть.
—	Как вы меня разыскали? — вырвалось у Отто.
—	За одно то, что мне пришлось вас разыскивать, вместо
того, чтобы получить от вас самого сообщение об изменении
маршрута англичан, с вас следовало бы снять голову, — сер¬
дито ответил Кроне.
—	Где мы увидимся?
—	Разумеется, не у вас. Приезжайте сейчас же... — По¬
молчав, Кроне назвал перекресток дорог в десятке километ¬
ров от гостиницы и в заключение повторил: — Сейчас же,
слышите!
Через несколько минут, разгоняя мощными фарами дожд¬
ливую мглу, Лемке осторожно вел генеральский «мерседес»
извилистой горной дорогой.
Повидимому, Кроне переоценил возможность езды в такую
погоду на мотоцикле. Стук его мотора послышался лишь ми¬
нут через десять после того, как Лемке достиг условленного
места.
—	Включите малый свет и поднимите внутреннее стекло! —
приказал Отто Лемке и, подняв воротник, вылез на дождь.
—	Можем говорить в вашем автомобиле? — спросил Кро¬
не, пряча свой мотоцикл в кусты.
—	Вполне. Кабины разделены двойным стеклом. — Отто
поспешно распахнул дверцу «мерседеса», так как ему было
вовсе не по душе стоять под дождем, забиравшимся за во¬
ротник плаща. Он сказал Лемке: — Поезжайте потихоньку,
с тем чтобы через полчаса вернуться к этому же месту.
Усевшись на место, где обычно сидел генерал, Кроне
осмотрел стекло между кабинами шофера и пассажиров и за¬
дернул на нем шторку.
Лемке не нужно было объяснять значение этих приготов¬
лений. Он понял, что происходящее за спиною не для его
686

ушей, и под ласковое воркованье мощного мотора мягко тро¬
нул машину, приготовившись сосредоточить все внимание на
трудностях горной дброги. Ио каково было его удивление,
когда из маленького раструба переговорной трубы, располо¬
женного возле самого его уха, ясно послышался голос под¬
севшего к ним незнакомца. В первый момент Лемке подумал,
что это обращаются к нему с каким-нибудь приказанием, но
в следующий миг понял, что в прошлую поездку генерал по¬
просту не заткнул переговорную трубку резиновой пробкой.
Значит, будет слышно каждое слово, произнесенное незнаком¬
цем, а может быть, и ответы Отто,.^
Из рупора слышалось:
—- Похоже на то, что вашему воинственному родителю
скоро удастся размять кости.
И реплика Отто:
—	Кажется, он больше всего боится, как бы дело не кон¬
чилось миром.
—	К сожалению, и таская возможность не исключена,
—	Не вижу предмета для сожалений.
—	Непременно протелеграфируйте ваще мнение фюреру.
—	Разве он...
—	А вы и в самом деле не понимаете, за каким чортом
сюда тащатся эти английские селедки?
—	Я не занимаюсь политикой, — кисло пробормотал
Отто.
—	Я всякий раз забываю, что вы конченый человек, —
насмешливо произнес Кроне. — Вы могли вообразить, что все
это снаряжение вытащили к границе только для того, чтобы
продемонстрировать каким-то двум англичанам? Подумаешь,
много толку в том, что испугается какой-то лорд, которого
хорошая свинья интересует больше всей Чехословакии.
—	Откуда вы знаете?
—	Мы должны во что бы то ни стало опередить этих
идиотов, стремящихся поднести фюреру Чехословакию в шо¬
коладной бумажке.
—	Мы и так уже у границы.
—	А должны быть за нею раньше, чем англичане и фран¬
цузы окончательно запугают чехов и те поднимут руки. По¬
няли?
—	Не совсем.
—	Одним словом, вы здесь не для того, чтобы спать
и вкусно обедать с лордами.
—	Об этом я догадываюсь. Но отец пока только востор¬
гается войсками и не говорит ничего... такого.
—	Пусть восторгается на здоровье. Пока дело не в нем.
—	Но я дурно понимаю по-английски.
687

—	Не нужно изъясняться, как Уайльд, чтобы отправить
двух английских тупиц на тот свет.
Лемке поймал себя на том, что нога его сильнее нажала
акселератор.
В автомобиле воцарилось молчание.
Вот снова говорит Кроне:
—	Не стройте из себя нервную девицу и поймите, что
если бы чехи убили наших английских гостей, мы без долгих
разговоров вошли бы в Чехословакию и. Бенешу пришлось бы
распроститься не только с Судетами, а и с Прагой.
Почему же не слышно голоса Отто? Впрочем, и того, что
говорил Кроне, было достаточно, чтобы раскрыть страшный
замысел нацистов, связанный с поездкой генерала Шверера.
Чем дальше Лемке слушал, тем страшнее становились де¬
тали плана, излагаемого Кроне.
—	Не распускайте слюни, Шверер, вам не из чего выби¬
рать. Да, по существу, у вас нет и особых причин волновать¬
ся. Поверьте мне: если бы жизнь вашего отца понадобилась
англичанам в качестве предлога для вторжения, они не за¬
думались бы поручить его убийство вам самому.
Лемке хорошо расслышал испуг в возгласе-Отто:
—	Вы с ума сошли!
—	Я не вкладываю пистолет вам в руку и не говорю: по¬
мните, Шверер, как вы стреляли в Висзее в спину одного че¬
ловека?
—	Хайнеса?
Послышался смех Кроне.
—	Нет, милый Шверер, Хайнесу вы стреляли в лицо.
В машине наступило короткое, но выразительное молча¬
ние. Может быть, дело было в той угрожающей интонации,
которую Лемке уловил в голосе Кроне и от которой неприят¬
ный холодок пробежал у него по спине.
Теперь голос Кроне зазвучал насмешливо:
—	Вам очень не хочется, чтобы я называл это имя. Пожа¬
луйста, ко постарайтесь, чтобы «ваша память работала, как
хороший фонограф: следующий ночлег приготовлен вам по
ту сторону границы, в Рейхенберге... вот тут... смотрите на
карту
—	Англичане собирались быть завтра в Праге.
—	Нам удобнее убрать их в Рейхенберге, на чешских кар¬
тах он называется Либерец. Значит, ваше дело сделать так,
чтобы «миссия» застряла там. По соседству есть великолепное
свиноводство. Можете свозить туда этого кретина лорда. Но¬
чевать вы должны в отеле «Золотой лев». Гутенбергштрассе,
три. Запомните: «Золотой лев». Комнаты англичан и генера¬
ла — в бельэтаже, рядом... Подождите, не перебивайте меня.
688

Никто из них не станет возражать:' отличные апартаменты,
зелень под окнами, вид на старинный замок...
—	Я не могу поместить отца рядом с комнатами, в ко¬
торых...
—	Вы чего-то не договорили?
—	Позвольте мне поместить отца в другом этаже!
—	Нет.
—	Хотя бы в другом конце коридора.
—	Нет.
—	Зачем вам это нужно?
.— Неужели я должен называть все своими словами?
В голосе Отто послышалось отчаяние:
—	Честное слово, я не понимаю.
Наступила пауза.
Снова заговорил Кроне:
—	Убийство англичан — хорошо, но если добавить к ним
немецкого генерала — будет отлично... Ну, ну, спокойно, Шве¬
рер, спокойно! Я уже предупредил: нам не до сентиментов.
Лемке содрогнулся, с трудом удерживая руки на руле. Он
отлично понимал, что теперь его собственная жизнь зависит
от того, заметят ли те двое, что переговорная трубка не за¬
крыта. Если заметят — выстрел в затылок, и все. А он боял¬
ся теперь не только за собственную жизнь: он стал облада¬
телем тайны провокации, от предупреждения которой зазисело,
быть может, спасение Чехословакии. Выбить предлог для
вторжения из рук Гитлера — вот что он обязан теперь сде¬
лать.
Отто продолжал молчать.
Говорил один Кроне:
—	Я знал, что не могу в этом деле положиться на вас с
вашими бабьими нервами. Все произойдет почти без вашего
участия. Завтра в Рейхенберг приедет иностранная журна¬
листка, француженка. — Кроне громко рассмеялся. — Вы не¬
благодарный свинтус: я предусмотрел для вас даже то, что¬
бы вы могли провести приятную ночь с вашей курочкой.
—	Сюзанн?! — послышался возглас Отто.
—	А вы не верите в мою любовь к вам... Однако слушай¬
те дальше: француженка приедет, чтобы проинтервьюировать
генерала и англичан. Вы должны устроить это свидание. Она
«забудет» в комнате одного из них сумочку. Если хватятся
и будут искать владелицу, ваше дело сделать так, чтобы су¬
мочка все-таки осталась на месте. Этой сумочки будет совер¬
шенно достаточно, чтобы разнести в клочья половину отеля.
<— А... остальные? Мы... я?
—	Неважно, это деталь. А вас там не будет. Вы
будете у своей подруги, в другом отеле, — по официальной
44 Поджигатели
6С 9

версии, «чтобы вручить ей проверенный тек£т интервью». По¬
нятно?.. Чем вы будете заниматься в действительности—ваше
дело. Советую при этом не терять времени, так как в тот
момент, когда раздастся взрыв, вы будете обязаны застрелить
Сюзанн из этого вот маленького дамского «вальтера». Дер¬
жите же, он не кусается, обыкновенный пистолетик чешского
изготовления. Не вздумайте стрелять ей в спину, как... Молчу,
молчу!.. Не нужно и в затылок, как вы стреляли Шлейхеру.
Она должна иметь вид самоубийцы. Лучше всего — в висок.
Пистолет вложите ей в правую руку. О последствиях не бес¬
покойтесь... Кажется, я еще не сказал, что сумочка Сюзанн
устроена так, что после взрыва от нее должна остаться де¬
таль, ясно обличающая для любого профана, что это была не
столько принадлежность дамского обихода, сколько адская
машина чешского происхождения. Вот и все. Не забудьте:
не следует слишком афишировать, что журналистка прибудет
под именем француженки: в подкладке ее чемодана будет
спрятан паспорт на имя чешки.
Лемке мучительно думал над тем, как скрыть от пас¬
сажиров то, что он слышал все... Он резко затормозил и, по¬
спешно выскочив из автомобиля, распахнул дверцу пассажир¬
ской половины, чтобы предупредить возможное желание От¬
то нагнуться к трубке.
—	Не могу ли я просить господ выйти? Я должен до¬
стать инструмент из-под сиденья. — Лемке чувствовал, как
дрожали его руки, когда он поднял подушку и, доставая пер¬
вый попавшийся ненужный ему инструмент, мимоходом за¬
ткнул переговорную трубку. — Господа могут занять места.
Ровно через минуту мы поедем.
Повозившись для вида под капотом, он. поспешно сел на
свое место и тронул автомобиль. Теперь ему было важно,
чтобы дальнейшие указания Отто отдал ему именно по пере¬
говорной трубке.
Когда Отто потянулся к цей, Кроне встревоженно остано¬
вил его:
—	Тут трубка? Какого же чорта вы не предупредили?
—	Он не слышал ни звука.
—	Это нужно проверить! — Кроне приблизил губы к са¬
мому раструбу, из которого торчала медная крышка проб¬
ки: — Алло, шофер!
Лемке не отзывался.
Кроне позвал еще громче.
—	Кажется, в порядке, — сказал он, успокоившись, но че¬
рез некоторое время, когда они уже ехали обратно, неожи¬
данно крикнул в закрытый раструб: — Стоп!.. Немедленно
стоп!
690

Автомобиль продолжал катиться.
Кроне окончательно успокоился: шофер действительно ни¬
чего не слышал.
9
Кажется, никому, кроме Винера, переезд в Чехословакию
не доставлял столь полного удовлетворения.
Гертруда с Астой, не заезжая на завод, проследовали из
Берлина в Карлсбад. Винер мог пользоваться своим време¬
нем, как хотел, — вплоть до возможности в любой день от¬
правиться в Прагу, где можно было недурно «встряхнуться».
Но развлечения он откладывал на будущее, Первым делом
надо было обеспечить движение дел на заводе в том направ¬
лении, какое было указано Берлином. А вторым... вторым де¬
лом Винер определил для себя разведку: у кого из чехов и
евреев есть картины и какие? Он даже побывал у местного
раввина и внес ему некоторую сумму на тог случай, «если, не
дай бог, произойдет что-нибудь, что заставит евреев быстро
сниматься с места и продавать художественные ценности».
Свой взнос он сопроводил списком того, что он готов был при¬
обрести.
—	Из чисто благотворительных целей, — добавил он, по¬
глаживая черно-синюю бороду, — во имя сострадания к ва¬
шему несчастному народу.
Одним словом, все складывалось самым приятным об¬
разом. Единственным «но» было то, что Берлин до сих пор не
пересылал ему контрольного пакета вацлавских акций, как
было обещано. Это было тем более удивительно, что скупка
их 1з охваченных паникой чешских деловых кругах не могла
представлять затруднений. Впрочем, он и эту задержку при¬
писывал какой-нибудь случайности, так как пока еще не имел
представления об истинном положении вещей на бирже, где
шла спекуляция чешскими бумагами, скупавшимися по пору¬
чению Ванденгейма. Это делалось умело, осторожно. Самый
тонкий биржевой нос не мог бы почуять американскую руку
за комбинациями французских, английских и немецких ком¬
паний, оплетенных путами ванденгеймовских картельных со¬
глашений или прямо являвшихся его собственностью.
Джон Третий, зная конечный смысл игры, ведущейся меж¬
ду Лондоном и Берлином, намеревался захватить в Чехии
все, что можно, прежде чем туда придут немцы. Чем дальше
шло дело, тем меньше ему нравился тон гитлеровской банды.
Начиная чувствовать под собой твердую почву, она, кажется,
намеревалась вести самостоятельную игру. Нужно было или
дать ей по рукам, или крепче затянуть на шее Германии
44*
691

ошейник американских вложений. Во всяком случае, Ванден¬
гейм не намеревался уступать кому бы то ни было, — будь
тс немцы, англичане или французы — ни кротки из того, что
останется от рушащегося чехословацкого государства. А в
том, что оно обрушится, Ванденгейм имел все основания не
сомневаться. Он знал все, что должно было произойти на ев¬
ропейской сцене, как актер-кукольник, дергающий за ве¬
ревочки, знает, что проделают его куклы. Веревки, за кото¬
рые дергал Ванденгейм, были прочными, свитыми из золо¬
тых нитей, — они почти никогда не рвались.
То, что Винер не имел представления об истинном смысле
махинаций на европейских биржах и пока еше не знал, что он
сам является не больше как пешкою в руках американца, де¬
лало настроение господина генерального директора отличным.
Зтого не могли о себе сказать другие, прибывшие с ним из
Германии, вплоть до Эгона.
Эгона с каждым днем раздирали все большие сомне¬
ния по поводу ценности доводов, которыми он пытался
оправдать свое пребывание в Чехии. Словно в нем поселились
два существа. Одно из них при встречах с такими людьми,
как Цихауэр и Зинн, пыталось опровергнуть их пораженче¬
ские настроения лжепатриотическими фразами; другое при
встречах со Штризе отстаивало то, что первое только что
опровергало.
Кроме того, его мучили отношения с Эльзой. Привезя ее
сюда с твердым намерением начать с нею новую жизнь, он
убедился, что сделать это не так-то легко. Оба они про¬
должали жить обособленно и даже не очень часто виде¬
лись.
Попав в Чехословакию, Эльза недолго наслаждалась ил¬
люзией свободы. Предположение, что, бежав от Шлюзинга,
она вырвалась из пут гестапо, оказалось пустой мечтой. Как
только Штризе огляделся на новом месте, он дал ей понять,
что пора браться за дело. В выражениях, хорошо ей знако¬
мых по общению со Шлюзингом, Пауль посоветовал выбро¬
сить из головы сентиментальные глупости и поставил ей столь
же ясную, сколь и неожиданную задачу:	добиться дружбы
Марты, войти к ней в доверие и добыть данные, которые
позволили бы ему целиком взять Марту в руки.
—	И прошу иметь в виду:	если я не услышу от Марты,
что вы самая симпатичная из девиц и что она обожает вас,
вы поймете: Шлюзинг был всего лишь неповоротливым и
мягкотелым малым... Запомните это хорошенько!
Если бы при этом Эльза не видела глаз Штризе, она, мо¬
жет быть, и не оценила бы до конца его слов. Но эти гла¬
за!.. При воспоминании о них мороз пробегал у нее по спине.
692

Все это стало источником новых затруднений для Эльзы,
испытывавшей к Марте теплое чувство, как к попавшей з
беду младшей сестре. Со слов самой Марты она знала о ее
сомнениях, порожденных отношениями с Паулем, но не имела
права предупредить ее о том, что с его стороны нет ни тени
чувства — одна игра, рассчитанная на то, чтобы сделать Мар¬
ту заложницей за отца.
Снова Эльза, как некогда в Любеке с Эгоном, не знала
ни дня душевного покоя. Она решилась, хотя и осторожно,
предостеречь Марту. Увы, она недооценивала силы влияния,
которое Штризе имел на Марту. Даже отдаленный намек
Эльзы на нечестность Штризе в его отношении к Марте вы¬
звал со стороны той-резкий отпор. Поссорившись с Эльзой, она
все рассказала Штризе.
В тот же вечер Пауль ласково взял Эльзу под руку и по¬
вел в лес.
Они шли долго. Пока была вероятность, что их могут ви¬
деть, Пауль говорил о пустяках, улыбался. Почувствовав се¬
бя вне наблюдения, он перестал улыбаться и замолчал. Эльза
напрасно пыталась подавить нервную дрожь в локте, который
крепко держал Пауль. И чем больше она старалась совладать
с этой дрожью, тем яснее ощущала ее и знала, что чувствует
ее и он.
Лес становился гуще, темней, а Пауль шел. Эльзе де¬
лалось все страшней, но она не смела остановиться или хотя
бы замедлить шаг. Она спотыкалась о корни, ветви хлестали
ее по лицу, и она в испуге закрывала глаза.
Наконец он остановился и выпустил ее локоть. Она по¬
чувствовала необходимость опереться спиной о ствол дерева,
чтобы не упасть. И в тот самый момент, когда она ощу¬
тила сквозь ткань жакета неровность коры, голова ее мотну¬
лась в сторону от пощечины. Она не вскрикнула, не сделала
попытки защищаться или хотя бы закрыть лицо. Пауль уда¬
рил ее по другой щеке.
—	Паршивая, глупая курица!.— «крикнул он. — Забыла,
что я тебе обещал? — Он крепко схватил ее левою рукой за
воротник блузки у самого горла.
Она молчала. Он еще и еще раз ударил ее по лицу.
—	Вместо того чтобы благодарить меня за то, что я из¬
бавил тебя от необходимости следить за твоим милым, решила
предать меня? — Он несколько раз тряхнул ее за воротник
так, что голова ее билась о дерево. Но она не чувствовала
боли, словно все в ней вдруг опустело и нечему стало болеть.
У нее нехватило сил поднять руку и оттолкнуть его. Все ее
тело обмякло, стало чужим. Присутствие Штризе было един¬
ственно реальным, — таким огромным и страшным, что не
693

было смысла ни искать защиты, ни оправдываться, ни хотя бы
плакать.
Реакция наступила внезапно и именно тогда, когда Штризе
думал, что уничтожил волю Эльзы, унизил ее настолько, что
она уже не посмеет больше сопротивляться даже в мыслях.
Вспышка произошла после того, как он сказал:
—	Если ты не сумеешь восстановить отношения с Мар¬
той, я заставлю тебя заняться Эгоном, И уж у меня те дан¬
ные, которые ты будешь приносить, не пропадут, — я сумею
обратить их против твоего гуся!
—	Не буду, ни слова не буду тебе говорить! Нико¬
му из вас! Ни об Эгоне, ни о Марте... Будьте вы все про¬
кляты!
Она с такой силой ударила его кулаком в лицо, что он
на мгновение опешил, но в следующий миг она лежала н’а
земле, и удары ногою заставили ее корчиться от боли и
ужаса.
Пауль понял, что на этот раз она добита.
Тяжело дыша, не столько от физических усилий, сколько
от переполнявшего его бешенства, он закурил и сказал ле¬
жавшей, сжавшись в комок, девушке:
—	Не думай, что тебе удастся нас провести. Если бы я
мог это предположить, уже пять минут тому назад из тебя
вылетел бы дух! И запомни: ты доведешь до конца дело
с Мартой, и тогда я не буду мешать твоему «счастью» со Шве¬
рером, либо тебе придется помочь мне затянуть петлю на его
собственной шее. Вот и все. — Он смял недокуренную папи¬
росу и совершенно спокойным тоном, словно заканчивал обыч¬
ный разговор, произнес: — Завтра я должен знать, как Марта
выполнила мое поручение относительно Кропачека... И до¬
вольно мелодрам. Отправляйся домой. Но так, чтобы никто
тебя не видел.
С минуту он стоял, глядя на нее сверху вниз, потом
молча повернулся, чтобы уйти. Эльза медленно подня¬
лась.
—	Никогда... ни одного слова! — хрипло выкрикнула
она. — Я ненавижу тебя... ненавижу всех вас!
Она собрала силы, словно намереваясь нанести удар, и
плюнула ему в лицо. Сквозь застилавшие взгляд слезы она
смутно видела, как Штризе поднял руку, но, вместо того что¬
бы нанести ей смертельный удар, которого она ждала, он’
только растерянно вытер лицо.
Эльза, шатаясь, побрела прочь
И все время, пока она удалялась от него, ей казалось, что
вот сейчас, прежде чем она сделает следующий шаг, горячий
удар пули в спину швырнет ее лицом вперед... Только горячий
694

удар в спину — ничего больше... Говорят, что пуля долетает
раньше, чем звук выстрела...
Но не было ни пули, ни выстрела.
10
На следующий день, сидя за рулем, Лемке не мог думать
ни о чем другом, кроме слышанного ночью.
Что было делать?.. Что делать, что делать? Открыть все
генералу? Он сочтет его за сумасшедшего, а Кроне немедлен¬
но отправит его, Лемке, к праотцам и организует новое поку¬
шение. Сделать сообщение чешским властям? При его поло¬
жении генеральского шофера, при том, что у него в кармане
паспорт на имя Курца? Чешские власти откроют все англича¬
нам. Они постараются оградить себя от возможных случай¬
ностей с этою проклятой сумочкой. А как только его, Лемке,
участие в этом деле будет открыто, он простится с местом
возле генерала, на которое его поставила партия и кото¬
рое уже никогда не удастся занять ни одному ее члену...
Предоставленный себе в таком неожиданном и необычном
деле, чувствуя огромную ответственность, которая свалилась
на него, Лемке искал выхода. Самым правильным было бы
связаться в Либереце с коммунистической организацией и по¬
советоваться о дальнейших действиях. Дело было большим,
политическим, — он не должен был действовать изолированно
от партии. Но как быть и тут с его нелегальным положени¬
ем? Пожертвовать и поставить крест на возвращении в Гер¬
манию?..
По прибытии в Либерец он бросился на поиски местного
комитета коммунистической партии Чехословакии. Но нашел
его помещение опечатанным: руководство партии в погранич¬
ных районах, приготовившись к приходу немцев, ушло в под¬
полье. Искать его в положении Лемке было бы безнадежным
занятием. Приходилось действовать в одиночку.
Лемке в подавленном настроении возвращался в гостиницу
«Золотого льва», когда увидел впереди себя двух мужчин. Не¬
которое время он шел вслед за ними, машинально разгляды¬
вая их спины. Но чем больше он смотрел на фигуру неболь¬
шого коренастого крепыша, тем увереннее мог сказать, что
он его знает. Лемке прибавил шагу и, поравнявшись с крепы¬
шом, узнал в нем Августа Гаусса, с которым встречался в
Берлине как с активным деятелем антигитлеровского под¬
полья. При виде Лемке патер было смутился, но быстро опра¬
вился и сказал:
—	Сама судьба посылает мне вас!
А его спутник остановился, глядя на часы.
695

—	Мне пора, — сказал он и, сделав приветственный жест,
исчез за углом.
По манерам Роу Лемке сразу определил в нем иностранца
и подозрительно спросил Августа:
—	Кто это?
—	Английский товарищ.
—	Антифашист?
—	Прогрессивный журналист. Надеется разоблачить здесь
двойственную политику британского кабинета в отношении
Чехословакии.
Лемке уже почти не слушал патера. Он лихорадочно ср-
ображал:	присутствие	здесь левого английского журналиста
в тот момент, когда будет раскрыта махинация Кроне, мог¬
ло бы принести пользу. Но сказать ли обо всем патеру или
только намекнуть?.. Он решился:
—	Мне нужно вам кое-что сказать.
—	Любое кафе... — начал было патер, но Лемке перебил;
—	Нет, нет, сядем где-нибудь на бульваре... Дело, знаете
ли, такое...—Он настороженно огляделся.
Через несколько минут они сидели в уединенной аллейке
парка. Лемке, с трудом скрывая волнение, поделился «сво¬
ими подозрениями» о том, что, «как ему кажется», может
быть устроено покушение на англичан и Шверера. Он не
ожидал, что его слова произведут на патера такое сильное
впечатление: Август изменился в лице, он даже не пытался
скрыть, что озадачен. После короткого размышления он пред¬
ложил встретиться вечером в гостинице, причем обещал при¬
вести с собою нескольких «местных антифашистов». Попро¬
щавшись, он поспешно удалился.
Сидя в дешевом ресторанчике, Лемке из разговоров мест¬
ных жителей узнал, что неподалеку расположен Вацла-вский
самолетостроительный завод — тот самый, на котором служи¬
ли Зинн и Цихауэр. Какая досада! Как мог он не взглянуть
на карту!
Лемке помчался на телеграф. Неужели было упущено вре¬
мя, чтобы связаться с товарищами и до прихода террористки
вызвать их сюда? Зинн и Цихауэр! Вот кто нашел бы путь к
местным товарищам по партии, вот с чьею помощью была
бы предотвращена ужасная провокация!
Телеграмма, посланная Лемке, была лаконична, но друзья,
достаточно хорошо знавшие его спокойствие, должны были
понять необычную тревожность ее тона и, бросив все, при¬
мчаться сюда. А что, если их нет дома или на заводе? Что, ес¬
ли... Их было столько, этих коварных «если», что, рассуждая
хладнокровно, нечего было и надеяться на приезд друзей.
Время шло. Лемке поспешил в гостиницу, чтобы не пропу¬
696

стить приход Сюзанн. Он не боялся ошибиться, так как хоро¬
шо знал француженку: ему приходилось возить ее с Отто в
генеральском автомобиле.
Вскоре приехал лорд Крейфильд. Он был в отличном рас¬
положении духа: осмотренная им свиноводческая ферма пре¬
взошла ожидания и постановкой дела и породами свиней.
—	Просто не ожидал, что эти чехи так понимают дело, —
с удивлением сказал он брату, погруженному в состояние
крайней меланхолии.
—	Не знаю, что они понимают в свиньях, но в собствен¬
ных делах их министры понимают не больше свиней! — раз¬
драженно проговорил Монтегю, только сегодня узнавший, что
нет никакого смысла ехать на Вацлавокие заводы: немцы пе¬
рехватили их у него под носом и уже хозяйничали там.
Бен, блаженно улыбаясь и не слушая брата, продолжал:
—	Быть может, я даже не поеду завтра в Прагу. Я купил
тут изумительную пару. Она .словно сошла с полотна Рубенса.
Ты представляешь себе эту прелесть?
А Лемке не отходил от окошка своей маленькой комнатки
в третьем этаже. Его взгляд был прикован к подъезду «Золо¬
того льва». Кто появится раньше: Зинн и Цихауэр или Сю¬
занн?
К своему удивлению, он увидел, что напротив гостиницы
появился Роу и стал прохаживаться от угла и до угла корот¬
кого квартала. А еще через несколько минут появился и па¬
тер. Гаусс. Он казался идущим в одиночестве, но Лемке тут
же понял, что те четверо, что следовали парами в некотором
отдалении от него, и есть его друзья-антифашисты. Следом
за патером они исчезли в подъезде гостиницы. Но странно:
патер и его друзья не поднимались к Лемке... Неужели Зинн и
Цихауэр не приедут? Лемке сам не знал, что именно, но что-
то ему все больше не нравилось в поведении патера. Если бы
Август н§ знал уже всего, Лемке предпочел бы теперь сохра¬
нить тайну про себя и действовал бы один.
Лемке глянул поверх крыш на видневшуюся вдали баш¬
ню магистрата с часами: могут ли еще приехать Зинн и Ци¬
хауэр?
Едва его взгляд вернулся к улице перед гостиницей, он по¬
нял: все кончено. По той же стороне, где прогуливался Роу,
шла рыжеволосая Сюзанн. Но что это? Почему Роу с такой
нарочитой внимательностью рассматривает витрину? Почему
француженка с таким подчеркнуто безучастным видом отвер¬
нулась от журналиста? Неужели они знают друг друга? Что
все это значит?
697

Новое сомнение вползло в сознание: не кроется ли тут под4-
ВОх? Ведь если его втянут в какукьнибудь историю* гестапов¬
цам останется только докопаться до того, что он БО'Все не
Курц. Можно себе представить, какой шум они поднимут то¬
гда вокруг всего дела: «Коммунисты убили британских эмис¬
саров и немецкого генерала!» Чтобы избежать этого, он готов
был отказаться от участия в Деле;.. Но нет, его долг сде¬
лать все для предотвращения провокации!
Лемке выбежал в коридор и сразу встретился взглядом с
пятью парами устремленных на него внимательных глаз. Па¬
тер и все его спутники тотчас вскочили. Август проворно
взбежал по лестнице.
В конце коридора послышался Щум. Огёорилась дверь в
комнату Отто, И он вышел, предшествуемый Сюзанн.
—	Угодно вам начать с генерала или вы сначала пройде¬
те к англичанам? — громко проговорил он.
Во прежде чем француженка успела ответить, Лемке был
перед нею и повелительно проговорил:
—	Ваш зонтик и сумочку!
Он видел испуг на ее лице, слышал возглас удивления
патера, заметил растерянную физиономию Отто. Едва сдержи¬
вая себя, чтобы не выхватить смертоносный снаряд, ой осторо¬
жно, но настойчиво потянул сумочку Из рук Сюзанн. Растерян¬
ность ее была так велика, что она остарювилась и испуганна
посмотрела на Отто. Но и тот не знал, что следует Делать,
так как не понимал, чему приписать странное поведение Шофе¬
ра. У Отто мелькнула трусливая мысль, что заговор Кроне от¬
крыт какой-то другой секретной службой, представителем ко¬
торой является Кури. Что мудреного в том, что, скажем,
Александер или кто-нибудь еще, о ком он, Отто, не имеет и
представления, держит возле отца секретного агента в лице
шофера?
Прежде чем Отто НаШелся, что сказать или сделать, Лем¬
ке сбежал По лестнице, сопровождаемый четырьмя молчали¬
выми спутниками патера. На Какое-То мгновение он задер¬
жался в вестибюле, Не зная, куда девать снаряд, но, вспомнив,
что патер собирался отвезти его в лес, решил именно так и
сделать. Прямо против дверей гостиницы сТоял таксомотор.
Но когда вышел Лемке, шофер не сделал обычного в таких
случаях движения, чтобы услужливо отворить дверцу, пока
вслед за Лемке не выбежали те четверо. Только тогДа шофер
распахнул дверцу, и Лемке почувствовал, как его втолкнули
в машину. Эго было сделано с тою профессиональной ловко¬
стью и силой, по которой можно было сразу угадать гестапов¬
цев. В следующее мгновение двое из них сидели по сторонам
Лемке и платок с хлороформом был прижат к его губам...
698

Роу недоуменно посмотрел вслед такси и пошел следом за
вышедшим из подъезда гостиницы патером.
—	Что за чертовщина? Мне показалось, что они увезли
бомбу.
Патер раздраженно повел плечами:
—	Все провалилось!
От неожиданности Роу даже остановился.
—	Что вы сказали?
—	В дело вмешались коммунисты.
—	Коммунисты? Эти молодцы с такси были больше похо¬
жи на агентов гестапо!
—	Ах, это какая-то невозможно Цутаная история. Я ничего
не могу понять, — в отчаянии проговорил Август. — Давай¬
те выпьем по кружке пива, а то у меня от досады перехватило
горло.
—	Вечная история, — недовольно пробормотал Роу. —
Стоит вам взять дело в свои руки — и оно блистательно
проваливается. Все-таки немецкая служба ни к чорту не го¬
дится!
Август дипломатично молчал. Он пытался решить для са¬
мого себя: которой же из двух секретных служб принад¬
лежит большая часть его самого? Но тут же он вспомнил,
что, кроме англичан и Кроне* он служит еще Александеру
и ватиканской курии... Было бесполезным занятием разби¬
раться в том, которой из четырех разведок он принадлежал, —
каждая имела на него ту долю прав, какая определялась чис¬
лом серебреников, за которые он продавал ей интересы трех
других...
Двумя часами позже, когда Зинн и Цихауэр подошли
к подъезду «Золотого льва», перед ним стоял хорошо знако¬
мый им обоим генеральский «мерседес».
—	Только не очень афишируй свое знакомство с Фран¬
цем, — сказал Зинн ускорившему шаги Цихауэру.
—	Просто попрошу огонька, — ответил Цихауэр, заранее
улыбаясь при мысли о встрече с другом. Но улыбка застыла
у него на губах:	за	рулем «мерседеса» сидел незнакомый
человек.
Однако отступать было уже невозможно*
—	Не найдется ли огонька, приятель? — И, когда папиро¬
са затлелась, тихонько: — Недавно на этой машине?
-— А тебе что? — подозрительно спросил шофер.
—	Да ничего*.* Просто видел на ней утром другого води-
теля.
Шофер подозрительно оглядел Цихауэра и перевел взгляд
на Зинна.
699

—	А вам', друзья, не нужен ли часом Бодо Курц? —• И пре¬
жде чем Цихауэр нашелся, что ответить, шофер крикнул в
растворенную дверцу гостиницы: — Тут двое спрашивают
Курца!
Из подъезда поспешно выскочил субъект, с которым пи
Зинну, ни Цихауэру не нужно было быть знакомым, чтобы
сразу опознать в нем гестаповца.
—	Вот эти двое, — пояснил шофер.
—	Заходите, ребята, в отель, — с подозрительной любез¬
ностью предложил агент, но, видя, что они не намерены
принять его приглашение, сказал: — Ладно, подождите ми¬
нутку, я сейчас позову Курда, — и поспешно скрылся в подъ¬
езде.
Зин и и Цихауэр переглянулись. Им не о чем было, даже со¬
ветоваться: Лемке тут не было. Оставалось только поскорее
исчезнуть.
И
Цихауэр с увлечением работал над портретом Марты.
Этот неожиданный заказ был для него не только подспорьем
к заработку на заводе, но и отдыхом. Сангвина отлично пере¬
давала золотисто-коричневое освещение осеннего парка, на
фоне которого девушка стояла, опершись о балюстраду ве¬
ранды.
Сегодня, прежде чем взяться за работу, художник долго
вглядывался в лицо Марты. Неужели он так непозволительно
проглядел в ее чертах выражение озабоченности, граничащей
с растерянностью? Не может быть! Этой горечи в них прежде
не было. Совсем иными стали и глаза.
—	Вы нездоровы? — спросил он.
Она взглянула на него с испугом.
—	Что вам вздумалось?
—	Глаз художника — глаз врача.
Марта опустила голову
—	Это скоро пройдет.
Она боялась взглянуть на художника: он угадает, что она
лжет. Не могла же она признаться Цихауэру, что не знает по¬
коя от непрестанных атак Пауля. Все, что до сих пор было
содержанием ее жизни, он называет ошибкой, чуть ли не пре¬
ступлением. Он хотел, чтобы она перестала любить тех, ко-го
любит, верить тому, что было для нее святым, забыла род¬
ной язык! Пауль стремился разрушить светлый мир ее моло¬
дости и заставить ее построить что-то новое, смутное и мрач?
пое. Скажи ей все это кто-нибудь другой, она сочла бы его
сумасшедшим, но ведь это был Пауль!
700

В его устах истерические выкрики о мировом господстве
расы господ, утверждаемом огнем и железом, звучали для нее
мужественным кличем войны. Она сознательно закрывала гла¬
за на то, что Пауль иногда откровенно проговаривался о жела¬
нии захватить место ее отца, делала вид, будто не слышит
или не понимает этого. Когда Пауль был рядом, говорил, дер¬
жал ее руку, ей казалось невероятным, что она могла когда-
нибудь сомневаться в его правоте.
Ярош?
При воспоминании о Яроше она терялась.
Был ли Пауль умнее Яроша? Нет. Красивей? Нет. Может
быть, мужественней, сильней? Тоже нет.
И все же Пауль был Паулем, — тем, кем он был.
Шло время, влияние Пауля вытесняло все остальное из ее
сознания. Марта и сама не могла бы уже сказать, действи¬
тельно ли такой вздор утверждение, будто Пауль призван гос¬
подствовать над чехами, даже над ее собственным отцом? Уж
не совершила ли ее мать и в самом деле ошибки, выйдя за¬
муж за чеха, что сделало ее, Марту, только наполовину нем¬
кой? Мысль о чешской крови, текущей в ее жилах, начин’ала
преследовать ее, как кошмар. Чем дальше, тем менее
странными и страшными становились для нее напоминания
Пауля:
—	Забудь о своей чешской крови!
Было даже приятно слушать, когда он иногда милостиво
бросал:
—	К счастью, ты все-таки дочь немки, — значит, больше
немка, чем чешка!
Ей и в самом деле начинало представляться счастьем не
то, что ее мать—это мать, какою она знала ее и беспредель¬
но любила с детства, а то, что пани Августа немка...
—	Или вы перестанете думать о том, что у вас на душе,
или мне придется начинать новый портрет, — донесся до нее
откуда-то из бесконечной дали голос Цихауэра.
—	Разве у вас не бывает дум, от которых вы не можете
уйти? — спросила она.
—	Но я не могу вложить в один портрет два внутренних
мира!
Марта подошла к мольберту и вгляделась в свое изо¬
бражение. С картона на нее глядело ее беззаботное прошлое,
то, чего уже не было и никогда не будет. Портрет той Марты,
какой она была теперь, нужно было писать сы?н*ова.
—	Может быть, вы и правы. Лучше вернуться к на¬
чалу.
Она хотела сказать это твердо и весело, как всегда гово¬
рит Пауль, но слова прозвучали такой тоской и жалобой на
701

невозможность возврата к потерянному, что Цихауэр отодви¬
нул мольберт.
Может быть, потому, что Цихауэр сумел проникнуть во
внутренний мир Марты, а может быть, и потому, что после
ссоры с Эльзой у нее не осталось никого, кому она могла бы
сказать хоть несколько откровенных слов, она рассказала ему
кое-что. Разумеется, далеко не все, но достаточно, чтобы по¬
нять происходящее с нею. О том, кто такой Штризе, он знал
от рабочих завода. «Слава» тянется за людьми, подобными
Штризе, как темный шлейф. Короче говоря, Цихауэр вме¬
сте с вацлавскими рабочими знал о нем почти все, что бы¬
ло известно и рабочим далеких немецких заводов в Траве-
мюнде.
После разговора с Мартой сеансы приняли новый характер:
Цихауэр решил объяснить Марте, кто такой Штризе и на кого
он работает.
Но так же, как в случае с Эльзой, Марта и тут подвела
своего возможного спасителя. Кое-что в ее словах навело
Пауля на мысль об их разговорах с Цихауэром. Как бы слу¬
чайно, пришел он на один из сеансов. От него не укрылось,
что художник умолк на полуслове, Некоторое время Штризе
сидел молча, наблюдая за его работой. Пытаясь казаться лю¬
безным, спросил:
—	Вы недавно приехали из рейха?
—	Хотел доглядеть на чужие края, — небрежно ответил
Пихауэр, хотя оглично понимал, что этот человек знает все
обо всех, приехавших из Германии. Художника заинтересовало:
не захочет ли Штризе поиграть с ним, как кошка с мышью?
Но Штризе напрямик спросил;
—	Вы антифашист?
Не будь Цихауэр так уверен, что Штризе заранее выяснил
все, что ему нужно, вплоть до того, что художник прибыл
сюда почти прямиком из Заксенгаузена, он, вероятно, не
ответил бы так, как ответил:
—	Разумеется!
Штризе посмотрел ему в глаза и тоном того же любезного
безразличия оказал:
—	Даже коммунист?
Было очевидно, что он не ждет возражений, и Цихауэр в
тон ему ответил:
—	Даже.
—	Кто-то говорил мне, будто вы дрались добровольцем в
интернациональной бригаде на стороне Испанской республики.
Цихауэр так же без запинки ответил:
—	К сожалению..,
Штризе глянул на него с удивлением:
702

—	Значит, все-таки сожалеете?
—	О том, что меня там уже нет!
—	А-а... — несколько растерянно протянул Штризе,
На следующий сеанс Марта не пришла. Вместо нее явился
Штризе. Он вручил художнику конверт с сотней крон от име¬
ни директора Кропачека и тоном хозяина заявил, что сеансы
закончены и портрет дописываться не будет.
Цихауэр понял, что наступил конец не только его встре¬
чам с Мартой, но и пребыванию на Вацлавских заводах. Ко¬
гда он рассказал об этом происшествии Зинну, тот согла¬
сился, что увольнение художника с завода состоится не
сегодня — завтра, и предложил ему принять .участие в орга¬
низации тайной станции «Свободная Германия». Прежде
всего нужно было подыскать надежное убежище для пере¬
датчика. Предложенную Цихауэром заброшенную сторож¬
ку лесника пришлось оставить. Местность была наводнена
бандами хенлейновцев, производившими военные учения и ма¬
невры под видом туристических походов. Посещение такою
бандой одинокого домика в лесу не сулило бы ничего хоро¬
шего. Не лучше оказался и проект использовать развалины
какого-то здания в окрестностях завода. В первый момент
Зинну показалось заманчивым устроиться в подземелье уеди¬
ненных руин, в достаточном удалении от человеческих глаз
и в полной безопасности быть услышанными. Но рано или
пбздно кто-нибудь должен был бы обратить внимание на ча¬
стое посещение друзьями заброшенных развалин.
Как часто бывает, решение пришло неожиданно.
Зинн снимал комнату у отца Яроша — механика силовой
станции ВацлаЕских заводов, старого Яна Купки. С тех пор
как его сын окончательно перебрался на завод, старика томи¬
ло одиночество. Он был рад жильцу. Ян сразу увидел, что в
лице Зинна имеет дело не с одним из этих крикливых молод¬
цов, которые частенько являются теперь с той стороны гра¬
ницы, чтобы вместе с белочулочниками дебоширить на судет¬
ской земле.
Между хозяином и новым жильцом вскоре возникло даже
нечто вроде своеобразной дружбы сдержанных людей. При¬
глядевшись к Зинну, Купка обнаружил, что у того светлая го¬
лова и золотые ру&и, а уже то, что он из «своих», старик понял
давно. Он предложил Зинну работу на своей силовой станции.
Зинн без колебаний принял предложение: заведьшзние акку¬
муляторной с заманчивой простотой решало вопрос о питании
его передатчика. Кроме того, чулан около аккумуляторной и
был тем убежищем для передатчика, которое они с Цихауэром
тщетно искали. Работа генератора Купкй послужит отличным
прикрытием, которое опутает нацистские радиопеленгаторы,
703

а постоянный монотонный гул, стоящий на силовой станций,
отлично замаскирует небольшой шум разрядника и голос Дик¬
тора «Свободной Германии».
12
Роу не привык находиться в состоянии неизвестности, в ка¬
ком оказался из-за неопределенных ответов Августа Гаусса.
Раз провокационное убийство было санкционировано британ¬
ской секретной службой, то Роу хотел, чтобы оно либо совер¬
шилось, либо ему стали ясны причины провала. Поведение же
отца Августа наводило его на мысль о нечистой игре. Он не
собирался падать в обморок от неожиданности, если бы обна¬
ружилось, что патер является сотрудником не только британ¬
ской службы. Включись Август в работу и немецкой разведки
для пользы секретной службы его величества, это было бы
записано в его послужной список как заслуга. Но в таком
случае об этой двойной службе должен был бы знать шеф.
А Роу подозревал, что шеф этого не знает, иначе он преду¬
предил бы его,- Роу, во избежание ложн'ых положений, подоб¬
ных тому, в котором он очутился теперь. На кого же в дей¬
ствительности работал патер?
Роу пришло в голову, что объект несостоявшегося покуше¬
ния, лорд Крейфильд, может оказаться источником каких-ни¬
будь данных об этом деле, и, несмотря на поздний час, он от¬
правился в гостиницу «Золотой лев». Роу был уверен, что
лорд примет его если не в качестве журналиста своей страны,
то как старого знакомого.
Действительно, Бен не только не заставил его ждать, но
встретил так, словно появление Роу было большою радостью:
—	Уинн, старина, вы как нельзя более кстати. Монти уго¬
ворил меня отказаться от услуг Флеминга» а сам бросил меня
на произвол судьбы.
Бен растерянно порылся в стопке бумаг на столе.
—	Что мне делать? — спросил он, протягивая листок теле¬
граммы.
Роу, сдерживая усмешку, посмотрел н’а лорда:	ведь Чем¬
берлен не мог не знать о плане убийства Бена. Шеф навер¬
няка получил его согласие. Что же означает этот вызов: отме¬
ну плана или желание премьера подчеркнуть свою непричаст¬
ность к нему?..
—	Что мне делать? — переспросил Бен.
—	Вас смущает полет?
Бен с досадою проговорил:
—	Я не могу разорваться: быть в Берхтесгадене и наблю¬
дать ту г за отправкой Сусанны. Я уже выписал для нее само¬
лет из Праги.
704

—	У нее много багажа? — спросил Роу.
—	Ах, какой там багаж! — с досадою воскликнул Бен. —
Я говорю о свинье, которую купил сегодня.
Роу расхохотался, а Бен совершенно серьезно сказал:
—	Боровок отлично выдержит перелет, а вот дама, дама —
она же супоросая. Послушайте, Уинн, вы не могли бы оказать
мне услугу и взять это на себя?
—	Полет в Берхтесгаден?
—	Нет, сопровождать свиней в Лондон,
—	К сожалению, сэр...
—	Что вам стоит?
—- Вам же нужен секретарь, сэр, — безапелляционно
проговорил Роу. — Я не могу вас покинуть.
Убедил ли Бена не терпящий возражений тон Роу, или он
действительно чувствовал себя беспомощным, но он, видимо,
колебался. Роу поспешил его успокоить:
—	Что касается ваших свиней, то мы поручим их лучшим
специалистам.
—	Что дало вам блестящую идею насчет секретарства,
Уинн?
—	То, что произошло тут с вами, сэр.
—	Со мной? — Лицо Бена отразило искреннее недоуме¬
ние. — Ах, да, я вас понял: затруднительное положение со
свиньями...
Оказалось, что он не имел никакого представления о поку¬
шении, жертвою которого едва не стал. Услышав осторожные
намеки Роу на якобы прошедший слух о готовившемся поку¬
шении, он еще охотнее согласился на то, чтобы Роу сопровож¬
дал его в Оберзальцберг.
—	Это меня только лишний раз убеждает в том, что чехи—
настоящие варвары, — сказал Бен. — Премьер глубоко прав,
решая передать их в управление немцам.
—	Речь идет не о них, — осторожно заметил Роу, полагав¬
ший, что Бен по своему обыкновению все перепутал. — Герма¬
нии передается только Судетская область, населенная немца¬
ми, а не чехами.
—	Пока, Уинн, пока, — убежденно возразил Бен. — Чтобы
не раздражать нашу оппозицию. А пройдет немного времени —
и мы отдадим Гитлеру всю Чехословакию.
—	Это решено?
—	Абсолютно, мой мальчик, абсолютно... И вот что, Уинн:
пусть они непременно дадут мне телеграмму, когда операция
будет закончена, непременно.
—	Операция занятия Судет?
—	Ах, господи! Очень меня беспокоят эти Судеты!
Пусть дадут телеграмму в Берхтесгаден, когда свиньи будут
45 Поджигатели
705

отправлены, и об их прибытии в Лондон тоже. Непременно!
Теперь над каналом стоят туманы, я буду волноваться. Как
вы думаете, Уинн, мы сможем в Берхтесгадене знать состояние
погоды над каналом?
—	Это я беру на себя, сэр, — с готовностью проговорил
Роу. Обрадованный тем, что он сможет проникнуть в святая
святых Гитлера, Роу готов был обещать что угодно, лишь бы
Бен не раздумал взять его с собою.
Но Бен этого уже и в мыслях не имел. Он был в восторге
оттого, что было на кого переложить отправку свиней, кото¬
рая заботила его значительно больше собственного путеше¬
ствия. Занятый мыслями о своей покупке, он даже ни разу не
подумал как следует о том, зачем мог понадобиться премьеру.
Быть может, тот на правах старой дружбы, -— как никак они
были товарищами по колледжу, — хочет неофициальным об¬
разом посоветоваться с ним, прежде чем принять какое-нибудь
решение? Бен искренно воображал, будто кто-нибудь может
серьезно относиться -к его дипломатическим способностям) и зна¬
ниям. Ему и в голову не приходило, что премьер отправил его
в поездку по Чехосло-вакии потому, что был уверен: у Бена не
может сложиться собственного впечатления о том, что он уви¬
дит, и благодаря своей лени и хорошо всем известной ограни¬
ченности Бен вообще ничего не увидит. Все это вместе взятое
позволит Чемберлену и Галифаксу получить подпись лорда
Крейфильда под любым документом, какой им будет нужен.
И они заранее знали, что это будет за документ: заготовлен¬
ный в министерстве иностранных дел, он уже ждал возвраще¬
ния «миссии» Крейфильда. Больше того: когда премьер решил
лететь в Берхтесгаден, Галифакс передал это готовое «мнение
миссии Крейфильда» одному из советников, сопровождавших
Чемберлена, и Бену, таким образом, оставалось его только
подписать. Для этого его и вызвали. Советоваться с ним
Чемберлену было не о чем. Все нужные советы он уже полу¬
чил в Лондоне и не собирался от них отступать: почва для со¬
глашения с Гитлером за счет Чехословакии должна была
быть найдена.
В то самое утро, когда специальный самолет увез из Ли-
береца в Лондон погруженных под наблюдением Роу свиней
Бена, несколькими часами раньше, чем покинул этот город
сам лорд со своим новоявленным секретарем, двухмоторный
«Локхид-Электра» взлетел с Кройндонского аэродрома в Лон¬
доне, увозя на материк семидесятилетнего британского премь¬
ера, спешившего пожать руку Гитлеру, прежде чем тот пере¬
станет нуждаться в этом ободряющем жесте. В 12.30 «Элек¬
тра» спустилась на мюнхенский аэродром Визенфельд, но, к
удивлению дряхлого премьера, пожать его склеротическую
706

длань явйлся не фюрер, а всего лишь развязный, кап* всегда,
Риббентроп.
Не дав дряхлому гостю возможности притти в себя после
качки, испытанной в самолете, Риббентроп усадил его в бро-
нированныйвагон и помчал в Берхтесгаден. Только там, в при¬
готовленных для него апартаментах «Гранд-отеля», Чемберлен
смог, наконец, сунуть зябнущие ноги в теплые туфли и протя¬
нуть их к камину. Премьер с наслаждением растянулся в крес¬
ле, мысленно восхваляя себя за жертву, приносимую отече¬
ству этим утомительным путешествием. Его веки сомкнулись.
Горбоносая голова склонилась на грудь.
Премьер уснул*
Но торжествовавший свою победу Риббентроп не пощадил
его и тут. Словно издеваясь над сединами высокого гостя, он
отпустил ему на сон всего лишь десять минут.
“ Десять минут! — в ужасе воскликнул Чемберлен вече¬
ром, рассказывая об этом Бену. — Вы понимаете, Бенджамен,
дорогой, — десять минут -на сон! Этот негодяй мстил мне за
унижения, которые ему пришлось претерпеть в Лондоне. Но
должен вам сказать: я решил снести все... все ради славы и
величия нашей родины и его величества короля!
Он сидел перед Беном, — долговязый, тощий, судорожно
вцепившийся в подлокотники, словно боялся свалиться с
кресла.
—	Бенджамен! Вы видите перед собою Даниила, вышедше¬
го из берлоги льва. Да, да, кто из глав правительств решался
на то, на что пошел я? Посмеют ли потомки это забыть?
—	Еще бы, еще бы, дорогой Невиль! — заражаясь его вол¬
нением, воскликнул Бен. — Поколения будут воздавать славу
вам, умиротворителю Европы и создателю мира и счастья на¬
родов.
Чемберлен слушал с нескрываемым удовольствием. Его го¬
лова моталась на тонкой шее вэад и вперед, как у истрепан¬
ной тряпичной куклы.
—	Да, мой друг, — промямлил он, — я решил снести все и
не жалею, совсем не жалею. Не жалею даже о том, что не
повернулся и не ушел, когда этот невоспитанный чурбан фюрер
заставил меня подниматься по лестнице дворца, не дав себе
труда сойти больше чем на три-четыре ступени. Да, да, я очень
хорошо помню: именно четыре ступени! Представьте себе эта¬
кого коротконогого уродца в черн’ых бриджах и в чем-то на¬
поминающем коричневую куртку грума. Дрянной выскочка
глядел на меня сверху вниз все время, пока я взбирался по
этой проклятой лестнице!
Чемберлен возмущенно поднял руку, как бы показывая на
стоящего где-то под потолком Гитлера.
45*
707

’— Да, да, Невиль, это отвратительно, — сочувственно про¬
говорил Бен. — Ужасно иметь дело с некорректными людьми.
—	Я снес все, все! — трагически повторил премьер. — Ия
вознагражден, стократ вознагражден: план, который я ему
предложил, был для фюрера очевидной неожиданностью.
—	Как! — удивленно воскликнул Бен. — Он не имел наме¬
рения взять Судеты?
—	Но он собирался сделать это с грохотом, с битьем посу¬
ды и натворить бог знает что. Мне пришлось уверить его, что
нет никаких препятствий к тому, чтобы приступить к делу те¬
перь и без драки. Мне кажется, я убедил его: нет никакого
смысла тратить на это порох, который пригодится для дел бо¬
лее важных.
—	Тут я вас не вполне, понимаю, дорогой Невиль.
—	Мы с ним приблизились к пониманию наиболее суще¬
ственных пунктов основных требований немцев в отношении
отстранения СССР от решения судеб Европы.
—	Это великолепно, Невиль! Просто велико-лепно! Потомки.
—	Да, да, Советскому Союзу нечего делать там, где мы
можем все устроить путем двусторонних переговоров!
—	Правильный путь, Невиль, совершенно правильный
путь!
—	Я куплю этого коротышку ценою пустячной подачки —
Чехословакии. Это не для печати, Бенджамен, — я даже велел
выбросить это из записи беседы, но я дал Гитлеру слово: если
он потерпит полгода, за Судетами последует вся Богемия.
Пусть только о-н теперь же даст публичную клятву, будто Ни¬
чего не хочет, кроме Судет.
—	Как умно, как умно, Невиль! — умиленно воскликнул
Бен. — Общественное мнение Англии будет успокоено.
—	А тогда мы увидим, как устроить и вторую часть подар¬
ка. Даю вам слово Чемберлена, мы проведем коротышку, как
волка: вместо жирного теленка подсунем ему чешскую мышь.
Не пройдет и года, как он станет нашим союзником.-—Чем¬
берлен сложил руки на впалом животе и мечтательно устре¬
мил глаза к потолку. — Представьте себе Европу, где в
центре формируется такой стальной кулак, как Германия, на
юге сидит Муссолини, на востоке Польша Бека...
—	Ну, Бек — приобретение сомнительное, — покачав голо¬
вою, произнес Бен, — этот господин способен нас продать.
—	Прежде чем он соберется продать нас, мы продадим
его, — скрипуче рассмеялся премьер и весело поиграл старо¬
модной цепочкой, перепоясывавшей жилет. — Да, да, клянусь
всевышним. На востоке — Польша полковников, а на том кон¬
це земного шара — японцы. Россия в клещах!
—	Вы забыли Америку, Невиль.
708

—	Америка?.. Ах, да, Америка! Пустяки! Штаты будут с
нами. Душой Рузвельт с нами, поверьте, Бенджамен.
—	Надеюсь, сэр, надеюсь.
—	Могу вас уверить, Бен, — вы позволите мне называть
вас этим юношеским именем, словно бы мы снова студенты?..
Я говорю: последствия реализации моего плана выйдут далеко
за пределы нынешнего кризиса.
—	Еще бы, они могут произвести настоящий переворот
в международной обстановке. — И вдруг вспомнив:—Кстати,
Невиль, какова была сегодня погода над каналом?
—	О, я чувствовал себя молодцом.
—	Не было ли тумана или чего-нибудь в этом роде? —
беспокоился Бен.
—	Не знаю, Беи, я, кажется, вздремнул.
—	Полеты над каналом теперь опасны.
—	У нас отличный пилот — мастер своего дела.
—	Я очень взволнован...
—	Обратно мы полетим вместе, и вы будете чувствовать
себя, как если бы плыли на пароходе.. Сказать вам откровен¬
но, Бен, я, кажется, ни за что -не решился бы на такое путе¬
шествие, не позвони мне Даладье из Парижа и не посоветуй
эту поездку.
—	Я же первый предложил вам ее в своем письме, — оза¬
боченно проговорил Бен.
—	В письме?.. Ах, да, отлично помню, как же, как же,
в письме...
—	Я еще сообщал вам... гм-гм... — Бен огляделся и дого¬
ворил полушопотом:—-Я уведомил вас о заговоре генералов.
—	Ах, вот что!—Премьер опять закивал головой. — Помню,
домню! Что же вы мне сразу не сказали? Отлично помню...
Бен понял, что премьер притворяется, будто все забыл, и
подробно повторил, ради чего прилетал в Лондон. Только то¬
гда Чемберлен «вспомнил» все.
—	Дорогой мой, — сказал он, — я с этим не согласен, со¬
вершенно не согласен. Нет оснований сейчас убирать этого на¬
хала. Это от нас никогда не уйдет. А сейчас мы с ним сговорим¬
ся. Он нам пригодится, вполне пригодится... вполне... вполне...
Премьер спал. Его голова была откинута на спинку кресла,
и кадык ритмически двигался под морщинистой кожей непо¬
мерно длинной старческой шеи.
Бен некоторое время сидел в нерешительности, потом осто¬
рожно кашлянул. Чемберлен вскинул темные веки и поглядел
на него мутными, усталыми глазами.
—	Я вам больше не нужен, сэр?
—	Ах, это вы, Бен. Извините... мне показалось, что я вас
перебил, продолжайте, пожалуйста...
709

—	Я могу итти, сэр?
—	Пожалуйста, не обижайтесь, Беи, но я вам должен ска¬
зать: Сити совершенно не удовлетворено вашей поездкой в Че¬
хию, совершенно.
—	Я сделал больше, чем мог, — обиженно проговорил Бен.
—	Ах, вы меня не поняли, совершенно не поняли. Кто сме¬
ет думать, что можно было сделать больше! Кто, я вас опра¬
шиваю? — Он с трудом поднес руку к лицу и подергал себя за
жалко обвисший ус. — Попросту они хотят, чтобы там побы¬
вал более близкий им человек, их человек... Они просили ме¬
ня еще раз послать туда вашего брата.
—	Этого недотепу?! — недоброжелательно проговорил
Бен. — Хорошо будет выглядеть миссия его величества! Он
прикарманит там одно-другое дельце — вот вахм и вся миссия.
На лице премьера появилась болезненная гримаса.
—	Вы и в юности были склонны распылять внимание на
мелочи, Бен. Да, да, именно так: на мелочи. Я очень хорошо
помню, очень... помню... в юности...
На этот раз голова Чемберлена упала на грудь, словно под¬
резанная, и Бен услышал тонкий пронзительный хра>п. Дрожа¬
щий палец испуганного Бена коснулся пуговки звонка, и он
молча указал вошедшему камердинеру на премьера, полагая,
что тому плохо. Но слуга не выказал ни малейшего беспокой¬
ства. Он приподнял за подбородок голову старика и одним
ловким движением снял с него высокий крахмальный ворот¬
ничок. Вместе с галстуком он бережно опустил его в кожаный
ларец, О'клеенн'ый изнутри бархатом.
Бен не смог удержаться от вопроса:
—	Что вы делаете?
-— Воротничок размок на сэре Невиле во время свидания
с Гитлером, сэр,— важно, деревянным голосом ответил камер¬
динер. — Сэр Невиль полагает, что это будет исторической ре¬
ликвией империи, сэр.
Бен благоговейно покачал головой и на цыпочках вышел
из комнаты.
Он вернулся к себе в отличном настроении.
—	Завтра мы летим домой вместе с премьером, — весело
сказал он Роу.
—	Последнее**сообщение Гендерсона, сэр,—и Роу протя¬
нул ему листок.
«...я подчеркнул в разговоре с Герингом, что главы наших
правительств согласились подождать результатов переговоров
до их следующей встречи. На это он мне заявил в весьма
агрессивном тоне: «Германия подождет еще этой второй окон¬
чательной встречи, но вообще она тянуть не намерена. Если
Англия начнет войну против Германии, то трудно представить
710

исход войны. Одно только совершенно ясно: до конца войны не¬
много чехов останется в живых и мало что уцелеет от Лондона».
Бен .со смехом отбросил листок.
—	Поверьте мне, Уинн, — весело заявил он, — мы обведем
этих немецких тупиц вокруг пальца, как малых ребят. И их
невоспитанного коротышку, и этого кровожадного толстяка.
Да, да, Уинн, это так и будет... Спать, спать, Уинн. Сегодня
мы честно потрудились. — И вдруг спохватился:—Стойте! Не¬
ужели нет депеши об их прибытии в Лондон?
—	В дипломатической почте ее не было, сэр.
13
Когда автомобиль Гарро въехал на вокзальную площадь
городка, выросшего вокруг Вацлавских заводов, сидевшие
в машине увидели огромное скопление народа. Все новые
и новые группы людей подходили с разных сторон. У мно¬
гих были в руках корзиночки с провизией. В Либерец уезжа¬
ли на целый день. Туда стекалось на демонстрации столько
народу, что нечего было и думать прокормить всех. Надеж¬
нее было ехать со своей едой. Скоро должны были подойти
поезда, специально подаваемые в такие дни для доставки
манифестантов. Всех волновал вопрос:	как-то пройдет этот
ден£? Что-то выкинут белочулочники? Чешский и немецкий
говоры сливались в оживленный гул, висевший над толпою.
Чем больше белых чулок появлялось на улицах чехосло¬
вацких городов, тем многолюднее делались либерецкие сбо¬
рища. Все шире становились слои общества, посещавшие
эти демонстрации единства народов, населявших республи¬
ку. К неудовольствию Хенлейна, по мере усиления террора,
которым его люди старались убить в судетских немцах вся¬
кую' мысль о возможности сопротивления гитлеризму, число
немцев, приезжавших в Либерец, тоже росло из года в год.
Толпа задержала автомобильчик Гарро; людей скопилось
слишком много, они запрудили шоссе. Бывало Гарро выез¬
жал в Либерец в форме французского офицера. Сегодня он
не решился ее надеть. Но почти весь городок знал его в
лицо. Ему приходилось то и дело раскланиваться. Иные
снимали шляпы при виде колодки хорошо знакомых фран¬
цузских орденов, украшавшей грудь Гарро. Многие чехи все
еще готовы были видеть в нем представителя прекрасной
Франции — великого друга чехословацкого народа. Здесь
популярность Франции была еще больше потому, что фран¬
цузским консулом был чех, пользовавшийся всеобщим ува¬
жением, доктор Кропачек. Так или иначе, при появлении
Гарро большая часть чехов приветливо махала шляпами.
711

Только кое-кто из немцев хмуро отворачивался или, наобо¬
рот, с нарочитой любезностью уступал дорогу автомобилю
француза.
Тем не менее маленькая «татра» безнадежно застряла в
людском месиве. Кончилось тем, что пассажиры покинули
машину, решив переждать, когда поезда увезут часть людей
с площади. Но сегодня поезда почему-то задерживались.
Железнодорожники, с полным правом гордившиеся точно¬
стью своей службы, должны были отшучиваться от нападок
сограждан. Им приходилось то и дело бегать к начальнику
станции, чтобы узнать, где застряли поезда для манифе¬
стантов. Но он также ничего не знал.
Дожевывая пирожо.к, он вышел на балкон станционного
здания и попробовал шутить. Сначала толпа отнеслась к
этому благодушно, но скоро стало ясно, что она ждет не
шуток, а поезда.
Толпа начинала сердиться.
Может быть, начальнику станции самому хотелось по¬
скорее попасть на праздник, а может быть, он уже знал, что
такое недовольство нескольких тысяч сограждан. Во вся¬
ком случае, он послал дежурного на телеграф.
Толпа притихла, словно боясь заглушить слова, бежав¬
шие по проводам. Взоры людей были устремлены на балкон,
где доевший пирожок начальник станции не спеша вытирал
усы. Наконец появился телеграфист и передал начальнику
депешу. Начальник лукаво подмигнул толпе и вооружился
очками. Но по мере того как он читал, выражение его лица
становилось все более растерянным.
От толпы не укрылась нерешительность, с которою на¬
чальник станции топтался на балконе.
—	Эй, эй, давайте поезда!.. Скоро ли будут поезда?*—
послышалось снизу.
Начальник станции крикнул телеграфисту:
—	Эй, Вацек, принеси мою шапку!
Тот исчез и через минуту вернулся, бережно неся обши¬
тую галунами форменную фуражку. Начальник станции
встряхнул ее и провел по тулье рукавом. Может быть, он
сметал с нее пылинки, которых не было видно с площади,
а может быть, просто старался протянуть время. Потом он
надел фуражку и, подойдя к перилам балкона, поднял ру¬
ку. Вокруг его шеи все еще была повязана салфетка. Крики
утихли. Начальник повернул телеграмму текстом к толпе,
словно с площади можно было разобрать хотя бы одну
букву. Над толпою пронесся ропот. Тогда начальник снова
надел очки и, не глядя на бланк, громко, прерывающимся
от волнения голосом сказал:
712

—	Поездов в Либерец не будет. Таково распоряжение
правительства! Либерецкий митинг отменен.
Над площадью было слышно дыхание нескольких тысяч
людей. Неожиданно к нему примешался отдаленный гул.
Скоро он сделался таким сильным, что покрыл дыхание
толпы. Приближался поезд. Он не остановился, только
сбавил ход, чтобы принять жезл, и помчался дальше, в сто¬
рону Либереца. Все ясно увидели в окнах вагонов каски
полицейских.
Гул негодования пронесся над толпой.
Начальник станции поспешно нырнул в балконную дверь
и через какую-нибудь минуту появился на площади. На голо¬
ве его, вместо фуражки с галунами, была шляпа, — такая
же, как на тысячах мужчин, заполнявших площадь. Все по¬
няли, что он превратился из должностного лица в частного
гражданина, чтобы иметь возможность принять участие в
обсуждении удивительного события: правительство запрети¬
ло собрание в Либереце; правительство послало в Либерец
поезд с полицейскими, чтобы помешать собранию!
Голоса, обсуждавшие происшествие, делались все гром¬
че. Толпа разбилась на группы. Многие требовали посылки
телеграммы президенту. Кто же, как не Бенеш, должен
стоять на страже интересов демократии, кто, как не он, от¬
ветствен за их нарушение?! Уж не выдумали ли и это новше¬
ство английские лорды и французские министры, чтобы уго¬
дить ублюдку Гитлеру!
Кое-где раздавались голоса, пытавшиеся доказать, что
отмена праздника — простая мера предосторожности, имею¬
щая целью избежать столкновения с белочулочниками. А к че¬
му могло бы привести такое столкновение в городе, располо¬
женном у самой границы, должно быть ясно всякому благо¬
разумному человеку.
Но благоразумных, желающих выслушивать эти убежде¬
ния, нашлось немного. Голоса протеста раздавались все
громче. Тут распахнулось окно пивной, выходившее на
площадь, и на подоконнике появился радиоприемник.
Голос диктора бесстрастно бросал слова, заставившие толпу
притихнуть. Все лица обратились к репродуктору. По-
видимому, заканчивая начатое ранее сообщение, диктор про¬
говорил:
«...Чехословацкое правительство вновь обращается
к британскому и французскому правительствам с последним
призывом и просит их пересмотреть свою точку зрения.
Оно делает это, веря, что защищает не только свои соб¬
ственные интересы, но также и интересы своих друзей, дело
мира и дело здорового развития Европы. В этот решитель¬
713

ный момент речь идет не только о судьбе Чехословакии, но
также и о судьбе других стран и- особенно Франции».
Диктор умолк. Из репродуктора слышалось только моно-
тонное гудение.
Кто-то в толпе крикнул:
—	Браво, Бенеш! Долой капитуляцию, да здравствует
свободная и независимая Чехословакия!
—	Да здравствует независимая республика! — крикнуло
сразу несколько голосов:
Им ответили другие:
—	Долой Чемберлена!
—	Позор Франции!
Эти возгласы покрыли все остальные.
Но вот чья-то рука подвинула рычажок настройки, и
диктор заговорил громче:
«...вкратце смысл британского ответа на ноту нашего
правительства сводится к абзацу британской ноты, кото¬
рый мы передаем полностью и без комментариев:	«Прави¬
тельство его величества просит чехословацкое прави¬
тельство спешн’о и серьезно взвесить все последствия,
прежде чем оно создаст ситуацию, за которую правительство
его величества не могло бы принять на себя ответствен¬
ность».
Голос диктора был покрыт криками с площади:
—	Мы не хотим никаких величеств!
—	Чехословакия не нуждается в няньках!
Но, как живой человек, воспользовавшийся минутной пау¬
зой, диктор начал свое сообщение, заставившее мгновенно
умолкнуть даже самых крикливых:
«Полностью публикуем депешу Москвы советскому пос¬
лу в Праге:	«Первое: на вопрос Бенеша, окажет ли СССР,
согласно договору, немедленную и действительную помощь
Чехословакии, если Франция останется ей верной и также
окажет помощь, можете дать от имени Правительства Совет¬
ского Союза утвердительный ответ.
Второе: такой же утвердительный ответ можете дать и
на другой вопрос Бенеш'а, — поможет ли СССР Чехослова¬
кии, как член Лиги наций, на основании статей 16-й и 17-й,
если в случае нападения Германии Бенеш обратится в
Совет Лиги наций с просьбой о применении упомянутых
статей.
Третье: сообщите Бенешу, что о содержании нашего от¬
вета на оба его вопроса мы одновременно ставим в изве¬
стность и французское правительство».
Рядом с лакированным квадратом репродуктора появи¬
лось возбужденное лицо человека с седыми усами. Все
714

сразу узнали в нем начальника станции. Высоко держа шля¬
пу, он крикнул:
—	Теперь Даладье некуда деваться. Слава Москве!
Сталину на з д а р!
И толпа дружно прогремела:
—	...здаррр!.. здаррр!..
—	Нас предают в Лондоне.
—	Нас предают в Париже!
—	Мы хотим защищаться!
—	Пусть нам дадут оружие!
—	Пусть нам дадут оружие,	мы будем	защищаться!
Опираясь о плечо начальника станции, на подоконник
взобрался такой же седоусый человек и, потрясая кулаком,
прокричал:
—	Мы будем защищать Чехию, мы будем драться за
республику. Пусть нам дадут	оружие!	—	Он кричал	по-
немецки, он был немец. Его знали тут все.	Толпа ответила
ему радостным приветствием.
Но вот в толпе послышался смех, громкий, истериче¬
ский. Он был так пронзительно громок, что его услышали
во всех концах площади, и словно мгновенный испуг заста¬
вил всех затихнуть.
Хохот оборвался и сменился задыхающимся воплем:
—	Защищаться?.. Одним против всех — против Гитлера,
Чемберлена, Даладье, против всей сволочи всего мира? Нет,
это наш конец!
Кричавший так же истерически-громко разрыдался.
Прежде чем толпа успела выразить свое отношение
к этому неожиданному заявлению, на балконе станции по¬
явился Гарро.
Его встретили пронзительными свистками, единодушным
криком:
—	Долой Францию!.. Позор французам!
Гарро стоял бледный, вцепившись в перила, и ждал,
когда стихнут крики. Наконец ему дали говорить.
—	Друзья мои, чехи и немцы, я вместе с вами кричу:
позор! Позор предателям чести Франции, позор изменникам
слову! Но клянусь вам словом солдата: Франция не винова¬
та в этом позоре. Виноваты те, кто предает ее в целом так
же, как каждого из вас. Ваш позор — позор всех честных
французов, ваше несчастье — несчастье Франции. — Гарро
перегнулся через перила и, казалось, готов был прыгнуть
в толпу. Он с возрастающим возбуждением прокричал: —
Старый французский солдат, сражавшийся рядом со мно¬
гими из вас за честь Франции и за свободу вашей республи¬
ки, я хочу сохранить право называться французом, хочу
715

сохранить право на ваше рукопожатие — я буду с вами до
конца, что бы ни случилось, хотя бы сам Даладье пришел
сюда вместе с Гитлером. Моя пуля будет первой, которая
пронзит грудь ренегата. Клянусь вам, друзья мои, тысячи
французов станут в ваши ряды, как они стали недавно
в ряды бойцов Испанской республики, вопреки воле наших
продажных и глупых министров. Да здравствует незыблемая
дружба наших -великих народов, да здравствует верность и
честь! — Он отогнул лацкан своего пиджака и, показывая
толпе вдетую в петлицу розетку почетного легионера, крик¬
нул: — Пусть это будет залогом моей верности клятве, кото¬
рую я даю сейчас Чехословацкой республике.—С этими сло¬
вами он отколол красную розетку, поднес к губам и бросил
в шляпу. За нею зеленую ленточку с пальмовыми ветвями —
знак военного креста, а там следующую и следующую —
все ленточки своей разноцветной колодки. Он поднял шляпу
над головою, чтобы ее видели все. — Я возвращаю это пра¬
вительству Франции как знак презрения к нему.
Через минуту он появился на крыльце. Сотни рук тяну¬
лись к нему с выдернутыми из петлиц ленточками француз¬
ских ордешж То были боевые ордена, заработанные чеш¬
скими солдатами на полях сражений Евро-пы. На глазах
некоторых стояли слезы, но они все же бросали свои лен¬
точки и кресты в шляпу Гарро. Красные, зеленые, бело-си¬
ние. Белела эмаль орденов, тускло поблескивала бронза
крестов и медалей.
Гарро глазами отыскал в толпе Кропачека и подошел
к нему через расступающуюся толпу.
—	Прошу вас как французского консула принять это.
И он высыпал содер-жимое шляпы к ногам ошеломленного
чеха.
Несколько мгновений толстяк смотрел на разноцветную
кучу, закрывшую носки его башмаков, потом в испуге от¬
ступил.
—	Что вы, что вы, господа!.. Я не могу, я никак не мо¬
гу... Господа, я слагаю с себя обязанности консула Фран¬
ции... Я не могу, никак не могу, господа, исполнять эти
обязанности... Представлять господина Боннэ и прочих?..
Нет, господа!
Он снял шляпу и поклонился толпе.
Толпа аплодировала.
Внезапно шум смолк. Все лица обратились к одной из
улиц, выходивших на площадь. Оттуда слышался ритмиче¬
ский шаг идущих в строю людей. И тут же снова загово¬
рил репродуктор:
«Гитлер призвал полтора миллиона резервистов».
716

