Доротея (Литературные памятники) - де Вега Карпио Л.Ф.

де Вега Карпио Лопе Феликс. Доротея - 1993
Вклейка. ЛОПЕ ФЕЛИКС ДЕ ВЕГА КАРПИО В МОЛОДОСТИ

Автор: де Вега Карпио Л.Ф.

Теги: проза художественная литература литературные памятники драмы

ISBN: 5-02-012761-2

Год: 1993

Похожие

Сирано де Бержерак (Литературные памятники)

Дон-Коррадо де Геррера (Литературные памятники)

Ундина (Литературные памятники)

Карманный оракул. Критикон (Литературные памятники)

Текст

ЛОПЕ ФЕЛИКС ДЕ ВЕГА КАРПИО В МОЛОДОСТИ
Портрет работы Франсиско Пачеко

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ

ЮРЕ FELIX
de VEGA CARPIÓ
^&>ч£У^ЧГ?УС^ЗЧц£Ч
LA DOROTEA

ЛОПЕ ФЕЛИКС
АЕ БЕГА КАРПИО
ДОРОТЕЯ
Издание подготовили
Е. ЛЫСЕНКО, М. КВЯТКОВСКАЯ,
В. СИЛЮНАС, А. ОСМАНОВА
МОСКВА "НАУКА" 1993

РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
СЕРИИ "ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПАМЯТНИКИ"
Д.С. Лихачев (почетней председатель)
В.Е. Багно, Н.И. Балашов (заместитель председателя),
В.Э. Вацуро, М. Л. Гаспаров, АЛ. Гршиунин,
Л.А. Дмитриев, Н.Я. Дьяконова,
Б.Ф. Егоров (председатель), А.В. Лавров,
АД. Михайлов, И.Г. Птушкина (ученый секретарь),
ИМ. Стеблин-Каменский, СО. Шмидт
Ответственный секретарь
Л.С. ОСПОВАТ
w 4603000000-324 MtLJin fI „л„ „л„„л
Л 620-92-Н полугодие
042 (02Ь93
ISBN 5-02-012761-2
© Составление, перевод,
статьи, комментарии (авторы)
© Российская академия наук,
издательство "Наука" -
оформление, 1993

ТИТУЛЬНЫЙ ЛИСТ ПЕРВОГО ИЗДАНИЯ "ДОРОТЕИ"
Мадрид, 1632

[ИЦШШШЫШШ^
1
i
1
1
i
\щ
\щ\
\щ\
\щ\
\щ\
\щ\
Ш
ДОРОТЕЯ
ДРАМА В ПРОЗЕ
ФРЕЯ1 ЛОПЕ ФЕЛИКСА
ДЕ ВЕГА КАРПИО,
ордена святого Иоанна
Посвящается
светлейшему и сиятельнейшему сеньору
дону Гаспару Альфонсо
Пересу де Гусман Доброму,
графу де Ньебла,
первородному сыну
светлейшего сеньора
великого герцога
де Медина Сидония.
Год Г I 1632
u Exi de Theatro Cato, u
LAdhibe mentem Cicero*
№
i
ш\
НАПЕЧАТАНО В МАДРИДЕ
в Типографии Королевства
иждивением Алонсо Переса,
Типографа Его Величества.
Выйди из театра, Катон2,
Слушай внимательно, Цицерон (лат.).

Светлейшему и сиятельнейшему сеньору
дону Гаспару Алъфонсо
Пересу де Гусман Доброму,
графу де Нъебла
Я написал "Доротею" в годы ранней юности, и,
когда сменил перо на шпагу под знаменами
светлейшего сеньора герцога де Медина Сидония, деда
вашего сиятельства1, рукопись в мое отсутствие
затерялась, как то нередко случается; затем я, однако,
восстановил ее или же, вернее, пренебрег ею (обычный
удел переживших расцвет своей юности), убрав
чрезмерную пышность, с какой она была рождена моим
юным пылом; ныне же, посоветовавшись с любовью и
долгом, возвращаю ее в блистательный дом Гусманов,
из-за которых некогда ее потерял, и, ежели она явится
туда пригожей, то будет в доме сем одним из его
геральдических горностаев, а ежели предстанет старой
и уродливой, - быть ей ka венчанном славою гербе
змеею2 под отважным мечом. Ваше сиятельство носит
прозвание "Добрый" по происхождению и по
наследству от многих вельмож, таковыми бывших;
одним этим уже определено величие ваше, ибо такой
титул передается от самого Господа, который да
сохранит ваше сиятельство на многие лета.
Фрей Лопе Феликс де Вега Карпио

Театру -
дон Франсиско Лопес де Агилар
Поскольку душа наша, наслаждаясь пеньем и музыкой, способна
испытывать такое блаженство, что некоторые ее самоё называли гармонией2,
поэты древности изобрели учение о метре и о числе стоп, дабы с еще большей
приятностью склонять дух наш к добродетели и благим нравам; откуда можно
заключить, сколь темен и туп человек, который сею наукой - включающей в
себя все прочие - пренебрегает, тогда как ее почитали древние богословы, с ее
помощью восхваляя и возвеличивая - пусть в ослеплении - ложных своих богов,
а затем и наши применили в священных гимнах Богу истинному и единому.
Поэт, однако, пользуясь пристойными сравнениями, может также изложить
свой сюжет и не в стихах3; ведь соблюдение метра и счета стоп в искусстве
поэзии сравнимо с красотой в молодости и нарядами на хорошо сложенных,
юных телах, так что украшающая гармония служит лишь акциденцией, а не
главной субстанцией.
И ежели кто полагал бы, что гармония заключена лишь в числе стоп и в
консонансах, тот отрицал бы, что поэзия есть нечто высшее. Между тем
''Доротея'' Лопе - это поэзия, хотя написана прозой, ибо, создавая столь точное
подражание жизненной правде, автор почитал, что от нее отступит, ежели
действующие лица станут говорить стихами, как в прочих им написанных
комедиях; кое-где он все же вставил стихи, вложив их в уста персонажей, дабы
читатель мог отдохнуть от изложения в прозе и дабы "Доротея" не была
лишена разнообразия4 и красоты, хотя подобный прием редко встречается в
пьесах греческих, латинских и тосканских. По моему мнению, он сделал это
удачно, превзойдя многие пьесы древние и современные - не во гнев будь
сказано поклонникам их авторов, - как в том убедится всякий, кто прочтет
"Доротею"; ведь бумага - театр более свободный, нежели тот, в коем толпе
дозволяется оценивать, дружбе рукоплескать и зависти язвить. Здесь
предстанут наглядно, как в жизни, страсти двух влюбленных, алчность и
хитрость сводни, лицемерие корыстной матери, притязания богача, власть
золота, повадки слуг и, как назидательный пример, страдания всех терзаемых
противоречивыми желаниями, дабы те, чья любовь основана на похоти, а не на
разуме, познали, какой конец уготован суетным их наслаждениям и гнусным
заботам.
Что из этого получается, о том красноречиво поведали Плавт в своем
"Купце" и Теренций5 в "Евнухе", ибо все пишущие о любви учат, как ее избе-

гать, а не как подражать ей, памятуя, что этот род желаний, по мнению
Бернарда6, не знает ни меры, ни удержу и не слушает советов.
Ежели в искусстве сочинителя сыщутся изъяны - а таковым можно счесть
саму дистанцию во времени из-за долгого отсутствия героя, - да послужит ему
извинением стремление к правде; поэт предпочел быть верным ей, нежели
стеснять себя докучными правилами единств7. Ибо предметом его была
истинная история, и я даже полагаю, что это помогло автору столь верно ее
описать; я же, восхищенный содержанием и слогом, помог ей увидеть свет. А
ежели кто подумает, что я заблуждаюсь, пусть сам возьмется за перо и, вместо
того, чтобы осуждать, докажет, что способен создать более совершенное
подражание жизни, более правдивую историю, где будет больше остроумия и
риторических красок, более уместная эрудиция, более приятная веселость и
более серьезное назидание да еще с таким обилием ссылок на философию
натуральную и моральную, что диву даешься, как сумел автор столь ясно
изложить их в подобном сюжете.
Если же кто упрекнет автора, что действующие лица причесаны по
старинке, пусть знает, что в те времена, о коих идет речь, и прически были иные и
платье весьма отличалось от нынешнего, так что, изменив даже свой язык,
теперешние испанцы стали совсем иным народом, чем прежние. Тогда было в
моде одно, теперь другое8, как сказал Гораций, родившийся за два года до
заговора Каталины9; еще древнее комедии Аристофана, Теренция и Плавта,
однако же они читаются теперь со всеми старинными обычаями Греции и Рима,
а что до наших, более близких нынешним временам, есть кастильская
"Селестина" и португальская "Эуфрозина"10. К тому же в "Доротее" цель
автора - не подобие одежд, а правдоподобие поступков.
Выпустить на суд публики эту пьесу побудила Лопе также и наглость, с
какой типографы Севильи, Кадиса и других городов Андалусии, под видом
будто это печатается в Сарагосе и Барселоне и ставя имена тамошних
типографов, тискают под его именем книги с комедиями каких-то невежд, о
которых Лопе никогда и слыхом не слыхивал; все это весьма прискорбно и
бессовестно, ибо его доброе имя марают всякими бреднями. Посему он просит
всех добропорядочных и доброречивых писателей, чьи языки склонны к хвале и
чье перо никогда не запятнала клевета, не верить этим людям, коих алчность
побуждает к подобным пакостям, и считать написанною им одну лишь
"Доротею'', а также не удостаивать вниманием глупцов, распространяющих
сатиры о его жизни11, никого не щадя, не взирая на годы, знатность, духовный
сан, почетность, высокие должности; это люди, знающие книги по названиям,
бросающие их как вещь, купленную только ради обмана, и продающие их за
ненадобностью, люди ненавистные миру, отбросы его, завистники добродетели,
ничтожные злопыхатели, ополчающиеся на славу чужих трудов, те, кого святой
Августин12 сравнивает с болотом, в чьей тине кишат змеи да нечистые твари; от
них ждут лишь одного - чтобы они потешали высоких особ слезами, пролитыми
честью, хотя невозможно вообразить, чтобы божественный разум людей

высокородных поверил, презрев усердие добродетели, языку и перу
невежественной зависти, этого зверя, чьи клыки золотятся от ран, нанесенных
истинной славе, хоть сами злопыхатели мнят, что обагрили их невинною
кровью13.
Audax dum Vega irrumpit Scarabeus in hortos
Fragrantis periit victus odore Rosa*.
Жук-навозник в сад Беги проник дерзновенно,
Там погибель нашел, Розы вдохнув аромат.

ДОРОТЕЯ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Доротея, дама
Теодора, ее мать
X е р а р д а, их приятельница
Дон Фернандо
Хулио, его дядька
Ф е л и п а, дочь Херарды
С е л и я, служанка Доротеи
С е с а р, астролог
Лудовико, друг Сесара и дона Фернандо
Дон Б е л а, индианец
Лауренсио, его слуга
М а р ф и с а, дама
К л а р а, ее служанка
Молва
Хор Любви
Хор Корысти
Хор Ревности
Хор Мести
Хор Назидания

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Теодора, Херарда
Хер ар да. Любезная Теодора, любовь и долг не только требуют, но
настоятельно велят мне высказать свое мнение.
Теодора. О чем же, Херарда?
Херарда. О Доротее, дочери вашей.
Теодора. Вряд ли ее поступки таковы, чтобы о них стоило говорить.
Херарда. К этому побуждают меня давнишняя наша дружба и моя любовь
к Доротее.
Теодора. Не сомневаюсь. Ведь вы с таким чувством говорили об этой
любви в начале нашей беседы.
Херарда. Нет худшего несчастья для детей, чем родители, забывшие о
своем долге либо из-за чрезмерной любви к детям, либо из-за беспечности в их
воспитании.
Теодора. Возможно ли природе вопреки не любить свою плоть и кровь и
воспитывать дитя без любви к его прелести - от первого лепета до разумной
речи?
Херарда. Возможно, когда требуется наказание.
Теодора. В рассуждении природы это все равно, что разбить зеркало за
то, что оно отражает твое лицо, ибо невинное стекло лишь возвращает то, что
получило. А по части воспитания это значит поступить, как с домашним скотом
или птицей, которых выращивают целый год, чтобы в один прекрасный день
взять да зарезать.
Херарда. Коли дитя в своем поведении портрет родителей, сГни должны
его простить, ведь оно - их подобие. Но в противном случае, не грех и разбить
зеркало, исказившее образ. Вы, когда были молоды, небось так и поступали,
если зеркало вам не угождало.
Теодора. Можно бы обойтись без слов "когда были молоды'\ Я и теперь
молода.
Херарда. Тогда мой приход напрасен, мне вас не убедить. Раз вы мните
себя молодой, тем легче вы простите дочери ее грешки. Судья, сам замешанный
в преступлении, не станет судить слишком строго. А все же в ваши лета, когда
смерть уже не за горами, неразумно начинать жизнь сызнова.
Теодора. По-вашему, я так стара?
Херарда. Да уж верно, число ваших лет составит столько очков, что этот
набор карт любой игрок предпочтет нежной юности.
Теодора. Вот-вот, так уж заведено в этом мире, что себе года убавляют, а
другим прибавляют. Но поверьте, проку в том немного: ведь каждый, кто

Доротея
13
прибавляет года другому, знает, что и тот поступает так же, а свой-то возраст
все убавляют.
X е р а р д а. Ну, а я? Я себе убавляю?
Теодора. Ох, Херарда, Херарда! Коль хотите, чтобы все вас
возненавидели и приятельницы избегали вас, лучше не придумаете, чем
высчитывать их года. Возраст - самая заветная наша тайна, нет худшей обиды, чем
раскрывать ее. И однако знаю я таких не в меру любопытных, что ради
удовольствия разыскивают книги с записями крещения своих знакомых, а в
каком приходе сами крестились, о том помалкивают. Но у меня, благодарение
Богу, еще все зубы целехоньки и, не считая трех, все на месте.
Херарда. Хороша была б кума, кабы не было бельма!
Теодора. Моя природная живость скрасит любой недостаток.
Херарда. Как сгорел весь дом, что бежать с ведром!
Т е о д о р а. Я знаю, подруги завидуют моему цвету лица.
Херарда. Да, зависть способна и не на такие глупости.
Теодора. А все потому, что я никогда не красилась и не испортила лицо
едкими притираниями, от которых один только вред, ведь они иссушают и
старят кожу.
Херарда. Неужто время не проложило борозд в этой земле, таком давнем
своем владении?
Теодора. Не стану отрицать, что я теперь даже чуточку свежей, чем
прежде. Что ж, значит, мне в удел достались две юности.
Херарда. Добрая ослица, что вдова, - и жирна, и резва.
Теодора. Седые волоски у меня еще можно повыдергать по одному.
А вот эти родинки всегда были. Хотя, если в должном возрасте нет седины, это,
говорят, признак неразумия.
Херарда. Ты-то всегда у нас была разумница!
Теодора. Пусть седина неприятна, но и на солнце есть пятна. Почему
женщинам неприлично то, что дозволено мужчинам? Да, кстати, я думаю, вы
тоже не такая уж молоденькая. Коль память мне не изменяет, вы еще водили
меня на помочах в доме моих родителей.
Херарда. Угораздило же меня сказать эти злосчастные слова "когда вы
были молоды"! Теперь мне беда. Если бы вы Доротею свою так отчитали,
тогда бы и соседки не сплетничали и в городе о вас была бы лучшая слава. Да
вы мне скажете, пожалуй, ученого учить - только портить.
Теодора. Но чем же провинилась Доротея? За что мне ее бранить?
Херарда. Охота вам прикидываться, будто ничего не знаете, вроде мужа-
простофили! Уж не надеетесь ли убедить меня, что вам это так же неизвестно,
как мне ваши года?
Теодора. Скажете, что за Доротеей волочится дон Фернандо, - экое
преступление! И ради этого, Херарда, вы так вооружились пословицами и
расщедрились на благие советы?
Херарда. Нынче выдался денек, что советы все не впрок. Я, дорогая моя,
не из тех, кто хлопочет ради угощения или подарка, ради приглашения сыграть
в карты или прокатиться в карете к реке. Никто не назовет меня льстивой

14 Лопе Феликс де Вега Карпио
потатчицей чужим прихотям. Разве я получаю за это платья или юбки? Разве
совращаю девушек? Разве торчу в прихожих, глазея на портреты или
сплетничая с пажами? Я пришла сюда, помышляя лчшь о служении Господу и
вашей чести.
Теодора. Вы намекаете, будто я ее лишилась из-за того, что тот знатный
чужеземец ухаживал за Доротеей. Но все это было весьма благородно и с
твердым обещанием жениться.
X е р а р д а. Дуб и сосна - все мне родня.
Теодора. Он, правда, вернулся на родину - вот невидаль! И Эней покинул
царицу Дидону1, и король Родриго взял Каву насильно2.
Хер ар да. Не это меня тревожит, Теодора. Известно ведь, книга закрыта,
все позабыто.
Теодора. Лицемерие - азбука клеветы. Любой донос начинается с
уверений, что его цель - предотвратить поношение Господа, а на самом-то деле
пишут из вражды или из ревности. Ах, Херарда, Херарда! Вы точь-в-точь
негритенок из "Ласарильо с Тормеса"3, который при виде родного отца пугался
и говорил: "Мама, бука!"
Херарда. Вот как? Что же во мне такого, из-за чего другие мне кажутся
неграми, потому что я, мол, себя не вижу? Дочь моя Фелипа уже замужем; она
женщина порядочная, а хоть бы и не так - разве ж это моя забота, а не мужа?
Теодора. Кто на осла заглядипгся, у того осленок родится. -
Херарда. Мы, родители, Теодора, берем пример с птиц. Выучится птенец
летать - помогай ему ветер да крепкий клюв! Но Доротея еще под вашим
крылышком и каждый день возвращается в родное гнездо, а этот повеса губит
ее вот уже пять лет. Она души в нем не чает, осталась без гроша и дошла до
того - не желая его огорчить или просто от страха, - что продала вчера подруге
нарядную юбку, а теперь говорит, будто Нчкит грубошерстную рясу из
благочестия, по обету. Она, которая щеголяла в тканях и позументах из Милана4 и
Неаполя! И что за радость ей жить отшельницей из-за этого.красавчика, у
которого всего добра-то - пара расшитых штанов да надушенный амброю
колет, чтобы франтить днем, а для ночных похождений - щит и шпага без
единой зазубринки, плащик с золотым позументом, перышки на шляпе,
ленточки, гитары, развратные стишки и сумасбродные письма. А она до
умопомрачения довольна, что на всю округу воспевают не только ее прелести,
но и слабости! Хорош Петрарка, чтобы она возомнила себя Лаурой! Хорош
Диего де Мендоса5 со своей знаменитой Филис! Ах, Теодора, Теодора! Разве
красота - это столп в храме или горная крепость, чтобы устоять перед атаками
времени, против коих все смертное беззащитно? Или же красота - это веселая
весна от пятнадцати до двадцати пяти, приятное лето - от двадцати пяти до
тридцати пяти, и засушливое - от тридцати пяти до сорока пяти? А уж дальше,
зимою, много ли в ней проку? Вы-то знаете, что женщины старятся скорей, чем
мужчины.
Теодора. Пяток за пятком так и сыплется, будто мы в кегли играем.
Херарда. И знайте, все они бьют мимо, и мы всегда в проигрыше.
Мужчины в любом возрасте имеют свои удовольствия; они и в старости

Доротея
15
пригодны для службы и чинов, тогда у них и денег и почета больше. Но мы,
женщины, мы ведь только материал, из которого они делают себе детей, а
когда и для этого не годимся, какова наша должность в государстве?
Губернаторство в мирное время? Или жезл полководца - в военное?
Опомнитесь, Теодора! Не дайте этому молокососу замусолить и сгубить
красоту Доротеи! Ведь не секрет, что когда вынешь цветы из вазы, вода дурно
пахнет. Узнала я, что некий кабальеро, индианец6, без ума от Доротеи с тех пор,
как увидел ее на последнем бое быков, - он тогда сидел в соседней ложе. И еще
знаю я, что он кое-кому сказал, а уж тот передал мне, что подарил бы ей цепь в
тысячу эскудо7, да еще с брелоком, и еще тысячу эскудо - на лакомства, и
украсил бы этот дом богатыми лондонскими гобеленами8, и подарил бы двух
рабынь-мулаток, искусниц и стряпух, хоть королю во дворец. Сам он мужчина
лет тридцати семи, а может, чуть побольше или поменьше. Есть у него
несколько, седых волосков - от трудных странствий по морю, - да здесь, в
столичном климате, он скоро от них избавится; я вот на-днях видела на улице
вывеску: "Здесь продается средство от седины". Собой недурен - глаза
веселые, зубы белые и сверкают под черными усами, словно нить жемчуга на
темном бархате. Мужчина толковый, живой и остроумный, а главное,
надежный, не то, что эти пресыщенные молодчики, которые сливки себе
снимают и оставляют женщине одни помои, а тогда уж известно, на что она
годна.
Теодора. Начала за здравие, а кончила за упокой. Если вы за этим
пришли, Херарда, к чему было все это красноречие? Ну, не права ли я, сказав,
что всякий донос начинается со служения Богу, а кончается служением дьяволу?
Херарда. Я, друг мой, пекусь о вашем благе, о чести вашей и этой
бедняжки, которая завтра увянет, как роза, и придется вам раздобывать
деньжат для ее лечения. От дона Фернандильо только того и жди, а вот
индианец с его посулами и подарками - совсем другое дело! В любых
обстоятельствах, Теодора, нужны мужчины; мужчины, а не юнцы, у которых от
женских поцелуев пушок пробивается. А теперь пойду-ка я и помолюсь в храме
Божьей Матери Милосердия; право, не могу идти домой, пока не поручу Богу
дела ваши.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Доротея, Теодора
Доротея. Славно ты побеседовала с нашей праведницей Херардой!
Думаешь, я не слышала? Я здесь, пока причесывалась, не столько в зеркало
глядела, сколько слушала ее речи. И ты терпишь, когда эта подлая старуха за
полученную мзду говорит тебе прямо в лицо, чтобы ты разрешила мне
принимать у себя мужчину?
Теодора. Потише, сударыня моя, потише! Ведь если меня не уважают,
причиной тому вы сами.

16
Лопе Феликс де Бега Карпио
Доротея. Я? Шутить изволишь! Да разве я от тебя слышала когда доброе
слово? Как быстро ты поверила Херарде! Как быстро удалось ей убедить тебя в
том, что тебе желательно! Хорошим судьей ты была бы! Веришь только
первому свидетелю, а второго и слушать не хочешь.
Т е о д о р а. Да можешь ли ты отрицааъ хоть слово из того, что она сказала?
Ты клевещешь на честную женщину, все помыслы которой - служение Богу и
нашей чести! По-твоему, она пошла сейчас получать награду от индианца? Как
бы не так! Она направилась в храм Милосердия помолиться за нас, и подобные
поручения дают этой почтенной женщине все больные, нуждающиеся и узники.
Доротея. Да, больные от любви, нуждающиеся в помощи для своей
страсти и узники своей похоти.
Теодора. Такую женщину порочить! Нечего сказать, язычок у тебя!
Недаром говорят, что вслед за честью и стыд пропадает! Да разве Херарда хоть
раз села за стол, не обойдя прежде всех храмов в столице? Кто набожнее, чем
она, на всех празднествах? В какую субботу не ходила она босая в Аточу9?
Назови мне девушку, которую не она выдала замуж! Или вдову, которую не она
утешила? Или замужнюю, которую не она помирила с мужем? А кто лучше
лечит детей от сглазу? Кому дано так благословить первые пеленки, чтобы
младенец рос здоровым? Есть ли хоть одна молитва, ей не известная? Кто
может дать лучшее лекарство от наших хворей? Каких только трав она не
знает! Любой запор вылечит! В тайных родах поможет! Наконец, стоит ей
окурить дом благовониями, и его осенит удача.
Доротея. Не спеши расточать славословия; все ее таланты имеют
оборотную сторону, и хотя ты говоришь без иронии, слова твои не следует
понимать буквально.
Теодора. А, госпожа ученая, ты уже заговорила на языке своего
любезного! Пошло впрок его краснобайство! Так, значит, этому он вас
обучает? Глядите, останетесь буквально при одной иронии. Не из сонетов ли
эта премудрость? Ну что ж, госпожа дуреха, губите цвет вашей юности на этот
вздор! В лучшем случае прославят вас в какой-нибудь пасторали или воспоют в
романсах - в христианских под именем Амарилис, а в мавританских назовут
Харифой и любовника - Сулейманом10.
Доротея. Да, образ щедрого богача-индианца пробил изрядную брешь в
стене твоего разума! Будто они и в самом деле бывают такими, каким
изобразила его эта Цирцея11! А как ловко сумела она унизить и опорочить дона
Фернандо! Но и ты сполна заплатила ей за доставленное удовольствие
похвалами! Послушать тебя, как тут не счесть ее святой, набожность ее -
истинной, а лекарства - чудом! Но ты забыла добавить к известным ей зельям
бобы, по которым она ворожит, а к ее благословениям - колдовские заклятия.
И уж если говорить о дурном глазе, то поверь, что она сама скорей сглазит, чем
от сглазу вылечит. Это она познакомила тебя с тем графом. А дона Фернандо
пусть порочит, все равно ни словечка правды ей не сказать, кроме того, что он
беден. Но какое богатство сравнится с его умом, очарованием и талантами?
Т е о д о р а. О, безумная, несчастная, погибшая, обманутая другим безумцем!
Откуда у него таланты, очарование, ум, если сама же ты признаешь, что он

Доротея
17
беден? Видела ты когда на дерюге золотые позументы? Он вскружил тебе
голову тем, что величает тебя божественной Доротеей. Вот наведаюсь в твою
шкатулку, сожгу эти письма, которые ты боготворишь, уничтожу все эти
бредни, где ты набралась словечек, которых отродясь не знала. И следа здесь не
останется от этого повесы, уж я о том постараюсь, только дай Бог вытравить
его из твоей души! Чего уставилась на меня? Что за гримасы? Клянусь прахом
твоего отца, вот оттаскаю тебя за косы, не понадобится кудерьки завивать!
И скажи своему дону Фернандо, пусть сочинит стихи на эту тему; пусть назовет
меня Нероншей12, нечестиво посягнувшей на главу солнца, и прикажет всем
волоскам, что я выдеру, превратиться в разящие перуны.
Доротея. Издевайся, мне все равно! Порочь мои мысли, позорь мое
поведение. А случалось ли тебе видеть, чтобы мужчины дрались у наших
дверей из-за моего тщеславия? Жаловалась ли тебе хоть одна замужняя
женщина, что муж разлюбил ее из-за меня? Разве я хожу на празднества? Разве
приходится отгонять меня от окна? Разве кто-нибудь сплетничает о моих
нарядах, когда я иду к мессе?
Теодора. Вот то-то и оно! Несчастная, ради кого наложила ты на себя
епитимью? Признайся, ты же блюдешь себй в угоду этому повесе, который
околдовал тебя; он же, наверно, уже и грозит тебе - этим всегда кончается
знакомство с подобными мужчинами. Но не обольщайся, Доротея, больше ты
его не увидишь и говорить с ним ты не будешь. Вечно, что ли, тебе жить
в нищете, а мне - в бесчестье, тебе круглый год носить грубошерстную рясу,
а мне всякий день терпеть попреки от приятельниц! Решайся же, не то
обрежу тебе волосы и запру туда, где даже солнцу будет противно взглянуть на
тебя. Или откажись от этой погибели, от этого безумия, этой дурной
привычки, этого позорного знакомства. Плачешь? И правильно делаешь. Но не
надейся разжалобить меня - здесь перед тобою не ревнивый любовник, а
честная мать.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Доротея
Доротея. О, я несчастная! Для чего я живу? Зачем цепляюсь за эту жизнь
злополучнейшей из рабынь? Какая женщина моих лет терпит подобные
гонения и напасти? Куда приведет меня безрассудная моя любовь? Какой конец
сулит мне это безумие, столь далекое от того, что могла я ожидать в награду за
дарованные небом достоинства? Если лучшие свои годы я проведу, скитаясь по
этому лабиринту любви, что же ожидает меня в оставшиеся, как не раскаяние и
злорадство тех, кем я пренебрегаю? О, мой Фернандо! Не желала бы я, чтобы
моя душа - а она ведь с тобой - поведала тебе свои мысли; для меня это так
ново, я никогда бы не поверила, что это возможно. Но уже нет сил - столько
врагов осаждает меня, что живой мне не выйти, разве что я потеряю рассудок.
А ты, когда услышишь от меня эту оскорбительную для тебя весть, будь

18
Лот Феликс де Вега Карпио
рассудителен, спроси совета у своего разума, а не у пылкой юности. Однако как
же это случилось? Что вызвало подобные мысли в моем уме? Чего мне еще
желать, если не твоей любви? Разве служить тебе - не наилучший удел моей
юности? К чему мне стремиться, как не к тому, чтобы угодить тебе?
Какое богатство сравнится с наслаждением слушать тебя? Где я могу быть
счастливей, чем в твоих объятиях? Возможно ли мне жить без тебя? Нет, не так
страшно лишиться жизни, как света очей твоих. Кто утешит меня, если после
стольких лет сладостной любви я не смогу тебя видеть? Твою приятность,
живость, непринужденную любезность, нежные речи из уст твоих, на которых
от моего дыхания пробивался первый пушок, - не заменят мне никакие Индии,
никакое золото и бриллианты! Но увы мне горькой! Наша дружба -
оскорбление небесам, моей семье, моей чести и родне. Мать изводит меня,
подруги бранят, соседи осуждают, завистники порочат - нужда моя дошла до
крайности. У Фернандо хватает денег лишь на одежду; он глядит на других
женщин, нарядных, и, наверно, они ему кажутся лучше меня - кто наряден и
богат, тот и красив и в почете; бедно одетая женщина не привлекает взора, она
каждый день одна и та же, а разнообразие вызывает интерес и пробуждает
желание. Так не может продолжаться вечно, любовь нельзя сохранить в тайне,
хотя влюбленные всегда на это надеются, и неминуемо наступит развязка,
гибельная для жизни или для чести и - что страшней всего - для души.
К чему ждать, пока ты мною наскучишь и возненавидишь меня, пока наряды
других женщин прельстят тебя, а это сукно, что на мне, станет жесткой
власяницей для рук твоих и наказанием для глаз? Не хочу дожидаться обычного
конца всякой любви - известно ведь, чем она сильней, тем больше потом
ненависть. И если нам суждено стать врагами, лучше уж теперь расстаться по-
дружески. Когда любовная связь прекращается без оскорблений, еще можно
поддерживать мирные отношения и оставаться добрыми друзьями. - Селия,
Селия, подай мне плащ и скажи матери, что я иду к мессе. - Решено.
Чего я жду? Иисусе, я словно споткнулась о свою любовь. О любовь, не
становись на моей дороге! Позволь мне идти, раз уж позволила принять решение, -
женщинам трудно решиться, но исполнить легко!
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Дон Фернандо, Хулио
Хулио. Что-то ты встал в дурном настроении.
Фернандо. Ах, эта ночь мне принесла тысячу терзаний.
Хулио. Ты не спал?
Фернандо. Спал, но мало и тревожно.
Хулио. Верно, из-за жары.
Фернандо. Нет, из-за моего первого сна.
Хулио. Что ж тебе приснилось?
Фернандо. Всякие непонятные вещи.

Доротея
19
Хулио. В любом, даже самом ясном, сне таится непонятное. Кто спит
крепко и спокойно, говорит Философ13, тот не видит снов. Если же ты грезил,
да еще тревожно, значит, душа твоя не спокойна. Спящим кажется, что они
видят свои сны, когда разум в это время покоен и отдыхает; так возникают
легкие сновидения. Но если от большого жара сон сосредоточится внутри
тела - дело обстоит иначе. Тогда мы грезим о том, что сделали или намерены
сделать, и наши желания порождают сходные фантазии и мысли. Посему тот же
Философ полагаем, что люди добродетельные видят лучшие сны, чем люди
дурные, порочные и с извращенными наклонностями.
Фернандо. Ты уже принялся надоедать мне своими философствованьями.
Оставь меня в покое, Хулио.
Хулио. Умоляю, расскажи свой сон.
Фернандо. Я уже сказал тебе: оставь меня в покое. Уж не собираешься ли
ты заняться толкованием снов? Вот не знал, что со мной в темнице живет
Иосиф!14
Хулио. Первым толкователем снов был Амфитрион; об этом говорит
Плиний15 и он же утверждает16, что если положить себе на грудь левую
половину хамелеона, то можно увидеть сон, какой захочешь, или внушить
любой сон другому человеку.
Фернандо. Да, это похоже на Плиния.
Хулио. Корнелию Руфу приснилось17, что он потерял зрение, и
проснувшись, он почувствовал, что ослеп.
Фернандо. Будь ты проклят, бакалавр-историк! Ты просто хочешь мне
досадить, намекая на причину моей печали. Ах, Хулио, мне снилось, будто море
докатилось от Индий до самого Мадрида.
Хулио. Тогда проехать из Севильи в Мадрид стоило бы намного дешевле.
Продолжай.
Фернандо. Бурные волны достигали моста.
Хулио. Бедный наш Ильескас!18
Фернандо. На великолепном корабле с полной оснасткой и поднятыми
парусами был один-единственный человек и с мостика на корме швырял бруски
серебра и слитки золота в лодку.
Хулио. Быть бы мне в этой лодке!
Фернандо. В лодке сидела... Горе мне!...
Хулио. Говори же! Чего дрожишь?
Фернандо. Там сидела Доротея.
X у л и о. И она брала золото?
Фернандо. Обеими руками.
Хулио. И правильно делала! Вот бы мне дал Господь очутиться там с нею!
Мне и во сне такое счастье не выпадало. Ох, будь твой сон явью, сколько
женщин пустилось бы плыть по мадридскому морю! Тем более, кабы там
швыряли золото!
Фернандо. Много бы их там было?
Хулио. Больше, нежели на Прадо19. Но чем же кончилась история с
морем? Ты так печален, точно боишься утонуть в нем.

