«Шовинизм и подготовка войны, пак
основные элементы внешней политики,
обуздание рабочего класса и террор в
области внутренней политики, как не¬
обходимое средство для укрепления ты¬
ла будущих военных фронтов,—вот что
особенно занимает теперь современных
империалистических политиков... И ес¬
ли, несмотря на опыт первой империа¬
листической войны, буржуазные поли¬
тики все же хватаются за войну, как
утопающий за соломинку, то это зна¬
чит, что они окончательно запутались,
попали в тупик и готовы лететь стрем¬
глав в пропасть».
И. СТАЛИН, 1934: год
«В Соединенных Штатах Америки,
в Англии, так же как и во Франции,
имеются агрессивные силы, жаждущие
новой войны. Им нужна война для по¬
лучения сверхприбылей, для ограбления
других стран. Это миллиардеры и мил¬
лионеры, рассматривающие войну как
доходную статью, дающую колоссаль¬
ные прибыли.
Они, эти агрессивные силы, держат
в своих руках реакционные правитель¬
ства и направляют их. Но они вместе
с тем боятся своих народов, которые
не хотят новой войны и стоят за со¬
хранение мира.»
...Поэтому широкая кампания за
сохранение мира, как средство разобла¬
чения преступных махинаций поджи¬
гателей войны, имеет теперь первосте¬
пенное значение».
И. СТАЛИН, 1951 год

НИК. ШПАНОВ
РОМАН
1951

Роман «Заговорщики» представляет собою про¬
должение романа «Поджигатели». Переработан¬
ные автором пролог и эпилог прежних изданий
романа «Поджигатели», посвященные событиям
1948—1949 годов, перенесены в роман «Заговор¬
щики».

КНИГА ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
„...говорят, Америка ведущая страна.
Безусловно, но только в каком отношении?
По количеству преступлений/“
Теодор Драйзер

t
Было десять мин'ут седьмого, когда негры-рассыльные обо¬
шли служебные комнаты Белого дома.
—	Он ушел!
Это лаконическое сообщение означало, что президент по¬
кинул свой кабинет и кресло на колесах перенесло его на лич¬
ную половину Белого дома. Вероятно, время, оставшееся до
обеда, Рузвельт проведет с сыновьями в бассейне для пла¬
вания. Будет плавать, возмещая вынужденную неподвижность
на земле. Он держится на воде, как рыба, и наверняка станет
шалить, окуная в воду кого-нибудь из сыновей или подвер¬
нувшегося под веселую руку гостя. Отдохнув после обеда, он
засядет за свою коллекцию марок или займется распаковкой
прибывшей сегодня из Англии посылки с новыми моделями
кораблей.
Впрочем, мало кого из чиновников интересовало время
провождение президента. Услышав знакомый возглас рас¬
сыльного, каждый спешил сложить папки и поскорее поки¬
нуть стены Белого дома.
С уходом президента деловая жизнь в Белом доме
прекращалась.
Она не замирала только в том крыле, где были располо¬
жены кабинеты ближайших сотрудников Рузвельта — адъю¬
тантов и советников.
В одном из этих кабинетов советник президента Гарри Гоп-
кине продолжал начавшийся часа два тому назад разговор с
главным адвокатом Джона Рокфеллера Младшего. Адвокат
был сухощавый сорокапятилетний мужчина с хищным лицом.
Такое выражение на лицах американских дельцов вырабаты¬
вается годами беспощадной биржевой войны, волчьими за-
9

конами «делового мира», крючкотворством многолетних
тяжб.
Тщательно подвитые, торчащие кверху усы а ля Виль¬
гельм II придавали адвокату еще более неприветливый, занос¬
чивый вид.
Звали этого человека Дин Гудерхем Ачес.
Хотя мистер Ачес и назывался адвокатом Рокфеллера, но
по характеру деятельности и широте предоставленных ему
полномочий правильнее было бы именовать его министром
иностранных дел и юстиции 'нефтяного короля Соединеьшых
Штатов. Дин Ачес нередко представлял своего патрона, явля¬
ясь подчас чем-то вроде его второго «я». Это происходило
в тех случаях, когда нужно было провести какое-нибудь осо¬
бенно сложное и грязное дело.
Бывали у Рокфеллера и такие дела, от которых больше
пахло кровью, чем нефтью. Обильно разбавленное кровью
южноамериканцев, арабов или малайцев «черное золото»
нефтяного монарха стало бы багровым, если бы не тонкий
адвокатский фильтр. Кровь и грязь оседали в душе
Ачеса.
Дин Ачес представлял особу своего доверителя и там,
где нужно было найти обходные, неофициальные пути для
переговоров с высокопоставленными чиновниками правитель¬
ственного аппарата, министрами или конгрессменами. Нако¬
нец, Ачес служил связующим звеном между мистером Рокфел¬
лером и ближайшим окружением президента. Такая связь
нередко оказывалась нужной для того, чтобы договориться
с Белым домом о политическом курсе или об отдельных меро¬
приятиях правительства Штатов, затрагивающих интересы мо¬
нополистической группы Рокфеллера.
Дом Морганов, приведший к власти Франклина Рузвельта,
мог послать доверенного прямо в Белый дом и в форме дели¬
катнейшего совета продиктовать свою непреклонную волю.
Ванденгейм, хотя и не был в числе официальных друзей и сто¬
ронников Рузвельта и даже состоял в рядах соперничающей
с демократами республиканской партии, но он просто, без це¬
ремоний ломился к тому из советников президента, который
казался ему подходящим для проведения той или иной комби¬
нации. Положение же Рокфеллера не позволяло ему ни того,
нч другого. Он не мог опуститься до разговоров с каким-ни¬
будь советником или даже подчас министром. Он не мог
и прямо прийти к президенту, рискуя не найти удовлетвори¬
тельного решения интересовавших его вопросов. Такой исход
встречи означал бы войну. А война далеко не всегда была вы¬
годнейшим способом достижения цели.
Нынешняя ситуация была особенно трудной. Предстоявшие
10

в будущем году президентские выборы совпали с большими
осложнениями в Европе и в Азии. Необходимо было заблаго¬
временно поставить все точки над «и», обусловить такой вне¬
шнеполитический курс Штатов, при котором интересы Рокфел¬
лера не могли бы потерпеть ущерба от политики правитель¬
ства, ведущейся в угоду интересам Моргана.
Гопкинс предпочел бы избежать и этого разговора, и сви¬
дания с Ачесом вообще. Но, учитывая интересы Рузвельта, он
не мог позволить себе отклонить настойчивое требование Аче-
са встретиться и притом безотлагательно.
С первых же слов Ачеса Гопкинс понял, что тот явился не
для прощупывания почвы, а ради того, чтобы при его, Гоп-
кинса, посредстве довести до сведения Рузвельта условия, на
которых нефть, уран и стратегическое сырье Рокфеллера гото¬
вы не противопоставлять себя банкам и промышленности Мор¬
гана в борьбе за создание мировой империи США. А только
под таким знаменем мог прийти к власти новый президент.
Если Франклин Рузвельт способен впредь согласовать про¬
тиворечивые интересы Рокфеллера и Моргана на пути к этой
общей цели, не исключено, что он пройдет на третий срок
своего президентства. То, что подобное третье избрание про¬
тиворечит всем традициям Штатов, не играет никакой
роли. Для хозяев страны существует одна традиция — их
выгода.
Беседа велась без свидетелей. Дин Ачес не стеснялся
циничной ясности мыслей и слов.
—	...Рузвельт не имеет права допускать, чтобы Морган
ставил под угрозу миллиарды, вложенные Рокфеллером
в Германию, — говорил Ачес.—Вы обязаны убедить президен¬
та: эти миллиарды — вожжи, при помощи которых Америка
управляет колесницей Гитлера!
—	Не Америка управляет Гитлером, а Рокфеллер, — воз¬
разил Гопкинс. — Это ие одно и то же.
—	По-вашему, конечно, синонимом Америки является
Морган?
—	Я не адвокат Моргана.
—	Но любой уличный мальчишка знает, при помощи чьих
денег вы пришли в Белый дом.
—	Я никому не стоил ни цента.
—	Не наивничайте.
—	Вы называете наивностью нежелание дать Рокфеллеру
бесконтрольное право командовать Гитлером? По-вашему,
пусть лопает Польшу, пусть лопает Россию, пусть лопает
всех, кого хочет слопать...
При последних словах Гопкинса Ачес сердито крикнул,
перебив его:
и

—	Да, да, да! Пусть лопает все, что не станет ему поперек
глотки. Лишь бы не поперхнулся и только бы от этого была
польза нашему делу.
—	Какие там «наши» дела!
—	Мы с вами не дегги, Гарри. Я битых два часа пытаюсь
вам втолковать с цифрами в руках, что преуспеяние Рокфел¬
лера — преуспеяние Штатов.
—	Право Рокфеллера пустить ко дну всех других —
в этом вы видите главную пользу Штатов? — спокойно возра¬
зил Гопкинс. — ФДР не мальчик. Он отлично понимает, что
в наше время игра на внутренних противоречиях опасна, она
просто преступна. Можете сколько угодно грызться, но там,
где дело выходит за пределы Штатов, итти нужно вместе.
—	Может быть, именно поэтому Морган и толкает Гит¬
лера на Ближний Восток? По-вашему, предлагать Гитлеру
британскую нефть — это честная игра? — Тут Ачес внезапно
умолк и рассмеялся. — Умоляю вас, не стройте такой мины.
Я не из тех пижонов, Гарри, которые способны принять вашу
наивность за чистую монету. Мы ведь знаем все: вы продаете
Моргану Рур. На выполнение этой задачи вы поставили весь
государственный департамент. Ие пройдет! Если хотите чест¬
ной игры, не держите кулак за пазухой. Руки на стол, господа!
—	Отлично! — воскликнул Гопкинс и тут же поморщился
от боли, которую причинил ему этот резкий возглас. — Руки
на стол! Это наш принцип. Попробуйте же втолковать своему
боссу: теперь дело идет об обеспечении подобающего места
и ведущей роли во всем мире для Штатов, для Штатов, а не
для одного вашего хозяина, понимаете? Bor о чем идет речь,
а не о каких-то провинциальных интригах в Венецуэле; дей¬
ствовать нужно только осмотрительно, согласованно, взвесив
все «за» и «против», не бросаться в авантюры очертя голо-ву
и не ставить себя в зависимое положение к такому разбойнику,
как Гитлер.
—	Что из этого следует?
—	А то, что ваш хозяин должен умерить свои авансы
нацистской шайке... Понимаете?
—	Потому что Морган считает себя главным ее покро¬
вителем? — с усмешкой проговорил Ачес. — Каштаны Морга¬
на — ему одному?.. Так, так...
—	Ну его к дьяволу, Моргана! — огрызнулся Гопкинс.. —
Вы два часа препираетесь со мной, как старая прачка. Будьте
же мужчиной: речь идет о чем-то неизмеримо большем, чем
нефтяные источники всего мира.
—	Что может быть важнее недр: нефть, сырье, уран...
—	Уран? — Гопкинс подозрительно покосился на собе¬
седника.
12

—	Лечение рака и все такое... Мы друзья человечества,
а не враги его, — не растерявшись, ответил адвокат.
Но Гопкинса не легко было провести. Он не верил в фи¬
лантропию Рокфеллера. Если Рокфеллер заинтересовался ура¬
ном, значит, пронюхал кое-что о деле, которое Гопкинс считал
своим собственным секретом. Но Гарри понимал, что расспра¬
шивать Ачеса бесполезно. Лучше пропустить это сейчас мимо
ушей. Еще будет -время выяснить, как могло попасть в лапы
Рокфеллера дело, о котором знали только двое-трое ученых
да сам Гарри. Он вернулся к прерванному разговору.
—	Послушайте, Дин, если вы поймете, что Морган и другие
имеют право на свою долю в Европе, то ваши интересы там
тоже только расширятся. Одно цепляется за другое.
—	В том смысле, что Морган пытается выкинуть нас с по¬
ля банковской деятельности в Европе? Да тут все цепляются
друг за друга.
—	Я хочу сказать: мы не можем позволить втянуть нас
теперь в войну в Европе только потому, что это угодно
Рокфеллеру.
—	Мы же не мешаем развязывать войну, где кому взду¬
мается, так пусть и «другие» нам не мешают.
—	Мало не мешать, Дин, — злясь, но не теряя выдержки,
проговорил Гопкинс. — Необходимо действовать вместе. Пони¬
маете: сообща... Честное слово, можно подумать, что вы даже
в школе никогда не участвовали в драке заодно с другими.
—	Я действительно предпочитал драться в одиночку.
—	Ну, теперь другие времена. Этак многого не добьешься.
—	Мы никогда не отказывались от разумных планов, го¬
товы действовать сообща, — тоном примирения проговорил
Ачес, но тут же поспешно прибавил: — Если нас не пытают¬
ся оставить в дураках.
—	Ну, Дин, с такими малыми, как вы, Рокфеллер, кажет¬
ся, может не бояться, а?
Гопкинс, в волнении ходивший по кабинету, устало опу¬
стился в кресло.
—	Поскольку речь идет не о какой-нибудь южноамерикан¬
ской республичке, а о мире, Дин, о целом мире, то нельзя
лезть в это дело очертя голову. Только овладев всем, вы смо¬
жете поделить между собою и все сокровища. Иначе рискуете
остаться и без мира и без его сокровищ. Понимаете?
—	Я-то все понимаю, но мне сдается, что не все понимаете
вы, Гарри.
—	Например?
—	Вы не понимаете, что не выборы президента, а ситуация
в Европе — вот главное на сегодня.
—	В этом мы сходимся. Я только не соглашусь с тем, что
13

одно не связано с другим. На чорта вам будет выгодная си¬
туация в Европ-е, над созданием которой мы столько потеем,
если в Штатах не станет умного человека, способного ее ис¬
пользовать. А такой человек у нас один.
■ Мы бросили бы свою гирю на его чашу, если бы были
уверены...
Ачес, не договорив, вопросительно уставился на Гопкинса.
Тот неохотно спросил:
—	Вы хотите, чтобы я поговорил с ним?
—	Да.
—	Поговорю.
—	Не откладывая.
—	Да.
—	И откровенно.
—	Он чертовски щепетилен.
—	Нам миндальничать некогда.
—	Грубостью у него можно провалить все дело.
—	Тогда мы будем знать, что делать.
—	Пояснее, Дин.
—	Мы бросим гирю на другую чашу выборных весов.
—	При нынешнем настроении американцев это не решит
дела в вашу пользу. Американцы за Рузвельта.
—	Тогда напомните ему, что американские президенты
не бессмертны! —угрожающе выпалил Ачес.
Гопкинс приподнялся было в кресле с гневно сжатыми ку¬
лаками, но тут же в бессилии упал обратно. Задыхаясь, про¬
говорил:
— Ваше счастье, что мы одн'и...
— Я же адвокат, Гарри, — с недоброй усмешкой заметил
Ачес.
—	Ваше счастье...
—	Хорошо, можете не напоминать об этом ФДР, достаточ¬
но того, что вы будете помнить о судьбе Гоу. — И прежде чем
успел прийти в себя ошеломленный Гопкинс, Ачес поспешно
предложил: — Вернемся к делу?
Гоп-кинс пробормотал что-то невнятное.
—	Вы должны сказать президенту, — продолжал Ачес, —
что, по нашему мнению, главенство в мире обеспечено той
державе, которая господствует в Тихом океане.
—	Это ему понравится.
—	Тем скорее он поймет, что все разговоры о независи¬
мости Филиппин нужно оставить. To-есть болтать-то можно
что угодно, но мысль о самостоятельности островов — бред.
Филиппины — ключ. Владея им, мы владеем Тихим океаном.
Океан требует флота. Мы за флот.
—	Это ему тоже понравится.
14

—	Тем лучше. Мы за то; чтобы корабли понесли амери¬
канский флаг туда, где сейчас полощутся вылинявшие тряпки
святого Георга.
—	И это ему понравится,— монотонно ответил Гопкинс.
—	Тем лучше. С американским флагом укрепятся и амери¬
канские порядки. От этого не станет хуже и вашему Морга¬
ну. Дальше: океан — путь на Восток, Восток — это Китай.
—	И Япон'ия, — поправил Гопкинс.
—	О джапах — отдельно. Сначала Китай: дать там по
рукам англичанам.
—	Хозяин будет в восторге.
—	Тем лучше. Англичанам должны дать тумака джапы.
Гопкинс рассмеялся.
—	Для этого джалам понадобится усиление армии и фло¬
та. Усиление армии — стратегическое сырье. Стратегическое
сырье — Рокфеллер. Готовый флот требует нефти. Нефть —
тоже Рокфеллер...
—	Мы с вами — не дети, Гарри. В конце концов мы гото¬
вы со своей стороны сделать все, чтобы запах нефти не ка¬
зался вам таким отвратительным. Мы ценим ваш ум, вашу
энергию, ваши связи...
—	Оставьте в покое мой ум и мои связи, — раздраженно
произнес Гопкинс. — Они уже оплачиваются.
—	Морганом?
—	Нет, президентом.
—, За счет Моргана.
—	Нет, за счет федерального казначейства.
—	Значит, и за наш счет.
—	Безусловно.
—	Вы циник, Гарри. Тем лучше: мы можем повысить
ставку. Это не значит, что вы должны отказаться от денег
Моргана, то-есть я хотел сказать: от денег казначейства.
—	К делу, Дин!
—	Я хотел бы, чтобы за те деньги, которые вам платит
федеральное казначейство из нашей доли налогов, вы внуши¬
ли Тридцать второму...
—	Я н'е гипнотизер.
—	Тогда просто расскажите ему: чем дальше джапы вле¬
зут в Китай, тем лучше. Двоякая выгода, Гарри: слабеет Ки¬
тай, слабеет и Япония.
—	И усиливаются позиции России в Азии.
—	Ни в коем случае! До этого дело не должно дойти. Что¬
бы этого не случилось, свабленным Японии и Китаю пона¬
добится доппинг. Доппинг — это...
—	Опять сырье и нефть Рокфеллера.
—	И кредиты банков Моргана.
It

—	Разумно.
—	Если в Китае произойдет что-н'ибудь подобное инциден¬
ту с «Пенеем», надо еще раз проглотить пилюлю, хотя она
и довольно горькая.
—	Это не понравится хозяину.
—	Тем хуже! В большой игре не стоит обращать внима¬
ния на булавочные уколы.
—	Президент заботится о достоинстве звезд и полос.
—	Значит, ему должно понравиться: пусть японцы потопят
сегодня еще пять американских «Пенеев», чтобы укрепить на¬
шу возможность завтра пустить ко дну весь японский флот.
Гопкинс в сомнении покачал головой:
—	ФДР может ответить: я хочу потопить японский флог,
не потеряв ни одной канонерской лодки.
—	А вы скажете ему, что в наших интересах потерять
пять, десять, даже пятьдесят канонерок. Чем больше, тем
лучше... для Моргана.
—	А для вас?
—	Мы большие альтруисты, Гарри.
—	Вам прямая дорога в монахи, Дин.
—	Я и то собираюсь.
—	Как было бы хорошо!
—	Вам?
—	Я был бы избавлен от разговоров с вами.
— В сутане иезуита я допек бы вас вдвойне. Сейчас
я дьявольски сдержан... Но вернемся к делу. По японским
следам мы должны пробраться в Синьцзян и Индонезию...
—	Уже и в Индонезию? — с деланым удивлением спро¬
сил Гопкинс.
—	Рано или поздно джапы должны разинуть на нее
пасть. Пусть разевают. Потом придем туда мы.
—	Что там есть, кроме нефти?
—	Все, что нужно нам и Моргану.
—	Дальше.
—	Упаси бог Тридцать второго повторять ошибки его пред¬
шественников. Тафт и Теодор Рузвельт были крикливыми кро¬
хоборами. Они наделали кучу ошибок. Нам приходится их
исправлять. В наше время требовать часть — значит не полу¬
чить ничего. «Требуйте все, чтобы получить что-нибудь», —
сказал Христос.
Гопкинс покачал головой:
—	Если бы Иисус был жив, он привлек бы вас за клевету.
Ачес со смехом ответил:
—	Не беда. Всякий американский судья оправдал бы
нас: это единственно здравая позиция. Изречение должно вой¬
ти в американское издание евангелия.
16

—■ Ладно, сойдемся на том, что «формула Христа» не про¬
тиворечит нашим интересам, — согласился Гопкинс.
—	Тем лучше... Было бы опасно повторить ошибку Виль¬
сона в отношении России. Нужно не приглашать батальон
гангстеров к участию в дележе России, а взять ее себе цели¬
ком —’ вот единственно здравая и приемлемая для нас схема.
—	А как же Гитлер?
—	Взломщик! — безапелляционно заявил Ачес. — Тип для
грязной работы. Повесим, как только откроет нам ворота
России.
—	Это едва ли понравится хозяину.
—	То, что Гитлер прикончит Россию, или то, что мы его
повесим? — спросил Ачес.
Гопкинс уклонился от прямого ответа. Только сказал:
—	ФДР не выносит ефрейтора и боится коммунистов.
Ачес поднялся с кресла.
—	Мы можем быть уверены, что эти предварительные со¬
ображения будут переданы ФДР?
—	Да.
Голос адвоката сделался вкрадчивым:
—	Гарр.и, дружище, а вы не могли бы устроить мне свида¬
ние с ним, чтобы я сам мог внести полную ясность?
Гопкинс демонстративно смерил Ачеса взглядом с ног до
головы и с наслаждением проговорил:
—	Не выйдет! ФДР дьявольски чистоплотен. — Заметиз,
как густо покраснел Ачес и задрожали кончики его усов, Гоп¬
кинс смягчил тон: — Если вас не устраивает откровенность,
могу привести вполне официальную причину отказа: на-'днях
мы отправляемся в небольшую предвыборную экскурсию н'а
юго‘залад. Оттуда прямо в Уорм-Сйрингс. Вот!.. Вы не обиде¬
лись, Дин?
Ачес презрительно выпятил губы.
—	Дорогой Гарри, на вас?..
И, не прощаясь, вышел из комнаты.
2
Пятна последнего снега еще смутно белели кое-где у кор¬
ней деревьев. Пар от просыхающей земли заволакивал лес
прозрачной дымкой. Было знобко. Руппу казалось, что Клара
иногда вздрагивает, и ему было неловко,—будто в этом был
виноват он. А, пожалуй, Рупп и был немного виноват: кто же,
как не он, затеял эту беседу с функционерами-подпольщика-
ми? Кто дал ему право пригласить сюда вдову Франца? Раз¬
ве сам он не мог провести это собрание? Ему казалось, что
передача директивы, пришедшей из тюрьмы, от самого Тель-
2 Заговорщики
17

мана,—такое многозначительное событие! Хотелось, чтобы
товарищи услышали слова вождя из уст старого партийца —
Клары, лично знавшей Тельмана. Она работала с ним, на¬
конец, она. была вдовой и сподвижницей такого человека, как
Франц Лемке.и
Все, что говорила Клара, звучало особенно многозначи¬
тельно. Молодежь, — а все пятеро пришедших на беседу
в лесу были молоды,—слушала, затаив дыхание.
Рупп уже был знаком с директивой Тельмана. Он1 больше
смотрел на Клару, чем слушал ее. Вглядывался в ее исхудав¬
шее лицо и думал о Лемке. С сыновней нежностью мысленно
гладил ее уже совсем-совсем седые волосы.
Клара говорила негромко. Так, чтобы только было слышно
пяти близко подсевшим к ней товарищам.
Подробно обрисовав политическое положение, создавшееся
внутри Германии и за ее пределами в результате гитлеровской
политики развязывания войны, Клара решила перейти к те¬
ме, ради которой они тут и сошлись, — к разъяснению лако¬
ничной записки, полученной от Тельмана подпольем ком¬
партии.
г- Товарищ Эрнст Тельман, — проговорила она, и при
этих словах все пятеро ее слушателей поднялись и сняли фу¬
ражки. Клара тоже встала и, прикрыв рукою задрожавшие
веки,.несколько мгновений помолчала. — Товарищ Тельман,—
продолжала она, — вынужден быть лаконичным. В своей
записке он говорит: «Политическое положение угрожающа
для германского народа, для будущего Германии. Нужна мо¬
билизация сил партии на разъяснение немцам необходимости
всеми средствами бороться с агрессией Гитлера, Эта агрессия
приведет к потере Германией национальной самостоятельности.
За спиною Гитлера стоят иностранные подстрекатели. Гитлер
действует на американские деньги. Внимание в сторону Аме¬
рики. Проработайте статью Сталина «К международному по¬
ложению», примерно 24—25-й годы. Сделайте выводы. Очень
важно. Да здравствует германский народ! Слава нашей пар¬
тии! Тельма н».
Волнение, охватившее Клару при чтении этой уже знако¬
мой записки, заставило ее снова сделать паузу.
—	Товарищи, вы получили от него, — Клара указала яа
Руппа, не называя его по имени, — текст статьи, о которой
идет речь, и наш комментарий. Вчитайтесь внимательно. Нет
лучшего учителя, чем история. Нет лучших уроков для народа,
чем анализ истории, даваемый Лениным и Сталиным... Быть
может, н'адолго, на срок, который мы едва можем охватить
взглядом, немецкому народу дан последний шанс прийти
в себя, отогнать от себя кровавый туман фашистской лжи, сде¬
13

лать последнее большое усилие, чтобы свернуть с пути, на ко¬
торый его влекут безумцы и палачи, — с пути к плахе на путь
к свободе и прогрессу...
Сумерки сгущались. Тени деревьев уже не рассекали поло¬
сами влажную землю. Сумрак скомкал все силуэты. Рупп тре¬
вожно озирался. Тихонько, так, чтобы не помешать Кларе, он
поднялся и пошел на опушку. Трудно было предположить,
что полиция может пронюхать о собрании, но осторожность
оставалась осторожностью: Рупп решил оставаться на опушке,
пока не закончится беседа. Ему не был слышен голос Клары.
Поэтому он не мог понять, почему она говорит так долго.
А Клара с увлечением рассказывала молодым товарищам
о том, что они должны разъяснить каждому немцу. Она гово¬
рила, что гитлеризм превосходит своей звериной дикостью
и средневековой жестокостью все виды реакции, какие знала
до тех пор история Германии. Но появление гитлеризма вовсе
не было необъяснимым наваждением, плодом внезапного за¬
тмения сознания целого народа, околдованного кликушеством
какого-то маниака. Фашизм никогда не смог бы достичь такой
власти в Германии, если бы не пришел в результате длинной
цепи побед реакции над умом и волей немецкого народа.
Реакция брала верх над революцией во все решающие мо¬
менты германской истории. Революционный подъем народа ни
разу не дал решающей победы. Всякий раз народ подпадал
под влияние реакции и шел к катастрофе. Теперь, на великом
историческом распутье, немецкий народ должен окинуть
трезвым взглядом весь пройденный путь и понять всю гибель¬
ность своих ошибок. Немцы должны отказаться от ведущих
в тупик философских абстракций Канта и Гегеля. Нужно по¬
нять, что вся философия была поставлена с головы на ноги ги¬
гантами революционной мысли Марксом и Энгельсом. Это они
создали немецкую революционную философию, они начали
борьбу за революционно-демократическое объединение гер¬
манской нации, за освобождение трудящихся от невыносимого
гнета эксплуатации. Всякий немец должен отдать себе отчет
в величайших революционных заслугах Маркса и Энгельса.
Они начали борьбу за истинную свободу Германии, за про¬
гресс и культуру немецкого народа, за создание подлинно
народной Германии в лучшем смысле этого слова; они были
зачинателями революционной борьбы за уничтожение «гер¬
манской империи прусской нации».
Реакционные традиции немецкого общества не могли не
оказать пагубного воздействия и на рабочий класс Германии.
От Лассаля ведет свою родословную пресловутый немецкий
«национальный социализм». Немецкие реформисты не случай¬
но ухватились за Лассаля и сделали его своим идеологом.
2*
19

Правые социал-демократы Германии повинны в том, что
германскому империализму долго удавалось разыгрывать из
себя невинного простачка — прямодушного, честного и тру¬
долюбивого, якобы по вине империалистов других наций ока¬
завшегося обделенным при разделе мира. Это правые социал-
демократы повинны в том, что немецкий народ принимал за
чистую монету шовинистическую пропаганду империалистов,
выступавших в тоге борцов за права обделенного историей
германского народа. Ни история, ни народ Германии были
тут ни при чем. Речь шла о немецких капиталистах, опоздав¬
ших к дележу. Обманом и силой, при помощи правых социал-
демократов — изменников делу рабочего класса, германским
империалистам удалось погнать немецкий народ на бойню
войны 1914—1918 годов. Они рассчитывали вырвать кусок из
пасти французского, британского и американского империа¬
лизма. Эта попытка окончилась для них провалом. Были про¬
литы реки крови, были пущены на ветер миллиарды марок,
а своей цели империалисты не добились. Но немецкий народ
мог бы использовать это крушение реакции для завоевания себе
свободы, для нанесения германскому империализму смертель¬
ного удара и для его уничтожения. Однако и на этот раз
немецкие социал-предатели сыграли позорную и трагическую
роль в судьбе Германии. Они помогли реакции снова взять
судьбу страны и народа в свои руки. При попустительстве
и при помощи все тех же социал-демократов буржуазия смогла
призвать себе на помощь фашизм.
—	Из материалов, которые вы сегодня получили,—сказала
Клара, — вы увидите, что фашизм не только военно-техни¬
ческая категория. Фашизм — это боевая организация буржуа¬
зии, опирающаяся на активную поддержку социал-предателей.
По существу, правые лидеры социал-демократии представляют
собою умеренное крыло фашизма. Нет основания предполо¬
жить, что фашизм добьется решающего успеха без активной
поддержки социал-демократии. Эти организации не отрицают,
а дополняют друг друга. Фашизм есть не оформленный, но
фактически существующий и действующий политический блок
этих двух организаций, возникший в обстановке послевоенного
кризиса капитализма. Этот блок рассчитан на борьбу с проле¬
тарской революцией. Буржуазия не может удержаться у вла¬
сти без наличия такого блока. Поэтому...
Клара не успела досказать. Из темноты вынырнул Рупп:
—	Полицейская цепь движется от деревни!..
Его слова услышали все, но никто не шевельнулся. Клара
спокойно проговорила:
—	Ну что же, товарищи, расстанемся до следующего раза.
Повторяю: долг коммунистов — объяснить народу, что война
20

с Советским Союзом, которую стремятся развязать гитлеровцы,
антинародная война... Расходитесь по одному. Если кто-нибудь
увидит, что ему не избежать встречи с полицией, уничтожьте
материал... До свидания, товарищи.
—	А... вы? — спросил кто-то из товарищей.
Клара улыбнулась:
—	Я тут как дома. Это мой район... Идите.
Товарищи быстро исчезли в сумраке леса. Один Рупп стоял
в нерешительности.
—	Не теряй времени, — ласково сказала Клара.
—	Да, конечно... — без всякой уверенности, но стараясь
казаться спокойным, ответил Рупп. — Куда я должен иттн?
—	Ты не знаешь дороги? — В ее голосе прозвучало бес¬
покойство.
—	Я впервые в этой местности. Только покажите мне на¬
правление.
Клара вместо ответа жестом приказала ему следовать за
собою и быстро зашагала по лесу как человек, хорошо зна¬
ющий местность. Но ее учащенное дыхание, голос, немного
дрожащий, когда она задавала Руппу вопросы, — все говори¬
ло об ее волнении. Такой Рупп видел ее впервые. И снова
в нем поднялось сознание виновности в том, что она здесь, что
она вынуждена теперь бежать от полиции да вдобавок еще
спасать его. Ему было невыносимо стыдно. Он не мот рещить,
что лучше: оставаться с нею, чтобы защитить в случае надоб¬
ности, или уйти. Если бы он только знал, что так будет лучше,
он готов был тотчас же отстать, броситься в сторону, в темную
чащу. Но тут же он понял, что это еще больше затруднит Кла¬
ру — она ни за что не бросит его. И он послушно шел за нею,
едва различая в темноте ее -седую голову. А Клара двигалась
все быстрей и, наконец, побежала.
Деревья становились реже. В просвете мелькнул огонек.
Клара остановилась, тяжело переводя дыхание.
—	Ты останешься здесь... — Она сделала несколько шагов
в одну сторону, в другую, что-то разыскивая. — Ложись
в эту яму. Тут тебя не найдут. Никуда не двигайся. К тебе
придут... Пароль: «Ты немец, Франц?» Твой отзыв: «Как и
всякий другой».
Рупп почувствовал на своих щеках прикосновение ее дро¬
жащих ладоней. Они были большие, загрубевшие от работы, но
такие ласковые и теплые.
Клара нагнула его голову и поцеловала в лоб.
Прежде чем Рупп опомнился, ее шаги уже замерли на
опушке. Он сделал было шаг вслед, хотел во что бы то ни
стало увидеть хотя бы ее тень, но тьма леса была непроницае¬
ма. Он остановился. Ощупью нашел укрытие, о котором гово¬
21

рила Клара. Это была довольно глубокая яма, по бокам ко¬
торой торчали корни деревьев. Рупп залез в нее. Сырая земля,
осыпавшись с края, попала за воротник куртки.
Рупп не сразу почувствовал, как холодна земля, однако чем
дальше, тем крепче его пробирал озноб, Вокруг было подав¬
ляюще тихо. Лишь где-то далеко раздавался лай. Но это
был не озлобленный рык полицейской овчарки, а мирный брех
деревенской собаки.
Рупп с трудом заставлял себя подчиниться стоявшим
в ушах словам Клары.- «Никуда не двигайся...» Ослушался ли
бы он, если бы это сказал ему Лемке? Никогда! Значит, и сей¬
час он должен был сидеть тут, хотя зубы его временами непро¬
извольно отбивали дробь от пробиравшегося в кости озноба.
Рупп пробовал заснут^, но это не удавалось. Земля каза¬
лась ледяной. Сырость пропитала всю одежду.
Чтобы заставить себя забыть о холоде, Рупп перебирал
в памяти слова последней записки Тельмана, думал о нем,
о тюрьме, о тяжелой участи, выпавшей на долю вождя...
Рупп погладывал на небо, пытаясь по звездам определить
томительно медленное движение времени. Но он был плохим
астрономом — звезды ему ничего не говорили. Гораздо боль¬
ше сказал крик петуха, послышавшийся с той же стороны, от¬
куда брехала собака. Рупп решил, что там расположена де¬
ревня или, по крайней мере, ферма.
Между тем время все-таки двигалось вместе со звездами.
И Руппу показалось, что его прошло бесконечно много, когда
неподалеку раздался, наконец, шум шагов. Так как голова
Руппа находилась ниже уровня земли, то шаги показались ему
более громкими, чем были на самом деле. Первым движе¬
нием Руппа было выскочить из ямы и бежать. Но приказ Кла¬
ры стоял в ушах: «Никуда не двигайся...»
По мере приближения шаги делались не громче, а все ме¬
нее слышными. Но они безусловно приближались. Наконец
замерли совсем близко. Некоторое время длилось насторожен¬
ное молчание, потом послышалось совсем тихое:
—	Ты здесь?
Рупп удивился: девичий голос! Он хотел было откликнуть¬
ся, но вспомнил о пароле и промолчал. Между тем после ко¬
роткого молчания девушка проговорила снова:
—	Откликнись! — И уже с раздражением: — Отзовись же,
Франц! Немец ты или нет?
Пересиливая сопротивление застывших губ, Рупп прого¬
ворил:
—	Как и всякий другой.
Чужим показался ему и собственный голос и эти слова,
похожие на шамканье старика.
22

Тень склонилась над ямой и закрыла весь мир.
1— Продрог? — с непонятной Руппу веселостью спросила
девушка. — Держи!
Он машинально протянул руки и принял небольшую кор¬
зинку.
—	Ну-ка, подвинься.
Девушка скользнула в яму. Привыкшие к темноте глаза
Руппа видели, как проворные руки пришелицы ловко распа¬
ковали корзинку. Через минуту к его застывшим ладоням
прикоснулся горячий металл стаканчика.
—	Пей!
Первый глоток молока, как пламенем, обжег горло Руппа.
Но ом с жадностью сделал второй и третий. Закоченевшие
пальцы крепко сжимали стаканчик.
—	Вот хлеб, — приветливо сказала девушка. Но Рупп,
казалось, не слышал. Он глотал горячее молоко и, как на чудо,
смотрел на девушку.
А она спокойно уселась, поджав ноги, и смотрела, как он
пьет. Потом неторопливо, по-хозяйски завинтила пустой тер¬
мос и поставила его .в угол ямы.
Рупп, кажется, только тогда до конца понял, как он про¬
зяб, когда выпил молока. Он все еще не в силах был шевель¬
нуть ни ногой, ни рукой.
Повидимому, девушка поняла его состояние. Она участ¬
ливо спросила:
—	Очень озяб?
Рупп кивнул головой и тут же увидел, что она расстеги¬
вает пальто. Вообразив, что девушка хочет отдать ему свою
одежду, он предупреждающе вытянул руки.
Но она и не думала снимать пальто. Расстегнув все пуго¬
вицы, она вплотную придвинулась к Рупу и обвила его полами
пальто.
Заметив его испуганное, отстраняющееся движение, шеп¬
нула:
—	Погоди... Я согрею тебя.
Тепло ее тела обессилило Руппа. Его руки сами обвились
вокруг ее стана. Он приник к ней, прижавшись щекою к ее
теплой щеке. У самого уха он услышал тихий смех. Этот звук
показался Руппу таким ласковым, и тепло ее тела было таким
родным, что он закрыл глаза и без сопротивления отдался
наслаждению мгновенно надвинувшегося сна.
Когда Рупп открыл глаза, было уже светло. У самого уха
слышалось спокойное дыхание, и в поле зрения был кусочек
румяной щеки, светлый завиток волос...
Рупп замер в благоговейном страхе. Он боялся пошеве¬
литься, боялся дышать. Руки девушки были попрежнему со¬
23

мкнуты на его плечах и крепко держали иолы пальто. А он
страшился разжать затекшие пальцы своих рук, лежавших на
ее поясе.
Но его удивленное восхищение длилось недолго. Девушка
тоже открыла глаза. Ему показалось, что она изумленно
смотрит на него, словно не понимая, что произошло. Потом,
вспомнив все, беззаботно рассмеялась и стала спокойно соби¬
рать рассыпавшуюся -косу. Просто спросила:
—	Согрелся?
Он не нашел ответа. Молча смотрел на нее.
—	Видно, еще не отошел, — с улыбкой сказала она,
и только сейчас он отдал себе отчет в том, что она белокура,
что у нее большой сочный рот, что вокруг ее несколько
вздернутого носика рассыпаны мелкие-мелкие веснушки. Толь¬
ко сейчас Рупп разобрал, что у нее смеющиеся голубые
глаза.
Девушка поднялась, деловито застегнула пальто и одним
сильным движением выскочила из ямы.
Нагнувшись над ее краем, показала рукою на тянувшуюся
в глубь леса прогалину, объяснила, как следует итти, чтобы
не наткнуться на фермы, где может оказаться полиция. Потом
снова улыбнулась широкой приветливой улыбкой.
—	Прощай.
—	Разве мы никогда не увидимся?
—	Где же?
—	Как тебя зовут?
—	Густа...
—	Густа... — повторил Рупп.
—	А тебя Франц?
После секунды колебания он твердо ответил:
—	Франц.
—	Что ж, — она посмотрела в сторону, — может быть,
и увидимся. На работе... Подай мне. корзинку.
Рупп поймал руку Густы и прижался к ней губами. Девуш¬
ка испуганно отдернула руку.
—	И тебе не стыдно?
—	Нет, — твердо ответил он. — Ты очень хороший това¬
рищ, Густа.
Она с минуту колебалась, словно собираясь что-то сказать,
но, видимо, раздумала и быстро пошла прочь.
Он смотрел ей вслед. На губах его осталось ощущение
шероховатого прикосновения обветренной кожи девичьей
руки.
Рука Густы была такая же загрубевшая, как у Клары, яо
от нее совсем иначе пахло... Совсем иначе...
24

3
Оторвав взгляд от окна Рузвельт отыскал на странице
место, где остановился, и стал читать дальше:
«...Я бы хотел от имени народов Соединенных Штатов вы¬
разить искреннее сочувствие русскому народу, в особенности
теперь, когда Германия ринула свои вооруженные силы
в глубь страны... Хотя правительство Соединенных Штатов,
к сожалению, не в состоянии оказать России ту непосредствен¬
ную поддержку, которую оно желало бы оказать, я хотел бы
уверить русский народ... что правительство Соединенных Шта¬
тов использует все возможности обеспечить России снова пол¬
ный суверенитет и полное восстановление ее великой роли
в жизни Европы и -современного человечества...»
Рузвельт отлично знал, что в словах этих не было ни на
йоту искреннего сочувствия борьбе, которую вел русский народ,
не было ни подлинного доброжелательства, ни хотя бы просто¬
го примирения с тем, что произошло в России. Это была игра,
которую старался вести тогдашний президент Штатов,
профессор Принстонского университета, сын попа и сам ду¬
шою всего лишь причетник. Большевики свели на-нет всю ра¬
боту государственного департамента, добившегося того, что
правительство Керенского стало, по существу, компрадором
российской формации, готовым продать страну американским
бизнесменам. Заслуга американских дипломатов и разведчи¬
ков в том и заключалась, что они сделали Америку монополь¬
ным покупателем России из первых рук. Если бы не больше¬
вики, Америка, наверно, была бы полным хозяином недр, же¬
лезных дорог и всей промышленности России. Российская
колония, думалось Вильсону, стала бы рассадником амери¬
канского влияния на величайшем материке Старого Света. Су¬
хорукий недоносок Керенский не сумел использовать пяти¬
миллиардный поток американского золота, чтобы справиться
с революцией. Напрасно Фрэнсис тратил слова и деньги. Ни
кликуша Керенский, ни кабинетный писака Милюков, ни
слизняк Церетели не сумели обмануть народы России. И . пожа¬
ли то, что должны были пожать: революция уничтожила их са¬
мих. Позвав на помощь себе Корнилова, Керенский тут же пере¬
пугался. Его ужаснул призрак русского бонапартизма, потому
что адвокатик сам мечтал о лаврах узурпатора. Когда вели¬
колепные американские планы потерпели крушение из-за этой
шайки политической мелкоты, что оставалось Вильсону? Толь¬
ко лавировать. И, вероятно, всякий другой американский пре¬
зидент, будучи на его месте, отправил бы съезду Советов такое
же послание...
Рузвельт задумался и, опустив книгу, стал машинально
25

разглядывать плафон на потолке. Его мысли текли вспять,—
к тому времени, когда Вудро Вильсон писал эти строки Чет¬
вертому съезду Советов России. Допустим, что через два
года после того, как были написаны эти слова, в кресле пре¬
зидента Штатов оказался бы не Гардинг, а снова сам автор
этих строк, допустим, что вице-президентом был бы не Ку-
лидж, а он, Франклин Делано Рузвельт. Ведь старый пропо¬
ведник пытался же протащить его на это место в двадцатом
году?..
Произошла ли бы тогда интервенция в Сибири и на севере
России?.. Пожалуй... произошла бы...
Во имя чего это было сделано?.. Взять свою часть в Рос¬
сии?..
«Часть»! Теперь считают, что в этом был величайший
промах. От этой ориентации и произошли все ошибки. Мизер¬
ный масштаб экспедиции Гревса, привлечение к участию в де¬
ле джапов и, как результат, провал всего предприятия. Гревс
был прав, не желая таскать каштаны для других.
Или допустим еще одну возможность: президентом был бы
он, Рузвельт. Что тогда? Оказались бы Соединенные Штаты
столь же яростным и последовательным противником Советов?
Ведь никаким скребком не вычистишь из истории того, что
именно Соединенные Штаты последними установили отноше¬
ния с СССР. Еще одна непоправимая ошибка! Россия — это
сила. Нельзя оставаться зрителем ее развития. Нужно бороть¬
ся с нею, уничтожить ее или, если нельзя уничтожить, то...
сделать ее хотя бы временно своим другом.
С улыбкой, в которой нельзя было прочесть ответа на
этот вопрос, поставленный самому себе, Рузвельт отогнул
страницу с посланием Вильсона и внимательно прочитал то,
что было на следующей:
«Съезд выражает свою признательность американскому
народу и в первую голову трудящимся и эксплуатируемым
классам Северной Америки Соединенных Штатов по поводу
выражения президентом Вильсоном своего сочувствия русско¬
му народу через Съезд Советов в те дни, когда Советская
Социалистическая Республика России переживает тяжелые
испытания.
Российская Социалистическая Советская Федеративная
Республика пользуется обращением к ней президента Вильсо¬
на, чтобы выразить всем народам, гибнущим и страдающим
от ужасов империалистической войны, свое горячее сочувствие
и твердую уверенность, что недалеко то счастливое время,
когда трудящиеся массы всех буржуазных стран свергнут иго
капитала и установят социалистическое устройство общества,
единственно способное обеспечить прочный и сгграведли-
26

вый мир, а равно культуру и благосостояние всех трудя¬
щихся».
Через голову Вильсона- Ленин протянул руку всем амери¬
канцам. И по чьей вине? По вине самого же Вильсона!.. Еще
одна ошибка старого проповедника.
Когда это было?
Двадцать один год тому назад!
Как много и как бесконечно мало изменилось с тех пор!
Боже милосердный, как много камней преткновения на его
пути.
Как примирить непримиримое — интересы Моргана с инте¬
ресами Рокфеллера? Как поделить между ними мир, когда
каждый хочет захватить его целиком?..
Е£ли представить себе, что вот-завтра Гитлер, безнаказан¬
но проглотив Чехословакию, вторгается в Польшу, и подступа¬
ет к границам Советов, что же тогда — гневно крикнуть на
весь мир: Соединенные Штаты не допустят, чтобы этот разбой¬
ник без предела усиливал свое варварское государство? По¬
слать Сталину такое же письмо, какое послал Ленину Виль¬
сон?.. Что толку? Кто поверит его словам? Да если бы даже
и поверили, нельзя предоставить русским до конца бороться
один на один с фашистской машиной войны, которую сами они,
американцы, так последовательно толкают на восток. Если
в этом единоборстве Гитлер возьмет верх, Германия окажется
бесконтрольным распорядителем Европы со всеми ее рынками,
со всеми капиталовложениями Моргана в ее хозяйство. И Гит¬
лер, нет сомнения, на этом не остановится. Он будет итти даль¬
ше и дальше на восток, пока не встретится где-нибудь на Урале
или возле Байкала с японцами. Тогда прощай для Америки
китайский рынок, прощай вся юго-восточная Азия и, может
быть, все острова Тихого океана! А что будет тогда с Ближним
Востоком, с его нефтью?.. Прав был вчера Гарри, снова и сно¬
ва напоминая о том, что забыть о нефти — значит провалить
все дело.
Кое-кто твердит, будто Америке нет никакого дела до
Ближнего Востока, что ей с избытком хватает для бизнеса
и надолго хватит своей собственной нефти. Морган и компания
никак не желают взять в толк, что интересы Америки требуют
расширения нефтяной базы. Для большой политики, которую
ведет он, Рузвельт, мало знать, что запас нефти в Соединён¬
ных Штатах велик. Нужно иметь ее под рукой во всех концах
света — в Техасе и в Мексике, в Ираке и в Польше, в Персии
и в Индонезии. Моргановцы не хотят думать о том, что они
будут делать со своими долларами без нефти и без недр
Рокфеллера, когда придет срок Соединенным Штатам брать
в руки вожжи мировой политики. Такое время придет, оно не
27

может не прийти, должн'о прийти! Это будет спор с Англией
и с Японией за пересмотр карты мира. А может быть, с той
и другой сразу?.. Оставить к тому времени источники Ирана
и Ирака в руках этих англичан? Отдать источники Голланд¬
ской Индии джапам?..
По какому пути пойдет Индия, если японцы выкинут от¬
туда англичан? А Африка? Что делать с Африкой... Или,
может быть, кто-нибудь попытается уверить его, будто амери¬
канцам нет дела ни до Африки, ни до Азии? Что же, найдутся
и такие, которые всерьез начнут толковать о том, что на до¬
рогах истории достаточно места, что Штаты могут двигаться
вперед, не столкнувшись ни с кем...
Нет, он не может равнодушно смотреть, как Гитлер разе¬
вает рот на весь мир. Как можно не понимать.- руками этого
типа господа из Сити готовятся выбить из седла американских
предпринимателей. Но не для того он, Рузвельт, намерен
в третий раз сесть в президентское кресло, чтобы позволить
кому бы то ни было отодвинуть Штаты на задний план.
Пес, который лает, когда в пасти у него кость, не умен.
Грызть кости следует молча... Гитлер жаден и глуп. Он рычит,
давясь пищей. Он очертя голову лезет в драку из-за любого
куска тухлятины...
Мерзость!
Гарри, к сожалению, тоже не совсем понимает, как опасен
Гитлер. Если этот взбесившийся пес получит все, чего доби¬
вается, с .ним не будет сладу. Его следует держать на цепи
и на голодном пайке. Быть может, ради этого придется пойти
на временный союз с Россией, если... если она согласится
на это.
Рузвельт окончательно отложил книгу и посмотрел на
указатель скорости. Поезд делал не более пятидесяти — пяти¬
десяти пяти километров в час. Рузвельт любил ездить медлен¬
но. /1ежа на диване своего салона, он с интересом следил за
видами, пробегавшими за толстыми, в три дюйма, ‘Стеклами
вагона,
Президент прекрасно знал свою страну. Он мог без пу¬
теводителя с точностью сказать, где в любой данный момент
находится поезд. Он мог с сотней подробностей, которых
нельзя было найти ни в учебниках географии, ни в истории,
рассказать, что и когда произошло в любом из пунктов. Он
любил часами с оживлением, даже несколько хвастливо,
рассказывать это своим спутникам. Те, кто часто с ним ездил,
поневоле приобщались к знанию исторической географии
Америки.
В салоне никого, кроме Рузвельта, не было. Считалось, что
в этот час он спит, выполняя строжайший наказ своего врача
28

Макинтайра. Рузвельт полулежал с выражением полного удов¬
летворения на лице: одиночество не было слишком частым
уделом президента.
Следуя извивам железной дороги, луч солнца медленно пе¬
реползал вдоль темных, мореного дуба, панелей стены. Иног¬
да он исчезал вовсе, перехваченный высоким краем выемки
или стеною леса, пробегавшего за окном.
В президентском вагоне поезда было тихо. Стук колес на
стыках мягко доносился сквозь толстые стальные плиты пола,
утяжеленного еще листами свинца. Эта комбинация стали
и свинца должна была, по мысли конструкторов, сообщить по¬
лу не только непробиваемость на случай покушения при по¬
мощи бомбы, но и придать -вагону столь большой вес, что
взрыв не должен был бы его перевернуть. Вагон просто осел
бы на полотно. Впрочем, единственным практическим резуль¬
татом этих инженерных выдумок, который пока ощущали пас¬
сажиры вагона, было то, что толстый пол отлично поглощал
звуки, а тяжесть придавала вагону плавный ход. На ходу
можно было писать без помех.
Поезд прогрохотал по небольшому мосту. Перед взором
Рузвельта поплыли крыши большой фермы, одиноко стоящей
на высоком берегу ручья. Он отлично помнил эту красиво
расположенную ферму. Ее голубые крыши всегда были для
него живым напоминанием благополучия, о котором так
жадно мечтает американский земледелец.
Он, Рузвельт, не раз уже обещал сделать эту мечту ре¬
альностью. Но несколько миллионов полуголодных фермеров
попрежнему быстро катились к полному разорению. Они разо¬
рялись под непосильным гнетом налогов и спекулятивной
политики крупных земельных компаний, действовавших заодно
с монополистами по скупке сельскохозяйственных продуктов.
Рузвельт знал, что подобная политика стягивает гор¬
ло американского фермера, как мертвая петля палача. Он
прекрасно знал, что эта политика монополий пополняет армию
безработных, и без того достигшую опять страшной цифры
в восемнадцать миллионов человек. И, что скрывать, он знал,
какую ужасную взрывную силу таит в себе такая армия.
Только последние глупцы могли не видеть, что еще в 1933 го¬
ду американский народ был на грани восстания. Еще немного,
и фермеры пустились бы в атаку. Если бы тогда нашлись лю¬
ди, способные объединить озлобленных фермеров с миллио¬
нами доведенных до отчаяния безработных!.. Удар тридцати
миллионов человек, ведомых таким полководцем, как голод...
Брр!.. И сейчас еще становится не по себе...
Но что же навело его на эти иевеселые воспоминания?.. Ах
да, богатая ферма с голубыми крышами!
29

Рузвельт сделал усилие, чтобы приподняться. Ему хотелось
еще раз взглянуть на убегавшие крыши. Вот они, там, впра¬
во!.. Но почему они так потускнели? Почему крест-накрест
забиты окна и что означает этот повалившийся забор? Что это
за обгорелые столбы на месте загона для скота? Неужели
цепкая лапа кризиса схватила за горло даже таких крепких
хозяев?..
Что же скажет он сегодня фермерам в Улиссвилле?
Кстати об Улиссвилле: если голубые крыши, значит скоро
эта станция.
Рузвельт нажал кнопку звонка.
—	Артур, — сказал он вошедшему Приттмену, — я дол¬
жен сесть у окна.
Камердинер молча помог ему подняться на шинах проте¬
за. Это была мучительная операция. Те несколько шагов, что
отделяли диван от окна, стоили Рузвельту огромного напряже¬
ния — лоб его покрылся крупными каплями пота.
—	Ничего, ничего, Артур, — немного задыхаясь, пробор¬
мотал он. — Все в порядке... Идите...
Приттмен послушно удалился. Он знал, что президент
ни за что не позволит фермерам, перед которыми ему пред¬
стояло выступить с речью, заметить, что перед ними, по су¬
ществу говоря, совершенный калека. В любых обстоятель¬
ствах посторонние могли видеть президента только сидящим.
Если же он стоял, им предоставлялось смотреть на его массив¬
ный корпус, с формами, развитыми, как у атлета, либо на
его большую голову, с высоты которой навстречу им всегда
светилась приветливая улыбка сильного главы Штатов. Ноги
Рузвельта в таких случаях бывали закрыты. Даже если ему
нужно было встать в присутствии посторонних, его очень
ловко, всего на один момент, прикрывали слуги или агенты
личной охраны. Никому из непосвященных не дано было
видеть нечеловеческого усилия, которое невольно отража¬
лось на лице президента, когда нужно было поднять тяжелое
тело на шины, заменявшие ему безжизненные ноги.
Несколько минут Рузвельт неподвижно сидел у окна.
Сквозь толстые стекла зеленоватого цвета все окружающее
приобретало несколько более блеклые тона. В первое время,
когда охрана прикрыла президенту вид на мир этими пулене¬
проницаемыми стеклами, его раздражало то, что сквозь них
не видно ярких красок, которые он любил. Но со временем он
привык к этой стеклянной броне, как и к остальным неудоб¬
ствам жизни президента.
В салон вошел Гопкинс. Рузвельт встретил его оживлен¬
ным возгласом:
—	Смотрите, смотрите, Гарри!
30

И показал на высившийся у подножия холма огромный
транспарант с изображением красного чудовища, держаще¬
го в клешнях ленту с надписью: «Омары Кинлея».
Тысячи подобных реклам мелькали вдоль полотна же¬
лезной дороги. Гопкинс не мог понять, почему именно этот
аляповатый щит с багровым чудищем привел президента
в такой восторг.
—	Если бы вы знали, Гарри, — оживленно .пояснил Руз¬
вельт, — какое чертовски забавное воспоминание молодости
связано у меня с омарами!
—	Я ем омаров только с соусом Фалька, — ответил Гоп¬
кинс унылым тоном человека, которому из-за отсутствия
доброй половины желудка самая мысль об еде не доставля¬
ла ничего, кроме неприятности.
—	Перестаньте! — воскликнул Рузвельт. — Фальк самый
отвратительный обманщик, который когда-либо занимался
соусами. Он готовит их из дешевых отходов.
—	Кто вам сказал?
—	Против Фалька уже несколько раз пытались возбу¬
дить преследование: он отравляет миллионы людей. Но вся¬
кий раз этот негодяй ускользает. И не могу понять, каким
образом? — Рузвельт развел руками.
—	Так я вам скажу: вероятно, всякий раз, когда Фальк
должен попасть под суд, в его компании прибавляется еще
один акционер — судья, который прекращает дело.
—	Если бы это было так просто... — недоверчиво произнес
Рузвельт.
—	Не воображаете ли вы, что это слишком сложно? —
желчно сказал Гопкинс. — Но чорт бы его побрал! Неужели
я должен отказаться и от омаров?
—	Мясо омаров очень полезно, — наставительно возразил
Рузвельт.—Когда я собирался открывать ресторанную линию...
—	Вы опять выдумываете.
—	Ничуть не бывало. Сейчас расскажу. Но сначала
о соусах. Боюсь, что ваше пристрастие к дрянной приправе
вынудит хирургов к повторной операции.
—	Станут они напрасно терять время! — с напускной
небрежностью сказал Гопкинс. — Разве только какая-нибудь
старая дева, одна на все Штаты, теперь не знает, что борьба
с раком — пустое занятие.
—	Ну, уж непременно рак! — В тоне Рузвельта звучало
ободрение, хотя он отлично знал, как называется болезнь
Гопкинса.
Сам тяжело больной, ясно сознающий свою неизлечи¬
мость, Рузвельт не мог свыкнуться с мыслью, что смерть
31

сторожит его ближайшего помощника, ставшего еще нуж¬
нее после смерти Гоу. Гарр-и дьявольски работоспособен, его
связи обширны. Он, как хороший лоцман, помогает Рузвель¬
ту вести корабль сквозь пенистые буруны политики между
банковской Сциллой Моргана и нефтяной Харибдой Рок¬
феллера... Да, Гарри незаменимый помощник.
Рузвельт отлично знал, что говорят и даже чего не гово¬
рят вслух, а только думают об его советнике. Злые языки
приклеили Гопкинсу ярлык «помеси Макиавелли и Распути¬
на из Айовы». Его считают злым гением Белого дома, заку¬
лисным интриганом. Все это знал президент. Но зато он
знал и то, что Гарри — это человек, с которым он может ра¬
ботать спокойно. Наконец, Рузвельт был уверен: в любой мо¬
мент можно вместо себя подставить Гопкинса под удары поли¬
тических противников. Всякое поношение отскочит от Гарри,
как старинное каменное ядро от брони из лучшей современной
стали.
Откуда, как пришла эта дружба двух людей, столь мало
похожих друг на друга? Рузвельт был аристократ, в том
смысле, как об этом принято говорить в его круге. Он всег¬
да с гордостью произносил имена своих предков, высадив¬
шихся с «Майского цветка». Он знал, что его считают «тон¬
ко воспитанным человеком общества», и не без кокетства
носил репутацию всеобщего очарователя. Как он мог сой¬
тись с этим социалистом-ренегатом, сыном шорника, резким,
подчас нарочито неучтивым Гопкиисом? Гарри был способен,
забросив все дела, вдруг превратиться в оголтелого гу¬
ляку и в наказание за это надолго слечь в постель. Почему
потомственный миллионер так доверился человеку, не об¬
ладавшему сколько-нибудь значительными собственными
средствами, но с легкою душой разбрасывавшему чужие
миллиарды?
Все это считалось психологической загадкой для журнали¬
стов и досадным парадоксом, хотя никакой загадки тут не бы¬
ло: Гопкинс был фанатически предан Рузвельту, он был «его
человеком».
Когда Гопкинс, заговорив о соусах, невольно напомнил
Рузвельту о своей смертельной болезни, чувство беспокой¬
ства всплыло у Рузвельта со всею силой. Президент ласково
притянул Гарри к себе за рукав. Но Гопкинс махнул рукой,
словно говоря: «Буду ли я есть соус Фалька или какого-ни-
будь другого жулика — все равно смерть».
Рузвельт с возмущением воскликнул:
—	Гарри, дорогой, поймите: вы мне нужны! Мне и Штатам.
Не зря же толкуют, что вы мой «личный министр иностранных
дел»!
32

Гопкинс криво улыбнулся.
—	Если вопрос стоит так серьезно, то я готов переменить
поставщика соусов.
—	Запрещаю вам покупать их у кого бы то ни было,
слышите? Моя собственная кухня будет поставлять вам при¬
правы к еде. Макинтайр составит рецепты и...
Гопкинс перебил:
—	Тогда уж и изготовление этих снадобий поручите
Фоксу.
—	Блестящая мысль, Гарри! Из того, что Фокс фарма¬
цевт, вовсе не следует, что он не может приготовить вам
отличный соус для омаров. Кстати, я едва не забыл об
омарах.
Зная, что сейчас Рузвельт ударится в воспоминания, Гоп¬
кинс болезненно поморщился. Ему жгла руки папка с бу¬
магами, которую он держал за спиной. Необходимо было
подсказать президенту кое-что очень важное. Дело не терпело
отлагательства, а воспоминания Рузвельта — это на добрых
полчаса.
—	Вы отчаянный прозаик, Гарри. Если бы нас не сбли¬
жало то, что мы оба безнадежные калеки...
—	Надеюсь, не только это...
—	Но и это не последнее в нашей совместной скачке,
старина! Хотя не менее важно то, что у нас чертовски раз¬
ные натуры: вы способны думать об омарах только как
о кусках пищи красного цвета, немного пахнущих морем
и падалью, для меня омар — целое приключение. Это было
лет двадцать тому назад* может быть, немного меньше. Мне
пришла идея ускорить доставку даров моря из Новой Англии
на Средний Запад, перевозя их в экспрессах. Этого еще ни¬
кто не пробовал. Я стал размышлять над тем, какой продукт
смог бы выдержать высокий тариф такой перевозки.
—	По-моему, устрицы...
—	Нет, омары! Вот что показалось мне подходящим то¬
варом. Перевозка в холодильнике экспресса не могла сде¬
лать их слишком дорогими для любителей деликатесов в Сен-
Луи. В течение года дело шло так, что я подумывал уже
о расширении ассортимента, когда случилось несчастие...
вот это...— Рузвельт указал на свои ноги. — Пришлось бро¬
сить все на компаньона.
—	Кого именно?— быстро, хотя и совершенно машиналь¬
но спросил Гопкинс.
—	Не всё ли равно?—неопределенно ответил Рузвельт.—
Когда я пришел в себя от удара настолько, что вспомнил об
этих омарах и справился о деле, оказалось, что оно с тре¬
ском вылетело в трубу.
3 3 лгозорщики
33

—	Как и большинство ваших дел, — скептически заме¬
тил Гопкинс.
—	Да... Компаньона осенила великолепная идея: «Если
арендовать целую полосу берега в бухте и огородить ее так,
чтобы омары не могли уходить в море, то они начнут раз¬
множаться и скоро заполнят всю бухту. Это будут наши соб¬
ственные омары, совсем под руками». Увы, в его плане ока¬
зался один маленький просчет: чтобы размножаться, омары
должны уходить в море... Так лопнуло это дело...
Рассказывая, Рузвельт, мечтательно смотрел в окно, весь
отдаваясь воспоминаниям:
—	Потом мне еще раз пришла блестящая мысль, связан¬
ная с гастрономией. Я заметил, что по Албани пост-род
происходит усиленное движение автомобилей, и подумал:
было бы неплохо создать вдоль этой дороги цепь рестора¬
нов. Они снабжались бы готовыми блюдами из одной цен¬
тральной кухни. Я даже составил меню: холодное мясо, санд¬
вичи, несколько сортов салатов, пиво, эль и, может быть,
еще чай в термосах. Горячий — только чай, остальное в хо¬
лодном виде. Такое дело могло бы отлично пойти. Но, чорт
побери, я никогда не мот забыть печальной истории с ома¬
рами и так и не решился приняться за свои рестораны...
—	Рестораны не для вас, патрон, — желчно проговорил
Гопкинс, — а вот что касается омаров, то просто удивитель¬
но, что вы, уделяющий столько внимания улучшению условий
человеческого существования, не подумали об условиях, опре¬
деляющих возможность размножения или вымирания омаров.
—	Что общего между омарами и людьми?
—	Те и другие поедают падаль, те и другие созданы бо¬
гом на потребу нам.
—	Я лучшего мнения и о боге и о людях, Гарри.
—	Тем более достойно сожаления, что вы не занялись
вопросом регулирования их размножения.
—	Должен сознаться, Гарри, я никогда всерьез не ин¬
тересовался этими делами.
—	А стоило бы.
—	Не стану спорить, но, на мой взгляд, это чересчур
большой и сложный вопрос, чтобы заниматься им между
прочим. А на серьезное изучение у меня нет времени.
—	Для нас с вами он стоит в одном единственном аспек¬
те: что делать с людьми, когда их станет еще больше? Впро¬
чем, мы не знаем, что с ними делать уже сейчас! — сердито
проговорил Гопкинс. — По-моему, вопрос не так уж сложен,
как хотят его представить всякие шарлатаны от науки:
людей на свете должно быть как раз столько, сколько
нужно.
34

—	Нужно для кого? — прищурившись, спросил Рузвельт.
Гопкинс прищурился, копируя собеседника:
—Для нас с вами! — И пожал плечами.
—	Ручаюсь вам, Гарри, мальтузианство — бред кретина,
забывшего лучшее, что господь-бог вложил в нашу душу:
любовь к ближнему.
—	Что касается меня,— желчно сказал Гопкинс, — то я
люблю ближнего только до тех пор, пока получаю от него
какую-нибудь пользу. А я не думаю, чтобы увеличение на¬
родонаселения, хотя бы у нас в Штатах, способствовало мо¬
ей или вашей пользе.
—	Это отвратительно, Гарри, то, что вы говорите!—крик¬
нул Рузвельт. — У вас немыслимая каша в голове... вы ни¬
чего не понимаете в этом. Хорошо, что ни вы, ни я не успе¬
ем засесть за мемуары.
—	За меня не ручайтесь...
—	Не обольщайтесь надеждой, что я оставлю вам время
на это старческое копание в отбросах своего прошлого.
—	Только потому, что мне не дано дожить до старости,
только поэтому.
—	Вовсе нет, — запротестовал Рузвельт. — Я не позволю
ни себе, ни вам тратить время на стариковские жалобы, пока
один из нас способен на большее.
Гопкинс отлично понимал, что хочет сказать Рузвельт,
но ему доставляло удовольствие строить гримасу недоуме¬
ния. Он любил поднимать подобные темы и часто спорил с пре¬
зидентом. Эрудированные доводы образованного и дально¬
видного Рузвельта частенько бывали Гопкинсу очень кстати,
когда ему самому доводилось отстаивать точку зрения
президента перед его противниками. Эти доводы особенно
были нужны Гопкинсу потому, что он не находил их
у себя.
Гопкинс не был простаком. К тому же, будучи помощни¬
ком такого изощренного политика, как Рузвельт, он не мог
относиться к противникам так легкомысленно, как относился
кое-кто из его друзей, в особенности все эти оголтелые ребя¬
та из шайки Ванденгейма. Гопкинс смотрел на коммунизм,
как на серьезное явление в жизни общества. Он отдавал
должное русским, проводившим учение Маркса и Ленина
в жизнь с завидной последовательностью. Но он, разумеет¬
ся, не соглашался с тем, что позиции его общественной си¬
стемы — капитализма — могли быть сданы этому враждеб¬
ному его миру мировоззрению.
Вот тут-то ему недоставало теоретических знаний, а Руз¬
вельт прибегал иногда к мыслям таких, казалось бы, далеких
миру президента философов, как Ленин и Сталин. При гран-
"3*
35

диозном размахе их философских построений, при невиданной
смелости социальных и экономических решений, предла-'
гаемых человечеству, они никогда не отрывались от ре¬
альности.
Нет, Гопкинс не был философом. Единственными урока¬
ми философии, которые он признавал, были беседы с Руз¬
вельтом. Но и здесь он частенько проявлял такую же несго¬
ворчивость, как сегодня:
—	Не понимаю, что глупого в рассуждениях Мальтуса?
Но допустим, что попытка избавиться от перепроизводства ра¬
бочих рук — действительно чепуха. Тогда нужно сократить
производство машин-производителей.
—	Одна глупость страшнее другой, — воскликнул Руз¬
вельт.
—	Не понимаю, что тут глупого, — сказал Гопкинс, — ес¬
ли вместо одного давильного автомата я посажу в сарай
сотню парней. Все они будут заняты, все будут получать
кусок хлеба, а я буду иметь те же пятьсот кастрюль в день,
которые штампует автомат.
В глазах Рузвельта мелькнула нескрываемая насмешка.
Когда Гопкинс умолк, он сказал:
—	Значит, когда эти сто парней родят еще сто, вы долж¬
ны будете дать им в руки вместо медного молотка деревян¬
ный или просто берцовую кость съеденного ими вола, чтобы
работа у них шла медленней. А когда у той второй сотнц
родятся еще сто сыновей, вы заставите их выгибать ка¬
стрюли голыми пальцами, а закраины для донышка делать
зубами?
—	Это уже абсурд!
—	А не абсурд предполагать, что три доллара, которые
вы даете сегодня мастеру при автомате, можно разделить на
сто парней, а потом на двести, а потом...
—	Вы сегодня поднимаете меня на смех.
—	Это все-таки лучше, чем если бы вас подняли на смех
Тафт или Уилки.
—	Одно другого стоит, — кисло протянул Гопкинс. — Но
в заключение я вам все-таки скажу, что сколько бы вы ни
занимались вашей филантропией, вы не спасете от катастро¬
фы ни Америку, ни тем более человечество. — Гопкинс по¬
думал и очень сосредоточенно продолжал: — Я настаиваю: пер¬
спектива должна быть! — Он убеждающе потряс в воздухе
кулаком. — Поймите же, патрон, она должна быть тем луч¬
шей, чем меньше людей будет на земле. Ведь чем скорее
они размножаются, тем больше возникает противоречий,
тем сгущеннее атмосфера, тем страшнее смотреть в будущее.
—	Вы пессимист, Гарри...
36

—	Ничуть! Мне просто хочется думать логически: а к че¬
му же мы придем, когда их будет вдвое, втрое больше? Это
же чорт знает что!.. Кошмар какой-то!..
Рузвельт остановил его движением руки.
—	Вы недурной делец, во всяком случае, с моей точки
зрения, — прибавил он с улыбкой, — но ни к чорту негодный
философ, Гарри... — Он пристально посмотрел в глаза собе¬
седнику.— Говорите прямо: вам хочется уничтожить поло¬
вину человечества?..
4
Рузвельт был человеком, не способным положить на стол
даже локти. Он был из тех, кто в нормальных условиях из¬
бегал говорить неприятности. Во всех случаях и при любых
обстоятельствах он стремился приобретать политических
друзей, а не врагов. Вместе с тем он понимал, что в сноше¬
ниях с противниками, будь то внутри Штатов или за их пре¬
делами, — особенно, если эти противники более слабы, —
нужно разговаривать подчас просто грубо. Поэтому Рузвель¬
ту нужен был кто-нибудь, кто мог за него класть на стол но¬
ги на всяких совещаниях внутри Америки и на международ¬
ных конференциях и говорить с послами языком рынка. Та¬
ким человеком и был Гарри Гопкинс.
Гопкинс понимал: вопрос, только что заданный ему Руз¬
вельтом, не риторический прием. Но Гарри достаточно хорошо
изучил президента, чтобы знать, что в разговоре с ним дале¬
ко не всегда следует называть вещи своими именами. Нужно
предоставить ему возможность обратиться к избирателям
с высокочеловечными декларациями, обещать мир всему
миру, обещать людям счастливое будущее. А когда дойдет
до дела, он, Гопкинс, найдет людей, руками которых можно
делать любую грязную работу.
Не всегда можно было прочесть мнение президента в его
взгляде. Сейчас, например, Гопкинс не мог понять: действи¬
тельно ли Рузвельт осудил его, или это опять только манера
всегда оставаться в глазах людей чистоплотным.
«Вам хочется уничтожить половину человечества?..»
Что ему ответить?..
Гопкинс негромко произнес:
—	Я этого не сказал, но...
—	Но подумали! А мне не хочется, чтобы мой лучший
друг строил из себя какого-то каннибала, считающего, что
только война может нам помочь выйти из тупика.
—	Значит, тупик вы все-таки признаете! — торжествующе
воскликнул Гопкинс, поймавший Рузвельта на слове, кото¬
57

рое у того еще ни разу до сих пор не вырывалось. Но йре-
зидент мгновенно отпарировал:
—	Не тот термин, — сказал он, — я имел в виду полити¬
ческий кризис и только...
—	Ну, так попробуйте вытащить мир из этого «кризи¬
са», избежав войны. Буду рад выслушать хорошую лекцию
по этому поводу.
—	К сожалению, Гарри, — и лицо Рузвельта сделалось
задумчивым, — я теперь все чаще обращаюсь к русской ли¬
тературе, когда мне приходится разбираться в сложностях,
до которых докатилось человечество. На этот раз я передам
вам мысль одного русского публициста, с которым сам по¬
знакомился недавно. Но тем свежее у меня в памяти его
мысль: некий джентльмен сомневается в дальнейшей судьбе
цивилизации человечества только потому, что животный
страх за собственные преимущества, присвоенные за счет
других людей, он переносит на общество в целом. Он дума¬
ет: «Так как с прогрессом общества будут уменьшаться мои
сословные преимущества, обществу в целом будет хуже.
А когда меня вовсе лишат привилегий, общество окажется
на грани гибели...» — Рузвельт вопросительно посмотрел на
Гопкинса. — Вы поняли, Гарри?.. Не кажется ли мне, что,
когда меня лишат Гайд-парка, человечество останется без
крова?..
—	Я далек от таких аберраций, — с цинической откро¬
венностью проговорил Гопкинс. — Меня беспокоит судьба
этого поезда, — он выразительно обвел вокруг себя рукою,—
а вовсе не то, что находится там, — и он с презрением ткнул
пальцем в окно вагона, на видневшиеся за толстым стеклом
домики фермеров.
—	Тогда, мой друг, — с ласковой наставительностью про-
, говорил Рузвельт, — вы должны прежде всего выкинуть из
головы глупости, которые в ней сидят. Мальтус не подходит.
Массам людей он гадок. Это не философия, а грубый обман.
На него нельзя поддеть человечество. Только трусы, поте¬
рявшие голову, могут полагаться на подобные средства
борьбы с разумными требованиями простого человека. За¬
помните, Гарри: животный страх перед массой не делает ду¬
раков умными — они остаются дураками. Пойдемте своей
дорогой. Если мы не сумеем завоевать любовь американ¬
цев — конец! — Он погрозил Гопкинсу пальцем. — Запомни¬
те, Гарри: сознательный гнев масс — это революция. — С эти¬
ми словами он отвернулся было к окошку, но тут же снова
подался всем корпусом к Гопкинсу.—Этого вы не записывайте
в своем дневнике... А теперь, что вы там мне приготовили?—
И протянул руку к папке, которую держал Гопкинс.
38

Гопкинс молча подал лист, лежавший первым.
Взгляд Рузвельта быстро пробежал по строкам расшифро¬
ванной депеши.
«24 марта 1939
Американский посол в Лондоне
Кэннеди
Государственному секретарю США
Хэллу
Лорд Галифакс считает, что Польша имеет большую цен¬
ность для западных держав, чем Россия. По его сведениям,
русская авиация весьма слаба, устарела, оснащена самоле¬
тами малого радиуса действия; армия невелика, ее промыш¬
ленная база не готова...»
По мере того как Рузвельт читал, все более глубокая
морщина прорезала его лоб. Закончив чтение, он еще не¬
сколько мгновений держал бумагу в руке.
Словно нехотя вернул ее Гопкинсу:
—	Что говорит Хэлл?
—	Что Галифакс высказался в пользу того, чтобы прове¬
сти перед Германией черту и заявить: «Если Гитлер перейдет
эту черту — война».
—	Пусть заявляет... — неопределенно ответил Рузвельт,
не поворачивая головы. И помолчав: — Уж не хочет ли Га¬
лифакс, чтобы мы присоединились к этому заявлению?
Гопкинс пожал плечами.
—	Я их понимаю, — задумчиво проговорил президент. —
Чемберлену и Даладье есть из-за чего рвать на себе волосы:
Чехословакия — в брюхе Гитлера, а он пока и не думает дви¬
гаться дальше на восток...
—	На Россию?
—	Я сказал: на восток, — с ударением повторил Руз¬
вельт и после минутной задумчивости продолжал:— Вот ког¬
да я много дал бы, чтобы с точностью знать: действительно
ли так слаба Россия или это обычный просчет англичан?
—	Не всегда же они ошибаются.
—	Это становится их традицией. Вспомните, как в три¬
дцать седьмом их пресса из кожи вон лезла, чтобы доказать
слабость Китая, его неспособность сопротивляться нападе¬
нию японцев.
—	Это понятно. Англичанам чертовски хотелось толкнуть
джапов в Китай назло нам.
—	Но вспомните, что они пророчили:	капитуляцию Ки¬
тая через два месяца. А что вышло?.. Джапы увязли там
так, что не могут вытащить ноги. Не получится ли того же
с Германией?..

—	Мы могли бы помочь ей так же, как помогали Япо¬
нии,— ответил Гопкинс, но Рузвельт резко оборвал его:
—	Я не хочу слушать такие разговоры, Гарри! Слышите,
не хочу!
—	Так или иначе, Хэлл готов поддержать стратегию ан¬
гличан и французов.
Рузвельт ничего не ответил. Гопкинс продолжал:
—	Их идея заключается в том, чтобы поместить Россию...
вне запретной черты Галифакса.
Рузвельт снова ничего не ответил.
Гопкинс знал эту манеру президента: делать вид, будто
не слышит' того, по поводу чего не хочет высказывать свое
мнение. Поэтому Гопкинс договорил:
—	Они полагают, что при таких условиях Гитлер нападет
на Советский Союз.
Рузвельт действительно не хотел отвечать. Ему нечего
было ответить. Ведь именно этот вопрос он поставил перед
собою не дальше получаса назад, читая послание Вильсона.
Вот судьба: ответ потребовался гораздо быстрее, чем он
предполагал. И вовсе не в теоретическом плане. От того, что
он скажет Хэллу, зависело, быть может, куда и когда дви¬
нется Гитлер...
Близкие к Рузвельту люди знали, что, называя сам себя
якобы в шутку величайшим притворщиком среди всех пре¬
зидентов Штатов, он говорил сущую правду, тем самым
стараясь скрыть ее от людей.
Он как-то сказал: «Если хотите, чтобы люди не знали
ваших истинных намерений, откровенно скажите, что соби¬
раетесь сделать. Они тут же начнут ломать себе голову над
совершенно противоположными предположениями». Однако
сам Рузвельт ни разу не последовал этому правилу, и тем
не менее никто и никогда не знал того, что он думает. Пре¬
зидент действительно был великим мастером притворства.
Почти невзначай, словно она не имела никакого отно¬
шения к делу, прозвучала его просьба, обращенная к Гоп¬
кинсу:
—	Дайте-ка мне вон тот бювар, Гарри. Это мои предвы¬
борные выступления. Я хочу тут кое-что просмотреть перед
встречей с фермерами Улиссвилля.
Поняв, что президент хочет остаться один, Гопкинс повер¬
нулся к выходу, но Рузвельт остановил его:
—	Дуглас отдохнул?
—	Макарчер не из тех, кого утомляют перелеты. Он дав¬
но сидит у меня в ожидании вашего вызова.
40

—	Пусть заглянет, когда поезд отойдет от Улиссвилля. Да
и сами заходите — послушаем, что творится на Филиппинах.
Теперь это имеет не последнее значение, а будет иметь вде¬
сятеро большее.
—	Вы знаете мое отношение к этому делу, патрон.
—	Знаю, дружище, но вы должны понять: именно обе¬
щанная филиппинцам независимость...
Гопкинс быстро и решительно перебил:
— На этот раз нам, видимо, придется выполнить обе¬
щание.
—	Через семь лет, Гарри. — И Рузвельт многозначи¬
тельно повторил: — Только через семь лет!
—	Если это не покажется вам парадоксом, то я бы ска¬
зал: именно это меня и пугает — слишком большой срок.
Рузвельт покачал головой.
—	Едва ли достаточный для того, чтобы бедняги научи¬
лись управлять своими островами.
—	И более чем достаточный для того, чтобы Макарчер
успел забыть о том, что он американский генерал.
—	Дуглас не из тех, кто способен это забыть. И кроме
того, у него будет достаточно забот на десять лет вперед
и после того, как «его» республика получит от нас независи¬
мость. Составленный им десятилетний план укрепления обо¬
роны Филиппин поглотит его с головой.
Гопкинс недоверчиво фыркнул:
—	Меня поражает, патрон: вы, такой реальный в делах,
становитесь совершенным фантазером, стоит вам послушать
Макарчера.
—	Своею ненасытной жаждой конкистадора новейшей
формации он мог бы заразить даже и вас.
—	Сомневаюсь... Начнем с того, что меня нельзя убедить,
будто Япония предоставит нам этот десятилетний срок для
укрепления Филиппин.
—	Тем хуже для Японии, Гарри, могу вас уверить, — не
терпящим возражений тоном произнес Рузвельт.
Но Гопкинс в сомнении покачал головой:
—	И все-таки... Я опасаюсь...
—	Пока я президент...
—	Я ничего и никого не боюсь, пока вы тут, — Гопкинс
ударил по спинке кресла, в котором сидел Рузвельт, и по¬
вторил:— Пока тут сидите вы.
Веселые искры забегали в глазах Рузвельта. Поймаз
руку Гопкинса.. он сжал ее так крепко, что тот помор¬
щился.
—	То же могу сказать и я: что может быть мне страшно,
пока тут, — Рузвельт шутливо, подражая Гопкинсу, ударил
41

по подлокотнику своего кресла, — стоите вы, Гарри! А что
касается Дугласа — вы просто недостаточно хорошо его
знаете.
—	Кто-то говорил мне об усмирении..?
—	Перестаньте перетряхивать это грязное белье! —
И Рузвельт с миной отвращения замахал обеими руками. —
Короче говоря, я не боюсь, что Макарчер променяет прези¬
дента Рузвельта на президента Квееона.
—	Но может променять его на президента Макарчера.
—	Если бы он и был способен на такую идиотскую по¬
пытку, она не привела бы его никуда, кроме осины. Его лин¬
чевали бы филиппинцы. Не думаю, Чтобы им пришелся по
вкусу президент-янки. Нет, этого я не думаю, Гарри.— По
мере того как Рузвельт говорил, тон его из шутливого де¬
лался все более серьезным и с лица сбегали следы обычной
приветливости. Но тут он ненадолго умолк и, снова согнав
с лица выражение озабоченности, прежним, непринужден¬
ным тоном сказал: — Кстати, Гарри, когда увидите нашего
«фельдмаршала», скажите ему, чтобы не показывался
в окнах вагона. Пусть не ходит и в вагон-ресторан.
Я не хочу, чтобы об его присутствии пронюхала пресса.
А в ресторане, говорят, всегда полно этих бездельников-кор-
респондентов.
—	Где же им еще ловить новости, если вы уже второй
день не собираете пресс-конференций.
—	Подождут!
При этих словах он жестом отпустил Гопкинса й принял¬
ся пёрелистывать вшитые в бювар бумаги. Отыскав стено¬
грамму своего недавнего заявления, сделанного журнали¬
стам в Гайд-парке, он остановился на словах:
«...Заявление о включении США в Англо-французский
фронт против Гитлера представляет собою на сто процентов
ложное измышление хроникеров...»
Да, именно это было им сказано. Что же это такое —
дань предвыборной агитации или искреннее заявление со¬
здателя первой в историй Штатов настоящей двухпартийной
политики?
Двухпартийная политика! Пресловутые «лагери» не менее
пресловутых «республиканцев» и «демократов».
Даже наедине с самим собою Рузвельт не стал бы назы¬
вать вещи своими именами. Хотя и он сам, как и всякий мало-
мальски ориентированный в американской политической
жизни человек, отлично понимал, что дело вовсе не в этих
двух организациях, имевших мало общего с обычным поня¬
тием политической партии. Двумя .чудовищами, под знаком
42

смертельной борьбы которых проходила вся политическая
и экономическая жизнь Америки, были банковско-промыш¬
ленная группа Моргана, с одной стороны, и нефтесырьевая
группа Рокфеллера — с другой. Сочетание политики этих мо¬
нополистических гигантов й следовало бы, собственно говоря,
именовать двухпартийной политикой. До Франклина Рузвель¬
та такое сочетание плохо удавалось американским президен¬
там. Ставленники группы Моргана падали жертвами интриг
мощного выборного аппарата рокфеллеровских «политических
боссов». Ставленников Рокфеллера нокаутировал аппарат
Моргана. Для народа это носило название борьбы демократов
с республиканцами. Но ни один американец с конца девятнад¬
цатого столетия уже не мог дать ясного ответа на вопрос, чем
отличаются республиканцы от демократов. Зато всякий отчет¬
ливо знал, что между ними общего: та и другая «пар¬
тия» была орудием политики решающих монополистиче¬
ских групп...
Рузвельт знал, что его заявление журналистам произвело
сенсацию далеко за пределами Америки. Через некоторое
время государственный департамент дал знать в Европу,
что в случае конфликта из-за Чехословакии Франция не
должна рассчитывать ни на поставки американских военных
материалов, ни на кредиты из США. И в прямой связи с его
заявлением находилось то, что было провозглашено в комис¬
сии сената по иностранным делам: «Сенат США не по¬
ставит на голосование никакого договора, никакой резолю¬
ции, никаких мер, определяющих вступление США в войну
за границей, так же, как никаких соглашений, никаких со¬
вместных действий с любым иностранным правительством,
которые имели бы целью войну за границей». А это тоже
имело большой резонанс в Европе.
Больше того! С санкции президента, в угоду изоляциони¬
стам, которых накануне выборной кампании нужно было
умилостивить, Хэлл сообщил Франций, что если разразится
война в Европе, французы не получат от Америки больше
ни одного самолета, даже из числа уже заказанных фран¬
цузским правительством и даже из тех, что уже готовы для
него...
Да, именно так обстояло дело с Чехословакией!
А как будет с Польшей?
Если Гитлер действительно проглотит и Польшу, то не¬
ужели он, Рузвельт, и на этот раз получит послание, подоб¬
ное тому, которое прислал после Мюнхена английский ко¬
роль? С идиотской торжественностью, на которую способны
одни английские дипломаты, посол Великобритании вру¬
чил ему тогда это письмо. Рузвельт помнит его почти до-
43

словно — так оно было неожиданно и так не соответствова¬
ло политическому моменту:
«Считаю обязанностью сказать вам, как я приветствую
ваше вмешательство в последний кризис.
Георг»
Последний кризис!..
По лицу Рузвельта пробежала горькая усмешка:' поистине
глупость не мешает им совершать подлости, а подлость —
быть дураками!
Он захлопнул бювар и отбросил в сторону: политика!
За окном промелькнули первые фермы окрестностей Улисс-
вилля. Влево, на холме, прямо против просеки, сбегавшей
к его подошве,, среди могучих сосен, был виден белый дом
с колоннами. Большой красивый дом старинной усадьбы. Если
бы Рузвельт не был в салоне один, он непременно рассказал
бы интересную историю о том, как в этом доме, наследствен¬
ном гнезде таких же американских аристократов-первопри-
шельцев, какими были Рузвельты, генерал Улисс Грант под¬
писал приказ о большом наступлении на южан во время
гражданской войны 1861—1865 годов. Наступление шло вдоль
той бон долины. Теперь там виднеются лишь прозаические
оцинкованные крыши станционных построек Улиссвилля.
Рузвельт мог бы рассказывать долго. Он помнил такие
подробности, словно сам присутствовал при подписании это¬
го приказа среди офицеров-северян, или, может быть, в ка¬
честве близкого друга хозяина дома.
Он и вправду представлял себе все это очень ясно. Так
может представлять себе события только человек, влюблен¬
ный в историю своей страны. Если говорить откровенно, ему
нередко досаждала мысль о том, что у его родины нет
большого прошлого. История Штатов еще слишком коротка,
чтобы называться «историей» в буквальном смысле этого
слова. Самое дрянное из бесчисленных немецких княжеств
начинает свои летописи на несколько столетий раньше, чем
на свет появилось государство Соединенных Штатов Аме¬
рики.
Но чем меньше прошлого было у Штатов, тем больше
хотелось Рузвельту, чтобы о-но было значительным. А уж
если нельзя было преклоняться перед величием прошлого
Штатов, то Рузвельт жил мечтою о будущем расширении
их могущества далеко за пределы, ограничивавшие горизон¬
ты таких людей, как Грант и Линкольн. Если бы только они
могли себе тогда представить всю силу, которую таит доктри¬
на Монро! Если бы только кто-нибудь знал, как он, Фран-
44

кли.н Рузвельт, благодарен этому вирджинскому эсквайру!
Мысль Джеймса Монро в хороших руках может стать ору¬
дием перестройки всей политики Штатов. Быть может, даже
перестройка мира пойдет под новым, еще не всеми угадывае¬
мым, но. неизбежным, как судьба, водительством Америки.
Нужно добиться от каждого американца, кто бы он ни был—
простой фермер или сенатор, нового понимания принципов
внешней политики Штатов. Нельзя вести старую политику,
достигнув нынешней мощи Соединенных Штатов. Нужно
осторожно, но уверенно поставить на повестку дня вопрос
о том, что Британская империя одряхлела и изжила себя.
В ее выродившемся организме уже нет сил, необходимых
для сдерживания центробежного стремления ее составных
частей. Тем более нет у нее возможностей создать центро¬
стремительные силы, необходимые для превращения этого
рыхлого кома в монолит. А не создав его, не пройдешь
сквозь приближающиеся бури. В Европе поднимается фа¬
шистская Германия. Куда она устремится? Если трезво смот¬
реть на вещи, то при всем отвращении к этому гитлеровско-
генеральскому гнезду нельзя иметь -ничего против того,
чтобы немцы дали хорошего тумака Джо-ну Булю.
Это было бы на пользу Америке. Никогда не будет позд¬
но бросить спасательный круг англичанам. За этот круг
они заплатят хорошими кусками своей империи. Но захочет
ли усилившаяся Германия разговаривать с Америкой, как
равный с равным? Не страшно ли ее усиление для самой
Америки? Да, всякий дрессировщик знает, что зверь стано¬
вится опасен с того дня, как ему дадут отведать теплой кро¬
ви. Тогда он может броситься и на хозяина. Значит?.. Зна¬
чит, нужно вести дела так, чтобы нацистский тигр всегда
смотрел в руки укротителя. Перед зверем всегда должен
быть выбор: кусок мяса или факел в морду!.. Такое положе¬
ние можно сбалансировать. Разумеется, здесь есть свои
трудности. Взять хотя бы проклятых джапов! Тройственный
союз Германия — Япония — Италия в Штатах все еще лег¬
комысленно принимают лишь за объединение противников
Коминтерна. А это опасная комбинация, если дать ей волю.
Рузвельт готов поставить сто против одного, что до этой «оси»
додумались не в Берлине. Тут пахнет азиатскими мозгами.
А может быть, плесенью Темзы?..
Тут мысль Рузвельта обратилась к России.
Россия! Опыт России — самый опасный из всего, что
когда-либо противостояло капитализму. Это уже не идея, не
философские постулаты кабинетных социалистов. Это осязае¬
мая реальность нового мира.
Что можно было этому противопоставить? Только стреми¬
45

тельное развитие самых далеко идущих обещаний рузвельтов-
ского «Нового курса». Но все это уже всем надоело. «Новый
курс»—это опять-таки барыш для Моргана и Рокфеллера. Хо¬
рошо, что простой американец еще на что-то рассчитывает, он
готов голосовать за Рузвельта и в третий раз, потому чтс> нена¬
видит политиков — гангстеров и возлагает надежды на зачи¬
нателя «Нового курса»...
Ничего дурного не было в том, что демагоги-противники
подняли крик, будто Рузвельт ведет Америку к социализму.
Ничего дурного не было бы в том, если бы массы поняли
это буквально. Нельзя недооценивать очарования слова
«социализм» для простого народа. Но очень печально, что
даже в Вашингтоне нашлись глупцы, принявшие политиче¬
ские маневры президента за измену классу, который гос¬
подь-бог поставил во главе угла американского дома. Глуп¬
цы! Он же старается для спасения их всех от пропасти, к ко¬
торой они несутся неудержимым галопом, своей ненасытной
жадностью разжигая в массах ненависть к существующему по¬
рядку вещей...
Рузвельту кажется, что ему удалось бы без больших по¬
терь справиться со всем, что противостоит его классу. Не
страшны Германия и Англия, пожалуй, даже Япония... С нею
можно будет временно сладить, пока не будет покончено
с остальными, или, наоборот, покончить с нею первой рука¬
ми остальных. Если посол Грю не совершенный дурак и бу¬
дет выполнять инструкции Вашингтона, Япония не бро¬
сится на Штаты. Хэлл достаточно ясно инструктировал Грю:
США рекомендуют японцам получить все, что они хотят
и могут взять, повернув свою экспансию на северо-запад.
США не станут защищать там ничего, за что империя Ямато
сочла бы нужным сражаться. Пусть она ограничится в Ки¬
тае тем, что приобрела. Пусть оставит в покое остальное
и обратит свое воинственное внимание туда, где естествен¬
ные ресурсы дадут ей ничуть не меньше, чем в Китае. Прав¬
да, Грю ни разу не услышал от Вашингтона слова «Россия»,
но ведь на то он и дипломат, чтобы понимать написанное
между строк. А если он и не поймет — поймут сами японцы.
У них есть там кое-кто поумнее Грю...
«Россия!*.»
Видит бог, Рузвельт никогда не произносил этого вслух!..
Рузвельт вспомнил о проплывшем на вершине холма бе¬
лом доме, о генерале Гранте... Вот о чем он поговорит с фер¬
мерами Улиссвилля: величие родины, могущество Штатов!
В создании такого могущества должен принять участие каж¬
дый американец, которому не может не быть дорога история
его родины.
46

Рузвельт любил выступать перед избирателями. В особен¬
ности, когда был уверен в расположении аудитории. А у не¬
го не было сомнений в добром отношении фермеров. Пред¬
стоящая встреча была ему приятна. Но с мыслью об Улисс¬
вилле всплыло и воспоминание о том, что именно там в его
поезд должен сесть Джон Ванденгейм. Рузвельт не любил
этого грубого дельца, не признававшего околичностей там, где
дело шло о наживе.
Рузвельт охотно уклонился бы. от свидания с Джоном,
если бы эта встреча не сулила возможности сгладить углы
в отношениях с рокфеллеровцами. Джон — это добрая поло¬
вина Рокфеллера. Значит, нужно испить чашу, если господь-
бог не сделает так, чтобы Ванденгейм опоздал к приходу
поезда. Что касается Рузвельта, то он, со своей стороны, сде¬
лал все возможное, чтобы Джон опоздал: попасть в Улисс-
вилль к заданному часу было делом нелегким.
Рузвельт взглянул на часы и нажал кнопку звонка.
—	Приготовимся к митингу, Артур, — сказал он бесшум¬
но появившемуся в дверях камердинеру.
5
Взгляд Ванденгейма упал на ветку деревца, робко просу¬
нувшуюся сквозь проволочную решетку станционной ограды.
Большие тусклоголубые глаза Джона, на белках которых год
от года появлялось все больше багровых прожилок, несколь¬
ко мгновений недоуменно глядели на одинокую ветку. Мож¬
но было подумать, будто ее появление здесь было чем-то
примечательным.
Джон подошел к ограде так медленно и настороженно,
что, казалось, даже каждый его шаг был выражением удив¬
ления. Всякий, кто хорошо знал Джона и наблюдал его з те¬
чение многих лет, как это делал Фостер Доллас, с уверен¬
ностью сказал бы, что, повидимому, в этой маленькой ветке
нашлось что-то, что подействовало на сознание Ванденгейма
сильнее обычных явлений, в кругу которых он вращался.
Железо и нефть, акции и шеры, контокорренте и онколь,
конкуренты и дочерние предприятия, старшие и младшие
партнеры, курсы, кризисы, демпинги — на малейшее измене¬
ние в любом из этих понятий мозг Джона реагировал с чут¬
костью тончайшего барометра. Он молниеносно высчитывал,
как самый совершенный арифмометр, сопоставлял, наносил
удары или санировал. Он давно уже перестал волноваться,
взвешивая шансы прибылей и убытков. Нюхом, выработан¬
ным полувековой звериной борьбой с себе подобными, он
определял завтрашнюю обстановку на бирже и, пользуясь
47

мощью своих финансовых резервов, пытался изменить ее
в свою пользу.
Волчий инстинкт потомственного разбойника Джон прини¬
мал за способность к расчету. Джон счел бы сумасшедшим
того, кто попытался бы открыть ему глаза на истину и сказать,
что все происходящее в его жизни в действительности является
не чем иным, как погоней за добычей.
Джон полагал, что эта деятельность направлена к упро¬
чению на веки веков его господства на бирже, в промышлен¬
ности, в банках; его права повелевать миллионами людей,
его права обращать их жизнь в существование, предназна¬
ченное для расширения без конца и предела его финансово¬
промышленной державы.
Собственно говоря,	спорить	тут не	приходилось.	Джон
действительно был распорядителем судьбы миллионов людей,
добывавших для него права и преимущества, людей, созда¬
вавших для него положение короля банков и копей, желез¬
ных дорог и стальной промышленности, повелителя прессы.
Ну, с чем тут было спорить? Какой американец не знал, что
законы американского	образа	жизни	ограничивают	волю
Джона не больше, чем	парии	ограничивают самодержавие
индийского набоба. Не	стоило	спорить	и с тем, что	Джон
Третий обладал личным богатством неизмеримо большим,
нежели национальное достояние иного государства.
Все это было именно так, как представлял себе сам Джон,
как представляли себе все волки его стаи.
Одно было совсем иначе, но это одно определяло сущ¬
ность всего остального: самый факт подобного существова¬
ния являлся отнюдь не плодом какого-то выдуманного сами¬
ми ванденгеймами вечного божественного права, а лишь'
последствием бесправия, созданного экономикой, постав •
ленной на голову. Нынешнее состояние общественного строя,
солью которого мнили себя ванденгеймы, можно было бы
сравнить с огарком свечи. Ее пламя последними рывками
тянулось к потолку. Чем сильнее оно вспыхивало, тем мень¬
ше оставалось стеарина в свече, тем ближе был ее конец.
Вот-вот погаснет обугленный, отвратительно чадящий фи¬
тиль — последнее воспоминание о некогда гордой, увитой
золотыми нитями свадебной свече капитализма.
Правда, сам Ванденгейм и другие подобные ему короли
нефти и железа, повелители банков и биржи, судорожно цеп¬
лялись за прогнившие балки шатающегося здания. Они еще
пытались подпереть обваливающуюся крышу миллионами
трепещущих человеческих тел, приносимых в жертву богу ка¬
питала в страданиях и ужасе истребительных войн. Но какое
влияние на ход жизни могли оказать эти их усилия? Разве
48

и до них жрецы Кали и Минотавра не нагромождали гека¬
томбы тел в судорожном стремлении удержать власть над
остававшимися в живых?
Жертвы демпинга, тысячи банкротов, армии безработ¬
ных и полчища голодных фермерских детей, чьи отцы произ¬
водили хлеб для того, чтобы потом его сжигали в топках
паровозов, чьи отцы снимали урожаи кофе, чтобы его топили
в океане, чьи отцы взращивали виноград, чтобы его скармли¬
вали свиньям, — вот кто сто-ял по одну сторону водораздела
американской жизни. Банки и заводы ванденгеймов, их вил¬
лы и яхты, любовницы и скаковые лошади, полиция и зако¬
ны — по другую.
Но все эти противоречия не могли вызвать у Джона того
удивления, какое его взгляд выражал сейчас, когда Джон
медленно, будто в нерешительности, приближался к станци¬
онной решетке. Что удивительного могло быть в тонкой ве¬
точке деревца, просунувшейся между ржавыми проволоками
ограды? Она наивно тянулась навстречу тяжело шагавшему
большому мужчине с красным лицом. Жидкие клочья седых
волос неряшливо торчали из-под шляпы Джона, большие
хрящеватые уши светились на солнце, как прозрачно-желтые
морские раковины.
Не каждую ли весну тянулась, эта ветка к солнцу? Из го¬
да в год все выше и выше карабкалась она от одной клетки
изгороди к другой, вопреки проволоке, преграждавшей ей
путь, вопреки ножницам садовника, отсекавшим новые побе¬
ги. Была ли эта ветка доказательством того, что законы раз¬
вития слепы и стремление этой ветки пробиться сквозь изго¬
родь не что иное, как простая случайность? Или, наоборот,
именно потому, что ножницы пресекали ее путь, эта ветка
от года к году уходила все выше, тянулась туда, где ничто
не мешало ей развиваться? Она будет цвести, зеленеть и пре¬
вратится в большой крепкий сук, от которого пойдут новые,
молодые, такие же робкие сначала, как она сама, побеги...
Впрочем, все это пустяки. Какое значение может иметь
эта, глупая ветка? Чем она могла остановить на себе взгляд
Джона? Едва распустившимися нежно-зелеными листоч¬
ками?.. Или, может быть, его привлекли вон те кончики ли¬
стков, едва-едва начинающие высовываться из лопнувших по¬
чек? Чепуха! Разве в зимних садах его вилл не собрано все
самое ароматное и самое зеленое, что может дать раститель¬
ность земного, шара?.. Однако, позвольте... когда же он по¬
следний раз видел эту зелень?..
Джон сдвинул шляпу на затылок, словно ее прикоснове¬
ние ко лбу мешало вспомнить не только то, когда он видел
зелень, но даже то, когда он в последний раз заходил в ка-
4 Заговорщики
49

кой-нибудь из своих зимних садов. Вот в чем разгадка! Эти
жалкие листки возбудили в нем интерес, потому что он от¬
вык от зелени; уж бог весть сколько времени он вообще не
видел ничего^ кроме стен своих кабинетов.
Джон шагнул к изгороди и потянул к себе ветвь, покры¬
тую липкими листками. В безотчетном желании уничтожать
раздражавшую его молодую зелень Джон охотно сгреб бы
своею большой пятерней все эти ветки. Но проволочная сет¬
ка ограды мешала ему. Он сунул несколько пальцев в ячей¬
ку забора — ими невозможно было захватить ничего, кроме
той единственной ветки, что просунулась между проволока¬
ми. Он несколько мгновений смотрел на нее, его ноздри раз¬
дувались, он старался втянуть в себя запах дерева, напоми¬
навший что-то далекое.
Нет, он положительно не мог себе представить, что ему
напоминает этот удивительный запах листьев!
Джон оборвал Один маленький нежный листочек, растер
его в пальцах и поднес их к носу; потом сделал то же самое
с надувшейся, готовой лопнуть почкой.
Можно было подумать, что острый, горьковатый запах
весны поразил его: вся его фигура в течение некоторого вре¬
мени выражала полнейшее недоумение. Затем он сгреб в ку¬
лак всю ветку и рывком обломил ее у самой ограды. Пома¬
хивая ею у лица, как курильщик сигарой, в задумчивости
зашагал по платформе.
Фостер Доллас, сидевший, сгорбившись, на станционной
скамейке, исподлобья следил за патроном. Сегодня все пред¬
ставлялось ему нелепым. И то, что Джон, обычно такой соб¬
ранный, казался растерянным, и то, что они с Джоном топ¬
тались тут, на этой маленькой станции. Точного времени
прибытия президентского поезда не мог указать ни один
железнодорожник. Все знали, что Рузвельт любил ездить
не спеша. Он имел обыкновение останавливаться, где ему
заблагорассудится, нарушая расписания, составленные адми¬
нистрацией Белого дома и службой охраны.
Вот уже час, как по всем расчетам поезд должен был по¬
дойти к этой маленькой станции, а его не было еще даже на
перегоне.
И почему Рузвельт назначил свидание Ванденгейму имен¬
но здесь, где не было не только приличной гостиницы, но
даже сколько-нибудь сносного бара? Улиссвилль! Откуда бе¬
рутся такие названия на карте Штатов? И кто он был, этот
Улисс, — англичанин или француз, король или простой фер¬
мер? Вся история давно смешалась в памяти Фостера в ка*
30

кое-то мутное месиво, не имевшее никакого отношения к жиз¬
ни... Улисс?! Ни один американец не носил такого имени.
И вот на станции, посвященной памяти какого-то Улисса,
должен остановиться поезд президента Соединенных Штатов.
Зачем? Кто мог собраться тут для его встречи? Те несколько
сотен фермеров, что толпятся за оградой? И к чему негры там,
где президент собирается говорить с белыми?..
Нелепо, все нелепо..
Даже то, что Ванденгейм, всегда такой властный и нетер¬
пеливый, сегодня без конца шагает по платформе. Точно он
постовой полисмен, а не один из тех, кто оплачивает избрание
президентов, не один из тех, от кого зависит то, что будет
с Рузвельтом через год: останется ли тот президентом Штатов
или обратится в обыкновенного больного детским параличом
богача, разводящего кактусы в Гайд-парке или занимающе¬
гося филантропией на своих Уорм-Спрингс.
Когда Ванденгейм поравнялся со скамейкой Долласа, тот
подвинулся, освобождая место. Но Ванденгейм встал перед
Долласом, широко расставив ноги и заложив руки за спину.
Там его пальцы продолжали нервно терзать остатки сорванной
ветки.
—	Как вы думаете, Фосс, кому это нужно, чтобы мы с пе¬
ленок до самой смерти непрестанно стремились что-то понять
в происходящем? Едва ли господь-бог создал нас только для
того, чтобы мы ломали себе голову над всякой чепухой.
—	О чем вы, Джон?
Доллас снова похлопал по доске скамьи, как бы желая
сказать: если уж философствовать, то сидя. Ванденгейм грузно
опустился на скамью.
—	Я хочу знать, — сказал он, — стоит ли тратить хоть
один цент на то, чтобы философы изобретали все новые си¬
стемы, одна глупее другой. Ведь если мы заранее уславли¬
ваемся, что приемлемой будет только та философия, которая
исходит из положения незыблемости существующего порядка,
то за каким чортом тратить силы?
—	А как же вы заставите человечество поверить тому, что
именно так было, есть и будет?
—	Что было, мало меня трогает. Что есть, то есть. Меня не
терзает и грядущее в веках — чорт с ними, с веками. Что бу¬
дет на моем веку — вот единственное, о чем стоит думать!
—	Я тоже не имею в виду то время, когда вместо нас зем¬
лю заселят муравьи.
—	Да, я где-то слышал об этом: человечество отыграло
свою партию. Оно должно уступить место разумным насеко¬
мым. Они призваны освоить землю. Но на кой чорт муравьям
то, что я создал? Значит, глупость эти их насекомые!
51

—	Муравьи — глупость, но не глупость мозги и души лю¬
дей. В сей юдоли им необходимо утешение.
—	Из вас вышел бы неплохой священник, Фосс.
—	Бог даст, когда-нибудь, когда вам больше ничего не бу¬
дет от меня нужно...
—	Пойдете в монастырь?
—	В этом нет ничего смешного, Джон, — обиженно про¬
бормотал Доллас. — Я всегда был добрым католиком.
Тут раздались удары сигнального колокола, и чей-то звон¬
кий голос прозвучал на всю платформу:
—	Поезд президента!
6
Поезду президента оставалось уже немного пробежать до
Улиссвилля, когда Гопкинс, вернувшись в свое купе, застал
там Дугласа Макарчера, в недалеком прошлом генерала аме¬
риканской армии, а ныне филиппинского фельдмаршала. Ма-
карчер был в штатском. Заутюженные концы брюк торчали
вверх, как форштевни утопающих кораблей. Яркий галстук
в полосах, делавших его похожим на американский флаг, резко
выделялся на белизне рубашки.
Макарчер был франтом. Недаром за ним утвердилась
кличка «армейского денди». Он отличался манерой держаться
вызывающе, говорить с подчиненными пренебрежительно, со
штатскими заносчиво, с начальниками и равными тоном такой
уверенности, что ни у кого нехватало решимости с ним спорить.
По внешности ему нельзя было дать его пятидесяти девяти
лет. Энергичные черты сухого, видимо, хорошо массируемого
и всегда до глянца выбритого лица; горбатый с большими
нервными крыльями хрящеватый нос, хищно загнутый книзу;
большой рот с плотно сжатыми, не толстыми, но и не сухими
губами. Над узким высоким лбом виднелось несколько жидких
прядей седеющих волос, тщательно расчесанных так, чтобы
скрыть лысину. Такова была наружность этого филиппинского
фельдмаршала, тайно прибывшего для доклада президенту.
В руках Макарчера был журнал. Он листал его. Но делал
он это совершенно машинально. Его взгляд не отмечал при
этом даже заголовков. Мысли генерала были далеко. Мысли
досадные, беспокойные, совсем не свойственные этому челове¬
ку — всегда такому спокойному в силу гипертрофированной
уверенности в себе. Но на этот раз, перед свиданием с прези¬
дентом, когда Макарчер должен был доложить о положении
на Тихом океане, всегда бывшем предметом пристального
внимания Рузвельта, у генерала остался один вопрос, не ре¬
шенный даже для самого себя. Дуглас Макарчер сидел в Ма-
32

ниле, чтобы следить за всем, что делается в юго-западной
части Тихого океана. Пользуясь положением Филиппин и при¬
крываясь мифом, будто США не имеют своей военной раз¬
ведки; используя также то, что филиппинцы легко ассимилиро¬
вались там, где американец всегда оставался белой воро¬
ной,— в Китае, в Индонезии и, наконец, в Японии, — Макар¬
чер наладил шпионаж. Лично руководя разведкой, он был
уверен, что она даст свои плоды в день, когда совершится
неизбежное: когда зарево войны загорится, наконец, над во¬
дами Тихого океана.
Недавно агентура почти одновременно по японскому и
маньчжурскому каналам принесла Макарчеру из ряда вон
выходящее известие. Оно было так удивительно, что при¬
шлось произвести двойную проверку, прежде чем признать
его достоверность. Оно говорило о том, что уже в течение
нескольких лет (не менее чем с 1936 года, а по непроверен¬
ным данным даже с 1934) в пункте, именуемом Пинфань,
в двадцати километрах от центра японской диверсионно-раз¬
ведывательной деятельности в Маньчжурии — Харбина, функ¬
ционирует секретное учреждение под начальством врача-
бактериолога Исии Сиро. Там производится изучение техни¬
ки и практики бактериологической войны, изготовление
средств такой войны и испытание этих средств на живых
объектах—людях и животных. Пока в числе средств, испыты¬
ваемых японцами, разведка установила носителя сапа,
сибирской язвы, ящура и еще какой-то болезни скота, а для
людей — бактерии брюшного тифа, дизентерии и блох, зара¬
женных чумой. Судя по сведениям, можно было предполо¬
жить, что распространению чумы в тылу противника японцы
придают особое значение. Они поспешно налаживают массо¬
вое изготовление блошиного «препарата». Средством распро¬
странения инфекции чумы должны явиться специальные
фарфоровые авиационные бомбы. Брюшной тиф и дизентерию
понесут своим течением реки, идущие к врагу. Заразить скот
можно засылкой через границу больных экземпляров жи¬
вотных.
Когда эти сведения подтвердились, Макарчер серьезно
задумался:	что делать с открытием? Он слишком хорошо
знал постановку дела в американском военном ведомстве:
стоит передать сообщение в Вашингтон, я через несколько не¬
дель им будут владеть все разведки мира, обладающие сред¬
ствами, чтобы перекупить секрет у чиновников Пентагона.
А было ли это в интересах Макарчера, -в интересах дяди Сэма?..
Если взглянуть на вещи здраво, то местоположение института
Исии показывало, что бактериологическое нападение японцев
нацелено прежде всего на Китай и на Советский Союз. Зна¬
53

чит, разоблачение военно-бактериологических замыслов .япон¬
цев было бы сейчас равносильно усилению позиций русских
на их восточной границе. А американские политики предпочи¬
тают, полагал Макарчер, чтобы тогда, когда перед Красной
Армией появятся танки Гитлера, восточная граница Советов
оказалась под непрерывной угрозой, а может быть, и просто-
напросто подверглась бы нападению японцев.
Но, с другой стороны, не была исключена угроза бакте¬
риологического нападения японцев на Соединенные Штаты.
Где гарантия, что разведка Макарчера не прозевала сейчас
или не прозевает в будущем перенесения филиалов господина
Исии на острова Тихого океана с целью воздушной заброски
этих прелестей в Штаты? А разве исключена возможность
в одну неделю оборудовать любую авиаматку так, что она
сумеет при помощи своих самолетов превратить все побережье
Штатов в район повальной чумы или чего-нибудь в этом ро¬
де?.. Вообще, при коварстве японцев, от них можно ждать
любой гадости.
Если смотреть на вещи с этой невеселой стороны, то едва
ли можно найти оправдание тому, чтобы скрывать открытие
от высшего командования американской армии...
Так выглядело дело с позиций, которые можно назвать
служебными. Но, кроме этих позиций, к размышлениям над
которыми его обязывали погоны генерала американской ар¬
мии, хотя временно и снятые, у Макарчера была и другая
точка зрения. Она имела мало общего с его официальным
положением американского генерала и филиппинского фельд¬
маршала. Источником этой частной точки зрения являлась
прочная личная связь Макарчера с деловыми кругами Шта¬
тов, доставшаяся ему в наследство от покойной первой
жены — Луизы Кромвель, падчерицы миллионера Сготсбери.
Теперь, когда приподнялась завеса над страшной «тайной
Исии», генерал Макарчер не мог не подумать о том, какое
влияние ее разоблачение могло бы оказать на дела коммер¬
санта Макарчера. Интересы этого дельца являлись интереса¬
ми компаний, в которые были вложены его средства. Было
совершенно естественно для такого человека, как Макарчер,
что, служа на Филиппинах, он много средств вложил в фи¬
липпинские дела. А, в свою очередь, эти дела, как правило,
были наполовину японскими делами.
Если считать японо-американскую войну неизбежностью,
,ю, пожалуй, разумно было теперь же открыть «дело Исии».
Это нанесло бы удар военным приготовлениям японцев, спо¬
собствовало бы оттяжке войны. У Макарчера было бы время
вытащить хвост из филиппинских дел. Но... была ли пред¬
стоящая японо-американская война непременным условием
34

гибели его капиталов, вложенных в японские дела? Разве
война между генералом Макарчером и японскими генералами
означала бы войну между дельцом Макарчером и японскими
дельцами? Разве нельзя было бы и с японцами достичь такой
же договоренности, какой достигли некоторые американские
компании с немцами — о сохранении деловых связей на слу¬
чай войны и о сбережении до послевоенных дней всех
прибылей, причитающихся обеим сторонам от сделок военно¬
го времени? Японцы достаточно деловые люди. С ними можно
договориться. Обладание «тайной Исии» намного повысило
бы удельный вес Макарчера в сделках с ними. Пригрозив
им разоблачением этой тайны, можно было бы добиться сго¬
ворчивости, о какой не может мечтать ни один другой амери¬
канец...
Все это Макарчер многократно и тщательно обдумывал
еще у себя, в апартаментах пятого этажа отеля «Манила».
Оттуда открывается великолепная панорама на простор ма¬
нильской бухты и на ее «Гибралтар» — укрепленный Корре¬
хидор. Любуясь ими, Макарчер имел время сопоставить все
«за» и «против»: сказать или не сказать, разоблачить или
скрыть?.. Или, быть может, только подождать, посмотреть,
что будет?..
Многие ли американцы держат в руках такие ключи, ка¬
кие бог вложил ему: «тайна Исии» и пушки Коррехидора!..
«Тайна Исии» и капиталы Луизы Кромвель!..
Зачем размахивать такими ключами на показ всем дурням,
когда можно подержать их пока в кармане?..
Вылетая из Манилы, Макарчер решил ничего не говорить
никому, пока не побеседует с президентом. Рузвельт должен
сам решить этот вопрос. Но по мере того, как время от вре¬
мени, под ровный гул моторов, к Макарчеру возвращалась
мысль об этом деле, уверенность в том, что президент примет
правильное решение, делалась все меньше. Что, если Рузвельт
возьмет да и использует это открытие для какого-нибудь
широкого политического жеста, хотя бы для утверждения сво¬
ей репутации сторонника мира? Нельзя ведь не считаться
с тем, что Штаты накануне президентских выборов. Рузвельту
придется бросить на чашу выборных весов очень многое. Не
так-то легко ему одержать верх над шайкой чересчур жад¬
ных дельцов, которым Тридцать второй стоит поперек гор¬
ла... И разумно ли с точки зрения Макарчера-политика давать
лишний козырь в руки президента, связанного с Морганом,
когда сам генерал тесно связан деловыми нитями с Рокфелле¬
ром? Ведь Тихий океан и его острова —это прежде всего
нефть, недра... Быть может, правильнее будет сказать об этом
деле президенту после выборов?.. А если президентом будет
55

тогда уже не Рузвельт?.. Ну, что же, все зависит от тою, кто
займет его место. Быть может, создастся такая ситуация, что
Макарчеру придется и промолчать... А время?.. Кому дано
знать, когда и в каком направлении джапы нанесут свой пер¬
вый удар?..
Так на кого же работает время?.. Имеет ли Макарчер
право молчать?..
Положительно ему осточертели эти японские блохи. Пусть
будет как будет. Сегодня он увидит президента и...
Макарчер ударил себя журналом по колену, потому что
не мог сказать, что же последует за этим «и»: «он скажет
Рузвельту» или «он не скажет»?..
При появлении Гопкинса Макарчер отбросил журнал и
вопросительно посмотрел на вошедшего.
—	Он скоро примет вас, — негромко проговорил Гопкинс
и с болезненной гримасой опустился в кресло.
Бывая у Рузвельта, Гопкинс всегда крепился, разыгры¬
вал если не вполне здорового человека, то во всяком случае
не настолько больного, чтобы каждое лишнее движение до¬
ставляло ему страдание. Но-, оставаясь без свидетелей или
с людьми, которых не считал нужным стесняться, он пе¬
реставал скрывать боли, непрестанно терзавшие его
желудок.
По звонку Гопкинса вошел слуга, неся уже приготовлен¬
ный резиновый мешок со льдом. Гопкинс откинулся на спин¬
ку кресла и закрыл глаза. После довольно долгого молчания,
Гопкинс, не поднимая век, спросил:
—	Слушайте, Мак... ведь это вы разогнали ветеранов
в Вашингтоне, и я слышал, вам удалось купить их вожака...
Кажется, его звали Уотерс?
—	Это было несложно, — без смущения ответил Макар¬
чер.— Они подыхали от голода. За возможность кормить
своих щенят этот Уотерс дал покончить с пресловутым похо¬
дом ветеранов ценою некоторых потерь с их стороны.
—	Ас вашей?
—	Не помню.
—	Трудно себе представить, чтобы вы, Мак, могли что-
нибудь забыть, — с недоверием сказал Гопкинс. — При вашей
слоновой памяти.
—	Я могу наизусть повторить вам любую главу Цезаря
или свой доклад министерству, сделанный десять лет назад, но
расходовать память на чужие дела... — Макарчер пренебре¬
жительно пожал плечами.
—	Разве дело с Уотерсом не было вашим делом?
—	Финансовой стороной его ведала секретная служба.
Гопкинс лениво поднял руку в протестующем жесте:
56

—	Я имел в виду потери в людях.
—• О, я думал, вас интересуют доллары!.. Нет, людей я не
потерял. Кажется, нескольким солдатам набили шишки кам¬
нями— вот и все.
—	Кто навел вас тогда на мысль сговориться с их пред¬
водителем? Ведь раньше вы никогда не занимались усмире¬
нием голодных.
—	Лично я — никогда. Но первыми звуками, какие я за¬
помнил в моей жизни, были сигналы горна. Вы забыли; я ро¬
дился в форте Литл-Рок. Лучший военно-политический
урок для меня заключался в том, что некий капитан
филиппинской армии повстанцев по имени Мануэль Квесон
отдал свою саблю не кому-либо иному, а моему отцу генералу
Артуру Макарчеру. А теперь этот самый мистер Квесон — пре¬
зидент Филиппин.
—	Вы полагаете, что Уотерс тоже сделал карьеру, после
того как продал вам ветеранов?
—	Чорт его знает! Возможно-, что и он председательствует
в каком-нибудь профсоюзе, не знаю. Это меня не занимает.
—	Расскажите-ка, что творится у вас та-м, на островах? —
спросил Гопкинс с интересом, который на этот раз был непод¬
дельным. — У каждого государства есть своя ахиллесова пя¬
та, и стоит мне задуматься о Филиппинах, как начинает ка¬
заться, что наша ахиллесова пята именно там, на этих
островах.
—	У себя в Маниле я этого не ощущаю, — с уверенностью
заявил Макарчер.
—	Забыли, как происходило их присоединение к Штатам?
—	Я знаю об этом не столько по учебнику истории, сколь¬
ко по рассказам отца, — тоном, в котором звучало откровен¬
ное презрение к официальной американской версии, произнес
Макарчер.
Это не смутило Гопкинса.
—	Я говорю именно об этой — не канонической, а факто
ческой стороне дела. Мне всегда мерещится смута на ваших
островах. Число филиппинцев, которые думают, что счастье
их страны вовсе не в том, чтобы быть нашей колонией, с каж¬
дым годом не уменьшается, а увеличивается. Не верно?
—	Может быть, и верно, если не рассматривать факты
с надлежащих позиций.
Гопкинс вопросительно посмотрел на генерала:
—	Какие же позиции вы называете надлежащими?
—	Мои, — твердо произнес Макарчер, но тут же поспешно
добавил: — Американские. Меня не беспокоит то, что проис¬
ходит внутри этого островного котла. У меня хватит сил за¬
винтить его крышку.
57

—	Знаете: «Самая непрочная власть та, которая думает,
что может держаться на острие штыка».
—	И тем не менее я вынужден повторить слова покойного
отца, ставшие для меня заповедью: «Филиппинцы нуждаются
в военном режиме, приколотом к их спинам американским
штыком».
Гопкинс покачал головой:
—	Времена изменились, Мак... К тому же приближаются
выборы. Не завидую президенту, который вслух повторил бы
сентенцию вашего отца.
—	Как известно, — с усмешкою проговорил Макарчер,-—
президент Мак-Кинли тоже чурался подобных слов, как чорт
ладана. Тем не менее именно этому «антиимпериалисту» при¬
надлежит замечательная речь. Вспомните-ка... — И Макарчер
со свойственной ему точностью памяти, так, словно читал по
открытой книге, воспроизвел достопамятную речь Мак-Кинли
в конгрессе. Президент США утверждал, что он не мог принять
никакого решения относительно Филиппин, пока на него не
снизошло просветление «свыше»:
«Я каждый вечер до самой полуночи расхаживал по Бе¬
лому дому и не стыжусь признаться вам, джентльмены, что
не раз опускался на колени и молил всемогущего бога о про¬
светлении и руководстве. В одну ночь мне пришли в голову
следующие мысли — я сам не знаю как:
1.	Мы не можем возвратить Филиппинские острова Испа¬
нии — это было бы трусливым и бесчестным поступком.
2.	Мы не можем передать Филиппины Франции или Герма¬
нии, нашим торговым соперникам на Востоке, — это была бы
плохая и невыгодная для нас экономическая политика.
3.	Мы не можем предоставить филиппинцев самим себе,
так как они не подготовлены для самоуправления и само¬
стоятельность Филиппин привела бы вскоре к такой анархии
и к таким злоупотреблениям, которые были бы хуже испан¬
ской войны.
4.	Для нас не остается ничего иного, как взять все Филип¬
пинские острова, воспитать, поднять и цивилизовать
филиппинцев и привить им христианские идеалы, ибо они
наши собратья по человечеству, за которых также умер
Христос.
После этого я лег в постель и заснул крепким сном».
Закончив цитировать, Макарчер громко рассмеялся, но,
внезапно оборвав смех, наставительно произнес:
—	Мало кто у нас помнит ночь на четвертое февраля
тысяча восемьсот девяносто восьмого года под Манилой... Со¬
ветую вам припомнить это событие и быть уверенным: если
нужно, такая ночь повторится в тысяча девятьсот сорок ше¬
58

стой году. Это может вам гарантировать высшее командова¬
ние Филиппин...
Он вынул необыкновенно длинную папиросу и стал неспе-
ша ее раскуривать, словно ни секунды не сомневался в том,
что собеседник будет терпеливо ждать, пока он не заговорит
снова.
И, как это ни странно было для Гопкинса с его нетерпени¬
ем и нетерпимостью, с его привычкой не считаться ни с кем,
кроме Рузвельта, Гарри действительно ждал.
Макарчер заговорил, но речь его на этот раз была краткой.
—	Вот, собственно говоря, и вся суть вопроса о так назы*
ваемой «независимости» Филиппин.
Он умолк и затянулся с таким, видом, как будто разговор
был окончен. В действительности его разбирало любопытство
узнать, что ответил бы на его последние слова президент. Ни¬
кто не мог бы этого сказать лучше Гопкинса. Но Макарчер
не задал прямого вопроса. А Гопкинс не проявил никакого
желания говорить. Он полулежал со льдом на животе и ка¬
зался равнодушным ко всему на свете.'
Подумав, Макарчер сказал:
—	Знаете, какую трудно поправимую ошибку совершили
тогда наши?
—	В чем? — не открывая глаз и еле шевельнув губами,
спросил Гопкинс.
—	В деле с Филиппинами.
Гопкинс подождал с минуту.
—	Ну?..
—	Не сунули себе в карман Формозу вместе с Филиппи¬
нами.
Гопкинс приподнял веки и удивленно посмотрел на гене¬
рала.
—	Филиппины — это Филиппины, а Формоза...
Он пожал плечами и снова опустил веки.
Макарчер зло засмеялся:
—	Мы напрасно позволили джапам проглотить этот кусок.
—	Когда-нибудь он застрянет у них в горле.
—	Чорта с два!
—	Рано или поздно китайцы отберут его обратно.
—	Только для того... чтобы он стал нашим.
—	Опасные идеи, Мак...
—	Формоза должна стать американским Сингапуром. Она
даст нам в руки ключи Китая. Мы никогда, слышите, Гарри,
никогда не сможем помириться с этой ошибкой! Рано или
поздно мы должны будем ее исправить... хотя бы руками ки¬
тайцев.
—	Не понял.
59

—	Пусть это будет началом:	«Формоза	для формозцев!»
Прогнать оттуда джапов...
—	Чтобы сесть самим?
—	Непременно. Держа в руках Формозу, мы всегда будем
хозяевами юга Китая.
—	В этом есть что-то здравое, — пробормотал Гопкинс. -т-
Но из-за Формозы мы не стали бы воевать с джапами.
—	Не мы. Пусть воюют китайцы... А там... — Макарчер вы¬
пустил тонкую струйку дыма, послав ее к самому потолку ку¬
пе.— Там... — Он покосился на Гопкинса и как бы вскользь
проговорил: — Если бы это дело поручили мне...
—	Вы втянули бы нас чорт знает в какую передрягу,—
раздраженным тоном проворчал Гопкинс. — Перестаньте, Мак.
Мы никогда на это не пойдем, прежде чем будет решен глав¬
ный вопрос на Тихом океане — мы или японцы?
—	А тогда?
—	Ну, тогда все будет выглядеть совсем иначе. Тогда мы,
вероятно, охотно развяжем вам руки.
—	Если же дела пойдут так, как вы думаете...
—	Я ничего не думаю, Мак, решительно ничего!
Макарчер усмехнулся:
—	Хорошо. Если дела пойдут так, как думаю я, первым
шагом будет Формоза...
—	История пойдет закономерно, — задумчиво проговорил
Гопкинс, — мы должны оказаться воспреемниками всего, что
вывалится из рук Англии и Японии, вообще всех.
—	Тогда мы возьмем себе Сингапур и Гонконг. Быть мо¬
жет, речь пойдет об Австралии и Новой Зеландии. Когда раз¬
валится Британская империя, а она развалится как дважды
два, мы поможем ей в этом. Самостоятельное существование
Австралии и Новой Зеландии — абсурд. Обеспечить им место
в мире сможем только мы, американцы. Мы знаем, что нам
нужно на Тихом океане. Эта вода будет нашей водой, Гарри,
только нашей. Мы никого не пустим туда, после того как
к чортовой матери разгромим японцев... и англичан.
—	Вон как! — иронически проговорил Гопкинс.
Макарчер утвердительно кивнул головой, выпуская струю
дыма, потом грубо повторил:
—	К чортовой матери! Мы будем полными дураками, если
не сумеем подготовить этот разгром, доведя джапов до полу-
сумасшествия войной в Китае. Понимаете, Гарри, мы помо¬
жем китайцам до тех пор кусать японцев, пока у тех не поя¬
вится пена у рта. Я готов собственными руками стрелять
в дураков, которые еще пытаются пищать, будто Япония не
главная наша беда. Да, правда, где-то там, в далекой перспек¬
тиве, я вижу дело поважнее, покрупнее, чем драка с Япони¬
60

ей, — я имею в виду ликвидацию красной опасности в корне,
раз и навсегда. Но все это потом. Сначала Япония, и еще раз
Япония. Китайцы должны вымотать ей кишки. А она китай¬
цам. Угроза овладения Азией проклятыми островитянами
должна быть предотвращена раз и навсегда. Англия — это
тоже не так сложно. Азия должна быть нашей. Но только
очень близорукие люди могут думать, что нашей задачей яв¬
ляется полнее уничтожение Японии. Понимаете?
—	Пока не очень, — меланхолически ответил Гопкинс.
—	Жаль. Это так. просто:	Япония должна стать нашим
опорным пунктом для разгрома Советов.
—	Не слишком ли много разгромов и не слишком ли мно¬
го баз, а?
—	Ровно столько, сколько нужно, чтобы получить то, что
мы хотим. Мы никогда не займем принадлежащего нам места,
если вздумаем месить тесто своими руками. Японские офицеры
и унтер-офицеры составят костяк той многомиллионной ки¬
тайской армии, которая одна только и сможет занять пози¬
ции по нашей границе с Советами.
Гопкинс рассмеялся и тотчас сделал болезненную гримасу:
—	Милый Дуглас, вы что-то напутали: у нас нет ни одной
мили общей границы с русскими!
—	А будет десять тысяч! — теряя равновесие, крикнул Ма¬
карчер.—Вся китайско-советская граница, вся китайско-мон¬
гольская граница.
—	Э, да вы, оказывается, самый отчаянный мечтатель, ка¬
кого я видел! — насмешливо проговорил Гопкинс. — Не знал
за вами такой черты.
—	К сожалению, Гарри, вы мало меня знаете.
—	Вы полагаете?
—	А нам нужно понять друг друга. — Макарчер склонился
к Гопкйнсу, продолжавшему полулежать с закрытыми глаза¬
ми, и насколько мог дружески проговорил: — Вдвоем мы мог¬
ли бы доказать хозяину...
И, не договорив, стал ждать, что скажет Гопкинс. Но тот
хранил молчание.
Макарчер внимательно вглядывался в подергивающееся су¬
дорогой боли лицо Гопкинса. Можно было подумать, что ге¬
нерал взвешивает: стоит ли говорить с этим полутрупом, ко¬
торый не сегодня-завтра уйдет в лучший мир и перестанет
быть вторым «я» президента?
Поезд остановился.
Макарчер прочел название станции:
—	Улиссвилль.
—	Не подходите к окну, — поспешно сказал Гопкинс.—
Вас могут увидеть журналисты.
61

—	A-а, — протянул Макарчер. — Хозяин будет говорить?
—	Положение с фермерами паршиво, а выборы на носу.
—	Он опять выставит свою кандидатуру? — спросил Ма¬
карчер.
—	Пока ни в коем случае!
—	А как же с переизбранием?.. Нужно же, чтобы амери¬
канцы знали, что могут голосовать и за него.
—	Своевременно узнают. Может быть, в последний мо¬
мент.
—	Почему не теперь? Ведь остальные кандидаты уже
объявлены.
—	Формально выставить свою кандидатуру значило бы для
ФДР превратиться из президента в кандидаты! Это только
помешало бы его работе.
—	Значит, в последний момент? — в сомнении спросил
Макарчер.
—	И безусловно будет избран, — уверенно ответил Гоп¬
кинс. — Никто не может предложить американцам ничего
более реального.
—	Чем обещания Рузвельта?
—	Зависит от того, как обещать. И кроме того, никто не
может обвинить нас в том, что если бы не сопротивление ду¬
раков, мы успели бы многое выполнить... из того, что обещали.
—	Посоветуйте хозяину на этот раз поднажать на морскую
программу.
—	Об этом его просить не приходится.
—	Морские дрожжи все еще бродят?
—	Он попрежнему держит под подушкой Мехена.
—	Избиратель не может не понимать, что строительство
хорошей серии больших кораблей — хлеб для сотен тысяч без¬
работных.
—	Но, увы, и налогоплательщик понимает, что этот хлеб
будет куплен за его счет, — со вздохом сказал Гопкинс.—
А кроме того, средний американец знает, что судостроитель¬
ные компании нахапают в сто раз больше, чем достанется тем,
кто будет своими руками строить корабли. Народ умнеет не
по дням, а по часам. Тут вам не Филиппины, Мак.
—	Не воображайте, что у нас там одни идиоты. Квесону
приходится довольно туго.
—	И если бы не ваши штыки?..
Макарчер ответил неопределенным пожатием плеч.
Гопкинс спросил:
—	А как у вас работает Айк?
Казалось, вопрос удивил Макарчера. После некоторого
молчания он, в свою очередь, спросил:
—	Вы имеете в виду Эйзенхаммера?
62

—	Да.
Собеседники не могли пожаловаться на простодушие, но
в этот момент оба они мысленно бранили себя. Гопкинс был
недоволен тем, что у него вырвался этот вопрос, совершенно
некстати выдавший генералу его, Гопкинса, интерес к подпол¬
ковнику Эйзенхаммеру — военному советнику филиппинского
«фельдмаршала». Макарчер же досадовал на себя: только
сейчас ему пришло в голову то, о чем он должен был давно
догадываться: ведь Дуайт Эйзенхаммер, которого он сам
сделал на Филиппинах из капитана полковником, был чело¬
веком президента, посланным в Манилу для того, чтобы Руз¬
вельт мог знать каждый шаг его, Макарчера.
Это внезапное открытие неприятно поразило генерала. Эй¬
зенхаммер был в курсе многих его дел. Не мог ли он разню¬
хать кое-что и о «тайне Исии»? Если так, то значит тайна
вовсе уже и не тайна для ФДР. Какие выводы нужно из
этого сделать?.. Сказать или не сказать?..
Макарчер решил прощупать Гопкинса.
—	Может быть... — начал было он, но вдруг умолк, при¬
слушавшись к происходящему на платформе Улиссвилля.
Чем дальше он слушал, тем озабоченней становилось вы¬
ражение его лица. Глубокая морщина прорезала его лоб
сверху донизу.
—	Что за чертовщина! — сердито проворчал он, сделав
было движение к окну. Но Гопкинс испуганно удержал его.
—	Не лезьте на передний план!
—	Вы только послушайте! — с возмущением воскликнул
Макарчер, жестом предлагая Гопкинсу соблюдать тишину.
7
С платформы, где происходил митинг фермеров перед
президентским вагоном, до Макарчера отчетливо доносились
чьи-то слова:
—	...Мы, люди американского захолустья, чрезвычайно
тронуты, мистер президент, тем, что вы заглянули сюда. Вы
рассказали нам о сыне нашего народа — генерале Улиссе
Гранте. Многие из стоящих здесь ничего о нем не знали...
Рузвельт благодушно перебил оратора:
—	Это следует отнести к их плохой памяти:	нет такого
учебника истории, где не говорилось бы о генерале и прези¬
денте Штатов— Улиссе Гранте.
Кто-то на платформе вздохнул так громко, что было слыш¬
но в купе Гопкинса. Над толпою пронесся смешок.
—	Если бы вы знали, мистер президент, сколько из стоя¬
щих здесь ребят забыли, каким концом карандаша следует
63

водить по бумаге. — Толпа подтвердила эти слова одобритель¬
ным гулом. — Нам был очень интересен и полезен ваш рас¬
сказ, мистер президент. — Макарчеру почудилась в тоне ора¬
тора злая ирония. Генерал с трудом заставлял себя, не двига¬
ясь, сидеть в кресле. — Отныне мы будем гордиться тем, что
живем в местах, где сражался такой американец, как Грант.
Тут проливали кровь наши предки за честь и свободу Штатов,
за конституцию Вашингтона и Линкольна, за лучшее будущее
для своих детей и для детей своих врагов — южан.
—	Это вы очень хорошо сказали, мой дорогой друг,—
послышался одобрительный голос Рузвельта. — Очень хоро¬
шо! Именно так оно и было: кровь солдат Гранта лилась за
счастье не только для Севера, но и для Юга. За счастье всех
американцев, без различия их происхождения и цвета кожи.
Это была великая битва за дело демократии и прогресса.
Рузвельт умолк, очевидно вызывая оратора на продолже¬
ние речи.
—	Мы хотим вам верить, мистер президент, как, вероятно,
верили солдаты Гранту, что дерутся за свою свободу и сво¬
боду братьев негров, за дело демократии и прогресса. Но...
—	Зачем он дает говорить этому нахалу? — возмущен¬
ным топотом спросил Макарчер. — «Мы хотим вам верить»!
Если хозяин не одернет его, я Сам...
—	Сидите смирно, Дуглас! — спокойно отрезал Гоп¬
кинс. — Хозяин знает, что делает.
Оратор на платформе продолжал:
—	...но нам хочется знать, почему дети этих ^героев и мы,
дети их детей, не имеем теперь ни демократии, ни хоть какого-
нибудь прогресса в нашей жизни?
—	Разве мы не имеем всего, что гарантировала нам кон¬
ституция? — спросил Рузвельт.
—	О КО'М вы говорите, мистер президент,—о вас или о нас?
—	Разве не все мы, сыны своей страны, равны перед кон¬
ституцией и богом? — спросил Рузвельт.
Теперь голос оратора, отвечавшего ему, прозвучал почти
нескрываемой насмешкой:
—	Нам хотелось бы, мистер президент, рассудить свои
дела без участия бога.
—	Вы атеист?
Последовал твердый ответ:
—	Да, сэр.
—	Думаете ли вы, что это хорошо?
—	Да, сэр.
—	И не боитесь, что когда-нибудь раскаетесь в своем не¬
верии?
—	Нет, сэр.
64

—	Быть может... на смертном одре?
—	Нет, сэр.
—	Уж не солдат ли вы... судя по ответам? — весело спро¬
сил Рузвельт с очевидным намерением переменить тему.
—	Солдат, сэр.
—	Быть может, даже ветеран войны в Европе?
—	Даже двух войн в Европе, сэр, — весело, в тон прези¬
денту ответил его собеседник.
—	Была только одна мировая война.
—	Ее назвали мировой потому, что в ней участвовало не¬
сколько государств Европы и Америки?
—	Разумеется.
—	Так не является ли мировой войной и та война, что
идет сейчас в Испании при участии людей со всех концов
мира?..
Макарчер негромко свистнул:
—	Так вот он из каких!
Между тем Рузвельт недовольно сказал:
—	Соединенные Штаты в этой войне не участвуют.
—	Когда я воевал в Испании, мне казалось другое.
—	Вот как?.. А в чем же вы видели участие Штатов?
—	В американском, пособничестве Франко.
—	Я вас не понимаю, друг мой! — драматически восклик¬
нул Рузвельт.
—	А между тем это так просто, мистер президент. Разве
не правительство США наложило эмбарго на вывоз оружия
в республиканскую Испанию?
—	Было бы несправедливо давать оружие республикан¬
цам и не давать националистам.
—	Какой же Франко националист? Он просто изменник
и мятежник, сэр.
—	Готов с вами согласиться, — мягко сказал Рузвельт,—
и от души сожалею, что вы потерпели неудачу в борьбе про¬
тив него.
—	Дрались-то мы не так уж плохо, да очень трудно было
драться голыми руками против пулеметов и пушек. Кстати
говоря: против американских пулеметов и пушек... Мы там не
раз спрашивали себя: «Как же это так? На вывоз оружия
в Испанию наложен запрет, а американские пулеметы — вот
они, стреляют по нашей добровольческой бригаде Линкольна».
Спасибо товарищам, которые были в курсе дела. Они объяс¬
нили: на вывоз оружия в Германию и Италию эмбарго не
наложено. А оттуда прямая дорога к Франко.
Толпа, повидимому, стояла недвижима и молчалива — был
слышен малейший шорох на платформе. Потом раздался
негромкий голос Рузвельта:
б Загозорщики
6.5

—	Это новость для меня, то, что вы говорите... Очень со¬
жалею, что я не знал об этом раньше... Но нет сомнения: бог
покарает тех, кто использовал наше доверие и обманным об¬
разом снабжал Франко оружием. Да, я верю: их преступле¬
ние будет наказано господом, — с пафосом произнес Рузвельт.
—	Откровенно говоря, мы не очень в этом уверены.
Хорошо тренированный голос'Рузвельта задрожал, как
у трагика на сцене:
—	Вы не верите в высшую справедливость?
—	У бедных людей нет времени на слишком частое обще¬
ние с небом, сэр.
—	А разве есть что-либо более важное и отрадное в жиз¬
ни, чем обращение к богу?.. Мне странно и... страшно это
слышать от американца.
В голосе президента прозвучал такой укор, что толпа
реагировала одобрительным рокотом, особенно с той стороны,
где теснились женщины.
Макарчер с иронической улыбкой посмотрел на Гопкинса,
но тот, казалось, проявлял очень мало интереса к происходив¬
шему. Макарчеру даже показалось, что Гопкинс дремлет. Во
всяком случае, веки его были опущены и руки в сонной непод¬
вижности лежали скрещенными на мешке со льдом. Макар¬
чера рассердило это равнодушие. Чтобы нарушить покой
Гопкинса, он спросил:
—	Как это вам удалось: наложив эмбарго на вывоз ору¬
жия к республиканцам, не запретить давать его противной
стороне?
Гопкинс поднял веки и несколько мгновений непонимаю¬
ще смотрел на генерала. Тому пришлось повторить вопрос.
—	Мы здесь совершенно ни при чем, — нехотя ответил
Гопкинс.
—	Тем не менее это факт: наше оружие и боеприпасы по¬
ступают к Франко.
—	Видите ли, друг мой, — все с прежней неохотой прого¬
ворил Гопкинс, — коммунисты действительно поставили этот
вопрос. Они даже пытались поднять публичный скандал, тре¬
бовали наложения эмбарго на вывоз оружия в Германию и
Италию на том основании, что эти страны держат свои войска
на Пиренейском полуострове. Но хозяин спросил тогда Хэлла:
есть ли основания считать Германию и Италию находящими¬
ся в состоянии войны с Испанией? Хэлл запросил Риббентро¬
па и Чиано: полагают ли они, что их страны находятся в вой¬
не с Испанской республикой? Те ответили отрицательно.
Хэлл и решил, что наложение запрета на немецкие и
итальянские заказы было бы преждевременным. А кому нем¬
цы перепродавали наше оружие — какое нам до этого дело?..
66

—	Верное решение, г— безапелляционно заявил Макарчер
и снова сосредоточил внимание на том, что происходило на
платформе.
Тон оппонента Рузвельта повышался с каждым ноеым
словом:
—	...Мы имеем право знать, почему нам так трудно зара¬
батывать свой кусок хлеба? Почему миллионы наших братьев,
белых и черных, на фермах и в городах, слоняются в тщет¬
ных поисках работы?
—	А разве Новый курс не сократил числа безработных
почти вдвое? — возразил Рузвельт. — Разве доход рабочего
класса Соединенных Штатов не увеличился по крайней мере
на семьдесят миллионов долларов в день? Это не пустяки,
мой друг.
Рузвельт произнес это так мягко, почти ласково, что со¬
чувствие толпы, как думал Макарчер, должно было вот-вот
склониться на сторону президента, но тут его оппонент вос¬
кликнул:
—	Семьдесят миллионов, говорите вы? Хорошая цифра,
мистер президент! Если не считать того, что ценности, произ¬
водимые людьми, которым бросили семьдесят миллионов,
стоят по крайней мере семьсот. А в чьи карманы идут осталь¬
ные шестьсот тридцать миллионов?
—	Полагаю, мой друг, — мягко возразил Рузвельт, —
что присутствующих больше интересует вопрос о продуктах
сельского хозяйства, чем заработок городских рабочих.
—	Хорошо, мистер президент, — произнес оратор. — По¬
говорим о сельском хозяйстве. Почему эти фермеры получают
за свой хлеб ровно десятую долю того, что он стоит на рын¬
ке? Почему девять десятых идут в карманы хлебных монопо¬
лий? Почему за счет хлеба, которого нехватает детям ферме¬
ров, господа с хлебной биржи делают себе золотые ванны,
вставляют бриллианты в каблуки своих дам? Почему при ма¬
лейшей попытке самих фермеров организоваться, чтобы про¬
дать взращенный Их руками хлеб по мало-мальски сносной
цене, земельные компании тотчас лишают их земли, скупщи¬
ки сбивают цены и хлеб сжигают в топках паровозов? Гово¬
рят, что Штатами правят шестьдесят богатейших семейств
Америки. Правда ли это, сэр?
—	Предвыборный прием, дружище,—сказал Рузвельт и
рассмеялся. Но на этот раз в его смехе не было обычной
непринужденности. — Каждый американец знает, что страною
управляет правительство, ответственное перед конгрессом, из¬
бранным свободным голосованием.
—	Мы не против свободного голосования, мистер прези¬
дент. Но нам не нравится то, что в каждом штате делают
б*
67

политические боссы. Мы просили бы вас прихлопнуть эту
лавочку, сэр. Пожалуй, достаточно того,; что мы знаем о То¬
ме Пендергасте. Так кажется нам, простым американцам.
Вы — наш президент, -которого мы все очень уважаем, не
правда ли, друзья?
Повидимому при этих словах оратор обернулся к толпе,
так как послышались одобрительные возгласы:
—	Уважаем! Конечно, уважаем! Да здравствует Рузвельт!
Оратор с деланым добродушием продолжал:
—	Вы, как самый уважаемый из президентов, каких зна¬
ла Америка в нашем веке, разумеется, не меньше нас заин¬
тересованы в том, чтобы в стране был порядок. За какую же
программу мы должны голосовать в наступающей кампании,
когда вы или другой претендент выставит свою кандидатуру
на пост нашего президента?
Воцарилось краткое молчание. Потом послышался спокой¬
ный и снова, как всегда, приветливый голос Рузвельта:
—	Наверно, есть еще вопросы, интересующие вас? Гово¬
рите же. Я сразу отвечу на все.
Раздалось одновременно несколько голосов. Потом заго¬
ворил кто-то один. Потом опять сразу несколько человек. Это
было так не похоже на обычные встречи Рузвельта с избира¬
телями, что даже Гопкинс беспокойно заерзал в кресле.
Дверь купе приотворилась, и запыхавшаяся секретарша
президента передала Гопкинсу записку. Тот быстро развернул
ее и пробежал наспех набросанную рукою Рузвельта строчку:
«Придумайте повод для отправления поезда». Было очевидно,
что Рузвельт хочет покончить с неудачным митингом без не¬
обходимости отвечать на посыпавшиеся со всех сторон вопро¬
сы раздраженных фермеров.
Гопкинс отбросил пузырь со льдом и выбежал из купе.
Макарчер осторожно приблизился к окну и, прикрывшись
краем шгоры, посмотрел на платформу. Впереди всех ферме¬
ров стоял человек, чья речь привела генерала в такое раздра¬
жение. Приглядевшись к нему, Макарчер нахмурился, лицо
его отразило напряжение памяти. Наконец он с облег¬
чением свистнул и пробормотал: «Я знаю этого парня. Это он
пытался тогда помешать моему сговору с Уотерсом, а потом,
когда мы того все-таки купили, этот парень, говорят, и изоб¬
личил его... Коммунист... коммунист...» Макарчер старательно
тер лоб, силясь вспомнить имя оратора. Потом быстро набро¬
сал на полях журнала: «Во что бы то ни стало узнайте имя
парня в рубашке с синими клетками. Мак» — и, вызвав звон¬
ком слугу, послал журнал Гопкинсу.
Через две-три минуты Макарчер услышал, как Рузвельт
дружески проговорил:
68

—	Сейчас я отвечу на ваши вопросы, мистер... мистер...
—	Стил, мистер президент, — охотно ответил оратор. —1
Айк Стил,
—	Вы, я вижу, не из здешних мест, Айк?
—	Да, я тут не всегда живу, сэр, это верно.
—	Мастеровой, приехали с тракторами? — дружески про¬
должал Рузвельт.
—	С сельскохозяйственными машинами, сэр,'—ответил
Стил.
—	Прекрасное дело, дружище Айк... Надеюсь, что еще за¬
стану вас здесь на обратном пути, и чувствую, что мы станем
друзьями.
В этот момент из соседнего окна вагона высунулся Гоп¬
кинс.
—	Сдается мне, что на ваши вопросы мог бы прекрасно
ответить наш общий друг, — ваш и мой, — мистер Браудер,—
крикнул он Стилу.
Тот помедлил с ответом.
—	Я не могу верить Браудеру, если его хвалите вы, сэр.
Гопкинс рассмеялся его словам:
—	Вы что-то имеете против него, мистер Айк!
Стил нахмурился.
—	Он чересчур охотно и слишком ловко оправдывает все,
что вы делаете, сэр. В особенности против нас, коммуни¬
стов... — закончил Стил.
Неожиданно, без всякого предупреждения или сигнала,
вагон президента поплыл мимо удивленных фермеров.
Гопкинс крикнул фермерам:
—	Президент желает вам всего хорошего...
Вслед поезду раздалось несколько жидких хлопков.
У окошка вагона сидел Рузвельт и пытался взглядом
отыскать на удаляющейся платформе фигуру Стила. У пре¬
зидента был вид до крайности удивленного человека.
—	Они вели себя так, словно здесь каждый день бывают
президенты, — раздраженно сказал Гопкинс.
Рузвельт не обернулся.
Через несколько минут он задумчиво проговорил:
—	Мне кажется, что почва уходит из-под нас, как люк
из-под ног приговоренного.
Гопкинс подошел обеспокоенный. Рузвельт редко говорил
таким тоном. Гопкинс стоял перед ним с таким же ошелом¬
ленным выражением, с каким сам Рузвельт за несколько ми¬
нут до того смотрел на Стила.
—	Кто укажет мне способ остановить время?..
69

Гопкинсу показалось, что президент разговаривает с самим
собой. В больших, обычно таких веселых глазах Рузвельта
отражалось настоящее отчаяние. Гопкинс смотрел на это
лицо, с каждой секундой делавшееся старше на целое десяти¬
летие. Гопкинсу стало страшно. Ступая на цыпочках, он по¬
пятился к двери...
8
Ванденгейм не заметил, как, отхлебывая маленькими
глотками, опустошил третий стаканчик крепкого коктейля. Он
только обратил внимание на то, что стаканчик Рузвельта оста¬
вался нетронутым. Разговаривая, президент медленно, словно
машинально, помешивал свой коктейль соломинкой.
Президент говорил о пустяках. Он отлично знал, что эти
пустяки не только не интересны посетителю, но выводят его
из себя. Не давая Ванденгейму заговорить, он настойчиво,
не торопясь, рассказывал длинную историю о том, как с дет¬
ства мечтал поохотиться на перепелов и как ему все не уда¬
валось осуществить свое желание, пока, наконец, он не ре¬
шился отбросить все дела и уехать на охоту. И именно тут
появились первые симптомы тяжелой болезни, навсегда ли¬
шившей его возможности помышлять об охоте.
—	Это было бы неплохою темой для карикатуристов рес¬
публиканской прессы: президент, пытающийся гоняться за
перепелами в кресле на колесах...
Рузвельт собирался перейти к следующему рассказу, но
1ут Ванденгейм понял, что единственная цель этих расска¬
зов — оттянуть разговор. А ради этого разговора он проделал
молниеносный перелет к Улиссвиллю. Джону стало ясно, по¬
чему свидание было назначено в таком захолустье и почему
было указано такое время свидания, что нё опоздать к нему
можно было только ценою ночного полета. И теперь еще эти
рассказы о перепелах! Все стало ясно Ванденгейму: Рузвельт
хотел избежать свидания и разговора с ним.
Стоило Джону сделать это открытие, как все его благие
намерения — держаться так, как подобало в обществе прези¬
дента, чтобы мирно уладить претензии, накопившиеся у Джо¬
на и его единомышленников к правительству и к демократи¬
ческой партии, — все улетучилось. Джон намеренно не пошел
на свидание с вице-президентом Уилки, не стал разговаривать
ни с одним министром-республиканцем. Он хотел найти об¬
щий язык с президентом-демократом. Джону казалось, что
здравый смысл дельца вынуждает его в предстоящих выбо¬
рах дать в избирательный фонд Рузвельта вдесятеро больше,
чем он мог бы бросить на избрание любого другого кандида-
та-республиканца. Джону казалось, что он понял, наконец,
70

истинный смысл политики Франклина Рузвельта и разгадал
этого, человека, который хочет базироваться не только на под¬
держке Моргана, но ищет возможности опереться и на дру¬
гую базу ■— на Рокфеллера и на него, Джона.
Так почему же Рузвельт не хочет поговорить с Ванденгей-
мом откровенно? Не может же он не понимать, что, явив¬
шись инициатором и творцом двуединой политики руководя¬
щих партий Америки, он тем самым более чем когда-либо
поставил вопрос о своем переизбрании на третий срок в за¬
висимость от республиканцев. Что за странную игру ведет
Рузвельт, отделываясь пустяками от разговора с таким рес¬
публиканцем, как он, Джон Ванденгейм?
Джон решил итти напролом. Один за другим задавал он
Рузвельту вопросы, игравшие такую большую роль не только
для него, Джона, но и для всех, чьи интересы завязались
в плотный узел вокруг современного положения в Европе.
Однако всякий раз, когда Джон пытался прямо поставить
вопрос, Рузвельт ускользал от ответа. Невозможно было по¬
нять, согласен ли он с интерпретацией, которую дает его сло¬
вам Ванденгейм, или протестует против нее.
Стоило Джону немного отвлечься, поддавшись на пред¬
ложение приготовить новый стаканчик коктейля, как нить
разговора оказалась им упущенной. Ею снова овладел Руз¬
вельт. И на этот раз уже не выпускал ее, не давал Ванден¬
гейму возможности вставить ни одного слова. Тому остава¬
лось только пить свой коктейль. Джон делал это с мрач¬
ностью, обличавшей его недовольство. Но оно не оказывало
на хозяина ни малейшего действия:	речь	снова шла о пере¬
пелах.
Рузвельт с таким видом поглядывал на проносившиеся за
окнами вагона поля, словно именно оттуда, сквозь шум ко¬
лес, до него доносился свист перепелов, навевавший охот¬
ничьи воспоминания.
Ванденгейм опустошил стакан и, не ожидая приглашения,
наполнил его чистым джином. Ему хотелось залить овладевав¬
ший им гнев. Но чем больше он пил, чем сильнее багровело
его лицо и наливались кровью глаза, тем веселее звучал го¬
лос президента.
Рузвельта заставило умолкнуть лишь появление Макин-
тайра.
Врач вошел без стука, как свой человек. Не обращая вни¬
мания на Ванденгейма, он почтительно, но одновременно
очень внушительно заявил:
—	Ванна, сэр!
Рузвельт развел руки, как бы взывая к сочувствию Ванден¬
гейма.
71

—	Видите, Джон!.. Однако недопустимо, чтобы мы рас¬
стались, не поговорив откровенно. Я хочу знать, что вы думае¬
те, и вы должны знать, что я думаю.... — Рузвельт потянулся
к телефону, и Ванденгейм решил, что ему придется подо¬
ждать в каком-нибудь купе, пока закончится ванна президен¬
та. Но то, что он услышал, заставило его сердито сдвинуть
брови и сжать подлокотники в усилии сдержать готовое вы¬
рваться наружу бешенство. Президент предложил Гопкинсу
зайти за Ванденгеймом и продолжить с ним разговор... вместо
самою Рузвельта.
—	Все, что вам скажет Гарри, сказал бы вам я, и все,
что хотел бы сказать вам я, скажет Гарри, — бросив трубку,
обратился Рузвельт к Ванденгейму и радушно протянул Джо¬
ну руку.
Джон мрачно шагал по коридору вагона следом за по¬
нуро волочащим ноги Гопкинсом.
«Что же, — думал Джон, — и этот будет кормить меня
сказками о перепелах? К чорту! Гопкинс не президент. Ему-
то я уж выложу все, что думаю о подобном способе вести
дела».
Он вошел в купе Гопкинса, готовый вступить в сражение
с этой гримасничающей от боли тенью президента. Джон не
питал никаких иллюзий насчет приема, который может ему
оказать Гопкинс — откровенный и непримиримый враг всех
противников Рузвельта. Однако то, что произошло в первые
же минуты этой встречи, резко изменило все течение разгово¬
ра. Гопкинс сразу же сказал Ванденгейму, что осведомлен
о цели его приезда и готов помочь в любом деле, которое
пойдет на пользу Америке и ее президенту. При этих словах
он наполнил до краев два больших бокала и с видом завзя¬
тою кутилы чокнулся с Джоном.
Хотя Джон был уверен, что Гопкинс не может знать ни
намерений, ни мыслей, с которыми Джон пришел сюда, он
с готовностью поднял свой бокал. Что же, может быть, это
и хорошо, что, прежде чем поставить точки над «и» с самим
президентом, он потолкует с ею вторым «я».
Джон решил начать с вопросов, от которых с такой лов¬
костью ускользал Рузвельт.
—	Известно ли президенту, что не только американские
вложения в Германии почти удвоились за последнее десяти¬
летие? Немецкие промышленники охотно идут на переплете¬
ние их интересов с нашими и за пределами Германии.
Гопкинс ответил на наивность наивностью:
—	О каких отраслях хозяйства вы говорите?
72

—	Нефть, химия, недра...
Гопкинс согласно кивнул головой:
—	Кое-что мы об этом слышали. Нам кажется, что в на¬
ших интересах всячески поощрять деловые связи Штатов
с Европой. Только... — он на мгновение умолк, испытующе
посмотрев в глаза собеседнику, — мы не знаем, что вы буде¬
те делать с этими связями и со своими вложениями, если
Гитлер зайдет дальше, чем мы предполагаем, — возьмет да
и бросится на нас?
Ванденгейм пренебрежительно махнул рукой:
—	Он никогда не пойдет на это первым.
—	Но на это могут пойти его союзники — японцы. Тогда
Гитлер будет автоматически втянут в войну с нами.
—	Этого не будет! — энергично воскликнул Джон. — Мы
сумеем удержать его от подобной глупости, а японцев удер¬
живайте вы.
Наступила пауза. Гопкинс молчал. Нельзя было понять,
одобряет он подобную мысль или осуждает.
«Чорт возьми, кажется: и этот намерен играть со мною
в прятки?» — подумал Ванденгейм и безапелляционно заявил:
—	Все, что я знаю о намерениях нацистов, а я знаю о них
вполне достаточно, позволяет мне утверждать: Гитлер бро¬
сится на Россию. Это цель всех его приготовлений. А раз так,
мы можем спать спокойно.
—	Сталин не из тех, кто позволит Гитлеру легко сорвать
плод, — возразил Гопкине.
—	Тем лучше, — радостно воскликнул Ванденгейм. —
Значит, военная конъюнктура—на десять лет...
Гопкинс нервно повел плечами, почти тем) же движением,
как это делал президент, и проговорил тоном проповедника:
—	Не стройте из себя вандала, Джон. Мне не хочется ве¬
рить, что американец способен желать войны....Война не то
средство, которым мы хотели бы решать наши споры. Вой¬
на — это кровь, это гибель миллионов людей.
—	Это не наши, а их споры; не наша, а их кровь — там,
в Европе, — махнул рукой Ванденгейм. — Какое нам с вами
дело?! Пусть они истребляют друг друга. Нам от этого хуже
не будет...
—	А если водоворот втянет и нас?
—	От нас зависит, дать себя втянуть в войну или нет.
—	Вы говорите о возможности войны так, словно дело
идет о том, будет ли лето достаточно теплым, чтобы поехать
на купанья, — негромко, но внушительно произнес Гопкинс.—
Хорошо, что наша беседа происходит без записи и свидете¬
лей, а то нам жарко пришлось бы на ближайшей пресс-кон-
ференции
73

Мысль о том, что их разговор действительно не стеногра¬
фируется и, по существу говоря, можно говорить о чем
угодно, подбодрила Ванденгейма. Уж не для того ли
Гопкинс и напомнил об этом, чтобы вызвать его на откро¬
венность?
Джон заговорил о том, что ему казалось самым важным:
—	Что бы вы сказали, если бы я с полной серьезностью
предложил проект слияния наших партий? К чему эта игра,
отнимающая столько времени и средств у всех нас?
А я, мне кажется, нашел бы средства осуществить такой
проект.
Гопкинс посмотрел на него так, словно перед ним сидел
сумасшедший.
—	Вы... серьезно? — Ив ответ на утвердительный кивок
Ванденгейма: — Воображаете, что мы можем позволить себе
такую роскошь? — На лице Гопкинса отразилось смеше¬
ние гнева и крайнего отчаяния. Ванденгейм в испуге даже
отстранился от Гопкинса, но тот без стеснения потянул его
к себе за рукав пиджака.
—	К чорту дурацкие фантазии, Джон! Осуществить такое
слияние значило бы ввести в действие против нас все скрытые
силы протеста. Те силы, которые сейчас идут по одному из
этих русел, — он поочередно ткнул пальцем в грудь Ванден-
гей-ма и себя. — Мир между нами значил бы открытую войну
против всех нас... Запомните хорошенько то, что я вам сейчас
скажу: боритесь с нами, боритесь так яростно, как только
можете! Но упаси вас бог свалить хозяина. Он или револю¬
ция — таков выбор для нас всех. Поняли?
Ванденгейм не принадлежал к числу людей, легко теряю¬
щихся, но сейчас он сидел с таким видом, словно из-под него
вытаскивают стул.
—	Валите на нас, что угодно, — продолжал между тем
Гопкинс. — Слава богу, что вы обладаете средствами для это¬
го. Что будет со всеми нами, если вместо вас этим делом зай¬
мутся те, кто кричал сегодня с платформы: «Отдайте нам то,
что произвели наши руки!» Представьте себе, что мы отдали
бы им то, что создано ими. Что останется тогда вам?
Лицо Ванденгейма налилось кровью. Забыв, что он разго¬
варивает не с Долласом, а с советником президента, он за¬
рычал:
—	К чертям эти глупости, Гарри! Посадить мне на шею
десятки, сотни тысяч паразитов?! Я делаю доллары не для
того, чтобы затыкать ими глотки рабочих. Я не хочу, чтобы
из-за вашей филантропии сотни тысяч, миллионы бездельни¬
ков разевали рты на мой хлеб. Да, у меня миллионы. Да,
у меня миллиарды! Да, я богат. Но какой чорт вам сказал,
74

что я не смогу стать еще богаче, если не буду кормить на¬
хлебников, которые сегодня в Улиссвилле требовали вашей
проклятой справедливости.
В течение этой речи Гопкинс успел совершенно успокоить¬
ся. Его черты приобрели выражение расчетливой деловитости
и официальной сдержанности. Теперь он смотрел на
беснующегося собеседника с выражением снисхождения. Как
только ему удалось вставить реплику, Гопкинс проговорил
тоном доброго учителя, поучающего не в меру расходивше¬
гося ученика.
—	Неужели вы не понимаете? Когда я говорю «Рузвельт
или революция», я ни на йоту не изменяю тому, что говорил
вам прежде. Американский народ дошел до той грани, когда
ему нельзя не дать хотя бы суррогата справедливости, о ко¬
тором так любит болтать наш общий друг Синклер. Будьте
умницей, Джон, приберите к рукам искусство, займитесь фи¬
лософией...
—	Меня тошнит от философии!
Но Гопкинс только рассмеялся в ответ и, не меняя тона,
продолжал поучать:
—	Можете не любить ее, но найдите средства еще и еше
раз доказывать ста сорока миллионам простых американцев,
что великая справедливость вовсе не в том, чтобы у вас не
было золотых ванн, а в том, чтобы эти простые американцы
имели эмалированные или хотя бы цинковые ванны.
Глаза Гопкинса делались все более злыми. Он поднял
пустой бокал, постучал его краем по бутылке и, прищурив¬
шись, прислушался к тонкому долгому звуку, издаваемому
хрусталем. Не глядя на собеседника, медленно процедил
сквозь зубы:
—	И их женам пока вовсе не нужны каблуки с бриллиан¬
тами. Дайте им цветные стеклышки. Иначе у вас отберут ва¬
ши бриллианты. Поняли?
—	Я хочу, чтобы их было не сто сорок миллионов, а по
крайней мере вдвое меньше. Ровно столько, сколько нужно
для того, чтобы двигать мою машину... ни одним человеком
больше.
—	Это утопия, Джон. Глупейшая утопия, которая когда-
либо владела человеческими умами.
—	А война! При нынешних средствах истребления мы мо¬
жем перемолоть миллионы, десятки миллионов ненужных нам
людей.
Черты Гопкинса застыли. Он проговорил:
—	Не то, Джон, не то! Это не к лицу тому, кто хочет го¬
ворить об овладении всем миром. Имейте в виду, что только
в том случае, если массы будут верить хозяевам, верить вам
75

и- бояться вас, вам удастся поднять их на действия, необходи¬
мые для распространения вашей власти. Всякая масса, в том
числе и американская, пойдет за вами, если будет уверена,
что действует во имя цивилизации, во имя той самой справед¬
ливости, которой она так яростно добивается для себя са¬
мой... — Гопкинс задумался, потом продолжал: — Никогда не
забывайте, Джон, что массе нужны идеалы. — При этих сло¬
вах Гопкинс положил руку на плечо собеседника. — Помните
мои слова, Джон: если Советам удастся осуществить еще
хотя бы две своих пятилетки, — а это им, повидимому, удаст¬
ся, — они будут продолжать такими же темпами улучшать по¬
ложение масс в своей стране. Если нам, при нашей системе,
не удастся продвинуть жизнь вперед, то не найдется таких
говорунов ни в нашей партии, ни в вашей, которые сумели
бы отговорить американцев испробовать у себя то, что так
здорово получается у русских... В этом все дело.
—	Вы считаете, что в нашем распоряжении всего десять
лет...
—	Вы поднимаете все чересчур буквально. — Гопкинс по¬
смотрел на часы и спросил, словно невзначай: — Вы здорово
завязли в Германии?
Ванденгейм был уверен, что Гопкинс знает все не хуже
его самого, но с деланой откровенностью выложил:
—	От вас никаких секретов, Гарри: моя группа имеет там
около четырех миллиардов прямых вложений и... и интересы
еще кое в каких делах... миллиардов на шесть.
—	Значит... десять?
—	Примерно..;
—	А Рокфеллер и другие?
—	Раза в полтора-два больше..;
—	А немцы —у нас?
—	Только интересы, никаких вложений.
—	Умно играют... Не боитесь?—с усмешкой спросил Гоп¬
кинс.
Вместо ответа Ванденгейм) поднял большой красный кулак
и крепко сжал его. Он как бы говорил: «Вот они где».
Однако, поглядев в глаза собеседнику, он понял, что тот
не принадлежит к числу людей, которые легко верят на слово.
А Джону хотелось, чтобы Гопкинс верил. Не только тому, что
Джон говорил сейчас здесь, а поверил бы накрепко, навсегда
тому, что Джон хочет итти вместе с ними, если... ему отведут
в этом походе надлежащее место. Он хотел быть тут, в этом
штабе, откуда Америка будет править миром.
Совсем близко придвинувшись к Гопкинсу и дыша ему
в ухо, заговорил негромко, будто доверяя ему самое сокро¬
венное:
76

—	Не в немцах дело, Гарри. Они нам не страшны. Пусть
бы завтра, сегодня ночью, через час они затеяли войну со всей
Европой — мы ничего не теряем. Да что я говорю — с Евро¬
пой,— пусть воюют со всем миром!..
Гопкинс проговорил, не отнимая от губ бокала с вином:
—	Может быть, вы ничего не имеете против того, чтобы
они воевали и с нами?
При этом бесцветные глаза Гопкинса следили за каждой
чертой собеседника, за малейшим движением его лица.
Ванденгейм не стал объяснять Гопкинсу сложный меха¬
низм секретных договоров, делавших обе стороны — американ¬
скую и немецкую — равными участниками в прибылях про¬
мышленников обеих стран при любой военной ситуации. Ван¬
денгейм был уверен, что Гопкинс отлично знает, в чем дело.
Джон полагал, что не может быть такого положения, чтобы
самые архисекретные сделки капиталистов оставались тайной
для Белого дома. Его обитатели сами являются ведь не по¬
следними участниками предприятий, заинтересованных в этих
сделках.
—	Гораздо больше Германии меня беспокоит Россия, —
сказал Джон. — Да, да, я говорю именно то, что хочу ска¬
зать: Россия!
—	Надеюсь, там-то у вас нет вложений? — спросил Гоп¬
кинс.
—	Если бы вы были дельцом, то не стали бы спраши¬
вать, — сердито проговорил Ванденгейм. — Я сказал бы:
есть, и дьявольски большие.
—	Вкладывать деньги в Россию! — Гопкинс всплеснул ру¬
ками.
Ванденгейм с досадою отмахнулся:
—	Дела давно минувших дней... Тогда все были уверены,
что большевики не продержатся и пяти лет... Бакинская
нефть, разведки на Алтае...
Гопкинс рассмеялся:
—	Значит, одна бумага! А я думал, серьезно.
—	Что может быть серьезней такой бумаги, Гарри?
—	Скупили-то все наверняка по центу за доллар.
—	Иногда и дешевле, — не без хвастовства заявил Ван¬
денгейм.
—	Тогда беда еще не так велика...
—	А вы представляете себе, какие возможности мы теряем
в России? Об этом стоит подумать, Гарри. Очень стоит...
Джон долго еще говорил о выгодах, которые американ¬
ский капитал мог бы извлечь из России, но нельзя было
понять, слушает ли его Гопкинс. Держа недопитый бокал
против лица, тот клевал носом. Он оживился только тогда,
77

когда Ванденгейм заговорил о Китае, и окончательно пришел
в себя, когда дело дошло до Японии.
—	Неужели вы не считаете сколько-нибудь целесообраз¬
ным поощрить Японию к движению на северо-запад? —1 гово¬
рил Ванденгейм.
Гопкинс ответил неопределенно:
—	Это дело Грю.
—	Чем ближе джапы подберутся к границам Советов...
—	Вы, видно, забыли о договоре взаимной помощи, фак¬
тически о союзном договоре между Советами и Монголией.
—	Те же Советы...
—	Тем хуже... Попытки Японии проникнуть в СССР этим
путем, а заметим в скобках: это Самая прямая дорога к Транс¬
сибирской магистрали, — подобная попытка вызвала бы яро¬
стную реакцию Москвы.
—	Значит, драка? — восторженно крикнул Ванденгейм. —
Разве это не то самое, к чему мы стремимся?
Гопкинс перебил:
—	Вы говорите так, словно упрочение Японии вам чер¬
товски наруку.
—	Что угодно, только не упрочение Советов.
—	А кто вам сказал, что из такого поединка победителями
непременно вышли бы джапы?
—	При нашей-то поддержке?!
На столе загудел сигнал телефона. Гопкинс потянулся за
трубкой. Выслушав, не торопясь, опустил ее на рычаг и обер¬
нулся к гостю;
—	Президент вызывает меня. *— И только насладившись
видом обиженно вытянувшейся физиономии Ванденгейма, до¬
бавил: — И вас тоже.
9
Рузвельт окинул обоих внимательным взглядом и, лукаво
подмигнув Гопкинсу, сказал:
—	Не больше одной бутылки, а?.. Нет, Гарри, так не го¬
дится. Не только вашими омарами, но й выпивкой будет
распоряжаться Макинтайр. — Он обернулся к Ванденгейму: —
Когда Гарри выпивает больше бутылки, я не отвечаю ни за
одно его слово. Баста! Считайте, что ничего от нас не слыша¬
ли. Пока меня тут мучил врач, я кое-что приготовил для вас.
Рузвельт потянулся к лежавшей на столе книге, обернутой
в кожаную суперобложку.
Гопкинс засмеялся и в тон Рузвельту бросил:
—	Это, — Гопкинс поднял со стола книгу и показал Ван¬
денгейму те места, где светлая кожа футляра потемнела от
частых прикосновений, —■ наше евангелие, Джон. Хотите вы
78

или не хотите, но вам придется выслушать несколько
изречений.
Рузвельт с напускным гневом взял из рук Гопкинса книгу,
и раздельно прочел:
—	«У Вильгельма одна мысль-—иметь флот, который был
бы больше и сильнее английского, но это поистине чистое су¬
масшествие, и он увидит, как это невозможно и ненужно».
И пояснил Ванденгейму:
—	Это писала жена императора Вильгельма второго, Вик¬
тория, своей матери, английской королеве Виктории... По-ва-
шему, это верно? Будто мечтать о флоте более могуществен¬
ном, чем британский, — пустое занятие?
Не понимая, к чему клонит президент, Ванденгейм осто¬
рожно промолчал.
Тогда Рузвельт сказал:
—	Купите эту книгу, — он показал титульный лист: «Капи¬
тан Альфред Тайер Мехен. Влияние морской силы на исто¬
рию». *— Прочтите ее внимательно. Вы поймете, почему мне
так чертовски хочется, чтобы вы приложили свои силы к фло¬
ту. Там найдут .себе сбыт и сталь и нефть, Джон. Я попросил
бы моих друзей в правительстве, чтобы они создали наиболее
благоприятные условия для приложения вашей энергии в су¬
достроении. Я имею в виду военное судостроение. Надо стро¬
ить авианосцы, то, чего не было во времена Мехена. Понимае¬
те, боевой флот и авиация сразу. Штаты должны иметь са¬
мый большой авианосный флот. Мне кажется, Джон, что это
должно решать. Тот, кто будет владеть воздухом над головою
вражеского флота, будет хозяином океанов. Это так, поверьте
мне. — Рузвельт, насколько позволяла его относительная под¬
вижность, нагнулся к Ванденгейму и продолжал, понизив го¬
лос: — Вы хотите, Джон, чтобы дела Америки и ваши шли
так, как вам хочется? Тогда займитесь этим делом). Если кон¬
гресс не будет упрямиться, как строптивый мул, и утвердит
морскую программу, нам с вами не придется больше слышать
таких глупых разговоров, как нынче в Улиссвилле. У всех бу¬
дет работа. Вся Америка поплывет сразу по двум океанам, —
и он раскинул руки широким движением, словно желал раз¬
двинуть стены салона, стоящие на пути к его мечте.
—	Вся Америка? — переспросил! Ванденгейм. — Опять вся?
И там, в этом лучшем будущем на двух или на четырех океа¬
нах, мне будут твердить о необходимости содержать миллион
«простых людей», будут болтать о справедливости?! Нет, я
хочу другого будущего, мистер президент, совсем другого!
—	Я знаю, чего вы хотите, — не давая ему договорить, пе¬
ребил Рузвельт,—знаю вашу натуру—рвать налево и напра¬
во, рвать, пока есть зубы, не заботясь о том, что будет завтра.
79

Так не годится, Джон. Думайте о будущем, поймите же, чорт
побери, иначе нас сбросят за борт на пути к любому буду¬
щему.
—	Не хочу, не буду, — упрямо бормотал Ванденгейм,
с трудом заставляя' себя вдуматься в то, что говорил прези¬
дент. — Не хочу никому отдавать даже часть того, что принад¬
лежит мне целиком. Не желаю, чтобы в мою ванну лез всякий
сброд, которому, для того чтобы выкупаться, достаточно сбро¬
сить остатки дырявых штанов...
Рузвельт поднял руки, словно прося пощады, и. восклик¬
нул:
—	Стоп, Джон! Оказывается, мы с вами хотим одного и
того же. А вы и не заметили?.. Но как итти к нашей общей це¬
ли? Ваш путь — это гибель. Я ищу другого пути. Справедли¬
вость, о которой я толкую, в том и заключается, чтобы каждый
получил положенное ему от бога, чтобы никто не имел права
сказать, будто среди бела дня у него отнимают принадлежа¬
щее ему. Отдайте не половину, а одну десятую того, что чело¬
век создал, но так, чтобы он поверил, понимаете, Джон, пове¬
рил в справедливость дележа, и все будет в порядке. — Руз¬
вельт саркастически улыбнулся и, помолчав, сказал: — По¬
верьте мне, Джон, только полные дураки могли стрелять мне
в спину из-за того, что им не нравится эта формула.
Не выдержав взгляда президента, Джон опустил глаза
и через силу ответил:
—	...Я рад, что в вас тогда не попали.
Рузвельт рассмеялся:
—	Могу вас уверить, Джон: я рад этому не меньше ваше¬
го. И не только потому, что остаться в живых всегда прият¬
ней, чем стать трупом, но и потому, что смерть мэра Чика¬
го — это только потеря хорошего малого. Вместо него другой
будет с таким же успехом давать банкеты избирателям и бок¬
серам. А попади преступник в меня, вы лишились бы неплохо¬
го адвоката. Постарайтесь уверить в этом кого следует.
И без того багровое лицо Джона налилось кровью до си¬
невы.
—	Что вы имеете в виду, сэр?!
—	В вашей власти сделать так, чтобы ваши деньги больше
не тратились на дела, могущие обратиться против вашего же
кармана. Надеюсь, что рано или поздно мне удастся убедить
вас в необходимости дать Америке ту меру справедливости,
которая оказала бы действие бочки масла, вылитого на по¬
верхность волнующегося моря.
—	В конце концов, — примирительно заявил Джон, — я не
против этого. Но пусть елей льют попы. Они получают доста¬
точно за то, чтобы делать свое дело.
80

—	Церковь — величайший из институтов, Джон, — тоном
глубочайшего уважения произнес Рузвельт. — Заботьтесь
о церкви, и она позаботится о вас. — Он наставительно поднял
палец: — Почему на протяжении двух тысячелетий, пережив
десятки империй, существует это учреждение? Спросите себя
об этом, и вы поймете: люди хотят справедливости. Тот, кто
обещает им ее — полубог, а кто сумеет их уверить в том, что
он им ее дал, — сам господь-бог.
—	Так дайте же им эту вашу справедливость: пусть раз¬
множаются, но не мешают размножаться моим долларам.
Пусть едят овсянку с салом, но не суют нос ко мне на кухню
и не лезут в мою постель, чтобы посмотреть, что я жру, на
чем и с кем сплю!
Прошло около часа. Мечтательно полуприкрыв глаза и гля¬
дя поверх головы Ванденгейма на стену, где висела большая
многоцветная карта мира, Рузвельт говорил медленно, словно
думая вслух.
Ванденгейм слушал внимательно. Временами он ловил
себя даже на том, что его рот сам собою приоткрывается от
удивления. Трудно верилось тому, что все это говорил Трид¬
цать второй, Рузвельт, «социальный ренегат»!.. Или он
играет с Джоном?.. Нет, нет, так не шутят! Это разговор
мужчин!
Воодушевившись, Джон с жаром воскликнул:'
—	Тогда мы поднимем желтых против России. Китай,
Японию, Индию! Мы натравим их на русских, взбудораживших
всю Азию. — И, задохнувшись от волнения, прохрипел под ко¬
нец: — «Азия для нас!» А там увидим... — И он потянул из
кармана платок, чтобы отереть вспотевший лоб.
Рузвельт смотрел на него с разочарованием, близким к жа¬
лости: с этим человеком было бесполезно толковать. Он пони¬
мал все, как взбесившийся пес: рычать и хватать, хватать, хва¬
тать...
Но, сделав над собою усилие, Рузвельт все же терпеливо
продолжал:
—	Нет, Джон... не то, совсем не то... Я не понимаю такой
ненависти... Но я хочу сказать: революция не знает ни белых,
ни желтых. Для нее существуют угнетенные и угнетатели. Вот—
лагери... Коммунизм не знает разницы рас. Коммунистическая
Россия белых вместе с коммунистическим Китаем желтых и с
черной Африкой впридачу могли бы, отлично понимая друг
друга, наступить на горло и капиталистической Америке белых*
и полуфеодальной Японии желтых. Вот что страшно, Джон:
единая коммунистическая Евразия против Штатов... они раз¬
давили бы нас...
о Заговорщики
81

“ Вы... боитесь? — с удивлением спросил Ванденгейм.
Рузвельт отрицательно покачал головой.
—	Это так... мысли вслух... Впрочем, что я вам тут расска¬
зываю. Сейчас я покажу вам, Джон, куда вы должны устре¬
мить свое внимание. — Он взял со стола линейку и провел по
карте. Конец линейки остановился на голубых просторах Ти¬
хого океана. — Вот дорога на Восток, Джон. Чертовски широ¬
кая дорога.
—	На дороге нужны станции.11 Джон улыбнулся, впервые
за весь день. — Хотя бы для заправки баков и чтобы капитан
мог пропустить стаканчик-другой.
—	Дайте Америке флот — будут и станции. Так много
станций, как только может понадобиться. Если бы во времена
Мехена существовали самолеты, он наверняка учел бы и этот
фактор. Но мы сделаем это за него. Арнольд недаром ест
свой хлеб... Смотрите, Джон, — линейка плавным движением
обошла Филиппины. — Если нам удастся убедить филиппин¬
цев в том, что мы, как добрый сосед...
—	Довольно дальний сосед, — скептически заметил Гоп¬
кинс и пальцем провел по направлению от США к островам,
которых все еще касалась линейка президента.
—	Но и довольно сильный, — подмигнул ему Рузвельт. —
Если Макарчеру удастся доделать то, что он делает, мы уже
через десять лет будем иметь на этом голубом пространстве
такую опорную точку, что...— Рузвельт воинственно взмахнул
линейкой и, не договорив, с треском швырнул ее на стол.—
Вот куда вам нужно итти, Джон. Оттуда рукой подать до
юго-восточной Азии, оттуда вы сможете перешагнуть в Ки¬
тай, а через несколько лет, быть может, и в Японию.
Он нажал звонок и бросил вошедшей секретарше:
—	Попросите Макарчера!
Потом взял со стола одну из бутылок и, повернув ее эти¬
кеткой к гостю, спросил:
Что предпочитаете?
—	Если позволите, я сам, — ответил Ванденгейм и без
стеснения взял другую бутылку.
Он, не торопясь, наливал себе джин, когда дверь отвори¬
лась и в салон вошел Макарчер.
Не выпуская из рук бутылки, Ванденгейм с интересом
разглядывал генерала, пока тот здоровался с президентом.
Джон не спеша поставил бутылку, вынул изо рта сигару
и дружески, словш} был с ним знаком, кивнул Макар¬
черу.
Рузвельт поднял свой все еще полный стаканчик и, глядя
на Макарчера, сказал:
—	За вас, Мак. За ваше дело!
82

* За наше дело, президент, — по-военному четко отве¬
тил Макарчер, впившись в лицо Рузвельта прищуренными
глазами.
Через несколько минут Рузвельт снова поднял стакан —
все тот же недопитый стакан своего коктейля, — протянув его
в сторону Ванденгейма, проговорил:
—	За наших друзей...
—	Это за вас, Джой,—с усмешкой пояснил Гопкинс.
Когда заметно захмелевший Ванденгейм, наконец, понял,
что ему пора уходить, и когда дверь затворилась, скрыв его
широкую спину, Рузвельт, задумчиво глядя ему вслед, прого¬
ворил:
—	Хотел бы я знать, что им от меня нужно? — И тут же,
сделав такое движение рукой, будто оггонял неприятные мыс¬
ли, весело крикнул Гопкинсу: — Как вы думаете, Гарри, не
показать ли нам Дугласу какой-нибудь хороший фильм, а?..
Давайте смотреть «Королеву Христину». Не протестуете,
друзья? Не беда, что филым стар. Мы .увидим очаровательней¬
шую из королев.
Гопкинс стал поудобнее устраиваться в кресле, чтобы со¬
снуть, пока будет итти трижды виденная им картина. Макар¬
чер молчал. Ему было решительно все равно: покажут ли
матч бокса, ограбление с убийством или любовную ко¬
медию.
Рузвельт между тем продолжал, поглядывая на гене¬
рала:
—	Я вам особенно советую, Мак, последить за судьбою
испанского посла... Назидательная история о том, к чему мо¬
гут привести иностранца вредные реминисценции бонапартиз¬
ма. Даже если им покровительствует такое очаровательное
существо, как эта королева... к тому, же имейте в виду, не
осталось ни таких королев, ни... — он не договорил и, рас¬
смеявшись, повернулся всем корпусом к Макарчеру. — Разве
только если нарядить в женское платье вашего Квесона, а вам
поручить роль испанского посла.
Макарчер не понял намека. Рузвельт с силой опустил
ему руку на плечо.
Свет в салоне погас. По экрану на великолепном галопе
неслась амазонка...
Рузвельт вдруг почувствовал около уха чье-то дыхание
и расслышал осторожный шопот:
—	Мне нужно сказать вам несколько сАов.
Он узнал голос Макарчера и полуобернулся:
83

—	Потом, потом... — Президент с досадою отмахнулся ог
угрожавшего ему делового разговора. Его внимание было
снова целиком поглощено экраном.
Но по мере того как бежал фильм, двигались по экрану
тени вельмож, заговорщиков, крутились снежные вихри мете¬
ли и стучали копыта коней, мысли президента уносились
все дальше и дальше от Швеции, от красавицы королевы, от
ушедшей во тьму истории и неизвестно зачем воскрешенной
Парамоунтом повести о нелепой любви. Перед мысленным
взором Рузвельта появлялись другие тени, другие заговорщи¬
ки, другие вельможи и монархи. Короли нефти и железа, бан¬
ков и железных дорог. Заговорщики прятали за пазуху не наив¬
ные кинжалы, а пачки акций и автоматы. Их страшный хоро¬
вод плясал на экране, как мрачные кони Апокалипсиса, несу¬
щиеся навстречу Рузвельту, чтобы растоптать его, смять,
уничтожить. Изъязвленная маска Рокфеллера Старшего выси¬
лась над плечами Ламонта. Бесконечные толпы гангстеров
с факелами и в масках бродили по закоулкам Белого
дома...
Рузвельт нервно повел плечами и закрыл рукою глаза.
Тени Моргана и Рокфеллера!.. Приближающиеся выборы...
Необеспеченность переизбрания на третий срок, если он не
станет кандидатом того и другого... Провал означал бы, что
на мостик взойдет новый капитан. Какой-нибудь полубезум¬
ный, ничего не понимающий в навигации Дыои. Даже если
допустить, что Дьюи удастся удержать в повиновении матро¬
сов, что офицеры не будут выброшены за борт, что груз золо¬
та останется в трюмах корабля, ка,кой во всем этом будет
прок, когда вон там, впереди, пенистые буруны у рифов?
Корабль Штатов стремительно несется в этот кипящий водо¬
ворот. Один неверный поворот руля и...
Ладонь президента была прижата к плотно закрытым
глазам. Но даже сквозь сжатые веки ослепительно сверкала
пена бурунов вокруг рифов... Смертельная угроза кораблекру¬
шения!..
Сеанс окончился. Президент вяло протянул руку Макар-
черу и остался наедине с Гопкинеом.
Оба долго молчали.
Наконец Гопкинс не выдержал:
—	Что сказал вам по секрету от м-ейя Мак?
Несколько мгновений Рузвельт смотрел на него с недоу¬
мением. Потом неохотно проговорил:
84

—	Да, он что-то хотел мне сказать, но... повидимому, так
же забыл об этом, как я...
Гопкинсу очень хотелось поймать взгляд президента, но
глаза Рузвельта были полузакрыты, голова устало откинута
на спинку кресла.
Гопкинс на цыпочках покинул купе.
Ю
Поезд президента грохотал по рельсам далеко от Улисс-
вилля, когда негр Абрахам Джойс остановился у остатков
изгороди, окаймлявшей когда-то крайний участок, из тех, что
причислялись к Улиссвиллю.
Была безлунная ночь, и в темноте не сразу можно было
заметит^, что Джойс не один. Мэй остановилась рядом с ним.
—	Дальше не пойдешь? — спросил Джойс.
—	Не пойду.
Она произнесла это негромко. Так, словно боялась быть
услышанной кем)'Либо, кроме Джойса. Хотя можно было
с уверенностью сказать, что в такое время и в этом заброшен¬
ном месте нет никого, кто мог бы ее услышать, кроме спут¬
ника. Она прибавила еще несколько слов, которые с трудом
разобрал даже Джойс: что-то о грозящей ему большой опас¬
ности.
—	Пустяки, — сказал он, — все это совершенные пустяки.
—	Нет, не пустяки,—упрямо сказала она.
—	А я говорю, пустяки... Мы выберемся из этого.
—	«Пустяки»! — повторила она несколько громче прежне¬
го, передразнивая Джойса. — Если бы все это было так про¬
сто, как ты говоришь, то ты не ездил бы теперь на тракторе,
а... — едва уловимая серая полоса ее просторного рукава опи¬
сала в темноте широкую кривую, как безнадежный взмах
крыла, которому ие суждено было никуда подняться.
—	Лучше на тракторе, чем под трактором, — пошутил
Джойс.
—	Но лучше на самолете, чем на тракторе, — в тон ему
ответила она.
—	Жизнь была бы чертовски проста, если бы человек
всегда мог заниматься лучшим из того, что он умеет де¬
лать,—нравоучительно проговорил Джойс. И, подумав, приба¬
вил:— Эдаких счастливчиков не так уж много на свете...—
В темноте очень громко прозвучал его глубокий вздох. —
Конечно, ты права: авиатор должен летать или хотя бы
работать на аэродроме, а не таскать трактором плуги.
—	И вообще напрасно ты сюда приехал,— сердито ска¬
зала она,— здесь места не для негров.
85

—	А ты можешь' мне показать в Штатах места для нег-
ро-в? — насмешливо спросил он. — И разве я мог отстать от
всей компании?
—	Иногда нужно выбирать: компания или жизнь,-—же¬
стко произнесла Мэй.
По ее тону Джойс понял, что ей хотелось, чтобы эти слова
прозвучали как можно более жестко и улыбнулся: из ее на¬
мерения ничего не получилось. Мэй выговаривала английские
слова с той своеобразной мягкой певучестью, которая свойст¬
венна выговору китайцев. Он с усмешкой подумал, что в ее
устах даже брань звучит, вероятно, как объяснение в любви.
Между тем она тем ще тоном продолжала:
—	Да, нужно выбирать!
Джойс стоял молча, хотя ему хотелось сказать, что там,
откуда он приехал, в Испании, в интернациональной „брига^
де, такой вопрос не вставал никогда. Оба они — Айк Стил
и он, Джойс,— были авиационными людьми, но оба они сра¬
жались там в пехоте только из-за того, что у республики
не было самолетов. Честное cjiqbq, если бы кому-нибудь
пришло в голову поставить, перед любьш из них вопрос;
жизнь или компания пехотинцев, бок о бок с которыми они
прошли весь путь от Мадрида до французской границы, ни
один из них не уоомвддся бы в выборе. Ддя чего же друго¬
го они приехали туда, как не ради того, чтобы их жизнь
стала частицею жизни этой компании, а жизнь компании ста¬
ла их собственной? Прав®, как странно говорит Мэй: выби¬
рать между компанией и жизнью. Что же, он должен был
бросить их одних-^больного А#ка и этрго маленького итальян¬
ца Тони, приставшего к нт. 9 тот день, когда убили девицу?..
Странная постановка воцроса компания шщ жизнь... Очень
странная...
Приглядевшейся к темноте Мэ§ бьую видно, как Джойс
повел в ее сторону бедками глаз.
Она положила руку на широкое плечо негра и прижалась
лицом к его груди. Он погладил ее по волосам, и Мэй, как
всегда, очень ясно почувствовала, как велика его рука,
—	Не ходи туда,— сказала Мэй.
Отняла голову от его груди ц молча покачала ею. За¬
думчиво проговорила:
—	Если бы ты был около самолетов, я могла бы уле¬
теть отсюда... вместе с тобой. Мы оба нащли бы работу.
Ведь нужны же где-нибудь, ф&льдшерицы... Но на тракторе
никуда не уедешь.
-г- А необходимо уехать?
—	Скоро они узнают о том, кто вы и зачем приехали,..
Она опять грустно покачала головой.
86

*— Не узнают, — ответил Джойе. — А -если и пронюхают...
При этих словах Мэй в испуге отпрянула от него.
—	Что, будет с тобой!
Он попрежнему озорно сказал:
—	Пусть попробуют... Со мною Стад и Тони...
—	Стил белый, они побоятся разделаться с белым, а ты...
как будто не знаешь сам... А твой Тони! —с презрением про¬
цедила она сквозь зубы. — Подвязать фартук — и будет на¬
стоящая баба.
Джойс рассмеялся так громко', что через несколько мгно¬
вении эхо, вернуло это.т смех с противоположной стороны
оврага, где начинался невидимый сейчас сосновый лес.
гг- Тише,— сказала Мэй,— я вовсе не хочу, чтобы тебя
убили.
—	Идем со мной. Сейчас, — решительно проговорил
Джойс и потянул ее за руку.
Она вырвалась.
—	Поговрри со Стилом. Вам нужно отсюда уходить, пока
вокруг ничего не з.нают... — Она на минуту замялась, потом
закончила: г— И мне тоже будет очень худо, если они узнают,
что я... с тобой...
—	Слава богу, ты же не белая. Они не станут вешать
негра, из-за китаянки.
г— О, Хамми! Ты их еще не знаешь.
Джойс ясно представил себе, как при этих словах она
безнадежно махнула рукой. Ему хотелось сказатьДчто-нибудь
такое, чтобы убедить ее:	не будет ничего дурного, если
здешние люди узнают, что они коммунисты.
—	Ты же слышал, как Стил спорил сегодня с президен¬
том,— сказала Мэй.— Что теперь о нем думают?
—	Люди должны знать, что есть еще на свете кое-кто,
от кого можно услышать правду.
—	Ты глупый,—сказала она с нежностью, сквозь кото¬
рую слышалась жалость к большому черному любимому
человеку.— Ужасно... ужасцо глупый...— И вдруг с беспокой¬
ством:— Уходите, уходите отсюда как можно скорей. Сегод¬
няшний митинг не приведет к дрбру. Уж я-то знаю здешний
наррд... — И, наконец, голосом, полным страха: — Клан все
знает, у негр везде свои люди... Верь мне, Хамми, и там,
и в вашем сарае наверняка есть их уши...
—	Уж это ты брось!— беспечно сказал он.
—	Я знаю, что говорю... Мама говорила мне...-
Он со смехом перебил ее:
—	Твоя мать очень хорошая женщина, но что может знать
простая старуха.
87

—	Но ведь она же служит у Миллса! — убеждающе про¬
говорила Мэй и повторила: — Я знаю, что говорю.
Джойс протянул руку и крепко взял Мэй повыше
локтя. Она сразу подалась к нему вся. Он охватил ее за
плечи и прижал к себе.
—	Может быть, ты даже знаешь, кто?
Она рванулась, пытаясь освободиться из его объятий, но
он еще крепче сжал руки. Все ее тело напряглось, потом
обмякло. Будто она сдалась, потеряв надежду освободиться.
—	Ну, кто? — повторил он.
Мэй почудилась в его голосе такая сухая нотка, какой
не приходилось в нем слышать. Она подняла глаза, тщетно
пытаясь разглядеть во тьме выражение лица Джойса. И ей
вдруг стало так страшно, как не было еще никогда с нача¬
ла их близости.
Мэй еще никогда так ясно не сознавала, что происходя¬
щее вокруг очень страшно. Только в эту минуту, когда перед
нею так четко встали, с одной стороны, она и он, с другой —
кто-то из сидевших сейчас в сарае, она до конца ощутила, до
холода в спине, до иголочек в концах пальцев, что это зна¬
чит... Она была тогда еще совсем маленькой девочкой, всего
год или два тому назад приехавшей с матерью из Китая... Да,
да, это было именно тогда, когда мать поступила в стряпухи
на ферму Миллса... Ночь, черная, как сегодня, факелы, много
пылающих факелов. В их свете белые капюшоны, казались
алыми, словно пропитанными кровью. Ни одной капли крови
не было пролито в ту ночь — негр даже не пытался защи¬
щаться. Через пять минут после того, как они подошли к его
дому, он уже висел на сосне за своим собственным сараем...
Она отчетливо помнила каждую мелочь! Цвета и звуки жили
в ее памяти так, как если бы все случилось сегодня... Она
могла бы слово в слово повторить все, что кричала тогда
девушка, цеплявшаяся за негра, когда его волокли к сосне.
Мэй могла бы с точностью описать каждую черточку,на ли¬
це негра и его возлюбленной, когда люди в капюшонах
схватились за веревку. Мэй чересчур ясно представляла себе
всю эту картину, чтобы оставаться спокойной сейчас, хотя
руки Джойса были такими сильными и так крепко и уверен¬
но держали ее. Ужас, объявший ее при этом воспоминании,
сковал язык и не давал ей ответить на вопрос, настойчиво
повторявшийся в темноте:
—	Кто?
А Джойс не знал, что ему думать. В последний раз повто¬
рил:
—	Кто?!
88

Не получив ответа, он разжал объятие. И тотчас почув¬
ствовал, как Мэй выскользнула. Топот ее тяжелых башмакоз
по плотной глине тропинки удалялся.
И почему-то именно сейчас, когда она ушла, он с особен¬
ной ясностью представил себе ее всю — с головы до ног.
Ему хотелось броситься за нею вдогонку, схватить и унести
ее отсюда. Но он стиснул кулаки и не сделал ни шагу. Толь¬
ко закрыл глаза, чтобы вызвать в сознании еще более яркий
образ Мэй: она стояла перед ним, и ее темные карие глаза
улыбались сквозь узкий разрез век, и между ними, чуть-чуть
повыше переносицы, чернела родинка. Совсем такое же ма¬
ленькое пятнышко, как нарочно делают себе на лбу женщи¬
ны в Индии...
Джойс разжал кулаки и поднес к лицу руку, словно на
ладони мог сохраниться след от прикосновения к иссиня-чер-
ным гладким волосам Мэй...
Несколько времени он еще стоял, прислушиваясь к ее
шагам. То, что она не ответила, убедительнее всего говорило
ему: она боится того, кто сидит сейчас в сарае и вместе с дру¬
гими, незаметный предатель, слушает Стила...
Джойс провел широкой ладоныо по лицу, отгоняя ненуж¬
ные мысли: что из того, что какой-то куклуксклановец знает
Стила или его, Абрахама Джойса, коммуниста, как и Стил,
правда, не умеющего так складно говорить, но в слу¬
чае надобности способного постоять за свои взгляды и
разъяснить народу, что к чему? Что тут такого? Разве кон¬
ституция Штатов не предоставляет им право говорить то,
что они думают? Ведь компартия не в подполье, ведь тут не
Германия! Они говорят и будут говорить то, что считают
нужным сказать народу,— правду... Джойс очень жалеет
о то-м, что тоже не выступил сегодня на платформе Улисс-
вилля. Он сказал бы президенту все, что думает о войне
северян «за демократию и справедливость». Зачем болтают,
будто они воевали за освобождение негров, за уничтожение
позорного рабства в Штатах. Разве сами северяне не были
согласны сохранить рабство для черных в тех штатах, где
оно уже существовало? Если бы южные плантаторы были
посговорчивей, негров и сейчас пороли бы и вешали среди
дня, под защитой закона. Не были бы нужны белые маски.
Господа из Вашингтона не делали бы вида, будто им ничего
неизвестно о ночных расправах над черными...
Джойс шел по тропинке, которую скорее угадывал среди
поля, чем видел. Его шаги были, как всегда, широки и уве¬
ренны. Он даже, сам того не замечая, что-то насвистывал
себе под нос. Словно и не было у него в голове таких неве¬
селых мыслей, словно запах взрыхленной земли, далекий шум
89

леса и робкое стрекотанье первых кузнечиков в пробивав¬
шейся кое-где траве —это было все, чем он сейчас жил...
Вдруг Джойс остановился и прислушался. Вокруг попреж-
нему царила почти полная тишина ещё не проснувшейся ве¬
сенней природы. Но Джойс прислушивался не к тому, что
было вне его, а к собственной мысли. Он поймал эту мысль,
взвесил и печально покачал головой. Да, пожалуй,- Мэй
права: конституция ни при чем. Тот куклуксклановец, что
сидит сейчас в сарае, знает» что Делает. Этим негодяям
важно убедиться, что и Стил и он действительно коммунисты.
Это должно быть им особенно ясно после сегодняшнего ми¬
тинга. Ведь когда Гопкинс будто в шутку отослал Стила
к Браудеру, он знал, что делает, очень хорошо знал. Это
был сигнал всем, у кого есть охота разобраться: а не ком¬
мунист ли перед вами? Да, конечно-, так оно и есть. Тот
шпион, что слушает сейчас Стила в сарае, хочет только убе¬
диться в правоте Гопкинса и донести своим: коммунисты
ведут у нас агитацию, они хотят привлечь фермеров на свою
сторону. Мэй права: повесят его, Джойса, или нет — второй
вопрос, но обнаружь Они связь между ним и батраками —•
они не преминут использовать это по-своему. Негр-коммунист,
пойманный на таком деле, — отличный материал для этих
разбойников...
Джойс потоптался на месте.
Вот жалость действительно, что он не может сунуть Мэй
в самолет и отправить ее куда-нибудь подальше до тех пор,
пока они со Стилом не закончат здесь свое дело •*— открыть
людям глаза на истинное положение Вещей в стране,
объяснить им причины их собственных бедствий... Неужели
же ему придется сниматься отсюда, не закончив работу, и оста¬
вить Стила одного?.. Ах, чорт возьми, а как же быть с Мэй?
Значит, поставить точку на этом «личном» деле?.. Не так все
это просто!.. Нужно посоветоваться со Стилом...
Тропинка привела его к полуразрушенному сараю, предо¬
ставленному местным фермерским кооперативом! «Козий
брод» под жилье бригаде рабочих, прибывших с сельскохо¬
зяйственными машинами. Этот сарай был последним строени¬
ем, еще кое-как сохранившимся на участке, откуда в прош¬
лом году съехал разоренный хозяин.
Несмотря на то, что Джойс вошел в сарай из полных
потемок, ему не пришлось щуриться от света. Под дырявой
крышей едва мигал мутный глазок фонаря «летучая мышь».
Электрические провода, некогда тянувшиеся сюда от фермы,
давно исчезли. Вероятно, их срезал сам хозяин, чтобы увя¬
зать остатки скарба, которым! пренебрег аукционист, распро¬
давший все остальное за долги земельной компании.
90

В сарае было с десяток людей или немного больше. Кто
примостился на обрубке дерева, кто просто на корточках на
земляном полу. В середине, там, куда падал свет от фонаря»
на высоком ящике сидел Стил. Он вслух читал газету. По
заголовкам Джойс сразу узнал «Дейли уоркер».
При появлении Джойса несколько лиц повернулось к нему.
Он внимательно вгляделся в них: «Кто?» Но все они показа¬
лись ему такими изможденными, усталыми, что стало стыдно
своих подозрений. «Не они!»
Он прислонился к притолоке и стал вместе с остальными
слушать Стила.
—	Когда Стил окончил чтение, кто-то из сидевших
спросил:
—	А не знаешь ли ты, механик, чем кончилось дело с Че¬
хословакией? По газетам ничего толком не поймешь: то ли
пустили волка в овчарню и на тем дело кончилось, то ли
самого волка признали овцой и ждут, когда он полезет на
следующий двор?
Старый фермер, сидевший прямо напротив Джойса, тере¬
бя свою клочковатую бороду, уныло проговорил:
—	Какое нам дело до чехов и Гитлера? У нас своих дел
до чорта! Поговорим о своих делах...
Но молодой задорный голос того, что говорил раньше, пе¬
ребил:
—	Нет, папаша! Чешские дела — наши дела...- Сегодня
Гитлер у них, завтра — у нас. Да у нас и самих этого добра
уже до дьявола. Вот поэтому нужно посмотреть: есть на них
хоть какая-нибудь управа или им только коврики расклады¬
вай. — И поворачиваясь к Стилу: — Нет, механик, обязатель¬
но расскажи нам про это дело.
Но Стил не стал ничего рассказывать. Он повернул стра¬
ницу газеты и громко прочел самоуверенную похвальбу на¬
цистского правительства, которой звучала германская нота
об учреждении протектората над Чехословакией. Сделав пау¬
зу, он еще раз раздельно и громко прочел ответ советского
правительства, заканчивавшийся резким отказом признать
притязания гитлеровцев:
«...Ввиду изложенного Советское правительство не может
признать включение в состав Германской империи Чехии,
а в той или иной форме также Словакии, правомерным
и отвечающим общепризнанным нормам международного
права и .справедливости и принципу самоопределения
народов.
По мнению Советского правительства действия Германско¬
го правительства не только не устраняют какой-либо опасно¬
сти всеобщему миру, а, наоборот, создали и усилили такую
91

опасность, нарушили политическую устойчивость в Средней
Европе, увеличили элементы еще ранее созданного в Европе
состояния тревоги и нанесли новый удар чувству безопасно¬
сти народов...»
Стил не спеша сложил газету.
—	Вот и все...
—	Действительно толковый ответ, — ни к кому не обраща¬
ясь задумчиво проговорил молодой фермер, но резкий голос
перебил:
—	А ты, механик, прочел бы нам ответ нашего, американ¬
ского правительства...
Джойс, быстро оглянувшись на этот голос, узнал фермера
Миллса. Это был небольшой коренастый человек с заго¬
релым лицом, обросшим рыжеватою с проседью бородой,
такою же круглой, как борода на портретах генерала
Гранта.
—	А ну, читай, — строго, почти угрожающе повторил
Миллс, но молодой возразил:
—	Хватит. Можно подумать, что мы его не знаем.
—	Да у меня его и нет, — примирительно заметил Стил
и хлопнул ладонью по газете: — Здесь он не напечатан...
Миллс вызывающе вздернул бороду. Все приняли это за
сигнал к молчанию и ждали, пока он выбивал трубку о край
ящика, на котором сидел Стил. Но Миллс так больше ничего
и не сказал.
Тогда опять спросил молодой:
—	Послушай-ка, Стил, а ты правду сказал нынче утром,
будто сражался в Испании?
Стил молча показал парню на стоявшего у двери Джойса.
—	Спроси у него, — сказал Стил.
—	И ты? — негромко воскликнул парень. Джойс кивнул
головой. — Какие вы ребята!.. — Парень помолчал, в вос¬
хищении поглядывая то на того, то на другого, потом ска¬
зал: — Говорят, будто англичан'е действительно заставили
добровольцев из интернациональных бригад покинуть
Испанию.
Стил утвердительно кивнул головой.
—	Как же вы, ребята?.. — В голосе парня прозвучала
такая досада, что, казалось, дай ему в руки винтовку, и он
сейчас же поехал бы занять место этих двух. — Значит,
там не осталось американцев?
—	Никаких иностранцев на этой стороне... А на той —
итальянцы и немцы, — пояснил Стил.
—	Плохо... очень плохо, — сказал парень. — Нельзя бы¬
ло вам уезжать.
92

—	Нельзя было не уехать,—возразил Стил. — Иначе дело
грозило разгореться в такую войну...
—	Все равно, пускай любая война, — горячо воскликнул
парень, — но нельзя же было предавать испанцев! Знаешь,
какие это ребята?
—	Уж я-то знаю, — с усмешкой сказал Стил.
—	А что же у них теперь?
—	Теперь? — Стил помедлил с ответом... — Теперь вот
так: у республиканцев сто тысяч бойцов, у Франко — триста;
у республики — триста пушек, у Франко — три тысячи; тан¬
ков пятьдесят против пяти сот; самолетов едва ли сотня про¬
тив тысячи... Вот какие там дела.
—	Нельзя так, нельзя! — повторял парень, стиснув голо¬
ву кулаками.
Джойс проговорил:
—	И среди сотен тысяч винтовок, среди трехсот орудий и
среди самолетов Франко немало таких, на которых стоит
клеймо: «Сделано в США»...
Эта фраза как бы поставила точку. Воцарилось долгое
молчание.
Из потемок дальнего угла вышел на свет низкорослый чер¬
нявый человек с лицом измятым, точно резиновый мяч, из
которого выпустили воздух. С его коротких рук свисали непо¬
мерно длинные рукава комбинезона. Он протер глаза — боль¬
шие темные глаза южанина, окруженные болезненной одутло¬
ватостью век. Не всякий, кто помнил день приезда певицы
Тересы Сахары в окопы интернациональной бригады, узнал
бы в этом желтом человеке веселого бойца-итальянца, встав¬
шего к микрофону, когда фашистский снаряд заставил на¬
всегда умолкнуть отважную испанку. Это был Антонио Спи-
нелли — певец-антифашист, солдат и изгнанник.
Антонио приветливо кивнул Джойсу и вытащил из-за угла
сарая банджо. Может быть, это было то самое банджо, что
видело окопы Каса дель Кампо, что с боями прошло разва¬
лины Университетского городка; то самое банджо, звуки кото¬
рого разносились над каменными хижинами Бриуэги, чьи стру¬
ны пели победу под небом Гвадалахары и звучали у фран¬
цузской границы, заставляя грустно качать головами черно¬
глазых сынов Сенегала... Быть может.
Антонио через головы сидящих протянул банджо Джойсу:
—	Опой нам, Хамми...
Все обернулись к негру. А он, машинально1, беря инстру¬
мент, вглядывался в лица сидящих: «Кто?»
—	«Джо Хилла», Хамми, — услышал Джойс и не спеша
провел пальцами по струнам. А в голове занозою сидело:
«Кто?»
93

Он пел почти машинально:
Вчера я видел странный сон:
Пришел ко мне Джо Хилл. *
Как прежде, был веселый он,
Как прежде, полный сил...
Бас Джойса глухо звучал под дырявой крышей сарая.
Он пропел последний куплет:
Джо Хилл ответил: «Слух пустой,
Нельзя меня убить.
В сердцах рабочих — я живой,
Я вечно буду жить!»
Наступила тишина. Она держалась долго. Слушатели во¬
просительно смотрели на певца. А он пристально вглядывал¬
ся в их лица.
Кто-то сказал:
—	Спой нам еще, негр.
Джойс узнал голос Миллса. Обернулся и посмотрел ему
в лицо.
Несколько мгновений их скрещенные взгляды, словно сце¬
пившись, не могли разойтись.
Джойс отложил банджо и отрицательно покачал головой.
—	Нужно спеть, —просто сказал Антонио и протянул ру¬
ку к инструменту. — Гитара, конечно, удобней, но... я тоже
научился играть на этом...
Он провел по струнам и простуженным тенором запел:
Гранаты рвали нас на куски,
Мы в руках винтовки сжимали.
Мы крепили' своими телами Мадрид,
Мы Аргаидский мост защищали...
Антонио еще пел, когда Миллс поднялся и, ни с кем не
прощаясь, пошел к выходу.
Джойс смотрел в его широкую спину, обтянутую кожей
старой куртки, и думал: «Кто?»
Из едва светящихся в ночи ворот сарая в черную прохлад¬
ную ночь вырвалась песня. Лучистые слова итальянского го¬
вора мягко стлались над свежераспаханной американской
землей. Они летели вслед быстро шагавшему прочь корена¬
стому человеку с круглой седеющей бородой, делавшей его
похожим на генерала Гранта. В темноте едва заметно маячи¬
ла вытертая добела спина кожаной куртки.
Джойс вышел на порог и посмотрел в непроглядную те¬
мень американской ночи:
«Кто?»
94

11
Ванденгейм проснулся в дрянном отеле того маленького
миссурийского городка, где он ночью сошел с поезда прези¬
дента, пока меняли паровоз.
Некоторое время Джон лежал с открытыми глазами, ста¬
раясь собрать мысли. Он долго не мог понять, почему у него
такое ощущение, словно кто-то перечил ему, раздражал его
в течение всей ночи. Наконец понял, что это ощущение было
вызвано неудовлетворенностью, которую оставило бесполез¬
ное свидание с президентом.
А может быть, Джон преувеличивает? Что-то из этого
свидания все-таки получилось. Разве Рузвельт не предложил
ему принять участие в создании военного флота?.. Отличное
дело, чорт возьми! Рузвельт сказал: «Тут вы найдете приме¬
нение и железу, и нефти, и своим способностям». Строить
нужно авианосцы — самое наступательное оружие Штатов.
Кажется, так... Но,, чорт побери, Джон дорого дал бы за то,
чтобы знать, какую цель преследовал Рузвельт, делая ему та¬
кое предложение. Не имел же он, в самом деле, в виду инте¬
ресы Джона.
Джон позвонил с намерением заказать кофе, но вместо
прислуги в комнату вошел Фостер Доллас.
—	Уже? — удивленно спросил Джон.
—	Получив вашу телеграмму, достал самолет, — сказал
Фостер таким тоном, словно хозяин позвал его в соседнюю
комнату, а не вытащил из постели среди ночи и заставил
совершить перелет из Улиссвилля.
Фостер вопросительно уставился на Джона, но тог был
занят разглядыванием собственной челюсти, вынутой из ста¬
кана, стоявшего на ночном столике.
—	Выкиньте к чорту эту древность, Джон, — пренебрежи¬
тельно проговорил Фостер. — Теперь делают замечательные
штуки, которых не замечаешь во рту. — И словно в доказа¬
тельство Фостер оскалил два ряда белых зубов. Даже посту¬
чал по ним ногтем, чтобы подчеркнуть их великолепие
и прочность.
Но Джон не повел в его сторону глазом и мрачно про¬
говорил:
—	Даже каторжник, говорят, привыкает к своим канда¬
лам... Я уж как-нибудь доживу свой век с этой штукой... —
Отерев рукавом пижамы зажатый в пальцах ряд искусст¬
венных желтых зубов, похожих на волчьи клыки, Джон ловко
заправил их в рот.
Эта операция на минуту поглотила внимание Долласа.
Потом, хлопнув себя по лбу, он сказал:
95

—	Внизу же вас ждет сенатор Фрумэн...
—	Что ему нужно?
—	Он... прилетел со мной...—-стараясь’ выдержать небреж¬
ность тона, как если бы такой приезд сенатора был чем-то
само собою разумеющимся, сказал Доллас.
—	Пошлите его к чорту! — отрезал Джон.
—	Он хочет вас видеть, — увещевающе сказал Доллас.
—	Меня здесь нет.
—	Но я уже сказал, что вы тут.
—	Вы ошиблись.
—	Джон!
Ванденгейм привстал в постели и посмотрел на Долласа
вытаращенными глазами:
—	Тогда идите и целуйтесь с этим пендергастовским уб¬
людком, поняли?.. Мне с ним говорить не о чем... — И Джон
решительно махнул рукой, отсылая Фостера. — К чорту и вас
вместе с вашим Фрумэном.
Но Долласа, видимо, нисколько не обескураживало обра¬
щение шефа. Он нетерпеливо выждал, пока Ванденгейм сно¬
ва уляжется, и сказал тоном величайшей конфиденциальности:
—	Говорят... — и тут же умолк.
Несколько мгновений Джон ждал продолжения, потом не¬
хотя буркнул:
—	Ну, ладно, выкладывайте, что еще говорят?
—	Говорят, Фрумэн будет иметь прямое отношение к во¬
енной промышленности...
—	Глупости! — решительно заявил Ванденгейм. — За ду¬
шой у него нет и сотой доли того, что нужно, чтобы играть
там хоть какую-нибудь роль... Разве только он займется из¬
готовлением детских ружей под елку.
—	Вы не так меня поняли, Джон, — виновато произнес
Доллас: — Фрумэн будет иметь отношение к сенатской комис¬
сии по проверке деятельности военных промышленников.
Знаете... — он повертел пальцами в воздухе, — в связи с этой
историей о злоупотреблениях при поставках на армию... Мо¬
жет быть, даже президент сделает Фрумэна председателем
этой комиссии...
—	Рузвельт назначит Фрумэна?
—	А что ж тут такого?
—	Вы, как всегда, все выдумали? — И Ванденгейм уста¬
вился на своего поверенного так, что тот съежился.
—	Убей меня бог, — проговорил Доллас, — мне говорил
это сам Леги.
На этот раз Ванденгейм так стремительно поднялся в по¬
стели, словно помолодел на сорок лет, В один миг сброшен¬
ная пижама полетела в угол через голову Долласа.
96

—	Какого чорта вы никогда не говорите всего сразу? —
сердито кричал Ванденгейм. — Военная промышленность как
раз та область, в которой нам недостает своего сенатора.
—	Леги говорит, что Фрумэна выдвигает сам президент...
При этих словах пальцы Ванденгейма, возившиеся с за¬
вязками пижамных штанов, вдруг замерли, потом рванули
шнурок так, что он лопнул. Джон свистнул, как обыкновен¬
ный бродяга.	ч
—	Нужно разобраться в этом вашем Фрумэне... Он может
оказаться попросту шпиком Рузвельта. Мне уже не раз под¬
брасывали молодцов, чтобы сунуть нос в дела, куда я никогда
никого не пускал и пускать не намерен... Тащите сюда этого
парня, а сами — к телефону! Звоните Джеймсу Пендергасту:
пусть скажет, в какой мере можно доверять этому сенатору,
торт бы его драл!.. В общем, конечно, это правильная идея:
во главе сенатской комиссии должен стоять наш парень... —
И вдруг, воззрившись на Долласа, свирепо рявкнул: — Где
же ваш Фрумэн? Может быть, вы боитесь нарушить его ут¬
ренний завтрак? Так скажите этой дохлой сове, что теперь
не до завтраков: скоро Европа потребует от нас столько ору¬
жия, сколько мы не производили никогда. Слышите, Фосс:
никогда... По ту сторону океана предстоит переломать кости
нескольким десяткам миллионов человек! Этого не сделаешь
голыми руками!
Лицо Фостера приняло плотоядное выражение. Адвокат
потер вспотевшие руки.
—	Ничего необычайного, Джонни. На бойнях в Чикаго
такая цифра не испугала бы никого...
Одно мгновение Джон смотрел на него, переваривая смысл
сказанного. Потом с брезгливостью посторонился.
—	Вы тупое животное, Фосс... Настоящее животное,—
проговорил он. — Люди не быки. Их нельзя миллионами за¬
гонять под нож мясника. Тут нужны более совершенные, бо¬
лее дорогие и, к счастью, более прибыльные средства уничто¬
жения. Нужна большая техника, Фосс. Да, да, самая совер¬
шенная техника, потому что люди сопротивляются, когда их
гФнят на убой. Они не хотят умирать, они сами стараются
убивать тех, кого мы посылаем для их уничтожения. В этом
есть, разумеется, и своя хорошая сторона, Фосс.
—	Америка, к сожалению, еще ни с кем не воюет...
—	Не воюет, так будет воевать, — решительно отрезал
Джон. — Рано или поздно это придет. Должно прийти по ло¬
гике вещей. Если мы не ввяжемся в то, что уже началось
в Европе, то непременно столкнемся с Японией. — Он потер
лоб, чтобы поймать ускользнувшую было мысль. — Я хотел
сказать, что в обоих случаях понадобится гигантская
7 Заговорщики
97

техника уничтожения. Мы предоставим ее всякому, кто хочет
заняться уничтожением друг друга. Какой-то советский ди¬
пломат, тот, что говорил на всех этих конференциях в Лиге
наций, изобрел формулу «неделимости мира». Я противопо¬
ставляю ей свою формулу — «неделимость войны». Где бы
ни шла война, Фосс, — это наша война. Где бы ни уничтожа¬
ли лишние рты — пулеметы работают на нас. Не только по¬
тому, что в большинстве случаев это наши пулеметы, за ко¬
торые нам заплачено золотом, а и потому, что каждый уни¬
чтоженный человек — это списанный со счетов потенциальный
протестант против существующего порядка. Будь то индиец
или негр, испанец или китаец — все равно: революция — везде
революция. Ее отблески не могут быть не видны американ¬
цам. А им нужно предоставлять совсем другие зрелища.
Покажите им девчонок, задирающих ноги. Вот что им нужно
для успокоения волнений. Туда и направьте поток их темпе¬
рамента.
Фостер умоляюще сложил руки:
—	Джонни, вас ждет сенатор!
—	Пусть ждет, — огрызнулся Ванденгейм. — Не он дает
нам жизнь, а мы ему. Завтра я заплачу Пендергасту на сто
тысяч больше, и он перестанет быть «потомственным демо¬
кратом». Вместо Фрумэна Джеймс пошлет в сенат того, кто
нужен мне... Я говорю вам о деле, Фосс, а вы перебиваете
меня всякими пустяками. — Джон сердито сморщился. —
Вот и сбили с мысли. Чорт с ним!.. В общем вы должны по¬
нять, наше внимание должно быть теперь направлено на воен¬
ную промышленность. Пусть это будет судостроение для Шта¬
тов. Не возражаю. Я готов принять в этом участие, если мне
обещают настоящий бизнес. Но Европе нужны теперь не ко¬
рабли. Запомните, Фосс: Европе нужны не корабли. Мы
должны дать ей все виды оружия, каких она потребует.
Все равно, кто: немцы или французы, испанцы или тур¬
ки — давайте им оружие в любом количестве. Нужно под¬
готовить их к драке так, чтобы, раз начавшись, она не за¬
тухла уже, пока не перебьют половину людей в этой гнилой
дыре — Европе...
—	Слава господу, генерал Франко успешно... — начал бы¬
ло Доллас, но Ванденгейм отмахнулся от него, как от на¬
зойливой мухи, и продолжал:
—	Если пожар затихает, в него льют керосин.
—	При условии, что дом хорошо застрахован...'—усмех¬
нулся Доллас.
—	Наше дело застраховано, как никакое другое. Кто бы
ни взял там верх, в выигрыше будем мы. А что касается ваше¬
го Франко, то он просто вонючий клоп!.. Годами копается там,
9а

где следовало все покончить в два месяца. А вы заставили
меня открыть кредит его комиссионерам. Еще одна ошибка
вам на счет.
—	Этот кредит будет оплачен с хорошими процентами,
Джон.
Фостер выпрямился и даже гордо выпятил петушиную
грудь.
—	Он банкрот! — крикнул Ванденгейм. — Если англичане
не дадут ему денег, он полный банкрот.
—	Мы получим с него натурой. Мы получим недра
Испании, ее промышленность... — торопливо забормотал
Доллас.
Ванденгейм подошел к столу и быстро набросал несколько
слов в блокноте, чтобы ие забыть телеграфировать Маргрет
Крейфильд: необходимо было серьезно нажать на этого дура¬
ка, ее мужа, чтобы поскорее кончали с Испанией. И в Париж
Боннэ:	пусть	приканчивают республику за Пиренеями...
Но это вовсе не значит, что наступит мир и дела военной
промышленности не пойдут. Об этом должен позаботиться
любой кандидат в президенты, когда подходит срок новых
выборов... Посмотрим, -посмотрим, на кого мы поставим мил¬
лионы долларов... Макарчер очень понравился Джону. Если
бы все, кого воспитывают в Вест-Пойнте, выходили с такими
кулаками, то можно было бы сказать, что тамошние профес¬
сора не даром жрут хлеб. И планы у этого парня настоящие:
Китай—цель, ради которой стоит немного повозиться. Кто-кто,
а уж Джон-то знает, сколько военных материалов поглощает
война с таким народом. В прошлом году из двухсот пятидеся¬
ти миллионов долларов экспорта в Японию добрая половина
попала ему в карман за военные материалы, проданные Хиро-
хито. Тридцать девятый год обещает быть не хуже. А если но¬
вая кохмпания для скупки стального лома будет хорошо рабо¬
тать, то Джон отправит джапам еще и этого хлама миллионов
на сорок. Однако помогать только джапам было бы неумно.
Предоставленный собственным силам, Чан Кай-ши мог бы бы¬
стро капитулировать. Тогда прощай длинная война, прощай экс¬
порт военных материалов на Дальний Восток, прощай жирный
бизнес. При умелом ведении дела американцы всегда смогут
регулировать ход японской войны в Китае. Для этого в их ру¬
ках две гири: нефть и металл. Перекладывая их с японской
чаши весов на китайскую, можно держать стрелку в должном
положении... И вышибить к дьяволу этих самодовольных ту¬
пиц— англичан! Ах, господи, если бы у всех были такие п>
ловы, как у этого Макарчера...
Тут Ванденгейм, казалось, забыл обо всем окружающем:
и о том, что разгуливает перед Долласом в одних трусах, тря¬
7*
99

ся обвисшими складками волосатых ног, и о том, что где-то
за дверью с нетерпением топчется сенатор Фрумэн, и о том,
что он сам только что, и уже не один раз, давал Фостеру
приказание ввести этого Фрумэна. Мысли Джона летели вслед
кораблям, которые будут построены на его верфях. Они по¬
плывут по водам Тихого, а может быть, и не только Тихого
океана. Их трюмы будут набиты хорошо вышколенными пар¬
нями Макарчера... Рузвельт говорил: Филиппины!.. Разве
в одних Филиппинах дело? Разве Филиппины не больше,
чем кусочек твердой земли, в которую дядя Сэм может
упереться ногой, чтобы покрепче ухватить за горло Джона
Буля?
В голове Джона быстрой чередой проходили мысли, кото¬
рые казались ему философскими. Он думал о том, что при
желании большая часть тех планов, которые рождались у не¬
го в связи с разговорами Рузвельта и Макарчера и которые,
если выражаться высоким стилем, можно было назвать плана¬
ми завоевания мира, были чертовски заманчивыми. Надо бы
заставить так называемых ученых хорошенько подумать над
способами бесшумного и невидимого вторжения на любую
территорию, в пределы любого государства. Разве нельзя бы¬
ло бы, скажем, напустить на японцев холеру или что-нибудь
в этом роде в таких масштабах, чтобы они перемерли там
в один-два года?.. Наверно-, можно... Или отравить воздух
во всем Китае?.. Или, наконец, запустить хорошую чуму
в Россию? Наверно, это возможно... Да, но какой толк был бы
в такого рода победе? Прежде всего набили бы себе карман
какие-нибудь немецкие компании — немцы мастаки по изго¬
товлению подобных штук. А ему, Джону, и вообще американ¬
цам достались бы пустыни, зараженные всякой нечистью,
с горами трупов.». А если поставить необходимую промыш¬
ленность у себя, скажем, тут, в Штатах, производить холер¬
ную бациллу в надлежащих масштабах?.. Пожалуй, это тоже
не дало бы большого эффекта. Наверняка настолько дешевое
дело, что на нем не сделаешь бизнеса... Нужно будет пого¬
ворить об этом со специалистами... Непременно нужно пого¬
ворить...
Мысли Джона вернулись к сегодняшнему дню. В конце
концов, дела идут не так уж плохо. Если Франко оказался
не факелом, сунутым в пороховую бочку Европы, а головеш¬
кой, тлеющей в луже крови, то Геринг был дельцом похле¬
ще. Толстяк полностью выполнил свои обязательства — не дал
ефрейтору остановиться на пороге Чехии. Нужно, чтобы
«наци № 2» и теперь не дал барабанщику остыть. Гитлер не
должен остановиться. На восток, на восток! С грохотом и с
музыкой, с битьем посуды — на восток!..
юо

Совершенно неожиданно для Долласа Ванденгейм весело
воскликнул:
—	Для такого бизнеса нам понадобятся не только свои
сенаторы. Придется подумать о своем президенте, вполне
своем парне. Что это вы уставились на меня, как на жирафа?
Так оно и будет: свой президент! Не знаю, кто: Рузвельт или
кто-нибудь другой... Но обязательно отличная голова! Прези¬
дент, а не какой-нибудь паршивый сенатор. Кстати о сенато¬
рах... Где же ваш?..
—	Фрумэн, — подсказал Доллас и повторил: — Его зовут
Гарри Фрумэн!
Игривым пинком ниже спины Джой выставил адвоката
из комнаты.
Через несколько минут раздался осторожный стук в дверь.
Ванденгейм сделал вид, будто не слышит его, а может быть,
и действительно не слышал, занятый завязыванием галстука.
Прошло несколько секунд. Стук повторился чуть-чуть более
настойчиво. Ванденгейм прорычал что-то нечленораздельное.
Это было больше похоже на неприветливое ворчание ленивого
пса, нежели на приглашение, Но дверь порывисто отворилась,
и в комнату стремительно вошел сухопарый человек среднего
роста. У него было старообразное лицо совы. Особенность это¬
го лица заключалась в том, что каждая из его черт в отдель¬
ности могла показаться самой заметной, главенствующей, а
все лицо в целом, наоборот, производило впечатление необык¬
новенно мелкое, ординарное. Нос был большой, горбатый,
с крупными крыльями и сильно открытыми ноздрями. Рог
необычайно широкий, поражавший асимметричностью губ.
В то время как верхняя губа была очень тонкой, нижняя
брюзгливо отвисала. А вместе они производили впечатление
рта злобной старой девы. Широко расставленные малень¬
кие глазки проныры были окружены частой сеткой тонких
морщин, происходивших от чересчур частых, хотя и тщетных
попыток придать лицу выражение приветливости.
Вот и теперь эти глазки были сощурены и как будто ра¬
достно блестели, хотя, вопреки им, все лицо выражало толь¬
ко хитрую угодливость.
Синий галстук с большими красными горошинами был по¬
вязан аккуратной бабочкой. Яркий костюм з крупную елку
был тщательно разутюжен — будто прямо с магазинной вит¬
рины. Все придавало вошедшему сходство с коммивояжером
средней руки.
В каждом его движении, нервозно-быстром, сквозило
желание придать своему появлению вид независимости. Но
сумрачный взгляд Ванденгейма приковал его к порогу и за¬
101

ставил сделать несколько растерянно^суетливых движений
без всякой цели. Наконец из-за спины гостя появилась рыжая
голова Долласа.
—	Сенатор Гарри Фрумэн, сэр, — провозгласил адвокат
с торжественностью театрального лакея.
Ванденгейм еще несколько мгновений бесцеремонно раз¬
глядывал фигуру топтавшегося на месте Фрумэна. Только
тогда, когда его пальцы покончили с завязыванием галстука*
Джон без всякой приветливости бросил:
—	Ну... что вы там застряли, Гарри?
Фрумэн засеменил к Ванденгейму. Из растянутого в улыб¬
ке широкого рта с треском и стремительностью пулеметной
очереди посыпались слова...
12
Август рекомендовал брату ехать через Лозанну, но Гаусс
отверг этот маршрут. Правда, он никогда не видел Фирвальд-
штетского озера и, вероятно, никогда уже не увидит, но те¬
перь ему было не до прославленных ландшафтов Швейцарии.
Несколько лет тому назад Гаусс, наверно, и не подумал
бы ехать на свидание с кардиналом, хотя бы и столь симпа¬
тичным ему, как бывший папский нунций в Германии Эуд¬
женио Пачелли. Переговоры в Эйнзидельне отлично провел
бы Александер. Но времена переменились: Гаусс не доверял
больше никому. Он желал собственными ушами слышать, что
намерен ему сообщить Пачелли, и хотел сам произнести то,
что следовало сказать кардиналу. Трудные времена! Гаусс
уже не знает, с кем можно говорить, не опасаясь, что все
станет известно Гитлеру или, по крайней мере, Герингу.
С круговой порукой генералов покончено. Это доказал «ноч¬
ной инцидент». Он, Гаусс, до сих пор не может забыть об
этом. Позор! Никто, кроме своих, не мог выдать Гитлеру
замыслов генеральского кружка. Впрочем... у ночного эпизода
была и положительная сторона: Гаусс убедился в том, что
гестапо вовсе не так всеведуще, как хочет казаться. Если бы
Гиммлеру или Гейдриху стало известно то, что обсуждал
Гаусс со штатскими членами его кружка Шахтом, Гизевиу-
сом, Гер делером, — никто не остался бы в .живых... А случай
перед Мюнхеном! Если бы не приезд Чемберлена, Гитлер дав¬
но перестал бы быть Гитлером.
Пожалуй, в сентябрьской неудаче виноват Гальдер.
Он тогда уже поверил Гитлеру, будто существует неписаное
соглашение с западными державами, предоставляющее Гер¬
мании свободу действий на востоке. Ход англо-франко-со¬
ветских переговоров в Москве и англо-германских переговоров
102

в Лондоне доказывает, что такая возможность возникла толь¬
ко теперь Вместе с англо-французами или без них* война на
востоке — неизбежность. К этому ведут дело правящие кру¬
ги не только Европы, но й Америки.
Нужно быть такой лисой, как 1Шхт> чтобы публично за¬
являть, будто Германия согласна всерьез обсуждать рузвель-
товский план разоружения сейчас, когда все заводы страны
работают На полную мощность, чтобы подготовить армию к
походу на Польшу! Если бы все это не было так грустно...
Да, именно грустно. Ведь всякому ясно: когда подталкивае¬
мая со всех сторон Германия бросится на восток* сами же
англичане и американцы вцепятся ей в спину. А в рейхскан¬
целярии этого не понимают,,. Ефрейтор просил немецкий на¬
род о доверии и всемогущего о помощи в тот момент, когда
Гинденбург совершал свою последнюю и самую роковую
ошибку, назначая этого кретина канцлером. С тех пор утекло
много воды. Барабанщик больше не просит. Он просто хва¬
тает деньги, людей, пушки. Он вооружен инстинктивной хит¬
ростью громилы. Он сумел устроиться так, что любое его
требование удовлетворяется, любое решение скрепляется под*
писямй министров. Гаусс отлично помнит, как когда-то, в ми¬
нуту откровенности, Геринг заявил: «Я часто собираюсь вы¬
сказать фюреру кое-что, но стоит мне очутиться перед ним, как
я молчу». Впрочем, что касается «наци № 2», то эта робость,
вероятно, объясняется страхом особого рода. Гитлер многих
держит в руках угрозой пустить в ход секретные досье ге¬
стапо. Сам фюрер любит оставаться в стороне. Под сла¬
денькие разговоры об его доброте он пишет Гиммлеру при¬
казы убить того или другого. Гиммлер недаром клялся, что
на каждого «израсходованного» у него есть «оправдательный
документ». Гитлер не знает личных привязанностей. Родствен¬
ные связи не имеют для него ни малейшего значения. Чело¬
век без всяких корней в прошлом, он не стремится приобре¬
сти их на будущее. Гаусс помнит одного из немногих» кому
фюрер при всех говорил «ты», — это был Эрнст Рем. И именно
Рема Гитлер заставил захлебнуться в собственной крови.
Почти все, что Гитлер хотел сохранить в тайне, ему уда¬
валось скрыть не только от народа, но даже от своих сообщ¬
ников. Ни один человек во всем аппарате нацистской партии
и в министерствах не имел права знать больше, чем было
предписано приказом № 1. Это создавало вокруг Гитлера ат¬
мосферу, в которой он один мог выносить решения, один был
высшим судьей.
Гаусс удивился: как это ему до сих пор не приходило
в голову! Разыгрывая яростного противника Гитлера, Шахт
выполнял его малейшее желание. Это было большим, чем
103