И все.
Слышалась дробь тяжелых шагов из улицы: рррах, рррах..*
рррах, рррах...
Словно аккомпанемент к сообщению радио.
Рррах, рррах...
Вот достойный ответ проклятому крикуну Гитлеру:	он
еще только призвал своих башибузуков, а чешские солдаты
уже подходят к границе!
Рррах, рррах...
Покраснев от усилия, Кропачек взобрался на тумбу и,
раздувая светлые усы, крикнул:
—	Славной чешской армии на зд ар!
—	Здаррр... здаррр... здаррр!.; — бурею пронеслось над
площадью и вдруг оборвалось: из улицы показался отряд.
Ряды ног в белых чулках, с голыми коленками поднима¬
лись, как одна, и с треском обрушивали на мостовую под¬
кованные подошвы: рррах, рррах... рррах, рррах...
Навстречу ему, из противоположной улицы донеся та¬
кой же угрожающий стук: рррах... рррах...
Приближался второй отряд.
Кропачек недоуменно озирался со своей тумбы, повора¬
чивая голову то к одной, то к другой колонне фашистов.
Он понял, что сейчас произойдет то, чего правительство
хотело избежать в Либереце. Повидимому, хенлейновцы
давно готовились к этому дню. В руках у них виднелись
стальные прутья и резиновые дубинки. Но прежде чем он
сообразил, что же, собственно, следует сказать или сделать,
кто-то сильно дернул его за рукав, и он должен был спрыг¬
нуть, чтобы не упасть.
—	Сейчас же уезжайте, — повелительно бросил Ци¬
хауэр.
—	Да, да, живо домой, дядя Януш, — подтвердил вы¬
нырнувший тут же Ярош. — Здесь будет жарко.
Он рассмеялся, показав все зубы, и, махнув рукой на про¬
щанье, побежал за Цихауэром.
Они с трудом прокладывали себе путь к пивной, где по¬
явился вытащенный на улицу столик. Столик был мрамор¬
ный, на тонких железных ножках. Он угрожающе раскачи¬
вался при каждом движении взобравшегося на него груз¬
ного чеха. Чех что-то с натугою кричал, но его никто не
слушал. Все взоры были обращены на появившихся с двух
сторон хенлейновцев.
Возле самой пивной Цихауэр и Купка нагнали Зинна,
так же усиленно, как он’и, работавшего локтями.
В это время грузный чех, убедившись, вероятно, в том,
что его все равно никто не слушает, неловко спрыгнул со
717

столика. Вместо него на столике сразу появился другой
оратор. Едва увидев его, Цихауэр остановился как вкопан¬
ный: он узнал Золотозубого.
—	Это гестаповец, — сказал он Ярошу и толкнул лок¬
тем Зинна, чтобы тот посмотрел на оратора. Зинн тоже
сразу узнал щуплого немчика в помятом дорожном плаще,
мутным взором кокаиниста обводившего толпу, и тоже ска¬
зал Ярошу:
—	Это гестаповец.
Ярош с двойным усердием заработал локтями, но когда
ему оставалось преодолеть всего несколько рядов людей
у самого столика, он почувствовал на себе чей-то присталь¬
ный взгляд. Посмотрел в том направлении — и сразу узнал
Штризе. Прежде чем Ярош сообразил, что происходит,
Штризе одним прыжком оказался у столика и, спихнув с
него обезумевшего от страха Золотозубого, погнал его толч¬
ками в сторону. Можно было подумать, что он беспощад¬
но избивает немчика, но Ярош отлично видел, что Штризе
старается поскорее увести Золотозубого к улице, где стоя¬
ли, пока еще недвижимые, ряды хенлейновцев. Ярошу, ве¬
роятно, так и не удалось бы пробиться к Штризе, если бы
на помощь не пришел Зинн.
—	Разве вы не видите? — крикнул он. — Немец спасает
провокатора.
Толпа расступилась, и Ярош очутился рядом со Штризе,
но тот, бросив на произвол судьбы Золотозубого, поспешно
кинулся к хен’лейновцам и исчез в их рядах. Отдал ли он
какую-нибудь команду, или все было условлен'о заранее, но
белочулочники тотчас ринулись на площадь.
Зинн вскочил на шаткий мраморный столик. Вокруг не¬
го сгрудилось несколько человек. Через минуту к н‘им при¬
соединился и Г арро.
Из распахнувшихся окон пивной послышались звуки раз¬
битого пианино. Звонкий баритон Зинна, усиленный микро¬
фоном, полетел над площадью:
Тяжелые тучи над чешской землей,
И вороны кружат над Прагой,
И чешский народ на решающий бой
Выходит с безмерной отвагой.
По мере того как напев доходил до возбуждённой тол¬
пы, голоса подхватывали его:
Ни шагу назад, ни шагу,
Смелее* смелее вперед!
Да здравствует древйяя Прага,
Да здравствует чешский народ!
718

Песня вацлавиев все более мощным напевом неслась
вслед отступившим в улицы хенлейновцам:
И пусть нас железным охватят кольцом, —
Кто вольного к рабству принудит?!
Не будет народ под нацистским ярмом,
И Прага немецкой не будет!
Радостно и грозно гремел припев:
Ни шагу назад, ни шагу,
Смелее, смелее вперед!..
Толпа пела теперь уже без Зинна:
Ни шагу назад, ни шагу,
Смелее, смелее вперед!,.
Все чаще слышались крики:
—	Дайте нам оружие!
—	Оружия!.. Оружия!..
Вокруг площади звенели стекла витрин, трещали двери.
Из окон в хенлейновцев полетели стулья, кастрюли, тарелки.
Ярко вспыхивало на выглянувшем солнце стекло бутылок, ко¬
торыми женщины швыряли в гитлеровцев.
—	Оружия!
С этим криком толпа, сминая хенлейновцев, чулки кото¬
рых давно перестали блистать белизной, устремилась к
ратуше.
—	Пусть Бенеш даст нам оружие!.. Смерть врагам рес¬
публики!.. Позор Франции!.. Долой Чемберлена!.. Судеты
должны быть чешскими!
Старинная низкая дверь, выходящая на маленький бал¬
кон ратуши, отворилась. Опираясь на костыль, на балкон
вышел бургомистр, рослый старик в старомодном черном
сюртуке. Он поднял костыль и торжественно расправил
длинные седые усы. Когда крики стихли настолько, что можно
было слышать его голос, он крикнул:
—	Дорогие сограждане... чехи! Правительство объявило
дополнительный призыв. Многих из вас отчизна призывает
в ряды армии*
Громкое «ура» прокатилось по улицам.
Бургомистр снова поднял костыль, и его надтресну¬
тый старческий голос бросил в толпу первые слова нацио¬
нального гимна. Одни подхватили его, другие неистово
кричали:
—	Позор Парижу! Позор Лондону!
719

—	Не будет народ под нацистским ярмом, и Прага не¬
мецкой не будет...
—	И Тешин тоже... Тешин должен быть чешским!
И, словно угадывая то, что происходило в этом малень¬
ком пограничном городке, пражское радио спокойным голо¬
сом диктора посылало в эфир:
«...если бы войска Польши действительно перешли гра¬
ницу Чехословацкой республики и заняли ее территорию,
Правительство СССР считает своевременным и необходи¬
мым предупредить правительство Польской республики, что,
на основании статьи второй пакта о ненападении, заключен¬
ного между СССР и Польшей 25 июля 1932 года, прави¬
тельство СССР, ввиду совершенного Польшей акта агрес¬
сии против Чехословакии, вынуждено было бы без преду¬
преждения денонсировать означенный договор».
Репродуктор на секунду умолк и затем сказал:
«Мы передавали ноту Советского правительства прави¬
тельству Польши».
Гарро порывисто обнял стоявшего рядом с ним Кропа-
чека и восторженно заявил:
—	Неужели Париж капитулирует и после этого?!
14
Рузвельт опустил книгу на укутанные пледом колени и
откинулся на спинку шезлонга. Вокруг царил такой мир, что
не хотелось даже читать. Желтые листья с едва уловимым
шорохом падали на землю. Сквозь наполовину оголенные вет¬
ви деревьев виднелись белые колонны дома.
Эти колонны! Он помнил их столько же, сколько самого
себя.
Да, были ведь времена, когда он пробирался сквозь ку¬
сты и молодую поросль деревьев, воображая, что не может
быть ничего более огромного, чем этот парк, боясь заблу¬
диться в «джунглях» и не найти вот этих самых белых ко¬
лонн родного дома. С тех пор молодые деревья шестьдесят
раз теряли листву и одевались новою. Они стали большими
и тенистыми, иные даже высохли и их спилили, а на их
месте посадили новые. Он смотрел на дом, где родился, на
парк, где рос и играл, и ему казалось, что решительно ни¬
чего не изменилось в мире и он, Рузвельт, попрежнему, как
маленький мальчик, боится заблудиться в зарослях. Оттого,
что он стар и сед, ему не менее страшно, чем было, и он
еще больше боится не найти дорогу к дому с белыми колон¬
нами.
Его веки сомкнулись сами собою, и большая красивая
720

голова откинулась на изголовье. Длинные пальцы лежали,
бледные и неподвижные, на зеленых клешах пледа. Этот
плед был единственным ярким пятном посреди усыпанной
желтыми листьями поляны.
Гопкинс сразу увидел Рузвельта и свернул с дорожки.
Рузвельт сквозь дрему слышал его приближающиеся ша¬
ги и узнал их. Но ему не хотелось возвращаться из мира да¬
леких, грустных воспоминаний в суету деловой действитель¬
ности. Эта действительность вставала вокруг него темным
лесом, наполненным неожиданностями; и этот лес был
страшнее воображаемых джунглей раннего детства. Пре¬
зидент слышал, как Гарри присел рядом, как сунул под
себя зашелестевшую пачку бумаг, щелкнул зажигалкой..
Ему казалось, что он слышит даже мысли Гарри, размыш¬
ляющего над тем: будить ли президента из-за срочных
депеш?
Рузвельт упрямо не поднимал век, хотя от мечтаний уже
не осталось следа. С шелестом бумаг в мозг ворвались
мысли о тысяче препятствий, которые нужно было преодо¬
левать каждый день, чтобы провести сквозь бури корабль
Штатов, не утопив его вместе с грузом золота, в котором
есть и его собственная доля.
Он был из тех капитанов, что являлись пайщиками в де¬
ле, — капитанов, которые терпели тяготы своей профессии не
за жалованье, а потому, что боялись доверить кому-нибудь
другому драгоценный груз. Не было бы ничего легче, чем
сдать бразды правления недовольным, подсиживающим его
на каждом шагу. Но что случится, если он им уступит? Они
доведут команду до бунта — и тогда пиши пропало. Мат¬
росы поднимут красный флаг, не признавая ни авторитета
хозяев, ни их прав на корабль. Офицеров выкинут за борт
или посадят в шлюпки и предоставят им искать убежище в
любых концах, света. Пайщики превратятся в таких же ни¬
щих, обыкновенных людей без дворцов и дивидендов, как
сами матросы. И первым лишится всего капитан: и паев, и
корабля, и его золотого груза. Нет, не ради такого финала
стал он за руль корабля Америки!
Не дать офицерам погубить груз, не дать взбунтоваться
команде!
Что же, пожалуй, нужно возвращаться к водовороту евро¬
пейских дел, в который непременно будут втянуты Штаты,
если начнется буря...
Он чуть-чуть раздвинул веки и, не шевелясь, взглянул
на Гопкинса. Тот сосредоточенно курил и смотрел куда-то в
глубину парка, словно забыв под действием окружающего
покоя, зачем пришел. Рузвельт осторожно потянул к себе
46 Поджигатели
721

книгу, намереваясь подшутить над Гарри, но тот заметил
это движение и приветливо улыбнулся:
—	Так сладко спали, что не хотелось будить...
Спал?! Хорошо, пусть Гарри думает, что он спал.
—	А на свете опять случилось что-нибудь, что не дает
вам сидеть спокойно? — с улыбкой спросил Рузвельт.
—	В этой Европе все время что-нибудь случается, — не¬
приязненно сказал Гопкйнс, — Право, Франклин, они совер¬
шенно не умеют жить.
—	Нечто подобное приходило мне в голову о моих ро¬
дителях, когда я лет шестьдесят тому назад сидел в само¬
дельном вигваме, среди этих вот самых деревьев, и удив¬
лялся отцу, который предпочитал скучную фетровую шляпу
боевому убору команчей.
—	А сейчас мы смотрим, раскрывши рот, как европейцы
размахивают томагавками.
—	В общем все живут, как умеют, и всем кажется, что
они живут недурно, — заключил Рузвельт, — пока в их де¬
ла не начинают путаться посторонние.
—	У каждого должна быть своя голова.
—	Вы же сами жаловались, Гарри, что Ванденгейм по
уши залез в немецкое болото и что из-за этого расквака¬
лись лягушки в Европе.
—	Я и не беру своих слов обратно. Но мне кажется, что
Евро-па из тех старушек, которым не прожить без полно¬
кровного и богатого друга дома.
—	Кое у кого на том материке есть тоже шансы раз¬
богатеть.
—	Я знаю, Франклин, на кого вы намекаете, но, честное
слово, если дело идет о соревновании с Советами, то я на
’стороне Джона.
Президент посмотрел в глаза другу.
—	Мне что-то подозрительна защита, под которую вы
вдруг взяли этого разбойника.
Он захлопнул все еще лежавшую на коленях книгу и от¬
бросил ее на стул.
—	Какую еще гадость вы прийесли там? — Рузвельт по¬
тянул за угол пачку бумаг, на которых сидел Готжйнс.
—	Если верить Буллиту...
—	Самое неостроумное, что мы с вами можем сде¬
лать* — с неудовольствием перебил Рузвельт.
—	...Гитлер не отступает ни на шаг от своих требований, и
айгЛ'О-французы не выказывают намерения удержать его от
вторжения в Чехию.
Рузвельт сделал усилие, чтобы сесть, плед упал с ног;
Гопкйнс заботливо поднял его и положил обратно. Рузвельт
722

потянулся было за палкой, но тут же с раздражением мах¬
нул рукой.
—	Все еще не могу привыкнуть к тому, что лечения в
Уорм-Спринге мне хватает уже не больше чем на два-три
месяца... Какая дрянная штука старость, Гарри. — И тут же
улыбнулся: — Чур, это между нами.
Он откинулся на опинку и сделал несколько беспокойных
движений рукой. Такое волнение находило на него редко и
никогда на людях. Единственным, перед кем он всегда оста¬
вался самим собою, был Гопкйнс. Но даже в его присут¬
ствии минуты несдержанности бывали краткими. Рузвельт
быстро брал себя в руки.
Подавляя вспышку раздражения, он сказал:
—	Меня поражает близорукость англичан и французов.
Неужели там не понимают, что тигра нельзя ублаготворить
мышиным хвостом? Ведь если они не прихлопнут его те¬
перь же, пока он еще не крепок на ногах, он откусит головы
им всем, откормившись на их же собственных подачках.
И Ванденгейм, и остальные должны понимать, что война не
будет изолированной европейской, — она втянет нас, как
водоворот, потому что не может не втянуть Японию.
—	На это-то они и надеются.
—	Глупцы!
—	Они рассчитывают взять свое в драке.
—	В конце концов есть же среди нас люди в здравом
рассудке! — в возмущении воскликнул президент. — Нуж¬
но быть совершенными кротами, чтобы, подобно нашим изо¬
ляционистам, воображать, будто чаша может нас миновать,
если она перельется через край.
—	Они этого и не воображают, — осторожно заметил
Гопкйнс. — Они только хотят уверить в этом других.
—	Тем подлее и тем глупее с их стороны воображать,
будто среди полутораста миллионов американцев не найдут¬
ся такие, которые выведут их на чистую воду.
—	Это одна сторона глупости, есть и другая — более
опасная: втянуть нас в игру в первом тайме, Франклин!
—	Кто же, по-вашему, Гарри* должен начать игру?
—	Думаю, что начнут ее все-таки немцы, несмотря ни
на что.
—	Ас той стороны?
—	Может быть, для начала чехй, может быть, русские ^
не знаю. Да и не в этом дело. Важно, чтобы мы могли всту¬
пить в игру только в решающий момент, когда ни у кого из
.них уже не будет сил довести Дело до конца.
А что вы считаете концом игры?
Порядок.,, относительный порядок в мире. Когда
46*
723

можно будет хотя бы на пятьдесят лет вперед уверенно
предсказать, что революций не будет. И я считаю, что это
станет возможно только при одном условии: мы вступаем в
игру только в решающий момент и забиваем решающий мяч.
Мы должны выйти из игры такими, словно только размина¬
ли ноги.
—	Чтобы снова драться?
—	Драться-то будет не с кем. Наше дело будет тогда
только присматривать, чтобы выдохшаяся команда не от¬
дышалась раньше, чем это будет ;нужно нам.
—	Нет, Гарри, — решительно воскликнул Рузвельт, —
настолько-то я еще верю в здравый разум человечества,
чтобы надеяться убедить его в возможности договориться
голосами людей, а не пушек!
Черты Гопкинса отразили сомнение.
—	Если даже допустить, что вы уговорили наших, во
что я, откровенно говоря, плохо верю, то, повидимому, вы
вовсе не знаете англичан.
—	Вы думаете, их нельзя заставить разумно смотреть
на вещи?
—	Только до тех пор, пока вы не станете посягать на це¬
лостность их империи.
—	Не может быть и речи, чтобы они могли вечно сидеть
на половине глобуса, присосавшись, как спрут, ко всем
материкам, — с решительным жестом сказал Рузвельт.
Опершись; подбородком на руку, он, нахмурившись, смо¬
трел в сад и, казалось, забыл о Гопкинсе, но вдруг ожи¬
вился:
—	Послушайте, Гарри, мне кое-что пришло в голову:
принесите-ка вчерашнюю папку Кордэлла, я ее так и не
просмотрел. Он говорил, что там есть подробное политиче¬
ское донесение Керка.
—	Я знал, что это вас заинтересует.
Гопкйнс привстал и вытащил из-под себя бумаги. Ото¬
брав одну из них, протянул президенту, остальные положил
на траву.
—	Керк пишет, что позиция Советов остается попреж¬
нему ясной и твердой. Они готовы к выполнению своих обя¬
зательств в отношении чехов.
—	Так что же еще нужно Даладье? — начиная раздра¬
жаться, спросил Рузвельт.
—	Одно единственное: не позволить советским войскам
войти в Западную Европу.
—	Я их понимаю... я их понимаю, — машинально повто¬
рял президент, пробегая глазами бумагу. — Но не думают
же они, что дело дойдет до войны, если Гитлеру будет
724

ясно сказано, что вместе с французами выступят рус¬
ские.
—	Вероятно, они именно этого и боятся. А предоставить
Красной Армии роль освободительницы Европы... — Гопкйнс
пожал плечами.
—	Д-да... — Рузвельт почесал бровь. — Ну, до этого де¬
ло не дойдет, не может дойти. Я достаточно понял шакалью
природу Гитлера: он подожмет хвост от настоящего окрика.
Только не нужно перед ним расшаркиваться, — это опасно,
так как открывает всю игру. — Он задумался и как бы про
себя повторил: — Только не расшаркиваться... Знаете что...
Гопкйнс ждал, но президент молчал. Он продолжал на¬
пряженно думать, наконец медленно проговорил:
—	Вот что, Гарри:	если	ни	Париж,	ни	Лондон не хотят
понять, как нужно действовать, им покажет Вашингтон.
Гопкйнс сделал протестующий жест.
Президент улыбнулся и успокоил его мягким движением
руки.
—	Мы сделаем это, не дразня гусей, а Гитлер получит
то, что нужно. Возьмите-ка перо, Гарри...—И, подумав,
продиктовал: — «Президенту Калинину, Москва. Мистер
президент, по мнению правительства Соединенных Штатов,
положение в Европе является столь критическим и послед¬
ствия войны были бы столь гибельны, что нельзя пренебречь
никаким демаршем, могущим содействовать сохранению ми¬
ра. Я уже обратился в срочном порядке с призывом к канц¬
леру Германии, президенту Чехословакии...» — Рузвельт
остановился и подумал. — Одним словом, Гарри, пусть
Кордэлл сам вставит там все, что нужно по смыслу, а в
заключение напишет:	«Правительство Соединенных Шта¬
тов полагает, что если бы глава СССР или советского пра¬
вительства счел необходимым немедленно обратиться с по¬
добным же призывом от собственного лица — собиратель¬
ный эффект такого выражения общего мнения даже в по¬
следнюю минуту мог бы повлиять на развитие событий». —
Рузвельт снова сделал небольшую передышку. — Пусть
Кордэлл сам все это отредактирует.
—	И все-таки, Франклин, я не облекал бы этого в форму
вашего личного послания президенту Калинину.
Рузвельт удивленно посмотрел на Гопкинса.
—	Вы же понимаете, что речь идет обо всем нашем ко¬
рабле, — проговорил он. — Его нужно спасать от глупых
претендентов в капитаны.
Молчание длилось долго. Оба думали о своем. Наконец
Гопкйнс раздраженно спросил:
725

—	Значит, телеграмма Керку?
Рузвельт посмотрел ему в глаза и усталым движением
поставил в углу листка свои инициалы. Заметив, что Гопкйнс
достает новую бумагу, Рузвельт закрыл глаза.
—	Нельзя ли отложить, Гарри?.. Завтра мы уезжаем из
Гайд-парка, и тогда я в вашем распоряжении.
Гопкйнс молча собрал бумаги и, ступая на цыпочки, вы¬
шел на дорожку. Дойдя до секретарской, он тотчас передал
телеграмму на аппарат, а сам прошел в кабинет президента.
Но еще прежде чем телеграфист начал передачу, дверь
комнаты порывисто распахнулась и в ней показался высо¬
кий, жилистый мужчина в форме адмирала.
—	Депешу президента! — бросил он с порога, протягивая
руку.
—	Сейчас приступаю к передаче, сэр,—сказал телеграфист.
—	Дайте сюда, — резко приказал адмирал.
Телеграфист послушно подал лист.
Дверь кабинета захлопнулась за адмиралом и снова
отворилась через несколько минут. Телеграфист получил
депешу обратно. В кон’це ее было приписано рукою Го-п-
кинса:
«Высказывая вышеизложенную мысль, правительство
Соединенных Штатов отнюдь не формулирует тем самым
своего мнения по существу возникшего спора».
Сквозь неплотно притворенную дверь кабинета послы¬
шался громкий голос Гопкин-са:
—	Хэлло, Леги!
—	Иду, Гарри, — ответил адмирал и скрылся за дверью.
Телеграфист застучал клавишами.
15
Раньше, чем слова, отстуканные телеграфом в Гайд-пар-
ке, пройдя через государственный департамент в Вашинг¬
тоне, отредактированные и окончательно приглаженные, до¬
стигли Москвы и были прочтены поверенным в делах Со¬
единенных Штатов Керком, они, зашифрованные личным ко¬
дом адмирала Леги, настигли Ванденгейма в пути из Пари¬
жа в Берлин.
Джон лежал на диване в заказном сало-не, прицепленном
к экспрессу Париж — Берлин, .и, покряхтывая от удоволь¬
ствия, просматривал веселенький парижский журнальчик,
когда секретарь положил перед ним расшифрованный текст.
Джон нехотя оторвался от картинок и небрежно пробежал
депешу. Но тут же, забыв о журнале, он вторично внима¬
тельно, слово за словом, перечитал ее.
726

—	Где мы? — бросил си через плечо секретарю.
Тот топтался в нерешительности: патрон был трезв, —
как же он мог забыть, что находится в вагоне экспресса,
мчащего его в Берлин?
—	Сколько мы отъехали? — рявкнул, выходя из себя,
Джон.
Секретарь поднял телефонную трубку и через минуту
назвал маленькую станцию, находившуюся на незначитель¬
ном расстоянии от Парижа.
—	Шляпу и трость.
—	Поезд тут не останавливается, сэр^
■— Шляпу и трость!
Джон подошел к стенке вагона и потянул ручку тормоза.
Поезд еще скрипел тормозами и на полу вагон-ресто¬
рана гремели слетевшие со столов тарелки, а с антенны
поездной радиорубки уже несся приказ приготовить в Бурже
скоростной самолет, чтобы доставить в Берлин никому не изве¬
стного мистера Горация Ренкина.
К вечеру того же дня Ванденгейм пересел в Берлине в
ожидавший его автомобиль Геринга и помчался в замок
Роминтен, куда этот «никому не известный американец» был
приглашен «Наци номер два» для охоты на коз.
Джон, воображавший, что охота является лишь тради¬
ционной формулой Геринга для тайных переговоров, был ис*
кренне удивлен, увидев генерал-фельдмаршала в зеленой
курточке, с животом, стянутым широчайшим кожаным поя¬
сом, на котором болтался охотничий нож. Голые колени с
жировыми натеками виднелись между шерстяными чулками
и короткими панталончиками. Все еще не принимая этого
маскарада всерьез, Джон с неохотою взял предложенное
ему ружье и уселся в маленький автомобиль, все заднее си¬
денье которого было занято тушею хозяина. Но когда он
увидел, что среди скал, где остановился автомобиль, их
ожидает несколько егерей с запасом ружей разных калиб¬
ров, американец не выдержал:
—	Не можем ли мы обойтись без этих молодцов?
Наступила очередь Геринга удивляться. Он не представ¬
лял себе, что может найтись смертный, который, попав в
Роминтен, не пожелает полюбоваться редким зрелищем его
прославленной охоты. Это было то, в чем он рассчитывал
перещеголять Джона Третьего. Он-то мог себе сделать зо¬
лотую ванну Ванденгейма, а пусть-ка тот устроит себе второй
Роминтен!..
Удобно устроившись на краю высокой скалы, Геринг с
неохотою отпустил егерей. Коллекцию ружей он сложил
727

около себя, выбирая всякий раз другое, в за!Висимости от рас¬
стояния, на каком появлялась выгоняемая егерями коза.
Все это мало занимало Джона, и он проклинал в душе
спектакль, мешавший овладеть вниманием хозяина. В ‘.кон¬
це концов он решил не стесняться и раздраженно провор¬
чал:
—	Может быть, мы сначала поговорим, а потом вы бу¬
дете тут стрелять хоть до страшного суда.
Дерзость потрясла Геринга настолько, что- он пропустил
очередную козу и остолбенел, молча глядя на американца.
Тот даже заерзал на своем месте, опасаясь, не хватит ли
этого борова удар, прежде чем он успеет от него чего-либо
добиться. Это было бы ужасно: во всей гитлеровской шай¬
ке Геринг был самым подходящим субъектом для сделки,
которую хотел заключить Джон. Ему нужен был человек,
способный сломить колебания Гитлера, который, несмотря
на все англо-французские поощрения, уже готов был итти
на попятн’ый в чешском деле и который может еще больше
испугаться, узнав об американо-советском демарше. Что¬
бы покончить с колебаниями самого Геринга, Ванденгейм
привез ему в подарок огромный портфель, набитый шкодов-
скими акциями, и, кроме того, собирался гарантировать
«ИГФИ», пайщиком которой состоял Геринг, овладение всей
химической промышленностью Чехии, прежде чем англичане
и французы успеют сообразить, что произошло.
Джон без стеснения выложил все это так, как если бы
перед ним был не крупнейший вельможа империи, а обык¬
новенный биржевой жук.
Решительность и прямота натиска заставили Геринга за¬
быть все свои чины, и он принялся торговаться без всяких
церемоний.
Через час все было закончено: Ванденгейм поднялся,
уверенный в том, что ненасытный толстяк не даст теперь
остановиться немецкой военной колеснице, даже если бы
Гитлер распластался перед нею собственною персоной. «Наци
номер два», не сморгнув, задавит «Наци номер один»! Со
своей стороны, Ванденгейм заверил Геринга, что нет на свете
таких сил, которые заставили бы британское и французское
правительства ослушаться его, Ванденгейма, директив. Боль¬
ше того: прощаясь с хозяином, Джои фамильярно похлопал
его по коленке.
—	Проделайте как следует этот первый шаг, и не боль-’
ше чем через полгода вся Чехия будет у вас в кармане.
—	У меня или у в-ас? — с усмешкой спросил Геринг.
Чтобы ничего не отвечать, Джон громко рассмеялся. Он
допускал, что этот толстопузый хитрец знает о его прямой
728

заинтересованности и в Стальном тресте, и в «ИГФИ», и во
всех других могущественных немецких объединениях, стре¬
мившихся ворваться в Чехословакию, но у него не было же¬
лания подтверждать это самому.
—	Можете держать с Рузвельтом пари на миллион дол¬
ларов: раньше, чем закончится осенний листопад, Судеты
будут нашими, — сказал Геринг.
—	Вашими или моими? — спросил Джон.
Геринг раскатисто заржал и несколько раз тряхнул крас¬
ную ладонь Ванденгейма.
16
Стоя у окна своего кабинета, генерал Леганье задумчиво
следил за движением пешеходов и автомобилей на пере¬
крестке. Он не замечал ни потоков людей, ни машин, пуль¬
сирующих, словно вода в насосе. Волны пешеходов сли¬
вались и снова растекались;, вереницы а-втомобилей переме¬
шивались, подобно струям разноцветных жидкостей. И все
это было обрамлено пылающей листвой каштанов.
Но генерал не замечал сейчас ни прохожих, ни машин,
словно это были пылинки, суетящиеся в солнечном луче и не
мешающие ему смотреть на что-то, видимое за ними ему
одному. В его памяти одна за другою проходили прежние
встречи с нынешним генерал-инспектором армии Гамеленом.
Первая относилась к давним временам, когда один из них
был полковником, а другой всего лишь капитаном. С тех пор,
продвигаясь по службе, Гамелен не забывал своего растороп¬
ного начальника дивизионной разведки, и вот Леганье очу¬
тился там, где стоит сейчас, — на посту начальника Второго
бюро. У него не было никаких оснований опасаться последо¬
вавшего сегодня приглашения высокого начальника. Их отно¬
шения давно приобрели характер, который французские гене¬
ралы любят с декоративной скромностью именовать «дружбой
старых солдат». Со стороны Гамелена эта дружба носила
форму немножко менторского', но благожелательного покро¬
вительства.
Все это было так. И тем не менее на душе Леганье не
все было спокойно. Он знал за собою достаточно много
грешков, которые не искушенному в делах разведки гене¬
рал-инспектору могли, пожалуй, показаться настоящими
грехами, выходящими за пределы допустимой гибкости, ко¬
торую должен проявлять разведчик. Оба они принадлежали,
разумеется, к тому лагерю, который проповедывал твердый
порядок в стране и армии; оба придерживались мнения об
опасности тесных отношений с Советским Союзом и его ар¬
729

мией, могущих завести дальше, нежели это необходимо для
маневрирования в сложной политической обстановке внутри
Франции. Оба о<ни одинаково признавали формулу «лучше с
Гитлером против Народн’ого фронта, чем с Народным фрон¬
том против Гитлера». Оба хотели одного: чтобы при любых
обстоятельствах, хотя бы на короткое время, была исклю¬
чена возможность комбинации «Гитлер против Гамелена».
Но много лет барахтавшийся в грязном .болоте секретной
службы Леганье знал, что его бывший дивизионный превра¬
тился в кабинетного стратега, воображающего, будто све¬
дения о противнике, которые кладутся ему на стол в виде
чистенькой сводки, доставляются ангелами небесными, не
желающими ни есть, ни пить, ни строить виллы. Да, чорт
побери, Гамелен может не понять, что вилла, недавно куп¬
ленная Леганье в окрестностях Севра, всего десятая доля
того, что стяжал бы на его месте другой!
Леганье взглянул на часы и через несколько минут
сидел за рулем своего «рено» и лавировал в потоке ма¬
шин, а через час входил в штаб-квартиру Гамелен’а в Вен-
сенне.
Начальник Второго бюро сразу определил, что шеф со¬
хранил прежнюю привычку не смотреть на собеседника. На¬
градив гостя приветливой улыбкой, когда здоровался, Гаме¬
лен тотчас отвел взгляд и стал слушать внимательно; сосре¬
доточенно, как умел, пожалуй, слушать он один. Это дало
Леганье возможность рассмотреть его и найти, что он от¬
лично сохранился: почти нет морщин, в светлых, рыжева¬
тых волосах не заметно седины; такие же, как прежде, не¬
большие, тщательно подстриженные светлые усики, все те
же светлые внимательные глаза, готовые ежесекундно на¬
сторожиться, но остающиеся спокойными и избегающие
взгляда собеседника. Реплики генерал подавал лакониче¬
ские, негромкие, такие же точные и аккуратные, как и все
в нем, — от пробора до складки на брюках.
Когда Леганье закончил свой долгий и обстоятельный
доклад, в комнате несколько мгновений царила такая пол¬
ная тишина, что отвыкшему от нее в парижском шуме
Леганье она показалась многозначительной. Ему чудилось, что
именно сейчас, после этой длинной паузы Гамелен заговорит
о главном. Поэтому он был приятно разочарован, когда
Гамелен произнес своим неизменно ровным голосом:
—	Что вы скажете о ситуации в целом, мой друг?
И в ответ на довольно общие фразы начальника Второго
бюро добавил:
—	Меня занимает вопрос о том, что сказали бы францу¬
зы, если бы мы без особых околичностей отвергли предло¬
730

жение русских о переговорах наших генеральных штабов на
случай осложнений в Чехии.
—	Французы?.. Они вышли бы на улицу, — уверенно про¬
говорил Леганье. — Это удивительно, мой генерал, но, ока¬
зывается, французы еще помнят, как в семидесятом году,
когда все друзья Франции показали ей спину, чешская депу¬
тация в венском парламенте протестовала против присоеди¬
нения Эльзаса и Лотарингии к Германии.
—	Значит, по-вашему, нужно продолжать «делать
вид»?
—	Безусловно, мой генерал.
—	Ваше мнение совпадает с тем, что я слышал на-днях
от одного писателя. — Леганье насторожился, но генерал
так и не назвал имени. — Он убежден, что кипучая деятель¬
ность, которую развили немцы, внушает опасения. Многим
начинает казаться, будто речь идет вовсе не об одной Чехо¬
словакии.
—	Это и я могу подтвердить, мой генерал.
—	Вы согласны со мною, Леганье, что если мы во-время
и с надлежащей тщательностью приведем в движение нашу
военную машину, то можем выйти победителями из схватки
с Германией?
—	Вполне, мой генерал.
—	Но вам ясно и то, что если мы дадим Германии уси¬
литься за счет Чехословакии, Польши и Прибалтики, а сами
лишимся союзников в Южной и Восточной Европе, наши
карты можно считать битыми?
Леганье не знал, какого ответа ждет генерал, и потому
предпочел смолчать. Гамелен заговорил снова, с очевидною
неохотой:
—	А можете ли вы мне гарантировать, что никто ни в
кабинете министров, ни в кругах, стоящих за ним, не строит
такого рода планов?
—	Это было бы ужасно!
—	Не можете ли дать мне более конкретный ответ?
—	Мне просто не верится, мой генерал!
Первый раз за всю беседу светлые глаза Гамелена оста¬
новились на лице посетителя. Этот взгляд4был коротким, но
никто не назвал бы его теперь ни добрым, ни невнимательным.
Голос генерал-инспектора прозвучал необычно твердо,
когда он спросил:
—	В ком из министров я наживу врага, если на прямой
вопрос правительства, можем ли мы выступить, отвечу «да»?
Леганье сделал вид, будто не понял Гамелена, и тот по¬
яснил:
—	Если я скажу: мы можем выступить и победить.
731

Леганье стало очевидно, что Гамелен знает больше чем
следовало. Нужно было не попасть впросак: не показаться
нерадивым дураком, но и не сказать лишнего. После корот¬
кого раздумья он проговорил тоном, которому стремился
придать интонацию неуверенности:
—	Если бы в состав кабинета входил Фланден...
Гамелен перегнулся через ручку кресла и снова посмот¬
рел ему в глаза:
—	А поскольку его там нет?
—	Может быть... Боннэ? — промямлил Леганье.
Гамелен откинулся в кресле, и его взгляд ушел в сторону,
—	Вот мы и поняли друг друга, мой дорогой Леганье.
Леганье, испугавшись, что совершил ошибку, сказав про
Боннэ, поспешно добавил:
—	Хотя должен доложить, что в довольно узком кру¬
гу, где ему не было нужды скрывать свои мысли, Боннэ
в связи с вопросом о Суэце решительно заявил, что ни дюйма
французской территории не будет уступлена ни при каких
обстоятельствах.
—	Это хуже, чем если бы он прямо заявил, что готов не
только Гитлеру, но и Муссолини отдать все, что тем нравит¬
ся. Из-за того, что он держит и Чехословакию в уверенно¬
сти, будто мы безусловно исполним свои договорные обя¬
зательства, Бенеш может пойти на какой-нибудь неверный
шаг и... дом загорится с двух концов.
—	Не думаю, мой генерал, чтобы Бенеш еще сохранил
какие-нибудь иллюзии.
—	Он предпочитает итти с русскими против немцев, чем
отдать эти Судеты, — брезгливо проговорил Гамелен.
—	Даже если мы совсем отступимся?
—	Появление русских по эту сторону Карпат сейчас же
вызвало бы крестовый поход против них всей Европы, а зна¬
чит...
—	И против нас?
—	Увы!.. Все это очень грустно, дорогой Леганье, очень
грустно. — Гамелен в задумчивости побарабанил ногтями
по мрамору пресс-папье, которое перед тем внимательно рас¬
сматривал. — Ужасно, но, повидимому, это так: мы долж¬
ны пожертвовать своею южной линией Мажино в Судетах,
чтобы спасти Европу от вступления Красной Армии. Тут
больше ничего не придумаешь. — Он взмахнул прессом, как
бы предостерегая Леганье от реплики. — Насчет Боннэ, мой
друг... Ha-днях, на заседании кабинета, он так исказил мою
докладную записку о готовности вооруженных сил, что созда¬
лось впечатление, как раз обратное тому, которое я хотел
достичь. Вместо того чтобы убедиться в нашей готовности
732

драться и победить, министры остались при мнении, что мы
обречены на поражение и должны капитулировать перед
Гитлером,
—	Если угодно, мой генерал, мы можем доставить мате¬
риал, который позволит вам опровергнуть слова Боннэ.
—	Что вы, что вы, Леганье! Как можно! Такое опровер¬
жение станет известно англичанам, и у Чемберлена может
создаться впечатление, будто мы намерены действовать
одни. Мы с вами не должны вмешиваться в дела диплома¬
тов. К тому же, мой друг, какие бы опровержения вы мне
ни доставляли, я уже ни за что не решусь в присутствии
Боннэ сделать ни одного откровенного доклада.
—	Не слишком ли далеко идут ваши подозрения, мой
генерал?
—	Какое там далеко! — с неожиданной резкостью про¬
говорил Гамелен. — Вы знаете, что мне сказал премьер?
«Я не поручусь за то, что любой ваш доклад, сделанный
в присутствии Боннэ, не станет на другой же день известен
немцам». Вы, Леганье, должны были бы знать это раньше
премьера.
—	Принимаю ваш упрек, мой генерал, — делая огор¬
ченное лицо, смиренно проговорил Леганье.
Тон генерала стал скова мягким, как всегда:
—	Не принимайте мои слова близко к сердцу. Все, что
меня сегодня интересует насчет Боннэ, — его спекуляции на
фондовой бирже.
—	Простите, мой генерал?..
—	Да, да, вы не ослышались: его биржевая игра, успех
которой зависит от наших уступок Гитлеру, — вот и все.
С этими словами Гамелен стукнул прессом по столу и
поднялся в знак того, что прием окончен.
На следующее же утро, как только закончилось совеща¬
ние начальников отделов, Леганье приказал майору Анри за¬
держаться и изложил ему деликатное поручение:	офицер
прикомандировывался к министру иностранных дел с зада¬
чей информировать бюро о каждом слове господина Боннэ.
—	Но предлог, мой генерал? Как смогу я проникнуть
в штат господина Боннэ?
—	Ему нужен секретарь. Я обещал прислать человека.
Леганье не стал добавлять, что при этом он предупредил
Боннэ о том, что посылаемый им человек является офицером
секретной службы и что донесения этого офицера он, Ле¬
ганье, должен будет докладывать Гамелену.
—	Генерал-инспектор особенно интересуется вашими
сделками на фондовой бирже, — сказал тогда Леганье
Боннэ.
733

—	Ах, старый «молчальник»! — со смехом воскликнул
министр и почесал карандашом кончик длинного носа* —
Теперь я понимаю, кому обязан последней потерей на паке¬
те «Чешских анилиновых». Старый хитрец! Ну, подожди же!
В присутствии нового секретаря патриотические фразы
лились из большого рта Боннэ нескончаемым потоком. При
этом министр был уверен, что каждое его слово делается до¬
стоянием Второго бюро. Он не подозревал, что большая часть
его усилий пропадает напрасно: донесения Анри Второму бю¬
ро были кратки и бессодержательны. Исчерпывающие же до¬
клады обо всем, что Анри слышал от чиновников Боннэ, —
а слышал он от них такое, что господин мин’истр вовсе не был
намерен предавать гласности, — Анри каждое утро перед от¬
правлением на службу отдавал человеку, приносившему ему
завтрак из ресторанчика, который был одним из многочислен¬
ных пунктов связи разведывательной сети, раскинутой по
Парижу Абетцем.
17
Отлет Бена в Лондон освобождал Роу от каких бы то ни
было забот. Самому Роу необходимо было задержаться
в Оберзальцберге. Секретная депеша шефа, полученная через
редакцию «Телеграфа», требовала сведений о предстоящих
встречах Гитлера с венграми и поляками. Поляки не беспо¬
коили Роу: связи в польском посольстве в Берлине у него
обширные и прочные. Он был уверен, что в случае Надоб¬
ности мог бы за невысокую цену завербовать и самого посла
Липекого, которому не было большого смысла разыгрывать
невинность в ведомстве министра, заведомо состоявшего на
службе если не в трех разведках сразу, то уже в двух-то на¬
верняка — немецкой и французской.
Хуже обстояло дело с венграми. В их государстве англи¬
чане не считали нужным держать обширную сеть секретной
службы. Но Роу надеялся, что три дня, оставшиеся до сви¬
дания Гитлера с Хорти, — срок достаточный, чтобы можно
было сварить кашу с таким темпераментным народом, как
мадьяры. Так ома и случилось. Через три дня перед Роу уже
лежали два плоских футлярчика, похожих на изящно пере¬
плетенные записные книжки. Каждый футляр содержал ми¬
ниатюрный звукозаписывающий аппарат, изготовленный в ма¬
стерских Интеллидженс сервис. Благодаря хорошо оплачен¬
ной любезности поляка и венгра аппараты эти, находясь в их
карманах, записали каждое слово, произнесенное во время
свидания Гитлера с главою фашистской Венгрии Хорти и с
польским послом Липским.
734

Роу не рисковал возить такие вещи на немецких самоле¬
тах, поэтому английский летчик ждал его йа мюнхенском
аэродроме...
Бен, сидевший у Галифакса как раз в то время, когда
принесли этот материал, просмотрел его без особого интереса,
но, едучи домой, подумал, что прочитанное может пригодить¬
ся на завтрашнем обеде у Маргрет. Для общества, которое
у нее соберется, такого рода сообщение — сущий клад. Не
говоря об Уэллсе, может быть, даже для толстяка Черчилля
это явится новостью!
Когда Бен’ рассказал Маргрет о «гвозде», припасенном на
завтра, она, со свойственной ей экспансивностью, даже потре¬
пала его за ухо.
—	Уверяю вас, дорогой, если я приложу некоторые
усилия, из вас получится ничуть не худший министр, чем сви¬
новод.
—	Умоляю, дорогая, не раньше, чем окончится вся эта
кутерьма с Чехословакией.
—	Вы думаете, тогда наступит рай?
—	Премьер уверяет: на полстолетия по крайней мере...
—	Перестаньте болтать чепуху! — неожиданно раздался
над головою Бена пронзительный, скрипучий голос, заста¬
вивший его вздрогнуть и испуганно оглянуться.
Маргрет расхохоталась.
Разве не дрелесть? Меня уверяли, что ему триста лет.
Бен скептически оглядел попугая.
—	За триста лет можно было научиться чему-нибудь бо¬
лее умному.
—	Я прикажу незаметно внести его перед десертом, когда
всем будут угрожать снотворные сентенции Уэллса.
—	Старик действительно становится скучноват.
Супруги не виделись до следующего вечера, так как Бен
уехал в Грейт-Корт посмотреть на свиней и вернулся только
к обеду. Обычно он равнодушно относился к-обедам Маргрет,
иногда даже досадовал на то, что приходится тратить уси¬
лия на поддержание разговоров, которые его мало занимали.
Случаи, когда удавалось поговорить о свиньях, он мог пере¬
числить по пальцам, а политика, искусство, жизнь обще¬
ства — ото всего этого его только клонило ко сну.
Сегодня совсем иное дело. У него есть новость, которая
заставить позеленеть от зависти даже милейшего Черчилля,
всю жизнь подтрунивавшего над его неповоротливостью.
Бен с трудом сдерживал нетерпение, когда отворялась
дверь и дворецкий докладывал о приходе нового гостя.
Краем уха слушал он рассказ Уэллса, недавно вернувшегося <
735

с юга Европы, и с беспокойством косился на Маргрет, спо¬
собную сесть за стол и без Черчилля. Багровая громада Ван¬
денгейма, которого Маргрет демонстративно называла «дядей
Джоном», — он был троюродным братом ее матери, — давно
заполнила добрую половину диванчика у камина, и его гром¬
кий голос покрывал сдержанные реплики министра государ¬
ственных имуществ Горация Нельсона.
Наконец, едва дворецкий успел скороговоркой произнести:
«Мистер Уинстон Черчилль», толстяк стремительно влетел в
комнату, сверкая розовым глянцем широкого лица, широкими
лацканами смокинга, широкими шелковыми лампасами брюк,
лаком ботинок. Все в нем блестело и лоснилось от самодо¬
вольства и уверенности в себе. Сильно выдвинутая вперед
челюсть, маленькие глазки, свирепо блестевшие из-под сдви¬
нутых бровей, немного наклоненная голова — все придавало
ему сходство со старым бульдогом. Нехватало только обна¬
женных клыков и свирепого рычания. Впрочем, оно не замед¬
лило послышаться, едва Черчилль увидел поднявшегося ему
навстречу хозяина:
—	Об успехе вашей миссии говорит весь Лондон!
Неожиданный комплимент заставил Бена растеряться. Он
поспешно искал в нем скрытый смысл, так как не мог допу¬
стить, что Черчилль способен сказать что-либо действительно
приятное.
Бен обратил на оскалившегося в улыбке бульдога рас¬
терянно-умоляющий взгляд, но после короткой паузы
последовало новое рычан’ие, такое громкое, что его услышали
все.
—	Говорят, ваше дипломатическое приобретение в Чехии
весьма удачно*, от его скрещивания с йоркширами можно
ждать отличных результатов.
И, не обращая внимания на оторопевшего Бена, еще
больше выпятив челюсть, Черчилль устремился к Мар¬
грет.
Обед начался в напряженном ожидании следующего бро¬
ска бульдога. Но о-н пережевывал пищу, старательно двигая
массивной челюстью, хмурился и молчал. Бену стало невмого¬
ту удерживать просившуюся наружу сенсацию. При первом
удобном случае, как только речь зашла о политическом поло¬
жении в Европе, он сказал:
—	Гитлер приглашал польского посла для секретного раз¬
говора...
По тому, как на миг перестала двигаться челюсть Черчил¬
ля, а маленькие глазки метнулись в его сторону, Бен понял,
что попал в точку: бульдог еще не имел этих сведений. Бен
заговорил смело:
736

—' Полякам очень хочется, чтобы война между Германией
и Чехословакией произошла, потому что они рассчитывают
стащить кость во время драки.
—	Из-за этого желать европейской войны? — возмущенно
проговорил Уэллс. — Да ведь это значит утратить остатки
морали!
—	Насколько я понимаю, речь идет не о героях вашего со¬
циального романа, а о Гитлере и Беке, — насмешливо провор¬
чал Черчилль в топорщившуюся у его подбородка накрахма¬
ленную салфетку, но так, что могли слышать все.
Приняв это за неожиданную поддержку, Бен еще более
оживился:
—	Канцлер подчеркнул, что если Польша сама откроет
военные действия из-за Тешина, Третий рейх ее тотчас под¬
держит.
—	Беннэ скорее умрет со страха, чем. позволит полякам
предпринять что-либо подобное, — заметил Нельсои.
При этих словах Ванденгейм нагнулся над столом так, что
его салфетка окунулась в соус. Он хотел видеть говорившего.
Там, где дело шло о Боннэ, он был кровно заинтересован.
Дело Боннэ поддержать в поляках задор, а не мешать им.
Свои страхи он может спрятать в карман! За это Джон пла¬
тил наличными!
Не обращая внимания на спрашивавшую его о чем-то Мар¬
грет, Джон тут же сделал заметку на манжете:	«Телегр.
Долл. Б». Это значило, что следует, не откладывая, послать
телеграмму Долласу с требованием прочистить мозги фран¬
цузскому министру.
Бен поспешил продолжить свое сообщение:
—	Гитлер решительно заявил Лйпскому, что если Чембер¬
лен не заставит чехов удовлетворить его, Гитлера, требо;ва-
ний, то он не остановится и перед вооруженным нападением
на Чехословакию.
—	А если ‘мы их удовлетворим? — спросил Нельсон.
—	Похоже на то, что именно это-го он и не хочет.
—	Следует ли это рассматривать, как желание этого вар¬
вара зажечь европейскую войну во что бы то ни стало? —
спросил Уэллс.
—	Война позволила бы ему коренным образом решить во¬
прос о Юго-Восточной Европе, которая стоит на его пути на
восток, — словно это было его- собственное мн’ение, заявил
Бен.
—	Вполне разумное желание, — сказал Нельсон. — Нельзя
же в конце концов не понимать, что Германия не успокоится
до тех пор, пока не получит своего.
—	Если мы не даем Гитлеру колоний, то нельзя ему отка¬
47 Поджигатели
737

зывать в расширении за счет Европы, — вставила Маргрет. —
Это нам ничего не стоит и ничем не угрожает.
—	Речь идет кое о чем большем, нежели простой захват
куска земли, — глубокомысленно заявил Бен. — Прибалтика,
Польша, Чехия, Венгрия, Румыния—это барьер, который Гит¬
лер хочет водрузить между Европой и большевиками.
—	А раз так, у кого поднимется рука- мешать ему? — по¬
слышался громкий голос Ванденгейма, и он обвел сидящих за
столом налитыми кровью глазами.
Все головы повернулись к нему.
—	При всем том, что я никогда не вкладываю в Европу
ни одного цента, который не приносит сто процентов дохода,
я не пожалел бы ничего на цемент для надежного барьера
против русских, — сказал Джон.
—	Вы хорошо знаете Советскую Россию? — негромко спро¬
сил Уэллс, и все же при этом вопросе за столом наступила
тишина.
—	Да, — безапелляционно заявил Джон.
—	Вы бывали там?
—	И не собираюсь.
—	На месте американцев я попытался бы спасти мир,
прокламируя идеи Сталина, а не загораживаясь от них.
—	На месте американцев?! — крикнул Ванденгейм. — По¬
чему англичане не по-пробуют привить коммунистическую ба¬
циллу самим себе?
Уэллс покачал головой и отодвинул тарелку.
—	Потому, что мы це можем себе представить никакой
другой системы, кроме той, которую в течение семисот лет
создавали своими руками -на этом острове. Мы слишком ста¬
ры для новых идей. В этом наша беда.
—	Наше счастье! — сердито бросил Черчилль.
Уэллс взглянул на него с сожалением.
—	Из-за этого заблуждения мы и погибнем. А Америка
молода, она...
Джон прервал его на полуслове:
—	Ну, что касается нас, то мы не собираемся погибать
и не нуждаемся ни в каких прививках.
—	Вы так уверены? — насмешливо опросил писатель,
—	Америку оставьте в покое, — отрезал Джон.
Уэллс снова покачал головой.
—	Вам не избежать общей участи.
Ванденгейм выдернул из-за жилета салфетку и, комкая ее,
сказал еще громче, почти крикнул:
—	•Так беритесь же за дело, или придем мы!
—	Беремся и притом довольно крепко, — сказал Бен, тоже
повысив на этот раз голос так, чтобы на него не могли не об¬
738

ратить. внимания. — Линия правительства ясна: миром должна
управлять твердая рука. Сэр Гораций лучше меня изложит
вам нашу точку зрения.
Все повернулись к Нельсону. Было достаточно широко из¬
вестно, что он является ближайшим советником Чемберлена
и что в действительности многое из того, что большинство
считало идеями премьера, было подсказано ему именно Гора¬
цием Нельсоном. Но так же хорошо была известна и молча¬
ливость этого истинного кормчего британского кабинета.
Не оставляя вилки и продолжая маленькими кусочками
отщипывать и класть себе в рот лососину, Нельсон негромко
и как бы с неохотою неторопливо проговорил:
—	Мистер Уэллс прав в одном: если не будет н'аведен по¬
рядок, мир быстро придет к своему концу. Война и хаос, пол¬
ное опустошение земель и обнищание народов ждет Европу,
если мы немедленно не возьмемся за ее оздоровление...
—	Это непосильно для одной нации, хотя бы такой вели¬
кой, как наша, — сказал Бен.
—	Вы правы, — меланхолически согласился Нельсон. —
Особенно учитывая ужасающую! раздробленность Европы на
десятки мелких государств-карликов.
—	Это ужасно, — живо откликнулся Бен. — На вопросах
свиноводства можно ярко показать, что...
Но Маргрет без стеснения прервала его:
—	Бен, здесь никто, кроме вас, в этом не разбирается!
Бен обиженно замолчал.
—	Сэр Гораций, — пригласила Маргрет, — вы говорили
о государствах-карликах...
—	О карли-ках, которые вносят только беспорядок во вся¬
кую попытку упорядочить дело. Всякие там Чехии, Румынии и
тому подобные рассадники беспорядка, вообразившие, будто
вопрос о фикции, которую они называют национальным суве¬
ренитетом, должен нас беспокоить больше, чем забота о рын¬
ках.
—	Проблема рынков действительно очень осложнилась
с тех пор, как Россия объявила монополию внешней торговли,
а в Китай все глубже проникают японцы, — глубокомыслен¬
но заметил Бен.
—	Слишком глубоко лезть мы им не позволим, — возразил
Джон.
—	Если вопросы России и Китая как наших рынков не бу¬
дут разрешены в течение ближайшего десятилетия, мы за¬
дохнемся, — сказал Бен.
—	Нас спасут колонии, — сказала Маргрет. — У нас их
теперь больше, чем когда-либо.
Челюсть бульдога выпятилась так, что обнаружила ряд
47*
739

зубов. Это были, правда, не желтые клыки, а белые, как снег,
фарфоровые изделия дантиста, но выражение лица Черчилля
стало все же крайне угрожающим.
—	Мне не нужны даже три четверти мира, пока суще¬
ствует Россия! — прорычал он.
—	Тем скорее вы должны признать правоту правитель¬
ства, стремящегося в первую голову покончить именно с
ней, — ехидно вставил Нельсон.
Черчилль фыркнул так, что взлетел конец заправленной за
его воротник салфетки. Складка на его затылке налилась
кровью.
—	Мистер Чемберлен еще в колледже страдал недостат¬
ком логики. Чтобы уничтожить Красную Армию, ее следовало
бы именно сейчас стравить с немцами.
—	Не смеем не отдавать должного вашему опыту в деле
борьбы с Красной Армией, но мы вынуждены считаться и с
тем, что немцы не готовы, — вкрадчиво ответил Нельсон. —
Русские снова могли бы выйти победителями.
—	Нашим делом было бы не допустить нашего вторич¬
ного провала.
—	Ваш личный опыт должен вам подсказывать, что тут
опять можно просчитаться, — с еще большим ехидством ска¬
зал Нельсон.
Черчилль прорычал что-то грозное, но неразборчивое.
Нельсон же невозмутимо продолжал:
—	А какова была бы реакция всего мира, если бы рус¬
ские оказались спасителями Европы? Можно себе пред¬
ставить, как бурно расцвели бы в ней коммунистические
идеи!
—	В Англии этого никогда не могло бы случиться, — про¬
ворчал Черчилль. — Да и вообще вы неверно представляете
себе картину. Россия могла бы притти к победе только в со¬
стоянии полной обескровленности, экономической разрухи и
политического развала. В таком виде она не была бы страш¬
на никому. — Он энергично ткнул в воздух вилкой. — Ни
она, ни ее идеи!
—	Годы не умерили вашего оптимизма, —• усмехнулся
Нельсон.
Черчилль в бешенстве оттолкнул тарелку.
—	Чтобы бросить Германию на Россию, нужно оставить
кое-какие приманки прозапас, а вы, кажется, решили выдать
Германии все авансом. Это ошибка.
—	Иначе Гитлер бросится на нас прежде, чем мы заста¬
вим его повернуть на восток.
—	Если речь идет о том, чтобы успокоить Германию, —
с тревогой проговорил Уэллс, — то я предпочел бы отдать
740

ей всю Чехословакию, нежели кусочек Британской импе¬
рии. Он обвел всех взглядом выцветших усталых глаз. —
Тем более, что все это имеет очень временное значение.
Мир идет к концу. И не все ли равно, как он к нему
придет.
—	Так шли к упадку великие цивилизации Азии и на их
месте появлялись колонии Европы, — громогласно произнес
Джон Третий.—Так идет к своему упадку Европа, чтобы стать
колонией Америки.
Дворецкий наклонился к уху Бена. Бен поднялся:
—	Прошу прощения, джентльмены: премьер у телефона.
В течение нескольких минут, что отсутствовал хозяин, в
столовой царило настороженное молчание. Было слышно толь¬
ко позвякиванье сменяемой лакеями посуды. Когда Бен, на¬
конец, вошел, все взглянули на него с нескрываемым любо¬
пытством. Он остановился в дверях, интригующе оглядывая
гостей.
—	Послу его величества в Праге предложено предъявить
Бенешу условия капитуляции Чехословакии.
Пальцы Уэллса, нервно барабанившие по столу, на мгно¬
вение замерли, потом он испуганно поднял руку к губам,
словно желая удержать готовый вырваться крик.
А Бен, сделав рассчитанную на эффект паузу, сказал:
—	Ньютон сделает свой демарш вместе с французским
послом. Они заявят Бенешу, что если он не примет англо¬
французских условий, то весь мир признает его виновником
н е и збе ж но й войны.
—	Неизбежной войны... — едва слышно прошептал писа¬
тель.
—	Послы скажут президенту, что если чехи объединятся
с русскими, то война примет характер крестового похода про¬
тив большевиков.
Уэллс поднял дрожащую руку к глазам.
—	Закат Европы начинается...
—	Правительства Англии и Франции не смогут остаться
в стороне от такого похода, — закончил Бен. — Они должны
будут выступить.
—	На чьей стороне?! — в страхе воскликнула Маргрет.
—	Разумеется, немцев, — успокоил ее Нельсон.
—	И да благословит их тогда господь-бог! — с облегче¬
нием воскликнула Маргрет.
—	Аминь, — торжественно провозгласил Ванденгейм.
Оттуда, где стоял высокий буфет, послышался пронзитель¬
ный, скрипучий КрИ'К:
—	Перрестаньте боллтать чепухху!
741

18
Второй день они сидели на аэродроме. Больше других до¬
ставляла Ярошу хлопот пани Августа. Она не переставала до¬
саждать и Кропачеку, находя все новые и новые поводы для
слез и упреков. Слушая ее, можно было подумать, что доб¬
родушный директор виноват даже в том, что Вацлавские за¬
воды оказались в спорной зоне, и уж во кряком случае его
виною было то, что гитлеровцы не желали оставить его ди¬
ректором.
Сдерживая бешенство, осунувшийся и даже похудевший,
Кропачек бегал из угла в угол тесной каморки, снятой за
большие деньги у аэродромного сторожа. Располагая этой
комнаткой, Кропачеки могли считать себя счастливцами. На¬
сколько хватал глаз, вокруг всего огромного аэродромного
поля, защищенные от холода только забором, прямо на раз¬
мокшей от дождя земле ютились толпы беженцев^ Тысячи ли¬
хорадочно горящих глаз завистливо следили за изредка взле¬
тавшими самолетами. Подавляющему большинству этих лю¬
дей разум давно должен был подсказать, что ждать ка аэро¬
дроме совершенно бесполезно: на борт отлетающих за границу
машин попадали почти исключительно иностранцы. Французы,
англичане и американцы, чьи правительства были истинными
виновниками огромного несчастия чешского народа, спешили
первыми покинуть страну^ которой угрожало нашествие гитле¬
ровцев. Они суетились у самолетов, нагруженные чемоданами
и картонками, боясь поднять глаза, чтобы не встретиться с
ненавидящими взглядами тысяч несчастных, предательски
покидаемых ими на произвол гитлеровских орд.
Но что было делать беженцам, когда поезда проходили
через городок, уже набитые людьми доотказа? Итти пешком?
Сотни километров? Это были первые беженць! от гитлеров¬
ских орд. Люди еще не знали, что настанет время и в их
собственной стране и во многих других странах Европы, когда
детские коляски ц тачки будут продаваться за бешеные день¬
ги, как единственные средства для перевозки домашнего
скарба. Они еще не знали, что придется ходить пешком, с
мешком за плечами, — и ходить при этом быстро, не по ас¬
фальту шоссе, а по грязи обочин и лесным тропам, чтобы
не сделаться жертвой немецких летчиков, из чисто спортив¬
ных побуждений охотящихся за беглецами.
Люди еще не видели этого в прошлом и не угадывали в
будущем.. Они сидели на своем тяжелом скарбе, наивно вооб¬
ражая, что самолетов и поездов должно хватить для всех же¬
лающих покинуть родные места. Должно!.. О чем они думают
там, в Праге?
742

По сравнению с ними Кропачек мог чувствовать себя сча¬
стливцем. Не только потому, что над его головою была кры¬
ша, но главным образом потому, что он был уверен: его ждет
самолет, он улетит во Францию, куда немецкие власти обе¬
щали пропустить его через территорию Австрии. И в самом
деле, было бы просто смешно, есди бы ему, директору Вац-
лавеких заводов, не удалось резервировать для себя само¬
лет, просто смешно. Удивительно было, конечно, что ему
не удалось получить для своего самолета бензин, но этот то¬
вар перестал продаваться, а мальчишка, посланный на завод
к Штризе с запиской Кропачека об отпуске бензина из завод¬
ской кладовой, как сквозь землю провалился.
Наконец он вернулся, но вместо разрешения на бензин
принес записку Марты, написанную по-немецки. Кропачек от¬
казался взять ее э руки.
—	Девчонка хочет лететь с нами? спросил он жену.
—	А ты разучился читать?
—	По-немецки? Разучился, — решительно заявил он. —:
И -никогда больше не научусь. Клянусь господом-богом.
—	Сумасшедший, настоящий сумасшедший!
Воздев руки к небу, пани Августа взяла записку. Марта
просила улетать как можно скорее.
Пани Августа просительно проговорила:
—	Может быть, ты сам пойдещь поговоришь с нею?
А, Янущку?.. Нам было бы лучше остаться здесь.
—	Остаться здесь? — Кропачек остановился перед же¬
ной. — Остаться здесь?..
Он больше ничего не мог выговорить.
—	Пойди поговори с девочкой, — робко попросила жена.
—	Говорить с нею? — Маленькая фигурка Кропачека, ут¬
ратившая всю свою жизнерадостность, стала олицетворением
злобного отчаяния. — Говорить?.. О завтрашней погоде?.. Мо¬
жет быть, о модах?..
—	Сумасшедший! Настоящий сумасшедший!
—	Я не хочу, ни о чем не хочу с нею говорить, пока она
не придет сюда и не скажет, что желает остаться честным
человеком, что она остается моею дочерью, чешкой... Да, да,
именно так: остается чешкой, Чешкой, чещкой!..
Он продолжал,. как одержимый, твердить одно и то же и,
охватив голову руками, прислонился к раме маленького окна,
за которым тускнел осенций день.
Пани Августа оглядела его согнутую спину, на которой
обвис ставший непомерно широким пиджак.
о— Так я пойду одна, — как ей казалось, решительно, но в
действительности жалко проговорила она.
Он не обернулся.
74.3

—	Я пойду и скажу нашей девочке, что у нее нет болыиё
отца, что... — и она прижала к губам платок.
—	Открой ей такую Америку. — Кропачек через силу рас¬
смеялся.— Как будто не сама она заявила нам это.
—	Но ты же видишь, девочка хочет нам добра.
—	Я не нуждаюсь в помощи гитлеровцев.
—	Янек!
■— Мне помогут мои руки и моя голова.
—	Ах, Януш, Януш, — Августа покачала головою. — Ты
стал таким непримиримым. Пауль тоже хочет нам добра. Кто,
кроме Пауля, может теперь нам помочь?
—	Пусть Марта оставит его помощь себе. Так и передай
ей: мне ничего не нужно ни от нее, ни от этого ее негодяя.—
И крикнул вслед, приотворив дверь сторожки: —Имей в виду:
каждую минуту может найтись бензин, и мы немедленно вы¬
летим... Ведь правда, Ярош1?
—	Да, — сумрачно отозвался Ярош.
—	Но вы же можете подождать еще час... Можешь ты по¬
жертвовать один час твоему ребенку?! — с негодованием вос¬
кликнула Августа, но Кропачек не ответил и с треском захлоп¬
нул дверь за женой.
Некоторое время царило молчание, потом дверь осторож¬
но приотворилась и в сторожку заглянул старый Ян Купка —
механик силовой станции.
—	Здравствуй, сынок, — сказал он, обращаясь к Ярошу.—
Пришел узнать, уже не надумал ли и ты улетать?
—	Что вы, отец?! — И Ярош обиженно пожал плечами.
—	То-то!
Взволнованно шагавший по сторожке Кропачек остановил¬
ся как вкопанный..
—	Может быть, ты, старый приятель,—с оттенком не¬
приязни сказал он механику, — думаешь, что и мне не сле¬
дует покидать Чехию?
Старик усмехнулся.
—	Чтобы узнать мой ответ, пан директор, вам достаточно
было бы посчитать чемоданы, с которыми я сюда пришел. —
И он широко расставил пустые руки.
Кропачек невольно покосился на груду своего багажа, на¬
валенного в углу сторожки. Механик поймал его взгляд и
рассмеялся.
—	Не смущайтесь: не вы первый, не вы последний.
—	Ты говоришь это так, словно... укоряешь нас.
—	Укоряю?.. — Старик пожал плечами. — Стоит ли, ди¬
ректор? Чему это поможет, что поправит? Разве от моих уко¬
ров что-нибудь стало бы на место? Если я кого-нибудь и ста¬
ну укорять, так только самого себя.
744

—	Уж ты-то ни в чем не виноват, старина!
—	В том-то и беда, директор, что виноват, крепко вино¬
ват! Пойми я несколько лет тому назад, где настоящая пра¬
вда, — не бывать бы тому, что происходит.
—	Ишь ты! — насмешливо проговорил Кропачек. — Доста¬
точно было бы одному такому орлу, как Ян Купка, взяться
за дело и...
—	Не смейтесь, пан директор, — с укоризною проговорил
механик. — Вы, небось, понимаете, что я говорю не об одном
себе. Таких старых ослов, как я, оказалось, к сожалению,
очень много. Но вам не к лицу смеяться. Всю жизнь вы про¬
вели среди рабочего люда и ничего не поняли в происходя¬
щем. Это простительно мне, простому механику, а не такому
образованному человеку, как вы, пан директор.
—	Куда ты клонишь, старина? — настороженно спросил
Кропачек.
—	Оба мы не углядели настоящей дороги, по которой сле¬
довало итти, чтобы не стать дермом, которое Хенлейн теперь
топчет ногами. Вспомните-ка, директор, время, когда мы
с вами покидали социал-демократическую партию. Что гово¬
рил тогда нам обоим он? — при этих словах механик кивком
указал на молча сидевшего Яроша. — Эх, сынок, сынок, стыд¬
но тебе, небось, за своего старика!
—	Перестань, Ян! — Кропачек сердито топнул ногой. — Не
хочешь же ты сказать, будто раскаиваешься, что не пошел с
коммунистами?
—	Да, директор, именно это-то я и считаю своей виной.
Вам-то, конечно, было бы со мною не по пути...
—	Что ж, старина, — Кропачек обиженно надулся, — зна¬
чит, теперь наши дороги разошлись. А ведь когда-то... когда-
то мы с тобою были социал-демократами...
Механик прервал его протяжным свистом:
—	Фью-ю! О тех временах я и думать не могу, не краснея.
Да и немудрено покраснеть, вспоминая, что всю жизнь ты,
как баран, на веревочке ходил по указке жуликов, уводив¬
ших тебя от настоящего дела.
—	Кажется, ты не можешь пожаловаться на то, что плохо
поработал в своей жизни.
—	Поработал-то я не хуже других, но все в чужую
пользу.
—	Мы с тобою трудились на одного хозяина!—не без гор¬
дости произнес Кропачек.
—	Этого-то мне и стыдно. Вот этими руками всю жизнь
подкидывал кроны в карман каких-то акционеров, которых
даже в глаза не видел.
745

—	Ну, в этом-то отношении мы с тобою в одинаковом по¬
ложении.
—	Не совсем, уважаемый пан директор, не совсем. Вы-
то, по крайней мере, были участником в деле.
Кропачек насторожился.
—	Что ты имеешь в виду?
—	Только то, что вы за свою службу получили от хозяей
хорошую пачку акций, а я вот что, — и старик состроил ком¬
бинацию из трех пальцев. — Да я тужу не об этом. Мне мно¬
гого и не нужно. Ярош в наследстве не нуждается, у него
сбоя голова. А вот плохо, что, работая на толстосумов, я за¬
был о своем настоящем рабочем деле, о том, что я—не един¬
ственный рабочий на свете. Вот что, директор!
Кропачек с усмешкою положил руку на плечо Яроша:
—	Вижу — твоя работа! Хорошо*, что я в своем доме за¬
претил тебе говорить о партийных делах. А то бы ты и меня
распропагандировал так, что, чего доброго, и я стал бы ком¬
мунистом.
—	Может быть, и плохо, что этого не случилось, дирек¬
тор!— сказал старый Купка. — Не бежали бы вы теперь из
своей страны, как крыса с Тонущего корабля.
—	Но, но, ты, старина, полегче! Тебе-то на меня грех жа¬
ловаться.
—	Если не считать того, что вы всех нас крепко обманы¬
вали.
—	Ты в уме? — Кропачек побагровел от негодования.
—	Всю жизнь вы Толковали нам, что мы работаем на нашу
республику, а вот теперь мы вдруг узнали, что дело не столь¬
ко в нашей Чешской республике, сколько в американских
биржевиках, которые сцапали контрольный пакет Вацлав-
ских заводов.
—	Кто сказал Тебе такую чепуху?!—крикнул Кропачек, но
в голосе его звучало больше смущения, чем решительности»
—	Уж кто бы ни сказал...
—	Тоже, может быть, господа коммунисты?
—	Может быть, и коммунисты, — с улыбкою ответил ме¬
ханик,
—	А если бы это и было правдой, так что тут плохого? —
подбоченясь, спросил Кропачек.
—	А что хорошего, ежели чешскими заводами распоряжа¬
ются янки?.. Сегодня заводы, завтра банки, послезавтра па¬
рочка-другая министров, а там, глядишь, и вся Чехослова¬
кия окажется в кармане иностранных торгашей. Может быть,
так оно уже и вышло. Оттого и очутились мы теперь в таком
положении, что сами себе не принадлежим, а?
Кропачек сумрачно молчал, отведя взгляд от собеседника.
746

Тут впервые подал голос Ярош. Он говорил негромко, со¬
средоточенно глядя себе под ноги.
—	Нет, отец, тут ты не прав. Сколько бы усилий ни при¬
лагали иностранцы к тому, чтобы захватить нашу страну, она
никогда не будет им принадлежать. Ее единственным закон¬
ным хозяином всегда был, остается и будет во веки веков
чешский народ.
Старый Купка лукаво покосился в сторону Кропачека.
—	И те, кто бросает родину в эти дни, они тоже будут
хозяевами? ■— спросил огь
Ярош молча покачал головой.
—	Я тоже так думаю, сынок, — сказал механик. —1 И убей
меня бог, ежели я поверю, что праздник будет на их улице.
Никакие американцы, ни кто бы то ни было другой, кто за¬
интересован в наших нынешних делах своим карманом, не по¬
может им спасти свои шкуры. Уж это как пить дать. Верно,
сынок?
Ярош ответил таким же молчаливым кивком, и в сторож¬
ке наступила напряженная тишина, в которой отчетливо
слышалось сердитое сопение Кропачека.
Внезапно дверь порывисто распахнулась и на пороге по¬
явился Гарро. Он сумел сохранить не только бодрость духа,
но и вид человека, уверенного в себе, в будущем, в жизни.
Его смуглое сухое лицо не отражало даже усталости, хотя
именно на его долю выпали все хлопоты с визами и пропус¬
ками друзей.
Он вошел в сторожку, потрясая над головою пачкою бумаг.
—	Я вам говорил: все будет в наилучшем порядке.
—	Французская виза? — бросился к нему Кропачек.
—	Я ни минуты в ней не сомневался.
—- Еще бы! — сразу приободрясь, воскликнул Кропачек. —
Мое имя достаточно известно деловой Франции.
—	К сожалению, нет времени, чтобы достать визы для
Иного пути, как только через Австрию.
—	Полетим хотя бы через ад.
—	Мне такой путь не очень нравится, — усмехнулся Гар¬
ро. — Я предпочел бы отправить вас кружным путем.
—	Не имеет значения, не имеет значения... — твердил Кро¬
пачек, рассматривая документы. — Ярош! Как быть с бензи¬
ном?
—	Бензин есть, — сказал Ярош, — сейчас заправим.
Он поспешно вышел, чтобы не оставить директору времени
для вопросов. Пришлось бы признаться, что бензин o-н решил
перекачать из собственной машины, которая должна была пе¬
ренести самого Яроша в Прагу. Пришлось бы сказать, что
ему вообще не нужно лететь в Прагу, так как он остается
747

здесь, записавшись добровольцем в армию, которой предстоя¬
ло защищать родные горы. Он остается вместе с товарищами,
которые стали ему ближе всей родни, ближе дяди Яна и да¬
же... да, даже ближе и дороже Марты. Это были Гарро, Дар¬
рак и Цихауэр, уже оформившие переход в чехословацкое под¬
данство ради того, чтобы иметь право сегодня же вечером
явиться на армейский сборный пункт.
Выйдя из сторожки, Ярош по привычке оглядел серый го¬
ризонт и в сомнении покачал головой: погода не внушала до¬
верия. Тем не менее самолеты садились и взлетали. Ярош на¬
правился к своей машине. Через полчаса бензин был перека¬
чан, и Гарро повез к самолету на своей «татре» Кропачека с
грудою чемоданов. От возбуждения лицо директора раскрас¬
нелось, усы растрепались. Сопя и смешно семеня короткими
ногами, он помогал грузить багаж. Ярош вместе с пилотом
в последний раз осматривал машину.
—	Можете прогревать моторы! — крикнул Кропачек лет¬
чику в крайнем возбуждении.
—	А пани Кропачек? — удивился пилот.
Кропачек сделал решительное лицо:
—	Я ей сказал: один час.
—	Не хотите же вы сказать... — в нерешительности начал
было Ярош, но директор перебил его:
—	Именно это я и хочу сказать! Да, да, не смотри на ме¬
ня, как на сумасшедшего.
Кропачек пытался закурить сигару, но руки его так дрожа¬
ли, что он только раскрошил ее и раздраженно бросил.
Тут раздался испуганный возглас пилота-.
—	Кто-то выкачал масло из моего бака!
Ярош побежал к зданию склада. Вернувшись, он, не обра¬
щая внимания на протянутый Кропачеком бумажник, обра¬
тился к Гарро:
—	Кладовщик предлагает масло в обмен на вашу «татру».
Кропачек возмущенно закудахтал, но Гарро вскочил в ав¬
томобиль и умчался с Ярошем. Они вернулись с маслом в за¬
пломбированных бидонах. За рулем «татры» сидел немец с на¬
литой кровью физиономией, — такою же красной, как шарф
вокруг его шеи. Как только бидоны были вынуты, он, не ска¬
зав ни слова, угнал автомобиль. Гарро добродушно расхохо¬
тался:
—	Даже не извинился в том, что ограбил нас.
—	Вы так и не сказали мне, сколько стоит ваша «тат¬
ра»? — обеспокоенно проговорил директор, все еще держа в
руках бумажник.
Гарро беспечно отмахнулся:
—	Рассчитаемся, когда я приеду в Париж.
748

Ярош давно уже не следил с таким трепетом за стрелка¬
ми приборов, как в те минуты, когда пилот грел моторы. При¬
вычные прикосновения к рычагам управления казались Ярошу
полными нового смысла: быть может, он касается их послед¬
ний раз в жизни... И кроме того... кроме того, в душе его еще
не угасла надежда на то, что пани Августа вернется с Мар¬
той. Марта улетит с родителями прочь от всего, что может
ждать ее тут, прочь от ненавистного Пауля. Марта при¬
дет!..
Она не сможет не притти!
На аэродроме послышались шум и крики. Толпа беженцев
заволновалась. В ней замелькали каски полицейских. Из уст
в уста передавалась невероятная весть: власти очищают аэро¬
дром от чехов. Таково требование англо-французской комис¬
сии. Сюда будут садиться только ее самолеты. Отправлять
отсюда будут только иностранцев.
Беженцы яростно сопротивлялись полицейским, выкиды¬
вавшим их чемоданы за забор. Женщины пускали в ход зон¬
тики, мужчины — палки и кулаки. Людей было слишком мно¬
го, чтобы полиция могла что-нибудь сделать. В распахнувшие¬
ся ворота въехали грузовики с войсками. Но когда солдаты
узнали, зачем их привезли, они принялись со свистом и бранью
ударами прикладов выгонять полицейских с аэродрома. Бе¬
женцы в восторге приветствовали солдат. Ярош понял, что
нужно спешить.
—	В вашем распоряжении считанные минуты, — сказал он
Кропачеку. — Что делать с пани Августой?
Кропачек, еще несколько минутному назад уверявший, что
не станет ждать ни одной секунды сверх назначенного часа,
теперь совершенно растерялся. Его пугали не опасности, ко¬
торым мог бы подвергнуться он сам, оставшись здесь. Нет,
страшно было подумать, что могут остаться неулаженными
все дела, связанные с переходом завода к немцам, нарушить¬
ся его связи с французскими деловыми кругами. Он растерян¬
но смотрел то на Яроша, то на Гарро и, бессмысленно суетясь,
бегал вокруг самолета.
Внезапно он преобразился. Растерянность как рукой сня¬
ло. Он широко расставил коротенькие ножки, заложил руки за
спину и с видом победителя уставился в поле.
—	Один час и ни секундой больше! — торжествующе вос¬
кликнул он к общему удивлению. — Прошу готовиться к
старту.
Но стоило Ярошу посмотреть в направлении его взгляда,
как он понял все: по грязи поспешно шагала Августа. Тут
и Ярош едва не вскрикнул от радости: за матерью следом
шла Марта... Значит, Марта летела с родителями!
749

Когда женщины подошли к самолету, винты уже медлен¬
но вращались под мелодичное позванивание моторов. Избегая
устремленного на него взгляда дочери, Кропачек сам приста¬
вил к борту стремянку и протянул руку, намереваясь помочь
жене воити. Но Августа решительно повернула его лицом к
Марте.
Отец и дочь стояли друг против друга, опустив головы.
—	Ну же, Марта, — сказала Августа.
—	Пауль сказал, что... — начала было Марта.
Но отец не дал ей говорить:
—	Пауль сказал?! — Он едва не задохнулся от гнева. —
Пауль сказал! Передай, что он может убираться ко веем чер¬
тям. Я даже не хочу знать, что он сказал. — Он в отчаянии
схватился за голову. Шляпа покатилась в грязь. Махнул ру¬
кой жене: — Садись! — Видя, что она колеблется, гневно по¬
вторил: — Садись же! — и обернувшись к пилоту: — Старт!..
Прошу старт!
Он схватил за руку Августу и потянул ее к стремянке, но
она вырвалась и, рыдая? прильнула к Марте.
—	Ты должна лететь... ты должна лететь... — бормотала
она, захлебываясь слезами.
Марта стояла неподвижно, устремив пустой взгляд в про¬
странство — мимо отца, мимо самолета, мимо стоявшего около
него Яроша. А Ярош едва сдерживал желание схватить ее и
бросить в отворенную дверцу. Он н’икогда не представлял
себе, что человек может являть собою такое яркое олицетво¬
рение душевного опустошения, каким была стоявшая перед
ним Марта.
Наконец она нерешительно потянулась к отцу.
—	Прости меня...
И заплакала.
Ярош привык видеть Марту сильной, уверенной в себе,
иногда даже немного высокомерной. Ему было невыносимо
смотреть, как она стоит с протянутой, словно нищенка, рукой
и слезы текут по ее ввалившимся, побледневшим щекам. И он
с удивлением подумал; как это может Кропачек стоять и смо¬
треть на нее и не протянуть ей руки?
Впрочем, Кропачек недолго сумел выдержать суровый
вид. Он обеими руками схватил голову дочери и прижал к
своему плечу. Плечи его вздрагивали, т^к же как плечи
Марты.
Он взял Марту под руку, подвел к лесенке и подтолкнул
к самолету Его губы дрожали, и он только мог прошептать:
—	Ну...
—	Я не должна, не должна... — лепетала она, вцепившись
в поручни.