20
Лопе Феликс де Бега Карпио
Фернандо. А тем, что, когда из лодки вышли Доротея с Селией,
нагруженные золотом, я попытался заговорить с нею, а она прошла мимо, не узнав
меня.
Хулио. Из-за этого ты грустишь?
Фернандо. Разве причина недостаточна?
Хулио. Но чего же ты хотел? Чтобы она дала тебе золота?
Фернандо. Нет, только чтобы поговорила со мной.
Хулио. Ты и во сне требуешь взаимности?
Фернандо. Почему бы нет? Ведь меня огорчило ее пренебрежение, так и
Доротея могла бы поговорить со мной.
Хулио. Сейчас я растолкую этот сон.
Фернандо. Вот, начитался Артемидора20.
Хулио. Ты желал бы дать Доротее то, чего у тебя нет, и от этих мыслей и
забот во сне увидел ее богатой.
Фернандо. Да пожелает Амур, чтобы твое толкование было правильным.
Хулио. Тебя ждет удача, ибо ты обогатишь Доротею.
Фернандо. Не верь пустым снам.
Хулио. Не знаю, что тебе сказать, - мне, к примеру, всегда снится, что я
беден, а проснусь - так оно и есть.
Фернандо. Неужели золото победит Доротею?
X у л и о. О, за это ее нельзя винить.
Фернандо. Овидий сказал, что золото причинило больше зла, чем
железо21.
Хулио. Видно, ему не везло с золотом. Не стану перечислять
достоинства этого металла, раз ты его боишься, но ведь от золота еще никто не
умирал, не считая Креза, которого за жадность угостили расплавленным
золотом?22 К тому же известно, что есть напиток из золота, сохраняющий
жизнь; золото, наконец, применяют при изготовлении кашки из
кошенили23.
Фернандо. Будь у меня золотр, я бы не ел его, даже ради тысячи жизней.
X у л и о. А что бы ты с ним делал?
Фернандо. Отдал бы Доротее.
Хулио. Довольно ей того, что прибыло из Индий; попроси-ка ты у нее
несколько слитков, и мы состряпаем питье; по рецепту Леона Суабио24 это
делается так. Берут унцию золота, листового или в порошке, и растворяют его
в надлежащем количестве очищенного уксуса, и вливают в пять унций кипящей
воды. Напиток выдерживают месяц и, когда отстоится, принимают небольшими
дозами.
Фернандо. Тебе хочется знать обо всем понемногу, а по сути ведь ты
ничего не знаешь. Назови мне философа, древнего или нового, который бы не
порицал золота.
Хулио. Золото вроде женщин - их все бранят и все желают. Но что ни
говори, оно - дитя Солнца, образ его лучезарной и живительной природы.
Фернандо. Желтое оно не от этого.
Хулио. От чего же?

Доротея
21
Фернандо. От страха, что его ищет столько людей.
Хулио. Пошлая и старая шутка, да простит мне Диоген!25
Фернандо. Золото еще старее!
Хулио. Это верно, и серебро - его седина.
Фернандо. Золотое ложе не исцелит недужного, и богатство не сделает
глупца мудрецом26.
X у л и о. Да простит тебя теперь Сократ.
Фернандо. Подай мне гитару, ты, знаток по части горестей.
X у л и о. О, в этой науке и в философии у меня есть диплом.
Фернандо. Прима лопнула.
Хулио. Наверно, слишком много выпила.
Фернандо. Я слышал ночью ее звук.
Хулио. Ты не спал> все думал?
Фернандо. О Доротее.
X у л и о. А может, о том, чтобы отправиться за ней в море.
Фернандо. Почему так заведено, что письма и бороды продают
готовыми, а вот гитары не мастерят настроенными?
Хулио. Потому что это невозможно - ведь струны делают из жил, и от
сырости они опускаются, а от жары повышаются. Словом, они подобны инык:
женщинам, которых вечно надо настраивать.
Фернандо. Они отклоняются от своего характера, чтобы подняться до
тона того, кто настраивает.
Хулио. Многие при этом лопаются.
Фернандо. Надо искать добротные, а фальшивые выбрасывать; так и
поступают музыканты.
Хулио. Для этого есть любопытный способ.
Фернандо. Какой?
Хулио. Когда разматывают струну, один ее конец надо держать в зубах и
ударять по струне пальцем. Если она дает две тени, значит, фальшивая; тогда ее
выбрасывают и подбирают другую. Так же надо проверять женщину, и если у
нее окажутся две тени, ищи себе другую.
Фернандо. Уже настроил.
X у л и о. А мне, бедному, пришлось, это слушать.
Фернандо. Послушай-ка лучше романс Лопе.
Хулио. Охотно.
Фернандо. «Одиночеством к людям гонимый,
Прихожу к одиночеству снова -
Ибо, кроме моих размышлений,
Не встречал я друга иного.
Что мне хрупкая оболочка,
Где живу я и умираю?
От себя я так отдалился,
Что вот-вот себя потеряю.

22
Лопе Феликс де Вега Карпио
Мне с собой ни сладко, ни горько;
Но одно я постиг несомненно:
Человек - воплощенье духа -
Как в тюрьме, в своем теле бренном.
Мне понятно многое в мире,
Одного не пойму до гроба:
Как безмозглый, спесивый невежда
Терпит собственную особу?
Я управлюсь с любою помехой,
Рад с любой докукой сразиться,
Но себя защищать не умею
От назойливого тупицы.
Он меня же ославит дурнем -
Ведь ему, говоря по чести,
Невдомек, что глупость и скромность
Не могли бы ужиться вместе.
Но различие между нами
Беспристрастное видит зренье:
Его глупость - в безмерной спеси
И моя разумность - в смиренье.
То ли в наше время природа
Изобилует мудрецами,
То ль они свой скромный рассудок
До небес превозносят сами.
Самый мудрый сказал: "Я знаю,
Что я ничего не знаю" -
Величайшее с наименьшим
В беспримерном смиренье равняя.
Но себя я не чту премудрым,
Ибо чту себя несчастливым,
А когда и где неудачник
Обладал умом прозорливым?
Этот мир, должно быть, стеклянный,
Он надтреснут, и в час урочный
На осколки он разлетится,
Потому что стекло непрочно.

Доротея
23
Нам порой говорит рассудок,
Что и мы уцелеем едва ли:
Картой меньше - и мы в накладе,
Картой больше - опять проиграли!
Говорят, что правда на небо
Вознеслась из нашей юдоли -
Постарались люди на совесть,
Чтоб она не вернулась боле.
Мы, испанцы, от прочих народов
Отделились чертой приметной:
Те живут в серебряном веке,
Нам на долю достался медный.
И какой настоящий испанец
С болью в сердце не видит ныне,
Что мужчины на вид все те же,
Только мужества нет и в помине!
Принаряжен сегодня каждый,
Но на цены плачется, скромник -
То ли полупотомок римлян,
То ли просто полупаломник.
Бог велел, чтобы хле 5 свой насущный
Человек до скончанья света
Добывал в труде - потому что
Он презрел Господни заветы.
А сегодня богоотступник
На кусок дармоеда презренный
Променял, не страшась позора,
Старой чести залог бесценный,
И теперь Добродетель и Мудрость,
Как слепцы в бесприютном скитанье,
Ковыляют, держась друг за друга,
Со слезами прося подаянья.
Есть два полюса в нашем мире,
Два магнита для всякого сброда:
Покровительство - вместо счастья,
Деньги - вместо знатного рода.

24
Лопе Феликс де Вега Карпио
Слышу колокол похоронный,
Но не вздрогну, мыслью объятый,
Что крестов на погосте столько,
Сколько было людей когда-то.
Вижу мраморные надгробья,
Возвещающие в печали
Не о том, чем покойники были,
А о том, чем они не бывали.
Правы авторы эпитафий -
Только здесь убогий и сирый
Наконец торжество обретает
Над князьями этого мира.
Говорят, недостойна зависть;
Грешен я - она мне знакома:
Зависть к тем, кому нету дела,
Что творится за стенами дома.
Нет у них ни книг, ни записок,
Нет бумаги в шкафу ни листочка,
За чернильницей ходят к соседу,
Если надо черкнуть две строчки.
Ни бедны они, ни богаты:
Есть очаг и похлебка в миске;
Не мешают им спать заботы,
Искательства, происки, иски;
Не злословят они о сильных,
Не питают к слабым презренья,
Никогда, словно я, не пишут
Покровителям поздравленья.
С этой завистью неразлучен,
Никому не промолвив слова,
Одиночеством к людям гонимый,
Прихожу к одиночеству снова» .
Хулио. Почему ты не спел о Доротее?
Фернандо. Этот сон с золотом гнетет меня.
Хулио. Но почему она не должна была его брать?
Здесь и далее перевод стихов, кроме указанных особо, выполнен М.З. Квятковской.

Доротея
25
Фернандо. Как куропатка знает сокола, который ее убьет, так и я знаю,
что меня погубит золото.
Хулио. Между золотом и женщиной есть сходство и симпатия; не зря
женщины так любят, когда их называют "золотая моя", - это им куда
приятнее, чем все комплименты их красоте и изяществу. Что красота -
побольше бы золота!
Фернандо. Кажется, я слышу стук каблучков.
Хулио. Говорят, эти звуки да еще звон фляги - лучшая музыка.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Доротея, Селия, Фернандо, Хулио
Д о р о f е я. Стучи покрепче, коль рука не болит.
Селия. Ежели дон Фернандо ночью бродил, то проспит теперь, как
обычно, лучшую часть дня.
Фернандо. Эй, Хулио, там ломают нашу дверь!
Хулио. Видно, кто-то скатился по лестнице сверху, либо это нищий, да
вдобавок глухой. Кто там?
Селия. Отвори, постылый!
Хулио. Это Селия, сеньор, Селия. Будет вам письмецо.
Фернандо. И ты так спокойно об этом говоришь, бесчувственный
человек!
Хулио. Куда заторопился? Ишь, чуть гитару не разбил.
Фернандо. Спешу встретить Ириду27 - радужную посланницу богов, зарю
моего солнца, весну моей юности, дневного срловья, чей нежный глас
пробуждает цветы, и тогда лепестки их раскрываются словно очи.
Селия. Яне одна.
Фернандо. Кто же пришел с тобой? Ты меня пугаешь. Иисусе! Доротея?
Счастье мое! Что ж ты прикрыла глаза плащом! Входи, входи. Да что с тобой,
ты еле идешь? Селия невесела, у тебя лицо закрыто! Видно, комета появилась
на небесах, занемог владыка Амур. Что ж ты молчишь? Садись, госпожа моя,
садись - ты, верно, запыхалась, идя по лестнице. Подай воды, Хулио!
X у л и о. А еще кой-чего не принести?
Фернандо. Я думал, ты уже вернулся. Что это значит, госпожа моя?
Зачем ты меня убиваешь? Тебе что-нибудь наговорили обо мне? Наверно, твоя
мать возвела на меня напраслину, чтобы ты меня оставила. Но клянусь Богом, я
был способен видеть, слышать или воображать себе из всего созданного лишь
твою красоту, а если это не так - пусть меня навеки поглотит море, которое
нынче мне приснилось, а тебя пусть покорит золото, которое тебе давали..
Хулио. Вот кувшин, а вот укрепляющие пастилки.
Фернандо. Поешь, выпей - здесь сердце мое и кровь моя. Что с тобой?
Она упала в обморок! Что это значит, Селия? Увы, я погиб, к чему мне жить!
Ах, госпожа моя! Ах, моя Доротея! Моя последняя надежда! О Амур, твои стре-

26
Лопе Феликс де Вега Карпио
лы сломались; о солнце, твой свет затмился; о весна, твои цветы увяли - мир
погрузился во мрак.
С е л и я. Молчи, бездельник, ты не в театре.
Хулио. Держи крепче его руку, не то он поцарапает себе лицо.
Фернандо. О алебастровая Венера! О жасминовая заря, еще не
порозовевшая от солнца! О мраморная Лукреция!28 Скульптура Микеланджело!
Хулио. Вот теперь я поручусь, что она чиста.
Фернандо. О Андромеда славного Тициана!29 Погляди, Хулио, какие слезы!
Словно жемчужная роса на лилии. Откинь эту прядь, Селия, пусть засияют нам
ее очи - а вот уж и солнце проглянуло сквозь тучу смертельного обморока.
Доротея. О Боже! О смерть моя!
Фернандо. Все, что ты привела в расстройство, восстановилось: Амур
снова разит насмерть, солнце светит, весна сверкает всеми красками, а я живу.
Но почему твоими первыми словами были эти две великие силы - Бог и
смерть?
Доротея. Я молю Бога освободить меня от себя самой и призываю смерть
положить конец горестям, осаждающим удрученное мое сердце и слабый дух.
Ведь самая стойкая женщина - всего лишь несовершенное создание Природы,
добыча страха и вместилище слез30.
Фернандо. Когда Природа, стремясь к совершенству, не сумела
выполнить свой замысел и создать мужчину - ибо ей не хватило материала, - она все
же не всех женщин сотворила слабыми, есть среди них немало исключений.
Хулио. Дон Фернандо прав: известно, что Артемисия прославилась
памятью, Кармента - ученостью, Пенелопа - постоянством, Леона -
скрытностью, Порция - углями, Дебора - правлением, Неера - преданностью,
Лаодамия - любовью, Клелия - отвагой, а Семирамида31 - оружием, ибо с
одним лишь гребнем в волосах сумела одержать победу, не хуже чем Александр
в крепком забрале.
Фернандо. Не забудь, Хулио, упомянуть среди нех Доротею с ее
совершенной красотой, чудным изяществом, блестящим остроумием, возвышенным
умом, коим она превзошла всех женщин, и об этом скажут не глаза мои, не
любовь моя или убеждение. Пусть умолкнет моя страсть, послушаем
завистников, ибо нет большего наслаждения, чем возносить хвалу моей Доротее.
Доротея. Ах, Фернандо, ученость не справится с несчастьем, мудрое
правление - с судьбой, даже милостивой, преданность - с неодолимыми
препятствиями, раскаленные угли - с наваждением, отвага - с влиянием звезд,
любовь - с насилием, скрытность - с тиранством, постоянство - с завистью и
оружие - с предательством.
Фернандо. Что за речи, счастье мое? Зачем казнишь меня медленной
смертью? Скажи прямо: "Фернандо, ты убит". Тогда Хулио позаботится, чтобы
за меня отомстили. Не томи подозрениями, страх труднее снести, чем
свершившееся зло, ибо, когда ожидаешь беду, все думаешь, что она вот-вот
обрушится, а уж когда обрушилась - заботишься лишь о том, как бы ее одолеть.
Доротея. Что могу я сказать тебе, о мой Фернандо, страшней того, что я
уже не твоя?

Доротея
27
Фернандо. Как? Неужто пришло письмо из Лимы?
Доротея. Нет, господин мой.
Фернандо. Но тогда кто же обладает властью вырвать тебя из моих
объятий?
Доротея. Эта тиранка, эта тигрица, родившая меня, - если
возможно, чтобы меня родило существо, которое не поклоняется тебе: этот
египетский крокодил, что убивает и плачет; эта змея, подражающая голосу
пастухов, дабы выкликать их по именам, а затем пожрать живьем; эта
лицемерка, которая не расстается с четками, но легко расстается с честью. Сегодня
она меня выбранила, оскорбила, сказала, что ты погубил меня, лишил
чести, имущества и средств к существованию, а завтра покинешь меня ради
другой. Я возражала ей - и пришлось моим волосам поплатиться... Вот они - ты
так их любил, ты называл их. солнечными лучами, из коих любовь сплела
цепи, сковавшие твою душу; сетью любви называл ты их в своих стихах32,
а когда еще не пробился у тебя пушок, мечтал, чтобы он был такого же
цвета, как они. И вот, мой Фернандо, им пришлось поплатиться. Я принесла
тебе прядь, которую она у меня вырвала, а уцелевшие пряди уже не
будут принадлежать тебе. Мать хочет, чтобы они принадлежали
другому, отдает меня какому-то индианцу. Золото покорило ее, Херарда
была посредницей, и вдвоем замыслили они мою погибель. О жестокий
приговор! Херарда узнала, что я в прошлом месяце продала позументы
с полотняной юбки, а позавчера - юбку в цветах. Вот и говорит, будто все
лишь для того, чтобы дать тебе денег на игру, словно ты играешь в карты,
когда твой самый большой порок - пристрастие к книгам на многих языках. И
еще говорит, будто ты обманываешь меня своими стихами, а голосом своим,
как сирена, завлекаешь в море страсти, где разочарование будет моим
надгробием, а раскаяние - карой. Увы мне! Дай мне вырвать эти глаза - раз они
уже не твои. Нечего жалеть их, пусть не наслаждается ими тот, кого сулит мне
мать, не то он увидит в зрачках твой образ, который сумеет их защитить. О
Боже! О смерть!
Хулио. Опять затянула тот же припев!
Фернандо. Что ж, Доротея, из-за такой малости столько страданий? Да
прояснится твой взор, удержи эти перлы, готовые оторваться от твоих зрачков.
Да не увянут розы на лице твоем и не исказится гармония его черт из-за
горестных чувств. Клянусь любовью, которую я питал к тебе, ты напугала меня
до смерти.
Доротея. Питал? О Фернандо!
Фернандо. Питал и питаю - ведь любовь это не тень, которая исчезает с
исчезновением тела. А я-то думал, что тебя изгоняет из родного края какой-
нибудь донос, нашептанный ревностью, либо что мать твоя внезапно умерла от
той болезни, при которой женщинам хочется кисленького, либо что приехал из
Индий твой повелитель. Столько расстройств из-за такой ничтожной причины!
В мое сердце снова вернулась радость, что я тебя вижу, отнятая было
огорчением от того, что я услышал. Ну и ступай себе в добрый час. Я жду
одного друга по делу, негоже, если он застанет тебя. Дамам, тем паче столь

28
Лот Феликс де Вега Карпио
прекрасным, приличествует посещать лишь дома судей и адвокатов, а не
жилища молодых людей, где нет ничего, кроме фехтовальных шпаг, сундуков с
одеждой и музыкальных инструментов.
Доротея. Ты, наверно, меня не понял.
Фернандо. Неужели я так плохо повторил урок, что, по-твоему, ничего
не усвоил?
Доротея. Но как же! Ведь я говорю, что пришел конец нашей дружбе, а
ты так легко утешился?
Фернандо. Как и ты, собираясь сказать мне об этом.
Доротея. Я умираю.
Фернандо. Если бы ты действительно умерла у себя дома, то не пришла
бы сюда.
Доротея. Что ж, ты думаешь, это шутка?
Фернандо. Могу ли я подумать такое, если эта истина приплыла из
Индий? Ступай, дорогая, уже поздно.
Д о р о т е я. И ты еще хочешь выгнать меня из своего дома?
Фернандо. Но зачем тебе оставаться в нем, если ты, как сама сказала, не
намерена больше его посещать?
Доротея. Почему мне больше не посещать его?
Фернандо. Потому что ты отправляешься в Индии и нас разделяет море.
Доротея. Море моих слез.
Фернандо. Женские слезы - изнанка смеха. Они высыхают быстрее
весеннего ливня.
Доротея. Но ты-то, что ты сделал для меня за все эти годы? Почему я
должна притворяться и изображать любовь, которую я к тебе питала?
Фернандо. Ты тоже говоришь о ней в прошлом?
Доротея. И верно говорю; человек, которому не жаль погубить меня,
недостоин любви.
Фернандо. Ошибаешься, ты сама себя губишь.
Д о р о т е я. О, как вы, мужчины, непостоянны!
Фернандо. Напротив, весьма постоянны. Вы, женщины, наша родина, и
мы никогда ее не покидаем.
Доротея. Пойдем, Селия! Видно, кабальеро за эти дни уже нашел то, о
чем говорила Херарда.
Фернандо. Скорее ты нашла то, о чем говорила Херарда. Когда б не ты,
я уже мог бы жениться и получить золота больше, чем тебе привезли. Но мне
еще не исполнилось двадцать два года.
Доротея. А мне-то пятьсот, что ли?
Фернандо. Разве я тебя попрекаю, что ты стара? Я только говорю, что,
если Богу будет угодно, у меня еще вся жизнь впереди и я сумею ею
воспользоваться. Ведь когда я попался тебе на глаза, мне не было еще
семнадцати, и оба мы, Хулио и я, забросили занятия, помышляя об Алькала33 не
больше, чем воины Улисса в Греции.
Селия. Какой сухарь, избави Бог! В такую минуту вспоминать басни!
Доротея. Оставь его, Селия, это неспроста. Недаром я говорила, что он

Доротея
29
где-то развлекается. Видно, он нашел себе другую, иначе бы так не храбрился и
не глядел так грозно.
Хулио. Ах, Селия, Селия!
С е л и я. Чего тебе, Хулио?
Хулио. Поговори хоть ты со мной и не откажи в последнем объятии. Или
ты тоже получила письмецо из Индий, от слуг вашего индианца?
Селия. Пусти, я пойду. Сеньора там одна на лестнице.
Фернандо. Закрой дверь, дурень, и смотри в окно, не оглянется ли
Доротея.
X у л и о. И не думает!
Фернандо. Я погиб, Хулио. Закрой все окна, пусть свет погаснет для моих
глаз, раз навеки уходит та, что была светом моей души. Убери эту шпагу, наш
союз был создан дьяволом, привычка - адом, любовь - безумием, и все они
убеждают меня заколоться.
Хулио. Тише, сударь мой, успокойся. Рехнулся он, что ли?
Фернандо. Оставь меня! Ярость, словно бурные воды, прорывает
плотину души моей и жаждет излиться из глаз. Погибла моя жизнь! Погибли мои
надежды! Оставь меня, Хулио! Когда началась эта любовь, ты не был
благоразумным наставником, не будь же теперь назойливым другом.
Хулио. Через балкон, пожалуй, неудобно спускаться на улицу. Уж лучше
ступай в дверь.
Фернандо. Пусть сердце отворит дверь в груди моей всем этим горестям.
Чем бы убить себя? Какой яд быстрей подействует? Сулема - яд рабов, я был
рабом Доротеи, и эта позорная смерть как раз для меня: а благородные яды -
императорам.
Хулио. Давай, почитаем Никандра34, уж он нам прсоветует наилучший яд.
Фернандо. Какой фальшивый смех!
Хулио. Какое утонченное безумие!
Фернандо. Скорей позови цирюльника. Пусть сделает мне кровопускание
из вены сердечной, а когда он уйдет, я сорву повязку. Ведь любовь, проникая
вначале через легчайшие пары, из атома в атом, заражает кровь, поселяясь в
самой чистой ее части35. Значит, если кровь эту выпустить, то и любовь выйдет
вместе с нею36. Кровопускание помогает иногда при меланхолии - это известно
всем врачам, - так найдется ли более подходящий случай?
Хулио. Я не согласен с твоим рассуждением. Ведь если любовь
тождественна крови, то подобное не изгоняется подобным, как невозможно тепло
изгонять теплом, а холод - холодом.
Фернандо. Олух, они подобны по сущности, а не по акциденциям! Хорош
философ! Ты ведь знаешь, что у меня они уже противоположны.
Хулио. Я знаю лишь то, что сказал в своем "Методе" великий лекарь
Триверий:37 правильная форма черепа указывает на равномерное развитие
мозга. А мне всегда казалось, что твоя голова устроена неправильно! Кроме
того, чрезмерный жар всегда вносит расстройство, так и пыл безрассудной
любви препятствует тебе познать разумное с хладнокровием, присущим в
подобных случаях людям рассудительным. Если ты не подчинишься

30
Лопе Феликс де Вега Карпио
благоразумию, тебе суждено погибнуть - это ясно и без диагнозов
"Носомантики" Моуфета38. Здесь я разбираюсь не хуже самого Гиппократа.
Что ты шаришь в ящике стола? Чего ищешь? Что ты там перечеркиваешь? Не
трогай эти письма и не рви портрет. Чем досадила тебе божественная
живопись? Пощади этот картон кисти славного Фелипе де Лианьо!39
Несправедливо уничтожать чудо искусства и тем доставлять удовольствие
ревнивой природе, завидующей тому, кто сумел не только подражать ее
совершенствам, но даже исправлять ее недостатки.
Ф е р н.а н д о. Клянусь Богом, я убью тебя!
Хулио. Убивай, но не трогай портрет - он невиновен!
Фернандо. Мне надо уехать.
Хулио. Куда?
Фернандо. В Севилью. Остаться здесь, где я могу видеть свою смерть, все
равно что умирать тысячу раз на день.
X у л и о. Не лучше ли постараться избегать встреч.
Фернандо. Это невозможно, когда мы живем так близко.
Ху л и о. Я не противник твоего отъезда, да деньги-то где взять?
Фернандо. Марфиса, которой я всегда пренебрегал, хотя мы выросли
вместе, она, которую я вероломно покинул ради этой неблагодарной, не
откажется помочь нам в нужде.
Хулио. Под каким предлогом?
Фернандо. Что-нибудь придумаю.
Хулио. Правильно. Пойдем к ней.
Фернандо. Спрячь эти письма и портрет, но так, чтобы не попадались
мне на глаза.
Хулио. Бедный малый! Он потерял рассудок! Но разве можно потерять
то, чего у тебя нет?
Фернандо. Что ты сказал?
Хулио. Что тому, кто потерял Доротею, уже нечего терять.
Фернандо. Ах, Хулио, как ты прав! А если бы ты еще видел, каким
разумом она наделена впридачу к красоте.
Хулио. Разум нельзя увидеть, но можно определить различие между ним и
чувством, состоящее в том, что чувство есть способность воспринимать
внешние предметы, без истинного их постижения, а лишь с принятием
категорий, как они есть. Зато посредством разума человек познает не сам
предмет и егочасти или телесные свойства, но категорию воспринимаемого.
Фернандо. Эх, осел-схоластик! Зачем ты повторяешь мне все эти
премудрости? Разве я способен сейчас даже свои слова понимать? Лучше уж
напомни мне возражение Аристотеля в споре о категориях с Платоном,
полагавшим, что они создаются разумом40. Ты, конечно, понимаешь, к чему я
клоню. К тому, что разум познается в речах и писаниях - так и в этих письмах
виден разум Доротеи, как в "Рифмах" - разум Лауры Террачины или маркизы
де Пескара41. Поэтому, дай-ка мне их сюда.
Хулио. А, ты уже перебираешь письма? И вовсе тебе не хочется в
Севилью ехать.

Доротея
31
Фернандо. Послушай вот это. "О, мой Фернандо! К чему все эти
мольбы о прощении? Достаточно и тех, что были высказаны вчера. Слезы,
тобой пролитые тогда, тронули меня больше, чем ныне твои слова.
Никакому красноречию не смягчить разгневанного сердца так, как
смиренному покаянию. Меня смущает лишь твоя молодость; возможно, эта
нежность была следствием твоих юных лет, а не твоих чувств. Если я
назвала Алехандро человеком достойным и благородным, то вовсе не потому,
что сравнивала его с тобой, а просто по беспечности и неразумию. Ты
же ударил меня по лицу - и обида здесь в том, что причиной была ревность,
а не любовь. Но ты скажешь, что ревность порождена любовью; дай Бог
нам - мне и моему лицу - поверить в это. Если ты желал заклеймить меня,
дабы все знали, что я твоя дэаба, - почему ты вообразил, будто я боюсь,
что люди это узнают? Поверь, когда эта пощечина отозвалась эхом в душе
моей, та смиренно сказала: "Терпи, Доротея, ибо тот, кто тебя оскорбил,
сам же и отомстил за тебя, и его раскаяние будет сильнее причиненной
тебе боли". Но при всем любовном смирении, помни, что такие
шутки с порядочными женщинами повторять не следует. И если теперь мы оба
поняли, к чему может привести наша близость, не надо ждать второго
испытания. Хотя и говорят, что женщина это животное, которому нравится
наказание, не все мы столь покорны, иная станет на дыбы и убежит от своего
господина туда, где ее не догнать. Теперь я прощу тебя: приди, взгляни на
оскорбленное тобою лицо, и мы сравним, чьи щеки пылают ярче, - твои ли, от
стыда за совершенный проступок, или мои, на которых еще виден след
пощечины..."
Хулио. Да, припоминаю этот вечер и твои безумства.
Фернандо. О, лучше бы я тогда убил ее!
X у л и i. Смотри, уже поздно идти к Марфисе.
Фернандо. А вот мой почерк. Это стихи. Да, да, припоминаю, она вернула
мне, чтобы я их спел. Прочтем.
"Пастушка, Господа ради,
Не уверяй, что любишь;
Тебя забыть я не в силах,
Боюсь, ты меня погубишЕ.
Я глаз твоих опасаюсь:
Сквозь черные их ресницы
То перлы любви сияют,
То ненависти зарницы.
Не знаю, чему и верить;
Нет сердцу страшней угрозы:
Бывают ложные чувства,
Бывают и лживые слезы.

32
Лот Феликс де Вега Карпио
Притворством твоих рыданий
Пленен и обезоружен,
Своими глазами впиваю
Из глаз твоих яд жемчужин.
Меня убеждают слезы,
Подарки твои утешают,
Твоя любезность дурманит,
А ревность - ума лишает.
Зачем же ты, пастушка,
Обиды свои растравляешь,
И, если ты меня любишь,
Зачем меня оставляешь?
Уже три дня ты бродишь
По лугам, где звон родниковый,
Родники моих глаз покинув,
Отвращаешь свой взор суровый.
Где найдешь хрустали прозрачней,
Чтобы стали тебе зеркалами,
Коль души зеркала живые
Потускнеют, полны слезами?
Мил тебе я - со мной останься,
Уходи, если впрямь уходишь;
Если ты поистине любишь,
Для чего же в могилу сводишь?
С горянками беглым словом
Перемолвился в черный день я -
И столь жестоко наказан
За мнимое оскорбленье!
На свет твоих глаз зеленых
Стремятся сердца любовно,
Но я на тебя не в обиде -
Глаза твои невиновны!
А ты, словно я - преступник,
Наносишь мне в сердце рану:
Я лучше от слез ослепну,
Но в очи другой не гляну.

Доротея
33
Моей души пастушка,
Вернись к родимому полю!
Но если ты разлюбила -
Что ж! Я тебя не неволю.
Умру, разлучен с тобою,
С отчаяньем неразлучен.
Знай, то меня и убило,
Что стал я тебе докучен."
Хулио. Ну, что толку повторять все эти нежности? Коль ты уже раздумал
уезжать, нечего тут передо мной храбриться.
Фернандо. Ай, Хулио! Как прав был Сенека, сказав, что пока дух в
нерешительности, изменчивость царит в нем и противоречивые мысли гонят
его в разные стороны42! Неужто я решил не встречаться с Доротеей? Это
невозможно. А возможно ли встречаться с ней после такого оскорбления? Это было
бы для меня еще худшим несчастьем. Мужайся, отчаявшееся сердце! Нет такого
горя, которое ты не смогло бы перенести.
Хулио. Связать письма?
Фернандо. Погоди, посмотрим это. Как ты думаешь, что в нем?
Помнишь, как мы ходили к ручью?
Хулио. Словно это было сегодня.
Фернандо. Она отвечает мне на стихи, в которых я воспел ее изящество и
прелесть в этот день, роковой для моих глаз.
Хулио. Стихи твои я помню. Могу даже прочесть наизусть.
Фернандо. Будь так добр, Хулио! Совершим со всей торжественностью
обряд прощанья.
Хулио. "Туфельки, шитые златом,
Стянутые тесьмой, -
Маленьких ножек оправа,
Рукам подобных красой;
Пригнаны, словно перчатки,
Каждая ласково льнет -
Светлая эта темница
Невелика, а не жмет;
Выше - слегка приоткрыта
Полоска белых чулок:
Сколько опрятности надо,
Чтоб этот цвет не поблек!
Выше - подхвачен перстами
Юбки алый цветок,
Слоновой кости белее
На солнце блеснул ноготок -
2 Лопе де Вега

Лопе Феликс де Вега Картою
И ножки меня покорили,
Когда, взлетев, как пушок,
Прекрасная Амарилис
Перескочила поток!
И ручеек рассмеялся -
Пусть голос хрустальных вод
Звенит о своей удаче: -
Кто ж его не поймет?
Счастья тебе, горянка,
Сто лет храни тебя Бог,
Сама красота живая -
Задорный твой прыжок,
Пусть сотню лет тебя любит
Любимый твой пастушок,
Кому ты даришь объятья -
Счастливой любви залог!
Когда ты проходишь лугом,
Не смят ни один цветок:
Мне сами цветы говорили,
Сколь легок твой шажок.
Так выступает Аврора,
Не оставляя следов,
И все ж на твою жестокость
Обида есть у цветов.
Ты им и следа жалеешь -
Здесь, в сердце, оттиснут он,
И потому я сердцем
Всегда к тебе устремлен.
Душу мою, Амарилис,
Взор твой давно привлек,
Но твои ножки видеть
Разве в мечтах я мог.
И как ты их обуваешь?
Мне, право же, невдомек -
Тебе их найти труднее,
Чем мне воспеть, мой дружок;

Доротея
35
Дивятся, думаю, туфли:
Да это же колдовство -
Где быть положено ножкам,
Там словно нет ничего!
Но есть у меня опасенье,
Тревога из тревог:
Так ли верны эти ножки,
Как верен их прыжок?
И кто бы подумал, горянка
(Но о себе я - молчок!),
Что смастерит из них стрелы
Любви крылатый божок? -
Так говорил Амарилис
Влюбленный пастушок,
Что видел прыжок чудесный
Через бурливый поток".
Фернандо. Я хотел бы описать тебе красоту, остроумие, живость,
изящество, веселье - одно из неотъемлемых качеств прекрасной женщины, -
коими блистала в этот день Доротея. Но увы, Хулио, - это значит ставить
неодолимые препятствия отъезду! Лучше вообрази, что я умер и в Севилью
отправляется только моя душа. Эй, Хулио, приободрись!
Хулио. За все время, что ты влюблен, такой забавной чепухи я еще от
тебя не слышал. Почем ты знаешь, что души уезжающих любовников
отправляются в Севилью.
Фернандо. Я говорю, моя душа, Хулио.
Хулио. Когда любящие разлучаются, то в порыве нежности обычно
говорят, что оставляют свою душу любимому, ибо душе более пристало быть там,
где она любит, чем там, где она служит душой. Ведь если отделить ее от тела,
она не погибает и не лишается материальной силы. Потому влюбленным в
разлуке кажется, будто они не живут и будто душа, покинув их тело, пребывает,
бессмертная, там, где они ее оставили.
Фернандо. Я готов этому поверить.
Хулио. Да, но подобное рассуждение простительно лишь сумасшедшему.
Кстати, скажу тебе свое мнение о некоторых наших чопорных Катонах43;
увидев в комедиях нежного любовника, они предполагают, будто поэт рисует
собственные чувства. Критика сия недостойна людей разумных, которые умеют
дивно преобразить самые естественные вещи. Автор там показывает лишь
сумасбродного юношу, не знающего удержу в своей страсти, и чем больше
талант поэта, тем живее предстанут чувства и тем правдивее - поступки. Ведь
сказал Клавдиан, что, хотя сочинения его развратны, живет он честно44. Но
вернемся к твоей мысли - ты в ослеплении воображаешь, будто душа твоя
2*

36
Лот Феликс де Вега Карпио
остается с Доротеей, хотя знаю, на самом деле ты этого не думаешь даже в
безумии неодолимой страсти. А по-моему, с любовниками происходит то же,
что с ведьмами, которым чудится, будто они во плоти отправляются туда, куда
уносятся лишь в воображении. Так и любовникам мерещится, будто они видят,
как себя ведут их дамы, и ревность снедает их.
Фернандо. Признаюсь, Хулио, хотя я характера нежного и любящего, эта
страсть у меня сильнее прочих.
Хулио. Всякая причина, имеющая предел своей силе, больше действует в
материи предрасположенной, чем в непредрасположенной.
Фернандо. Но что будет там, где сила эта велика?
Хулио. Достаточно поглядеть на твое скоропалительное безумие.
Фернандо. Я поступаю согласно велению чести.
Хулио. Хороша честная любовь - лишь бы избежать законного брака!
Фернандо. Не всегда честь подчиняется законам.
Хулио. Та, что им не подчиняется, - не честь.
Фернандо. Люди величают честью любое свое желание.
Хулио. Дабы поступать по чести, следует стремиться к справедливости.
Фернандо. Самое справедливое - не терять чести.
Хулио. Ты бы и в Мадриде не потерял ее, избегая встречи с Доротеей.
Фернандо. Когда соблазн рядом, опасность неизбежна. Я полагаюсь на
свой отъезд, хотя без особых надежд.
X у л и о. Я последую за тобой не по долгу, а из дружбы.
Фернандо. Я жил, я любил, это заблуждение живет во мне, как сказал
Дамон у Вергилия45.
Хулио. Любовь - источник всех страстей. Она порождает печаль и
веселье, радость и отчаяние.
Фернандо. Оно-то и гонит меня, а остается ли здесь душа, не знаю.
Хулио. Любовь входит в душу легко, но выходит с трудом.
Фернандо. Да, тяжко мне будет отказаться от укрепившейся привычки.
Хулио. Как сказал один поэт46:
"Рядить в цветное платье, как безумца,
И не любовью называть - привычкой".
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Марфиса, Клара, Дон Фернандо, Хулио
М а р ф и с а, Клара!
Клара. Сеньора?
Марфиса. В котором часу дон Фернандо пришел домой?
Клара. Я слышала стук двери, но проснулась скорей от беспокойства, чем
от шума, и прежде чем снова заснула, пробило четыре часа.
Марфиса. Пропащий человек!
Клара. Все это по молодости.