маскировка. Когда Шахт говорил правду — клянясь в нена¬
висти к Гитлеру или возглашая: «В факте оздоровления не¬
мецкого хозяйства нет никакого финансового чуда. Сущест¬
вует лишь чудо пробуждения немецкого национального со¬
знания и немецкой дисциплины, и мы обязаны этим чудом на¬
шему фюреру Гитлеру»?.. Когда Шахт лгал?
Уж не разыгрывал ли Гаусс дурака, вступая в «заговор»
с такими, как финансовый спаситель фюрера Шахт, как на¬
чальник гитлеровской контрразведки Канарис, как осущест¬
витель самых тайных связей гитлеровской секретной службы
с заграницей Гизевиус?..
Гаусс в страхе сжал виски: что, если все его заговоры и
секретные совещания были пляской смерти, которой дирижи¬
ровал сам Гитлер?
Для Гитлера у «заговорщика» Шахта всегда находились
деньги, несмотря на то, что это было связано с опасностью
полного обесценения марки. Шахт почти не скрывал, что
источником так называемой стабилизации валюты в Герма¬
нии является не столько Рейхсбанк, сколько мошна амери¬
канских миллиардеров. Шахт не стеснялся иногда и открыто
призывать американцев вмешаться в финансовые дела Евро¬
пы. Это он советовал Фуллеру, личному представителю Руз¬
вельта, прислать в Европу не кого иного, как американского
банкира Фрезера, тесно связанного с банковскими кругами
Англии и Франции. Дельцы с того берега канала, так же как
с западной стороны линии Мажино, не упускали случая через
Шахта выгодно вложить капитал в военные дела Германии.
Они верили Шахту, что каждый посеянный в Германии пфен¬
ниг взойдет долларом. Гаусс понимал, что в действительности
означает поездка Шахта в Америку «для чтения лекций по
экономике». Гаусс знал, что, отправляясь «для лечения»
в Швейцарию, Шахт проводит время в базельском кабинете
Монтегю Нормана, директора банка Международных расче¬
тов... И все для кого? Для фюрера, для фюрера...
Чорт возьми, нужно быть старым ослом: конспирировать
с человеком, каждый шаг которого направлен на укрепление
диктатуры Гитлера! Вот так ефрейтор и берет в руки всех,
кого хочет. Попробуй Гаусс теперь не подписать любой при¬
каз, какой ему подсунут!..
Круг, в котором вращался Гаусс, был ограничен коротким
словом «война». Оно определяло мышление и поведение по¬
давляющего большинства таких, как он, немецких генералов.
Но при всей узости шор, из-за которых Гаусс смотрел на мир,
он принадлежал к числу немногих, стремившихся отдать себе
отчет в причинах и следствиях своих поступков. Это стремле¬
ние и привело его в свое время к протесту против легкомыс-
104

ленного кликушества Гитлера. Гаусс повторял:' «Не трогайте
Россию!» Он не походил на генералов типа Браухича, Кейте¬
ля и йодля, потакавших любому прожектерству фюрера.
Гаусс не мог заставить себя не думать о том, что произойдет,
если в ход пойдет «Белый план» нападения на Польшу. Рос¬
сия не может не понять, что Польша — не цель, а только этап.
Польша связана с Францией договором, Англия дала Польше
гарантии. Беда, если Англия хоть раз откажется от своей тра¬
диции изменять союзникам! А что, если двойная игра англо-
французов в Москве имеет целью не обман русских, а обман
немцев? Значит — второй фронт на западе! Что станется тогда
с Германией? Гитлер и вся его шайка бормочут, будто игра
идет в Москве, а серьезный разговор — между Лондоном и
Берлином. А где гарантия, что не наоборот? На Вильгельм-
штрассе убеждены, что ради разгрома коммунистической Рос¬
сии Лондон примирится с соперничеством возрождающейся
Германии. Разумеется, если Лондон пойдет на это, Гаусс воз¬
ражать не станет. Тогда и он, пожалуй, скажет:	покончим с
Польшей, но так, чтобы никто не успел опомниться, — одним
ударом! Именно это и должен был бы быть тот самый «блиц»,
которым бредит гитлеровское окружение. Вследствие своей
полной военной неграмотности они убеждены, что преслову¬
тый «блицкриг» — изобретение их фюрера. Им не дано знать,
что идея «блица» восходит к первым годам существования
прусского генерального штаба. Они не могут понять, что
«молниеносное наступление» Карла фон Клаузезица — вот
зародыш их «изобретения». Они не в состоянии уяснить себе,
что шлиффеновские «Канны» — элемент того же самого бли¬
ца. Гипертрофировавшиеся в головах Бернгарди и Гаусгофе-
ра, оснащенные моторами XX века, эти «идеи» и стали тем
«блицем», который представляется сейчас Гитлеру но>вым спо¬
собом покорения мира...
Очень жаль, что примиренчество Чемберлена и Даладье
лишило германскую армию удобного случая проверить в Че¬
хии технические средства «блица». Может быть, с Польшей
дело пойдет удачней. Если бы Гитлер не был так патологи¬
чески самонадеян и завистлив, в Польше удалось бы испы¬
тать уже и новое оружие, известное посвященным под назва¬
нием «фау», но, увы, Гитлер приказал Браухичу прекратить
работы в этой области только из-за того, что на них не было
испрошено его согласие. Дело перешло в руки штатских про¬
мышленников...
Может показаться странным, что для консультации по та¬
кому вопросу, как предстоящая война, Гаусс отправился в
столь мирную обитель, как монастырь. Но на это у него бы¬
ли свои соображения. К тем дням, когда совершалась поезд¬
705

ка, ни для кого уже не было тайной, чем закончится борьба
в кардинальской коллегии Рима. Выборы преемника умерше¬
му Пию XI должны были привести на папский престол статс-
секретаря Ватикана кардинала Пачелли. Победа эта была
<обеспечена потому, что Пачелли был кандидатом обоих фа¬
шистских диктаторов и американских католиков, возглавляе¬
мых архиепископом Спеллманом. Властный, хитрый и бес¬
принципный политик, Пачелли уже в течение десятилетия
был хозяином Ватикана и диктовал там свою волю, как пол¬
новластный самодержец. Комедия конклава ие сможет ввести
в заблуждение никого из цосвященных. Глава кардинальской
коллегии Пиньятелли ди Бельмонте напрасно будет бормо-
тать о божественном вдохновении, которым католические
иерархи станут руководствоваться при избрании нового папы.
Члены святой троицы, которой молились кардиналы, сидели
в Ньюг-Йорке, Берлине и Риме.
Гаусс считал счастливым совпадением то, что будущий па¬
па провел двенадцать лет в Германии. Пачелли приобрел там
прочные связи среди аристократии, в промышленных кругах
и у военных, стал ярым германофилом и сторонником нациз¬
ма. Гаусс намеревался использовать последнюю возможность
увидеть завтрашнего папу в частной обстановке. Таким ме¬
стом был монастырь Эйнзидельн — излюбленное место отды*
ха Пачелли. Кардинал прибыл туда инкогнито, чтобы прове¬
сти там два-три дня перед тем, как навсегда распрощается с
монастырем. Нужно было быть Августом Гауссом,' чтобы не
только узнать об этой поездке, но и получить согласие Пачел¬
ли на секретное свидание с генералом.
С трудом отогнав одолевавшие его невеселые мысли, Га¬
усс попробовал читать, ко книга валилась из рук. Швейцар¬
ские горы проносились мимо окон вагона, скрытые по¬
кровом ночи. На выбор оставалась бессонница или снотвор¬
ное. От веронала утром голова была бы как набитая ва¬
той, Гаусс предпочитал поворочаться некоторое время
с боку на бок..
К утру поезд взобрался, наконец, на плато Зиль, и невы-
спавшийся Гаусс вышел на платформу маленького вокзала
городка Эйнзидельн, Внимание генерала привлекло* то стран¬
ное обстоятельство, что на вокзале вокруг него звучала поч¬
ти одна только немецкая речь. Тяжелый выговор швабов ме¬
шался с сочным говором саксонцев. Тут же, перебивая друг
друга, препиралась с монахом целая группа баварцев. Гаусс
приостановился, с удивлением наблюдая' как все эти люди с
боя брали места в автобусах, чтобы поскорее попасть в мона¬
стырь. Гаусс, разумеется, слышал о почитаемом его единовер¬
цами монастыре, основанном десять веков назад раскаявшим¬
106

ся в преступлениях швабским графом. Но Гауссу никогда не
приходило" в голову, что в XX веке в центре цивилизованной
Европы, на месте грязной пещеры графа-убийцы, может ока¬
заться что-либо падобное зрелищу, которое предстало его гла¬
зам. Все эти богомольцы приехали из его собственной страны.
Они не были ни темными пастухами каких-нибудь далеких
пустынь, облеченными в тряпье и шкуры, ни паломниками,
путешествовавшими за зелеными чалмами. Это не были вдо¬
вы, полировавшие своими коленями плиты Лорето, Лурда или
Острой Брамы. Нет, вокруг Гаусса шныряли упитанные сак¬
сонские бюргеры, краснолицые мюнхенские пивовары, боро¬
датые крестьяне из Шварцвальда — трезвые, расчетливые и
скептические в своей повседневной жизни. Но, проникнув в
ворота монастыря, они устремлялись к мраморному алтарю
с глазами огнепоклонников.
В темной глубине часовни мистически светилась искусно
озаренная электричеством деревянная статуя богоматери, с
ног' до головы увешанная приношениями богомольцев. Гаусс
давно не испытывал такого гадливого удивления, как в этог
день. Он спросил встретившего его брата Августа:
.— И так всегда?
—	Двести тысяч богомольцев в год. Не меньше двадцати
миллионов франков дохода. — Август криво усмехнулся. —
А ты сомневался в могуществе церкви!
Чтобы не привлечь внимания какого-нибудь не в меру лю¬
бопытного —- за американские, английские или французские
деньги — монаха, свидание Гаусса с Пачелли должно было
состояться поздним вечером, когда уляжется жизнь в мона¬
стыре. Таким образом, весь день был в распоряжении гене¬
рала.
Проспав часа два в отведенной ему комнате личных по¬
коев, настоятеля, Гаусс с удовольствием отметил, что уста¬
лость и дурное настроение исчезли. Они уступили место дав¬
но забытой бодрости, вызванной, повидимому, живительным
воздухом гор. Генерал вышел в монастырский парк. Было
приятно, что это можно сделать, минуя двор, заполненный
богомольцами,
Мысль Гаусса не сразу освоилась с тем, что глухая ка¬
менная стена, отделяющая монастырский двор и общежитие
от половины настоятеля, вовсе не означает, что в Эйнзидель-
не существуют два мира. Шум и давка по одну сторону стены
и чинная тишина и покой по другую; там киоски с горами
оловянных крестиков., о дешевыми картинками святых, с чет¬
ками, даданкаоди и бу-афорское сияние лампочек вокруг рас¬
107

крашенных деревянных идолов, здесь нарядные покои, укра¬
шенные произведениями живописи и скульптуры, с достаточ¬
ным количеством наготы; там смрад пота, суета шныряющих
в толпе монахов, смахивающих на биржевых маклеров, тут за¬
пах натертых паркетов и больших букетов роз из монастыр¬
ских теплиц, изредка бесшумно проплывающая фигура в су¬
тане. Трудно было поверить, что это не две чуждые друг
другу жизни, что, разделенные стеной, эти половины живут
одна для другой и одна другою.
Гаусс гулял долго и с удовольствием. После прогулки по¬
завтракал. И завтракал тоже не спеша, с аппетитом.
Прохаживаясь по галлерее, он вглядывался в развешан¬
ные там полотна. Отдавая должное старым мастерам, он все
же отказывался от них и мысленно прикидывал, кого из моло¬
дых присоединил бы к своей коллекции. В маленькой гостиной,
похожей на дамский будуар, долго стоял перед картиной
Мане. Он знал ее по каталогам. Помнил название: «У отца
Латюеля». С жадной завистью вглядывался в ищущие ответа
женщины глаза молодого человека. Подошел к «Обнаженной
женщине» Ренуара. Но что-то поразило его в этом полотне.
Отошел, поглядел с одной стороны, с другой. Положительно,
в картине было что-то неуловимо чуждое кисти Ренуара.
Пользуясь моноклем, как лупой, долго разглядывал подпись
художника. Картина была подписана, как подлинник. Меж¬
ду тем Гаусс хорошо помнил: полотно находится в каком-то
из известных мировых хранилищ, кажется, в Париже. А мо¬
жет быть, в Москве.
И вдруг понял: перед ним беззастенчивые подделки!..
Под влиянием этого неожиданного открытия он поглядел
вокруг себя совершенно новыми глазами. Быть может, все
остальное, что тут есть, — такая же бутафория, как поддель¬
ный Ренуар и Мане?.. Разбойники на крестах и пьяные рыца¬
ри, мадонны и блудницы, младенцы в яслях и трактирные
сцены — все грубая фальсификация. Даже бродящие тут мо¬
нахи только прикрытые сутанами дельцы и политики. И ти¬
шина настоятельских’ комнат — только покой, ограждающий
бесшумность происходящих тут интриг?..
Гаусс окинул взглядом стены: если бог ему поможет, ко¬
гда-нибудь он, Гаусс, доберется до подлинников и в Париже
и в Москве. Вот тогда уж ни настоящему Мане, ни Ренуару
не миновать стен его берлинской квартиры!
Он в задумчивости прошел в библиотеку. Запах кожаных
переплетов и старой бумаги смешивался с ароматом сирени,
пурпурными гроздьями прильнувшей к решетке отворенного
окна. Гаусс прошелся взглядом по многочисленным кореш¬
108

кам книг. Творения отцов церкви чередовались с антикато-
лическими памфлетами. Рядом с сафьяном и пергаментом
бесчисленных изданий священного писания топорщились во¬
роха современных журналов. Гаусс взял первую попавшуюся
брошюру из свежей кучи, еще не расставленной по полкам,—
«Правда о папах». Раскрыл наугад первые страницы и, заин¬
тересованный, опустился в кресло у окна — поближе к свету
и сирени.
«...Вся история папства — цепь раздоров, междоусобиц и
позорнейших преступлений против нравственности и самых
элементарных понятий о достоинстве человека.
Происходивший в 1870 году так называемый Ватиканский
собор, стремясь поднять упавший престиж первосвященни¬
ков, лишенных итальянцами светской власти, провозгласил
догматом веры непогрешимость пап. Что бы они не заявили
«экс катедра», то-есть с амвона, любая глупость, которую они
написали бы в своих энцикликах и буллах, признавалась за¬
коном для всякого католика. Услужливый собор поставил
тогдашнего папу Пия IX и всех его преемников в положение
нарушителей постановлений более ранних соборов, провоз¬
гласивших: «За всякое введение нового догмата в христиан¬
ское вероисповедание — анафема». Следовательно, и сам пер¬
вый «непогрешимый» и дальнейшие «непогрешимые», вклю¬
чая нынешнего Пия XI, должны были бы быть отлучены от
церкви и преданы анафеме на веки вечные.
Этого, разумеется, не произошло-, не происходит и не про¬
изойдет. «Непогрешимость» нужна папам как средство дер¬
жать в руках приверженцев римской церкви и именем бога
совершать любое преступление, какое им понадобится для
проведения их политики. Противников «непогрешимости»,
имевшихся и имеющихся в числе самих католиков, некий
профессор богословия в Майнце, иезуит Эберман, сразил со¬
вершенно беспримерным доводом:	«Непогрешимым может
быть и совершенно невежественный папа, ибо бог указал не¬
когда людям истинный путь через прорекшую ослицу». Срав¬
нение не очень лестное для претендентов на мировое господ¬
ство, но Рим доволен им.
Непогрешимые частенько взбирались на престол святого
Петра такими путями, что первое местечко в «Аду» Данте до¬
сталось им по праву. Перечислить все случаи убийств пап
своими соперниками и убийств папами своих соперников, со¬
вершенно невозможно — им нет числа. Но вот интересные
примеры благочестивой жизни непогрешимых: папа Сергий II
начал свою папскую карьеру тем, что приказал задушить
двух своих предшественников, насильно свергнутых с престо¬
ла святого Петра, и объявил это преступление «акцией мило¬
109

сердия», избавляющей несчастных от пожизненных страданий
в темнице.
Папа Иоанн XII не ладил с императором Оттоном III.
Тот решил посадить на папский престол своего человека*
Выбор пал на его учителя Герберта. Уговор состоялся. И вот
Иоанна выволакивают из постели, отрезают ему нос, язык,
уши, вырывают глаза и в таком виде, на гюказ народу, про¬
таскивают по улицам святого города. После этого Герберт
влезает на трон и, наименовавшись Сильвестром И, преспо¬
койно и безгрешно правит римской курией.
Папы никогда не отличались мягким нравом. Дамас I с
толпой своих приверженцев ворвался однажды в церковь свя¬
той Марии и убил 160 сторонников Урсина, с которым враж¬
довал из-за римской кафедры. Вигилий VI убил мальчика,
отказавшегося удовлетворить его низменные наклонности.
Анастасий предоставил управление церковью двум римским
куртизанкам. А папа Агафон умер от дурной болезни. О «пон¬
тификате», то-есть святом правлении папы Александра IV
(Борджиа), неудобно даже говорить на страницах печати —
это было сплошное издевательство над понятиями’«вера»,
«церковь», «нр авственность».
Этот список можно было бы продолжать бесконечно, но мы
ограничимся еще только одним примером садического безу¬
мия Стефана VI, ненавидевшего своего предшественника па¬
пу Формозу. Через девять месяцев после смерти Формозы
Стефан решил произвести публичный суд над трупом нена¬
вистного предшественника. Был созван торжественный собор
в составе самых выдающихся духовных лиц Рима. Уже раз¬
ложившийся труп Формозы извлекли из могилы, облачили в
папские одежды и водрузили на трон в зале соборных сове¬
щаний. Страшное зловоние исходило от бывшего непогреши¬
мого, но Стефан никому не позволил покинуть зал. Мертвецу
был назначен адвокат, и представитель папы предъявил свои
обвинения в том, что Формоза незаконно влез на престол, по
праву долженствовавший давно уже достаться Стефану. Раз¬
гневанный молчанием трупа, Стефан сам вмешался в дело и
закричал:
—	Как смел ты, нечестивец, из низкого честолюбия за¬
хватить папский престол, будучи всего лишь епископом Пор-
туса?
Мотчал труп, молчал и ею дрожащий от страха адвокат.
Он не решался привести в оправдание своего подзащитного
довод о том, что сам Стефан оказался на этом месте тоже
незаконно. По приказу Стефана суд вынес Формозе осужде¬
ний и лишил его достоинства римского первосвященника.
С разваливавшегося на глазах присутствующих трупа сорва¬
110

ли папское облачение и отрубили ему пальцы правой руки,
которыми он когда-то благословлял народ и которыми, кста¬
ти говоря, посвятил в епископы самого Стефана. Стефан но¬
гами вытолкал останки из зала и приказал бросить их в
Тибр.
Вскоре после того сам Стефан был растерзан ненавидев¬
шим его народом.
О том, что сами папы никогда не питали особенного по¬
чтения к знаку своего папского достоинства — ключам свя¬
тою Петра, можно судить по выходке Юлия И, человека
весьма воинственного, ведшего непрерывные войны за созда¬
ние сильного папского государства. Однажды, когда ему не
повезло в бранных делах, он в гневе швырнул свои перво-
священйические ключи в Тибр и, опоясавшись мечом, вос¬
кликнул:
—	Если ключи бессильны, пусть защитит нас меч!
С тех пор меч, как атрибут власти и орудие ее расшире¬
ния, не дает папам спать. «Полнота папской власти» — своего
рода фетиш, который руководит всею политикой Ватикана на
протяжении веков. Многие века высшим законом («супрема
леке») Ватикана и его руководителей является политика.
Агрессия Ватикана является всеобщей, направленной против
всей вселенной. Многим, даже католикам, разговоры о пре¬
тензии пап на мировое господство кажутся фантазией, вы¬
думкой антипапистов. Но всякий римский богослов отлично
знает, что юрисдикция папы по отношению ко всем живущим
на земле — самый практический, никогда не глохнущий во¬
прос политики римского католицизма, доминанта своеобраз¬
ного, очень, агрессивного империализма римской церкви.
Один доктор богословия приводит случай, когда он был
свидетелем диспута, на котором римские богословы совер¬
шенно серьезно обсуждали вопрос: «Подлежат ли марсиане,
если на Марсе есть люди, юрисдикции римского папы?» Во¬
прос, разумеется, был решен положительно, ибо, мол, еще в
XIV веке папой Бонифацием VIII установлен догмат:	«Для
спасения является абсолютно необходимой вера в то, что
каждое человеческое существо подлежит юрисдикции рим¬
ского архиерея».
Папская «полнота власти» и непогрешимость для того и
придуманы, чтобы всю агрессивную политику Ватикана пред¬
ставить святой.
Нынешний папа, мракобес и темнейщий реакционер, в сво¬
ей энциклике «Квадрогезимо анно» заявил, что задачей пап¬
ской церкви является «проповедовать, преподавать, настаи¬
вать» на примате папской власти, чтобы этот закон, нравит¬
ся он или не нравится, сохранять». Этой своей энцикликой,
ill

являющейся образцом реакционно-агрессивного мракобесия,
непогрешимый Пий XI пытался убедить, что-де сам господь-
бог «предает на безоговорочное наше наивысшее судебное ре¬
шение и общественный строй и самую экономическую жизнь».
Поскольку речь уже зашла об экономике, не лишне будет
привести интересные высказывания наиболее вероятного пре¬
емника Пия XI, его статс-секретаря кардинала Пачелли: «Сле¬
па вера в способность мирового рынка сбалансировать эконо¬
мику, а также вера в государство социального обеспечения,
которое при всех жизненных обстоятельствах должно обеспе¬
чить всем своим гражданам право на получение необходимо¬
го. Это оказывается неосуществимым... Тот, кто желает даль¬
нейшего развития социальной политики в этом направлении,
наталкивается на ограничения там, где возникает опасность,
что рабочий класс может... отнять, главным образом на круп¬
ных предприятиях, средства производства у частных владель¬
цев (как у отдельных лиц, так и у объединенных) и передать
их под ответственность безыменного коллектива... Социалисти¬
ческое мышление вполне приспособилось бы к такому поло¬
жению, но такое положение вызвало бы тревогу у тех, кто
знает, какое большое значение имеет частная собственность
для поощрения инициативы и определения ответственности
в экономических вопросах... Торговец нуждается в свободе и
деловой активности как внутри, так и за пределами границ сво¬
ей страны... Свобода торговли, а также свободное общение
людей и обращение товаров отвечают христианским концеп¬
циям социальной экономики, тогда как принципы государ¬
ственной монополии внешней и внутренней торговли противо¬
речат этим концепциям, ибо «торговля — это прежде всего
частная деятельность человеческой личности, дающая ей пер¬
вый толчок и зажигающая духовный огонь и страсть в том,
кто предается этой деятельности. Папа призвал торговые па¬
латы лелеять «высокий идеал торговца», так как этот идеал
«носит на себе религиозный отпечаток».
На первый взгляд может показаться, что папа занимается
пустяками: что такое все эти разговоры с торгашами и о тор¬
гашах? В действительности же непогрешимый походя вещает
католикам и всему аппарату католической церкви свою волю,
являющуюся для них законом. Благодаря «непогрешимости»
его автора этот закон не подлежит ни критике, ни оспарива¬
нию. Как следствие этой ловко придуманной непогрешимости
папы, как логический вывод из нее, непогрешимыми являются
и все исполнители его воли, так как их ведет непогрешимый.
Уже на самом Ватиканском соборе, где провозглашался этот
удивительный догмат, 88 прелатов высказалось против него,
а 62 лишь за условное его признание. Тем не менее догмат
112

был провозглашен благодаря ловкой политике иезуитов, сумев¬
ших протащить решение.
Кет необходимости повторять всё, что уже широко известно
о собственной очень широкой предпринимательской деятель¬
ности ватиканских отцов, являющихся участниками много¬
численнейших коммерческих дел во всем мире, владельцами
банков и целых концернов, стоит упомянуть о купленных «свя¬
тым престолом» боливийских оловянных рудниках с тыся¬
чами рабов-пеонов, о нефтяных источниках в Мексике, о рас¬
ширении в самом Риме/ и других городах сети публичных
домов, принадлежащих «Управлению имущеетв святого
престола».
Маститый богослов, профессор Деллингер писал: «Как хри¬
стианин, как богослов, как историк и как гражданин, я не
могу понять догмата непогрешимости. Как христианин потому,
что этот догмат не совместим с духом евангельских изречений
Христа и апостолов; как богослов потому, что он состоит в не¬
примиримом противоречии со всем истинным преданием церк¬
ви; как историк потому, что я знаю — стремление осуществить
(выражающуюся в этом догмате) теорию мирового господства
обольет Европу потоками крови, опустошит страны и разру¬
шит здание церкви...»
История не замедлила подтвердить слова Деллингера. Тот¬
час же за провозглашением этого догмата Ватикан пустился
в плавание по мутным водам большой европейской политики.
Он принял самое деятельное, самое активное, хотя и строго
тайное участие в подготовке и развязывании первой мировой
войны. По свидетельству Отто Беккера, иезуитские круги вели
подпольную работу для создания, в противовес союзу Герма¬
нии с архикатолической Австро-Венгрией, франко-русского
союза. Ватикану была необходима общеевропейская война как
путь к восстановлению светской власти пап. Папский нунций
в Вене кардинал Галимберти говорил, что папа Лев XIII все
более склоняется к тому, что наместничество святого Петра
может быть восстановлено в «своих правах» (то-есть в свет¬
ской власти) только в результате всеобщей войны. Поэтому,
когда при содействии Ватикана был создан франко-русский
союз, римская курия благословила Австрию на конфликт
с Сербией, означавший всеевропейскую войну.
Не повторил ли бы теперь католический богослов кардинал
Бароний свои некогда сказанные слова:	«Никогда раздоры,
гражданские войны, преследования, гонения на еретиков и
схизматиков не причиняли столько страданий церкви, как
при чудовищах, которые овладели троном Христа путем
симонии и убийств. Латеранский дворец сделали «мерзким
кабаком».
8 Заговорщики
113

Вот документально установленные преступления пап в пе¬
риод подготовки второй мировой войны;
Приход к власти Муссолини, «Се человек, да¬
рованный нам провидением!»
Приход к власти Гитлера. По прямому указанию
Ватикана католическая партия центра в Германии, руководи¬
мая Каасом, Брюиингом и Папеном, самораспустилась и от¬
крыла дорогу Гитлеру. Пий XI первым подписал с Гитлером
подготовленный и проведенный в жизнь кардиналом Эудженио
Пачелли конкордат, оказавший фюреру огромную моральную
поддержку.
Вторжение Муссолини в Абиссинию. «Циви¬
лизаторская миссия высокой человечности».
Ремилитаризация Германии. Реоккупация Рейн-
ланда, захват Саара, отпадение Хорватии от Югославии, Са¬
лазар в Португалии, Франко в Испании, аншлюсе Австрии,
Мюнхен...»
Гаусс давно ни во что не верил. Ни богословием, ни исто¬
рией церкви он никогда не интересовался. Он не строил
иллюзий и насчет более чем реальной земной политики церкви.
То, что он читал сейчас, одновременно удивляло и пу¬
гало его:
«...Агентура Ватикана рыщет повсюду от Гибралтара до
Токио. Памятуя, что некогда папа Марцеллин приносил язы¬
ческие жертвы Юпитеру и воскурял благовония перед веема
богами Олимпа, лишь бы добиться своего, Пий XI готов при¬
знать, что синтоистское обожествление Хирохито ничуть не про¬
тиворечит христианству.
Папы молились замир в 1914 году, толкая Австро-Венгрию,
с одной, и Францию, с другой стороны, в первую мировую
войну. Они молились за католическую Австрию и продикто¬
вали ей аншлюсе; они молились перед Мюнхеном, подстрекая
Гитлера к нападению на- Чехословакию. Посылая апостольское
благословение Польше, они, вероятно, не задумываясь, бросят
ее под ноги Гитлеру в уплату за поход против СССР. А там
придет очередь Франции...
Папам нужны деньги, очень много денег. Все годится —
доллары и лиры, франки, марки и песеты. По свидетельству
одного итальянского банкира!, половина итальянской экономи¬
ки контролируется сейчас Ватиканом. Из 630 миллиардов лир
общенациональных вкладов в 40 католических и 100 «народ¬
ных» банках 400 миллиардов лежит на текущем счету непо¬
грешимого. Но даже самые осведомленные журналисты не
могут сказать, сколько же миллиардов долларов лежит у свя¬
тейшего в банках Америки, сколько вложено в дела группы
Моргана.
Ш

Без всякого риска ошибиться можно сказать: заведение на
Ватиканском холме —самый богатый концерн мира. Но дело,
разумеется, не только в том, что его кредиты на антисоветскую
пропаганду, на борьбу с демократией, на подрыв деятельности
прогрессивных организаций во всем мире практически почти
неисчерпаемы. На этот раз и сами непогрешимые действительно
уподобляются стаду ослиц, полагая, будто нынешняя полити¬
ческая ситуация схожа с теми, в которых Рим уже не раз
пытался поправить свои расстроенные идеолого-политические
дела. Это уже достаточно широко известно: папизм стремится
к развязыванию второй мировой войны, чтобы еще раз попы¬
таться осуществить свою навязчивую идею крестового похода
против Советов и о мировом господстве. Непогрешимый спит
и видит, как бы привести всех людей на земле, а если они есть
на Марсе, то и там, в повиновение кресту, как символу отказа
от социального прогресса и возвращения к рабской по¬
корности немногим избранным господом-богом финансовым
и промышленным магнатам для руководства человеческим
стадом.
С этой целью так же настойчиво, как когда-то его пред¬
шественники работали над созданием союзов, обеспечивавших
возникновение первой мировой войны, — так Пий XI со своим
статс-секретарем работает теперь над укреплением возникшего
недавно фашистского «стального блока».
Во Франции делаются усилия для^ привода к власти като¬
лических разбойников из шайки Лаваля—Петэна.
На подмогу закоснелым в сообщничестве с Гитлером пап¬
ским кардиналам в Германию посланы подкрепления в ман¬
тиях епископов и сутанах простых монахов. Их обязанностью,
по наставлению папы, является развязывание войны с Россией
во что бы то ни стало. Один из них открыто заявил: «Его
святейшество папа сказал, что было бы ложной сентименталь¬
ностью и ложной гуманностью думать, будто нужно переносить
любую несправедливость из страха перед войной. Если, по
мнению святого отца, сказал он, ведение войны может
быть не только правом, но и обязанностью какого-либо госу¬
дарства, то это означает, что пропаганда за неограниченное
и абсолютное запрещение орудий войны не согласуется с хри¬
стианским учением. Когда закон бога находится под угрозой
и совершаются атаки на самые его основы, то народы не толь¬
ко имеют перед богом право, но и обязаны восстановить силой
оружия попранное право и порядок».
Как ни удивителен для непосвященных назревающий брак
«неземного» Ватикана с самой земной державой — США, —
он будет заключен. Его инициаторами являются кардинал
Пачелли и «черный папа» — генерал ордена иезуитов карди¬
8*
115

нал Ледоховский. Брак этот вовсе не будет заключен только
для невинного взаимопроникновения: вера в Америку — день¬
ги в Ватикан. Целью задуманного брака является борьба
с опаснейшим врагом капитализма и папского мракобесия —
коммунизмом. Втирая народам очки своими лицемерными раз¬
говорами о мире, «жених и невеста» стремятся к одному —
к войне.
...Доводы их каннибальски незамысловаты и рассчитаны
на психологию не позже средневековой:	бог	завещал	людям
страдание. Богатство, счастье, мир он посылает им лишь в ка¬
честве искушения и в наказание. Тем, кто живет в счастье, до¬
вольстве и мире, уготована на том свете сковорода дьявола.
Такова печальная участь всяких Морганов, Рокфеллеров и
иже с ними. Поэтому лучше не подражать тем, кто хорошо
живет, и довольствоваться жизнью похуже. «Блаженны страж¬
дущие» — страданий, побольше страданий, и вам уготовано
царствие небесное! А счастье и деньги отдайте нам. «Блажен¬
ны алчущие» — поменьше ешьте, побольше оставляйте нам!
Побольше страданий неразумным, жаждущим счастья, уби¬
вайте стремящихся к миру, калечьте, морите их голо¬
дом!
Одно из важнейших положений папистских изуверов
заключается в том, что делать людей достойным,и награды на
небесах насильно, даже когда они ее вовсе не хотят, то-есгь
доставлять им страдания, заставлять их голодать и умирать
в мучениях на войне, — священное право непогрешимого. Так
же, как он некогда торговал индульгенциями, Ватикан уже
продает это право Гитлеру и Муссолини. Но дураки на свете
переводятся. Рассчитывать на то, что люди добровольно согла¬
сятся, чтобы непогрешимый повел их на новую бойню,—серьез¬
ный просчет. Пример воинственного Юлия И, швырнувшего
в Тибр никчемные ключи от рая и взявшего в руки меч, —-
плохой пример. Народы полагают, что вместе с ключами папе
следует выкинуть в Тибр и меч.
Когда-то Пий XI изрек, что, если того потребуют интересы
католической церкви, он готов заключить союз с самим дьяво¬
лом. Все говорит за то, что этот тайный договор давно заклю¬
чен. Поможет ли он союзникам — дьяволу и папе?..»
Где-то совсем близко послышался легкий шорох шагов.
Гаусс быстро захлопнул брошюру и поспешно сунул ее в кипу
газет на столе.
Мягко ступая, мягче, чем умел ходить Александер, в биб¬
лиотеку вошел худой человек в шелковой сутане кардинала.
Гаусс не без удивления увидел перед собою того же Пачелли,
какого встречал лет пятнадцать назад. В шестьдесят четыре
года — ни единого седого волоска, все тот же пронизывающий
U6

взгляд карих глаз, та же энергичная складка вокруг тонких
губ и та же нервная сильная рука, не спеша поднявшаяся для
благословения над головой склонившегося генерала.
Генерал с разочарованием видел, что разговор, искусно
направляемый кардиналом, вертится вокруг общих мест. Гаусс
вслушивался во вкрадчивые интонации бархатного голоса кар¬
динала. Он больше удивлялся чистоте, с которой итальянец
владеет немецким языком, чем вдумывался в смысл витиева¬
тых фраз. Но вот он услышал и что-то интересное:
—	...Святейший престол против растлевающей свободы со¬
вести, печати, союзов и собраний. Эти-то, свободы и являются
способами распространения идей, не совместимых с догматами
святой церкви. Будьте бдительны! Даже в такой момент, как
переживаемый нами период торжества порядка в большей
части мира, опасно почивать на лаврах. Нельзя позволить
противникам порядка, установленного богом, вновь захватить
то, что было отвоевано с такими усилиями.
—	Людям нашего воспитания трудно примириться с грубо¬
стью ефрейторов, усевшихся в диктаторское кресло, — без оби¬
няков заявил Гаусс.
—	Сын мой, церковь явилась одной из первых жертв гру¬
бости «ефрейтора», и тем не менее... — Пачелли сделал много¬
значительную паузу, — святейший престол был первым госу¬
дарством, поддержавшим фюрера. Необходимы терпение и ве¬
ра в провидение. И руками неразумных оно может творить
благо. Божественная миссия борьбы с заразой коммунизма
возложена всевышним на Германию. Не нам противиться воле
господней. Да свершится то, что должно свершиться. По свя¬
тому писанию «проклят тот, кто верит в людей». Запомните
это, сын мой, и не придавайте слишком большого значения
тому, как выглядит меч, разящий врагов церкви. Лишь бы
он был достаточно остр и тяжел.
—	В этом-то вы можете не сомневаться.
Пачелли ласково улыбнулся:
—	Мне приятно слышать это именно от вас, генерал. К тем
людям, с которыми нам предстоит бороться...
—	Я плохо понимаю иносказания, отец мой.
—	К проповедникам и последователям осужденных цер¬
ковью идей социализма и коммунизма нельзя применять слова
нашего божественного учителя: «Прости им, ибо не ведают,
что творят». — Голос Пачелли утратил бархатистость. В нем
зазвучала ненависть: — Они ведают, что творят! Мы повеле¬
ваем вести борьбу против них с тою же беспощадностью, с ка¬
117

кою святая инквизиция вела ее против еретиков в средние
века.
Но Пачелли тут же вернулся к прежнему мягкому, умиро¬
творяющему тону, хотя смысл того, что он говорил, вовсе не
был мирным. Он говорил о средствах, какими должна быть
выполнена миссия борьбы с коммунизмом.
Его осведомленность в чисто военных вопросах поразила
Faycca. Никакие достижения современной техники истребле¬
ния не прошли мимо внимания кардинала.
Гаусс счел уместным заметить:
—	Средства, предоставляемые нам наукой; могли бы быть
усилены во сто раз, если бы фюрер не помешал работе над
одним очень интересным видом вооружения.
—	Что-нибудь новое? — с интересом спросил Пачелли.
—	Я не считаю нужным скрывать от вас, речь идет об ору¬
жии, которое мы называем «фау»...
Лицо кардинала отразило полное удовлетворение.
—	Не скрою: нам известно об этом оружии. — Пораженный
Гаусс молча кивнул головой, а Пачелли продолжал: — Пусть
вас не смущает то, что дело перешло к лицам, не носящим
военного мундира. Оно в надежных руках. Вы поступили бы
вполне разумно, если бы передали эту работу иностранцам...
У Германии нехватит средств для доведения этих дорогих ра¬
бот до конца.
—	Нет, отец мой! — воскликнул генерал. — Такие дела
мы будем доделывать сами, хотя бы пришлось для этого хо¬
дить босыми...
—	А я хотел помочь вам заинтересовать в этом «фау»
американцев.
—	Нет, нет!
Кардинал укоризненно покачал головой:
—	Можно подумать, что вы забыли о конечной цели, кото¬
рой все это предназначено. Законы, породившие силу, способ¬
ную обрушить на голову врага «фау», являются выражением
вечного божественного акта. В этом доказательство неруши¬
мого единства всемирного порядка, за который мы с вами бо¬
ремся... Противиться этому бессмысленно. И не все ли равно,
кто применит эти силы природы для низвержения врагов апо¬
стольской церкви и порядка — вы или американцы?..
—1 Не поднимайте этой темы, отец мой, — решительно
возразил Гаусс. — Мы никому не отдадим оружие, кото¬
рое провидение вложило в руки нам. Нам, а не амери¬
канцам!
—	Помните, сын мой: только католическая церковь в со¬
стоянии решить, кто стремится к порядку и кто способствует
его разрушению. Горе тем, кого она назовет врагами.
118

—	Почти по этому поводу я и хотел бы посоветоваться
с вами... Польша всегда была верной дочерью церкви?
—	Святейший престол всегда лелеял ее, называя в пример
другим любимейшей дщерью, — проворковал Пачелли.
—	Нам необходимо- знать, что сказали бы вы миру, трем¬
стам восьмидесяти миллионам католиков, если бы... — Гаусс
не сразу решился выговорить: — если бы завтра Гитл-ер ре¬
шил убрать Польшу со своего пути?
Пачелли наклонился над столом и посмотрел в глаза ге¬
нералу:
—	Вы спрашиваете об этом как католик?
—	Нет, как немецкий генерал, — прямо ответил Гаусс.
Пачелли придвинулся еще ближе.
—	Спрашиваете меня, как скромного служителя церкви?
—	Скорее, как человека, могущего ответить от имени Ва¬
тикана.
Пачелли молчал, не отрывая пристального взгляда от лица
генерала. Наконец, понизив голос почти до шопота, про¬
изнес:
—	Вы мысленно клянетесь мне, что сказанное умрет в этой
комнате! Коль скоро к победе0 над Россией господу-богу угод¬
но было бы пройти по телам всех трехсот восьмидесяти мил¬
лионов верных сынов католической церкви, мы не имели бы
права сказать ничего иного, как только: «Да будет так».
—	Значит, немцы мо-гут?..
Пачелли резко откинулся в кресло и повелительно прого¬
ворил:
—	Прошу, ваше превосходительство, не задавать подобного
вопроса.
Наступило неловкое молчание.
—	Нас беспокоит возможность выступления Франции, свя¬
занной с Польшей договором и известными обязательствами
в отношении России, — сказал Гаусс.
—	Обязательства в отношении России будут аннулирова¬
ны, с уверенностью проговорил Пачелли. — Что же касает¬
ся остального, наш нунций в Берлине,., монсеньор Орсениго,
будет держать вас в курсе дела. Могу уверить ваше превосхо¬
дительство, что церковь приложит все усилия, чтобы ни один
верующий француз не поднял оружие в защиту России.
—	Нас не так беспокоит Франция в целом, как несколько
отдельных французов.
—	Большинство из тех, кого вы имеете в виду — верные
сыны католической церкви, — угадав мысль Гаусса, ответил
Пачелли. — Мы всегда имеем возможность дать свой отече¬
ский совет маршалу Петэну, генералу Вейгану и таким людям,
как Лаваль и другие. За Францию можете быть спокойны.
т

Даже если бы ей пришлось формально выступить, она не бу¬
дет стоять на пути фюрера в достижении нашей общей
цели.
—	Вы очень успокоили меня, отец мой.
—	Церковь1 не всегда будет в состоянии выбирать дели¬
катные способы помочь вашему делу. Цель' — уничтожение
русского коммунизма — оправдывает средства, которые вам,
может быть, придется применить. — На прощание, уже стоя,
Пачелли сказал: — Быть может, в Берлин приедет из Львова
митрополит Андрей или его доверенное лицо. Мне очень хо¬
чется, чтобы они встретили там полное понимание.
—	Митрополит Андрей? — недоумевая, спросил Гаусс.
—	Граф Андрей Шептицкий — человек, которому прови¬
дение судило выполнить апостольскую миссию на востоке. Его
трудами будет обращено в истинную веру все то, что уцелеет
от России.
—	Мы не оставим ему большого пополнения для рядов ве¬
рующих, — с усмешкой ответил Гаусс.
—	Не об этом вам нужно заботиться. Крест — оружие
Рима. Германия пусть будет мечом католической церкви. —
И, сотворив крестное знамение, как бы благословляя этот
воображаемый меч, Пачелли добавил: — И да будет этот меч
беспощаден!
13
—	Что говорил вам Альба? — спросил Бен, вспомнив, что
после чая Маргрет оставалась наедине с испанцем.
—	Альба?.. — удивленно переспросила она. И почти про
себя: — Действительно... что говорил мне Альба?..
При этом в памяти Маргрет отчетливо встала обстановка
комнаты, в которой она довольно долго просидела с герцогом.
Но вот странно: она не могла припомнить ни одного слова из
того, что говорилось. Вероятно, это произошло из-за того, что
все ее внимание было сосредоточено на фантастически велико¬
лепном подсвечнике, скорее даже паникадиле, стоявшем у сте¬
ны. Это было сооружение не меньше чем в рост человека —
старинная кованая штука на четырех ножках. Ножки были
так причудливы, что Маргрет не смогла бы даже воспроиз¬
вести изгибов, хотя смотрела на них бог знает сколько вре¬
мени. А этот изумительный чеканный круг наверху! Он подо¬
бен старинному поясу средневековой инфанты! И пять... нет,
кажется, шесть... нет, пожалуй, все-таки пять пятисвечников
в виде корон, с шестой, словно цветок возвышающейся над
ними в центре! Лишь в старой Испании могли создать такую
прелесть. Как только кончится эта суматоха в Испании, Мар-
120

грет непременно поедет туда. Она сама отыщет все, что нужно
для испанской комнаты Грейт-Корта. Теперь уже нельзя будет
не обставить ее самым лучшим из всего испанского: вы¬
рвалось же у нее хвастливое замечание, что, пожалуй, даже
Альбы уже не имеют того, что есть у нее. А ведь по сути-то
у нее почти ничего и нет — так, кое-какая дребедень, не иду¬
щая в счет по сравнению с виденным у герцога в его «по¬
сольстве» в Лондоне. Какие шелка, какая парча, какой
корд на стульях! Можно себе представить, что за чудеса
собраны во дворце Альбы в Испании!.. Боже мой, и подумать,
что с победой республики все это могло оказаться в руках ка¬
ких-нибудь шахтеров или неграмотных пастухов!..
От таких мыслей ее оторвал повторный вопрос Бена:
—	Не говорил ли вам Альба, что пора покончить с Испан¬
ской республикой, что от вмешательства Англии только и за¬
висит теперь, сколько недель продержутся там красные?.
Вот! Теперь Маргрет вспомнила все.
—	Совершенно верно! Он говорил это. Но, мне помнится,
речь шла не о неделях, а о днях. Судьба республики сочтена.
Вступление Франко в Мадрид — вопрос дней... — Усилием
воли заставляя себя сосредоточиться на разговоре и не позво¬
ляя себе снова соскользнуть к воспоминаниям о мучившем ее
видении прекрасного подсвечника, она неохотно цедила: —
Альба говорил, что признание их режима Францией — только
половина дела. Нужно, чтобы британское правительство огла¬
сило и наше признание его шефа, тем более, что, по его сло¬
вам, такое решение уже принято вами...
—	Все будет в должный момент...
—	Не перебивайте меня. Вы же хотели знать, что сказал
Альба, — лениво ответила Маргрет.
—	Да, да, прошу вас, — поспешно спохватился Бен. Мар¬
грет замолчит, и тогда он не узнает чего-нибудь важного, что
посол Франко хотел ему передать через жену. Не мог же
испанец поставить его в ложное положение личным сообще¬
нием. Как-никак, ведь Бен все еще председатель комитета по
невмешательству в дела Испании, а Альба посол Франко,
лишь фактически и тайно, но еще не формально признанного
Англией. — Прошу вас, продолжайте, дорогая,просительно
проговорил Бен.
—	Он говорил... что Петэн обещал Франко помощь... —
Она потерла пальцем висок, чтобы отогнать одолевавший
ее сон. — Кажется, он говорил еще что-то о продовольствии...
Ах да, Петэн обещал Франко, что республиканцы не получат
ни грамма продовольствия. — Маргрет подняла на Бена глаза,
с ресниц которых успела снять краску. На него смотрели те¬
перь два мутных старушечьих глаза, холодных и злых. Перед
121

ними все еще стояло великолепное паникадило Альбы, а вовсе
не зрелище умирающих испанских детей. Она лениво протя¬
нула: — Мне кажется, они этого заслужили... не нужно было
бунтовать. Дядя Джон Ванденгейм говорит...
—	Не напоминайте мне об этом грубияне... — сердито ска¬
зал Бен.
—	Это брат моей матери, Бен! — Она строго поджала тон¬
кие губы. С них тоже была уже снята помада. Они были вя¬
лые, синеватые. Тысяча поперечных морщинок делала их похо¬
жими на съежившихся червей. — К тому же, — прибавила
Маргрет, — от дяди Джона зависит, вылетите вы в трубу
с вашими угольными копями или нет. Я давно советовала вам
понять: он не только брат моей матери, но и настоящий де¬
ловой человек. Американского, а не вашего стиля. Кстати... —
тут она вдруг остановилась, словно утеряв мысль, но тотчас
же со злою усмешкой поправилась: — Впрочем, это покажется
вам, вероятно, уж не так кстати: один американец... военный..?
говорил мне, что Англия не только утратила все преимуще¬
ства своего островного положения, а это островное положение
из преимущества стало ее слабым местом...
—	Не понимаю, о чем и к чему все это? — с раздраже¬
нием прервал ее Бен.—Вероятно, опять какая-нибудь гнусность
американцев. За последнее время это стало любимым развле¬
чением его супруги: напоминать ему то, о чем когда-то она
пыталась так старательно забыть, — что она американка.
К тому же это были не какие-нибудь дружеские воспоминания,
а почти всегда шпильки. Эдакая длиннющая бабья шпилька,
которую Маргрет старалась запустить в какое-нибудь из са¬
мых больных его мест — либо в пристрастие к свиньям, либо
в любовь к былой роли Англии.
Так оно и было.
—	Этот американский джентльмен, очень сведущий
джентльмен, — подчеркнула Маргрет, — сказал, что ни один
умный противник не станет в наше время пытаться вторг¬
нуться в Англию своими сухопутными силами. Даже если
бы ему удалось подавить или вовсе уничтожить британский
флот...
—	На свете не существует государств, которые могли бы
не только уничтожить, но хотя бы временно подавить флот
Англии. Он первобытный кретин, этот ваш «американский
джентльмен»... Понимаете, кретин! — выходя из себя, крикнул
Бен. — Я не хочу слушать эту чепуху... Не хочу!
—	А я хочу досказать, — настойчиво проговорила она,
угрожающе приподнимаясь в кресле. — Независимо от судьбы
английского флота, никто не станет вторгаться в Англию
с суши. Так сказал этот джентльмен. Он утверждает, что
122

Англия будет попросту стерта с лица островов воздушными
бомбардировками. Понимаете:	стерта!.. А потом — все
остальное.
Бену показалось, что жена произнесла последние фразы
с удовольствием, во всяком случае со всем злорадством, на
какое стала способна в последнее время. Несколько мгновений
он молча взирал на нее, потом схватил свой снятый было ха¬
лат и поспешно удалился из спальни.
Мысли его путались. Он, правда, всегда предпочитал сви¬
новодство военным вопросам, но из этого не следовало, что
его можно заставлять выслушивать подобную чепуху.
Англия всегда была Англией и, хвала господу, всегда ею
будет!..
Постояв несколько мгновений за крепко захлопнутой
дверью .спальни, он немного успокоился и нерешительно дви¬
нулся в темноту коридора.
Всю жизнь прожив в этом доме, Бен никогда не мог запом¬
нить, где расположены выключатели. Он вечно включал не те
лампы,- какие были нужны. Ощупью пробравшись по кори¬
дору, он стал медленно спускаться по лестнице, ведя рукой
по стене. Мысли, такие же мрачные, как окружавшая темнота,
медленно текли в его голове. Бен охотно посоветовался бы
сейчас с кем-нибудь, чтобы понять, действительно ли настал
момент, когда можно, не рискуя ни престижем Англии, ни соб¬
ственным добрым именем, покончить с этим проклятым невме¬
шательством. Пора заняться своими запущенными шахтами,
вернуться к свиньям, которых он вот уже два или три месяца
видел лишь урывками.
При воспоминании о свиньях Бен приостановился посреди
лестницы. Жизнь перестала казаться ему такой беспросветно
мрачной: раз где-то впереди маячила возможность отдаться
любимым свиньям, дела еще не так плохи...
В тот самый час на противоположном конце Европы про¬
изошло нечто, хотя и вовсе не отмеченное в анналах истории,
но имеющее непосредственное отношение к историческим со¬
бытиям, являвшимся предметом тягостных размышлений лорда
Крейфильда.
Это случилось там, где в солнечный день с берега Европы
можно невооруженным глазом рассмотреть белые дома Сеуты
и Танжера, а за ними лиловый силуэт Атласа. Это произошло
вблизи того куска' испанской земли, который Англия временно
заняла два с половиной века тому назад, во время войны за
испанское наследство, да так и «забыла» вернуть хозяевам.
Событие имело место у пункта, название которого многие, по
123

старой памяти, употребляют иногда для определения могуще¬
ства Британской империи наравне с Сингапуром и Мальтой.
Короче говоря, это случилось у Гибралтара.
В течение двух с половиной веков британский империализм
тратил все новые и новые миллионы фунтов стерлингов на
реконструкцию одного из двух Столбов Геркулеса. Англия пы¬
талась удержать то, что время и прогресс упрямо списывали
со счетов островной империи, — стратегическое значение Гиб¬
ралтара. Когда-то, может быть, еще в конце прошлого столе¬
тия, семьдесят пешер, вырытых, выдолбленных, выгрызенных
упрямыми зубами в скале Гибралтара, и семьсот пушечных
жерл, глядящих со скалы на пролив, могли считаться непрео¬
долимой преградой для флота. Но в XX веке даже испанские
фашисты стали называть эти пушечные стволы «зубами
старухи».
В один из вечеров начала марта 1939 года сигнальная
пушка гибралтарской крепости ударила, как всегда, ровно
в 20.00. С этой минуты вход в порт и выход из него был за¬
крыт. Задвинулась решетка железных ворот, соединяющих
крепость с материком. Тем не менее на гибралтарский рейд,
являющийся частью просторной Алхесирасской бухты, вошел
«корабль его величества» крейсер «Дидона». «Дидона» был
типичным британским крейсером. Он в меру устарел, был в ме¬
ру тихоходен, вооружен в меру старыми шестидюймовыми
пушками Армстронга. Они стреляли порохами, воспламенение
которых в погребах «Ляйона» было причиной гибели половины
его команды в битве при Скагерраке.
Как всякий британский корабль, «Дидона» была снабжена
комфортабельными каютами для офицеров и отвратительными
кубриками для команды. Одним словом, это был как раз один
из многочисленных кораблей, составлявших становой хребет
британского боевого флота, один из тех кораблей, пушки кото¬
рого, как торчащие вперед клыки старого бульдога, предназ¬
начались главным образом для того, чтобы устрашать слабо¬
нервных пиэтетом черного галстука и трех полосок на матрос¬
ском воротнике. «Дидона» не столько воевала, сколько стацио-
нировала в колониях, где обнаруживались признаки волнений.
Она с торжественностью королевских похорон возила в Лон¬
дон индийских князей на поклон к «императору Индии» и
в обмен доставляла индусам английских вице-королей и
шпионов.
Прогромыхав по клюзам якорными канатами, «Дидона»
замерла на внешнем рейде. Она не зашла за мол, а останови¬
лась на той стороне Алхесирасской бухты, что омывает подно-
жие скалы Гибралтара. Эта скала нависла над морем по¬
добно огромному хищному зверю, намеревающемуся вот-вот
124

совершить' прыжок в Африку. Если судить по размерам зверя
и по выступающим на его боках мощным складкам каменных
мускулов, прыжок через пролив, казалось, не представлял бы
для него труда.
На берегу «Черного материка» до сих пор гнездятся из¬
мельчавшие потомки некогда грозных испанских конкистадо¬
ров, а не ко-ммивояжеры ненасытного британского империализ¬
ма. Это было так — вопреки пушечным стволам Гибралтара,
обращенным жерлами на юг, вопреки линкорам, крейсерам и
эсминцам, денно и нощно коптящим густосинее африкано-ев-
ропейское небо. Да, вопреки всей этой до пышности демон¬
стративной мощи жадного британского зверя, его каменный
хвост был тут накрепко прикован к Европе. И как ни противно
это было «британскому духу», перед глазами английских офи¬
церов, бездельничающих на высоком плато Юроп-Пойнта,
простиралась опаляемая лучами солнца беспредельная лило¬
во-желтая панорама африканских областей, населенных чер¬
ными людьми, которых эксплуатировали не англичане, земель,
недра которых расхищались не англичанами, где «европей¬
скую цивилизацию» и «свет Ееры христовой» насаждали не
английские штыки. Это казалось английским офицерам про¬
сто скандальным, отвратительным. Но это было так.
Было бы ошибкой думать, будто британский империализм
смирился с таким положением и больше не претендует,
чтобы Гибралтар выполнял какую-либо иную роль, кроме за¬
ржавевшего ключа шатающихся ворот Средиземноморья.
Цвета испанских Бурбонов стали торговым флагом не¬
скольких темных старых домов, стоящих вовсе не в Мад¬
риде, а в сердце Лондона — в Сити. Одною из задач «флота
его величества» короля Англии стала защита английских фун¬
тов, вложенных в недра, в промышленность и в банки иберий¬
ских полуколоний Сити — Испании и Португалии.
Прошло довольно много времени после того, как якоря
«Дидоны» легли на грунт. Сонно улеглась вода, взволнован¬
ная винтами крейсера. На корабле воцарилась тишина.
Мягко ступая резиновыми подошвами по дереву на¬
драенной палубы, к шестивесельному катеру № 3, покоивше¬
муся в рострах, подошел офицер. Он с усилием отогнул на
носу катера край брезента и заклеил дощечку, где было выве¬
дено слово «Дидона», полоской с названием одного из коммер¬
ческих кораблей, стоявших в ту ночь на рейде. Офицер проде¬
лал это со сноровкой, свидетельствовавшей о том, что
заниматься этим ему было не впервой.
Через несколько минут под умелыми руками матросов ка¬
тер бесшумно опустился на воду. Кроме команды, в него
сошел человек в штатском. Боцман посветил фонарем на кор¬
725

мовую банку, чтобы показать пассажиру его место. В луче
света можно было узнать Уинфреда Роу.
Роу тяжело опустился на свое место на корме, рядом с ру¬
левым. Он был целиком поглощен своими мыслями, свя¬
занными с этой неожиданной для него поездкой в Испанию:
когда он был уже совсем готов отправиться в Советский
Союз, вместе с «первым вариантом военной миссии» (так на¬
зывал эту группу шеф), все вдруг изменилось — Роу получил
неотложное поручение в Испанию,
—	Вы там уже бывали и знакомы сб всей этой публикой,—
сказал шеф. — Даю вам возможность еще разок прокатиться
туда. Довольны?
Да, в тот момент Роу был доволен: разве плохо отделаться
от поездки в страну, которой он боялся как огня? Испания —
совсем другое дело.
Правда, вскоре ощущение удовольствия пропало. Роу
узнал, что сможет пробыть в Испании ровно столько, сколько
понадобится на выполнение поручения, —- ни одного часа
больше. Это значило, что его личные дела, которые он снова
наладил было с Грили, так и останутся незавершенными. Все
надежды, которые он возлагал на победу Франко, рассы¬
пались.
Мягкое покачивание катера и ритмичный стук уключин на¬
вели его на воспоминания. А в воспоминаниях Роу было мало
веселого. То, что Уинфред Роу был сотрудником британской
секретной службы, отнюдь не следует приписывать «призва¬
нию» или каким-либо его высоким личным качествам. В его
характере никогда не было отмечено специфических черт,
о которых любят писать* как о свойствах, определяющих при¬
годность к службе тайного агента. В юности Уинни не обла¬
дал ни сильной волей, ни способностью к изворотливости
в трудных обстоятельствах. У него не было и выдающегося
личного мужества или инициативы, которые выдвинули бы его
из ряда обыкновенных людей, в изобилии топчущихся на тро¬
туарах всех английских городов. Напротив, в те времена Уинн
отличался скорее некоторой мягкостью. Он был флегматиком.
Он даже не давал себе труда заботиться о карьере, которая
в его годы составляет заботу каждого англичанина его кру¬
га. Можно с уверенностью сказать: если бы не воля отца,
Уинн никогда и не очутился бы на 'службе разведки, которая,
если верить обильной литературе, создаваемой по прямому
заказу самой же разведки* отбирает из среды англичан «луч¬
шее, что может дать нация».
Настойчивое желание Роу-отца видеть Уйннй на этой служ¬
бе было продиктовано тем, что именно там два поколения Роу
закладывали основание материальному благосостоянию своего
126

ничем не замечательного рода. Ни Роу-дед, ни Роу-отец не
видели в профессии разведчика ничего романтического. Для
них ничто не отличало ее от любой другой службы британской
короны. Они были прозаическими чиновниками от шпионажа.
Сотни и тысячи роу до них, при них й после йих так же про¬
заично подвизались на службе разведки в английской метро¬
полии, в её многочисленных колониях и за рубежами империи.
Настойчивость, проявленная Роу-отцом в определений Уинна
на ту же службу, где он сам йровел около полувека, была
продиктована соображениями весьма практического свойства:
мистеру Роу-старшёму хотелось отойти в лучший мир в уверен*
ноСти, что дедовский Дом на Кинг-стрите не только не пойдет
с молотка после его смерти, йо, бог даст, будет заменен более
обширным на Парк Лейн.
Если бы Не отцовская настойчивость, Уинфред Роу й по
сей день предавался бы приятному ничегонеделанию в обще¬
стве сверстников или соревновался бы Со своими друзьями
в собирании какой-нибудь дряни. Еще в! колледже он питал
пристрастие к пуговицам и считался знатоком этого предмета.
Но оказалось, что такого рода страсть требует расходов, непо¬
сильных отпрыску фамилии Роу. Он с выгодою продал свое
собрание пуговиц и отказался от мысли достичь чего-либо
в среде коллекционеров.
Однако с переходом на службу в разведку перед Роу сно¬
ва встала перспектива заняться коллекционированием. В этом
учреждении считалось весьма похвальным собирать что-нибудь,
что могло служить благовидным предлогом для проникнове¬
ния в такие места, где пребывание простого тур иста-бездель¬
ника показалось бы подозрительным. Можно было собирать
черепки тибетской посуды, японские гребни или русские вы¬
шивки. Можно было для вида заниматься археологией, антро¬
пологией, фольклором — чем угодно. Роу обошел этот наску¬
чивший ему предмет тем, что объявил о своем желании стать
журналистом. Он как можно дольше учился этому делу. По¬
том по протекции собственного отца получил первое оператив¬
ное поручение в Испанию. С тех пор за Пиренеями не проис¬
ходило ни одной смены режима, ни одного крупного полити¬
ческого убийства, которые не застали бы Роу на полуострове.
В одних он бывал тайным участником и казначеем Интеллид-
женс сервис. За другими только наблюдал, как око шефа.
Здесь, в Испании, утвердилась карьера Роу, и здесь же он
сформировался как секретный агент. Следующим театром его
деятельности стала Германия. Там он провел немало темных
дел.
С тех ttop прбшло много лет. Выгоды службы в разведке
оказались сильно преувеличенными. Дом на Кинг-стрите Уинн
127

продал сразу же, как умер отец. Нового на Парк Лейн так
и не купил, да и не собирался покупать. Он был известен как
старый холостяк, как отставной капитан Роу, занимающийся
журналистикой...
Роу давно опротивело все на свете, но он напрасно напря-
гал мозг в поисках выхода из-под воли своего деспотич¬
ного шефа. Устав службы предлагал на выбор беспре¬
кословное подчинение или смерть. Роу знал, что это не пустая
формула. За нею стояла такая реальность, какою была мото¬
циклетная авария «сержанта Шоу», как «попавший под авто¬
бус» священник Леслей, как... бррр, стоит ли их вспоминать!..
Роу не нравилась эта половина дилеммы. Оставалось подчи¬
нение. Поэтому он и сидел теперь рядом с незнакомым боцма¬
ном, равнодушно везшим его к поблескивавшему огнями
испанскому берегу. Когда-то Роу бывал в знаменитом алхеси-
расском отеле «Ренья Кристина». Там с февраля по апрель
любили проводить время его более счастливые сверстники,
обладавшие возможностью ничего не делать и выбирать для
каждого сезона тот уголок земного шара, где было лучше все¬
го. Сейчас был именно март, но Роу знал, что его везут вовсе
не к спускающимся прямо к морю садам «Королевы Христи¬
ны». Сойдя на берег, он скромно поплетется на поиски третье¬
сортной гостинички «Золотой якорь». Никому не бросаясь
в глаза, он под видом мелкого дельца должен встретиться
с человеком, который будет ему сопутствовать в дальнейшем
путешествии до осажденного франкистами Мадрида.
Роу обрадовался, когда оказалось, что его провожатым бу¬
дет монах. В нынешних обстоятельствах сутана — наиболее
подходящий наряд для проводника по Испании.
Роу знал, что, высадив его у Гибралтара, «Дидона» оста¬
нется там недолго. Она перейдет в Валенсию и будет ждать
его возвращения на борт вместе с бывшим начальником гене¬
рального штаба, а ныне командующим мадридским фронтом
республиканских войск полковником Касадо. Дважды «пере¬
менив лицо», Роу должен был появиться в республиканском
тылу в качестве члена парламента и прогрессивного журнали¬
ста по имени Эдуард Грили. Документы Грили считались
«свободными». По сведениям прессы, Эдуард Грили исчез без
вести при перелете из Англии в Испанию. По данным Интел-
лидженс сервис, он был расстрелян франкистами вследствие
провокации одного из секретных агентов французского Второ¬
го бюро. Копия донесения этого агента о расстреле Грили
имелась в распоряжении британской разведки. Документы
Неда вполне устраивали Роу.
На первый взгляд казалось гораздо более простым, если
полковник Касадо нужен англичанам, переправить его через
128

фронт к Франко. Отсюда было бы нетрудно вывезти даже
слона. Но сложность заключалась в том, что момент для бег¬
ства Касадо еще не настал. Он еще числился на службе рес¬
публики. Имя его значилось в списках офицеров, которых
Франко обещал повесить, как только они попадут ему
в лапы.
Между тем Касадо был ценным английским агентом, и хо¬
зяева хотели застраховать его от непоправимых случайностей.
Задача Роу считалась ответственной.
У англичан были причины не открывать генералу Франко
того, что Касадо организовал хунту изменников в тылу рес¬
публики по их поручению. Английская служба считала, что
Касадо еще может ей- пригодиться в будущем.
Роу не интересовался, была ли то пустая угроза Франко
или он действительно намерен был повесить Касадо. Для Роу
это был лишь один из пунктов инструкции, полученной от
шефа: «беречь Касадо!» Остальное его не касалось.
14
После памятного ночного инцидента Гаусс не мог отказы¬
ваться от предложенной ему казенной квартиры. Пришлось
переехать. Правда, Гаусс не до конца покинул свое обиталище
на Маргаретенштрассе: там осталась вся обстановка и, глав¬
ное, остались на стенах любимые французские полотна.
Это создавало заметную брешь в личной жизни Гаусса.
Когда ему хотелось взглянуть на картины, посидеть перед ни¬
ми, нужно было ехать «домой». И тем не менее он не хотел
переносить их в казенное жилище. Он думал, что необходи¬
мость бывать на Маргаретенштрассе не позволит ему забыть
старое отцовское гнездо. А гнездо это было, пожалуй, един¬
ственной его личной привязанностью в жизни. Конечно, после
французских картин. Хотя, может быть, и сама-то французская
живопись стала ему так мила отчасти потому, что составляла
неотъемлемую принадлежность этого гнезда. Ведь с тех пор,
как он помнил себя, стояли у него в памяти и самые старые
из этих полотен. Они висели тогда повсюду: в отцовской при¬
емной, в гостиной матери, в столовой и даже в зале, между
портретами полководцев. Отец привез много картин из похода
во Францию. Покойник не слишком разбирался в живописи,
большую часть его добычи Гауссу пришлось попросту
убрать.
Иногда Гауссу казалось, что в его страсти есть что-то не¬
естественное: он, кому надлежит называть себя «железным
представителем железного народа», питает любовь не к «здо¬
ровому демецкому искусству», а к этой чертовски талантливой
9 Заговорщики
129

французской живописи! Не является ли это неосознанным
следствием какого-нибудь еще никем не открытого процесса
преемственности душевного богатства наций и поколений? Не
вывези его отец, капитан Фридрих фон Гаусс, кучу картин из
французских замков и не узнай об этом кадет Вернер фон
Гаусс, возможно, он никогда и не заинтересовался бы
галльским искусством. Никто никогда не вставил бы в «инст¬
рукцию для германских войск, действующих на территориях
противника» параграфа об отборе трофейного фонда произве¬
дений живописй. И тогда b будущей, уже, вероятно, совсем
недалекой войне какой-нибудь Шверер или Пруст, ворвавшись
в картинную гаЛлерею Лувра, приказал бы Сжечь ее богат¬
ства из желания доказать свое право победителя творить все,
что ему вздумается.-. Когда-нибудь потомки нынешних немцев
(когда они из коричневых тварей снова превратятся- в полно¬
ценных людей) оценят Гаусса, одйим лишь параграфом
инструкции сохранившего сокровища живописи Для хранилищ
Великой Германии. А впрочем,.. Впрочем, Гаусс вовсе не был
уверен в том, что победители будут нуждаться в каком бы то
ни было искусстве. Что это будет за «искусство победите¬
лей»— искусство больших идей, которые станут править ми¬
ром, или эклектическое месиво из всего, что окажется в тро¬
фейном фонде? Гаусс не мог даже приближенно ответить на
этот вопрос.
Да и стоило ли ломать голову над такого рода идеями?
Идеи в нынешней Германии! Существуют ли они тут вообще?
Есть ли, например, хоть какйе-ййбудь йдей у Гитлера? Конеч¬
но, никаких! Думает Лй он хоть когда-нибудь о развитии гер¬
манского народа, об его счастье, об улучшении государствен*
ной машины? Разумеется, нет! Люди йе интересуют этого
ублюдка. Немцы для него только материал, при помощи кото¬
рого он намерен достичь власти над миром. Кто-то говорил
Гауссу, что в узком кругу Гитлер и не называет немецкий
народ иначе, как «стадо баранов, недостойных его великих
идей». Фюрер уверяет, будто ради счастья немцев готов унич¬
тожить весь мир* Но если какой-нибудь немец решался отка¬
заться от предложенного «счастья», Гитлер рубил ему голову*
О каких уж тут идеях, о каком искусстве стоило толковать?..
Все — немыслимая чепуха й неразбериха...
Новая квартира Гаусса имела еще одно существенное не¬
удобство: она была расположена далеко от Тиргартена.
А Гаусс привык в течение многих лет совершать- там свою
предобеденную прогулку. Он изучйл там каждую дорожку.
В этом Тиргартене остались й все старые привязанности
Гаусса — старый фрйц с палкой Короля-капрала, и королева
Луиза, и все короли й курфюрсты, мйМО которых он проходил,
130

чтобы еще и еще разок взглянуть в лицо прошлому
Пруссии...
Вблизи новой квартиры не было никакого парка. А ехать
куда-нибудь на автомобиле, чтобы там пройтись пешком,—
это казалось Гауссу глупым.
И вот он стал играть на биллиарде. Сначала это показа¬
лось ему бессмысленным топтаньем на месте. Но когда он
с карандашом в руках высчитал, что за полчаса успевает
пройти вокруг биллиардного стола По крайней мере два кило¬
метра, «топтанье» приобрело смысл. Если к тому же, незави¬
симо от погоды, летом и зимою играть при растворенных
окнах, все будет в отличном порядке.
Он несколько раз сыграл с партнером: один или два раза
с адъютантом, потом с камердинером. Но их угодливо-пост¬
ные физиономии портили ему настроение. Он решил играть
один, Не все ли равно, добиваешься ты наибольшего числа
карамболей в присутствии какого-то дурака или в одиноче¬
стве?! Один на один с кием--даже приятнее.
С Тех пор ежедневно в один И тот же час в биллиардной
раздавался сухой стук сталкивающихся шаров и Щелканье
счетчиков, на которых Гаусс методически отмечал карамбо¬
ли — свои и своего воображаемого противника.
Это бывали полчаса приятного одиночества, кусочек лич¬
ной жизни. В ней не было Места соглядатаям, даже лакеям —
бесплатному приложению Гиммлера к казенной квартире.
Гаусс мог сколько угодно обдумывать удар. Он смешно накло¬
нял голову, прищуривался, даже приседал у биллиарда, сооб¬
ражая, в каком направлении покатится шар при том или
ином угле рикошета. Иногда Гаусс так увлекался, что рассте¬
гивал мундир.
Однажды стоявшие в углу биллиардной большие часы сво¬
им громким боем испортили ему удар. Он приказал убрать
их. С тех пор в комнате не было слышно даже ударов маят¬
ника — ничего, кроме щелканья шаров и позвякивания гене¬
ральских шпор, то размеренно редкого, когда Гаусс в задум¬
чивости переходил от борта к борту, то поспешного, когда он
торопливо шагал к удачно ставшему шару, на ходу примери¬
ваясь к удару.
Длинная тень генерала, изломанная панелью или спинкой
дивана, привидением металась по стенам...
Сегодня, увлекшись серией удавшихся ему сложных карам¬
болей, Гаусс забыл О том, что к обеду приглашен генерал
Шверер. Это было не свидание друзей, а лишь исполнение
служебной обязанности: он не мог сказать Герингу «нет», ко¬
гда тот попросил поговорить со Шверером в частной обстанов*
ке. Геринг надеялся, что таким путем он избавится от ушей
9*
131

Гиммлера, рассованных по всем углам военных учреждений
и штабов Берлина. Он так и сказал:
—	Найдется же, чорт возьми, хоть одна комната в вашем
доме, где вы действительно можете поговорить с глазу на
глаз.
—1 С глазу на глаз?.. Разумеется, — ответил Гаусс.— Но
«с уха на ухо»... не ручаюсь.
И он выразительно приподнял угловатые плечи с тугим
плетением генеральских погон. Геринг; рассмеялся.
Все не нравилось Швереру в этом неожиданном пригла¬
шении. Даже то, что Гаусс с не свойственной ему поспешно¬
стью приставил кий к биллиардному столу и пошел навстре¬
чу гостю. Шверер не любил любезностей Гаусса. Правда,
Гаусс давно уже примирился с поворотом в карьере Швере-
ра и больше не позволял себе иронии, которую прежде ча¬
стенько пускал в ход при встречах со «старой пиголицей»,
но это заставляло Шверера только еще больше насторажи¬
ваться. Сам он тоже не отказывался от надежды когда-ни¬
будь взять реванш и поиздеваться над Гауссом.
Эти мысли быстро пробегали в мозгу Шверера, пока он
маленькими шажками преодолевал широкое пространство
паркета между дверью и биллиардным столом, из-за которо¬
го Ъышел Гаусс. И еще не успев ответить на приветствие хо¬
зяина, Шверер подумал: «Готов поклясться: он приготовил мне
какую-то пакость».
—	Рад видеть... Прекрасно выглядите...
С этими словами Гаусс даже, кажется, дотронулся до
ручки кресла, делая вид, будто хочет подвинуть его гостю.
«Положительно, гадость», — еще раз подумал Шверер
и аккуратно уселся как раз в середине между высокими бо¬
ковинками большого кожаного кресла.
Даже то, что Гаусс предложил ему именно это огромное
кресло, а не обыкновенный стул, на котором ие был бы так
заметен маленький рост гостя, показалось Швереру не слу¬
чайностью.
«Пакостник», — окончательно решил он про себя.
Лакей поставил на столик поднос с бутылками. Шверер
подозрительно покосился на этикетки:	Гаусс окончательно
офранцузился!
—	Перед обедом?.. — предложил Гаусс.
Шверер, презрительно выпятив губы, почти грубо отрезал:
—	Не признаю... этих, — он сделал вид, будто у него
ускользнуло французское слово, — этих... «апперитивов».
—	Тогда рюмку русской водки, а?
132

—	Это другое дело, — согласился Шверер, но губа его
продолжала обиженно торчать вперед.
Отпивая маленькими глоточками обжигающую влагу,
Шверер ждал, что хозяин скажет, наконец, за каким чор-
том понадобилась вся эта комедия с «частным» пригла¬
шением.
Но хозяин издевательски медленно прихлебывал свой по¬
догретый «Сен-Рафаэль», чмокал губами, смотрел вино на
свет, — одним словом, старался показать, что смакование
напитка — все, чем он сейчас занят. Хотя в действительно¬
сти Гаусс думал сейчас вовсе не о вине, а просто пытался
представить себе физиономию, какую состроит Шверер, ког¬
да узнает дель приглашения.- Подождать с этим до обеда
или сразу же испортить «старой пиголице» аппетит?...
Наконец он поставил опустошенную рюмку. Тон его ут¬
ратил всякую любезность:
—	Учитывая ваш опыт пребывания в Китае, рейхсмар¬
шал приказал передать вам поручение...
«Положительно пакостник, — еще раз мысленно выру¬
гался Шверер. — Я же знал: пакость». Но черты его оста¬
вались неподвижными. Синеватое морщинистое веко медлен¬
но опустилось за стеклышком монокля и придало лицу выра¬
жение высокомерного спокойствия.
А Гаусс, глядя на это веко, думал: «Настоящая пиголица.
Сейчас я посажу его на вертел».
—	По данным, совершенно доверительно полученным го¬
сподином рейхсмаршалом от японского посла, — сухо сказал
он, — японцы ведут секретные работы по созданию и испы¬
танию совершенно нового вида оружия. Господин рейхсмар¬
шал согласовал с японцами вопрос о посылке на Дальний
Восток нашего доверенного и вполне компетентного офицера...
«Какого чорта он тычет мне все время этого рейхсмар¬
шала? — подумал Шверер. — Он же отлично знает, что
у меня нет ни одного лишнего офицера... Впрочем, почему
не подсунуть им Отто?» При этой мысли в нем загорелся не¬
который интерес к делу.
—	Единственный офицер, которого... — начал было он, но
Гаусс бесцеремонно досказал за него:
—	...который мог бы выполнить поручение господина Ге¬
ринга, — вы сами. — И, наслаждаясь выражением удивле¬
ния на востроносой физиономии Шверера, закончил: — Имен¬
но это рейхсмаршал и имел в виду.
Воспоминание о неудаче в Китае вызвало у Шверера
отвратительную оскомину. Снова ехать туда и, быть может,
опять оказаться в дураках?.. «Пакостник, настоящий пакост¬
ник!! Сумел-таки подсунуть Герингу именно меня». И хотя
133

он знал, что спорить с Герингом бесполезно, решил все же
сделать попытку сопротивления.
—	По поручению самого фюрера, — начал он внуши¬
тельно, — генерал-полковник Кейтель возложил на меня не¬
которые специальные задачи в переработке «Белого плана».
Но Гаусс отрезал ему и этот путь:
—	Вопрос о поездке согласован с фюрером. Что касает¬
ся «Белого плана», то ко времени его осуществления вы
будете уже здесь.
—	Да, — обиженно сказал Шверер, — повторится то
же, что тогда с Австрией: меня услали в Китай, и все сде¬
лалось без меня.
—	Вы примете участие в польском походе, — заверил
Гаусс. — Новый вид оружия, над которым работают японцы,
может понадобиться в самом недалеком будущем... Пред¬
ставьте себе, что вопрос с Польшей решится не так просто,
как австрийский и чешский, представьте себе, что в дело
вступит Россия...
При слове «Россия» Шверер выпрямился и пристально
посмотрел в лицо Гаусса: пустая болтовня или?..
—	В таком случае нас живейшим образом будет интере¬
совать, чем могут угрожать Советам японцы на Дальнем Во¬
стоке, что это за новое оружие, какова его эффективность,
каковы перспективы, — продолжал Г аусс. — Быть может,
необходимо наше участие в развертывании производства,
быть может, требуется вмешательство наших ученых... —
Он подумал и прибавил: — И не только в интересах япон¬
цев, айв наших собственных.
Не скрывая более интереса, Шверер спросил:
—	Что за оружие?
Гаусс несколько замялся. Геринг предупредил его: ни¬
кто не должен знать подробностей этого дела здесь, в Герма¬
нии. Нужна величайшая секретность. Два-три человека —
вот все, кто знает тайну японцев. Ну что же, Геринг и он —
двое, пусть Шверер будет третьим.
— Ни один из участников вашей группы, которая отпра¬
вится на Восток под видом коммерсантов, не будет, —
Гаусс угрожающе нажал на это слово-, — не будет знать,
о чем идет речь. Но от вас я не вижу смысла скрывать: вы
увидите опыты японского полковника медицинской службы
господина Исии Сиро. Дело идет о бактериологической
войне.
—	Мы сами можем... — начал было Шверер, но Гаусс
опять не дал ему договорить:
■— Конечно, можем, но какие осложнения могут быть
с этим связаны! Нужно посмотреть, не справятся ли с этим
134

японцы своими силами. В Харбине вы будете гостем началь¬
ника военной миссии, генерал-майора Накамуры.
Шверер забыл о своем нерасположении к Гауссу, забыл
о том, что самая эта поездка была, вероятно, придумана
Гауссом как очередная пакость. Он вскочил и в волнении
пробежался по комнате, стараясь собраться с мыслями.
—	Давно ли японцы этим занимаются, чего достигли,
что могут нам показать?
Гаусс сделал брезгливое движение руками, словно сма¬
хивая с ладоней что-то нечистое:
—	Блохи, зараженные чумой, и еще что-то в этом же
роде...
Шверер смотрел на него неприязненно: речь идет о таких
интересных и важных вещах, а этот долговязый гусак не дал
себе труда даже запомнить!
Шверер вздернул узкие плечи и поймал выпавший из
глаза .монокль:
—	У них есть опыт?
—	Институт, куда вы едете, работает года три.
Шверер водворил монокль на место и. потер руки:
—	Интересно... очччень интересно!..
15
Ночью матрац клали на кровать, стоявшую под окном,
чтобы раненому было легче дышать в струе воздуха, попадав¬
шей снаружи.	Днем снова перекладывали на	пол, в	темный
угол подвала,	чтобы раненого не было видно	с улицы.
Если поблизости не оказывалось никого из посвященных,
кого можно было бы кликнуть на подмогу, старик перетас¬
кивал генерала своими силами. Иногда на помощь ему при¬
ходил маленький сын парикмахера-соседа. Но мальчик ред¬
ко' сидел дома. Торчать в подвале, когда весь Мадрид воюет?!
Для мальчико-в было много дела на фронте:	подносить
патроны и воду бойцам, помогать относить раненых в без¬
опасное место, своими быстрыми ногами заменять стоящие без
бензина мотоциклы связистов, — о, дела было сколько угод¬
но! И какого дела!..
Старик был в подвале днем и ночью — всегда, когда ни
позвал бы Матраи. Старик так сжился с раненым, что ему
казалось, они	уже никогда не расстанутся;
По словам	женщин, принесших раненого генерала	из	боя,
его уже трижды дырявили осколки франкистских снарядов
и пули фашистов. И всякий раз он, с еще не зажившею ра¬
ной, возвращался в бой. И вот четвертая, тяжелая рана.
А ведь послушать его бред —только одно и бормочут запек¬
135

шиеся губы: «Вперед, ан аван, аванти» — и что-то еще на
языках, которых не понимал старый испанец.
Вперед?.. Странна природа человека!..
«Из чего, матерь божья, сделано тело этого человека? —
думал старик. — Не из железа ли?.. А уж сердце-то, наверно,
стальное — из лучшей стали. Такую когда-то ковали в То¬
ледо». Хотел бы он знать, как ковано это сердце — в пла¬
мени ли великой ненависти или в светлом огне любви, не
измеримой мерами земными?..
«Несть бо любви велия, нежели жизнь свою отдать за
други своя», — вспомнились ему слова отца Педро.
Монах время от времени появлялся в квартале с требни¬
ком и дароносицей. Он давал отпущение умирающим. Не по¬
звать ли его и сюда — пусть поговорит с раненым. Старик
послушал бы и узнал, наконец, кто прав — отец ли Педро
и вся святая церковь или вот этот счастливый своими рана¬
ми страдалец, смеющийся над богом и проклинающий цер¬
ковь со всеми монахами.
Когда Матраи стало полегче и ему захотелось поговорить,
старик предложил позвать отца Педро, но раненый пригро¬
зил ему:
—	Если эта ворона узнает, что я тут, — нам с тобой не
жить.
—	Не клевещи, безумен!—в страхе зашептал старик.—
Я брил лучших тореро Испании, таких, под ноги которым
красавицы бросали свои мантильи. И я видел: они склоняли
колена перед святыми отцами. Они все верили в бога.
Матраи смотрел на бормочущего старика, как на страш¬
ную загадку. Напрасно пытался он разгадать ее вот уже по¬
чти два месяца, что лежит в этом подвале. Быть отцом Лу¬
иса Санчеса и учиться мудрости у тореадоров! Самоотвер¬
женно ухаживать за ним, республиканским бойцом, револю¬
ционером и коммунистом, с риском для жизни охранять тай¬
ну его убежища от фашистской сволочи и мечтать о том, что¬
бы привести сюда отвратительного монаха, который, вне вся¬
кого сомнения, тотчас донес бы пятой колонне и о раненом
и о самом парикмахере...
Раненый с трудом переменил положение в постели, чтобы
дать отдохнуть спине, на которой приходилось лежать поч¬
ти все время. В руке старика он увидел газету:
—	Что у тебя, Мануэль?
—	«Мундо обреро».
—	Покажи.
Старик развернул перед больным измятый лист. Тот про¬
бежал глазами одну за другой обе полосы газеты, и взгляд
его вспыхнул:
136

—	Держи же, держи так! — Он старался уловить стро¬
ки, прыгавшие в дрожащих руках старика. — Смотри-ка,
Мануэль! Смотри, где думают о нас: «Испанский народ и бо¬
рющиеся товарищи! Мы, компартия Китая, антияпонская на¬
родная Красная армия и советы, рассматриваем войну, ко¬
торую ведет испанское республиканское правительство, как
самую священную войну во всем мире...»
Глаза раненого с жадностью впивались в строки:
—	«Мы убеждены, что борьба китайского народа неотде¬
лима от вашей борьбы в Испании. Коммунистическая партия
Китая своей борьбой против японского фашизма хочет вооду¬
шевить вас и помочь вам... Мы воодушевлены .вашей защи¬
той Мадрида... Многие товарищи, находящиеся в рядах ки¬
тайской Красной армии, также хотели бы отправиться в Ис¬
панию... Угнетенные народы всего мира выражают вам свою
солидарность и беспредельную дружбу...» Смотри, Мануэль,
тут подписано «Мао Цзе-дун», Ты понимаешь, что это зна¬
чит, Мануэль?!.: Держи же ближе — я хочу видеть каждое
слово!
—	Нет, я уберу. Тебе не нужно волноваться.-
—	Дай сюда!.. Смотри на картинку: это китайский дом
в пятнадцати тысячах километров отсюда.
—	Слишком много, — качая головою, сказал старик, —
я не могу этого сосчитать..-
—	На другом конце земли, там, где восходит солнце.
И вот дом с драконами над дверью, а над драконами, ви¬
дишь: «Salutamo'S les puebles bravissimos de la Espana». Они
дерутся там за Испанию, так же как Испания дралась за
них. Твой отец Педро вместе ё Франко воображают, что сто¬
ит им задушить нас тут — и все кончено. Нет, старик! Что¬
бы задушить нас, они должны дотянуться и туда, за пятна¬
дцать тысяч километров. Потому что мы там, как китайцы
тут. Понимаешь?.. Не убирай этот лист...
—	Ты все равно не можешь читать — у меня дрожат
руки.
—	Если Франко придет сюда, я поеду туда.
—- За пятнадцать тысяч километров?.. Ты будешь ехать
целый год.
—	Они должны победить... И я хотел бы это видеть...
—	Лежи же тихо, а то я унесу газету. Опять откроются
раны.
Несмотря на еженощные визиты врача, раны Матраи за¬
живали плохо. Раненому иногда казалось, что выздоровление
идет так медленно потому, что приходится каждый день про¬
делывать это мучительное путешествие от окна в глубь под¬
вала и обратно.
137

А оставаться у окна днем было невозможно. Даже по
улицам Пуэнте Ваекас все смелее шныряли подозрительные
личности. Они заглядывали в окна, вынюхивали у дверей
в поисках раненых бойцов республиканской армии, которых
рабочие прятали по своим квартирам. Все говорило о том,
что пятая колонна подымет голову. Попы в церквах изме¬
нили тон своих проповедей. Они призывали к свержению рес¬
публики. Многие иностранные миссии — британская и аме¬
риканская и даже финская и греческая — укрывали заговор¬
щиков. Всякий желающий принять участие в мятеже против
республики мог получить оружие в британском и американ¬
ском посольствах.
В таких условиях «интеровцу», да еще коммунисту, не
сумевшему эвакуироваться с добровольцами из-за тяжелых
ран, угрожала смерть от руки заговорщиков. Вот почему
Матраи приходилось дышать плесенью в дальнем углу подва¬
ла. Впрочем, и тогда, когда он лежал на постели под крошеч¬
ным окошком, ему не удавалось набрать в легкие кислорода:
его уже почти не осталось в Мадриде. Жители давно дышали
кисловато-горьким смрадом пожарищ. Пожары возникали каж¬
дый день в десятках мест, куда падали бомбы фашистских
«Юнкерсов» и «Капрони». Нехватало ни рук, ни воды, чтобы
бороться с огнем. Он истреблял жилища, музеи, больницы,
переполненные ранеными мадридцами.
Когда раздавался сигнал воздушной тревоги, старый па¬
рикмахер приваливал к дыре окна мешок с песком. В подва¬
ле становилось еще более душно. Легким раненого нехвата¬
ло воздуха, на лбу набухала синяя жила, и кровь начинала
пульсировать так, что, казалось, вот-вот она прорвет неж¬
ную ткань подживающих ран.
Но что значили эти страдания по сравнению с теми, ка*
кие причиняли известия, приходившие из мира, оставшегося
по ту сторону сырых стен подвала! Вспомнить хотя бы то,
что Матраи узнавал,в последние две недели из обрывков
газет:
В Англии «Таймс» еще замаскированно, а «Дейли мейл»
уже совершенно открыто призывали правительства «великих
держав» заставить Испанскую республику прекратить сопро¬
тивление.
Швейцария тоже признала Франко.
Признала его и Польша.
«Каудильо» обнаглел уже ^ до того, что не пожелал при¬
нять' Берара с «миссией Боннэ» и препоручил это своему ми¬
нистру иностранных дел Хордане.
Около двухсот тысяч ^беженцев — испанские женщины и
дети — ждали у французской границы разрешения пересту¬
138

пить ее, чтобы спастись от террора Франко. А Берар от име¬
ни Франции дал обещание Хордане, что Франция не только
не впустит к себе этих несчастных, но заставит вернуться
в Испанию и тех, кого приютила раньше.
Сердце раненого разрывалось, когда он читал все это.
Страдания народа, который он полюбил, как родной, были
во сто крат страшнее его собственных. Если бы он мог вый¬
ти отсюда, вернуться на фронт!
На какой фронт?..
Борьба в Каталонии была закончена.
Листеру, Модесто и Галосу с трудом удалось вернуться
в Испанию, чтобы принять участие в боях за Мадрид. Мад¬
рид— это уже все, что осталось у республики: ее кровото¬
чащее, мужественное сердце.
Модесто!.. Листер!.. Быть с ними!
Была невыносима мысль, что и среди испанцев, назвав¬
ших себя республиканцами, находились способные сложить
оружие. Первого марта президент Асанья покинул Испанию,
и через день Париж подписал с Франко позорное соглашение
о недопущении деятельности испанских республиканцев на
территории Третьей республики. И это Франция! Торез, Ка-
шен, Дюкло, найдите же слова, найдите средства сломить
продажных правителей безумной Франции!
Кулаки раненого сжимались в бессильном гневе.
Петэн назначен послом Франции при фашистском прави¬
тельстве Франко. Французский маршал приветствовал испан¬
ского разбойника, как «солдат солдата».
В этот день старый цирюльник возвратился с бесплодной
вылазки за хлебом.
—	Пора уходить...
Нет, раненый не думал об этом. Его мысли были заняты
словами Петэна, сказанными генералу Франко:
«Обещаю вам: через французскую границу Республика не
получит ни одного патрона, ни грамма хлеба, хотя бы это угро¬
жало смертью всему ее населению. Ружья без патронов не
стреляют, солдаты без хлеба валятся с ног. А когда солдаты
узнают, что их дети и жены умирают с голода, они поднимают
бунт и уходят по домам...»
Старый шакал знает, что такое война! Он понял, что нуж¬
но сделать для подрыва боеспособности армии. Но он ошибся
на этот раз: солдаты республики были солдатами рево¬
люции.
—	Пора, — в беспокойстве повторял старик, но Матраи
только скрежетал, зубами от ненависти и досады:
139

—	Если бы я мог быть там!..
—	Еще будешь, если спасешься теперь.
—	Товарищи знают, они придут, если будет нужно.
—	А если... — старик напрасно пытался найти слова,
которые не оскорбили бы слух генерала, хотя оба они отлич¬
но знали: там, впереди, где идет последний бой за Мадрид,
теперь не до них.
—	Тогда... значит, именно так и нужно, — твердо отве¬
чал раненый.
Старик опустился на порог и, покачиваясь из стороны
в сторону, сжимал кулаками голову. Его тусклые глаза на¬
полнялись слезами. Слезы текли по морщинам, но старик не
замечал, что плачет. Его взгляд был устремлен на лежащего
в постели раненого. Старику было хорошо видно худое лицо—
такое бледное, что оно казалось синеватым. Ему были вид¬
ны беспорядочные клочья бороды. Между бородой и бровя¬
ми, как две светлые звезды, блестели голубые глаза, ясные
и добрые. Старик смотрел в них и думал о том, что, вероят¬
но, все-таки отец Педро не прав: не может быть грешни¬
ком человек с такими глазами. Пусть он безбожник,
пусть он...
Отвечая мыслям старика, раненый сказал:
i— Если у палача нехватит для нас веревки, твой Педро
предложит ему свой поясной шнурок... «Побольше страданий
здесь, ради вечного блаженства там», — так сказал бы твой
отец Педро.
—	Так сказал бог, — послышалось по ту сторону порога.
Старик испуганно отпрянул. Перешагнув через его про¬
тянутые ноги, в подвал вошел монах.
—	Отец Педро1
16
События в Испании развивались с быстротой, казавшейся
катастрофической. Еще две недели тому назад поведение
полковника Сехизмундо Касадо ни у кого не вызывало по¬
дозрений. То, что он взял тогда из 4-го анархистского кор¬
пуса батальон автоматчиков для охраны своего особняка, ка¬
залось естественным. И то, что он завел специальные пропу¬
ска для входа в дом, где находился его штаб, что он объя¬
вил этот штаб на особом положении, более строгом, чем все
остальные военные учреждения республики, и даже, наконец,
то, что он взял под контроль всю телефонную и телеграфную
связь между Мадридом и фронтом, выглядело, как вполне
законные меры предосторожности нового командующего Мад¬
ридским фронтом. Но так было вначале. Потом Касадо пу¬
140

стил в ход такие полицейские меры против всяких признаков
свободы, что у многих возникло подозрение.
«Измена!»
Этот шопот окружал теперь особняк полковника.
Те, кто близко знал полковника, начавшего свою «респуб¬
ликанскую» карьеру с должности начальника личного конвоя
президента Асаньи, в сомнении покачивали головами. Кое-
кто слышал, будто на пирушках, оставшись в окружении
офицеров бывшей королевской армии, Касадо поворачивал
портрет президента лицом к стене. Кое-кто помнил анекдоты
о левых деятелях республики, пущенные в обращение пол¬
ковником.
Наконец Касадо во всеуслышание заявил, что считает
правительство республики несуществующим. Он согласился
с бежавшим во Францию начальником генерального штаба
республики генералом Рохо в том, что гражданское правитель¬
ство республики должно быть низложено и заменено «воен¬
ной хунтой». Хунта нашла бы путь договориться с генералом
Франко о «почетном мире».
Наконец стало известно, что образована и эта изменниче¬
ская «хунта национальной обороны». Достаточно было услы¬
шать именз- ее членов, чтобы понять смысл случившегося: это
была уже открытая измена и контрреволюция.
Ничего иного нельзя было и ждать от социал-предателя
«профессора» Хулиана Бестейро и выпестованного баскским
миллионером Эчевариата прислужником испанских капитали¬
стов — Прието.
Прокламации хунты гласили, что переговоры с Франко
идут успешно и сулят бескровное окончание войны.
Артиллерия касадистов начала обстрел Мадрида. Снаря¬
ды падали даже в те районы, которые до сих пор не обстре¬
ливались. Авиация касадистов подвергла бомбардировке как
войска, оставшиеся верными республике, так и самый Мадрид.
Город стал ареной ожесточенных уличных боев. Стреляли
везде. Днем и ночью. Мужественных мадридцев поддержали
несколько батальонов 7-й дивизии, подоспевшие с фронта.
Разбитые на две колонны республиканцы постепенно отвоевы¬
вали город от изменников. Но самым страшным было то, что
фронт, противостоявший натиску франкистов, перестал быть
монолитным. Касадо взорвал его. Изменнику удалось повести
за собой несколько неустойчивых дивизий и 4-й корпус анар¬
хистов. Он двинул их на Мадрид, намереваясь подавить со¬
противление частей, верных республике, руководимых Мад¬
ридским обкомом испанской компартии. Целью Касадо была
сдача Мадрида генералу Франко. Таков был приказ, полу¬
ченный от англичан.
141

Мадрид держался. В сердцах его защитников горел огонь
борьбы. Диегес, Асканьо и другие коммунисты были душою
оборсны. Пятая колонна была частью уничтожена, частью
попряталась. Нужно было захватить министерство финансов.
В его прочных каменных подвалах скрывался со своим шта¬
бом предатель Касадо. И тут в игру была брошена еще одна
карта врагов республики — генерал Миаха. Это был человек,
сумевший втереться в доверие масс.
Появление Миаха в Мадриде в эти критические минуты
было встречено с радостью; Ни у кого не шевельнулось по¬
дозрение, что этот двоедушный старый кадровик появился тут
вовсе не для того, чтобы спасти республику, и не для того,
чтобы умереть вместе с ее защитниками. Никто не знал, что ге¬
нерал Миаха продался врагам республики. Если Каеадо
был картой английских шулеров, то Миаха оказался старой,
потрепанной картой французов. Он появился в Мадриде для
того, чтобы расколоть единство его защитников, чтобы взо¬
рвать фронт, уже готовый сомкнуться над головой предателя
Касадо.
Это был последний удар в спину республики.
4-й корпус анархистов Киприано Мера, подтянутый каса-
дистами с фронта, начал наступление на Мадрид — послед¬
нюю цитадель Испанской республики...
Из-под сводов метро они вышли так, как если бы его
тоннель всегда кончался тут широким выходом на поверх¬
ность. Тоннель глядел на свет черным зевом, над которым
паутиной свисала арматура бетонного перекрытия и оборван¬
ные концы кабелей. Эти кабели торчали во все стороны, как
перебитые жилы и нервы изуродованного города.
Выбраться из котлована, в котором они очутились, не
стоило большого труда: на вздыбленных взрывом рельсах
подземки, как на мосту, лежала целая секция квартирной
перегородки. На ней еще уцелели обои и обрывок того, что
недавно было ковром.
То прижимаясь к стенам полуразрушенных домов, то со¬
вершая короткие перебежки и снова застывая при звуке при¬
ближающегося снаряда, все трое пробирались по загромож¬
денным развалинами закоулками Пуэнте Ваекас. Нед Грили
и Гемфри Нокс были в штатском. Но ни покроя их костю¬
мов, ни цвета уже нельзя было различить под густым слоем
известковой пыли и копоти. Луис Санчес был одет в «моно»—
серый комбинезон бойца республиканской армии. Он не вы¬
пускал из рук карабина. На поясе у Санчеса виднелась затер¬
тая кобура пистолета и гранаты. Он двигался уверенней
142

остальных. Он знал в этом рабочем предместье каждый ка¬
мень, хотя снаряды превратили переулки в каменный хаос.
Здесь Санчес родился, здесь рос, сюда возвращался каждую
ночь из дедо, когда был еще машинистом, а не бойцом рес¬
публики.
Сквозь широкие проломы было видно все, что творилось
внутри домов. Достаточно было Санчесу увидеть вон ту по¬
хожую на старую телегу кровать тетки Асенсии, чтобы без¬
ошибочно повернуть здесь налево. За углом Санчес непре¬
менно увидит сейчас слесарню старого Витторино с его гор¬
достью — поворотными тисками. Вот, так и есть! Верстак,
правда, исчез, наверно употребили на топку, но тиски валя¬
ются. Теперь остается несколько шагов до следующего по¬
ворота, а там второй вход налево — подвал отца, если... ес¬
ли только от него еще что-нибудь осталось...
Санчес остановился, чтобы подождать спутников. Англи¬
чане отстали. Нед заметно прихрамывал. Правда, он мужест¬
венно скрывал боль в ушибленной ноге, но все же 'по¬
спеть за другими не мог. Иногда Нокс протягивал ему
руку, но тут же отводил ее под укоризненным взглядом
летчика.
Санчес стоял, прижавшись спиною к остаткам каменной
стены, и пытался но каким-нибудь побочным признакам оп¬
ределить, что ждет его за поворотом. Он попробовал было
крикнуть, но понял, что не в силах перекричать шум борю¬
щегося города. Стук то и дело падавших камней, шорох опол¬
зающих стен, похожий на шум, издаваемый прибрежной
галькой, когда с нее сбегает вал прибоя, удары осколков по
ставням лавок и разрывы, разрывы, разрывы...
Нед подошел и прислонился к стене рядом с Санчесом.
Нокс достал пачку сигарет.
Курили медленно, чтобы дать передышку Неду.
Нокс спросил Санчеса:
—	А ты уверен, что генерал там?
Санчес молча пожал плечами: откуда он мог знать? Ои
был тут в последний раз две недели назад. Тогда и переу¬
лок был еще переулком. И дома в нем были похожи на до¬
ма. Отвечая больше своим собственным мыслям, чем Ноксу,
он еще раз повел плечами.
—	Иначе зачем мы здесь? — сказал Нокс. — Не каждый
день удается теперь получить автомобиль.
Нед усмехнулся:
—	Если бы они знали, кого мы собираемся на нем вы¬
везти!
Санчес не понимал того, что они говорили.
—	Пойдем?
143

И хотя с акцентом, от которого не может отделаться ни
один англичанин ни в одном языке, но довольно чисто Нед
ответил по-испански:
—	Пойдем.
Санчес скинул карабин с ремня и побежал вдоль стены.
Через несколько мгновений его серый «моно» слился с облаком
пыли, поднятой упавшей трубой. Было только видно, что
Санчес завернул за ближайший угол. Нед, прихрамывая,
побежал следом. За ним не спеша, широкими шагами дви¬
нулся Нокс...
Мануэль скорее умер бы, чем решился нарушить йриказ
своего духовника и войти в подвал, где тот беседовал с ра¬
неным. Старик сидел на каменных ступенях, подперев голо¬
ву кулаками, и смотрел на проходивших мимо подвала лю¬
дей. Это были последние жители Пуэнте Ваекас. Они поки¬
дали свое предместье. Когда придет Франко, за ними нач¬
нется охота. Им уже обещали: это будет такая охота, какой
они не видывали со времен Торквемады.
Люди шли, нагруженные тем, что могли взять с собою.
Старики и мальчики несли узлы, завязанные в пестрые плат¬
ки. Руки женщин были заняты грудными детьми. Иногда
грудных несли девочки, а матери, тяжело волоча ноги, тащи¬
ли больных.
У испанцев, покидавших свои дома, не было детских ко¬
лясочек, в которых через год миллионы французов повезут
свои чемоданы из Парижа. Обитатели Пуэнте Ваекас были
слишком бедны для такой роскоши. В лучшие времена, ког¬
да им случалось переезжать из одного подвала в другой,
они занимали у знакомого землекопа тачку. В ней уме¬
щался их скарб. Но теперь у них не было даже тачек. Да
и кто повез бы эти тяжелые тачки? Ведь все мужчины на
фронте!
Старый Мануэль сидел на пороге своего подвала, уро¬
нив голову на колени, и следил за вереницей ног в деревян¬
ных башмаках или вовсе без башмаков, ступавших по ост¬
рым обломкам того, что еще вчера было их жилищем. Мор¬
щины старика делались все глубже. Глаза его, устремленные
на беглецов, становились все мутней и мутней. Он сидел не¬
подвижно. И можно было подумать, что он ужё умер от горя.
Лишь иногда он отрицательно покачивал головой в ответ на
крики женщин, звавших его с собой.
—	Уходи, Мануэль! Франко не погладит тебя по головке,
хотя ты и брил когда-то знатных сеньоров, — сказал, остано¬
вившись подле него, старик, такой же ветхий, как он сам.
144

—	Иди, а то отстанешь от своих, — сказал Мануэль, но
когда слесарь Витторино сделал уже шаг прочь, вдруг
остановил его: — Погоди-ка! — Порывшись за пазухой,
он протянул несколько серебряных монет: — Тебе приго¬
дятся.
—	Что ты!
—	Мне-то они уже, наверно, не понадобятся. — И с
усмешкой, вдруг искривившей все морщины на его лице, доба¬
вил: — Веревку-то Франко наверняка дает бесплатно...
Смех причинил Матраи боль. Но он заставил себя за¬
смеяться. Это был самый короткий ответ, который он мог дать
монаху.
—	Даже если бы вы обещали мне не вечное спасение, а
только спасение от лап Франко, я и то послал бы вас ко всем
чертям, — с трудом выговорил Матраи.
—	Вы и сами не понимаете, как близко подошли к сути
дела, — без тени, раздражения ответил священник и небре¬
жно сунул за пазуху требник и дароносицу, которую до того
держал на коленях, как святыню. Он действовал, как артист,
роль которого была сыграна и который торопится освободить¬
ся от надоевшей бутафории.
По лицу монаха пробежала усмешка. Она так противо¬
речила аскетической строгости его черт, за минуту до того
словно окаменевших во вдохновенном созерцании все¬
вышнего, что Матраи почудилось, будто перед ним появился
другой человек. Генерал не был таким уж новичком в
общении с католическими священниками. Венгр по проис¬
хождению, сын католиков, он знал цену сутане иезуита.
Продолжая улыбаться, словно он сообщал нечто необык¬
новенно приятное, Педро проговорил:
—	Мы можем быть откровенны. Я потому, что уверен: вы
уже никогда и никому не сможете передать того, что услыши¬
те... Вы потому, что когда стоишь перед виселицей, терять
уже нечего... По милости всевышнего, можно только неожидан¬
но обрести... Это подвиг, когда от жертвы польза другим, и
бессмыслица, когда — никому. А з данном случае... — Педро
развел руками и замер, как ворон, распустивший крылья. —
Не лучше ли сохранить жизнь, если есть возможность? Ми¬
лосердие божие не знает границ... Если бы вы согласились
посмотреть на вещи трезво, отбросив коммунистические ил¬
люзии...
—	Вам лучше уйти, — негромко сказал Матраи.
—	Я должен дать вам представление о солидности гаран¬
тий, которые вы можете получить...
10 Заговорщики
145

—	Уйдите!..
—	Бог и церковь дают не только тем, кто просит. Кроме
жизни, мы гарантируем вам такое обеспечение, о каком не
мог бы мечтать ни один генерал вашей республики. Взамен
мы потребовали бы от вас одного...
Он запнулся, так как в этот момент его глаза встретились
со взглядом Матраи.
Острая боль в легком мешала Матраи крикнуть. Он зады¬
хался и смог только еще раз прошептать:
—	Уходите!..
Но иезуит не унимался:
—	Вас смущают условности. Стоит ли думать о них на
пороге такого решения:	жизнь или... — Он поднял взгляд
к потолку. — Не спорю, по ту сторону вы обретете вечность,
но я не позавидую такой вечности. Подумайте о муках,
ожидающих вас, — вечных муках, генерал... А если вы
сделаете правильный выбор, святая церковь отпустит вам все
грехи, вы насладитесь жизнью в этом мире и вечным блажен¬
ством там. Это мы вам гарантируем так же, как выплату
по чеку на любой банк мира.
Раненый потянулся к глиняной кружке, из которой поил
его старый цирюльник. Напрягши силы, он поднял ее и швыр¬
нул в монаха. Это было так неожиданно, что Педро едва ус¬
пел отскочить. Бледный от гнева, он поднял распятие, висев¬
шее на четках, и, отмахиваясь им от раненого, как от приви¬
дения, провизжал:
—	Будь проклят!.. Будь проклят!..
При этом, словно боясь, что раненый поднимется с посте¬
ли и ударит его, он пятился к двери, пока не нащупал ее
свободной рукой. Но Дверь за его спиною распахнулась, и он
во весь рост растянулся поперек порога. В подвал вбежали
Санчес и Нокс.
Санчес схватил иезуита под руки и поволок из подвала.
Нокс взглянул на искаженное гневом лицо Матраи, шептав¬
шего;
—	Жаль, что мы не расстреливаем попов, хотя девять из
десяти заслуживают этого!..
Санчес вытолкнул Педро на улицу.
—	Убирайся! Уходи!
Иезуит привычно-театральным движением поднял руку,
громко проклял дом старого Мануэля со всеми его обитате¬
лями и побежал прочь.
Санчес насмешливо крикнул ему вслед:
—	Пригнитесь, а то ненароком снаряд, освященный самим
папой, отправит вас в царствие небесное!
146

Священник приостановился и крикнул визгливо, как ста¬
руха на рынке:
—	Господь знает, кого- поразить своим гневом! Он сметет
вас всех одним ударом... Слышите, всех!
Санчес уже не слышал, что выкрикивали еще двигавшиеся
губы Педро. Все заглушил близкий разрыв снаряда. Санчес
видел, как покачнулась стена, под которой стоял монах, как
по ней побежала трещина, как эта трещина делалась
шире.
Педро бросился прочь от падающей стены. Из-за пазухи
у него выпала дароносица и исчезла под сыплющимися свер¬
ху кирпичами. В тот же миг стена рухнула, словно спеша на¬
стичь убегающего иезуита. Серая сутана смешалась с серыми
камнями. Все заволокло облако известковой пыли. Санчес
прыгнул в подвал и захлопнул за собою дверь.
Когда затих грохот обрушившейся стены и можно было
расслышать человеческий голос, Санчес вытянулся перед Мат¬
раи и отдал честь:
Генерал, мне приказали привести к вам этих людей.
Мне сказали, что они увезут вас.
Нокс склонился над постелью:
Вы, конечно, не помните меня: я пришел к вам в брига¬
ду в ту ночь, когда вас ранило осколком фашистской авиа¬
бомбы.
Матраи вгляделся в лицо Нокса:
—	Я никогда не забуду тех, кто пришел сражаться вме¬
сте с нами... Вы — англичанин... Вашего летчика расстреля¬
ли итальянцы...
—	Вот он, — Нокс потянул за руку Неда. — Его недо-
стрелили. -— И рассмеялся: — Крепкие кости. Теперь ему
удалось бежать из франкистского плена. У нас есть автомо¬
биль. Мы доставим вас в Валенсию.
Взгляд Матраи обратился к Мануэлю. Все поняли.
—	Постараемся поместиться..* — неопределенно сказал
Нед.
—	Нет! — старик покачал головой. — Я тут родился, тут
и умру... Поезжайте!
17
Все случилось именно так или почти так, как предсказьь
вала Мэй. В одну из ночей, когда вся бригада — Стил, Тони
и Джойс — спокойно спала в своем сарае, старая постройка
вдруг загорелась одновременно с четырех углов. Джойс сра¬
зу понял, что случилось.
—	Ку‘клукс-клан!
10*
147

Сознание Стила обожгла мысль: «Автомобиль!» Дряхлый
шевролетик, на котором все трое приехали сюда, стоял под
навесом вместе с трактором и сельскохозяйственными маши¬
нами шагах в пятидесяти от сарая* где жили механики. Спа¬
сение сейчас зависело от того, удастся ли им добраться до
навеса, прежде чем пламя осветит всю окрестность. Свет даст
возможность бандитам, залегшим, вероятно, вокруг усадьбы
на расстоянии прямого выстрела, сделать свое дело.
Все трое были солдатами. Бои на улицах испанских горо¬
дов в дыму и пламени пожаров, на пустынных горных плато
Гвадаррамы и в садах Каса дель Кампо дали им опыт, ко¬
торого не было у куклуксклановцев. Те привыкли нападать
на беззащитных негров или на одинокие фермы коммунистов,
бессильных сопротивляться многочисленным шайкам фаши¬
стов.
Две короткие перебежки в полной тишине — и все трое
были под навесом. Это было проделано так стремительно, что
даже Тони не успел задохнуться, только неистово заколоти¬
лось его больное сердце. Дребезжа всеми гайками,
шевролет рванулся с места. Вслед беглецам щелкнуло не¬
сколько растерянных выстрелов. Прошло не меньше двух-трех
минут, пока Миллс понял, что произошло, и его банда устре¬
милась в погоню на двух автомобилях. Но в свете их фар
беглецов уже не было. Только вдали мелькал красный зад¬
ний фонарик шевроле, который Стил впопыхах не догадался
разбить.
Проселок спускался в глубокую выемку к ручью.
—	Сейчас я врежусь в перила моста, и мы подожжем ав¬
томобиль, — сказал Стил.
—	Жалко, — плачущим голосом пролепетал Тони.
—	Оттуда с полмили до станции. Иначе они нас накроют.
—	Мне не добежать, — сказал Тони.
—	Значит, тебя повесят, — ответил Стил.
У Стила не было времени для раздумья. Впереди белел
уже новый деревянный настил моста.
—	Держись! — крикнул Стил.
Все трое едва не вылетели из автомобиля, ударившегося
радиатором в перила. Одно из передних колес повисло в воз¬
духе. Клочок бумаги, сунутый под бак, спичка — и все трое
пустились бежать на высокий берег. Тони упал, задыхаясь.
Джойс и Стил подхватили его под руки и потащили в гору.
Ветви деревьев били их по лицам. Тело Тони проделывало бо¬
розду в примятых кустах. Но, так или иначе, они были уже
на станции.
—	Сколько у нас денег? — спросил Стил:
Джойс запустил руку в карман и подал Стилу все, что
148

там было. Тони сидел на земле, привалясь к стене и откинув
голову. Дыхание у него вырывалось со свистом.
При свете станционного фонаря Стил расправил несколь¬
ко смятых долларовых бумажек.
—	Хватит.
И уверенно направился к стоявшему на пути товарному
составу. Джойс взвалил на спину безвольное тело Тони и за¬
шагал через рельсы следом за Стилом.
Трясясь в порожнем вагоне из-под угля, они нэслись
к Нью-Йорку. Тони спал в уголке, подобрав под себя корот¬
кие ноги.
Джойса вдруг словно кто-то толкнул в бок. Он сел, опи¬
раясь ладонями в пол, коловшийся крошками каменного угля,
и вгляделся в темное пространство вагона. Не видя Стила,
озабоченно проговорил:
—	А ты уверен, что именно так и нужно: уехать?
—	Спи, Хамми...
—	Нет, ты скажи: уверен?
—	Уверен, только отстань.
—	Я вернулся в Штаты не для того, чтобы бежать при
первой стычке с этим сбродом... Тут мы должны продолжать
то, что начали в Испании.
—	Мы так и сделаем, Хамми... Спи...
—	Я не хочу уезжать.
Стилу очень хотелось спать, но он терпеливо сказал:
—	Видишь ли, Хамми, из меня сделали не только механи¬
ка, но и солдата. Мне кажется, что лучше приложить уменье
солдата там, где в нем нуждаются, чем ходить тут в поисках
работы. Ты же видишь: к самолетам нас уже не допуска¬
ют — мы торчим на тракторах. А теперь хозяева Миллса по¬
заботятся о том, чтобы нас внесли в черный список, — не
подпустят и к тракторам. Так чего же тут искать?.. Голодной
смерти?
—	Мы же можем явиться в исполнительный комитет пар¬
тии и сказать: «Дайте нам такое поручение, чтобы...»
Стил не дал ему договорить:
—	Туда-то мне и не хочется итти.
—	Я тебя не понял, — удивленно проговорил негр. — Мы
можем пойти прямо к товарищу Браудеру.
—	Именно к Браудеру-то я и не пойду.
—	Не морочь мне голову, Айк, — рассердился Джойс. —
Что ты мне морочишь голову!
—	Мне не нравится Браудер.
—	Ты рехнулся, Айк!
—	К сожалению, нет. Слышишь, Хамми:	я	говорю
149

«к сожалению». Потому что это действительно отчаянно пло¬
хо — то, в чем я уверен насчет Браудера;
В вагоне воцарилось молчание.
Свет уже пробивался в откинутый железный люк* когда
Джойс разбудил Стила:
Что же мы должны сделать?
—	Ехать Ууда, где мы нужны.
—	В Китай?
Три дня ушло на отыскание в Нью-Йорке китайского ге¬
нерала Фан Юй-тана, И вот все трое сидели в его приемной.
Собственно говоря, это была всего лишь прихожая номера,
занимаемого китайским генералом в одном из нью-йоркских
отелей. Отель был второклассный, номер не слишком роскош¬
ный, прихожая крошечная.
К друзьям вышел секретарь генерала — маленький плот¬
ный китаец с широким, чисто выбритым лицом, главной де¬
талью которого были большие очки в черепаховой ' оправе.
Сделав рукою движение, адресовавшее его слова всем троим,
он сказал, что целью прибытия его превосходитель¬
ства генерала Фана в Соединенные Штаты вовсе не яв¬
ляется вербовка специалистов в китайскую армию. Тем не
менее его превосходительство генерал Фан, в виде исключения,
рассмотрел предложение господ Стила, Джойса и Спинелли.
Его превосходительство генерал Фан полагает, что дело может
быть решено в общих интересах, поскольку оно касается
авиационных специалистов мистера Стила й мистера
Джойса.
—	Разумеется, — тихо сказал секретарь, — его пре¬
восходительство генерал Фан не сможет дать господам
Стилу и Джойсу того положения, которое у маршала Чан
Кай-ши занимает их соотечественник — мистер Джеймс Ду-
литль. Они не будут советниками его превосходительства ге¬
нерала Фана по вопросам авиации, как мистер Дулитль у
маршала Чан Кай-ши. Мистер Стил и мистер Джойс будут
только техническими специалистами.
Китаец улыбнулся и вопросительно посмотрел на обоих.
Тот и другой ответили молчаливыми кивками согласия.
—	Что же касается мистера Спинелли, — продолжал се¬
кретарь, — то его превосходительство генерал Фан не пони¬
мает, в каком направлении могло бы быть использовано му¬
зыкальное дарование мистера Антонио Спинелли в Китае.
Его превосходительство генерал Фан особенно подчеркивает,
что он не представляет в Штатах ни национального китайско¬
го правительства, возглавляемого его высокопревосходитель¬
150

ством маршалом Чан Кай-ши, ни правительства особого рай¬
она, возглавляемого господином председателем Мао Цзе-ду-
ном. Его превосходительство генерал Фан является в Соеди¬
ненных Штатах совершенно частным лицом, представляющим
лишь некоторые прогрессивные круги. Его превосходительство
генерал Фан полагает, что мог бы в порядке совершенно част¬
ной услуги предложить господам Стилу и Джойсу сопутство¬
вать ему в обратной поездке в Китай* Его превосходительство
генерал Фан намерен совершить это путешествие через Европу
и Советский Союз. Необходима уверенность, что ни японцы,
ни их китайские приспешники, ни некоторые другие тайные
и явные пособники китайской реакции и японского империа¬
лизма не помешают его превосходительству генералу Фану
достичь в Китае пункта, который являлся целью его путеше¬
ствия — ставки Восьмой армии, находящейся под командо¬
ванием его превосходительства генерала Чжу Дэ. Его пре¬
восходительство генерал Фан полагает, что именно там гос¬
пода Стил и Джойс смогут применить свои знания в области
авиационной техники с тою пользой для обеих сторон, о ко¬
торой говорится в их прекрасной записке. Далее его превос¬
ходительство генерал Фан считает необходимым предупредить
господ Стила и Джойса, что не может подписать с ними
никакого контракта. Он от всего сердца благодарит мистера
Стила и мистера Джойса, но не может обещать им достой¬
ного вознаграждения за их прекрасное намерение быть по¬
лезными военной авиации Китая. Его превосходительство ге¬
нерал Фан обещает лишь, что все путевые издержки господ
Стила и Джойса от Нью-Р1орка до цели будут взяты им на
себя в пределах необходимости, достойной прекрасного по¬
ступка господ Стила й Джойса...
При последних словах китаец любезно улыбнулся и скло¬
нил голову.
Совершенно ошеломленный его тирадой Тони стоял как
окаменевший. Тони даже прижал к груди измятую шляпу. Он
не слишком хорошо понял то, что относилось к нему самому.
Язык китайца очень мало был похож на тот, которым его
научили объясняться тут, в Америке: китаец говорил на пре¬
красном английском языке.
Когда китаец окончил речь, Стил обернулся к Тони:'
—	Ты понял?
Тони отрицательно мотнул головой.
Стил в двух словах объяснил создавшееся положение. Он
спросил Джойса:
Как быть?
—	Мы не можем оставить Тони* — ответил негр.
Тони сказал:
151

—	Если генерал Фан возьмет меня хотя бы в качестве по¬
вара, я согласен.
— Зачем ему повар? — удивленно спросил Джойс.
— Никто во всем Китае не сумеет ему приготовить мака¬
роны так, как я!
18
До последнего времени валенсийское шоссе оставалось
единственной нитью, связывавшей истекавшую кровью столи¬
цу свободной Испании с морем, то-есть с миром. Но вслед¬
ствие измены касадистов и это шоссе оказалось под враже¬
ским контролем. Касадо блокировал защитников Мадрида.
Его старания были направлены к тому, чтобы не выпустить из
окружения ни одного коммуниста и дать возможность Фран¬
ко захватить костяк армии республики.
Матраи уложили в маленький старый автомобильчик.
Посмотрев на него, Санчес в сомнении покачал головой.
—	На этой машине вы не доедете до Валенсии,—сказал он.
—	Важно это! — ответил Нед, потрепав английский фла¬
жок, прикрепленный к крылу автомобиля.
—	И это не спасет вас, если изменники обнаружат гене¬
рала, — возразил испанец. — Ехать на Хетафе нельзя. Нуж¬
но выбраться на Алькала-де-Энарес, оттуда повернуть на Ар-
ганду, а может быть, и еще дальше обогнуть патрули каса-
ДИСТОЕ„
—	Говорят, что нужно так или иначе добраться до Таран-
кона. Гам наши, — сказал Нокс.
—	Да... Но пока вы попадете в Таранкон...
—	Выхода нет — едем на Энарес, — решительно заявил
Нед. Он протянул руку Санчесу: — Быть может, все-таки...
поедете с нами?
—	Я вернусь в свой батальон.
—	Вы, может быть, его уже и не найдете.
—	Любой батальон республики — мой, — ответил испа¬
нец.
—	Я буду гордиться тем, что знал вас... — сказал Нед.>—
Передайте товарищам, что многие англичане будут продол¬
жать борьбу за ваше дело у себя в Англии.
—	Они проиграли битву там так же, как мы проиграли ее
здесь, — с грустной улыбкой сказал Санчес.
—	Если будет нужно, мы снова придем сюда.
—	Кто знает: придете вы сюда или мы туда?
Глядя вслед удаляющемуся автомобилю, Санчес держал
в руке смятый берет, потом повернулся и, закинув за спину
винтовку, широким солдатским шагом пошел к дымящемуся
Мадриду.
152

Чем дальше ехали англичане, тем запруженнее станови¬
лось шоссе. С выходом на главную валенсийскую дорогу дви¬
гаться удавалось только обочиной. Поток людей стремился
на восток. Они шли пешком, одни налегке, другие нагружен¬
ные скарбом. Одни надеялись покинуть Испанию, чтобы из¬
бежать террора франкистов. Другие не хотели верить в пора¬
жение и думали, что в Валенсии они снова получат оружие,
чтобы драться за республику. Но ни те, ни другие не хотели
оставаться на месте. Ни те, ни другие не хотели оставаться
во власти Франко, ходить по одной с ним земле, дышать од¬
ним воздухом.
Прошло не меньше суток, пока Неду и его спутникам уда¬
лось добраться до Валенсии'. Улицы города были тоже заби¬
ты клокочущим потоком беженцев. Масса людей заполняла
набережные в тщетной надежде, что какой-нибудь из много¬
численных пароходов, стоящих в порту, приблизится к дебар¬
кадерам, чтобы принять эмигрантов. Но вместо того англий¬
ские, французские и американские капитаны отводили свои
пароходы все дальше от берега. Нед стоял в оцепенении: де¬
сятки тысяч молчаливых людей на набережной — с одной
стороны, и десятки пароходов под флагами «великих демокра¬
тий» —' с другой. Это было нечто большее, чем мог понять
Нед.
Вдали виднелся силуэт военного корабля. Нед без труда
узнал от окружающих, что это британский крейсер «Дидона».
Вскоре от борта крейсера отделился моторный катер и
направился к берегу. Он несколько раз проплыл взад и впе¬
ред мимо причала. Можно было подумать, что офицер
отыскивает место, где можно пристать без риска быть раздав¬
ленным тоЛпой, с ненавистью смотревшей на английский
флаг. Наконец, не найдя безопасного места, офицер поднял¬
ся на корме катера и приложил ко рту мегафон.
—■ Мистер Грили! — крикнул он. — Мы ищем мистера
Эдуарда Грили!..
Нед поднял руку и помахал шляпой. «Неужели старина
Бен?!» — удивленно подумал он.
Катер приблизился:
—	Мистер Грили?
Нед вынул паспорт и, не задумываясь, с размаху бросил
его офицеру.
—	Эти дикари не утопят катер, если я пристану, чтобы
принять вас и вашего спутника? — с издевкой спросил
офицер.
Нед повернулся к толпе. Он объяснил, что английские мо¬
ряки хотят принять генерала Матраи на борт своего крейсе¬
ра. Толпа ответила радостным криком:
153

—	Да здравствуют английские моряки!
В это время Нед с разоча^рованием заметил, что ни он сам
не сможет добраться до того места, где стоят носилки. Л1ат*
рай, ни их нельзя поднести к берегу. Чтобы очистить про¬
ход в плотной массе людей, первым рядам пришлось бы бро¬
ситься в воду. Но прежде чем он сообразил, что можно еде-
лать, носилки с раненым генералом поднялись над толпой.
Передаваемые с рук на руки, носилки медленно дви¬
гались над многотысячной толпой испанцев, Руки мужчин
тянулись к беретам и солдатским пилоткам. Женщины сни¬
мали платки и высоко держали их, так что ткань грустно
колыхалась на слабом ветру, как прощальные флаги.
Когда носилки спустили в катер, Матраи попросил поса¬
дить его. Ии единым звуком не выдал он страшной боли в спи*
не. Только еще большая бледность залила исхудалое лицо.
Одну минуту он сидел с закрытыми глазами. Потом обвел
взглядом толпу:
—	Товарищи... братья... мы еще свидимся... мы будем
драться... мы победим... — слабым голосом проговорил он
и без сил упал на носилки. Но его слова, подхваченные
передними рядами, как щопот ветра, из уст в уста облетели
толпу.
Матрос поднял багор и оттолкнул катер от стенки. Над
притихшей пристанью раздался чей-то негромкий голос:
Фронтовые товарищи, пойте все,
Пусть другие песни молчат...
Мы песнь о харамском фронте споем,
Где погиб не один наш брат.
К одинокому певцу тотчас присоединились несколько голо¬
сов:
Гранаты рвали нас на куеки,
Мы в руках винтовки сжимали.
Мы крепили своими телами Мадрид,
Мы Аргандский мост защищали.
Многие тысячи бойцов: крестьяне, рабочие, мужчины и
женщины, пришедшие сюда из охваченного огненным кольцом
сердца республики, посылали прощальный привет генералу.
А теперь в долине, вдоль наших траншей,
Ковер расстилается алый,
Над могилами красные маки цветут.
Где так много достойных пало...
На берегу не было больше никого, кто ие присоединился
бы к песне. Она неслась вдоль берега в подступившие к морю
горы:
154

Но позднее и всюду, и всегда,
Где б семья ни сошлась трудовая,
Будет песня о харамской битве греметь,
На борьбу сердца поднимая.
Катер приближался к «Дидоне». Сквозь стук мотора до
сидевших в катере все слабее доносилось:
И	когда наш час желанный	придет
Ц	побьем мы всю вражью свору,
Люди мира придут на харамский фронт,
Как в февральскую пору...
Когда	Нед со	спутниками поднялся	на борт	крейсера,	вы¬
яснилось,	что	он	вовсе не тот Эдуард	Грили,	которого	выса¬
дили в Гибралтаре. И Матраи не был тем пассажиром,
ради которого корабль его величества «Дидона» совершил
плавание из Портсмута к берегам Пиренейского полу¬
острова.
Заработало радио. Командиру крейсера было приказано
следовать в Гандию.
Туда же, таясь от глаз испанцев, помчался роллс-ройс
британского посольства.
В ночь с 18 на 1,9 марта моторный катер «Дидоны» по¬
добрал Роу на берегу близ Гандии. Роу сопровождал малень¬
кий смуглый человек лет пятидесяти. Широкий, с чужого пле¬
ча штатский костюм мало подходил к его военной выправке.
Это был изменник полковник Касадо.
На рассвете «Дидона» подняла якорь. Скоро испанский
берег скрылся из глаз стоявшего возле иллюминатора Неда.
—	Вот и всё, — лроговорил он, не оборачиваясь.
Из глубины каюты послышался слабый голос Матраи:
—	Ты его больше не видишь?
—	Нет.
Матраи отвернулся к переборке.
После минутного молчания он спросил:
—	А ты не думаешь, что эти господа выкинут меня за
борт, как только узнают, кто я такой?
—	Над нами витает дух моего великого брата Бена, —
с шутливой торжественностью провозгласил Нед. — До
Англии-то нас наверняка довезут.
—	Ну, a TaiM есть советский посол. Значит, все в порядке.
—	Безусловно, все в наилучшем порядке.
В тот же день, 19 марта 1939 года, при гробовом молча¬
нии народа, сопровождаемый немецким и итальянским гене-
155

ралами и окруженный эскортом из мавров, на Пуэрта дель
Соль въехал агент британской секретной службы, немецкий
резидент, эмиссар американо-англо-германо-французских капи¬
талистов на Иберийском полуострове Франсиско Франко
и Багамонде.
Залитая кровью народа, закрылась еще одна страница
истории борьбы вольнолюбивых испанцев за свободу и счаст¬
ливое будущее своей прекрасной отчизны.
Но на этой перевернутой странице не окончилась история
испанской революции... Борьба продолжалась...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«Союз с коммунизмом означает
жизнь, борьба с ним означает смерть».
Мао Ц з е-дун.

1
Разгуливая по Генуе, Стил и Джойс томились ничегоне¬
деланием. Тони с ними не было. Его ззял с собою Фан Юй-
тан, чтобы не пользоваться наемными гидами и переводчика¬
ми на пути к Риму. В Риме у генерала были дела. А Тони
был готов на все, только бы попасть в Китай. Там он рассчи¬
тывал отделаться от своих обязанностей генеральского пова¬
ра и стать тем, чем должен быть всякий честный человек
в подобных обстоятельствах, — солдатом армии Чжу Дэ. Он
завидовал своим друзьям. Их функций были ясны уже сей¬
час: ознакомление авиационных механиков китайской армии
с-захваченными у японцев американскими самолетами и мото¬
рами. А Тони ничего не смыслил в механике. Он мог наде¬
яться только на Сбое горло, на умение держать винтовку да
на собственный энтузиазм. Хотя маленький секретарь Фан
Юй-тана и заявил, что 8-я армия не нуждается, в подобной
помощи, но Тони был уверен: еще одна пара рук, умеющих
обращаться с пулеметом, никогда не будет лишней,
А пока, освобожденный от необходимости угощать гене¬
рала макаронами, Тони ревностно выполнял обязанности гида.
То он тащил грузного китайца на развалины бань Каракал-
лы, то пытался подавить его зрелищем замшелых остатков
Колизея:
—	Здесь происходило безобразие, которое пытаются изо¬
бразить писатели многих наций. С того вон края выходили
на арену гладиаторы. Вон там была расположена ложа им¬
ператора. Девяносто тЫййч глоток вопили адобей его!» или
требовали пощады какому-нибудь германцу или галлу. От од¬
ного движения пальца потерявшего Человеческий облик Кре*
1S9

тина-императора зависела жизнь человека, а то и целой тол¬
пы людей...
— Как это от движения пальца? — спросил Фан Юй-тан.
— Вот так, — воскликнул Тони, движением коротенькой
руки пытаясь изобразить то, что происходило в император¬
ской ложе две тысячи лет назад.
Под конец прогулки они взобрались на холм, с которого
открывался вид на Рим. Генерал взглядом отыскал в м<рре
грязных крыш золотую махину купола святого Петра.
—	А мы могли бы побывать в Ватикане? — спросил он,
смеясь. — Когда-то я был католиком.
—	Нет ничего проще, — ответил Тони.
Фан Юй-тан водрузил шляпу на свою большую крутоло¬
бую голову, покрытую коротко остриженной щетиной волос,
и направился в гостиницу, чтобы переодеться к визиту в Ва¬
тикан. Но вдруг по дороге генерал потребовал, чтобы Тони
свел его на Виа дельи Орсини. Эта «виа» оказалась
темным узким проулком с невзрачными серыми домами в три
этажа. Среди этих домов Фану понадобилось отыскать мало
чем отличающийся от них палаццо Педиконе. Остановившись
перед его мрачным фасадом, Фан Юй-тан полушопотом про¬
говорил:
—	Второго марта тысяча восемьсот семьдесят шестого го¬
да здесь родилось дитя, нареченное Эудженио Мария Джу¬
зеппе Джованни Пачелли... Блаженно чрево, носившее тебя!
Китаец сощурил маленькие глазки и с недоверчивой улыб¬
кой еще раз оглядел мрачное здание.
—	Так рассеиваются вредные иллюзии, — сказал онс
Еще задолго до того, как белая «фумата» взлетела над
трубою Сикстинской капеллы и прежде чем старейший из
кардиналов конклава осчастливил собравшихся на площади
традиционным возгласом: «Nuncio vobis gaudium magnum:
habemus papam!» и огласил имя избранника — высокопрео-
священнейшего и достопочтеннейшего господина кардинала
Эудженио Пачелли; за много недель и даже месяцев до того,
как кардинал-коронатор подал высокопреосвященнейшему и
достопочтеннейшему венец с формулой двадцативековой дав¬
ности: «Прими трехвенечную тиару и знай, что ты отец князей
и королей, владыка мира на земле, наместник господа нашего
Иисуса Христа, коему честь и слава мира без конца»; задолго
до этого помпезного представления, разыгранного актерами
в пурпурных и лиловых мантиях, сам Пачелли и все, кому
следовало знать, знали: он уже девять лет хозяйствует в пап¬
ском Риме и хозяином его останется.
160

Когда Эудженио Пачелли, он же Пий XII, переселился из
покоев папского статс-секретаря в покои самого «отца князей
и. королей», в распорядке ватиканской жизни ничего не изме¬
нилось.
В тот памятный для Фан Юй-тана день 1939 года, когда
он должен был предстать перед новым папой, жизнь его свя¬
тейшества началась так же, как начиналась всегда. В восемь
часов камерарий Джованни Стефанори на цыпочках вошел
в опочивальню, где под парчевым пологом стоит большая мед¬
ная кровать наместника Петра, и раздернул оконную штору.
Через пять минут святейший уже с удовольствием плескался
в ванне, оборудованной по последнему слову банной техники.
Еще через десять минут Стефанори подал святейшему шер¬
стяные кальсоны и приступил к его туалету. Все делалось
быстро под ловкими руками камерария, пока дело не дошло
до бритья. Эту операцию Пий привык совершать сам. Он
пользовался электрической бритвой. Папа любил этот при¬
бор. Он тщательно следил за тем, чтобы появляющиеся на
рынке новые модели электрических бритв не миновали его.
Новый папа вообще любил новинки техники в личном быту:
диктофоны и смесители воздуха, холодильники и радио —
все, что делало более сносной жизнь в древних стенах Вати¬
кана.
Пока Пий привычной скороговоркой шептал молитвы в ма¬
ленькой капелле, примыкающей к спальне, в столовой накры¬
вался завтрак. Много ездивший по свету Пачелли пристра-
стйлся к испанской кухне и пользовался только ею. Но как
это ни смешно, испанские блюда готовили ему немки, — не¬
сколько дебелых баварских монахинь, вывезенных им из нун¬
циатуры в Германии.
Пий уселся в столовой за резной ореховый стол. Над его
головой, между двумя буфетами, стоящими у противополож¬
ных стен, с писком запорхали две канарейки — любимицы
святейшего. Йх всегда выпускали из клеток на то время, пока
папа ел. Напротив папского прибора им ставились два блю¬
дечка с зерном.
К концу завтрака канареек опять заманивали в клетки.
Пий любил поиграть с птицами. Просунув длинный
палец между прутиками клетки, он посюсюкал тонкими
губами:
—	Тю-тю-тю... Мы сегодня в хорошем настроении?.. Ткк
тю-тю...
Испуганные птицы, забившись в угол клетки, часто мигали,
их желтые перышки испуганно дыбились.
Апостольскому любителю птах не приходило в голову, что
в этот же миг в северной половине Европы Гитлер пытается
11 Заговорщики
161

просунуть корявый палец с обгрызанным ногтем в такую же
клетку и, вытянув губы, сюсюкает:
—	Сисси сегодня хорошо спала?.. Тю-тю-тю...
...Лифт спустил святейшего из третьего этажа во второй.
Там, в так называемой библиотеке, протекали следующие
часы папского дня за докладами кардиналов — префектов
конгрегаций. По статс-секретариату доклад делал кардинал
Мальоне, хотя фактически Пий сохранял руководство ино¬
странными делами в своих руках. Наступали такие времена,
когда этот департамент апостольской канцелярии приобре¬
тал главенствующее значение в политике Ватикана. Нужно
было до конца достроить здание фашистско-католической
империи мира, основание которой он сам заложил при Пие XI.
Италия Муссолини, Германия Гитлера и Фаульгабера,
Австрия Инитцера, Испания Франко и Гомы, Португалия
Салазара и Церейры, Венгрия Хорти и Миндсенти — вот
первые камни этого здания в Европе. Пришло время вплот¬
ную заняться Францией. Максим Вейган и Петэн с его дол¬
говязым протеже де Голлем были надежными проводника¬
ми его политики в Третьей республике, под наблюдением
кардиналов Сюара и Валери.
Затем на очереди была непокорная Чехия. Рим выполнил
свои обязательства: чехи стали подданными рейха. Пора и
Гитлеру выполнить свои обещания. Да, теперь, когда на пап¬
ском троне сидел он, Евгений Пачелли, Гитлеру следовало
перестать ломаться. Он должен был помочь святому престолу
справиться с толпою чехов, до сих пор не могущих забыть
своего Гуса...
При этой мысли Пий потянулся к диктофону и нажал
кнопку пуска.
—	Дать Гитлеру мысль о низвержении памятников Яну
Гусу и сожжении его деревянных статуй. Непокорность сла¬
вянского духа поддерживается славою гуситов, *— быстро
проговорил он по-итальянски и движением пальца остановил
жужжание аппарата.
Мысль плавно потекла дальше: Польша. Предстоит еще
немало повозиться, чтобы заставить поляков примириться
с предстоящим покорением Гитлеру. Начнется хныканье
оравы польских епископов о том, что Речь ПоспОлита всегда
была верной и любимейшей дщерью Рима. Придется, вероят¬
но, окончательно развязать руки примасу Польши кардиналу
Хлонду, чтобы он мог справиться с поляками.
Пий усмехнулся: кто-то из немецких военных говорил ему
еще в Германии, что страшнее командира роты — ее фельд¬
фебель, выслужившийся из самих же солдат. Вероятно, это
так вёзде: если хочешь найти управу на массу —ищи рене¬
№

гата. Хлонд давно уже забыл о том, что он поляк, и готов
на все по приказу Рима. А в случае колебаний ему поможет
Стефан Сапега. У этого рука не дрогнет, даже если бы ему
пришлось занести ее не только над Краковом, а и над всей
Польшей. А занести ее, вероятно, придется. Любимейшая
дщерь Рима должна пасть жертвой на алтарь великого плана
сокрушения коммунизма. Без Гитлера этот план не осуще¬
ствишь, а Гитлер жаждет крови. Так пусть же прольется
кровь любимейшей... Нунцию в Варшаве кардиналу Кортези
придется поработать — он там немного ожирел, в этой черес¬
чур католической Польше...
Но что они, все эти козявки, на западной границе глав¬
ного супостата католицизма — России? Россия — вот то
страшное, что стоит перед взорами, как вечная угроза.
Пий отчетливо помнил каждую строчку им самим отредак¬
тированной энциклики предшественника «Дивини редемпто-
рис». В ней он своею рукой осудил атеистический коммунизм.
Но разве с большевистской угрозой можно бороться энцикли-
ками? Проклятия в наш век мало на кого действуют. Нужны
средства вроде тех, что сумели пустить в ход Муссолини и
Гитлер. Трижды благословенны эти ниспосланные богом чу¬
довища! Их лапами будут очищены от скверны авгиевы
к6нв±пни мира. Ради вечной славы и величия единой, пре¬
чистой, светлой невесты Христовой — святой католической
церкви!
Что же, еще несколько шагов, и барьер на западных рубе¬
жах Европы будет закрыт достаточно плотно. Настанет
время активно действовать Шептицкому.
Этот умен! Ох, как умен, милейший граф Андрей!
Руки его ловки и могут делать святое дело, не страшась
разоблачений. Кому придет теперь на ум попрекнуть его
авторством: «Украинский национализм должен приготовиться
к борьбе с коммунизмом всеми средствами, не исключая мас¬
сового физического уничтожения, если даже при этом должны
пасть жертвой миллионы людей»?..
У кого так хороша память, чтобы связать этот приказ,
достойный Торквемады, с ясным образом апостола Рима на
Востоке? А если а найдутся такие памятливцы, то осмелятся
ли они напомнить об этом? УНДО и ОУН знают свое дело.
Шептицкий — вот кто -замкнет последнее звено цепи, вы¬
ковываемой Римом для охвата России с запада. Замкнет
барьер и начнет наступление на Украину. На всю Украину.
Без нее не мыслится май похода на коммунизм,
Но Запад — только Запад, Остается ещё Восток. Там по¬
теряно много времени. За несколько веков общения с Китаем
и Японией католицизм не сумел создать там ничего схожего
11*
163

с его западной цитаделью. А в последнее столетие растерял
почти все собранное иезуитами за два предыдущих века лов¬
кой работы. Может ли итти в счет договоренность, которой он
сам, еще будучи статс-секретарем, добился с Токио? И в
Токио ли дело? Япония и без понуканий Рима готова в лю¬
бой момент броситься на Россию. Совсем иное дело Китай.
Там мало поймать в сети кучку правителей, готовых за при¬
горшню золотых, и мешок посулов продать страну и народ.
Этим сговорчивым правителям противостоят несколько сот
миллионов китайцев. Два лагеря. Два мира чуждых, а под¬
час и враждебных оди.н другому. Душа простого китайца
рвется к свободе. Ей милы лозунга, которыми живет нынеш¬
няя Россия. Придется приложить еще уйму усилий, чтобы
столкнуть с места эту лавину. И кто знает, в какую сторону
она покатится, будучи сдвинута? Один толковый епископ на
страну с 450 миллионами населения! Слов нет, Томас Тьен
верный человек, но он пока единственный китаец, которому
можно дать красную шапку. Американцы, правда, тол1куют,
будто Рим может положиться на них, что их католические
миссии -в Китае — опора Ватикана, но Пию что-то не очень
нравятся эти слишком расторопные миссионеры американ¬
ской выучки. Невозможно понять, чьими посланцами эти
господа в действительности являются — Рима или Ва¬
шингтона? Правда, Спеллман — вполне солидная фигура, *но
Пию не по душе тон, взятый этим боровом «в сношениях
с апостольской канцелярией. Оказывается, вредно, когда да¬
же кардинал чересчур отчетливо чувствует, что за спиною
у него золото не римского происхождения. Такой может и
вовсе отбиться от рук. Позволь ему сунуть нос в Китай, й он
перестанет разбирать, что кесарю, что богу, — все полети^
в широкцй карман Моргана. А с Моргана хватит и того, что
Рим хранит у него свои вклады и доверяет ему управление
нефтяными и селитровыми делами церкви по ту сторону Ат¬
лантики. В Китай эту компанию пускать опасно. Вернее все¬
го было бы послать туда своего, итальянского иезуита. Но
американцы тут же завопят: почему итальянский, а не аме¬
риканский? А почему, действительно, не американский?..
Разве Ледоховский не забыл, что он поляк? Он одинаково
крепко держит в руках всех иезуитов — без различия на¬
циональности и положений, без скидок на происхождение и
возраст. Прекрасный, отличный генерал ордена? Такому, как
Ледоховский, не жалко и уступить прозвище «черного папы».
Из его рук никогда не выпадет однажды попавшее в них: ни
человеческая душа, ни тайна, ни обол. И при всем том —
знает свое место, прекрасно воспитан, тонкий политик и твер¬
дый администратор. Что ж, быть может, так и нужно сде-
164

лать: поставить китайские дела в первый пункт новой про¬
граммы наступления, которую Пий готовит для иезуитов.
У них достаточно опыта и в работе там, на Дальнем Востоке.
Сколько веков они уже осваивают те края... Если снять
с них запрет и разрешить немного покривить душой, они спо¬
собны сделать католиками и буддистов, и конфуцианцев, и
магометан. Иезуиты сумеют не привести их в противоречие
ни с Буддой, ни с пророком, и святую мессу будут служить
в храме Конфуция...
Пий улыбнулся: он любил эту гибкую и твердую, как луч¬
шая сталь, «роту Христову». Он охотно теперь же поставил
бы ее с метлою загонять китайцев в овчарню Христа... Един¬
ственное «но» — времена сильно изменились: пошли италь¬
янца или американца примасом Китая — и кто знает, что из
этого выйдет... Могут и не Принять. Или, приняв, окружат
воистину Китайской стеной молчаливого протеста. Как бы
не пришлось назначить там примаса из китайцев... Но
как приняла бы такой ход Америка, что сказал бы
Спеллман?..
Тут Пий вспомнил, что, кажется, на сегодня он назначил
аудиенцию генералу из китайских католиков. Сам бог при¬
вел этого китайца в Рим. С ним можно будет договориться
о том, чтобы направить силы католицизма в Китае на борьбу
с бурно развивающимся движением Мао Цзе-дуна.
Пий коснулся звонка и приказал вошедшему камерарию
пригласить кардинала Мальоне.
На разговор с Мальоне о китайских делах ушел остаток
времени до обеда.
Фан Юй-тан не был новичком на всякого рода приемах,
но на этот раз он волновался. Хотя он давно перестал счи¬
тать себя верующим, сегодняшнее представление духовному
отцу всех католиков значило для него довольно много. Не
меньше, чем любое из деловых свиданий, которые он имел
в течение своего путешествия по Америке и Европе. Там он
тоже говорил об очень важных делах, но говорил с людьми,
которых считал равными себе, а иногда и стоящими ниже.
Они были политическими деятелями — и он был политиче¬
ский деятель; они были, генералами — и он был генералом
с неизмеримо большей властью над жизнью и смертью своих
солдат, чем любой из них; они были дельцами, но и он был
дельцом.
Кое-кто пытался смотреть на него сверху вниз, но он иг¬
норировал это. Не он добивался прав для китайцев в Аме¬
рике, а американцы выклянчивали для себя привилегии в его
165

провинциях; не он нуждался в их солдатах для проведения
своих политических планов, а ©го солдаты были нужны им,
чтобы свести счеты с японцами или с коммунистами; не он
предлагал им свое оружие, а они навязывали ему устарев¬
шее барахло в обмен на недра Китая; наконец, не он был
таким глупцом, чтобы ссужать их займами, — они совали
ему доллары в надежде получить с него волчьи проценты,
которых он никогда не сумеет заплатить. Пусть они больше
смыслили в тонкостях мировой политики — в дураках оста¬
вался не он. Пусть они презирали его, подписывая чеки
в раззолоченных кабинетах своих банков, — по чекам плати¬
ли их кассиры!
Совсем Другое дело предстоящий разговор с владыкой
католического мира. Уже самый церемониал представления,
который Фан Юй-тан изучил по врученной ему печатной ин»
струкции, поверг его в некоторое недоумение. Он был убеж¬
денным республиканцем, но, воспитанный в китайском ува¬
жении к церемониалу, не мог не отдать должного тонко раз*
работанной программе: «Божественная власть над живущими
принадлежит папе». Мысль о том, что сам Фан чего-то стоит,
должна была быть оставлена за порогом тронной залы отца
католиков. Если пилигрим не должен был ползти к трону на
коленях от самой двери залы, то только потому, что это чрез¬
вычайно замедлило бы прием сот;ен людей, являвшихся цело¬
вать туфлю святейшего, и свело бы на нет рентабельность
предприятия.
Вероятно, величие выработанного веками и тонко проду¬
манного психологического эффекта оказало бы свое действие
и на ум Фан Юй-тана, если бы не крошечная деталь, в один
мйг разбившая все хитросплетения монахов. С грубостью,
граничившей с пошлостью, она швырнула китайца с небес
экстаза на жесткую землю прозрения,
Когда генерал уже почти закончил 'Переодевание к пред*
стоящему приему, в отель явился итальянец, визитная кар*
точка которого «Бенедетто Сора» ничего не сказала ни са¬
мому, фан Юй-тану, ни его секретарю. Вызвали Тони, уныло
ожидавшего момента, когда он сдаст, наконец, генерала
шоферу.
Увидев перед собою итальянца, Сора утратил самоуверен¬
ность, с которой было начал наступать на маленького гене¬
ральского секретаря. На вопрос Тони он вынул другую кар¬
точку: «Бенедетто Мария Джузеппе Сора, поставщик апо¬
стольского двора».
—	Но что нужно этому поставщику апостолов? — как
всегда невозмутимо и вежливо спросил секретарь. — Его пре¬
восходительство генерал Фан — не херувим и не духовная
№

особа, ему не нужно -ни церковной утвари, ни духовных
одеяний.
—	Не то, совсем не то! — воскликнул синьор Сора. —
Я хочу вам сказать, что никто, кроме меня, во всем хри¬
стианском мире не выделывает вещей, имеющих такие рефе¬
ренции от его святейшества папы, никто, кроме меня, во всей
Италии не сможет дать вам...
Тони нетерпеливо перебил*.
—	Нельзя ли покороче: что вы предлагаете?
—	Кальсоны, синьор!—с гордостью воскликнул Сора. —
Такие же шерстяные кальсоны, какие носит сам святой отец!..
Фан Юй-тан, конечно, никогда не воображал, будто папа
римский настолько свят, что не нуждается в кальсонах, но
почему-то этот эпизод испортил ему настроение, невольно
подчинившееся пиетету папского имени и программе аудиен¬
ций. Торжественность испарилась, как дым. Фан понял, что
ему| предстоит очень важное свидание, но свидание не с жи¬
вым богом, а с человеком, так же нуждающимся в шерстяных
кальсонах, как он сам, Фан Юй-тан, в крещении нареченный
Евгением: Евгений Фан, пусть так, если это будет привычней
для святейшего.
Фан больше не испытывал волнения, проходя одну за
другою каменные арки ватиканских ворот; в приемную двор¬
ца он входил, как в одну из многих других приемных дель¬
цов, которые ему пришлось миновать на пути от лагеря Чан
Кай-ши к лагерю народа, куда он хотел вернуться после дол¬
гих странствий и заблуждений; имея седую голову, нужно
было подумать о том, чтобы найти последнюю правду, ту
единственную правду, с которой человек может спокойно
отойти в вечность.
Когда Фана оставили одного в приемной, он преспокойно
уселся в кресло и принялся листать выданную ему памятку
для посетителей. Тут он с точностью, подведенной, как
в бухгалтерской книге, ощутил мощность папского аппарата,
обозначенную такими сухими, но так много говорящими циф¬
рами. То, что о,н увидел, было похоже на таблицы процент¬
ных уплат и погашений займов, которые ему навязывали
в американских банках, Он останавливался на каждой циф¬
ре, оценивая ее реальное значение: «количество церквей (ве¬
роисповеданий, сект и т. п.), подчиненных святому престолу во
всем мире, — 1 865; патриархатов — 10; митрополитанских
архиепархий — 333; архиепархий, входящих в митрополии, —
36; епархий — 964; аббатств и прелатур —54; апостоличе¬
ских викариатов — 322; апостолических префектур — 133;
самоуправляющихся миссий — 13. Кроме того, имеется 4 ти^
тулярных патриарха и 750 титулярных епископов... Конгре¬
167

гация пропаганды веры святого престола насчитывает в сво¬
их миссиях 84 тысячи человек, из них священников около
25 тысяч. Наибольшее количество католических миссий со¬
средоточено в Китае: 4 500 священников и 1 200 мирян-слу¬
жащих».
Ну что же, арифметика достаточно внушительная. Но ес¬
ли он договорится с папой, и она может измениться:	он,
Фан Юй-тан, отдаст приказ по своей армии об обязательном
крещении солдат и офицеров. Впрочем, насчет офицеров
нужно еще подумать. А вот солдатам он пообещает за., это
прибавку рисового пайка. Вопрос о том, что он сам получит
взамен этого от святейшего?..
В приемной появился монсиньор Доменико Тардини и
сообщил, что общий церемониал для приема Фан Юй-тана
отменен. Святейший отец даст его превосходительству част¬
ную аудиенцию в обстановке, которой удостаиваются лишь
самые редкие, самые почетные гости апостольского двора.
Фан Юй-тан не выразил ни смущения, ни радости: ему было
уже безразлично, где будут происходить переговоры о сдел¬
ке с Ватиканом. Он шел переваливаясь, ка-к гусак, за степен¬
но вышагивающим впереди него «секретарем по чрезвычай¬
ным делам». Фану пришла мысль, что чем больше он при¬
ближается к святейшему, тем быстрее улетучиваются остат¬
ки его веры.
Фан и Тардини медленно миновали залы, переходы двор¬
ца и длиннейшую галлерею, покрытую росписью. Она пока¬
залась китайцу не столь божественной, сколь фривольной:
потолок и стены были усеяны фигурами обнаженных мужчин
и женщин. Наконец перед ним бесшумно распахнулась ши¬
рокая, кованная золотыми украшениями дверь. Генерал уви¬
дел великолепный сад. Сквозь пальмы светился золотом ку¬
пол святого Петра. Сад казался висящим в воздухе, с его
террас открывался вид на весь Рим.
Среди почти тропической роскоши сада темная фигура
вдали, одиноко двигавшаяся по аллее, показалась Фан Юй-
тану неправдоподобно постной. При виде ее Тардини поспеш¬
но отвел китайца в боковую аллею. Там они обогнали прогу¬
ливавшегося Пия и вышли ему навстречу.
После церемонии благословения и нескольких вопросов
о здоровье, путешествии и о том, как понравилась Фану
Италия и Рим, заданных через Тардини, Пий с улыбкой об¬
ратился прямо к генералу на английском языке:
—	Полагаете ли вы, что нам понадобится переводчик?
Услышав отрицательный ответ китайца, папа сделал знак,
и Тардини удалился.
Фан Юй-тан даже несколько испугался такой интимности:
168

с глазу на глаз не заключишь сделки, от которой потом
нельзя было бы отпереться. Но тут же, подумав, решил: ес¬
ли сделка выгодна для обеих сторон, то не нужны ни пись¬
менные договоры, ни свидетели. Если сделка не выгодна, то
чем заставишь контрагента выполнять ее, когда он заарта¬
чится? Тем более, когда речь идет о таком контрагенте, как
этот худой старик с пронизывающими -глазами и таким про¬
никновенно ласковым голосом, что руки наивных людей, ве¬
роятно, сами поднимаются, чтобы сложиться для молитвы.
Фан сказал папе, что, побывав в Штатах, убедился в лжи¬
вости и нечестности американцев в отношении Китая. Он за¬
явил Пию, что цресловутая политика открытых дверей, про¬
возглашаемая Штатами, — не что иное, как самый легкий
способ изгнать с китайского рынка своих соперников—япон¬
цев и англичан. Принципиального отличия между американ¬
ской политикой открытых дверей и экспансией Англии, а по¬
жалуй, даже и откровенной агрессией японцев нет. Все дело
в методологии, а цель одна: закабаление Китая, превращение
его в рынок для своих товаров и в резерв живой силы для
будущего замышляемого генерального наступления на ком¬
мунизм, на Россию.
—	...Если мы на минуту отрешимся от показной фразео¬
логии американских правителей и прислушаемся к тому, что
говорят практические политики Штатов, их дельцы и генера¬
лы, все станет на свои места. Американцы не думают
о помощи Китаю против Японии. — Фан на секунду умолк
и, потупившись, закончил: — Они дают Японии все, что ей
нужно, стремясь затянуть войну, стоящую нам сотен тысяч,
миллионов человеческих жизней...
При этих словах китайца Пий поднял взгляд к небу и ти¬
хо произнес:
—	Мы будем молиться о страдальцах. Да примет их гос¬
подь в свои объятия, и ангелы божьи да утешат их.
Фан подумал, что было бы гораздо больше пользы, если
бы папа попросту приказал кардиналу Спеллману воздейст¬
вовать на американских католиков, чтобы те прекратили
поставки военных материалов японцам. Цифры, способные
убедить самого недоверчивого слушателя, быстрой чередой
замелькали в мозгу китайца. Не давая папе перебить или ос¬
тановить себя, генерал заговорил с поспешностью:
—	Из нескольких бесед в Америке я понял, что снабже¬
ние Японии военными материалами и стратегическим сырьем
из Америки происходит по двум причинам, которые кажут¬
ся американцам достаточно основательными и ясными: во-
первых, они считают, что прекращение такого снабжения спо¬
собствовало бы сближению Японии с Англией. Американцы
169

ни за что этого не допустят. Они считают, что сближение
Японии с Англией означало бы безусловное усиление япон¬
ской агрессивности по отношению к Соединенным Штатам.
Второй причиной, толкающей американцев на оказание япон¬
цам военной помощи в борьбе с Китаем, является надежда,
что, преодолев наше сопротивление и поставив себе на служ¬
бу правительство Чан Кай-ши, японцы смогут повернуть Ки¬
тай на запад. А ни для кого не секрет: американцы хоте¬
ли бы, чтобы японцы осуществили, наконец, то, что им так
долго не удается, — большую войну с Советским Союзом.
Пий исподлобья посмотрел на китайца:
—	Тяжкое обвинение возводите вы, сын мой, на своих
американских братьев во Христе; Уверены ли вы в том» что
говорите?
—	Не только в этом, святой отец! Я уверен и в том, что
совершенно так же рассуждают и англичане. Они тоже ока¬
зывают помощь Японии ради того, чтобы не дать ей пасть
в объятия Америки и чтобы помочь ей обратить свое оружие
против Советского Союза.
—	Вы рассуждаете так, словно ни у Америки, ни у Анг¬
лии, ни у их японских и китайских друзей нет более насущ¬
ных задач, чем нападение на Россию.
—	Конечно, есть, отец мой! Есть! Такой насущной задачей
является ликвидация освободительного движения в Китае, фи¬
зическое уничтожение коммунистов и прежде всего их вож¬
дей — Мао Цзе-дуна, Чжу Дэ, Чжоу Энь-лая и других.
—	Вы... коммунист, сын мой? — И взгляд папы впился
в лицо китайца.
—	Нет, отец мой.
—	Почему же вы так близко принимаете к сердцу беды
этих безбожников, отвергнутых церковью и властями земны¬
ми, установленными господом-богом?
—	Потому, что святая католическая церковь учила меня
быть справедливым и милосердным, отец мой, — не сморгнув,
отпарировал Фан Юй-тан.
—	Прекрасные чувства, — сухо ответил Пий, — Но рас¬
точать их попустому не следует. Бывают обстоятельства, при
которых и вся наша святая церковь и ее отдельные сыны
должны проявлять твердость в отношении грешников. Лучше
временные страдания на земле, чем вечные муки за гробом.
—	Китайский народ достаточно страдал, чтобы получить
хоть немного счастья и на земле, отец мой.
—	Хорошо, оставим это..* — уклончиво ответил Пий. —
Чего вы просите?
—	Я прошу, отец мбй, чтобы вы выслушали меня до кон¬
ца. Только об этом,
170

—	Говорите...
Я хочу, ваше святейшество, привести вам слова гос¬
подина Стимсона, бывшего государственного секретаря Со¬
единенных Штатов. Он сказал не так давно: «В настоящее вре¬
мя японский агрессор получает поддержку со стороны США
и Британской империи. Однако мы не просто помогаем Япо¬
нии. Наша помощь настолько эффективна, что без нее япон¬
ская агрессия была бы немыслима и прекратилась бы очень
скоро». Вероятно, мистер Стимсон имел в виду, что если бы,
скажем, не тридцать пять миллионов баррелей американской
нефти, посланные в Японию в тридцать седьмом году, то япон¬
ский флот замер бы, остановились бы и танки. Если бы не
два миллиона тонн американского железного лома, ввезен¬
ные в том же году для нужд японской промышленности* она
ие смогла бы послать своей армии в Китае ни одного снаря¬
да. Если бы не американские станки и машины, проданные
Японии на сумму в сто пятьдесят миллионов долларов в том
же тридцать седьмом году, военное производство японцев
сократилось бы наполовину. Вот что хотел* вероятно, сказать
мистер Стимсон. А в тридцать восьмом году американцы
оборудовали в Японии авиационный завод Кавасаки;
в тридцать девятом году в Японию прибыли американские
специалисты самолетостроительных фирм «Локхид» и «Дуг¬
лас», чтобы помочь японцам наладить массовое производ¬
ство боевых машин, Склады Квантунской армии в Дайрене
и Порт-Артуре ломятся от американских военных материа¬
лов...
По мере того как говорил китаец, выражение лица Пия
делалось -все более холодным. Воспользовавшись моментом,
когда Фан умолк, чтобы набрать воздуха для следующей ти¬
рады, папа строго сказал:
—	Я не разбираюсь в таких вещах, сын мой. Это не дело
церкви.
Фан понял, что план-максимум, родившийся у -него при
взгляде на величественный купол собора святого Петра, —
вмешательством Ватикана хоть немного обуздать американ¬
ских пособников Японии, — химера. Оставалось сделать по¬
пытку осуществить план-минимум. Здесь Пий уже не сможет
ответить Фану, будто ничего не понимает в подобных делах.
Это были его собственные католические дела: бесчисленные
католические миссии в Китае превратились в шезда амери-
кано-аНгло-японского шпионажа. Миссионеры были не толь¬
ко разведчиками, они вели широчайшие коммерческие опера¬
ции, выбивая почву из-под ног китайской торговли, они вво¬
зили тысячи тонн контрабанды и прежде всего опиум. Они
торговали всем, чем только можно было торговать в дезор-
171

ганизоваиной, порабощенной иностранным капиталом и япон¬
ской военщиной стране. Они грабили китайский народ, расхи¬
щая природные богатства Китая и беспощадно эксплуатируя
полурабский труд людей.
Фан говорил в той мере горячо, в какой способен говорить
китаец. На этот раз папа слушал его с интересом. Но едва
ли его обмануло притворство генерала, когда Фан в заклю¬
чение своей речи прочувствованным голосом произнес:
—	За вашу помощь, святой отец, я обещаю привести
к вам сорок-пятьдесят миллионов новых католиков.
Что-то похожее на огонек усмешки промелькнуло в чер¬
ных глазах Пия, когда он опросил:
—	Вы искренно верите тому, что можно привести в лоно
святой церкви и миллионы китайцев, сражающихся под без¬
божными знаменами коммунистов? Вы верите такой возмож¬
ности?
Фан ответил неопределенно:.
—	Это зависит от многих обстоятельств. И прежде все¬
го, ваше святейшество, от вашего собственного отношения
к этим людям. Они очень хорошие люди.
—	Хорошо, сын мой, — спокойно сказал Пий, — я распо¬
ряжусь, чтобы единственным орденом, который должен
вести миссионерскую работу в Китае, было «Общество
Иисуса».
—	Ах, отец мой, — воскликнул Фан, — я был бы сча¬
стлив, если бы это не были иезуиты!
Пий сделал вид, что хочет улыбнуться.
—	«Выбирайте между иезуитами и социализмом!» — ска¬
зал когда-то Тьер.
—	Они называют себя миссионерами, а на деле являются
комиссионерами... американских фирм.
—	Ваши слова печалят меня,. — Пий покачал го¬
ловой. — Я поручу конгрегации пропаганды веры проверить
состав миссий... Вы не знакомы с кардиналом Фумазони-
Бионди?
—	Не имел счастья... — сумрачно пробормотал Фан Юй-
тан, поняв, что сказал лишнее.
—	Я попрошу отца Фумазони, — вкрадчиво проговорил
Пий, — посетить вас и выяснить детально, какие миссии, ка¬
ких людей вы имели в виду... — И, подумав немного, про¬
должал: — Мне хотелось спросить: кого бы вы считали до¬
стойным стать кардиналом из числа китайских священнослу¬
жителей нашей веры?.. Что бы вы сказали о преподобном
Томасе Тьене?
Фан вскинул взгляд -на папу:
—	Тьен — американский человек!
172

—	Ах, вот как! — ответил Пий. И подумав: — В данное
время вы являетесь формально подданным китайского госу¬
дарства, возглавляемого генералиссимусом Чан Кай-ши?
Фан Юй-тану почудилась в вопросе какая-то каверза. Он
не сразу ответил:
—	Когда-то я клялся в верности гоминдану...
—	Если эта клятва связььвает вас, мы освободим вас от
нее, как и от всяких обязательств перед властями земными—
в настоящем и в будущем... Это развяжет вам руки,
сын мой.
—	Я клялся служить гоминдану, отец мой, — повторил
Фан. — Но от прежнего гоминдана, партии великого Сун
Ят-сена, ничего не осталось. Так что... я не считаю себя
больше связанным...
Пий поднялся со скамьи. Аудиенция была окончена.
Фан Юй-тан склонил голову. Папа выпростал руку из-под
накидки, и Фану предстала белизна его одеяний — такая
светлая, такая не вяжущаяся ни с этой черной мантией, ни
с мрачным, нахмуренным лицом Пия. Фан Юй-тан прикос¬
нулся губами к узкой, но крепкой руке папы и стал пятить¬
ся в боковую аллейку.
Брови папы были нахмурены, он говорил, не глядя на
кардиналов. Каждый должен был угадывать, к кому из них
относятся его слова, произносимые все тем же, раз навсегда
для всех обстоятельств усвоенным в-крадчивым голосом. По
мере того как инструкции, относящиеся к кому-либо из них,
заканчивались, папа едва заметным кивком головы отпускал
его и приступал к наставлению следующего.
Монсеньор Винченцо-Бианк'и-Канлиэзи, управляющий апо¬
стольской канцелярией, уже удалился, чтобы заготовить рес¬
крипт о пожаловании генералу Евгению Фану ордена святого
Григория Великого третьего класса за гражданские и воен¬
ные заслуги перед святым престолом и католической цер¬
ковью.
Вторым был отпущен монсеньор Доменико Тардини —
секретарь конгрегации чрезвычайных дел. Его скромная за¬
дача заключалась в том, чтобы пересказать статс-секретарю,
кардиналу Мальоне, содержание беседы папы с китайцем,
которую монсеньор Тардини слушал из-за кустов. Мальоне
предстояло принять срочные меры к тому, чтобы отменить все
займы, выданные Фану американцами, задержать транс¬
порты закупленного им оружия и открыть государственному
департаменту США истинные намерения Фан Юй-тана в от¬
ношении американцев в Китае.
173

В небольшом кабинете Пия остался секретарь священной
инквизиции кардинал Франческо Сельваджиани. Он стоял по¬
одаль от письменного стола, сложивши руки на животе
и привычными пальцами машинально перебирая четки. Лицо
его при этом ничего не выражало. Вероятно, вот так же, по
привычке двигая челюстями, американский клерк жует ре¬
зинку, далекий мыслями от надоевшей ему работы. Только
тогда, когда дверь затворилась за Тардини и Пий молчали¬
вым движением подбородка указал старику на кресло напро¬
тив себя, тот уселся 'и сунул четки в широкий карман сута¬
ны, Несколько минут в комнате царило молчание. Наконец
Пий бросил:
—	Что нам с ним делать?
Пристально глядя в лицо папы, старый кардинал пытал¬
ся отгадать его намерения, чтобы не попасть в просек со сво¬
им предложением.
—	Он может принести очень большой вред, — сумрачно
пояснил Пий.
Опытному старику стали ясны намерения папы.
—	Если вашему святейшеству будет угодно предоставить
это дело мне?..
Пий посмотрел вопросительно.
—	На том самом пароходе, на котором он намерен ехать
в Советский Союз, отправится до Стамбула один из людей
конгрегации пропаганды, — пояснил кардинал и сквозь зубы
Добавил: — Советский теплоход «МакСим Горький»...
При этом имени брови Пия сошлись еще больше. Он ни
словом, ни движением не дал понять Сальваджиани, угадал
ли до конца смысл его предложения.
Сальваджиани оказал:
—	Надежный человек — священник Аугусто Гаусс, немец.
Кардинал- знал, что святейший любит немцев.
Наморщенные брови папы действительно разошлись, и од¬
на из складок над переносицей исчезла. Он слегка кивнул
головой:
—	Знаю...
—	Ему будет поручено...
Пий прервал его легким движением пальца, как если бы
ему досаждали дальнейшие подробности. Сальваджиани тот¬
час умолк. Через минуту он покинул папский кабинет. Ни
тот, ни другой ни разу не произнесли имени Фана.
Через два дня В генуэзском порту одновременно с гене¬
ралом Фан Юй-таном и его спутниками «а борт советского
теплохода «Максим Горький» взошел Август Гаусс. Он на
174

блюдал за тем, как шла погрузка нескольких небольших ящи¬
ков с порученными ему кинолентами. Третьему помощнику
капитана теплохода, молодому красавцу южного типа, Ав¬
густ вкрадчиво сказал:
—	Я буду весьма признателен сеньору, если мои ящики
будут погружены в трюм» Этот груз боится сырости»
2
Через два месяца происшествие на «Горьком» вспомина¬
лось Стилу и Джойсу, как кинофильм.
В Пирее вся кают-компания «Горького» была опечале¬
на тем, что веселый католический патер, взошедший на борт
теплохода еще в Генуе, опоздал к отходу. Капитан задержал
на полчаса отплытие, в надежде, что отец Август подоспеет,
но тот не появился. Радиорубка «Горького» уже в море при¬
няла радиограмму:
«Мой груз сдайте в Стамбуле точка.
Господь да пребудет с вами в долгом плавании точка.
Преподобный Август»
Радиограмма тронула всех. Даже молодой помощник ка¬
питана с восточной наружностью удовлетворенно улыбнулся,
слушая депешу. Он, правда, не верил ни в бога, ни в его слу¬
жителей, но оценил бы доброе слово, даже если бы оно ис¬
ходило от сатаны.
Пассажиры немного посмеялись над милой наивностью
священника, которому пустяковый переход Пирей — Одес¬
са представлялся «долгим плаванием».
Никто не подозревал о сокровенном смысле, вложенном
отцом Августом в эти, отнюдь не случайные, слова. Путеше¬
ствие, в которое он собирался отправить Фан Юй-тана и его
спутников, действительно обещало быть долгим: с выходом
в Эгейское море должен был прийти в действие зажигатель¬
ный снаряд, вложенный в коробки с фильмами для пропаган¬
ды веры Христовой. Пожар, возникший в трюме, обещал при¬
вести к катастрофе теплохода* Правда, в открытом море это
грозило гибелью и всем пассажирам, но такие мелочи не
тревожили отца Августа* Приказ святейшего отца гласил,
что его превосходительство генерал Фан Юй-тан должен как
можно скорее и независимо от его личного желания пред¬
стать перед святым Петром* То, что китайцу предстояло
именно сгореть, было, пр мнению Августа, великой милостью
провидения. Сквозь пламя Фан войдет в царствие небесное,
176

очищенный, от земной скверны, и ангельское сияние мученика
будет вечно сиять вокруг его генеральской головы.
Всего этого, разумеется, не мог знать молодой помощ¬
ник капитана. Но он не напрасно плавал уже несколько лет
на зарубежных линиях советского торгового флота и не на¬
прасно был не каким-нибудь, а именно советским помощни¬
ком на советском теплоходе. Эти обстоятельства обусловили
то, что не все произошло так, как предполагал отец Август.
Помощник капитана еще в Генуе при погрузке «Горького»
рассудил, что если, попав на советский теплоход, католиче¬
ский монах просит спрятать груз поглубже в трюм, значит
в этом грузе заключено нечто боящееся глаза советских
людей.
Помощник вежливо козырнул отцу Августу и отдал
команду:
г— В трюм номер два, поглубже... Вира!
Лебедка загрохотала. Ящики с надписями «Порт назна¬
чения Стамбул» быстро поднимались на стреле. Потом так
же быстро стали опускаться. Отец Август, удовлетворенный,
отправился в свою каюту.
Но ящик не был уложен под другие грузы. Он остался на
виду. И когда пришла неожиданная телеграмма монаха, по¬
мощник капитана пробормотал:
—	Знаем мы этих воронов!.. Тут что-нибудь не так.
Он приказал вытащить груз на палубу и держать на гла¬
зах вахтенного.
Была глубокая ночь. Теплоход «Горький» спокойно резал
воды Эгейского моря на пути к Дарданеллам, когда с бака
вдруг повалил густой дым, потом ярко вспыхнули коробки
с картинами святейшей конгрегации пропаганды веры, загоре¬
лись доски одного ящика.
Понадобилось несколько минут на то, чтобы покончить
с этим несостоявшимся пожаром теплохода «Горький».
Утром помощник капитана сделал пассажирам доклад
о современных способах пропаганды католицизма.
Единственной жертвой замысла отца Августа явился То¬
ни Спинелли. Итальянец хотел сохранить доказательства пре¬
ступления своего соотечественника папы. Он самоотверженно
пытался погасить один из ящиков. Но доказательств он так и
не сохранил, а получил столь тяжелые ожоги, что пришлось
оставить его в одесском госпитале. Стил и Джойс отправи¬
лись в Китай без приятеля.
С тех пор прошло больше полутора месяцев. Маленький
секретарь Фан Юй-тана по поручению генерала связал
Стила и Джойса с командиром одного из отрядов китайской
176

Народной армии, которого звали Фу Би-чен. И вот уже две
недели как они носили на груди большие значки воинов
8-й армии.
Победа была тем более радостной, что явилась совершен¬
ной неожиданностью. Один японец догорал на земле — это
Джойс видел собственными глазами. Другой, дымя простре¬
ленным мотором, улепетывал в тщетной надежде перетянуть
линию фронта. Это Джойс тоже видел совершенно отчет¬
ливо. Но он готов был клятвенно заверить, что японскому
летчику не удастся уйти к своим: из его мотора уже било
пламя.
Эта победа была одержана над двумя японскими самоле¬
тами на дряхлом японском же разведчике, доставшемся от¬
ряду в виде трофея нивесть когда. Стил потому и разрешил
Джойсу отправиться в этот полет, что совершенно не был
уверен в надежности мотора. Этика отношений, установив¬
шихся между летчиком-китайцем и двумя американскими ме¬
ханиками, говорила, что механику — хозяину машины —
следует своею собственной головой гарантировать жизнь лет¬
чика в первом полете отремонтированной машины. Было со¬
вершенной случайностью, что из пробною этот полет превра¬
тился в боевой.
Японцы появились неожиданно. Переключившись с обя¬
занности механика на роль пулеметчика, Джойс отлично
справился с делом. Победа была налицо, хотя Чэну впервые
пришлось вести воздушный бой на разведчике.
Ложкой дегтя в радости, заливавшей существо Джойса,
было то, что, едва убедившись в результатах своего огня, он
был вынужден прибегнуть к парашюту: подоспевший третий
японец очередью в упор начисто срезал разведчику оперение.
Искусство Чэна было бессильно справиться с самолетом, ли¬
шившимся управления.
Джойс покинул самолет на секунду раньше Чэна. Он ви¬
дел, как парашют китайца раскачивается несколькими ^мет¬
рами выше его собственного. Ветер относил их обоих к боль¬
шому гаолянному полю.
Тем временем третий японец практиковался в меткости
стрельбы по медленно опускающимся парашютистам. Он ус¬
пел сделать два захода. Джойс потянул за левые стропы,
чтобы ускорить свое падение. Парашют совершил быстрое
скольжение. По расчетам негра, высокий гаолян должен был
амортизировать удар.
Над самой землей Джойс огляделся, надеясь увидеть
Чэна, но того уже не было в воздухе. В то же мгновение
большое тело негра прочесало в зарослях гаоляна борозду,
12 Заговорщики
177

по которой свободно могла бы проехать пушка. После полу¬
часовых поисков Джойс нашел Чэна в гаоляне. Летчик сидел
скорчившись. Голова его была опущена на грудь так, как
будто он что-то внимательно рассматривал у себя на животе.
—	Эй, Чэнни, что ты там так внимательно разгляды¬
ваешь? Просто удивительно, что этот имперский снайпер не
сделал из нас решето...
Чэн не поднял головы. Он оставался все в той же позе,
с рукою, прижатой к плечу. Из-под пальцев сочилась кровь.
Механик поднял голову летчика и потрепал его по щекам,
чтобы привести в чувство. Осмотрев рану, Джойс ободряюще
сказал:
—	Пустяки, старичок. На твою долю пришлась бронебой¬
ка. Ей просто нечего было делать в таком материале. Стоило
бы тебе ошибиться и подставить плечо под выстрел этой
обезьяны десятой долей секунды раньше или позже, и ты по¬
лучил бы зажигательную или разрывную... Эффект был бы
другой... Можешь встать?
Чэн уцепился здоровой рукой за негра. Так они шли не¬
которое время, но Джойс решил, что это чересчур медленно,
и попросту поднял маленького китайца на руки.
Когда голова летчика в бессилии опускалась на плечо
негра, Джойс начинал подпевать:
Кэйзи Джонс слетает в ад, как мячик,
Кэйзи Джонса черти ждут во мгле..,
И теперь швыряет серу в пламя
Он за то, что делал на земле..,
И ласково приговаривал:
—	Ну, ну, старичок, больше бодрости. Мы еще полетаем.
Солнце стояло уже высоко, когда они добрались до рас¬
положения отряда Фу.
Теперь времени у Джойса было сколько угодно — сбитый
разведчик был единственным самолетом, 'приданным отряду
Фу. сВпредь до получения новой материальной части Джойс
стал безработным. А материальную часть можно было ждать
только с той стброны — от противника.
Негр сидел перед фанзой и хмуро рассматривал некази¬
стую обстановку вокруг штаба Фу.
Прошло едва две недели с тех пор, как Джойс со Стилом
присоединились к его отряду. Сначала предполагалось, что
они пробудут здесь всего несколько дней, пока не откроется
возможность пробраться к главным силам Чжу Дэ. Но такая
возможность все не открывалась. Отряд Фу Би-чена действо¬
вал отдельно от главных сил 8-й армии. Стил и Джойс ус¬
пели отремонтировать доставшийся отряду трофей — старый
178

японский разведчик, и этот разведчик закончил свою корот¬
кую летную жизнь.
За это время Стил и Джойс так сжились с отрядом, слов¬
но проделали с ним весь тяжелый поход 8-й армии. За две
недели Джойс вдоволь насмотрелся на разрушения и опусто¬
шения, сопутствовавшие отступлению противника. Но всякий
раз, глядя на окружавшее его, он воспринимал это с новой
болью. Горе и нищета, до которых довела китайцев продаж¬
ная шайка чанкайшистских управителей, были безмерны. Это
было неизмеримо хуже того, что Джойсу приходилось видеть
на другом полюсе самоотверженной борьбы народов за луч¬
шую жизнь — в Испании. Джойс с возмущением думал о рав¬
нодушии, с которым мир взирал на море крови, льющейся
в Китае. Чем больше негр уяснял себе политику некоторых
держав, в особенности Англии и США, в китайских делах,
тем больше убеждался в их вероломстве я в духе ненасыт¬
ного стяжательства, руководившем каждым их действием.
Даже «акты помощи», вроде присылки врачей и медсестер
и кое-каких медикаментов, диктовались только желанием
не дать угаснуть войне.
Джойс был далек от мысли обвинять в такой низости са¬
мих врачей и сестер, приезжавших в Китай. Эти люди совер¬
шали тяжелые переходы, подвергали свои жизни опасности
со стороны мстительных японцев. Те, кто работал в госпита¬
лях и в полевых отрядах, бывали подчас настоящими героя¬
ми, они были полны самоотвержения и доброжелательства
к китайским товарищам. В большинстве своем то были настоя¬
щие сыны своего народа — простые американцы. И они не
были виноваты: американские генералы и коммерсанты делали
свою подлую политику за их спиной.
Но Джойс не всегда мог преодолеть в себе чувство насто¬
роженности, сталкиваясь тут со своими соотечественниками.
Особенную неприязнь вызывали в нем появлявшиеся время
от времени американские миссионеры. Никакие рассуждения
не могли заставить его отказаться от уверенности: это враги.
Джойс слишком хорошо знал роль католического духовенства
в судьбе Испанской республики, за которую и он пролил ча¬
стицу своей крови...
Взгляд Джойса скользнул по громоздившимся там й сям
кучам глины, перемешанной с соломой, с обломками досок,
с черепками посуды и грязным тряпьем. Еще совсем недавно
эти кучи, пахнущие дьшом и черемшой, были человеческим
жильем. Но японцы разрушали мирные деревни с таким оже¬
сточением, будто это были укрепленные форты неприятеля.
12*
179

За кучами бывших фаиз почти до самого горизонта про»
стирались поля. В полях беспорядочными клиньями разных
форм и размеров колосились потравленные хлеба. Подерну¬
тый радужными переливами бирюзовой зелени, волновался
ячмень. Он был низкоросл и редок, как вылезшие волосы ста¬
рика. Левее, где плотной стеной высились заросли гаоляна,
были войска гоминдана. Правее, примерно на том же рас¬
стоянии, должны были стоять японцы. Между японцами и от¬
рядом Фу Бя-чена протянулось большое болото. Оно при¬
крывало японцев от прямого удара Фу. Толковали, будто
в этом болоте есть сухой проход, позволяющий пересечь его
в направлении видневшейся верхушки ветряной мельницы.
Существовала ли в действительности такая тропа, карта ска¬
зать не могла. Единственно точные данные в таких обстоя¬
тельствах могли бы дать местные жители. Но тут их не
было. Все живое бежало, узнав о приближении отступающих
японцев. Немногим меньше японцев население боялось и
войск гоминдана. Народ плохо верил тому, что Чан Кай-ши
способен честно выполнять соглашение с компартией Китая
о действиях против японцев. Народ слишком хорошо знал
и самого старого разбойника и тех, кто его окружал. Нравы
пресловутых «четырех семейств» не были секретом для про¬
стых китайских людей.
В том положении, в каком Фу оказался со своим отрядом,
можно было только гадать. Если войска гоминдановского ге¬
нерала Янь Ши-фана, войдя в контакт с отрядом Фу, будут
действовать, как предписывает соглашение, японцев мож¬
но будет зажать в клещи. Ни одному из врагов не удалось
бы тогда уйти из мешка, задуманного Фу Би-ченом. В извест¬
ном смысле это могло бы быть прекрасным завершением дли¬
тельного и мучительного похода отряда. Но... в том-то и беда,
что Янь Ши-фану нельзя было верить.
Размышления Джойса были прерваны появлением Фу
Би-чена и Стила.
3
Фу Би-чен был худой цзянсиец, измученный лихорадкой.
Когда-то он учился в Йеле, но уже почти забыл, что намере¬
вался посвятить жизнь написанию истории иностранных втор¬
жений в Китай. Взявшись за военное дело как за временную
необходимость, вызванную жизнью, вроде хозяина дома, ко¬
торый берется тушить пожар, вовсе не собираясь становиться
пожарным, Фу в конце концов стал больше военным, чем
историком. Вот уже двенадцать лет как он занимался воен¬
ным делом.
180

Прочнее других событий из истории у -него в памяти дер¬
жались подробности тех эпизодов антикитайекой борьбы ино¬
странцев, участниками которых были американцы. Возможно,
потому, что сам он провел в Америке достаточно времени,
чтобы понять лживость деклараций о свободе и демократии,
прикрывавших политику Соединенных Штатов. Фу Би-чен
прекрасно помнил и не раз повторял своим соотечественни¬
кам имя Фредерика Таунсенда Уорда из Салема, чью могилу
американские коммерсанты сделали впоследствии местом по¬
клонения. Фу Би-чен рассказывал о том, как американские
торговцы Шанхая собирали средства на формирование шайки
этого Уорда, намеревавшегося «показать тайпинам, что та¬
кое настоящие американские парни». Фу Би-чен собрал в свое
время достаточно подробностей о подлой роли, какую сыгра¬
ли корабли военно-морского флота США в событиях, привед¬
ших к заключению злополучного тяньцзинского договора. Фу
Би-чен рассказывал, как американские корабли «Портсмут» и
«Левант», прикрываясь правом нейтралов плавать по реке
Кантон, закрытой китайцами для вторжения англичан, под¬
вергли бомбардировке китайские укрепления и разгромили их
без всякого к тому; повода со стороны китайцев, ради прямого
содействия своим «белым братьям». Фу Би-чен отыскал в
истории данные, разоблачающие провокационные действия
американского коммодора Тэтнолла под Дагу, приведшие
к высадке американцев в Тяньцзине и к созданию там амери¬
канской концессии.
А услуги Уорда китайскому императорскому командова¬
нию? Не он ли возглавил солдат императора, чтобы вместе
с английскими солдатами генерала Стэнли и французскими
матросами адмирала. Портэ отбить у тайпинов Шанхай?
Наконец, подробнее всего и, пожалуй, с наибольшим жа¬
ром Фу Би-чен упоминал о событии, заставившем его бросить
университет и устремиться на родину, чтобы стать простым
солдатом Мао Цзе-дуна. Это были события 1927 года. По¬
лиция французской концессии в Шанхае повела секретные пе¬
реговоры с Чан-Кай-ши и с главарем шанхайских торговцев
опиумом, известным гангстером Ду Юэ-шэном. Заговорщики
хотели разоружить рабочих, державших в своих руках ки¬
тайскую часть города. Шанхайские компрадоры — купцы и
банкиры — обещали Чан Кай-ши и Ду Юэ-шэну финансовую
поддержку. Ду Юэ-шэ-н поставил условием своего участия
в преступлении, чтобы его вооруженная банда численностью
в пять тысяч человек была пропущена через территорию ино¬
странного сеттльмента, традиционно недоступную вооружен¬
ным китайцам. В то время председателем совета сеттльмента
был американец Стирлинг Фессенден. Именно он и проголо¬
181

совал обеими руками за беспрецедентный пропуск разбойни¬
ков через запретную территорию сеттльмента и за провоз
вооружения и амуниции «усмирителей». Ночью банды Ду Юэ-
шэна и Чан Кай-ши проникли в тыл рабочим. В течение не¬
скольких часов они вырезали тысячи мирных жителей. Одно¬
временно Чан Кай-ши пустил в ход свои вооруженные отряды
и в других частях страны. Там также убивали десятки тысяч
рабочих и крестьян, вылавливали неугодных ему руководите¬
лей китайской интеллигенции и коммунистов. Его банды пре¬
дательским ударом разоружили «ненадежные» войсковые
части. Повсеместная резня должна была убедить революцион¬
ные элементы Китая в том, что их роль окончена. Чан Кай-
ши намеревался поставить точку в развитии китайской рево¬
люции.
В те дни Фу Би-чен следом за тревожными сообщениями
прессы о событиях на его родине прочел:
«...либо национальная буржуазия разобьет пролетариат,
вступит в сделку с империализмом и вместе с ним пойдет
в поход против революции для того, чтобы кончить ее установ¬
лением господства капитализма;
либо пролетариат ототрет в сторону национальную бур¬
жуазию, упрочит свою гегемонию и поведет за собой мил¬
лионные массы трудящихся в городе и деревне для того, что¬
бы преодолеть сопротивление национальной буржуазии, до¬
биться полной победы буржуазно-демократической революции
и постепенно перевести ее потом на рельсы социалистической
революции со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Одно из двух».
Молодой историк много думал над этим. Ему показалось,
что прямым ответом на все его сомнения являются слова:
«...кто хочет уничтожить феодальные пережитки в Китае, тот
должен обязательно поднять руку против империализма и им¬
периалистических групп в Китае», и «...буржуазно-демократи¬
ческая революция в Китае является вместе с тем революцией
антиимпериалистической... нынешняя революция в Китае яв¬
ляется соединением двух потоков революционного движения —
движения против феодальных пережитков и движения против
империализма».
Проанализировав прочитанное, Фу Би-чен увидел смысл
шанхайских событий так, как если бы ему. прочли о них це¬
лый курс лекций. Он понял, что отошел в прошлое тот этап
революции, когда буржуазии было по пути с рабочим клас¬
сом и крестьянством. Их пути разошлись. Буржуазия испу¬
галась размаха революционного движения народа. Она
предпочла пойти против народа своей страны — с китайскими
феодалами и иноземными империалистами.
182

Фу Би-чен пришел к окончательному решению: время для
занятий историей придет, когда революционный лагерь
победит отечественных феодалов, компрадоров-предателей и
иностранных империалистов, засевших в Китае, как в своей
вотчине. Битва за эту победу и должна стать последней гла¬
вой истории книги, которую собирался писать Фу Би-чен. Фу
Би-чен без колебаний согласился занять скромное положение
ученика авиационной школы. Когда курс школы был окон¬
чен, пилот Фу Би-чен пересек океан, преодолел пустыни и го¬
ры, чтобы явиться к Мао Цзе-дуну.
—	Моя жизнь в вашем распоряжении.
К удивлению Фу Би-чена, в тот первый вечер его знаком¬
ства с вождем разговор шел не о военных делах и «е о собы¬
тиях китайской революции. Мао Цзе-дун половину вечера
расспрашивал Фу Би-чена о постановке в Штатах универси¬
тетского образования и исторических исследований. Вторую
половину вечера, вернее сказать, ночи, беседа шла о пред¬
метах очень мирных и очень далеких от событий, окружав¬
ших собеседников: о философии и теории познания, о Спи¬
нозе, Канте, Гегеле, Руссо. Председатель партии говорил о
Гете с таким живым интересом, как если бы в стихах веймар¬
ского поэта рассказывалось о том, как добыть свободу китай¬
скому народу. Фу Би-чен бцл повергнут в полное изумление,
когда услышал, как легко и свободно Мао Цзе-дун говорит
об Аристотеле и Платоне, которых сам Фу знал только по
именам: в Америке он никогда их не читал и даже не видел
их переводов. Когда же Мао Цзе-дун заговорил о таких со¬
кровищах мировой литературы, как творения Толстого и Пуш¬
кина, Фу Би-чен слушал это, как открытие: ни одного из этих
произведений он не знал. Единственный момент, когда он ду¬
мал, что что-то знает, наступил, когда председатель, протянув
гостю томик Лонгфелло, попросил его прочитать что-нибудь
из «Песни о Гайавате».
—	К сожалению, она не переведена на китайский.
Читая, Фу Би-чен искоса поглядывал на председателя и
видел, что тому доставляет удовольствие музыкальное созву¬
чие рифмы. Фу Би-чен перевел стихи.
—	Очень хорошее звучание стихов, — сказал Мао Цзе-
дун после некоторого молчания. — Но нет ничего удивитель¬
ного, что, не достигнув понимания духа других наций, амери¬
канцы возвратились к бездне зла и темноты. Пройдет
время, и человек будет вспоминать о наших днях, как о про¬
пасти, отделявшей его от счастья, которое принес с собою
коммунизм... — Мао Цзе-дун взглянул на часы, показывав¬
шие уже далеко за полночь. — Вам пора отдохнуть, а мне
заняться делами... Завтра мы поговорим с вами уже не о
183

прошлом, а о путях прекрасного будущего. Их открывает нам
учение Маркса и Ленина. Мы с вами подумаем над указа¬
ниями, которые дает трудовому народу всех стран Сталин...
Я никогда не видел этого человека и не говорил с ним, это
свидание — мечта, которую я надеюсь когда-нибудь осуще¬
ствить, но каждое слово Сталина проникает мне в мозг и в
сердце, -как вещее слово самой истории... — Он задумчиво
повторил: — Завтра мы поговорил с вами об этом...
На прощание Фу Би-чен спросил:
—	Полагаете ли вы, председатель, что я смогу принести
пользу делу освобождения моего народа? — И, чуть за¬
пнувшись, прибавил: — Под вашим руководством, пред¬
седатель...
Уже много позже он понял, что последние слова были
лишними: Мао Цзе-дун был лишен всякого честолюбия. Он
никогда не придавал своему участию в революции значения
исключительности, хотя оно и было огромно.
В ответ*на слова Фу Би-чена он улыбнулся и сказал:
—	Не я буду определять правильность или ошибочность
вашего поведения в революции, а то, поймете ли вы сами, че¬
го от вас ждет наш народ и единственная партия, которая
ведет его к действительному освобождению, — наша, комму¬
нистическая партия.
—	Но вы — руководитель партии! — воскликнул Фу Би-
чен.
—	Допустим, что так...—сказал Мао Цзе-дун.—Но Цент¬
ральный Комитет — вот линза, в которой собирается свет
коллективного разума и энергии партии. Очень важно, чтобы
вы поняли: только в луче коллективного разума партии вы
можете отыскать правильный путь в беспредельных просто¬
рах и в сложном лабиринте истории. Вспомните Чэн Ду-
сю — вот пример того, к чему приводит отрыв от разума
и воли партии. Это политическая смерть. Скатившись в объ¬
ятия троцкистов, Чэн Ду-сю неизбежно стал таким же преда¬
телем дела революции и освобождения своего народа, как
сам Троцкий.
—	Это я уже понял, — несмело проговорил Фу Би-чен.
—■ И еще многое должны будете понять... Чтобы найти
правильный путь на нынешнем этапе нашей револю¬
ции, вам следует близко, очень близко познакомиться с путя¬
ми нашего крестьянства. Крестьянское движение в наше время
приобретает в нашей стране небывалые размеры и огром¬
ное значение. Это будет подъем миллионов и миллионов кре¬
стьян. Я убежден: они разорвут все связывающие их путы и
устремятся на путь освобождения. Родившись в Хунани, это
движение уже охватило Хубэй, Цзяньси, Фуцзян, весь Китай.
184

Под нашим руководством. И в этом сила нашей партии.
И если вы, товарищ Фу Би-чен, хотите оставаться верным сы¬
ном своего народа...
—	Клянусь вам... — начал было Фу Би-чен, но тотчас
смолк, так как Мао Цзе-дун продолжал:
—	Нет, не клясться, а понять... понять на данном этапе
китайского крестьянина, — мягко проговорил Мао. — Понять,
что иной путь, кроме пути коммунистической партии, в кре¬
стьянском вопросе — ошибка, — вот что вам нужно. Если вы
хотите итти с нами, то должны приготовиться к величайшим
испытаниям. Они будут долгими. Многим они покажутся ли¬
шенными надежды. Но мы не боимся их, потому что видим
победу. Безусловную и окончательную победу.
—	Я с вами, я с вами! — воскликнул Фу Би-чен и тут
же смущенно добавил: — Если только не может помешать
то, что я еще не так хорошо знаком с партийной наукой, что¬
бы сказать: «Я марксист, я ленинец». Теперь я вижу, что за¬
нимался в Америке совсем не тем, чем следовало.
—	Вы не правы, — спокойно возразил Мао Цзе-дун. —
Ваши знания нам пригодятся. Именно теперь вы сможете
взглянуть на них с позиций марксизма и разоблачить то, что
является в них ложным и враждебным. — Мао Цзе-дун про¬
тянул Фу Би-чену руку: — Идите же отдыхать, завтра мы
продолжим беседу.
Но на следующий день Фу Би-чену уже не удалось ни
услышать Мао Цзе-дуна, ни повидать его. Фу Би-чена пригла¬
сил к себе Пын Де-хуай и дал ему первое задание. К удивле¬
нию Фу Би-чена, это задание не имело ничего общего с авиа¬
цией. Но на выполнение его Фу Би-чен должен был
отправиться немедленно.
Через полчаса Фу Би-чен был уже в пути к первой ступе¬
ни в лестнице испытаний, приведших его к тому, над чем он
думал сейчас: как покончить с последней колонной я-понцев,
стоявшей на его пути к соединению с главными силами Чжу
Дэ. За время, что Фу Би-чен двигался по этой длинной «лест¬
нице, разрозненные отряды успели слиться в единую могучую
Красную армию Китая. Она успела совершить свой легендар¬
ный двенадцатитысячекилометровый поход через весь Китай.
Потом Красная армия Китая превратилась в 8-ю и новую
4-ю народно-революцио-нные армии. За эти годы Фу Би-чен
почти забыл, что учился летать, — он стал ветераном пехоты.
Никогда и никому он не выдавал чувств, которые вспыхивали
в нем иногда при виде самолета. Но на данном этапе военной
истории Свободного Китая пехотные командиры были нужнее
летчиков, и Фу Би-чен только изредка тешил себя надеждой,
что когда-нибудь это положение изменится..*.
185

Фу Би-чен знал, что разбить стоявшую перед ним колонну
японцев и соединиться с Чжу Дэ — значит преодолеть еще
одну очень важную ступень к окончательной победе над си¬
лами врагов. Теперь-то уж он знал, что означают для Китая
сказанные в Москве слова:
«Характерно, что перед началом вторжения Японки в Се¬
верный Китай все влиятельные французские и английские га¬
зеты громогласно кричали о слабости Китая, об его неспо¬
собности сопротивляться, о том, что Япония с ее армией мо¬
гла бы в два-три месяца покорить Китай. Потом европейско-
американские политики стали выжидать и наблюдать. А потом,
когда Япония развернула военные действия, уступили ей
Шанхай, сердце иностранного капитала в Китае, уступили
Кантон, очаг монопольного английского влияния в Южном
Китае, уступили Хайнань, дали окружить Гонконг. Не прав¬
да ли, все это очень похоже на поощрение агрессора: де¬
скать, влезай дальше в войну, а там посмотрим».
Фу Би-чен на себе и на своих людях испытал уже, что
означает это «посмотрим». Но чем больше он это испытывал,
тем тверже становилась его уверенность в победе и над япон¬
цами, которых поощряли к агрессии, и над теми, кто намере¬
вался «посмотреть».
4
Из шалаша санитарной части вышел Чэн. Рука летчика
покоилась в повязке, в расстегнутом вороте куртки белели
бинты, но недавняя бледность уже исчезла с его лица. Уви¬
дев командира, он улыбнулся.
—	Как дела? — спросил Фу Би-чен.
—	Прекрасно, — ответил Чэн, — через два дня буду, как
новый. Кости не задеты, пустяшная царапина. Одним словом,
все очень хорошо.
Сидевшие на обгорелом бревне Стил и Джойс подвину¬
лись, чтобы дать место раненому.
Мимо них два солдата провели высокого сутулого челове¬
ка в рваном ватнике.
—	Пленный? — спросил Чэн.
—	Перебежчик, — ответил Фу Би-чен.
Как и всякий другой в отряде, Чэн радовался каждому
новому человеку, приходившему с той стороны. Перебежчик—
это новые сведения о враге, возможность разобраться в мест¬
ности, установить связь с главными силами. Чэн живо
спросил:
—	Что-нибудь новое?
186

Некоторое время Фу Би-чен молча смотрел на окурок, за-
жатый в кончиках его тонких, желтых от лихорадки пальцев,
с необыкновенно узкими, как у женщины, миндалевидными
ногтями. Потом нехотя ответил:
—	Болтает о своей ненависти к японцам. А спросишь про
дорогу на мельницу — мнется и путает.
—	Здешний? — спросил Чэн.
—	Мельник.
Пока они сидели, взгляд Фу Би-чена время от времени об¬
ращался к болоту. Словно особенная, притягательная сила
таилась в большом буро-зеленом пространстве, тянувшемся
к горизонту. Чэн понимал, что так же, как у него самого, у
командира засела мысль о загадочной тропе и о холме
с мельницей в конце ее, господствующем над местностью. От¬
туда японцы просматривали и тропу, и все болото, и овои
фланги, уходившие в поля гаоляна.
Окружить японцев Фу Би-чен не мог. Для такой операции
отряд его был чересчур малочисленным. Положиться на то,
что один из флангов возьмут на себя гоминдановцы, значило
рисковать всем делом. Если они изменят, японцы смогут бро¬
сить все свои силы против Фу Би-чена.
Для неожиданного удара оставалась тропа. Но нечего бы¬
ло и думать соваться на нее до тех пор, пока над местностью
господствует мельница. А без снарядов единственная батарея
Фу Би-чена была бессильна сбить мельницу.
У китайцев не было снарядов, а японцы не испытывали
в них никакого недостатка. Через строго определенные проме¬
жутки времени они обстреливали расположение отряда Фу
Би-чена. Роща у деревни перестала служить маскировкой.
Деревья были частью просто повалены снарядами, а частью
так ощипаны осколками, что голые ветви торчали во все сто¬
роны, никого и ничего не укрывая. Об этом можно было су¬
дить по тому, что иногда японцы открывали огонь даже по
одиночной арбе, пробиравшейся из тыла к позиции отряда,
и даже по отдельному верховому.
Вскоре после прибытия высокого пленного японцы начали
обычный предобеденный обстрел.
Фу Би-чен и все сидевшие с ним спустились в блиндаж,
накрытый легким накатом. Там царили полумрак и тишина.
Особенная боевая тишина. Чем дольше тянулся обстрел, тем
органичней сливались эти звуки с тишиной и, наконец, начи¬
нали восприниматься как нечто идущее от нее самой. Дребез¬
жанье консервной банки, из которой Фу Би-чен пил чай, каза¬
лось Джойсу громче, нежели грохот канонады.
Прислушавшись к нескольким разрывам, Джойс со сме¬
хом крикнул:
187

—	Они не могут к нам пристреляться, а -палят уже не¬
сколько дней!
—	Они не хотят нас спугивать, — спокойно возразил Фу
Би-чен. — Поверьте: на случай надобности у них пристреля¬
но каждое дерево. Педантичностью они похожи на
немцев.
—	Можно подумать, что Сект был советником у, них, а не
у Чан Кай-ши, — сказал Чэн.
—	Не поручусь за то, что у них и сейчас нет там нем¬
цев, — сказал Стил.
Фу Би-чен покачал головой:
—	Японцы сами могли бы кое-чему научить немцев.
—	И, насколько нам известно, немцы продолжают кое-что
делать у бумажных тигров, — заметил Чэн.
—	Ну, это не могло бы им помешать работать и у япон¬
цев, — заявил Джойс.
Выцедив из банки последние капли чая, Фу Би-чен с уко¬
ризною проговорил:
—	Вы не очень хорошего мнения о людях.
—	Если американцы могут продавать оружие обеим сторо¬
нам, то почему немцы не могут быть советниками у двух
сторон?
—	Снаряды и люди — не одно -и то же, — сказал Фу
Би-чен.
—	Не вижу разницы, когда дело идет о янки, — сказал
летчик.
^ Чэн прав, —' поддержал его Джойс. — Для'всей этой
сволочи бизнес остается бизнесом, даже когда он у порядоч¬
ных людей называется разбоем. Вы думаете их смутила бы
необходимость сражаться против кого угодно, лишь бы им
хорошо платили?! Нуждайся мы в инструкторах и имей мы
деньги для их оплаты — они пошли бы и к нам.
—	Немцы? — спросил Стил.
—	И немцы и янки, — сказал Джойс.
—	Разумеется, ты прав, — согласился Стил. —: Но иногда
хочется думать, что наш народ не зря провозгласил билль о
правах.
—	К чорту абстракции, Айк! — сердито сказал Джойс.—
Раньше за тобою не водилось такого греха.
—	Когда уезжаешь с родины, — медленно, с оттенком
грусти проговорил Стил, — все, что осталось там, начинает
казаться немного лучше...
—* Веревка, приготовленная Миллсом, не кажется мне от¬
сюда шелковым галстуком...
Стил поморщился: негр был прав.
188

Джойс принялся старательно скручивать’ папиросу. Но
бумага не слушалась его пальцев. Провозившись несколько
времени, негр с досадой отшвырнул бумагу вместе с
табаком.
: Передайте мне чай, ребята,—сказал он и налил себе
в ту же банку, из которой только что пил Фу Би-чен, так как
второй в блиндаже не было.
—	Нужно все-таки покончить с этой мельницей, коман¬
дир, — сказал он Фу Би-чену.
Тот ответил молчаливым кивком.
—	Иначе они рано или поздно покончат с нами.
Командир снова кивнул головой.
—	Если у них будет этот наблюдательный пункт, — заме¬
тил Стил.
—	Его у них не будет, — тихо, но очень уверенно прого¬
ворил Фу, Би-чен.
Все вопросительно на него уставились.
—	У вас нет ни одного снаряда, чтобы дотянуться до
мельницы, — сказал Чэн.
—	Но у меня есть руки, — и Фу Би-чен протянул над
столом узкие кисти рук с длинными, тонкими, как у женщи¬
ны, пальцами.
Стил покачал головой:
—	Оружие не из сильных.
—	Самое сильное на свете, — спокойно возразил Фу
Би-чен.
Обстрел окончился. Все вернулись в штабную фанзу.
Чэн достал здоровой рукой часы и показал их Фу Би-чену:
—	Мельника до сих пор нет.
—	Его допрашивают в трибунале.
Джойс усмехнулся:
—	Небось, чувствует, что его голова болтается на ни¬
точке...
Командир строго посмотрел на него.
—	Почему? Если он хороший человек...
—	А если нет?
—	Все равно его сначала приведут ко мне. —- И Фу Би-
чен вытянул руку, чтобы посмотреть на часы. — Минут через
десять он будет здесь.
Хотя это было сказано без всякого нажима, все поняли,
что так оно и будет: железные порядки, введенные команди¬
ром отряда, знали не только те, кто прошел с ним все два¬
дцать тысяч ли похода.
Циновка над входом шевельнулась.
189

—	Я доставил арестованного, командир, <— проговорил
солдат, просовывая голову в фанзу.
Движением руки командир отпустил конвойного и внима¬
тельно всмотрелся в перебежчика. Это был высокий шансиец
е рябым длинным лицом. Повидимому, ему было жарко —
ватная куртка была распахнута на груди. Куртка эта была
необыкновенно стара и совершенно изорвана. Из многочис¬
ленных прорех клочьями торчала грязная вата. Мельник был
так зловеще худ, что его лопатки выпирали даже из-под ват¬
ника.
Мельник настороженно, исподлобья оглядел сидящих. Гла¬
за его были полуприкрыты воспаленными красными ввкам'и.
Все лицо казалось неопрятным и колючим, как старая щетка.
Почти черная от загара шея была похожа на свилеватое
полено, побывавшее в огне. Кадык выдавался острым
сучком.
Говорил мельник то неохотно, робко, то вдруг начинал то¬
ропиться, точно боясь, что ему не дадут досказать. При этом
кадык его под распахнутым воротом ватника ходил быстро¬
быстро.
—	Зачем вы пришли к нам? — опросил Фу Би-чен.
Не поднимая глаз, мельник негромко ответил:
—	Если вы не верите мне, прикажите убить меня.
—	Зачем же мне убивать вас?
—	Все генералы убивают нас.
—	Вы же знаете — тут ваши друзья.
Напрасно подождав ответа, Фу Би-чен спросил:
—	Ведь вы пришли к нам как друг, не правда ли?
Мельник молча обернулся спиною к сидящим. Все увиде¬
ли, что руки его связаны у локтей.
Фу Би-чен перегнулся через стол и разрезал веревку.
В фанзе долго царило молчание. Наконец Фу Би-чен под¬
нял взгляд на мельника:
—	Ну?
—	Что же мне сказать человеку, который и так знает все?
—	Вы не у японцев. Говорите, что есть на сердце.
—	Не выжжено ли из сердца бедняка все, чем живет че¬
ловек?
—	Разве нет у вас дома, где согревается самое холодное
сердце?
—	Дом мой —< там! — мельник махнул рукой в простран¬
ство.
—	Но в доме есть жена, разделяющая труд и горе бед¬
ного человека, — ласково проговорил Фу Би-чен.
—	Да... в доме бедняка есть жена.
190

—	Ив доме есть дитя — надежда опустошенной души, —•
уверенно сказал Фу Би-чен.
Рябое лицо мельника впервые осветилось слабой улыбкой.
—	Скоро два года как жена родила мне девочку — неж¬
ный цветок большой радости... — Мельник посмотрел на
пальцы своих босых ног и проговорил почти про себя: — Она
лепечет «мяу-мяу».
—	Мяу-мяу?
—	Мельница давно стоит. То, что собирают бедняки, они
могут истолочь и в маленькой ступе...
—	Ну, ну...
—	Мы с женою работаем в поле. Дитя остается в доме
с котенком. От зверя наш цветок и научился своему первому
слову: мяу-мяу...
Голова мельника упала на грудь, и улыбка сбежала с его
лица. Оно снова стало темным и сухим, как кусок обгорев¬
шего дерева.
Фу Би-чен подвинул мельнику табак. Шансиец не шевель¬
нулся. Фу Би-чен вынул свою трубку и протянул ему.
Мельник опустился на корточки перед ящиком, служив¬
шим Фу Би-чену столом, и стал набивать трубку.
—	Мяу-мяу! — повторил Фу Би-чен и улыбнулся. —
Сердце ваше полно, как весенняя река. Разве вы пришли
сюда не для того, чтобы защищать эту полноводную
радость?
—	Так говорят все генералы, господин, ■—■ со вздохом от¬
ветил мельник.
—	Я не господин, а друг ваш и товарищ.
Ничего не ответив, мельник затянулся трубкой.
Фу Би-чен дал ему сделать несколько затяжек, потом
спросил:
—	Вам знакомы эти шеста?
—: Вы сами знаете больше, чем спрашиваете.
—	Вы исходили тут каждую тропку?
—	Исходил, господин.
—	Называйте меня «товарищ».
—	Хорошо, госп...
Фу Би-чен подошел к выходу и откинул цыновку.
—	Идемте!
Оставшимся в фанзе было видно, как командир подвел
мельника к стоявшей под пригорком стереотрубе.
Фу Би-чен взял мельника за плечо и пригнул к окуляру.
—	Видите дом?
—	Да... товарищ.
—	В нем и остался ваш маленький цветок радости.
Мельник подался вперед всем тощим длинным телом так,
191

что едва не свалил трубу. Долго смотрел, потом в нереши¬
тельности сказал:
—	Если вы говорите, значит так.
—	А разве это не ваша фанза?
—	Не знаю...
—■ Это не дом возле мельницы? —• терпеливо спросил Фу
Би-чен.
Мельник бросил еще взгляд в стереотрубу.
—	Не знаю...
—	Не узнаете своего дома? На вашей мельнице — япон¬
ский наблюдатель.
—	Может быть...
—	Вы не знаете?
—	Не знаю...
Чэну, внимательно следившему за разговором, было ясно:
перебежчик лжет. Летчик уже пришел к выводу, что это во¬
все не перебежчик, а японский лазутчик. Он подослан, чтобы
узнать намерения Фу Би-чена. Величайшей ошибкой со сто¬
роны командира было бы заговорить о тропе. Но именно тут
Фу Би-чен и сказал:
—	Здесь есть тропа, по которой можно подойти к мель¬
нице.
«Теперь, если он убежит, японцы будут знать, что мы
намерены воспользоваться тропой», — подумал Чэн и почти
с ненавистью посмотрел на мельника. Если бы не дисципли¬
на, он выхватил бы пистолет и уложил бы долговязого парня
на месте. Но Чэн сидел неподвижно и молчал. А Фу Би-чен,
словно смеясь над его сомнениями, говорил:
—	Этой тропой можно подойти к мельнице так, что япон¬
цы не заметят?
Мельник несколько мгновений смотрел в сторону.
—	Не знаю...
Фу Би-чен пожал плечами.
—	Жаль... Знай вы тропу, мы вьгбили бы отсюда япон¬
цев... — И после некоторого раздумья прибавил: — Так при¬
казал Чжу Дэ.
Мельник подался всем корпусом к Фу Би-чену:
—	Чжу Дэ?!
—	Чжу Дэ.
Казалось, мельник не верил своим ушам:
—	«Один из четырех»?
—	А разве есть еще один такой спутник у Мао Цзе-дуна?
Мельник вскочил:
—	Мао Цзе-дун? Если бы я мог верить своим ушам!..
Фу Би-чен отвернулся с напускным равнодушием. Мель¬
ник просительно сложил руки:
192

—	Как отличить тех, кому можно верить, от тех, кого на¬
до бояться?
Все с тем же равнодушием Фу Би-чен пожал плечами, а
мельник умоляюще воскликнул:
—	Я хочу, верить, но... нас научили бояться...
—	И «Чжу Мао»? — Фу Би-чен укоризненно покачал го¬
ловой. — И этих львов храбрости и правды?
—	Только не их!
—	Вы хотите, чтобы ваш цветок никогда больше не уви¬
дел лица японского солдата?
—	О-о!
—	Вы хотите, чтобы ни один разбойник никогда не подо-'
шел к вашим дверям?
—	Товарищ!
—	Тогда верьте мне- я человек «Чжу Мао».
Мельник покачал головой и словно про себя пробормотал:
—	Лица японцев похожи на морды бешеных собак.
—	Вы их боитесь?
—	Стоит ли бояться смерти?
—	Смерть? Каждый убитый японец — победа над
смертью.
—	Я хотел бы бытй солдатом Чжу Дэ, чтобы прогнать'
смерть с полей, где растет цветок моей жизни. — Мель¬
ник скрестил руки на груди и нараспев произнес: —■ Ростом
Чжу Дэ выше деревьев. Он всех умнее, сильней и смелей. Он
прост и добр. Он видит все на сто ли вокруг. Он угадывает
мысли врагов. Он может наслать на них дым и ветер....
—	Откуда вы знаете?
—	Когда он бодрствует, народ ждет его приказов. Когда
он говорит, его слушает весь Китай. Когда он спит, народ
охраняет его сон... — Он помолчал и закончил как песню: —
Его армия в ста сражениях побеждает сто раз... Я хочу
быть солдатом Чжу Дэ!
—	Путь к нему прям, — проговорил Фу Би-чен. — Он ве¬
дет по тропе, на ту сторону болота.
—	Если бы я мог верить...
—	Тропа нужна вам так же, как мне. Подумайте..; —
С этими словами Фу Би-чен вошел в фанзу и опустил за
собою цыновку. Мельник остался один в сгустившейся тьме
ночи. Из фанзы его не было видно. Чэн подошел к цыновке
и отогнул ее край, но Фу Би-чен остановил его повелитель¬
ным жестом.
—	Мне он совсем не нравится, — тихо сказал Чэн.
Фу Би-чен неопределенно пожал плечами.
В фанзе царило молчание.
Первым опять заговорил летчик.
13 Заговорщики
193

—	Он знает тропу... я уверен.
—	Я тоже, — сказал командир.
—	Так отправьте же его в трибунал!
Стил произнес по-английски:
—	Этот тип и мне не нравится.
—	Едва ли он, переходя к нам, рассчитывал на то, что
придется всем по сердцу, — сказал Фу Би-чен.
—	В трибунале разобрались бы, не подослан ли он япон¬
цами. Если так, унция свинца — и все, — сказал Стил.
—	А тропа? — спросил Фу Би-чен.
—	Быть может, можно найти другого человека? — пред*
ложил Джойс.
—	Как хорошо, что вы все только авиаторы, — ирониче¬
ски сказал Фу Би-чен.
—	Бросьте философию, Фу, — раздраженно проговорил
Стил. — Нам нуж-на тропа. Пусть этот парень поворачивается
и идет вперед. Я готов итти за ним с пистолетом. Посмот¬
рим, поведет он нас или нет.
Мельник стоял по другую сторону цыновки. Опершись
одной рукой о притолоку, он прислушивался к голосам, раз¬
дававшимся в фанзе. По его лицу никто не мог бы сказать,
понимает ли он то, что говорится там по-английски. Когда
.умолк голос Стила, мельник приподнял цыновку. Вытянув¬
шись, по-солдатски прижал руки к бедрам и обратился к Фу
Би-чену:
—	Я хочу вам много сказать.
—	Говорите.
Шансиец посмотрел на Стила.
—	Не при этом человеке.
—	Он не понимает по-китайски.
—	Вы не можете этого знать.
Это были первые слова, произнесенные мельником тоном
полной уверенности.
Когда командир перевел его слова американцу, тот мол¬
ча поднялся и вышел из фанзы.
Мельник посмотрел в глаза Фу Би-чену.
—	Я скажу, зачем меня прислали.
—	Кто прислал? — удивленно спросил командир.
—	Японцы.
При этих словах из темного угла вынырнул Чэн.
—	Я говорил вам!
Движением руки Фу Би-чен заставил его замолчать. Лет¬
чик нехотя'опустился на кан.
—	Зачем же они вас прислали? — спросил Фу Би-чен
таким тоном, как будто все это было самым обыкновенным
делом.
194

—	Чтобы я показал вам дорогу к мельнице, но не той
тропой, о которой вы спрашиваете, — о ней японцы ничего
не знают, — а по краю болота.
—	Зачем же вы повели бы нас по краю болота?
—	Чтобы вы попали в ловушку... чтобы японцы могли
уничтожить ваш отряд.
—	Покажите, где проходит вторая дорога.
Фу Би-чен поспешно вышел из фанзы, сопровождаемый
мельником. Следом за ними, вынув пистолет, вышел Чэн.
Рядом тяжело шагал Джойс.
Через несколько минут они вернулись в фанзу.
—	Теперь я буду вашим солдатом. У меня есть все, что
нужно солдату: ненависть в груди, отвага в сердце и пре¬
данность в мыслях, —■ высокопарно проговорил мельник.
—	Солдату необходимо еще ружье,—ответил Фу Би-чен.
—	Вы дадите мне ружье. — Теперь тон мельника стал
уверенным, как у человека знающего себе цену.
—	Хорошо, возьми, — проговорил Фу Би-чен, как будто
тут же протягивая мельнику ружье.
Тот удивленно огляделся:
—	Где?
—	Там, — и Фу Би-чен махнул рукой по направлению
к двери, — на мельнице.
—	На мельнице нет оружия, — обиженно произнес шан¬
сиец.
—	Оно есть там у японцев.
Мельник рассмеялся:
—	Я понял!
Фу Би-чен спросил:
—	Когда вы должны были провести нас по боковой до¬
роге в ловушку японцев?
—	Завтра, к часу, когда зайдет луна.
Фу Би-чен не надолго задумался.
—	Идите отдыхайте. Я распоряжусь: вам дадут рису.
—	Я возьму его с собой... Цветок голоден.
—	Для цветка дад>т отдельно. Поешьте и ложитесь.
Едва мельник успел выйти, как Чэн поспешно сказал:
—	Позвольте мне лечь рядом с ним.
Фу Би-чен отрицательно покачал головой:
—	Если бы вы не были ранены, для вас нашлось бы со¬
всем другое дело.
—	Пусть мысль о моей ране не мешает Еам отдать боевой
приказ, — возразил Чэн. — Я так же здоров, как был вчера.
Фу подождал, пока в фанзу вернулся Стил, и обвел троих
авиаторов взглядом своих добрых, покрасневших от лихорад¬
ки глаз.
13*
195

—	В моем отряде вы единственные люди, знающие, что
такое машина... Никто из вас никогда не имел дела с бро¬
невым автомобилем?
Джойс и Стил одновременно вскочили с кана.
—	Остальное понятно, командир, — проговорил Стил и,
кивнув Джойсу, направился к выходу.
—	Вы думаете, что его можно починить? — крикнул ему
вслед Фу Би-чен.
Стил только махнул рукой и вместе с Джойсом выбежал
прочь.
Через полчаса Джойс вернулся в фанзу.
—	Эта старая японская телега почти исправна, — воз¬
бужденно доложил он. — Кое-какие пустяки мы починим
в течение одного-двух часов.
—	Как хорошо, что мы не бросили этот трофей, — радо¬
стно произнес Фу Би-чен. — А сколько .усилий стоило прита¬
щить его сюда... Когда он может быть готов?
Джойс глянул на часы.
—	К полуночи, командир.
—	Значит, через час после полуночи мы выступаем.
5
Когда Чэн вернулся в фанзу, там опять сидел мельник.
Несмотря на то, что Фу Би-чен, повидимому, проникся пол¬
ным доверием к этому человеку, Чэну не хотелось говорить
при нем о предстоящей операции.
—	Говорите, Чэн, не бойтесь: это верный человек, — ска¬
зал Фу Би-чен.
Чэну хотелось спросить: «Откуда вы это знаете?!». Он су¬
хо доложил о близкой готовности машины и спросил:
—	Тропа достаточно широка для броневика?
|— И достаточно тверда.
—	Но мне говорили, что там есть и ложные тропы, веду¬
щие в трясину.
—	Я все знаю, Чэн,' — строго сказал командир. В тоне
его летчику послышалось: «Довольно сомнений! Пора прини¬
маться за дело, чем бы оно нам ни грозило».
Фу Би-чен спросил шансийца:
—	Сколько японцев на мельнице?
■—• Много.
С таким видом, что можно было 'подумать, будто этот
ответ его удовлетворил, командир снова спросил:
—	А офицеров?
Мельник закинул голову. Его острый кадык выдался впе¬
ред огромной шишкой.
196

—	О, много!
—	Много офицеров? — переспросил Фу Би-чен.
—	Почти одни офицеры. Солдаты только так, для ох¬
раны.
Утратив обычное спокойствие, Фу Би-чен даже припод¬
нялся на кане: если это верно, значит на мельнице располо¬
жен не только наблюдательный пункт японцев, а и их штаб.
Он переглянулся с летчиком. Тот едва заметным кивком
показал, что понял мысль командира.
—	Там только японцы?
—	Китайцев я не видел, — сказал мельник.
—	А... других иностранцев?
Мельник пренебрежительно махнул рукой:
—	Какой-то маленький старикашка.
—	Кто такой?
—	Откуда мне знать?
—	И больше никого?
—	Никого.
—	Идите. Я позову вас.
—	Когда?
Фу Би-чен строго взглянул на него:
—	Солдат не спрашивает.
—	Значит, я уже солдат? 1
—	Идите.
Глядя вслед удаляющемуся шансийцу, Фу Би-чен задум¬
чиво проговорил:
—	Если бы вы знали, Чэн, как мне нехватает самолета.
Одного-единственного самолета..; Ни один японец не ушел
бы из-под удара.
Чэн охотно верил, что самолет был бы очень уместен
в такого рода операции: они могли бы связаться с главными
силами и сообща нанести удар противнику. Но зачем было
думать о самолете, когда его не было, и летчик спросил:
—	Вы не намерены привлечь к участию в операции силы
Янь Ши-фана?
—	Мы будем действовать одни.
—	Чего вы ждете от моего броневика?
—	Обойдется без вас. Вы больны и вы не можете итти
в бой.
—	Я пойду, хотя бы мне пришлось бежать рядом с авто¬
мобилем, — твердо проговорил Чэн. — Ваши указания,
командир?..
Фу Би-чен стал быстро набрасывать карандашом контур
болота и расположение троп, как ему объяснил мельник.
—	Вот направление вашего двйжения в голове колонны.
Дойдя до края тропы, вот здесь, ждете моей ракеты.
197

—	Вы не идете с нами? — удивленно вырвалось у Чэна.
—	Я иду по обходной тропе, где японцы готовят засаду.
Задача: зажечь мельницу и, если удастся, захватить тех, кто
там сидит. Я должен отвлечь противника на себя, чтобы
дать вам возможность уничтожить наблюдательный пункт...
Пока Чэн был у командира, Стил и Джойс при свете
костра работали над приведением в порядок машины. Она
была в хорошем состоянии, и было странно, что японцы бро¬
сили ее в грязи, не подорвав. Это можно было объяснить
только поспешностью их отступления.
Стил, обтирая масло с рук, посмотрел на небо. За низко
бежавшими облаками не светилось ни единой звездочки.
—	Погодка подходящая, — сказал Джойс.
—	Чтобы влипнуть в ловушку.
Подошедший Чэн поддержал Стила:
—	У нас проводник вполне подходящий для прогулки
в ад.
—	Пустяки,— сказал Джойс, — мы возьмем джапов за
глотку.
—	Наша задача только поджечь мельницу и захватить
тех, кто там сидит.
—	Значит, мы подожжем мельницу и захватим тех, кто
там сидит, — ответил негр. — Я еще никогда не чувствовал
себя так в своей тарелке, хотя занимаюсь вовсе не своим
делом.
В темноте послышались шаги. Чэн различил высокого
солдата. У него были широкие плечи и длинное лицо. Он взял
под козырек и представился Чэну как командир группы,
которая пойдет с броневиком. Из-за его спины показалась
сутулая фигура мельника.
Через полчаса броневик медленно обогнул холм и дви¬
нулся к болоту. На его капоте сидел мельник и движениями
руки .указывал Стилу путь. Джойс поместился у пушки. Чэн
стоял в командирском люке. За погромыхивающим на уха¬
бах броневиком почти бегом следовал отряд солдат.
Дымка тумана в низине казалась черной. Приближаясь
к ней, Стил невольно придержал машину. Мельник соскочил
с капота и побежал вперед. Стил думал только о том, чтобы
не потерять в тумане его едва заметный силуэт и не свер¬
нуть с тропы в топь.
Броневик потряхивало на кочках. Чэн придерживал здо¬
ровой рукой раненую, чтобы умерить боль от толчков.
—	Эй, Хамми, — послышался голос Стила, — ты там дер¬
жишься за свой пугач?
—	Ты только не утопи нас, а уж моя стрелялка свое дело
сделает.
198

Чэн приказал замолчать. Он боялся, что, отвлеченный раз¬
говором, он может не уследить за бежавшим перед машиной
мельником. Теперь летчик перестал поддерживать больную
руку, так как правая была занята пистолетом, который Чэн
собирался, не раздумывая, разрядить в спину мельника, как
только поймет, что тот завел их в трясину.
Джойс напрасно пытался разглядеть в смотровую щель
фигуру мельника — ее. не было видно. «Интересно, видит ли
его Чэн?» — подумал он.
6
Шверер был зол на всех и вся. Он злился на Геринга,
которому взбрело на ум заниматься бактериологией. Это, ра¬
зумеется, чрезвычайно интересное и полезное дело, но Шверер
боялся, что оно так же останется втуне, как боевые газы.
Ведь их так и не удалось полностью использовать в прошлой
войне. Шверер добивался тогда разрешения у императорской
ставки пустить в ход все запасы, какие у него были. Но, боясь
репрессий, Вильгельм ограничился полумерой: газами отра¬
вили несколько десятков тысяч русских и этим ограничились.
Влияния на ход восточной кампании газы не оказали.
А сколько надежд Шверер возлагал тогда на это новое ору¬
жие, против которого у русских не. было принято почти ни¬
каких действительных мер!
Шверер злился на Гаусса, в который уже раз подклады-
вавшего ему свинью. То одно поручение, то другое. Даже
недавняя командировка'' в Чехословакию оказалась мало по¬
хожей на почетную миссию завоевателя Праги. Задним чис¬
лом до Шверера доходили отвратительные слухи, будто бы
его предназначали в жертвы провокации. Ее удалось пред¬
отвратить только благодаря вмешательству совершенно
случайного человека, чуть ли не его бывшего шофера.
Как его звали?.. Да, как его, в самом деле, звали?
Не Курц ли?
Но воспоминание о Лемке было тут же заслонено раздра¬
жением против Гаусса — виновника второй поездки Шверера
-в Китай.
Неприязнь Шверера распространилась и на генерала На¬
камура,. втянувшего его в детальное изучение вопроса о бак¬
териологическом оружии японцев. Швереру показалось
недостаточным то, что он видел на опытном полигоне, где
с самолетов метали недавно изобретенные доктором
Исии фарфоровые бомбы в привязанных к железным стол¬
бам людей. Бомбы были наполнены зараженными чумою
блохами. Экспериментаторов интересовало, как велико поле,
199

покрываемое паразитами при падении бомбы. Для этого
в разные дни людей привязывали к столбам на раз¬
личном расстоянии друг от друга. Это были главным обра¬
зом пленные китайцы. После каждой такой бомбардировки
поверхность полигона заливалась горючей смесью и сжига¬
лось все, что на ней было, во избежание распространения
страшной заразы. Шверер видел, как после установления
числа паразитов, пришедшихся на долю привязанного к стол¬
бу китайца, его тоже обливали керосином и он сгорал вместе
с опытным инвентарем. Для следующего опыта оставались
только врытые в землю обрезки рельсов.
Швереру не верилось, что легочная чума так эффективна,
как уверяли японцы. Специально для него был проведен экспе¬
римент, когда подопытного человека не сожгли, а со всеми
предосторожностями сохранили для дальнейших наблюде¬
ний. Наряженный в непроницаемый резиновый костюм
и маску, Шверер имел возможность воочию убедиться в том,
как скоро зараженный умер. Швереру бросилось в глаза, что,
умирая, больной находился в полном сознании и понимал,
что с ним происходит. Это его несколько беспокоило.
—	А не боитесь ли вы, — спросил он Накамуру, что зара¬
женные солдаты противника, сознавая свою обреченность
и исполненные ненависти к виновникам своей гибели, будут
способны произвести ошеломляющие атаки? Это имело бы
вдвойне страшные последствия для вас, генерал.
Накамура улыбнулся и проговорил, сопровождая каждую
фразу вежливым шипением:
—	Мы все учитываем. Бомбы должны бросаться только
в глубоком тылу противника, куда мы не можем рассчиты¬
вать попасть.
—	Значит, объектом нападения при помощи чумных блох
всегда будут служит мирные жители, а не войска? — с разо¬
чарованием спросил Шверер.
—	Не всегда... Я имел удовольствие докладывать вам об
авиационных бомбах. Но как раз сейчас мы намерены про¬
извести испытание некоторого подобия ручных гранат. Они
будут пригодны на участках, поспешно оставляемых нашими
войсками и переходящих в руки врага.
—	Условием применения такого снаряда должна быть
уверенность, что ваши войска быстро оторвутся от войск про¬
тивника и что данные войска противника нигде больше не
войдут в соприкосновение с вашими, — глубокомысленно про¬
говорил Шверер. — Боюсь, что в Европе это оружие непри¬
менимо. Наши пространства ничтожны по сравнению с теат¬
ром, на котором оперируете вы. У нас инфекция непременно
оказалась бы занесенной на нашу собственную территорию.
200

—	Это очень печально, экселенц, — тоном самого искрен¬
него огорчения сказал япо-нец. — Но арсенал бактериоло¬
гических средств отнюдь не ограничивается чумой; Можно
подумать о других средствах, столь же действительных, но
не столь молниеносных и не в такой мере опасных для соб¬
ственных войск. А кроме того, осмелюсь напомнить вашему
превосходительству:	вы едва ли ограничились бы воздей¬
ствием только на войска русских. Разве вас не интересуют
такие глубокие тылы, как Заволжье, Урал, Сибирь, — все те
районы, которые будут служить Красной Армии ;резервом
людского материала и источниками ее материального снаб¬
жения?
—	А можно ли приготовить такое количество блох, чтобы
усеять ими Сибирь? — с оживлением спросил Шверер.
Накамура издал только протяжное:
—	О-о-о!
По его мнению, это должно было означать, что возмож¬
ности производства вполне достаточны для самых широких
замыслов.
Через несколько дней военный летчик ротмистр фон
Кольбе повел в воздух самолет, в котором сидел сам Шверер.
Японец-бомбардир управлял сбрасыванием бомб, начи¬
ненных бактериями тифа и холеры. Шверер, впервые нахо¬
дившийся на борту военного самолета, с интересом наблюдал
разрывы и поражался декоративной красоте черных клубков,
возникавших на месте падения снарядов, хотя в действитель¬
ности эти разрывы не имели ничего -общего с разрывами бое¬
вых авиабомб—‘они содержали заряд, достаточный лишь для
разрушения оболочки и разбрасывания состава с бактериями.
Шверер вылез из самолета приятно возбужденный.
С того дня прошло довольно много времени, и настроение
у Шверера успело сильно испортиться. Он был зол на весь
мир, включая самого себя. Он раскаивался в том, что дал
увезти себя на фронт. Участок считался безнадежным — со
дня на день японские войска должны были его покинуть,
чтобы успеть выйти из окружения, методически замыкаемого
китайцами. Перед уходом предполагалось заразить чумой
какую-нибудь наступающую часть противника, которая, по
данным разведки, была лишена механизированных средств
передвижения и не могла бы помешать японцам оторваться
от преследования.
Все здесь было совсем не похоже на его представления
о войне. Все двигалось и казалось более чем нена¬
дежным. Правда, с фронта японскую часть прикрывало
обширное болото, но Шверер чересчур много наслышался
о котлах, которые китайская 8-я армия повсеместно устраива¬
201

ла японцам. Он очень ясно представлял себе, как подвижные
китайские части, отлично знакомые с местностью, охватывают
японцев и, прижав их к непроходимому болоту, поголовно
уничтожают. Вместе с японцами попадает в этот котел и он...
Ко всему, местопребывание группы Исии на какой-то по¬
лузаброшенной мельнице оказалось лишенным самых элемен¬
тарных удобств. Все вокруг провоняло крысами. При каждом
неосторожном движении с полов и стен поднимались тучи
серой, затхлой муки. Начищенные, как зеркало, сапоги
Шверера стали похожи на полотняные. Мука забиралась
в нос, и Шверер уже несколько раз чихнул. Нет, положитель¬
но такая война не нравилась Швереру, и он с нетерпением
ждал, когда японцы начнут действовать. Сообщение о том,
что операция отложена до следующей ночи, привело Швере¬
ра в уныние. Провести в таких условиях ночь и весь завтраш¬
ний день? За одно это можно было бы возненавидеть Гаусса!
Во сне Шверер видел долговязую фигуру своего врага
в штатском, с зонтиком и в галошах...
7
Потерять из поля зрения силуэт мельника — это была
катастрофа. Чэн ясно представлял себе, как мельник сломя
голову бежит к японскому штабу, как предупреждает о при¬
ближении отряда по тропе, о движении Фу Би-чена в обход
японского фланга. Он уже ясно видел всю картину провала
операции. И в этом не был виноват никто, кроме него, Чэна.
Не стоять тут, изображая из себя командира, а итти рядом
с мельником, не спускать с него мушки пистолета — вот что
он должен был делать!
Он с досадой сказал Стилу:
—	Стой! Я потерял проводника.
Чэн соскочил на землю. Вылез и Джойс. Едва он сделал
два шага, как сразу попал в топь.
Чэн услышал смех Джойса.
—	Чему вы? — с раздражением спросил Чэн.
—	Действительно, прекрасный проводник...
Чэн стиснул зубы.
Подошли солдаты во главе с высоким командиром. Пови-
димому, они сразу поняли, что произошло, но никто не издал
ни звука. Молчал командир, молчали Чэн и Джойс. И вдруг
в тишине безветреной ночи все ясно услышали шелест раз¬
двигаемой жесткой травы. Звук быстро приближался. Чэн
выхватил пистолет, но в тот же миг высокие стебли перед его
лицом покачнулись и на него надвинулась темная фигура
человека. Это был мельник.
202

Чэн навел пистолет на перебежчика, но мельник смело
отстранил оружие.
—	Японцы близко, — сказал он. — Хорошо, что вы оста¬
новились,^ ваша машина слишком шумит.
—	Он хочет заставить нас бросить броневик и попасться
японцам с голыми руками, — по-английски сказал Стил, вы¬
сунувшись из дверцы.
Мельник, настороженно прислушивавшийся к звукам
незнакомых слов, одно мгновение помолчал, потом решитель¬
но заявил:.
—	Ее нужно толкать руками... Иначе японцы услышат.
—	Это пахнет правдой, — сказал Джойс. — Если мы хо¬
тим подойти к ним неожиданно, придется протолкнуть бро¬
невик на руках. — И, обращаясь к мельнику, спросил: —
Далеко до них?
Чэн перевел ответ:
—	С половину ли.
Стил осторожно притворил дверцу и взялся за руль.
Джойс и Чэн вместе с остальными принялись толкать
броневик.
В тишине слышалось тяжелое дыхание людей, да изредка
раздавалось чмоканье чьей-нибудь ноги, попавшей в трясину.
Тумана больше не было,	но впереди,	там,	где	возвышалась
полоса берега, казалось	еще темней,	чем	на	болоте.	Про¬
двинувшись шагов на сто, люди в изнеможении останови¬
лись. Только высокий командир готов был еще напирать
и напирать. У Чэна до слез болела рана, но он первым
взялся снова за потеплевшую от многих рук сталь брони.
Машина двинулась дальше. Теперь мельник шел медленно,
шаг за шагом нащупывая тропу.
Когда Чэн оглянулся,	ему показалось, что полоска	гори¬
зонта стала чуть-чуть светлей, чем окружающая их тьма:
неужели рассвет?.. Он пригляделся к циферблату: до назна¬
ченного удара осталось не больше четверти часа. Шопотом
приказал подналечь. Машина покатилась быстрей, люди
почти бежали. Некоторые выбились из сил и отстали. Можно
было подумать, что броневик двигают только высокий коман¬
дир и Джойс — такими большими казались они.
Наконец мельник остановился.
—	Вот видишь?..
Чэн посмотрел в направлении его вытянутой руки и раз¬
личил контуры мельницы. До нее осталось не больше полу-
тораста-двухсот шагов. Можно было только удивляться
тому, что японцев не потревожило приближение отряда.
Повидимому, они чувствовали себя со стороны болота в пол¬
ной безопасности. «Или притаились», — мелькнула мысль
203