Не помня себя, Ярощ подхватил Марту сзади и втолкнул
в пассажирскую кабину. Судорожно всхлипывая, протиснула
в дверцу свое грузное тело и пани Августа. Последним про¬
ворно взбежал Кропачек.
—	Вот так, рот так... — бормотал он, сквозь слезы улы¬
баясь Ярошу.
Ярош захлопнул дверцу и махнул пилоту. Тот дал газ и
медленно зарулил к старту.
Но еще прежде чем он вырулил на бетонную дорожку,
дверца самолета отворилась, и из нее выпрыгнула Марта.
Она упала, сделала попытку подняться, чтобы отбежать в
сторону, но пилот уже дал газ. Поднятый винтами вихрь гря¬
зи ударил Марту, она снова упала. Самолет побежал.
На секунду вихрь брызг скрыл от Яроша и удаляющийся
самолет и распростертую на земле, рыдающую Марту.
19
Чемберлен сидел усталый, равнодушный. Его длинное ху¬
дое тело так глубоко ушло в кресло, что голова оказалась
много ниже высокрй готической спинки. Ему было неудобно,
хотелось откинуться, но прямая спинка мешала. От этого он
совершал головой странные, беспомощные движения. Взгляд
бесцветных старческих глаз был устремлен прямо на желтое
лицо Флеминга, но тот не мог бы сказать с уверенностью,
что премьер его видит. Временами голос Флеминга повышал¬
ся, тогда во взгляде Чемберлена мелькало что-то вроде ис¬
пуга и выражение его лица делалось несколько более осмы¬
сленным, но по мере того, как снова затихал голос секрета¬
ря, черты лица премьера принимали прежнее отсутствующее
выражение.
Премьер старался сдерживать одолевавшую его нервную
зевоту. Насколько хватало сил, он внимательно слушал но¬
вого секретаря, которого ему подсунул Бен. Бен уверяд, буд¬
то, имея радом с собой этого человека, можно отказаться
от собственной памяти. Будто бы однажды сказанное при
Флеминге или прочитанное им может быть воспроизведено
им в любой момент и в точном контексте.
Перед тем как отправиться на совещание, Чемберлен
хотел освежить в памяти все, что относилось к чехословац¬
кой проблеме, восстановить содержание переговоров и тек¬
сты решений, предложений и нот, посланных чехам и получен¬
ных от них.
—	Слава всевышнему! Сегодня этой возне со строптивым
народцем будет положен конец!
взгляд Чемберлена равнодушно скользнул по массивной
751

фигуре Флеминга, по его большому, с нездрровой желтой ко*
жей лицу с резко выдающимися скулами и темными меш¬
ками под глазами.
—	Вы нездоровы, Флеминг? — ни с того, ни с сего спро¬
сил премьер, прерывая доклад, от которого ехму неудержимо
хотелось спать. "
—	Тропическая лихорадка, сэр.
—	Где вы ее подцепили?
—	На Новой Гвинее, сэр.
—	Стоило ездить этакую даль за таким товаром.
—	Я привез еще отличную коллекцию бабочек, сэр.
При этих словах взгляд Чемберлена заметно оживился и
он выпрямился в кресле.
—	Вы говорите: бабочки?
—	Совершенно удивительные экземпляры, сэр.
—	С Новой Зеландии?
—	С Новой Гвинеи, сэр.
Чемберлен посмотрел мимо уха Флеминга на видневшую¬
ся за высоким окном светлую голубизну осеннего баварского
неба. Он мечтательно улыбнулся.
—	Я вам признаюсь, Флеминг:' в раннем детстве я лю¬
бил бабочек.
—	В этом нет ничего предосудительного, чтобы делать из
этого тайну.
—	Да, но понимаете, — Чемберлен бессмысленно хихик¬
нул, — мне тогда казалось, что мальчику должно быть очень
стыдно носиться по полям с сачком и потом восхищаться кра¬
сотой насаженных на булавки крохотных разноцветных су¬
ществ... Честное слово, из-за этого стыда я отказывал себе
в удовольствии ловить бабочек. Это было моею тайной,
никогда не удовлетворенной страстью, хе-хе... А вы их много
наловили?.. Да вы садитесь, почему вы стоите?
—	Благодарю, сэр. Отличную коллекцию. Когда я препод¬
носил ее в дар Ботаническому музею, то мне сказали, что у
них никогда еще не бывало такого экзем ляра. Troides
meridkxialis Rothsch.
Чемберлен приставив ладонь к уху:
—	Как вы сказали?
—	Troides meridionalis Rothsch, изумительный вид.
Чемберлен оживился и заерзал в кресле.
—	Очень интересно, Флеминг, чрезвычайно интересно!
—	Если это вас действительно интересует, сэр, я буду рад
поднести вам мою печатную работу о бабочках Гвинеи.—
Флеминг скромно потупился. — Она удостоена Малой бронзо¬
вой медали Королевского общества.
—	Это все необыкновенно интересно! — Чемберлен сделал
752

попытку приподняться с кресла, но в бессилии упал обрат¬
но. — Как только мы покончим с этими скучными делами и
вернемся в Лондон, вы непременно должны показать мне ва¬
шу работу.
—	Вы очень любезны, сэр.
—	Может быть, я займусь еще бабочками, а? Как вы
думаете, Флеминг?
—	Это очень увлекательно, сэр.
—	Действительно, что может мне помешать заняться тем,
что мне нравится?.. Жаль, что у меня не будет времени побы¬
вать на Новой Гвиане.
—	Гвинее, сэр.
—	Я и говорю: Гвинее, у вас неладно со слухом... Но я
думаю, что при удаче и в Англии можно поймать недур¬
ные экземпляры. Я видел бабочек даже в Ричмонде... Я вам
очень благодарен, Флеминг, вы вернули меня в далекое
детство...
Он не договорил: без доклада, как свой человек, вошел
Нельсон.
—	Несколько слов, сэр.
—	Прошу, Гораций, прошу.
Нельсон повел глазами в сторону Флеминга.
—	Вы свободны, Флеминг, — послушно промямлил
премьер.
—	Прилетел господин Даладье, — сказал Нельсон, когда
Флеминг вышел. — Я передал ему ваше желание повидаться
в частном порядке, прежде чем начнется конференция.
—	Я выражал такое желание?
—	Сегодня утром.
—	Ну что же... это очень умно, очень.
—	Кому прикажете присутствовать, сэр?
—	Нет, нет, Гораций. Никаких секретарей, никаких запи¬
сей, совершенно частная и доверительная встреча.
—	Если позволите, я проведу Даладье сюда так, что о
встрече, кроме нас троих, никто не будет знать...
—	Именно так, Гораций, именно так... Вы одобряете мою
идею, Гораций?
Чемберлен заискивающе взглянул на Нельсона и беспо¬
койно заерзал в кресле.
—	Мне нужно несколько минут, чтобы переменить ворот¬
ничок. В последнее время у меня стала потеть шея.
—	Вы уже говорили мне, — с досадою морщась, сказал
Нельсон. — Я советовал вам поговорить с врачами...
—	С врачами? Прекрасная идея. Пусть врач придет, я
должен с ним поговорить. Это отвратительно: вечно мокрый
воротничок.
48 Поджигатели
753

Нельсон терпеливо ждал, догда он кончит болтать, пртом
невозмутимо сказал:
—	Через пять минут я приглашу господина Даладье.
—	Даладье? Ах, да, Даладье, а я думал — вы о враче.
Когда Нельсон вернулся с Даладье, на Чемберлене был
свежий стоячий воротничок необыкновенной вышины, казав¬
шийся все же слишком низким для его морщинистой желг
той шеи.
Даладье старался придать значительность выражению сво¬
его неприветливого мясистого лица, которое считал похожем
на лицо Наполеона. Каждое движение его тяжелого, крепко
срубленного тела ремесленника было исполнено сознанием
важности миссии, определенной ему историей.
Едва обменявшись с ним несколькими словами привет¬
ствия, Чемберлен заговорил о беспокойстве, которое ему вну¬
шает предстоящее свидание.
—	Что еще может выдумать Муссолини?
—	Какие бы предложения он ни сделал, —? меланхоличе¬
ски заявил Даладье, — я заранее с ним согласен.
—	Давайте условимся, — несколько оживившись, сказал
Чемберлен: — обещаем дуче принять всякое его предложение.
А в дальнейшем будет видн'о, что из нащих обещаний стоит
выполнить.
—	Выполнить придется все, без чего нельзя умиротворить
Гитлера,:— с важностью произнес Даладье..
—	Да, да, именно так: умиротворить его, умиротворить во
что бы то ни стало. Я совершено- убежден: если мы т ДОг
стигнем соглашения, он завтра откроет военные действия.
—	И вместе с тем я верю в искренность его желания
установить твердый порядок в Средней Европе, чтр вовсе не
противоречит и нашим намерениям, Твердый порядок!
—	А возражения чехов?
Морщины, собравшиеся вокруг рта и носа Даладье, пре¬
вратили его лицо в безобразную маску. У французского
премьера это называлось улыбкой.
—	Известен ли вам в юридической практике случай, ко¬
гда суд спрашивал у приговоренного согласия быть обезглав¬
ленным?
Но Чемберлену было не до шуток. Ему не давал покоя
страх, испытываемый перед реакцией английского народа на
происходящее. Ведь с этой реакцией ему придется столкнуть¬
ся по возвращении в Лондон. Он не был уверен в том, что
рядовой англичанин, воспитанный на парламентско-демокра¬
тической фразеологии, простит ему преступление, замышляе¬
мое сегодня против Чехословакии.
—	Канцлер не понимает, что я не могу вернуться в Дод-

дон е решением, которое хотя бы внешне не будет приемлемо
для общественного мнения Англии, — пожаловался Чембер¬
лен. — Гитлер не хочет этого понять. Он требует все больше
и больше, — плаксиво проговорил О'Н. — Ия вынужден усту¬
пать и уступать, не‘■считаясь ни с чем.
—	Надеюсь, в этом смысле дуче будет на вашей стороне.
Я восхищен его идеей собрать нас тут, в Мюнхене, для реши¬
тельного разговора.
—	Я все же сожалею, — сказал после некоторого молча¬
ния Чемберлен, — что Гитлер не пригласил сюда ни одного
чеха, с которым можно было бы посоветоваться в случае за¬
труднения.
—	Никаких затруднений нет и не должно быть. — Дала¬
дье разрубил воздух решительным движением смуглой, по-
роешей черными волосами руки, г— Если мы скажем «да», то
о чем же спрашивать чехов?
—	Речь идет р важнейших укрепления* в Судетских го¬
рах! Отдав их немцам, мы делаем чехов совершенно безза¬
щитными.
—	Эти укрепления были нужны нам не меньше, чем че¬
хам. Недаром же французы называли их «южной линией Мй.т;
жино». И если я решаюсь отдать их, при чем тут чехи? —
Даладье высоко поднял толстые, словно набитые ватой,
плечи. Он пошевелил в воздухе короткими волосатыми
пальцами, как будто пытаясь ухватить ускользавший от негр
довод. — Разве вы не были правы тогда, в деле с Испанией,
когда вас меньше всего интересовало мнение самих испан¬
цев? — Он исподлобья посмотрел н'а Чемберлена, но, не до¬
ждавшись ответа, продолжал: — Мы с вами до сих пор не
были бы уверены, что иопа.нский вопрос исчерпан, если бы
стали слушать Альвареса дель Вайо и других... Не хотите же
вы повторения такого спектакля и с этими.., с чехами!... Всё
складывается чрезвычайно удачно: дело МО<ЖНО', повидимому,
закончить — трик, трак! — И он, как фокусник, прищелкнул
пальцами: — Триктрак!
—	Прага может заупрямиться. Бенещ -в отчаянии может
броситься в объятия русских.
—	К счастью, аграрии достаточно сильны, чтобы не допу¬
стить такого оборота дел.
Даладье встал и прошелся, без стеснения потягиваясь'.
Он остановился напротив кресла, в котором, понурый и жал¬
кий, съежился британский премьер, расставил толстые но¬
ги и, засунув одну руку сзади под пиджак и без церемонии
почесывая поясницу, другою похлопал себя по губам, желая
покгзать, как ему скучно от этих разговоров.
48*
755

—	Будем откровенны, — с развязностью проговорил он. —
Важно, чтобы все было решено как можно быстрей, прежде
чем чехи действительно успеют сговориться с русскими.
—	Вы правы: главное — как можно быстрей, — уныло со¬
гласился Чемберлен.
—	Нужно отдать Гитлеру Судеты, прежде чем он выду¬
мал еще какие-нибудь требования, которым мы уже не
сможем уступить. — И Даладье снова решительно рубанул
воздух.
20
Капли падали с бетонного свода с угнетающей размерен¬
ностью, как будто где-то там, в многометровой железобе¬
тонной толще купола, был запрятан точный прибор, отмери¬
вавший их секунда за секундой. Хотя от места, куда падала
вода, до изголовья было сантиметров десять, Ярошу казалось,
что капли ударяют ему в самое темя. Вообще ему было труд¬
но привыкнуть к жизни в каземате форта. Легко ли летчику
Бместо свободного простора неба оказаться в подземелье, на
глубине нескольких метров, вместо жизни птицы влачить су¬
ществование крота! Пусть он пошел на это добровольно, пусть
все они, кто сидит в этой норе, поклялись, что форт «Ц» до¬
станется нацистам только с трупами его защитников, — все
это не скрашивало неприглядности непривычного жилья.
И право, не будь около Яроша старых товарищей по испан¬
ской войне, он, наверно, не выдержал бы — ушел бы на по*
верхность, проситься обратно в воздух. Жаль, что с ним нет
еще и Зинна* не вступившего в отборный гарнизон форта,
чтобы не бросать своего передатчика.
Люди нервничали. Большая часть их сумрачно молчала,
сбитая с толку поведением французов и англичан. Но кое-кто
«ворчал». Ярош — больше других.
—	Что за идиотизм! — говорил он сквозь сжатые зубы. —
Построить чудесные форты, набить их замечательными ору¬
диями, снабдить самыми совершенными приборами — и за¬
быть о людях, которым предстоит приводить все это в дей¬
ствие.
—	Люди! — насмешливо проговорил телефонист, сидев¬
ший в дальнем углу каземата. — Цена солдату — десять
граммов свинца. Тесно, сыро? Подумаешь! Солдат не ба¬
рышня.
—	Со всем этим я готов примириться, — сказал Ярош, —
но вот эта проклятая капля.... Я сойду с ума...
—	Перестань, — остановил его Цихауэр. — Посмотри на
Даррака.
7-56

И он кивком головы указал на скрипача, лежавшего на
койке, закинув ногу на ногу, и сосредоточенно читавшего
нотную тетрадь.
—	Луи?! — воскликнул Ярош. — Ему хорошо. Вокруг него
всегда тот мир, который он пожелает создать. Вон посмотри:
воображает себя в волшебном лесу или, быть может, в хи¬
жине горного короля... А я не могу не думать о том, что, ве¬
роятно, сейчас мои товарищи на мною испытанных самоле¬
тах идут в воздух...
—	Брось философствовать, — перебил Цихауэр. — Ты
уже сказал себе, что ты простой пехотный солдат — и
баста.
—	Да, — согласился Ярош, — это так... Если бы только
не эта проклятая капля.
Луи оторвался от нот.
—	Ты надоел мне со своею каплей. — Он размял отсырев¬
шую сигарету. — Капля — это в ко-нце концов напоминание
о том, что мир не кончается у нас над головою, что над на¬
ми есть еще что-то, кроме железа и бетона, пушек и пулеме¬
тов, мин и колючей проволоки.,. — Он привстал на койке и
поймал в пригоршню несколько капель, упавших со свода. —
Не суп, не водка, а самая честная вода. Оттуда, где под но¬
гами пружинит засыпанная осенними листьями земля, где
щебечут птицы... Одним словом, вода из того мира, который
еще существует и который безусловно опять будет нашим.
Может быть, там дождь шуршит сейчас по ветвям деревьев
и ручьи звенят все громче...
—	Или светит солнце, — мечтательно проговорил Цихау¬
эр, — и высоко-высоко над вершинами кедров, так высоко,
что невозможно изобразить кистью, висят легкие мазки об¬
лачков...
Он спустил ноги с койки и оглядел товарищей.
—	Даже удивительно думать, что где-то голубеет небо
и есть, наверно, люди, которые не думают о возможности
войны.
—	В Чехии таких нет, — раздраженно сказал Ярош. —
Чехи хотят драться. Мы не хотим, чтобы нацистские свиньи
пришли на нашу землю. Да, я буду драться за то, чтобы ни
один кусочек моей земли не принадлежал коричневой сво¬
лочи.
—	Все будет именно так, как ты хочешь, — уверенно
проговорил Цихауэр. — Не думаешь же ты, что все прави¬
тельство покончит самоубийством?
— Я не знаю, капитулируют ли наши министры и гене¬
ралы, — сказал Ярош, — но народ будет драться.
Луи в сомнении покачал головою.
757

—	Воевать без министров трудновато, а уж без генералов
и вовсе нельзя.
—	Если взамен выкинутых на помойку негодных не явят*
ся такие, которые пойдут с народом и поведут его, — сказал
Цихауэр.
Каптенармус, рыхлый Человек с пушистыми черными уса¬
ми, закрывавшими половину розовых щек, оторвался от губной
гармоники, из которой неутомимо извлекал гнусавые звуки.
—	Ну, нет, брат, — сердито сказал он, — ты такие разго¬
воры брось. Делать революцию, когда враг у ворот, — за это
мы оторвем голову.
—	Дело- не в революции, а в защите нашей страны от вра¬
гов, кто бы они ни былй — немцы или свои, — проговорил
телефонист.
—	Верно, друг! — воскликнул Цихауэр. — Вооруженный
народ сумеет отстоять от любого врага себя и свое государ¬
ство, которое создаст на месте развалившейся гнйлятины.
Несколько мгновений в каземате царило молчание, в кото¬
ром были отчетливо слышны удары капель, падающих с бетон¬
ного свода.
—	Не понимаю я таких политических тонкостей, — про¬
ворчал каптенармус. По мне государство — так оно и есть
государство. Мне во всяком государстве хорошо... Только бы
оно не было таким, о котором толкуют коммунисты.
—	Вот что! — Телефонист протяжно свистнул. — Дро¬
жишь за свою бакалейную лавку. — И сквозь зубы зло до¬
бавил: — Шкура!.. А впрочем... — задумчиво продолжал
он, — я полагаю, что на этот раз не прав и Руди Цихауэр:
если французы не помогут нам сдержать проклятых гитлеров¬
цев — крышка! Всем нам крышка! И тем, что сидят на горе
в Праге, и нашему брату — простому люду. Гитлер вымотает
из нас кишки!
—	Да что вы, в самом деле, заладили похоронные раз¬
говоры? — рассердился Даррак.;— Французы одумаются, они
заставят своих министров понять, что капитуляция перед Гит¬
лером — смерть для них самих.
—	Чорта с два! — огрызнулся телефонист. — Одумались
они с Испанией?.. Капитулировали — и стригут себе купоны
как ни в чем не бывало. Видели мы, как они «одумываются».
Господа Даладье и Гамелены могут сдать Гитлеру и Париж.
—	Никто не посмеет даже в мыслях пустить немцев к
сердцу Франции! — запальчиво воскликнул Луи. — Народ им
не позволит!
Телефонист расхохотался:
—	Уж не ты ли им помешаешь?
—■ Нас миллионы.
758

—	Тошно тебя слушать. Прежде чем вы успеете сообра¬
зить, немцы будут маршировать под Триумфальной аркой.
—	Молчи! Ты не смеешь об этом й	думать.
—	Бросьте ссориться, — вступился	Цихауэр.	—	Каждый
прав по-своему: Настоящие французы не могут об этом даже
думать, но сумеют ли они предупредить катастрофу, которая
идет к ним из-за Рейна?
—	Скажи откровенно, Руди, — спросил Луи, — ты прези¬
раешь французов?
—	Я дрался рядом с батальоном Жореса.
—	Почему же ты так говоришь?
—	Я презираю ваше правительства.
—	А говорят: каждый народ имеет	то правительство,	ка¬
кого заслуживает, — усмехнулся телефонист, — и не будут ли
сами французы достойны презрения, если станут терпеть пра*
вйтельство, которое продает их на каждом шагу?,
—	Кому это? —- спросйл каптенармус.
—	Тем же немцам... Хотел бы я знать, откуда у этих
немцев столько денег? Еще недавно они были голы и босы,
а теперь, глядите, покупают правительства налево и на¬
право.
—	Видно, у них нашелся дядюшка с деньгами, — сказал
Луи. — Но нынче дядюшки даром ничего не дают.
—	Ясно, что не даром... Может статься, Германия — не
единственная фигура в этой темной игре? — Телефонист хит¬
ро подмигнул.
—	А кто же еще, по-твоему? — с недоверием спросил
каптенармус.
—	Американский дядюшка нашелся у фрица.
—	Скажешь тоже!
—	А что же тут невероятного? Народ правильно толкует:
кто боится Испанской республики?.. Те, у кого денежки пла¬
чут, если народ власть возьмет. А чьи там денежки? Знающие
люди говорят: английские да американские... А что этот голо¬
штанник Гитлер без богатых дядюшек? Пшик — и нет его!..—-
И с нескрываемой ненавистью закончил: — Мало что палач,
так еще за чужой счет... А тем-то, американцам, такие и нуж¬
ны!..’ И среди чехов ищут таких же скотов: нельзя ли кого
купить, да подешевле?.. Чтобы чужими руками Чехию в аме¬
риканский карман сунуть...
—	Что бы ни случилось там, наверху, наше дело держать¬
ся, — сказал Цихауэр. — Мы пост номер семнадцать — инже¬
нерное обеспечение склада боеприпасов форта «Ц». Я ста¬
раюсь, чтобы мои мозги работали сейчас в таком масштабе.
—	Это потому, что ты еще слишком немец, — сказал
Ярош. — Небось, не был бы так спокоен, если бы за спиною
759

вместо Праги стоял Берлин. — Поймав на себе укоризненный
взгляд Цихауэра, Ярош смутился. — Не сердись. Это я так,
от ярости. Знаю: ты весь тут. Так же, как Луи, как я, как все
мы, настоящие чехи.
—	Всё: чехи, чехи, чехи!.. — неожиданно раздалось из
черной пасти, которою начиналась потерна. Там уже некото¬
рое время стоял Каске и слушал разговор, происходивший в
каземате. — Как будто мы здесь не для того, чтобы защи¬
щать свое отечество. Ну, что же вы замолчали?.. Чужой я,
что ли?
Ответом Каске было общее молчание.
—	Молчите... — обиженно повторил он. — Словно вошел
не такой же солдат, как вы.
—	С чего ты взял, мы вовсе не замолчали, — сконфуженно
проговорил каптенармус. — Честное слово, Фриц, мы тут ни¬
чего такого не говорили... просто поспорили немножко. Ты все
где-то пропадаешь, мы даже и забыли про тебя.
—	Вот, вот, — стараясь казаться добродушным, что ему,
однако, плохо удавалось, проговорил Каске, — про меня все¬
гда забывают. Каске что-то вроде старого сапога: надели на
ногу и забыли.
—	Ты о себе довольно высокого мнения, — иронически
бросил Цихауэр, который с особенным удовольствием поль¬
зовался теперь тем, что солдатский мундир уравнял его с дес¬
потичным механиком.
Все засмеялись. Каске оглядел их, одного за другим,
исподлобья злыми глазами и остановил взгляд на вошедшем
в каземат священнике.
Отец Август Гаусс осенил солдат быстрым, небрежным
крестом и притронулся пальцами к фуражке военного капел¬
лана.
—	Все спорите, ссоритесь, — сказал он укоризненно и при¬
сел на койку Яроша. — Разве теперь время разбирать, кто не¬
мец, кто чех?
—	Этому всегда время, — хмуро проворчал телефонист.
—	Каске немец и должен им оставаться, — для себя, для
всех нас. В душе и в делах, — наставительно произнес свя¬
щенник. — Разве деды господина Каске не жили в этих горах,
не обрабатывали их, не содействовали их процветанию, не ели
честно заработанный хлеб, забывая о том, что они немцы,
трудясь бок о бок с чехами?
—	Именно, — не сдерживаясь, выкрикнул телефонист, —
бок о бок, всегда с плеткой в руках; всёгда либо в шапке
жандарма, либо с тростью помещика. Мы их хорошо по¬
мним — и наших «королевско-императорских» немцев и мадьяр
великой двуединой империи славных Габсбургов.
769

■— П:о-вашему, чтобы быть честным человеком, нужно
перестать быть немцем? — Август покачал головой. — Слов¬
но немцы не такой же народ, как все другие.
—■ Тут-то и зарыта собака! — горячо воскликнул Да|>
рак. — Вопрос в том, о каких немцах идет речь. Из-за того,
чю некоторые из них возомнили себя особенным народом, все
и пошло кувырком. Вот и приходится теперь выбирать: назы¬
вать ли кого-либо немцем или честным человеком? Разве я не
прав, Руди? Ты сам был немцем...
Цихауэр вскинул голову.
—	Немцем я не только был, но и остался. И всегда оста¬
нусь. Но именно- немцем, а не гитлеровской швалью.
Каске посмотрел на него злобно горящими глазами, но
смолчал.
—	Послушайте-ка, ребята, — вмешался каптенармус, —
бросьте вы ссориться. Политика не для нас с вами.
—	Заткнись ты, Погорак! — крикнул телефонист. — Сейчас
опять заговоришь о Сыровы. Слышали мы его речи: «Идите
по домам и доверьтесь правительству». К чорту правительство,
которое поджимает хвост при одном виде немецких псов!
—	Я тоже умею браниться, ребята,—вдруг повышая голос
и как бы сразу превращаясь из священника в офицера, прого¬
ворил Август. — Не воображайте, что вы одни были солдата¬
ми и никто, кроме вас, не сумеет постоять за себя. К чорту
такие разговорчики! С чего вы взяли, будто немец не может
понять того, что надвигается на Судеты? Именно потому, что
мы с Каске немцы, — мы здесь, в этом форте, и не уйдем из
него даже тогда, когда уйдете все вы. Не одним вам тесно
на этом свете с Гитлером.
—	Пусть сам Бенеш придет сюда и скажет: «Каске, оставь
свой пост», — я не уйду, — сказал Каске.
—	А знаете, ребята, мне это нравится! — воскликнул Дар¬
рак. — Так и должен рассуждать солдат.
—	Да, —раздельно и громко сказал Цихауэр. — Если он...
провокатор.
Каске подскочил к художнику.
—	Что ты сказал?
Цихауэр спокойно выдержал взгляд механика. Он знал, что
Каске дрянь, ни на грош не верил ни его разглагольствовани¬
ям, ни проповедям отца Августа. Больше того, он подозревал
их в способности предать, но раз власти -нашли возможным
включить их в состав гарнизона, не его дело спорить.
Он только сказал:
—	Солдат, даже самый храбрый, должен понять, что один
несвоевременный выстрел на границе может окончиться тра¬
гедией для всей Чехословакии. Вы, Каске...'
761

—	Господин К деке, — сердито потравил механик.
—	Вы, Каске, — упрямо повторил художник, — знаете, что
Гитлеру только и нужен такой провокационный выстрел на
Границе, чтобы вторгнуться сюда всеми садами и захватить
уже не только Судеты, которые так любезно предлагают им
господа чемберлены, а все, что ему захочется.
Повелительным движением Август заставил спорщиков
замолчать.
—	Послушайте, Цихауэр, вы еще цовичок в таких делах,
а я вам скажу: если чехи отдадут без боя эти прекрасные
укрепления на оборонительном рубеже, созданном для них
самою природой, то чешское государство будет беззащитно,
как цыпленок.
—	Правительство знает это не хуже вас.
—	Знает или нет, но у него не будет больше естественной
линии для обороны против наступления гитлеровцев и, поверь¬
те мне, не будет времени, чтобы создать новые форты. Это го¬
ворю вам я, старый солдат, видевший Верден. У чехов один
выход: ни шагу назад, что бы ни толковали политики,
—	Мы дали клятву слушаться офицеров.
—	Бог дал мне власть разрешать клятвы,.? Умереть на этих
фортах — вот задача честного защитника республики. Если
будет бой, мы будем драться. Если бой будет проигран —
,взорвем форт. Вот и все, — решительно закончил Август.
—	Нет, не все, господин патер! — возразил Цихауэр. —
Есть еще одна возможность. :— Он -на мгновение умолк и
с видимым усилием дотворил: — Капитуляция, приказ отойти
без боя.
—	Отойти без боя? — Август рассмеялся. — Сразу видно,
что вы не прошли школу немецкой армии.
—	В Германии мне довелось побывать в школе, от которой
отказались бы и вы.
Август с любопытством посмотрел на Цихауэра, но тот
промолчал. Священник продолжал тоном наставника;
—	Вы — семнадцатый пост, и не мне вас учить тому, что
это значит. — Он положил руку на маленький пульт с рубиль¬
ником, прикрытым запломбированным щитком. После некото¬
рого молчания он, прищурившись, посмотрел сначала на
Яроша, потом па телефониста, — Или вы боитесь? Скажите
мне прямо: отец, мы хотим жить, — ц я помогу вам перенести
это испытание,.. Иу, не стыдитесь, говорите же, перед вами
священник. — Он снова притронулся к маленькому рубиль¬
нику. — Если вам страшно, я останусь тут, — В его голосе
появились теплые нотки: — Понимаю, друзья мои, вы все мо¬
лоды. Я понимаю вас, Хорошо, идите с миром, я останусь тут,
как если бы господь судил испить эту чашу -не вам, а мне, —
762

Он исподтишка наблюдал за впечатлением, какое производят
его слова на солдат. Но ни выражение их лиц, ни взгляды,
которыми они избегали встречаться с глазами Августа, не го¬
ворили о том, что его речи доходят до их сердец. Один толь¬
ко Каске, стараясь попасть в тон священнику, с напускной
отвагой сказал:
—	Нет, отец мой, не ваше это дело — взрьшать форты.
Пусть уходят отсюда все. Каске включит рубильник и взле¬
тит на воздух вместе с фортом. Ни одна пушка, ни один
патрон не достанутся врагу. В этом вы можете быть уве¬
рены.
Август издали осенил его размашистым крестом так, что¬
бы видели все.
Ярош стукнул кулаком по краю койки.
—	Никто из вас не прикоснется к рубильнику без моего
приказа. Здесь ваш начальник я, и делать вы будете только
то, что прикажу я.
—	Но, но, господин' унтер-офицер, — усмехнулся Каске. —
Никто не оспаривает вашего права приказывать, но даже вы
не можете мне приказать быть трусом.
—	Так я тебе скажу, —> крикнул Ярош: — тот, кто протя¬
нет руку к рубильнику без моего приказа, получит пулю!
И в подтверждение своей решимости расстегнул кобуру
пистолета.
—	Тут не о чем спорить, — примиряюще сказал патер Ав¬
густ, — именно так и должен держать себя начальник, кото¬
рый отвечает за исполнение приказа старших начальников. —
Он сделал паузу и состроид загадочную мину. — Весь вопрос
только в том, чтобы там, среди этих старших офицеров, не...
не оказалось предателей.
Ярош вскочил с койки. Его губы вздрагивали от негодо¬
вания.
—	Кто дал вам право так думать? Там, наверху, сидят
чехи.
—	А вы думаете, среди чехов не может быть преда¬
телей?
—^ Когда речь идет о родине..,
—	Люди суть люди, господин Купка. Разве полгода на¬
зад любой чех не счел бы меня сумасшедшим, если бы я ска¬
зал, что не верю в честность французов или англичан?
—	Франции и Англии или французов и англичан? — за¬
пальчиво крикнут Даррак.
—	А это не одно и то же? ■— насмешливо спросил священ¬
ник.
—	Да, мы, побывавшие в Испании, научились отличать
правительство Англии от ее народа, — сказал Даррак.
763

—	Ах, вот как! И вы побывали там? И тоже, может быть,
в качестве «защитника республики»?
—	Иначе я постыдился бы об этом упоминать.
—	Браво, Луи! — воскликнул Цихауэр. — Ты научился
разговаривать по-настоящему.
—	А вы знаете, что это очень сильно смахивает на пропа¬
ганду русских большевиков? — насупившись, сказал патер Ав¬
густ. — Тех самых большевиков, что отступились сейчас от
своих обязательств защищать Чехословацкую республику от
Гитлера.
—	Это ложь! — с возмущением крикнул Цихауэр. — Мы
знаем, что происходит в действительности: Советы заявили о
своей готовности выступить в защиту Чехословакии.
—	Это Годжа и Сыровы не пожелали, чтобы за нас за¬
ступился Советский Союз, — сказал Ярош. — Сами побоялись,
или же не позволил английский дядюшка.
—	И правильно сделали, — попробовал вставить Август. —
Приди сюда русские, вся Чехия стала бы красной.
Но Цихауэр перебил его:
—	Да, министры побоялись заключить трехсторонний до¬
говор и ограничились отдельными Договорами с Францией и
СССР, обусловив советскую помощь выступлением фран¬
цузов.
—	Кто же знал, что наши министры окажутся такими под¬
лецами, — заметил Даррак.
—	Опять за старое! — недовольно .проговорил каптенар¬
мус Погорак. Он достал из-под койки банку консервов и
большую флягу. — Благословите, отец!
Но прежде чем Август успел сделать движение простер¬
тою рукой, в глубине потерны вспыхнул яркий свет ручного
фонаря и послышалось звонкое эхо торопливых шагов. Все
замерли с вилками в руках. В каземат вошел Гарро.
—	Садитесь с нами... — начал было каптенармус, но зап¬
нулся, увидев .взволнованное лицо француза.
—	Чемберлен, Даладье и Муссолини прилетели к Гитлеру
в Мюнхен, — быстро проговорил Гарро. — Они открыли кон¬
ференцию, на которой решают судьбу Чехословакии без уча¬
стия чехословацких представителей.
—	Этого не может быть, — тихо проговорил Даррак. —
Они не посмеют... не посмеют!
Гарро опустился на край его койки.
Молчание нарушил Август:
—	Пансион для нервных барышень! — Он придвинул к се¬
бе консервы, отвинтил крышку фляжки и бережно налил ее
до краев. Прежде чем выпить, насмешливо оглядел осталь¬
ных.
764

Следующим йалил себе Каске. Он заметно волновался, но
старался делать все, как священник. Глядя на них, ткнул вил¬
кой в банку и каптенармус. Когда Ярош потянулся к фляжке,
она была уже наполовину пуста. Он сделал глоток и передал
ее телефонисту.
—	Может быть, вы и правы, — сказал Гарро. — Иначе
действительно тут можно повеситься, пока эти господа за¬
седают в Мюнхене.
Но на его долю во фляжке уже ничего не осталось.
—	Жаль, — сказал он. — У тебя, Ярош, ничего нет?
—	Нет...
Каске полез в свой ранец и, достав две .бутылки коньяку,
с торжествующим видом поднял их над головой.
21
Гарро взглянул на часы.
—	Странно, должны бы уже быть какие-нибудь известия.
Все, словно сговорившись, поглядели на телефон.
Гарро потянул к себе лежавшую на постели Даррака
раскрытую книгу. Пробежав глазами с полстраницы, он ска¬
зал с усмешкой:
—	Если бы старик знал, что ему придется принять участие
в обороне и этих фортов, тоже предаваемых французскими
министрами.
—	В этом и сила Гюго, — сказал Луи:—сказанное им со¬
храняет смысл на долгое время.
Он взял книгу из рук Гарро и прочел вслух:'
—	«...Вы, потомки тевтонских рыцарей, вы будете вести
позорную войну, вы истребите множество людей и идей, в
которых нуждается мир. Вы покажете миру, что немцы пре¬
вратились в вандалов, что вы варвары, истребляющие ци¬
вилизацию». — Луи торжественно простер руку. — «Вас ждет
возмездие, тевтоны. История произнесет свой приговор...»
—	И привести его в исполнение суждено нам! — крикнул
Ярош. Он был возбужден, его глаза блестели.
—	Если бы форт мог передвигаться, подобно танку, он
перешел бы сейчас в атаку, — насмешливо проговорил Ав¬
густ.
—	Неужели еще ничего неизвестно?
Гарро вопросительно посмотрел на телефониста. Тот, на¬
хмурившись, постучал рычагом, подул в трубку, осмотрел ап¬
парат, проводку, недоуменно пожал плечами и несколько раз
крикнул:
—	Алло!.. Алло!..
Центральный пост не отзывался.
765

Гарро провел ладонью по вспотевшему лбу.
—	Это не может быть...
Август злорадно ухмыльнулся:
—	Все, все может быть там, где люди не знают своего
долга.
—	Отец мой, вы прекрасно сделаете, если пройдете в
другое помещение, — резко сказал Гарро.
Ему только сейчас пришло в голову, что не следует остав¬
лять в каземате ни этого попа, о котором давно ходят слухи,
не располагающие в его пользу, ни подозрительного Каске,
чьи пронацистские симпатии были известны всему заводу.
Гарро отрывисто бросил:
—	Рядовой Каске! — В голосе его звучали нотки, заста¬
вившие механика вскочить и вытянуть руки по швам. —
Вы пойдете со мной. — И пока Каске брал винтовку и наде¬
вал шлем, Гарро пояснил Ярошу: — Мы дойдем до централь¬
ного поста, узнаем, в чем там дело. Оттуда я позвоню сюда.
Август молча поднялся и последовал за ними. Скоро их
шаги смолкли в черном провале бетонного тоннеля, и в ка¬
земате снова не стало слышно ничего, кроме звонкого паде¬
ния капель. Четверо солдат, как зачарованные, глядели на
молчащий телефон; пятый — каптенармус, — отяжелев от
коньяка и еды, клевал носом, сидя на койке, потом приткнулся
к изголовью и заснул.
Ярошу казалось, что там, на земле, поверх многометровой
толщи брони, изрытой норами казематов и ходами потерн,
уже произошло что-то, что решило их судьбу, судьбу страны,
народа, может быть, всей Европы. Ему ни на минуту не прихо¬
дило в голову, что молчание телефона могло быть простой слу¬
чайностью. Маленький аппарат представлялся ему злобным
обманщиком, злорадно скрывавшим от них, заточенных
тут, важную, может быть, роковую тайну мирового! значе¬
ния...
Цихауэр то и дело подносил к уху карманные часы, слов¬
но движение секундной стрелки было недостаточным доказа¬
тельством того, что они идут.
Прошло с четверть часа. Гарро давно должен был до¬
стичь центрального поста. Луи переводил взгляд с телефона
на часы Цихауэра й обратно.
Телефонист несколько раз в нетерпении снимал трубку и
дул в нее.
Ярош настороженно следил за действиями телефониста.
Когда тот в отчаянии бросил немую трубку на рычаг, Ярош
спросил Цихауэра:
—	Ты думаешь, что уже началось?
Цихауэр сердито повел плечами.
766

—	Если война начинается с того, что в фортах перестает
работать связь, то...
—	Ну?.. Что ты хочешь сказать? — нетерпеливо спраши¬
вал его Луи.
—	... поздравить нас не с чем.
—	А как ты думаешь, Руди, — спросил телефонист, — они
действительно такие негодяи или просто дураки?
—	Ты о ком?
—	Мюнхенские продавцы.
—	Мне кажется, что Чемберлен старый подлец. У него
простой расчет: заткнуть Гитлеру глотку за счет Франции,
—	А французы? Дураки'или предатели?
—	А французы?.. Одни из тех, кто согласился на Мюн¬
хен, — дураки, другие чистой воды предатели, — не задумы¬
ваясь, сказал Цихауэр.
—	Господи боже мой! — в отчаянии воскликнул телефо¬
нист. — И всегда-то одно и то же:	чем	больше у людей де¬
нег, тем меньше у них совести. Словно золото, как ржавчина,
ест человеческую душу.
—	Пожалуй, ты не так уж далек от истины, дорогой фи¬
лософ, — сказал Ярош.
—	Да, жизнь частенько .оказывается неплохим учителем.
Какая книга может так открыть глаза на правду, как
жизнь? — спросил Цихауэр.
—	Тому, кто хочет видеть,
—	Таким, как мы, незачем ходить по земле с завязанны¬
ми глазами, — сказал телефонист.
—	А именно этого-то и хотели бы те — «хозяева» жизни,—
оказал Цихауэр.
—	Это верно, = согласился телефонист—Если бы мы мо¬
гли на них работать без глаз, они ослепляли бы нас при са¬
мом рождении.
—	Договорились — неприязненно бросил проснувшийся
каптенармус. — Тебя послушать, выходит, что еле ели у чело*
века завелось несколько тысченок, так он уже вроде зверя,
—	А разве не так? Разве все эти типы, там, наверху, не
хуже зверей?! Разве они знают, что такое честь, патриотизм,
честность?! — гневно воскликнул Ярош. — Разве для них оте¬
чество не там, где деньги? Не готовы ли они продать Чехо¬
словакию любому, кто обеспечит им барыш? — Ярош кивком
указал на телефониста:—Он верно сказал: всюду одно и то
же. Все толстобрюхие заодно с этой шайкой — в Англии, в
Германии, у нас. Всюду фабрикант .— фабрикант, всюду по¬
мещик — помещик. Кровь для них — деньги. Честь — барыш.
Наши чешские ничем не хуже остальных.
—	И что самое обидное, — проговорил сквозь зубы телефо¬
767

нист,—каких-нибудь двадцать жуликов вертят двадцатью
миллионами таких олухов, как я. Взяв пример с русских, и
мы ведь можем, наконец, стукнуть кулаком по столу: а ну-ка,
господа хорошие, не пора ли и вам туда же, куда послали
своих кровососов русские?!. Ей-ей, и мы ведь можем, а?
—	Это зависит от нас самих, — заметил Даррак.
—	Луи, ты становишься человеком! — с улыбкой повто¬
рил Цихауэр.
Француз подбежал к рубильнику.
—	Пора сорвать пломбу, Ярош! — быстро и взволнованно
проговорил он. — Я чувствую, что случилось что-то нехоро¬
шее: телефон молчит, и Гарро не звонит, и Каске не возвра¬
щается... Что, если наверху уже немцы?
—	Не говори глупостей. — Заметив, что Даррак тянется
к пломбе, Ярош вскочил и оттолкнул его руку.
—	Что-нибудь случилось с Гарро, — встревоженно прого¬
ворил Луи. — Позволь мне, капрал, сходить на пост.
Ярош одно мгновение в нерешительности смотрел на него,
потом перевел взгляд на Цихауэра.
—	Пойдешь ты! — И, подумав, прибавил: — С телефони¬
стом, все равно он тут не нужен.
Цихауэр вытянулся, щелкнул каблуками и, выслушав при¬
казание Купки, тихонько сказал:
—	Проводи меня немного.
Они отошли так, чтобы их не могли слышать оставшиеся
в каземате.
—	Дай мне слово, Ярош, что ты не позволишь тут наде¬
лать глупостей.
—	Иди, иди, Руди... тут все будет в порядке.
Ярош помахал рукою удалявшимся Цихауэру и телефони¬
сту и пошел обратно к каземату. Навстречу ему бежал кап¬
тенармус.
—	Господин капрал, господин капрал!—Усач задыхался
от волнения. — Они там... рубильник...
Вбежав в каземат, Ярош увидел Луи, склонившегося над
пультом. Крышка была уже поднята. Были открыты и рубиль¬
ник и аварийная подрывная машинка, которую следовало при¬
вести в действие в случае нарушения главной сети. Лицо
Даррака отражало крайнюю степень нервного напряжения,
на лбу его выступили крупные капли пота.
—	Назад!.. Луи!.. — крикнул Ярош с порога, но, увидев
Луи, понял, что за несколько минут его отсутствия тут произо¬
шло нечто чрезвычайное: глаза Луи, стоявшего с телефонной
трубкой, казались безумными. Он пробормотал:
—	Они приняли условия капитуляции!
—	Соединись с комендантом.
768

—	Он уже оставил форт. Лишним людям приказано выхо¬
дить наверх. — С этими словами Луи отбросил трубку и поло¬
жил руку на рубильник.
—	Послушай, Луи, не будь девчонкой, — просительно
произнес Ярош. — Ты же не Каске, ты понимаешь, чем это
грозит.
Нет, француз уже ничего не понимал. Он едва слышно
пробормотал:
—	Сдать им форты? Разве ты не помнишь, как нас на¬
дули после Испании. Ты веришь им еще хоть на полслова?
—	Довольно! — крикнул Ярош и резким движением пе¬
редвинул на живот кобуру. — Рядовой Даррак, три шага
назад!
Луи бессмысленно засмеялся.
Ярош медленно потянул пистолет из кобуры.
Его взгляд был прикован к расширенным глазам Луи, —
глазам, которые он так хорошо запомнил с того дня, когда
впервые увидел француза склонившимся над ним, там, в
Испании, когда этот француз вместе с американцем Стилом
вытащил его; из воронки. В тот день он понял, что готов
сделать все для этого молодого скрипача с большими гла¬
зами мечтательного ребенка... И вот...
Ярош вынул пистолет.
За спиной Яроша послышались поспешные шаги и голос
запыхавшегося Каске:
—	Комендант приказал:	всем	отсюда... один остается,
чтобы взорвать форт.
Ярош боялся оторвать взгляд от руки Даррака, лежавшей
на рубильнике. Не оборачиваясь, спросил немца:
--Где Цихауэр?
—	Почем я знаю...
Ярош не обернулся, хотя эти три слова значили для не¬
го гораздо больше, чем подозревал Каске: это значило, что
Каске не был в центральном посту, что он передавал чей
угодно приказ, только не приказ коменданта. Если бы он
шел оттуда, то не мог бы разминуться с Цихауэром. Значит,
нужно дождаться возвращения Руди... Но куда же девался
Гарро?
Сбитый с толку, Каске несколько неуверенно произнес:
—	Комендант при мне передал сюда приказ по телефо¬
ну.— И крикнул Дарраку из-за спины Яроша: — Слышишь?
Исполняй же приказ: включай пятиминутный механизм — и
все. мы успеем отсюда выбраться... Ну?!
Ярош видел, как дрогнули пальцы француза, и поднял пи¬
столет.
Но прежде чем Ярош решился спустить курок, его цепко
49 Поджигатели
769

охватили длинные руки К^скё. Только когда раздался крик
немца, приказывавшего Дарраку включить рубильник, Ярош
до конца понял, что целью Каске была катастрофа во что бы
то ни стало. Он понял и провокационное значение этой ката¬
строфы, и смысл сегодняшнего появления патера Августа, и
коньяк Каске — все.
Ярош сделал усилие освободиться из объятий Каске и вме¬
сте с немцем упал на пол. Пока они боролись, в поле зрения
Яроша несколько раз попадала лампочка под потолком казема¬
та. Он видел, что свет ее делается все более тусклым, как ес¬
ли бы напряжение в сети падало по мере уменьшения числа
оборотов динамо. Охваченный страхом, что в темноте, которая
должна вот-вот наступить, Луи включит рубильник, он крик¬
нул:
—	Луи... помоги мне!..
Он поймал испуганный взгляд Луи, видел, как тот ото¬
рвал руку от пульта, сделал шаг в их сторону, но тут насту¬
пила полная темнота, — в тот самый момент, когда Ярошу
удалось рукоятью пистолета -н’анести Каске удар по руке, за¬
ставивший того разжать объятия.
—	Луи1
Француз молчал. Потерявший в темноте ориентировку,
Ярош не представлял теперь, с какой стороны находится
пульт.
—	Луи!:—повторил Ярош.
—	Не подходи, не смей приближаться!.. Я буду стрелять.
Вот как?! Невидимому, бедняга окончательно утратил
контроль над собою.
—	Луи!
—	Пойми же: иначе нельзя. Немцы не должны захватить
все это. Я не могу иначе, не могу...
Очевидно, говоря это, француз продолжал на ощупь оты¬
скивать пульт, так как Ярош слышал шум падающих вещей.
—	Эй, Луи, ты обязан мне повиноваться!
—	Это не должно достаться немцам!.. — твердил Даррак.
—	Приказываю тебе не шевелиться!
—	Нас предали дважды и предадут еще раз, если мы
будем им повиноваться. Собственная совесть — вот кого я
обязан слушать. Никого больше.
.— Ты не имеешь права, решать за наш народ...
—	Ваш народ? — Француз истерически расхохотался. —
Ваш народ должен перевешать министров, которые капитули¬
руют, и защищать свою страну!.. Народ? Я тут потому, что
верил в него, но больше н’е верю. Никому не верю. Не мешай
мне, если не хочешь, чтобы я убил тебя.„
770

И в доказательство того, что он намерен осуществить
угрозу, Даррак передернул затвор винтовки.
Ярош вскинул пистолет и выстрелил в кромешную черноту
каземата. И тотчас же с непостижимым для такого солдата,
как Луи, проворством в лицо Ярошу сверкнула вспышка вин¬
товочного выстрела.
Слившийся воедино грохот двух выстрелов потряс низкий
свод каземата и оглушил Яроша. Но, словно боясь, что реши¬
мость оставит его, он один за другим разрядил патроны туда,
где за секунду до того видел вспышку выстрела. Ярош думал
теперь лишь о том единственном, о чем Обязан был думать:
взрыв форта должен быть предотвращен.
Й о,н стрелял, стрелял до последнего- патрона.
Обойма была пуста.
Ярош понял, что не сможет сменить обойму. Его ру¬
ка, сжимавшая пистолет, дрожала мелкой неудержимой
дрожью.
Тихо, словно боясь нарушить наступившую тишину, он
прошептал в черное пространство!:
—	Луи!..
Он не мог себе представить, что одна из его восьми пуль
сделала свое дело, хотя за минуту до того только этого и
желал.
—	Луи!.. — в отчаянии крикнул он* уже понимая, что друг
не мо ж е т ему ответить.
Прежде чем он сообразил, что должен теперь делать,
в потерне послышался топот бегущего человека. В каземат
вбежал, светя перед собою ручным фонарем, Цихауэр.
—	Сюда! — крикнул Ярош.—Посвети скорее сюда!
Он растерянно осматривал распростертое на полу тело
француза.
—	Пусти, —^ сказал Цихауэр, опускаясь на колено и нащу¬
пывая пульс Луи.
Он хотел было спросить Яроша о том, что тут слу¬
чилось, но, увидев его глаза, молча снял со стены и разверз
нул носилки.
Они положили на них Луи и, обойдя распростертого у вхо¬
да в потерну Каске, углубились в тоннель. Немец был мертв.
Одна из пуль Луи, видимо, попала в него.
Шаги их гулко отдавались под бетонными сводами. Они
шли длинными подземными переходами, через залы казарм,
мимо казематов со сложными механизмами управления, мимо
складов с запасным оружием, где на стеллажах поблескива¬
ли желтою смазкою длинные тела орудий и ребристые стволы
пулеметов.
Вдруг вспомнив, Ярош спросил:
49*
771

—	А куда девался Гарро?
—	Мы нашли его без сознания в потерне.
—	Каске!
Цихауэр сделал такое движение, словно хотел пожать
плечами, но ему помешала тяжесть носилок.
Свет фонарика Цихауэра дробился на стальных решетках,
то и дело перегораживавших путь.
Вокруг не было ни души. Все было мертво и молчаливо.
Маленькие электровозы застыли на рельсах с прицепленны¬
ми к ним вагонетками, полными снарядов. Ящики консервов
и заиндевевшие мясные туши виднелись сквозь растворенные
двери холодильника; шанцевый инструмент чередовался в
нишах с запасными винтовками и ручными пулеметами, с яр¬
кою медью, пожарных принадлежностей. Все было готово к
бою, к упорному, длительному сопротивлению.
Но вот, наконец, впереди показалась полоска слабого
света. Это был серый сумрак леса, затянутого пеленою мел¬
кого осеннего дождя. Сквозь него пробивался рассвет рож¬
дающегося дня, — первого дня октября 1938 года.
22
Флеминг прислушивался к ровному голосу Нельсона и не¬
торопливо помешивал ложечкой в чашке. Это была десятая
чашка кофе, которую он выпивал за этот вечер.
Он прихлебывал кофе и старался не смотреть на сидевших
в уголке чехов — посла в Берлин’е Мастного и референта
Масаржика, вызванных для того, чтобы доставить чехосло¬
вацкому правительству решения мюнхенского сборища. Он ви¬
дел, как этих двух людей везли с аэродрома под охраною ге¬
стаповцев, словно они были не представителями свободной и
независимой страны, а уголовными преступниками. Он слушал
теперь, как Нельсон с видом снисходительного превосходства
объяснял им точку зрения англо-французских делегатов, ску-
чающе-нудным голосом повторяя на разные лады одно и то же:
—	Этот план и карта с обозначением зон эвакуации явля¬
ются окончательными. Никакие отступления от них не могут
быть допущены.
—	Позвольте, — в десятый раз восклицал Мастный, —
план неприемлем ни с какой точки зрения. Он должен быть
пересмотрен. Отторжение некоторых районов нарушает жиз¬
ненные интересы нашей страны, оно парализует транспорт,
обессиливает индустрию, делает невозможной оборону
границ.
Нельсон демонстративно в десятый раз взглядывал на ча¬
сы и, не уставая повторять одно и то же, начинал:
772

—	План принят британской делегацией. Если вы его не
примете, то будете улаживать ваши дела с Германией в пол¬
ном одиночестве.
—	Быть может, оно и не будет таким полным, как вы по¬
лагаете, — выходя из себя, сказал Масаржик.
—	Я бы предпочел не слышать этого намека, — высоко¬
мерно ответил Нельсон, — чтобы не давать ответа, который
вам, может быть, еще и неизвестен, но уже совершенно сло¬
жился у правительства его величества.
—	Мы будем апеллировать к Франции! — воскликнули че¬
хи в один голос.
Нельсон кисло улыбнулся:
—	Быть может, французы и будут выражаться более изы¬
сканно, но, могу вас уверит, что они так же приняли план,
как мы.
Чехи растерянно переглянулись, но не успели больше ни¬
чего сказать, так как Нельсона вызвали из комнаты.
Флеминг видел, что чехи сидят в состоянии полной пода¬
вленности. Мастный то свертывал полученную от Нельсона
карту, то скова расправлял ее. Оба непрерывно курили.
Не меньше получаса прошло в совершенном молчании.
Флеминг налил себе новую чашку кофе. Он поймал при
этом жадный взгляд, брошенный на кофейник Масаржиком,
и вспомнил: за двенадцать часов, проведенных чехами в этой
комнате, он не заметил, чтобы кто-нибудь предложил им
поесть.
Он выжал в кофе половинку лимона и налил виски, так как
чувствовал приближение приступа лихорадки. Вот уже полча¬
са, как ему приходилось стискивать зубы, чтобы не дать
им стучать от начинавшегося озноба. Но он не мог позво¬
лить болезни свалить его, прежде чем он увидит фин'ал
трагедии.
В дверь просунулась голова одного из секретарей Чембер¬
лена:
—	Мистер Флеминг, проводите чешских делегатов в зал
конференции.
До слуха Флеминга эти слова дошли сквозь уже запол¬
нявший голову горячий звон, но он отчетливо" слышал, как
кто-то из чехов с горькой иронией сказал:
—	Нас еще называют делегатами...
Когда они втроем вошли в зал конференции, ни Гитлера,
ни Муссолини там уже не было. Даладье сидел вполоборота
к вошедшим и ни на кого из них не посмотрел. Чемберлен
же, то и дело прерывая речь широкими зевками, сообщил де¬
легатам, что дальнейшее существование Чехословацкой рес¬
публики в границах 1918 года противоречило бы решению
773

конференции глав правительств Великобритании, Франции,
Германии и Италии.
Мастный стоял смертельно бледный, с опущенной головой,
как если бы ему читали его собственный смертный приговор.
Масаржик же со вспыхнувшим лицом порывисто обернулся
к продолжавшему сидеть спиною к чехам французскому
премьеру:
—	Вы ждете декларацию нашего правительства?
Но Даладье и тут не обернулся к чехам и сделал знак сто¬
явшему возле него советнику Леже.
Леже сделал шаг вперед и с аффектацией произнес:
—	Главы четырех правительств, заседавших тут, — Герма¬
нии, Италии, Великобритании и Франции... — при этом Леже
отвесил по глубокому поклону пустым креслам, в которых
раньше сидели Гитлер и Муссолини, бесцеремонно^ покинувшие
конференцию, как только стало ясно, что ни Англия, ни Фран¬
ция не помешают фашизму по-своему разделаться с Чехосло¬
вакией. Поклонившись во вторую очередь дремлющему Чем¬
берлену и широкой спине Даладье, Леже продолжал: — Высо¬
кие главы этих правительств не имеют времени ждать от вас
какого бы то ни было ответа. Да он и не нужен1. В пять часов
утра, — он перевел взгляд н’а большие стенные часы и указал
на них, — через два с поло-виною часа чехословацкий делегат
должен быть на заседании международной комиссии в Берли¬
не. Предупреждаем:	она	тоже не будет ждать его приезда,
чтобы приступить к определению последовательности, в какой
немецкие войска будут занимать территорию, отданную Герма¬
нии. Вступление немецких вооруженных сил начнется в шесть
часов утра, ни мин’утою позже.
Он сделал поклон и отошел за кресло Даладье.
—	И это нам говорят французы! — едва сдерживая рыда¬
ния, воскликнул Масаржик. — Чехи никогда этого не забу¬
дут... Вы поймете, что наделали, но будет поздно.
Он закрыл лицо руками и -побежал g выходу. Мастный шел
следом, со взглядом, устремленным в пол.
Совершенно машинально, так, словно и его звали сюда для
того, чтобы выслушать приговор, Флеминг повернулся и вы¬
шел вместе с чехами.
23
В лесу царила тишина. Изредка слышался стук прикладов,
звяканье штыка о штык да чваканье многочисленных ног в
грязи.
Солдаты неохотно строились в полутьме пронизанного мел¬
774

ким дождем леса. Их лица были сумрачны. Шеренги вырав¬
нивались медленно.
Из-за бронированной двери командного пункта показался
полковник. За одну ночь широкое лицо его стало усталым и
серым’, как будто он тяжело заболел. Следом за ним, выбирая
места посуше, шагали два английских'офицера. Один из них,
худой и высокий, с аккуратно подстриженными светлыми уса¬
ми, -на каждом шагу ударял себя стеком по ярко Начищенному
желтому голенищу. Другой держал подмышкой крепкую по¬
ходную трость. Рядом с хмурым и бледным полковником они
казались особенно розовыми и довольными собою. Они были
такие же добротно-крепкие, как их защитные пальто, как са¬
поги с необыкновенно толстыми подошвами, как плотные пер¬
чатки, как каждая пуговица, которая, казалось, тоже была до¬
вольна собой и своими хозяевами.
Полковник подошел к выстроившемуся гарнизону форта.
Англичане остановились поодаль и с нескрываемым любопыт¬
ством рассматривали солдат. Один из них вынул пачку сига¬
рет, оба закурили и -громко, не стесняясь, перебрасывались за¬
мечаниями.
Никто, кроме полковника, не понимал их языка, но все от¬
четливо сознавали, что замечания англичан относятся имен¬
но к ним, незадачливым защитникам великолепного форта, ко¬
торый сдавался немцам, не сделав ни одного выстрела. Всем
казалось, что англичане посмеиваются над чехами, безропот¬
но выполняющими решение конференции, на которой такой
же довольный собою и уверенный в своей правоте и непри¬
косновенности англичанин с легким сердцем продал Гитлеру
независимость маленькой республики в обмен на что-то, о чем
никто из солдат еще не знал, но что безусловно существо¬
вало, не могло не существовать и что было, повидимому, ан¬
гличанам нужнее, нежели независимая Чехословакия. Мо¬
жет быть, это было спокойствие, которое в обмен на Чехосло¬
вакию обещал англичанам Гитлер, может быть, что-нибудь
другое. Солдаты не знали.
Полковник остановился перед строем и, словно через силу
подняв взгляд, медленно обвел им своих солдат.
—	Солдаты!.. Чехи!.. — Каждое слово стоило ему труда.
Голос его звучал негромко, но, казалось, в лесу притихли даже
птицы, чтобы дать возможность всем услышать каждое слово.
Солдаты подняли лица и ждали, что он скажет. В эту ми¬
нуту их держала в строю не дисциплина, а неосознанное, но
крепкое чувство солидарности с офицером, грудь которого
была расцвечена длинною колодкой орденских ленточек. Они
верили тому, что приказ о сдаче форта, о котором они уже зна¬
ли, для него так же нестерпим, как для них; они верили и то¬
775

му, что его более богатый жизненный опыт подскажет сейчас
те настоящие слова, которые они хотели услышать, чтобы по¬
нять страшный смысл происходящего и убедиться в неизбеж¬
ности и правильности его. Но вместо того чтобы услышать эти
единственно правильные слова, которые должны были сохра¬
нить в солдатах веру в правительство, в генералов, в самих се¬
бя, они увидели, как, закусив седую щетку усо-в, полковник ста¬
рался сдержать дрожь губ. Он так ничего и не сказал, отвер¬
нулся и махнул рукой майору. Солдатам казалось, что спина
и поникшие плечи полковника вздрагивают.
Стоявший на правом фланге гарнизона майор сделал было
шаг вперед и раскрыл уже рот, чтобы отдать команду, но сол¬
даты не захотели его слушать. Они не хотели его слушать се¬
годня именно потому, что у него была немецкая фамилия, по¬
тому, что они знали: в частной жизни он говорит по-немецки.
Гул солдатских голосов покрыл его слова.
—	Нельзя бросать форт! — кричали солдаты.
—	Или драться, или взорвать!
—	Мы не хотим вооружать немцев своими пушками!
Полковник резко повернулся. Все видели, что глаза его
красны, но голос его звучал теперь твердо.
—	Наше правительство приняло условия четырех держав..,
—	Позор Чемберлену!
—	К чорту Даладье!
Полковник повысил голос:
—	Будьте же благоразумны, чехи!
—	Позор!.. Позор!..
—	Мы должны сдать сооружения неповрежденными! —
крикнул полковник, но ему ответил дружный крик:
—	Защищаться или взорвать!
Хотя англичане не понимали чешских слов, но смысл их
стал им, повидимому, ясен. Они перестали прогуливаться
вдоль опушки. Длинный сердито отбросил сигарету и крепко
ударил себя стеком по голенищу.
—	Скажите этим ослам, — крикнул он полковнику: —
если они позволят себе не подчиняться условиям передачи,
Англия оставит их на произвол судьбы!
Но полковник даже не обернулся в его сторону и только
поднял руку, требуя у солдат молчания.
—	Нарушение условий, принятых правительством, будет
на пользу немцам, — сказал он. — Они только и ждут, к чему
бы придраться, чтобы подвергнуть нашу несчастную родину
еще большим несчастьям и позору. Будьте же благоразумны...
Солдаты, братья, дети, заклинаю вас священным именем ро¬
дины: исполняйте приказы офицеров!
В конце шеренги, на ее левом фланге, врач закончил пере¬
776

вязывать Луи Даррака. Раненый лежал на здоровом правом
б*аку и своими большими, всегда удивленными глазами смот¬
рел на выстроившихся солдат. Некоторых из них он знал до
службы. Это были рабочие Вацлавских заводов. Но Луи ни¬
когда не видел у них таких сосредоточенных лиц. Словно все
они смотрели в эту минуту куда-то внутрь себя, боялись про¬
пустить что-то очень, очень важное, что совершалось в их
душах. И странно, взгляды солдат были опущены к зем¬
ле. Луи тоже посмотрел на нее и не увидел ничего особенного:
это была обыкновенная лесная почва, влажная, покрытая слоем
темнеющих листьев. Странно! Он еще раз обвел взглядом ли¬
ца солдат, и на этот раз от него не ускользнуло, что по неко¬
торым из них катились слезы. Тогда он понял, почему плачут
солдаты: это была их родная земля, и с нею они расставались
без боя.
Луи жадно втянул воздух и ощутил запах намокшего чер¬
нозема, гниющих листьев и набухшего от дождя валежника.
И он понял, что именно этой земли, так же как чехи, не
увидит и он до тех пор, пока не отвоюет ее обратно у гитле¬
ровцев. Может быть, драться за нее нужно будет вовсе не
здесь, но драться придется, и он будет драться. Может быть,
на этот раз снова в Испании, или во Франции, или, может
статься, в далекой России... Кто знает?
Он выпростал из-под одеяла здоровую руку и дотронулся
ею до земли. Земля была прохладная и мягкая. Луи показа¬
лось, что все его горящее в лихорадке тело прильнуло к ней.
Стало так хорошо, что он закрыл глаза. Его пальцы впились
в землю, и он поднял влажный комок. Стыдясь того, что кто-
нибудь может заметить, он поспешно втянул руку с землею
под одеяло.
Санитары подняли его носилки и понесли к автомобилю.
Ярош шел рядом. Он ждал, что Луи спросит его о чем-нибудь,
но тот отводил взгляд и молчал. Тогда Ярош сказал сам:
—	Ты должен меня простить. Я не мог поступить иначе.
—	Да, если бы я был на твоем месте, я непременно сде¬
лал бы то же самое, но... гораздо раньше.
Санитары вкатили его носилки в автомобиль, где уже ле¬
жал раненный чем-то тупым в голову Гарро.
Солдаты рассаживались по грузовикам. Полковник про¬
шел вдоль колонны, прощаясь с солдатами. Он оставался,
чтобы передать форт -немцам с рук на руки, в присутствии
британских и французских наблюдателей. Но в то время, ког¬
да майор, который должен был вести колонну, уже уселся в
свой автомобиль, из-за леска вылетело несколько мотоцик¬
листов. За мотоциклистами показался броневик. Он стал по¬
перек дороги, по которой должны были уехать чешские грузо-
777

вики. Из него не спеша вылез немецкий офицер. Он небреж¬
но козырнул полковнику.
—	Что это за транспорт?
—	Гарнизон моего форта, — через силу сохраняя спокой¬
ствие, ответил полковник.
Англичане приблизились и издали приветствовали выгля¬
нувшего из-за стальной дверки броневика французского офи¬
цера. При виде англичан он смело выскочил и тоже подошел
к разговаривающим.
Немец отчеканил:
—	Оборонительные сооружения сдаются в неповрежден¬
ном виде со всем вооружением и инвентарем.
Полковник молчаливым движением пригласил его убедить¬
ся в целости форта, но немец сделал протестующий жест.
—	А эти автомобили?
И показал на грузовики с солдатами.
—	Пешим порядком мои люди не успеют покинуть зону к
обусловленному сроку, — ответил полковник.
—	Меня это не касается. Автомобили — имущество фор¬
та. — Немец вынул опись и ткнул в нее пальцем.
Англичане и француз заглянули в нее и согласно закивали.
Они пошептались, и длинный, в желтых сапогах, сказал
полковнику:
—	В случае расхищения имущества мы не сможем поме¬
шать применению оружия со стороны германской армии.
Но полковник, не дослушав, показал ему спину.
—	Оставить машины! — багровея, приказал он, но, видя,
как насупились солдаты, негромко прибавил: — Ребята..* во
имя Чехии.
Солдаты неохотно вылезали.
Немец указал на санитарку, где лежали Даррак и Гарро.
—	Это тоже останется здесь.
—	У нас есть больные.
—	Машина входит в опись и остается здесь, — строго
повторил немец.
Англичане снова согласно кивнули. Француз хотел что-то
сказать, но полковник показал спину и ему, как только что
англичанам.
Молодой шофер санитарной машины, выскочив из кабицкм,
ткнул штыком в баллон. С шипением вырвался воздух. Не¬
мецкий офицер поднял руку и отдал команду, мотоциклисты
вскинули автоматы.
—	Взять его! — крикнул немец, указывая на шофера, но
солдаты-чехи уже сбрасывали винтовки, защелкали за¬
творы.
778