Доротея
37
М а р ф и с а. Знаешь, что я думаю?
К л а р а. Да уж знаю, что ты все время думаешь.
М а р ф и с а. Его околдовала Доротея.
Клара. Пятилетнюю связь ты называешь колдовством?
М а р ф и с а. Потому-то она должна была ему наскучить.
Клара. Будь это законный брак. Узы брака быстрее становятся обузой,
чем такая связь. Неслучайно слово "брак" имеет и другое значение.
М а р ф и с а. Она вовсе не так хороша, как говорят.
Клара. Где ты ее видела?
Марфиса. В храме Милосердия.
Клара. Ты не права. Она миловидна, стройна, с приятными манерами и
изящной фигурой. Глаза чудо как хороши, только немного бесстыжие.
Марфиса. Это и нравится мужчинам.
К л а р ^. Пока этими глазками не завладеют, а потом они предпочитают
целомудренные.
Марфиса. Ты верно подметила. Когда мужчины хотят покорить
женщину, им нравится вольное поведение, а потом - подавай им святую.
Клара. Глаза Доротеи зазывают, не дожидаясь приглашения.
М а р ф и с а. От природы они такие или благодаря искусству?
Клара. И то и другое, как ответил гость на вопрос пажа, предпочитает ли
он белое или красное вино. Рот - изящный и не прочь посмеяться, даже и без
причины.Слегка худощава, но не лицом.
Марфиса. Значит, круглолица. А цвет лица какой?
Клара. Смугловатый.
Марфиса. Волосы?
Клара. Слегка вьются, как обычно у смуглых.
Марфиса. Будь она мужчиной, была бы дерзка и труслива47.
Клара. Откуда ты это знаешь?
Марфиса. Читала.
Клара. На самом же деле у нее незаурядный ум, приятный характер,
беспечная непринужденность, плавная, с легким пришепетываньем речь48, так
что при разговоре словно драгоценные каменья сыплются из-за ее жемчужных
зубок.
Марфиса. Будь ты проклята, выдумщица! Ты меня расстроила еще
сильнее, чем дон Фернандо своими стихами.
К л а р а. Из них-то я и узнала больше, чем сама видела.
Марфиса. Чтоб тебе счастья не видать! Но для такой дуры проклятие,
пожалуй, недействительно.
К л а р а. А я тебе еще не рассказала, как она поет и танцует.
Марфиса. Час от часу не легче! Недотепа ты, грубиянка, невежа и
болтунья! Тебе лишь бы тараторить даже о том, чего не знаешь! Право, эта
дуреха в сговоре со своим доном Фернандо.
К л а р а. Он скорее твой, а не мой.
Марфиса. Когда он был моим? Хотя мы выросли вместе, вся любовь,
которую я от него заслужила, - это нецеремонное, дружеское обращение.

38
Лот Феликс де Бега Карпио
Клара. Да вот он сам и Хулио, его телохранитель, или, вернее, губитель,
спешит сюда, а у входа остался его друг Лудовико.
М а р ф и с а. Почему ты так спешишь?
Фернандо. Даже не знаю, как сказать. Пойди, Клара, на балкон,
посмотри, не идет ли стража.
М а р ф и с а. Что ты натворил? Горе мне!
Фернандо. Этой ночью...
М а р ф и с а. Говори скорей.
Фернандо. Этой ночью, между часом и двумя я беседовал с... не знаю, как
ее тебе назвать.
Марфиса. Я скажу за тебя, если ты запамятовал. Это была Доротея.
Фернандо. Да, этот дьявол, Марфиса.
Марфиса. Кто дьявол - я или она? Ты его упомянул рядом с моим именем,
для тебя я, конечно, хуже дьявола.
Фернандо. Не придирайся, Богом тебя заклинаю, теперь не время для
обид. Словом, беседовал я с ней, рассказывал свой сон - кучу всяких
нелепостей: море, Индии, галеоны, серебро... Тут показались двое прохожих -
господин и слуга. Они замешкались больше, чем приличествует в такой час;
тогда я отошел от решетки, сказал ей, чтобы закрыла окно, и уселся на
каменный столбик, который там поставлен для лошадей и уличных
вздыхателей, что одно и то же. Прохожие были настолько дерзки, что
попытались разглядеть мое лицо, особенно же господин в плаще с золотой
каймою. Тут я проворно вскочил, подобно быку, когда он, лежа подле своей
самки, вдруг почует лай гончих с луговой тропинки и приближение охотника,
который, надеясь на смертоносный свинец, бесстрашно идет вперед. "Что вам
угодно?" - спросил я.
Марфиса. Бык, пожалуй, так бы не сказал.
Фернандо. Ты, кажется, шутишь?
Марфиса. А почему бы мне не шутить, когда я знаю, что при истинном
волнении такие вычурные образы не могут прийти на ум. Но все это у тебя от
стихов.
Хулио. Берегись, сеньор, опасно!
Фернандо. Я понял, Хулио. Слушай же, Марфиса. Они ответили мне:
"Нам угодно знать, что вы делаете у этого окна?" - "А я как раз спрашивал, -
говорю я, - не появится ли какой-нибудь дурак, который полюбопытствует об
этом". Затем я сдвинул щит на грудь, потому что он так велик, что мешает
смотреть, и от него больше вреда, чем пользы. Мы обнажили шпаги, и я
наилучшим образом пронзил одного из наглецов.
X у л и о. А я-то разве не подсобил?
Марфиса. Ради Бога, не надо поэтических эффектов - меня страшит
дальнейшее. Говори скорей - ты ведь можешь, ты не ранен.
Фернандо. Одного я убил, другого ранил.
X у л и о. А я-то орехи щелкал, что ли?
Фернандо. Я выказал невиданную в мире доблесть.
X у л и о. А я дома отсиживался?

Доротея
39
Фернандо. Хулио тоже отличился. - Но что с тобой? Ты плачешь? Тебе
жаль меня или убитого?
Марфиса. Обоих.
Фернандо. Послушай, не можешь ли ты дать мне денег? Я уеду в
Севилью, пока не уляжется переполох, иначе, боюсь, станет известно, кто
виновник, или меня опознает оставшийся в живых.
Марфиса. Увы мне, несчастной! Кроме моих драгоценностей, мне нечего
дать тебе. Но я согласна их потерять, раз я теряю тебя, мою лучшую
драгоценность. В этих серьгах с подвесками десять бриллиантов...
Фернандо. Не снимай их, Марфиса.
Марфиса. Раз мне не придется слушать тебя, к чему драгоценности в
ушах? Пойду, принесу цепочки и другие ценные вещи.
Хулио. Ты слепец, если такая любовь тебя не трогает.
Фернандо. Я изнемогаю! Где взять сил бороться против влияния звезд и
своеволия сердца! Но она-то поверила вполне!
Хулио. Обычный женский недостаток.
Фернандо. Мулы готовы?
Хулио. Да, я уже навьючил узлы и подушки.
Фернандо. Что ты положил в мой узел?
Хулио. Черный костюм и немного белья в зеленом дорожном мешке,
одолженном у Лудовико.
Фернандо. Сапоги захватил?
Хулио. Только один сапожок бутылкой.
Фернгндо. Кожаные сапоги, дурень!
Хулио А разве винный мех не из кожи? Только украшают его не шпоры,
а жажда.
Фернандо. Мы проедем по улице, где живет Доротея. Я хочу, чтобы она
собственными глазами увидела, как я разгневан. Ты там пошуми, чтобы она
подошла к окну.
Хулио. Ничего не выйдет. Она догадается, что мы наблюдаем, и будет
осторожна.
Фернандо. Господи, помоги мне! Что я испытал за это утро с девяти
часов до полудня!
X у л и о. Я бы предпочел испытать вкус хорошего обеда.
Фернандо. Пообедаем в Хетафе49.
X у л и о. С одной только надеждой на Хетафе я из Мадрида не уеду.
Фернандо. Но что если сон мой в руку?
Хулио. Молчи, она идет.
Марфиса. Я перерыла мои сундуки. Вот, возьми, в этом узелке все, что я
нашла из золотых вещей.
Фернандо. Моя душа тебе порукой, а в залог я оставлю свою память о
твоей щедрости. Напишу по приезде и в сердце своем начертаю расписку - коли
Бог даст свидеться, ты получишь по ней сполна, тому свидетели твои глаза.
Какую же печать приложить к этой расписке?
Марфиса. Лучшая печать - твои объятья.

40
Лопе Феликс де Вега Карпио
Фернандо. Не плачь, милая Марфиса, иначе я не смогу уехать. Слезы
обожаемого существа - неодолимое препятствие для любящего сердца.
Марфиса. Я запечатлею их на твоем лице, чтобы ты вспоминал, как
слезы из моих глаз текли по твоим щекам, словно желая убедить меня, что это ты
плачешь.
Фернандо. Не одна моя слеза смешалась с твоими, и, клянусь, эти слезы,
оросившие мое лицо, выжгли на нем твои инициалы. Но случалось ли, чтобы
раб носил цепи из бриллиантов? Уезжаю.
Марфиса. Ая-умираю.
Хулио. Ну-с, сеньора Клара? Какие будут поручения в Севилье?
Клара. Передай от меня привет Хиральде50.
X у л и о. Не дашь ли мне чего-нибудь на дорогу?
Клара. Вот тебе колечко с агатом.
X у л и о. Да нет, чего-нибудь ценного.
Клара. Истинная любовь велит дорожить вещами, не имеющими цены, а
дорогие и без того ценятся.
Хулио. Но готовность помочь любимому в беде - лучшее доказательство
любви.
Клара. Кто тебе сказал, что я люблю тебя и хочу тебе помочь?
Хулио. Дай-ка мне твое ожерелье! Клянусь жизнью, ты без него еще
краше! Этой белоснежной шейке не нужны иные украшения, кроме
собственной прелести.
К л а р а. Я простужусь, если сниму его.
X у л и о. А я дам тебе ленточку.
К л а р а. Я буду похожа на лошадь с бантом на шее.
X у л и о. А что у тебя в этом кошельке?
Клара. Несколько пастилок для моей госпожи. Можешь попробовать, они
с амброй.
Хулио. Не люблю португальскую глину, предпочитаю из Гарровильяса
свинину51.
Клара. Хозяйка плачет, пойду утешу ее.
X у л и о. А меня не хочешь утешить? Но погоди, придет время...
Клара. А что ж ты думал? Что я такая дура, как Марфиса, которая
расплачивается за ревность к Доротее своими драгоценностями? Уходи, Хулио.
Не вижу я благородства в том, чтобы покупать по дорогой цене и отдавать
задаром, наряжать вертопрахов и не платить слугам, и отдавать мужчинам то,
что нам самим нужно. Пока они отбирают у нас лишь наши наряды, а потом
еще вздумают присвоить и привилегии нашего сословия. Но уж коль дело
дойдет до этого - пусть отберут наши побрякушки, локоны, корсеты и зеркала,
но не вздумают выпрашивать подарки- эта исключительная привилегия
дарована нам от сотворения мира, и во все века вплоть до нынешнего дня она
признается и утверждается.

Доротея
41
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Теодора, Херарда, Селия, Доротея
Херарда. В добрый час приветствую тебя, о честь всех вдов, зерцало
матерей, обаятельная наставница учтивости, милосердная покровительница
беззащитных, достойная быть королевой Трансильвании, поелику добродетели
твои превосходят удачу...
Теодора. До чего ты забавно выражаешься, Херарда, - и по-новому и по-
старинке. Взять да поженить старика Поелику и молодушку Обаятельную!
Херарда. Ох, Теодора, у нас теперь не язык, а настоящая смесь белого
вина и красного.
Теодора. Потому-то тебе так любо говорить на нем.
Херарда. Беда ослу середь обезьян, каждая в нем найдет изъян.
Т е о д ор а. Не серчай, Бога ради! Откуда идешь?
Херарда. Оттуда, где родилась, а иду туда, где придется помирать. Была я
в храме Святой Девы Милосердия во исполнение своих обетов.
Теодора. Падре прочищает горло? Будет проповедь на славу.
Херарда. Поверьте, я пришла не проповедовать, а учиться у вас
добродетели.
Теодора. Жить бы нам сладко, есть с лимоном куропатку. Я, Херарда,
хочу лишь одного - чтобы моя дочь подчинилась благолепию от моей
педагогики.
Херарда. Ну, а эти два словечка, Теодора, откуда взялись? Вот я и
говорю, что все дурное в языке прилипчиво, как чесотка.
Теодора. В еде - вкус владыка, в речах и в одежде - обычай. Помолилась
ли за нас, как обещала?
Херарда. И пять раз не успела четки перебрать, как счастливая судьба
прислала мне... Кого бы ты думала, Теодора? Ну, что ж не отгадываешь?
Теодора. Не ту ли изможденную святошу, которая все ходит да
показывает вериги на руках?
Херарда. Вот, пальцем в небо! Идет с похорон, спрашивает, по ком
трезвон. Нет-нет, того кабальеро индианца, о котором я говорила нынче утром, что он
заглядывается на Доротею. Молился там смиренно, будто агнец. Поручусь, что
человек он богобоязненный. Ведь не все мужчины, дорогая, пожирают убитую
дичь - бывает и честная любовь, естественно порождаемая симфонией или
симпатонией душ, как бишь говорят знатоки греческого и невежды в латинском52.
Теодора. Пошла старуха в пляс - инда пыль поднялась.
Херарда. Право же, гонитесь не за остроумием, а за благоразумием. Разве
лучше, чтобы Фернандито погубил Доротею? Такой мужчина в расцвете лет,
крепкий да ладный, - на вес золота! Уж он отобьет у Доротеи охоту к сонетам и
этим новым децимам, или эспинелям, что нынче в ходу, да простит Господь
Висенте Эспинеля53! Это он завел у нас моду на них, да на пятиструнную гитару,
из-за которой забываются благородные инструменты, как старинные танцы
вытесняются непристойным кривляньем и похотливыми ритмами чаконы54,

42
Лопе Феликс де Вега Карпио
оскорбляющими добродетель, целомудрие и благопристойную сдержанность
дам. Горе вам, старинная алеманда и хибао55, что столько лет украшали наши
вечеринки! О, могуча власть новинок! Но вернемся к сеньору дону Беле. Он
сказал мне, что не намерен торчать под балконом и доставлять соседкам пищу для
сплетен, а желает весьма почтительно и пристойно служить Доротее и осыпать
ее великолепными, роскошными подарками. Я только повторяю его слова.
Теодора. Упряма, как тот кочет: уж сварен, а все летать хочет.
Выслушайте меня, Херарда; не думаю, чтобы мы поступили мудро, вытаскивая
мою дочь из одного болота и толкая ее в другое. Признаю, семья наша в нужде
и долгов у нас немало, но будь их еще больше, нет смысла рвать платье, чтобы
вывести пятно. Верю, что ваш индианец сумел бы поддержать Доротею, но
обойдется оно слишком дорого.
Херарда. Три пути есть стать богатым - наука, море, государевы
палаты56. Эх, кума, кума, по морю вам незачем плавать, индианец его уже
переплыл. Сменяем бесчестье на бесчестье, да прощалыгу на богача. Вы разумная
женщина, обмозгуйте все это и спросите-ка ночью совета у своей подушки.
Ведь может статься, что этот кабальеро женится на Доротее, как делали люди
познатнее его - хотя и он знатен - с женщинами более низкого положения и
меньших достоинств.
Теодора. Так бывает, когда Амур и Фортуна сойдутся вместе и,
напившись на радостях, лежачего подымут, а стоячего с ног собьют. Но коль дело
дойдет до замужества, а есть достоверное известие, что ее супруг Рикардо умер
в Лиме - благослови, Господи, этот град, разбивший все цепи и порвавший все
узы! - как тогда устроить, чтобы Доротея взошла на брачное ложе честной?
Херарда. Вот уж прямо без Гиппократа не обойтись! Подумаешь,
ажурное шитье, чтоб очки надевать! Известно, женихи не больно-то дальнозорки,
особенно там, где обманщица играет роль скромницы, а простак мнит себя
обманщиком. Право же, через мои руки прошло больше шести с половиной
десятков таких прискорбных случаев, и пока еше никто не пожаловался. Доротея не
дура, она сумеет припрятать в своей прическе острое голубиное перышко, и в
нужный миг искусство поможет сделать пятно там, где природа уже бессильна.
Теодора. Не продолжайте, Херарда! Она и Селия идут по улице, и
наверно, сейчас будут здесь.
Херарда. Выйду через другую дверь.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Теодора, Доротея, Селия
Теодора. Откуда это ты являешься в два часа дня, Доротея? Разве храмы
теперь открыты? Опять скажешь - молилась? Домашние дела все заброшены.
Уж два месяца, как ты начала этот чехол для кресел. Глупой пигалице дома не
сидится. Небось, уже нажаловалась на меня своему Рыцарю Пламенного
Меча57. Вот кто на меня обрушился! Сам дон Диего Ордоньес не угрожал так

Доротея
43
осажденной Саморе!58 Поглядите на нее - вся горит, сама на себя непохожа!
Дай Бог, чтобы я была неправа!
Доротея. Только этого мне не доставало!
С е л и я. Терпи, сейчас это важно.
Доротея. Покончить навсегда с моими несчастьями мне важней, чем
выказывать терпение.
Теодора. О чем вы там шушукаетесь? Наверно, дуэтом смеетесь надо
мной: матушка меня ругала, а мне и горя мало. Подай мне обед, Бернарда, а эта
сеньора, конечно, не голодна: у ее бедного идальго, небось, и пирожных и
фруктов вдоволь, доходов у него на это хватит. Да что эта негритянка там
копается? Чего не выходит из кухни? Придется все самой делать - наши дамы,
конечно, удалятся к себе и займутся созерцанием нового сонета.
С е л и я. Пусть идет, не перечь.
Д о р о т^ я. Что за шум на улице?
С е л и я. Едут каких-то два всадника; мне кажется, я узнаю голос Хулио.
Доротея. Душа моя в смятении, сейчас я его увижу. Ах, горе! Вон тот, с
перьями и цепью, не Фернандо ли?
С е л и я. Сейчас он обернется к нам.
Доротея. Он, он, нет сомнения, он уезжает из-за того, что я ему сказала.
Как бы окликнуть его?
С е л и я. Это невозможно, они слишком быстро скачут.
Доротея. Как вспыльчива ревность! Я умираю! О, как дурно я поступила!
Мой Фернандо уезжает, я не хочу жить.
Се лия. Что ты делаешь, госпожа? Что ты сунула в рот? Иисусе! Она
проглотила алмазный перстень, чтобы покончить с собой. Госпожа! Госпожа!..
Теодора. Что ты кричишь, Селия?
С е л и я. Доротея умирает.
Теодора. Ах, доченька! Ах, радость моя! Доротея, Доротея! Как
случилось это несчастье?
Селия. И притом немалое, если она умрет. О ты, затмившая Порцию
мужеством и благородством смерти! Ибо римлянка убила себя углями, а ты -
алмазами.
Хор любви
Сапфически-адонические стихи59
Амур, ты земли и небес угнетатель,
Всех чувств подстрекатель к блаженнейшей розни,
О, как твои козни терзают несчастных,
Тебе лишь подвластных!
В пустых наслажденьях, в безумных деяньях,
И в жарких желаньях, и в зябкой боязни,
В отраднейшей казни ты грубо и злостно
Крадешь наши весны.

44 Лот Феликс де Вега Карпио
Амур беспощадный, ты юных тиранишь,
Добром нас приманишь, а там и расправа!
Ты дикого нрава: кого ты полюбишь,
Того и погубишь!
Боритесь, влюбленные, с ним неустанно,
Бегите обмана, ищите защиты:
Змеей ядовитой в цветах затаилась
Коварная милость!
Омой свои стрелы водою забвенья,
Склонись на моленья, Амур, и премного
Капризного бога восславим мы в дивных
Сапфических гимнах!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Херарда, дон Бела, Лауренсио
Дон Бела. Я уже не говорю о том, что обещал, но всего злата,
рожденного солнцем в обеих Индиях, мне кажется, будет мало, впридачу с алмазами
Китая, жемчугами Южного моря и рубинами Цейлона. А тебе, разумная
Херарда, чья мудрость одержала эту победу, желал бы я пока услужить этими
несколькими эскудо.
X е р а р д а. Да пошлет тебе небо такую жизнь, какой заслуживает щедрость
твоих рук. Об индианцах болтают невесть что. Либо ты исключение из общего
правила, либо худая слава пошла о них из-за какого-нибудь одного скряги,
вроде как о благородных калабрийцах. Говорят же, что их край был родиной
гнуснейшего негодяя1.
Дон Бела. Лауренсио!
Лауренсио. Сеньор?
Дон Бела. Дай Херарде вон ту серебряную чашу, пусть варит себе
шоколад, да прихвати один из двух ящиков.
Лауренсио. Эти плутовки вмиг обдерут моего хозяина как липку!
Неужто придется возвращаться в Индии в одних штанах и кафтане, на манер
блудного сына2? Возьми, матушка.

Доротея
45
Хер ар да. Чашу я беру, а ящики оставьте себе - я пью только тот
шоколад, который готовят в Санмартине и Коке3.
Лауренсио. Вина "Кока" и "Мона", вроде Мансанарес и Мембрилья,
хорошо звучат в паре4.
X е р а р д а. Легковата чашечка!
Дон Б е л а. Не смотри на вес, главное - вместительность.
Херарда. В серебряных изделиях тяжесть - не порок.
Дон Бела. Это верно, но ты положи в чашу мою признательность - сразу
потяжелеет.
Херарда. Отдам-ка я ее лучше Доротее.
Дон Бела. Ради Бога, не надо, Херарда, ты меня погубишь. Эй,
Лауренсио!
Лауренсио. Сеньор?
Дон Бела. Подай сюда золоченый кувшин с Купидоном, стреляющим в
морского бога5.
Лауренсио. Ну, не говорил ли я? Пусть меня сожгут, здесь не без
колдовства.
Херарда. Этот плут что-то ворчит, придется его ублажить.
Лауренсио. Вот кувшин.
Дон Бела. Возьми, передай его Доротее, и она прикосновением
рубиновых своих уст обратит его в алмаз, достойный божественной амброзии. А
коль пожелаешь растолковать ей аллегорию этих фигур, скажи, что Купидон -
это она, а я морской бог, ибо приплыл по морю и сражен стрелами из ее очей.
Херарда. Какая тонкость, какое остроумие, какое изящное сравнение! О
разум, сладостное украшение души! Доротея будет в восторге от тебя, она
помешана на острых словечках6 - меткое словцо пленит ее вернее любых
подарков, и удачные сравнения ей милее любых сокровищ. А что означает
надпись?
Дон Бела. Omnia vincit amor - это полустишие одного латинского поэта7.
Херарда. Иисусе, дон Бела! Да вы, верно, сговорились с ней! Она без ума
от полустиший.
Лауренсио. Когда они из золота. Ох, и хитрющая старуха!
Херарда. Ежели ты вдобавок намного поэт, душа ее в твоей власти.
Женщинам дороже всего, когда их хвалят, а в стихах это получается так ловко,
что они прямо с ума сходят.
Дон Бела. Я ей наговорю столько гипербол и энергий8, что все нынешние
поэты Испании за мной не угонятся.
Херарда. Ну, убил! Только услышит она эти твои гиперболы и энергии и,
словно дитя, тянущее ручонки к тому, кто несет ему подарки, упадет в твои
объятия. Ведь она всякое мудреное словечко тут же записывает в памятную
книжицу, а потом - к делу или не к делу - вставляет в разговор. Как бишь те два
слова?
*Любовь побеждает все (лат.)

46
Лот Феликс де Бега Карпио
Дон Бела. Гиперболы и энергии.
Хер ар да. Похоже на индийские плоды, вроде бананов и авокадо9. Что ж,
пойду отнесу ей кувшин, а на эти эскудо куплю для нее два-три чепца. Доротея -
девица добродетельная, а мать у нее скупердяга, вот и ходит бедняжка круглый
год простоволосая. Зато волосы-то какие! Начнет их расчесывать да распустит по
плечам - истинно Магдалина в пустыне. Мне и обеими руками не обхватить их.
Дон Бела. Нет, Херарда, так не годится. Прибереги эскудо для себя, а ей
отнеси вот эти дублоны10, пусть купит себе чепцы.
Харарда. О великодушный кабальеро! О благородное сердце! Дай мне
свои руки, я их расцелую! Так бы и съела их!
Лауренсио. Вот так-то вы и его самого съедите, ты да твоя девица. Чего
только не выдумает эта колдунья!
Херарда. Куплю ей по пути чулки и туфли. Да что я говорю "туфли" -
туфельки! И этого уменьшительного еще не достаточно. Поглядел бы ты на
эту ножку - в ней и трех дюймов не будет11, а икры - прелесть! И все
настоящее, природное, а не купленное.
Лауренсио. Сам дьявол сидит в этой старухе! Но что это, хозяин дает ей
еще золота?
Дон Бела. Чулки не покупай, Херарда, я сам их пошлю ей сегодня же
вместе с тесьмой и муаром на юбку.
Херарда. Так вот, как пойдешь к Гвадалахарским воротам...'2
Лауренсио. Харю ее видеть - с души воротит!
Херарда. Не забудь о бедной старухе. Моя хламида - одни лохмотья,
ровно кафтан блудного сына.
Лауренсио. Им-то и станет мой хозяин.
Дон Бела. Куплю тебе и платье и плащ.
Херарда. А что ж ты позабыл о юбке, шерстяной или суконной? Там они
готовенькие висят, не надо ждать очереди у портного и выслушивать всякие
дерзости и вымогательства, вроде "добавь на листву", "шелка не хватит" и прочее.
Дон Бела. Какой цвет ты предпочитаешь?
Херарда. Любой, государь мой. В молодости все больше зеленый носила,
ведь в зеленом ходить - пригожей быть. Но теперь, грехи мои тяжкие, не цвет
мне важен, а тепло, особенно, как завижу, что уже крыши починяют, а это
первая примета зимы. Дивлюсь я поэтам; описывая зиму, они говорят, что вот уж и
ветры ревут, и ручьи ропщут, и птицы ищут укрытия от будущих морозов, а не
скажут: "вот уж и крыши чинят и печурки чистят".
Лауренсио. Ах, ты, будущая развалина! И как красно говорит!
Дон Бела. Будет у тебя юбка, Херарда, и да послужит она кровом твоей зиме.
X е р а р д а. Да укроет тебя Господь своей милостью и осенит славой своей.
Лауренсио. Проповедь вроде бы подходит к концу.
Херарда. Вижу по твоим глазам, что юбку ты мне подаришь с отделкой...
Лауренсио. А просила-то просто шерстяную!
Херарда. Пусть я стара, а и мне приятно, когда люди говорят, что на мне
нарядная юбка, - и уважения тебе больше, и вид опрятнее. Один поэт сказал,
что пажи и слуги - все равно для господ, что подол одежды, и если слуги -

Доротея
47
неряхп, то и господам стыдно. Для щеголя первое дело - стройные ноги, как для
хорошего дома - прочный фундамент. Грязь, и та уважает новые вещи и
меньше к ним липнет. Наконец, если женщина состоит из трех хорнад13, а
именно: лица, талии и ног - то юбка относится к третьей Главная прелесть в
женщинах и мужчинах - красивая походка, а кто плохо обут, не может ходить
плавно. Мы же чуть взглянем в лицо прохожему, сразу опускаем взор и изучаем
ноги, и если они не хороши, любой нарядный павлин смутится и свернет свой хвост.
Оставайся с Богом, а пополудни можешь навестить Доротею - она уже встает.
Дон Бела. Послушай, матушка, что это за история с перстнем?
Хер ар да. Поклеп, ревность замужних женщин, зависть незамужних,
злоязычие вдов. Беда красоте! Небо не дает ее безвозмездно.
Дон Бела. Мне говорили о каком-то кабальеро, который уехал, а она
будто хотела покончить с собой.
Хер ар да. Покончить с собой? И выдумают же! Будто у нее нет души и ей
не пришлось бы держать ответ перед справедливейшим судией живых и мертвых.
Дон Бела. Из-за этого ты плачешь?
X е р а р д а. Ах, я так набожна, что лишь заговорю о Господе, слезы так и
льются.
Лауренсио. Не слезы, а вино.
Дон Б е л а. Не плачь, матушка.
Лауренсио. Бурдюк лопнул!
X е р а р д а. Пойду помолюсь - у меня от поручений отбою нет. Девицам не
терпится выйти замуж, а больным - выздороветь.
Лауренсио. Уж она натворит чудес!
Дон Бела. Так смотри, в три часа я буду у дома Доротеи.
Херарда. Ая буду ^ебяждать.
Лауренсио. В своем ли ты уме, господин? Так сорить деньгами!
Дон Бела. Глупец! Таковы подступы к любви, а когда крепость будет*
завоевана, я уберу артиллерию.
Лауренсио. Какой в этом прок? Растратишь все снаряды, а потом
захочешь тратить и не сможешь.
Дон Бела. Я знаю, что делаю.
Лауренсио. Ая знаю столицу.
Дон Бела. Поздно уговаривать меня, Лауренсио; служи да помалкивай. Я
тебя привез сюда не как советчика, а как слугу.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Доротея, Селия
Селия. Как ты хороша в этом скромном платье! В чертах лица -
спокойствие и гармония, а блеклые тона придают тебе особое изящество, хотя
других женщин бледнят.
Доротея. Наверно, я очень плохо выгляжу; ведь искусная лесть всегда
основана на недостатках.

48
Лот Феликс де Beta Корплю
Селия. В тебе они невозможны. Как на небе не остается никаких
чужеродных следов, так и твое лицо ничто не может испортить.
Доротея. Славно обучил тебя добрый Хулио, наставник и дядька нашего
отсутствующего кабальеро!
С е л и я. А мне вовсе не нужны их книги; оба они, конечно, люди ученые, но
я больше узнала от тебя, чем от них, ведь ты ученее их обоих.
Доротея. Именно твои похвалы убеждают меня в том, что я лишена
всех названных тобою достоинств. Обычная цель лести - не
восхваление достоинств, а утешение в недостатках. Так, пожилому говорят, что
годы проходят мимо него, и это верно, о нем будто уже позабыли и годы,
и дни.
С е л и я. Но этот день - лучший в твоей жизни, что бы ты ни говорила.
Голубой наплечник на белом монашеском платье, ищущий сочувствия
прелестно-томный взгляд - пробуждают любовь и жалость, а эти два чувства
влекут нашу волю к состраданию и наслаждению.
Доротея. Я довольна уж тем, что осталась жива. Подай сюда зеркало; мы,
женщины, когда нам льстят, любим смотреть на предмет похвал, не потому что
им не верим, а чтобы потешить свое тщеславие.
Се лия. Вот зеркало, которое ты называешь Фелипе де Лианьо14 за
верность отражения. Спроси у него - ручаюсь, оно подтвердит мои слова.
Доротея. Оно говорит правду, а ты лжешь. Возьми его, повесь - и нынче
утром и сейчас оно меня не обмануло. Мое лицо - зеркало души, оно
показывает все, что есть в ней: что заболела я не от расстройства крови, а от
потрясений духа. Горе мне! Как глупа я была, дерзостно посягнув на свою любовь
и наговорив Фернандо такие нелепости.
Се лия. Р ди Бога, не будем заводить этот разговор, не то снова начнутся
обмороки, и если первый недуг тебя пощадил, пока ты была еще в силе, то от
второго не жди милости, ты ведь так ослабела.
Доротея. Что-то поделывает теперь мой любимый?
Се лия. Живет, наверно, в этом огромном городе, испанском
Вавилоне, и, возможно, нашел себе другое развлечение. У кого хватило духу
уехать, хватит его, чтобы изменить. Плохо ты знаешь непостоянный нрав
мужчин.
Доротея. Они заимствовали его от нас.
С е л и я. Но ведь они были раньше.
Доротея. Нас создали из их ребра.
С е л и я. За это они нас презирают.
Доротея. Нет, за два свойства, в коих они неповинны.
С е л и я. Какие свойства?
Доротея. Мы недостаточно верны им или от рождения йесчастны.
С е л и я. А они нам верны?
Доротея. Ты разве не понимаешь, что они - мужчины?
Се лия. Мужчины? Хотела бы я поглядеть на грамоту, которой Природа
даровала им право на такую свободу.
Доротея. Что ж, ты думаешь, она дала ее напрасно?