у Чэна, и в этот миг он увидел, что мельник пригнулся и по¬
бежал к берегу. Прежде чем Чэн успел выхватить пистолет,
фигура проводника растворилась на фоне холма.
Далеко направо к небу взвилась красная ракета Фу
Би-чена.'
Сои Шверера был недолог. Несмотря на шелковое белье,
на все антипаразитные средства, которые были пущены
в ход, чтобы предохранить его от насекомых, он все же про¬
снулся от ощущения, что кто-то щекочет его одновременно
в разных местах тела. Чесались спина и грудь, руки, ноги,
живот. Проснувшись, он тотчас вскочил и с трудом отогнал
мысль, что усыпан чумными блохами, вырвавшимися из
какой-нибудь японской гранаты. Наскоро одевшись и бормоча
себе под нос все бранные слова, какие знал, он вышел из
каморки. Резкий свет ручного фонаря еще ярче, чем прежде,
обнаружил все убожество обстановки, в которой Шверер вы¬
нужден был проводить время вдали от дома, от привычных
удобств, от родных.
При мысли о родных, он вспомнил об Отто и даже при¬
остановился от удивления: куда он мог деваться? Ведь по¬
стель его ,была пуста. Неужели и тут он нашел объект для
шалости? Неужели сорванца не угомонили ночи, проведен¬
ные в кабаках Харбина?
В нижнем этаже мельницы Шверер увидел свет. Нака-
мура стоял спиною к двери и, заглядывая через плечо сидя¬
щего за столом Исии, читал иероглифы, которые быстро
выводила рука врача. По мере чтения выражение лица
японского генерала делалось все более довольным.
В донесении, которое писал полковник Исии Сиро, гово¬
рилось, что план предстоящей операции был составлен под
общим наблюдением и руководством его превосходительства
начальника императорской военной миссии в Харбине гене¬
рал-майора Накамуры. Накамура с удовлетворением поду¬
мал, что в штабе квантунской армии завтра же узнают об
обещании гоминдановского генерала Янь Ши-фана, стояще¬
го за южным концом болота, не мешать операции, задуман¬
ной Накамурой. Далее в донесении сообщалось, что через
сутки после того, как тут произойдет небольшое, разыгран¬
ное лишь для вида сражение с Янь Ши-фаном, войска крас¬
ных будут заражены чумой. Болезнь эта станет распростра¬
няться с такой молниеносной быстротой, что в неделю и от
всей армии Янь Ши-фана не останется ни одного солдата.
Накамура удовлетворенно втянул сквозь зубы воздух.
20i

—	Командующему армией будет приятно читать такое
прекрасное донесение, — сказал он.
Изобразив последний иероглиф и поставив под ним свою
именную печать, Исии вежливо предложил:
—	Быть может, и вам, тёсё какко, угодно поставить изо¬
бражение вашего высокого имени рядом с моею скромной
печатью?
Накамура уклонился от такой чести: еще никто не знает,
как будет осуществлен прекрасный план. Нет смысла ставить
свою печать раньше времени. Пока за все отвечает Исии,
так пусть и отвечает. Вот если все пройдет хорошо — другое
дело.
За спинами японцев неожиданно послышалось громкое
чиханье Шверера. Оба испуганно обернулись. Увидев немца,
Накамура расплылся в угодливой улыбке.
—	Уверены ли вы в том, что человек, посланный к китай¬
цам, чтобы заманить их, не выдаст ваших намерений, эксе-
ленц? — спросил Шверер.
Шверер сам не знал, как пришла ему эта мысль, но
стоило ее высказать, как она показалась вполне основа¬
тельной.
—	Мы оставили у себя в руках залог его верности, — от¬
ветил Накамура.
—	Пфа! Верность китайца! — Шверер пренебрежительно
фыркнул.
—	Жена и дочь...
—	А...
Это было единственным звуком, который успел издать
Шверер. Гром пушечного выстрела заполнил помещение. По¬
сыпались стекла и глина разбитой снарядом стены. Тотчас
же послышалась трескотня винтовочных выстрелов и второй
удар пушки.
Все трое, сталкиваясь друг с другом, бросились к выходу.
Выскочив на двор, Шверер услышал гулкое таканье тя¬
желого японского пулемета... второго... третьего. В темноте
сверкали короткие блески выстрелов: одни Шверер видел
сзади, другие били как бы ему в лицо. Третий раз ударила
пушка. Следом за разрывом снаряда яркое пламя полых¬
нуло в деревянной надстройке мельницы.
Шверер побежал прочь, выкрикивая:
—	Отто!.. Отто!..
Перебежав двор, Шверер увидел фанзу. Первым движением
было скрыться за ее стенами, но он тут же сообразил, что
глинобитные стены строения не защита. Он огляделся,
ища какого-нибудь укрытия, и тут увидел Отто, выбежавше¬
го из этой фанзы.
205

—	Скорей, скорей отсюда! — крикнул ему Шверер.—
Первое же попадание в склад бактериологических гранат..,
Отто стоял, прислонившись к стене фанзы.
—	Скорее же, скорее! — бормотал Шверер, пытаясь отта¬
щить сына от стены.
Отто посмотрел отцу в лицо, будто только сейчас узнал
его.
—	Да, да, скорее отсюда... сейчас...
Отто, не оборачиваясь, побежал к сараям, за которыми
стояли автомобили. Шверер бросился было за ним, но в этот
миг за его спиною сверкнуло пламя — такое яркое, что
стала видна каждая соломинка на крыше фанзы. Страшный
грохот потряс воздух, и Швереру показалось, что на него
обрушился весь мир...
Гранаты!
Это была единственная мысль, которая успела прийти
Швереру, когда он, отброшенный взрывом, покатился по
склону холма...
Шверер пришел в себя в автомобиле, мчавшемся по сте¬
пи. Первое, что увидел Шверер, были несущиеся по сторонам
в ослепительном свете фар высокие стебли гаоляна. Они
мелькали так быстро, что у Шверера закружилась голова.
Он снова закрыл глаза. И вдруг вспомнил: чумные гранаты!
И тотчас же почувствовал, что под бельем у него что-то
копошится, ползает... Блохи!.. Он застонал от ужаса и при¬
нялся срывать с себя одежду, белье. Отто пытался удержать
его, хватал за руки, но генерал, скрежеща зубами, с пеною
у рта рвал и рвал на себе все, пока не почувствовал, что
холодный ветер, бьющий навстречу мчавшейся машине, не
ударяет его по голому телу... Тогда он сразу обмяк и, запла¬
кав гнусавым старческим плачем, упал на сиденье...
Было уже совсем светло, когда Фу Би-чен, Стил и Джойс
сошлись у фанзы за тем местом, где раньше была мель¬
ница. Последним подошел Чэн. Тыча дулом пистолета
в спину плетущегося перед ним японца, летчик заставил его
приблизиться к командиру. На японце были погоны врача.
Он что-то бормотал и заискивающе улыбался. Фу Би-чен,
научившийся за время войны японским словам, необходимым
в походе, ие мог понять, что говорил японец. А тот с доса¬
дой повторял все одно и то же. Он хотел объяснить китай¬
цам, что они могут не бояться заразы: жаркое пламя сгорев¬
206

шей мельницы уничтожило и опасные гранаты и
зараженных блох; китайцы могли не бояться.
Японец растягивал большой губастый рот в угодливой
улыбке.
Фу Би-чен подошел к фанзе мельника, не тронутой пожа¬
ром, и заглянул в черный квадрат входа. Когда глаза его
привыкли к полутьме, он увидел ребенка, ворочавшегося на
куче ветоши.
Это была девочка с личиком, покрытым густым слоем
пыли и копоти. Она спала в обнимку с котенком, и только
когда луч солнца, скользнувший в крошечное оконце, упал
ей на глаза, девочка недовольно сморщилась и закрыла глаза
кулачками.
Фу Би-чен поднял ребенка. Уцепившийся было за нее ко¬
тенок упал и жалобно замяукал. Девочка тотчас очнулась
и, потянувшись к котенку, издала тот же звук:
—	Мяу-мяу...
Фу Би-чен оглядел внутренность фанзы, и стоявшие сна¬
ружи услышали его крик:
—	Скорее сюда... Японца, врача!..
Они вбежали в фанзу. Фу Би-чен молча показал в даль¬
ний угол. На полу лежала мертвая женщина в растерзанной
одежде.
Японец опустился на колени возле женщины. Через ми¬
нуту он показал на два входных отверстия пуль.
Чэн вышел из фанзы. Следом за ним Фу Би-чен с ребен¬
ком на руках.
—	А мельник? — спросил он.
—	Я видел его тело под холмом, — ответил Джойс.
—	Вероятно, первая же японская очередь... — объяснил
Стил.
Фу Би-чен взял на руки девочку.
—	Нежный цветок его души...
—	Я думал, что знаю нашего китайского крестьянина, —
задумчиво проговорил летчик Чэн. — Но если бы кто-нибудь
рассказал мне случай с мельником... — Не договорив, он
отвернулся.
—	Двенадцать лет назад, когда я только вернулся на
родину, — сказал Фу Би-чен, — председатель Мао Цзе-дун
объяснил мне: «Вам необходимо постичь душу китайского
крестьянина, — сказал он. — Поднимутся миллионы и мил¬
лионы...» — Фу Би-чен поднял ребенка. — Миллионы неж¬
нейших цветов взойдут над землею Китая... Пусть японский
врач осмотрит тело мельника, — быть может, он еще не умер...
Мне очень хотелось видеть счастье в его глазах.
207

8
Через два дня после разгрома группы генерала Накамуры.,
отряд вышел на соединение с главными силами Чжу Дэ.
А еще через день к месту встречи прибыл главком. Солдаты Фу
Би-чена выстроились в две длинные шеренги. На них были
покрытые заплатами, но чисто выстиранные курточки и кепи,
настолько выгоревшие под палящими лучами солнца и так
омытые дождями, что от их первоначальной окраски не оста¬
лось и следа. Впервые после двух лет разлуки люди Фу
Би-чена увидели Чжу Дэ. Генерал неторопливо приближался
к строю. Он был одет в такую же выгоревшую одежду, как
солдаты, такой же загорелый, как они, с таким же простым
и суровым лицом крестьянина, какие были у большинства
солдат.
Приняв рапорт Фу Би-чена, Чжу Дэ снял кепи и
поздоровался с отрядом. Он поздравил солдат с победой
и сказал короткую речь о значении боев этого трудного,
но чрезвычайно важного этапа освободительной войны;
сказал о том, как высоко 8-я армия несет знамя борьбы
и как ее ценит народ, плотью от плоти которого она
является.
—	Вот почему, — сказал Чжу Дэ, — народ любит вас.
Смеясь, народ говорит: «Восьмая армия — совсем не то, что
грабители гоминдановцы. В обычные дни мы ее и не видим.
А вот стоит прийти противнику — Восьмая армия тут- как
тут. Она появляется как из-под земли». Некоторые части
противника, которые уже давно воюют с вами, бойцами
Восьмой армии, приходя на новое место, прежде всего осве¬
домляются у населения: есть ли тут «восьмерка». Если люди
говорят им «да», лица врагов темнеют. Если враг терпит
поражение и от других частей китайской армии, он все рав¬
но уверяет, что был разбит Восьмой армией. Такова ваша
слава! — Чжу Дэ оглядел ряды бойцов. — Поддерживайте
вашу славу, храните ее, как святыню, и донесите до дня
окончательной победы над врагом; помните слова нашей
песни: «Только вперед, никогда назад, мы на грани жизни
и смерти». Я знаю, вы хорошо помните наше правило: «Ты
наступаешь — я отступаю; ты отступаешь — я преследую;
ты останавливаешься — я тревожу; ты устал — я бью».
Враг устает все больше и больше, в то время как мы наби¬
раемся сил. Придет время, когда он устанет настолько, что
мы добьем его... Если наша армия может тесно сотрудни¬
чать' с народом, то враг будет разбит и уничтожен до по¬
следнего солдата. В это я верю, глядя на вас...
На дальнем левом фланге строя Чжу Дэ увидел трех
208

отдельно стоящих людей. Один из них был китаец, второй —
белый и третий — негр.
—	Кто такие? — спросил Чжу Дэ у Фу Би-чена.
—	Авиаторы.
—	О, у вас есть даже своя авиация?
—	Был один трофейный самолет, но сгорел... Эти люди
не мои люди, они пробирались к вам.
Чжу Дэ попрощался с солдатами и двинулся к левому
флангу. Солдаты запели:
Слава армии восьмой —'
Тверже стой,
народный строй!
Слава смелому Чжу Дэ,
Путь к победе
с ним везде...
Чжу Дэ остановился, с улыбкой слушая песню. Когда
солдаты кончили петь, он поклонился им и надел кепи.
Чэн перевел главкому рассказ Стила и Джойса об их
путешествии в Китай. Генерал дружески пожал руки меха¬
ников и Чэна и, грустно покачав головой, сказал:
—	Беда в одном — ,у нас почти нет боевой авиации,
нехватает самолетов.
Заметив разочарование на лице Стила, тут же весело
заявил:
—	Это не должно вас огорчать: у нас нет самолетов, но
они у нас, несомненно, будут. Может быть, еще не так ско¬
ро, но, конечно, в достаточном количестве. Мы в этом уве¬
рены.
—	Вы сделали заказ за границей? — спросил Джойс.
—	На заказы за рубежом у нас нет золота. Мы получим
свои самолеты тут, в нашей собственной стране.:
—	Ваша промышленность...
Но генерал не дал ему договорить:
—	К сожалению, у нас нет и авиационной промышлен¬
ности. Но у нас есть враг, которого мы будем бить тем силь¬
нее, чем дальше пойдет дело. Мы будем получать нашу
технику из его рук. Если мы будем бить японцев, у нас бу¬
дут японские самолеты.
Конец разговора произошел уже в землянке Фу Би-чена,
где Чжу Дэ пил чай с командирами.
—	Когда вы попадете в наш тыл, то увидите, что мы
с большим усердием готовим кадры, в том числе летчиков. На
инструкторско-преподавательскую работу мы бросили самых
лучших, самых опытных командиров. Школам мы отдаем
14 Заговорщики
209

самые лучшие самолеты из тех, что попадают нам в руки.
Вы, может быть, скажете: «А не лучше ли использовать
эти самолеты, этих опытных летчиков на войне, чтобы
драться с вражеской авиацией?» Разумеется, это было бы
прекрасно. Это очень помогло бы нам сегодня. Но мы долж¬
ны думать, не только о «сегодня», а и о «завтра». Завтра
авиация будет нам еще нужнее, чем сегодня. И так как
именно завтра мы рассчитываем иметь много самолетов, то
и готовим для них летчиков сегодня..* Поэтому, мистер Стил
и мистер Джойс, если вы ничего не имеете против, мы
используем ваши знания сначала в школе командиров. А по¬
том, когда у нас сформируется боевая авиация, вы сможете
поработать и в ней. Мы с радостью примем вашу братскую
помощь. — Пожав обоим механикам руки, генерал сказал
Чэну: — А вам приказываю немедленно отправиться в школу
в качестве инструктора воздушного боя, поскольку вы истре¬
битель. Вы, говорят, учились летать у американцев? Тем лег¬
че будет вам обучать наших людей летать и на американских
самолетах, если они попадут нам в руки.
Чэн так поспешно вытянулся, чтобы отдать честь, что при¬
чинил боль своей раненой руке. Пробежавшая по лицу лет¬
чика судорога боли выдала его генералу. Когда Чжу Дэ
узнал, что летчик ранен, он приказал немедленно отправить
его в лазарет.
—	Пользуйтесь случаем, товарищ Чэн, — добродушно
сказал он, — хорошие госпитали — не такие частые гости
в Восьмой армии. А тут к нам, по счастливой случайности,
приблудился иностранный санитарный отряд. Сомневаюсь,
чтобы католические организации Америки, отправлявшие
врачей в Китай, предназначали их таким безбожникам, как
коммунисты, но раз уж врачи попали к нам — пользуйтесь.
Уверен, что не сегодня-завтра, как только католики в Со¬
единенных Штатах узнают, что американские врачи лечат ра¬
неных бойцов Восьмой армии, госпиталь тотчас отзовут или
прикажут ему перекочевать к гоминдановским генералам,
которые за любую подачку готовы признать не только бога,
а и самого дьявола. — Тут Чжу Дэ обернулся к Стилу: —
Кстати говоря, о католиках: когда вы вернетесь в Соединен¬
ные Штаты...
—	Боюсь, что это случится не очень скоро.
—	А я надеюсь, что это может произойти скорее, чем вы
думаете. Так я говорю: когда вы туда вернетесь, спросите
у американских католиков: почему они так много говорят
о дьяволе, сеющем зло во всем мире, и о том, что все люди
должны с этим дьяволом бороться,, а сами ничего не делают
для этой борьбы? Почему они предоставляют бороться с этим
210

всемирным дьяволом нам, безбожникам Китая, Испании
и других стран, где происходит борьба со всеми видами
фашизма? Ведь имя дьявола — фашизм! Почему американ¬
ские католики, так же как и все другие американцы, ничего
не сделали, чтобы предотвратить победу фашизма в Испа¬
нии? Почему они позволили немецкому фашизму захватить
Чехословакию? Почему американцы, называющие себя демо¬
кратами, решительно ничего не сделали для действительной
помощи нам, китайским демократам, в борьбе с японской
разновидностью фашизма? Ведь мы вели с ним борьбу не на
жизнь, а на смерть, и тогда, когда была полная возможность
спасения Испанской республики. Ведь мы знаем, что во всей
Америке и в Европе нарастало народное движение против по¬
литики умиротворения, которую проводили не только Чембер¬
лен и Даладье, а и правители Америки. Мы же знаем, что в то
время, как простой народ в Англии и в Соединенных Штатах
бойкотировал японские товары, чтобы показать свою соли¬
дарность с нами, чтобы не давать ни одного цента японским
милитаристам, правительство этих стран посылало в Японию
металл для пушек и снарядов. Тут, на далеком востоке
материка, происходило совершенно то же, что и на его край¬
нем западе. Эта политика официального невмешательства
и неофициальной помощи империалистам дорого обошлась
миру. Она была причиной не только того, что Китай потерял
часть своей территории, но и причиной разрушения единства
нашего народа. Пусть правители Америки сопоставят
даты некоторых событий на западе и на востоке материка.
Японцы захватили последний большой порт Китая Кантон
сразу после Мюнхена потому, что поняли: британский импе¬
риализм не окажет японскому никакого сопротивления, как
он не оказал его империализму германскому. Да что там
Кантон! Японцы не постеснялись нарушить границы даже
такой «жемчужины британской короны», как Гонконг! Аме¬
риканцы называют себя поборниками прогресса и демокра¬
тии. Так пусть они придут в Китай и посмотрят, как бюро
гоминдановских чиновников, генералов и купцов кишат нацист¬
скими и фашистскими дипломатами и корреспондентами.
Эти люди шепчут на ухо китайцам: «За Испанией и Чехо¬
словакией наступит очередь Франции и Англии. Германский
вермахт покончит и с ними. Тогда никто и ничто не поме¬
шает ему в движении на восток: СССР будет уничтожен,
Япония будет поставлена на колени. Только не идите ни на
какие уступки китайскому народу. Душите в нем все про¬
грессивное. Убивайте демократов, уничтожайте коммуни¬
стов». И тут же за спиною дураков и преступников шептуны
суют нож в руки Японии. Они хотят, чтобы японцы перере*
14*
211

зали горло Китаю... Почему американцы не видят всего это¬
го? Почему они не хотят этого видеть?..
Стил и Джойс поняли, что согласие Чжу Дэ принять их
на службу — акт большой дружбы. В их помощи китайская
авиация, конечно, не нуждается. Если народ Китая одержит
победу над отечественной и иноземной реакцией, то не с по¬
мощью иностранцев...:
Вернувшись из' полевого госпиталя, Чэн хотел ска¬
зать механикам, как искусна милая китайская фельдшерица
по имени Мэй и как мила ее родинка над переносицей, но его
перебили, не дали ему говорить, а через день Чэн забыл имя
Мэй. Когда, шагая по пыльной дороге в школу, чтобы скоро¬
тать время, он стал все-таки рассказывать своим друзьям
о приеме в госпитале, то просто назвал ее милой китаянкой:
—	Если бы вы видели, ребята, какая она красивая и ка¬
кая у нее родинка на лбу!
Перед Джойсом тотчас возник образ покинутой в Штатах
Мэй, с которой он не успел проститься перед отъездом и ко¬
торая теперь, наверно, его забыла. Джойс хотел расспросить
Чэна о китайской фельдшерице с родинкой, но тут в разговор
вмешался Стил:
—	А вы знаете, ребята, — вдруг вспомнил он, — мне
сказали, что наш бывший командир Фу Би-чен — летчик.
—	Нет, — резко запротестовал Чэн, — на мой взгляд, не
летчик тот, кто столько лет не держался за штурвал. Он
погиб для авиации.
Стил пристально посмотрел в глаза китайцу.
—	В Испании я знавал художников, становившихся сле¬
сарями, и слесарей, рисовавших плакаты. Я видел летчиков
в пехоте и артиллеристов в коннице. Партия знает, что нуж¬
но делать человеку.
—	И все-таки...—упрямо начал было Чэн, но Джойс
перебил:
—	Перестаньте спорить, лучше передайте мне с повозки
мое банджо.
Через минуту послышался его бас:
Битвы; которые нас не сгибали!
Битвы, длившиеся годами!
Битвы, в которых мы были сильнее стали,
Потому что вы стояли за нами,
Наш дорогой, наш самый дорогой товарищ —
Сталин!..
Арбы попутного обоза громыхали по каменистой шансийской
212

дороге рядом с пешеходами. Сквозь стук колес не до всех
сразу ясно донеслась песня негра. Но, по мере того как напев
доходил, все новые и новые голоса присоединялись к певцу.
К звездам, глядевшим с черного неба на беспредельные
просторы китайской земли, взлетала песня, сопровождаемая
непривычным аккомпанементом банджо, английские слова
мешались с китайскими, но мотив был один:
Сталин,
Мы вас никогда не видали,
Но вы нам роднее любого на свете.
Пусть нас разделяют безбрежные дали,
Мы самые близкие ваши соседи...
9
В последнее время в отношениях лорда и леди Крей-
фильд установилось странное противоречие: она протестовала
против всего, что предлагал Бен, он отвергал все планы
Маргрет. В их совместной жизни никогда еще не было дней,
до такой степени переполненных тревожными мыслями и про¬
ектами, имевшими целью спасти трещавшее здание безмя
тежной уверенности в незыблемости их благополучия. Со
времени последней большой забастовки горняков все пошло
как под гору. Бен, увлеченный своими свиньями, запустил
дела. Времени, свободного от занятия фермой, едва хватало
на то, чтобы кое-как справляться с несложными обязанно¬
стями в кабинете министров. Маргрет потерпела большие
убытки в биржевой игре. Монти окончательно отошел
в сторону и вел свои дела независимо от брата и его
жены.
Маргрет искала помощи у дяди Джона. Ванденгейм при¬
слал ей в качестве советника своего лондонского поверен¬
ного. Через него Маргрет, спекулируя на тревоге, нависшей
над Восточной Европой, приобрела контрольный, пакет акций
нефтяного синдиката «Карпаты».
Политический кризис стремительно развивался. Все яснее
становилось, что это не просто бум, созданный прожженными
политиками ради ловли рыбки в мутной воде. Пахло поро¬
хом и кровью. Маргрет беспокоилась. Необходимо было
знать, не находятся ли карпатские источники в полосе воз¬
можных военных действий. Если так, ее бумаги могут ока¬
заться обесцененными и она — банкрот. И наоборот, если
война не может коснуться этих предприятий, каждый баррель
нефти, источаемый для нее карпатской землей, несет двой¬
ную и тройную прибыль. Одним словом, Маргрет хотела
213

знать, продавать американо-польские бумаги или покупать
новые.
Ей пришло в голову, что верным советчиком в этом деле
мог быть Черчилль. Но открыть ему причину своего инте¬
реса к польской проблеме она не решалась. Хотя было изве¬
стно, что деловые интересы Черчилля сосредоточены в золо¬
той и химической промышленности, но кто мог с уверен¬
ностью сказать, что бульдог не занимается и нефтью? Трудно
себе представить, чтобы, ведая в свое время делами флота
и заморской торговлей, Уинстон остался в стороне от нефтя¬
ных интересов Англии. Открыть ему свое беспокойство—зна¬
чило сказать: «Не хотите ли по дешевке скупить мои бумаги,
сыграв на понижение «Карпат»?» Нет, Маргрет вовсе
не так полагалась на дружбу, чтобы доверить ей биржевые
дела!
—	Вы должны поехать к Уинстону, — заявила она Бену.
—	Все, что вас интересует, я могу узнать и без Уинстона.
—	Вы поедете к Уинстону!
—	Уж лучше я поговорю с премьером, — пробормотал
Бен, которому не хотелось ехать к бывшему приятелю.
—	Премьер! — презрительно заявила Маргрет. — Ваш
премьер!.. — И она прибавила такое словечко, что Бен зажал
уши. — С таким же успехом я могла советоваться с моим
попугаем.
Она настояла на том, что Бен поедет к Черчиллю и, не
выдавая тому истинной дели визита, выяснит его оценку
политической ситуации.
На следующий день Бен, ворча, влез в автомобиль и ве¬
лел везти себя в Чартуэл. Не доезжая полумили, он вылез
из машины и, несмотря на начавшийся дождь, пешком отпра¬
вился в имение, намереваясь сослаться на испортившийся
автомобиль. Понурый вид Бена и забрызганные ботинки мог¬
ли служить подтверждением этому.
Бен застал хозяина в дальнем углу сада. Черчилль сто¬
ял на стремянке у неоконченной стены небольшой кирпичной
постройки. Он бережно, высунув кончик языка, накладывал
кирпичи. Время от времени, отстранившись, насколько позво¬
ляла лестница, и прищурившись, он любовался плодами своей
работы. На нем было поношенное пальто, прикрытое спереди
широким парусиновым фартуком. С полей шляпы на вытер¬
тый бархат воротника падали капли дождевой воды.
Повидимому, Черчилль не слышал шагов Бена. Он про¬
должал безмятежно заниматься своим делом, пока Бен его
не окликнул. Черчилль глянул вниз, и Бену послышалось,
что у хозяина вырвалось нечто похожее на проклятие.
А вслух Черчилль проговорил:
214

—	О, Бен, старина! Чертовски здорово, что вы появились!
Не считайте невежливостью то, что я не послал вам поздра¬
вительной телеграммы: стоило прожить на свете шестьдесят
пять лет, чтобы увидеть вас вице-премьером, хотя бы и в ка¬
бинете мистера Чемберлена-младшего.
Чувство юмора отсутствовало в характере Бена. Поэтому
он почти всегда и почти все принимал за чистую монету. Но
на этот раз в тоне Черчилля сквозила такая нескрываемая
ирония, что она дошла даже до неповоротливого сознания
Бена.
—	Каждый имеет право на те убеждения, какие у него
есть, — проворчал он.
—	А если у него нет никаких? — раздалось с лестницы,
и большая цементная клякса упала Бену на носок ботин¬
ка. — Это, разумеется, относится не к нам с вами: каждый
из нас лишь по одному разу изменил своей партии.
Болтая, Черчилль медленно спускался с лестницы. Он
переступал одной ногой со ступеньки на ступеньку, как дела¬
ют маленькие дети. Лестница скрипела, и гнулась под тя¬
жестью его тучного тела.
Очутившись рядом с гостем, Черчилль отвязал фартук
и, аккуратно сложив его, повесил на нижнюю ступеньку.
—	Вот, — сказал он, указывая на незаконченную кир¬
пичную стену, — осталось еще немного. Когда будет готова
кухня, мы с миссис Черчилль будем иметь угол на черные
дни, надвигающиеся на Англию по милости вашего каби¬
нета.
Бен в замешательстве топтался у подножья стены. Не зря
он так сопротивлялся этой поездке! Что мог он ответить
в защиту своего незадачливого правительства? Действия ка¬
бинета были цепью неудач и унижений, невиданных в исто¬
рии Англии. Усилия премьера, направленные к умиротворе¬
нию агрессора, только разжигали аппетит Гитлера. «Фюрер»
убеждался в том, что Англия ему мешать не будет, что она
занята внутренними неурядицами в связи с обостряющимся
рабочим вопросом, борьбой с надвигающимся кризисом,
дипломатической войной с Италией за уплывающее господ¬
ство в Средиземноморье.
Англия была растеряна, если понимать под Англией куч¬
ку дельцов, известную на данном отрезке истории под име¬
нем кабинета. Эта группа подписывала международные
соглашения, выступала с декларациями,* пыталась опровер¬
гать в парламенте всплывавшие на поверхность разоблаче¬
ния, отвергала протесты, боролась с забастовками, соверша¬
ла все глупости и преступления, носившие официальное
название «политики правительства его величества». В дейст¬
213

вительности это была политика людей, стремящихся
всеми силами за счет других народов и собственного
английского народа удержать свои позиции в новом переделе
мира.
Зная, что договоры подписывались, декларации произно-*
сились, глупости и преступления совершались именем Англии
и от имени англичан, можно было бы подумать, что Британ-:
ские острова населены одними выжившими из ума старцами
и патологически глупыми недоносками. Так ясно сквозило
в каждом действии британского кабинета намерение вверг¬
нуть страну в пучину войны. Но происходящее было под¬
тверждением того, что не существует правила без исключений.
Поговорка «каждый народ имеет правительство, какого он
достоин», не подходила к случаю. Сорок шесть миллионов
англичан были достойны лучших министров. Очень немногие
из этих сорока шести миллионов поставили бы свою подпись
на документах, определявших внутреннюю и внешнюю поли¬
тику империи. Согласие на захват Абиссинии итальянским
фашизмом, потворство итало-германской интервенции в Ис¬
пании и аншлюссу Австрии, продажа Гитлеру Чехослова¬
кии — все это было не чем иным, как самоубийственным
участием в первом акте трагедии, которой суждено будет
получить наименование второй мировой войны. На Дальнем
Востоке Япония продолжала выбивать из-под Англии одну
подпорку за другой. Лондонский кабинет терпел оскорбления
и удары от японцев в надежде, что все-таки удастся толкнуть
их на СССР и США. Соединенные Штаты Америки, делав¬
шие вид, будто они кровно заинтересованы в сохранении
мира, продолжали втихомолку подталкивать японцев к даль¬
нейшему наступлению. Так же как в свое время только уси¬
лиями США была спасена от краха развалившаяся машина
германского империализма, так и теперь, лишь благодаря
американскому металлу, американской нефти, американ¬
ским моторам, американскому золоту, японский империа¬
лизм мог продолжать свою континентальную авантюру
в Азии.
Были такие люди в Англии, которые позволили убаюкать
себя болтовней Чемберлена, будто мир спасен. Но те, кто не
хотел сознательно закрывать глаза на происходящее, знали,
что уже второй год идет новая империалистическая война,
разыгравшаяся на громадной территории, от Шанхая до Гиб¬
ралтара, и захватившая более пятисот миллионов человек на¬
селения, что насильственно перекраивается карта Европы,
Африки, Азии, что потрясена в корне вся система послевоен¬
ного, так называемого мирного режима.
Чем дальше шло дело, тем настойчивее простой англнча-
216

нин заявлял: спасение мира — в союзе с Советской Россией!
Черчилль, неизмеримо более ловкий политик, чем Чемберлен,
улавливал настроения английского общества. С обычным для
него коварством матерого двурушника Черчилль подхватил
это требование народа и использовал его как оружие для
борьбы с кабинетом. Становясь в позу ярого критика
действий премьера, он тоже «разоблачал» бездарных ми¬
нистров.
—	С одной стороны, — говорил он, — отвергнутая полити¬
ка президента Рузвельта стабилизировать положение в Евро¬
пе или добиться перелома вмешательством Соединенных
Штатов; с другой — пренебрежительное невнимание к несо¬
мненному желанию Советской России примкнуть к западным
державам и пойти на все для спасения Чехословакии; сбро¬
шенные со счетов тридцать пять чешских дивизий против еще
незрелой германской армии в тот момент, когда Великобри¬
тания могла предоставить для укрепления фронта во Фран¬
ции только две дивизии, — все это пущено на ветер... Теперь
же, когда все эти преимущества и богатства растрачены
и выброшены, Великобритания, ведя за руку Францию, вы¬
ступает с гарантией целостности Польши, которая всего за
шесть месяцев до этого с жадностью гиены приняла уча¬
стие в грабеже и уничтожении чехословацкого государства.
Имело смысл бороться за Чехословакию в тысяча девятьсот
тридцать восьмом году, когда германская армия едва могла
выставить на западном фронте полдесятка обученных диви¬
зий и когда французы с их шестьюдесятью или семьюдесятью
дивизиями наверняка могли форсировать Рейн или вступить
в Рур. Но это было сочтено нецелесообразным, поспешным,
не отвечающим современному мышлению и морали. Теперь
же, по крайней мере, два западных демократических государ¬
ства заявили о своей готовности рискнуть жизнью во имя
целостности Польши. Чтобы найти параллель этому внезап¬
ному превращению шестилетней политики широко афиши¬
руемого умиротворения в готовность принять неминуемую
войну на гораздо худших условиях и в максимальном мас¬
штабе, придется, пожалуй, прочесать вдоль и поперек всю
историю, которая, как говорят нам, есть главным образом
история преступлений, безумств и бедствий человечества. Да
и как могли бы мы защитить Польшу и выполнить свои га¬
рантии? Только объявив войну Германии и напав на более
сильные укрепления и более мощную германскую армию,
чем те, перед которыми мы отступили в сентябре тысяча де¬
вятьсот тридцать восьмого года. Вот вехи на пути к ката¬
строфе!.. — С пафосом возмущенного правдолюбца Черчилль
заявлял: — Средства организации сопротивления агрессии
217

в Восточной Европе почти исчерпаны. Венгрия — в немецком
лагере. Польша в стороне от чехов и не желает сотрудничать
с Румынией. Ни Польша, ни Румыния не согласны на вы¬
ступление русских против Германии через их территорию. —
И зная, чем он может вернуть себе растраченную популяр¬
ность, он, наконец, восклицал: — Ключ к великому союзу —
договоренность с Россией!
Старый ненавистник Советского Союза знал, что делает:
требование ориентироваться на Советский Союз звучало как
голос разума и прогресса рядом с тупым бормотаньем пре¬
мьера: «Я должен признаться в глубоком недоверии к России.
Я вообще не верю в ее способность вести эффективное
наступление даже при желании».
Черчилль бил на популярность СССР в Англии и тем са¬
мым вырывал стул из-под премьера.
Черчилль понимал, что нельзя скрывать от англичан един¬
ственный путь спасения Англии — заключение пакта с Со¬
ветским Союзом. Давно уже мозг Черчилля, изощренный
в политических каверзах против Советской России, не рабо¬
тал с такой интенсивностью, как в те сложные дни. Всё
новые комбинации, одна коварнее другой, заставляли его
дрожать от нетерпения поскорее ухватиться за руль государ¬
ственного корабля Англии. Он не уСтавал живописать
в парламенте и в печати военную неподготовленность импе¬
рии и мрачные перспективы поражения. Делая вид, будто
стремится к разоблачению неразумной политики Чемберлена,
старый волк добивался совсем другого: он хотел запугать
англичан. Чем меньше голосов будет раздаваться в Англии
за союз с Советами, за обуздание Гитлера, тем лучше. Мысль
о возможности сотрудничества с советским государством,
которое он ненавидел всем своим существом, борьбе с кото¬
рым посвятил половину жизни, ужасала Черчилля. Он хотел
видеть Россию изолированной, одинокой, предоставленной
самой Себе в предстоящей неизбежной борьбе с фашизмом.
Исподтишка помочь немцам, если дела их пойдут плохо
в единоборстве с Россией, — это он мог. Но помогать Рос¬
сии?.. Никогда. Не ради того он прожил долгую жизнь, чтобы
собственными руками разрушить все, что сделал для уни¬
чтожения коммунизма.
Однако опыт подсказывал Черчиллю, что не всегда все
выходит так, как хочется. Не исключена была возможность,
что договор Англии и Франции с Россией подписать все же
придется. Ну что же, Черчилль был готов и к этому. Тогда
он станет ярым сторонником союза с Россией. Он постарает¬
ся убедить весь мир, что война уже невозможна. Но тайный
аппарат Британской империи будет пущен в ход, чтобы до¬
218

казать немцам обратное. Гитлер узнает, что пакт с Россией —
фикция, что Англия никогда не вынет меча из ножен, что
нацистам открыт путь на восток. С точки зрения Черчилля,
вторая комбинация — соглашение с СССР — была в сложив¬
шихся условиях лучше открытого разрыва с ним. Она по¬
влекла бы за собой усыпление бдительности англичан, а быть
может, и русских. Спокойно отдавшись хозяйственным забо¬
там, русские были бы застигнуты нападением Гитлера врас¬
плох...
Как совместить уклонение от договорных обязательств
перед Россией с честью Англии?.. При этом вопросе Черчилль
мог только мысленно улыбнуться: а чем была вся многовеко¬
вая политика создания империи? Удержать от исполнения
обязательств Францию? Над этим не стоило задумываться:
пример Мюнхена был более чем ярким...
В своем уединении, будучи «не у дел», Черчилль внима¬
тельно следил за каждым шагом кабинета и знал, что бес¬
полезно растолковывать Чемберлену и Галифаксу выгоду
придуманной им, Черчиллем, позиции. Да и вовсе не в инте¬
ресах Черчилля было давать им умные советы. Англия —
Англией, но нельзя, забывать и о самом себе. «Пусть англи¬
чане позовут своего Уинстона, — с нежностью думал о самом
себе Черчилль* — машина завертится в нужную сторону.
А пока?.. Пока разоблачать, разоблачать и еще раз разобла¬
чать бездарность правительства!»
В том, что группы Черчилля и Чемберлена называли
своими «программами», было не больше разницы, чем в про¬
граммах американских республиканцев и демократов. Те и
другие представляли не только один и тот же правящий
класс Днглии, но и защищали его интересы одними и теми
же средствами. Разногласия между ними были лишь отраже¬
нием борьбы за власть конкурирующих между собой банков¬
ских или промышленных групп. Всякий политикан, вышиблен¬
ный из насиженного министерского кресла очередной сменой
кабинета, хватался за любую возможность подставить ножку
своему сопернику. Чемберлен и Галифакс были соперниками
Черчилля и Идена. Черчилль и Иден до боли в скулах готовы
были «бороться за правду», пока это шло во вред группе
Чемберлена, но не во вред им самим.
Идея Черчилля использовать гитлеровскую Германию
в качестве ударной силы для сокрушения Советской России
вовсе не была новостью. Она была лишь запоздалым повто¬
рением обанкротившегося плана Джозефа Чемберлена. Ои
тоже пробовал втравить императорскую Германию в войну
с тогдашней Россией, поймав немцев на приманку «пантев-
тонской программы». Англия еще в начале XX века рассчи¬
219

тывала, ослабив сразу обе эти державы, захватить положение
гегемона в делах Европы.
С тех пор многое изменилось. Англия была не та, Россия
была не та, Европа тоже была не та. Капитализм был смер¬
тельно ранен. Тем ревностнее пытались старцы с Даунинг-
стрит втравить Германию в войну с СССР, пользуясь тем,
что Гитлер и его хозяева сами лезли в драку, хотели ее.
В голове Черчилля ворочались тайные планы привлечения
«к делу» и Соединенных Штатов. Точно так же эти планы
вынашивались некогда Джозефом Чемберленом. Тому тоже
мерещилось, что, временно поделив главенство над миром
с Америкой, Англия сумеет в конце концов выбить из седла
и своего заокеанского партнера. Но осуществление этих пла¬
нов, как известно, не удалось Англии даже того периода.
А тогда ее империя находилась в зените своего могущества.
Тем более бредовыми выглядели такие проекты сейчас, когда
Англия тянулась к вожделенному плоду» дрожащими руками
стареющего скопидома.
•Удивительно бывает в жизни человека, когда он один не
видит своей обреченности. В стремлении схватить непосиль¬
ное он растрачивает и то, что у него есть. Так же удивитель¬
но это было и с целой страной: правители Англии не пони¬
мали, что максимумом их стремлений может быть удержание
минимума.
Жадность толкала английских правителей н*а один невер¬
ный шаг за другим. Это было плодом такого же ослепления,
какое привело к крушению германскую империю Гогенцол-
лернов. Германия Вильгельма рвалась к недостижимому
в значительно более молодом возрасте. То была эпоха капи¬
тализма, только что достигшего высшей и последней стадии
своего развития — империализма. Борьба, затеянная герман¬
ским империализмом, привела к трагической и для него
самого развязке. Мечты о мировом господстве рассеялись,
как дым. Британская империя тогда устояла, хотя ее силы
и были подорваны.
Век капитализма шел к концу, но Черчилль этого не по¬
нимал. Он не хотел примириться с неизбежным. Он вообра¬
зил, что в компании с такими же, как он сам, живыми ана¬
хронизмами еще можно спасти идущий ко дну1 корабль
капитализма. По его мнению, для спасения капитализма
достаточно было сокрушить родившееся и исторически зако¬
номерно развивающееся социалистическое советское госу¬
дарство.
Чтобы взяться за осуществление своих планов, Черчиллю
нужно было добиться власти. Ему нужно было свалить каби¬
22а

нет Чемберлена, прежде чем тот окончательно развалил
империю. Черчилль с напряженным вниманием следил за раз¬
витием событий. Старые связи в правительственном аппарате
и в разведке позволяли ему подчас знать то, что скрывали
от премьера. Чемберлену не приходило в голову, что решения
Гитлера и Муссолини были приняты раньше, чем он совер¬
шил свои позорные паломничества в Годесберг, в Мюнхен,
в Рим. А Черчиллю уже была известна оценка, которую
осмеливались давать англичанам даже такие презренные раз¬
бойники, как Муссолини и Чиано. Черчилль скрежетал зуба¬
ми от бессильной злобы, когда читал в донесениях британ¬
ских разведчиков:
«Обсуждая результаты визита Чемберлена, дуче сказал:
—	Переговоры с англичанами не имеют уже никакого
значения. Эти люди сделаны из другого теста, нежели
Фрэнсис Дрейк и прочие блистательные авантюристы, создав¬
шие Британскую империю. Теперь это всего лишь усталые
дети длинной линии богачей.
Чиано ответил:
—	Англичане стараются отступать как можно медленнее,
но они не хотят и не будут сражаться. Переговоры с ними
действительно можно считать законченными. Я уже телефо¬
нировал Риббентропу и сообщил ему о полнейшем фиаско,
которое постигло миссию англичан».
Или:
«Чиано доложил дуче о том, что британский посол
в Риме лорд Перт представил на одобрение Италии проект
речи, которую Чемберлен намерен произнести в палате
общин.
—	Он не возражает, если вы внесете свои поправки,—
заметил Чиано.
—	В общем сносно! — сказал Муссолини, просмотрев
план речи. — Но дело, разумеется, не в этой болтовне ста¬
рого осла, а в том, что впервые в истории Британской импе¬
рии ее премьер представляет на одобрение иностранного
правительства план своего выступления. Плохое предзнамено¬
вание для англичан.
—	Но отличное для нас, — ответил Чиано.
Муссолини рассмеялся:
—	Нужно быть полным идиотом, чтобы не понимать: де¬
ло идет к тому, что мы выпихнем их из Средиземного моря.
Тогда их империи конец.
—	На месте их распавшегося Вавилона появится Великая
Римская империя Муссолини. И мир прославит вас, как но¬
вого Цезаря..
221

Дуче:'
—	Могу себе представить физиономию этой толстой
свиньи — Черчилля, когда он узнает, что я визировал .речь
главы британского правительства...»
—	Да, мой старый друг, — ворчливо проговорил Чер¬
чилль, обращаясь к понуро стоявшему под Дождем Бену. —*
Корабль мира получил слишком большие пробоины, чтобы
удержаться на воде... Идемте. Надеюсь, что в доме еще най¬
дется чашка горячего чаю... Брр, чертовски неподходящая по¬
года для войны.
И он зашлепал по мокрой траве в направлении дома.
—	А знаете, что на-днях заявил премьер? — несколько
оживившись, спросил Бен и дружески взял Черчилля под
руку. — «Шансы Черчилля на вступление в правительство
улучшаются но мере того, как война становится все более
вероятной».
После мучительно длинного предисловия Бен выложил
Черчиллю то, ради чего явился в Чартуэл.
—	Дорогой Бен,:— глубокомысленно ответил Черчилль, —
я польщен вашей уверенностью, что до сих пор «указания
для генералов должен составлять юнкер», но сначала ответь¬
те на вопрос: что думают о ситуаций ваши горняки?
—	Мои горняки! — в отчаянии воскликнул Бен. — Какой
это беспокойный народ — английские горняки! Если бы по¬
койный лорд Крейфильд знал, как они будут себя вести
в наше время, то ликвидировал бы все свой шахты. Он оста¬
вил бы мне наличные деньги или, во всяком случае, что*-
нибудь не связанное с так называемым рабочим вопросом. —
Забыв наставления Маргрет, Бен продолжал: — Если бы вы
знали, милый Уинстон, как мы завидуем вам...
Черчилль насторожился:*
—	Вот уж не предполагал, что в положении отставного
боцмана я	могу служить	предметом зависти.
—	Для	меня и даже	для леди Крейфильд!
—	Зависть вице-премьера!
—	Перестаньте шутить, Уинстон. Вы навсегда избавлены
от хлопот,	причиняемых	рабочими, вы живете	в	уверенности,
что никакие забастовки	не могут превратить	ваши	золотые
бумаги в мусор.
—	Откуда такая уверенность, Вен?
—	Забастовки кафров?.. Рабочий вопрос в Африке?
—	Вы сильно отстаете от жизни, Бен. — Черчилль сер¬
дито толкнул ногою дверь. — Кажется, даже каннибалы зна¬
ют уже, что такое тред-юнионы.
222

—	В колониях можно применять совсем другие способы
ликвидации конфликтов с рабочими, чем здесь у нас, —
плаксиво проговорил Бен. — Нефтяные дела куда спокойнее
угольных. Вся нефть —за пределами Англии.
—	Все имеет свои теневые стороны, — неопределенно от¬
ветил Черчилль, отряхивая дождевую воду со шляпы. — Раз¬
девайтесь, Бен, вероятно, нам дадут чаю... Вот тоже «дела
вне Англии» — чай.
—	Нет, китайцы — это уже не африканские дикари. Они
хотят, чтобы их интересы принимались в расчет...
—	Безумные времена, Бенджамен, совершенно безум-*
ные! — иронически заметил Черчилль.
—	Говоря откровенно, я возлагаю большие надежды на
Гитлера, — понижая голос, сказал Бен. — Этот сумеет на¬
вести порядок и в Европе и в колониях, которые придется
ему дать.
Черчилль нервно откусил конец сигары и исподлобья, как
готовящийся к удару бык, уставился На Бена:
—	Придется дать?
Бен на минуту смешался: уж не проговорился ли он?..
А впрочем, если он хочет обеспечить себе место в кабинете
Черчилля, когда тот придет к власти (Бен был уверен, что
рано или поздно это случится), то можно и выдать ему
один-другой секрет Чемберлена. Поэтому он спокойно дого¬
ворил:
—	Помните разговоры о встрече Галифакса с Гитлером?
Это не сплетай: встреча была. Многозначительная встреча!
В ответ на жалобы фюрера, будто консерваторы занимают
абсолютно отрицательную позицию в вопросе о возвращении
немцам колоний, Галифакс сказал, что правительство его
величества вовсе не отказывается серьезно обсудить это дело
с Германией. Позднее, через Гендерсона, он еще раз дал ясно
понять Гитлеру, что глобус может быть поделен между
двумя великими мировыми империями..*
Хотя Черчиллю через собственные каналы было известно
содержание двух бесед с Гитлером, о которых говорил Бен,
он с напускным интересом спросил:
—	Просто так: поделить й все? Без всяких искупитель¬
ных услуг со стороны фюрера?
Бен приблизил губы к мясистому красному уху Черчилля:
—	Германия должйа раз и навсегда покончить с ком¬
мунизмом... Разумеется, не только внутри Германии, а и там,
в России.
—	Уничтожить красную Россию?
—	Никто не стал бы этому мешать, но на этом пути мы
встретим одну почти непреодолимую трудность.
223

—	Большевики говорят, что непреодолимых трудностей
не бывает.
—	Дело в том, — понижая голос, сказал Бен, — что Гит¬
лер не желает бросаться на Советский Союз, не имея за
плечами формального союза с нами и с Францией или хотя
бы только с нами.
Черчилль недовольно выпятил нижнюю губу:
—	Подумаешь, препятствие!.. Правительство его величе¬
ства имеет достаточный опыт, чтобы найти выход из такого
положения: не всякий союз заключается для того, чтобы
выполняться.
—	Но скандал в случае огласки, Уинстон?! В свете наших
нынешних переговоров с Москвой даже моя сегодняшняя
нескромность могла бы стоить мне очень дорого.
—	Поста вице-премьера? — со смехом спросил Чер¬
чилль. — Не очень большая беда, Бен. Зато вы обеспечили
бы себе такой же пост в значительно более почетном каби¬
нете...
Он замолк, взвешивая мелькнувшую мысль: не попытать¬
ся ли получить через этого олуха подлинники секретных запи¬
сей? Тогда он имел бы в руках оружие, которым можно при¬
переть к стене и Галифакса и самого Чемберлена. Да что
там «припереть к стене»! Он мог бы свалить их замертво!
А как важно было бы знать в точности слова Гитлера для
дальнейших сношений с ним, когда он, Черчилль, возьмет
дело в свои руки. Весьма возможно, что эти переговоры при¬
дется закончить за спиною русских, если московский пакт
почему-либо будет все же заключен.
—	Послушайте, Бен... — вкрадчиво проговорил Чер¬
чилль. — Вы верите в мою дружбу?
После некоторого колебания Бен. не очень твердо сказал:
—	Я уже не раз доказал...
Испугавшись очередной тирады, Черчилль нетерпеливо
перебил:
—	К делу, Бен: мне нужны эти записи!
Бен испуганно откинулся к спинке кресла.
—	Прочесть? — заикаясь, пробормотал он.
—	Разумеется! — воскликнул Черчилль, прикидывая в уме,
сколько времени понадобилось бы на то, чтобы сфотографиро¬
вать документы. — На каких-нибудь два часа, Бен.... Всего на
два часа!
Бен тоже рассчитывал: что может ему дать такая услуга
в будущем и чем она грозит в настоящем?..
—	Два... часа?.. — в сомнении проговорил он. И тут же
вспомнил, что должен в обмен на это обещание привезти
224

хотя бы ответ для Маргрет. — А как насчет польского во¬
проса?
Отдавшись своим мыслям, Черчилль не сразу вспомнил,;
при чем тут Польша.
—	Ах да, Польша!.. Гитлер доведет дело до конца. Так
же, как довел его до конца с Австрией, с Чехословакией, как
доведет с Данцигом.
—	Значит... война? — в испуге спросил Бен.
—	Не знаю... Но даже если война?
—	А наши гарантии Польше?
—	Ах, милый Бен...— Черчилль сделал нетерпеливое дви¬
жение. — Англичане всегда были хозяевами своего слова:
тот, кто его дал, вправе взять его обратно...
—	Вы хотите сказать, что... Германия в три дня покончи-»
ла бы и с Польшей?
—	Если мы ничего не будем иметь против.
—	Я вас понял, Уинстон.
—	Вы еще в колледже отличались понятливостью, милый
старый дружище Бенджамен. Если господь-бог судил мне
стать когда-нибудь премьером этой страны, чтобы спасти ее
от гибели, вы обещаете мне занять пост вице-премьера...
Конец фразы он досказал мысленно: «В каждом каби¬
нете должен быть свой дурак». Но лорд Крейфильд важно
ответил:
—	Подумаю о вашем предложении, милый Уинстон... —
И мечтательно добавил: — Ах, колледж, колледж! Какие
были времена!
Бен еще несколько раз пытался вернуть разговор к интере¬
совавшему его вопросу о Польше, о возможных размерах
конфликта и об угрозе нефтяным источникам, интересовав¬
шим Маргрет. Но Черчилль ловко избегал ответа. Бен понял,
что получит ответ лишь в обмен на записи разговоров Гали¬
факса и Гендерсона с Гитлером. Он решил, что в конце
концов Уинстон не чужой человек — можно показать ему
записи.
С этим Бен и уехал.
Однако, несмотря на все старания, ему так и не удалось
вынести документ из канцелярии премьера. Еще раз внима¬
тельно прочесть запись — вот все, что он смог сделать.
Как многие недалекие люди, Бен обладал отличной меха¬
нической памятью. Неспособный самостоятельно проанали¬
зировать многозначительный разговор министра иностранных
дел с Гитлером, Бен мог с фотографической точностью за¬
помнить диалог. Явившись на лондонскую квартиру Черчил-
15 Заговорщики
225

ля, он предложил пересказать ему содержание берлинских
бесед в обмен на точный и ясный ответ:	что делать
с американо-польскими бумагами.
—	Милый Уинстон, — сказал Бен, — если Маргрет узнает,
что я выдал вам ее тайну, мне не сдобровать.
Это не было рисовкой ни перед Черчиллем, ни перед са¬
мим собой. Из двух тайн, которые он привез Черчиллю, его
несравнимо больше беспокоила судьба той, хранить которую
велела Маргрет. По мере того как ухудшались его денежные
дела, Бен чувствовал все большую зависимость от жены. Он
старался не думать о том, что власть Маргрет — это власть
ее дяди Джона. Бену был противен развязный шумный аме¬
риканец и его доллары, грубо вторгавшиеся в чинную жизнь
Грейт-Корта* Даже перед самим собою Бен делал вид, будто
все это его не касается, и только под нажимом жены согла¬
шался иногда поговорить о денежных делах.
Но с Черчиллем такая наивная игра была бесполезна. Не
Бену было надуть старого пройдоху. Черчилль сразу понял,
что в обмен на хороший совет в личных делах лорд-свиновод,
не задумываясь, выдаст ему государственную тайну Англии.
Гражданская совесть— не жена, она не будет мучить лорда
Крейфильда.
Сделка состоялась быстро и к обоюдному удовольствию,
хотя ни тот, ни другой нй разу не назвали вещи своими име¬
нами. Они оба были джентльменами и умели не ставить
собеседника в ложное положение.
С такой легкостью, будто речь шла о салонной сплетне,
Бен выкладывал то, что должно было оставаться величайшей
тайной от человечества:
—	Галифакс заявил фюреру* что его заслуги признаются
в Англии. Если английское общественное мнение и занимает
иногда критическую позицию по отношению к известным гер¬
манским проблемам, то это объясняется тем; что в Англии не
полностью осведомлены о мотивах й обстановке германских
мероприятий. — Бен не заметил, что в этом месте Черчилль
криво усмехнулся. Он беззаботно продолжал: — Члены пра¬
вительства его величества проникнуты сознанием, что в ре¬
зультате уничтожения коммунизма в своей стране фюрер
преградил заразе путь в Западную Европу. Поэтому Герма¬
ния по праву может считаться бастионом Европы против
большевизма.»
—	Очень жаль, — сказал Черчилль. — Министр слишком
откровенен с этим выскочкой. Гитлер не должен знать, как
высоко мы ценим его антикоммунистическую деятельность.
Иначе он положит ноги на стол.
—	Я не отвечаю за слова лорда Галифакса, Уинстон,—
226

со скукою в голосе заявил Бен, — Я передаю вам содержание
документа.
—	Никогда не забуду этой услуги, дорогой Бенджамен...
Продолжайте, прошу вас.
И Черчилль на цыпочках, чтобы ие мешать Бену, подошел
к курительному столику.
—	После того как германо-английское сближение, сказал
фюреру Галифакс., подготовит почву, четыре великие державы
должны совместно создать основу, на которой может быть
установлен продолжительный мир в Европе. Далеко идущее
сближение может быть достигнуто только тогда, когда все
стороны станут исходить из одинаковых предпосылок и будет
достигнуто единство взглядов.
—	Галифакс не говорил, что он имеет в виду под «далеко
идущим сближением»? — спросил Черчилль.
—	Если я правильно понял, он хотел сказать Гитлеру, что
мы готовы даже на...
Бен запнулся. Только тут на память ему пришло предо¬
стережение, которое сделал Галифакс, когда рассказал о сво¬
ей встрече с Гитлером: это большой секрет. Немцы боятся,
что американцы взорвут марку, если узнают, что рейхсканц¬
лер шушукается с Лондоном.
Бён вопросительно посмотрел на собеседника. Ссутулив¬
шийся, с большой головой, втянутой в высоко поднятые пле¬
чи, с огромной нижней губой, отвисшей чуть ли Не до трой¬
ного подбородка, Черчилль уставился на гостя крошечными
злыми глазками, прикрытыми тяжелыми мешками одутлова¬
тых век. Бен понял* что сопротивляться этому взгляду удава
не в его силах, и, словно бросаясь головой в воду, договорил:
—	...Вплоть до согласия не мешать Гитлеру на западе.
Гитлер может разделаться с Францией, если это является его
условием похода на восток. Галифакс сказал мне: в том,
что Гитлер оккупировал бы Францию, есть большой плюс
для нас. Блокада Германии стала бы полной. Французам
была бы отрезана возможность использовать свой флаг для
снабжения немцев за нашей спиной.
Черчилль сделал размашистое движение рукой, в которой
держал сигару. Струя дыма прочертила в воздухе след, как
от совершившего мертвую петлю самолета.
—	В том, что говорит долговязый дурень, есть доля прав¬
ды... — проворчал он. — Вернемся к их беседе.
—	Галифакс сказал Гитлеру, — уныло продолжал Бен,—
что англичане являются реалистами. Они убеждены, что
ошибки Версаля должны быть исправлены. Английская сто¬
рона не считает, что статус-кво должен оставаться в силе,
—	Это порадовало фюрера? — спросил Черчилль.
15*
227

—	Еще бы! Он ответил, что возможности разрешения
международных проблем будут найдены, если поумнеют
политические партии или в Англии будут введены государ¬
ственные формы, не позволяющие партиям оказывать влияние
на правительство.
—	У него осталось мышление ефрейтора. Этот дурак, ви¬
димо, полагает, что англичане принимают Мосли всерьез!
И что мы готовы отдать власть ему и его прощелыгам.
—	Повидимому, — ответил Бен. — Но Галифакс сказал
ему, что существующие в Англии формы правления не
изменятся сразу. Из этого, однако, не следует, что влияние
политических партий могло вынудить правительство его вели¬
чества упустить какие-либо возможности сближения с Гер¬
манией. Тут же Галифакс дал ему понять, что наше
правительство не отказывается и от обсуждения колониального
вопроса.
—	Глупо! — сердито отрезал Черчилль. — G цепной соба¬
кой не обсуждают вопроса о том, какую кость ей бросить...
Нельзя упускать возможности держать этого разбойника на
привязи. Иначе он бросится на нас.
—	Галифакс это понимает.
—	К сожалению, он частенько выбалтывает свои мысли.
А в отношениях с такими типами, как Гитлер, это самое
страшное.
—	На этот раз министр дал только понять, что мы не за¬
крываем глаза на необходимость значительных изменений
в Европе.
—	Ефрейтор наверняка уцепился за эту фразу?
—	Да, он тут же здявил; следует наверстать то, что было
упущено в прошлом из-за ненужной верности договорам.
—	Нашел кого учить!
—	Фюрер сказал еще, что два столь реалистических наро¬
да, как германский и английский, не должны поддаваться
влиянию страха перед катастрофой.
—	Ему-то хорошо! — с нескрываемой завистью проговорил
Черчилль. — Он зажал своих в кулак. А попробовал бы он
«удержать от страха» наших милых соотечественников!
—	Под катастрофой Гитлер разумел большевизм, — пояс¬
нил Бен.
—	Разве вы не понимаете, что англичанина нужно еще
суметь убедить в том, что большевизм действительно ката¬
строфа для нас.
—	Для нас или для Англии? — наивно спросил Бен.
—	Англия — это мы! — отрезал Черчилль. — Дальше!
—	Это главное из того, что Галифакс сказал Гитлеру-
—	А Гендерсон?
228

—	Гендерсон был еще конкретней. Он сразу же заявил
Гитлеру, что дело идет не о торговой сделке, а о широком
политическом соглашении, о попытке установить сердеч¬
ную дружбу с Германией. Он указал, что, по нашему
мнению, данный момент является подходящим для такой
попытки.
—	Да, если только Гитлер не верит в серьезность наших
переговоров в Москве.
"— Едва ли он верит в них.
—	Почему? — с напускной наивностью спросил Черчилль.
—	Ему уже дано понять, что цель московских перегово¬
ров — прикрытие от глаз общественности того, что происхо¬
дит в Лондоне.
—	Глупо!
—	М-м-м... — Бен не нашелся, что ответить: одним из
инициаторов этого сообщения Гитлеру был он сам. Он по¬
спешил сказать: — Гендерсон сказал фюреру, что премьер
взял в свои руки руководство английским народом, вместо
того чтобы итти у него на поводу.
Эти слова вызвали оживление Черчилля. Вот, наконец, та
бомба, которой можно взорвать кабинет Чемберлена.
Между тем Бен продолжал:
—	Гендерсон сказал еще, что, по его мнению, наш
премьер выказал беспримерное мужество, когда сорвал маски
с таких интернациональных лозунгов, как коллективная без¬
опасность...
—	Это пришлось Гитлеру по вкусу!
—	«Не надо было впускать Советскую Россию в Ев¬
ропу,— сказал он Гендерсону. — Если стоит говорить об
объединении Европы, то без России».
—	Что ответил посол?
—	Он указал Гитлеру на глобус и 7жестом как бы поде¬
лил его пополам.
—	Не многовато ли для такого ублюдка, как фюрер?
—	Обещать не значит дать.
Бен. считал, что сказал вполне достаточно для оплаты со¬
вета, обещанного Черчиллем. Хозяин не стал спорить. Он
красноречиво описал политическую перспективу. Бен слушал
со вниманием, чтобы не пропустить то главное, что нужно
передать Маргрет. Но все, что говорил Черчилль, выглядело
важным, и вместе с тем Бен не мог уловить ничего, что про¬
яснило бы вопрос, интересующий леди Крейфильд. Он поки¬
нул дом Черчилля с еще большим туманом в голове, чем
прежде.
После его ухода Черчилль долго расхаживал по кабинету,
дымя сигарой. Потом вынул из письменного стола толстую
229

тетрадь дневника и отыскал свою прошлогоднюю запись о бе¬
седе с гитлеровским гаулейтером Данцига Ферстером, посе¬
тившим его частным образом на этой самой квартире в Лон¬
доне.
Черчиллю вспомнилось, как он в те дни яростно нападал
в парламенте и в многочисленных статьях на позицию Чем¬
берлена и Даладье. Он для виду настаивал тогда на защите
Чехословакии, являвшейся пробным камнем в попытке Гитлера
открыто, вооруженной рукой перекроить карту Европы.
Черчилль с недоброй усмешкой перечитал свои собствен¬
ные слова:
«Я заверил Ферстера, что Англия и Франция приложат все
усилия, чтобы уговорить пражское правительство...»
Да, Чемберлен и Даладье уго-ворили Прагу капитули¬
ровать.
Черчилль вспоминал, как Советский Союз стремился пред¬
отвратить вторжение Гитлера в Чехословакию, как Франция
открытой изменой союзническим обязательствам в отношении
Праги свела на-нет вое усилия. СССР. Он крепче закусил си¬
гару при мысли о роли, сыгранной тогда Чемберленом. Взгляд
его быстро скользил по строкам дневника.
«Я ответил Ферстеру, что, по моему мнению, было бы
вполне возможно включить в общеевропейское соглашение
пункт, обязывающий Англию и Францию прийти Германии
на помощь всеми силами... Я не являюсь противником мощи
Германии. Большинство англичан желает, чтобы Германия за¬
няла свое место в качестве одной из двух или трех руководя¬
щих держав мира...
Ферстер ответил мне, что не видит никакого реального
основания для конфликта между Англией и Германией,—если
бы только Англия и Германия договорились друг с другом,
они могли бы поделить между собою весь мир...»
Эту последнюю фразу немца переводчик счел тогда за
лучшее не переводить. Но Черчилль понял ее и без перевод¬
чика.
Черчилль продолжал рассеянно перелистывать дневник,
выхватывая взглядом отдельные фразы. Несколько задержал¬
ся на странице:
«Вчера один Друг доставил мне копию совершенно секрет¬
ного донесения польского посла в Париже Лукасевича об его
беседе с Боннэ. Есть кое-что заслуживающее внимания:
«...Министр Боннэ пространно начал говорить об отношении
к Советской России. Он сказал: франко-советский пакт яв¬
ляется очень условным, и французское правительство не стре¬
мится опираться на него. Он будет играть роль и иметь зна¬
чение только в связи с тем, как Франция будет воспринимать
230

колебания Польши. Боннэ откровенно заявил, что был бы
особенно доволен, если бы он мог, в результате выяснения
вопроса о сотрудничестве с Польшей, заявить Советам, что
Франция не нуждается в их помощи... Во время беседы Бон¬
нэ напомнил о поддержке, которую Франция имеет не только
со стороны Англии, но и со стороны Соединенных Штатов
Америки...» У Лукасевича написано: «Посол Буллит говорил
мне, что министр Боннэ в разговоре с ним заявил, что не до¬
пускает мысли о тоМ) что Соединенные Штаты могут не под¬
держать английский и французский демарш в Берлине, и по¬
лучил в ответ от посла Буллита: «Это так...»
Черчилль захлопнул тетрадь.
«Господь да поможет мне завершить дело всей моей
жизни, — произнес он про себя. — Пусть всевышний уничто¬
жит Россию руками Гитлера прежде, чем я уничтожу
их всех».
Тут Черчилль вспомнил, как Бен проговорился насчет то¬
го, что Гитлер не решается ринуться в войну против России,
не имея в кармане союзнического договора с Англией. Это
было серьезное препятствие. Воспоминание о нем едва сразу
же не погасило хорошего настроения Черчилля. Бен, конечно,
прав. Вовсе не свои слова он произносил, когда высказывал
.опасения скандала на весь свет в случае обнаружения эда¬
кого договорчика с Гитлером. Такой бум взорвал бы кабинет,
как бомба.
А нет никакого сомнения, что при малейшей попытке
Англии увильнуть от исполнения подобного соглашения Гит¬
лер начал бы шантажировать британское правительство
оглаской документа перед общественным мнением мира. По¬
добный прощелыга не остано-вится перед приведением своей
угрозы в исполнение.
При этой мысли Черчилль даже привскочил и стал нерв¬
но потирать ладони, как бы торопя и без того стремительно
мчавшиеся мысли. Его изощренный в политической игре мозг
рождал одну комбинацию за другой... Почему бы не взорвать
правительство Чемберлена, подтолкнув его на заключение
пакта с Гитлером? Тогда, придя к власти на место Чембер¬
лена, он, Черчилль, мог бы сразу обрести ореол народного
героя — стоило бы только порвать чемберлено-гитлеровское
соглашение. Но...
Всяких «йо» оказалось все же чересчур много. К своему
крайнему огорчению, Черчилль понял:	на	подобный пакт
в нынешней обстановке не пошел бы даже такой полный не¬
вежда, как, скажем, лорд Крейфильд. О Чемберлене нечего
было и говорить: его на такой мякине не проведешь, как бы
самому Чемберлену ни была мяла подобная перспектива...
231

Нет, из этого ничего не может получиться... Прекрасный, но
бесплодный зигзаг мысли... Фантазия!.. Химера!
—	Очень жаль! — произнес он вслух и с кряхтеньем стал
освобождать свое грузное тело из тисков кресла.
10
Ответ, привезенный Беном от Черчилля, не удовлетворил
Маргрет, а только еще больше напугал ее. Тогда Бен сделал
попытку решить задачу собственными силами. Однако ему
скоро надоело копаться в бумагах Форейн офиса. Махнув на
все рукой, вице-премье-р стал искать утешения ,у своих свиней.
Не один Бен был бессилен предугадать события, опреде¬
лявшие в те роковые дни ход мировой истории. Решающими
были политические переговоры в Москве. Они велись между
советским правительством, с одной стороны, и представителя¬
ми Англии и Франции — с другой. От имени Англии эти пе¬
реговоры направлялись людьми, бок о бок с которыми жил
и работал Бен. Сплетая сеть диверсии против Советского
Союза, они сами не могли предсказать исхода опасной игры.
У дипломатов эта игра нашла название «канализации гер¬
манской агрессии на восток». Авторы губительного для на¬
родов проекта производили этот выдуманный ими глупый
термин от слова «канал», но история, наверно, сочтет более
уместным производить его от слова «каналья». В качестве
главных каналий она пригвоздит к позорному столбу Чембер¬
лена с его министрами и Черчилля с его шайкой закулисных
режиссеров кровавой драмы. Знай они заранее, что эта дра¬
ма будет стоить человечеству миллионов жизней, они все
равно не прекратили бы своих интриг.
Вокруг этих главных постановщиков, как рой трупных
мух, жужжали мелкие политические гангстеры с Кэ д’Орсэ.
Придет время, и они окажутся под стеклянным колпаком
истории. Особое место там будет отведено отвратительным
маскам, которые пришлет из-за океана американский народ.
К ним прикрепят ярлыки с точным пересчетом принадлежав¬
ших им долларов на море человеческой крови, пролитой ими
ради прибылей, во имя власти двух тысяч паразитов, присо¬
савшихся к двум миллиардам людей, которые боролись за пра¬
во отбросить в прошлое закон власти человека над человеком.
Рядом с Черчиллями, Чемберленами, галифаксами н другими,
рядом с даладье, лавалями, петэнами, рейно, рядом с иско¬
паемыми вроде гитлеров, Муссолини, франко и всяких пиев
будут красоваться маски «джонов третьих», «гарри первых»
и прочих типов из той же породы. Это будет, когда свер-
щится справедливый суд истории...;
232

Но в 1939 году мало кто из будущих экспонатов думал
о таком суде. Они мечтали No лаврах и прибылях, о власти
над людьми, над территориями, над событиями, которыми
хотели повелевать.
В 1939 году в Вашингтоне и Нью-Йорке, в Лондоне
и Париже, в Берлине и Риме происходила преступная пляска
>с факелами на бочках с порохом. Миллионы людей с затаен¬
ным дыханием следили за этой пляской. Миллионы простых
людей отдавали себе, отчет в том, что ждет человечество,
если упадет хотя бы одна искра от столкнувшихся в пляске
факелов. Миллионы людей в ужасе отворачивались от взды¬
мающихся на горизонте волн крови и зарева пожарищ. Доно¬
сившийся из Москвы гневный голос разума: «Затопите же
пороховые погреба вместе с преступными поджигателями,
прежде чем мир взлетит на воздух», доходили до сердец на¬
родов, но руки их оставались скованными. Пляска продол¬
жалась.
Человечество шаг за шагом приближалось к катастрофе...
Об этом не думали те, для кого катастрофа означала биз¬
нес. Они знали, как превращать человеческую кровь в золо¬
то, они молились божеству наживы и власти. Они еще вла¬
ствовали и влекли народ на бойню. Их час еще не настал.
Они хранили в тайне свои преступные комбинации. Наро¬
ды знали только одну сторону политики — ту, которая дела¬
лась открыто, во имя мира, во имя спасения человечества.
Такая политика делалась в Москве. Другая политика, делав¬
шаяся в столицах буржуазных государств, оставалась
скрытой.
События развивались так:
Москва. ТАСС. «Советское Правительство выдвинуло
предложение о созыве совещания представителей наиболее
заинтересованных	государств,	а именно:	Великобритании,
Франции, Румынии, Польши, Турции и СССР. Такое совещание,
по мнению Советского Правительства, давало бы наибольшие
возможности для	выяснения	действительного положения и
определения позиций всех его участников. Британское прави¬
тельство, однако, нашло это предложение преждевременным».
Лондон. Из секретного политического донесения герман¬
ского посла в	Лондоне фон Дирксена министерству
иностранных дел, Берлин:	«В	Англии у власти находится
кабинет Чемберлена — Галифакса, первым и важнейшим
пунктом программы которых была и осталась политика со¬
глашения с тоталитарными государствами. После нескольких
месяцев более спокойного развития Чемберлен вместе с Гали¬
факсом будут иметь как решимость, так и обеспеченность
с точки зрения внутренней политики, чтобы взяться за послед¬
233

нюю и наиболее важную задачу английской политики: за
достижение соглашения с Германией».
Москва. «Известия»: «15 июня Народный комиссар
Иностранных Дел В. М. Молотов принял английского посла
г. Сиидса, французского посла г. Наджиара и директора
Центрального департамента Министерства Иностранных Дел
Великобритании г. Стрэнга... Беседа продолжалась более двух
часов... В. М. Молотову были вручены тексты англо-француз¬
ских формулировок по вопросам переговоров».
Лондон. Из письма германского поверенного в делах
в Лондоне Кордта послу Дирксену, вызванному в Германию:
«...Чемберлен приложит все усилия, чтобы достигнуть согла¬
шения с нами, даже если британское общественное мнение
и будет чинить ему все мыслимые затруднения... Взрыв него¬
дования в общественном мнении столь же мало удержал бы
его от преследования цели, как мало удержало бы это его
отца 39 лет назад».
Москва. «Известия»: «16 июня В. М. Молотовым были
вновь приняты английский посол г. Сиидс, французский посол
г. Наджиар и директор Центрального департамента Мини¬
стерства Иностранных Дел Великобритании г. Стрэнг. Беседа
длилась около часа».
Лондон. Из донесения германского посла в Лондоне
фон Дирксена министерству иностранных дел в Берлине: «От¬
ношение англичан к комплексу мыслей, определяемых словом
«война», различно. Незначительная часть английской обще¬
ственности реагирует с истерическим воодушевлением; эти
люди требуют польской и русской помощи и этим ослабляют
тактическую позицию британского правительства в перегово¬
рах с Россией... Внутри кабинета и узкого, но влиятельного
круга политических деятелей появляется стремление перейти
к конструктивной политике в отношении Германии. И как
бы ни были сильны противодействующие влияния, стремя¬
щиеся убить в зародыше это нежное растение, — личность
Чемберлена служит определенной гарантией...»
Москва. «Известия»: «Вчера В. М. Молотовым были
приняты английский посол г. Сиидс, французский посол
г. Наджиар и г. Стрэнг, которыми были переданы «новые»
англо-французские предложения, повторяющие прежние пред¬
ложения Англии и Франции. В кругах Наркоминдела отмечают,
что «новые» англо-французские предложения не представляют
какого-либо прогресса по сравнению с предыдущими предло¬
жениями».
Лондон. Из совершенно секретной записи германского
посла в Лондоне фон Дирксена, относящейся к встречам
советника Чемберлена Горация Вильсона с германским
234

уполномоченным Вольтатом и из «обзорной записки» фон
Дирксена:
«Хадсон высказал мнение, что в мире существуют еще три
большие области, в которых Германия и Англия могли бы
найти широкие возможности приложения своих сил, а имен¬
но: английская империя, Китай и Россия.
Сэр Гораций Вильсон подготовил документ, в котором
была изложена детально разработанная широкая программа.
Он определенно сказал Вольтату, что заключение пакта о не¬
нападении дало бы Англии возможность освободиться от
обязательств в отношении Польши... Затем должен быть за¬
ключен договор о невмешательстве, который служил бы до
некоторой степени маскировкой для разграничения сфер инте¬
ресов великих держав...
Основная мысль этих предложений, как объяснил сэр
Гораций Вильсон, заключалась в том, чтобы поднять и разре¬
шить вопросы столь крупного значения, что вошедшие в тупик
восточно-европейские вопросы, как данцигский и польский,
отодвинулись бы на задний план...
На вопрос г. Вольтата, согласится ли английское прави¬
тельство в надлежащем случае на постановку с германской
стороны, кроме вышеупомянутых проблем, еще и других во-
.просов, Вильсон ответил утвердительно: «Фюреру нужно лишь
взять лист чистой бумаги и перечислить на нем интересую¬
щие его вопросы: английское правительство было бы готово
обсудить их».
Значение предложений Вильсона было доказано тем, что
Вильсон предложил Вольтату получить личное подтверждение
их от Чемберлена, кабинет которого находится недалёко от
кабинета Вильсона».
Москва. «Известия»: «Вчера В. М. Молотовым были
приняты английский посол г. Сиидс, французский посол
г. Наджиар и г. Стрэнг, которым В. М. Молотов передал от¬
вет Советского Правительства на последние предложения
Англии и Франции».
Берлин. Из запроса германского министра иностранных
дел Риббентропа послу в Лондоне фон Дирксену: «Вольтат
по своем возвращении в Берлин доложил о беседе с сэром
Горацием Вильсоном... Эти предложения рассматриваются,
повидимому, английской стороной как официальный зондаж.
Лондон. Ответ германского посла в Лондоне фон Дирк¬
сена германскому министерству иностранных дел, Берлиц:
«Несмотря на то, что беседа в политическом отношении не
была углублена, мое впечатление таково, что в форме хозяй¬
ственно-политических вопросов нам хотели предложить широ¬
кую конструктивную программу».
235

Москва. «Известия»: «1 июля В. М. Молотовым были
приняты английский посол г. Сиидс, французский посол г. Над¬
жиар и г, Стрэнг, которые передали В. М. Молотову новые
англо-французские предложения. Беседа продолжалась пол¬
тора часа».
Лондон. Из записи советника германского посольства
в Лондоне г. Кордта об его беседе с лейбористским полити¬
ком Чарльзом Роденом Бакстоном:
«Меня посетил для беседы бывший депутат лейбористской
партии г. Чарльз Роден Баксон, брат известного пэра-лейбо-
риста Ноэля Бакстона. Р^н Роден Бакстон имеет особое бюро
в палате общин и дает заключения по политическим вопросам
для лейбористской партии. Он заявил, что публичное обсуж¬
дение способов сохранения мира в настоящее время не может
привести к цели... Поэтому необходимо возвратиться к своего
рода тайной дипломатии. Руководящие круги Германии и Ве¬
ликобритании должны попытаться путем переговоров, с ис¬
ключением всякого участия общественного мнения, найти путь
к выходу... Великобритания изъявит готовность заключить
с Германией соглашение о разграничении сфер интересов.
Под разграничением сфер интересов он понимает, с одной сто¬
роны, невмешательство других держав в эти сферы интересов
и, с другой стороны, признание законного права за благоприят-
ствуемой великой державой препятствовать государствам, рас¬
положенным в сфере ее интересов,* вести враждебную ей
политику. Конкретно это означало бы:
1.	Германия обещает не вмешиваться в дела Британской
империи.
2.	Великобритания обещает полностью уважать герман¬
ские сферы интересов в Восточной и Юго-Восточной Европе.
Следствием этого был бы отказ Великобритании от гарантий,
предоставленных ею некоторым государствам в германской
сфере интересов. Далее Великобритания обещает действовать
в том направлении, чтобы Франция расторгла союз с Совет¬
ским Союзом и отказалась бы ото всех своих связей в Юго-
Восточной Европе.
3.	Великобритания обещает прекратить ведущиеся в на¬
стоящее время переговоры о заключении пакта с Советским
Союзом.
...В заключение я спросил г. Родена Бакстона, делился ли
он своими мыслями с членами британского правительства.
Г-н Роден Бакстон уклонился от прямого ответа. Но мне ка¬
жется, что из его витиеватых объяснений можно сделать
вывод, что подобные мысли свойственны сэру Горацию
Вильсону, а следовательно, и премьер-министру Чем¬
берлену.
236

Москва. «Известия»: «3 июля В. М. Молотовым были
приняты английский посол г. Сиидс, французский посол г. Над¬
жиар и г. Стрэнг. В. М. Молотов передал ответ Советского
Правительства на последние англо-французские предложения.
Беседа продолжалась свыше часа».
Лондон. Из совершенно секретного политического доне¬
сения германского посла в Лондоне фон Дирксена министер¬
ству иностранных дел, Берлин:
«...сэр Гораций Вильсон сказал, что англо-германское
соглашение, включающее отказ от нападения на третьи дер¬
жавы, начисто освободило бы британское правительство от
принятых им на себя в настоящее время гарантийных обяза¬
тельств в отношении Польши, Турции и т. д...
Соглашение о невмешательстве: с английской стороны го¬
товы будут сделать заявление о невмешательстве по отноше¬
нию к Велико-Германии. Оно распространяется в частности
и на данцигский вопрос.
Сэр Гораций Вильсон остановился на том, что вступление
в конфиденциальные переговоры с германским правитель¬
ством связано для Чемберлена с большим риском. Если о них
что-либо станет известно, то произойдет грандиозный скан¬
дал, и Чемберлен, вероятно, будет вынужден уйти в отстав-,
ку... Хотя и возможно прийти к такому соглашению, но для
этого требуется применить все мастерство лиц, участвующих
в переговорах с английской стороны, для того чтобы не про¬
валить все дело. На настоящей стадии требуется прежде все¬
го сохранять строжайшую тайну.
На мой вопрос, каков был бы предварительный вклад
с английской стороны, для того чтобы был оправдан предва¬
рительный вклад с германской стороны, сэр Гораций Вильсон
ответил, что британское правительство ведь уже проявило
свою добрую волю и свою инициативу тем, что оно обсудило
все пункты с г. Вольтатом и тем самым осведомило германское
правительство о своей готовности к переговорам.
В Лондоне преобладает впечатление, что возникшие за
последние месяцы связи с другими государствами являются
лишь резервным средством для подлинного примирения
с Германией. Эти связи отпадут, как только будет достигнута
единственно важная и достойная усилий цель — соглашение
с Германией».
Москва. «Известия»: «8 июля В. М. Молотовым были
приняты английский посол г* Сиидс, французский посол
г. Наджиар и г. Стрэнг. Беседа продолжалась около двух
часов».
Гредицберг. Из обзорной записки германского посла
в Лондоне фон Дирксена: «О данцигском кризисе. Питаемый
237

различными источниками, хлынул в английскую печать поток
сообщений о сосредоточенных в Данциге армейских корпусах,
о введенной туда тяжелой артиллерии, о сооружении укреп¬
лений и т. д. Эта кампания достигла своего кульминационно¬
го пункта в первые дни июля. В конце недели сообщения
«К).найтед пресс» из Варшавы о данцигско-польском кризисе,
ультиматуме и т. д. вызвали в Лондоне настоящую панику
и кризисное настроение. Создатели паники были скоро выяв¬
лены посольством—это были американские круги, работав¬
шие через американское посольство в Варшаве. Впервые со
всей отчетливостью проявилась заинтересованность Рузвельта
в обострении положения или войне для того, чтобы сначала
добиться изменения закона о нейтралитете, а затем, чтобы,
благодаря войне, быть вновь избранным».
Москва. «9, 17, 23, 27 июля В. М. Молотов принимал
для переговоров английского посла Сиидса, французского по¬
сла Наджиара и Стрэнга».
2 августа ТАСС опубликовал сообщение: «В своей речи
в палате общин 31 июля с. г. парламентский заместитель ми¬
нистра иностранных дел г. Батлер сказал, как передает пе¬
чать, что английское правительство принимает все меры
к ускорению ликвидации существующих разногласий между
СССР и Англией, главным из которых является вопрос о том,
должны ли мы посягать на независимость балтийских госу¬
дарств или нет. Я согласен, сказал г. Батлер, что мы не долж¬
ны этого делать, и именно в этом разногласии кроются глав¬
ные причины затяжки переговоров.
ТАСС уполномочен заявить, что если г. Батлер действи¬
тельно сказал вышеупомянутое, то он допустил искажение
позиции Советского Правительства. На самом деле разногла¬
сия состоят не в том, чтобы посягать или не посягать на не¬
зависимость балтийских стран, ибо обе стороны стоят за
гарантию этой независимости, а в том, чтобы в формуле
о «косвенной агрессии» не оставить никакой лазейки для
агрессора, покушающегося на независимость балтийских
стран. Одна из причин затяжки переговоров состоит в том,
что английская формула оставляет такую лазейку для агрес¬
сора».
Лондон. Из донесения германского посла в Лондоне
фон Дирксена министерству иностранных дел. Берлин, 1. VIII
1939 г.: «К продолжению переговоров о пакте с Россией, не¬
смотря на посылку военной миссии, — или, вернее, благодаря
этому,—здесь относятся скептически. Об этом свидетельствует
состав английской миссии: адмирал, до настоящего времени
комендант Портсмута, практически находится в отставке и
никогда не состоял в штабе адмиралтейства; генерал — точно
238

так же простой строевой офицер; генерал авиаций — выдаю¬
щийся летчик и преподаватель летного искусства, но не стра¬
тег. Это свидетельствует о том, что военная миссия скорее
имеет своей задачей установить боеспособность Советской
Армии, чем заключить оперативные соглашения».
Москва. Утром 11 августа в Москву прибыла из Ленин¬
града английская и французская военные миссии, возглавляе¬
мые адмиралом Драке и генералом Думанк.
После этого одно за другим в Москве публикуются
опровержения по поводу инсинуаций, распространяемых
буржуазной и в особенности польской печатью, о при¬
чинах затруднений в англо-франко-советских переговорах.
На мысль об истинном происхождении этих измышлений наво¬
дит донесение Дирксена о провокационной деятельности
американцев в Варшаве, стремящихся в интересах Германии
помешать участию Польши в разрешении тупика, в который
зашли московские переговоры. Наряду с тем, что англо-аме-
рикано-французы толкали немцев на восток, инспирация та¬
кой позиции Польши была равносильна принесению ее
в жертву агрессору в уплату за «восточный поход».
27 августа 1939 года об этом было ясно сказано на стра¬
ницах всех советских газет. Они опубликовали интервью
с маршалом Ворошиловым, возглавлявшим советскую воен¬
ную миссию для переговоров с англо-французскими военны¬
ми миссиями:	«...Советская военная миссия считала, что
СССР, не имеющий общей границы с агрессором, может ока¬
зать помощь Франции, Англии, Польше лишь при условии
пропуска его войск через польскую территорию, ибо не суще¬
ствует других путей для того, чтобы советским войскам войти
в соприкосновение с войсками агрессора. Подобно тому как
английские и американские войска в прошлой мировой войне
не могли бы принять участия в военном сотрудничестве с во¬
оруженными силами Франции, если бы не имели возможности
оперировать на территории Франции, так и Советские воору¬
женные силы не могли бы принять участия в военном сотруд¬
ничестве с вооруженными силами Франции и Англии, если
они не будут пропущены на территорию Польши.
Несмотря на всю очевидность правильности такой позиции,
французская и английская военные миссии не согласились
с такой позицией советской миссии, а польское правительство
открыто заявило, что оно не нуждается и не примет военной
помощи от СССР.
Это обстоятельство сделало невозможным военное сотруд¬
ничество СССР и этих стран.
В этом основа разногласий. На этом и прервались пере¬
говоры...
239

...Не потому прервались военные переговоры с Англией и
Францией, что СССР заключил пакт о ненападении с Герма¬
нией, а наоборот, СССР заключил пакт о ненападении с Гер¬
манией в результате, между прочим, того обстоятельства, что
военные переговоры с Англией и Францией зашли в тупик
в силу непреодолимых разногласий».
Так закончилась одна из позорнейших глав истории внеш¬
ней политики американо-англо-французских поджигателей
войны.
Далеко не все люди давали себе ясный отчет в том, что
произошло. Многие, притом из совершенно различных кругов
европейского и американского общества, задавали себе во¬
прос: «Что означает заявление Молотова о том, что Совет¬
ский Союз готов заключить договор о ненападении с л ю-
бым государством, которое это предложит?»
Бесполезно было растолковывать буржуазным политикам,
что в основе подобного заявления советского правительства
лежала неуклонная воля советских народов к миру, железная
последовательность мирной политики коммунистической пар¬
тии и советского правительства. Какой бы острой ни была
политическая обстановка, как бы ни был накален воздух
вследствие интриг и происков врагов мира и демократии, со¬
ветское правительство не намеревалось изменять своей
внешнеполитической линии — мир, мир, еще раз мир!
В эти дни, узнав о заключении советско-германского дого¬
вора о ненападении, Рупп Вирт, крайне взволнованный, оты¬
скал Клару:
—	Что это такое?.. Я ничего не понимаю!.. Союзники уве¬
ряют, будто СССР предпочел пакт о ненападении с Гитлером
заключению союза с западными державами.
Клара покачала головой.
—	Ты должен читать это так: Советский Союз действитель¬
но предпочел пакт о ненападении с немецкими империалистами
незаключению оборонительного союза с обманувшими его
французскими и английскими империалистами. Спорить с пра¬
вильностью такой позиции нельзя. Это было бы противно
здравому смыслу, логике, стремлению спасти человечество
в целом и свой собственный народ от пролития крови. Долж¬
ны ли русские коммунисты позволить иностранным буржуаз¬
ным интриганам втянуть советский народ в войну с Герма¬
нией и Японией, как того очень хочется и англичанам, и
французам, и американцам? Нет и нет! — воскликнула Клара
240

и,	стараясь быть точной, процитировала: — «Это не значит, что
мы должны обязательно идти при такой обстановке на актив¬
ное выступление против кого-нибудь. Это неверно. Если
у кого-нибудь такая нотка проскальзывает — то это непра¬
вильно. Наше знамя остается по-старому знаменем мира. Но
если война начнется, то нам не придется сидеть сложа
руки, — нам придется выступить, но выступить последними.
И мы выступим для того, чтобы бросить решающую гирю
на чашку весов,, гирю, которая могла бы перевесить...»
Слышишь, Рупп: «Наше знамя остается по-старому знаменем
мир а», и «мы выступим для того, чтобы бросить решающую
гирю...». Сталин сказал это пятнадцать лет тому назад, но
слова его сохранили всю остроту, всю свою справедливость
для наших дней. Подумай над ними, хорошенько подумай,
друг мой...
—	Наше знамя остается по-старому знаменем мира...—
задумчиво повторил Рупп. — Это нужно до конца понять,
когда вокруг только и слышишь слово «война».
—	Но понять необходимо, — сказала Клара, — и тогда ты
еще раз оценишь все величие идей, под знаменем которых
мы с тобой боремся.
11
Известие о заключении пакта о ненападении между Совет¬
ским Союзом и Германией ошеломило и Джона Ванденгейма.
В первый момент это произвело на него такое впечатление,
как если бы верный, хорошо выдрессированный пес — Гит¬
лер —■ отказался броситься на того, кого ему указал хозяин.
Но уже в следующую минуту Джон забыл и о Гитлере и о
Геринге, который клялся Джону и в собственной верности
и в безусловной покорности фюрера. Ванденгейм забыл даже
о Шахте, приставленном к хозяевам Третьей империи для на¬
блюдения, чтобы они не( наделали глупостей. Джона подав¬
ляла мысль о том, что советско-германский пакт — это кру¬
шение всех расчетов, построенных на войне в Европе.
Это снижение деловой конъюнктуры; это падение бумаг
военной промышленности, в которую вложены миллионы
Ванденгейма не только в Европе, но и тут, у себя, в Штатах.
Это... это...
Чем дальше, тем страшнее наливалась кровью его шея,
затылок, лицо. Глядя на то, как Джон неподвижно сидел за сто¬
лом, ухватившись за трубку телефона, можно было подумать,
что его уже хватил удар. Только брови, все больше сдвигав¬
шиеся у переносицы, да свист тяжелого дыхания говорили
о том, что он еще жив. Джон задыхался от злобы: позволить
16 Заговорщики
241

так обернуться московским переговорам англо-французов
с Советами! Сталйн разгадал игру* затеянную для успокоения
России перед нападением Гитлера.
Ванденгейм напрасно искал какого-то ясного и быстрого,
как удар молнии, решения, Оно должно было все изменить,
вернуть события в предназначенное им русло* спасти положе¬
ние. НО' решения не было.
Завтра же.., Кой чорт завтра?! Сегодня, сейчас* сию мину¬
ту затрезйонят телефоны. Меллоны, дюпоны, рокфеллеры* вся
свора их доверенных и директоров набросятся на него с исте¬
рическими вопросами* с упреками, с воплями и угрозами.
Д’Арсй Купер за свою мировую монополию на мыло и мар¬
гарин способен убить родного отца! Джемс Муни навалится
на Джона всею тяжестью «Дженерал моторе». Хорошо еще,
что Форд повел свои дела с Гитлером помимо Джона. Зато
у остальных нечего просить пощады. Они будут пытаться за
его счет спасти свое; Ведь ему доверили ведение дел с Гер¬
манией, он отвечал за этих проклятых псов — Гитлера, Герин¬
га. Недосмотрел? Они вырвались из рук, натворили у него
за спиной чорт знает что? Так вот же!..
Джон рванул телефонную трубку:
—	Берлин!.. Шахта!..
Туманные иносказания Шахта не успокоили Джона. Через
два дня теплоход «Президент Линкольн» принял на борт
Джона с Фостером и целую ораву ёкспертОЁ* секретарей* сте¬
нографов й шифровальщиков.
Это было дурной шуткой судьбы: самая нечестная миссия,
какую Соединенные Штаты когдЁ-лйбо посылали к берегам
своей бабушки — Европы, плыла на корабле, носившем ймя
одного из самых честных людей американской исторйи. Но
еДва Лй кто-нибудь из окружавШйх Джона людёй размышлял
на столь отвлеченные Темы, как честность, история и дфброё
имя Штатов. Все их помыслы й убилйя были напра&лейы
к тому, Чтобы помочь Ванденгейму выполнить миСсйю, воёЛО-
жейную на не Го американским ёоййствующйм монополистиче¬
ским капиталом, Джону й его доверителям война нужна была
так же, как дождь нужен хлебопашцу* солнце —- живому
организму. Только горамй трупов можно было запрудить
надвигавшийся на них страшный ЁЬдопад кризиса, Производ¬
ство трупов означало уничтожение танков, пушек, снарядов;
колбасы* сапог* кораблей, солдатских курток, мыла,
бинтов, медикаментов, машин, домов, целых городов, целых
стран всего, что можно было производить и продавать»
продавать;,.
Война была для Ванденгеймов магическим колесом* сп<^
собным не только удержать на ходу, но и безмерно ускорить
242

движение промышленности спасти конъюнктуру, предотвра¬
тить катастрофу. Так же смотрели на веЩи магнаты герман¬
ской промышленности, производители пушек во Франции
и английские торговцы лиддитом и линкорами. Уничтожать,
чтобы строить; производить* чтобы уничтожать. Такова была
единственная система, при которой они все могли удержаться
на вершине жизни. Даром провидения были такие разбойники,
как Гитлер и Муссолини; посланцем бога был новый папа —
Пий .XII» готовивший гвозди, чтобы распять двести миллионов
советских людей.
Политико-стратегическая цеЛь развязывания германской
агрессий выражалась в коротком* но ясном кличе: «Война
сверхприбыли!»
Джону, метавшемуся по каюте «Президента Линкольна»,
каждый notepHriHbift День и час казались уже катастрофой.
Он жалел о том, что плыл, а не летел в Европу. Дорогие Часы
и Минуты пбремальшалйсь вйнтамй «Линкольна». Движение
корабля .казалось Джону ходом черепахй;
По радио, с океана, были назначены в Европе все совеща¬
ния, определены места и часы Сбора, вызваны и инструктиро¬
ваны участники. Пожалуй, только один человек, которого
Джону необходимо было увидеть, не был уведомлен ни о Мес¬
те, ни о времени встречи. Это быЛ группенфюрер GC Виль¬
гельм фон Кроне. Джон должен был увидеть его первым,
и наедине; Он должен был узнать все, что Кроне выведал
о планах нацистов» о намерениях Геринга. Нужно было по¬
нять, почему толстый жадюга, с такою ловкостью вымогаю¬
щий подачки, не хочет илй не может выполнить свои обяза¬
тельства.
Но увидеться с Кроне Джону не удалось ни в день высад¬
ки в Гамбурге, ни По приезде в Берлин. Боясь прозала» Кро¬
не ограничился тем, что доставил Джону документ, который
должен был объяснить вСе. Это была фотокопия стенограммы
секретного совещания Гитлера с другими главарями нацист¬
ской шайки. Вооружившись лупой» Джон прочел:
<<Г и т Л е р. Риббентроп, сообщите заинтересованным дер¬
жавам: я не настолько безумен, чтобы желать войны. Я — за
мир. Обязательства, которые мы подписываем, всегда испол¬
няются; Того, что мы не надеемся выполнить, мы никогда не
подпишем. Германский народ желает жить в мире со всеми;
Мы убеждены, что в наших отношениях с Францией такая
договоренность возможна, если правительства проявят под¬
линную дальновидность в подходе к касающимся их пробле¬
мам. Вы меня Поняли, Риббентроп?
Р и б б е н f р о п. О да, мой фюрер.
Г и 1 л е р. Даже Советской России вы можете еще раз
16*
243

повторить, что имперское правительство будет соблюдать бук¬
ву и дух своих соглашений с нею. Добавьте: рейхсканцлер
уверен, что именно нынешняя Германия и только она в со¬
стоянии проводить такую положительную политику в отноше¬
нии Советского Союза. Только наше государство не питает
никаких враждебных чувств к чужим политическим системам,
каковы бы они ни были. Вы меня поняли, Риббентроп?
Риббентроп. О да, мой фюрер!
Г и т л е р. Мы не намерены нарушать права какой-нибудь
нации, и мы не желаем ни урезать жизненные возможности
какого-либо народа, ни порабощать, угнетать или подчинять
его. Мы не признаем больше принципа германизации. Нам
чуждо умонастроение последнего столетия, считавшего воз¬
можным превратить поляков и французов в немцев. Окружаю¬
щие нас нации мы рассматриваем как существующие факты.
Немецкий народ хочет существовать точно так же, как хочет
существовать французский народ и как хочет существовать
польский народ. Германия готова принять участие в любом
самом торжественном и длительном пакте о ненападении,
так как Германия не думает ни о каком нападении,
а думает лишь о своей безопасности. Вы поняли меня,
Риббентроп?
Риббентроп. Да, мой фюрер.
Г и т л е р. Вы вечно вставляете в ноты что-нибудь свое, но
на этот раз это вам не удастся: я сам проверю каждую депе¬
шу, которую вы будете отправлять нашим послам. Понимаете?
Риббентроп. Да, мой фюрер.
Г ит л ер. Вы должны теперь без конца твердить: Герма¬
ния склоняется к миру, но не из слабости или страха. Она
стоит за мир именно в силу национал-социалистской концеп¬
ции народа и государства. Мы не намерены никому навязы¬
вать то, что им чуждо: немецкий характер, немецкий язык,
немецкую культуру. Вам все ясно, Риббентроп?
Риббентроп. Да, мой фюрер.
Гитлер. Повторите им всем в десятый раз: в Европе мы
не имеем больше никаких территориальных притязаний. Поль¬
ша и Германия должны оставить мысль о войне не только на
десять лет, но на сто, а вернее — навсегда. Германия не напа¬
дет на Польшу. Германия уладит все вопросы с Польшей по¬
любовно, не исключая вопроса о коридоре. Так же, как Гер¬
мания надеется, что Польша не намерена захватывать у н$е
Восточную Пруссию, остаток Силезии. Я вполне могу сказать,
что с тех пор, как Лига наций окончательно отказалась от
последовательно проводимых ею попыток нарушить порядбк
в Данциге и назначилаГновым комиссаром выдающегося свои¬
ми моральными качествами человека, это наиболее опасное
244

для европейского мира место полностью утратило характер
угрожающий... Европа и весь мир должны поверить: тот, кто
будет разжигать войну, может' желать только хаоса. Наша
национал-социалистская наука видит в каждой войне, которая
ведется для подчинения себе других народов, ту причину, ко¬
торая неминуемо ослабит победителя и превратит его в побеж¬
денного.
Риббентроп. Да!
Г и т л е р. Что «да»?
Риббентроп. Я все понял, мой фюрер...»
Джон в бешенстве отшвырнул стенограмму.
—	Проклятые кретины!..
Жесткие листки глянцевитой фотографической бумаги рас¬
сыпались по ковру. Некоторое время Джон тупо глядел на
них. Потом сообразил, что их оставить тут нельзя. Найди их
кто-нибудь — это дорого обойдется Кроне. Он с кряхтением
ползал по ковру, собирая листки. Это подействовало на него
успокаивающе. Он расправил их и стал читать дальше: чашу
глупости Гитлера нужно испить до конца. Что бы ни болтал
этот идиот, Ванденгейму следовало это знать. Нужно действо¬
вать с открытыми глазами... Но уж он покажет Гитлеру ми¬
ролюбие! Он попомнит ему нежелание воевать с Польшей! Он
заставит паршивого ефрейторишку и всех его подручных пла¬
кать кровавыми слезами над стенограммой об уважении прав
России.
Джон с такой злобой поправил съехавшие было очки, что
стало больно переносице.
Он выругался и, с размаху погрузившись в кресло, возоб¬
новил чтение:
«Гитлер. Доверяйте вашей интуиции, вашему инстинк¬
ту, всему, чему хотите, только не вашим знаниям. Запомните
это раз навсегда. Откажитесь от всяких сложностей, от вся¬
ких доктрин. Специалисты погружены в свои теории, как
науки в паутину. Они не способны выткать ничего более пут¬
ного. Просто приказывайте им, и тогда он'и создадут проек¬
ты, пригодные для дела. Специалисты всегда могут изменить
точку зрения в соответствии с вашим желанием. Малообра¬
зованный, но физически здоровый человек полезнее для обще¬
ства, чем умственно развитой человек. Наш дух должен
научиться маршировать, а это значит: германские силы дол¬
жны итти в ногу. Вымарширован'ные мысли — лучшие мысли.
В них бьется священный германский дух, дух столетий, дух
тысячелетий...»
Ванденгейм потер лоб, силясь понять то, что читал.
«Геббельс. Германский дух — основа. Мы должны бо¬
роться за его укрепление. Вся наша система воспитания,
245

в сущности говоря, должна корениться на трек:	понятиях:
раса, оружие, вождь. Основное — внедрение расового созна¬
ния в нашего человека.
Гесс. Восприимчивость массы очень ограничена, круг ее
пониманий узок, зато забывчивость очень велика.
Г е б б е л ь с. Искусство заключается в том, что я непре¬
рывно доказываю свою правоту, а вовсе н’е в том, чтобы
искать объективную истину и доктринерски излагать ее. Не
правда ли, мой фюрер?
Гитлер. Гуманизм, культура, международное право —
все пустые слова.
Геббельс. Прекрасно, мой фюрер! Исторические слова!
Розенберг. Человек был внутренне искалечен, потому
что в минуту слабости, в трудные минуты его судьбы, ему
в соблазнительном виде представляли чуждый ему сам по
себе мотив: гуманность, общечеловеческая культура...
Г и м м л е р. Человечество может управляться лишь путем
применения страха».
Ванденгейм щелкнул ногтем по листу:
—< В этом есть уже смысл, хотя это и не имеет отношения
к делу... Впрочем, посмотрим, что они лопочут дальше.
«Ф р и к. Если мой фюрер позволит?..
Г и т л е р. Говорите.
Фрик. Современная гуманность и попечительство о боль¬
ном, слабом и неполноценном индивидууме отражаются на
народе, как величайшее бедствие. Помощь слабому — жесто¬
кость. Она ведет его к гибели. А мы ие можем толкать
к гибели наш собственный народ. В свете грядущих испытаний
мы должны пересмотреть всю систему воспитания, социаль¬
ного обеспечения и здравоохранения. Нужно сделать жизнь
германца суровой.
Г и м м л е р. Доктору Фрику, повидимому, еще н'е ясно:
у нас нет времени на то, чтобы что-то пересматривать
и перестраивать. Мы должны попросту перестать сентимен¬
тальничать. Массам нужен кнут, а не социальное обес¬
печение.
Геринг. Мне нужны люди с крепкими кулаками, кото¬
рых не останавливают н'и слабые нервы, ни принципы, когда
нужно укокошить того, кого я им укажу.
Гиммлер. Совершенно с тобой согласен.
Г и т л е р. Что скажет наш дорогой Розенберг?
Гесс. Розенберг должен иметь в виду, что внедрение на¬
циональной идеи в широкие слои нашего населения возможно
лишь в том случае, если рядом с положительной борьбой за
душу народа мы проведем полное искоренение интернацио¬
нальных отравителей его.
246

Дарре. Господин формирует не только животное, но
и подвластного ему человека не каким-то там образованием
и тому подобным, а дрессировкой.
Гитлер. Мне кажется, я предоставил слово нашему
Розенбергу.
Розенберг. Уничтожение польского государства яв¬
ляется целью Германии. Германии так же незачем церемо¬
ниться с поляками, как она ие церемонится с чехами. Про¬
странство— это борьба насмерть со славянством».
—	Боже правый! — удивленно воскликнул Ванденгейм. —
Решительно никакой логики. Но, кажется, этот малый подо¬
шел к цели.
После некоторого колебания Джон вызвал Долласа и по
мере того, как сам прочитывал листки, передавал их
адвокату.
Оба американца с удивлением увидели, что содержание
второй части стенограммы резко противоположно тому, что
говорилось в начале совещания. Камертоном $ неожиданному
повороту в речах гитлеровцев послужило столь же краткое,
сколь неожиданное заявление Геринга:
«Геринг. Теперь мы начинаем свою историю Европы.
Она не будет написана чернилами. Наши чернила — кровь.
Геббельс. Ты прав, Герман: война самая простая
форма уничтожения жизни.
Борман. И единственно верная.
Розенберг. Естественный закон предписывает борьбу
за существование. Для Германии смысл этого закона в не¬
медленной войне за пространство. Германская н'ация не мо¬
жет отказаться от национального империализма. Он являет¬
ся ее жизненным законом. А национальный империализм—
это кровь. Геббельс должен втолковать немцам, что ошибочно
рассматривать войну, как уничтожение. Война способствует
расцвету всех материальных и интеллектуальных сил герман¬
ской эпохи. Война — явление созидательное. Разрушая, она
создает. Война — вечный омолаживателЬ. Германский народ
н'е должен видеть ее разрушительной стороны. Сталь и
кровь — это баня, очищающая народ для новых идеалов.
Каждый немец должен знать — война не является чем-то
преступным, она вовсе не является грехом против человече¬
ства и гуманности. Когда начнут грохотать гранаты, сердце
немца должно лопаться от восторга. Немцы должны знать,
что значит маршировать, когда их ведет Гитлер.
Геббельс. Когда головы поляков, русских, французов
и англичан будут покрывать землю, как снег зимой, немец
будет молиться, чтобы погода подольше оставалась такой.
Гитлер. И тем не менее французы должны верить, что
247

мы пришли к ним как борцы за справедливый мир, за об¬
щественный порядок и за вечный мир. Все поняли меня?
Геббельс. Да, мой фюрер.
Гитлер. Мы должны' неустаино пропагандировать
мысль, что вина лежит всецело и исключительно на против¬
никах. Делайте это, даже если вам самому будет казаться,
что дело 'обстоит наоборот. Народ вовсе не состоит из людей,
всегда способных рассуждать здраво. Чем меньше так назы¬
ваемого научного балласта в нашей пропаганде, чем больше
она обращается к элементарным, пусть даже низким чувствам
толпы, тем больше будет успех нашего слова и а'ашего дела.
Лучше германская ложь, чем так называемая общечеловече¬
ская правда. Нужно монтировать факты, приспособляя их
к нашим надобностям. Путем неустанной пропаганды можно
заставить народ верить во что угодно. Посмотрите на попов—
они делают это достаточно ловко. И их мы тоже должны по¬
ставить себе на службу. Это относится к доктору Геббельсу.
Геббельс. Да, мой фюрер.
Гитлер. Я благодарю судьбу за то, что она лишила ме¬
ня научного образования. Я свободен от многочисленных
предрассудков. Я сужу обо всем бесстрастно и холодно. Мы
живем в конце эпохи разума. Суверенитет разума является
патологической деградацией нормальной жизни. Сознание—
это еврейское изобретение. Ни в области морали, ни в обла¬
сти науки никакой правды не существует. Только в экзаль¬
тации чувств и в действии можно приблизиться к тайне мира.
Нет правды, все позволено. Каждое дело имеет свой смысл,
даже преступление. Мы должны быть жестоки со спокойной
совестью: время прекрасных чувств прошло. Я провожу по¬
литику силы, не беспокоясь о мнимом кодексе чести и мешаю¬
щем мне милосердии. Кто нас не любит, тот должен' нас, по
крайней мере, бояться, чтобы не поднять на нас руку. Это
относится к вам, доктор Гиммлер!
Гиммлер. Да, мой фюрер.
Гитлер. Есть еще время, чтобы устроить германскому
народу подлинную кровавую баню. Небольшую—на несколь¬
ко недель. Для этого годится Польша. И своих людей полез¬
но пугать время от времени. Повернемся же лицом
к Польше...»
Дойдя до этого места, Ванденгейм беспокойно заерзал
в кресле и потер ладонью вспотевшую лысину: разбойники
приближаются к сути дела!.. Ну, Джон, старина, шайка, ка¬
жется, совсем не так плоха, как ты подумал, а?.. Этот ублю¬
док Гитлер хитрее, чем кажется.
«Гитлер. Масса подобна животному, которое следует
своим инстинктам. Она не хочет ни логики, ни рассудка.
248

Восприимчивость масс к внешним явлениям очень упрощена.
Их возмущает только то, чего они не могут понять, — так
сделайте же войну понятной им, понятной и желанной, как
хороший обед. Я не ради того довел немцев до фанатизма,
чтобы они лезли под перины; я экзальтировал немецкий на¬
род для того, чтобы сделать его орудием своей политики.
Дело Геббельса—раздуть в нем этот огонь. Дело Гиммлера—
держать его в руках. Дело Розенберга — вдохнуть в него тыся¬
челетний дух германца. Дело моих генералов — использовать
солдата так, как того требуют интересы нашей Германии.
Я поворачиваю генералов лицом к Польше. Довольно разгово¬
ров с поляками—я назначаю срок их уничтожения... Впрочем,
об	этом отдельно. Всем вам незачем его знать... Если французы
на свое горе вмешаются в наш спор с Польшей — им конец!
Мы уничтожим Францию, так же как уничтожим Поль¬
шу... Смотрите на карту! Я хочу показать всем, как это
будет, в конечном счете, выглядеть:	нужно создать блок
государств, ради формирования которого Германия начала
войну 1914 года. В центре арийского гнезда — большое гер¬
манское государство. Чехия, Моравия, Австрия — нераз¬
дельная часть империи. Вокруг — система мелких госу¬
дарств. Такова будущая основа Велико-Германии. Польша
превращается в чисто географическое понятие и отделяется
от моря. Выходы к морю — прерогатива германцев. Венгрия,
Сербия, Кроация, уменьшенная Румыния, отделенная от Рос¬
сии Украина, целый ряд раздробленных южнорусских обла¬
стей ,и государств — таково лицо нашей будущей империи.
Несколько слов о России. Это важно. Предел нашего дви¬
жения — линия А—А. Я имею в виду Архангельск и Астра¬
хань. Гадельн, проведите здесь линию. Жирнее, чтобы все
видели! Эту карту сохраните, как |реликвию для германского
народа. Итак: небольшое Московское государство, отрезан¬
ное от моря на севере и юге. Волга — его восточная грани¬
ца. Вокруг него несколько генерал-губернаторств. Между
Волгой и Уралом? Розенберг, что там?
Розенберг. Приуральские степи, мой фюрер.
Гитлер. Ах, я не о том... Урал — наша восточная
кузница. Дальше — Сибирское царство под совместным про¬
текторатом Германии и Японии. Из этих подвластных ей
областей Великая Германия будет черпать питание и соки
для своего могущества. С северо-востока ее прикроет щит
Финляндии, на юго-востоке бастион Кавказских гор защитит
нашу нефть и минералы. Все это будет сцементировано гер¬
манской армией, германской экономикой, германской денеж¬
ной системой и нашей, германской внешней, политикой. Та¬
ково начало. Потом мне придется дать германскому народу
249

попробовать «нута, чтобы поднять его для нового похода
и сделать способным раздавить Францию. Мы охотно пой¬
дем на любые жертвы, если они помогут нам уничтожить
французскую гегемонию в Европе. Сегодня все страны, ко¬
торые не примирились с французским господством на любом
из континентов — в Европе, в Африке, в Азии, — наши есте¬
ственные союзники. Мы сумеем найти общий язык с любой
из „этих стран. Временно мы пойдем на любые уступки, чтобы
добиться конечного разгрома по очереди всех наших вра¬
гов. Только тогда, когда это будет отчетливо понято каждым
немцем, — так, чтобы импульсы народа не вырождались
в пассивное сопротивление, а толкали к окончательному
и решительному разгрому Франции, — только тогда мы
успокоимся. Голландия и Бельгия — составные части той
же задачи. За ними следуют Скандинавские страны. Все они
будут включены в состав империи. Мы первым долгом осу¬
ществим вторжение в Швецию. Мы не можем оставить ее
ни под русским, ни под английским влиянием. К тому же
нам очень нужна шведская руда. Мы ее никому не отдадим,
даже самим шведам. И, наконец, захват Америки и осталы
ных континентов.
(Общие крики: «Хайль Гитлер!»)
Гитлер. Я гарантирую вам, господа, что в желаемый
момент я по-своему переделаю всю Америку...»
Ванденгейм сдернул с носа очки и крикнул Долласу:
—	Эй, Фосс! Сейчас вы получите от меня нечто, что за¬
ставит вас подпрыгнуть на стуле. Нет, нет, погодите, я сам
ещё не дочитал:
«Гитлер. Америка уже сейчас является нашей лучшей
поддержкой, несмотря на то, что ее руководители отлично
понимают, что собственными руками создают наше могуще¬
ство. Они помогают нам создать Германию как первою евро¬
пейскую державу и как конкурента Америки на тот день,
когда мы дадим англичанам под зад во всей их империи,
загоним их на острова и заставим там защищаться от эскадр
Геринга.
Гесс. Браво, Герман!..
Гитлер. Америка будет нашей лучшей поддержкой
в тот день, когда мы сделаем прыжок из Европы к замор¬
ским пространствам. У нас в руках все средства разбудить
американский народ, как только это нам понадобится. Я дол¬
жен вам сказать, господа, что было бы недостойной нас
сшибкой в этой огромной борьбе цепляться за обветшалые
фетиши национальных атрибутов. Мне совершенно безраз¬
лично, как будет для начала называться та коалиция, кото¬
рая поведет наш дух к господству над миром: немецкой или
250

готтентотской. Пусть она даже называется американской.
Мне все равно. Для конечного результата, для истории это
не имеет значения. Дух коалиции будет нашим, германским
духом, национал-социалистским. Мне важно, что США как
система, где еще гнездятся какие-то отвратительные остатки
демократического разложения, будут принуждены капитули¬
ровать. Полно и окончательно. В Америке уже есть люди,
способные помочь нам в этом — чистокровные янки нацио¬
нал-социалистской формации. Это будет капитуляция духа
Линкольна и Рузвельта перед духом национал-социализма.
Мы деморализуем американцев так же, как деморализо¬
вали французов и англичан. Мы сделаем их неспособными
сопротивляться нашему духовному вторжению. А за вторже¬
нием нашего духа туда придут и наши парашютисты.
Мексика? Это страна, которая нуждается в том, чтобы ею
руководили компетентные люди, страна, которая Лопнет при
теперешних хозяевах. Германия станет великой и могуще¬
ственной, когда окончательно овладеет мексиканскими шах¬
тами и нефтью. Меня не удовлетворяет то, что происходит
сейчас: мы держим куски мексиканской земли, мы выкачи¬
ваем из ее недр немного нефти с позволения американцев.
Я хочу, чтобы американцы спрашивали у меня разрешения
на каждый баррель мексиканской нефти!.. Если есть еще
континент, где демократия является заразой и средством са¬
моубийства, — это Южная Америка. Ну, если будет нужно,
мы подождем еще несколько лет, а потом поможем им осво¬
бодиться от этой заразы. Наша молодежь должна изучить
методы колонизации. Это дело не делается корректными чи¬
новниками и педантичными губернаторами. Нам нужны для
этого бесстрашные молодые люди. Слышите, Бальдур?
Бальдур фон Ширах. Хайль Гитлер!
Гитлер. В Бразилии мы будем иметь новую Германию.
В конце концов мы имеем право на этот континент, где
Фуггеры, Вельсеры и другие немецкие колонисты...
Г е б б е л ь с. Мой фюрер, Фуггеры были евреи.
Гитлер. Молчите, Юпп! Если я говорю, что Фуггеры
были немцами, значит они были арийцами! Наш долг — не
отдать никому то, что принадлежит нам по праву на всем
земном шаре. (Продолжительное молчание.) Вы сбили меня,
Геббельс. Вы бессовестный демагог! Вы всегда мешаете
мне... Прошу всех гражданских господ удалиться. Остаются
только военные и Геббельс... И вы, Риббентроп.
Риббентроп. Да, мой фюрер.
Гитлер. Я готов подписать все, что предложат
западные державы. Я сделаю любые уступки на бумаге, чтобы
иметь свободные руки для продолжения моей политики.
251

Я гарантирую все границы Европы. Я заключу пакты о не¬
нападении со всеми странами мира. Было бы с моей стороны
ребячеством не пользоваться этими средствами на том осно¬
вании, что я должен буду нарушить свои обязательства. Нет
такого самого торжественного пакта, который рано или
поздно не был бы растоптан или не превратился бы в пу¬
стышку. Щепетильный человек, который считает себя обя¬
занным консультироваться с совестью, прежде чем поставить
свою подпись, просто дурак. Ему не следует заниматься
политикой. Почему и противнику не предоставить возмож¬
ность подписывать бумажки и обеспечивать себе вообража¬
емую выгоду этих соглашений, если противник заявляет, что
он удовлетворен, и воображает, что эти соглашения помогут
ему прожить хоть один лишний час по сравнению с тем, что
мы ему определили... Безусловно, я подпишу любую бумаж¬
ку. Это не помешает мне в любой момент действовать так,
как я буду считать нужным. Кровь сильнее бумажек. Геринг
прав: что написано чернилами, может быть зачеркнуто
кровью. Воображают, что я буду надевать перчатки, чтобы
рассчитаться с моими врагами? Нет, мы не имеем возмож¬
ности быть гуманными! В этой борьбе покатится много го¬
лов. Так постараемся, чтобы это не были наши головы!
Риббентроп. Мой фюрер, пришло время: я должен
дать ответ президенту Рузвельту на его послания.
Гитлер. Ваш ответ нужен ему, как... как...
Риббентроп. Я вполне понял вас, мой фюрер, но...
Гитлер. Что еще?
Риббентроп. Проблема очень усложнится, если мы
будем раздражать Америку. Это произведет дурное впечат¬
ление не только в Соединенных Штатах, но и во всем мире.
Г итлер. Что вы понимаете во мнеции мира?
Геббельс. Мой фюрер, не считаете ли вы полезным,
чтобы Риббентроп пояснил присутствующим всю ситуацию?
О каких посланиях Рузвельта идет речь?
Г итлер. Риббентроп, объясните господам.
Риббентроп. Несколько дней тому назад...
Г итлер. Даты!
Риббентроп. 24 августа президент Рузвельт обратил¬
ся к фюреру и одновременно к президенту Польской респуб¬
лики.
Гитлер. Какой президент, какая республика?
Риббентроп. Я поясню, мой фюрер: Польская рес.;.
Гитлер. Фикция!
Риббентроп. Я понял вас, мой фюрер... Повторяю.
24 августа господин Рузвельт писал фюреру: «В своем пись¬
ме от 24 апреля я утверждал, что во власти руководителей
2§2

великих народов освободить свои народы от несчастий. Но
если немедленно не будут предприняты меры и усилия с пол¬
ным чувством до-брой воли со всех сторон, для того чтобы
найти мирное и удачное решение существующих противоре¬
чий, кризис, который стоял перед миром, должен был бы
иначе окончиться катастрофой. Сегодня эта катастрофа ка¬
жется очень близкой...»
Г итлер. Вы намерены прочесть нам полное собрание
болтовни паралитика?
Риббентроп. Прошу прощения, мой фюрер,
Гитлер, Дайте краткое объяснение.
Риббентроп. Понимаю, мой фюрер... Господин Руз¬
вельт пишет, что война, нависшая над миром, сулит якобы
неисчислимые страдания народам. Он призывает фюрера
и Польшу... Извините, он просит фюрера по-добрососедски
разрешить с Польшей разногласия, возникшие из-за Дан¬
цига и по другим причинам. Не получив от нас ответа на
это послание, Рузвельт 25 августа пишет снова: поляки буд¬
то бы желают урегулировать все вопросы на основах, пред¬
ложенных президентом Соединенных Штатов. Он просит
фюрера: «Мы надеемся, что нации даже и теперь могут
создать основы для мирных и счастливых взаимоотношений,
если вы и германское правительство согласитесь на мирные
методы разрешения вопросов, принятых польским правитель¬
ством».
Гитлер. 'Не слышу вашей точки зрения
Риббентроп. Мой фюрер, у меня...
Геббельс. У него нет точки зрения!
(Смех присутствующих.)
Г итлер. Доктор Геббельс!
Геббельс. Прошу прощения, мой фюрер.
Гитлер. Я сам поясню... 24 августа я дал армии при¬
каз вступить в Польшу, но тут пришло известие: англичане
заключили с Польшей соглашение о взаимной помощи.
26 августа они опубликовали объединенное англо-польское
коммюнике о том, что будут помогать друг другу, если одна
из стран подвергнется нападению. В таких условиях я счел
нужным задержать исполнение приказа, данного армии. Мы
должны были предпринять меры для того, чтобы удержать
Англию и Францию от формального объявления войны.
28 августа Гендерсон сообщил нам, что наши разногласия
с Польшей должны быть урегулированы мирным путем. Уже
на следующий день я ответил британскому послу, что мы
готовы на переговоры с Польшей. Условием я поставил:
возвращение нам Данцига и Польского коридора.
Г е ринг. Это минимум!
253

Гитлер. Заключение договора между Англией и Поль¬
шей позволило нам утверждать, что цоляки нарушили до?
говор с нами, заключенный в 1934 году. Мы уже имели воз*-
можность убедить общественное мнение, что против нас
заключен заговор, что мы вынуждены защищаться. Если вы
примете во внимание, что, не полагаясь на дипломатические
каналы, я непрерывно поддерживал неофициальный контакт
с Галифаксом, то увидите, что я действовал с открытыми
глазами: английское правительство не хотело воевать с на¬
ми. Если бы оно имело шансы удержаться у власти, мы бы¬
ли бы в полной безопасности. Даже если разнузданная
английская демократия могла оказать давление на прави¬
тельство в смысле принуждения его к войне, мы тоже риско¬
вали лишь формальным актом о состоянии войны, без ка¬
ких-либо реальных военных последствий в виде наступления,
блокады и тому подобного. Что касается Франции, то тут
у меня есть особые соображения. О них я пока не хочу го¬
ворить... Это позже... У кого-нибудь есть вопросы?
Риббентроп. Поляки предпринимают один демарш
за другим, в Лондоне и Париже. Это вынуждает Понсэ
и Гендерсона тревожить нас запросами.
Гитлер. Скажите им, чтр в стремлении к мирному уре¬
гулированию я даю полякам еще двадцать четыре часа" на
размышление. Если в течение этого срока они не прищдвд
в Берлин своих представителей для переговоров, я применю
силу... Слышите: я выступлю! Мое терпение лопается, я не
могу больше ждать!.. Двадцать четыре часа!
Риббентроп. Я слышу, мой фюрер.
Г итлер. Но не натворите глупостей. Не вздумайте
послать им это приглашение сейчас же. Повремените.
Риббентроп. Быть может, разрешите сообщить о на¬
шем предложении Гендерсону?.. Он вполне благожелатель¬
ный человек.
Г и т л е р. Но только устно. Никаких документов.
Риббентроп. Разумеется, мой фюрер.
Геринг. Прочтите Гендерсону свое предложение по-
немецки. Половины он не поймет.
Гитлер, Никаких документов! Поляки не должны
иметь официального предложения по крайней мере в тече¬
ние двадцати трех часов из названного мною срока.
Геринг. Да, мы не знаем, как далеко может зайти
трусость Бека. Они могут проделать то же самое, что Чем¬
берлен и Гаха. Тогда — прощай всякий предлог для напа¬
дения.
Геббельс. Ну, если с теми же результатами — еще не
такая большая беда.
254

Геринг. Ты ничего не понимаешь, IQnn! Ничего!.. Нам
нужно вторжение и ничего другого. Никаких зон! Никаких
ограничений!
Гитлер. И никаких отсрочек! Я не могу больше ждать.
Я уже сказал... Двадцать четыре часа... Через двадцать три
часа вы сделаете Варшаве свое предложение. Все. Если они
не пришлют своих представителей для переговоров...
Риббентроп. В течение оставшегося им часа они мо¬
гут по телеграфу уполномочить Липского.
Гитлер. Никаких телеграфов, никаких Липских! Мы
должны видеть у себя в Берлине польских уполномоченных.
Мы должны видеть подписи на их полномочиях. Ничего дру¬
гого! Если этого не будет, мы объявим всему миру, что по^
ляки не идут на переговоры, что они срывают наши мирные
усилия. Вы все усвоили?
Риббентроп. Да, мой фюрер.
Г итлер. Можете итти. Остаются господа генералы
и вы, Гиммлер. Стенографов убрать! Видеман, вы ведете за¬
пись. Один экземпляр, только для меня»,
Ванденгейм повертел в руках последний листок стено¬
граммы. Было досадно, что конец совещания остался от него
скрытым, хотя вторая половина стенограммы и заставила
его успокоиться.
—	Что скажете, Фосс?
—	Геринг не даром ест американский хлеб.
—	Он набивает себе брюхо не хлебом, а долларами.
—	Китайские мандарины умирали от одного золотого
шарика, а этого не берут тонны золота.
Не каркайте, Фосс. Дай бог здоровья этому борову.
С такой командой можно делать дело.
—	Если судить по этим листкам...
Джон перебил:
—	Листки нужно сжечь.
—	Жалко: отличный материал.
—	Для тех, кто захочет повесить наших информаторов.
—	Вы не разрешили бы мне скопировать все это?
ггг-г За каким чортом?
г— Тут есть много такого, на чем нашим людям нужно
учиться. Гитлер довольно верно сказал: ему нет никакого
дела до того, как будут себя называть будущие властители
вееленной — немцами или американцами: важно, что они
будут национал-социалистами.
—	Вы бредите, Фосс!.. Честное слово!.. Я старый респуб¬
ликанец.
—	Надеюсь, Джон.
Так какого же дьявола?..
255

;— Но «а вас нужно будет кому-то работать. Для этого
тезисы фюрера и кое-кого из его команды могут пригодиться.
—	Копируйте. Но запомните: ни один листок, ни одна
буква...
—	Вы меня учите, Джон?
—	Давайте выпьем, Фосс, а?
—	Вам вредно, Джон. Лучше сходите в церковь и помо¬
литесь за то, чтобы господь-бог сохранил здоровье и жизнь
фюреру.
—	Вы в ладу с богом — вы и молитесь. А мне кажется:
как только Гитлер сделает все, что следует, в Европе, его нуж¬
но будет посадить в клетку. Эта собака хочет работать не
только на охотника, а и на себя.
—	Хуже! Она из тех, что может впиться в глотку хозяину.
—	Вы повторяетесь, Фосс. Я уже слышал это от вас
когда-то.
Встреча Ванденгейма с Герингом состоялась в ту же ночь.
Осторожность Геринга лишила историю возможности знать*
что говорилось на этом свидании. Самое тщательное исследо¬
вание личного архива «наци № 2» не обнаружило ни стено¬
граммы, ни адъютантской записи, ни каких-либо пометок в
дневнике рейхсмаршала. Даже нередко выручавшие историка
записи Гиммлера, сделанные по агентурным данным или по
пленкам звукозаписывающих аппаратов, не могли тут прийти
на помощь: Геринг предусмотрел все. Повидимому, он и его
американский партнер одинаково боялись гласности.
И все же, не зная слов, которыми они обменивались, мы
можем догадаться, о чем шла беседа. Это можно было себе
представить по нескольким фразам, которыми Геринг и Ван¬
денгейм обменялись на прощание в присутствии ожидав¬
шего в приемной Кроне.
Выходя из кабинета, Джон фамильярно держал фельд¬
маршала за локоть. Багровое лицо американца не часто вы¬
ражало такое удовлетворение, как в тот момент.
—	Бог да поможет вам, мой старый друг, — растроганно
произнес он, обращаясь к Герингу.—Идите без страха. Пусть
Польша будет вашим первым шагом в великом восточном
походе для спасения человечества от призрака большевизма.
Жаль, что вы не решаетесь сразу схватить за горло и рус¬
ских. Чего вы боитесь?
—	Англия, Англия! — проговорил Геринг.
—	Об этом позаботимся мы, — с уверенностью ответил
Ванденгейм. — Вас не должно беспокоить, даже если англи¬
чане заставят Чемберлена объявить вам настоящую войну.
зле

Геринг был не в силах скрыть овладевший им ужас:
—	Настоящая война?!
—	Мы постараемся сделать ее не очень настоящей,.. Но
будем надеяться на всевышнего: да вразумит он неразумных.
Англичанам незачем путаться в это дело.
—	Да, оно им не по силам.
—	Совершенно верно, друг мой. Ударьте по Франции, это
устрашит и Англию. Я верю: мы выйдем победителями.
Геринг рассмеялся:
—	Вы или мы?
—	Ах вы, мой толстенький плутишка! — с нежностью вос¬
кликнул Джон и дружески хлопнул Геринга по спине.
Геринг ответил натянутой улыбкой.
Ответа на свой вопрос он не получил.
12
Профессия полотера стала в Германии дефицитной. Гитле¬
ровское правительство намеренно доводило до разорения мел¬
ких торговцев и ремесленников. Ради освобождения рабочей
силы для военной промышленности оно добралось даже до
таких одиночек, как полотеры. Им запретили самостоятельно
брать работу и приписали их к рекомендательным конторам.
Так полотеры .стали собственностью владельцев этих контор,
подобно тому, как промышленные рабочие уже были соб¬
ственностью фабрикантов, сельские батраки — рабами поме¬
щиков. Следующей стадией было прочесывание полотерского
цеха с целью выявления тех, кто раньше имей какую-нибудь
индустриальную специальность. Таких забрали на военные
заводы, не считаясь'ни с их желанием, ни с состоянием здо¬
ровья. Ян Бойс уцелел только потому, что был однорук.
Из-за кризиса с рабочей силой владелец вновь открыв¬
шейся в Ганновере полотерной конторы «Блеск» с трудом
набрал несколько инвалидов, кое-как справлявшихся с тре¬
бованиями клиентов, Было достойно удивления, что он сумел
Ваздобыть себе людей даже в других городах. Например,
в Берлине он взял Яна Бойса взаймы у прежнего владельца.
Контракт был подписан и зарегистрирован в Бюро- труда.
Старый владелец Бойса и новый положили в карманы по ко¬
пии договора, пожали друг другу руки и расстались. Бойса не
приглашали к участию в торге. Закон этого не требовал.
Только явившись следующим утром в контору, он узнал, что
должен отправиться в Ганновер.
Кто-то из товарищей Бойса посоветовал ему опротестовать
сделку: закон о прикреплении к предприятию не распростра¬
нялся на инвалидов. Но другой только махнул рукой:
17 Заговорщики
157

—	Протестовать?.. Ты наивен, дружище. Они тотчар оты¬
щут параграф о том, что отказавшийся от поручения уволь¬
няется... за решетку.
—	Это верно, — согласился первый. — Пожалуй, лучше
ехать. В конце концов не все ли равно — Берлин или Ган¬
новер.
—	Что ж, один из вас безусловно прав, — уклончиво от¬
ветил Бойс. — Нужно подумать.
На следующее утро он сказал:
—	Пожалуй, я поеду. Не все ли равно — Берлин или
Ганновер.
—	Вот именно, когда ты и там и тут все равно что раб,—
прошептали товарищи.
—	Поеду, — с видом покорности повторил Бойс и пошел
укладывать чемодан. Однако ни этим товарищам,, ни кому-
либо иному он не признался, что прошедшая ночь понадоби¬
лась ему вовсе не для размышлений, а для того, чтобы по¬
бывать в своей подпольной ячейке и получить ясный приказ
партии: «Ехать».
Через день Бойс вышел из подъезда ганноверского вокза¬
ла и цоплелся по нужному адресу.
Дощечка с надписью «Контора «Блеск» выглядела вполне
прилично. Крытое бронзой стекло блестело, как 'Настоящая
медь. Дверь тоже была достаточно представительной, лестни¬
ца чистой. Привычный глаз Бойса охватил все эта детали, по¬
ка он поднимался на несколько ступеней.
На звонок ему отворил человек, при виде которого Бойс
замер на пороге: это был Трейчке. Да, да, адвокат Алоиз
Трейчке! За то короткое мгновение, что Бойс стоял словно
окаменевший, Трейчке успел обменяться с ним взглядом,
и полотер, насколько мог, спокойно- проговорил:
—	Мне нужен господин Гинце, владелец конторы «Блеск».
—	Это я.
Трейчке посмотрел записку прежнего владельца, подан¬
ную Бойсом, и сказал сидевшей в конторе девице:
—	Пришлите этого человека вечером ко мне для пробной
работы.
—	До вечера он мог бы выполнить еще два-три заказа, —
проскрипела девица.
—	За него заплачены слишком большие деньги, чтобы
посылать его случайным клиентам. Он будет работать в луч¬
ших домах Ганновера, — резко ответил Трейчке. — Но сна¬
чала я должен убедиться в том, что он оправдывает рекомен¬
дацию, полученную из Берлина.
—	Если он хороший работник, мы сможем удовлетворить
претензию господина советника по уголовным делам Опица,—
253

сказала девица, гг- Ни один из наших людей не понравился
советнику.
—	У бпица достаточный резерв рабочей силы; он мог бы
найти полотера среди арестантов, — ответил Трейчке.
—	Господин советник говорит, что запах тюрьмы, исхо¬
дящий от арестантов, ничем нельзя отмыть. А супруга совет¬
ника не выносит этого запаха.
Девица выписала Бойсу справку на получение продоволь¬
ственных карточек и молчаливым движением руки отослала
его прочь.
До вечера Бойс не находил себе места. Он ходил по ули¬
цам Ганновера так, словно они были усыпаны горячими уг¬
лями. Встреча с Трейчке была не только неожиданной, она
была многозначительной. Прежде всего она служила Бойсу
сигналом, что нарушенная было подпольная работа снова
начинается. Кроме того, она свидетельствовала о том, что
отнюдь це все, кого подпольщики, оставшиеся на
свободе, считали потерянными, погибли. Если }кив и снова
действует Трейчке, значит он не один. Значит, целы и другие
товарищи. «Предприниматель Гинце!» Это хорошо, очень хо?
рошо! Значит, не утрачены возможности конспирации, не по¬
теряны связи, сохранены или наново добыты материальные
средства для работы в подполье!
Едва дождавшись назначенного часа, Бойс позвонил
у двери с карточкой «Генрих Гинце». Эта дверь выглядела
уже не так импозантно, как дубовые створки конторы, да и
район был далек от представительности. Все говорило о том,
что партийные деньги берегутся там, где дело идет о личных
удобствах подпольщиков.
Их встреча была молчаливой. Трейчке знаком показал
Бойсу, что не следует говорить лишнего, а вслух произнес:
—	Сейчас вы под моим наблюдением натрете полы... в од¬
ном месте. Это будет вашим экзаменом.
г— Слушаю, господин Гинце, — нарочито громко и от¬
четливо ответил Бойс и даже по-солдатски щелкнул каб¬
луками.
—г Вижу, вы старый служака.
—	Искренно сожалею о том, что инвалидность мешает
мне и теперь дать в зубы кому следует.
—	Не все потеряно, — утешил Трейчке. — Вы можете
принести народу пользу и в тылу.
—	Рад стараться, господин Гинце! — так же лихо крик¬
нул Бойс.
Только когда они очутились на улице, Трейчке сказал:
—	Я поторопился с вашей переброской сюда.
—	Берлинский хозяин не пускал?
17*
259

Трейчке из-под полей шляпы испытующе поомотрел на
Бойса: действительно ли тот не знает, что и берлинский вла¬
делец полотерной конторы был законспирированный под¬
польщик,	руководитель	узла связи?	Или Бойс	только
маскируется?
—	Необходимо установить связь с тюрьмой. — Трейчке
быстро огляделся вокруг, хотя на улице их некому было слы¬
шать, и, понизив голос, проговорил:	Здесь	Тельман.
Бойсу	пришлось взять	себя в руки,	чтобы гари этом изве¬
стии не остановиться, не	вскрикнуть.	Целая буря	чувств
поднялась в его душе. Если сопоставить то, что сказал Трейч¬
ке, со слухом о гибели Тельмана от рук палачей, нынешняя
новость — большая радость.
Пока	Тельман жив,	пока партийное подполье	сохра¬
няет с ним связь, надежда не потеряна. Это все-таки
радость: пленник, но живой, в цепях, но не утративший на¬
дежды...
Они пришли в безлюдный танцевальный зал, и Бойс при¬
нялся за работу. Трейчке ушел и вернулся через час, делая
вид, будто с интересом наблюдает за тем, как из-под щетки
Бойса появляется блестящая поверхность пола. Когда пот на¬
чинал капать со лба полотера, он присаживался на диванчик
у стены и начинал разговор вполголоса. Бойс узнал, что по¬
литический кризис нарастал с огромной быстротой. За кули¬
сами событий чувствовалась злая воля, затягивавшая мир
паутиной интриг, тайных переговоров и дипломатических ди¬
версий.
Бойс давно не читал подпольной «Роте фане», а в нацист¬
ских газетах нельзя было почерпнуть ни слова правды. Он
внимательно слушал слова Трейчке о том, что, по мнению
многих товарищей, политика Гитлера должна со дня на день
разразиться трагедией всеевропейского, а может быть, и ми¬
рового масштаба. Правилен был анализ политического по¬
ложения, данный Тельманом в одной из его записок, неле¬
гально доставленной из тюрьмы: «Война близка. Маневры
гитлеровского правительства не могут ввести в заблуждение
на этот счет. На мой взгляд, все идет к тому, что катастрофа
вскоре разразится». Так же могло ежеминутно стать траги¬
ческой действительностью и то, что Тельман сообщил недав-.
но о своих подозрениях: «Гитлер готовится к последнему из.
своих преступлений —: к нападению на Советский Союз».
Тельман указывал товарищам, оставшимся на воле, на необ¬
ходимость приложить все усилия к тому, чтобы раскрыть не-;
ыецкому народу глаза: это новое преступление уготовляет
германскому народу и всем народам Европы ужасную участы
Правда, из лаконического, поневоле, анализа Тельмана яв-
т

ствовало, что нападение на СССР было бы верным шагом
Гитлера к самоуничтожению и, в конечном счете, сулило
освобождение немецкого народа от фашизма, но вместе с тем
такое нападение было бы чревато небывалыми страданиями
народа. Тельман верил в свой народ, он верил в его здравый
смысл, в его душу, в его волю к борьбе за свободу. Тельман
призывал товарищей, не считаясь ни с какими трудностями,
не щадя своих жизней, бороться за предотвращение всеобщей
бойни и за освобождение немецкого народа от гитлеризма
силами самих немцев. К сожалению, легкие победы фа¬
шистских палачей над Абиссинией, Испанией, Австрией, Че¬
хословакией делали, большинство немцев глухими к правде.
—	Наци не доверяют администрации тюрем, куда пере¬
возят Тельмана, — сказал Трейчке. — Они прислали сюда,
в Ганновер, советника по уголовным делам Опица с целой
командой надзирателей. Режим содержания Тельмана исклю¬
чительно строг. Тем не менее мы должны восстановить
прерванную связь с ним.
Трейчке переждал, пока хозяин танцевального зала
осматривал часть пола, натертую Бойсом.
—	Первоклассная работа, не правда ли?—спросил Трей¬
чке. — Даже жалко топтать такое зеркало, а?
—	Если мне будут платить, я могу подложить им под ко¬
пыта настоящие зеркала, — ответил хозяин, равнодушно
глядя, как выбивающийся из сил Бойс шаркает суконкой
по паркету. — А в общем, можете посылать мне этого
полотера...
Когда он ушел, Трейчке продолжал:
—	К сожалению, вам придется работать у этого прохво¬
ста — здесь удобная яв*ка. Кроме того, вы будете натирать
у Опица. Он должен быть вами доволен. В его квартире вы
встретите вахмистра Ведера. Он исполняет там обязанности
писаря. В отделение тюрьмы, где содержится Тельман, Ведер
доступа не имеет, но там есть -наш человек...
Так же как сегодня Бойс с трудом дождался вечера, так
назавтра он едва вытерпел, чтобы не явиться в контору
с рассветом. Отворял он дверь в уверенности, что сейчас уви¬
дит противную конторщицу, но перед ним стоял Трейчке.
Пользуясь тем, что они были в конторе одни, Трейчке тороп¬
ливо сунул в руку Бойсу маленькую тетрадку курительной
бумаги и, назвав адрес Опица, приказал:
—	Сейчас же туда.... Не забудьте:	вахмистр	Освальд
Ведер. Дело, выходящее из ряда вон.
Не проронив ни слова, Бойс повернулся, и неутомимые
ноги понесли его по улицам Ганновера.
261

13
Ночные приглашения в имперскую канцелярию всегда
заставляли Гаусса нервничать. Он приписывал это своему
нерасположению к Гитлеру и настороженности, которой тре¬
бовали совещания с ближайшими военными советниками
фюрера — Кейтелем и Йодлем. Гаусс не отдавал себе отчета
в том, что подсознательной причиной его нервозности бывал
в действительности простой страх. Мысль о том, ч'го Шахт,
и Гальдер, и Гизевиус, и другие постоянно общаются с Гит¬
лером, вовсе не должна была находиться на поверхности
сознания, чтобы боязнь провала не исчезала. Ну, а если все
они, при всей их фронде, только провокаторы, подосланные
к нему Гитлером?.. Тогда этот страх был еще более законным
гостем в душе генерала.
Гаусс знал, что поводом для сегодняшнего вызова к Гит¬
леру являлись, вероятно', польские события. Но на какой-то
миг рука его крепче, чем нужно, сжала телефонную трубку.
Он волновался, и это было ему противно. Тем не менее, ко¬
гда он'входил в зал заседаний, походка его была тверда, го¬
лова высоко поднята и монокль, как всегда, крепко держался
в глазу: не показывать же ефрейтору, что каждый приход,
сюда — борьба с нервами.
Гитлер, йодль и Кейтель склонились над столом у окна
с разложенными на нем картами генерального штаба. Гаусс
покосился на жирные синие стрелы, оставляемые на карте
толстым карандашом! Гитлера. От стола слышались только
хриплые возгласы:
—	Атакуете так!.. Так!.. Так!.. Через неделю от Варшавы
не оставим камня на камне...
Да, дело шло о нападении на Польшу. Теперь Гаусс ни¬
чего не имел против этой темы. Былые сомнения и страхи
отпали. Пачелли уже полгода сидел на папском престоле.
Судя по ходу дел в Европе, он немало сделал, чтобы реали¬
зовать обещания, данные Гауссу.
Из Франции приходили вести самые утешительные для
деятелей гитлеровской Германии: министерские кризисы сле¬
довали один за другим; профашистские и просто фашистские
организации распоясывались все больше; аппарат власти
съедала коррупция; планы перевооружения французской ар¬
мии современной техникой не выполнялись. Все планы фран¬
цузского генерального штаба основывались на стратегии пас¬
сивной обороны. Слова «линия Мажино» выражали смысл
всей французской политики, «Линия Мажино»—таков был
лозунг, с которым депутаты-предатели произносили в палате
речи по конспектам, написанным в Берлине. «Линия Мажи-
262

•но» — это был предлог, под которым сенат отвергал кредиты
на оборону. «Линия Мажино» — с этими словами американ¬
ские шептуны и немецкие шпионы шныряли по всей Франции,
демобилизуя ее дух сопротивления надвигающейся катастро¬
фе войны.
«Мы отсидимся за линией Мажино» — этого не говорил
в те дни только простой народ Франции. Против этой позор¬
ной концепции капитулянтов протестовали только патриоты,
готовые драться с иноземным фашизмом и с французскими
кагулярами в любом месте. Этого не писали только газеты,
которые не удавалось купить ни германо-англо-американским
поджигателям войны, ни могильщикам Франции. Во главе
борцов за мир, за достоинство Франции, за спасение миллио¬
нов простых французов от кровавой бани выступала «Юма-
ните».
Хотя все это представлялось Гауссу в ино-м свете, но
вывод он мог сделать правильный: правительство Третьей
республики не отражает взглядов Франции, оно неспособно
оказать сколько-нибудь действительного сопротивления Герма¬
ний даже в том случае, если Франция будет вовлечена в круг
военных действий. Вступление Франции в войну из-за Польши
становилось все сомнительней. Александер в изобилии до¬
ставлял сведения о бесчисленных совещаниях в Париже и
Лондоне, о частных беседах, письмах и документах, общим
лейтмотивом которых было желание найти путь к соглаше¬
нию за счет поворота воинственных устремлений Гитлера на
восток. Ни для Гаусса, ни для кого-либо другого в его мире
не было тайной, что под слобом «восток» разумелась Совет¬
ская Россия. Разгром России как источника коммунистических
идей, уничтожение советского государства как основы социа¬
листического переустройства мира—такова была широкая
стратегическая программа великих держав Запада.
В создавшейся международной обстановке Гаусс ничего
не имел против ускорения событий. Еще более оптимистично
были настроены все те, кого Гаусс увидел сегодня у Гитлера.
О Кейтеле, йодле, Гальдере не стоило и говорить — эти
с закрытыми глазами голосовали за любые Самые авантюри¬
стические планы фюрера. Но достаточно было взглянуть на
готовую лопнуть от самодовольства усатую физиономию
Пруста, чтобы не задаваться вопросом и об его отношении
к «Белому плану» нападения на Польшу.
Только Шверер сидел нахохлившись, как захваченная
морозом птица, зябко потирая руки. Китайские приключения
Шверера окончились не только сильнейшим воспалением лег¬
ких, схваченным в ночь бегства с мельницы. В Берлине пого¬
варивали, будто из этой операции Шверера вывезли наги-
263

шом, завернутым в японскую солдатскую шинель. Мало того,
долгое время Шверер находился в состоянии, близком к бе¬
зумию. Его преследовала мания заражения чумой. Самое-то
воспаление легких Шверер считал легочной чумой и ежеми¬
нутно ждал смерти. Врачи с трудом вернули его к пониманию
действительности.
«Паршивый вид»,—подумал Гаусс, глядя на Шверера, ста¬
рательно отводившего взгляд от своего недруга. В мозгу
Шверера саднила мысль: «Опять этот пакостник на моем
пути. Он и сюда явился, вероятно, для того, чтобы подложить
мне свинью...»
—	Фюрер просит занять места,— раздался голос адъютан¬
та, и совещание началось.
Кроме военных, здесь были Гиммлер, Гейдрих, Кальтен-
бруннер. «Вся шайка»,—подумал Гаусс и уставился в лежав¬
шие перед ним бумаги. Глухой и хриплый долетал до него
голос Гитлера:
—	...Эти причины заставили меня отложить на несколько
дней вторжение в Польшу. Но я не меняю решения: вторже¬
ние состоится. Польша не только плацдарм, необходимый
мне для дальнейшего наступления на восток. Военный раз¬
гром Польши — обеспечение нашего тыла в западной опера¬
ции. Генерал Гаусс, — при этих словах Гаусс поднял глаза от
стола и встретился с мрачно-насмешливым взглядом Гитле¬
ра,— вы можете быть покойны: войны на два фронта не про¬
изойдет.— Тембр голоса Гитлера еще понизился. В нем за¬
звучали угрожающие нотки: — Слышите, не произойдет!
Я предусмотрел все!.. Наши руки будут развязаны!.. Про¬
странства Польши прикроют Германию от удара русских!..
Гаусс отвел взгляд от Гитлера. Он знал: теперь последуют
хвастливые выкрики, пока не будет израсходован заряд исте¬
рической энергии.
Прошло несколько метут, хрип на конце стола закона
чился.
После длиннЬй паузы, протекшей в полной тишине, Гит¬
лер продолжал:
—	Прежде чем мы поговорим о «Белом плане», я хочу
спросить гроссадмирала Редера, выполнена ли моя директи¬
ва УСК?
—	Не называю точек, известных фюреру, но докладываю:
три дивизии подводных лодок и два дивизиона подводных
заградителей стоят наготове. — Редер говорил, игнорируя
всех присутствующих. Он презирал сухопутных генералов
ничуть не меньше, чем штатских. Он обращался к одному
Гитлеру. — Адмирал Дениц ожидает только моего прика¬
за — и эти корабли блокируют восточное побережье Англии,
264

выход из канала будет минирован. Специальное соединение
во главе с самыми надежными командирами направится для
операций на атлантических коммуникациях Англии и
Франции.
Гитлер со вниманием прислушивался к монотонному голо¬
су Редера. Когда адмирал умолк, он сказал:
—	На время наших операций в Польше флот должен изо¬
лировать ее от в-сякой помощи извне, в особенности со сторо¬
ны Англии.
—	За это я ручаюсь,— самоуверенно проговорил Редер.
—	Поручаю вам Вестерплятте. Честь овладения им будет
принадлежать флоту.
—	Флот благодарит вас, мой фюрер.
—	Можете снести этот мыс с карты. Утопите его.
—	В счастливую минуту победы флот будет приветство¬
вать своего фюрера!
Гитлер уже не слушал адмирала. Ни на кого не глядя,
он постукивал карандашом по стопке лежавших перед ним
бумаг. Казалось, он и вовсе забыл о совещании, о сидевших
перед ним генералах* как вдруг заговорил так, будто ни
на минуту и не умолкал. При этом голос его звучал все
громче.
—	Путем! для нашего воздействия на Англию попрежнему
остается воздух. С этой стороны уязвимость Англии нисколь¬
ко не уменьшилась. Производственная мощь английской авиа¬
ционной промышленности выросла, однако противовоздушная
оборона отстает от наших возможностей нападения. На море
Англия не получила никаких существенных подкреплений.
Пройдет много времени, прежде чем корабли, находящиеся
в постройке, вступят в строй. Введение воинской повинности да¬
ло Англии ничтожный контингент призывных—какие-то шесть¬
десят тысяч солдат! Если Англия будет держать внутри стра¬
ны мало-мальски значительное число войска, — а, угрожая
вторжением, мы заставим ее это сделать, — то во Францию она
пошлет всего две пехотных дивизии и одну бронетанковую
ддаизию. Не больше. Можно ли серьезно говорить об этом,
как о помощи Франции? Англия сможет снарядить для войны
на континенте несколько бомбардировочных эскадрилий из
устарелых самолетов, но мы не позволим ей оторвать от мет¬
рополии ни одного современного истребителя. Посылая ввоз-
дух свое старье, английское командование собственными ру¬
ками уничтожит свои лучшие кадры.
Геринг без стеснения вставил:
—	Мы ему поможем!
Гитлер недовольно замолчал, но лишь на мгновение. Не
взглянув в сторону Геринга, продолжал:
265

—	Когда начнется война, наша авиация атакует Англию,
ее жизненные центры, Лондон... Теперь о Франции: как только
с Польшей будет покончено, — а это не должно занять больше
двух недель, — мы будем в состоянии сосредоточить на запад¬
ной границе столько дивизий, сколько нам понадобится, чтобы
не позволить французам сделать ни шагу. Они довольно бы¬
стро убедятся в том, что не в силах взломать укрепления на
итальянской границе и тем более Линию Зигфрида. Могу вас
уверить: они будут отсиживаться за линией Мажино. Могу
вас порадовать еще тем, что дуче дал мне слово: при любых
испытаниях он будет рядом со мной. Все властно повелевает
мне обратить взоры на восток й покончить с Польшей, Тут
мы .не ставим себе целью достижение каких-либо опреде¬
ленных рубежей: чем дальше и чем скорее, тем лучше.
Основная задача всех родов войск — уничтожение живой
силы противника. Уничтожать поляков в максимально воз¬
можном числе! Никаких капитуляций! Ни пленных, ни ра¬
неных! Только убитый поляк никогда снова не поднимется
на нас. Операция должна быть проведена молниеносно, в со¬
ответствии с сезоном. Задержка может быть чревата печаль¬
ной затяжкой всего дела. Это скажется на всех других пла¬
нах нашего наступления на западе и востоке. Я сам дам про¬
пагандистский повод к войне. Неважно, будет ли он убеди¬
тельным или нет. Победителя не станут потом спрашивать,
говорил он правду или нет. Начиная войну, говорят о победе,
а не о правде.
После некоторой паузы Гитлер обратился к сидевшему
рядом с ним! Йодлю:
—	Напомните господам основные пункты второго раздела
«Белого плана».
—	Кто мог их забыть?..— начал было Геринг, но Гитлер
сердито перебил:
—	Я хочу еще раз, перед лицом истории, которая смот¬
рит на нас, услышать от каждого, что он сделал во исполне¬
ние моей директивы, во исполнение воли Германии!.. И вы,
Геринг, тоже!., йодль, второй раздел!
Уже приготовившийся йодль тотчас начал:
—	Во втором разделе документа «Белый план», датиро¬
ванного третьим апреля сего тысяча девятьсот тридцать девя¬
того года, подписанном генерал-полковником Гальдером
и контрассигнованном начальником штаба ОКБ генерал-пол-
ковником Кейтелем, говорится: «Фюрер дал следующие дирек¬
тивы по «Белому плану»: Первое. Все приготовления должны
проводиться таким образом, чтобы начать операции с первого
сентября сего тысяча девятьсот тридцать девятого года.
266

—	Генеральный штаб! — ни к кому не обращаясь и де¬
лая вид, будто с интересом ждет ответа, выкрикнул Гитлер.
Гальдер поднялся, как подкинутый пружиной:
—	Исполнено.
Гитлер молчаливым кивком головы приказал Йодлю про¬
должать.
—	Верховное командование вооруженных сил,— читал
тот,— должно разработать точный календарный план осуще¬
ствления «Белого плана» и синхронизировать действия трех
родов войск.
Гитлер сноса выкрикнул:
—	ОКБ?
Кейтель поднялся с несколько меньшей поспешностью,
чем Гальдер:
—	Исполнено.
—• Третий пункт?—спросил Гитлер.
Не глядя в бумагу, Йодль доложил:
—	Все разработки по третьему пункту поступили во¬
время.
Гитлер медленно обвел своим свинцово-тяжелым взглядом
присутствующих и остановился на угодливо настороженном
лице Функа.
—	Как дела?
Функ заговорил так торопливо, что Гаусс с трудом, сле¬
дил за ним.
—	Сообщение, сделанное мне фельдмаршалом Герингом,
о том, что вы, мой фюрер, вчера одобрили мероприятия, пред¬
принятые мною для финансирования войны и регулирования
заработной платы и цен, а также мероприятия, обеспечива¬
ющие нас на случай чрезвычайных обстоятельств и жертв,
делают меня глубоко счастливым.
С этими словами Функ сделал поклон в сторону непо¬
движно сидевшего и смотревшего ему, в лицо Гитлера. Гитлер
не сделал ни малейшего движения в ответ. Напряженное
выражение его лица не изменилось. Но, повидимому, это не
смутило Функа. Он с прежней бойкостью продолжал:
—	Рад сообщить вам, мой фюрер, и всем вам, господа, —
последовали два поклона: один — почтительный — в сторону
Гитлера, другой — короткий — сидевшим, как каменные из¬
ваяния, генералам.— Я добился уже определенных результа¬
тов за последние несколько месяцев в своих усилиях сделать
Рейхсбанк внутри страны абсолютно прочным*, а со стороны
заграницы абсолютно неуязвимым. Если даже произой¬
дут серьезные события на международном денежном рынке
и в области кредита, то это не сможет оказать на нас
влияния.
267

Гитлер остановил его движением руки:
—	Можете ли вы с полным сознанием ответственности
поручиться мне, что тяжелая индустрия не испытывает труд¬
ностей ни с кредитом, ни с наличностью? Можете ли вы мне
гарантировать, что интересы фюреров германской промышлен¬
ности будут надежно защищены и они смогут целиком отдать
свои помыслы развитию производства? Заботиться о их вло¬
жениях, охранять их и гарантировать прибыль — вот ваше
дело.
—	Гарантирую, мой фюрер.
—	Вы поставили об этом в известность руководителей
германской промышленности?
—	Да, мой фюрер.
—	Их интересы — мои интересы. Мое дело — их дело.
—	Понимаю, мой фюрер.— Голос Функа сделался вкрад¬
чивым.—Я незаметно .превратил в золото вклады Рейхсбанка.
Кроме того, я провел приготовления с целью беспощадного
сокращения всех потребностей, не имеющих жизненного зна¬
чения, а также всех общественных расходов, которые не име¬
ют военного значения.
—	Не стесняйтесь завинчивать пресс,— проговорил Гит-'
лер.— Пусть немцы подтягивают пояса. С полным брюхом
хуже работается. Страх голода должен держать рабочего
в повиновении хозяину. Поскорее приканчивайте мелкую про¬
мышленность и ремесленников. Они ничем не могут быть нам
полезны, когда речь идет о постройке танков и производ¬
стве пушек. Пусть нужда гонит их на военные заводы. Там
нужны руки. Того, кто не знает ремесла, мы поставим в ряды
пехоты. Когда я посылаю на смерть десять миллионов луч¬
ших немецких юношей, а не намерен миндальничать со вся¬
кой дрянью. Гоните их в армию и к Крушу! Железной
метлой нужды! Слышите, Функ?!
—	Я считаю это своим долгом, мой фюрер. Как генераль¬
ный уполномоченный в области экономики, назначенный ва¬
ми, мой фюрер, я торжественно обещаю вам, мой фюрер,
выполнить долг до конца. Хайль Гитлер!
Гаусс презрительно покосился в сторону суетливого мини¬
стра. Он не любил этого преемника Шахта.
Снова наступило молчание; снова Гитлер обводил взгля¬
дом лица сидящих. На этот раз он ткнул пальцем в сторону
Гиммлера:
—	Что вами сделано в связи с предстоящими операциями?
Гиммлер отвечал не вставая:
—	Мне, как рейхсфюреру GG, вы поручили окончательно
возвратить в состав империи всех лиц немецкой националь¬
ности и расовых немцев, проживающих в иностранных госу¬
268

дарствах. Все меры приняты. Всякий немей, проживающий
на иностранной территории, которого мы не сочли нужным
использовать там, обязан немедля вернуться в пределы оте¬
чества. Многие уже здесь. Другие возвращаются. Уклоняю¬
щиеся, которых мы обнаружим на занимаемых нами террито¬
риях, как Польша и другие, составят пополнение для испра¬
вительных лагерей, наравне с коренным населением оккупи¬
руемых стран и областей.
—	А нарушители нашего приказа в странах, еще не став¬
ших частями империи или объектом ее интересов? Ну, ска¬
жем, в Южной Америке?—спросил Гитлер.
—	Они и там жестоко пожалеют о своем непослушании
вам, мой фюрер.
—	Никакого миндальничанья, надеюсь?
Лицо Гиммлера оставалось равнодушно-спокойным, когда
он ответил:
—	Все, как вы приказали, мой фюрер.
—	А коренное население областей, которые мы займем?
Как дела с ним?
—	Все готово для того, чтобы оно ни на минуту не могло
.выйти из повиновения империи и ее органам.
Гитлер, не оборачиваясь, бросил через плечо:
—	Видеман!
—	Мой фюрер!
—	Директива?
—	Здесь, мой фюрер.— И стоявший за спиною Гитлера
Видеман громко начал читать по лист>: — «Директива номер
один для ведения войны...»
Гитлер сердито прервал его:
—	Я сам.
Видеман подал ему бумагу. Гитлер отодвинул ее перед
собой почти на вытянутую руку ц, приняв театрально^торже-
ственн’ую позу, оглядел присутствующих.
—	Директива номер один для ведения войны...— начал
он и сделал паузу. Гауссу показалось, что Гитлер посмотрел
на Шверера, потом на него. Гаусс тут же поймал на себе
и ощупывающий его колючий взгляд Шверера.
Шверер действительно исподтишка, так, чтобы это не
бросилось в глаза остальным, уже несколько раз оглядывал
Гаусса. В голове старика гвоздило: «Что, если он опять под¬
ложил мне какую-нибудь пакость, как с Чехословакией?..
Польский поход по праву принадлежит мне...»
—	...Теперь, когда положение на восточной границе ста¬
ло невыносимым для Германии, я намерен добиться решения
силой.
Гитлер^ приостановился, как бы ожидая ответа на это
269

вступление* быть может* даже надеясь на возражение или
хотя бы только недовольное выражение чьего-либо лица; Это
дало бы ему возможность не сдерживать рвавшуюся наружу
истерику. Глаза его мутнели и наливались кровью, голос де¬
лался все глуше.
—	Второе: нападение на Польшу должно быть проведено
в соответствии с приготовлениями* сделанными по «Белому
плану». Оперативные цели, намеченные для отдельных соеди¬
нений, остаются неизменными. Дата атаки — первое сентяб¬
ря тысяча девятьсот тридцать девятого года; Время атаки—-
четыре часа сорок пять минут. Это же время распрбстраняет-
ся на операцию флота против Гдыни, в Данцигском заливе
и против моста в Диршау.
Он начал читать так громко, словно Находился на площа¬
ди. Это был уже почти крик, резонировавший под потолком
зала, у мраморных стен, заполнявший все пространство; Гаус¬
су чудилось, что весь мир заполнен хриплыми воплями исте¬
рика. Что скрывать, он и сам ждал этой минуты, как ждали
ее коллеги-генералы. Эта минута могла бы быть самой
радостной со времени поражения в первой мировой войне.
Но радость была отравлена досадой на то, что голос ефрей¬
тора так безобразно груб; на то, что в нем слышен акцент
иноземного выходца, что все они — генералы германской ар¬
мии— сидят, как мальчишки, и только слушают, не смея
поднять лиц... Этот 'паршивый коротышка уже заранее при¬
сваивал себе грядущую славу несдержанных побед,..
Гитлер рычал:
—	Весьма важно, чтобы ответственность за начаЛо враж¬
дебных операций на западе была возложена на Францию и
Англию. Сначала на западе должны быть проведены только
операции местного значения, против незначительных наруше¬
ний наших границ. Германская сухопутная граница на западе
ие должна быть пересечена ни в одном пункте без меёГо
ведома...
«Повторение истбрии с Рейнской зоной,— поДум&л ГаусС.—
Хорошо, если все обойдется такою же комедией со Стороны
французов и англичан, как тогда...»
—	То же самое относйтсй к операциям на море* — про¬
должал Гитлер. —= А также к операциям, которые могут
быть и должны быть (ограничены исключительно охраной гра¬
ниц против вражеских атак.».
Казалось, Гитлер не мог справиться с хрипом* заглушав¬
шим его голос. Он задыхался ОТ собственного крика.
Г&усс мельком взглянул на Редера. По мере Того как Гит¬
лер выкрикивал приказания, лицо адмирала вытягивалось.
Гаусс мысленно усмехнулся: «А* ты ждал* что тебе позволят
270

делать что угодно?.. Придется равняться на нас, мой милый...
На нас!» Гаусс не любил Редера, как не любил моряков во¬
обще. Он не верил в мощь германского надводного флота.
Он считал ее дутой, а весь флот таким же неосновательно
чванным, как фигуру гроссадмирала. Гаусс делал исключе¬
ние только для подводного флота. Подлодки играли ейжную
роль во всех планах* направленных против Англии. Подвод¬
ные разбойники умели делать свое дело!
Но вдруг голос Гитлера упал. Он бормотал себе под нос
что-то неразборчивое и скоро умолк совсем. В огромном зале
наступила тишина. Никто не решался заговорить:	не было
иззестно* закончил ли Гитлер свою речь. А прерывать его ии
у кого не было охогы. Как часто в таких случаях* храбрецом
оказался Геринг.
—	Быть может, мой фюрер, перейдём в ваш кабинеФ?—
спросил он — Гиммлер должен сказать нам несколько слов
о последних приготовлениях.
—	Сначала ты скажешь, что намерен делать с Варша¬
вой?— ехидно заметил Гиммлер*
Гаусс понял, что Гиммлеру не хочется итти в кабинет
и он тянет* выигрывая время. Гитлер вялым кивком в сторо¬
ну Геринга дал! понять, что согласен с Гиммлером.
—	Буду краток,— заявил Геринг.— Никакие силы не по¬
мешают моим бомбардировщикам превратить Варшаву в кучу
камней* если бна не сдастся по первому приказу победителей.
—	А если сдастся?—спросил Гиммлер.
—	Не беда! — ответил Геринг. ■— Мои летчики сделают
свое дело, прежде чем поляки успеют поднять белый флаг.
Урок Польше должен быть уроком для всей Европы.
—	Жаль.* очень жаль..*—негромко проворчал Гитлер, но
в мгновенно воцарившейся тишине все хорошо расслышали:—
Я сожалею, что это только Варшава* а не Москва... Очень
сожалею;.;
С этими словами он устало поднялся и* словно через силу
волоча свои огромные ступни, поплелся к дверям кабинета.
Геринг назвал тех, кто должен последовать за Гитлером.
ГаусС не торопился вставать. Он аккуратно собрал свои
расчеты* которыми никто так и не поинтересовался, сложил
их в портфель и последним вошел в кабинет. Все сидели уже
вокруг стола. Гаусс опустился в кресло подальше от фюрера.
Риббентроп,-—ворчливо проговорил Гитлер,—прочтите
то место из записки Дирксена... вы знаете.;.
Риббентроп покорно, хотя и с видимой неохотой, начал
читать:
Из записки нашего посла в Лондоне о предполагаемой
позиции Англии в случае германо^польского конфликта: «На
271

основании предшествующего изложения психологических мо¬
ментов, влияющих на отношение Англии к комплексу германо¬
польских проблем, может быть поставлен вопрос: какую пред¬
положительно позицию займет Англия в германо-польском
конфликте? На этот вопрос нельзя ответить ни «да», ни «нет».
Надлежит исследовать каждый отдельный случай, чтобы полу¬
чить ясное представление о позиции Англии...» Я пропускаю
случаи, не относящиеся к нынешней ситуации, и перехожу
к последнему, — сказал Риббентроп. — «Если бы мы сумели
инсценировать провокацию с польской стороны, например
обстрел немецкой деревни по приказу какого-нибудь польско¬
го командира батареи или бомбежку немецкого селения поль¬
скими летчиками, то решающее значение -при определении
позиции Англии имели бы ясность и бесспорность умело орга¬
низованной провокации...»
Заметив, что Гитлер хочет говорить, Риббентроп остано¬
вился.
—	Хотя господин Дирксен и глуп, я высоко оцениваю
это сообщение,— сказал Гитлер.— Оно проникнуто понимани¬
ем национал-социалистского духа борьбы и реалистиче¬
ской политики Германии. Я приказал генерал-полковнику
Кейтелю организовать в ночь на первое сентября секретную
операцию на польской границе. Генерал Кейтель, доложите
господам, что сдела-но.
На этот раз голос Кейтеля звучал не так фельдфебельски
бодро, как всегда:
—	Операция была мною возложена на генерала Алексан¬
дера. Взвод наших людей, переодетых в форму польской ар¬
мии, с польским легким вооружением — винтовками, ручными
пулемета-ми и гранатами— должен был быть переброшен на
польскую сторону с наступлением темноты. Под покрово/М
темноты взвод во главе с надежным офицером следует вдоль
границы. Если нужно, он бесшумно снимает мешающие ему
посты польской пограничной стражи. Ночью взвод атакует
нашу пограничную охрану, уничтожает заставу номер пятьсот
шестьдесят девять и врывается в город Глейвиц. Охрану глей-
вицкой радиостанции взвод подвергает расстрелу. Подготов¬
ленный к тому времени в Глейвице работник Александера вы¬
ступает по глейвицкому передатчику с призывом к немцам
восстать против фюрера и империи. Подоспевающие немецкие
части вступают в бой за радиостанцию. Взвод с боем отсту¬
пает к польской границе. Он истребляется нашими войсками
или берется в плен и расстреливается.
—	Отлично!—с возбуждением воскликнул Гитлер.
—	Однако...— с ударением проговорил Кейтель,— обратив¬
шись к рейхсфюрер'у СС. доктору Гиммлеру за необходимым
272

польским обмундированием, оружием и автомобилями, мы
получили отказ.
—	Как?—угрожающе спросил Гитлер.
—	Нам отказали, — обиженно повторил Кейтель.
Гитлер обернулся в сторону Гиммлера. Но прежде чем он
успел что-либо сказать, Гиммлер поспешно заговорил:
—	Мой фюрер, не хотите же вы, чтобы этот «взвод» про¬
валил великое дело, которое вы так мудро задумали и нача¬
ли с таким искусством?—Гиммлер насмешливо повторил,
глядя на Кейтеля:— «Взвод»! Здесь нужен не взвод солдат,
не «надежный» офицер, а люди, для которых риск был бы
искуплением их вины, смерть была бы благодеянием.
—	Опять ваши уголовники?— с неприязнью спросил Кей¬
тель. — Мы не .можем послать с ними ни одного офицера.
—	А им и не нужны ваши офицеры, — отпарировал Гимм¬
лер. — Им нужны мои тюремщики, господин генерал-полков¬
ник, а не генштабисты.
—	И вы воображаете, что, вернувшись из операции, эта
банда будет хранить молчание?
—	Мне важно, чтобы они захотели пойти в операцию,
а. это они захотят. Я обещаю им свободу и денежное возна¬
граждение. А о том, будут ли они болтать после операции,
позвольте позаботиться нам. Если угодно фюреру, Гейдрих
доложит подробности.
Гейдрих не ждал разрешения Гитлера.
—	Болтать им не придется: те из группы, кто не будет
перебит в перестрелке, должны быть в тот же день расстре¬
ляны службой безопасности. Кальтенбруннер уже получил
распоряжения.
—	Все готово,— лаконически проскрипел Кальтенбруннер.
—	Вот!—сказал Гиммлер, с торжеством посмотрев на
Кейтеля.
Тот пожал плечами, как бы желая сказать: «Подумаешь,
новость! Мы тоже расстреляли бы всех своих». А вслух про¬
говорил:
—	Кто поручится, что ваша банда не разбежится, едва
переступив границу?
—	Во-первых, — резко заявил Гейдрих* — они знают,
что мы их выловим и четвертуем. А за выполнение задачи им
обещана свобода и награда. Во-вторых... они не знают того,
что сделанная каждому из них прививка якобы против столб¬
няка в течение двадцати четырех часов...
—	Так что у них просто не будет времени болтать, — ми¬
моходом заметил Гиммлер.
—	Мне это нравится, — задумчиво проговорил Гитлер. —
Благодарю вас, доктор Гиммлер. Но... я хочу, чтобы ОКБ
18 Заговорщики
273

было все же в курсе всего этого дела. Офицер ОКБ должен
присутствовать в Глейвице и, может быть, даже руководит^
операцией по окружению и уничтожению группы Кальтен-
бруннера.
Гаусс понял: Гитлер хочет перестраховаться. Он знает,
что армия боится службы безопасности, и потому ненавидит
ее людей. Уж армейцы-то не выпустят ни одного диверсанта,
если сказать солдатам, что это люди Кальтенбруннера. Пере¬
стреляют, как куропаток. Ход понравился Гауссу.
Гитлер остановил взгляд на Шверере. У старика защеми¬
ло под ложечкой. «Я так и знал, — подумал он. — Опять
проделка Гаусса: сейчас меня сунут в эту кашу». Гитлер дей¬
ствительно проговорил:
—	Заветной мечтой генерала Шверера был восточный по¬
ход. Я предоставлю ему честь начать это дело... Генерал
Шверер!—Шверер нехотя приподнялся в кресле. — Германия
возлагает на вас уничтожение особой группы Кальтенбрунне¬
ра. Преследуя беглецов в польских мундирах, вы первым сту¬
пите на землю Польши.
—	Благодарю вас, мой фюрер, — вяло проговорил: Шве¬
рер. Ему при этом казалось, что он чувствует на своем за¬
тылке насмешливый взгляд Гаусса. Однако, едва опустившись
в кресло, ой забыл обо всем, кроме бередившего мозг вопро¬
са: «Уж не понадобилось ли им опять подставить меня под
выстрел какого-нибудь гиммлеровского уголовника, наряжен¬
ного в польский мундир, чтобы иметь еще один предлог для
наступления?..»
Холодные мурашки бежали по спине старика. Он не слы¬
шал больше того, что говорилось за столом.
Но на этот раз он ошибался: план захвата глейвицкой
радиостанции был для Гаусса такой же новостью, как для
Шверера.
Заседание окончилось. Гитлер, как всегда, неожиданно
замолчав на полуслове, сорвался с места и исчез, прикрывае¬
мый адъютантами.
Его спина уже скрылась за дверью, а Гаусс все смотрел
на тяжелые дубовые створки.
14
Опускаясь по служебной лестнице, плац провокации на
польской границе докатился до командира 17-го отряда служ¬
бы безопасности хауптштурмфюрера CG Эрнста Шверера.
Эрнст ничего не имел против этого поручения. Он не раз
проводил подобные операции на своей немецкой земле против
рабочих, коммунистов, вообще антифашистов. Он с удоволь-
т

ствием вспоминал о своем участии в захвате Австрий, о про¬
вокации, которую ему удалось организовать в Чехии вместе
с белочулочниками Хенлейна. Тогда его подчиненные убили
восемнадцать чехов и нескольких «красных» немцев.
Но на этот раз ему стало не по себе сразу же, как только
бригаденфюрер изложил задание. Эрнсту претила не прово¬
кация, как таковая, — он с удовольствием вырежет заставу
и пустит в расход несколько штафирок на радиостанции, хо¬
тя бы они и были немцы. Смущало другое: обстановка, в ко¬
торой бригаденфюрер посвятил его в суть этого дела. Уж
очень не в нравах СД была любезность бригадеифюрера, че¬
ресчур необычны были посулы наград и повышение сразу
в чин оберштурмба'ннфюрера, минуя четыре кубика штурм-
баннфюрера. Все было подозрительно. Даже то-, что люди
Эрнста должны были выполнять главным образом функции
конвойных при команде уголовных арестантов, которые* соста¬
вят основную силу диверсионной партии. Зачем уголовники?
Как будто эсесовцы не доказали своей готовности и способ¬
ности совершить любое уголовное преступление! Эрнст смот¬
рел на хорошо знакомый шрам в виде полумесяца, краснев¬
ший на щеке бригадеифюрера, и старался уловить в словах
начальника ту действительную угрозу благополучию и жизни
его, Эрнста, которую он, как животное, инстинктивно уже
разгадал.
Однако Служба безопасности была Службой безопасно¬
сти. То, что Гейдрих и Кальтенбруннер хотели сохранить
в тайне даже от своих сотрудников, во многих случаях тай¬
ной и оставалось. Бригаденфюрер открыл Эрнсту, что уголов¬
ники, которые уцелеют в перестрелке, должны быть уничто¬
жены немедленно по окончании операции. Эрнст охотно взял
и это дело на себя. Но бригаденфюрер ничего не сказал Эрн¬
сту о смертельности прививок, предназначенных всем участ¬
никам «дела».
™ Им всем будет сделан укол, Предохранение от столб¬
няка и вместе с тем что-то возбуждающее, для храбрости, —
непринужденно проговорил бригаденфюрер в заключение бе¬
седы.
—	Моим) парням не нужно ничего возбуждающего, от¬
ветил Эрнст. — Они и так справятся с делом.
—	Нет, нет! — запротестовал начальник. — Все получат
свою порцию. И вы должны показать пример остальным.
Эрнст не стад спорить. Но заранее решил, что постарает¬
ся уклониться от каких бы то ни было вспрыскиваний — будь
то состаз «бодрости», «успокоения» или чего другого. Пол¬
бутылки коньяку —вот все, что ему нужно.
Ценою примитивной хитрости ему удалось подставить
18*

под шприц своего помощника по операции — здоровенного
детину хауптшаррфюрера Мюллера. Тот получил два укола.
Вечером Эрнст с удовольствием оглядел! себя в зеркало:
лихо сдвинутая на ухо конфедератка польского пограничника
и хорошо пригнанный мундир с массой серебра показались
ему куда более элегантными, чем погребальный наряд геста¬
по. Жаль, что не удастся в таком виде показаться какой-ни¬
будь берлинской девчонке!
От пограничной комендатуры, где происходило переодева¬
ние, отряд двинулся к границе. Под командой Эрнста находи¬
лись эсесовские головорезы, привыкшие, к ночным вылазкам
на польскую сторону. Так как они не были посвящены в то,
чем эта вылазка отличается от прежних, то уверенность
в безнаказанности и благополучном! возвращении придавала
им смелости. Уголовники, составлявшие основное ядро отря¬
да, знали еще меньше. Но они были готовы на все за обе¬
щанную свободу. Хауптшаррфюрер Мюллер был, крохме Эрн¬
ста, единственным, кто знал цель экспедиции — нападение
на немецкую радиостанцию в Глейвице.
Сидя рядом с Эрнстом в кабине грузовика, Мюллер мол¬
чал. Его ум не был приспособлен к какому-либо анализу по¬
лученных приказаний, а нервы он имел такие, какие и дол¬
жен иметь разбойник. Они не приходили в возбуждение от
того, что Мюллеру предстояло вырезать несколько польских
и немецких пограничников pi поставить к стенке инженерчи-
ков какой-то радиостанции. Вероятно, это какие-нибудь крас¬
ные, раз уж начальство решило с ними покончить. А до того,
что на этот раз до них добираются таким кружным путем,
Мюллеру не было дела.
Единственным человеком, чувствовавшим себя не в своей
тарелке, был Эрнст. Тело его время от времени покрывалось
гусиной шкурой, и противный холодок пробегал по спине. Он
поймал себя на том, что нервно повел лопатками. Но чорт
побери, Мюллеру вовсе незачем видеть его волнение! На тот
случай, если подчиненный все же заметил его судорожное
движение, Эрнст пробормотал:
—	Не выношу сырости...
Но Мюллер промолчал и на этот раз. Переживания спут¬
ника его не интересовали.
У скрещения двух заброшенных дорог грузовики высади¬
ли команду и повернули обратно.
Когда затих шум удаляющихся автомобилей, Эрнст услы¬
шал шлепанье своих людей по грязной дороге. Он приказал
сойти на траву обочины. Стало почти тихо. В окружающей
темноте Эрнсту чудилось, что он остался один во всем мире.
Впрочем, это ощущение быстро исчезло: будь он один—он Ba¬
rn

шел бы местечко посуше, завернулся бы в плащ и дождался
бы солнца. А там со светом! пробрался бы обратно к своим,
придумав какую-нибудь причину, помешавшую выполнению
задания. Но тут его окружали эсесовцы. Эр-нст мог с уверен¬
ностью сказать, что кто-нибудь из них, может быть здоровяк
Мюллер, приставлен для наблюдения за своим начальником.
Такова была в Службе безопасности система круговой слежки
начальников за подчиненными, подчиненных за начальни¬
ками.
Значит, оставался только путь вперед, туда, где пролега¬
ет всегда немного таинственная линия границы.
Кто-то из его людей заговорил. Эрнст резко остановился
и в бешенстве обернулся, пытаясь разглядеть в темноте ви¬
новника. Но тут же послышалось негромкое рычание Мюлле¬
ра. Потом Эрнст по звуку определил крепкий удар, и все сно¬
ва стихло.
По мере того как глаза Эрнста привыкали к темноте
и стали различать едва намеченные силуэты, ему начало ка¬
заться, что его люди также видны и подкарауливающим их
пограничникам по обеим сторонам границы.
Эрнст приказал приготовиться к снятию польских постов.
Собственный шопот показался ему едва ли не криком, спо¬
собным разбудить всю пограничную стражу в округе.
Эрнст был рад «начавшемуся дождк>: его пелена уве¬
личит невидимость отряда, а шум капель ото листве заглушит
шаги.
Но мелкий дождь тут же прекратился, едва смочив одежду.
Только глина стала еще более скользкой, чем прежде. Эрнст
то и дело хватался за ветви деревьев, чтобы удержаться на
разъезжающихся ногах. Эта неустойчивость заставляла на¬
прягаться все тело, нервы еще больше натягивались. От каж¬
дого прикосновения ветки Эрнст испуганно втягивал голову
в плечи. Он все чаще останавливался. Спутники натыкались
на него и шопотом ругались, не узнав.ая начальника или де¬
лая вид, будто не узнают. В других обстоятельствах это обо¬
шлось бы им дорого, но тут Эрнст предпочитал молчать. Не
только потому, что малейший шум казался ему риском на¬
влечь на себя огонь с обеих сторон границы, .но >и оттого, что
он начинал побаиваться своих уголовников. Он понимал, что
они ненавидят его, пожалуй, даже больше, чем тех поляков,
на которых он должен был их натравить.
По учащенному дыханию людей, по злому шопоту Эрнст
угадывал, что его тревожность передается им. Он заранее
представлял себе, как эсесовцам придется подталкивать
уголовников штыками в спину, чтобы заставить итти
вперед.
277

Но Эрнст меньше всего думал сейчас о судьбе подчинен¬
ных, об исполнении задачи. Его занимал исход дела для него
самого.
Следовало прежде всего не держаться первых рядов.
И Эрнст стал мало-помалу, незаметно для других, отставать.
Но едва две-три тени обогнали его, как он почувство¬
вал ткнувший его в сп-ину тяжелый кулачище Мюллера.
Ничего не оставалось, как прибавить шагу. Он с ненавистью
представил себе маленькую головку Мюллера, его бычью
шею, тяжелый взгляд до бессмысленности тупых глаз...
Брр!..
С этого момента Эрнст думал о своих людях уже не как
о помощниках в выполнении трудного поручения, а един¬
ственно как о банде, посланной для того, чтобы помешать
ему повернуть обратно. Они не позволили бы ему удрать,
даже если бы он решился на это. Они, и прежде всего Мюл¬
лер, схватили бы его и притащили к бригаденфюреру. Эрнст
вспомнил, как багровеет иногда шрам на щеке начальника...
О дальнейшем не хотелось и думать. Тошнотный комок под¬
катывал к горлу.
Да, путь открыт только в одну сторону — туда. Но уж
он-то примет все меры к тому, чтобы вернуться живым...
Настало время рассыпаться и залечь перед последним
броском. Сейчас они очутятся среди чащи, в которой притаи¬
лись польские пограничники.
Теперь Эрнст ненавидел этих поляков так, как может
ненавидеть человек, сознающий их превосходство над
собой.
Эти польские солдаты, наверно, верили в то, что делают
святое дело первой шеренги — они стерегут польскую грани¬
цу от нацизма. Они, наверно, любят свою Польшу и готовы
зубами драться за ее неприкосновенность. Эти простые
ребята, загнанные в лес дисциплиной полковничьего государ¬
ства, едва ли понимали, что их родина давно продана,
обречена на муки своими же, польскими предателями-мини*
страми, иноземными политиками и всем черным воинством
католической церкви. Эти парни, наверно, и не подозревали,
что кровь, которую они готовы были пролить за свою дорогую
мать Польшу, — первая жертва в огромной и темной игре
политических разбойников. Имена этих разбойников пред¬
ставлялись им, вероятно, некоей абстракцией. Что такое для
них какие-нибудь чемберлены и галифаксы, боннэ и петэны,
морганы и рокфеллеры? Только заграничная разновидность
собственных беков и смиглых — бар, захвативших право
играть судьбою страны.
Простые польские парни, облаченные в солдатские мун¬
278

диры, отчетливо сознавали одно: им доверена граница. За
нею притаился многовековый враг славянской Польши — тев¬
тонский милитаризм. Это солдаты знали. Они уже видели этот
милитаризм в действии, Сожженные деревни, истерзанные
бабы, повешенные старики и. детские трупы на дорогах — это
было уже двадцать пять лет назад, когда вильгельмовские
полки топтали польскую землю.
Баре нарочно не пускали простых польских парней даль¬
ше второго класса приходской школы, чтобы те не могли ни
в чем разобраться, чтобы верили, будто действительно сторо¬
жат свою Польшу и чтобы безропотно отдавали за нее
жизнь...
Польские пограничники сжимали карабины; они зорко
вглядывались в темноту из-под огромных козырьков своих
угловатых фуражек. Но зачем были им карабины, к чему бы¬
ла бдительность, когда из лесу на слабо освещенную прога¬
лину вышли солдаты в своих же -польских мундирах, в кон¬
федератках? Эти нивесть откуда взявшиеся солдаты знали
пароль. И только в тот последний миг, когда штыки не¬
жданных пришельцев во (вспугнутом молчании леса пронзали
тела застигнутых врасплох пограничников, простые поль¬
ские парни поняли: это тевтоны в польских мундирах.
Но было поздно: часовые были сняты, пост окружен и вы¬
резан, прежде чем подхорунжий успел повернуть ручку ста¬
ренького телефона. Отряд Эрнста мог поворачивать обратно,
в сторону своей границы, не боясь огня в спину.
На какой-то корбткий промежуток времени Эрнст почув¬
ствовал облегчение, пока не понял, что казавшееся самы-м
трудным — снятие польских постов — лишь незначительная
часть поручения. Самое страшное было впереди. Что, если
число немецких постов на границе не уменьшено, как обещал
бригаденфюрер? Что, если немецкие посты откроют огонь не
холостыми патронами? Что тогда... Повернуть? Но куда?
В Польшу, на растерзание разозленным польским погранич¬
никам?..
Эрнст только сейчас до конца понял, как ловко его
втянули в эту авантюру. В такой просак он не попадал еще
никогда: куда ни сунься, всюду враги. Сначала сзади
немцы — впереди поляки. Теперь позади полями — впереди
немцы.
Но делать нечего, пора было двигаться обратно к своей
границе, пока поляки с соседних постов ничего не заметили.
Вот тут-то и пригодилась полбутылка коньяку, захваченная
с собою Эрнстом. Он выпил бы ее всю, если бы не жадный
взгляд Мюллера. Чтобы задобрить верзилу, Эрнст отдал ему
половину.
279

Эрнст приказал пересчитать людей и двинулся в путь.
Шли в таком же молчании, как сюда. Но было вдвое страш¬
нее. Неподалеку от Эрнста слышалось сопенье Мюллера. На
то, чтобы отстать, отбиться от цепи, ее было надежды.
По расчетам Эрнста до немецких линий оставалось уже
совсем немного, когда по лесу вдруг прокатилось: трах-тара-
рах-тах-тах... Эхо неслось, комкая тишину и расшвыривая
лесные шорохи, сорвалось в лощину и, разорванное на куски,
исчезло где-то на польской стороне.
Сделав вид, будто споткнулся, Эрнст бросился на землю.
Он все падал и падал, а земля, казалось, уходйла из-под
него.
Так катился он по косогору, пока не оказался в воде.
Цепляясь за скользкий глинистый берег, стукаясь коленя
ми о камни, он судорожно карабкался вверх, пораженный
смертельным страхом. Выбравшись на берег ручья, он жадно
прижался к земле. Тяжело дыша, прислушивался, не повто¬
рятся ли раскаты того, что он принял за пулеметную очередь,
но что в действительности было лишь одиночным выстрелом
в лесу.
Отвратительная мелкая дрожь проникла во все суставы
и лишила Эрнста способности двигаться. Он бы лежал и ле¬
жал, если бы новый приступ ужаса не заставил его метнуть¬
ся от раздавшегося поблизости хруста ветвей.
—	Господин оберштурмбаннфюрер!—тихонько окликнул
Мюллер.
Эрнст понял, что скрываться бесполезно:
—	Ох, боже мой... — со стоном прохныкал он.
—	Ну, какого дьявола? — сразу утратив всю вежливость,
прорычал Мюллер.
—	Кажется, я вывихнул ногу... — еще жалобнее прошептал
Эрнст.
—	Вылезайте, пока нас не накрыли!
—	Не могу сделать ни шагу. — Эрнст готов был запла¬
кать. Ему уже казалось, что он действительно вывихнул ногу:
лодыжка по-настоящему болела. — Честное слово, я останусь
без ноги... Я чувствую, как она распухает.
—	Еще десяток метров, и мы сойдемся со своими, — хму¬
ро ответил Мюллер.
Эрнст закрыл глаза: опять лес, опять ползанье в темноте,
опять грохот пулемета? Он окончательно решился.
—	Не ждите меня, Мюллер. — Шопот стал трагическим.—
Бросьте меня здесь на произвол судьбы...
И тут Эрнст впервые понял, как действует рычание Мюл¬
лера на подвластных ему людей. Хауптшаррфюрер без цере¬
моний схватил его за плечо и проговорил сквозь зубы:
280

—	Довольно валять дурака!
—	Это же я, Шверер!
—	Вставайте, а не то... — угрожающе проговорил эсесо-
вец и так тряхнул своего начальника, что у того ляскнули
зубы.
—	Вы с ума сошли! — крикнул Эрнст. — Вы что, не
узнаете меня, что ли?
—	Не беспокойтесь: я сразу узнал вас... Пошли!
—	Но я же не могу встать.
—	Нет, этим вы не отделаетесь! — И лапа Мюллера впи¬
лась в плечо Эрнста.
—	Ну, погодите, — прошептал Эрнст, — только бы мне
остаться в живых... Уж я покажу вам!
—	Там будет видно...
Стараясь быть внушительным, Эрнст прикрикнул):
—	Убирайтесь и пришлите сюда двоих, чтобы донесли
меня.
—	У меня другой приказ, — проговорил Мюллер, и Эрнсту
показалось, что он вытаскивает из кобуры пистолет.
—	Вы ответите за все это! — пробормотал Эрнст, делая
вид, будто ему трудно подняться. Но сильная рука Мюллера
потянула его вверх, и Эрнст сразу оказался на ногах. Опира¬
ясь на руку Мюллера и прихрамывая, он потащился за эсе-
совцами. Голова его была теперь занята одним: Мюллер дол¬
жен быть уничтожен первым!
—	Из-за вас могло сорваться все дело, — мрачно прого¬
ворил Мюллер, но в его тоне Эрнст уловил нотку примире¬
ния. Однако это не изменило хода его мыслей: «Он должен
быть уничтожен первым».
Мюллер насмешливо спросил:
—	Ну, может быть, теперь вы перестанете хромать?
—	Да, мне значительно лучше... Видимо, нужно было не¬
много размять ногу. — И Эрнст оттолкнул руку хаунтшарр-
фюрера. — Где люди?
—	Там, — Мюллер махнул в темноту. — До наших постов
рукой подать.
—	Людей в цепь! Гранаты к бою! — приказал Эрнст.
—	Слушаю, — обычным тоном исполнительного служаки
ответил Мюллер, но не ушел.
—	Марш!.. Или, может быть, вы трусите?, — спросил
Эрнст.
Мюллер исчез. Через несколько минут Эрнст услышал
хруст веток, приглушенные голоса, передающие команду. От*
ряд двинулся вперед. Эрнст бежал, пригнувшись к земле
и зажав в руке парабеллум. Его мысль попрежнему была на¬
281

правлена к одному: «Чтобы спастись самому, нужно уничто¬
жить Мюллера». В потемках он пытался отыскать взглядом
большую тень Мюллера.
Генерал Шверер и Отто с вечера 30 августа расположи¬
лись в гостинице Киферштедтеля, к западу от Глейвица. Шве*
рер полагал, что тут он будет в полной безопасности и смо¬
жет в течение нескольких минут Достичь города, как только
прибудет донесение о том, что провокационная радиопереда¬
ча закончена и расположенные в засаде войска уничтожили
или переловили диверсантов.
Под утро Шверера разбудил отдаленный треск перестрел¬
ки в стороне Глейвица. Старик приказал Отто включить при¬
емник. Оба с интересом прослушали передачу, призывающую
немцев восстать против Гитлера. Пока, по донесению офице¬
ра связи, в Глейвице происходили окружение и расстрел Ди¬
версантов, Шверер успел напиться кофе. Он допивал вторую
чашку, когда доложили, что все Закончено и два сумевших
убежать от расстрела диверсанта будут вот-вот изловлены.
Он сел в автомобиль и отправился в город, намереваясь убе¬
диться в уничтожении всей группы.
Шверер с презрением смотрел на перепуганных жителей
Глейвица, жавшихся к стенам домов, Кое-кто поспешно укла¬
дывал в автомобили чемоданы, воображая, что уже началась
война. Эсесовцы стаскивали с перебитых уголовников и с
охранников Эрнста польские мундиры и выбрасывали их на
улицу, Эти мундиры должны были убедить обитателей Глей¬
вица в том, что нападение было совершено поляками,
Шверер лично пересчитал мундиры. Нехватало трех,
—	Скольких ловят? — спросил он Отто,
—	Двоих, экселенц.
Скажи, что если в течение часа мне не доставят и треть¬
его, я прикажу расстрелять офицера, которому поручено
окружение.
—	Слушаю, Экселенц.
—	Иди1
Он в нетерпении мерил мелкими семенящими шажками ка¬
бинет директора радиостанции, где не осталось ни одного
стекла от первой же гранаты. Прошло по крайней мере пол¬
часа, пока дежуривший у телефона Отто доложил:
—	Двое бежавших пойманы.
Расстрелять! —- коротко бросил Шверер. Но тут ему
пришла Мысль допросить этих уцелевших, куда мог деваться
третий пропавший. —^ Сначала дать их сюда, — приказал
он. — Всем покинуть комнату.

Прошло несколько минут. На железной лестнице послы¬
шался топот нескольких пар подкованных сапог. Дверь отво¬
рилась, и В комнату втолкнули двух связанных по рукам лю¬
дей В изорванных польских мундирах. Шверер почувствовал,
как кровь отливает у него От головы: один из двух «поляков»
был Эрнст.
Старик пытался дрожащими руками удержаться за по¬
плывший от йего стол..,
В тот же вечер, 31 августа 1939 года, Эрнст сидел в каби¬
нете бригадеифюрера. Сам бригаденфюрер беспокойно расха¬
живал по комнате, слушая подробный рассказ Эрнста об опе¬
рации на границе.
Иногда, проходя мимо Эрнста, он исподлобья взглядывал
в лицо новоиспеченному оберштурмбанйфкЭреру. Его поража¬
ло спокойное и даже, сказал бы он, нахальное выражение ли¬
ца этого МАЛОГО. Просто удивительно: пробыв почти целый
день на свободе, Эрнст не мог не узнать, что все меры к унич¬
тожению диверсионной группы были приняты зарй-нёе и про¬
ведены в жйзнь без всяких исключений. Эрнст должен был
понять, что если бы не совпадение, jriO которому именно его
отцу было поручено дело, сам. Он, ЭрнСТ, ёдва ли сидел бы
теперь здесь и с эдаким спокойствием покуривал папиросу*
Бригаденфюрер был увёрёй, Что как только Он Доложит об
этом неприятном осложнений КаЛьТёнбрунйёру, а ТОТ, в СВОЮ
очередь, Гейдриху или Гиммлеру, часы Эрнста будут сочтены.
Оставить его в живых ^ значило рисковать разоблачением
всей провокации, ведущей к таким крупным последствиям,
как вторжение в Польшу, как Война,** Чорт возьми, чем же
объяснить это удивительное спокойствие парня? Неужели он
не понимает, что СОСет одну из последних папирос в своей
жизни?
А Эрнст был действительно удивительно спокоен. Через
несколько минут, когда он закончил свой рассказ, причина
этого спокойствия стала ясна и бригаденфюреру:
—	Прежде чем явиться к вам с этим докладом, — прого¬
ворил Эрнст* и в голосе его прозвучало даже что-то вроде хо¬
рошо сознаваемого превосходства над начальником, — я сде¬
лал то же самое, что некогда проделал наш бывший коллега
Карл Эрнст...
БригаДёнфюрёр йерёстал ходить по комнате и з^дивлённо
уставился на Эрнста.
—	Я заготовил йёСкОЛЬкО пиСем, — продолжал тот. —
В них точно Описано всё Дело. Некоторые из этих писем уже
в руках моих друзей в различных пунктах Германий.
283

При этих словах бригаденфюрер не мог подавить вздоха
облегчения, но Эрнст насмешливо предостерег его:
—	Вы полагаете, что это не так уж сложно: вытянуть из
меня имена, друзей! Я был бы идиотом, если бы второй поло¬
вины писем не переправил за границу. Туда вам не дотянуть¬
ся. Если со мною что-нибудь случится, весь мир узнает о се¬
годняшнем происшествии. Так и доложите, кому следует. По¬
лагаю, что после этого вся Служба безопасности получит
приказ охранять меня, как коронованную особу...
Эрнст бесцеремонно потянулся в кресле.
Бригаденфюрер в остолбенении стоял напротив него.
Шрам, до того едва заметный, багровым полумесяцем пере¬
резал теперь его щеку.
—	Однако!.. — медленно проговорил он, стараясь пода¬
вить приступ бешенства. — Вы далеко пойдете. — И тут же
с неподдельным интересом спросил: — Но как же прививка?
Почему она не подействовала?
—	Прививка «бодрости»? — насмешливо спросил Эрнст. —
Мой шприц пришелся на долю хауптшаррфюрера Мюллера.
—	Каким образом?!
—	Это уж мое дело... Важно то, что этот второй шприц
избавил меня от необходимости собственноручно пристрелить
этого труса. Он подох прежде, чем мы добрались до радио¬
станции.
Еще несколько мгновений бригаденфюрер рассматривал
физиономию Эрнста, выражение лица которого делалось все
более наглым. По мере того как бригаденфюрер глядел, к не¬
му возвращалось спокойствие. Шрам на щеке делался все ме¬
нее заметным.
Наконец эсесовец неопределенно проговорил:
—	Что ж... может быть, такие-то нам и нужны...
—	Я тоже так думаю, — с усмешкой согласился Эрнст.
15
—	Крауш, в канцелярию!.. — послышалось на тюремной
галлерее, когда сутулый, тощий, как скелет, заключенный,
устало волоча ноги, брел с вымытой парашей в руках.
Крауш поставил парашу1, вытянул руки по швам и обер¬
нулся к надзирателю.
—	Живо посудину на место и марш в канцелярию! — по¬
следовал приказ.
Арестант молча поднял парашу и понес в камеру.
Прислонившись спиною к поручням галлереи, надзиратель
проводил его скучающим взглядом. Через минуту Крауш так
284

же медленно, как делал все, проплелся мимо него обратно к
выходу.
—	Если письмо от милой, расскажешь мне, с кем она жи¬
вет, — насмешливо бросил надзиратель вслед старику.
Крауш, не сморгнув, повернулся и, опять исправно взяв ру¬
ки по швам, пробормотал:
—	Непременно, господин вахмистр.
Арестант Карл Крауш, бывший социал-демократ, сидел по
приговору суда города Любека. В приговоре значилось, что
он получил свои шесть лет за отказ предъявить документы по
требованию наружной полиции и за избиение в пивной «Бра¬
уне хютте» инспектора государственной тайной полиции.
Крауш ни на суде не протестовал против жестокости при¬
говора, ни впоследствии никому не жаловался. Старик был
доволен тем, что в судебном деле не значилось главное, в чем
гитлеровцы могли бы его обвинить: способствование побегу
из-под надзора любекской полиции функционера коммунисти¬
ческой партии Германии Франца Лемке. Такое обвинение обо¬
шлось бы Краушу значительно дороже, чем несколько лет
тюрьмы.
Смирением и исполнительностью Крауш старался заслу¬
жить расположение тюремного начальства. Ею постоянно
снедал страх, как бы ему не прибавили срок. Он был стар
и знал, что в таком случае еще меньше останется шансов
увидеться с семьей, о которой он не переставал мучи¬
тельно думать каждую минуту своего пребывания в стенах
тюрьмы.
Недавно Крауш получил приказ исполнять обязанности
кальфактора в «строгом» отделении тюрьмы.
Никто из заключенных ганноверской тюрьмы не знал, что
одна из камер «строгого» отделения подверглась недавно пе¬
ределке: была навешена вторая, дополнительная, стальная
дверь, половина окна была забетонирована, и наружный щит
окошка удлинили так, что стал невидим даже тот клочок не¬
ба, который видели арестанты в других камерах. В этом ка¬
менном мешке появился заключенный, чье имя не было сооб¬
щено даже надзирателям. Понадобилось время, чтобы они
опознали в нем Эрнста Тельмана.
Уборка камеры Тельмана тоже была возложена на молча¬
ливого Крауш а.
Войдя в канцелярию тюрьмы, Крауш не сразу узнал си¬
девшего за столом, спиною к свету, человека. Он не мог раз¬
личить черт его лица. Ясно виднелись только хорошо осве¬
щённые погоны вахмистра.