Англичане опасливо отошли в сторону, француз поспешно
скрылся в броневике.
Полковник понял, что именно здесь, на его участке, про¬
изойдет сейчас то, чего так жаждут немцы, — столкновение.
Он бросился в промежуток, разделявший чехов от немцев, и,
раскинув руки, обернулся к своим солдатам:
—	Ни шагу! — Он вынул пистолет. — Помните приказ
отечества: ни одна капля крови не должна быть пролита се¬
годня.
Часть чехов в нерешительности остановилась, другие про¬
должали наступать.
—	Жизнью своею заклинаю: ни шагу! — крикнул полков¬
ник и поднял пистолет.
—	Довольно предательств! — крикнул кто-то из рядов
чехов.
—	Долой предателей! — повторил молодой солдат и бро¬
сился вперед со штыком! наперевес.
Его возглас подхватили многие. Их голоса почти заглу¬
шили слабый хлопок пистолетного выстрела, но все увидели,
как голова полковника резко мотнулась в сторону и с нее сле¬
тела фуражка. Несколько мгновений он, словно в раздумье,
стоял, все еще держа предостерегающе вытянутую левую ру¬
ку, потом рухнул вперед, лицом в пахучие мокрые листья,
мягким покровом) устилавшие землю.
Англичане переглянулись. Длинный пожал плечами, до¬
стал блокнот и, посмотрев на часы, стал писать.
Немец захлопнул дверцу броневика. Ее резкий металли¬
ческий стук показался особенно громким на притихшей поля¬
не. Чехи в оцепенении глядели на тело полковника. Его рас¬
кинутые руки продолжали преграждать путь к немецким! ма¬
шинам.
Прошло несколько минут. Солдаты положили тело полков¬
ника- на носилки и поставили их позади вынутых из санитарки
носилок Даррака и Гарро.
Немец выглянул из броневика и крикнул, держа над го¬
ловою часы:
—	У вас ровно столько времени, сколько нужно, чтобы
бегом достичь границы зо-ны эвакуации.
Чехи построились. Майор занял место впереди. Его негром¬
кая команда глухо прозвучала среди деревьев. Колонна дви¬
нулась. В голове несли трое носилок. Было отчетливо слышно
чваканье многочисленных ног на мокрой земле.
Англичанин спросил немецкого офицера:
—	Кажется, все в порядке?
Немец щелкнул каблуками и, приставив' два пальца к
козырьку, снисходительно ответил:
779

;— Jawohl!
Англичане молча уселись в автомобиль и выехали на
шоссе.
Поравнявшись с идущим во главе гарнизона майоро-м,
длинный англичанин затормозил и предложил ему сесть.
Майор отвернулся и ничего не ответил. Англичанин пожал
плечами и нажал акселератор. Брызги грязи плеснули из-под
шин и обдали прикрытые одеялами носилки. Закусив губу,
Ярош отер грязь с лица Луи.
Деревья по сторонам дороги стояли молчаливые, серые,
печально кивая ветвями вслед уходящим чешским сол¬
датам.
Там*, где проходила колонна, лес сбрасывал с себя остат¬
ки праздничного убранства осени и деревья оставались
стоять большие и суровые, с поникшими, словно в трауре,
черными ветвями.
24
Ян Бойс проделал перед зеркалом все двенадцать гимна¬
стических упражнений, накинул на шею полотенце и, прежде
чем итти мыться, остановился перед висевшим на стене распи¬
санием. Он помнил каждую фамилию в каждой из шести
клеток, соответствующих рабочим дням недели; помнил часы
и минуты, стоявшие против каждой из тридцати фамилий.
Изменения в расписании происходили редко, — только тогда,
когда Трейчке давал Бойсу какой-нибудь новый адрес. Тогда
Бойс шел к новому клиенту, и шофер или дворник какого-
нибудь генерала или советника снабжали его папиросными ко¬
робочками для Трейчке.
Итак, Бойс мог бы, и не глядя в расписание, сказать, что
сегодня ему предстоит натирать полы у Шверера. и в доме
Александера в Нойбабельсберге, и у самого Трейчке. Бойс
знал: генерал Шверер и все его сыновья в Чехии, дома одна
старая фрау Шверер, целыми днями сидевшая со своим вя¬
заньем в гостиной* Тем не менее сегодня вторник, в распи¬
сании стоит* «его превосх. ф. Шверер» — значит, полы долж¬
ны быть натерты. Впрочем-, Бойс все равно пошел бы к гене¬
ралу: ему необходимо повидать мойщика автомобилей Руп-
рехта Вирта. Рупп должен дать ему новую коробочку для
Трейчке. Сигаретная коробка Руппа должна попасть к Трейч¬
ке со скоростью самого спешного письма. Таковы были сегод¬
ня неотложные дела.
Сотни коробочек перенес Бойс за годы работы связным
подпольной партийной организации. Ради этого он и таскает*
ся по опостылевшим ему квартирам! генералов и «советников».
780

Каждый божий день он рискует быть схв-аченным. Изо дня в
день, из месяца в месяц скучная и такая незначительная на
вид, но тяжелая работа полотера; замечания клиентов, унизи¬
тельные чаевые. И н.и Трейчке, ни кто бы то ни было из това¬
рищей никогда ии полусловом не обмолвился о значении коро¬
бочек, которые Бойс переносил с места на место и каждая из
которых мюгла стоить ему головы. Он не ждал ни награды, ни
благодарности. Лучшей -наградой ему было сознание исполнен¬
ного долга, однообразного, опасного и незаметного.
Через полчаса Бойс взял в москательной лавке мастику
для полов Шверера. Это была не какая-нибудь стандартная
мастика. Прежде чем позволить намазать ею паркет, фрау
Шверер тщательно проверит ее оттенок. Генерал сразу заме¬
тил бы уклонение от раз навсегда принятого образца: чуть
темнее третьего номера и светлее второго. Старый дуб парке¬
та должен просвечивать сквозь нее своею благородной есте¬
ственной желтизной, но и не иметь такого вида, будто его
просто натерли воском.
В десять часов, со щеткой, суконкой и банкой мастики,
прижатыми к боку протезом, Бойс входил в квартиру Швере¬
ра, а без четверти двенадцать Вирт затворил за ним калитку.
Новая сигаретная коробочка лежала в кармане полотера.
Еще три квартиры, прежде чем Бойс сядет в поезд на
Потсдам. Три квартиры — шесть часов работы. Он как-то
подсчитал: каждую секунду — два движения ногою со щеткой.
Сто двадцать движений в минуту. Двадцать тысяч движений
на каждую квартиру! Значит, еще шестьдесят тысяч движений,
прежде чем он сдаст коробочку Вирта адвокату Трейчке!..
Наконец-то он в вагоне электрички! Пусть его бранят, но
он не в силах натирать сегодня еще и у Александера. Он
всего только стареющий, усталый человек. На сегодня хватит
и четырех квартир.
К то-му времени, когда он добрался до домика Трейчке,
лампочка над крыльцом уже зажглась. Адвокат, как всегда,
отворил сам. Он молча пропустил мимо себя полотера и так
же молча взял у него пустую сигаретную коробочку. Но если
обычно он рассматривал трофеи Бойса после его ухода, то
сегодня, не скрывая нетерпения, сейчас же исчез в спальне
с лупой в руке.
Вернувшись из спальни, он схватил со спинки качалки по¬
душку и бросил ее на решетку вентиляционного отверстия в
полу комнаты и даже прижал ногою. Но тут же передумав,
он поспеш-но поднял подушку и швырнул обратно на качалку.
Во всех его движениях Бойс видел волнение и торопливость,
столь несвойственные адвокату. После короткого раздумья
Трейчке поманил полотера движением руки и провел его че¬
781

рез кухню на черный ход во двор. На дворе было темно и ти¬
хо. Бойс молча ждал, пока Трейчке прошел вдоль всей ограды.
Подойдя вплотную к полотеру* адвокат тихонько прого¬
ворил:
—	Лемке перевезут в Берлин’ сегодня ночью. Можете вы
принять участие в попытке спасти его? — И туг же, как
будто уже получив утвердительный ответ от молчавшего Бой¬
са, торопливо продолжал: — Ваша задача — задержать тю¬
ремный автомобиль в районе... — чуть слышно о>н назвал ме¬
сто. — Только заставьте его остановиться!
—	А остальное? — спросил Бойс.
—	Это дело других.
—	Можете дать мне кого-нибудь в помощь? — спросил
Бойс, покосившись на свой протез.
—	Нет.
Бойс помолчал.
—	Благодарю за доверие, товарищ Трейчке, — сказал он.
В первый раз за годы общения с адвокатом он назвал его
товарищем.
—	Вас могут схватить даже в случае удачи, — сказал
Трейчке.
Бойс понимающе кивнул головой и посмотрел на часы.
Трейчке сказал:
—	Можете сегодня не натирать полы. Вы и так не успе¬
ете заехать домой.
Когда они вернулись в комнаты, Трейчке взял суконку и
щетку полотера и вместе с коробкой из-под сигарет бросил
в пылающий камш!.
Адвокат и полотер простились молчаливым рукопожатием.
Уже на крыльце Трейчке спросил:
—	Нужны деньги на дорогу?
Бойс ответил отрицательным движением голбвы, припод¬
нял шляпу и исчез в тем-ноте.
Все время, пока он ехал к названному Трейчке месту в
окрестностях Берлина, он не переставал думать о той переме¬
не, которая произошла в его судьбе. Ощущение большого до¬
верия, оказанного ему партией, было настолько осязательно,
как если бы удостоверение об это-м, с подписями и печатями,
лежало у него в кармане. Ему казалось, что Трейчке сделал
правильный выбор. Чувство гордости заполняло его грудь
теплотой. Но когда мысль дошла до более чем вероятного
конца всего дела — до его собственного ареста, Бойс понял,
что именно тогда-то перед ним по-настоящему, во весь рост,
и встанет вопрос: достоин ли он доверия, оказанного ему пар¬
тией? Ведь гестаповцы пр.ежде всего захотят узнать* кто он
и что заставило его задержать автомобиль, кто посла л его на
782

это дело... Да, именно тогда и встанет вопрос о том, оправдает
ли он доверие. Но ведь этого не мог не понимать и Трейчке,
когда давал ему задание. Значит, он решил именно ему, Яну
Бойсу, доверить свою судьбу, судьбу операции, судьбу под¬
польной связи партии. И снова чувство гордой благодарности
теплою волной поднялось в полотере. Важно было одно: оста¬
новить автомобиль.
Приблизившись к шоссе в указанном Трейчке районе,
Бойс убедился в том, что Трейчке не случайно выбрал это ме¬
сто, чтобы задержать тюремный автомобиль:	дорога была
перегорожена временной изгородью, на которой светился крас¬
ный фонарь и висела надпись: «Ремонт». Для .проезда остава¬
лась лишь левая сторона шоссе, достаточная только для одно¬
го автомобиля.
Бойс уселся в придорожной кана.ве и достал из кармана
бутерброд. По существу говоря, было достаточно стать в
узком проезде — и автомобиль должен будет остановиться.
Да, если бы это не был автомобиль гестаповцев...
Бутерброд был съеден, тщательно подобраны крошки с
бумаги. Бойс внимательно вглядывался в силуэты -приближаю¬
щихся автомобилей.
Так он сидел час, два... Тюремного фургона все не было.
На востоке появилась полоска зари. Бойс -понял: они повез¬
ли Лемке другой дорогой.
25
Трехдневный непрерывный допрос, — без сна, без пищи,
с побоями и пытками, потом несколько дней перерыв#, — ров¬
но столько, сколько нужно врачам, чтобы вернуть истерзан¬
ному телу чувствительность к боли, а сознанию — способ¬
ность воспринимать окружающее. После этого — снова до¬
прос.
Лемке знал: это называлось здесь «мельницей». Для по¬
падавших в нее было только два выхода: быть «размолотым»,
то-есть забитым кулаками следователей, подкованными каб¬
луками надзирателей, пряжками поясов, шомполами, резино¬
выми палками — всем, что попадало под руку, и умереть тут
же, в стенах тюрьмы, или в камере следователя — первый
выход и топор палача — второй.
Обычно к третьему дню допроса, а иногда и к концу вто¬
рого Лемке не только -не испытывал уже острых физических
страданий, которые вначале, казалось, способны были лишить
рассудка, но даже переставал отчетливо восприним'ать проис¬
ходящее.
Чаще всего* начиналось с того, что следователь предлагал
783

сесть. Затем протягивал сигареты. Уже потом начинался’
допрос и избиения.
По этому же расписанию все происходило и в последний
раз. Следователь показал Лемке автомобильный номерной
знак.
—	Узнаете?
Лемке видел эту жестянку впервые и, как всегда, с самого
ареста, ответил пренебрежительным молчанием. Но на этот
раз, к его удивлению, следователь не вышел из себя, а сказал:
—	Молчите, сколько влезет, мы и так знаем все.
Лемке был уверен, что это пустая похвальба гестапо.
—	Этот номер вы сняли с автомобиля генерала фон Шве¬
рера, — сказал следователь, — чтобы организовать бегство
в Чехию своего сообщника.
Лемке молчал. Он знал, что следователю очень хотелось
заставить его подписать протокол со всей этой чепухой, но
он мог только молчать.
—	Может быть, вы скажете, что у вас не было сообщни¬
ков? Вы никого не переправляли в Чехию? — И следователь
сам себе-ответил: — А патер Август Гаусс!
Он выкрикнул это с торжеством победителя и, потряхивая
в воздухе вынутым из папки листком, щурился на арестован¬
ного.
—	Все молчите?.. Ну, что же, молчите, сколько вам вле¬
зет. Вы будете, вероятно, своим дурацким) молчанием отри¬
цать и то, что привезли в Хонштейн патеру Августу Гауссу
это письмо? Прочтите его и попробуйте сказать, что вы тут
ни при чем.
Лемке увидел, что адресованное Августу письмо содержит
совершенно ясное сообщение о том, что он, Франц Лемке,
скрывающийся под именем Бодо Курца, направляется Бер¬
линским комитетом компартии для связи с католиками и для
совместной организации террористического акта против руко¬
водителей германской армии. Под письмом стояла грубо под¬
деланная подпись одного из членов Берлинского комитета
партии, даже не ушедшего в подполье, так как его арестова¬
ли до того.
Все это было настолько вздорно, что Лемке не хотелось
даже доказывать подложность документа.
—	Вы и теперь попробуете это отрицать? — Следователь
угрожающе выпятил челюсть. Потом, порывшись в бумагах: —
Так полюбуйтесь на это! — И он стал цитировать «показания
священника Августа фон Гаусса».
Патер Гаусс! Значит, все же верны были подозрения
Лемке: этот поп никогда не был антифашистом, он и в под¬
полье-то проник как провокатор. Вот когда гестаповцы выда-
784

ли себя! Все это неумно подстроенные попытки запутать его
партию в покушение на Шверера. Если бы дело происходило
е публичном заседании суда, перед зрителями и прессой, — о,
тогда другое дело! Тогда бы Лемке заговорил. Он знал бы,
что говорить и делать! Разве можно было забыть благород¬
ный пример Димитрова?! А тут? Нет смысла втолковывать
что-нибудь тупоголовым палачам. Достаточно того, что он не
скажет ничего и ничего не подпишет.
Еще несколько фраз следователя — и Лемке окончательно
убедился: патер Август Гаусс — предатель и провокатор. Ве¬
роятно, он вовсе и не арестован и все его показания сфаб¬
рикованы ради попытки навязать компартии то, чего она
никогда не делала и не могла делать, так как приписываемые
ей действия, вроде террористического акта против Шверера,
просто противоречили партийной тактике и всегда отрицались
ею. С этого момента все внимание Лемке сосредоточилось на
том, чтобы не упустить какой-нибудь детали, которая помо¬
жет понять, куда проникли щупальцы гестапо, как много зна¬
ет Август Гаусс и знает ли он что-нибудь вообще, работает
ли он один, или у него есть сообщники. Все душевные силы
Лемке были теперь сосредоточены на этом: только бы не по¬
терять эту шпъ, когда будет пущена в ход «мельница». Эта
мысль не покидала Лемке ни на первой стадии допроса, с па¬
пиросами, с уговорами и обещаниями, ни на второй, когда его
били, а следователь кричал, брызжа слюною:
—	Скажешь?! Скажешь?! Скажешь?!
Наконец пошла б ход «мельница».
И тут еще Лемке пытался сосредоточиться на мысли: «Не
забыть, не забыть главного!..» Но багровый туман боли заво¬
лок сознание. Даже струя ледяной воды не могла привести
Лемке в чувство.
Следователь вошел в кабинет Кроне.
—	Ничего! — устало пробормотал он.
Кроне посмотрел на него исподлобья.
—	Сдаетесь?
Следователь растерянно молчал.
—	Идите, — так же негромко, словно он тоже был уто¬
млен до крайности, проговорил Кроне. — Идите, я займусь
этим* сам.
—	Не думайте, что я не все использовал, — оправдываясь,
поспешно сказал следователь.
Кроне раздраженно отмахнулся,
—	Это совсем особенный народ, эти коммунисты, — ви¬
новато сказал следователь.
—	Убирайтесь... вы! — крикнул вдруг, выходя из себя,
Кроне.
60 Поджигатели
785

Как заставить говорить этих коммунистов? Если бы кто-
нибудь знал, как он их ненавидит!.. Это по их милости его
гнетет страх, выгнавший его из Чехословакии, страх, приве¬
зенный даже сюда, в Германию. А что, если?.. Что, если
все его старания напрасны? Что, если победа останется за
теми, кою они тут истязают» казнят, ко-го они пытаются заста¬
вить признать себя побежденными? Откуда у коммунистов
такое сознание правоты, такая несгибаем<ая уверенность в
победе? Откуда эта сила сопротивления, стойкость, бесстра¬
шие? Откуда?!
Лучше не думать.
Неудача следователя с Лемке еще раз доказывала, что
для борьбы с арестованными коммунистами нужно искать
какие-то особые методы. И Кроне показалось, что он приду¬
мал: Тельман. Вот кого он использует, чтобы развязать им
языки!
Он тут же протелефонировал Герингу и Гиммлеру.
—	Разумно, милый Кроне, о-чень разумно! — ответил Ге¬
ринг* — Но держитесь меры; очень прошу вас:	держитесь
меры! Тельман может нам еще понадобиться.
Откровенно говоря, Кроне не знал, зачем им может пона¬
добиться Тельман. Он не разделял взгляда Геринга, хотя п
понимал, что убийство Тельмана — большое и опасное престу¬
пление, связанное с огромным риском для нацистов. Но лучше
пойти еще на один взрыв .возмущения общественного мнения
всей Европы, всего мира, чем вечно чувствовать над головой
эту угрозу: Тельман! Неужели Геринг и компания не пони¬
мают, что даже в тюрьме Тельман — как пружина гигантско¬
го и таинственного механизма-, скрытую силу которого никто
из них не в состоянии учесть? Ведь если бы тюремные власти
и работники тайной полиции не дрожали за собственные шку¬
ры, они довольно часто могли бы докладывать, что никакая си¬
стема изоляции — ни стены тюрьмы, ни тройная охрана —
не могут помешать мыслям Тельмана проникать в мир, слов¬
но их разносят какие-то таинственные токи. Тельман продол¬
жал оставаться сердцем немецкой компартии. Кровоточащим,
но мужественным и полным веры в победу сердцем.
Кроне знал, что чем более жестоким становился режим
нацистских застенков, тем сплоченнее становились заключен¬
ные, тем меньше оставалось уверенности в надежности тю¬
ремной стражи.
Что, если?..
Впервые, когда- Кроне Еернулся из Чехии, он задумался
над тем, что, быть может, далеко не все обстоит так благопо¬
лучно с прочностью нацизма, как ему казалось прежде. Ко¬
гда Кооне, напуганный народной ненавистью к нацистам в
786

Чехии, стал приглядываться к немцам, ему почудилось, что
немало немцев делает вид, будто они являются нацистами.
Чем усерднее клялся в своей правоверности немец, тем подозри¬
тельнее становился он для Кроме. Не страх ли заставляет
их маскироваться под нацистов? Кроне стал внимательней
вслушиваться в вольные шутки высокопоставленных наци¬
стов, в рассказанные, как бы невзначай, антигитлеровские
анекдоты, ненароком переданные тревожные слухи. Честное
слово, нужно взять себя в руки, иначе он перестанет верить
самому себе!
Да, будь его воля, он не стал бы держать даже в подзем¬
ном каменном! мешке такую потенциальную силу, как Тель¬
ман. Он втрое, вдесятеро быстрее вел бы в гестапо дела всех
коммунистов. Каждый день жизни каждого коммуниста —
это слово правды, просочившееся из тюрьмы, это лозунг борь¬
бы, призыв к сопротивлению Гитлеру и его хозяевам, среди
которых главный, конечно, хозяин’ и самого Кроне — Ванден-
гейм!.
Чем остановить этот поток правды, какой плотиной? Хва¬
тит ли золота у Ванденгейма и у всех остальных — морганов,
Рокфеллеров, меллонов и дюпонов — на постройку такой пло¬
тины? Неужели приходит время, когда идеи и слово начина¬
ют весить больше чистого золота? Ведь если так — конец!
Конец всему, всем им!.. Кроне нервно повел лопатками: не¬
ужели этот отвратительный страх прополз за ним даже сю¬
да, в самую цитадель фашизма, где он всегда чувствовал
себя так хорошо, и уверенно? Кроне медленно поднял руку и
закрыл ею глаза.
Через несколько дней, когда немного оправившийся от
предыдущего допроса Лемке обрел способность восприни¬
мать окружающее, Кроне устроил ему о-чную ставку с Тель¬
маном.
Лемке смотрел на обросшего седою бородой богатыря,
сидевшего перед ним на носилках. Да, это тот же их любимый,
неукротимый Тэдди. Это его глаза — прежние, умные, горя¬
щие неугасимым огнем мужества глаза Эрнста Тельмана.
Поняв, что они узнали друг друга, Кроне издевательски
проговорил тоном соболезнования:
—	Пока господин Лемке не ответит на наши вопросы;
господин Тельман не получит ни глотка воды... Хотя бы нам
пришлось уморить его жаждой.
И провел рукою по стоявшему тут же графину с водой.
Лемке видел, как судорога свела челюсти Тельмана, и
тотчас исчезло последнее сомнение: да, перед ним настоящий
60*
787

Тельм-ан. Что-то вроде улыбки тронуло бескровные губы во¬
ждя, и он прошептал, глядя в глаза Лемке:
—	Будь... как... сталь!
—	Хорошо, — сказал Лемке Кроне, — я скажу, от кого
узнал о покушении на генерала Шверера и кто поручил мне
его предотвратить.
Следователь, сидевший рядом с Кроне, насмешливо про¬
говорил:
—	Не валяй дурака! Мы же знаем: именно ты и перепра¬
вил для этой цели в Чехию патера Гаусса.
Но Кроне остановил его движением руки и сказал Лемке:
—	Продолжайте.
И Лемке продолжал:
—	Ни я, как коммунист, ни партия в целом не имели
никакого отношения к покушению. И вы это отлично знаете,
Поэтому-то вам и хочется знать, кто вас выдал. Больше того:
я могу вам сказать, кто просил меня помочь ему в предотвра¬
щении покушения на генерала...
—	Кто?! — рявкнул следователь и стукнул по столу ку¬
лаком.
Кроне поморщился! и кивнул Лемке:
—	Продолжайте.
—	Меня просил помочь ему майор Отто фон Шверер, сыч
генерала. — Произнося это, Лемке не спускал глаз с Кроне.
Он добавил еще несколько деталей ночного разговора в ав¬
томобиле, якобы переданных ему Отто Шверером.
Внимательно следя за лицом Кроне, Лемке уловил впечат¬
ление, произведенное на него известием о двойной игре Отто.
Лемке понял, что нанес чувствительный удар.
Кроне сейчас же прекратил допрос и, поднимаясь, сказал
следователю:
—	Он мие больше не нужен.
И с этими словами поспешно вышел.
Ага! Теперь он поспешит взяться за Отто. Он будет вытя¬
гивать из него «признания» и звено за звеном разрушать свою
собственную цепь.
Тельман, внимательно следивший за допросом со своих
носилок, с благодарностью посмотрел на Лемке, и снова что-
то вроде бледной улыбки пробежало по его губам.
Прежде чем надзиратели увели Лемке, он успел еще раз
поймать ободряющий взгляд Тельмана. Он не слышал слов,
но это и не имело значения. «Будь, как сталь!» Он знал, что
должен держаться, и был уверен, что будет держаться до
конца.
А конец?.. Лемке уже мало интересовало, что будет даль¬
ше. Его заботило одно: дать знать на волю, что Август Гаусс-^
788

провокатор. Осторожное перестукивание, едва уловимый шо-
пот, пока санитары-заключенные переносили его из камеры
в камеру, — и известие побежало по невидимым проводам,
мимо навостренных ушей надзирателей, сквозь толстые сте¬
ны камер. Оно вырвалось из тюрьмы на свободу и, превра¬
тившись в сигаретную коробочку, очутилось в нише гранит¬
ного постамента, с которого хмуро глядит на мир фельдфе-
белев-ская морда Эйхгорна. А там... там связной, однорукий
полотер Ян Бойс, доставил эту коробку адвокату Алоизу
Трейчке.
Проходит несколько дней. Трейчке докладывает об откры¬
том провокаторе руководящим товарищам, ни имен, ни ме¬
стопребывания которых не знает больше никто из подполь¬
щиков. И вот снова, в нарушение громовых указов, подпи¬
санных «самим» Гиммлером, в обход циркуляров Гейдриха и
Кальтенбруннер а, в насмешку над строгими приказами груп-
пен- и бригаденфюреров, мимо ушей доносчиков, над голо¬
вами рычащих тюремщиков, сквозь стальные двери камер, в
тюрьму несется ответный призыв к бодрости и благодарность
партии стойким борцам. Он достигает камеры Тельмана, по¬
падает к измученному Лемке. Смысл этого привета партии
Лемке скорее угадывает по едва уловимому движению губ
арестанта, разносчика хлеба, чем слышит; его повторяет
уборщик параши, осторожно подтверждает санитар. И эта
весть звучит для Лемке прекрасной музыкой, какой ему еще
никогда не доводилось слышать. Теперь он знает: партия не
позволит провокатору проникнуть в ее ряды. Больше Лемке
не о чем заботиться, разве только о том, чтобы выдержать
до конца. Ну, а в этом-то он не сомневается. Да, теперь он
свободен, он может думать о чем угодно. Он не может вы¬
дать своих мыслей даже во сне, даже под действием любых
расслабляющих волю составов, хотя бы ими заменили всю
кровь в его жилах.
Теперь Лемке свободно думает о том огромном и пре¬
красном, неодолимом, как разум, как свет, что заставляет
гестаповцев скрипеть зубами от бессильной злобы, в борьбе
с чем гитлеровцы, может быть, прольют еще реки крови,
но что победит непременно. Это все покоряющая сила идей
Маркса и Ленина; это сила сталинского гения, несущего тру¬
довому -человечеству свободу и мир; это железная воля
Эрнста Тельмана...
Сколько тысячелетий существует на земле человек —
Homo sapiens, и во сколько раз больше понадобилось ему
времени, чтобы достичь первой ступени познания истины, что
человек человеку перестанет быть волком, когда исчезнут
классы, когда перестанут существовать хозяева и рабы, когда;
789

исчезнет эксплоатация человека человеком. Лемке не знает,
сколько еще тысячелетий тюремного заключения и концлаге¬
рей отбудет в сумме человечество, чтобы добиться осуществле¬
ния этого открытия, но дело идет к развязке.Он не знает, будет
ли его голова последней на вершине гекатомбы, принесенной
в жертву богу тьмы и стяжания, но он гордится тем, что ком¬
мунист Франц Лемке оказался честным солдатом партии —
передового отряда человечества, штурмующего твердыню мра¬
ка. У Лемке легко на душе: он не изменил партии ни под
кнутом, ни под топором палача. Да взрастут на его крови
цветы подлинного братства всего трудящегося человечества —
свободного и счастливого! А теперь...
Чего он хочет теперь? Заставить отлететь слабую искру
жизни, едва тлеющую в его истерзанном теле? Нет. Он еще
хочет немного подумать о том, ради чего жил и боролся;
о том прекрасном будущем, где будет жить идея, которую он
сумел пронести до конца. Бессмертная идея. Вот оно, подлин¬
ное бессмертие, о котором столько веков мечтает че¬
ловек.
Лемке закрыл глаза.
Может быть, он лежал так сутки, может быть, всего лишь
минуту, — он не знал. Его заставил очнуться звон ключей,
лязг дверного засова, тяжелые шаги >в камере, у самой его
головы.
Куда бы его ни поволокли, Лемке знал: он победил их.
В бессилии перед его духом они уничтожали то, что осталось
от его тела. Преступные дураки! Они думали, что вместе с ним
можно уничтожить идею, носителем которой он был, хотя бы
крошечную частичку этой идеи! Жалкие человекообразные,
разве могут они пон'ять, что уничтожение того, что от него
осталось, будет еще одним шагом к окончательной победе
над ними, над их гитлерами, над их нацизмом, над тьмою
средневековья, к которому они пытаются вернуть человече¬
ство. Нет, человечество не пойдет назад. Слишком ясно, — с
каждым днем яснее, — видит оно впереди цель:	свободу,
мир, счастье! Каждое новое имя в списке жертв фашизма —
призыв к совести народа. Может быть, тяжким будет по¬
хмелье немцев, но оно придет. Вон она, победа, — она уже
видна впереди!..
26
Нить, но которой Цихауэр, приехав в Берлин, пытался до*
•браться до источника сведений о Лемке, была тонка, как
паутина, и грозила ежеминутно порваться.
Объявление вне закона, режим сыска и полицейского тер--
790

pop а вынудил немецких коммунистов уйти в глубокое подпо¬
лье. Не только оставшиеся в живых руководящие работники, но
и рядовые функционеры партийного аппарата были тщатель¬
но" законспирированы. Каждый подпольщик знал не больше
двух-трех товарищей. Всякий новый человек, представлявший
собою звено цепи, которой пробирался Цихауэр, боялся уви¬
деть в художнике гестаповскую ищейку, и, в свою очередь,
каждый из них мог оказаться провокатором, завлекающим Ци¬
хауэра в западню.
Можно себе представить его удивление, когда он обнару¬
жил, что явка, -на которой он должен был, наконец, ухватить¬
ся за последнее звено цепи, привела его к дому с поблески¬
вающей на дверях медной дощечкой «Конрад ф. Шверер. Ге-
?герал от инфантерии». Об этом он не был предупрежден и в
нерешительности замедлил шаги, хотя все сходилось с дан¬
ным ему описанием: и номер над воротами, и под ним две
кнопки звонка с надписью:	«Просим	нажать». Возле них
дощечки:	«Сторож», «Гараж». Вот сейчас он нажмет эту
верхнюю, распахнется калитка и... «пожалуйте, товарищ
Цихауэр».
Нет, глупости!
Они не стали бы устраивать ловушку в доме такой персо¬
ны, как генерал Шверер. А с другой стороны, это просто не¬
вероятно, чтобы нужный Цихауэру человек находился на том
самом месте, где провалился Лемке.
Цихауэр в десятый раз мысленно проверил данные: малей¬
шее недоразумение в Берлине грозило провалом ему, приехав¬
шему с паспортом музыканта Луи Даррака. Вздумай полицей¬
ский на первой же проверке сунуть ему в руки скрипку — и
никогда уже он не попадет в Париж, через который лежит его
путь в далекую Москву,
Цихауэр нажал условным образом на кнопку с надписью
«Гараж».
Было бы мало назвать удивлением то, что он испытал, ко¬
гда отворилась калитка: перед ним стоял, в кожаном фартуке,
вытянувшийся и повзрослевший Рупрехт Вирт. Цихауэр узнал
его сразу, хотя не видел, кажется, с тех пор, как они вместе
расклеивали предвыборные плакаты в тридцать третьем году.
Но, делая еид, будто не узнает молодого человека, художник
сказал:
—	Я от лакировщика...
Рупп в нерешительности потрогал пальцем темную полоску
пробивающихся усов.
—	Вы маляр? — спросил он так, будто тоже впервые
видел Цихауэра.
—	Нет, художник. Ведь вам нужна тонкая работа.
791

Рупп молча, жестом, пригласил Цихауэра войти. Не обме¬
нявшись ни словом, они пересекли двор, по сторонам которого
росли старые липы, и вошли в гараж.
—	Здравствуйте, товарищ Цихауэр, — с усмешкою сказал
Рупп, но, заметив, что Цихауэр хочет протянуть ему руку, по¬
спешно добавил: — Нет, нет, делайте вид, будто осматриваете
царапины на краске... на левом переднем! крыле... Это у нас
теперь постоянная история. На месте Франца — настоящий
разбойник. Генерал терпит его только потому, что его при¬
слали из гестапо.
Цихауэр коротко рассказал Руппу о телеграмме, получен¬
ной от Лемке на Вацлавских заводах, о том, как они с Зин-
ном не успели спасти Лемке от ареста, и о подозрениях на¬
счет участия в этом деле патера Августа.
—	Да, он окончательно разоблачен как провокатор. —
подтвердил Рупп, стоявший у открытой двери и внимательно
наблюдавший за двором. — Он провалил много наших лю¬
дей, оставшихся в Судетах после прихода наци. По нашим
данным, не сегодня — завтра произойдут трагические для че¬
хов события.
—	Мы это чувствовали и там, но я приехал сюда специаль¬
но ради того, чтобы организовать помощь Лемке.
—	Помощь Лемке? — Рупп отвернулся и грустно покачал
толовой. — Ни о какой помощи не может быть и речи, — не
сразу сказал он.
—	Его содержат так строго?
Рупп ответил дрогнувшим голосом:
—	Да...
Цихауэр почувствовал, что это далеко не все, что тот
знает.
—	Вы мне не доверяете?
—	Просто' тяжело говорить... Франц был мне очень бли¬
зок.
Рупп все смотрел в сторону.
—	Рупп! — осторожно позвал Цихауэр.
Молодой человек обернулся:
—	Его казнили третьего дня...
И над ухом Цихауэра, делавшею вид, что он осматривает
царапины на крыле, послышался тревожный шопот Руппа:
—	Мой разбойник идет!
В гараж вошел новый шофер. Делая еид, будто они гово¬
рили о ремонте крыла, художник равнодушно произнес:
—	Эта работа мелка и слишком проста для меня. Вам де*-
шевле обойдется простой маляр.
Следуя за ним под длинною аркой ворот, Рупп тихонько
проговорил:
792

—	Мне очень хотелось бы с вами повидаться еще разок.
—	Это не удастся... Раз я тут не нужен, надо ехать.
—	Да... так лучше, — подавляя вздох сожаления, сказал
Рупп. — Каждая минута здесь — риск.
—	Не страшно?
Рупп пожал плечами:
—	Я уже привык! У меня слишком важная явка, чтобы
партии можно было ее лишиться.
Цихауэр посмотрел на его усталое лицо и без страха ска¬
зал:
—	Я уже не туда... Я стремлюсь в Москву...
—	Счастливец!
Глаза Руппа на мгновение загорелись и лицо разглади¬
лось. Цихауэру показалось, что молодой человек сейчас улыб¬
нется, но горькая складка снова появилась у его рта.
—	Желаю счастья и успеха, — тихо сказал он.
—	Надеюсь, увидимся. — Цихауэр снял шляпу и почти¬
тельно поклонился молодому человеку; тот молча кивнул.
Калитка закрылась с таким же железным стуком, с каким
захлопываются двери тюрьмы. И так же звякнул за нею засов.
Грета Вирт сидела на железном табурете между двумя
стрелками подъездных путей, соединявших набережную с
угольным складом газового завода. Тяжелая железная
штанга, которой она переводила стрелки, была зажата меж¬
ду коленями, так как Грета засунула руки в рукава пальто,
пытаясь отогреть закоченевшие пальцы. Может быть, март и
не был таким уж холодным, но не так-то просто просидеть
десять часов на .ветру и до-жде, не выпуская из рук эту пу¬
довую штангу, и быть ежеминутно готовой перевести правую
или левую входную стрелку перед возвращающимися в парк
вагонами.
Пальто Греты давно промокло, и напитавшиеся влагой
концы рукавов не согревали застывших пальцев. Но не было
сил вытащить их и снова взяться за холодную штангу. Мо¬
жет быть, вагоны дадут ей передышку в несколько минут:
под конец ее смены они уже не так часто сновали взад и впе¬
ред...
Грета сидела сгорбившись и думала о том, что вот уже
несколько дней, как она не видела сына. Он давно уже не
жил дома, но он отлично помнил часы ее дежурств и иногда
забегал повидаться. А вот уже несколько дней...
На сердце Греты было неспокойно. Да и могло ли быть
спокойно на сердце женщины, которая отдавала себе отчет
в том, где и когда живет?. Коричневые палачи уже отняли у
793

нее мужа, и она даже не знает — жив ли он, вернется ли
когда-нибудь? Только вера в справедливость и надежда на
то, что дело, за которое пострадал ее муж, не может <не по¬
бедить, давало силы смотреть в глаза Руппу и никогда ничем
не выдать своей мучительной тоски и тревоги за его судьбу,
за самую его жизнь. Промятые вешальщики не шутили с та¬
кими, как ее Рупп. Далеко не всегда они ограничивались ла¬
герем. Все чаще доходили слухи о каз-нях арестованных ан¬
тифашистов.
Может быть, Грета как мать могла просто сказать Руп¬
пу: «Оставь все это, вспомни судьбу отца, смирись!» И, мо¬
жет быть, Рупп послушался бы ее? Ведь он всегда был по¬
слушным ребенком... Может быть..
Может быть, она даже Должна была бы как мать ска¬
зать это своему мальчику?.. Может быть...
Грега часами, изо дня в день думала об этом. Чем мучи¬
тельнее становилось ожидание сына, чем тревожнее дела¬
лись распространявшиеся среди, рабочих слухи об арестах и
казнях, тем яснее казался ей ответ *на этот вопрос: ее сын
оставался ее сыном. Но стоило Руппу появиться перед нею
с его спокойными движениями, с крепко сжатыми, как бы¬
вало у отца, губами и с таким уверенным и открытым взгля¬
дом карих глаз., как вся ее решимость пропадала, и она уже
не была так, как прежде, уверена, что ее сын — только ее
сын. Ей приходили на память разговоры, которые вели в ее
крохотной кухне муж и Тэдди. Из этих разговоров было яс¬
но, как дважды два, что нет на свете такой черной силы, ко¬
торая способна остановить движение народа вперед, к сво¬
боде. И пособником капиталистов и контрреволюционеров
становился всякий, кто пытался мешать этому движению, так
или иначе лил воду на их мельницу. Вот и выходило, что, за¬
ботясь о голове своего мальчика, она оказывалась противни¬
цей борьбы, которую он вел, идя по следам отца и Тэдди!
А ведь она же не была их противницей! Господи-боже,
какую сложн’ую и страшную жизнь устроил проклятый
Гитлер!..
Грета с тоской поглядела на стрелки больших электриче¬
ских часов, висевших на трамвайном столбе. Ее смена под¬
ходила к концу, а мальчика опять не было!.,
Грета подышала на руки,1 чтобы не выпустить штангу из
окостеневших пальцев, когда она будет переводить стрелку
перед показавшимся на повороте угольным вагоном, и, за¬
нятая своим делом, не заметила, как со ступеньки проходив¬
шего трамвая соскочил Рупп.
Рупп не решился, как бывало, открыто подойти к мате¬
794

ри и, взяв ее под руку, вместе отправиться к остановке
трамвая.
Рупп мимоходом бросил вздрогнувшей от неожиданности
женщине, что ждет ее в той же столовой, что обычно. И тон
его был так непринужденно спокоен, шаги так неторопливо
уверенны, что все страхи Греты как рукою сняло. Через пол¬
часа она входила в столовую и, не глядя по сторонам, на¬
правилась в дальний угол, где имел обыкновение сидеть
Рупп. Он поднялся при ее приближении, бережно снял с нее
промокший платок и отяжелевшее от воды пальто и взял
своими большими горячими ладонями ее посиневшие от хо¬
лода неподатливые руки, и держал их, и гладил, пока они
не стали теплыми и мягкими. Даже, кажется, подагрические
узлы ее суставов стали меньше ныть от его дыхания, когда
он подносил к губам ее пальцы; потом он сам взял поднос и
принес с прилавка ужин.
Грета смотрела ему в глаза и старалась уловить тревож¬
ную правду в той успокоительной болтовне, которой он раз¬
влекал ее, пока она, зажав ладонями горячую чашку, при¬
хлебывала' гороховый суп.
Грета изредка задавала вопросы, имевшие мало общего
с пустяками, в сторону которых Рупп старался отвлечь ее
мысли. Но разве можно было отвлечь мысли матери от опас¬
ности, которую она видела над головой сына! И тем не ме¬
нее, как ни велик был ее страх, как ни мучительно было ее
душевное смятение, она ни разу не сказала ему того, что так
часто думала, когда его не было рядом: может быть, доволь¬
но борьбы, может быть, смириться на время, пока не прой¬
дет нависшая над Германией черная туча ' штлеровщины?..
Словно отвечая ее угаданным мыслям, Рупп тихонько про¬
говорил:
—	Верьте мне, мама, совсем уже не так далек тот день,
когда мы заставим рассеяться нависшую над Германией чер¬
ную тучу фашизма!
—	Ах, Рупхен!..
И не добавила ничего из того, что вертелось на языке.
Ведь Рупп был не только ее сыном, — у него был отец, де¬
ло которого продолжал мальчик, у него был учитель — же¬
лезный Тэдди. Она — мать. А разве не мать ему вся трудовая
Германия?!
И Грета сжимала зубы, чтобы не дать вырваться стону
тоски, когда приходила мысль: «Может быть, в последний
раз?» Она не могла не думать этого, прощаясь с ним.
—	Послушай, мальчик... Может быть, теперь тебе луч¬
ше переехать ко мне и ходить на работу, как ходят другие?.
Рупп покачал головой:
795

—	Нет, мама. Я мосту понадобиться хозяевам в любую
минуту.
Она была уверена, что дело вовсе не в хозяевах. Но если
бы знать, что мальчик только боится за ее покой, хлопочет
об ее безопасности?! Тогда бы она не стала и разговаривать,
а сама пошла бы за его вещами и перевезла их домой. Но
разве она не помнит разговоров на своей кухне, разве она не
понимает, что такое явка?..
У Руппа так и нехватило духу сказать ей, что Франц
Лемке с честью прошел до конца, а у н'ее не повернулся язык
спросить, знает ли он об этом. Каждый решил, оставить то,
что знал, при себе.
Прощаясь, Рупп протянул ей маленький томик. Грета уди¬
вилась, увидев дешевый стандартный переплет евангелия.
—	Зачем мне?
—	Я не мог ее уничтожить. Это память об одном друге.
’Спрячьте ее для меня.
Она поняла, что переплет — только маски-ровка, и с тре¬
вогой взглянула на сына. Однако и на этот раз <>на больше
ни о чем ке спросила и молча сунула книгу в карман. Толь¬
ко дома, поднявши на кухне кусок линолеума, под которым
■когда-то прятал овои книги муж, Грета заглянула в еван¬
гелие:	«Анри	Барбюс. Сталин. Человек, через кото¬
рого раскрывается новый мир». Грета раскрыла книгу: «...Он
и есть центр, сердце всего того, что лучами расходится от
Москвы по всему миру... Вот он, величайший и значительней¬
ший Из наших современников... Люди любят его, верят ему,
нуждаются в нем, сплачиваются вокруг него, поддерживают
его и выдвигают вперед. Во весь свой рост он возвышается
над Европой и над Азией, над прошедшим и над будущим...»
Забыв о поднятой половице, Грета перебрасывала одну
страницу за другой:	«Нашей партии мы верим, — говорит
Ленин, — в ней мы видим ум, честь и совесть нашей эпохи...»
«Не всякому дано быть членом такой партии, — говорит
Сталин. — Не всякому дано выдержать невзгоды и бури, свя¬
занные с членством в такой партии!»
Ее мальчик выдержит! Как отец, как Тэдди!
«Чтобы честно пройти свой земной путь, не надо браться
за невозможное, но надо итти вперед, пока хватает сил».
Ее мальчик идет вперед. У него хватит сил дойти до
конца. Как у отца, как у Тэдди... как у... Франца!..
Если бы кто-нибудь знал, как трудно ей, матери!..
Грета смотрит на последнюю страницу:
«...Ленин лежит в мавзолее посреди пустынной ночной
площади, он остался сейчас единственным ’ в мире, кто не
спит; он бодрствует надо всем, что простирается вокруг
796

него, — н’ад городами, над деревнями. Он подлинный вождь,
человек, о котором рабочие говорили, улыбаясь от радости,
что он им товарищ и учитель одновременно; он — отец и
старший брат, действительно склонявшийся надо всеми. Вы
не знали его, а он знал вас, он думал о вас. Кто бы вы ни
были, вы нуждаетесь в этом друге. И кто бы вы ни были,
лучшее в вашей судьбе находится в руках того, другого че¬
ловека, который тоже бодрствует за всех и работает, — че¬
ловека с головою ученого, с лицом рабочего, в одежде про-
стого солдата...»
Грета захлопнула было книгу, но снова подняла пере¬
плет и еще раз посмотрела на первый лист:	«Сталин» — и
нагнулась к тайнику под полом...
27
Несмотря на теплый весенний день, — стоял март 1939 го¬
да, — Лорану было холодно. Он был худ, желт и много дней
не брит. Воротник пиджака он подн’ял, чтобы скрыть отсут¬
ствие под ним чего бы то ни было, кроме красного шарфа,
обмотанного вокруг шеи. Пальто у Лорана давно не было.
Для безработного зима неуютна и в Париже. Чтобы пере¬
жить ее, Лорану пришлось продать все — от часов до одеяла.
.Вернувшись из Испании, он не мог удержаться ни на одном
заводе. И на заводах и >в муниципалитете внимательно следили
за черными списками, которые услужливо доставлялись по¬
лицией.
Что было говорить о каком-то незаконном увольнении ни¬
кому не известного эльзасца Лорана, если на всеобщую стач¬
ку рабочих, протестовавших против покушения на их права,
сам премьер ответил погромной речью по радио! Даладье вы¬
кинул на улицу тысячи рабочих, сотни отправил в тюрьму и
санкционировал чрезвычайные декреты Рейно, взвалившие на
плечи трудового люда бремя непосильных налогов, отменил
сорокачасовую неделю и сделал сверхурочный труд принуди¬
тельным.
Кто стал бы беспокоиться о судьбе какого-то Лорана, если
вся Франция еще не вполне оправилась от страха перед Гит¬
лером, которого задобрили, бросив ему в пасть Судеты и оста,
вив на произвол судьбы истекающую кровью Испанскую рес¬
публику!
Всего пять месяцев назад Лоран из любопытства поехал в
Ле-Бурже встречать Даладье, вернувшегося из Мюнхена. Он
видел премьера вот так же близко, как сейчас садовника. Че¬
стное слово, можно поверить рассказу, будто, выглянув из са¬
молета и увидев толпу, Даладье готов был захлопнуть дверцу
797

и приказать лететь обратно. Говорят, он думал, что сто тысяч
парижан явились растерзать его за позор Франции, за преда¬
тельство одной из ее вернейших союзниц. Но нет, толпа вопи¬
ла: «Да здравствует Даладье!» Эти остолопы поверили то¬
гда россказням, будто премьер привез из Мюнхена мир для
нескольких поколений французов.
Лоран отлично помнил, как через три месяца после этого
хвастливого заявления Даладье парижане были повергнуты в
уныние известием о падении Барселоны.
Барселона! Ах, господи-боже, можно было подумать, что
это происходило в какой-то другой жизни — бригада Матраи
и батальон Жореса. Всегда веселый, беззаветно мужественный
генерал и дорогие товарищи... Лоран помнил их всех: и своего
соотечественника Даррака; и бригадного художника немца
Цихауэра, изрисовавшего, груды бумаги карикатурами на
Франко, которыми они дразнили фалангистов; и долговязого
англичанина Крисса; Что-то сталось с ним?.. Ах да, он погиб
в тот день, когда! приезжала эта испанская певица! Да, да!..
А ближе всех стал тогда Лорану американец Стил, с которым
они вначале друг друга даже и не понимали. Сколько они
спорили, боже правый! И каким дураком казался, вероятно,
остальным Лоран, когда он с пеною у рта защищал француз¬
ских министров-социалистов. Дружище Стил, ты оказался
прав: самые продажные шкуры, а не социалисты! Всех бы их
на' фон’арь! Да, чорт возьми, доведись Лорану снова встре¬
титься со Стилом,, он знал бы, что сказать!
Лоран отлично помнил, как переживал Париж дни, когда
пала Барселона и через неделю франкисты очутились у фран¬
цузской границы. Он ходил тогда с толпой к палате — требо¬
вать открытия пиренейской границы, где скопились поезда с
оружием для республиканцев. Это было все, что он
мог тогда сделать, но он считал себя обязанным хотя бы крик¬
нуть депутатам:
—	Долой невмешательство! Оружие испанцам!
Простая трудовая Франция желала победы Испанской рес¬
публике, а Боннэ, размахивая фалдами синего сюртука, кри¬
чал свое, и перекричал-таки всех: граница осталась закрытой,
республика осталась без оружия. И вот она истекает кровью
в неравной борьбе: не сегодня — завтра падет Мадрид, и пото¬
ки пролитой напрасно крови станут еще обильней под топора¬
ми фашистских палачей!
Мадрид?! Лоран хорошо помнил Университетский городок
и Каса дель Кампо, где их бригада оставила не одну сотню
своих бойцов. Может ли он забыть тот день, когда Стил с
этим беспалым скрипачом Луи притащили из воронки ране¬
ного летчика? Кто он был, этот парень? Кажется, чех...
798

Луи Даррак! Славный был парень, настоящий сын Пари¬
жа! Но, кажется, и он тогда смеялся над Лораном, восхва¬
лявшим французские пор!Ядки? Фу, дьявол, неужели всю эту
чепуху болтал действительно он, Лоран? Будь он парижани¬
ном, ему, наверно, давным-давно стало бы ясно все, но ведь
он же. чорт -побери, цсего эльзасец, по традиции двух поколе¬
ний мечтавший вернуться в лоно прекрасной Франции.
Вот и вернулся!..
Окурок обжег губы Лорана.
Он с сожалением бросил его и придавил каблуком.
Жизнь!
Почему она оказалась такой непохожей на то, что писа¬
лось в газетах? Понадобилось попасть в чужую страну, в Ис¬
панию, чтобы кое в чем разобраться. Что же это? Выходит,
бригада была для него настоящей школой. А кто были учите¬
ля? Люди со всех концов света, и его главный «профессор» —
каменщик Стил. Удивительно, как здорово у коммунистов ра¬
ботают мозги! И сам генерал Матраи, и Зинн — комиссар, и
длинноногий начальник штаба Энкель, и маленький Варга,
и художник Цихауэр, можно сказать, чужие друг другу люди
и даже с разных концов земли, а говорят словно на одном
языке! Да, подумать противно', каким дураком он сам, навер¬
ное, выглядел, когда .спорил со Стилом и с другими ребята¬
ми. Тьфу!..
Лоран поднялся со скамьи и, машинально еще раз расте¬
рев подошвой окурок, зашагал по аллее. Он старался размыш¬
лениями отвлечь себя от боли, которую снова почувствовал в
желудке. Слава богу, поразмыслить было над чем. Ведь если
быть логичным, то для человека, желающего до конца постичь
правду жизни, открытую ему коммунистами в Испании, не мо¬
жет быть ничего более правильного, чем вступить в их пар¬
тию.
Лоран остановился перед газетным киоском и пробежал
глазами крупные заголовки, видневшиеся на первых страни¬
цах газет, приколотых над головой газетчицы.
Он вежливо приподнял шляпу:
—	Что нового, мадам Жув?
Он отлично знал, что мадам Жуз не читает газет, но когда-
то, в хорошие времена, он снимал у нее чердак й, как акку¬
ратный плательщик, сохранил с ней добрые отношения. По¬
этому, когда у него не бывало двух су на вчерашний номер
газеты, а у нее бывал часок затишья между полуденными и
вечерними выпусками, она позЁолйла ему тут же, около кио¬
ска, просмотреть заголовки.
—	Только, пожалуйста, сложите опять так, чтобы было не¬
заметно, что газету разворачивали, — проговорила она, отка-
799

лывая для него отсыревший после утреннего дождя номер
«Пошолер».
—	Нет, нет! — остановил ее Лоран. — Не то!
Одно мгновение она смотрела на него с недоумением:
—	Ах да! — И, оставив «Попюлер», она подала ему номер
«Юманите».
—	Да кстати уж и объясните мне, что это болтают, буд¬
то беженцам из Испании, которые в Париже, прислали
пять миллионов франков? Может статься, и на вашу долю
немного Придется? Сама-то я очки дома забыла! — Это бы¬
ло обычным приемом, с помощью которого она скрывала
неумение прочесть что бы то ни было, кроме заголовков
газет.
Лоран быстро отыскал сообщение, гласившие, что испанский
посол в Париже, Паскуа, получил от советского правитель¬
ства пять миллионов франков для помощи испанским бежен¬
цам.
—	К сожалению, мадам, на- мою долю ничего не перепа¬
дет, — со вздохом проговорил он.
Она критически оглядела его унылую фигуру.
—	Всё/ без работы?
Вместо ответа он приоткрыл ворот пиджака.
—	А ведь вы такой же социалист, как наши министры, —
насмешливо сказала газетчица.
Лоран свистнул сквозь зубы.
—	Мы разошлись с ними во взглядах.
—	Ха-ха! — Она, как мужчина, провела пальцами по своим
густым черным усикам. — Смотрите в их сторону, — и она
ткнула пальцем в мокрый лист «Юманите». — Говорят, что
в последнее время это до добра не доводит...
—	Не все ищут добра, мадам. Кое-кому нужна правда.
—	Если судить по спросу на «Юманите», то искателей
правды становится все больше... Где времена, когда «Матен»
была самой ходкой газетой?.. — и она вздохнула.
Лоран, не слушая ее, просматривал страницы «Юманите».
—	Как ни крепко завинтили крышку чехословацкого котла,
а он все кипит, — сказал он и стал было складывать газету,
но тут взгляд его упал на первую страницу: «Сегодня в зале
Народного дома, на площади Арколь, состоится обсуждение
доклада товарища Сталина, опубликованного нами во вчераш¬
нем номере».
—	Нет ли у вас вчерашнего номерочка? — заискивающе
спросил Лоран.
Мадам Жув без особой готовности перебрала стопку газет
и протянула Лорану номер.
Он развернул газету и жадно впился глазами в первую
800

полосу: «Сталин докладывает восемнадцатому съезду Комму¬
нистической партии».
Взгляд Лорана бегал по строкам:
«Международное положение Советского Союза... Новая
империалистическая война стала фактом... фашистские запра¬
вилы, раньше чем ринуться в войну, решили известным обра¬
зом обработать общественное мнение, т. е. ввести его в за¬
блуждение, обмануть его.
Военный блок Германии и Италии против интересов Англии
и Фран’ции в Европе? Помилуйте, какой же это блок! «У нас»
нет никакого военного блока. «У нас» всего-навсего* безобид¬
ная «ось Берлин — Рим», т. е. некоторая геометрическая фор¬
мула насчет оси. (С м е х.)
Военный блок Германии, Италии и Японии против интере¬
сов США, Англии и Франции на Дальнем Востоке? Ничего
подобного! «У нас» нет никакого военного блока. «У нас»
всего-навсего безобидный «треугольник Берлин — Рим —
Токио», т. е. маленькое увлечение геометрией. (Общий
смех.)
Война против интересов Англии, Франции, США? Пустяки!
«Мы» ведем войну против Коминтерна, а не против этих госу¬
дарств. Если не верите, читайте «антикоминтерновский пакт»,
заключенный между Италией, Германией и Японией.
Так думали обработать общественное мнение господа
агрессоры, хотя нетрудно было понять, что вся эта неуклю¬
жая игра в маскировку шита белыми нитками, ибо смешно
искать «очаги» Коминтерна в пустынях Монголии, в горах
Абиссинии, в дебрях испанского Марокко. (С м е х.)
Но война неумолима. Ее нельзя скрыть никакими покрова¬
ми. Ибо никакими «осями», «треугольниками» и «антикомин-
терновскими пактами» невозможно скрыть тот факт, что Япо¬
ния захватила за это время громадную территорию Китая,
Италия — Абиссинию, Германия — Австрию и Судетскую об¬
ласть, Германия и Италия вместе — Испанию, — все это во¬
преки интересам неагрессивных государств. Война так и оста¬
лась войной, военный блок агрессоров — военным блоком, а
агрессоры — агрессорами.
Характерная черта новой империалистической войны состо¬
ит в том, что она не стала еще всеобщей, мировой войной.
Войну ведут государства-агрессоры, всячески ущемляя ин¬
тересы неагрессивных государств...»
Мадам Жув спросила:
—	Вы еще не стали коммунистом, господин Лоран?
—	Это чрезвычайно интересно, то, что здесь написано, —
взволнованно проговорил Лоран и, забыв, .что газета дана
ему на несколько минут, снова погрузился в чтение.
61 Поджигатели
801

«Чем же объяснить в таком случае систематические уступ¬
ки этих государств агрессорам?
Это можно было бы объяснить, например, чувством боязни
перед революцией, которая может разыграться, если неагрес¬
сивные государства вступят в войну, и войн’а примет мировой
характер. Буржуазные политики, конечно, знают, что первая
мировая империалистическая война дала победу революции в
одной из самых больших стран. Они боятся, что вторая миро¬
вая империалистическая война может повести также к побе¬
де революции в одной или в нескольких странах...»
Лоран с азартом ударил ладонью по развернутому листу:
—	Вы понимаете, мадам, этот человек глядит так ^далеко
вперед, как неспособны смотреть все наши министры, вместе
взятые, — прошлые, настоящие и будущие. Честное слово!
—	О ком это вы?
Но Лоран так и не ответил на ее вопрос, он с увлечением
читал дальше.
«Но это сейчас не единственная и даже не главная при¬
чина. Главная причина состоит в отказе большинства неагрес¬
сивных стран и, прежде всего, Англии и Франции от политики
коллективной безопасности, от политики коллективного от¬
пора агрессорам, в переходе их на позицию невмешательства,
на позицию «нейтралитета»...»
Мадам Жув скрутила папиросу и ловко заклеила ее тол¬
стым, как баклажан, языком. Заметив, что Лоран сложил га¬
зету не по фальцу, сердито пробормотала:
—	Вы обращаетесь с газетой так, словно заплатили за
нее!
—	Прошу прощения, — спохватился Лоран и тщательно
разгладил ладонью складку. Он собирался было найти место,
на котором его прервала газетчица, ко она решительно ска¬
зала:
—	Давайте-ка ее сюда: прохожие начинают обращать на
вас внимание. Этак люди подумают, что каждый может чи¬
тать все, что ему понра!Вится, не заплатив ни сантима!
—	Честное слово, еще одну минутку! — умоляюще -прого¬
ворил он.
Но она уже ухватилась за угол листа и потянула его к
себе.
—	И вообще в мои интересы вовсе не входит, чтобы ажан
видел, как возле моего киоска собираются разные люди чи¬
тать «Юманите».
Но Лоран не мог вернуть газету, не дочитав страницу.
—	Я заплачу вам за нее, — сказал он. — Можете записать
за мною два су.
—	Платить собираетесь, когда получите работу?
802

Не отдавая себе ответа в том, что делает, Лоран сорвал с
шеи красный шарф и бросил на прилавок,
—	Вот залог!
Он вернулся в парк, сел на скамью и нетерпеливо нашел
место, на котором остановился.
«Формально политику невмешательства можно было бы
охарактеризовать таким образом: «пусть каждая страна защи¬
щается от агрессоров, как хочет и как может, наше дело сто¬
рона, мы будем торговать и с агрессорами и с их жертвами».
На деле, однако, политика невмешательства означает попу¬
стительство агрессии, развязывание войны	не мешать
агрессорам творить свое черное дело, не мешать, скажем,
Японии впутаться в войну с Китаем, а еще лучше с Со¬
ветским Союзом, не мешать, скажем, Германии увязнуть
в европейских делах, впутаться в войну с Советским Сою¬
зом, дать всем участникам войны увязнуть глубоко в тину
войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и
истощись друг друга, а потом, когда они достаточно ослаб¬
нут, — выступить на сцену со свежими силами, выступить, ко¬
нечно, «в интересах мира», и продиктовать ослабевшим уча¬
стникам войны свои условия...»
По газетному листу поплыли вдруг зеленые, красные и
желтые круги. Они расплывались, смешивались друг с другом,
превращаясь в огненных змей. Одновременно Лоран почув¬
ствовал нестерпимую резь в желудке.
Он в страхе закрыл глаза; такого приступа не было еще
никогда. Схватка была недолгой, но когда он поднял веки,
огненные хвосты попрежнему кружили перед глазами и лоб
его был покрыт обильным потом. Он прижал пальцы к гла¬
зам, и круги, вспыхнув на мгновение снопами лиловых брызг,
исчезли.
Фу, какая боль была в желудке!.. Но где же это объявле¬
ние, которое ему нужно?.. Ах, да, зал «Арколь». В семь три¬
дцать. Сегодня. Двенадцатого марта... Разве сегодня двена¬
дцатое марта? Почему же такой собачий холод? У него зуб не
попадает на зуб... Поплотнее затянуть шарф на шее. Он же
отлично знает, что на шее у него должен быть шарф!..
Зал «Арколь», семь тридцать. Не опоздать бы... Если уж
суждено подохнуть с голоду, то он хочет знать, почему... А мо¬
жет быть, дело еще и не так плохо? Эти ребята, там, могут
показать выход. Честное слово! Если они похожи на генерала
Матраи или на Стила, то они расскажут, как свернуть шею
таким проходимцам, как Блюм и его друзья, да и не только
им, а и всем, кто стоит поперек дороги настоящим францу¬
зам, — всем от де ла Рокка до Даладье. А пора, честное
слово, пора!
61*
803

Двое проходивших по аллее мужчин видели, как Лоран
поднялся со скамьи, сделал два шага и, пошатнувшись, упал.
В одной руке у него была газета, другою он судорожно шарил
около горла, словно искал конец шарфа. Когда он упал, пид¬
жак ею распахнулся, и прохожие увидели резко выступаю¬
щие, как у скелета, ребра.
Один из этих прохожих оглянулся, отыскивая взглядом
полицейского, но другой, приглядевшись к Лорану, схватил
своего спутника за рукав:
—	Постойте, Гарро! Я знаю этого парня: это же эльзасец
Лоран, из батальона Жореса.
Видя, что спутник хочет -поднять Лорана, Гарро спросил:
—	Куда мы его денем?
—	Возьмем к себе.
—	Интербригада?
—	Конечно же. — И он бережно вытащил из стиснутых
пальцев Лорана номер «Юманите».
Гарро побежал к воротам парка и подозвал такси. Когда
они хотели поднять Лорана, тот очнулся. Несколько мгновений
он озирался по сторонам, ничего- не понимая, потом, вглядев¬
шись в лицо одного из них, вдруг обнял его за шею и неловко
прижался к его лицу небритой щекой.
—г Я узнал тебя, Цихауэр, честное слово, узнал...
Через день Лоран и Гарро вместе выходили с Северного
вокзала. Они расстались с Цихауэром, уехавшим в Гавр,
чтобы сесть на пароход, уходивший в Ленинград.
Лоран сказал на прощанье Цихауэру:
—	Ты, Руди, непременно передай привет генералу Матраи,
слышишь? Если я ему понадоблюсь, ты теперь знаешь, где
меня найти.
В кармане Лорана лежал теперь паспорт Даррака, того
самого беспалого скрипача, с которым они когда-то служили у
генерала Матраи. На паспорте стояла чехословацкая виза,
которая позволит Лорану вместе с Гарро поехать в Прагу.
—	Но вы уверены, мой капитан, — почтительно спросил
эльзасец, — что там действительно нужны такие люди, как я?
Гарро похлопал его по плечу.
—	Если французы не поспешат сменить кабинет, то каж¬
дый хороший солдат будет на вес золота.
—	У чехов?
—	Не может быть, чтобы никто так и не попытался схва¬
тить Гитлера за руку, — неопределенно ответил Гарро. — Ну,
а если его схватят, он будет огрызаться.
—	Вы говорите это так, словно война не доставит вам
ничего, кроме удовольствия.
—	Я бывалый солдат, старина, — весело откликнулся
804

Гарро, и убежден, что дела н’е придут в порядок, пока
Гитлеру не перешибут хребет.
—	Одному ли Гитлеру нужно его перешибить? — прогово¬
рил Лоран совершенно таким же тоном, каким когда-то с ним
самим говаривал Стил.
28
Приближаясь к усадьбе, Роу понял, почему шефу вздума¬
лось вызвать его в место, столь удаленное от Лондона. Усадь¬
ба была расположена так, что к ней нельзя было приблизить¬
ся, оставшись незамеченным.
Роу пришло в голову, что будь у него на душе какой-ни¬
будь крупный грех против секретной службы его величества,
он, наверно, не так смело направил бы свой автомобиль по
дороге, ведущей к воротам усадьбы. Нельзя было придумать
более удачного места, чтобы без лишних глаз отделаться от
ненужного человека. Но совесть Роу была чиста, и он с лег¬
ким сердцем нажимал на акселератор. Он очень давно видел
шефа. С тех пор было послано много ценной информации,
проведено несколько удачных провокаций. Перебирая все это
в памяти, Роу на мгновение споткнулся было о сорвавшееся
покушение на Бена и Шверера, но тут же забыл об этой не¬
удаче.- она не помешала Чемберлену выполнить план продажи
Судет за невысокую плату недолгой покорности Гитлера. По¬
следующие события отодвинули это дело на задний план.
В холле Роу не встретил никто, кроме лакея, который, при¬
няв от него пальто и шляпу, не спеша опустил шторы и исчез,
не задав ни одного вопроса, даже не спросив Роу об имени.
Прошло несколько минут. Роу услышал шаги и, обернув¬
шись к лестнице, узнал шефа.
—	Можете не делать никакого доклада, — сказал шеф
после первых же слов приветствия. — Все знаю. За хорошо
сделанное благодарю, за провал с лордом Крейфильдом не
сержусь. В конце концов дело завершилось к общему удоволь¬
ствию.
—	Не знаю, что вы имеете в виду, сэр?
—	Вы перестали читать газеты?
—	Я прямо с самолета, сэр.
—	Это другое дело. Просмотрите вчерашнюю речь премье¬
ра в палате: правительство не в претензии на то, что Чехия
вот-вот перестанет существовать.
—	В дороге мне довелось слышать другое.
—	Да?
—	Считают, что Гитлер оставил нас в дураках.
—	Выбирайте выражения, Уинфред, — усмехнулся шеф. —
805

Англо-германская декларация гласит: никогда не позволить
никаким разногласиям испортить наши отношения.
По дороге в столовую Роу сказал:
—	Разрешите доложить, что я считаю ошибкой служб;ы?
—	Отлично. Только прежде сделайте себе что-нибудь по¬
крепче, — согласился шеф. — На мою долю не нужно, я пред¬
почитаю рюмку малаги... — И наливая вино в большой бо¬
кал: — Не понимаю, что вы находите в этих убийственных
смесях, которые только обжигают нёбо? — Он с наслаждением
сделал несколько глотков и прищелкнул языком. — Уж ради
одного этого стоило помочь Франко навести порядок в Испа¬
нии... Так чем же вы недовольны?
—	Считаю ошибочным решение не продолжать начатые
мною поиски передатчика «Свободная Германия», сэр.
—	Хотите, чтобы мы и это на блюдечке поднесли Гит¬
леру?
—	Эта станция должна заботить нас больше, чем Гитлера.
—	Не понимаю.
—	Гитлеру в глазах Европы уже нечего терять, а нас
эта подпольная станция компрометирует непоправимо. Что ни
день, то она посылает в эфир такие разоблачения англо-гер¬
манских и англо-французских переговоров, от которых премьер,
наверно, не заснул бы несколько ночей.
—	Имеете адрес передатчика?
—	Во главе дела стоит некий Зинн.
—	Чех?
—	Немец.
—	Антифашист?
—	Коммунист.
Шеф в задумчивости повертел в руке сигарету, не спеша
закурил, прищурился на дым и сквозь зубы пробормотал:
—	Хм, цепкий народ... Ну, ничего, Уинн, слава богу, все
это происходит не у нас и служит нам отличною школой для
того времени, когда нам самим придется столкнуться с ними
вплотную, здесь, у себя.
—	Трудные будут времена, сэр.
—	Тем лучше нужно к ним подготовиться. — Шеф вздох¬
нул. — Запомните, Роу, на тот случай, если вам придется ве¬
сти самостоятельную работу.* коммунисты чертовски крепко
держатся друг за друга, не считаясь с национальностью.
А все вместе — за Москву. Там мозг. Получается бесконеч¬
ная цепь, которую трудно разорвать.
—	Но мне кажется, сэр, — почтительно прервал Роу, —
что именно в их интернационализме и заложен шанс на
успех нашей работы среди них.
Старик удовлетворенно кивнул
306

—	Вот мы. и подошли к теме, — оживляясь, произнес
он. — Мне кажется, что мы можем взорвать международный
фронт -коммунистов именно с этой стороны.
—	Национализм?—проговорил Роу.
—	Наша первоочередная задача в борьбе с коммунизмом—
разрыв интернациональной цепи коммунистических партий.
Если мы отыщем в ней несколько слабых звеньев, то и вся
цепь не будет нам опасна. Мы разомкнем ее тогда, когда нам
будет нужно. — Подумав, шеф добавил: — Слабые места нуж¬
но искать на Ближнем Востоке, может быть, где-нибудь на
Балканах..,
Тема не нравилась Роу. Он понимал, ради чего шеф гово¬
рит эти банальности: сейчас ему навяжут какое-нибудь слож¬
ное поручение на Балканы. Слуга покорный! Хотя, наверно,
нигде в другом месте секретная служба его величества не
имеет такой сети, как там, на этих «задворках Европы», но
нигде в другом месте с такою легкостью и не перережут ему
глотку за несколько грошей, полученных от любой другой
разведки. Нет, с него довольно, он устал.
Роу поСтарал-ся переменить разговор.
—	Как -же все-таки быть со- «Свободной Германией», сэр?
Быть может, вы прикажете перенять от меня связь, необходи¬
мую, чтобы добраться до этого Зинна?
—	Связь своя?
—	Наполовину... Патер Гаусс.
—	А, знаю... Наполовину, пожалуй, много. Дай бог, чтобы
он оказался нашим на четвертушку. Тут слишком много акци¬
онеров.
—	Пусть патер наведет на станцию самих немцев.
Шеф с живым интересом посмотрел на Роу.
—	Он работает и на них?
—	Почти уверен.
—	Немцы не та фирма, с которою мне хотелось бы сейчас
коопериров аться.
—	Вполне справедливо, сэр, —сказал Роу, у которого уже
начинало шуметь в голове. — Но в деле с Зинком этот патер
не может быть нам вреден, а после того... его можно будет
и убрать.
—	Что -же, если передатчик говорит о нас лишнее...—
Шеф кивнул на пустую рюмку Роу: — Не стесняйтесь, стари¬
на, сегодня еще можно,., перед довольно основательным
постом.
—	Ради чего такое ужасное лишение, сэр? — улыбнулся
Роу.
—	Чтобы всегда держать себя в руках, старина. Там, куда
я вас посылаю, мимикрия не удавалась еще никому.
807

—	Вы начинаете меня пугать, сэр, — с шутливым ужасом
произнес Роу.
—	Вы должны отнестись вполне серьезно к тому, что я го¬
ворю. Я потому и остановил свой выбор на вас, что рассчиты¬
ваю на ваше умение болтать с кем угодно, на любую тему...
Кстати! Вы сможете осуществить и одно свое дельце. Ведь
вы сделали пьесу но своим «Шести шиллингам и полнолунию»?
—	Да, сэр.
—	И пока еще не поставили ее в России?
—	Так вы посылаете меня в Россию?!
—	У вас будет там время перевести и устроить пьесу
в театрах.
—	Моя командировка так затянется?
—	Ваша задача в том и будет заключаться, чтобы протор¬
чать в Москве как можно дольше. — Шеф некоторое время
молчал, неторопливо прихлебывая вино.—Ha-днях, может
быть даже завтра, премьер-министр выступите палате сречью,
где возьмет твердый тон в отношении Германии. Так сказать;
«довольно оставаться в дураках»!
—	Перемена курса?
—	Подождите, Уинфред, не перебивайте... Через некоторое
время премьер повторит выступление в еще более резких то*
нах: чтобы обуздать поползновения Германии, правительство
его величества даст гарантии против агрессии Польше, Румы¬
нии, Греции и кое-кому еще из этой мелочи, на которую за¬
рится Гитлер.
—	Он уже достаточно хорошо знает, чего стоит наша га¬
рантия.— Чехия еще шевелится у него в животе.
—	Роу!
—	Прошу простить, сэр... Значит, Великобритания пере¬
кладывает руль?
—	Великобритания не перекладывает руля! — подчеркну¬
то возразил шеф. — Мы только решили припугнуть Гитлера,
хотя прочное англо-германское соглашение попрежнему остает¬
ся главной целью правительства.
—	При верном курсе мы вполне могли бы поделить с
Германией рынки всего мира, а может быть, и не только
рынки.
Шеф насмешливо посмотрел на него и погрозил пальцем
левой руки, так как правая была у него занята пустою рюм¬
кой:
—	Урок старика: никогда не выдавайте чужих слов за
свои, даже когда, по-вашему, слушатели не могут догадывать¬
ся об их источнике.
Роу принужденно рассмеялся:
803