Доротея
49
С е л и я. Еще бы - ведь рождаются они так же, как и мы!
Доротея. Но пойми ты, на них лежит обязанность кормить нас и одевать,
да и защищать нас - тоже их дело.
Селия. Зато чего не натерпятся женщины, пока их вырастят! Это что,
пустяки? Я уже не говорю о родильных муках! Только поглядеть, детьми какие
они кроткие - лепечут "папа", "мама", играя материнской грудью, а бедняжки
матери величают их королями, императорами, папами и щекочут, чтобы
рассмеялись! А потом они превращаются в львов - откуда берутся бранные слова,
жестокие дела! И что прискорбней всего.- иногда они даже обагряют кровью
грудь, которая их вскормила.
Доротея. Я, Селия, не намерена их защищать - я сама женщина. Но, как
среди нас есть хорошие и дурные, так же и среди них. Я теперь страдаю не от
доброты или коварства мужчин; меня терзает отсутствие человека, которого я
любила. Уж он-то, я знаю, был для меня хорош.
Сели я. А теперь хорош для другой.
Доротея. Не возбуждай во мне ревность, с нею вместе бродит
жажда забвения. Говори, что он думает обо мне, перебирает в памяти наше
прошлое, не зная отдыха ночью и радости днем; что друзья ему в тягость; что
женщины кажутся безобразными; что его воображение летит из Севильи в
Мадрид по тысячу раз на день; что подозрения пробуждают в нем страсть, а
забвение спит. Конечно, надежды у меня нет, я сама наговорила на себя
напраслину и могла бы сказать то же, что Луис де Камоэнс15 выразил на
португальском языке столь изящную — как и многое другое, - сетуя на любовь:
"Лишить меня надежды невозможно,
Поскольку я надежды не имею".
Селия. Как мило ты говоришь по-португальски! Ко всему у тебя талант.
Доротея. Это язык сладкозвучный и для стихов самый нежный.
Селия. Умоляю, перестань об этом думать, ты ведь так умна. Сама же
говоришь, что нет надежды, так постарайся отказаться и от памяти или помни лишь
об оскорблениях, которые наносит тебе теперь - из гнева или по расчету - этот
человек, недостойный твоей печали.
Доротея. Не думай так, Селия. Мужчины менее всего склонны
оскорблять нас именно тогда, когда ими пренебрегают. Гнев их вскипает куда
легче, когда они удовлетворены нашей любовью.
Селия. Ты права. А Севилья - для этого самое подходящее место. Чего
только не рассказывают о красоте севильских дам, об их смеющихся губках, за
которыми сверкают такие дивные зубы, что их хозяйки могли бы посылать
жемчуг в Индии, подобно тому, как из Индий везут жемчуг в Испанию. А
тамошняя река?16 Ну как не назвать ее рекой забвения! Она и впадает в
Гвадалете, реку из романса о звезде Венере17. Спросила я как-то у Хулио, за что
эту реку воспевают больше, чем нашу Мансанарес18, и он мне сказал, что
древние помещали там "Лету", а "гвада" по-арабски значит "река", как в словах
Гвадаррама, Гвадалкивир, Гвадалахара19. А какие по ней плывут лодки с
навесами из апельсиновых веток, направляясь в Триану и Ремедио!20

50
Лопе Феликс де Вега Карпио
Доротея. Накажи тебя Господь, дуреха! А для меня каким облегчением
было бы, когда б моя любовь могла сказать эти знаменитые стихи:21
"И кончились несчастия мои,
Как всякое кончается страдание".
Селия. Вот что тебе оставил дон Фернандо: стихи, пометки в книгах и
новые слова, изобретенные теми, кто не желает говорить как все.
Доротея. Какое богатство сравнится для женщины со славой в веках!
Красота исчезает, и никто, глядя на тебя в старости, уже не поверит, что ты
была прекрасна. А стихи, воспевающие нашу красоту, - это вечные свидетели,
и с ними живет наше имя. Диана, описанная Монтемайором, была родом из
селения Валенсия-дона-Хуана, близ Леона; перо писателя увековечило и Эслу,
тамошнюю речку, и эту даму. Так же и Фйлида у Монтальво, Галатея у
Сервантеса, Камила у Гарсиласо, Виоланта у Камоэнса, Сильвия у Бернальдеса,
Филис у Фигероа, Леонор у Корте Реаля22. Любовь - это жемчужина не для
глупцов; она требует тонкого ума, презирает корысть и ходит нагая, она
создана не для низких душ. Петрарка любил и прославил свою прекрасную
Лауру после ее смерти. Фернандо любил меня в Мадриде, будет любить и в
Севилье, а если позабудет, я пошлю туда свою душу напомнить о себе.
Се лия. Я, госпожа, хочу тебя развлечь, так что не пойми превратно мой
беглый очерк Севильи и ее прелестей. Неужели ты думала, что Бетис23 такая
же река, как Мансанарес, усеянная камнями и отмелями, о которой славный
кордовец Луис де Гонгора сказал, что один осел зимой эту лужу напускает, а
другой летом выпивает24.
Доротея. Да, глубиной Мансанарес не может похвалиться; в ней, как у
столичных поэтов, - все только мишура и шум. Зато здесь безопаснее берега,
она не коварна, как другие реки, которым каждое лето подавай тридцать
утопленников, словно людоеду Минотавру. И на ней одна ночь на святого Иоанна25
среди вербен, тополей и мяты лучше, чем тысяча дней на этих твоих лодках с
ветками. К тому же, если по Бетису плывут суда с серебром к Золотой башне26,
то вдоль Мансанарес едут кареты, полные жемчугов и алмазов на тысячах
прекрасных дам, - туда, куда стекаются все сокровища Индий.
Се лия. Да, но можно ли простить Мансанарес, что летом, когда она так
кротка, ее заполняют толпы мужчин и женщин,'словно некую долину Иоса-
фата?27 Прискорбная распущенность столицы, сурово порицаемая теми, кто
знает, сколь важно для женщин сохранить скромность, а для мужчин - оградить
ее от чужих глаз. Линьян де Риаса28, этот замечательный поэт, говоря о белье,
которое там стирается, заметил, что Мансанарес
"Столь деревьями богата,
Сколь водой она скудна".
Но еще злее отозвался о ней другой поэт29, сказав:
"Что поверх воды всплывает,
Не всегда сучком бывает".
Доротея. Оставь меня, Селия, займись своим шитьем. Лучше уж я побуду
одна - ты только растравляешь мои раны, чтобы меня убить.

Доротея
51
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Марфиса, Клара, Доротея, Селия
М а р ф и с а. Дверь открыта, я вижу эстрадо30.
Клара. Это - черный ход, а парадный - с другой улицы, за углом. Хотя
здесь все должно быть черным.
Марфиса. Не найдется ли у вас, сударыни, глотка воды для женщины,
которая идет издалека и устала по причине слабого здоровья?
Доротея. Дай вам Бог его побольше! Какая благородная осанка, изящная
фигура, нарядный туалет и прелестное личико! Входите и присаживайтесь, пока
напьетесь. Заодно отдохнете, и, если вам угодно, я пошлю за носилками, и вас
отнесут домой.
Марфиса. Как согласны эти слова с красотой хозяйки! Гармония тела и
души, вино, достойное своего сосуда!
Се лия. А сосуд с водой - перед вами! Не знаю, прохладна ли - в погребах
уже не холодно.
Доротея. Погодите, не пейте, как бы не повредило без еды31. Селия,
принеси коробку конфет, да взгляни, не осталось ли печенья, что прислал мне
духовник.
Марфиса. Целую ваши руки, я хочу только воды.
Д о р о т е я. Не пейте столько.
Марфиса. Вода вкусна, и аромат кувшина отнюдь ее не портит.
Доротея. Так возьмите его себе, и впридачу два из той же глины.
Марфиса. Тысяча благодарностей! Я возьму только этот, на память о вас.
Держи, девочка, - он не уместится в рукаве, как следовало бы из уважения к
вам, а будь он поменьше, я повесила бы его на шею.
Доротея. Будь мой кувшин из золота, вы меня одарили щедрее, чем я вас.
Марфиса. В вашем доме все - золото! Какое изящество, какая чистота!
Эта комната сияет, словно перламутровая раковина, где вы - жемчужина.
Доротея. Она сияет с тех пор, как вы здесь.
Марфиса. Ответ на вашу любезность - за мной. Но что означает это
монашеское платье?
Доротея. Обет.
Марфиса» Вы были больны?
Доротея. И весьма опасно.
Марфиса. По вас не скажешь. А какая болезнь?
Доротея. Наказание.
Марфиса. За что?
Д о р о т е я. За дерзость.
Марфиса. Наверно, любовный недуг, иных у вас не может быть.
Доротея. Я сказала не то, что думала, а подумав о том, что сказала,
захотела умереть.
М а р ф и с а. Я, кажется, слышала, что у ваших дверей некий дон Фернандо
убил другого кабальеро.

52
Лопе Феликс де Вега Карпио
Доротея. Кто вам сказал эту чудовищную ложь? Боюсь, что он сам.
Марфиса. Яс ним незнакома, а только с одной дамой, весьма ему
близкой, и ей он это сказал.
Доротея. Дамой, весьма ему близкой?
Марфиса. Она этим хвалится.
Доротея. Селия.
Се лия. Сеньора?
Доротея. Ты слыпйппь?
Селия. Наверно, эту даму обманули.
Марфиса. Это также возможно. Прошу прощения за неловкость - быть
может, этот кабальеро интересует вас или же он - хозяин вашего дома.
Доротея. Он меня не интересует и он здесь не хозяин, но у меня есть
подруга, которую он обманывал, и мне больно за нее.
Марфиса. Как обманывал?
Доротея. Своей любовью, ласками, обожанием, тайными письмами,
любовными стихами, стоянием до рассвета у ее балкона, ревностью и слезами.
Марфиса. Разве мужчины плачут?
Доротея. О, это был такой льстец, что говорил, будто он уже и не
мужчина, а перевоплотился в свою даму и перестал существовать, потому, мол, надо
извинить ему эту слабость, как извиняют ее женщинам, для которых слезы -
это молитва, красота, утешение, словом, лучший дар в их несовершенстве.
Марфиса. Если он лил эти слезы ради вас, он оправдан: вы ангел, и
особенно теперь, в этом белом платье, вроде рясы с голубым наплечником.
Доротея. Нет, конечно, не ради меня; будь я на ее месте, я не дала бы ему
повода к отъезду.
Марфиса. Значит, он не в Мадриде?
Доротея. Он уехал в Севилью. Но, право, ваши вопросы мне становятся
подозрительны. Если вы пришли что-то выведать, зачем понадобилась вам
вода? Она скорее нужна мне, раз вы, как судья, учиняете мне допрос с
пристрастием.
Марфиса. Я отнюдь не пришла .вас пытать, и вы того не заслуживаете.
Зашла случайно, а в беседе с новыми людьми, того и гляди, обмолвишься и
попадешь впросак. Но вы не удивляйтесь. Когда в кругу мужчин один из них
обнажает шпагу, дабы проверить лезвие, все присутствующие следуют его
примеру. Так же и у нас, женщин; стоит одной открыть свои мысли, тут и остальные
открывают все, что у них на уме. Поверьте, я в жизни не видела дона Фернандо.
Доротея. Если хотите увидеть его, это весьма просто. Подай сюда, Селия,
шкатулку обманов. Не пугайтесь этого названия, право, я не колдунья! Я
называю ее так за то, что там лежат поддельные безделушки, "багатели"32, как
говорил некий итальянец, который дал мне шкатулку в обмен на полюбившийся
ему музыкальный инструмент.
Марфиса. Не сами ли вы были тем инструментом? Потому что
прекраснее этой шкатулки я не видела, а у меня тоже есть две, и очень недурные.
Доротея. Как бы вы ее ни хвалили, здесь я не буду щедра - я слишком ею
дорожу.

Доротея
53
Марфиса. А что в этом ларчике?
Доротея. Письма.
Марфиса. Можно взглянуть на почерк?
Доротея. Вы, кажется, начинаете ревновать?
Марфиса. Просто я думала, что это ваша рука, и хотела взглянуть, как вы
пишете. Ведь у вас ко всему талант, и если почерк таков, как речи, он должен
быть превосходным.
Доротея. Ив том и в другом я совсем неискусна. Вот портрет.
Марфиса. Этот кабальеро так юн?
Доротея. Портрет написан, когда у него только пробивался пушок.
Теперь уже есть и усы и бородка, правда, негустые.
Марфиса. Приятное лицо!
Доротея. Он не красавец, но, в общем, приятной внешности.
Марфиса. Простите за вопрос: почему этот портрет у вас, если он не ваш?
Доротея. Ради кисти Фелипе33, столь ценимой всеми.
Марфиса. Если вам он не дорог, не пожелаете ли сменяться?
Доротея. Но ведь вы сказали, что не видели Фернандо! К чему вам его
портрет?
Марфиса. Хотела узнать, насколько вы им дорожите.
Доротея. Я же говорила, что это шкатулка обманов.
М а р ф и с а. О, такого извинения предостаточно!
Доротея. Вам-то незачем просить извинения.
Марфиса. Я уже объяснила, почему желаю стать вашим другом и мечтаю
о том, чтобы отныне у вас не быЛо от меня тайн.
Доротея. Но на каких условиях надеетесь вы так быстро завладеть моими
мыслями? Правда, ваши мысли, несмотря на все ваши старания, видны насквозь.
Марфиса. Я- поверенная подруги, о которой говорила, и хлопочу по ее
делу. Получали вы письма от этого кабальеро?
Доротея. Вас скорее примешь за прокурора, чем за адвоката. Простите за
вольность - я ведь еще слаба, и ваш суровый допрос утомил меня.
Марфиса. Это клавикорды?
Доротея. Да, клавикорды.
Марфиса. У вас и арфа есть?
Доротея. Если вы играете, с удовольствием послушаю.
Марфиса» У меня есть лишь один талант - желание иметь таланты. Вы
мне полюбились; когда окрепнете и будете в лучшем настроении, приду вас
послушать.
Доротея. Зато теперь я так расстроена, что даже не могу быть с вами
любезной.
Марфиса. Это вина не моя, а вашей болезни. Пойдем, Клара, и смотри, не
разбей кувшин.
Клара. Как хорош был дон Фернандо!
Марфиса. Его рисовал хороший художник. Ах, забрать бы этот портрет.
Клара. Она проиграла. Ты так умно все подстроила.
Марфиса. Ревности обычно не присущ разум.

54
Лот Феликс де Вега Карпио
Доротея. Ну, Селия, что ты скажешь об этом визите?
С е л и я. А то, что с самого начала она вас обманывала.
Доротея. Дама у Фернандо, и, быть может, она и есть! Недаром его так
мало задели мои слова.
С е л и я. Но почему он так поспешно уехал?
Доротея. Наверно, отъезд был подготовлен заранее. Ах, так,
предатель? Поверь, Селия, у меня и в мыслях не было покориться ни индианцу,
ни всем Индиям, до сего часа, когда из уст этой дамы я услышала о столь
чудовищном предательстве. О неверный, о лжец, о кабальеро, недостойный
этого имени! Неблагодарный! Обмануть такую женщину, как я, презревшую
ради тебя все, что могут доставить в столице красота, талант и ум! Того ли
заслужила моя искренность, мои объятья, мои страдания от попреков матери и
родни, моя борьба с нищетой, которую я так мужественно побеждала? Какую
Пенелопу преследовали так упорно? Какой Лукреции так домогались? Какая
Порция была более стойкой? Из-за тебя я хотела убить себя алмазной шпагой,
ибо менее твердое оружие не справилось бы с моей стойкостью! И за такую
отвагу ты платишь изменой? Другая нежилась в твоих объятьях, в то время как
меня терзала своими попреками разъяренная мать! Довольно, о
несправедливейшая любовь, довольно! Отныне Фернандо, как злой дух,
изгоняется из моего сердца заклинаниями этой женщины. Конечно, это она, она
самая; это видно из ее слов, это подтверждено ее вопросами. С какой
уверенностью она говорила! Портрет просила! Напрасно я не дала его. Но нет,
лучше отдать тот портрет, который в душе, и сегодня же его исторгнет оттуда
мой справедливый суд и его подлое преступление. А этот другой портрет пусть
останется здесь, каждый день я буду выставлять его на поругание и осыпать
тысячью ударов.
Селия. Боюсь, что тысячью поцелуев.
Доротея. Чтобы я коснулась его губами? Я, Селия? Бог свидетель, если я
это сделаю, пусть меня побьют и свяжут.
С е л и я. С портретом.
Доротея. Ты думаешь, от ревности во мне разгорелась любовь? Нет, эта
ревность особая, она рождена не воображением, а действительностью. Вот
посмотришь, я проколю ему глаза иглой.
Селия. Твоим же глазам будет больно.
Доротея. Ая отвернусь.
Селия. Тогда как ты увидишь, куда колоть?
Доротея. Я покличу художника, пусть нарисует ему веревку на шее.
Селия. Бедняжка Фернандо! Но ведь дворян не вешают, благородных
карает сталь, ибо из стали шпага - дворянское оружие. Но окажи мне одну
милость.
Доротея. Чего ты хочешь?
Селия. Не убивай его без исповеди. Пусть сперва придет, тогда ты
спросишь его самого.
Доротея. А он наговорит тысячу выдумок. Постой, дай мне снова
шкатулку, я теперь словно Юлия с головой римского оратора34.

Доротея
55
Се лия. И ты еще заступалась за мужчин? Рылся в земле петух и выкопал
на себя нож.
Доротея. Я никак не ожидала найти нож в столь прекрасных ножнах.
Се лия. Ревность все преувеличивает, недаром ее называют подзорной
трубой.
Доротея. Теперь, о горе мне, я верю его восторгам.
С е л и я. Право, она вовсе не так хороша и чересчур дерзка для дамы.
Доротея. Если она красива, тут и дерзость не порок.
С е л и я. Ухватки молочницы!
Доротея. Ты говоришь не то, что думаешь.
Се лия. Я не собираюсь тебя утешать, вижу, ты уже утешилась настолько,
что готова подчиниться чужестранцу.
Доротея. Испанец, приедь он хоть из Китая, не может быть
чужестранцем.
С е л и я. На мой взгляд, он слишком мужествен, как сравнить с изяществом
того, отсутствующего.
Доротея. Негодование помогает свершить невозможное.
Се лия. А ты вообрази, будто у любви твоего Фернандо от времени
выросли усы - ведь наш дон Бела так ими гордится, что подусники носит,
получаются две пары усов.
Доротея. Конечно, дон Бела недурен собой.
С е л и я. Дон Фернандо этого не слышит, да и я не могу передать ему.
Доротея. Тогда напиши, Селия.
С е л и я. К чему? Да он сам скажет это же о первой встречной даме.
Доротея. Неужели он так быстро найдет ее?
С е л и я. И в Толедо аббаты не редкость, а в Саламанке они по бланке*5.
Доротея. Я найду человека, который мне все расскажет.
Селия. Зачем? Ведь ты намерена полюбить дона Белу.
Доротея. Бог знает, зачем. Говорю тебе, они скоро вернутся и Хулио
расскажет мне все, что там с ними произошло.
Селия. Ради меня он умолчит о том, в чем дон Фернандо провинился перед
тобой.
Доротея. Я заставлю его говорить.
Селия. А ты не слышала пословицы о корыстных судьях? Тогда намотай
ее себе на ус.
Доротея. Что же там говорится?
Селия. Судье лучшего вина налей, будет к трактирщику добрей.
Доротея. Дон Фернандо мне уже безразличен.
Селия. Ты словно помешанная.
Доротея. Сяду за клавикорды, развлекусь.
С е л и я. А я послушаю.
Доротея. "С плеском вод сливая пенье,
Возглашают птицы вновь:
Жизни счастие - любовь!
Ревность - худшее мученье!

56
Лопе Феликс $е Beta Карпио
В этой рощице прекрасной
Под речные переборы
О любви щебечут хоры
И о ревности злосчастной.
Слышен рокот струй согласный -
Инструмент самой природы,
Тает лед и мчатся воды
В неуемном нетерпенье,
С плеском вод сливая пенье,
Возглашают птицы вновь:
Жизни счастие - любовь,
Ревность - худшее мученье!
Нежный пламень прославляют
И нарциссы, и гвоздики,
А фиалки - синелики.
Ревность их испепеляет.
Речки по лесу петляют,
По хрустальной быстрине
Мчит волна вослед волне
В постепенном наступленье.
С плеском вод сливая пенье,
Возглашают птицы вновь:
Жизни счастие - любовь,
Ревность - худшее мученье!
И ручьи, звеня о том,
Что любовь таит измены,
Осыпают цикламены
Жемчугом и серебром.
Ревность и любовь во всем;
И теперь, когда я плачу,
Что любовь свою утрачу,
И ревную в ослепленье, -
С плеском вод сливая пенье,
Возглашают птицы вновь:
Жизни счастие - любовь,
Ревность - худшее мученье!"

Доротея
57
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Херарда, Доротея, Селия
X е р а р д а. Мир дому сему, et omnibus habitantibus in ea .
Селия. Узнаю Херарду по латыни. Не старуха - истинный бес.
Доротея. Добро пожаловать, матушка.
Хер ар да. Добра тебе всякого в жизни, ангелочек, цветущая веточка,
зерцало чистоты, кладезь изящества, эмблема красоты,
Доротея. Столько комплиментов? Не много ли?
Хер ар да. Могу ли я говорить с тобой иначе, если впервые слышу от тебя
доброе слово? Прежде ты встречала меня с совсем другим лицом, непохожим на
то, что дано тебе Богом, и какое личико! Да благословит он тебя! Вот тебе две
фиги от сглазу. Зачем я не пальма, чтобы дать тебе с каждой веточки по две
тысячи штук! О зеница очей Амура! О плутовка! Да ты способна отобрать у
него лук и всыпать ему две тысячи ударов его же тетивой! А как его рисуют
голым, то не понадобится и штанишки спускать. Что смеешься? Он ведь дитя, а
не взрослый мужчина, вроде этих бесстыдников, что влезают себе в речку и
расхаживают церед всем народом в чем мать родила, словно вереница
бичуемых. Покойник-муженек никогда не разрешал мне ходить на эти гулянья;
с тех пор я и набралась ума-разума: хожу в больницы, отношу туда свой кувшин
вина и пряники. Иногда, правда, пробую глоточек у входа, чтобы не повредило
больным, если молодое. Всякий раз, как заслышу романс, что начинается
словами: "Уже любви я не подвластен"36, вспоминаю нашу мадридскую реку и
тамошние приключения в июле месяце, когда среди купающихся хоть
состязание устраивай. И кое-кто из скромниц охотно заплатил бы за место.
Доротея. Но всегда, матушка, можно уйти в укромное местечко, где
мужчин не видно, или пройти, соблюдая пристойность и не глядя на них.
Хер ар да. Ай, доченька! Уж не знаю, что у нас там сидит в мозгу; но
только, когда не хочешь смотреть, оно словно шепчет: "Посмотри, посмотри!".
Вот тебе еще парочка фиг, сколько ни дай, по твоей красоте все будет мало.
Это монашеское платье так тебе к лицу! Тут всякий пожелает стать монахом.
Право же, увидел бы тебя Купидон, так сказал бы Венере, когда она собиралась
стать монахиней в римском храме богини Весты:37 "Как хочу я стать монахом,
матушка, хочу монахом стать"38.
Доротея. Милая Херарда, я в большой печали.
Хер ар да. Молчи, дурочка, малодушная! Да твое белоснежное платье
прямо глаза слепит, а голубой наплечник пересекает его, будто пояс созвездий
на небесной карте астрологов. Как ты думаешь, что я принесла тебе? Погляди-
ка, погляди, какой чудный кувшин! Вот и Купидончик, твой ровесник, этот
нежный разбойничек. Возьми-ка, высеки его за то горе, которое он причинил,
поделом ему. Но нет, клянусь жизнью моего духовника, - сперва ты мне кое-что
должна дать.
*и всем обитающим в нем (лат.).

58
Лопе Феликс be Вега Картою
Доротея. Какой хорошенький!
С е л и я. Дай поглядеть, сеньора!
Доротея. Не трогай, Селия, ты его запачкаешь. Так что я должна тебе
дать, матушка?
X е р а р д а. Всего лишь согласие взять подарок. Скажи: "Я его беру".
Доротея. Это венчанье, что ли?
Херарда. А мне, ей-ей, подарили серебряный кубок, так я из-за него чуть
кубарем под стол не покатилась за обедом - в нем целых три квартильо39. Хотя,
по правде сказать, я уж до того хлебнула столько же.
Селия. Итого будет шесть, матушка.
Херарда. С тобой хоть в гроб ложиться, считать ты мастерица.
Выпросила я для тебя чулки и туфли, а сейчас он там покупает муаровую юбку да
тесьму парчовую, какой и у Клеопатры не было, той самой, что толкла жемчуг,
чтобы угостить Марка Антония40. Вот сразу и видна глупость древних - куда
лучше было угостить его жареным салом.
Селия. Так в Египте, матушка, ведь не было Гарровильяса41.
Херарда. Ну и невежда! Сказано: кто оттуда вышел, вздыхали по
оставленной похлебке42, а что за похлебка без свинины?
Се л йя. Раз тут Писание пошло в ход, тебя не переспоришь:
Херарда. В мои времена была Библия на испанском языке43, весьма точно
переведенная и одобренная его святейшеством. Ведь мы, женщины, страсть как
любим науку, а среди мужчин - невежд не оберешься.
Доротея. Почем ты знаешь, что я возьму эту юбку?
Херарда. Так же, как взяла кувшин.
Доротея. Кувшин - мелочь, вдобавок здесь Амур, а он мой обидчик, и
потому не запрещает взять его.
Херарда. Дело идет на лад. Не обманули меня чагаш и ножницы44.
Доротею будто подменили.
Доротея. Что ты там бормочешь?
Херарда. Что мне завидны твоя молодость и красота. В твоих глазах точно
магнит, который притягивает желания и золото, а особливо теперь, когда зрачки
их смеются, предвкушая новую юбку. О, красота - величайший дар природы нам,
женщинам; она вытащила у индианца и сердце, и эскудо. А у него ими битком
набиты ящики в столах; право, девочка, он дал мне денег без счету - да я не
принесла показать, решила приберечь их себе на похороны. Так и лежат вместе с
коричневым платьем. Я не притронусь к ним, доченька, потому первое дело -
позаботиться о кончине и в страхе ждать смерти, ибо строго с нас взыщет
Владыка, кому ведомы даже помыслы наши; и обо всем, до малейшего волоска,
нам придется держать перед ним ответ в долине Иосафата, где все мы будем.
Доротея. Вот уж и слезы!
Херарда. Грешница я, Доротея, и страшусь, что в тот грозный день негде
будет укрыться. Ты молода, все твои мысли - о нарядах, и хотя говорят, что и
за юношей смерть придет, и старца не минет, - надо сообразоваться с
законами Природы. Лишь невежда надеется в старости жить дольше, чем
молодые, на которых он глядит; будь по его, он сам не достиг бы своего возраста.

Доротея
59
Доротея. А что это, тетушка, шуршит в твоем рукаве?
X е р а р д а. Бумажонка - валялась на столе у этого великолепного
кабальеро, а мне показалось, будто стихи; и хотя, сказать по правде, меня больше
привлекает бурдючок алаэхоского вина45, чем "Триста" Хуана де Мена46, я
сунула ее в рукав, авось, тебе пригодится. Прочитай-ка, окажи милость.
Доротея. "Снадобье, коим усыпляют подозрительного супруга".
Хер ар да. Да не это, малышка! Покажи! Ах, это я перепутала. Вот она,
наверно.
Доротея. "Чудодейственный напиток, освобождающий женщину от
бремени ранее девяти месяцев, так, чтобы никто в доме не узнал".
X е р а р д а. Тоже не то. Вот-вот, наверно это.
Доротея. "Молитва в канун святого Иоанна".
X е р а р д а. Да ты нарочно, что ли?
Доротея. Что даешь, тетушка, то и читаю. У тебя в рукаве столько
бумажек, что без списка не отыщешь.
X е р а р д а. Только эти две и остались у меня; кошелек-то принадлежал еще
моей бабушке, и там пропасть бумажек - все по-латыни, верно, ее молитвы.
С е л и я. Так у тебя, Херарда, добродетель наследственная?
Хер ар да. Будь я такой, как покойница, чего бы мне еще желать? Ей
случалось по три дня кряду возноситься!
С е л и я. Стоя, матушка?
Херарда. Нет, лежа.
С е л и я. Вот она, истинная добродетель!
Доротея. "Наставление для индианца, прибывшего в столицу". "Прежде
всего ему надлежит снять опрятную квартиру и позаботиться о том, чтобы
никто ее не знал".
"Во всех беседах он должен говорить, что квартирует в доме своего друга".
"Пусть не приглашает к себе никого и ни в каком случае".
"Пусть не обзаводится каретой, чтобы не одалживать ее другим".
"Слугам своим пусть выдает дневной паек".
"Пусть прикидывается неимущим, рассказывая всем, что его серебро
потонуло вместе с галерами, либо что оно ограблено судами английской королевы".
"Все его пропитание пусть состоит из одной курицы на два дня и горшка
ольи47 для него самого и двух пажей".
"Пусть не держит ключницы, ибо они чрезмерно любопытны и
недостаточно молчаливы".
"Пусть не заводит дружбы с мужчинами, чтобы они не просили денег
взаймы".
"С дамами ему надлежит быть щедрым на словах, не подвергая себя опасности
чрезмерных расходов. Он не должен влюбляться, ибо все, что можно получить в
столице, уже принадлежало многим, и заблуждается тот, кто думает иначе".
"Заметив недовольство, он должен сказать, что спешит по делам, и
удалиться".
"Пусть будет одежда его пристойна и опрятна, а речь - немногословна, как
сие ни трудно".

60
Лопе Феликс де Вега Карпио
"Пусть не ложится спать, не польстив кому-нибудь или не оказав какой-
либо услуги там, где ходатайствует, - таково придворное правило, - и пусть не
встает утром, не подумав, как сохранить свое добро".
"Зимними вечерами, кои в Мадриде весьма прохладны, ему надлежит
покрывать голову от простуды особой шапкой с наушниками, называемой
римским колпаком".
"И если он желает прослыть дворянином, пусть не платит долгов либо, по
крайней мере, оттягивает уплату настолько, чтобы кредитор успел умереть с
досады".
И этого человека ты мне хвалишь, тетушка? Куда как пригодится
стекольщику кот, что его стекла перебьет.
Хер ар да. Полно, Доротея. Бумажонку, как видно, дал ему один из этих
бродячих мудрецов, что наставляют новичков, морочат простаков и рассылают
газеты48 и реляции по всему свету. Они первыми узнают, в котором часу помер
турецкий султан в Константинополе, когда будет оказия в Каир, когда подадут
прожект49 увеличить Мадрид, добавив к нему Хетафе, чтобы он сравнялся с
Парижем; какие новости из Китая и прочую галиматью в том же духе.
С е л и я. А ты, тетушка, никогда не подавала прожектов?
Хер ар да. Только один, да знаменитый: как один солдат, сидя в своей
крепости, может преградить вход голландцам во Флориду или другой индийский
порт.
С е л и я. Один солдат? Как же?
Херарда. А вот как, Селия. Ему понадобятся всего лишь большой кувшин
оливкового масла да спринцовка, и когда он увидит, что голландцы высадились
на берег и приближаются к крепости, пусть обрызгает маслом идущих впереди.
Они, понятно, тут же отступят, чтобы не испачкать костюмов, и предупредят
остальных, что здесь стреляют маслом. Тогда все голландцы вернутся на
корабль и отправятся восвояси.
Селия. Верно, в твоей лампе не хватало масла, когда ты выдумывала эту
шутку.
Херарда. Почитай-ка эту бумажку, Доротея, здесь и я разбираю, что это стихи.
Доротея. "Как Фабио над Тахо
Пел о своей печали50,
Ему внимали воды
И нимфы с ним рыдали.
Спускался сонный вечер,
Тенями с гор стекая,
И горы, и долину
Собою облекая.
Стихали птичьи стаи,
Ища себе привала,
Покуда ночь неспешно
Землей овладевала.

Доротея
Колеса шумных мельниц
Смутили плес зеркальный,
И струи закружились,
Свиваясь в шар хрустальный.
Минует пропасть Фабио,
Овец сбивая в стадо,
Спеша туда, где ждет их
Плетеная ограда.
Там он в своей лачуге,
Разлегшись, отдыхает;
Молчит - кому излиться?
Не спит - во тьме вздыхает,
Не тих душой - тревожен,
Не в забытье - в сознанье,
Не мертв - но убивает
Его воспоминанье.
Расплакалась Аврора,
И, видя жемчуг частый,
Подумали гвоздики,
Что это - слезы счастья.
Для гор запел он песню -
И эхо отвечало;
Провел смычком по струнам
И лира зазвучала:
- Любить твою прелесть,
Пленяться красой -
Не льщусь, Амарилис,
Любовью такой.
Души добродетель,
Ума идеал
Любить непреложно
Амур наказал.
Ответного чувства
Не ищет мой взгляд:
Тебе поклоняться -
Превыше наград;

62
Лопе Феликс де Вега Карпио
Не зная надежды,
Разлукой томим,
Я всеми покинут,
Любви пилигрим.
Любви устремленье -
Так мне говорят -
Алкать идеала;
Я страхом объят:
Рождает желанье
Соблазн красоты,
Желанье с любовью
В единстве слиты.
Удел совершенства -
Сердца наши влечь,
И все же душою
Нельзя пренебречь.
Твое совершенство
Могу ль отрицать?
Но лучше бы страстью
К нему не пылать.
Душа моя волю
Исполнит свою,
Любя непорочность
И душу твою.
Чтоб нам не расстаться
(Коль я тебе мил),
Я дерзкие чувства
В себе усмирил.
Нельзя мое чувство
Обидой почесть -
В нем есть совершенство,
Пусть мало, да есть.
Узнай, Амарилис,
О муках моих -
Как можно искусней
Спою я о них:

Доротея
63
- "Сочувствия не жду
За все мученья,
Сама причина мук -
Мне утешенье.
Моей любви отрада -
В любви самой,
Поскольку пламень мой -
Мученье и услада.
Он сам себе награда,
Столь дорог сердцу он,.
Я им вознагражден
За все мученья,
Сама причина мук -
Мне утешенье" ".
X е р а р д а. Нравится?
Доротея. Чрезвычайно.
X е р а р д а. Уверяю тебя, наш дон Бела не из тех поэтов, каких считают на
дюжины; он особенный.
Доротея. Почему "наш", матушка? Это знакомство, я полагаю, не
монастырь, где все общее.
Херарда. Я говорю "наш" вовсе не потому, а лишь чтобы возвеличить
его талант; ведь ум человеческий - что музыкальный инструмент: хочешь
узнать, как он звучит, на нем надо сыграть. И если бы твой божественный ум
прикоснулся к этому новичку в столице - так называют новоиспеченных
богачей, - ручаюсь, он обнаружил бы скрытое золото.
С е л и я. Этого-то тебе и надо.
Херарда. Я говорю о его уме.
Сели я. Ая-о его сундуках.
Доротея. В этих стихах он хвалится целомудрием своей любви; такая уж
повадка у всех мужчин. Заходят в дом под предлогом, что хотят вас увидеть;
увидев, говорят, что желают услышать; услышав, говорят, что хотят насладиться;
и в конце концов, если с самого начала их не выставишь, приходится им верить.
Херарда. Эх, Доротея, Доротея, пока ты молода, бери денежки,
как старуха; когда состаришься, тебе уже не будут платить, как молодой.
Брось думать о глупостях, подумай лучше о своей юбке; так и вижу, как ты
красуешься в ней, подобно дону Хуану Австрийскому в доспехах во время
морского сражения51, среди могучих капитанов, гордости всей нации.
С е л и я. Чудная старуха. Вот околесицу-то несет!
Херарда. Да, в те времена были нарасхват боевые шпаги для крепких рук,
а не постыдные щипцы для мерзких причесок.
Доротея. Не тщись улучшить мир, матушка, не то на тебя станут косо
смотреть; испанцы не утратили своего мужества из-за нарядов, они по-
прежнему отважны духом. Но скажи, тьг была при этом морском сражении?