Крауш вытянулся у двери и отрапортовал о своем при¬
бытии.
Вахмистр продолжал писать.
Теперь, когда глаза Крауша привыкли к царившей в кан¬
целярии полутьме, ои узнал Освальда Ведера. Арестанты ред¬
ко видели этого человека. Он с ними почти не соприкасался.
Так же, впрочем, как и с большинством! надзирателей. Ведер
выполнял обязанности писаря у советника по уголовным де¬
лам Опица, о котором тюремная молва разнесла самые мрач¬
ные слухи.
Советник тоже не соприкасался ни с кем из населения
тюрьмы. Очень ограниченный круг лиц знал, что его- обязан¬
ностью является наблюдение за арестантом, чье имя стара¬
лись сохранить в тайне, — за Эрнстом Тельманом.
Такой робкий человек, как Крауш, должен был) бы испы¬
тать страх и по крайней мере любопытство по поводу вызова
к писарю страшного Опица. Но на лице старика появилось
только выражение напряженного внимания, словрю он боялся
в полутьме пропустить малейшее движение вахмистра.
Наконец Ведер оторвался от толстой шнуровой книги.
—	Распишись! — приказал он, не глядя на арестанта,
и подвинул книгу к краю стола. — Не забудь: сегодня три¬
дцать первое августа тысяча девятьсот тридцать девятого года.
Когда Крауш дрожащими от непривычки пальцами вывел
свое имя, Ведер протянул ему распечатанную пачку табаку.
—	Курительная бумага внутри, — хмуро проговорил он
и, словно боясь соприкоснуться с пальцами арестанта, отдер¬
нул руку, едва Крауш взял пачку.
Нелегко сохранить способность спать, если тебя в течение
семи лет одиночного заключения лишают возможности ра¬
ботать, двигаться, даже разговаривать хотя бы с самим со¬
бой. Тем не менее бессонница редко мучила Тельмана. Так
же как он заставил себя каждое утро делать гимнастику,
несмотря на отекшее от дурной пищи и болезни тело, так же
как он вынуждал себя часами ходить по камере — три шага
туда, три обратно, чтобы сохранить подвижность, так же как
он ни на минуту не терял способности трезво оценивать все,
что происходило в мире, далеко за стенами его одиночки, точ¬
но так Тельман силою своей железной воли заставлял себя
спать. Это было необходимо для сохранения организму со¬
противляемости, для сохранения* воли и способности мыслить.
И вот сегодня сон вдруг не пришел. Тельман лежал/
повернувшись лицом к стене. Такую шершавую серую поверх¬
ность он видел перед собой уже семь лет. Гитлер перебра¬
286

сывал его из города в город, из тюрьмы в тюрьму, из камеры
в камеру, но это мало что меняло в обстановке, окружающей
Тельмана: те же серые стены, те же решетки на крошечных
окнах, тот же яркий свет электрической лампочки днем
и ночью, тот же промозглый холод и безмолвие могилы. Даже
у приставленного к нему судебно-полицейского чина те же сте¬
клянные глаза палача и тонкие губы садиста, хотя раньше
этот чин назывался Гирингом, теперь называется Опицем и
неизвестно как будет называться через несколько лет.
Несколько лет?!
Еще несколько лет?!
А дальше?..
Чем кончится эта глава немецкой истории?
Как ни трудно следить за жизнью из этой камеры, Тель¬
ман отдает себе отчет в происходящем. Самое главное: он
знает анализ событий, данный Сталиным. Сопоставляя этот
анализ с известиями, так мужественно доставляемыми това¬
рищами с воли, Тельман может разобраться в происходящем)
на его несчастной родине. Да, как ни противно всему образу
его мышления это жалкое слово, он вынужден его употребить.
Несчастная страна, несчастный народ!.. Разве не величайшее
несчастье попасть в плен кучке негодяев, с жестокостью
кретинов осуществляющих предначертания закулисных хозяев
положения? Даже отсюда, из тюремной камеры, -видно, что,
по существу, нацисты выполняют ту же историческую задачу
врагов германского народа, какую когда-то выполняли
социал-демократы. Больше пятнадцати лет тому назад
товарищ Сталин назвал Вельса приказчикам Моргана и
победу социал-демократов на выборах в рейхстаг победой
группы Моргана. Тельману кажется, что было бы справед¬
ливо назвать теперь победу Гитлера победой объединенных
сил Моргана, Рокфеллера и Круппа. Интересно было бы уз¬
нать суждение по этому поводу товарища Сталина... Это чрез¬
вычайно важно для определения дальнейшего поведения не¬
мецких коммунистов. Даже лишенная всякой массовой базы,
загнанная в глубочайшее подполье, КПГ не должна, не имеет
права складывать оружие. Кровь Шеера, Лютгенса, Андре,
Фишера и, может быть, в скором времени его собственная
кровь будет цементом, на котором должно держаться един¬
ство боевого авангарда немецкого народа. Пусть этот аван¬
гард стал малочисленным — знамя партии попрежнему чисто,
и товарищи попрежнему высоко несут его...
Трудно, очень трудно следить из тюрьмы за соблюдением
условий успеха работы КПГ, названных когда-то Сталиным.
Но Тельман всем сердцем верит: и в глубоком подполье
партия продолжает рассматривать себя как высшую фор-
287

му классового объединения немецкого пролетариата. Това¬
рищи знают: они должны бороться во имя того, чтобы
езять «а себя руководство жизнью родного народа. Рано или
поздно немецкий народ должен сбросить черное иго своих
и иноземных фашистов. Не может не сбросить. Краткие изве¬
стия, приходящие с воли, говорят Тельману, что, ведя тяже¬
лую практическую борьбу, товарищи не забывают об овладе¬
нии революционной теорией марксдама. Они правильно
анализируют редкие лаконические советы Тельмана и неоце¬
нимую помощь Сталина. Их лозунги всегда конкретны, их
задачи — задачи сегодняшнего дня. Отзвуки, проникающие
даже в стены тюрьмы, подтверждают, что боевые лозунги
партии всегда соответствуют насущнейшим потребностям
масс, проверены в горниле мыслей и чаяний народа. Как бы
ни был страшен террор нацизма, как бы ни была дорога цена,
которою приходится платить за малейшее проявление протеста
против режима Гитлера, дух сопротивления не умирает в.
немецком народе. Об этом свидетельствует непрестанно рас¬
тущее население тюрем и концлагерей.
Тельман с радостью отмечал, что при всей высокой прин¬
ципиальной непримиримости его товарищей по ЦК они про¬
являют достаточную гибкость в формах борьбы с фашизмом.
Они не доктринерствуют, протягивают руку всякому, кто
хочет бороться с тиранией. К сожалению, он ничего не слы¬
шит здесь о критике, но он не винит товарищей в том, что
они не занимаются сейчас публичными дискуссиями. Это
.могло бы повлечь опасные провокации и провалы подполья.
А внутри организации товарищи чистят свои ряды, они зорко
следят за ошибками друг друга. Это Тельман заметил по
нескольким признакам. Правда, признаки более чем: лаконич¬
ны, но он хорошо знает своих боевых друзей, ему не нужно
разъяснять их намеки. Да, да, он хорошо их знает... Может
быть, правда, кроме тех, кто вошел в ЦК уже в последнее
время вместо павших на посту. Но это ничего. Он уверен:
лучшие из лучших, передовые из передовых ведут партию.
Он так же уверен в этом, как и в том, что, несмотря на
гибкость, проявляемую по тактическим соображениям в со¬
трудничестве со всеми антифашистскими элементами страны,
партия беспощадно выбрасывает из своих рядов всех, кто
недостоин носить высокое звание солдата пролетарской ре¬
волюции — коммуниста. В этом отношении он не боится за
дисциплину, которую он оставил партии как одно из своих
лучших творений. Он не боится, что хотя бы одно слово,
произнесенное ее вождями, хотя бы одно, обещание, данное
пароду, останется словом и обещанием,— все станет делом,
все претворится в победу. Лишь бы немцы не забывали, что
там, на востоке, в родной каждому коммунисту и каждому
288

пролетарию Москве, бьется сердце революции. Немцы, по¬
мните: русские, русские и еще раз русские — вот ваши лучшие
друзья! Какие бы усилия ни прилагали враги, чтобы посеять
рознь между этими народами, коммунисты должны показать:
идя об руку с русским рабочим классом, немецкий рабочий
класс может не бояться ничего и никого. Победа будет за
ним... Да, это очень важно... Именно об этом он и должен
написать товарищам в ближайшей же записке на волю...
Мало-помалу сон смежил веки. Но и сон Тельмана
был сегодня необычно тревожен. Первый же слабый шорох
пробудившейся тюрьмы заставил его очнуться. И больше он
уже не мог заставить себя уснуть. Вероятно, поэтому он чув¬
ствовал утомление с самого утра. С особенной остротой да¬
вала себя знать боль в пораженном свищом кишечнике.
Тельман через силу сделал гимнастику. Его едва не стош¬
нило от нескольких глотков тепловатой бурой жидкости, ко¬
торая называлась тут утренним кофе. И тем не менее он, как
всегда, приветливым! кивком встретил вошедшего за парашей
кальфактора Крауша.
Разговаривать с заключенными камер, которые он убирал,
Краушу запрещалось под угрозою карцера и наручников.
Поэтому, положив на стол полученную от Ведера пачку та¬
баку, он вытащил из нее маленькую тетрадку грубой кури¬
тельной бумаги и только глазами указал на нее Тельману.
Тельман понимающе опустил веки. Это было все.
Зная, что за ним неотступно наблюдают в глазок двери,
Тельман преодолевал нетерпение. По крайней мере час или
полтора не притрагивался к бумаге. Только по прошествии
этого времени он свернул папиросу. Как бы невзна¬
чай, от нечего делать разглядывая тетрадку, отсчитал три¬
надцатый листочек. Несколько раз выпустил на него дым.
На листке все яснее проступали мелкие, едва различимые
простым глазом буквы: Г...и...т...л...е...р... н...а...п...а...л...
Терпеливо, не подавая виду, что он что-то видит, Тельман,
наконец, прочел: «Гитлер напал на Польшу...»
В раздутых нездоровой полнотой пальцах не было при¬
знаков дрожи, когда Тельман свернул из этого листка следу¬
ющую папироску и зажег ее. Курил медленно, словно бы
мысленно следя за тем, как одна за другою вместе с дымом
исчезают буквы: Г.,.и...т...Л1...е...р... н...а...п...
Папироса еще тлела, когда отворилась дверь камеры и
на пороге показался Опиц в сопровождении двух надзира¬
телей.
Советник впервые пришел к Тельману днем. Он придирчи¬
во осмотрел все углы камеры и задержал взгляд на дымя¬
щейся папиросе заключенного. Тельману показалось даже,
19 Заговорщики
289

что советник следит за тем, как от нее лениво отделяется
струйка дыма. Дым поднимался медленно, словно ему было
трудно взвиться в опертом воздухе камеры, унося к потолку
не в меру тяжкие слова: «Гитлер напал на...»
Опиц сделал знак надзирателям удалиться и остался
с глазу на глаз с узником. Еще некоторое время длилось мол¬
чание. Тельман сделал несколько столь глубоких затяжек,
что закружилась голова. Зато он был уверен, что весь про¬
явленный на бумаге текст сгорел.
—	Ну-с, теперь мы сможем, наконец, объявить, что покон¬
чили с коммунизмом, —► сказал Опиц и сделал многозначитель¬
ную паузу.— Войска фюрера вторглись в Польшу.— Опиц,
прищурившись, посмотрел на Тельмана, спокойно прижимав¬
шего пальцем окурок к краю таза. Повидимому, советийк
ждал проявления волнения. Не заметив никаких его призна¬
ков, злобно проговорил:—Через месяц он будет в России.
Коммунистической Москвы больше не будет на карте! Слы¬
шите: это конец большевиков.
Тельман ненавидел бледную физиономию Опица. Он нена¬
видел весь родивший советника режим. Ненавидел Гитлера.
Но напряжением воли он заставил себя ничем, решительно
ничем не проявить владевших им чувств, не издал ни звука..
—	Что вы на это скажете?— издевательски спросил Опиц.
И только тут Тельман не мог удержаться от удовольствия
сказать то, что думал. Он надеялся, что сказанное послужит
немецкому народу вехой на пути к пониманию правды. И, как
только' мог громко, ответил:
—	Я скажу: это конец!
—	Ага!—торжествующе воскликнул Опиц.
—	Я скажу,— спокойно повторил Тельман:— Сталин свер*
нет шею Гитлеру,
Несколько мгновений советник смотрел на Тельмана испу¬
ганно-ненавидящими глазами. Потом в бешенстве толкнул
дверь ногою и выбежал вон. Послышался звон замка. В ка¬
мере воцарилась тишина могилы.
Тельман с благодарностью посмотрел на крошечный черный
окурок, приставший к краю таза. Благодаря товарищам со¬
общение Опица не застало его врасплох. Теперь вся тюрь¬
ма, а за нею и вся Германия будут знать, что думает об этой
войне коммунист Эрнст Тельман...
Эта мысль не успела оформиться до конца, когда снова
послышался лязг затворов. Вошел! надзиратель.
—	Руки! —лаконически скомандовал он и привычным дви¬
жением замкнул на запястьях Тельмана строгие наручники.
290

16
Несмотря на жестокий террор, царивший внутри аппа¬
рата нацистской партии, Гитлер и Геринг боялись, что ника¬
кие приказы не помешают Гиммлеру расправиться с Тельма¬
ном так, как тот считал нужным. А Гиммлер принадлежал
к клике нацистов, полагавшей, что беречь Тельмана незачем,
что узник не может пригодиться ни для каких обменных или
заложничееких комбинаций. Высказывавшуюся Герингом на¬
дежду на то, что имя Тельмана, пока он жив, можно исполь¬
зовать для провокационных фальшивок, Гиммлер тоже нахо¬
дил глупостью. Однажды он заявил:
—	Только тот, чей мозг утратил ясность под влиянием
злоупотребления наркотиками или попросту заплыл жиром,
может воображать, будто удастся выжать из Тельмана под¬
пись под каким-нибудь документом или толкнуть его на нуж¬
ное нам заявление. Незачем беречь этого* опасного комму¬
ниста. Самое правильное — покончить с ним. А что касается
использования его имени для дел, рассчитанных на доверчи¬
вых людей, то это мы можем делать независимо от того, жив
Тельман или мертв. Мы ие обязаны давать объявление об его
смерти в «Ангриффе». От нас зависит считать его живым или
мертвым.
Враждебные отношения между Гиммлером и Герингом
были широко известны. Геринг никогда не мог простить Гимм¬
леру, что тот вырвал у него из рук имперскую гестапо и за¬
владел всеми ее секретами, в том числе и секретами самого
Геринга. Поэтому, стоило Герингу узнать о заявлении Гимм¬
лера, как он1 категорически отказался передать заключенного
в распоряжение своего соперника. Он сам хотел распоряжать¬
ся жизнью Тельмана. Гитлер согласился с его соображениями:
пока нельзя убивать вождя коммунистов. В тюрьме он не
опасен, а весть об убийстве может прогреметь, как набат,
даже в задавленной полицейским террором Германии. Кроме
того, никогда и (никто не может знать вперед, что случится.
Астрологи, с которыми советовался Гитлер, не могли отве¬
тить ему на вопрос о роли Тельмана в его собственной судьбе.
Осторожнее было держать закованного Тельмана в запасе;
а вдруг...
Эти трусливые соображения «наци № 1», подкрепляемые
сомнениями «наци № 2», и заставили их изъять Тельмана из
ведения имперской тайной полиции Гиммлера и передать
в ведение прусской тайной полиции, еще подчиненной Герин¬
гу. Советник по уголовным делам Опиц, приставленный
к Тельману, должен был не только наблюдать за тем, чтобы
узник не сбежал, чтобы режим его ни на минуту не смягчал-
19*
291

ся, чтобы не могла продолжаться связь Тельмана с коммуни¬
стическим подпольем, но также и за тем, чтобы, упася бог,
Гиммлер не вырвал Тельмана из рук Геринга.
Поэтому господин советник по уголовным делам имел пра¬
во во всех случаях, казавшихся ему экстраординарными,
делать доклад непосредственно Гервнгу. Неоднократно он так
и поступал. Но на этот раз, напрасно проворочавшись ночь
в постели, Опиц не нашел формы, в какой можно было бы
доложить рейхсмаршалу о заявлении Тельмана в день пер¬
вого сентября. Опиц даже мысленно не мор себе представить,
как его язык выговорит страшные слова: «Свернет шею Гит¬
леру...». У Опица самого Начинало ломить позвонки при одной
мысли о впечатлении, какое эти слова могли бы возыметь на
его начальников. Такой доклад мог вызвать бурю не
на голову Тельмана — тому что? :— а на его собственную,
Опица, бедную голову. Легко оказать:	«Свернет шею
Гитлеру...»
Дьявольским соблазном мельтешила где-то в черепе мыс¬
лишка: не умолчать ли вообще? В конце концов не обязан же
Опиц докладывать обо всем, что Тельману вздумается ска¬
зать! Но тут же всплывал страх: слова заключенного, который
молчит триста шестьдесят четыре дня в году из трехсот ше¬
стидесяти пяти, не могут остаться тайной. Рано или поздно
молва вынесет их за стены тюрьмы. Даже бетон имеет,
повидимому, поры. Если не какой-нибудь выползший на сво¬
боду арестант разгласит это, то может проболтаться и надзи¬
ратель. А достаточно сказать в Германии что-нибудь в при¬
сутствии двух человек, чтобы быть уверенным: гестапо будет
это знать. Система третьего уха — надежная система. Из
троих собравшихся один непременно осведомитель. Значит?..
Значит, непременно потянут и самого Опица: «Ага! Вы кое-
что скрываете!.. Прекрасно...»
Если до сих пор ненависть Опица к Тельману была плодом
служебного рвения и преданности фюреру, то теперь к ней
примешался личный мотив. Советник скрежетал зубами при
мысли о виновнике его терзаний и молил всевышнего о том,
чтобы, наконец, с него, Опица, сняли обязанность оберегать
Тельмана от лап Гиммлера. Вот тогда бы он показал всем, на
что еще способен1 советник по уголовным делам прусской
тайной полиции. О, он нашел бы способ расквитаться за свой
кошмары!..
Но этой обязанности с него не только не снимали, а на-
оборот, сразу же после начала военных действий в Польше
пришло секретное напоминание о том, что ему, Опицу, надле¬
жит удвоить бдительность по обеим линиям:	коммунисты
могут сделать попытку связаться с Тельманом — раз; разные
292

иностранные разведки, враждебные фюреру, могут использо¬
вать обстоятельства военного времени, чтобы причинить фюре¬
ру хлопоты в международном аспекге, — два. Провокационное
убийство Тельмана было бы крупной неприятностью, оно вы¬
звало бы ненужную в данный момент реакцию в обществен¬
ности Англии и Франции, отношения с которыми и баз того
находятся на краю разрыва.
Все это привело, наконец, Опица к решению немедленно
доложить о мучившем его вызывающем признании Тельмана.
Однако решиться на передачу таких слов Герингу он все же
не мог. Он избрал для разговора человека, который, по его
данным, был достаточно близок с Герингом, чтобы спокойно
сказать тому все, что угодно, и, с другой стороны, отличался
большой гибкостью и понятливостью, чтобы не поставить
Опицу в вину произнесение вслух страшных слов о фюрере.
Группенфюрер СС Вильгельм фон Кроне наверняка не выпу¬
чит глаз, не заорет на Опица: «Болван, вы должны были тут
же застрелить его за подобные слова... Эй, кто-нибудь! Аре¬
стовать бывшего советника Опица!..»
Именно к Кроне Опиц и явился с докладом. Но, к его ужа¬
су и удивлению, все произошло совсем не так, как представ¬
лял себе советник. Правда, Кроне не только не орал, он даже
не повысил голоса, но то, что он сказал, было страшнее
крика.
— Вы плохой национал-социалист, — спокойно заявил
Кроне, прищурившись и глядя на бледного Опица. — Что сде¬
лал бы на вашем месте я, да и всякий честный национал-
социалист?..
—	Инструкция, господин группенфюрер...
—	Ах, инструкция! — Кроне криво усмехнулся. — А' кро¬
ме инструкции, вы уже ничего не желаете знать?.. Подобное
заявление заключенного, — я не решаюсь повторить его, —
не заставило ваше сердце запылать гневом, ваш мозр остался
холодным, когда оскорбили вашего фюрера, ваша рука не
выхватила пистолета и не всадила в оскорбителя все восемь
пуль... О чем это свидетельствует, господин советник?.. —
Голос Кроне оставался все таким же спокойным. Лицо не
выражало ни малейшего порицания или поощрения. Прищу¬
ренные глаза были холодны. — О том, что для вас служебная
инструкция сильнее любви к фюреру. О том, что национал-
социалистский дух подавлен в вас соображениями служебной
повседневности... — Кроне повернул лежавшую перед ним
желтую папку, так что собеседнику стала видна обложка:
«Личное дело советника по уголовным делам Опица», и начал
листать вшитые в папку листки. Опиц не видел этих листков.
Он только слышал их зловещее шуршание. От каждой
293

перевернутой страницы ой вздрагивал так, точно это был
звук ножа гильотины, которым проводили по точильному
камню.
Кроне закрыл папку.
—	Оказывается, вы достались нам от гнилого режима
Веймарской республики, — сказал он.
В тоне группенфюрера Опицу Почудилось разочарование,
й он поспешно произнес:
•— Но, господин1 группенфюрер, я никогда не скрывал то¬
го, что начал службу в полиций при докторе Носке... В деле
должно быть Сказано, Что Я и тогда отличался непримири¬
мостью к коммунистам. Благоволите взглянуть на характери¬
стику моего поведения во время подавления кильского восста¬
ния моряков под руководством Министра Носке, благоволите
ознакомиться с моей характеристикой, относящейся к делу
Розы Люксембург...
—	Мы судим наших людей нё по их услугам прежнему
режиму...
—1 Но ведь залогом уопеха нашего обожаемого фю¬
рера была именно наша преданность его делу еще в те вре¬
мена.
—	В те времена, в те времена!.. Нас больше интересует
ваша преданность в эти времена. А тут-то вы и прова¬
лились.
Бледный узкий лоб советника покрылся испариной.
—	Господин группенфюрер!.. — Дрожащие губы советника
не могли справиться со словами оправдания. Он бессильно
умолк.
С неторопливостью удава, уверенного в том, что кролик —
его, Кроне проговорил:
—	Я все доложу господину рейхсмаршалу. —- И еще раз
подчеркнул: — Все!
Опиц с трудом поднялся На подгибающихся йогах.
—	Я полностью соэнаю свою вину. Я Действительно
должен был своими руками задушить Тельмана... Хайль
Гитлер!
—	Я вам никогда этого не говорил, — поспешно ответил
Кроне. — У вас есть Инструкция. В ней сказап'о, что вы дол¬
жны делать.
Опиц смотрел на Кроне Испуганно вытаращенными глаза¬
ми. В них уже не было никаких следов мысли, только страх
растерянного животного. Он не помнил ни того, как выбрался
из кабинета Кроне, ни того, Как очутился в своей квартире
при ганноверской тюрьма. Все, что осталось в его воспалённом
мозгу, — ненависть к Тельману, во сто крат более страшная,
294

чем прежде. Кроне мог быть теперь уверен: если Тельман
и не будет попросту убит, то режим, который создаст ему
советник, доконает его не хуже пулй.
Тем временем сообщение Опица пошло Своим чередом.
Кроне передал его Герингу. Гермйг выслушал молча. Даже
Кроне не уловил на оплывшем лице рейхсмаршала выраже¬
ния, которое позволило бы сделать Какие-нибудь выводы.
Все свое удовольствие от услышанного Геринг вылил в зве-
рййом хохоте, которым разразйлСй после ухода Кроне. Он
несколько раз повторил про себя!
—	Свернет шею..* Ха-ха^ха!.. KpppaxL Свернет шею?..
Я был	бы	непрочь присутствовать при	таком зрелище, если
бы оно	не	Означало* что	захруСТйТ й	мой	собстбенные По-
ЗВ'ОЙКЙ...
При этом внезапном прозрений он оборвал смех и тупо
уставился в темный угол кабинета. Оттуда ползли угрожаю¬
щие тени. Понадобилась понюшка кокаина, чтобы приве¬
сти нервы в равновесие,
При первом же удобном СЛуча-е Герйнг с удовольствием
рассказал Гитлеру о заявлении Тельмана. Но тут же пожалел
о том,	что	сделал это без	свидетелей.	Был	упущен хороший
случай	показать всем, как	мелок ИХ фюрер,	какой он отвра¬
тительный, подлый трус, насколько сам Он, Герман Герййг,
выше, пригоднее длй рбЛИ «нацй Ш 1», чем ЭТОТ зарвавшийся
шизофреник.
Выслушав Геринга, Гитлер несколько мгновений смотрел
на него молча, переваривая мысль. Потом вдруг слезы часто
закапали на лежавшие на столе бумаги.
«Тихий кретин!» — подумал Геринг, но тут же, словно
прочитав эту мысль, Гитлер разразился таким бурным, истери¬
ческим рыданием, что даже привыкший к его выходкам Геринр
беспокойно заерзал в кресле.
Гитлер ревел, как бык, мечаеь по кабинету. Стучал кула¬
ками по стене. Кричал и кричал, глотая рыдания. Потом,
внезапно остановившись перед Герингом, так рванул на себе
воротник, что запонка отлетела далеко в сторону, галстук
повис на боку.
—	Эту шею!.. Эту шею!.. — бессмысленно бормотал
он. — Это вы, вы втянули меня в польскую авантюру. Вы
толкаете меня в пасть большевикам!.. Я знаю, я все знаю!
Воображаете, будто ваши любимые американцы придут сюда
и посадят вас вот в это кресло вместо меня!.. Не смотрите на
меня, как глупый бык! Вы и есть тупое, самое глупое живот¬
ное, какое я встречал на своем веку. Вы не будете фюрером!
295

Слышите: не будете!... Я повешу вас первым, потому что
знаю: вы только и ждете, когда повесят меня!.. Вот за эту
шею, за эту шею... Вы подлец, Геринг... Самый глупый под¬
лец около меня... Но вы не увидите, как мне свернут шею.
Слышите: не увидите! Раньше я сверну ее вам... Вы никогда
не будете фюрером, никогда...
Геринг молча поднялся и, гневно топоча, побежал к двери.
В мозгу его бешено билась одна-единственная мысль:
«Увидим... Увидим!..»
Ненавистью к сопернику он сознательно старался заглу¬
шить в себе страх перед угрозой Тельмана. Истерика Гитлера
заразила его. Вид шеи фюрера, перевитой надувшимися жи¬
лами, вызвал в его мозгу чересчур яркое представление
о	том, что сначала показалось ему чем-то вроде веселой
шутки: хруст собственных шейных позвонков в случае прова¬
ла начатой большой игры... Нет! Нет! Все, что- угодно, только
не это! Американцы должны помочь ему выбраться живым,
хотя бы ему одному. И помогут, безусловно помогут. Он до¬
статочно много для них сделал. И сделает еще больше... Все,
что угодно... Хотя бы от этого затрещали шейные позвонки
всех немцев... Только не это, только не это!..
Держась рукою за жирные складки собственной шеи, он
упал на подушки автомобиля.
Только не это!.. Он не пророк, не пророк, этот Тельман!
Откуда он может знать?!.
Пальцы Геринга судорожно шарили по жилетным карма¬
нам в поисках коробочки с кокаином.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
„Буржуазия ведет себя, как обна¬
глевший и потерявший голову хищник,
она делает глупость за глупостью,
обостряя положение, ускоряя свою
гибель“.
Ленин

1
По сложности и значительности политических событий
1939 год был выдающимся. Его начало обнадежило фашист¬
ских агрессоров и стоявших за их спиною поджигателей
войны. Ликвидация чехословацкого государства и образование
вместо него плацдарма для развертывания немецко-фашист¬
ских армий вблизи границ Советского Союза; удушение
Испанской республики; создание вместо нее франкистской
станции для снабжения германо-итальянской военной машины
американскими военными материалами, стратегическим сырь¬
ем и нефтепродуктами на случай большой войны; разгром
Польши, — все это окрыляло заговорщиков против мира, при¬
таившихся в министерских и банковских кабинетах Лондона,
Парижа, Вашингтона, Нью-Йорка.
, Но дед Мороз не принес этим господам под елку главного
подарка, которого они ждали, — смертельной схватки фашиз¬
ма с советским народом. Одно за другим приходили разоча¬
рования. Попытка произвести нажим на Советский Союз пу¬
тем военной диверсии на Дальнем Востоке стоила жизни
сотне тысяч японских солдат. «Инцидент» на берегах Халхин-
Гола показал, что Советский Союз зорко следит за происками
заговорщиков. Ни вторгнуться в пределы Монгольской народ¬
ной республики, ни, тем более, перерезать Сибирскую железно¬
дорожную магистраль или выйти через Монголию в тыл
Китайской народной армии японцам не удалось.
Следующим разочарованием, еще более тяжким для поли¬
тических интриганов, оказалась дальновидность советского
правительства, проявленная в московских переговорах. Согла¬
сие СССР на предложение Германии о заключении пакта
ненападения свело на нет все усилия англо-французов изоли-
299

ровать Советский Союз и оставить его у барьера один на один
с гитлеровской агрессией. Правда, загрустившие было заго¬
ворщики воспрянули духом, когда их усилия «канализировать»
гитлеровскую агрессию на восток увенчались видимым успе¬
хом: Гитлер вторгся в Польшу. Нацистская армия стреми¬
тельно двинулась к границам Советского Союза. Брошенная
на произвол судьбы Польша должна была сыграть роль жерт¬
вы, принесенной Гитлеру в оплату его «военных усилий».
Разбойничий налет на Польшу, получивший у придворных
историков Гитлера наименование «польского похода», должен
был, по мысли подстрекателей этого преступления, явиться
прелюдией к развязке — нападению на СССР. Сапоги гитле¬
ровских солдат безжалостно топтали польскую землю. Руины
польских городов, пепелища деревень, задымленные стены
Варшавы — вот все, что через две недели осталось от Польши
как государственного организма. Проданный фашизму мини-
страми-изменниками, покинутый «великими гарантами»—Анг¬
лией и Францией, польский народ платил своей кровью по
счету нацистского агрессора его тайным американо-англо¬
французским подстрекателям и сообщникам.
Степень осведомленности американской, британской и
французской разведок о гитлеровских планах разбойничьего
налета на Польшу имеет историческое значение как важная
черта в характеристике морального облика буржуазных режи¬
мов этих стран. Кроне не напрасно был своим человеком
у Геринга: американцы знали больше, чем хотели показать.
Как ни плохо работало французское Второе бюро, но и у него
были данные, вполне достаточные для суждения о серьезно¬
сти удара, нависшего над Польшей. Англичане же были
осведомлены лучше французов.
По своим последствиям для всего хода мировой истории
имело, конечно, большое значение то, как нацистская военная
машина раздавила Польшу, но еще большее то, почему ей
не удалось, прорезав Западную Украину и Западную Белорус¬
сию, подойти вплотную к границам Советского Союза.
По «Белому плану» армии вторжения состояли из 47 пе¬
хотных и 9 бронетанковых дивизий. 3-я армия численностью
в 8 дивизий наступала из Восточной Пруссии на юг — в на¬
правлении Варшавы и Белостока. 4-я армия, в 12 дивизий,
двигаясь из Померании, должна была смять польский заслон
в Данцигском коридоре и тоже прорваться к Варшаве берега¬
ми Вислы. Главный удар возлагался на самую сильную
10-ю армию в составе 17 дивизий, двигавшуюся прямо на
Варшаву. Ее левый фланг прикрывался неподвижной 8-й ар¬
мией в составе 7 дивизий. На юге 14-я армия численностью
в 14 дивизий под командованием генерал-полковника Гаусса
300

занимала важнейший промышленный район на запад от Кра¬
кова. Двигаясь через Львов, она вторгалась в Западную
Украину и поворачивала на север на соединение с частями
3-й армии, замыкая, таким образом, огромный котел и отрезая
полякам пути отхода на юг—к Карпатам и к Румынии.
В этом котле и должна была быть перемолота живая сила
польской армии.
Чтобы обезопасить наступающие армии от ударов поль¬
ской авиации, полторы тысячи немецко-фашистских самоле¬
тов должны были атаковать польские аэродромы на рассвете
1	сентября, прежде чем хоть один поляк сумеет подняться
в воздух. С уцелевшими от этой неожиданной атаки польски¬
ми самолетами борется нацистская истребительная авиация,
добивая их в воздухе и на земле. Остальные силы люфтваффе,
численностью не менее тысячи самолетов, наносят удары по
польским коммуникациям и поддерживают свои войска на по¬
ле боя. Особо выделенные воздушные соединения резерва
Геринга занимаются бомбардировкой Варшавы и других жиз¬
ненных, центров страны, чтобы вызвать панику среди мирного
населения и дезорганизовать аппарат управления страной.
С момента Полной ликвидации польских воздушных сил на
земле и в воздухе в действие вступают фашистские часта,
сформированные из устаревших машин всех типов. Они бом¬
бят и обстреливают из пулеметов населенные пункты — горо¬
да, и деревни, и шоссейные дороги с потоками беженцев.
Этому до наглости самонадеянному, разбойничьему плану
с польской стороны ничего не было противопоставлено. Ни¬
каких ясных планов кампании не было ни у польского коман¬
дования, ни у правительства, державшего страну и армию
в полном неведении о внешнеполитической обстановке и о по¬
ложении Польши.
Происходило это в значительной мере потому, что армией
руководили авантюристы-пилсудчики, старые агенты немцев.
Ведущая клика так называемых «старых пилсудчиков»
включала в себя наиболее реакционные фашистские элементы.
Но и в среде пилсудчиков не было ни единства взглядов, ни
взаимоуважения. Взявшие было одно время верх взгляды
французского генерального штаба (благодаря тому, что
основные офицерские кадры создаваемой армии учились во
французской академии) вскоре потерпели крах. Виновниками
были сами французы. Они пытались использовать свое влия¬
ние в Польше для захвата поставок на польскую армию, для
овладения ключевыми позициями польского хозяйства. Обще¬
ственное мйение еше не окончательно фашизированной армии
быстро разоблачило корни французских симпатий и военных
«услуг» Вейгана. Отказавшись от корыстной помощи Франции,
301

польский генералитет метнулся к дружбе с еще более опасным
«благодетелем» — Гитлером. Наследники Пилсудского не хо¬
тели считаться с заведомой агрессивностью гитлеровской
Германии. Они наивно полагали, что, выслуживаясь перед
Гитлером, можно направить его захватнические аппетиты
в сторону Прибалтики, Чехословакии, а быть может, послу¬
жить ему в «походе на Москву». Так началась серия всяче¬
ских «услуг» и одолжений, оказываемых немцам в обмен на
пустые обещания. Ворота Польши были распахнуты для про¬
никновения гитлеровского влияйия на вею политическую
жизнь страны и армии, для бредовых идей расизма, оголте¬
лого национализма и антисемитизма. Пошли «охоты» нацист¬
ских вельмож. Геринг повадился в Беловежскую пущу
стрелять заповедных зубров. Начались идеологические и крае¬
ведческие визиты многочисленных немецких разведчиков.
Формировались отряды фашистского хулиганья. Националь¬
ные противоречия искусственно обострялись.
Плачевные результаты'предательства, совершенного «пол¬
ковниками» в отношении братской Чехии, не привели в себя
правящую верхушку. Только часть армейского командования
поняла, что совершилось непоправимое: спокойная ранее гра¬
ница со Словакией превратилась теперь в ворота для проник¬
новения с юга все того же злого западного соседа — Гитлера.
Общая длина германо-польской границы увеличилась на
пятьсот километров. Перед армией встала тяжкая задача:
растянуть и без того недостаточные силы на две тысячи кило¬
метров вместо прежних тысячи пятисот. На каждую дивизию
падало теперь семьдесят километров обороны. Это было бы
непосильно и для первоклассной современной армии.
Гитлеровцы не хуже самих хорохорившихся «полковников»
пон'имали безнадежность военного положения Польши. Тон их
становился все более хозяйским. Этот тон отрезвил многих
поляков. Даже кое-кто из заносчивых, лишенных политической
дальновидности министров, и те стали понимать, что 'безгра¬
ничное потакание прогитлеровским элементам в правительстве
и стране ведет к катастрофе Речи Посполитой, Снова началась
полоса ангдО'французской ориентации. Наиболее разумные
элементы склонялись к тому, что единственным действитель¬
ным средством обуздания Гитлера было бы искренное сбли¬
жение с СССР. Но, поддерживаемые американским посольст¬
вом в Варшаве, английский и французский послы сделали все
от них зависящее, чтобы заставить поляков уклониться от
военной помощи против агрессора, предлагаемой Советским
Союзом, Взамен они предложили свои собственные гарантии,
хотя заранее знали, что эти гарантии не будут осуществлены
и Польша будет покинута на произвол судьбы.
302

Тем временем .нацисты не теряли времени. Купленные ими
темные элементы проникали во все поры общественной жизни
Польши, пробирались в правительственный аппарат, в армию.
Продажная государственная администрация разваливалась.
Армейское командование, офицерство, даже солдатскую массу
раздирала искусственно раздуваемая национальная распря.
Несмотря на непосредственную близость войны, требовавшую
объединения всех патриотически настроенных элементов стра¬
ны и армии, польские расисты требовали удаления из армии
евреев и украинцев. Учинялись демонстрации националистов,
организовывались убийства антифашистски настроенных лю¬
дей. Правительство не принимало никаких мер против пре¬
ступников. Главнокомандующий Рыдз-Смиглый не пользовался
в армии авторитетом. Солдаты ему не верили, офицерство не
уважало его. В военной среде не существовало ни дружбы, ни
доверия. Солдаты боялись офицеров и ненавидели их. Офи¬
церы опасались друг друга и завидовали чиновникам военного
министерства, богатевшим на взятках с поставщиков интен¬
дантства и н'а солдатских кормовых деньгах. Благодаря фа¬
шистским порядкам народ не имел представления о том, что
интендантские запасы не обеспечивают армии ни сапог, ни
шинелей, ни тем более питания даже на первый день моби¬
лизации. Сама армия, включая командующих округами, не
знала, что н'овобранцы, которые пополнят ее ряды накануне
войны или в ее первый день, останутся без винтовок и патро¬
нов, без ручных гранат. Никто не понимал, куда ушли милли¬
ардные кредиты на вооружение, контролируемые только
маршалом. Инженерная служба армии непозволительно отста¬
вала. Она не знала других средств борьбы с танками, кроме
бутылок с бензином. Бронесил фактически не существовало.
Кадровый генеральский состав, имевший хотя бы устаревший
опыт прошлой мировой войны, замещался молодыми генера-
лами-политиками, не нюхавшими пороха. Их единственной
заслугой являлось то, что они были «пилсудчиками». Это не
только обескровливало штабы и командование частей, но
и создавало невыносимые отношения между обиженными
и выскочками.
Наконец, что самое важное, польский народ, любивший
свою многострадальную отчизну, утратил уважение и любовь
к мундиру. Связи народа с армией были нарушены. Армия
перестала быть частью нации там, где проходила грань, резко
разобщающая солдатскую массу от фанфаронов в офицерских
мундирах. Солдатская масса не хотела и не могла понять
корней националистической пропаганды, Польский крестьянин
издавна жил бок о бок с украинцем и белорусом. Он не
видел в них ни врагов, ни людей низшей расы. Польский
зоз

рабочий не мог итти по следам антисемитствующих молод¬
чиков, так же как он не мог стать врагом украинца или
белоруса.
В довершение дезорганизации, сознательно вносимой в ар¬
мию врагами Польши и ее тупыми и корыстными правителя¬
ми, армия была далека от мысли о возможности войны
с Германией. Вся политическая служба работала на то, чтобы
насторожить армию против воображаемой опасности с восто¬
ка. Эта подрывная деятельность зашла очень далеко. Она
дала ужасные плоды:	вдоль польско-советской грани¬
цы выросли линии оборонительных сооружений, а единствен¬
но опасная западная граница оставалась незащищенной. На
польско-немецкой границе не было ни одного сапера даже
тогда, когда, начиная с марта 1939 года, всем стало ясно, что
нападение Гитлера на Польшу только вопрос'времени.
Спор о том, можно ли при угрожающей протяженности
фронта и слабости польских сил отказаться от устаревшей
доктрины позиционной войны в пользу войны маневренной,
в пользу возможности действовать сосредоточенными силами
в надлежащем месте и в надлежащее время, — этот удиви¬
тельный спор не был еще окончен к 30 августа. А 1 сентября
стало поздно спорить о чем бы то ни было: немецко-фашист¬
ские войска вторглись в Польшу.
Поспешная мобилизация, несмотря на энтузиазм, с каким
польский народ шел защищать свою родину от н'ацизма, про¬
валилась. Людей, являвшихся на сборные пункты, приходилось
отпускать „обратно. Их не. во что было одеть, для них не было
оружия, их не на чем было перевезти к линии фронта. Нако¬
нец, их нечем было накормить. А шептуны и прямые агенты
врага, вскормленные предательским правительством, продол¬
жали подрывную работу. Война уже шла, а желтые листки,
вроде фашистской «Самообороны», призывали к погромам
и уничтожению евреев, к недопущению украинцев в ряды
армии, к борьбе не с -немцами, а «с внутренним врагом, скры¬
вающимся на фабриках и заводах Лодзи и Варшавы, с крас¬
ными, засевшими в деревнях восточных кресов...»
С таким-то «противником» встретились гитлеровские армии
вторжения. Девяти бронетанковым дивизиям Гудериана про¬
тивостояли двенадцать бригад польской кавалерии. Их пики
и сабли не могли остановить бронированных машин. Девять¬
сот польских самолетов первой линии были предательски
уничтожены на их аэродромах, прежде чем раздалась боевая
тревога. Через два дня ни один польский самолет уже не под¬
нимался в воздух. Люфтваффе занялась войной с польской
пехотой и с мирным населением. За неделю германская армия,
не встречавшая серьезного сопротивления, продвинулась
304

в глубь Польши. Остатки польских войск, вытянутых тонкой
линией вдоль границы, были отброшены к востоку. Удержав¬
шаяся на месте Познанская группа была обойдена и отрезана
от своих. 10-я германская армия, вклинившись в линию обо¬
роны польской ЛодзинЬкой группы, разрезала ее надвое.
Одна часть поляков стала отступать к северу, другая к югу.
В образовавшийся промежуток ринулись гитлеровские танки.
Силами двух дивизий они спешили к Варшаве, Туда же рва¬
лась 4-я немецкая армия вдоль берегов форсированной ею
Вислы. На первый взгляд могло показаться, что не существу¬
ет силы, способной противостоять натиску бронированного
кулака нацистов. Но в действительности там, где фашисты на¬
талкивались на организованное сопротивление, они тотчас
останавливались. Так было на северном участке фронта, где
застряла немецко-фашистская 3-я армия.
Тем временем Гаусс со своими четырнадцатью дивизиями
методически продвигался к реке Сан, имея первой, главной
целью украинский Львов как отправную точку для дальней¬
шего движения на восток. По пути ему удалось во взаимо¬
действии с соседней группой Пруста окружить и до последне¬
го человека уничтожить четыре польские дивизии, искавшие
спасен'ия в отходе к Радому.
10-я немецко-фашистская армия остановилась у Варшавы.
Столица Польши, покинутая правительством и командованием,
брошенная на произвол судьбы, оказала неожиданное для
немцев упорное сопротивление. Вырвавшаяся вперед броне¬
танковая дивизия 10-й армии немцев не могла пробиться
к городу, защищаемому самоорганизовавшимся 'населением
и остатками воинских частей, стянувшихся со всех сторон
к символу польской независимости — красавице Варшаве.
Понадобилось окружение города с севера подоспевшими ча¬
стями 3-й германской армии, чтобы замкнуть кольцо осады.
В этом кольце силами танковых соединений, авиации и артил¬
лерии фашистов беспощадно уничтожалось все живое, что еще
способно было сопротивляться.
Но, вопреки ожиданиям Гитлера и его генералов, даже по¬
давляющее превосходство техники и несоизмеримое числен1-
ное преимущество фашистов перед поляками оказалось недо¬
статочным, чтобы считать задачу решенной. Там, где машинам
и жестокости противостояли патриотизм, мужество и органи¬
зованность защитников, пасовали и техника и нахальство. Как
только к отрезанной с севера и юга Познанской группе поля¬
ков присоединились остатки разбитых Лодзинской и Торун-
окой группировок и в познанском мешке образовалась сила
в двенадцать дивизий, немцы споткнулись. Во фланг их насту¬
пающей на варшавском направлении 10-й армии ударили
20 Заговорщики
305

познанцы. В битву оказалась вовлеченной вся 8-я армия
немцев и часть 4-й, оперировавшей на севере. В течение десяти
дней поляки яростнЬ сопротивлялись. Кровь поляков и немцев
десять дней обагряла воду Бзуры. Понадобилось привлечение
новых немецко-фашистских сил, чтобы стереть с лица земли
эти двенадцать дивизий. Сломить их упорство так и не уда¬
лось: они дрались за свою Польшу!
Борьба остатков польской конницы под Кутно и защита
Вестерплятте от соединенных сил немецко-фашистской армии
и флота должны были показать всему миру, что может сде¬
лать мужество солдат, защищающих свою землю, даже если
ею управляют министры-изменники.
В те дни генерал Гаусс испытал неприятное разочарование.
Его дивизии, приблизившиеся к самым воротам Львова, вдруг
остановились. Население незащищенного города не пожелало
принять победителей. Дороги оказались перерытыми глубо¬
кими рвами, город опоясали наскоро сооруженные укрепления.
В этих окопах рядом с касками немногочисленных солдат
виднелись шляпы и кепи горожан. Это было до смешн'ого не¬
лепо. Гаусс мог ждать чего угодно, но не того, что его мото¬
ризованные части будут остановлены сборищем штатских. Это
не укладывалось в представления Гаусса о войне.
Получив такое донесение, Гаусс 16 сентября приехал на ме¬
сто и предложил командующему обороной Львова немедленно
сдаться. Он не собирался мириться с тем, что «какие-то укра¬
инцы» желают урезать размер жертвы, предназначенной Гер¬
мании в оплату ее похода на восток.
Но исторические решения, принятые в ту ночь, с 16 на
17 сентября 1939 года, в Московском Кремле, изменили весь
ход событий, спланированный заговорщиками против мира.
17	сентября эфир принес заговорщикам убийственное для них
известие. Великим разочарованием для них были услышанные
всем миром по радио слова Молотова:
«...События, вызванные польско-германской войной, пока-,
зали внутреннюю несостоятельность и явную недееспособность
польского государства. Польские правящие круги обанкроти¬
лись... Никто не знает о местопребывании польского прави¬
тельства. Население Польши брошено его незадачливыми ру¬
ководителями на произвол судьбы. Польское государство и
его правительство фактически перестали существовать.
...В Польше создалось положение, требующее со стороны
Советского правительства особой заботы в отношении безо¬
пасности своего государства. Польша стала удобным полем
для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать
угрозу для СССР. Советское правительство до последнего
времен'и оставалось нейтральным. Но оно в силу указанных
306

обстоятельств не может больше нейтрально относиться к со¬
здавшемуся положению.
От Советского правительства нельзя также требовать без¬
различного отношения к судьбе единокровных украинцев и
белорусов, проживающих в Польше и раньше находившихся
на положении бесправных наций, а теперь и вовсе брошенных
на волю случая. Советское правительство считает своей свя¬
щенной обязанностью подать руку помощи своим братьям-
украинцам и братьям-белорусам, населяющим Польшу.
Ввиду всего этого... Советское правительство отдало рас¬
поряжение Главному командованию Красной армии дать при¬
каз войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь
и имущество населения Западной Украины и Западной Бело¬
руссии...»
18	сентября телеграф подтвердил, что Красная Армия
вступила в пределы оторванных от Советской Украины и Со¬
ветской Белоруссии областей Западной Украины и Западной
Белоруссии и преградила немецко-фашистским войскам даль¬
нейший путь к востоку.
Вместо штатских шляп и кепи горожан Львова против под¬
тягивавшихся войск Гаусса оказались каски красноармейцев.
Одна немецкая дивизия, сунувшаяся нахально дальше дозво¬
ленной линии, была разбита вдребезги в ночном бою. Гаусс
понял, что еще один такой случай — и начнется война с Рос¬
сией, то-есть произойдет то, чего он страшился больше всего:
война на два фронта. Он послал парламентеров к старшему
командиру советских войск. Для переговоров с этими парла¬
ментерами выехали два советских майора. Гаусс в полной
растерянности расхаживал по комнатам помещичьего «пала¬
ца» близ Янува, служившего пристанищем его штабу. Он
ждал инструкций гитлеровской ставки, стараясь предугадать
их содержание. Перспектива борьбы с Красной Армией повер¬
гала его в ужас.
В эти часы ожидания приказов из Берлина Гаусс не в пер¬
вый раз ставил перед собою вопрос: как могло случиться, что
он, генерал-полковник Гаусс, за спиной которого были тради¬
ции и опыт многих поколений военных, член сильнейшей в
Германии военной касты, мечется тут в ожидании решения
какого-то жалкого ублюдка, чья военная карьера закончи¬
лась н'а нашивке ефрейтора? Почему- этот недоучившийся
фантазер нагло отвергает мнения генералов и фельдмаршалов?
Какою страшною силой он подчинил себе генералитет? Что
дает ему силу принимать политические решения огромной
важности, зависящие от обстоятельств чисто военного ха¬
рактера? Почему этот кретин смеет и может отдавать приказы
армиям в сотни дивизий?
20*
307

Все это было и оставалось для Гаусса путаницей противо¬
речий, над которой он не только много думал, но которую уже
пытался однажды разрубить подобно гордиеву узлу. Тогда
попытка окончилась провалом. Но означает ли это, что он ие
должен повторить подобную попытку? Не предоставит ли
военная обстановка условий более подходящих, чем мирное
время для того, чтобы отделаться от Гитлера? Не наделает ли
этот дилетант роковых ошибок, не подпишет ли он сам себе
смертного приговора?.. Разве нет уже налицо крупнейшей по¬
литической ошибки Гитлера, которая может повлечь за собою
непоправимую военную катастрофу? Англия и Франция объ¬
явили же войну Германии. Можно ли верить тому, что война
на западе — простая формальность, которую английскому и
французскому правительствам необходимо было соблюсти
перед лицом своей общественности? А если дело там под на¬
жимом народов пойдет всерьез? А если, в добавление ко все¬
му, завяжется еще драка с русскими вот здесь, под Львовом?
Ведь тогда действительно сбудутся все самые мрачные пред¬
сказания... Чорт возьми, нельзя забывать, что войны ведутся
людьми. Нельзя предаваться иллюзии, будто, заранее обеспе¬
чив себе превосходство в танках и самолетах, тем самым
обеспечивают и верную победу. Уроки первой мировой войны
достаточно наглядно опровергают такое заблуждение. В каж¬
дой войне есть победитель, но ведь есть и побежденный. Быть
слепо уверенным в том, что стать побежденным может только
противник, значит быть кретином...
...Наконец прибыл приказ: отходить, в бой с советскими
войсками н'е вступать. Гаусс вздохнул с облегчением. Этот при¬
каз вскоре стал известен в Париже и Лондоне, и это была да¬
леко не последняя неприятность для англо-французских заго¬
ворщиков против мира.
2
—	Трум-туру-рум-тум-тум... Трум-туру-руммм...
Жизнь прекрасна! Снова Берлин, снова своя прекрасная
квартира, свои старые испанцы!
—	Трум-туру-рум...
Винер, приплясывая, переходил из комнаты в комнату,
с наслаждением втягивая широкими раздувающимися ноздря¬
ми немного затхлый воздух комнат, долго стоявших запер¬
тыми.
К чорту провинциальную Чехию! Все, что можно было из¬
влечь из комбинации с Вацлавскими заводами, извлечено.
Это — прошлое. С тех пор как стало широко известно, что
Винеру удалось привлечь Ванденгейма к участию в делах
фирмы «Винер», отношение к нему, как ее главе, не только в
308

деловых кругах, но и в военном министерстве резко измени¬
лось. Не он посылал теперь ровы Эмме Шверер, а сам Шверер
привез Гертруде в день ее рождения огромную корзину ор¬
хидей. Винер испытывал злорадное удовлетворение при мысли,
что такая корзина должна была обойтись старому филину по
крайней мере в сто марок!
—	Трум-туру...
Жизнь прекрасна! Пусть Гитлер и его генералы называют
польский поход «контратакой» или как им угодно еще, —
первый же день этой войны показал, что значит военная конъ¬
юнктура на полном ходу: самолеты, самолеты и еще раз са¬
молеты!
—	Трум-туру-рум...
Ах, если бы сбросить с плеч хотя бы десяток лет! Можно
было бы по-настоящему использовать то, что Гертруда уехала
в Карлсбад. Аста не помеха. Девчонка сама 'Воспринимает
возвращение в Берлин, как праздник.
Конечно, было бы интересно взглянуть, как работают
з Польше его самолеты, но на это ушли бы как раз те не¬
сколько дней, которыми он располагает для развлечения, пока
нет жены. Поэтому вчера на приглашение старого Шверера
сопутствовать ему в экскурсии на север Польши Винер ответил
предложением послать туда Эгона Шверера. Пока главный
конструктор будет любоваться работой своих произведений,
Винер полюбуется здесь, в Берлине, кое-чем другим.
—	Кое-чем другим, кое-чем другим!..
Вследствие столь игривого настроения патрона, с которым
становилось все труднее спорить с тех пор, как он почувство-
рал за своей спиною руку американцев, Эгону и пришлось
прямо из Чехии лететь в район Данцига и Гдыни. Там рабо¬
тало соединение, вооруженное его новым пикирующим бом¬
бардировщиком. Быть может, Эгон и попытался бы уклонить¬
ся от претившей ему поездки, если бы не должен был встре¬
титься в Польше с генералом Шверером. Так как у Эгона
окончательно созрело решение не возвращаться в Германию,
он не видел другой возможности повидать отца. Особенно, ес¬
ли учесть, что в его планы входило покинуть Вацлавские за¬
воды и вообще авиационную промышленность. Получить на
это согласие не только Винера, но и нацистских бонз, конечно,
нечего было и думать. Уйти из-под их власти можно было,
только переехав в какую-нибудь другую страну. Сначала
у Эгона был план переселения в Швейцарию. Но, судя по все¬
му, там он не был бы в безопасности от мстительной нацист¬
ской полиции. Его не оставили бы в покое с военно-техниче¬
скими секретами. Снова началась бы погоня, какую он уже
испытал когда-то в Любеке. Поэтому он остановился на Нор¬
500

вегии —• тихой, нейтральной стране с патриархальной жизнью,
далекой от бурь нынешней европейской политики.
Эгон прилетел в Польшу уже с твердым решением: пови¬
давшись с отцом, бежать в Швецию и дальше в Норвегию. Он
уже отправил туда Эльзу под предлогом увеселительной по¬
ездки по фиордам.
Самолет Эгона приземлился близ Цоппота—курорта непо¬
далеку от Гданьска. Офицер отца уже ждал его, чтобы прово¬
дить до Гдыни.
Генерал Шверер и еще несколько офицеров, окруженные
толпой иностранных корреспондентов, расположились в самом
центре Гдыни, на Звездной горе, увенчанной огромным ка¬
менным крестом. Отсюда они наблюдали бой, происходивший
в нескольких километрах к северу. От грохота башенных ору¬
дий «Шлезвиг-Гольштейна», громившего с моря позиции поля¬
ков, за спиною Эгона осыпалась потрескавшаяся штукатурка
креста.
С трех сторон поляки были стиснуты плотным кольцом не-
мецко-фашистских войск. С четвертой путь к отступлению им
отрезало море. Со стороны нацистов действовало все: тяжелая
и легкая артиллерия, минометы, автоматы, танки и самолеты.
Поляки отбивались винтовками и пулеметами. Две зенитные
пушки они пытались противопоставить нескольким десяткам
танков, прямою наводкой громившим доты, прикрывавшие
порт. За сплошным ревом нацистской артиллерии слабый огонь
поляков даже не был слышен. Но они ожесточенно защищали
каждый дом, отстреливались из-за каждого куста. С холма
были хорошо видны здания офицерской школы и радиостан¬
ции, превращенные поляками в узлы обороны.
Огонь фашистских орудий поднимал столбы пыли вокруг
этих двух точек сопротивления. Поляки не отступали. Каждое
окно развалин, каждая куча кирпича встречала атакующих
ружейным и пулеметным огнем. После трех бесплодных попы¬
ток взять штурмом здание школы нацистская пехота отка¬
тилась.
Эгону было отвратительно избиение упорно защищающих¬
ся, но заведомо обреченных на смерть поляков. Он покинул
бы холм, если бы в небе не появились гитлеровские самолеты.
Это были его пикировщики. Эгон заставил себя взять бинокль.
У него на глазах бомбардировщики один за другим делала
заход над домом школы. Даже здесь, где стояли наблюдаю¬
щие, воздух дрожал от взрывов. Столбы пламени звивались
над остатками обрушившихся стен. Бинокль дрожал в руке
Эгона.
Нацистская пехота пошла в новую атаку. Из заваленных го¬
рящими обломками подвалов навстречу ей сверкали выстрелы
310

поляков. Гитлеровцы остановились, стали -в четвертый раз от¬
ходить .и побежали.
Новая волна бомбардировщиков появилась над морем огня.
Эгон не мог больше смотреть. Это опять были его машины.
Порождение его мозга, творение его рук!
С ощущением тошноты, подступающей к горлу, Эгон стал
спускаться с холма. На полдороге он вспомнил, что не попро¬
щался с отцом. Оглянулся и увидел генерала: Шверер сидел
на складном стуле, наклонившись! вперед, и, не отры¬
вая бинокля от глаз, жадно смотрел на избиение поляков. Вся
поза старика, выражение лица — все говорило о том, что зре¬
лище доставляет ему величайшее удовольствие. Ошеломлен¬
ный Эгон долго смотрел на хищную фигурку генерала.
Чувство отвращения смешивалось у него с желанием под¬
няться обратно на холм, взять отца и увести прочь, подальше
от людей, любующихся избиением почти беззащитных поляков.
Но навстречу этому желанию в душе поднялось чувство остро¬
го стыда: чем хуже было пассивное любо-вание картиной истре¬
бления поляков, чем его собственное активное участие в этом
кровавом спектакле? Да, теперь он брезгливо отворачивался
от дела рук своих. А о чем он думал, когда создавал эти
бомбардировщики, когда продумывал каждую их деталь, ко¬
гда вынашивал формулы, обеспечивающие возможность сеять
огонь и смерть с крыльев, украшенных отвратительным черным
крючком фашистской свастики? Разве он давным-давно не
знал, к чему ведут его расчеты, разве он совершенно трезво
не оценил свое благополучие в те тысячи человеческих тел, что
корчатся теперь под развалинами Гдыни, в десятки и сотни
тысяч жизней, что еще будут истреблены его самолетами?
Разве он не обменял кровь этих людей на свой покой?.. Зна¬
чит, ему было -мало разумом понять, к чему ведет его соуча-.
стие в (преступлениях Гитлера, ему было недостаточно карти-
нк пресловутого «аншлюсса», мало пылающих ненавистью
глаз чехов? Понадобилось своими руками ощупать тела уби¬
тых поляков, почувствовать жар пожарищ, чтобы до конца по*
нять...
Внутренне содрогаясь, загораживаясь рукою от встречных,
Эгон плелся по склону с холма, представлявшегося ему гол-
гофою. Там вместе с Польшей распинали и его собственную
душу.
Через день, разбитый физически и морально., подавленный,
как никогда в жизни, он вылез из самолета на аэродроме нор¬
вежского города Ставангера.
У Эгона не было никакого багажа, но он шел, едва пере¬
двигая ноги. Вокруг него царила тишина мирного провинциаль¬
ного города, но он не чувствовал покоя. Близ него не было
311

ничего, что напоминало бы гитлеровский рейх, но Эгон не
сознавал свободы.
Он шел, окруженный грохотом разрывающихся бомб пи¬
кировщиков, опаляемый огнем пожаров, душимый смрадом
разлагающихся тел. Он шел, вытянув руки, чтобы очистить се¬
бе путь среди обступивших его смертных теней австрийцев,
чехов, поляков...
—	Эльза!..
Она нашла его в приемном покое городской больницы.
В виде особой любезности для перевозки больного ино¬
странца в маленькую гостиницу, где остановилась Эльза, врач
разрешил воспользоваться больничной каретой. Это был не¬
уклюжий старый экипаж, выкрашенный в черную краску и
запряженный парою понурых лошадей. Когда Эгон его уви¬
дел, он с кривой усмешкою опросил:
—	Карета палача?.. Или уже катафалк?..
И бессмысленно рассмеялся.
Врач посоветовал Эльзе купить в аптеке, по дороге, сно¬
творного.
—	Это стоит каких-нибудь двадцать ёре, — сказал он,
заметив смущение Эльзы.
3
Едва успев наступить, новый 1940 год уже нес заговорщи¬
кам против мира новые разочарования. Генерал Вейган, при¬
готовивший было 150-тысячную армию к наступлению из Си¬
рии на Баку, как только экспедиционные корпуса англичан и
французов помогут финнам перейти в наступление на севере,
и заявивший, что в июне 1940 года он начнет бомбардировку
бакинских промыслов, кусал себе ногти. Напрасно нажим ве¬
ликих держав на Швецию и Норвегию обеспечил проход в
Финляндию англо-французских войск, напрасно гитлеровские
полки готовились к посадке на суда, чтобы подпереть отсту¬
пающих финнов и бок о бок с англо-французами ударить на
русских. Напрасно! Вместо финского Петербурга на карте
появился советский Выборг. Пакты СССР о взаимопомощи с
Латвией, Эстонией и Литвой и последующее воссоединение
этих республик в Советском Союзе окончательно закрыли
перед носом агрессоров балтийские ворота на восток.
Все провалилось. Рушились планы немедленного сокруше¬
ния советского государства.
Взоры англо-французских заговорщиков рыскали по карте
мира в поисках кусков, которыми можно было бы заткнуть
312

пасть взбесившегося гитлеровского пса, продолжавшего по¬
лучать бодрящую струю золота и нефти из-за океана.
Общий кризис капитализма углублялся все больше. Неустой¬
чивое равновесие в мире империализма снова было непо¬
правимо нарушено. С силою взрыва обнажились все скрытые
противоречия между главными империалистическими держа¬
вами. Это и определило то, что пожар второй мировой войны,
уже несколько лет бушевавший в разных концах земли за
стыдливыми покровами всяких дипломатических формул, вы¬
рвался наружу и его пламя поползло по Европе. Оно подбира¬
лось уже к берлогам самих поджигателей. В стороне пока еще
оставались только главные заговорщики против мира, отгоро¬
женные от очагов кровавой борьбы тысячемильными простран¬
ствами двух океанов. Эти рассчитывали отсидеться и от пожа¬
ра войны и от гнева распинаемых ими народов.
Впрочем, отсидеться надеялись не только американские
подстрекатели. Такие же намерения были у их английских и
французских пособников. Находясь в «состоянии войны»
с Германией, они и не думали использовать то, что гитлеров¬
ская военная машина была занята польским походом, и нане¬
сти ей удар на западе. Ведя на западном фронте «странную
войну», то-есть, попросту говоря, сидя сложа руки, они дали
Гитлеру возможность подготовиться к большой войне. Они
надеялись, что, собравшись с силами, он, наконец, ударит на
восток. Но и эти расчеты провалились. Козни заговорщиков
обратились против них самих. Вырвавшийся из повиновения
ефрейтор бросился не на восток, где ему грозило пора¬
жение, а на запад, где все было подготовлено для его лешой
победы.
В течение нескольких месяцев до того Гитлер имел возмож¬
ность держать на западном театре какие-нибудь двадцать че¬
тыре дивизии. Против него бездействовали сначала семьдесят,
а потом и сто двадцать французских и четыре, а потом десять
английских дивизий. Северный фланг союзников прикрывался
двадцатью четырьмя бельгийскими и десятью голландскими
дивизиями. До начала своих активных действий в мае
1940 года гитлеровский штаб не держал на западе бронетан¬
ковых частей, всецело полагаясь на неподвижность трех
тысяч французских танков. По свидетельству начальника
гитлеровского генерального штаба генерала Гальдера, на¬
цистские силы на западе в то время представляли собою
не больше чем «легкий заслон, пригодный разве для сбора
таможенных пошлин».
О слабости немцев знали штабы союзников, но у француз¬
ских генералов были свои расчеты. Проникнутые в своем боль¬
шинстве идеологией фашизма, они давно уже стремились до¬
313

казать, что демократический режим непригоден для ведения
войны. Они пропагандировали мысль, будто республиканские
порядки убили во французах патриотизм и способность чув¬
ствовать себя воинами. Они утверждали, будто «проникнове¬
ние политики» в армию нанесло удар моральному состоянию
солдатской массы, помешало военному обучению и внесло
в войска дух поражения. Они шумели о «виновности» во всем
этом коммунистической партии Франции. Заместитель началь¬
ника генерального штаба генерал Жеродиа дошел до того,
что разослал командующим военными округами Франции до¬
кумент, полученный от маршала Петэна и содержащий указа¬
ния о действиях, какие надлежит предпринять против «мяте¬
жа», якобы задуманного «коммунистическими элементами»
армии против своих офицеров. На самом деле тут шла речь об
искоренении в армии патриотических элементов и воспитании
ее в фашистском духе, в духе поражения.
Всячески демонстрируя взаимную враждебность, Петэн
и Вейган совместными усилиями вели французскую армию
к разгрому. 0,ни не только разлагали ее морально, но боро¬
лись и против усиления ее технического оснащения. Еще
будучи военным министром, Петэн прямо воспротивился
продолжению линии Мажино на север — мере, которая могла
бы усилить оборону Франции в случае вторжения' Гитлера
через Бельгию и Голландию. Со стороны Петэна это было
открытым предательством интересов Франции.
Не лучше обстояло дело и с военной доктриной. Все выс¬
шие военные руководители Франции были участниками войны
1914—1918 годов. Вейган, предшествовавший Гамелену на посту
главнокомандующего, и сам Гамелен были приверженцами
устаревшей доктрины времен первой мировой войны. Маршал
Петэн, генералиссимус 1918 года, кумир и высший авторитет
в среде французского офицерства, будучи вице-председателем
Высшего военного совета и военным министром, не мог выйти
из-под гипноза того способа ведения войны, который приме¬
нялся под Верденом. А этим способом была позиционная вой¬
на. В ней движение войсковых масс в бою измерялось метра¬
ми, плодами наступления бывала в лучшем случае линия око¬
пов или какой-нибудь узел местного значения. Ни масштабы
свалившейся на них войны, ни требования быстрого и реши¬
тельного маневра на широком оперативном пространстве не
были понятны Петэну и его единомышленникам. Воспитанные
в косности французские генералы прививали эту косность
и офицерскому корпусу. Из решительных людей действия, ка¬
кими должны быть военные руководители, они превратились
в чиновников, старающихся не иметь собственного мнения.
А уж если мнение необходимо было высказать, то оно
314

должно было укладываться в прочно устоявшиеся рамки
рутины. Соображения карьеры и личного благополучия
заставляли их больше смотреть в рот начальству, чем раз¬
мышлять.
Все это самым пагубным образом сказалось и на развитии
двух важных видов оружия, рожденных первой мировой вой¬
ной, — авиации и танков. Французская боевая авиация нахо¬
дилась во власти офицеров-белоручек. Это была армейская
аристократия, перекочевавшая на самолет с вышедшего в от¬
ставку коня. Служба в авиации стала спортом. Летчики гото¬
вились к индивидуальным подвигам, не имея никакого пред¬
ставления о действиях авиационных масс. Они охотно служили
в истребительных частях, но пренебрегали бомбардировочными
и разведывательными частями. Эту черную работу они предо¬
ставляли унтёр-офицерам. О взаимодействии с другими рода¬
ми оружия, о действиях над полем боя французские летчики
не имели представления.
Еще хуже обстояло дело в танковых войсках. Офицеры
других родов оружия смотрели на танкистов сверху в-низ, как
на «механиков». Танкисты были плебеями армии. Они не были
подготовлены к самостоятельным действиям. Танки считались
вспомогательным средством пехоты, неспособным решать за¬
дачи даже самого скромного тактического характера. Кон¬
цепция пассивной обороны, как ржавчина, глубоко проела со¬
знание французских полководцев. Они даже танк стали рас¬
сматривать как оружие оборонительное.
Не увеличится ли эффективность танка, говорили они,
«рассматриваемого ныне исключительно как инструмент на¬
ступления и прорыва фронтов, если использовать его для
обороны? Танк должен быть использован для контрударов по
противнику, дезорганизованному самым фактом своего наступ¬
ления». Эта формула о дезорганизующей роли наступления
обнажает зародыш поражения, таившийся в системе мышле¬
ния французских военачальников. По мнению военных автори¬
тетов Франции, современная оборона стала столь мощной, что
наступающий должен обладать огромным превосходством, что¬
бы решиться на атаку. Они полагали, что атакующий должен
иметь втрое больше пехоты, в шесть раз больше артиллерии
и в двенадцать раз больше боеприпасов, чтобы надеяться сло¬
мить оборону. Все это давало им повод утверждать, будто
Франция, как вооруженная нация, не должна начинать кам¬
панию со стратегического наступления. Такое наступление,
говорили они, означало бы зависимость судьбы всей страны от
случая: «Современным условием «эффективного прикрытия»
служит создание непрерывного фронта, использующего форти¬
фикационные сооружения». Отсюда: линия Мажино, линия
815

Мажино и еще раз линия Мажино! Немногим смельчакам, на¬
поминавшим о том, что лучшим видом обороны является на¬
ступление, приводили опыт войны 1914 — 1918 годов.
По утверждению петэновцев, с ростом мощи артиллерии по¬
ложение атакующего ухудшалось во много раз по сравнению
с положением обороняющегося'.
Но главное было даже не в этом. Главное было в том,
что правители боялись народа. Народ был обманут. Всю силу
ударов правящие верхи направили на коммунистов, патриотов.
Пакт с СССР был фактически разорван. Гитлеровские агенты
рыскали по всей Франции, сидели в правительстве, в палате
депутатов, в сенате, заправляли многими отделами генераль¬
ного штаба. Предателей возглавляли поклонники нацистского
диктатора Петэн и Вейган. Они убеждали французов в невоз¬
можности борьбы с гитлеровской военной машиной.
4
Свет, проникавший сквозь опущенную желтую штору окна,
придавал всей комнате радостный, солнечный вид. За другим,
отворенным, окном слышался слабый шум дождя по листве
деревьев.
Висевший в комнате сладковатый запах постепенно уступал
место влажной свежести, веявшей из парка.
Рузвельт принюхался с недовольным видом. Это не были
духи Элеоноры... Неужели запах остался после Спеллмана?
Рузвельт не удивился бы тому, что душится какой-нибудь
изысканный итальянец, вроде посетившего его в прошлом году
кардинала Пачелли. Но это казалось нелепым в приложении
к маленькому, толстому Спеллману, лоснившемуся с головы
до пят, как хорошо отмытый боров. Архиепископ нью-йорк¬
ский, как заправский гонщик, ездил на автомобиле, учился
управлять самолетом, плавал, катался верхом. Вероятно, он
только не боксировал, чтобы не искушать паству. Казалось,
духи — не его стиль.
Да, положительно странно, что Рузвельт, обычно такой
наблюдательный и уже не в первый раз принимавший Спелл¬
мана, раньше не замечал привычки кардинала душиться.
Впрочем, прежние приемы происходили в Белом доме. А там
все так пропахло затхлостью архивов и вирджинским табаком
прежних президентов, что немудрено было бы не уловить и
более резкий аромат, чем витавший теперь в кабинете Руз¬
вельта.
Частный и притом совершенно доверительный прием кар¬
динала в Гайд-парке состоялся впервые. На таком свидании,
подальше от любопытных глаз, настоял Гопкинс. Правда,
316

Рузвельт и сам склонялся к мысли, что нужно найти путь
к обходу сопротивления, которое евангелическое большинство
Америки оказывало установлению прямой связи с Ватиканом.
Такая связь была необходима. Следовало использовать влия¬
ние католической столицы на Италию и Испанию. Эти страны
должны были войти в «нейтральный блок». Рузвельт замыслил
создать его еще в начале войны в Европе, но не мог найти
способ установить связь с Ватиканом, роль которого в этом
деле ему казалась очень существенной. С одной стороны лицо,
которое осуществляло бы такую связь, должно было быть до¬
статочно аккредитованным, чтобы внушить к себе доверие
папского двора, с другой — не должно было быть прямо свя¬
зано с государственным департаментом. Посылка американ¬
ского посла в Ватикан противоречила бы конституции Штатов.
Выход предложил Гопкинс: направить в Ватикан личного
представителя президента.
Вопрос согласовали с Ватиканом через Спеллмана, кото¬
рый и явился сегодня к Рузвельту, чтобы предложить кан¬
дидатуру на новый пост. В первый момент Рузвельта ошело¬
мило имя Тэйлора. Но, поразмыслив, он оценил тонкость
замысла: протестант по вероисповеданию, Майрон Тэйлор ие
мог вызвать у американцев такого раздражения в качестве
посланца в столицу католицизма, какое вызвал бы право¬
верный католик. К тому же Тэйлор располагал широкими
деловыми связями с правящими кругами Италии и был
не последним человеком в группе Моргана. Попросту говоря,
он был человеком Моргана.
Рузвельт ответил согласием обдумать эту кандидатуру, н'о
высказал это таким тоном, что Спеллман понял: дело сдела¬
но. Единственным условием Рузвельта было сохранение всего
в строжайшей тайне до того момента, когда президент сам
найдет удобным объявить об этом назначении.
Спеллман и Рузвельт договорились по всем пунктам. Раз¬
говор велся в самых дружественных тонах. Перед уходом
кардиналу была даже предложена чашка чаю, несмотря на
совершенно неурочный утренний час. Подчеркивая частный
характер визита, супруга президента сама отправилась про¬
водить гостя.
Рузвельт остался в кабинете один. Он полулежал на сво¬
ем излюбленном красном диване. Мечтательно-задумчивый
взгляд его был устремлен на картину, висевшую над книж¬
ным шкафом. Белый клипер несся по зелено-голубым
волнам, окруженный облачком дымки. Паруса напружини¬
лись, выпятили грудь, кливер вздулся так, словно вот-вот
оторвется от бугшприта и, опережая судно, унесется в при¬
зрачный простор океана...
317

Рузвельт смотрел на картину с таким интересом, будто она
не была ему давным-давно знакома до мельчайших подроб¬
ностей. Видит бог, как ему хотелось бы сейчас очутиться на
палубе корабля, почувствовать под ногами, — именно под но¬
гами, а не под колесами передвижного кресла, — гладкие
доски палубы. И нестись, нестись в бесконечную даль!..
Море было его тайной любовью. Стыдно было признаться',
даже кому-нибудь из сыновей, от которых у него почти не
было секретов, что он всю жизнь так и промечтал о плава¬
нии d далеких морях. Приходилось довольствоваться ко¬
ротенькими прогулками по реке на старом, как мир,
«Потомаке» и вот этими морскими картинами на стенах
кабинета.
Взгляд Рузвельта перешел было к другому полотну, но
тут в поле его зрения попало кресло на колесах. Оно притаи¬
лось между письменным столом и книжным шкафом. Это
было неумолимое напоминание о том, что никогда ни одно
желание Рузвельта-президента, связанное с необходимостью
сделать несколько шагов, не было осуществлено; никогда ни
одной его мечте, связанной с тем, чтобы без чужой помощи
пройти несколько футов, уже не суждено было осуществиться.
Кресло стояло в углу как символ неподвижности, ниспо¬
сланной ему небом.
Было время, когда вынужденная скованность терзала
Рузвельта. Потом это чувство прошло. Он привык к болезни,
почти не обращал внимания на доставляемые ею помехи,
стремился преодолеть их проявлением неистощимой энергии.
Разве только в редкие минуты пессимизма, охватывавшего
президента при неудачах, мысль о болезни возвращалась как
досадное напоминание об его неполноценности.
Убеждение окружающих в том, что жизнь избаловала его
успехом, что его путь был триумфом, гипнотизировала и его
самого. Но в дни, когда трезвость реалиста брала верх над
славословиями и самообольщением, он принимался анализи¬
ровать события. Тогда окружающее представлялось ему со¬
всем не таким радостным:	силы	уходят,	все ускоренней
делается бег жизни; ее неизбежный конец кажется несвое¬
временным и ненужным. Он не может сказать ни себе, ни
другим, что покидает мостик, спокойный за судьбу корабля
Америки...
Острый ,ум государственного деятеля и изворотливого
политика подсказывал ему приближение политического кри¬
зиса, быть может самого большого со времен войны Севера
и Юга. Размышляя над тем, что было сделано и что пред¬
стояло сделать, Рузвельт так оценивал свою задачу: Кинли,
Теодор Рузвельт и Тафт пытались расставить ясные вехи на
318

фарватере, которым должен был плыть государственный ко¬
рабль Штатов. Но они наделали кучу ошибок, подчас очень
трудно поправимых. Вильсон осторожно, с молитвами и ого¬
ворками, пустил корабль в большое плавание по этому дурно
обставленному фарватеру. Но политический климат с тех пор
сильно изменился. Для предстоящих испытаний и бурь ко¬
рабль Вильсона устарел. Ему, Франклину Делано Рузвельту,
предстояло одеть корабль надежной броней и вооружить
современной дальнобойной артиллерией. Если предшественни¬
кам Тридцать второго рисовалась картина главенства США
в западном полушарии, то ему такая концепция уже не пред¬
ставлялась удовлетворительной. По существу говоря, старый
друг Берий Барух только пересказывал его собственные
мысли, говоря недавно на банкете уолл-стритовских тузов:
«Штатам нужна сильная армия и сильный флот; они должны
обладать самым новым, самым совершенным оружием, спо¬
собным внушить уважение всем друзьям я страх любому
противнику. Это нужно не для того, чтобы ринуться теперь
же в войну, исход которой был бы гадательным. Вся военная
мощь Америки понадобится президенту в тот момент,
когда его слово сможет стать решающим при организации
мира...»
Берни молодец: правильная формула! Она должна обуз¬
дать чересчур нетерпеливых. Вместе с тем она покажет изо¬
ляционистам, что правительство Рузвельта вовое н-е соби¬
рается втягивать Америку в заграничные авантюры. Кстати
говоря, об изоляционистах: до поры до времени не следует
мешать им болтать чепуху в конгрессе.
Размышляя о трудностях и опасностях, ожидающих его
теперь в крайне сложной обстановке в мире, Рузвельт вспом¬
нил одно свое заявление о том, что всегда был противником
войны и остался им. Но он поймал себя на другой мысли:
о том, что это чувство брезгливой неприязни к кровавым
расправам было в нем эгоистично. Война представлялась ему
отвратительной лишь тогда, у когда она угрожала Аме¬
рике. Отделенная от его материка двумя океанами, она
была абстракцией. Он зорко следил за тем, чтобы раньше
времени эта абстракция .н'е стала реальностью. Дай волю
военным и забиякам из прессы, они втянули бы Штаты
в плохую историю! Опрометчивая политика может навязать
американцам войну, прежде чем Штаты будут готовы про¬
диктовать условия мира. Его, Рузвельта, задача в том и за¬
ключается, чтобы предоставить войну европейцам, а самому
сохранить силы для водворения мира. Только такой поворот
может обеспечить преимущество в опасной игре. Попробуй
Штаты отказаться сейчас от нейтралитета и открыто стать на
319

ту или другую сторону — это может привести к совершенно
неожиданным последствиям. Представить себе на минуту,
что, став на сторону Англии, Штаты помогают ей прикончить
Гитлера, — и что же? Взбодренная победой дряхлая «влады¬
чица морей» снова окажется на пути американца всюду, куда
бы он ни сунул нос. Придется начинать сызнова кропотливую
борьбу за разрушение Британской империи, по всем данным,
приближающуюся к крушению. Ну, а если Гитлер победит
и Англия окажется на коленях?..
Как поклонник морской мощи США, Рузвельт всю жизнь
искренно и глубоко ненавидел Англию. Когда-то его мечтой
было сравняться с Британией в силе торгового и военного
флотов. Со временем эта мечта переросла в уверенность, что
флот Штатов должен быть и будет сильнее английского.
В представлении Рузвельта это означало, что на смену бри¬
танской морской мировой империи придет американская им¬
перия. Он отдавал себе ясный отчет и в значении воздушных
сил, как длинной руки, способной протянуться к горлу любого
врага и сопер.н'ика на расстояние тысяч миль, чтобы помочь
недостаточно поворотливому флоту. Рузвельт был уверен, что
ни одна страна в мире никогда не сможет не только пере¬
гнать, но даже отдаленно приблизиться к США в мобиль¬
ности промышленности. А это означало, что ни одна страна
не' сможет в короткий срок построить столько самолетов,
сколько построят американцы...
Но он отвлекся в сторону от основной мысли: что будет?
Итак, значит, помочь Англии раздавить Гитлера не входило
в интересы Штатов. Посмотрим теперь на иной вариант:
Штаты бросают гирю на другую чашу весов. Сделать это
было значительно проще, чем оказать помощь англичанам, —
достаточно было прекратить снабжение Англии военными
материалами, сырьем, продовольствием. Остальное Гитлер
доделал бы сам. Что же тогда получится? Ефрейтор сотрет
Англию с лица земли. Этот тип ненавидит Англию ничуть
не меньше, чем Рузвельт, и, что самое забавное, по тем же
соображениям. В случае своей победы Гитлер покончил бы
с английской и французской конкуренцией и поставил бы всю
западноевропейскую промышленность на службу своей воен¬
но-разбойничьей машине. Ничто не помешало бы ему тогда
сбросить намордник американских банкиров.
Что же оставалось? Не вмешиваясь, ждать развития со¬
бытий? Нет, этого нельзя себе позволить. Война, закончив¬
шаяся без миротворческого участия Америки, означала бы
исключение американцев из большой игры. Положение слож¬
ное, но... терпение! Терпение и твердость!
Очень жаль, что среди американских военных мало кто
320

понимает, как осторожно приходится маневрировать. Боль¬
шинство из них, подобно шелопаю Макарчеру, опят и видят,
что уже начали драку...
Все, о чем приходилось раздумывать президенту, приво¬
дило его к мысли, что в Европу необходимо послать своего
доверенного: объехать столицы, повидаться с главами госу¬
дарств, склонить их к решениям, которые нужны Штатам.
Рузвельт хотел бы послать Хэлла, но у старика нехватит сил
для подобной миссии. Заменить его может, пожалуй, Уэллес.
Самнер достаточно надежен, хотя его расторопность и остав¬
ляет желать большего. Можно было бы послать Гарримана—
Уолл-стрит уже не раз выдвигала его на такие дела... Нет,
это опасно. Называясь посланцем Рузвельта, Аверелл будет
смотреть не из его рук... Гопкинс?.. Гарри нужен ему здесь...
Что же, остается все~таки Уэллес.
Рузвельт не заметил, как отворилась дверь и в кабинет
вошел Приттмен. Его шаги скрадывались толстым ковром.
Только когда, убирая посуду, Приттмен звякнул чашкой,
Рузвельт обернулся. Президент достаточно хорошо изучил
своего камердинера, чтобы безошибочно сказать: тот явился
вовсе не за тем, чтобы унести никому не мешавшие чашки.
—	Ну, что там, Артур? — добродушно спросил Рузвельт.
—	Мистер Гопкинс, сэр.
—	Ага! — Рузвельт глянул на часы: вероятно, Гонкинс
торчит тут уже давным-давно. Ведь он сам просил Гарри
прийти пораньше, совершенно забыв, что предстоит всгреча
со Спеллманом. — Так, так... — проговорил он в нерешитель¬
ности. Потолковать сейчас с Гарри и потом продиктовать
Грэйс намеченные письма или, наоборот, сначала отделаться
от писем, чтобы потом вдоволь поболтать с Гарри?.. — А мисс
Грэйс?.. — спросил он.
—	Ожидает в секретарской.
—	Пусть не уходит, я буду диктовать, — решил, наконец,
Рузвельт. — Просите мистера Гопкинса.
Гопкинс вошел усталой походкой. Лицо его было земли¬
сто-серым, и красные глаза свидетельствовали о бессонной
ночи. Рузвельт с беспокойством оглядел своего советника.
—	Открыли нрвый бар в Поукипси? — с напускным гне¬
вом спросил он.
Гопкинс безнадежно махнул рукой: рецидив болезни гро¬
зил вот-вот опять свалить его с ног.
Рузвельт погрозил пальцем.
—	Берите пример с меня: никогда ничего, кроме стакан¬
чика «Мартини» собственного приготовления.
21 Заговорщики
321

—	Если бы я был президентом...
—	К вашему счастью, вы никогда им не будете, Гарри! —
перебил его Рузвельт, хотя сам усиленно рекламировал Гоп¬
кинса как самого надежного кандидата. — Я постараюсь от¬
вести вас, так же как отвел уже чрезмерно драчливого Га¬
рольда и старину Кордэлла.
—	Я в полтора раза моложе Хэлла, — возразил Роп-
кинс, — и мне далеко до забияки Икеса.
—	Но республиканцы наверняка сыграют на том, что
с вами развелась ваша первая жена. У них это будет звучать:
«Она ушла от этого типа». Правда, Кливленд устоял в свое
время, несмотря на гораздо более громкий скандал в личной
жизни, но теперь другие времена. А главное: здоровье, здо¬
ровье, Гарри! — Рузвельт согнул правую руку в локте. — Вот
какие бицепсы нужно иметь, чтобы заниматься черной рабо¬
той президента... Ничего, не смущайтесь, щупайте, пожалуй¬
ста, — и он пошевелил надувшимся мускулом. — Америке ну¬
жен президент моего веса, дружище. Никак не меньше.
—	А Уоллес, Макнатт, Мэрфи?.. Их вес вас не смущает?
—	Никто не станет заниматься ими всерьез, — ответил
Рузвельт. — Если хотите знать, настоящим кандидатом я счи¬
таю пока одного Фарли.
—	А самого себя?
—	Госпожа Рузвельт категорически заявила, что это не со¬
стоится. Да я и сам вижу: еще один срок — и я разорюсь.
Говорят, что и теперь уже для того, чтобы поддерживать
Гайд-парк, приходится кое-что продавать.
—	Обратитесь за помощью ко мне* — шутливо прогово¬
рил Гопкинс.
—	Вы думаете, что на фоне потраченных вашим управле¬
нием девяти миллиардов миллион, который мне сейчас нужен,
прошел бы незамеченным?.. Нет, Гарри. Франклин Рузвельт
может отдать Штатам все, что у него есть, но никогда не
возьмет у них ни цента... Таким прошу вас и описать этого
президента в ваших воспоминаниях.
—	Вы запретили мне писать их.
—	Все равно, когда меня не станет, вы будете писать.
Это выгодно, Гарри: «Дневник того, кто был другом Руз¬
вельта». Но прошу никогда не упоминать, как остро я за¬
видовал Сталину.
—	Я вообще намерен писать одну правду.
—	Правда именно в том, что я вам сказал: я завидую
главе государства, которому не надо думать с том, как
бы не дать своей машине развалиться на ходу. Много ли
таких людей во главе государств и много ли таких госу¬
дарств, где руководитель вместе с народом может зани¬
322

маться изменением климата на радость правнукам?.. Смо¬
трите, — Рузвельт поднял одну из газет, грудою навален¬
ных возле дивана, — они раздумывают над тем, как изме¬
нить снежный покров, как заставить реки течь вспять, чтобы
изменить природу страны.
—	Ну, у нас есть дела понасущней, — пренебрежитель¬
но заметил Гопкинс.
—	Вот, вот! — с энергией воскликнул Рузвельт. — Это
и есть наша самая большая беда: всегда насущное, всегда
только для нас самих, никогда ничего для потомков. Я уж
и не говорю о том, чтобы пофантазировать лет на двадцать
пять вперед, как русские.
—	Далековато...
—	А вот им не кажется далекой и перспектива полу-
столетия! С таким размахом можно кое-что изменить на
земле. Допустите на минуту, что мулы из конгресса предо¬
ставили мне полномочия...
—	Кажется, вы не очень-то заботитесь о полномочиях, —
иронически заметил Гопкинс.
—	Но я не люблю об этом говорить... Так представьте
себе, что я получил свободу действий и могу позаботиться
о Штатах в перспективе, скажем, ста лет...
—	При вашем характере это было бы бог знает что.
—	Вот видите, даже вам это кажется страшноватым! —
Рузвельт рассмеялся с такой искренностью, что заставил
улыбнуться даже Гопкинса. — А ведь только при таких
условиях я мог бы застраховать и себя самого и всех вас от
революции. Призрак коммунизма никогда не доплыл бы до
берегов Америки.
—	Вы предоставили бы ему бродить по Европе?
—	Нет, мы заставили бы его там исчезнуть!
—	Так зачем откладывать это на сто лет? — При этих
словах, сказанных как бы в шутку, Гопкинс настороженно
покосился на Рузвельта, углубленного в рассматривание
какой-то безделушки. — Разве нельзя помочь этому уже
теперь? Если бы Англия и Франция во-время присоеди¬
нили свои войска к финнам, то русские увязли бы в этом
деле...
—	У англичан и французов достаточно дела и без Фин¬
ляндии. Со дня на день можно ждать, что Гитлер разделается
с Францией.
—	Этот вопрос можно было бы уладить.
—	Не понимаю, Гарри.
—	Гитлера можно было бы удержать от решительных
действий, если бы союзники пошли на серьезный разговор
о совместном походе против русских.
21*
323

Рузвельт отложил безделушку и приподнялся на руках.
Он пристально посмотрел на Гопкинса.
—	Вы знаете что-нибудь конкретное?
—	Верховный совет союзников принял бы такое реше¬
ние, если бы Германия согласилась не препятствовать до¬
ставке англо-французских войск к советской границе через
Швецию и Норвегию, — уверенно сказал Гопкинс, все бо¬
лее оживляясь.
—	«Принял бы, если бы согласилась бы», — с некото¬
рым раздражением проговорил Рузвельт. — Мне не нравят¬
ся эти «бы».
—	Их чересчур много?
—	Они просто не в моем характере. Я предпочитаю яс¬
ность.
—	Я щадил вашу щепетильность, патрон.
—	Лучше пощадите мое терпение.
—	Хорошо... При таком варианте наши доллары и оружие,
данные финнам, не пропадут впустую. У финнов будут новые
шансы на выигрыш дела.
От возбуждения, овладевшего Гопкинсом, на его мерт-
венно-желтых щеках появилось подобие краски.
Откинувшись на подушку, Рузвельт некоторое время
молча смотрел в лицо советнику, потом проговорил:
—	А вы подумали о том, что такой «вариант» был бы
шагом к примирению союзников с Гитлером?
—	В этом я не уверен... Война на Западе — одно, а со¬
вместные действия против России — совсем другое.
—	Отвратительный цинизм! Вы допускаете положение,
когда, воюя друг против друга на линии Мажино, немцы
и союзники могли бы сообща сражаться на линии Маннер-
гейма?
—	Совсем не так невероятно.
—	И вы допускаете, что немецкие условия перемирия,
врученные Тевистоку, не привели бы к тому, что мы окажемся
вне игры?.. Лучше оставить этот вопрос, по-ка Уэллес не при¬
везет нам точной картины того1, что там творится.
—	Вы решили послать именно его?
—	Он достаточно непримирим в отношении англичан,
если не считать его пристрастия к английским костюмам.
А из всего, что может произойти в Европе, самым неприят¬
ным было бы, если бы англичане все-таки нашли лазейку
к сговору с немцами помимо нас.
—	Прежде чем восемь тысяч самолетов вашей большой
программы будут стоять в строю?..
—	Восемь тысяч! — насмешливо сказал Рузвельт. — На-
днях я заставлю конгресс принять программу в пятьдесят
324

тысяч самолетов! Ни одним меньше! Кстати о самолетах:
что вы узнали об отношении к моей программе?
—	Ни армия, ни флот не выражают восторга. Только
Джордж, кажется, по достоинству оценивает это мероприятие.
—	Маршалл, как начальник генерального штаба,
не имеет права не понимать: нужно иметь достаточно длинные
руки, чтобы дотянуться до куска, из-за которого идет дра¬
ка. — Рузвельт заметно оживился, как только разговор пе¬
решел на тему создания «большой» военной авиации.—
Если нам придется рано или поздно ввязаться в дело, са¬
мые закоснелые люди поймут, что бомбардировочная авиа¬
ция дальнего действия — вот оружие того, кто хочет дер¬
жать ключи от политики в любом конце света... Не слыша¬
ли, что болтает по этому поводу Линдберг?
—	Дурак!
—	Не так глуп, как подл, — с необычайной для него
резкостью проговорил Рузвельт. — Я не буду удивлен, если
когда-нибудь мне представят его досье как шпиона Гитлера.
—	До этого, может быть, и не дойдет, но работу Линд¬
берг ведет безусловно отвратительную. Он, правда, пере¬
стал пока болтать об устрашающей мощи гитлеровской ар¬
мии и воздушного флота Геринга, однако по поводу наших
возможностей в области авиации отзывается далеко не
лестно.
—	Публично?
—	В частном кругу.
—	Это имеет свое действие?
—	Чаще — да. Но нашелся человек, на которого болтов¬
ня Линдберга подействовала обратно его желанию: вместо
того чтобы испугаться, этот человек решил, что можно най¬
ти надежное противоядие от устрашающих секретов, кото¬
рыми Гитлер собирается шантажировать мир и нас в том
числе... Этот человек говорит, что можно подумать над сред¬
ством, которого испугается сам сатана, а не то что Гитлер...
Мне понравился этот парень.
—	Кто такой?
—	Доктор Ванневар Буш из Массачузетского техноло¬
гического института.
—	Вечно вы откопаете какого-нибудь фантазера.
—	Я осторожно расспросил кое-кого: идея Буша—дале¬
ко не фантазия.
—	Что за идея?
—	Использовать новейшие открытия атомной физики для
военных надобностей.
—	Атомная физика? — удивленно спросил Рузвельт. —
Я в этом мало понимаю.
323

■— Я еще меньше, но Буш говорит, что расщепление
атомного ядра в военных целях, над чем уже работают ядер¬
ники в Германии, Англии и у нас в Штатах, сулит огромные
возможности. Можно сделать бомбу, превосходящую по раз¬
рушительной силе все, что мы способны себе представить...
—	Что-то вроде атомной бомбы?
—	В этом духе... Буш объяснит вам лучше меня.
—	Хорошо, приведите его ко мне... Не откладывайте это¬
го в долгий ящик, — живо проговорил Рузвельт. — Но упа¬
си вас бог консультироваться еще с кем бы то ни было,
пока я не повидаюсь с вашим Бушем. Поняли?
—	Вы, Буш и я?
—	Да.
Гопкинс соединился с нью-йоркской конторой Ванден¬
гейма, но Джона там не оказалось. Его не было и дома на
Пятой авеню и вообще в Нью-Йорке. Наконец он отыскал¬
ся в Брайт-Айленде.
—	Послезавтра — мы в Белом доме, — сказал Гопкинс.—
Тащите вашего Буша. Он будет первым, кого мы примем.
В трубке послышалось такое сопение, что можно было
подумать, будто Джон задыхается, не в силах вымолвить
ни слова. После нескольких междометий он, наконец, про¬
кричал:
—	Гарри... О Гарри!.. Я воздвигну вам золотой мав¬
золей!
—	Эта мерзость понадобится вам раньше моего, — сер¬
дито ответил Гопкинс.
—	Гарри, дружище, — орал Джон, — десять процентов
от этого дела — и вы станете самым богатым президентом
в истории Штатов!
—	Вы осел, Джон! — выходя из себя, крикнул Гоп¬
кинс. — Вы совершенный осел!
И Гопкинс так повесил трубку, что металлическое коль¬
цо вместе с куском эбонита осталось на крючке.
5
Если не считать провала военной диверсии против
Ленинграда, порученной финнам, дальнейший ход событий
после разгрома Польши удовлетворял Гаусса. Страх перед
немедленным столкновением с Россией сковал Гитлера. Для
Гаусса это было хорошим признаком. Но теперь на Гитлера
напал зуд наступления на запад:	покончить	с Францией до
весны 1940 года! К счастью, генеральный штаб все же про¬
326

являл осторожность. Заместитель начальника генерального
штаба фон Штюльпнагель представил фюреру записку о не¬
возможности немедленного наступления на Францию. Вар-
лимонт тоже старательно собирал доказательства тому, что
положение германской промышленности и экономики по¬
зволяет только думать об обороне западной границы и дик¬
тует необходимость повременить с решительным натиском.
Даже Браухич, всегда бывший крайним оптимистом, и тот
противился теперь крупным наступательным операциям.
А Гитлер рвал и метал. После того как Геринг передал
ему содержание разговора с Ванденгеймом, фюрер горел
нетерпением наброситься на Францию. Его навязчивой иде¬
ей стало подписание капитуляции Франции в Компьене. Эта
мания, далекая от каких бы то ни было политических идей
и военных соображений, вызывала к жизни ряд директив
и приказов, последовательно опротестовывавшихся гене¬
ральным штабом из-за полной неосуществимости.
Наконец, собрав в имперскую канцелярию всех руково¬
дящих представителей командования вермахта, всех гене¬
ралов, прошедших польскую кампанию, и всех сидевших без
дела на берегах Рейна, Гитлер предъявил им ультиматум:
шесть недель на подготовку. Генеральное наступление на
Францию начинается с обхода линии Мажино через Бельгию
и район Маастрихта.
Возражать Гитлеру значило рисковать карьерой, а ино¬
гда и жизнью. Такого желания ни у кого из генералов не
было. Они предпочитали молчаливым саботажем доказать
ему вздорность поставленных сроков, хотя по существу пла¬
на — нарушения нейтралитета Бельгии и Голландии — воз¬
ражений ни у кого не было. Это был испытанный способ
осуществления старого плана Шлиффена. Если бельгийский
король предпочитал, как страус, прятать голову под крыло,
чтобы не замечать смертельной опасности, нависшей над
его страной, -— его дело. Но этим следовало воспользоваться.
Очередное совещание, на котором выяснилось, что из по¬
луторамесячной подготовки к сокрушению Франции ничего
не получается, происходило, как всегда, в рейхсканцелярии.
Гитлер был особенно мрачен в тот день. Он нетерпеливо
прерывал докладывавшего Йодля, злобно обрывал генера¬
лов и непрерывно писал что-то на клочках бумаги. К концу
заседания эти обрывки целой стопкой лежали перед ним.
Гаусс ждал, что с минуты на минуту, пользуясь своими запися¬
ми, Гитлер приступит к разгрому генералов, боявшихся присту¬
пать к разгрому Франции. Но все произошло совсем иначе.
В полном молчании Гитлер бесцеремонно оглядел одного за
другим генералов, сгреб в горсть свои записки и, подойдя
327

к камину, швырнул их в огонь. Несколько листков отлетели
в сторону. Гитлер молча указал на них адъютанту. Тот поспеш¬
но подобрал их и тоже кинул в камин. Гитлер стоял и наблю¬
дал, как пламя пожирает бумагу. В огромной комнате царила
тишина. Затем Гитлер повернулся спиной к собравшимся и, ни
на кого не поглядев, ни с кем не простившись, вышел. Его от¬
ступление в обычном порядке прикрывали адъютанты.
За столом продолжало царить недоуменное молчание.
Никто не знал: окончено совещание или Гитлер вернется?
Как решен вопрос и решен ли вообще?
Генералы сидели, не глядя друг на друга. Прошло еще
несколько минут. Гаусс посмотрел на каменно-неподвижное
лицо Кейтеля. На нем, как и полагается, ничего нельзя было
прочесть. Такими же непроницаемыми масками были и лица
остальных. Гаусс отлично понимал, что под напускной бесстра¬
стностью клокочут чувства, отнюдь не сулящие Гитлеру без¬
мятежной уверенности в любви и преданности этих людей.
Гаусс радовался этим чувствам, но и его собственное лицо
не выдавало другим ни этой радости, ни надежд, которые он
возлагал на их оскорбленное самолюбие, на раздражение
одних, обиды других и на общее презрение генералов к
непозволительно третировавшему их выскочке.
Переждав еще некоторое время, Гаусс, ни на кого не
глядя, поднялся из-за стола и неторопливо пошел к выходу.
Уже когда он приближался к двери, за его спиной послы¬
шался шум отодвигаемых стульев. Но он заставил себя и
тут не обернуться. Достаточно было того, что этот шум означал
маленькую победу над презренным ефрейтором.
Из-за системы работы, принятой в окружении Гитлера,
с одной стороны, и вследствие взаимной настороженности,
разделявшей генералов, — с другой, Гаусс не имел представ¬
ления о последствиях, какие имела эта революция в стакане
воды для его коллег. Сам он в следующую же ночь полу¬
чил приглашение к Гитлеру. Встреча произошла с глазу
на глаз.
—	Вы назначаетесь командующим армейской группой
«А», — без всяких предисловий, едва ответив кивком на
приветствие генерала, проговорил Гитлер. — Предлагаю вам
и вашему начальнику штаба...
Он сделал театральную паузу, намереваясь, повидимому,
озадачить Гаусса каким-то неожиданным именем. Но когда
Гитлер выкрикнул имя генерала Манштейна, старик принял
это так, словно дело шло о чем-то вовсе его не интересую¬
щем. Хотя фон Манштейн вовсе не был тем генералом, ко¬
торому Гаусс хотел бы доверить руководство своим штабом,
однако спорить не стоило. Гаусс сделал вид, будто началь¬
на?

ник штаба — лучший подарок. Манштейн был одним из
быстро выдвигавшихся любимчиков фюрера.
А Гитлер с такою поспешностью, словно не хотел оста¬
вить Гауссу возможности вставить хотя бы слово, продолжал:
—	Я отказываюсь от решения немедленно начать широкое
наступление против Франции. — И тут же оговорился: —
Пусть не думают, что меня убедили доводы узколобых спе¬
циалистов из генерального штаба. Ничуть не бывало! Про¬
сто-напросто сегодня ночью мне пришло в голову новое
решение, требующее времени для разработки деталей. С об¬
ходом через Бельгию я сочетаю фронтальный прорыв линии
Мажино...
При этих словах Гаусс ясно представил себе хорошо зна¬
комую картину Вердена. Гитлер с удовлетворением уловил
едва приметное движение седой брови генерала и с особен¬
ным ожесточением выкрикнул:
—	Довольно бабьей болтовни! Дивизией больше или
меньше десятью дивизиями — разве в этом дело, когда речь
идет о моих планах?! Смотрите!..
Он порывисто вскочил и подбежал к огромному столу,
где под ослепительной, низко опущенной лампой зеленело
поле карты.
—	Вот чего они от меня хотели. — Палец Гитлера очер¬
тил широкую дугу над Бельгией и Голландией. — Охвата
флангов по Шлиффену, и только! Дальше этого их фанта¬
зия не идет. А учли они, что все в быстроте? — В голосе Гит¬
лера прорвался страх. — А что, если мы застрянем? Тогда
мы между молотом и наковальней. Быстрота — вот спасе¬
ние! Иначе один чорт знает, что произойдет во Франции и Ан¬
глии, смогут ли там устоять нынешние правительства, не
зашевелятся ли марксисты? Нет, нет, главное — быстрота.
Оглядев генерала, Гитлер с неприязнью проворчал:
—	Я знаю, вы любите медлить. В мыслях, в действиях.—
И внезапно переходя на крик: — Но я помогу вам понять,
что такое быстрота. Вчера ночью я уже продумал средство,
дающее возможность преодолеть сопротивление нашего глав¬
ного врага — времени... — И как будто желая побороть ат¬
мосферу неловкости, он стал выкрикивать слова все бы¬
стрее: — Вы фетишисты:	нельзя .того, нельзя другого!
А я говорю: «Можно все». Я уже открыл формулу опере¬
жения времени. Она доступна каждому школьнику. Завтра
я продиктую ее вам, и вы станете господином будущего...
Вода и воздух... Ах да, еще огонь!.. Все пустяки для девичь¬
их загадок! Я не хочу уткнуться носом в преграды в виде
рек и каналов на голландской равнине. Не хочу! Что там
будут делать мои танки?
329

—	Значение каналов как преграды сильно преувеличе¬
но голландцами,—сердито заметил Гаусс. — Толстухе Виль-
гельмине больше нечем защищаться, как только уверениями,
будто она способна затопить всю свою страну... вероятно,
слезами.
—	Если это и не так, я все же считаю, что мы не долж¬
ны лезть туда, где противник нас ждет. Решающий удар
будет ему нанесен в месте наиболее неожиданном. Вот
здесь!
Широкий ноготь Гитлера уперся в то место линии Мажи¬
но, где за нею простиралась зелено-коричневая полоса леси¬
стых Арденн.
—	Но едва ли тут существуют лучшие условия для ис¬
пользования танков, чем на севере, — сказал Гаусс. — По¬
крытые лесами холмы...
Гитлер не стал слушать.
—	Внезапность удара там, где французы его ожидают
меньше, чем в любом другом месте, компенсирует это не¬
удобство. — И, помолчав, упрямо повторил: — Решающий
удар будет нанесен тут. От него будет зависеть свобода дей¬
ствий Бока. Прорвав линию Мажино, вы стремительно дви¬
жетесь к морю... Противник в клещах. Он капитулирует или
уничтожается. Никаких других решений... Сегодня Ман-
штейн прибудет в ваше распоряжение. Завтра я жду вас
обоих...
В тот же вечер, встретившись с Манштейном, Гаусс по¬
нял, что не слышал от Гитлера ни одной его собственной
мысли. Старику стало ясно, что ловкий генерал «из моло¬
дых», Манштейн, сумел через голову Браухича и Гальдера
подсунуть Гитлеру свой авантюристический план. Манштейн
не мог бы этого сделать без согласия Кейтеля и йодля. Зна¬
чит, ближайшие советники Гитлера были на стороне Ман-
штейна. В таких условиях спорить с ним и с его планом бы¬
ло бесполезно. Сопротивлением Браухича и Гальдера, от¬
стаивавших шлиффеновскую схему как основную, можно
было пренебречь; к тому же здесь, на западном фронте, Гаус¬
су не грозила встреча с Россией — это раз. Скорейшая лик¬
видация французской армии обеспечивала спокойный тыл
Германии ко времени столкновения с Россией, неизбежность
которого становилась все яснее, — это два. Все говорило за
то, что Гаусс должен не только принять новое назначение,
но и постараться как можно лучше и скорее выполнить пред¬
ложенный ему план Манштейна, хотя бы он и был трижды
авантюристичен. Три авантюры ефрейтору уже удались:
Австрия, Чехия, Польша. Почему бы не удаться и чет¬
вертой?
330

Впрочем, скоро Гаусс понял, что ошибся в счете: ту но¬
вую военную авантюру на западе, в которой он сам дол¬
жен был принять участие, следовало считать уже не четвер¬
той, а пятой. Четвертая же прошла на глазах удивленной
Европы раньше. 9 апреля мир узнал об оккупации нацист¬
скими войсками Дании и Норвегии. Правда, еще с месяц
горстка англо-французов держалась у Нарвика, но в конце
концов и ее сбросили в море. Командование союзников про¬
являло значительно меньше рвения в этой жизненно важной
для них операции, чем каких-нибудь два месяца тому назад,
когда речь шла о переброске в Скандинавию и Финляндию
экспедиционных войск для борьбы с СССР на стороне
Маннергейма.
Со Скандинавскими странами как с потенциальной базой
для союзников было покончено.
Окончательная разработка плана Манштейна быстро
продвигалась вперед. Генеральный штаб принимал те¬
перь участие в работе оперативного отдела штаба Гаусса.
Ко времени прибытия Гаусса к своей армейской группе,
то-есть к маю 1940 года, немецко-фашистские силы на запа¬
де были уже доведены до 116 пехотных и 10 танковых диви¬
зий. Они располагались следующим образом:
Армейская группа «Б» силою 28 дивизий занимала фронт
от Северного моря до Аахена. Ее целью был захват Голлан¬
дии и Бельгии и вторжение во Францию на правом фланге
всех сил.
Армейская группа «А» в составе 44 дивизий — на фронте
от Аахена до Мозеля.
И, наконец, на левом фланге:
Армейская группа «Ц» в 17 дивизий, вдоль Рейна, от Мо¬
зеля до швейцарской границы.
Сверх этого в распоряжении Гитлера оставалось еще око¬
ло 70 дивизий. Сорок из них числились в резерве главного
командования. Остальные тридцать он не решался тронуть
со своей восточной границы.
Со стороны союзников немецко-фашистским силам про¬
тивостояли:
51 дивизия армейской группы генерала Бийота — на се¬
вере. Крайний левый фланг Бийота держали 9 английских
дивизий между окончанием линии Мажино у Лонгвн до бель¬
гийской границы и позади этой границы до моря у Дюнкер¬
ка. Потенциальной поддержкой этой группировки должны
были служить еще 32 голландско-бельгийские дивизии, в слу¬
331

чае если бы немцы решили нарушить нейтралитет этих
стран.
Южнее с Бийотом смыкалась группа Претала, и далее
к Швейцарии тянулась группа Бессона общей численностью
в 43 дивизии.
В укреплениях линии Мажино сидели еще с десяток
первоочередных дивизий, изнервничавшихся и наполовину
разложившихся от бездействия за восемь месяцев «странной
войны».
Гауссу оставалось едва достаточно времени, чтобы разо¬
браться в обстановке на месте и познакомиться со своими
командующими. В ночь с 9 на 10 мая по приказу Гитлера
немецкие войска пришли в движение одновременно по все¬
му фронту групп «А» и «Б». Пехота, поддержанная танками
и пикирующими бомбардировщиками, двинулась вперед.
Голландские планы удержать нападающих затоплением
страны оказались чистой фантастикой. Входившие в группу
Бийота англо-французские войска, которые должны были
при первых признаках наступления предупредить врага
и, войдя в Бельгию, занять линию Маас — Лувен — Антвер¬
пен, опоздали.
То, на что вся логика и весь ход исторических событий
указывали как на неизбежность, — гитлеровское вторжение
через незащищенные маленькие страны Бельгию и Голлан¬
дию — состоялось. Предательская политика француз¬
ских генералов во главе с Петэном сыграла свою роковую
роль.
То, что на протяжении двух десятилетий настойчиво вби¬
валось в головы всем французам, военным и штатским, —
неприступность линии Мажино — оказалось трагическим
блефом. Нацистские войска без особого труда просочились
сквозь нее. Их оперативной целью был исторический Седан.
4 часа 30 минут 10 мая. Первые выстрелы пушек, пер¬
вые танки, первые трупы.
Первые тревожные телеграммы с фронта не застали до¬
ма ни премьера Франции Рейно, ни министра обороны Да¬
ладье. Но бывалые курьеры кабинета министров знали, где
им искать своих шефов. Пахнущие порохом и кровью лист¬
ки шифровок не спеша понеслись к Елисейским полям. Не¬
смотря на то, что вражда и соперничество двух членов
кабинета зашли так далеко, что не разговаривали друг с дру¬
гом не только они сами, но даже их подруги, курьеры иска¬
ли министров в одном и том же месте — на Елисейских по¬
лях, в самом шикарном квартале Парижа. «Мики Маус»
332

французского парламента, юркий, стремительный, элегант¬
ный даже в пижаме, Рейно принял драматическую телеграм¬
му в постели своей многолетней любовницы — политической
интриганки, немецкой разведчицы и фашистки графини де
Порт. Вторая телеграмма, адресованная министру обороны
Эдуарду Даладье, была доставлена прямо в особняк комис-
сионерши крупнейших капиталистических объединений Фран¬
ции, итальянской шпионки, и фашистки маркизы де Крюс-
сель д’Юзе.
Острый запах пороха и крови, исходивший от каждого
слова роковых телеграмм, смешался с запахом белья курти¬
занок.
В разных концах мира по-разному реагировали на изве¬
стия о^конце «странной войны», о вторжении Гитлера в ней¬
тральные Бельгию и Голландию.
В Белом доме президент Рузвельт немедленно пригла¬
сил к себе министра финансов Моргентау и отдал приказ
о секвестре всех бельгийских и голландских капиталов
в Соединенных Штатах.
В Вестминстере происходили горячие дебаты о продолжи¬
тельности весенних каникул палаты.
Гитлер, пританцовывая от возбуждения, тыкал корявым
пальцем в клетку канарейки.
—	Сисси!.. О Сисси, ты понимаешь?..
Святейший отец, подыскивая в потрепанном евангелии
убедительные тексты, продиктовал кардиналу Мальоне одно
за другим два послания. Одно содержало благословение ка¬
толикам Франции и Бельгии, подвергшимся нападению Гитле¬
ра. Другое благословляло католиков Германии, напавших на
Францию по согласованному с папой приказу того же Гитлера.
В Варшаве «генерал-губернатор Польши» Франк утвер¬
дил смертный приговор семнадцати польским патриотам,
задержанным при попытке пробраться во Францию, чтобы
хоть там защищать свою отчизну.
В Праге Гейдрих принял доклад о приведении в испол¬
нение приговора над студенткой Марией Жемличковой, воз-
333

дожившей Первого мая красные цветы на могилу неизвест¬
ного чешского солдата.
В тюрьме Бургоса по приказу Франко были задушены
сорок два коммуниста — участника войны за республику.
В такой обстановке начался марш Гаусса к морю. С каж¬
дым днем старик приходил все в большее удивление от того,
с какою легкостью проходила еще одна авантюра ефрейто¬
ра. Но на этот раз сам генерал был душою одного из звень¬
ев этой авантюры. 20 мая он увидел в бинокль темную
полоску моря. К морю были прижаты отрезанные от взаимо¬
действия с соседними войсками все десять английских и не¬
сколько французских дивизий.
Темные силуэты развалин, поднимавшихся над светлой
полосою прибрежного песка, прежде назывались Дюнкерком.
Когда Гаусс опустил бинокль, те, кто хорошо его знали,
были удивлены: на сухом лице генерала появилось подобие
улыбки. Это было так неожиданно и столь непривычно для
окружающих, что все притихли.
—	Теперь мы покажем англичанам, что значит соваться
в войну, — сказал Гаусс Манштейну. — Прикажите Прусту
подтянуть к побережью тяжелую артиллерию. Пусть дасг им
как следует, пока подоспеют танки, чтобы стереть господ
бриттов с лица земли. — И когда Манштейн повернулся бы¬
ло, чтобы итти выполнять приказание, Гаусс бросил ему
вслед: — Оставьте в живых ровно столько, сколько нужно,
чтобы рассказать в Англии, как это выглядит.
6
Если бы не протекция Бена, Неду ни за что не удалось
бы устроиться в истребительную авиацию. Особенно после
того, как медицинская комиссия обнаружила следы ранения,
полученного им в Испании. Но, так или иначе, пройдя уско¬
ренный курс переподготовки, он сидел в «Харрикейне». Эта
устаревшая машина вовсе не казалась ему шедевром, но
Нед смело отправлялся на ней в неравный бой с нацистски¬
ми «Мессершмиттами». А бой был, как правило, неравным,
потому что, изгнанные с мате|рика бомбардировочной авиа¬
цией фашистов, английские авиачасти вынуждены были бази¬
роваться на островные аэродромы. К французскому побе¬
режью они прилетали уже с израсходованным горючим, то¬
гда как немцы, взлетавшие с любого аэродрома Бельгии
334

и Голландии, являлись в бой свеженькими, с баками, полны¬
ми бензина. Ни один французский самолет им уже не
мешал.
Будучи рядовым летчиком, задачей которого был непо¬
средственный бой с летчиками Гитлера, Нед не имел
вполне ясного представления об общем положении на
фронтах войны. Поскольку это представление формиро¬
валось под влиянием лживых сводок французского и британ¬
ского генеральных штабов, оно было далеко от истины. Но,
летая над береговой полосой в районе Остенде и Дюнкерка,
Нед видел, что пространство, занимаемое английскими диви¬
зиями Горта и примкнувшими к ним немногочисленными
войсками французов, с каждым днем сокращается. Он видел,
что черные немецкие разрывы пятнают светложелтый песок
все ближе и ближе к воде. К двадцатым числам мая эти
разрывы уже густо стлались за спиною английских войск.
Перед вылетом 24 мая Нед спросил своего товарища по
звену:
—	Ты видел расположение правого фланга Горта вчера?.
—	Видел.
—	Ты согласишься со мною, что Горт*у ничего не стоило
бы прорвать перемычку и прийти на помощь французам,
которых гунны через день-два опрокинут в море или
истребят?
—	На месте Горта я поступил бы именно так, — ответил
летчик. — Особенно после того, как выгрузилась наша меха¬
низированная дивизия.
—	Так почему же он все отходит и отходит, словно хочет
попасть в такое же положение припертого к морю, в какое
уже попали французы?
—	Об этом спроси Горта.
—	А ты как думаешь?
Летчик пожал плечами.
—	Мне кажется, единственная причина его пассивно¬
сти — нежелание драться.
—	Но ведь от этого зависит судьба северного крыла
французов, а следовательно, судьба всей их армии, значит—
судьба войны! — возбужденно воскликнул Нед.
—	Ты чертовски логичен, мой мальчик, — иронически от¬
ветил летчик. — Но боюсь, что наша логика не подходит
Горту. Нужно прежде всего знать, в какой мере его заботит
судьба северного крыла французов, а следовательно, судьба
всей их армии, значит — судьба этой войны.
—	Ты говоришь ужасные вещи!
—	Я раньше тебя пришел в армию и уже научился по¬
335

нимать генералов. А ты пока еще воображаешь, что они ду¬
мают так же, как мы, маленькие люди.
—	Но ведь и они прежде всего англичане!
—	Совсем не такие, как мы с тобой.
—	Я тебя не понимаю.
—	Как бывший член палаты, ты должен был бы разби¬
раться в этом лучше моего... К тому же, говорят, у тебя за
плечами кое-какой испанский опыт.
—	Он противоречит тому, что я вижу теперь.
—	А мне кажется, наоборот: он дьявольски созвучен про¬
исходящему. По крайней мере, так думают наши ребята. —
Летчик опасливо огляделся. — Один парень, у которого есть
знакомства наверху, говорил мне: если бы наши могли те¬
перь вытащить ноги из истории, в которую попали из-за
Польши, они охотно вернулись бы к системе невмеша¬
тельства.
Команда «по самолетам» помешала Неду ответить. Он
успел только крикнуть собеседнику:
—	По возвращении договорим!
Однако разговору не суждено было продолжение. Не со¬
стоялось и возвращение Неда на его аэродром. В этот день
с ним произошло то, что он уже не раз наблюдал со сторо¬
ны и что всегда приводило его в бешенство против людей,
повинных в наличии на вооружении королевских воздуш¬
ных сил такого старья, как «Харрикейны». Обстрелянный
Недом «Мессершмитт», развязно качнув плоскостями, слов¬
но отряхиваясь от безвредного душа английских пулеметов,
легко ушел из-под огня. Пока «Харрикейн», вибрируя на
крутом вираже крыльями, с натугою дотягивал половину
круга, немец описал полный вираж и вышел Неду в хвост.
Короткую очередь его пушки Нед ощутил всем телом по
хлестким ударам где-то под брюхом машины. Но пока из-
под правого крыла не выплеснуло пламя и черный шлейф
дыма не обвился вокруг фюзеляжа, закрывая от летчика бе¬
лый свет, Нед не хотел верить тому, что это и есть конец.
Хотя опыт и должен был подсказать ему, что все выглядит
совершенно так, как должна выглядеть катастрофа.
Нед ощупал карабины парашюта и освободил защелку
колпака. Дым сразу ворвался в фонарь. Нед плотно сжал гу¬
бы, чтобы не глотнуть жаркого смрада.
В следующее мгновение воздух свистел у него в ушах,
и Нед громко отсчитывал секунды.
Да, все было чертовски правильно. Так, как и должно
было быть. Вплоть до того момента, как Нед почувствовал,
что парашют раскрылся и началось плавное падение. С этой
спасительной секунды начались и сомнения. Нед впервые
336

воспринял море не так, как подобало англичанину, — не
в качестве верного и вечного друга. Несмотря на совершен¬
но ясный и тихий день, несмотря на то, что прибой разбегал¬
ся по пляжу едва заметной кромкой седины, падение в море
не сулило ничего хорошего — вокруг не было заметно ни од¬
ного спасательного катера. Косые трубы одинокого эсминца
быстро исчезли на севере.
Нед был один в огромном 'неподвижном мире. Невесть
куда девались даже окружавшие его недавно самолеты гун¬
нов и свои собственные «Харрикейны». Оглядывая небо, Нед
не видел и их. Кажется, впервые в жизни он с такой полно¬
той ощутил одиночество. Когда несколько темных пятен, ко¬
торые он принял за большие камни, разбросанные на песке
прибрежья, зашевелились, поднялись и побежали, оказав¬
шись людьми, Нед воспринял это как настоящее чудо.
Минутой позже вся острота его чувств была направлена
на то, чтобы угадать, завершится ли чудо его спуском не
в воду, а на спасительный золотой песок пляжа. И когда
парашют потащил его по берегу, он с невольно вырвавшим¬
ся криком вцепился в землю, словно боялся, что направле¬
ние ветра изменится и, поманив его миражем спасения, ута¬
щит обратно в безнадежное море.
Сколько раз Нед слышал песни, читал стихи и романы,
где говорилось, что воздух для летчика — как море для мо¬
ряка, как земля для всякого, другого человека. И сколько
раз Нед убеждался в том, что и моряку и летчику земля так
же мила, как любому человеку, рожденному не летать
и не плавать, а просто ходить. Сколько раз Нед видел: бла¬
гополучно вернувшись с боевого задания, летчик любовно
касается пальцами земли, как величайшей святыни, означаю¬
щей жизнь.
Сам он впервые с такой остротой понял всеобъемлющее
значение слова «земля». Даже жесткая, беспощадно сдираю¬
щая одежду, как огнем, обжигающая тело, забивающая пе¬
ском глаза, уши, рот, — это все же была она, земля.
Однако избавление от неизбежной гибели, только в пер¬
вые мгновения озадачивает солдата. Он очень скоро забыва¬
ет о том, что казалось ему почти чудом.
Через минуту Нед, чертыхаясь, пальцами вычищал песок
изо рта. Попробовал было зачерпнуть в пригоршню воды, но
она, как кипятком, обожгла израненные руки. Он не спеша
стащил с себя остатки изодранной в клочья одежды и вы¬
тряхнул набившийся всюду мелкий морской песок.
Натягивая обратно лохмотья, Нед заметил вынырнувшие
из-за гребня песчаного холма фигуры людей. Очевидно, эти
люди его тоже заметили. Они приникли к земле, почти рас¬
22 Заговорщики
337

пластались по ней и стали приближаться ползком. Нед на*
считал пятерых. Они приближались полукругом, отжимая его
к воде.
Он уже различал их лица, но определить национальность
не мог: одежда их была изорвана почти так же, как его соб¬
ственная, и еще больше залеплена землей.
Нед сделал попытку окликнуть их. Но вместо ответа на
него молча уставилось несколько винтовочных дул.
Его первым движением было повернуться и побежать. Но
он вспомнил, что за спиною море.
В мозгу с поразительной отчетливостью и быстротой про¬
неслась картина серых гор Испании, освещенных закатом,
яркая лента серпантина дороги, скала и бородатые лица
итальянских солдат.
Стиснув зубы, Нед медленно поднял руки.
После каждого разрыва, осыпавшего его песком, Лоран
вскакивал и отряхивался. При этом он так весело смеялся,
словно это не были разрывы тяжелых фашистских снаря¬
дов. Даррак с удовольствием, смешанным с удивлением, по¬
глядывал на товарища: то был уже не прежний Лоран, кото¬
рого мог учить уму-разуму каждый сообразительный нови¬
чок, — он сам поучал теперь не только новичков. Опыт вой¬
ны в Испании оказывался здесь совсем не бесполезным.
Правда, в Испании интернационалистам ни разу не при¬
шлось драться у моря, но это было уж не бог весть какой
хитростью — приспособиться к укрытию в песчаном грунте.
Каменистые склоны Гвадаррамы это было потрудней!
Каждый фашистский снаряд приносил там двойной ущерб:
вскинутые от взрывов камни свистели ничуть не хуже
осколков. И ранили они бойцов тоже достаточно основательно.
А тут...
—	Всю бы жизнь воевал на такой земле! — весело ска¬
зал Лоран, отряхиваясь от песка.— Нужно попадание в глаз,
чтобы снаряд причинил тебе вред.
—	Да, авиационные бЪмбы хуже, — согласился Даррак,
выдувая песок из затвора винтовки.
—	Один чорт, — беспечно отозвался кто-то из бойцов. —
Только песка летит на тебя вдвое больше, вот и все.
Артиллерийские снаряды и бомбы, обильно рассыпаемые
немецко-фашистскими самолетами по всему побережью,
действительно причиняли войскам урон значительно мень¬
ший, чем могли бы причинить в другой местности. В течение
нескольких дней, что они здесь находились, солдаты 145-го
стрелкового полка привыкли к обстрелу. Они больше досадо¬
555

вали на то, что вскидываемый разрывами песок портит им
пищу, и без того более чем скудную, чем-на опасность для
их жизни. Дело с пищей обстояло из рук вон плохо. Скоро
неделя, как немецкие мотомехвойска, как в масло, вошли
в гущу армии генерала Бийота и отсекли от его главных сил
четыре дивизии, занимавшие левый фланг, смыкавщийся
с расположением английского экспедиционного корпуса. Три
дня эти четыре дивизии тщетно пытались прорвать немецкую
перемычку, чтобы соединиться со своими. В ожесточенных
боях они потеряли больше половины личного состава, но все
же плодом этих усилий было то, что немцы топтались на
месте, не будучи в состоянии расширить свой клин.
От 145-го полка французов почти ничего не осталось.
Командование полком примял на себя командир шестой роты
капитан Гарро. За две недели похода он утратил всю эле¬
гантность и стал как две капли воды похож на своих сол¬
дат; исхудалый, обросший бородой, с голыми коленями, тор¬
чавшими из дыр брюк, изодранных в перебежках.
Гарро скептически оглядел нескольких солдат — все, что
осталось от его роты. Оборванцы, настоящие оборванцы! Да¬
же неловко, если французская армия будет представлена
у англичан в таком виде. Но зато это лучшие люди полка.
С опытом гражданской войны в Испании. На таких можно
положиться. Уж если он поручит им добраться до англичан,
эти доберутся. И, как это ни противно было бы узнать госпо¬
дам генералам, лучшими из этих лучших являются вон те двое—
Даррак и Лоран. Гарро задним числом благодарен покой¬
ному полковнику за то, что тот послал ко всем чертям поле¬
вого жандарма, уже во время боев явившегося в полк с ор¬
дером на арест солдат-коммунистов. Гарро отлично^ помнил
эту сцену.
—	Я не хочу знать, коммунисты они или нет! — кричал
побагровевший полковник. — Для меня они французы, явив¬
шиеся по призыву Франции защищать ее безопасность
и честь. Они мой солдаты, — полковник крепко ударил себя
в грудь, — мои! На груди одного из них, капрала Даррака,
военная медаль. А вы хотите приравнять их к каким-то ма¬
зурикам. Не выйдет!
Жандарм угрожающе взмахнул каким-то листком.
—	Министр внутренних дел республики мосье Сероль не
позволит вам испортить эту блестящую сводку! Так или ина¬
че мы достанем этих ваших коммунистов, будь они даже уве¬
шаны военными медалями с головы до пят! Министром внут¬
ренних дел республики мосье Серолем издан декрет о введении
смертной казни для всякого, кого мы заподозрим в коммуни¬
стической пропаганде. — И многозначительно заключил: —
22*
339

Вам, должно быть, не известно, мой полковник, что понятие
пропаганды довольно условно...
Тут голос полковника стал вдруг необычайно спокой¬
ным.
—	Мне все известно, милейший, — проговорил он. —
И прежде всего я знаю, что в вашем распоряжении ровно
десять минут, чтобы выйти за пределы арьергардных па¬
трулей моего полка. Если это вам не удастся, я повешу вас
как агента врага, пролезшего в мой тыл с целью убийства
воинов Франции.
Повидимому, жандарм отправился восвояси бегом, так
как Гарро не видел его болтающимся на осине. В том, что
полковник исполнил бы свою угрозу, у капитана не было ни
малейших сомнений.
Когда посланец министерства внутренних дел исчез, пол¬
ковник поднял оброненный им листок — тот самый, которым
размахивал жандарм. Просмотрел его и с миной отвраще¬
ния передал Гарро. Капитан прочел:
«Сводка министерства внутренних дел:
Мандаты коммунистических депутатов аннулированы.
300 коммунистических муниципалитетов распущены. В об¬
щей сложности 2 778 коммунистических избранников лишены
своих полномочий. Закрыты две ежедневные газеты: «Юма-
ните», выходившая тиражом в 500 тысяч экземпляров, и «Се
суар» с тиражом в 250 тысяч экземпляров, а также 159 дру¬
гих изданий коммунистической партии. Распущено 620 проф¬
союзов, контролировавшихся коммунистами или людьми, по¬
дозреваемыми в проведении коммунистических взглядов.
Произведено 11 тысяч обысков. Отдано распоряжение о лик¬
видации 675 политических организаций коммунистического
направления. Повсеместно организованы облавы на активи¬
стов компартии. Арестовано 3 400 активистов. Большое число
членов компартии и подозреваемых в пособничестве им и
сочувствии им интернировано в концентрационных лагерях.
Вынесено 8 тысяч судебных приговоров деятелям коммуни¬
стической партии...»
—	Это во Франции... В нашей Франции!.. Не могу чи¬
тать!— с возмущением воскликнул Гарро.
Полковник молча взял у него листок и швырнул
в огонь...
Полковника уже не было в живых. Не было «в живых и
ни одного из командиров его батальонов, ни одного из коман¬
диров первых пяти рот, поочередно заступавших хместо
командира полка. Так дошел вчера черед до Гарро.
Капитан сказал «взводу» из четырех солдат под коман¬
дой капрала Даррака:
340

—	Если мы и сегодня не войдем в соприкосновение с ан¬
гличанами, фрицы перемелют нас, как кофейные зерна
в мельнице.
—	А вы уверены, что господа англичане хотят «соприкос¬
новения», мой капитан? — спросил Даррак офицера с про¬
стотой, рождаемой долгим совместным пребыванием в тяже¬
лой боевой обстановке.
—	Наши союзники не могут не понимать, что к моменту,
когда они начнут наступление на юг, им нужно находиться
в тесном контакте с нами.
—	А у вас, мой капитан, еще сохранилась надежда на то,
что они предпримут такое наступление?
—	От этого зависит судьба всего северного крыла наших
армий.
Даррак громко вздохнул:
—	Наши армии!.. Хотел бы я верить в то, что их судьба
заботит англичан.
—	Вы говорите о наших союзниках, капрал! — строго
сказал Гарро.
—	Сейчас нас никто не слышит, мой капитан. Позволю
себе сказать: какие это, к дьяволу, союзники! Они же видят,
что еще несколько дней — и положение станет непоправи¬
мым. Настолько непоправимым, что может стоить жизни
Франции. Если англичане теперь же не используют
отсутствия у немцев танков на этом участке и не ударят
на юг...
—	Вы слишком много понимаете для простого капра¬
ла,— перебил его Гарро. — Слишком много. И... чересчур
волнуетесь, а волнение затемняет мысли.
—	А вы можете не волноваться, когда речь идет о судь¬
бе Франции, мой капитан?
Гарро молча пристально посмотрел на Даррака.
—	Кажется, вы правы... От того, узнают ли англичане,
что сейчас и только сейчас они должны направить удар на
юг, зависит судьба нашей Франции... Они должны это по¬
нять. Если этого не могут сделать наши министры по теле¬
графу между Парижем и Лондоном, то сделаем мы с вами.
Тут мы будем говорить с английскими солдатами, такими
же, как мы с вами. Они не могут не понять нас, Даррак! Одним
словом... — Капитан Гарро обернулся к яме, вырытой в пе¬
ске и накрытой двумя рваными шинелями: — Лейтенант Жи¬
ро!.. Примите команду. Я ухожу на час или два.
Выползший из ямы лейтенант, такой же оборвыш, как
все вокруг, удивленно уставился на Гарро.
—	Мой капитан...
—	Необходимо установить крепкую связь с ближайшей
341

английской частью, — строго сказал Гарро. — Это важное,
очень важное дело, Жиро. Я должен его сделать сам. —
И снова обращаясь к Дарраку: — С вашими людьми мы это
сделаем, капрал!.. Пошли.
Гарро, Даррак, Лоран и еще двое солдат и были теми
людьми, которых часом позже увидел Нед. А еще через час
все шестеро добрались до штаба английской бригады. Гарро
узнал о том, что только вчера на берег выгрузилась механи*
зированная дивизия англичан. Офицеры бригады с часу на
час ждали приказа о наступлении на юг. Слабость немецкой
клешни, которой Гаусс пытался расчленить силы, угро¬
жающие правому флангу фашистов, была известна англи¬
чанам.
—	Приказ о наступлении, на мой взгляд, — дело часов,—
с уверенностью проговорил англичанин, командир брига¬
ды. -А о том, что гунны в этом месте и в данное время
слабы, знает и наше высшее командование. Лорд Горт —
решительный человек. Если он предпримет наступление, мож¬
но сказать с уверенностью: гуннам придется плохо. Клешня,
которую они засунули между нами и вами, будет отрублена.
Это может стать поворотным пунктом в ходе всей кам¬
пании.
—	Вы совершенно правы, сэр, — сказал Гарро.. — Я могу
сказать своим солдатам, что наше дело в дружеских и надеж¬
ных руках.
—	Хорошо сделаете,—уверенно проговорил англичанин,—
если сумеете передать эти ободряющие слова и остальным
полкам французских дивизий, попавших в то же положение,
что и мы.
Когда Гарро вышел из развалин домика, где помещался
штаб бригады, глазам его представилось странное зрелище:
загорелый здоровяк в форме английского сапера, полуобняв
Даррака и Лорана, хлопал их по спинам так, что от их изо¬
дранных мундиров поднималась пыль. В свою очередь, эти
двое молотили по шине сапера. Столпившиеся вокруг них
солдаты хохотали во все горло. Французы даже приплясы¬
вали от удовольствия.
—	Понимаете, мой капитан, — в восторге крикнул один
из солдат, пришедших с Гарро, — этот английский парень ока¬
зался товарищем Даррака и Лорана: он тоже побывал в Ис¬
пании.
Гарро подошел к саперу и протянул руку.
342

Увидев офицерские погоны, англичанин вытянулся.
—	Капрал Нокс, сэр!
—	Счастлив пожать вашу руку, капрал.
Нокс проводил французов до последнего английского по¬
ста. Расставаясь, Лоран сказал ему:
—	Надеюсь, ребята, вы поторопите вашего Горта? Дело
не терпит. Если еще есть время дать фашистам под зад, то
скоро его не будет. Втолкуйте это вашему старику.
Нокс, быстро оглядевшись, шепнул на ухо Лорану:
—	Скажи своим, чтобы они не слишком полагались на нас,
товарищ. У нас ходят плохие слухи... Наши генералы ничем
не отличаются от ваших. Понял?
Лоран молча кивнул головой и поспешил вдогонку за
удалявшимися товарищами. Нокс долго смотрел им вслед.
На обратном пути он сердито проворчал, ни к кому не обра¬
щаясь:
—	Неужели никто не может втолковать им там, в Лондоне,
что речь идет о крови нескольких миллионов людей, живых
людей?..
—	Что вы сказали, капрал? — спросил один из сопровож¬
давших его саперов.
—	Я сказал, что охотно дал бы отрубить себе руку ради
того, чтобы иметь право прийти на помощь этим ребятам.
—	Бедные парни, — покачав головою, пробормотал сол¬
дат. — Небось, у каждого из них...
—	Помолчи в строю! — сердито оборвал его Нокс, заме¬
тив приближающегося офицера. — Словно без тебя неизвест¬
но, что они такие же парни, как мы с тобой, и что у каждого
из них есть мать и жена, как у нас с тобой.
—	И что каждый из них так же, как мы с тобой, не пони¬
мает, ради чего он должен подохнуть в этом песке, — пробор¬
мотал солдат.
Нокс сделал вид, будто не слышал, и с напускным гневом
прикрикнул.
—	Помалкивать в строю!
А сам с удовлетворением отметил:' работа начинает давать
плоды. И, кажется, совсем не плохие!..
Но' в этот момент в воздухе послышался характерный пре¬
рывистый вой моторов. Нокс тотчас опознал новые пикирую¬
щие бомбардировщики гуннов. Их было много. Трудно было
предположить, чтобы такое количество самолетов стало охо¬
титься за его крошечным патрулем. Неподалеку от бросив¬
шихся ничком англичан взметнулся черный султан разрыва,
ослабленного действием глубокого песка.
343

Немцы пикировали один за другим. Нокс удивлялся все
больше: столько бомб ради десятка солдат?! Но скоро он пе¬
рестал удивляться: пикировщики подходили отряд за отрядом.
Они бомбили патруль, полк, бригаду, все соединение, все по¬
бережье, крошечной живой частицей которого был он, капрал
Нокс.
Он хорошо знал: при такой плотности бомбежки даже пе¬
сок не спасет от тяжелых потерь. Налет будет стоить много
английской крови. Много больше, чем стоил бы хороший ры¬
вок к югу, на разгром «клешни» Гаусса...
7
Лондон был затемнен. Автомобиль с притушенными фара¬
ми, выехав со стороны Стрэнда, нырнул под арку и остановил¬
ся за углом адмиралтейства. Шеф вылез и пошел вдоль
здания. Окна огромного фасада смотрели черными прямо¬
угольниками в серую муть майской лондонской ночи. Никто
не сказал бы, что за этими слепыми глазницами британского
адмиралтейства, в комнатах первого этажа, оборудованных
под штаб-квартиру недавнего морского министра, а ныне уже
премьера Англии Уинстона Черчилля, бьется жизнь.
В то время когда шеф по-стариковски неторопливо огибал
фасад, в одной из комнат премьера, погруженной в полумрак,
заканчивался негромкий разговор трех мужчин. Одним из них
был сам Черчилль, другим—мало известный вне ученых кругов
физик, профессор Линдеман, третьим — тоже ученый, спе¬
циалист по атомному ядру, профессор Блэкборн.
Всякий, кто неожиданно вошел бы в комнату и уловил тон
разговора, должен был подумать, будто речь идет о самых
обыденных, простых предметах. Так спокойно, не торопясь го¬
ворили все трое. Только горки пепла в двух пепельницах да
плававшие под потолком клубы сизого дыма от огромной чер¬
чиллевской сигары могли навести на мысль, что эта простая
с виду беседа потребовала значительного напряжения по край¬
ней мере от двух из троих присутствующих. Пепла не было
только перед Блэкборном.
Речь шла о совершенно новой проблеме, поставленной пе¬
ред британскими учеными премьером от имени правительства.
Черчилль не открыл физикам, что мысль о самой этой пробле¬
ме не принадлежит ему, а принесена английской секретной
службой из-за океана. По данным разведки, одно из крупней¬
ших американских военно-промышленных объединений нача¬
ло исследования в области расщепления атомного ядра, имея
в виду применение энергии этого процесса с.целью разруше¬
ния. У Америки еще не было никаких врагов, она ни с кем
344

не воевала. Повидимому, президент Рузвельт проявлял тут
дальновидность, корни которой уходили в одному ему извест¬
ные планы. Но если Рузвельт по секрету ото всех занимался
такими проблемами в предвидении возможной схватки,
то Черчилль считал тем более необходимым, также в секрете,
заняться ими, поскольку Англия была вынуждена драться
с вызванным ею самой из ада чудовищем гитлеризма. Премь¬
ер спросил Линдемана и Блэкборна:
—	Если Гитлер начнет шантажировать нас угрозой приме¬
нения нового, невиданного доселе оружия, стоит нам прини¬
мать это всерьез? Считаете ли вы, что при современном со¬
стоянии физики можно угрожать нам бомбами, действие
которых основано на расщеплении атомного ядра? Действи¬
тельно ли так велика сила подобного процесса, что взрыв
обычной бомбы или снаряда в сравнении с ним является чем-
то вроде елочной хлопушки? Верно ли, что для изготовления
подобных атомных бомб требуется огромное количество ура¬
новой руды, из которой должна быть извлечена лишь микро¬
скопически ничтожная доля, полезная для данной цели? Распо¬
лагает ли Германия необходимыми запасами уранового сырья?
Как велики должны быть затраты на организацию производ¬
ства подобных бомб? Имеются ли в пределах нашей империи
запасы урановой руды? Располагаем ли мы людьми и сред¬
ствами для ведения подобных работ у себя?
Карандаш Линдемана быстро бегал по блокноту. Блэкборн
снял с пальца золотой обруч кольца, надел его на карандаш
и принялся вращать размеренными ударами пальца.
—	Слишком много вопросов, — сказал он, когда Черчилль
умолк. — Если вы способны помнить все это, лучше задавайте
нам вопросы по одному.
—	Идет! — ответил Черчилль. — Но сначала еще несколь¬
ко слов. — И он с прежней стремительностью проговорил: —
Основательно ли мнение некоторых людей, что на извлечение
эффективной частицы урана потребуется несколько лет рабо¬
ты ученых? Верно ли, что цепной процесс может осуществить¬
ся только при концентрации большого количества добытого
урана в одном месте? Нет ли опасения, что, пустив в ход
этот процесс, мы утратим над ним контроль?
—	И весь мир взлетит на воздух? — с улыбкой спросил
Блэкборн.
—	В этом роде.
—	Начнем по порядку... — спокойно сказал Блэкборн и
пустил кольцо вокруг карандаша вдвое быстрее.
Ответы на вопросы премьера и его новые вопросы заняли
больше двух часов. Все стало более или менее ясно. Черчилль
убедился в том, что может пустить в ход машину подготовки

производства нового оружия. А ученые поняли, что со стороны
правительства не будет задержки ни в деньгах, ни в людях.
Черчилль сказал:
—	Едва ли не самое важное в этом деле — монополия.
С кем бы нам ни пришлось воевать, кто бы ни стал в этой
войне нашим союзником, таким оружием должны обладать
мы, и только мы. Я хочу, чтобы вы, джентльмены, поняли:
подобное оружие не только средство подавления противника,
но в не меньшей мере и способ воздействия на союзни¬
ков. Сейчас я даже не стал бы решать, что важнее и что
труднее.
—	В области науки нег и не может быть монополии, —
ворчливо возразил Блэкборн. — Наука всегда двигалась впе¬
ред и всегда будет двигаться только благодаря обмену зна¬
ниями между народами всего мира. Нет изолированного зна¬
ния. Его нельзя запатентовать.
—	Но его можно скрывать.
—	Чтобы топтаться на месте? — презрительно выговорил
Блэкборн.
—	Нет, чтобы обогнать других! О том, что немцы работа¬
ют в этой области, вы знаете сами.
—	И мы немало почерпнули у них, — заметил Линдеман.
—	Наша разведка постарается, чтобы вы и дальше могли
это делать. Но приложим же все усилия к тому, чтобы немцы
не могли почерпнуть у вас ни йоты.
—	Нам могло бы помочь общение с русской наукой, —
сказал Линдеман.
Черчилль испуганно взмахнул рукой:
—	Вы в своем уме?! Сегодня мы деремся с немцами, по¬
чем вы знаете, с кем мы будем драться завтра?
—	Кажется, я вас понял, — ответил Линдеман и в раз¬
думье закивал головой.
—	Если вы хотите непременно общаться с русскими —
валяйте. Но так, чтобы выудить от них все полезное, не дав
им ни крупицы своего. Дезориентируйте их, путайте, мешай¬
те им. Помните: Россия — вот наш враг номер один.
—	Я вас понял, — повторил Линдеман.
—	А я не понял и не желаю понимать,—резко проговорил
Блэкборн. — Мы хотим победы над Гитлером и должны объ¬
единить свои усилия со всеми, кто хочет того же.
Черчилль остановился напротив Блэкборна, хмуро глядев¬
шего на вращающееся, словно заколдовавшее его кольцо на
карандаше.
Несколько мгновений премьер пытался поймать взгляд
ученого. Но тот сидел насупившись, не поднимая глаз, при¬
крытых кустами косматых бровей.
346

Сдерживая раздражение, закипавшее в нем против этого
не в меру спокойного и самоуверенного старика, Черчилль
деланно-спокойно проговорил:
—	Давайте раз и навсегда разделим функций: наука —
ваша, политика — моя.
Блэкборн, попрежнему не глядя на него, проворчал:
—	Я хочу знать, ради чего работаю.
—	Ради спасения Англии! — внушительно проговорил Чер¬
чилль.
—	Это уже цель, —» согласился Блэкборн. — Если я буду
в этом уверен...
—	Не сегодня — завтра немцы убедят вас в этом, — ска¬
зал Черчилль.
Тут Блэкборн, кажется, впервые оторвал взгляд от колеч¬
ка, чтобы вопросительно взглянуть на премьера. Но тому уже
не пришлось пояснять своего загадочного заявления — теле¬
фон возвестил о прибытии нового гостя.
Черчилль поспешно проводил ученых в дверь, противопо¬
ложную той, в которую через минуту, устало шаркая подош¬
вами, вошел шеф. Черчилль пошел ему навстречу, протянув
обе руки. На дряблом лице премьера появилась было радост^
ная улыбка, -но тотчас же и сбежала, едва он вгляделся
в черты гостя.
—	Вы не в своей тарелке? — озабоченно проговорил Чер¬
чилль.
—	Если бы можно было заставить колесо жизни вра¬
щаться в обратную сторону, все пришло бы в полный по¬
рядок.
—	Как часто у меня появляется подобная мысль! — с на¬
пускной грустью сказал Черчилль. — Но на мою бедную го¬
лову свалилось слишком много дел, чтобы оставить ей время
для подобных пессимистических размышлений. Хорошо, что
движение времени становится заметно только тогда, когда
встречаешься со сверстниками.
—	Вы никогда не отличались способностью говорить ком¬
плименты, сэр, — с кислой улыбкой ответил шеф.
—	Но сейчас вы увидите: уже самое приглашение сюда
сегодня является высшим комплиментом, какой вам может
сделать премьер правительства его величества... Думаете ли
вы, старина, что король поставил меня за руль для того, что¬
бы привести наш корабль к крушению?
Шеф сделал слабое движение протеста:
—	О, сэр!
—	Я того же мнения: Уинстон Черчилль мало подходит
для роли факельщика империи, а?
—	Странно говорить на эту тему, сэр.
347

—	Мы вступаем в трудную полосу, старина. Чертовски
сложный фарватер.
—	Но руль в достаточно крепких руках, мне кажется.
Черчилль вытянул короткие руки с мясистыми, перетяну¬
тыми многочисленными складками ладонями, словно подтверж¬
дая слова собеседника.
—	Плавание тоже не из легких, — сказал он.
—	Да, наших начали крепко бомбить под Дюнкерком.
—	Ничего, пусть побомбят, — небрежно проговорил Чер¬
чилль. — Иначе создалось бы впечатление, будто мы отлыни¬
ваем от войны.
—	Потери увеличиваются с каждым днем...
—	Тысячью меньше или больше — разве в этом дело, ко¬
гда происходит такое... В Кале нам пришлось пожертвовать
лучшими полками...
—	Говорят, из Кале удалось эвакуировать едва тридцать
человек из четырех тысяч?
—	Этого требовал престиж Англии. Мы не можем ставить
под подозрение наше желание сражаться с Гитлером.
—	Донесения Горта говорят о том, что он готов под¬
держать этот престиж. Его удар на юг может спасти поло¬
жение...
Заметив, что Черчилль сумрачно молчит и брови его все
больше хмурятся, шеф неопределенно закончил:
—	Так говорят военные.
—	Все это, конечно, так... — неторопливо ответил Чер¬
чилль. — Но кто поручится за то, что Франция поймет, откуда
пришло спасение?.. И не кажется ли вам, что, встретив черес¬
чур сильное сопротивление на западе, Гитлер потеряет охоту
драться на востоке и что все мы завязнем в битве на годы,
к удовольствию России?
—	Да, обжегшись о стакан, боишься браться за кружку.
—	Вот именно.
—	Обжечься неприятно. Это пугает. Было бы грустно,
если бы Гитлер... — мямлил шеф.
—	Пожалуй, для общего дела было бы полезней, если бы
его не слишком сильно пощипали во Франции, а?
—	Вот именно.
—	Не кажется ли вам, мой старый друг, что в данный мо¬
мент это зависит от нас, а?
—	Вы говорите о повороте Горта на юг, сэр?
Черчилль подошел к шефу и положил ему руку на плечо.
—	Вы всегда понимали меня с полуслова, старина.
—	Но не раздавят ли гунны дивизии Горта своими танка¬
ми? Донесения говорят, что Гаусс поспешно вытаскйвает тан¬
348

ки из боев в центре, чтобы бросить их к Дюнкерку. Это будет
кровавая баня для англичан, сэр.
—	Да, мы не можем отдать наших славных ребят на
истребление гуннам... Не можем. Англия никогда нам этого
не простит.
—	У них только два выхода: удар на юг, на соединение
с французами, или...
Шеф внезапно умолк, как будто испугавшись того, что
стояло за словами, которые должны были у него вылегеть.
Но короткие пальцы премьера ободряюще подтолкнули его
в плечо-.
—	Ну же!..
—	Или быть опрокинутыми в море... Этого Англия тоже
не простила бы ни одному правительству.
Черчилль тихо рассмеялся:
—	Вы упустили третий выход.
Шеф поднял на него вопросительный взгляд.
—	Мы можем вытащить их из ловушки, — быстро про¬
говорил Черчилль. — Вытащить и привезти домой.
—	Вы слишком дурного мнения о гуннах, сэр, — обеспо¬
коенно возразил шеф. — Их авиация не подпустит к берегу
ни одного нашего судна, а танки тем временем превратят
наши дивизии в кашу из крови и песка... Все-таки лучший
выход для Горта — удар на юг.
—	А если бы немцы узнали, что мы не хотим бросать
Горта на юг? Что наши мальчики покинут материк, не сделав
больше ни одного выстрела?
—	Покинуть Францию на произвол судьбы?
—	Франция с нашей помощью — камень, которым Гит¬
лер может подавиться. Франция без нашей помощи — кусок
мяса, который может разжечь аппетит зверя и укрепить его
силы для прыжка на восток.
—	А если... на запад, через, канал? — усмехнувшись, спро¬
сил шеф.
Черчилль отвел взгляд.
—	Если бы кто-нибудь мог об этом договориться с ни¬
ми, — неопределенно проговорил он.
Шеф с усилием поднялся с кресла и, попрежнему шаркая
подошвами,.прошелся по кабинету. Он снял с камина малень¬
кое бронзовое изображение якоря, повертел его в худых
узловатых пальцах подагрика и, постукивая лапой яко¬
ря по мрамору каминной доски, как бы про себя про¬
говорил:
—	Англичане всегда были реалистами. Если интересы
Англии требуют того, чтобы договориться... — Острая лапа
маленького якоря оставляла матовые штрихи на мраморе

камина, но старик продолжал все так же методически по¬
стукивать в такт медленно цедимым словам: — Англичанин
всегда найдет путь, чтобы договориться как джентльмен
с джентльменом.
—	Ах, мой старый друг, — со вздохом опустившись
в кресло и мечтательно глядя в потолок, произнес Черчилль,—
если бы Гитлер поверил тому, что наша механизированная
дивизия, только что высаженная у Дюнкерка, погрузится
обратно на суда, не сделав ни одного выстрела; если бы он
поверил тому, что Горт не начнет наступления на юго-восток,
чтобы выручить левое крыло французов; если бы, наконец,
этот паршивый ефрейтор поверил тому, что десять	дивизий
Горта покинут берега Франции!..
—	Гитлер всегда представлялся мне достаточно реальным
человеком, чтобы не попасться на такую удочку.
—	Что вы называете удочкой, старина?
—	Ваши предположения, сэр, — не без иронии произнес
шеф.
Черчилль недовольно поморщился.
—	Будем называть это размышлениями, если вам так
удобней, сэр, — со-гласился шеф.
Черчилль кивнул головой. Складки оплывшего под¬
бородка легли на оттопыренную бабочку голстука. Теперь
маленькие глазки премьера были исподлобья устремлены на
шефа, застывшего у камина. Тот же продолжал небрежно
играть якорем. Даже нельзя было понять, слушает ли он
премьера. И, в свою очередь, невозможно было понять, инте¬
ресуется ли премьер тем, чтобы его слышали. Он рассеянно
повторил в пространство:
—	Если бы ефрейтор поверил тому, что мальчики Горта
вернутся в Англию!..
—	Покинув Францию на произвол судьбы? — не оборачи¬
ваясь, спросил шеф.
—	На протяжении последних четырех столетий французы
не слишком заботились о судьбе Англии. Если верить исто¬
рии, судьба всякого народа — дело его собственных рук.
—	И совести, — вставил шеф.
—	И совести,—повторил Черчилль и помолчал. — Как это
ни противно даже на миг и хотя бы мысленно очутиться
на месте такого негодяя, как Гитлер, но я ставлю себя сейчас
на его место: что пришло бы мне в голову, если бы я на его
месте... да, на его месте, — подчеркнул Черчилль, — сделал
допущение насчет Горта и наших ребят, которые топчутся на
берегу под Дюнкерком?..
—	И которых с каждым днем все крепче поджаривает
авиация гуннов.
350

—	Что пришло бы мне в голову?.. Я, вероятно, сказал
бы: пусть англичане уберут с материка свои дивизии и не
угрожают ими моему правому флангу. Тогда я. прикажу тан¬
кам остановиться, не итти к берегу и не мешать английским
мальчикам сесть на корабли, чтобы уехать домой... А после
того как последний тем ми сел бы на корабль, англичане
убрались бы восвояси, я в одну неделю покончил бы с Фран¬
цией. Подкрепившись этим куском и уверенный теперь в без¬
опасности своего тыла, хорошо защищенного морем, я без
дальних размышлений повернул бы на Россию.
—	Да. А в это время Черчилль... — проворчал шеф со
своего места у камина.
—	Черчилль никогда не бросается на тех, кто работает
на него. До тех пор, пока они на него работают... счеты с Рос¬
сией не снимают счетов с Германией, но Россия, Россия —
это прежде всего! Гитлер должен это понять.
Некоторое время оба оставались неподвижными. В тишине
большой комнаты преувеличенно громко слышались удары
тяжелого маятника больших часов.
Шеф оставил якорь и устало подошел к окну. Медленно,
словно действуя из последних сил, он потянул за шнурок,
поднимая темную штору. Серый свет утра постепенно, как бы
нехотя, проползал в комнату и шаг за шагом отвоевывал
пространство у электрических ламп.
Шеф посмотрел в окно. Прямо впереди зеленели деревья
Сент-Джемсского парка. Справа, у самой стены адмиралтей¬
ства, стоял одинокий автомобиль старого, давно вышед¬
шего из моды фасона.
Шеф обернулся и поглядел на Черчилля. Профессиональ¬
но точный взгляд отметил каждую морщину на измятом, се¬
ром лице премьера.
Шеф сказал Черчиллю на прощанье?
—	Быть может, время	действительно несется	быстрее,	чем
хотелось бы нам обоим,	но оно	не	оказывает	губительного
действия на ваш мозг, сэр: за всю сегодняшнюю встречу вы
ни разу не обмолвились моим именем.
Рыхлое тело Черчилля, как потревоженная медуза, зако¬
лыхалось в кресле, от сотрясавшего премьера беззвучного
смеха.
—	Старая привычка, старина! Если бы мы встретились
не в этом доме, вы, наверняка, поступили бы так же.
—	Совершенно верно,	сэр.
—	И откуда я могу	знать,	не	спрятан ли у меня	под
креслом звукозаписывающий аппарат, любезно доставленный
сюда вашей же службой.
Геморроидальное лицо шефа покрылось легкой краской.
351

—	У вас в кабинете, сэр? — не очень уверенно запроте¬
стовал он.
—	Ага! — торжествующе воскликнул премьер. — Вот вы-
то, кажется, стареете!
Старик скрипуче рассмеялся.
8
Едва ли история второй мировой войны или история ди¬
пломатических. отношений за этот трагический период отразят
на своих страницах то, что произошло в дни, последовавшие
за ночной встречей двух старых врагов человеческого покоя
и счастья.
На страницах толстых томов, которые уже написаны
историками войны в буржуазной Европе и в Америке, ничего
не сказано и, вероятно, никогда не будет сказано о том, что
шефу потребовалось всего два дня на то, чтобы установить
связь с американской секретной агентурой и получить от нее
«добротную» берлинскую явку для капитана Роу. Еще через
день Роу был на борту испанского парохода. Вместе с бочка¬
ми оливкового масла он выгрузился в Гамбурге. Американ¬
ский паспорт открыл ему двери немецкого контрольного
пункта, и Роу без приключений прибыл в Берлин. Здесь ему
пришлось преодолеть некоторые трудности, превде чем уда¬
лось добраться до человека, через которого предложения
Черчилля могли быть переданы Герингу. Человеком этим
оказался группенфюрер СС Вильгельм фон Кроне.
Кроне молча, с мертвым лицом выслушал Роу и предло¬
жил ждать ответа в гостинице, не показываясь на улице.
—	Это арест? — спросил Роу.
—	Просто мера предосторожности, — сухо ответил Кро¬
не. — Было бы совершенно лишним, если бы кто-нибудь уви¬
дел вас в Берлине.
—	Меня тут никто не знает, — попробовал солгать Роу.
Кроне насмешливо посмотрел на него и демонстративно
повертел в руках американский паспорт гостя.
—	Мы в этом далеко не так уверены... — и, несколько
помедлив, закончил: — мистер... Роу...
Роу отпрянул от стола, развязно облокотясь о который,
разговаривал с группенфюрером. После минутной растерян¬
ности он овладел собой:
—	Ну что ж, открытая игра даже лучше...
—	Все же боюсь, что посылка в Берлин именно вас —
одна из обычных ошибок британской разведки, — с нескры¬
ваемым пренебрежением ответил Кроне.
В гостиницу Роу шел совершенно подавленный. Его бесил
352

нелепый провал. При других обстоятельствах такая ошибка
могла привести его в тюрьму. Впрочем, и теперь еще не изве¬
стно, чем все это кончится. Если немцам не придутся по ду¬
ше привезенные им предложения, они могут его и не выпу¬
стить обратно в Англию. Он в их руках... Да, плохо! Пови-
димому, немецкая разведка подтянулась. А его собственная
служба дряхлеет. В прежние времена такой промах был бы
немыслим. Дряхлеют волки, дряхлеет служба...
Роу не могло прийти в голову, что дело тут не только
в одряхлении британской разведки и не в совершенстве не¬
мецкой разведки, попрежнему громоздившей одну ошибку на
другой, и вообще не в сверхъестественной проницательности
какой бы то ни было секретной службы. Все сводилось к со¬
вершенно естественному и почти неизбежному в создавшихся
условиях переплетению интересов буржуазных разведок. Они
совершенно закономерно шли тем же руслом, каким текла и
вся политика их стран, непрерывно враждовавших между со¬
бой и столь же непрерывно стремившихся к одной общей не¬
досягаемой цели — спасению капиталистического мира от
предопределенной ему гибели. Подкапываясь одна под дру¬
гую, враждуя и соперничая там, где дело шло о частностях "и
дележе награбленного или чаемого, разведки Германии,
Англии, Франции, Америки объединялись при всякой возмо¬
жности совместными усилиями нанести удар по Советскому
Союзу.
Даже если бы Кроне и не был американским агентом, се¬
кретная резидентура американской разведки в Лондоне, к со¬
действию которой прибег шеф, чтобы переправить Роу в Гер¬
манию, непременно открыла бы его истинное лицо немцам,
не для того', чтобы провалить Роу, а, наоборот, чтобы вверить
его личность особенному попечению немецких разведчиков.
Миссия Роу, имевшая в конечном счете ясно направленную
антисоветскую цель, устраивала американцев не меньше, чем
самих немцев. Те и другие готовы были содействовать успе¬
ху его поездки.
Однако в миссии Роу была и другая сторона, вынуждав¬
шая американцев отнестись к его поездке с особой насторо¬
женностью, как к шагу, в известной мере направленному про¬
тив интересов США. Они не могли оставаться равнодушными
к попытке Черчилля завести шашни с Гитлером за спиною
Америки. Это противоречило всей их политике, направленной
к тому, чтобы в любой момент очутиться «наверху кучи».
Сделка Англии и Германии означала бы, что вожжи миро¬
вой политики уходят из рук США, они утрачивали бы
позицию высшего арбитра, диктующего свои условия мира
всем участникам чужой драки. Арбитр рассчитывал оставить
23 Заговорщики
353

драчунам голодный минимум. Максимум того, из-за чего они
пускали друг другу кровь, должен был отойти к нему са¬
мому.
Такова была ситуация. Она не устраивала Черчилля как
приказчика самых агрессивных кругов лондонского Сити.
Он меньше всего хотел оказаться в роли бедного родственни¬
ка, питающегося крохами из рук американского дядюшки.
Он сам хотел взо.браться на вершину кровавой кучи и оттуда
диктовать миру свои условия существования. Это стремление
и толкнуло его на попытку договориться с Гитлером. Не от¬
казываясь от видимости войны, Черчилль был готов продол¬
жить переговоры, начатые Чемберленом и Галифаксом о по¬
любовном дележе мира между Англией и Германией с усло¬
вием, что, усилившись за счет подмятой под себя Франции,
гитлеризм повернет оружие на восток, против России. Таким
путем Черчилль надеялся выскочить из войны без большой
потери крови. Он рассчитывал сохранить силы и даже нако¬
пить их к тому времени, когда Германия основательно* завяз¬
нет в России. А тогда будет видно, что стоит дать Гитлеру
за его работу палача. И стоит ли вообще что-нибудь давать.
Беят^ может, именно тогда придет время свести с ним реши¬
тельные счеты.
Если такая комбинация пройдет, думал Черчилль, миро¬
вые позиции Британской империи будут сохранены. Все силь¬
нее действующие, в ее организме центробежные силы ослаб¬
нут. Роль младшего партнера, уготованная ей Рузвельтом,
останется мечтой Белого дома.
Черчилль в беспокойстве мерил шагами свой кабинет
в ожидании визита шефа.
Старик появился, наконец, — такой же желтый, вялый,
усталый, как прежде. Он все так же отвратительно шаркал
подошвами, с трудом передвигая ноги.
Так же, как при прошлом свидании, не было сказано ни¬
чего прямого и ясного. Но если в прошлый раз своеобразным
мечтам о том, что предпринял бы при известных обстоятель¬
ствах Гитлер, предавался премьер, то теперь такие же туман¬
ные предположения слетали с тонких губ разведчика.
Разговор был недолгим. Шеф ушел. Черчилль неподвиж¬
но сидел за письменным столом. Его взгляд был устремлен
в окно, за которым открывалась площадь Конной гвардии.
За нею парк и дворец. Но Черчилль не видел ни площади,
ни парка, ни дворца. Перед взором Черчилля было серое мо¬
ре, желтый песок и тысячи людей, по горло в воде спешащих
сесть в лодки и катеры, чтобы попасть на суда, стоящие вне
прибрежного мелководья. Люди брели, захлебываясь, борясь
с волнами, падая и больше не подымаясь. На людях были
354

изорванные и грязные кители цвета хаки, на головах их бы¬
ли плоские, похожие на сковороды каски. Людей были ты¬
сячи, десятки, сотни тысяч. Это были английские томми. Над
их головами выли пикировщики гуннов. Бомбы одно за дру¬
гим топили мелкие суда англичан. Люди десятками и сотня¬
ми, надрываясь в истерике и проклятиях, исчезали под водой.
Трупы тех, что утонули вчера, и позавчера, и два и три дня
назад, нынче уже всплывали. Морской прибой выбрасывал
тысячами их тела на золотистый песок пляжа. Живые взби¬
рались на мертвых, чтобы дойти до воды и попасть на ко¬
рабль, либо тоже утонуть и тоже быть выброшенными волной
на гребень этого страшного волнолома из человеческих тел.
Вместе со смрадом разложения к небу взлетали стоны и про¬
клятия. Больше всего было проклятий. Черчиллю казалось,
что среди этих воплей он часто, очень часто слышит свое имя.
Но он не верил тому, чтобы оно имело какую-нибудь связь
с проклятиями. Это было неправдоподобно. Он зажал уши
толстыми пальцами и отвернулся от окна. Однако вокруг по-
прежнему выли фашистские бомбы, визжали снаряды. Не бы¬
ло только танков Гитлера, способных в несколько часов пере¬
молоть всю массу пока еще живых томми и не позволить
ни одному из них вернуться в счастливую старую Англию.
Танки были остановлены Гитлером.
Значит, все было в порядке, игра удалась. А дивизией
больше или меньше — разве в этом дело?
Не выдавая своим генералам истинного смысла сложной
игры, Гитлер кричал Кейтелю:
—	Я не могу рисковать моими лучшими боевыми машина¬
ми ради уничтожения кучки англичан. Мы добьем их с воз¬
духа! — Он обернулся к Герингу: — Верно?
Геринг подтвердил это молчаливым кивком головы. Он
был в курсе дела. А Гитлер, которому казалось, что его ге¬
нералы еще не убеждены, продолжал выкрикивать:
—	Вы хотите оставить меня без танков на наиболее важ¬
ных участках! Вы хотите, чтобы машины израсходовали свои
ресурсы раньше, чем пистолет будет приставлен ко лбу
Франции?! Я докажу вам...
Он потянулся к одному из стоявших на столе телефонов.
Генералы уже знали, что сейчас он сделает вид, будто на¬
водит необходимую ему справку, и начнет сыпать взятыми
с потолка цифрами.
Кейтель сдался.
Вместо Гитлера телефонную трубку поднял полковник
фон Гриффенберг. От имени фюрера он отдал приказ главно¬
23*
355

му командованию сухопутных сил остановить танки Клейста
на линии канала. Приказ полетел по проводам. Когда оше¬
ломленный Гаусс выслушал приказ от Манштейна, это пока¬
залось ему настолько нелепым, что у старика даже зароди¬
лось сомнение в подлинности директивы.
—	Немедленно проверьте, нет ли здесь английской про¬
вокации. Эти субъекты мастера на подобные штуки...
—	Приказ выслушан мною по телефону непосредственно
от полковника Гриффенберга, — ответил Манштейн.
—	Весь мир будет смеяться над тем, как мы выпустили
англичан из ловушки. Они остались бы там вое до одного!..
Мы — посмешище для всего мира!.. Эту глупость запишут
в анналах истории, — злобно цедил Гаусс.
—	Приказ фюрера, экселенц,— предостерегающе заме¬
тил Манштейн.
«Приказ кретина», — мысленно ответил Г аусс, но, вслух
не проронил ни звука. Сунув монокль за борт мундира, он
не спеша, прямой и спокойный, вышел из комнаты штаба.
Через полчаса Манштейн пришел к нему с предложением
поехать на наблюдательный пункт.-
—	Стоит посмотреть, как англичане эвакуируются под
выстрелами наших пушек, экселенц.
—	А самолеты? — не поворачивая головы, спросил Гаусс.
—	Эти тоже делают свое дело. Особенно хорошо рабо¬
тают новые пикировщики — одна английская лодка отправ¬
ляется ко дну за другой. Если бы. вы видели, сколько их там!
Гаусс не ответил. Он даже не поднял головы, делая вид,
будто увлечен чтением французского романа, лежащего у него
на коленях. Но все в нем кипело, и как только Манштейн
ушел, генерал отбросил книгу. Старое вольтеровское кресло,
выдвинутое на просторную веранду, где он собирался погреть¬
ся на солнце, затрещало от непривычного нажима на под¬
локотники.
Старик не имел понятия о том, что «чудесное избавление
англичан под Дюнкерком» — плод большой политической, иг¬
ры, цена, уплачиваемая Гитлером Черчиллю за право без
вмешательства Англии стереть с карты Европы Францию.
При мысли о том, что триста тысяч англичан уходят живы¬
ми, когда могли бы полечь под гусеницами его танков, за¬
ставляла Гаусса дрожать от злобы. Только привычная вы¬
держка помогала ему не затопать ногами, не накричать на
Манштейна, не запустить биноклем в голову адъютанта.
Быть может, утешением ему послужило бы, если бы он мог
знать, что в состоянии недоумения находится и его против¬
ник— английский генерал лорд Горт. Приказ воздержаться
от решительных действий, доставленный на материк герцогом
356

Виндзорским, экс-королем Эдуардом, застал Горта в тот
момент, когда шла подготовка к удару по слабой пере¬
мычке войск Гаусса, высунувшихся к побережью. Горт считал,
что английские дивизии без труда прорвут эту перемычку и,
уничтожив отрезанную и прижатую к морю часть немцев,
легко сомкнутся с одиннадцатью дивизиями 1-й французской
армии — крайним северным крылом Бийота. Горту
было ясно, что такой удар мог решить битву за Фландрию, от
которой, в свою очередь, зависела и судьба битвы за Фран¬
цию. Горт еще не был в курсе политической игры, согласован¬
ной с фельдмаршалом Диллом и с генералами Айронсайдом
и Исмеем, сидевшими в Лондоне и вместе с Черчиллем распо¬
ряжавшимися судьбой английской армии.
Разгром голландцев и позорная капитуляция бельгийско¬
го короля окончательно обнажили левый фланг союзников.
Но и она не могла лишить местное англо-французское коман¬
дование возможности защищать север. Однако 30 мая генерал
Горт получил от Черчилля телеграмму, звучавшую похоронным
колоколом по крайней мере для трех из десяти дивизий англи¬
чан, топтавшихся на побережье Дюнкерка. Горт уже знал, что
эти три. дивизии — жертва, приносимая британским кабине¬
том и прежде всего самим Черчиллем во имя прикрытия
негласной сделки между Лондоном и Берлином. Этим трем ди¬
визиям суждено'было спасать «престиж» Англии так же, как
за него отдали свою кровь четыре тысячи английских солдат-
защитников Кале. Те и другие не подозревали, что являются
невинными жертвами позорной политической игры. Река ан¬
глийской крови должна была преградить историкам путь
к истине об измене Англии союзническим обязательствам
в отношении Франции. Человечество не должно было узнать
действительной роли Черчилля и его сообщников в победе
Гитлера над Францией и в последующей драме Европы. Две¬
надцать миллионов человек заплатили во второй мировой вой¬
не своей кровью за несбывшуюся надежду британского премь¬
ера уничтожить Советскую Россию руками нацистского еф¬
рейтора.
В ночь с 30 на 31 мая 1939 года лорд Горт дважды
перечитал телеграмму Черчилля:
«Если еще будет возможность поддерживать с вами связь,
мы пошлем вам приказ вернуться в Англию с офицерами по
вашему выбору в тот момент, когда сочтем, что силы под
вашим командованием настолько сократились, что командо¬
вание может быть передано командиру корпуса. Вы должны
назначить этого командира сейчас. Если связь будет прерва-
йа, вы должны вручцуь ему командование и вернуться, как
указано выше, если ваши действительные силы в строю не
357

будут превышать эквивалента трех дивизий. В этом деле вам
не предоставляется права действовать по собственному усмот¬
рению. С политической точки зрения это было бы ненужным
триумфом для противника, если бы он захватил вас в плен,
когда под вашим командованием остается лишь малочислен¬
ное войско. Избранному вами командиру корпуса должно быть
приказано держать оборону совместно с французами и эва¬
куироваться или из Дюнкерка, или с побережья, но если, по
его мнению, никакая дальнейшая организовавшая эвакуация
не окажется возможной, равно как и не будет возможно на¬
нести дальнейший пропорциональный ущерб противнику, это¬
му командиру корпуса разрешается, после консультации со
старшим по чину французским командиром, капитулировать
официально во избежание бесполезной бойни».
Вечером 31 мая Горт передал командование генерал-майо¬
ру Александеру и в ночь с 31 на 1 июня тайком от своих
войск сел на корабль, увезший его в Англию,
Могло ли наступление Горта, если бы оно состоялось, из¬
менить судьбу войны, судьбу Франции? Это более чем со¬
мнительно. Не десяти английским дивизиям, уже деморализо¬
ванным предательской линией своего высшего командования,
было решать судьбы истории. Даже если на миг допустить,
что действия Горта были бы решительны и успешны, они уже
не могли спасти Францию. Ее судьба была предопределена
изменой изнутри. Вместо нерешительного Гамелена армию воз¬
главил изменник Вейган. Он уже произнес во всеуслышание
страшные слова о том, что предпочитает Францию Гитлера
Франции Тореза. Вертлявый премьер Рейно уже призвал в со¬
став кабинета предателя Петэна. Французские гитлеровцы
наносили в спину мечущегося в поисках выхода французского
народа удар за ударом. Они пытались заставить французов
пасть на колени перед вторгшимся врагом.
Но не подлежит сомнению, что если бы не измена
Черчилля, французский народ не почувствовал бы себя
покинутым союзниками на волю победителя. Он не потерял
бы всякой опоры в борьбе с нашествием. Он нашел бы в себе
силы дорого продать свободу и независимость отчизны. Народ
не мог принять как выражение дружбы и союзнической соли¬
дарности издевательское предложение Черчилля об образо¬
вании двуедино-го англо'-французского государства. В данных
обстоятельствах это означало бы только сведение Англией
вековых счетов со своей континентальной соперницей Франци¬
ей и превращение ее в подневольный придаток Британской
империи, в далеко не самую весомую жемчужину англий¬
ской короны.
Когда премьер Рейно объявил во всеуслышание о том, что
35S

на отчаянный призыв французского правительства о помощи,
обращенный к президенту Соединенных Штатов Америки, из
Белого дома пришел «неудовлетворительный ответ», францу¬
зы окончательно поняли: они одни. С дезорганизованной из¬
нутри армией, с заранее разрушенной военной промышленно¬
стью, с разложенным правительственным аппаратом они бы¬
ли оставлены один на один против бронированной военной
машины фашизма. Народ не мог знать о закулисной возне
предателей в Лондоне и в Париже, но он чувствовал миллио¬
нами своих сердец, что его продали. К тому же прогрессивные
силы Франции, ее патриоты были разобщены и их политиче¬
ские боевые организации заранее разгромлены. В стране ца¬
рил хаос.
9
На узкой полосе песка, опоясывавшего море в районе
Дюнкерка, беспорядок превратился бы в хаос, если бы сол¬
даты, почувствовавшие, что они брошены командованием
и что для них самоорганизация является единственным усло¬
вием спасения из медленно-, но верно сжимающихся клещей
нацистского окружения, не проявляли величайшего мужества.
У покидавших Францию дивизий ие было больше ни ле¬
вого, ни правого фланга. Большая часть их стояла уже спи¬
ной к противнику, лицом к вожделенным кораблям. Корабли
эти держались на взморье. Они не могли приблизиться к бе¬
регу настолько, чтобы принять людей без помощи вспомога¬
тельных мелкосидящих судов — шлюпок, катеров, яхт.
С запада уходящих англичан прикрывали три обреченные
Черчиллем .на уничтожение или капитуляцию свои дивизии,
с юга и юго-запада — остатки двух французских дивизий,
одним из полков которых командовал капитан Гарро.
Французы медленно отходили, отрывая для себя укрытия
в податливом-прибрежном грунте. Правда, на глубине метра
солдаты уже оказывались в воде, но на такие пустяки они
давно перестали обращать внимание. Франция — вот един¬
ственное, о чем они могли думать. Иссякающие боеприпасы —
единственное, вокруг чего вертелись скупые разговоры. Хва¬
тит ли этих запасов до того дня и часа, когда дойдет их оче¬
редь сесть на суда? Благодаря кое-как действовавшей еще
дивизионной радиостанции солдаты знали, что Франция аго¬
низирует. Но они не верили тому, что это навсегда. Эги
простые французы не могли примириться с мыслью, что исто¬
рия лишает их родины. Они были частицей того двадцатиче¬
тырехмиллионного народа, который много веков строил свою
страну, народа, который из века в век проливал кровь, от¬
359

стаивая ее национальную независимость и величие. Они зна¬
ли, что история страны творится не волей нескольких преда¬
телей, склонивших голову перед победившим фашизмом. Эту
историю творили, творят и будут творить миллионы простых
сердец, преданных Франции, миллионы голов, мечтающих
об ее красоте и величии, миллионы рук, готовых защищать
ее оружием.
Погрузиться на английские корабли, чтобы избежать уни¬
жения или плена, уехать в Англию, чтобы прийти в себя, пере¬
строить ряды и вернуться на родину для борьбы. Может быть,
тайно, ползком, но вернуться во что бы то ни’стало с но¬
жом, зажатым в зубах. И драться, драться за свою прекрас¬
ную родину! Драться, не думая о трудностях и невзгодах,
о ранах и смерти. Драться во имя великой любви к слову
«Франция».
Это были простые французы, верившие, что из крови, про¬
литой ее сынами, Франция восстанет иною, чем была до сих
пор, — свободной и прекрасной матерью своего прекрасного
и свободного народа.
Услышав свисток капитана, Даррак сам поднес свисток
к губам и подал сигнал к перебежке. Это была последняя
попытка обескровленного полка остановить движение полно¬
кровной нацистской дивизии — одной из дивизий Гаусса, что
методически сжимала кольцо вокруг погружавшихся на кора¬
бли англичан. Исполненные честности, рождаемой верой
в честность других, французы дрались за каждую пядь при¬
брежного песка, за развалины каждого дома, чтобы обеспе¬
чить эвакуацию англичан.
Капрал Луи Даррак должен был поднять свою роту, —
двадцать человек под его командой уже именовались ротой,—
и выбить нацистские пулеметы из груды камней, называвшей¬
ся прежде фермой Гро. Это было необходимо, чертовски необ¬
ходимо!
С такими точными интервалами, что по ним можно было
вести отсчет времени, немецкие снаряды падали на полосу
песка, которую предстояло пробежать солдатам Даррака.
Черные облака тротилового дыма смешивались с желтой за¬
весой поднятого взрывами песка, закрывавшей от солдат
окружающий мир. Даррак с трудом отыскивал взглядом своих
наскоро зарывшихся в песок солдат. Они больше походили на
небольшие кучи беспорядочно набросанного голубовато-серо-
го тряпья, чем на людей, чья воля и мускулы должны были
остановить поступь тупого железноголового чудовища, имено¬
вавшего себя вермахтом.
360

Даррак не различал и лиц своих солдат. Это давно уже
не были лица людей. Желтые маски с обострившимися чер¬
тами, обросшие беспорядочными клочьями бород, издали
донельзя походили одна на другую. Даррак мог только время
от времени пересчитывать своих людей взглядом. Одни из них
поднимались по его свистку и падали, пробежав несколько
шагов, чтобы тотчас снова подняться или не подняться уже
никогда. Другие просто оставались на месте, как доказатель¬
ство преданности народа Франции обязательствам, взятым
на себя перед союзной Англией.
Даррак и его люди исполнили приказ Гарро. Они до ночи
не давали немцам восстановить пулеметную позицию в раз¬
валинах. А ночью Даррак привел обратно восемь из два¬
дцати своих солдат. Капитана Гарро с полком он нашел еще
на километр ближе к морю.
До воды было уже рукой подать. Прибыли связные от
англичан, чтобы договориться об очередности погрузки
французского арьергарда на суда. Отделение английских
саперов заняло' интервалы в окопавшейся роте Даррака,
чтобы расставить мины. У французов не было ни саперов,
ни мин.
Утром при свете солнца Даррак узнал в саперном унтер-
офицере Нокса. Через час они вместе — Нокс, Даррак и Ло¬
ран — отползли к берегу, держа направление на большой ва¬
лун, к которому с моря приближалась весельная шлюпка.
Этот валун был назначен капитаном Гарро в качестве ори¬
ентира для отхода. Сам Гарро уже не пришел к месту по¬
следнего сбора своего полка. Останки капитана солдаты
зарыли в прибрежном песке. У них не нашлось камня для над¬
гробной плиты. То, что они хотели сказать командиру, дошед¬
шему с ними до последней пяди французской земли, было на¬
царапано на обломке винтовочного приклада, воткнутого
цевьем в могилу Гарро. Они и не подозревали, что очень ско¬
ро эта точка станет местом нередких тайных встреч тех, кто
вернется из-за моря для борьбы против оккупантов вместе
с теми, кто остался на родной земле. «У могилы капитана
Гарро!» Эти слова нередко произносили потом французские
патриоты, назначая явки своим друзьям. Правда, со време¬
нем имя Гарро стали опускать, для краткости говоря: «Мо¬
гила капитана». Море размыло песчаный холмик, где лежал
капитан, и вода унесла деревянный приклад винтовки. Но
будь то обломок весла, или шест, или просто морской валун,
брошенные на этом месте, — они попрежнему назывались
«могилой капитана». Попрежнему рыбаки, доставлявшие
связных движения сопротивления, держали курс на «могилу
капитана».
361

Приползший вместе с Дарраком к берегу рядовой Лоран
не подозревал в тот день, что и ему придется частенько слы¬
шать название этой точки и самому произнести его сотни раз.
Приближаясь к берегу, он и сам еще не знал, что в послед¬
ний миг, когда последняя шлюпка, пришедшая за последни¬
ми французами, ткнется килем в песок и его товарищи за¬
шлепают по воде, чтобы броситься в суденышко, сам он не
двинется с места.
—	Эй, Лоран, чего ты тянешь?
—	Не могу, ребята.
—	Чего ты не можешь?.. Тут мелко.
—	Нет, не могу!
—	Всего по грудь... Иди же!
—	Не могу я, пойми ты, Даррак! Что мне эта Англия?..
Я остаюсь...
—	Не глупи, Лоран!.. Ты еще понадобишься Франции.
—	Вот потому я и остаюсь.
—	Фрицы повесят тебя... Сегодня же к утру.
Лоран рассмеялся:
—	Что я фрицам? Тут есть одна уцелевшая мельница,
помнишь та, что мы прошли вчера. У мельника не оста¬
лось ни одного работника. Он берет меня. Мы уже догово¬
рились.
Даррак попробовал вглядеться в черты товарища. Но тьма
помешала ему. Он постарался себе их представить и вдруг
почувствовал, что это невозможно: он так давно не видел на¬
стоящего лица Лорана, так давно перед ним была испитая,
исхудавшая и утомленная маска с клочьями взлохмаченной
бороды, что капрал забыл настоящие черты рядового, това¬
рищ Даррак забыл лицо товарища Лорана.
Весло гребца уже плеснуло по воде, чтобы оттолкнуть
лодку от берега, когда Даррак, не в силах совладать с собою,
перескочил через борт и, путаясь ногами в упругой волне, по¬
бежал к берегу.
—	Что ты! — испуганно вскрикнул Лоран. — Что ты, ка¬
прал?!
Задыхаясь, Даррак проговорил:
—	Лучше	едем, тут будет	плохо...
—	Хуже,	чем сейчас? —	Лоран пожал	плечами.	—	Ви¬
дишь ли, капрал, я не много понимаю в политике, но когда
я	вижу, что	союзники бросают нас на произвол	судьбы,	я
уже не верю	ни им, ни тем,	кто с ними.
—	Ты имеешь в виду меня, нас, тех, кто уезжает? —
в испуге спросил Даррак.
—" Как ты можешь думать!.. Я говорю о тех, наверху: ми¬
нистры и прочая шваль! За всю длинную историю соседства
362

с Англией я что-то не знаю случая, чтобы Францию не на¬
дули или не предали.
—	Ты прав, ты прав... — торопливо проговорил Даррак.
С лодки послышался сердитый голос:
—	Эй-эй, капрал!
Даррак торопливо проговорил:
—	Ты трижды прав, Лоран.,. Но значит ли это, что сейчас
не следует уйти из-под удара немцев? Спастись, чтобы драть¬
ся? — В голосе Даррака прозвучали такие нотки, словно он
искал у товарища извинения тому, что покидал эту землю*—
Ты помнишь, партия сказала нам: каждый коммунист дол¬
жен взять в руки оружие, чтобы защищать Францию. Мне
кажется, быть с армией — значит уехать туда.
—	Может быть. Я хуже тебя разбираюсь в таких вещах,—
проговорил Лоран. — Но мне кажется, что с тех пор, как не
стало французской армии, я как коммунист свободен прини¬
мать решение, какое мне кажется лучшим. А мне сдается, что
сражаться за Францию — значит быть здесь... Ты не думай,
капрал, я тебя не осуждаю. Ни тебя, ни всех вас... Я хочу
быть с вами. И мне кажется, мы будем вместе, това...
Конец слова остался непроизнесенным. Жесткие, потре¬
скавшиеся губы скрипача прижались к губам Лорана.
—	Мы встретимся, — сдавленным голосом проговорил
Даррак.
—	Здесь... На могиле капитана...
Лоран из-под ладони старался разглядеть удаляющуюся
лодку. Но ее силуэт очень быстро исчез в тумане. Лоран
опустил руку и пошел в противоположную сторону от осве¬
щенных далеким пожаром развалин Дюнкерка.
10
Быть может, это прозвучит неправдоподобно, но у Фосте¬
ра Долласа была мать. Мало того: Фостер был не только
любимым, но и любящим сыном. Даже нежно любящим.
Трудно уложить в обычные представления о внутреннем
мире человека столь противоречащие друг другу свойства
души и ума, какие Фостер проявлял по разные стороны пси¬
хологического порога, разгораживавшего две половины его
«я», одна из которых принадлежала его матери, а другая
Ванденгейму.
Если бы сам Джон нечаянно вошел в частный кабинет
своего адвоката, он, наверно, застыл бы на пороге, протер
глаза и, может быть, даже ущипнул себя для уверенности
в том, что не спит и что человек, которого он видит, не сно¬
363

видение, а реальный Фостер из плоти и крови. Впрочем, удив¬
ление овладело бы, вероятно, не только Ванденгеймом, а и
человеком, способным на более тонкие чувства и даже склон¬
ным к психологическому анализу: раздвинув громоздившиеся
друг на друга регистраторы и папки, Доллас поставил на
стол пяльцы и склонился над вышиванием.
Подгоняемая проворными движениями поросших рыжими
волосами бледных рук, игла деловито сновала вверх и вниз,
протягивая сквозь туго натянутый голубой шелк розовую
шелковинку. Работа подходила к концу: на фоне голубого не¬
ба, расцвеченного кудреватыми облачками, уже был вышит
аккуратной гладью розовый ангелочек. Ему нехватало толь¬
ко руки, долженствующей соединить ангельский бюст с уже
готовым венком, в котором виднелась вышитая золотыми
буквами надпись: «Милой мамочке ко дню семидесятишести¬
летия».
В течение почти всего мая и первой половины июня знаме¬
нательного в истории человечества 1940 года адвокат Фостер
Доллас ежедневно находил час времени для приготовления
этого подарка. Никто и ничто не могло ему помешать излить
сыновнюю нежность этим способом — несколько несовремен¬
ным, но ставшим для него традиционным. Еще в детстве, когда
Фостер в тайне от товарищей играл в куклы, мать научила
его вышивать на пяльцах. В восемь лет он подарил ей первый
плод своего искусства вышивальщика. И вот сорок четвертое
доказательство его сыновней преданности скоро должно бы¬
ло занять место на стене вдовьей спальни миссис Доллас
Сегодняшний день для Фостера не был отличен от всяко¬
го другого. Как ни тревожны были вести из Европы, как ни
трагичны события, разыгравшиеся на обагренных кровью
полях Франции, и даже сколь бы непосредственно все это ни
касалось Фостера,, адвоката Ванденгейма, — костлявая рука
с жесткими рыжими волосками в течение часа ритмически
пронизывала иглою голубой шелк. Только под конец этого
часа Фостер начал между стежками вскидывать взгляд на
часы: к восьми личная жизнь должна была быть закончена.
Все принадлежности вышивания, как свидетельства страсти,
тайной даже для брата Аллена, должны были быть спрятаны.
Их место было в большом сейфе, наравне с самыми противо¬
законными делами конторы «Доллас и Доллас», с доказатель¬
ствами самых мрачных преступлений дома Ванденгеймов. По¬
добные документы, способные наповал уложить самого неще¬
петильного дельца даже в такой нещепетильной стране, как
Соединенные Штаты Америки, Фостер хранил в тайне ото
всех — от самого Джона, от Аллена Долласа, решительно
ото всех. Он надеялся, что когда-нибудь бумаги послужат
364

ему средством самого грандиозного шантажа, какой видыва¬
ла секретная история американской деловой жизни — шанта¬
жа, который сделает его компаньоном Джона. Может быть,
и не совсем равноправным, но во всяком случае таким, на
которого нельзя кричать, нельзя топать ногами, и которого
нельзя третировать, как негра. Правда, Фостер не знал, ко¬
гда наступит час удара, и меньше всего представлял себе,
как он решится нанести, удар Джону. Стоило ему от теорети¬
ческих рассуждений о компрометирующей силе того или ино¬
го утаенного документа перейти к воображаемой картине
битвы с Джоном, как все его тело покрывалось испариной
и рыжие волосы на руках темнели от обильного пота. Един¬
ственной деталью этой воображаемой картины, с потрясаю¬
щей ясностью встававшей перед умственным взором Фостера,
был сам Джон. Он вздымался над Фостером, как языческий
бог, яростно сопротивляющийся свержению с трона. Фостер
съеживался при мысли о тяжкой лапе Джона, один удар ко¬
торой мог свалить его, прежде чем удастся воспользоваться
хотя бы крохой из плодов победы. Образ этой лапы в литой
перчатке из золота, лапы, вооруженной всей мощью админи¬
стративно-полицейской машины Штатов, постоянно довлел над
адвокатом. Мысль о том, что он располагает оружием, спо¬
собным нанести Джону чувствительный удар, не всегда при¬
носила утешения.
Это были какие-то странные психологические ножницы,
которые не мог свести даже изощренный в крючкотворстве
мозг адвоката. В его душе ненависть к Джону, питаемая из
источника зависти, спорила с животным страхом.
Эти мысли никогда не покидали Долласа. Даже когда он
сидел, склонившись над пяльцами, перед его взором реял не
ангелочек, а угрожающая маска Джона. Розовели светящие¬
ся, как раковины, большие уши. Фостер ненавидел эту маску,
эти уши. Он ненавидел Джона. И тем не менее почти все де¬
ла, какие ему приходилось вести, были направлены на ограж¬
дение интересов Джона, на укрепление Джоновой долларовой
державы.
Вот и сейчас он должен был оставить пяльцы, чтобы за¬
няться делами Джона.
Волчья природа убийц и законы жизни внутри шайки раз¬
бойников таковы, что сильный громила не может оставаться
равнодушным, когда его более слабый «младший партнер» пы¬
тается украсть у него отмычку.
Американские империалисты не могли не прийти в бешен¬
ство, узнав, что один член шайки — Черчилль — пытается за
их спиною заключить сделку с другим членом шайки—Гитле¬
ром. А именно такие вести прилетели за океан. Кро*не
365

знал свое дело. Если он остерегался войти в прямой контакт
с Ванденгеймом, когда тот приехал в Европу, то ничто не
мешало Кроне встречаться с надежным человеком Долласа,
служившим ему связью со Швейцарией, откуда секретные
сообщения шифром шли в Америку по телеграфу. Когда
назревала надобность в подобной встрече, Кроне покупал два
билета в кинематограф и один из них посылал связному.
В течение двух часов они могли шептаться о чем угодно.
Таким образом, сообщение о приезде Роу в Берлин и о ре¬
зультате этого визита — «чудесном избавлении под Дюнкер¬
ком» — быстро достигло Штатов и службы осведомления Ван¬
денгейма, чьим «частным» человеком (кроме его официального
положения агента американской разведки) был Мак-Кро¬
нин. Ванденгейм поручил Долласу выяснить возможные
последствия хитрости Черчилля и меры, которые следует реко¬
мендовать государственному департаменту, чтобы локализо¬
вать неприятность.
Доллас начал с Уэллеса. Хотя Уэллес уже давно вернул¬
ся из Европы, но никто лучше его не мог ориентировать Дол¬
ласа в событиях. С помощником государственного секретаря,
которому выплачивалась основательная тантьема из кассы
Ванденгейма, Фостер мог быть откровенен и даже требова¬
телен.
В назначенное время Уэллес сидел перед Долласом. Зо¬
лото Ванденгейма оказалось способно разомкнуть уста даже
этого человека, чья угрюмая молчаливость вошла в поговор¬
ку: «Неразговорчив, как Самнер». Сцепивши пальцы на жй*
воте, с неподвижным лицом и не меняя интонации, Самнер
Уэллес рассказывал ту часть своих впечатлений от поездки
в Европу, которой не было в его отчете президенту.
—	Как вы помните, — монотонно говорил Уэллес,— в пуб¬
личном заявлении президента по поводу моей миссии было
сказано, что я не уполномочен делать предложения или при¬
нимать обязательства от имени правительства США и что
визит совершается с единственной целью осведомления пре¬
зидента о существующих условиях в Европе. Устная же ин¬
струкция, полученная мною перед отъездом лично от Гопкин¬
са, вменяла мне в обязанность наблюдать за тем, чтобы
интересам Штатов не угрожали какие-нибудь предложения,
возникающие в определенных кругах.
—	Кого он имел в виду под «определенными кругами»? “
спросил Доллас.
Ничуть не изменяя ни интонации, ни выражения лица,
Уэллес ответил:
—	Таких разъяснений он не дал. Впрочем, я и без него
знал, что делать: нащупать эти круги и постараться обеспе¬
366

чить такой выход, который не повел бы к окончательному
крушению империи Гитлера. Я должен был постараться со¬
хранить ее как восточно-европейский барьер против больше¬
визма. Преждевременное крушение германской армии было
бы реальной опасностью для наших интересов в Европе.
—	Очень жаль, что вы не поехали туда месяцем раньше.
Быть может, тогда Финляндия не претерпела бы такого раз¬
грома: вам удалось бы найти путь помочь ей, примирив ин¬
тересы англо-французов с германскими интересами, — заме¬
тил Доллас.
—	Срок моей поездки был определен заранее.
—	Очень сожалею, что мы не были достаточно полно ин¬
формированы обо всех обстоятельствах предстоявшей вам
миссии.
В устах Долласа эта фраза прозвучала почти как выго¬
вор. Но й ее Уэллес выслушал без тени неудовольствия.
—	К сожалению, мой отъезд был окружен сонмом проти¬
воречивых и подчас слишком сенсационных слухов. Считали,
что с моим приездом в Европу будет связано немалое число
больших политических сделок. Вашим делом было удержать
прессу от излишних комментариев.
—	Упрек справедлив и будет учтен,—отрывисто произ¬
нес Доллас, а Уэллес продолжал:
—	Я задним числом узнал, что известие о моем путешест¬
вии вызвало немалое замешательство в Англии и Франции.
—	Но, насколько я знаю, это замешательство было вы¬
звано опасениями, противоположными тем, какие толкнули
президента на посылку вас в Ебропу:	англо-французы	боя¬
лись, что вы станете добиваться заключения мира между
воюющими на любых условиях.
—	Немцы боялись того же. И так же неосновательно.
—	Значит, пресса все-таки сделала свое дело: обществен¬
ное мнение было достаточно дезориентировано в действи¬
тельных целях вашей поездки! — с удовлетворением заявил
Доллас,
—	В некотором смысле, — согласился Уэллес. — И тем
не менее с ушатами лжи в мир просачиваются и капли прав¬
ды, которую никому не следовало бы знать.
—	Ложь стоит денег!
—	Но правда может обойтись еще дороже... Пожалуй,
единственной полезной правдой, которую разболтала пресса,
были настроения нашего конгресса. Благодаря тому, что нем¬
цы узнали эти настроения, любая миротворческая миссия
американца была обречена на неудачу. Немцы поняли реаль¬
ное положение дел. Если бы я вздумал уговаривать их или
угрожать им гневом американцев, меня подняли бы на смех...
367

«Молчальник Самнер» говорил и говорил. Убаюканный
его монотонным голосом, Доллас слушал все менее внима¬
тельно. За годы вынужденного общения с неинтересными ему
людьми он выработал в себе незаменимое умение спать с от¬
крытыми глазами. Его сознание работало при этом как
фильтр, свободно пропускающий через себя все, что было
лишним, и автоматически включающий слух в те моменты,
когда раздавались нужные слова.
Словно издалека, не оседая в памяти, до Долласа доле¬
тал рассказ Уэллеса:
—	...Чиано сказал мне: пока происходили известные мо¬
сковские переговоры с англичанами и французами, он дваж¬
ды совещался с Гитлером и Риббентропом. Немцы уверили
Чиано, что соглашение, которое они стараются заключить
с Россией, является лишь уловкой, направленной к тому,
чтобы помешать англо-французско-русскому сближению.
При этом Чиано откровенно сознался, что и он, как многие
другие, не хотел бы иметь Гитлера своим соседом. После Чиа¬
но я виделся с Муссолини. Мы явились к нему в пять часов
пополудни вместе с послом Фили п-псом. Меня впустили через
боковой вход, которым обычно пользуется сам дуче. Я при¬
нял это как благоприятный признак. Нас подняли в неболь¬
шом, опять-таки «личном», лифте и повели по длиннейшему
коридору, увешанному картинами. В приемной нас ожидал
уже Чиано. Он провел нас в зал Большого фашистского со¬
вета, напоминающий зал дожей в венецианском «палаццо
дукале», — вы, наверно, помните: пышный сарай багрового
цвета... В глубине, на возвышении — похожее на трон кресло
дуче. Несколько ниже, вокруг подковообразного стола — крес¬
ла для членов совета. В общем какая-то нерониада. Игра!
Странно видеть все это в двадцатом веке. Но то еще не был
конец. Меня провели дальше, в кабинет Муссолини. Это бы¬
ло нечто еще более огромное, чем зал совета. При этом, за¬
метьте, почти никакой мебели, кроме большого стола в глу¬
бине и оставленных для нас трех стульев...
Временами, когда отдельные фразы доходили до сознания
Долласа, у него мелькала мысль, что следовало бы остано¬
вить неожиданно разговорившегося «молчальника», но, сам
не зная почему, он этого не делал, предоставляя Уэллесу вы¬
говориться.
—	Муссолини встретил меня любезно. Но я был потрясен:
передо мною был старик, наружность которого не имела ни¬
чего общего с известными публике фотографиями. Движения
дуче были неуклюжи; казалось, каждый шаг давался ему
с трудом. Весь он был необычайно тяжеловесен, расплывшая¬
ся маска лица была собрана в тысячу складок. В продолже¬
368

ние нашей длинной беседы он сидел с закрытыми глазами.
Даже когда говорил, он вскидывал на меня взгляд только
тогда, когда хотел подчеркнуть какое-нибудь свое выражение.
Под рукой у него стояла чашка с каким-то горячим питьем,
которое он то и дело отхлебывал... У меня на всю жизнь
останется впечатление, что я побывал в гостях у какого-то
говорящего допотопного животного. — Умолкнув не надолго,
Уэллес задумался. — На мой взгляд, из всего разговора его
заинтересовал только мой вопрос о том, продолжает ли он за¬
ниматься верховой ездой. Тут он открыл глаза, и в них по¬
явились признаки оживления. «Разумеется,—сказал он,—
верховая езда продолжается, но я увлекся и новым видом
спорта — теннисом... Прежде я думал, что это игра для девиц,
но теперь убедился: она требует такого же физического напря¬
жения, как фехтование. Не дальше как сегодня я обыграл
своего инструктора со счетом шесть к двум». Должен вам
сознаться, дорогой Фостер, глядя на его фигуру, на усталые
движения, на седую голову, я не очень-то верил в высокие
качества его инструктора. И тут же у меня мелькнула анало¬
гия: не есть ли вся политика дуче — игра в поддавки?..
Доллас с усилием сбросил одолевавшую его сонливость
и вяло проговорил:
—	Дорогой Самнер, расскажите о ваших свиданиях с нем¬
цами.
Сбитый с мысли, Уэллес молча посмотрел на адвоката, по¬
том перевел взгляд на потолок и все так же монотонно про¬
говорил:
—	Поговорим о немцах... Перед отъездом из Штатов
Леги сказал мне:	«Помните, Самнер:	одна из ва¬
ших важнейших задач — дать понять немцам, что Россия сла¬
бее, чем хочет казаться. Лишь бы немцы не испугались соб¬
ственной великой миссии. Франция — их тыл, Чехия —
арсенал, Балканы — житница, Иран — нефть. Посулите этому
псу Гитлеру все сокровища запада и востока».
Доллас остановил его движением руки.
—	Адмирал говорил это от имени президента?
Вопрос имел большое значение для Долласа, и Доллас не
мог получить на него ответа от кого-нибудь другого. А вся¬
кая монополия — это деньги. Поэтому Уэллес уклончиво про¬
говорил:
—	Не знаю.
И
И снова сквозь дрему с открытыми глазами до Долласа
долетал заунывный голос помощника государственного секре¬
тарей. Если бы Доллас слушал внимательно, он уловил бы
24 Заговорщики
369

в этом голосе новые нотки, когда речь зашла о посещении
Берлина: почтение к тайному партнеру — гитлеризму и к его
главарям.
—	...Время моего приема господином фон Риббентропом
было назначено на полдень. Меня сопровождал в здание
министерства иностранных дел начальник протокольной ча¬
сти господин фон Дернберг. Наш поверенный в делах Керк,
который до того ни разу не был принят господином Риббен¬
тропом, по моей просьбе сопровождал меня на это свидание.
У входа в здание мы миновали двух сфинксов времен Бисмар¬
ка, которые, повидимому, являлись символами тайны и зага¬
дочности, обволакивающей внешнюю политику Германии. За
дверью нас встретила целая орава штурмовиков. Они шерен¬
гами выстроились вдоль лестницы. Их морды поразили меня:
воплощение грубости... Честное слово, это посещение остает¬
ся самым ярким воспоминанием 'от всей моей поездки в Ев¬
ропу...
—	Вы хотите завести в государственном департаменте
сфинксов й такие же порядки? — спросил Доллас.
—	Американцы сошли бы с ума от одного количества
форм и нашивок, которые мелькали там на каждом шагу. Га¬
лунов нехватало только сфинксам! Нет, это не для нас. Од¬
нако продолжаю. Сопровождаемый переводчиком Шмидтом,
господин Риббентроп встретил меня у двери своего кабинета
без малейшего признака улыбки и даже без единого слова
приветствия.
—	Но вы-то, надеюсь, улыбнулись ему? — спросил Доллас.
—	Пожалуй, чуть-чуть... Я произнес несколько слов по-
английски, так как знаю, что господин Риббентроп бегло го¬
ворит на английском языке. Ведь он не только был послом
в Лондоне, но до того достаточно долго торговал там, да и
у нас в Штатах винами! Однако господин Риббентроп холод¬
но посмотрел на меня и отрывистым лаем приказал Шмидту
сделать немецкий перевод моих слов. Когда мы уселись, гос¬
подин министр, опять-таки по-немецки, спросил меня, хорошо
ли я доехал.
—	И вы не одернули этого наглеца?
—	Мне же предстояло иметь с ним дело!
—	Нужно было прижать его к стене.
—	Не так просто, как вам кажется... Они отбились от рук.
Риббентроп потратил почти два часа, чтобы мне ответить. Он
вел себя, как дельфийский оракул.
—	Я вижу: вам понадобилось терпение.
—	Было бы скучно передавать подробности его речи.
Вначале он старался взвалить на нас вину в ухудшении аме¬
рикано-германских отношении. Остальная часть его излияний
370

представляла такую удивительную смесь неосведомленности
и заведомой лжи, что я не стал бы молчать и разнес бы его
в пух и прах, если бы не побоялся расстроить этим предстоя¬
щее свидание с Гитлером. Коротко: «Так же, как Штаты
имеют свою доктрину Монро и проводят ее в западном полу¬
шарии, так Германия имеет право на подобную доктрину
в Европе, а может быть, и во всем восточном полушарии».
Спорить с ним было бесполезно!..
—	Разумеется, — кивнув головой, подтвердил Доллас. —
Хотя мы никогда не согласимся уступить им влияние в Во¬
сточной Азии.
—	Лучше показать им это на деле, когда придет время.
А сейчас нужно предоставить им утешаться любыми иллюзия¬
ми, если эти иллюзии могут прибавить им бодрости.
—	Верная точка зрения. Вы ведь видели Гитлера?
—	В одиннадцать утра несколько облаченных в мундиры
чиновников министерства иностранных дел...
—	Опять мундиры?
—	Мне. кажется, они даже спят в своих формах! Галуны
возмещают им недостаток знаний и уме^я вести дела... Так,
я говорю: чиновники явились в отель «Адлон», чтобы отвести
меня в Имперскую канцелярию—-новое здание, построенное
по проекту самого Гитлера. Внешне это сооружение напоми¬
нает добротно выстроенный современный завод. Мы въехала
во внутренний двор, окруженный высокими стенами. Там
все так же неуклюже, как огромно... Не меньше роты сол¬
дат, выстроенных во дворе, приветствовали нас. У входа меня
встретил начальник личной канцелярии Гитлера господин док¬
тор Мейснер. Это...
—	Знаю, — отрезал Доллас.
—	По широчайшей лестнице мы попали в галлерею, об¬
ставленную мрачными, огромными фигурами. Странное искус¬
ство страшного режима.
—	Чем страшнее, тем лучше.
—	Меня сопровождало по крайней мере двадцать пар
всякого рода чиновников — целая процессия факельщиков.
—	Надеюсь, хоронили не ваши планы?
—	Нужно было водрузить хорошую плиту на могилу тех,
кто думал, будто может действовать за нашей спиной... После
нескольких минут ожидания Мейснер сообщил, что Гитлер
готов меня принять. Фюрер встретил меня любезно, но эта
любезность была чересчур официальной для той миссии, с ко¬
торой я пришел. Скажу вам откровенно, Фостер, этот человек
произвел на меня совершенно неожиданное впечатление: он
мне понравился. Да, говорю вам: все в нем нравится мне.
372

Доллас не мог себе представить, сколько времени прошло
с тех пор, как он окончательно заснул, слушая гостя. Когда
адвокат пришел в себя, Уэллес рассказывал уже о встрече
с Гессом:
—	...Узкий и низкий лоб кретина, глубоко сидящие глаза
преступника и, вероятно, крошечный мозг человекообразного.
Тем не менее у меня создалось впечатление, что этот человек
облечен огромной властью и оказывает большое влияние на
политику Гитлера. От него я услышал ясную концепцию: что¬
бы обеспечить миру длительный мир, необходима решитель¬
ная победа национал-социалистской Германии.
—	Прежде всего на востоке, не правда ли?
—	По-моему, он имел в виду Европу и мир вообще.
—	Ваша задача заключалась в том, чтобы вдолбить им
всем: восток, восток, еще раз восток! Вы обязаны были
представить им документальные доказательства того, что
Россия не так страшна, как думают. На восток!.. А там
будет видно.
—	Наци не такие дураки, как нам хотелось бы.
—	Жаль. С дураками легче живется.
—	Предполагалось, что непосредственно после беседы
с Гессом я, в сопровождении доктора Шмидта, отправлюсь
в Каринхалле — резиденцию Геринга в Шорфейде. Хотя это
не какая-нибудь глушь, Геринг там надежно охраняется.
Въезд в его поместье тянется на много миль по дороге, рас¬
сеченной воротами на замкнутые секторы. По мере приближе¬
ния к каждым таким дорогам они автоматически отворялись,
приводимые в действие фотоэлементом. За нашей спиной они
захлопывались, и раздавался пронзительный сигнальный зво*
нок. Где-то подсознательно все время торчит мысль, что вы
едете в гигантскую тюрьму. По сторонам главной дороги,
обнесенной решеткой, бегают дикие животные вплоть до зуб¬
ров, которых Геринг вывез из Беловежской пущи. Тут все
рассчитано на то, чтобы подавить воображение посетителя.
Вплоть до бесчисленных кубков и другой дребедени, якобы
поднесенной толстяку восторженным населением в ознаме¬
нование его красоты, доброты и охотничьего искусства.
Адъютанты пытались отнять у меня время на осмотр этой
дурацкой коллекции. К счастью, Геринг вышел мне навстре¬
чу, разогнал толпу адъютантов, и мы остались вчетвером: нас
двое, Керр и Шмидт. Если бы звон орденов и медалей хозяи¬
на не заглушал его слов, то переводчик нам и не понадо¬
бился бы...
—	Надеюсь, с Герингом вы быстро договорились? —
спросил Доллас.
372

—	Он меньше других пытался уверить меня, будто Гер¬
мания вынуждена защищаться. Разговор с ним носил более
деловой характер. Хотя должен вам сказать: его алчность
превосходит аппетиты всех остальных, вместе взятых.
—	Конкретно!
Уэллес стал подробно объяснять, в чем заключались тре¬
бования Геринга. Доллас теперь не только внимательно слу¬
шал, но даже делал заметки в записной книжке.
То, что говорил Уэллес, не было похоже ни на былые про¬
гнозы прессы по поводу его поездки, ни на его собственное
заявление, опубликованное ко всеобщему сведению. Больше
того: нынешний рассказ помощника государственного секрета¬
ря не соответствовал и его официальному докладу, представ¬
ленному президенту Штатов через государственного секретаря
Хэлла. Тут не было высоких фраз о миротворческой миссии
Соединенных Штатов. Речь шла, о реальном соотношении сил
и влияний, дающих американским дельцам возможность
взобраться на гору развалин, какие будет представлять собою
Европа, если удастся поддержать огонь в кузнице воййь1. Если
ключом к решению такого рода американских проблем
в Европе прежде было золото, то теперь становились сталь,
каучук, нефть, стратегическое сырье. Отпускать эти «лекар¬
ства» для заболевшей психозом войны Европы в той или
другой дозе, отпускать тому или другому из воюющих — вот
к чему должна была теперь сводиться политика ванденгеймов
и их доверенных в торговле, в промышленности, в государ¬
ственном аппарате. Обманчивые посулы территориальных
приобретений и удовлетворения реваншистских 'стремлений
хищников стали средством политики монополий. Тем более,
что обещать чужое было легко. Тонкий намек на то, что для
здорового существования Рура нужна лотарингская руда,
заставлял гореть глаза Гитлера. Пущенное вскользь замеча¬
ние о том, что Средиземное море не может стать итальянским,
пока ключи от него—Гибралтар и Суэц — находятся в ру¬
ках «посторонних», приводило в восторг Муссолини. Одно¬
временно с этим в Лондоне можно было шепнуть, что свя¬
щенным правом бриттов является «раскупорка сицилийской
пробки», тормозящей заморскую торговлю Англии, а в Пари¬
же дать понять, что французам не суждено спать спокойно,
пока на Рейне хозяйничает Крупп...
Когда Самнер Уэллес закончил свое сообщение и, умолк¬
нув, сложил руки на животе, Доллас порывисто поднялся
с кресла. Ни на его пронырливой физиономии, ни в движениях
не осталось и следа недавно владевшей им сонливости. Ма¬
ленькие глазки, сузившись, блестели жадностью и энергией,
руки то с силою вонзались в карманы, то теребили лацканы
373

пиджака, пальцы непрерывно двигались, как комок свившихся
красных червей. Доллас больше не садился. Он стреми¬
тельно перебегал от кресла к креслу, словно не находя себе
места.
Уэллес все молчал.
Наконец Доллас остановился перед помощником государ¬
ственного секретаря и быстро проговорил:
—	Вы все именно так и рассказали президенту?
Уэллес сделал неопределенное движение пальцами скре¬
щенных рук.
—	ФДР слишком брезгливый человек.
В тот же день, когда состоялась эта встреча, в конторе
«Доллас и Доллас» перебывало немало дипломатов и кон¬
грессменов. Сам Фостер тоже сделал немало визитов. В ход
пошло все, что могло подлить масла в пожар европейской
войны. Наконец он представит Ванденгейму свой отчет
об	европейской ситуации и предложение о мерах, какие сле¬
дует принять для того, чтобы не дать выбить американцев
из ведущейся в Европе большой игры.
Этот политический момент ознаменовался событием, по-
своему беспримерным в истории американских монополий: на
секретное совещание, не в качестве соперников, а для заклю¬
чения боевого союза, сошлись представители враждующих
монополистических держав Моргана и Рокфеллера. Их уси¬
лия должны были быть объединены, чтобы спасти от взаимо-
уничтожения основные англо-германские силы европейской
реакции. Держать Черчилля как острастку для Гитлера, а Гит¬
лера заставить сбить спесь с Черчилля, ни в коем случае
не дать им сговориться между собой без помощи американ¬
цев— такова была генеральная схема. Волей-неволей в ка¬
честве первого шага к ее осуществлению приходилось при¬
знать и логически довести до конца ту пакость, которую
Черчилль устроил французам, — сделать Францию колонией
Гитлера. Второй шаг — крепкий, удар Геринга по английскому
черепу. Для этого нужно было осуществить угрозу воздушного
«блица» против Англии. Избрать какой-нибудь промышленный
центр, где нет американских интересов, и превратить его
в показательную кучу камней. Можно наугад ткнуть пальцем
в карту: пусть будет, скажем, Ковентри. В-третьих, необходи¬
мо безотлагательно подбросить помощь англичанам, чтобы
они тут же дали по рукам Гитлеру, как только он вообразит,
что настал последний день Англии.
Жестоко ошибся бы человек, который вообразил бы, буд¬
то все это говорилось уполномоченными финансовых и про¬
374

мышленных королей Америки в сколько-нибудь завуалиро¬
ванной форме. В конце концов они были среди своих. К чему
были фиговые листки? Можно было резвиться нагишом,
подобно первобытным дикарям, размахивая дубинами. Так
они и делали. Ачес рычал на Долласа, Доллас скалил
зубы на Ачеса. Исподтишка за всем приглядывал в каче¬
стве секретного наблюдателя от сената председатель комис¬
сии по военной промышленности Гарри Фрумэн. Потом все
сошлись в круг и, отложив дубины, обменялись рукопожати¬
ями, подписавшись под великой хартией великих американских
вольностей в Европе.
На следующий день поверенные сделали доклады своим
патронам. Рокфеллер, Морган, Мэллон, Дюпон и другие
незримые участники сговора утвердили соглашение своих
адвокатов. Судьба Франции была решена. Напрасно метался
французский премьер Рейно, взывая к «милосердию демокра¬
тической Америки». Напрасно Черчилль сидел, судорожно
вцепившись в подлокотники, и следил по карте, как одно за
другим освобождаются на французском театре немецкие
механизированные соединения, как переносятся на побережье
пролива аэродромы Геринга, как мчатся через Рейн немец¬
кие составы, груженные авиабомбами. Черчилль уже понял:
не его двадцати пяти эскадрильям отбиться от армад Ге¬
ринга, хотя бы эти эскадрильи и были •вооружены теперь
«Спитфайрами» вместо окончательно одряхлевших «Харри-
кейнов». Остатки жидких волос шевелились на голове бри¬
танского премьера при мысли о том, что, как сам он предал
Францию, чтобы заткнуть глотку нацистской гиене, точно так
же янки могут предать Днглию, чтобы подкормить Гитлера
ее костями. Все было ужасно, все. выходило за пределы
ясного понимания даже самых «реальных политиков»,
какими тщились выглядеть господа члены английского каби¬
нета. Конец нитки, за которую можно; было бы размотать
клубок, находился далеко по ту сторону океана. За него
было не легко ухватиться.
От имени французского правительства Рейно отправил
Рузвельту телеграмму с призывом о помощи. Этот призыв
он назвал «последним». Погубив Францию, шайка интриганов
и предателей во главе с Рейно теперь предприняла маневр,
призванный в какой-то мере обелить ее в глазах народа.
Французский премьер говорил, что если не последует немед¬
ленно самая эффективная помощь Америки, Франция падет,
Франция будет растоптана, Франция перестанет существо¬
вать! Это была демагогия.
375

Кабинет министров не расходился в ожидании ответа. Од¬
нако этот демагогический трюк провалился.
Накануне того утра, когда каблограмма Рейно прибыла
в Вашингтон, у Рузвельта болела голова. По заявлению ка¬
мердинера, президент в ту ночь спал дурно, забылся только
на рассвете. Его беспокоили боли в ногах.
Некоторое время адмирал Леги, явившийся с утренним
докладом президенту, в 'задумчивости смотрел на камерди¬
нера, потом медленно повернулся и не спеша побрел прочь.
Он шел по коридору, якобы от нечего делать заглядывая
в еще пустые комнаты. Так дошел он до кабинета Гоп*
кинса.
Леги отлично знал, что Гопкинс, мучимый болезнью, спит
очень мало, встает рано и является на служебную половину
Белого дома чуть ли не одновременно с неграми-уборщиками.
Однако адмирал счел нужным состроить удивленную мину:
—	Уже на ногах?
Гопкинс с кислым видом поглядел на Леги: у него сего¬
дня особенно мучительно болел живот.
Адмирал протянул советнику телеграмму премьера Рейно.
Гопкинс проглядел ее без всякого интереса и вернул, не ска¬
зав ни слова. Посмотрел на часы: стрелки показывали девять.
Обычно президент уже полчаса как бодрствовал: к этому
времени он мог быть в столовой. Гопкинс вопросительно по-
смотрел на Леги:
—	Идете докладывать?
—	Он еще спит.
Гопкинс нахмурился и несколько мгновений оставался
в раздумье.
—	Будить, пожалуй, не следует...
Это было сказано тихо и неопределенно, но Леги поспе¬
шил ответить согласным кивком головы и отправился
к себе.
Прошел час. В дверь ею комнаты коротко постучали, и на
пороге показался Гопкинс.
—	Сам велел сейчас же сообщить в Тур, что Штаты го¬
товы утроить помощь французам.
Ошеломленный Леги отбросил карандаш.
—	Вы ему все-таки сказали! — В голосе адмирала слы¬
шался испуг, но он тут же рассмеялся и, поймав катящийся
по столу карандаш, приготовился писать. — Ну же!
—	Что вы намерены писать?
—	Все, что угодно патрону: хотя бы об удесятерении на¬
шей помощи Франции, но с маленькой припиской: «Однако
376

не раньше, чем получим на это согласие конгресса...» Это
спасет его от неприятностей с муЛами.
Несколько мгновений Гопкинс в нерешительности смотрел
на Леги.
—	Но ведь это же равносильно тому, что ответа не будет...
—	Диктуйте, Гарри, — с усмешкой сказал адмирал.
В окрестностях Тура наступила, предвечерняя прохлада,
а в городе было еще жарко. Старые каменные дома были
накалены. В большом зале ратуши, с растерзанными галсту¬
ками, в одних жилетах, а кое-кто и без жилетов, все еше
сидели министры Франции. Воспаленные, сонно-равнодушные
глаза, потемневшие от небритой щетины лица, пряди
волос, неряшливо свисающие на потные лбы, позы — все сви¬
детельствовало о том, что этим людям скоро будет безраз¬
лично все.
Министры ждали ответа из-за океана. Посол «великой за¬
океанской демократии» не дал себе труда последовать
за французским правительством в Тур. Уильям Буллит остал¬
ся в Париже, чтобы встретить своих немецких друзей, и преж¬
де всего, чтобы принять неожиданно и тайно появившегося
в Париже Отто Абеца. В тот вечер 13 июня 1940 года, нака¬
нуне вступления в Париж немецко-фашистских войск, в малой
гостиной посольского особняка Соединенных Штатов Буллит
сказал мужу своей бывшей приятельницы:	'
—	Дорогой друг, пока я представляю тут Соединенные
Штаты, вы можете быть покойны, — Буллит дружески по¬
ложил руку на плечо Абеца. — Никто не вытащит из-под
тюфяка умирающей Франции того, что предназначено
вам... Если бы только я мог связаться с нашими друзьями
в Вашингтоне...
—	Что вам мешает?
—	Телефонная связь с Америкой прервана.
—	Я устрою вам разговор через Берлин, — после минут¬
ного колебания сказал Абец.
Действительно, оказалось достаточно нескольких слов
Риббентропу, и тот обещал в ту же ночь связать Буллита
с Леги.
После полуночи, когда Абец уже спал, Вашингтон вызвал
Буллита по проводу через Берлин. Буллит услышал в трубке
голос Леги:
;— Можете информировать кого нужно: Рейно получит
ответ дня через два. Примерное содержание: «Мы удвоим
усилия, чтобы помочь Франции. Но для их реализации нам
377

нужно согласие конгресса». Вы меня поняли?спросил ад¬
мирал.
—	Вполне... Не может быть никаких неожиданностей со
стороны самого?
—	Я беру его на себя.
—	Короче говоря: положительного ответа не будет?
—	Да,—решительно отрезал адмирал.
—	Спасибо', Уильям! — вырвалось у Буллита.
—	Не за что, Уильям. Только не теряйте времени там,
а тут все будет в порядке...
Положив трубку, Буллит радостно потер руки и про себя
повторил: «Ответа не будет!..»
Утром Буллит сказал Абецу:
—	Я очень хотел бы, чтобы вы, не теряя времени, отпра¬
вились; в ставку фюрера. Вы должны передать ему, что все
в порядке: Франция должна рассчитывать только на себя.
Значит, руки для действий над Англией у вас развязаны.
Однако, — тут Буллит заговорил топотом, — однако из это¬
го вовсе не следует, что обязательства относительно России
снимаются с фюрера. Напротив того: уничтожение Франции
и право дать хорошего тумака англичанам — только поощ¬
рение, щедрое поощрение к активности на востоке...
Буллит настолько понизил голос, что даже если бы
в комнате имелись самые тонкие приборы подслушивания, они
не могли бы уловить того, что слетало с уст посла заокеан¬
ской республики и было предназначено для передачи самому
отвратительному тирану, какого знала Европа тех дней, —
Г итлер у.
Получасом позже Абец поправил перед зеркалом наспех
наклеенные черные усики, .надел очки, которых никогда до
того не носил, и с ужимками сценического злодея покинул по¬
сольство через черный ход. Он спешил обежать еще несколь¬
ких парижских друзей фюрера, прежде чем отправиться в его
ставку с поручением Буллита. По пятам за ним следовал
страшный слух: «Ответа не будет..,»
«Ответа не будет... Ответа не будет!..»
Это сообщение поползло из Парижа. Оно летело по Фран¬
ции, как струя отравленного ветра, проникало в города, в де¬
ревни, нагоняло бредущих по дорогам беглецов, извиваясь,
ползло по рядам солдат: «Ответа не будет...»
Скоро слух достиг Англии. Он пробивался сквозь туман
лондонских улиц, мутной мглой заволакивал и без того смя¬
тенные умы англичан: «Ответа не будет..,»
378

Но еще раньше, чем это сообщение стало1 известно' в Лон¬
доне, оно уже значилось в разведывательных сводках гер¬
манского командования. Сводки лежали уже на столе Гит¬
лера, Геринга, Кейтеля, Гальдера, Рундштедта и Гаусса.
Канцелярия Риббентропа поспешно размножала копии для
руководства нацистской партии: «Ответа не будет».
Все завертелось, как в бешеной карусели.
14 июня пал Париж.
16 июня, шантажируя Францию неизбежностью раз¬
грома, Черчилль предложил ей стать частью Британской
империи.
17-го	Петэн объявил по радио, что взял на себя руковод¬
ство Правительством.
18-го	Петэн и Вейган объявили все французские города
с населением более 20 тысяч душ открытыми.
19-го	французский кабинет не расходился целый день
в напрасном ожидании ответа Гитлера на просьбу о пере¬
мирии.
20-го	Гитлер приказал французским представителям
явиться для получения условий перемирия.
Берлинская «Нахтаусгабе»! писала:	«Время жалости
прошло»'.'
Гаусс приказал подать’ себе легковой автомобиль в со¬
провождении двух броневиков. На прощанье он сказал Ман-
штейну:
—	Через несколько дней я вернусь, хотя делать здесь
больше нечего. — И несколько иронически сощурил левый
глаз за стеклышком монокля. — Советую не терять времени,
если не хотите опоздать со своим следующим планом.
Манштейн сухо поклонился:
—■ Я никогда и никуда не опаздываю, экселенц.
Гаусс сердито хлопнул дверцей, и его автомобиль умчал¬
ся, вздымая клубы пыли на никем не подметаемой улице.
Генерал беспокойно ерзал на просторной задней подушке. Его
снедало беспокойство: поспеет ли он в Париж, прежде чем
гитлеровские башибузуки разграбят его сокро-вища? От нерв¬
ного возбуждения Гаусс машинально ощупывал засунутый
в боковой карман список того-, чем следовало завладеть
в картинных галлереях и салонах французской столицы.
12
—	Дьявольски жаркий июнь! — сказал сын президента,
Франклин Рузвельт младший, и подвинул соломенный шез¬
лонг, на котором лежал, дальше в тень.
379

Пятна света торо-пливо обегали отбрасываемую деревьями
тень. Солнце заглядывало во все закоулки парка. Если бы не
сильный вентилятор, то даже под большим парусиновым зон¬
тиком, пристроенным у огромного вяза, где лежали прези¬
дент с сыном, стало бы нечем дышать. Мухи назойливо гуде¬
ли, не в силах преодолеть отгонявшую их струю венти¬
лятора.
Переставив шезлонг в тень дерева, Франклин младший ока¬
зался отделенным от отца толстым стволом вяза..Пришлось
поневоле повысить голос, и беседа сразу утратила интим¬
ность, которая так устраивала сына. Он приехал в Гайд-парк
ради того, чтобы выведать у отца кое-что о предстоящих
изменениях в налоге .на сверхприбыль и потолковать еще об
одном важном деле. Будучи уже три года женат на Этель
Дюпон, дочери Юджина Дюпона де Немур, Франклин посте¬
пенно переходил из лагеря отца, при всяком удобном, случае
прокламировавшего мир, в стан одной из самых агрессивных
групп американских монополистов — военно-промышленной
группы «Дюпон».
Президент не был наивным человеком и понимал, что этот
брак был, вероятно, устроен Дюпонами не столько из жела¬
ния породниться со старым аристократическим, по американ¬
ским понятиям, родом Рузвельтов, сколько из чисто деловых
соображений. Получить в семью сына президентасделка,
стоящая одной из девиц Дюпон. Рузвельт, правда, ничем
и никогда не выдавал этих подозрений своему сыну, но в. их
отношениях поневоле исчезла былая простота. Президент лю¬
бил делиться с сыновьями мыслями, любил рассказывать им
свои планы, пробовать на них, как на оселке, меткие харак¬
теристики людей. Но чем крепче Дюпоны втягивали Франк¬
лина в атмосферу своей деятельности, целиком направленной
ко взрыву мира только ради их, Дюпонов, выгоды, тем меньше
точек соприкосновения оставалось у отца с сыном.
Опытное в делах и чуткое в личных отношениях ухо Руз¬
вельта легко уловило тот момент, когда Франклин от пустой
болтовни, служившей вступлением, перешел к вопросу о на¬
логах. Президент не мешал сыну высказаться, но не спешил
с ответом и откровенно обрадовался, когда в аллее показа¬
лась фигура его младшего сына, Эллиота.
—	Видишь, отец, я обещал заехать и заехал, хотя очень
тороплюсь к себе в Техас! — весело крикнул Эллиот.
—	Не терпится фаршировать людям мозги?
—	О, как ты можешь! Моя радиокомпания выдает слу¬
шателям только самый доброкачественный материал.
—	Фарш всегда остается фаршем. Если его суть не скле¬
ить кое-какой дрянью...— Рузвельт рассмеялся и, не дого¬
380

ворив, ласково -потрепал по плечу усевшегося прямо на зем¬
лю Эллиота.
Несколько минут разговор вертелся на пустяках, новостях,
сплетнях. Вдруг и младший сын заговорил о налогах. Это
неприятно кольнуло Рузвельта.
—	Что тебя беспокоит, мальчик? — ласково, но не скры¬
вая удивления, опросил он.
—	То же, чем обеспокоен теперь каждый предпринима¬
тель: налоги, налоги! Моргентау затягивает петлю на нашей
шее — на шее коммерсантов средней руки.
—	Не говори глупостей, Эллиот! — раздался резкий го¬
лос Франклина. — Никто не собирается вас душить. Но жерт*
во'вать интересами крупных компаний, являющихся становым
хребтом промышленности, ради того, чтобы удержать от
естественного крушения кучу мелкоты, было бы преступ¬
лением.
—	Мы — куча мелкоты? — спросил пораженный Эллиот.
—;- Там, где речь идет о гигантских задачах... — начал бы¬
ло Франклин, но Эллиот не дал ему договорить.
—	Значит, всякий американский предприниматель, у кото¬
рого меньше долларов, чем у Дюпона, и который не может
покрывать свои долги такими же фиктивными комбинациями,
должен погибнуть?.. Ты понимаешь, папа, что говорит
Фрэнк?!
Но прежде чем Рузвельт успел вставить слово, Франклин
сам ответил младшему брату:
—	Милый мой, Штаты не могут и не должны, я бы даже
сказал: не имеют права, ставить себя под угрозу новых эко¬
номических потрясений ради спасения армии лавочников.
Штаты — великая держава, с великим будущим. Ее базисом
являются и всегда останутся большие капиталы, большие
дельцы, а не дырявые кошельки тех, кого ты называешь неза¬
висимыми предпринимателями. В действительности эти люди
только плохие дельцы, страдающие отсутствием чутья, не знаю¬
щие условий рынка. Они смахивают на дурачков, ложа¬
щихся поперек рельсов в идиотской уверенности, что это
остановит поезд. А поезд идет и должен итти. Он раздавит
дураков. Понял?
Эллиот, не отвечая, растерянно смотрел на брата.
А Франклин в раздражении поднялся со своего шезлонга.
—	Извини, папа... Ты позволишь мне зайти к тебе по¬
позже? — И суше, чем обычно сыновья разговаривали с Руз¬
вельтом, добавил:—Мне нужно с тобой поговорить.
Эллиот, хмурясь, смотрел вслед удалявшемуся брату.
—	Из-за чего ты так раскипятился?—спросил Рузвельт.
381

—	А ты, папа, и не заметил, что раскипятился вовсе
не я, а он.
—	Вам не о чем спорит!;.
—	Есть о чем!.. Именно тех-то, к кому теперь принадлежит
и Франклин, мы, средние предприниматели, и боимся. Они
заставят вас покончить с нами.
—	Что ты там болтаешь?
—	Ваш новый закон им нипочем. Но нам придется так ту¬
го, так туго!..
Эллиот снизу вверх посмотрел в задумчивое лицо отца.
Рузвельт прикоснулся пальцем к его лбу.
—	Выкинь это из головы. Слышишь: все! Ясно, что этот
новый налог, как и всякий новый налог, не всем по душе.
—	Но это же смерть для многих!
—	Обычно я больше, чем кто-либо другой, забочусь
о том, чтобы датй дышать и маленькой рыбе. Я всегда стре¬
мился дать мелкому предпринимателю шанс в борьбе с круп¬
ными компаниями...
—	Будем откровенны, отец: только для того, чтобы дать
допинга тем, кто покрупнее. А те, в свою очередь, должны
были подталкивать еще более крупных. Так — до самой вер¬
шины.
—	Друг мой, — уклончиво ответил Рузвельт, — я же не
председатель филантропического общества содействия бака¬
лейной торговле. Передо мной задача куда более серьезная.
Хочешь, я тебе скажу?..
И вдруг умолк. Эллиот в нетерпении смотрел на него.
—	Речь идет о споре за мир, понимаешь, за весь мир, мой
мальчик, — продолжал Рузвельт. — Не хочешь же ты, чтобы
мы полезли в такую драку, поддерживаемые только мелкими
лавочниками?
—• Значит, мы должны убираться с дороги? — спросил
Эллиот.
—; В моей жизни были такие же минуты, малыш, — лас¬
ково проговорил Рузвельт. — Когда я начал свое омаровое
дело, то искренно воображал, будто спасаю Штаты. И уж во
всяком случае свое собственное состояние. А позже я понял:
все это пустяки. Совсем не тем нам нужно заниматься, со¬
всем не тем... Брось-ка ты свои радиостанции, сынок. Слава
богу, в моих руках еще есть немного власти, чтобы открыть
перед тобою более широкие ворота.
—	Но мне нравится это дело, отец!
—	Мало ли кому что нравится. Речь идет о том, чтобы
положить на обе лопатки всех, кто против нас, а не о заба¬
ве. Понимаешь, нужно нокаутировать всех, кто противостоит
мне, и тебе, и Франклину — всем!
382

—	Кого ты имеешь -в виду, отец?
—	Попробуй разобраться сам... Если запутаешься, я по¬
могу. Но помни: предстоит не развлечение, а чертовски серь¬
езная драка. Драка за весь мир... Понял? — И вдруг, меняя
тон: —Ты уже пил кофе?
Эллиот понял, что отец хочет остаться один.
—	Хорошо, папа. Я вовсе не намерен донкихотствовать.
Но боюсь, что без твоей помощи мне не удастся добиться
того, что мне нужно в новой области.
—	Ты всегда можешь на меня рассчитывать. Только смо¬
три, чтобы не стали болтать, будто тебе везет потому, что ты
сын президента.
—	Болтать не будут! — решительно заявил Эллиот. —
Я не такой сосунок в делах. — И он поднялся с земли, на¬
мереваясь уйти.
—	Погоди-ка, — остановил его Рузвельт. — Дай мне этот
конверт и тот вон каталог.
Эллиот подал ему конверт и толстый каталог фила¬
телии.
Рузвельт с нескрываемым удовольствием вскрыл толстый
конверт, из которого посыпались марки, и принялся исследо¬
вать их сквозь лупу.
Через час за этим занятием его застал Гопкинс.
Рузвельт неохотно отложил лупу и таким жестом, словно
его лишали большого удовольствия, сдвинул разложенные по
листу картона марки.
Гопкинс сказал без предисловий:
—	Вы велели, патрон, не стесняться с опустошением арсе¬
налов...
—	Да, да, — поопешно подхватил Рузвельт, — Черчиллю
нужно послать все, что у нас есть лишнего.
—	Ну, — Гопкинс усмехнулся, — Джордж не очень-то
уверен в том, что все это лишнее.
—	А, Маршалл скопидом! Не обращайте внимания. Да¬
вайте англичанам все, что есть.
—	Речь идет о полумиллионе винтовок, — продолжал
Гопкинс, — восьмидесяти тысячах пулеметов, ста тридцати
миллионах патронов, тысяче полевых орудий и миллионе
снарядов. Там есть авиабомбы, порох и другая мелочь...
—	Мы должны поддержать боевой дух англичан, — весе¬
ло проговорил Рузвельт. — Для этого можно было бы и ото¬
рвать кое-что от себя. Хотя я убежден, что Джордж преуве¬
личивает: на нашу долю кое-что останется.
—	Мне тоже так кажется, — кивнул головой Гопкинс. —
Все, что мы даем, — отчаянное старье. Главным образом из
запасов прошлой войны.
383

—> Тем более, тем более, Гарри! Отдайте все это англи¬
чанам. Они должны видеть, что мы о них заботимся, должны
чувствовать нашу дружескую руку.
—	Есть одно затруднение, патрон, — в сомнении прого¬
ворил Гопкинс:—правительство Штатов не имеет права про¬
дать все это иностранцам.
—	Так подарим!
—	Подарить мы тоже не можем... Конгресс растерзал бы
нас, а республиканцы въехали бы на таком предвыборном
коне в Белый дом, как к себе домой.
—	Неважный каламбур, Гарри, хотя и правильный, —
с видимым огорчением произнес президент. — Так что же
делать? Мы же не можем подставить англичан голыми под
удар Гитлера. Это имело бы трагические последствия.
—	И для нас самих в первую очередь.
—	Ну, о себе то я не думаю! — йскренно воскликнул Руз¬
вельт. — Нужно спасать англичан.
—	Есть выход, — помедлив, как будто это только что при¬
шло ему в голову, сказал Гопкинс.
—	Ну, ну, скорее же, Гарри!
—	Мы можем продать весь этот хлам любому амери¬
канцу...
Рузвельт в возбуждении ударил Гопкинса по руке:
—	Молодец, Гарри! Я уже понял: мы продаем американ¬
цу, а американец, как частное лицо, может продать кому
угодно.
—	Даже англичанам, — улыбнулся Гопкинс.
—	Молодчина, Гарри! Давайте такого американца.
Тут Гопкинс снова сделал такой вид, будто задумался,
хотя все было у него заранее продумано и решено. Имя Джо¬
на Ванденгейма вовсе не неожиданно сорвалось у него
с языка.
Рузвельт не возражал. Ему было все равно. В этот мо¬
мент ему и в голову не пришло, что купленное у правитель¬
ства за гроши вооружение будет в тот же день по десяти¬
кратной цене продано Англии.
—	Уломайте Маршалла и его чиновников не тянуть де¬
ло, — возбужденно торопил он Гопкинса. — Цена не имеет
для нас значения. Пусть Это будет что-нибудь чисто симво¬
лическое, скажем — миллион долларов.
—	Хорошо, патрон, — безразлично ответил Гопкинс.
—	Этим мы убьем сразу двух зайцев...
Рузвельт не досказал своей мысли, но Гопкинс понял и
так: выборы на носу. А Ванденгейм был не последней пеш¬
кой в предвыборной игре.
В тот же день потные пальцы Долласа зафиксировали для
384

патрона сделку на приобретенное у военного министерства
США за один миллион долларов вооружение, по подсчету
Долласа стоившее 37 миллионов 561 тысячу 418 долларов и
40 центов.
Вечером, в кругу семьи, собственноручно смешивая для
сыновей традиционный стаканчик «Мартини», Рузвельт с во¬
одушевлением рассказал о придуманном Гопкинсом замеча¬
тельном ходе с продажей вооружения, так необходимого Ан¬
глии. Увлеченный своим рассказом и взбалтыванием коктей¬
ля, Рузвельт и не заметил, как при словах о «символической»
сделке с Ванденгеймом побледнел его сын Франклин.
Франклин с трудом допил «Мартини» и, сославшись на
головную боль, ушел. Его распирало бессильное бешенство:
как глупо было утром завести эту болтовню о налогах, вме¬
сто того чтобы прямо переговорить с отцом о деле, ради ко¬
торого он сюда и приехал,— об этом самом вооружении. На¬
прасным оказался сигнал, полученный Дюпоном от Джорд¬
жа Маршалла, о намеченной продаже! Он, Франклин, как
мальчишка, провалил первое серьезное дело, порученное ему
новыми родственниками. Как мальчишка!..
Между тем его отец, Франклин Делано старший, отлично
проведя ночь, проснулся все еще под впечатлением вчерашне¬
го дела: тысяча пушек, может быть, и не бог весть какой
куш, но если прибавить к ним 80 тысяч пулеметов, то не каж¬
дый день такие подарки падают в пасть Черчилля!
Поэтому, когда, как всегда, первым явился с докладом
Леги, Рузвельт встретил его в самом благодушном настрое¬
нии. Леги не стоило труда провести проект, который давно
был им разработан вместе с морским министром Ноксом. Про¬
ект заключался в том, чтобы решительным образом исполь¬
зовать затруднительное положение, в котором! оказалась Ан¬
глия, и перехватить у нее все или хотя бы почти все морские
базы в Атлантике, необходимые Соединенным Штатам для
вступления в последнюю фазу начавшейся войны. Нокс и
Леги предложили отдать Англии бесплатно пятьдесят эсмин¬
цев, в которых сейчас остро нуждалась островная империя
для ведения борьбы с немецкими подводными лодками. В об¬
мен на этот подарок следовало потребовать во временную,
на девяносто лет, аренду куски британской территории на
островах в Караибском море и на Ньюфаундленде для созда¬
ния там американских военно-морских и авиационных баз,
которые в первую очередь должны были обеспечить морской
и воздушный мост между Штатами и Европой.
Делая свой утренний доклад президенту, Леги, опытный
начальник штаба, искусно сглаживал все, что могло поко¬
робить слух Рузвельта. Не было слов «потребовать», не было
25 Заговорщики
385

и мысли о том, чтобы «прижать» англичан, пользуясь их кри¬
тическим положением. Ни звуком не упоминалось, что отда¬
ваемые Англии пятьдесят эсминцев — старый хлам, до того
заржавевший, что пушки на них перестали поворачиваться,
что люки не задраивались, днища текли.
С видом старого вояки, чьи глаза увлажняются от уми¬
ления при собственных словах, Леги говорил президенту
о высокой миссии наций английского языка, о руке 'помощи
американских внуков английским дедам, о подарке в полусот¬
ню боевых кораблей да к тому же еще об обязательстве взять
на себя сооружение военных баз на пустырях заброшенных
тропических и арктических владений дряхлеющей милой Ан¬
глии, необходимых для защиты самой же Англии.
Со стороны Леги все было точно рассчитано. Рузвельт тут
же принялся с воодушевлением диктовать телеграфное по¬
слание Черчиллю:
«Бывшему морскому чину.
Рука дающего да не оскудеет!..»
И вдруг рассмеялся:
—	Вы представляете себе, старина, какой шквал прокля¬
тий посыплется на мою голову, как только конгресс узнает
об этой проделке, а? ■— Рузвельт смеялся с такой мальчи¬
шеской непосредственностью, что можно было подумать, буд¬
то речь идет о веселой шалости. — Притом я один, своей вла¬
стью, не спросясь этих мулов!
Но Леги заявил с серьезным видом:'
—	Они легко утешатся, сэр...— И принялся один за дру¬
гим загибать пальцы: — Бермуды, Багамские острова Трини¬
дад, Британская Гвиана, Ньюфаундленд, Лабрадор, Ис¬
ландия, Гренландия... Если бы к этому прибавить еще Гиб¬
ралтар, Мальту, Сингапур, Гонконг... Если мы не поможем
Англии и не примем тот, что валится у нее из рук, Гитлер
оторвет все это вместе с руками.
—	Но, но, не так-то скоро, старина!— проговорил Руз¬
вельт. — Ему пока есть над чем танцовать.
Произнося эти слова, Рузвельт и не подозревал, как он
был прав в самом буквальном смысле. В этот самый миг по
другую сторону Атлантического океана, на земле, за несколь¬
ко недель до того еще бывшей Францией, действительно тан-
цовал Гитлер. Он плясал, вскидывая огромные ступни, обутые
в высокие лакированные сапоги бутылками, строил гримасы
и смешно взмахивал руками. Это было нечто вроде припадка
безумия, овладевшего фюрером по выходе из знамени¬
того вагона в Компьенё, где немецко-фашистское командо¬
386

вание только что вручило французским делегатам условия
перемирия, которого просило французское правительство. Это
был день величайшего торжества «национального барабанщи¬
ка». Он должен был дать выход владевшему им возбужде¬
нию. Так как тут не на кого было кричать, не было причин
рычать и выносить смертные приговоры, то он и танцовал.
Точь-в-точь, как каннибал между актом обозрения приведен¬
ных ему на съедение пленных и самой операцией заглатыва¬
ния первых кусков препарированного врага.
То был час, когда солнце, поднявшись до зенита над
Атлантикой, еще только заглянуло в кабинет президента Руз¬
вельта, где он беседовал с Леги. Но над восточным полуша¬
рием оно успело уже пройти половину своего пути, и на пло¬
щадку перед вагоном в Компьенском лесу, где плясал Гит¬
лер, уже ложились длинные тени деревьев.
Исторический вагон, в котором 11 ноября 1918 года мар¬
шал Фош вручил германским представителям условия пере¬
мирия, находился теперь на том самом месте, где это про¬
изошло тогда. Большая надпись против вагона напоминала
французским парламентерам о позоре, испитом здесь два¬
дцать два года назад немецкими генералами. Ныне, возглавля¬
емые ефрейтором, эти генералы гордо восседали в вагоне,
сверкая галунами и регалиями. Французы же, потупясь, слу¬
шали тяжелые условия выпрошенного ими позорного пере¬
мирия.
А снаружи, окруженный улыбающимися Герингом, Гессом
и адъютантами, выплясывал Гитлер.
Вдруг неподалеку послышался стремительно нарастающий
гул автомобиля. Он смолк, как отрубленный. Через минуту
на площадку выбежал Кроне в запыленном плаще, набро¬
шенном прямо на форму СС. Геринг тотчас направился
ему навстречу. Кроне склонился к уху рейхсмаршала.
Тихонько разговаривая, они отошли в сторону. Никто не
обратил особенного внимания на эту сцену. Но по мере то¬
го как они беседовали, короткие толстые пальцы Геринга
все беспокойнее, бегали по широкой груди, цепляясь за
пуговицы, за шнуры аксельбантов, за побрякушки бесчислен¬
ных орденов. Лицо рейхсмаршала наливалось кровью, глаза
начинали выпучиваться. Он судорожно вцепился в руку
Кроне и, что-то приказав, отпустил движением руки. После
того Геринг торопливо подошел к Гитлеру и, отведя ею
в сторону, негромко, так, чтобы не слышали остальные,
выпалил:
—	Я могу начать воздушный блиц против Англии!
При этом на губах его от возбуждения появилась пена.
Теперь Гитлер, точно так же, как за минуту до того сам
25*
387

Геринг, выпучив глаза, смотрел на собеседника. Он с трудом
выговорили
—	Вы же знаете: это означало бы войну с Америкой.
Геринг приблизил свое багровое лицо к самому лицу фю¬
рера:
—	В том-то и дело: мы можем перемолоть Лондон в муку,
и это вовсе не будет означать войны с Америкой...
Тут Гитлер проделал ногами такое же приплясывающее
движение, как при выходе из вагона.
—	Геринг, ваш день настал! Великий день!—крикнул он.—
Германская история определила вам начать осуществление
плана «Морской лев». Вы первый покажете этим проклятым
английским тупицам, что их острова — вовсе и не острова.
Вы превратите их паршивый Лондон в пыль, вы собьете,
наконец, спесь с этих несносных золотых мешков из Сити!
Вы... вы...
Задыхаясь от восторга, он напрасно пытался подобрать
подходящие к случаю слова. Все казалось ему недостаточно
сильным. А по мере того как он говорил, Геринг все больше
багровел, весь раздувался от важности и самодовольства. Для
него это был исторический момент: он поставит на колени
Англию!
Геринг вскинул толстую руку с оттопыренным мизинцем,
на котором темнел огромный сапфир, и выкрикнул то, что
думал:
—	Мой фюрер, я поставлю Англию на колени в вашу
честь! Я заставлю англичан прославлять вас, стоя по щико¬
лотку в крови! Можете считать, мой фюрер, что Англии боль¬
ше нет, она не существует!
Вероятно, он еще долго выкрикивал бы эти угрозы и по¬
хвальбы, если бы между ним и Гитлером, как медленно плы¬
вущее привидение, не появилась долговязая фигура' Гесса.
Не глядя на Геринга, даже повернувшись к нему спиной, он»
спокойно и тихо проговорил:
—	Мой фюрер, вы, очевидно, забыли об утреннем сооб¬
щении Абеца.
Эти слова подействовали на Гитлера, как удар дубины на
разъярившегося быка. В первый момент он было совсем об¬
мяк, даже испуганно посмотрел на Гесса. И голос его зву¬
чал далеко не так свирепо, _как прежде, когда он ответил:
—	Я..» помню... Я все помню, Гесс. Англия никогда не
была для меня самоцелью.
Однако в следующий миг он уже снова был прежним Гит¬
лером: широкий шаг, театральные жесты, громкий хриплый
голос. Отвернувшись от Геринга, он быстрыми шагами вер¬
нулся к группе генералов, к которым присоединились спустив-
388

шиеся из вагона Кейтель, Браухич и Редер с толпою штаб¬
ных и адъютантов.
При приближении Гитлера все смолкли. Он резко остано¬
вился и, задыхаясь от возбуждения, проговорил:
—	Господа!.. Сегодня мы переступили порог истории!..
Будущее Германии на тысячелетие вперед определилось в эту
минуту. Я определил его!.. Кейтель!
—	Мой фюрер!
—	План, который я приказал вам начать разрабатывать,
будет называться планом «Барбаросса»...
—	Мой фюрер,— послышался тут -возбужденный возглас
Геринга,— мы условились называть его планом «Морской
лев»!
Гитлер повел* в его сторону налившимися кровью глазами:
—	Молчите, Геринг, когда говорю я!.. План «Морской
лев» — ваше дело. Это дело второстепенной, третьестепенной
важности. Я поручаю вам его целиком: Англия должна быть
потрясена, но главное не там...
—	Англия будет поставлена... — начал было Геринг, но
Гитлер, выходя из себя, захрипел:
—	Англия! Англия!.. План «Барбаросса» — вот о чем бу¬
дет теперь думать каждый немец! План «Барбаросса» — вот
где судьба Германии!.. Кейтель!
—	Мой фюрер!
—	Ускорить разработку плана!
—	Да, мой фюрер!
—	Шпеер!
—	Мой фюрер!
—	Забудьте о том, что есть что-нибудь, кроме плана «Бар¬
баросса».
>— Да, мой фюрер.
—	План «Барбаросса» — вот где моя судьба!
В воцарившемся молчании послышался голос Гесса:
—	Хайль Гитлер!
Он крикнул это так неожиданно и громко, что стоявший
подле него Гаусс отшатнулся. В его мозгу пронеслась испу¬
ганная мысль-. «Барбаросса»!.. Мы знаем, где мы начали, но
один бог ведает, где кончим!»
В тот же день подробный отчет о том, что произошло
б Компьенском лесу, был отослан Кроне — Мак-Кронином —
по двум каналам. Один канал принес этот отчет Фостеру Дол-
ласу и через него Ванденгейму, другой — адмиралу Леги.
Выслушав сообщение, Ванденгейм! сказал своему адвокату:
—	Деньги, вложенные в этого ГиТлера, не пропадут.
389

—	Да, чертовски важный момент,— глубокомысленно
согласился Доллас. — Я бы даже сказал, исторический мо¬
мент!
—	Но смешна эта любовь к средневековой пышности. По¬
чему «Барбаросса»?
—	Пусть хоть «Генрих Птицелов». Наплевать на обложку,
лишь бы нам подходило содержание.
—	Поезжайте к Леги. Он должен это знать, — приказал
Ванденгейм. И крикнул вслед Долласу: — И пришлите сюда
стенографа! Я продиктую поздравительную телеграмму Ге¬
рингу. Мой гиппопотамчик заслужил похвалы!
Когда Доллас приехал в Вашингтон к Леги, оказалось,
что адмирал уже знает все. Адвокату очень хотелось откровен¬
но поговорить с адъютантом президента, но его стесняло при¬
сутствие сидевшего тут же Фрумэна. Однако Леги, повиди-
мому, считал сенатора вполне своим человеком и был при
нем совершенно откровенен. На вопрос Долласа, намерен ли
Леги доложить об известии президенту, адмирал, подумав,
ответил:
—	Старик может испортить все дело: начнутся разгово¬
ры о локализации конфликта, об отвратительном лике фа¬
шизма и прочее. Пусть все идет своим чередом. Когда придут
официальные сведения — другое дело. Тут хозяину от¬
кроется полная возможность проявить свою любовь к чело¬
вечеству. Но тогда уже будет поздно останавливать машину.
Надеюсь, что Геринг не станет терять время на размышления
и поддаст жару англичанам.
—	Да, этот тянуть не станет,— с уверенностью констати¬
ровал Доллас.
—	И прекрасно! Узнать, что Джон Буль ползает на коле¬
нях,— лучший бальзам для патрона. Он, разумеется, произне¬
сет несколько громких фраз и наверняка отправит по теле¬
графу самое трогательное послание «бывшему морскому чи¬
ну», но это не имеет значения. В конце концов, Тридцать
второй — трезвый политик. Уж я-то его достаточно знаю.
—	А не думаете ли вы, что, спустив бешеную собаку на
Англию, мы тем самым отвлечем ее от главной цели охоты?—
с опаскою спросил Доллас.
—	Ничуть! — с уверенностью ответил Леги. — План «Бар¬
баросса»— его очередная и важнейшая задача, и чем меньше
мы будем мешать Гитлеру, тем скорее план будет готов. А что
нам, собственно говоря, еще нужно?
—	Ничего!—послышался вдруг резкий возглас из по¬
лутемного угла, где сидел Фрумэн.
Доллас успел забыть о присутствии сенатора и теперь
с удивлением! оглядел! его маленькую фигурку и злое лицо
399

с платно сжатыми губами огромного рта. Большие роговые
очки Фрумэна поблескивали, как глаза фантастического
филина.
—	Что вы хотите сказать?— спросил Доллас.
Фрумэн метнул в его сторону сердитый взгляд и выкрик¬
нул:
—	Если выяснится, что столкновение с Россией дается
Гитлеру слишком легко, необходимо будет помочь России.
При этих словах сенатора Леги удивленно на него уста¬
вился. Заметив его взгляд, Фрумэн тут же крикнул с азар¬
том:
—	Но если мы увидим, что просчитались с планом «Бар¬
баросса» и Гитлеру приходится слишком туго, мы будем! обя¬
заны помочь ему! И поможем так, чтобы у России затреща¬
ли кости! Да, да, джентльмены! Именно это я и хотел сказать.
Фрумэн поспешно поднялся и, на ходу поклонившись обо¬
им, засеменил к выходу.
Леги подмигнул ему вслед и, когда дверь затворилась,
спросил Долласа:
—	Как вам нравится этот парень?
—	Когда-нибудь, когда нам понадобится президент, этот
парень будет весьма кстати.:

КНИГА ВТОРАЯ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Вершина мачты корабля — Нового
Китая — уже показалась на горизонте,
рукоплещите, приветствуйте его!
Радуйтесь, Новый Китай принадле-
жит нам!
Мао Цзе-дун

1
В монгольской степи, всхолмленной беспорядочно сталки¬
вающимися грядами плешивых бугров и изрезанной морщи¬
нами каменистых оврагов, стоял одинокий, заброшенный мо¬
настырь.
Глинобитная стена вокруг монастыря местами обрушилась.
Под приземистой пагодой ворот давно не было решетчатых
створок. Квадраты окон с выломанными переплетами глядели
в степь черными провалами.
Никто не помнил, когда последний лама пользовался этим
убежищем.
Долгое время после ухода лам вокруг этого места расте¬
калось зловоние — неразделимая смесь вековой копоти, тлею¬
щих тряпок, чеснока и тухлятины. Но со временем пронзи¬
тельный ветер пустыни очистил щели, из которых не могли
вытащить падаль шакалы и крысы, солнце прокалило разва¬
лины.
Днем над черепичной крышей поднимался мощный столб
воздуха. Он был еще более горяч, чем над пустыней вокруг.
К этому столбу слетались степные орлы. Восходящий поток
давал- им возможность парить целыми часами. Орлы кружи¬
ли над каменным квадратом, высматривая барсуков и поле¬
вых мышей.
Ночами обвалившиеся своды храма и длинных переходов,
как огромный каменный рупор, посылали в молчание степи
заунывный плач шакалов.
Некоторое время из монастыря доносился еще мелодич¬
ный перезвон колокольцев. Иногда даже глухо гудел большой
бронзовый гонг. Это случалось, когда ветер пустыни врывал¬
ся в кумирню.
397

Среди ночи этот звон казался не только удивительным, но
и страшным.
Ламы, бежавшие во Внутреннюю Монголию и в Тибет под
крылышко далай-ламы, попробовали было пустить слушок:
боги, мол, прячутся в недоступных глазу закоулках своего
жилища; боги выходят по ночам и дают знать, что живы. Не
спеша позванивает бубенчиками тихий Наго-Дархи, суля бо¬
гатые пастбища; потрясает сразу всеми шестью золотыми
руками свирепый Джолбог-Кунаг, грозя напустить на нече¬
стивцев злого духа в дороге, лишить их богатства и своей за¬
щиты от пуль на войне.
Но как ни старались ламы, их шопоту не за что было
зацепиться в Новой Монголии. Порыв ветра пронес слух
по степи мимо людских ушей и бесследно развеял его
вместе с тучей колючего песка над раскаленными камнями
Гоби.
Боги все-таки умерли. Колокольцы пригодились пастухам.
Перезвона в храме не стало слышно даже в самое ветре¬
ное время. Ни горячий гобийский вихрь, ни морозный буран
с Забайкалья не заставляли больше греметь большой бронзо¬
вый гонг Чеподыля.
Так вместе с богами умерли и последние «священные»
звоны в степи. Она жила теперь только теми звуками, какие
рождает земная жизнь. Как голос далекого прибоя, шуршала
под ветром трава, доносился из-под облака орлиный клекот, и
истошно плакали ночами шакалы.
Прислушиваясь к их лаю, Бельц время от времени маши¬
нально хватался за пистолет. То и дело он спотыкался об ост¬
рые камни и посылал проклятия темноте и бесшумно двигав¬
шемуся впереди Хараде.
Еще больше проклятий приходилось на долю гоминданов¬
ских механиков и американских моторов. Бельца не покидала
уверенность: будь на месте китайских механиков немцы, не
было бы аварии. Он сбросил бы Хараду над указанной точ¬
кой и не тащился бы теперь по этой черной пустыне, навстре¬
чу смерти в монгольской тюрьме.
Бельц вытащил раздавленную парашютной лямкой пачку
сигарет. Но тут же убедился в том, что на ходу закурить не
удастся, а остановиться — значило отстать от Харады. Слуга
покорный! Он уже испытал удовольствие искать японца
в темноте после посадки.
Теперь он старался не терять из виду едва различимый
силуэт майора.
—	Алло, Харада-сан! — сказал Бельц. — Давайте пе¬
редохнем.
Японец пробормотал что-то неразборчивое. Бельц не мог
398

понять;, остановился' Харада или нет. Легкйх шагов японца
не было слышно и на ходу.
—	Харада-сан! — раздраженно повторил Бельц и тут же
неожиданно увидел силуэт майора рядом с собою.
—	Решаюсь, привлечь ваше благосклонное внимание
к моему скромному мнению, — сказал японец. — Я бы не
позволил себе зажигать спичку.
—	На пятьсот километров в окружности нет ни души.
—	Моей ограниченности не дано знать, на каком расстоя¬
нии от нас имеются живые люди.
—	Люди в пустыне? Не валяйте дурака! — грубо сказал
Бельц.
—	И все же позволяю себе заметить:	мы находимся
в чужой стране...
Благодарю за открытие.
—	Притом в весьма враждебной стране.
—	Весьма полезная справка.
—	Эти скромные соображения дают мне основания ду¬
мать, что зажигание огня даже в виде маленькой спички
было бы несвоевременным, — уже не скрывая раздражения,
повторил Харада.
—	Будь трижды проклято все это дело и все ваши сооб¬
ражения! — сквозь зубы пробормотал Бельц.
—	Я очень сожалею о ваших мыслях...
—	Когда порядочный человек попадает в такую парши¬
вую историю, он имеет право выкурить сигарету, даже если
из-за этого могут повесить его уважаемого спутника, — на¬
смешливо сказал Бельц.
Харада вежливо втянул воздух сквозь зубы и тихо рас¬
смеялся.
При этом Бельц представил себе выпяченные вперед,
большие, как у лошади, желтые зубы японца и всю его опроти¬
вевшую летчику физиономию. Просто счастье, что ее не видно
в темноте!
Свое раздражение против подведшего его мотора Бельц
переносил на Хараду, которого должен был сбросить на па¬
рашюте над территорией Монгольской Народной Республики.
Теперь Бельцу казалось глупостью собственное опрометчивое
предложение отвезти этого зубастого ‘майора.
Вот плоды немецкого усердия! В этой стране они, повн-
димому, вовсе неуместны.
Вы уверены, что' идете именно туда, куда нужно? —
спросил Бельц тем же недовольным тоном.
По молчанию японца он заключил, что тот колеблется.
В этом колебании не было ничего удивительного. Бельц по¬
мнил, с каким трудом они выбирали точку для выброски па¬
399

рашютиста. Эта точка, помеченная на карте трудно произно¬
симым словом «Араджаргалантахит», вероятно, находится
несколько к юго-западу от места, где они потерпели аварию.
Но было ли до нее десять километров, или тридцать, или,
может быть, все сто, немец не мог теперь сказать. Он по¬
терял ориентировку в момент падения самолета, последние
данные маршрута вылетели у него из. головы.
Если бы не тупая уверенность, с которою семенил впереди
него японец, Бельц попросту лег бы в какую-нибудь яму
и подождал рассвета. Ему казалось, что при свете дня он
мог бы ориентироваться.
—	Собственно говоря, что такое этот Араджар...?
Он запнулся.
Добавляя к каждой согласной гласную, Харада стара¬
тельно выговорил:
—	Арадажарагаранатахита?.. Храм, покинутый вслед¬
ствие разрушения веры в богов.
—	За каким же чортом вы идете именно туда?
—	Так сказано в моей инструкции.
—	Эта инструкция для вас одного.
—	Ваше присутствие не имеет для меня значения... Я бы
совсем не хотел, чтобы меня нашли монголы.
—	Идемте к границе, там нас найдут свои.
Японец опять звучно втянул воздух.
—	Решаюсь заметить: «свои» нас искать не будут.
—	Вас не будут, а меня будут, — презрительно возразил
Бельц.
—	Позволяю себе думать: вас тоже никто не будет искать.
Бельц понимал, что это правда, но с такой правдой созна¬
ние не хотело мириться. Нужно было верить, что кто-то
о нем заботится. За ним пошлют самолет. Вопреки доводам
разума и реальной возможности, Бельц должен был этому
верить. Иначе нужно было бы сейчас же пустить себе пулю
в лоб. Слишком нелепо было бы допустить, что все должно
кончиться именно так и именно тут. Столько лет благополучно
про<^лужив в немецкой авиации, закончить карьеру в роли
наемника какого-то гоминдановского генерала, и даже не
в бою, а из-за глупейшего недосмотра китайского механика...
Вдруг ярко сверкнувшая мысль заставила Бельца
остановиться: «Небрежность механика?» А что, если дело
вовсе не в небрежности и даже не в неумении обращаться
с американской техникой? Что, если это умысел?..
Чем дольше Бельц над этим думал, тем больше ему вспо¬
миналось всяческих мелочей, свидетельствовавших о том, что
на большой авиационной базе, американо-чанкайшистской
авиации, которой так хвастались когда-то японцы, а теперь
400

хвастаются Ведемейер и Ченнолт, далеко не все обстоит так
блестяще, как кажется американцам. Сотни самолетов, бази¬
рующихся на аэродром Цзиньчжоу, содержутся чорт знает
как. Тысячи тонн боеприпасов разбросаны открыто по всему
аэродрому в блаженной уверенности, что у красных нет бомбар¬
дировочной авиации. А эти постоянные аварии при взлетах
и посадках из-за ям, нежданно-негаданно появляющихся по
всему летному полю! А вечно портящиеся в воздухе мо¬
торы, отказывающие взрыватели!.. И так без конца! На одну
бы недельку пустить сюда молодчиков Гиммлера, они на¬
вели бы надлежащий порядок. Чан Кай-ши понял бы, что
недостаточно налево и направо раздавать заподозренным
пули в затылок, недостаточно выворачивать им руки, ломать
ребра, отрезать языки и уши. Тут нужно что-то потоньше
примитивного средневекового устрашения. Если Бельцу
удастся вернуться в Цзиньчжоу, а это должно удаться, он
настоит на том, чтобы в его секторе были введены немецкие
способы слежки за техническим персоналом. Непременно
нужно будет ввести заложничество механиков, может быть
даже круговую поруку всех механиков полка за каждый ис¬
портившийся в полете самолет. Это будет надежно. Хотя,
впрочем, что надежного может быть в такой удивительной
стране, где даже кровожадный палач Чан Кай-ши не может
никого запугать?! Господи, только бы вернуться в Цзинь¬
чжоу!
—	Послушайте, Харада-сан... Я больше не желаю искать
эту проклятую кумирню! — крикнул Бельц в темноту.
В ответ послышалось спокойно-равнодушное:
—	Как вам будет угодно.
—	И вы тоже не пойдете к ней.
—	Я позволю себе не согласиться... —; японец проши¬
пел: — почтительнейше не соглашаюсь с вами.
—	Повторяю: вы не пойдете туда!
—	Именно пойду.
Японец приблизился. Бельц смутно различил его лицо.
—	Я иду обратно. И вы идите со мной, — сказал летчик.
—	Моя инструкция... — снова начал было японец, но
Бельц не стал слушать.
—	Мой приказ...
—	Позволю себе напомнить, тёсе какка, приказывать мне
может только тот, кто послал меня сюда.
—	Тут старший я!
—	Извините, но вы для меня только шофер. — Японец,
словно извиняясь за такое сравнение, особенно сильно по¬
тянул воздух. — Именно так: шофер, позволю себе сказать
с особенной настойчивостью. <— Харада поклонился.
26 Заговорщики
401

Ударить' его по темени или пустить в это темя пулю —
вот чего больше всего на свете хотелось сейчас Бельцу. Но
он не мог себе позволить такого удовольствия. Только
сказал:
—	Вы не сделаете дальше ни одного шага.
—	Мы можем опоздать к цели.
—	Когда я отдохну, мы пойдем к границе.*. Садитесь!
Харада послушно опустился на корточки. Его силуэт стал
похож на кучу камней, о какие поминутно спотыкался
Бельц. Немец сразу успокоился: он заставит японца вывести
его к границе. До всего остального ему нет дела.
Бельц пошарил вокруг себя ногою, пытаясь отыскать что-
нибудь, на что можно было бы сесть* Ничего не нащупав,
опустился прямо на землю.
—	Как хотите, а я должен закурить, — сказал он через
несколько минут, снова вынув смятую пачку, и стал на
ощупь расправлять сломанную сигарету.
Так же на ощупь Бельц чиркнул спичкой и прикурил из
горсти.
—	Хотите? — спросил он японца, протягивая сигареты.
Харада не дотронулся до пачки и ничего не ответил,
Бельц, докурив, повторил:
—	Отдохнем и пойдем к границе.
Он сказал это больше для самого себя, чем для японца.
И снова не получил ответа.
Бельц передвинул кобуру с пистолетом на Живот* Он со¬
жалел, что в темноте японец не может видеть его движе¬
ния: это было бы полезно.
Бельц опустил голову на рукй, упертые в неудобно расто¬
пыренные колени. Он задумался. Одна мысль была противнее
другой. Было просто удивительно, сколько прожитых лет
может пробежать в памяти человека за несколько минут.
В эти мгновения, когда, борясь с усталостью, Бельц пытался
отогнать овладевавшую им сонливость, его взор уходил в про¬
шлое.
Как в окне мчащегося поезда, мелькалй события детства,
кадетский корпус, служба в авиации. Западный фройт первой
мироЕой войны, поражение и скучная работа в Люфт-Ганзе,
год почти ничегонеделания рядом с запутавшимся в своих
сомнениях Эгоном Шверером, й опять война. Тут воспомина¬
ния сделались более отчетливыми: Польша в развалинах от
немецких бомб, горящая Варшава, оккупаций Франции, воз¬
душный блиц над Англией, оказавшийся кровавой опереткой,
рассчитанной на обман простаков, которым незачем было
знать о том, что творится за кулисами этой «битвы за Ан¬
глию»... Возвращение в транспортную авиацию, вызов к рейхе
402

маршалу и посылка в личный отряд фюрера; за этим снова
приятная служба пилотом рейхсмаршала, производство в ге¬
нералы и командование личным отрядом Геринга, многочис¬
ленные полеты во все страны Европы й неизменное возвра¬
щение с трофеями. Потом пожар от бомбы, уничтоживший
квартиру вместе со всеми трофеями, метание между ставкой
и Восточным фронтом... Темные слухи, идущие с востока;
превращение немецкой авиации из ястреба, безнаказанно
клюющего добычу, в затравленную ворону, от которой во все
стороны летят окровавленные перья. Немцы, которые хотели
и отважились следить за передачами радиостанций «Свобод¬
ная Германия», могли слышать советские сводки. А эти свод¬
ки говорили, что события развиваются с молниеносной быст¬
ротой. 21 апреля слово «Берлин» уже упоминалось в связи
с действиями советской пехоты и танков.
«...Гитлеровцы пытались любой ценой не допустить выхода
наших войск к Берлину. Они сняли с других участков фронта
ряд дивизий и ввели в бой все запасные части. Гитлеровцы
построили огромное число долговременных сооружений,
а также широко разветвленные полевые укрепления, Наши
войска мощным ударом сломили ожесточенное сопротивление
противника... Места боев завалены тысячами трупов немец¬
ких солдат и офицеров... Немецкое командование, стремясь
преградить путь советским войскам, бросило в бой все имею¬
щиеся силы. Берлинские военные школы прекратили занятия,
а курсанты и обслуживающий персонал посланы на фронт.
Гитлеровцы объявили в Берлине поголовную мобилизацию
мужчин от 15 до 65 лет...»
Эфир все чаще доносил до слуха немцев слово «Берлин».
Оно звучало уже не только в устах дикторов-подполыциков
«Свободной Германии», айв сообщениях самого гитлеров¬
ского командования. Но нацисты умудрялись так затемнять
истинный смысл событий, что подчас создавалось впечатле¬
ние, будто осталось несколько Минут до окончательной
победы Германии. Однако тот, кто хотел знать, что его
ждет, закрывал двери подвала, втайне прижимал
к ушам наушники радио и слушал суровую правду воз¬
мездия:
«Слушайте сводку Советского информационного бюро...
Наши танки и пехота, наступающие с северо-востока, за¬
няли пригороды Берлина Бланкенбург, Мальхов и ворвались
в пригород Вейссензее. Весь день шли ожесточенные бои.
Советские штурмовые группы, усиленные орудиями, очищали
квартал за кварталом, подавляя вражеские узлы сопротив¬
ления».
«Вражеские» узлы сопротивления... «Вражеские»!
26*
403