—	Я перестал бы уважать самого себя, сэр, если бы взду¬
мал хитрить с вами.
—	Именно поэтому вы и были представлены в прошлом
месяце к производству в коммодоры.
—	Вы чересчур добры ко мне.
—	Чин капитана слишком незначителен для той миссии, с
которой вы поедете в Москву. Угрозы угрозами, а поведение
Гитлера в отношении чехов уже показало, что пора нам со¬
здать кое-какие позиции второй линии на случай провала ос¬
новного плана.
—	О разделе мира между нами и Германией?
—	В конечном счете — да. Но чем дальше, тем яснее ста¬
новится, что спущенная нами с цеди собака — фашизм — мо¬
жет сбеситься и... укусить хозяина.
—	Нас?
—	Нас и даже... янки, которых Гитлер «уважает» больше
нас, так как они его лучше кормят... Так я хочу сказать:
дрессировку Гитлера нужно довести до конца — снова натра¬
вить его на Россию. Вот мы и надеемся, что фюрер станет
сговорчивей, когда узнает, что мы ведем серьезные перегово¬
ры о военном соглашении с Россией.
—	Серьезные переговоры, сэр?
—	Да, для непосвященных они должны иметь вполне серь¬
езный вид. Вы и другие члены миссии будете тянуть это де¬
ло, сколько позволят приличия.
—	Русские небольшие охотники тянуть дела, сэр.
—	Мы будем действовать заодно с французами самым
корректным образом.
—	Если речь идет о военных делах, то должен сознаться,
Я довольно основательно забыл, где у корабля нос, а где
корма.
—	Адмирал, при котором вы будете состоять, тоже не
очень силен в морских делах. Тем лучше: у вас будет доста-
|точно поводов запрашивать Лондон о всякого рода пустяках.
К этому, собственно говоря, и будет сводиться задача миссии:
запрашивать, запрашивать и запрашивать! Когда вы познако¬
митесь с остальными членами миссии, то поймете, что она не
только не будет в состоянии принять какое-нибудь решение в
Москве, но и, попросту, в чем-либо разобраться. Если мы уви¬
дим, что немцы держат камень за пазухой, то пошлем! к вам
в Россию людей, которые смогут быстро договориться с
Москвой... Мы не можем оставаться в одиночестве лицом к
лицу с Германией. Это означало бы крах.
—	А французы, сэр?
—	Кто может относиться к ним серьезно?!
—	Прошу извинить, но зачем там такой человек, как я?
800

—	Вы и еще несколько наших людей должны к отъезду
миссии из Москвы... пустить там корни.
Роу покачал головой.
—	Знаю, знаю, старина,— шеф ободряюще похлопал его
по колену,—задача не так-то проста. Поэтому и посылаю вас
вместе с вашей пьесой. Нужно пустить глубокие корни... Не
Mine вас учить.
—	Я все понимаю, сэр, но... — сказал Роу с сомнением.
—	Мне хочется, чтобы у вас не было никаких «но», ста¬
рина.
—	Если бы речь шла не о России...
—	С некоторых пор вы начали страдать тем, что францу¬
зы называют vin triste. Поэтому я требую решительно: ни
глотка вина.
—	Слушаю, сэр, — бодрясь, но все же достаточно уныло
проговорил Роу.
—	Запомните, дружище: если этот ход с посылкой миссий
оправдает себя, то немцы, вероятно, поторопятся заключить с
нами соглашение. Оно позволит говорить о наличии в Европе
только одной единственной коалиции, способной диктовать
свою волю другим, — англо-германской. В таком случае все
разговоры о всяких других союзах и гарантиях будут тотчас
сданы в архив. Тогда-то уж Германия должна будет воевать
с Советами, как бы она этого ни боялась. И начнет она войну
не тогда, когда это будет выгодно ей, а когда мы прикажем!!
—	А пока мы должны таскать каштаны для немцев, сэр?
—	А разве не стоит поманить их парочкой каштанов, если
это позволит нам, в конечном счете, и их самих ткнуть голо¬
вой в костер? — Шеф протянул рюмку. — Бог с вами,
еще. один последний глоток перед разлукой.—Он чок¬
нулся с Роу. — Остается вам сказать, что на этот раз в Мо¬
скве рука об руку с вами будут работать несколько француз¬
ских офицеров Второго бюро.
—	Пустой народ, сэр.
—	В этом есть свое удобство: в случае провала вы смо¬
жете отвести на них удар русских.
—	Моя связь с ними?
—	Во главе группы будет стоять генерал Леганье.
—	Русские наверняка отлично знают это имя.
—	Он гюедет под чужим> именем и будет изображать
специалиста в области артиллерии или что-нибудь в этом
роде.
—	Такой же артиллерист, как я — моряк?
—	В этом роде. — Шеф поднялся и сделал приветственный
жест, намереваясь покинуть комнату. Роу решил сделать по¬
следнюю попытку отделаться от этой командировки, перепек¬
аю

тива которой пугала его все больше, по мере того как шеф
развивал свои планы.
—	Позвольте, сэр!.. Еще несколько слов.
Старик остановился, выжидательно глядя на своего аген¬
та, но Роу молчал, не в силах скрыть своей подавленности.
—	Какого чорта, Уинн?! — негромко проговорил шеф.
—	Не может ли поехать в Россию кто-нибудь другой?
—	Что вы сказали?! — Шеф сделал несколько шагов к
Роу. — Я хочу, чтобы вы повторили свои слова...
Но Роу молчал, глядя в сторону.
—	Тут что-то неладно, — сказал шеф. — Мне сдается,
что вы... попросту боитесь, а?
Роу пожал плечами. Это движение могло означать все
что угодно и прежде всего то, что в действительности думал
Роу: «Да, я боюсь, чертовски боюсь и не вижу в этом ничего
удивительного. Всякий, кто побывал в России в моей роли,
поймет меня».
Шеф долго испытующе смотрел на Роу. Потом спросил:
—	Ну что же, значит... страх?
Это было сказано без всякого ударения, очень просто, да¬
же почти соболезнующе, но Роу понял, что крылось за этой
короткой фразой. В его памяти пронеслось все, что он знал
о судьбах вышедших в тираж разведчиков, и он, как бы
защищаясь от удара, поднял руку.
—	Вы дурно поняли меня, сэр... — выдавил он из себя.
Вплотную приблизившись к Роу, шеф слегка толкнул его
в плечо, и Роу без сопротивления упал в кресло.
—	Вы превратно поняли меня, сэр, — поспешно повторил
Роу. — Я хотел только сказать, что база для работы в Рос¬
сии невероятно сузилась. Миссия миссией, переговоры пере¬
говорами, но за пределами этого не стоит ни на что рассчи¬
тывать. Связи разрушены, маскировка, поглотившая столько
наших сил и средств, раскрыта, людей нет, явок нет... Пустое
место, сэр!
—	Это верно, дружище, все нужно начинать сначала. Но
я никогда не был любителем обманывать себя и теперь луч¬
ше, чем когда-либо, понимаю: мы не можем* рассчитывать на
успех в столкновении с Россией, если не займемся ее тылом:
точите, точите дуб, если хотите, чтобы он упал.
—	Мириады червей нужны, чтобы подточить такое дере¬
во. А у нас — единицы.
—	Послушайте, Роу, — в тоне шефа появилось что-то
вроде угрозы. — Ваши возражения мне не нужны. Национа¬
лизм и религиозный фанатизм — бот наши коньки на бли¬
жайшее время. — При этих словах шеф задумчиво уставился
на кончик своей папиросы и умолк. Роу тоже хранил насторо-
811

женное молчание. Потом старик потер висок и сказал: — Мы
еще никогда не бывали в проигрыше, когда пускали в ход
эти карты, Уинн, не правда ли?
—	Полагаю, сэр, — неопределенно заметил Роу.
—	И лучшим полем для их применения, мне кажется,
всегда бывал восток... Не так ли, старина?
—	Вы правы, сэр.
—	Я имею в виду Ближний Восток, не так ли? Если хо¬
рошенько поискать на Балканах, то всегда найдется парочка-
другая прохвостов, которых можно купить по дешевке.
Не уловив мысли шефа, Роу решился спросить:
—	Извините, не поцимаю связи. Балканы и Советская
Россия?
Шеф снова осторожно потрогал пальцем виоок, как бы
поощряя мысль к движению, и проговорил:
—	К нашему сожалению, идея национального — в широ¬
ком смысле этого слова — объединения славян вовсе не
погасла, как это многие думают. Россия и Советская не пе¬
рестала быть для славянских народов Балкан Россией —
самой старшей и уж безусловно самой сильной сестрой во
всем семействе. И было бы пагубной ошибкой считать, что
интернационализм коммунистов навсегда снял с повестки
этот очень неприятный для нас вопрос. Балканские револю¬
ционеры тянутся и будут тянуться к Москве. Вот тут, в этом
потоке, мы и должны найти лазейку. Один наш человек
на каждую сотню, которым Россия даст убежище, — вот
задача.
—	Ненадежный народ эти балканцы*
—	Ну, старина, выбор не так уж велик, когда надо бо¬
роться с СССР. Приходится хвататься за соломинку. Годит¬
ся все, все может служить тараном, которым мы будем дол¬
бить стену советского патриотизма, все!
—	Все, за что ты сможем заплатить, — с кривой усмеш¬
кой проговорил Роу.
—	На это мы деньги найдем, а если нехватит у нас са¬
мих, найдутся и кредиторы для такого дела.
—	Боюсь', что все это именно те мечты, которых вы так
не любите, сэр.
—	Там, где шуршат наши фунты, я хочу видеть дедо!
А мы слишком много фунтов вложили в изучение России. Мы
изучаем ее триста лет. Не хотите же вы, чтобы мы плюнули
на то, что потеряли там? Мы возлагали слишком большие на¬
дежды на богатства России, чтобы так легко отказаться от
них. Мы будем за них бороться и заставим бороться за них
других
—	Уж не имеете ли вы в виду немцев?
812

—	И немцев тоже.
—	Они хотят прежде всего получить кое-что для себя.
—	Пусть хотят, что хотят, нам нет до этого дела. Важно
то, чего хотим мы.
—	Очень боюсь, сэр, что вы не учитываете некоторых об¬
стоятельств, — осторожно проговорил Роу. — Я имею в виду
американские интересы в Германии, сэр.
—	Как будто я о них не знаю! — И уже не так уверенно,
как прежде, шеф закончил: — Пусть американцы подогрева¬
ют немецкий суп, клецки должны быть нашими.
—	Сложная игра, сэр.
—	Я всегда был уверен в вашей голове, Уинн, — тоном
примирения проговорил шеф. — Иначе нам не о чем было
бы говорить.
—	Польщен, сэр, но... — Роу не договорил.
—	Ну?
—	Если бы вы знали, как трудно браться за дело, когда
видишь его...
Шеф быстро исподлобья взглянул на собеседника и угро¬
жающе бросил:
—	...безнадежность?.;
—	О-о!.. — испуганно вырвалось у Роу. — Трудно, чер¬
товски трудно — вот что я хотел сказать.
—	Еще одно усилие, Уинн. Руками немцев или кого
угодно другого, но мы должны выиграть эту игру, пони¬
маете?
—	Иначе?..
Шеф не ответил. Он исчез, так и не сказав ничего больше
ожидавшему напутствия Роу.
Некоторое время Роу стоял неподвижно, погруженный
в невеселые размышления. Потом подошел к столику с
бутылками и, подняв одну из них, в сомнении поглядел на
свет.
—	Старик еще воображает, будто, получив такую коман¬
дировку, можно заснуть в трезвом виде...
Он насмешливо пожал плечами и налил себе полный бокал
чистого джина.
29
События сменяли друг друга в стремительной череде. Ни¬
кто не верил больше миролюбивым уверениям гитлеровской
шайки; если кто и не знал, то чувствовал: мир идет к войне.
Лучшие люди Чехословакии бились в последних попытках
спасти независимость своей республики, но становилось все
яснее, что не сегодня — завтра Гитлер вторгнется в ее пре-
813

делы, которьье он после занятия Судет цинически называл
«остатками Чехословакии». Особенно ясно это было тем, кто
жил в Судетах,
На бывших Вацлавских заводах, теперь входивших состав¬
ною частью в огромный немецкий концерн «Герман Геринг»,
давно не осталось ни одного чеха. Завод с каждым днем уве¬
личивал выпуск боевых самолетов для немецкой армии.
Всякая надежда на то, что ему удастся уйти от фатерлан-
да, оставила Эгона.
Он занимался проектом, заставив себя больше не думать
о его конечном назначении.
Эльза с грустью отмечала каждый новый день, проходив¬
ший вдали от Эгона, словно забывавшего иногда о ее суще¬
ствовании. Она же не решалась делать какие-либо шаги к
сближению, боясь, что он примет их за новую попытку стать
при нем соглядатаем гестапо, хотя теперь она могла по¬
клясться ему памятью отца, что- это не так. Одиночество Эльзы
было тем тяжелее, что и Марта так и не вернула ей своей
дружбы. Правда, с течением) времени Марта могла бы убе¬
диться в том, что в «навете» Эльзы не было неправды, но лю¬
бовь делала ее слепой. Она продолжала закрывать глаза ка
то, что происходило вокруг. Ни унижение отечества, ни стра¬
дания народа, ни разорение родного гнезда, ни откровенные
приготовления к нападению на беззащитную теперь Чехосло¬
вакию, происходившие и на заводе, не оказывали на нее от¬
резвляющего действия. Окруженная немцами, не слыша чеш¬
ского слова, она забывала о том, что родилась чешкой. Она
все реже вспоминала о родителях, и ее перестало беспокоить
отсутствие от них писем. Пауль, ставший директором завода,
полновластно распоряжался не только в его корпусах, но и на
вилле Кропачека. Сам он уже никогда не заговаривал о воз¬
вращении прежнего хозяина виллы, а если Марта изредка и
задавала этот вопрос, отделывался туманными рассуждения¬
ми. Однако он не забывал всякий раз упомянуть, будто Кро¬
пачек знать не хочет Марты и что тетя Августа ничего не
может поделать с его упрямым чешским характером.
Однажды, — это случилось совсем недавно, — вернувшись
из поездки в Германию, Пауль преподнес Марте красивую
диадему, осыпанную драгоценными камнями.
—	Дядя Януш называл твою мать королевой, — сказал
он, — теперь королевой этого дома будешь ты.
И он показал ей бумагу, в которой было сказано, что док¬
тор Ян Кропачек Поручает ему, инженеру Паулю Штризе, еди¬
нолично и полноправно распоряжаться всем его имуществом
и делами, что отныне инженер Пауль Штризе является хозяи¬
ном всех вацлавских паев Яна Кропачека.
814

—	Теперь мы так же богаты, как были богаты твои роди¬
тели.
—	А они? Чем же будут жить они?
—	Дядя Януш получил от меня больше, чем ему заплатил
бы кто-нибудь другой, — важно сказал Пауль. — Ты же
понимаешь:	всякий на моем месте взял бы все это безвоз¬
мездно!
Да, Марта понимала, что они с Паулем теперь богаты, и
Пауль подтверждал это подарками, которые привозил из
Либереца или из Германии, куда теперь часто ездил по де¬
лам. Ежедневными уколами, умело наносимыми ее самолю¬
бию, он хотел заставить ее почувствовать себя оскорбленной
тем, что отец отдал все нелюбимому племяннику, забыв о су¬
ществовании дочери. Чем дальше, тем правдивее начинала
выглядеть выдумка Пауля, будто Кропачек запретил пани
Августе не только переписываться с Мартой, но даже произ¬
носить ее имя.
Только осознав истинное значение этого, Марта поняла,
что случилось нечто непоправимое, что хозяйничанье Пауля
в доме ее отца не приятная случайность, совпавшая с ее ме¬
довым месяцем, а трагический конец ее отчего дома.
После нескольких дней мучительных размышлений она по¬
просила Пауля дать ей адрес отца.
—	Напиши, я отправлю письмо, — ответил он.
—	Я могу сама отправить.
—	Он просил писать ему через чехословацкое посольство
в Париже, — без запинки солгал он.
—	Хорошо, я так и сделаю.
—	Но если ты напишешь в чехословацкое посольство, это
может произвести дурное впечатление среди наших.
—	Ты же посылаешь, и ничего не случается.
—	Я имею на это разрешение.
—	Так достань его и мне.
Пауль впервые смешался. Чтобы скрыть смущение, резко
сказал:
—	Одним словом: если хочешь писать — пиши, но пере¬
шлю письмо я!
Это был первый случай, когда у Марты родилось подозре¬
ние, что, быть может, и не все обстоит так, как говорит ее Па¬
уль. Она написала матери и послала письмо в чехословацкое
посольство в Париже. Очень быстро оттуда пришло сообщение,
что госпожа Кропачек в Париж не приезжала. Марте стоило
труда совладать с желанием броситься к Паулю и потребо¬
вать объяснений. Выбрав день, когда Пауль уехал надолго,
преодолевая страх, она вошла в кабинет. Ей были знакомы все
тайники отцовского бюро, и она без труда отыскала то, что
815

хотела видеть: подпись отца на той бумаге, что показывал ей
Пауль, была, повидимому, настоящей, но... тут начиналось
страшное: подлинность руки Кропачека была засвидетель¬
ствована берлинским нотариусом. Берлинским, а не париж¬
ским!
Марта долго стояла с бумагой в руках, не в силах собрать
разбегающиеся мысли.
На всем) заводе у Марты не было человека, которому она
решилась бы рассказать о случившемся, от которого могла
бы получить совет.
Но тут она вспомнила об Эльзе.
—	Как, разве вы не знали, что гестапо задержала ваше¬
го отца в Германии, чтобы заставить его подписать доверен¬
ность?
—	А теперь, где же он теперь?! — в ужасе воскликнула
Марта.
Этого Эльза не знала.
Марта стояла как оглушенная.
—	Не бойтесь, — сказала она наконец. — На этот раз я
не проговорюсь Паулю...
Она закрыла лицо руками и разрыдалась в объятиях
Эльзы.
На этот раз Марта действительно не проговорилась Паулю.
Впрочем, Эльза этого и не боялась. После той вспышки в лесу
она вообще не боялась Пауля: он не только не убил ее на сле¬
дующий день, но трусливо избегал встреч с нею. Она была
свободна.
Через несколько дней Марта исчезла. Она стремилась в
Прагу. Отдавая себе отчет в том, что чешские власти бессиль¬
ны вырвать ее отца из рук гестапо, она надеялась на помощь
французских друзей. Нужно было отыскать в Праге Гарро и
Даррака. Они — французы, они могли сделать все. Они по¬
могут!
Go справкой адресного бюро в кармане она отправилась
на поиски друзей. У них оказался общий адрес.
Марта отыскала улицу в Малостранской части города.
Она и не знала, что в Праге есть такие узкие, темные и неуют¬
ные улицы. Нужный дом показался ей старым и неприветли¬
вым. Он хмуро глядел маленькими оконцами из-под нависших
над ними каменных карнизов. Низкая дверь с тяжелым про¬
тивовесом неохотно пропустила ее в темную нишу. Дом был
чем-то похож на склепы, какие она видела на кладбище в
Либереце.
Привратница после первого же вопроса Марты спросила:
—	Уж вы не из Судет ли?
И когда узнала, что это именно так, сейчас же. сняла
816

гвоздя ключ и стала подниматься по узкой каменной лест¬
нице.
—	Ни того, ни другого из господ нет дома, но это ничего
не значит, я открою вам их комнату. У меня приказ: если
приедет кто из Судет, пускать и кормить. Да теперь в
Праге всюду так. Иначе нельзя.
Привратница повела Марту на самый верх. Когда она
отомкнула дверь, Марта увидела мансарду, потолком которой
служила черепичная крыша.
Узнав, что у Марты нет никаких вещей, добродушная жен¬
щина сокрушенно покачала головой и предложила ей распо¬
лагаться в комнате, как дома.
—	А я сварю кофейку!
Марта в изнеможении упала на стул перед маленьким сто¬
лом и уронила голову на руки.
Прошло несколько минут. Когда она подняла голову, при¬
вратница продолжала стоять около нее, и Марта увидела, что
по ее щекам текут слезы.
—	Идите, — сказала Марта. — Мне ничего не нужно...
Я подожду прихода друзей.
Когда привратница ушла, Марта отдернула занавеску на
маленьком оконце под самой крышей и в полоске света сразу
увидела висящее над одной из кроватей изображение девушки.
Это был ее собственный портрет, сделанный когда-то Цихауэ¬
ром, — тот самый, который она назвала «счастливым» и кото¬
рый он не смог закончить. Горели взбитые ветром волосы, сия¬
ла беззаботной радостью улыбка. Все было прозрачным и лег¬
ким на этом портрете. Чем больше Марта смотрела на него,
тем дальше уходили от нее мысли о сегодняшнем дне, об ужа¬
се, преследовавшем ее по пятам во все время путешествия в
Прагу. Она забыла о Пауле, и беззаботные дни последних лет
проходили перед нею такие же счастливые и далекие, как
улыбка девушки, глядевшей с картона. Внезапно из-за золо¬
той листвы парка выглянуло и тотчас снова скрылось лицо
Яроша. Всего один миг видела она его широкую улыбку, от¬
крывавшую белые зубы. Как могла она забыть о Яроше? Мо¬
жет быть, и он теперь в Праге? Сейчас же навести справку!
Она подбежала к столу, чтобы написать записку францу¬
зам. На столе не было бумаги. Потянула ящик и схватила
первый попавшийся листок. Он оказался исписанным с обрат¬
ной стороны. Внизу стояла подпись. Она была неразборчива,
но показалась знакомой Марте. Она перевела взгляд от ли¬
стка к картону на стене: да, это была подпись Цихауэра.
Письмо начиналось: «Дорогой друг Луи...» Помимо воли гла¬
за Марты пробежали по строчкам. Цихауэр убеждал Дарра-
ка ехать в Москву. Всем им нужно снова собраться в одном
62 Поджигатели
817

месте, — где-нибудь, куда не дотянется рука Гитлера. Судя
по тому, что происходит в Европе, недалек день, когда все,
что есть честного в мире, должно будет стать под знамена
антигитлеровской борьбы, — снова, как когда-то в Испании.
Неужели Луи еще не понял, что нет никакого смысла ради
намерения спасти Марту подвергать себя опасности в Пра¬
ге, которая не сегодня — завтра станет добычей нацизма?
Что ему Марта?.. Случайная натура для случайного пор¬
трета?!
Марта должна была сделать над собой усилие, чтобы не
выпустить листок из задрожавших пальцев. Теперь она дол¬
жна была дочитать письмо:
«Разве эта особа не стала ренегаткой, не изменила родине,
своему народу, не забыла своих родителей? Если Вы, Луи, слу¬
шали передачи «Свободной Германии», то уже знаете, конечяяо,
что Штризе заманил директора Кропачека в Австрию, там
он был схвачен гестапо и отвезен в Германию. Несчастного
старика истязали до тех пор, пока он не согласился подпи¬
сать документ, удостоверяющий якобы добровольную прода¬
жу всего, что он имел, Паулю Штризе. Ян Кропачек долго
сопротивлялся тому, чтобы отдать свое добро в руки нена¬
вистного ему молодого нациста. Но его сломили, подвергая
пыткам на его глазах дорогую старую «королеву...»
«...пишу вам все это для того, чтобы вы, если пропустили
эту передачу нашего друга Гюнтера, знали правду о Марте,
наслаждающейся богатством своего умершего от пыток отца!»
...Марта очнулась от боли в затылке. Она лежала на полу
мансарды.
В отворенное окно тянуло холодом. Откуда-то издали
доносился такой шум, как если бы ветер шуршал в листве
густого леса.
Марта с трудом поднялась на ноги. Ее охватило странное,
никогда раньше не испытанное состояние: рядом с нею лежа¬
ла на полу, поднималась, устало подходила к окошку другая,
посторонняя ей женщина, а сама она глядела на нее со сто¬
роны, с необыкновенным проникновением угадывая ее мыс¬
ли и чувства. Она видела, как эта чужая ей и вовсе не похо¬
жая на Марту, бледная и дрожащая женщина подошла к
окошку, постояла перед ним, как будто прислушиваясь к стран¬
ному шуму, но осталась безразличной и к нему. Отошла на се¬
редину комиаты и провела рукою по лицу, силясь что-то по¬
нять. Взгляд ее упал на лежащий на полу листок письма.
Она подняла его и сунула в стол. Потом быстро приблизилась
818

к портрету улыбающейся девушки и долго-долго смотрела на
него.
Она глядела на портрет, и из глаз ее катились слезы, и
бессильно упавшие руки были вытянуты вдоль тела. Но в
глазах ее не было ни печали, ни какого-либо иного выраже¬
ния,— они были пусты, точно она была уже мертва.
Марта отвернулась от портрета и пошла прочь из мансарды.
Когда она проходила мимо привратницы, та посмотрела на
нее и, не сразу решившись, спросила:
—	Не станете ждать?
Марта, не останавливаясь, молча покачала головой.
—	Вы вернетесь? — спросила привратница.
—	Нет...
—	Они будут знать, где вас искать?
До ее слуха донеслось едва слышное:
—	Да...
Женщина протянула руку, желая дотронуться до рукава
Марты, но только сказала:
—	Лучше вернитесь..*
Марта приостановилась было, закрыла глаза, но тут же
зашагала дальше, все так же медленно и неверно, навстре¬
чу таинственному шуму, колыхавшемуся над городом, как
стон колеблемого бурею леса.
30
Свидание происходило на немецкой стороне, в городе Ли¬
берец, который вот уже полгода как носил немецкое название
Рейхенберг. Встреча была назначена в том самом «Золотом
льве», где в прошлый раз, как ему говорили гестаповцы, бы¬
ло подготовлено покушение. Генерал Шверер должен был
признаться! себе, что не без страха вторично входил в эту
гостиницу. Он удивлялся тому, что служба охраны выбрала ее
же для такого важного и такого секретного дела, как перего¬
воры с руководителем обороны и премьер-министром Чехо¬
словакии генералом Сыровы. Все должно было быть организо¬
вано так, чтобы этот одноглазый генерал продолжал оста¬
ваться народным героем чехов до того времени, когда он не
будет больше нужен немецкому командованию, то-есть когда
немецкие войска займут всю Чехословакию, чехословацкая
армия будет разоружена и ее арсеналы взяты под немецкий
караул. До тех пор чехи не должны были подозревать, что
их одноглазый герой когда бы то ни было разговаривал с
немцами...
Шверер ревниво перебивал Пруста всякий раз, когда тот
пытался что-либо уточнить или сделать замечание. Он чув¬
ствовал искреннюю благодарность к Гауссу, который почти
819

не принимал участия в разговоре, несмотря на то, что был
главою этой секретной делегации немецкого командования.
Никаких протоколов не велось; адъютантам было запре¬
щено делать записи. Немцы считали, что на этот раз могут
на слово верить предателю чешского народа. В случае на¬
рушения им! условий, продиктованных на этом совещании, по
которым Сыровы должен был передать немцам чешскую ар¬
мию, как спеленутого младенца, немецкие части перейдут к
боевым действиям и, как несколько раз настойчиво повторял
Шверер:
—	Превратят вашу Прагу в кучу камней, не оставят в
живых ни одного чеха, которого застигнут с оружием в
руках.
—	Нас не будет интересовать, стрелял он или нет, а те
населенные пункты, откуда раздастся хотя бы один выстрел,
будут стерты с лица земли. Раз и навсегда! — добавил Пруст,
щурясь, как обожравшийся кот, и плотоядно раздувая усы.
Гаусс сидел несколько в стороне и, как обычно, когда мог
держаться свободно, слегка покачивал носком лакированного
сапога. Изредка он поднимал глаза на толстое лицо Сыровы
и так пристально смотрел на повязку, закрывавшую его левый
глаз, словно надеялся увидеть сквозь ее черный шелк мысли,
копошившиеся в широком! черепе предателя. Но мясистые,
обрюзгшие черты чеха не выдавали его дум. Гаусс не мог
даже понять, какое впечатление произвело на Сыровы сооб¬
щение, полученное в самый разгар переговоров о том, что не¬
мецкие войска уже заняли города Моравска-Острава и Вит-
ковице.
—	Мы были вынуждены занять Витковице, чтобы туда не
вошли поляки,. — заметил Г аусс. — Разведка донесла, что они
сделали бы это сегодня.
Сыровы даже не обернулся. Можно было подумать, что
ему уже совершенно безразлично, кому достанется тот или
иной кусок его истерзанной страны.
Гаусс посмотрел на часы. До полуночи оставалось ровно
столько времени, сколько ему было нужно, чтобы попасть -в
Берхтесгаден на доклад к фюреру, назначенный на 24.00. Не
заботясь о том, кто и что хотел бы еще сказать, он сбросил
ногу с колена.
—	Переговоры окончены!
Сыровы поднялся так же послушно, как Пруст и Шверер,
словно и на нем был немецкий мундир.
Гаусс обернулся к адъютанту. Тот подал ему футляр, ко¬
торый Гаусс тут же раскрыл и повернул так, чтобы Сыровы
был виден лежащий на бархате большой золотой крест «Гер¬
манского орла».
820

—	Во внимание к заслугам вашего превосходительства
перед германским государством и его армией верховный
главнокомандующий германскими вооруженными силами,
фюрер и рейхсканцлер награждает вас этим высшим знаком
отличия рейха.
Сыровы протянул руку, чтобы принять футляр, но Гаусс
отстранил его и сухим голосом договорил:
—	Однако мы полагаем, что в интересах вашей личной
безопасности этот орден должен оставаться на хранении у
нас до того момента, пока не будет разоружен последний
чешский солдат и тем самым вам будет обеспечена полная
безопасность.
Он захлопнул футляр и вернул его адъютанту.
Когда Сыровы вышел, Пруст весело проговорил:
—	Прежде чем его повесят, он окажет нам еще не одну
услугу.
Тонкие губы Гаусса сложились в ироническую усмешку.
—	Мне сдается, что чехи вздернут его на фонаре значи¬
тельно раньше, чем он перестанет быть нам полезен.
С этими словами он оставил генералов и через четверть
часа сидел уже в кабине самолета, уносившего его в Берх-
теспаден.
Ровно в полночь Гаусс входил в приемную рейхсканцлера,
но Гитлер заставил его прождать больше двух часов. Когда
его, наконец, пригласили в кабинет, там уже сидели Геринг,
Гесс и Риббентроп, готовые к приему нового чехословацкого
президента Гахи и министра иностранных дел Хвалковского.
Гктлер выслушал Гаусса без особенного внимания и не
задал ему никаких вопросов. Только Геринг спросил:
—	Вы достаточно ясно сказали Сыровы, что если хоть
один чех выстрелит в наших солдат, я превращу Прагу в
пыль?
—	Мне кажется, генерал Сыровы понял это вполне' отчет¬
ливо.
—	Останьтесь, — сказал Гитлер Гауссу, — вы можете мне
понадобиться при беседе с Гахой. Этот глупый старик, навер¬
но, не в курсе своих собственных военных дел. — И обернул¬
ся к адъютанту: — Видеман, не думаете ли вы, что нам по¬
лезно выпить по чашке кофе?
—	Мой фюрер, Гаха и Хвалковский ждут.
—	Пусть ждут, — буркнул Гитлер. И после короткой пау¬
зы с самодовольным смехом добавил: — Можете им» сказать,
что я приму их после кофе.
—	Не нужно раздражать Хвалковского, — недовольно про¬
говорил Гесс.— Это вполне наш человек, и я хочу, чтобы он
сначала написал свои воспоминания о том, как все это было.
821

—■ Сначала? — спросил Геринг. — А потом?
—	Можете делать с ним, что хотите. Но не раньше, чем
Геббельс получит рукопись с его подписью.
Пить кофе перешли в смежную комнату. Гитлер не торо¬
пился. Он тщательно выбирал печенье, несколько раз напо¬
минал Гауссу, что тому следует хорошецько подкрепиться
после полета; просмотрел несколько телеграмм!.
Наконец часы пробили три.
—	Сколько времени они ждут, Видеман?
—	Час сорок, мой фюрер.
Гитлер вопросительно посмотрел на Гесса. Тот кивнул.
—	Давайте сюда чехов, Видеман,— бросил Гитлер.
И, уже поднимаясь, обернулся к Гауссу: — Пока я не забыл
из-за этой болтовни: завтра в двадцать три тридцать вы до¬
кладываете мне в Пражском дворце основы плана вторже¬
ния в Польшу.
Гаусс щелкнул шпорами и молча склонил голову. Прика¬
зание не застало его врасплох: план в основном был готов.
Оставалось наметить сроки.
Все перешли в кабинет. У стола с бумагою в руке стоял
Мейсснер. Статс-секретарь двух президентов, начавший свое
знакомство с фюрером! с приказа не пускать его на порог
президентского замка, а ныне -начальник канцелярии рейх¬
сканцлера, имперский министр и генерал СС, большой и
грузный, с тупым и самоуверенным лицом, с седою щетиной
ежиком «под Гинденбурга», Мейсснер стоял в позе терпеливо¬
го лакея, привыкшего ждать, пока окликнет взбалмошный го¬
сподин.
—	Что еще? — мимоходом бросил Гитлер.
—	Телеграмма регента Хорти, мой фюрер.
Гитлер приостановился, и Мейсснер -прочел ему:
—	«Трудно выразить, насколько я счастлив тем, что тяже¬
лый этап, имеющий жизненное значение для Венгрии, пройден.
Несмотря на то, что наши новые рекруты служат в армии все¬
го пять недель, мы вступаем в кампанию с огромным энтузи¬
азмом. Все необходимый приказы уже отданы. В четверг,
16 марта, произойдут некоторые пограничные инциденты, за
которыми в субботу последует удар. Я никогда не забуду это¬
го доказательства дружбы вашего превосходительства. Ваш
преданный друг Хорти».
Мейсснер опустил листок и вопросительно взглянул на
Гитлера. Тот, в свою очередь, так же вопросительно посмотрел
ка Геринга, потом на Гаусса. Оба молчали. Тогда он спросил
Риббентропа:
—	Гаха знает?
—	Для него это уже не может иметь значения.

—	Тогда дайте по рукам Хорти, чтобы он не особенно то¬
ропился. Мы еще посмотрим, что стоит отдавать ему и что
может пригодиться нам самим.
—	Мы дали ему обещание.
—	Пустяки, — перебил Гитлер. — Хвалковский еще три
месяца тому назад обещал мне, что Прага раз и навсегда
покончит с политикой Бенеша. А что мы видим? Снова пу¬
стые разговоры о независимости и национальном суверени¬
тете... Если они опять начнут болтать подобную чепуху, я вы¬
гоню их вон!
—	Полатаю, мой фюрер, — поспешно проговорил Риббен¬
троп, — что сегодня они будут себя вести вполне корректно.
—	Так зовите их, Видеман. Не хотите же вы, чтобы я
ждал этих чехов!
Гаха и Хвалковский вошли вдвоем. Ни их секретарям, ни
советникам не разрешили присутствовать на конференции.
Гитлер не дал себе труда встать навстречу президенту и
только молча кивнул головой, не разнимая сцепленных на
животе пальцев. Гаха ступал тяжело, волоча ноги, поддержи¬
ваемый под руку Хвалковским. Казалось, что он упадет, не
дойдя до предназначенного ему кресла.
Чехи сидели как зачумленные, отделенные карантинным
пространством длинного стола, во главе которого восседало
несколько немцев, окружавших Гитлера.
Гитлер заговорил громко. Он почти кричал, временами
срываясь на неразборчивый хрип.
—	Пора подвести итоги. Чем была Чехословакия?
—	Она еще существует, — пролепетал Гаха так тихо, что
его не слышал никто, кроме испуганно оглянувшегося на не¬
го Хвалковского.
—	Не чем иным, как средством для достижения темных
целей еврейства и коммунизма, которым потакал неразумн'ый
Бенеш, — прорычал Гитлер. — Ваше правительство должно
понять, что ни Лондон, ни Париж не окажут ему никакой под¬
держки. Никто не может мне помешать сокрушить то, что
осталось от вашей республики.
—	Мы просим одного, — не очень громко, но так, чтобы
слышал Гитлер, проговорил Хвалковский:—терпения.
—	Ага, вы опять заговорили о терпении! Я жду уже три
месяца исполнения ваших обещаний. Сам господь-бог не мог
бы проявить больше терпения, чем проявил я в вашем деле.
У меня его больше нет!
—	Еще совсем! немного времени, и все обещания, данные
мною вашему превосходительству, будут выполнены самым
лойяльным образом. Армия будет сокращена, — робко прого¬
ворил Хвалковский.
823

Гитлер ударил ладонью по столу.
—	Перестаньте болтать! Сокращена?! Нет, теперь это ме¬
ня не устраивает!
—	Чего же... желает... ваше превосходительство? — Хвал¬
ковский начал заикаться.
—	Полного разоружения 'армии!
Хвалковский взглянул на молчавшего Гаху и увидел, что
тому дурно. Растерянно оглядев длинный стол, Хвалковский
увидел графин и умоляюще посмотрел на адъютантов, подоб¬
но истуканам выстроившихся за креслами немцев. Ни один
не пошевелился. Хвалковский в-скочил и под насмешливыми
взглядами немцев побежал к графину.
Только после нескольких глотков воды Гаха смог гово¬
рить, но он был немногословен:
—	Армия будет разоружена...
—	И распущена!—подсказал Гаусс.
—	...и1 распущена, — как автомат, повторил Гаха.
—	Силами германской армии! — в бешенстве крикнул
Гитлер. — Приказ уже отдан. Вы окружены. На рассвете мои
войска со всех сторон вторгнутся в Чехию.
Лицо Гахи стало похоже на гипсовую маску.
-т- На рассвете?
—	Сейчас! — крикнул Гитлер.
Вода в стакане, сжимаемом Гахою, задрожала мелкой
рябью. Президент сделал попытку поднести стакан к губам, но
он выскользнул из его. руки и разбился. Гаха всем телом
упал на стол, глухо стукнувшись головой.
—	Врача! — крикнул было Хвалковский и тут же умоляю¬
ще повторил: — Прошу врача...
После того как Гаху привели в чувство, Мейсснер поло¬
жил перед ним текст соглашения.
Гаха напрасно пытался вчитаться в документ. Он в бес¬
силии опустил бумагу на стол и прикрыл глаза рукою. Хвал¬
ковский взял соглашение и стал негромко читать.
Когда он умолк, Гаха слабым голосом проговорил:
—	Если мы эго подпишем, чешский народ побьет нас кам¬
нями.
—	С сегодняшнего дня ни один волос с вашей головы не
упадет без воли фюрера! — крикнул с дальнего конца стола
Риббентроп. — Прочтите это, и вы убедитесь в правоте моих
слов!
По его знаку один из адъютантов подал Гахе указ о
включении Чехии в состав рейха под именем «протектората
Богемии и Моравии».
—	Это неслыханно, — в отчаянии воскликнул Гаха, — не¬
слыханно!.. Еще никогда в истории цивилизованного мира бе¬
824

лые люди не предъявляли белым таких условий! Я не могу
на это согласиться.
С внезапным приливом энергии он поднялся и, шатаясь,
пошел прочь от стола. Риббентроп вскочил и бросился следом
за ним, крича:
—	Вы пожалеете, что родились, если сейчас же не подпи¬
шете это!
Но прежде чем он догнал едва волочившего ноги чеха, тот
снова упал без чувств, на этот раз растянувшись во весь
рост на полу.
Пока возились с Гахой, Риббентроп убеждал сидевшего в
состоянии полной растерянности Хвалковского подписать со¬
глашение и несколько раз, обмакивая в чернильницу перо,
пытался всунуть перо ему в руку, но тот в слепом ужасе от¬
талкивал его.
Наконец Гаху снова подвели к столу и опустили в кресло.
Руки его, словно плети, упали вдоль тела. Видеман поднял их
п положил на стол. Глаза президента ввалились, он казался
похудевшим за эти несколько минут.
—	Чего от меня хотят?!. — повернулся он к Хвалковско-
му. — Чего они от меня хотят?! — повторил он дрожащими
губами и громко всхлипнул.
Выходя из себя, Гитлер заорал:'
—	Существуют только две возможности: вторжение моих
войск произойдет в терпимой обстановке, чешская армия не
окажет сопротивления, гражданское население беспрекослов¬
но подчинится всем требованиям моих офицеров. И другая:
битва!
Он умолк, задыхаясь.
Послышался хриплый голос Геринга:
—	Моим эскадрам бомбардировщиков нужно двадцать
минут, чтобы достичь Праги. Для вылета им не нужно ника¬
ких специальных приказов. Сигналом к бомбардировке будет
служить известие о гибели-одного немецкого солдата.
—	Никто, слышите, никто, — Гитлер театрально поднял
руку, — не остановит меня: ваше государство должно быть
уничтожено, и я его уничтожу. От вас, господин Гаха, зависит
сделать карающую руку милостивой. Если вы проявите бла¬
горазумие, я обещаю даровать чехам известную автономию
в границах рейха. Если нет...
Он не договорил. В комнате воцарилось настороженное
молчание. Оно было долгим. Гитлер сидел неподвижно, впе¬
рив бессмысленно расширенные глаза в пространство. Геринг
медленно потирал ладони пухлых розовых рук. Гесс, сдвинув
мохнатые брови, сосредоточенно рисовал что-то в блокноте.
Риббентроп в волнении вертел между пальцами зажигалку.
825

Гаусс сидел, выпрямив спину, ни на кого не глядя; монокль
плотно держался в его глазу, седая бровь была непо¬
движна.
Не опуская взгляда, словно он читал что-то начертанное
в пространстве над головами чехов, Гитлер проговорил не¬
громким голосом:
—	Советую господам Гахе и Хвалковскому удалиться и
обсудить, что нужно сделать для удовлетворения требований,
которые я им поставил. Им предстоит великое решение. Я не
хочу стеснять их временем. Они имеют десять минут.
—	Мне необходимо посоветоваться с правительством рес¬
публики,— проговорил Гаха так, будто каждое слово стоило
ему огромных усилий.
Риббентроп переглянулся с Герингом, тот сделал отри¬
цательное движение головой, и министр иностранных дел без
запинки солгал:
—	Это невозможно. Провод с Прагой не работает.
—	В таком случае мне нужно хотя бы четыре часа, чтобы
предупредить чешский народ о необходимости подчиниться
без сопротивления...
Гитлер остановил его движением руки:
—	Довольно! — он повел глазами в сторону стенных ча¬
сов. — Через два часа мои войска войдут в Чехию. Военная
машина пущена в ход и не может быть остановлена. Мое
решение остается неизменным во всех случаях.
Гитлер сделал движение, намереваясь подняться, но Ге¬
ринг удержал его.
—	Я думаю дать воздушным силам приказ бомбардиро¬
вать Прагу в шесть часов утра... — сказал он и тоже сделал
вид, будто смотрит на часы, — то-есть через два часа.
Гитлер знаком подозвал сидевшего несколько в стороне
Мейсснера. Тот поднес ему большой бювар с текстом состав¬
ленного немцами соглашения. Гитлер поспешно, словно бо¬
ясь, что кто-то ему помешает, схватил перо и поставил свою
подпись; отшвырнув перо, он быстро потер друг о дружку ла¬
дони. Потом все с такою же неудержимою поспешностью
вскочил и устремился вон из комнаты.
Мейсснер торжественно, как балетный мимант, изображаю¬
щий церемониймейстера, направился вдоль стола к тому
его концу, где одиноко сидели чехи.
С такой же торжественностью он опустил бювар на стол
перед Гахой, обмакнул перо в чернильницу и подал президен¬
ту. Тот сделал попытку взять перо, но оно выпало из его
пальцев и покатилось по полу. Хвалковский поспешно взял
другое и, сунув в руку президента, сжал его безжизненные
пальцы.
826

—	Положение ясно... Сопротивление бесполезно...
Гауссу с. его места было хорошо видно, как дрожит рука
президента, разбрызгивая чернила и с трудом выводя подпись.
Гаусс посмотрел на часы: стрелки показывали ровно че¬
тыре.
«Четыре часа утра пятнадцатого марта 1939 года, — мыс¬
ленно отметил он. — Первый мост на восток возведен».
Поставив и свою подпись, Хвалковский хотел передать до¬
кумент Мейсснеру, но в глазах Гахи появилось подобие мыс¬
ли. Он слабым движением удержал руку министра.
—	Еще раз... что тут... написано?
Хвалковский скороговоркой, глотая целые фразы, прочел:
—	«Фюрер и рейхсканцлер приняли чехословацкого прези¬
дента доктора Гаха .и чехословацкого министра иностранных
дел Хвалковского по их желанию. Во время этой встречи бы¬
ло с полною откровенностью подвергнуто рассмотрению...
обеими сторонами было высказано убеждение, что целью
должно быть обеспечение спокойствия, порядка и мира в
Центральной Европе. Чехословацкий президент заявил...»
Мейсснер протянул руку над плечом Хвалковского и без
церемонии выдернул бумагу.
—	Позвольте, я прочту, — сказал он грубо, — повидимо-
му, вы потеряли голос! — И громко, напирая на каждое сло¬
во, прочел по-немецки: — «Чехословацкий президент заявил,
что с полным доверием передает судьбы чешского народа и
страны в руки фюрера германского государства...» — Мейс¬
снер с треском захлопнул бгЬвар. — Остальное неважно.
Не обращая" больше внимания на чехов, он подошел к
группе немцев, оживленно болтавших на другом конце стола.
Гесс удовлетворенно ухмыльнулся, но тотчас же согнал
усмешку с лица и с обычным хмурым видом покинул комнату.
31
Поезд остановился, не дойдя до вокзала. Все пути, на¬
сколько хватал глаз, были забиты воинскими эшелонами. Где
прикрытые брезентами, где маскировочными сетками, а где
и ничем не прикрытые, громоздились на железнодорожных
платформах танки, броневые автомобили, пушки и гаубицы
всех калибров и назначений. Великолепная военная техника,
изготовленная искусными руками чехословацких рабочих для
защиты границ их родной Чехословакии, безнадежно застря¬
ла на путях, ведущих к этим границам, — бесполезная и бес¬
помощная, как и вся чехословацкая армия, связанная по ру¬
кам продажными министрами и предателем Сыровы.
Ярош выскочил из вагона и огляделся. Было темно. Мок-
827

рыи снег слепил глаза, налипал на шинель и стекал с фураж¬
ки за воротник. Было четыре часа утра — тот самый час,
когда президент Гаха вывел свою подпись под документом,
который его немецкие авторы самонадеянно почитали смерт¬
ным приговором Чехословакии.
Ярош думал, что увидит спящую Прагу, погруженные в
темноту безлюдные улицы, а вместо того, едва он перебрал¬
ся через загроможденные вагонами пути, навстречу ему стало
попадаться всег больше и больше народу. По лицам людей, по
их усталым движениям Ярош понял, что пражцы и не ложи¬
лись. Они провели на улицах всю ночь в ожидании известий
от уехавшего в Германию президента. Они еще надеялись на
чудо, которое спасет их родину; на чудо, которое избавит их
от нашествия ненавистных немцев.
Брошенные посреди улиц трамвайные вагоны досказали
Ярошу то, что он не мог прочесть на бледных лицах людей.
Он прибавил шагу. Прежде чем разразится катастрофа, он
должен найти Даррака и Гарро и вместе с ними выбраться из
Праги. Кто знает, сколько часов осталось в их распоряже¬
нии?!
Чем ближе он подходил к центру города, тем больше ви¬
дел на улицах людей. Они стояли вдоль тротуаров, прижав¬
шись к стенам домов, — бесконечными молчаливыми шпале¬
рами. Ярош никогда не видел ничего подобного. Лица муж¬
чин и женщин,' старых и молодых, были одинаково сосредо¬
точены, и во всех глазах виднелась настороженность.
Однако с приближением к ратуше характер толпы изме¬
нился. Тут люди уже двигались. Они шли медленным, разме¬
ренным шагом, каким ходят на похоронах. Бесконечная оче¬
редь тянулась к месту, где светилось пламя над могилой неиз¬
вестного чешского солдата. Молча, скорбным склонением го¬
ловы и снятой шляпой люди приветствовали этот символ на¬
ционального освобождения Чехии, и едва ли не каждый из них
думал о том, что в последний раз видит этот огонь, задуть ко¬
торый суждено, повидимому, ее незадачливому третьему пре¬
зиденту Гахе, пошедшему по пути прямой измены.
И Ярош, как он ни торопился, стал в очередь, снял фу¬
ражку и поклонился могиле своего неизвестного брата.
К’Огда он добрался, наконец, до квартиры Даррака и Гар¬
ро, его сразу же провели наверх, и он очутился лицом к ли¬
цу с Луи.
—	Где Гарро?
—	Пошел проводить Лорана. Мы отправляем с ним кое-
что в Париж. — Луи взглянул на часы. — Гарро должен бы
уже вернуться.
—	Мне нужно поговорить с вами обоими, — сказал Ярош.
828

—	Что за спешка?
—	Я не хочу оставаться в плену у немцев. Я улетаю.
—	Куда?
—	Не знаю.
—	Цихауэру удалось уехать в Москву.
Ярош грустно покачал головой.
—	Завидую я Цихауэру.
—	Он зовет нас.
—	Всех?
—	«Испанцев»... Москва даст нам приют.
—	Это хорошо, мы еще можем понадобиться революции.
Вбежал Гарро и бросился на шею Ярошу.
—	Я потрясен, решительно потрясен этим народом!.— вос¬
торженно крикнул он. — Какая выдержка, какое самообла¬
дание!
—	Чехи слишком хорошо знают, что такое неволя, чтобы
заниматься болтовней, теряя свободу, — с грустью произнес
Ярош.
Гарро поднял руку, приглашая всех прислушаться.
Неясный шум, доносившийся с улицы, внезапно прекратил¬
ся. В воздухе повисла такая тишина, что казалось, стало
слышно, как падающие снежинки касаются камней.
И вдруг, как по команде, все склоненные головы подня¬
лись, и все лица повернулись в одну сторону: в громкоговори¬
теле, висевшем на фонарном столбе, раздался треск, — такой
негромкий, что его легко заглушили бы шаги одного человека.
Но он был услышан всею Прагой, потому что в этот миг в
ней не было ни одного человека, который не стоял бы на ме¬
сте и не ждал бы минуты, когда заговорит, наконец, радио,
всю ночь упрямо хранившее тайну того, что происходило в
Берхтесгадене.
Наконец они заговорили, эти черные раструбы, заставив¬
шие пражцев простоять всю ночь в страхе пропустить первые
слова сообщения правительства. Теперь чехам было дано
узнать, что они являются уже не гражданами независимой и
свободной Чехословацкой республики, а подданными Третьего
рейха, живущими в «протекторате Богемии и Моравии».
Радио умолкло.
Толпа оставалась неподвижной.
Ярош опомнился и бегом бросился прочь. Гарро нагнал
его.
—	Куда ты?
—	Спроси Луи, хочет ли он лететь со мною. — ЯроШ
взглянул на часы. — Мы должны успеть захватить мой
самолет.
—	Тебе уже не позволят вылететь.
829

—	Посмотрим...
Ярош нашел фуражку и устремился к выходу.
—	Породи же, мы с тобой... — крикнул Гарро. — Луи!
Улица внезапно наполнилась шумом, несмотря на то, что
толпа оставалась все такой же молчаливой. Это был стран¬
ный шум, какого еще никогда не слышали улицы древней
чешской столицы. Словно тысячи огромных молотов били по
камням мостовой.
Трое друзей, выбежав из подъезда гостиницы, останови¬
лись в изумлении: всем троим этот шум был достаточно хоро¬
шо знаком.
—	Поезда наверняка уже не ходят, — оказал Луи.
—	Я знаю, где достать автомобиль, — ответил Гарро и по¬
бежал вниз по бульвару.
Они были почти уже у самого моста, когда Гарро обер¬
нулся к друзьям-:
—	Бегом на Малую Страну, берите документы и письма.
Через пятнадцать минут я заезжаю за вами.
И почти мгновенно исчез в толпе. Она поглотила его, все
такая же молчаливая.
Только на мосту, по. которому проходили Ярош и Луи, бы¬
ло заметно некоторое оживление. Небольшая группа людей
стояла у перил, наблюдая за несколькими спасатель¬
ными кругами, быстро уносимыми стремительным течением
Влтавы.
До друзей долетали обрывки фраз:
—	Ее уже никто не спасет...
—	Сегодня не до самоубийц...-
—	В день самоубийства Чехословакии...
Луи, замедлил было шаги, машинально следя глазами
за исчезающими вдали белыми пятнышками спасательных
кругов, но Ярош тронул его за локоть, и они побежали
дальше.
Нарастающий грохот железа несся им навстречу.
Из-за поворота улицы один за другим вылетело несколь¬
ко мотоциклистов. Они были в серо-зеленой немецкой форме.
Один из них остановился, с заднего седла соскочил солдат
с красным и белым флажками и стал на перекрестке.
За мотоциклами появились броневики, за броневиками
показались танки. Это они и наполняли Прагу железным ляз¬
гом, немецкие танки. Башни броневиков поворачивались, и
дула пулеметов останавливались на группах чехов.
Чехи молчали. По мере того как к ним приближались не¬
мецкие машины, они поворачивались к ним спиной. Головы
склонялись словно в молитве, и едва слышная вначале песня
взлетала вдруг к небу, покрывая грохот железа:
830

И пусть нас железным охватят кольцом, —
Кто вольного к (рабству принудит?!
Люди пели, повернув немцам спины, под наведенными на
них дулами автоматов;
Не будет народ под нацистским ярмом,
И Прага немецкой не будет!
Пробежав несколько шагов, Луи и Ярош увидели нагоняю¬
щий их автомобиль Гарро. Они сели, в машину и понеслись,
но на повороте их остановил вылетевший навстречу мотоцик¬
лист. Он поднял руку и заорал, свирепо тараща глаза и хва¬
таясь за автомат:
—	Эй, вы, в автомобиле! Отныне движение только по
правой стороне!.. Запомните это хорошенько. — И, вырази¬
тельно похлопав по автомату, понесся дальше. Следом за ним
показалось еще несколько мотоциклистов и, наконец, боль¬
шой легковой автомобиль с развевающимся флажком на
крыле. За его опущенным стеклом были видны фигуры двух
откинувшихся на подушки немецких генералов.
—	Одного из них я знаю, — сказал Гарро. — Это Гаусс.
Генеральский шофер то и дело пускал в ход пронзитель¬
ную фанфару, словно для того, чтобы обратить на своих седо¬
ков внимание прохожих. Но чехи, завидя автомобиль, повора¬
чивались к нему спиной, и за ним, как угрожающий шум
начинающейся бури, неслось:
Не будет народ под нацистским ярмом,
И Прага немецкой не будет!
К вечеру в президентском дворце, окруженном сплошною
цепью черных эсесовских мундиров, водворился гитлеров¬
ский «протектор Богемии и Моравии» барон Константин фон
Нейрат.
Тяжкий железный гул немецких танков и бензиновый
смрад, как отвратительный фашистский туман, висели над
прекрасною Златою Прагой, той самой красавицей Прагой,
которая скоро заставит гитлеровского протектора признать
его бессилие и бежать в Берлин; над мужественной древней
Прагой, которая, задолго до того, как будет сброшено иго
нацистских завоевателей, казнит сначала одного палача чеш¬
ского народа—Гейдриха, а потом второго — Франка.
Черными чудищами торчали немецкие танки на враж¬
дебно притихших улицах древней чешской столицы, по ко¬
торым через несколько лет под ликование народа, забрасывае¬
мые цветами, пройдут танки-освободители с красной звездой.
83J

Наутро пражцы уже не увидели на замке своего нацио¬
нального флага. Вместо него полоскалось по ветру безобраз¬
ное полотнище гитлеровцев. Свастика корявым черным крюч¬
ком, как эмблема четырехконечной виселицы, болталась над
головами чехов до того дня, когда, свершив великий при¬
говор истории, жизнь взяла свое—на башню взошли солдаты-
освободители. И* снова затрепетали тогда под солнцем Праги
ее национальные цвета. Их принесли на своей груди верные
сыны Чехии, пробившиеся на родину сквозь пламя вели¬
кой войны, плечо к плечу с солдатами победоносной Совет¬
ской Армии.

ЭПИЛОГ
Известно, что мы, люди Союза Социали¬
стических Советов, мешаем жить группе
всемирных грабителей и убийц и что они
очень хотели бы частью — уничтожить
нас, частью обратить в рабство.
М. Горький
53 п ■) джи га те ли

1
Фостер Даллас давно уже был сенатором, выступал на не¬
скольких международных конференциях и являлся постоян¬
ным представителем США в Организации Безопасности. Но он
оставался также и тем, чем был многие годы до того: адво¬
катом и ближайшим поверенным Джона Ванденгейма Треть¬
его. То, что Фостер стал крупной государственной фигурой,
не мешало ему, как и прежде, почти открыто обделывать тем¬
ные дела своей адвокатской конторы, хотя ему пришлось
оставить за собой лишь общее руководство ее делами, фор¬
мально передав их младшему брату Аллену. Даже привыкший
ко многому государственный департамент не мог согласиться
на то, чтобы его представитель был известен миру в каче¬
стве биржевого дельца и руководителя секретной, службы Ван¬
денгейма. Декорум оставался декорумом, хотя в душе и сам
государственный секретарь, вероятно, завидовал такому вы¬
годному совместительству.
Многолетнее сотрудничество между Джоном Третьим и
Фостером Долласом придало их отношениям характер той
своеобразной интимности, которая возникает между сообщни¬
ками. На первых порах они отдавали должное способностям
Друг друга и оба считали справедливым установленный прин¬
цип дележа. Но по мере того как росли масштабы операций
63*
835

и каждый видел, какие огромные суммы уходят в руки сообщ¬
ника, обоим начинало казаться, что они переплачивают. Чем
дальше, тем меньше оставалось в отношении Ванденгейма
к Долласу чего-либо иного, кроме страха перед компаньо¬
ном, который слишком много знает. Можно с уверенностью
сказать, что если бы Фостер лучше всякого другого не знал,
чего следует опасаться, имея дело с потомком «чикагского
пирата», то давно уже последовал бы за теми, кто его
собственными усилиями был навсегда убран с дороги
патрона.
Нередко-, высаживаясь на берег уединенного Брайт-Айлен-
да, сенатор-адвокат должен был убеждать себя в том, что
его друг Джон не станет из-за одной боязни разоблачений
менять старшего брата на младшего. В конце концов Аллен,
при всей его ловкости, не обладает и половиной опыта Фостера.
Но вместе с тем Фостер достаточно хорошо знал и жадность
своего «старшего партнера» и ничем не ограниченную под¬
лость своего младшего брата. С того .самого дня, как Аллен
стал формальным главой адвокатской фирмы «Доллас и Дол¬
лас», в длинном черепе Фостера прочно поселился страх. Страх
не отпускал его даже тогда, когда Аллена не было в Америке.
Фостер отлично помнил, как бывало он сам уезжал в Европу
перед каким-нибудь рискованным предприятием, чтобы, в слу¬
чае провала, быть вне достя гае мости американского закона.
Разве не так было в те дни;*когда по его поручению Киллин-
гер начал свою бактериологическую войну против Рузвельта?
Киллингер давно пустил себе пулю в лоб, но где уверенность
в том, что какой-нибудь его преемник, о котором Фостер да¬
же не подозревает и который получает приказы от его млад¬
шего брата Аллена, не объявил уже бактериологической или
какой-нибудь другой тайной войны самому Фостеру? Да и
нет около Фостера человека, который был бы ему так предан,
как некогда Гоу был предан покойному президенту. Платный
«дегустатор», которого он держит?.. Разве Фостер знает,
сколько стоит его верность? Несколько лишних долларов и...
сам же этот дегустатор его отравит. Ведь в конце концов
даже у президента не нашлось второго Гоу.
При воспоминании о покойном президенте Фостер беспо¬
койно заерзал на диване моторной яхты, перевозившей его на
Брайт-Айленд, и исподлобья посмотрел на противоположный
диван, где, так же как он сам, полулежал с газетой в руках
его младший брат. Не будь Фостер уверен в том, что едет
к Ванденгейму с Алленом, он мог бы подумать, что на проти¬
воположной переборке висит большое зеркало и он видит в
нем свое собственное отражение. Сходство братьев было не¬
обычайно.- тот же длинный череп, те. же маленькие, колючие,
836

непрерывно движущиеся глазки, тот же жидкий рыжий пух
на голове.
Можно было задать вопрос: что же мешало Фостеру вы¬
кинуть брата из игры? Ответ был прост: то же самое, что
мешало Ванденгейму выкинуть Фостера иначе, как только на-
Есегда лишив его возможности говорить, то-есть физически
уничтожив его. В прошлом Аллен Доллас был для Фостера
таким же исполнителем его планов, каким сам Фостер был
для Джона Третьего.
Стоило маленьким глазкам Фостера, несмотря на годы со¬
хранившим не только суетливую подвижность, но и отличную
зоркость, остановиться на лице Аллена, как ему чудилось в
чертах брата что-то такое, что Фостер готов был истолковать,
как плохо скрываемое злорадство. Чем это злорадство могло
быть вызвано? Каким-нибудь гнусным подвохом в делах или
удачно придуманным способом отправить его к праотцам?.,
Фостер старался подавить страх и держать ненависть в
таких.пределах, чтобы не дать заметить ее посторонним.
Патрон принял их в своем «трубочном» павильоне-музее.
Уже по одному этому Фостер понял, что разговор не сулил
ничего приятного. Это была манера «старшего партнера» —
прятаться за страсть к трубкам, когда он хотел скрыть свои
тревоги.
Сегодня гнев Джона Третьего был вызван вторичным
провалом в Берлине попытки похитить инженера Эгона
Шверера.
—	Неужели нельзя обойтись без этого Шверера?—кисло
пробормотал Фостер. — Что вы извлечете из него насильно?
—	То же самое, что извлекаем из двух тысяч немецких
ученых, которых приволокли сюда в качестве трофеев.
—	Но Шверер давно забросил военно-конструкторскую
работу и занимается какими-то счетными машинами.
—	Все равно, — решительно заявил Ванденгейм. — Мы за¬
ставим его делать то, что нам нужно. И вообще — довольно
болтать об этом. Винер звонил мне из Мадрида, что ему ну¬
жен Шверер, и я ему его дам!
—	Может быть, Джон, следовало бы перетащить Винера
с его хозяйством в Штаты? Тут и без Шверера найдется кое-
кто, чтобы ему помочь.
—	Подите к чорту! —• рявкнул Ванденгейм. — Прежде чем
мы не добьемся отмены закона о принудительном отчуждении
патентов на производство атомной энергии, я не позволю пе¬
ренести сюда ни одной лаборатории из Европы,
Фостер в первый раз рассмеялся;
837

—	Вы никогда не отличались объективностью, Джон., Что
бы вы запели, если бы вдруг конгресс действительно отменил
этот закон и кто-нибудь запатентовал бы локомотив или авто¬
мобиль с атомным двигателем? Переезд из Нью-Йорка во
Фриско обходился бы в пятьдесят центов, и нефтяные акции
стали бы пригодны только на то, чтобы делать из них елоч¬
ные украшения.
На этот раз рассмеялся и Ванденгейм:
—	Неужели вы уже настолько одряхлели, Фосс, что во¬
ображаете, будто я стал бы добиваться отмены закона, если
бы не был уверен, что такой патент попадет только в мои
руки?
Фостер вздохнул:
—	Если бы вы были господом-богом, Джон...
—	Кстати, о господе-боге, — перебил хозяин, оборачива¬
ясь к Аллену: — в военном министерстве говорят, что сочи:
нение этого немецкого генерала... как его?..
—	Тоже Шверер, — подсказал Аллен. — Отец того самого
инженера.
—	Они говорят, что эта его стряпня...
—	«Марш на восток»?
—	...которую отцы-иезуиты купили у него по нашему по¬
ручению, оказалась бредом старого мерина.
—	Я говорил, что так оно и будет, — заметил Фо¬
стер. — Он оперировал архаическими данными доатомного
века.
—	Это не так страшно, хозяин! Мы заплатили за «Марш»
сущие пустяки, — сказал Аллен. — Зато мы дали старому
Швереру возможность встать, на ноги. Он работает сейчас в
отделе «дзет» нашего европейского штаба. А уж наши ре¬
бята подскажут «нашим» немцам, на какие виды вооружения
следует рассчитывать при планировании войны.
—	Это правильный путь, — одобрительно отозвался Ван¬
денгейм.— Нужно собрать их всех, от Гальдера до последне¬
го командира дивизии, знающего восточный фронт.
—	Не думаю, чтобы их там много осталось, — ядовито
заметил Фостер.
—	Не дали же им помереть с голоду? — недоуменно
спросил Ванденгейм.
—	Те, кто воевал на русском фронте, в подавляющем
большинстве оказались в плену. — Фостер присвистнул и мах¬
нул в пространство: — Далеко, у русских!
—	Те, кто нам нужен, успели перебежать к нам, — возра¬
зил Аллен.
—	Правильно, —- кивнул головою Ванденгейм.
—	Вы попрежнему придерживаетесь мнения о нашем пяти¬
838

летнем атомном преимуществе перед русскими? — опросил
Фостер.
—	Боюсь, что мы уже потеряли все преимущества. —
Ванденгейм, сердито сжав кулаки, надвинулся на Фостера. —
И это ваша вина, Фосс. Да, да, молчите! Ваша! Не поверю
тому, что, имея в руках абсолютное большинство в Организа¬
ции Безопасности...
—	Формальное, Джон, — заметил Фостер.
—	Наплевать! Большинство есть большинство. Вы обяза¬
ны были протащить решения, которые были нам нужны!
—	Русские не из тех, кого лепко провести, Джон.
—	Пусть наложат лапу даже на все, что заготовлено
у Манхэттенского округа. Я не возражаю.
—	Лишь бы они не сунули носа в ваши собственные дела?
Вы воображаете, будто русские в случае угрозы для них не
смогут дотянуться до Испании?
—	Я был бы последним дураком, если бы построил завод
Винера на калле Алькала*! Кроме Европы, существует еще
и Африка.
—	Дело не только в том, куда вы спрячете производство,
айв том, где будет жить голова, которая им управляет, —
возразил Фостер.
—	Уж для себя-то и своих дел я найду местечко, о кото
ром не будете знать даже вы, мой неоценимый друг! —
И Ванденгейм с иронической фамильярностью похлопал стар¬
шего Долласа по плечу.
Фостер быстро взглянул на брата, словно надеясь поймать
на его лице выражение, которое выдало бы ему, знает ли
Аллен о планах патрона, скрываемых даже от него, Фостера,
от которого когда-то у Джона не было секретов.
В ту же минуту Фостер сжался от испуга: что-то темное
промелькнуло у самого его лица и опустилось на плечо Ван¬
денгейма.
Джон расхохотался:
—	Нервочки, Фосс!
Он достал из кармана твердый, как камень, американ¬
ский орех и дал макаке. Орех захрустел на ее крепких зу¬
бах.
—	Вот кому можно позавидовать, — сказал Ванденгейм. —
Этот маленький негодяй воображает себя бессмертным. Это
дает ему возможность наслаждаться жизнью так, как мы с
вами пользовались ею До появления уверенности в том, что
умирают не только наши дедушки.
—	Если бы это было единственным, что отравляет
жизнь, — со вздохом пробормотал Фостер и исподлобья
взглянул в сторону брата.
839

Повидимому, патрон отгадал смятение, царившее в уме
его адвоката. Он тоном примирения сказал:
—	Мы с вами уже не в том возрасте, Фосс, чтобы гонять¬
ся за в£еми призраками, какие бродят по земному шару. По¬
хороните миф о международном соглашении по атомной энер¬
гии — ия буду считать, что вы заслужили бессмертие.
Адвокат в сомнении покачал головой:
—	Не такая простая задача, Джон.
—	Поэтому в Организации Безопасности и нужна еще бо¬
лее хитрая лиса, чем вы.
Джон нагнулся к самому лицу Фостера, его тяжелый
взгляд, казалось, силился остановить шныряние маленьких
глазок адвоката. Фостеру хотелось упереться руками в грудь
патрона и оттолкнуть его. Быть может, в былое время он
именно так и поступил бы, но с тех пор, как Ванденгейм, по¬
добно большинству таких же, как он, «хозяев» Америки, на¬
пялил генеральский мундир, у Фостера уже нехватало сме¬
лости на прежнюю фамильярность. Как будто с исчезновени¬
ем пиджака между ними действительно появилось какое-то
различие и генеральский мундир был как бы реальным симво¬
лом той власти, которой всегда обладал Джон, но которая
прежде не имела такого ясного внешнего выражения. Поэтому
Фостер, сжавшись от страха, только еще крепче сцепил жел¬
тые пальцы и, стараясь казаться иронически спокойным, вы¬
давил из себя:
—	Вы никогда не могли пожаловаться на то, что у меня
нет чутья.
—	Да, когда-то у ва.с был отличный нюх, Фосс, — почти
ласково проговорил хозяин.
—	Что же, он, по-вашему, пропал? — с оттенком обиды
спросил Доллас.
—	Пропал, — безапелляционно проговорил Джон и в под¬
тверждение даже кивнул головой. — Стареете, Фосс!
—	Как бы не так!
—	А тогда, значит, вы на чем-то обожглись. — Джон рас¬
смеялся. — Когда собаке суют кусок горячей говядины, она
теряет чутье.
—	Ничего более горячего, чем ваша же атомная бомба,
я не нюхал! — все больше обижаясь, проговорил Доллас. —
И,, надеюсь, нюхать не буду,
—	Подаете в отставку?
—	Просто надеюсь, что при помощи этой бомбы мы, на¬
конец, поставим точку.
—	Идиот, совершенный идиот! — внезапно вскипая и боль¬
ше не пытаясь сдержать истерический гнев, заорал Ванден¬
гейм. — Мы не на митинге; нечего бормотать мне тут чепуху:
840

«Атомн’ая бомба, атомный век»! Подите к чорту вместе с ва¬
шим атомным веком!
—	Что с вами, Джон? — сразу присмирев, робко пробор¬
мотал Фостер.
Но Ванденгейм уже не слушал. Он продолжал кричать:
—	За каким чортом вы мне тут втираете очки этой атом¬
ной бомбой, как будто я избиратель, которого нужно уверить,
что ему больше никогда не придется посылать своего сына
на войну, что мы поднесем ему победу на блюдечке, если он
проголосует за нас... Вы бы сделали лучше, если бы дали се¬
бе труд подумать: как мы будем вербовать солдат, на какого
червяка мы выудим несколько миллионов дурней, которые
полезут в огонь, чтобы таскать для нас каштаны. «Бомба,
бомба»! Нам нужны массы, а их бомбой не возьмешь. Вы бы
лучше занялись церковью, если уж не сумели поставить на
колени русских и всю эту... «Восточную Европу».
—	У них крепкие нервы... — тоном провинившегося уче¬
ника пролепетал Доллас.
—	«Нервы, нервы»! — несколько затихая, передразнил
Джон.
—	Но я думаю, что рано или поздно и их нервы сдадут.
Наши четыреста восемьдесят заморских баз...
Тут гнев Ванденгейма вспыхнул с новой силой:
—	Четыреста восемьдесят заморских баз?! Ну, еще четы¬
реста восемьдесят, и еще девятьсот шестьдесят, а толк? Вко¬
лачиваешь деньги в какие-то вонючие островишки, без надеж¬
ды получить хоть цент дивиденда? Знаю я, чем это кончается.
К чорту! Где миллиарды, которые мы вложили в Гитлера?..
Крах!.. Где деньги, вложенные в Муссолини?.. Крах! Где
шесть миллиардов, брошенных в пасть Чан Кай-ши?.. Крах!
Уолл-стрит не бездонная бочка. Еще одна неудачная война —
и мы банкроты!
—	Следующая война должна быть удачной, — пробормо¬
тал Фостер.
—	А что вы сделали, чтобы она окончилась не таким же
конфузом, как прошлая? Я вас спрашиваю:	что? Атомная
бомба? Бросьте ее в помойку, эту бомбу, если не сумеете
поднять массы на войну против русских!
—	Вы не верите в победу, Джон?
—	«Победа, победа»! Вы напичканы звонкими словами и
суете их кстати и некстати. «Победа»! Такая же победа, как
в тот раз? Еще половина Европы, на кото-рой можно будет по¬
ставить крест, как на партнере? Это победа? Еще двести мил¬
лионов потерянных покупателей? Победа? Да что я говорю —
Европа, а три четверти Азии?.. Ее тоже прикажете списать
в убыток? Еще миллиард покупателей — со счетов... «Бомба»!
841

Нет, Фосс, прежде чем удастся пустить ее в ход против Рос¬
сии, нам нужно получить уверенность, что новая война не кон¬
чится для нас еще хуже, чем прошлая. Мы должны твердо
знать: она вернет нам не только все, что мы затратим на ее
подготовку, но и все, чего не заработали на прошлой.
—	Не гневите бога, Джон! Вам мало семи десятых золо¬
того запаса мира? Вам мало...
—	Что вы тычете мне эту детскую арифметику! Вроде ва¬
ших четырехсот восьмидесяти баз — какие-то клочки по все¬
му глобусу. А нам нужна четыреста восемьдесят первая ба¬
за— Европа! Нам нехватает четыреста восемьдесят второй
базы — Азии! Дайте нам четыреста восемьдесят третью — Аф¬
рику! Всю Европу, всю Азию, всю Австралию, всю Африку!
Вот тогда мы поговорим о том, что делать с остальным.
—	Но ведь ничего же и не осталось! — недоуменно вос¬
кликнул Доллас.
—	А Россия?!
—	Даст бог, Атлантический пакт... — -начал было Доллас.
—	Что же, может быть, из этого что-нибудь и выйдет! —
морщась, произнес Ванденгейм. — Но, хотел бы я знать, по¬
чему «Атлантический»? При чем тут вода? Нас не интересует
вода.
—	Увы, не все можно называть своими именами.
—	Вот! В этом наша беда, Фосс: мы почти ничего не
можем назвать своим именем, если не хотим, чтобы наши же
янки нас линчевали.
—	К чему мрачные мысли, Джон?
—	Ну да, вы-то вечно, как страус, прячете башку в траву
и подставляете зад всякому, кто захочет дать вам пинка. Мы
не можем итти на то, что у нас снова будет семнадцать мил¬
лионов безработных.
—	Отличный резерв для набора в армию...
—	Или в компартию!.. Смотрите, какой кавардак творится
опять в Европе! Помните, как мы когда-то, едучи с вами
в Европу на этом... — он щелкнул пальцами и потер лоб.
—	На «Фридрихе Великом», — подсказал Доллас.
—	Вот, вот!.. Пятнадцать лет назад мы с вами тоже
рассуждали о том, какими мерами прекратить кавардак в
Европе. И вот снова: французы «не желают» плана Мар¬
шалла.
—	Найдем таких, которые пожелают...
—	Знаю, ио это снова деньги, деньги! Опять списывать
в убыток то, что заплатили болтуну Блюму.
—	Он кое-как делает свое дело.
—	Нужно мне его «кое-как»! Дело, сто процентов дела
давайте нам за наши доллары! А миллионы французов позво¬
842