64
Лопе Феликс be Вега Карпио
Хер ар да. Только никому не проболтайся! Трое нас, подружек,
отправилось туда потешиться.
С е л и я. В карете или по воздуху?
X е р а р д а. Нечего ехидничать.
С е л и я. Так как же ты отправилась?
X е р а р д а. Нас взяли с собой капитаны.
С е л и я. С петушиными шпорами?
X е р а р д а. При чем тут петухи, Селия?
С е л и я. Видно, ты была курочкой, раз тебя унес петушок.
Хер ар да. Да еще какой курочкой! Во всей Италии не нашлось бы более
пылкой и хорошенькой испанки.
Селия. А откуда ты глядела на сражение? Какое окошко сняла внаем?
Или ты перелетала, как Сантельмо52, с одной мачты на другую?
X е р а р д а. Этот Сантельмо - звездочка, блестящая как алмаз.
Селия. Уж не иначе как ты, Херарда, была хорошо знакома с Учали и
Барбарохой?53
Херарда. Смеешься, Селия? Хватит спрашивать, погляди лучше, кто
пришел; по тому, как несмело стучится, видно, поклонник.
Селия. Ай, Господи! Это сеньор дон Бела.
Доротея. Индианец?
Селия. Он самый.
Доротея. Кто разрешил ему эту вольность? Скажи, что меня нет дома.
Херарда. Ай, доченька, какие жестокие слова для такого блестящего
кабальеро!
Доротея. Этот визит, Херарда, конечно, твоих рук дело?
Херарда. Что ты спросила? Принес ли он юбку? Ну как же! Он человек
заботливый.
Доротея. Вы с ним заодно, я оскорблена и весьма.
Херарда. Ась? Хороша ли тесьма? Парчевая, а то как же! На целый
палец золота!
Доротея. Да я совсем не то говорю.
Херарда. Ах, дочка, у меня от старости что-то уши болят! Вот я вчера и
положила в них кроличьего жиру.
Селия. Когда дают, она хорошо слышит.
Херарда. Я, Селия, как собака: когда ей протягивают руку, она
приближается, а когда замахиваются - удирает; ей известно, что хлеб и хлыст -
не одно и то же. Но ты, душа моя, не будь неучтива, не держи на улице
человека, если он стоит у твоей двери. Этот кабальеро, ей-ей, не сьест тебя с
первого взгляда.
Доротея. Из-за тебя мне достанется от матери, если она увидит его здесь.
Херарда. Она сама дала разрешение. Входите, сеньор дон Бела, входите,
да не оступитесь. Чего трусите? Здесь нас только три женщины, всем трем
вместе сто двадцать пять лет, да из них одной мне - восемьдесят.

Доротея
65
СЦЕНА ПЯТАЯ
Дон Бела, Лауренсио, Херарда, Доротея, Селия
Дон Б е л а. Не тяните меня за плащ, сеньора Херарда; когда человека
влечет желание, незачем тащить его силой. Да хранит Господь вашу дивную
красоту как свидетельство своего могущества, хотя бы ценою многих
загубленных ею жизней.
Доротея. Подвинь кресло, Селия.
Дон Б е л а. Не сходите с эстрадо, сеньора Доротея; я не знатный вельможа
и недостоин того, чтобы вы утруждали себя. Лучше присядьте на подушку.
Доротея. Только после вас. Не взыщите, что не вышла навстречу, -
приход ваш был для меня столь неожидан, что сердце все еще никак не
успокоится.'
Дон Бела. Пока оно принадлежит вам, ему не знать покоя в поисках того,
кто его достоин.
Доротея. Я хотела бы, чтобы оно всегда принадлежало мне.
Дон Бела. У сердца есть врата, через которые его похищают.
Доротея. Но если у врат поставить стражей, оно в безопасности.
Дон Бела. У глаз нет стражей.
Доротея. Напротив, очень много: целомудрие, скромность,
приверженность чести.
Дон Бела. Пока эти стражи доберутся от сердца к глазам, те уже
успевают взглянуть. У Овидиева пастуха было сто глаз - и все их усыпил Меркурий
своей волшебной музыкой54. Потому-то ныне павлины, на чье оперенье Юнона
перенесла эти глаза, распускают хвост, словно доказывая, что они бодрствуют,
а как заслышат пение, пугаются - им чудится, что идут их убивать.
Доротея. С вами, по крайней мере, глаза охранять бесполезно - вы
умеете похищать сердца, чаруя слух.
Дон Бела. Разуму моему не дано великое счастье склонить ваше
внимание к музыке моих речей.
X е р а р д а. Не желаете ли меня в посредники, хотя мне здесь достанется не
лучшая часть? Мир, дети мои, и будем считать, что договорились. А что там
принес Лауренсио? Он стоит навьюченный, как монастырский осел.
Дон Бела. Немного полотна и тесемочки.
Херарда. Давай-ка сюда, давай, покажи, развязывай! Вот закрутил! Да
это полотно труднее вырвать из твоих объятий, чем из лавки купца. Ну что за
прелесть! Это миланское? Дай Бог счастья рукам, соткавшим его!
Доротея. Полотно, спору нет, дивной красоты.
Херарда. Сама весна и воспевающие ее поэты неспособны украсить луга
такой массой цветов!
Доротея. Как милы эти коралловые гвоздики по зеленому полю!
Дон Бела. О, когда бы наши две воли сочетались так же, как эти два
цвета!
Доротея. Зеленый цвет - надежда, а алый - жестокость.
3 Лопе де Вега

66
Лопе Феликс де Вега Карпио
Дон Бела. Жестокость пусть будет вашим цветом, а надежда - моим. Но
как их сочетать, когда они противопоставлены?
Доротея. Противоположны; да, но не враждебны.
Дон Бела. Верно сказано, ведь вражда - это одно, а противоположность -
совсем другое.
Доротея. Эта надежда сулит многое, она усеяна цветами, а цветы -
предвестники плодов.
X е р а р д а. Славно сказано, умница!
Доротея. Не спеши, Херарда. Сколько миндальных деревьев погибало из-
за того, что зацвели не вовремя.
Херарда. Время сгубило их, доченька, так вернее сказать. Ведь цветы
распускаются из-за хорошей погоды, а не из-за дерзости самого дерева; за что
же их наказывать морозом?
Дон Бела. Мороз нам посылают разгневанные небеса, и невелик подвиг -
оголить бедное миндальное деревце, которое, доверившись солнцу, оделось
цветами. Вот ограбить мощную тутовницу - деяние потруднее.
Доротея. Тутовое дерево называют скромным за то, что оно цветет
позже всех55.
Дон Б е л а. Я бы назвал его несчастным - его так мало балует солнце.
Доротея. Разве стремиться к надежному благу - это несчастье?
Дон Бела. Что поздно приходит, уже не благо - от слишком долгого
ожидания надежда может превратиться в безнадежность.
Доротея. Надежда тем ценней, чем больше в ней терпенья, но оно теперь
в любви не модно и даже слово это давно изгнано из дворцов.
Дон Бела. Я всегда полагал, что платоническая любовь - это химера,
оскорбляющая природу; ведь тогда прекратился бы род человеческий. Платон
называет дурно любящим того, кто любит тело больше, чем душу, доказывая,
что он любит бренное56. Красота, мол, проходит и блекнет от возраста и
болезней, а тогда и любовь неизбежно исчезнет или уменьшится, чего не
случилось бы с человеком, полюбившим душу.
Селия. И Платона ввернул, вот хитрец! Слышал, верно, что Доротея
мечтает прослыть ученой.
Дон Бела. Но я возражу; если телесная красота есть зримое, по которому
познается незримое, то каждый из этих двух индивидуумов может насладиться
любовью - один, обнимая любимую, другой, внимая ее речам.
Се лия. Я слышала, что индианцы любят поговорить и умеют, потому что
тамошний климат порождает изысканные и острые умы. Но при чем тут
Платон? Разве чтобы одарить Доротею еще и платиной?
Дон Бела. Что вы ответите на это?
Доротея. Мне чрезвычайно грустно.
Дон Бела. Некогда в Греции было такое поветрие среди девиц, что все
они кончали самоубийством; так пишет Плутарх57.
С е л и я. Еще один философ.
Дон Бела. Сенат, дабы прекратить это, повелел выносить самоубийц на
площадь нагими и на целый день оставлять там непокрытыми; тогда само-

Доротея
67
убийства прекратились, ибо девицы убоялись стыда быть предметом всеобщего
обозрения.
Херарда. А бедной Херарде что за толк от этих премудростей! Взгляни,
крошка, на эту тесьму, само солнце не постыдится украсить ею мантию своих
планет.
Доротея. Она богата, но. не в лучшем вкусе.
Херарда. Нет, хороша, вот тебе в том моя рука. Чего морщишься? Что я
напомнила про руку? Покамест у тебя ее никто не просит. И разве станет кто
просить, желать и восхвалять такие руки? Ни одного колечка - все по обету. Но
клянусь жизнью, дон Бела, вы должны сейчас же примерить ей эти два кольца,
увидите, как они засверкают на белоснежных пальчиках.
Доротея. Ох, и глупа ты, Херарда! Иисусе, как глупа! Вот, сеньор, мои
руки.
Дон Бела. Умоляю, не будьте строги к этим алмазам, хотя бы за их
сходство с вами, позвольте их вам надеть.
Херарда. Вот-вот, девочка! Да ты чего убираешь пальцы? Фи, как
невежливо! А еще родилась в столице.
Дон Б е л а. На этот палец они не годятся, им лучше вот здесь. Пожалуйте
другую руку.
Доротея. Вы оказали честь одной - довольно.
Дон Бела. Но другая станет пенять на несправедливость, а я не хочу,
чтобы хоть что-нибудь у вас пожаловалось на меня.
Доротея. Отдаю их на вашу милость, иначе Херарда будет браниться.
Лауренсио. Ох, и достанется моему хозяину! Влип, бедняга, между
Сциллой и Харибдой! Эти две бабы, видно, столичные сирены. Вот так-то
трудом добро наживают^да на ветер пускают.
Дон Бела. Как хороши эти кольца! На ваших руках алмазы подобны
звездам.
Доротея. Вы правы, ведь мои руки - ночь.
Дон Бела. Ночь, сеньора? Персты Авроры не сравнятся с ними
кристальной ясностью! Признаюсь вам, я никогда не чаял увидеть звезды в полдень,
пока не увидел эти алмазы на ваших руках.
Доротея. Они недостойны носить алмазы; довольно и того, что вы видели
их с украшениями. Возьмите ваши кольца.
Дон Бела. О незаслуженная обида! Не снимайте их, прекрасная Доротея!
В мире не найти теперь столь дерзновенных рук, что посмели бы надеть эти
кольца после вас, да они сами этого не потерпят. Так Буцефал, конь
Александра, никому не давался в руки, кроме своего господина.
Лауренсио. Ох, кабы у женщин был такой же нрав! Но что это за чушь
несет мой хозяин? Ослу впору! При чем тут конь Александра и алмазы
Доротеи? Похоже, как некий писатель написал, что мясо было подобно Сиду
Руй Диасу58 и, ей же ей, это напечатали.
С е л и я. Да неужто такое печатают?
Лауренсио. И совсем недурно расходится.
С е л и я. Что всем понятно, все и покупают.
3*

68
Лопе Феликс de Beta Kapnuo
Лауренсио. А кто пишет непонятно, для кого он пишет? Если для
ученых, им и так известно то, что он знает.
С е л и я. Всегда можно узнать больше, чем знает одлн человек.
Лауренсио. Ты права. И раз науки бесконечны, а жизнь коротка, то даже
тот, кто знает все, ничего не знает.
С е л и я. Твой хозяин учился?
Лауренсио. Ровно столько, сколько требуется для бакалавра59, а это -
худший сорт людей, самый несносный. Когда бакалавр беседует с людьми
учеными, те сразу видят, чего он не знает, и досадуют, что он думает, будто
знает. А когда он говорит с невеждами, те убегают от негр, потому что он их
презирает и чванится. Вся эта ученость хороша в школах, не в беседе.
С е л и я. Ты так о нем говоришь и ешь его хлеб?
Лауренсио. А он зато поедом ест меня.
Се лия. Верно, сердишься за то, что он любит Доротею. Мы, слуги, всегда
ревнуем, особенно когда приближены к хозяину.
Лауренсио. Не к его любви я ревную, а к его имуществу.
С е л и я. Полагаю, он в опекуне не нуждается, хотя и индианец.
Лауренсио. Мой господин слишком щедр.
Се лия. Да, видели мы "наставление", по которому он намеревался жить в
столице.
Лауренсио. Эта матушка Востроухая и не такого наплетет. Вон уже
сняла с него кольца, того и гляди, штаны снимет.
С е л и я. Успокойся, дурачок!
Лауренсио. Ну-ну, рукам воли не давай, ты, умница!
С е л и я. Но ведь это - знак благосклонности.
Лауренсио. Прикасаться к лицу дозволяется лишь дамам да цирюльникам.
С е л и я. А ты откуда знаешь, может, я хочу стать твоей дамой?
Лауренсио. Если я этого не знаю, как же ты ею станешь?
С е л и я. Серебра много привез?
Лауренсио. Ты ведь прочла "наставление", так должна знать, что нам
следует прикидываться бедняками.
Доротея. Доставьте мне удовольствие, сеньор дон Бела, возьмите назад
кольца.
Дон Бела. Я не забираю то, что даю; этот недостаток свойствен морю -
оно принимает обратно реки, которые вышли из него.
Доротея. В древности кольца надевали пленникам, ныне руки мои станут
пленницами вашей щедрости.
Дон Бела. Руки той, в чьих руках моя свобода, не могут быть пленницами.
Тысячу раз целую их за столь великую милость, способную лишить меня
рассудка. Покажи-ка чулки, Лауренсио. Их здесь несколько пар, потому что
Херарда не сказала мне, какой цвет вам больше по вкусу.
Доротея. Вот эти, пурпурные, превосходны.
Херарда. Этот цвет радует глаз.
Доротея. Не так глаз, как вкус; ведь для глаз лучше всего зеленый цвет,
он сохраняет зрение.

Доротея
69
Лауренсио. Какая ученость!
Херарда. К юбке они как раз подойдут.
Доротея. Глупая, их ведь не будет видно, как же они подойдут?
Лауренсио. Хороша нимфа! Вот это наука любви, куда там Овидию!
Беда, совсем спятит дон Бела!
С е л и я. Эти белые - премиленькие.
Херарда. Только не для дам. Ноги в них будто у покойника, и после Хуана
Белого Чулка60 хороший вкус их отвергает.
С е л и я. Да, но икры кажутся полнее.
Херарда. Для тех, кто в этом нуждается, а нашей девочке оно ни к чему;
у нее икры не покупные, не из ваты, - это природная красота.
Доротея. Вот эти фиолетовые можно было не брать.
Херарда. Они впору епископу.
Доротея. А эти золотистые, тетушка?
С е л и я. Солдату-гвардейцу61.
Херарда. Возьми их ты, Лауренсио.
Луаренсио. Я не гвардеец.
Херарда. Фиолетовые будут мне, раз их никто не хочет.
Дон Бела. Туфли я не привез, там не было такого малого размера, и не
подобает обувать в лавке такую ножку, чьей обувью должно быть само солнце.
Луаренсио. Вот вам и солнце с подметками! Забавный вздор!
Херарда. Да, чтобы надушить, на туфельки здесь не понадобится много
амбры; эту ножку, право, можно обуть в цветок лилии.
Лауренсио. Хитрющая старуха! Да и девочка не промах, как тот
мальчик-с-пальчик: справится и с великанами!
Дон Бела. Разве ты, матушка, видела ножку сеньоры Доротеи?
Херарда. И ты еще спрашиваешь! Она выросла на моих руках, никто
лучше меня не знает ее совершенств. Право, хоть она и краснеет, а досталось ей
от меня розог в этой жизни. Но как же так, сеньор дон Бела, а бедной старухе
ничего? Мое имя не значится в этом поминальнике? Разве ремесленники и
просто добрые люди туда не занесены?
Дон Бела. Тебе уже занесли домой отрез черной шерсти на платье, а
юбка куплена готовая, как ты хотела.
Херарда. А об отделке не забыл?
Дон Б е л а. Не настолько я невнимателен к своим приятельницам: там три
каймы из расшитого бархата.
Херарда. Ну, цвет ты, наверно, угадал. Умный человек до всего
додумается. Поблагодари его ты, Доротика, это ради тебя сей щедрый князь меня
одевает, да оденет его Господь своею милостивою дланью. Покрыть наготу
бедняка - великое дело милосердия!
Лауренсио. Дать совет тому, кто в нем нуждается, - не меньшее.
Херарда. Зато как заблистают, как заговорят твои добрые дела в судный
день, когда на чашу весов бросят это мое платье и юбку! Уж дон Бела на мне не
прогадает. Отныне обещаю каждый день по разу перебирать четки за него и за
души его покойных родителей, я всегда молюсь о душах чистилища.

70
Лопе Феликс де Beta Карпио
Лауренсио. Да, о чистилище кошельков.
Дон Бела. Прекрасная Доротея, войдя сюда, я сразу заметил арфу, а
среди многих ваших талантов все мне хвалили ваш голос и гибкость пальцев. Не
почтите за труд исполнить мою просьбу и спеть два стиха по вашему выбору.
Доротея. Я похожа на музыкантшу лишь тем, что прошу извинить мою
неумелость. Подай мне арфу, Селия. Чего это ты такая надутая?
Херарда. И за дело, ей ведь не дали чулок.
Селия. Что, я хуже других?
Доротея. Возьми эти белые.
Селия. Благодарю не за чулки, а за ласку.
Дон Бела. Вы окажете мне честь при любой игре! Как хороши ваши руки
на струнах!
Херарда. Алмазы на них сверкают всеми цветами.
Лауренсио. А мы останемся в темноте.
Доротея. Простите, я ее настрою: править этой республикой струн -
нелегкое дело!
Дон Бела. Двойной строй облегчает бемоли.
Доротея. Вы разбираетесь в музыке?
Дон Бела. Просто люблю ее.
Доротея. «Взят был в плен Абиндарраэс*,
Кастеляном Антекеры62,
И, томясь в своей темнице,
Вздохи расточал без меры.
И спросил его Родриго,
В чем тоски его причина,
Ибо лишь бедой проверишь,
Вправду ль мужествен мужчина.
Ах! - сказал Абиндарраэс, -
Хорошо бы было, коли
Я страдал от пораженья,
Горевал бы от неволи.
Двадцать два мне - ровно столько
Мавританка молодая
Безраздельно сердцем правит,
Чувствами повелевая.
Верно, слышал о Харифе,
Сверстнице моей прелестной?
Ты - мечом, она - красою
Знамениты повсеместно.
Перевод романса о Абиндарраэсе выполнен А. Богдановским.

Доротея
71
Я сказал - со дня рожденья
Страсть моя к Харифе длится?
Нет! Природа мне велела
Полюбить, потом - родиться.
И без звезд расположенья
Мне влюбиться довелось бы,
Чтоб красой ее плениться
К небесам не слал я просьбы.
Мы росли как брат с сестрою.
Шел за годом год. Сменялась
Безнадежностью надежда,
Лишь терпенье оставалось».
Дон Бела. Блестящие восемь четверостиший! И чей этот романс?
Доротея. Одного кабальеро, который теперь в Севилье.
Дон Бела. Как его имя?
Доротея. Но выслушайте же до конца!
«Но случилось лишь уехать,
Как внезапная разлука
Доказала: мы с Харифой
Жить не можем друг без друга.
На сегодня был назначен
Час свиданья долгожданный,
Я, для свадьбы принаряжен,
Не предвидел встречи бранной.
Я, когда ты появился,
Борзого коня пришпоря,
Распевал о близком счастье,
Оказалось: ближе - горе.
Ни к чему сопротивление
Злой судьбе, и не перечь ей,
Я в плену, и не дождется
Милая желанной встречи.
На пути из уст до кубка
Тьма опасностей таится.
Думал ныне ж быть с любимой,
А сижу в твоей темнице.

72
Лопе Феликс де Вега Карпио
Тронут горестным рассказом,
Дон Родриго благородный
Повелел: "Свободен пленник,
Пусть идет куда угодно".
О случившемся поведал
Милой мавр к исходу ночи:
Были долгими объятья,
А рассказ - куда короче».
Дон Бела. Счастливый мавр! И даже теперь он счастлив - ведь его
блаженство воспевает небесный голос, который увлек мою душу в сферы
абстракции.
Хер ар да. Что скажешь, Доротея, об этой "абстракции"? Не говорила ли
я, что он чрезвычайно умен?
Доротея. Я, тетушка, живу так уединенно и скромно, что всегда буду
дурочкой, а сеньор дон Бела повидал свет.
Дон Бела. Да, но в целом свете не видел ничего лучше вас.
Доротея. Убери от меня арфу, Селия. Эти слова слишком обязывают.
Хер ар да. Нет-нет, Богом молю, деточка, не оставляй ее так быстро.
Просите же, сеньор дон Бела, пусть споет еще что-нибудь. И если бы
требовалось вознаграждение, она уже получила его в том, что доставила вам
удовольствие. Обычно Доротея не так щедра на эти милости, но чего не сделает
ваша учтивость!
Дон Бела. Буду рад услужить этим марьяжем рубина и алмаза.
X е р а р д а. Жало клеща тащи не спеша.
Лауренсио. До чего же продувная старуха!
Доротея. «Меж двух долин на рассвете
Ручей торопится тихий
Получить под залог жемчужин
Горсть изумрудов лучистых.
Поит он белые чаши
Цветов, над водой поникших,
Удвоенных отраженьем,
Поистине, дважды нарциссов.
Снова явилась Аврора,
И снова завистливый ирис
Ее очам подражает,
А белым рукам - жасмины.
Розы в зеленых оборках,
В перламутрово-белых мантильях
Красою недолговечной
Зависть у всех пробудили.

Доротея
73
Птицы к воде не слетают,
Страшатся солнечных бликов -
Им кажется зыбь живая
Грудой серебряных слитков.
Из хижины вышел Лисардо,
Бодрый и яснолицый, -
И можно ли быть угрюмым,
Когда весь мир веселится?
Спускается он со стадом
Нехоженою тропинкой,
Скот на ходу пасется,
Лижет иней, кусает льдинки.
Навстречу Лисардо выходит
Его печалей причина,
Красой лишь себе подобна,
Ибо ни с кем не сравнима.
Идет, читает посланье,
Что ради очей ее дивных
Сложил однажды Лисардо,
Не надеждой - любовью движим.
Завидев ее, восхищенный,
Покорить ее песней решил он
И лютню на ленте лиловой
Тронул перстами тихо,
И в честь безупречных жемчужин
Меж двух лепестков гвоздики
Голосом полнозвучным
Пропел он слова такие:
"Матушка, встретил весной
Я взоры зеленых глаз,
За них умру хоть сейчас,
Но смеются они надо мной"».
X е р а р д а. От тебя еще можно стерпеть вильянсико63 с обращением к
матушке, поскольку у тебя есть мать, и ты сама дочь; но каково слушать, когда
бородачи заведут:
Матушка, мои кудри...
Хотя теперь мужчины могут это сказать с большим правом, чем женщины1

74
Лот Феликс де Вега Карпио
Доротея. «Столько лукавых проказ
В их небе зеленом искрится,
Что ревность моя рядится
В цвета надежды подчас.
Матушка, сам я не свой,
Живу лишь светом тех глаз,
Ай, умру за них хоть сейчас.
Но смеются они надо мной».
Дон Бела. Какое изящное повторение. Чей мотив?
X е р а р д а. Самой певицы, нечего спрашивать!
Дон Бела. О, какой неуместный вопрос! Та, кого небо одарило
столькими талантами, сумеет все.
Херарда. А поглядели бы, как она играет на клавикордах, подумаешь,
право, что хрустальный паучок бегает по клавишам! А как пишет! Какой
четкий почерк! Она могла бы переписывать королевские грамоты, а когда надо
спешить, так целую проповедь вмиг напишет.
Доротея. «Цвет надежды мне мил,
Он меня не обманет,
Кто в нем сомневаться станет,
Тот никогда не любил.
Матушка, жребий мой -
Погибнуть от этих глаз,
Ай! Умру за них хоть сейчас,
Но смеются они надо мной».
Дон Бела. Превосходно! Но мне больше по душе мавр.
Доротея. Почему, сеньор дон Бела?
Дон Б е л а. Во всех этих пасторалях только ручейки да берега и поют всё
пастухи да пастушки. Хотел бы я хоть раз увидеть пастуха, сидящего попросту
на скамье, а не на утесе или у источника65.
Херарда. Господи, до чего остроумно!
Дон Бела. Хотя, спору нет, Феокрит и Вергилий66, грек и латинянин,
писали буколики.
Херарда. Не говорила ли я, деточка? Гляди, какая ученость да еще при
такой внешности* В нем столько ума, что мог бы и некрасивым быть.
Дон Бела. Прошу оказать мне милость и дать романс об Абиндарраэсе, я
жажду увидеть ваш почерк.
Доротея. Повинуюсь вашему приказанию и даже спою еще раз этот
романс; быть может, он вам меньше понравится.
Дон Бела. Что ты делаешь, матушка? Чего щупаешь мои карманы?
Херарда. Ая хотела подшутить, гляжу, ты так заслушался голоса Дбротеи.
Дон Бела. И то верно,я был в экстазе, словно внимая самому Орфею.
Лауренсио. Орфей и есть - судя по тому, как она ведет за собой скотов67.
Дон Бела. О, этот мавр поистине еще более счастлив от того, что ваши

Доротея
75
уста прославляют его, чем от благородства алькайда, возвратившего его
Харифе! Как тонко подметил поэт, что Абиндарраэс полюбил ее еще до
рождения, когда она существовала лишь в воображении Природы.
Доротея. Поэты - народ отчаянныйГ Весь их товар - сплошные небылицы.
Дон Б е л а. Но также мудрые изречения, когда они пишут о серьезном.
Воспользуюсь мыслью поэта и скажу, что я полюбил вас еще до своего
появления на свет.
Доротея. Не говорите так, не то я подумаю, что ваша любовь - поэзия.
Лауренсио. Скоро она станет историей68, и дай Бог, чтобы не стала
трагедией!
Доротея. У парадного входа стучится моя мать. Пройдите в эту дверь, а
ты, Селия, убери все отсюда, чтобы мать не увидела, иначе я не смогу больше
встретиться с вами.
Дон Бела. Когда же это будет, госпожа моя?
Доротея. Херарда вам скажет, а сейчас я сама не знаю.
Херарда. А индианец-то недурен собой.
Селия. Готов отдать тебе все.
Доротея. В самом деле, я взяла то, что и не думала брать.
Херарда. Подумай, как бы еще что заполучить, а это уже твое.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Теодора, Доротея, Херарда, Селия
Теодора. Что ты тут делала, Доротея?
Доротея. Беседовала с Херардой.
Теодора. С Херардой? Чудеса!
Доротея. Почему так?
Теодора. Я никогда не замечала в тебе большого желания иметь ее
собеседницей.
Херарда. Ая тут рассказывала, как распределяли у моих монашек святых
этого года69 и мне досталась святая Инее. Да так меня умиляет ее мученичество,
что я говорила о ее жизни. Откуда ты пришла?
Т е о д о р а. От одной знакомой родильницы.
Херарда. А меня чего не взяла с собой? Я бы ей приложила иерихонскую
розу70 и мои реликвии с именами святых.
Теодора. Она уже родила девочку, хорошенькую, как цветочек, только
вот дитя на отца непохоже.
Херарда. Может, эта женщина просто думала о другом - не все такие
случаи говорят о виновности.
Теодора. У девочки родимое пятно точь-в-точь как у одного человека, с
которым дружен муж этой женщины.
Херарда. Ты слушай, что я говорю: она, верно, смотрела на него в тот день,
и воображение возымело действие. Эта женщина так же невинна, как я сама, а
ведь я сегодня еще ни шагу не ступила, кроме как по делам божественным.

76
Лопе Феликс де Вега Карпио
Доротея. Матушка, твой плащ весь в грязи.
Теодора. Меня обрызгал какой-то кабальеро из тех молодчиков, что
заглядываются на чужие окна. Развесь его на солнце, Селия, в саду.
Доротея. И всегда с тобой приключения!
Теодора. Недавно я упала в погреб.
Доротея. Почему ты выходишь без палки?
Теодора. Потому что ты - опора моей старости, а не хочешь
сопровождать меня.
Доротея. Ты ходишь слишком медленно.
Хер ар да. Ты устала, Теодора. Вели подать себе глоточек винца, если
осталось то, давешнее.
Селия. Лакомка съедает, на голодного кивает.
Доротея. Матушка, а не остаться ли Херарде пообедать с нами?
Теодора. Это еще что за новости?
Хер ар да. Бог тебе заплатит, деточка, а моя похлебка останется на ужин;
по правде говоря, я даже не успела засыпать в нее горох - так спешила к мессе.
Теодора. Ай, что это за кувшин?
Доротея. Я выменяла его у подруги на ту юбку, о которой ты говорила,
будто я ее продала. От обиды я це хотела тебе его показывать.
Теодора. Что бы я тогда ни говорила, я уверена в твоей добродетели и
скромности, Доротея. Какой хорошенький кувшин!
Херарда. О добродетелях этой девочки начнешь говорить - не кончишь;
живи она в древние времена, она обратилась бы в камень, подобно Анаксарете71.
Селия. Кушать подано.
Теодора. Садись, Херарда.
Херарда. Я буду вам за капеллана. Benedicite...*
Доротея. Dominus...**
Херарда. Nos et еа quae comituri somos, benedicat Deus in corporibus nostros***.
Теодора. Поменьше фруктов, Доротея, ты только после болезни. Не ешь
винограда.
Д о р о т е я. Да чем он мне повредит? Я уже здорова.
Теодора. Угощайся фигами, Херарда.
Херарда. Ради тебя, так и быть, возьму одну, а ведь и ради отца родного
не съела бы. Но только знай, что одну фигу надо запивать трижды.
Теодора. Кто же так пишет?
Херарда. Философ Алаэхос72. А ты, небось, думала, Плутарх? Разрежем
ее пополам. Налей мне, Селия, первую чарку.
Теодора. Ты пьешь, не съев фиги?
Херарда. А теперь чуть посолим ее. Налей вторую.
Теодора. Что ты дальше будешь делать с двумя половинками?
Херарда. Сложу их вместе, а ты налей мне третью чарку.
* Благословите... (лат.)
'* Господи... (лат.)
Нас и пищу нашу, да благословит Господь в наших телах (искам. лат).

Доротея
11
С е л и я. Пей на здоровье. Только гляди, оно крепкое.
Хер ар да. Хоть силен был Самсон, а любви поддался он. Дай Бог добра
твоим родителям!
Теодора. Что ж ты выбросила фигу за окно? После стольких церемоний!
X е р а р д а. Чтоб она вошла сюда? Не дождаться ей такой радости!
Т е о д о р а. Не ешь ветчины, Доротея, тебе вредно. Возьми лучше цыпленка.
Доротея. Все не ешь, да не ешь! Цыпленка, цыпленка. Они мне уже
надоели хуже каштанов в великий пост.
Херарда. А какова ветчина! Налей-ка сюда, Селия, совсем ты обо мне не
заботишься, а ведь я этого не заслужила, право! Ты вот занята своими делами,
обо мне и не вспомнишь, а я все изучаю приметы твоего замужества. В ночь на
святого Иоанна я такое видела в стеклянном урыльнике! Клянусь, кто пережил
такие часы, тому не до шуток! Демон сказал: "Твоим мужем будет горец".
Селия. Верно, из тех, кто развозят воду.
Херарда. А ты чего хотела? Чтоб у него было поместье, штандарт да
герб с котлом?73 Дай мне выпить, не то задохнусь.
Селия. Так скоро, матушка?
Херарда. Разве это скоро? Ладно, за мое здоровье! Пустого да
порожнего мешок вам рогожный.
Теодора. Поешь курятины, девочка.
Д о р о т е я. Не могу матушка, меня тошнит от вареного.
Херарда. Поешь, Доротея! Лицо без зубов воскрешает мертвецов.
Доротея. Ау кого это лицо без зубов?
Херарда. У курочек, дочка, от них тело нежнее!
Селия. Ну, теперь держись, пошли пословицы!
Теодора. Очень мне приятно, Херарда, что ты и ешь и нас развлекаешь.
Херарда. Всех милей ребенок тот, кто усердно ест и пьет.
Селия. Еще поговорка! А раскраснелась-то, матушка! Щеки - земляничка,
а нос - алей морковки!
Херарда. Как вспомню я своего Нуфло Родригеса за столом!.. Сколько
забавного* бывало, расскажет! Какие шутки, побасенки! От него-то я и узнала
все молитвы. Святой был человек, за всю жизнь и котенка не обидел!
А выставили его к позорному столбу за его благородство, за то, что никак не
хотел сказать, кто взял тарелки у каноника. Как сейчас вижу, едет он вот по
Главной улице на ослике, а лицо-то какое! Жених да и только, иначе не
подумаешь! Борода - загляденье, а уж как хорош был, когда пришпоривал эту
неуклюжую скотину! Я всегда ему наказывала не выезжать без шпор.
Теодора. Не пей больше, Херарда, ты болтаешь глупости, а люди еще
подумают, что все это правда. Чего ты плачешь?
Херарда. Какая жестокость - сослать его на галеры!
Селия. Теперь он искупает свою вину.
Херарда. Господь велит говорить правду.
Т е о д о р а. Но не во вред ближнему.
Херарда. Какой же вред, если похвалишь человека, Теодора, или
воскресишь в памяти утраченное добро.