Мысль берлинца, дрожащими пальцами прижимающего
наушник, спотыкается об эти слова. Он старается понять
смысл термина «вражеский», пропускает несколько слов со¬
общения и, окончательно освоившись с тем, что «враже¬
ский» — это значит гитлеровский, слушает дальше:
«Заняты фабрика «Ределер», трамвайный парк, электро¬
станция и ряд промышленных предприятий, превращенных
немцами в опорные пункты обороны. К исходу дня наши ча¬
сти...»
Такие знакомые места!
«Наши части»... «наши»?.. Ах да, ведь это же русские!
«...наши части полностью заняли пригород Вейссензее
и ведут бои в районе окружной железной дороги. Наши вой¬
ска, наступающие с востока, мощным ударом прорвали долго¬
временную оборону немцев в полосе озер и заняли приго¬
роды Берлина Мальсдорф, Фихтенау и Вильгельмсхаген.
Ожесточенные' бои произошли также за Фюрстенвальде —
мощный опорный пункт обороны немцев юго-восточнее Бер¬
лина. Сильными ударами советские части выбили гитлеров¬
цев из северной части города. К исходу дня вражеский гар¬
низон был полностью разгромлен и отступил в беспорядке.
Противник несет огромные потери. По неполным данным, за
день' уничтожено до восьми тысяч немецких солдат и офице¬
ров. Бои на Берлинском направлении продолжаются днем
и ночью, не стихая ни на час...»
Господи боже, восемь тысяч немцев в день! Восемь ты¬
сяч... Еще восемь тысяч к тем миллионам, которые уже за¬
платили своей кровью за безумие Гитлера... Кровь, кровь,
кровь!..
Обессилевшие пальцы берлинца выпускают наушники,
и, уронив голову на приемник, он разражается истерическим
рыданием. Но его рыданий никто не слышит. Они заглу¬
шаются грохотом канонады, громом авиабомб, воем мин
и рокотом непрекращающихся обвалов. Падают стены, ру¬
шатся дома, горят кварталы и целые предместья. Германия
платит камнями и кровью Берлина по последнему счету
народов.
С этой адской музыкой смешивается стук ротационной
машины в подземной типографии геббельсовской газетенки
«Ангрифф». Полумертвый от страха и голода печатник гла¬
зами сумасшедшего ’смотрит на мчащуюся ленту бумаги.
Краска оставляет на ней последние паскудные следы творче¬
ства пьяницы Роберта Лея:
«Священная миссия фюрера.
Вчера, в день рождения фюрера, я думал об этом несрав¬
ненном муже, об его исторической миссии и о сверхчеловече¬
404

ских усилиях, затраченных им для спасения германского
народа.
Что было бы, если бы Адольф Гитлер не принес нам свою
идею? Что сталось бы с германским народом, если бы про¬
видение не подарило нам этого человека?
Сопротивление германского народа не будет сломлено,
ибо нельзя сломить Адольфа Гитлера».
Ни «Ангрифф», ни какую-либо другую газету уже нельзя
разносить по Берлину. Штабеля свежих номеров, распростра¬
няющие клозетную вонь краски-эрзаца, загромождают улицу
возле типографии. Проползающий мимо взвод фольксштур-
мистов расхватывает газеты и тут же, под стеной, утилизи¬
рует их для своих надобностей. У солдат почти непрерывный
понос от животного страха, эрзацев хлеба, эрзацев Масла
и эрзацев правды, которыми их пичкает Гитлер.
—	Бумага теперь такая редкая штука в Берлине! Если
она есть, нужно ее использовать!..
—	Эй, Ганс, — кричит один фольксштурмист дру¬
гому, — лик дорогого фюрера оставил у тебя черный след...
Но ни один из них не решается произнести, хотя оба ду¬
мают про себя: «Господи, хоть бы нашелся кто-нибудь, кто
пустил бы в эту рожу пулю. Может быть, я еще остался бы
тогда жив...»
Такие мысли в головах девяти из десяти берлинцев уже
катастрофа для гитлеровского режима, но господа на нацист¬
ском олимпе еще не представляли себе ее истинных разме¬
ров или сознательно закрывали на нее глаза, хотя и самый
Олимп уже переехал под землю и скрывается в бункере
Гитлера. Потерявшие рассудок божки еще грызутся за
власть. Едва ли не все действующие лица кровавого фарса
являются тайными соперниками друг друга.
Гиммлер настороженнее чем когда-либо следит за Герин¬
гом, намереваясь использовать момент, когда «наци № 2» вса¬
дит нож в спину «наци № 1». Тогда Гиммлер попробует
влезть на вершину кучи, повесив Геринга.
Борман следит и за Герингом и за Гиммлером.
Втихомолку наушничает Гитлеру на всех трех адмирал
без флота Дениц, рассчитывая принять от фюрера власть
в приближающийся неизбежный день, когда Гитлер должен
будет исчезнуть.
Все это в большей или меньшей степени ясно уже вся¬
кому наблюдательному человеку, который, подобно Бельцу,
повседневно трется среди кукол берлинского гиньоля. Можно
было только удивляться тому, что Геринг был еще способен
острить:
405

—	Чорт побери, если бы в свое время покушение на
фюрера удалось, мне ведь пришлось бы теперь действо¬
вать!..
Слушатели опускали глаза. Ни у кого Нехватало духу
ответить, хотя все понимали, почему именно теперь рейхе-
маршалу приходят на память панические дни сорок четвер¬
тою года. Только Гиммлер шептал на ухо Деницу:
—	Не знаю, что знает Геринг, а я-то знаю: только не он!
Но и Дениц молчит- Он знает то, чего еще не знает
и Гиммлер. Гитлер сказал адмиралу с глазу на глаз в своем
бункере под имперской канцелярией:
—	Только Не Геринг и не Гиммлер!.. Я говорю это вам,
так как хочу, чтобы именно вы были готовы- ко всему.
Дениц слушает теперь Гиммлера с неподвижным лицом.
Он еще боится рейхсфюрера СС. Он не хочет стать объектом
его охоты.
Геринг мечется между имперской канцелярией и Карин-
халле, где Эмма Зоннеман наблюдает за укладкой всего, что
сет «милый Герман» хочет спасти от русских. Багаж все со¬
кращается и сокращается. Сначала его упаковывали в огром¬
ные ящики, которые хотели вывезти на грузовиках: тут было
все, что свозилось в замки Геринга на протяжении пяти лет
войны. Потом эти ящики были заброшены: не осталось шофе¬
ров, которым можно было доверять, не стало и грузовиков.
Под надзором Эммы заготовили длинные чехлы и кожаные
сумки для картин и драгоценностей — единственного, что уже
можно было вывезти на нескольких лёгковых машинах; нако¬
нец, прижимая к себе испуганную восьмилеткюю Эдду, Эмма
принялась сортировать и драгоценности, чтобы решить, что
можно увезти на самолете. И вот наступил час бегства Ге¬
ринга с Эммой и Эддой. Гитлер принял это бегство за по¬
пытку рейхсмаршала захватить власть, сговорившись с аме¬
риканцами...
Борман с радостью поддержал слух об измене Геринга.
Он тут же, 23 апреля, позвонил Гитлеру в подземелье импер¬
ской канцелярии:
—	Герман организовал путч. Он намерен обосноваться
на юге. Он приказал большей части правительства, переехав¬
шей на север, немедленно явиться к нему. Мы должны поме¬
шать вылету членов правительства на юг. Необходимо ли¬
шить Германа всех постов и чина рейхсмаршала. От вашего
имени я уже поручил генерал-фельдмаршалу Грейму коман¬
довать воздушными силами.
—	Он не геиерал-фельдмаршал! — сварливо заметил
Гитлер.
Это было единственное, что он нашелся возразить.
406

—	Ваш приказ об его производстве в генерал-фельдмар¬
шалы уже передан по телеграфу, — ответил Борман.
И так, поспешно, чтобы не Дать Гитлеру перебить себя,
продолжал: — Через офицера связи бйЦб-адмирала Фосса
ДенйЦу уже приказано принять меры к тому, чтобы ни один
самолет на севере не мог подняться без его личного разре¬
шения.
*— Расстреливать в воздухе... ;— прохрипел Гитлер. — Сей¬
час же, немедленно отдайте приказ: «В случае моей смерти
все лица, совершившие предательство 23 апреля, должны
быть расстреляны без суда и следствия там, где будут за¬
стигнуты». — И после минутного молчания продолжал: — Бор¬
ман, составьте документ, о котором должны знать мы двое:
если я умру, Геринг должен быть уничтожен, где бы «го ни
нашли. Слышите, Борман: уничтожен во что бы то ни стало!
Власть не достанется ему, даже в случае моей смерти, не до¬
станется!
•— Будет сделано, — с готовностью согласился Борман.
Можно было подумать, будто ни Гитлер, ни Борман, ни
остальные не имеют представления о творящемся на фронте.
Но даже если бы им не говорили правды их генералы, то
перед всеми главарями нацистской шайки лежали немецкие
переводы сводок советского командования за то же самое
23 апреля:
«Войска 1-го Белорусского фронта, развивая успешное на¬
ступление, ворвались в столицу Германии Берлин. Противник
яростно сопротивляется, но под ударами советских войск
оставляет одну позицию за другой. Ожесточенные бои про¬
исходили в северо-восточной части Берлина. Немцы ввели
в бой несколько пехотных полков и до 40 отдельных батальо¬
нов. Опираясь на укрепления, построенные у линии окружной
железной дороги, противник неоднократно переходил в контр¬
атаки. После сильного артиллерийского обстрела враже¬
ских позиций наши войска прорвали вражескую оборону.
Занят газовый завод и ряд городских кварталов. Занят
аэродром. Места боев завалены трупами немецких солдат
и офицеров.
Немецкое командование принимает самые крутые меры
к усилению сопротивления своих войск. Вчера немецким ар¬
тиллерийским частям был передан по радио приказ — стре¬
лять по своей отступающей пехоте осколочными снарядами.
На все просьбы командиров частей разрешить отход немецкое
командование неизменно отвечает: «Держитесь при любых
обстоятельствах. Кто отойдет — будет расстрелян».
И Гитлер, и Борман, и Геринг, и остальные — все они
знали, что на улицах Берлина появились виселицы: на них
407

болтаются немцы, не желающие больше защищать эту шайку;
все они знали, что эсесовцы тратят почти столько же зарядов
на расстрел отступающих солдат, сколько на стрельбу
по наступающим русским. Сидя в своих бункерах, разбойники
знали все...
Теперь, раздумывая среди черной, как чернила, монголь¬
ской степи, Бельц отлично понимал, что Геринг и не помышлял
об «измене». Он никогда не решился бы на нее, боясь пули
Гиммлера, только и искавшего повод отделаться от самого
сильного соперника. Геринг, вероятно, вздохнул бы с облег¬
чением, если бы знал, что случилось на севере после его бег¬
ства на юг. Уже 30 апреля Дениц получил радиограмму из
имперской канцелярии:
«Раскрыт новый заговор. Согласно сообщению неприя¬
тельского радио, рейхсфюрер СС Гиммлер сделал через по¬
средство Швеции предложение союзникам о капитуляции.
Фюрер не был об этом информирован и с этим не согласен.
Фюрер ждет, что вы будете действовать против всех измен¬
ников молниеносно и решительно. Борман».
Геринг плясал бы от удовольствия, если бы мог видеть
Деница в минуту получения этого радиоприказа: «действо¬
вать молниеносно и решительно» против Гиммлера, в подчи¬
нении которого находились полиция, СС, гестапо, вся армия
запаса, все силы внутренней охраны! Чем мог действовать
Дениц: артиллерией стоявших на приколе старых броненос¬
цев? Торпедными аппаратами подводных лодок? Чего стоила
вся власть Деница? Борман, под влиянием уговоров Шпеера,
30 апреля послал все-таки депешу о назначении адмирала
преемником фюрера, который уже не мог об этом и знать,
так как был мертв.
Телеграмма от имени трупа гласила:
«Гроссадмиралу Деницу.
Господин гроесадмирал! Вместо бывшего рейхсмаршала
Геринга фюрер назначил вас своим преемником. Письменные
полномочия высланы. Отныне вы должны принимать все не¬
обходимые меры, вытекающие из нынешнего положения.
Б о р м а н».
«...Меры', вытекающие из нынешнего положения»!—если
бы адмирал имел хотя бы приблизительное представление
о положении! Что-нибудь, кроме того, что на него свалился
весь позор и ужас Германии, груза которых не выдержали
другие главари.
Наконец на следующее утро прибыла еще одна радио¬
грамма:
408

«Гроссадмиралу Деницу.
Завещание вступило в силу. Я прибуду к вам как можно
скорее. До тех пор, по моему мнению, опубликование следует
задержать.
Б о р м а н».
Это было запоздалым сообщением о том, что Гитлер боль¬
ше не существует. Дениц окончательно растерялся. Его руки
дрожали, принимая столь долгожданную власть. Он вызвал
для совещания Кейтеля и единственного находившегося по¬
близости члена правительства министра финансов Шверина
фон Крозиг. Шверин фон Крозиг согласился возглавить каби¬
нет министров, но при условии, что будут немедленно аресто¬
ваны Геббельс и Борман. Дениц обещал. Но когда Кейтель'
и Крозиг ушли, он сказал своему флаг-капитану:
—	Мне вскоре придется вступить в контакт с противником,
быть может через того же Бернадотта, которого не сумел ис¬
пользовать Гиммлер. Риббентроп для этого не годится. Из-за
его тупости мы и оказались втянутыми в войну. Учитывая
предстоящие переговоры, на посту министра иностранных дел
необходим человек, с которым согласятся говорить иностран¬
цы. Узнайте, где находится фон Нейрат.
Попытки найти Нейрата ни к чему не привели. Он тща¬
тельно скрывался, очевидно стараясь остаться в стороне от
развязки, неизбежность которой понимал. Дениц приказал
привлечь к этим поискам Риббентропа. Обеспокоенный таким
поручением, Риббентроп тотчас явился к Деницу. Адмирал
объяснил ему, зачем понадобился Нейрат, и приказал, в слу¬
чае если так и не найдут Нейрата, назвать другую кандида¬
туру.
Риббентроп вернулся в тот же вечер и предложил в каче¬
стве единственного кандидата самого себя. Но Дениц прика¬
зал ему сдать пост министра фон Крозигу и велел установить
неотступное наблюдение за самим Риббентропом, чтобы не
дать ему возможности войти в контакт с Гиммлером. Дениц
боялся, что эти двое, сговорившись, сумеют не только устра¬
нить его самого, но и физически уничтожить.
За час до времени приема, назначенного Гиммлеру, к Де¬
ницу пришел гаулейтер Вегенер и предупредил, что, по имею¬
щимся у него данным, Гиммлер не намерен сдаться без боя.
Тотчас был образован отряд из надежных подводников-на-
цистов и размещен в комнатах рядом с той, где Деницу пред¬
стояло принять бывшего рейхсфюрера СС. Под бумаги, раз¬
ложенные на письменном столе, Дениц сунул пистолет. Гим¬
млера ввели в кабинет два адъютанта Деница. Адмирал коле¬
бался несколько мгновений, прежде чем решился отпустить
409

адъютантов и остаться с глазу на глаз со «страшным Ген¬
рихом». Затем Дениц дал ему телеграмму Бормана. Гиммлер
прочел, смертельно побледнел, но после некоторой задумчи¬
вости встал и официально поздравил Деница.
—	Позвольте мне в таком случае, — добавил он, — быть
вторым человеком в государстве.
Чувствуя, как холодеют у него -кончики пальцев, Дениц
решился ответить:
—	Нет, я обойдусь без вас.
—	Едва ли, — нагло заявил Гиммлер. — Капитуляция не¬
избежна, это должно быть вам ясно.
—	При чем тут вы? — уклончиво спросил Дениц.
—	У меня уже налажена прочная связь с Эйзенхауэром
и Монтгомери.
—	Через Швецию? — вырвалось у Деница.
Гиммлер усмехнулся:
—	Теперь Швеция мне не нужна.
—	Я вас не понял.
—	Я имею непосредственную связь с американцами.
—	Каким образом?
—	Это мое дело... Я же вам сказал: вам без меня не обой¬
тись. Кроме того, вы должны учесть, что я и мои войска СС
незаменимы как фактор общественного порядка в среднеевро¬
пейском пространстве... — И после некоторой паузы Гиммлер
добавил: — Я тут хозяин и еще долго им останусь.
—	Вы переоцениваете свое положение, — попробовал оса¬
дить его Депиц, но Гиммлер еще более многозначительно воз¬
разил:
—	Боюсь, что из нас двоих в худшем положении вы. Со¬
трудничество со мною...
—	Вы хотите сказать: ваше сотрудничество со мною... —
обиженно поправил Дениц.
—	Если вам так больше нравится, но теперь дело не в
церемониях: если вы хотите, чтобы американцы говорили с
вами, как со своим человеком, вам нужен я.
—	Попробую договориться с ними и без вас. Иодль уже
действует по моему поручению.
—	Иодль, Иодль! — насмешливо проговорил Гиммлер.—
Что он может, этот Иодль! Если вы не найдете общего языка
с Эйзенхауэром, он не станет больше принимать тех, кто хо¬
чет сдаться в одиночку, он угрожает оставить на произвол
русских всех, кто очутится восточнее американских линий.
Дениц зиал, что это верно, и с удивлением посмотрел на
Гиммлера: откуда тому могут быть известны условия, вы¬
ставленные американским командованием ему, Деницу? Он
резко сказал:
410

—	Если мы согласимся объявить о своей капитуляции до
двадцати четырех часов восьмого мая, дело будет спасено.
Эйзенхауэр согласится принять наши войска, какие успеют
оторваться от русских, и перейти за линии англо-американ-
цев.
—	Без меня и моих СС у вас не будет возможности пере¬
гнать максимум войск и беженцев за линии американцев, —
упрямо повторил Гиммлер.
—	Вы больше не рейхсфюрер СС!
Гиммлер снял пенсне и несколько мгновений глядел на
Деница удивленно вытаращенными близорукими глазами.
—	Вы уверены?—спросил он наконец.
—	Я отрешаю вас от всех должностей! — крикнул Дениц.
—	Попробуйте объявить об этом... — насмешливо сказал
Гиммлер, — Или вам хочется оказаться в руках русских?..
Я еще могу это организовать. За вас американцы цепляться
не станут.
—	Вон, сию же минуту вон! — больше от испуга, чем в
негодовании, закричал Дениц.
Гиммлер исчез, и больше никто его не видел.
Дениц приказал подготовить радиопередатчик для об¬
ращения к войскам с призывом сложить оружие на западе
и решительно продолжать борьбу на Восточном фронте, про¬
тив русских.
Но из-за неисправности радиоаппаратуры это обращение
не попало бы в эфир, если бы на помощь не пришел дотоле
не известный Деницу группенфюрер СС Вильгельм фон Кроне.
Этот эсесовский генерал каким-то образом оказался облада¬
телем новенького американского военного- радиопередатчика,
по какому-то счастливому стечению обстоятельств сброшенно¬
го на парашюте американским самолетом именно в то место,
где находился названный Кроне.
Седьмого мая Дениц получил известие из Реймса: в став¬
ке Эйзенхауэра Иодль подписал капитуляцию. С этим делом
спешили: немцы, чтобы дать англо-американцам «легальную»
возможность продвинуться как можно дальше к востоку, на¬
встречу советским войскам; англо-американцы, чтобы захватить
под свою охрану возможно большее число германо-фашистов,
которым не приходилось ждать, что советские солдаты дадут
им возможность ускользнуть от справедливого суда народов.
Но из попытки сепаратного сговора Иодля с западными
участниками антигитлеровской коалиции ничего не получи¬
лось. Подлинный победитель нацистского зверя — советский
народ потребовал, чтобы гитлеровская Германия склонила
знамя ужасной войны не в случайном пункте, Реймсе, как то¬
го хотелось Эйзенхауэру и Монтгомери, и не рукою случайно
411

подвернувшегося гитлеровского подручного, а в самой берло¬
ге фашистского зверя — в Берлине, и руками высшего немец¬
кого командования; не втихомолку, а в подобающей обста¬
новке.
После некоторого сопротивления англо-американского
командования и дипломатии им все же пришлось принять со¬
ветское требование, и капитуляция была подписана по всей
форме, как того требовала политическая обстановка, в са¬
мом Берлине.
Когда вскоре к месту расположения ставки Деница при¬
были американский и британский представители Мэрфи и
Руке,' Дениц пригласил их к себе. Он торопился свидеться
с ними, прежде чем приедет советский представитель в кон¬
трольной комиссии. Дениц очень боялся, что американец и ан¬
гличанин откажутся разговаривать с ним без своего советского
коллеги, но эти опасения оказались напрасными. Мэрфи и Руке
прибыли со всею доступной им поспешностью. Час продолжа¬
лось обсуждение животрепещущей проблемы «запад—восток»
и вопросов передачи максимального числа нацистских войск
в плен западным союзникам.
Лишь после того как прибыл советский уполномоченный
и можно было без открытого нарушения элементарных прили¬
чий взять под англо-американскую защиту Деница и его
окружение, они были перевезены во Фленсбург, на борт не¬
мецкого пассажирского парохода «Патриа», бывшего когда-то
гордостью линии «Гамбург — Южная Америка». Там и разы¬
гралась заключительная сцена крушения того, что кучке
гитлеровских последышей еще хотелось считать Германской
империей.
Деница и прилетевшего из Реймса Иодля ввели в «зал
заседаний», еще вчера бывший попросту судовым баром.
Вдоль переборок стояли сдвинутые в сторону высокие стулья,
на стойке сверкали кофейники и приборы бармена. Длинный
стол посреди салона был накрыт простой белой скатертью.
Ничего не подозревавший Дениц не сразу решился положить
на эту прозаическую скатерть свой жезл гроссадмирала.
Иодль первый почувствовал неладное в холодной офи¬
циальности, с которой к ним обращались американские
офицеры'.
—	Боюсь, как бы русские нам не напортили, — сквозь зу¬
бы проговорил он так, что его мог слышать только Дениц.
Адмирал не реагировал на это замечание, он не разделял
опасений Иодля. Его недавний разговор с Мэрфи и Руксом
вселил в адмирала уверенность, что достичь договоренности с
союзниками нетрудно, лишь бы удалось оттереть в сторону
русских.
412

Когда в каюту вошел Руке, Дениц сделал было попытку
улыбнуться, но тот отвел взгляд. Дениц понял, что американ¬
ца связывает стоящий рядом с ним советский генерал. Руке
сухо проговорил:
—	Джентльмены! Я получил инструкцию от штаба вер¬
ховного командования союзников на европейском театре со¬
общить вам, что действующее ныне германское правительство
и верховное командование берется под стражу вместе с ря¬
дом их сотрудников. Генерал Кейтель уже находится на по¬
ложении военнопленного. Действующее ныне германское пра¬
вительство распущено. Офицеры союзных армий проводят
вас отсюда в ваши каюты, где вам надлежит сложить вещи,
позавтракать и закончить все дела. После этого вас доставят
на аэродром для дальнейшего следования к месту назначения
на самолете.
Куда лететь, зачем? Неужели русские все-таки добились
своего и Деница ждет тюрьма?! Похоже на то... Если бы еще
дело шло об одном Иодле—куда ни шло. Но он, Дениц! Нет,
это немыслимо!
Адмирал еще старался кое-как держать себя в руках, hoi
потрясение было слишком велико. Он весь поник. Ему хоте¬
лось тут же подняться и сказать что-нибудь высокомерно¬
резкое, однако ноги не повиновались ему, он беспомощно про¬
должал сидеть в кресле.
Не меньше, а может быть, еще больше, чем Дениц, был'
потрясен Иодль. Его лицо покрылось мертвенной бледностью,
потом пошло красными пятнами. Особенно красным стал ост¬
рый нос. Генерал силился что-то сказать, но дрожащие губы)
его не слушались. Его ненавидящий взгляд остановился на
лице советского представителя в контрольной комиссии. Да,
значит, предчувствие не обмануло Иодля: русские сделали-
таки свое дело, они заставили американцев и англичан покон¬
чить с попытками гитлеровцев удержаться на ногах. Их но¬
каутировали.
Это было предательством со стороны американцев.
Не для того он, Иодль, спешил в Реймс, не для того он убеж¬
дал оттуда свое командование не тянуть с капитуляцией пе¬
ред западными державами...
Иодль обвел взглядом стоявших вокруг американских
и английских офицеров, и снова вспыхнула надежда: не
может быть! Этот спектакль только игра американцев. Они
не могут принести его в жертву русским требованиям возмез¬
дия! Не могут! Он нужен американцам. Он и все офицеры
его штаба. Другое дело—Дениц. Пусть русские делают с адми¬
ралом, что хотят. Но он, Иодль! Он же совершенно ясно до¬
говорился с американцами.
413

И тем не менее американцы были вынуждены посадить его
в самолет и отправить в тюрьму.
С этого момента одно за другим прибывали известия об
исчезновении или поимке нацистских главарей. Одним из пер¬
вых исчез без следа Мартин Борман, покончил с собою Геб¬
бельс, вскрыл себе вены судетский гаулейтер Хенлейн, был
схвачен Штрейхер, арестован в Праге Далюге... Целой верени¬
цей шествовали они в американские тюрьмы, чтобы укрыться
от гнева народов, чьи страны залили кровью, и от гнева своего
собственного немецкого народа.
Когда Бельц потерял следы Геринга, он сам перелетел
в америкаиский тыл. За коротким пребыванием в плену после¬
довало предложение выбирать между Вьетнамом и Китаем.
Под словом «Вьетнам» Бельцу мерещились джунгли, москиты
и неуловимые мстители с кривыми ножами; к тому же это
означало бы службу у французов, которые сами не знали, что
они будут есть завтра. В Китай же, как было известно, золо¬
тым потоком лились американские доллары; там делались хо¬
рошие дела на контрабанде: говорили, будто Ченнолт, коман¬
довавший американской авиацией у Чан Кай-ши, сколотил на
контрабанде целое состояние.
Бельц выбрал Китай.
2
Уже много позже из разговоров с американскими офице¬
рами Бельц узнал о судьбе несостоявшегося кандидата
в фюреры Генриха Гиммлера: бежав из штаба Деница, Гим¬
млер решил один пробраться к американцам. Он переодел¬
ся в штатский костюм, сбрил усы и закрыл один глаз черной
повязкой. В путь он отправился под именем Гиценгера, пу¬
тешественника.
Однако это путешествие было внезапно прервано на
мосту в Бремерферде. Хотя маскарад Гиммлера не возбуж¬
дал никаких подозрений, но солдату английской военной
полиции что-то не понравилось в документах «путешествен¬
ника Гиценгера». Патруль хотел подвергнуть «путешествен¬
ника» допросу в своей караулке, однако «герр Гиценгер»
отказался разговаривать с простыми солдатами. Очевидно,
он рассчитывал, что офицеры окажутся к нему более сни¬
сходительными. Но на его беду «путешественника» привели
не к какому-нибудь высокопоставленному политику в военном
мундире, а к рядовому офицеру разведки 2-й английской ар¬
мии генерала Демпси. Там Гиммлеру пришлось довольно ско¬
ро расстаться со своей черной повязкой и сбросить очки. Ко¬
гда явился вызванный старший офицер разведки, он нашел
«путешественника» уже раздетым догола. Быть может, решив,
414

что долго его маскарад продолжаться не может, а может быть,
потому, что рассчитывал, открыв себя, найти более ласковый
прием, Гиммлер назвался. К его ужасу, простым офицерам
оказалось очень мало дела до тех обещаний, которые Гим¬
млеру давали американские политики при прежних тайных
переговорах. Ему даже не вернули его платья. Он получил
солдатские брюки, рубашку и. одеяло. Завернувшись в это
одеяло, он и сидел все дальнейшее время допроса. Пройдя
через руки еще двух офицеров и будучи еще дважды раздет
и обыскан, Гиммлер, наконец, очутился в автомобиле. Его
повезли в штаб 2-й армии.
Тут у него воскресла надежда добраться до высокопо¬
ставленных чинов союзного командования, со стороны кото¬
рых он рассчитывал встретить полное понимание и более
теплый прием, нежели тот, какой оказывали простые бри¬
танские офицеры.
Но и эта надежда исчезла: на вилле армейской разведки
его в четвертый раз раздели и подвергли еще более строго¬
му осмотру при содействии врача. Гиммлер понял: его хотят
лишить возможности пустить в ход яд. Врач осмотрел его
волосы, уши, подмышки, пальцы ног и рук, все части тела,
где только можно было скрыть яд. Наконец врач приказал
ему открыть рот. Гиммлер исполнил и это. Все, казалось,
было1 окончено. Но тут у врача возникло какое-то подозре¬
ние: он без церемонии засунул палец в рот возмущенному,
яростно сопротивляющемуся на этот раз «страшному Ген¬
риху». Однако было поздно: зубы бывшего рейхсфюрера СС уже
раздавили крошечную стеклянную ампулу. В ту же минуту он
рухнул на пол. Немедленно прибегли к выкачиванию желудка.
Пленного долго держали вниз головой над ведром. Но все
оказалось напрасным: цианистый калий сделал свое дело...
Бельцу было совершенно безразлично: отравился Гиммлер,
повесили его или даже четвертовали. Его занимало в этом
деле совсем другое: если правду говорил Гиммлер, будто
американцы обещали ему жизнь и безопасность в обмен на
содействие капитуляции Германии, то с их стороны было
свинством не предупредить слишком старательных офицеров
о том, как следует обращаться с таким важным нацистом,
если он попадет в плен. Мало ли, что Гиммлер нарвался на
англичан. Англичане — союзники американцев. И американ¬
цы, как старшие партнеры, отвечают за действия англичан.
Раз так — жизнь Гиммлера должна была быть в безопас¬
ности. Впрочем, если бы Гиммлер не отравился, может
быть, сыграли бы его головой так же, как пожертвовали
415

головами одиннадцати нюрнбергских подсудимых. Тогда
западные союзники русских еще не считали нужным рас¬
крывать миру свои карты. Они строили из себя демократов,
из кожи вон лезли, чтобы доказать cbqh «честные намере¬
ния», подыгрывали русским, лебезили перед всеми антифа¬
шистами. Небось, теперь кусают себе локти, что сумели
спасти только Шахта, Папена да этого кретина Гесса... Be-
дя с ними дело, не имеешь никакой уверенности в том, что
и тебя самого не продадут за несколько центов. Дрянные ла¬
вочники!.. Да что там «уверенность», «продадут»? Разве они
уже не обманули его, заманив в Китай? Правда, сначала
все шло хорошо, даже, пожалуй, блестяще. Быть может, так
могло бы продолжаться, если бы не вчерашняя глупая вы¬
ходка с решением лететь самому для выброски диверсанта,
чтобы доказать свое усердие. Неужели эта ошибка непо¬
правима?
Не может этого быть! Он, Бельц, нужен американцам,
они постараются его спасти! Конечно, он не так нужен им,
как Шахт или Папен, но все же они понимают: он мог бы
принести много пользы. И именно здесь, где американцам
хотелось зажечь ссору между Китаем и Монголией, чтобы
втянуть Россию в водоворот дальневосточной войны,—
именно здесь он мог быть полезен. И вот...
Порыв ветра донес плач шакала.
Бельц не пошевелился, не поднял головы. Он спал.
Напротив него сидел майор Харада. Японец был неподви¬
жен и молчалив. Но он не спал. Он вовсе не чувствовал
себя усталым, подобно этому европейцу. Он мог спокойно
думать. Воспоминания ему не мешали. Единственное, что он
считал нужным сейчас помнить, — приказания американско¬
го полковника Паркера. Ему подчинен майор Харада: Пар¬
кер — американский резидент. Сегодняшнее приказание было
простым и ясным, и чтобы его выполнить, Хараде следовало
добраться до заброшенного монастыря. Для этого Бельц не
был ему больше нужен. Напротив, немец мог только поме¬
шать. Очень досадно, что самолет, на котором Бельц вез
Хараду, потерпел аварию так, что немец остался жив.
Это вынуждало Хараду решать теперь задачу: что с ним
делать?
О том, чтобы возвращаться к границе, не могло быть
и речи. Такое путешествие безнадежно:	пройти	несколько
сот километров по безводной степи!
Тащить немца за собою в Араджаргалантахит, чтобы он
помешал Хараде делать порученное ему дело?.. Нет! Значит,
бросить немца тут, пока он спит, и одному итти к мона¬
стырю?.. Но и этого не следовало делать. Кто знает, что
41 в

случится после восхода солнца? Как далеко отсюда прохо¬
дит дорога, по которой в любую минуту может проехать
автомобиль? Кто знает, не раскинулось ли поблизости стой¬
бище монгольских скотоводов? Пастухи обнаружат обломки
самолета и по ним доберутся до неуклюжего немца. А до¬
бравшись до немца, они, конечно, найдут и Хараду.
Имеет ли Харада право рисковать?,
Нет!
Выводы из этого краткого ответа были ясны: нужно лишить
немца возможности говорить, даже если его найдут пастухи
или стража. Харада прислушался к прерывистому сопению
немца.
Тот спал сидя, уткнув лицо в колени.
Харада вынул из-за пазухи маленький пистолет и отвел
предохранитель. Но, подумав, положил пистолет обратно.
Осторожно пошарил вокруг себя.
Нащупав камень, показавшийся ему достаточно тяжелым
и острым, Харада зажал его как можно удобней. После
этого он стал приближаться к Бельцу.
Харада продвигался к нему, не поднимаясь с корточек
и совершая едва уловимые, бесшумные движения. С каждым
шажком согнутых ног расстояние между ним и Бельцем со¬
кращалось на несколько сантиметров.
Приближаясь к немцу, Харада не спускал с него неми¬
гающих Глаз.
Тем временем поезд, на котором Бельц во сне возвра¬
щался в Европу, вошел под шатер вокзала во Франкфурте-
на-Майне. Несколько офицеров радостными взмахами рук
приветствовали Бельца. Он отлично знал каждого из этих
старых сослуживцев по гитлеровской военной авиации и не
мог понять, в-какую форму они теперь одеты: чужую и вме¬
сте с тем странно знакомую. Позвольте! Бельц оглядел себя
и увидел, что на нем такой же не немецкий мундир, как
и на других...
Майору Хараде оставалось сделать еще четыре или пять
крошечных шажков, чтобы дотянуться до склоненной головы
Бельца. После этого Харада сможет спокойно отправиться
к цели, чтобы выполнить приказание полковника Паркера.
За его выполнение Хараде обещано возвращение в Японию.
Если верить известиям с островов, дела там идут так, как
и хотелось бы майору Хараде: все становится на прежние
27 Заговорщики
417

места — и Хирохито и дзайбацу К И даже те же самые ге¬
нералы, что прежде подписывали приказы.
Хараде оставалось сделать два крошечных шажка, чтобы
дотянуться до Бельца.
Харада сделал последний шажок и крепче сжал камень.
„.Давно уже наступил день, а Харада не решался дви¬
гаться. Лучше потерять день, чем рисковать быть обнару¬
женным. Майор Харада очень хорошо знал, что его ждет
в случае встречи с монголами. Он вовсе не. желал такой
встречи, прежде чем удалится на большое расстояние от
остатков самолета и от трупа Бельца. Даже если встречны¬
ми окажутся не цирики военной стражи, а простые пастухи.
Звери быстро уничтожат останки немца — одним следом
станет меньше. Потом, через несколько дней, подальше от¬
сюда, Харада сможет появиться. Но не теперь. Сейчас он
должен лежать в своей ямке и издали наблюдать за окрест¬
ностями Араджаргалантахита. Если он убедится в том, что
монастырь необитаем и не служит пристанищем пастухам,
Харада проберется туда и исследует вопрос о пригодности
монастыря как базы для главного задания. Если майор при¬
знает монастырь для этого подходящим, то приступит к осу¬
ществлению задания, которое американский, полковник Пар¬
кер назвал «запасным». Харада должен будет под видом
одинокого путника переночевать в двух-трех юртах. В этих
юртах он оставит дары своего соотечественника, доблестного
генерала императорской армии, великого врача и бактерио¬
лога господина Исии Сиро. Эти дары заключены в запаян¬
ные маленькие ампулы. Перед уходом из каждой юрты, где
ему дадут ночлег, Харада должен раздавить по одной ампу¬
ле. Хараде неизвестно, что в них заключено, он только знает,
что сам он должен немедленно и как можно дальше уйти от
стойбища. Кроме того, у майора Харады имеются три ампулы
побольше. Они не уместились в поясе и хранятся у него на
груди. Содержимое этих сосудов он должен будет влить в во¬
доемы, где пастухи поят скот.
Собственно говоря, называя эти смертоносные ампулы
дарами Исии, Харада был не совсем прав, хотя содержимое
ампул действительно было изготовлено по рецептам японско¬
го бактериолога. Ампулы, выданные Хараде Паркером, были
им вынуты из железного ящика, доставленного на американ¬
ском самолете из Кэмп Детрик, штата Массачузетс США.
Но для Харады все это не имело значения: задание остава-
1 Дзайбацу — японские монополии.
418

лось заданием, где бы ни изготовлялись средства для его
выполнения.
Такова была- маленькая, «запасная» задача майора Хара¬
ды на тот случай, если он признает окрестности Араджарга-
лантахита непригодными в качестве базы для более широ¬
кой диверсии. Из этой второй части плана Хараде тоже сооб¬
щили ровно столько, сколько ему, по мнению американцев,
следовало знать, чтобы действовать сознательно. Но даже
по тому, что он знал, японцу было ясно, что операцию заду¬
мывал не Паркер и даже не американские, советники из
штаба Чан Кай-ши. Может быть, .план этой диверсии заро¬
дился л разрабатывался в штабе самого Макарчера, в Токио,
или даже еще дальше — в Штатах, где сидели начальники
Паркера, начальники американских советников Чан Кай-ши
и даже начальники самого самого большого начальника —
Макарчера.
Итак, Харада был посвящен только в ту часть плана, осу¬
ществление которой зависело от его исполнительности. Он
знал, что должен отыскать возле Араджаргалантахита место,
подходящее для создания посадочной площадки. В точно
обусловленный час точно обусловленной ночи он обозначит
место своего нахождения световыми сигналами. Самолеты,
ведомые самыми опытными американскими летчиками-ноч-
никами из соединения мистера Чённолта, сбросят по сигна¬
лам Харады парашютистов. Одна часть парашютистов будет
по ночам заниматься подготовкой аэродрома на месте, которое
отыщет Харада. Другая часть парашютистов — это будут ла¬
мы — тотчас покинет место посадки.
Харада не был посвящен американцами в то, что ламы
пустятся в далекое странствие по просторам Монгольской
Народной Республики. Его не касалось, что они должны уча¬
ствовать в восстании, приуроченном ко дню большого народ¬
ного праздника надома, который будет происходить в Улан-
Баторе. Переодетые пастухами, заговорщики должны устано¬
вить свои юрты среди тысяч других пастушеских юрт, ежегод¬
но появлявшихся к надому на площадях монгольской сто¬
лицы.
В разгар праздника заговорщики должны начать мятеж
и уничтожить руководителей монгольского правительства
и Народной партии.
План этот был далеко не оригинален и почти десять лет
во многих деталях известен Хараде. Ведь уже в 1939 году
он, в чине поручика, наряженный в зловонное тряпье ламы,
был переброшен через монгольскую границу, чтобы принять
участие в мятеже, имевшем целью совершенно то же самое:
уничтожение народного правительства во главе с Чойбалса-
27*
419

ном и возвращение в Улан-Батор Богдо-Гогена, обязавше¬
гося открыть границы Монголии для пропуска японских
войск в советское Забайкалье, чтобы перерезать Сибирскую
железнодорожную магистраль.
Тогда этот план был сорван благодаря бдительности
работников службы безопасности МНР и мужеству со¬
ветско-монгольских воинов на ее границе. Чойбалсан раз<
громил заговор в самом его зародыше, а советско-монголь¬
ские войска уничтожили японские войска на берегах Хал-
хин-Гола.
Впрочем, и диверсия 1939 года была лишь1 неудачным
повторением столь же неудачного ламского заговора
1933 года.
Теперь американо-чанкайшистские заговорщики пытались
осуществить этот потрепанный план потому, что им нужно
было во что бы то ни стало выйти в тыл северо-западной
группе войск Народно-освободительной армии Китая, уже
очистившей почти всю Маньчжурию от войск Чан Кай-ши,
блокировавших главные центры Маньчжурии Чаньчунь и Мук¬
ден, ворвавшихся в провинции Чахар, Гирин, Жэхе и угро¬
жавших со дня на день захватить важнейшую базу ма¬
териального снабжения и авиационный центр американо-
чанкайшистских войск Цзиньчжоу. Взятие Цзиньчжоу вой¬
сками Дунбейской народно-освободительной армии генерала
Линь Бяо означало бы окружение почти миллионной север¬
ной группировки Чан Кай-ши и захват неисчислимых запасов
боевой техники, полученной им от американцев. Цзиньчжоу
был как бы крышкой котла, где перемалывались армии Чан
Кай-ши. Для него раскупорка этого котла означала, спасение
миллиона солдат и огромного богатства; для народных ар¬
мий окончательная закупорка цзиньчжоуского котла означа¬
ла ликвидацию Маньчжурского фронта и вступление всей
Дунбейской армии в Северный Китай.
Удача диверсии американской секретной службы протйв
МНР дала бы возможность армейской группе чанкайшист-
ского генерала Янь Ши-фана прорваться через МНР в тыл
войскам Линь Бяо. Это могло быть спасением для армий
Чан Кай-ши, запертых в мукденско-чаньчуньском мешке.
Провокация как повод для вторжения в МНР — таков был
смысл появления близ Араджаргалантахита майора Харады,
маленького исполнителя плана огромной диверсии.
Наконец в этом плане был еще один смысл, неизвест¬
ный даже его ответственным американским исполнителям.
Его лелеяли в Вашингтоне и в токийском штабе Макарчера:
появление гоминдановских войск на территории МНР по¬
служило бы сигналом к вовлечению СССР в события на
49П

востоке. Верность Советского Союза догоеору о дружбе
и взаимопомощи с МНР не вызывала у американцев сомне¬
ния. А вовлечение СССР в дальневосточную войну было
мечтой, даже не очень тайной, руководящих кругов США.
Вот каков был большой смысл такого маленького на вид
события, как появление на монгольской земле незаметного
японского разведчика майора Харады, облаченного в изо¬
дранный ватный халат монгольского ламы, точь-в-точь та¬
кой, какие были напялены и на остальных диверсантов, ждав¬
ших сигнала на юго-западной границе МНР.
Если бы, разделавшись с мешавшим ему Бельцем и спеша
удалиться от места убийства, Харада мог знать, что проис¬
ходит в нанкинской резиденции генералиссимуса Чан Кай-
ши, вероятно, это сильно укрепило бы веру японца в успех его
предприятия.
3
Хозяин дома, Чан Кай-ши, отсутствовал. Он был в Мук¬
дене. Там он пачками расстреливал солдат и офицеров и ру¬
бил головы своим политическим противникам. Этим спосо¬
бом он пытался вернуть бодрость отчаявшемуся гарнизону
Мукдена. По приказу американских советников Чан должен
был во что бы то ни стало заставить свои войска разорвать
кольцо блокады и спешить на выручку осажденному Цзинь¬
чжоу. От того, будет или нет раскупорена «маньчжурская
пробка», зависела судьба одной из крупнейших операций во
всей истории гражданской войны в Китае.
Поэтому в тот вечер, когда Харада пробирался к мона¬
стырю Араджаргалантахит, в загородной резиденции Чан
Кай-ши, близ Нанкина, гостей принимала*одна Сун Мэй-лин.
Этот маленький «совершенно интимный» вечер был ею
устроен по случаю прибытия инкогнито из Японии самого
большого американского друга ее мужа, генерала Дугласа
Макарчера и сопровождавшего его политического коммивоя¬
жера Буллита. Макарчер прилетел, чтобы на месте выяснить
причины медлительности, с которой генерал Баркли осущест¬
влял порученную ему важнейшую военную диверсию по вы¬
воду армейской группы генерала Янь Ши-фана в тыл Дун¬
бейской народно-освободительной армии генерала Линь Бяо.
Всякое появление старого приятеля и покровителя ее мужа
было для хитрой мадам Чан Кай-ши предлогом разыграть
комедию несказанной радости. Но, увы, почтенный гость не
обращал на нее никакого внимания. Мысли Макарчера были
заняты нерадивостью заносчивого тупицы Баркли. Если бы не
крепкие связи Баркли с домом Рокфеллера, Макарчер давно
421

выкинул бы его ко всем чертям: этот самонадеянный лентяй
может в конце концов испортить всю игру в Китае, Одним
словом, американскому главнокомандующему было не до ко¬
кетства хозяйки. Он не без умысла шепнул ей, что один из
двух прилетевших с ним штатских американцев, мистер Фо¬
стер Доллас, не просто адвокат, а своего рода «альтер эго»
Джона Ванденгейма. Макарчер знал, что делает: при этом
известии искусно подведенные глаза Сун Мэй-лин плотоядно
сузились, и «первая леди Китая» накрепко присосалась
к Долласу. Ее недаром называли «министром иностранных
дел Чан Кай-ши». Имя Ванденгейма тотчас ассоциировалось
у нее с деньгами, которые, быть может, удастся вытянуть из
уродливого рыжего адвоката. Чтобы коснуться руки Фостера,
она сама передавала ему чашку, сама протягивала тарелоч¬
ку с печеньем. Можно было подумать, что прикосновение
к покрытой рыжими волосами потной руке Фостера достав¬
ляет ей неизъяснимое удовольствие.
Быть может, чары китаянки и заставили бы Фосте¬
ра совершить какую-нибудь глупость, если бы, на его сча¬
стье, на вечере не появились бывший премьер гоминданов¬
ского правительства, брат хозяйки, Сун Цзы-вень, и ее сест¬
ра, жена министра финансов Кун Сян-си.
Между тем гости американцы, руководимые чувствовав¬
шим себя здесь полным заместителем хозяина (и не без ос¬
нований) Ченнолтом, отыскали уединенный уголок, где мож¬
но было болтать, не боясь быть подслушанными.
Сегодня Макарчер выглядел сумрачнее обычного. Сдви¬
нув к переносице густые брови, он слушал болтовню Булли¬
та. А тот, как всегда в своей компании, говорил все, что
приходило в голову: свежие политические новости, привезен¬
ные из Вашингтона', перемежались анекдотами и сплетнями.
Вдруг Буллит хлопнул себя по лбу:
—	Друзья мои! Едва не забыл: знаете ли вы, что случи¬
лось сегодня в Тяньцзине, почти у меня на глазах?
—	Знать обо всем, что умудряется «видеть собственными
глазами» всякий лгун, слишком большая нагрузка для моего
мозга, — с откровенной издевкой проговорил Макарчер.
Буллит пропустил насмешку мимо ушей.
—	И тем не менее, если вам дороги ваши трусы, Мак.,.
—	Не советую вам, Уильям, проходиться даже на счет
моих трусов, — мрачно перебил Макарчер.
—	Счастье, что мы с вами янки, Дуглас. Оказывается,
гораздо хуже быть англичанином. Послушайте, что случи¬
лось в Тяньцзине...
—	Ну, выкладывайте, что вы там «видели собственными
глазами», — снисходительно пробормотал Баркли.
422

—	Буквально в двух шагах от сеттльмента китайцы пой¬
мали какого-то джентльмена весьма почтенного вида, сняли
с него штаны и, дав ему под зад, пустили обратно, а
сеттльмент.
—	Белого человека?!—сквозь зубы спросил Макарчер,
угрожающе приподнимаясь в кресле.
—	Правда, они тут же сжалились над ним и отдали ему
штаны. А когда наш консул поднял бум...
—	Что вы сказали? — выходя из себя, прорычал Макар¬
чер.— Наш консул? Так дело шло об американце?!
—	Китайцы принесли извинения:	толпа	приняла	того
джентльмена за англичанина.
Все присутствующие, кроме Макарчера, рассмеялись. Ге¬
нерал же сердито оглядел собеседников.
—- Сегодня с американца спускают штаны по ошибке,
а завтра спустят без всякой ошибки.,. В этих местах престиж
белого человека должен стоять так высоко, чтобы никто не
смел поднять на него руку.
—	Всякого белого? — спросил Буллит и насмешливо со¬
щурился. — И русского тоже?
Макарчер сделал гневное движение рукой.
—	Кроме русского, всякий белый должен быть неприко¬
сновенен, табу!—Он порывисто обернулся к Баркли:—У вас
под носом творится чорт знает что, а вы об этом даже не
знаете. Вы идиотски ухмыляетесь болтовне Уильяма, вме¬
сто того чтобы повесить негодяев, позволивших себе посме¬
яться над янки. Эдак вы тут не продержитесь. Если бы
у меня в Японии... — Он угрожающе сжал кулак, но, не дого¬
ворив, опустил его и неожиданно спросил Баркли: —■ Какого
чорта вы тянете с монгольским делом?
—	Я хотел знать, при чем там Паркер?
—	Какой Паркер?
—	Из ОСС.
—	А какое вам дело до Паркера и ОСС?
—! Он тоже оказался участником этой истории. Тут ело¬
зят их люди.
—	Тем лучше, — неохотно ответил Макарчер. — Общи¬
ми усилиями мы скорее добьемся успеха.
—	Или спутаем карты.
—	Передо мною отвечаете вы. До остальных мне нет
дела.
—	Хорошо, но если игру веду я, то пусть остальные
убираются с поля.
—	И тогда вы берете на себя ответственность? — Макар¬
чер испытующе уставился на Баркли. Он не любил этого
423

генерала, так как сам был самонадеян и не терпел ничьего
вмешательства в свои дела. Если бы можно было ценою
провала монгольской операции скомпрометировать Баркли,
Макарчер сделал бы это, но Баркли со всеми потрохами не
стоил такой ставки.
Таково было мнение Макарчера об его ближайшем по¬
мощнике по Китаю. Но не последним обстоятельством в их
отношениях было то, что Баркли являлся фактическим хо¬
зяином «Хуанхэ дамм корпорейшн» и «Янцзы электрикал про-
дактс». От него зависело, удастся ли Макарчеру приобрести
в этих компаниях то положение, к которому он стремился.
Поэтому обычно несдержанный и не стесняющийся * в выра¬
жениях дальневосточный вице-король его величества амери¬
канского капитала старался на этот раз взять себя в руки
и довольно спокойно заявил:
—	Хорошо, можете дать под зад этому Паркеру и кому
угодно еще, но с тем, что не позже чем через неделю...
—	Праздник в Улан-Баторе состоится только через де¬
сять дней.
—	Пусть будет десять дней. Но через десять дней само¬
леты Ченнолта должны начать переброску солдат Янь Ши-
фана в Монголию.
—	Сначала Ченнолт должен обеспечить чистый воздух
на главном оперативном направлении, — возразил Баркли.
Макарчер с недоумевающим видом поднял плечи так,
что погоны коснулись ушей.
—	О чем вы говорите?
—	У Линь Бяо есть авиация.
—	Эй, Уильям, — крикнул Макарчер Буллиту, -— поще¬
кочите Баркли! Он бормочет во сне.
—	К сожалению, нет, — возразил Ченнолт, крепкий чело¬
век с грубым, обветренным лицом: — Чжу Дэ действительно
послал Линь Бяо авиационный полк.
—	Вы говорите о полке таким тоном, словно у этого ва¬
шего Линь Бяо появилась целая воздушная армия, — прене¬
брежительно заметил Макарчер.
—	Вы же знаете, Мак, я вовсе не дурного мнения о моих
«Тиграх», — возразил Ченнолт, — но, честное слово, по¬
явление этого полка — неважный свадебный подарок моей
старушке.
Все рассмеялись, поняв, что Ченнолт имеет в виду свою
недавнюю женитьбу на китаянке. Но сам командующий воз¬
душными силами гоминдана оставался серьезен.
—	Могу вас уверить, что это совсем не так забавно:
истребители Лао Кэ уже доставили моим парням вполне
достаточно хлопот. Повидимому, канули в безвозвратное
424

прошлое те времена, когда мы могли быть уверены, что на
базу вернется столько же наших самолетов, сколько вылете¬
ло на бомбежку неприятеля.
Удивление Макарчера все увеличивалось.
—	Китайские летчики осмеливаются нападать на наших
парней?
—	И сбивать их, — пояснил Ченнолт. — Чем дальше, тем
больше.
—	Так разбомбите к чорту их аэродромы! — крикнул
Макарчер. — Уничтожьте их самолеты! Истребите их летчи¬
ков! Какого дьявола вы смотрите?!
Ченнолт рассмеялся.
—	Как просто!.. Нет, Мак, чтобы цх разбомбить, до них
нужно добраться. А они не пускают. Чтобы уничтожить, их
надо найти, а они скрываются. Чтобы их истребить, нужно,
чтобы они позволили это делать, а они... не позволяют — они
сами норовят уничтожать наших.
Забыв о Баркли, которого он собирался пробрать, Ма¬
карчер набросился на Ченнолта и принялся бранить его
и его летчиков.
—	К чорту такую работу, Ченнолт! — зарычал он. — Если
вы решили посвятить себя исключительно бабам, то уступи¬
те вашу авиационную лавочку кому-нибудь, кто еще согла¬
сен и летать, а не только валяться по постелям китаянок.
Ваши ребята окончательно распустились. Я ничего не имею
и против того, чтобы они занимались контрабандой, но надо
,же немного и воевать. Если вы переложите все на плечи ки¬
тайских летчиков, то нас в два счета выкинут отсюда. Этого
я не допущу, Ченнолт! Слышите: не допущу, чтобы из-за
жадности шайки ваших воздушных пиратов дядю Сэма
выпихнули из Китая! — Тут он вспомнил, что дело не только
в Ченнолте, и обернулся к Баркли: — Слышите, Баркли, я не
допущу» чтобы ваши лентяи провалили прекрасный монголь¬
ский план. При первой возможности самолеты Ченнолта
начнут высадку войск Янь Ши-фана в Монголии, и ваши
люди в Урге должны покончить с правительством Чойбал-
сана. Путь в тыл Линь Бяо должен быть расчищен.
—	Это тем более существенно, — с важным видом вста¬
вил Буллит, — что если силы красных не будут оттянуты от
Мукдена и Цзиньчжоу, они захватят там столько самолетов,
сколько им будет нужно, чтобы сформировать не один полк,
а десять. Цзиньчжоу, говорят, набит не только нашей тех¬
никой, там еще сколько угодно и японского имущества, не
правда ли?
—	Имущество ёще не все, что нужно для создания бое¬
вых частей, — проворчал Баркли.
425

—	Могу вас уверить’, что остальное-то у красных
есть, — сказал Ченнолт. — Я имею в виду желание драться.
—	Очень сожалею, что у вас не бывает такой же уве¬
ренности, когда речь заходит о формировании частей для
Чана, — сердито сказал Макарчер.
—	Что делать, сэр, совсем другой человеческий мате¬
риал.
Макарчер пренебрежительно скривил губы:
—	Те же желтокожие.
—	Да, но, понимаете... — Ченнолт щелкнул пальцами, —
внутри у них что-то другое. Понимаете:	какая-то другая
начинка.
—	У тех лучше, чем у наших?
—	Да., чертовски тугая пружина!
—	Вы здесь достаточно давно, чтобы разобраться, в чем
дело.
Ченнолт развел руками жестом, означающим беспо¬
мощность.
—	Китайская душа — это китайская душа, сэр.
—	Души вы оставьте мистеру Тьену.
—	Я имею в виду идею, которая...
—	Какая, к дьяволу, идея, когда им платят жалованье
в долларах! — сердито воскликнул Макарчер.
Буллит громко рассмеялся.
—	А вы уверены, Мак, что доллары до них доходят?
—	Что вы хотите сказать?
—	Ходит слух, будто Кун Сян-си перекупил у францу¬
зов целый квартал самых шикарных публичных до-мов
в Шанхае; на это, наверно, ушло жалованье армии за целый
месяц.
Макарчер с досадой отмахнулся от слов Буллита и снова
обратился к Баркли:
—	Вы вполне уверены в надежности диверсионной орга¬
низации в Монголии?
Баркли пустил кольцо дыма к потолку и выпятил губы
с таким видом, что ответ был, собственно говоря, излишним.
Но он все же сказал:
—	У нас на каждых трех лам один японец, чуть что—пуля
в затылок. Мы перебросим туда все лучшее, что у японской
секретной службы было в Китае* Это верная игра, сэр.
Я спокоен.
—	Хорошо. — И после некоторого колебания Макар¬
чер добавил: — Если Паркер и вообще ОСС стоят вам
поперек горла, пошлите их к чорту, действуйте своими
силами.
426

—	Благодарю. Я так и сделаю.
—	А от вас я категорически требую, — Макарчер всем
корпусом повернулся к Ченнолту, и поперек его лба легла
глубокая складка: — авиационный полк..этого.~
—	Вы говорите об авиации Линь Бяо?
—	Ну да...
—	Истребители Лао Кэ?
—	Истребление этих истребителей! Если нужно, пустите
в ход то, что мы до сегодняшнего дня держали в резерве:
наши последние модели, наших лучших людей. Я сейчас же
дам приказ перебросить сюда эскадрилью «Иксов».
—	Я бы не делал этого, сэр, — осторожно заметил Чен¬
нолт: — нечаянная посадка «Икса» у противника и...
—	А вы не допускайте такой посадки. Я даю вам эти
машины не для того, чтобы вы дарили их красным.
—	Война все-таки война, сэр.
-— Мне стыдно вас слушать, Ченнолт. Снимите с работы
всех китайцев, пошлите к чорту японских летчиков, введите
в действие наших парней: у Линь Бяо не должно быть
авиации. Понимаете: не должно быть! Если эта его авиация
мешает нашим действиям по освобождению Цзинь¬
чжоу...
—	И Мукдена,— вставил было Буллит, но Макарчер мет¬
нул на него такой взгляд, что дипломатический коммивоя¬
жер прикусил язык.
—	Мне наплевать на Мукден!—сквозь зубы проговорил
Макарчер. — Там нет ничего, кроме живой силы. Даже если
капитуляция Мукдена угрожала бы персоне самого старого
дурака Чана — основное внимание на Цзиньчжоу! Мы не
можем за свой счет вооружать и снабжать красных. И так
уже весь мир с усмешкой повторяет слова Мао Цзе-дуна,
что его основной арсенал — Соединенные Штаты, и главный
интендант — Чан Кай-ши. Довольно!.. Я повторяю: если эта
авиация красных служит помехой операциям в тылу Линь
Бяо и освобождению Цзиньчжоу — все силы на ее уничтоже¬
ние. Все, что у вас есть, Ченнолт, слышите?
—	Да, сэр.
—	Если нужно, я подброшу вам кое-что из Японии, по¬
требую из Штатов, но вопрос стоит ясно:	у	красных не
должно быть авиации. Это для нас вопрос жизни, вопрос
свободы маневрирования, коммуникаций. Вы должны пони¬
мать, господа, что если над головами всей этой чанкайшист-
ской сволочи появятся самолеты красных, то неустойчивость
превратится в отступление, отступление — в бегство. Не хо¬
тите же вы потерять все, что Америка вложила в эту прокля¬
тую страну?
427

—	Не говоря уже о дяде Сэме, — с усмешкой сказал
Ченнолт, — но не хотелось бы потерять даже ту мелочь, что
вложил сюда я сам.
Никто не улыбнулся его шутке: она слишком точно вы¬
ражала то, что думал каждый из них.
—	Послушайте, Ченнолт! — Макарчер произнес это та¬
ким тоном, что даже не отличавшийся чувствительностью
воздушный пират нервно вздрогнул. — Не воображайте
что вы и ваши паршивые «Тигры» — нечто неотделимое от
Китая!.. В общем же я хочу вам сказать, джентльмены, что
следует серьезно задуматься над происходящим:	Цзинь¬
чжоу — частность, но частность очень многозначительная
и влекущая за собою последствия гораздо большие, чем нам
хочется. Вы хорошо понимаете: я прилетел сюда не для того,
чтобы поболтать с вами о нескольких тысячах тонн снаряже¬
ния, которое попадет в руки красных, если падет Цзинь¬
чжоу. Речь идет о Китае, о Китае в целом, о нашем
пребывании здесь!.. У меня создается впечатление, что
никто здесь не отдает себе в этом ясного отчета, Ченнолт!
—	Да, сэр?
—	Завтра ваши ребята должны доставить сюда старого
Чана.
—- Вы же знаете, сэр: он в Мукдене.
—	Хотя бы он был в преисподней! Они должны его до¬
ставить сюда. Его и всю его шайку. Соберите всех главарей.
Понимаете?
—	Да, сэр.
—	Баркли!
—	Да, сэр?
—	Вы отвечаете за то, чтобы завтра не позже полудня
мы имели возможность созвать совещание всей компании.
Нет, нет, не семейный чай у «первой леди», а такое совеща¬
ние, один созыв которого дал бы им всем понять:	речь
идет о том, что, может быть, послезавтра им выпустят киш¬
ки! Понятно?
—	Да, сэр.
—	Мы беремся за дело засучив рукава, или нас выки¬
дывают отсюда по первому классу — такова дилемма. — Он
обвел мрачным взглядом лица присутствующих. — И клянусь
небом: я сумею разделаться с теми, кто отвечает за операцию
тут, а отвечаете вы, Баркли, и вы, Ченнолт, и все бездельни¬
ки — китайские и американские одинаково...
428

4
День пришел так же, как приходили здесь, на северо-
востоке Китая, все летние дни: стремительный поток багро¬
вого света неожиданно хлынул из-за горизонта и залил поло¬
вину неба. Грозное, как ком раскаленной лавы, солнце то¬
ропливо всплыло над холмами.
Еще багровели непогасшие краски зари, а воздух был
уже горяч. Небо дышало жаром, и марево начинало под¬
ниматься над землей. Стебли трав, казалось, извивались
и дрожали в струях устремлявшегося вверх воздуха.
Тишина висела над степью: ни радостной зоревой пере¬
клички птиц, ни треска кузнечиков, — словно все живое по¬
пряталось в страхе перед надвигающимся зноем.
С холма, где попутная машина высадила Джойса, было
видно далеко. Джойс в последний раз окинул взглядом
оставшиеся позади неприветливые просторы Чахара и посмо¬
трел на юг, где простирались изрезанные отрогами Иншаня
более плодородные долины Жэхэ. Почти десять лет провел
он в Китае и все никак не мог свыкнуться с его про¬
странствами. Военная и политическая обстановка в течение
того десятилетия, что Джойс прожил в этой стране, позволи¬
ла ему познакомиться только с ее северо-западной частью.
Население там было значительно менее плотным, чем в Цен¬
тральном и Южном Китае, и поэтому пространства казались
Джойсу пустынными и необычайно большими.
За эти годы не только побелели виски Джойса, но сере¬
бряные нити пронизали и всю его курчавую шевелюру. Бы¬
вали минуты, когда он сам себе начинал казаться стариком.
Правда, такие минуты бывали не часты. Стоило его пальцам,
попрежнему гибким и проворным, притронуться к струнам
любимого банджо, как забывалась седина и голос звучал
попрежнему уверенно и звонко.
Впрочем, чаще, чем со струнами, его пальцы встречались
теперь с металлическими частями моторов и самолетов.
Девять лет Джойс провел в народных войсках, странство¬
вал по западным и северным провинциям Китая вместе
со школой командиров, выполнял все обязанности, какие воз¬
лагала на его плечи жизнь.
В первые годы этих странствований Джойс при каждом
удобном случае справлялся, не знает ли кто-нибудь место¬
нахождения госпиталя, в котором работает приехавшая из
Америки китайская фельдшерица Кун Мэй.
—	Такая красивая, с родинкой над переносицей, — неиз¬
менно прибавлял он, как если бы эта примета могла осве¬
жить чью-либо не в меру короткую память.
429

Наконец Джойс потерял надежду отыскать Мэй и пере¬
стал справляться. Для него было неожиданной радостью,
когда он однажды обнаружил Мэй в одном из госпиталей
Народно-освободительной армии.
Но долгожданная встреча не принесла Джойсу утешения:
перед ним была не та Мэй, с которой он однажды ночью
расстался в Улиссвилле. Вместо неуверенной и в себе и
в своем будущем девушки он увидел врача, исполненного
энергии и веры в свое дело и в свои силы, человека с окон¬
чательно сформировавшимися взглядами на жизнь и с ясной
судьбой. Джойсу даже почудилось было, что Мэй забыла
свое прошлое.
—	Мне хочется, — мечтательно сказала она Джойсу при
их первой встрече в Китае, — когда-нибудь вернуться в Шта¬
ты, чтобы рассказать американцам не только о том, как они
виноваты перед китайским народом, но на примере китай¬
цев доказать им, что значит вера в силы народа, в силы ре¬
волюции, в победу над эксплуататорами» когда народ бес¬
поворотно решает сбросить их со своей шей...
После этой первой встречи Мэй, по просьбе Джойса, по-*
лучила перевод в санитарную часть школы. Но и Джойс
и сама Мэй очень скоро поняли, что это было ненужным
шагом. Джойс не сразу решился взять ее руки в свои. А ко¬
гда взял, то ее маленькие, загрубевшие от непрестанного
мытья ладони безучастно лежали в его больших черных
руках.
Скоро Мэй попросила перевода Обратно в действующую
армию. Ее сделали врачом формируемого авиационного пол¬
ка — первой боевой воздушной части Народно-освободитель¬
ной армии Китая...
Глядя на юг, где был расположен авиационный поЛК,
Джойс думал о Мэй, и ему казалось, что дело вовсе не
в том, что между ним и ею порвалась какая-то нить, а про¬
сто они отвыкли друг от друга и, может быть, он не нашел
слов, которые должен был ей сказать И вот сегодня, когда
он снова увидит ее здесь, непременно найдет эти слова.
Все станет на свои места.
На юге, где небо, сливаясь с землею, переходило в жел¬
товато-зеленую мглу, нет-нет, и в косом луче солнца вспы¬
хивала полоска ЛяОхахэ. В ее долине прятались аэродромы
полка. Острый глаз негра различал на желтом склоне горы
темные норки пещер, служивших летчикам жилыми и слу¬
жебными помещениями.
Джойс сидел ссутулившись, втянув голову в плечи. Над
*3п

его головой целым облаком висели комары. Их гудение было
единственным звуком, который негр слышал сейчас в этой
мертвой долине. Напрасно он то и дело с досадою взмахи¬
вал рукою, — комары не улетали. От их уколов зудели лицо,
шея, руки. Не спасал от них и заправленный под фуражку
платок. Насекомые жадно облепили каждый клочок неза¬
щищенного тела, жалили сквозь платок, забирались за во¬
ротник рубашки, в рукава. Их уколы заставляли механика
то и дело ударять себя по лицу, размазывая кровь.
С запада, куда убегала желтая лента дороги, давно уже
пора было появиться попутному грузовику, на котором Чэн
должен был догнать Джойса. Машина, довезшая самого ме¬
ханика, не могла намного опередить этот грузовик. Между
тем прошел уже целый час» как негра высадили тут на
съедение Комарам, а летчика все не было.
Если бы Джойс не уговорился с Чэном ждать его тут,
солнце и комары давно прогнали бы его с холма и он отпра¬
вился бы к виднеющимся вдали пещерам.
Наконец на западе взметнулось желтое облачко, неожи¬
данное и кудрявое, как дым от взрыва. Оно росло, растека¬
лось вдоль горизонта, потом изогнулось змеей и повернуло
к холму, на котором сидел Джойс. Негр сошел к дороге
и поднял руку.
Машина, скрипя тормозами, остановилась. Джойс с тру¬
дом различил ее очертания в облаке пыли: серо-желтой была
вся машина — от радиатора до колес. Только болтавшаяся
возле кабины шофера камера с запасной водой алела мокрой
резиной. Через минуту грузовик тронулся и снова исчез
в вихре тонкой лессовой пыли. Джойс увидел стоящего по¬
среди дороги Чэна.
Летчик не спеша вынул платок, отер лицо и посмотрел
на грязный след, оставшийся на полотне.
—	Помыться бы... — со вздохом проговорил он.
—	Ванны пока еще у янки.
После короткого молчания Чэн сказал:'
—	А знаете, кого я сегодня тут увидел? Смотрю, кто-то
пылит на японской керосинке, пригляделся... Как думаете,
кто?
—	Я тугодум.
—	Фу Би-чен!
*— Фу? — Джойс в недоумении пожал плечами. — Наш
бывший командир, ваш незадачливый ученик?
—	Да, наш «пехотный летчик» собственной персоной.
—	Наверно, работает здесь по административной или по
хозяйственной части. Небось, характеристика, что вы ему
дали в школе, навсегда отбила у него охоту летать.
431

—	Вы говорите так, словно я получил от этого удоволь¬
ствие. Должен сказать, что каждый неудачный ученик для
нашего брата, инструктора, — большое огорчение!.. Списы¬
вая его из школы, я выполнял свой долг.
—	Значит, все-таки на протекцию по хозяйственной линии
тут рассчитывать не приходится, — шутливо проговорил
Джойс.
Пока они прошли расстояние, оставшееся до пещеры шта¬
ба, Чэн успел перебрать в памяти все, что было связано
с учлетом Фу Би-ченом. Пожалуй, из всех «трудных» кур¬
сантов, которые прошли переподготовку за время его ин¬
структорской работы, этот был самым «трудным». И не пото¬
му, что, как некоторые другие учлеты, Фу был лишен дан¬
ных, необходимых летчику вообще и истребителю в частно¬
сти; напротив, он быстро вспомнил теоретические предметы,
в воздухе машина была ему послушна, отработка сложных
фигур высшего пилотажа всегда оценивалась у Фу отметкой
«отлично». Но этот ученик, еще прежде чем он получил хо¬
роший авиационный боевой опыт, дающий право высказывать
свои суждения, заговорил о собственной «теории» воздушного
боя! Он утверждал, будто первым условием победы в совре¬
менном воздушном бою истребителей является не искусство
индивидуального боя, а овладение групповым полетом и даже
групповым пилотажем.
Это открытие удивило Чэна потому, что он видел Фу Би-
чена в роли пехотного командира и знал его спокойное бес¬
страшие и рассудительность в бою. Но мог ли Чэн молчать
и не сказать командованию того, что сказал тогда о Фу:
«Боится!» И Чэн нисколько не раскаивается. Его совесть
перед народной авиацией, его совесть перед партией, предан¬
ность которой управляет каждым его поступком, чиста...
Правда, Фу только твердил, что по мере усиления народной
боевой авиации встречи истребительной авиации утратят вид
одиночных боев и сделаются настоящими воздушными сра¬
жениями. Но эти настроения «теоретика» показались тогда
Чэну вредными. Если бы такая «теория» заразила других
учеников, они, вместо того чтобы учиться по утвержденной
программе, тоже начали бы рассуждать о предстоящей истре¬
бителям войне «в массах»...
Внезапно Чэн прервал свои размышления восклицанием:
—	Вы знаете, Джойс, ваша приятельница Кун Мэй
здесь;.
—	Товарищ Кун Мэй... — Джойс с напускным равноду¬
шием пожал плечами: — Знаю...
Приблизившись к пещерам, они разошлись: Чэн пошел
представиться начальнику штаба.
432

Начальник штаба Ли Юн оказался крепким, подтянутым
человеком, с широким костистым лицом. Гладко выбритый
шишковатый череп сверкал от мази, предохранявшей от уку¬
сов комаров. Лицо Ли Юна поражало собеседника неизмен¬
ным спокойствием. Даже тогда, когда он говорил, суровые
складки вокруг его рта, казалось, оставались неподвижны¬
ми. Лишь изредка нервный тик пробегал по левой щеке.
Быстрая, как молния, складочка залегала вдруг между ухом
и глазом и тут же исчезала. Казалось, что начштаба слегка
подмигнул левым глазом и тотчас старательно согнал с ли¬
ца это слабое подобие улыбки. Черты снова обретали обыч¬
ную неподвижность. Но через несколько минут Чэн понял,
что подмигнуть левым глазом Ли Юн никак не может: этот
глаз был у него поврежден и оставался совершенно непо¬
движным.
Говорил Ли Юн спокойно, ровным голосом. Фразы его
были круглые, законченные и, как показалось Чэну, не в ме¬
ру причесанные. Словно Ли Юн, тщательно продумывая их,
подбирал слова. Это делало его речь медлительной.
Ли Юн показался Чэну сухарем и педантом.
Тем временем Джойс откинул цыновку у входа в пещеру,
служившую помещением для санитарной части полка. Мэй
сидела, склонившись над столиком, и писала. Солнечный
свет, падавший сквозь деревянную решетку передней стены,
освещал ее волосы, наполовину прикрытые белой косынкой.
Вся обстановка, запах лекарств, да и самый вид Мэй в плот¬
но застегнутом халате показался Джойсу необыкновенно
строгим.
Мэй обернулась на шум шагов, увидела Джойса, спо¬
койно поднялась с табурета и так же спокойно протянула
ему руку.
—	Надолго к нам?
Желая попасть ей в тон, Джойс с такою же сдержанно¬
стью ответил:
—	Совсем.
—	Совсем... сюда? — переспросила Мэй.
—	Как же иначе? — сказал Джойс. — Не быть здесь, ко¬
гда подошли решительные дни?.. К тому же американской
техники тут становится все больше.
—	Я рада... я очень рада! — и сжала его руку. Потом
тихо, как бы в нерешительности, прибавила: — Но должна
тебе сразу сказать: здесь очень трудно... У тех много машин,
у наших мало, да и людей нехватает.
28 Заговорщики
433

Справимся!., Д скажи, разве не хорошо это вышло,
что я попал именно сюда, где ты?
—	Да, это хорошо-— как ему показалось, рассеянно
проговорила она.-^А что... в школе?
—	Меня больше занимает, что делается здесь.
—> Народная армия сделает свое дело!,. Знаешь, только
столкнувшись с американской помощью Чан Кай-ши, я по¬
няла, что ваши фашисты хотят новой войны и готовят к это¬
му рядовых американцев. Они используют для этого страш¬
ную школу, какой является для них война в Китае. Они пре¬
вратили нашу страну в огромный полигон, на котором испы¬
тывают свою технику, даже тренируют свои американ¬
ские войска. Они строят базы, аэродромы, подводят к ним
дороги. Эти преступники знают, чего хотят!..
—	Кстати, о войне,—сказал Джойс:—какой-то китайский
врач в дороге говорил мне, что, по его мнению, местные усло¬
вия очень трудны для нашего брата. Что за нежности! Можно
ли серьезно говорить о том, что здоровый мужчина неспо¬
собен привыкнуть к любым условиям?
—	Именно летчику-то тут и трудно, — сказала Мэй. —
Особенно трудно. Страшная жара днем и ночью, без малей¬
шей передышки, тучи комаров...
—	Вот-вот, только этого еще недоставало: чтобы летчики
боялись комаров!
—	А что ты думаешь! Посмотри на свое лицо:' оно, навер¬
но, зудит. А руки...
Но я не собираюсь бежать отсюда!
—	А вот когда летчик не может сомкнуть глаз из-за того,
что жилище наполнено проклятыми насекомыми, когда он не
может без содрогания надеть кислородную маску, когда на¬
тянуть перчатки для него страдание, когда комары доведут
его 'нервную систему до того, что он станет раздражаться
из-за каждого пустяка?..
—	Война есть война, — жестко ответил Джойс. — Что
необходимо летчику- для того, чтобы существовать и драться
в любых условиях, в любой обстановке? По-моему, одно:
знать, что это нужно. Народ, партия приказали: «Иди, дерись
там!» Иди и дерись. Смалодушничал — дезертир, изменник...
Точка зрения простая и ясная.
С очевидным желанием переменить разговор Мэй начала
рассказывать:
—	Тут один парень...
—	Американец?
—	Нет, индус... Он очень страдал из-за того, что его эва¬
куировали.
—	Летчик?
434

—	Да.
—	Его отослали?
—	Командир отослал. Считал его «воздушным гимна¬
стом». У нас тут на этот счет своя точка зрения.
—	Ты что-нибудь путаешь, проговорил Джойс. —
В истребительной части не могут бранить летчика за то, что
он хорошо владеет машиной. Небось, парень выкинул что-ни¬
будь неподходящее.
—	Может быть. Однако здесь царит своя теория.
—	Какая же?
—	Командир считает, что от истребителя, в особенности
от впервые попадающего на войну, требуется н'е только уме¬
ние один на один драться с противником, а главное •—умение
прикрыть товарища...
—	Кто же станет отрицать необходимость прикрывать то¬
варища? Но как можно говорить, что для истребителя не яв¬
ляется первейшим правилом боя бросаться на противника и
бить его везде и всюду, во всяких условиях и в любом поло¬
жении?.. — Джойс пожал плечами. — Нет, ты что-то путаешь,
дорогая!
—	А на той стороне много американцев, — вдруг сказала
она. — Настоящие воздушные гангстеры... Сам увидишь в пер¬
вом же бою.
Джойс смутился: ему не очень хотелось говорить Мэй, что
хотя он и переучился на истребителя, но сюда приехал опять
простым механиком.
—	Теперь приходит так много американских трофеев, что
я тут гораздо нужнее как механик.
—	Да, но...
—	Разве мне самому приятно торчать на земле, когда я
мог бы летать? Но раз нужно — значит, нужно. Коммунисту
было бы не к лицу спорить с китайским командованием.
Именно потому, что оно китайское. И именно потому, что ян¬
ки так отвратительно ведут себя в Китае, на той стороне.
Нужно же показать китайцам, что в Штатах не одни гангсте¬
ры,— сказал Джойс, кладя руки на плечи Мэй. Но тут
же поспешно сбросил их: у входа в лазарет послышались тя¬
желые шаги. В пещеру, прихрамывая, вошел летчик. Это был
высокий, крепкий, парень с широким лицом, почти черным от
загара.
Джойс вышел и присел на земляной валик, окружающий
вход в пещеру. До него доносилось каждое слово, произноси¬
мое в пещере. Летчик уверял, что нога у него уже «в полном
порядке» и что он чувствует себя великолепно. Повидимому,
Мэй тем временем осматривала ногу. Слышались ее отрыви¬
стые замечания: «Прошу вас, еще пошевелите ступней... пожа-
28*
4S5

луйста, в эту сторону...» Потом воцарилось продолжительное
молчание.
Наконец летчик нерешительно спросил:
—	Позвольте узнать: все в порядке?.. Правда?
Мэй решительно отрезала:
—	Летать нельзя.
—	А мне, товарищ Кун, кажется, что летать можно! —
сердито буркнул летчик.
—	Вы понимаете больше меня?
—	Извините, но нога моя, а не ваша, — вежливо возразил
летчик.
—	Но отвечаю за нее, извините, я, — решительно ответила
Мэй. — И я говорю, товарищ Вэнь И: вы не полетите.
—	А я, извините, полечу! — теряя терпение, сказал летчик.
—	Вы меня удивляете, товарищ Вэнь И, — проговорила
Мэй. — В носке летать нельзя, а обувь надеть вы не можете.
—	Значит, в этом все дело?! — радостно воскликнул
Вэнь И.— Так я через полчаса приду к вам обутый.
—	Ия тут же отправлю вас в тыл.
И тут Джойс услышал просительный голос Вэнь И:
—	Имейте сердце, товарищ Кун.
—	Летать с больной ногой нельзя.
—	Уверяю вас: никто не заметит. У меня и с одной ногой
Нану жарко станет!
Мэй рассмеялась:
—	Прежде всего жарко станет нам с вами, когда коман¬
дир Лао Кэ увидит, что вы с больной ногой лезете в самолет.
—	Позвольте уверить вас: он не увидит.
Повидимому, спор надоел Мэй.
—	Придется вам еще отдохнуть, — строго заключила она.
Через минуту Вэнь И, хромая и морщась от боли, проко¬
вылял мимо Джойса.
Мэй показалась у входа с полотенцем в руках и кивком
головы указала вслед удаляющемуся летчику:
—	Просто болезнь какая-то: боятся хоть один вылет пропу¬
стить.
—	Истребитель действительно не девица, — с улыбкою ска¬
зал Джойс.
—	А человек с пулевым ранением в пятку, по-моему, и не
истребитель.
—	Это, конечно, тоже верно, но если человек чувствует,
что может вести машину...
—	Это уж предоставь мне знать: может он вести машину
или не может.
—	В общем, видно, отличный народ, а вы его портите.
Мэй удивленно посмотрела на Джойса.
436

—	Что ты сказал?
—	Нежности! Парень хочет летать, значит летать может...
•— Я делала и делаю то, что мне велит долг.
—	Ты не фельдшерица где-нибудь в миссурийской воскрес¬
ной школе для фермерских невест.
—	Да, я военный врач. Я в боевой части Народно-освобо-
дительной армии, где каждый летчик на учете. Я это знаю не
хуже, чем ты. Именно поэтому я обязана следить, чтобы каж¬
дый летчик был годен для работы, для боя.
Мэй в раздражении отвернулась и пошла в пещеру. Джойс
нагнал ее и взял за руку.
—	Не сердись, все обойдется... Я действительно не вправе
вмешиваться, но летчик, с которым я приехал, на деле пока¬
жет, что вы тут не правы...
—	Ах, не все ли мне равно, с кем ты приехал1
—	Это Чэн.
Джойсу показалось, что при этом имени Мэй переменилась
в лице.
—	Чэн?!—переспросила она.
—	Ну да, Чэн.
Словно удивленная и даже немного испуганная этой
вестью, она снова растерянно, почти про себя повторила:
—	Чэн!..
—	Конечно, тот самый Чэн, — заставив себя улыбнуться,
сказал Джойс. Он сделал вид, будто не понимает причины
растерянности Мэй, хотя эта растерянность говорила ему
больше, чем если бы Мэй сказала ему все о нем и о Чэне.
А Мэй порывисто высвободила свою руку из пальцев
Джойса и, делая вид, будто очень занята, стала перебирать
инструменты.
Когда Джойс ушел, Мэй вздохнула с облегчением. Она хо¬
рошо понимала, что отношения, возникшие между ними в Шта¬
тах, не налагали на нее никаких обязательств, и тем не менее
что-то похожее на стыд овладевало ею всякий раз, когда при¬
ходилось над этим задумываться... А в сущности, кем была
,она тогда в Америке? Одинокой китайской девушкой на да¬
лекой, враждебной чужбице, где на нее смотрели, как на
чужую не только и не столько потому, что она была ино¬
странкой, сколько потому, что цвет ее кожи был не совсем
белый; потому, что она была дочерью народа, который янки
привыкли эксплуатировать, как скот, народа, который они не
считали и не хотели считать равным себе.
Любила ли Мэй Джойса? Не уцепилась ли она тогда за
протянутую ей большую ласковую руку потому, что та была
так сильна и так ласкова, не больше?.. И виновата ли Мэй
в том, что думала о Джойсе лишь до тех пор, пока не ветре*
437

тила в Китае Чэна?.. Вероятно, она не виновата ни в этом, ни
в чем-либо другом перед Джойсом и тем не менее... Да, тем
не менее при всяком свидании с Джойсом досада овладевала
ею потому, что возвращалось’ это беспричинное чувство сты¬
да... Уж не происходило ли это из-за того, что она всем своим
существом чувствовала, что негр ее любит, попрежнему
любит. Быть может, даже больше, чем любил прежде, за
океаном. Вероятно, ведь здесь у него нет никого, решительно
никого, кроме нее.,.
Мэй с досадою отбросила пинцет, который машинально
вертела в руках. Ударившись о край ванночки, инструмент
громко звякнул. Мэй вздрогнула и провела рукой по гла¬
зам, — этот резкий звук привел ее в себя...
Сидя в прохладной пещере штаба, Чэн ждал командира
полка. Чтобы не терять времени, он попросил у начальника
штаба последние сводки и стал знакомиться с боевой обста¬
новкой, о которой со времени отъезда из школы имел лишь
общее представление.
Пристроившись на ящике у входа в пещеру, он углубился
в чтение. Время от времени он прерывал сам себя сдержан¬
ным возгласом радости: события развивались самым успеш¬
ным образом. Соединение Дунбейской народно-освободитель¬
ной армии генерала Линь Бяо, которому и был придан
1-й авиационный, полк НОА, успешно продвигалось к югу,
Пробиваясь к берегам Ляодунского залива, чтобы закрыть
миллионной армии гоминдановцев выход из мукден-чаньчунь-
ского мешка. Шли ожесточенные'бои за Цзиньчжоу. Если бы
НОД располагала бомбардировочной авиацией, то Цзиньчжоу
как исходному пункту авиационных ударов противника, навер¬
но, давно уже пришел бы конец. Теперь же 1-му полку
было приказано парализовать действия американо-гоминда¬
новских самолетов, продолжавших еще базироваться на Цзинь¬
чжоу и отбивать налеты вражеской авиации, пытавшейся прий¬
ти на помощь Цзиньчжоу с юга. Из разведсводок и из анали¬
за боевых донесений командиров эскадрилий 1-го полка было
ясно, что противник вводил в бой свежие авиационные силы.
Повидимому, это были истребительные формирования, соз¬
данные на базе американской и японской техники. По дан¬
ным разведки, их назначением было подавление активности
1-го полка и уничтожение его личного состава и техники на
земле и в воздухе.
Для Чэна, за время долгой школьной работы привыкшего
воспринимать такого рода сообщения как нечто очень инте¬
ресное, но более или менее отвлеченное, теоретическое, все
438

звучало теперь по-новому — жизненно ярко. От чтения его
оторвал возглас начальника щтаба Ли Юна:
—	Командир!
Чэн поднял голову и услышал за дверью пещеры четкие
шаги.
Ли Юн уже вышел. Следом за ним и Чэн пошел навстре¬
чу командиру полка.
Лао Кэ прервал представление Чэна радостным возгла¬
сом;
—	Рад, очень рад! Нам давно нужен такой человек, как
вы. Мы свалим на вас всю молодежь. Чудесный народ, изу¬
мительный, но порой бывает сыроват. А с вашим инструктор¬
ским опытом вы сделаете из них таких бойцов!..
Чэн с трудом заставлял себя следить за словами команди¬
ра. Он едва скрывал охватившее его удивление: рядом с Лао
Кэ стоял.,. Фу Би-чен. По его виду никак нельзя было ска¬
зать, что он хозяйственник или штабист. Значок летчика вид¬
нелся и на его выгоревшем комбинезоне, перепоясанном рем¬
нем с пистолетом. Его кобура имела тот характерный вид
потертости, какой приобретают кобуры летчиков после дол¬
гого пребывания за их спинами в полетах. Рукава комбине¬
зона Фу были немного закатаны и обнажали худые запястья,
из-под шлема с завернутыми наверх ушами и немного сдви¬
нутого на затылок торчала прядь прямых непослушных волос.
Да, это был Фу Би-чен. Его почерневшее от солнца и ветра
лицо выглядело строгим. Он без улыбки смотрел на Чэна.
—	...Вот и прекрасно... — словно издалека доносился до
Чэна голос Лао Кэ. — Немного отдохнете и возьметесь за ра¬
боту.
Но вот командир умолк. Нужно было отвечать. Чэн с тру¬
дом собрал мысли, стремительно уносившиеся в прошлое,
к школе, к незадачливому учлету Фу. Чэн ответил, стараясь
попасть в добродушный тон командира:
—	Я не устал. Могу сразу за работу. Только позвольте
доложить; мне учебная работа очень надоела в школе.
Я предпочел бы в бой,.
—	Боев здесь хоть отбавляй.
—	Вот и хотелось бы..,
Лао Кэ весело перебил:
—	Придет время, придет! А пока за учебу. Других будете
учить и сами поучитесь. — Лао Кэ обернулся к начальнику
штаба: — Что ж, может быть, прямо и дадим ему вторую
эскадрилью?
—	Вы хотите сделать для летчика Чэна исключение? >-«
спросил Ли Юн.
—	Исключение?..
439

*— Вы же сами приказали: каждый новый человек, при¬
бывающий на летную работу, независимо от звания и назна¬
чения, проходит ознакомление с обстановкой и с боевой рабо¬
той в качестве рядового летчика.
—	Ли Юн всегда прав! — сказал Лао Кэ. — На то он и
начальник штаба, чтобы все помнить. Такой приказ действи¬
тельно существует, и выходит, что дать вам сразу эскадрилью
против моих правил. Значит, прежде чем вы начнете учить
других, придется вам самому кое-что усвоить: обстановка тут
не простая, сразу не разберетесь. — При этих словах Лао Кэ
бросил взгляд в сторону молча стоявшего в течение всего
разговора Фу Би-чена. — Придется вам, товарищ Фу, новичка
вывозить.
Повидимому, заметив, как при этих словах краска прили¬
ла к щекам Чэна, Лао Кэ поспешил ответить:
—	Обижайтесь не обижайтесь, а должен же я подчинять¬
ся собственным приказам: в нашей стае даже старый волк
считается новичком, пока не привыкнет к местным условиям.
Но товарищ Фу быстро введет вас в курс дела — он у нас
первый мастер на этот счет. Вывезет в бой раз, другой —
и сразу вывод: годен или нет. И притом предупреждаю: экза-
минатор строжайший.
Лао Кэ на мгновение свел брови и окинул Чэна коротким
испытующим взглядом, потом обратился к Фу Би-чену, дру¬
жески положив ему руку на плечо:
—	Что это вы сегодня такой молчаливый?
—	Товарищ Чэн — мой школьный инструктор, — так же
спокойно ответил Фу Би-чен. — У него начал переобучение...
Лао Кэ, не задумываясь, весело сказал:
—	Был учителем, побудет учеником... То была школа, а то
война.
5
Горячий воздух поднимался от земли. Его струи взлетали
дрожащими столбами. Развалины монастыря казались сквозь
них сделанными из тонкой бумаги, колеблемой дуновением
ветерка. Стены кумирни изгибались и меняли очертания.
Многоярусная крыша то делалась совсем низкой, почти рас¬
пластывалась по земле, то вдруг острым шпилем тянулась
к небу.
Дальше у горизонта, очень далеко за монастырем, видне¬
лись холмы. Они, как и постройка, непрерывно меняли
контуры: то делались низкими, с пологими склонами, то
вдруг вытягивались ввысь и становились похожими на
пагоды.
440

Пейзаж вокруг Харады был однообразен и суров. Трава
местами уже стала бурой. На склонах холмов она под удара¬
ми ветра свалялась, как клочья немытой шерсти.
Когда Харада глядел на степь, ему казалось, будто у го¬
ризонта расстилается безбрежное море. Оно волновалось и
курилось испарениями. Если Харада долго глядел на это мо¬
рено уровень воды начинал повышаться, она заливала пусты¬
ню. Нужно было закрыть глаза, чтобы вода исчезла.
Но Харада старался их не закрывать. Стоило опустить
веки, как в голову лезли совсем ненужные мысли. Однако ле¬
жать все время с открытыми глазами и смотреть то на рас¬
каленное небо, то на степь было тоже невозможно. Достаточ¬
но того, что майор, привыкший к бумажной форменной одеж¬
де или к еще более легкому кимоно, лежал теперь в засален¬
ном ватном халате. Все его тело покрылось потом. Этого ни¬
когда не бывало с майором ни в форме, ни в домашнем
кимоно. Ощущение было отвратительное.
Солнце только еще перевалило через зенит, когда Хараде
начало казаться, что вместе с потом из него испаряется самая
кровь. Тело-становилось сухим и негибким, слюна — горячей
и вязкой. Японец даже пощупал собственные губы,—они каза¬
лись непомерно толстыми и тугими. Он попробовал обли¬
зать губы, но язык цеплялся за них, словно они были облеп¬
лены репьями. Чтобы избавиться от этих неприятных ощуще¬
ний, нужно было подняться и дойти до монастыря — там
должна была быть вода.
Но для этого пришлось бы уже сейчас рискнуть встречей
с людьми. А открытая игра была преждевременной. Она по¬
ставила бы под угрозу выполнение задания мистера Паркера,
а следовательно, и возможность возвращения Харады в Япо¬
нию.
Значит, нужно было лежать и ждать. И Харада лежал.
И ждал.
Он еще не признал себя побежденным монгольским солн¬
цем. Он считал, что может с ним бороться.
Чтобы отвлечь свои мысли от Японии, от солнца, от ки-
шек, скручивающихся в животе, как в кипящей кастрюле,
Харада стал наблюдать за вылезшим из норы в сотне метров
от нею тарбаганом. Большой, жирный, огненно-рыжий
тарбаган грелся на солнце, не обращая внимания на че¬
ловека.
Харада долго смотрел на него. Вот зверек сел на задние
лапы, поднял передние к солнцу и подставил его лучам мор¬
дочку. Харада взял камень, прицелился и бросил. Тарбаган
насторожился, посмотрел туда, где упал камень, и снова
поднял лапы, так и не обратив внимания на человека.
441

Японец отвернулся»
Солнце прошло половину пути от зенита к горизонту.
В степи быстро сгущались сумерки. Харада поднялся
и при последнем слабом отблеске заката стал рассматри¬
вать силуэт монастыря. Когда совсем стемнело, японец
пошел.
Хвост Большой Медведицы уже скрылся за горизонтом,
когда Харада вошел под свод полуразрушенных монастыр¬
ских ворот.
Было тихо. Слышался только шорох ветра под стропила¬
ми длинного строения, где раньше помещались монахи.
Харада прижался к стене. Он терпеливо ждал, пока луна,
освещавшая двор, не продвинется настолько, чтобы Харада
мог итти, скрываясь в тени, отбрасываемой стеной. Яркий свет,
проникающий сквозь узорные отверстия, выведенные клад¬
кой стены, голубой рябью ложился на землю. Осторожно
переступая через эти светлые пятна, как будто они были сте¬
клянные, Харада двинулся вокруг двора. Ему нужен был
колодец. Вскоре он отыскал его в глинобитной будке и на¬
гнулся над выложенным камнем отверстием. Однако он
напрасно напрягал зрение: зеркала воды не было видно,
внизу царила непроглядная темень. Тогда Харада нащупал на
земле камешек и бросил его в колодец. Последовала столь
долгая тишина, что Харада решил: колодец сух. Но именно
в этот миг откуда-то из бесконечного далёка, словно от самого
центра земли, донесся слабый плеск. Харада торжествующе
выпрямился.
Через несколько минут он уже крался под сводами мона¬
стыря. Заметались над головою летучие мыши. Под ногами
прошуршали вспугнутые крысы. Хрустнула раздавленная че¬
репица. Постояв некоторое время в нерешительности, Харада
раздвинул ногою мусор на полу, расстелил ватный халат
и лег, подтянув колени к самому подбородку.
Когда он проснулся, был уже день. В ярком свете, сво¬
бодно проникавшем через дыры выломанных окон, Харада
увидел напротив себя человека. Тот сидел на корточках,
в руке его был зажат пистолет, и немигающие глаза были
.устремлены на японца.
Харада сразу узнал этого человека:	его собственный
тяньцзинский рикша. Да, да, тот самый рябой рикша,
которого он перед отлетом передал в пользование полковни¬
ку Паркеру. Это было похоже на чудо.
Японец стал медленно, едва заметно опускать руку к поя¬
су, в складках которого был спрятан пистолет.
442

6
Неожиданная встреча с Фу, оказавшимся заместителем
командира полка, вывела Чэна из душевного равновесия,
которым он всегда гордился. Теперь он находился в состоя¬
нии некоторого смятения и напрасно искал выхода из
создавшегося положения. Оно представлялось ему нелепым
и обидным и, наконец... да, наконец, он сомневался! Сомне¬
вался в том, что некогда принял правильное решение в от¬
ношении учлета Фу Би-чена. К тому же, если он мог оши¬
биться в доверенном ему человеке один раз, то где уверен¬
ность, что в его прошлом нет еще десятка или сотни таких
же ошибок, о которых он не знает? Где уверенность, Что
он их не совершает каждый день, не совершит сегодня
и завтра?..
Одним словом, внутренний мир летчика Чэна был на¬
рушен.
Когда его вызвали в штаб, он пошел туда кружным пу¬
тем, чтобы иметь время собраться с мыслями.
В штабе он застал Jiao' Кэ, Фу Би-чена и Ли Юна.
Разбирали новое боевое задание, которое полк должен был
выполнить попутно со своей главной задачей. Это новое
задание было несколько необычным: по сведениям командо¬
вания, у противника появился новый тип истребителя, в кото¬
ром подозревали опытный американский образец, не приня¬
тый еще на вооружение даже в ВВС США. Если так, то это
значило бы, что военные круги США не только рассматри¬
вают Китай как объект своих империалистических притяза¬
ний, осуществление которых поручено шайке Чан Кай-ши, но
и как опытное военное поле, как полигон для испытания но¬
вых видов оружия.
Противник вводил этот истребитель в работу осторожно.
Повидимому, он не хотел привлекать к нему внимание
командования авиации Народной армии. В то же время про¬
тивник явно стремился выявить качества новой машины
в бою. Разведка правильно называла эти машины «Икс».
«Иксы» ни разу не появлялись в воздухе значительным
подразделением — только звеньями и даже одиночками. Они
незаметно пристраивались к истребителям прежних типов,
уже хорошо известных летчикам Народной армии. Судя по
первым впечатлениям летчиков и по данным разведки, «Икс»
представлял собою аппарат гораздо более скоростной, неже¬
ли все прежние, состоявшие на вооружении чанкайшистских
частей.
Задачу, полученную от командования, излагал Ли Юн как
начальник штаба:
443

—	Командование заинтересовано в том, чтобы подробно
ознакомиться с этим новым вражеским истребителем. Нужны
не обгорелые и изуродованные остатки, какие представ¬
ляют собою обычно сбитые неприятельские машины, а вполне
целый или, по крайней мере, мало поврежденный экземпляр.
Наши летчики должны посадить «Икс» в своем расположе¬
нии. Поэтому задание сводится к следующему: вести тща¬
тельное наблюдение за появлением в воздухе истребителя
нового типа. Когда он будет замечен, навалиться на него,
оттереть от строя и жать к земле, не позволяя ему вывер¬
нуться; жать, пока он не будет вынужден сесть!
—	А если людям, летающим на опытных самолетах, дано
задание: ни в коем случае не садиться на нашей террито¬
рии? 5- негромко спросил Лао Кэ.
—	Даже наверно дано, — проговорил начальник штаба.
—	Один не сядет, другой не сядет, а третий и сел! —
спокойно возразил Фу. — Приходится рассчитывать на то,
что не всякому янки хочется умирать ради прекрасных глаз,
своих боссов. Но есть слух, что Макарчер прислал в Китай
много японских летчиков. Смертники-камикадзе и ради пре¬
красных глаз дзайбацу или своего микадо почтут за честь
вернуться на острова в урне для праха.
—	Правильно, товарищ Фу, — кивнув головой, подтвердил
Лао Кэ. — У этих нет ни капли ума. Но не все японцы
камикадзе. Есть среди них и обыкновенные люди, предпочи¬
тающие вернуться к своим семьям живыми и здоровыми,
а не горстью пепла. К тому же я уверен, что на опытных
«Иксах» летают не японцы, а чистокровные американцы. Ма¬
карчер не доверяет японцам, даже если они такие отъявлен¬
ные негодяи, как воспитанники Хирохито. Да, в «Иксах» си¬
дят янки.
—	Если мы будем ждать, пока отыщется такой янки, мы
рискуем выполнить наше задание нивесть когда, — сказал
Фу. — Я имел только в виду, что одним из наших шансов
в выполнении задания командования является и этот. Но
расчет мы должны вести на другое: заставить сесть на нашу
землю всякого, — при этом слове Фу обвел собеседников
Строгим взглядом и раздельно повторил: — всякого
неприятельского летчика, которого мы увидим в воздухе:
будь он гоминдановец, янки или японец. Для этого его нуж¬
но поставить в такие условия, чтобы у него не было возмож¬
ности ни отразить наш натиск, ни вести самому напа¬
дение, ни искать поддержки у своих спутников. Поэтому
нашим первым и главным шансом на выполнение задания
является наша собственная слетанность. Слетанность прежде
всего.
м

—	Задание не легкое, — задумчиво проговорил Лао Кэ.
—	Командующий сказал, — заметил начальник штаба, —•
что поэтому-то он и дает его именно нашему полку.
—	Отец так и сказал? — спросил командир и, получив
в ответ утвердительный кивок головой, с улыбкой поглядел
на Фу Би-чена. — Что ж, командующий выбрал мою часть,
мне остается выбрать бывшую вашу эскадрилью, Фу.
У Чэна мелькнула мысль, что сейчас-то ему и скажут:
«Принять эскадрилью, выполнять задание!» Но вместо этого
Лао Кэ сказал своему заместителю:
—	И было бы совсем хорошо, если бы повели ее на за¬
дание БЫ.
—	Благодарю, — коротко ответил Фу.
Лао Кэ обернулся к разочарованному Чэну.
—	Вот все и устроилось, как вы хотели, — сказал он, —
прямо в бой.
—	Примите двойку второй эскадрильи, — сказал Фу
Чэну. — Будете моим правым ведомым.
—	Хорошо.
Для ознакомления с подробностями задания и с мои¬
ми указаниями явитесь ко мне в одиннадцать часов, — -до¬
бавил Фу.
Ровно в одиннадцать Чэн пришел к Фу и выслушал его
наставления, касающиеся местных условий работы, обстанов¬
ки на фронте и методики боя, принятой в результате приоб¬
ретенного здесь опыта. Чем дальше Чэн слушал, тем больше
он убеждался, что ему предстояло либо переучиваться вое¬
вать, либо вступить в противоречие с командованием и летчи¬
ками. Но он держал себя в руках. Он слушал и молчал,
полагая, что испытание будет недолгим и не сегодня-
завтра он получит вторую эскадрилью. Тогда он на деле пока¬
жет Фу...
Пока Джойс проверял принятый им новый самолет, Чэн
отправился по площадкам, чтобы познакомиться с летчика¬
ми других эскадрилий. Он переходил от самолета к самолету.
Летчики встречали его приветливо. Они здоровались так,
словно были с ним уже давным-давно знакоМы. Разговор вра¬
щался вокруг профессионально-злободневных дел либо около
быта, сурового, строгого, требовавшего отказа от многих при¬
вычек, от самых элементарных удобств.
Чем ближе время подвигалось к полудню, тем тяжелее
становилось северянину Чэну. Солнце жгло невыносимо. Го¬
ризонт делался все более неверным, трепещущим от потоков
445

поднймающегЪся с земли раскаленного воздуха. В мутной
Дали зёмлй сливалась с побелевшим небом.
Преодолевая желание растянуться в траве, Чэн пришёл
йа свою площадку* Тени от крыльев истребителей, под ко¬
торыми л ежа л й экипажи* становились все короче. Истомлен¬
ные зноем оружёйнйки и техники безмолвно подвигались
вместе с тенью, заботливо уступая Самое прохладное место
летчику.
Подойдя к одной йз машин, Чэн узнал летчика Вэнь Й.
Тот лежал в куртке, распахнутой на широкой груди, тяжелая
голова его опиралась на закинутые под затылок огромные
кулаки. От широких штанов раскинутые ноги выглядели не¬
обыкновенно массивными.
—	Плохая жизнь! — с сокрушением сказал Вэнь И,
—	Вам не нравится? — спросил Чэн.
—	Худо... — Вэнь И сел и почти уперся головою в кры¬
ло своего Истребителя, Разве это жизнь для истребителя?!
Пятый день без вылета. Сгнил, честное слово, заживо
сгнил. Пятый день никого не сбиваю. Народ вокруг летает,
а Я..;
—	Я понимаю,
—	В воздух нужно, а мы лежим. — Подумав, повторил
сокрушенно: — Лежим!
—	Значит, так надо, — сказал Чэн.
—	Разве я не понимаю... — Не договорив, Вэнь И опять
растянулся в траве и широко раскинул руки.
Но вдруг он вЫполз из-под крыла и уставился в сторойу
командного пункта. Чэн глянул туда же и увидел свисаю¬
щую с неба кудреватую черту ракетного следа. След медлен¬
но расплывался прозрачным дымком. Приглядевшись, Вэнь Й
полез в самолет. Чэн побежал к своей машине.	/
Через минуту, сидя в кабине истребителя, Чэн застегивал
под подбородком шлем. А еще через минуту из-под его винта
вырвалась упругая й твердая, как бич, струя воздуха; Она
стегнула по траве, и стебли пригнулись к самой земле, за¬
трепетали и скрылись под густою пеленой взлетевшей вы-
сокйми клубами сухой земли. Чэн двинул сектор и с наслаж¬
дением всем существом ощутил, как напрягается машина,
как дрожат в жадном нетерпений все ее части. Он поднял
руку. Техник скрылся под крылом. Освобожденный от под¬
кладок самолет побежал по аэродрому. Пальцы Чэна ласко¬
во обнимали штурвал. Плавно оторвавши хвост, истребитель
несся навстречу жаркому горизонту. Летчйк покосился на
разбегавшийся рядом с ним самолет Фу и потянул ручку на
себя.
Уверенно вел свою яснук), торжественную песню мотор;

какая-то шальная струйка воздуха озорно посвистывала
в щелочке колпака. Вокруг была только прозрачная синева
неба. Чэн глубоко вздохйул и забыл Обо всем, кроме по¬
лета.,.
Часть ушла на восток* Замер тянувшийся за нею гул мо¬
торов. С земли те> у кого зрение было получше, еще могли
разобрать, как самолеты, набирая высоту, подстраивались
к своим ведущим; потом звенья сходились к комэскам и вся
часть исчезала в ослепительном сиянии раскаленного неба.
На земле не осталось теперь и тех крохотных клочков
tertn, какую давали крылья истребителей, Техники надвинули
шапки на глаза и, усевшись в кружок на забрызганной
маслом траве, принялись негромко говорить о «своих» летчи¬
ках, словно соломенные солдатские вдовы:
—	Это мой!
Истребители шли на восток, навстречу 'быстро набегаю¬
щим с горизонта облакам. Далеко внизу узкой полоской
блеснула Ляохахэ. 3-елено-бурые волйы пологих сопок потя¬
нулись к юго-востоку. По их склонам виднелись желтые чер¬
точки взрытой земли — окопы противника. Они тянулись’ бес¬
порядочными линиями. Линий было много. Войска Чан Кай-
шй быстро откатывались к морю.
Одной части истребителей предстояло штурмовать назем¬
ные войска юмийдановцёв, другой прикрывать штурмую¬
щих.
Штурмующие стремительно снизились на цель. Сквозь рев
моторов й оглушающий свист винтов воздух рванули пуле¬
метные очереди. Словно тысячи пневматических молотков
забивали гоминдановскую пехоту в землю. Пехотинцы бес¬
толково метались: одни выскакивали из окопов в поисках
места, где можно было бы растянуться, прижавшись к спа¬
сительной земле; иные, застигнутые штурмовкой на открытом
месте, забибалйсь в окопы, только что оставленные другими.
Все, что было живого на оборонительном рубеже противника,
искало спасения от струй горячего металла, лившегося
с неба*
Высоко барражировали свои истребители прикрытия,
чтобы не подпустить к штурмующим истребителей про¬
тивника;
Наплывающие с востока облака постепенно затянули небо.
И вдруг, когда атака уже подходила к концу, откуда ни
возьмись* из облака, прямо на головное звено штурмующих
вывалился гоминдановский истребитель. Повидимому, враже¬
447

ский летчик сам не ожидал такой встречи: едва завидев са¬
молету с опознавательными знаками НОА, он попытался
постепенно набрать высоту, чтобы скрыться в облаке. Но путь
к облакам был ему отрезан. Звено истребителей НОА гнало
его к земле. Все ниже и ниже шел гоминдановец. В поисках
спасения он прижал машину к земле, змейкой заметался на
бреющем. Ниже уже некуда — вот она, земля!..
Сверху застучали очереди истребителей. Серая машина
сделала последнюю попытку вырваться из смертельного коль¬
ца преследующих. Напрасно—беспощадные очереди резанули
ее в лоб, по мотору, по бокам. Охваченный пламенем самолет
задрался, как вставший на дыбы смертельно раненный зверь,
на миг повис в воздухе, перевернулся. Через несколько секунд
столб черного дыма поднимался к небу с того места, где вра¬
жеский самолет врезался в землю.
А тем временем уже завязалась смертельная игра со вто¬
рым гоминдановцем, так же неожиданно появившимся из
облаков и, подобно первому, попытавшимся избежать боя.
Все разыгралось в том же порядке. Дружной атакой врага
прижали к земле. Еще раньше чем исчез столб дыма от пер?
вого сбитого самолета, второй враг задымил, ударился
о землю, разламываясь на части, обрызгал пылающим бен¬
зином зеленый склон холма.
Лао Кэ сверху наблюдал за погоней, не пуская свое звено
в. бой. Заметив третий вражеский самолет, появившийся сле¬
дом за первыми двумя, Лао Кэ решил пробить облачность,
чтобы выяснить, откуда, словно слепые котята из мешка,
сыплются враги. Но тут он увидел, что сбоку появилась еще
семерка гоминдановских машин. Одна из собственных «ше¬
стерок» Лао Кэ тотчас вступила в бой. К неприятельской
семерке спикировали на поддержку еще два звена, словно по
команде наведенные каким-то невидимым наблюдателем. Че¬
рез несколько секунд в поле зрения командира было уже
не меньше сорока — сорока пяти американо-чанкай-
шистских истребителей. В разрывы облачности были видны
барражирующие над облаками вражеские самолеты второго
яруса.
В такой тактике для Лао Кэ не было ничего неожидан¬
ного. Противник всегда придерживался своего приема вы¬
ходить в бой с расположения несколькими ярусами, сильно
эшелонированными по высоте. При этом самый верхний ярус,
в который входило всего два-три звена, во главе с команди¬
ром всей части, держал высоту, максимально доступную дан¬
ному типу самолета. На протяжении всего боя эти звенья
ходили на своем «потолке», не принимая участия в сраже¬
нии, каким бы ожесточенным оно ни было. Они, как настоя¬

щие стервятники, высматривали отбившиеся от строя или
подбитые истребители НОА. Стоило одному из них отойти от
звена, как разбойники оказывались тут как тут. Они бросались
на одиночку и стремились растерзать его, прежде чем летчик
успевал прийти в себя от внезапного наскока врагов. Если
же он, отбившись, ускользал или снова умело пристраивал¬
ся к своим, вражеские летчики, не преследуя его, не ввязы¬
ваясь в общий бой, ныряли в облака. Они возвращались
в. верхний ярус, к своему командиру, чтобы кружиться там
в ожидании новой добычи.
Но беда врагов состояла в том, что среди летчиков На¬
родной армии не было трусов, пытавшихся избежать боя.
Даже застигнутые врасплох, они дрались с ожесточением.
Чаще всего бой затягивался до момента, когда на помощь
приходили свои. Тогда врагам, кто бы они ни были: гомин¬
дановцы, ахмериканские наемники или подневольные смерт¬
ники из Японии, не оставалось ничего иного, как удирать
с поля боя. С каждым днем у вражеских звеньев верхнего
яруса делалось все меньше и меньше работы. Они ходили
в поднебесье равнодушными наблюдателями того, как били
их сообщников.
Истребители Народно-освободительной армии почти нико¬
гда, ни при каких обстоятельствах не покидали строя. Прин¬
цип «кулака», основанный на ударе компактной массой, на
совершенном взаимодействии всех звеньев эскадрильи, даю¬
щийся в результате хорошей слетанности всей части, был
положен в основу тактики боевой авиации. Этот принцип
взаимодействия и взаимной выручки был заимствован у воз¬
душных сил СССР и крепко вошел в сознание летчиков-
истребителей Народной армии. Они представляли себе цель
боя в нанесении врагу строго продуманного группового удара.
Даже если летчик сам не мог вести боя,— у него происходила
задержка в оружии или кончался боекомплект,— он все равно
стремился остаться в строю. Он старался принять участие
в общем маневре, морально воздействуя своим присутствием
на противника, отвлекая на себя его огонь, прикрывая то¬
варища или оттирая врага от попавшего в трудное положе¬
ние истребителя. Со временем, разгадав до конца разбой¬
ничьи приемы, привитые гоминдановской авиации американ¬
скими инструкторами и теми воздушными пиратами Ченнолта,
которых там называли «добровольцами», летчики НОА, вхо¬
дя в соприкосновение с противником, стремились сразу же
завязать бой во всех «этажах». Ломая излюбленную неприя¬
тельскую тактику и смешивая этажи, летчики НОА исполь¬
зовали свое умение драться в строю и, не думая о личных
трофеях, добивались максимального успеха.
29 Заговорщики
449

Летчикам НОА удавалось дружным напором довольно
быстро очистить верхний этаж от врагов и загнать их вййз,
в общую кучу. Оглушенные стремительными атаками, ото¬
рванные от своего командира, утратившие привычную ежеми¬
нутную опеку и предоставленные самим себе, разношерстные,
не спаянные ни единством Цели, ни преданностью народу*
и американские И китайские «воздушные тигры» Ченнолта
и Чан Кай-ши становились жертвами друЖНо перемалывав*
ших их истребителей.
Знакомясь с тактикой врага, летчикам НОА удалось на*
щупать его слабое место: привычку действовать не самостоя¬
тельно, а по приказам старшего командира. Эти старшие
авиационные командиры, как правило, старались остаться вне
боя. Они вели наблюдение за ним со стороны и помогали
своим летчикам указаниями по радио. Но стойло гоминда¬
новским летчикам лишиться этих указаний, кай онй Сразу
теряли инициативу. Поэтому, если летчикам НОА удавалось
выбить вражеского командира с его воздушного «командного
пункта», рядовые летчики-гоминдановцы утрачивали уверен¬
ность в себе, их действия лишались плановости И взаимо¬
связи.
Лао Кэ и Фу Би-чен» принимавшие участие почти
в каждом вылете своего полка, внимательно изучали все
ухищрения противника. По возвращений домой они произво¬
дили тщательный разбор всего виденного, учитывали всякий
новый прием врага.
В тот день, когда Чэн впервые оказался участником бое¬
вого вылета, противник применил совокупность всех своих
хитростей.
Пользуясь надвинувшейся плотной облачностью, гоминДа*
новцы построили трехъярусный барраж с очевидным намере¬
нием неожиданно свалиться на голову летчикам НОА. Но
они упустили из виду, что принцип взаимной выручки в на-
родной авиации не ограничивается дружбой звеньев одной эс¬
кадрильи или эскадрилий Одного полка.
Когда количество горючего в баках уже заставило Лао Кэ
думать о том, чтобы во-время вывести своих людей из бой,
в западном секторе неба появились сверкающие на солнце
точки. Лао Кэ сразу понял: это свои; с запада никто не позво¬
лил бы врагу подойти в таком количестве. Очень скоро
Лао Кэ различил контуры истребителей, мчавшихся ему на
выручку. Это была резервная эскадрилья его полка. Ее на*
тнск был настолько стремительным и дружным, что непрйя*
тельские летчики почти одновременно, не ожйдая приказа
своего командира, повернули прочь.
Лао Кэ бросил короткий взгляд на бензййомер и, вместо
450

того чтобы дать своим сигнал к отходу, повел звено на¬
перерез удирающему противнику. Враги оказались в тисках*
Нескольких минут задержки, которыми мог рискнуть Лао Кэ
со своим запасом горючего, было достаточно, чтобы истреби¬
тели поддержки настигли гоминдановцев. Началась новая
фаза боя: истребление панически удиравших «Тигров».
Летя ведомым за Фу, Чэн заметил, что на два истребите¬
ля НОА, в пылу боя оттертых от своих, навалилась враже¬
ская семерка. Прежде чем Чэн сообразил, что надо дать об
этом знать командиру, он увидел самолет Вэнь И, устремив¬
шийся на помощь товарищам.
Находясь метров на пятьсот выше, Вэнь И решил ата¬
ковать с пикирования с последующим набором высоты. Когда
он сблизился с противником, левофланговый гоминдановец не
выдержал и повернул в сторону. Правый же вошел в левый
боевой разворот, явно намереваясь выйти Вэнь И в бокГБрю-
хо вражеского самолета оказалось прямо в поле зрения
Вэнь И. Оставалось нажать гашетку, и короткая пушеч¬
ная очередь ударила по врагу. Тот сразу завертелся и пошел
вниз.
Вэнь И заметил, что с разгона оторвался от своих. Пока
летчик набирал высоту, чтобы получить превышение над вто¬
рым вражеским самолетом, две гоминдановские машины на¬
валились на самого Вэнь И. Ой должен был набрать высоту,
чтобы присоединиться к своим. Пользуясь этим, враги легко
вышли ему в хвост. Они не отставали, словно вцепились в него
зубами. Вэнь И почувствовал легкий дробный стук где-то под
ногами и понял: это пули врага. Первой мыслью было: «бак!»
Но бак не был поврежден. Однако положение оставалось
безвыходным. Стоило Вэнь И оторваться от правого пресле¬
дователя, как он попадал под пулеметы левого. Короткими
очередями враги гнали его из одного разворота в другой.
Вдруг сильная струя масла ударила в лицо Вэнь И. Нагнетае¬
мо© помпой горячее масло било из простреленного маслопро¬
вода, как кровь из перебитой артерии. Новые и новые струи—-
по очкам, в рот, в грудь. Вэнь И сдернул очки, но глаза тотчас
залило маслом. Несколько секунд он летел вслепую, пока не
удалось перчаткой стереть масло; Вэнь И увидел, что стрелка
бензиномера резкими скачками спешит к нулю. Единственной
отчетливой мыслью летчика было: «Почему же не горю?..»
Самолет действительно не горел. Повидимому, бак или
бензопровод были пробиты не зажигательной, а бронебойной
пулей, Сощурившись и отведя лицо в сторону от струи масла,
Вэнь И присмотрелся к манометру, — он еще показывал ка¬
кое-то давление. Вэнь И решил, пользуясь последними вздо¬
хами мотора, набрать сколько удастся высоты и атаковать,
29*
451

а там будет видно. Но в тот самый миг, когда он потянул на
себя, где-то сзади, за спиною, раздался довольно отчетливый
металлический звон и удары по броневой спинке. Вэнь И по¬
нял, что неприятельская очередь пришлась по хвосту его
самолета и по кабине.
Мысли были короткие, ясные. Такие же быстрые, как
движения самолетов, как выстрелы, как все, что происходило
вокруг, измеряемое десятыми долями секунды. Но как ни
быстры были мысли, как ни отчетливы и точны были реше¬
ния, что мог сделать он один против многочисленных врагов?
Может быть, потому, что его больная нога на сотую долю
секунды позже, чем нужно, реагировала на приказ мозга, мо¬
жет быть, по другой причине, которую невозможно было
проанализировать в столь неуловимый отрезок времени —
в тот момент, когда рука Вэнь И потянула на себя, произо¬
шло непредвиденное: трос, идущий от управления к рулю
высоты, был перебит. Напрасно Вэнь И прижал штурвал
к самому животу; напрасно он старался вдавиться в броне¬
вую спинку сиденья, чтобы дать ручке еще хоть немного
движения на себя. Машина уже вышла из повиновения. Вот
сахмолет, вместо того чтобы устремиться свечой в голубеющее
небо, вильнул хвостом, перевалился через нос и вошел в пике.
Потом снова стал задираться.
На то, чтобы все это исследовать и понять, Вэнь И пона¬
добилось несколько дорогих секунд. За это время враги успе¬
ли всадить в беспомощный самолет еще две или три корот¬
кие очереди.
Враги поняли:' истребитель беспомощен. Обнаглев, они
безнаказанно заходили в любое положение и били по нему,
удивляясь, очевидно, что он способен принять такое коли¬
чество пуль и не рассыпаться в щепы. А зажатый в неуправ¬
ляемой конструкции из металла и дерева Вэнь И был жив
и невредим. В его мозгу текли спокойные, но быстрые мысли.
И как это ни казалось невероятным в его положении, точ¬
кой, в которой эти мысли сходились, было стремление: «Уда¬
рить!» Эта мысль правильно чередовалась с другими, отме¬
чавшими течение событий: «масло... бак... сейчас зажгут...
тросы управления... почему не горю?..» Но после каждой
из них, словно бы посторонних, случайных и не обязатель¬
ных, мозг повторял неуклонно и точно:	«Ударить!.,
Ударить!..»
Вэнь И понадобилось большое напряжение воли, чтобы
заставить себя поверить:	«ударить» он уже не может и
должен благодарить судьбу за то, что, вопреки здравому
смыслу, его машина хотя бы не горит, а только беспорядоч¬
ными витками стремится к земле.
452

Земля быстро приближалась, зеленая, твердая, всеобъем¬
лющая. Она подытоживала любой полет: и тогда, когда лет¬
чик вылезал из самолета, чтобы размять затекшие в тесном
сиденье мускулы, и мысленно перебирал перипетии недавней
победы, и тогда, когда он стремился к земле вот так, как сей¬
час Вэнь И, и, наконец, тогда, когда она принимала в свои
жесткие последние объятия того, кто уже ни о чем не ду¬
мал, ни на что не надеялся, не протестовал и не сопротив¬
лялся.
Итак, Вень И понял: сопротивляться невозможно. Он
вспомнил о том, к кому всегда возвращалась мысль китай¬
ских коммунистов — на земле и в воздухе, в учебе, в бою
и на отдыхе. Он вспомнил о том, кто думал о них всех: боль¬
ших и малых, дерущихся и отдыхающих, возвращающих¬
ся с победой и отдавших за нее жизнь. И Вэнь И
постарался себе представить, что подумал бы Мао Цзе-дун
сейчас, если бы мог видеть летчика Вэнь И в самолете, бес¬
помощно несущемся к земле. Ведь Вэнь И забыл, что именно
он является самым ценным в этом поврежденном клубке
металла и мускулов, золотым фондом авиации китайского
народа, о сбережении которого обязан думать каждый чело¬
век, каждый сын партии, а следовательно, и сам Вэнь И.
Тут летчик поглядел на себя как бы со стороны: почему
теряет время? Разве не пора подумать о парашюте — един¬
ственном, что ему оставалось? Он огляделся. Посмотрел на
суету преследовавших его врагов и стал внимательно следить
за движениями своего разбитого самолета. Уловив момент,
он повел ручкой управления в сторону, чтобы движением эле¬
ронов помочь самолету перевернуться на спину. Тут же
мелькнула мысль: если он, выпав из самолета, сразу же вы¬
дернет кольцо парашюта, враги расстреляют его на медлен¬
ном падении. Поэтому, вывалившись из самолета, Вэнь И
пошел затяжным. Его сильно завертело. Напряжением всех
своих физических сил он старался выправить падение и уви¬
дел, что земля неожиданно близка. Он крепче сжал кольцо
и вдруг почувствовал, что его силы израсходованы на борьбу
с вращением собственного тела. Этот большой, сильный и му¬
жественный человек вдруг понял, что у него нехватает сил
выдернуть не оказывающее никакого сопротивления кольцо.
Погибнуть так глупо, бесцельно. Нет! Он поднял левую руку
и ударом кулака по правой заставил ее вырвать кольцо.
До земли было так близко, что Вэнь И даже не успел по¬
смотреть на купол парашюта. Все его внимание было сосре¬
доточено на том, чтобы как следует приземлиться. Он поджал
как можно выше больную ногу и боком ударился о землю.
И именно тут, в момент этого первого спасительного при¬
453

косновения к земле, в сознание неожиданно ворвалась мысль:
«Конец!» Прямо на него, с оглушающим ревом мотора, пи¬
кировал враг. Вэнь И отчетливо видел широкую звезду его
мотора, отчетливо слышал стук пулеметов.
Да, это был действительно конец, но, как оказалось, не
для Вэнь И, а для врага, погнавшегося за парашютистом.
Следом за неприятельским самолетом, почти в струе от его
винта, расходуя последние капли бензина, пикировал Чэн
и короткими, прерывистыми очередями приколачивал его
к земле.
Пират воткнулся в траву в сотне метров от Вэнь И. Ос¬
татки его самолета вознеслись к голубому небу столбом гу¬
стого, черного дыма...
Это столкновение было для Чэна совершенно неожидан¬
ным. У него кончалось горючее, и он возвращался на свою
точку. Сберегая последние капли бензина, он шел по прямой
и тут-то и наскочил на врагов, пытавшихся добить спускав¬
шегося на парашюте Вэнь И. Встреча была настолько вне¬
запной, что Чэн не успел испытать волнения боя. Это был
его первый трофей, доставшийся ему неожиданно легко
и просто.
Приземлившись на своем аэродроме, Чэн отрулил на ме¬
сто с повисшим на консоли радостно взволнованным Джой¬
сом. Через час на точку вернулся Вэнь И. Он с видом заговор¬
щика кивнул Чэну и поманил его к себе.
—	Помогите, прошу вас. Никак не вылезу так, чтобы не¬
заметно было, что я хромаю.
Опершись на руку Чэна и стиснув зубы от боли, Вэнь И
подошел к истребителю Чэна и растянулся под его
крылом.
—	Я не помешаю, — сказал он Джойсу. — Отлежусь
немного, если позволите. А то командир заметит, как
ковыляю, худо будет... А крепко мы их ударили! — обернул¬
ся он к Чэну. — Не скажете ли, сколько набили.
—	Говорят, шестнадцать, — сказал Джойс из-под капота,
куда залез почти по пояс.
—	Хорошо! — показывая веселый оскал зубов, восклик¬
нул Вэнь И. И неожиданно добавил: — До чего же есть хо¬
чется!
—- Сейчас принесут, — охотно отозвался Джойс, тоже
успевший проголодаться.
Чэн взглядом показал на больную ногу Вэнь И.
—	Не следовало вам сюда являться.
—	Заметно? — озабоченно спросил Вэнь И.
454

—' Во-первых, заметно, а во-вторых, вы ведь теперь без
самолета.
—	Верно, конечно, но разве не может быть, что кого-
нибудь из нашего народа поцарапало, на второй вылет итги
не сможет, а я тут как тут?
При виде носильщика с обедом Вэнь И выполз из-под
крыла, приветственно помахивая ему рукой. Не дожидаясь,
пока примутся за раздачу, Вэнь И сам приподнял крышку
котла и зажмурил глаза от удовольствия, когда на него пах¬
нуло ароматом лапши, сваренной со свининой и чесноком.
Он еще густо посыпал свою порцию черемшой и, ловко ра¬
ботая палочками, в один прием втянул метровую ленту
лапши. Огромная гора горячего теста быстро исчезла из
его чашки, и он потянулся за второй порцией.
—	Извините, но так немудрено и в весе прибавить’, >
с улыбкой заметил Чэн, который ел не спеша, маленькими ку¬
сочками отщипывая тесто пампушки.
—	Это от душевного спокойствия, j совершенно серьез¬
но ответил Вэнь И: — уравновешенность’ и полное сгорание.
—- Совершенно верно, — поддержал Джойс. — Уравно¬
вешенность — залог хорошего пищеварения, правильное пи¬
щеварение — залог уравновешенности. Правильный круг.
—	Я вижу, мы с вами понимаем друг друга, —1 сказал
Вэнь И. — Разрешите, я тут сосну, а вы последите за со¬
бытиями. Если кто-нибудь на второй вылет не пойдет, сразу,
меня в бок — очень вас прошу. Один вылет в день — это ка-'
кая же жизнь для истребителя!
Он поудобнее примостил голову на парашютном чехле
и широким движением закинул руки за голову. Чэн с за¬
вистью глядел на Вэнь И. Он очень устал, но не прошедшее
еще возбуждение недавнего боя лишало его самого, возмож¬
ности поспать.
Вэнь И уже сомкнул было веки, когда Чэн неожиданно
спросил:
—	Как, по-вашему: летчики любят Фу Би-чена?
—	Любят? — Вэнь И с неохотою поднял веки. — G ваше¬
го любезного разрешения, я хочу сказать, он не девица!
—	Вы меня не поняли.
—	А, догадался: насчет уважения?
—	Вот именно.
—| Хорошего командира всегда уважают, — снова за¬
крывая глаза, пробормотал Вэнь И. — А Фу — хороший
командир. Так мне кажется, если вы позволите.
Он умолк. Чэн ожидал продолжения. Не дождавшись,
приподнялся на локте и удивленно поглядел на Вэнь И: тот
уже спал, сладко посапывая. Чэну хотелось поговорить
455

о только что прошедшем боевом вылете. Его впечатления
были несколько противоречивы. Ему столько толковали здесь
о необходимости отказаться от навыков истребителя-одиноч¬
ки, а он видел, как вокруг основного узла боя завязывались
одиночные схватки. Летчики той самой эскадрильи, в кото¬
рой он летал, бросались в одиночные атаки, даже когда враг
превосходил ик числом. Эти одиночные схватки не нарушали
общего плана боя. А ведь Фу утром несколько раз настойчи¬
во повторил ему: «Коллектив, организованность, слетанность,
удар массой!» Повидимому, истину следовало искать где-то
посредине между привычным одиночным боем и местной
теорией, как ее понял Чэн.
Его размышления были прерваны приходом начальника
штаба. Прямой и строгий, Ли Юн расхаживал между лежав¬
шими на земле летчиками и собирал сведения о сегодняшнем
вылете для составления боевого донесения.
—	Кажется, вас можно поздравить с первым трофеем, —
приветливо сказал он Чэну. Чэн уже готов был поверить тому,
что начальник штаба вовсе не такой сухарь, каким показался
сначала, но тут Ли Юн как бы невзначай добавил: — Но судя
по тому, что докладывали очевидцы, этот трофей сам полез
к вам в мешок.
Чэну показалось, что Ли Юн намерен снизить значение
его первой победы: «не зазнавайся, мы знаем цену всему».
И если за несколько минут до того Чэну хотелось поделиться
с кем-нибудь переживаниями своего первого боевого дня, рас¬
сказать самому и услышать от других, как он сбил свой пер¬
вый приз, то теперь у него пропало желание даже делать
начальнику штаба официальный доклад. «Раз ты уже знаешь
все со слов других, так что же нужно от меня?» — подумал
Чэн и почти то же самое сказал вслух, разумеется в более
вежливой форме.
Однако Ли Юн стал подробно расспрашивать его обо всем
виденном: о действиях других летчиков звена, эскадрильи
и даже всего полка. Он особенно интересовался тем, кто,
сколько и при каких обстоятельствах сбил самолетов против¬
ника.
—	Такой странный народ, — как бы в оправдание своей
настойчивости заметил Ли Юн, — от самих никогда яе
узнаешь ничего ясного:	«товарищи видели, они скажут»...
Я бы не решился назвать,наш народ чересчур стеснительным,
а тут вдруг превращаются в девиц.
—	Позволяю себе думать, что у вас-то ошибок, наверно,
ие бывает, — не без язвительности ответил Чэн.
Ли Юн не заметил иронии или, хорошо владея собою, не
подал виду, что заметил ее.
456

—	О да, я люблю порядок, — просто ответил он. И, слов¬
но взвесив еще раз сказанное, повторил: — У меня порядок!
—	А я, извините меня, наоборот, — сам не зная зачем,
сказал Чэн, — не люблю слишком большого порядка.
—	Это очень печально. — Ли Юн поднял брови. — Я ду¬
мал, что вы, как инструктор, выработали в себе большую лю¬
бовь к порядку. И, кроме того, считаю необходимым заметить:
порядок никогда не бывает слишком большим. Наоборот:
в любом, даже самом большом порядке всегда немного не-
хватает до полного.
Чэн отлично понимал правоту начштаба и знал, что сам
он сказал о себе неправду: он любил порядок, умел его до¬
биться и знал ему цену. Но Ли Юн принял его слова за чи¬
стую монету и наставительно повторил:
—	Если вы не любите порядка, вам никогда не удастся
достичь хороших результатов. Командир Лао Кэ и товарищ
Фу Би-чен чрезвычайно требовательны в отношении порядка.
Мы очень строго относимся к нашим людям. — Ли Юн при¬
стально посмотрел на Чэна и- еще раз раздельно повторил:	-
Особенно товарищ Фу Би-чен.
С этими словами он взглянул на часы и, прямой и точный
в движениях, пошел к следующему экипажу.
7
Густая горячая тишина висела над степью. Воздух был
недвижим. Ко у горизонта, словно увлекаемая могучим
вихрем, стена пыли вздымалась до самого неба. Она вихри¬
лась, как от дуновения огромного вентилятора, на некоторое
время повисала в воздухе и начинала медленно оседать.
Тот, кто вместе с лучами заходящего солнца поглядел бы
спереди на этот извивающийся по пустыне песчаный вихрь,
увидел бы в его центре мчащийся с большой скоростью ав¬
томобиль. Вихрь измельченного в тончайшую пудру песка тя¬
нулся за ним шлейфом в несколько километров. Автомобиль
летел к повисшему над горизонтом солнцу.
Лучи солнца ударяли прямо в ветровое стекло автомобиля.
Водитель и сидевший рядом с ним адъютант опустили синие
щитки.
Адъютант полуобернулся к заднему сиденью. Темносиний
блик от щитка лежал на нижней части смуглого лица Содно-
ма-Дорчжи. Хорошо видимыми остались только маленький,
с горбинкой нос, широкие блестящие скулы и высокий лоб
с упавшей на него прядью черных волос. Небольшие, глубоко
запавшие, с узким разрезом глаза Соднома-Дорчжи были
устремлены вперед, мимо головы адъютанта.
457

Коренастый, с широкими плечами и высокой грудью, с глу¬
боко засунутыми в карманы пыльника мускулистыми руками
Содном-Дорчжи в течение нескольких часов не сделал иного
движения, кроме необходимого для закуривания папиросы.
Закурив, он держал ее во рту до тех пор, пока не начинал
тлеть картон,
Содном-Дорчжи ни разу не посмотрел на сидевшего по
левую руку от него человека. То был ничем не приметный
монгол с плоским рябым лицом. Осыпь рябин была так густа,
что от набившейся в них пыли лицо стало совершенно серым.
Монгол сидел, откинувшись на подушку, полуприкрыв глаза.
Тонкие, почти черные от загара кисти его рук были зажаты
между коленями.
Он сидел так же неподвижно, как Содном-Дорчжи. Его
одежда состояла из одних рваных коротких штанов и куртки.
Тело монгола было похоже на туго свитый жгут почерневших
на солнце мускулов. Несколько больших ссадин, покрытых
свежезапекшейся, еще не успевшей почернеть кровью, видне¬
лось на руках и пруди.
Шли часы. Нижним краем солнце уже почти коснулось
гребенки холмов на горизонте.
Содном-Дорчжи впервые, не поворачивая головы, бросил
соседу;
—	Гомбо, не Провозись вы столько времени в Араджар-
галантахите, мы были бы уже в Улан-Баторе.
—	А если бы вы еще немного опоздали к Араджаргалан-
тахиту, я навсегда остался бы там, — спокойно ответил
монгол.
Некоторое время снова длилось молчание. Потом Содном-
Дорчжи бросил, ни к кому не обращаясь:
—	Если летчик не сядет в Ундур-Хане до захода солнца...
Содном-Дорчжи не договорил, но адъютант понял, что
слова относятся к нему. Прежде чем ответить, он смерил
взглядом часть солнечного диска, которой оставалось еще
спрятаться за горизонтом.
—	Успеет, — сказал адъютант и, чтобы отвлечь мысли
начальника, указал на промелькнувшую мимо автомобиля
группу глинобитных домиков и юрт. Их западные стены были
облиты густым багрянцем заката.
—	Мунху-Ханый-сомон, — сказал адъютант.
Лай собак на миг прорезал ровный гул мотора.
Содном-Дорчжи не повернул головы.
Шофер поднял синий козырек: солнце ему уже не мешало.
—	Скорей! — бросил Содном-Дорчжи.
Шофер нажал на акселератор. Стрелка спидометра пере¬
шла за отметку «100».
458

Шофер больше не сбрасывал газ на поворотах. Автомо¬
биль угрожающе кренился, скрипели баллоны. Седоков при¬
жимало то к одной, то к другой стороне кабины. Содном-
Дорчжи не менял позы.
Дорогу перерезал заболоченный рукав Хэрлэнгола. Шины
прошуршали по воде. Брызги, как рикошетирующие пули,
наискось ударили по стеклам, сбивая пыль. Автомобиль взле¬
тел на пригорок. Это была последняя гряда пологих холмов
перед спуском в долину Ундур-Хане.
Дорога пощла неглубокою балкой, тесной и извилистой.
Шофер сбросил газ и через минуту остановил автомобиль: по¬
перек пути медленным потоком двигалось овечье стадо. Боль¬
шая его часть скрывалась за завесой пыли, из-за которой до¬
носился только многоголосый шум.
Давать сигналы было бесполезно.
Шофер растерянно оглянулся.
—	Поезжай, — сказал Содном-Дорчжи.
Автомобиль медленно тронулся, раздвигая стадо. Ближай¬
шие к автомобилю овцы заметались, но со всех сторон их
сжимала плотная масса животных. Они давили друг друга
с такой силой, что некоторые овцы взбирались на спины
соседей и бежали по ним. Одинокий верблюд, неизвестно
как затесавшийся в стадо, задрал голову и, высоко подни¬
мая ноги, пытался проложить себе путь в месиве блеющих
овец.
Шофер остановился.
—	Поезжай! — повторил Содном-Дорчжи.
Но автомобиль не двигался. Масса животных вращалась
вокруг него, как водоворот у коряги.
Испуганный воем мотора, верблюд совершил неуклюжий
прыжок. Его большое горбатое тело повалилось на бок.
Взбрыкнув, верблюд ударил ногою прямо в нос автомобиля.
Облицовка была пробита, и вода потекла из радиатора весе¬
лыми сцруйками, испускающими клубы пара.
Из-за песчаной завесы показался всадник. Издали узнав
Соднома-Дорчжи, он пробился сквозь стадо, перешел на галоп
и на всем скаку спрыгнул на землю.
Улыбаясь и неуклюже растопырив пальцы, он протянул
Содному-Дорчжи руку для пожатия.
—	Далеко ли до Ундур-Хане? — спросил Содном-Дорчжи.
Пастух ласково погладил теплый капот автомобиля.
—	Твоему чорту два. шага,
—	Ты же видишь: «чорт» издох.
Пастух покачал головой.
—	Айяха! Такая арба сломалась. — Он подумал и пред¬
ложил:	Давай	залепим	дырки навозом.
459

—	Сколько ходу на коне до Ундур-Хане? — терпеливо
переспросил Содном-Дорчжи.
—	Какой конь?
—	Твой конь...
Пастух подумал:’
—	Может, час, может, 'больше.
Адъютант подбежал к заседланному коню пастуха и, не
притрагиваясь к стремени, на лету поймал повод и вскочил
в седло.
—	Пришлю сюда летчика! — крикнул он, подняв плеть.
—	Нет! — резко крикнул Содном-Дорчжи. — Он не ус¬
пеет сесть до темноты, самолет сломает.
Адъютант посмотрел на закат и опустил плеть: от пурпур¬
ного диска над горизонтом почти ничего не осталось.
—	Дай мне еще трех коней, — сказал Содном-Дорчжи
пастуху.
Тот надел шапку на длинный шест, которым погонял скот,
и размахивая им над головой, пронзительно засвистел.
Через минуту еще несколько пастухов подъехало на зов.
Так же как первый пастух, узнав Соднома-Дорчжи, она
спрыгивали на землю и с радостными улыбками подходили
для приветствия.
Повидимому, пастухи полагали, что предстоит дружеская
беседа. Но по насупленным бровям и сурово сжатому рту
Соднома-Дорчжи они поняли, что ему не до разговоров, и
молча замерли в почтительном ожидании.
Однако после некоторого колебания старший из пастухов
все же подошел к Содному-Дорчжи.
—	Я хочу сказать тебе очень важное.
—	Говори, — сумрачно ответил Содном-Дорчжи.
—	Нам не нравится то, что происходит в степи: на протя¬
жении месяца мы третий раз вылавливаем лам. Откуда им
быть? Ты же сам знаешь: уже много лет, как народ изгнал
их из республики. — И, недоуменно разводя руками, пастух
переспросил: — Откуда им быть?
—	Сколько поймали на этот раз?
—	Шестерых.
—	Наши или баргутские?
—	Всякие есть, даже тибетские...
Содном-Дорчжи быстро сопоставлял в уме это сообщение
с теми, что уже на протяжении значительного времени посту¬
пали с разных концов страны: ламы появлялись то тут, то там.
Это не были какие-нибудь осколки прошлого, столько лет
скрывавшиеся в степях Монгольской Народной Республики.
После большего или меньшего запирательства все они в КОН¬
450

це концов признавались, что перешли границу не так уже дав¬
но: одни только-только, другие с месяц, третьи с полгода
тому назад. Не желая оскорблять чувства верующих, хотя и
немногочисленных уже, но кое-где еще сохранившихся в стра¬
не, органы безопасности обращались с ламами с известной
осторожностью. До сих пор не удавалось еще установить,
являются ли эти случаи нарушения границы звеньями одной
цепи, которая куется где-то за рубежом врагами республики,
или простым совпадением. Но мало верилось в такое удиви¬
тельное совпадение. Отдельные данные, мелкие штришки
и признания давали основания предполагать, что попавшиеся
ламы — только неосторожный авангард более крупной шайки.
Но что это за шайка, каковы ее цели, численность и кто ее
хозяева — изгнанные из Монголии князья, или духовные пра¬
вители, или иноземные враги республики, уже не в первый
раз пытающиеся руками лам нанести удар народной власти,—
все это было еще не совсем ясно. Но опыт и выработавшееся
за много лет государственной деятельности чутье подсказыва¬
ли Содному-Дорчжи, что на этот раз у лам есть другой, более
сильный и искушенный в крупных диверсиях хозяин, чем неза¬
дачливый перерожденец. Добыча, которую он так поспешна
вез сегодня из Араджаргалантахита в Улан-Батор, казалась
Содному-Дорчжи ключом к открытому заговору.
—	Скоро ли дадут мне коней? — нетерпеливо спросил он
пастуха и, как только подвели лошадей, тотчас вскочил на
одну из них и движением подбородка указал адъютанту на
задок автомобиля. Там к решетке багажника был прикручен
длинный тюк, завернутый в запыленную кошму.
Адъютант быстро распутал веревку и потянул конец
кошмы.
На землю вывалился связанный по рукам и ногам Харада.
—	Айяха! — с одобрительным интересом в один голос
воскликнули пастухи.
Они подошли ближе, и первый из них безапелляционно
сказал:
—	Японец!
Пастухи помогли адъютанту поднять пленника на лошадь.
Через минуту он был привязан к седлу. Адъютант перекинул
повод через голову коня и подал сидящему на другом коне
Гомбо-Джапу.
Ударами своих длинных палок пастухи проложили всадни¬
кам путь сквозь стадо.
Вздымаемое копытами четырех коней облачко пыли пока¬
тилось по степи напрямик к Ундур-Хану.
В темнеющем воздухе оно казалось розовым и почти про¬
зрачным.
461

Пастухи глядели ему вслед и покачивали головами.
—	Японец, — сказал старший из них. —-Тц-тц*тц...
Двое из них сплюнули и достали из-за поясов трубки.
8
На второй день пребывания Чэна в полку опять был вылет.
Чэну чудилось, будто за яркой «голубой ящерицей» на киле
идущего впереди истребителя, за колпаком фонаря он видит
прикрытое темными очками строгое лицо Фу. Хотя тот и не
думал оглядываться, Чэну казалось, будто голова ведущего
то и дело поворачивается к его «лисе», как бы проверяя, не
потерял ли строя его бывший учитель. Это раздражало Чэна.
Как он ни старался подавить в себе обиду, что вынужден
равняться по своему ученику, какие разумные доводы ни при¬
водил в пользу того, что нет в его положении ничего зазорно¬
го, в душе все-таки саднило что-то похожее на обиду. Чтобы
не думать об этом, он старался смотреть туда, где маячила
в воздухе «ящерица», не чаще, чем нужно было, чтобы дер¬
жать дистанцию и заданное превышение.
Чэн стал поглядывать вниз. Сверху земля казалась не та¬
кой однообразной, как внизу. Она расстилалась бесконечным
разноцветным ковром — то уходила вдаль яркими, сочными
пятнами буйно-зеленых рощ, то лежала черными полосами
рисовых полей. Дальше к югу холмились беспорядочные
складки предгорий.
И вдруг из-за холмов появились озера. Они лежали ря¬
дами, как разноцветные бусы, окрашенные в неправдоподобно
яркие цвета: ослепительно-голубые, ядовито-зеленые, желтые
и красно-коричневые, в оправе обсыхающих песков.
Вот впереди блеснула лента реки Ляохахэ. Чэн мельком
глянул на «голубую ящерицу» Фу, набиравшего высоту, и по¬
следовал его примеру.
Ляохахэ прошли на боевой высоте. Линия переднего края
обозначалась дымками разрывов.
Чэн огляделся. Небо казалось чистым. Но едва он успел
это подумать, как впереди вправо блеснул желтый огонек
разрыва снаряда зенитки. Хлопья черного дыма метнулись
в стороны и, казалось, застыли в воздухе почти неподвижной
звездой. Вот разорвался еще один снаряд, третий, четвертый.
Они рвались правильной полосой, — противник ставил завесу.
Чэн отвел взгляд от разрывов, чтобы следить за Фу. Тот все
набирал высоту. Потом метнулся вниз. Чэн стал следить за
движениями «ящерицы», анализируя пилотаж Фу. В Чэне
проснулся взыскательный инструктор:, хотелось к чему-нибудь
придраться. Но он не мог уловить никакой ошибки: движе-
462

ция машины были правильны — Фу владел техникой пилотажа
великолепно, Как только сознание Чэна это отметило, чувство
почти неосознанной неприязни, гнездившееся где-то в глубине
души, оказалось подавленным другим чувством, большим
и радостным, — гордостью за ученика. Что же, может быть,
и впрямь, не заболей тогда в школе забракованный им учлет,
Чэн переменил бы о нем мнение. Быть может, он сам сделал
бы из Фу «настоящего человека», того полноценного человека
воздуха, создание которого доставляло столько радости, но
которого из Фу сделал кто-то другой. А все-таки кое-что сде¬
лал и он, Чэн! Как бы ни сложились обстоятельства, а ведь
он, Чэн, несет частицу ответственности за Фу.
Между тем от Фу последовал приказ: «Внимание!» И тот¬
час же: «Собраться ко мне!» Чэн прибавил обороты, сокращая
дистанцию. Любопытно: чем вызван сигнал ведущего? Но дол¬
го гадать не пришлось: прямо над головой, из густой облач¬
ности, затянувшей небо, появилось звено серых самолетов.
Чэн разобрал: это не были обычные строевые машины врага,
у этих оперение было необычно высоко вынесено над концом
фюзеляжа.
Машина Фу стремительно полезла вверх и крутой горкой
ушла в облака, следом за пустившимся наутек звеном про¬
тивника. Чэн двинул сектор и с удовольствием почувствовал
движение вверх послушной машины.
Тысячу раз испытывал он это ощущение напрягшейся
в усилии, круто набирающей высоту машины. Тысячу раз его
внимание бывало сосредоточено на том, чтобы не превзойти
предел, на котором мотор скажет «довольно» и самолет вдруг
повиснет. Тысячи раз чутко следил он за дыханием машины,
казалось всем своим существом слившись с ее конструкцией,
в которой для него уже не было отдельных частей, а был еди¬
ный механизм, точный, совершенный, послушный и в то же
время чувствительный к малейшей ошибке, которую мог до¬
пустить летчик, — механизм строгий и не прощающий оплош¬
ностей.
Да, тысячу раз испытывал все это Чэн, но никогда еще
это ощущение не было таким острым. Сегодня это чувство
усиливалось близостью противника.
Чэн проводил взглядом самолет Фу, нырнувший в облако.
Следом в молочную муть вошел и сам Чэн. Тонкая облач¬
ность была пробита. Над головой засияла ослепительная го¬
лубизна неба. На его чистом фоне Чэн сразу заметил рой
самолетов противника. Он-то думал, что вместе с товарищами
преследует вражеское звено, а оказалось, что быстроходные
новые самолеты противника завлекали их в засаду под удар
своих строевых истребителей. Неприятельские самолеты, по
463

крайней мере, вдвое превосходили их числом. Врагй были близ¬
ко, и Чэн ясно различал и их окраску и характерный контур.
На ум пришло настойчивое напоминание Фу: «Не столько
думайте о том, чтобы сбить врага, сколько о том, чтобы при¬
крывать хвост самолета ведущего. Тогда трофей сам попадет
вам в прицел. Не бойтесь за свой хвост — о нем думают ваши
товарищи». Как это новое правило противоречило тому, что
сам он втолковывал ученикам: «Ни на минуту не забывайте
о своем хвосте. Истребитель, забывший о своем хвосте, —
верная добыча противника...»
А что, если в самом деле попытаться выкинуть из головы
всякую мысль о том, что у тебя есть хвост — самое уязвимое
место истребителя? Что, если заставить себя непоколебимо ве¬
рить: о твоем хвосте думают товарищи, так же как ты сам
думаешь о хвосте другого? Не явится ли это гораздо более
надежной гарантией защиты твоего тыла, чем собственное
ограниченное внимание, которое по необходимости приходится
рассредоточивать на всю полусферу вокруг себя?..
Впрочем, обстоятельства мало подходили для размышле¬
ний. Вон «голубая ящерица» Фу качнулась, призывая эскад¬
рилью к атаке.
Чэн быстро огляделся.
Обстановка казалась невыгодной для эскадрильи — про¬
тивник был значительно многочисленней. Тем не менее Чэн
в душе одобрил решение Фу. Все казалось ему не страшным
теперь, когда он пришел к заключению о правильности на¬
ставлений заместителя командира полка. Как будто его соб¬
ственные силы умножились. Чэн без всякого внутреннего со¬
противления послушно повел машину за «голубой ящерицей»...
Фу Би-чен видел, как вся эскадрилья развернулась следом
за ведущим звеном. Самолеты шли с набором высоты, на¬
встречу противнику. Дистанция быстро сокращалась. Все раз¬
вивалось так, как уже не раз бывало здесь. Истребители
летели компактной массой, не обращая внимания на огонь,
который гоминдановцы открыли издалека. Летчики Фу Би-
чена берегли патроны для верного удара.
Фу радовался выдержке своих летчиков. На ее воспитание
ушло немало усилий. Нужно было на деле доказать, что от¬
крывать огонь с большого расстояния — значит уменьшать за¬
пас патронов в стрельбе с дистанции прицельного огня, когда
шанс на попадание повышается вдвое, втрое, вдесятеро. Не
так-то просто было заставить летчика снять палец со спуска,
когда он видел, как враг дает по нему самому очередь за
очередью. Но Лао Кэ и Фу добились этого от всех своих
464

людей. Фу с гордостью думал теперь о том, что в ближний
бой его эскадрилья войдет с полным боекомплектом. Но вдруг
он с досадою заметил: правый ведомый открыл огонь без
команды. Фу не вспомнил при этом о Чэне. Это была для не¬
го просто «лиса» — такой же самолет, как все остальные.
Лишь секундою позже пришло на память имя — Чэн. Фу по¬
думал: «Нервничает...» Было вдвойне досадно-, что нервнича¬
ет именно Чэн, его бывший учитель. Здесь, в боевой 'обста¬
новке, он, Фу, превратился из ученика в учителя; он, Фу, не¬
сет ответственность за жизнь своего бывшего учителя и за
жизнь товарищей, которых этот учитель должен прикрывать.
Правильно ли, достаточно ли убедительно изложил он Чэну
свои взгляды на бой?.. Повидимому, нет, раз Чэн выпустил
очередь без всякого толка. Да, за эту очередь, которая может
сбить с. толку остальных летчиков, отвечает он, Фу...
Противник продолжал атаковать сверху.
«Что ж, лобовая, так лобовая», — подумал Фу. Выбрав
себе целью ведущий вражеский самолет, он склонился к тру¬
бе придела. И вдруг за привычным силуэтом командирской
машины противника он различил очертания опытного амери¬
канского моноплана. Машина была чрезвычайно компактна.
Своим малым лбом она отличалась от окружающих ее само¬
летов прежнего типа.
И тут произошло нечто неожиданное для ведомых Фу лет¬
чиков: ведущий отвернул от американца, резко увел машину
вправо и с набором высоты вышел над противником. Можно
было подумать, что Фу забыл все традиции полка и собствен¬
ные инструкции, многократно и настойчиво преподававшиеся
летчикам: «Не бойтесь лобовой атаки. Враг ее не выдержи¬
вает. Когда наступит момент действительного риска столкнове¬
ния, он отвернет- первым. Зато у вас будет выгодная возмож¬
ность с кратчайшей дистанции поразить его».
Маневр Фу был настолько необычным и нежданным, что
в рядах эскадрильи произошло секундное замешательство. Как
ни коротко оно было, Чэн не мог его не заметить, так как
сам был его невольным участником.
А Фу, развивая максимально возможную скорость, уводил
теперь со снижением свою эскадрилью на запад. Вот на ко¬
роткий момент самолеты окунулись в облачность, вот уже про¬
били ее. Летчики увидели землю. Едва уловимая на быстром
движении, мелькнула лента реки.
Не сбавляя оборотов и теряя высоту, Фу несся на запад.
Чэн старался не отставать, хотя не понимал, что застав¬
ляет Фу так спешить, когда строевые машины гоминдановцев
уже остались позади. Только новый американский истребитель
следовал за эскадрильей, словно увлеченный погоней. Не было
30 Заговорщики
465

ли совершенным позором уходить от такого противника? Чэну
казалось: еще немного, и он не выдержит — вырвавшись из
строя, атакует янки...-
Фу временами выравнивал машину. Но как только против¬
ник приближался сзади на дистанцию действительного огня,
снова двигал сектор, набирая скорость.
Река осталась далеко позади. Фу, так же неожиданно, как
при выходе из атаки, сделал горку. Переход был столь стре¬
мителен, что перед глазами Фу пошли темные круги. Кровь
отлила от головы.
Преодолевая напряжение одеревяневшей шеи, Фу оглянул¬
ся. Ему хотелось своими глазами убедиться в том, что эскад¬
рилья следует за ним, хотя он знал, что иначе и быть не мо¬
жет. Он пересчитал самолеты: все тут. С таким же усилием
повернул голову и с беспокойством оглядел небо. Он был
убежден, что если новый истребитель оторвется от массы
своего сопровождения, янки не ввяжется в бой.
Фу потерял скорость на горке для того, чтобы дать воз¬
можность менее скоростным гоминдановцам нагнать амери¬
канца. Не все, но, по крайней мере, пять или шесть звеньев
пиратов были теперь поблизости. Фу старался не потерять
американца в общей карусели. Не напрасно же Фу разыграл
это позорное бегство. Теперь нужно было навалиться всеми
силами, оттереть янки от всей стаи, заставить его сесть.
—	Нажимать, пока не сядет! — вслух повторил Фу и даже
стиснул от напряжения зубы.
Как было условлено перед вылетом, его эскадрилья рассы¬
палась на звенья. Звенья вышли противнику во фланги, чтобы
разбить его строй и заставить бросить командирское звено,
в составе которого теперь шел американец. Звено самого Фу,
находясь над американцем, должно было заставить его сесть.
«Нажать, нажать!» — непрерывно звенело в голове Фу.
Набрав высоту, он камнем устремился на противника, ста¬
раясь выбить новый самолет из ведущего вражеского звена.
Но, ловидимому, враг понял, чего добиваются истребители Фу,
Во всяком случае, он не рассыпал строй, как обычно, и не
завязывал одиночных боев. А янки, как пришитый, висел на
хвосте своего ведущего командира. Повидимому, он оставил
намерение показать отменные боевые качества нового само¬
лета и думал только о том, как бы вырваться из мясорубки.
Вероятно, летчик, сидевший в этом новом самолете, разгадал,
что'именно он-то и был целью всей сложной игры, а может
быть, это было ему передано по радио. Как бы то ни было,
он жался к своим после нескольких бесплодных попыток вы¬
рваться на высоту, где он мог бы воспользоваться своей
быстроходностью и улизнуть. Но звено Фу каждый раз застав-
т

ляло его снова втиснуться в кучу мечущихся, как осиный рой,
гоминдановцев.
Наконец момент показался Фу подходящим для решитель¬
ного удара. Его истребитель сверкнул в лучах солнца и вошел
в отвесное пике. В следующее мгновение он был уже под брю¬
хом американца. Чэн ждал, что сейчас от носа самолета Фу
к американцу протянется пучок белых трасс и все будет кон¬
чено, но Фу сделал перево;рот в сторону Чэна и ушел из атаки,
не дав ни одного выстрела.
«У Фу задержка в пулеметах»,—мелькнула у Чэна острая,
как боль, мысль. Положение Фу показалось Чэну затрудни¬
тельным. И действительно, в следующий миг американец ока¬
зался под хвостом самолета Фу и выпустил две короткие оче¬
реди. Чэн различил нитки его трассирующих снарядов. Он не
помнил уже ничего, кроме того, что сейчас, может быть в сле¬
дующую секунду, сноп пламени и черного дыма охватит само¬
лет Фу. К его удивлению и досаде, Фу, не сбрасывая
американца с хвоста, вошел в пологую петлю, словно нарочно
подставляя себя врагу. Американец, пользуясь выгодным по¬
ложением, дал еще одну очередь.
Чэн отлично знал, что именно этот американский истреби¬
тель — цель их вылета, именно он нужен командованию. Но
как бы ни был нужен командованию этот самолет, Чэн не мог
пойти на то, чтобы щадить его в момент, когда янки угрожал
жизни Фу! Рука Чэна почти помимо его воли легла на сек¬
тор. Самолет, гудя мотором и дрожа, выходил правым боевым
разворотом в хвост американцу, продолжавшему вести огонь
по Фу. Не отпуская гашеток, Чэн послал «страховую» очередь,
хотя был уверен в безошибочности своих первых пуль. И дей¬
ствительно, дымок уже тянулся из-под центроплана амери¬
канца.
Чэн перевел взгляд на «голубую ящерицу» и с облегче¬
нием увидел, что она невредимой перешла на вираж вокруг
падающего американского самолета.
Увидев пылающий самолет американца, Фу с досадою уда¬
рил по колпаку. Он не заметил, кто зажег самолет, но было
ясно: все усилия, все хитрости пошли насмарку. Кто-то поме¬
шал посадить американца, кто-то из своих погорячился.
Задание было сорвано. Оставалось драться, как всегда. Фу
собрал свои самолеты. Бой продолжался по привычной про¬
грамме...
Чэн прозевал приказание ведущего и не заметил, что к Фу
собираются все товарищи. Увидев пламя там, куда уперлись
30*
467

трассы его очереди, он забыл обо всем, кроме возможности
бить еще и еще. Были забыты все обещания, данные самому
себе. Чэн больше не думал ни о строе, ни о товарищах. Его
помыслы были заняты поисками цели, в которую можно было
бы послать следующую очередь. Все, чему он учился когда-
то, все, чему столько лет учил других, собралось сейчас в руке,
охватившей штурвал. Тут, в этой невзрачной дюралевой тру¬
бе, оплетенной затертым шпагатом, был сейчас весь смысл его
жизни. Хотелось взять от машины все, что могут дать полто¬
ры тысячи лошадиных сил, зажатых в моторе. Чэн испытывал
полное слияние с машиной, которое приходит в восторге поле¬
та. Крылья казались продолжением собственных рук, каждое
движение кисти, каждый нажим ступни естественными, как
шаги при ходьбе. И над всем главенствовало и все подавля¬
ло одно непреодолимое, ни с чем не сравнимое желание:
стрелять! Ведь он стрелял боевыми зарядами, стрелял не
по холщевым мешкам конусов, не по щитам мишеней, — его
выстрелы должны были настичь уклоняющегося, сопротивляю¬
щегося врага.
Еще два раза он отчетливо видел, как под его выстрелами
загорались вражеские самолеты.
Значит, сегодня три!
Три!
Целых три!
А может быть, только три? Всего три сбитые машины за
целую вечность, что он кружится в жарком просторе высоко
над землей.
Чэн заставлял машину проделывать целую цепь сложных
фигур, чтобы занять выгодную позицию. Эта позиция была
ему нужна всего на долю секунды. Доля секунды — и тогда
будет четвертый трофей за день.
Сделав вид, будто хочет атаковать врага в лоб, и якобы
не выдержав сближения, Чэн задрал нос самолета, уверенный,
что сам находится вне прицела. На себя, еще на себя, пока
машина не войдет в перевернутый полет! А там, неожиданным
для врага иммельманом, оказаться у него на хвосте и прямой
очередью послать жертву вслед первым трем. Четвертого врага
за день!..
Но что же это?! Крик удивления и досады едва ие вырвал¬
ся из груди Чэна, а может быть, и вырвался, да он сам его
не услышал за ревом мотора. Перебои, несколько коротких
перебоев мотора! Быстрый.взгляд на бензиномер: ноль! Как
он мог прозевать, что баки пусты?! Как мог, как смел? Он,
инструктор Чэн!..
Ненависть к самому себе, страх перед тем, что должно
сейчас произойти, на миг заполнили мозг. Но тотчас же все
468

вытеснила мысль, что машина заваливается помимо его воли,
что он не довел маневр до конца. Не отрывая глаза от прице¬
ла, Чэн держал палец на спуске, но вражеского самолета все
не было в поле его зрения. Не было и не могло быть — ведь
иммельман не состоялся. Вместо того чтобы выйти в хвост
противнику, Чэн сам подставил ему брюхо своего самолета.
Один миг растерянности, едва уловимая доля секунды! Но ее
было достаточно-, чтобы внезапно просветленным разухмом
схватить все и услышать звон своей бурно пульсирующей
крови. Чэн понял: дробный стук, который он слышит, не. что
иное, как пули врага, прямая очередь, ударившая по его са¬
молету!..
Чэн пошевелил педалями — тут все было в порядке. На¬
дежда блеснула из-за темного занавеса, которым было закры¬
лось уже все.
Чэн толкнул штурвал от себя, потянул на себя, из сторо¬
ны в стороны. Он поддавался чересчур легко. Рука летчика не
испытывала сопротивления, и машина никак не реагировала
на ее движения. Что же, значит управление потеряно? Чэн
оттолкнул колпак и покосился за борт. Машина шла со сни¬
жением. Под нею, сменяясь молниеносной чередой, неслись
разноцветные ковры земли. Чэн смотрел на них и ждал, когда
вражеский летчик пошлет последнюю, заключительную оче¬
редь. В том, что эта очередь будет, он ни минуты не сомне¬
вался. Не сомневался и в том, что тогда ему останется одно —
парашют.
Чэн оглянулся, желая по положению противника опреде¬
лить возможное время этого финала: вместо одного самоле¬
та за ним шли уже два. Но оба были своими! Это были това¬
рищи, поводимому вмешавшиеся в бой именно в тот момент,
когда Чэну грозила верная гибель.
Он окинул взглядом приборы. Самолет шел поразительно,
спокойно в пологом, но точном планировании. Чэну оставалось
подумать только о том, чтобы посадить его в целости. Можно
было сохранить не только себя, но и материальную часть,—
это было хорошо!
Чэн взялся за кран выпуска шасси и потянул на себя штур¬
вал. Но теперь штурвал не поддавался. Еще усилие — и опять
напрасно. Руль высоты был заклинен или повреждено управ¬
ление. Истребитель, вместо того чтобы перейти в горизонталь¬
ный полет, еще увеличил угол планирования. Чэн услышал
усилившееся пение воздуха и сообразил, что намерение поса¬
дить машину на колеса — пустая фантазия. Не было никакого
смысла выпускать шасси при отсутствии контроля над движе¬
ниями самолета, — это могло привести .только к аварии. Если
самолет подойдет к земле нормально, то садиться нужно на
469

брюхо. Но через секунду Чэн убедился в том, что и такой надеж¬
ды у него нет,—машина не снизится правильно. К тому же дви¬
жение ее все ускорялось, снижение делалось все круче. Да,
кажется, спасти истребитель не удастся! Эта мысль невыноси¬
мой тяжестью давила на мозг, на все существо Чэна. За годы
работы в школе он привык к тому, что даже пустячная ава¬
рия — несмываемый позор для инструктора. А теперь ему
оставалось только спасать собственную жизнь...
Чэн освободил защелку колпака и снял ноги с педалей.
И тут, словно почувствовав окончательную свободу, самолет
несколько раз беспорядочно рыскнул в стороны, задрался
и скользнул на хвост, потом вдруг свалился на крыло и завер¬
телся в витках штопора. Времени терять было нельзя. Тяже¬
лый комбинезон стеснял движения, и только тут Чэн понял, до
какой степени он утомлен боем.
На малой высоте стало очень тепло, и белье сразу обле¬
пило тело горячим компрессом.
Чэн не без труда стянул перчатки и проверил карабины
парашютных лямок. Мысли были сосредоточены на том, чтобы
выброситься правильно. На память пришли наставления
школьных инструкторов-парашютистов. Когда-то он слушал
подобные наставления, уверенный в том, что уж ему-то,
инструктору Чэну, они не понадобятся...
Чэн с трудом протиснулся в вырез кабины, ставший вдруг
непомерно узким и неудобным. Центробежная сила сбрасы¬
вала тело в сторону, противоположную вращению машины.
Его прижимало к стенке кабины так, что казалось, никогда не
удастся от нее оторваться. Чэн напряг все силы в единствен¬
ном желании прекратить эту смертельную связь с самолетом
и вдруг, неожиданно для себя, понял, что свободен. И тотчас
так же отчетливо понял, что отделился совсем неправильно,
вовсе не так, как учили в школе. Как бы в подтверждение
этой мысли, он тут же получил удар крылом. Удар был так
силен, что Чэну показалось, будто его спина переломилась.
В глазах потемнело, и смутно, сквозь туман, Чэн почувствовал,
как его тело, словно выброшенное катапультой, вылетело из
орбиты вращения самолета.,.
Если бы удар не пришелся по туго сложенному в чехле
парашюту, крыло, вероятно, переломило бы Чэну спину. Ему
уж едва ли удалось бы осознать, что парашют вышел из чех¬
ла без помощи человека, освобожденный ударом крыла. Про¬
изошло то, чего избегали в этих местах все товарищи, — пры¬
жок без затяжки, делавший летчика мишенью для преследо¬
вавших его врагов. Мысль об этом была нестерпимо острой.
479

Чэн даже забыл о только что виденных им в воздухе самоле¬
тах друзей. В подтверждение слышанных им предостере¬
жений четко пропело несколько пуль, донеслись хлопки пу¬
леметной очереди. Чэн поднял голову и увидел стрелявшего
по нему гоминдановца. Но тотчас же за ним заметил и двух
своих, гнавших врага на запад.
Все три самолета исчезли из поля зрения Чэна, скрывшись
за куполом парашюта.
Летчик пытался уменьшить снос. Но ветер гнал его очень
быстро. Чэну показалось, что где-то высоко над ним самолет
сделал круг и ушел на запад.
Чэн сосредоточил все внимание на посадке. А когда он
освободился от парашюта, то вокруг царила такая томитель¬
ная тишина, что на секунду показалось: именно тут, в этой
тишине, наступит конец всему. Но он тотчас совладал с этим
чувством и принялся старательно складывать парашют, по
всем правилам, как бывало учили в школе молодежь...
Машина, высланная по указанию летчиков, нашла его
к вечеру.
Сквозь мутную пелену дождя очертания гор казались рас¬
плывшимися. Из желтых цыновки, закрывавшие входы пещер,
стали темносерыми.
Дождь надоедливой дробью шуршал по промасленной бу¬
маге решетчатых дверей. Все, что было в пещерах, — постели,
одеяла, одежда, даже доски столов и ящики, служившие си¬
деньями, — все стало влажным. Большинство летчиков было
погружено в сон, а кто не спал — бранил метеоролога. Если
бы не его благоприятные предсказания, день наверняка был
бы объявлен нелетным. Тогда состоялось бы партийное со¬
брание, которое откладывалось со дня на день из-за напря¬
женной боевой работы и для которого у каждого назрели во¬
просы. Но удивительный оптимизм метеоролога держал коман¬
дование полка и летчиков в постоянном напряженном ожи¬
дании возможного вылета. В таких обстоятельствах остава¬
лось одно: спать под унылый шум дождя.
Лагерь полка казался вымершим. Даже комары приуныли,
и только те, которым удалось пробиться за цыновки, прикры¬
вавшие вход в пещеры, с обычным рвением досаждали лет¬
чикам.
В командирской пещере, опустив ноги с капа, сидел Фу.
Напротив, за маленьким столом, сидел Лао Кэ. Одною рукой
он подпирал щеку, другою, вооружившись спичкой, ворошил
окурки в старой жестянке.
—	Вам бы, извините за мнение, учителем быть, а не истре¬
бителями командовать, — сказал Фу, продолжая разговор.
471

—	Для меня это одно и то же... Я думал, мы с вами схо¬
димся в мысли, что бой — школа. К тому же самая строгая
школа!
—	Вы чрезвычайно правы: строгости много, — усмехнул¬
ся Фу.
—	И ученики в ней разные бывают — плохие и хорошие...
Вам опять повезло на «трудного»... Я говорю о Чэне.
Фу сжал сигарету так, что табак рассыпался.
—	Такие «индивидуалисты» высокого полета здесь только
помеха. Нам доверили это небо, и мы никому не можем по¬
зволить гоняться за личными трофеями ценою общей победы.
Я настаиваю на том, что Чэн нам не подходит.
—	Вы меня радуете: на этот счет у нас с вами одно
мнение.
Фу рассмеялся:
—	Вас невозможно вызвать на спор!
—	А я и в самом деле с вами совершенно согласен, —
с полной серьезностью сказал Лао Кэ. — Чэн в слетанной ча¬
сти действительно негоден.
—	Правильно.
—	И наша обязанность... — Лао Кэ умолк, старательно
раскуривая трубку. Когда от нее поднялась голубая струйка,
он не спеша отогнал дым движением руки и договорил: —
вот я и говорю: наша обязанность сделать так, чтобы он был
годен.
Фу в сомнении покачал головой.
—	Он не из тех, кого переломишь: упрям и... староват.
—	И мне так кажется: упрям и недостаточно молод, чтобы
его ломать. Если переломится, никуда не будет годен. — Лао
Кэ сделал глубокую затяжку и, прищурившись, поглядел
в глаза заместителю. — Не ломать его, а гнуть будем.
Фу рассмеялся и проговорил:
—	Рассердиться бы на вас, обидеться за то, что вы меня
учите! А мне, как всегда после разговора с вами, легче: словно
понял что-то новое, хотя знаю все не хуже вас...
—	А вот поначалу, когда вас к нам только что назначили,
вы мне показались... не смею сказать...
—	Ну, ну?.. — с усмешкой спросил Фу.
—	Ходит человек, молчит. Словно в себя все время смо¬
трит. Даже после боя, когда у всего народа языки ходят.
—	Языки — это от возбуждения, — сказал Фу.—Но вы не
правы. Я тогда не в себя смотрел, а в людей вглядывался.
Понять их нужно было.
—	Это вы же меня научили людей распознавать!—одобри¬
тельно сказал Лао Кэ. — Но больше всего мне сначала
не нравилось, что вас ничем нельзя было из себя вывести.
472

Даже показалось мне, что вам все на свете безразлично:
и люди наши и дела... Это пока я вас не разобрал.
—	А теперь, решаюсь спросить, разобрались?
—	Думаю, да... Я благодаря вам и людей-то вдвое больше
любить стал. Раньше только смотрю: ходит летчик, живет,
дышит, дерется плохо или хорошо. Ну, разумеется, меня инте¬
ресовали их взгляды, мысли, даже семейные дела, но вот так,
привязаться к каждому из них и вникнуть в их души... этому,
я думаю, научился от вас, дорогой мой Фу. — Лао Кэ подумал
и с оттенком сожаления сказал: — Значит, и командиром-то
я настоящим стал только после вашего приезда. — Лао Кэ
встал, прошелся взад и вперед по тесной пещере. — И чем
больше я их всех люблю, тем мне трудней... Я где-то читал,
будто отец любит сына, а когда тому в бой итти, не пускает,
убивается. И пишут: это от любви. Но, по-моему, это неправда!
Я по себе сужу: когда нашему полку сложное одиночное зада¬
ние дадут, посмотрю я на свой народ и думаю: кого же из них
больше всех люблю?.. Кто мие дороже всех, того и посылаю.
Фу вскинул на него взгляд и удивленно сказал:
—	А я ведь думал, это у меня одного...
Ему помешал договорить телефонный звонок. Лао Кэ взял
трубку полевого аппарата, выслушал и отдал приказание:
—	Пришлите его ко мне. — И, не глядя на Фу, сказал
ему: — Чэн прибыл с места посадки.
—	Боюсь я все-таки... — начал было Фу и замялся. По¬
том, сделав над собою усилие, договорил: — боюсь, не выйдет
из него ничего...
—	Трудный ученик.
—	Пусть едет в тыл.
—	Командование прислало его из тыла сюда.
—	Оно ошиблось.
—	А мне этого не кажется. — Лао Кэ покачал головой. —
Нет, мне этого не кажется. По-моему, отправляя в наш полк
одного из самых старых инструкторов школы, командование
считало, что в настоящий момент каждый летчик здесь нуж¬
нее, чем в школе. Так же, как было время, когда командова¬
ние справедливо считало, что каждый хорошо летающий чело¬
век в школе нужнее, чем на фронте, где у нас тогда почти не
было самолетов... К тому же, товарищ Фу, мне казалось, что
вы личный друг генерала Линь Бяо?
—	Мы вместе начинали жизнь.
—	Вот видите. Значит, он вам близкий человек, а вы уже
забыли, что он говорил нам совсем недавно, когда мы при¬
были на этот фронт.
Фу опустил глаза.
—	Мне кажется, я помню все.
473

—	И все же я позволю себе напомнить вам, что Линь Бяо
сказал тогда: «Летчики, от вас будет в большой степени зави¬
сеть наш успех на участке фронта, являющемся для данного
времени едва ли не самым важным». Помните, Фу?
—	Помню.
—	И он сказал еще: «Замкнуть кольцо окружения гомин¬
дановской группировки возле Цзиньчжоу — значит выбить из
рук Чан Кай-ши дубину, которой он хотел ударить в затылок
Народно-освободительной армии Центральной равнины гене¬
рала Лю Бо-чена. От вас, летчики первого полка, будет зави¬
сеть, удастся ли Чан Кай-ши и его американским сообщникам
попрежнему быть хозяевами в воздухе над головой нашей
Дунбейской армии. Я прошу ваш полк в целом и каждого
летчика в отдельности прислушаться к словам председателя
Мао Цзе-дуна. Он поставил перед нами задачу разгромить
Чан Кай-ши под Цзиньчжоу и Мукденом, чтобы открыть
Дунбейской народно-освободительной армии путь в Северный
и Центральный Китай». Разве не так сказал нам тогда генерал
Линь Бяо?.. Я спрашиваю вас, товарищ Фу, так?
—	Так.
—	«Прошу каждого прислушаться к словам председателя
Мао Цзе-дуна». Значит, генерал Линь Бяо просил об этом
и летчика Чэна.
—	Чэна тогда еще не было в полку.
—	Но он уже ехал сюда. Значит, генерал Линь Бяо имел
в виду и его, обращался и к нему, требовал и от него выпол¬
нения мудрых указаний председателя Мао Цзе-дуна.
—	Тем хуже для Чэна, если он этого не понял, — провор¬
чал Фу.
—	Значит, мы с вами должны ему объяснить, какое' огром¬
ное значение имеет наша борьба за воздух на фронте Дунбей¬
ской армии. А вы вместо того хотите отправить его в тыл.
—	Могу вас уверить, Лао Кэ, — возразил Фу, — генерал
Линь Бяо обращался к кому угодно, только не к нарушителям
боевой дисциплины.
—	Вот тут я теряюсь, мой друг Фу, совершенно теряюсь:
а не мог ли генерал Линь Бяо иметь в виду именно их в пер¬
вую очередь?
Фу смотрел на командира с недоумением, хотя в душе он
и сознавал справедливость этих нравоучений.
—	У летчика Чэна психология неисправимого одиночки,—
сказал он.
—	Неисправимого?
—	Мне так кажется.
—	А летает он хорошо.
—	Разве я это отрицаю?
474

—	И если бы не этот «одиночка», то вы ходили бы теперь
не с легкой контузией, а было бы у вас настоящее решето
вместо спины. Ведь пирата, повисшего на вашем хвосте, имен¬
но Чэн снял!
—	Позвольте узнать, —■ сказал Фу, — вы серьезно полагае¬
те, будто я мог бы изменить свое отношение к Чэну, если бы
даже был совершенно уверен, что именно он спас мне жизнь?
Вы так думаете?.. Впрочем, дело не в этом... Я полагал, что
вы тоже понимаете: командованию нужен был новый «Икс».
Какие же тут могут быть разговоры! Если бы вы могли обес¬
печить исполнение задания, умерев дважды, разве вы не пошли
бы на это?.. Словно я вас не знаю... Да что там: «вы, я»! Раз¬
ве каждый из наших людей не отдал бы жизнь дважды
и трижды за исполнение боевого приказа?! Что тут говорить!..
А вы хотите, чтобы я за то, что Чэн избавил меня от дырки
в спине, простил ему нарушение этого приказа... Извините,
командир, но мне кажется, что вы говорите не то, что
думаете!
—	Вот что я позволю себе сказать вам, товарищ Фу, —
мягко проговорил Лао Кэ. — Конечно, вы правы: каждый из
нас даст себя разрезать на части, если это будет условием
исполнения воинского долга. Но вспомните, чему учит нас
партия о ценности человеческой жизни!
—	На войне жизнь часто бывает ценою выполнения прика¬
за, — горячо возразил Фу, — и никому из нас не дано рассуж¬
дать, стоит ли данный приказ моей жизни или нет.
Лао Кэ поднял руку, чтобы остановить Фу.
—	Как вы думаете, — спросил он, — вышибая врага из-
под хвоста вашего самолета, Чэн рисковал жизнью или нет?
—	Мне странно слышать такой вопрос! — Фу пожал пле¬
чами.
—	Значит, спасая вашу жизнь, он готов был принести
в жертву свою.
—	Допустим. Что с того? Мотивы нарушения приказа
меня не интересуют. Неумение или нежелание, справиться с са¬
мим собою...
—	Если нежелание, я на вашей стороне! А если неумение,
тогда как?..
Лао Кэ, повидимому, хотел сам себе и ответить, но ему по¬
мешал раздавшийся у входа громкий голос Джойса.
—	Разрешите войти? — И, получив разрешение, негр бы¬
стро заговорил:—Инженер полка приказал обратиться к вам:
можно принимать новый самолет для летчика Чэна?
После минутного раздумья Лао Кэ вопросительно посмо¬
трел на Фу, но тот стоял, отвернувшись, словно разговор его
не касался.
475

Командир сказал Джойсу:
—	Свое решение я передам начальнику штаба.
—	Хорошо! — упавшим голосом произнес Джойс. — Раз¬
решите итти?
Лао Кэ отпустил его молчаливым кивком головы.
Едва Джойс вышел, Фу, резко повернувшись к коман¬
диру, быстро заговорил, как если бы разговор их и не пре¬
рывался:
—	Даже если оставить вопрос об этом «янки-Икс», хотя
отбросить его нельзя, и тогда Чэн виноват: он бросил строй
вопреки моему приказу. Когда я скомандовал «за мной», он
счел мой приказ необязательным. Почему, я вас спрашиваю?
—	Прозевал ваш приказ.
—	Ах, прозевал! Мы не на свадьбе гуляли, а дрались
с врагом.
Лао Кэ покачал головой и сказал:
—	Беру Чэна в свое звено.
Несколько мгновений Фу сидел неподвижно и молча гля¬
дел на командира, потом отыскал свой упавший с кана шлем
и, сердито надев его, так же молча вышел.
Дождь все продолжался. Темные, плотные, как комья сва¬
лявшейся серой ваты, облака тяжело ползли над самой землей.
Они цеплялись за возвышенности, задерживались, оплывали
и проливались дождем.
Фу остановился. Ему хотелось спокойно подумать. Давно
у него не было такого сильного желания побыть одному. Ка¬
залось, даже собственное движение мешало его думам.
Понадобилось усилие воли, чтобы заставить себя взглянуть на
часы: скоро должен приехать Чэн. При воспоминании о нем
в первый раз пришла ясная мысль, что, по существу говоря,
они ведь поменялись ролями со своим бывшим учителем. И не
рискует ли Фу сделать теперь то, что в свое время сделал
Чэн: списал из школы человека, из которого вышел и летчик
и командир. Не лучше ли было бы, если бы тогда, семь лет
назад, Чэн терпеливо изучил своего ученика Фу Би-чена.
Инструктор не заставил бы учлета потерять время, довел бы
его переобучение до конца...
Фу стянул с головы шлем и подставил голову дождю. Но
и влага не давала прохлады. Казалось, даже дождь падает
в этих местах подогретым. Вода стекала за воротник курт¬
ки, теплая, противная, как пот. Фу жадно втянул воздух. И он
был парной, даже, кажется, пахнул гнилью.
Фу остановился: мимо него, разбрасывая грязь, проехал
автомобиль. За его стеклом Фу заметил Чэна.
Фу медленно зашагал к командирской пещере. Войдя
к Лао Кэ, спросил:
476

—	Позволите говорить откровенно?
—	А разве между нами бывало иначе?
—	Я знаю, моя обязанность переговорить сейчас с Чэном,
но, если можете, сделайте это вы...
Лао Кэ посмотрел на него с удивлением.
—	А вы мне не расскажете, что у вас там накипело?
—	Ничего особенного-,—неохотно ответил Фу и, порывшись
в кармане, достал сигареты.
—	Где же ваша откровенность?
Фу опустил сигареты в карман, так и не закурив.
—	Помните, я вам когда-то рассказывал, как меня отчи¬
слили из школы, не дав закончить переподготовку.
—	Но ведь потом вы все же вернулись к полетам.
—	Вернуться-то вернулся, но такие вещи не забываются...
Инструктор, настоявший на моем отчислении, — Чэн.
Оба помолчали.
Лао Кэ протянул руку:
—	Давайте закурим.
Фу снова вынул сигареты. Оба не спеша закурили, словно
это и было единственным, ради чего они тут встретились.
—	Перестаньте думать об этом Чэне, — сказал Лао Кэ.—
Он будет летать в моем звене.
—	Вы должны попять, — возразил Фу: — для меня это не
выход. Заняться Чэном должен я сам.
Лао Кэ внимательно посмотрел на Фу и спросил:
—	А переговорить с ним?
—	Это другое дело. Вам он больше поверит. Вы ведь не
были его учеником. А сохранить его... нам действительно
нужно.
Обнажая свои ровные зубы, Лао Кэ рассмеялся так просто
и хорошо, как смеялся всегда.
Фу дружески кивнул головой и поспешно вышел из пеще¬
ры, чтобы не встретиться с Чэном.
9
Несмотря на сухую пору лета, рикша с трудом вытаскивал
ноги из чавкающей уличной грязи, покрывающей улицы
предместья Тяньцзина. Узкий след, прорезаемый в черном те¬
сте грязи тонкими ободьями колес, долго не заплывал.
Паркер машинально следил за тем, как напрягаются мус¬
кулы на спине рикши. Блуза китайца промокла ог пота и обле¬
пила тело так, что оно казалось политым темносинею краской.
Паркера заинтересовало лицо рикши. Американец никак не
мог его вспомнить, хотя Харада одалживал ему этого рикшу
много раз. Американец с неудовольствием отметил в себе эту
новую черту: невнимательность. Он безусловно распустился. Его
477

глаз должен был чисто механически зафиксировать лицо ки¬
тайца. Пусть рикша всего только несовершенная лошадь, ко¬
торой нехватает двух ног, профессионально тренированная
память разведчика обязана была по первому требованию Пар¬
кера выдать статьи этой лошади. Да, он непозволительно рас¬
пускается! Годы? Едва ли. Скорее, разлагающее влияние
слишком большой уверенности, в которой пребывают здесь
американцы даже теперь, когда с каждым днем яснее стано¬
вится, что удержаться в Китае им удалось лишь ценою новых
больших затрат и усилий.
Нужно подтянуться! Недоставало еще, чтобы он начал разъ¬
езжать на автомобилях, как все эти развязные ребята из шта¬
ба Баркли. Нет, его правило останется твердым: в каждой
стране стараться жить так, как живет ее собственное боль¬
шинство. Разумеется, не то большинство, которое впрягается
в рикши, бродит по этим грязным улицам, задр'ав штаны до
колен, и пожирает у харчевен какую-то вонючую дрянь, завер¬
нутую в капустные листья. Нет, он не собирается разыгрывать
американо-китайского Лоуренса. Но нужно жить хотя бы так,
как живет китаец-купец, чиновник, офицер. Паркеру не следует
выделяться своими привычками и нравами белого человека.
И очень жаль, что его костистая физиономия, обтянутая баг¬
ровой блестящей кожей, словно только что пересаженной со
спелого томата, не оставляла никаких иллюзий относительно
его национальной принадлежности — от него на целую милю
разило англо-саксом.
Паркер знал, какую важную роль эта страна призвана
сыграть в американском наступлении на Советский Союз. Но
он был реалист. Он понимал, что здесь только снаружи все
выглядит благополучно, и был уверен, что янки придется мно¬
го повозиться с желтыми, прежде чем удастся использовать их
как ударную силу против Советов. Сначала нужно навести
порядок в собственном ‘хозяйстве старого разбойника Чан
Кай-ши. Нужно дать ему в руки американскую метлу и на¬
учить работать по-американски. Его война с красными давно
перестала быть частным делом «четырех семейств». Теперь
в борьбе с коммунистами в Китае заинтересована Америка.
«Завоевать Китай руками самих китайцев» — этот японский
лозунг стал американским. Именно в этом генеральная зада¬
ча всех этих чанов, кунов, сунов, чэней и прочей падали.
Баркли на днях говорил, что за один январь текущего 1948 го¬
да Чан Кай-ши передано сто тысяч тонн американского воору¬
жения, находящегося на островах Гуам и Сайпан. А материа¬
лы, предоставленные Штатами для арсеналов в Мукдене, Чун¬
цине, Ханькоу, Нанкине, Шанхае, Сучжоу, Пекине и Тяньцзи¬
не! Три с половиной миллиона тонн оружия, переданного
478

старому бандиту в предыдущем году, вероятно, перешло в ру¬
ки красных, 'а вторую половину Чан потерял в боях с войсками
Мао Цзе-дуна. Без малого шесть миллиардов долларов, кото¬
рых уже стоила Штатам война в Китае, кажутся Паркеру
достаточным основанием для слов Ведемейера: «Мы должны
оказывать военную поддержку и вооруженную защиту нашим
экономическим инвестициям повсюду, где какие-либо силы
угрожают тому, что дорого нашему сердцу». Будь Паркер на
месте тех, кто сидит там наверху, в Вашингтоне, он задал бы
хорошую трепку красным. Уж он не стал бы прятаться за спи¬
ну старого кретина Чана, а пустил бы в ход американских
парней. Городок-другой, где нет американских вложений, он
угостил бы атомным гостинцем. Знали бы китайцы, кого нуж¬
но слушаться! А то дело дошло до того, что чанкайшисты на¬
чинают поучать янки: «Ключи ко всей американской политике
и к стратегическим планам Штатов лежат в оказании противо¬
действия Советскому Союзу. Поэтому американская политика
во всех частях света должна координироваться с этих пози¬
ций. А американцы рассматривают Китай как некий иной мир,
как какой-то частный вопрос. Между тем именно Китай являет¬
ся центром построения антисоветского плацдарма в Азии!»
Каково! Будто янки сами не знают, что и как они должны
координировать. Хорош плацдарм, который расползается, как
старая штанина! Негодяи из шайки Чана умеют только пря¬
тать золото, попадающее к ним из кармана американцев,
а делать дело?.. Они, видите ли, надеются, что Соединенные
Штаты «будут энергично и полной мерой» помогать разгрому
вооруженных сил китайских коммунистов. Стюарт явно либе¬
ральничает. Разговаривать с чанкайшистской шайкой нужно
так, как говорил Ведемейер после своей поездки по Китаю:
«Милостивые государи, хорошее лекарство никогда не бывает
сладким. Потрудитесь браться за дело или...» У его слушате¬
лей глаза лезли на лоб от желания доказать, что они готовы
на все, лишь бы не это «или»... Пожалуй, единственное толко¬
вое дело, проведенное Стюартом за последнее время, — посыл¬
ка Ли Цзун-женя на пост вице-президента вопреки желанию
Чан Кай-ши. Только напрасно в Америке полагают, что став¬
ка на Ли Цзун-женя — игра на новую лошадь. Старая лиса
Ли Цзун-жень— это только новый хвост от той же го¬
миндановской клячи. Едва ли она с этим хвостом побежит
резвее, чем со старым. Как бы там ни было, на американские
денежки к нынешнему дню вооружено около ста гоминданов¬
ских дивизий, а не меньше полусотни из них Чан Кай-ши
умудрился потерять в боях с красными. Туда же, к Мао Цзе-
дуну и Чжу Дэ, ушло и все американское вооружение этих
дивизий.
т

Паркер не мог не понимать того, что было очевидно всем:
китайский народ против Чан Кан-ши и американцев, он за
коммунистов; избежать гнева пятисот миллионов китайцев
можно, но для этого США пришлось бы повернуть курс своей
политики на сто восемьдесят градусов, то-есть плюнуть на все
то, ради чего янки сюда явились, признать, что коммунисти¬
ческая партия во главе с Мао Цзе-дуном есть единственный
выразитель народной воли, отступиться от Чан Кай-ши и
немедленно убраться самим из Китая... Кто-то из американцев
писал на днях, что Китай — комбинация зон и баз различного
стратегического значения, необходимых американцам для того,
чтобы господствовать в Желтом и Японском морях, и что нет
такой силы на свете, которая заставила бы Штаты отказаться
от создания таких баз в Китае и Корее. Подобный отказ был
бы равносилен отказу от окружения Советского Союза. Он
был бы признанием того, что Штаты должны снова стать тем,
чем были полвека назад:	лавочкой, торгующей со своими
соседями по западному полушарию...
Слуга покорный! На это не согласен даже он, Паркер:
только-только наладились тут его дела с поставками в Китай
риса. Если рассказать об этом какому-нибудь здравомысля¬
щему парню, он, пожалуй, и не поверит, а между тем это
именно так: руками Чана американцам удалось почти унич¬
тожить в Китае рисосеяние. Китайцы могут выбирать:	поку¬
пать рис в Штатах или подыхать с голоду. Правда, у янки
они покупают тоже не американский рис. Своего риса
в Америке нехватило бы и на половину поставок. Но до
этого китайцам не должно быть никакого дела. Пусть
получают японский и корейский рис из рук янки и гонят
денежки...
Откинувшись на спинку колясочки, Паркер прикидывал
в уме, что может ему дать последний контракт. Эти размышле¬
ния так увлекли его, что он едва не проехал мимо лавки кон¬
дитера. Машинально заметив вывеску, Паркер спохватился и
ткнул рикшу палкой в спину:
—	Стой, дуралей!
Когда рикша положил оглобли и обернулся, чтобы отсте¬
гнуть фартук коляски, Паркер увидел, наконец, его лицо. Оно
было широкое, скуластое, покрытое густой осыпью ряби,.. Пар¬
кер мысленно рассмеялся над несправедливостью к самому
себе: конечно же, его взор многократно отмечал эту физионо¬
мию, но чем он виноват, что лица всех китайцев сливались
для Паркера в одно?
Паркер вошел в кондитерскую Ван Сяна и едва не зажму¬
рился. Яркоапельсинная блестящая окраска стен, лоснящееся
от жира, истекающего сквозь все поры, широкое желтое лицо
480

Ван Сяна, желтая глазурь на печеньях —все это, подобно зо¬
лотым рефлекторам, отражало яркий свет ламп.
Ван Сян дружески улыбался, а Паркер щурился, будто
глядел на солнце.
—	Прошу заходить. У нас всегда есть свежие ти-эн-ши.
Ван причмокнул языком, и у Паркера выделилась обиль¬
ная слюна. Его связывали с кондитером не только деловые
отношения: Паркер был лакомкой и с особенной охотой загля¬
дывал на эту точку своей сети. Он всегда уходил от Вана со
свертками жирного, тающего во рту печенья.
Потягивая холодный лимонный сок, Паркер молча указы¬
вал на то печенье, которое привлекало его сегодня. За месяц
пребывания здесь он не перепробовал еще всех изделий Ван
Сяна.
Ван ловко поддевал пастью серебряного дракона пригля¬
нувшиеся американцу печенья и клал в коробку, которую
держал бой. Все трое при этом улыбались: Ван Сян любезно¬
снисходительно, бой восторженно, Паркер плотоядно. И все
трое молчали.
Когда коробка была полна и бой ушел в заднюю комнату,
чтобы завернуть покупку, Ван Сян протянул Паркеру счет.
Полковник, не глядя, сунул бумажку в карман кителя. Его
ничуть не удивило то, что счет оказался заготовленным за¬
ранее.
Между ними не было сказано ни слова.
Только когда Паркер садился на рикшу, Ван Сян, кланяясь
ему с голубого порога, так же как при встрече, сказал:
—	У нас всегда есть свежие ти-эн-ши.
Усевшись в коляске, Паркер проковырял дырочку в оберт¬
ке и достал одно печенье. Взгляд американца машинально от¬
мечал движение мускулов на икрах рикши, но его мысли
были сосредоточены на маслянистом тесте, которое размина¬
лось по нёбу, как нежный крем.
Приятное ощущение во рту вернуло Паркера к приятным
мыслям. Он ел и думал о том, что, может быть, не так уж
далек день, когда он вместо очередного донесения пошлет
в Вашингтон заявление об уходе со службы. Еще две-три
сделки с рисом — и он будет богат и независим.
До сих пор он ограничивался импортом риса, но теперь
намерен расширить свои операции и в обмен на ввезенный
китайцам рис вывозить их опиум. Знающие люди уверили
его, что при некоторой ловкости опиум можно тут купить
вдвое дешевле, чем у англичан, вывозящих его из своих коло¬
ний. Правда, ввоз этого зелья в Штаты запрещен законом, но
Паркер уже знает путь, по которому следует итти, чтобы
не испытать затруднений. Все необходимые адреса у него-
31 Заговорщики
4S1

в каомаие:	англичанин	—	главный	инспектор	шанхайской
таможни, инспектор таможни в Сан-Франциско, скупщики
контрабанды...
Сейчас он огорошит Баркли, разыгрывающего недотрогу:
Паркеру сказали наверняка, что генерал занимается опиумом.,
У него можно получить товар дешевле, чем у кого бы то ни
было другого, так как сам он черпает его из запасов, конфи¬
скованных у китайцев. Интересно, какую цену назовет Баркли?
Или попытается корчить святую невинность?
Когда Паркер вошел в кабинет генерала Баркли, там шло
заседание. Баркли кивком указал ему свободное кресло. Пар¬
кер тихонько уселся и, казалось, весь ушел в пережевывание
своего печенья.
Коробка была почти пуста, когда офицеры, наконец, ушли.
Генерал сам затворил за ними дверь и остановился перед
Паркером.
—	У вас завелись от меня секреты...
Это было сказано так, что Паркер не сразу понял: вопрос
это или утверждение. Неужели старик пронюхал про его ри¬
совые комбинации?.. Впрочем, какое кому дело до его частной
жизни!
Чтобы дать себе время подумать, Паркер стал не спеша
щелчками сбивать с рукава крошки печенья. Потом, не
глядя на генерала, пустил пробный шар.
—	Задание было так секретно, что... — он не договорил
и выразительно пожал плечами.
Генерал с досадой ударил костяшками пальцев по столу.
—	К чертям, Паркер! Можете им сообщить, что в распо¬
ложении моей армии...
Паркер посмотрел на него исподлобья.
—	В том-то и дело, сэр, что ваша армия тут ни при чем.
—	Что вы болтаете! Не хотите же вы передавать китай¬
ским куклам то, что скрываете от меня?
—	Стань я докладывать свои дела вам, вы неизбежно
должны были бы за них и отвечать. Оставьте это нам.
— Пока вы не навяжете мне какого-нибудь сюрприза?
— Я не рождественский дед, сэр.
—	Можете бросить игру в жмурки! Мои ребята уже до¬
несли мне.
Баркли на минуту замолк, но, видя, что Паркер остался
спокоен, закончил:
—	Вы отправили самолет в Монголию. Куда и зачем?
—	Меня взгреют* если хозяева* узнают, что я проговорился.
—	Мне?
—	Даже вам.
—	Выкладывайте все начистоту или...
482

Паркер вопросительно посмотрел на генерала.
Тот снова стукнул пальцами по столу и решительно за¬
кончил:
—	...или я пошлю	вас ко всем чертям!
—	Разрешите мне	так и донести?
—	Хоть господу-богу.
—	Слушаю, сэр.
—	Без шума приехали, так же неслышно и уберетесь.
—	Слушаю, сэр, — невозмутимо ответил Паркер.
А Баркли крикнул:
—	Притом сегодня же!.. Мой характер вы знаете.
—	Видите ли... план носит у нас условное название: «Буд-
-да». Он очень прост:	когда придет приказ,	я	должен	послать
в	эфир музыкальную	программу «Джонни	хочет	веселиться».
Баркли сидел за столом, сложив руки на груди, и следил
за каждым движением губ Паркера. Когда тот замолчал,
у Баркли вырвалось нетерпеливо:
—	Ну, ну?!
—	По первому сигналу мой человек в Монголии выклады¬
вает знаки для посадки самолета. Пункт заметен по очень ха¬
рактерным развалинам монастыря... — И Паркер в общих
чертах изложил суть поручения, возложенного на Хараду
и Бельца.
—	В какой стадии все это дело? — спросил Баркли.
—	Человек в Монголию отправлен. Его повез Бельц.
—	Немец?
—	Да.
—	Он уже вернулся?
—	Нет.
—	Значит... авария?.. Не думаете же вы, что присутствие
немца — залог успеха операции?
Теперь в голосе Баркли зазвучала нескрываемая насмешка.
Паркеру даже показалось, что Баркли рад его неудаче. По¬
этому он сказал с особенной небрежностью, которую мог себе
позволить человек независимого положения:
—	В таких случаях осечек не дают, сэр.
—	У нас с вами разное понятие об осечках, Паркер.
Словно поясняя то, что генерал должен был бы понять
сам, Паркер сказал:
—	Если у них произошла вынужденная посадка или что-
нибудь в этом роде, немец не попадет к монголам живым.
—	Вы слишком высокого мнения о немцах, Паркер, — воз¬
разил генерал. — Бельц не станет пускать себе пулю в лоб.
—	Зато с ним есть другой человек, который...
—	Кого повез Бельц?!
—	Вполне опытного японца.
483

—	Безрассудно было рисковать им, спаривая его с немцем.
—	Не мог же я доверить такое дело китайскому летчику,
сэр. В глазах каждого из них мне чудится насмешка.
—	Сказали бы мне во-время, и я дал бы вам сколько
угодно японских пилотов.
—	В жизни не встречал японца — хорошего летчика, —
усмехнулся Паркер.
—	Наши учебные центры уже дали мне партию вполне
доброкачественного товара. Одна Йокосука тренирует больше
летчиков, чем сами японцы были бы способны выпустить из
всех своих школ.
—	Все это мусор, сэр.
—	Честное слово, Паркер, это такой народ, что я спокойно
доверил бы им любую операцию.—Генерал улыбнулся и по¬
спешно добавил: — Конечно, не такую, которую я поручил бы
нашему парню, но все же.
—	Вот именно: «все же».
—	Не пройдет и двух-трех лет, как мы создадим, отличный
летный корпус из этих обезьян.
—	Через два года тут все будет кончено'. Чан сам отрубит
головы всем китайцам.
Баркли расхохотался:
—	Это действительно то, о чем мечтает старый мошенник:
отрубить головы 1всем, кроме самого себя.
—	Нет, он согласен сделать исключение для очарователь¬
нейшей Сун Мэй-лин.
—	Иначе он никогда не почувствует себя спокойно. Но,
к сожалению, вы заблуждаетесь: суматохи здесь хватит еще
надолго. Во всяком случае, мы сумеем сплавить сюда все, что
не израсходовали в войне, — до последнего патрона и до по¬
следней банки колбасы. Будет куда девать и японских лет¬
чиков... Найдется дело.
—	Жизнь научила меня не верить ни одному желтому че¬
ловеку:	китайцы, японцы, малайцы — они все стоят друг
друга.
—	Они годятся на то, чтобы бросить их в мясорубку под^
командованием наших собственных ребят.
—	Боюсь, что среди наших ребят тоже появятся скоро
слишком «сознательные», которые не будут годиться для на¬
стоящего дела,
—	Однако мы отвлеклись, — прервал его Баркли. — По¬
кажите мне место, высадки.
Паркер подошел к карте и долго водил по ней пальцем.
—	Можно сломать язык с этим названием,—пробормотал
он. Наконец его палец остановился: — Вот здесь: Араджарга-
лантахит.
484

Генерал через его плечо обвел название карандашом.
—	А как насчет «Джонни» и прочего?
Паркер пожал плечами.
—	Это уже вне нас, сэр.
Генерал пристально посмотрел на полковника.
—	Не хитрите, Паркер.
—	Честное слово...
—	А как -вы будете знать, долетел ли этот ваш?..
—	Харада?
—	Да.
—	Оба его голубя уже пришли — значит, он на месте.
—	Вы не дали ему передатчика?
—	Лама с передатчиком!.. Достаточно того, что у него есть
приемник, чтобы' поймать мою увеселительную программу.
Генерал несколько раз прошелся по комнате.
—	Хорошо. Докладывайте мне о ходе этого дела.
—	Непременно, сэр.
—	В любое время: днем и ночью. Только бы китайцы
пошли на эту удочку. Важно, чтобы Янь Ши-фан получил по¬
вод ворваться в Монголию и выйти в тыл Линь Бяо.
А в остальном мы ему поможем.
—	Мне тоже так кажется.
—	Вы правильно дел’али, Паркер, что скрывали это даже
от меня. — И вдруг подозрительно, исподлобья посмотрел на
Паркера. — Этот план — все, что вы делали у меня за спи¬
ной? — И, словно машинально, повторил: — «Джонни хо¬
чет веселиться». Ну что же, Джонни и повеселится...
—	Но, честное слово, если хоть одна душа будет знать то,
что я сейчас сказал... — жалобно проговорил Паркер.
Генерал остановил его движением руки:
—	Есть вещи, которые никогда не станут достоянием даже
самого кропотливого историка.
Паркер знал это не хуже генерала. Именно поэтому он,
внимательно просмотрев по возвращении домой счет кондите¬
ра, свернул его трубочкой и держал над огнем свечи до тех
пор, пока от бумажки не остались только черные хлопья. Но
и на них Паркер дунул так, что они разлетелись в разные сто¬
роны.
10
Чэна наполняло чувством удовлетворения то, что, испытав
аварию, вынудившую его к прыжку из самолета, он все же
отправился не в госпиталь, а в полк. К тому же восторженное
внимание, проявленное к нему пехотинцами при посадке,
укрепляло его уверенность, что и дома, в полку, он явится
485

героем дня. Может быть, ему будут даже завидовать: не каж¬
дому удается за день сбить трех врагов! Правда, он потерял
свою машину, но ведь ее ценою он спас от верной гибели за¬
местителя командира и его самолет. Таким образом, баланс
как будто сведен. Ему и в голову не приходило, что его
могут считать виновником срыва боевого задания, что, вы¬
рвавшись из строя, он нарушил все планы Фу в дальнейшем
бою.
По возвращении в полк, выслушивая Лао Кэ, Чэн не мог
отделаться от мысли, что к нему придираются незаслужен¬
но, пока командир терпеливо не доказал ему, что он действи¬
тельно виноват.
Чэн сидел перед командиром, понуро опустив голову.
Когда Лао Кэ кончил говорить, наступило томительное мол¬
чание.
Наконец командир сказал:
—	Для вас, летчик Чэн, было бы лучше, если бы вы не
были так уверены в себе. Может быть, тогда вы больше ну¬
ждались бы в товарищах и сами хотели бы чувствовать бли¬
зость соседа.
—	Вы убедили меня в необходимости этого чувства,
командир.
Лао Кэ махнул рукою.
—	В том-то и беда, что вас нужно было в этом убеждать,
а не сами вы ощутили правильность нашей системы. — И, по¬
думав, добавил: — Мне кажется, что вы считаете чем-то вроде
одолжения со своей стороны, когда соглашаетесь впредь дер¬
жать свое место в строю.
Эти слова были сказаны без обычной для Лао Кэ теплоты.
Поднимаясь с ящика, на котором сидел, Чэн почувствовал,
как болит у него ушибленная крылом спина, — впору было бы
в постель. Но он сдержал гримасу боли и, выпрямившись, от¬
козырял командиру. Он вышел из пещеры, полный решимости
итти к Фу и переговорить с ним. Это было для Чэна нелегким
испытанием, но он готов был пройти и через него.
Идя к пещере Фу, он вдруг заметил, что за время его бе¬
седы с Лао Кэ лагерь опустел. Было видно, как на ближай¬
шей точке техники поспешно снимали чехлы с моторов. Зна¬
чит, боевая готовность, а о нем даже не вспомнили!
Чэн стоял в недоумении: забыли о нем или намеренно
бросили здесь, как наказанного школяра? Ведь никто не зна¬
ет, что у него ушиблена спина. Для всех он здоровый, полно¬
ценный боевой летчик... Здоровый — конечно, но полноценный
ли с их точки зрения?
Подумав, он поспешно пошел к себе, чтобы взять шлем
и планшет и как можно седрее добраться до площадки.
486

Даже попробовал пуститься бегом, но от боли в спине вынуж¬
ден был снова перейти на шаг.
По дороге он увидел грузную фигуру Джойса. Негр сидел
на корточках и с меланхолической сосредоточенностью сковы¬
ривал грязь со своих сапог.
—	Почему вы здееь?!—сердито крикнул Чэн.
—	А где же мне быть?
—	Почему не на аэродроме?
—	А что там делать?.. — Джойс чего-то не договаривал,
и Чэн еще раз спросил:
—	Да говорите же в конце концов, почему вы не у ма¬
шины?
Джойс ответил медленно, словно насильно вытягивая из
себя слова:
—	Вам не назначили новой машины.
—	Нет запасных машин?
—	Есть...
—	Так..почему же?
Но тут же Чэн и сам понял все без объяснений: его оста¬
вили без машины.
Он процедил сквозь зубы:
—	Понятно!..
—	Жаль, что вы не поняли этого в бою.
—	В бою?!
—	Если бы не ваша ошибка, то и задание было бы вы¬
полнено нашей частью и самолет у вас был бы.
—	Случайный срыв, — сам не веря своим словам, но не
желая ронять своего достоинства, проговорил Чэн.—Не мог же
я в конце концов предоставить американцу расстрелять наше¬
го заместителя командира.
Джойс, не дослушав, зашептал торопливо, взволнованно:
—	Что, если с самолетом это... не временно? Если...
—	Вы с ума сошли?!
—	...говорят...
—	Молчите!.. — Чэн боялся услышать, что говорят
в полку.
А Джойс, грустно покачивая головой, укоризненно говорил:
—	Кажется, я напрасно согласился ехать сюда вашим ме¬
хаником. Болеть душой за всяких эгоистов...
—	Я эгоист?!
—	Неисправимый к тому же... Вы в бою, а у меня за каж¬
дый винтик в вашей машине душа болит. Сидишь тут
в травке и все вспоминаешь, вспоминаешь: болтик там прове¬
рил ли, гаечку подтянул ли, шплинтик разогнул ли, тандерчик
переменил ли? Ведь механик к своему сердцу так не прислу¬
шивается, как к мотору, когда его летчик на взлет идет!..
487

—	Довольно!
—	Это я вам сказать должен; довольно... — сердито
огрызнулся Джойс. — Вся душа моя впереди вас в бой
летела, а вы? Оттого что я тут, а не в воздухе, мне вдвое
тяжелей.
—	Знаете ли вы, что такое «тяжело»?.. Тяжело — это то,
что сейчас со мною происходит...
—	Сегодня я нечаянно услышал разговор Лао Кэ с Фу...
Взволнованный этим неожиданным заявлением, Чэн
вплотную придвинулся к Джойсу.
—	Я случайно услышал снаружи то, что говорилось в пе¬
щере. — И Джойс пересказал Чэну разговор командира с за¬
местителем.
Чэна давил мучительный стыд. Рассказ Джойса одним
толчком перевернул в нем представление о заместителе коман¬
дира полка. В самом деле, какое значение могло иметь то, что
он спас жизнь Фу в бою? Какое отношение это -имеет к нару¬
шению им, Чэном, боевого приказа? Значит, разбираясь в сво¬
их отношениях с Фу, он оказался еще раз не только не прав,
но и жестоко несправедлив...
Он тихо произнес:
—	Если меня отсюда отошлют, будет справедливо.
—	Да... — грустно согласился Джойс. — К сожалению, это
будет справедливо.
И вдруг Чэн как бы очнулся:
—	Нет! Я имею право драться. Я же теперь понимаю: ви¬
новат! Возьму себя в руки, буду драться, как того требует
обстановка. Не нужно мне эскадрилья, буду летать рядовым
летчиком! — И, неожиданно повернувшись к Джойсу, крикнул
вне себя: — И не смейте мне больше говорить об отчислении!
Не будет этого! Не будет!
—	А если так, то что ж вы тут? Идите объясняйтесь.
—	Они поймут: я исправлю свои ошибки.
—	Они-то поймут... — загадочно начал было Джойс, но
так и не договорил.
—	Что? — с беспокойством спросил Чэн.
—	Поспешить нужно с получением нового самолета,
вот что.
—	Да, да, верно! — несколько повеселев, воскликнул
Чэн. — Идемте добывать самолет!
Когда он добрался до площадки, оказалось, что Фу уехал
на командный пункт полка. От летчиков Чэн узнал: полковой
врач Кун Мэй запретила Фу летать из-за контузии спины, по¬
лученной в последнем бою. Но со слов летчиков выходило,
что Фу все же поехал к командиру договориться: он хотел
сам вести вторую эскадрилью на задание.
488

Без Фу ни начальник штаба эскадрильи, ни инженер ни¬
чего не могли сказать Чэну о том, когда он получит новый
самолет и получит ли вообще.
В той стороне, где находился командный пункт, в воздух
метнулась красная ракета. Ноги сами подняли Джойса из
травы, но ему оставалось лишь смотреть, как винты чужих
истребителей засверкали на выглянувшем солнце дрожащими,
переливающимися дисками.
Один за другим вступали в работу моторы, сливая гул
выхлопа в один могучий рев. Джойс жадно раздул широкие
ноздри, пытаясь уловить ни с чем не сравнимый чудесный
запах перегретого масла. Ухо чутко вылавливало из строй¬
ного гула редкие хлопки выброшенной в глушитель
смеси, пыталось поймать перебои. Нет, все было в полном по¬
рядке, хотя машины и были подготовлены к полету не им, не
Джойсом.
Джойс опустился на корточки и, прищурившись, глядел,
как качнулась «красная лань» на борту командирской маши¬
ны. Вот она тронулась, побежала. Сквозь отбрасываемые
истребителями тучи пыли Джойс видел, как между колесами
«лани» и землей образовался просвет, как машина пошла
в воздух, набирая высоту...
Самолеты исчезли в белесой дымке все еще облачного, но
быстро прояснявшегося неба. Аэродром затих.
Рядом с лежавшим в траве Джойсом опустился Чэн. Негр
только покосился на него, но не шевельнулся, не сказал ни
слова. Так, молча, они лежали, впившись взглядом в горизонт,
за которым исчезли самолеты.
Прошло не меньше часа. Чэн вдруг порывисто вскочил
и, загородившись ладонью от солнца, стал вглядываться
в небо.
—	Один безусловно не наш! — сказал он наконец.
Посмотрев в направлении его руки, Джойс тоже заметил
три самолета. Они шли по прямой с заметным снижением.
Через минуту уже можно было ясно разобрать, что два
истребителя гонят вражеский самолет. Всякая его попыт¬
ка ускользнуть от преследования тотчас вызывала ясно слы¬
шимые на земле очереди истребителей. Тогда американец по¬
спешно занимал прежнее положение между преследователями.
Чэн уже понял, что если снижение будет продолжаться
под тем же углом, то встреча американца с землей — посадка
или авария — должна произойти в районе аэродрома. Он
прикинул расстояние и крикнул Джойсу:
489

—	Надо его взять!
Джойс не уловил мысли Чэна, но, видя, что тот побежал
к аэродрому, бросился следом.
Тем временем в воздухе происходила последняя стадия
борьбы. Американец продолжал отчаянные попытки выскольз¬
нуть из-под истребителей, но те с прежней неумолимостью
жали его к земле.
Когда положение сделалось уже совершенно безнадежным,
американец, решив, повидимому, что только добровольная по¬
садка оставит ему все же некоторую надежду на спасение,
выпустил шасси и выровнял машину к посадке. Едва его ма¬
шина остановилась, откинулся колпак фонаря, и фигура
в желтом комбинезоне выскочила из пилотской кабины на
крыло.
—	Смотрите, смотрите! — закричал Джойс. — Он хочет
поджечь машину!
Американский летчик соскочил с крыла и в упор выстрелил
из пистолета в центроплан своего самолета, где был, повиди¬
мому, расположен главный бак. Но прежде чем ему удалось
сделать второй выстрел, кулак Джойса свалил его с ног.
Всею тяжестью своих девяноста шести килограммов негр на¬
валился на американца.
Тем временем подоспел Фу и бегом направился к аме¬
риканскому самолету.
Чэн двинулся было за ним, но тут до его слуха донеслись
слова, произнесенные каким-то техником:
—	К нам прибыли советские «Яки» — последняя покупка
дунбейского народного правительства.
Чэн остановился как вкопанный: «Яки»! Это были совет¬
ские истребители. Чэн уже летал на них в школе, а тут еще
мало кто знал эту машину. Рой радостных мыслей помчался
в мозгу летчика. Он нагнал Фу, рассматривавшего американ¬
ский самолет:
—	Мне необходимо с вами переговорить.
—	Хорошо, зайдите вечером, — ответил Фу.
Джойс с нетерпением ждал свидания Чэна с Фу. Как на¬
зло, тот долго не возвращался с аэродромов. Черная ночь
давно накрыла степь, как закопченным дочерна котлом.
В небосводе не было ни единой щелочки. Дорогу можно было
отыскать только ощупью.
Джойс, наконец, нашел санитарную пещеру.
Мэй показалась ему взволнованной, даже растерянной.
—	Ты недовольна тем, что я зашел? — спросил он.
Она ответила неопределенно:
490

—	Садись.
—	Скажи... контузия Фу — это серьезно? — спросил он.
При этом Джойс не глядел на Мэй и не поднял головы,
когда почувствовал, что она, остановившись, удивленно смо¬
трит на него.
—	Почему ты этим заинтересовался?
—	Говорят, ты не разрешаешь ему летать.
—	Да. Строго говоря, я должна была бы уложить его
в постель.
—	Контузия-то пустяковая.
—	Это не меняет дела. Ты лучше сделаешь, если не бу¬
дешь вмешиваться не в свое дело. Фу — мой пациент. — Она
отвернулась и решительно сказала: — Надеюсь, тебе самому не
нужна медицинская помощь?
—	Нет, мне она не нужна, — сказал Джойс. — Но я не
узнаю тебя, Мэй...
Джойсу не удалось договорить — совсем рядом послы¬
шались быстрые шаги, полог над входом откинулся, и негр
различил фигуру Лао Кэ. Джойс козырнул и неохотно
вышел.
Лао Кэ спросил Мэй:
—	Говорят, вы настаиваете на эвакуации Фу?
—	Он нуждается в госпитале.
—	В интересах части... — начал было Лао Кэ, но Мэй
прервала его:
—	Именно в интересах части я должна соблюдать предпи¬
санный мне порядок.
Лицо командира осветила мягкая улыбка.
—	Мне кажется, у товарища Фу пустячная контузия...
—	В этом меня уже пытались убедить только что, перед
вашим приходом.
—	Тем лучше, — добродушно сказал Лао Кэ, — значит,
кто-то и до меня уже пытался доказать вам, что очень важно
в эти решающие дни не лишиться моего заместителя, не обез¬
главить вторую эскадрилью. Ей дано важное задание...
—	Уверяю вас, Фу не должен летать. Ему нужно лежать.
—	Если ему придется полежать здесь — полгоря.
—	Какой же здесь уход?! — Мэй пожала плечами. — Из¬
вините меня, но вы первый не дадите ему ни минуты
покоя.
Заметив, что в ее тоне уже нет прежней решительности,
Лао Кэ продолжал мягко настаивать:
—	А кто же лучше вас выходит его? — Ив его прищурен¬
ных глазах блеснула хитринка.
491

После короткого размышления Мэй не очень твердо про¬
говорила, точно сама не была уверена в правильности своих
слов:
—	Если вы так настаиваете, пусть Фу полежит здесь! —
И, оправдываясь больше перед самой собой, чем перед коман¬
диром, прибавила:—А дальше будет видно-...
Через час Фу был водворен в пещеру, заботливо превра¬
щенную Мэй в нечто вроде одиночной больничной палаты.
Тщательно осмотрев его, Мэй ушла. Приставленная к нему
для ночного дежурства сестра отправилась за ужином для
больного.
Фу было смешно слышать в приложении к себе слово
«больной». Он чувствовал себя вполне сносно. Если бы не до¬
воды Лао Кэ, он никогда и не позволил бы запереть себя
в этой скучной, п'ахнущей лекарствами пещере. «Все равно
никто не удержит меня здесь в случае боевой тревоги»,—ду¬
мал он.
Он беспокойно курил, мысленно возвращаясь к последнему
бою. Что, собственно говоря, случилось такого, в чем нужно
было бы разбираться? В часть прибыл летчик Чэн... Так ведь
новые летчики прибывают по нескольку раз в неделю. Одни
уезжают, другие приезжают... Неужели все дело в том, что
он, Фу, знал его раньше? Ну, знал, ну, помнит!.. Отлично
помнит, с каким суровым видом заглядывал в полетный жур¬
нал учлета Фу инструктор Чэн.
Может быть, Фу просто выдумал эту предвзятость Чэна
в отношении к нему?.. Нет, не выдумал, — Фу не может за¬
быть дня, когда Чэн с пренебрежением бросил ему: «Из лет¬
чика, который в бою жмется к товарищам, не выйдет истре¬
битель». И, словно бы в сторону, про себя, но так, что Фу не
мог не слышать, прибавил: «Воздушный бой не терпит тру¬
сов». Сколько лет прошло с тех пор?..
Фу отбросил окурок и откинул цыновку у входа в пещеру.
Ночь пахнула в лицо душным ароматом трав. Фу глубоко
вдохнул не дающий прохлады воздух, с досадою опустил по¬
лог и, одетый, повалился на постель.
Он не слышал, как принесшая ужин сестра, нерешительно
потоптавшись возле него, ушла; не слышал шагов Чэна и как
летчик, дважды спросив: «Разрешите войти?» — и не получив
ответа, отодвинул полог.
Чэн стоял в нерешительности.
Он пришел сюда, не найдя Фу в его пещере, пришел
с намерением сказать ему все, что сказал бы, вероятно, на
его месте всякий другой провинившийся летчик. Со дня на
день — завтра, а может быть, даже на рассвете, — должны
разыграться решающие события на их участке фронта. Чтобы
492

наравне с остальными принять участие в боях, Чэн должен
переговорить с командиром. Но было очевидно, что больной
спит. Отложить разговор или разбудить Фу? А может быть...
может быть, сославшись на болезнь Фу, говорить с которым
Чэну не легко, пойти к Лао Кэ?
Размышляя таким образом, Чэн стоял под отодвинутой
цыновкой и смотрел на лицо Фу, при свете луны казавшееся
шафранно-желтым.
Разбуженный этим светом, Фу сел на койке. Он смешно
сморщил нос, и от .этого движения Чэну захотелось по-друже¬
ски сесть рядом с ним и просто, ничего не скрывая, расска¬
зать свои переживания, повиниться в своих ошибках и преж¬
де всего в той, которую он, будучи инструктором, много лет
назад совершил в отношении своего ученика. Хотелось ска¬
зать, что ничего он против Фу не имеет, признает его право¬
ту и готов подчиниться его опыту и авторитету, работать
с ним рука об руку и помогать ему. В перерывах между боя¬
ми он будет работать с молодежью, обучать ее летать на чу¬
десном легкокрылом «Яке» и. никому не станет вбивать в го¬
лову свои непригодные для здешних мест теории. Только
пусть не отнимают у него права драться!..
Чэн сделал шаг к Фу, и ему показалось, что тот догады¬
вается о его мыслях и верит в их искренность. Чэну почуди¬
лось, будто Фу улыбнулся в ответ на его улыбку и, пододви¬
нувшись на кровати, движением руки пригласил летчика сесть
рядом с собою. Но прежде чем Чэн успел подойти к койке,
за его спиною послышался голос незаметно вошедшей в пе¬
щеру Мэй:
—	Зачем вы здесь?!
—	Мне нужно поговорить с заместителем командира, —
растерянно ответил Чэн.
—	Товарищу Фу необходим полный покой. Прошу вас
уйти.
Чэн обернулся к Фу:
—	Прикажете уйти?
—	Нет! Нам действительно надо поговорить... Должен вам
прямо сказать: ваше поведение в бою заставляет усомниться
в вашем праве командовать эскадрильей. Вы должны отка¬
заться от старых привычек и попыток навязать их другим,
или вывод будет один...
Чэн хорошо понимал и сам, о каком выводе идет речь.
Он сказал:
—	Прибыли «Яки». Я хорошо знаю эту машину,
Словно не расслышав, Фу ответил:
Можете итти.
Чэн молча вышел.
493

Ушла и Мэй.
Лежа с открытыми глазами, Фу слышал, как через неко¬
торое время перед входом замерли чьи-то шаги и началось
торопливое перешептывание. Слов не было слышно, но по
репликам сестры, сидевшей у входа, Фу понял, что пришел
кто-то из штаба полка, Это оказался посыльный. Фу поспеш¬
но зажег фонарик и вскрыл пакет. В нем, кроме суточной
сводки, была какая-то бумажка, сложенная аккуратным
квадратиком. Фу прочел ее и, бросив на стол, задумался.
Посыльный спросил:
—	Ответ будет?
—	Ответ?.. Да, да, сейчас. — Он потянулся было к план¬
шету, но раздумал и сказал: — Доложите начальнику штаба:
ответ пришлю немного погодя.
Посыльный ушел. Перед Фу лежал рапорт Чэна о пере¬
воде в другую часть. На уголке старательной рукой началь¬
ника штаба было выведено: «Товарищу Фу Би-чену: коман¬
дир Лао Кэ приказал доложить вам, что считает необходи¬
мым задержать летчика Чэна и назначить его исполняющим
обязанности командира второй эскадрильи».
Фу вышел из пещеры. Луна стояла низко, словно и не
совершила за это время своего' пути по небу. Но она не была
уже такой жарко-багровой; в желтом, как бенгальский огонь,
освещении окружающий пейзаж казался мертвым, словно
затянутым дымом недавнего пожарища. Фу в задумчивости
глядел вдаль, где за горизонтом едва заметно вспыхивали
отблески огней. В эту ночь деятельность артиллерии не умень¬
шалась. Фу еще не доводилось видеть, чтобы отсветы артилле¬
рийских залпов захватывали такой большой участок фронта
одновременно. Они висели над горизонтом непрерывным
заревом, похожим на далекий	степной	пожар.	Гул	кано¬
нады едва доносился, как	грохот	далеко	идущего
поезда.
Задумчивость Фу прервал несмелый голос сестры:
—	Извините, но вы больной!
Фу не сразу понял, что это	относится	к нему.	Он	даже
переспросил:
—	Вы обращаетесь ко мне?
—	Вам следует лежать, — видимо, сама не очень уверен¬
ная в том, что ее слова могут иметь какую-нибудь цену в его
глазах, сказала сестра. Она даже удивилась, когда Фу по¬
слушно повернулся и ушел в пещеру.
Сидя за маленьким столиком, который, так же как все
в этой пещере, отзывал аптекой, Фу думал о том, что там,
куда он только что смотрел, идет ожесточенная борьба на¬
земных войск. Утром, едва только можно будет разобрать,
494

что творится внизу, авиацию, конечно, вызовут. Самолеты
должны будут принять участие в борьбе и оберегать свои
наземные части от налетов противника, С этого часа будет
особенно дорог каждый летчик, каждый самолет. Так
неужели же кто-нибудь может лишить его права участвовать
в этой борьбе, если сам он чувствует, что способен
драться?..
Он пошарил по столу в поисках спичек и, не найдя их,
крикнул сестре:
—	Дайте огня!
—	Ведь вы больной! — проговорила девушка, пытаясь
казаться строгой.
Но Фу не обратил на ее слова внимания. Он достал из
планшета кисточку и на углу рапорта Чэна, где была надпись
начальника штаба, пометил: «Согласен».
Заклеил лист пластырем, оторванным тут же от катушки,
которую он сам достал из шкафчика, и отдал сестре:
—	В штаб!
—	Больной... — начала было та.
Но он ее оборвал:
—	В штаб, сейчас же!
Сестра поклонилась и выбежала из пещеры.
Фу снял трубку телефона.
—	«Отца»!
Соединение происходило долго. Наконец ответил команд¬
ный пункт Линь Бяо.
—	Попросите «Отца» к аппарату, говорит Фу Би-чен. —
И когда Линь Бяо взял трубку, летчик сказал: — Вы разре¬
шили мне обращаться прямо к вам, если.., если будет очень
трудно... — И после некоторого колебания добавил: — Меня
тут сделали больным...
—	Знаю, — ответил очень далекий голос командующего.
—	Я прошу разрешения итти в бой.
—	Полежите денек, там видно будет.
—	Прошу разрешить1... — начал было Фу, но кбмандую-
щий перебил:
—	Это все?
—	Все.
—	Тогда лежите.
—	Но я здоров!
—	Медицина лучше знает.
Услышав в черном ухе трубки какой-то треск и думая,
что командующий кладет' трубку, Фу в отчаянии крикнул:
—	Тогда разрешите приехать к вам!
495

На том конце трубки что-то пошипело, потрещало, и,
наконец, снова послышался голос:
—	Если вы не нужны Лао Кэ, приезжайте. Тут тоже
найдется, где полежать...
В ту ночь Чэн почти не спал. Было еще далеко до рас¬
света, когда он вышел из пещеры.
Облачность поредела и к концу ночи исчезла почти со¬
всем. Тонкие мазки прозрачной туманности, пересекавшие по¬
тускневшие звезды, говорили о торопливом движении высо¬
ких перистых облаков. Воздух был неподвижен. Самое чут¬
кое ухо не уловило бы теперь в степи никакого шума, кроме
стрекотания насекомых. И это стрекотание то спадало до ед¬
ва уловимого тоненького звона, то усиливалось на миг и
снова затухало. Словно все притаилось в ожидании розова¬
того отсвета зари, когда все заговорит в полный голос и степь
заживает жизнью загорающегося дня.
Изредка просыпался перепел. Послав в притихшую степь
троекратный свист, он снова умолкал.
Как всегда, тепел и парен был воздух, как всегда, спокой¬
но поблескивали бледнеющие звезды, заканчивая свой путь.
Ковш Большой Медведицы уже спрятал свою ручку за греб¬
ни холмов у реки.
Некоторое время Чэн медленно бродил по лагерю. Потом
остановился. Ему не хотелось ни говорить, ни даже думать.
Кажется, все стало ясно. Подачей рапорта о переводе он
отрезал себе путь к бою. Да, значит, завтра он уложит свой
чемодан. Куда же теперь? Как определит его судьбу коман¬
дование? Мысль о том, что его могут отправить обратно в тыл,
мелькнула было на миг, но Чэн решительно прогнал ее.
Он стоял неподвижно, погруженный в эти невеселые думы,
когда его внимание привлек треск, раздавшийся со стороны
ближайшего аэродрома. Темную синеву небосвода прорвали
струи голубых сверкающих линий. Они были, как стропила
гигантского купола с вершиной, теряющейся где-то там, в вы¬
соте.
Это были следы трассирующих пуль. За ними следовали
новые и новые — со всех сторон. То же повторилось на
другой, на третьей точке. Аэродромы проснулись. Оружей¬
ники проверяли пулеметы. Сейчас займутся своим делом
мотористы. Чэну едва хватит времени, чтобы сбегать за план¬
шетом...
И вдруг он вспомнил, что бежать некуда и незачем: у не¬
го нет самолета. Он не примет участия в сегодняшних выле¬
тах товарищей. Он впервые отчетливо, до конца, понял, что
496

порвались его связи с полком, едва успев возникнуть, что он
тут уже «чужой». И ему стало остро жаль покидать и полк
с таким славным командиром и товарищей. Потом он вспо¬
мнил о Фу и повернул в сторону санитарной пещеры,—он ре¬
шил проститься с Фу. Бывший ученик не должен был дурно
думать о нем, когда его тут уже не будет.
У шалаша связистов его перехватил взволнованный
Джойс:
—	Половину ночи потратил на то, чтобы найти вас,—
и протянул летчику лист приказа о назначении его временно
исполняющим обязанности командира второй эскадрильи.
Не веря себе, Чэн дважды внимательно перечитал приказ.
Вбежав к связистам, он позвонил по телефону Лао Кэ и
получил разрешение вылететь в бой на новом «Яке».
11
Из степи тянуло холодом. До знобкости свежий воздух,
как в форточку, врывался через арку въезда на главную ули¬
цу, асфальтовая стрела которой прорезывала Улан-Батор из
конца в конец.
Часовые у едва белевшей в темноте стены большого дома
поеживались от холода. Поглядывая на медленное движение
звезд, они ждали смены.
Звяканье приклада о камень или скрип сапога переминаю¬
щегося с ноги на ногу цирика были единственными звука¬
ми, нарушавшими тишину.
Далеко за полночь в темноте послышалось мягкое цока¬
нье нескольких пар некованых конских копыт.
Топот кавалькады приблизился к самому дому и оборвал¬
ся напротив подъезда. В темноте замаячило светлое пятно
плаща. Цирики скрестили было штыки винтовок, но привык¬
шие к темноте глаза их опознали Соднома-Дорчжи.
Адъютант и Гомбо-Джап под руки ввели в подъезд поша¬
тывающегося на онемевших ногах Хараду..,
Через час собравшиеся в кабинете Соднома-Дорчжи хму¬
ро слушали допрашиваемого майора Хараду. Все знали, что
забрасываемые теперь в МНР разведчики работали на коман¬
дование расположенных в Китае американских войск. Ширма
гоминдана, которой прикрывалось это командование, никого
не обманывала: ни своих, ни чужих. Знали о фиктивности
этой ширмы монголы, ловившие японо-гоминдановских раз¬
ведчиков; знали и сами японцы-шпионы.
Содном-Дорчжи не случайно совершил головокружитель¬
32 Заговорщики

ное по быстроте путешествие по пустыне для встречи с Гом-
бо-Джапом.
Гомбо-Джап не случайно ежедневно, ежечасно и ежеми¬
нутно рисковал жизнью, не отставая от Харады с момента
его появления в конторе Паркера.
Все говорило о том, что японскому майору поручается
задание большой важности. Именно поэтому Содном-Дорч-
жи и хотел, чтобы суть этого задания, за подготовкой кото¬
рого его люди тщательно следили в Китае, стала известна
его товарищам по Совету министров МНР не в его переска¬
зе, а из самого непосредственного источника — из уст Харады.
Японец говорил вполголоса, не спеша. Его блестящие,
как уголья, глазки были полуприкрыты. Они загорались толь¬
ко тогда, когда в поле его зрения попадал изловивший его
Гомбо-Джап.
—	Прибегая к вашей снисходительности, с-с-с, — шипел
японец, — я должен еще объяснить, что, снаряженный таким
образом, я обязан был оставаться на вашей земле столько
времени, сколько понадобится, не предпринимая никаких
злых дел.
—	Кому «понадобится»? — спросил Содном-Дорчжи.
—	Посмею обратить ваше внимание на ту гребенку, кото¬
рую этот человек, — Харада движением связанных рук ука¬
зал на Гомбо-Джапа, — взял у меня, с-с-с...
Содном-Дорчжи вопросительно взглянул на Гомбо-Джа¬
па, и тот вытащил из кармана своих рваных, штанов, гребен¬
ку. Это был самый дешевый черный гребешок, грубо инкру¬
стированный металлом.
Гомбо-Джап передал его Содному-Дорчжи. Тот недоумен¬
но повертел гребешок в руках и положил перед собой.
Харада сказал:
—	Если теперь ваша благосклонность обратит внимание
на походное изображение Будды, взятое у меня этйм же че¬
ловеком, с-с-с...
Гомбо-Джап невозмутимо выложил на стол маленький
складень, крытый черным лаком. Содном-Дорчжи хотел бы¬
ло раскрыть крошечные резные дверцы, но сидевший рядом
с ним полковник государственной безопасности поспешно
отстранил его руки и сказал Хараде:
—	Открой.
Японец особенно длинно и угодливо втянул воздух.
—	С-с-с... ваш^ благосклонность напрасно опасается этой
безобидной вещи, — он отворил дверцы складня. Все увиде¬
ли изображение Будды — позолоченную деревянную фигур¬
ку, сидящую на цветке лотоса. Японец поднял его над голо¬
вой и с улыбкой сказал: — Если мне будет позволено, я по¬
498

кажу уважаемым господам, что представляет собой это свя¬
щенное изображение. Можно не опасаться дурных последст¬
вий: это прекрасная американская вещь.
Полковник встал между Содномом-Дорчжв и японцем,!
—	Показывай, — сказал он.
—	С-с-ссс... это не больше как радиоприемник. В соеди¬
нении с гребенкой он даст мне возможность открыть вам до
конца, ради чего я прибыл на вашу почтенную землю. — Ха¬
рада воткнул крайний зубец гребешка в отверстие на макуш¬
ке Будды.—Теперь необходима тишина и ваше милостивое
внимание.
Прошло несколько мгновений. Те, кто сидел ближе к япон¬
цу, услышали слабые звуки, похожие на приглушенную радио¬
передачу. Харада приблизил аппарат к уху и изобразил на
лице удовлетворение.
—	Всякий, кто хочет, может слышать, — сказал он, пере¬
давая аппарат полковнику.
Тот послушал.
—	Английский язык.
—	Америка? — спросил Содном-Дорчжи.
—	Нет, китайский город, — сказал Харада. — Милостиво
обозреваемый вами аппарат настроен всегда на одну и ту
же волну. Он всегда слушает эту станцию.
—	А зачем ему слушать эту станцию?. — спросил полков¬
ник.
Харада, словно защищаясь, поднял руку к лицу.
—	Чтобы получить приказ, — сказал он. — Пусть ваше
милосердие не осудит меня.
И Харада рассказал ту часть плана «Будда», которая бы¬
ла, по его словам, ему известна. Зачем прилетит этот само¬
лет, что он будет делать, куда полетит потом? Ни на один
из этих вопросов он не ответил.
—	Значит... — задумчиво произнес Содном-Дорчжи, — са¬
молет должен был прилететь после того, как станция посла¬
ла бы вам эти сигналы?
—	Ваша мудрость точно уяснила смысл моих недостой¬
ных речей, с-с-с-с...
—	А когда должен был прийти этот сигнал? — спросил
Содном-Дорчжи, пристально глядя на японца.
—	Как мне подсказывает мой ограниченный ум, даже ни
один китайский генерал не мог бы ответить на этот вопрос
вашего достопочтенства.
Содном-Дорчжи переглянулся с присутствующими.
—	Допустим, что так... — сказал он японцу. — С нас до¬
статочно и того, что вы сказали, но вы сказали не все!
Харада закрыл лицо руками и медленно закачался всем
32»
499