ляют себе во всю глотку орать: «Не хотим маршаллизацйи!»'
Итальянцы вопят: «Не хотим!» Эти чортовы подонки лейбо¬
ристы не могут навести порядок даже у себя на острове, не
говоря уже обо всей их собственной «империи», которая раз¬
валивается, как гнилое бревно.
—	Вот тут-то и понадобится бомба, Джон!
Несколько мгновений Ванденгейм смотрел на Фостера с
недоумением, потом вдруг расхохотался:
—	Бомба или новый Гитлер, а?
Доллас пожал плечами:
—	А разве можно отделить их друг от друга?
—	В вашем ослином упрямстве есть своя логика! —
И Джон покровительственно похлопал своего доверенного по
спине.
Фостер Доллас приободрился, выражение загнанной крысы
сбежало с его острой, покрытой глубокими морщинами, слов¬
но изжеванной, физиономии, и она снова стала похожа на
морду хорька. Оживленно жестикулируя и брызжа слюной, он
прокричал:
—	Пусть все эти миллионы в Европе и миллиарды в Азии
и по всему миру ждут, что мы ответим на письмо Сталина
Уоллесу, на его заявление Смиту, на заявление об Атланти¬
ческом пакте, — пусть ждут. Мы будем молчать и делать вид,
будто помимо нашей воли просачиваются сообщения о том,
что в ответ на каждое из этих предложений мы изготовили
еще сто бомб, еще тысячу, еще десять тысяч!
От возбуждения весь череп Фостера блестел испариной.
Он рассеянно вытер о брюки руки, липкие от пота. Но все
его оживление сразу пропало, когда Ванденгейм отвернулся
от него и, обращаясь к молча сидевшему Аллену Долласу,
проговорил:
—	Этот старый осел перестал понимать что бы то ни бы¬
ло. Вам, Аллен, придется взять на себя его дела. Контору вер¬
нете ему, сами поедете в Европу. Нужно искать, днем и
ночью искать тех, кто может быть нам полезен. Прямым уда¬
ром сделать уже ничего нельзя. Мобилизуйте всю команду,
на которую истратили столько денег во время войны.
—	Я ни цента не потратил напрасно, — обиженно заявил
Аллен. — Каждый, кто получил от меня деньги хотя бы
раз, — мой до могилы!
—	Вы называли мне десятки имен всяких типов, которые
якобы пригодятся нам, когда пойдет крупная игра против ком¬
мунизма. Где они?.. Я вас спрашиваю: где вся эта шайка хор¬
ватов, югославов и прочей публики, которую вы коллекцио¬
нировали?
843

Аллек опасливо покосился в сторону старшего брата и умо¬
ляюще произнес:
—	Прошу вас, Джон... Не нужно имен...
Ванденгейм свирепо посмотрел на притихшего Фостера и
грубо крикнул:
—	Посидите здесь!
А сам, сопровождаемый Алленом, вышел в сад.
—	Я и в детстве не любил играть в заговорщики... — недо¬
вольно пробормотал он на ходу. — Ну, что у вас? Выклады¬
вайте.
Но Аллен молчал, пока они не отошли от павильона на
такое расстояние, что их не мог слышать Фостер.
—	Вы гений, Джон!.. Истинный гений! — сказал он нако¬
нец.
—	К делу!
—	Честное слово, я вовсе не льщу, — продолжал Аллен.—
Можно подумать, что вы читаете чужие мысли: ведь именно
о них, об этих балканских людях, я и хотел вам оказать. Мой
человек, Миша Ломпар...
—	Можете не называть имен, я их все равно не запоминаю.
—	Но я должен вам все же напомнить: Ломпар — тот че¬
ловек, который привел ко мне... — Аллен понизил голос до
шопота: — Джиласа и Ранковича.
—	Джилас и Ранкович? — машинально повторил Ванден¬
гейм’.
—	Тсс! — зашипел Аллен. — Это страшный секрет, Джон...
Пожалуй, самый большой секрет, какой у нас когда-либо был
по этим делам...
Он продолжал шептать, и Джон напрягал слух, чтобы
слышать его слова, заглушаемые шуршанием песка под его
собственными тяжелыми шагами.
Младший Доллас называл еще какие-то имена, среди кото¬
рых Ванденгейм разобрал несколько знакомых. Это были не то
венгерские, не то югославские или болгарские министры, про¬
мышленники или какие-то политические интриганы. Наконец,
Джону показалось, что он услышал имя югославского марша¬
ла Тито. Джон думал, что ослышался, и, чтобы шум шагов не
мешал ему, приостановился:
—	Повторите-ка, — сказал он,—кажется, я что-то спутал:
Броз Тито?
—	Тсс, — Аллеи испуганно схватил его за рукав, — умо¬
ляю, Джон!.. Один лишний звук, и мы провалим самую круп¬
ную игру, которую когда-либо вели против России!
Но Ванденгейм окончательно остановился и, негодующе
вырвав свой рукав из цепких пальцев Аллена, прорычал:
—	И вы туда же, за своим братцем?!. И вы хотите меня

морочить и вытягивать из меня деньги вашими идиотскими
сказками?!
—	Что с вами, Джон?! —Аллен испуганно попятился от
рассвирепевшего патрона. — Какие сказки?
—	Я наверняка знаю, что этот ваш Тито давно закуплен
англичанами. Вас морочат, как последнего сосунка!
При этих словах Аллен смешно затоптался на месте, как
раскачивающийся для пляски индеец, и наступившую в саду
минутную тишину разрезал скрип его смеха.
—	Вот, вот! — воскликнул он, захлебываясь. — Вот, вот!
Прекрасно! Значит, эти дураки настолько уверены в том, что
господин маршал куплен ими, что уверили в этом даже
Бас!.. Это отлично, Джон! Хотя я и не ожидал, что они дове¬
рят эту тайну кому бы то ни было. Хвастовство не доведет
англичан до до-бра. Я бы никогда не стал афишировать такую
связь: слишком большая ставка, Джон! Слишком большая!—
И в аллее снова раздался такой звук, словно провели мокрой
пробкой по стеклу. — Хе-хе... Так вот что, дорогой патрон, я
вам скажу, но клянусь небом: если вы проболтаетесь даже на
исповеди...
—	Ну, ну, за кого вы меня принимаете!.. — уже благодуш¬
но и, повидимому, заинтересованный пробор'мотал Ванден¬
гейм.
—	Я вам скажу, но только вам. До сих пор это было тай¬
ной моей и господина Тито: он наш, наш с волосами и кишка¬
ми. Я перехватил его у англичан из-под самого носа!
—	Смотрите, Аллен, не дайте себя надуть!
—	Хе-хе, — Аллен быстро потер руки тем же движением,
как это проделывал его старший брат. — Если бы я вам ска¬
зал, как дешево нам обошелся этот маршал, вы бы поверили,
что все в порядке... Весь смысл именно в том, что ко мне в ру¬
ки попала тайна его сговора с Интеллидженс сервис. Это да¬
ло мне возможность отделаться такими пустяками, что на них
этот маршал едва ли купит себе новый галун на шапку.
—	Поверьте мне, гончая только тогда чего-то стоит, ког¬
да за нее хорошо заплачено, — в сомнении проговорил Ван¬
денгейм.
—	Или... — Аллен многозначительно поднял костлявый па¬
лец. Рыжий пух на нем светился так же, как на черепе Фос¬
тера. — Или... — загадочно повторил он, как будто рассчиты¬
вая, что Джон договорит за него, — ...пес прекрасно ведет се¬
бя, если ему на шею надет парфорс. — И он снова затоптал¬
ся от удовольствия. — А я нашел парфорс для Тито и всей
его шайки, понимаете: такие клещи, из которых они не вы¬
рвутся, даже еслц бы пожелали; но не думаю, чтобы такое же-
845

ла-ние у них и появилась, им с нами по пути, .потому что дру¬
гого пути у них уже нет.
—	А англичане? Они не могут провалить нам все дело?
—	Фыо, Джон!.. С каждым днем они все больше понима¬
ют, что их песенка спета.
—	Бульдог перед смертью может больно укусить.
—	Если он подыхает без намордника, Джон!
—	У вас какие-то странные сравнения сегодня... Мне со¬
всем не нравится ваша веселость. Не рановато ли развесели¬
лись, Аллен? — В голосе Ванденгейма зазвучала несвойствен¬
ная ему неуверенность. — Игра становится все трудней, с каж¬
дым днем трудней! Я вам говорил: теперь уже прямым уда¬
ром против коммунизма ничего не сделаешь. Ставка на
вас, Алл1ен. На всю эту вашу банду... И, честное слово,
мне делается иногда страшно, когда подумаю, что наша
судьба в руках сволочи, торгующей собою на всех пере¬
крестках.
—	Ничего, Джон, на наш век проходимцев хватит.
—	Даже если считать, что в такой игре один ловкий него¬
дяй стоит десятка простаков, приходится задумываться:
а что, если все, кого мы покупаем, все, на кого делаем нашу
ставку, ничего не стоят? Если это вовсе не сила, какою мы
ее себе рисуем?! Что, если вся эта мразь разбежится, стоит
топнуть ногой?!. Вам никогда не бывает страшно, Аллен, ког¬
да вы думаете об исходе игры?
Аллен нервно передернул плечами. Ему так ясно предста¬
вилось то, что говорил патрон, как едва ли тот мог себе во¬
образить. Ведь именно он, Аллен, имел дело с легионом че¬
ловеческого отребья, именно он покупал и перекупал тех, чьему
слову можно было верить только тогда, когда уже не суще¬
ствовало ничего святого. Разве Джон имел представление о
том, сколько агентов перекупили у Долласов другие службы?
Разве Джон мог себе представить всю длинную цепь прова¬
лов, которые сначала Фостеру, а теперь Аллену приходилось
скрывать от своего патрона? И если у Джона, даже при том,
что ему никогда ничего не говорили о неудачах, никогда не
называли ему имен агентов, провалившихся во всех странах
от России до Китая, куда их посылала контора братьев
Доллас, — если даже у Джона могло возникнуть сомнение в
надежности этой самой продажной из армий, то каково же
должно было быть настроение у самого Алшена, знавшего
все ее слабые стороны, все поражения, все бесчисленные про¬
валы его агентов!
Не было ничего удивительного в том, что, сам того не за¬
мечая, Аллен отер со лба .холодный пот, хотя мысленно твер¬
дил себе, что все дело только в размере затрат, что нет -аких
846

душ, которые нельзя было бы привязать к себе блеском золо¬
та. И губы его машинально шептали:
—	Дело в деньгах... Побольше денег... Много денег — и
все будет в порядке....
Некоторое время они. шли молча.
Джон остановился, подумал и повернул обратно к павиль¬
ону.
Когда они были уже у дверей, Ванденгейм сказал:
—	Бели мы проиграем эту партию — крышка! Нужно
драться зубами, Аллен! Слышите: зубами! Чего бы это ни
стоило, но мы должны выиграть схватку, иначе..,.
Он не договорил, и Аллену показалось, что на этот раз
его патрон провел рукою по вспотевшему лбу.
—	Покупайте всех, кого можете. Всех, всех!.. — С этими
словами Джон перешагнул порог павильона и подошел к сто¬
лу, не обращая никакою внимания на застывшего в ожида¬
нии Фостера. Кажется, старший Доллас н’е сделал ни одного
движения с тех пор, как остался тут один.
Вошедший следом за Джоном Аллен машинально, уныло
повторял:
—	Деньги, снова деньги!
—	На этот раз мы не будем так расточительны, — сказал
Ванденгейм. — Вовсе не обязательно платить всяким Гаспери
и Шумахерам нашими долларами. Я позабочусь о том, чтобы
снабдить вас любым количеством франков, лир, марок; мы на¬
ладим у себя и печатание фунтов. Можете швырять их налево
и направо.
—	Фунты?.. Это лучше... — встрепенувшись, пробормотал
Аллен и плотоядно потер руки. — А то с этими франками и
прочим мусором далеко не уедешь. Фунт еще кое-как живет
старым кредитом. Мир не хочет верить тому, что реальная
ценность фунта скоро будет близка к нулю.
—	И дело, Аллен, прежде всего реальное дело! Довольно
теоретической возни. Если философия — то такая, чтобы от
нее у людей мутился разум; если искусство — то такое, что¬
бы люди не разбирали, где хвост, где голова. Смешайте все
в кучу, Аллен, чтобы французы перестали понимать, где кон¬
чается Франция и начинается Турция, чтобы итальянцы пе¬
рестали вопить о своем сапоге как о чем-то, что они обо¬
жают больше жизни. Никаких суверенитетов, никакого
национального достоинства — к чорту весь этот вредный
хлам!
Тут раздался робкий голос Фостера:
—ч Позвольте мне, Джон, заняться Соединенными Штатами
Европы...
Но Джон только с досадою отмахнулся.
847

—	Сейчас я вам скажу, чем вы будете заниматься, Фоос,
а пан-Европа проживет и без вас. Она будет, чорт меня
возьми, или я не Джон Ванденгейм! Она будет потому, что
она нужна. Слышите, Аллен: нужна! В Западной Европе не
должно быть никаких границ. Никаких! Только одна нацио¬
нальность будет иметь право считать себя суверенной в лю¬
бой из этих паршивых стран, — мы, янки! Вбейте в голову
всем от Анкары до Парижа, что за слово «гринго» мы будем
линчевать. И пусть не воображают, что именно мы сами бу¬
дем марать об них лапы. Турки будут вешать французов, ис¬
панцы — греков. Всюду мы поставим свои гарнизоны из быва¬
лых эсесовцев. Эти не дадут спуска никому.
Фостер сделал последнюю попытку вмешаться в разговор:
—	Вы должны оценить, Джон, то, что мною сделано, что¬
бы стереть национальные границы в искусстве, в литературе.
—	Опять будете сейчас болтать про вашего ублюдка Сар¬
тра! Больше ни одного цента этому идиоту. Работать нужно
чисто. Грош цена агенту, которого раскрывают, прежде чем
началась война. Нет, Фосс, ваша песенка по этой линии спета.
—	Вы пожалеете об этом, Джон... Таких помощников,
как я...
—	Не беспокойтесь, вы не пойдете ни на покой, ни на
свалку. Я вам дам дело; и дело не маленькое. Хотите быть
вторым Майроном?
—	В Ватикане нечего делать двоим.
—	Вы меня не поняли: Ватикан Ватиканом, это вотчина
Моргана, но он ничего не стоит там, где кончается католи¬
цизм. Займитесь остальными:	протестантами,	баптистами,
евангелистами и всякой там публикой... Соберите их в кулак
так же, как папа собрал своих католиков. Сделайте их таким
же орудием в наших руках, какими Майрон сделал Ватикан.
Вот вам дело.
Фостер покачал! головой:
—	Начинать на чистом месте?
—	Не совсем уж на чистом,—с усмешкой сказал Джон.—
Переймите связи у немцев. Кое-где у них была своя агентура
по этой линии. Вспомните, что произошло в Болгарии, поищите
среди финнов, порыскайте в Голландии, заберитесь в Южную
Америку, в Индию, свяжитесь с Макартуром, подберите все,
что можно подобрать после немцев, используйте японскую
сеть — она еще жива. Посмотрите на экуменическое движе¬
ние — оно влачит жалкое существование, вдохните в него бо¬
евой дух. Берите пример с Майрона: он сумел забросить сво¬
их кардиналов всюду — от Багдада до Нанкина. Не стесняй¬
тесь, тут мы готовы поступиться даже гордостью белых. Если
папа раздает красные шапки неграм й китайцам, то почему
£48-

бы нам не навербовать среди них главарей протестантизма?
Пачка долларов заменит красную шапку, а если этим дура¬
кам нужна мишура, то мы можем нашить сколько угодно ман¬
тий и раздать вместо тиар старые королевские короны. На
этом мы еще заработаем. Вон Тэйлор умудряется зарабаты¬
вать даже на простых оловянных крестиках. Нужно быть по¬
воротливым, Фосс, и не твердить одно и то же с упрямством
тупицы: «Бомба, бомба!» Займитесь церковными делами, и у
вас будет шанс сделаться вторым папой, чем-то вроде вселен¬
ского патриарха всех протестантов. А когда у нас в руках бу¬
дут и католики и протестанты... — Ванденгейм протяжно
свистнул.
Фостер умоляюще сложил руки.
—	Джон, избавьте меня от всяких этих протестантов и
прочих «схизматиков».
—	Боитесь провалить дело?
—	Нет, не в этом дело, — Фостер покрутил острой мор¬
дой.— Нет, я хочу предложить другое. Где это сказано, что
Ватикан так и должен навсегда остаться вотчиной Мор¬
ганов?
—	У них там слишком надежный приказчик — Тэйлор,
чтобы им стоило бояться за эту лавочку.
—	Хе-хе! — Фосс быстро потер друг о друга мокрые ла¬
дони. — А если я действительно займу местечко рядом с
Майроном Тэйлором? Пока какое-нибудь скромное ме¬
стечко.
Ванденгейм с нескрываемым интересом посмотрел на Дол-
ласа и, почесав за ухом, задумчиво спросил:
—	Вырвать этот кусок из лап Морганов? Далеко смотрите,
Фосс...
Приободрившийся Доллас подмигнул Джону:
—	А почему бы и нет, а?
—	Президент не согласится на второго своего представи¬
теля там, — в сомнении произнес Ванденгейм.—На это его,
пожалуй, не уговоришь...
—	И не нужно, и не нужно, — поспешно зашептал Дол¬
лас. — Вам там вовсе и не нужен официальный представитель.
Что бы вы сказали обо мне в роли какого-нибудь прелата
в Ватикане, а?
—	Вы — в сутане? — Ванденгейм расхохотался.—А впро¬
чем... это, может быть, и не так уже глупо! Ну, а как же
с экуменическим движением?
—	Поручите его кому-нибудь другому.
—	Но вы знаете, что Тэйлор отвернет вам башку, если
поймет, зачем вы явились в Рим. А не понять он не может.
—	Он мне, или я ему...
54 Поджигатели
849

—	Что же, это мне нравится, честное слово, нравится,
старина, И уж, во всяком случае, вам будет обеспечено ме¬
стечко вблизи святого Петра.
—	Я предпочитаю царство земное небесному.
—	Это уж от вас зависит — сделать радости рая не менее
ощутимыми, чем земные... — Джон на минуту задумался, вер¬
тя в руках одну из трубок своей коллекции, потом сказал,
повернувшись к младшему Долл асу:—Кстати о земле, Аллен:
Фосс так и не справился с делом Винера.
—	Ага! — с торжеством воскликнул Фостер.—Стоит вам
вернуться на почву реальной политики, и вы сами вспоминаете
о бомбах!
—	Реактивные снаряды и атомная бомба не одно и то же.
—	Два пугала одного сорта. У вас чешутся руки
устроить что-нибудь вроде Бикини с этими реактивными шту¬
ками.
—	Бикини было блефом! — вырвалось у Ванденгейма.
—	Но мы потратили достаточно денег, чтобы уверить мир
в неотразимости этого блефа.
Ванденгейм приставил красный кулак ко рту.
—	Фу, чорт!.. В том, что вы говорите, есть доля правды.~
В глазах мира мы должны оставаться лидерами этого дела.
А тем временем следует сделать все для реализации винеров-
ского «фау-13».
—	Если ему для этого необходим Шверер, поставьте на
этом чортовом «фау» большой крест! — крикнул Фостер.
—	Но, но!
—	Да! — воскликнул Фостер, но тотчас пожалел о такой
категоричности. Он ;хотел было загладить дурное впечатление
от своего заявления, но Ванденгейм, посмотрев на него сверху
вниз, рассмеялся и неожиданно весело проговорил:
—	Сегодня вы способны расстроить ангела. Идемте-ка
выпьем. Ваше настроение мне совсем не нравится.—И обер¬
нулся к продолжавшему сидеть в отдалении Аллену:—Шве¬
рер должен быть в Мадриде... Вам хватит месяца?
—	Многое будет зависеть от того, удастся т нам выло¬
вить обратно Мак-Кронина, — сказал Аллен.
—	Плюнь на Мак-Кронина. Он отыграл свое! — сказал
Фостер брату.
—	Но мы не можем оставить ело в руках русских!
—	Сделай так, чтобы он не достался ни нам, ни им.
—	Все обойдется, друзья мои, — примирительно сказал
хозяин.
Он взял Фостера под руку и повел к выходу.
850

2
Сэр Монтегю Грили продолжал получать жалованье пред¬
седателя комиссии по денацификации, но он бывал во Франк¬
фурте не чаще, чем того требовали его личные коммерческие
дела. Тот, кому доводилось теперь входить в кабинет с таб¬
личкой на двери «председатель комиссии», видел перед собой
коренастого блондина среднего роста, с самоуверенным выра¬
жением румяного лица, с неторопливыми движениями чело¬
века, спокойного за: свое место под солнцем. На столике перед
камином всегда, летом и зимою, стояли свежие розы; в воз¬
духе всегда висел аромат цветов, смешанный с терпко-пряным
запахом трубочного табака. Изо рта блондина почти всегда
торчала трубка, которую он очень прямо и, повидимому,
очень крепко держал в зубах.
Весь он, с головы до пят, был олицетворением уверенности
в себе, в завтрашнем дне и в своем деле. Такого полного бла¬
гополучия оберштурмбаннфюрер СС и инженер Пауль Штризе
не чувствовал даже в самые лучшие времена Третьего рейха.
Основные обязанности Штризе, как, впрочем, и всей его
«комиссии», не отличались сложностью. Процесс возрождения
военной промышленности Западной Германии и ее передачи
прежним монополистам — «капитанам», за спиной которых
стояли теперь американцы и англичане, благополучно прибли¬
жался к своему завершению. Не было необходимости и в ка-
ких-либо иных мерах, кро-ме полицейского вмешательства,
когда рабочие заводов пытались поднять голос протеста при
возвращении старых гитлеровских директоров.
Гораздо обширнее и сложнее были обязанности Штризе,
связанные с учреждением, лаконическое название которого не
значилось на вывеске комиссии: «Штаб К». Впрочем, даже
если бы это название было написано на фасаде бюро, далеко
не каждый знал бы, что полностью оно читалось так: «Цен¬
тральный штаб по координации деятельности секретных служб
трех западных оккупирующих держав и секретной службы
вооруженных сил Западно-Германского государства».
Не всякий знал о наличии у этих вооруженных сил развет¬
вленной секреткой службы, являющейся детищем и филиалом
британской, французской и, главным образом, американской
разведок. Но что говорить о немцах, если об этой стороне де¬
ятельности бюро пока еще не имел полного представления и
сам Монти. Отлично зная, что задачи его учреждения не
имеют ничего общего с действительной денацификацией и де¬
милитаризацией бывшей гитлеровской военной промышленно¬
сти, он пребывал в уверенности, что его основным делом яв¬
ляется восстановление военного производства в Западно-Гер¬
54;:
851

манском рейхе. Эту работу следовало произвести по такой
схеме, чтобы не только обеспечить снабжение военными мате¬
риалами всех континентальных вассалов англо-американско¬
го блока, но прежде всего и главным образом обеспечить
прибыли своих хозяев — монополистов Англии и Америки.
Уже сама по себе эта задача представлялась Монти достаточ¬
но сложн’ой. На каждом шагу приходилось сталкиваться с
ни с чем несравнимой алчностью янки. Они норовили вырвать
из глотки английского партнера даже самую маленькую ко¬
сточку. Иногда можно было притти в полное отчаяние от на¬
хальства, с которым действовали не только сами американцы,
но даже их немецкие уполномоченные. Эти немцы, из бывших
владельцев, акционеров и директоров восстанавливаемых
предприятий, за одно только право считать на суконке аме¬
риканское золото готовы были перервать горло кому угодно,
не соблюдая никаких приличий. И чем яснее они чувствовали
за собою поддержку американцев, тем наглее становились,
доходя иногда до прямого третирования «младшего» партнера
в англо-американской партии.
Эти сложные обстоятельства грозили при малейшей оплош¬
ности оставить в дураках не только английских партнеров
вообще, но и самого Монти в частности. Он был настолько
занят интригами чисто коммерческого свойства, что несколько
запустил вторую сторону деятельности своего бюро — раз¬
ведку. Поэтому Аллен Доллас почти без сопротивления со
стороны англичан прибрал к рукам всю негласную работу
бюро еще тогда, когда о-на находилась -в зачаточном состо¬
янии. С прошествием же времени, когда выяснились широкие
перспективы секретной работы бюро, англичане спохватились,
но было поздно. Раздувшийся аппарат немецкой военной раз¬
ведки возрождаемой западногерманской армии смотрел
уже целиком из американских рук. Дряхлеющей Интелли¬
дженс сервис оставалось только сделать приятную мину в пло¬
хой игре, сползая на вторые роли. Ее резиденты с удивлением
увидели, что гитлеровские генералы, вроде Александера и
Гудериана, еще вчера считавшиеся пленными, имели в делах
бюро больший вес, чем чиновники «его величества». А в ка¬
бинет Галвдера Монти даже не имел права войти без докла¬
да. Это было отвратительно, но это было так. Единственным,
сравнительно небольшим утешением для Монти было право
помыкать немцами ранга Штризе.
Роль Штризе в этом секретнейшем из секретных фрганов
оккупационных администраций в Германии была скромной. Он
был всего лишь чем-то вроде смотрителя конспиративной квар¬
тиры, какой являлось для этого штаба бюро Монти. Поэтому
Штризе не только не был в курсе дел штаба, но и не знал

в лицо всех его работников, не говоря уже об агентуре. Одна¬
ко это не мешало ему использовать свое положение в инте¬
ресах немецкого партнера. Каждые два-три дня он делал
генералу Александеру то или иное сообщение, добытое слу¬
жителями в комнатах британского, американского или фран¬
цузского отделов. Иногда ему и самому удавалось кое-что
подслушать.
В последние дни Штризе заметил некоторое оживление^
в штабе. Появлялись новые люди. Двоих из них он знал —’
англичанина Уинфреда Роу и немца, католического священ¬
ника Августа Гауеса. Двух других видел впервые. Ему стоило
некоторого труда выяснить, что один из них был представи¬
телем французской разведки^ полковником Анри, другой —
американцем по имени Фрэнк Паркер. С Паркером приехала
его секретарша — сохранившая слабые следы былой красо¬
ты, увядающая особа с пушистой копной яркорыжих, явно
искусственно окрашенных волос. Профессиональная любозна¬
тельность Штризе очень скоро помогла ему открыть, что эта
«американская мисс» была в действительности француженкой
и что звали ее Сюзанн Лаказ. Но выяснить ее истинную роль
около Паркера и цель появления во Франкфурте Штризе так
и не удалось: Сюзанн всего лишь один раз появилась в бюро.
Едва услышав, что в числе приехавших назвали капитана
Роу, она поспешила исчезнуть и больше не появлялась. Аген¬
тура Штризе донесла ему, что Сюзанн даже уехала из Франк¬
фурта.
Через день после приезда Паркера состоялось совместное
совещание представителей всех разведок, на котором неофи¬
циальный глава штаба, Аллен Доллас, поставил вопрос о необ¬
ходимости скорейшей доставки из советской зоны оккупации
инженера Эгона Шверера. Объяснений своему требованию он
не давал и не намерен был давать. Его приказы были законом
для всех четырех служб штаба, так как добрые три четверти
средств, на которые они существовали, давал он.
Впрочем, был на этом совещании человек, который, в отли¬
чие от остальных присутствующих, чувствовал себя незави¬
симо. Это был представитель ватиканской «информационной
курии во имя бога» отец Август Гаусс. Он держался свобод¬
но, уверенный в том, что никто из сидящих в этой комнате,
кроме Роу, не знает об его многолетней платной службе и
в британской разведке.
Участники совещания перебрали с десяток способов похи¬
щения Эгона. Все казались Долласу никуда негодными.
Вспомнили Кроне, о котором все, кроме Долласа и Паркера,
знали только то, что он должен был перебросить сюда инже¬
нера Шверера.
853

Доллас делал вид, будто судьба Кроне его мало интере¬
сует. Еще несколько месяцев тому назад он решил, не выда¬
вая иностранцам американского лица Кроне — Мак-Крони¬
на, — способствовать тому, чтобы русские продолжали дер¬
жать его у себя как немецкого фашиста. Долласу хотелось,
чтобы советские Бласти эвакуировали Кроне в какой-нибудь
из офицерских лагерей для военнопленных, в глубь СССР.
С этой целью Доллас предложил установить связь с Кроне.
Но службе Александера так и не удалось сделать этого.
Было только установлено, что подробные допросы Кроне
в советской комендатуре велись долго и были застенографи¬
рованы. У Долласа возникло подозрение, перешедшее посте¬
пенно в уверенность, что Кроне про-валился всерьез и выложил
русским если не все, что знает, то, во всяком случае, мно¬
гое.
К тому времени, когда происходило описываемое совеща¬
ние штаба, у Долласа созрело решение пресечь для Кроне
возможность разговаривать, то-есть попросту убить его. Это
поручение было передано немецкой службе, заславшей в со¬
ветскую зону Берлина диверсионную группу Эрнста Шверера.
Группа была одною из самых дерзких, сформированных из
бывших гестаповцев. Но и ее усилия пока ничего не дали: ей
не удалось добраться до арестованного советскими властями
Кроне.
Аллен Доллас решил передать и это дело в руки Паркера,
который отправился в Берлин, чтобы ускорить похищение ин¬
женера Эгона Шверера. Оставалось -найти для Паркера на¬
дежный опорный пункт внутри советской зоны.
—	Было бы хорошо, если бы генерал Александер поискал
у себя в памяти какой-нибудь подходящий пункт, — бросил
Доллас в сторону молчаливо сидящего в углу человека.
Тот качнул вытянутым как по линейке корпусом и поспеш¬
но щелкнул каблуками. Чуть шевельнула/сь седая, аккуратная
щеточка его усов.
—	Я сообщу господину Паркеру конспиративный адрес
доктора Зеегера.
—	Вы ограничили самостоятельность Эрнста Шверера и
подчинили его Зеегеру?
—	Оперативно — да,—почтительно ответил Александер.—
Зеегер направляет действия группы. Но я не мог бы пожало¬
ваться и на самого Эрнста Шверера:	его	отряд	доставляет
много хлопот советским властям.
—	Таких людей нужно поощрять. Вам даны на это сред¬
ства! — недовольно проговорил Доллас. — Эгон Шверер! Он
мне нужен. Назначьте особую премию за его доставку.
—	Если бы можно было премировать за доставку его го-
654

ловы, она давно была бы перед вами, — проговорил Алек¬
сандер.
—	К сожалению, нам нужна не его голова, а его патен¬
ты! — сказал Доллас и, выхватив из кармана платок, по¬
спешно отер покрывшийся каплями пота череп. Даже в
этой детали он был похож на своего старшего брата.
Пристально глядя на американца, Александер продолжал
держать наготове карандаш. Вся его фигура была теперь оли¬
цетворением готовности служить новому хозяину. Не осталось
и следа от прежнего высокомерия, с которым начальник раз¬
ведки некогда разговаривал со своими собственными немец¬
кими генералами, даже если они бывали выше его чином.
Роу, молча сидевший в стороне, брезгливо морщился, ког¬
да взгляд его падал на влажный череп Долласа. Он с трудом
скрывал владевшее им чувство неприязни, смешанное со стра¬
хом перед более сильным партнером. Время от времени он
усиленно тер свои, словно выеденные молью и покрытые
неопрятной серой плесенью, виски и курил, не выпуская изо
рта трубки. Его серые, потускневшие глаза казались усталыми
и пустыми. Вокруг них сеть морщин покрыла дряблую кожу,
и предательские синие жилки изукрасили нос. Когда Роу, заку¬
ривая, держал спичку, было заметно, как дрожат его пальцы.
Доллас, закончив совещание, засеменил к двери. Роу под¬
мигнул Паркеру:
—	Еще четверть часа — и я треснул бы, как пересушенное
бревно! — Он с облегчением потянулся.—Кто из присутствую¬
щих способен составить нам. компанию на несколько рюмок
коктейля?
—	Вы воображаете, что в этом городе можно получить
что-нибудь приличное? — спросил патер Август.
—	Надеюсь, в американской лавке найдется виски и не¬
сколько лимонов. Остальное я беру на себя. — Роу без цере¬
монии схватил за рукав Августа Гаусса.—Речь идет о стакане
чего-нибудь, что помогает ворочать мозгами.
—	Если это не будет минеральная вода... — ответил патер.
—	У меня в буфете найдется все, что нужно, чтобы скра¬
сить беседу мужчин, — заискивающе вставил молча сидевший
до того Винер.
—	Значит, мы ваши гости, — развязно сказал Роу.—Я по¬
звоню сейчас Блэкборну, нужно захватить и его.
—	Блэкборн?! — с некоторым испугом воскликнул Винер.—
Тот самый Блэкборн?
—	Именно «тот самый». Как его у нас кто-то назвал,
«главный расщепленец».
—	Весьма почтенная личность, — Винер криво усмехнул¬
ся. — Но... зачем он вам понадобился?
855

—	У меня есть основания не оставлять его одного на це¬
лый вечер.
—	Как хозяину, мне трудно протестовать, — с кислой ми¬
ной проговорил Винер.
3
Несмотря на то, что деньги были теперь последним, на
недостаток чего мог бы жаловаться Винер, его страсть к де¬
шевой покупке редкостей искусства сохранилась в полной
силе. Именно так: не к приобретению произведений искусства
вообще, а только к тому, чтобы купить их за десятую долю
стоимости, вырвать из рук тех, кого судьба приперла к стен¬
ке. Он не упускал тяжелых обстоятельств, в которых находи¬
лись его соотечественники.
Чтобы рыскать по складам комиссионеров и по частным
адресам немногих уцелевших коллекций, Винер находил время
даже среди всех своих многочисленных дел. Это было удиви¬
тельным свойством его натуры. Спекулянт неодолимо просы¬
пался в нем, когда в воздухе пахло возможностью поживы.
Область искусства не составляла исключения. Он, как скупой
рыцарь, вел точный реестр своим приобретениям. Против ка¬
ждого из них значилась цена., по которой оно было куплено,
и рядом с нею сумма, за которую Винер мог его продать.
Если конъюнктура на рынке картин менялась, он старательно
зачеркивал прежнюю цифру и вписывал новую, не уставая
подводить баланс. Это было душевной болезнью, которую он
не мог, а может быть, и не хотел преодолеть, несмотря на то,
что она заставляла его тратить совсем не так мало времени
и сил, нужных ему на гораздо более важные, с точки зрения
его хозяев, дела.
Таких хозяев у него было теперь двое: одним был Джон
Ванденгейм Третий, в полной власти которого находились за¬
вод реактивных снарядов и лаборатория Викера; вторым —
своеобразный политический трест, возглавляемый Куртом
Шумахером. Круг деятельности этого, с позволения сказать,
«треста» заключался в поставке политических провокаторов
и штрейкбрехеров, диверсантов и фальсификаторов всех ква¬
лификаций, во всех областях жизни. В организации и гаигсте-
ровских приемах работы «трест» Шумахера перенял весь опыт
своего увянувшего и сошедшего за время войны со сцены
предшественника, такого же темного политического пред¬
приятия—конторы по поставке шпионов, диверсантов и убийц,
организованной в свое время Троцким. Так же как
«контора» Троцкого, «трест» Шумахера мог прислать простых
штрейкбрехеров, но мог поставить и «философов», которым
856

поручалось разОить основы человеческих понятий о нацио¬
нальном достоинстве, патриотизме и о чем угодно другом,
что стояло на пути нанимателя, будь то торговая фирма или
целое правительство. Что касается самого Винера, то он был
дважды на службе американских оккупантов — и как ставлен¬
ник Ванденгейма и как отданный в услужение американцам
член шайки Шумахера.
Винер не был мелкой сошкой. В числе агентов современной
социал-демократии он значился в первых рядах, выше его по
социал-демократической иерархии стояли только главные бон¬
зы, вроде самого Курта Шумахера, Франца Неймана, Пауля
Лебе и других. Винер был в области техники и прикладных
наук тем же, чем какие-нибудь Отто Зур или Клаус Шульц
были в «философии». Он был как бы полномочным представи¬
телем этой шайки агентов американского империализма, по¬
литических проходимцев, орудовавших и орудующих в рабо¬
чем движении Западной Германии, но имевшей особое зада¬
ние — представлять ее, эту шайку, в реактивном деле. Его
задачей было следить, чтобы эта машина убийства работала
на американцев так же исправно, как она прежде работала
на Гитлера. И к Винеру как нельзя больше подходило опре¬
деление, данное кем-то нынешним главарям немецкой социал-
демократии: «удлиненная рука военной администрации и лей¬
бористской партии». Да, Винер был одним из пальцев этой
очень длинной, очень гибкой и очень грязной руки, пытавшей¬
ся залезть в душу и в карман немецкого народа!
Чем хуже жилось простому немецкому человеку в оккупи¬
рованной западными державами Тризонии, тем тверже чув¬
ствовали себя члены шайки Шумахера, тем выше котировались
ее акции у нанимателей и тем больше становилась личная до¬
ля каждого из них в добыче, которую рвали с немецкого: наг
рода англо-американские оккупанты и свои немецкие моно¬
полисты. Чем больше становились доходы, тем выше задира¬
лись носы участников шайки и в их числе доктора Вольфганга
Винера.
В свои шестьдесят лет он заносчиво носил такую же чер¬
ную, как десять и пятнадцать лет тому назад, бороду асси¬
рийского царя.
Полкой противоположностью Винеру был пришедший с Роу
английский физик Блэкборн, грузный сутуловатый мужчина
в мешковатом костюме, ставшем ему заметно широким. По
внешнему виду и по скромности, с которою он уселся в угол¬
ке столовой, в старике было трудно угадать одного из вели¬
чайших авторитетов атомной физики, каким еще недавно
считала Блэкборна вся Западная Европа, — до тех пор, пока
он в день окончания войны отказался вести дальнейшую рабо-
857

ту над атомной бомбой. Он заявил себя решительным сторон¬
ником запрещения этого оружия и потребовал использования
энергии распада атомного ядра исключительно для мирных,
созидательных целей человечества. И тогда, как по волшеб¬
ству, старый ученый из величайшего авторитета быстро пре¬
вратился в «старого чудака, выжившего из ума и одержимого
фантазиями, смахивающими на сказки для детей». Так писа¬
лось тогда об еще полном сил и творческой энергии физике,
мысли которого не сошлись с планами его хозяев.
Изгнанный из своей лаборатории, вынужденный покинуть
Англию, лишенный материальной поддержки для проведения
опытов, старик в смятении скитался по северной Европе, не
веря в реальность случившегося и не понимая того, что в ми¬
ре, управляемом законами наживы и разбоя, не может найтись
никто, кто материально поддержал бы его работы. Он долго
странствовал, подавленный и растерянный, по привычке при¬
саживаясь по утрам к письменному столу в номерах гостиниц
и с досадою отбрасывая перо при воспоминании об утрачен¬
ной лаборатории, о недостающих ему исполнительных помощ¬
никах и внимательных учениках, при мысли о том, что он
превратился в нищего и бездомного старика, а все, представ¬
лявшееся ему прежде прочной собственностью, оказалось
«мифом в кредит». Но самым страшным для него был чудо¬
вищный разлад с миром, еще остававшимся его миром, со
средой, еще бывшей его средой. Неожиданным и потря¬
сающим было для него открытие, что всю жизнь, оказывает¬
ся, он работал не для создания жизненных благ и не для про.
цветания человечества, а ради разрушения лучшего, что оно
создавало веками упорного труда; работал для ниспроверже¬
ния элементарных понятий свободы, демократии и человече¬
ского достоинства, которые кто-то успел опутать ложью и низ¬
вести в бездну унижения.
И все это, оказывается, произошло, пока он, забыв о ми¬
ре и людях, сидел в цитадели своей лаборатории и занимался
своею «надсоциальной» наукой. Едва ли не самым неожидан¬
ным во всем происшедшем было то, что, подобно удару гро¬
ма над головой, вдруг прозвучала истина, гласившая, что он
вовсе и не хозяин своих мыслей, своих открытий, своих идей,
а всего лишь жалкий наемник заморских капиталистов, неза¬
метно вползших в его творческий мир и незаметно повернув¬
ших все его устремления совсем в другую сторону, чем он
когда-то мечтал. Мечты! Они разлетелись, как хрустальный
замок от грубого удара жестоких дикарей, ни черта не пониь
мающих н'и в науке, ни в законах физики, ни в законах раз¬
вития жизни и не способных ни на йоту приобщиться к его
идеям. Эти дикари гнездились в пещерах лондонского Сити и
858

ныойоркской Уолл-стрит. Им не было дела до мечтаний ста¬
рого физика. Им нужна была бомба. И вот все полетело к
чорту... Он скитался, как неприкаянный, в поисках успокоения,
не зная, где ею искать, и нашел его, наконец, во Франкфурт¬
ском университете, в скромной роли профессора физики. И во¬
все не случайно именно' тут, во Франкфурте на Майне, где
сплелись сейчас самые острые интересы бывших хозяев Блэк-
борна, его гидом оказался не кто иной, как агент британской
секретной службы. Блэкборн не догадывался о-б этом Каике,
не подозревал и того, что на всем его пути от Лондона до Ко¬
пенгагена и от Копенгагена сюда, в сердце Тризонии, все его
«случайные» дорожные знакомые были надежными агентами
Интеллидженс сервис, не выпускавшей его из виду ни на
один день. Поэтому, когда Роу пригласил его «провести при¬
ятно вечер» с приятелями, старый физик не долго думая со¬
гласился.
Пока Блэкборн, не обращая ни па кого внимания, листал
какую-то книгу, сидя в углу столовой, а остальные гости за¬
нимались коктейлями, Роу без стеснения бродил по комнатам
франкфуртской квартиры Винера, поворачивая к себе лицом
прислоненные к стенам многочисленные холсты и рассматри¬
вая их с бессмысленным вниманием пьян’ого.
Изредка он возвращался к общему столу, чтобы отхлебнуть
глоток «Устрицы», приготовленной кем-нибудь из присут¬
ствующих.. Еще в самом начале вечера! он с удивлением обна¬
ружил, что не только отец Август Гаусс, но и Есе осталь¬
ные гости, кроме Винера, знают способ приготовления этого
коктейля, который он считал своей монополией.
Кажущееся увлечение; трофеями Винера не мешало Роу
улавливать каждое слово, произносимое за столом. Он видел,
как, твердо и дробно стуча каблуками, в комнату вошел се¬
дой старикашка. Винер представил гостя как своего старого
друга, генерала фон Шверера. Роу услышал короткий диалог,
произошедший между генералом и Паркером.
—	Не узнаете? — с оттенком насмешки спросил Паркер.
Генерал несколько мгновений пристально рассматривал ли¬
цо американца, потом сделал быстрое отрицательное движе¬
ние маленькой головой.
—	А -нашу последнюю встречу в салоне мадам Чан Кай-
ши тоже забыли? — спросил Па|р;кер и, увидев, как «обижен¬
но насупился генерал, расхохотался. — Значит, догадались,
кому обязаны своим отъездом?
Блэкборн услышал фальцет Шверера, как иглою прон¬
зающий жужжание других голосов. Гости были уже сильно
навеселе и касались многого такого, что представляло интерес.
Генерал сразу заговорил о войне. Старый физик, едва уловив
859

характер разговора, понял, к каким приятелям Роу он попал,
и хотел уйти, но, подумав, решил остаться.
Шверер говорил, обиженно поджимая губы:
—	Вы ставите вопрос на голову. Не ученые заставляли и
будут заставлять нас бросать бомбы, а мы заставляем их вы¬
думывать эти бомбы. Не тактика и стратегия превратились в
орудия науки, а наука превратилась в их помощника.
—	Но вы должны признать, дорогой мой Шверер, — фа¬
мильярно проговорил Винер, — что именно открытия и изо¬
бретения становятся основными элементами тактики. Скоро
ученые дадут вам возможность уничтожать врага, не ви¬
дя его.
—	Я не сторонник мистера Винера, но на этот раз он
прав, — сказал Роу. — Ученые с их лабораториями оттеснили
генералов на второй план.
Генерал заносчиво вскинул было голову, но тут же со¬
владал со своим раздражением против не в меру развязного
победителя и, насколько мог спокойно, проговорил:
—. Мышление господ цивильных профессоров так органи¬
зовано, что они не знают, когда следует привести в действие
их собственные изобретения.
—	Этот момент никогда не определялся и военными, —
сказал отец Август. Он сбросил пиджак, расстегнул манжеты
и, закатав рукава, воскликнул:—Ну-ка, господа, позвольте
вместо этой «Устрицы» приготовить вам кое-что по старому
монашескому способу.
Даже Роу крякнул, задохнувшись от крепкой смеси, кото¬
рую взболтал патер. Обязанности бармена перешли к Авгу¬
сту. Настроение быстро повышалось. Запылал даже острый
нос Шверера, и на лоснящихся желтых щеках Винера появил¬
ся легкий румянец. Он воспользовался первым случаем, что¬
бы вернуться к прежней теме.
—	Все старые представления-о факторах войны и победы,
вроде искусства полководцев и мужества армии, дисциплины
и сытной пищи, румяных щек и крепких икр солдата, — все
это отходит на задний план по сравнению с фактором ору¬
жия, стреляющего на тысячи километров.
Роу лукаво подмигнул:
—	А вы не преувеличили насчет выстрела на тысячу ки¬
лометров и прочего?
—	Мы сможем произвести его не сегодня — завтра, если...
—	Если?..
—	...если получим инженера Шверера, — сказал Винер.
—	Вы полагаете, — насмешливо спросил Блэкборн, — что
один инженер может заменить миллион солдат?
Винеру хотелось изобразить на своем лице презрение, но
£60

вместо то-го черты его сделались попросту злыми, и неприми¬
римая зависть прозвучала в его голосе, когда он сказал:
—	Вам не понять!.. Мы говорим о Шверере, об Эгоне
Шверере!
При этих словах генерал гордо выпятил грудь, как если
бы речь шла не о сыне, навсегда потерянном для него. Гене¬
рал с нескрываемой неприязнью посмотрел на старого уче¬
ного, который, кажется, оспаривал гениальность его отпрыс¬
ка. Блэкборн действительно сказал:
—	Неужели вы полагаете, что, будь этот ваш инженер
хотя бы трижды гением, он сможет заменить народные мас¬
сы, без участия которых вы не овладеете даже квадратным-
сантиметром чьей бы то ни было земли?
—	Наши снаряды...
Блэкборн повелительным жестом остановил Винера:
—	Даже миллионы снарядов остаются только снарядами.
Не они воюют, а народ.	Разве вы в этом	еще не убедились	н’а
опыте последней войны?	Неужели вы не	поняли, что	воля	на¬
рода побеждает любую	технику, любые	«снаряды».
—	Не понимаю, что	вы имеете в виду!
—	Волю русского народа, поставившего на колени всю
немецкую машину войны.
Винер пожал плечами и с гримасой проговорил:
—	Мы говорим о науке и о войне, а вы занимаетесь аги¬
тацией.
Тогда, пренебрежительно махнув в сторону Винера рукою,
с видом, говорившим «бесполезно спорить», Блэкборн снова
опустил взгляд на закрытую было книгу.
—	Значит, — спросил Роу Винера, — все дело в том, что¬
бы добыть для вас этого Эгона Шверера?
—	Ну, конечно же! — воскликнул, оживляясь, Винер. —
Эгон Шверер увез с собою свои расчеты, очень важные рас¬
четы! Это звено, которого нам теперь нехватает. Конечно,
мы восстановим его и сами, но сколько времени нам на это
нужно! Да, Шверер нам необходим с тем, что осталось в его
голове. Дайте нам Шверера, и мы очень скоро сможем стре¬
лять на три и на четыре тысячи километров. Генералы смогут
побеждать, не выходя из своих вашингтонских кабинетов.
—	Вот мы и договорились до полной чепухи!—с пьяной
откровенностью воскликнул Роу, крепко стукнув стаканом по
столу.
Шверер поморщился. Глаза Августа, критически наблю¬
давшего, как пьянеет Роу, сузились.
Винер насмешливо поднял бокал, чтобы чокнуться с
Роу.
—	Вам не кажется верным, —- начал он, — что если ваши
861

союзники поставили Японию на колени двумя бомбами образ¬
ца сорок пятого года, то...
—	Если вы не * знакомы с действительным положением
вещей, милейший доктор, то могу вам сказать, — ответил
Роу: — в тот день, когда «Летающие крепости» еще только на¬
чинялись атомной дрянью, Япония, ничего не зная об этом,
■:уже подогнула ножки. Она уже намеревалась просить по¬
щады. Так что бомбочки падали уже на ее склоненную
шею.
—	Совершенно верно! — раздался из угла, где сидел
Блэкборн, его уверенный голос. — К тому времени победа над
Японией уже была решена на материке, где ее армия была
разгромлена русскими.
—	Ну, это уж слишком! — сердито крикнул Винер. А Ав¬
густ Гаусс, чтобы перебить физика, протянул ему стакан
коктейлем:
—	Попробуйте моего сочинения.
—	Не пью, — сказал Блэкборн и книгою, как если бы
брезговал прикоснуться к священнику, отвел его руку и на¬
стойчиво продолжал: — Удар Советской Армии был решаю¬
щим и там, в победе на востоке. Ни для кого из нас не было
в этом сомнения.уже тогда.
—	Для кого это «нас»? — поднимаясь из-за стола, визг¬
ливо крикнул Шверер.
—	Для огромного большинства людей в Европе и в Аме¬
рике, для всех, кто не имел тогда- представления об истинном
смысле игры, ведшейся за спиною русских.
—	Здесь иехватает только микрофона передатчика какой-
нибудь коммунистической станции! — сказал Август.
Блэкборн усмехнулся:
—	Не думаю, чтобы они пожелали транслировать такого
старого осла, как я, но я бы от этого не отказался. Однако
продолжаю свою мысль: в значении удара русских не было
сомнений уже тогда, а теперь нет сомнений и в том, что ис¬
тинным назначением атомных бомб, сброшенных на головы
японцев, было устрашение русских. Мы уже тогда помышляли
о том, чтобы, воздействуя на нервы русских, помешать им спо¬
койно трудиться по окончании войны. Да, да, господа, я от¬
даю себе полный отчет в том, что говорю: мы хотели испу¬
гать русских. — Презрительная усмешка искривила его губы,
когда он оглядел присутствующих. — Мне очень стыдно: бом¬
ба, сброшенная на врагов, предназначалась нашим самым,вер¬
ным, самым бескорыстным союзникам — русским!
—	Вранье! — проворчал Паркер, но так громко, что его
могли слышать все, в том числе и сидящий в отдалении
Блэкборн. И еще громче повторил: — Вранье!
862

Но Блэкборн и ему ответил только пренебрежительной
гримасой.
—	Выходит, что вы пошли в своих догадках дальше, чем
сами русские, — стараясь попасть в иронический тон ученого,
проговорил Август.
—	Напрасно вы так думаете. Для всякого, кто следил за
советской печатью и литературой, было ясно, что они разга¬
дали наш замысел: устрашение и еще раз устрашение! Игра
на их нервах. Наша реклама сработала против нас. Правда
оказалась совсем иною, чем мы ее расписывали, и Сталин, на
мой взгляд, совершенно справедливо сказал, что наши атом¬
ные бомбы могут устрашить только тех, чьи слабые нервы не
соответствуют нашему суровому веку.
—	Однако это не помешало Молотову тут же заявить, что
русские сами намерены завести себе атомные бомбы! —
вставил патер.
—	Он говорил об атомной энергии, а не о бомбе и, на¬
сколько я помню, «еще кое о чем». Именно так: «еще кое
что», — отпарировал Блэкборн.
—	Значит, они не очень-то полагаются на крепость своих
нервов! —со смехом сказал Винер.
—	Нет, по-моему, это значит, что они вполне уверены в
слабости наших, — ответил ему Блэкборн.
—	Честное слово, — с возмущением воскликнул Винер, —
можно подумать, что вы не верите в действие бомб, которые
мы пошлем в тыл противника!
—	Мне не нужно ни верить, ни не верить, — спокойно
произнес физик, — потому что я, так же как вы, с точностью
знаю ударную силу каждого типа существующих бомб.
—	Ничего вы не знаете! — угрожающе потрясая кулака¬
ми, закричал Винер. — То, что мы создадим без вашей помо¬
щи, будет в десятки, в сотни раз сильнее того, что создано
при вас!
С мягкой любезностью, звучавшей более уничтожающе,
чем если бы он обозвал его самыми бранными, самыми позор¬
ными словами, старый физик произнес, обращаясь к Винеру:
—	Позвольте узнать, хорошо ли оплачивается ваша ра¬
бота, сэр?
И, сделав вид, будто внимательно- слушает, наклонил¬
ся в сторону оторопевшего Винера. Тот, оправившись, ска¬
зал:
—	Вы сами знаете, вы тоже занимались этим делом.
Старик сделал несколько неторопливых отрицательных
движений головой и все так же негромко произнес:
—	Нет, я никогда не занимался шантажем.
—	Послушайте!..
863

—	То, что вы Делаете,— не смущаясь, продолжал фи¬
зик, — шантаж. Правда, шантаж несколько необычного мас¬
штаба, я бы да>ке сказал.* грандиозный шантаж, но все же
только шантаж.
—	Вы забываетесь! — попытался крикнуть Винер, угро¬
жающе придвигаясь к Блэкборну, но ему загородил дорогу
Роу. Он покачивался на нетвердых ногах, и его глаза стали
совершенно оловянными. Глупо хихикая, он дохнул в лицо
Винеру винным перегаром и проговорил заплетающимся
языком:
—	Не трогайте моего старика. Желаю, чтобы он говорил...
У м-меня такое настроение... А главное... — Роу, оглядев
всех, остановил взгляд на Винере... — мне начинает казать¬
ся: если старикан говорит, что вы шантажист, то, может быть,
это так и есть, а?
—	Вы сошли с ума! — крикнул Винер, поймав на себе
ободряющий взгляд Паркера, которому тоже после несколь¬
ких лишних рюмок «Устрицы» начинала казаться забавной
эта перепалка. — Вы совершенно сошли с ума! — повторил
Винер. — То, что мы создадим, — реальность, такая же реаль¬
ность, как наше собственное существование.
—	Ф-фу, чорт! — Роу провел ладонью по лицу. — Я, ка¬
жется, перестаю что-либо понимать: значит, вы считаете, что
мы с вами реальность?
—	Перестаньте кривляться, Роу! — крикнул Паркер. —
Винер прав.
Роу повел в сторону Паркера налившимися кровью глаза¬
ми и ничего не ответил, а Блэкборн рассмеялся было, но
резко оборвал свой смех и грустно проговорил:
—	Меня утешает вера в то, что там, где дело дойдет до
выражения воли целых народов — и вашего собственного,
немецкого народа, и моего, и американского, и любого друго¬
го, — там здравый смысл, стремление к добру и здоровые ин¬
стинкты жизни возьмут верх над злою волей таких ошмет¬
ков наций, как ваши и бывшие мои хозяева, как вы сами, ми¬
лейший доктор Винер! И мои седины позволяют предсказать
вам: в кладовой народов найдется веревка и на вас! Мо¬
ток крепкой веревки, которой хватит на всех, кого не догада¬
лись повесить вместе с кейтелями, заукелями и прочей
падалью!
Винер приблизился к ученому й, бледнея от ярости, раз¬
дельно проговорил:
—	Вы мой гость, но...
—	Пожалуйста, не стесняйтесь. Это уже не может иметь
для меня никакого значения, — насмешливо произнес Блэк¬
борн.
864

—	Но я прошу вас... — хотел продолжить Винер. Однако
старик перебил его:
—	Можете не беспокоиться: я не собираюсь делать вашу
квартиру местом «красной» агитации. — Он обвел присут¬
ствующих широким жестом. — В этом обществе она не имела
бы никакого смысла. Но обещаю вам, что если буду жив, то
поставлю на суд народов свои идеи против ваших. И верю
в исход этого суда!
На этот раз рассмеялся Винер:
—	Вас привлекает такая перспектива?.. Нет, это не для
меня, и этого не будет!.. Даже если правда все, что вы тут
говорили, пытаясь развенчать могущество атомного ору¬
жия, то вы забыли об. одном: об его агитационном значе¬
нии.
—	Шантаж страхом! — брезгливо проговорил Блэкборн. —
История слишком серьезная штука, чтобы ее можно было
делать такими грязными средствами!
—	Вы не историк, а физик, профессор, — язвительно про¬
говорил отец Август.
—	Если бы меня убедили в том, что я не прав, я, не вы¬
ходя отсюда, пустил бы себе пулю в лоб.
Винер вынул из заднего кармана и с насмешливой улыб¬
кой протянул Блэкборну маленький пистолет.
—	Возьмите, дорогой коллега! Он вам понадобится еще
сегодня!
Отец Август подошел с полным стаканом коктейля и то¬
же протянул его ученому.
—	Тюремный бюджет обычно предусматривает стакан
ободряющего приговоренному к смерти.
Блэкборн без всякой церемонии оттолкнул его руку так,
что содержимое стакана расплескалось, заливая костюм па¬
тера, и с достоинством произнес:
—	Нет, достопочтенный отец, и вы,— он движением под¬
бородка указал на Винера, — не выйдет! Я еще поживу. На
зло вам поживу, господа. Мне еще в очень многом нужно
разобраться, очень многое понять, мимо чего я прежде про¬
ходил. Стыдно, имея седую голову, признаваться, что толь¬
ко-только начинаешь понимать кое-что в происходящем во¬
круг тебя... Очень стыдно.... Но нельзя’ больше быть малодуш¬
ным. Рано или поздно надо перестать прятаться от самого
себя. Это ниже человеческого достоинства. Если не хочешь
потерять уважение к самому себе, то нельзя становиться глу¬
пее страуса. Нужно вытащить голову из травы и посмотреть
в глаза жизни. — Блэкборн сделал несколько шагов по ком¬
нате, остановился, задыхаясь, и протянул руку к окну, слов¬
но ему хотелось распахнуть его, чтобы впустить в комнату
бб Поджигатели
865

свежего воздуха. Задумчиво проговорил: — Я теперь понял,
почему для меня не оказалось места в моей стране... Меня
терзала мысль: смогу ли я прожить вне Англии, которая
столько значила для меня...
—	Как видно... — насмешливо бросил Винер.
—	Да, как видно, я смогу прожить вне Англии, пока не
получу уверенности, что вернусь в нее. Это не может не слу¬
читься. Я слишком верю в свой народ, чтобы потерять наде¬
жду на то, что он придет в себя и прогонит шайку авантюри¬
стов, которые держат в руках власть над ним.
Роу, прищурившись, посмотрел на старика.
—	Не имеете ли вы в виду правительство его величества,
сэр? — с пьяной важностью! спросил он.
—	Безусловно.
—	Я могу предложить вам работу у себя, профессор, —
сказал Винер. — Вы загладите свои ошибки, и Англия при-
мет вас обратно.
—	Я не совершал никаких ошибок, — с достоинством ска¬
зал старик.
—	Если не был ошибкой ваш отказ работать над атомным
оружием, значит ошибка в том, что вы прежде делали
его?
—	Нет, — Блэкборн сделал гневное движение, — и то и
другое было правильно. Пока я был уверен, что эго оружие
направлено на разгром фашизма, а следовательно', на благо
человечества — я его делал; когда я получил уверенность,
что оно направлено на укрепление нового фашизма, а следо¬
вательно, во вред человечеству — я готов своими руками унич¬
тожить его.
—	Это уже нечто большее, чем простое неодобрение того,
что мы делаем, — спокойно сказал Паркер.
—	Повидимому, у меня действительно нехватает храбро¬
сти на что-то главное, что я должен был бы сделать в нынеш¬
нем положении, — проговорил Блэкборн. — Что-то, что мо¬
гло бы стать самым главным в моей жизни... Я это чувствую,
но оно ускользает от меня всякий раз, когда нужно подумать
до конца.
—	Может быть, вы подразумеваете заявление о желании
стать коммунистом? — с издевательским смешком спросил
Август.
Некоторое время Блэкборн смотрел на него удивленно.
—	Нет, — сказал он наконец. — Еще не это, но неужели
вы не понимаете, что если бы к тому, что они пустили в ход
сейчас — этот свой план борьбы с засухой, прибавить мирное
использование атомной энергии, лицо вселенной изменилось
бы так, как не мечтал ни один самый смелый утопист?
866

—	А мы с вами, -повашему собственному уверению, бол¬
тались бы на перекладине? — спросил Винер.
—	Вы — разумеется, — ответил старик, — а что касается
меня... я еще не знаю.
—	Воображаете, что вы отдали бы то, что еще осталось
полезного у вас в голове, русским?
—	Зачем это им? У них есть свои головы, не хуже моей.
—	Не улизнете, милейший коллега, — не слушая его, го¬
ворил Винер, — нет! — И, хихикнув, полушопотом добавил: —
Разные бывают самоубийства, герр профессор... Разные...
—	Вы такой же гангстер, как остальные, —- с презрением
сказал Блэкборн. — Но я не умру ни от своей пули, ни от ва¬
шей. Я хочу видеть, как взойдут эти новые сады там, у рус¬
ских. И должен сказать, меня чертовски занимает пшеница
Лысенко. Это меня занимает.
—	Вот как? Это вас занимает? — злобно воскликнул Ви¬
нер. — А я за свой счет поставил бы памятник тому, кто
сравнял бы с землею и эти их сады и вообще все, что они
там успеют сделать в России.
—	Вы омерзительны!—с отвращением передергивая пле¬
чами, ^сказал старик. — И не воображаете же вы в самом де¬
ле, что те, кому вы угрожаете, бросят вам в ответ букет роз?
—	Чарта с два, хе-хе, чорта с два... — Роу сделал не¬
сколько не очень твердых шагов, но вернулся к столу и тя^
жело упал в кресло.
—- Кажется, вы не на трусов напали, — проговорил ста¬
рый физик. — И вообще, господа, должен вам сказать: когда
есть кому ободрить людей, есть кому открыть им глаза на
истинную ценность всех этих жупелов, люди становятся вовсе
уже не такими пугливыми, как бы вам хотелось. Вспомните-
ка хорошенько.* о том, что сопротивление невозможно, болта¬
ли уже тогда, когда появился пулемет. А потом пытались за¬
пугать противника газами, танками... Нервы человека выдер¬
жали все!
—	Давайте-ка попробуем себе представить первый день
атомной свалки, — сказал Роу.—-Пусть-ка генерал нарисует
нам эту картину.
Шверер с готовностью поднялся и, клюнув носом воздух
в сторону Паркера, быстро проговорил:
—	Я беру на себя смелость подтвердить заявления, сде¬
ланные тут господином доктором фон Винером, о принципи¬
альном отличии будущей войны от всех предыдущих. Это бу¬
дет, если мне позволят так выразиться, война нового типа.
Ее точное планирование мы начнем е тот день, когда наука
скажет, что справилась с задачей столь же молниеносной пе¬
55*
867

реброски десантных войск, с какой мы сможем завтра посы¬
лать атомные снаряды.
—	Какая ерунда! — пробормотал Блэкборн себе поднос,
но Шверер услышал и растерянно умолк, глядя на англича¬
нина. Тот сидел, опустив голову на сцепленные пальцы и за¬
крыв глаза. Тогда Шверер сердито клюнул воздух в его сто¬
рону и с еще большей убежденностью продолжал:
—	Без такой переброски войск не может итти речь об
единственно разумной и, позвольте мне так выразиться, рен¬
табельной войне.
—	Как вы сказали? — перебил его Блэкборн. — Рента¬
бельная война?
—	Да, именно так я сказал и так хотел сказать! — Шве¬
рер быстро сдернул с носа очки и повернулся к физику.
Тот опустил руки и посмотрел в лицо генералу.
—	Рентабельная война... — в раздумье повторил он. — Это
вы с точки зрения затрат, что ли?
Шверер с досадою взмахнул очками, как будто намерева¬
ясь бросить ими в англичанина.
!т— При чем тут затраты! — крикнул он. — Любая стои¬
мость любой войны должна быть оплачена побежденными.
Но с кого мы будем получать, если территория побежденно¬
го государства будет превращена в пустыню, а его население
истреблено?
—	Не это интересует нас, когда речь идет о простран¬
ствах, находящихся в орбите коммунизма, — заметил Паркер.
Шверер снова было раздраженно взмахнул очками, но
тут же удержал руку, сделал почтительный полупоклон в сто¬
рону американца и торопливо оседлал нос.
—	В последней войне военное счастье оказалось не на
нашей стороне, — проговорил он и поверх очков посмотрел
сначала на Роу, потом на Паркера. — Позвольте мне быть от¬
кровенным: нас не устроит тот мир, который вы нам готовите.
—	А вы уже знаете, что мы вам готовим? — иронически
спросил Паркер.
—	Господь-бог не лишил нас разума! — ответил Шве¬
рер. — Мы понимаем, что значит быть побежденным такими
«деловыми людьми», как вы. Именно поэтому мы и думаем
уже сейчас о том, как сделать следующую войну рента¬
бельной.
—	Я уже сказал, — перебил его Паркер, — нас это не за¬
нимает.
—	А нас очень!.. Очень занимает! Мы не желаем превра¬
щать в прах всю собственную добычу! — раздраженно крик¬
нул Шверер.
868

—	Как вы уверены, что она вам достанется,—с прежней
насмешливостью проговорил американец.
—	Уверенность, достойная похвалы, — заметил отец
Август.
—	Война, которую мы будем вести для вас, должна быть
оплачена, — сказал Шверер.
—	Разве мы возражаем? — Паркер -поднял брови.
—	И значит, будущий мир должен быть настолько рента¬
бельным для нас всех, чтобы окупить и ту, будущую, и эту,
прошедшую, войну.
—	Что ж, — покровительственно проговорил Паркер, —
бухгалтерия правильная.
С этими словами Паркер поднялся и, отойдя к столику с
бутылками, стал приготовлять себе коктейль. Шверер умолк.
Ведь он говорил именно для этого американца. В нем Шверер
видел представителя единственной силы, способной дать не¬
мецким генералам средства на осуществление их новых воен¬
ных планов, и не только способной дать, но желающей дать
и дающей. Шверера не особенно интересовало мнение Вине¬
ра, так как он знал: этот социал-демократический капиталист
только делает вид, будто поднялся до высот, обеспечивающих
ему независимость. Шверер отлично понимал, что' теперь Ви¬
кер находится в такой же зависимости от американских гене¬
ралов и капиталистов, в какой когда-то находился от генера¬
лов немецких, и будет так же покорно исполнять все их при¬
казы, как когда-то выполнял его собственные, Шверера, ука¬
зания. Нет. не Винер интересовал его в этом обществе. И уж
во всяком случае не отец Август. Хотя Шверер отлично по¬
мнил, что именно этот представитель Ватикана сунул ему
первую лепту святого престола на. алтарь бога будущей вой¬
ны, но он также хорошо помнил и то, что лепта эта была в
долларах. Роу?.. Шверер исподлобья посмотрел на пьяного
англичанина. Нет, эта фигура не внушала Швереру ни доверия,
ни страха. Шверер угадывал, что Роу и сам смотрит на Пар¬
кера глазами неудачливого и обедневшего соперника; этому
дряхлеющему представителю дряхлеющей империи уже никогда
не придется полной горстью разбрасывать соверены от Кон¬
стантинополя до Токио — всяко-му, кто согласен стать ее
цепным псом. Нет, тут ждать нечего. Паркер, Паркер! Вот в
чью сторону нужно смотреть со всею преданностью, какую
способны изобразить глаза Шверера. Паркер, — вот в чью
сторону стоит гнуть неподатливую спину! Паркер, — вот для
кого tvt стоит говорить!
И Шверер терпеливо ждал, пока американец взболтает
свой коктейль. Генерал делал вид, будто старательно проти¬
рает очки, как будто для того, чтобы говорить, ему нужны
869

были особенно чистые стекла. А Паркер между тем, приго¬
товив питье, вернулся к столу и, не обращая внимания на то,
что Шверер уже открыл рот для продолжения прерванной
мысли, заговорил сам:
—	Мне нравится ваша бухгалтерия, Шверер, да, нравит¬
ся. Победа должна окупить для нас обе войны: прошлую и
будущую.—Он сделал глоток коктейля. — Но мне не нравит¬
ся, что вы смотрите на плоды победы, как на нечто, принад¬
лежащее вам.
—	Мы это заработаем,., заработаем кровью... — почтитель¬
но пролепетал генерал.
—	За кровь немцев мы заплатим! — важно сказал Пар¬
кер. — Но не воображайте, будто она стоит так уж дорого,
Пожалуйста, попробуйте продать ее кому-нибудь другому..,
Ага, купцов не видно?! Вот в этом-то и дело: никто, кроме
нас, ее не купит и никто, кроме нас, не способен заплатить
вам за нее ни цента. Ведь ценою некоторой оттяжки, необ¬
ходимой на дополнительную работу, и мы можем подготовить
себе солдат по гораздо более дешевой цене, чем ваши.
—	Таких послушных солдат, как наши, вы не получите ни¬
где! — с гордостью проговорил Шверер.
—	А разве мы этого не ценим? Кто еще на нашем месте
содержал бы вас всех —от фельдмаршалов до последнего ря¬
дового, не имея уверенности, что вы понадобитесь?
—	Если нащи солдаты не понадобятся вам, мы сами пу¬
стим их в дело!
—	Но, но, не так прытко! Вон там холодный сифон! —
И Паркер насмешливо ткнул пальцем в сторону пузатой бу¬
тылки,— Что вы без нас?!
—	Танк без бензина, пушка без пороха... —- поддакнул ему
отец Август,
—	Так я повторяю; мы цецим ваш товар, — продолжал
Паркер. — Бывалые, хорошо тренированные, вымуштрованные
головорезы — таких сразу не подготовишь ни из французов,
ни из испанцев, ни даже из цветных, которых мы можем в
любое время получить у любого индийского князька столько,
сколько н^м будет нужно.,.
Теперь Блэкборн был рад, что не ушел сразу же, а остал¬
ся, Стоило услышать собственными ушами весь этот откровен¬
ный бред преступников. Он решил, что вы терпит до конца.
Такие возможности бывают не часто. Услышав последние
слова Паркера и желая его подзадорить, старый ученый ска¬
зал:
—	Положим, эти времена прошли,..
—	Вот уж это мне не нравится, — укоризненно прогово¬
рил в его сторону Роу.
870

—	Оставим это, — сказал Паркер. — Не в этом сейчас де¬
ло. Я ведь хотел только сказать, что вам, Шверер, следует
знать: мы поим вас, кормим, вооружаем вас и дадим вам
возможность воевать вовсе не во имя того, чтобы вернуть все,
что потеряли вы, •— работать вы будете на н а с! Мы тоже
хотим получить плоды, когда дерево будет повалена.
Боже мой, как это характерно для вас всех! —■ восклик¬
нул физик. — Чтобы получить яблоко — срубить яблоню.
В этой психологии еся ваша природа.
—	Отличная природа, мистер Блэкборн! — самодовольно
разразил Паркер. —- Шверер со мною согласится. Но я еще
раз должен сказать: мы понимаем это «яблоко» довольно ши¬
роко. Поход против Советского Союза — вот наша цель, но
именно потому, что нам нужно все, чем он владеет, чем может
владеть, — все его земли, все недра, все богатства страны
Не воображайте, что мы глупее вашего Геринга. У нас тоже
есть своя «Зеленая папка*.
—	Святое чувство, законное чувства! —- одобрительно про¬
говорил отец Август.
Считая, что он должен положить конец всяким кривотол¬
кам, Шверер крикнул Паркеру, пользуясь минутным молча¬
нием:
—	Клянусь вам, никто не ненавидит русских так, как мы,
и среди нас никто так, как я!
—	Что ж, это хорошо, —- одобрительно отозвался амери¬
канец.
Ободренный Шверер пояснил:
—	Вы поймете меня, если вспомните, сколько раз мы
испили из-за русских чашу позора поражения! Сколько раз
на протяжении веков нашей вражды со славянством! Этого
нельзя больше выносить, этому должен быть положен конец! —
Голос Шверера перешел в злобный визг: — Россия должна
быть уничтожена как государство, русские как народ,
—	Иначе они могут снова и снова побить вас? —насмеш¬
ливо спросил Блэкборн.
Генерал в гневе швырнул очки на стол.
—	Конец! — в бешенстве крикнул он. — Уничтожение!
Полное уничтожение! — И, переведя дыхание, сдержанно
Паркеру: — Тогда мы спокойно поделим наследство сдавян. —
Подумал и веско добавил: — Всех славян.
Паркер рассмеялся.
—	Поделим? — Он в сомнении покачал головой. — Вы
удивительно не точны сегодня в терминологии, Шверер.
Шверер пропустил насмешку мимо ушей и, стараясь го¬
ворить так, чтобы каждое его слово доходило именно до си¬
дящего дальше всех Паркера, сказал;
Ш

—	Именно в силу нашей заинтересованности в трофеях,
будь то земли, капиталы или живые люди, я и настаиваю:
такое сильно*' действующее оружие, о котором мы тут гово¬
рим, должно применяться лишь в том случае, если мы полу¬
чим возможность молниеносно, первыми ударами, сломив во¬
лю врага к сопротивлению, столь же молниеносно забросить
на его землю свои войска, чтобы закрепить результат пер¬
вого удара. Такова наша логика.
—	Логика разбойников!—воскликнул Блэкборн.
Роу звонко шлепнул себя по колену и весело крикнул:
—	А ведь генерал прав! Честное слово, прав! Целью мяс¬
ника всегда было убить вола, чтобы воспользоваться его мя¬
сом. А тут ему предлагают испепелить тушу и вместо биф¬
штексов получить какие-то молекулы, сдобренные соусом мо¬
рального удовлетворения. Ни то, ни другое не-может утолить
даже самого скромного аппетита!
Шверер взглянул на Роу с благодарностью.
—	Именно это, милостивые государи, я и хотел ска¬
зать.
Блэкборн движением руки заставил замолчать открывше¬
го было рот Винера.
—	Отвратительно и нелепо, даже смешно то, что все вы
говорите. Рассуждаете вы, как люди, лишенные всякого опы¬
та и не думающие ни о самих себе, ни о тех, кто считает вас
стоящими на страже их интересов...
Винер возмущенно пожал плечами; Паркер засмеялся;
отец Август вызывающе скривил губы; Шверер застыл с вы¬
ражением удивления на лице и с очками, зажатыми в вы¬
тянутой руке. Но тут проговорил Роу:
—	Блэкборн прав... Это очень плохо, но он прав.
—	Я знаю, что прав,—с достоинством и полной уверен¬
ностью сказал Блэкборн. — Разве может быть не прав че¬
ловек, говорящий от имени английских ученых, инженеров,
всех лучших людей интеллектуального труда? Вы скажете
мне, что это еще не вся Англия? Конечно, вся Англия — это
десятки миллионов простых людей. Я их недостаточно знаю,
чтобы говорить за них, но думаю, что любой из них тут, на
моем месте, доставил бы вам гораздо больше неприятностей,
чем я. Не может быть не прав человек, говорящий от лица
многих простых англичан. А сегодня я говорю от их
имени...
—	Не знаю, от имени каких англичан говорите вы, — пе¬
ребил Винер, — но те англичане, которые уполномочили гово¬
рить меня, думают вовсе не так.
—	Вас уполномочили говорить англичане? — насмешливо
спросил старик. Его мохнатые брови поднимались все выше.
872