78
Лопе Феликс де Вега Карпио
С е л и я. Или, по крайности, растраченное на вино.
Херарда. В первыйтто раз, как застал он меня со студентиком* не осерчал
нисколько. Зимой это было, так он возьми и вылей на нас кувшин воды прямо в
постель, да и приговаривает добродушно, он своей добротой больно гордился:
"Польем, чтобы лучше росли".
Теодора. Замечаешь, Доротея, как вино-то действует?
Доротея. Вот и поверяй ей свои тайны! А это еще только первый из ее
пороков!
Те о д о р а. О, гнусный порок, противный чести и ненавистный умеренности!
Доротея. Сколько вина входит, столько тайн выходит.
Теодора. Вино вспоминает, как его топтали, и, убегая от ног, ударяет в
голову!
С е л и я. Зачем ты мне делаешь знаки, тетушка?
Херарда. Чтоб ты меня спросила, дурочка! Сколько раз я уже
приподымаюсь! Что, непонятно?
С е л и я. В вино упала мошка.
Херарда. Не бойся, не свернет себе шею. Не вытаскивай ее, Селия, это
духи вина, подобные атомам воздуха. Вино их порождает, а собственные дети
всегда милы. Подаешь вино на обеду не смотри его на свет.
Селия. Любо ослу иль не любо, надо на ярмарку идти.
Херарда. Вешай быстрей, молодушка, полфунта за четвертушку.
С е л и я. В меру* больше не лезет - не мешок с шерстью.
Херарда. Вино - молоко для стариков. Не знаю, Цицерон сказал ли это
или епископ Мондоньедский74. Увы, мой добрый Нуфло Родригес!
Теодора. Опять за свое!
Херарда. Мошка в вине никогда ему не была помехой - что ни подадут,
уплетал за милую душу. А воду называл подлой за то, что порождает лягушек.
Когда мы поженились, он убедил меня не пить ее, сказал, что от воды будут в
желудке лягушки квакать. И так настращал, что с той поры, благословен будь
Господь, я ее и не пробовала. А теперь уже не долго жить осталось и с Божьей
помощью я сумею избежать этой опасности.
Селия. Гляди, тетушка, уснешь.
Херарда. Этой болезнью давно я страдаю: как поем, тотчас засыпаю.
Селия. Коль знаешь, откуда беда, пособить нет труда.
Херарда. Одним ножом и хлеба отрежешь и палец порежешь.
Селия. Что шить, что вышивать - все равно иглой стегать.
Херарда. Первый раз, что я ушла от моего Нуфло, всего-то пять месяцев
дома не была. А и теперь еще помню, как любезно он пошутил, когда я
вернулась: "Сеньора изволила ждать, пока за ней придут?"
Теодора. Матушка Херарда, ешь побольше да пей поменьше. В твоих
шутках столько соли, что жажда у тебя все разгорается.
Доротея. Я уже жалею, что мы угостили ее.
Херарда. Ай, Доротея! Ты еще дитя, потому не нуждаешься в вине и не
знаешь его качеств.
Доротея. Ты намерена стать его биографом?

Доротея
79
Хер ар да. Сказал мне как-то доктор, что вино старше четырех лет
горячит и сушит в третьей степени.
Доротея. Что еще за степени, тетушка?
X е р а р д а. Да это самое главное, доченька, что надо знать человеку в сем
мире! Количество может быть больше или меньше, говорю я. Но суть в том,
что вино, чем старше, тем больше в нем тепла, в отличие от нас, ибо мы чем
дольше живем, тем становимся холодней. Лучшее вино - это самое душистое,
самое крепкое и спиртное, оно не должно горчить или отдавать уксусом, а
должно ласкать все чувства, и если играет в бокале - значит, самое забористое.,
Теодора. Пирог ешь с глазами, сыр - со слезами, а вино - как раз, чтоб
слезы из глаз.
X е р а р д а. Такое вино, как я сказала, помогает пищеварению, растворяет
вредную влагу и изгоняет ветры; оно полезно для тех, у кого затвердения в
венах и в других местах.
Теодора. Это вино не годится для молодежи, и летом оно просто яд, а вот
зимой превосходно для стариков и флегматиков. Тут оно в самый раз, только
надо пить в меру - тогда оно и сердце веселит и дух укрепляет.
Доротея. Если хочешь смягчить действие вина, не ешь сладкого и
возбуждающего аппетит.
X е р а р д а. О, этих забот я не знаю!
Теодора. Надо было тебе съесть до обеда семь горьких миндалин или
другое вяжущее, тогда вино бы не разобрало.
Хер ар да. Ай; Теодора! Грош цена этим выдумкам! Лучше всего - семь
кусков ветчины. Мне - семь миндалин? Дайте семи инфантам из Лары75, а мне
уж больше двадцати пяти лет и я сама знаю, что мне годится.
С е л и я. Пропащая старуха!
Доротея. Тетушка, а какая вода самая лучшая?
X е р а р д а. Та, деточка, которая падает с неба, потому что ее никто не пьет.
Доротея. А вот я слышала, будто самая прозрачная вода та, что течет с
Востока и бежит не по камням, а по земле76.
Хер ар да. Пусть себе бежит по чему хочет; ей нечего бояться, что я
побегу вдогонку.
Доротея. Не понимаю, почему это говорят, будто вино придает
красноречия, и многие люди пользуются его милостями, дабы смелее говорить с
сильными мира сего. У тебя, Херарда, как я погляжу, язык стал заплетаться.
X е р а р д а. Вовсе не от вина, я просто спать хочу.
Доротея. А сон напал от чего?
Херарда. От того, что все внутренние органы у-до-вле-творе-ны.
Доротея. Да, нелегко далось тебе это словечко!
Херарда. Что это Селия так долго не дает мне освежиться? Налей мне ты,
негритянка! Та девчонка невзлюбила меня, потому что я браню ее за проказы.
Селия. Негритянка наша в кухне.
Херарда. Ну, так налей мне ты, любезная девица, и не обессудь, что не
даю тебе спуску.
Селия. Хозяйка не велит.

80
Лопе Феликс де Вега Картою
X е р а р д а. Ни сладок, ни горек сынок дона Лопе, - что уксус в сиропе.
С е л и я. У самой у тебя в глазах сироп, ишь, рассиропилась!
X е р а р д а. Седина на висках красит старика. Налей мне потихоньку от всех.
С е л и я. Да ты уже девять выпила.
Хер ар да. Девять эскудеро у Лопе де Аяла - все укрылись одним
одеялом.
С е л и я. Тебе-то оно не понадобится этой ночью.
X е р а р д а. Всего холодней одежке моей.
Теодора. Послушай, Херарда, тебе станет плохо; гляди, Селия и
негритянка смеются над тобой, и даже Доротея, твой друг, и та сердится.
Херарда. Когда играет в карты настоятель, что делает святая братия!
Теодора. Убери от нее оливки, негритянка.
Херарда. Изволь, а то я уже целый час грызу одну косточку, чтоб
утешиться.
Теодора. Убери со стола, дочка, и дай Херарде немного мармелада.
Херарда. Мармелад - к черту в ад\ Пусть у меня живот лопнет, если в
него конфета попадет. Во всем моем роду никто не ел сластей. Я в жизни не
ходила на крестины, чтобы не видеть марципанов и миндаля в сахаре. Когда я иду
по улице, то держусь поближе к тавернам и подальше от кондитерских, а если
завижу, что кто-то ест апельсиновые цукаты, так смотрю, не голубые ли у
него глаза77. Что там, изюм? Будь проклят тот, кто сушил его, хоть на солнце,
хоть в щелочи.
Селия. Идем-ка, тетушка, Ты сейчас и имя свое не нацарапаешь.
Херарда. Когда б позорный столб имел язык, назвал бы многих имена.
Селия. Хороши разговорчики на десерт.
X е р а р д а. Не убирай скатерть. Я скажу благодарение - ведь я благословляла.
Теодора. Говори, послушаем.
Херарда. Quod habemus поели, да благословит Dominus велий, чтобы nobis
и vobis всего было вдоволь, ныне dicamus Sanctificetur.
Доротея. Ей нельзя отказать в остроумии. Я знаю людей, которые
хвастают учеростью, а в латыни разбираются еще хуже.
Херарда. После еды я всегда молюсь. Отведи меня в молельню, Селия.
Селия. Лучше в постель, тетушка. Да не наваливайся так, ты больно тяжела.
Херарда. Дверь тяжела, а навесить - ничего не весит.
С е л и я. Об угол головой! Не туда, постой!
Теодора. Ох, как она ушиблась! Да не толкай ты ее, невежа!
Селия. Кто ее толкнет, эту бестолковую?!
Хор корысти
Ямбические диметры
Амур, твое оружие
Бессильно и бездейственно
Пред красотой прославленной,
Безжалостной к поклонникам.

Доротея
81
Но сбудутся все чаянья
Того, кто дарит гордую
То далматинским золотом,
То скифскими алмазами.
Дары из верных верную
Преобратят в неверную -
Не всем быть Эвридиками,
Не всем быть Пенелопами.
Теперь Пирам78 зарежется,
А Дафна79 станет деревом
Из-за орлов блистающих,
В червонном злате выбитых.
Где скалы те Кавказские,
Те мраморы Лигурии80,
Что воска не податливей
Пред сладкозвонным золотом?
Амур Венеру чистую
Оплакал, разобиженный,
Узрев ее в объятиях
Сатира безобразного, -
И Марсу многомощному,
И Аполлону светлому
Урода козлоногого
Всем предпочла бесстыдная.
Теперь Амур не думает
О доблестях Геракловых,
Не высекает в мраморе
Его двенадцать подвигов.
Мои златые яблочки
В любви добьются большего
И превзойдут великие
Триумфы римских кесарей.
ж

82
Лопе Феликс де Вега Карпио
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Дон Фернандо, Хулио
Фернандо. Ах, Хулио, не успел я приехать, как уже сожалею об этом.
Истинно сказал поэт:
«Предательские желанья,
Любви пустые внушенья!
Сколь ничтожна любовная радость,
Сколь огромно ее предвкушенье!»
Хулио. Но что же теперь тебя гнетет? Право, стоило так спешить!
Стоило сетовать, что время остановилось! Стоило подымать меня ни свет ни
заря! Стоило сулить уйму денег возницам, чтобы доставили тебя в столицу в
намеченный день!
Фернандо. Чему ты удивляешься, Хулио? Разве ты не знаешь, что
желание тем сильнее, чем ближе его предмет? Другие люди, возвращаясь
после долгой отлучки, отдыхают от своих тревог, лицезрея любимое
существо. А я, несчастный, зачем я сюда приехал, если he должен видеть
Доротею?
Хулио. Кто тебе мешает?
Фернандо. Сама любовь, она так велит.
X у л и о. А ты не думай о том, что думаешь.
Фернандо. Как же я могу не думать о том, о чем думаю?
Хулио. Постарайся отвлечься.
Фернандо. Дай мне книгу.
Хулио. Латинскую, французскую или тосканскую?
Фернандо. Гелиодора1 на кастильском языке.
Хулио. Хорош молитвенник! Держи.
Фернандо. Здесь говорится вот что: "Феаген и Хариклея остались в
подземелье одни, почитая за великое счастье отсрочку предстоящих им
мучений, ибо, оказавшись без оков, они смогли упасть в объятия друг другу".
Ты хочешь, чтобы я это читал?
X у л и о. Я? Вовсе нет, ты сам попросил.
Фернандо. Такое чтение только разжигает, а не отвлекает. Увы мне,
Хулио! Что делает теперь жестокая Доротея?
Хулио. Бога ради, выбрось из головы эти мучительные мысли.
Фернандо. Достань-ка шахматы, сыграем партию.
Хулио. Вот это дело. Расставляю фигуры.
Фернандо. Готово?
Хулио. Сам, что ли, не видишь? Начинай. Да что ты делаешь?

Доротея
83
Фернандо. Сбрасываю все фигуры, чтобы ненароком не потерять
королеву. Дай лучше фехтовальные шпаги.
Хулио. Сотру только с них пыль. Набралось ее за наше отсутствие.
Фернандо. Карранса2 учит, что все раны наносятся из угловой позиции.
В какой же позиции стоял Амур, когда ранил меня?
Хулио. Спроси у Доротеи, это она дала ему лук.
Фернандо. Превосходный ложный выпад! Да, все удары наносятся
острием клинка. Ах, Доротея, как мне парировать твои удары?
Хулио. Чего ты швыряешь шпагу?
Фернандо. Чтобы Альчиати3 не сказал, что она в руках безумца.
X у л и о. У одного кабальеро - ты знаешь его - умерла дама.4 Если хочешь,
развлеку тебя его стихами, это нечто вроде рыбацкой идиллии.
Фернандо. Он сам дал мне два стихотворения, и я их чудесно переложил
на музыку. -
Хулио. Ну, так послушай эти, они не хуже тех, о которых ты говоришь.
Фернандо. Прочитай, если помнишь.
Хулио. «Ах, расстаться с любимой -
Нет печальней потери!
Слышат мои стенанья
Только волны и звери!
Одни покрывают скалы
Пенным покровом снежным -
Ибо проникся и камень
Ко мне сочувствием нежным;
Другие жалобным Boetá
Или глухим ворчаньем
Ответствуют, словно эхо,
Печальным моим причитаньям.
Зачем без души живу я
В пустыне, скудной для взора,
И дня дожидаюсь, если
Угасла моя Аврора?
И тронут ли мои слезы
Эту ночь, разлучницу эту,
И мы, неразлучные в жизни,
Придем ли вместе к рассвету?
Затеплятся звезды ночи,
Моя же звезда не встанет -
Увы, она невозвратно
Во мрак бесконечный канет!

84
Лот Феликс де Вега Карпио
Божественная Венера,
Сияя в ласковом свете,
Ты путь указуешь Авроре
И величайшей планете,
На эту лишь ночь для милой
Своим поступись главенством -
Признай, что равны вы обе
Сияньем и совершенством.
Окутай в черное, лодка,
Окончив с жизнью расчеты,
Свою корму и форштевень,
Свои паруса и шкоты;
Ты в праздник навес не натянешь,
Не украсит тебя гирлянда
Из веток морского укропа
И пагубного олеандра;
А вы, осока и шпажник
На тех берегах душистых,
Расшитые ярким узором
Ирисов золотистых,
Вы, лавры и тамариски,
Ах, если бы вы иссохли -
К чему ваш наряд зеленый,
Когда надежды заглохли?
Пропади ты пропадом, лодка,
Истерзанная судьбами,
Ты словно пустая лачуга,
Покинутая пастухами,
На твоей ободранной мачте
Не играют вымпелы с ветром,
Подобные шелковым змеям
Или атласным кометам,
Не радости светлой краской,
Но черною краской горя
Твои окрашены весла,
Изъедены солью моря;

Доротея
85
Не обнаженные нимфы
За тебя воюют с ветрами,
Твое смоленное днище
Подталкивая главами, -
Помыкают тобой ураганы,
Швыряя на гребень вала,
Поскольку испанское море
Вольность им даровало.
И вы, рыбаки, соседи,
В селеньях наших прибрежных
Оставляющие в тревоге
Подруг прекрасных и нежных,
Если вы мне друзья - пожалейте
Обо мне, мои стоны слыша,
Меж тем как волны на скалы
Взбираются выше и выше,
И, поскольку рыбачат лодки
От селений своих в отдаленье,
Разделите со мною вздохи,
Подхватите слезные пени;
Пусть в плаванье не уходит
Тот, кто хочет вернуться вскоре:
В моих очах он увидит
Невыплаканное море;
Пусть тот, кто весел душою,
В глаза мои не заглянет,
Иначе он свою душу
Навеки печалью ранит.
Наломайте ветвей кипариса
И вторьте мелодии грустной
Бесхитростными стихами
Элегии безыскусной,
И тот, кто лучшею рифмой
Сумеет почтить погребенье
Моей любимой супруги, -
Получит вознагражденье.

Лопе Феликс де Вега Карпио
Есть у меня две чаши
Работы непревзойденной,
Одна - с надменною Дафной,
Другая - с Ледой влюбленной,
Дафна - в побегах лавра,
А Леда объята крылами
Того, кто зачал Елену,
Разжегшую Трои пламя;
И есть у меня две сети -
Счесть узлы каждой мрежи
Труднее, чем мои вздохи
Иль песчинки на побережьи.
Наяды ко мне сберутся,
Дриады и Ореады5,
Те - из морской пучины,
А те - из лесной прохлады,
Одни в венках из вербены,
Кораллы других увенчали,
Они разделят со мною
Причитанья моей печали.
"Ее уж нет! - они скажут, -
Укрыли могильные травы
Божественную Амарилис,
Вашу гордость и славу;
Ее зеленые очи,
Что светом любви блистали,
Отныне в небесных сферах
Теней Орфеями стали;
А прежде ее зеницы
И тонких бровей полукружья,
И темных ресниц завесы
Разили, словно оружье;
Она и заре, и морю
Улыбкой пример давала:
Какими должны быть перлы,
Какими должны быть кораллы;

Доротея
Она ни единым словом
Ни разу не изменила
Своей добродетели скромной,
Своей правдивости милой;
Ее руки - живое счастье -
Удачу твою составляли,
Белизною споря со снегом
И прозрачностью - с хрусталями;
А ножки ее казались
Совершенных лилий четою,
Но столь малы уродились,
Что их превзошли красою;
А песни ее затмевали
Сирен сладкогласных пенье,
Но при ней Улисс хитроумный „
Забыл бы свои ухищренья;
Она бы и на Парнасе
Была всех муз совершенней -
В ней слились красота и скромность,
И добродетель, и гений;
Красота ее и сгубила -
Ибо зависти злоречивой
Не по нраву была ее прелесть
И ее обычай учтивый".
И вы, рыбаки, придите,
Ибо я без нее умираю,
Но помогут ли утешенья,
Если я свою жизнь теряю?
Я и жив лишь затем, чтобы ныне
Испытать с мучительной силой:
Хуже смерти - в живых остаться,
Ибо нет мне жизни без милой.
Разбил я праздную лиру
И струны порвал в кручине;
Что доныне песнями славил,
То слезами славлю отныне.

88
Лопе Феликс де Бега Карпио
Я всечасно ее призываю,
Но какая мне в том утеха?
Повторяя мой скорбный голос,
Надо мною смеется эхо.
А душе обманутой мнится,
Что в ответ слова прозвучали,
Но, чем ближе слышится голос,
Тем она отступает дале.
И, безумьем своим обманут,
Я надежду вновь обретаю,
И становятся явью тени,
Из души моей излетая;
Предстают они предо мною,
И, мечтою милой встревожен,
Обнимаю свое виденье,
В безнадежности - обнадежен.
Но в столь глубоком несчастье,
В тщете душевных усилий
Эти руки, что обманули,
Свой обман мне сами раскрыли.
О, как радостно та гвоздика
Среди объятий любовных
Раздваивалась улыбкой,
Не пряча жемчужин ровных,
И я, супруг умиленный,
Свои уста услаждая,
Ее лепестков касался,
Смех жемчужный вбирая.
Никогда она мне не ответит,
Далека от этого света -
Ибо из вечной ночи
Никому не дают ответа.
И только воспоминанья
Лелею я одиноко,
И здесь, на песке бесплодном,
Следы ее ищет око,

Доротея
89
И, сколько следов ни вижу -
О, безумства слепая сила! -
Выбирая следы поменьше,
Говорю: она проходила!
Напрасно молил я деревья,
Что сон ее осеняли,
О тени и о покое -
Деревья мне отказали.
Но в одиночестве горьком,
В печали неутолимой
Умереть мне было бы легче,
Чем взглянуть на портрет любимой.
Ибо не в силах очи
Примириться, что нет на свете
Той, чья живая прелесть
Представлена на портрете.
Я взглянуть на него не в силах,
Нет страданьям моим исхода -
Отчего долговечней искусство,
Чем живая краса природы?
Я бы ей свою душу вверил -
Ее очи в мои вперились,
Но со мной она - ни полслова:
Значит, это не Амарилис.
Написал ее Франселисо6,
И висел портрет, в знак удачи,
В неказистой моей лачуге -
Кто был в мире меня богаче!
А теперь, когда я к портрету
Обращаю лицо порою -
Только слезы его отражают,
Ибо очи затмились мглою;
Ко всему вокруг они зрячи,
Но обижу ль тень дорогую,
Коль, увидя цветы случайно,
Их невзрачными не сочту я?

90
Лопе Феликс де Beta Карпио
Столь безрадостно жизнь влачится,
Что во всем для меня - терзанье:
И в смерти, что все не приходит,
И в жизни, что вся - ожиданье.
Когда я вижу, что люди,
Словно я, утратив навечно
Жен своих, глубоко любимых,
Ныне веселы и беспечны, -
Я бегу от беседы с ними,
Верен скорби своей унылой -
Не заставит меня и время
Хоть на миг позабыть о милой.
Даже, если меня утешает
Вещь, любимая прежде ею,
Я и в том святотатство вижу
И той вещи коснуться не смею. -
Так оплакивал Фабио горько
У морской скалистой излуки
Свою жизнь, свою Амарилис,
Ее смерть, страданья разлуки.
И Амур, его плачу внемля,
Сказал: "Так любили ране
При Юлии, Порции, Федре,
При Леандре или Пираме7,
А в этом холодном веке
Не встречал я любви сильнее -
Ни смерть ее не излечит,
Ни время не сладит с нею"».
Фернандо. Ты читаешь эти стихи с таким чувством, Хулио, что я даже
прослезился.
Хулио. Верно, воля твоя ослабела.
Фернандо. О, как мне приятно все печальное! Благослови Господь этого
стойкого и счастливого человека!
Хулио. Счастливого? Когда он понес такую затрату?
Фернандо. Дай Бог, чтобы и я оплакивал Доротею!
Хулио. Ты напоминаешь того царя, который, отъезжая в Рим по
велению императора, поручил другу своему, чтобы тот убил его жену, Мариам,
коль импеоатоо убьет его самого, дабы то, что он так любил, не принадлежало

Доротея
91
другому. А она возьми и отдайся этому самому другу, который открыл ей
тайну8.
Фернандо. Твоему влюбленному поэту, Хулио, куда легче, чем мне. О,
как охотно я бы обменялся с ним горем! Ведь он оплакивает свою утрату, а я -
собственность другого.
X у л и о. Не говори так, это невозможно.
Фернандо. Ты сомневаешься? А ведь по сути это вполне возможно.
Хулио. Либо ты любишь Доротею, либо нет - одно из двух. Если любишь,
не думай дурно о том, что любишь; если не любишь, не думай столько о том,
чего не любишь.
Фернандо. Я ее люблю и ненавижу.
Хулио. Невозможно.
Фернандо. Аристотель пишет, что прекрасная Элида полюбила эфиопа
и родила белую дочь, но сын у этой дочери родился черный9. Так красота
Доротеи родила мою белую любовь, но от этой же любви родилась затем моя
черная ненависть.
X у л и о. А какое объяснение дает Философ?
Фернандо. Лишь то, что подобие может проявиться через много
поколений. Да ты почитай первую книгу "Истории животных".
Хулио. Полагаю, ты сам себе противоречишь. Если белая твоя любовь
родилась от красоты Доротеи, кто же тут был эфиопом, чтобы ненависть
получилась черная.
Фернандо. Ревность, Хулио! Любовь никогда не рождается без нее.
Х.у л и о. Остроумно, слов нет!
Фернандо. Ежели из предпосылок вытекает следствие - силлогизм
безупречен10.
Хулио. Почему ты любишь Доротею?
Фернандо. Потому что она достойна любви.
Хулио. Если так, значит она - добро.
Фернандо. Добро и добра - вещи разные. Я об этом знаю уже из
"Этики" Философа, где речь идет о друзьях. Там сказано, что абсолютно доброе
достойно любви и желания; но Философ замечает, что любовь подобна страсти,
а дружба - привычке11.
Хулио. Советую тебе прочесть в первой книге "Риторики" о причине
того, что влюбленные в самой печали находят отраду.
Фернандо. Зачем мне это?
Хулио. Философ говорит, что, подобно больным, которые в жесточайшей
горячке радуются, предвкушая, как они будут пить, так и влюбленные в
разлуке, сочиняя письма и терзаясь желаниями, радуются при мысли об ожидаемом
блаженстве12.
Фернандо. Я понял, Хулио. Ты хочешь сказать, что я надеюсь увидеть
Доротею. Но как согласовать твою мысль с моей - ведь я люблю Доротею за ее
красоту и не хочу ее видеть, потому что ненавижу.
Хулио. Не стану с тобой спорить, лучше попробуем развлечься.
Послушай второе размышление того же влюбленного.

92
Лопе Феликс де Вега Карпио
«Чтоб не перевернуться
Тебе в открытом море,
Тебя гружу я, лодка,
Поклажей бед и горя;
Но для такого груза
В тебе найдется ль сила?
Несла бы ты надежды,
Тебе бы легче было.
Надежды легче ветра,
Но не вверяйся, лодка,
Просторам океана,
Хоть он и смотрит кротко,
Хоть он и гладит берег
Умильными волнами.
Расписывая отмель
Тончайшими штрихами,
Но, с виду безмятежны,
Таят опасность волны,
И, с веслами играя,
Влекут на гибель челны:
Чуть отплывешь подале -
Нет гор таких высоких,
Как те, что воздымает
Кипенье бездн жестоких;
Предаст и выдаст море -
Не верь, челнок несчастный,
Коварнейшей стихии,
Одним ветрам подвластной.
Она, дозволив мачтам
Коснуться туч небесных,
Обломки бедных лодок
Хоронит в бурных безднах.
Отныне, челн мой утлый,
Поскольку не погиб ты,
Гонимый гневом моря
От Сциллы до Харибды,

Доротея
93
Тобой заслужен отдых -
Покойся, не противясь,
Тебя я, как безумца,
Здесь посажу на привязь.
Латать борта не думай
Иль новый парус ставить -
То, что разрушит время,
Ничем нельзя исправить.
Тебя оставлю в храме -
Тот, кто победы хочет,
Противустав обидам,
Терпенье пусть упрочит,
Пусть на борту несчастный
Напишет непреложно:
Все силы человека
Пред временем ничтожны.
Пусть не тебе отныне
Пророчат бурю птицы,
И буйный посвист ветра,
Что ветви рвет и злится.
И не завидуй челнам,
Плывущим прочь от дому, -
Ни новой их оснастке,
Ни парусу тугому.
Во все пределы мира
По всем дорогам водным
Плывут суда на радость
Филиппам благородным13.
Они везут богатства
Со всех окраин мира -
Алмазы, аметисты,
Индийские сапфиры.
На их корме девизы
И гербы золотятся,
Они грозят пучинам,
Чужой земле дивятся.

94
Лопе Феликс де Вега Карпио
А ты, единым небом
Прикрытая, посмела
Огагъ мечтать о море,
Где чудом уцелела.
Беги Ахиллов гневных
И отвечай на вызов
Молчанием Энеев
И правотой Анхизов14.
Была пора - ты нашу
Владычицу видала,
Когда она на берег
Встречать нас выбегала,
Рассветные туманы
Красу ее таили,
И лилии смеялись,
Левкои слезы лили;
Тогда, как лебедь гордый,
Плыла в лучах зари ты,
Ища себе улова
В угодьях Амфитриты15.
Ни бурь ты не страшилась,
Пи колдовства Цирцеи,
Сиренам неподвластна,
Подобно Одиссею.
Меня на мелководье
Встречали в бухте чистой,
Добытчика жемчужин
И рыбы серебристой.
На что бы не дерзнул я -
Ты видела воочью
Мою любовь в сраженьи
С волнами бурной ночью.
Не в серебре добыча -
В плетенках гибкой ивы:
Кто о душе печется,
Гнушается наживы.

Доротея
Нет меж двоими тайны
Столь для души приятной,
Чем истины простые,
Что каждому понятны.
Но Парка, та, что мерит
Судьбу с бесстрастьем строгим
И величавым башням,
И хижинам убогим,
Взяла ее навеки,
Затмился взор чудесный,
И ныне он сияет
На радуге небесной.
Смарагдовые очи,
Что с солнцем разделяют
И свет, и совершенство,
С иных небес сияют.
Их скромная веселость
Являла разум ясный,
Мир чистоты душевной
Без вольности развязной.
Напрасно подражают
Ее певучей речи
И соловьи в дубраве,
И струи звонких речек,
И ныне, Амарилис,
Кто жив из нас - не знаю:
Ты, что скончалась первой,
Иль я, что доживаю.
Должно быть, обменялись
Мы душами с тобою:
Моя - взята на небо,
Твоя - навек со мною.
Здесь, на песке простертый,
В слезах, я повторяю
Возлюбленное имя
И боль свою смиряю.

Лот Феликс де Beta Карпио
Мне вторят волны моря,
И откликом печальным
Слова мои разносят
По всем пределам дальним.
И даже скалы, слыша,
Как горько я рыдаю,
Обрушиться готовы,
Мне в горе сострадая.
Из волн ко мне всплывают
Дельфины и тюлени,
Мои услыша стоны
И горестные пени.
Я говорю им: полно
Дивиться, что нашли вы
В слезах того, кто прежде
Казался вам счастливым;
Рыбак, почетным лавром
Увенчанный по праву
(Кто к знанию усерден,
Того правдива слава),
Теперь, сражен несчастьем,
Слезами день встречает,
И ветка кипариса
Чело его венчает.
Все, что имел я в жизни, -
Ушло, и я в пустыне,
Смерть нежной Амарилис -
Вот жизнь моя отныне.
И ныне эту лиру,
Что славила удачу
Героев благородных,
Над их злосчастьем плача,
Вчера мои же руки
Здесь на куски разбили;
Как рыбаки за это
Меня бы разбранили!

Доротея 97
Тот, кто найдет обломки,
Быть может, их составит;
Но, коли мертв хозяин,
Кто песнь звучать заставит?
Тот, кто стихи слагает.
Чтоб лиру не топтали,
Пусть он ее повесит
На дерево печали.
Но для моей печали
Напрасны уговоры,
И вот что я отвечу
Друзьям на их укоры:
"И для меня есть радость,
Что в мире беспечальном
Сольется море - с морем,
И Тахо - с Тибром дальным,
Что с беззащитным агнцем
Сдружится тигр могучий,
Освободится гений
От зависти ползучей.
Пусть изойдет слезами
Душа, полна кручиной,
И, наконец, сольется
С желанной половиной.
И оттого, что плакать
По ней до смерти буду -
Мне мыслить о веселье
Подобно было б чуду.
О ней Амур напишет
На бронзе неизменной,
А не свинцом оттиснет
Поверх бумаги тленной".
О, свет мой отдаленный!
Дождусь ли дня такого,
Когда, тебя увидев,
Воспряну к жизни снова?
4 Лопе де Вега

98
Лот Феликс де Вега Карпио
О, как мне одиноко...
Но там, над миром шумным,
Ты, верно, усмехнешься
Моим мечтам безумным».
Фернандо. Спиши для меня эти надгробные стихи. Будь они покороче, я
выучил бы их наизусть и пел.
Хулио. Те два стихотворения, которые у тебя, больше годятся для
пения.
Фернандо. Какая любовь, какая тонкость и правдивость! Какое
одиночество! Этому влюбленному только и остается, что проглотить пепел своей
Амарилис16.
Хулио. У подножья индийских идолов, видал я, стоят золотые урны. На
вопрос, что в них, мне ответили, что там находится пепел индийцев, которые
разрешили жрецам сжечь их, дабы пепел поместить у ног божков17. Видно, и ты
не прочь очутиться в такой урне у ног Доротеи.
Фернандо. Не думай так, Хулио. Заметь, эти стихи словно созданы для
утешения любящих.
X у л и о. И для того, чтобы освободить дух от скорбей и страха, как сказано
у Горация, который говорит, что в обществе муз он не страшится бремени
забот18.
Фернандо. Феокрит в своем "Циклопе" называет муз лекарством от
любви19 - верно, потому, что жалобы облегчают любовную тоску, хотя и не
исцеляют от любви. Пример - эти два стихотворения. Хотел бы я печаль свою
поведать ветру! - как сказал Анакреонт20. Но тщетно буду я изливать ее в
стихах и песнях - ничто не успокоит бурного моря моих мыслей.
Хулио. Если бегство не помогло, как же излечит тебя близость?
Насколько лучше было в Севилье - я уж думал, ты влюбился в ту черноокую.
Фернандо. Ах, Хулио, эти раны излечиваются лишь с виду.
X у л и о. С виду была она недурна.
Фернандо. И ума хватало.
Хулио. Чего ж ей не хватало?
Фернандо. Тебе не случалось видеть, как человек с плохим почерком
просит учителя научить писать его красиво? Насколько труднее ему отвыкать
от прежних начертаний, чем усвоить новые. Так и вторая любовь ничему не
научит, пока не забыта первая.
Хулио. Прочту тебе еще стихи; я слышал их в одной комедии21 и, по-
моему, они очень подходят к твоей ревности, странствиям и к этому индианцу,
который лишил тебя покоя. Право, он - как хороший будильник, возбуждает
твои мысли лучше, чем изящество и красота Доротеи.
«Певец пернатый пел в листве зеленой,
Любовь к подруге в песне изливая,
А на земле стрелок, ему внимая,
Таился в чаще со стрелой взведенной.