корпусом взад и вперед. Это продолжалось, пока Содном-
Дорчжи собирал со стола лежавшие перед ним бумаги. Но как
только он сделал шаг прочь от стола, Харада отнял руки от
лица и тихо спросил:
—	Разве те интересные вещи, которые я вам доложил,
не заслужили мне помилование?
—	Все это было нам известно и без вас. Вы бьшй нам
интересны как живой свидетель.
Японец съежился на своем стуле. Он умоляюще сложил
руки ладонями вместе и, склонив голову, негромко произнес:
—	Мой ничтожный ум не может решить такую трудную
задачу.
Содном-Дорчжи пожал плечами и направился к выходу,
но, прежде чем он достиг двери, Харада крикнул:
—	Милостивейший господин! Сердечное желание помочь
в вашем благородном деле...
Содном-Дорчжи гневно перебил его:
—	Да или нет?
—	Все, что прикажет ваша мудрость.
—	Если игра будет нечестной...
Японец испуганно втянул воздух.
—	О, ваша мудрость!..
И он выложил все, что знал о заговоре лам. Слушая его,
Содном-Дорчжи удовлетворенно кивал головой. Это было как
раз то, что начали устанавливать его органы до поимки
Харады и о чем сигнализировали пастухи, вылавливавшие
в степи диверсантов-лам.
Харада мог бы еще рассказать о том, что прежде чем
растянуться на своем рваном халате в монастыре Араджар-
галантахит, он вынул из пояса и спрятал в щелях стены ам¬
пулы с дарами, изготовленные но рецепту господина гене¬
рала Исии Сиро. Но, глядя, как кивает головой монгольский
генерал, Харада решил смолчать: было похоже на то, что
знавшие так много монголы все-таки знали не все. И дей¬
ствительно, дослушав, Содном-Дорчжи сказал:
—	Теперь можно итти с докладом к маршалу.
Министры последовали за покинувшим комнату Содно-
мом-Дорчжи.
Он отсутствовал около часа. За этот час никто из остав¬
шихся в комнате — ни Гомбо-Джап, ни адъютант, ни Хара¬
да — не проронил ни слова.
Содном-Дорчжи и полковник вернулись. Хараду увели,
—	Самолет! — сказал Содном-Дорчжи адъютанту.
.— Вылет утром?
500

—	Нет, через полчаса. — И Содном-Дорчжи обернулся
к Гомбо-Джапу. — Ты полетишь с японцем.
Гомбо-Джап молча поклонился и вопросительно посмо¬
трел на Соднома-Дорчжи.
—	Что тебе? — спросил Содном-Дорчжи.
—	Как быть... с поручением насчет наблюдения за аме¬
риканцем Паркером.
Содном-Дорчжи на мгновение задумался.
—	Бадма там?
—	Да, он за меня теперь возит рикшу американца.
—	Американец не заметит перемены?
Гомбо-Джап засмеялся:
—	Он не отличил бы нас друг от друга, даже если бы
нас поставили рядом.
—	Будет так, как я сказал.
—	Хорошо, я полечу.
—	Доставишь, — и Содном-Дорчжи кивком указал на
место, где раньше сидел Харада, — его в Читу. То, чего он
не сказал нам, но что он, несомненно, еще знает, поможет
советским следователям разобраться в деле Ямады, Кадзи-
цуки и других сообщников еще не пойманного преступника
Хирохито. Иди!
Гомбо-Джап повернулся четко, как солдат, и вышел.
Глядя ему вслед, Содном-Дорчжи негромко сказал адъю¬
танту:
—	Пусть заготовят приказ о повышении Гомбо в звание
капитана. Я сам доложу маршалу.
12
Когда Паркер, получив экстренный вызов в токийскую
ставку Макарчера, заехал проститься к генералу Баркли, тот
не без сарказма сказал:
—	Говорил я вам...
Паркер насторожился.
—	Все-то у вас секреты, секреты... Курите, — и генерал
дружески протянул ему сигареты.—Самолет Харады оказался
неисправным?
—	Виновата скверная постановка авиационной службы
у вас, сэр, — отпарировал Паркер.
Но Баркли сделал вид, будто не замечает выпада.
—	Я не раз наблюдал: когда люди делают что-нибудь
у меня за спиною, им не везет.
—	Приму во внимание для будущего, сэр.
—	И пожалеете, что не приняли во внимание в прошлом...
Во всяком случае, выражаю вам свое сочувствие.
501

—	Можно подумать, что вы уже знаете, чего они от меня
хотят там, в Токио.
—	Не знаю, но могу догадаться... У Мака твердый
характер.
—	Но он трезвый человек.
—	Именно поэтому он может вам спустить штаны... Хоти¬
те выпить перед дорогой?
Паркер отказался и уехал.
Сосущая под ложечкой тоска отвратительных предчувствий
не исчезла и тогда, когда он вылез из самолета на аэродро¬
ме Ацуги.
Хотя в вызове было сказано, что ему надлежит прибыть
непосредственно к главнокомандующему, Паркер решил сна¬
чала показаться в Джиту. Свои парни, может быть, помо¬
гут ему вынырнуть из неприятностей. Хотя этот штабной на¬
род обычно охотнее тянет ко дну тех, кто уже начал пускать
пузыри.
Так и вышло. Самого генерала Билоуби, который знал
Паркера по прежней работе, не оказалось на месте — отды¬
хал в Никкс. Остальные офицеры мялись.
Однако все стало ясно с первых же фраз главнокомандую¬
щего. В заключение жесточайшей головомойки Макарчер
сказал:
—	Для Востока вы не годитесь.
:— Я давно работаю тут, сэр.
—	Все ваши прежние дела, вместе взятые, не стоят того,
которое вы провалили теперь.
—	Кто из нас гарантирован, сэр?..
Ноздри крючковатого носа Макарчера сильно раздулись.
—	Вы отлично понимаете, что мы ставили на эту карту.—
Генерал, прищурившись, уставился на Паркера. Тот старался
казаться спокойным. — Какого же дьявола вы разводите тут
бобы?
—	Обещаю вам, сэр: устранение монгольских министров
будет проведено так же чисто, как если бы их судьбою зани¬
мался сам господь-бог.
—	Но ваш господь-бог уже не может дать Чан Кай-ши
благовидного предлога ворваться во Внешнюю Монголию.
—	Тот господь-бог, которым управляем мы, сэр, может
все... рано или поздно.
—	Предлог нужен мне рано, а не поздно... Вам придется
вернуться в Европу, Паркер, и конец.
—	Это действительно конец, сэр.
Тяжелые мешки верхних век прикрыли глаза Макар¬
чера.
—	Если не опростоволоситесь там так же. как тут, для
802

вас еще не все потеряно... — с недоброй усмешкой сказал
он. — Но держаться придется крепко.
Заметив, как по мере его слов вытягивается физиономия
Паркера, Макарчер несколько мягче сказал:
—	Здесь вы нужны меньше, чем в Европе.
Все еще надеясь, что Макарчер переменит решение, Пар¬
кер закинул последнюю удочку:
—	Не кажется ли вам, сэр, что этот Харада...
—	Какой Харада?
—	Я говорю о японце, попавшем в руки монголам.
—	Так, так...
—	Нужно ограничить его возможность болтать.
—	Запоздалая заботливость, Паркер, — иронически заме¬
тил Макарчер. По его тону Паркер понял, что все его по¬
пытки оправдаться в глазах главнокомандующего не приве¬
дут ни к чему.
—. Быть может, он еще не успел...'
—	К. сожалению, он уже успел.
—	Неприятность больше, чем я думал, сэр.
—	Они повезли вашего японца в Читу, а оттуда в Хаба¬
ровск. Русские там докопались до некоторых бактериологи¬
ческих дел наших японских друзей и, на мой взгляд, готовят
нам здоровый скандал.
—	Фу, чорт побери!
Макарчер отпустил его молчаливым кивком.
Паркер был уже у двери, когда за его спиной раздался
голос Макарчера:
—	Постойте-ка, полковник! А что бы вы сказали, если бы
я попросту отправил вас в Штаты, а?
Паркер остановился как вкопанный. Штаты?! Это конец
всему. Он знает, зачем людей отсылают домой: в лучшем слу¬
чае оставалось бы написать для какой-нибудь газеты «Воспо¬
минания секретного агента», из которых вычеркнули бы ма¬
лейший намек на правду. А потом?
Он стоял с виновато опущенной головой перед сердито
глядящим на него Макарчером.
—	Тут, в Токио, бежал из-под надзора полиции нужный
нам джап, — сказал генерал. — Боюсь, что один он может не
доехать до Штатов. Я хотел, чтобы вы показали ему дорогу...
Ясно?.. Впрочем, если хотите, можете отправляться ко всем
чертям!
Забыв от радости, что на нем военная форма и устав
предписывает в таких случаях приложить руку к козырьку и
повернуться через правое плечо, Паркер снял фуражку и по¬
клонился М'акарчеру. А тот бросил ему вслед:
—	А черти находятся в Германии!.. Ясно?
503

—	Да, сэр...
«Что ж, Германия, так Германия! — подумал Паркер.—
В конце концов и в Европе можно делать дела. Конечно,
не так, как в других колониях...»
Он начинал верить тому, что отделался легко, если при¬
нять во внимание характер главнокомандующего... Но, чорт
возьми, хотел бы он знать, кто подложил ему эту свинью,
кто наябедничал Маку?
Паркер, посвистывая, шел по коридору: оставалось решить
вопрос о том, как повыгоднее закруглить рисовые дела
в Китае.
—	Здорово, старина!
Паркер оглянулся: его окликнул старый приятель — такой
же, как он сам, разведчик из Джиту. Паркер нехотя-отве¬
тил на приветствие, но тот весело продолжал:
—	Весь отдел говорит, что вы легко отделались. Чорт вас
дернул затевать дела в монопольной области Баркли!
Паркер не понял:
—	Монополия Баркли?
—	Ну да. Какого чорта было соваться в дела с опиумом?
Мало вам риса?
Паркер свистнул. Он так и думал: свинью подложил ему
Баркли.
—	Но Маку-то я не стоял поперек дороги... — растерянно
проговорил он.
Приятель быстро оглянулся и, наклонившись к уху Пар¬
кера, шепнул:
—	Я в этом не уверен... — И снова громко: — Легко, лег¬
ко отделались, старина! А то пришлось бы вам прокатиться
в Штаты в обществе этого блошиного фабриканта Исии...
—	Исии Сиро? — удивленно спросил Паркер.
—	Вывозим колдуна в Штаты вместе со всеми помощни¬
ками и с кучей подопытного материала. А то, говорят, у на¬
ших негров слишком толстая шкура — блохи не берут. — Он
расхохотался и хлопнул Паркера по спине. — Счастливого
пути, старина! Привет фрицам! Не унывайте. Говорят, в Гер¬
мании тоже можно делать дела, и вовсе не такие плохие.
Только не становитесь на дороге хозяевам, вот и все. Осо¬
бенно в такие моменты, когда их гонят с насиженных мест.
—	Что вы болтаете?
—	Баркли уже получил приказ убраться из’Тяньцзина.
—	Значит, решено бросить Тяньцзин? — с беспокойством
спросил Паркер, но, тут же вспомнив, что именно в этом пунк¬
те сосредоточены главные склады опиума, награбленного
Баркли, обрадованно подумал: «Так ему и нужно! Не рой
яму другому!»
504

—	Это, верно, насчет Тяньцзина? — спросил он.
—	Боюсь, что тут дело пахнет не одним Тяньцзином.
Я не стал бы покупать домов и в Нанкине. Честное слово,
кажется, пора сбывать с рук недвижимость. Это я вам гово¬
рю, как друг. Впрочем, счастливчик, вас все это уже не ка¬
сается: в Германии вы свое возьмете.
—	Покупать развалины?.. — с кривой усмешкой перебил
Паркер.
—	Ну, старина, кроме развалин, там еще кое-что оста¬
лось. Можете вернуться в Штаты богатым человеком.
Паркер подумал, что хорошо было бы попасть в Штаты
до Германии, чтобы закруглить дела с рисом, и заискивающе
тронул его за рукав:
—	А может быть, все-таки устроете мне эту поездку
с Исии Сиро?
—	Поздно! Никто не станет просить за вас Мака.
Приятель весело помахал рукой и исчез в глубине коридора.
Паркер вышел на крыльцо и несколько мгновений бес¬
смысленно глядел на высившийся перед ним огромный серый
квадрат императорского дворца. Его мысли были уже дале¬
ко, в знакомой ему Германии.
13
В одной руке Сань Тин была кастрюлька, в другой — чай¬
ник. Это вынуждало ее итти по узкому ходу сообщения бо¬
ком. Если она задевала за стенки хода, земля осыпалась и
песок набивался Сань Тин в обувь. Тогда девушка останав¬
ливалась и тщательно высыпала песок из соломенных туфель.
Слева, будто совсем рядом с траншеей, по которой шла
девушка, тяжело ударили выстрелы дальнобойных пушек,
стоявших за горой. Сань Тин мигнула от неожиданности и
опять приостановилась. Она проследила на слух за полетами
снарядов и, подумав, что с такими частыми остановками
не скоро дойдешь до цели, зашагала дальше.
Маленькая лампочка, горевшая от самолетного аккумуля¬
тора, едва разбивала полумрак, царивший в блиндаже коман¬
дующего. Тем не менее после темной ночи и этот свет пока¬
зался Сань Тин ослепительным. Войдя, она даже зажмурилась,
но сразу же заметила среди присутствующих фигуру Люя —
решительно ничем не примечательного порученца командую¬
щего. Это был не очень складный человек, среднего роста,
с плоским лицом. Стоило, однако, Люю обратиться
в сторону вошедшей Сань Тин, как она вспыхнула и от¬
вернулась.
Линь Бяо" протянул порученцу только что написанный ли¬
сток и коротко бросил:
505

—	Начальнику штаба.
Проводив Люя взглядом исподлобья, Сань Тин сказала,
ни к кому не обращаясь:
—	Свежий лук и огурцы.
—	Замечательно! — добродушно сказал командующий
Линь Бяо. Это был плотный, небольшого роста человек, с за¬
горелым молодым лицом, на котором выделялись глаза — не
по возрасту спокойные' глаза мудреца.
—	Это хорошо — огурцы! — повторил сидевший рядом
с Линь Бяо худощавый генерал Пын Дэ-хуай.— Но сначала
бриться!
—	Бриться потом, — твердо сказала Сань Тин. — Рис
простынет. — И стала накрывать на стол.
Время от времени она искоса, так, чтобы не заметили гене¬
ралы, взглядывала на Пын Дэ-хуая. Она впервые видела про¬
славленного заместителя главкома, но его популярность в ар¬
мии была так велика, что девушке казалось, будто она уже
отлично знает этого коренастого спокойного человека со стро¬
гими карими глазами и с такими, густыми-густыми, сдвинуты¬
ми к переносице бровями, каких она еще никогда ни у кого не
видывала. Эти брови придавали его и без того энергичному
лицу выражение еще большей силы.
По тону, каким в ее присутствии разговаривали генералы,
Сань Тин решила, что Пын Дэ-хуай, старый друг и соратник
Линь Бяо, просто по пути заехал проведать ее командующего.
Ей не приходило в голову, что за спокойными и как будто да¬
же малозначащими разговорами кроется большая озабочен¬
ность судьбою огромной и важнейшей операции, для наблюде¬
ния за которой Чжу Дэ я прислал сюда своего заместителя.
Пока Линь Бяо и Пын Дэ-хуай ели, Сань Тин не стояла
без дела: она подмела в крошечном отделении, служившем
командующему спальней.
Линь Бяо с озабоченным видом обратился к Сань Тин:
—	Как дела с прачечной? — И тут же почтительно пояс¬
нил Пын Дэ-хуаю, хотя тот ни о чем не спрашивал, с аппе¬
титом поедая рис с луком: — Наш начальник хозяйства уве¬
ряет, будто при таком быстром наступлении чистое белье для
солдат —дело недостижимое: воды нет!
—	Втолкуйте ему, что именно в стремительном наступле¬
нии солдату не до стирки.
—	Я и хочу, чтобы девушки ему доказали: при желании,
можно устроить все. Даже воду достать.
—	Да, — убежденно вставила Сань Тин. — Девушек я
мобилизовала — согласны в свободное время организовать
показательную прачечную.
506

Когда командующий отодвинул пустую плошку, Сань Тин
сказала Пын Дэ-хуаю:
—	Вот теперь будем бриться!
Генерал рассмеялся.
—	Она у вас строгая*хозяйка, — сказал он Линь Бяо.
Сань Тин внесла большой чайник, обернутый полотенцем,
приготовила все для бритья и перевесила лампочку так, что¬
бы Пын Дэ-хуай видел себя в маленьком зеркальце.
За горой сухо треснули оглушительные разрывы враже¬
ских тяжелых снарядов, и, покрывая их, еще громче охнули
свои дальнобойки. Снаряды, шурша, прошли над блиндажом.
От сотрясения зеркальце поползло по столу. Сань Тин его
с трудом поймала и снова поставила перед Пын Дэ-хуаем.
Через минуту девушка скрылась в темном ходб со¬
общения...
В блиндаже все еще было почти темно. Лампочка, при¬
тянутая шпагатом к самому столу, освещала кусок карты и
узкую, с тонкими пальцами руку командующего. Он водил
неотточенным концом карандаша по зеленому клочку карты
и объяснял обстановку сидевшему напротив него Фу.
Время от времени над их головами, заглушая голос коман¬
дующего,. раздавался вой приближающегося снаряда. Звук
менялся в зависимости от калибра. Потом слышался хлест¬
кий удар разрыва. Это противник, нервничая, держал под
обстрелом брод на реке. В строгий, словно нарочитый черед
с разрывами раздавались свирепые, беспощадно рвущие воз¬
дух выстрелы своих гаубиц. Они стреляли через гору. За каж¬
дым таким залпом был слышен тягостный шум удаляющихся
снарядов.
От близких разрывов снарядов песчинки сыпались1 с по¬
толка сквозь щели наката и до странности громко стучали
по зеленому полю карты. В таких случаях командующий
хмурил мохнатые брови и спокойно сдувал песчинки, не пре¬
рывая разговора.
Внезапно, точно кем-то вспугнутая, зенитная артиллерия
подняла судорожный лай. Пушки стреляли с такой частотой,
что казалось, вот-вот они захлебнутся. Но так же мгновенно,
как началась эта стрельба, она и кончилась — словно слажен¬
ный оркестр умолк по мановению дирижерской палочки.
Командующий глянул на ручные часы, отмечая начало и ко¬
нец огня. С улыбкой сказал:
—	Еще год тому назад такой концерт мог устроить толь¬
ко господин Чан Кай-ши, а вот теперь и мы способны зада¬
вать музыку, ласкающую слух патриота.
507

И снова не слышно ничего, кроме грохота разрывов и мы¬
шиного шороха песчинок о карту.
—	Нет, тут долго не высидишь, — сказал вдруг Фу, вы¬
прямляясь, словно собрался уходить: — Тоска.
—	Больной! — шутливо сказал командующий и с добро¬
душной усмешной добавил: — Полезно и поскучать... Если
уж приехали, сидите. Не так-то часто вы доставляете мне
удовольствие видеть вас.
—	Да, говорят «больной»... — Фу поднял руку и сжал ее
в кулак.
Через голову летчика Линь Бяо увидел входящего в блин¬
даж Пын Дэ-хуая, отложил карандаш и поднялся. Фу обер¬
нулся и, увидев заместителя главкома Народно-освободитель¬
ной армии, тоже поспешно поднялся и одернул на себе куртку.
Пын Дэ-хуай, прищурившись, поочередно оглядел обоих.
—	Вот, прошу, — с улыбкой сказал Линь Бяо, указывая
на Фу, — оказывается, с другими справляться легче, чем
с самим собой.
—	В молодости безусловно! — согласился Пын Дэ-хуай.
И, снова посмотрев на Фу, строго спросил: — Ваши сегодня
начинают?
—	Да, большое дело будет, — с удовольствием подтвер¬
дил Линь Бяо. — Сегодня на них весь Китай смотрит.
—	Мои товарищи открывают бой, а я не с ними... — ска¬
зал Фу. — Это первый бой в истории нашей молодой авиа¬
ции, когда от нее так много зависит.
Фу была невыносима мысль: товарищи пойдут в бой без
него. К тому же его грызло сомнение, о котором не знали ни
Линь Бяо, ни Пын Дэ-хуай: ведь Чэн поведет сегодня вторую
эскадрилью. Что из этого выйдет? Фу был совершенно уве¬
рен: в роли рядового летчика Чэн мог забыться, вырваться
вперед, но теперь, когда он ведет эскадрилью и отвечает за
всех товарищей, когда он знает, как много зависит от сегод¬
няшнего боя, Чэн не сможет хотя бы на миг забыть лежащей
на нем ответственности. Он должен будет помнить: от его
примера, от его дисциплинированности, от его умения и же¬
лания в любой миг стать на защиту товарища будет зави¬
сеть и поведение остальных летчиков, их участь, их жизнь,
судьба боевого задания. И разве в конце концов не следова¬
ло еще раз попытаться подчинить Чэна воле коллектива,
которую он не сможет не чувствовать в бою, когда за
каждым его движением будут следить глаза всех его
подчиненных?
Фу нервно поднялся и посмотрел на часы, но Линь Бяо
движением руки усадил его на место.
—	У меня тут свои часы, — сказал он, указывая на узкую
Ш

полоску смотровой щели: она была тепёрь окрашена розовым
отсветом зари... — Как вы поступили с этим вашим новым...
Кажется, Чэном зовут его?
Фу доложил.
Внимательно слушавший его Пын Дэ-хуай спросил:
—	Как же это?.. — Он сиял, протер очки и снова надел. —
А если этот Чэн опять оторвется от своих? Ведь он им все
карты спутает...
—	Теперь этого не будет!
—	Значит, воспитательная работа?..—Линь Бяо задум¬
чиво покачал головой. — Что же, это наше с вами дело,
командирское. Я хочу сказать: благодаря Чэну мы увидели,
что нужно внимательно заняться теми, кто не! научился на,ле¬
ту схватывать новое. Теперь я считаю: вы обязаны удержать
у себя Чэна, «доучить» его. Тогда, вернувшись когда-нибудь
в тыл, он будет передавать свой опыт и другим.
—	А если к тому времени или просто в условиях другой
войны жизнь перевернет вверх ногами и наш здешний опыт
и, может быть, заставит вернуться к прежним теориям? —
спросил Фу Би-чен.
Пын Дэ-хуай сделал отрицательный знак.
—	Нет, жизнь не пятится и не движется по замкнутому
кругу. Однажды уйдя от старых теорий, мы уже не вернемся
к ним. Но вы правы, жизнь может сломать то, что мы тут
почерпнули и из чего сделали свои выводы. Даже больше:
наверняка сломает. Именно потому, что не стоит на месте.
Но наш опыт, почерпнутый тут, так же как наши выводы,
сделанные из этого опыта, не пропадут. Наши преемники сде¬
лают новые выводы, рассмотрят наш опыт, как пройденный
и отвергнутый или как составную часть новой теории, нового
указания к действию. С моей точки зрения, чрезвычайно важ¬
но, даже, пожалуй, необходимо, чтобы некоторые командиры,
вернувшись отсюда, с войны, пошли в школы.
—	Опять учиться?! — воскликнул Линь Бяо.
—	Нет, учить!.. А нам самим нужно переучиваться здесь.
Американцы останутся американцами, нам еще придется с ни¬
ми встретиться в бою.
Фу несколько раз хотелось вставить слово, но он не смел
перебивать старших и только теперь сказал:
—	Может быть, я ошибаюсь и чересчур узко смотрю на
свою задачу, но мне кажется, что я должен добиться, чтобы
каждый летчик до конца понял: победа зависит от его гибко¬
сти в такой же мере, как от его храбрости и летного ма¬
стерства.
—	Это верно, — сказал Пын Дэ-хуай. — Советую наи¬
зусть запомнить, как помню я, слова товарища Сталина: «Сме¬
509

лость и отвага — это только одна сторона героизма. Другая
сторона — не менее важная — это уменье. Смелость, гово¬
рят, города берет. Но это только тогда, когда смелость,
отвага, готовность к риску сочетается с отличными зна¬
ниями».
—	Да, — горячо подхватил Фу, — а знания — это не толь¬
ко то, что преподнесено нам учителями, а и весь большой
опыт жизни. Так я считаю. Поэтому и воинская доблесть
летчика складывается, по-моему, из трех элементов: храбро¬
сти, мастерства и опыта.
—	Смотрите! — шутливо проговорил Линь Бяо, — Он уже
и новую формулу доблести изобрел.
—	Ничего, — ободряюще сказал Пын Дэ-хуай, кладя руку
на плечо Фу.—Думайте и формулы изобретайте... только
правильные.
А Линь Бяо сказал летчику:
—	Вот вы уже вывели теорию отставания школы от жиз¬
ни.— Командующий посмотрел на Фу так, словно видел
его впервые. — А сами-то вы откуда пришли сюда, не из
школы? Самого-то вас где сделали человеком — не в школе?
Школа, именно хорошая военная школа сделала из вас то,
что вы собою представляете: хорошего летчика и коман¬
дира.
—	Хорошим-то командиром он стал давно, — заметил
Пын Дэ-хуай, — я помню лет... лет... — И спросил Фу: —
Сколько лет тому назад вы явились ко мне желторотым сту¬
дентом, намеревавшимся покорить небо над Китаем?
—	Двадцать лет тому назад, — смущенно ответил Фу.
—	И, наверно, думали, что уже никогда не подниметесь
в воздух, когда партия приказала вам стать пехотинцем?.. Но
скажите спасибо партии и пехоте... Нет лучшей военной школы,
чем служба в пехоте, — продолжал Пын Дэ-хуай. — Мы
с Линь Бяо тоже долго учились ногами. Да, да, ноги
и голова сделали вас хорошим солдатом и отличным
командиром.
—	Нечего краснеть — не девица!—с усмешкой сказал
Линь Бяо летчику. — Я тоже так думаю. А то, что кажется
вам оторванными от жизни теориями, на деле является со¬
вершенно необходимой базой для усвоения опыта. Если из-
под вас выбить эту теорию, что вы сможете понять в виден¬
ном здесь?! Сидите! — прикрикнул он вдруг, заметив, как Фу
нетерпеливо подался всем телом вперед при его последних
словах. — Человек есть человек. У него в голове не солома,
а мозги. Если под влиянием каких-то причин они пошли
в сторону, вглядитесь, поверните их, куда надо. Вы коман¬
дир и над своими мозгами.
510

Пын Дэ-хуай постучал очками по стоявшей на столе пу¬
стой кружке, словно напоминая командующему о регламенте.
Но тот уже умолк и сам.
—	Ваше дело проанализировать поступок этого Чэна, —
раздельно проговорил Пын Дэ-хуай, обращаясь к Фу. —
Уясните себе степень его типичности или случайности и сде¬
лайте все выводы, какие должен сделать командир и член
партии. — Тут Пын Дэ-хуай на мгновение задумался, словно
что-то вспоминая: — Итак, как сказано, Чэн был когда-то
вашим инструктором, и именно он настоял на вашем отчис¬
лении из нашей школы летчиков, когда вы проходили там
переобучение... Ведь учились вы летать в Америке?,
—	Да-
—	А когда вас отчислили из нашей школы, где же вы
закончили обучение? Ведь у нас тогда еще не было других
школ.
—	Партия послала меня усовершенствоваться в Советский
Союз, я там и учился.
—	Остальное ясно, —• с удовлетворением сказал гене¬
рал. — Тогда мне понятно и превосходство вашего метода над
методом летчика Чэна, обучавшегося только в Америке и
воспринявшего американские навыки... Все понятно. —
И, обращаясь к Линь Бяо: — И это нам тоже следует при¬
нять во внимание на будущее время.
—	Это очень интересное обстоятельство, — ответил Линь
Бяо, — настолько интересное, что, может быть, о нем следует
доложить главнокомандующему Чжу Дэ...
—	Быть может, — ответил Пын Дэ-хуай. — Ибо сказано:
полководец — это мудрость, беспристрастность, гуманность,
мужество строгость. А мудрость не может жить без опыта,-
как опыт без познания окружающего. — И тут он снова об¬
ратился к Фу: — Мы с вами обязаны знать наших людей
так, как врач знает своего пациента. Для нас не должно быть
тайн ни в уме, ни в душе подчиненного. Таков закон войны,
дорогой Фу.
—	Командир Лао Кэ именно так и думает, — скромно
ответил Фу.
—	Это очень хорошо, — сказал Пын Дэ-хуай, — но это
еще не все, чего требует от военачальника положение: если
знаешь врага и себя, сражайся хоть сто раз, опасности не
будет; если знаешь себя, а его не знаешь, один раз победишь,
другой раз потерпишь поражение; если не знаешь ни себя, ни
его, каждый раз, когда будешь сражаться, будешь терпеть
поражение... Я хочу вам сказать, товарищ Фу: мы не должны
сами себя вводить в заблуждение неосновательными мыслями,
будто, прогнав Чан Кай-ши до берега моря и сбросив его
511

в это море, окончим дело войны. Конец Чан Кай-ши — только
пауза в деле освобождения нашего великого отечества от пул
реакции и иностранного империализма. Мудрость нашего
великого председателя Мао обеспечит нам правильное исполь¬
зование такой паузы для укрепления наших сил и позиций.
Но вопросы войны и мира не будут еще решены окончательно,
пока не наступит такое положение, когда не нам будут дик¬
товать или навязывать решения о войне и мире, а мы будем
решать эти вопросы и диктовать волю нашего народа тем, кто
обязан ей подчиняться—пришельцам, явившимся в Китай для
обогащения за наш счет, для ограбления народа и обращения
его в рабство. Не только изгнание их с нашей земли, но и вну¬
шение им страха перед силою нашего оружия — вот что поз¬
волит обуздать их. А для достижения такой большой цели
нам предстоит пройти еще длинный и не легкий путь.
—	Вы полагаете, что за войной с внутренней реакцией
в Китае должна еще последовать война с иноземными друзь¬
ями и хозяевами этой реакции — американцами? — спро¬
сил Фу.
—	Не обязательно должно так случиться, — в задумчи¬
вости ответил Пын Дэ-хуай, — но мы должны подготовить
себя к такой возможности. Величайшие полководцы древно¬
сти говорили: «Самая лучшая война — разбить замыслы про¬
тивника; на следующем месте — разбить его союзы; на сле¬
дующем месте — разбить его войска». Довершая последнее
из этих положений, мы тем самым решаем, вероятно, и второе.
Чан Кай-ши без армии и без тыла не будет нужен американ¬
цам. Останется решить первое положение: разбить замыслы
захватчиков. Я уверен: мудрость председателя Мао и опыт
главкома Чжу Дэ приведут нас к цели.
—	Путем войны? — спросил Фу.
—	Не знаю... Может быть. Но могу с твердостью повто¬
рить слова Сунь Цзы, сказанные двадцать пять веков назад:
«Тот, кто не понимает до конца всего вреда войны, не может
понять до конца и всю выгоду войны». Американцы понима¬
ют только ее выгоду, не понимая вреда. Значит...
—	Значит, они будут побеждены! — решительно досказал
Линь Бяо. — Если товарищ Пын разрешит мне...
Пын Дэ-хуай согласно кивнул головой, и Линь Бяо про¬
должал:
—	...Я тоже позволю себе вспомнить некоторые положе¬
ния мудрости нашего народа, имеющие непосредственное от¬
ношение ко всей нашей армии в целом и к тому прекрасно¬
му роду оружия, в рядах которого вы теперь сражаетесь,
товарищ Фу. — И, на минуту задумавшись, процитировал:—
«То, что позволяет быстроте бурного потока нести на себе’ ка¬
512

мни, есть его мощь. То, что позволяет быстроте птицы по¬
разить свою жертву, есть рассчитанность удара. Поэтому
у того, кто хорошо сражается, мощь стремительна, рассчи¬
танность коротка. Мощь — это натягивание лука, рассчитан¬
ность удара — спуск стрелы». Мне хотелось бы, товарищ Фу,
чтобы вы повторили эти слова летчику Чэну. Можете доба¬
вить: «Удар войска подобен тому, как если бы ударили кам¬
нем по яйцу». Может ли истребитель-одиночка быть камнем,
а эскадрилья яйцом? Пусть он об этом подумает.
—	Позвольте мне выразить уверенность, — ответил Фу,—
что летчик Чэн уже понял многое. Сегодня, надеюсь, он до¬
кажет это. Я в нем уверен. Как говорят русские, «чувство
локтя» будет его шестым чувством, а в бою первым.
—	Только смотрите, чтобы, выгибая его волю по своему
желанию, как гнут бамбук для изделия, вы не согнули ее
больше чем следует. Воля к встрече с врагом — вот первое
качество всякого бойца на земле и в воздухе.
—	Непобедимость может крыться в обороне, но возмож¬
ность победить — это наступление, — ответил Фу.
—	Правильно сказано, Фу! — с нескрываемым удоволь¬
ствием проговорил Пын Дэ-хуай.
Тут в дверь несмело просунулась голова Сань Тин.
—	Позволите давать чай?
—	Непременно! — весело крикнул Линь Бяо. — Тут без
чая не обойтись. И дайте гостям ваши прекрасные лепешки,
Сань Тин.
Темнота за смотровой щелью блиндажа исчезла, уступив
место розовому свету, быстро растекавшемуся по всему небо¬
своду.
Внезапно стремительно нарастающий гул многочисленных,
низко летящих самолетов потряс воздух над горой.
—	Лао Кэ! — крикнул Фу, бросаясь к смотровой щели.
—	Молодец! — удовлетворенно проговорил Линь Бяо. —
Словно из-под земли вырвался. Теперь авиация противника не
успеет подняться — Лао Кэ пришьет ее к аэродромам.
—	Да, уж Лао Кэ! — в восхищении воскликнул Фу. —
Он им даст.
Из хода сообщения донесся торопливый говорок телефо¬
ниста:
—	Товарищ командующий!.. Наблюдательный доносит:
противник в воздухе.
—	Не может этого быть!.. Пускай проверят! — сердито
крикнул Линь Бяо.
—	Противник действительно в воздухе, — проговорил Фу,
глядя в щель.
Линь Бяо мельком глянул и разочарованно произнес:
33 Заговорщики
513

—	Значит, сами поднялись на задание раньше, чем подо¬
шел Лао Кэ. Жаль...
Но Фу его не слушал. Просунув стереотрубу в щель, он,
не отрываясь, следил за сближающимися самолетами.
—	Сошлись!
Линь Бяо прильнул к трубе и стал крутить кремальерку,
чтобы не упустить из поля зрения быстро двигавшийся в розо¬
вом небе рой своих истребителей. И больше для самого себя,
чем для присутствующих, пробормотал:
—	И все-таки он загонит их обратно в Цзиньчжоу.
Лао Кэ действительно не застал противника на аэродромах.
Очевидно, гоминдановцы сами вылетели с таким же намере¬
нием: приковать народную авиацию к земле. Лао Кэ, рассчи¬
тывавший пройти над вражеским расположением так, чтобы
его появление было полной неожиданностью для авиации,
встретил ее в воздухе тотчас по переходе пехотных
позиций.
Теперь задачей Лао Кэ было навязать противнику бой и,
как всегда, провести его над своим расположением. Навалив¬
шись на врагов всей частью, Лао Кэ не давал им опомниться.
Они были вынуждены принять бой. Тогда Лао Кэ стал' уво¬
дить своих из боя со всею стремительностью, какая была
доступна его самолетам. Этот маневр был повторен два или
три раза, пока весь рой сражающихся не был оттянут на овою
сторону.
Следя за сигналами Лао Кэ, Чэн вел свою эскадрилью
правой ведомой и старался четко и быстро повторять манев¬
ры командира. Где-то далеко, на задворках сознания, мель¬
кало иногда искушение положить пальцы на сектор, прибавить
обороты, вырваться над головою противника так, чтобы он
не успел опомниться от неожиданности, и «дать хорошего
огня» командирскому звену врага. Но он хорошо помнил не¬
давно полученный урок.
Когда Чэн, оторвав взгляд от самолета Лао Кэ, по уста¬
новившейся привычке оглядел небосвод, он увидел, как
из облака вывалился клубок серых американских машин
с задранными хвостами. Очевидно, резерв вражеского коман¬
дира наблюдал, как обычно, бой сверху и теперь решил клю¬
нуть летчиков НОА в тот момент, когда они этого меньше
всего ожидали.
Чэн видел, что американские самолеты пикировали между
звеном Лао Кэ и остальными. Гоминдановцы и американцы,
очевидно, намеревались разбить строй и отсечь Лао.Кэ от его
ведомых.
514

«Неужели командир не видит?» — пронеслось в голове
Чэна. И тут же он уверенно ответил сам себе: «Увидит!» Однако
через одну-две секунды эта уверенность сменилась беспокой¬
ством. Чем дальше, тем беспокойство делалось сильнее: вся
масса вражеских истребителей, получивших, вероятно, соот¬
ветствующий приказ по радио от своего командира, пошла
в бой с ведомыми эскадрильями Народной армии. Вынырнув¬
ший из облака вражеский резерв, подкрепленный еще. новыми
звеньями, используя превышение, продолжал нажимать на Лао
Кэ. Происходило одно из двух: либо Лао Кэ не видел верх¬
них вражеских самолетов и тогда рисковал очутиться под
их огнем, либо он знал о положении вещей и сознательно
привлекал .к себе внимание врага, чтобы не дать ему ввязать¬
ся в бой со всем полком. В таком случае перед Лао Кэ
открывалась -перспектива драться с противником, по крайней
мере вчетверо превосходящим его численностью.
Пока Чэн в течение нескольких секунд бесплодно пытался
по каким-нибудь признакам в поведении командирского само¬
лета решить эту задачу, враги уже зашли в тыл Лао Кэ.
Их основные силы обволокли первую эскадрилью, ие давая
ей ходу в сторону командирского звена. Еще в прошлом бое¬
вом вылете, очутись он в подобном же положении, Чэн без¬
условно пришел бы к решению, определявшему его личный,
одиночный маневр. Но сегодня, думая о себе, он уже отожде¬
ствлял себя с теми, кто шел за ним, — со своими товарищами,
с летчиками своей эскадрильи. И поэтому всего доля секунды
понадобилась ему на то, чтобы приказать второй эскадрилье
следовать за ним. Если бы рев его собственного мотора
не заглушал для него всех звуков вселенной, Чэн услышал бы,
как одновременно с движениехм его сектора увеличилось число
оборотов на всех моторах его эскадрильи. На фоне облаков,
висящих над горизонтом, он увидел, как все его машины,
повторяя его маневр, ложатся в вираж. Чэн скользнул взгля¬
дом по окутанной роем врагов первой эскадрилье и за нею
увидел самолет Лао Кэ. К удивлению Чэна, командир про¬
должал вести себя так, будто до сих пор не подозревал о при¬
сутствии противника у себя в тылу. С этого мгновения все
мысли и чувства Чэна были сосредоточены на одном: при¬
строиться в хвост самолету Лао Кэ раньше противника.
У врагов было преимущество: они выходили в желаемое по¬
ложение с большого запаса высоты и могли использовать
для маневра скорость своего снижения, а Чэну нужно было
предупредить их, проделывая маневр с набором высоты. Рука
Чэна, казалось, сама, без участия сознания, жала на сектор
до тех пор, пока стрелка тахометра не подошла к максималь¬
ным оборотам, на какие был способен мотор. На таком режи¬
33*
515

ме он мог работать очень короткое время. Но мотор должен
был выдать теперь все, что было вложено в него конструкто¬
ром и строителями.
Наконец Чэн почувствовал по вибрации самолета, который
должен был вот-вот провиснуть и отказаться слушаться
управления, что от мотора взято все. Летчик бросил короткий
взгляд на своих ведомых и, убедившись, что все следуют
за ним, вздохнул легко и свободно. Через секунду его эскад¬
рилья с ревом и стремительностью смерча врезалась в узкий
промежуток, оставшийся между звеном Лао Кэ и настигав¬
шими его врагами. Хвосты своих были прикрыты. Дальше
все пошло, как по расписанию. Через короткий миг,
едва ли достаточный, чтобы стороннему наблюдателю
осознать происходящее, звено Лао Кэ вырвалось вверх и по¬
висло над головами неприятеля. Началась настоящая ка¬
русель.
В стереотрубе командующего эта карусель выглядела
тучею комаров, которые бестолково метались в луче солнеч¬
ного света. Даже опытные наблюдатели едва улавливали
быструю смену положений дерущихся и с трудом связывали
это в нечто объяснимое.
После неудавшегося первого захода в тыл вражескому
подразделению Чэн вывел своих на второй заход и с удовле¬
творением положил палец на спуск. Он был почти уверен, что
именно намеченный им самолет, который был теперь в его
прицеле, должен загореться от его очереди. Он бровью не по¬
вел, когда после его короткой очереди из-под брюха враже¬
ского самолета действительно брызнула струя дыма. Сначала
дым вырвался тонкой, стремительной струйкой, начисто сби¬
той потоком воздуха. Тотчас за нею последовало густое чер¬
ное облачко, растянувшееся в длинный траурный шлейф.
От двойного переворота, которым летчик бесполезно пытался
спастись от гибели, дымный шлейф замотался вокруг его ма¬
шины, и самолет исчез в сплошном черном облаке.
Чэну было некогда следить за вражеским самолетом: в по¬
ле его зрения был «Як» Лао Кэ. От него только что, на гла¬
зах Чэна, отвалился густо задымивший и перешедший в бес¬
порядочное падение истребитель противника. И именно в этот
момент Чэн вдруг почувствовал, как его собственная машина
забилась, сотрясаемая беспорядочными рывками. Мысль
об аварии винта или мотора раскаленною стрелой пронзила
мозг. Но, как почти всегда бывает в таких случаях, на смену
этой первой мысли тотчас появилась надежда: вот он сейчас
что-то сделает — на миг выключит контакт, и когда снова
включит его, все будет в полном порядке — мотор загудит
привычным ровным гулом. И Чэн машинально выключил
516

зажигание, но когда он снова поднял кнопку контакта, мотор
не включился.
Еще попытка и еще — напрасно... Самолет превратился
в простой планер, отягощенный на носу тонной бесполезной
стали.
Чэн уже не успел ответить на вопрос, заданный самому
себе: «Выходить из боя?». Он всем телом, как если бы уда¬
ры приходились по нему самому, почувствовал, как «Як»
вздрагивает от хлещущей по нему новой очереди. В тишине,
показавшейся после остановки мотора могильным молчанием,
Чэн отчетливо слышал, а может быть, все еще только ощу¬
щал всеми нервами звон секущих пуль. Их удары отдавались
в голове, словно по ней били чем-то твердым и звенящим.
Впрочем, в следующее мгновение он с трудом сообразил, что
это ему вовсе не чудится, — удар действительно пришелся ему
по голове, и из-под шлема сочилась на лоб теплая кровь.
Чэн сделал усилие, чтобы оттолкнуть со лба шлем, огнен¬
ным кольцом сжимавший голову. Но застежка под подбород¬
ком не поддавалась, и шлем все плотнее и горячее стискивал
череп. Пытаясь напряжением воли удержать ускользающее
сознание, Чэн смутно понял, что машину спасти уже не удаст¬
ся. Это было последнее, что он воспринял перед тем. как
мерзкое ощущение тошноты подкатило к горлу...
—	Лао Кэ! — вырвалось у Фу, внимательно следившего
за снижением «Яка». Он старался убедить себя в том, что это
не беспорядочное падение машины, не управляемой волею
человека, а всего только хитрость Лао Кэ. До боли в пальцах,
до дрожи в руке стискивая стереотрубу, Фу ждал, что вот
сейчас, в следующую секунду, Лао Кэ выправит машину,
включит мотор и...
Прошла секунда, другая, третья, а «Як» продолжал свое
безвольное падение. Было очевидно: никто не брал в руки
ее управления.
Неужели некому его взять?..
Что с Лао Кэ?
Командир не может быть мертв — тогда он не выключил
бы мотор.
Ранен?
Неужели у Лао Кэ нехватает сил дотронуться пальцем до
контакта зажигания? Немножко сил, чтобы взяться за управ¬
ление! Ведь дальше рука сама проделает все привычные
движения, необходимые, чтобы вывести легкокрылый «Як»
в правильный полет. Машина так легка, так послушна.
517

Одно маленькое усилие, друг!.. Маленькое усилие — и ты
посадишь ее, как всегда...
Фу больше всего в жизни хотелось быть сейчас там, возле
своего друга, напарника, командира: одному «я» быть там,
где второе...
Чэн, придя в себя, определил характер падения своего
самолета. Сделав несколько порывистых произвольных дви¬
жений хвостом, «Як» нерешительно перешел в правильный
неторопливый штопор. Преодолевая все еще подкатывавшую
к горлу тошноту, летчик взялся за управление и убедился
в его исправности: действовали рули и элероны. Он думал
теперь только о том, чтобы благополучно посадить самолет.
Летчик без труда вывел послушный самолет из штопора
и, переведя его в пологое планирование — такое, чтобы маши¬
на только-только не проваливалась, внимательно вгляделся
в землю. До нее было уже рукою подать. Впереди и немного
влево виднелось ровное место, поразившее Чэна свежей зе¬
ленью колыхавшейся' там высокой сочной травы. Чэн чуть
тронул от себя ручку и легонько нажал педаль. Чэн знал:
высокая трава хорошо затормозит машину на пробеге — по¬
садка будет, как на смотру!
Но тут Чэну почудилось, что в просветах травы что-то
блеснуло. Через секунду он был уже уверен: вода!
Под ним было болото.
Но прежде чем он мог что-либо предпринять на дотяги¬
вающей последние метры машине, он почувствовал, как
по брюху «Яка» стегают высокие, крепкие, как хлысты, стебли.
Стена брызг, поднятая колесами, коснувшимися воды, застла¬
ла козырёк, обдала фонтанами всю машину.
У Чэна блеснула было надежда, что машина, по инерции
преодолев болото, остановится у противоположного берега,
отчетливо желтевшего впереди краями обнаженной глины.
Но высокая крепкая трава и вода задержали машину. «Як»
остановился в самой середине болота.
Едва Чэн успел отстегнуть парашют и расправить затек¬
шие ноги, собираясь вылезти из машины, как увидел, что
стебли окружающей травы показались у самого его лица,
вровень с краем кабины. Он с удивлением взглянул на борт:
машина погружалась в болото. Он понял, что намерение
выбраться на берег нужно оставить. «А что же делать?»
От неосторожного усилия тупая боль в спине заставила Чэна
опустить руки, и в голове снова зазвучал мучительно громкий
звон. Прошло много времени, прежде чем Чэн смог осторож¬
но, не напрягая спину, выбраться на фюзеляж. Но единствен¬
518

ное, что он увидел отсюда, было все то же болото и дальний
берег овражка, загораживавший горизонт с той стороны, где
были свои.
Чэн вытащил карту из планшета: место его посадки было
вдали от всяких дорог, далеко за правым флангом народных
войск...
Фу видел, как «Як» перешел в штопор и скрылся за
бугром, далеко на правом фланге.
—	Лао Кэ! — прошептал Фу, отрываясь от щели. Он и не
заметил, что командующий давно покинул блиндаж. Отпра¬
вившись на его поиски, Фу обнаружил его на наблюдатель¬
ном пункте.
—	Прошу разрешения взять ваш самолет, — сказал Фу.
—	Зачем?
—	Я должен быть в части, командир выбыл из строя.
—	Отправляйтесь! — проговорил командующий.
Фу добежал до поворота хода сообщения, как вдруг оста¬
новился, ухватившись за стенку:	прямо навстречу ему
■торопливо шагал... Лао Кэ! Фу не мог ошибиться, хотя, мо¬
жет быть, кто-нибудь другой и не сразу узнал бы Лао Кэ
в этом испачканном маслом и копотью человеке, на котором
клочьями висели остатки одежды.
—	Живой?! — воскликнул Фу.
И нельзя было понять: вопрос это или категорическое
утверждение для самого себя.
Лао Кэ усмехнулся и совершенно спокойно проговорил:
—	А то какой же?
Фу схватил друга за плечи и потряс.
—	Что с вами? — с искренним удивлением спросил
командир, не понимавший причины такого восторга.
—	Я же своими глазами видел, как вы только что упали.
—	Я?
—	«Як» штопорил до самой земли!
—	Ах, вот вы о чем!.. Это там, за бугром, у болота?
—	Ну да!
—	Это Чэн! Если бы не он, мое звено смяли бы. Против¬
нику больше всего хотелось обезглавить полк. И тогда неиз¬
вестно, что еще вышло бы из всего дела. Однако, — перебил
он сам себя, — нужно поскорее подать ему помощь... •—<
Лао Кэ вынул карту. — Я видел, где он воткнулся в бо'
лото...
Несколько мгновений Фу, колеблясь, глядел на голубое
пятно, испещренное на карте косыми частыми штрихами.
—	И вы думаете, что он цел? — спросил он.
519

—	Я отчетливо видел, что он выправил машину и поса¬
дил ее.
—	А где ваш «Як»?
—	Тут, под горой, возле ямы, где спрятан самолет коман¬
дующего.
Фу быстро огляделся, словно боясь, что его могут подслу¬
шать, и полушопотом сказал:
—	Я возьму ее, слетаю на болото, а?
Но Лао Кэ молча показал на свое лицо и одежду.
—	Масляный бак? — спросил Фу.
—	Нет...
И командир рассказал: осколок вражеского снаряда, не
перебив маслопровода, только вдавил трубку так, что масло
пошло через суфлер и залило всю кабину, пока Лао Кэ вы¬
бирал место для посадки. Пройдет немало времени, пока за¬
менят помятый маслопровод и проверят исправность мотора,
работавшего некоторое время почти без подачи масла.
...Лежа на крыле своего «Яка», Чэн следил за тем, как
заканчивался бой полка, как самолеты дружной стаей про¬
шли на юго-запад и исчезли в волнующейся дымке, поднимав¬
шейся от нагретой земли. Вместе с ними исчезла для Чэна
и надежда на спасение, но для него это уже почти не имело
значения. Надо всем главенствовала радостная мысль о том,
что полк выполнил задание — воздух над полем сражения за
выход в Северный Китай был очищен от американо-гоминда-
новской авиации. Теперь Лао Кэ запрет ее на ее же аэродро¬
мах, и войска Дунбейской армии погонят банды Чан Кай-ши на
юг, чтобы выйти к Ляодунскому заливу и к Великой стене
и повиснуть угрозой над линией обороны гоминдановцев
Калган—Бейпин — Тяньцзин. Закрыв глаза, Чэн мысленно
рисовал себе картину начавшегося сегодня разгрома гоминда¬
новской группировки старого разбойника.
От нестерпимой жары все больше трещала голова. Попыт¬
ка снять шлем вызвала новое кровотечение из запекшейся
было раны. Чэн не решался больше трогать его, хотя шлем
давил голову нестерпимо.
Руки и лицо Чэна совершенно почернели от облепивших
его комаров. Чэну вспомнились его собственные насмешки
над словами Мэй о комарах как биче летчиков. У него не
было сил сгонять их, да это было и бесполезно: вместо преж¬
них на испачканные кровью руки и лицо тотчас устремлялись
легионы новых.
Чэн сделал попытку, несмотря на головокружение, добрать¬
ся до берега. Но едва он спустился с самолета, как должен
520

был тотчас же взобраться обратно: под ногами была такая
топь, что он неизбежно погрузился бы в нее с головою,
прежде чем успел бы сделать два шага. Выбор оставался
небольшой: утонуть в трясине или умереть от солнечного
удара...
Инстинкт заставлял Чэна цепляться за крыло. Все же это
было крыло его родного самолета. И вот он лежал тут, и тя¬
гучие, все бо|лее медленные и трудные думы текли в его
мозгу, казалось кипевшем под лучами беспощадного солнца.
Это были мысли о Мэй и о Джойсе, о Фу Би-чене и о строгом
командире Лао Кэ; мысли о школе, любви и боях. Стоило Чэ¬
ну сомкнуть веки, и на огненном фоне рядом с образом Мэй
неизбежно возникало лицо негра. Мешалось все: дружба, лю¬
бовь, ошибки, победа... Мысль о победе всплывала надо всеми
другими: победа, победа... Победа?
Чтобы не видеть раскаленного добела неба, Чэн перевер¬
нулся на живот. Он попытался спрятать лицо в воротник курт¬
ки, но комары тотчас набились туда. Они проникали под
одежду, яростно кусали за ушами, шею, спину. Чэну чуди¬
лось, что все тело его горит от уколов раскаленных иголок
и череп распирает тесный шлем.
Он с усилием вернулся мыслями к товарищам, к полку.
Перед ним встала широкая улыбка Лао Кэ, его сверкающие
белизною зубы; проплыл перед глазами непослушный вихор
Фу Би-чена.
...Сань Тин вошла в блиндаж и подняла цыновку, чтобы
сделать сквозняк: в земляном углублении нечем было дышать.
Солнце стояло высоко и словно вовсе не собиралось уходить
с небосклона.
Сань Тин отерла лицо и, тряхнув головой, принялась на¬
крывать на стол. Потом принесла большой чайник с трубой,
наполненной горячими углями. Командующий, любил крепкий,
свежезаваренный чай.
Сань Тин приподняла крышечку и заботливо понюхала
пар. Кажется, все обстояло благополучно. Она высунулась
из блиндажа и приветливо сказала, словно принимая гостей:
—	Чай пить!
—	Когда-нибудь, — сказал Линь Бяо, — весь мир поймет,
что в жару нужно брать горячую ванну, а не обливаться хо¬
лодной водой, пить кипящий чай, а не глотать толченый лед,
как это делают дикари янки, — и потянулся за налитой для
него чашкой.
Ловко держа ее на растопыренных пальцах, он маленьки¬
521

ми глотками отхлебывал ароматную зеленоватую жидкость,
и мохнатые брови его сильно двигались в такт глоткам.
В блиндаж вошел ординарец.
—	Генералу Пын Дэ-хуаю!.— доложил он, протягивая
пакет.
Пын Дэ-хуай отошел от стереотрубы и, распечатав длин¬
ный узкий конверт, стал быстро просматривать бумагу. Линь
Бяо отставил недопитую чашку и напряженно наблюдал за
выражением лица генерала, будто пытаясь по нему угадать
содержание донесения.
—	Самое важное, — спокойно проговорил Пын Дэ-хуай,
закончив чтение, — что авиация Чан Кай-ши больше не при¬
нимает участия в обороне Цзиньчжоу...
—	Значит, маньчжурскую пробку мы заткнем накрепко.
—	И второе: Фан Юй-тан выступил.
—	A-а, господин католик, наконец, решился! — смеяеь,
сказал Линь Бяо.
—	Его дивизии ударили от Калгана во фланг Янь Ши-
фану.
—	Эти два толстяка ненавидят друг друга. Сцепившись,
они уже не разойдутся, пока один из них не падет. А мы по¬
можем пасть изменнику Яню.
—	Что же, — подумав, проговорил Пын Дэ-хуай, — може¬
те двигаться и вы.
Вместо ответа Линь Бяо молча перекинул через голову
ремень большого маузера.
—	Вам выпала большая честь, Линь Бяо, — сказал Пын
Дэ-хуай. — Сегодня начинается конец Чан Кай-ши. И этот
удар наносят ваши солдаты.
—	С именем партии и председателя Мао!
Фу сделал над болотом два круга, далеко высунув за борт
голову, чтобы хорошенько разглядеть лежавший посредине
болота самолет. Он видел распластанного на ею крыле
Чэна. Шум мотора должен был бы разогнать самый крепкий
сон, но Чэн не шевелился. Посадив самолет, Фу поставил сек¬
тор на малые обороты и пошел к воде. Сложив руки рупо¬
ром, он покричал, но Чэн не отозвался. Фу постоял в раз¬
думье и медленно зашагал обратно к самолету.
Солнце уже давно перешло зенит, когда над озером снова
послышалось стрекотанье мотора. На этот раз из подрулив¬
шего к озеру учебного самолета следом за Фу вылез Джойс.
Они оба покричали с берега, но опять не получили ответа.
522

Они сели на берегу и молча закурили. Время от времени
Фу поглядывал на часы, поднимая взгляд к солнцу, и мерил
путь, оставшийся багровому диску до горизонта.
—	Я так и знал: санитарному автомобилю сюда не прой¬
ти, — сказал он.
—	Ему не перебраться через то второе болото. А объез¬
жать — это до завтра, — согласился Джойс. — Такое поло¬
жение вещей нас не устраивает.
—	А еще больше его, — с горькой усмешкой сказал Фу,
движением головы указав на Чэна.
—	Тогда мы не должны больше ждать санитарный авто¬
мобиль, — сказал Джойс: — в нашем распоряжении мало
времени.
Фу молча поднялся и пошел к самолету. Джойс помог ему
выгрузить надувную резиновую лодку.
...Солнцу оставалось уже пройти совсем короткий путь до
горизонта. От высокой травы озера на берег ложились длин¬
ные тени.
Тяжело ступая с Чэном на плече, Джойс приближался
к своему самолету. На примятой траве оставались мокрые
следы. Его одежда тоже была мокрой.
Остановившись возле самолета, Джойс осторожно снял
со своей шеи руку Чэна. Вдвоем с Фу они бережно положили
Чэна в заднюю кабину.
Негр отряхнулся, сбрасывая с себя налипшую траву
и грязь. Глядя на него, Фу усмехнулся.
Только когда они выкурили по папиросе, Джойс сказал:
—	Втроем мы с этой площадки не взлетим! — Ив под¬
тверждение своих слов ударил каблуком в пружинящую
почву берега. — За мною пришлете завтра.
Полагая, повидимому, что другого решения не может быть,
он обошел крыло и взялся за винт.
Фу застегнул шлем и полез в кабину. Прогрев мотор, он
дотянулся до Чэна и осторожно ощупал повязку, которой не
очень умело, но очень старательно была обмотана его голова.
Наконец Фу уселся и дал обороты. Но тут, пересиливая
вихрь от винта, Джойс бросился к самолету и крикнул в са¬
мое ухо Фу:
—	Отдайте мне ваши сигареты!.. Тут чертовски много ко¬
маров.
Пряча в карман пачку и держась за борт кабины, он
ответил улыбкой устремленному на него с немым вопросохм
взгляду Чэна. Стараясь казаться веселым, крикнул раненому:
—	Мэй ждет вас... Ждет, понимаете?..
523

Но видя, что вопрос не исчез из глаз Чэна, крикнул еще
громче:
—	А Цзиньчжоу уже взят. Линь Бяо ринулся на равнину,
понимаете?.. «Его превосходительство Фан» вцепился в спину
толстому Яню... Одним словом, все в порядке.
При этих словах Джойс едва не упал на землю, отброшен¬
ный мощным потоком воздуха. Самолет побежал, разбрызгивая
воду, подскочил, и на фоне погасающей зари Джойсу стали
видны оторвавшиеся от земли колеса.
Джойс присел на корточки. Его большие пальцы с ярко
белевшими в сумерках ногтями долго разминали сигарету.
Так долго, что если бы не комары, он, наверно, и не вспом¬
нил бы, что ее нужно закурить.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
...Ваша хваленая Америка с ног до
головы покрыта язвами, и эти язвы —
вероломство, измена...
У о л m У и m м эн

1
Бывший генерал-полковник Конрад фон Шверер не верил
никому. До тех пор, пока собственными глазами не увидит,
как их вешают, он не хотел верить ни газетам, ни радио, ни
друзьям.
Могли повесить Риббентропа, могли повесить Кальтен-
бруннера, Шираха, Заукеля — любого из этих каналий. Но
Кейтеля! Он же был человеком его круга!.. За пределами
Мыслимого была для Шверера казнь Кейтеля... Повесить
фельдмаршала Германской империи!
Но бывали минуты, когда Шверер понимал: сопротивле¬
ние действительности бессмысленно. Неизбежность подчине¬
ния действительности подтверждалась и тем, что от его
квартиры в лучшей, западной, части Берлина остались три
комнаты, соединенные с кухней деревянными мостками. Он,
генерал-полковник фон Шверер, вынужден был пробираться
по этим отвратительным, шатким мосткам всякий раз, когда
нужно было выйти из дому. А разве менее отвратительна
была эта серая охотничья куртка с зелеными клапанами на
бесчисленных карманах и зеленая шляпа с идиотским перыш¬
ком— весь этот клоунский маскарад? На него пришлось
впервые пойти с полгода тому назад, чтобы неузнанным про¬
браться в восточный Берлин, где еще показывали советский
фильм «Суд народов».
Шверер отлично помнит, с каким чувством страха пере¬
ступал тогда порог зала в кинематографе; помнит, как боял¬
ся поднять глаза на входивших сюда вместе с ним.
Во время сеанса Шверер только один раз внимательно,
стараясь не пропустить ни секунды, посмотрел в лицо Кей¬
телю, когда тот вошел в зал, где сидели союзные главно-
527

командующие, и, нелепо, как шут, отсалютовав фельдмар¬
шальским жезлом, сел за стол для подписания акта капиту¬
ляции.
Позже, когда на экране появились подсудимые, взгляд
Шверера был прикован к плечам Кейтеля и Иодля: там уже
не было погонов, на воротниках не было петлиц. Он не ре¬
шался больше смотреть в лицо Кейтелю и даже Иодлю, это¬
му длинноголовому проныре, которому когда-то завидовал
и которого' боялся.
И вот все они трупы. Впрочем, нет, не все: по страшной
иронии судьбы тот, кто не оправдал своей миссии пара¬
шютного дипломата, Гесс, цел и невредим!.. Что это —
политическая игра англичан и американцев, награда за
услуги?..
Едва ли менее сцрашным, чем фильм, показалось Швере¬
ру то, что он наблюдал в зрительном зале и в фойе, пока
ждал начала сеанса. Там были люди, пришедшие смотреть
картину по второму разу. И не потому, что эти немцы, по¬
добно Швереру, не могли или не хотели поверить в правди¬
вость показанного, а именно для того, чтобы с радостью
и облегчением убедить в этой реальности и самих себя
и вновь приводимых с собой родных и знакомых. Многие
рукоплескали там, где Швереру хотелось кричать от
страха.
Последнюю часть второго сеанса Шверер просидел с за¬
крытыми глазами, и только тогда, когда раздались рукопле¬
скания, он разомкнул веки и увидел на экране труп с кон¬
цом веревки на шее.
Шверер встал и, наступая на ноги сидящим, побежал
к выходу. Он не мог больше оставаться тут, его тошнило от
страха, навалившегося на него и сжимавшего живот. Что,
если его узнают, что, если и его...
Расставив руки, как слепой, он, шатаясь, шел на тусклый
синий огонек над словом «выход». Выход, выход!.. Куда
угодно, только подальше от повешенных!.. Ведь и он!.. Ведь
и он!..
Когда Шверер вышел из кинематографа, было уже совсем
темно. Он брел, не видя ни дороги, ни лиц прохожих, ни воз¬
вышающихся вокруг черных руин. Только тогда, когда за
углом в глаза ему плеснуло багровое пламя, он поднял голо¬
ву и остановился в удивлении и испуге. Лицо его сморщи¬
лось в жалкую гримасу, он забыл, что в руках у него
собственная зеленая шляпа* и нервно мял и мял ее.
Площадь была заполнена толпою подростков. Они весело
суетились вокруг большого костра и что-то пели нестройным
хором.
528

Над костром высилась освещенная пламенем тренога, к ее
вершине было подвешено толстое чучело с табличкой: «Ге¬
ринг». От пляшущих бликов костра казалось, что ноги урод¬
ливой куклы совершают нелепые движения канатного пля¬
суна.
О, Шверер никогда не забудет той ночи! С тех пор вид
всякой веревки вызывал у него воспоминание о словах, ог¬
ненными буквами горевших над входом кино: «Суд наро¬
дов»!.. Они грозно светились на фоне погруженного во мрак
Берлина, они неслись над городом вслед убегавшему от ужас¬
ного видения Швереру, они, как пылающий меч архангела,
изгоняли его из города, где хозяином стал народ. «Суд на¬
родов»! Это было страшно, Шверер, спотыкаясь, бежал мимо
ослепших глазниц берлинских развалин. Он зажимал уши,
чтобы не слышать гула упреков, чудившихся в каждом воз¬
гласе; он не смотрел на людей, чтобы не встретиться с уко¬
ряющим взглядом вдовы, сироты, калеки; сердце его, как
безумное, колотилось в груди, казавшейся наполненной пе¬
пелящим жаром страха: и он тоже, и он тоже... «Суд наро¬
дов»! Кровь стучала в висках: «Суд народов!.. Суд... суд...»
Шверер бежал из родного, города, и несколько ночей под¬
ряд его душили кошмары: палач, накидывающий ему петлю
из толстой белой веревки. Из такой- самой веревки, какую
Шверер видел на шее Кейтеля, Нейрата, Иодля... Да, народы
не пожалели пеньки для помощников Гитлера! Шверер ни¬
когда не перестанет благодарить господа-бога за то, что тот
помог ему остаться свидетелем этого суда, а не быть в нем
объектом киноаппарата: веревка такой толщины не может
оборваться... Но почему этот же бог, к которому Шверер
всегда относился вполне лойяльно, не избавит его от ужаса
назойливых воспоминаний? Зачем они постоянно теснятся
в его мозгу? Для чего память упрямо воссоздает ему шаг за
шагом события последних дней Берлина и империи Гитлера?
К чему назойливые думы о последних совещаниях в импер¬
ской канцелярии, когда Гитлер призвал его, Конрада фон
Шверера, поборника идеи примирения с Западом любой ценой
и беспощадной борьбы с Россией?.. Запоздалый призыв!..
Теснятся в памяти события, люди. Нет, уже не люди, а ма¬
ски мертвецов. Из всех участников военных совещаний по¬
следних дней Берлина в живых остался, пожалуй, один Гуде-
риан...
Шверер с трудом принуждает свою память проскользнуть
мимо длинного ряда лиц, встающих перед ним с чертами,
дико искаженными предсмертным ужасом. Это те из его кол-
лег-генералов, кто, выполняя волю американских вдохновите¬
лей заговора 20 июля, пытался разделаться с Гитлером, что¬
34 Заговорщики
629

бы "заменить шайку Гитлера правительством, приемлемым
для англо-американцев. Шверер видел всех их повешенными.
Когда это снится Швереру, он просыпается весь
в поту: прежде, в 1944 году, ему и в голову не при¬
ходило, что сообщение, мимоходом сделанное им Гитлеру
из простого желания выслужиться, по сути дела окажется
доносом, роковым для нескольких тысяч человек, главным
образом его сослуживцев — генералов и офицеров. Быть мо¬
жет, события тех июльских дней и не были бы выжжены
в памяти Шверера, как каленым железом, если бы не садист¬
ская выдумка Гитлера, приказавшего всем генералам, до ко¬
торых не дотянулись щупальцы «особой комиссии 20.7.44»
просмотреть фильм — отчет о казни главных участников за¬
говора 20 июля. Гитлер строго наблюдал за тем, чтобы никто
не улизнул от кровавого зрелища. Швереру пришлось увидеть
на экране, как в подвал, похожий на лавку мясника, первым
втащили генерал-полковника Эриха Геппнера. Шверер был
уверен, что Геппнера привели в число заговорщиков отнюдь
не принципиальные соображения, а скорее всего желание
отомстить Гитлеру за жестокую обиду: еще в 1942 году Гит¬
лер отрешил его от командования армией на русском фронте
и предал военному суду за неисполнение приказа драться «до
последнего солдата». Геппнер тогда отступил под натиском
советских войск. Это стоило ему отставки. Шверер готов был
допустить, что инициаторы заговора могли поддеть Геппнера
на крючок честолюбия и мести. Да, только это... И вот перед
глазами Шверера ужасные кадры развязки.
Когда Геппнера привели на место казни, он, повидимому,
не сразу осознал назначение больших железных крючьев,
вбитых в стены подвала. Скованному по рукам, ему связали
еще ноги. Два эсесовца подтащили его к стене и повернули
лицом к зловеще торчащему крюку. Кажется, только тут Геп¬
пнер понял, что его ждет, — он стал биться в руках палачей.
Но третий эсесовец, охватив его голову, с размаху насадил
ее подбородком на крюк...
В этом месте фильма Швереру сделалось плохо, и он ог-
вернулся от экрана. Но в демонстрационном зале тотчас раз¬
дался окрик Кальтенбруннера, посланного Гитлером, чтобы
следить за впечатлением, какое казнь произведет на зрите¬
лей:
—	Смотреть на экран!
Кальтенбруннер успел заметить попытку некоторых генера¬
лов закрыть глаза.
—	Смотреть! — грубо орал он на весь зал.
Генералы смотрели. Смотрел Шверер. Он видел, как в под¬
вал, где еще судорожно передергивалось на крюке тело
530

Геппнера, шлепая по лужам его крови, вели старика, в ко¬
тором не сразу можно было узнать генерал-фельдмаршала
Вицлебена.
Боже правый! Неужели еще одна жизнь в уплату за
неудовлетворенное честолюбие? Уж тут-то Шверер убежден:
не беззаветная преданность родине сделала Вицлебена одним
из руководителей заговора, а устранение от командования на
Западе. Неужели и его?.. Неужто так ужасна участь, которой
по счастливой случайности избежал сам Шверер?.. Бежать,
бежать из зала!.. Но нет, взгляд Кальтенбруннера пригвож¬
дает его к креслу. Шверер не смеет даже опустить веки, он
смотрит на Вицлебена: старый фельдмаршал в одних брю¬
ках. Вместо мундира на нем клочьями висят окровавлен¬
ные остатки нижней рубашки, лицо представляет собою
сплошной кровоподтек. Увидев то, что недавно было Геппне-
ром, Вицлебен забился в руках палачей.
Здоровенные звероподобные эсесовцы подняли его, чтобы
повесить рядом с Геппнером. Однако старик сопротивлялся
так яростно, что палачи промахнулись. Железный крюк ра¬
зорвал ему лицо и вошел в скулу под глазом. Но в при-
гово!ре Гитлера было сказано, что заговорщики должны быть
повешены за подбородок. Поэтому воющего старика сняли
с крюка и снова, на этот раз более тщательно, надели ниж¬
ней челюстью.
Швереру потом рассказывали, что в этом месте первого
просмотра, организованного для одного Гитлера, он швырнул
чем-то в изображение Вицлебена на экране, затопал ногами
и, брызжа пеной, завизжал:
—	Так его, так его!..
По возвращении домой с этого просмотра Шверер долго
возился в уборной. Ему было стыдно показать кому-к.чбудь
свое белье. К тому же его долго, мучительно рвало. Перепу¬
ганная Эмма вызвала врачей...
С тех пор прошло четыре года, но стоило Швереру
услышать или прочесть имя кого-либо из казненных, как
поднималось ощущение тошноты и его начинал трясти
озноб.
Но до сегодняшнего дня в этом деле с заговором 20 июля
для Шверера оставалось кое-что непонятное. Как могло слу¬
читься, что некий группенфюрер GC Вильгельм Кроне, пы¬
тавшийся вовлечь его в это дело, остался цел? Как могло
случиться, что этот Кроне, возложивший на него, Шверера,
задачу изолировать Гитлера и Кейтеля в штабном бункере
под Растенбургом, на случай, если фюрер не будет убит бом¬
бой Штауфенберга, не только не был привлечен к ответу,
но предстал перед Шверером в роли следователя страшной
34*
531

«особой комиссии 20.7.44»? Именно Кроне перепуганный Шве¬
рер назвал патера Августа Гаусса как лицо, сделавшее попытку
протянуть к нему нить от католического крыла заговорщиков;
именно этому Кроне генерал указал на доктора Зеегера,
вступившего в сношения со Шверером от имени социал-демо¬
кратов, желавших принять участие в заговоре. Но вместо того
чтобы немедленно дать приказ об аресте всех этих лиц, Кро¬
не заставил Шверера подписать обязательство под страхом
немедленной смерти молчать обо всем, что он видел и слы¬
шал, обо всем, что сам говорил в «особой комиссии». Кто
был этот Кроне — человек Гитлера, Гиммлера или еще кого-
то, таинственного и более страшного, чем они оба?.. За что
же расплатились своими жизнями Геппнер, Вицлебен,
Штауфенберг и десятки других? Во имя чего были вынужде¬
ны покончить с собою Роммель, Фромм и еще многие —
за ошибки свои или чужие? Не была ли эта смерть
на крючьях и в тюремных дворах расплатой за то, что они
не сумели осуществить запоздалую попытку вырвать власть
из рук Гитлера? И во имя чего они добивались этой власти?
Ради примирения с англо-американцами и обращения всей
мощи объединенных сил Запада против коммунистического
Востока, против ненавистной Швереру России? Правда ли
это? Правда ли, что у заговорщиков была тайная договорен¬
ность с англо-американцами, что в случае замены гитлеров¬
ской шайки военным кабинетом союзники прекратят военные
действия на Западе и даже помогут генеральскому прави¬
тельству Германии оружием, продовольствием и деньгами для
продолжения войны с Россией? Ведь если так, если амери¬
канцы знали о заговоре, то логично было бы допустить, что
они и содействовали его успеху. Значит, и генералы-заговор-
щики были не кем иным, как дурачками, таскавшими каш¬
таны для американцев. Почему американцы снюхались
с ними, а не с господами из Рура!.. Значит, американцы до¬
пустили крупный просчет с заговором 20 июля и заплатили
за этот просчет чужими головами — головами немецких
генералов! Сначала платили немецкой кровью за привод
Гитлера, потом за попытку от него отделаться?!. Два до¬
рогих просчета...
Шверер не уставал благодарить бога за то, что всевышний
уберег его и от крючьев в подвале и от пули или петли в чис¬
ле четырех тысяч девятисот восьмидесяти человек, казненных
Гитлером по спискам «особой комиссии». Какое счастье, что
Кроне предложил ему тогда только скромную задачу в Ра-
стенбурге, без каких бы то ни было гарантий на будущее!
Обещай ему заговорщики командование Восточным фронтом
или хотя бы руководство большой операцией против русских,
532

и — кто знает? — устоял ли бы Шверер против такого соблаз¬
на? Не пошел ли бы и он против фюрера и не болтался ли
бы и он на крюке рядом с Вицлебеном?..
Да, события 20 июля сыграли большую роль в жизни
Шверера. Они сразу выдвинули его на видное место и сдела¬
ли его постоянным участником военных совещаний в импер¬
ской канцелярии. Ах, эти совещания!.. Эти последние ночи,
когда уже стала ясна картина общего поражения, когда паль¬
цы участников, подобно загнанным крысам, метались по кар¬
те, когда напрасны стали поиски выхода из ловушки, в кото¬
рую завела генералов военная безграмотность фюрера или,
вернее говоря, завели себя сами генералы потворством ма¬
ниакальной вере ефрейтора в то, что какие-то высшие силы
дали ему знания и власть полководца...
Память Шверера Жадно удерживала подробности этих
ночных сборищ, которые Гитлер любил называть «разбором
ситуации», хотя никаких разборов в действительности не бы¬
вало. Были доклады Гудериана, Кейтеля, позднее Кребса,
Иодля, умевшего ловко обходить все неприятности. В ответ,
как правило, бывал истерический крик Гитлера, противоре¬
чивые приказы, непостижимое упрямство, позволявшее ему не
видеть самого очевидного...
Длинные трудные ночи в штабе, езда в автомобиле по раз¬
рушенному Берлину, ставшему похожим на каменный лаби¬
ринт. Фоссштрассе с мрачным фасадом имперской канцеля¬
рии, построенной Шпеером по личным наброскам фюрера, та¬
кого же бездарного архитектора, каким незадачливым он
оказался в роли правителя и полководца. Здание, растянув¬
шееся по всей Фоссштрассе от площади Вильгельма до улицы
Германа Геринга, уже мало походило на резиденцию прави¬
тельства: стены местами обвалились и по всей длине были
выщерблены осколками авиабомб. Вместо зеркальных стекол
окна глядели на улицу слепыми щитами из фанеры или же¬
леза. Когда Шверер впервые прибыл на совещание, весь цо¬
коль' дома был уже заложен мешками с песком, и изуродован
покатыми бронированными входами в подземелья убежищ.
Все было уныло, грязно, обшарпано. Только молодые, огром¬
ного роста часовые, как в лучшие времена, стояли еше у двух
действующих подъездов: у одного в левом крыле для чле¬
нов нацистской партии и у другого в правом — для военных.
Эти парни были, казалось, олицетворением силы армии. Но ко¬
гда Шверер впервые попал внутрь здания, то увидел, что эти
наружные часовые были только декорацией. По ту сторону
двери Шверера встретил караул из офицеров CG, — это была
подлинная охрана гитлеровской резиденции. Эти уже не только
не брали на караул своими автоматами, но даже не считали
533

нужным козырнуть генералу. Они молча протянули лапы за
пропуЬком. Бесцеремонно сверили с оригиналом наклеенную в
удостоверении фотографию, направив в лицо генералу ослепи¬
тельный луч фонаря. На каждом повороте длинных переходов
стояли такие же караулы, происходила такая же тщательная
проверка, пока, наконец, подавленный Шверер с закушенной
от досады губой не переступил-порога личных апартаментов
фюрера, полагая, что сейчас он изольет обиду кому-нибудь из
коллег-генералов. Но именно тут его и задержали дольше
всего. Ему прежде всего предложили сдать оружие, без це¬
ремоний взяли у него из рук портфель и с обидной тщатель¬
ностью перерыли его содержимое, как будто между листами
доклада или завернутый в оперативную карту там лежал ди¬
намит. Наконец ему предложили снять шинель, и еще один
эсесовец с наглой мордой взглядом ощупал каждую выпук¬
лость на генеральском мундире, карманы, бриджи. Однако
даже это поразило теперь Шверера меньше, чем готовность,
с которой другие участники совещания сами протягивали свои
портфели для обыска и, словно ненароком, под взглядом
эсесовца проводили ладонями по своим плоским карманам,
поспешно вытаскивая из них единственное, что считали воз¬
можным возить сюда, — портсигары и футляры с очками. На
глазах Шверера все это проделывали и Гудериан, и Иодль,
и даже приехавший последним Кейтель. Повидимом-у, здесь не
верили никому, боялись всех.
Исключение составлял кое-кто из генералов СС да во¬
шедший свободной походкой, уже знакомый Швереру группен¬
фюрер Кроне. Швереру было известно, что Кроне выполнял
теперь обязанности офицера связи Гиммлера при рейхсмар-
шале Геринге. Шверер пристально смотрел в лицо группенфю-
реру, готовый угодливо улыбнуться, как только встретится
с его взглядом. Но группенфюрер делал вид, будто не видит
маленького генерала. Кроне по-приятельски протянул руку
личному адъютанту Гитлера штурмбаннфюреру Гюнше, по¬
кровительственно положил руку на плечо подполковнику ге¬
нерального штаба — военному адъютанту фюрера.
Шверер отлично помнил все слухи об источнике могуще¬
ства того или иного эсесовца, о действительных причинах
карьеры того или иного генерала, но подлинное лицо этого
Кроне оставалось ему непонятным. О нем никто ничего точно
не знал. Одни считали его креатурой Геринга, другие — со¬
глядатаем при нем его смертельного врага Гиммлера. У Кро¬
не, повидимому, не было близких друзей, но никто не знал
и его открытых врагов.
Наконец Швереру показалось, что он поймал мимолетный
взгляд, которым Кроне обменялся с прошедшим через прием¬
534

ную Борманом. Но это могло генералу только и почудиться.
Не так-то просто было уловить что-нибудь на грубо-энергич¬
ной физиономии Бормана, ставшего вторым «я» Гитлера с тех
пор, как ему удалось спровадить в Англию Гесса. Черты лица
рейхслейтера всегда сохраняли выражение черствого спокой¬
ствия. Пробор его черных прямых волос, проходящий точно
посредине головы, был всегда одинаково ровно зализан. Ши¬
рокие ноздри и такие же широкие скулы делали круглое лицо
Бормана еще грубее и шире. Неуклюжая коренастость
фигуры придавала Борману сходство с борцом или
боксером.
При появлении в комнате этого диктатора национал-социа¬
листской партии все замирали. Генералы склоняли головы
в почтительном поклоне или старались спрятаться за спины
соседей.
Борман остановился перед генералом СС Фегелейном, же¬
натым на сестре Евы Браун, дружески поздоровался с ним,
и они вместе направились к гитлеровскому кабинету. Гюншс
поторопился отворить дверь, и все трое скрылись за нею. От¬
кровенный вздох облегчения пронесся по приемной — генера¬
лы боялись Бормана и ненавидели выскочку Фегелейна, кото¬
рый на правах родственника фюрера смотрел на всех сверху
вниз.
Через несколько минут дверь кабинета отворилась, и Гюн-
ше пригласил присутствующих войти. Гитлера в кабинете еще
не было. У стены сидел Геринг, навалившись на круглый стол
животом, поднявшимся к самому подбородку и распиравшим
голубой замшевый мундир. Начальник его штаба Коллер что-
то поспешно объяснял ему, водя пальцем по карте.
Шверер окинул быстрым взглядом знакомую обстановку:
не изменилось ли что-нибудь? Но нет, все было на месте, все
было так же грандиозно, так же, как всегда, свидетельство¬
вало о мании величия, владеющей фюрером: был огромен
ковер, покрывающий весь пол просторного зала-кабинета,
ог ромны зеркальные окна от пола до потолка, непомерно велик
для одного человека письменный стол. Два пресспапье на нем
казались циклопически тяжелыми глыбами мрамора.
Прошло еще несколько минут в напряженном молчании.
Наконец отворилась одна из замаскированных дверей в зад¬
ней стене, но вместо Гитлера вошел его главный военный адъ¬
ютант генерал Бургдорф и объявил, что ввиду приближения
воздушного противника совещание переносится в бомбоубе¬
жище.
Длинной процессйей, строго соблюдая старшинство, пред¬
водительствуемые Герингом, генералы потянулись к переходу
в бункер фюрера. Исключение опять составляли Кроне и по¬
535

явившийся Кальтенбруннер. Они стояли рядом, при¬
слонившись к простенку между окнами. Шверер успел заме¬
тить, что Кальтенбруннер замкнул шествие, а Кроне так
и остался в кабинете.
Путь генералов по длинным коридорам, едва освещенным
ручными фонарями эсесовцёв, был долог и неудобен.
Здесь не было уже ни натертых паркетов, ни зеркальных
окон. В большие дыры разбитых стен смутно виднелись мрач¬
ные силуэты берлинских руин, местами сквозь бреши в потол¬
ке мелькали звезды. На полу стояли грязные лужи. Шверер
спотыкался о большие куски штукатурки и несколько раз
чихнул, наглотавшись известковой пыли. По мере того как про¬
цессия спускалась в подземелье, воздух делался все более
влажным. И это резиденция фюрера!.. По спине Шверера
пробежал нервный холодок.
2
В части бункера, служившей спальней и будуаром Еве
Браун, царил полумрак. Красное пятно света дрожало на
медном листе перед камином, трепетный блик перебегал по
расстеленной на полу шкуре белого медведя и, задев лакиро¬
ванный угол кровати, пропадал в глубине комнаты. Картины
на темных стенах казались мутными пятнами. В первый мо¬
мент можно было и не заметить маленькой лампочки науч¬
ном столике, и казалось, что единственным источником света
является горящий в камине кокс.
Гитлер сидел на низенькой скамеечке для ног у каминной
решетки и, полуобернувшись к огню, рассматривал фотогра¬
фическое изображение обнаженной Евы. Он смотрел при¬
стально, прищурив один глаз, напрасно стараясь умерить
дрожь левой руки, полупарализованной бомбой Штауфенбер-
га. Ева с нескрываемым удовольствием рассматривала другую
такую же фотографию. Когда Гитлер, насмотревшись, бросил
портрет в камин, Ева передала ему свой и взялась за сле¬
дующий. Целая груда фотографий, где Ева была изображена
одетой, полуодетой и совершенно неодетой, лежала перед
нею на полу. Ева брала их и разглядывала, пока Гитлер не
решался предать сожжению очередное фото своей подруги.
Гитлер сжег их уже много: куча пылающего кокса была
наполовину завалена черными хлопьями сгоревшей бумаги.
В дверь просунулась физиономия Гюнше.
—	Мой фюрер, господа собрались.
Гитлер молча кивнул головой и продолжал своеобразное
аутодафе, повидимому занимавшее его мысли больше, чем
пылающие вокруг него руины Германии и пожары Берлина,
подступившие уже к самым стенам имперской канцелярии.
536

Гюнше умоляюще посмотрел на Еву. Она отложила оче¬
редную фотографию и сказала:
—	Пора!
Гитлер глядел на нее снизу вверх бессмысленными, сле¬
зящимися глазами полуидиота, его седая голова тряслась все
больше и больше. Ева и Гюнше помогли ему подняться на
подгибающиеся ноги. Шаркая подошвами, словно у него
нехватало сил переставлять свои большие ступни, Гитлер
поплелся к выходу.
При его появлении в комнате совещаний все стихло. Тщет¬
но стараясь ступать твердо и выпрямить согнувшуюся, как
у старика, спину, Гитлер подошел к своему месту и, пошарив
рукою, как слепой, чтобы нащупать подлокотник, упал в кре¬
сло. Перед ним уже были разложены карты с отметками
передвижения войск за последние сутки. Немецко-фашистские
войска отступали повсюду. Но это походило на отступление
лишь до тех пор, пока докладывал Гудериан. Начальник ге¬
нерального штаба умышленно не скрывал безнадежности и
положения гитлеровских армий на Западе. Эта безнадежность
якобы делала бессмысленным сопротивление англо-американ¬
цам, хотя в действительности они нажимали только там, отку¬
да немцы снимали войска для переброски на восток. По мере
того как Гудериан говорил, нервный тик все более' заметно
передергивал щеку Гитлера. Повидимому, ему стоило большого
усилия молча слушать начальника генерального штаба. К то¬
му же Гитлер не выносил, когда ему говорили что-нибудь
слишком громко. Один Иодль умел делать доклад так, что его
было приятно слушать:	мягко,	вполголоса,	сглаживая не¬
приятности.
—	...Судьба Германии, — говорит между тем Гудериан,—
будет определена участью ее столицы. Из этого следует сде¬
лать вывод: вое внимание — обороне Берлина. Нажим рус¬
ских...
—	Какова численность русских дивизий, непосредственно
угрожающих нам на берлинском направлении? — перебил
Гитлер.
Гудериан быстро, делая отметки карандашом на карте,
перечислил сбивчивые, разрозненные данные о советских
силах и виновато добавил:
—	Сведения, разумеется, не абсолютные. Нельзя ручаться
за работу разведки в разгаре отступления...
—	Я запретил говорить об отступлении! — не поднимая
головы, сказал Гитлер.
—	Я имею в виду большую подвижность фронта, — по¬
правился Гудериан, — в таких условиях данные разведки
следует принимать с осторожностью. Они почти всегда ока¬
557

зываются преувеличенными в нашу пользу. Однако и из того,
что дает разведка, мы видим: соотношение сил — один к пя¬
ти в пользу противника..
—	Вы всегда преувеличиваете, чтобы меня расстроить...
Да, да, не спорьте — ваша цель расстроить меня, расстро¬
ить! Вы всегда меня расстраиваете, а сами вы просто боитесь
русских! Вы трус. Да, да, вы трус, Гудериан! — все повышая
голос, выкрикивал Гитлер, хотя Гудериан и не думал спо¬
рить, ожидая, пока пройдет этот пароксизм страха, который
Гитлер бесплодно пытался выдать за приступ обидчивости.
Несмотря на грубость черт лица Гудериана, лишенных какой
бы то ни было одухотворенности, можно было все же судить
о том, какого усилия стоит генералу не потерять нить нача¬
того доклада. С еще большим темпераментом, чем прежде, он
повторил:
—	Судьба'Германии зависит..?
Но Гитлер снова перебил его:
—	Судьба Германии не ваше дело, Гудериан!.. Восточ¬
ный фронт! — Вытянутая вдоль стола левая рука Гитлера
запрыгала в судороге. — Я вас спрашиваю: что произошло на
Восточном фронте, что угрожает Берлину?
—	Если ваши вчерашние приказы, мой фюрер, относи¬
тельно померанской группы ие будут отменены, противник
уничтожит ее без всякой пользы для нас. Померанские вой¬
ска должны быть немедленно подкреплены обеими курлянд¬
скими армиями.
Щека Гитлера задергалась так, что левый глаз почти пе¬
рестал открываться, голова угрожающе затряслась. Испуган¬
ный Кейтель сделал Гудериан-у знак остановиться, но тот,
словно закусив удила, продолжал:
—	Только переброска обеих курляндских армий в Поме¬
ранию...
—	Никогда! — истерически закричал Гитлер. — Я не
позволю тронуть эти армии никогда, никогда!..
—	Тогда двадцать пять боевых дивизий, укомплектован¬
ных полным составом людей и лучшим вооружением, будут
наверняка истреблены русскими. Одной их штурмовой авиа¬
ции, этих «Илов», будет достаточно, чтобы методически до¬
бить наши войска еще раньше, чем Еременко предпримет
решительную атаку.
—	Я же приказал снабдить курляндские армии лучшей зе¬
нитной артиллерией! — кричал Гитлер. — Куда вы девали
эрликоны, полученные от шведов?
—	Эрликоны мы получили не из Швеции, а из Швейца¬
рии, — бесцеремонно поправил Гитлера Гудериан. — Они
даны в Курляндию, но результатом этого будет только то,
538

что и они достанутся русским. Адмирал Дениц должен не¬
медленно вывезти из Курляндии людей и вооружение. Там
погибает огромное количество боеприпасов. Нужно спешить,
пока Либава еще не блокирована. Даже если бы ради этого
Деницу пришлось отказаться от действий флота на всех дру¬
гих участках северного мО|рского театра...
—	Вы ничего не понимаете в морских операциях... — про¬
ворчал Гитлер. — Лучше не напоминайте мне о курляндских
армиях. Они останутся там.
—	И погибнут.
—	С честью!
—	Но без пользы. А’ переброска Шестнадцатой и Восем¬
надцатой армий в Померанию вместе с Шестой танковой ар¬
мией СС Зеппа Дитриха дала бы нам усиление в сорок
еще вполне боеспособных дивизий. Мы получили бы шанс
остановить русских на пути к Берлину, начав контрнаступле¬
ние из Померании на юг. Этим мы отвели бы прямую угрозу
Берлину, вернули бы себе Силезию со всеми ее промышлен¬
ными ресурсами и организовали бы сильную стратегическую
позицию Тиршпигель. — Тут Гудериан повернулся к генера¬
лу Гелену: — Покажите фюреру по карте, как это выгляде¬
ло бы.
Гелен склонился было над картой, но Гитлер вихляющей¬
ся от гнева рукой грубо оттолкнул его в плечо и отшвырнул
карту. Однако на этот раз Гудериан не дал себя перебить
и заговорил еще громче и быстрее:
—	Только на эту операцию стоит теперь бросить все. Пусть
на западе противник следует по пятам за нашими дивизиями,
пусть едет на своих автомобилях по совершенно открытым
дорогам. Я готов расставить указатели на английском язы¬
ке... Все это ничто по сравнению с тем, что угрожает нам
с востока. Русские намерены.,.
—	Откуда вы знаете намерения русских? — олрызнулся
Гитлер. — Вы не можете их знать. Это вовсе не дело гене¬
рального штаба — строить догадки о намерениях противни¬
ка. Распознавать его планы и делать из них для себя опера¬
тивные выводы может только гений. А гений никогда не
станет заниматься подобным мелким ремесленничеством, как
пересчитывание вражеских дивизий на том или ином уча¬
стке,— Он секунду злобно смотрел на Гудериана, потом ска¬
зал: — К тому же я не вижу в вашем генеральном штабе
гениев.
Гудериан сделал шаг к Гитлеру и, перебивая его, тоже
крикнул:
—	Если вы не дадите согласия на предложенный мною
план и не вручите командование в Померании Манштейну,
539

я снимаю с себя всякую ответственность за судьбу страны,
за Берлин...
Гитлер мелко затряс голо-вой, и горло' его стало издавать
странные звуки, которые с некоторых пор заменяли ему
смех. Наконец он поднял мутный взгляд на Гудериана.
—	Манштейн!.. Вы не могли придумать ничего другого!..
Манштейн?! Это правда, что он талантливее и умнее всех
остальных офицеров вашего генерального штаба, но он хо¬
рош только там, где можно располагать десятками дивизий,
сотнями тысяч людей, тысячами танков. Ничего этого у меня
нет. Мои генералы должны теперь действовать малыми си¬
лами. Не численный перевес над русскими, а искусство пол¬
ководцев должно дать нам победу на востоке. Искусство
и безграничная вера в победу национал-социализма! А Ман¬
штейн никогда не верил в силу национал-социалист¬
ских идей, он никогда не был предан мне. Без такой предан¬
ности не может быть разговора о победе. Нет, Гудериан,
я не могу использовать вашего Манштейна!.. — Гитлер
из-под насупленных бровей посмотрел на начальника гене¬
рального штаба и, помолчав, вдруг непривычно тихо прого¬
ворил: — Что же касается ответственности за судьбу Герма¬
нии и Берлина, то нести ее может только человек железной
воли. Железная воля присуща только вполне здоровым
людям. А у вас, Гудериан, по-моему, больное сердце. Вам
не кажется? Так посоветуйтесь с врачами и поезжайте ле¬
читься на курорт. За вас тут поработает Кребс.
Шверер в -ужасе откинулся на спинку скамьи:	Кребс?!
Маленький, круглый, как шар, вечно веселый Кребс!.. Шве¬
рер хорошо знал его бездарность и легкомыслие.
Повидимому, слова Гитлера поразили и испугали всех
генералов. Швереру, как начальнику русского отдела восточ¬
ного управления ОКХ, стало не по себе. О чем бы тут ни
говорили, дело шло ведь о судьбе Германии, а Кребс во гла¬
ве генерального штаба — это было похоже на скверный
анекдот.
Шверер с надеждой посмотрел на Гудериана, ожидая, что
тот найдет выход, скажет что-нибудь, что разрядит атмосфе¬
ру, заставит Гитлера переменить решение. Но нет, Гудериан
поблагодарил фюрера за отпуск и стал складывать свою
папку. Шверер с ужасом понял, что лишается одного из са¬
мых влиятельных и верных своих союзников. Кто поможет
ему теперь в осуществлении плана открытия Западного фрон¬
та и пропуска англо-американцев к Берлину? Кто помешает
теперь русским взять Берлин? Чего стоит теперь прекрасный
план поворота всех дивизий, всех боевых средств, еще
остающихся на Западном фронте, на восток, против неумо¬
лимо надвигающейся армии русских?..
540

Но, повидимому, до сознания Гитлера в те дни уже не
доходила правда о положении Германии. Он с нескрываемой
досадой и нетерпением ждал, когда закончатся доклады ге¬
нералов, и, видимо, только для проформы задал начальнику
штаба Геринга Коллеру вопрос, ставший традиционным для
всех совещаний:
—	Когда вступит в строй наш новый реактивный истре¬
битель «Фокке-Вульф»?
Кажется, он даже не слушал ответа Коллера, пытавшего¬
ся как можно мягче преподнести сообщение о том, что за¬
воды, строившие опытную серию реактивных истребителей,
уже захвачены Советской, Армией и им уже не суждено
увидеть воздух. Гитлер следил за Коллеро-м тупым,
бессмысленным взглядом мутных глаз и, как только увидел,
что губы генерала перестали двигаться, поспешно сказал:
—	Гюнше, дайте шкатулку с орденами.
Все поняли, что этому моменту Гитлер придает значение
самого важного пункта совещания. Под сумрачными взгля¬
дами генералов он принялся бережно освобождать из папи¬
росной бумага образцы новых знаков отличия, только что
присланных с фабрики орденов. Он любовно разглядывал
их, поглаживал и, передав один орден ближайшему из генера¬
лов, спросил:
—	Как вы находите?.. Этот орден я намерен учредить,
для тех, кто первым войдет в Москву. Вы видите здесь,
в центре, под знаком нашей свастики девиз: «Там, где
я ступаю, умирает все!» Жизнь никогда не возродится на
полях России, которую вторично пересекут мои войска. —
Тряся головой, он оглядел присутствующих: — Господа,
я обещаю первый такой крест тому из вас, чьи войска во¬
рвутся в Московский Кремль! Я сам, вот этими руками,
надену его герою... Я еще подумаю и, может быть, прикажу
сохранить всего лишь один экземпляр этого знака именно
для такого героя. Один экземпляр!.. Быть единственным ка¬
валером ордена! Такой чести не имел еще никто, никогда,
нигде!..
Даже Шверер смотрел на Гитлера с чувством, похожим
на презрение, на лице же Геринга блуждала откровенная
насмешка.
Шверер хорошо помнил, чем кончилось последнее совеща¬
ние с участием Гудериана: он тогда уже понял, что судь¬
ба войны, беспримерной в истории человечества, решена.
В ту ночь катастрофа представилась ему неизбежной. Ее
определило тупое упрямство фюрера, его нежелание вник¬
нуть в обстановку на фронтах, его дилетантское отрицание
всего разумного, что предлагалось генералами. Шверер ве¬
541

рил тому, что причина крушения нацистско-генеральской
империи определена волей, решениями полусумасшедшего
шизофреника. Но Шверер настолько ничего не понимал
в истинном ходе истории, что ему казалось: не трясись у Гит¬
лера голова, не дрожи у него руки, не будь он весь похож
на развалившуюся тряпичную куклу, все пошло бы иначе.
Шверер воображал, что от Гитлера и его генералов еще зави¬
село что-то в ходе войны. Единственное, что он тогда пони¬
мал: война была в те дни историей, определявшей движение
сотен миллионов человеческих судеб, одни из которых стре¬
мительно катились к заслуженному концу, чтобы дать
возможность свободно развиваться другим. Но то, что пред¬
ставлялось Швереру трагической случайностью, было в дей¬
ствительности исторически закономерным возмездием кучке
маньяков мировладения, толкнувших народы в кровавую
баню войны. Швереру не дано было знать, что трагедия
немецко-фашистских генералов была и крушением многих
надежд для тех, кто стоял за спиною американских и англий¬
ских генералов, торопившихся к Берлину. Вместе с Гитлером
терпели поражение хозяева Соединенных Штатов Америки.
Заря освобождения уже загоралась над доброй половиной
Европы сразу.
После последнего совещания с Гудерианом события, ка¬
залось Швереру, понеслись с умопомрачительной быстротой.
Теперь, передумывая их, он уже с трудом восстанавливал
детали. Все сливалось в цепь диких метаний между штаб-
квартирой армии и бомбоубежищем Гитлера.
Впрочем, это ие только казалось Швереру. События дей¬
ствительно развивались с невиданной стремительностью.
Советская Армия наступала с таким напором и такими тем¬
пами, что гитлеровское командование не только лишилось
возможности что-либо планировать в обороне Берлина, но
и теряло представление о действительном положении на
фронтах. Гигантские клещи советского охвата, прорезав
своими бронированными клешнями, насчитывавшими до четы¬
рех тысяч танков, всю глубину немецко-фашистской обороны,
устремились в обход германской столицы. С Коттбусского
направления, от Франкфурта-на-Одере и с Фрейенвальде дви¬
гались советские танковые армии. Они давили на своем п£ти
гитлеровскую пехоту, дробили фортификационные сооруже¬
ния и подавляли всякие попытки сопротивления со стороны
немецких танков. «Пантеры» и «Тигры» эсесовских бронетан¬
ковых дивизйй, лишенные бензина, превращались командо¬
ванием в стальные доты смертников, но советские танкисты
делали их просто бронированными могилами гитлеровцев.
Еще кое-как действовавшие телефонные линии пЬдземного
542

узла связи имперской канцелярии с каждым часом приносили
главарям гитлеровской шайки все более угрожающие изве¬
стия. Расстояние от переднего края наступающих советских
войск До резиденции Гитлера сокращалось с каждым днем,
с каждым часом, но на все доводы своих генералов, требую¬
щих перенесения ставки на северо-запад, навстречу американ¬
цам, Гитлер упрямо твердил свое маниакальное «нет». Он
боялся даже на ми.нуту высунуть нос из своего бункера, при¬
крытого восьмиметровой толщей железобетона. Содрогаю¬
щаяся вокруг него земля, гул бетона, вой вентиляторов —
все это казалось ему таким страшным, что, отдав однажды
приказ о переезде на запад, он тотчас же отменил его: ведь
для того чтобы переехать, нужно было выйти на поверхность.
А через несколько дней стало уже поздно. О переезде не мог¬
ло быть и речи: кольцо советского окружения почти сомкну¬
лось. Остался узенький коридор, по которому Кребс и новый
комендант Берлина Вейдлинг надеялись втянуть американ¬
цев в берлинский круг смерти, чтобы столкнуть их с русски¬
ми. Геббельс продолжал с тупостью кретина твердить, что
как только советские войска встретятся с американскими,
между ними произойдет сражение. На это фатальное столк¬
новение союзников надеялись все, от Гитлера до последнего
эсесовского солдата в его охране; на это столкновение за¬
ставляли рассчитывать фольксштурмистов и прятавшихся по
подвалам берлинских женщин и стариков. Чтобы ускорить
вожделенный миг удара по русским соединенными силами
немецких и американских войск, Гитлер приказал отвести
к востоку все войска, еще остававшиеся на Эльбе между
Дрезденом и Дессау — Росслау. А тем временем, чтобы задер¬
жать миллионную советскую армию, вышедшую к лесам
Шпрее, он бросил в бой свой последний резерв — охран¬
ный эскадрон численностью в 250 человек с несколькими
танками и броневиками.
—	Пусть они умрут все до одного, но дадут время Венку
подоспеть нам на помощь.
И действительно, скоро от эскадрона осталось 20 раненых
солдат. Но чтобы его раздавить, как козявку, советским
войскам не понадобилось задерживаться. Это сделали мимо¬
ходом несколько танков.
Шверер не верил тому, что «армия Венка» может прине¬
сти спасение Берлину, и даже тому, что она вообще когда-
нибудь появится под его стенами. Ведь это вовсе и не была
армия. Из ее девяти дивизий шесть существовало только
в воспаленном мозгу Гитлера. Все, кроме него, знали, что
у Венка всего три дивизии, плохо экипированные, плохо
вооруженные и состоящие главным образом из 17— 18-лет-
543

них юнкеров, взятых со скамей офицерских училищ. Эти три
горе-дивизии и составляли корпус генерала Коллера, недав¬
но перевезенный из Норвегии. Придавая его мифической
«армии Венка», Гитлер воскликнул:
—	Венк, я передаю в ваши руки судьбу Германии.
Все в ставке отлично понимали, что их судьба находится
в более чем слабых руках. Движением Венка никто из гене¬
ралов даже не интересовался. Только Гитлер требовал,
чтобы ему каждый час сообщали о положении «армии
спасения».
Но 21 апреля и сам Гитлер понял, наконец, что надежды
на спасение нет. Он впервые произнес вслух то, что давно
уже знали его помощники:
—	Война проиграна...
Гитлер покончил с собой. Генерал-фельдмаршал Кессель-
ринг получил полноту власти в южной части разрезанной
надвое Германии, адмирал Дениц стал правителем Севера,
Геббельс, Борман и Кребс оставались в имперской канце¬
лярии. Колченогий «немец укороченного образца» стал жерт¬
вою собственной лжи о том, что Берлин и Германия будут спа¬
сены, если не «армией Венка», то американцами, которые,
подоспев к Берлину, остановят армии большевиков. Теперь
Геббельс был в ловушке. Ему не только некуда было выско¬
чить самому, но невозможно было даже эвакуировать жену
и пятерых детей. Он, как скорпион, жалящий себя в кольце
огня, убил всех шестерых и кончил жизнь самоубийством,
как только стало ясно, что овладевшее Берлином советское
командование отвергнет какие бы то ни было предложения
о перемирии. Генерал Кребс, дважды выезжавший на пере¬
говоры с генералом армии Чуйковым, привозил один и тот
же ответ:
—	Никаких условий! Капитуляция должна быть безого¬
ворочной.
После неудачной попытки выскочить из окружения в сто¬
рону американцев и Кребс пустил себе пулю в лоб, предоста¬
вив начальнику берлинского гарнизона генералу Вейдлингу
расхлебывать кровавую кашу. Шверер уже плохо помнит, что
происходило в последние минуты в бункере Гитлера. Отчет¬
ливее всего у него в памяти удержалась бурная сцена между
Борманом и генералом Бургдорфом. Шверер стал ее свидете¬
лем случайно, явившись к Кребсу за последними приказа¬
ниями насчет оперативных документов. На простых дубовых
скамьях вокруг стола, липкого от пролитого вина, сидели
Борман, Кребс и Бургдорф.
544

Бургдорф, потрясая кулаком перед широкой физиономией
Бормана, истерически кричал:
—	Я ставил себе целью объединение партии с армией!
Ради этого я пожертвовал симпатиями своих друзей, я ушел
сюда, к вам, которых презирали все офицеры...
—	Презирали? — глухо проговорил Борман.
—	Презирали и ненавидели.
—	Кто? — стукнув кулаком по столу так, что подпрыг¬
нули стаканы, крикнул Борман.
—	Дурак, — грубо ответил Бургдорф, — теперь тебе это
все равно!..
—	Я тебя спрашиваю: кто?
—	Пойди к чорту, дурак! — повторил Бургдорф, отмахи¬
ваясь от Кребса, пытавшегося его успокоить. — Не мешай
мне, Ганс!.. Я вижу, что был идиотом. Презрение товарищей,
выпавшее на мою долю, было справедливо:	вы кретины
и преступники. Да, да, все: от Гитлера до тебя самого...—
Бургдорф с трудом переводил дыхание и, сжав кулаки, смо¬
трел прямо в глаза Борману.—Но теперь-то я скажу хоть тебе,
чего вы все стоите: дермо, собачье дермо! Ради чего мы по¬
слали на смерть миллионы немцев, ради чего мы умертвили
цвет нашего народа? Ради достоинства и величия Германии?
Врешь! Все это совершено ради вас, и только вас одних. Вы
весело жили, лапали баб, хапали имения, копили богатства,
обманывая и угнетая народ. Немецкие идеалы, немецкую
нравственность, веру и душу немцев вы втоптали
в грязь.
—	Но ты тоже не оставался в стороне от этого, —
с усмешкой перебил Борман.
—	Да, и я тоже, и я тоже... И, как преступник, я, навер¬
но, буду наказан. Если меня не пристукнут русские, то не¬
пременно повесят сами же немцы. И тебя. И тебя! — торже¬
ствующе крикнул он, тыча пальцем в грудь Бормана, остав¬
шегося единственным трезвым из всех троих.
Шверер стоял в дверях, никем не замечаемый, и наблю¬
дал эту сцену, когда на плечо ему легла чья-то рука. Обер¬
нувшись, он увидел группенфюрера Кроне.
—	На два слова, генерал, — сказал Кроне и потянул
Шверера за рукав в темный коридор. — Что вы намерены
делать?
Шверер пожал плечами:
—	Жду указаний о том, куда девать материалы моего
отдела.
—	Русского отдела? — спросил Кроне.
—	Да...
В низкой двери бункера появился Борман.
35 Заговорщики
54Ь

—	Что вам нужно? — спросил он, увидев Кроне и Шве¬
рера.
Приблизившись к Борману, Кроне что-то прошептал ему
на ухо.
—	А, хорошо! Но помните, что в. нашем распоряжении
минуты, — сказал Борман и скрылся в бункере.
Кроне обратился к Швереру:
—	Господин Борман просит вас немедленно собрать все
самое важное из документов русского отдела; все то, что
представляет ценность на будущее.
—	Ценность на будущее? — не без удивления спросил
Шверер.
—	Да, на тот случай, если бы нам пришлось возобновить
операции против русских. Нам или кому-нибудь другому...
Шверер начинал понимать. Надежда на то, что даже ны¬
нешний разгром Германии не означает окончательного круше¬
ния планов войны с Россией, надежда на то, что его труды
могут еще оказаться не потраченными напрасно и рано или
поздно, руками немцев или американцев, но военная машина
будет снова пущена в ход против ненавистной Швереру Рос¬
сии, вспыхнула в нем при виде уверенного в себе, спокойно¬
го Кроне.
—	Ваше дело покончить со сборами. В вашем распоряже¬
нии полчаса, — сказал эсесовец.
—	Это немыслимо!
—	Через полчаса я приду за вами, — строго повторил
Кроне.
И действительно, ровно через тридцать минут он был
у Шверера. За его спиною стояло несколько здоровенных
солдат СС с мешками. Мешки набили бумагами и картами
и, предводительствуемые Кроне, двинулись подземными хо¬
дами. Когда они проходили мимо главного убежища, Кроне
велел остановиться и подождать его. Он исчез за поворотом,
ведущим в бункер, где раньше жил Гитлер. Через несколько
минут он вернулся с Борманом.
Пройдя несколько шагов, Шверер почувствовал, что ему
нечем дышать. Смешанный смрад горячего бензина и пале¬
ного мяса душил его. Пелена черного дыма тянулась под сво¬
дом подземного хода. Повернув за угол, Шверер попятился:
несколько эсесовцев в противогазах, плеская из жестянок
бензином, пытались сжечь труп Геббельса. Шверер узнал его
по валяющейся тут же знаменитой туфле с высоким каблу¬
ком, похожей на дамскую. Стараясь совладать с собою, Шве¬
рер ухватился за стенку. Но его сознание все же отметило
спокойствие Бормана, приостановившегося над трупом Геб¬
бельса, на котором огонь уже успел уничтожить одежду.
546

—	Время! — сердито напомнил Кроне, и Борман пошел
дальше. Шверер с трудом плелся следом.
Скоро Шверер увидел над собою клочок неба. Он уже две
недели не выходил из-под земли, и первые глотки пропитан¬
ного зловонием разложения и угаром пожарищ воздуха не
принесли ему облегчения. Кровь стучала у него в висках,
он пошатывался. Кроне пришлось ухватить его за локоть
и толкнуть вперед, к ступеням, ведущим на поверхность
земли.
Спотыкаясь о камни развалин, перелезая через обвалы,
местами ползя на животе, они с лихорадочной поспешностью
пробирались по останкам Берлина. Пожары освещали им
путь.
Шверер плохо ориентировался. Только выйдя на прямую,
как стрела, магистраль Ост — Вест, он понял, где находится.
Но приходилось то и дело менять направление, ложиться,
чтобы спастись от осколков непрерывно рвавшихся снарядов,
вставать и, пробежав несколько шагов, снова ложиться
и снова бежать. Шверера душило сердце, ставшее огромным,
подступавшее к самому горлу; в глазах его метались огненные
круги, такие же яркие, как разрывы снарядов, как зарево по¬
жаров. Близкий удар снаряда заставил Шверера распластать¬
ся на земле.
В свете взрыва Шверер ясно различил силуэт Борман*
и увидел, как заместитель Гитлера выкинул вперед руки, еде*
лал несколько путающихся неверных шагов и упал ничком.
Кроне бросил свой мешок, побежал к Борману и перевернул
его лицом вверх, но сквозь слезы, вызванные гарью пожарищ,
Шверер увидел, что у Бормана нет лица...
Дальнейшее смешалось в какой-то кошмар, где Шверер
не мог установить последовательности событий. Он толька
помнил, что его втиснули в самолет вместе с мешками. Прк
этом он больно ударился головой обо что-то острое и, вероят¬
но, потерял сознание Он не помнил, что было в пути, откуда
взялись американские солдаты, окружившие его при посад¬
ке самолета. Американский офицер под руку подвел его
к «виллису».., Ну, а потом... Потом все пошло как по маслу:
первый разговор с американским генералом, приказ разобрать
документы русского отдела и сдать их американцам. Потом
предложение отдохнуть и заниматься чем угодно- в ожидании,
пока его позовут... Швереру тогда очень хотелось поговорить
с группенфюрером Кроне, посоветоваться с ним. Но никто
в американском штабе не знал Кроне. При этом имени амеу
риканцы недоуменно пожимали плечами.
—	Скажите, — много позже спросил Шверер у пристав¬
ленного к нему американца, >— произошло ли в конце кон¬
35*
547

цов столкновение между американцами и русскими, когда
они встретились?
—	Столкновение? Какое столкновение?
—	Сражение, которое должно было сделать германо-со-
ветскую войну американо-советской.
Американец хлопнул себя по коленкам.
—	О каком столкновении могла итти речь?! Чтобы рус¬
ские смяли и нас так же, как вас? Чтобы они утопили нас
в Эльбе и вторглись во Францию? Едва ли это входило в пла¬
ны Айка. Нет, мистер Шверер, тогда такое столкновение не
входило в наши расчеты.
—	А теперь?
—	Теперь мы тоже едва ли смогли бы поднять наших
солдат на войну с русскими. Сначала должен полностью
смениться личный состав нашей армии. На это нужно время,
И он должен увеличиться,- по крайней мере, в пять раз. На
это тоже нужно время.
—	А тогда?
—	Тогда, может быть, что-нибудь и выйдет, если вы не
окажетесь такими же идиотами, как теперь. Не думаю, что¬
бы наши вторично совершили ошибку, сделав ставку на во¬
оруженную Германию, как. на единственный заслон против
русских коммунистов. История показала, что такой заслон
ничего не стоит. Наши сильно просчитались, положившись на
вашего Гитлера. Он и его шайка оказались просто жуликами,
выманившими у нас много долларов и пустившими их на
ветер.
—	На ветер? — Шверер покачал головой. — Нет, ваши
деньги и кровь немцев не пропали даром. Это был прекрас¬
ный урок на будущее, отличная репетиция перед спекта¬
клем, который мы еще раз поставим со всей основатель¬
ностью.
—	Довольно дорогая репетиция, мистер Шверер, — усмех¬
нулся американец. — Еще одна такая — и мы окажемся
банкротами. Нам нечем будет заплатить за солдат, которых
вы нам поставите.
—	Это будет очень печально. Очень, очень печально, —
грустно проговорил Шверер.
Американец бесцеремонно похлопал Шверера по спине.
—	Ну, не унывайте, старина, все образуется. Хотя, надо
сознаться, на этот раз русские здорово обогнали нас из-за
вашей глупости. Пустить им гфовь вы пустили, но зато они
начисто нокаутировали вас. Это чертовски неудачно. Что-то
в этом матче не было предусмотрено.
—	Да, — уронив на руки голову, проговорил Шверер. —
Гитлера нет, нет Бормана, Геббельса...
548

—	Э, это не такая уж беда. Когда дураки оказываются
дураками, им туда и дорога, куда, они все отправились. Те¬
перь мы более бережно будем подбирать парней для черной
работы. С более крепкими кулаками и не с таким мусором
в головах, каким были набиты черепа этих господ. Это нам
тоже хороший урок: не делать ставку на дураков... У вас,
папаша, еще есть шанс выйти в люди.
Шверер поднял на него слезящиеся глаза.
—	А вы не думаете, молодой человек, что русские могут
потребовать моей выдачи, а? — спросил он дрожащим голо¬
сом.
—	Вы нам нужны — и баста! У нас вы в безопасности.
Если понадобится, мы предъявим русским даже ваш труп,
извлеченный из-под обломков самолета.
Шверер в ужасе закрыл глаза. Ему ясно представился
его собственный изуродованный труп. Развязность американ¬
ца начинала ему досаждать.
—	Ваш чин? — с неожиданной резкостью спросил он.
—	Капитан.
—	Так потрудитесь встать! — приказал Шверер. — На¬
верно, и у вас в армии капитанам не разрешается быть таки¬
ми нахалами в присутствии генералов.
На лице американца отразилось крайнее удивление, и он
неохотно, но все же поднялся из-за стола...
Благодарение богу, все это было теперь только воспомина¬
нием. Шверер-избежал веревки палача, его миновала и участь
многих генералов, попавших в руки русских. Он мог свободно
вернуться в западную зону Берлина, чтобы трудиться над
снова положенным на стол «Маршем на восток». Правда,, всю
работу приходилось пересмотреть с начала до конца, все пере¬
считать, передумать, но идея оставалась идеей: Россия должна
быть сокрушена. И сокрушить ее предстояло не кому-нибудь,
а им, немецким генералам, прошедшим школу 1914—1918 го¬
дов, и познавшим позор разгрома 1945 года. Больше это не
должно повториться. Не должно и не может быть третьего
поражения... Но как?.. Как?.. Как избежать расплаты за про¬
счеты американо-немецких политиков в войне 1939—1945 го¬
дов? Чтобы в этом разобраться, стоит посидеть над рукописью
«Марша».
Стараясь отогнать отвратительное видение толстой белой
веревки, свисающей с шеи Кейтеля, Шверер склонился над
письменным столо-м...
549

3
—	Выпьем по «Устрице пустыни», господа! — предложил
Роу.
Грили молча кивнул. Штризе с готовностью улыбнулся,
хотя ему вовсе не нравилась эта «Устрица». Став помощни¬
ком Монтегю Грили, он старался теперь во всем подражать
англичанам, в особенности этим двум, с которыми ему при¬
ходилось чаще всего иметь дело. Штризе подавляла надмен¬
ная независимость, с которою держался Роу, хотя тот был
всего лишь журналистом. Ему нравилось, как пахло в каби¬
нете сэра Монтегю, председателя окружной комиссии по де¬
нацификации. Чтобы добиться такого же запаха у себя,
Штризе стал курить трубку и велел ежедневно менять на
столе цветы.
Нужно было проявлять большую гибкость, Чтобы, едва
успев сменить мундир гитлеровского руководителя военной
промышленности округа на штатский костюм помощника
председателя комиссии по денацификации, не вызвать кри¬
вой усмешки. Пауль Штризе не вызвал улыбок; англичане
и американцы знали, что делали, а рядовые немцы в запад¬
ной половине Германии еще не научились заново улыбаться.
Они хмуро приглядывались к происходящему, стараясь по¬
нять: что же, в сущности, нового принесли в Западную Гер¬
манию союзники-победители, кроме того, что старые хозяева
предприятий стали называться иначе?..
Штризе, не поморщившись, выцедил «Устрицу», крепкий
коктейль, приготовленный Роу, и еще раз услужливо улыб¬
нулся.
—	Я нащел человека, которого вы могли бы послать
в русскую зону, — сказал он.
—	Журналист? — спросил Роу.
Штризе замялся:
—	Не совсем...
—	Сумеет дать отчет о том, что меня интересует?
—	Безусловно.
—	Как зовут?
—	Эрнст фон Шверер.
—	Шверер? — переспросил Роу, словно это имя было ему
знакомо.
—	Брат того инженера на русской стороне, — пояснил
Штризе, — сын генерала фон Шверера.
—	Вот как! — оживился было сэр Монтегю, но под сер¬
дитым взглядом Роу умолк.
—	Пришлите его ко мне, — сказал Роу и холодно кив¬
нул головой.
550

Штризе знал: после этого кивка ему остается одно — от¬
кланяться. Он улыбнулся еще любезнее и, стараясь двигать¬
ся как можно свободнее, вышел.
—	Хоть на этот раз не будьте тюленем, Монти, — сказал
Роу, обращаясь к Грили. — Раздобудьте у Винера список
документов, которые нужно взять на той стороне.
— Зачем? — меланхолически	спросил	Грили. — Этот
Шверер должен нам доставить своего	брата-инженера
живьем.
—	А если нет?
—	Можно подумать, что привезти из советской зоны род¬
ного брата нивесть какая трудная задача! К тому же у этих
парней из бывших эсесовцев именно та хватка, какая нам
нужна.
Роу занялся взбалтыванием коктейля. Он делал, это со¬
средоточенно и как бы между делом спросил:
—	Так и условимся: вы берете командование на себя.
Грили замахал руками:
—	Вы же отлично знаете, Уинн, я к этому совершенно
не способен.
—	Только стричь купоны?..
—	Что вы сердитесь, Уинн? Хорошо, я постараюсь полу¬
чить список документов. Но вы же знаете, как трудно иметь
дело с теми, кого зацапали янки. А Винера они проглотили
с костями.
Роу с досадой ударил кулаком по ручке кресла.
—	И так всегда, когда дело идет о чем-нибудь мало-маль¬
ски важном или выгодном! Скоро они будут таскать наши
собственные секреты без всякого стеснения!
—	Да, там, где речь идет обо всяких этих реактивных
игрушках, мы, британцы, непозволительно легкомысленны.
Роу нахмурился, вылавливая из стаканчика ломтик ли¬
мона.
—	Да, мы несколько запоздали, — пробормотал он. —
Двести тысяч патентов — на том берегу океана!..
—	Совершенное безобразие! — согласился Грили.
—	Не было бы большого греха, если бы нам удалось
стащить ,у янки из-под носа хотя бы то, что осталось на со¬
ветской стороне в голове или в письменном столе Эгона
Шверера.
—	Это совершенно необходимо, Уинн! — Грили прижал
руку к груди, желая сделать свои слова более убедитель¬
ными. — Поймите, без того, что осталось у Эгона Шверера,
Винер не сможет справиться со своею частью задачи, что бы
ни сулили ему янки!
—	Знаю.
551

—	Я еще до войны предлагал Винеру пятьдесят тысяч
фунтов за его лавочку, — плаксива сказал Грили.
—	И это я знаю.
—	Но янки меня просто	возмущают!	Теперь	они
искренно убеждены, что «Европа» должна поставить Айку
Эйзенхауэру гигантский памятник из нержавеющей стали...
—	Еще бы! Не столько за то, что он воевал с немцами,
сколько за то, что русские не оказались на Рейне!.. Да, ради
этого ему пришлось поторопиться. — Роу закурил. Его голос
доносился как из-за дымовой	завесы. — А	представляете
себе историю, если бы освободителями Франции тоже оказа¬
лись русские?
При этих словах Роу Монти тоже принялся раскуривать
трубку.
—	Вы всегда каркали, а посмотрите:	мы пришли к фи¬
нишу. Да еще как! — помолчав, сказал он.
—	Да, но не в роли седока...
—	Но и не лошади же.
—	Если клячу нельзя назвать лошадью... — Роу пожал
плечами. — Мы кляча, на которой скакали янки! Притом
захлестанная дополусмерти. Нам предоставляют бить в бубен
по поводу того, что мы преодолели барьеры, не сломав себе
хребет. Это пляска на собственных похоронах! — сердито
крикнул Роу, несколькими взмахами руки разогнав дым. Если
хотите знать, Монти, я не могу понять, как случилось, что,
имея таких чиновников, как вы, таких министров, как ваш
братец Бен...
—	Ну, ну, Уинн!
—	Повторяю: как могло произойти, что, имея во главе
управления такое сборище ограниченных интриганов, Англия
триста лет ходила в великих державах?.. Хотите знать мое
мнение, Монти?
—	Не очень...
—	А я все-таки скажу!.. Все три последних века своей
истории Англия держалась на нас. Ее становым хребтом была
секретная служба, Монти. Моя служба! Мы... Такие, как я.
Роу продолжал развязно болтать, и у Монтегю был такой
вид, будто эта болтовня его чрезвычайно занимает. В действи¬
тельности почти все, что говорил Роу, пролетало мимо ушей
слушателя, занятого своими собственными мыслями. Монтегю
не принадлежал к числу людей, любящих философствовать
на отвлеченные темы, но его простоватая, иногда даже
немножко смешная внешность скрывала натуру далеко не
простую. Основным свойством этой натуры был тот осьбен-
ный, ни с чем не сравнимый вид хитрости, который вырабаты¬
вается у англичан .«высшего» круга всем воспитанием.
552

всем лицемерным укладом их жизни. Но если у од¬
ного из них эта хитрость,, как бы выветриваясь с воз¬
растом, приобретает черты простой изворотливости и не вы¬
ходит за пределы житейского практицизма, то у других вы¬
растает именно в ветвистое дерево тончайшей лживости
и коварства, прикрытых оболочкой «британской прямоты
и грубоватости». Носители такой «британской прямоты» не
останавливаются перед преступлением, если его можно совер¬
шить по ту сторону занавеса, именуемого этикетом. Этому
виду тончайшего лицемерия и полной аморальности британ¬
ская политика обязана многими из своих «блистательнейших»
достижений. Этот же вид фарисейской лживости служит и
основою личных отношений между британцами того обще¬
ственного слоя, к которому принадлежал мистер Монтегю
Грили.
В этом смысле не было никакой или почти никакой раз¬
ницы между Грили и Роу. Но в то время как Роу готов был
выложить перед. Монтегю многое именно потому, что прези¬
рал его, считая глупцом и тюленем, сам Монти, столь же
искренно презирая Роу, не находил нужным выкладывать ему
ничего или почти ничего, что могло бы поколебать его соб¬
ственную репутацию простака.
Слушая сейчас хвастливые выкрики пьяного Роу, Монти
думал о том, что имеет перед ним существенное преимуще¬
ство: основательную осведомленность в его делах. Вторым
преимуществом Монти было, очевидно, то, что Роу не знал
и по самому своему положению не мог знать об этой осведом¬
ленности Монти. Да, такова была разница, определяемая их
общественным положением. Быть членами одного общества
вовсе еще не значило иметь в нем одинаковый вес. Вот Роу
кичится тем, что является верным солдатом секретной службы
Британии. Слов нет: тонкая служба, важная служба! И ей,
конечно, нужны такие, как Роу. И даже хорошо, что такие,
как Роу, воображают себя носителями самых сокровенных
тайн самой тайной из служб Англии. Это делает их уверен¬
ными в себе. А секретный агент британской службы всегда
должен быть уверен в себе. Но... — при этом новом предполо¬
жении Монтегю мысленно усмехнулся, хотя черты его боль¬
шого красивого лица продолжали сохранять неподвижность —
но что сказал бы Роу, если бы узнал, что он, тюлень и простак
Монти, был лично знаком с неким сэром Икс?.. Да, да,
с тем самым Иксом, чье имя знают всего несколько англи-'
чан; с Иксом, о котором принято лишь почтительно гово¬
рить: «лицо, ограждающее интересы империи». Ибо так было,
есть и всегда будет: больше, чем армия, и даже больше, чем
флот, в охране государства значит секретная служба... Уж,
553

наверное, Роу, при всей его хвастливости, не мог бы расска¬
зать, что созданием и укреплением этой службы занимались
такие столпы империи, как лорд Кромер, «укротитель Египта»,
когда он был еще скромным лейтенантом Берингом, или бу¬
дущие фельдмаршалы сэр Уильям Робертсон и сэр Джордж
Мильн, или, скажем, сэр Невиль Хожер, совмещавший высо¬
кое положение главы обороны всей империи со званием тестя
Уинстона Черчилля!... Кстати говоря, и сам толстый зятек
сэра Невиля мог бы кое-что рассказать о деятельности на ни¬
ве Интеллидженс сервис... Интересно, стал ли бы кто-нибудь
из этих лиц слушать пьяную болтовню какого-то капитана
Роу, для которого его «шеф» — вершина; тот самый «шеф»,
который для сэра Икс всего лишь один из помощников!..
Послушать Роу, так выходит, что его служба — основа мира,
какая-то самодовлеющая сила, главенствующая над всем,
повелевающая от себя и ради себя. А что, если вот так, на¬
прямик, сказать сейчас этому разболтавшемуся пьянчужке,
что он былинка, ничтожнейший муравей в армии, призванной
таскать каштаны не только не для себя и не для своих
«шефов»...- Тут брови Грили нахмурились: если говорить
откровенно, секретная служба существует и не для таких, как
он, Монтегю, даже не для таких, как Бен, — она служит
неизмеримо более могущественным повелителям империи
и ее некоронованным королям-лордам стали и угля, нефти
и хлопка...'
Роу уронил рюмку. Звук разбитого стёкла нарушил тече¬
ние мыслей Монти, и он поймал последнюю фразу пьяницы:
—	Хотел бы я знать, чего стоили бы все вы без нас —
простаков, работающих на вас, как прилежные муравьи!
Монти поспешно расправил брови, и лицо его снова не вы¬
ражало ничего, кроме недоуменного простодушия. Он расхо¬
хотался.
;— Умоляю, Уинни, не прикидывайтесь травоядным и...
таким героем! — И Монтегю засмеялся.
Несколько мгновений Роу озадаченно смотрел на него,
потом обиженно произнес:
—	Ладно, смейтесь, это ие спасет ни вас, Монти, ни
Англию. Лавочка безусловно обанкротится, и притом доволь¬
но скоро...
Роу нетвердыми шагами подошел к столу, чтобы налить
себе новую рюмку.
—	Вам нужно бросить пить, Уинни.
—	И тут же повеситься? Нет, слуга покорный. Я должен
дожить свой срок. Настает довольно ответственный период
в существовании нашего острова. Это понимает даже ваш
брат Бен, несмотря на всю его глупость.
554

—	Но, но, п-олегче, Уинн! — со смехом воскликнул Гри¬
ли. — Вы забыли: Бен снова в правительственном большин¬
стве.
—	В прежние времена была бы неплохая пожива для
оппозиционной прессы: лорд Крейфильд — лейборист... И не¬
беса не рухнули, и Англия стоит на месте!
—	Консерваторы не проронили ни слова, — серьезно за¬
явил Грили.
—	А вы не думаете, что они платят Бену суточные за все
время, что он продержится в лейбористах? — Роу потряс над
головой номером «Таймса» и громко прочел: — «У нас, как
вы, американцы, это слыхали, социалистическое правительство.
А я, как вы, возможно, тоже слыхали, лидер консервативной
оппозиции. Но я вам могу сказать, что нет другой страны
в Европе, которая представляла бы собою более твердый
и прочный фронт против советского и коммунистического
вторжения, чем Англия». — Он отмахнулся от попытки Грили
вставить слово. — Идите к чорту, Монти, дайте мне дочитать.
Вы обязаны это дослушать: толстяк пока больше не премьер,
но Черчилль остается Черчиллем, и всякому из нас есть чему
поучиться у старого сторожевого бульдога Британии. Итак:
«Мои многочисленные разногласия с правительством не затра¬
гивают области внешней (политики, которая под руководством
министра иностранных дел Бевина сохранила стабильность
и преемственность».
—	Какую стабильность?
—■ Конечно, антисоветскую! А преемственность? Черчил¬
левскую, консервативную...
—	Но я не верю в «русскую опасность»! — воскликнул,
наконец, Грили.
—	Я тоже не верю, — рассмеялся Роу. — Но я вам должен
сказать: наступило время для всех нас пустить в ход такой
ворох вранья, какой нам никогда еще не был нужен!.. Нам
нужен небоскреб лжи, чтобы противопоставить что-нибудь
тем чертовски простым и понятным вещам, о которых говорят
русские.
—	Англичане не станут их слушать.
—	К сожалению, никогда еще миллионам людей не было
так понятно то, о чем русские говорят теперь с трибун всех
конференций. А недостатка в конференциях, как видите, нет!
—	К большому нашему сожалению. А этот... как его...
«железный занавес»? Разве плохо придумано?! — с восхище¬
нием воскликнул Монти.
—	Сработано, знаете ли, по рецепту нашего покойного
друга Геббельса.
—	Ну уж... — обиженно пробормотал Монти.
555

—	Да, да: «чем крупнее ложь, тем легче ей верят».
—	Вы думаете, что на самом деле...
—	Никакого занавеса не было и не может быть! Это же
не в интересах Советов. Но зато это в наших интересах.
Именно поэтому такой занавес должен быть повешен.
—	Но тогда он должен висеть совсем не на польской
границе.
—	Мы воздвигли бы его там, если бы не существовало
советской зоны оккупации Германии.
—	А в нынешних обстоятельствах?
—	Между восточной и западной зонами Германии, Мон¬
ти, — вот его место!
—	Потерять половину Европы?
—	Лучше половину, чем всю... Я, кажется, немного пьян!
Да, да, я знаю: я пьян. Поэтому я говорю с вами так откро¬
венно. В трезвом виде я не способен говорить правду. В осо¬
бенности таким олухам, как вы. Впрочем, вероятно, и сейчас
я говорю все это напрасно. Вы ничего не способны
понять.
—	Я кое-что понял, — пробурчал Монтегю.
—	Именно кое-что. Ах вы, старая обезьяна! Кое-что! Это
мне нравится!.. В этом наша беда, Монти: там, где должны
бы сидеть умные люди (Вроде меня, торчат типы, подобные
вам, которые понимают «кое-что».
—	Послушайте, Уинн! У меня тоже есть терпение.
—	Все держится на субъектах, умеющих делать вид, буд¬
то они понимают «кое-что»...
—	Шли бы вы спать, Уинн! — сердито проговорил Гри¬
ли. — Мне надоело ваше малодушие.
Роу поднялся и, стоя на не очень твердых ногах, насмеш¬
ливо поклонился.
—	Слушаюсь, милорд. Сейчас я стану оптимистом. —
С этими словами Роу упал обратно в кресло и всплеснул ру¬
ками: — Боже правый! Вот кого нехватает для полной коллек¬
ции нашим социалистам, — вас.
—	Но, но, полегче, старина!
Роу выбил пепел из трубки в стакан Грили.
—	Прошли времена, когда Англия могла похлопывать по
плечу любую державу мира.
Роу налил себе виски и, не смешивая ее ни с чем, медленно
отпил глоток. Поставив стакан и тупо глядя на желтую ко¬
леблющуюся поверхность спирта, он стал чиркать спички
о коробок, но от его неловких движений они ломались одна
за другой.
Он озлобленно отбросил коробок, поднял стакан и, словно
читая в нем, раздельно произнес:
556

—	«Правь, Британия» пора выкинуть в мусорный ящик.
К чорту адмиралов! Они годятся только для кинематографа.
Судьба Англии зависит теперь не от дредноутов, а от шпио¬
нов, Монти. На морях нам остались одни воспоминания.
Удержать бы кое-что на суше. Но боюсь, и тут нас ждут
сюрпризы от проклятых янки.
—	Вы совсем уже нас хороните...
—	А то, что происходит в Бирме, в Индии, во всех наших
доминионах? А то, что завтра начнется в Турции, Персии,
Афганистане — везде, где мы ' чувствовали себя как дома,—
не их работа?
—	Их интересы там, — Грили неопределенно махнул куда-
то в угол комнаты, — в западном полушарии.
—	Снимите шоры, Монти!
—	Глупости, Уинн! Теперь уж я скажу вам: вы больны
манией преследования.
—	Оставим эту тему. Так же, как будем считать решен¬
ным между нами вопрос: если я вожусь с вашими делами, то
вовсе не потому, что вижу какую-то перспективу, а лишь для
того, чтобы урвать свое на черный день. На тот неизбежный
день, когда вся наша лавочка начнет разваливаться, как гни¬
лой сарай.
—	Хорошо, вернемся к делу, — сказал Грилли. — Может
быть, плюнуть на эти реактивки и заняться чем-то более рен¬
табельным на ближайшее будущее? Американцы украли
у немцев достаточное количество патентов, — почему бы и нам
не попробовать взять свое?
—	Все, что стоило труда, они уже вывезли. К! тому же мо¬
гу вас уверить, в будущем не будет ничего более рентабельно*
го, чем военное производство. В этом нам порукой нюх янки.
—	Они только кричат о войне.
—	Даже если им не удастся затеять большую драку
номер три, о которой они мечтают, военные акции все равно
будут выше всех остальных.
—	Если бы знать: надолго ли?
—	Пока нынешние лидеры сидят в своих креслах... Нам
нужно попробовать надуть кое-кого так же* как янки надули
нас.
—- Для этого вам нужны вопросы Винера?
—	Да, хотя нельзя строить на этот счет больших иллюзий.
Инженер Шверер может оказаться неприступным.
—	Если нельзя будет взять хитростью или силой, мы ему
просто заплатим.
—	Так-то так, но есть такой сорт людей, самый неприят¬
ный, — на попытку купить их они отвечают ударом по фи¬
зиономии.
557

—	Не встречал таких дураков!
—	А они, говорят, стали попадаться среди жителей совет¬
ской зоны. Влияние русских... Но все равно мы должны тут
опередить янки.
Грили картинно поднял глаза к потолку.
—	Дай-то бог!
4
Анни медленно, одним пальцем выстукивала на машинке
под диктовку фрау Шверер. Хотя к экономии не было реши¬
тельно никаких поводов, Шверер день ото дня становился все
скупее. Из денег, полученных от американского командования
в Германии на продолжение работы над «Маршем на во¬
сток», он не дал Эмме ни пфеннига. Он даже не считал нуж¬
ным пригласить секретаря или стенографа и обходился услу¬
гами Анни. Не так-то просто было ей, сначала превратившись
из горничной в секретаря, теперь еще исполнять обязанность
машинистки.
Непривычные пальцы Анни долго выбирали клавиши и ча¬
сто ударяли не по тем буквам. Страница получалась грязная,
генерал ворчал и швырял ее обратно сквозь щель в двери.
От страха Анни, писала еще хуже и еще медленнее. Но вот
она и вовсе остановилась, пока фрау Шверер молчала, силясь
прочесть неразборчивые строки на листке, который держала,
повернув к свету.
—	Ах, какой почерк! — сказала она, наконец, тоном пол¬
ного отчаяния. — Что же делать?
—	Спросите у него, — сказала Анни.
—	О-о! — лицо фрау Шверер отразило страх, и она не¬
сколько раз отрицательно качнула головой.
Анни молча взяла у нее листок и, подойдя к плотно затво¬
ренной двери кабинета, постучала. Ей ответило молчание.
Она постучала еще раз и прислушалась. Теперь за дверью
послышались торопливые шаркающие шаги. Дверь чуть при¬
отворилась. Анни просунула в щелку листок.
—	Мы не можем разобрать...
Несколько мгновений царило молчание, за которым после¬
довало недовольное фырканье, и раздраженный старческий
голос скороговоркою прочел:
—	«Нет ничего удивительного в том, что после такого
поражения у нас появляется разочарование. Нам начинают
твердить о необходимости изгнать из человека зверя и сделать
его тем, кем ему ,якобы предназначено быть, — мирным тру¬
жеником. Но мы не позволим этому жалкому малодушию
свить гнездо в умах немцев... На это я надеюсь, и эта надежда
помогает мне держать в руках перо...»
558

Генерал высунул голову из кабинета и сердито спросил:
—	Эмма, где мой атофан?
Фрау Шверер бросила взгляд на неуклюжую бляху круг¬
лых стенных часов.
—	О, правда, пора итти за лекарством, Конрад!—сказа¬
ла она.
Анни поймала брошенный в щелку листок и вернулась
к машинке.
—	Ты допишешь, когда принесешь лекарство, — сказала
фрау Шверер.
—	Он и так сердится, что я долго пишу.
Фрау Шверер в испуге приложила палец к губам и огляну¬
лась на дверь.
—	Тсс! — Подумав, она сказала:— Хорошо, я схожу са¬
ма, а ты тут пиши.
Старуха на цыпочках приблизилась к двери кабинета
и прислушалась. Потом так же тихонько подошла к противо¬
положной двери, которую перед нею отворила Анни. За по¬
рогом открылся провал разрушенной бомбой части дома.
Над провалом висели дощатые мостки с перильцами, кончав¬
шиеся лестничкой.
Стуча каблуками подоскам, фрау Шверер-вышла на улицу.
Ни гудки автомобилей, ни шорох шин не нарушали тиши¬
ны мертвого квартала. Только редкий стук эрзацтуфель слы¬
шался между развалинами.
Фрау Шверер успела пройти не больше десятка шагов,
когда увидела появившегося из-за угла Эгона.
—	Ты идешь к нему?—озабоченно спросила она, поцело¬
вав сына в склоненную голову.
—	Да, я должен с ним поговорить, хотя в прошлый раз
мы поссорились.
Фрау Шверер вздохнула:
—	Ты забываешь: он твой отец!..
—	Уговорите его бросить то дело, которым он занимается
вопреки здравому смыслу.
—	Твой отец может заниматься чем хочет!
—	Я этого не думаю, мама...
—	Ах, какое кому дело!
—	Вы, мама, не понимаете того, что происходит.
—	Вы все воображаете, будто я такая уж глупая! А я все
отлично понимаю. Мы с Анни переписываем его труд, и как
только...
—	Посоветуйте ему выбросить все это в печку, прийти
к нам, в советскую зону, и публично, прямо сказать: «Я та-
кой-то, я всю жизнь совершал злые, вредные глупости; помо¬
гите мне хоть раз сделать что-нибудь умное и доброе».
559

—	Эгон!
•— Третьего выхода нет.
—	Он говорит, что пройдет еще немного времени, и все
вернется к прежнему.
—	Глупости!
—	Нет, не глупости. Он лучше знает. Он говорит: еще со¬
всем немного времени, и американцы все приведут в порядок.
Тогда у нас снова будет все: и дом, и деньги, и положение, не
худшее, чем прежде.
—	Мама! — в ужасе воскликнул Эгон. — Подумайте, что
вы говорите: служить американцам!
—	Он лучше знает.
—	Неужели он не понял ничего из всего, что я старался
так ясно объяснить ему?
—	Если ты с ним говорил об этом, то тебе действительно
лучше не ходить к на<м... К .тому же он сердится на тебя за то,
что ты занимаешься пустяками.
—	То, что я сейчас делаю, мне во много раз милее всех
построенных мною самолетов.
^Эгон снял шляпу й наклонился к руке матери.
’ — Принеси нам чего-нибудь съестного, — сказала фрау
Шверер и снова осторожно прикоснулась губами к его воло¬
сам. — У нас совсем неважно с продуктами из-за этого глу¬
пого американского «воздушного моста».
—	Ага! — Эгон усмехнулся. —Значит, не все, что делают
ваши любимые американцы, так уж хорошо!
—	Ах, не говори! Сидеть без угля и без масла —не вижу
в этом ничего хорошего. И все, говорят, из-за ослиного
упрямства этих американцев.
—	Это не просто упрямство, мама. Это целый заговор про¬
тив нас, против немцев и вообще против всех, кто не хочет
возвращения фашизма.
—	Ты опять за свое, — недовольно проговорила Эмма. —
Мне пора... Приходи ко мне... Нет, нет, к отцу не нужно, не
ходи, ты его раздражаешь.— С этими словами она поцелова¬
ла его в лоб. — Прощай.
Эгон, не оглядываясь, свернул за руины на углу.
Расставшись с матерью, он почти тотчас забыл о ней и
стал думать о своем. Он шел долго и неторопливо. Его забо¬
тили затруднения, встретившиеся именно теперь, когда дело
дошло до практического осуществления проекта его счетной
машины. Советский комендант дал разрешение на постройку,
но негде было взять средств для покупки материалов. Может
быть, следует пойти к Вирту? 'У Вирта, как у заведующего
отделом транспорта в магистрате, наверное, есть ненужный
металл, который он сможет дать. Эгон давно убедился в том,
560

что Рупрехт Вирт—достойный преемник своего учителя Фран¬
ца Лемке. Кому,- как не Вирту, Эгон был обязан тем, что ему
удалось вернуться на родину из Швеции, куда он был вы¬
нужден перекочевать из Норвегии, когда ее захватили гитле¬
ровцы. А вон ведь многие эмигранты до сих пор сидят на
чужбине. Да, да, Эгон уверен: Вирт поможет ему и теперь в
деле со счетной машиной!
Через полчаса Эгон поднялся на третий этаж дома, где
помещался магистрат.
—	Дорогой доктор, где вы пропадали? — встретил его
Рупрехт Вирт, коренастый, небольшого роста молодой человек
с открытым лицом и зачесанными назад русыми волосами.
—	Я, наконец, закончил свой аппарат, — сказал Эгон.
—	Значит, можно освободить какую-то долю человече¬
ского мозга от необходимости делать расчеты?
—	Представьте себе, я добился возможности интегриро¬
вать.
—	Это здорово!
—	Я никогда не чувствовал такого удовлетворения! Ведь
моей счетной машиной никто не может завоевать мир.
—» Кто знает... — неопределенно проговорил Вирт. — Су¬
дя по тому, что американцы украли в Германии и все патен¬
ты мирного характера, следует думать, что и последними
можно воевать. Притом воевать самым активным образом.
—	Мир помешался на войнах... Я не вижу этому кон¬
ца... — пробормотал Эгон.
—	К счастью, тому миру, о котором вы говорите, проти¬
востоит другой мир — мир социализма, мир творческого
труда!..
—	Англичане и американцы первыми забыли, во имя чего
и как велась эта война.
Вирт, вспомнив что-то, ударил себя по лбу:
—	Я все хочу вас спросить: в число тех военных патен¬
тов, что вывезли американцы, попали все ваши изобретения?
—	Не все, но многие.
—	А то, что не попало в их руки?
—	Это немного...
—	Но существенно?
—. Без этого мой бывший хозяин доктор Винер, которого
хорошо знавал наш Лемке, не сможет довести до конца свое
последнее грязное дело — передачу американцам новой мо¬
дели «фау».
—	Сейчас речь не о нем: те из ваших ужасных усовер¬
шенствований...
—	Не напоминайте мне о них! — с отвращением прогово¬
рил Эгон.
36 Заговорщики
561

™ ...которые не попали к американцам, в надежном ме¬
сте?
—	Как нельзя больше! — Эгон грустно покачал голо¬
вой. — Бумаги давно в печке.
—	Значит, для того чтобы ими овладеть, нужно, чтобы
вы сызнова записали все это?
—	Этого не заставит меня сделать сам господь-бог!
—	Меня больше бога интересует Винер. Если бы он вдруг
появился...
—	Здесь?..
—	Он или какой-нибудь его эмиссар...-
—	Я бы послал к чорту любого из них. Поговорим лучше
о моей-счетной машине,
—	Я знаю, вам нехватает материалов. Сейчас мы с вами
кое-куда пойдем...
На улице Эгон с трудом поспевал за Руппом, который
шагал быстро, уверенно и твердо.
5
—	Курите, — приветливо сказал Кроне, подвигая собе¬
седнику ящик с сигарами.
Эрнст Шверер, худой человек, с нестарым, но сильно по¬
мятым лицом и с обильною сединой в волосах, принялся мед¬
ленно, словно нехотя, приготовлять сигару. Взгляд Кроне
цепко ощупывал его лицо, всю фигуру, даже пальцы, вертев¬
шие сигару. Пальцы Эрнста заметно вздрагивали, и веко
левого глаза сводил легкий тик.
—	Перестаньте нервничать, Шверер,— тем же тоном спо¬
койной приветливости проговорил Кроне. — Не случилось ни¬
чего непоправимого. Из-за того, что ваш брат отказался ехать,
сюда, Германия не станет ни слабее, ни сильнее, ни богаче,
ни беднее.
—	Но, господин группенфюрер, его приезд имеет очень
большое значение!
—	Чем дольше я к вам приглядываюсь, тем больше вы
напоминаете мне вашего брата.
—	Между мной и Эгоном нет ничего общего,— заносчиво
проговорил Эрнст Шверер.
—	Я имею в виду вашего убитого на Восточном фронте
брата Отто. У вас та же исполнительная ограниченность и
неспособность смотреть на вещи более широко, чем сказано
в приказе.
—	Я хорошо понимаю политический смысл похищения
Эгона.
—	Как раз этого-то от вас и не требуется. Было бы го¬
362

раздо лучще, если бы вместо «политических» размышлений
вы дали себе труд подумать: «Осуществить план — выве¬
дать у Эгона его тайну — Штризе не удалось. Как мне его
увезти?»
На этот раз ток насмешливого превосходства прозвучал
в ответе Эрнста:	^
—	Советская зона не Америка, киднапинг там не в моде...
Кроне поднялся из-за стола и подошел к растворенному
окну.
—	Уверены ли вы, что никаких записей у Эгона нет?—
спросил он Эрнста.
—	Он сам сказал мне.
—	Допустим, что он не соврал и все, что есть ценного,
заключено теперь в его голове.
—	Это безусловно так!
—	Значит, нам нужна его голова! Разумеется, не в от¬
дельной упаковке... Нужно найти способ доставить его сюда,
хотя бы на короткое время, для разговора с американцами.
Эрнст Шверер усмехнулся:
—	Мы могли бы и сами...
—	Это будет их делом: выжать из него то, что им нужно.
—	Я... предпочел бы точно знать, что они от него выудят.
—	Нас с вами это не касается.
Кроне прошелся по комнате.
—	Итак,— сказал он, оборачиваясь к Эрнсту,— завтра
мы вместе с вами отправляемся в советскую зону и на месте
посмотрим, что можно сделать... Доктор Шверер ведь женат?
—	Да.
—	У него, кажется, есть’ дети?
—	Дочка, восемь лет.
—	Вы прибавили ей год,— поправил Кроне.— Значит,
завтра утром. И вот что: позаботьтесь о том, чтобы захватить
с собой немного продуктов. Чего-нибудь такого, что любят
ваши родители. Ведь вы еще состоите в любимцах мамаши?
—	Я вас не совсем понимаю, господин группенфюрер...—
озадаченно пробормотал Эрнст.
—	Это и не обязательно... Вам нужны деньги? Можете не
отвечать: вы достаточно плохо владеете лицом.— Кроне вы¬
нул бумажник и отсчитал несколько бумажек. — Вас, конечно1,
больше устраивают доллары, нежели оккупационные марки?..
Прошу!
Когда Эрнст был уже у двери, Кроне рассмеялся и спро¬
сил:
—	А почему вы не спросили меня: что общего между на¬
шей операцией и вкусами ваших стариков?
—	Вы же сами сказали, что это меня не касается.
36*
563

—	Думали поразить меня выдержкой? Нет, милый мой,
это не выдержка, а безразличие.
—	Извините, господин группенфюрер.
—	Я хочу сказать, что к заданию американцев вы долж*
ны относиться так же, как отнеслись бы к нашим. Так слу¬
шайте, план прост: вы должны убедить свою матушку при¬
гласить внучку на денек к себе. Погостить и поесть случайно
раздобытых лакомств. Пока девочка будет у бабушки, —
одна или с матерью, это не имеет значения,— за нею может
прийти сам доктор Шверер. Понятно?
—	Почти...
—	Но даже на этой стороне нужно избегать шума.
—	А если брат не отпустит дочь на эту сторону, к ста¬
рикам?
—	Тогда, я достану ее сам. Так или иначе, ее нужно взять.
Легче похитить ребенка, чем возиться с увозом вашего
брата.
—	Конечно, — согласился Эрнст и уже смело взял из
ящика Кроне две сигары и сунул себе в карман. — Это, ко¬
нечно, легче...
После ухода Эрнста Кроне опустил шторы и зажег свет.
Окна уютно светились сквозь живую изгородь, окружаю¬
щую небольшой домик. Прохожие не без зависти поглядыва¬
ли на этот уголок, подобный островку, уцелевшему в море
невзгод, захлестнувших Западную Германию. Многие знали,
что под видом безобидного бюргера здесь нашел себе приют
какой-то субъект, занимавший в гитлеровские времена вид¬
ное положение и даже имевший звание группенфюрера СС,
и многие были уверены, что если бы дело происходило на
советской стороне, то этому субъекту пришлось бы солоно.
Но заявления в комиссию по денацификации, возглавляемую
сэром Монтегю Грили, ни к чему не приводили, разве только
к неприятностям для заявителей. Поэтому заявления скоро
прекратились, и Кроне никто не беспокоил.
Кроне вел замкнутую жизнь. Днем к нему приходили ку¬
харка и уборщица. Вечера он проводил один, запершись
в доме. Посетители бывали редко. Это были люди, которых
никто в этой местности не знал.
Сегодня, как и всегда, у Кроне царила тишина. Самые
любопытные уши, если их интересовало происходящее в доме,
не уловили бы снаружи телефонного звонка, раздавшегося
в комнате, где сидел Кроне.
—	О, Фрэик!—с неподдельной радостью воскликнул Кро¬
не, сняв’трубку.—Ты уже здесь?! Ну, ну, я буду очень рад...
Только приходи пешком. Дверь на веранду будет не за¬
перта...
564

Повесив трубку, Кроне посмотрел на часы и отпер бал¬
конную дверь.
Прошло не больше четверти часа, и в комнату вошел пол¬
ковник Фрэнк Паркер. Он плотно затворил дверь за собой
и повернул ключ.
—	Вот и я, Мак,—сказал он просто, снимая перчатки
и отбрасывая их в сторону вместе со шляпой.
Кроне пошел ему навстречу и двумя руками потряс руку
Паркера.
—	Приятно видеть тебя в порядке! Только с тобой я чув¬
ствую себя самим собою и ощущаю, что цел.
—	Да и тебе достался довольно трудный пост. По срав¬
нению с тобой пресловутый британский Лоуренс жил у ара¬
бов, как в пансионе!
Кроне достал из шкафчика несколько бутылок.
—	Покрепче?.. Один наш английский коллега, говорят,
потчует своих друзей месивом собственного изобретения. Он
называет его «Устрица пустыни»... Прочищает мозги, как вы¬
стрел.
С этими словами Кроне принялся за приготовление кок¬
тейля.
Паркер оглядел комнату.
—	Совсем обжился?— спросил он.
—	Завтра снимаюсь с якоря.
—	Так я займу твою хижину.
—	Получай в наследство!
—	С рецептом «Устрицы»?
—	Как всякий другой чужой секрет, могу уступить за
сходную цену.
—	А ты домой?
—	Зависит от того, что ты называешь домом.
—	В Штаты?
—	Боюсь, что я настолько отвык от Штатов, что именно
туда-то и приехал бы, как в гости. Нет, я еду как раз в об¬
ратном направлении.
—	На ту сторону?
—	Да.
—	Покупать души?
—	За время работы в гестапо я пришел к выводу: далеко
не все покупается и продается.
—	Странный вывод... для такой службы!
—	Видишь ли... мне несколько раз пришлось там столк¬
нуться с коммунистами. Их нельзя было ничем заставить из¬
менить своим взглядам: ни кнутом, ни деньгами.
—	У немцев было мало денег.
Кроне покачал головой.
565

1— Нет... не всё продается. Нам нужно с этим считаться.
Вот и сейчас я опять нарвался на такого субъекта. Он даже
еще и не коммунист, хотя идет к этому.
—	Не можешь купить?
—	Его пробовали купить англичане — не вышло. Теперь
мы хотим его просто украсть.
—	Такая важная- птица?
—	У него в голове кое-что, чего нам нехватает для неко¬
торых работ реактивщиков.
—	Так при чем тут англичане?
.Крене рассмеялся.
Они думали утащить его у нас из-под носа, а нос им
натяну я!
<—1 Это правильно... А что тебя гонит с места?
—	Нужно побывать среди немцев в советской зоне и за¬
одно обделать это дело с инженером Шверером.
—	Этим самым, с реактивными проектами?
—	Да.
Паркер поставил на край стола пустой стакан.
—	Твое месиво действует здорово! Особенно на голодный
желудок.
—	К сожалению, ничего не могу предложить, кроме бис¬
квитов и шоколада.
—	Вполне устраивает! Я ведь сластена... Я спешил за¬
стать тебя. Мне предстоит провести тут некоторое время.
—	Тебе будет трудновато, Фрэнк. Немцы здесь, особенно
недолюбливают нашего брата.
—	Обломаем!..
—	Они даже таких, как я, не очень-то уважают. А если
бы они знали, что я вовсе не немец фон Кроне, а Мак-Кро-
нин, американец, мне пришлось бы худо... Нужно замесить
все наново.
—	Приготовь мне еще порцию твоего «Крокодила пус¬
тыни»... Но то, что ты говоришь о здешнем народе, меня
удивляет.
—	Рано или поздно то же самое произойдет во всей зоне.
—• Глупости!—упрямо проговорил Паркер. — Впрочем, я
тут ненадолго. Только наберу кое-какой народ.
—	Наших отсюда не сманишь!
—	Мне нужны немцы. Фу, чорт! Как я не сообразил сра¬
зу: ведь ты же должен знать всех и каждого.
—	Какого сорта люди тебе нужны?
—	Для создания чего-то вроде «иностранного легиона».
—	Тут ты, конечно, прав.
.— Это не моя мысль; так думают все наши, постарше
меня.
566

—	Да, когда-то французы первыми поняли, что такое
иностранный легион... — задумчиво проговорил Кроне.1— Нам
еще чертовски может понадобиться подобное учреждение.
Нужно заранее подбирать такой народ, которому уже некуда
деваться, а нигде, как здесь, в Западной Германии, ты не
найдешь его в таком количестве.
:— Вот, вот, — обрадованно сказал Паркер. — И в руках
держать можно и отвечать не придется перед папами, мама¬
ми да перед избирателями. Тризония надолго останется для
нас резервуаром, из которого мы будем черпать солдат для
самых трудных дел и мест.
—	Однако у тебя большой диапазон:	Токио	—	Париж!
Который же из флангов настоящий?
—	Оба. Наши стремятся занять такие позиции, чтобы
господствовать и над Старым Светом. Поэтому базы в Ис¬
ландии, Гренландии и на Аляске ничуть не менее важны,
чем в Тихом океане, Желтом море или Мраморном. Иначе
мы никогда не возьмем Советы в достаточно крепкие клещи.
При той политике, которую ведут в Вашингтоне, нам нужен
не один Гибралтар, а десять: средиземноморский, полярный,
атлантический, тихоокеанский. Везде: в Европе, в Азии,
к Африке — всюду! И для каждой такой позиции мы долж¬
ны найти чудаков, которые согласились бы сидеть в ее гарни¬
зоне за пару галет и глоток джина.
—	На первый взгляд не так-то просто!
—: Э, брат, на американские козлы сел теперь кучер, ко¬
торый может и рискнуть на горе.
—	Однако шею могут свернуть не только его пассажиры,
но и он сам,— скептически заметил Кроне.
—	Это, знаешь ли, довольно старый закон:, своя глупая
голова дороже десятка умных чужих.
—	В этом смысле Гитлер был наиболее подходящим субъ¬
ектом. Наши не сумели его во-время поддержать.
Паркер потянулся и зевнул.:
—	Чертовски устал!
—	Ну, спать, так спать! — проговорил Кроне и устало по¬
тянулся. — Диван к твоим услугам. Сейчас я Дам тебе плед
и подушки.
Делая постель, Паркер спросил:
—	Что ты скажешь, если я отворю на ночь окошко?
Из спальни послышался смех Кроне.
—	Только то,— крикнул он,— что, может быть, утром
затворять его будет за нас кто-нибудь другой!.. Я же гово¬
рил: немцы не очень любят янки!
—	Фу, дьявол! Неужели так скверно?
—	Я же говорил... Ну спи, Фрэнк. Мне рано вставать.
567

6
Эмалированная дощечка с номером дома держалась на
остатке стены. Рядом с нею была огромная брешь. Дальше
снова кусок стены с уцелевшей дверью подъезда. Сбоку
кнопка звонка в начищенной медной розетке. Чтобы попасть
внутрь дома, не нужно было подниматься по ступеням. Это
можно было сделать через любую из брешей по обе стороны
двери.
Однако дверь была затворена, и на ее створке белела
карточка: «Доктор инженер Э. ф. Шверер».
Рупп поднялся по ступеням и надавил кнопку.
—	О, господин Вирт!— радостно воскликнула Эльза.—
Муж будет так рад!..
Это была правда. Приветливая улыбка появилась на
лице Эгона, когда он увидел гостя.
Рупп критически оглядел скудную обстановку комнаты.
.— Неважно устроились,— проговорил Рупп.
Эгон махнул рукой:
—	Сейчас не до того. Дайте закончить мою машину...
Все придет!
—	Именно потому, что вы хотите работать, вам не может
быть безразлично, как жить, хотя бы ради нее.— И Рупп
кивком указал на девочку, безмятежно спавшую в кроватке
у единственной стены, не выщербленной осколками.
—	О, Лили!..
—	Да, ее будущее — будущее всей Германии,— сказал
Рупп.
—	Германия никогда больше не будет тем, чем была.
—	Надеюсь! И об этом позаботимся мы сами, немцы.
Именно поэтому-то ее будущее и должно быть прекрас¬
ным.
—	Если только на это может рассчитывать страна, заня¬
тая чужими войсками, раздробленная на части, с областями,
не могущими жить друг без друга, но изолированными одна
от другой.-
—	Это, конечно, так, но я надеюсь, что немцы не дадут
себя одурачить.
—	Если вы не идеализируете немца в большом, широко
народном понимании этого имени; если в немце не умерли
совесть и честь, затоптанные Гитлером; если в немце еще
тлеет искорка национального достоинства и понятия о по¬
длинной свободе человека, а мне хочется верить,—Эгон в по¬
рыве поднял руки, — да, мне хочется верить, что в моем на¬
роде эта искра тлеет так же неугасимо, как, оказывается,
тлела во мне самом; если все это живет еще и будет жить,
568

то оккупанты там, на западе нашей родины, натягивают
опасную для них пружину.
—	Я рад слышать это от вас,— сказал Рупп.— Надо
только уточнить: ие опасную, а смертельную.
—	Может быть, и смертельную...— в задумчивости повто¬
рил за ним Эгон.— Когда в народе просыпается сознание
того, что он народ, он не прощает, не может и не должен
прощать того, что делают американцы и англичане... Особенно
американцы... Они плюют нам в лицо, они третируют нас,
как каких-то варваров, как рабов, как подонки человечества.
Нас без стеснения обирают. Солдаты и офицеры — кто как
умеет. Они разгромили мою старую квартиру в своем секторе
Берлина. Растащили все. «На память, на память!» — пригова¬
ривали они, растаскивая вещи. — По мере того как Эгон го¬
ворил, лицо его покрывалось бледностью. Он судорожно сжи¬
мал руки. — Теперь, если я вижу на улице американцев, мне
хочется позвать их к себе вот сюда, в эту голую конуру: «Не
хотите ли взять еще что-нибудь?» Солдат, вероятно, удовлет¬
ворился бы кастрюльками Эльзы; офицеру я предложил бы
детскую кроватку. А генерал... генерал, конечно, пожелал бы
овладеть чертежами моей счетной машины. О, .в этом амери¬
канские генералы понимают толк!
—	Так... — задумчиво произнес Рупп. — Мы подыщем вам
более подходящее жилье. Хотя бы ради..? ради Лили. И ради
вас самого.
Эгон грустно улыбнулся.
—	Теперь часто приходится слышать о том, что многие
представляют себе, будто нас будут рвать с двух сторон...
—	Это не так, мой доктор.
Рупп развернул книгу, которую держал в руке.
—	Вот послушайте: «Красная Армия имеет своей целью
изгнать немецких оккупантов из нашей страны и освободить
советскую землю от немецко-фашистских захватчиков. Очень
вероятно, что война за освобождение советской земли приведет
к изгнанию или уничтожению клики Гитлера. Мы приветство¬
вали бы подобный исход. Но было бы смешно отождествлять
клику Гитлера с германским народом, с германским государ¬
ством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят,
а народ германский, а государство германское остается...»
Рупп поднял глаза на Эгона. Тот сидел, охватив голову
руками. Его глаза были закрыты. Рупп раздельно по¬
вторил:
—; «...гитлеры приходят и уходят, а народ германский...»
Заметьте, доктор, это говорилось в тот период, когда Гитлер
в своем приказе писал: «Уничтожь в себе жалость и со¬
страдание— убивай всякого русского, советского, не оста¬
569

навливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка
или мальчик, — убивай!..» — В голосе Руппа зазвучала гор¬
дость. — А смотрите, доктор, что говорит Сталин: «У нас нет
такой задачи, чтобы уничтожить Германию, ибо невозможно
уничтожить' Германию, как невозможно уничтожить Россию.
Но уничтожить гитлеровское государство — можно и должно»*
—	Я знаю, он это сказал!
—	А раз сказал он...
Эгон подался всем корпусом к Руппу и в волнении про¬
говорил:
—	Много лет назад я слышал его голос по радио в ав¬
томобиле Франца... Я мог бы и сейчас слово в слово повто¬
рить его речь...-
—	Я вижу, вам она хорошо запомнилась.
■— Разве можно забыть этот голос! Эти слова!—Глаза
Эгона загорелись новою надеждой. Он остановился над кро¬
ваткой и долго, задумавшись, смотрел на разметавшуюся
во сне девочку.
—	Я совсем забыла тебе передать,— сказала Эльза: —
заходил Эрнст.
—	Эрнст? — Брови Эгона недовольно сошлись. — Что ему
тут нужно?
—	Твои родители приглашают Лили на денек погостить.
Эрнст завтра заедет за ней.
—	Завтра я занят.
—	Так я поеду с Лили.
—	Одна, в ту зону!
7
Старый Шверер напрасно старался скрыть от жены вла¬
девшее им с утра беспокойство. Он непривычно суетился, то
и дело высовывался из кабинета, чтобы посмотреть на един¬
ственные оставшиеся в доме часы, и потом, поймав себя на
этом нетерпении, с ожесточением захлопывал дверь.
Наконец над входной дверью настойчиво задребезжал
звонок.
Перед отворившею дверь Анни стоял плотный человек
среднего роста, в наглухо застегнутом черном пиджаке, из
которого торчал стоячий крахмальный воротничок. Прямые
широкие поля черной шляпы почти касались оправы очков.
Обнажив коротко остриженную голову, вошедший негром¬
ко, но настойчиво проговорил:
—	Я желал бы видеть господина Шверера.— Заметив
готовый сорваться с губ Анни ответ, он предупредил его
570

легким движением руки и уверенно произнес:— Если вы ска¬
жете, что пришел отец Август фон Гаусс, он захочет меня
принять.
Прежде чем Анни успела что-либо ответить, за ее спиною
приотворилась дверь генеральского кабинета и выглянул сам
Шверер. Он пристально и с очевидным удивлением смотрел
на Августа.
—	Вполне понимаю ваше недоумение,— с улыбкою прого¬
ворил священник.— С тех пор как мы виделись последний раз,
прошло, по крайней мере, десять лет. Вы имели право забыть
меня.
—	Вы... так изменились,— проговорил Шверер, продолжая
в нерешительности стоять в дверях, но Август без приглаше¬
ния направился в кабинет. Швереру поневоле пришлось по¬
сторониться, и, последовав за гостем, он сердито прихлопнул
створку двери.
Торопливо, мелкими шажками Шверер обошел стол, но
не опустился в кресло.
—	Вы перестанете удивляться моему визиту, — сказал
священник,— когда узнаете, что я прибыл как посланец доб¬
рой воли от его святейшества папы. Немцы достаточно хорошо
знали святого отца, когда он был еще кардиналом Пачелли.
И он тоже достаточно хорошо знал многих немцев...
Шверер потер лоб и нерешительно проговорил;
'— Да, да, кардинал Пачелли.
—	Я знаю, экселенц, вы никогда не были склонны инте¬
ресоваться делами церкви. Это грех многих наших военных
Грех и большая ошибка. Политическая и, я бы позволил се¬
бе сказать, экселенц, тактическая ошибка! Именно так: так¬
тическая,— внушительно повторил патер Август.— Думаю, что
у моего старшего брата есть теперь достаточно времени для
размышления над ошибками, приведшими его в плен к рус¬
ским, где ему не осталось ничего иного, как заниматься исто¬
рией живописи...
—	Французской!—презрительно фыркнул генерал.
—	Полагаю, что вы, как всякий цивилизованный человек,
хорошо знаете заслуги его святейшества перед национал-со-
пиализмом и перед современной Германией вообще. Еще
большие услуги святая церковь рассчитывает оказать ей в .бу¬
дущем.
Генерал нетерпеливо перебил:
—	И все-таки я не понимаю: почему вы здесь, у меня?
Отец Август сделал вид, что не замечает его раздраже¬
ния. Все тем же ровным, спокойно-настойчивым голосом он
проговорил:
* Самое могущественное государство вселенной — святая
571

католическая церковь — протягивает руку всякому, кто готов
сотрудничать с нею на любом поприще.— Он сделал паузу и
повторил:—На любом, экселенц: духовном, политическом,
экономическом и военном. Рим поддержит всякого, кто стре¬
мится к уничтожению коммунизма. Назовите мне иную, более
универсальную и гибкую машину, способную объединить са¬
мые разнородные, подчас даже противоречивые силы и эле¬
менты, чем наша церковь!-
—	Не преувеличиваете ли вы?
—	Преувеличиваю?— отец Август соболезнующе покачал
головой, как если бы ему было жаль этого, так мало знающе¬
го старикашку. — Покажите мне другую державу, подданные
которой были бы равноправными гражданами всех государств
мира! Святейший отец, наш папа, может отдать любой приказ
любому из трехсот восьмидесяти миллионов своих подданных,
не считаясь ни с их положением, ни с их национальностью!
Католицизм стирает границы — он не признает национально¬
стей, он космополитичен...
—	Я помню, то же самое говорили мне о коммунизме,—
пробормотал Шверер.
—	Увы, это было нашей ошибкой. На деле коммунисты
всегда настойчиво боролись только с узким национализмом.
Это-то мы опрометчиво и принимали за космополитизм.
—	Я не очень разбираюсь в этом, — заметил генерал.
—	А вам очень важно понять, что, будучи врагами космо¬
политизма, за который борется святая католическая церковь,
коммунисты отстаивают право человека на его националь¬
ность, на его любовь к его земному отечеству. Эта точка
зрения антагонистична нашей. Мы утверждаем, что истинное
отечество, единое для всех людей, не здесь, на этой грешной
земле, а там...— отец Август возвел глаза к потолку и даже
воздел руки.
Шверер раздраженно повел плечами.
—	Космополитизм, интернационализм! Мне нет до всего
этого никакого дела.
—	Неправда! Вы не имеете права повторять ошибки прош¬
лого. В своих планах вы должны рассчитывать на като¬
лицизм.
Шверер в полном изумлении уставился на собеседника.
—	Да, да, именно так! Католик, не признающий себя ни
поляком, ни чехом, ни итальянцем, ни французом, а только
подданным святого престола, только покорным рабом святей¬
шего отца римской церкви,— вот на кого вы должны делать
ставку не меньшую, чем на своих солдат...
—	Однако чему я все-таки обязан вашим визитом?—
спросил его Шверер.
572

—	Поймите же,— проговорил Август,— престол святого
Петра — вот центр, к которому вскоре протянутся все руки,
желающие поднять меч на большевистскую Россию. В Рим
придут все, кто захочет принять участие в крестовом походе
против большевизма.
—	Положение усложнилось,— резко возразил генерал.—
Нам самим, всем нашим соседям и даже самому Риму
нужно лечиться от язвы коммунизма, прежде чем выступать
в поход.
—	Мы это знаем,— сказал Гаусс.— Мы боремся и будем
бороться с этой бедой. Такова миссия апостольской церкви.
Светские власти многих государств и самого богатого и мо¬
гущественного среди них — Соединенных Штатов — работают
рука об руку с нами. У нас нет разногласий в этом деле.
—	Я очень рад, однако все же думаю: я ничем не могу
быть полезен его святейшеству. Я сторонник крайних мер.
Россию нужно побеждать не крестами, а пушками. Тут нужны
не священники, а солдаты. Только над этим я работаю и на¬
мерен работать дальше.
—	Мы хорошо знаем, над чем вы теперь трудитесь. Мы
одобряем ваш труд.
—	Вы ничего не можете знать, — сказал Шверер. — Ни¬
кому из духовных лиц я не докладывал о том, над чем
тружусь!
—	И тем не менее...— Гаусс улыбнулся.—Могу вас уве¬
рить: мы очень многое знаем.
—	То же самое любила говорить наша гестапо!— желчно
заметил Шверер.
Август Гаусс развел руками, как бы говоря: «Можете на¬
зывать это как угодно».
—	Мы знаем, что англо-американское командование пока
поддерживает ваш литературный труд. У них попрежнему ве¬
лик интерес к теме похода на восток.
—	Для того чтобы сообщить мне все это, вьт и пришли?..—
раздраженно проговорил генерал. — Все это я знал и знаю
без вас. Я работаю для тех, кто, так же как я, понимает, куда
должен быть направлен меч будущей Германии.
—	Примите же и нас в число тех, кто думает так,— про¬
изнес Гаусс и сунул руку в карман пиджака.
Шверер увидел пачку узких длинных зеленых банкнот.
—■ Мы хотим внести свою лепту в великое дело. По указа¬
нию пастыря верующих мы должны помочь вам закончить
ваш труд: книга должна быть дописана.
—	Я и допишу ее!
—	Безусловно, с помощью божьей. Мы только просим вне¬
сти в рукопись некоторые коррективы по нашим указаниям. —
573

Священник подвинул пачку долларов к Швереру. — Прошу
вас* примите этот скромный взнос в наше общее дело.
—	Я не нуждаюсь... — на^ал было сердито Шверер, но ему
помешал договорить неожиданный удар в дверь. Она по-
рывисто распахнулась, и в кабинет вбежал Эрнст. Его лицо
было бледно. Он тяжело дышал.
Увидев его, Шверер испуганно крикнул:
—	Лили?!
Эрнст протянул дрожащую руку, чтобы остановить бро¬
сившегося к нему отца.
—	Нет, нет, с нею ничего не случилось..;— Окинув взгля¬
дом незнакомого посетителя, он, насколько мог спокойно,
сказал:— Просто я не застал там никого дома.
Август Гаусс поднялся и, молча поклонившись генералу,
вышел. Генерал засеменил к двери. Он хотел крикнуть жен¬
щинам, чтобы проводили патера, но, увидев их суетящимися
в кухне, сам пошел по мосткам перед Гауссом и отворил ему
дверь.
Эрнст, оставшись один в кабинете, рывком освободился от
галстука и дрожащими пальцами расстегнул воротник рубаш¬
ки. Он перестал владеть собой. Даже здесь, на земле, не под¬
контрольной советским войскам, ему чудилась погоня русских,
едва не захвативших его на квартире Эгона. Если бы он не
успел вскочить’ в автомобиль, его схватили бы так же, как
Кроне.
Эрнст провел рукою под воротником — шея была мокра
от пота. Он в бессилии откинул голову, но тут его взгляд
упал на пачку долларов, лежавшую на отцовском столе. Од¬
но мгновение он с удивлением смотрел на деньги. Потом бы¬
стрым движением пальцев, в которых сразу исчезла дрожь,
схватил несколько билетов и, скомкав, сунул в карман.
Когда генерал вернулся в кабинет, Эрнст сидел, откинув¬
шись на спинку кресла.
8
—	Курить, надеюсь, разрешите,— спросил арестованный.
Помощник советского коменданта молча подвинул ему
коробку папирос.
—	Я предпочел бы получить обратно мои сигары,— сказал
арестованный.
—	Не раньше, чем их исследуют.
Арестованный пожал плечами и взял папиросу.
Офицер придвинул к себе протокол допроса.
=— Ваше имя?
574

Арестованный испытующе посмотрел на офицера, пытаясь
поймать его взгляд, но тот глядел на кончик пера.
Подумав несколько мгновений, арестованный четко произ¬
нес:
—	Вильгельм фон Кроне.
—	Национальность?. ~
—	Немец.
—	Вы в этом уверены? — спросил офицер и впервые
взглянул на Кроне.
—	Так утверждали мои родители. У меня не было осно¬
ваний им не доверять.
—• Несмотря на арест, вы пытаетесь сохранить бодрое на¬
строение? — с усмешкой спросил офицер.
Кроне пожал плечами:
—	У меня нет оснований быть недовольным.
—	А то, что провалились ваши намерения в отношении
инженера Шверера?
—! О, это довольно сложный вопрос!
—	Поэтому-то мне и хотелось бы его выяснить.
—	Я бы предпочел отложить это до другого раза: когда
меня будут допрашивать там, в России...
—1 Почему вы так уверены, что окажетесь в СССР?
—	А разве вы не отправите меня в Россию?
—	Если это будет необходимо.
—	Я полагал, что всех СС вы отправляете в лагери.
—	Все зависит от того, что я от вас услышу.
—	Длинная и сложная история...
—	Этого я не боюсь.
—	В сущности, это хроника семейства Шверер. И даже
больше, чем одного этого семейства, — это хроника больших
и сложных событий, которые привели к тому, что я должен
был ехать сюда, в вашу зону. И, я бы даже сказал, к тому,
что эта часть Германии стала именно вашей зоной и что я,
немецкий гражданин и чиновник* сижу тут арестованный.
У вас нехватит терпения выслушать всю эту историю.
—	Хватит не только выслушать, но и записать.
—	Я должен был бы начать ее издалека.
—	Откуда хотите.
Помощник коменданта позвонил и приказал вошедшему
сержанту прислать стенографистку.
Пока стенографистка усаживалась и приготовляла каран¬
даши, Кроне нервно курил» делая глубокие затяжки. Когда
стенографистка взглянула на офицера в знак того, что она
готова, Кроне сказал:
—	Постараюсь сделать так, чтобы всякому, кто будет
это читать, все стало ясно. — Он криво усмехнулся, глядя на
57.5

отделяющуюся от папиросы струйку дыма. — Могу сказать:
жизнь большинства участников этой истории я знаю лучше,
чем они сами. Они многое забыли, а я обязан был помнить
все. — Он полуобернулся к стенографистке: — Вы готовы,
фройлейн?
Кроне уже собирался начать говорить, когда офицер оста¬
новил его движением руки. Он мгновенье о чем-то разду¬
мывал, потом сказал стенографистке:
—	Выйдите на несколько минут и пришлите мне сер¬
жанта.
Вошедшему сержанту помощник коменданта сказал:
—	Возьмите арестованного. Приведете, когда позвоню.
Ясно?
Оставшись в кабинете один, офицер несколько раз про¬
шелся из угла в угол. Вернулся к столу, набрал диском
номер телефона.
—	Тот, кто называет себя Кроне, у нас в руках,—сказал
он.— Я думаю, это ключ ко многому из того, что мы уже
знаем1. Остается свести концы с концами...
Выслушав какую-ту реплику собеседника, он продолжал:
—	Сейчас я начну допрос. Вы будете получать стенограм¬
мы сразу по расшифровании. Исправляйте все неточности.
Дополняйте рассказ. Он должен содержать все, что Кроне
попытается скрыть и чего он сам не может знать, но что
знаем мы... Первую стенограмму получите сегодня.
Положив трубку, он нажал кнопку звонка и приказал
ввести арестованного.
Кроне сел. Он старался сохранить спокойствие. Но когда
он закуривал, его пальцы заметно дрожали.
Едва начав диктовать, он уже потянулся за новой папи¬
росой.
Офицер сидел у окна и, казалось, не слушая Кроне, рас¬
сматривал молодое деревце, посаженное под окном советски¬
ми солдатами. Деревце было тоненькое, и листочки на нем
были крошечные, светлозеленые. Они разворачивались с та¬
кою робостью, словно боялись раскрыться в этой, только еще
третьей для них весне без грохота пушек, без топота солдат¬
ских сапог.
Офицер с дружеской усмешкой смотрел, как солдат, при¬
сев на корточки, разрыхляет землю вокруг деревца. Солдат
иоливал землю прямо из большого ведра, отставив в сторону
аккуратную, маленькую, разрисованную маргаритками немец¬
кую лейку.
576

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Родилась счастливой,
умерла отважной.
Мао Ц з е-ду н
37 Заговорщики

1
Сань Тин почти без отдыха шла со вчерашнего вечера.
Усталость свинцом наливала даже ее привычные к походам
ноги, маленькие ноги китайской девушки-бойца, еще «дьяво¬
ленком» проделавшей весь легендарный поход частей
8-й армии в японский тыл в начале Освободительной войны.
Сань Тин иевыразимо хотелось присесть, но она знала:
сесть —значит уснуть, а уснуть — значит рисковать быть за¬
стигнутой гоминдановским патрулем. Это было в ее положе¬
нии недопустимо. Поэтому она заставляла себя итти, пока
были силы, а сил должно было хватить до тех пор, пока она
не достигнет цели — католической миссии в окрестностях
Тайюани.
Столица Шаньси давно уже находилась в тылу наступаю¬
щей Народно-освободительной армии. Армия генерала Пын
Дэ-хуая прошла на запад, обложив укрепленный район Тай¬
юани и не задерживаясь у нее ради овладения таким призом,
как гоминдановский генерал Янь Ши-фан, все равно, рано или
поздно, обреченный на капитуляцию. Лйквидация последних
очагов сопротивления гоминдановвдв была только вопросом
времени, притом совсем не такого большого времени, как пы¬
тались это изобразить в своей прессе Чан Кай-ши и его аме¬
риканские покровители. Недаром главари гоминдановцев по¬
спешно эвакуировались на остров Тайван, форсированными
темпами перевозили туда спасенные от НОА остатки амери¬
канского вооружения и сжигали запасы продовольствия и на¬
грабленного имущества, которое не могли ни перебросить на
юг, ни захватить с собой, но и не хотели оставить законному
хозяину — китайскому народу.
Однако, несмотря на очевидную обреченность, клика
37*
579

Чан Кай-ши, подстрекаемая ее американскими повелителями,
не желала сложить оружие. Отступая под неудержимым на¬
пором НОА, Чан Кай-ши и его американские военные совет¬
ники выработали новый план, чтобы попытаться удержать
в своих руках южные и западные провинции Китая. Порты
Амой, Сватоу и Кантон должны были служить воротами
для дальнейшего притока американского вооружения.
Гоминдановцы опешили стянуть свои главные силы, пока
еще не разгромленные войсками НОА, в треугольник Нанкин—
Шанхай — Ханьчжоу. Эти силы насчитывали более полумил¬
лиона солдат под командованием генерала Тан Энь-бо. Обо¬
роной района городов Ханькоу, Цзюцзянь, Наньчан, Чанша
командовал один из самых отвратительных палачей, жестокий
и жадный генерал Бай Цзун-си, имевший в своем рас¬
поряжении около трехсот тысяч человек. Эти провинции дол¬
жны были, по мысли американо-гоминдановских стратегов,
стать главным плацдармом для продолжения гражданской
войны, окончательно ликвидированной уже на севере й
успешно заканчиваемой НОА в Западном и Центральном
Китае.
Одновременно с наступлением Народно-освободительной
армии на' юг, северо-западные войска НОА, возглавляемые
генералами Пын Дэ-хуаем и Хо Луном, вели широкие опе¬
рации против чанкайшистских войск в северо-западных про¬
винциях— Шаньси, Ганьсу, Суйюань и Нинся. НОА шаг за
шагом заставляла гоминдановцев отступать, теряя живую
силу и огромную боевую технику, привезенную американцами.
Гоминдановское командование возлагало большие надежды
на группы войск генералов Ху Цзун-наня, Ма Бу-фаня и Ма
Хун-куя, считая, что они являются надежным заслоном про¬
тив прорыва освободительных армий на запад и против их
выхода обходным маневром на юго-запад, где пыталась
укрепиться группировка Бай Цзун-си.
Но, поддерживаемое всем многомиллионным народом Ки¬
тая, наступление НОА развивалось неудержимо. За три года
боев под ее ударами Чан Кай-ши потерял около шести мил¬
лионов человек. Трофеи НОА исчислялись в 40 тысяч артил¬
лерийских орудий, 250 тысяч пулеметов, 2 миллиона винто¬
вок, около тысячи танков и ста самолетов. Довооруженные
этой техникой армии народа стремились к последним рубе¬
жам освободительной войны — к берегам океана.
В эти критические для американо-гоминдановской аван¬
тюры дни в Токио произошло свидание между Макарчером
и прилетевшим из Америки Джоном Ванденгеймом, личным
представителем президента. Подвижность Джона, унаследо¬
ванная, вероятно, от папаши-гангстера, отличала его от дру¬
580

гих! монополистических «королей»1 Америки.’ Для затыкания
брешей, образующихся в крепости американского империа¬
лизма, он готов был лететь куда угодно. Его багровая физио¬
номия была хорошо знакома и американо-британским сатра¬
пам в Западной Германии и вице-королю Дальнего Востока.
То обстоятельство, что на этот раз Джон прибыл в каче¬
стве личного представителя Фрумэна, не радовало Макарчера.
Он отлично знал, что были времена, когда, несмотря на при¬
надлежность к разным партиям, делец-монополист Ванден¬
гейм откупил у мерзкой памяти Пендергаста право распоря¬
жаться приглянувшимся ему мелким политическим жуком
Гарри Фрумэном. Макарчер не был так наивен, чтобы вооб¬
ражать, будто, продвинув Гарри до президентского кресла,
Ванденгейм перестал быть его фактическим хозяином.
Макарчер хорошо помнил времена, когда Джон Ванден¬
гейм не без робости входил в вагон покойного Рузвельта
и когда сам он, генерал Макарчер, несколько свысока глядел
на этого грубого крикуна. Но времена переменились. Теперь
с Ванденгеймом нужно было считаться уже не только как
с финансовой силой, но и как с официальным лицом, способ¬
ным открыто насовать палок в колеса колесницы, на которой
Макарчер рассчитывал прикатить к вершинам неделимой вла¬
сти над Азией и Тихим океаном.
Первые свидания Ванденгейма с Макарчером происходи¬
ли без свидетелей в личной резиденции главнокомандующего.
Но кое-кто, со слов адъютантов, знал об истерических криках
Ванденгейма и площадной брани Макарчера, доносившихся
из-за двери генеральского кабинета.
Им было о чем поговорить. Американская авантюра в Ки¬
тае перевалила через зенит и стремительно катилась по нис¬
ходящей кривой к неизбежному концу. Джона выводили из
себя неудачи Чан Кай-ши. Он был склонен винить во всем
неповоротливость американских военных советников и бездар¬
ность генерала Баркли; он называл близорукими кротами ге¬
нералов Ведемейера и Маршалла. Больше того, Ванденгейм
говорил:
—	Вы сами, Мак, — Д2, да, я не боюсь это сказать, — вы
сами виноваты в то-м, что под прикрытием старого дурня 4aiHa
не было организовано настоящее американское вторжение
в Китай.
—	Если бы мы попробовали это сделать, мы тут же встре¬
тили бы сопротивление не только всей Азии, а может быть,
и американцев, — как раз то, от чего нас предостерегал покой¬
ный президент Рузвельт.
—	Рузвельт, Рузвельт!— раздраженно возразил Джон.—
Чего стоят его предостережения, когда нет его самого. Идеи
581

хороши до тех пор, пока существуют люди, способные их про¬
водить. Идеи Рузвельта были хороши для Рузвельта. Как
бы выглядел нынешний президент, если бы попробовал осу¬
ществлять. программу своего предшественника? Это была бы
трагическая оперетка. Трагическая для Штатов. Нет, Мак,
Фрумэн хорош для идей Фрумэна.
—	И ваших?— с язвительностью вставил Макарчер.
—	Моих и ваших,— поправил его Джон.— Не будем жа¬
ловаться на судьбу, которая дала нам такого президента,
который...
—	Вам мало считать себя королем республики, хотите уже
йазываться судьбой?
—	К чорту остроты, Мак! Нам нужно делать общее дело.
Говорите1 толком и вполне откровенно: вы надеетесь на то,
что удастся задержаться на юге Китая?,
—■ Скорее, на западе, если...
—	На чорта нам нужен запад, граничащий с Советами!
Куда мы имеем оттуда выход? В объятия англичан, в Индию?
—	Вы реальный человек, Джон,—-спокойно сказал Ма¬
карчер.— Индия и англичане—эго давно уже не одно и то же.
—	Но Индия и Америка еще меньше одно и то же.
—> Может быть, сегодня* Но я не знаю, что будет завтра.
—	Если бы я это знал, то, может быть, не прилетел бы
к вам.
—1 Так чем же вас не устраивает Западный Китай? Я га¬
рантирую вам, что через год далай-лама выставит из Тибета
последнего англичанина.
—	Вы хотите, чтобы я занялся разведением яков? Нет,
Мак, это мне не нравится. Будем серьезны: если вам оконча¬
тельно дадут под зад и в Южном Китае, наше дело в Азии
можно считать проигранным. Американское право распоря¬
жаться китайским сырьем и китайскими дешевыми рабочими
руками, американская промышленность на японских островах,
японские солдаты в американской форме, американские базы
на корейской земле — вот на чем строились расчеты. Они ле¬
тят прахом.
—■ Посмотрим... — неопределенно пробормотал Макарчер.
—	Что тут смотреть!— крикнул Джон.— Ответьте мне,
наконец, на прямой вопрос: вы удержитесь в Южном Китае
или нет?
Макарчер продолжал молча курить свою длинную папи¬
росу, как ни в чем не бывало покачивая ногой.
—	Ага!—еще громче крикнул Джон.— Вы потому и тру¬
бите на весь мир о стратегических преимуществах этого
дрянного «пятачка» — Формозы, что не надеетесь сохранить
ничего больше! Я понял... все понял.., — машинально повторил
582

он несколько раз, тупо глядя на Макарчера.—Так знайте же,
Мак: это поражение будет вам стоить всей Азии, понимае¬
те— всей Азии! Вы никогда в нее не вернетесь.
—	У меня остается еще Южная Корея. Это прекрасный
стратегический плацдарм для развития широкого наступле¬
ния на Китай, на всю Азию.
—	Дай бог, чтобы там с вами не случилось того же, что
произошло тут. А я уж воздержусь от вложения в эту лавоч¬
ку хотя бы одного нового цента. С меня хватит того, что
стоит этот старый кретин кЧаи. К чорту!.. Обходитесь без
меня.
—	А если я все-таки влезу в Азию через Корею обеими
ногами, по-настоящему?.. Вы немедленно явитесь!
—	Если вы станете там крепко, так, чтобы вас тут же не
посадили задом в воду, я, конечно, явлюсь. Явлюсь и покажу
вам, чего стоит доллар.
—' Доллар рядом с винтовкой?
—	Нет, позади винтовки. Только так, Мак. С этих пор
только так. Вы недаром носите такую красивую шапку с зо¬
лотом. Извольте же шагать впереди. А мы уж за вами. Зря
не платят ни за что!.. Китай — прекрасный урок для нас.
Как говорят адъютанты, на этом закончились их свида¬
ния с глазу на глаз. Следующая встреча происходила в при¬
сутствии нескольких японцев и уполномоченного Чан Кай-ши.
Речь шла о японском предложении использовать на покидае¬
мом американцами пространстве Китая средства бактериоло¬
гической войны. Не смущаясь тем, что все их преступные
замыслы этого рода были разоблачены хабаровским процес¬
сом Ямады, Кадзицуки, Кавасимы и других, японцы предло¬
жили американцам свои услуги. От американцев требовалось
только доставить из Штатов средства бактериологической
войны, изготовляющиеся в Кэмп Детрик.
Джон отнесся к этому предложению благосклонно. Упол¬
номоченный Чан Кай-ши возражал, ссылаясь на то, что бак¬
териологические средства угрожают и остаткам живой
силы самого гоминдана, отходящим в направлении Индо-Китая.
Макарчер знал истинный мотив благосклонности Ванден¬
гейма: прикрытый фиговым листком правительственного ин¬
ститута, Кэмп Детрик фактически являлся лавочкой Джона,
сулившей ему в случае осуществления бактериологической
войны гигантские барыши. Именно поэтому Макарчеру и не
хотелось пускать машину в ход раньше, чем Джон догадает¬
ся сделать его самого участником лавочки. Макарчеру каза¬
лось, что у него есть все основания считать себя первооткры¬
вателем этого источника долларов. Кто, как не он, десять лет.
тому назад первым выведал эту тайну японцев?
583

Приглашенный к обсуждению этого дела Баркли коле¬
бался. С одной стороны, его пугала перспектива заразить чу¬
мою места, где он научился извлекать доллары из всего, что
попадалось под руку: было ли разумно уничтожать своих
собственных рабов и покупателей? С другой стороны, было
соблазнительно раз навсегда покончить с помехой, какую
сторонники Мао Цзе-дуна представляли коммерческим комби¬
нациям Баркли на азиатском материке.
В конце концов решение было все же принято. В Штаты
полетели шифровки с приказом отгрузить продукцию Кэмп
Детрик в адрес Чан Кай-ши. Оттуда самолеты должны были
доставить груз в тыл НОА. Самым удобным пунктом для это¬
го казалась Тайюань, находящаяся в далеком тылу НОА.
А ввиду необходимости соблюдать в этом деле строжайшую
тайну решили организовать центральную станцию в таком ме¬
сте, чтобы ни у кого не могло возникнуть и тени подозрения
в ее истинном назначении. Прекрасным местом была бы ка¬
толическая миссия св. Игнатия на дороге между Тайюанью
и Сюйгоу.
Когда кардиналу Томасу Тьен объяснили суть дела, он
охотно дал согласие на организацию в миссии рассадника
чумы на весь Западный, Северный и Центральный Китай под
видом станции противочумных прививок.
Именно туда, в расположение войск гоминдановского ге¬
нерала Янь Ши-фана, одного из ближайших помощников
главнокомандующего блокированной гоминдановской армии,
и спешила теперь Сань Тин. Она, как величайшую гордость,
несла в себе сознание важности данного ей поручения. Это
задание возложил на нее сам генерал Пын Дэ-хуай — гроза
гоминдановцев.
При мысли о Пын Дэ-хуае Сань Тин пришел на память
и тот день, когда она стала бойцом его 1-й полевой армии.
Ведь раньше-то она воевала в рядах 4-й полевой армии ге¬
нерала Линь Бяо. Линь Бяо был замечательный генерал,
и Сань Тин любила его, как родного отца. Впрочем, нет!
Слово «отец» тут совсем не подходит. Линь Бяо был слиш¬
ком молод, чтобы связывать с ним представление о слове
«отец». Скорее Сань Тин воспринимала его как старшего,
очень, очень мудрого брата. И, наверное, она никогда-никогда
не ушла бы сама от генерала Линь Бяо, а, как любящая сест¬
ренка, заботилась бы о нем до самого конца войны, если бы
в тот памятный день, когда 1-й авиационный полк НОА одер¬
жал свою большую победу под Цзиньчжоу, Сань Тин не
584

услышала в блиндаже Линь Бяо увлекательного рассказа Пын
Дэ-хуая о значении, какое имеет работа секретных агентов
НОА в гоминдановском тылу. Ее воображение было так взбу¬
доражено этим рассказом о подвигах народных разведчиков,
что на следующее утро, подавая чай Лин Бяо и со¬
биравшемуся в путь Пын Дэ-хуаю, Сань Тин осмелилась
сказать:
—	Уважаемый отец и командир, товарищ Линь Бяо, я
очень стыжусь того, что отнимаю ваше драгоценное время
таким мелким делом, но позвольте мне сказать: подвиги моих
братьев и сестер, о которых рассказывал вчера генерал Пын
Дэ-хуай, кажутся мне слишком прекрасными, чтобы я могла
когда-нибудь найти покой, приготовляя обед и заваривая чай
и даже делая такую важную работу, как стирка белья для
солдат.
Линь Бяо рассмеялся и ответил:
—	Но подвиги армии и складываются из мужества раз¬
ведчиков, храбрости солдат, искусства генералов и скромно¬
го труда таких, как вы, моя помощница Сань Тин. Должен
же кто-нибудь стирать белье и греть воду для чая.
Думайте о величии этого подвига, прекрасного своей
скромностью, и душа ваша, несомненно, обретет утрачен¬
ный покой.
Но тут вдруг в разговор вмешался Пын Дэ-хуай:
—	А не кажется ли вам, товарищ Линь, что эта девуш¬
ка прошла уже ту часть своего героического солдатского
пути в Народно-освободительной войне, когда она должна
была стирать белье и чинить туфли? Не заслужила ли она
своей скромностью и трудолюбием, о котором вы сами так
лестно отозвались, права посмотреть в глаза врагу? Не от¬
сюда, не из вашего укрытия, а так, как она мечтает: в тылу
врага, где скрытые опасности подкарауливают патриота
на каждом шагу. Быть мо-жет, настало время дать Сань
Тин возможность поработать там, где она тоже имеет
возможность пролить свою кровь за великое дело на¬
рода?
Линь Бяо сурово свел брови и посмотрел в глаза Сань
Тин:
—	Подвиг патриота велик, даже если он совсем незаме¬
тен. Не думайте, Сань Тин, что работа разведчика заметнее
работы прачки.
—	Товарищ генерал Линь Бяо, прошу вас поверить: серд¬
це мое наполнено желанием служить народу на любом посту.
Но если, как прекрасно сказал товарищ генерал Пын, я смогу
пролить в этой войне хоть' капельку своей крови, я приду
к победе во столько раз счастливей, сколько крыш на самой
585

большой пагоде в Пекине. В моем уме нет мечты обрести
известность. Пусть я останусь таким же маленьким и неза¬
метным человеком, как прачка, но пусть кровь моя сольет¬
ся с потоком крови моего народа.
>—■ Хорошо, — ответил Линь Бяо, — если генерал Пын по¬
лагает, что настало время вам стать бойцом секретной вой¬
ны, которую ведут наши братья во вражеском тылу, я отпу¬
щу вас к генералу Пын, в его армию. Потому что мне было
бы очень грустно думать, что в вашей смерти повинен я, если
до моих ушей дойдет когда-нибудь весть о том, что война по¬
требовала и вашей жизни.
Сань Тин не смела поднять глаз на Пын Дэ-хуая. Она
обмерла от восторга, когда он сказал:
—	Хорошо! Пусть Сань Тин станет моим солдатом. Я уве¬
рен, дорогой мой друг Линь, что горе никогда не коснется
вас в связи с ее именем. Если случится то, что может слу¬
читься с каждым воином, то слава подвига, совершенного
Сань Тин, озарит вас светом такой радости, которая не оста¬
вит места для тени печали.
Сань'. Тин молча поклонилась обоим генералам и вышла,
не поднимая головы, чтобы они не увидели слез радости, на¬
вернувшихся на ее глаза.
Вслед ей послышались слова Пын Дэ-хуая:'
—	Я уезжаю через полчаса... Будьте готовы.
С тех пор прошло всего несколько месяцев, и, окончив
школу разведчиков, Сань Тин выполняет уже третье само¬
стоятельное поручение. Она должна проникнуть в район осаж¬
денной войсками НОА Тайюани и передать партизанам, скры¬
вающимся в подземельях близ Тайюани, приказ: помочь сек¬
ретному агенту, присланному Пын Дэ-хуаем, предотвратить
бактериологическую диверсию, подготовляемую американо¬
гоминдановскими разбойниками. На этот раз Сань Тин — все¬
го лишь связная, но она знает огромное значение связи в та¬
кого рода делах. Разумеется, не произойди какой-то заминки
с приемом радиограмм у партизан, Сань Тин, быть может, и
не пришлось бы выполнять роль почтового голубя. Но в том-
то и дело: отправив передачу, радиостанция Пын Дэ-хуая не
получила квитанции от партизан. Так и осталось неизвест¬
ным, дошел ли приказ. Вот Сань Тин и приходилось обеспе¬
чить его доставку во что бы то ни стало. Этим, однако, яе
исчерпывалось ее задание. Выполнив задачу по связи, она
должна была прийти на помощь секретному агенту Пын Дэ-
хуая, посланному для ликвидаций диверсии. Нужно было обес¬
печить ему отступление из Миссии, когда задание будет вы¬
полнено. По словам генерала, лично инструктировавшего Сань
Тин при отправлении, независимо от того, что именно этот
586

агент представлял'' большую ценность1 для НОА, всякий раз¬
ведчик, совершающий опасный подвиг для народа, имеет
право знать, что его тыл обеспечен.
Ноги Сань Тин подкашивались, но она шла. Когда ее отя¬
желевшие веки опускались, перед нею возникал образ Пын
Дэ-хуая, каким она видела его в последний раз, когда оц да¬
вал ей инструкцию. И тогда веки Сань Тин сами поднимались,
глаза смотрели вперед, и ноги начинали двигаться быстрее.
Она заставляла их двигаться через силу потому, что но¬
ша, возложенная на ее плечи Пын Дэ-хуаем, была большой
и очень важной ношей. Такую огромную тяжесть она несла
впервые в жизни. Сегодняшняя ночь казалась ей чем-то вро¬
де самого ответственного экзамена в очень трудной школе.
Идя к цели, Сань Тин не переставала думать о том, что го¬
ворил ей на прощанье генерал Пын Дэ-хуай:
—	Древняя китайская мудрость справедливо говорит:
«Защищаются друг от друга несколько лет, а победу решают
в один день. В этих условиях не знать положения противни¬
ка — верх негуманности. Тот, кто его не знает, не полководец
для людей, не хозяин победы». Нет ничего, Сань Тин, что
следовало бы пожалеть для получения сведений о враге.
«Знание наперед нельзя получить от богов и демонов.
Знание положения противника можно получить только от
людей», — кажется, так сказал древний мудрец Сунь Цзы. Он
сказал очень правильно, имея в виду необходимость посылать
в стан врага лазутчиков. И он же сказал: «Не обладая гу¬
манностью и справедливостью, не сможешь ничего узнать
V людей в тылу врага». Это тоже правильные слова, хотя
они были сказаны тогда, когда в Китае не было ни гуман¬
ности, ни справедливости. Мы гуманны и справедливы уже
по одному тому, что гуманна цель нашей борьбы и борьба
справедлива. Вы всегда должны помнить это, Сань Тин, это
даст вам силы и мужество для борьбы в самых тяжких усло¬
виях, встречающихся на пути разведчика...
Сань Тин думала теперь об этом, и ей казалось, что рядом
с нею идет генерал Пын Дэ-хуай, — так хорошо она слышала
его голос в тишине ночи.
А ночь была теплая и безлунная. Плотный полог низко
бегущих облаков укрьшал землю от света месяца. Сань Тин
скорее угадывала, чем видела глазами дорогу. Временами не
было слышно ничего, кроме звука собственных шагов да мяг¬
кого шуршания* ветра в траве. Изредка, но всякий раз пугая
неожиданностью, поперек дороги мелькала тень зверька. Где-
то, ни с того ни с сего, вскрикивала не ко времени проснув¬
шаяся птица. И снова все было тихо вокруг. Черно и тихо.
587

Сань Тин все шла. Когда ветер тянул с запада, к тепло¬
му аромату полей примешивалась струя свежего воздуха
с Хуанхэ. По расчетам Сань Тин, было уже недалеко до Сюй-
гоу. Там предстояло самое трудное: переправа через Фьшьхэ.
Гоминдановский патруль у парома, кроме денег, наверно, по¬
требует и документы. Хотя товарищи, отправлявшие Сань Тин,
и уверяли, что ее пропуск не уступает настоящему, но острое
ощущение опасности заставляло ее непрестанно возвращать¬
ся мыслью к предстоящей процедуре контроля.
Так добралась она до перекрестка дорог.
Нужная Сань Тин дорога — та, что шла в обход Сюй-
гоу, — лежала вдоль глубокой балки, поросшей по краю гу¬
стым кустарником. Несколько старых акаций высились тут,
ласково шелестя листвой. На этот раз у девушки нехватило
сил пройти мимо, не позволив себе хотя бы короткого отды¬
ха. Ей казалось, что если не дать ногам передышки, они
не донесут ее до цели.
Но едва она притулилась под деревом, как веки fee сами
собою сомкнулись.
Она очнулась от проникшего в сознание нового звука и
тотчас поняла, что он исходит от летящего на большой высо¬
те самолета. Самолет делал круги: звук то удалялся, то
снова нарастал, приближаясь. Внезапно он резко усилился.
Опытное ухо Сань Тин подсказало ей, что летчик, не выклю¬
чая мотора, шел на резкое снижение. По изменению звука
Сань Тин могла с уверенностью сказать, что самолет вышел
из-под облаков. Вот он перешел на горизонтальный полет,
сделал площадку, снова стал набирать высоту и, судя по
резкому спаду шума, ушел обратно за облака. Словно забы¬
тый им в пространстве, раздался легкий хлопок. Но напрас¬
но Сань Тин вглядывалась в темноту. В ночном небе не было
ничего видно. Тянувший с запада ветерок не приносил
Никаких звуков, по которым можно было бы судить о случив¬
шемся в небе. Поэтому девушка вздрогнула от неожиданно¬
сти, когда вдруг почти совсем над нею темный фон облаков
прочертила еще более черная тень огромного тюльпана. Это
был парашют. Он был уже почти у земли. Еще мгновение —
и в ветвях акации, под которой сидела Сань Тин, послышал¬
ся треск рвущегося шелка. Прежде чем Сань Тин решила, что
нужно делать, с той стороны, где упал парашют, послышался
женский голос, отчетливо произнесший:
—	Кажется, вполне удачно...
Сань Тин хотела броситься к парашютистке, но ослепи¬
тельный свет фар автомобиля, выскочившего из-за поворота
дороги, ведущей к Тайюани, пронизал темноту, ярко осветил
дерево с висящими в его ветвях обрывками парашюта и, как
588

казалось Сань Тин, её самое. Чтббы ускользнуть из поля
света, Сань Тин метнулась в -сторону и тотчас почувствовала,
что летит в бездну. Она падала в балку, обдираясь о кусты
и колючки. Из-под обрыва она видела, как бросилась прочь
от светового луча парашютистка и тоже исчезла в окаймляв¬
ших дорогу кустах. А фары продолжали гореть. Серебром
переливались в их голубоватом свете трепещущие листки ака¬
ций, и колыхались лохмотья темного шелка.
Из автомобиля вышла женщина. Лица ее Сань Тин не
могла хорошо разглядеть., Эта женщина нагнулась, взяла
в руки шнуры парашюта, сбросила на землю автомобильные
перчатки с широкими раструбами, достала из кармана жа¬
кета пистолет и коротким движением передернула затвор, за¬
гоняя в ствол патрон. В руке ее появился фонарик. Она
направила его луч на кусты, растущие по краю оврага, раз¬
двинула их и исчезла, следуя за тянущимися к балке пара¬
шютными стропами.
Долго царила вокруг тишина, но вот ее встряхнул удар пи¬
столетного выстрела. Тотчас за ним второй.
Подумав, Сань Тин решила, что тайно спуститься на па¬
рашюте в расположении войск Янь Ши-фана мог только
человек из НОА. Значит, парашютистка была для Сань Тин
своим человеком. Ехать же на автомобиле в Тайюань мог
юлько враг. Значит, автомобилистка была врагом. Предчув¬
ствие говорило Сань Тин, что парашютистка нуждается в
помощи.
Сань Тин долго карабкалась по песчаной крутизне отко¬
са: он осыпался, с тоннами песка Сань Тин падала обратно,
но поднималась и карабкалась снова, пока не очутилась на
краю оврага. Тут прозвучал третий выстрел.
И опять мертвая тишина наполнила мир насторожен¬
ностью. Эта тишина показалась Сань Тин бесконечной. Нако¬
нец совсем рядом с притаившейся Сань Тин послышался
шорох раздвигаемых кустов. Автомобилистка вышла на до¬
рогу. Она неторопливо оправила измятый костюм, отряхну¬
лась от приставшей к нему травы. Так же не спеша ощупала
карман жакета и, отыскав папиросы, закурила. Лишь после
того развернула зажатый подмышкой бумажник и принялась
с интересом разглядывать его содержимое. Часть бумаг она
по прочтении тут же рвала и пускала по ветру, другие тща¬
тельно прятала обратно в бумажник. На одной она задержа¬
лась особенно долго. Сань Тин было видно, что это крошеч¬
ный листок, на котором едва может поместиться несколько
слов. Губы автомобилистки шевелились — она, казалось, за¬
учивала написанное. Как будто проверив себя по бумажке
и убедившись в том, что знает ее содержание наизусть, она
589

порвала и этот листок и отбросила прочь клочки. Сань Тин
хотелось выстрелить в эту женщину, но она твердо помнила,
что секретный агент не должен выдавать себя ничем, он не
должен вмешиваться во что бы то ни было, что может его
разоблачить или хотя бы отвлечь в сторону от выполнения
главной задачи. Между тем незнакомка спрятала бумажник;
подняв с дороги перчатки, отряхнула их и надела. Спокойно,
как делала все, заняла место за рулем автомобиля.
Фары погасли. На дороге осталось мутное пятно замаски¬
рованного света. Мягко замурлыкал мотор, автомобиль тро¬
нулся, набирая скорость. Исчезли в ночной черноте урчание
мотора, шелест шин и робкое пятно замаскированного
света.
Сань Тин понадобилось некоторое время, чтобы найти
в кустах тело парашютистки. По покрою комбинезона, по
шлему Сань Тин безошибочно признала в ней бойца НОА.
На всякий случай Сань Тин осмотрела ее карманы, хотя и по¬
нимала, что бумажник с таким интересным содержимым,
изучавшийся автомобилисткой, был, вероятно, единственным,
что могло бы открыть ей имя убитой.
Постояв несколько минут в раздумье, Сань Тин поспеши¬
ла прочь, в сторону от начинавших темнеть в предрассветной
мгле силуэтов Сюйгоу.
2
Цзинь Фын было уже двенадцать лет, но она была такая
маленькая, что все принимали ее за восьмилетнюю. Она ле¬
жала на кане. Кан был холодный, и она никак не могла за¬
снуть, хотя спать ей очень хотелось. Но стоило ей закрыть
глаза, и делалось очень страшно: перед нею вставал образ
ее старшей сестры, Чэн Го. Цзинь Фын знала, что на допро¬
се в гоминдановской разведке Чэн Го отрубили руку, потом
вторую. Поэтому сестра появлялась перед нею непременно
без рук. Девочка знала, что Чэн Го в конце концов повесили
за ноги, и знала, как выглядят такие повешенные. Было
очень страшно.
Она боялась спать. Только делала вид, будто спит, чтобы
не нужно было ни с кем разговаривать и можно было думать.
Когда командир отряда «Красных кротов» отворачивался,
она приподнимала веки и видела, как он читал, высоко под¬
нимая книгу здоровой рукой, чтобы свет коптилки падал на
страницу; видела, как он неловко засунул книгу под локоть
раненой правой руки, когда встал, чтобы накрыть Цзинь Фын
ватником.
590

У командира было такое же лицо, какие она видела у лю¬
дей, долго пробывших в тюрьме. Но у него это было не от
тюрьмы, а потому, что полтора месяца с того дня, как его
ранили, он не выходил на поверхность. Тут, под землей, на
расстоянии почти четырех ли от ближайшего входа в подзе¬
мелье, воздух был всегда спертый, промозглый и пропитанный
таким количеством копоти, что каждый плевок делался похо¬
жим на мазок туши.
Девочке был виден и радист, отделенный от командира
цыновкой. Он сидел с черными наушниками на голове, под¬
перев ее двумя руками и время от времени встряхивая ею,
чтобы отогнать дрему. Теперь девочка знала, что радисту
девятнадцать лет. Но когда она этого еще не знала — в тот
день, когда пришла сюда впервые с сестрой, — то, здороваясь,
назвала его «дедушкой». По сравнению с ним сорокалетний
командир казался молодым.
Перед вахтой, когда радист подсаживался к глинобитному
столу, чтобы выпить горячей воды, лицо у него бывало про¬
зрачно-желтое, а к концу дежурства, когда в морщинки дряб¬
лой кожи набивалась сажа коптилок, оно делалось темно¬
серым.
До того как командира ранили, он часто бывал на по¬
верхности, А радист не был там с того дня, как пришел сю¬
да. Командир называл его ушами отряда. Радист был лишен
права ходить в операции на поверхность земли. Он не взрывал
складов и транспортов врага, не убивал гоминдановских часо¬
вых, не приводил пленных. Он только слушал эфир и редко,
совсем редко посылал в него свои позывные, если нужно было
дать знать далекому командованию, что отряд цел и действу¬
ет, или выдать квитанцию в получении боевого приказа Пын
Дэ-хуая. Но переходить с приема на передачу можно было со¬
всем-совсем редко, чтобы не выдать себя гоминдановцам.
Сквозь прищуренные веки девочка видела, как в подзе¬
мелье вошли начальник штаба и начальник разведки отряда.
Они были большие друзья, и когда бывали под землей, то
почти не расставались. Девочка всегда видела их вместе.
В ее представлении они были едва ли не одним существом,
хотя ей никогда не доводилось видеть людей, до такой сте¬
пени не схожих между собой. Начальник штаба был низень¬
кий, толстый, добродушный, любитель пошутить и сыграть
в кости. Начальник же разведки был высок, худ, раздражи¬
телен, почти непрерывно курил длинную трубку с медной ча¬
шечкой, жил по часам и возражал на все, что говорил
начальник штаба. Но оба они одинаково любили девочку*
связную Цзинь Фын.
591

Она все это знала, как знала всю жизнь отряда. Она гля¬
дела на сонно вздрагивающего радиста и думала обо всем
этом. Она была совсем маленькая девочка, но думала о них
всех так, словно была самой старшей; как будто большая
была она, а они — маленькие. Она морщила лоб и думала,
а когда командир к ней оборачивался, плотно смыкала веки
и делала вид, будто спит.
Все члены отряда были прежде рабочими, людьми при¬
шлыми из других мест. Кроме начальника разведки, который
когда-то работал на мельнице здесь же в Шаньси. И кроме
работника подпольной типографии, помещавшейся тут же под
землей, в следующем отсеке подземелья. Он был тоже мест¬
ный— инженер из Тайюани. А теперь он был печатником и
наборщиком и, когда не было работы в типографии, еще
оружейником. И еще не была работницей Цяо Цяо — жена
инженера. Она была доктором, но и она тоже жила почти
все время под землей, потому что командир не пускал ее на
поверхность, чтобы не лишиться единственного врача. Цяо
Цяо устроила лазарет во втором отсеке направо. Там у нее
был даже операционный стол, покрытый белою клеенкой.
Когда кто-нибудь возвращался с поверхности раненный, док¬
тор сажала его под фонарем и лечила. А если раненого при¬
носили, Цяо Цяо клала его на белую клеенку и делала опе¬
рацию. А товарищи раненого держали над ним фонари и рас¬
сказывали доктору Цяо Цяо новости с земли...
Эта жизнь отряда «Красных кротов» под землей вовсе
не была чем-то необыкновенным, и подземелье, в котором он
скрывался, тоже не было единственным в Китае. К концу
сороковых годов во многих провинциях Северо-Западного
Китая существовали разветвленные системы подземных хо¬
дов и укрытий. Одна часть этих сооружений осталась пар¬
тизанам, боровшимся с американо-чанкайшистскими разбой¬
никами, в наследство от тех времен, ко-гда шла вой¬
на с японскими захватчиками, другая часть была соору¬
жена заново, чтобы развить и усовершенствовать старую
систему.
Началом этих подземных сооружений явились простые
ямы вроде погребов, вырытые крестьянами под своими дома¬
ми с целью укрытия в них женщин и детей, когда приходили
японцы. Но враги легко обнаруживали такие примитивные
укрытия, и наивные попытки спрятаться от злых преследова¬
телей дорого обходились жителям деревень. Это заставило
крестьян усложнить систему подземелий. Спуск в погреб или
в яму под каном стал только началом длинного хода, со¬
592

единившего несколько домов. Постепенно эти ходы прошли
под целыми деревнями, потом соединили ряд деревень.
Иногда крестьянам удавалось, узнав о приближении вра¬
га, уходить этими подземными галлереями, но подчас они
являлись для крестьян и ловушками. Японцы зажигали перед
выходами костры из соломы и навоза, облитого бензином.
Удушливый дым тянуло в тоннель, и, спасая от смерти де¬
тей, ж;ители выходили наружу, прямо в лапы врагов. Бывали
случаи, что в местах, расположенных вблизи рек или водое¬
мов, японцы заставляли местных жителей, не успевших уйти
под землю, прорывать каналы, соединяя русло с подземной
галлереей, и затапливали всю систему катакомб вместе
с людьми. Гибли сотни и тысячи мирных китайцев, их жены
и дети.
Однако чем более жестоким делался враг, тем больше
труда и хитрости вкладывали в свои подземные сооружения
китайцы. Они научились предусматривать все, что могли пу¬
стить в ход японцы. Подземные сооружения превратились
в целые города, куда укрывались крестьяне со скарбом и ско¬
том, где они подчас оставались месяцами, не выходя на по¬
верхность. Они научились устраивать примитивную вентиля¬
цию и водоотводы.
Тогда японцы пустили в ход боевые газы. Груды тел
взрослых и детей загромождали иногда подземные убежища
•и ходы. Но ничто, не могло остановить этого удивитель¬
ного строительства, которое широко использовалось пар¬
тизанами для неожиданных налетов на врага. Японцы
больше всего боялись этих выходцев из-под земли, по¬
являвшихся самым нежданным образом и в самых неожидан¬
ных местах.
Все беспощадней делались меры японцев против подзем¬
ного противника, все искуснее становились партизаны. Их
катакомбы стали извилистыми, многоэтажными. Они тяну¬
лись на десятки ли. Невозможно представить себе объем тру¬
да, затраченного китайцами на сооружение этих подземелий
И все это втайне, все с единственным оборудованием — ло¬
патой и мотыгой. Едва ли история партизанских войн знала
и узнает что-либо подобное трудолюбию, вложенному китай¬
скими крестьянами в подземную войну.
С окончанием антияпонской войны значение подземный
сооружений не уменьшилось, а даже увеличилось. В ходе
последней освободительной борьбы с реакцией бывало так,
что под землей укрывались целые уезды, формировались' пар¬
тизанские отряды специально для борьбы из-под земли.
И если прежде их боялись японцы, то теперь их вдвое боль¬
ше страшились гоминдановцы, так как у подземных воинов-
38 Заговорщики
593

освободителей появилось то, чего не было раньше: оружие,
боеприпасы, техника.
«Красные кроты» не были дивом. Они были одной из бое¬
вых единиц, принимавших постоянное и деятельное участие
в народно-освободительной войне китайского народа.
Девочка лежала и думала, а командир читал. Иногда он
зажмуривал уставшие от плохого света глаза и, опустив
книгу на колени, спрашивал радиста:
—	Что?
—	Тихо, — отвечал радист, и командир снова брался за
книгу.
Может быть, потому, что девочка очень много думала об
этих людях, к которым так привыкла и которых так любила,
а может быть, потому, что она все-таки очень устала после
ночи беготни, но, наконец, она уснула, .и казненная сестра
не приходила к ней, и девочка спала, лишь изредка вскрики-
вая и разбрасывая руки. Когда раздавался ее крик, коман¬
дир опускал книгу, а если она, раскинувшись, сбрасывала
с себя ватник, он вставал, неловко зажав книгу раненой пра¬
вой рукой, подбирал ватник и осторожно накрывал им девочку»
Цзинь Фын проснулась через час, когда командир тронул
ее за плечо. Она подумала, что наступило утро и товарищи
вернулись с поверхности земли. Однако, протерев глаза, уви¬
дела, что, кроме командира, около кана стоит радист с листоч¬
ком в руке. И когда она совсем проснулась, командир взял
этот листок и сказал девочке так, как будто говорил со взрос¬
лой:
—	Цзинь Фын, сегодня ночью к нам спущена парашюти¬
стка, направляющаяся в католическую миссию, для операции,
о которой ты знаешь. Ее пароль: «Светлая жизнь вернется. Мы
сумеем ее завоевать. Не правда ли?»
—	Правда, — сказала девочка.
Командир засмеялся:
—г Я знаю, но это конец пароля: «Не правда ли?». Поняла?
Девочка кивнула головой.
—	Повтори пароль, — сказал командир, и девочка повто¬
рила. — У тебя золотая память. Пойдешь в миссию святого
Игнатия у Сюйгоу и передашь то, что я сейчас сказал, и еще
скажешь: все наши люди должны подчиняться этому новому
товарищу.
—	Я пойду днем? — спросила она.
—	До обеда нужно быть там.
Девочка спустила ноги с кана.
—	Если позволите, я пойду.
594

—	Сначала поешь.
—	Не хочется.
—	Едят не только потому, что хочется.
—	А почему?
—	Потому, что нужно.
Радист ласково потянул ее за косичку, перевязанную крас¬
ной бумажкой.
—	Нужно слушаться старших, — сказал он и освободил
большой чайник от тряпок, сохранявших ему тепло.
Чайник был тяжелый и совсем закопченный. Наливая себе
теплой воды, Цзинь Фын испачкала пальцы и стала их тща¬
тельно обтирать. Радист засмеялся:
—	Вы франтиха, Цзинь Фын!
Она с укоризной покачала головой:'
—	Вы так долго сидите тут и не понимаете. А если кто-
нибудь там наверху увидит? Спросят: почему у тебя, девочка,
пальцы в саже? Что я скажу?
И она снова покачала головой.
Девочка ела лепешку из чумизы и запивала водой, потом
встала.
—	Я готова.
—	Хорошо, — сказал командир. — Исполняйте поручение,
Цзинь Фын.
Девочка зажгла фонарь', подняла его вровень с лицом
и установила длину фитиля. Пламя колебалось, маленькое,
тусклое, красноватое. Девочка переняла фонарь в левую руку
и спросила командира:
—	Больше ничего не прикажете?
—	Зайдешь в музей и оттуда домой.
Девочка была так мала ростом, что ей вовсе не нужко
было нагибаться в подземном ходе, где люди отряда передви¬
гались почти ползком, однако от старших она переняла не
только манеру ходить быстро-быстро, но и сгибалась, как
большая.
Она уверенно бежала в пятне тусклого красноватого' све¬
та фонаря. Только один момент там, где она пробегала, мож¬
но было видеть неровные стенки хода. Свод был такой же
неровный. Местами он осел и его подпирали бревна крепей.
Иногда путь девочке преграждали обвалы, и приходилось' пе¬
ребираться через кучи земли.
Цзинь Фын уверенно выбирала повороты среди ответвле¬
ний, зиявших по обе стороны главного хода; она разбиралась
в этом лабиринте так, как прохожие распознают переулки
родного города.
Когда в лицо ей потянуло свежим воздухом, девочка 'за¬
медлила шаг и прикрутила фитиль фонаря. Еще через сотню
38*
595

шагов дышать стало совсем легко. Девочка увидела над го¬
ловой светлые точки звезд. Она задула фонарь и поставила
его в нишу стены. Когда она осторожно приблизилась к вы¬
ходу, часовой, лежавший на животе, с американским автома¬
том в руках, посторонился. Она протянула ему ручонку, ион
помог ей выбраться на поверхность. Оба молчали. Тут разго¬
варивать не полагалось.
Через мгновение ее маленькая тень слилась с непрогляд¬
ной тьмой, царившей в овраге.
3
В те дни, если путник шел в Тайюань с юга по дороге,
огибающей Сюйгоу с западной стороны, то ему было не ми¬
новать мост «Четырех ящериц», перекинутый через правую
протоку реки Фыньхэ. Этот мост был старинным каменным
сооружением, украшенным по четырем углам изваяниями
огнедышащих чудовищ, известных тут почему-то под мирным
именем ящериц, хотя они нимало не походили на этих малень¬
ких изящных зверьков. Впрочем, может быть, в шестом веке,
к которому знатоки относили эти произведения древнего вая¬
теля, ящерицы и выглядели так воинственно. Четырнадцать
веков — большой срок. За это время многое изменилось в Ки¬
тае. Быть может, так неузнаваемо изменились и ящерицы.
Гораздо удивительнее было то, что мост этот в те дни еще
стоял не взорванный, несмотря на то, что на протяжении по¬
следних тридцати лет японцы, гоминдановцы и американцы
старательно разрушали в Китае все, что могло служить пере¬
правой «красным», неустанно и беспощадно преследовавшим
этих врагов народа, загнанных, наконец, к их последнему ру¬
бежу на китайской земле.
Миновав мост и свернув по первой дороге налево, путник
сразу за пригорком попадал в неожиданно возникавшую сре¬
ди широких полей густую зелень. Запущенная аллея, обса¬
женная старой акацией и вязами, вела к живой изгороди,
скрывавшей железные прутья высокой решетки. Деревья
аллеи были так стары, что стволы многих из них полопались
до самой вершины, а ветви, как усталые руки, свисали к зем¬
ле. Сквозь чугунный узор наглухо замкнутых массивных во¬
рот был виден тенистый парк, из которого при малейшем
движении воздуха доносился аромат роз. За густой порослью
парка не было видно строений. Только над вершинами де¬
ревьев к небу тянулась игла католической церкви.
Хотя отсюда были уже видны предместья Тайюани и даже
его' кирпичная крепостная стена на горе, шум города сюда
не достигал.
596

В те дни, к которым относятся события, на левом камен¬
ном столбе ворот красовалась большая чугунная доска с вы¬
пуклой литой надписью по-китайски:
Миссия
РОТЫ ХРИСТОВОЙ,
учрежденная во блаЖенную памягпЬ
ИГНАТИЯ ЛОЙОЛЫ,
преподобного генерала pombi,
и восстановленная
достопочтенным, и вЫсокопреосвященнЫм.
кардиналол-епископом.
Том.асом. ТЬен
с апостольского благословения
святейшего отца нашего nanbi
ПИЯ XII
Над этой надписью венчиком латинскими буквами была
расположена надпись: «Ad majorem Dei gloriam».
На другом столбе яркая эмалированная доска лакониче¬
ски гласила:
„Находится
под покровительством
и защитой
вооруженных сил CUIA'f
Под доской белела фарфоровая кнопка звонка. Если ее
нажать, то из скрытой в акациях сторожки появлялся боль¬
шого роста китаец. Не отпирая ворот, он сквозь решетку
спрашивал, что нужно посетителю, и, лишь сходив в миссию,
возвращался, чтобы впустить путника или отослать его прочь.
Если нужно было отворить ворота, привратник делал это
597

с нескрываемым неудовольствием, словно в каждом посети¬
теле подозревал врага.
Как сказано, человек этот был высок ростом, широк
в плечах; черты его смуглого лица были правильны и тонки.
Карие глаза глядели со строгостью. Он был молчалив и сдер¬
жан в движениях. Звали его У Вэй. Это был шофер, он же
сторож миссии.
С некоторых пор миссия мало походила на заведение
религиозное. В нее не допускали богомольцев. Теперь
тут, как р комфортабельном пансионе, отдыхали высшие
тайюаньские чиновники и офицеры американской военной
миссии, на средства которой, говорят, »и содержалось все
заведение.
Миссионеры исчезли из миссии, и ее истинной хозяйкой
в округе считали экономку Ма Ню, которую здесь называли
«сестра Мария». Народная молва утверждала, будто эта
женщина, изменив родине, пошла на службу полиции.
От ворот миссии к ее большому каменному жилому строе¬
нию вела запущенная каштановая аллея. Единственное, за
чем в этом парке, повидимому, ухаживали, были розы. Бес¬
численные кусты роз, алых, розовых, чайных, белых, источали
сладкий аромат, расслабляющий волю, располагающий к ле¬
ни и к ничегонеделанию, которое, по мнению Ма — Марии,
было основным условием отдыха высоких гостей, пребывав¬
ших под ее кровом.
Ма была еще молодой женщиной небольшого роста, с ли¬
цом очень правильным и даже красивым, но слишком не¬
подвижным, чтобы быть привлекательным. Глаза Ма
были всегда полны грустной задумчивости, движения медли¬
тельны и спокойны; говорила она ровным голосом, не повы¬
шая его, даже когда сердилась. Эта мягкость, однако, не ме¬
шала ей быть придирчивой и строгой хозяйкой, державшей
в страхе служащих миссии.
Ранним утром, когда Ма и чиновные гости еще спали,
женский персонал миссии, состоявший из двух -горничных и
кухарки, собрался в просторной, выложенной белыми израз¬
цами кухне, Горничные Го Лии и Тан Кэ представляли во
всем резкую противоположность друг другу. Го Лин была пол¬
ная девушка с мечтательными глазами и с мягкостью движе¬
ний, свойственной полным женщинам. На вид ей можно было
дать больше ее девятнадцати лет. Тан Кэ была стройна, поч¬
ти худа, ее непослушные волосы плохо укладывались в при¬
ческу и несколько беспорядочно окаймляли смуглое лицо
с темным пушком на верхней губе и с хмуро глядящими ка¬
рими глазами. Движения Тан Кэ были коротки, стремитель¬
ны, речь быстра и тверда.
59R

Третьей' женщине, кухарке У Дэ, окрещенной здесь име¬
нем Анны, было за пятьдесят. Она выглядела крепкой и су¬
ровой. У нее были гладко прибранные седеющие волосы
и строгий взгляд.
Сердито погромыхивая посудой, У Дэ готовила утренний
завтрак, Го Лин перетирала посуду, Тан Кэ вертелась перед
зеркалом, в пятый раз перекалывая кружевной фартучек.
Тихонько, так, что едва можно было разобрать слова, все
трое напевали:
Девушка хорошая, смелая и юная,
С темными упрямыми дугами бровей,
Не гуляй с врагами ты вечерами лунными,
Не растрать ты, девушка, нежности своей.
Эта жизнь веселая нам совсем ненужная,
И тецло Шаньси не согреет нас.
Мы семью товарищей, теплую и дружную,
Сохранимте, девушки, в этот грозный час.
Не теряйте мужества, не растратьте силы вы,
Девушки хорошие, с жаркою душой.
Пение было прервано слабым звонком, донесшимся со
стороны ворот. Го Лин посмотрела на часы: время было ран
нее. Тан Кэ с любопытством выглянула в окно: У Вэй, на
ходу застегивая куртку, шел отворять. Через минуту по глав¬
ной аллее, скрипя ободьями по песку, проехал маленький жел¬
тый шарабанчик. Из него торчала прикрытая соломенной ша¬
почкой женская голова. Волосы гостьи были собраны в высо¬
кую прическу. По этой прическе Тан Кэ безошибочно призна¬
ла гостью.
—	Стелла! — презрительно бросила она в кухню.
У Дэ сердито громыхнула кастрюлей и безапелляционно
отрезала:
—	Плохой человек,
—	Что ей может быть нужно? — с беспокойством пробор¬
мотала Го Лин.
На ступенях послышался дробный стук каблуков, и в кух¬
ню стремительно вбежала посетительница. На ней был изящ¬
ный дорожный костюм, модная обувь; все мелочи ее костюма
соответствовали картинке новейшего- журнала.
—	Здравствуйте! — развязно воскликнула гостья.
У Дэ демонстративно отвернулась. Тан Кэ сделала вид,
будто не слышит, Только Го Лин несмело ответила:
—	Здравствуйте, Сяо Фын-ин.
—	Вы нарочно дразните меня? — сердито вскинулась
гостья.
599

—	Извините, — растерянно проговорила Го Лин.
—	Сколько раз я сообщала вам: нет Сяо Фын-ин —есть
Стелла Сяо! По-моему, это не так трудно запомнить.
.Тан Кэ с насмешливой почтительностью произнесла:
—	Мисс Стелла!
—	По-моему, ничего смешного в этом нет, — надулась
гостья.
—	Да, конечно.
—	Какой у вас всех скучный вид! Можно подумать, буд¬
то вы только что с похорон.
У Дэ пристально поглядела на нее:
—	А у вас праздник?
Сяо Фын-ин фыркнула:
—	Вы, Анна, способны испортить’ настроение кому угод¬
но. — И так же демонстративно отвернулась от Анны, как та
от нее. — Глядя на эту женщину с дурным характером, и вы,
девочки, становитесь старухами. Теперь, когда перед нами
открываются двери мира!..
—	Замолчите, пожалуйста! — в гневе крикнула от плиты
У Дэ.
Сяо Фын-ин посмотрела на кухарку сквозь прищуренные
веки:
—	О, как много вы себе позволяете, Анна. И вообще я...
Она не договорила. У Дэ исподлобья вопросительно смот¬
рела в ее сторону:
—	Ну что же, договаривайте.
Сяо Фын-ин вспыхнула:
—	Удивляюсь, почему вас тут держат.
—	А вы замолвите словечко, чтобы меня выгнали, — не¬
громко проговорила У Дэ.
Несколько мгновений Сяо Фын-ин молча глядела на ку¬
харку. .
—	Если бы не У Вэй...
Пальцы Анны, державшие поварешку, судорожно сжались.
—	Оставь моего сына в покое.
Чтобы предотвратить ссору, Тан Кэ спросила Сяо Фын-ил:
—	Вы были сегодня в городе?
Та не сразу сообразила, что вопрос обращен к ней. Нако¬
нец ответила нахмурившись:
—	Да.
После некоторого молчания Таи Кэ сказала:
—	Говорят... на бульваре...
Она не договорила, но Сяо Фын-ин, видимо, сразу поня¬
ла, о чем идет речь. Тень растерянности и смущения пробе¬
жала по ее лицу, однако, тотчас оправившись, франтиха
с наигранной небрежностью сказала:
600

—	Ах, вы об этом...
Го Лин испуганно взмахнула своими густыми ресницами
и приблизила руку ко рту, словно желая удержать собствен¬
ные слова.
—	Говорят... там двенадцать виселиц... ■—проронила она
едва слышно.
—	Двенадцать переносных американских виселиц, — ска¬
зала У Дэ. — На каждой уже не двое, а четверо наших.
Го Лин испуганно вскинулась:
—	Тетя Дэ!
—	Тетя1 — вторя ей, так же испуганно воскликнула
и Тан Кэ.
—	Ну что, что! — глубохо сидящие глаза УДэ сверк¬
нули.
—	Его превосходительство Янь Ши-фан поступил так, как
советовал мистер Баркли, — сказала Сяо Фын-ин.
—	Да замолчишь ты?! — крикнула У Дэ.
Го Лин испуганно всплеснула пухлыми руками.
—	Уведи отсюда тетю Дэ, — шепнула ей Тан Кэ.
Го Лин взяла У Дэ за локоть и потянула прочь, но кухар¬
ка гневно высвободила руку:
—	Оставь, я скажу ей...
—	Тетя Дэ, прошу вас, довольно!—строго сказала Тан
Кэ и властно вывела кухарку.
Губы Сяо Фын-ин нервно дергались. Она вынула сигарету.
Несколько раз щелкнула новенькой американской зажигалкой.
Пламя в ее вздрагивающих пальцах колыхалось и не попа¬
дало на кончик сигареты. Не обращая внимания на при¬
стально следящую за нею Го Лин, она отодвинула стеклянную
дверь холла и, войдя туда, с размаху бросилась в кресло.
Го Лин стояла на пороге, в ее глазах были страх и страда¬
ние. Она хотела что-то сказать и не решалась. Вошедшая Ма
Ню нарушила молчание. Она спросила Сяо Фын-ин:
—	Что вам угодно?
—	У меня есть дело к хозяйке этого дома.
—	Ко мне? — удивилась Ма.
Сяо Фын-ин движением головы велела Го Лин уйти и ска¬
зала Ма:
—	Я буду здесь жить.
Ма поспешно воскликнула:
—	Я не хотела бы этому верить!
—	Теперь я секретарь его превосходительства Янь Ши-
фана.
От изумления Ма могла только издать односложное:
—	О-о!..
—	Вы же сами хотели, чтобы его превосходительство
601