Винер выпятил бороду и старался говорить как можно вну¬
шительней:
—	Трижды!.. Я трижды ездил в Лондон по поручению на¬
шей партии.
—	Вашей партии? — Блэкборн даже привстал от удив¬
ления. — Шайку лакеев поджигателей войны вы называете
партией?
Борода Винера поднялась еще выше.
—	Как член руководства социал-демократической партии
Германии, я трижды говорил с лидером лейбористов...
Брови старого физика опустились, и он рассмеялся, а Ви¬
нер продолжал, приходя во все большее раздражение:
—	Да, да, я встречался й с Ласки! От своего и от их имени
я утверждаю: у нас нет расхождений!.. Ни в чем, ни в чем!..
—	В этом я вам верю, — подавляя смех, сказал Блэк¬
борн. — я еще не все понимаю в политике...
—	Это заметно, — со злостью бросил отец Август, но фи¬
зик только досадливо отмахнулся от него, как от назойливой
мухи, и продолжал:
—	Но кое в чем я уже разбираюсь и могу понять, что
лейбористы в Англии — примерно то же, что Шумахер тут
у вас, что Блюм во Франции, что Сарагат в Италии. На¬
сколько мне помнится, таких господ называют «социал-импе-
риалистами». — Блэкборн засмеялся. — Довольно точное
определение...
—	Клевета на лейбористов! — крикнул Винер. — Они —
величайшие альтруисты в международном Понимании. Для
них не существует даже национальных интересов Англии...
—	Это-то и ужасно! — парировал! Блэкборн.
—	...там, где речь идет об интересах всего мира.
—	Американского мира?
—	При заключении Союза пяти государств Берин реши¬
тельно заявил, — не унимался Винер, — что народы должны
пожертвовать национальными интересами в пользу общего
блага.
—	Поскольку это благо измеряется доходами шестидеся¬
ти семейств Америки, двухсот семейств Франции и несколь¬
ких десятков британских династий монополистов? Так вы по¬
нимаете «всеобщее благо»! А я уже не могу понимать его так,
не могу. Я вырос.
—	Сожалею, что вы не добрый католик, — проговорил
отец Август, — а то бы я помог вашему отлучению от церкви.
—	Послушайте, старина, — коснеющим языком крикнул
Роу физику,—не забирайтесь в дебри социологии! Мы от¬
влеклись от темы. Бомба, — вот о чем стоит говорить,
Бомба!
873

—	Довольно! — безапелляционно заявил Август. На¬
доело.
—	Я еще не все сказал, настойчиво продолжал физик.—
Не безумие ли действительно воображать, будто половина че¬
ловечеСТва, ЖивуЩая Между Эльбой и Тихим океаном, ждет
ваших бомб и ничего не изобрела ДЛя защиты от них? Начи¬
ная такую войну, вы обречете и свою собственную страну на
опустошение не только потому, Что русские ДоЛжнь! будут
ответить ударом на удар... А силу их контрудара мы С вами
уже видели на опыте Германийи... Так я говорю: они будут
защищаться не только Потому, что сохранят крепкие нервы и
материальные Средства для оборонЫ, а и потому, что вы вы¬
нудите их наступать.
Роу внимательно слушал физика. Он стоял, ссутулив СПи¬
ну, и хмуро оглядывал окружающих из-под сдвинутых бро¬
вей. У него был вид человека, припертого к стене, но готово¬
го защищаться.
Физик, не обращай на него внимания, продолжал:
—	Кто бы из нас — англичане, французы,* испанцы — нипредоставил янки возможность стрелять с их земли, они
явятся, так Сказать, участниками в деле и должны быть го¬
товы к тому, что именно их-то в первую очередь и сотрут с
лица земли ответные снаряды. Но зато, думаете вы, не по¬
страдает ваш Хозяин за океаном. До него, Мол, труДно дотя¬
нуться. Неправда, и он не вылезет из воды сухим! Доберутся
и до него. В общем же вопрос ясен: участь того, кто нападает,
и участь того, с чьей земли Произведут нападение, не будет
отличаться от участи жертвы нападения. Заметив протестую¬
щий жест Винера, Блэкборн повысил голос:	Только 	послед¬
ний осел может вообра...
—	Вы пророчите пат? — с усмешкой перебил Паркер и
покачал Головой. — ПаТа не будет.
—	Пата действительно не будет, — отвечал Блэкборн.
Кое-кто Из вас, может быть, слышал имя Герберта Уэллса. —
Заметив удивленные взгляды, он пояснил: — Был такой писа¬
тель у нас, в Англии. Так вот, под конец жизни он написал
трактат под названием «Мысль у предела». В этом трактате
он отрицал Свою прежнюю точку зрения, высказанную в не¬
скольких романах, будто, несмотря на безумие взаимоистреб¬
ления, человечество сумеет найти дорогу к будущему более
светлому, нежели его настоящее. «Мысль у предела» утвер¬
ждает, что результатом атомного побоища будет хаос и Веч¬
ная тьма. Человечество умрет, и земной шар порастет бурья¬
ном... если бурьяну удастся пробиться сквозь слой испепе¬
ленной земли и расплавленного камня.
—	Мы кончим войну во имя торжества нашего обще¬
874

ства, — сказал отец Август. — Человечество вернется ко вре¬
мени, когда раб был счастлив тем, Что трудился на своего
господина.
Блэкборн .пренебрежительно пожал ПЛеЧаМй.
“ Ёы н© даЛи мне досказать, Я ВоВСе не разделяю мне-
ния Уэллса: никакого светопреставления, конечно, не произой¬
дет. Усилия ваши приведут к тому* что война На Той стадий,
Котор а й кажется вам высшей, окажется отрицанием себй са-
мой» Она станет бессмыслицей. Вы получите... мат!..
—	Ну, это уж слишком!—крйКнуЛо Сразу Несколько Че¬
ловек.
*— Валяйте, старйна! — пьйно пробормотал Роу.
—	Как это ни смешно, но, на мой взгляд,. Даже если вам
удастся зажечь атомную войну, во что я не верю, вы получи-
Те мат не только от русских, — сказал ВлэкборН, — но и от
американцев, от англичан, от французов й немцев... Да, Имен¬
но так. Из рабочих кварталов Ист-Энда й ВеддйнГа, йз КлйШи
и Ист-Сайда придет вам конец, — Он Оглядел удивленно Мол¬
чавших слушателей. — Можно подумать, что вы меня не по-
НяЛй,
—* К сожалению, — Медленно -процедил сквозь зубы отец
Август, мы вас отлично поняли.
Винер, срываясь йа злобный визг, крикнул:
—	Пусть американцы усеют атомными установками всю
Германию, пусть разрушат всю Европу! Это лучше того, что
пророчите вы, Блэкборн...
—	И вы думаете тоже спастись по ту сторону океана? —
повысив голос, спросил его Блэкборн. — Не выйдет, доктор!
Не. выйдет! Вы и есть тот нож, которым американский Шей-
лок хочет вырезать кусок нашего мяса*—Он внезапно умолк
и потёр лоб, — Впрочем, это частность. Это наши с вами
счеты: англичан с Амери-кой, — тридцати пятй миллионов
простых англичан с шестьюдесятью семействами Уолл¬
стрита. И дело даже не в этих счетах и... даже не в
вас. — При этих словах в голосе старого ученого зазвучало
такое негодование и презрение такой силы, что слушатели
один за другим, помимо своей воли, поднялись йз-за стола и
стояли теперь одни с растерянными, другие с сердито сосредо¬
точенными лицами. — Разумеется, вопрос стоит гораздо шире
и гораздо страшней, чем наши с вами счеты. Вы вооружили
Гитлера, на вас кровь миллионов. Вы хотите повторения?
Его не будет! Клянусь жизнью: не будет! Кро-вь первой же
жертвы заставила бы массы схватить вас, как преступников,
и вы подохли бы от животного страха, прежде чем на вашу
шею накинули бы петлю! Я... презираю вас так, как. только в
силах презирать человек... Презираю!
875

Блэкборн круто повернулся и> не оглядываясь, вышел.
Среди настороженной тишины,* воцарившейся в комнате,
послышались шаркающие шаги Роу. Пытаясь держаться пря¬
мо, он направился к Паркеру, Его затуманенный спиртом
мозг уже отказывался держать волю в обычном повиновении.
Звериная ненависть и бессильная зависть заливали созна¬
ние Роу: некогда хозяин полумира, англичанин был уже поч¬
ти на побегушках у этого паршивого фабриканта жевательной
резинки, явившегося из-за океана, чтобы вырвать у него из
горла самые жирные куски.
Приблизившись к Паркеру и широко расставив ноги, что¬
бы придать устойчивость своему покачивающемуся телу, Роу
хрипло крикнул:
—	Ж-жаль, очень ж-жаль, что старик смылся, а то бы я
ему сказал, кто он такой... — Роу угрожающе взмахнул рукою
вслед удалившемуся Блэкборну, и это движение едва не стои¬
ло ему потери равновесия. — Да, ч-чорт побери, я отметаю
всю эту болтовню—она не для меня. И ч-чорт его дери...
и... и вас всех вместе с ним! — Роу топнул ногой и ударил
себя в грудь. — Права или не права, но это моя страна!
И будь я проклят, если обменяю текущий счет в Английском
банке на омлет из яичного'! порошка!.. Американский Шей-
лок!.. Он испортил нам всю лавочку, так пусть убирается к
чорту. Без него мы тут справлялись со своими делами. Ан¬
глия была Англией, а не посадочной площадкой для «Летаю¬
щих крепостей». И у этой чортовой Германии тоже было место
под солнцем. С нею мы кое-как поделили бы и колонии и все
прочее... А заокеанскому Шейлоку захотелось и Германии, и
Англии, и наших колоний... Не выйдет! Вот с чем господин
Шейлок вернется к себе... — Роу выдернул руку из кармана
и показал Паркеру кукиш. — И пусть уходит, пока не поздно.
Мы еще- не выплюнули свои зубы за борт, как вам хотелось
бы этого. Мы еще не разучились кусаться... А у бульдога
мертвая хватка.
Никто не обратил внимания на замечание, сквозь зубы
брошенное священником в сторону Паркера-.
—	Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.
Согласно кивнув, Паркер встал и, медленно приближаясь
к Роу, вынул руки из карманов. Только теперь по его налив¬
шимся кровью мутным глазам можно было видеть, что он то¬
же пьян.
—	Э, бросьте, старина, храбриться! — крикнул ему Роу. —
Мы тут, в Старом Свете, тоже не забыли, что такое сжатые
кулаки. — И он. продолжая опираться о стенку, сделал уси¬
лие принять позицию боксера. — Сказать вам откровенно;
джентльмены, все мы очутились в положении охотника, пой¬
876

мавшего медведя за хвост: держать тошно, а отпустить
страшно...
Удар паркеровского кулака угодил Роу в челюсть. Громко
ляскнули зубы, голова глухо стукнулась о стену, и Роу пова¬
лился на пол.
—	Вполне закономерный конец, — спокойно проговорил
отец Август.
Роу неожиданно приподнялся с пола и, с трудом шевеля
вспухшими губами, хихикая, пробормотал:
—	На этот раз я согласен с вами, святой отец: каждый
из нас получит то, что ему определено. — Он сплюнул ско¬
пившуюся во рту кровь. — В одной Европе их уже по край¬
ней мере пятьсот миллион-о-в, да, вероятно, вдвое больше в
Азии... Полтора миллиарда!.. Полтора миллиарда, господа!..
Каждый из них только плюнет по разу —и мы захлебнемся
в этих плевках!
На следующее утро Блэкборн, спустившись к завтраку в
ресторан своей гостиницы, как всегда, в одиночестве выпил
кофе. Просматривая немецкую газету, Блэкборн дошел до по¬
лицейской хроники на последней странице. И тут он едва не
пропустил заметку под заголовком: «Утопленник в канализа¬
ции».
«Сегодня на рассвете в канализационном тоннеле был об¬
наружен труп человека, утонувшего в нечистотах. Медицин¬
ской экспертизой установлено, что перед смертью утопленник
находился в состоянии сильного опьянения. При нем найдена
визитная карточка на имя журналиста Уинфреда Роу».
Блэкборн с отвращением отбросил газету.
4
Гюнтер Зинн в задумчивости почесывал карандашом голо¬
ву. Ему казалось, что тревожные сведения, приходившие от
товарищей из Западной Германии, требовали немедленного
и решительного вмешательства всех немцев, — во всяком слу¬
чае, всех тех, кому дорого будущее их родины, ее независи¬
мость, ее достоинство и, вероятно, самая жизнь немоцкого
народа, которую с такою легкостью ставят на карту англо-
американцы и продавшиеся им душою и телом социал-демо¬
кратические главари из банды Шумахера и компании. От
Трейчке, котор-ый все еще оставался в подполье, и от груп¬
пировавшихся вокруг него товарищей поступали неопровер¬
жимые данные о том, что хорошо известный фабрикант «фау»
Винер вернулся из-за океана и прочно обосновал свои пред¬
приятия и лаборатории в Испании. Мало того, он достиг
соглашения с оккупационными властями Тризонии о том,
677

что людвигсгафенские заводы «ИГ», расположенные во фран¬
цузской зоне оккупации, будут изготовлять взрывчатое веще¬
ство огромной силы, предназначенное для наполнения проек¬
тируемого заводом Винера «фау-13». По мнению товарищей,
поддерживающих связь с революционным подпольем Испа¬
нии, работы у Винера подвигались там вперед, несмотря на
то, что недоставало части проекта, оставшейся в руках его
бывшего конструктора Эгона Шверера. Отсутствие Эгона Ви¬
нер старался возместить другими инженерами, на оплату ко¬
торых не -жалел Денег, щедро отпускаемых ему американца¬
ми. Шайка Ванденгейма, являвшегося фактическим хозяи¬
ном Винера, торопила его с исследованиями и расче¬
тами.
Наряду с безудержной похвальбой; с помощью которой
новоявленные заатлантические Геббельсы старались поддер¬
живать в мире страх перед воображаемым могуществом тай¬
ного оружия, якобы в неограниченном количестве имеющего¬
ся в американских арсеналах, американцы тщательно обере¬
гали секреты того, что готовили в действительности руками
своих собственных американских и захваченных немецких
ученых.
Данные о тайных работах Винера, приходившие к Трейч*
ке, добывались ценой самоотверженного, связанного с рис¬
ком для жизни, стремления честных немцев помочь разруше¬
нию темных 'планов немецкого милитаризма, возрождавшего¬
ся под англо-американским крылышком. Информация Трейч¬
ке поневоле была отрывочной, разрозненной.
Полную картину действительного положения вещей Зинн
получил только после того, как по его просьбе Эго-н Шверер
свел для него все эти данные воедино.
—	Каково же ваше собственное мнение, доктор? — спро¬
сил Зинн, ознакомившись с материалами, представленными
ему Эгоном.
—	Главное для меня в том, что я здесь ни при чем,—от¬
ветил Эгон.
—	Понимаю ваше удовлетворение, — с усмешкой сказал
Зинн. — Но меня интересует и кое-что другое: смогут ли они
осуществить этот «фау-13» без вашего участия? Без то-го, что
осталось у вас в голове?
—	Вы же знаете: в наши дни не может существовать не¬
преодолимых секретов на участках, уже пройденных наукой.
—	Ваше отсутствие Винеру не помешает?
—	Разумеется, оно задержит отыскание окончательного
решения... Задержит до тех пор, пока Другой инженер или
несколько других инженеров не придут к тем же выводам, к
которым пришел в свое время я.
878

—	А в том виде, в каком Винер имеет изобретение в
руках сейчас, это оружие готово?
Эгон усмехнулся.
Они думают, что готово... Они не замечают одной
ошибки, которая и мне доставила когда-то много неприятно¬
стей*
На этом их разговор тогда и окончился. Но скоро Зинн
понял, что дело, конечно, не в ошибке, о которой говорил
Эгон, и не в том, закончит ли Винер свой -проект завтра или
послезавтра, а дело в том, что на земле немецкого на¬
рода, его собственными руками, ценою каторжного труда не¬
мецких рабочих, за счет голодания немецких женщин и исто¬
щения немецких Детей снова куется ярмо для Германии, для
всей Европы, для ©сего мира. Вот в чем было дело. Вот о чем
думал сейчас ответственный партийный функционер Гюнтер
Зинн.
Он раздраженно отбросил -карандаш, и его взгляд в не¬
терпении остановился на стрелке стенных часов: РуПрехт
Вирт опаздывал на несколько минут* Зинн уже потянулся
было к телефонной трубке, когда дверь без стука отворилась
и на пороге -появился Вирт.
—	Слушай, Рупп, — без всякого вступления сказал
Зинн, — ты не хуже меня знаешь, как трудно бороться с фа¬
шистской сволочью, которая снова поднимает голову*..
Рупп недоуменно поднял плечи: его спрашивали о том,
что знал каждый немец, не го-воря уже о членах партии.
—	Я, видишь ли, заговорил о-б этом потому, что должен
посоветоваться с тобою кое о чем, что пришло мне в голо¬
ву, — продолжал Зинн. — Шумахеровцы настолько спелись с
разведками американцев, англичан и французов, что любыми
средствами борются не только с проявлениями антифашиз¬
ма, но и против интересов всех немцев за Эльбой, против ин¬
тересов всей Германии.
—	Что здесь такое? — недовольно спросил Рупп. — Полит¬
школа?
Зинн дружески положил ему руку на плечо:
—	Не сердись, старина, это просто дружеская 'беседа. Уж
очень накипело в душе. Иногда хочется выговориться.,. Если
эти скоты хот,ят сделать Германию площадкой для американ¬
ских реактивно-атомных установок, если они намерены пре¬
вратить ее в поле битвы между своим выдуманным «западом»
и Советским Союзом — обязаны же мы -помешать этому?
—	Странный вопрос, — Рупп пожал плечами. — У нас тут
достаточно хорошо понимают, куда ведет Германию триумви¬
рат Шумахер— Тиссен— Шмитц... «Немцы за Эльбой» не хо¬
тят быть рабами ни янки, ни их отечественной челяди.
879

Теперь Зинн, в свою очередь, с улыбкой: спросил:
—	Я хотел тебя спросить, что ты думаешь насчет Шверера?
—	На моем горизонте трое Швереров... Кстати, сб Эрнсте
Шверере. Я стараюсь не упускать его из вида, но при вся¬
кой угрозе провала этот молодчик ныряет в лазейку, которую,
ему открывают из той зоны, и исчезает под крылышко амери¬
канцев.
—	Я не о нем, меня интересует Эгон.
Вирт сказал, понизив голос:
—	Кажется, я знаю, чего ты от него хочешь... Он не ста¬
нет заниматься военными проектами.
—	Дело не в этом... Я хотел сказать: не совсем в этом.
—	Я так и знал! — с усмешкою сказал Рупп.
—	Что ты знал?! —	внезапно	раздражаясь,	сказал
Зинн. — Ничего ты не знаешь и не можешь знать!.— Но тут
же, беря себя .в руки, спокойно проговорил: — Ты слышал о
Винере?
—	Имею представление.
—	Над чем он работает, знаешь?
~ Да.
—	Нужно, чтобы Эгон Шверер еще раз вплотную занял¬
ся этими проектами ракет.
—	Я же тебе сказал: я	знаю, чего	ты хочешь	от	Эгона.
Но повторяю: он на это не	пойдет.
Зинн ударил ладонью по столу:
—	Подожди с твоим заключением. Он настолько хорошо
все знает, что лучше всякого другого может разоблачить эти
затеи перед всем миром.
—	Ты хочешь, чтобы он выступил?
—	Да, с разоблачением, которое разорвалось бы на глазах
вс^х народов с эффектом, в десять раз большим, чем на это
способна самая страшная атомная бомба.
Несколько мгновений Рупп молча стоял перед Зинном, по¬
том воскликнул:
—	Я лопаюсь от зависти, что такая идея пришла не мне!
Честное слово: вот бомба, которую надо сбросить как можно
скорей, — правда!
—	Не ожидая войны, — со смехом сказал Зинн. и тут же
увидел, как посерьезнело лицо молодого человека.
—	А ты понимаешь, чего это может стоить доктору Шве¬
реру? — спросил Рупп.
—	Я ничего не собираюсь от него скрывать.
Рупп задумался. Зинну пришлось переспросить:
—	Что же ты думаешь?
И Рупп ответил так, словно предложение было сделано
ему самому:
880

Дело должно быть сделано.
—	Может быть, ты с ним и переговоришь? — предложил
Зинн.
—	Мы с ним слишком большие друзья. А уж одного того,
что ты пригласил бы его сюда, было бы достаточно, чтобы он
поверил в серьезность дела. Он должен знать, что это ну¬
жно для блага Германии, «нам, немцам», как бывало гово¬
рил Лемке...
—	Ты забыл о том, что сказал сам: в наши дни автор та¬
кого разоблачения рискует жизнью.
—	А разве ты не рискнул бы?
—	Ну, мы с тобой... Мы — члены партии.
—	Почему ты думаешь, что это наша монополия?
—	Этот Шверер в прошлом...
—	Я знаю, он заблуждался.
—	И очень сильно!
—	И все же Лемке доверял ему, — сказал Рупп. — И на
мой взгляд, он обыкновенный честный немец, который, нако¬
нец, понял все до конца и хочет оставаться честным перед
самим собой и перед своим народом.
—	Этого достаточно, — решительно проговорил Зинн. —
Приведи его. И как можно скорей.
—- Я тебе говорю: он совсем не плохой человек. Только
постарайся насчет... его безопасности... — Рупп посмотрел на
часы.—Ты не забыл об открытии гимназии?
—	Мне пора,—согласно кивнул Зинн. — Кажется, ведь
небольшое дело — открытие гимназии, в которую может по¬
слать своих детей самый бедный немец.
—	Сколько их тебе еще предстоит открыть!
Рупп был уже в коридоре, когда за ним вдруг порывисто
распахнулась дверь и Зинн крикнул:
—	Эй, Рупп, погоди-ка! Я забыл показать тебе.
И, сияя радостью, он протянул телеграмму. Рупп прочел:
«Ура! У нас — сын. Здоровье Ренни отлично. Рудольф».
Рупп рассмеялся:
-г Готов вместе с ним крикнуть «ура».
—	Уж этот-то новый Цихауэр узнает, что такое счастье в
Германии! — уверенно проговорил Зинн.
—	Пошли им привет и от меня!'—крикнул Рупп, сбегая
с лестницы.
Когда через час Рупп подходил к подъезду Эгона Швере-
ра> ему бросился в глаза автомобиль, на стекле которого вид¬
нелся пропуск, какой выдается для въезда из западных зон в
советскую. Первой мыслью Руппа было: «Эрнст!» Он с бес¬
покойством вошел в дом и сразу заметил, что там царит иеко*
торый -переполох. Раскрасневшаяся Эльза водила утюгом
66 Поджигатели
881

по тугому, как броня, пластрону крахмальной мужской со¬
рочки.
—	Доктор Шверер собирается куда-нибудь ехать? — спро¬
сил Рупп, стараясь сообразить, куда может ехать Эгон на
американской машине. И вздохнул с облегчением, когда Эль¬
за сказала:
—	Он ведет Лили в гимназию, которая сегодня откры¬
вается.
—	А этот автомобиль?
Эльза приложила палец к губам и глазами показала на
неплотно притворенную дверь, за которой слышались голоса.
—	Приехала из Франкфурта бабушка Эмма, —• прошеп¬
тала Эльза.
Из-за двери был отчетливо слышен голос генеральши
Шверер:
—	Ему кто-то сказал такую глупость, будто ты намерен
отдать нашу Лили в эту новую гимназию.
—	КтО“То позаботился о том,, чтоб сказать сущую прав*
ду, — ответил спокойный голос Эгона,
—	В бесплатную школу?! Словно дочь нищего?
—	Теперь тут все учатся бесплатно, мама, — все так же
спокойно проговорил Эгон.
—	Но отец этим очень обеспокоен, Эги, — взволнованно
проговорила старуха.-“Он очень обеспокоен. Ты видишь, я
ехала всю ночь, чтобы...
В голосе Эгона зазвучала насмешка:
—	Это очень трогательно, что американцы не пожалели
весколько галлонов бензина ради такого маленького человеч¬
ка, как моя Лили. Но вы истратили их бензин напрасно.
—	Я тебя не понимаю.
—	Лили поступает сегодня в школу, — именно в эту
школу.
—	Там, наверно, царят здешние идеи, Эгон! — воскликну¬
ла фрау Эмма.
—	Безусловно, — ответил Эгон. — Я и отдаю мою дочь ту¬
да потому, -что не хочу, чтобы с нею произошло то, что слу¬
чилось с ее отцом: только став седым, я понял, что значит
,быть немцем.
—	Я тебя все еще не понимаю.
—	И не поймете.
—	Ты, что же, думаешь, что я неспособна?..
—- Я сам тоже когда-то не понимал многого и, вероятно,
так и не понял бы, если бы не решился тогда... бежать.
—	Боже мой!.. Не вспоминай об этом .позоре!
—	Только тогда, скрываясь в чужой стране и глядя отту¬
да на все, что происходило тут...
882

—	Не смей, не смей!—'крикнула старуха. —Эго было по¬
зором. Для тебя, для нас всех... Я никогда не решалась ска¬
зать тебе, как назвал тебя отец, узнав о твоем бегстве из
Германии!
Эгон рассмеялся:
—	Наверно, дезертиром?
*— Он сказал, что ты,,, изменник! В те тяжкие для отчиз¬
ны дни...
—	Не для отчизны, а для гитлеризма. Это не одно и
то же.
Когда твой отец и твои братья дрались уже на самых
границах Германии, чтобы спасти ее от русских...
—	Они спасали не Германию* а Гитлера и самих себя.
—	Ты говоришь, как настоящий... большевик. Я не хочу,
т хочу тебя слушать» ты марксист!
—- К сожалению, еще далеко нет.
—	Ты издеваешься надо мною! “ По голосу старухи мо¬
жно было подумать, что ей сейчас будет плохо. Несколько
мгновений из комнаты Доносилось только ее частое взволно¬
ванное дыхание. Потом она прерывающимся голосом, негромко
сказала:
—	Что же я должна передать ее дедушке?
—	Единственно правильным было бы сказать ему правду.
—	О, конечно, правду, только святую правду! — напыщен-
но воскликнула она.
—	Тогда скажите ему, что у него нет больше внучки.
—	Эгон!
—	Да, род Швереров, тех Швереров, которые из поколения
в поколение «служили в б-м кавалерийском его величества
короля прусского полку», кончился.
—	Эгон!
—	Он кончился на Отто и Эрнсте, Я всегда был не в счет.
—	Ты не смеешь так говорить об Отто!—Она поднесла
носовой платок к глазам. — Мы даже не знаем, где его моги¬
ла там, в России... Я всегда заступалась за тебя перед отцом,
но теперь я вижу, ты и вправду не в счет.
—	На сцену выходит новое поколение немцев, обыкновен¬
ных маленьких немцев, которые войдут сегодня в эту новую
бесплатную школу. Среди них будет и моя дочь, моя
Лили,
—	Я не хочу, не хочу тебя слушать! прокричала ста¬
руха.
Но Эгон продолжал:
—	И я от всей души хочу, чтобы учителя вложили в их
маленькие головы правдивое представление о грядущем уде¬
ле Германии, который будет уделом свободы и труда, сча¬
66*
883

стием равных среди равных, а не глиняным величием воин¬
ственных бредней.
—	Я ке могу сказать все это е м у! — в отчаянии произ¬
несла фрау Эмма.
—	Напрасно. * Он должен это знать, — твердо проговорил
Эгон, — если хотите, я напишу ему.
—	Упаси тебя бог! Может быть, я не должна говорить
тебе, но... я не могу молчать: он боится за вас всех,.за тебя,
за нашу маленькую Лили и даже за твою жену. — Она гово¬
рила торопливо, не давая перебить себя. — Ведь когда нач¬
нется война, все, кто находится здесь, по эту сторону, обре¬
чены на смерть, на истребление.
—	Это слово вы слышали от него? — с неподдельным ин¬
тересом спросил Эгон.
—	Да, да, пойми же: поголовное истребление! — с жаром
воскликнула она.
Тут Рупп и Эльза услышали громкий смех Эгона, и он ска¬
зал:
—	Так скажите же ему, мама, что это чепуха!
—	Эгон, Эгон!
—	Бредни выживших из ума двуногих зверей, тех, чье по¬
коление быстро шагает к могиле, чтобы навсегда исчезнуть с
лица Германии. Это вы тоже можете сказать: простые немцы,
шестьдесят миллионов немцев, постараются помешать обезу¬
мевшим банкротам затеять новую бойню.
—	Эгон! — Старуха всплеснула руками. — Ты. говоришь
об отце!
—	Нет, — Эгон покачал головой.—Так же как у генера¬
ла Шверера нет больше сына Эгона, так у меня нет больше
отца.
Неподдельный ужас старухи дошел до предела, она зажала
уши ладонями и в страхе повторяла только:
—	Нет... нет... нет!..
Эгон чувствовал, что именно сейчас окончательно закреп¬
ляется тот поворот в его жизни, на который он столько лет
копил решимость и который совершил после такой борьбы со
своим прошлым. Этот поворот представлялся ему не только
победой над тяготевшим над ним грузом прошлого, но и на¬
чалом нозой жизни, пусть более короткой, чем та, которую
он прожил, но бесконечно более полной и неизмеримо более
нужной ему самому и его народу. Еще одно последнее уси¬
лие — преодолеть жалость к этой женщине, такой чужой и
даже враждебной, несмотря на то, что она была его матерью.
Покончить со всем этим!.. Он заставил себя твердо повто¬
рить:
834

—	Именно это к передайте: у него нет больше сына, а у
меня отца... Вот и все...
Нет, нет;.. Этого не может быть! — Старуха поднялась
театрально раскрыв объятия, шагнула к Эгону.
Эгон попятился и, заложив руки за спину, сделал отри¬
цательное движение головой. Выражение растерянности сбе¬
жало с лица старухи. Морщины, с которых осыпался густой
слой скрывавшей их пудры, сложились в гримасу, и старуха,
задыхаясь от бешенства, крикнула:
—	Я проклинаю тебя!.. Проклинаю вас обоих!.. Но знай:
мы ни за что не оставим нашу внучку- в твоих руках, в ваших
руках, в руках марксистов. Слышишь: мы позаботимся о
том, чтобы она не пошла по твоему пути!
Старуха хотела еще добавить, что об этом позаботится
Эрнст, который со своими сообщниками ждет за углом ее по¬
явления с Лили, чтобы схватить ребенка и увезти на запад.
Но она во-время вспомнила, что ей было строго-настрого при¬
казано молчать о том, что он’а приехала сюда вместе с Эрн¬
стом, что цель ее поездки — похищение девочки, которая дол¬
жна послужить приманкой для захвата самого Эгона. Стару¬
ха даже схватилась рукою за рот, будто ловя едва не вырвав¬
шееся неосторожное признание. Она круто повернулась и по¬
шла к двери. Уже с порога плаксиво бросила Эгону:
—	Проводи же меня.
Но он не изменил позы и только снова молча отрицательно
качнул головой.
Когда мать исчезла за порогом, он подошел к оставшейся
распахнутой двери и медленно, плотно ее затворил. Он на¬
всегда и накрепко захлопывал дверь своего прошлого.
Эгон хмуро поздоровался с Руппом.
—	Когда-то я думал, что два враждебных лагеря —это я
и Эрнст, но я никогда не допускал мысли о возможности та¬
кого... Отцы против детей, деды против внуков. И где их ра¬
зум, где совесть и честь?
—	Для них вопрос стоит просто: честь или кошелек, со¬
весть или жизнь... Я к вам по делу, доктор. С поручением от
Зинна.
И Рупп рассказал ему о плане разоблачения махинаций
Винера и американцев.
—	Бросить счетный аппарат? — в испуге спросил Эгон.
—	Может быть.
—	Когда он почти готов?
—	Вспомните, что вы говорили пять минут назад.
—	Вы правы, вы правы... Я подумаю, я, конечно, подумаю
885

над вашим предложением. — Он остановился и, нахмурив¬
шись, смотрел на сверкающую крахмальной белизной рубаш¬
ку, которую держала перед ним Эльза. Потом прошел в каби¬
нет, снял с полки книжку, вернулся к Руппу и, отыскав инте¬
ресовавшее его место* прочел:
—	«Выиграть войну с Германией значит осуществить вели¬
кое историческое дело. Но выиграть войну еще не значит обес¬
печить народам прочный мир и надежную безопасность в бу¬
дущем. Задача состоит не только в том, чтобы выиграть вой¬
ну, но и в том, чтобы сделать невозможным возникновение
новой агрессии и новой войны, если не навсегда, то по край¬
ней Мере в течение длительного периода врёмейй».
Заметив устремленный на него удивленный взгляд Руппа,
Эгон сказал:
—	Видите, я уже й сам знаю, где искать правду! —■ И про¬
должал читать вслух: — «После поражения Германии она, ко¬
нечно, будет разоружена как в экономическом, так и в вогнио-
полнтическом отношении. Было бы, однако* наивно думать,
что она не попытается возродить свою мощь и развернуть но¬
вую агрессию, Всем известно, что немецкие заправилы уже
теперь готовятся к новой войне. История показывает, что до¬
статочно короткого периода времени в 20—30 лет, Чтобы Гер¬
мания оправилась от поражения й восстановила свою мощь.
Какие имеются средства для того, чтобы предотвратить новую
агрессию со стороны Германии, а если война все же возник¬
нет, — задушить ее в самом начале и не дать ей развернуть¬
ся в большую войну?»
Эгон посмотрел на Руппа блестящими глазами.
—	Это замечательно! — воскликнул он.—Ведь это написа¬
но четыре года назад. Четыре года тому назад он предвидел
то, что мы с трудом и недоверием постигаем сегодня. И не яв¬
ляется ли то, что предлагает мне Зинн, одним из тех средств,
направленных к предотвращению войны, о которых говорил
Сталин?
—	Я думаю, что это именно так!
—	Дорогой друг, — загораясь все больше, сказал Эгон, —
не примите это за самомнение, я вовсе не хочу себе приписы¬
вать больше, чем заслужил, но все мое существо наполняется
гордостью при мысли, что и я, маленький человек, немец, же¬
стоко заблуждавшийся и принесший так много вреда народу,
могу сделать что-то, о чем говорит Сталин.,.
Некоторое время он стоял, положив руки на грудь, и горя¬
щими глазами смотрел на Руппа.
—	Эльза! — крикнул он. — Скорее мою рубашку! Мы не
должны опоздать в школу. — И снова повернулся к Руппу: —
Это смешно, но я волнуюсь так, как будто в гимназию посту¬

паю я сам, будто я сам иду в первый класс* чтобы приобщить¬
ся к какой-то новой, еще совершенно не знакомой мне, пре¬
красной жизни моего народа.
Они сидели рядом на торжестве открытия школы* и Руппу
передавалось волнение, все еще владевшее Эгоном.
Когда собрание уже подходило к концу* когда были Сказа¬
ны речи представителей магистрата й гостей, когда новые ма¬
ленькие школьники прочли приветственные стихи й советский
комендант пожелал успеха новой шкОЛе* когда ее директор со¬
бирался поблагодарить присутствующих и закрыть собрание,
Эгон внезапно поднялся и* к удивлению Руппа, дрожащим от
возбуждения голосом попросил слова. Он заговорил о волне¬
нии, которое вызвало в нем сегодняшнее событие й вид ма¬
леньких немцев, пришедших сюда* чтобы научиться смотреть
на мир новыми глазами. Он говорил торопливо* непоследова¬
тельно, перебивая сам себя. Зинн й Рупп следили за ним с
удивлением: они еще никогда не видели таким этого всегда
сдержанного, подобранного инженера.
Эгон говорил:
—	Нашим детям не суждено будет стать честными, мирны¬
ми тружениками, если мы с вами не вырвем оружия из рук
тех, кто снова готовит его к войне* если мы не обезвредим
ослепленную жадностью й властолюбием реакцию и мировой
милитаризм, уже подсчитывающие барыши от кровавой бой¬
ни, в которую они намерены снова ввергнуть мйр и нашу не¬
счастную отчизну» Друзья мои* никогда до этих минут я так
остро не чувствовал своих обязанностей в отношении будуще¬
го. Сегодня* когда я увидел наших детей, пришедших в этот
дом, где они должны сформироваться как граждане свобод¬
ной, трудолюбивой Германии, процветающей в мире и сотруд¬
ничестве со всеми народами, сегодня я до конца понял... —
Эгон нетерпеливо дотронулся до стягивающего его шею тугого
воротничка и повторил-— Да* я до конца понял.,.— И снова
потянул воротничок, словно он душил его.
Зинн пододвинул ему стакан с водой, но Эгон отстранил
его.
—	Я должен участвовать в смертельной борьбе с врагами
мира, с носителями агрессии, Я буду разоблачать, я буду
драться, я раскрою всю грязную кухню* которую господа вине-
ры и их заокеанские хозяева скрывают за завесою так назы¬
ваемых мирных усилий. Я напишу не статью, а целую книгу,
из которой мир узнает, что* такое «фау» и как их снова тайно
готовят руками наших братьев-немцев в западных зонах...
—	Этого не может быть! — послышалось из зала.
887

—	Не может быть... Это было бы ужасно.
—	Именно то и- ужасно, что это так! — крикнул Эгон.—
Я докажу это с фактами в руках! Я докажу!
Это было сказано с такою железной твердостью, что Зинн
с удивлением посмотрел на оратора: куда девалась былая
неуверенность этого интеллигента, где мягкость его формули¬
ровок, где его колебания?
И тут в напряженную тишину, -повисшую над залом, упал
спокойный, твердый голос Зинна:
—	Но вы должны знать, доктор Шверер: большая борьба
связана с большим риском.
—	Знаю!
На одно мгновение Эгон потупился, и краска сбежала с
его лица.
—	Знаю! —твердо повторил он. — Знаю и клянусь, что ни¬
что не остановит меня на пути к правде, которую должен
знать мир. Я хотел бы жить во имя счастья наших детей.
Стремясь к миру, мы должны объявить войну всему, что мо¬
жет породить нового преступника, способного опять послать
на смерть миллионы людей. Война войне и ее поджигателям—
вот долг каждого, кто хочет, чтобы их уделом, — Эгон широ¬
ким жестом обвел стоящих в зале детей,—были мир и счастье
равных среди равных! — Его голос звучал ясно, голова была
поднята и глаза сияли радостью.
Ни сам Эгон, ни кто-либо из’его слушателей не заметил,
как из двери за спиною президиума появился человек и, по¬
дойдя к Зинну, положил перед ним листок.
Зинн поднял руку, требуя внимания, но тишина и без того
была такой острой, что слышно было, как звякает о стекло
обручальное кольцо Эгона на руке, которою он машинально
касался стакана.
Зинн встал.
—	Дорогие сограждане... на заводах «ИГ Фарбениндустри»
в Людвигсгафене, расположенном, как известно, в западных
зонах оккупации нашей страны, сегодня произошел новый
взрыв огромной силы. Взрыв разрушил корпуса, где, как вы¬
яснилось, готовилось взрывчатое вещество для реактивных сна¬
рядов «фау». Под обломками разрушенных зданий погибло не¬
сколько сотен немцев, тысячи ранены.
Эгон на минуту закрыл глаза рукой. Потом сошел с ка¬
федры и уверенно пошел навстречу Зинну.
Несколькими днями позже Зинн не спеша, как терпеливый
учитель, отвечал на вопросы Эгона. Сначала Эгон задавал
вопросы смущенно, несколько стыдясь того, что вот он, уже
883

такой немолодой и, казалось бы, образованный человек, и
вдруг должен сознаваться, что не может разобраться в вещах,
которые, вероятно, ясны каждому рядовому члену коммунисти¬
ческой партии. Но Зинн с первых же слов разбил это
смущение.
—	Не думайте, пожалуйста, что каждый член партии —
философ или хотя бы непременно вполне зрелый марксист, до
конца усвоивший всю глубину ее программы. Ленин совер¬
шенно ясно указывал, что членом партии считается тот, кто
признает программу партии, платит членские взносы и рабо¬
тает в одной из ее организаций. Это очень четкая формули¬
ровка, и когда кое-кто стал толковать ее так, будто коммунист
тот, кто усвоил программу, товарищ Сталин еще раз разъяс¬
нил, что если бы наша партия встала на эту неверную пози*
цню, то в ней пришлось бы оставить только теоретически под¬
готовленных марксистов, ученых людей, интеллигентов.
Эгон вздохнул с облегчением:
—	А мне было стыдно признаться, что я кое-чего не
усвоил.
—	Кое-чего?.. — Зинн добродушно рассмеялся. — А не ду¬
мается ли вам, товарищ Шверер, что вы еще очень многого
не усвоили?
—	Может быть.-
—	Но это исправимая беда. Вы преодолеете ее, если хоро¬
шенько поработаете над литературой и посидите в одном из
наших кружков...
Эгон не заметил, как пролетело в-ремя. То, что говорил
Зинн, было не только просто и понятно, но и увлекательно,
интересно. Эгон все больше убеждался, что отнюдь не поздно
и в его годы сделать тот поворот, который он сделал. Да, се¬
годня он мог сказать с полной уверенностью: путь от при¬
знания к усвоению он пройдет. И на этом пути он
обретет окончательную уверенность в правоте, которой не мог
почерпнуть в своих прежних блужданиях.
На прощанье он сказал:
—	Самое важное для меня теперь — успеть сделать для
окончательной победы, то, что я еще могу сделать.
—	Исход нашей битвы с капитализмом предрешен исто¬
рией, — ответил Зинн. — Вопрос во времени: когда будет по¬
валено это сгнившее дерево.
—	А сколько вреда еще могут принести его гнилые ростки!
Когда я думаю хотя бы о нашей немецкой военщине или об
американцах, с такой цинической откровенностью повторяю¬
щих ее азбуку...
—	Скажите лучше: «ее ошибки!»
—	Пусть так, но и ошибки милитаристов пахнут кровью,
889

Я почти с ужасом думаю о том, что делает сейчас генерал
Шверер и другие. Что, если им все же удастся еще раз за¬
теять то, что они затевали уже дважды?!
—	Во-первых, это им не удастся, :— со спокойной уверен¬
ностью произнес Зинн, — а во-вторых, если вы проследите
исторический путь германского империализма, то поймете, на
что обречен его новейший выученик, последователь и креди¬
тор — империализм американский. Современный германский
империализм начал свою «блестящую карьеру» звонкими, но
довольно легкими победами над прогнившей двуединой монар¬
хией Габсбургов и над шатавшейся империей бесталанного
тезки Наполеона. Седан — начало этого ‘ пути. Кэрликовая
Австрия Дольфуса, взорванная изнутри Чехословакия Г ахи,
разложившаяся бековская Польша и снова Франция, на этот
раз Франция откровенных предателей—Петэна, Вейгана, Лава¬
ля, и, наконец, дешево доставшиеся «победителю» Дюнкерк
и развалины Ковентри—вот конец пути. Такое порочный круг.
За его пределами, при первом столкновении германского им¬
периализма и его «военной доктрины» с подлинно научным,
единственно научным пониманием проблем войны — с марк¬
систским пониманием, какое дал Сталин, — колосс германской
военной машины превратился в кучу железного лома! Оц рух¬
нул вместе со всеми теориями всяких «кригоз», со всею кро¬
вавой идеологией, восходящей к Клаузевицу и всосанной нем¬
цами вместе с философией Ницше, со всем этим вредным
античеловеческим, антинародным хламом, который герман¬
ский милитаризм нес на своих знаменах. Он рухнул и
не поднимется, кто бы и как бы ни пытался его позродитьм.
—	Хорошо бы!
—	Можете быть уверены: ему не встать.
—	А Америка? — нерешительно проговорил Эгон,
—	Какая Америка? Те сто сорок миллионов простых
американских тружеников, которые так же хотят войны, как
мы с вами? А ведь в, них — ее сила.
—	А материальные ресурсы правящие групп Америки?..
—	Чего стоят материальные ресурсы, если им противо¬
стоят люди! Вспомните: в. лапах Гитлера были ресурсы всей
Западной Европу, в его активе было скрытое потворство так
называемых «союзников;», на него работал картелированный
капитал половины мира — и что же?
—	Американские биржевики и генералы, наверно, учтут
уроки последней войны.
Зинн отрицательно покачал головой:
—	Самая их природа, природа их класса и всего капита¬
лизма на достигнутой им фазе развития, делает их неспособ¬
ными понять основное: их судьба определена всем ходом
890

истории, и сопротивление — только оттяжка их гибели. Почему
же вы хотите, чтобы они, чьи «лучшие» умы, так сказать, фи¬
лософы и идеологи, не понимают этого, сами поняли вдруг, что
их политика так же авантюристична, как авантюристична бы¬
ла и политика германского империализма? Вы о них более вы¬
сокого мнения, чем они заслуживают. Поджигатели новой вой¬
ны слепы там, где речь идет об уроках последней войны. Ведь
и англо-американцы, как некогда германские империалисты,
рассматривают захватническую войну в качестве основного
способа достижения своих политических целей, Ведь они по¬
ставили своею целью утверждение господства монополистиче¬
ского капитала во всем мире и во веки веков. Уже одно это
говорит: они слепы и глухи к урокам истории и в том числе
К кровавым урокам недавней мировой войны.
—	Но они дьявольски коварны! ™ в волнении воскликнул
Эгон. — Они не остановятся ни перед чем. Генерал Шверер
не раз повторял мне заученный им наизусть, как заповедь, и
хорошо запомнившийся мне кусок из Клаузевица: «Война-—
это акт насилия, имеющий целью заставить противника выпол^
нить нашу волю. Тот, кто этим насилием пользуется, ничем
не стесняясь и не щадя крови, приобретает огромный перевес
над противником, который этого не делает. Введение прин-
ципа ограничения и умеренности в философию войны пред¬
ставляет собою абсурд...» Я боюсь людей с такой филосо¬
фией.
—	Одну минуту, — проговорил Зинн и, сняв с полки книж¬
ку, открыл ее. — Вот, товарищ Сталин не так дав>нр писал
одному русскому военному: «Мы обязаны с точки зрения ин*
тересов нашего дела военной науки нашего времени раскрити¬
ковать не только Клаузевица, но и Мольтке, Шлифена, Людей-
дорфа, Кейтеля и других носителей военной идеологии в Гер¬
мании. За последние тридцать лет Германия дважды навязала
миру кровопролитнейшую войну, и оба раза она оказалась
битой. Случайно ли это? Конечно, нет. Не означает ли это, что
не только Германия в целом, но и ее -военная идеология не вы¬
держали испытания? Безусловно, означает». Если мы с вами
разовьем эту мысль в применении к обстановке сегодняшнего
дня, то напрашивается вывод:	поскольку идеология совре¬
менного нам американского империализма — родная сестра
идеологии германского империализма, вполне логично пред¬
положить, что и судьба, которая постигнет американский
империализм, будет родной сестрой судьбы германского им¬
периализма.
—	Для меня это большие и очень важные вопросы, — за¬
думчиво сказал Эгон.
—	Не думаете ли вы, что эти вопросы меньше значат для
891

меня? — с усмешкою спросил Зинн. — Ведь это же судьба
нашей отчизны, судьба моего народа, судьба всего трудяще¬
гося человечества!
—	Вы правы, вы правы... — машинально повторял
Эгон.
—	Когда я вспоминаю,, что на протяжении нескольких
веков своей истории германский милитаризм, от псов-рыца-
рей до действительно «великого» в делах международного
разбоя Фридриха и от его «лучшего из лучших» Зейдлица до
Кейтеля, тоже «лучшего из лучших» другого мастера разбоя
Гитлера, был бит не кем иным, как русским солдатом,
я благословляю этого солдата... Именно потому, что я немец
с головы до пят, именно потому, что я немецкий патриот! —*
воскликнул Зинн с жаром, какого Эгон не мог подозревать, в
этом всегда спокойном, уравновешенном человеке. — Именно
потому, что я немец и коммунист, я зам говорю: если бы,, во¬
преки всему, поджигателям новой войны удалось развязать
ее, то в этой последней для них войне я стоял бы плечом к
плечу с русским солдатом, с советским солдатом. — Зинн шаг¬
нул к Эгону с протянутой для пожатия рукой: —- И уверен,
что в этом строю мы будем вместе.
Эгон принял протянутую руку и крепко пожал.
—	Это было бы очень большой честью для меня... Честью
и счастьем.
5
Была еще одна, вторая, мировая война —и еще одна часть
Европы пришла к концу войны созревшей для свободы. Про¬
стые люди другой ее половины еще бились за освобождение
от векового кошмара капитализма. Миллионы людей все луч¬
ше понимали, что даже самые скромные жизненные условия
трудовых масс несовместимы с существованием капиталисти¬
ческого общества.
Бастующие горняки Франции понимали, что танки и кава¬
лерия были пущены против них не столько потому, что ра¬
бочие предъявили экономические требования, сколько пото¬
му, что их борьба была борьбой за новую жизнь, за народ,
за свободу миллионов, за право на хлеб, на труд, на мир. Их
борьба была борьбой против фашизма и войны. Так же как
война против горняков, против их требований была борьбою
за сохранение старого порядка, за фашизм, за войну.
«Мира!» — требовали миллионы. «Войны!» — вопила
банда поджигателей.
Призрак войны снова шествовал за непосильными налога¬
ми, за голодным пайком, за рабскими условиями труда для
892

масс, за новыми сверхприбылями для военных промышлен¬
ников. Призрак войны виднелся за американскими каторжны¬
ми займами, предназначенными вовсе не для того, чтобы на¬
кормить и одеть обнищавшую Западную Европу, а для того,
чтобы окончательно, раз и навсегда убить ее конкуренцию
с Америкой на мировых рынках; чтобы заставить ее еще раз
вооружиться за свой собственный счет, но на этот раз ору¬
жием, купленным у американских промышленников; чтобы
опутать народы Европы бременем вечных неоплатных долгов.
Все они — американские заимодавцы и европейские по¬
бирушки — хотели снова сжигать трудовые накопления на¬
ций в стволах пушек; они хотели снова разрушать жилища
и заводы, они хотели снова перемалывать под гусеницами
танков миллионы простых людей. Они жаждали крови, раз¬
рушений, ужаса, потому что все это превращалось для них
в золото, в дивиденды.
Снова, как десять, двадцать и тридцать лет тому назад,
возникала навязчивая идея капиталистов о «крестовом похо¬
де» против Советского Союза. Правда, вместо всяких Ан-
тант — больших и малых — теперь пошли в ход «блоки»—
атлантические, западные, северные и иные, но суть остава¬
лась та же, что прежде: прикрываясь криками об обороне, им¬
периалисты ковали цепь агрессии вокруг СССР.
Так же как тридцать, как двадцать и как десять лет назад,,
«святой отец» из Рима, «наместник Христа на земле», нис¬
послал свое апостольское благословение инициаторам этого
бредового «похода».
Чтобы дать это благословение, нынешний папа не нуждался
ни в чьем поощрении. Пий XII был давнишним и после¬
довательным врагом всего передового и демократического, оч
был заклятым врагом Советской страны и населявших ее
народов. Он готов был благословить всякого, кто соглашался
нанести ей вред: удар или булавочный укол, в области мате¬
риальной или духовной, в Москве или на самой далекой ок¬
раине, — все годилось духовному пастырю римской церкви.
В католическом мире ни для кого, кроме тех, кто не хотел
видеть и слышать, не было больше секретом, что агрессив¬
ные планы Ватикана плотно сомкнулись с американскими пла¬
нами мировладения.
Властолюбивый Пий XII долгие годы занимал должность
государственного секретаря при покойном Пии XI; он держал
в руках все внешние сношения «святого престола» и, даже
став папою, не назначил себе преемника на посту государ¬
ственного секретаря, чтобы никому не передоверять внешней
политики.
Все понимали, что такой человек согласился плыть в
893

кильватер Майрону Тэйлору вовсе не из предосудительной
симпатии к этому протестанту и уж, во всяком случае, не по
слабости своего характера. Давно уже все римские воробьи
чирикали, что Ватикан, со всеми потрохами, закуплен Тэйло¬
ром и курсом ковчега римской церкви управляют по радио
из Вашингтона. Правда, люди, хорошо знавшие папу, не ве¬
рили тому, что он запродал свой мощный аппарат американ¬
цам, раз и навсегда отказавшись от традиционных планов
«святого престола» создать мировую державу, подчиненную
власти римского первосвященника, но не считаться с фактами
было невозможно. А факты говорили, что все сотни тысяч
римско-католических священников и монахов, все сотни ва¬
тиканских епископов и десятки кардиналов стали не кем
иным, как агентами американской разведки; из всех трехсот
восьмидесяти миллионов католиков, разбросанных по земному
шару, пытались сделать рекрутов американского империализма.
Не смел не считаться с этим фактом и преподобный отец
Август Гаусс. Он понимал, что прошли времена, когда мож¬
но было с успехом жить, лавируя между немецким абвером'
и британской Интеллидженс сервис. Интеллидженс сервис
меньше платит. А абвер, наверно, уже передала свой живой
инвентарь, и в том числе его, преподобного Августа Гаусса,
американской секретной службе. Значит, если он и как не¬
мецкий агент и как агент Ватикана оказывался теперь аме¬
риканским агентом, то за каким же чортом было ему сносить¬
ся со своими подлинными хозяевами через каких-то подстав¬
ных лиц? Август по опыту знал, что гораздо выгоднее иметь
дело с первоисточником доходов. Значит, нужно было, не те¬
ряя времени, установить контакт с американцами. С этой-то
целью отец Август и приехал в Рим.
Он не был новичком в «вечном городе», и прежде чем от¬
правиться в отдел Ватикана, ведавший папской разведкой,
Август решил использовать старые связи и в точности выяс¬
нить, с кем, где, когда и как следует вести разговор по ин¬
тересующему его делу.
Когда он с пропуском в руках подошел к воротам папской
резиденции, некоторые черты плана действий были им уже на¬
мечены. Но нерешенной оставалась основная дилемма: если все
то, что он знает, если все связи, которые у него есть7 если
весь накопленный им опыт разведывательной и диверсионной
работы нужны американцам — он на коне и с полным кошель¬
ком; если же эти знания, эти связи и опыт являются, с точки
зрения американцев, баластом — пуля в затылок ему обес¬
печена. Живой разведчик, который чересчур много знает, —
не архивная бумажка, которую можно подшить в секретное
досье и спрятать в сейф до времени, когда она понадобится
894

для какого-нибудь шантажа; живой разведчик, отыгравший
свою роль, — опасная возможность шантажа самих шанта¬
жистов. Таких людей не любили ни в одной разведке — ни
в Интеллидженс сервис, ни в абвере, не любят, наверно, и в
УСС и в федеральной разведке.
На душе Августа заскребли кошки, когда он прошел мимо
блеснувших по бокам алебард папских гвардейцев и вгля¬
делся в физиономию человека, проверявшего его пропуск. На
жандарме была такая же треуголка, какие Август видывал
десятки раз во время прежних наездов в Ватикан, и такой же
мундир. Но Август готов был отдать голову на отсечение, что
этот жандарм не был итальянцем. Его выпяченная челюсть
и холодный взгляд серо-зеленых глаз, его огромный рост и
здоровенный кулак с зажатой в нем дубинкой — все обли¬
чало солдата; американской военной полиции. Ему куда
более к лицу была бы белая кастрюля «МП», чем опереточная
треуголка. Она плохо гармонировала с автоматическим писто¬
летом последней модели, висевшим на поясе жандарма. Ав¬
густ отметил' про себя это обстоятельство: святейший отец
не доверял больше охрану своей жизни и тайн Ватикана
итальянцам.
Внутри Ватикана Августу не нужен был проводник.* Он
уверенно шагал по темным дворам, шнырял по узким лестни¬
цам и коридорам, пока не добрался до двери с маленькой
дощечкой: «Чентро информачионе про део». И это обстоя¬
тельство тоже отметил Август:	на	отделе	разведки	вывеска
оставалась итальянской, так же как и треуголка на жандар¬
ме. Август осторожно приотворил дверь и просунул нос
в щель. Приемная была пуста. За год ее обстановка не изме¬
нилась: те же потрепанные портьеры на окнах, те же
большие просиженные кресла с неудобными спинками, тот же
стол с большим распятием, тот же смешанный запах воска,
ладана и плесени и та же мертвящая тишина и в комнате,
и за тремя выходящими в нее дверями кабинетов, и, пожа¬
луй, во всем крыле дома.
Август не удивлялся этой тишине, так как нарочно выбрал
для своего посещения время, когда служащие расходились
на обед.
Август проскользнул в приемную и прислушался. Тот, кто
увидел бы его в этот момент, не узнал бы прежнего, уверен¬
ного в себе, немного тяжеловесного и грубоватого патера
Августа Гаусса из бывших немецких офицеров, еще так не¬
давно покрикивавшего на Блэкборна и издевавшегося над
своим собратом Роу. Сейчас он был больше похож на ста¬
рую, облезшую крысу, тревожно нюхающую воздух,
Пэвидимому, ничем тоевожным не пахло, потому что Аз-
895

густ довольно уверенно прошелся по комнате и даже присел
в кресло. Он раздумывал над первыми фразами своего обра¬
щения к фра Джорджу Уорнеру, яезуиту-амёриканцу, с ко¬
торым друзья советовали ему поговорить в первую очередь,
как с человеком, которого можно заинтересовать в деле, если
оно сулит какие-нибудь выгоды и ему самому. Ему даже пока-
зали этого монаха в городе, когда тот проезжал в автомоби¬
ле, — судя по физиономии, это был как .раз тот тип, с кото¬
рым можно говорить откровенно.
Размышления Августа были прерваны шумом тяжелых
шаго-в. Он быстрым движением очутился у двери и заглянул
в щелку; к приемной приближался монах, а Августу меньше
всего хотелось встречаться с кем-нибудь раньше, чем он пере¬
говорит с Уорнером. На карте как никак стояла не только вся
его карьера разведчика, но и его голова. Быстро оглядевшись,
Август шмыгнул за бархатную портьеру окна. Тут он намерен
был пробыть те несколько секунд, что понадобятся монаху,
чтобы пройти через приемную.
Ноги Августа приросли к полу, когда он узнал в вошед¬
шем Фостера Долласа, На Фостере была рыжая сутана капу¬
цина.
К досаде Августа Фостер не прошел ни в один из кабине¬
тов, выходивших в прихожую, ни в коридор служебных по¬
мещений, а уселся в одно из кресел у стола и, достав сигару,
принялся не спеша ее раскуривать. Август растерянно огля¬
нулся на окно, за которым открывалась широкая перспектива
площади с громадой собора святого Петра. Площадь была
залита солнечным светом, и Август чувствовал, как горячие
лучи жгут ему спину. При комплекции Августа стоять на
этом припеке было мучительно трудно, да еще так, чтобы не
выдать себя Долласу; ведь было бы глупее глупого и даже
опасно обнаружить свое присутствие за этой шторой. В по¬
мещении секретной службы это могло повлечь последствия,
о которых Август предпочитал не думать. А между тем Дол¬
лас, повидимому, не спешил: развалившись в кресле, он лю¬
бовался кольцами дыма, всплывавшими к потолку от его
сигары.
Наконец дверь снова отворилась, и Август узнал в вошед¬
шем иезуите Уорнера. Однако и теперь Август не посмел
выйти из своего убежища. Нужно было ждать, пока в прием¬
ной никого не останется или, по крайней мере, останется один
Уорнер.
Уорнер замер у порога и почтительно склонился перед
Долласом, ожидая благословения. Но тот, небрежно махнув
рукой, сказал:
S96

—	Можно без церемоний, Уорнер, никого нет, — и ногою
пододвинул иезуиту кресло. — Садитесь.
Уорнер с облегчением выпрямился.
—	Меня здесь просто замучил этикет. До чего дома все
проще, господи!
—	Сигару?
Уорнер молча взял сигару и, пошарив в глубоком карма¬
не сутаны, достал спичку и зажег ее о поверхность стола.
— Проклятая жара, — сказал он, распахивая ворот су¬
таны.
—	Да, берега Тибра не берега Флориды, — с незнакомой
Августу игривостью ответил Доллас.
—	Не раз вспомнишь купальный халат, золотой песок
Майями и хорошую девчонку.
—	Но, но, фра Джордж! — с иронической укоризной
остановил его Доллас.
—	Надеюсь, когда Спеллман станет папой, тут пойдут дру¬
гие порядки.
—	Его святейшество папа чувствует себя пока отлично.
—	Чорт побери! — вырвалось у Уорнера. — Можно объ¬
явить его трижды святым, но ведь не вечен же он!
—	На земле? Конечно... Однако что нового?
—	Про вести из Константинополя знаете?
—	Нет, а что? — с любопытством встрепенулся Доллас.
—	Наши упрятали патриарха Максимоса в сумасшедший
дом.
—	Здорово! — Доллас потер потные руки и с особенным
удовольствием затянулся сигарой.
—	Афиногор уже сдал дела Нью-йоркской епархии и вы¬
летел в Константинополь. Его избрание вселенским патриар¬
хом — вопрос той или другой суммы. В «выборных» делах
у наших достаточно опыта.
—	Отлично, очень хорошо! — с удовольствием повторил
Доллас. — Это значительно облегчит нам работу. Афиногор
не будет артачиться, как Максимос.
—	А вы не боитесь, монсиньор, что новое кадило, которое
Ванденгейм раздувает с экуменическим движением, может
нам помешать?
—	Именно потому, что там за дело взялся старина Джон,
нам с этой стороны ничто не угрожает. Они не станут с нами
бороться за души негров из Конто. Ванденгейм правильно
рассудил, что нужно собрать в единый кулак разбросанных
по свету христиан всяких толков. Если этот кулак будет
подчинен Ванденгейму, то он только поможет толкнуть бое¬
вую колесницу именно туда, куда нам нужно, — на во¬
сток.
67 Поджигатели
897

—	Скорей бы уж... — пробурчал Уорнер.
—	А куда нам торопиться? Святая римская церковь мыс¬
лит категориями вечности I — с серьезной миной сказал Дол¬
лас. — Столетием позже или раньше, — важно, что в конеч¬
ном счете человечество будет подчинено единой державе
христовой, в лице ее* святейшего.владыки папы.
—	Это вы мне или репетируете речь по радио? «Категории
вечности»!—передразнил Уорнер. —- Нет, я не согласен ждать
годы. Хочется еще в царстве земном пощупать вот этими ру¬
ками то, что приходится на мою скромную долю.
—	Грешная душа! — Фостер, прищурив один глаз, уста¬
вился на собеседника.— Мало вам того, что именно церковь
спасла вас от электрического стула? —- При этих словах Уор¬
нер сделал резкое движение, как бы намереваясь вскочить и
броситься на собеседника, но Доллас только рассмеялся и
движением руки усадил его* на место. *— Ну, ну, спокойно!
—	Это нечестно, — задыхаясь от злобы, проговорил Уор¬
нер. — Меня уверили, что никогда никто не напомнит мне...
—	Я нечаянно.
—	Не советую вам, Фосс...
—	Как? — Доллас приставил руку к уху, делая вид, будто
не расслышал слов Уорнера, который с угрозою повторил:
—	Никому не советую напоминать мне об этом.
—	Не думал, что вы так впечатлительны, брат мой, —
с усмешкой ответил Доллас. — А что касается ваших ухва¬
ток, то должен вам сказать...
—	Мои ухватки — это мои ухватки, сэр!
—	Фра Фостер, — поправил Доллас.
—	Ладно, забудем...
~ И все-таки не советую вам таскать при себе пистолет.
—	С чего вы взяли?..
Доллас рассмеялся.
—	Не схватились же вы за задний карман потому, что
у вас там лежит евангелие.
—	Ладно, ладно...
—	И все же — вы монах, Уорнер, а не военный разведчик.
—	Особой разницы не вижу.
Доллас состроил кислую гримасу,
—- Честное слово, Уорнер, став духовной особой, ш со¬
хранили замашки... — Он покрутил в воздухе пальцами,
—	Стесняетесь произнести слово «гангстер»? Не смущай¬
тесь, пожалуйста. Меня это не может обидеть... Тем более,
что работа у меня сейчас примерно такая же, как и была.
—	Повторяете пропаганду красных, брат мой!
—	Кой чорт! Правда есть правда!
898

' В''первый раз вижу вас в роли борца за этот прекрас¬
ный тезис.
—	Вольно же вам напоминать мне об электрическом
стуле...
—	А вы заплатили мне за молчание? — иронически спро¬
сил Доллас.
Уорнер, исподлобья посмотрел на него и угрожающе про¬
говорил:
—	В конце концов, если это вас устроит, можете огласить
мой послужной список хотя бы с амвона..,
—	Ну, ну, — примирительно промямлил Доллас, — это не
в интересах дела.
—	То-то... Я ведь тоже не попрекаю вас тем, что .вы из¬
бежали каторги по делу о подложном чеке...
—	Эй, Джордж!
На этот раз Уорнер не обратил на этот крик никакого
внимания и продолжал:
—	...только потому, что были сенатором и тот судья,
к которому попало дело, тоже был «в деле». Я же молчу.
Доллас побагровел так, что казалось, кровь сейчас брыз¬
нет сквозь все поры его щек. Его голос стал похож на шипе¬
ние пылесоса, когда он сквозь зубы процедил:
—	Когда у меня будет красная шапка...
■— Ого!
—	Она будет вот на этой голове!.. — Доллас постучал
крючковатым пальцем по своему черепу. — Тогда я буду
иметь счастье напомнить вам об этом разговоре, который
смахивает на что-то вроде подрыва авторитета святой церк¬
ви, брат мой.
—	Ну, за красного-то вы меня не выдадите, тут я спо¬
коен. Пусть бы вы влезли даже на папский трон!
—	Политика есть политика; не только вы, но даже я не
могу сказать сегодня, какие взгляды мы будем исповеды-
вагь завтра. Если верх возьмут красные...
—	То могу вас уверить: они не предложат вам вольтеров¬
ского кресла... Тогда мы вспомним разговор об электриче¬
ском стуле, — со смехом закончил Уорнер.
—	Ну, довольно! — сердито отмахнулся Доллас. — У вас
шутки висельника. — И он перешел на деловой тон:—Когда
мне представят проект нового устава третьего ордена?
—	Мы с ним ознакомились, и оказалось, что там почти
нечего менять. Мы только повычеркивали к чертям всю эту
ритуальную белиберду.
—	Я же вам говорил: нужно сделать освобождение чле¬
нов ордена от присяги земным властям не условным, а безу¬
словным. Принимая обет терциара, человек тем самым авто¬
67*
899

матически перестает быть подданным своего земного
государства и становится беспрекословным исполнителем един¬
ственной воли — его святейшества папы. При трудности сно¬
шений с Римом для агентуры, находящейся на востоке Евро¬
пы, нельзя рассчитывать, чтобы терциар мог быстро получить
отсюда разрешение от своих обязательств и присяг. Из-за
этого он может оказаться связанным, если он истинно верую¬
щий католик. Нужно развязать руки всем, у кого есть шансы
пролезть в административный аппарат, на руководящие по¬
сты. Нужно поставить в особую заслугу терциару и обещать
ему отпущение всех грехов на всю жизнь вперед и безуслов¬
ное царство небесное, если он сумеет добыть себе билет ком¬
муниста.
—	Такие вещи в устав не впишешь, — хмуро проговорил
Уорнер.
—	Но каждый терциар должен это знать. Церковные ка¬
налы еще дают нам возможность проникнуть в Восточную
Европу.
—	Н-да!.. — многозначительно протянул Уорнер и потя¬
нулся огромной пятерней к затылку.
—	Знаю я вас: вам что-нибудь попроще! Кйрпичом по
витрине — и дело сделано! Но Восточная Европа — не лав¬
ка ювелира. Учитесь работать, чорт дери! Мы удовлетворили
все ваши требования, вы получили нужных вам людей, дей¬
ствуйте же, чорт дери, в тех масштабах, о которых я вам тол¬
кую каждый день. Предстоит не ограбление банка, а нечто
покрупнее!
—	Послушайте, Фосс... Я хотел сказать: фра Фостер... Как
будто я не понимаю, что дело не в паршивом сейфе. Речь
идет о том, чтобы выпотрошить целые страны.
—	И поставить на колени несколько народов!
—	Все ясно, но Еедь нужно время, вы сами только что
говорили о веках...
■— Бросьте болтать чепуху, вы не перед микрофоном ра¬
дио! — вспылил Доллас. — Мне нужна работа, а вы с вашей
шайкой возитесь, как старые бабы!
—	Я попрошу вас... фра Фостер! — обиженно сказал Уор¬
нер. — У меня была не «шайка», а первоклассное дело, сэр!
Одно из лучших дел в Штатах.
—	Это вы сообщите сборщикам рекламы, а мне давайте
работу!
—	Я привел вам две тысячи отборных малых...
—	Мы платим им жалованье сенаторов!
—	Они сделали честь вместе со мной перейти на служ¬
бу его святейшества и едят честно заработанный хлеб.
900

—	Пусть они жрут хотя бы священные облатки, но дают
мне дело!
—	Две тысячи ребят, собранных в этот кулак. — Уорнер
поднял над столом лапу, сжатую в огромный, как кувалда,
кулачище, — равноценны...
—	Шайке Аль-Капоне?
—	Вы обижаете нас, сэр... то-есть, брат мой...
—	Ставите себя на одну доску с Костелло?
—	Нет, монсиньор, я скромно полагаю, что кое в чем
мы можем потягаться и с государственным департаментом, —
с хорошо разыгранной скромностью проговорил Уорнер. —
Именно так... брат мой. — Он еще больше распахнул сута¬
ну. — Честное слово, нечем дышать!.. Завели бы у себя хоть
виски со льдом.
—	Терпение, брат мой, все будет. И холодильники и элек¬
трические вентиляторы тоже... Дайте срок.
—	Если так чувствуешь себя в «святом городе», то что
же ждет в преисподней?
—	За хорошие деньги сам сатана разведет под вашей ско¬
вородкой бутафорский огонь.
—	«За хорошие деньги»] Тут заработаешь, как бы не
так.
—	Не хнычьте, деньги будут. Ванденгейм обещал со¬
здать особый фонд для поощрения работы по моему отделу
«Про Руссиа».
—	Старый чорт! Тоже тянется к России...
—	А кто к ней не тянется?
—	Кстати о Ванденгейме!— оживился вдруг Уорнер.—
Говорят, будто Дюпончик перехватил у вашего Джона заказ
на производство новейших реактивных штучек для военного
министерства.
—	Глупости, не может быть!.. А впрочем, кто вам гово¬
рил? — озабоченно спросил Доллас.
—	Так я вам и выложил! — с усмешкой сказал Уорнер.
Доллас с заискивающим видом похлопал Уорнера по ко¬
лену.
—	Но вы же знаете, старина, что я немного заинтересо¬
ван в реактивных делах Ванденгейма.
—	Тем хуже для вас, старина, — фамильярно заявил
Уорнер. — Заказик, перехваченный Дюпоном, оценивают в
несколько сотен миллионов.
—	Нет, право, кто вам говорил? — Доллас в волнении
ткнул сигару в пепельницу так, что она сломалась и погасла.
Но Уорнер только рассмеялся.
Доллас посмотрел на часы.
—	Пора, вон уже звонят к торжественной мессе.
S01

—	Хорошо, что мне не приходится принимать участие хо¬
тя бы в этом цирке, — не скрывая удовольствия, сказал Уор¬
нер. — А по какому поводу месса?
—	Господь-бог вразумил королевских судей в британской
зоне оккупации Германии: они оправдали шайку немецких
эскулапов.
—	При чем тут вра<чи, не понимаю?
—	Они испытывали на военнопленных средства бактерио¬
логической войны. Убили несколько тысяч человек.,
1—■ Чего доброго, среди убитых были и католики?
—	Кажется, несколько тысяч поляков, но это не беда. Па¬
па не очень щепетилен насчет католиков йз стран Восточной
Европы»
—	А именно там-то и нужно браться за дело!
—	Да, нужно работать засучив рукава! — согласился
Доллас. — У нас нет ни одною лишнего дня,
—	Какая муха вас укусила? — весело воскликнул Уор¬
нер. — Вы же только что уверяли, будто готовы ждать века.
Доллас посмотрел на Уорнера так, словно перед ним си!-
дел сумасшедший, и ничего не ответил,
—	Никогда не поймешь, врете вы или говорите серьезно,—
недовольно пробормотал Уорнер.
—	Видно, вскрывать сейфы не то же самое* что делать по¬
литику, — сокрушенно покачав головою, сказал Доллас»
—	А политический басе Нового Орлеана и ЛушйаНы бы*
вал мною доволен, — хвастливо произнес Уорнер.
—	Другое дело, там можно работать Почти в открытую,
а эти европейцы еще не привыкли к нашим приемам.,,
—	Этикет! — презрительно сказал Уорнер,
—	Во всяком случае, вы должны запомнить, что завоевы¬
вать ватиканскую державу должны итти не молоДчИКИ С Ш*
ететами, а «крестоносцы воинства пречистой невесты христо¬
вой, святой римской церкви, паладины святого Петра». Ясно?
<— Откуда вы взяли эту чепуху? “ сдерживая смех, спро¬
сил Уорнер.
Формула его святейшества,
—	Ах, старый мул! — Уорнер прыснул со смеху. — Мои
молодцы в роли паладинов!
—	Вы удивительная тупица, Уорнер, — с укоризною ска¬
зал Доллас. — Неужели вы не понимаете: ваша же собствен¬
ная польза требует усвоения всеми католиками без исключе¬
ния, что у них нет и не может быть иного отечества, как толь-
ко святая римская церковь, как вселенская дер«жава Христа?
Нужно заставить их забыть национальность й все земные обя¬
зательства и привязанности, кроме обязательства перед нами.
902

—	Что то вроде католического варианта Соединенных
штатов мира?
—	Отцы-иезуиты зря потратили Деньги на ваше образова¬
ние, Джордж: не что-то вроде, а именно Соединенные штаты
мира. Сначала Европы, а потом именно мира.
—	А знаете что, брат Фостер?! — Уорнер, кривляясь, под¬
мигнул Долласу. — Такая лавочка меня устроит, если за
мною сохранят должность главного эксперта по вскрытию
всех сейфов, какие достанутся нам в качестве трофеев, а?
—	Разговор с вами может вогнать в пот даже на Север¬
ном полюсе, — со вздохом сказал Доллас. — Попробуйте-ка
впустить сюда немного свежего воздуха.
—	По-моему, окна здесь законопачены намертво, — с со¬
мнением -произнес Уорнер, направляясь к окошку, у которого
скрывался Август.
Обливавшийся потом отец Август был близок к обмороку.
Он уже плохо следил за разговором американцев. В голове
его гудело так, словно она была наполнена горячим и звон¬
ким металлом, кровь стучала в висках. Он даже не сразу по¬
нял, что произошло, когда скрывавшая его штора отодвину¬
лась и он увидел стоящего перед ним здоровенного детину
в одеянии иезуита.
—	Ого! — воскликнул изумленный Уорнер и, не теряя
ни секунды, схватил Августа за руки.
—	Так, так, — многозначительно протянул Доллас. — Это¬
го типа я немного знаю... Поводимому, это уже по вашей ча¬
сти, брат мой.
—	Не беспокойтесь, отец мой, вреда он нам не принесет, “
свирепо выпятив тяжелую челюсть, прорычал Уорнер и извлек
Августа из ниши окна.
Август понял, что если он тотчас же не придумает прав¬
доподобного объяснения своему пребыванию тут, то начнется
самое длинное путешествие, какое ему когда-либо доводилось
совершать, — последнее путешествие к воротам святого Петра,
а вернее — в преисподнюю. Август, в страхе закрыл глаза и
упал на колени,
в
История шла своим неумолимым путем*
Два лагеря стояли во всеоружии друг против друга: ла¬
герь мира и лагерь войны. Борьба развернулась по всему зем¬
ному шару; она сорвала все покровы, обнажила все тайны
реакции.
Забыв кровавые уроки недавней войны, забыв позрр не¬
мецкой оккупации, забыв о море благородной крови лучших
еоз