Доротея
99
Чу - выстрел, промах, взмыл певец спасенный,
Сковала клювик стужа ледяная,
И все же он, свой страх одолевая,
От ветки к ветке, к ней летит, влюбленный.
И снова над гнездом не молкнет пенье,
А ревность, затаясь в засаде, ждет
И целится стрелою подозренья,
И снова - промах, страх, тревога, взлет,
Но, лишь опасность скрылась в отдаленье,
Опять от мысли к мысли он снует».
Фернандо. Раз уж мы здесь, Хулио, мне остается лишь набраться
терпенья и развлекаться в сих лугах.
Хулио. Не лучше ли - в беседах и лицезрении других прекрасных
предметов?
Фернандо. Но где найти красоту, если не в Доротее?
Хулио. Во всем, что пропорционально, - это и есть красота. Ибо, как
сказал в своей "Филографии" Леон Эбрео22, материя лучше всего
сформирована в той форме, при коей части тела находится к целому в наиболее
равных отношениях, а целое объединено с частями.
Фернандо. Но у кого найдешь подобное единство и соответствие?
X у л и о. У многих женщин, ибо не оскудела рука Природы на Доротее.
Фернандо. Тысячу раз я думал, что розы и жасмин были созданы
Природой из остатков материи после сотворения Доротеи.
Хулио. Значит, сперва была Доротея, а розы потом.
Фернандо. Нет, Хулио, но белизна и пурпур жасмина и роз со временем
поблекли, и лишь остатки красок от лика Доротеи обновили их.
Хулио. Бедняга! Что с тобой разговаривать, тебя не переубедишь.
Фернандо. Будь ко мне добрей, Хулио, ты ведь и сам можешь
влюбиться.
Хулио. Один селянин, посылая сеньору жеребца для охоты, на которого
тот зарился, написал в письме: "С тех пор, как ваша милость видела этого
жеребца, он отощал, ибо влюблен. Посему умоляю вашу милость обращаться с
ним так, как вашей милости желательно, чтобы обращались с вами, будь ваша
милость жеребцом".
Фернандо. Ты дурак, а сверх того надоеда.
X у л и о. Я говорю то, что тебе нужно знать.
Фернандо. Ая скажу вместе с Овидием, что ни один влюбленный этого
не знает, и вместе с Сенекой, у которого Гарсиласо заимствовал эти стихи из
"Ипполита":23
"Я знаю лучшее, а худшее - мне мило".
4*

100
Лопе Феликс де Вега Карпио
СЦЕНА ВТОРАЯ
Дон Бела, Лауренсио
Дон Бела. Как я рад, Лауренсио, что мать Доротеи теперь ко мне
благоволит. Пока я не завоевал ее милости, было столько беспокойств и неудобств
для нас обоих и, конечно, прежде всего, для меня.
Лауренсио. Как не завоевать, когда генерал у тебя алмазный, а солдаты
золотые. Считай, что ты оставался в Мадриде, а эти женщины побывали в
Индиях.
Дон Бела. Сколько ни трать, все мало, коль сравнить с достоинствами
Доротеи.
Лауренсио. Достоинств, конечно, много, но и тратишь ты много.
Завидное занятие - красота; кого природа ею наградит, тому нечего искать иной
должности.
Дон Бела. Это не должность, а сан.
Лауренсио. Сан тоже должность.
Дон Бела. Красоту называют даром Природы в отличие от даров
Фортуны.
Лауренсио. Дары твоей Фортуны помаленьку присоединяются к
Доротеиным дарам Природы, - скоро к ней перейдут и те и другие. Чем не
должность! Потому я и говорю, что вовсе незачем в Индии ездить.
Дон Бела. Кто не может насладиться красотой, всегда на нее в досаде.
Лауренсио. А кто насладился ею за такую цену, потом огорчается.
Дон Бела. Такое удовольствие не может принести огорчение.
Лауренсио. Огорчение - конец всякого удовольствия. Есть ли что
прекрасней и приятней дня, а ведь он заканчивается ночью.
Дон Бела. Блаженство видеть Доротею для меня дороже всех сокровищ
Индий.
Лауренсио. А для нее они дороже всех блаженств любви. Помнится, читал
я в истории халифов24, как одному мудрому мавру сказали, что в Монтес-Кларос,
там в Марокко, открыты золотые россыпи; тогда он велел поскорей засыпать
их землей и под страхом смерти запретил добывать золото. Ведь узнай об этом
христиане, они стали бы ездить за золотом не в Индии, а в его страну.
Дон Бела. Если у меня и есть кое-что, свои россыпи я не боюсь открыть
- ведь Доротея отнимает их не оружием, а красотой.
Лауренсио. Красота - самое опасное оружие; какой могучий герой
устоял перед нею? Омфала покорила Геркулеса, а Брисеида - Ахиллеса; что ж
до мудрецов, то сам Аристотель покорился Гермии, сочиняя ей гимны, которые,
по обычаю греков, подобали богам, так что Демофил и Эвримедонт
потребовали выслать его из Афин25.
Дон Бела. Значит, красоту нельзя не любить?
Лауренсио. Любить-то можно, а деньги давать не следует.
Дон Бела. Нельзя любить и не давать.
Лауренсио. Но отдавая - беднеешь.

Доротея
101
Дон Бела. Почему Бог дает людям?
Лауренсио. Потому что любит их.
Дон Бела. Следовательно, кто любит, должен давать.
Лауренсио. Бог не может обеднеть. Иначе мы бы сказали, что, когда
ему уже нечего было давать, он отдал самого себя.
Дон Бела. Скажи, Лауренсио, Платон был мудрец?
Лауренсио. Его называли божественным.
Дон Бела. Так вот, он сказал, что все доброе - прекрасное;26 отсюда
следует, что все прекрасное есть доброе, а доброе достойно любви, и того, кто
любит доброе, нельзя порицать.
Лауренсио. А, обратимые силлогизмы! Сдается мне, сеньор, нам обоим
только во вред пошли те крохи, которым мы обучились. А все ж не
послушаешь ли, да хранит тебя Бог, объяснение Марсилио Фичино, почему
древние изображали бога Пана получеловеком-полускотом?27
Дон Бела. Почему же?
Лауренсио. Пан - сын Меркурия, и этими двумя формами обозначалась
двойственность его речей: когда они истинны - он человек, когда ложны -
скотина.
Дон Бела. Ловко ты подвел этот намек!
Лауренсио. Вовсе нет, просто в своих рассуждениях ты мало
пользуешься верхней частью тела.
Дон Бела. Красота Доротеи не нуждается в моей защите.
Лауренсио. Но твои деньги - весьма.
Дон Бела. Фрину, жительницу Беотии, обвинили перед властями в
незаконном обогащении. Тогда она явилась перед старейшинами обнаженная, и
те, видя совершенство ее тела, оправдали ее. А Квинтилиан замечает, что
красота помогла Фрине больше, чем хлопоты и кляузы адвокатов28.
Лауренсио. Судьи эти глядели на нее не глазами закона, а глазами своих
вожделений. Им бы взять пример с Октавиана, который выслушал Клеопатру,
не глядя на ее лицо29. Но если ты доволен, я рад.
Дон Бела. Как может быть иначе, когда сама Теодора, мать Доротеи,
держит мою сторону?
Лауренсио. Нашел, чему радоваться! Раньше у тебя была одна пиявка, а
теперь две сосут твою кровь. Ты словно бык на арене, на которого выпустили
аланского пса: пока один бок у него свободен, он еще отбивается, а как
выпустят второго пса - сдается и с трудом тащит их обоих, висящих на его
ушах, будто серьги.

102
Лопе Феликс де Вега Карпио
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Херарда, дон Бела, Лауренсио
Херарда. В обитель друга входи без стука.
Дон Бела. О матушка, в моей дружбе можешь не сомневаться!
Лауренсио. Но не в моей!
Дон Бела. Как поживает моя Доротея? Это - прежде всего.
Херарда. Лежит, не встает, все-то наши женские хворости!
Дон Бела. Чтобы вылечить ее, приложи ей к груди тыкву - это не я
говорю, а Гиппократ30.
Херарда. Разве сочинитель * 'Афоризмов'' занимался и этим?
Спаситель он наш! Мне-то оно уже ни к чему, о том сама природа позаботилась.
Я, слава Богу, избавлена и от этого недуга, и от зубной боли.
Лауренсио. И впрямь, тебе ли ее бояться, когда зубов уже нет?
Херарда. Почему твой хозяин не злой! Потому что еще холостой.
Эх, Лауренсио! То, чего у меня теперь нет, было некогда жемчугом, и немало
сонетов посвящено моим зубкам. Что ж, ты думаешь, я как тот мавр в Индиях,
что прожил триста лет, и через каждые сто лет у него снова вырастали зубы, а
седые волосы чернели?31
Лауренсио. Такие чудеса совершаются и здесь без помощи природы -
только живут люди поменьше.
Херарда. Природа нам все дает в долг.
Лауренсио. И не на долгий срок.
Херарда. Поросенка взаймы брать - после сытой зимы голодать.
Мы, кто вволю повеселился весной, осень нашу проводим в горестях.
Дон Б е л а. Да ты, матушка, еще ничего, и здоровьем крепка.
Херарда. Колокол надбитый новым не станет. Не бойтесь, я не
проживу, сколько тот мавр.
Л а у р е н с и о. Да ты уже почти его догнала.
Херарда. Женили Педро на Анке - он грубиян и она грубиянка.
Дон Бела. Хочешь, матушка, я открою тебе секрет, как поддерживать
природные функции? От него любая пораженная инфекцией часть тела
становится крепче и сильнее32. Впрочем, от недугов Венеры, ты, верно, не страдаешь.
Херарда. Что за секрет? Вы, индианцы, истые чернокнижники.
Дон Бела. Возьми слиток золота и положи его раскаленным в вино -
чудодейственная микстура.
Херарда. Здорово у тебя язык наловчился: микстура, природные
функции, инфекция!
Дон Бела. Как ты не понимаешь, что это слова научные. Сделай с
золотом, как я говорю, и выпей вино.
Херарда. Не худо бы мне иметь золота хотя бы на покупку вина - этой
целительной влаге помощники не нужны, сама справляется.
Л а у р е н с и о. А ты сделай опыт с одим из дублонов, что тебе дадены.
Херарда. Жаркое поворачивай, да на кота поглядывай. Что дон Бела

Доротея
103
дал, братец, будет мне на похороны - не хочу отправиться на приходское
кладбище под фальшивое пение одного-единственного причетника, у которого
"Кирие Элейсон"33 больше смахивает на рев заблудившегося осла. Меня будут
сопровождать все наши братства и могила моя будет самой лучшей; не желаю я,
чтоб на меня лилась вода с неба.
Лауренсио. Мы с водой не в ладу.
Дон Бела. Существуют врожденные отвращение и неприятие34, подобно
симпатиям и антипатиям среди животных, людей и даже планет к зловредным
или благотворным явлениям. Олень и уж ненавидят друг друга, также лебедь и
орел, бык и волк, куропатка и ворон. А среди людей - неучи ненавидят ученых,
новички, пробующие свои крылья, - своих наставников и учителей.
Существует также таинственное влечение, о причинах коего пишут многие философы.
X е р á р д а. Не пойму, зачем вы тут пустились в эту ученую болтовню и
рассуждения, - со мной это все равно, что пасечнику мед продавать. Дайте-ка
мне лучше на вино, раз уж золота не даете.
Дон Бела. Сколько же тебе надобно?
Херарда. А вот, как в пословице говорится: Четвертинку - в миг
единый, асумбру - одним духом, лишь от арробы - сыта утроба?5.
Дон Бела. Дай ей восемь реалов.
Херарда. Что, уж взял тоном ниже? Да мне это не в диковинку - любовь,
что бой на копьях, занятней вначале. По правде сказать, я намерена
умерщвлять свою плоть жаждой, потому что когда я в первый раз навестила
Доротею, меня пригласили обедать, и я, уж не обессудь, так щедро отмеряла
вино, а от руки до рта так мало препятствий, что потом целых два дня провела в
какой-то кухне, а думала, будто в молельне.
Лауренсио. Верно, тебе снились райские видения?
Дон Бела. Ну, довольно! Зачем пожаловала, Херарда? По своим ли делам
или как добрая вестница от Доротеи?
Херарда. От Доротеи. Я со своими делами сюда не лезу, чтоб не
наскучить тебе. Вот счетец от портного - здесь записано все, что надо купить для
платья цвета львиной шкуры.
Лауренсио. А, чтоб тебя львы разодрали!
Дон Бела. Требуется золото?
Херарда. Из воды с солью не сваришь олью. Всего несколько галунов да
плетеная тесьма на корсаж.
Лауренсио. Плетеной плетки бы вам отведать - мамаше, дочке и сводне!
Херарда. Что ты там бормочешь о ее матери, Лауренсио? Такая
почтенная, добродетельная женщина!
Лауренсио. Да я ничего. Только вот в доме у них обращение вольное.
Херарда. Это тебе в диковинку, дурень? Разве ты не знаешь, что
в каждом домишке свои тайные делишки?
Дон Бела. Я прочел список. Все, что заказала Доротея, будет
оплачено - мне ничего не жаль, лишь бы ей угодить.
Херарда. А твой Лауренсио, этот нахал-домоправитель, все кривится.
Знать, Селия обращается с ним не так, как он хотел бы.

104 Лот Феликс де Вега Карпио
Лауренсио. Вот-вот, очень она мне нужна! Нашли влюбленного! Юноша
чувствительный - куда там! Боишься угара, избегай жара - я ведь тоже знаю
поговорки. Твоя Селия чудо как хороша, только в любви ей объясняться!
Этакая рыжая кляча... да еще вся в веснушках.
Херарда. А поклонников у ней хоть отбавляй, ведь и на чумазый котелок
найдется свой крючок. Зато наш зятюшка - загляденье, рост - две сажени.
Не плюй в колодец... знаешь, времена меняются.
Лауренсио. А дураки-нет.
Херарда. Б любом краю луна все так же кругла.
Лауренсио. Эй, Херарда, Херарда, женщине и саду одного хозяина надо:
потому что ястреба и девицу смотреть на свету не годится.
Херарда. Но что дурного скажешь о Селии, о ее скромности?
Довелось беде случиться, а теперь я вновь девица.
Лауренсио. Кто хочет - бери, кто увидит - смолчи, кто сболтнет -
nponadul
Херарда. Слова твои одобряю, да смысла не понимаю; сковорода не
больно бьет, да сажей замажет.
Дон Бела. Вот, матушка, я под этим перечнем написал несколько строк.
Лучше пусть Доротея сама отправится за покупками, я пришлю за ней карету.
Херарда. Хитер! Хочешь, чтоб Доротея сама покупала, лишь бы мне
ничего не дать.
Дон Бела. А в чем у тебя нужда?
Херарда. В плаще.
Дон Бела. Вот,я пишу о нем.
Лауренсио. Капля по капле, ан моря и нет.
Херарда. У ястреба из дворца нет бубенца. Друг Лауренсио, хочешь
собаку увестъ, дай ей поесть.
Лауренсио. А еще говорят, матушка, кто мной помыкал, от того я
богатым стал и помни, что разживешься в один год, а тут тебя и петля
ждет.
Дон Бела. Насчет плаща проставлено.
X е р а р д а. Да украсит король твою грудь красной ящерицей36.
Лауренсио. Твоими заботами он уже разукрашен.
Херарда. Пойду, навещу по пути одну девицу, которая меня просила.
Лауренсио. Верно, ей надоело быть девицей.
Херарда. Братец Лауренсио, кто добро творит, того Бог наградит.
Бедняжка в печали - завтра свадьба, а она, кажись, была неосторожна с каким-
то пажом.
Лауренсио. Сколько таких неосторожностей случается на свете!
Херарда. Девушка - чистое золото, и тебе пришлась бы по вкусу,
если Селия не люба. Через два дня после свадьбы она уже сможет выходить из
дому.
Лауренсио. Тощая на свадьбе пляшет, а брюхатая - плачет.
Херарда. Моя заслуга, это я научила тебя разговаривать. Прощайте, дон
Бела.

Доротея
105
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Лудовико, дон Фернандо, Хулио
Лудовико. Я уже предполагал, что вы остались в Севилье.
Фернандо. О, Лудовико! Сколь сладостны моему сердцу ваши объятья.
Лудовико. Теперь позвольте мне перейти в объятья Хулио.
Хулио. Это для меня честь не меньшая, чем те объятья, кои вы покинули,
дабы почтить мои!
Лудовико. Никак не думал, что вы задержитесь так долго.
Фернандо. Одному Богу ведомо, каких терзаний, мук и тревог это мне
стоило.
Лудовико. Следовательно, здесь не подтвердилось мнение, что
разлука - истинньш Гален для влюбленных37.
Хулио. Уже три месяца как мы выехали из Мадрида, так что если описать
любовь дона Фернандо в комедии, то придется похерить все правила искусства;
ведь там не дается больше двадцати четырех часов, а уж перемена места -
прегрешение непростительное.
Фернандо. Зато моя история - правдивая, и, по-моему, куда более тяжкое
преступление совершил Аристофан, выведя на сцену лягушек, или Плавт,
показав в "Амфитрионе" богов38.
Лудовико. Все ваши поручения я выполнил назавтра после вашего
отъезда.
Фернандо. Ты ранил Херарду кинжалом?
Лудовико. Нет, я ведь знал, что вы сами раскаетесь в подобном наказе,
как оно и видно по вашему лицу. К тому же в ночь, когда я поджидал, что
Херарда выйдет навестить соседку, бабу того же сорта, старуха выглянула в
окно и сказала: "Убирайтесь-ка восвояси, вы, кабальеро, закрывающий лицо
плащом. Я не выйду из дома, пока не покажутся солнце и люди, которые
сумеют меня защитить".
Фернандо. Что вы рассказываете, Лудовико?
Лудовико. Как у меня с нею было.
Хулио. Теперь ты веришь, что она чародейка и колдунья?
Лудовико. Нет такого преступления, за которое женщина заслужила бы
раны в лицо, ибо это все ее достояние и имение, дарованные Природой.
Хулио. Но не навечно...
Фернандо. Тем лучше, иначе наша месть не могла бы свершиться.
Хулио. Природа наносит увечья пострашнее, чем от ножевых ран.
Лудовико. Значит, Доротее вы уже отомстили?
Фернандо. Я не способен возненавидеть ее настолько, чтобы пожелать ей
стать безобразной! Вечной отрадой мне пребудет воспоминание о ее красоте.
Душа моя не потерпит, чтобы время исторгло из нее красавицу Доротею,
заменив ее уродиной, и я не могу поверить, что годы дерзнут омрачить это чудо
Природы.
Хулио. Многие женщины сохраняют красоту довольно долго.

106
Лопе Феликс де Вега Карпио
Фернандо. Цьрица Родоса велела убить троянку Елену, ревнуя ее к
своему мужу, когда Елене было шестьдесят лет39.
Лудовико. Все прочее, что вы наказывали, выполнено. А так как писем
моих вы не получили из-за отъезда в Кадис и Санлукар40, и они, видимо,
затерялись, то слушайте, Фернандо. Я отнес Доротее ваши бумаги, те, что вы
мне вручили. Застал я ее в постели, опасно больную, так как она покушалась
убить себя алмазом в вечер вашего отъезда. Бумаги взяла ее служанка Селия.
Доротея же говорила мало, лишь упомянула о вашей несправедливости, причем
слезы выступили у нее на глазах, как ни пыталась она их скрыть от меня.
Она была подобна Солнцу при дожде, когда туч не видно, а есть только Солнце
и дождевые струи. Я простился и спустя много дней снова стал навещать ее,
когда она уже поправилась после лихорадки, хотя и была еще слаба.
Меня никогда не удивляло, что страдания души могут сообщаться телу, ведь
душа и тело - близкие соседи и друзья. Наконец, Доротея выздоровела.
Сперва она еще ходила с палкой, причесывалась гладко и покрывала голову,
затем, как бы нечаянно, выбилась наружу прядь волос, и превращение
завершилось бело-голубым монашеским одеянием. Такой я увидел ее
однажды... Но я не хотел бы растравлять ваши раны.
Фернандо. Ах, вы же знаете, они еще совсем свежи!
Лудовико. Более прекрасной женщины не писал и Тициан, даже Роза
Сулеймана, фаворитка Великого Турка, не сравнилась бы с ней41.
Фернандо. Почему вы не назвали Софонисбу, Аталанту или
Клеопатру?42
Лудовико. Их Тициан не писал.
Фернандо. Вы правы, а тот портрет мы все видели.
Лудовико. Когда крестьянки несут в плетеных корзинах мягкие круги
сыра вместе с букетами роз, лепестки порой падают на белый сыр. Таким во-
образите себе ее лицо, где на законной белизне розовеет предательский
румянец.
Фернандо. То ли вы сочиняете стихи и их стиль сказывается в вашей
прозе, то ли хотите меня с ума свести?
Лудовико. Умерьте ваш пыл; продолжение рассказа совсем его охладит.
Фернандо. Вы мне окажете огромную услугу - я должен возненавидеть
Доротею, иначе я погиб.
Лудовико. Несколько раз я выходил по вечерам взглянуть, все ли
спокойно в ее обители, и однажды заметил людей, которые стояли, прикрыв
лицо плащом, будто слуги, ожидающие влюбленного хозяина. Увы, я не
ошибся! У решетки окна стоял мужчина. Доротея меня узнала и громко
рассмеялась. У меня мелькнула мысль заколоть их, но Доротея тут же
захлопнула окно, и я подумал, что это знак уважения. Наконец, за неделю до
вашего возвращения я навестил ее - к вам я не мог зайти до сих пор, потому что
был в Ильескас на богомолье. Я увидел богатые ковры и новое эстрадо.
Чтобы немного прийти в себя, я попросил воды, и тут моему взору
представились дорогое серебро и две миловидные мулатки, одна с подносом, а
другая - с вышитым полотенцем, благоухающим ароматическими таблетками,

Доротея
107
словно одной чистоты недостаточно. Не воду пил я из золотого кувшина, а
аспида проглотил. Задавать вопросы я не осмелился - ведь допытываться у
красивой молодой женщины, откуда ее наряды и убранство ее дома, значит не
признавать ее красоты и оскорблять ее честь.
Фернандо. А обо мне она не спросила?
Лудовико. На сей раз нет.
Фернандо. Здесь ответ на то, о чем вы не решились ее спросить, и
разгадка чуда со всей этой роскошью.
Лудовико. Друг мой, я должен сказать вам всю правду. Ходят слухи о
каком-то индианце.
Фернандо. Все кончено! Знаете, почему в древности изображали Амура с
рыбой в одной руке и цветами в другой?43
Лудовико. Потому что он равно властвует на море и на суше.
Фернандо. Правильней изобразить его со слитком золота.
Лудовико. О, золото всемогуще!
Фернандо. Это подтвердят мои злоключения.
Лудовико. Нет, лучше обратимся к Арнальдо из Виллановы44 и его
' 'Книге о том, как сохранить юность и отдалить старость,\ Дабы обновить и
укрепить нашу кожу, пишет он, надобно изготовить напиток из чистейшего
золота. Не увлажняя и не иссушая, оно неощутительно согласуется с нашим
темпераментом. Оно благотворно для человеческого организма и всюду, где
имеются расстройства, действует возбуждающе или умеряюще: подстегивает
вялый желудок, труса делает смельчаком, укрепляет субстанцию сердца и
изгоняет из него зловредные влияния.
Фернандо. Не продолжайте этого перечня. Если последнее свойство
верно, тогда золото исторгнет из моего сердца эту порочную любовь. Но чем
возместит оно мою потерю, ведь из-за золота я утратил Доротею?
Лудовико. Рецепт хранился древними в такой тайне, что вряд ли кто в
Испании сумеет изготовить этот напиток.
Хулио. Зато немало людей им владеет.
Фернандо. А вот вам неоспоримый пример чудодейственной силы золота:
пребывая в сердце Доротеи, я причинял ей беспокойство, а этот кабальеро
изгнал меня оттуда, дав ей золота, хоть и не в напитке, а в слитке. Пишут ведь о
некоей рыбе спруте45, что, попав на крючок, она заползает по леске в руку
рыбака, а затем - в сердце и убивает его.
Лудовико. Немало это стоило индианцу.
Фернандо. Поверь, он потратил золота не больше, чем я - крови, а кровь
дороже золота.
Хулио. Еще Платон высказал мысль, что у металлов есть душа, а
Вергилий в шестой песни "Энеиды" заимствовал ее, на нее же ссылается Леон
Суабио46.
Фернандо. Наверно, есть душа и даже дух, если судить по могуществу
золота.
Лудовико. Два начала заложены в природе вещей, и они, согласно Левину
Лемменсу47, в глубочайших недрах земли порождают все виды металлов; эти

108
Лопе Феликс де Вега Карпио
два начала суть сера и ртуть; ртуть выступает как отец, а сера - как мать, и
сперва они рождают золото, затем - серебро как менее благородное, а затем -
все прочие металлы. Итак, не удивляйтесь, Фернандо, что первенец их так
могуч.
Фернандо. Будь проклята ртуть! Она причинила мне столько зла!
Сама так холодна, а рождает золото, из-за которого я огнем горю! Да, помнится
мне, она беспокойна и непостоянна, но вместе с тем полезна, - в чем ее сходство с
изменчивой и бурной натурой женщин, а они также важны и необходимы для нас.
Хулио. Кстати о ртути. Пускали как-то кровь одному больному - а его
лечили ртутью от французской болезни, - и из вскрытой вены вышла смесь
крови и серебра в виде маленьких, похожих на жемчуг шариков.
Фернандо. Ах, Хулио! Доротея так глубоко, до мозга проникла в меня,
после того как я возмужал в ее объятиях, что, если бы мне вскрыли сердечную
вену, то, думаю, через отверстие вместе с кровью вышла бы, подобно ртути, и
Доротея!
Хулио. Лучше бы пускать тебе кровь из мозговой вены, чтобы оттуда
вышли заодно и ветер и Доротея48.
Лудовико. По-моему, это безумие Фернандо - не любовь, и его
неотступные мысли о Доротее - не следствие любви. Но, подобно стрелке
компаса, которая, коснувшись магнита, всегда указывает на Север, прежнее
чувство, затронутое ревностью к индианцу, безудержно влечет живое
воображение Фернандо к Доротее.
Хулио. Пожалуй, с ним произошло то, что мы наблюдаем с вогнутыми
зеркалами. Помещенные против Солнца, они отражают его лучи в виде огня,
который легко воспламеняет расположенную вблизи горючую материю, как
рассказывают о зеркале Архимеда, коим тот поджигал вражеские суда. Ибо,
когда солнечные лучи собираются в одну точку, они вызывают горение.
Лудовико. Итак, Доротея - солнце, индианец - зеркало, а дон
Фернандо - горючий материал?
Хулио. Красота Доротеи доходит до любви дона Фернандо сквозь призму
ревности; не будь ревности, пламя пылало бы не так сильно.
Лудовико. Правда твоя, Хулио. Если бы всю любовь собрать в одну
точку ревности, она зажгла бы и ледяную Скифию.
Фернандо. Увы мне! Худо было мне в отъезде, еще хуже - после приезда.
Скоро наступит конец моей жизни.
Лудовико. А как вы живете здесь с тех пор, как приехали?
Фернандо. По вечерам читаю разные истории или стихи. Ложусь в
страхе, что не усну, и обычно так и бывает - я бы мог, как хорошие часы,
указывать время. А когда, утомленный распрей своих мыслей - как говорил
Петрарка49, - я задремлю, мне снятся такие чудовищные нелепости, что уж
лучше бодрствовать.
Лудовико. Это - следствие меланхолии.
Фернандо. На заре я иду на Прадо, либо спускаюсь к реке и, усевшись на
берегу, гляжу на воду и поверяю ей создания моего воображения, чтобы река
унесла их навеки.

Доротея
109
Лудовико. Глупейшее занятие!
Хулио. И при этом, доложу я вам, Лудовико, он так грустит и млеет от
любви, что нередко падает в мои объятья, словно мертвый. А я ему говорю: раз
он сносит такие муки, значит, они ему впрок, как поется в одном его романсе50,
и нечего грустить. Вчера мы были в Сото51, и я по этому поводу написал ему в
альбом эпиграмму.
Лудовико. По-латыни или по-испански?
Хулио. По-испански. Латынь нынче не в моде, что весьма прискорбно.
Лудовико. Ничуть. По моему разумению, поэт должен писать на своем
родном языке. Гомер ведь не писал по-латински, а Вергилий - по-гречески;
каждому надлежит прославлять свой язык, как делал Камоэнс в Португалии и
Тассо в Италии52.
Фернандо. Саннадзаро53 написал на латыни поэму и эклоги.
Л у д о в,и к о. А также на итальянском - * 'Аркадию" и другие сочинения, по
примеру Бембо, Ариосто и Петрарки54.
Фернандо. Ариосто писал латинские стихи?
Лудовико. Муцио Джустинополитано приводит его эпитафию маркизу де
Пескара55 - и она нисколько не похожа на все прочие эпитафии.
Фернандо. Прочитай-ка, Хулио, свой сонет, пока мы не забыли о нем.
Хулио «Влюбленному печалью величаться -
Немудрено: он должен к ней стремиться;
Кто в выборе сумел не ошибиться,
Погибнет, лишь бы с мукой не расстаться.
Не обладанья должно добиваться,
Но перед совершенством преклониться;
Чему в молчаньи следует храниться,
Тому дано надеждой увенчаться.
Ревнивцу выпадет печалей много,
Коль дурно выбран им предмет любимый -
Где нет надежности, там есть тревога.
Сколь горестна любовь к богине мнимой!
Но, если истинна любви дорога,
Печалью горд любовью одержимый».
Лудовико. Конец у тебя удачен, не в пример другим поэтам, у которых
сначала сонет, как сонет, а потом и стиль и мысль сходят на нет, так что в конце
уже ничего не остается. А вы, Фернандо, написали что-нибудь о своем отъезде?
Фернандо. Вот эти стихи.
«О, печальная доля,
Враг мой, разлука злая!
Ты разрываешь душу,
На горе жизнь оставляя.

110
Лопе Феликс де Вега Карпио
Живою смертью недаром
Твои называют сети -
Живишь ты души желанье,
А взор обрекаешь смерти.
Была бы ты милосердной,
Отъезда б не ожидала,
Взяла бы жизнь мою прежде,
Чем душу мою забрала.
О, Мансанарес тихий,
В твоей долине зеленой,
Венчанной купами вязов,
Густым плющом оплетенной,
Живет одна пастушка,
Божественно величава -
Она и честь королевства,
И нашего города слава,
Ее красоту превозносят
Ручьи, что дол орошают,
И птицы, что ей внимают,
И цветы, что ей подражают.
Столь прекрасна пастушка,
Что себе соперницей стала,
Завидует ей и солнце -
Столь ярко она воссияла.
Не встречало оно подобной,
Золотым путем своим идя,
Ни под небом родной Испании,
Ни под небом обеих Индий.
И меня она не полюбит,
Ибо стекла зеркал восхищенных
Обратили ее в Нарциссу56
На погибель бедных влюбленных.
Я любовью своей возвышен,
Дерзок я, любя совершенство,
Но тому и мученье - радость,
Кто возвысил его до блаженства.

Доротея
111
И когда я, беды не чуя,
Поклонялся ей, как пристало, -
Всевластная неизбежность
От счастья меня оторвала.
Ради чужой корысти
Я гибну в чужом пределе,
Едва лишь ростки надежды
Несмело зазеленели.
Так цветок Аполлона57,
Когда время к закату клонит,
Сомкнув лепестки тугие,
Свое алое сердце хоронит,
Так золотая гвоздика
Свой аромат теряет,
Когда тяжелым копытом
В полях ее скот попирает,
Так, когда падает тополь,
Ударом подсеченный,
Лоза, что к нему прильнула,
Обвивая с лаской влюбленной,
Теряет свою упругость
И душу свою отпускает,
Расслабляет росчерки стеблей,
Засыхает и поникает.
Души лишенное тело
По прихоти чуждой власти
Под чуждым странствует небом -
Какое, Боже, несчастье!
Когда б я любил не любовью
Столь чистой и совершенной -
Мои печальные думы
Убили б меня, несомненно.
Не потому я уехал,
Что она меня не полюбит -
То, что в ней всего мне дороже,
Верней всего меня губит.

112
Лопе Феликс де Вега Карпио
О, горы, венчанные льдами,
Одетые снегом сыпучим,
Венцы высокие ваши
Бросают вызов и тучам,
Скажите, кто в поединке
Окажется в побежденных -
Меня сжигающий пламень
Иль дыханье снегов студеных?
Победа моею будет,
И данью пастушке милой
Пошлю не песни, а вздохи,
Сбираясь с последней силой:
"Сладостные думы,
Спутники скитаний,
Воротитесь с ветром
Горьких воздыханий!
Чем со мной томиться,
Лучше нам проститься,
Вы ж, не в силах скрыться,
Рветесь воротиться.
Нет от вас пощады,
От меня нейдете!
Вы меня убьете,
Так чему вы рады?
Сладостные думы,
Спутники скитаний,
Воротитесь с ветром
Горьких воздыханий!"»
Хулио. Сеньор Лудовико, вы должны найти развлечение для дона
Фернандо, не то его безумства скоро его прикончат. Видно, ему этого и хочется.
Фернандо. Вернее сказать, и большее горе меня не страшит, и со своим
не хочу расстаться.
«Напрасно на меня идет войной
Несчастье, новой мукой угрожая -
Кто в горе, не страшится новых бед».
Так сказано в сонете славного андалусийца Фернандо де Эррера58, и хотя Хулио
полагает, что воображение может довести меня до самой отчаянной крайности,
он заблуждается: без Доротеи безумие угрожает мне меньше, чем с нею.

Доротея
113
Лудовико. Как он превозносил ее красоту!
X у л и о. А принадлежи Доротея ему, он бы не любил ее так сильно.
Фернандо. Разлука с любимой - здесь весьма неудачный аргумент.
Хулио. Ну, если не она, стало быть, ревность действует.
Фернандо. Как же я могу любить ее за то, что ненавижу?
Хулио. Не ты ее ненавидишь, а боишься, что она тебя возненавидит.
Фернандо. Ведь ты знаешь, что я желал ее смерти.
Хулио. Читал я в третьей книге Ксенофонта59 историю, которая меня
поразила и здесь как раз будет кстати.
Лудовико. Уж если тебе понравилось, верно, стоит того.
Хулио. Некогда армянский царь сказал Киру, что мужья, уличив своих
жен в прелюбодействе, убивают их не за оскорбление, а из ярости за то, что те
лишили их своей любви и отдали ее другому.
Лудовико. Странная мысль! Но если вдуматься, именно это и побуждает
к убийству - ведь многие сносят всяческие оскорбления до тех пор, пока жена
не полюбит другого.
Хулио. Доказательство неоспоримое.
Фернандо. О любви и ненависти спроси того же Ксенофонта. Ибо, когда
Киру сказали, что он ни за что не покинет прекрасную Пантею, царь ответил,
что в его груди - две души: одна душа любит, другая ненавидит60.
Хулио. Потому-то я и страшусь за твой рассудок. Лучше бы тебе раз
навсегда либо полюбить, либо возненавидеть.
Лудовико. Этот недуг, сиречь меланхолию по причине любовного
влечения или утраты любимого существа, медики называют "эротом" и лечат его
ваннами, музыкой, вином и зрелищами61.
Хулио. Вина Фернандо не пьет, а когда пьет, то еще больше грустит. Ведь
музыка подобна хамелеону, который окрашивается в тот цвет, на какой его
положишь. Когда грустишь, она грустна, когда веселишься - весела.
Лудовико. Плиний поясняет это явление62, но я с ним несогласен.
Он говорит, будто хамелеон - самое трусливое животное на свете, и потому так
быстро теряет свой цвет; а по-моему, причина здесь в том, что он прозрачен,
подобно стеклу.
Хулио. Есть трава, которую по-латыни называют centum capita*.
Лудовико. Прекрасное название для черни. Горе тому, кто предложит
свой труд ее извращенному суждению и невежественному вкусу!
Хулио. У травы этой корень - гермафродит, и действует он
соответственно тому, владеет ли им мужчина или женщина. Но возможно, это басня,
как и многие другие.
Лудовико. Тот же автор утверждает63, будто Фаон Лесбийский имел этот
корень и потому, мол, великая поэтесса Сафо воспылала такой любовью к
нему, что Овидий описал ее в одной из "Эпистол"64.
Хулио. Если Херарда отыскала это растение, которое сводни называют
стоглавая {лат.).