Янь Ши-фан оказал честь этому дому свойм пребыванием
под его кровлей.
—	Значит... сегодня генерал будет здесь? —едва сШШо
выговорила Ма и на минуту задумалась. — Я вее приго¬
товлю...
—	Прошу вас не думать, будто уговорить его было так
легко, — сказала Фын-йн.
'Ма взглянула на нее вопросительно.
—	У меня накопились счета, которые я никому не могу по¬
казать... — опуская глаза, сказала Фын-ин.
—	Вы получите Деньги.
—	Значит, вечером... мы приедем вместе.
С этими словами Фын-ин вышла й уселась в свой желтый
шарабанчик.
Когда У Вэй, затворив за нею ворота, повернул обратно,
Ма быстро прошла в гараж;
—	Еще немного, и я не выдержу, — сказала она У Вэю.
—	Стыдно так говорить, Ню, — спокойно ответил он.
—	О, мне ничего не стыдно! Раньше я стыдилась самой
себя, а теперь... — она безнадежно махнула рукой.
—	Зачем ты так говоришь? — с Ласко-вой укоризной про-
изнес он и привлек ее к себе. — Я же знаю...
Она не дала ему договорить:
—	Откуда тебе знать, как это страшно, когда меня всё
презирают, все считают изменницей... Это так страшно, так
страшно...
Он ласково погладил её по голове:
—	Прошу, успокойся.
Она закрыла глаза, й на лйце ее отразилось утомление*
вокруг рта легла резкая складка.
—	Если бы не ты> — тихо пройзнесла она, — у менй не-
хватйло бы сйл.
—	Все будет хороню.
—	Да. Лишь бы нам быть вместе. Но... твоя мать...
—	Она поймет: ведь иначе ты не могла. Ты должна была
выполнить приказ.
—	Она ненавидит меня.
—	Я объясню ей.
—	Объяснишь?.. Она ненавидит меня с каждым Днем
сильней. И тут не о чем спорить: так и должно быть. Меня
все ненавидят, все, все. Ты сам знаешь: У Дэ сказала.;.
—	Мало лй что могла сказать мать, пока не знает.
Ма повела плечами как будто от холода, хотя на улице
стояла жара.
—	Постоянно чудится, будто кто-то меня выслеживает.
И свой й враги — все меня подкарауливают. Не знаю, откуда

мйе ждать пули; от людей Янь Ши-фана или от янки? Мне
страшно.
Голос ее задрожал. У Вэй нежно обнял ее:'
—	Бедная моя!
—	Я Знаю, — прошептала она, — нужно справиться. Не¬
пременно нужно справиться! И я справлюсь. Только не ухо¬
ди от Меня.
—	Я же с тобою.
Он подвел ее к скамеечке у ворот гаража и, заботливо
усадив, сел рядом.
Оба моЛчали. В саду было тихо. Птицы прятались в ли¬
ству от лучей поднимающегося солнца. Надвигался жаркий
весенний день. Аромат роз вйсел неподвижный и душный.
Ма улыбнулась.
—	Когда я смотрю на все это, мне хочется верить, что
все... все будет хорошо.
—■ Разве можно в это не верить?
4
Цзинь Фын нужно было миновать патрули войск Янь Ши-
фана на южных подступах К городу и проникнуть в миссию
1ак, чтобы её никто, решительно никто не видел. Девочка
хорошо знала дорогу. Она знала, что пройдет, если только
ничего не случится на пути от лавки, в которой она взяла
овощи, до Зеленого бульвара. Там снова вход Под землю.
Эта галлерея не только Проведет ее мимо патрулей, но при¬
веди и в самую миссию. Нужно пройти к Зеленому бульва¬
ру парком. Там никто не обрати? внимания на продавщицу
овощей.
Но как только девочка свернула на улицу Маньчжурских
могил, то сразу увидела, что туда лучше не ходить. Что*го
случилось там. Ее наметанный глаз сразу различил в толпе
нескольких агентов полиции. Она вернулась й пошла в сторо¬
ну вокзала. По дороге она услышала разговор о том, Что
и в парке обыскивают прохожих.
Она Не Может дать себя обыскать! У нее 6 корзинке ле¬
жит электрический фонарик. «Зачем фонарик обыкновенной
девочке?» — спросит полицейский. Значит, ей следовало
обойти и парк.
Цзинь Фын миновала улицу, именовавшуюся теперь ули¬
цей Чан Кай-ши, и подошла к харчевне на углу. Здесь она
сделала вид, будто рассматривает выставленные в окне ку¬
шанья. А сама косилась вдоль улицы- свободен путь или
нет? На перекрестке стоял полицейский. Девочка знала, что,
попадись она ему на глаза, он ее непременно остановит,
603

возьмет за ухо, заглянет в корзину, потребует сладкую мор¬
ковку, а может быть, начнет копаться в корзинке, найдет фо¬
нарик... Нет, полицейского тоже нужно миновать. Она зашла
в харчевню и предложила хозяину овощей, хотя была зара¬
нее уверена, что ее попросту выгонят. Так оно и случилось.
Очутившись снова на улице, она увидела, что полицейский
все еще на своем месте. Но она знала, что это не в привычке
полицейских — стоять на солнцепеке; рано или поздно он
уберется.
Цзинь Фын прошлась по тротуару. Ее внимание привлек
наклеенный на стену дома листок — извещение командующе¬
го войсками генерала Янь Ши-фана. Параграф за парагра¬
фом кончался словами:	«нарушение карается смертной
казнью». Смертной казнью карался ущерб, причиненный ма¬
териалам, принадлежащим гоминдановскому командованию;
смертной казни подвергались все жители местности, где бу¬
дет поврежден телефонный провод; смертной казни обрека¬
лись жильцы и сторожа в случае порчи военного имущества,
лежащего на тротуарах, прилегающих к их домам; под стра¬
хом смертной казни никто не имел права переселяться
с квартиры на квартиру без разрешения квартального упол¬
номоченного...
Девочка начала читать «извещение» для вида, но, дойдя
до § 8, по-настоящему заинтересовалась. Там говорилось:
«Мы, генерал Янь Ши-фан, губернатор и комендант,
отец этого города, объявляем:
Каждый, кто знает о каких-либо входах в подзе¬
мелья, обязан в течение 24 часов от момента обнаро¬
дования настоящего уведомления сообщить о них в свой
полицейский участок; лица, проживающие в деревнях,
обязаны сделать сообщение жандармским постам или
полевой полиции. Неисполнение карается смертью.
Предаются смертной казни все жители тех домов,
где по истечении указанного срока будут обнаружены
выходы подземелий, о которых не было сообщено
властям. Также будут казнены и те, кто живет вблизи от
таких мест и знает тех, кто пользуется подземельями, но
не сообщил о том властям в надлежащий срок.
НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЕ НАРУШИТЕЛИ СЕГО ПРИКАЗА
КАРАЮТСЯ НАРАВНЕ СО ВЗРОСЛЫМИ...»
Девочка остановилась на этих строках и прочла снова:'
«Несовершеннолетние нарушители...,» Нет, ей только показа¬
лось, будто это напечатано жирным шрифтом. Шрифт самый
обыкновенный.
604

Приказ был датирован вчерашним днем. Значит, он уже
вошел в силу. А она видела его в первый раз. У них в штабе
его еще не было. Она оглянулась, нет ли кого-нибудь побли¬
зости. Ей очень хотелось сорвать листок, чтобы принести его
своим: это интересная новость. Значит, Янь Ши-фан очень
боится тех, кто скрывается под землей; он не остановится на
угрозах. Может быть, он со своими американскими советни¬
ками попробует замуровать или заминировать все входы
и выходы подземелий, как это делали японцы. Или пустит
под землю газ...
Наконец полицейский, как и ждала Цзинь Фын, отошел
от перекрестка и уселся в тени. Девочка потянулась было
к листку, но так и не решилась его сорвать: если полицей¬
ский не во-время поднимет голову... Нет, сейчас не время.
Нельзя ставить под угрозу боевое задание, полученное от
командира... Она проскользнула мимо полицейского и пошла
вниз по улице.
Улица вывела ее много южнее, чем нужно, но зато тут
не было ни патрулей, ни полицейских, ни даже прохожих.
Тут негде было ходить и нечего было охранять. Тут были одни
жалкие развалины домов. Цзинь Фын уверенно повернула на¬
право: там тоже есть вход под землю, расположенный в раз¬
валинах большого дома.
Девочка перелезла через кучу битого кирпича и стала
спускаться в подвал. Для этого ей приходилось перепрыги¬
вать через зияющие провалы в лестнице, где нехватало по две
и три ступеньки подряд. Но Цзинь Фын умела прыгать.
Важно только, чтобы ступеньки были сухие, иначе можно
поскользнуться!
В подвале было так темно, что Цзинь Фын пришлось
остановиться, чтобы дать глазам привыкнуть после яркого
солнца наверху. Цзинь Фын долго ничего не видела, но зато
отчетливо слышала, что кто-то тут есть, чувствовала на себе
чей-то взгляд. Ей стало страшно. Потому что, если тот, кто ее
сейчас видит, враг, он может выстрелить, ударить ее или под¬
караулить ее за дверью. Она не знает, за которой из двух
дверей он притаился.
Девочка стояла и ничего не могла придумать. После неко¬
торого колебания вынула из-под плетенок с овощами электри¬
ческий фонарик и посветила на ту дверь, в которую ей теперь
нужно было итти, чтобы проникнуть в подземелье. Луч фона¬
рика осветил только черный провал, кончавшийся кладкой
фундамента. Цзинь Фын там никого не увидела, хотя была
уверена, что кто-то там стоял. Если это враг — значит гомин¬
дановцы узнали про этот вход и устроили засаду...
Что же она должна делать? Уйти обратно?..; А миссия?
605

Нет, она не может уйти обратно. Нельзя вернуться
к командиру и сказать, что приказ не выполнен.
А тот, в темноте, опять смотрел на нее. Она это чувство¬
вала и готова была расплакаться от досады. Не от страха,
нет! А только от обиды на свое собственное бессилие. Если
бы она была большой, настоящей партизанкой, у нее был бы
пистолет, она бросилась бы к двери и застрелила бы того, кто
за нею подглядывает.
Она порывисто обернулась и, светя перед собою, быстро
перебежала ко второй двери. Прижавшись к стене, выхва¬
ченный из темноты лучом фонаря, перед нею стоял мальчик,
такой маленький, что обыкновенный солдатский ватник был
ему, как халат.
Мальчик стоял и мигал на свет. Когда Цзинь Фын под¬
несла фонарь к самому его лицу, он загородился худой гряз¬
ной рукой.
—	Позвольте спросить, что вы здесь делаете? — вежливо
сказала девочка.
—	А вы что?
Она взяла его за плечо и подтолкцула к выходу.
—	Уходите отсюда, прошу вас.
И тут она увидела, что мальчик вовсе не такой уже
маленький, каким показался сначала из-за чрезмерно боль¬
шого ватника. Он был только очень худой и очень, очень
грязный.
—	Позвольте узнать, мальчик, как вас зовут? — спросила
Цзинь Фын.
—	Мое имя Чунь Си.
—	Зачем вы здесь?
—	Я тут живу, — просто	ответил мальчик и с любопыт¬
ством	поглядел на плетенки	в корзинке.
—	Вы один тут живете?
—	С другими детьми... А	что у вас в корзинке?
—	С какими детьми? — вместо ответа спросила девочка.
—	Они просто дети.
—	Разве у вас нет дома? — осведомилась она.
—	А у вас есть?
—	Нету, — ответила она.
Чунь Си повторил вопрос:
—	Что в этой, корзинке?
Она покачала головой и с укором сказала:
—	К чему такое любопытство?
—	Мне хочется есть, — спокойно, почти безразлично от^
ветил мальчик.
—	А где дети? — спросила она.
—	Там,— и он кивком головы показал в подвал.
606

—	Их много?
—	Восемь. — И, подумав, пояснил: — Шесть мальчиков
и две девочки... Прошу вас, дайте мне того, что в этой
корзинке.
Девочка подумала и сказала:
—	Покажите мне, где дети.
Чунь Си молча повернулся и, бесшумно ступая босыми но¬
гами, пошел в темноту. Как только девочка погасила фо¬
нарь, она сразу потеряла мальчика из виду. Он был такой
грязный, и ноги его были такие черные, что в своем сером
ратнике он совсем сливался с темнотой. Девочка опять засве¬
тила фонарик и, подняв его над головой, чтобы дальше ви¬
деть, пошла следом за мальчиком. За стеной она увидела
сразу всех ребят. Они лежали, тесно прижавшись друг к дру¬
гу. Ни по одежде, ни по лицам нельзя было отличить маль¬
чиков от девочек. Под одинаковым у всех слоем грязи Цзинь
Фын угадывала одинаково бледные лица. Она строго спро¬
сила Чунь Си:
—	Я хотела бы знать, чьи вы?
При звуке ее голоса тела зашевелились, и дети стали
подниматься. Между тем Чунь Си ответил Цзинь Фын:
—	Мы разные: одни погорелых, другие повешенных... —
И, подумав, повторил: — Разные.
Девочка достала из корзинки одну из плетенок, — ту, в ко¬
торой лежали капустные листья. Чунь Си, вытянув лист капу¬
сты, хотел сунуть его в рот, но Цзрнь Фын остановила его:
—	Это всем, — сказала она и, подождав минуту, пока
дети сгрудились около плетенки, неслышно вышла из подва
ла. На миг сверкнув фонарем, она осветила себе путь и даль¬
ше пошла в темноте с вытянутыми вперед руками. Так до¬
шла она до спуска в подземелье. Тут Цзинь Фын постояла и,
затаив дыхание, прислушалась: кажется, никто за ней не
подсматривал. Она ощупала ногой порог лаза и спустилась
в него. Только' завернув за угол фундамента, снова зажгла
фонарь и побежала по проходу.
5
Миссия просыпалась. Хотя жильцов в ней было немного,
но Го Лин и Тан Кэ только и делали, что защелкивали ну¬
мератор звонка, призывавший их в комнаты. Американцы не
стеснялись. Если горничная мешкала одну-две минуты, нуме¬
ратор выскакивал снова, и настойчивая дробь звонка резала
слух У Дэ, возившейся у плиты. Чаще других выглядывала
в окошечко нумератора цифра «3». Она появлялась каждые
607

десять-пятнадцать минут. Когда это случалось, Го Лин вся
сжималась и кричала Тан Кэ:
—	Опять этот рыжий американец!
Она боялась ходить в третью комнату. Там жил тощий
рыжий офицер-американец, терроризировавший своими требо¬
ваниями весь персонал.
Большинство гостей, по заведенному обычаю, получало
завтрак у себя в комнатах. Но в изъятие из общего правила
двое жильцов, Биб и Кароль, спускались к завтраку в столо¬
вую. Это были агенты американской военной миссии, состав¬
лявшие теперь постоянную охрану пансиона. За время пребы¬
вания здесь оба поправились и располнели. Кароль стал еще
медлительней, чем был. И даже речь его, казалось, 'стала еще
более растянутой. В противоположность ему Биб не утратил
ни прежней резкости движений, ни необыкновенной стреми¬
тельности речи. Он был многословен до надоедливости. Даже
Ма, привыкшая угождать жильцам, .не могла подчас заста¬
вить себя дослушать его до конца.
Спустившись со второго этажа в столовую, Биб повел но¬
сом, пытаясь по запаху распознать, что будет дано на завтрак.
Быстрым движением он потирал ладошки своих пухлых, по¬
росших густым кудреватым волосом рук.
Он с удивлением констатировал, что Тан Кэ поставила на
стол только один прибор.
—	А мистер Кароль? — спросил он.
—	Он уехал... еще с утра.
—	Уехал?.. — Биб хотел еще что-то прибавить, судя по
интонации не слишком лестное для Кароля, но раздумал.
Вместо того с важностью сказал: — Можно подавать!
Вошедшая через несколько минут Ма застала его за сто¬
лом с салфеткой, заткнутой за врротничок, с энтузиазмом
уписывающим гренки со шпинатом. Однако, как ни был Биб
увлечен едой, он все же намеревался заговорить, но Ма пре¬
дупредила его:
—	Говорят, у нас сегодня гости?
Это был не то вопрос, не то сообщение. Биб насторожился.
—	Собственно говоря, — недовольно сказал он, — это моя
обязанность, как начальника охраны пансиона, первым знать
о гостях.
—	Случайно я...
Как всегда, он не стал слушать:
—	Вся наша жизнь состоит из случайностей, но я не люб¬
лю таких, которые проходят мимо меня, непосредственно меня
касаясь. И прямо скажу: если бы это были не вы... Чего
не простишь красивой женщине?! Случайность! А разве не слу¬
чайность то, что мы с Каролем, лучшие детективы Америки,
608

оказались вдруг тут, в этом китайском захолустье? Сначала,
когда мне сказали: «Биб, ты будешь охранять духовную мис¬
сию», я даже обиделся. Я и монахи! Но, увидев вас, понял:
на мою долю выпала именно та счастливая случайность, какая
бывает раз в жизни. Вы верите в счастье? Нет? Когда я уви¬
дел вас...
—	Вы не знаете, куда поехал мистер Кароль? — пере¬
била Ма.
—	Кароль? Да, именно ему я и сказал тогда: мой друг
Кароль, вот она, моя судьба...
Ма повернулась и молча вышла из комнаты.
Несколько мгновений Биб стоял ошеломленный. Потом по¬
тянул из кармана яркий платок, сердито встряхнул его и отер
выступившие на лбу капли пота.
—	Дура! — сказал он негромко. — Они все тут дуры. Ей
объясняется в любви американец, а у нее такой вид, как буд¬
то перед нею давят лимон. Дура! Дура! — повторил он еще
раз и, повернувшись к двери, увидел входящего в комнату
высокого грузного мужчину с большою лысой головой. Лицо
верзилы было широкое, студенистое, со щеками, отливающими
темной синевой от тщательно сбриваемой, но стремительно
прорастающей бороды. Это был Кароль.
—	Куда тебя чорт носил? — резко спросил Биб.
—	Опять сломался автомобиль. Полдороги от города
тащился пешком. Этот прохвост У Вэй совсем распу¬
стился.
—	Отправь его в полицейский участок на порку: живо при¬
дет в себя.
—	Я просто набью ему морду... У нас новости. Куча ново¬
стей! Во-первых, у нас сегодня важный гость: сам генерал Янь
Ши-фан.
—	Так вот о ком говорила Ма!—Лицо Биба отразило
почтение. — Это важно, очень важно!
—	Это сущие пустяки по сравнению с тем, что я тебе еще
скажу.
—	Не тяни.
—	К нам едет новый начальник.
—	Вместо Баркли?
Кароль загадочно улыбнулся и, помедлив, ответил:
—	Вместо тебя! Приезжает новый начальник охраны этой
лавочки.
Лицо Биба налилось кровью, и брань неудержимым пото¬
ком полилась из его уст. Смысл немногих общечеловеческих
слов, вкрапленных в этот поток сквернословия, сводился к то¬
му, что, повидимому, какая-то дрянь переплюнула его и ку¬
пила у начальства это выгодное местечко. А может быть, сюда
39 Заговорщики
609

решил пробраться какой-нибудь рекетир-гастролер? Появится,
потребует, чтобы Биб от него откупился, и укатит с легким
заработком. Пожалуй, это самое вероятное!
—	Придется платить рекет, — сказал Биб Каролю.
—	Рекетом тут не отделаешься. Новое начальство не бе¬
рет,— проговорил Кароль и сам, кажется, поразился тому,
что такая нелепость могла сорваться с языка. — Дело в том,
что это почти не американка.
—	Что значит «почти»?,
—	Китаянка из Штатов — мисс Ада.
—	Глупости. Мы не можем подчиняться китаянке.
—	Если мне платят, я готов подчиниться даже негру.
К тому же, говорят, эта особа — работник высшего класса.
Столичная штучка.
—	Знаем мы этих птиц!'—усмехнулся Биб. — Там, где от
нас можно отделаться десятком долларов, ей подавай всю
сотню.
—	Эта едет со специальной целью.
—	Нет ничего хуже, чем начальник, задавшийся специаль¬
ной целью заработать на новых подчиненных.
—	Ее задача: покончить тут с подпольщиками.
—	С этого начинают все новички! — с облегчением вос¬
кликнул Биб. — Разве мы с тобой, отправляясь сюда, не дали
клятвенного обещания раз и навсегда покончить с возмож¬
ностью появления партизан вблизи миссии? А что из этого
вышло?
—	У меня нет никакого желания встречаться с ними.
—	Этим же кончит и твоя новая штучка. Чем гоняться за
этими красными, куда проще и верней за каждого убитого
партизанами нашего вешать десяток китайцев. А новички все¬
гда хотят чего-нибудь особенного.
—	Но про эту рассказывают удивительные вещи, — нере¬
шительно проговорил Кароль.
Биб рассмеялся.'
—	А вспомни-ка, старина, какие удивительные штуки мы
с тобою сочиняли про самих себя, чтобы создать себе репу¬
тацию, а?
Но Кароль не сдавался. Выговаривая по два слова в ми¬
нуту и заставляя слушателя приплясывать от нетерпения, он
ргссказал, как вновь назначенная начальница охраны мисс
Ада уже по дороге сумела перехватить только что высажен¬
ную самолетом диверсантку красных и овладела ее паролем.
Теперь под видом этой посланницы красных Ада намерена
явиться к местным подпольщикам, чтобы проникнуть в их
ряды и разгромить всю организацию.
Биб снова, еще громче, чем прежде, рассмеялся.1
610

—	Сказки для журналистов. Нас с тобой на такой мяки¬
не не проведешь.
—	Что касается меня,, то..,—начал было Кароль, но Биб
его не слушал.
—	Чтобы я поверил, будто красная партизанка дала себя
скрутить какой-то хвастливой штучке! За кого ты меня при¬
нимаешь?
—	Я собственными глазами видел в полиции парашют
диверсантки.
—	Ты был уже пьян.
—	Это же было утром, — возмутился Кароль.
—	А ее, эту Аду, ты видел?
—	Нет. Ее тут видел только капитан, да и тот лишь мель¬
ком и в первый раз.
—	Значит, из здешних ее решительно никто раньше не
знал? — подозрительно спросил Биб.
—	Разумеется. — Кароль пожал плечами. — Я же сказал
тебе: она прямо из Штатов.
—	А почем же они знают, что она — именно она.
—	Ты настоящий кретин, старина!.. Неужели капитан
глупее тебя и не подумал об этом? Наверно, уже навел все
необходимые справки и просветил ее насквозь.
—	И все-таки, все-таки... — повторил Биб, делая вид, буд¬
то ему очень весело, и лихорадочно обдумывал, как ему те¬
перь выйти из положения, не теряя престижа в глазах этого
тупицы Кароля. — Садись-ка лучше завтракать, — сказал он,
чтобы что-нибудь сказать, но тут же спохватился: — А как мы
узнаем эту Аду?
—	Ее пароль: «Надеюсь найти приют под сенью звезд и
полос».
—	О, мы ей окажем приют!.. — со смехом воскликнул Биб
и принялся за еду.
6
Далеко впереди забрезжил свет. Цзинь Фын погасила фо¬
нарик и замедлила шаги. Она знала: свет падает через коло¬
дец. Обыкновенный колодец, где берут воду, прорезывает
подземелье, и дальше итти нельзя — свод там совсем обру¬
шился и завалил ход. Здесь Цзинь Фын должна выйти на
поверхность.
Колодец расположен во дворе маленькой усадьбы. На
усадьбе живет старушка — мать доктора Ли Хай-дэ, а сам
доктор Ли живет в городе и работает в клинике.
Доктора Ли знает весь город. Он очень хороший доктор,
но полиция его не любит, потому что он, по секрету от нее,
лечил простых крестьян из окрестностей Тайюани и тайюань¬
39*
611

ских рабочих. А полиция не хочет, чтобы лечили таких людей:
она боится, что ежели позволить их лечить, то вместе с ДрУ'
гими придут к доктору и скрывающиеся в городе и под горо¬
дом партизаны. Среди партизан много раненых, и среди тех,
кто скрывается в подземельях, есть больные, и, конечно, гомин¬
дановцы не хотят, чтобы их лечили. А полиция не знает, что
под землей есть свой врач Цяо Цяо,- учившаяся в Пекине,
поэтому полиция подозревает доктора Ли в том, что он лечит
именно таких сомнительных людей, которых не стали бы ле¬
чить другие, благонамеренные доктора. Его уже несколько раз
арестовывали и допрашивали. Даже сажали на электриче¬
ский стул. Ли сидел, на электрическом стуле, а следователь
поворачивал ручку. Доктора трясло током, и следователь
ждал, когда он назовет партизан, которых лечил по секрету
от властей. Но Ли никого не называл; его били, и он опять
никого не называл. Тогда полицейские звали других докторов,
чтобы они лечили Ли и уничтожали видимые следы истяза¬
ний. Ли был очень хороший доктор, и когда нужно было сде¬
лать сложную операцию какому-нибудь большому гоминда¬
новскому чиновнику, то звали его. Поэтому начальник поли¬
ции сам сидел в комнате следователя, когда допрашивали
доктора Ли, и не позволял поворачивать ручку электрическо¬
го стула так, чтобы совсем убить Ли.
Доктор Ли уже три раза возвращался из полиции. Теперь
он был болен не только потому, что его били, и не только
потому, что его сажали на электрический стул, а еще и пото¬
му, что у него была сильная чахотка.
Доктор Ли не хотел, чтобы его мать видела, каким он воз¬
вращается из полиции, или была дома, когда приходят его
арестовывать. Поэтому он и жил в городе один, думая, что
старушка совсем ничего не знает про аресты и про электри¬
ческий стул. Он был спокоен за мать, которую очень
любил. А она знала все. Она знала, что его уже три раза
арестовывали, что его били, что он сидел на электри¬
ческом стуле. Но она не хотела, чтобы он знал про то, что
она знает.
Все это знала Цзинь Фын.
Если она приходила на маленькую усадьбу Ли, мать док¬
тора прижимала к своему плечу ее головку, и когда отпуска¬
ла ее, то волосы девочки были совсем мокрые от слез старуш¬
ки. Старушка уже почти ничего не могла говорить. Заикалась
и только плакала. И слушать могла только через черный ро¬
жок. Но вовсе не потому, что была такая старая. Прежде,
пока не пришли японцы и когда еще никто не знал по-на¬
стоящему, чего стоят американцы, она никогда не плакала
и хорошо слышала и хорошо говорила.
612

Девочку, выходившую из колодца, старушка любила, по¬
тому что очень хорошо знала, какое дело делает девочка, —
то же самое, какое делал ее* сын. И девочка любила старушку
и не боялась ее. Почти всегда, выходя на поверхность, чтобы
пробежать сотню шагов, отделявшую колодец от спуска в про¬
должение подземелья, она навещала старую матушку Ли.
Если поблизости были солдаты и из колодца не следовало
выходить, старушка вешала на его край старый ковшик так,
что его было видно снизу.
Сегодня ковшика наверху не было. Значит, на поверхности
все обстояло хорошо, и Цзинь Фын смело поднялась по за¬
рубкам, выдолбленным в стенках колодца. Дверь домика, как
всегда, была отворена. Девочка вошла, но на этот раз, кроме
старушки, увидела в доме чужого человека. Он был худой
и бледный. Такой бледный, что девочка подумала даже, что
это лежит мертвец. Его кожа была совсем-совсем прозрач¬
ная— как промасленная бумага, из какой делают зонтики.
Человек лежал на старушкиной постели и широко открытыми
глазами глядел на девочку. Только потому, что эти глаза
были живые и добрые-добрые, девочка и поняла, что перед
нею не мертвец, а живой человек. А старушка сидела около
постели, держала его руку двумя своими сухонькими ручка¬
ми. А рука у него была узкая, длинная, с тонкими-тонкими
пальцами, и кожа на этой руке была такая же прозрачная,
как на его лице.
Снова переведя взгляд с лица человека на эту руку, Цзинь
Фын увидела, что рука совсем мокрая от падающих на нее од¬
на за другой слез старушки. Девочка поняла: это и есть док¬
тор Ли. Она нахмурила брови и подумала: если он пришел
сюда и лег в постель матери, значит он уже так устал, что
не может больше жить.
Старушка хотела что-то сказать, но губы ее очень дрожа¬
ли, а из глаз все катились и катились слезы. Доктор осторож¬
но положил руку на седые волосы матери, хотел погладить
их, но рука упала и у него нехватило сил поднять ее снова.
Рука свисала почти до пола; девочка смотрела на нее, и ей
казалось, что рука все вытягивается, вытягивается. Девочка
взяла руку, подержала ее, ласково погладила своими
загорелыми пальчиками и осторожно положила на край
кана.
Потом девочка взяла старушку под руку, вывела в кухню
и вымыла ей лицо, и тогда старушка немного успокоилась
и сказала:
—	Они снова взяли его и опять посадили на электриче¬
ский стул... Теперь он уже никогда не вылечится. Они знают
это и больше уже не станут его беречь; он не может делать
613

операций и совсем им не нужен. Если они возьмут его еще
раз, то убыот совсем.
—	Нет, — сказала Цзинь Фын так твердо, что старушка
утерла побежавшие было снова слезы. — Позвольте мне ска¬
зать вам: товарищи придут за ним, унесут его, и полицейские
больше никогда-никогда его не возьмут, а доктор Цяо Цяо
его вылечит* — И, подумав, прибавила: — Все это совершен¬
ная правда.
Старушка покачала головой:
—	Вы видели* какой он.., А у меня ничего нет... ничего,
кроме прошлогодней .кукурузы, совсем уже черной.
Цзинь Фын на секунду задумалась.
—	До завтра этого хватит уважаемому доктору, вашему
сыйу. — Она достала из корзинки вторую плетенку с картофе¬
лем и поставила на стол перед старушкой.
Старушка прижала к своей старой груди голову девочки
и поцеловала ее сухими губами. Поцелуй пришелся в то самое
место; откуда начиналась косичка, связанная красной бумаж¬
кой. И на этот раз волосы девочки остались сухими, потому
что старушка больше не плакала.
Видя, что Цзинь Фын собирается уйти* старушка сказала:
“ Останьтесь с нами, прошу вас. У меня нет сил, а ему
нужно помочь*
Девочка посмотрела на старушку, на ее трясущиеся» ела*
бые руки, йа умоляющие глаза, готовые снова наполниться
слезами, й обернулась к дверй, сквозь которую виден был ле"
жащий на кане доктор. Она посмотрела на егб лицо и поня¬
ла, что действительно без нее старушка ни в чем не сможет
ему помочь. Цзинь Фын захотелось остаться здесь не только
потому, что было жалко больного доктора и его мать* но и
потому, что она знала: доктор Ли очень, очень хороший чело¬
век, ему непременно следует помочь. Но тут она подумала:
а как бы поступил на ее месте большой «Красный крот»?
Остался ли бы он тут? Нет, наверно, не остался бы, а пошел бы
дальше с заданием командира. Цзинь Фын положила свою
маленькую загорелую руку на сухую руку старушки и, преодо¬
левая жалость, сказала, как взрослая ребенку:
—	Потерпите, очень прошу вас. Я непременно вернусь'; —
И, подумав, прибавила так, что старушка улыбнулась впер¬
вые с тех пор, как девочка ее знала: —Вот вернусь и, если
позволите, подумаем с вами вместе.
Она пошла через двор к изгороди, в которой был лаз
ко входу в следующую галлерею, а старушка стояла
у двери й глядела на дорогу: нет ли там кого-нибудь посто^
роннёго.
На дороге никого не было, и девочка сошла под землю
614

Этот ход должен был прйвесМ ее в самую миссию. Никем
не замеченная она выйдет из-под земли в кустах акации за
гаражом.
Девочка засветила фонарик, нагнулась й побежала.
7
Между десятью утра и двумя пополудни в доме миссии
никого из постояльцев не оставалось. Эти часы, когда солнце
стоит высоко, гости — китайцы и американцы — проводили
у маленького бассейна и забавлялись кормлением рыбок.
В доме находилась только прислуга. У Дэ, грохоча сково¬
родками с еще большим ожесточением, чем обычно, готовила
второй завтрак. Девушкй приступили к уборке комнат.
Ма Ню отправилась в направлении Тайюани, намереваясь
проникнуть в город. Повез ее У Вэй На старом, дребезжавшем
всеми суставами автомобиле, собранном им из брошенных мис¬
сией двух разбитых фордов.
Занятая уборкой, Тай Кэ не сразу услышала настойчивый
звонок у во>рот и побежала отворять.
За решеткой стояла ЦзйНь Фын й робко* нараспев выгова¬
ривала:
—- Овощй, свежие овощи...
Тан Кэ отперла калйтку й помаййла девочку к себе:
«=- Овощи свежйе?
—	Морковь совсем сахарная.
—	Без обмана?
—	Уверяю вас: как для родных.
Тан Кэ быстро огляделась и понизила голос:
—	Почему вы? Где Чэн Го?
Цзинь Фын молча отвернулась. Тан Кэ иШуганно схвати¬
ла девочку за руку.
—	Взяли? — меняясь в лице, быстро спросила ойа.
Девочка ответила молчаливым кивком головьь
Наступило долгое молчание. Девочка продолжала
смотреть в землю й дрожаЩимй пальчиками Мяла край
платьица.
—	Нйкого йё выдала? — тихо сйроейла Тан Кэ.
Девочка подняла на нее глаза* опушённые длинными
штрихами необыкновенно густых ресййц, й с укоризной, от
которой Тан Кэ стало не по себе, сказала:
—	Чэн Го?
—	Да, да... — растерянно проговорила Тан Кэ: — Я знаю.,.
Ее пытали?
—	Ей отрубйлй руки*
—	Ох!
615

Тан Кэ закрыла лицо руками. А девочка сказала совсем
тихо, так, что Тан Кэ скорее угадала, чем расслышала:
—	...и повесили... вниз головой.
Тан Кэ отняла от лица руки и смотрела на девочку, не в
силах проронить ни слова. А та спросила коротко и строго:
—	Ну?
Тан Кэ провела рукой по бледному лицу:
—	Ей было только четырнадцать.
—	Уже четырнадцать, — поправила Цзинь Фын.
—	Ты... не боишься?
Вместо ответа девочка, нахмурившись, спросила:
—	Извините, пожалуйста, не могу ли я видеть сторожа
У Вэя?
—	Он уехал в' город. Подождите его.
—	Извините, но это невозможно... — несколько растерянно
проговорила Цзинь Фын. — Видите ли, я очень тороплюсь.
—	Тогда передай все мне... Ты же знаешь: мне все можно
сказать.
—	Благодарю вас, я это знаю, — колеблясь, сказала девоч¬
ка и затем смущенно добавила: — Извините, пожалуйста, но
не могли бы вы немного нагнуться?
При этом она приподнялась на цыпочках, тщетно пытаясь
дотянуться до уха Тан Кэ. Той пришлось еще больше нагнуть¬
ся, и тогда Цзинь Фын приблизила губы к ее уху и, закрыв
глаза в стремлении быть точной, стала шептать. Тан Кэ при¬
шлось напрячь слух, чтобы не пропустить ни слова.
Приняв передачу и проводив Цзинь Фын, Тан Кэ погляде¬
ла ей вслед и, вернувшись к Го Лин, шепнула:
—	Маленькая связная.
У Го Лин сделались испуганные глаза.
—	Боюсь новых людей.
—	Это сестра Чэн Го.
—	Почему не она сама?
—	Повесили...
Го Лин испуганно взмахнула руками, как бы отгоняя
страшное известие. Оправившись, она спросила:
—	Зачем пришла связная?
—	К нам на самолете послан уполномоченный штаба, жен¬
щина. Сегодня ночью она должна была спуститься на пара¬
шюте и вот-вот будет здесь.
—	Как мы ее узнаем?
—	Ее пароль: «Светлая жизнь вернется. Мы сумеем ее за¬
воевать. Не правда ли?»
—	Какой странный пароль!
—	Мы должны ей подчиняться беспрекословно, исполнять
все ее приказания.
616

—	Мне это не нравится.
—	А тебе хочется, чтобы партизанам было предоставлено
право обсуждать приказы?
—	Ты опять скажешь, что я трусиха, ну что ж, я и не скры¬
ваю: да, я трусиха. Я боюсь всех, кого не знаю; боюсь всех
тайн и вот таких приказов. Придется быть настороже. Посмот¬
рим, что собою представляет эта женщина...
—	О, как ты рассуждаешь! — воскликнула Тан Кэ.—
Центр требует подчинения, а мы будем «смотреть», понра¬
вится ли нам начальник... Можно подумать, что ты забыла:
мы не просто партизаны...
—	Ах, ты же знаешь, при дружбе Марии с полицией ей
немного нужно, чтобы посадить даже святого... — в смущении
проговорила Го Лин.
—	Ты ее чересчур боишься.
—	Она на нас так смотрит в последнее время.
—	Мало ли кто и на кого смотрит. Главное — Мария не
подозревает, кто мы с тобой...
Заслышав шум приближающегося по аллее автомобиля,
Тан Кэ торопливо оправила фартук:
—	Мария вернулась.
Го Лин взялась за щетку.
Через несколько минут в комнату вошла Ма. У нее был
усталый вид. Она недовольно оглядела девушек и отослала их
прочь.
Тан Кэ подошла к гаражу и остановилась, наблюдая, как
У Вэй моет запыленный автомобиль. За шумом воды У Вэй
не слышал шагов Тан Кэ и продолжал напевать что-то себе
под нос. Только повернувшись к ней и едва не обдав ее водой,
увидел и улыбнулся.
—	Иди ко мне в помощницы! — весело крикнул он.
—	В помощницы? — Тан Кэ смотрела на него без улыбки.
У Вэй опустил ведро и удивленно уставился на серди¬
тое лицо девушки.
—	Что случилось?
—	Я хочу с тобою серьезно поговорить.
У Вэй вытер руки и жестом пригласил Тан Кэ к скамеечке.
—	Ничего, я постою, — неприветливо сказала она.
—	Я вижу: у тебя длинный разговор, — продолжая улы¬
баться, сказал У Вэй.
—	То, что я хочу сказать, очень важно. Мы хотим преду¬
предить тебя: ты должен бросить это... с Марией. Она не¬
хорошая. Она может дорого обойтись и тебе и всем нам, эта
полицейская дрянь... Мы же видим, что ты... — Тан Кэ не до¬
говорила, глядя в глаза У Вэю.
617

—	Вы ничего видеть не можете, — ответил он недоволь¬
но. — Не можете и не должны, — настойчиво повторил он. —
Начальник здесь я, и я знаю, что делаю.
—	Я обязана была предупредить.
—	Хорошо, хорошо,.. — сказал он, не скрывая желания
окончить неприятный разговор.
Помолчав, Тан Кэ сказала:
—	Была связная.
Он сразу насторожился:
—	Ну?
—	Принесла серьезное задание: взять живым Янь Ши-
фана... Только я не понимаю, как это выполнить.
—	Разве ты не знаешь, что Янь Ши-фан сегодня будет
тут?
—	А ' ты откуда знаешь? — с беспокойством спросила
Тан Кэ, полагавшая, что только она знала это от связной
Цзинь Фын.
—	От... Ма, — ответил У Вэй.
—	Ага!.. — Она хотела еще что-то сказать, но осеклась и,
подумав, сказала: — Тогда это действительно подозри¬
тельно.
—	Что?
—	Это задание. Может быть, Го Лин права. Как-то уж
очень кстати вдруг все сходится. Только получили задание,
и Янь Ши-фан уже тут.
—	Ты думаешь, возможна... — Он не договорил, но она
поняла недосказанное слово «провокация» и нерешительно
кивнула головой.
Вернувшись в комнаты, Тан Кэ тихонько сказала Го Лин:
—	Может быть, ты и права. Все как-то уж очень подо¬
зрительно совпало:	появление новой связной, прибытие
нового человека из штаба, приезд такого лица, как
Янь Ши-фан.
—	Янь Ши-фан?
—	Да, он должен вечером быть тут вместе с этим янки
Баркли. Теперь нужно уберечься от Марии, чтобы она ничего
не заподозрила...
—	Значит, мы должны?..
—	Задание остается заданием.
—	Даже когда оно так подозрительно?
—	Откладывать мы не имеем права.
—	Ты права.
—	Нужно действовать.
618

8
Цзинь Фын отодвинула камень и осторожно выглянула из
впадины, служившей выходом на поверхность. Двор был
пуст. Девочка вышла на двор и присела в тени, отбрасывае¬
мой разрушенным домом. Цзинь Фьщ устала, ужасно устала.
Она закрыла глаза, и ей почудилось, что она гуляет в тени¬
стом парке у дома губернатора. Она испуганно подняла ве¬
ки, но видение сада секунду назад было так ярко, что она не
сразу его отогнала.
Иногда, проходя мимо этого парка, она сквозь узоры его
каменной ограды заглядывалась на гуляющих там детей.
Особенно хотелось ей прокатиться в коляске, запряженной
ссликсм. Но девочка знала, что эти катающиеся и играющие
ребята — дети важных чиновников, или купцов, или генера¬
лов из армии Янь Ши-фана. А таким, как она, нельзя кататься,
можно только иногда издали посмотреть на катание других.
И то лишь до тех пор, пока на ней не останавливался взгляд
полицейского или садовника. Тогда нужно было уйти из тени
ограды. А еще около этого сада всегда толпились продавцы
сластей. Один раз в жизни, на Новый год, Цзинь Фын дове¬
лось попробовать белой липучки, и с тех пор при взгляде на
это лакомство легкая судорога всегда сводила ей челюсти,
А тут в корзине каждого торговца лежали целые кучи липу¬
чек. Это было почти невыносимо. Может быть, красные и зе¬
леные человечки, такие прозрачные, словно они были сделан^
из стекла, были еще вкуснее, но девочка равнодушно смотре¬
ла, как торговец снимал прозрачного человечка с высокой
палки, где они были натыканы в соломенную подушку, как бу¬
лавки в праздничную прическу щеголихи. И даже когда поку¬
пательница, отправив стеклянного человечка в рот и пососав,
вытаскивала его, чтобы полюбоваться его блеском, Цзинь Фын
не очень завидовала, потому что она, несмотря на свои две¬
надцать лет, еще не знала, что такое сахар.
Она вздохнула и встала. Словно и сейчас она почувство¬
вала на себе взгляд полицейского или садовника, даже огля¬
нулась. Но никого поблизости не было. Она вышла на улицу,
так как ей нужно было попасть в музей — там был пост
партизан. Он помещался в подвале калорифера, оборудован¬
ного в здании музея в конце девятнадцатого века каким-то
европейским инженером. Если проникнуть в ото.род за музеем,
то можно войти в ямку, встать на корточки и, проползши ша¬
гов двадцать под землей, вылезти из калориферного отверстия
прямо в подвале. Там горит тусклая лампочка и в углу под
музейным панцырем спрятан радиоприемник. А на калорифе¬
ре постелен ковер.
619

В подвале живет бывший сторож музея товарищ Хо, По¬
лиция считает его бежавшим к «красным», но на самом деле
он остался в городе.
Из калориферного подвала есть второй выход — прямо
в музей. Он загорожен шкафом, у которого отодвигается зад¬
няя стенка. В шкафу лежит всякий мусор, а снаружи к нему
прислонены потемневшие полотна старинных картин. А чтобы
картины кто-нибудь случайно не отодвинул, они прижаты тре¬
мя тяжелыми изваяниями из мрамора.
Теперь наверху в музее — новый сторож, Чжан Пын-эр,
тот, что раньше был посыльным. Чжан служит в музее уже
восемнадцать лег. Теперь он приносит бывшему сторожу Хо
пищу и наблюдает за обоими выходами из подземелья, чтобы
гоминдановцы не могли неожиданно поймать Хо, если до¬
знаются о подвале. Но только они, наверно, не дознаются,
потому что о нем никто, кроме Хо и Чжана, здесь не знает.
Когда Цзинь Фын пришла на огород за музеем, сторож ел
суп из капусты. Девочка была голодна, и суп так хорошо пах¬
нул, что она не удержалась и втянула носом воздух. Чжан
увидел это и отдал ей палочки:
—> Ешь, а я тем временем разведаю.
Девочка с жадностью проглотила глоток теплой жидкости
и выловила один капустный листик. Когда Чжан вернулся,
палочки лежали поперек плошки и супа в ней было столько
же, сколько прежде. Сторож вложил палочки в руку девочки
и сказал:
—	Ешь, а то я рассержусь.
—	У нас под землей всего больше, чем у вас. Зачем я буду
вас объедать? — солгала она, хотя ей очень хотелось есть.
Он взял плошку в обе руки и сделал вид, будто хочет вы¬
плеснуть суп; тогда она испуганно схватила палочки и быст¬
ро съела все.
—	Теперь полезай, — сказал Чжан. — Вокруг спокойно.
Девочка пошла в конец огорода, где росли кусты шиповни¬
ка, и юркнула в скрытую среди них ямку.
Когда она вылезла из калорифера, то сразу увидела, что
старый Хо чем-то обеспокоен. Он делал то, что позволял себе
только в самых-самых крайних случаях, когда очень волно¬
вался: сидел на корточках и, куря трубку, выпускал дым в от¬
душину. Это было очень рискованно. Если гоминдановцы по-
чуят малейший запах дыма в комнате, куда выходит потай¬
ной лаз из шкафа, загороженного картинами, они могут на¬
чать поиски.
Девочка с укоризной поглядела на Хо, как старшая на
шалуна, и старик смущенно придавил тлеющий табак почер¬
невшим пальцем.
620

Хо был темный и страшный и- еще более бледный, чем ее
товарищи-партизаны, живущие в катакомбе. Потому что он
тоже жил под землей, но жил один. Совершенно один, без
товарищей, и уже совсем никогда не бывал наверху.
Хотя никто не мог их услышать, Хо сказал шопотом:
—	Сейчас же иди к «Медведю».
—	Зачем?
—	Таков приказ.
Девочка почувствовала, как сжались его пальцы на ее
плече.
—	Сейчас же иди, это неотложное дело.
—	Хорошо, — сказала девочка, как могла более твердо, но
ухом, привыкшим улавливать малейшие шумы и интонации,
Хо различил в ее ответе колебание. Она потупилась и повтори¬
ла: — Хорошо.
Она было поднялась, но почувствовала, что сейчас упадет
от усталости.
—	Что с тобой? — спросил Хо.
—	Если вы разрешите, я совсем немножко отдохну.
Его пальцы, не отпусказшие ее плеча, сжались еще креп¬
че, и он сказал:
—	Дитя мое, нужно итти.
—	Хорошо.
Пролезая в черное узкое отверстие, она подумала, что уже
не сможет сегодня привести товарищей к доктору Ли Хай-дэ.
Полицейские могут прийти к нему и увести его в тюрьму.
И тогда уже больше они его не отпустят. Она посмотрела
в мрачную пустоту калорифера, и ей показалось, будто оттуда
на нее глядят добрые глаза доктора. Она согнулась, встала на
корточки и полезла в трубу. Глаза доктора отступали перед
нею и, когда она увидела впереди свет выхода, исчезли совсем.
Она уже хотела было вылезти в огород, когда услышала голос
Чжана, очень громко с кем-то говорившего. Она попятилась
в темноту; ползла и ползла, пока не исчез светлый квадрат
выхода, и тогда легла. Лежала и думала, а перед нею опять
стояли глаза доктора Ли.
Цзинь Фын лежала до тех пор, пока вдали не послышался
голос сторожа, тихонько напевавшего:
Девушки хорошие, смелые и юные,
С темными упрямыми дугами бровей...
Это значило, что опасность миновала, и Цзинь Фын вы¬
ползла наверх, чтобы поспешить к «Медведю».
Итти было недалеко, но зато это был оживленный район
города. Не очень-то приятно было ходить тут, шмыгая между
прохожими, из которых каждый третий был шпионом янь-
шифановской полиции.
621

Цзинь Фын не спеша поднималась по улице и как бы не¬
взначай остановилась перед маленьким магазином с вывеской
«Медведь». Прежде чем войти, нужно было проверить, есть
ли на выставке флакон одеколона «Черная кошка». Флакон
был пустой, только для витрины. Это гарантировало от того,
что какой-нибудь настойчивый покупатель может взять его,
не считаясь с ценой.
«Черная кошка» была на месте. Значит, можно было
входить.
Цзинь Фын отворила дверь и скромно подождала, пока из
магазина вышла какая-то покупательница. Однако купец про¬
должал делать вид, будто, не замечает присутствия девочки.
Лишь сделав почтительный поклон вслед покупательнице, он
принялся за чтение книги, лежавшей на высокой конторке.
Читал он вслух, нараспев, меланхолически почесывая спину
длинной обезьяньей рукой из слоновой кости. При этом он так
ловко, что не замечала даже Цзинь Фын, косился на двери
и окна своей лавки. Девочка увидела только, как он слегка
кивнул ей головой, и тогда проговорила:
—	Извините, пожалуйста, меня прислали из музея.
—	Маленькая девочка была там, где американские монахи
молятся богу? — не отрываясь от книги и так же нараспев,
словно продолжая чтение, спросил купец.
Девочка ответила молчаливым кивком головы.
—	И передала все, что ей было велено?
Кивок повторился в том же молчании.
Тут говор купца стал еще монотонней — он почти пропел,
понизив, однако, голос до полушопота:
—	И теперь она тотчас отправится обратно.
—	В миссию?! — с испугом вырвалось у Цзинь Фын, но
она тотчас спохватилась и, испуганно оглядевшись, устави¬
лась на купца. А тот продолжал:
—	Она передаст старой тете У Дэ, что вместо своего чело¬
века в миссию может явиться враг — китаянка, но американ¬
ская шпионка с нашим паролем. Девочка передаст: мы пола¬
гаем, что наша работница, сброшенная на парашюте, могла
быть убита при спуске. Быть может, тело, найденное в овраге
под Сюйгоу, — это тело нашего человека. Мы этого точно еще
не знаем. Поэтому товарищи в миссии должны быть очень
осторожны. Потом девочка вернется к командиру «Красных
кротов» и повторит ему все это. Она скажет, что ему следует
послать в город разведку и выяснить, кто убит: наш человек
или враг?
Цзинь Фын напряженно вслушивалась в каждое слово
купца. Лицо ее отражало величайшее внимание.
Купец кончил и, видя, что Цзинь Фын замешкалась у при¬
622

лавка, уставился в книгу и нараспев, но настойчиво про¬
изнес:
—	Девочке пора уходить, пока никто не зашел в лавку.
Цзинь Фын закусила губу, чтобы не дать вырваться прось¬
бе, просившейся на язык: «Не позволите ли мне немного от¬
дохнуть?» Она молча повернулась и вышла на улицу.
Только тут купец оторвался от книги и проводил девочку
долгим взглядом. Если бы она обернулась и увидела этот
взгляд, то, наверно, подумала бы, что для этого человека она
самое дорогое существо- на свете...
А он подавил вздох и, бормоча вслух те пустяки, которые
были изображены в красной книге сложным плетением иерог¬
лифов, принялся, как прежде, водить себе под халатом длин¬
ной лапой обезьяны с тонкими острыми пальцами, приятно
щекотавшими кожу на лопатках. При этом мысли купца были
далеки и от иероглифов, которые машинально произносили
его губы, и от приятного ощущения на коже лопаток. Он мыс¬
ленно шел вместе с маленькой девочкой-связной по несконча¬
емым, сложным подземным галлереям, которые знал так же
хорошо, как и остальные его товарищи, так как долго укры¬
вался там и не раз выходил оттуда на ночные вылазки про¬
тив врагов, прежде чем ему приказали стать купцом и торго¬
вать дрянными американскими товарами.
9
Обед в миссии подходил к концу. Кароль взялся за десерт.
Ел сосредоточенно и жадно. Его большая нижняя челюсть
двигалась ритмически' из стороны в сторону, взад-вперед и
снова из стороны в сторону. Она была внушительна и рабо¬
тала, как тяжелая деталь механической терки. Иногда эта
челюсть совершала вместо двух установленных движений не¬
ожиданно третье— снизу вверх. Тогда рот верзилы издавал
громкое чавканье, и соседи слышали отчетливый лязг зубов.
Эти звуки были единственными, какие издавал за едою Ка¬
роль. Биб же, раньше всех расправляясь с блюдами, почти не¬
прерывно болтал.
Так как остальные жильцы, кроме агентов, часто менялись,
то болтовня Биба не успевала им надоесть. Они слушали ее
с интересом. Но на этот раз прыщавый рыжий американец
в форме майора раздраженно постучал ложечкой по блюдцу
и, заставив Биба замолчать, спросил соседа:
—	Вас тоже уведомили, что комната должна быть очище¬
на сегодня же?
—	Да, конечно, — ответил сосед. — Здесь это вполне в по¬
рядке вещей.
623

—	Как, с вами это уже бывало? — Майор удивленно вски¬
нул рыжие брови.
—	Да, я отдыхаю тут не в первый раз.
—	И вы так спокойно это переносите, не жалуетесь?
—	Какой смысл? — сосед пожал плечами. — Дом всегда
очищают, если сюда собирается прибыть какая-нибудь важ¬
ная персона.
—	А мы? —рыжий стукнул себя в грудь.
—	Ф-фа! Большие люди любят тишину.
—	Я американец. Я буду жаловаться.
—	Э, бросьте,—сказал сосед.—■ Мария имеет сильную
руку там, куда вы собираетесь жаловаться.
—	Эта китаянка?! — в сомнении спросил рыжий. — Чорт
знает что такое! Рано или поздно она попадет ко мне
в Джиту, тогда я с ней поговорю.
Он сердито оттолкнул стул и вышел из-за стола.
За ним вскоре последовали и остальные, кроме агентов.
—	Как ты думаешь, когда явится эта Ада? — спросил
Биб.
Обсуждая все возможные обстоятельства следования таин¬
ственной начальницы, агенты принялись вычислять сроки ее
прибытия в миссию.
—	Сегодня ночью приехала в город. — Загибая короткие
волосатые пальцы, Биб говорил:—Ванна, парикмахерская и то¬
му подобное, валяние в постели... Раньше завтрашнего дня
Баркли ее не увидит. День уйдет на разговоры с начальстзом.
Если она интересная баба, Баркли не пропустит случая с нею
поужинать. Надо думать, дня через два-три, выспавшись, она
соизволит прибыть сюда. Бабы нелепо много времени
тратят на всякие пустяки и на никому не нужную болтов¬
ню, — пренебрежительно продолжал Биб. — В этом отноше¬
нии наша Мария — счастливое исключение. Она мало гово¬
рит и совсем неплохо управляет заведением. Думаю, что ко¬
гда тут хозяйничали миссионеры, было хуже.
К этому заключению он пришел главным образом на том
основании, что в пансионе хорошо кормили и всячески,стреми¬
лись угодить его личным вкусам. Он имел возможность лако¬
миться с утра до вечера. Вот и сейчас, не успев еще до конца
убрать со стола, Тан Кэ принесла вазу с фруктами, и агент
принялся ощипывать гроздь винограда. Он отрывал ягоды и,
ловко подбрасывая, отправлял в рот. Ел он их с кожурой,
противио хрустя косточками. Когда на грозди осталось не¬
сколько ягод, он поднял ее над лицом и, обрывая последние
ягоды прямо зубами, потянулся свободной рукой за следую¬
щей кистью. Так же, как за обедом, процесс еды не мешал
ему говорить:
624

—	Здесь нам не угрожает голодная смерть. Полиция зна¬
ла, кому поручить миссию. Меня радует то, что мы чувствуем
себя здесь в безопасности. Не нужно день -и ночь ползать на
брюхе по окрестностям в поисках всяких диверсантов. Под¬
польщики боятся Марии не меньше, чем нас. До послезав¬
тра нам ничто не угрожает. А там мы примемся следить за
каждым приближающимся автомобилем, чтобы не прозевать
приезда этой Ады... И до послезавтра... если нам не наделает
хлопот приезд Янь Ши-фана, — проворчал Кароль. — Он
явится со своей охраной.
—	Мария этого не потерпит.
—	Ну, с Янь Ши-фаном ей придется спрятать свои прави¬
ла в карман. Если он рассердится, то просто прикажет отру¬
бить ей кочан.
—	Но, но! Мария под защитой Баркли.
—	Твое здоровье, старина! — Биб поднял бокал. — И за
то, чтобы эта Ада отсюда поскорей убралась.
—	Воображаю, с какой помпой эта дура сюда явит¬
ся, — проворчал Кароль.
Они чокнулись, и звон стекла еще висел в воздухе, когда
Бибу почудилось, будто чья-то тень легла от двери поперек
стола. Он быстро обернулся и замер с открытым ртом: в две¬
рях веранды стояла китаянка с красивым энергичным лицом,
обрамленным гладко причесанными иссиня-черными волосами.
Сразу бросалась в глаза черная родинка на ее лбу, чуть-чуть
выше переносицы.
Это была Мэй.
Если бы Биб накануне ночью побывал в овраге под Сюй-
гоу, он узнал бы в Мэй ту, кто вышла из оврага и под взгля¬
дом Сань Тин разглядывала записку, а потом умчалась на
автомобиле. Но Биб видел эту женщину впервые.
—	Кто вы? — рявкнул он.
—	Откуда вы взялись? — грубо спросил и Кароль.
—	Вот... — она смущенно показала на балконную дверь: —
в эту дверь.
—	Эта дверь не для первого встречного.
Незнакомка обвела их насмешливым взглядом больших
темных глаз и негромко, с необыкновенным спокойствием
проговорила:
—	Но я пришла именно сюда; я надеюсь найти приют под
сенью звезд и полос...
Она не успела произнести до конца свой пароль, как Биб,
расшаркиваясь, пробормотал:
—	О, если бы мы знали, мисс Ада! Прошу поверить: толь¬
ко по долгу службы... Ведь мы никого, решительно никого не
впускаем без...
40 Заговорщики
62Ь

—	Мы на посту, — проворчал Кароль.
—	Это 'И видно, — скептически сказала Мэй. — Я прошла
сюда, никем не замеченная.
—	Непостижимо! — Круглые плечи Биба поднялись до са¬
мых ушей. — Мы отлучились всего на минутку, подкрепиться.
Эта работа дьявольски выматывает. Мы сейчас же предста¬
вим вас хозяйке, сестре Марии...
Мэй остановила его жестом:
—	Она не должна знать, кто я.
—	О, она вполне свой человек. На нее мы можем поло¬
житься, как на самих себя, — вмешался Кароль.
—	Сомнительная рекомендация, — усмехнулась «Ада». —
Все, что от вас требуется: устроить меня сюда на работу.
—	В качестве?
—	Врача, — коротко приказала Мэй и, не оставляя време¬
ни для вопроса, тут же спросила сама: — Здесь, говорят, не
совсем спокойно?
—	О, тут настоящий вулкан! Особенно опасны «Красные
кроты» — партизаны, скрывающиеся под землей.
Биб, на щадя красок, стал описывать коварство местных
жителей, только и ждущих, чем бы насолить американцам,
опасности, которыми окружены люди в этой дикой стране,
не желающей признавать благотворного влияния Америки. Он
высказал убеждение, что, несмотря на тщательную проверку,
которой подверглись все служащие миссии, ненадежным эле¬
ментам все же удалось проникнуть даже сюда.
—	Вы что-нибудь заметили? — с интересом спросила Мэй.
—	Тут есть одна злобная старуха, — сказал Биб.*'—Анна,
здешняя повариха.
Мэй испытующе взглянула на агента:
—	Вы ее подозреваете?
—	Как только мы ее застукаем...—-хвастливо начал Ка¬
роль.
—	Лишняя формальность, — прервала его Мэй. — Ее
нужно попросту уничтожить. Я этим займусь. — И, как бы
невзначай, прибавила: — Кстати, вы совершенно уверены
в преданности той, которою здесь называют сестрой
Марией?
—	Наша с головой, — уверенно сказал Биб.
—	Безусловно, — подтвердил Кароль.
Дверь отворилась, и своею эластичной* немножко при¬
танцовывающей походкой вошла Ма. Женщины смерили
друг друга быстрым, испытующим взглядом.
~Мэй первая сделала шаг навстречу Ма, протянула ей
руку:
626

—	Меня зовут Ада.
Ма молча приняла пожатие. Потому ли, что было очень
жарко, а Ма, идя сюда, торопилась, или потому, что безотчет¬
ное волнение овладело ею под прямым взглядом проницатель¬
ных глаз гостьи, но* Мэй вздела, как краска покидала щеки
китаянки. Биб сам был слишком взволнован первой беседой
с новой начальницей, поэтому он не заметил ни этой бледно¬
сти, ни того, как Ма чуть-чуть прикусила губу. Биб предста¬
вил гостью Ма:
—	Мисс Ада — новый врач миссии...
Мэй поспешно перебила его:
—	Могу ли я быть уверена, что вы в мое отсутствие вни¬
мательно осмотрите окрестности виллы? На генерала Янь Ши-
фана готовится покушение.
—	В Джиту помешались на покушениях, — со смехом от¬
ветил Биб.
—	Партизаны поклялись его похитить.
—	Если бы речь шла о том, чтобы выстрелить в него или
взорвать его автомобиль, я бы еще поверил. Но такие детские
попытки обречены на провал.
—	Это хорошо, что вы так уверены, — негромко прогово¬
рила Мэй.
—	О, у нас есть к этому все основания! — воскликнул
Биб.
—	Это хорошо... — повторила она и, подумав, обернулась
к Ма:—Не покажете ли мне мою комнату?
После некоторого колебания Ма с видимой неохотой пове¬
ла Мэй во второй этаж.
Пока женщины не скрылись за дверью, Биб стоял и улы¬
бался, как будто Мэй могла видеть эту улыбку спиною сквозь
разделявшие их стены. Потом он с силою ударил Кароля по
широкой спине.
—	Вот так штучка, а! С ее приездом тут станет веселей.
Бабы, кажется, как следует вцепятся друг другу в волосы, а?
—	Пожалуй, вцепятся.
—	Ее не предупредили о том, что Мария — свой человек у
Баркли и с нею шутки плохи... Тем лучше, тем лучше! — вос¬
кликнул Биб, потирая руки.
10
В задании, полученном от «Медведя», Цзинь Фын не виде¬
ла ничего странного. Она привыкла ко многому, что показа¬
лось бы необыкновенным человеку, пришедшему со стороны и
не знавшему сложной борьбы, происходившей между под¬
польщиками и врагами, которыми были сначала японцы, потом
40*
627

гоминдановцы и, наконец, еще американцы. А Цзинь Фын ви¬
дела так много и слышала такое, что уже ничему не удивля¬
лась и ничего не пугалась. Она не хуже взрослой знала, что
ждет ее в случае провала, знала, какими средствами гоминда¬
новцы будут выпытывать у нее имена, даты, пункты. Но она
не боялась, что выдаст товарищей. Ведь ее сестра Чэн Го
никого не выдала. Так же будет вести себя в полиции и она
сама. Но... все-таки лучше как можно меньше помнить. Очень
прав командир, всегда повторяющий ей:
—	Будь, как телефонная трубка. Впустила в ухо, выпу¬
стила через рот — и все забыто.
—	Хорошо.
Сейчас она должна бежать в миссию так быстро, как толь¬
ко могут двигаться ее усталые ноги. Можно забыть про еду,
про усталость, про... умирающего доктора. Голод — пустяки.
Усталость?.. Ее можно побороть, если покрепче стиснуть зубы,
а вот доктор? Бедный доктор! Если Цзинь Фын сегодня же не
приведет к нему партизан и они не унесут его под землю, он
может никогда уже не встать с постели; он никогда не будет
больше лечить людей... Нет, она приведет к нему товарищей,
хотя бы пришлось для этого упасть от усталости и голода.
Нужно как можно скорее добраться до миссии и предупре¬
дить товарищей о возможном появлении провокатора. Потом
нужно так же быстро вернуться в штаб и привести людей
к доктору.
Сколько ли это будет? Цзинь Фын пробовала подсчитать
и сбилась. Много, очень много ли. Пожалуй, больше, чем она
Схможет пробежать в это г день. Даже больше, чем может про¬
бежать взрослый партизан. И все-таки она должна их пробе¬
жать! Она же хорошо знает, что иногда партизаны идут
без отдыха и без пищи и день и два. Операция бывает
длинной, и у них нехватает запасов, а просить у крестьян —
это значит рисковать подвести их под виселицу. Девочка
знает все это и будет вести себя, как взрослый партизан. Вот
и все.
За этими размышлениями совсем незаметно прошел тяже¬
лый кусок пути до домика матери доктора Ли. Сейчас же
после поворота, отмеченного кругом и стрелой, будет виден
свет, падающий из колодца. Конечно, вот и поворот! Вот
знак: круг, а в круге стрела. Только на этот раз Цзинь Фын
не зайдет к старушке. Пускай та даже не знает, что она тут
пробегала. Только бы старушка не забыла про ковшик, иначе
как же вылезешь из колодца? Но странно: девочка миновала
поворот с кругом и стрелой, а света из колодца все не видно.
Странно, очень странно!.. Вот в луче фонаря мелькнули и кам¬
ни колодезной кладки... Но почему эти камни торчат из кучи
628

земли? Почему куча земли высится до свода, почему обва¬
лился и самый свод?..
Цзинь Фын с беспокойством осматривала неожиданное
препятствие. Ведь если торчащие здесь камни действительно
являются частью колодезной трубы, значит она обрушилась,
значит выхода на поверхность больше нет! Этот обвал озна¬
чал для Цзинь Фын необходимость вернуться в город и уже
снаружи, по поверхности, искать обхода гоминдановских пат¬
рулей, чтобы попасть в миссию... Страшная мысль пришла ей:
а уж не побывала ли тут полиция, не ее ли рук это дело —
обвал колодца?.. Но зачем полицейские оказались тут, около
колодца? Уж не пришли ли они за доктором? Ах, как ей нуж¬
но знать, что случилось наверху!
Девочка в отчаянии опустилась на кучу земли и погасила
фонарик. Внизу царила тишина — хорошо знакомая ей тиши¬
на черной пустоты подземелья, куда не проникает ни один
звук из внешнего мира. Там, наверху, может происходить что
угодно, какие угодно события могут потрясать мир, — здесь
будет все та же черная тишина...
Хватит ли у нее сил на то, чтобы, вернувшись к выходу
в город, еще раз проделать весь путь к миссии поверху?
Ее мысли неслись с отчаянной быстротой; мысли эти были
совсем такие же, какие были бы в эту минуту и в голове
взрослого: она не должна спрашивать себя, хватит ли сил;
должна спросить об одном: хватит ли времени?..
Цзинь Фын поднялась с земли и пошла, не замечая того,
что ноги ее уже не передвигаются с той легкостью, как преж¬
де, а на каждом шагу ее стоптанные веревочные сандалии
шаркают по земле, как у старушки.
Да, Цзинь Фын уже: не бежала, а шла. Она несколько раз
пробовала перейти на бег, но ноги сами замедляли движение.
Она замечала это, только когда почти переставала двигаться.
Тогда она снова заставляла себя ступать быстрей, а ноги сно¬
ва останавливались. Так, борясь со своими ногами, она пере¬
стала думать о чем бы то ни было другом: ноги, ноги! Все ее
силы были сосредоточены на этой борьбе. Вероятно, поэтому
она и не заметила, что свет ее электрического фонарика с ми¬
нуты на минуту делался все более и более тусклым. Батарей¬
ка не была рассчитана на такое длительное действие. Она
была самодельная. Такая же, как у командира отряда, как
у начальника штаба и начальника разведки. Эти батарейки
делал молодой радист под землей.
Цзинь Фын только тогда заметила, что ее батарейка израс¬
ходована, когда волосок в лампочке сделался совсем красным
и светил уже так слабо, что девочка то и дело спотыкалась
ослабевшими ногами о торчащие на земле острые камни. Про¬
629

низавшая ее сознание мысль, что через несколько минут она
останется без света, заставила ее побежать так же быстро,
как она бегала всегда. Как будто в эти несколько минут она
могла преодолеть огромное расстояние, отделявшее ее от вы¬
хода в город.
Она бежала всего несколько минут, те несколько минут,
что еще слабо тлел волосок фонаря. Но вот исчезло послед¬
нее, едва заметное 'красноватое пятнышко на земле. Цзинь Фын
остановилась перед плотной стеной темноты. Нужно было со¬
браться с мыслями. Лабиринт ходов был сложен, они часто
разветвлялись. Время от времени на стенках попадались зна¬
ки: круг и стрелка, это значило, что итти нужно прямо; если
стрелка в круге опрокидывалась острием книзу, значит нужно
было повернуть влево; если глядела острием вверх — повора¬
чивать надо было вправо. Эти знаки были ясно нанесены из¬
вестью или углем, в зависимости от характера почвы. Их
очень хорошо было видно при свете электрического фонарика
и даже в мерцании простой свечи. Но какой был в них толк
теперь, когда у девочки нет света?
Цзинь Фын крепко закрыла глаза руками, думая, что так
приучит зрение к темноте. Но как она ни напрягала зрение,
не могла различить даже собственной руки, поднесенной к са¬
мому лицу.
И все же она не позволила отчаянию овладеть собой —
вытянула руки и пошла. Она уже не думала теперь, куда по¬
ворачивать,, не хотела об этом думать, знала, что, пускаясь по
подземным ходам в первый раз, партизаны непременно брали
с собою клубки ниток. Они разматывали нитку за собою, что¬
бы иметь возможность вернуться к выходу. Только так, шаг
за шагом изучали они лабиринт: делали на поворотах отмет¬
ки, один за другим осваивали путаные ходы лабиринта, общая
длина которого измерялась десятками ли. И вот теперь Цзинь
Фын предстояло разобраться в этой путанице. Она была ма¬
ленькая девочка, но, как всегда, когда предстояло какое-
нибудь трудное дело, она подумала: «А как бы поступил на
моем месте взрослый?» И всегда поступала так, как поступил
бы на ее месте настоящий партизан, человек, которого она
считала идеалом силы, смелости и верности долгу.
Такой вопрос Цзинь Фын задала себе и сейчас, когда ее
вытянутые руки наткнулись на шершавую стену подземелья.
Она должна была решить: итти ли прямо, повернуть ли впра¬
во или налево? Загадка, ставившаяся в сказках почти всех на¬
родов перед храбрыми воинами, показалась ей теперь детски
простой по сравнению с тем, что должна была решить она,
совсем маленькая девочка с косичкой, обвязанной красной
бумажкой. Ах, если бы кто-нибудь поставил сейчас перед нею
630

такой простой выбор: смерть и выполнение долга или жизнь!
Но всюду, куда она ни поворачивалась, была одна страшная
черная пустота, и оиа не знала, где же—прямо, направо или
налево —лежит путь к цели, которой было для нее исполне¬
ние боевого приказа.
Она стояла в тяжелом раздумье с вытянутыми руками
и кончиками маленьких пальцев машинально ощупывала шер¬
шавую стену подземного хода. И все силы ее большой и сме¬
лой души были направлены на то, чтобы не позволить отчая¬
нию овладеть сознанием, живущим в ее маленьком теле,1 та¬
ком слабом и таком ужасно-ужасно усталом...
11
У Вэй отвез в город постояльцев, которым было предложе¬
но очистить комнаты. Вернувшись, он нашел Тан Кэ и Го Лин
в глухой аллее парка за обсуждением полученного задания.
Чем больше рассудительная, хотя, может быть, и чересчур осто¬
рожная, Го Лин думала над этим делом, тем менее вероятным
казалось ей, чтобы удалось выполнить такую тяжелую задачу.
Их было три женщины. У Вэй—единственный мужчина на их
стороне. А там: один Кароль стоит их всех, вместе взятых, да
еще Биб, да сам Янь Ши-фан, и Мария, и Стелла, которая
приедет с генералом. Не легко было говорить о выполнении
такой задачи.
—	Ты забываешь, — возразила Тан Кэ. — К нам прибудет;
•подкрепление.
—	Что может изменить один человек?
—	Центр отлично знает наши силы, и раз он все же дал
нам это задание, значит все рассчитано. — Смуглые веки Тан
Кэ потемнели от прилившей к ним крови. — Что же, по-тво¬
ему, мы не в состоянии исполнить боевой приказ? А ради че¬
го мы с тобою живем здесь в покое и довольстве, сытно едим
и мягко спим, в то время когда наши товарищи..,
В аллее послышались шаги: подошел У Вэй. Ища у него
поддержки, Го Лин поделилась своими сомнениями. Но, к ее
удивлению, обычно такой осторожный, У Вэй на этот раз ока¬
зался не на ее стороне.
—	Ты забываешь, — сказал он, — что сегодня Янь Ши-
фан будет здесь. Такой случай может не повториться.
—	Что я говорю?!—с торжеством воскликнула Тан Кэ.—
Штаб лучше знает, что делать.
—	Для меня остается неясным только одно, — сказал
У Вэй: — ждать ли нам прибытия товарища из центра или
действовать собственными силами?
631

—	Мы не имеем права и не должны ждать, — горячо ска¬
зала Тан Кэ. — При первом удобном случае мы должны взять
Янь Ши-фана.
—	Вот за кого я по-настоящему боюсь — это мать, — ска¬
зал У Вэй: — она совсем перестала сдерживаться.
—	Я бы не посвящала тетушку Дэ в это дело,—заметила
Го Лин. — А то она может в запальчивости сболтнуть что-
нибудь в присутствии Марии.
—	Мария не должна ничего почуять даже кончиком но¬
са, — сказала Тан Кэ, искоса глядя на У Вэя.
—	Тсс... — Го Лин приложила палец к губам: — кто-то
идет.
Девушки поспешно скрылись в кустах, У Вэй принялся на¬
бивать трубку. За этим аанятием его и застала осторожно вы¬
глянувшая из-за поворота Ма.
Быстро оглядевшись, она подошла к У Вэю. Крылья ее
тонкого носа раздувались, втягивая воздух, словно она по за¬
паху хотела узнать, кто тут был. Она опустилась на камень
рядом с У Вэем и долго молча сидела, разминая вырванную
из земли травинку. Он тоже молчал, делая вид, будто увлечен
наблюдением за тем, как'взвивается над трубкой струйка ды¬
ма. Каждый ждал, пока заговорит другой. Первою не выдер¬
жала молчания Ма.
—	Есть что-нибудь новое?
—	Уполномоченный партизанского штаба должен был спу¬
ститься на парашюте.
Глаза Ма загорелись:
—	Здесь?
—	Наверно, где-нибудь поблизости, потому что он послан
сюда.
—	К нам?
—	Да. Его пароль: «Светлая жизнь вернется. Мы сумеем
ее завоевать. Не правда ли?»
Снова воцарилось молчание. Ма нервно скомкала травин¬
ку и отбросила прочь.
—	Зачем?
У Вэй отвел взгляд.
—	...есть задание.
Она выжидательно глядела на У Вэя.
—	Это очень серьезно...—сказал он наконец. — Нужно
взять Янь Ши-фана.
—	А разве нельзя было это сделать без помощи... оттуда?
—	Повидимому... Одним девочкам это не под силу.
—	А я?
Он удивленно взглянул на нее, сделал последнюю за¬
тяжку и выколотил трубку.
632

—	Ты?.. Ты должна остаться в стороне. Нужно сохранить
твою репутацию.
Ма порывисто поднялась, но тут же снова опустилась на
скамью.
—	Больше не могу! — Тон ее стал жалобным. Она быстро
заговорила шопотом: — Больше не могу. Если бы еще только
в глазах посторонних, чтобы хоть свои знали, что это игра.
А то подумай: все, решительно все свои ненавидят меня.
Я больше не могу играть! Позволь мне открыться девушкам.
—	Нет, нет! — сказал У Вэй. — Я должен оставаться
единственным, кто знает, что это игра.
—	Я тут уже три месяца и не поручусь, что мое лицо еще
не раскрыто полицией.
—	Пока ничего угрожающего нет, — постарался успокоить
ее У Вэй. — Но чем меньше знает каждый отдельный человек,
тем лучше для него и для дела.
—	Я боюсь за тебя больше!, чем если бы ты был там,
с твоими товарищами.
—	Меня тут никто не знает. Никто не может донести, что
я офицер, ты, Го Лин и Тан Кэ — студентки, мать — учитель¬
ница. Для окружающих мы те, за кого себя выдаем...
—	Когда прибудет этот товарищ из штаба? — перебила
его Ма.
—	Мне кажется, сегодня.
—	Сегодня?! Как странно...
—	Что странно?
—	Нет, ничего... это я так.
—	Ты... побледнела.
—	От духоты, — она провела по лицу платком.
Он ласково сжал ее пальцы.
—	Чем тяжелей тебе сейчас, тем выше ты поднимешь по¬
том голову...
Цзинь Фын потеряла счет поворотам. Несколько раз ей чу¬
дился свет выхода, и она из последних сил бросалась вперед.
Но никакого света впереди не оказывалось. Только новое раз¬
ветвление или • снова глухая шершавая стена земли. И все
такая же черная тишина подземелья.
Какой смысл метаться без надежды найти выход?.. Одкн
раз ей пришла такая мысль. Но только один раз. Она про¬
гнала ее, подумав о том, как поступил бы на ее месте взрос¬
лый партизан. Позволил бы он себе потерять надежду, пока
сохранилась хоть капля силы? Сандалии девочки были давно
изорваны, потому что она то и дело натыкалась на острые
камни, подошвы оторвались, — она шла почти босиком. Кожа
633

на руках была стерта до крови постоянным ощупыванием
шершавых стен...
По звуку шагов, делавшемуся все более глухим, она своим
опытным ухом различила, что уже недалеко до стены. И тут
ей вдруг почудился звук... Звук под землей?.. Это было так
неожиданно, что она не верила себе. И тем не менее это было
так: кто-то шевелился там, впереди, в черном провале подзе¬
мелья.
—	Кто здесь? — спросила она, невольно понизив голос до
шопота.
Никто не отозвался. Но это не могло ее обмануть.
—	Кто тут?
И на этот раз таким же осторожным шопотом ей ответили:
—	Мы.
«Мы!» Человек был не один! Значит, отсюда есть выход!
У Цзинь Фын закружилась голова, она схватилась за вы¬
ступ стены, сделала еще несколько неверных шагов и, почув¬
ствовав рядом с собою тепло человеческого дыхания, остано¬
вилась. Она больше не могла сопротивляться непреодолимому
желанию опуститься на землю. Она села, и ей захотелось за¬
плакать, хотя она ни разу не плакала с тех пор, как пришла
к партизанам. Даже когда убили Чэн Го... Но сейчас... сейчас
ей очень хотелось заплакать. И все-таки она не заплакала:
ведь «Красные кроты» не плакали никогда. А может быть, она
не заплакала и потому, что, опустившись на землю рядом с
кем-то, кого не видела, она тотчас уснула.
Ей показалось, что она едва успела закрыть глаза, как ве¬
ки ее опять разомкнулись, но, словно в чудесной сказке, во¬
круг нее уже не было промозглой темноты подземелья. Блеск
далеких, но ярких звезд над головой сказал ей о том, что она
на поверхности.
Свет звезд был слаб, но привыкшим к темноте глазам
Цзинь Фын его было достаточно, чтобы рассмотреть вокруг
себя молчаливые фигуры сидевших на корточках детей. Они
сидели молча, неподвижно. Вглядевшись в склонившееся к ней
лицо мальчика, Цзинь Фын узнала Чунь Си.
Мэй сидела на веранде в кресле-качалке, и в руке ее дыми¬
лась почти догоревшая сигарета, о которой она, видимо,
вспомнила лишь тогда, когда жар коснулся пальцев. Она от¬
бросила окурок, но уже через минуту новая сигарета дыми¬
лась в ее руке, и снова, как прежде, Мэй, забыв о ней, не
прикасалась к ней губами. Сейчас, когда никто за нею не
наблюдал, Мэй уже не казалась молодой и сильной, Горькая
634

складка легла вокруг рта, и в глазах, лучившихся недавно
неистощимой энергией, была только усталость.
Мэй задумчиво смотрела в сад. Но как только на дорожке
показалась Ма, рука Мэй, державшая сигарету, сама потяну¬
лась ко рту, складка вокруг рта исчезла, глаза сощурились
в улыбке.
Когда Ма, подходя к веранде, увидела Аду, ее лицо тоже
претерпело превращение: на нем не осталось и следа не¬
давней задумчивости. Но вместо приветливой улыбки, озарив¬
шей лицо Мэй, Ма глядела строго, даже сумрачно. Она мол¬
ча опустилась в кресло рядом с Мэй.
Сумеречная полутьма быстро заполняла веранду, и жен¬
щинам становилось уже трудно следить за выражением лиц
друг друга.
После долгого томительного молчания Мэй неожиданно
спросила:
—	Зачем мы ведем эту двойную жизнь?
Отточенные ногти Ма впились в ладони.
—	Двойную жизнь? — она это не проговорила, а пролепе¬
тала испуганно.
—	Я неясно выразилась?
—	Извините, я не веду двойной жизни, — при этом Ма
заметила, что Мэй быстро огляделась по сторонам.
Убедившись в том, что никого поблизости нет, Мэй сказала
шопотом:
—	Перестаньте играть.
Ма почувствовала, как струя колкого холода сбежала
в пальцы, как ослабели колени.
Хотя полумрак скрывал лицо Ма, Мэй по ее испуганному
движению разгадала впечатление, какое произвели ее слова.
Не вставая с качалки и подавшись всем корпусом вперед, Мэй
проговорила:
—	Это двойное существование не будет вечным... Светлая
жизнь пернется. Мы сумеем ее завоевать. Не правда ли?
Все было так неожиданно, что Ма не могла удержаться от
возгласа удивления. Она могла ждать от этой гостьи чего
угодно, только не пароля уполномоченного партизанского
штаба.
—	Повторите... пожалуйста, повторите, — растерянно про¬
говорила она.
Мэй отчетливо, слово за словом повторила пароль и спро¬
сила:
—	Вы мне верите?
—	Это так неожиданно.
—	Значит, вы знаете, кто я?
—	Да.
635

—	И верите мне?..
—	Раз вы присланы оттуда, значит вы наш друг.
Мэй поднялась и, решительно шагнув к Ма, протянула руку:
—	Мне поручили крепко пожать вам руку.
—	Спасибо, о, спасибо! Я так... благодарна. — Не в силах
сдержать охватившее ее волнение, Ма отвернулась, чтобы
скрыть выступившие на глазах слезы. — Простите меня,—
прошептала она. — Я так истосковалась по праву смотреть
людям в глаза.
—	Дело, порученное вам, серьезно... Вам предстоит взять
Янь Ши-фана.
Мэй пристально вглядывалась в лицо Марии, следя за впе¬
чатлением, какое произведет на нее это сообщение. Ма хотела
сказать, что она уже знает все, все обдумала и ко всему го¬
това, но что-то, что она не знала сама, заставило ее удержать¬
ся. Она только сказала:
—	Да, это очень трудно.
—	Но вы не боитесь?
—	Чего?
—	Провала.
—	Мы все готовы к этому каждый день, каждый час. Но
я верю: все будет хорошо.
—	Похищение палача должно удаться?
—	Да.
—	Только обезвредив Янь Ши-фана, командование НОА
может спасти жизнь тысячам заключенных, которых он дер¬
жит в тюрьмах Тайюани. Он попытается уничтожить их и всех
лучших людей города, когда войска Пын Дэ-хуая пойдут на
решительный штурм. А время этого штурма приближается.
Пын Дэ-хуай может начать его в любую минуту... — Тут
Мэй схватила Ма за руку и огляделась. — Ни один человек
не должен знать, кто я. Слышите?
Ма не успела ничего ответить, — Мэй приложила палец
к губам: в комнату входил Биб. Ма поспешно вышла.
—	Вы осмотрели окрестности? — спросила Биба Мэй. —
Необходимо помнить: на нас лежит ответственность за жизнь
таких людей, как генералы Баркли и Янь Ши-фан.
—	Как, и Баркли?.. — Бибу очень хотелось разразиться
длинной тирадой, но взгляд Мэй остановил его, и он ограни¬
чился тем, что проговорил: — Лишь только генералы пересту¬
пят порог миссии, их драгоценные особы будут в безопасности.,
Миссия превратится в крепость. — Биб засеменил к двери и,
распахнув ее, крикнул: — Кароль! Эй, Кароль!
С помощью Кароля Биб продемонстрировал Мэй все сред¬
ства защиты, какими располагала миссия. Из-под полосатых
маркиз, таких мирных на вид, спустились стальные шторы,
636

пулеметы оказались скрытыми под переворачивающимися
креслами.
—	Пусть кто-нибудь сунется сюда! — хвастливо заявил
Биб. — Миссионеры были предусмотрительны.
—	Да, миссия — настоящая крепость,—согласилась Мэй.
Она стояла, погруженная в задумчивость.
—	Вы никогда не замечали: самые интересные открытия
делаются нами неожиданно, — проговорила она. — И... как
бы это сказать... по интуиции.
—	О, интуиция для агента все, — согласился Биб. — Мы
должны с первого взгляда определять человека. Вот, напри¬
мер, я сразу разгадал повариху Анну.
—	Опасный враг! — сказал Кароль.
Мэй не спеша закурила и, прищурившись, оглядела
агентов.
—	Больше вы никого не приметили?
—	А что? — Биб замер с удивленно открытым ртом.
—	Так, ничего... — неопределенно ответила Мэй. — Я при¬
готовила вам маленький сюрприз.
—	Мы сгораем от любопытства.
—	Дичь слишком неожиданна и интересна. Я покажу ее
вам, когда капкан захлопнется.
—	О, мисс Ада, я легко представляю себе, как это заме¬
чательно! Мы уже знаем, на что вы способны, — улыбнулся
Биб.
—	Вот как?!
—	О да, мы слышали о вашем поедидке с красной пара¬
шютисткой.
—	Скоро я начну действовать, следите за мной, — продол¬
жая неторопливо пускать дым, сказала Мэй. — Это может
оказаться для вас интересным.
—	Мы уже видим: высшая школа!
—	Сегодня мой капкан не будет пустовать.
—	И, судя по охотнику, дичь будет крупной, — угодливо
улыбнулся Биб.
—	Вот что, — вдруг насупившись, сказала Мэй, — я вас
все же попрошу перед приездом, высоких гостей проверить
окрестности дачи. Сейчас же, сию же минуту...
Оба агента нехотя вышли.
Мэй опустилась в кресло и, уперев локти в подлокотники,
сцепила пальцы. Ее подбородок лег на руки. Она глубоко
задумалась и долго сидела не шевелясь. Бесшумно поднялась
и, неслышно ступая, вышла в кухню. От яркого света лампы,
отбрасываемого сверкающим кафелем стен, она зажму¬
рилась.
У Дэ с удивлением смотрела на неожиданную гостью.
637

—	Здравствуйте, тетушка У Дэ, — сказала Мэй.
—	Говорят, нанялись к нам, — с обычной для нее суро¬
востью буркнула в ответ У Дэ. — Поздравить вас не могу.
Если бы сын не служил здесь, никакая нужда не загнала бы
меня сюда.
—	А я думала, вы верующая католичка.
—	О, это очень давно прошло.
—	Вы очень бледны, наверно устали, — сочувственно про¬
говорила Мэй.
—	Голова болит. Временами кажется, будто их у меня две.-
И сердце... вот.
У Дэ взяла руку Мэй и приложила к своей груди.
Мэй прислушалась к биению ее сердца.
—	У меня есть для вас лекарство, — сказала она.
—	Ах, лекарства! — У Дэ отчаянно отмахнулась. — Все
перепробовала.
—	Я вам кое-что дам. Я сама слишком хорошо знаю, что
значит больное сердце, хоть я и врач.
—	В ваши-то годы — сердце?
—	Разве жизнь измеряется календарем? — Мэй вздохну¬
ла. — На мою долю выпало достаточно, чтобы износить два
сердца... — И вдруг, потянув носом, как ни в чем не быва¬
ло: — На ужин что-то вкусненькое?
У Дэ сочувственно покачала головой. Ее проворные руки
освободили угол кухонного стола; появился прибор.
. — Теперь я могу вам признаться, — весело сказала
Мэй, — что не ела /уже два дня... Сейчас я принесу вам
лекарство...
—	Спасибо, но я думаю, что вылечить меня может только...
Мэй вышла. В столовой она застала Ма. Радостное выра¬
жение ее лица поразило Мэй.
—	У вас праздничный вид.
—	Ваш приезд — большая радость.
I — Чувствуете себя бодрей?
—	Я чувствую себя такою сильной, что, кажется, способна...
Мэй тихонько рассмеялась:
—	А янки так уверены в вас.
—	Это очень хорошо.
—	Вы храбрая женщина. Не боитесь, что могут дознаться?
Ма пожала плечами.
Лицо Мэй стало серьезным.
—	Слушайте внимательно... В ваших рядах опасный че¬
ловек.
Ма отпрянула.
—	Он может провалить всю организацию, — продолжала
Мэй и увидала, как побледнела Ма.
638

—	Назовите мне его, — с трудом проговорила китаян¬
ка. — Я найду средства...
—	А н н а, У Дэ...
—	Нет! — Ма закрыла лицо руками; — Нет, нет, нет...
этого не может быть!..
—	По-вашему, я не знаю, что говорю?
—	Вы могли ошибиться...
—	В данном случае лучше совершить ошибку, которую вы
приписываете мне, нежели ту, которую, быть может, совер¬
шаете' вы, отстаивая провокатора. А если провал произой¬
дет? Если из-за вашей слепоты, продиктованной личными
мотивами, — вы же не станете отрицать, что в ваших сообра¬
жениях больше личного, чем...
По мере того как Мэй говорила, голова Ма опускалась
все ниже. Она молчала.
—	Примите приказ,— сухо закончила Мэй: —убрать ее.
Прошло несколько мгновений, прежде чем взгляд Ма
приобрел осмысленное выражение. Она провела рукой по
лицу, и рука бессильно упала. Ма с трудом выговорила:
—	Хорошо...
Но тут Мэй неожиданно сказала:
—	Нет... Я сделаю это сама, — и быстро вышла из ком¬
наты.
Ма с трудом дотащилась до выключателя, погасила свет
и долго сидела в темноте. Голова ее кружилась от сбивчивых
мыслей. Все было так сложно и странно... Штаб ошибается?..
Нет, в их деле лучше ошибиться в эту сторону, чем из жало¬
сти пощадить подозреваемого в измене и навлечь гибель на
всех товарищей, на все дело.
Тихонько отворилась дверь, луч света упал поперек ком¬
наты. Ма не шевельнулась. В комнату вошла Мэй. Она на
цыпочках приблизилась к телефону и после некоторого раз¬
думья, как если бы силилась что-то вспомнить, прикрывая рот
рукой, неуверенно сказала в трубку:
—	Дайте коммутатор американской миссии... Дайте сто
седьмой... О, это вы, капитан?!. — проговорила она с видимым
облегчением. — А я боялась, .что перепутала все номера... Нет,
нет, разумеется, все было мне дано верно. Но согласитесь,
что приключение с парашютисткой могло произвести некото¬
рую путаницу и не в слабой женской голове... Да, все в поряд¬
ке... Категорически прошу: теперь же оцепите миссию. Никто
ки под каким предлогом не должен сюда проникнуть. Отмените
все пропуска. Слышите: все пропуска! — Мэй оглянулась на
дверь. — Подождите у аппарата. — Она положила трубку,
одним прыжком оказалась у двери и быстро ее отворила.
Там никого не было. То же самое она проделала и с другой
639

дверью с тем же результатом. Вернулась к телефону; — Слу¬
шаете?.. Нет, нет, это так — маленькая проверка. Нет. Мне
никого не нужно. Довольно Биба и Кароля. Просто удивитель¬
но, где вы берете таких дураков... Да, больше ничего...
Мэй повесила трубку и закурила. Долго стояла у телефо¬
на, потом неторопливо прошла в кухню.
Тетушка У Дэ приветливо улыбнулась ей.
—	Вот, — сказала Мэй, — примите, — и протянула кухар¬
ке коробочку с лекарством. — Примите и лягте, вам станет
легче.
Кухарка налила в стакан воды и, бросив туда таблетку, вы¬
пила, отвязала фартук и вышла из кухни. За нею после¬
довала и Мэй. Коробочка с лекарством осталась на столе.
В миссии шли приготовления к приему Янь Ши-фана.'
Убрав комнаты, освобожденные постояльцами, Тан Кэ и Го
Лин спустились в столовую. Они знали, с какой придирчи¬
востью Ма — Мария осмотрит стол, и, чтобы избежать ее
раздраженных замечаний, накрывали его со всей тщательно¬
стью, на какую были способны. Но, повидимому, в данный
момент хлопоты горничных не радовали и даже как будто
не касались Ма. Она не входила в дом, предпочитая оставать¬
ся в парке. Когда сквозь деревья мелькал огонь освещенного
окна, она втягивала голову в плечи и, как потерянная, броди¬
ла по самым дальним дорожкам. Иногда, решившись прибли¬
зиться к дому, она заглядывала в окна и видела девушек,
хлопочущих у стола, видела Мэй, Биба и Кароля, проверяв¬
ших стальные ставни и оружие. Она не видела только старой
У Дэ. Кухня была пуста. Ма слышала, как, обеспокоенные
отсутствием кухарки, девушки хотели ее позвать, но У Вэй
посоветовал дать матери возможность полежать после приема
лекарства.
Слыша и видя все это, Ма не решалась переступить порог
дома. Но вот она уловила нечто, что заставило ее подойти
вплотную к кухонной, двери и, спрятавшись в тени дома, при¬
слушаться. Она не могла сдержать нервной дрожи и стиснула
зубы, услышав, как Го Лин сказала:
—	Пора будить тетю У.
Посмотрев на часы, У Вэй на этот раз ответил:
—	Пожалуй.
—	Хорошо еще, что Мария, видимо, сидит у себя в комна¬
те, а то бы давно уже подняла крик, — сказала Тан Кэ.
У Вэй вошел в кухню, и оттуда послышался плеск воды.
Потом раздался его испуганный возглас:
640

—	Смотрите-ка, что с нашим котом? Он околел. Вокруг
него рассыпаны какие-то пилюли.
У Вэй поднял несколько пилюль и стал их рассматривать.
—	Мать сказала, что это лекарство, — сказал он вошед¬
шей Го Лин, — а кошка, поев его, околела.
—	Где У Дэ взяла это лекарство?
—	Не знаю. — Беспокойство овладело У Вэем. — Она по¬
шла прилечь в свою каморку.
У Вэй бросился вон из кухни и наткнулся на прислонив¬
шуюся к стене Ма. Он остановился, тяжело дыша, но тут
показалась Мэй, — она молча властным движением взяла Ма
за руку и увела в дом.
—	Одевайтесь, сейчас приедет Янь Ши-фан, — повели¬
тельно сказала она.
Ма, двигаясь, как автомат, и, глядя перед собою пустыми
глазами, пошла к двери.
Кароль и Биб, видевшие в щелку двери все, что происхо¬
дило в кухне, с восторгом глядели теперь на Мэй.
—	Мы восхищены, — проговорил Биб. — Изумительный
тройной удар!
Между тем Ма, сделав несколько шагов по коридору, оста¬
новилась в нерешительности. Мысли вихрем неслись в ее моз¬
гу, когда она услышала голос Биба:
—	Да, да, блестящий удар! Карты подпольщиков спутаны.
Я подозревал, что задача старой китаянки заключалась
именно в том, чтобы дать знать партизанам, когда настанет
наиболее благоприятный момент для нападения на
Янь Ши-фана.
У ограды раздался гудок автомобиля.
Агенты переглянулись и с возгласом «Янь Ши-фан!»
бросились в сад.
Мэй погасила свет и подошла к окну. Сквозь раздвинутую
штору ей было видно все, что происходит в саду.
Следом за броневым автомобилем в аллею въехал грузовик
и остановился перед домом. Из бро-невика вместе с круглым,
как шар, Янь Ши-фаном вышел человек в форме американ¬
ского генерала. Мэй поняла, что это Баркли. Генерал окинул
взглядом постройки миссии и направился к церкви, стоявшей
с края поляны, напротив жилого дома. По приказанию гене¬
рала У Вэй отпер церковь. Мэй видела, как кто-то осветил
ее внутренность карманным фонарем, задержав луч на мас¬
сивных решетках, которыми были забраны окна. По знаку
Баркли грузовик подъехал к церкви. С него соскочило с деся¬
ток малорослых юрких людей. Мэй не могла ошибиться: это
были японцы. Они принялись за разгрузку автомобиля.
По внешнему виду ящиков можно было бы подумать, что
41 Заговорщики
641

в них упаковано вино. Но Мэй хорошо знала, что скрывается
под этой невинной упаковкой: то была смертоносная продук¬
ция Кемп Детрик. Японцы бережно перенесли ящики в храм,
потом замкнули церковную дверь и передали ключ Барк¬
ли. Двое японцев с автоматами на ремнях встали по
углам церкви. Все фонари погасли. Фары грузовика исчезли
за воротами миссии. Мэй был теперь виден освещенный луной
белый куб церкви, стройная стрела колокольни и горящий
голубоватым светом крест.
Мэй задвинула штору. В комнату вошли Баркли и Янь
Ши-фан с повисшей на его руке Сяо Фын-ин. За ними, кла¬
няясь на ходу, семенил японец.
Баркли, казалось, ничуть не удивился, увидев Мэй. Он да¬
же удовлетворенно кивнул головой и, обращаясь к ней, как
к старой знакомой, сказал:
—	Японский медицинский персонал, прибывший сюда
для организации станции противоэпидемических прививок,
нужно разместить в службах миссии. Начальник стан¬
ции будет доктор Морита. Прошу -позаботиться об его
удобствах.
При этих словах японец еще раз поклонился, но Мэй без
всякой приветливости ответила:
—	Здесь хозяйничает экономка мисс Мэри Ма. Я только
врач.
—	Знаю, — отрезал Баркли. — Но с этого дня за порядок
здесь отвечаете вы. Вы будете представлять нас здесь, в мис¬
сии его святейшества папы. — И подчеркнута: — Надеюсь,
в остальном вы инструктированы?
—	Да, сэр.
—	Мы с генералом Янь пробудем здесь до утра.
—	Да, сэр.
Вошла Ма.
—	Я готова показать господам их комнаты.
Янь Ши-фан и Сяо вышли. За ними хотел последовать
и японец, но Баркли велел ему остаться.
—	Должен вам сказать, господа, — сказал генерал, —
что, быть может, вам придется начать работу несколько рань¬
ше, чем мы предполагали. Не исключена возможность наше¬
го — моего и генерала Яня — неожиданного отлета в бли¬
жайшие дни. Об этом вам будет дано знать даже в том случае,
если прямая связь между городом и этой миссией будет пере¬
резана красными. Вы откроете свою «станцию», не ожидая
капитуляции Тайюани. Эвакуировать блокированные тут
войска гоминдана все равно не удастся. Так что нет никакой
надобности оберегать их от заражения. Пусть они лучше по¬
гибнут, чем перейдут в ряды красных. — Баркли с усмешкой
642

взглянул на японца: — Не думаю, чтобы у доктора Морита
были возражения.
Японец удовлетворенно втянул воздух.
—	А у вас, мисс Ада? — спросил Баркли.
Мэй пожала плечами:
—	Спасение войск господина Янь Ши-фана не является
моей главной заботой.
—	И прекрасно. Наилучшим решением была бы возмож¬
ность уничтожения всей живой силы Чан Кай-ши, которую
нельзя перевезти на Формозу. Опыт вашей станции покажет
нам, стоит ли принять такие же меры в отношении войск,
отходящих к западу, в сторону Синцзяня. Сомнительно, чтобы
им удалось пробиться на юг, в Тибет. А если они принесут
чуму к границам Советов, большой беды, с нашей точки зре¬
ния, не будет. Одним словом, господа, действуйте, а мы вас
не забудем... — Баркли заставил себя приветливо улыбнуться
японцу: — Теперь вы можете, мистер Морита, осмотреть свою
комнату и отдохнуть с дороги. Надеюсь, что сегодняшний
вечер мы проведем вместе и, вероятно, не так плохо. Как вы
думаете, мисс Ада?
—	Совершенно уверена: будет о чем вспомнить.
Как только японец ушел, Баркли поспешно сказал Мэй:
—	События развиваются совсем не так, как нам хотелось
бы. Тишина на фронте — перед бурей. Пын Дэ-хуай готовит
генеральный штурм Тайюани. Ни минуты не сомневаюсь: это
будет последний бой — крепость падет. Мы с Янем улетаем
завтра. Послезавтра вы открываете работу станции и тоже
исчезаете, предоставив действовать японцам.
—	Но как же я «исчезну», если тут уже будут господство¬
вать красные или, в лучшем случае, произойдет ожесточен¬
ный бой?
—	Я пришлю за вами самолет.
—	Сможет ли он сесть и взлететь?
—	Все подготовлено.
—	Меня трогает ваша заботливость, сэр.
—	Все будет хорошо.
—	А японцы?
Какое вам дело до них? Если красные их и повесят,
большого горя мы не испытаем. Лишь бы они успели сделать
свое дело. Надеюсь, что вместе с войсками Янь Ши-фана
будут уничтожены и те три японские бригады, которые мы
для него сформировали. Да, так будет лучше всею. Если вы
до отлета сумеете обеспечить их заражение, я позабочусь
об отдельном гонораре за это дело.
—	Что скажут на это Морита и его люди?
—	Они предоставлены Макарчером в мое полное распо¬
41*
643

ряжение и обязаны выполнить любой приказ. Да они и не
станут церемониться с этими бригадами, коль скоро дело
требует их уничтожения.
—	Хватит ли препарата?
—	Материала, привезенного мною, хватит, чтобы умерт¬
вить половину Китая, нужно только его умело использовать.
У японцев есть опыт.
—	Разве они уже проводили такие операции?
—	И не один раз. Со временем, когда мы разовьем произ¬
водство до нужных масштабов, бактериологическое оружие
станет основным в войне, какую мы будем вести.
—	С Формозы?
—	Найдется достаточно общих границ:	Корея,	Индия,
Вьетнам...
—	Вы намерены уничтожать своих собственных покупа¬
телей?
—	Что делать! — сокрушенно проговорил Баркли. — Если
мы не хотим потерять всю Азию, нужно временно пожертво¬
вать частью. И лучше временно, чем навсегда. Пройдет время,
эпидемия в Китае будет ликвидирована. Подрастут новые по¬
купатели, которые будут помнить, к чему привела их родителей
строптивость.
Баркли еще некоторое время развивал эту мысль, потом
передал Мэй ключ от церкви:
—	Думаю, что теперь вы самая могущественная женщи¬
на в мире: в этой руке жизнь многих миллионов людей.
—	Да, — в раздумье произнесла Мэй, — страшная ответ¬
ственность... Самая большая, какая когда-либо выпадала на
мою долю... Вы не боитесь возложить ее на меня?
— Лишь бы не боялись вы.
—	Я-то в себе уверена.
—	Думаю, что еще укреплю эту уверенность, сообщив,
что на ваш счет в Нью-Йорке уже внесено обусловленное
вознаграждение.
—	О, это далеко не последнее дело, — с усмешкой сказала
Мэй и взглянула на часы. — Пожалуй, пора переодеваться
к ужину.
12
Цзинь Фын успела только подойти к окраине, когда раз¬
дался сигнал полицейского часа. После этого сигнала никого
из города и в город без специального пропуска не пускали.
Патруль стоял у того места разрушенной стены, где раньше
были ворота, и проверял пропуска. Справа и слева от проло¬
ма в стене поле было огорожено несколькими рядами колю¬
644

чей проволоки. Девочка в отчаянии остановилась: она опозда¬
ла в миссию!
Обдав Цзинь Фын пылью, по направлению к воротам про¬
мчался военный грузовик. В отчаянии она взмахнула рукой
и закричала.
Она была уверена, что шофер не слышит. А если случайно
и услышал бы, то ни за что бы не остановился. Но, к ее удив¬
лению, грузовик заскрипел тормозами. Из кабинки высунул¬
ся солдат. Когда Цзинь Фын, запыхавшись, подбежала к гру¬
зовику, шофер сердито крикнул:
—	Что случилось?
Цзинь Фын и сама не знала, что умеет так жалобно про¬
сить, как она просила солдата взять ее с собой. Она с трепе¬
том вглядывалась в лицо шофера, и все ее существо замирало
в ожидании того, что он ответит. От нескольких слов, которые
произнесет этот солдат, зависела ее судьба. Нет, не ее, а судь¬
ба товарищей в миссии, судьба порученного ей важного
задания. Девочка видела, как губы шофера растянулись
в улыбку и вместо окрика, которого она ожидала, произ¬
несли:
—	Садись. Ты не так велика, чтобы перегрузить мою
машину.
Не помня себя от радости, девочка залезла в кузов и в из¬
неможении опустилась на наваленную там солому. Несколько
придя в себя, она разгребла солому и зарылась в нее.
Ей стало душно, в лицо пахнуло терпкой прелью, жесткие
стебли больно кололи лицо. Но зато теперь-то Цзинь Фын
была уверена, что жандармы у переезда ее не заметят.
И едва эта успокоенность коснулась ее сознания, как сон
накатился на нее темной, необозримой стеной.
Она очнулась оттого, что грузовик остановился. Сквозь
скрывавшую Цзинь Фын солому было слышно, как шофер
пытался уверить жандармов, что они не имеют права его
задерживать, так как он едет по военной надобности.
Он ссылался на пропуск, выданный комендатурой, и грозил
жандармам всякими карами, ежели они его не пропустят.
Но караул наполовину состоял из японцев; они заявили, что
на сегодняшний вечер, именно на этой заставе, отменены все
пропуска. По этому шоссе никого не велено пропускать.
А если шофер будет еще разговаривать, то они его арестуют,
и пусть он сам тогда объясняется с начальством. Цзинь Фын
почувствовала, как грузовик повернул и покатил обратно
к городу. Она вылезла из-под соломы, и постучала в оконце
кабины. Шофер оглянулся.
—	Что тебе?
—	Остановитесь, пожалуйста. Я вылезу.
645

—	Что?
—	Мне надо туда, — и она махнула в сторону переезда.
—	Тебя не пустят.
—	Мне надо.
—	Живешь там?
—	Живу, — солгала девочка.
—	Все равно не пустят. Завтра пойдешь. А сейчас положу
тебя спать. Не так уж ты велика, чтобы места нехватило.
—	Благодарю вас, но мне очень надо туда, — сказала она,
вылезая из кузова.
Еще несколько мгновений она постояла в нерешительности
и пошла на юг. Но только на этот раз она шла не к разру¬
шенным воротам, где стоял караул, а в обход, к развалинам
стены.
—	Проволока там, не перелезешь! — крикнул ей шофер,
но она не ответила и продолжала итти.
—	Постой! — шофер нагнал ее и крепко схватил за плечо.
Она хотела вырваться, но он держал ее. — Ты и вправду хо¬
чешь туда итти?
Она подумала и сказала:
—	У меня мать там.
—	Через проволоку не пролезешь. А вот что... — он по¬
колебался.— Тебя одну они, может быть, и пустят вот
с этим,—и он сунул ей в руку деньги. Ее первым движением
было вернуть их. Она не знала, кто этот человек. Раз он слу¬
жит у врагов, значит он дурной человек. Попросту говоря, гиз-
менник. И деньги у него, значит, нехорошие. Нельзя их брать.
Но тут же подумала, что эти деньги — единственный шанс
миновать заставу, добраться до миссии и выполнить задание.
Она взяла деньги.
—	Спасибо...
Душа в ней пела от радости, что задание будет выполне¬
но. Если она еще не опоздала, товарищи в миссии не попа¬
дутся на уловку провокаторши, может быть даже схватят ее
и отомстят ей за убийство парашютистки.
Цзинь Фын забыла об усталости, о голоде. Забыла даже
о том, что теперь уже нет надежды помочь больному доктору
Ли. Все заслонила радость исполненного долга. Она побежа¬
ла к воротам.
—	Эй ты! — крикнул жандарм и толкнул ее прикладом
в плечо. — Может быть, и у тебя тоже есть специальный
пропуск?
—	Будьте так добры, возьмите его, — уверенно ответила
девочка и протянула ему деньги.
Жандарм схватил бумажки и стал их пересчитывать в све¬
те карманного фонарика, я девочка успела уже перебежать
646

за насыпь из мешков, когда дверь караулки внезапно отво¬
рилась и упавшая оттуда полоса яркого света залила жан¬
дарма с деньгами в руке и девочку.
В дверях караулки стоял японский офицер. Вероятно, он
с первого взгляда понял, что произошло, так как тут же крик¬
нул солдату:
—	Эй-эй, давай-ка сюда!
Оглянувшись, Цзинь Фын еще видела, как солдат взял
под козырек и протянул деньги офицеру. Но она не стала
ждать, что будет дальше, и пустилась во весь дух по дороге
прочь от города.
Она уже не видела, как японец одним взглядом сосчитал
добычу, как было уже сунул ее в карман и как при этом
взгляд его упал на что-то блеснувшее на земле. Офицер по¬
спешно нагнулся и поднял фонарик, оброненный девочкой.
—	Если эта девчонка не будет задержана, вас всех рас¬
стреляют! — крикнул японец сбежавшимся жандармам.
Тотчас ослепительный свет прожектора лег вдоль дороги.
Цзинь Фын бросилась в канаву и окунулась в воду так, что
снаружи осталось только лицо.
Сверкающий белый луч ослепил ее на мгновение и про¬
несся дальше. Девочка выпрямилась и села в канаве, так как
чувствовала, что еще мгновение—и она упадет в воду и захлеб¬
нется. И вдруг, прежде чем она успела опять окунуться в воду,
луч прожектора ударил ей в лицо. Девочка вскочила и
бросилась в поле. Трава хлестала ее по глазам. Она прова¬
ливалась в ямы, в канавы, поднималась на корточки, ползла,
бежала. Снова падала и снова бежала. В ней жила уверен¬
ность, что жандармы за нею не угонятся. Она успеет скрыть¬
ся вон в тех кустах, что темным пятном выделяются на бугре.
За кустами овраг, а там снова густой кустарник. Только бы
добраться до кустов на бугре! Девочка бежала на эту тем¬
ную полосу кустов и не видела ничего, кроме этого спаситель¬
ного пятна.
А жандармы и не думали ее преследовать. Справа и слева
от девочки землю взрыли пули. А вот захлопал и автомат
японца, отрезая струею свинца путь к кустарнику.
Цзинь Фын продолжала бежать. Падала, вскакивала
и снова бежала. До тех пор, пока толчок в плечо, такой
сильный и жаркий, словно кто-то ударил раскаленной кувал¬
дой, не швырнул ее головой вперед. По инерции она пере¬
вернулась раз или два и затихла. Несколько пуль цокну-
ли в землю справа и слева, и стрельба прекратилась. К де¬
вочке бежали жандармы. А японский офицер стоял на шос¬
се с автоматом наготове.
Цзинь Фын пришла в себя* и проползла еще несколько ша¬
647

гов, но силы оставили ее, и она опять упала головой вперед,
ударилась лицом о землю и больше не шевелилась. Жандар¬
мы добежали до нее. Один взял ее за ноги, другой—подмыш¬
ки. Японец посветил фонарем. В ярком свете белело ее бес¬
кровное лицо и смешно торчала вбок потемневшая от воды
красная бумажка, которой были обмотаны косички.
Когда Цзинь Фын положили на пол караулки, японец на¬
гнулся к ней и, увидев, что она открыла глаза, с размаху
ударил ее по лицу. Но она не почувствовала этого удара,
другая, более страшная боль растекалась в ней от раненого
плеча. Сквозь багровое пламя, заполнившее ее мозг, она не
видела японца. Вместо японца перед нею стояло лицо ее
командира — бледное, суровое и ласковое. Такое, каким она
видела его всегда.
В комнате становилось душно. Прохлада ночи, заполняв¬
шая сад, не проникала в окна, заслоненные стальными што¬
рами.
Ма, как окаменелая, сидела с застывшим бледным лицом.
На ней было нарядное платье, прическа была сделана с обыч¬
ной китайской тщательностью, ногти судорожно сцепленных
пальцев безукоризненно отполированы. Ничто в ее внешности
не позволило бы догадаться о сцене, происходившей час тому
назад в кухне.
Стеллы — Сяо Фын-ин—в комнате не было. Приехав, она
сразу вызвала У Вэя, приказала ему отнести ее вещи в ком¬
наты, приготовленные для гостей, и последовала за ним на¬
верх. С тех пор ее никто не видел.
Скоро в столовой, казалось, уже не осталось кислорода.
—	Я думаю, — сказал Баркли, — нам лучше перейти
в сад.
Биб смешался. Он не решался сказать, что страх не по¬
зволяет агентам даже на дюйм приподнять стальные шторы,
а не то чтобы ночью высунуть нос из дома. Вместо него от¬
ветила Мэй:
—	Ответственность за вашу жизнь, сэр, лежит на мне, и
ничто, — она любезно улыбнулась Баркли:—даже ваше при¬
казание, не заставит меня отворить хотя бы одну дверь рань¬
ше завтрашнего утра.
—	Но... — Баркли провел пальцем за воротом, — я за¬
дыхаюсь...
—	Пройдемте в библиотеку, там не так жарко, — сказала
Мэй и посмотрела в сторону окаменевшей Ма:—А наша ми¬
лая хозяйка тем временем распорядится приготовлениями
к ужину.
648

Не ожидая согласия Баркли, Мэй направилась к двери.
За нею двинулись все, кроме Ма, даже не поднявшей
глаз.
Оставшись одна, она продолжала сохранять неподвиж¬
ность. Мучительные мысли раздирали ее мозг: как ловко об¬
манула ее провокаторша Ада! После того, что Ма слышала
у двери, она может с уверенностью сказать: убив Анну, Ада
убила верного товарища. Трудная игра, которую Ма вела
столько времени по заданию штаба, требовавшего самой стро¬
гой конспирации и беспрекословного подчинения, iip-ивела ее
в ловушку. Виновата ли она в этом? Был ли у нее другой
•выход? Ведь если бы она на йоту хуже играла роль преда¬
тельницы, то ей не поверили бы враги. Она играла честно, как
могла. Ошибка совершена в последний момент. Но разве Ма
могла знать, что враги овладели паролем уполномоченного
партизанского штаба? Или и самое сообщение об этом паро¬
ле, принесенное девочкой, было подстроено полицией? Значит,
полиция знала и об истинной роли Ма? Почему же ее еще не
схватили? Чего они ждут?
Ма подняла голову и обвела взглядом двери, окна: ни
одной лазейки. Достаточно ей на один дюйм поднять любую
из стальных штор, как тревожные звонки по всему дому да¬
дут знать агентам об ее попытке. Так что же остается, что
остается?..
Ма стиснула руки так, что хрустнули пальцы. Можно же
так распуститься! Как будто не ясно, что нужно делать. Раз
провалилось ее так бережно хранившееся инкогнито, если
нельзя больше рассчитывать пленить палача Янь Ши-фана,
нужно его убить. Его, и Баркли, и Аду. А тогда... тогда пусть
кончают и с нею самой. Ма провела рукой по лицу. Так,
именно так она и поступит!..
Окончательно сбросив оцепенение, Ма нажала кнопку
звонка и, не глядя на вошедшую Тан Кэ, строго сказала:
—	Подавайте закуски.
Ма поднялась к себе, вынула из туалета маленький пи¬
столет и положила его в сумочку. Когда она вернулась в сто¬
ловую, стол был готов. Она окинула его привычным взглядом,
сделала несколько исправлений в сервировке и отпустила
горничных. Вдруг она услышала в отворенную дверь шаркаю¬
щие шаги Баркли. Это было для нее так неожиданно, что
когда она действительно увидела входящего генерала, паль¬
цы ее судорожно сжали сумочку, словно он мог сквозь замшу
увидеть лежавшее там оружие.
—	На нашу долю не так часто выпадает удовольствие
провести спокойный вечер... — с этими словами американец
без стеснения оглядел китаянку с ног до головы.
649

Он говорил что-то пошлое, но сознание Ма не воспринима¬
ло его слов. Ее мозг был целиком занят одним неожиданным
открытием: он не знает! Значит, Ада еще не сказала ему, что
Ма — Мария — подпольщица-партизанка! А может быть, это
только новая ловушка? Может быть, этот гнусный американец
играет с нею, как кошка... Впрочем... не все ли равно? Зачем
бы он ни явился сюда, он здесь, перед нею, не ожидающий
того, что за спиною она открывает сумочку, опускает в нее
руку, нащупывает прохладную сталь пистолета, охватывает
пальцами его рукоятку, отводит кнопку предохранителя, мед¬
ленно, осторожно1 вынимает оружие из сумочки...
Вдруг крик испуга вырвался у Ма: запястье ее правой ру¬
ки, держащей пистолет, было до боли сжато чьими-то силь¬
ными пальцами... Любезно улыбаясь, за спиною Ма стояла
Мэй.
—	Что случилось? — удивленно спросил ничего не заме¬
тивший Баркли.
—	Я уже говорила вам, — с усмешкой ответила Мэй: —
у нашей милой хозяйки нервы не в порядке.
—	В таком райском уголке, как эта миссия, можно иметь
расстроенные нервы? — Баркли рассмеялся. — Теперь я ви¬
жу, мисс Мария, вам нужен отдых. И могу вас уверить: хо¬
тите вы или нет, вам придется им воспользоваться. — Он
обернулся к Мэй: — Поручаю ее вашему попечению. Наде¬
юсь, вы найдете такое надежное место, где наш верный друг
сестра Мария сможет отдохнуть.
—	В этом вы можете быть уверены, — сказала Мэй.
«Вот и все, — подумала Ма. — Вот и все».
А Мэй спокойно спросила:
—	Пятнадцати минут вам достаточно, сэр, чтобы пере¬
одеться к ужину? — Не ожидая ответа, отворила дверь кухни,
жестом пригласив в нее Ма.
Ма послушно вышла и повязалась фартуком. Кушанья
стояли в том виде, как их, уходя к себе, оставила У Дэ.
Действуя машинально, словно не сознание, а какая-то посто¬
ронняя сила управляла ее руками, Ма принялась за работу.
Она не слышала, как за ее спиною затворилась дверь, как
Мэй и Баркли вышли из столовой.
Через несколько минут в комнате задребезжал телефонный
звонок. Снова и снова. Ма не слышала его. На звонки в сто¬
ловую вошел Биб:
—	Алло... Да, слушаю... Это я, Биб, сэр.
Краска сбегала с лица Биба по мере того, как он слушал.
Потом выражение растерянности сменилось у него маской ис¬
пуга, рот полуоткрылся и растерянно растопырились толстые
пальцы свободной руки.
650

Никто не мог слышать того, что слышал агент:
«...Почему вы молчите, вы, идиот? Повторяю вам: настоя¬
щая Ада перехвачена красной парашютисткой, спустившей¬
ся в окрестностях нашего города. В трупе, найденном в ов¬
раге, опознали Аду».
—	Но позвольте, сэр,— решился прошептать Биб,— эта
особа явилась сюда от вас...
«Боже мой, какой вы кретин! — кричала мембрана. —
Это диверсантка, ее нужно схватить, немедленно схватить!
Что же вы молчите?.. О боже, вы сведете меня с ума!.. Эй
вы, сейчас же арестуйте ее!.. Я выезжаю сам... Не дайте ей
уйти!»
Биб, не дослушав, опрометью бросился к механизму, при¬
водившему в действие стальные шторы дверей, так как услы¬
шал тревожный звонок, говоривший о том, что кто-то пытает¬
ся поднять этот щит. И действительно, вбежав в холл, Биб
увидел, как двое скользнули в щель между полом и щитом.
Один из них был У Вэй — это Биб хорошо видел, вторая
была женщина. Биб не разобрал, кто она, только с уверен¬
ностью мог сказать: это не «Ада». Все остальное, по срав¬
нению со страхом упустить диверсантку, казалось ему таким
малозначащим, что он не стал раздумывать над этим случаем
и поспешил повернуть рукоять механизма. Стальные щиты
со стуком стали на места.
Дверь порывисто распахнулась, и вошла оживленная,
улыбающаяся Мэй:
—	Ну, как ужин? — Тут она заметила Биба. Его вид по¬
разил ее. — Вам нехорошо?..
—	...О, напротив... — попытался он ответить как можно
тверже, но это ему плохо удалось.
—	Сегодня вечер сюрпризов, — сказала Мэй. — Сейчас
произойдет нечто...
—	О да, — перебил он ее. — Сейчас произойдет нечто.
Я поднесу вам такой сюрприз, какого вы не ожидаете.
—	Вот как? У вас для меня тоже кое-что есть?
—	Кое-что!..
Биб лихорадочно обдумывал, что следует сделать. Без
участия Кароля он не решался приступить к делу. Разве мог
он один арестовать эту страшную женщину?
Агент незаметно пятился. Ему оставалось до двери всего
несколько шагов, когда в комнату вошла Ма.
—	Ужин го... — при виде лица Биба слова замерли у нее
на губах. Он встретил ее торопливым вопросом:
—	У вас есть оружие?
Это удивило ее не больше, чем если бы он просто предло¬
жил ей поднять руки. Она покорно ответила:
651

—	Нет.
Но то, что произошло дальше, перевернуло все ее представ¬
ление о происходящем. Биб шагнул к ней и протянул ей пи¬
столет.
—	Вот... Держите ее под дулом пистолета, — он указал
на Мэй, — не спускайте с нее глаз, при первом движении
стреляйте. Стреляйте без колебаний!
Удивление помешало Ма что-нибудь ответить.
—	Я сейчас же вернусь, — бросил Биб и исчез за
дверью.
Ма понимала одно: под дулом ее пистолета стоит прово¬
катор; Биб, как и Баркли, еще ничего не знает о ней самой,
о Марии — Ма. Если она убьет сейчас Аду, то никто ничего
и не узнает...
Если бы не необычайное спокойствие Мэй и прямой взгляд,
устремленный на Ма, та, наверно, спустила бы курок. Но
выдержка Мэй сбила Ма с толку...
В комнату вбежали горничные. Не громко, но так, что все
могли отчетливо слышать, Мэй сказала:
—	Светлая жизнь вернется. Мы сумеем ее завоевать. Не
правда ли?
Она улыбнулась при виде растерянности, которую не в си¬
лах были скрыть девушки.
—	Не верьте ей, она агент врагов! — крикнула Ма.
—	Если бы это было так, вы уже были бы в наручни¬
ках, — невозмутимо сказала Мэй.
А Ма истерически кричала:
—	Это она убила Анну! Она сказала, что Анна предатель¬
ница.
—	Я в ваших руках, вы всегда успеете меня убить, — все
так же спокойно проговорила Мэй. — А пока я скажу: это
был суровый экзамен для товарища Ма Ню. У нас появилось
подозрение, что из маскировки под предательницу ее деятель¬
ность перешла в настоящее предательство. Давая ей задание
убить «провокаторшу», я хотела знать правду: если Ма Ню
наш человек, она согласится убить Анну; если же она не за¬
хочет выполнить приказ, значит она...
—	Вы могли! — воскликнула Ма.
—	Эта работа требует жестокой проверки.
—	И все-таки вы ее убили! — крикнула Ма.
Прежде чем Мэй успела ответить, дверь отворилась^-в ней
стояла У Дэ. У нее был заспанный вид. Не понимая, что
происходит, она в беспокойстве спросила:
—	Опоздала с ужином? — Заметив Мэй, улыбнулась: —
Спасибо за лекарство: головная боль совсем прошла.
652

:— Оставайтесь здесь! — приказала Мэй девушкам. —
С минуту на минуту должны спуститься эти дураки Биб и Ка¬
роль, и, может быть, с ними сойдут «высокие гости» — наши
пленники. Ваша задача — не дать им поднять шум. На каж¬
дую из вас по агенту — это вам по силам. Нам с У Дэ оста¬
ются генералы. «Гости» должны быть взяты живыми, а с
теми можете не церемониться.
У Дэ молча готовила веревку.
Между тем в комнате наверху Баркли с недоверием слу¬
шал сообщение запыхавшегося, бледного Биба.
—	Давайте сюда второго идиота! — приказал он.
Биб опрометью бросился прочь и через минуту вернулся
с Каролем. Тогда Баркли направился к комнате Янь Ши-фа¬
на, без предупреждения толкнул дверь ногою и тут же
убедился, что комната пуста.
—	Он, наверно, у этой маленькой китаянки Стеллы, сэр!—
крикнул Кароль и толкнул было дверь в комнату Сяо Фын-ин.
Но эта дверь оказалась запертой. «Агенты забарабанили в нее
кулаками. За нею царило молчание.
—	Вышибайте! — приказал Баркли.
Агенты навалились на дверь и через минуту всё трое были
в комнате. Перед ними, развалясь в кресле, сидел Янь Ши-
фан. Казалось, шум не нарушил безмятежного сна китайца:
веки его оставались опущенными, руки спокойно лежали на
подлокотниках. Баркли потряс его за плечо, и голова китай¬
ца безжизненно свалилась на плечо.
—	Где эта тварь? — в бешенстве заорал Баркли на аген¬
тов. — Я вас спрашиваю: где Стелла?
Отвесив пощечину растерянно мигающему Бибу, Баркли
бросился к лестнице и, прыгая сразу через три ступеньки, сбе¬
жал в столовую. Прямо напротив него спокойно стояла
Мэй.
—	Взять! — крикнул Баркли.
Биб растерянно топтался. Кароль, широко растопырив
руки, двинулся к Мэй. Мэй не стала ждать, пока он обойдет
стол, и крикнула:
—	Товарищи, ко мне!
Девушки вбежали с пистолетами наготове и сразу напра¬
вили их на агентов. Те покорно подняли руки и замерли там,
где были. Баркли же ответил выстрелом в Мэй. Бросившаяся
вперед Го Лин прикрыла ее своим телом и упала, раненная
в грудь. В следующее мгновение метко пущенная -рукою Мэй
тарелка угодила Баркли в голову. Он выронил оружие и че¬
653

рез минуту лежал связанный. Агенты, стоявшие теперь под
дулами двух пистолетов, наведенных на них одною Тан Кэ,
не делали попыток прийти ему на помощь. Так же безропотно
они дали себя связать.
13
Только бы не заплакать, только бы ие заплакать! Больше
Цзинь Фын не думала ни о чем. Ни на что другое в сознании
уже и не оставалось места. Когда офицер ударил ее по пер¬
вому пальцу, все клетки ее маленького существа настолько
переполнились болью, что казалось, ничего страшнее уже
не могло быть. Она закричала, но из-под ее крепко сжатых
век не скатилось ни слезинки. Потом ей разбили второй па¬
лец, третий, четвертый... Японец ударял молотком спокойно,
словно делал какое-то повседневное, совсем обыкновенное
дело. И так же спокойно рыжий американец наблюдал
за этим делом, приготовив бумагу, чтобы записать показания
девочки. Скоро ее маленькие загорелые руки стали огромны¬
ми и синими, как у утопленника. И все же она ничего не
ответила на воцросы переводчика. Американец хотел знать,
с какими поручениями партизан ходила Цзинь Фын. К кому,
куда, когда? И еще он хотел зцать, где находятся в городе
выходы из подземных галлерей. Но Цзинь Фын словно и не
слышала его вопросов, только думала: не плакать, не плакать.
Потом ее били головой об стол и спиной о стену. Когда
Цзинь Фын теряла сознание, ее поливали водой, ©тыкали ей
иголку шприца с какою-то жидкостью, от которой девочка
приходила в себя, пока опять не теряла сознания. И так про¬
должалось, пока комната, где ее пытали, не залилась ярким-
ярким светом и в комнату не дорвались «Красные кроты»:
и командир с рукой, висящей на перевязи, и маленький на¬
чальник штаба, и высокий рябой начальник разведки, и радист.
Цзинь Фын так ясно видела все морщинки на лице радиста
со въевшейся в них копотью! И все партизаны стреляли
в японца и американца, и на всех них были новые ватники,
а поверх ватников—крест-накрест пулеметные ленты. Совсем
как нарисовано на плакате, висевшем над ее местом на кане
в подземелье штаба. Партизаны стреляли, а японец и рыжий
американский офицер подняли руки и упали на колени.
А когда командир «кротов» увидел Цзинь Фын, прикрученную
ремнями к широкому деревянному столу, он бросился к ней
и одним ударом ножа пересек путы. И ей стало так хорошо-
хорошо, как будто она сделалась легкой-легкой и понеслась
куда-то. Она успела прошептать склонившемуся- к ней коман¬
диру, что никого не выдала и ничего не сказала врагам. И что
654

она не плакала, честное слово, не плакала. Ведь «Красные
кроты» не плачут никогда!..
И Цзинь Фын уснула. Последнее, что она видела: коман¬
дир опустил на нее жаркое шелковое полотнище большого-
большого красного знамени, закрывшее от нее весь мир...
Мэй и У Дэ перевязали раненую Го Лин.
Из сада донесся настойчивый гудок автомобиля, еще
и еще. Затем послышался грохот, словно ломали ворота, и че¬
рез несколько минут удары посыпались на дверь дома. Звон
стекла, треск ломаемого дерева — и стальной ставень загудел
от тарана.
На несколько мгновений наступила тишина, потом удары
раздались с новой силой. Мэй казалась совершенно спокой¬
ной. Никто, кроме нее самой, не замечал, как вздрагивала
ее рука с часами, на которые она смотрела, почти не
отрываясь. Вот глухой удар близкого взрыва заглушил даже
грохот ударов по ставням, и Мэй оторвала взгляд от ци¬
ферблата:
—	Всем оставаться на местах!
Несколькими прыжками она взбежала на второй этаж
и с жадностью прильнула к похожему на иллюминатор
маленькому оконцу в конце коридора. Возглас неудер¬
жимой радости вырвался у нее из груди: вся окрестность
была освещена ярким пламенем, вырывавшимся из окон
церкви.
Так же стремительно Мэй спустилась обратно.
—	Если бы на моем месте были вы, — скороговоркой
обратилась она к связанному Баркли,— то через пять минут
этот дом был бы подожжен...
—	Вместе с вами и с этой компанией? — язвительно спро¬
сил Баркли.
—	Нет, нас тут не было бы, а вы вместе с этими двумя
идиотами были бы уничтожены огнем, как последние следы
задуманного вами отвратительного преступления, так же, как
та мерзость, которую вы спрятали в церкви.
—	Такими дешевыми утками меня не проведешь, — презри¬
тельно сказал он.
—	Хотите доказательств? Сейчас получите. Погасите
свет! — приказала Мэй, под испуганными взглядами женщин
подбежала к приводу ставней и приподняла на дюйм сталь¬
ную штору одного из окон. Но этого дюйма оказалось доста¬
точно, чтобы зарево пожара осветило всю комнату.
—	К утру ваши головы будут красоваться на кольях у сте¬
ны Тайюани! —в бешенстве крикнул Баркли.
655

Часы в столовой громко пробили двенадцать. -Звон послед¬
него удара еще висел в воздухе, когда послышалось нечто
похожее на отдаленные раскаты грозы и задрожали стены
дома. Этот гром все усиливался, нарастал, волнами ударялся
в стальные щиты ставней.
Все удивленно насторожились. Мэй выпрямилась и, пере¬
силивая шум, крикнула:
—	Товарищи! Начался штурм Тайюани, который будет
последним. На всем пространстве Китая, вплоть до южного
берега Янцзы, больше не будет ни одного не разгромленного
очага сопротивления врага... Слава свободному Китаю, слава
китайскому народу и его коммунистической партии! Да здрав¬
ствует вождь китайского народа председатель Мао Цзе-
дун... — Она сделала маленькую паузу, чтобы набрать воз¬
духу. — А теперь, тетушка У Дэ, возьмите острый нож. Вы,
как повариха, управитесь с ним лучше всех. — Мэй подошла
к Баркли. Его расширенный ужасом взгляд метался от одного
лица к другому. — Идите сюда, тетушка У, — сказала Мэй
и перевернула спеленутого веревками генерала лицом к по¬
лу. — Режьте! — И, почувствовав, как в ее руках судорожно
забился Баркли, не удержалась от смеха. — Режьте веревки,
тетушка У Дэ! Быстрее, время дорого!.. Встаньте, Баркли!..
Я к вам обращаюсь, вы... — повторила она, видя, что Баркли
лежит, скованный страхом. — Встаньте, вы мне нужны в ка¬
честве носильщика...
Баркли поднялся и, задыхаясь от бессильного гнева, про¬
хрипел:
—	Вы преступница, и судить вас будут американцы...
—	Возьмите раненую!..—оборвала его Мэй.—Осторожней!
Идите за мной. — Она перешла в кухню и три раза стукнула
ногою в пол. В углу медленно поднялся большой квадрат
пола, и полоса яркого света ворвалась снизу в темную кухню.
В этом свете появилось строгое лицо Сань Тин.
—	Все готово? — спросила Мэй.
Сань Тин с усилием отодвинула кусок пола.
—	У Дэ, Тан Кэ, Ма Ню! — командовала Мэй. —Помоги¬
те опустить раненую в подземный ход.
Ма в нерешительности остановилась.
—	А У Вэй? — негромко проговорила она.
—	Он сделал свое дело вместе с товарищем Сяо Фын-
ин — поджег склад чумных препаратов.
При имени Стеллы, которую подпольщики знали как из¬
менницу, раздались возгласы удивления.
—	Теперь они, надеюсь, уже далеко, — сказала Мэй. —
Быстрее, быстрее, товарищи!..
656

Через несколько минут люк был поставлен на место
и в кухне снова воцарилась темнота. За стенами дома про¬
должала грохотать буря все нарастающей канонады.
Канонада была слышна и в глубоком подвале, где нахо¬
дился «следственный отдел» объединенной американо-гомин-
дановской контрразведки.
-Сидевший за столом рыжий американец приложил носовой
платок к расковыренному прыщу и, страдальчески сморщив¬
шись, поглядел на появившееся на полотне крошечное пят¬
нышко крови.
—	Так вы, доктор, считаете, что девчонка не может гово¬
рить? — спросил он у стоявшего напротив стола японца в фор¬
ме офицера гоминдановской армии.
—	Может быть, через две-три недели... — неуверенно про¬
говорил японец.
—	Вы шутник! Через два-три дня на моем стуле будет си¬
деть какой-нибудь красный дьявол, если мы не заставим эту
маленькую китайскую дрянь открыть нам, где находятся вы¬
ходы из катакомб в город.
Японец со свистом втянул в себя воздух и молча покло¬
нился. Американец ничего не мог прочесть на его лице и со
злостью отшвырнул недокуренную сигарету.
—	Вы должны заставить ее говорить!
Японец сжал кулаки у груди и виновато уставился на аме¬
риканца.
—	Если бы вы, сэр, не применили к ней такой системы
допроса, сэр... Если бы вы учли, что она еще совсем маленькая
и не может выдержать того, что выдерживает взрослый че¬
ловек, сэр...
—	Не учите меня, — грубо оборвал его рыжий, — я сам
знаю, что может выдержать китайский партизан! Эти дьяволы
живучи!
—	У нее был очень истощенный организм, сэр, — оправ¬
дываясь, пробормотал японец.
—	Какого же чорта вы не предупредили меня!
—	Если бы вы спросили меня, я сказал бы вам, сэр, что
ей можно раздробить пальцы, можно даже вывернуть руки,
но то, что вы сделали с ее животом, сэр... Это очень сильное
средство, сэр.
—	Подумаешь!—с кривой усмешкой проговорил америка¬
нец. — Другим мы прикладываем к животу целые горшки
углей, а эта не выдержала и одной пригоршни... Так вы
категорически заявляете, что она больше ни на что
не годна?
42 Заговорщики
657

—	Если вы не дадите нам хотя бы неделю на восстанов¬
ление.
Тут до слуха американца докатились, наконец, раскаты
непрерывных разрывов, грохотавших над городом. Он обеспо¬
коенно поднялся из-за стола.
—	Слышите?.. Не кажется ли вам, что в нашем распоря¬
жении остаются часы? Не время разводить тут лечебницы
для партизан... Я доложу генералу, что из-за вашей непре¬
дусмотрительности девчонка не дала нам никаких пока¬
заний.
Японец покорно склонил голову и закрыл глаза, чтобы не
дать американцу заметить загоревшейся в них ненависти.
Американец поспешно пристегнул пистолет.
—	Я тороплюсь. Передайте от моего имени китайскому
комиссару, что девчонка должна быть повешена. И не утром,
когда этот увалень выспится, а сейчас же, на городском буль¬
варе, чтобы ее было хорошо видно.
Он уже взялся за ручку двери, когда японец остановил его:
—	Если вы позволите, сэр, я передам от вашего имени,
сэр, чтобы ее повесилй за ноги, сэр.
—	Хоть за язык, если доставит вам удовольствие.
—	Униженно благодарю вас, сэр. — И японец отвесил
спине удаляющегося американца низкий поклон.
В этот миг над их головами послышался страшный грохот,
и яркий свет ослепил японца. Он уже не видел, как отбро¬
шенный взрывом прыщавый американец раскинул руки и раз¬
мазался по. стене багрово-серым месивом из мяса, костей,
сукна и известки. Это месиво даже не имело формы челове¬
ка. Японец ничего этого не видел из-под сотни тонн обрушив¬
шегося кирпича, под которым исчезло его маленькое, так лег¬
ко сгибавшееся в поклонах тело.
Командир отряда «Красных кротов» ие спал всю ночь.
Книжка лежала развернутыми страницами к одеялу. Он брал
ее и снова клал, не читая; все ходил и ходил из угла в угол
по тесному подземелью и здоровой левой рукой нервно тер
поверх повязки больную правую.
Так он ходил, когда явился начальник разведки и доло¬
жил, что церковь миссии сгорела дотла, Янь Ши-фан отравил¬
ся, а в плен взят американец Баркли. Потом пришел началь¬
ник штаба и доложил, что с земли прибыла связь. Командир
велел ввести связного, и в подземелье вошла Сань Тин. Она
пошатывалась от усталости и с благодарностью оперлась
о руку командира, усадившего ее на кай.
Внимательно присмотревшись к командиру, словно мыслен¬
658

но сравнивая его внешность с полученным описанием, и про¬
верив пароль, Сань Тин сказала:
—	Генерал Пын Дэ-хуай не мог доверить этот приказ
радио. Это очень важно.—И, прикрыв глаза, она, как заучен¬
ный урок, проговорила: — Генерал Пын Дэ-хуай приказывает
вам выйти в город. Там оборону южного вала держат две
японские бригады, вы их, вероятно, знаете: те, что сформиро¬
ваны американцами для Янь Ши-фана. Это смертники. Поэто¬
му взятие Южных ворот обойдется нашим войскам во много
жизней. Ваша задача: ударить японцам в тыл и облегчить
задачу наших наступающих войск.
Она замолчала. Командир думал, что приказ окончен,
и сказал:
—	Хорошо.
Но Сань Тин остановила его движением руки и, наморщив
лоб, как если бы старалась возможно точнее передать слова
Пын Дэ-хуая, продолжала:
—1 Между восемью и девятью вечера дивизия Да Чжу-гэ
должна достичь рубежа Голубой пагоды. Это будет его исход¬
ной позицией для атаки Южных ворот. От Голубой пагоды
он даст вам сигнал красными ракетами: одна и две. — Сань
Тин открыла глаза и, посмотрев на командира, раздельно
повторила: — Одна и две! Это начало атаки.
—	Хорошо, — ответил командир, — одна и две.
Несколько мгновений он, видимо, обдумывал приказ, но,
вместо того чтобы отдать его начальнику штаба, преодолевая
заметное смущение, снова обратился к Сань Тин:
—	Ведь вы участвовали в операции против католической
миссии?
—	Да, — неохотно ответила она.
—	Не видели ли вы там мою связную? Ее зовут
Цзинь Фын.
—	Там было много девушек, — неопределенно ответила
Сань Тин.
—	Совсем маленькая девочка, — с застенчивой улыбкой
пояснил командир, — у нее в косичке красная бумажка...
Сань Тин нахмурилась:
—	Не помню...
—	Да, да, конечно, — виновато проговорил командир, —
об этом, конечно, потом...
Он стал отдавать приказания, необходимые для вывода
отряда в город, а когда обернулся к Сань Тин, то увидел, что
она спит, привалившись спиной к холодной стене подземелья.
Ему показалось, что лицом она напоминает его маленькую
связную. Только волосы ее не были заплетены в косичку,
а коротко острижены, как у мальчика, и на ногах были такие
42*
659

изорванные сандалии, каких он никогда не допустил бы у се¬
бя в отряде. Собственно говоря, это даже не были уже санда¬
лии, а одни тесемочки без подошв, перепачканные кровью
израненных ног...
Это было 22 апреля 1949 года. Командир очень хорошо
запомнил дату, потому что в этот день он вывел своих «кро¬
тов» на поверхность земли, освещенную лучами солнца. Ему
это солнце казалось вовсе не заходящим, а поднимающимся
над горизонтом. Из-за окружающих гор к небу устремлялись
уже последние потоки света, а ему все чудилось, что это заря
великой победы, восходящая над Китаем. Хотя и находясь
под землей, командир вовсе не был оторван от жизни своей
страны и знал о великих подвигах народа на фронтах осво¬
бодительной войны; эти подвиги никогда не казались ему
такими сверкающе прекрасными, какою предстала победа
сегодняшнего дня, еще не одержанная, но несомненная.
Сегодня «кротам» предстоял открытый бой наравне с регуляр¬
ными частями войск Пын Дэ-хуая. И командиру казалось
особенной удачей то, что нужно было драться с ненавист¬
ными японцами — наемниками не менее ненавистных амери¬
канцев.
Все ликовало в душе командира, когда он шел подземны¬
ми галлереями во главе своего отряда. Настроение его было
настолько приподнято, что он, обычно тщательно взвешивав¬
ший каждое слово начальника разведки, теперь не очень вни¬
мательно слушал шагавшего рядом с ним высокого худого
шаньсийца. А тот, как нарочно, именно сегодня, впервые за
долгое знакомство с командиром, оказался необычайно разго¬
ворчивым. Когда он говорил, даже нечто похожее на улыбку
пробегало по его темному, обычно такому хмурому рябому
лицу.
—	Ровно десять лет тому назад, — говорил шаньсиец, —
неподалеку отсюда, в моей родной Шаньси, я вот так же шел
в полной .темноте впереди отряда, которым командовал
товарищ Фу Би-чен. Это было мое первое сражение с япон¬
цами, и оно едва не стало и последним. Тогда я получил пулю
в спину от своих...
Только тут командир вскинул на рассказчика удивленный
взгляд и мимоходом переспросил:
—	Извините, я не ослышался: от своих?
—	Да. Это была моя вина:	я побежал вперед, в сто¬
рону японцев, раньше времени, и свои приняли меня за из¬
менника...
—	Зачем же вы побежали? — все так же невнимательно
спросил командир.
660

—■ Должен вам сознаться, что тогда я не меньше, чем
о победе, думал о тех, кто остался на мельнице..;
—	На мельнице?
Командир споткнулся о камень в подземном ходе и успел
уже забыть о своем вопросе, когда начальник разведки ска¬
зал:
—	На мельнице остались моя жена и маленький цветок
нашей жизни — дочь... Она умела только лепетать: мяу-мяу.
— Маленький цветок,.. — повторил за ним командир. —•
Как вы думаете, что могло случиться с Цзинь Фын?
—	Война есть война, — ответил начальник разведки и, на¬
правив свет фонаря на новое препятствие, предупредил: —
Пожалуйста, не споткнитесь.
—	Вы заговорили о своей девочке, и я невольно вспомнил
нашу маленькую .Цзинь Фын.
—	Была отличная связная.
—	Я не хочу вашего «была», — несколько раздраженно
произнес командир. — Я надеюсь.
—	Война есть война, — повторил начальник разведки.
—	Но война не мешает же вам помнить о вашем малень¬
ком цветке.
—	О, теперь мой цветок уже совсем не такой маленький—
ему одиннадцать лет.
—	Вот видите: вы о нем думаете!
.— Да, но только думаю. За десять лет я видел мою дочь
всего один раз, когда мы проходили через Шаньин. Там она
живет и учится в школе для детей воинов... Если бы вы зна¬
ли, какая она стала большая и ученая! Гораздо более ученая,
чем старый мельник, ее отец. — Он подумал и заключил: —
Если война продлится еще года два, она тоже станет «дьяво¬
ленком» и, может быть, будет связной в таком же отряде,
как наш.
—	Нет, война на китайской земле не продлится два года,
она не продлится даже один год. Заря великой победы уже
поднялась над Китаем. Враги бегут, и недалек день, когда мы
сбросим в море последнего гоминдановского изменника и по¬
следнего янки. И никогда-никогда уже не пустим их обратно.
—	Да, у народа мудрые вожди, — согласился начальник
разведки,—и храбрые полководцы: враг будет разбит, даже
если нам придется воевать с ним еще десять раз, по десять
лет каждый.
—	Война — великое бедствие, ее не должно быть боль¬
ше, — возразил командир. — Наша мудрость говорит: «Гнев
может опять превратиться в радость, злоба может опять
превратиться в веселье, но разоренное государство ие возро¬
дится, мертвые не оживут. Поэтому просвещенный правитель
661

очень осторожен по отношению к войне, а хороший полково¬
дец остерегается ее. На этом пути сохраняешь государство
в мире и армию в целости». Ваш цветок уже не будет связным
в отряде, подобном нашему. Потому что не будет больше под¬
земной войны, и никакой войны не будет. Ваш цветок будет
учиться в Пекинском университете и станет ученым человеком.
—	Девушка? — с недоверием спросил начальник развед¬
ки. — Извините меня, но я этого не думаю.
—	Могу вас уверить, — сказал командир. — Женщина
Китая уже доказала, что ни в чем не уступает мужчине.
Посмотрите, как она трудилась во время войны, веДя хозяй¬
ство ушедшего на борьбу с врагом мужчины! Посмотрите, как
она с оружием в руках дралась бок о бок с мужчиной!
Неужели же вы сомневаетесь, что она займет свое место ря¬
дом с ним и после войны?
—	Мужчина — это мужчина, — проговорил бывший мель¬
ник. — Я не уверен...
Командир перебил его:
—	Спросите себя:	чего вы хотите для своего цветка?
И вы узнаете, чего хотят для своих дочерей все китайцы.
—	И вы тоже? — спросил шаньсиец.
—	У меня нет больше ни жены, ни дочери, ни дома.
Но я надеюсь, что Цзинь Фын заменит мне дочь, как только
кончится война.
—	И вы хотите, чтобы она тоже училась в Пекинском
университете?
—	Непременно! — уверенно проговорил командир. Он хо¬
тел сказать еще что-то, но тут в лицо ему потянуло свежим
воздухом: выход из-под земли был близок. Командир остано¬
вился и поднял фонарь, чтобы собрать растянувшийся отряд.
14
В свете фонаря, который нес начальник разведки, своды
катакомб казались еще ниже, чем были на самом деле; они
давили на идущих всеми миллионами тонн земли, лежащей
между подземельем и ночью озаренной непрерывными вспыш¬
ками орудийных выстрелов и разрывов. Внизу не было ни
выстрелов, ни грохота разрывов. Воздух там был неподвижен,
холоден и сыр. Тени идущих, отбрасываемые неверным мер¬
цанием фонаря, приводили в движение стены ходов и неров¬
ные своды; они ломались и даже как будто извивались, теряя
временами свои подлинные очертания и заставляя идущего
впереди начальника разведки приостанавливаться, чтобы раз¬
личить знаки, отмечающие повороты.
662

Начальник разведки двигался медленно. Не столько пото¬
му, что он был ранен в но-гу, сколько потому, что шедший за
ним приземистый боец не мог итти быстро. Его лицо лосни¬
лось от пота, из-под закатанных рукавов ватника виднелись
напряженные жгуты мускулов. Ему было тяжело нести Цзинь
Фын, найденную «кротами» в подвале разгромленного ими
дома американо-гоминдановской тайной полиции. Боец нес
девочку почти на вытянутых руках, боясь прижать к себе.
Это причинило бы ей страдания. Боец изредка останавли¬
вался, чтобы перевести дыхание.
Иногда во время таких остановок боец присаживался на
корточки, чтобы упереть локти в колени. Его локти дрожали
мелкой-мелкой дрожью, и все же он не решался опустить но¬
шу. Командир приказал вынести ее из города подземными
ходами и доставить в усадьбу католической миссии, где меди¬
цинская служба НОА уже развернула полевой госпиталь.
Боец и считал, что только там он сможет опустить искалечен¬
ную Цзинь Фын на стол перед врачами. Наверно, они
поставили там такие же столы, накрытые белыми клеенками,
какой был у их собственного врача Цяо Цяо в подземелье
«Красных кротов».
Пока боец отдыхал, начальник разведки строил предполо¬
жения о том, что может сейчас делаться наверху. Он был ра¬
нен в то время, когда, атакованные «кротами» с тыла
и с фронта, японские бригады смертников прекратили со¬
противление и сдались, открыв проход у Южных ворот Тай¬
юани. Ни начальник разведки, ни тем более простой боец не
имели представления о том, что этот боевой эпизод вовсе не
был началом штурма Тайюани, а одною из последних фаз
падения этой сильной крепости врага, столько времени дер¬
жавшейся в тылу НОА. Впрочем, не только эти двое не знали
истинных размеров победы под Тайюанью, где было взято
в плен около восьмидесяти тысяч гоминдановских солдат, из
числа девятнадцати дивизий, составлявших гарнизон крепости.
Остальные, пытавшиеся остановить победоносное наступление
народа, были уничтожены...
Ни начальник разведки, ни простой боец этого еще не зна¬
ли. Они еще только гадали о том,* что, может быть, скоро
Тайюань падет и 1-я полевая армия Пын Дэ-хуая двинется
дальше на запад, чтобы изгнать врага из Нинся, Ганьсу,
Цинхая и Синцзяия.
Оба они не могли еще иметь представления о том, что
меньше чем через месяц после падения Тайюани падет и глав¬
ная база американских войск и флота в Китае — Циндао — и
солдаты морской пехоты США покинут Китай, чтобы уже ни-
когда-никогда в него не вернуться. Пройдет не два года и да¬
663

же не год, а всего шесть лун, и на весь *мир прозвучит клич
Мао Цзе-дуна:
«Да здравствует победа народно-освободительной войны
и народной революции!
Да здравствует создание Китайской народной республики!»'
И начальник разведки отряда «Красных кротов», бывший
мельник из Шаньси, впервые ставший солдатом в отряде Фу
Би-чена, и молодой боец, чьего имени не сохранила история,
который, как драгоценнейшую ношу, держал на руках ма¬
ленькую связную Цзинь Фын, услышат этот призыв вождя,
если только к ним не будут относиться скорбные слова пред¬
седателя Мао, при произнесении которых склонятся головы
миллионов:
«Вечная память народным героям, павшим в народно-осво¬
бодительной войне и в народной революции!..»
Но сейчас ни тот, ни другой не знали, что будет через
полгода, как не знали и того, что случится завтра и даже че¬
рез час.
Сделав несколько затяжек из трубки, раскуренной спут¬
ником, молодой боец поднимался и шел дальше. Так про¬
шли они больше четырех ли и приблизились к последнему
разветвлению: направо галлерея уходила к деревне, лежащей
на пути в миссию, налево, через какую-нибудь сотню
шагов, были расположены пещеры, представлявшиеся им
не менее близкими, чем отчий дом, ибо в них они про¬
вели много-много дней среди своих боевых товарищей. Тут
старый рябой шаньсиец остановился.
—	До выхода, ведущего к миссии, по крайней мере, два
ли, — сказал он словно про себя. — И кто может знать, сво¬
боден ли этот выход и приведут ли нас ноги в миссию,
а здесь, в нашем старом штабе, есть наша верная боевая
додруга, доктор Цяо Цяо, с руками легкими и искусными...
И тут боец, у которого мутилось в глазах от усталости
и зубы которого были стиснуты от усилия не опустить ношу,
перебил старого шаиьсийца:
—	Товарищ начальник разведки, мы, разумеется, пойдем
в миссию, как велел командир отряда. Но как вы справедли¬
во сказали: где порука, что мы туда пойдем без помехи?
А мы должны быть уверены, что наша отважная маленькая
связная Цзинь Фын получит помощь врача. Если с вашей
стороны не последует возражения, повернемте к себе,
в родное гнездо «Красных кротов». Ученый доктор Цяо Цяо,
наверно, как всегда, сидит и ждет нашего прихода, готовая
подать помощь тому, кому суждено вернуться, пролив свою
кровь.
664

—	Вы сказали то, что! я думал, — ответил бывший мель¬
ник. Он еще раз осветил фонарем хорошо знакомый знак на
стене и повернул к своему штабу.
Цяо Цяо, как всегда в боевые дни, сидела, насторожив¬
шись, в белом халате и в белой косынке на голове. Эта ко¬
сынка совсем сливалась с ее седыми волосами, хотя Цяо Цяо
было всего тридцать лет. Ио последние два года, проведен¬
ные под землей, были как двадцать лет, и черные волосы мо¬
лодой. женщины стали серебряными.
Она издали услышала отдававшиеся под сводами шаги
и поспешно засветила два фонаря над столом, покрытым бе¬
лой клеенкой.
Потревоженный непривычно ярким светом, радист заше¬
велился за своей земляной стеной и высунулся из-за прием¬
ника, сдвинув с одного уха черную бляху наушника.
Войдя в пещеру, начальник разведки посторонился. Он
уступил дорогу бойцу и поднял фонарь над головой. Желтый
блик упал на бесформенный сверток одеял, лежавший на дро¬
жащих руках бойца. Руки бойца так затекли, что Цяо Цяо то¬
ропливо приняла сверток и сама осторожно опустила его на
скамью. Когда начальник разведки увидел то, что оказалось
под одеялами, откинутыми Цяо Цяо, он отвернулся, и фонарь
закачался в руке этого много видавшего на своем боевом пу¬
ти человека. Но шаньсиец сжал губы и снова поднял фонарь,
только не мог заставить себя смотреть туда, где лежала
Цзинь Фын. Он стоял, потупившись, и думал, что это очень
странно: почему у него, много раз смотревшего в глаза смер¬
ти и видевшего столько крови, нехватает сил посмотреть на
маленькую связную, которую командир «Красных кротов» хо¬
чет сделать ученым человеком? Бывший мельник не мог
понять: почему его горло совершало такие странные, не зави¬
сящие от его воли глотающие движения и почему от этих
движений зависело, потекут или не потекут у него из глаз
слезы?
Стоя спиною к Цяо Цяо, начальник разведки и не заметил,
как рядом с нею очутился худой, изможденный доктор Ли,
которого позавчера принесли сюда бойцы отряда.
Цяо Цяо, напуганная широко открытыми глазами Ли,
сделала было порывистое движение в его сторону:
—	Что с вами, уважаемый доктор?
Но Ли молча, слабым движением худой, прозрачной,
как у покойника, руки велел ей вернуться к столу, на кото¬
рый уже переложили раненую.
По мере того как доктор Ли смотрел на то, что прежде
665

было связной Цзинь Фын, брови его сходились, глаза утра¬
чивали свою обычную ласковую ясность и лицо принимало
страдальческое выражение. Бледный высокий лоб прорезала
глубокая морщина напряженной мысли. Он, пошатываясь, по¬
дошел к операционному столу и негромко, но очень твердым
голосом сказал Цяо Цяо:
—	,Это вам одной не по силам.
И добавил несколько слов, которых не понял никто, кроме
Цяо Цяо.
Она несколько растерянно поглядела на него, но Ли так
же тихо и строго сказал:
—	Прощу вас, шприц! — И пояснил: — Для меня.
Цяо Цяо послушно приготовила шприц, наполнила его
какой-то жидкостью, укрепила иглу. Тем временем Ли загнул
край своего рукава и подставил доктору руку с тонкой, про¬
зрачной кожей. Цяо Цяо сделала укол. Ли опустился на
скамью и, откинувшись к стене, закрыл глаза. Так сидел он,
пока Цяо Цяо приготовила халат, принесла таз, воду, мыло.
В подземелье царила глубокая тишина.
Было слышно, как перешептываются трепещущие язычки
пламени в фонарях у потолка.
—	Уважаемый доктор, — сказала Цяо Цяо и осторожно
тронула его за плечо.
Ли открыл глаза и несколько удивленно обвел ими лица
начальника разведки и коренастого бойца, который принес
девочку и все еще стоял с закатанными рукавами ватника,
словно готов был снова принять драгоценную ношу.
И все увидели, что глаза Ли стали прозрачными, ясными
и строгими. Легким движением, почти без усилия, он поднял^
ся с кана и стал тщательно, привычным движением хирур*
га, мыть руки над тазом, который держал боец.
Цяо Цяо помогла доктору Ли натянуть перчатки и по¬
лила на них раствором сулемы. Теперь Ли казался
еще более худым и очень-очень высоким, как будто вырос
и стал выше всех, кто был в подземелье. Он наклонился над
девочкой.
15
27 апреля 1949 года пресс-атташе посольства Соединенных
Штатов Америки при правительстве Чан Кай-ши на специ¬
альном самолете прибыл в резиденцию примаса римско-като¬
лической церкви в Китае Фомы Тьена и потребовал свидания
с кардиналом для секретной беседы. В заключение беседы,
проходившей без свидетелей в личном кабинете кардинала,
пресс-атташе вручил Тьену составленный американским по¬
сольством проект его, Тьена, кардинальского послания папе
666

В проекте среди ложных обвинений Народно-освободительной
армии и коммунистической партии Китая в действиях, на¬
правленных против католической церкви, ее прав и ее имуще¬
ства в Китае, говорилось следующее:
«...Попирая все законы цивилизации, презирая права и ну-
жды китайского народа, в богохульствещюм забвении свято¬
сти дома христова, разбойники, именующие себя партизана*
ми, предали огню и поруганию святой храм миссии
блаженного Игнатия в мерзостном устремлении расхитить
прекрасные дары американского народа, заключавшиеся
в медикаментах и противоэпидемических вакцинах, доставлен¬
ных благородным американским народом его брату — китай¬
скому народу. Миссионеры-американцы, широко известные
своей приверженностью делу распространения веры христовой
и праведностью жизни братья Биб и Кароль, самозабвенно
защищавшие от злддеев доступ в храм, были предательски
схвачены и, покрытые злыми ранами, уведены в плен. Судьба
их «еизвестна, как и судьба мужественного и благородного
паладина веры и чести генерала Баркли, который, не щадя
сил своих и презирая опасности, лично доставил в миссию
транспорт с указанными прекрасными дарами Америки. Еже¬
часно вознося всевышнему молитвы об их спасении, я сми¬
ренно испрашиваю апостольское благословение вашего свя¬
тейшества этим невинным страдальцам. Да пребудет ваше
пастырское благоволение с ними вечно, и да оградит оно сия
честных мужей от зла и напасти. И еще смиренно испраши¬
ваю вашего указания о предании проклятию с амвона отвер¬
женных разбойников и безбожных возмутителей, посягнув^-
ших на святыню господню; да ниспошлет им судья
праведный кару жесточайшую в жизни земной и муки
вечные.
Одновременно смиреннейше доношу, что миссия святого
Игнатия разрушена, Вера христова перестала сиять на этом
острове правды и благочестия, как перестал блистать златой
крест на старом храме святого Игнатия, Потемнел в бот
жественном гневе лик учителя нашего, как почернели стены
его поруганного дома. Испрашиваю вашего соизволения на
закрытие указанной миссии и на открытие новой в иных ме¬
стах, находящихся под надежной защитой праведного меча
его высокопревосходительства генералиссимуса Чан Кай-ши
и под десницею великого друга Китая — Соединенных Щта^
тов Америки...»
Все это было совершенной неожиданностью для кардинала
Фомы Тьена, но, ознакомившись с текстом, он заявил:
—	Прошу вас, господин атташе, передать мою сердечную
признательность господину послу и его штату за любезную
667

помощь. Послание составлено прекрасно, и, разумеется, я при¬
му его за основу своего донесения святому отцу.
При этих словах кардинал выдвинул ящик письменного
стола, намереваясь положить туда проект, но американец
остановил его.
—	Нет, ваша эминенция, — сказал он, — попрошу вас
теперь же подписать текст и вернуть его мне для отправки по
назначению.
Тьен несколько смешался:
—	Позвольте... Но я хотел бы продумать некоторые выра¬
жения.
—	Что ж тут думать, — бесцеремонно заявил америка¬
нец, — по нашему мнению, здесь все на месте.
—	Но это же должно быть переписано на бумаге с над¬
лежащим заголовком, мне присвоенным!
—	Пустяки, ваша эминенция. Не стоит терять времени на
такие формальности. — И настойчиво повторил: — Благово¬
лите подписать.
—	Наконец, — воскликнул Тьен, — моя канцелярия дол¬
жна хотя бы снять копию.
—	Вот она, — и пресс-атташе вынул из портфеля готовую
копию—Подпишите подлинник, и он будет сегодня же пере¬
дан в Рим радиостанцией нашего посольства.
Тьен молча взял перо и подписал бумагу. Он с обижен¬
ным видом едва кивнул головой в ответ на прощальные слова
американца и в нарушение всех правил вежливости даже не
дал ему обычного благословения. Кардинал сердился на то,
что ему не дали возможности стилистически отделать посла¬
ние, выглядевшее гораздо суше, чем того требовал китайский
эпистолярный стиль.
Крест на церкви святого Игнатия действительно перестал
сиять своим золотом, действительно почернели от копоти бе¬
лоснежные стены, сложенные еще испанскими монахами, при¬
шедшими в Китай несколько столетий тому назад; мертвыми
глазницами смотрели на мир окна, опутанные переплетами
чугунных решеток. Но как же это случилось?
По плану партизанской операции подпольщице Сяо Фын-
ин, игравшей трудную роль секретарши Янь Ши-фана, после
того как она привезет в миссию этого чанкайшистского сатра¬
па, следовало тихонько выскользнуть в сад и открыть ворота
«кротам», подошедшим к ограде миссии. Но неожиданный
приезд японцев вынудил У Вэя сопровождать Сяо Фын-ин,
когда она под носом Биба ускользнула под бронированную
дверь.
668

Впущенные в сад партизаны в несколько минут бесшумно
сняли японских часовых у церкви, и У Вэй отомкнул ее за¬
пасным ключом. Партизаны принялись выносить из церкви
ящики с американским препаратом чумы и складывали их на
лужайке за церковью, чтобы сжечь. Но японцы, расположив¬
шиеся в службах миссии, услышали шум, обнаружили парти¬
зан и бросились к церкви. Завязалась перестрелка, в которой
большая часть японцев была перебита; лишь одному из них
удалось подползти к дверям церкви с очевидным намерением
разбить ящики и тем совершить непоправимое. Однако, уви¬
дев, что добраться до ящиков ему не удастся, японец метнул
в них гранату. Она не достигла ящиков, а взорвалась около
бидонов со спиртом. Пламя неудержимым столбом взвилось
к потолку церкви, и через несколько минут трещал в огне
иконостас, лопались доски ящиков, вспыхивало сухое дерево
скамеек. В потоках раскаленного воздуха кверху взлетали
покрывала, занавеси, облачения. Партизаны, бросившиеся
было тушить пожар, разбежались, увидев, как разваливаются
ящики со смертоносным американским грузом. Руководивший
действиями партизан командир приказал поскорее поджечь
и ту часть страшного груза, которую успели вынести из цер¬
кви до пожара.
Закончив свое дело, партизаны исчезли. С ними ушла Сяо
Фын-ин. В саду остался один У Вэй. Он продолжал наблю¬
дать за пожаром, пока на ворота не посыпались удары при¬
мчавшихся из города многочисленных гоминдановских солдат
и полиции. Тогда исчез и У Вэй.
Хотя крест на церкви святого Игнатия больше и не горел
золотом и сама церковь вместо белоснежной стояла словно
замаскированная темными разводами, усадьба миссии служи¬
ла прекрасным ориентиром большому самолету, летевшему
курсом на Тайюань. Сделав круг над миссией, самолет стал
снижаться с очевидным намерением найти посадку на большом
поле, простиравшемся между миссией и ближними подступа¬
ми к городу.
Персонал госпиталя, оборудованного в доме миссии, в бес¬
покойстве высыпал на крыльцо: приближение большого само¬
лета американской системы не сулило ничего хорошего. Вся
храбрость отряда «Красных кротов», несшего охрану района
госпиталя, едва ли могла помочь в таком деле, как воздушное
нападение. Но крик общего удивления и радости огласил сад:
на крыльях самолета виднелись опознавательные знаки На¬
родно-освободительной армии. Это был первый воздушный
трофей таких больших размеров, который приходилось видеть
669

людям НОА. Они смеялись от радости, хлопали в ладоши.
Раненые, державшиеся на ногах, высыпали на крыльцо, во
всех окнах появились любопытные лица. Общее возбуждение
достигло предела, когда со стороны севшего самолета к гос¬
питалю приблизилась группа людей, во главе которой все
узнали генерала Пын Дэ-хуая.
Стоявший на костылях высокий пожилой шаньсиец с ря¬
бым лицом и с выглядывавшей из ворота худой шеей, похо¬
жей на потемневшее от огня полено, увидев Пын Дэ-хуая,
поднял руку и хриплым голосом запел:
Вставай,
Кто рабства больше не хочет.
Великой стеной отваги
Защитим
мы
Китай.
Пробил час тревожный.
Спасем родной край.
Все вокруг него умолкли и слушали с таким вниманием,
словно шаньсиец, начальник разведки «Красных кротов», пел
молитву. Но вот Пын Дэ-хуай остановился и, сняв шапку,
подхватил песню:
Пусть кругом нас,
Как гром,
Г рохочет
Наш боевой клич.
Вставай,
вставай,
вставай!
И тогда запели все:
Нас много тысяч,
Мы — единое сердце.
Мы полны презрения к смерти.
Вперед,
вперед,
вперед,
В бой!
Когда затихло стихийно начавшееся пение гимна, к Пын
Дэ-хуаю подошел командир отряда «Красных кротов» и от¬
дал рапорт, как полагалось по уставу Народно-освободитель¬
ной армии. Только командир не мог отдать генералу положен¬
ного приветствия, так как его правая рука все еще висела на
перевязи. Но Пын Дэ-хуай взял его левую руку и, крепко
пожав, сказал:
—	Соберите ваш отряд, командир.
—	Смею заметить: он расположен в охране этого гос¬
питаля, товарищ генерал.
670

—	Отбросьте заботы, командир. Можете спокойно собрать
солдат: враг разбит, ничто не угрожает нам больше со сто¬
роны Тайюани.
—	Хорошо.
И командир пошел исполнять приказание, а к Пын Дэ-
хуаю приблизился адъютант и доложил ему что-то на ухо.
—	А, очень хорошо, — сказал генерал и повернулся к ка¬
штановой аллее, по которой двигалась группа женщин, пред¬
водительствуемых Мэй. В середине группы, возвышаясь над
нею измятым блином генеральской фуражки, шел Баркли.
—	Я очень виновата, — потупясь, сказала Мэй Пын Дэ-
хуаю. — Преступник Янь Ши-фан не может быть вам пред¬
ставлен— он умер.
—	Как вы полагаете: отравился или отравлен?
—	В том и другом случае виновата я.
—	Но ведь у вас, говорят, есть другой пленник.
—	Если позволите, я передам вам американского генерала
Баркли.
—	Это неплохая замена,—весело ответил Пын Дэ-хуай.—
Один преступник вместо другого. Грузите его в самолет.
—	Позвольте мне, товарищ генерал, представить вам
товарищей Ма Ню, У Дэ, Го Лин, Тан Кэ, Сяо Фын-ин
и У Вэя.
—	Народ сохранит память о вашем подвиге, — сказал Пын
Дэ-хуай. — А теперь, товарищи, прошу вас всех в самолет.
Вы заслужили отдых, прежде чем получить новое задание,
если в нем встретится надобность. Товарищ Сань Тин будет
вашим проводником в моем штабе.
Мэй задержалась около генерала.
—	Командир Лао Кэ, — сказала она, — приказал мне,
выполнив специальную задачу в Тайюани, вернуться в
в полк.
—	Ия благодарю вас за прекрасное выполнение этой
трудной задачи. Вы исполнили то, чего, к сожалению, не мог¬
ли выполнить эти смелые женщины: сойти за своих в амери¬
канской военной миссии. Для этого нужен был такой человек,
как вы, побывавший за океаном. К тому же вы врач — это
было очень важно, имея в виду материал, с которым пришлось
иметь дело. Мы благодарим вас, доктор Мэй Кун, за муже¬
ство и находчивость. Вы настоящая дочь Китая.
—	Ваши прекрасные слова — высокая награда для меня.
Разрешите мне теперь вернуться в полк?
—	Раз таков был приказ Лао Кэ... — ответил Пын Дэ-
хуай. — Но я бы предпочел, чтобы вы отправились со мною:
нужно доложить правительству все, что вы тут узнали о по¬
пытке американцев применить средства бактериологической
671

войны в нашем тылу. Мы вас не задержим — вы скоро вер¬
нетесь в родной полк.
Она улыбнулась:
—	Вы очень верно сказали: полк стал мне родным. А что
касается американской диверсии, то я составила о случившем¬
ся протокол, подписанный Баркли...
—	О, это хорошо, — удовлетворенно воскликнул Пын
Дэ-хуай.
Через несколько минут маленький женский отряд, попреж¬
нему предводительствуемый Мэй, подошел к самолету.
Джойс только что вылез из-под капота, поднятого над од¬
ним из моторов, и вытирал концами испачканные маслом ру¬
ки, когда взгляд его упал на приближающихся женщин. Он
узнал Мэй и крикнул летчику:
—	Алло, Чэн, смотри, кто идет!
Летчик выглянул из своего фонаря и несколько мгновений
растерянно моргал, словно к нему приближалось привидение.
Потом голова его исчезла, загремели ступеньки дюралевой
стремянки, и Чэн побежал навстречу Мэй.
—	Скажите же скорее: все хорошо?—не скрывая волнения,
спросил он у нее.
—	Хорошо, очень хорошо, — с улыбкой ответила она.
—	Я не ошибся в ориентировке?
—	Посадка была удивительно точной.
—	И мы не опоздали?
Мэй рассмеялась:
—	Можно было подумать, что вы с нею сговорились: она
подъехала через несколько минут после того, как я освободи¬
лась от парашюта.
—	Хорошо! — радостно воскликнул Чэн.—Очень хорошо!
А тем временем оставшийся около госпиталя Пын Дэ-ху-
ай спросил врача:
—	Как здоровье маленькой связной Цзинь Фын?
Врач обернулся к стоявшей возле него седой женщине
с молодым лицом:
—	Как вы думаете, доктор Цяо?
—	Я очень хотела бы сказать другое, но должна доложить
то, что есть: если Цзинь Фын не умерла уже несколько дней
тому назад, то этим она обязана только доктору Ли Хай-дэ.
Жизнь теплится в ней, как крошечный язычок пламени в лам¬
пе, где давно уже не осталось масла. Огонь высасывает по¬
следние капли влаги из фитиля. — Цяо Цяо грустно покачала
головой: — Быть может, там осталась уже одна единственная
капля...
672

При этих словах две слезинки повисли на ресницах му¬
жественной женщины, проведшей тяжелую боевую жизнь сре¬
ди партизан.
Трудно предположить, что генерал Пын Дэ-хуай, человек
острого глаза и пристального внимания, не заметил этих сле¬
зинок, но он сделал вид, будто не видит их.
—	Если вы не возражаете, я хотел бы повидать связную
Цзинь Фын.
Цяо Цяо, видимо, колебалась.
—	Волнение может иссушить ту последнюю каплю, за
счет которой еще теплится жизнь, — сказала она.
Тут неожиданно выступил вернувшийся и прислушивав¬
шийся к разговору командир полка:
—	Если товарищ генерал Пын Дэ-хуай мне позволит..,
Пын Дэ-хуай ответил молчаливым кивком головы, и
командир продолжал:
—	Я надеялся, что ско-ро Цзинь Фын станет мне дочерью
и китайский народ поможет мне воспитать маленькую девоч¬
ку большим гражданином, а университет в Пекине сделает
ее ученой. Но война — это война. Даже самая справедливая
война требует жертв. Наш отряд понес немало потерь во имя
победы народа. Если Цзинь Фын суждено умереть, пусть она
будет его последней жертвой...
—	Война еще не окончена, командир... — строго заметил
Пын Дэ-хуай.
—	Я хочу сказать, товарищ генерал: пусть наша связная
товарищ Цзинь Фын будет последней потерей подземного от¬
ряда «Красных кротов». Она прошла с нами тяжелый путь
войны в темноте. По кровавым следам, оставленным ее ма¬
ленькими ногами, мы вышли на поверхность, чтобы в даль¬
нейших боях добиться окончательной победы над всеми вра¬
гами, какие стоят на пути к освобождению нашего великого
древнего народа от гнета всех поработителей — своих и при¬
шлых. Я позволю себе думать, товарищ генерал Пын Дэ-
хуай, если, связной Цзинь Фын не дано жить, то пусть она
сожжет в фитиле своей жизни последнюю каплю. Эта вспыш¬
ка будет такой яркой, такой прекрасной, что послужит слав¬
ной наградой воину Цзинь Фын за все ее великие труды на
службе народу, за все тяжкие страдания, принятые от рук
подлых врагов. И пусть будет эта лучезарная вспышка звез¬
дой, венчающей путь воина-победителя! Пусть, родившись
счастливой, она счастливой и умрет!
Цяо Цяо молча повернулась и пошла в дом. За нею по¬
следовал было и Пын Дэ-хуай, но командир отряда несмело
обратился к нему:
—	Если вы позволите, товарищ генерал...- нам, которые
43 Заговорщики
673

были ее боевыми друзьями, хотелось бы еще раз увидеть
Цзинь Фын.
—	Хорошо, — ответил Пын Дэ-хуай.
При этих его словах дрогнул весь строй стоявшего в пря¬
мых шеренгах полка.
Госпитальный врач в испуге сказал:
—	Нет, нет. Несколько человек, не больше!
Взгляд командира пробежал по лицам товарищей. Он на¬
звал имена начальника штаба, радиста и молодого бойца, ко¬
торый нес Цзинь Фын по подземному ходу. Ему он сказал:
—	Возьмите знамя полка.
Боец наклонил короткое древко знамени, и оно свободно
прошло в дверь дома.
Последним в дом вошел, стуча костылями, бывший шань¬
сийский мельник, начальник разведки полка.
Строй полка стоял неподвижно. Солдаты молчали. Мину¬
ты были томительно долги. Всем казалось, что их прошло уже
очень много, когда на ступеньках дома появились носилки.
Их высоко держали командир полка, начальник штаба, ра¬
дист и молодой боец. С носилок свисали края длинного по¬
лотнища знамени.
Когда носилки опустили на землю, все увидели, что мяг¬
кие складки знамени покрывают маленькое тело с головой.
Оно было неподвижно. Пын Дэ-хуай снял шапку.
—	Товарищи солдаты и товарищи офицеры, ваш славный
отряд становится частью регулярной армии Китая в истори¬
ческие дни, когда Народно-освободительная армия совершила
подвиг, беспримерный в нашей истории. Сломив жестокое со¬
противление врага, она с боем форсировала великую Янцзы
и вышла в Южный Китай; гоминдановцы и их гнусные хозяе¬
ва американцы навсегда изгнаны из Нанкина, Шанхая, Хаяь-
чжоу, Ханькоу. Армия свободы ломает все преграды, мешаю¬
щие ее движению на юг. Сегодня ваш героический полк мог
бы, как все другие части, получить новое красивое знамя, вы¬
шитое золотом и цветными шелками. Но я хотел бы спросить
вас: нужно ли вам новое знамя, хотите ли вы переменить это
старое полотнище из простой ткани, окрашенной в деревен¬
ском доме руками бедных патриоток в цвета народной
победы?
Солдаты ответили:
—	Нет.
—	Старое знамя, — продолжал Пын Дэ-хуай, — потем¬
невшее так же, как ваши лица в тайной подземной войне, бу¬
дет теперь гордо алеть под солнцем рядом с самыми боевыми,
самыми заслуженными знаменами Народно-освободительной
армии — детища, рожденного единством народа всей нашей
674

страны. Это великое единство народа всей страны достигнуто
на пути к победе, которую мы завершаем над подлыми гомин¬
дановскими предателями и их пособниками — американскими
империалистами. За три года боев с преступной коалицией,
пытавшейся остановить развитие революции в Китае, наша
Народно-освободительная армия одержала великие победы.
Она сокрушила сопротивление многомиллионной армии реак¬
ционного гоминдановского правительства, получавшего огром¬
ную помощь из-за океана, и перешла в решительное наступ¬
ление. Нас теперь много миллионов воинов регулярной На¬
родно-освободительной армии, за спиною которой стоит весь
народ Китая. Наша борьба еще не закончена, народно-освобо¬
дительная война еще не завершена —мы должны напрячь
наши силы, чтобы добиться окончательной победы. Но уже
сейчас мы говорим с полной уверенностью:	наша нация
никогда больше не будет порабощенной. Мы уже распра¬
вили спину, мы встали на ноги и никогда не опустимся на
колени.
Тут весь строй, как один человек, ответил коротким «ни¬
когда». Произнесенное почти шопотом каждым солдатом сло¬
во, как порыв ветра, пронеслось над полем. А генерал про¬
должал:
—	Нас поддерживают все прогрессивные люди мира, нас
поддерживает великий советский народ, нам помогает своей
мудростью вождь угнетенных всего мира, учитель и стратег,
отец и друг Сталин. Идя по пути* указанному Лениным
и Сталиным, председатель Мао ведет нас к верной и близкой
победе. Мы вышли на мировую арену как нация, обладаю¬
щая высокой культурой и несокрушимым могуществом.
Путь, оставшийся до окончательной победы, ваш полк пройдет
как регулярная часть Народно-освободительной армии Китая.
Я поздравляю вас со включением в состав Первой полевой на¬
родно-освободительной армии, высокая радость командований
которой дана мне народом...
Клики восторга покрыли его слова. Солдаты надевали шап¬
ки на штыки винтовок и размахивали ими.
По безмолвному знаку Пын Дэ-хуая командир выстроил
полк, чтобы увести его с поля. От строя отделился знаменщик
с несколькими солдатами. Они приблизились к носилкам, на
которых лежала Цзинь Фын. Знаменщик осторожно взялся
за древко знамени, так что оно стало вертикально, но полот¬
нище продолжало покрывать тело девочки. Высоко поднятые
сильными руками солдат носилки двинулись вперед. Тело
девочки неслось, как бы увлекаемое облегающими его алыми
складками знамени, словно было с ним одним неразделимым'
целым.
43*
675

В медленном, торжественном марше полк двинулся мимо
импровизированной трибуны из патронных ящиков, на кото¬
рой стоял Пын Дэ-хуай.
Генерал снова снял шапку.
—	Кровь Цзинь Фын — кровь нашего народа, — сказал
он. — Эта кровь взывает к справедливому возмездию винов¬
никам вековых страданий народа. Скоро под это знамя при¬
дут другие солдаты, чтобы дать вам возможность отдохнуть,
вернуться к вашим семьям, к мирному труду—созидателю рас¬
цвета нашего отечества. Вы передадите им это знамя, обагрен¬
ное кровью ваших товарищей, павших смертью храбрых,
и кровью вашей маленькой связной Цзинь Фын...
Солдаты шли мимо генерала, опустив винтовки штыками
к земле. Далеко впереди над головами солдат алым пятном
двигалось тело Цзинь Фын.
Генерал говорил:
—	Славные сыны народа, герои подземной войны! Отныне
присваиваю вам право именоваться полком «Красных кро¬
тов» имени связной Цзинь Фын, которую мы с полным пра¬
вом можем проводить словами нашего мудрого председателя
Мао, увековечившими память другой юной героини Китая —
Ли Фу-лан, такой же мужественной, такой же преданной оте¬
честву, как ваш боевой товарищ Цзинь Фын. Пусть же бое¬
вое знамя, под сенью которого она навсегда удаляется от нас
по пути вечной славы, приведет вас к окончательной победе.
Это о вас сказал Мао Чжу-си: «Народ беспощаден, и если
сейчас, когда враг нации вторгся в нашу родную землю, ты
пойдешь на борьбу с коммунизмом, то народ вытряхнет из
тебя душу. Всякий, кто намерен бороться с коммунистами,
должен быть готов к тому, что его сотрут в порошок». Враг
еще сопротивляется, он не хочет, чтобы из него вытряхнули
душу, но народ ее вытряхнет. Враг не хочет, чтобы его стер¬
ли в порошок, но народ сотрет его в порошок и вихрь народ¬
ного гнева развеет этот порошок так, что никто и никогда не
сможет его собрать до конца существования нашей планеты.
Когда-то Мао Чжу-си говорил о вершинах мачт корабля —
Нового Китая, показавшихся на горизонте. «Рукоплещите,—
говорил он,—приветствуйте его». Теперь этот корабль уже тут,
перед нашими взорами, — вот он, наш великий гордый ко¬
рабль Нового Китая, созданный вашими руками, завоеван¬
ный вашей кровью. Солнце победы взошло над Новым Китаем
и 'никогда, никогда больше не зайдет...
Сойдя с трибуны, Пын Дэ-хуай увидел стоящего у ее под¬
ножия высокого человека на костылях. Его худая жилистая,
шея, такая черная от загара, что стала похожа на побывав¬
шее в огне свилеватое полено, была вытянута, и рябое лицо
676

обращено вслед последним шеренгам солдат, удалявшихся
молча, с опущенными к земле штыками. При взгляде на этого
человека Пын Дэ-хуай участливо спросил:
—	Извините, вам тяжело?
—■ Когда человеку тяжело, он плачет. Но если он не мо¬
жет плакать, потому что все его слезы давно истрачены, ему
тяжело вдвойне,—ответил начальник разведки и грустно по¬
качал головой: — Еще один прекрасный цветок сбит огнен¬
ным ураганом войны, но ветер победы разнесет его семена по
всей цветущей земле великого Китая. Согретые солнцем, семе¬
на эти взойдут, прекрасные, как никогда, озаряющие мир сия¬
нием красоты и радостью жизни, навечно победившей
смерть... Если позволите, так думаю я, простой мельник из
Шаньси. Но я сын Чжун Го, и тысячелетняя мудрость пред¬
ков вселяет в меня надежду, что вы не примете эти простые
слова как неуместную смелость.
—	Чжун Го-жэнь — человек срединного государства, 5—•
сказал Пын Дэ-хуай, — это звучит хорошо, но я хочу выра¬
зить вам живущую во мне уверенность, что недалек день, ко¬
гда мы будем носить еще более гордое имя сынов Китай¬
ской народной республики — Чжун Хуа Жэнь Минь Гун Хэ
Го. Тогда мы еще громче и увереннее повторим сказанные
вами прекрасные слова тысячелетней мудрости наших пред¬
ков и светлой надежды детей и детей наших дегей на тысячу
лет вперед...
—	На тысячу лет?.. — Улыбка, быть может первая за
всю жизнь, озарила суровые черты рябого лица. — Позвольте
мне сказать: на тысячу тысяч лет...

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Опыт последней войны показал, что наи¬
большие жертвы в этой войне понесли гер¬
манский и советский народы, что эти два
народа обладают наибольшими потенциями
в Европе для совершения больших акций ми¬
рового значения. Если эти два народа проя¬
вят решимость бороться за мир с таким же
напряжением своих сил, с каким они вели
войну, то мир в Европе можно считать обес¬
печенным.
И. Сталин

1
Фостер Доллас давно уже был сенатором, выступал на не¬
скольких международных конференциях и являлся постоян¬
ным представителем США в Организации Безопасности. Но он
оставался также и тем, кем был многие годы до того,—адвока¬
том и ближайшим поверенным Джона Ванденгейма Третьего.
Тщеславие, много лет грызшее душу Фостера, было удов¬
летворено. Казалось, он обогнал, наконец, человека, всю
жизнь бывшего для него предметом зависти и тайного покло¬
нения, — он превзошел Дина Ачеса! Рокфеллер не сделал
Дина сенатором! Усы Дина «а ля Вильгельм» становятся уже
седыми, а он все еще только адвокат, тогда как он, Фостер...
То, что Фостер стал крупной государственной фигурой,
н-е мешало ему, как и прежде, почти открыто обделывать тем¬
ные дела своей адвокатской конторы, хотя ему, пришлось
оставить за собой лишь общее руководство ее делами, фор¬
мально передав ее младшему брату Аллену. Даже привык¬
ший ко многому государственный департамент не мог согла¬
ситься на то, чтобы его представитель на всяких ассамблеях
и конференциях был известен миру в качестве биржевого
дельца и руководителя секретной службы Ванденгейма. Де¬
корум оставался декорумом, хотя в душе и сам государствен¬
ный секретарь, вероятно, завидовал такому выгодному совме¬
стительству.
Многолетнее сотрудничество между Джоном Третьим и
Фостером Долласом придавало их отношениям характер той
своеобразной интимности, которая возникает между сообщни¬
ками. На первых порах они отдавали должное способностям
друг друга и оба считали справедливым установленный прин¬
цип дележа. Но по мере того как росли масштабы операций
681

и каждый видел, какие огромные суммы уходят в руки со¬
общника, обоим начинало казаться, что они переплачивают.
Чем дальше, тем меньше оставалось в отношении Ванденгей¬
ма к Долл асу чего-либо иного, кроме неприязни к компаньо¬
ну, который слишком много знает.
Можно с уверенностью сказать, что если бы Фостер лучше
всякого другого не знал, чего следует опасаться, имея дело
с потомком «чикагского пирата», то давно уже последовал
бы за теми, кто его собственными усилиями был навсегда
убран с дороги патрона.
Нередко, высаживаясь на берег уединенного Брайт-Айлен-
да, сенатор-адвокат должен был убеждать себя в том, что
из-за одной боязни разоблачений Джон не станет менять
старшего брата на младшего. Ведь в конце концов Аллен,
при всей его ловкости, не обладает и половиной опыта Фосте¬
ра. Но вместе е тем Фостер достаточно хорошо знал -и жад¬
ность своего «старшего партнера» и ничем не ограниченную
подлость своего младшего брата. G того самого дня, как Ал¬
лен стал формальным главой адвокатской фирмы «Доллас и
Доллас», в длинном черепе Фостера прочно поселился страх.
Страх не отпускал его даже тогда, когда Аллена не было в
Америке. Фостер отлично помнил, как бывало он сам уезжал
в Европу перед каким-нибудь рискованным предприятием,
чтобы в случае провала быть вне досягаемости американ¬
ского закона. Разве не так было в те дни, когда по его по¬
ручению Киллингер начал свою химическую войну против
Рузвельта?
Правда, Киллингер давно пустил себе пулю в лоб, но где
уверенность в том, что какой-нибудь его преемник, о котором
Фостер даже не подозревает и который получает приказы от
его младшего брата Аллена, не объявил уже бактериологи¬
ческой или какой-нибудь другой тайной войны самому Фосте¬
ру? Да и нет около Фостера человека, который был бы ему
так предан, как некогда Гоу был предан покойному президен¬
ту. Платный «дегустатор», которого он держит?.. Разве Фо¬
стер знает, сколько стоит его вер-ность? Несколько лишних
долларов — и... сам же этот «дегустатор» его отравит. Ведь
в конце концов даже у президента не нашлось второго Гоу.
При воспоминании о покойном президенте Фостер беспо¬
койно заерзал на диване моторной яхты, перевозившей его
на Брайт-Айленд, и исподлобья посмотрел на противополож¬
ный диван, где, так же как он сам, полулежал с газетой в
руках его младший брат. Не будь Фостер уверен в том, что
едет к Ванденгейму с Алленом, он мог бы подумать, что на
противоположной переборке висит большое зеркало и он ви¬
дит в нем свое собственное отражение. Сходство братьев бы¬
682

ло необычайно: тот же длинный череп, те же маленькие, ко¬
лючие, непрерывно движущиеся глазки, тот же жидкий рыжий
пух на голове.
Можно было задать вопрос: что же мешало Фостеру вы¬
кинуть брата из игры? Ответ был прост: то же самое, что
мешало Ванденгейму выкинуть Фостера иначе, как только на¬
всегда лишив его возможности говорить, то-есть физически
уничтожив. В прошлом Аллен Доллас был для Фостера
таким же исполнителем его планов, каким сам Фостер был
для Джона Третьего.
Стоило маленьким глазкам Фостера, несмотря на годы со¬
хранившим не только суетливую подвижность, но и отличную
зоркость, остановиться на лице Аллена, как ему почудилось
в чертах брата что-то такое, что Фостер готов был истолковать
как плохо скрываемое злорадство. Чем это злорадство могло
быть вызвано? Каким-нибудь гнусным подвохом в делах или
удачно придуманным способом отправить его к праотцам?..
Фостер старался подавить страх и держать ненависть в
таких пределах, чтобы не дать заметить ее посторонним.
Патрон принял их в своем «трубочном» павильоне-музее.
Уже по одному этому Фостер понял, что разговор не сулил
ничего приятного. Это была манера «старшего партнера»
прятаться за страсть к трубкам, когда он хотел скрыть свои
тревоги.
Сегодня было много причин для гнева Джона Третьего.
Первою из них был вторичный провал в Берлине попытки
похитить инженера Эгона Шверера.
—	Неужели нельзя обойтись без этого Шверера? — кисло
пробормотал Фостер. — Что вы извлечете из него насильно?
—	То же самое, что извлекаем из двух тысяч немецких
ученых, которых приволокли сюда в качестве трофеев.
—	Но Шверер давно забросил военно-конструкторскую
работу и занимается какими-то счетными машинами.
—	Все равно, — решительно заявил Ванденгейм.—Мы за¬
ставим его делать то, что нам нужно. И вообще довольно
болтать об этом. Винер звонил мне из Мадрида, что ему ну¬
жен Шверер, и я ему его дам!
—	Может быть, Джон, следовало бы перетащить Винера
с его хозяйством в Штаты? Тут и без Шверера найдется кое-
-кто, чтобы ему помочь.
—	Подите к чорту! — рявкнул Ванденгейм. — Прежде чем
мы не добьемся отмены закона о принудительном отчуждении
патентов на производство атомной энергии, я не позволю пе¬
ренести сюда ни одной лаборатории из Европы.
683

Фостер в первый раз рассмеялся:
—	Вы никогда не отличались объективностью, Джон. Что
бы вы запели, если бы вдруг конгресс действительно отменил
этот закон и кто-нибудь запатентовал бы локомотив или авто¬
мобиль с атомным двигателем? Переезд из Нью-Йорка во
Фриско обходился бы в пятьдесят центов, и нефтяные акции
стали бы пригодны только на то, чтобы делать из них елоч¬
ные украшения.
На этот раз рассмеялся и Ванденгейм:
—	Неужели вы уже настолько одряхлели, Фосс, что во¬
ображаете, будто я стал бы добиваться отмены закона, если
бы не был уверен, что такой патент попадет только в мои
руки?
Фостер вздохнул:
—	Если бы вы были господом-богом, Джон...
—1 Кстати, о господе-боге, — перебил хозяин, оборачива¬
ясь к Аллену: — в военном министерстве говорят, что сочи¬
нение этого немецкого генерала... как его?.^
—	Тоже Шверер, — подсказал Аллен. — Отец	того	самого
инженера.
—	Они говорят, что эта его стряпня...
—	«Марш на восток»?
—; ...которую отцы-иезуиты купили у него по нашему по¬
ручению, оказалась бредом старого мерина.
—	Я говорил, что так оно и будет, —	заметил	Фо¬
стер. — Он оперировал архаическими данными доатомного
века.
—	Это не так страшно, хозяин! Мы заплатили за «Марш»
сущие пустяки, — сказал Аллен. — Зато мы дали старому
Швереру возможность покончить с этой рукописью, заняться
полезной практической деятельностью. Он работает сейчас в
отделе «дзет» нашего европейского штаба. А уж там ре¬
бята подскажут «нашим» немцам, на какие виды вооружения
следует рассчитывать при планировании войны.
—	Это правильный путь, —одобрительно отозвался Ван¬
денгейм.— Нужно собрать их всех, от Гальдера до последне¬
го командира дивизии, знающего восточный фронт.
—	Не думаю, чтобы их там много осталось, — ядовито
заметил Фостер.
—	Не дали же им помереть с голоду? — недоуменно
спросил Ванденгейм.
—	Те, кто воевал на русском фронте, в подавляющем
большинстве оказались в плену.— Фостер присвистнул и мах¬
нул в пространство. — Далеко, у русских!
—	Те, кто нам нужен, успели перебежать к нам, — возра¬
зил Аллен.

—	Правильно, — кивнул головою Ванденгейм.
—	Вы попрежнему придерживаетесь мнения о нашем пя¬
тилетием атомном преимуществе перед русскими? — спросил
Фостер.
—	Боюсь, что мы уже потеряли все преимущества. Знаете,
что говорят французы? «Атомная бомба для Америки то же,
чем была для Франции линия Мажино. Янки будут прятаться
за нее до тех пор, пока в один прекрасный день не увидят,
что их давным-давно обошли и что они должны выкинуть
свою бомбу на свалку, если не хотят, чтобы нечто в этом же
роде свалилось на их собственные головы». — Ванденгейм,
сердито сжав кулаки, надвинулся на Фостера. — И это ваша
вина, Фосс. Да, да, молчите! Ваша! Не поверю тому, что,
имея в руках абсолютное большинство в Организации Безо¬
пасности...
Формальное, Джон, — заметил Фостер.
—	Наплевать! Большинство есть большинство. Вы обяза¬
ны были протащить решения, которые были нам нужны!
—	Русские не из тех, кого легко провести, Джон.
—	Пусть наложат лапу даже на все, что заготовлено
у Манхэттенского атомного управления. Я не возражаю.
—	Лишь бы они не сунули носа в ваши собственные де¬
ла? Вы воображаете, будто русские в случае угрозы для них
не смогут дотянуться до Испании?
—	Я был бы последним дураком, есл'и бы построил завод
Винера на Калле Алькала! Кроме Европы, существует еще
и Африка.
—	Дело не только в том, куда вы спрячете производство,
айв том, где будет жить голова, которая им управляет, —
возразил Фостер.
—	Уж для себя-то и своих дел я найду местечко, о кото¬
ром не будете знать даже вы, мой неоценимый друг! —
И Ванденгейм с иронической фамильярностью похлопал стар¬
шего Долласа по плечу.
Фостер быстро взглянул на брата, словно надеясь
поймать на его лице выражение, которое выдало бы ему,
знает ли Аллен о планах патрона, скрываемых даже ог
него, Фостера, от которого когда-то у Джона не было
секретов.
В ту же минуту Фостер сжался от испуга: что-то темное
промелькнуло у самого его лица и опустилось на плечо Ван-*
денгейма.
Джон расхохотался:
—	Нервочки, Фосс!
Он достал из кармана твердый, как камень, американ¬
ский орех и дал его спрыгнувшей со шкафа макаке.
685

—	Вот кому можно позавидовать,—сказал Ванденгейм.—
Этот маленький негодяй воображает себя бессмертным. Это
дает ему возможность наслаждаться жизнью так, как мы с
вами пользовались ею до появления уверенности в том, что
умирают не только наши дедушки.
—	Если бы это было единственным, что отравляет
жизнь, — со вздохом пробормотал Фостер и исподлобья
взглянул в сторону брата.
Повидимому, патрон отгадал смятение, царившее в уме
его адвоката. Он тоном примирения сказал:
—	Мы с вами уже не в том возрасте, Фосс, чтобы гонять¬
ся за всеми призраками, какие бродят по земному шару. По¬
хороните миф о международном соглашении по атомной энер¬
гии — ия буду считать, что вы заслужили бессмертие.
Адвокат в сомнении покачал головой:
—	Не такая простая задача, Джон.
—	Поэтому в Организации Безопасности и нужна еще бо¬
лее хитрая лиса, чем вы.
Джон нагнулся к самому лицу Фостера, его тяжелый
взгляд, казалось, силился остановить шныряние маленьких
глазок адвоката. Фостеру хотелось упереться руками в грудь
патрона и оттолкнуть его. Быть может, в былое время он
именно так и поступил бы, но с тех пор как Ванденгейм, по¬
добно большинству таких же, как он, «хозяев» Америки, на¬
няли л генеральский мундир, у Фостера уже нехватало сме¬
лости на прежнюю фамильярность. Как будто с исчезновени¬
ем пиджака между ними действительно появилось какое-то
различие и генеральский мундир был как бы реальным сим¬
волом той власти, которой всегда обладал Джон, но которая
прежде не имела такого ясного внешнего выражения. Поэто¬
му Фостер, сжавшись от страха, только еще крепче сцепил
желтые пальцы и, стараясь казаться иронически спокойным,
выдавил из себя:
—	Вы никогда не могли пожаловаться на то, что у меня
нет чутья.
—	Да, когда-то у вас был отличный нюх, Фосс, — почти
ласково проговорил хозяин.
—	Что же, он, по-вашему, пропал? — с оттенком обиды
спросил Доллас.
—	Пропал,—безапелляционно проговорил Джон и в под¬
тверждение даже кивнул головой. — Стареете, Фосс!
—	Как бы не так!
—	А тогда, значит, вы на чем-то обожглись. — Джон рас¬
смеялся. — Когда собаке суют кусок горячей говядины, она
теряет чутье.
686

—' Ничего более горячего, чем ваша же атомная бомба,
я не нюхал! — все больше обижаясь, проговорил Доллас.—1
И, •надеюсь, нюхать не буду.
—	Подаете в отставку?
—	Просто надеюсь, что при помощи этой бомбы мы, на-’
конец, поставим точку.
—	Идиот, совершенный идиот!—внезапно вскипая и боль¬
ше не пытаясь сдержать истерический гнев, заорал Ванден¬
гейм.— Мы не на митинге; нечего бормотать мне тут чепуху_:
«Атомная бомба, атомный век»! Подите к чорту вместе с ва¬
шим атомным веком!
—	Что с вами, Джон? — сразу присмирев, робко пробор¬
мотал Фостер.
Но Ванденгейм уже не слушал. Он продолжал кричать:
—	За каким чортом вы мне тут втираете очки этой атом¬
ной бомбой, как будто я избиратель, которого нужно уверить,
что ему больше никогда не придется посылать своего сына
на войну, что мы поднесем ему победу на блюдечке, если он
•проголосует за нас... Вы бы сделали лучше, если бы дали се¬
бе труд подумать: как мы будем вербовать солдат, на какого
червяка мы выудим несколько миллионов дурней, которые
полезут в огонь, чтобы таскать для нас каштаны. «Бомба,
бомба»! Нам нужны массы, а их бомбой не возьмешь. Вы бы
лучше занялись церковью, если уж не сумели поставить на
колени русских и всю эту... Восточную Европу.
—	У них крепкие нервы... — тоном провинившегося уче¬
ника пролепетал Доллас.
—	«Нервы, нервы»! — несколько затихая, передразнил
Джон.
—	Но я думаю, что рано или поздно и их нервы сдадут.
Наши четыреста восемьдесят заморских баз...
Тут гнев Ванденгейма вспыхнул с новой силой:
—	Четыреста восемьдесят заморских баз?! Ну, еще четы¬
реста восемьдесят и еще девятьсот шестьдесят, а толк? Вко¬
лачиваешь деньги в какие-то вонючие островишки без надеж¬
ды получить хоть цент дивиденда! Знаю я, чем это кончается.
К чорту! Где миллиарды, которые мы вложили в Гитле¬
ра?.. Крах!.. Где деньги, вложенные в Муссолини?.. Крах!
Где шесть миллиардов, брошенных в пасть Чан Кай-ши?..
Крах! Мы, деловые люди Америки, никогда не простим
Маку этой отвратительной глупости с Китаем. Проиграть
такое дело!
—	Быть может, он еще вывернется? — нерешительно про¬
говорил Фостер.
—	Не стройте из себя еще большего кретина, чем вы
есть! — завопил Ванденгейм, окончательно выходя из себя
687

при воспоминании о катастрофе в Китае. — Крыса тоже
думает, что прекрасно вывернулась, когда прыгает в море
с тонущего корабля. А куда она может приплыть? На вашу
паршивую Формозу? Что я там получу, на этой Формозе? За¬
пасы алюминия? Не нужен мне ваш алюминий, не хочу алю¬
миния! У меня самого его больше, чем может сожрать bcvt
Америка, весь мир! Нефть! Так ее давно уже глотает Рок¬
феллер. Шиш мы получим от этого дела, Фосс! Катастрофа
в Китае непоправима...
—	Вы становитесь пессимистом, Джон.
—	С вами можно не только стать пессимистом, а просто
повеситься. За каким чортом я вас посылал в Китай?.. Ну,
что вы молчите? Распустили слюни, растратили еще сотню
миллионов без всякой надежды вернуть хоть цент...
—	То, что вы так умно задумали теперь с бактериоло¬
гией...
—	Бактериология!.. Да, бактериология — это моя заслу¬
га. Я не дам вам примазаться к этому делу. Никому не дам.
Если опыт в Тайюани пройдет удачно, чума и прочее станут
моей монополией. Болваны из военного министерства заста¬
вили меня летать на край света с опасностью попасть в плен
к красным, чтобы организовать это дело.
—	Теперь-то Баркли доведет его до конца.
—	Ваш Баркли! Такой же болван, как остальные. Думает
о мелочах. Погряз в своих операциях с опиумом и не видит,
что его выпихивают из Китая раз и навсегда. Если бы я был
президентом, то ввел бы закон: генерал, проигравший войну,
должен сидеть на электрическом стуле. Только так можно их
заставить не делать глупостей... Ах, Фосс, если бы вышло
это с чумой в Китае!
—	Выйдет, Джонни, непременно выйдет.
—• Мы раздули бы дело на весь мир. Мы заставили бы
всю Европу, да и не только Европу, брать нашу вакцину
и чумных блох в счет помощи по плану Маршалла. Это было
бы шикарно!
—	Да, это было бы великолепно, Джонни! Европа поку¬
пала бы американских блох.
—	Но ведь даже этих проклятых французов не заста¬
вишь купить ни одной блохи, если мы не покажем, чего она
стоит.
—	Покажем, Джонни, непременно покажем! Операция
в Тайюани будет вторым Бикини, еще более эффектным,
так как вместо десятка коз там подохнет несколько миллио¬
нов китайцев.
—	Да, Фосс, если бы наши ребята сумели как следует
провести опыт в Тайюани, я простил бы им проигрыш китай¬
688

ской войны. Конечно, я имею в виду временный проигрыш,
пока мы не подготовим Чан Кай-ши к следующей войне. Чан
Кай-ши и джапов. Эти полезут на материк очертя голову,
если им обещать там немного места за счет России... Да,
Фосс, следующая война должна быть удачной, иначе мы бан¬
кроты, полные банкроты.
—	Следующая война должна быть удачной,—пробормо¬
тал Фостер.
—	А что вы сделали, чтобы она окончилась не таким же
конфузом, как прошлая? Я вас спрашиваю:	что?	Атомная
бомба? Бросьте ее в помойку, эту бомбу, если не сумеете
поднять народ на войну против русских!
—	Вы не верите в победу, Джон?
—	«Победа, победа»! Вы напичканы звонкими словами и
суете их кстати и некстати. «Победа»! Такая же победа, как
в тот раз? Еще половина Европы, на которой можно будет
поставить крест, как на партнере? Это победа? Еще двести
миллионов потерянных покупателей? Победа? Да что я гово¬
рю — Европа, а три четверти Азии?.. Ее тоже прикажете спи¬
сать в убыток? Еще миллиард покупателей со счетов...
«Бомба»! Нет, Фосс, прежде чем удастся пустить ее в ход
против России, мы должны твердо знать: новая война вернет
нам не только все, что мы затратим на ее подготовку, но и
все, чего не заработали на прошлой.
—	Не гневите бога, Джон! Вам мало семи десятых золо¬
того запаса мира? Вам мало...
—	Что вы тычете мне эту детскую арифметику! Вроде ва¬
ших четырехсот восьмидесяти баз — какие-то клочки по все¬
му глобусу. А нам нужна четыреста восемьдесят первая ба¬
за — Европа! Нам нехватает четыреста восемьдесят второй
базы — Азии! Дайте нам четыреста восемьдесят третью —
Африку! Всю Европу, всю Азию, всю Австралию, всю
Африку! Вот тогда мы поговорим о том, что делать
с остальным.
—	Но ведь ничего же и не осталось! — недоуменно вос¬
кликнул Доллас.
—	А Россия?!
—	Даст бог, Атлантический пакт... — начал было Доллас.
—	Что же, может быть, из этого что-нибудь и выйдет! —
морщась, произнес Ванденгейм. — Но хотел бы я знать, по¬
чему «Атлантический»? При чем тут вода? Нас не интересует
вода.
—	Увы, не все можно называть своими именами.
—	Вот! В этом наша беда, Фосс: мы почти ничего не
можем назвать своим именем, если не хотим, чтобы наши же
янки нас линчевали.
44 Заговорщики
689

—	К чему мрачные мысли, Джон?
—	Ну да, вы-то вечно, как страус, прячете башку в траву
и подставляете зад всякому, кто захочет дать вам пинка. Мы
не можем итти на то, что у нас снова будет семнадцать мил¬
лионов безработных.
—	Отличный резерв для набора в армию...
—	Или в компартию!.. Смотрите, какой кавардак творится
опять в Европе! Помните, как мы когда-то, едучи с вами
в Европу на этом...—он щелкнул пальцами и потер лоб.
—	На «Фридрихе Великом», — подсказал Доллас.
—	Вот, вот!.. Тогда -мы с вами тоже рассуждали о том,
какими мерами прекратить кавардак в Европе. И вот снова:
французы «не желают» плана Маршалла.
—	Найдем таких, которые пожелают...
—	Знаю, но это снова деньги, деньги! Опять списывать
в убыток то, что заплатили болтуну Блюму.
—	Он кое-как делал свое дело.
—	Нужно мне его «кое-как»! Дело, сто процентов дела
давайте нам за наши доллары! А миллионы французов позво¬
ляют себе во всю глотку орать: «Не хотим маршаллизации!»
Итальянцы вопят: «Не хотим!» Эти чортовы подонки лейбо¬
ристы не могут навести порядок даже у себя на острове, не
говоря уже обо всей их собственной «империи», которая раз¬
валивается, как гнилое бревно.
—	Вот тут-то и понадобится бомба, Джон!
Несколько мгновений Ванденгейм смотрел на Фостера с
недоумением, потом вдруг расхохотался:
—	Бомба или новый Гитлер, а?
Доллас пожал плечами:
—	А разве можно отделить их друг от друга?
—* В вашем ослином упрямстве есть своя логика! Но
боюсь, что эти людишки в Европе не дадут навязать им вто¬
рого Гитлера: ни в Германии, ни во Франции, ни где-либо
в ином месте.
—	Черчилль, Джон! Вот с кем можно делать игру...
—	Нет, крап на этой карте виден уже всем игрокам.
Нужен такой же тип, но еще не расшифровавший себя всему
миру... В общем, конечно', дело еще не потеряно:	ищите
и обрящете.
Фостер Доллас приободрился, выражение загнанной крысы
сбежало с его острой, покрытой глубокими морщинами, слов¬
но изжеванной, физиономии, и она снова стала похожа на
морду хорька. Оживленно жестикулируя и брызжа слюной, он
прокричал:
—	Пусть все эти миллионы в Европе и миллиарды в Азии
и по всему миру ждут, что мы ответим на письма и заявле¬
690

ния Сталина о том, что СССР хочет мира, пусть ждут. Мы
будем молчать и делать вид, будто помимо нашей воли про¬
сачиваются сообщения о том, что в ответ на каждое из этих
заявлений мы изготовили еще сто бомб, еще тысячу, еще де¬
сять тысяч!
От возбуждения весь череп Фостера блестел испариной.
Он рассеянно вытер о брюки руки, липкие от пота. Но все
его оживление сразу пропало, когда Ванденгейм отвернулся
от него и, обращаясь к молча сидевшему Аллену Долласу,
проговорил, кивком головы указав на Фостера:
—	Этот старый осел перестал понимать что бы то ни бы¬
ло. Вам, Аллен, придется взять на себя его дела. Контору вер¬
нете ему, сами поедете в Европу. Нужно искать, днем и
ночью искать тех, кто может быть нам полезен. Только
прямым ударом сделать ничего нельзя. Мобилизуйте всю
команду, на которую истратили столько денег во время
войны.
—	Я ни цента не потратил напрасно, — обиженно заявил
Аллен. — Каждый, кто получил от меня деньги хотя бы
раз, мой до могилы!
—	Вы называли мне десятки имен всяких типов, которые
якобы пригодятся нам, когда пойдет крупная игра против
коммунизма. Где они?.. Я вас опрашиваю: где вся эта шайка
хорватов, югославов и прочей публики, которую вы коллек¬
ционировали?
Аллен опасливо покосился в сторону старшего брата и
умоляюще произнес:
—	Прошу вас, Джон... Не нужно имен...
Ванденгейм свирепо посмотрел на притихшего Фостера и
грубо крикнул:
—	Посидите здесь!
А сам, сопровождаемый Алленом, вышел в сад.
—	Я и в детстве не любил играть в заговорщики... — недо¬
вольно пробормотал он на ходу. — Ну, что у вас? Выклады¬
вайте.
Но Аллен молчал, пока они не отошли от павильона на
такое расстояние, что их не мог слышать Фостер.
—	Вы гений, Джон!.. Истинный гений!—сказал он нако¬
нец»
—	К делу!
“ Честное слово* я вовсе не льщу, — продолжал Аллен.—
Можно подумать, что вы читаете чужие мысли: ведь именно
о них, об этих балканских людях, я и хотел вам сказать. Мой
человек, Миша Ломпар».*
—	Можете не называть имен, я их все равно не запоми¬
наю.
44*
691

—	Но я должен вам все же напомнить: Ломпар — тот че¬
ловек, который привел ко мне... —Аллен понизил голос до
шопота: — Джил аса и Ранковича.
—	Джилас и Ранкович? — машинально повторил Ванден¬
гейм.
—	Тсс!—'зашипел Аллен.—Это страшный секрет, Джон..;
Пожалуй, самый большой секрет, какой у нас когда-либо был
по этим делам...
Он продолжал шептать, и Джон напрягал слух, чтобы
слышать его слова, заглушаемые шуршанием песка под его
собственными тяжелыми шагами.
Младший Доллас называл еще какие-то имена, среди ко¬
торых Ванденгейм разобрал несколько знакомых. Это были не
то венгерские, не то югославские или болгарские министры,
промышленники или какие-то политические интриганы. Нако¬
нец Джону показалось, что он услышал имя югославского
маршала Тито. Джон думал, что ослышался, и, чтобы шум
шагов -не мешал ему, приостановился:
—	Повторите-ка, — сказал он, — кажется, я что-то спутал:
Броз Тито?
—	Тсс, — Аллен испуганно схватил его за рукав, — умо¬
ляю, Джон!.. Один лишний звук, и мы провалим самую круп¬
ную игру, которую когда-либо вели против России!
Но Ванденгейм окончательно остановился и, негодующе
вырвав свой рукав из цепких пальцев Аллена, прорычал:
—	И вы туда же, за своим братцем?!. И вы хотите меня
морочить и вытягивать из меня деньги вашими идиотскими
сказками?!
—	Что с вами, Джон?! — Аллен испуганно попятился от
рассвирепевшего патрона. — Какие сказки?
—	Я наверняка знаю, что этот ваш Тито давно закуплен
англичанами. Вас морочат, как последнего сосунка!
При этих словах Аллен смешно затоптался на месте, как
раскачивающийся в пляске индеец, и наступившую в саду
минутную тишину разрезал скрип его смеха.
—	Вот, вот! — воскликнул он, захлебываясь. — Вот, вот!
Прекрасно! Значит, эти дураки настолько уверены в том, что
господин маршал куплен ими, что уверили в этом даже
вас!.. Это отлично, Джон! Хотя я и не ожидал, что они дове¬
рят эту тайну кому бы то ни было. Хвастовство не доведет
англичан до добра. Я бы никогда не стал афишировать такую
связь: слишком большая ставка, Джон! Слишком большая!—
И в аллее снова раздался такой звук, словно провели мокрой
пробкой по стеклу. — Хе-хе... Так вот что, дорогой патрон, я
вам скажу, но клянусь небом, если вы проболтаетесь даже на
исповеди...
692

—	Ну, ну, за кого вы меня принимаете!..— уже благодуш¬
но и, повидимому, заинтересованный пробормотал Ванден¬
гейм.
—	Я вам скажу, но только вам. До сих пор это было
тайной моей и господина Тито:	он наш, наш, с волосами
и кишками. Я перехватил его у англичан из-под самого
носа!
—	Смотрите, Аллен, не дайте себя надуть!
—	Хе-хе, — Аллен быстро потер руки тем же движением,
как это проделывал его старший брат. — Если бы я вам ска¬
зал, как дешево нам обошелся этот маршал, вы бы поверили,
что все в порядке... Весь смысл именно в том, что ко мне в
руки попала тайна его сговора с Интеллидженс сервис. Это
дало мне возможность отделаться такими пустяками, что
на них этот маршал едва ли купит себе новый галун на
шапку.
—	Поверьте мне, гончая только тогда чего-то стоит, ког¬
да за нее хорошо заплачено, — в сомнении проговорил Ван¬
денгейм.
—	Или... — Аллен многозначительно поднял костлявый
палец. Рыжий пух на нем светился так же, как на черепе
Фостера. — Или... — загадочно повторил он, как будто рас¬
считывая, что Джон договорит за него, — ...пес прекрасно
ведет себя, если ему на шею надет парфорс. — И он снова
затоптался от удовольствия. — А я нашел парфорс для Тито
и всей его шайки, понимаете: такие клещи, из которых они не
вырвутся, даже если бы пожелали; но не думаю, чтобы такое
желание у них и появилось, им с нами по пути, потому что
другого пути у них уже нет.
—	А англичане? Они не могут провалить нам все дело?
—	Фью, Джон!.. С каждым днем они все больше понима¬
ют, что их песенка спета.
—	Бульдог перед смертью может больно укусить.
—	Если он подыхает без намордника, Джон!
—	У вас какие-то странные сравнения сегодня... Мне со¬
всем не нравится ваша веселость. Не рановато ли развесели¬
лись, Аллен? — В голосе Ванденгейма зазвучала несвойствен¬
ная ему неуверенность. — Игра становится все трудней, с каж¬
дым днем трудней! Я вам говорил: теперь уже прямым уда¬
ром против коммунизма ничего не сделаешь. Ставка на
вас, Аллен. На всю эту вашу банду... И, честное слово,
мне делается иногда страшно, когда подумаю, что наша
судьба в руках сволочи, торгующей собою на всех пере¬
крестках.
—	Ничего, Джон, на наш век проходимцев хватит.
—	Даже если считать, что в такой игре один ловкий него¬
693

дяй стоит десятка простаков, приходится задумываться:
а что, если все, кого мы покупаем, все, на кого делаем нашу
ставку, ничего не стоят? Если это вовсе не сила, какою мы
ее себе рисуем?!. Что, если вся эта мразь разбежится, стоит
русским топнуть ногой?!. Вам никогда не бывает страшно,
Аллен, когда вы думаете об исходе игры?
Аллен нервно передернул плечами. Ему так ясно предста¬
вилось то, что говорил патрон, как даже тот сам не мог себе
вообразить. Ведь именно он, Аллен, имел дело с легионом че¬
ловеческого отребья, именно он покупал и перекупал тех,
чьему слову можно было верить только тогда, когда уже не
существовало ничего святого. Разве Джон имел представле¬
ние о том, сколько агентов перекупили у Долласов другие
службы? Разве Джон мог себе представить всю длинную
цепь провалов, которые сначала Фостеру, а теперь Аллену
приходилось скрывать от своего патрона? И если у Джона,
даже при том, что ему никогда ничего не говорили о неуда¬
чах, никогда не называли ему имен агентов, провалившихся
во всех странах — от России до Китая, куда их посылала кон¬
тора братьев Доллас, — если даже у Джона могло возник¬
нуть сомнение в надежности этой самой продажной из ар¬
мий, то каково же должно было быть настроение у самого
Аллена, знавшего все ее слабые стороны, все поражения, все
бесчисленные провалы его агентов!
Не было ничего удивительного в том, что, сам того не за¬
мечая, Аллен отер со лба холодный пот, хотя мысленно твер¬
дил себе, что все дело только в размере затрат, что нет таких
душ, которые нельзя было бы привязать к себе блеском золо¬
та. И губы его машинально шептали:
—	Дело в деньгах... Побольше денег... Много денег — и
все будет в порядке...
Некоторое время они шли молча.
Джон остановился, подумал и повернул обратно к павильону.
Когда они были уже у дверей, Ванденгейм сказал:
—	Если мы проиграем эту партию—крышка! Нужно
драться зубами, Аллен! Слышите? Зубами! Чего бы это ни
стоило, но мы должны* выиграть схватку, иначе...
Он не договорил, и Аллену показалось, что на этот раз
его патрон провел рукою по вспотевшему лбу.
—	Покупайте всех, кого можете. Всех, всех!.. — С этими
словами Джон перешагнул порог павильона и подошел к сто¬
лу, не обращая никакого внимания на застывшего в ожида¬
нии Фостера. Кажется, старший Доллас не сделал ни одного
движения с тех пор, как остался тут один.
Вошедший следом за Джоном Аллен машинально повто¬
рял:
694

—	Деньги, больше денег!
—	На этот раз мы не будем так расточительны, — сказал
Ванденгейм.—Во-все не обязательно платить всяким Гаепери
и Шумахерам нашими долларами. Я позабочусь о том, чтобы
снабдить вас любым количеством франков, лир, марок; мы
наладим у себя и печатание фунтов. Можете швырять их на
лево и направо.
—	Фунты?.. Это лучше... — встрепенувшись, пробормотал
Аллен и плотоядно потер руки. — А то с этими франками и
прочим мусором далеко не уедешь. Фунт еще кое-как живет
старым кредитом.
—	И дело, Аллен, прежде всего реальное дело! Довольно
теоретической возни. Если философия—то такая, чтобы от
нее у людей мутился разум; если искусство — то такое, что¬
бы люди не разбирали, где хвост, где голова. Смешайте все
в кучу, Аллен, чтобы французы перестали понимать, где кон¬
чается Франция и начинается Турция, чтобы итальянцы пе¬
рестали вопить о своем сапоге как о чем-то, что они обо¬
жают больше жизни. Никаких суверенитетов, никакого нацио¬
нального достоинства — к чорту весь этот вредный хлам!
Тут раздался робкий голос Фостера:
—	Позвольте мне, Джон, заняться Соединенными Штата¬
ми Европы...
Но Джон только с досадою отмахнулся.
— Сейчас я вам окажу, чем вы будете заниматься, Фосс,
а пан-Европа проживет и без вас. Она будет, чорт меня
возьми, или я не Джон Ванденгейм! Она будет потому, что
она нужна. Слышите, Аллен, нужна! В Западной Европе не
должно быть никаких границ. Никаких! Только одна нацио¬
нальность будет иметь право считать себя суверенной в лю¬
бой из этих паршивых стран, — мы, янки! Вбейте в голову
всем от Анкары до Парижа, что за слово «грин-го» мы будем
линчевать. И пусть не воображают, что именно мы сами бу¬
дем марать об них лапы. Турки будут вешать французов, ис¬
панцы — греков. Всюду мы поставим свои гарнизоны из бы¬
валых эсесовцев. Эти не дадут спуска никому.
Фостер сделал последнюю попытку вмешаться в разговор:
—	Вы должны оценить, Джон, то, что мною сделано, что¬
бы стереть национальные границы в искусстве, в литературе,
—	Опять будете сейчас болтать про вашего ублюдка Сар¬
тра! Больше ни одного цента этому идиоту. Работать нужно
чисто. Грош цена агенту, которого раскрывают, прежде чем
началась война. Нет, Фосс, ваша песенка по этой линии
спета.
—	Вы пожалеете об этом, Джон... Таких помощников,
как я...
695

—	Не беспокойтесь, вы не пойдете ни на покой, ни на
свалку. Я вам дам дело, и дело не маленькое. Хотите быть
вторым Майроном?
—	В Ватикане нечего делать двоим.
—	Вы меня не поняли:	Ватикан Ватиканом, это вотчина
Моргана, но он ничего не стоит там, где кончается католи¬
цизм. Займитесь остальными:	протестантами, баптистами,-
евангелистами и всякой там публикой... Соберите их в кулак
так же, как папа собрал своих католиков, бделайте их таким
же орудием в наших руках, каким Майрон сделал Ватикан.
Вот вам дело.
Фостер покачал головой:
—! Начинать на чистом месте?
—	Не совсем! уж на чистом, — с усмешкой сказал Джон.—
Переймите связи у немцев. Кое-где у них была своя агентура
и по этой линии. Вспомните, что произошло в Болгарии, по¬
ищите среди финнов, порыскайте в Голландии, заберитесь в
Южную Америку, в Индию, свяжитесь с Макарчером, подбе¬
рите все, что можно подобрать после немцев, используйте
японскую сеть — она еще жива. Посмотрите на экуменическое
движение — оно влачит жалкое существование, вдохните в
него боевой дух. Берите пример с Майрона: он сумел забро¬
сить своих кардиналов всюду — от Багдада до Нанкина. Не
стесняйтесь, тут мы готовы поступиться даже гордостью бе¬
лых. Если папа раздает красные шапки неграм и китайцам,
то почему бы нам не навербовать среди них главарей проте¬
стантизма? Пачка долларов заменит красную шапку, а если
этим дуракам нужна мишура, то мы можем нашить сколько
угодно мантий и раздать вместо тиар старые королевские ко¬
роны. На этом мы еще заработаем. Вон Тэйлор умудряется
делать бизнес даже на простых оловянных крестиках. Нужно
быть поворотливым, Фосс, и не твердить одно и то же с уп¬
рямством тупицы: «Бомба, бомба!» Займитесь церковными
делами, и у вас будет шанс сделаться вторым папой, чем-то
вроде вселенского патриарха всех протестантов. А когда'у
нас в руках будут и католики и протестанты... — Ванденгейм
протяжно свистнул.
Фостер умоляюще сложил руки.
—	Джон, избавьте меня от всяких этих протестантов и
прочих «схизматиков» — я добрый католик.
—	Боитесь провалить дело?
—	Нет, не в этом дело, — Фостер покрутил острой мор-
дой. — Нет, я хочу предложить другое. Где это сказано, что
Ватикан так и должен навсегда остаться вотчиной Мор¬
ганов?
696

—	У них там слишком надежный приказчик — Тэйлор,
чтобы им стоило бояться за эту лавочку.
—	Хе-хе! — Фоос быстро потер друг о друга мокрые ла¬
дони. — А если я действительно займу местечко рядом с
Майроном Тэйлором? Пока какое-нибудь скромное ме¬
стечко.
Ванденгейм с нескрываемым интересом посмотрел на Дол¬
ласа и, почесав за ухом, задумчиво спросил:
—	Вырвать этот кусок из лап Морганов? Далеко смотрите,
Фосс...
Приободрившийся Доллас подмигнул Джону:
—	А почему бы и нет, а?
—1 Президент не согласится на второго своего представи¬
теля там, — в сомнении произнес Ванденгейм.
—	И не нужно, и не нужно, — поспешно зашептал Дол¬
лас.— Вам там вовсе и не нужен официальный представи¬
тель. Что бы вы сказали обо мне в роли какого-нибудь пре¬
лата в Ватикане, а?
—	Вы — в сутане? — Ванденгейм расхохотался.—А впро¬
чем... это, может быть, и не так уже глупо! Ну, а как же
с экуменическим движением?
—	Поручите его кому-нибудь другому.
—' Но вы знаете, что Тэйлор отвернет вам башку, если
поймет, зачем вы явились в Рим.
—	Он мне, или я ему...
—	Что же, это мне нравится, честное слово, нравится,
старина. И уж, во всяком случае, вам будет обеспечено ме¬
стечко вблизи святого Петра.
—	Не богохульствуйте, Джон: я верующий.
—	Это уж от вас зависит — сделать радости рая не менее
ощутимыми, чем земные...—Джон на минуту задумался, вер¬
тя в руках одну из трубок своей коллекции, потом сказал,
повернувшись к младшему Долласу:—Кстати о земле, Аллен:
Фосс так и не справился с делом Винера.
—	Ага! — с торжеством воскликнул Фостер. — Стоит вам
вернуться на почву реальной политики, и вы сами вспоми¬
наете о бомбах!
—	Реактивные снаряды и атомная бомба не одно и то же.
—	Два пугала одного сорта. У вас чешутся руки устроить
что-нибудь вроде Бикиии с этими реактивными шту¬
ками.
—	Бикини было блефом! — вырвалось у Ванденгейма.
—	Но мы потратили достаточно денег, чтобы уверить мир
в неотразимости этого блефа.
Ванденгейм приставил красный кулак ко рту.
697

—	Фу, чорт!.. В том, что вы говорите, есть доля правды...
В глазах мира мы должны оставаться лидерами этого дела,
А тем временем следует сделать все для реализации винеров-
ского «фау-13».
—	Если ему для этого необходим Шверер, поставьте на
этом чортовом «фау» большой крест! — крикнул Фостер.
—	Но, но!
—	Да! — воскликнул Фостер, но тотчас пожалел о такой
категоричности. Он хотел было загладить дурное впечат¬
ление от своего заявления, но Ванденгейм, посмотрев на
него сверху вниз, рассмеялся и неожиданно весело про¬
говорил:
—	Сегодня вы способны расстроить ангела. Идемте-ка
выпьем. Ваше настроение мне совсем не нравится. — И обер¬
нулся к продолжавшему сидеть в отдалении Аллену: — Шве¬
рер должен быть в Мадриде... Вам хватит месяца?
—	Многое будет зависеть от того, удастся ли нам выло¬
вить обратно Мак-Кронина, —сказал Аллен.
—	Плюнь на Мак-Кронина. Он отыграл свое! — сказал
Фостер брату.
—	Но мы не можем оставить его в руках русских!
—	Сделай так, чтобы он не достался ни нам, ни им.
—	Все обойдется, друзья мои, — примирительно сказал
хозяин.
Он взял Фостера под руку и повел к выходу.
Очутившись на воздухе, Фостер почувствовал облегчение:
голубое небо над головой, распускающаяся зелень парка —
все это было так далеко от одолевавших его тяжелых сомне¬
ний и животного страха перед патроном и перед братом!
И багровая физиономия Джона уже не казалась ему такой
страшной, и глаза Аллена, кажется, не подстерегали т
каждом шагу его ошибок. Все, решительно все представля¬
лось уже не таким непоправимо плохим.
—	Сэр! — послышалось вдруг рядом, и перед Джоном
вырос секретарь. — Депеша из Токио.
Джон нехотя остановился и взял листок. По мере того как
он читал, лицо его все больше наливалось кровью. Когда он
дочитал, листок телеграммы исчез в судорожно сжавшемся
огромном кулаке. Короткое движение, и тугой комок бумаги
ударил Фостера в лицо. В наступившей тишине было слышно,
как скрипит песок под огромными ступнями быстро удаляю¬
щегося Джона.
Он уже почти скрылся в конце аллеи, когда Аллен, нако¬
нец, поднял с земли смятую телеграмму. Фостер испуганно
следил за взглядом брата, скользившим по ее строкам. До¬
читав, Аллен рассмеялся.
698

—	Это действительно касается тебя. — И протянул было
листок брату, но Фостер отстранил его:
—	Прочти.
—	О, с .удовольствием: «Операция под Тайюанью потер¬
пела неудачу. Запасы противочумных материалов сожжены
партизанами. Макарчер».
Аллен заботливо вложил листок в пальцы безвольно упав¬
шей руки Фостера и, улыбаясь, зашагал следом за Джоном.
2
Уже три года Монтегю Грили получал жалованье пред¬
седателя комиссии по денацификации, хотя бывал во Франк¬
фурте не чаще, чем того требовали его личные коммерческие
дела. Тот, кому доводилось теперь' входить в кабинет с таб¬
личкой на двери: «Председатель комиссии», видел перед собой
коренастого блондина среднего роста, с самоуверенным выра¬
жением румяного лица, с неторопливыми движениями чело¬
века, спокойного за свое место под солнцем. На столике пе¬
ред камином всегда, летом и зимою, стояли овежие розы; в
воздухе всегда висел аромат цветов, смешанный с терпко¬
пряным запахом трубочного табака. Изо рта блондина почти
всегда торчала трубка, которую он очень прямо и, повидимо-
му, очень крепко держал в зубах.
Весь он, с головы до пят, был олицетворением уверенно¬
сти в себе, в завтрашнем дне и в своем деле. Такого полного
благополучия оберштурмбаннфюрер СС и инженер Пауль
Штризе не чувствовал даже в самые лучшие времена Третье¬
го рейха.
Основные обязанности Штризе, как, впрочем, и ©сей его
«комиссии», не отличались сложностью. Процесс возрождения
военного производства Западной Германии и ее передачи
прежним монополистам — «капитанам промышленности», за
спиной которых стояли теперь американцы и англичане, бла¬
гополучно приближался к своему, завершению. Не было необ^
ходимости и в каких-либо иных мерах, кроме полицейского
вмешательства, когда рабочие заводов пытались поднять го¬
лос протеста при возвращении старых гитлеровских дирек¬
торов.
Гораздо обширнее и сложнее были обязанности Штризе,
связанные с учреждением, лаконическое название которого
вовсе не значилось на вывеске комиссии, но которое было из¬
вестно среди посвященных как «Штаб К». Впрочем, даже
если бы это название было написано на фасаде бюро, далеко
не каждый знал бы, что полностью оно читалось так: «Цен¬
699

тральный штаб по координации деятельности секретных
служб трех западных оккупирующих держав и секретной
службы полицейских сил Западно-Германского государ¬
ства».
Не всякий знал о наличии у этих вооруженных сил раз¬
ветвленной секретной службы, являющейся детищем и фи¬
лиалом британской, французской иг главным образом амери¬
канской разведок. Но что говорить о немцах, если об этой
стороне деятельности бюро пока еще не имел полного
представления и сам Монти. Отлично зная, что задачи его
учреждения не имеют ничего общего с действительной дена¬
цификацией и демилитаризацией бывшей гитлеровской воен¬
ной промышленности, он пребывал в уверенности, что его
основным долом является восстановление военного производ¬
ства в Западно-Германском рейхе. Эту работу следовало
произвести по такой схеме, чтобы не только обеспечить снаб¬
жение военными материалами всех континентальных вассалов
англо-американского блока, но прежде всего и главным об¬
разом обеспечить' прибыли своих хозяев—монополистов Ан¬
глии и Америки. Уже сама по себе эта задача представлялась
Монти достаточно сложной. На каждом шагу приходилось
сталкиваться с ни с чем не сравнимой алчностью янки. Они
норовили вырвать из глотки английского партнера даже са¬
мую маленькую косточку. Иногда можно было прийти в пол¬
ное отчаяние от нахальства, с которым действовали не толь¬
ко сами американцы, но даже их немецкие уполномоченные.
Эти немцы, из бывших владельцев, акционеров и директоров
восстанавливаемых предприятий, за одно только право счи¬
тать на суконке американское золото готовы были перервать
горло кому угодно, не соблюдая никаких приличий. И чем
яснее они чувствовали за собою поддержку американцев, тем
наглее становились, доходя иногда до прямого третирования
«младшего» партнера © англо-американской партии.
Эти сложные обстоятельства грозили при малейшей
оплошности оставить в дураках не только английских партнеров
зообще, но и самого Монти в частности. Он был настолько
занят интригами чисто коммерческого свойства, что несколько
запустил вторую сторону деятельности своего бюро — раз¬
ведку. Поэтому Аллен Доллас почти без сопротивления со
стороны англичан прибрал к рукам ©сю негласную работу
бюро еще тогда, когда она находилась в зачаточном состо¬
янии. С прошествием же времени, когда выяснились широ¬
кие перспективы секретной работы бюро, англичане спохвати¬
лись, но было поздно. Раздувшийся аппарат немецкой военной
разведки возрождаемой западногерманской армии смотрел
уже целиком из американских рук. Дряхлеющей Интелли-
700

дженс сервис оставалось только делать приятную мину в
плохой игре, сползая на вторые роли. Ее резиденты с удив¬
лением увидели, что гитлеровские генералы, вроде Алексан¬
дера, Гальдера и Гудериана, еще вчера считавшиеся пленны¬
ми, имели в делах бюро больший вес, чем чиновники «его
величества». Это было неприятно, но это было так. Един¬
ственным, сравнительно небольшим утешением для Монти
было право помыкать немцами ранга Штризе.
Формально роль Штризе в этом секретнейшем из органов
оккупационных администраций в Германии была скромной.
Он был всего лишь чем-то вроде смотрителя конспиративной
квартиры, какой являлось для этого штаба бюро Монти. По¬
этому Штризе не только не был в курсе дел штаба, но и не
знал в лицо всех его работников, не говоря уже об агентуре.
Однако это не мешало ему использовать свое положение в
интересах немецкого партнера. Каждые два-три дня он
делал генералу Александеру то или иное сообщение, добы¬
тое служителями в комнатах британского, американского или
французского отделов. Иногда ему и самому удавалось кое-
что подслушать.
В последние дни Штризе заметил некоторое оживление
в штабе. Появлялись новые люди. Двоих из них он знал —
англичанина Уинфреда Роу и немца, католического священ¬
ника Августа Гаусса. Двух других видел впервые. Ему стои¬
ло некоторого труда выяснить, что один из них был предста¬
вителем французской разведки, генералом Анри, другой —
американцем по имени Фрэнк Паркер. С Паркером приехала
его секретарша — увядающая особа с пушистой копной ярко-
рыжих, явно искусственно окрашенных волос. Профессио¬
нальная любознательность Штризе очень скоро помогла ему
открыть, что эта «американская Мисс» была в действительно¬
сти француженкой и что звали ее Сюзанн Лаказ.
Через день после приезда Паркера состоялось совместное
совещание представителей всех разведок, на котором неофи¬
циальный глава штаба, Аллен Доллас, поставил вопрос о не¬
обходимости скорейшей доставки из советской зоны оккупа¬
ции инженера Эгона Шверера. Объяснений своему требова¬
нию он не давал и не намерен был давать. Его приказы
были законом для всех четырех служб штаба, так как доб¬
рые три четверти средств, на которые они существовали,
давал он.
Впрочем, был на этом совещании человек, который, в от¬
личие от остальных присутствующих, чувствовал себя неза¬
висимо. Это был представитель ватиканской «информацион¬
ной курии во имя бога» отец Август Гаусс. Он держался
свободно, уверенный в том, что никто из сидящих *в этой
701

комнате, кроме Роу, не знает об его многолетней платной
службе и в британской разведке.
Участники совещания перебрали с десяток способов похи¬
щения Эгона. Ёсе казались Долласу никуда не годными.
Вспомнили Кроне, о котором »все, кроме Долласа и Паркера,
знали только то, что он должен был перебросить сюда инже¬
нера Шверера.
Доллас делал вид, будто судьба Кроне его мало интере¬
сует. Еще несколько месяцев тому назад он решил не воз¬
буждать вопроса о Кроне, полагая, что русские не знают его
американского лица, держат его у себя как немецкого фаши¬
ста. Но потом стало известно, что подробные допросы Кроне
в советской комендатуре велись долго и были застенографи¬
рованы. У Долласа возникло подозрение, перешедшее посте¬
пенно в уверенность, что Кроне провалился всерьез и выло¬
жил русским если не все, что знает, то, во всяком случае,
многое.
К тому времени, когда происходило описываемое совеща¬
ние штаба, у Долласа созрело решение пресечь для Кроне
возможность разговаривать, то-есть попросту убить его. Это
поручение было передано немецкой службе, заславшей в со¬
ветскую зону Берлина диверсионную группу Эрнста Шверера.
Группа была сформирована из бывших гестаповцев. Но и
ее усилия пока ничего не дали: ей не удалось добраться до
арестованного советскими властями Кроне.
Аллен Доллас решил передать и это дело в руки Парке¬
ра, который отправлялся в Берлин, чтобы ускорить похищение
инженера Эгвна Шверера. Оставалось найти для Паркера
надежный опорный пункт внутри советской зоны.
—	Было бы хорошо, если бы генерал Александер поискал
у себя в памяти какой-нибудь подходящий пункт, — бросил
Доллас в сторону молчаливо сидящего в углу человека.
Тот качнул вытянутым как по линейке корпусом и поспеш¬
но щелкнул кабл»уками. Чуть шевельнулась седая, аккурат¬
ная щеточка его усов.
—	Я сообщу господину Паркеру конспиративный адрес
доктора Зеегера.
—	Вы ограничили самостоятельность Эрнста Шверера и
подчинили его Зеегеру?
—	Оперативно — да, — почтительно ответил Алексан¬
дер. — Зеегер направляет действия группы. Но я не мог бы
пожаловаться и на самого Эрнста Шверера: его отряд до¬
ставляет много хлопот советским властям.
—	Таких* людей нужно поощрять. Вам даны на это сред¬
ства!— недовольно проговорил Доллас. — Эгон Шверер! Он
мне нужен. Назначьте особую премию за его доставку.
702