французов, пролитой гитлеровцами и их пособниками из петэ-
новско-лавалевской шайки, предатели во фраках дипломатов,
изменники в потрепанных сюртучках министров и провокато¬
ры в депутатских пиджачках действовали по указке все тех
же пресловутых «дзухсот семейств», что и прежде. Они объ¬
явили преступной самую мысль о том, что Франция никогда
не станет воевать со своим союзником и освободителем —
Советским Союзом. Отвыкшая краснеть наемная шваль во¬
пила о необходимости лишить депутатской неприкосновенно¬
сти поседевших в боях за независимость и достоинство Фран¬
ции, за жизнь и свободу трудового французского народа Ка-
шена и Тореза: ведь это была их мысль — «Франция никогда
не будет воевать против Советского Союза!» С бессовестно¬
стью американского судьи французский прокурор требовал
санкций не только для' «Юманите», пустившей в мир эту «кра¬
мольную» идею, но и для всех печатавших ее левых газет. Ка¬
бинету "не стыдно было обсуждать вопрос об этих диких тре¬
бованиях распоясавшейся реакции. Министры Франции уже
не считали нужным скрывать, что у себя, в прекрасной Фран¬
ции, еще три года тому назад так высоко, с такой гордостью
державшей знамя сопротивления фашизму, они приветствова¬
ли бы линчевание коммунистов.
Буржуазная пресса изо всех сил раздувала психоз войны.
Этот психоз всходил на дрожжах страха. Главный смысл
«войны нервов» заключался не столько в том, чтобы попы¬
таться запугать живущих в народно-демократических странах
Восточной и Юго-Восточной Европы и Советского Союза,
сколько в том, чтобы шантажировать выдуманной опасностью
тех, кто жил в границах самих капиталистических стран.
Той же цели в самой Америке и в Англии служила и крикли¬
вая возня вокруг атомной бомбы. Английские «лейбористы»
вместе с американскими миллиардерами визжали от страха
утратить преимущества владения пресловутой «тайной» этой
бомбы. А единственное, что еще действительно было в этом де¬
ле тайной от простых людей, — это то, что день, когда было
бы достигнуто соглашение о запрещении атомного оружия и
открылась бы возможность применения атомной энергии в
мирных целях, был бы днем краха многих капиталистических
монополий. Вылетели бы в трубу всякие «короли» электро¬
станций и нефти, «капитаны» промышленности. Монополисти¬
ческая дипломатия дралась из-за страха своих хозяев поте¬
рять военные прибыли от замораживания величайшего науч¬
ного достижения последних веков и командовать народными
массами в Америке, в Азии, в Европе...
Не чем иным, как истерическим, животным страхом вы¬
звано было рычание, издаваемое по другую сторону океана ста¬
904

рым бульдогом Черчиллем. Так же как он делал это десять,
двадцать и тридцать лет назад, Черчилль пытался скалиться в
сторону СССР и грозить ему «священной войной» капитализ¬
ма. Но и те (немногие зубы, что еще торчали в слюнявой пасти
бульдога, были теперь вставные. В их силу не верили больше
даже его собственные союзники. Недаром же крайняя правая
пресса в самой Англии иронически писала после пресловутой
речи в Лландэдно: «Наш бывший премьер заявил, что англи¬
чане должны были захватить Берлин, прежде чем к нему по¬
дошли русские. Это, на наш взгляд, так. Но почему же гос¬
подин премьер не отдал такого приказа? Ведь тогда только
он мог и именно он должен был отдать его!.. Мы вам скажем,
почему он его не отдал: потому что впервые за всю свою
историю Англия не была уже первым партнеррм коалиции.
Она была ее третьим партнером!»
На этот раз не соврали даже и испытанные лгуны — кон¬
серваторы: британский бульдог был не тот. От него уже очень
мало что зависело — и в 1945 году, когда Советская Армия
добивала гитлеровцев под Берлином и в Берлине, и в 1948гм,
когда мистер Черчилль брызгал старческой слюной в Ллан¬
дэдно.
Настало то критическое для капитализма время, когда
политическим шулерам уже неч£м было прикрыть вопиющую
наготу американского империализма. Это была уже откровен¬
ная, по цинизму, борьба за войну, за возможность развязать
ее и навязать народам/ Потому что под ударами советских
разоблачений безнадежно рушились все их попытки .выдать
стремления к войне за жажду мира. Народы прозрели. Они
видели преступников за их грязным делом. Греческие монар-
хо-фашисты воевали с народом американским оружием, на
американские деньги, с помощью американских генералов,
офицеров и солдат. На американские деньги формировались
банды немецко-фашистского сброда для помощи голландцам
и французам в их войне с народами Индо-Китая и Индонезии,
поднявшими знамя освободительной борьбы. Уже нечем бы¬
ло маскировать отправку военного снаряжения из Соеди¬
ненных Штатов, стремившихся поддержать пламя войны во
всей Юго-Восточной Азии, в. Индии, в Бирме, в Малайе. Бри¬
танская и американская секретные службы уже и не скрывали
роли своих эмиссаров в кровавой распре, которую им удалось
зажечь на Ближнем Востоке; американские разведчики шны¬
ряли по Южной Корее, организуя борьбу реакции с корейским
народом, только что стряхнувшим с себя кошмар полувеково¬
го японского рабства.
Но повсюду поджигателям противостояли народные мас¬
сы— повсюду, во всем мире. Погибли безвозвратно мил¬
905

лиарды, вложенные Американскими колонизаторами в дело
китайской реакции, в преступное предприятие «тигра» Чан
Кай-ши, ставшего больше похожим на пыльную шкуру, наби¬
тую опилками, чем на «царя джунглей». Великая народная
революция выбила из-под этого предателя и его явных и за¬
маскированных CTaiBленников (последние подпорки, волна
всесокрушающего гнева героического пятисотмиллионного на¬
рода заливала последние островки китайской реакции, й над
головою старого разбойника уже болталась петля, свитая тер¬
пеливыми руками китаянок. Вашингтон скрежетал зубами от
бессильного гнева.
Так же последовательно и настойчиво, как они делали это
десять, двадцать и тридцать лет назад, советские политики
продолжали бороться за мир и отстаивать дело мира.
На Информационном совещании представителей коммуни¬
стических партий Жданов доказал, что пресловутый «план
Маршалла» — не что иное, как возвращение к порочному пути,
с которого американские монополисты четверть века назад на¬
чинали завоевание Старого Света, вызывая к жизни немецкий
фашизм как ударную банду американского империализма в
Европе. Повидимому, они, эти империалисты, забыли, что их
затея привела к осуществлению гениального прогноза, данно¬
го Сталиным за полтора десятилетия до описываемых дней:
«...они получили разгром капитализма в России* победу
пролетарской революции в России и — ясное дело — Совет¬
ский Союз. Где гарантия, что вторая империалистическая вой¬
на даст им «лучшие» результаты, чем первая? Не вернее ли
будет предположить обратное?»
Затеявшие вторую мировую войну капиталисты получили
усиление влияния коммунистов на народы Европы, Азии и
Америки, они получили целую плеяду стран народной демо¬
кратии в Европе, они получили неугасимое пламя народно-
освободительных войн по всей Азии, они получили револю¬
ционный Китай. Что могли они получить от столь желанной
им третьей мировой войны?
В дни ожесточенной «холодной» войны на Генеральной
ассамблее Организации Объединенных Наций Вышинский до¬
казал, что пришедшие туда под маской миротворцев капита¬
листические дипломаты имели одну единственную цель: не до¬
пустить запрета атомного оружия, спастись от разоружения
и избежать какой бы то ни было договоренности с СССР.
В те дни на весь мир прозвучали исполненные .мудрости,
спокойствия и веры в человечество слова:
«Это может кончиться только позорным провалом поджи¬
гателей новой войны. Черчилль, главный поджигатель новой
войны, уже добился-того, что лишил себя доверия своей на¬
906

ции и демократических сил всего мира. Такая же судьба
ожидает всех других поджигателей войны. Слишком живы
в памяти народов ужасы недавней войны и слишком велики
общественные силы, стоящие за мир, чтобы ученики Черчил¬
ля по агрессии могли их одолеть и повернуть в сторону новой
войны».
Весь прогрессивный мир, затаив дыхание, внимал этим
словам. И не было во всем мире ни одного здравомыслящего
человека, которому не стал бы ясен истинный смысл амери¬
канской политики и действительные дели Вашингтона, когда
человечество узнало, как реагировал Белый дом на ответы
товарища Сталина Кингсбери Смиту. Сотни миллионов про¬
стых людей во всем мире послали в тот день проклятие ли¬
цемерам с Уолл-стрита и их изолгавшимся лакеям из Белого
дома. Все стало ясно всем, даже самым наивным, самым
доверчивым и самым прекраснодушным людям во всем све¬
те. Не осталось ни надежд, ни даже иллюзий: те, на ком
лежала кровь десятков миллионов жертв второй мировой
войны, хотели третьей; те, на чьих деньгах взросли гитлеры
и Муссолини, искали новых палачей человечества; те, кто
десятилетиями оплачивал целые армии шпионов и диверсан¬
тов, подготовлявших вторую мировую войну, засылали но¬
вые полчища своих агентов во все страны, в тыл всем наро¬
дам, чтобы с новой силой развернуть подрывную работу для
подготовки третьей мировой войны. Всюду: в военное дело,
в энергетику, на транспорт, в промышленность, в философию
и искусство, в дела веры и воспитания, в учреждения и в
семьи — всюду стремились проникнуть наемные агенты анг¬
ло-американского империализма, чтобы шпионить, вредить,
разлагать. Опытные разведчики в ранге послов и разжало¬
ванные капралы, кардиналы и попы-расстриги, миллионеры и
мелкие спекулянтики — все, кому удавалось проникнуть
в пределы стран народной демократии, все, кому удавалось
пролезть в Советский Союз, все вели разведывательную ра¬
боту, враждебную миру и народам миролюбивых стран.
Как и десятилетие назад, советские люди повторяли и за¬
поминали слова Сталина:
«Капиталистическое окружение — это не пустая фраза,
это очень реальное и неприятное явление...
Необходимо помнить и никогда не забывать, что капитали¬
стическое окружение является основным фактом, определяю¬
щим международное положение Советского Союза.
Помнить и никогда не забывать, что пока есть капитали¬
стическое окружение, — будут и вредители, диверсанты,
шпионы, террористы, засылаемые в тылы Советского Союза
разведывательными органами иностранных государств...»
907

Как и десятилетие назад, советские люди вчитывались в
строки письма Центрального Комитета ВКП(б) по поводу
злодейского убийства товарища Кирова: «Надо покончить с
оппортунистическим благодушием, исходящим из ошибочно¬
го предположения о том, что по мере роста наших сил враг
становится будто-бы все более ручным и безобидным. Такое
предположение в корне неправильно... Не благодушие нам
нужно, а бдительность, настоящая большевистская револю¬
ционная бдительность. Надо помнить, что чем безнадежнее
положение врагов, тем охотнее они будут хвататься за край¬
ние средства, как единственные средства обреченных в их
борьбе с советской властью. Надо помнить это и быть бди¬
тельным».
В мире произошли коренные сдвиги. Прошли те времена,
когда фашистская агрессия неудержимо развивалась. Прошла
пора, когда поджигатели войны могли дурачить народные
массы, готовить воину в глубокой тайне и потом внезапно
навязывать ее народам, застигнутым врасплох. На пути новых
агрессоров стала такая могучая сила, как Советский Союз и
сплотившиеся вокруг него страны народной демократии. На
пути агрессоров стояло такое препятствие, как возросшее
классовое самосознание трудящихся в странах Западной Евро¬
пы. На пути агрессоров стояло такое препятствие, как ком¬
мунистические партии, уверенно возглавившие освободитель¬
ную борьбу трудящихся за независимость их стран, за непри¬
косновенность их национального суверенитета, борьбу со всеми
попытками навязать народам ярмо фашизирующейся Амери¬
ки под ярлыком проповедуемого ее агентами космополитизма.
На пути агрессоров стало всемирное движение за мир. Среди
трудящихся всех стран, независимо от их партийной принад¬
лежности, все яснее утверждалась истина, что их националь¬
ные интересы не имеют ничего общего с интересами буржуа¬
зии, ибо буржуазия предает интересы всей нации во имя
собственных корыстных интересов. Для пролетариата правиль¬
но понятые интересы нации совпадают с интересами его клас¬
са. Происходившая в странах Западной Европы и в Азии
маршаллизация становилась все более яркой иллюстрацией
к положению Ленина о том, что «союз империалистов всех
стран, союз, естественно и неизбежно для защиты капитала,
незнающего отечества, доказал многими крупнейшими, вели¬
чайшими эпизодами мировой истории, что выше интересов
отечества, народа и чего угодно капитал ставит охрану своего
союза капиталистов всех стран против трудящихся».
Трудящимся во всех странах становилось ясно, что наи-
908

более последовательными и единственно неподкупными пат¬
риотами являются коммунисты.
Каждая весть, приходившая с фронтов освободительной
борьбы в Европе и в Азии, говорила, что там против народов
действует кровавый союз капиталистических агрессоров всех
стран. Для трудящегося человека уж не могло быть сомне¬
ний в том, что национальные интересы совпадают с его клас¬
совыми интересами и что его долгом является защита своей
страны против капиталистов, защита своей свободы и чести
в братском сотрудничестве с отечеством трудящихся всего
мира -г СССР. Никого не могли больше обмануть вопли
геббельсовских выучеников из Вашингтона, Лондона, Пари¬
жа, Мадрида, Анкары и из других клоак, где копошилось
продажное паучьё платной армии пропагандистов войны, кле¬
ветавших на государство трудящихся.
Простые люди всего мира уже знали цену этой пропаган¬
де и давали ей ошор. Подытоживая настроения простых
французов, всегда бывших в передовых рядах борьбы за
права народа, Морис Торез первым бросил клич о том, что
если советские войска, отражая предательский удар напав¬
ших на них армий капиталистических агрессоров, должны бу¬
дут переступить границы Франции, то французы знают, на
чьей CTojpoHe они будут. Ни один честный француз, любящий
свое отечество, не повернет оружия против советских вои-
нов-освободителей! Этот благородный призыв французских
коммунистов был тотчас подхвачен итальянцами, и пламен¬
ный Тольятти провозгласил принцип единства трудящихся
Италии с советским народом. За итальянскими коммуниста¬
ми так же ясно и твердо высказались руководители рабочих
всех стран Европы. Это был моральный натиск такой гигант¬
ской силы, что правительства всех маршаллизированных
стран ответили диким воем испуга, а Уолл-стрит разразил¬
ся воплями бешенства и пустил в ход весь аппарат полицей¬
ских репрессий, какой был в его распоряжении.
Но ничто не могло уже остановить роста антивоенного
движения и затмить для народов смысл ленинских слов, что
«все события мировой политики сосредоточиваются неизбеж¬
но вокруг одного центрального пункта, именно: борьбы
всемирной буржуазии против Советской Российской республи¬
ки, которая группирует вокруг себя неминуемо, с одной сто¬
роны.,. движения передовых рабочих всех стран, с другой
стороны, все национально-освободительные движения коло¬
ний и угнетенных народностей...»
Поток народного возмущения растекался по миру все
шире, все прочнее становилось единство передовых отрядов
909

человечества, преграждавших путь поджигателям новой,
третьей мировой войны.
В те дни один за другим собирались конгрессы и конфе¬
ренции сторонников мира. Съезжались ученые и рабочие,
женщины и юноши; собирались по признакам профессиональ¬
ным и национальным; собирались везде, где можно было не
бояться дубинок и слезоточивых газов полиции. Особенно
охотно простые люди всего мира съезжались в те дни в го-
рода молодых стран народной демократии в Восточной
Европе. Их влекли симпатии к братьям, нашедшим свое осво¬
бождение в народоправстве, интерес к жизни, о которой в их
собственных странах простые люди могли Только мечтать.
Одним из центров притяжения демократических сил мира
стала и древняя Злата Прага. В tq время, о котором идет
рассказ, в одном из ее старых дворцов, глядевшем седыми
стенами в воды Влтавы, заседал конгрес сторонников мира.
Тут были люди десятков национальностей и сотен профессий.
Сюда пришли испанцы со своей родины, задавленной режи¬
мом гнусного палача Франко; сумели обойти рогатки госде¬
партамента американцы; не побоялись своей полиции кубин¬
цы и многие южноамериканцы. Из далекой, но теперь такой
близкой Азии и Океании приехали китайцы и корейцы, яви¬
лись представители Вьетнама и Индонезии. Индусы и финны,
датчане и арабы, египтяне и норвежцы... Не было ни одной
страны народной демократии, делегация которой не заняла бы
мест в зале братской Праги. Флаг Советского Союза стоял
на столе во главе длинной вереницы маленьких цветных по¬
лотнищ.
Председательствовавший по праву старейшего Вильгельм
Пик, открывая первое заседание конгресса, предложил поч¬
тить вставанием память мужественных борцов за мир и сво¬
боду, павших от руки фашистских палачей, замученных в за¬
стенках Италии Муссолини, гитлеровского рейха и продол¬
жающих страдать в бесчисленных тюрьмах франкистской Ис¬
пании. В голосе Пика зазвучала особенная теплота, и он даже,
кажется, дрогнул при упоминании бессмертного имени слав¬
ного вождя немецких трудящихся Эрнста Тельмана и имен его
сподвижников, погибших на своих партийных постах, — Иона
Шеера, Эдгара Андрэ, Фите Шульце, Гойка, Люкса, Лютгенса...
Несколько минут царила тишина, торжественная, как гимн.
Она царила так безраздельно и долго, что можно было поду¬
мать: неподвижно стоящие делегаты боятся спугнуть вошед¬
шие в зал славные тени.
Но вот скрипнуло чье-то кресло. Звякнул о стекло стакана
графин в руке Пика, наливавшего воду. В чьей-то руке зашур¬
шала бумага.
910

—	Слово для предложения о повестке дня имеет* член гер¬
манской делегации Алоиз Трейчке, — сказал Пик.
На трибуну взошел худощавый человек с седыми волоса¬
ми, гладко зачесанными над высоким узким лбом.
Сидевший прямо напротив трибуны коренастый усач ста¬
рательно переложил блокнот из левой руки в непослушные
пальцы протеза, заменявшего ему правую руку, вынул из кар¬
мана карандаш и всем корпусом подался в сторону оратора,
выражая напряженное внимание...
-..Заседание конгресса было окончено. Пик не успел еще
сказать «до вечера», Когда над залом повис громкий, произ¬
несенный ясным молодым голосом возглас:
—	Матраи!.. Генерал!
Сидевший в первых рядах плотный мужчина оглянулся.
Их взгляды встретились:	этого человека и того, что крик¬
нул,—венгра Тибор а Матраи и испанца Хименеса Руиса. Мат¬
раи порывисто поднялся, и тотчас же в разных концах зала
поднялось еще несколько фигур и на* разных языках послы¬
шалось радостное: «Матраи!», «Генерал!», «Матраи!» К нему
с радостными лицами бежали бывщие бойцы интернацио¬
нальной бригады. Тут были француз Луи Даррак, эльзасец
Лоран, немец Цихауэр, американец Стил, чех Купка.
С высоты эстрады президиума Ибаррури увидела эту сце¬
ну. Она вся загорелась от радости и крикнула:
—	Слава бойцам интернациональных бригад!.. Слава
бр а тья м - освоб од ите л я м!
Зал ответил рукоплесканиями, и Пик, улыбаясь, оказал
несколько приветственных слов.
Через полчаса все старые друзья, счастливые и оживлен¬
ные, сидели в ресторане, который был ближе всего к месту
заседаний и потому всегда бывал полон делегатов.
Сыпались расспросы, приветствия, поднимались тосты.
Нет-нет вспыхивали и короткие, горячие споры. Громче всех
раздавался звонкий голос Матраи.
—	Извините меня, — послышалось вдруг поблизости, и
все увидели подошедшего к их столу худенького старичка,
маленького и согбенного, с лицом, словно изъеденным серной
кислотой, и с седыми клочьями бороды, неравномерно покры¬
вавшей обожженную кожу лица. — Извините меня, —
повторил старик. — Я хотел бьг представиться: Людвиг Фельд¬
ман. Я делегат профсоюза берлинских портных, и мне хоте¬
лось бы сказать несколько слов о социал-демократах, кото¬
рых, как я слышал со своего места, вы тут довольно сильно
и отчасти заслуженно браните...
911

—	Отчасти?! — -горячо возразил Лоран. — Нет, вполне
заслуженно, вполне!
Согласен: «вполне», пока речь идет о тех, кого мы са¬
ми называем не иначе как бонзами и предателями, — о вся¬
ких Шумахерах. Но если вы валите в одну с ними кучу и нас,
бывших рядовых социал-демократов, то уж позвольте! —
Фельдман выпрямил свое хилое тело и поднял голову. — Тут
уж я прошу других слов... Вот я только что рассказывал сво¬
ему соседу по столику, как вели себя мои товарищи, прежние
социал-демократы, в лагере смерти под названием «Майда-
нек».
—	Вы были в Майданеке? — с сочувствием воскликнули
сразу несколько человек.
—	Да, именно в Майданеке и уже, почти в печи. Даю вам
слово, если бы советские солдаты пришли на полча¬
са позже, я уже не имел бы радости видеть эта изумитель¬
ное собрание всего лучшего, что имеет в своих рядах чело¬
вечество.
—	А что же вы рассказывали своему соседу? — спросил
Стил.
—	Я хотел сказать ему кое-что о разнице, которая су¬
ществует между нами, бывшими простыми немцами, которые
пришли под знамена социал-демократии так же, как шли ту¬
да наши отцы и даже деды, когда эти знамена держали над
их головой Вильгельм Либкнехт и Бебель, и теми, кто покрыл
эти знамена позором. Но оказалось, что господин английский
профессор все отлично знает и без меня, он даже знает боль¬
ше меня. Потому что он был не только в Германии, как я,
но жил и в Англии, и во Франции, и бывал даже в Америке.
Он очень много видел и очень много знает. Вот спросите его
о том, как и сейчас ведут себя простые люди в Западной
Германии, те, кто прежде были рядовыми членами социал-
демократической партии, спросите...
С этими словами Фельдман повернулся к своему столику,
намереваясь, повидимому, представить своего соседа, но
тот уже стоял за его спиной и с улыбкой слушал
его. Грузный старик в мешковатом потертом костюме, он
кивком большой головы поздоровался с «испанцами» и про¬
сто сказал:
—	Меня зовут Блэкборн. Вероятно, вы меня не знаете. —
И лицо его отразило Искреннее удивление, когда он увидел,
как один за другим из-за стола поднялись все, а Купка, на
правах хозяина, почтительно подвинул ему стул.
—	Садитесь к нам, профессор, — сказал Матраи. — Если
вы любите простых людей, то тут как раз компания, какая
вам нужна. И вы, Фельдман, тоже присаживайтесь к нам.
912

’— Должен сознаться, — сказал Блэкборн, — что мой
новый друг Фельдман сильно преувеличил мою осведомлен¬
ность в вопросах -политики. Я в ней неофит. И самый-то раз¬
говор о социал-демократах у нас с ним вышел из-за того, что
я, вполне отдавая себе отчет в отвратительном облике так
называемых лидеров социал-демократии и всяких там пра¬
вых социалистов, лейбористов и тому подобной гнили, все же
не очень уверен в том, что при общем подъеме, которым
охвачены народные массы почти всех стран, эти одиночки мо¬
гут быть опасны. Они представляются мне чем-то вроде оди¬
ноких диверсантов, заброшенных врагами в тыл миролюбивых
народов. Не так давно' судьба привела меня в компанию та¬
ких грязных типов, настоящих разбойников, и я пришел к
выводу: это конченые люди. Я не верю, что такими грязными
и слабыми руками можно остановить огромные силы, которые
поднимаются на борьбу с врагами великой правды простых
людей. Не верю, господа!
Старый физик не мог, да, невидимому, и не старался
скрыть волнения, все больше овладевавшего им по мере того,
как он говорил. Это волнение тронуло Матраи. Как писатель,
он лучше других понимал, какой тяжелый путь сомнений и
исканий прошел ученый. От атомного концерна к конферен¬
ции друзей мира; от чванных заседаний Королевского обще¬
ства к тому столику, за которым он сейчас сидел рядом с
портным Фельдманом, с каменщикам Стилом, со слесарем
Лораном; от клуба консерваторов на Пэл-Мэл к компа¬
нии коммунистов.
Матраи поднял стакан.
—	Здоровье тех, кто приходит к нам, здоровье тех, кому
седины не мешают найти дорогу к правде, к свободе, к серд¬
цу простого человека, которого великий Горький писал с
большой буквы... Здоровье Блэкборна, товарищи!.. А теперь
я хотел бы сказать несколько слов нашему новому товарищу
Блэкборну, чтобы рассеять возникшие у него сомнения. —
Матраи поставил стакан и несколько мгновений молчал, со¬
бираясь с мыслями. — Вы не верите тому, что пигмеи из по*
роды блюмов и шумахеров, сарагатов и бевинов могут оста¬
новить поток народного гнева, который сметет с лица земли
их и их хозяев с кровавыми режимами, со всей подлостью,
жадностью и человеконенавистничеством?..
—	Не верю! — Блэкборн даже пристукнул стаканом по
столу.
—	Мы тоже не верим, никто не верит, что им удастся
остановить ход истории, — согласился Матраи. — Вы не ве¬
рите тому, что наемные разведчики и диверсанты могут по¬
мешать историческому движению к коммунизму? Мы тоже не
58 Поджигатели
913

верим. Но поверьте, профессор, что мы были бы очень
плохими коммунистами, если бы хоть на минуту забы¬
ли, чему нас учат Маркс, Ленин, Сталин. А Ленин учил тому,
что победа не падает в руки, как спелый плод. Ее нужно
брать с боя. Тому же учил и учит нас Сталин, Что
до тех пор, пока рядом даже с такой крепостью коммунизма,
как Советский Союз» существуют капиталистические страны,
ни один из нас не имеет права об этом забывать. Сталин
говорил: всем ходом истории доказано, что когда какая-
нибудь буржуазная страна намеревалась воевать с другим го¬
сударством, она прежде всего засылала в его тылы шпионов
и диверсантов, вредителей и убийц. Вспомните, профессор,
убийство Кирова, вспомните трагическую смерть Куйбышева,
вспомните злодейское умерщвление Горького! Враги стреми¬
лись обезоружить своего противника, убивая его командую¬
щих, правителей и духовных вождей. Они зажигали восстания
в его тылу. Они подло и тайно вредили ему всюду, куда толь¬
ко могли проникнуть. По поручению своих хозяев разведчики
разрушали моральные устои и подрывали доверие к руководи¬
телям другой стороны. Они разжигали войны, как вой¬
на в Вандее против якобинской Франции; мятежи, как мятеж
Франко против Испанской республики. Вы говорите, профес¬
сор, что они одиночки, эти продажные мерзавцы? Да, их нич¬
тожно мало по сравнению с армиями свободы, но вспомните,
профессор: чтобы построить мост, по которому мы с вами -при¬
шли сюда из зала заседаний, нужны были тысячи человеческих
рук и годы труда, а чтобы взорвать его, нужна одна рука подле¬
ца; чтобы построить электростанцию, дающую нам этот свет,
нужен был огромный творческий труд ученых, конструкторов,
строителей, нужны были миллионные затраты, а чтобы взор¬
вать эту станцию в первый же день войны, достаточно одного
разведчика и несколько килограммов тола. Чтобы победить
врага в сражении, нужен тонко, умно и втайне разработанный
план операции, нужна творческая работа большого коллек¬
тива штабных работников, а чтобы выдать этот план врагу
нужен один предатель. Вот чего мы никогда не должны забы¬
вать, мой дорогой профессор. Когда вы продумаете это, то
поймете, чем опасны все эти социал-демократические аген¬
ты-космополиты, оплевывающие национальную гордость
народов, их мораль, их чувство чести и патриотизма. Вы пой¬
мете, чем опасны эти отвратительные, аморальные одиночки из
разведок всех стран, которых вам довелось видеть. Вы пой¬
мете, почему именно сейчас, когда, как никогда, обострилась
борьба между великим лагерем демократии и лагерем импе¬
риализма, между лагерем всего честного и прогрессивного
что есть на свете и что непреодолимо движется к исторически
914

неизбежной победе, и лагерем реакции, пытающейся любыми
средствами затянуть свою также исторически неизбежную аго¬
нию, вы поймете, что именно сейчас мы должны быть бди¬
тельны, как никогда прежде; мы должны научиться распозна¬
вать Врага в любой маске, в любом обличье; врага, пытающе¬
гося пролезть в наш лагерь сквозь любые щели; врага, кото¬
рый еще не раз попытается использовать все — от прямого
вредительства в области материального достояния наших на¬
родов до самого подлого вредительства в области его вели¬
чайших духовных ценностей; врага, который попытается за¬
лезть нам в душу; врага, который попытается для маскировки
прикрыться членством в любой прогрессивной партии, а ино¬
гда и билетом коммуниста. Не думайте, профессор, что госпо¬
да ванденгеймы своими руками полезут в грязь; за них это
делают их разведчики -—тайные, но прямые исполнители воли
империалистов. Никогда не забывайте об этом, профес¬
сор! Но верьте, до конца верьте: с нами вы придете к побе¬
де, зарю которой разум и честь помогли вам увидеть на
горизонте.
Когда Матраи умолк, Блэкборн медленно поднялся со
своего места и, отыскивая самые убедительные, самые про¬
стые слова, сказал:
—	Мне нечего ответить вам, кроме того, что поворот сде¬
лан. Я рад, что на этом повороте нашел именно таких, как
вы. Обратно я не пойду. Я хочу увидеть победу. — И тут ли¬
цо его озарилось улыбкой, разогнавшей его морщины и сде¬
лавшей его лицо светлым и молодым. — Может быть, вы бу¬
дете надо мною смеяться, друзья мои, но всякий раз, когда
мне доводится думать об окончательной победе, она пред¬
стает мне в образе большого поля, поросшего необыкновен¬
ной, огромного роста, золотой-золотой пшеницей. А вокруг это¬
го поля — сад. Тоже удивительный, пышный и зеленый сад,
как в сказке! — Блэкборн смущенно улыбнулся. — Это, ве¬
роятно, оттого, что мне очень хочется своими глазами уви¬
деть эти необыкновенные сады Сталина и эту пшеницу... Вы¬
пейте за это, друзья мои!
—	Постойте! — крикнул вдруг Даррак. Он подбежал к од¬
ному из музыкантов, сидевших на эстраде, и, взяв его скрипку,
вернулся к столу. — Осколок франкистского снаряда оторвал
мне пальцы, — он поднял левую руку, — которые были так
нужны мне, музыканту. Я думал тогда, что больше никогда
уже не смогу взять в руки скрипку, но один мой немецкий
друг, он был у нас в бригаде комиссаром, и мои друзья по
Испании его хорошо знают, — я говорю о Зинне, товарищи, —
да Зинн спросил меня: «Ты смиришься с тем, что в день побе¬
ды не сможешь сыграть нам наш боевой марш?» Право, если
58*
915

бы не Зинн, я, может быть, и не подумал бы, что ведь у чело¬
века две руки... И вот несколько лет работы над собой — и
скрипка снова у меня в руках. Ты помнишь, генерал, помнишь,
Стил, песни нашей бригады?
—	Играй, Даррак! Играй!—сверкая глазами, крикнул
Руис. Он обратил на Матраи такой восторженный взор, что
можно было с уверенностью сказать: двенадцать лет разлу¬
ки не погасили в бывшем адъютанте восторженной привязан¬
ности к генералу. — Играй же, Даррак!
И Руис первым запел под скрипку:
—	Франко и гитлеры, плох ваш расчет...
Матраи, улыбаясь, присоединился к нему. Запели и Стил, и
Лоран, и Куика. Не знавшие слов Блэкборн и Фельдман на¬
чали было тоже несмело подтягивать, но вдруг оглушитель¬
ные аплодисменты зала покрыли их голоса. Все лица обра¬
тились ко входу. Матраи увидел стоящего в дверях высокого
стройного мужчину с румяным молодым лицом, но с совер¬
шенно серебряной от седины головой. Одно мгновение Мат¬
раи смотрел на него в радостном недоумении, потом вско¬
чил и побежал ему навстречу.
—	Боже мой! — почти с благоговением прошептал Фельд¬
ман. — Я же знаю его! Это советский офицер, он открыл
нам двери Майданека. Если бы он, со своими танками, опоз¬
дал» на полчаса... Даю вам слово, господа, это он!
Но портного никто не слушал. Все смотрели на входяще¬
го. Кто-то громко крикнул:
—	Слава русским!.. Слава советским людям — освобо¬
дителям!
И сразу несколько голосов подхватило:
—	Слава СССР!.. Слава Сталину!
На десятках языков-гремело: «Сталин!.. Сталин!..»
Русский с улыбкой поднял руки, как бы спасаясь от об¬
рушившегося на него шквала' рукоплесканий. В этот момент
к нему подбежал Матраи. Одно мгновение они смотрели друг
на друга.
—	Генерал Матраи?.. Тибор?!
—	Миша?!
И, крепко обняв гостя за плечи, Матраи повернул его ли¬
цом к своему столу. Обращаясь к старому Фельдману, боль¬
ше чем ко всем другим, сказал:
—	Этот советский человек со своими танками, кажется,
никогда и никуда не опаздывал. Советские люди вообще всег¬
да приходят во-время, всюду, где нужна рука их помощи... —
Он подвел гостя к столу. Матраи наполнил стаканы и поднял
свой... — Сначала мы выпьем за советских людей, за их пре-
916

красную родину и за того, чья мудрость сияет нам всем, как
■путеводная звезда свободы, братства народов, как яркая
звезда побеждающего коммунизма. За Сталина, друзья!
Зал рукоплескал...
В эти же дни в одной из советских комендатур Берлина
шли своим чередом дела, — повседневные дела города, ко¬
торый англо-американцы тщились, вопреки всем доводам
разума и чести, сделать яблоком раздора с Советским Сою¬
зом и предлогом для политической распри мирового значения.
В эти дни тревожного напряжения вереницы немцев, по¬
сетителей комендатуры, были длиннее обычного. Тысячи во¬
просов, еще более разнообразных и более настойчивых, чем
прежде, сыпались на офицеров комендатуры. К концу рабо¬
чего дня помощник коменданта вставал из-за рабочего сто¬
ла совершенно вымотанный. Дни, которые еще год тому назад,
когда он возился с допросами Кроне, казались ему такими
загруженными, вспоминались теперь, как интересная экскур¬
сия в историю. Он отлично помнил, как извивался тогда Кро¬
не, пытаясь угадать дальнейшую судьбу своих стенограмм.
Советский офицер, прочитав предыдущий допрос Кроне, ис¬
пещренный сотнею вставок и исправлений, сделанных сведу¬
щими людьми, узнавал таким образом все, что пытался от не¬
го скрыть американский разведчик в шкуре немецкого эсе-
совца и все, что тот и сам не знал. После этого офицер дол¬
жен был приступить к следующему допросу, не подавая ви¬
ду, что знает что-нибудь, кроме того, что говорил Кроне.
Какова-то судьба этого типа? Какова участь темных ге¬
роев его мрачного повествования?
Офицер закурил и подошел к окну кабинета, выходившего
во двор комендатуры. Улыбка пробежала по его губам. Он
отлично пом-нит: именно в тот день, когда к нему привели
пойманного Кроне, старшина Торжков посадил во дворе вон
то деревцо. Оно росло, тянулось и зеленело, словно в пример
остальным, посаженным немецким садовником уже после
отъезда Торжкова. Так его и прозвали — «деревом Торжкова».
И только было пробужденная воспоминаниями мысль
офицера понеслась вслед Торжкову в родные советские края,
как ее тут же оборвал заглянувший в кабинет старшина-
сверхсрочник Лобода:
—	К вам, товарищ майор!
—	Прием окончен.
—	Очень просит.
Офицер с досадою придавил в пепельнице папиросу и
вернулся к столу. Его взгляд без особой приветливости
917

остановился на вошедшем в кабинет крепком мужчине с
необыкновенно красным лицом.
Тот развязно взмахнул шляпой и громко сказал:
—	Я американский журналист. Хочу познакомиться кое
с чем в вашем районе, комендант!
Офицер уже выработавшимся движением протянул руку.
Посетитель вложил в нее визитную карточку: «Чарльз Друм¬
монд. Корреспондент».
Помощник коменданта и американец перебрасывались
незначащими, обычными в таких случаях фразами, и офицер
машинально вертел в руках визитную карточку американца,
как вдруг в его глазах блеснул огонек любопытства: «Чарльз
Друммонд?..» Чтобы скрыть вспыхнувший у него интерес, он
прищурился и *как бы невзначай еще раз по складам прочел:
«Чарльз Друммонд...»
Офицер поднял взгляд на американца: «Так вот он каков,
мистер Фрэнк Паркер, впервые пересекший океан из Америки
в Европу на борту «Фридриха Великого»!..»
Паркер с нарочитой старательностью раскуривал папиро¬
су, чтобы дать себе время исподтишка рассмотреть комендан¬
та. Он много слышал о простодушии русских, на лицах ко¬
торых будто бы отражаются их мысли. Но, чорт побери, на
лице этого офицера он не мог уловить ничего. Единственное,
что можно было, пожалуй, сказать с уверенностью, судя по
равнодушному взгляду, которым офицер скользил то по его
визитной карточке, то по нему самому:	он не имеет пред¬
ставления о том, кто перед ним в действительности. Да, в
этом-то Паркер был уверен.
Ответы офицера были все так же спокойны и неторопли¬
вы, какими американцу казались и его собственные вопросы.
Паркер обдумывал теперь ход, который позволил бы ему
свободно передвигаться по советской зоне, отыскать конспи¬
ративную квартиру доктора Зеегера и через него помочь ди¬
версионной группе Эрнста Шверера заманить Эгона Шверера
на ту сторону.
Чтобы отвлечь-внимание коменданта от главной -темы,
Паркер сказал:
— А не кажется ли вам, майор, что правы все-таки
не вы, русские, а мы, американцы, дав немцам кое-что
в долг?
—	Дать в долг и заставить взять—не одно и то же.
С напускной беспечностью американец сказал:
—	Все-таки важно то, что они взяли, и взяли немало!
Комендант ответил без тени шутливости:
—	А вам не приходит в голову, что под видом хлеба- вы,
американцы, вложили в руку немцев камень?
918

—	Чепуха!—уверенно воскликнул Паркер. — Мы даем
им возможность не околеть с голоду.
—	Чтобы не потерять живую силу — людей, которых хо¬
тите сделать своими рабами?
—	Покупатели и должники нужны нам не меньше ра¬
бов, — с усмешкой сказал Паркер. — Важно то, что мы не
уйдем отсюда, пока не вернем своего. А вы? Скоро у вас не
будет никаких оснований торчать тут.
—	Когда их не станет,, мы не задержимся ни одного
дня.
—	Чтобы потерять Германию!
—	Или прочно приобрести в ней друга!
—	Уйдя-то? — Удивление Паркера было так неподдель¬
но, что он даже приподнялся в кресле. — Вы собираетесь
чего-то достичь, бросив Германию на произвол судьбы?
—	Нет, передав ее в руки немецкого народа.
Паркер рассмеялся.
—	Сделай мы подобную глупость, — прощай не только
проценты, но и все долги. Это было бы противно здравому
смыслу! — Он потер лоб, и его красное лицо расплылось в
улыбке. — До тех пор, пока у нас в залоге сердце должни¬
ка, мы можем быть уверены, что возьмем свое.
Глаза коменданта сузились, и он несколько секунд молча
смотрел на американца. Потом вздохнул так, как если бы
ему было жалко этого самоуверенного и такого глупого че¬
ловека.
—	Шейлок думал так же, — сказал он и опять вздох¬
нул.
—	Что вы сказали? — встрепенулся Паркер, услышав
знакомое имя, но комендант ничего не ответил, и Паркер,
пожевав губами, спросил: — Как насчет прогулки по вашей
зоне?
Комендант опустил- взгляд на визитную карточку: «Чарльз
Друммонд...»
Подавляя усмешку, он посмотрел в глаза американцу и,
извинившись, вышел в другую комнату.
Там он, закуривая на ходу, медленно, почти машинально,
приблизился к Окну и, задумавшись, поглядел на «дерево
Торжкова». Да, вот оно уже совсем крепкое, и листья
его уже утратили наивную беспомощность, и корни его не
нужно больше поливать из лейки, как делал когда-то Торж¬
ков. Немец-садовник уже поливает его из шланга и уже не
смотрит на это дерево, как на забаву русского солдата, ко¬
торая никогда не пригодится немцам: он теперь даже усме¬
хается в усы, вспоминая глупые свои мысли. Тот советский
солдат очень хорошо сделал, что посадил деревцо на месте
91Э

вырванной снарядом старой липы. Оно ведь растет на немец¬
кой земле и навсегда останется немецким. В этом не может
быть уже никаких сомнений. Сейчас уже почти все простые
немцы понимают, что жизнь опять распустится здесь полным
цветом, и они хотят ее видеть, хотят строить ее своими ру¬
ками и верят тому, что построят на своей земле, принадле¬
жащей не какому-нибудь толстобрюхому, а простым нем¬
цам — народу...
Офицер оторвал взгляд от окна и поднял трубку теле¬
фона.
—	Военная прокуратура?.. Человек, организовавший по¬
пытку похищения инженера Эгона Шверера, у меня. Да, это
Фрэнк Паркер... Да, тот самый Паркер, о котором столько
говорил Кроне... Слушаю, сейчас будет доставлен.
Он положил трубку и повернулся к Лободе, молча стояв¬
шему у двери;
—	Двух автоматчиков!
Годы прошли с тех пор, как Советский Солдат, стоя на
рейхстаге, смотрел на каменное море развалин фашистской
столицы.
За эти годы Солдат побывал в разных городах Германии;
был и на реке Эльбе, откуда глядел на похаживающих за
«демаркацией» американских и британских часовых. Видел
он, как живут и трудятся простые немцы в советской зоне
оккупации, закладывая фундамент новой, свободной народ¬
ной Германии. Он видел, как такие же простые люди живут
и голодают в западной Тризонии. Он видел, как немцы в Три-
зонии, сжавши зубы от затаенной ненависти, снова усталым
шагом тащатся к воротам заводов и шахт. Он видел на этих
воротах имена прежних хозяев-кровососов, сменивших нацист¬
ские мундиры есяких «лейтеров» и «фюреров» на штатские
пиджаки или даже на защитные куртки американо-британских
администраторов и уполномоченных.
Всякое видел за эти три года Солдат. И чем больше он
смотрел, тем жарче загоралось его солдатское сердце пре¬
зрением к темноте- мира, лежащего на запад от Эльбы, где
человек человеку и теперь был волком.
Чем больше смотрел Солдат на Запад и чем больше он
думал над виденным, тем тверже становилось его убежде¬
ние: нет и не может быть иного пути к торжеству Великой
Победы на свете, как только путь, ©едущий к коммунизму,
путь, указанный великим Сталиным.
Заглянувши к концу своего пребывания в Германии в Бер¬
лин, Солдат подошел к рейхстагу и среди тысячи полу¬
920

стертых надписей на его фронтоне поискал свою. Он долго
стоял и думал: написал ли бы он ее снова, доведи-сь ему еще
раз с оружием войти в этот город, если бы в нем опять
устроила свое логово банда фашистских разбойников?..
—	А теперь я написал бы: «Живи счастливо», но того, что
написал тогда, не сотру — такова справедливость! Оказано
в русской истории: «Поднявший меч от меча и погибнет». Так
было, так будет...
Был февраль. Проездом в родную далекую Сибирь Сол¬
дат сошел с подъезда московского вокзала. Шары фонарей,
светясь сквозь морозный туман, как жемчужные бусы, тяну¬
лись вдоль широкой улицы. Вдали ярко алели рубины крем¬
левских звезд.
При виде этих звезд Солдата непреодолимо потянуло туда,
к самому сердцу Великой Родины, о котором он столько ду¬
мал все четыре года боев и походов и за эти три года стран¬
ствий по Германии. Солдат шел по пустынной улице, мимо
спящих тихих домов, ко все ярче загорающейся в вышине
алой кремлевской звезде. Колкий ветер хватал его за щеки, и
свежевыпавший снег хрустел под ногами, но Солдат не заме¬
чал холода. Он радовался Москве, мимо которой семь лет
назад прошел по снежным сугробам в морозные январские
дни, отбрасывая врага на запад.
Солдат вышел на Красную площадь. Темнел силуэт мав¬
золея. К нему тянулись два ряда елей, словно лесная дорога
из самого сердца страны к далекой родной Сибири. Солдат
осторожно, боясь спугнуть тишину, висевшую над снежным
простором площади, приблизился к мавзолею. В луче про¬
жектора белели полушубки парных часовых и темным баг¬
рянцем просвечивал мрамор сквозь седину инея. Солдату
захотелось сказать что-нибудь душевное неподвижно застыв¬
шим у мавзолея часовым. Но не посмел — помнил твердо:
пост место священное. Молча приложил пальцы к своей
заслуженной серой ушанке и отошел на середину пло¬
щади. Теперь прямо на него глядело слово:
ЛЕНИН.
Солдат поднял руку к ушанке и медленно стянул ее с голо¬
вы. Ветер посвистывал за спиною в башенках длинного серого
здания, путал |русые волосы Солдата, сыпал в лицо крупича-
тым снегом; мороз подхватывал дыхание и уносил клубами
пара, а Солдат все стоял, и казалось, рука его не могла под¬
няться, чтобы надеть шапку, пока глаза видят.*
ЛЕНИ Н...
921

На башне Кремля звонким перебором колоколов пробило
четыре. Солдат сделал было несколько шагов, но, глянув по¬
верх кремлевских зубцов, замер на месте: с темного дома за
стеной глядело, будто прямо в глаза Солдату, светлое окош¬
ко. И подумалось Солдату, что, может быть, за таким вот
окошком, склонясь над работой, сидит тот, чье имя дало
ему силу пройти от Волги до Берлина, взойти на рейхстаг...
Солдат стоял и глядел, не в силах оторвать взгляда. Потом в
пояс поклонился светлому квадрату окна и пошел прочь...
Мороз все усиливался, вились в воздухе колючие снежин¬
ки, и туман заволакивал город, а Солдат неторопливо
шагал по гулкому, асфальту улицы, неся в сердце большое
тепло. Он шел обратно к вокзалу и думал, что недаром за¬
ехал в Москву, что увозит отсюда домой такую большую на¬
граду, как познанную его солдатским сердцем до конца вели¬
кую простоту двух людей — самых великих, самых простых
н самых близких. С их именами он дойдет до конечной побе¬
ды, даже если бы ее пришлось отвоевывать ке мирным трудом,
а снова взяв в руки сданный на хранение оружейнику
автомат № 495600,
1944—1948
Москва

Ч И T A T Е Л Я М   ЭТОЙ КНИГИ
Издательство считает целесообразным дать и ко второму изданию
романа «Поджигатели» краткое послесловие.
Надобность в таком кратком послесловии обусловливается, по на¬
ШеМу мнению, следующим:
во-первых, громадность темы, естественно, не может быть целиком
исчерпана художественным произведений и многие важнейшие вопро¬
сы Должны по необходимости остаться вне его рамок;
во-вторых, история подготовки, развязывания и возникновения вто¬
рой мировой ВОЙНЫ еще не написана, а между тем уже «пишется»
пpеДистория новой мировой войны, которую готовят те же империали¬
стические группировки, несущие ответственность за фашистский разбой
и чудовищные надругательства над Человечеством в годы, когда черные
слуги финансового капитала могли беспрепятственно справлять свои
оргии во всех концах Европы.
Как трудна должна быть задача писателя-художника, когда он бе¬
реТСя за пepo, чтобы Воплотить в художественных образах одну из
самых драматических эпох современной истории! Действительно, это
гигантская задача, которая Даже не -по силам одному человеку. Не слу¬
чайно ведь в мировой литературе еще нет настоящего, правдивого про¬
изведения, посвященного художественному раскрытию тайны, в которой
рождалась вторая мировая война. И отнюдь не случайно также и то,
что именно советский писатель нашел в себе силы, чтобы взяться за
923

такой благородный труд. Роман Н. Н. Шпанова «Поджигатели», мы
надеемся, не последнее произведение, посвященное разоблачению вче¬
рашних и сегодняшних вдохновителей агрессии и агрессоров и рисую¬
щее те силы, которые смело и победоносно противопоставили себя под¬
жигателям, и не только противопоставили, но и восторжествовали и тем
самым спасли будущее человечества. Роман «Поджигатели» — одно из
первых произведений этого рода. Писатель создавал его в обстановке
войны и первых послевоенных лет. Он старался внимательно прослежи¬
вать .переплетение внутренних и внешних интересов и противоречий,
определяющих расстановку сил в современном -мире империализма; ге¬
рои романа — люди наших дней, но это люди, принадлежащие к разным
классам, различным лагерям. Два мира резко сталкиваются в этой книге,
они ведут между собой борьбу не (на жизнь, а на смерть. Так было до
войны, так остается и после войны. В романе, естественно, эта борьба
не может быть показана так, как в 'многотомном историческом иссле¬
довании. Но она показана достаточно ярко, и при этом с больше¬
вистской беспощадностью обнажены основные, решающие пружины всего
механизма империалистической предвоенной и послевоенной политики.
Три вопроса возникают при чтении романа:
1.	Действительно ли фашистские агрессоры были настолько 'Могу¬
щественны, что смогли сравнительно быстро закабалить большую часть
Европы?
2.	Кто главные вдохновители фашистской агрессии?
3.	Каков современный механизм агрессий и диверсий, применяемый
поджигателями войны?
Читая роман «Поджигатели», следя за действиями самих под¬
жигателей и их агентов — шпионов, разведчиков и диверсантов всякого
рода, читатель может задать себе вопрос:	неужели	эти враги че¬
ловечества обладали такой способностью осуществлять свои планы, что
им, кажется, все удавалось, все задуманные преступления действительно
реализовывались? Если такой вопрос возникает, то объясняется это тем,
что предистория второй -мировой войны еще не написана, в настоящее
время более или менее собраны воедино только некоторые главные
факты, которые характеризуют преступную политику фашистских и реак¬
ционных кругов в Европе и Америке. Дело, разумеется, вовсе не в том,
что поджигатели войны будто бы обладали какими-то исключительными
дарованиями, —- напротив, они вовсе не блещут ни умом, ни доблестью.
И если тем не менее им удалось осуществить свои преступные планы
и развязать войну, то -в этом нельзя усматривать просто их «удачу»,
ибо судьба мира решалась не теми или иными удачливыми личностями,
ловкачами или бывалыми шпионами и разведчиками. Причины здесь
гораздо более глубокие. Изучение этих причин дает ответ на во¬
прос,	почему	поджигателям войны все-таки удалось	добиться	своего
(а в	том, что	это было именно так, — об этом свидетельствует	самый
факт	войны).	Писатель Н. Шпанов художественными	средствами дает
ответ	на этот	же вопрос. Но мы выше уже отметили,	что тема	слиш¬
924

ком громадна и ее нельзя исчерпать в одном художественном произ¬
ведении. Вот почему необходимы некоторые дополнительные замечания:
1. Изучение предвоенных событий открывает ряд суровых реально¬
стей. Одной из них является легкость, с которой фашистские агрессоры
творили свое черное дело в Европе. Это чрезвычайно важный факт,
который объясняется еще более важными фактами, составляющими са¬
мую основу и суть предвоенной политики главных империалистических
держав. Это обстоятельство оо всей силой -подчеркнуто в третьем томе
«Истории дипломатии». Там говорится: «Фашистская агрессия развива¬
лась неудержимо, идя от успеха к успеху» *. Можно ли забыть об этом
сегодня, когда -после окончания войны прошел уже ряд лет и многие
события предвоенного периода успели потускнеть, потерять свою остро¬
ту? Нет, об этом нельзя забывать ни на мгновение, ибо фашистская
агрессия «развивалась неудержимо» и могла итти «от успеха к успеху»
только потому, что американские, английские, французские монополи¬
сты —- союзники немецких монополистов — всячески потворствовали,
помогали, содействовали Гитлеру и его шайке, финансировали, прикры¬
вали с тыла и с флангов фашистскую агрессию. Сила поджигателей
войны была обратно пропорциональна слабости тех стран в Западной и
Восточной Европе, против которых готовилась агрессия, а слабость эта
определялась откровенным стремлением мюнхенцев, притом мюнхенцев
не только английских и французских, но и американских, направить
весь удар на восток. Никакими софизмами, никакими мистификациями,
никакими фальсификациями нельзя ослабить значение этого коренного,
важнейшего факта.
2.	Фашистская агрессия могла в .начале войны увенчаться успехами
только потому, что она обладала готовым военным аппаратом, причем
обладала гораздо раньше, чем миролюбивые страны, как правило, под¬
вергавшиеся внезапному нападению, успели развернуть свои собствен¬
ные вооруженные силы. На эту крайне важную черту предвоенной об¬
становки обратил внимание всего мира товарищ Сталин. «Это факт, —
говорил товарищ Сталин, — что агрессивные нации в нынешней войне
еще перед началом войны имели уже готовую армию второюения, тогда
как миролюбивые нации не имели даже вполне удовлетворительной
армии прикрытия мобилизации». И далее: «Заинтересованные в новой
войне агрессивные нации, как нации, готовящиеся к войне в течение
длительного срока и накапливающие для этого силы, бывают обычно —
и дол лены быть — более подготовлены к войне, чем нации миролюби¬
вые, не заинтересованные в новой войне» **.
3.	Фашистская Германия была подготовлена к войне раньше всех
тех стран, против которых она направила свои удары. Но почему Гер¬
мания могла оказаться лучше подготовленной к войне? Где герман-
*	«История дипломатии», т. III, стр. 9. Гоополитиздат, 1945 г.
** И. Сталин, О Великой Отечественной войне Советского Союза,
стр. 147. Госполитиздат, 1946 г., изд. 5-е.
925

скив подоюигатели войны взяли те колоссальные средства, которые по¬
требовались для развертывания огромных армий вторжения? Кто дал им
эти средства? Кто вложил им меч в руки?
Конечно, сам германский империализм прилагал все свои усилия
к тому, чтобы наилучшим образом подготовить нападение на народы
Европы; собственно, одна из причин, почему гитлеровская шайка была
призвана к власти, состояла в том, что германскому 'монополистическому
капиталу была нужна такая государственная власть .— обнаженная
террористическая диктатура над народом, — .которая главной своей за¬
дачей считала бы подготовку новой войны за передел мира в интересах
Крупнов, Тиссенов, Феглеров, Фликов и других магнатов капитала. Гит¬
леровская диктатура и была такой властью. Она все поставила на
службу войне. Но когда говорят «все», то это прежде всего означает
экономику страны, в особенности тяжелую промышленность, металлур¬
гию, машиностроение, химическую промышленность. Решающая роль
экономического фактора в войне общеизвестна. Собственными силами
Германия не смогла бы в шесть-семь лет создать военно-экономический
потенциал, достаточный, чтобы подготовить, развязать и вести войну
в течение шести лет. «Тайна» эта теперь открыта.
Германский военно-экономический потенциал был создан совмест¬
ными усилиями меогсдународных картелей, но главную роль здесь играл
американский финансовый капитал.
4.	Действительная история ©торой мировой войны начинается именно
с воссоздания экономического могущества германского империализма
через несколько лет после поражения кайзеровской Германии в пер¬
вой мировой войне.
Гитлеровский режим был создан .германскими монополистическими
кругами с полного одобрения американских, английских и французских
правящих кругов. Этот режим сразу же приступил к подготовке войны.
Но «для того, чтобы подготовиться к войне и обеспечить себя новейшим
вооружением, Германия должна была восстановить и развить свою тя¬
желую индустрию и, прежде всего, металлургию и военную промыш¬
ленность в Руре. После пораоюения в первой империалистической войне
Германия, находившаяся под гнетом Версальского договора, не могла
этого сделать в короткий срок своими силами. Германский империа¬
лизм получил в этом мощную поддержку со стороны Соединенных
Штатов Америки» *.
Таков едва ли -не важнейший исторический факт, без учета кото¬
рого невозможно понять истинную роль американского империализма в
предвоенные годы.
В романе «Поджигатели» Н. Шпано© беспощадно срывает маски
с американских поджигателей войны, важнейших союзников Гитлера и
*	«Фальсификаторы истории». («Историческая спраака» Совинформ-
бюро), стр. 8.
926

самых Могущественных покровителей фашизма. Тот, кто только бегло
знаком с основной политической документацией, ставшей благодаря
усилиям передовых, прогрессивных ученых, и прежде всего советских,
доступной широкому читателю, без труда увидит о личности Джона
Ванденгейма Третьего обобщенный образ американских трестовиков,
дельцов и воротил с Уолл-стрита. Чутье советского писателя позволило
Н. Шпанову правильно расставить фигуры в той большой игре, кото¬
рая велась на шахматной доске Европы поджигателями войны. Сцена,
когда Джон Ванденгейм договаривается с Герингом о дележе заводов
Шкода в Чехословакии, вовсе не художественный домысел писателя.
Достаточно вспомнить о том, что компании «Браун, Бразерс энд Гарри¬
ман», одной из крупнейших монополий Уолл-стрита, возглавляемой Аве¬
релом Гарриманом, нынешним американским «экономическим диктатором»
в Западной Европе, принадлежали солидные пакеты акций заводов
Шкода, заводов Альпине-Монтан в Австрии и заводов Тиссен а в Герма¬
нии, а это как раз те заводы, ш которых образовался впоследствии
знаменитый военный «Концерн Геринга», важнейший военный концерн
гитлеровской Германии. Джон Ванденгейм, следовательно, совершенно
прав, когда ехидно опрашивает у Геринга, чьи будут заводы Шкода:
«Ваши или наши?» Аверел Гарри май мог бы дать на этот вопрос точный
ответ: он хорошо знает, сколько акций ему принадлежало, но он также
знает, какие прибыли получала его фирма!
Американские банки и американские тресты, американские миллиар¬
ды и американские советники играли .главную роль в восстановлении
военно-экономического могущества довоенной Германии, Пусть в этом же
деле немалое участие принимали английские и французские монополисты,
но ведущая роль все равно остается за американцами, «Историческая
справка» Совинформбюро констатирует: «Первой и важнейшей предпо¬
сылкой гитлеровской агрессии было возрождение и обновление тяжелой
промышленности и военной индустрии Германии, что стало возможным
лишь в силу прямой и широкой финансовой поддержки правящих кру¬
гов Соединенных Штатов Америки» *.
Конечно, англо-французские мюнхенцы изо -всех сил старались по¬
литически и стратегически обеспечить гитлеровскую агрессию, и вина их
отнюдь не меньше, чем вина американских монополистов. Но без восста¬
новленного рурского арсенала англо-французская мюнхенская политика
не имела бы никаких шансов привести в движение механизм войны. Зло¬
вещий характер американской финансовой и экономической стратегии
проявляется как раз в том, что только она могла оплодотворить англо¬
французскую политику «умиротворения» агрессоров. При помощи гер¬
манского бронированного кулака Уолл-стрит надеялся завоевать Евро¬
пу, а затем и весь мир, устранив всех конкурентов, так же как и в
настоящее время он рассчитывает установить свое мировое господство
при помощи тех блоков, в которых главную роль орудий США играют
*	«Фальсификаторы истории», стр. 13.
927

английские, французские и другие наемники и соучастники современной
империалистической агрессии, раздуваемой американскими же -монопо¬
лиями.
Какое бы то ни было у-маление действительной, то-есть ведущей,
роли американских вдохновителей фашистской агрессии практически
равносильно приукрашиванию предвоенной -политики США, искажению
предпосылок мюнхенской политики Англии и Франции, сокрытию прав¬
ды о поджигателях войны. Общеизвестно, что агенты американского
империализма, в особенности из среды п-равых социалистов, с пеной у
рта «предостерегают» против «-гипертрофии» роли США в мировой по¬
литике накануне войны. Но эти господа стараются не «напрасно: сокры¬
тие правды о политике и роли американского империализма в прош¬
лом представляет собой прием поджигателей новой войны в настоящее
время! Ведь ясно, что опыт прошлого существенно помогает народным,
массам познать современную политику американских монополий.
Нельзя забывать также о другом важном факте, характеризующем
предвоенное положение в Европе: почти вся центральная и юго-восточ¬
ная части материка были фашизированы; западные «демократии» вся¬
чески поощряли этот процесс фашизации. Рабочее движение было силь¬
но ослаблено, а в фашизированных странах загнано в подполье. Ком¬
мунистические партии и комсомол в этих странах работали в условиях
тягчайшего терро«ра. В особенности это относится к Германии, Италии,
панской Польше и др. Наша партия предупредила все человечество о
том, что вторая мировая война началась еще в 1938 году действиями
фашистских агрессоров, создавшими очаги агрессии и войны в Европе
и Азии. Несмотря на это, предатели интересов трудящихся — правые
социалисты — всеми силами срывали дело создания единого антифашист¬
ского, антивоенного фронта. Только при помощи правых социалистов
могли притти к власти фашисты и гитлеровцы в Германии, пилсудчики в
Польше, отъявленные враги рабочего класса в других странах Европы.
Одна из суровых реальностей предвоенной обстановки заключалась в
том, что объединенным силам реакции и фашизма удалось осуществить
мюнхенский план, одна из главных целей которого заключалась в об¬
мане народов и в изоляции СССР.
Но мы видим з романе Шпанова не только эту сторону дела. Мы
видим, как в нечеловечески трудных условиях действуют борцы против
фашизма, чувствующие за собою могучую поддержку Советского Сою¬
за. В пору наибольшего, правда временного, торжества реакции борцы
против фашизма знали: есть на свете Москва! И сознание этого уде¬
сятеряло их силы. Но в самый момент развязывания войны ряд пре¬
имуществ был, по указанным причинам, на стороне поджигателей.
Тем более велика заслуга Советского Союза и сталинской стратегии
разгрома фашизма, что в сравнительно короткий срок враг был ли¬
шен всех преимуществ и были созданы условия для могучего подъема
и победы антифашистских, демократических сил. Если бы писатель
Н. Шпанов вздумал нарисовать картину превосходства организованных
928

антифашистских сил уже накануне второй мировой войны в Германии
и в других странах, где. развертывается действие романа «Поджига¬
тели»,- он исказил бы историческую правду, ибо, как мы знаем, под¬
жигателям удалось начать войну. Кроме всего прочего, такая попытка
была бы чревата опасностью умаления роли Советского Союза в спа¬
сении человечества и мировой цивилизации, в избавлении всех народов
от фашистского изуверства и гнета, что в полной мере относится и к
германскому народу.
Остается добавить, что современная политика американского импе¬
риализма является как бы продолжением его предвоенной политики.
В известной декларации совещания представителей компартий в Поль¬
ше в конце сентября 1947 года указывается на то, что американский
империализм стремится к закабалению Европы, Азии, Америки и что
«вчерашние агрессоры — капиталистические магнаты Германии и Япо¬
нии —■подготовляются Соединенными Штатами Америки к новой
роли — стать орудием империалистической политики США в Европе и
Азии» *. В своем докладе о международном положении на этом же со¬
вещании А. А. Жданов, характеризуя послевоенную мировую обстанов¬
ку, говорил:	«Новый, откровенно-экспансионистский курс США поста¬
вил своей целью установление мирового господства американского им¬
периализмеи В интересах закрепления монопольного положения США
на рынках, создавшегося в результате исчезновения двух ермых круп¬
ных конкурентов США — Германии и Японии — и ослабления капитали¬
стических партнеров США — Англии и Франции, — новый курс поли¬
тики США рассчитан на широкую программу мер военного, экономиче¬
ского ц политического порядка, преследующих задачу установления во
всех странах, являющихся объектом экспансии США, политического и
экономического господства США, низведение этих стран на положение
сателлитов США, установления в них таких внутренних режимов, кото¬
рые устраняли бы всякие помехи эксплоатации этих стран американ¬
ским капиталом со стороны рабочего и демократического движения.
Этот новый курс политики США пытаются распространить ныне не
только на вчерашних военных врагов или на нейтральные государства,
но и во все большей степени на военных союзников США»**.
За время, прошедшее после выхода перво.го издания романа «Под¬
жигатели», англо-американский блок приступил к возрождению немец¬
кого империализма на территории Западной Германии. Создание так
называемой «федеральной республики» во главе с боннским ублюдоч¬
ным «правительством», при сохранении абсолютной власти англо-аме¬
риканских и французских оккупантов, явилось исходной точкой для
пресловутого «нового» курса Уолл-стрита и Сити: известно, что в Запад¬
ной Германии по американским планам возрождается военный аппарат
*	«Информационное совещание представителей некоторых компартий
в Польше в конце сентября 1947 г.», стр. 7. Госполитиздат, 1948 г.
** Там же, стр. 19.
69 Поджигатели
929

германского империализма, формируются вооруженные силы во главе с
гитлеровскими -генералами, восстанавливаются военные предприятий;
Рур уже превращен в военно-промышленную базу американских воен¬
ных мероприятий в Европе. Американский •империализм анова делает
ставку на империалистические силы в Германии. Все это связа.но с тем,
что лагерь империализма чувствует свою растущую слабость и все
больше возлагает 'надежды, как на средство спасения, в частности, от на¬
двигающегося экономического кризиса, на войну. Подписание так назы¬
ваемого Северо-атлантического договора и осуществляемая на его ос¬
нове широкая американская программа милитаризации Западной Евро¬
пы более чем ясно свидетельствуют о том, что американский импе¬
риализм толкает Европу к войне.
Таковы главные черты современной агрессивной политики амери¬
канского империализма. По сравнению с предвоенным временем эти
черты приобрели еще большую выпуклость. То, что тогда, более двух
десятилетий назад, могло казаться случайностью, давно уже выяснено
как закономерность. И сегодня в Германии, как и в Японии, доверен¬
ные лица Уолл-стрита, в сущности говоря, в еще большем масштабе де¬
лают то, чем были заняты в Германии мистеры дауэсы и юн-ги, аме¬
риканские банкиры и заимодавцы в предвоенные годы.
Удивительно ли, что политика поджигателей войны осуществля¬
лась всеми средствами, а в особенности такими, которые незаметны не¬
вооруженному глазу простого человека? Это не праздный вопрос. Перед
читателем романа «Поджигатели» проходит целая вереница тайных
слу-г поджигателей войны — шпионов и диверсантов, в числе которых
титулованные особы и безродные бродяги, правые социалисты, пре¬
зренные троцкисты, изменники и предатели всех рангов и мастей. Не
преувеличена ли здесь роль империалистических разведок и их агентур?
Нет: Разумеется, разведки -и их агенты не играют самостоятельную
роль, но то, что на современном этапе острой борьбы двух лагерей им¬
периализм применяет особенно широко «стайное оружие», более чем за¬
кономерно: поджигатели не действуют в открытую, они боятся, страшат¬
ся народных масс; далеко не случайно империалистическая дипломатия
стала в наше время не чем иным, как прикрытием для разведчиков и
шпионов, диверсантов и террористов. Шпионаж и диверсия всегда за¬
нимали самое видное место в механизме и в числе методов империали¬
стической политики и агрессии, в особенности в борьбе реакционных
правительств против народов, сбросивших с себя иго империализма.
Опасность недооценки иностранного шпионажа состоит в том, что на
этой почве рождается благодушие и притупляется бдительность. Более
десяти лет назад товарищ Сталин в своем докладе на февральско-мар¬
товском пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году показал, что шпионаж и ди¬
версия принадлежат к числу наиболее опасных средств, используемых
лагерем реакции для борьбы против СССР.
Процессы титовеких агентов в Будапеште и Софии, разоблачение
того факта, что Белград стал центром шпионажа и диверсий против
930

народной демократии, что титовские шпионы и подрьгвники стараются
■проникнуть в рабочие организации и -компартии различных стран, с тем
чтобы взрывать их изнутри, еще и еще -ра-з подтверждают, насколько
прав был товарищ Сталия и насколько сталинские указания сохраняют
полную силу и в настоящее время.
Конечно, империалистическая разведка не всесильна и при должной
бдительности трудящихся масс, борющихся против замыслов империа¬
лизма, шпионы и разведчики, засылаемые или вербуемые иностранными
государствами, могут быть быстро обезврежены. Но было бы в высшей
степени неразумно недооценивать такую зловещую угрозу, как шпио¬
наж и диверсии, в борьбе поджигателей войны против мира. Н, Шиа¬
нов убедительно и правильно показал, насколько неотделимы друг
от друга империалистическая дипломатия и шпионаж, диверсия, притом
в самом различном их проявлении.— в области политики, идеологии
не в меньшей степени, чем в военной области. В настоящее время уже
можно считать истиной, что каждый империалистический политик и дип¬
ломат в то же время шпион, разведчик и диверсант; по мере того как
все более и более могущественным становится фронт мира, поджига¬
телям войны приходится все тщательнее скрывать и прятать свои цели,
маскировать свои кадры, действовать исподтишка, бить из-за угла, пред¬
почитать мрак свету и самые подлые методы и приемы борьбы чест*
номуt открытому бою, в котором мировой реакциии она это знает —
уготовлен разгром/,
Роман «Поджигатели» дает ответ и на главнейший вопрос — о си¬
лах, которые спасли Европу и мир от заговора поджигателей. В рома¬
не непосредственно Советский Союз не участвует. Но он ощущается на
каждой странице, его могучий свет излучается «ад всем миром и вдох¬
новляет всех антифашистских борцов в любом уголке земного шара; в
глубоком подполье Германии, на полях сражения в Испании, в демо¬
кратических слоях Америки и Англии, — всюду, где люди совести и че¬
сти, люди труда и мысли объединялись и объединились во имя борьбы
и победы над черным злом реакции и фашизма. То, что при этом гео¬
графически в центре романа стоит Германия, закономерно, ибо он а-то
и должна, по замыслу поджигателей войны, играть роль главного ин¬
струмента агрессии; и ныне, после того как этот инструмент разбит мо¬
гучим ударом Советской Армии и перед Германией открылась светлая
перспектива новой жизни, снова идет борьба за эту важную позицию в
центре Европы, и ясно, что от исхода этой борьбы зависит многое,
очень многое. Ясно и то, что германский народ призван играть актив¬
ную роль о борьбе против планов современных поджигателей. И то, что
герои романа антифашисты, пройдя через горнило испытаний, полны сил
я веры в победоносный исход борьбы за преобразование Германии в
демократическое и миролюбивое государство в центре Европы, придает
всему произведению законченность и вместе с тем длительную актуаль¬
ность и остроту.
Образование Германской демократической республики было расце-
931

нено товарищем Сталиным как поворотный пункт в истории Европы.
Дружба и сотрудничество Германской демократической республики с
СССР и странами народной демократии означает создание нового могу¬
чего фактора мира в Европе, «кладет конец кровопролитиям в Европе
и делает невозможным закабаление ев-ропейских стран мировыми импе¬
риалистами» (Сталин). Антифашисты, которых теперь в Германии не
сотни и не тысячи, а миллионы, трудовые массы немецкого народа «за¬
кладывают фундамент новой, миролюбивой Германии» (Маленков).
И никакими маневрами и диверсиями англо-американскому блоку
не удастся снова превратить Германию в очаг войны й агрессии.
Силы, борющиеся против империализма, выросли во всем мире.
Великая победа народной революции в Китае и образование Китайской
народной республики означают гигантский подъем антиимпериалистиче¬
ского движения народных масс и резкое ускорение процесса полного
крушения колониальных позиций империализма. «С победой китайского
народа страны народной демократии в Европе и Азии вместе с Совет¬
ской социалистической державой насчитывают около 800 миллионов
человек. Следует также учесть, что в самих капиталистических странах
и их колониях имеются сотни миллионов трудящихся, борющихся за
мир и демократию» (Маленков). Роман «Поджигатели» ярко от¬
ражает этот могучий рост сил мира, социализма и демократии. Он вме¬
сте с тем мобилизует, зовет к дальнейшей беззаветной борьбе против
поджигателей новых войн, сегодняшних агрессоров, смыкающихся с аг¬
рессорами вчерашними во имя установления господства американского
империализма над миром. Тот, кто внимательно прочтет роман, сделает
вывод, что лагерь мира и демократии превосходит лагерь реакции и
войны, но что в то же время «только величайшая бдительность наро¬
дов, их твердая решимость всеми силами и средствами активно бороть¬
ся за мир приведут к краху преступные замыслы поджигателей новой
войны» *.
Роман «Поджигатели» отвечает на самые насущные проблемы со¬
временности. Он разоблачает гнусность и смрад фашизма и реакции,
показывает их внутреннюю слабость. В то же время он полон ощуще¬
ния непобедимости сил мира и прогресса. О-н помогает бороться за
мир, за коммунизм, он вооружает советских людей уверенностью в
победе над поджигателями войны, он обостряет их бдительность в
борьбе против врагов отечества. Он показывает, как велик и могуч ла¬
герь мира., как необозримы его резервы и велика готовность отстоять
мир и разбить заговор современных агрессоров.
*	«Совещание Информационного бюро коммунистических партий в
Венгрии во второй половине ноября 1949 года», стр. 9—10. Госпояит-
из дат, 1949 г.

СОДЕРЖАНИЕ
Пролог 			7
Часть первая		47
Часть вторая		245
Часть третья		351
Часть четвертая		479
Часть пятая		637
Эпилог		833
Читателям этой	книги		923

Переплет С. Пожарского
Заставки Н. Цейтлина
Редакторы В, Морозова,
И. Ермашев
Худож. ред. 3. Ильинская
Техн. ред. 3. Тышкевич
*A00969 Подпис. к печ. 13/III 1950 г.
Тираж 75 000. Массовое издание.
Формат бумаги 60х92 1/16.
Объем 58,5 п. л. Уч.-изд. л. 58,4.
Заказ 134. Цена 22 руб.
*Типография .Красное знамя"
изд-ва „Молодая гвардия*,
Москва, Сущевская, 21.