—	Если бы можно было премировать за доставку его го¬
ловы, она давно была бы перед вами, — проговорил Алек¬
сандер.
—	К сожалению, нам нужна не его голова, а его патен¬
ты! — сказал Доллас и, выхватив из кармана платок, по¬
спешно отер покрывшийся каплями пота череп. Даже в
этой детали он был похож на своего старшего брата.
Пристально глядя на американца, Александер продолжал
держать наготове карандаш. Вся его фигура была теперь
олицетворением готовности служить новому хозяину. Не
осталось и следа от прежнего высокомерия, с которым началь¬
ник разведки некогда разговаривал со своими собственными
немецкими генералами, даже если они бывали выше его
чином.
Роу, молча сидевший в стороне, брезгливо морщился, ко¬
гда взгляд его падал на влажный череп Долласа. Он с трудом
скрывал владевшее им чувство неприязни, смешанное со
страхом перед более сильным партнером. Время от времени он
усиленно тер свои, словно выеденные молью и покрытые
неопрятной серой плесенью, виски и курил, не выпуская изо
рта трубки. Его серые, потускневшие глаза казались усталы¬
ми и пустыми. Вокруг них сеть морщин покрыла дряблую ко¬
жу, и предательские синие жилки изукрасили нос. Когда
Роу, закуривая, держал спичку, было заметно, как дрожат
его пальцы.
Доллас, закончив совещание, засеменил к двери. Роу под¬
мигнул Паркеру:
—	Еще четверть часа — и я треснул бы, как пересушен¬
ное бревно! — Он с облегчением потянулся. — Кто из при¬
сутствующих способен составить нам компанию на несколько
рюмок коктейля?
—	Вы воображаете, что в этом городе можно получить
что-нибудь приличное? — спросил патер Август.
—	Надеюсь, в американской лавке найдутся виски и не¬
сколько лимонов. Остальное я беру на себя. — Роу без цере¬
монии схватил за рукав Августа Гаусса.— Речь идет о ста¬
кане чего-нибудь, что помогает ворочать мозгами.
—	Если это не будет минеральная вода... — ответил
патер.
—	У меня в буфете найдется все, что нужно, чтобы скра¬
сить беседу мужчин,—заискивающе вставил молча сидев¬
ший до того Винер.
—	Значит, мы ваши гости, — развязно сказал Роу. —
Я позвоню сейчас Блэкборну, нужно захватить и его.
—	Блэкборн?!—с некоторым испугом воскликнул Ви¬
нер.— Тот самый Блэкборн?
703

—г Именно «тот самый». Как его у нас кто-то назвал,
«главный расщепленец».
—	Весьма почтенная личность,— Винер криво усмехнул¬
ся. — Но.., зачем он вам понадобился?
—	У меня есть основания не оставлять его одного на це¬
лый вечер.
—	Как хозяину, мне трудно протестовать,—с кислой ми¬
ной проговорил Винер.
3
Несмотря на то, что деньги были теперь последним, на
недостаток чего мог бы жаловаться Винер, его страсть к де¬
шевой покупке редкостей искусства сохранилась в полной
силе. Именно так: не к приобретению произведений искусства
вообще, а только к тому, чтобы купить их за десятую долю
стоимости, вырвать из рук тех, кого судьба приперла к стен¬
ке. Он не упускал тяжелых обстоятельств, в которых находи¬
лись его соотечественники.
Чтобы рыскать по Складам комиссионеров и по частным
адресам немногих уцелевших коллекций, Винер находил время
даже среди всех своих многочисленных дел. Это было удиви¬
тельным свойством его натуры. Спекулянт неодолимо просы¬
пался в нем, когда в воздухе пахло возможностью поживы.
Область искусства не составляла исключения. Он, как ску¬
пой рыцарь, вел точный реестр своим приобретениям. Против
каждого из них значилась' цена, по которой оно было купле¬
но, и рядом с нею сумма, за которую Винер мог его продать.
Если конъюнктура на рынке картин менялась, он старатель¬
но зачеркивал прежнюю цифру и вписывал новую, не уставая
подводить баланс. Это было душевной болезнью, которую он
не мог, а может быть, и не хотел преодолеть, несмотря на
то, что она заставляла его тратить совсем не так мало вре¬
мени и сил, нужных ему на гораздо более важные, с точки
зрения его хозяев, дела.
Таких хозяев у него было теперь двое: одним был Джон
Ванденгейм Третий, в полной власти которого находились за¬
вод реактивных снарядов и лаборатория Винера; вторым —
своеобразный политический трест, возглавляемый Куртом
Шумахером. Круг деятельности этого, с позволения сказать,
«треста» заключался в поставке политических провокаторов
и штрейкбрехеров, диверсантов и фальсификаторов всех ква¬
лификаций, во всех областях жизни. В организации и ганг-
стеровских приемах работы «трест» Шумахера перенял весь
опыт своего увянувшего и сошедшего за время войны со
сцены предшественника, такого же темного политического
704

предприятия — конторы по поставке шпионов, диверсантов и
убийц, организованной в свое время Троцким. Так же как
«контора» Троцкого, «трест» Шумахера мог прислать простых
штрейкбрехеров, но мог поставить и «философов», которым
поручалось разбить основы человеческих понятий о нацио¬
нальном достоинстве, патриотизме и о чем угодно другом,
что стояло на пути нанимателя, будь то торговая фирма или
целое правительство. Что касается самого Винера, то он был
дважды на службе американских оккупантов — и как став¬
ленник Ванденгейма и как отданный в услужение американ¬
цам член шайки Шумахера.
Винер не был мелкой сошкой. В числе агентов современ¬
ной социал-демократии он значился в первых рядах, выше
его по социал-демократической иерархии стояли только глав¬
ные бонзы, вроде самого Курта Шумахера и других. Винер
был в области техники и прикладных наук тем же, чем
какие-нибудь Отто 3fyp или Клаус Шульц были в «филосо¬
фии». Он был как бы полномочным представителем этой
шайки агентов американского империализма, орудовавшей
в рабочем движении Западной Германии и имевшей особое
задание — представлять ее, эту шайку, в реактивном деле. Его
задачей было следить, чтобы эта машина убийства работала
на американцев так же исправно, как она прежде работала на
Гитлера. И к Винеру как нельзя больше подходило определе¬
ние, данное кем-то нынешним главарям немецкой социал-демо¬
кратии: «удлиненная рука военной администрации и лейбо¬
ристской партии». Да, Винер был одним из пальцев этой очень
длинной и очень грязной руки, пытавшейся залезть в душу и
в карман немецкого народа!
Чем хуже жилось простому немецкому человеку в оккупи¬
рованной западными державами Тризонии, тем тверже чув¬
ствовали себя члены шайки Шумахера, тем выше котировались
ее акции у нанимателей и тем больше становилась личная
доля каждого из них в добыче, которую рвали с немецкого
народа англо-американские оккупанты и свои немецкие мо¬
нополисты. Чем больше становились доходы, тем выше за¬
дирались носы участников шайки и в их числе доктора
Вольфганга Винера.
В свои шестьдесят лет он заносчиво носил такую же чер¬
ную, как десять и пятнадцать лет тому назад, бороду асси¬
рийского царя.
Полной противоположностью Винеру был пришедший с
Роу английский физик Блэкборн, грузный сутуловатый муж¬
чина в мешковатом костюме, ставшем ему заметно широким.
По внешнему виду и по скромности, с которою он уселся в
уголке столовой, в старике было трудно угадать одного из
46 Заговорщики
705

Ееличайших авторитетов атомной физики, каким еще недавно
считала Блэкборна вся Западная Европа, — до тех пор, пока
он в день окончания войны не отказался вести дальнейшую ра¬
боту над атомной бомбой. Он заявил себя решительным
сторонником запрещения этого оружия и потребовал исполь¬
зования энергии распада атомного ядра исключительно для
мирных, созидательных целей человечества. И тогда, как по
волшебству, старый ученый из величайшего авторитета бы¬
стро превратился в «старого чудака, выжившего из ума и
одержимого фантазиями, смахивающими на сказки для де¬
тей». Так писалось тогда об еще полном сил и творческой
энергии физике, мысли которого не сошлись с планами его
хозяев.
Изгнанный из своей лаборатории, вынужденный покинуть
Англию, лишенный материальной поддержки для проведения
опытов, старик в смятении скитался по северной Европе. Он не
верил в реальность случившегося и не понимал, что в ми¬
ре, управляемом законами наживы и разбоя, не может най¬
тись никого, кто материально поддержал бы его (работы. Он
долго странствовал, подавленный и растерянный, по привыч¬
ке присаживаясь по утрам к письменному столу в номерах
гостиниц и с досадою отбрасывая перо при воспоминании об
утраченной лаборатории, о недостающих ему исполнительных
помощниках и внимательных учениках, при мысли о том, что
он превратился в нищего и бездомного старика, а все, пред¬
ставлявшееся ему прежде прочной собственностью, оказалось
«мифом в кредит». Но самым страшным для цего был чудо¬
вищный разлад с миром, еще оставшимся его миром, со
средой, еще бывшей его средой. Неожиданным и потря¬
сающим было для него открытие, что всю жизнь, оказывает¬
ся, он работал не для создания жизненных благ и не для
процветания человечества, а ради разрушения лучшего, что
оно создавало веками упорного труда; работал для ниспро¬
вержения элементарных понятий свободы, демократии и че¬
ловеческого достоинства, которые кто-то успел опутать
ложью и низвести в бездну унижения,
И все это произошло, пока он, забыв о мире и людях, си¬
дел в своей лаборатории и занимался «надсоциальной» нау¬
кой, ловко подсунутой ему Черчиллем еще в самом начале
войны. Подобно удару грома над головой, вдруг прозвучала
истина, гласившая, что он вовсе и ие хозяин своих мыслей,
своих открытий, своих идей, а всего лишь жалкий наемник за¬
морских капиталистов, незаметно вползших в его творческий
мир и незаметно повернувших все его устремления совсем
в другую сторону, чем он когда-то мечтал. Мечты! Они разле¬
телись, как хрустальный замок от грубого удара жестоких ди¬
706

карей, ни черта не понимающих ни в науке, ни в законах фи¬
зики, ни в законах развития жизни и не способных ни на йоту
приобщиться к его идеям. Эти дикари гнездились в пещерах
лондонского Сити и нью-йоркской Уолл-стрит. Им не было
дела до мечтаний старого физика. Им нужна была бомба.
И вот все полетело к чорту... Он скитался, как неприкаянный,
в поисках успокоения, не зная, где его искать, и нашел его,
наконец, во Франкфуртском университете, в скромной роли
профессора физики. И вовсе не случайно именно тут, во Франк¬
фурте-на-Майне, где сплелись сейчас самые острые интересы
бывших хозяев Блэкборна, его гидом оказался не кто
иной, как агент британской секретной службы. Блэкборн не
догадывался об этом, как не подозревал и того, что на всем
его пути от Лондона до Копенгагена и от Копенгагена сюда,
в сердце Тризонии, все его «случайные» дорожные знакомые
были агентами Интеллидженс сервис, не выпускавшей его из
виду ни на один день. Поэтому, когда Роу пригласил его
«пронести приятно вече-р» с приятелями, старый физик, не по¬
дозревая ничего дурного, согласился.
Пока Блэкборн, не обращая ни на кого внимания, листал
какую-то книгу, сидя в углу столовой, а остальные гости за¬
нимались коктейлями, Роу без стеснения бродил по комнатам
франкфуртской квартиры Винера, поворачивая к себе лицом
прислоненные к стенам многочисленные холсты и рассматри¬
вая их с бессмысленным вниманием пьяного.
Изредка он возвращался к общему столу, чтобы отхлеб¬
нуть глоток «Устрицы», приготовленной кем-нибудь из присут¬
ствующих. Еще -в самом начале вечера он с удивлением обна¬
ружил, что не только отец Август Гаусс, но и все осталь¬
ные* гости, кроме Винера, знают способ приготовления этого
коктейля, который он считал своей монополией.
Кажущееся увлечение трофеями Винера не мешало Роу
улавливать каждое слово, произносимое за столом. Он видел,
как, твердо и дробно стуча каблуками, в комнату вошел се¬
дой старикашка. Винер представил гостя как своего старого
друга, генерала фон Шверера, которому их друзья амери¬
канцы любезно предоставили возможность прибыть сюда из
Берлина тая, что берлинские власти об этом и не знают. Роу
услышал 'короткий диалог, произошедший между генералом
и Паркером:
—	Не узнаете?— с оттенком насмешки спросил Паркер.
Генерал несколько мгновений пристально рассматривал
лицо американца, потом сделал быстрое отрицательное дви¬
жение маленькой головой.
—	А нашу последнюю встречу в салоне мадам Чан Кай-
ши тоже забыли?—спросил Паркер и, увидев, как обижен-
46'*
707

но насупился генерал, расхохотался.— Значит, догадались,
кому обязаны своим отъездом из Китая?
Блэкборн услышал фальцет Шверера, как иглою прон¬
зающий жужжание других голосов. Гости были уже сильно
навеселе и касались многого такого, что представляло инте¬
рес. Генерал сразу заговорил о войне. Старый физик, едва
уловив характер разговора, понял, к каким приятелям Роу
он попал, и хотел было уйти, но, подумав, решил остаться.
Шверер говорил, обиженно поджимая губы:
—	Вы ставите вопрос на голову. Не ученые заставляли и
будут заставлять нас бросать бомбы, а мы заставляем их вы¬
думывать эти бомбы. Не тактика и стратегия превратились
в орудия науки, а наука превратилась в их помощника.
—	Но вы должны признать, дорогой мой Шверер,— фа¬
мильярно проговорил Винер,— что именно открытия и изо¬
бретения становятся основными элементами тактики. Скоро
ученые дадут вам возможность уничтожать врага, не ви¬
дя его.
—	Я не сторонник мистера Винера, но на этот раз он
!прав,— сказал Роу.— Ученые с их лабораториями оттеснили
генералов на второй план.
Генерал заносчиво вскинул было голову, но тут же со¬
владал со своим раздражением против не в меру развязного
победителя и, насколько мог спокойно, проговорил:
—	Мышление господ цивильных профессоров так. органи¬
зовано, что они не знают, когда следует привести в действие
их собственные изобретения.
—	Этот момент никогда не определялся и военными,—
сказал отец Август. Он сбросил пиджак, расстегнул манжеты
и, закатав рукава, воскликнул: — Ну-ка, господа, позвольте
вместо этой «Устрицы» приготовить вам кое-что по старому
монашескому способу.
Даже Роу крякнул, задохнувшись от крепкой, смеси, кото¬
рую взболтал патер. Обязанности бармена перешли к Авгу¬
сту. Настроение быстро повышалось. Запылал даже острый
нос Шверера, и на лоснящихся желтых щеках Винера появил¬
ся легкий румянец. Он воспользовался первым случаем, что¬
бы вернуться к прежней теме.
—	Все старые представления о факторах войны и победы,
вроде искусства полководцев и мужества армии, дисциплины
и сытной пищи, румяных щек и крепких икр солдата, — все
sto отходит на задний план по сравнению с фактором ору¬
жия, стреляющего на тысячи километров.
Роу лукаво подмигнул:
—	А вы не преувеличили насчет выстрела на тысячу ки¬
лометров и прочего?.
70S

—	Мы сможем произвести его не сегодня-завтра, если...
—	Если?..
—	...если получим инженера Шверера,—сказал Винер.
—	Вы полагаете,— насмешливо спросил Блэкборн,— что
один инженер может заменить миллион солдат?
Винеру хотелось изобразить на своем лице презрение, но
вместо того черты его сделались попросту злыми, и непри¬
миримая зависть прозвучала в его голосе, когда он сказал:
—	Вам не понять!.. Мы говорим о Шверере, об Эгоне
Шверере!
При этих словах генерал гордо выпятил грудь, как если
бы речь шла не о сыне, навсегда потерянном для него. Гене¬
рал с нескрываемой неприязнью посмотрел на старого учено¬
го, который, кажется, оспаривал гениальность его отпрыска.
Блэкборн действительно сказал:
—	Неужели вы полагаете, что, будь этот ваш инженер
хотя бы трижды гением, он сможет заменить народные мас¬
сы, без участия которых вы не овладеете даже квадратным
сантиметром чьей бы то ни было земли?
—	Наши снаряды...
Блэкборн повелительным жестом остановил Винера:
—	Даже миллионы снарядов остаются только снарядами.
Не они воюют, а народ. Разве вы в этом еще не убеди¬
лись на опыте последней войны? Неужели вы не поняли,
что воля народа побеждает любую технику, любые
«снаряды».
—	Не понимаю, что вы имеете в виду!
—	Волю русского народа, поставившего на колени всю
немецкую машину войны.
Винер пожал плечами и с гримасой проговорил:
—	Мы говорим о науке и о войне, а вы занимаетесь аги¬
тацией.
Тогда, пренебрежительно махнув в сторону Винера рукою,
с видом, говорившим «бесполезно спорить», Блэкборн снова
опустил взгляд на закрытую было книгу.
—	Значит,— спросил Роу Винера,— все дело в том, что¬
бы добыть для вас этого Эгона Шверера?
—	Ну, конечно же!— воскликнул, оживляясь, Винер.—
Эгон Шверер увез с собою свои расчеты, очень важные рас¬
четы! Это звено, которого нам теперь нех-ватает. Конечно,
мы восстановим его и сами, но сколько времени нам на это
нужно! Да, Шверер нам необходим с тем, что осталось в его
голове. Дайте нам Шверера, и мы очень скоро сможем
стрелять на три и на четыре тысячи километров. Генералы
смогут побеждать, не выходя из своих вашингтонских
кабинетов.
709

—	Вот мы и договорились до полной чепухи!—с пьяной
откровенностью воскликнул Роу, крепко стукнув стаканом по
столу.
Шверер поморщился. Глаза Августа, критически наблю¬
давшего, как пьянеет Роу, сузились.
Винер насмешливо поднял бокал, чтобы чокнуться с Роу.
—	Вам не кажется верным,— начал он,— что если ваши
союзники поставили Японию на колени двумя бомбами
образца сорок пятого года, то...
—	Если вы не знакомы с действительным положением
вещей, милейший доктор, то могу вам сказать,— ответил
Роу:— в тот день, когда «Летающие крепости» еще только
начинялись атомной дрянью, Япония, ничего не зная об этом,
уже подогнула ножки. Она уже намеревалась просить по¬
щады. Так что бомбочки падали уже1 на ее склоненную
шею.
—	Совершенно верно!—раздался из угла, где сидел
Блэкборн, его уверенный голос.— К тому времени победа
над Японией уже была решена на материке, где ее армия
была разгромлена русскими.
—	Ну, это уж слишком!—сердито крикнул Винер. А Ав¬
густ Гаусс, чтобы перебить физика, протянул ему стакан
с коктейлем:
—	Попробуйте моего сочинения.
—	Не пью,— сказал Блэкборн и книгою, как если бы
брезговал прикоснуться к священнику, отвел его руку и на¬
стойчиво продолжал:— Удар Советской Армии был решаю¬
щим и там, в победе на востоке. Ни для кого из нас не было
в этом сомнения уже тогда.
—	Для кого это «нас»?—поднимаясь из-за стола, визг¬
ливо крикнул Шверер.
—	Для огромного большинства людей в Европе и в Аме¬
рике, для всех, кто не имел тогда представления об истинном
смысле игры, ведшейся за спиною русских.
—	Здесь нехватает только микрофона передатчика какой-
нибудь коммунистической станции!—сказал Август.
Блэкборн усмехнулся:
—	Не думаю, чтобы они пожелалй транслировать такого
старого осла, как я, но я бы от этого не отказался. Однако
продолжаю свою мысль: в значении удара русских не было
сомнений уже тогда, а теперь нет сомнений и в том, что ис¬
тинным назначением атомных бомб, сброшенных на головы
японцев, было устрашение русских. Мы уже тогда помышля¬
ли о том, чтобы, воздействуя на нервы русских, помешать им
спокойно трудиться по окончании войны. Да, да, господа, я
отдаю себе полный отчет в том, что говорю: мы хотели испу-
710

гать русских.— Презрительная усмешка искривила его губы,
когда он оглядел присутствующих. — Мне очень стыдно:
бомба, сброшенная на врагов, предназначалась нашим
самым верным, самым бескорыстным союзникам —
русским!
—	Вранье!— проворчал Паркер, но так громко, что его
могли слышать все, в том числе и сидящий в отдалении
Блэкборн. И еще громче повторил:— Вранье!
Но Блэкборн и ему ответил только пренебрежительной
усмешкой.
—	Выходит, что вы пошли © своих догадках дальше, чем
сами русские,— стараясь попасть в иронический тон ученого,
проговорил Август.
—	Напрасно вы так думаете. Для всякого, кто следил за
советской печатью и литературой, было ясно, что они раз-
гадали наш замысел: устрашение и еще раз устрашение!-
Игра на их нервах. Наша реклама сработала против нас.
Правда оказалась совсем иною, чем мы ее расписывали, и
Сталин, на мой взгляд, совершенно справедливо сказал, что
наши атомные бомбы могут устрашить только тех, чьи сла¬
бые нервы не соответствуют нашему суровому веку.
—	Однако это не помешало Молотову тут же заявить, что
русские сами намерены завести себе атомные бомбы!—
вставил патер.
—	Он говорил об атомной энергии, а не о бомбе, и, на¬
сколько я помню, «еще кое о чем». Именно так: «еще кое
что»,— отпарировал Блэкборн.
—	Значит, они не олень-то полагаются на крепость своих
нервов!— со смехом сказал Винер.
—	Нет, по-моему, это значит, что они вполне уверены в
слабости наших,— ответил ему Блэкборн.
—	Честное слово,— с возмущением воскликнул Винер,—
можно подумать, что вы не верите в действие бомб, которые
мы пошлем в тыл противника!
—	Мне не нужно ни верить, ни не верить,— спокойно
произнес физик,— потому что я, так же как вы,у с точностью
знаю. ударную силу каждого типа существующих бомб.
—	Ничего вы не знаете!— угрожающе потрясая кулака¬
ми, закричал Винер.— То, что мы создадим без вашей помо¬
щи, будет в десятки, в сотни раз сильнее того, что создано
при вас!
С мягкой любезностью, звучавшей более уничтожающе,
чем если бы он обозвал его самыми бранными, самыми позор¬
ными словами, старый физик произнес, обращаясь к Винеру:
—	Позвольте узнать, хорошо ли оплачивается ваша ра¬
бота, сэр?
711

И, сделав вид, будто внимательно слушает, накло¬
нился в сторону оторопевшего Винера. Тот, оправившись,
сказал:
—	Вы сами знаете. Вы тоже занимались этим делом.
Старик сделал несколько неторопливых отрицательных
движений головой и все так же негромко произнес:
—	Нет, я никогда не занимался шантажем.
—	Послушайте!..
—	То, что вы делаете, — не смущаясь, продолжал фи¬
зик,— шантаж. Правда, шантаж несколько необычного мас¬
штаба, я бы даже сказал: грандиозный шантаж, но все же
только шантаж.
—	Вы забываетесь!— попытался крикнуть Винер, угро¬
жающе придвигаясь к Блэкборну, но ему загородил дорогу
Роу. Он покачивался на нетвердых ногах, и его глаза стали
совершенно оловянными. Глупо хихикая, он дохнул в лицо
Винеру винным перегаром и проговорил заплетающимся
языком:
—	Не трогайте моего старика. Желаю, чтобы он говорил...
У м-меня такое настроение... А главное... — Роу, оглядев
всех, остановил взгляд на Винере...— мне начинает казать¬
ся: если старикан говорит, что вы шантажист, то, может
быть, это так и есть, а?
—	Вы сошли с ума!— крикнул Винер, поймав на себе
ободряющий взгляд Паркера, которому тоже после несколь¬
ких лишних рюмок «Устрицы» начинала казаться забавной
эта перепалка.— Вы совершенно сошли с ума!— повторил
Винер.—То, что мы создадим,— реальность, такая же реаль¬
ность, как наше собственное существование.
—	Ф-фу, чорт!— Роу провел ладонью по лицу.— Я, ка¬
жется, перестаю что-либо понимать: значит, вы считаете, что
мы с вами реальность?
—	Перестаньте кривляться, Роу!—крикнул Паркер.—
Винер прав.
Роу повел в сторону Паркера налившимися кровью гла¬
зами и ничего не ответил, а Блэкборн рассмеялся было, но
резко оборвал свой смех и грустно проговорил:
—	Меня утешает вера в то, что там, где дело дойдет до
выражения воли целых народов — и вашего собственного,
немецкого народа, и моего, и американского, и любого друго¬
го,— там здравый смысл, стремление к добру и здоровые
инстинкты жизни возьмут верх над злою волей таких ошмет¬
ков наций, как ваши и бывшие мои хозяева, как вы сами,
милейший доктор Винер! И мои седины позволяют предска¬
зать вам: в кладовой народов найдется веревка и на вас! Мо¬
ток крепкой веревки, которой хватит на всех, кого не догада¬
712

лись повесить вместе с кейтелями, заукелями и прочей
падалью!
Винер приблизился к ученому и, бледнея от ярости, раз¬
дельно проговорил:
—	Вы мой гость, но...
—	Пожалуйста, не стесняйтесь". Это уже не может иметь
для меня никакого значения,—насмешливо произнес Блэк¬
борн.
—	Но я прошу вас...— хотел продолжить Винер. Однако
старик перебил его:
—	Можете не беспокоиться: я не собираюсь делать вашу
квартиру местом «красной» агитации. — Он обвел присут¬
ствующих широким жестом.— В этом обществе она не имела
бы никакого смысла. Но обещаю вам, что если буду жив, то
поставлю на суд народов свои идеи против ваших. И верю
в исход этого суда!
На этот раз рассмеялся Винер:
—	Вас привлекает такая перспектива?.. Нет, это не
для меня, и этого не будет!.. Даже если правда все, что
вы тут говорили, пытаясь развенчать могущество атомного
оружия, то вы забыли об одном:	об его агитационном
значении.
—	Шантаж страхом!—брезгливо проговорил Блэкборн.—
История слишком серьезная штука, чтобы ее можно было
делать такими грязными средствами!
—	Вы не историк, а физик, профессор,— язвительно про¬
говорил отец Август.
—	Если бы меня убедили в том, что я не прав, я, не вы¬
ходя отсюда, пустил бы себе пулю в лоб.
Винер вынул из заднего кармана и с насмешливой улыб¬
кой протянул Блэкборну маленький пистолет.
—	Возьмите, дорогой коллега! Он вам понадобится еще
сегодня!
Отец Август подошел с полным стаканом коктейля и тоже
протянул его ученому.
—	Тюремный бюджет обычно предусматривает стакан
ободряющего приговоренному к смерти.
Блэкборн без всякой церемонии оттолкнул его руку так,
что содержимое стакана расплескалось, заливая костюм па¬
тера, и с достоинством произнес:
—	Нет, достопочтенный отец, и вы,— он движением под¬
бородка указал на Винера, — не выйдет! Я еще поживу. На¬
зло вам поживу. Мне еще в очень многом нужно разобрать¬
ся, очень многое понять, мимо чего я прежде проходил.
Стыдно, имея седую голову, признаваться, что только-только
начинаешь понимать кое-что в происходящем вокруг тебя...
713

Очень стыдно... Но нельзя больше быть малодушным. Рано*
или поздно надо перестать прятаться от самого себя. Это ниже
человеческого достоинства. Если не хочешь потерять уваже¬
ние к самому себе, то нельзя становиться глупее страуса.
Нужно вытащить голову из травы и посмотреть в глаза
жизни.— Блэкборн сделал несколько шагов по комнате,
остановился, задыхаясь, и протянул руку к окну, словно ему
хотелось распахнуть его, чтобы впустить в комнату свежего
воздуха. Задумчиво проговорил:— Я теперь понял, почему
для меня не оказалось места в моей стране... Меня терзала
мысль:	смогу ли я прожить вне Англии, которая столько
значила для меня...
—	Как видно...— насмешливо бросил Винер.
—	Да, как видно, я смогу прожить вне Англии, так как
живу уверенностью, что вернусь в нее. Это не может не слу¬
читься. Я слишком верю в свой народ, чтобы потерять наде¬
жду на то, что он придет в себя и прогонит шайку авантю¬
ристов, которые держат в руках власть над ним.
Роу, прищурившись, посмотрел на старика.
—	Не имеете ли вы в виду правительство его величества,
сэр?— с пьяной важностью спросил он.
—	Безусловно.
—	Я могу предложить вам работу у себя, профессор,—
сказал Винер.— Вы загладите свои ошибки, и Англия примет
вас обратно.
—	Я не совершал никаких ошибок,— с достоинством ска¬
зал старик.
—	Если не был ошибкой ваш отказ работать над атом¬
ным оружием, значит ошибка в том, что вы прежде делали
его?
—	Нет,— Блэкборн сделал гневное движение,— и то и
другое было правильно. Пока я верил, будто это оружие
направлено на разгром фашизма, а следовательно, на благо
человечества,' я его делал; когда я получил уверенность,
что оно направлено на укрепление нового фашизма, а следо¬
вательно, во вред человечеству, я готов своими руками
уничтожить его.
—	Это уже нечто большее, чем простое неодобрение того,
что мы делаем,— спокойно сказал Паркер.
—	Повидимому, у меня действительно нехватает храбро^
сти на что-то главное, что я должен был бы сделать в ны¬
нешнем положении,— проговорил Блэкборн — Что-то, что
могло бы стать самым главным в моей жизни... Я это чувст¬
вую, но оно ускользает от меня всякий раз, когда нужно
подумать до конца.
—	Может быть, вы подразумеваете заявление о желании
714

стать коммунистом?— с издевательским смешком спросил
Август.
Некоторое время Блэкборн смотрел на него удивленно.
—	Нет, — сказал он наконец. — Еще не это. Но неужели
вы не понимате, что если бы к тому, что они пустили в ход
сейчас — этот свой план борьбы с засухой и обводнения
огромных первобытных пустынь, — прибавить мирное исполь¬
зование атомной энергии, лицо вселенной изменилось бы так,
как не мечтал ни один самый смелый утопист?
—	А мы с вами, по вашему собственному уверению, бол¬
тались бы на перекладине?— спросил Винер.
—	Вы — разумеется,— ответил старик,— а что касается
меня... я еще не знаю.
—	Воображаете, что вы отдали бы то, что еще осталось
полезного у вас в голове, русским?
—	Зачем это им? У них есть свои головы, не хуже моей.
—	Не улизнете, милейший коллега, — не слушая его, про¬
ворил Винер,— нет!—И, хихикнув, полушопотом добавил:—
Разные бывают самоубийства, герр профессор... Разные...
—	Вы такой же гангстер, как остальные,— с презрением
сказал Блэкборн.— Но я не умру ни от своей пули, ни от ва¬
шей. Я хочу видеть, как взойдут эти новые сады там, у рус¬
ских. И должен сказать, меня чертовски занимает пшеница
Лысенко. Это меня занимает.
—	Вот как? Это вас занимает?— злобно воскликнул Ви¬
нер.—А я за свой счет поставил бы памятник тому, кто
сравнял бы с землею и эти их сады и вообще все, что русские
успеют сделать в этой своей России.
—	Вы омерзительны!— с отвращением передергивая пле¬
чами, сказал старик.— И не воображаете же вы в самом де¬
ле, что те, кому вы угрожаете, бросят вам в ответ букет роз?
—	Чорта с два, хе-хе, чорта с два... — Роу сделал не¬
сколько не очень твердых шагов, но вернулся к столу и тя¬
жело упал в кресло.
—	Кажется, вы не на трусов напали,— проговорил ста¬
рый физик. — И вообще, господа, должен вам сказать: когда
есть кому ободрить людей, есть кому открыть им глаза на
истинную ценность всех этих жупелов, люди становятся вовсе
уже не такими пугливыми, как бы вам хотелось. Вспомните-
ка хорошенько: о том, что сопротивление невозможно, болта¬
ли уже тогда, когда появился пулемет. А потом пытались
запугать противника газами, танками... Нервы человека выдер¬
жали все!
—	Давайте-ка попробуем себе представить первый день
атомной свалки,— сказал Роу.— Пусть-ка генерал нарисует
нам эту картину.
715

Шверер с готовностью поднялся и, клюнув носом воздух
в сторону Паркера, быстро проговорил:
—	Я беру на себя смелость подтвердить заявления, сде¬
ланные тут господином доктором фон Винером, о принци¬
пиальном отличии будущей войны от всех предыдущих. Это
будет, если мне позволят так выразиться, война нового типа.
Ее точное планирование мы начнем в тот день, когда нау¬
ка скажет, что справилась с задачей столь же молниеносной
переброски десантных войск, с какой мы сможем завтра
посылать атомные снаряды.
—	Какая ерунда! — пробормотал Блэкборн себе под нос,
но Шверер услышал и растерянно умолк, глядя на англича¬
нина. Тот сидел, опустив голову на сцепленные пальцы и за¬
крыв глаза. Тогда Шверер сердито клюнул воздух в его сто¬
рону и с еще большей убежденностью продолжал:
—	Без такой переброски войск не может итти речь об
единственно разумной и, позвольте мне так выразиться, рен¬
табельной войне.
—	Как вы сказали? — перебил его Блэкборн. — Рентабель¬
ная война?
—	Да, именно так я сказал и так хотел сказать. — Шве¬
рер быстро сдернул с носа очки и повернулся к физику.
Тот опустил руки и посмотрел в лицо генералу.
—	Рентабельная война...— в раздумье повторил он.— Это
вы с точки зрения затрат, что ли?
Шверер с досадою взмахнул очками, как будто намерева¬
ясь бросить ими в англичанина.
—	При чем тут затраты!— крикнул он.— Любая стои¬
мость любой войны должна быть оплачена побежденными.
Но с кого мы будем получать, если территория побежденного
государства будет превращена в пустыню, а его население
истреблено?
—	Не это интересует нас, когда речь идет о простран¬
ствах, находящихся в орбите коммунизма,— заметил Паркер.
Шверер снова было раздраженно взмахнул очками, но
тут же удержал руку, сделал почтительный полупоклон в сто¬
рону американца и торопливо оседлал нос очками.
—	В последней войне военное счастье оказалось не на
нашей стороне, — проговорил он и поверх очков посмотрел
сначала на Роу, потом на Паркера. — Позвольте мне быть
откровенным: нас не устроит тот мир, который вы нам
готовите.
—	А (вы уже знаете, что мы вам готовим?— иронически
спросил Паркер.
—	Господь-бог не лишил нас разума!— ответил Шверер.—
Мы понимаем, что значит быть побежденным такими «дело-
716

выми людьми», как вы. Именно поэтому мы и думаем
уже сейчас о том, как сделать следующую войну рента¬
бельной.
—	Я уже сказал,— перебил его Паркер,— нас это не за¬
нимает.
—	А нас очень!.. Очень занимает! Мы не желаем превра¬
щать в прах всю собственную добычу! — раздраженно крик¬
нул Шверер.
—	Как вы уверены, что она вам достанется, — с прежней
насмешливостью проговорил американец.
—	Уверенность, достойная похвалы, — заметил отец
Август.
—	Война, которую мы будем вести для вас, должна быть
оплачена, — сказал Шверер.
—	Разве мы возражаем?— Паркер поднял брови.
—	И значит, будущий мир должен быть настолько рента¬
бельным для нас всех, чтобы окупить и ту, будущую, и эту,
прошедшую, войну.
—	Что ж, — покровительственно проговорил Паркер, —
бухгалтерия правильная.
С этими словами Паркер поднялся и, отойдя к столику с
бутылками, стал приготовлять себе коктейль. Шверер умолк.
Ведь он говорил именно для этого американца. В нем Шве¬
рер видел представителя единственной силы, способной дать
немецким, генералам средства на осуществление их новых
военных планов, и не только способной дать, но желающей
дать и дающей. Шверера не особенно интересовало мнение
Винера, так как он знал: этот социал-демократический капи¬
талист только делает вид, будто поднялся до высот, обеспе¬
чивающих ему независимость. Шверер отлично понимал, что
теперь Винер находится в такой же зависимости от амери¬
канских генералов и капиталистов, в какой когда-то находил¬
ся от генералов немецких, и будет так же покорно исполнять
все их приказы, как когда-то выполнял его собственные,
Шверера, указания. Нет, не Винер интересовал его в этом об¬
ществе. И уж во всяком случае не отец Август. Хотя Шверер
отлично помнил, что именно этот представитель Ватикана су¬
нул ему первую лепту святого престола на алтарь бога буду¬
щей войны, но он также хорошо помнил и то, что лепта эта
была в долларах. Роу?.. Шверер исподлобья посмотрел на
пьяного англичанина. Нет, эта фигура не внушала Швереру
ни доверия, ни страха. Шверер угадывал, что Роу и сам
смотрит на Паркера глазами неудачливого и обедневшего
соперника; этому дряхлеющему представителю дряхлеющей
империи уже никогда не придется полной горстью разбрасы¬
вать соверены от Константинополя до Токио — всякому, кто
717

согласен стать ее цепным псом. Нет, тут ждать нечего. Пар¬
кер, Паркер! Вот в чью сторону нужно смотреть со всею
преданностью, какую способны изобразить глаза Шверера.
Паркер! Вот в чью сторону стоит гнуть неподатливую спи¬
ну! Паркер! Вот для кото тут стоит говорить!
И Шверер терпеливо ждал, пока американец взболтает
свой коктейль. Генерал делал вид, будто старательно проти¬
рает очки, как будто для того, чтобы говорить, ему нужны
были особенно чистые стекла. А Паркер между тем, приго¬
товив питье, вернулся к столу и, ие обращая внимания на то,
что Шверер уже открыл рот для продолжения прерванной
мысли, заговорил сам:
—	Мне нравится ваша бухгалтерия, Шверер, да, нравит¬
ся. Победа должна окупить для нас обе войны: прошлую и
будущую. — Он сделал глоток коктейля. — Но мне не нравит¬
ся, что вы смотрите на плоды победы, как на нечто, принад¬
лежащее вам.
—	Мы это заработаем... заработаем кровью...— почтитель¬
но пролепетал генерал.
—	За кровь немцев мы заплатим! — важно сказал Пар¬
кер. — Но не воображайте, будто она стоит так уж дорого.
Пожалуйста, попробуйте продать ее кому-нибудь другому...
Ага, купцов не видно?! Вот в этом-то и дело: никто, кроме
нас, ее не купит, и никто, кроме нас, не способен запла¬
тить вам за нее ни цента. Ведь ценою некоторой оттяжки,
необходимой на дополнительную работу, и мы можем под¬
готовить себе солдат по гораздо более дешевой цене, чем
ваши.
—	Таких послушных солдат, как наши, вы не получите
нигде! — с гордостью проговорил Шверер.
—	А разве мы этого не ценим? Кто еще на нашем месте
содержал бы вас всех — от фельдмаршалов до последнего
рядового, — ие имея уверенности, что вы понадобитесь?
—	Если наши солдаты не понадобятся вам, мы сами пу¬
стим их в дело!
—	Но, но, не так прытко! Вон там холодный сифон! —
И Паркер насмешливо ткнул пальцем в сторону пузатой бу¬
тылки.— Что вы без нас?!
—	Танк без бензина, пушка без пороха...—поддакнул ему
отец Август.
—	Так я повторяю: мы ценим ваш товар, — продолжал
Паркер. — Бывалые, хорошо тренированные, вымуштрован¬
ные головорезы — таких сразу не подготовишь ни из фран¬
цузов, ни из испанцев, ни даже из цветных, которых мы мо¬
жем в любое время получить у любого индийского князька
столько, сколько нам будет нужно...
718

Теперь Блэкборн был рад, что не ушел сразу же, а остал¬
ся. Стоило услышать собственными ушами весь этот откро¬
венный бред преступников. Он решил, что вытерпит до
конца. Такие возможности бывают не часто. Услышав послед¬
ние слова Паркера и желая его подзадорить, старый ученый
сказал:
—	Положим, эти времена прошли...
—	Вот уже это мне не нравится, — укоризненно прогово¬
рил в его сторону Роу.
—	Оставим это, — сказал Паркер. — Не в этом сейчас де¬
ло. Я ведь хотел только сказать, что вам, Шверер, следует
знать: мы поим вас, кормим, вооружаем вас и дадим вам
возможность воевать во-все не во имя того, чтобы вернуть
все, что потеряли вы, — работать вы будете на нас!
Мы тоже хотим получить плоды, когда дерево будет
повалено.
—	Более мой, как это характерно для вас всех! — вос¬
кликнул физик. — Чтобы получить яблоко — срубить яблоню.
В этой психологии вся ваша природа*
—	Отличная природа, мистер Блэкборн! — самодовольно
возразил Паркер. — Шверер со мною согласится. Но я еще
раз должен сказать: мы понимаем это «яблоко» довольно ши¬
роко. Поход против Советского Союза — вот наша цель, но
именно потому, что нам нужно все, чем он владеет, чем мо¬
жет владеть, — все его земли, все недра, все богатства стра¬
ны. Не воображайте, что мы глупее вашего Геринга. У нас
тоже есть своя «Зеленая папка».
—	Святое чувство, законное чувство! — одобрительно про¬
говорил отец Август.
Считая, что он должен положить конец всяким кривотол¬
кам, Шверер крикнул Паркеру, пользуясь минутным молча¬
нием:
—	Клянусь вам, никто не ненавидит русских так, как мы,
и среди нас никто так, как я!.
—	Что ж, это хорошо, — одобрительно отозвался амери¬
канец.
Ободренный Шверер пояснил:
—	Вы поймете меня, если вспомните, сколько раз мы
испили из-за русских чашу позора поражения! Сколько раз
на протяжении веков нашей вражды со славянством! Этого
нельзя больше выносить, ?этому должен быть положен ко¬
нец!—-Голос Шверера перешел в злобный визг: — Россия
должна быть уничтожена как государство.
—	Иначе она может снова и.снова побить вас? — насмеш¬
ливо спросил Блэкборн.
Генерал в гневе швырнул очки на стол.
719

—	Конец! — в бешенстве крикнул он. — Уничтожение!
Полное уничтожение! — И, переведя дыхание, сдержанно
Паркеру:—Тогда мы спокойно поделим наследство славян.—
Подумал и веско добавил: — Всех славян.
Паркер рассмеялся.
—	Поделим? — Он в сомнении покачал головой. — Вы
удивительно не точны сегодня в терминологии, Шверер.
Шверер пропустил насмешку мимо ушей и, стараясь гово¬
рить так, чтобы каждое его слово доходило именно до сидя¬
щего дальше всех Паркера, сказал:
—	Именно в силу нашей заинтересованности в трофеях,
будь то земли, капиталы или живые люди, я и настаиваю:
такое сильно действующее оружие, о котором мы тут гово¬
рим, должно применяться лишь в том случае, если мы полу¬
чим возможность, молниеносно, первыми ударами сломив во¬
лю врага к сопротивлению, столь же молниеносно забросить
на его землю свои войска, чтобы закрепить результат пер¬
вого удара. Такова наша логика.
—	Логика разбойников! — воскликнул Блэкборн.
Роу звонко шлепнул себя по колену и весело крикнул:
—	А ведь генерал прав! Честное слово, прав! Целью мяс¬
ника всегда было убить вола, чтобы воспользоваться его мя¬
сом. А тут ему предлагают испепелить тушу и вместо биф¬
штексов получить какие-то молекулы, сдобренные соусом мо¬
рального удовлетворения. Ни то, ни другое не может утолить
даже самого скромного аппетита!
Шверер взглянул на Роу с благодарностью.
—	Именно это, милостивые государи, я и хотел сказать.
Блэкборн движением руки заставил замолчать открывше¬
го было рот Винера.
—	Отвратительно и нелепо, даже смешно то, что все вы
говорите. Рассуждаете вы, как люди, лишенные всякого опы¬
та и не думающие ни о самих себе, ни о тех, кто считает вас
стоящими на страже их интересов...
Винер возмущенно пожал плечами; Паркер засмеялся;
отец Август вызывающе скривил губы; Шверер застыл с вы¬
ражением удивления на лице и с очками, зажатыми в вытя¬
нутой руке. Но тут проговорил Роу:
—	Блэкборн прав... Это очень плохо, но он прав.
—	Я знаю, что прав, — с достоинством и полной уверен¬
ностью сказал Блэкборн. — Разве может быть не прав чело¬
век, говорящий от имени английских ученых, инженеров,
всех лучших людей интеллектуального труда? Вы скажете
мне, что это еще не вся Англия? Конечно, вся Англия — это
десятки миллионов простых людей. Я их недостаточно знаю,
чтобы говорить за них, но думаю, что любой из них тут, на
720

моем, месте, доставил бы вам гораздо больше неприятностей,
чем я. Не может быть не прав человек, говорящий от
лица многих простых англичан. А сегодня я говорю от
их имени...
—	Не знаю, от имени каких англичан говорите вы, — пе¬
ребил Винер, — но те англичане, которые уполномочили гово¬
рить меня, думают вовсе не так.
—	Вас уполномочили говорить англичане? — насмешливо
спросил старик. Его мохнатые брови поднимались все выше.
Винер выпятил бороду и старался говорить как можно вну¬
шительней:’
—	Трижды!.. Я трижды ездил в Лондон по поручению на¬
шей партии.
—	Вашей партии? — Блэкборн даже привстал от удив¬
ления. — Шайку лакеев поджигателей войны вы называете
партией?
Борода Винера поднялась ещё выше.
—	Как член руководства социал-демократической партии
Германии, я трижды говорил с лидером лейбористов...
Брови старого физика опустились, и он‘ рассмеялся, а Ви¬
нер продолжал, приходя во все большее раздражение*
—	Да, да, я встречался и с Бевином! От своего и от их
имени я утверждаю: у нас нет расхождений!.. Ни в чем, ни
в чем!..
—	В этом я вам верю, — подавляя смех, сказал Блэк¬
борн. — Я еще не все понимаю в политике...
—	Это заметно, — со злостью бросил отец Август, но фи¬
зик только досадливо отмахнулся огг н'его, как от назойливой
мухи, и продолжал:
—	Но кое в чем я уже разбираюсь и могу понять, что
лейбористы в Англии — примерно то же, что Шумахер тут
у вас, что наследники Блюма во Франции, что Сарагат в Ита¬
лии. Насколько мне помнится, таких господ называют «социал-
империалистами». — Блэкборн засмеялся. — До;вольно точное
определение...
—	Клевета н’а лейбористов! — крикнул Винер. — Они —
величайшие альтруисты в международном понимании. Для
них не существует даже национальных интересов Англии...
—	Это-то и ужасно! — парировал Блэкборн.
—	...там, где речь идет об интересах всею мира.
—	Американского мира?
—	При заключении Союза пяти государств Бевин реши¬
тельно заявил, — не унимался Винер, — что народы должны
пожертвовать национальными интересами в пользу общего
блага,
—	Поскольку это благо измеряется доходами шестидеся¬
46 Заговорщики
721

ти семейств Америки, двухсот семейств Франции и несколь¬
ких десятков британских династий монополистов? Так вы по¬
нимаете «всеобщее благо»! А я уже не могу понимать его так,
не могу. Я вырос.
—	Сожалею, что вы не добрый католик, — проговорил
отец Август, — а то бы я помог вашему отлучению от церкви.
—	Послушайте, старина, — коснеющим языком крикнул
Роу физику, — н'е забирайтесь в дебри социологии! Мы от¬
влеклись от темы. Бомба — вот о чем стоит говорить.
Бомба!
—	Довольно! — безапелляционно заявил Август. — На¬
доело.
—	Я еще не все сказал, — настойчиво продолжал физик.—
Не безумие ли действительно воображать, будто половина че¬
ловечества, живущая между Эльбой и Тихим океаном, ждет
ваших бомб и ничего не изобрела для защиты от них? Начи¬
ная такую войну, вы обречете и свою собственную страну на
опустошение не только потому, что русские должны будут
ответить двойным ударом на удар... А силу их контрударов мы
с вами уже видели на опыте Германии... Так я говорю: они
будут защищаться не только потому, что сохранят крепкие
н’ервы и материальные средства! для обороны, а и потому, что
вы вынудите их наступать.
Роу внимательно слушал физика. Он стоял, ссутулив спи¬
ну, и хмуро оглядывал окружающих из-под сдвинутых бро¬
вей. У него был вид человека, припертого к стене, но готово¬
го защищаться.
Физик, не обращая на него внимания, продолжал:
—	Кто бы из вас — англичане, французы, испанцы — ни
предоставил янки возможность стрелять с их земли, они
явятся, так сказать, участниками в деле и должны быть го¬
товы к тому, что именно их-то в первую очередь и сотрут с
лица земли ответные снаряды. Но зато, думаете вы, не по¬
страдает ваш хозяин за океаном. До него, мол, трудно дотя¬
нуться. Неправда, и он не вылезет из воды сухим! Доберутся
и до н’его. В общем же вопрос ясен: участь того, кто нападает,
и участь того, с чьей земли произведут нападение, не будет
отличаться от участи жертвы нападения.—Заметив протестую¬
щий жест Винера, Блэкборн повысил голос: — Только послед¬
ний осел может вообра...
—	Вы пророчите пат? — с усмешкой перебил Паркер и
покачал головой.—Пата не будет.
—	Пата действительно не будет, — отвечал Блэкборн. —
Кое-кто из вас, может быть, слышал имя Герберта Уэллса.—
Заметив удивленные взгляды, он пояснил: — Был такой писа¬
тель у нас, в Англии. Так вот, под конец жизни он написал
722

трактат под названием «Мысль у предела»'. В этом трактате
он отрицал свою прежнюю точку зрения, высказанную в не¬
скольких романах, будто, несмотря на безумие взаимоистреб-
ления, человечество сумеет найти дорогу к будущему более
светлому, нежели его настоящее. «Мысль у предела» утвер¬
ждает, что результатом 'атомного побоища будет хаос и веч¬
ная тьма. Человечество умрет, и земной шар порастет бурья¬
ном... если бурьяну удастся пробиться сквозь слой испепе¬
ленной %емли и расплавленного камня.
—	Мы кончим войну во имя торжества’ нашего обще¬
ства, — сказал отец Август. — Человечество вернется ко вре¬
мени, когда раб был счастлив тем, что трудился на своего
господина.
Блэкборн пренебрежительно пожал плечами.
—	Вы н'е дали мне досказать. Я вовсе не разделяю мне¬
ния Уэллса: никакого светопреставления, .конечно, не произой¬
дет. Усилия ваши приведут к тому, что война на той стадии,
которая кажется, вам высшей, окажется отрицанием себя са¬
мой. Она станет бессмыслицей. Вы получите... мат!..
—	Ну, это уж слишком! — крикнуло сразу несколько че¬
ловек.
—	Валяйте, старина! — пьян'о пробормотал Роу.
—	Как это ни смешно, но, на мой взгляд, даже если вам
удастся зажечь атомную войну, во что я не верю, вы получи¬
те м;ат не только от русских, — сказал Блэкборн, — но и от
американцев, от англичан, от французов и немцев... Да, имен¬
но так. Из рабочих кварталов Ист-Энда и Веддинга, из Клиши
и Ист-Сайда придет вам конец. — Он оглядел удивленно мол¬
чавших слушателей. — Можно подумать, что вы меня не по¬
няли.
—	К сожалению, — медленно процедил сквозь зубы отец
Август, — мы вас отлично поняли.
Винер, срываясь на злобный визг, крикнул:
—	Пусть американцы усеют атомными установками всю
Германию, пусть разрушат всю Европу! Это лучше того, что
пророчите вы, Блэкборн...
—	И вы думаете тоже спастись по ту сторону океана? —
повысив голос, спросил его Блэкборн. — Не выйдет, доктор!
Не выйдет! Вы и есть тот н'ож, которым американский Шей-
лок хочет вырезать кусок нашего мяса. — Он внезапно умолк
и потер лоб. — Впрочем, это частность. Это наши с ними
счеты: англичан,с Америкой, — миллионов простых англичане
шестьюдесятью семействами Уолл-стрита. И дело даже не
в этих счетах и... далее-не в вас. — При этих словах в голосе
старого ученого зазвучало такое негодование и презрение та¬
кой силы, что слушатели один за другим, помимо своей воли,
46*
723

поднялись из-за стола и стояли теперь одни с растерянными,
другие с сердито сосредоточенными лицами. — Разумеется,
вопрос стоит гораздо шире и гораздо страшней, чем наши
с вами счеты. Вы вооружили Гитлера, на вас кровь миллио¬
нов. Вы хотите повторения? Его не будет! Клянусь жизнью: не
будет! Кровь первой же жертвы заставила бы массы схватить
вас, как преступников, и вы подохли бы от животного страха,
прежде чем на вашу шею накинули бы петлю! Я... презираю
вас так, как только в силах презирать человек... Презираю!
Блэкборн круто повернулся и, не оглядываясь, вышел.
Среди настороженной тишины, воцарившейся в комнате,
послышались шаркающие шаги Роу. Пытаясь держаться пря¬
мо, он' направился к Паркеру. Его затуманенный спиртом
мозг уже отказывался держать волю в обычном повиновении.
Звериная ненависть и бессильная зависть заливали созна¬
ние Роу: некогда хозяин полумира, англичанин был уже поч¬
ти на побегушках у этого паршивого фабриканта жевательной
резинки, явившегося из-за океана, чтобы вырвать у него из
горла самые жирные куски.
Приблизившись к Паркеру и широко расставив ноги, что¬
бы придать устойчивость своему покачивающемуся телу, Роу
хрипло крикнул:
—	Ж-жаль, очень ж-жаль, что старик смылся, а то бы я
ему сказал, кто он такой... — Роу угрожающе взмахнул рукою
вслед удалившемуся Блэкборну, и это движение едва не стои¬
ло ему потери равновесия. — Да, ч-чорт побери, я отметаю
всю эту болтовню — она не для меня. И ч-чорт его дери...
и... и вас всех вместе с ним! — Роу топнул ногой и ударил
себя в грудь. — Права или не права, но это моя страна!
И будь я проклят, если обменяю текущий счет в Английском
банке на омлет из яичного порошка!.. Американский Шей-
лок!.. Он испортил нам всю лавочку, так пусть убирается к
чорту. Без него мы тут справлялись со своими делами. Ан¬
глия была Англией, г не посадочной площадкой для «Летаю¬
щих крепостей». И у этой чортовой Германии тоже было место
под солнцем. С нею мы кое-как поделили бы и колонии, и все
прочее... А заокеанскому Шейлоку захотелось и Германии, и
Англии, и наших колоний... Не выйдет! Вот с чем господин
Шейлок вернется к себе... — Роу выдернул руку из кармана
и показал Паркеру кукиш. — И пусть уходит, пока не поздно.
Мы еще не выплюнули свои зубы за борт, как вам хотелось
бы этого. Мы еще но разучились кусаться... А у бульдога
мертвая хватка.
Никто не обратил внимания на замечание, сквозь зубы
брошенное священником в сторону Паркера:
—	Пьяный болтает то, что думает трезвый.
724

Согласно кивнув, Паркер встал и, медленно приближаясь
к Роу, вынул руки из карманов. Только теперь по налив¬
шимся кровью мутным глазам американца можно было ви¬
деть, что он тоже пьян.
—	Э, бросьте, старина, храбриться! — крикнул ему Роу. —
Мы тут, в Старом Свете, тоже не забыли, что такое сжатые
кулаки. — И он, продолжая опираться о- стенку, сделал уси¬
лие прин’ять позицию боксера. — Сказать вам откровенно,
джентльмены, все мы очутились в положении охотника,
поймавшего медведя за хвост:	держать	тошно,	а	отпустить
страшно...
Удар паркеровского кулака угодил Роу в челюсть. Громко
ляскнули зубы, голова глухо стукнулась о стену, и Роу пова¬
лился на пол.
—	Вполне закономерный конец, — спокойно проговорил
отец Август.
Роу неожиданно приподнялся с пола и, с трудом шевеля
вспухшими губами, хихикая, забормотал:
—	На этот раз я согласен с вами, святой отец: каждый
из нас получит то, что ему определено. — Он сплюнул ско¬
пившуюся во рту кровь. — В одной Европе их уже по край¬
ней мере пятьсот миллионов, да, вероятно, вдвое больше в
Азии... Полтора миллиарда!.. Полтора миллиарда, господа!..
Каждый из них только плюнет по разу — и мы захлебнемся
в этих плевках!
На следующий день Блэкборн, спустившись к завтраку в
ресторан своей гостиницы, как всегда, в одиночестве выпил
кофе. Просматривая немецкую газету, Блэкборн дошел до по¬
лицейской хроники на последней странице. И тут он едва не
пропустил заметку под заголовком: «Утопленник в канализа¬
ции».
«Сегодня на рассвете в канализационном тоннеле был об¬
наружен труп человека, утонувшего в нечистотах. Медицин¬
ской экспертизой установлено, что перед смертью утопленник
находился в состоянии сильного опьянения. При нем найдена
Еизитная карточка на имя журналиста Уинфреда Роу».
Блэкборн с отвращением отбросил газету.
4
Гюнтер Зинн в задумчивости почесывал карандашом голо¬
ву. Ему казалось, что тревожные сведения, приходившие от
товарищей из Западной Германии, требовали немедленного
и решительного вмешательства всех немцев, — во всяком слу¬
чае, всех тех, кому дорого будущее их родины, ее независи¬
725

мость, ее достоинство и, вероятно, самая жизнь немецкого
народа, которую с такою легкостью ставят на карту англо-
американцы и продавшиеся им душою и телом социал-демо-
кратические главари из банды Шумахера и компании. От
Трейчке, который все еще оставался в подполье, и от груп¬
пировавшихся вокруг него товарищей поступали неопровер¬
жимые данные о том, что хорошо известный фабрикант «фау»
Винер вернулся из-за океана и прочно обосновал свои пред¬
приятия и лаборатории в Испании. Мало того, Винер достиг
соглашения с оккупационными властями Тризонии о том,
что людвигсгафенские заводы «ИГ», расположенные во фран¬
цузской зоне оккупации, будут изготовлять взрывчатое веще¬
ство огромной силы, предназначенное для наполнения проек¬
тируемого заводом Винера «фау-13». По мнению товарищей,
поддерживающих связь с революционным подпольем Испа¬
нии, работы у Винера подвигались там вперед, несмотря на
то, что недоставало части проекта, оставшейся в руках его
бывшего конструктора Эгона Шверера. Отсутствие Эгона Ви¬
нер старался возместить другими инженерами, на оплату ко¬
торых не жалел денег, щедро отпускаемых ему американца¬
ми. Шайка Ванденгейма, являвшегося фактическим хозяи¬
ном Винера, торопила его с исследованиями и расче¬
тами.
Наряду с безудержной похвальбой, с помощью которой
новоявленные заатлантические Геббельсы старались поддер¬
живать в мире страх перед воображаемым могуществом тай¬
ного оружия, якобы в неограниченном количестве имеющего¬
ся в американских арсеналах, американцы тщательно обере¬
гали секреты того, что готовили в действительности руками
своих собственных американских и захваченных немецких
ученых.
Данные о тайных работах Винера добывались ценой само¬
отверженного, связанного с риском для жизни, стремления
честных немцев помочь разрушению темных планов немецкого
милитаризма, возрождавшегося под англо-американским кры¬
лышком. Информация Трейчке поневоле была отрывочной,
разрозненной.
Полную картину действительного положения вещей Зинн
получил только после того, как по его просьбе Эгон Шверер
свел для него все эти данные воедино.
—	Каково же ваше собственное мнение, доктор? — спро¬
сил Зинн, ознакомившись с материалами, представленными
ему Эгоном.
—	Главное для меня в том, что я здесь ни при чем, — от¬
ветил Эгон.
—	Понимаю ваше удовлетворение, — с усмешкой сказал
726

Зинн. — Но меня интересует и кое-что другое: смогут ли они
осуществить этот «фау-13» без вашего участия? Без того, что
осталось у вас в голове?
—	Вы же знаете: в наши дни не может существовать не¬
преодолимых секретов на участках, уже пройденных наукой.
—	Ваше отсутствие Винеру не помешает?
—	Разумеется, оно задержит отыскание окончательного
решения... Задержит до тех пор, пока другой инженер или
несколько других инженеров ие придут к тем же выводам, к
которым пришел в свое время я.
—	А в том виде, в каком Винер имеет изобретение в
руках сейчас,, это оружие готово?
Эгон усмехнулся.
—	Они думают, что готово... Они не 'замечают одной
ошибки, которая и мне доставила когда-то много неприят¬
ностей.
На этом их разговор тогда и окончился; Но скоро Зинн
понял, что дело, конечно, не в ошибке, о которой говорил
Эгон, и не в том, закончит ли Винер свой проект завтра или
послезавтра, а дело в том, что на земле немецкого на¬
рода, его собственными руками, ценою ’ каторжного труда не¬
мецких рабочих, за счет голодания немецких женщин и исто¬
щения немецких детей снова куется ярмо для Германии, для
всей Европы, для всего мира. Вот в чем было дело. Вот о чем
думал сейчас ответственный партийный функционер Гюнтер
Зинн.
Он раздраженно отбросил карандаш, и его взгляд в не¬
терпении остановился на стрелке стенных часов: Рупрехт
Вирт опаздывал на несколько минут. Зинн уже потянулся
было к телефонной трубке, когда дверь без стука отворилась
и на пороге появился Вирт.
—	Слушай, Рупп, — без всякого вступления сказал
Зинн, — ты не хуже меня знаешь, как трудно бороться с фа¬
шистской сволочью, которая снова поднимает голову...
Рупп недоуменно поднял плечи: его спрашивали о том,
что знал каждый немец, не говоря уже о членах партии.
—	Я, видишь ли, заговорил об этом потому, что должен
посоветоваться с тобою кое о чем, что пришло мне в голо¬
ву, — продолжал Зинн. — Шумахеровцы настолько спелись с
разведками американцев, англичан и французов, что любыми
средствами борются не только с проявлениями антифашиз¬
ма, но и против интересов всех немцев за Эльбой, против ин¬
тересов всей Германии.
—	Что здесь такое? — недовольно спросил Рупп.—Полит¬
школа?
Зинн дружески' положил ему руку на плечо:
727

—	Ие сердись, старина, это просто дружеская беседа. Уж
очень накипело в душе. Иногда хочется выговориться... Если
эти скоты хотят сделать Германию площадкой для американ¬
ских реактивно-атомных установок, если они намерены
превратить ее в поле битвы между своим выдуманным
«западом» и СоветскИхМ Союзом, —обязаны же мы помешать
этому?
—	Странный вопрос, — Рупп пожал плечами. — У нас
тут достаточно хорошо понимают, куда ведет Германию
триумвират Шумахер — Тиссен — Шмитц... «Немцы за
Эльбой» не хотят быть рабами ни янки, ни их отечественной
челяди.
Теперь Зинн, в свою очередь, с улыбкой спросил:
—	Я хотел бы знать, что ты думаешь насчет Шверера?
—	На моем горизонте трое Швереров... Кстати, об Эрнсте
Шверере. Я стараюсь не упускать его из виду, но при вся¬
кой угрозе провала этот молодчик ныряет в лазейку, которую
ему открывают из той зоны, и исчезает под крылышко аме¬
риканцев.
—	Я не о нем, меня интересует Эгон.
Вирт сказал, понизив голос:
—	Кажется, я знаю, чего ты от него хочешь... Он не ста¬
нет заниматься военными, проектами.
—	Дело не в этом... Я хотел оказать: не совсем в этом.
—	Я так и знал! — с усмешкою сказал Рупп.
—	Что ты знал?! — внезапно раздражаясь, сказал
Зинн. — Ничего ты не знаешь и не можешь знать!—Но тут
же, беря себя в руки, спокойно проговорил: — Ты слышал о
Винере?
—	Имею представление.
—	Над чем он работает, знаешь?
—	Да.
—	Нужно, чтобы Эгон Шверер еще раз вплотную занял¬
ся этими проектами ракет.
—	Я же тебе сказал: я знаю, чего ты хочешь от Эгона.
Но повторяю: он на это не пойдет.
Зинн ударил ладонью по столу.
—	Подожди с твоим заключением. Эгон настолько хорошо
все знает, что лучше всякого другого может разоблачить эти
затеи перед всем миром.
—	Ты хочешь, чтобы он выступил?
—	Да, с разоблачением, которое разорвалось бы на глазах
всех народов с эффектом, в десять раз большим, чем самая
страшная атомная бомба.
Несколько мгновений Рупп молча стоял перед Зинном, по¬
том воскликнул:
728

—	Я лопаюсь от зависти, что такая идея пришла не мне!
Честное слово, вот бомба, которую надо сбросить как можно
скорей, — правда!
—	Не ожидая войны, — со смехом сказал Зинн и тут же
увидел, как стало серьезным лицо молодого человека.
—	А ты понимаешь, чего это может стоить доктору Шве¬
реру? — спросил Рупп.
—	Я ничего пе собираюсь от него скрывать.
Рупп задумался. Эинну пришлось переспросить:
—	Что ж.е ты думаешь?
И Рупп ответил так, словно предложение было сделано
ему самому:
—	Дело должно быть сделано.
—	Может быть, ты с ним и переговоришь? — предложил
Зинн.
—	Мы с ним слишком большие друзья. А уж одного того,
что ты пригласил бы его сюда, было бы достаточно, чтобы он
поверил в серьезность дела. Он должен знать, что это ну¬
жно для блага Германии, «нам, немцам», как бывало гово¬
рил Лемке...
—	Ты забыл о том, что сказал сам: в наши дни автор та¬
кого разоблачения рискует жизнью.
—	А разве ты не рискнул бы?
—	Ну, мы с тобой... Мы — члены партии.
—	Почему ты думаешь, что мужество — наша монополия?
—	Этот Шверер в прошлом...
—	Я знаю, он заблуждался.
—	И очень сильно!
—	И все же Лемке доверял ему, — сказал Рупп. — И, на
мой взгляд, Эгон, наконец, понял все до конца и хочет оста¬
ваться честным перед самим собой, и перед своим народом.
—	Этого достаточно, — решительно проговорил Зинн. —
Приведи его. И как можно скорей.
—	Я тебе говорю:	он	совсем	неплохой человек. Только
постарайся насчет... его безопасности... — Рупп посмотрел на
часы. — Ты не забыл об открытии гимназии?
—	Мне пора, — согласно кивнул Зинн. — Кажется, ведь
небольшое дело — открытие гимназии, в которую может по¬
слать своих детей самый бедный немец.
—	Сколько их тебе еще предстоит открыть!
Рупп был уже в коридоре, когда за ним вдруг порывисто
.распахнулась дверь и Зины крикнул:
—	Эй, Рупп., погоди-ка! Я забыл показать тебе.
И, сияя радостью, он протянул телеграмму. Рупп прочел;
«Ура! У нас — сын. Здоровье Ренни отлично. Рудольф».
Рупп рассмеялся:
729

—	Готов вместе с ним крикнуть «ура».
—	Уж этот-то новый Цихауэр узнает, что такое счастье в
Германии! — уверенно проговорил Зинн.
—	Пошли им привет и от меня! — крикнул Рупп, сбегая
с лестницы.
—	Через несколько дней поздравишь их сам тут, —: про¬
кричал вслед ему Зинн. — Руди уже выехал в Берлин.
—	Тем лучше, тем лучше! А своего малыша они привезут,
вероятно, в той самой огромной корзине, которую Ренни когда-
то носила на спине?
Зинн рассмеялся:
—	Это была, действительно, огромная корзина. Я как сей¬
час вижу Ренни Шенек, сгибающуюся под тяжестью ноши...
И эти похороны в горах у Визенталя...
Шаги Руппа замерли далеко внизу.
Поток воспоминаний нахлынул на Зинна. Он стоял, опер¬
шись' на перила, и глядел в глубокий провал лестничной, клетки,
как в пропасть, где перед его взором проходила длинная че¬
реда лиц и событий прошлого — такого близкого и вместе
с тем уже такого безвозвратно далекого. К счастью, именно
безвозвратно, навсегда ушедшего в прошлое, как в туман над
ущельем Визенталя...
Когда через час Рупп подходил к подъезду Эгона Швере¬
ра, ему бросился в глаза автомобиль, на стекле которого вид¬
нелся пропуск, какой выдается для въезда из западных зон в
советскую. Первой мыслью Руппа было: «Эрнст!» Он с бес¬
покойством вошел в дом и сразу заметил, что там царит неко¬
торый переполох. Раскрасневшаяся ЭЛьза водила утюгом
по тугому, как броня, пластрону крахмальной мужской со¬
рочки.
—	Доктор Шверер собирается куда-нибудь ехать? — спро¬
сил Рупп, стараясь сообразить, куда может ехать Эгон на
американской машине. И вздохнул с облегчением, когда Эль¬
за сказала:
—	Он ведет Лили в гимназию, которая сегодня откры¬
вается.
—	А этот автомобиль?
Эльза приложила палец к губам и глазами показала
на неплотно притворенную дверь, за которой слышались
голоса.
—	Приехала из Франкфурта бабушка Эмма, — прошеп¬
тала Эльза.
Из-за двери был. отчетливо слышен голос генеральши
Шверер:
730

—• Отцу кто-то сказал такую глупость, будто ты намерен
отдать нашу Лили в эту новую гимназию.
—	Кто-то позаботился о том, чтоб сказать сущую прав¬
ду,— ответил спокойный голос Эгона.
—	В бесплатную школу?! Словно дочь нищего?
—	Теперь тут все учатся бесплатно, мама, — все так же
спокойно проговорил Эгон.
—	'Но отец этим очень обеопокоен, Эги,— взволнованно
проговорила старуха. — Он очень обеспокоен. Ты видишь, я
ехала всю ночь, чтобы...
В голосе Эгона зазвучала насмешка:'
—	Это очень трогательно, что американцы не пожа¬
лели несколько галлонов бензина ради такого маленького
человечка, как моя Лили. Но вы истратили их бензин
напрасно.
—	Я тебя не понимаю.
—	Лили поступает сегодня в школу, именно в эту
школу.
—	Там, наверно, царят здешние идеи, Эгон! — воскликну¬
ла фрау Эмма.
—	Безусловно, — ответил Эгон. — Я и отдаю мою дочь ту¬
да потому, что не хочу, чтобы с нею произошло то, что слу¬
чилось с ее отцом: только став седым, я понял, что значит
быть немцем.
—	Я тебя все еще не понимаю.
—	И не поймете.
—	Ты, что же, думаешь, что я не способна?..
—	Я сам тоже когда-то не понимал многого и, вероятно,
так и ие понял бы, если бы не решился тогда... бежать.
—	Боже мой!.. Не вспоминай об этом позоре!
—	Только тогда, скрываясь з чужой стране и глядя отту¬
да на все, что происходило тут...
—	Не смей, не смей! — крикнула старуха. — Это было по¬
зором. Для тебя, для нас всех... Я никогда не решалась ска¬
зать тебе, как назвал тебя отец, узнав о твоем бегстве из
Германии!
Эгон рассмеялся:
—	Наверно, дезертиром?
—	Он сказал, что ты... изменник! В те тяжкие для отчиз¬
ны дни...
—	Не для отчизны, а для гитлеризма. Это не одно и то же.
—	Когда твой отец и твои братья дрались уже на самых
границах Германии, чтобы спасти ее от русских...,
—	Они спасали не Германию, а Гитлера и самих себя.
—	Ты говоришь, как настоящий... большевик. Я. не хочу,
не хочу тебя слушать, ты марксист!
731

—	К сожалению, еще далеко нет.
—	Ты издеваешься надо мною! — По голосу старухи мо¬
жно было подумать, что ей сейчас будет плохо. Несколько
мгновений из комнаты доносилось только ее частое, взволно¬
ванное дыхание. Потом она прерывающимся голосом, негром¬
ко сказала:'
—	Что же я должна передать ее дедушке?
—	Единственно правильным было бы сказать ему правду.
—	О, конечно, правду, только святую правду! — напы¬
щенно воскликнула она.
—	Тогда скажите ему, что у него нет больше внучки.
—	Эгон!
—	Да, род Шверерав, тех Швереров, которые из поколе¬
ния в поколение служили в 6-м кавалерийском его величе¬
ства короля прусского полку, кончился.
—	Эгон!
—	Он кончился на Отто и Эрнсте. Я всегда был не
в счет.
—	Ты не смеешь так говорить об Отто! — Она поднесла
носовой платок к глазам. — Мы даже не знаем, где его моги¬
ла там в России... Я всегда заступалась за тебя перед отцом,
но теперь я вижу, ты и впр'авду не в счет.
—	На сцену выходит новое поколение немцев, обыкновен¬
ных маленьких немцев, которые войдут сегодня в эту новую
бесплатную школу. Среди них будет и моя дочь, моя
Лили.
—	Я не хочу, не хочу тебя слушать! — прокричала ста¬
руха.
Но Эгон продолжал:
—	И я от всей души хочу, чтобы учителя вложили в их
маленькие головы правдивое представление о грядущем уде¬
ле Германии, который будет уделом свободы и труда, сча¬
стием равных среди равных, а не глиняным величием воин¬
ственных бредней.
—	Я не могу сказать все это ему! — в отчаянии произ¬
несла Фрау Эмма.
—	Напрасно. Он должен это знать, — твердо проговорил
Эгон, — если хотите, я напишу ему.
—	Упаси тебя бог! Может быть, я не должна говорить
тебе, но... я ие могу молчать: он боится за вас всех, за тебя,
за нашу маленькую Лили и даже за твою жену. — Она гово¬
рила торопливо, не давая перебить себя. — Ведь когда нач¬
нется война, все, кто находится здесь, по эту сторону, обре¬
чены на смерть, на истребление.
—	Это слово вы слышали от него? —с неподдельным ин¬
тересом опросил Эгон.
732

—	Да, да, пойми же: поголовное истребление! — с жаром
воскликнула она.
Тут Рупп и Эльза услышали громкий смех Эгона, и он
сказал:
—	Так скажите же ему, мама, что это чепуха!
—	Эгон, Эгон!
—	Бредни выживших из ума двуногих зверей, тех, чье по¬
коление быстро шагает к могиле, чтобы навсегда исчезнуть с
лица Германии. Это вы тоже можете сказать: простые немцы,
шестьдесят миллионов немцев, постараются помешать' обезу¬
мевшим банкротам затеять новую бойню.
—	Эгон! — Старуха всплеснула руками. — Ты говоришь
об отце!
—	Нет, — Эгон покачал головой. — Так же как у генера¬
ла Шверера нет больше сына Эгона, так у меня нет больше
отца.
Неподдельный ужас старухи дошел до предела, она в
страхе повторяла только:
—	Нет... нет... нет!..
Эгон чувствовал, что именно сейчас окончательно закреп¬
ляется тот поворот в его жизни, на который он столько лет
копил решимость и который совершил после такой борьбы со
своим прошлым. Этот поворот представлялся ему не только
победой над тяготевшим над ним грузом прошлого, но и на¬
чалом новой жизни, пусть более короткой, чем та, которую
он прожил, но бесконечно более полной и неизмеримо более
нужной ему самому и его народу. Еще одно последнее уси¬
лие — преодолеть жалость к этой женщине, такой чужой и
даже враждебной, несмотря на то, что она была его ма¬
терью. Покончить со всем этим!.. Он заставил себя твердо
повторить:
—	Именно это и передайте: у него нет больше сына, а у
меня отца... Вот и все...
—	Нет, нет... Этого не может быть! — Старуха поднялась
и, театрально раскрыв объятия, шагнула к Эгону.
Эгон попятился и, заложив руки за спину, сделал отри¬
цательное движение головой. Выражение растерянности сбе¬
жало с лица старухи. Морщины, с которых осыпался густой
слой скрывавшей их пудры, сложились в гримасу, и старуха,
задыхаясь от бешенства, крикнула:
—	Я проклинаю тебя!.. Проклинаю вас обоих!.. Но знай:
мы ни за что не оставим нашу внучку в твоих руках, в ваших
руках, в руках марксистов. Слышишь: мы позаботимся о
том, чтобы она не пошла по твоему пути!
Старуха хотела еще добавить, что об этом позаботится
Эрнст, который со своими сообщниками ждет за углом ее по¬
733

явления с Лили, чтобы схватить ребенка и увезти на запад.
Но она во-время вспомнила, что ей было строго-настрого при¬
казано молчать о том, что она приехала сюда вместе с Эрн¬
стом, что цель ее поездки — похищение девочки, которая дол¬
жна послужить приманкой для захвата самого Эгона. Стару¬
ха даже схватилась рукою за рот, будто ловя едва не вырвав¬
шееся неосторожное признание. Она круто повернулась и по¬
шла к двери. Уже с порога плаксиво бросила Эгону:
—	Проводи же меня.
Но он не изменил позы и только снова молча отрицательно
качнул головой.
Когда мать исчезла за порогом, он подошел к оставшейся
распахнутой двери и медленно, плотно ее затворил. Он на¬
всегда и накрепко захлопывал дверь своего прошлого.
Эгон хмуро поздоровался с Руппом.
—	Когда-то я думал, что два враждебных лагеря — это я
и Эрнст, но я никогда не допускал мысли о возможности та¬
кого... Отцы против детей, деды против внуков. И где их ра¬
зум, где совесть и честь?
—	Для них вопрос стоит просто: честь или кошелек, со¬
весть или жизнь... Я к вам по делу, доктор. С поручением от
Зинна.
И Рупп рассказал ему о плане разоблачения махинаций
Винера и американцев.
—	Бросить счетный аппарат? — в испуге спросил Эгон.
—	Может быть.
—	Когда он почти готов?
—	Вспомните, что вы говорили пять минут назад.
—	Вы правы, вы правы... Я подумаю, я, конечно, подумаю
над вашим предложением. — Он остановился и, нахмурив¬
шись, смотрел на сверкающую крахмальной белизной рубаш¬
ку, которую держала перед ним Эльза. Потом прошел в каби¬
нет, снял с полки книжку, вернулся к Руппу и, отыскав инте¬
ресовавшее его место, прочел:
—	«Выиграть войну с Германией значит осуществить вели¬
кое историческое дело. Но выиграть войну еще не значит обес¬
печить народам прочный мир и надежную безопасность в бу¬
дущем. Задача состоит не только в том, чтобы выиграть вой¬
ну, но и в том, чтобы сделать невозможным возникновение
новой агрессии и новой войны, если не навсегда, то по край¬
ней мере в течение длительного периода времени».
Заметив устремленный на него удивленный взгляд Руппа,
Эгон сказал:
734

—	Видите, я уже и сам знаю, где искать правду! — И про¬
должал читать вслух: — «После поражения Германии она, ко¬
нечно, будет разоружена как в экономическом, так и в военно¬
политическом отношении. Было бы, однако, наивно думать,
что она не попытается возродить свою мощь и развернуть но¬
вую агрессию. Всем известно, что немецкие заправилы уже
теперь готовятся к новой войне. История показывает, что до¬
статочно короткого периода времени в 20—30 лет, чтобы Гер¬
мания оправилась от поражения и восстановила свою мощь.
Какие имеются средства для того, чтобы предотвратить новую
агрессию со стороны Германии, а если война все же возник¬
нет, — задушить ее в самом начале и не дать ей развернуть¬
ся в большую войну?»
Эгон посмотрел на Руппа блестящими глазами.
—	Это замечательно! — воскликнул он. — Ведь это напи¬
сано четыре года назад. Четыре года тому назад он предвидел
то, что мы с трудом и недоверием постигаем сегодня. И не яв¬
ляется ли то, что предлагает мне Зинн, одним из тех средств,
направленных к предотвращению войны, о которых говорил
Сталин?
—	Я думаю, что это именно так!
—	Дорогой друг, — загораясь все больше, сказал Эгон, —
не примите это за самомнение, я вовсе не хочу себе приписы¬
вать больше, чем заслужил, но все мое существо наполняется
гордостью при мысли, что и я, маленький человек, немец, же¬
стоко заблуждавшийся и принесший так много вреда народу,
могу сделать что-то, о чем говорит Сталин...
Некоторое время он стоял, положив руки на грудь, и горя¬
щими глазами смотрел на Руппа.
—	Эльза! — крикнул он. — Скорее мою рубашку! Мы не
должны опоздать в школу., — И снова повернулся к Руппу: —
Это смешно, но я волнуюсь так, как будто в гимназию посту¬
паю я сам, будто я сам иду в первый класс, чтобы приобщить¬
ся к какой-то новой, еще совершенно незнакомой мне, пре¬
красной жизни моего народае
Они сидели рядом на торжестве открытия школы, и Руппу
передавалось волнение, все еще владевшее Эгоном.
Когда собрание уже подходило к концу, когда были сказа¬
ны речи представителей магистрата и гостей, когда новые ма¬
ленькие школьники прочли приветственные стихи и советский
комендант пожелал успеха новой школе, когда ее директор со¬
бирался поблагодарить присутствующих и закрыть собрание,
Эгон внезапно поднялся и, к удивлению Руппа, дрожащим от
возбуждения голосом попросил слова. Он заговорил о волне¬
735

нии, которое вызвало в нем сегодняшнее, событие и вид ма¬
леньких немцев, пришедших сюда, чтобы научиться смотреть
на мир новыми глазами. Он говорил торопливо, непоследова¬
тельно, перебивая самого себя. Зинн и Рупп следили за ним с
удивлением: они еще никогда не видели таким этого всегда
сдержанного, подобранного инженера.
Эгон говорил:
—	Нашим детям не суждено будет стать честными, мирны¬
ми тружениками, если мы с вами не вырвем оружия из рук
тех, кто снова готовит его к войне, если мы не обезвредим
ослепленную жадностью и властолюбием реакцию и мировой
милитаризм, уже подсчитывающие барыши от кровавой бой¬
ни, в которую они намерены снова ввергнуть мир и нашу не¬
счастную отчизну. Друзья мои, никогда до этих минут я так
остро не чувствовал своих обязанностей в отношении будуще¬
го. Сегодня, когда я увидел наших детей, пришедших в этот
дом, где они должны сформироваться как граждане свобод¬
ной, трудолюбивой Германии, процветающей в мире и сотруд¬
ничестве со всеми народами, сегодня я до конца понял... —
Эгон нетерпеливо дотронулся до стягивающего его шею тугого
воротничка и повторил: — Да, я до конца понял... — И снова
йотянул воротничок, словно он душил его.
Зины пододвинул ему стакан с водой, но Эгон отстранил
его.
—	Я должен участвовать в смертельной борьбе с врагами
мира, с носителями агрессии. Я буду разоблачать, я буду
драться, я раскрою всю грязную кухню, которую господа вине-
ры и их заокеанские.хозяева скрывают за завесою так назы¬
ваемых мирных усилий. Я напишу не статью, а целую книгу,
ii3 которой мир узнает, что такое «фау» и как их снова тайно
готовят руками наших братьев-немцев в западных зонах...
—	Этого не может быть! — послышалось из зала.
—	Не может быть... Это было бы ужасно.
—	Именно то и ужасно, что это так! — крикнул Эгон. —
Я докажу это с фактами в руках! Я докажу!
Это было сказано с такою железной твердостью, что Зинн
с удивлением, посмотрел на оратора:	куда девалась былая
неуверенность этого интеллигента, где мягкость его формули¬
ровок, где его колебания?
И тут в напряженную тишину, повисшую над залом, упал
спокойный, твердый голос Зинна:
—	Но вы должны знать, доктор Шверер: большая борьба
связана с большим риском.
—	Знаю!
На одно мгновение Эгон потупился, и краска сбежала с
его лица.
736

—	Знаю! — твердо повторил он. — Знаю и клянусь, что
ничто не остановит меня на пути к правде, которую должен
знать мир. Я хотел бы жить во имя счастья наших детей.
Стремясь к миру, мы должны объявить войну всему, что мо¬
жет породить нового преступника, способного опять послать
на смерть миллионы людей. Война войне и ее поджигателям—
вот долг каждого, кто хочет, чтобы их уделом, — Эгон широ¬
ким жестом обвел стоящих в зале детей,—были мир и счастье
равных среди равных! — Его голос звучал ясно, голова была
поднята, и глаза сияли радостью.
Ни сам -Эгон, ни кто-либо из его слушателей не заметил,
как из двери за спиною президиума появился человек и, по¬
дойдя к Зинну, положил перед ним листок.
Зинн поднял руку, требуя внимания, но тишина и без того
была такой острой, что слышно было, как звякает о стекло
обручальное кольцо Эгона на руке, которою он машинально
касался стакана.
Зинн встал.
—	Дорогие сограждане... на заводах «ИГ Фарбениндустри»
в Людвигсгафене, расположенном, как известно, в западных
зонах оккупации нашей страны, сегодня произошел новый
взрыв огромной силы. Взрыв разрушил корпуса, где, как вы¬
яснилось, готовилось взрывчатое вещество для реактивных
снарядов «фау». Нод обломками разрушенных зданий погибло
несколько сотен немцев, тысячи ранены.
Эгон на минуту закрыл глаза рукой. Потом спустился с ка¬
федры и уверенно пошел навстречу Зинну.
Несколькими днями позже Зинн не спеша, как терпеливый
учитель, отвечал на вопросы 'Эгона. Сначала Эгон задавал
вопросы смущенно, несколько стыдясь того, что вот он, уже
такой немолодой и, казалось бы, образованный человек, и
вдруг должен сознаваться, что не может разобраться в вещах,
которые, вероятно, ясны каждому рядовому члену коммуни¬
стической партии. Но Зинн с первых же слов разбил это
смущение.
—	Не думайте, пожалуйста, что каждый член партии —
философ или хотя бы непременно вполне зрелый марксист, до
конца усвоивший всю глубину ее программы. Ленин совер¬
шенно ясно указывал, что членом партии считается тот, кто
признает программу и устав партии, цлатит членские взносы
я работает в одной из ее организаций. Это очень четкая фор¬
мулировка, и когда кое-кто стал толковать ее так, будто ком¬
мунист тот, кто усвоил программу, Сталин, великий продол¬
жатель дела Ленина, еще раз разъяснил, что если бы наша пар¬
47 Заговорщики
737

тия встала на эту неверную позицию, то в ней пришлось бы
оставить только теоретически подготовленных марксистов, уче¬
ных людей, интеллигентов.
Эгон вздохнул с облегчением:
—	А мне было стыдно признаться, что я кое-чего не
усвоил.
—	Кое-чего?.. — Зинн добродушно рассмеялся. — А не ду¬
мается ли вам, товарищ Шверер, что вы еще очень многого
не усвоили?
—	Может быть...
—	Но это исправимая беда. Вы преодолеете ее, если хоро¬
шенько поработаете над литературой и посидите в одном из
наших кружков.
Эгон не заметил, как пролетело врчемя. То, что говорил
Зинн, было не только просто и понятно, но и увлекательно,
интересно. Эгон все больше убеждался, что отнюдь не поздно
и в его годы сделать тот поворот, который он сделал. Да, се¬
годня он мог сказать с полной уверенностью: путь от при¬
знания к усвоению он пройдет. И на этом пути он
обретет окончательную уверенность в правоте, которой не мог
почерпнуть в своих прежних блужданиях.
На прощанье он сказал:
—	Самое важное для меня теперь — успеть сделать для
окончательной победы то, что я еще могу сделать.
—	Исход нашей битвы с капитализмом предрешен исто¬
рией, — ответил Зинн. — Вопрос во времени, когда будет по¬
валено это сгнившее дерево.
—	А сколько вреда еще могут принести его гнилые ростки!
Когда я думаю хотя бы о нашей немецкой военщине или об
американцах, с такой цинической откровенностью повторяю¬
щих ее азбуку...
—	Скажите лучше: «ее ошибки»!
—	Пусть так, но и ошибки милитаристов пахнут кровью.
Я почти с ужасом думаю о том, что делает сейчас генерал
Шверер и другие. Что, если им все же удастся еще раз за¬
теять то, что они затевали уже дважды?!
—	Во-первых, это им не удастся, — со спокойной уверен¬
ностью произнес Зинн, — а во-вторых, если вы проследите
исторический путь германского империализма, то поймете, на
что обречен его новейший выученик, последователь и креди¬
тор — империализм американский. Современный германский
империализм начал свою «блестящую карьеру» звонкими, но
довольно легкими победами над прогнившей двуединой монар¬
хией Габсбургов и над шатавшейся империей бесталанного
тезки Наполеона. Седан — начало этого пути. Карликовая
Австрия Дольфуса, взорванная изнутри Чехословакия Гахи,
7 38

разложившаяся бековская Польша и снова Франция, на этот
раз Франция откровенных предателей—Петэна, Вейгана, Лава¬
ля, и, наконец, дешево доставшиеся «победителю» Дюнкерк
и развалины Ковентри — вот конец пути. Таков порочный
круг. За его пределами, при столкновении германского им¬
периализма и его «военной доктрины» с подлинно научным,
единственно научным пониманием проблем войны — с марк¬
систским пониманием, какое дал Сталин, — колосс германской
военной машины превратился в кучу железного лома. Он рух¬
нул вместе со всеми теориями всяких «кригов», со всею кро¬
вавой идеологией, восходящей к Клаузевицу и всосанной
немцами вместе с философией Ницше, со всем'этим вред¬
ным, античеловеческим, антинародным хламом, который
германский милитаризм нес на	своих знаменах. Он
рухнул и не поднимется, кто бы и как бы ни пытался его
возродить...
—	Хорошо бы!
—	Можете быть уверены: ему не встать.
—- А Америка? — нерешительно проговорил Эгон.
—	Какая Америка? Те сто сорок миллионов простых
американских тружеников, которые так же хотят войны, как
мы с вами? А ведь в них — ее сила.
—	А материальные ресурсы правящих групп Америки?..
—	Чего стоят материальные ресурсы, если им противо¬
стоят люди! Вспомните: в лапах Гитлера были ресурсы всей
Западной Европы, в его активе было скрытое потворство так
называемых «союзников»* на него работал картелированный
капитал половины мира — и что же?
—	Американские биржевики и генералы, наверно, учтут
уроки последней войны.
Зинн отрицательно покачал головой:
—	Самая их природа, природа их класса и всего капита¬
лизма на достигнутой им фазе развития, делает их неспособ¬
ными понять основное: их судьба определена всем ходом
истории, и сопротивление — только оттяжка их гибели. Почему
же вы хотите, чтобы они, чьи «лучшие» умы, так сказать, фи¬
лософы и идеологи, не понимают этого, сами поняли вдруг, что
их политика так же авантюристична, как авантюристична бы¬
ла и политика германского империализма? Вы о них более вы¬
сокого мнения, чем они заслуживают. Поджигатели новой вой¬
ны слепы там, где речь идет об уроках последней войны. Ведь
и англо-американцы, как некогда германские империалисты,
рассматривают захватническую войну в качестве основного
способа достижения своих политических целей. Ведь они по¬
ставили своею целью утверждение господства монополистиче¬
ского капитала во всем мире и во веки веков. Уже одно это
47*
739

говорит: они слепы и глухи к урокам истории и в том числе
к кровавым урокам недавней мировой войны.
—	Но они дьявольски коварны! — в волнении воскликнул
Эгон. — Они не остановятся ни перед чем. Генерал Шверер
не раз повторял мне заученный им наизусть, как заповедь, и
хорошо запомнившийся мне кусок из Клаузевица: «Война —
это акт насилия, имеющий целью заставить противника выпол¬
нить нашу волю. Тот, кто этим насилием пользуется, ничем
не стесняясь и не щадя крови, приобретает огромный перевес
над противником,	который этого	не делает. Введение	прин¬
ципа ограничения	и умеренности	в философию	войны	пред¬
ставляет собою абсурд...» Я боюсь людей с такой филосо¬
фией.
—	Одну минуту, — проговорил	Зинн и, сняв с	полки	книж¬
ку, открыл ее. —	Вот, товарищ Сталин не так	давно	писал
одному русскому военному: «Мы обязаны с точки зрения ин¬
тересов нашего дела и военной науки нашего времени раскрити¬
ковать не только Клаузевица, но и Мольтке, Шлифена, Люден-
дорфа, Кейтеля и других носителей военной идеологии в Гер¬
мании. За последние тридцать лет Германия дважды навязала
миру кровопролитнейшую войну, и оба раза она оказалась
битой. Случайно ли это? Конечно, нет. Не означает ли это, что
не только Германия в целом, но и ее военная идеология не вы¬
держали испытания? Безусловно, означает». Если мы с вами
разовьем эту мысль в применении к обстановке сегодняшнего
дня, то напрашивается вывод: поскольку идеология совре¬
менного нам американского империализма — родная сестра
идеологии германского империализма, вполне логично пред¬
положить, что и судьба, которая постигнет американский
империализм, будет родной сестрой судьбы германского им¬
периализма.
—	Для меня это большие и очень важные вопросы, — за¬
думчиво сказал Эгон.
—	Не думаете ли вы, что эти вопросы меньше значат для
меня? — с усмешкою спросил Зинн. — Ведь это же судьба
нашей отчизны, судьба моего народа, судьба всего трудяще¬
гося человечества!
—	Вы правы, вы правы... — повторял Эгон.
—	Когда й вспоминаю, что на протяжении нескольких
веков своей истории германский милитаризм, от псов-рыца-
рей до «великого» в делах международного разбоя Фридриха
и от его «лучшего из лучших» Зейдлица до Кейтеля, тоже
«лучшего из лучших» другого мастера разбоя Гитлера, был
бит не кем иным, как русским солдатом, я благословляю это¬
го солдата... Именно потому, что я немец с головы до пят,
именно потому, что я немецкий патриот! — воскликнул Зинн
740

с жаром, какого Эгон не мог подозревать в этом всегда
спокойном, уравновешенном человеке. — Именно потому, что
я немец и коммунист, я вам говорю: если бы, вопреки всему,
поджигателям новой войны удалось развязать ее, то в этой
последней для них войне я стоял бы плечом к плечу с рус¬
ским солдатом, с советским солдатом. — Зинн шагнул к
Эгону с протянутой для пожатия рукой: — И уверен, что в
этом строю мы будем вместе.
Эгон принял протянутую руку и крепко пожал.
—	Это было бы очень большой честью для меня... Честью
и счастьем.
5
Была еще одна, вторая, мировая война — и еще одна часть
Европы пришла к концу войны созревшей для свободы. Про¬
стые люди другой ее половины еще бились за освобождение
от векового кошмара капитализма. Миллионы людей все луч¬
ше понимали, что даже самые скромные жизненные условия
трудовых масс несовместимы с существованием капиталисти¬
ческого общества.
Бастующие горняки Франции понимали, что танки и кава¬
лерия были пущены против них не столько потому, что ра¬
бочие предъявили экономические требования, сколько пото¬
му, что их борьба была борьбой за новую жизнь, за народ,
за свободу миллионов, за право на хлеб, на труд, на мир. Их
борьба была борьбой против фашизма и войны, так же как
война против горняков, против их требований была борьбою
за сохранение старого порядка, за фашизм, за войну.
«Мира!» — требовали миллионы. «Войны!» — вопила
банда поджигателей.
Призрак войны снова шествовал за непосильными налога¬
ми, за голодным пайком, за рабскими условиями труда для
масс, за новыми сверхприбылями для военных промышлен¬
ников. Призрак войны виднелся за американскими каторжны¬
ми займами, предназначенными вовсе не для того, чтобы на¬
кормить и одеть обнищавшую Западную Европу, а для того,
чтобы окончательно, раз и навсегда убить ее конкуренцию
с Америкой на мировых рынках; чтобы заставить ее еще раз
вооружиться за свой собственный счет, но на этот раз ору¬
жием, купленным у американских промышленников; чтобы
опутать народы Европы бременем вечных неоплатных долгов.
Все они — американские заимодавцы и европейские по¬
бирушки — хотели снова сжигать трудовые накопления на¬
ций в стволах пушек; они хотели снова разрушать жилища
и заводы, они хотели снова перемалывать под гусеницами
танков миллионы простых людей. Они жаждали крови, раз-
74/

рушений, ужаса, потому что все это превращалось’ для них
в золото, в дивиденды.
Снова, как десять, двадцать и тридцать лет тому назад,
возникала навязчивая идея капиталистов о «крестовом похо¬
де» против Советского Союза. Правда, вместо всяких Ан-
тант — больших и малых — теперь пошли в ход «блоки» —
атлантические, западные, северные и иные, но суть остава¬
лась та же, что прежде: прикрываясь криками об обороне, им¬
периалисты ковали цепь агрессии вокруг СССР.
Так же как тридцать, как двадцать и как десять лет назад,
«святой отец» из Рима, «наместник Христа на земле», нис¬
послал свое апостольское благословение инициаторам этого
бредового «похода».
Чтобы дать это благословение, нынешний папа не нуждался
ни в чьем поощрении. Пий XII готов был благословить вся¬
кого, кто соглашался нанести Советской России вред: удар
или булавочный укол, в области материальной или духовной,
в Москве или на самой далекой окраине, — все годилось ду¬
ховному пастырю римской церкви. В католическом мире ни
для кого, кроме тех, кто не хотел видеть и слышать, не было
больше секретов, что агрессивные планы Ватикана плотно
сомкнулись с американскими планами мировладения.
Все понимали, что такой политик, как Пий XII, согласился
плыть в кильватер Майрону Тэйлору вовсе не из предосуди¬
тельной симпатии к этому протестанту и уж, во всяком случае,
не по слабости своего характера. Давно уже все римские во¬
робьи чирикали, что Ватикан, со всеми потрохами, закуплен
Тэйлором и курсом ковчега римской церкви управляют по ра¬
дио из Вашингтона. А факты подтверждали, что все сотни ты¬
сяч римско-католических священников и монахов, все сотНи ва¬
тиканских епископов и десятки кардиналов стали не кем
иным, как агентами американской разведки; из всех трехсот
восьмидесяти миллионов католиков, разбросанных по земному
шару, пытались сделать рекрутов американского импе¬
риализма.
Не смел не считаться с этим фактом и преподобный отец
Август Гаусс. Он понимал, что прошли времена, когда мож¬
но было с успехом жить, лавируя между немецким абвером
и британской Интеллидженс сервис. Интеллидженс сервис
меньше платит. А абвер уже передала свой живой инвентарь,
и в том числе, наверно, и его, преподобного Августа Гаусса,
американской секретной службе. Значит, если он и как не¬
мецкий агент и как агент Ватикана оказывался теперь аме¬
риканским агентом, то за каким же чортом было ему сносить¬
ся со своими подлинными хозяевами через каких-то подстав¬
742

ных лиц? Август по опыту знал, что гораздо выгоднее иметь
дело с первоисточником доходов. Поэтому, он обрадовался
приказу немедля отправиться в Рим.
Отец Август не был новичком в «вечном городе», и прежде
чем отправиться в отдел Ватикана, ведавший папской развед¬
кой, Август решил использовать старые связи и в точности вы¬
яснить, с кем, где, когда и как следует вести разговор, по
интересующему его делу.
Когда он с пропуском в руках подошел к вррбтам папской
резиденции, некоторые черты плана действий были им уже на¬
мечены. Но нерешенной оставалась основная дилемма: если
все то, что он знает, если все связи, которые у него есть, если
весь накопленный им опыт разведывательной и диверсионной
работы нужны американцам — он на коне и с полным кошель¬
ком; если же эти знания, эти связи и опыт являются, с точки
зрения американцев, балластом — пуля в затылок ему обес¬
печена. Живой разведчик, который чересчур много знает,
не архивная бумажка, которую можно подшить в секретное
досье и спрятать в сейф до времени, когда она понадобится
для какого-нибудь шантажа; живой разведчик, отыгравший
свою роль, — опасная возможность шантажа самих шанта¬
жистов. Таких людей не любили ни в одной разведке — ни
в Интеллидженс сервис, ни в абвере, не любят, наверно, и в
УСС и в федеральной разведке.
На душе Августа заскребли кошки, когда он прошел мимо
блеснувших по бокам алебард папских гвардейцев и вгля¬
делся в физиономию человека, проверявшего его пропуск. На
жандарме была такая же треуголка, какие Август видывал
десятки раз во время прежних наездов в Ватикан, и такой же
мундир. Но Август готов был отдать голову на отсечение, что
этот жандарм не был итальянцем. Его выпяченная челюсть
и холодный взгляд серо-зеленых глаз, его огромный рост и
здоровенный кулак с зажатой в нем дубинкой — все обли¬
чало солдата американской военной полиции. Ему куда
более к лицу была бы белая кастрюля «МП», чем опереточная
треуголка. Она плохо гармонировала с автоматическим писто¬
летом последней модели, висевшим на поясе жандарма. Ав¬
густ отметил про себя это обстоятельство: святейший отец
не доверял больше охрану своей жизни и тайн Ватикана
итальянцам.
Внутри Ватикана Августу не нужен был проводник. Он
уверенно шагал по темным дворам, шнырял по узким лестни¬
цам и коридорам, пока не добрался до двери с маленькой
дощечкой: «Чентро информачионе про део». И это обстоя¬
тельство тоже отметил Август: на отделе разведки вывеска
оставалась итальянской, так же как и треуголка на жандар¬
743

ме. Август осторожно приотворил дверь и просунул нос
в щель. Приемная была пуста. За год ее обстановка не изме¬
нилась: те же потрепанные портьеры на окнах, те же
большие просиженные кресла с неудобными спинками, тот же
стол с большим распятием, тот же смешанный запах воска,
ладана и плесени и та же мертвящая тишина и в комнате,
и за тремя выходящими в нее дверями кабинетов, и, пожа¬
луй, во всем крыле дома.
Август не удивлялся этой тишине, так как нарочно выбрал
для своего посещения время, когда служащие расходились
на обед.
Август проскользнул в приемную и прислушался. Тот, кто
увидел бы его в этот момент, не узнал бы прежнего, уверен¬
ного в себе, немного тяжеловесного и грубоватого патера
Августа Гаусса из бывших немецких офицеров, еще так не¬
давно покрикивавшего на Блэкборна и издевавшегося над
своим собратом Роу. Сейчас он был больше похож на ста¬
рую, облезшую крысу, тревожно нюхающую воздух.
Дверь в соседнюю комнату была неплотно затворена, но
щелку прикрывала опущенная с той стороны портьера. Август
прислушался — было тихо. Он кашлянул. Еще раз. Подошел
к двери и почтительно произнес:
—	Во имя отца и сына... прошу дозволения войти...
Ответа не последовало.
Убедившись в том, что рядом никого нет, Август чуть-чуть
раздвинул портьеру. За нею был просторный кабинет: его
узкие забранные решетками окна упирались в каменную клад¬
ку какой-то стены. Август с трудом поборол профессиональ¬
ное искушение войти, быстро проглядеть лежащие на столе
бумаги.
Заложив руки за спину, он несколько раз прошелся по
приемной, чтобы заставить себя сосредоточиться на пред¬
стоящем свидании. Уселся в кресло. Он раздумывал над пер¬
выми фразами своего обращения к фра Джорджу Уорнеру,
иезуиту-американцу. Друзья советовали ему поговорить в пер¬
вую очередь с Уорнером. Ему даже показали этого монаха
в городе, когда тот -проезжал в автомобиле, — судя по физио¬
номии, это был как раз тот тип, с которым можно говорить
откровенно.
Размышления Августа были прерваны шумом шагов в ко¬
ридоре. Кто-то миновал вход в приемную. Послышался стук
двери, ведущей из коридора в кабинет. Август хотел было
кашлянуть, чтобы дать знать о своем присутствии, но решил,
что меньше всего нужно встречаться с кем-либо, прежде чем
он поговорит с Уорнером. Он бесшумно приблизился к двери
744

кабинета и заглянул в щель между косяком и портьерой. То,
что он увидел, заставило его ноги прирасти к полу: в рыжей
сутане капуцина в кабинете стоял Доллас. В первый миг
Август готов был бы отдать голову -на отсечение, что это Аллен.
Доллас, недавно заседавший во Франкфурте. Только редкий
седой, а ие рыжий пух вокруг тонзуры натолкнул его на мысль,
что это и есть старший брат Аллена — Фостер Доллас, тот
самый Фостер, о чьем сенсационном отречении от сует мира
недавно кричала вся американская пресса.
А Доллас, повидимому, не спешил. Развалившись в крес¬
ле, он любовался теперь кольцами дыма, всплывавшими
к потолку от раскуренной им сигары.
Скоро дверь кабинета, выходившая в коридор, снова отво¬
рилась, и Август узнал в вошедшем иезуита Уорнера.
Август на цыпочках вернулся к своему креслу и, взяв в
руки один из лежавших на столике журналов, стал прислу¬
шиваться к тому, что происходит в кабинете.
Уорнер замер у порога и почтительно склонился перед
Долласом, ожидая благословения. Но тот, небрежно махнув
рукой, сказал:*
—	Можно без церемоний, Уорнер, никого нет, — и ногою
пододвинул иезуиту кресло. — Садитесь.
Уорнер с облегчением выпрямился.
—	Меня здесь просто замучил этикет. До чего дома все
проще, господи!
—	Сигару?
Уорнер молча взял сигару и, пошарив в глубоком карма¬
не сутаны, достал спичку и зажег ее о поверхность стола.
—	Проклятая жара, — сказал он, распахивая ворот су¬
таны.
—	Да, берега Тибра не берега Флориды, — с незнакомой
Августу игривостью ответил Доллас.
—	Не раз вспомнишь купальный халат, золотой песок
Майями и хорошую девчонку.
—	Но, но, фра Джордж! — с иронической укоризной
остановил его Доллас.
—	Надеюсь, когда Спеллман станет папой, тут пойдут дру¬
гие порядки.
—	Его святейшество папа чувствует себя пока отлично.
—	Чорт побери! — вырвалось у Уорнера. — Можно объ¬
явить его трижды святым, но ведь не вечен же он!
—	На земле? Конечно... Однако что нового?
—	Про вести из Константинополя знаете?
—	Нет, а что? — с любопытством встрепенулся Доллас.
745

—1 Наши упрятали патриарха Максимоса в сумасшедший
дом.
—	Здорово! — Доллас потер потные руки и с особенным
удовольствием затянулся сигарой.
—	Афиногор уже сдал дела Нью-йоркской епархии и вы¬
летел в Константинополь. Его избрание вселенским патриар¬
хом — вопрос той или другой суммы. В «выборных» делах
у наших достаточно опыта.
—	Отлично, очень хорошо! —> с удовольствием повторил
Доллас. — Это значительно облегчит нам работу. Афиногор
не будет артачиться, как Максимос.
—	А вы не боитесь, монсиньор, что новое кадило, которое
Ванденгейм раздувает с экуменическим движением, может
нам помешать?
—1 Именно потому, что там за дело взялся старина Джон,
нам с этой стороны ничто не угрожает. Они не станут с нами
бороться за души негров из Конго. Ванденгейм правильно
рассудил, что нужно собрать в единый кулак разбросанных
по свету христиан всяких толков. Если этот кулак будет
подчинен Ванденгейму, то он только поможет толкнуть бое¬
вую колесницу именно туда, куда нам нужно, — на во¬
сток.
—	Скорей бы уж... — пробурчал Уорнер.
—	А куда нам торопиться? Святая римская церковь мыс¬
лит категориями вечности! — с серьезной миной сказал Дол¬
лас. — Столетием позже или раньше, — важно, что в конеч¬
ном счете человечество будет подчинено единой державе
христовой, в лице ее святейшего владыки папы.
—	Это вы мне или репетируете речь по радио? «Категории
вечности»! — передразнил Уорнер. — Нет, я не согласен
ждать годы. Хочется еще в царстве земном пощупать вот эти¬
ми руками то, что приходится на мою скромную долю.
—	Грешная душа! — Фостер, прищурив один глаз, уста¬
вился на собеседника. — Мало вам того, что именно церковь
спасла вас от электрического стула? — При этих словах Уор¬
нер сделал резкое движение, как бы намереваясь вскочить и
броситься на собеседника, но Доллас только рассмеялся и
движением руки усадил его на место. — Ну, ну, спокойно!
—	Это нечестно, — задыхаясь от злобы, проговорил Уор¬
нер!. — Меня уверили, что никогда никто не напомнит мне...
—	Я нечаянно'.
—	Не советую вам, Фосс...
—	Как? — Доллас приставил руку к уху, делая вид, будто
не расслышал слов Уорнера, который с угрозою повторил:
—	Никому не советую напоминать мне об этом.
746

—	Не думал, что вы так впечатлительны, брат мой, —
с усмешкой ответил Доллас. — А что касается ваших ухва¬
ток, то должен вам сказать...
—	Мои ухватки — это мои ухватки, сэр!
—| Фра Фостер, —1 поправил Доллас.
—	Ладно, забудем...
—	И все-таки не советую вам таскать при себе пистолет.
—	С чего вы взяли?..
Доллас рассмеялся.
—	Не схватились же вы за задний карман потому, что
у вас там лежит евангелие.
—	Ладно, ладно...
—	И все же — вы монах, Уорнер, а не военный разведчик.
—	Особой разницы не вижу.
Доллас состроил кислую гримасу.
—	Честное слово, Уорнер, став духовной особой, вы со¬
хранили замашки... — Он покрутил в воздухе пальцами.
—	Стесняетесь произнести слово «гангстер»? Не смущай¬
тесь, пожалуйста. Меня это не может обидеть... Тем более,
что работа у меня сейчас примерно такая же, как и была.
—	Повторяете пропаганду красных, брат мой?
—	Кой чорт! Правда есть, правда!
—	В первый раз вижу вас в роли борца за этот прекрас¬
ный тезис.
—	Вольно же вам напоминать мне об электрическом
стуле...
—1 А вы заплатили мне за молчание? — иронически спро¬
сил Доллас.
Уорнер исподлобья посмотрел на него и угрожающе про¬
говорил:
—	В конце концов, если это вас устроит, можете огласить
мой послужной список хотя бы с амвона...
—	Ну, ну, — примирительно промямлил Доллас, —- это не
в интересах дела.
—	То-то... Я ведь тоже не попрекаю вас тем, что вы из¬
бежали каторги по делу о подложном чеке...
—	Эй, Джордж!
На этот раз Уорнер не обратил на этот крик никакого
внимания и продолжал:
—	...только потому, что были сенатором и тот судья,
к которому попало дело, тоже был «в деле». Я же молчу.
Доллас побагровел так, что казалось, кровь сейчас брыз¬
нет сквозь все поры его щек. Его голос стал похож на шипе¬
ние пылесоса, когда он сквозь зубы процедил:
—> Когда у меня будет красная шапка...
т

—	Ого!
—	Она будет вот на этой голове!.. — Доллас постучал
крючковатым пальцем по своему черепу. — Тогда я буду
иметь счастье напомнить вам об этом разговоре, который
смахивает на что-то. вроде подрыва авторитета святой церкви,
брат мой.
—	Ну, за красного-то вы меня не выдадите, тут. я спо¬
коен. Пусть бы вы влезли даже на папский трон!
—	Политика есть политика; не только вы, но даже я не
могу сказать сегодня, какие взгляды мы будем исповедовать
завтра. Если верх возьмут красные...
—	То могу вас уверить: они не предложат вам вольтеров¬
ского кресла... Тогда мы вспомним разговор об электриче¬
ском стуле, — со смехом закончил Уорнер.
—■ Ну, довольно! — сердито отмахнулся Доллас. — У вас
шутки висельника. — И он перешел на деловой тон: — Когда
мне представят проект нового устава третьего ордена?
—	Мы с ним ознакомились, и оказалось, что там почти
нечего менять. Мы только повычеркивали к чертям всю эту
ритуальную белиберду.
—	Я же вам говорил: нужно сделать освобождение чле¬
нов ордена от .присяги земным властям не условным, а безу¬
словным. Принимая обет терциара, человек тем самым авто¬
матически перестает быть подданным своего земного госу¬
дарства и становится беспрекословным исполнителем един¬
ственной воли — его святейшества папы. При трудности
сношений с Римом для агентуры, находящейся на востоке
Европы, нельзя рассчитывать, чтобы терциар мог быстро по¬
лучить отсюда разрешение от своих обязательств и присяг.
Из-за этого он может оказаться связанным, если он истинно
верующий католик. Нужно развязать руки всем, у кого есть
шансы пролезть в административный аппарат, на руководя¬
щие посты. Нужно поставить в особую заслугу терциару и
обещать ему отпущение всех грехов на всю жизнь вперед
и безусловное царство небесное, если он сумеет добыть себе
билет коммуниста.
—	Такие вещи в устав не впишешь, — хмуро проговорил
Уорнер.
—: Но каждый терциар должен это знать. Церковные ка¬
налы еще дают нам возможность проникнуть в Восточную
Европу.
—1 Н-да!.. — многозначительно протянул Уорнер и потя¬
нулся огромной пятерней к затылку.
—	Знаю я вас: вам что-нибудь попроще! Кирпичом по
витрине — и дело сделано! Но Восточная Европа — не лав¬
748

ка ювелира. Учитесь работать, чорт дери! Мы удовлетворили
все ваши требования, вы получили нужных вам людей, дей¬
ствуйте же, чорт дери, в тех масштабах, о которых я вам тол¬
кую каждый день. Предстоит не ограбление банка, а нечто
покрупнее!
—	Послушайте, Фосс... Я хотел сказать: фра Фостер... Как
будто я не понимаю, что дело не в паршивом сейфе. Речь
идет о том, чтобы выпотрошить целые страны.
—	И поставить на колени несколько народов!
—	Все ясно, но ведь нужно время, вы сами только что
говорили о веках...
—	Бросьте болтать чепуху, вы не перед микрофоном ра¬
дио! — вспылил Доллас. — Мне нужна работа, а вы с вашей
шайкой возитесь, как старые бабы!
—	Я попрошу вас... фра Фостер! — обиженно сказал Уор¬
нер. — У меня была не «шайка», а первоклассное дело, сэр!
Одно из лучших дел в Штатах.
—	Это вы сообщите сборщикам рекламы, а мне давайте
работу!
—	Я привел вам две тысячи отборных малых...
—	Мы платим им жалованье сенаторов!
—	Они сделали честь вместе со мной перейти на служ¬
бу его святейшества и едят честно заработанный хлеб.
—	Пусть они жрут хотя бы священные облатки, но дают
мне дело!
—	Две тысячи ребят, собранных в этот кулак, — Уорнер
поднял над столом лапу, сжатую в огромный, как кувалда,
кулачище, — равноценны...
—	Шайке Аль-Капоне?
—	Вы обижаете нас, сэр... то-есть брат мой...
—	Ставите себя на одну доску с Костелло?
—	Нет, монсиньор, я скромно полагаю, что кое в чем
мы можем потягаться и с государственным департаментом, —
с хорошо разыгранной скромностью проговорил Уорнер. —
Именно так... брат мой. — Он еще больше распахнул сута¬
ну. — Честное слово, нечем дышать!.. Завели бы у себя хоть
виски со льдом.
—	Терпение, брат мой, все будет. И холодильники и элек¬
трические вентиляторы тоже... Дайте срок.
—	Если так чувствуешь себя в «святом городе», то что
же ждет в прейсподней?
—	За хорошие деньги сам сатана разведет под вашей ско¬
вородкой бутафорский огонь.
—	«За хорошие деньги»! Тут заработаешь, как бы не
так.
749

Не хнычьте, деньги будут. Ванденгейм обещал со¬
здать особый фонд для поощрения работы по моему отделу
«Про Руссиа».
—	Старый чорт! Тоже тянется к России..
—	А кто к ней не тянется?
—	Кстати о Ванденгейме! — оживился вдруг Уорнер. —
Говорят, будто Дюпончик перехватил у вашего Джона заказ
на производство новейших реактивных штучек для военного
министерства.
—	Глупости, не может быть!.. А впрочем, кто вам гово-
jpan? —• озабоченно спросил Доллас.
—	Так я вам и. выложил! — с усмешкой сказал Уорнер.
Доллас с заискивающим видом похлопал Уорнера по колену.
—	Но вы же знаете, старина, что я немного заинтересо¬
ван в реактивных делах Ванденгейма.
—	Тем хуже для вас, старина, — фамильярно заявил
Уорнер. — Заказик, перехваченный Дюпоном, оценивают в
несколько сотен миллионов.
—	Нет, право, кто вам говорил? —• Доллас в волнении
згкнул сигару в пепельницу так, что она сломалась и погасла.
Но Уорнер только рассмеялся.
Доллас посмотрел на часы.
—	Пора, вон уже звонят к торжественной мессе.
—	Хорошо, что мне не приходится принимать участие хо¬
тя бы в этом цирке, — не скрывая удовольствия, сказал Уор¬
нер. — А по какому поводу месса?
—	Господь-бог вразумил королевских судей в британской
зоне оккупации Германии: они оправдали шайку немецких
эскулапов.
—	При чем тут врачи, не понимаю?
—	Они испытывали на военнопленных средства бактерио¬
логической войны. Убили несколько тысяч человек.
—; Чего доброго, среди убитых были и католики?
—	Кажется, несколько тысяч поляков, но это не беда. Па¬
па не очень щепетилен насчет католиков из стран Восточной
Европы.
—' А 'именно там-то и нужно браться за дело!
—	Да, нужно работать засучив рукава! — согласился
Доллас. — У нас нет ни одного лишнего дня.
—	Какая муха вас укусила? — весело воскликнул Уор¬
нер. — Вы же только что уверяли, будто готовы ждать века.
Доллас посмотрел на Уорнера так, словно перед ним си¬
дел сумасшедший', и ничего не ответил.
—	Никогда не поймешь, врете вы или говорите серьезно,—
недовольно пробормотал Уорнер.
750

—	Видно, вскрывать сейфы не то же самое, что делать по¬
литику, — сокрушенно покачав головою, сказал Доллас.
—	А политический босс Нового Орлеана и Луизианы бы¬
вал мною доволен, — хвастливо произнес Уорнер.
—	Другое дело, там можно работать почти в открытую,
а эти европейцы еще не привыкли к нашим приемам...
—	Этикет! — презрительно сказал Уорнер.
—	Во всяком случае, вы должны запомнить, что завоевы¬
вать ватиканскую державу должны итти не молодчики с ка¬
стетами, а «крестоносцы воинства пречистой невесты христо¬
вой, святой римской церкви, паладины святого Петра». Ясно?
—	Откуда вы взяли эту чепуху? — сдерживая смех, спро¬
сил Уорнер.
—	Формула его святейшества.
—	Ах, старый мул! — Уорнер прыснул со смеху. — Мои
молодцы в роли паладинов!
—	Вы удивительная тупица, Уорнер, — с укоризною ска¬
зал Доллас. — Неужели вы не понимаете: ваша же собствен¬
ная польза требует усвоения всеми католиками без исключе¬
ния, что у них нет и не может быть иного отечества, как толь¬
ко святая римская церковь, как вселенская держава Христа?
Нужно заставить их забыть национальность и все земные обя¬
зательства и привязанности, кроме обязательства перед нами.
—	Что-то вроде католического варианта Соединенных
штатов мира?
—	Отцы иезуиты зря потратили деньги на ваше образова¬
ние, Джордж: не что-то вроде, а именно Соединенные штаты
мира. Сначала Европы, а потом именно мира.
—	А знаете что, брат Фостер?! — Уорнер, кривляясь, под¬
мигнул Долласу. — Такая лавочка меня устроит, если за
мною сохранят должность главного эксперта по вскрытию
всех сейфов, какие достанутся нам в качестве трофеев, а?
—	Разговор с вами может вогнать в пот даже на Север¬
ном полюсе, — со вздохом сказал Доллас. — Попробуйте-ка
впустить сюда немного свежего воздуха.
—	Окна здесь, как в Синг-синге, — насмешливо отзе-
тил Уорнер, показывая на толстые старинные решетки, —
но воздуху мы вам сейчас впустим из приемной. — И он
направился к выходу в приемную...
Обливавшийся потом отец Август невольно перевел взгляд
на широкое окно приемной, выходившее на площадь, в кон¬
це которой высилась громада собора святого Петра. В по¬
следние минуты Август уже плохо следил за разговором
прелатов. В голове его гудело так, словно она была напол¬
нена горячим, звонким металлом. Он торопился придумать
751

оправдание тб’му, что сидит здесь один. Американцы, конеч¬
но, поймут, что он мог слышать их разговор. Тут, в помеще¬
нии апостольской секретной службы, это могло окончиться
для него худо. Он поспешно вскочил и, перебежав приемную,
громко хлопнул дверью.
—	Кто тут? — спросил вошедший с другого конца ком¬
наты Уорнер и сумрачно уставился на склонившегося перед
ним священника.
—	Я к отцу Уорнеру, ваше преподобие, — негромко от¬
ветил Август.
Уорнер движением тяжелого подбородка указал на кресло
и неприветливо буркнул:
—	Подождите... — словно через силу прибавил: — ...брат
мой. — И снова скрылся в кабинете, плотно притворив за
собою дверь.
6
История шла своим неумолимым путем.
Два лагеря стояли во всеоружии друг против друга: ла¬
герь мира и -лагерь войны. Борьба развернулась по всему зем¬
ному шару; она сорвала все покровы, обнажила все тайны
реакции.
Забыв кровавые уроки недавней войны, забыв позор не¬
мецкой оккупации, забыв о море благородной крови лучших
французов, пролитой гитлеровцами и их пособниками из петэ-
нозско-лавалевской шайки, предатели во фраках дипломатов,
изменники в потрепанных сюртучках министров и провокато¬
ры' в депутатских пиджачках действовали по указке все тех
же пресловутых «двухсот семейств», что и прежде. Они объ¬
явили преступной самую мысль о том, что Франция никогда
не станет воевать со своим союзником и освободителем —
Советским Союзом. Отвыкшая краснеть наемная шваль во¬
пила о необходимости лишить депутатской неприкосновенно¬
сти поседевших в боях за независимость и достоинство Фран¬
ции, за жизнь и свободу трудового французского народа Ка-
шена и Тореза: ведь это была их мысль — «Франция никогда
не будет воевать против Советского-Союза!» С бессовестно¬
стью американского судьи французский прокурор требовал
санкций не только для «Юманите», пустившей в мир эту «кра¬
мольную» идею, но и для всех печатавших ее левых газет. Ка¬
бинету не стыдно было обсуждать вопрос об этих диких тре¬
бованиях распоясавшейся реакции. Министры Франции уже
не считали нужным скрывать, что у себя, в прекрасной Фран¬
ции, еше три года тому назад так высоко, с такой гордостью
державшей знамя сопротивления фашизму, они приветствова¬
ли бы линчевание коммунистов.
752

Буржуазная пресса изо всех сил раздувала психоз войны.
Этот психоз всходил на дрожжах страха. Главный смысл
«войны нервов» заключался не столько в том, чтобы попы¬
таться запугать людей, живущих в народно-демократических
странах Восточной и Юго-Восточной Европы и в Советском
Союзе, сколько в том, чтобы шантажировать выдуманной
опасностью тех, кто жил в границах самих капиталистических
стран. Той же цели в самой Америке и в Англии служила и
крикливая возня вокруг атомной бомбы. Английские «лейбо¬
ристы» вместе с американскими миллиардерами визжали от
страха утратить преимущества владения пресловутой «тай¬
ной» этой бомбы. А единственное, что еще действительно
было в этом деле тайной от простых людей, — это то, что
день, когда было бы достигнуто соглашение о запрещении
атомного оружия и открылась бы возможность применения
атомной энергии в мирных целях, был бы днем краха многих
капиталистических монополий. Вылетели бы в трубу всякие
«короли» электростанций и нефти, «капитаны» промышлен¬
ности. Монополистическая дипломатия дралась из-за страха
своих хозяев потерять военные прибыли от замораживания
величайшего научного достижения последних веков и коман¬
довать народными массами в Америке, в Азии, в Европе...
Не чем иным, как истерическим, животным страхом вы¬
звано было рычание, издаваемое по другую сторону океана
старым бульдогом Черчиллем. Так же как он делал это десять,
двадцать и тридцать лет назад, Черчилль пытался скалиться в
сторону СССР и грозить ему «священной войной» капитализ¬
ма. Но и те немногие зубы, что еще торчали в слюнявой пасти
бульдога, были теперь вставные. В их силу не верили больше
даже его собственные союзники. Недаром же крайняя правая
пресса в самой Англии иронически писала после пресловутой
речи в Лландэдно: «Наш бывший премьер заявил, что англи¬
чане должны были захватить Берлин, прежде чем к нему по¬
дошли русские. Это, на наш взгляд, так. Но почему же гос¬
подин премьер не отдал такого приказа? Ведь тогда только
он мог и именно он должен был отдать его!.. Мы вам скажем,
почему он его не отдал: потому, что впервые за всю свою
историю Англия не была уже первым партнером коалиции.
Она была ее третьим партнером!»
На этот раз не соврали даже и испытанные лгуны — кон¬
серваторы: британский бульдог был не тот. От него уже очень
мало что зависело — ив 1945 году, когда Советская Армия
добивала гитлеровцев под Берлином и в Берлине, и в 1948-м,
когда мистер Черчилль брызгал старческой слюной в Ллан¬
дэдно и в последующие годы.
48 Заговорщики
753

Настало' то критическое для капитализма время, когда
политическим шулерам уже нечем было прикрыть вопиющую
наготу американского империализма. Это была уже откровен¬
ная по цинизму борьба за войну, за возможность развязать
ее и навязать народам. Потому что под ударами советских
разоблачений безнадежно рушились все их попытки выдать
стремления к войне за жажду мира. Народы прозрели. Они
видели преступников за их грязным делом. Греческие монар-
хо-фашисты воевали с народом американским оружием, на
американские деньги, с помощью американских генералов,
офицеров и солдат. На американские деньги формировались
банды немецко-фашистского сброда для помощи голландцам
и французам в их войне с народами Индо-Китая и Индонезии,
поднявшими знамя освободительной борьбы. Уже нечем бы¬
ло маскировать отправку военного снаряжения из Соеди¬
ненных Штатов, стремившихся поддержать пламя войны во
всей Юго-Восточной Азии, в Индии, в Бирме, в Малайе. Бри¬
танская и американская секретные службы уже и не скрывали
роли своих эмиссаров в кровавой распре, которую им удалось
зажечь на Ближнем Востоке; американские разведчики шны¬
ряли по Южной Корее, подготовляя братоубийственную войну
и интервенцию против корейского народа, только что стряхнув¬
шего с себя кошмар полувекового японского рабства.
Но повсюду поджигателям противостояли народные мас¬
сы — повсюду, во всем мире. Погибли безвозвратно мил¬
лиарды, вложенные американскими колонизаторами в дело
китайской реакции, в преступное предприятие «тигра» Чан
Кай-ши, ставшего больше похожим на пыльную шкуру, наби¬
тую опилками, чем на «царя джунглей». Великая народная
революция выбила из-под этого предателя и его явных и за¬
маскированных ставленников последние подпорки, волна
всесокрушающего гнева героического пятисотмиллионного на¬
рода заливала последние островки китайской реакции, и над
головою старого разбойника уже болталась петля, свитая тер¬
пеливыми руками китаянок. Вашингтон скрежетал зубами от
бессильного гнева.
Так же последовательно и настойчиво, как они делали это
десять, двадцать и тридцать лет назад, советские политики
продолжали бороться за мир и отстаивать дело мира.
На Информационном совещании представителей коммуни¬
стических партий Жданов доказал, что пресловутый план
Маршалла — не что иное, как возвращение к порочному
пути, с которого американские монополисты четверть века
назад начинали завоевание Старого Света, вызывая к жизни
немецкий фашизм как ударную банду американского импе¬
754

риализма' в Европе. По-видимому, они, эти империалисты,
забыли, что их затея привела к осуществлению гениального
прогноза, данного Сталиным за полтора десятилетия до опи¬
сываемых дней:
«...они получили разгром капитализма в России, победу
пролетарской революции в России и. —■» ясное дело — Совет¬
ский Союз. Где гарантия, что вторая империалистическая вой¬
на даст им «лучшие» результаты, чем первая? Йе вернее ли
будет предположить обратное?»
Затеявшие вторую мировую войну капиталисты получили
усиление влияния коммунистов на народы Европы, Азии и
Америки, они получили целую плеяду стран народной демо¬
кратии в Европе, они получили неугасимое пламя народно-
освободительных войн по всей Азии, они получили револю¬
ционный Китай. Что могли они получить от столь желанной
им третьей мировой войны?
В дни ожесточенной «холодной» войны на Генеральной
ассамблее Организации Объединенных Наций Вышинский до¬
казал, что пришедшие туда под маской миротворцев капита¬
листические дипломаты имели одну единственную цель: не до¬
пустить запрета атомного оружия, спастись от разоружения
и избежать какой бы то ни было договоренности с СССР.
В те дни на весь мир прозвучали исполненные мудрости,
спокойствия и веры в человечество слова:
«Это может кончиться только позорным провалом поджи¬
гателей новой войны. Черчилль, главный поджигатель новой
войны, уже добился того, что лишил себя доверия своей на¬
ции и демократических сил всего мира. Такая же судьба
ожидает всех других поджигателей войны. Слишком живы
в памяти народов ужасы недавней войны и слишком велики
общественные силы, стоящие за мир, чтобы ученики Черчил¬
ля по агрессии могли’их одолеть и повернуть в сторону новой
войны».
Весь прогрессивный мир, затаив дыхание, внимал этим
словам. И не было во всем мире ни одного здравомыслящего
человека, которому не стал бы ясен истинный смысл амери¬
канской политики и действительные цели Вашингтона, когда
человечество узнало, как реагировал Белый дом на ответы
товарища Сталина Кингсбери Смиту. Сотни миллионов про¬
стых людей во всем мире послали в тот день проклятие ли¬
цемерам с Уолл-стрита и их изолгавшимся лакеям из Белого
дома. Все стало ясно всем, даже самым наивным, самым
доверчивым и самым прекраснодушным людям во всем све¬
те. Не осталось ни надежд, ни даже иллюзий:	те, на ком
лежала кровь десятков миллионов жертв второй мировой
48*
756

войны, хотели третьей; те, на чьих деньгах взросли гитлеры
и Муссолини, искали новых палачей человечества; те, кто
десятилетиями оплачивал целые армии шпионов и диверсан¬
тов, подготовлявших вторую мировую войну, засылали но¬
вые полчища своих агентов во все страны, в тыл всем наро¬
дам, чтобы с новой силой развернуть подрывную работу для
подготовки третьей мировой войны. Всюду: в военное дело,
в энергетику, на транспорт, в промышленность, в философию
и искусство, в дела веры и воспитания, в учреждения и в
семьи, — всюду стремились проникнуть наемные агенты анг¬
ло-американского империализма, чтобы шпионить, вредить,
разлагать. Опытные разведчики в ранге послов и разжало¬
ванные капралы, кардиналы и попы-расстриги, миллионеры й
мелкие спекулянтики — все, кому удавалось проникнуть
в пределы стран народной демократии, все, кому удава¬
лось пролезть в Советский Союз, все вели разведыватель¬
ную работу, враждебную миру и народам миролюбивых
стран.
Но в мире произошли коренные сдвиги. Прошли те времена,
когда фашистская агрессия неудержимо развивалась. Прошла
пора, когда поджигатели войны могли дурачить народные
массы, готовить войну в глубокой тайне и потом внезапно
навязывать ее народам, застигнутым врасплох. На пути новых
агрессоров стала такая могучая сила, как Советский Союз и
сплотившиеся вокруг него страны народной демократии. На
пути агрессоров стояло такое препятствие, как возросшее
классовое самосознание трудящихся в странах Западной Евро¬
пы. На пути агрессоров стояло такое препятствие, как ком¬
мунистические партии, уверенно возглавившие освободитель¬
ную борьбу трудящихся за независимость их стран, за непри¬
косновенность их национального суверенитета, борьбу со всеми
попытками навязать народам ярмо фашизирующейся Амери¬
ки под ярлыком проповедуемого ее агентами космополитизма.
На пути агрессоров стало всемирное движение за мир. Среди
трудящихся всех стран, независимо от их партийной принад¬
лежности, все яснее! утверждалась истина, что их националь¬
ные интересы не имеют ничего общего с интересами буржуа¬
зии, ибо буржуазия предает интересы всей нации во имя
собственных корыстных интересов. Для пролетариата правиль¬
но понятые интересы нации совпадают с его классовыми инте¬
ресами.
Все происходившее в Западной Европе и в ряде стран
Азии было яркой иллюстрацией к положению Ленина о том,
что когда «дело доходит до частной собственности капитали¬
стов и помещиков, они забывают все свои фразы о любви к
отечеству и независимости», что когда дело касается при¬
756

былей, «буржуазия продает родину и вступает в торгашеские
сделки против своею народа с какими угодно чужеземцами...
таков закон классовых интересов, классовой политики бур¬
жуазии во все времена и во всех странах».
Трудящимся во всех странах становилось ясно, что наи¬
более последовательными и единственно неподкупными пат¬
риотами являются коммунисты.
Каждая весть, приходившая с фронтов освободительной
борьбы в Европе и в Азии, говорила, что там против народов
действует кровавый союз капиталистических агрессоров всех
стран. Для трудящегося человека уж не могло быть сомне¬
ний в том, что национальные интересы совпадают с его клас¬
совыми интересами и что его долгом является защита своей
страны против капиталистов, защита своей свободы и чести
в братском сотрудничестве с отечеством трудящихся всего
мира — СССР. Никого не могли больше обмануть вопли
геббельсовских выучеников из Вашингтона, Лондона, Пари¬
жа, Мадрида, Анкары и из других клоак, где копошилось
продажное паучьё платной армии пропагандистов войны, кле¬
ветавших на государство трудящихся.
Простые люди всего мира уже знали цену этой пропаган¬
де и давали ей отпор. Подытоживая настроения простых
французов, всегда бывших в передовых рядах борьбы за
права народа, Морис Торез первым бросил клич о том, что
если советские войска, отражая предательский удар напав¬
ших на них армий капиталистических агрессоров, должны бу¬
дут переступить границы Франции, то французы знают, на
чьей стороне они будут. Ни один честный француз, любящий'
свое отечество, не повернет оружия против советских вои-
нов-освободителей! Этот благородный призыв французских
коммунистов был тотчас подхвачен итальянцами, и пламен¬
ный Тольятти провозгласил принцип единства трудящихся
Италии с советским народом. За итальянскими коммуниста¬
ми так же ясно и твердо высказались руководители рабочих
всех стран Европы. Это был моральный натиск такой гигант¬
ской силы, что правительства всех маршаллизованных
стран ответили диким воем испуга, а Уолл-стрит разразил¬
ся воплями бешенства и пустил в ход весь аппарат полицей¬
ских репрессий, какой был в его распоряжении.
Но ничто не могло уже остановить роста антивоенного
движения и затмить для народов смысл ленинских слов, что
«все события мировой политики сосредоточиваются неизбеж¬
но вокруг одного центрального пункта, именно: борьбы
всемирной буржуазии против Советской Российской республи¬
ки, которая группирует вокруг себя неминуемо, с одной сто¬
роны... движения передовых рабочих всех стран, с другой
757

стороны, все национально-освободительные движения коло¬
ний и угнетенных народностей...»
Поток народного возмущения растекался по миру все
шире, все прочнее становилось единство передовых отрядов
человечества, преграждавших путь поджигателям новой,
третьей мировой войны,
В те дни один за другим собирались конгрессы и конфе¬
ренции сторонников мира. Съезжались ученые и рабочие,
женщины и юноши; собирались по признакам профессиональ¬
ным и национальным; собирались везде, где можно, было не
бояться дубинок и слезоточивых газов полиции. Особенно
охотно простые люди всего мира съезжались в те дни в го¬
рода молодых стран народной демократии в Восточной
Европе. Их влекли симпатии к братьям, нашедшим свое осво¬
бождение в народоправстве, интерес к жизни, о которой
в их собственных странах простые люди могли только
мечтать'.
Одним из центров притяжения демократических сил мира
стала и древняя Злата Прага. В то время, о котором идет
рассказ, в одном из ее старых дворцов, глядевшем седыми
стенами в воды Влтавы, заседал конгресс сторонников мира.
Тут были люди десятков национальностей и сотен профессий.
Сюда пришли испанцы со своей родины, задавленной режи¬
мом гнусного палача Франко; сумели обойти рогатки госде¬
партамента американцы; не побоялись своей полиции кубин¬
цы и многие южноамериканцы. Из далекой, но теперь такой
близкой Азии и Океании приехали китайцы и корейцы, яви¬
лись представители Вьетнама и Индонезии. Индусы и финны,
датчане и арабы, египтяне и норвежцы... Не было ни одной
страны народной демократии, делегация которой не заняла бы
мест в зале братской Праги. Флаг Советского Союза стоял
ка столе во главе длинной вереницы маленьких цветных по¬
лотнищ.
Председательствовавший по праву старейшего Вильгельм
Пик,- открывая первое заседание конгресса, предложил по¬
чтить вставанием память мужественных борцов за мир и сво¬
боду, павших от руки фашистских палачей, замученных в за¬
стенках Италии Муссолини, гитлеровского рейха и продол¬
жающих страдать в бесчисленных тюрьмах франкистской Ис¬
пании. В голосе Пика зазвучала особенная теплота, и он даже,
кажется, дрогнул при упоминании бессмертного имени слав¬
ного вождя немецких трудящихся Эрнста Тельмана и имен
его сподвижников, погибших на своих партийных постах, —
Иона Шеера, Эдгара Андрэ, Фите Шульце, Гойка, Люкса,
Лютгенса...
Несколько минут царила тишина, торжественная, как гимн.
758

Она царила так безраздельно, что можно было подумать, буд¬
то неподвижно стоящие делегаты боятся спугнуть вошед¬
шие в зал славные тени.
Но вот скрипнуло чье-то кресло. Звякнул о стекло стакана
графин в руке Пика, наливавшего воду. В чьей-то руке за¬
шуршала бумага.
*— Слово для предложения о повестке дня имеет член гер¬
манской делегации Алоиз Трейчке, — сказал Пик.
На трибуну взошел худощавый человек с седыми волоса¬
ми, гладко зачесанными над высоким узким лбом.
Сидевший прямо напротив трибуны коренастый усач ста¬
рательно переложил блокнот из левой руки в непослушные
пальцы протеза, заменявшего ему правую руку, вынул из кар¬
мана карандаш и всем корпусом подался в сторону оратора,
выражая напряженное внимание...-
...Заседание конгресса было окончено. Пик не успел еще
сказать' «до вечера», как над залом повис громкий, произне-
сенный ясным молодым голосом возглас:
—■ Матраи!.. Генерал!
Сидевший в первых рядах плотный мужчина оглянулся.
Их: взгляды встретились: этого человека и того, что крик¬
нул,—венгра Тибора Матраи и испанца Хименеса Руиса. Мат¬
раи порывисто поднялся, и тотчас же в разных концах зала
поднялось еще несколько фигур и на разных языках послы¬
шалось радостное: «Матраи!», «Генерал!», «Матраи!» К нему
с радостными лицами бежали бывшие бойцы интернацио¬
нальной бригады. Тут были француз Луи Даррак, эльзасец
Лоран, немец Цихауэр, американец Стил, чех Купка.
С высоты эстрады президиума Ибаррури увидела эту сце¬
ну. Она вся загорелась от радости и крикнула:
—* Слава бойцам интернациональных бригад!.. Слава
братьям-освободителям!
Зал ответил рукоплесканиями, и Пик, улыбаясь, сказал
несколько приветственных слов.
Через полчаса все старые друзья, счастливые и оживлен¬
ные, сидели в ресторане, который был ближе всего к месту
заседаний и потому всегда бывал полон делегатов.
Сыпались расспросы, приветствия, поднимались тосты.
Подчас вспыхивали и короткие, горячие споры. Громче всех
раздавался звонкий голос Матраи.
•— Извините меня, — послышалось вдруг поблизости, и
все увидели подошедшего к их столу худенького старичка,
маленького и согбенного, с лицом, словно изъеденным серной
кислотой, и с седыми клочьями бороды неравномерно локры-
7S9

вавшей обожженную кожу лица. — Извините меня, —
повторил старик.—Я хотел бы представиться: Людвиг Фельд¬
ман. Я делегат профсоюза берлинских портных, и мне хоте¬
лось' бы сказать1 несколько слов о социал-демократах, кото¬
рых, как я слышал со своего места, вы тут довольно сильно
и отчасти заслуженно браните...
—	Отчасти?! — горячо возразил Лоран. — Нет, вполне
заслуженно, вполне!
—	Согласен: «вполне», пока речь идет о тех, кого мы са¬
ми называем не иначе как бонзами и предателями, — о вся¬
ких шумахерах. Но если вы валите в одну с ними кучу и нас,
бывших рядовых социал-демократов, то уж позвольте! —
Фельдман выпрямил свое хилое тело и поднял голову. — Тут
уж я прошу других слов... Вот я только ‘что рассказывал сво¬
ему соседу по столику, как вели себя мои товарищи, прежние
социал-демократы, в лагере смерти под названием «Майда-
нею».
—	Вы были в Майданеке? — с сочувствием воскликнули
сразу несколько человек.
—	Да, именно в Майданеке и уже почти в печи. Даю вам
слово, если бы советские солдаты пришли на полча¬
са позже, я уже не имел бы радости видеть это изумитель¬
ное собрание всего лучшего, что имеет в своих рядах чело¬
вечество.
—	А что же вы рассказывали своему соседу? — спросил
Стил.
—	Я хотел сказать ему кое-что о разнице, которая су¬
ществует между нами, бывшими простыми немцами, которые
пришли под знамена социал-демократии так же, как шли ту¬
да наши отцы и даже деды, когда эти знамена держали над
их головой Вильгельм Либкнехт и Бебель, и теми, кто покрыл
эти знамена позором. Но оказалось, что господин английский
профессор все отлично знает и без меня, он даже знает боль¬
ше меня. Потому что он был не только в Германии, как я,
но жил и в Англии, и во Франции, и бывал даже в Америке.
Он очень много видел и очень много знает. Вот спросите его
о том, как и сейчас ведут себя простые люди в Западной
Германии, те, кто прежде были рядовыми членами социал-
демократической партии, спросите...
С этими словами Фельдман повернулся к своему столику,
намереваясь, повидимому, представить своего соседа, но
тот уже стоял за его спиной и с улыбкой слушал
его. Грузный старик в мешковатом потертом костюме, он
кивком большой головы поздоровался с «испанцами» и про¬
сто сказал:
760

—	Меня зовут Блэкборн. Вероятно, вы меня не знаете. —
И лицо его отразило искреннее удивление, когда он увидел,
как один за другим из-за стола поднялись все, а Купка, на
правах хозяина, почтительно подвинул ему стул.
—	Садитесь к нам, профессор, — сказал Матраи. — Если
вы любите простых людей, то тут как раз компания, какая
вам нужна. И вы, Фельдман, тоже присаживайтесь к нам.
—	Должен сознаться, — сказал Блэкборн, — что мой
новый друг Фельдман сильно преувеличил мою осведомлен¬
ность в вопросах политики. Я в ней новичок. И самый-то раз¬
говор о социал-демократах у нас с ним вышел из-за того, что
я, вполне отдавая себе отчет в отвратительном облике так
называемых лидеров социал-демократии и всяких там пра¬
вых социалистов, лейбористов и тому подобной гнили, все же
не очень уверен в том, что при общем подъеме, которым
охвачены народные массы почти всех стран, эти одиночки мо¬
гут быть опасны. Они представляются мне чем-то вроде оди¬
ноких диверсантов, заброшенных врагами в тыл миролюбивых
народов. Не так давно судьба привела меня в компанию та¬
ких грязных типов, настоящих разбойников, и я пришел к
выводу: это конченые люди. Я не верю, что такими грязными
и слабыми руками можно остановить огромные силы, которые
поднимаются на борьбу с врагами великой правды простых
людей. Не верю, господа!
Старый физик не мог, да, повидимому, и не старался
скрыть волнения, все больше овладевавшего им по мере того,
как он говорил. Это волнение тронуло Матраи. Как писатель,
он лучше других понимал, какой тяжелый путь сомнений и
исканий прошел ученый. От атомного концерна к конферен¬
ции друзей мира; от чванных заседаний Королевского обще¬
ства к тому столику, за которым он сейчас сидел рядом с
портным Фельдманом, с каменщиком Стилом, со слесарем
Лораном; от клуба консерваторов на Пэл-Мэл к компа¬
нии коммунистов.
Матраи поднял стакан.
—	Здоровье тех, кто приходит к нам, здоровье тех, кому
седины не мешают найти дорогу к правде, к свободе, к серд¬
цу простого человека, которого великий Горький писал с
большой буквы... Здоровье Блэкборна, товарищи!.. А теперь
я хотел бы сказать несколько слов нашему новому товарищу
Блэкборну, чтобы рассеять возникшие у него сомнения. —
Матраи поставил стакан и несколько мгновений молчал, со¬
бираясь с мыслями. — Вы не верите тому, что пигмеи из по¬
роды блюмов и шумахеров, сарагатов и бевинов могут оста¬
новить поток народного гнева, который сметет с лица земли
761

их и их хозяев с кровавыми режимами, со всей подлостью»
жадностью и человеконенавистничеством?..
—	Не верю! — Блэкборн даже пристукнул стаканом по
столу.
—	Мы тоже не верим, никто не верит, что1 им удастся
остановить ход истории, — согласился Матраи. — Вы не ве¬
рите тому, что наемные разведчики и диверсанты могут по¬
мешать историческому движению к коммунизму? Мы тоже не
верим. Но поверьте, профессор, что мы были бы очень
плохими коммунистами, если бы хоть на минуту забы¬
ли, чему нас учат Маркс, Ленин, Сталин. А Ленин учил тому,
что победа не падает в руки, как спелый плод. Ее нужно
брать с боя. Тому же учил и учит нас Сталин. Что
до тех пор, пока рядом даже с такой крепостью коммунизма,
как Советский Союз, существуют капиталистические страны,
ни один из нас не имеет права об этом забывать. Сталин
говорил: всем ходом истории доказано, что когда какая*
нибудь буржуазная страна намеревалась воевать с другим го¬
сударством, она прежде всего засылала в его тылы шпионов
и диверсантов, вредителей и убийц. Вспомните, профессор,
убийство Кирова, вспомните трагическую смерть Куйбышева*
вспомните злодейское умерщвление Горького! Враги стреми¬
лись обезоружить своего противника, убивая его командую¬
щих, правителей и духовных вождей. Они зажигали восстания
в его тылу. Они подло и тайно вредили ему всюду, куда толь¬
ко могли проникнуть. По поручению своих хозяев разведчики
разрушали моральные устои и подрывали доверие к руководи¬
телям другой стороны. Они разжигали войны, как вой¬
на в Вандее против якобинской Франции; мятежи, как мятеж
Франко против Испанской республики. Вы говорите, профес¬
сор', что они одиночки, эти продажные мерзавцы? Да, их нич¬
тожно мало по сравнению с армиями свободы, но вспомните,
профессор: чтобы построить мост, по которому мы с вами при*
шли сюда из зала заседаний, нужны были тысячи человече¬
ских рук и годы труда, а чтобы взорвать его, нужна одна рука
подлеца; чтобы построить электростанцию, дающую нам этот
свет, нужен был огромный творческий труд ученых, конструк*
торов, строителей, нужны были миллионные затраты, а чтобы
взорвать эту станцию в первый же день войны, достаточно
одного разведчика и несколько килограммов тола. Чтобы
победить врага в сражении, нужен тонко, умно и втайне раз¬
работанный план операции, нужна творческая работа боль¬
шого коллектива штабных работников, а чтобы выдать этот
план врагу, нужен один предатель. Вот чего мы никогда не
должны забывать, мой дорогой профессор. Когда вы проду¬
762

маете это, то поймете, чем опасны все эти социал-демо¬
кратические агенты-космополиты, оплевывающие националь¬
ную гордость народов, их мораль, их чувство чести и пат¬
риотизма.
Никто из увлеченных разговором собеседников не заметил,
как к их столику, неслышно ступая, подошел небольшого
роста коренастый мужчина со скуластым лицом цвета старой
бронзы. Его карие! глаза пристально глядели из узкого раз¬
реза, словно пронизывая по очереди каждого из сидевших
за столом, и остановились на говорившем Матраи. Этот че¬
ловек долго стоял неподвижно, как изваяние, с лицом замер¬
шим и с плотно сжатыми губами. Но, как только умолк
Матраи, о-н вдруг заговорил с большим жаром, старательно
подчеркивая каждое из четко произносимых по-французски
слов:
—■ Извините, меня ие приглашали говорить, но я позволяю
себе думать, что господину английскому другу будет полезно
узнать, что думает по этому поводу монгольский народ, кото¬
рый на опыте убедился в том, как опасны отвратительные, амо¬
ральные одиночки из разведок всех стран, которых вам дове¬
лось видеть. Вы поймете, почему именно сейчас, когда, как
никогда, обострилась борьба между великим лагерем демо¬
кратии и лагерем империализма, между лагерем всего чест¬
ного и прогрессивного, что есть на свете и что непреодолимо
движется к исторически неизбежной победе, и лагерем реак¬
ции, пытающейся любыми средствами затянуть свою также
исторически неизбежную агонию, именно сейчас мы дол¬
жны быть бдительны, как никогда прежде; мы должны
научиться распознавать врага в любой маске, в любом об¬
личье; врага, пытающегося пролезть в наш лагерь сквозь
любые щели; врага, который еще не раз попытается исполь¬
зовать все — от прямого вредительства в области материаль¬
ного достояния наших народов до самого подлого вредитель¬
ства в области его величайших духовных ценностей; врага,
который попытается залезть нам в душу; врага, который по¬
пытается для маскировки прикрыться членством в любой
прогрессивной партии, а иногда и билетом коммуниста. Не
думайте, профессор, что господа ванденгеймы своими руками
полезут в грязь; за них это делают их разведчики — тайные,
но прямые исполнители воли империалистов. Никогда не за¬
бывайте об этом, профессор! Но верьте, до конца верьте:
с народами-борцами за мир и счастье людей вы придете
к победе, зарю которой разум и честь помогли вам увидеть
на горизонте. Извините, меня не приглашали говорить, но,
наверно, английскому гостю никогда не приходилось слышать,
763

что думают о британской разведке народы далекой Азии,.
Я монгол, меня зовут Содном Дорчжи... Извините.
Он с достоинством поклонился и отошел такими же мяг¬
кими, неслышными шагами, как приблизился.
Блэкборн медленно поднялся со своего места и, отыскивая
самые убедительные, самые простые слова, сказал:
—	Мне нечего ответить вам, кроме того, что поворот сде¬
лан. Я рад, что на этом повороте нашел именно таких, как
вы. Обратно я не пойду. Я хочу увидеть победу. — И туг ли¬
цо его озарилось улыбкой, разогнавшей его морщины и сде¬
лавшей его лицо светлым и молодым. — Может быть, вы бу¬
дете надо мною смеяться, друзья мои, но всякий раз, когда
мне доводится думать об окончательной победе, она пред¬
стает мне в образе большого поля, поросшего необыкновен¬
ной, огромного роста, золотой-золотой пшеницей. А вокруг
этого поля — сад. Тоже удивительный, пышный и зелёный
сад, как в сказке! — Блэкборн смущенно улыбнулся. — Это,
вероятно, оттого, что мне очень хочется своими глазами уви¬
деть эти необыкновенные сады Сталина и эту пшеницу... Вы¬
пейте за это, друзья мои!
—	Постойте! — крикнул вдруг Даррак. Он подбежал к од¬
ному из музыкантов, сидевших на эстраде, и, взяв его скрип¬
ку, вернулся к столу. — Осколок франкистского снаряда ото¬
рвал мне пальцы, — он поднял левую руку, — которые были
так нужны мне, музыканту. Я думал тогда, что больше
никогда уже не смогу взять в руки скрипку, но один мой не¬
мецкий друг, “ он был у нас в бригаде комиссаром, и мои
друзья по Испании его хорошо знают, — я говорю о Зинне,
товарищи, — да, Зинн спросил меня:	«Ты смиришься с тем,
что в день победы не сможешь сыграть нам наш боевой
марш?» Право, если бы не Зинн, я, может быть, и не подумал
бы, что ведь у человека две руки... И вот несколько лет рабо¬
ты над собой — и скрипка снова у меня в руках. Ты помнишь,
генерал, помнишь, Стил, песни нашей бригады?
—	‘Играй, Даррак! Играй! — сверкая глазами, крикнул
Руис. Он обратил на Матраи такой восторженный взор, что
можно было с уверенностью сказать: двенадцать лет разлу¬
ки не погасили в бывшем адъютанте восторженной привязан¬
ности к генералу. — Играй же, Даррак!
И Руис первым запел под скрипку:
Франко и гитлеры, плох ваш расчет...,
Матраи, улыбаясь, присоединился к нему. Запели и Стил, и
Лоран, и Купка. Не знавшие слов Блэкборн и Фельдман на¬
чали было тоже несмело подтягивать, но вдруг оглушитель-
764

ные аплодисменты зала покрыли их голоса. Все лица обра¬
тились ко входу. Матраи увидел стоящего в дверях высокого
стройного мужчину с румяным молодым лицом, но с совер¬
шенно серебряной от седины головой. Одно мгновение Мат¬
раи смотрел на него в радостном недоумении, потом вско¬
чил и побежал ему навстречу.
—	Боже мой! — почти с благоговением прошептал Фельд¬
ман. — Я же знаю его! Это советский офицер, он открыл
нам двери Майданека. Если бы он со своими танками опоз¬
дал на полчаса... Даю вам слово, господа, это он!
Но портного никто не слушал. Все смотрели на входяще¬
го. Кто-то громко крикнул:
—	Слава русским!.. Слава советским людям — освобо¬
дителям!
И сразу несколько голосов подхватило:
—	Слава СССР!.. Слава Сталину!
На десятках языков гремело: «Сталин!.. Сталин!..»'
Русский с улыбкой поднял руки, как бы спасаясь от об¬
рушившегося на него шквала рукоплесканий. В этот момент
к нему подбежал Матраи. Одно мгновение они смотрели друг
на друга.
—	Генерал Матраи?.. Тибор?!
—	Миша?!
И, крепко обняв гостя за плечи, Матраи повернул его ли¬
цом к своему столу. Обращаясь к старому Фельдману, боль¬
ше чем ко всем другим, сказал:
—	Этот советский человек со своими танками, кажется,
никогда и никуда не опаздывал. Советские люди вообще всег¬
да приходят во-время, всюду, где нужна рука их помощи... —
Он подвел гостя к столу. Матраи наполнил стаканы и поднял
свой. — Сначала мы выпьем за советских людей, за их пре¬
красную родину и за того, чья мудрость сияет над всем
как путеводная звезда свободы, братства народов, как
яркая звезда побеждающего коммунизма. За Сталина,
друзья!
Зал рукоплескал...
7
В эти же дни в одной из советских комендатур Берлина
шли своим чередом дела — повседневные дела города, ко-‘
торый англо-американцы тщились, вопреки всем доводам
разума и чести, сделать яблоком раздора с Советским Сою¬
зом и предлогом для политической распри мирового значения.
К концу рабочего дня помощник коменданта вставал из-за
рабочего стола совершенно вымотанный. Дни, которые еще год
765

тому назад, когда он возился с допросами Кроне, казались
ему такими загруженными, вспоминались теперь, как интерес¬
ная экскурсия в историю. Он отлично помнил, как извивался
тогда Кроне, пытаясь угадать дальнейшую судьбу своих сте¬
нограмм. Советский офицер, прочитав предыдущий допрос
Кроне, испещренный сотнею вставок ^исправлений, сделанных
сведущими людьми, узнавал таким образом все, что пытался
от него скрыть американский разведчик в шкуре немецкого
эсесовца, и все, что тот и сам не знал. После этого офицер
должен был приступить к следующему допросу, не по¬
давая виду, что знает что-нибудь, кроме того, что говорил
Кроне.
Какова-то судьба этого типа? Какова участь темных ге¬
роев его мрачного повествования?
Офицер закурил и подошел к окну кабинета, выходившего
во двор комендатуры. Улыбка пробежала по его губам. Он
отлично помнит: именно в тот день, когда к нему привели
пойманного Кроне, советский старшина посадил во дворе вон
то деревцо. Оно росло, тянулось и зеленело, словно в пример
остальным, посаженным немецким садовником.
И только было пробужденная воспоминаниями мысль
офицера понеслась в родные советские края, как ее тут же
оборвал заглянувший в кабинет старшина:
—• К вам, товарищ майор!
—	Прием окончен.
—	Очень просит.	_
Офицер с досадою придавил в пепельнице папиросу й
вернулся к столу. Его взгляд без особой приветливости
остановился на вошедшем в кабинет крепком мужчине с
необыкновенно красным лицом.
Тот развязно взмахнул шляпой и громко сказал:
—	Я американский журналист. Хочу познакомиться кое
С чем в вашем районе, комендант.
Офицер уже выработавшимся движением протянул руку.
Посетитель вложил в нее визитную карточку: «Чарльз Друм-
монд. Корреспондент».
Помощник коменданта и американец перебрасывались
незначащими, обычными в таких случаях фразами, и офицер
машинально вертел в руках визитную карточку американца,
как вдруг в его глазах блеснул огонек любопытства: «Чарльз
Друммонд?..» Чтобы скрыть вспыхнувший у него интерес, он
прищурился и как бы невзначай еще раз по складам прочел:
«Чарльз Друммонд...»'
Офицер поднял взгляд на американца: «Так вот он каков,
мистер Фрэнк Паркер, впервые пересекший океан из Америки
в Европу на борту «Фридриха Великого»!..»
766

Паркер с нарочитой старательностью раскуривал папиро¬
су, чтобы дать себе время исподтишка рассмотреть комендан¬
та. Он много слышал о простодушии русских, на лицах ко¬
торых будто бы отражаются их мысли. Но, чорт побери, на
лице этого офицера он не мог уловить ничего. Единственное,
что можно было, пожалуй, сказать с уверенностью, судя по
равнодушному взгляду, которым офицер скользил то по его
визитной карточке, то по нему самому:	он не имеет пред¬
ставления о том, кто перед ним в действительности. Да, в
этом-то Паркер был уверен.
Ответы офицера были все так же спокойны и неторопли¬
вы, какими американцу казались и его собственные вопросы.
Паркер обдумывал теперь ход, который позволил бы ему
свободно передвигаться по советской зоне, отыскать конспи¬
ративную квартиру доктора Зеегера и через него помочь ди¬
версионной группе Эрнста Шверера заманить Эгона Щве-
рера^ на ту сторону.
Чтобы отвлечь внимание коменданта от главного, ради чего
пришел, Паркер сказал:
—	А не кажется ли вам, майор, что правы все-таки
не вы, русские, а мы, американцы, дав немцам кое-что
в долг?
—	Дать в долг и заставить взять :— не одно и то же.
С напускной беспечностью американец сказал:
—	Все-таки важно то, что они взяли, и взяли немало!
Комендант ответил без тени шутливости:
—1 А вам не приходит в голову, что под видом хлеба вы,
американцы, вложили в руку немцев камень?
—	Чепуха! — уверенно воскликнул Паркер. ;— Мы даем
им возможность не околеть с голоду.
—	Чтобы не потерять живую силу — людей, которых хо¬
тите сделать своими рабами?
—	Покупатели и должники нужны нам не меньше ра¬
бов,— с усмешкой сказал Паркер. — Важно то, что мы не
уйдем отсюда, пока не вернем своего. А вы? Скоро у вас не
будет никаких 'оснований торчать тут.
—	Мы не задержимся здесь ни одного дня...	Мы скоро
уходим.
—	Чтобы потерять Германию!
—	Или прочно приобрести в ней друга!
—	Уйдя-то? — Удивление Паркера было так непод¬
дельно, что он даже приподнялся в кресле.	—	Вы соби¬
раетесь чего-то достичь, бросив Германию	на	произвол
судьбы?
—	Нет, передав ее в руки немецкого народа.
Паркер рассмеялся.
767

—' Сделай мы подобную глупость, ~ прощай *не только
проценты, но и все долги. Это было бы противно здравому
смыслу! — Он потер лоб, и его красное лицо расплылось в
улыбке. — До тех пор, пока у нас в залоге сердце должни¬
ка, мы можем быть уверены, что возьмем свое.
Глаза коменданта сузились, и он несколько секунд молча
смотрел на американца. Потом вздохнул так, как если бы
ему было жалко этого самоуверенного и такого глупого че¬
ловека.
—	Шейлок думал так же,— сказал он и опять вздох¬
нул.
—	Что вы оказали? — встрепенулся Паркер, услышав
знакомое имя, но комендант ничего не ответил, и Паркер,
пожевав губами, спросил: — Как насчет прогулки по вашей
зоне?
Комендант опустил взгляд на визитную карточку: «Чарльз
Друммонд...»
Подавляя усмешку, он посмотрел в глаза американцу »и,
извинившись, вышел в другую комнату.
Там он, закуривая на ходу, медленно, почти машинально,
приблизился к окну и, задумавшись, поглядел на деревцо.
Да, вот оно, уже совсем крепкое, и листья его уже утра¬
тили наивную беспомощность, и корни его не нужно
больше поливать из лейки, как делал когда-то старшина.
Немец-садовник уже поливает его из шланга и уже не смот¬
рит на это дерево, как на забаву русского солдата, которая
никогда не пригодится немцам: он теперь даже усмехает¬
ся в усы, вспоминая глупые свои мысли. Тот советский
солдат очень хорошо сделал, что посадил деревцо на месте
вырванной снарядом старой липы. Оно ведь растет на немец*
кой земле и навсегда останется немецким. В этом не может
быть уже никаких сомнений. Сейчас уже почти все простые
немцы понимают, что жизнь опять распустится здесь полным
цветом, и они хотят ее видеть, хотят строить ее своими ру¬
ками и верят тому, что построят на своей земле, принадле¬
жащей не какому-нибудь толстобрюхому, а простым нем¬
цам — народу...
Офицер оторвал взгляд от окна и поднял трубку телефона.
—	Военная прокуратура?.. Человек, организовавший по¬
пытку похищения инженера Эгона Шверера, у меня. Да, это
Фрэнк Паркер... Да, тот самый Паркер, о котором столько
говорил Кроне... Слушаю, сейчас будет доставлен.
Он положил трубку и повернулся к старшине, молча
стоявшему у двери:
—	Двух автоматчиков!
768

8
В течение долгого времени у Аллена Долласа сохранялась
надежда на то, что Паркер—Друммонд не подает о себе ве¬
стей из соображений конспирации. Доллас молчал. Затем
один из людей Эрнста Шверера доставил сообщение доктора
Зеегера об аресте Паркера.
Дважды перечитав расшифрованную записку Зеегера,
Доллас сидел, не поднимая глаз на Александера, примостив¬
шегося на кончике кресла по другую сторону стола. Тот, кто
посмотрел бы теперь на Александера, не узнал бы в нем
прежнего начальника разведывательного бюро вильгельмов-
ской армии, штреземановского рейхсвера и гитлеровского
вермахта. Усы его были попрежнему тщательно под¬
стрижены, но они стали редкими и серо-желтыми, как
вытертая зубная щетка. Монокль еще держался в глазнице,
но глаз генерала глядел из-под стекла усталый и тусклый, как
пуговица из серого эрзац-металл а на кителе отставного
эоеоовца. Движения Александера оставались мягкими, но это
уже не была хищная повадка тигра, подстерегающего очеред¬
ную жертву абвера. То была вкрадчивость лакея, боящегося
получить расчет. Одним словом, то не был уже прежний
Александер. Он сидел в позе почтительного внимания и сле¬
дил за выражением зеленовато-прозрачной физиономии Дол¬
ласа. Он принес ему сообщение Зеегера, чтобы показать, что
американские агенты ни к чорту не годятся: Паркер сам,
как глупый теленок, полез в берлогу русского медведя.
—	Вызовите сюда этого Зеегера, — раздался, наконец,
скрипучий голос Долласа.
От удивления и испуга Александер даже откинулся к
спинке кресла.
—	Абсолютно невозможно, сэр.
—	Это единственный толковый парень... там. Я хочу
с ним поговорить.
—	Абсолютно невозможно, сэр, — повторил Алексан¬
дер.— Этот человек не должен потерять лицо. Он пронес
его чистым через разгром социал-демократии при фюрере,
сохранил его после поражения...
—	После победы! — поправил Доллас.
Взгляд Александера не отразил ничего. Он настойчиво
повторил:
—	Зеегера нельзя трогать. Его даже не следовало бы
сейчас использовать ни для каких побочных заданий.
—■ Вытащить Кроне и Паркера — не побочное дело.
—	По сравнению с тем, что предстоит доктору Зеегеру...
—	Я не давал ему никаких поручений.
49 Заговорщики
769

—	Но я дал, сэр, — возразил Александер. — Общая ди¬
ректива о введении наших людей в ряды СЕПГ. Для этого
Зеегер самый подходящий человек: его роль в социал-демо-
кратической партии не слишком значительна. Его измена со¬
циал-демократам не отразится на их деятельности. Шумахер
легко подыщет ему замену для работы в Берлине.
—	Вы воображаете, что Пик встретит вашего Зеегера с
трубами и барабанным боем?
—	Очередная задача СЕПГ — Национальный фронт, Они
заявили, что даже бывшие рядовые нацисты, если они патрио¬
ты и готовы драться за единую Германию, — желанные по¬
путчики. А Зеегер никогда не! был скомпрометирован сотруд¬
ничеством с нами. Мы берегли его. Наша предусмотритель¬
ность...
Но Доллас без церемонии перебил его:
—	Ваш очередной просчет?
Александер молча отрицательно покачал головой.
—	Хорошо, — сказал Доллас, — оставим в покое вашего
Зеегера. И все же м-не нужен надежный человек: если Кроне
нельзя вытащить, нужно заставить ею замолчать.
—	При одном условии... — подумав, проговорил Але¬
ксандер.
Маленькие глазки Долласа вопросительно уставились на
генерала. Видя, что он молчит, американец сердито буркнул:
—	Ну?!
—	Замолчать... навсегда...
Доллас был далек от предрассудков, которые помешали
бы ему дать утвердительный ответ. Это было слишком обык¬
новенным делом:	агенты	провалились,	один уже болтает,
другой может начать болтать — они должны быть уничто¬
жены. Мак-Кронин и Паркер не были бы первыми в этом
счету, не были бы и последними, убранными по распоряже¬
нию Аллена Долласа. В этом отношении он перенял все
приемы своего старшего брата, но действовал с большей ре¬
шительностью. Фостеру приходилось начинать дело, Аллен
получил его на ходу. Фостеру еще мешала необходимость со¬
блюдать декорум демократии рузвельтовского периода, Аллен
плевал на всякие декорумы — он работал во времена Фру.
мэна, а не Рузвельта.
И тем не менее на этот раз он заколебался. Эти двое —
Мак-Кронин и Паркер — были людьми хозяина. Ванденгейм
ценил этих агентов и время от времени интересовался их до¬
несениями. Ему взбрело на ум, что они его крестники. Как
тот король, что пустил в ход при дворе блоху... Нельзя было
уничтожить Паркера и Мак-Кронина, не сказав Джону. А ска¬
зать ему — значит признаться в 'ошибках своей службы, в
170

собственных ошибках. И под какую руку попадешь? Может
начаться крик, топанье ногами, в голову Аллена полетит пер¬
вое, что попадет под руку хозяина. И вместе с тем...
Вместе с тем — свой провалившийся разведчик опаснее
вражеского непровалившегося. Мак-Кронин и Паркер дол¬
жны быть изъяты или уничтожены.
—	Мы -испробуем путь официального нажима, — сказал
Доллас Александеру. Заметив на его лице выражение сомне¬
ния, добавил: — Я того же мнения, но нужно испробовать.
Реакция русских бывает иногда совершенно необъяснимой...
—; Как пути господа-бога? — усмехнулся Александер.
—	Нет, как поступки людей с совершенно иной психоло¬
гией, чем наша. Вспомните, как они обошлись с немецкими
инженерами, пытавшимися нарушить у них электроснабже¬
ние. И как цепляются за каждого русского ребенка, которого
откапывают на нашей стороне: точно это принцы крови, от
возвращения которых на родину зависит весь ход истории!..
Все как раз обратно тому, что делали бы мы: повесили бы
инженеров, а впридачу к каждому, ребенку отдали бы еще
десяток.
Александер вызвал на лице подобие улыбки.
—	Более еорока лет я пытаюсь разгадать душу этого на¬
рода и... — он развел руками.
—	Если бы в войне четырнадцатого-восемнадцатого го¬
дов вместо разгадывания русской души немцы покончили
с нею отравляющими газами, у иас с вами не. было бы теперь
столько хлопот.
—	Позвольте узнать, сэр, — иронически спросил Алексан¬
дер, — почему же вы не исправили эту ошибку?
—> Потому, что вы оказались мягкотелей и глупей, чем мы
надеялись, давая вам в руки все, что нужно для победы над
большевиками, — с нескрываемой -неприязнью ответил Дол¬
лас.
—	Одною рукой давая нам оружие, вы другою рукой пы¬
тались схватить нас за горло. Вы думаете, мы не знали:'
«поддержать Гитлера, если ему придется плохо, но если ху¬
до будет русским — помочь им»? Вы хотели, чтобы та и дру¬
гая — сильная Россия и сильная Германия — исчезли с ва-*
шего пути. Нас это не устраивало.
В голосе Долласа прозвучала откровенная насмешка:
—	А вас устраивает то, что вы имеете теперь?
—	Да.
Этот неожиданный ответ поверг американца в такое
удивление, что, глядя на него, Александер счел нужным по¬
вторить:
—	Да, да! Нас это вполне' устраивает, потому что это
49*
771

незабываемый урок вам: из-за нечистой игры вы получили
ошметки победы.
—	Скоро вы узнаете, что это за «ошметки», — злобно про¬
говорил Доллас.
—	Никому не дано знать будущего. Зато все мы доста¬
точно хорошо знаем прошлое. Мы знаем, что настоящими
победителями вышли из войны русские. Половина Европы
стала коммунистической, завтра будет коммунистическим весь
Китай...
Доллас резко перебил:
—	Никогда!
—	Будет! Потому что там вы ведете ту же двойную игру,
что пытались вести здесь: хотите чистыми вылезти из грязи.
Это не удавалось даже вдесятеро более умным людям. — На'
миг Александеру показалось, что от сказал лишнее, н>о он:
уже не мот сдержаться. Не мог и не хотел. Быть может, это
был первый случай в его жизни, когда он говорил то, что
думал; когда он хотел сказать этому самоуверенному при¬
казчику самовлюбленных хозяев: «Грош вам цена! Такие нем¬
цы, как я, имеют с вами дело потому, что оказались в по¬
ложении париев, с которыми никто другой не хочет говорить».
Хотелось сказать, что...
Его быстро бегущие мысли были прерваны замечанием,
которое Доллас сделал как бы про себя, ни к кому -не обра¬
щаясь:
—	Их устраивает победа России!..
Александер с непривычным раздражением быстро прого¬
ворил:
—	Да, нас устраивает эт-а победа России. Теперь вы не
посмеете вести двойной игры. Вы не захотите, чтобы из сле¬
дующей войны Россия вышла с еще большей победой. А это
вовсе не исключено:	коммунистической может стать вся
Европа, коммунистической, почти наверно, станет вся Азия!
Только потребуйте схитрить и подставить нас под удар в на¬
дежде, что и -наша голова будет расколота и русский кулак
разбит. Не выйдет, мистер Доллас! Не выйдет!.. Честная
•игра: выигрыш пополам!
Доллас рассмеялся. Он смеялся скрипучим, прерываю¬
щимся смехом, похожим на вой подыхающего шакала. Меж*
ду припадками смеха он взвизгивал:
—	Пополам!.. Это великолепно: попола-м! А что у вас
есть, чтобы ставить такие условия?.. Что вы можете выло¬
жить на стол, кроме нескольких миллионов тупиц, умеющих
стрелять и по команде своих офицеров — таких же тупиц,
как они сами, — поворачиваться налево и направо?.. Что, я
вас спрашиваю?..
772

—	Это не так мало, как вам хочется показать! — зло
крикнул Александер.
—	Если бы не мы, они проделывали бы свои упражнения
в подштанниках и на пустой желудо»к...
Александер не дал себя прервать:
— Попробуйте поискать таких солдат у себя... — Ему
очень хотелось сказать «в паршивой Америке», но он удер¬
жался: — в своей Америке.
— И найдем, найдем, сколько будет нужно! —про¬
визжал Доллас. — Да не такого дерма, как ваши моло¬
кососы, а прекрасный, тренированный народ — чистокровных
янки.
—	Тренированы бегать за девочками. Видели! Знаем!
Один раз мы на них как следует нажали: в Арденнах...
Упоминание об этом позоре американской армии вывело
Долласа из себя:
—	Замолчите, вы ничего не знаете!
Но Александер не сдавался:
—	Если бы не русское наступление... Всякий раз только
русские, именно русские. Это они помешали нам войти в
Париж в прошлую войну. Они помешали нам сделать из вас
шницель в эту войну... Всегда русские!.. Если на этот раз
не будете играть честно, придется иметь с ними дело вам.
Вам самим. Тогда узнаете, что такое война с Россией!.. Не
пикник, проделанный Эйзенхауэром. Навстречу ему наши
дивизии бежали с единственным намерением не попасть к
русским. — И, выронив монокль, со злобой закончил: —
Крестовый поход!.. Хотел бы я посмотреть на ваших кресто¬
носцев там, под Сталинградом, под Москвой...
Он сидел бледный, с плотно сжатыми тонкими губами,
с неподвижным взглядом бесцветных глаз. Доллас давно
знал его, но таким видел впервые. Лопнуло в нем что-то
или просто переполнилась чаша терпения? Придется
выкинуть его в мусорный ящик, или старый волк станет еще
злее?
Доллас молча пододвинул Александеру бутылку мине¬
ральной воды. Некоторое время тот недоуменно смотрел на
бутылку, потом перевел взгляд на американца. Размерен¬
ным, точным движением вставил монокль и прежним покор¬
ным тоном негромко проговорил:
—	Итак, о.Паркере...
Доллас вздохнул с облегчением и быстро спросил:'
—	Вы лично знаете этого... Шверера?
—	Которого?
—	Главаря шайки на той стороне.
—	Эрнста?.. Знаю.
773

—	Ему можно поручить дело Кроне и Паркера?
—	Полагаю... полагаю, что можно... Особенно, если речь
идет об их ликвидации.
—	Пока нет. Подождите, это в резерве, — быстро заго¬
ворил Доллас. — Живые они нам нужнее.
—	После такого провала?
—	У нас дела не только в Германии. Завтра мы возбу¬
дим вопрос: американский журналист, совершавший невин¬
ную экскурсию по восточному Берлину, под арестом? Это
же неслыханно!
—	Этим вы русских не проймете.
—	Тогда поднимем на ноги прессу: американский журна¬
лист, среди бела дня похищенный советскими войсками. Это
подействует.
—	Лучше бы не терять времени.
—	Избавиться от них вы всегда успеете.
—	Далеко не всегда, сэр... Только до тех пор, пока они
в Берлине и пока их возят из тюрьмы на допросы. Если
завтра эти допросы прекратятся, арестованные станут недо¬
сягаемы и для Эрнста Шверера.
—	Не прекратятся! — уверенно возразил Доллас. — Рус¬
ские достаточно любопытны.
—	При чем тут русские? — возразил Александер. —
Арестованные переданы германским властям.
—	Извините, забыл.
—	Поскольку мы уже заговорили о Шверерах: как решен
вопрос о старшем, об Эгоне, инженере? — спросил Алек¬
сандер.
—	Он попрежнему нужен нам.
—	А если я использую его по-своему? Для обмена на
этих двух?
—	Едва ли он нужен тем.
—	Вы сами говорили: это люди с необъяснимой психо¬
логией. Ради того, чтобы спасти ненужного им немца, они мо¬
гут вернуть двух нужных нам.
—	Если вы так думаете... — без всякого подъема прого¬
ворил Доллас. Он не верил в возможность такого трюка. —*
Да и, для того чтобы менять, нужно иметь его в руках.
—	Я сам возьмусь за это. Вопрос в том, в какой мере
для вас действительно ценны те двое?
Доллас быстро прикидывал в уме. Только страх перед
Ванденгеймом мог заставить его пойти на такую возню...
—	Попробуйте... — вяло сказал он. — Но умоляю: без
«битья посуды», как говаривал наш покойный президент.
Александер подытожил:
774

—1 Значит, соблюдаем последовательность: а) официаль¬
ное обращение, б) скандал в прессе, в) похищение при
перевозке, г) обмен на старшего Шверера.
—	Мой старший брат, которого вы, к вашему счастью, не
знали, — насмешливо проговорил Доллас, — в своем ны*
вешнем положении, вероятно, произнес бы: «Аминь».
Для Александера Мак-Кронин продолжал оставаться
Вильгельмом фон Кроне. Американцы не считали нужным
посвящать немецкую разведку в то, что пятнадцать лет в ее
недрах сидел их агент. Вероятно, поэтому, строя свои планы
освобождения обоих провалившихся разведчиков, Алексан¬
дер больше думал о Кроне, чем о Паркере. Кр°не не только
был в глазах Александера немцем, но и человеком, обладаю¬
щим слишком большим количеством немецких секретов.
Их не следовало знать не только русским, но и американцам.
Пожалуй, теперь, в силу создавшейся обстановки, Алексан¬
дер больше боялся выдачи секретов Кроне американцам,
чем русским. Поэтому он решил подождать несколько дней,
чтобы не раздражать Долласа и дать ему возможность
использовать официальные пути освобождения арестован¬
ных. Но не веря в успех этих попыток, он заранее подгото¬
вил все, что было нужно, для осуществления своего собствен¬
ного плана. Эрнсту Швереру была дана строжайшая дирек¬
тива: при малейшем сомнении в возможности освободить —
убить обоих. Пусть потом американцы разбираются, по чьей
вине это произошло. Младший Шверер умеет держать
язык за зубами и может свалить все на чинов народной
полиции восточного Берлина, которой переданы оба аре.
станта.
Итак:	в один из ближайших дней Кроне и Паркер
перестанут доставлять ему хлопоты и быть предметом непри¬
ятных разговоров с проклятым рыжим американцем.
9
Эгон смотрел, полный радостного удивления. Заново
отстроенная школа не только не была хуже той, что стояла
на этом месте прежде, но выглядела гораздо веселей и
нарядней, хотя — Эгон это знал — со строительными мате¬
риалами было туго. Дом был сооружен на площадке, рас¬
чищенной среди развалин квартала, сравненного с землей в
один из первых же американских налетов.
Это было неизмеримо более ярко, чем все читанное и
слышанное о политике СЕПГ, о программе нового прави¬
тельства Демократической германской республики.
«Демократическая германская республика»... Это до сих
775

пор кажется еще несбывшейся мечтой. Ведь, там, на
западе, где стоят войска «великих демократий», никто еще
не говорит о том, что немцы могут самостоятельно управлять
своим государством, там не говорят даже о немецком госу¬
дарстве как о чем-то, что может быть. Там побежденные
и победители. Там оккупация: разгул и насилие одних, голод
и озлобление других. Там снова «пушки вместо масла».
Американские пушки вместо масла для немцев и немецкое
масло для завоевателей. Там опять гаулейтеры, именуемые
верховными комиссарами. Там снова фюреры и лейтеры,
называемые уполномоченными. Там наново старые круппы,
пфердеменгесы, стинн'есы. Снова заговорившие в полный
•голос гудерианы и гальдеры. Там бурлящие хриплыми кри¬
ками спекулянтов биржи Кельна, Гамбурга, Франкфурта;
акции стальных и химических концернов, лезущие вверх
благодаря заказам на военные материалы. Там снова танки,
сходящие с конвейеров Борзига и Манесманна, снова истре¬
бители, вылетающие из ворот Мессершмитта...
Пушки вместо масла!.. Война вместо мира! Вместо
жизни смерть...
Эгон тряхнул головой и на минуту приложил ладонь к
глазам, чтобы отогнать эти навязчивые параллели.
Звоном торжественных колоколов отдавались у него в
ушах удары мячей. Мячи отскакивали от высокой стены раз¬
рушенного дома, выходившей во двор школы. Мячи были
большие, раскрашенные красцым и синим. Ударяясь в стену,
они издавали короткое гудение. Каждый; мяч свое. А все
вместе сливалось в своеобразную симфонию, множимую
гулкими руинами квартала. Лучи солнца делали прыгающие
сине-красные шары такими яркими, что у Эгона зарябило
в глазах. Он рассмеялся. Праздничное мелькание красок,
веселый гул мячей, беззаботные возгласы девочек, игравших
на школьном дворе, — все сплеталось в единую картину
торжества жизни. Эта жизнь пробила себе путь сквозь
страшное море закопченных развалин, голод и нищету, слезы
вдов и проклятия калек. Сквозь стыд преступления боль¬
шого, разумного, трудолюбивого народа, позволившего
сделать из себя тупое, бездумное орудие смерти и разру¬
шения. И снова жизнь, веселая немецкая речь, без оглядки
в прошлое, со взорами, устремленными вперед, только
вперед...
Однако как он очутился здесь?.. Что это — простая рас¬
сеянность или опасное отсутствие контроля над самим со¬
бой? Как могли ноги принести его сюда без участия воли?
Тут учится теперь его Лили, но он шел не к ней, а к Вирту.
Он должен сказать Руппу, что решил отправиться к тому
776

советскому офицеру, который был комендантом их района.
Эгон обязан ему первым вниманием, которое было оказано
Эгону как инженеру; он обязан этому усталому человеку
с покрасневшими от бессонницы глазами тем, что не покон¬
чил е собой, что сохранил веру в себя, в свои силы и в свое
право творить. Он непременно должен отыскать этого совет¬
ского офицера й просить у него прощения: счетная машина
так и не построена. А ведь на нее комендатура дала столь¬
ко денег, на нее были отпущены самые дефицитные мате¬
риалы. С Эгона не было взято ни пфеннига. Только обеща¬
ние, что он достроит машину. И вот — обещание не выпол¬
нено. Он не может больше прикоснуться к этой машине. Ее
чертежи кажутся Эгону чужими, ненужными. Ее недостроен¬
ный корпус и весь сложный механизм выглядят теперь, как
плод баловства от безделья. Не счетную машину, а ракету,
свою старую ракету, он должен строить! Нужно сделать то,
чего нехватало Винеру, чтобы «фау-13» стало реальностью.
Эгон не может не довести до конца это дело. За океаном
лихорадочно работают над созданием новых бомб, предна¬
значенных для разрушения этой вот новой школы, для убий¬
ства его Лили, для того, чтобы снова ввергнуть в ужас еще
не забытых страданий его народ, чтобы отбросить во тьму,
первобытности его Германию. Значит, он не имеет права
заниматься^ пустяками вроде счетной машины. Пусть этим
занимаются те, кто ищет покоя, кому нужно уйти от жизни,
от реальной трудности борьбы. Прошли, навсегда миновали
те времена, когда он был готов продать дьяволу душу за пра¬
во на покой, когда был готов стать и действительно стано¬
вился соучастником самых страшных преступлений гитле¬
ризма, когда он закрывал глаза, чтобы не видеть жизни! Все
это в прошлом, в ужасном прошлом, которому нет возврата,
которое взорвано правдой, принесенной русскими. Теперь он
смотрит жизни в лицо и полагает, что его обязанность отдать
родному народу все свои силы, все знания для обороны от
того, что готовят за океаном. Их бомба опасна? Да. Но
чтобы сбросить ее сюда, нужны самолеты. Чтобы вести
самолеты, нужны люди. А что скажут американские летчики,
если будут знать, что за каждую бомбу, сброшенную на
голову немцев, или русских, или поляков, или румын, или
болгар, или чехов, или всякого человека, чья вина заклю¬
чается только в том, что он не желает быть рабом шести¬
десяти семейств американских дзайбацу, — что за каждую
бомбу их собственные американские города получат по сна¬
ряду, удара которого не может остановить ни страх, ни со¬
мнение, ни ошибка пилота. «Фау-13», «фау-13»!.. Эгон увидел,
что стоит перед дверью бюро Вирта.
777

Конечно, Вирт для Эгона не то, что был Лемке, но
Вирт — ученик и преемник Франца. Именно ему, а не кому-
нибудь другому, Эгон должен открыть свои планы. Именно
Рупп, а не кто-либо другой, скажет Эгону, что так и должно
быть: миролюбивой демократической республике Германии
нужен инженер Эгон Шверер.
Эгон толкнул дверь и вошел в бюро.
Когда Эгон рассказал Руппу свои планы, тот в волнении
поднялся из-за стола и принялся ходить по комнате. Эгон
начал уже беспокойно ерзать на стуле — так долго тяну¬
лось молчание Руппа. Наконец тот сказал:
—- К сожалению, вы уже ничего не можете сказать тому
советскому офицеру: комендатуры ликвидированы. Все адми¬
нистративные функции переданы органам нашего республи¬
канского правительства.
—	Я очень сожалею, — сказал Эгон. — Я так виноват
перед ним: моя счетная машина...
—	Об этом можете не беспокоиться. Подозреваю, что
она не так уж нужна русским, чтобы они огорчились из-за
вашей неаккуратности.
—	Вы полагаете? А’ ведь они дали мне материал и зна¬
чительный аванс.
—	Скажите им за это спасибо — и все. Гораздо важнее
то, что я не могу решить ваших сомнений, но из этого не
следует, что они неразрешимы. Их решат старшие товарищи.
Быть может, даже они уже решены. Если бы дело шло о
моем личном мнении, то я, пожалуй, сказал бы: вы правый
не правы. Вам, конечно, нужно приложить свои силы в той
области, где вы можете дать наибольший результат.
—	Я так и думал! — с облегчением воскликнул Эгон, но
осекся, остановленный предостерегающим жестом Руппа.
—	Это лишь половина вопроса, — сказал Рупп. — Вто¬
рая заключается в том, что, по-моему, работать следует не
над снарядами для разрушения и умерщвления. Пусть это
будет машина, которая даст нашей молодой республике
место, принадлежащее ей по справедливости в первых рядах
бойцов за будущее, за прекрасное будущее человечества, за
открытие новых, необозримых горизонтов интернациональной
науки. Мы, немцы, внесли так много в науку истребления,
что искупить эту вину можем только самыми большими уси¬
лиями в области науки восстановления и прогресса. Позна¬
ние того, что творится за пределами нашей планеты, вовсе
не такая уж далекая перспектива, чтобы нам, немцам, об
этом не задуматься. Я не слишком много понимаю в таких
778

делах, но мне сдается, что и в проблеме сообщений в пределах
нашей собственной земли ракета сыграет свою роль. Притом
в совсем недалеком будущем. Видите, инженеру вашего раз¬
маха есть о чем позаботиться. Если вас не интересует такая
мелочь, как ракетное путешествие из Берлина в Пекин —
сделайте одолжение, проектируйте, пожалуйста, аппарат для
посылки на Луну. Это нас тоже) занимает, и в этом мы тоже
найдем средства помочь вам.
Эгон рассмеялся:
—	Вы фантазер, Рупп! Я пришел для серьезного разгово¬
ра о сегодняшнем дне.
—	А разве мы работаем сегодня не для того завтра, о
котором я говорю?
—> Это завтра нужно защищать сегодня, — возразил
Эгон. — Я вовсе не намерен делать из своей машины орудие
смерти, нет, нет! Если ее придется применить для круго¬
светных путешествий или для по-лета на Луну, тем больше
будет мое удовлетворение. Но иметь в запасе такие же раке¬
ты с атомным снарядом вместо пассажирской кабины необхо¬
димо, чтобы держать в узде банду одичавших кретинов вроде
Фрумэна и его друга Ванденгейма. Недавно я прочел у
Сталина: «Коммунисты вовсе не идеализируют метод наси¬
лия. Но они, коммунисты, не хотят оказаться застигнутыми
врасплох, они не могут рассчитывать на то, что старый мир
сам уйдет со сцены, они видят, что старый порядок защи¬
щается силой, и поэтому коммунисты го-ворят рабочему
классу: готовьтесь ответить силой на силу, сделайте все,
чтобы вас не раздавил гибнущий старый строй...» Я не ду¬
маю, чтобы у американцев оказались слишком крепкие нер¬
вы, если дело дойдет до бомбардировки их собственных горо¬
дов. Они чересчур привыкли к мысли, что будут воевать на
чужой земле, а то и чужими руками. Такие снаряды, как мои,
быстро приведут их в чувство. В конце концов вы же не
станете отрицать того, что сто сорок миллионов простых
американцев такие же люди, как мы с вами?
Рупп усмехнулся. Эти слова в устах Эгона звучали
для него совсем по-новому: «мы, простые люди». Пре¬
красно! Как жаль, что этого не может слышать Лемке! Рупп
ответил:
—	Не стану спорить: простые американцы почти такие
же люди, как мы с вами. Но не совсем, а только почти. Ста
тридцати пяти миллионам из них еще не довелось не только
побывать под бомбами и пулями, но даже видеть развалины
Европы. Картинки в журналах не m В сытых людях,
сидящих под крепкой кровлей, эти картинки только возбуж¬
779

дают любопытство. Да и те пять миллионов, что ходили в
касках, избалованы войной. Им не пришлось платить кровью
за каждый сантиметр отвоеванной земли. Один раз, когда
германская армия как следует огрызнулась, янки бежали,
подобрав подолы. Если бы гитлеровские генералы оказали
на Западном фронте такое же сопротивление, какое они ока¬
зывали на востоке, если бы они так дрались во Фран¬
ции в течение четырех лет, как дрались в России, — вот тог¬
да янки могли бы сказать: мы знаем войну. А засыпать по*
датливого, как квашня, противника снарядами и бомбами и
догонять его на полной скорости «джипов» — это еще не
война. Этого они больше не увидят.
—	Еще не так давно меня тошнило от разговоров о вой¬
не, но клянусь вам: именно потому, что я страстно и как
никогда сознательно хочу мира, я перестал бояться войны.
Война ужасна, но поскольку от нее нельзя спрятаться,
я готов зубами драться с виновниками этого ужаса. Мне
довелось в последнее время немало поговорить с рабочим
людом наших заводов, с теми новыми немцами, которые
впервые почувствовали себя подлинными хозяевами своей
страны, своей жизни и судьбы. И я говорю вам: так же, как
я, они готовы на смертный бой со всяким, кто поднимет
руку на мир, на наш труд, на наше право воспользоваться
доставшейся нам свободой. Ни один из них не сказал мне:
«Занимайтесь счетной машиной, не стоит возвращаться к
вашей ракете, она нам не понадобится».
—1 А разве я сказал вам так? — спросил Рупп.
—	Но путешествие на Луну не то, о чем я сейчас
забочусь, — энергично сказал Эгон.
Помолчав, Рупп раздельно и задумчиво спросил:
—	Хотите поговорить с нашими старшими товарищами?
—	Если бы это было возможно... — в сомнении прогово*
рил Эгон.
Вскоре после того как Эгон пришел домой, его размыш¬
ления были прерваны телефонным звонком. Рупп сообщил,
что не дальше как сегодня вечером Эгон будет принят
президентом.
Еще долго после того, как Рупп закончил разговор, Эгон
стоял с трубкой в руке. Он не мог опустить ее на рычаг,
словно боялся, что от этого’ прервется та воображаемая
линия, которая тянется от этой минуты куда-то далеко
вперед, к окончательному пониманию того, что казалось
Эгону большой, но еще не до' конца оформившейся
правдой...
—	Что с тобой? — спросила Эльза и осторожно раз¬
жала его пальцы, сжимавшие эбонит трубки.
780

Он протянул руки и, охватив жену за плечи, привлек к
себе.
—	Сегодня со мною будет говорить президент... Наш но¬
вый президент... Понимаешь?..
Нежным прикосновением своих губ Эльза закрыла его
удивленно полуоткрытые губы.
—	У тебя такой вид, словно ты немного выпил, — сказала
жена, взглянув на вошедшего Руппа. — Разве сегодня празд¬
ник?
А он схватил ее за руки и, крепко притопывая, прошел
с нею целый круг по комнате.
—	Да, да! Может быть, на твой взгляд, и не такой уж
большой, но все-таки праздник! — весело крикнул он. — Пони¬
маешь ли, Густхен, я, кажется, завоевал душу человека, о ко¬
тором учитель Франц сказал мне: «Слушай-ка, Рупп, я знаю,
что у тебя нет оснований любить семейство Шверер, но
в нем есть один, совсем не безнадежный член. Это господин
Эгон Шверер* мой бывший офицер. Когда-то он был челове¬
ком и снова может им стать. Да, да, мы должны сделать его!
опять человеком. Германии нужны люди, настоящие люди во
всех слоях общества. Человек всюду остается человеком, и
мы не имеем права терять его, если он не безнадежен...-» Франц
Лемке не успел сделать из Эгона Шверера человека, но, ка¬
жется, я сделаю это за него. Понимаешь, Густа, это для меня
очень важно: сделать хорошее дело в память моего учи¬
теля...
Густа немного надула пухлые губы:
—	Ты говоришь это так, будто я знала дядю Франца
хуже твоего.
—1 Потому я и говорю с тобою так, моя Густхен, что ты
его знала не хуже, чем я, и должна меня понять... Теперь-то
ты понимаешь, почему мне сегодня весело?
Тут он остановился так неожиданно, что юбка Густы
плотно обвилась вокруг ее ног. Рупп зажал ладонями румя¬
ное лицо жены и звонко поцеловал ее в немного вздернутый
нос, покрытый веснушками.
Увидев, что он взялся за шляпу, Густа воскликнула:
—	Не уходи! Ты не знаешь, кто приехал...
—	Ну же?..
—	Тетя Клара!
—	Она здесь?!
Рупп, отбросив шляпу, снова ухватил было жену, наме¬
реваясь пройти с нею новый круг, но Густа ловко уверну¬
лась.
781

—	Тетя Клара обещала скоро опять прийти.
—	О, тогда-то уж действительно нужно сбегать за бутыл¬
кой вина! — крикнул Рупп и, схватив шляпу, выбежал из
комнаты.
10
В тот же сверкающий полдень курьерский поезд Брест—
Берлин подкатил к перрону Силезского вокзала. Из спально¬
го вагона Москва — Берлин вышел высокий сухопарый ста¬
рик с маленьким саквояжем в одной руке и увесистым кожа¬
ным портфелем в другой. Старик был одет в хорошо сшитый
штатский костюм, но каждое его движение говорило о том,
что он чувствует себя в нем неудобно. Он кивком головы
подозвал носильщика и, передав ему багаж, металли¬
чески сухим голосом, в котором звучало недовольство,
словно он заранее готов был услышать отрицательный ответ,
спросил:
—	В этом городе существуют автомобили?
Носильщик с удивлением посмотрел на него:
—: Разумеется.
—	Тогда — в министерство внутренних дел!
Пока автомобиль катился по указанному адресу, старик
все с тем же недовольным видом косился по сторонам.
Однако по мере того как он смотрел, гримаса недовольства
исчезала с его лица, суровые складки вокруг тонких губ
расходились, морщина над носом разглаживалась. К концу
поездки он уже с нескрываемым удовольствием поглядывал
на кипевшую почти всюду работу по восстановлению разру¬
шенных домов, удовлетворенно покачивал головою, когда
попадались крошечные скверики, разбитые на месте унич¬
тоженных бомбами строений, и даже велел два-три раза оста¬
новиться, чтобы внимательно рассмотреть новые дома, школы
и больницы.
Когда шофер назвал цифру, показываемую счетчиком,
старик долго отсчитывал деньги. Он на вытянутую руку
отодвигал каждую монету и внимательно разглядывал
ее дальнозоркими глазами. Наконец протянул шоферу
требуемую сумму и отдельно двадцатипфенниговую
монету.
—	На рюмку анисовой, — сказал он таким тоном, точно
делал строгий выговор за непорядок.
В вестибюле министерства он тем же жестом, что совал
вещи носильщику, ткнул швейцару саквояжик и шляпу. Все
так же непримиримо-сухо прозвучал его вопрос:
—• Отдел репатриации военнопленных?
782

Швейцар назвал этаж и комнату. Старик медленно,
словно отсчитывая шаги, шел по коридору. Он несколько раз
останавливался перед дверьми, разглядывая номера и до¬
щечки с надписями. Можно было подумать, что каждую из
них он тщательно изучает: то он удовлетворенно усмехался,
то его губы недовольно выпячивались. Иногда он даже уко¬
ризненно покачивал головой из стороны в сторону, как бы
порицая наличие того или иного отдела или должностного лица.
Он остановился перед нужной ему дверью, вынул из кар¬
машка монокль и привычным движением вставил его в глаз.
Только одернув пиджак и крякнув как бы для того, чтобы
удостовериться в том, что голос ему не изменит, он, наконец,
отворил дверь.
На сидевшего за столом служащего старик посмотрел
сверху вниз и, несколько помедлив, словно оценивая, стоит ли
разговаривать с этим человеком, протянул ему визитную кар¬
точку. Она имела несколько необычный вид. Часть напеча¬
танного была перечеркнута:
Хотя Гаусс давно привык к виду инвалидов, его несколько
покоробило, когда о-н увидел, что его собственная карточка
очутилась в обтянутых черной лайкой негнущихся пальцах
протеза. Только тут он заметил, что служащий однорук. Его
дисциплинированный мозг тотчас реагировал на это наблю¬
дение заключением, что, повидимому, однорукий —инвалид,
следовательно, солдат или офицер, значит с ним можно и раз.
говаривать, как полагается военному. Он без обиняков резко
бросил:
—	Передать руководителю отдела!
Однако на однорукого этот тон не оказал ожидаеАмого
Гауссом действия. Взглянув на карточку, он спокойно под¬
нял взгляд на посетителя и, вежливо приподнявшись, без вся¬
Вернер Оттокар Мария фон Гаусс,
783

ких признаков страха или подобострастия, предложил ему
сесть. Тот неохотно опустился на кончик стула, еще раз вну¬
шительно, как бы предостерегающе, крякнув.
—	Вы давно выехали из Советского' Союза? — спросил
однорукий.
—	Как только узнал об образовании Германской демокра¬
тической республики, — с подчеркнутой сухостью ответил
Г аусс. — В Берлин прибыл полчаса тому назад. Желаю видеть
руководителя отдела репатриации. Прошу вас...
—	Меня зовут Бойс, — подсказал однорукий.
—	Прошу вас, господин Бойс, доложить руководителю от¬
дела о моем желании.
—	Минуту терпения, господин Гаусс, — все так же спо¬
койно ответил Бойс и отдал по телефону приказание принести
карточку военнопленного генерал-полковника Гаусса.
Всем своим видом нахохленного старого индюка и взгля¬
дом, устремленным куда-то поверх головы Бойса, Гаусс гово¬
рил, что не имеет желания болтать с этим мелким служащим.
Поэтому те несколько минут, пока длились поиски карточки
где-то там, за стенами этой комнаты, протекли в молчании,
нарушаемом лишь шелестом бумаг, которые перебирал Бойс.
Когда карточка была принесена, Бойс исчез с нею в кабине¬
те, но быстро вернулся и молча уселся на свое место за сто¬
лом. Гаусс понял, что за дверью происходит изучение его
биографии. Несколько лет, отделяющих его от того момента,
когда он отдал свое оружие советскому офицеру, научили его
терпению. Он сидел на своем стуле, вытянувшись, как исту¬
кан, не прикасаясь спиною к спинке, со сдвинутыми каблука¬
ми и с руками, покоящимися так, словно они лежали на эфе¬
се сабли.
Наконец коротко вспыхнула лампочка на столе Бойса, и
он сказал:
—	Доктор Трейчке просит.
«Мог бы, собственно говоря, отворить дверь», — подумал
Гаусс, но, не меняя выражения лица, все такой же прямой,
деревянный, поднялся и проследовал в кабинет.
При появлении Гаусса Трейчке отложил карточку:
—	Рад приветствовать вас на родине, — проговорил он,
Гаусс сдвинул каблуки, как бы намереваясь звякнуть
шпорами.
—	Я без предупреждения, — сказал он, — но обстоя¬
тельства таковы, что переписка казалась лишней.
Усевшись в предложенное кресло, неизменно прямой и
строгий, он молча вынул из кармана сложенную газету, не
спеша развернул ее и протянул Трейчке. В глаза бросились
строки, жирно подчеркнутые красным.
784

Трейчке вслух прочел:
—	«4. Восстановление полного суверенитета немецкой
нации...»
И вопросительно взглянул на Гаусса. Тот ответил лако¬
нически:
—	Дальше!
—	«Преступной является мысль о том, чтобы обескров¬
ленный немецкий народ был еще раз ввергнут в войну и ка¬
тастрофу». — На этот раз Гаусс молчаливым кивком головы
пригласил продолжать чтение. — «В вопросе восстановления
национальной самостоятельности и суверенитета немецкого
народа на демократической основе между честными немец¬
кими патриотами не может быть никаких разногласий». —
Гаусс опять кивнул. — «Содержащиеся в Манифесте На¬
ционального фронта демократической Германии требования
могут быть с чистой совестью подписаны каждым честным
немцем, независимо от его партийной принадлежности или
мировоззрения».
—	Совершенно согласен, — заявил Гаусс. — Прошу
дальше.
—	«Огромные задачи, которые перед нами стоят и кото¬
рые должны быть выполнены в интересах спасения немецкой
нации, не позволяют нам такой роскоши, как раздробление
и парализация сил немецкого народа в междоусобной борьбе.
Национальный фронт всех честных немцев, которые прини¬
мают к сердцу будущее своей родины, создает реальные
предпосылки для преодоления национального бедствия».
—	Еще дальше! — бросил Гаусс.
Трейчке закончил:
—	«Программа немецкого правительства является про¬
граммой немецкого народа. Мы не променяем конституцию
на оккупационный статут».
—	Никогда!—сердито отчеканил Гаусс. — Поэтому я
здесь.
Некоторое время царило молчание. Трейчке делал вид,
будто перечитывает хорошо знакомые столбцы газеты. Гаусс
пристально следил за его лицом. Стараясь казаться таким же
холодным, как его собеседник, Трейчке сказал:
—	Говорят, в плену вы работали над историей француз¬
ской живописи?
Гаусс положил на стол свой толстый портфель.
—	Пусть специалисты скажут, годится ли это куда-
нибудь. Но... это так, вроде дамского рукоделья от скуки. А я
солдат и пришел к вам как солдат. Это, может быть, достойно
сожаления, но, по-моему, Германии опять понадобятся
солдаты.
60 Заговорщики
785

—	Республика не имеет армии,‘—проговорил Трейчке.
—	Но должна иметь, — уверенно отчеканил Гаусс. — Не
думаете же вы, что защищаться от моих бывших коллег,
подпертых американской техникой, можно будет чем-нибудь
в этом роде, — и он брезгливо ткнул костлявым пальцем в
свой портфель. — Если бы, сидя в русском плену, я мог
предположить, что дело опять дойдет до того, что я снова
понадоблюсь, то, поверьте, не стал бы терять времени на по¬
добную работу. — На лице его снова промелькнула грима¬
са.— Можно было гораздо полезнее истратить время: у рус¬
ских есть чему поучиться в военных делах. Кое'-кто у нас еще
болтает, будто дело могло кончиться иначе, не соверши
господа гитлеры и риббентропы ошибки, не втяни они
нас в войну на два фронта. Ерунда-с! Все кончилось бы
так же плачевно. Закон истории! Я никогда не был сторон¬
ником войны на востоке, но избежать ее было невозможно,
коль скоро немцы решили подчиняться безумным приказам
своего «национального барабанщика». — В словах Гаусса
звучало такое искреннее презрение, что ему нельзя было не
верить, несмотря на настороженность, с которою Трейчке слу¬
шал старика. — Если бы с этим кошмаром русские не
покончили в сорок пятом, они похоронили бы его в сорок
седьмом или в пятидесятом. Я не знаю, когда именно, но
знаю твердо:	миссия освобождения нас от шайки Гит¬
лера была бы выполнена русскими. Это так же неизбеж¬
но, как то, что теперь в этом здании сидите вы, а не какой-
нибудь паршивый штурмфюрер из бывших взломщиков или
разукрашенный галунами бакалейщик. К сожалению, этого
не могут понять мои коллеги, находящиеся в той половине
Германии, которая временно называется «федеральной рес¬
публикой». Они не постигли того, что постигнуто мною в Рос¬
си?-. Они не могут понять: все, что они еще называют военным
искусством, не больше чем военная истерия. Впрочем, не это
главное. Отвратительно то, что они перестали быть немцами.
Вот это непоправимо! Швейцарцы, поступающие в ватиканскую
гвардию, чтобы за деньги охранять иноверца папу, знают:
им никогда не придется воевать с родной Швейцарйей. А мои
бывшие коллеги на западе?.. Они заранее уверены в обрат¬
ном: им придется не только служить иноземцам, но и драться
с немцами. Я же хочу служить моему отечеству, а не в ино¬
странном легионе американских лавочников.
—	Значит, дело только за тем, что у на-c нет армии?
—	Видите ли, — проговорил Гаусс, — в плену я не толь¬
ко писал это, — его палец снова уперся в портфель. —
Я занимался изучением Маркса и Ленина. Я прочел работы
Сталина, сударь!
786

Трейчке был несколько ошеломлен,
—	Вот как?
—• Да.-с!.. Должен сознаться: я приступил к их изучению
с целью понять, почему же я в конце концов в плену? А по
мере знакомства с вопросом все больше убеждался: только
безумцы могут спорить с историей. Да! Безумцы, не желаю¬
щие смотреть в глаза правде!
—	Вроде тех... на той стороне?..
—	Можете договаривать: Гудериан, Гальдер, Манштейн,
Кесеельринг, Рундштедт, Шверер и остальные. Безумцы, под¬
писавшие приговор себе и своей чести. — При каждом вос¬
клицании старик сердито стукал костяшками пальцев по сто¬
лу.—Мы будем их судить полевым судом за измену отече¬
ству!
—	Вы или народ? — как бы невзначай спросил Трейчке.
Гаусс смутился и, спохватившись, сказал:
—	Вы правы: народ потребует у них ответа.
Подумав, Трейчке сиял телефонную трубку и попросил
у кого-то разрешения приехать вместе с генерал-полковником
Гауссом.
—	Бывшим, — поправил Гаусс, — я этого никогда не за¬
бываю: бывший генерал-полковник. А ныне?.. Ныне что-то
вроде офицера, проходящего трудный курс академии. Да, да,
именно так...
Как солдат, я говорю: когда на наш континент ворвались
новые гунны из-за океана, одним из важнейших условий со¬
хранения мира является безусловная готовность к отражению
их попытки нарушить мир. Так мне кажется, сударь. Как я
сказал вам, курс своей последней военной академии я про¬
ходил уже, так сказать, экстерном, в плену. Но из этого
прошу не делать вывода, будто я такой уж недоучка. Я был
не. самым ленивым учеником русских, помогавших нам разо¬
браться в сложных уроках истории. Мои выводы могут пока¬
заться вам несколько трудными в смысле перспективы,
которую они рисуют, но я настаиваю на них. Если хотите,
вам как человеку не военному...
—	Прошу вас, — сказал Трейчке, которому было интересно
узнать, что творится в голове этого генерала. Трейчке еще не
очень верил тому, что старый кадровик, с молоком матери
всосавший все пороки прусской школы, был способен на
склоне лет понять, что вся школа и весь его личный опыт поч¬
ти ничего больше не стоят.
Трейчке подвинул было Гауосу ящик с сигарами, но тот
заявил:
—	Отвык. Курю теперь только русские папиросы. Это
гораздо удобней: табак не лезет в рот. — Он достал коробку
50*
787

папирос с длинными мундштуками. •—* Итак... Я пришел к
несколько парадоксальному заключению: все они там —
немцы и американцы, англичане и французы, — все, кто пла¬
нирует новое нападение на эту половину Европы, — ошиба¬
ются. Воображают, будто совершенство, достигнутое совре¬
менным оружием, способствует сокращению сроков войны.
Чепуха! Как раз наоборот: эти средства сделают войну более
затяжной, чем прежние. Я уже не говорю о пресловутых
бомбах — атомной, водородной и тому подобных, — на
которые, как на панацею от поражения, возлагал надежды
еще Гитлер. Бредли и Гальдер, Эйзенхауэр и Монтгомери —
они думают, что достаточно будет стереть с лица земли
несколько наших городов, и мы поднимем лапы вверх. Они
воображают, что смогут уничтожить промышленные центры
Советской России и положить ее на обе лопатки. Их вывод:
тем самым сроки войны сократятся до минимума, необходи¬
мого их бомбардировочной авиации для воздушного вторже¬
ния и уничтожения баз промышленного питания армии. При
этом они упускают из виду: страны Восточной и Юго-Вос¬
точной Европы и, самое главное, Советский Союз тоже
примут свои меры. К тому же прошу не забывать:	в игру
вошел новый фактор, мною еще почти не учтенный. Этому
фактору суждено сыграть первостепеннейшую роль в борьбе.
Китай! Его пространства, его людские резервы — это гранди¬
озно. Поистине грандиозно, говорю вам! В ближайшем бу¬
дущем я должен буду пересмотреть свои соображения, учи¬
тывая влияние Китая как фактора новой истории.
—	Все это, — заметил Трейчке, —сильно расходится с тем,
как я рисую себе будущее.
—	Потому что вы мыслите по-штатски, — самоуверенно про¬
говорил Гаусс. — Вам полезно дослушать меня... Утверждаю:
в разговорах моих бывших коллег о возможности проведения
ими некоего блицкрига ровно столько же добросовестной
ошибки, сколько намеренного желания ввести в заблуждение
и тех, кто им противостоит, и тех, на кого они намерены опи¬
раться. Они обманывают наш немецкий народ, они готовят
его к истреблению.
—	Вероятно, удастся обойти эту страшную перспекти¬
ву, — сказал Трейчке. — Война не неизбежна. Немцы в За¬
падной Германии все яснее понимают, где лежит правда.
У народа очень острое зрение.
—	Я хотел бы думать так же, но весь мой опыт восстает
против такой уверенности, — проговорил Гаусс.
—	А вам не кажется, что вы все-таки недостаточно знаете
людей, простых людей мира, чтобы оценить их роль в реше¬
нии: война или мир?
788

—	Я всегда уважал простого человека в моем солдате...
—	Но никогда не знали его по имени. Вы, вероятно, даже
перестали различать солдатские лица, как только’ пересту¬
пили через должность командира роты.
Гаусс неопределенно крякнул и, вставив монокль на ме¬
сто, пристально уставился на Трейчке, который продолжал
с некоторой иронией:
—	Я уже не говорю о том, чтобы' немного поинтересовать¬
ся внутренним миром ваших солдат, хотя бы когда-нибудь
спросить кого-нибудь из них, о чем они думают...
—	Солдат не должен был думать, — проговорил Гаусс.
—	Да, так казалось вам в то время, а он думал.
—	Это было его делом, так сказать, совершенно част¬
ным делом, не имеющим отношения к его служению отече¬
ству.
—	Не всегда. Многие из них больше думали о пользе оте¬
чества, чем их командиры.
Тут Гаусс снова издал своё неопределенное:
—	Хм-хм...
Трейчке улыбнулся:
—	Вижу, вы не слишком склонны мне верить.
—	О-о!..
—	Ничего, это ваше право. Но именно в знаменательный
для вас декь возвращения на родину вам будет, пожалуй,
полезно узнать о том, что думал и делал ваш солдат... ну,
скажем, в то время, когда вы были командиром корпуса...
скажем, в 1918 году... скажем, в...
Гаусс на мгновение поднял взгляд к потолку.
—	В то время я действительно командовал корпусом, вхо¬
дившим в состав экспедиционных сил генерал-фельдмаршала
Эйхгорна. Это был очень короткий период. Я не сочувствовал
мероприятиям господина генерал-фельдмаршала Эйхгорна на
Украине и считал этот поход авантюрой, обреченной на про¬
вал. Нам не следовало оставаться врагами народа, не желав¬
шего воевать с нами. Мы гораздо больше получили бы путем
мирного урегулирования отношений с русскими. История по¬
казала, что я был прав.
—	Мы не знаем, что думали тогда вы, но мы хорошо зна¬
ем, что думали тогда ваши солдаты.
—	Меня это не интересовало... тогда.
—	А теперь?
—	Теперь? — Гаусс сжал тонкие губы и, подумав, пожал
плечами. — Быть может, теперь я отнесся бы к этому несколь¬
ко иначе.
—	А как хорошо было бы для вас самого и для многих,
очень многих немцев, если бы b^i и тогда относились к этому
789

иначе. Если бы вы и тогда уважали своего солдата, знали
его мысли и попытались бы считаться с ними, как с мыслями
немцев, мыслями представителей немецкого народа...
—	Это были очень трудные времена, господин доктор. Мы
были на грани революции. Спрашивать мнения солдат—зна¬
чило окончательно разрушить то, что готово было и само раз¬
валиться — армию... Да и едва ли наши солдаты тогда пони¬
мали происходящее. Особенно в тех условиях, о которых вы
только что упомянули: там, в России...
Трейчке нажал кнопку и, когда вошел Бойс, сказал:
—	Садитесь, Бойс... Если мне не изменяет память, вы окон¬
чили свою военную службу в первую мировую войну на Ук¬
раине?
—	Да, доктор, в украинском овраге под названием
«Черная балка», будучи солдатом 374-го ландверного
полка.
Трейчке взглянул на Гаусса:
—	Этот полк входил в ваш корпус?
Гаусс ответил утвердительным кивком. Он с удивлением и
даже, может быть, некоторым страхом смотрел на Бойса, как
на привидение, явившееся из какого-то далекого, нереаль¬
ного прошлого. Между тем Трейчке продолжал, обращаясь
к Бойсу:
—	Я был бы вам очень благодарен, Бойс, если бы вы как-
нибудь, когда господин Гаусс пожелает, рассказали ему о том,
что произошло с вами на Украине, каковы были там мысли и
настроения солдат, чего они хотели.
—	Я с удовольствием объясню господину Гауссу все, что
ему неясно... — И Бойс с улыбкой прибавил: — Надеюсь,
он узнает много интересного и неожиданного для себя.
При этих словах Гаусс поднял взгляд на Бойса и с оттен¬
ком иронии спросил:
—	Вы полагаете?
—	Видите ли, господин Гаусс, — в раздумье ответил
Бойс, — чтобы итти служить народу, нужно быть совершенно
уверенным, что у тебя вполне чистые руки...
Гаусс поймал себя на том, что при этих словах он крити¬
чески посмотрел на свою руку, лежащую на письменном столе
Трейчке.
—	Я всегда был уверен, что ни в чем не виноват перед
моим народом, — с неудовольствием проговорил он. — Но ра¬
зумеется, если господин Бойс хочет...
—	Я хочу укрепить вас в этой уверенности. Но укрепить—
это значит помочь сознательно проанализировать свой путь.
И если вы для начала разберетесь хотя бы в вашем отноше¬
нии к простому немцу...
790

•— Я всегда любил и уважал немецкого солдата, — упря¬
мо, с обидою пробормотал Гаусс: ему совсем не нравилось,
что этот солдат 374-го ландверного поучает его.
—	Да, солдата, как сочетание костей и мышц, на которое
можно надеть мундир и ранец; вы уважали послушный
механизм, который можно было научить ползать, стрелять,
заряжать орудие, ездить верхом, рыть окопы... Только это
уважали вы в солдате,—твердо проговорил Трейчке. — Те¬
перь вы должны были бы совсем иначе уважать его, если
бы вам пришлось иметь с ним дело. Перед вами был бы чело¬
век, немец, гражданин и строитель своего государства...
Гаусс слушал его с опущенной головой, сжимая в паль¬
цах выпавший из глаза монокль.
—	Именно поэтому, — сказал он, поднимая голову, —
мне теперь вдвое труднее, чем прежде. Ведь в планах амери¬
канских купчишек и их, с позволения сказать, стратегов немец¬
кому солдату отведено место, которое мы в свое время отво¬
дили мешку с песком. Немец должен служить прикрытием
для всей этой швали, для их механизмов, которыми они наме¬
рены превратить Европу в пустыню. Ввержение целой
половины мира в первобытное состояние — вот их мечта.
Сделать всех русских, китайцев, "восточных немцев и всех,
кто населяет страны новой демократии, простыми землепаш¬
цами, заставить нас одеваться в звериные шкуры, охотиться
с луком и стрелами — вот чего они хотели бы. Тут нет почти
никакой разницы с тем, что мне говорил когда-то Гитлер. Но
тому еще нужны были пространства, недра и рабы. Этим не
нужны пространства — у них достаточно своих; им не нуж¬
ны недра, так как с окончанием войны у них сразу образо¬
вался бы переизбыток всего, что можно достать из земли.
Наконец им не нужны рабы. У них самих десятки миллионов
людей, которым они не могут дать работы. Поэтому планы
американцев представляются мне чем-то маниакальным:
владычество ради владычества; победа ради того, чтобы их
система могла стать единственной; уничтожение всех других
народов ради того, чтобы могли спокойно существовать
шестьдесят семейств Америки. Напрасно думают нынешние
правители Франции, Западной Германии, Англии и других
стран, что им найдется место в той системе, которую заоке¬
анские пришельцы намерены создать после своей победы.
Если в Европе случайно уцелеют люди, способные ду¬
мать, творить и сопротивляться, американцы будут травить
их ядами, как вредных насекомых.
—	Но уже по одному тому, что шестьдесят семейств жела¬
ют истребить полтора миллиарда человек, использовав для
этого полторы сотни миллионов одураченных американцев, —
791

уже по одному этому план их обречен на провал! —с усмеш¬
кой сказал Трейчке.
—	Это и я понял в советском плену, — ответил Гаусс. —
Ту половину мира, к которой я имею честь причислять теперь
и себя, нельзя ни уничтожить, ни покорить, ни заставить
изменить идеалам, которые руководят ее народами... Каж¬
дый честный немец с легким сердцем подпишется под Мани¬
фестом Национального фронта! И я хочу быть таким
немцем.
—	Из нашего всеобщего и страстного желания мира вы
сами сделали правильный вывод: его нужно уметь защитить.
Когда-то товарищ Сталин учил нас: на разбойников уговоры
не действуют, от их нападения необходимо защищаться.
Но защищать не означает непременно воевать. Впро¬
чем, мне хочется, чтобы об этом вам сказали люди бо¬
лее авторитетные, чем я. Они должны решить вопрос о вашей
собственной роли в огромной работе, которую ведет немецкий
народ. Он восстанавливает свое государство, отстаивает свою
национальную независимость и единство, борется за мир вме¬
сте с простыми людьми всего мира. Если вы согласны взяться
за такую работу, какую вам поручил бы немецкий народ, —•
нам по пути. — Подумав, Трейчке добавил:—Здесь, в демокра¬
тической Германии, мы даем каждому немецкому патриоту ту
работу, какую он лучше всего умеет делать.
Некоторое время Гаусс вопросительно смотрел на собесед¬
ника.
—	Я уже в том возрасте, — сказал он, — когда чины и
прочие пустяки имеют значение... только как внешнее отраже¬
ние престижа...
Трейчке взглянул на часы и поднялся из-за стола:
—	Если позволите...
—	Да, да, — спохватился Гаусс. — Я и так уже отнял у-
вас непозволительно много времени.
—	Вы меня не поняли: я хочу предложить вам немного
отдохнуть с дороги и после этого проехать со мной... в одно
место.
Гаусс прикрыл глаза рукой. Вот! Его предупреждали, но
он считал это пустыми сплетнями: длинные допросы, потом
тюрьма...
Он отнял руку от глаз и, вскинув голову, сухо проговорил:
—	Отдых мне не нужен. Могу ответить за все совершен¬
ное...
—	Вы не поняли меня, — поспешно сказал Трейчке. — Вае
примет министр.
Гаусс поднялся со всею проворностью, какую оставили ему
годы. Он стоял, выпрямившись, и глядел прямо в лицо Трейч-
792

ке. Руки его были вытянуты по швам, каблуки плотно сдви¬
нуты. Монокль поблескивал в левом глазу.
Из этого транса неподвижности его вывел вопрос Трейчке:
—	Итак?..
Гаусс оглядел самого себя, провел рукою по борту пид¬
жака, и на лице его появилась мина пренебрежения:
—	В этом виде?
—	Лучший вид для строителя миролюбивой Германии,—
с улыбкой ответил Трейчке.
Гаусс по-солдатски повернулся кругом и деревянными
шагами направился к выходу. Проходя мимо Бойса, он про¬
стился с ним холодным кивком головы.
11
Час, проведенный в кабинете президента, показался Эго¬
ну началом новой жизни. Из слов этого спокойного седого
человека стало ясно все. Глаза Эгона радостно блестели, по¬
ходка стала легкой и быстрой. Выйдя из президентского
кабинета, Эгон неожиданно увидел сидевшего в приемной
Зинна. Они улыбнулись друг другу. Эгон потому, что ему
было приятно именно в эту минуту увидеть именно этого
человека; Зинн потому, что нельзя было не ответить на ра¬
достную улыбку Эгона.
Зинн знал от Руппа о предстоящем визите инженера к пре¬
зиденту. Теперь по его лицу он понял, что все обошлось
именно так, как и должно1 было обойтись: президент помог
Эгону окончательно найти себя.
Спустившись со ступеней подъезда, Эгон отпустил ожи¬
давший его автомобиль президентской канцелярии: он должен
был пройтись, побыть с самим собой. Он снял шляпу и по¬
смотрел на усыпанное яркими звездами небо. Что же, может
быть, не так уж далек день, когда ничто не будет стоять на
пути человека к этим сияющим далям...
Эгон шел, не торопясь. Слово за словом он переживал
недавнюю беседу. Одну за другой миновал он улицы. Одни
глядели на него темными громадами еще не восстановленных
развалин, другие радостно сверкали рядами освещенных
окон. Часто попадались крошечные скверики — там, где
стояли когда-то исчезнувшие под бомбами дома. Из-за оград
тянуло запахом зелени. Какая-то' ветка по небрежности са¬
довника так далеко высунулась на улицу, что Эгон коснулся
ее головой. Он остановился. Осторожно, боясь сломать ее,
притянул к себе ветку. Листья были прохладны. Эгон с жад¬
ностью втянул в себя их аромат. Захотелось оборвать листок
и воткнуть в петлицу. Но Эгон раздумал и бережно заправил
793

ветку обратно в ограду, будто боялся, что кто-нибудь другой
не совладает с искушением ее обломить.
Все в том же состоянии давно не испытанной легкости он
вышел на ярко освещенную улицу. Прохожих уже почти не
было. Витрины слабо светились ночными лампами.
Вдруг из-за поворота улицы послышался резкий гудок и
оттуда выехала темная коробка тюремного автомобиля. Эгон
едва успел отскочить, чтобы не попасть под колеса, как перед
носом машины сверкнуло яркое пламя, грохот взрыва хлест¬
нул по ушам. Эгону показалось, что передок автомобиля
поднялся в воздух й снова рухнул на мостовую. Карета рез¬
ко остановилась. Ее боковая стенка отвалилась, как доска
расколотого ящика.
С обеих сторон улицы раздалось несколько выстрелов.
Эгону казалось, что он слышит, как пули стучат по стенкам
кареты. Из нее выскочило несколько чинов народной поли¬
ции.
Эгон прижался спиною к какому-то подъезду. Из разбитой
тюремной кареты выползли два человека. Это были Кроне и
Паркер. Кроне бросился бежать, но навстречу ему от стены
противоположного дома отделилась фигура человека с авто¬
матом в руках, и длинная очередь, казалось, перерезала Кроне
пополам. Он сложился, как переломленное чучело, и головой
вперед упал на мостовую. Несколько мгновений он лежал не¬
подвижно, потом медленно пополз, оставляя на мостовой, ви¬
димую даже в темноте, полосу крови. При виде этого Паркер
стремглав бросился обратно в автомобиль. И в наступившей
на какой-то миг тишине, той особенной, остро ощутимой ти¬
шине, какая иногда врезается в грохот перестрелки, Эгон
услышал доносившийся из фургона истерический крик Паркера:
—	Спасите... умоляю... скорее в тюрьму!
Эгон сделал несколько шагов к автомобилю. Ему хотелось
заглянуть внутрь, увидеть этого отвратительно вопящего аме¬
риканца, молящего спасти его от пули его же сообщников.
Но тут снова по стенам домов, по черным стеклам окон заме¬
тались, запрыгали желтые зайчики отсветов, и умножаемый
тесниной улицы грохот очереди опять заполнил все простран¬
ство. Оглянувшись туда, откуда сверкали вспышки выстрелов,
Эгон внезапно узнал стрелявшего — то был Эрнст. Да, Эгон
не мог ошибиться: стрелял его брат Эрнст Шверер.
Это было так ошеломляюще неожиданно, что Эгон расте¬
рянно закричал:
—	Эрнст!..
Но его голос утонул в грохоте новой длинной очереди ав¬
томата, и Эгон увидел, как около автомобиля один за другим
упали двое полицейских. Эгон никогда впоследствии не мог-
794

ответить себе: что помешало ему крикнуть еще раз и бросить¬
ся к брату, вырвать у него оружие... Повлиял ли на него от¬
резвляюще вид раненых полицейских или то, что Эрнст не
обратил внимания на его крик, но в те минуты брат, даже
не взглянувший в его сторону, не обернувшийся на призыв
брата, — это, именно это подействовало на Эгона сильнее все¬
го. Ему казалось, что, несмотря на полумрак, царящий на
улице, он отчетливо видит каждую черточку в лице Эрнста.
Он слишком хорошо знал Эрнста, чтобы не сомневаться в ма¬
лейшем изменении, какое происходило в лице Эрнста при
тех или иных обстоятельствах. Эгону казалось даже, что он
может представить себе вид худых, воровато проворных рук,
судорожно сжимающих вздрагивающий автомат.
В ту минуту ему казалось, будто все темные силы недав¬
него страшного прошлого Германии сосредоточены именно
в нем, в согнувшемся в позе хищного напряжения Эрнсте
Шверере. В памяти Эгона коротко', но отчетливо, как сверка¬
ние молнии, промелькнул образ отца таким, каким он видел
его в последний раз, покидая Звездную гору в Гдыне: такой
же хищный наклон тела, готового вцепиться в жертву, вероят¬
но, тот же плотоядно оскаленный рот на заострившемся лице,
те же сузившиеся щелки маленьких глаз и при всем том что-
то трусливое во всей позе, в облике — словно сознание авто¬
матически распределило силы поровну: если можно будет бро¬
ситься вперед, чтобы покончить с жертвой, — вперед; если
жертва окажется живуча и захочет огрызнуться, — такой же
бросок назад.
Эрнст был для него в тот миг воплощением фашизма. Да,
вот так ему тогда казалось: недобитый фашизм, пытающийся
вырвать у народного правосудия своих сообщников и протя¬
нуть отвратительную мохнатую лапу в будущее Германии.
Именно это заставило тогда Эгона, не обращая внимания на
огонь авто-матов, подбежать к раненому полицейскому, вы¬
хватить из его руки пистолет и, повернувшись к Эрнсту, пой¬
ти на него. В этот миг и Эрнст узнал его.
—	Эго-н!—крикнул он, опуская автомат. — Эгон!
Эгон не видел и не слышал ничего, что происходило во¬
круг него, как хлопали двери подъездов, как сбегавшиеся ото¬
всюду люди, безоружные, но полные решимости, рожденной
ненавистью к фашистам, окружили диверсантов и оттеснили
их прямо в руки подоспевшему отряду полиции. Перед гла¬
зами Эгона был только «недобитый фашизм — Эрнст». Эгон
продолжал подвигаться к нему, поднимая руку с оружием.
Чем выше поднималась эта рука и чем меньше делалось рас¬
стояние между братьями, тем медленнее становились шаги
Эгона.
795

Очевидно, в лице брата Эрнст увидел что-то такое, что за¬
ставило его сделать шаг назад... второй... третий.
Эгон наступал, Эрнст пятился. Но вот он наткнулся спи¬
ною на стену,-а пистолет в руке Эгона уже был на уровне
его груди. Эрнст уже видел черное очко> ствола. Оно поднима¬
лось и поднималось. Вот оно — напротив его подбородка, на
линии глаз...
—	Эгон!..
А Эгон все шел.
—	Эгон!..
Эрнст вскинул автомат, но смотревший в него черный зра¬
чок пистолета вдруг сверкнул ярким, ослепительным светом...
—	Кого вы убили?
Эгон провел рукой по лицу и обернулся: прямо на него
смотрели два голубых глаза.
«Эрнст?..»
Нет, это не Эрнст... У того давно уже не было такого яс¬
ного взгляда... Но кто же это? Ах да, ведь это же русский!..
Да, да, русский офицер — бывший комендант.
—	Кого вы убили? — повторил русский, указывая на что-
то темное, бесформенное, лежавшее на тротуаре.
Эгон пошатнулся и прижался затылком к холодной стене
дома.
—	Я провожу вас, — сказал русский, подавая руку.
—	В комендатуру?..
Русский улыбнулся:
—	Что вы, никакой комендатуры больше нет... И я сего¬
дня уезжаю...
И вдруг Эгону стало безотчетно стыдно того, что он опи¬
рается на чью-то руку, как больной. Ведь с ним же ничего
не случилось!
Он освободил свой локоть из руки офицера:
—	Позвольте... я сам...
И медленно, неуверенными шагами пошел рядом с рус¬
ским.
—	Понимаете, — негромко проговорил он, — это было
неизбежно... Прошлое не должно стоять на нашем пути... Вы
понимаете?..
—	Я понимаю, — и Эгон почувствовал на своем локте дру¬
жеское пожатие сильной руки русского.

Годы прошли с тех пор, как Советский Солдат, стоя на
рейхстаге, смотрел на каменное море развалин фашистской
столицы.
За эти годы Солдат побывал в разных городах Германии;
был и на реке Эльбе, откуда глядел на похаживающих за
«демаркацией» американских и британских часовых. Видел
он, как живут и трудятся простые немцы в советской зоне
оккупации, закладывая фундамент новой, свободной на¬
родной Германии. Он видел, как такие же простые люди живут
и голодают в западной Тризонии. Он видел, как немцы в Три-
зонии, сжавши зубы от затаенной ненависти, снова усталым
шагом тащатся к воротам заводов и шахт. Он видел на этих
воротах имена прежних хозяев-кровососов, сменивших нацист¬
ские мундиры всяких «лейтеров» и «фюреров» на штатские
пиджаки или даже на защитные куртки американо-британских
администраторов и уполномоченных.
Всякое видел за эти три года Солдат. И чем больше он
смотрел, тем жарче загоралось его солдатское сердце пре¬
зрением к темноте мира, лежащего на запад от Эльбы, где
человек человеку и теперь был волком.
Чем больше смотрел Солдат на запад и чем больше он
думал над виденным, тем тверже становилось его убежде¬
ние: нет и не может быть иного пути к торжеству Великой
Победы на свете, как только путь, ведущий к коммунизму,
путь, указанный великим Сталиным.
Заглянувши к концу своего пребывания в Германии в Бер¬
лин, Солдат подошел к рейхстагу и среди тысячи полу¬
стертых надписей на его фронтоне поискал свою. Он стоял
и думал:
797

—	А теперь я написал бы: «Живи счастливо», но того, что
написал тогда, не сотру — такова справедливость...
Был февраль. Проездом в родную далекую Сибирь Сол--
дат сошел с подъезда московского вокзала. Шары фонарей,
светясь сквозь морозный туман, как жемчужные бусы, тяну¬
лись вдоль широкой улицы. Вдали ярко алели рубины крем¬
левских звезд.
При виде этих звезд Солдата непреодолимо потянуло туда,
к самому сердцу Великой Родины, о котором он столько ду¬
мал все четыре года боев и походов и за эти три года стран¬
ствий по Германии. Солдат шел по пустынной улице, мимо
спящих тихих домов, ко все ярче загорающейся в вышине
алой кремлевской звезде. Колкий ветер хватал его за щеки, и
свежевыпавший снег хрустел под ногами, но Солдат не заме¬
чал холода. Он радовался Москве, мимо которой семь лет
назад прошел по снежным сугробам в морозные январские
дни, отбрасывая врага на запад.
Солдат вышел на Красную площадь. Темнел силуэт мав¬
золея. К нему тянулись два ряда елей, словно лесная дорога
из самого сердца страны к далекой родной Сибири. Солдат
осторожно, боясь спугнуть тишину, висевшую над снежным
простором площади, приблизился к мавзолею. В луче про¬
жектора белели полушубки парных часовых и темным баг¬
рянцем просвечивал мрамор сквозь седину инея. Солдату
захотелось сказать что-нибудь душевное неподвижно застыв¬
шим у мавзолея часовым. Но не посмел — помнил твердо:
пост — место священное. Молча приложил пальцы к своей
заслуженной серой ушанке и отошел на середину пло¬
щади. Теперь прямо на него глядело слово:
ЛЕНИН
Солдат поднял руку к ушанке и медленно стянул ее с голо¬
вы. Ветер посвистывал за спиною в башенках длинного серого
здания, путал русые волосы Солдата, сыпал в лицо крупича-
тым снегом; мороз подхватывал дыхание и уносил клубами
пара, а Солдат все стоял, и казалось, рука его не могла под¬
няться, чтобы надеть шапку, пока глаза видят:
ЛЕНИН
На башне Кремля звонким перебором колоколов пробило
четыре. Солдат сделал было несколько шагов, но, глянув по¬
верх кремлевских зубцов, замер на месте: с темного дома за
798

стеной глядело, будто прямо в глаза Солдату, светлое окош¬
ко. И подумалось Солдату, что, может быть, за таким вот
окошком, склонясь над работой, сидит тот, чье имя дало
ему силу пройти от Волги до Берлина, взойти на рейхстаг...
Солдат стоял и глядел, не в силах оторвать взгляда. Потом в
пояс поклонился светлому квадрату окна и пошел прочь...
Мороз все усиливался, вились в воздухе колючие снежин¬
ки, и туман заволакивал город, а Солдат неторопливо
шагал по гулкому асфальту улицы, неся в сердце большое
тепло. Он шел обратно к вокзалу и думал, что недаром за¬
ехал в Москву, что увозит отсюда домой такую большую на¬
граду, как познанную его солдатским сердцем до конца вели¬
кую простоту двух людей — самых великих, самых простых
и самых близких. С их именами он дойдет до конечной побе¬
ды, даже если бы ее пришлось отвоевывать не мирным трудом,
а снова взяв в руки сданный на хранение оружейнику
автомат № 495 600.
Москва
1942—1951
К° не
СОДЕРЖАНИЕ
Книга первая
ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Часть первая		7
Часть вторая		157
Часть третья	. . •		297
Книга вторая
ПЕРЕД РАСПЛАТОЙ
Часть четвертая			395
Часть пятая			525
Часть шестая		577
Часть седьмая	• . • •	679
Обложка и титул В. Носкова
Редакторы:
В. Морозова и И, Ермашев
Худо ж. редактор 3- Ильинская	Техн. редактор А. Бодров
А03640 Подписано к печати 18/IV 1951 г. Бумага 60x927ie=23 б. л.=
=50 п. л. Учетно-изд. л. 48,4. Тираж 45 000 Цена 20 руб. Заказ 2524.
Типография «Красное знамя» изд-па «Молодая гвардия»,
Москва, Сущевская, 21.