114
Лопе Феликс де Вега Карпио
мандрагорой, и дала его Доротее, то никакие зрелища, никакая музыка,
никакое вино не помогут - лишь сама Доротея сумеет влюбленному пленнику
мир принести, как поется в одном куплете.
Фернандо. Лучше тысяча смертей!
Лудовико. Что ж, вы намерены с нею не встречаться?
Фернандо. День нашей встречи будет последним днем моей жизни.
Лудовико. Платон в "Пире любви" замечает, что боги смеются лишь
тогда, когда слышат ложные клятвы влюбленных65.
Хулио. Но как-то они еще смеялись, глядя на Палладу, которую
безобразила игра на флейте66.
Фернандо. Не раз я мог свидеться с Доротеей после моего приезда,
однако в борьбе со всеми моими желаниями победу одержало разочарование,
ибо честь храбро сражалась.
Лудовико. Найдите себе какое-либо достойное занятие.
Фернандо. К охоте у меня нет склонности, а в карты я никогда не играл.
Лудовико. Напишите поэму, это отлично рассеет вас.
Фернандо. Любовь отняла у меня талант.
Лудовико. Но ведь любовь наделила талантом многих, кто его не имел.
Фернандо. А кто имел, у тех отняла. О чем же, по-вашему, мне писать?
Лудовико. Изберите предмет серьезный - такой вы найдете среди деяний
многих испанских полководцев. Обратитесь к подвигам превосходнейшего
воина, герцога де Альба, на суше или доблестного маркиза де Санта Крус на
море67. Первый сделал Толедо непобедимым, второй прославил Басан; первому
повиновались все земли, второму - воды. И посвятите поэму кому-нибудь из их
детей.
Фернандо. Я слишком молод для такого начинания.
Лудовико. Пока вы его завершите, молодость пройдет. От первого
наброска до последнего удара напильником - дистанция не малая.
Фернандо. Мне больше по силам сюжет любовный, например, красота
Анхелики68.
Лудовико. Это не отвлечет вас, как я бы желал. Нет, пусть предмет будет
серьезен.
Фернандо. Завтра же начну.
Лудовико. Начало - полдела.
Фернандо. Всякое начало трудно.
Лудовико. И лишь конец венчает дело, ибо не только все должно быть
согласно с концом, но он - лучшее из всего, согласно "Физике" Философа69.
Фернандо. Разумеется, уже в начале я должен представлять себе конец.
Но к чему утруждать себя, когда я знаю, что эта ревнивая страсть не позволит
мне сочинить ничего, кроме нескольких скорбных романсов. Подобно облачной
завесе она затмевает свет моего разума.
Лудовико. Завтра я вас навещу. Постараюсь своими скромными силами
подыскать сюжет - облеченный вашими стихами, он заблистает. Оставайтесь с
Богом.
Фернандо. Что ты скажешь, Хулио, о моем злосчастии? Я клялся

Доротея
115
Лудовико, что в жизни не увижу Доротею, а теперь умираю от желания
нарушить клятву.
Хулио. Ты, видно, позабыл мои слова о смехе богов?
Фернандо. Потому-то мне и кажется, что здесь я с собой не совладаю.
Зато говорить с нею не буду ни за что.
Хулио. Если увидишь, то заговоришь.
Фернандо. Нет-нет, и не думай.
Хулио. Зачем мне думать, я и так знаю.
Фернандо. Ну что за беда, если нынче вечером мы пойдем взглянуть на
дверь, через которую я возносился к райскому блаженству? Это вовсе не значит
смотреть на Доротею, ведь Доротея - не дверь.
Хулио. Напрашивается силлогизм.
Фернандо. Какой?
Хулио. Всякая дверь из дерева, всякая женщина из плоти; следовательно,
женщина - не дверь.
Фернандо. Будь ты проклят! Тебе удалось рассмешить меня, хотя я так
печален. Забавнейший силлогизм!
Хулио. По крайней мере, тот силлогизм, который индианец предлагает
Доротее, находится в главе "Давати", и будь в логике Доротеи глава "Брати",
там бы и находился мой силлогизм совокупно с выводом из двух речений,
каковые суть: любовь дает, а корысть просит.
Фернандо. Ладно, прихвати-ка на всякий случай два щита и два плаща
поплотней - быть может, уроки Паредеса70 пригодятся.
Хулио. Прекрасный учитель, хотя он всегда ходит в трауре.
Фернандо. Взглянем же этой ночью хоть на футляр жемчужины.
Хулио. Гитару взять?
Фернандо. Возьми. Если случится обнажить шпагу, тогда уже нечего
жалеть, коль гитара пропадет.
Хулио. Сам ты пропал безнадежно.
Фернандо. Молчи, Хулио. Некий благочестивый поэт сказал, что язык
любви - для тех, кто не влюблен, то варваров наречье71.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Дон Б$ла, Лауренсио, Фелипа
Дон Бела. Когда мы свернули сюда, мне показалось, будто теперь апрель
и мы идем по одной из улиц славной Валенсии.
Лауренсио. Почему так?
Дон Бела. Здесь пахнет совсем иначе, чем на других улицах.
Лауренсио. По-моему, это чепуха. Вспомни только апельсиновые
деревья: они пахнут не так в эти часы.
Дон Бела. Ох, Лауренсио, вспомни, что сказал Плавт:72 влюбленным
милы даже собаки дам.

116
Лопе Феликс be Beta Карпио
Лауренсио. В твоем воображении носится аромат Доротеи, и он тем
сильней, чем ближе ты к ее дому; у влюбленных все пять чувств - в
воображении.
Дон Бела. Вот решетка. Днем эти жалюзи меня радуют, а ночью
огорчают.
Лауренсио. Почему?
Дон Бела. Потому что днем они мешают другим видеть Доротею, а я
того и желаю, ночью же не дают мне любоваться красавицей, а я за тем и
пришел.
Лауренсио. Сколько любезностей проникло сквозь эти прутья!
Дон Бела. Наверно, число их не с чем и сравнить.
Лауренсио. Ты думаешь?
Дон Бела. С чем же, Лауренсио?
Лауренсио. С числом глупостей, произнесенных здесь же.
Дон Бела. Ко мне это не относится. Мои речи только безумны. Чем-то
занята сейчас Доротея?
Лауренсио. Размышляет, небось, что у тебя попросить.
Дон Бела. Слова, достойные слуги!
Лауренсио. Купец в лавке подтвердит.
Дон Бела. Уверяю тебя, по достоинствам Доротеи сколько бы я ни дал,
все будет мало.
Лауренсио. Придет день, и тебе покажется много.
Дон Бела. При всей красоте она не стоила бы и реала, если бы не
вводила в расходы.
Лауренсио. Истинно так. Мужчины упорствуют в своем ухаживании не
столько из-за прелестей дамы, сколько из-за затраченных денег.
Дон Бела. Почему же?
Лауренсио. Подобно игрокам, они все надеются возместить свой
проигрыш.
Дон Бела. Чу, открывают окно.
Ф е л и п а. Сеньор дон Бела?
Дон Бела. Это я, Фелипа.
Ф е л и п а. Теодора еще не ушла к себе.
Дон Бела. А что она делает?
Фелипа. Молится, перебирая четки, да больше клюет носом.
Лауренсио. Хочет склевать зерна своих четок?
Дон Бела. А моя Доротея?
Фелипа. Сочиняет романс, который она хочет послать тебе.
Лауренсио. Не говорил ли я? Держу пари, что романс этот - для купца, а
припев - для твоих денег.
Дон Бела. Потише, ты, невежа!
Фелипа. Поглядел бы ты, как мило оживляется ее личико при удачных
выражениях, а рука, держа перо, спорит белизною с бумагой. И еще белей она
кажется рядом с негритянкой, что ей служит.
Дон Бела. Чернильницей, Фелипа?

Доротея
117
Лауренсио. Славная острота! Скажи ей, пусть обмакнет перо в
негритянку.
Ф е л и п а. Ролдан наш отвязан; сейчас скажу, чтоб его убрали. Ты покамест
погуляй, а я пойду предупредить Доротею.
Дон Бела. Передай ей это письмо. Любовь и меня делает поэтом.
Ф е л и п а. Зачем ты надушил свои перчатки амброй? Это сразу вызывает
подозрения.
Дон Бела. Возьми их себе, и мы избавимся от подозрений.
Лауренсио. Мое пророчество сбылось.
Дон Бела. Каким образом?
Лауренсио. Я всегда твердил, что эти дамы шкуру с тебя сдерут.
Так и получается: они уже сдирают с тебя перчатки, а это почти что шкура.
Дон Бела. По-твоему, я - Александр, о котором пишут, что его пот
благоухал, как чистая амбра?73
Лауренсио. То была лесть придворных писак.
Дон Бела. Да, знаю, от их пера зависит добрая или худая слава государей.
Лауренсио. Если они не врут, значит природа наделила Александра тем
же даром, что и некоторых животных, ибо есть обезьяны, пахнущие мускусом,
мускус также добывают из кошек.
До н Бела. Доротея благоухает от Природы.
Лауренсио. Как настоящая кошка, и все твои мышки-дублоны попадут к
ней в лапки.
Дон Бела. Несносный дурак!
Лауренсио. Потому что не умею льстить.
Дон Бела. Хочешь знать, в чем твоя ошибка?
Лауренсио. Хотел бы не знать, в чем твоя.
Дон Бела. Доротея прекрасна?
Лауренсио. Не могу отрицать.
Дон Бела. Умна?
Лауренсио. До крайности.
Дон Бела. Прелестна от природы?
Лауренсио. Во всех словах и поступках.
Дон Бела. Видел ли ты, чтобы к ним в дом входили подозрительные
личности?
Лауренсио. Ни разу.
Дон Бела. Она выказывает любовь ко мне?
Лауренсио. Тебе видней.
Дон Бела. Она опрятна?
Лауренсио. А это к чему?
Дон Бела. Это важно для здоровья.
Лауренсио. Все признаю.
Дон Бела. Она достойна любви?
Лауренсио. Достойна.
Дон Бела. Так в чем же мое преступление?
Лауренсио. В том, что ты тратишь.

118
Лопе Феликс де Вега Карпио
Дон Бела. Что я трачу?
Лауренсио. Время и деньги.
Дон Б е л а. Это все - мое.
Лауренсио. Деньги, конечно, твои, но не время.
Дон Бела. Кому же принадлежит время?
Лауренсио. Твоим делам.
Дон Бела. Разве Доротея им помеха?
Лауренсио. Она мешает твоему продвижению при дворе.
Дон Бела. Напротив, она облегчает мне горькую досаду, которую я
испытываю, слыша все одни и те же ответы.
Лауренсио. Кто домогается, не запасшись терпением, лучше не начинать.
Дон Бела. Ты недоволен и тем, что я хлопочу?
Лауренсио, О нет, но с такими беспутными развлечениями дела не
продвинутся.
Дон Бела. Уже началась проповедь?
Лауренсио. О, сеньор, сеньор, помоги себе сам и Бог тебе поможет.
Дон Бела. Я делаю все, что могу.
Лауренсио. Главное-то забываешь.
Дон Бела. Ты скажешь, что я должен оставить Доротею?
Лауренсио. Это говорит разум.
Дон Бела. Разве это возможно, когда она так искренне отвечает мне
взаимностью, и я так сильно ее люблю?
Лауренсио. А ты подумай, что она оставила бы тебя, подвернись ей кто
повыгодней.
Дон Бела. Она так не поступит - она женщина порядочная.
Лауренсио. Да, но она женщина.
Дон Бела. Женщины с такими достоинствами - это не просто женщины.
Лауренсио. Какие же у нее достоинства?
Дон Бела. Благородное происхождение и чувство долга.
Лауренсио. Скажи еще, что она - владетельная госпожа из дома
де Доротея, как нынче принято.
Дон Бела. Но разве не бывает господ, владеющих одним домом или
одной усадьбой?
Лауренсио. И немало; но иные с бесстыжей дерзостью сочиняют себе
титул из собственного имени, а так как никто в подробности не вдается, им это
сходит с рук. Истинно доблестный муж сам должен прославить свое имя и
добиться уважения за чистоту нравов, а все эти поместья и вассалы, которых
приписывают себе ничтожные людишки без сана и должности, вызывают лишь
насмешку и возмущение.
Дон Бела. Всякая красавица - госпожа, повелевающая вассалами.
Лауренсио. Ты еще не забыл, как ты ее добивался?
Дон Бела. Могу ли это забыть?
Лауренсио. Какие средства ты применил?
Дон Бела. Золото и Херарду.
Лауренсио. Помогли они тебе?

Доротея
119
Дон Бела. Что за вопрос!
Лауренсио. Ну, а если другой станет ее добиваться, не будет ли он иметь
такой же успех?
Дон Бела. Нет, конечно, - ведь теперь между ними буду я.
Лауренсио. Как был тот, кого ты победил.
Дон Бела. Законы гласят, что владение и собственность суть вещи
разные и раздельные.
Лауренсио. Хороша же твоя собственность, которой ты овладел
нечестными средствами!
Дон Бела. Я уверен, Лауренсио, что все золото мира уже бессильно
покорить Доротею.
Лауренсио. Не говорю о твоих достоинствах и о том, что они ей
известны; но золото всегда было золотом, а Херарда всегда будет Херардой.
Дон Бела. Золото одолеем золотом, а Херарду - сталью.
Лауренсио. Негодно лекарство, от которого еще больше вреда.
Дон Бела. Какой же вред?
Лауренсио. Замараешь себе руки об эту подлую бабу.
Дон Бела. Зато избавлю мир от одной обманщицы.
Лауренсио. Что толку, когда все равно останется столько бесчестных
обманщиков, чье перо и язык, действуя подложными письмами и низкими
наговорами, марают чужую честь?
Дон Бела. Мне кажется, ты нынче не в духе. Ступай-ка лучше домой,
Лауренсио, ты дерзишь.
Лауренсио. Не могу повиноваться и оставить тебя одного.
Дон Бела. Ну, если хочешь быть со мною, молчи.
Лауренсио. Напрасно говорил я, как друг, а не молчал, как слуга.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Доротея, Фелипа
Доротея. С кем ты разговаривала, Фелипа?
Ф е л и п а. С сеньором доном Белой.
Доротея. Он ушел?
Ф е л и п а. Я сказала ему, что Теодора еще не спит, а молится, поглядывая и
ворча на нас.
Доротея. А обо мне что сказала?
Фелипа. Что пишешь стихи - и тут заворчал Лауренсио.
Доротея. Что же он сказал?
Фелипа. Что не стихи, а прозу, посвященную твоим нарядам.
Доротея. Все вы ошиблись.
Фелипа. Как так?
Доротея. Ни за что не отгадаешь!
Фелипа. Какое-нибудь письмо?

120
Лот Феликс де Вега Карпио
Доротея. Я не могла дольше ждать, пока Фернандо вспомнит обо мне.
Ф е л и п а. Я никогда бы не поверила, что так получится, - ведь он так
сильно тебя любил и ты вполне этого заслужила.
Доротея. Как упрямы мужчины!
Ф е л и п а. Особенно, когда оскорблены.
Доротея. Я его не оскорбляла.
Ф е л и п а. Но сказала, что намерена оскорбить.
Доротея. Будь он здесь, я бы так не поступила.
Ф е л и-п а. Что же ты можешь написать в оправдание столь мирного
владычества дона Белы?
Доротея. Придвинь свечу и слушай.
Ф е л и п а. Селия ревнует, что ты мне доверяешь.
Доротея. Так и надо - пусть не зазнается и не задирает нос. Порою полезно
на время отдалить любимых слуг, тогда они боятся, как бы не впасть в немилость;
а если обходишься с ними всегда ровно, тогда не они служат нам, а мы им.
Фелипа. Ты правильно поступаешь, тасуя нас по своему усмотрению.
Ежели постоянно приближать к себе одного, он начинает забываться и
пренебрегать благосклонностью.
Доротея. Выслушай же эти нежные глупости.
Фелипа. Если нежны, значит - уже не глупости.
Доротея. "Кто сказал бы накануне твоего отъезда, о мой Фернандо, что нас
обоих постигнет столь великое несчастье, что меня вынудят дать тебе повод
уехать, а ты воспользуешься им? Мы были оба жестоки, но твоя вина больше, ибо
в тебе больше мужества и разума. Мы, женщины, так пугливы, так легко
отступает наш трусливый нрав при малейшей угрозе, что в нем одном причина
моей безрассудной дерзости. Ты возразишь: почему же любовь не подсказала мне,
что нам двоим лучше умереть, чем разлучиться, и скажешь, что даже мать не
могла быть более жестоким судьей, чем я сама. Не знаю, чем я могу здесь
оправдаться, кроме как тем, что, видно, матушка вместе с моими волосами лишила
меня и рассудка. Обливаясь слезами, направилась я к тебе в таком безумии и
ослеплении, что мысль о твоем отъезде мне и в голову не пришла. Подумай я
только, что ты меня любишь, что ты можешь найти средство против
обрушившейся беды и не прибегать к жестокой мести, я с радостью отдала бы
матери уцелевшие на моей голове волосы и не понесла бы тебе вырванную прядь.
По дороге я все надеялась, что найду утешение в твоей нежности, а ты меня
встретил еще большей жестокостью, чем мать, - она наказывала меня
из-за тебя, а ты наказал меня из-за нее. Твой ответ был так суров и резок, что
душе моей пришлось совершить насилие над природной моей слабостью, дабы не
потерять чести, - ведь сильней всего на свете оскорбляет ее презрение любимого.
Здесь ты не можешь отпереться, тому свидетели Хулио и Селия, коих ответ твой
поразил еще сильней, чем сообщенная мною новость. Какое свирепое сердце
способно со столь злобной решимостью в один миг так сурово расправиться с
пятью годами любви! У древних, писавших о мужской неблагодарности, не
нашлось бы слов, чтобы передать вечности твою жестокость, живи ты в те
времена! Вместо того, чтобы унять мои слезы, ты еще бросил обвинение, что из-

Доротея
121
за меня не женился, - позабыл, что тебе всего двадцать два года. О жестокий, у
тебя впереди еще столько времени для женитьбы, и за это ты должен благодарить
меня, ибо во все пять лет нашего знакомства тебе не пришлось жалеть, что ты не
женат. Своей сухостью ты осушил мои слезы, своей резкостью иссушил мое
сердце, а своими словами - мою любовь; да, несправедливые упреки разъяряют
даже кротость, омрачая разум и возмущая бурями гнева спокойствие души.
Наконец, безумный, ты уехал, но, пожалуй, это не самая большая жестокость,
коль сравнить ее с тремя месяцами забвения. Ты, верно, почитаешь низостью
выказать, что обо мне помнишь, написав мне. Но чем бы ты унизил себя, когда бы
полюбопытствовал узнать, что стало с телом, у коего ты отнял душу? Ведь ты
покинул меня в тот вечер в таком состоянии, что, не имея шпаги, я обратила в
оружие перстень, тобою подаренный, дабы его алмаз своим ядом убил меня. Но он
меня пощадил, быть может, из почтения к моему сердцу, где жил ты; вдобавок я
всегда была для твоих желаний мягким воском, и он, подобно молнии, пренебрег
победой над столь слабым существом. О, сколько сил дал ты мне, что я могу
сносить столь безнадежную разлуку, не оскорбляя тебя! О, как поддерживала
меня надежда на свидание, не позволяя забыть тебя! Но все к лучшему -
разуверившись в твоей любви, я уже не страдаю от моей. Не стану попрекать тебя
мучениями, коими я поплатилась за любовь к тебе, - пострадали и мое здоровье, и
доброе имя, и достояние; но ты виноват в моей бедности, доходившей до того, что
я рисковала не понравиться тебе, не имея во что одеться. Однако, к чему обвинять
тебя в этом, когда ты, верно, думаешь, что ради нарядов я оттолкнула тебя.
И, может статься, когда письмо это попадет в твои руки, ты со смехом покажешь
его той, которая станет издеваться над моими слезами, ликуя, что из-за нее ты
разлюбил меня. Но оба вы солжете - и ты не разлюбил меня, и она меня не
победила. Я гозорю это не из тщеславия, рассуждение здесь простое: раз я не
забыла тебя, то и ты не можешь забыть меня. Ведь ежели верить тому, что вы,
мужчины, думаете, говорите и пишете о нас, мы, женщины, забываем скорее.
И ежели я, имея столько оснований для ненависти и будучи женщиной, все еще
тебм люблю, то ясно, что ты как мужчина также должен любить меня теперь и не
меньше, чем прежде. Не говорю уже о том, что вам, мужчинам, труднее забыть
нас, чем нам - забыть вас, ибо у нас больше совершенств и прелестей,
украшенных природной мягкостью, нежной и кроткой, которая привлекает к нам
ваши желания. Не прошу ответить мне или вспомнить обо мне; это делается не по
просьбе, а из чувства. Единственно умоляю, не жалуйся на меня в своих стихах, -
восхваления твои уже повредили моему доброму имени, так пусть же оскорбления
не погубят меня навеки. - Все та же".
Ф е л и п а. Самое лучшее в твоем письме - это подпись.
Доротея. О чем она говорит?
Ф е л и п а. О любви и о разуме.
Доротея. Первая восполнит недостаток второго.
С е л и я. Ты, кажется, кончила чтение, так позволь слово молвить.
Доротея. Не хмурься, Селия, у меня нет причин таиться от тебя. Это -
письмо.
С е л и я. Я хотела бы знать, кому - ведь посыльным буду я.

122
Лопе Феликс de Beta Kapnuo
Доротея. Пожалуй, с досады ты еще уедешь в Севилью вслед за
доном Фернандо.
Се лия. Нет, сеньора, но мне надо знать, ему ли ты пишешь. Возможно, ты
зря трудилась.
Доротея. Ах, Боже, Селия! Разве этот безумец умер или уехал в Индию?
С е л и я. Нет, сеньора, упаси Бог! Но я полагаю, что он в Мадриде.
Доротея. Что ты сказала, глупая?
Селия. Бернарда и наша негритянка видели, как он, закрывшись плащом, шел
по нашей улице в сопровождении Хулио, своего достойнейшего наперсника и
советчика. Мне это шепнули по секрету, а я попыталась проверить - так оно и есть.
Ф е л и п а. Почему ты изменилась в лице? Куда идешь? Остановись, здесь на
улице бродит дон Бела. Пусти-ка, лучше пойду я и, коль придется, сумею
поговорить с ним.
Доротея. Останови меня, о любовь! Если Фернандо вернулся, мне лучше
скрыть волнение и притвориться равнодушной.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Дон Фернандо, Хулио
Фернандо. Ночь темная.
Хулио. Как раз для твоего намерения.
Фернандо. Да поможет мне этот мрак.
Хулио. По словам Вергилия, разбойник Как извергал из пасти дымо-
носную темноту74. А что бы сказал поэт об этой улице?
Фернандо. Для меня она пахнет Идалийской росой, о которой писал
Понтано75, миррой с берегов Оронта76 и всеми на свете ароматическими
травами - савскими, аравийскими, армянскими и панхейскими77.
Хулио. Пылит баран - и волк уж пьян. Но дон Луис де Гонгора сказал об
улицах Мадрида, что они - болота, заросшие петрушкой и мятой78.
Фернандо. Я охотнее спал бы на этой улице, чем в садах Кипра, или среди
роз на горе Пангей, или среди цветов Гиблы и Елисейских полей79.
Хулио. Филострат в описании Ариадны назвал пьяными любовью80 тех,
кто, чрезмерно любя, не знают удержа и предела в своей любви.
Фернандо. Скажи мне, Хулио, правда ли, что кровь в юности более
легкая, светлая, горячая и сладкая81?
Хулио. Разумный философ вникает в смысл речения, чтобы подготовить
свой ответ: согласие или возражение. Бьюсь об заклад, ты хочешь сказать, что
с возрастом эти легкие частицы растворяются, отчего кровь становится более
вязкой и густой, и чем преклонней года, тем она суше и холоднее. Но я едва ли
на десять лет старше и журю тебя не как старик, а как друг.
Фернандо. Ты торопишься ответить прежде, чем услышал вопрос.
Хулио. Мне не столько надоела твоя любовь, как то, что твоя любовь тебе
не надоедает.

Доротея
123
Фернандо. Подобно солнцу, сердцу вселенной, которое своим кружным
движением порождает свет, распространяя его на нижележащие предметы, так
и мое сердце, непрестанным движением волнуя кровь, порождает такой жар в
теле, что в глазах вспыхивают искры, из уст вылетают вздохи, а на язык
приходят любовные речи.
Хулио. По всему видно, что в твои жилы введена чистейшая кровь
Доротеи, как рассказывает в комментариях к Платону Марсилио о Лисий и
Федре82. Впрочем, все древние философы утверждают, что это не что иное, как
иносказание, исходящее из божественной природы богов, которая велит
творить благо и запрещает зло.
Фернандо. Разве я полюбил мраморную статую другого юноши83, как
тот, что увенчал ее розами и пожелал купить у афинских властей, а когда ему в
этом отказали, зачах от тоски? Разве я, подобно легату Гая Цезаря, люблю
портрет Елены84, а не женщину с душой и таким множеством прелестей, что
Природе стоило немало хлопот и трудов создать столь прекрасный механизм?
Хулио. Да, против этих недугов властно только время, как говорит
Авиценна85.
Фернандо. Непременно мавр? Другого лекаря не нашел?
Хулио. Конечно, нет. Только варвар может исцелить сумасшедшего.
Фернандо. Ах, эти стены! Ах, эти двери! Ах, эти решетки прекрасной
тюрьмы, где томится моя свобода! Я осыплю вас тысячью поцелуев.
Хулио. Ты поцелуешь железо?
Фернандо. К ним прикасалась рука Доротеи, когда сии прутья были
звеньями моей цепи, а ее рука - хрустальнымкольцом, соединявшим их.
Хулио. Судя по слухам, Доротея теперь может сделать решетку из золота.
Фернандо. Есть ли что недоступное золоту - драгоценнейшей материи в
земнсй стихии?
Хулио. По мнению Парацельса86, все тела растворяются в присущей им
стихии: так человек превращается в землю. А истолковав философски легенды
о наядах, он показал, что они обращаются в воду, а мелузины87 или как их там -
в воздух.
Фернандо. К чему ты клонишь, Хулио?
X у л и о. К тому, что Парацельс позабыл о царстве любви.
Фернандо. Каково же ее царство?
Хулио. Стихия огня.
Фернандо. Увы, мне он оставил ее для саламандры88 моего сердца.
Хулио. Элиан и Плиний сообщают, что животное по названию «пиригон»
рождается из огня89.
Фернандо. Вот-вот, я и есть оно самое, Хулио. Я живу и умираю,
охлаждая своими слезами сжигающее меня пламя.
Хулио. Сказал где-то поэт Гесиод90, что наяды очень живучи, видно,
они-то и составляют твой дух. Следовательно, ты амфибия, сиречь животное,
которое живет наполовину на земле, наполовину в воде.
Фернандо. Все эти басни - притчи о моих страданиях.
Хулио. Говорят, что это истина, и даже свидетелей приводят. Так,

124
Лопе Феликс де Вега Карпио
Драконето Бонифацио видел тритонов, Теодоро Газа - нереид91, а некие
мореплаватели во время путешествий к берегам Индий, увидели на скалах
нагого старика и когда, подплыв к нему, спросили, что это за страна, он вдруг
бросился с утеса в море и плюхнулся в волны среди пенистых кругов.
Фернандо. Правильнее сказать "нырнул".
Хулио. Говорят также "погрузился": оно, хотя и выразительно, но звучит
слишком грузно.
Фернандо. Какую чепуху ты тут болтаешь! Что-то поделывает теперь
Доротея?
Хулио. Сидит, небось, с белой... - нет-нет, свечой! - перед твоим
портретом и молится о возвращении подлинника.
Фернандо. О ты, враг мой! Тебе лишь бы поиздеваться да помянуть
дона Белу! Думаешь, я не понял двусмысленности?
Хулио. Про белую свечу я сказал безо всякого умысла, ты, право,
слишком высокого мнения о моем остроумии. Со мной, как со стихотворцами,
которые ради благозвучия часто говорят то, о чем не помышляют, особливо,
когда невежественны или, как говорится, поэты милостью Парнаса.
Фернандо. Злосчастная женщина!
Хулио. Говорят, наоборот, - счастливая, ведь индианец, хоть и не очень
молод, зато очень неглуп. А в диалогах Гваццо ты прочтешь92, что
невежественные женщины любят тело, а умные - душу. К тому же Ариосто в одной
из песен своего "Роланда" советует93 женщинам любить зрелых мужчин, если
только они не troppo maturi*.
Фернандо. Увы! мне всего двадцать два года, и двадцать две тысячи
терзаний рвут мне душу! Когда же придет конец им или сей горестной жизни?
Хулио. Вот о чем заговорил!
Фернандо. О мое счастье! О моя первая любовь! О моя надежда! О моя
госпожа! О моя Доротея! Как могла ты быть столь жестокой? Как могла
сказать мне такие слова, что честь заставила меня потерять тебя навеки?
Хулио. Ради Бога, прекрати эти бредни. Возьми-ка лучше гитару и спой,
чтобы развеять грусть. Я думаю, Доротея знает, что ты здесь, и, быть может,
ты еще отыщешь искорку в пепле ее костра и феникс - любовь, сей "жрец
лесов и престарелый служитель света", как пишет о нем Лактанций94,
возродится к новой жизни после того, как устроил себе могилу или гнездо из
смолы мирры, ароматного кардамона, аканта и кассий.
Фернандо. Напрасно ты стараешься меня развеселить. Знает Доротея,
что я здесь, или не знает, я выскажу ей мое безумие в звуках этих струн. Пусть
она даже не слушает, мне все равно: музыка сама по себе услаждает душу.
Хулио. Философ так и сказал95.
Фернандо. О мое солнце! Выйди и выслушай меня, даже если я буду
испепелен - ведь ты само пламя.
Хулио. Небесные тела согревают не потому, что они горячи, а потому,
что быстро движутся и испускают свет.
* перезрелые (ит.).

Доротея
125
Фернандо. Но как тебе выйти и услышать меня? Моя душа с тобой и
влечет тебя сюда, но душа дона Белы там же и не пускает.
Хулио. Одно содержание не может иметь более одной формы. Ежели
любовь к Доротее расположилась в душе дона Белы, то где же твоя душа?
Фернандо. Там, подле Доротеи.
Хулио. Точно так же форма не может существовать без материи.
Фернандо. Кто это тебе сказал?
Хулио. Аверроэс96, не кто-нибудь.
Фернандо. Пропади ты пропадом вместе со своим Аверроэсом, у меня от
вас голова трещит.
Хулио. Пой, пой, раз уж настроился, не то кто-нибудь еще помешает.
Фернандо. «Ах, бедная моя лодка!
Разбито днище о скалы,
Ни сна для тебя, ни оснастки,
Игрушка вольного вала!
Куда плывешь на погибель?
Там сильные не уцелели!
Да разве надежды безумцев
Стремятся к разумной цели?
Нет - словно большой корабль,
Тоскуешь ты о просторе
И, прочь от земли надежной,
В неверное рвешься море.
Тебе ль хвалиться удачей -
Ты всех превзошла в невзгодах,
Постоять за себя не умеешь,
А мечтаешь о дальних водах!
Но берегись их мести:
Твой замысел честолюбивый,
Того и гляди, разобьется
О зависти риф ревнивый.
Когда вблизи побережий
Ты плавала без кручины,
Тогда могла не страшиться
Коварной морской пучины,
Тогда ты плавала смело,
Не думая о погоде:
Под боком родимый берег,
Нет риска на мелководье...

126
Лопе Феликс де Вега Карпио
Конечно, в нашей отчизне
Добродетель счастьем забыта -
Но кто же оценит жемчуг,
В родной скорлупке сокрытый?
Ты скажешь - иные челны,
Отчалив с попутным ветром,
Воротились домой со славой,
Ведомые счастьем щедрым;
Но пусть не служат примером
Тебе чужие дороги:
Немногим досталась удача,
А зависть сгубила многих;
Ведь ты и в открытом море
Не подымешь, верная чести,
Ни парусов обмана,
Ни весел корыстной лести!
И кто взманил тебя, лодка?
Вернись, измени решенье!
Что, если тебя, гордячка,
Не слава ждет, а крушенье?
Какой похвалишься снастью
И где, скажи, твои флаги,
Что буйно бичуют ветер,
Подражая движенью влаги?
Суждено ли тебе увидеть
Берега в зеленом уборе,
Еще неоткрытые земли
За дальней окраиной моря?
А если собьешься с курса
И компас тебе откажет,
По каким угадаешь звездам,
Где дорога твоя проляжет?
К чему, скажи, тебе слава,
Коль твой остов затянет илом?
Поверь, своего добиться -
Неудачнику не по силам!

Доротея
127
И не все ль равно, где прибиться -
К берегам у рощи зеленой
Или в алых чащах кораллов
Зарастать травою соленой?
Лавры гордые побережий
Отчего-то хранят пристрастье
К кораблям с расписными бортами,
С золотой, сверкающей снастью.
Полно, лодочка, я не стану
Потакать мечтам дерзновенным,
Фаэтонствовать людям на смех
И вздыхать по лаврам надменным!
Где теперь времена былые?
А когда-то весенней ранью
Ветерок раскачивал розы
И вдыхал их благоуханье;
Но сегодня грозные бури
Так неистово задувают,
Что, забрызгав в ярости звезды,
Солнца лик волной задевают;
Но сегодня грозное пламя,
Что в Вулкановой кузне пылает,
Щадит высочайшие башни,
А лачуги - испепеляет.
В те поры ты меня на берег
Выносила вместе с уловом,
Выносила мокрым до нитки,
Но зато живым и здоровым.
В перламутровом свете Авроры
Как твой невод бывал нагружен!
Больше рыбы мы добывали,
Чем рассвет наплачет жемчужин.
И она, души моей солнце,
Выходила ко мне навстречу,
И простая постель из листьев
Ожидала нас каждый вечер.

128
Лопе Феликс де Вега Карпио
Она звала меня мужем,
Я женою звал ее милой,
При виде ее застывало
Завистливое светило.
И вот - без суда, без распри
Нас смерть разводит навеки...
Горе злосчастной лодке -
Зальют ее слезные реки!
Лежите, праздные шкоты,
Пусть вас никто не тревожит -
Зачем тому руль и парус,
Кто к счастью приплыть не может?
О, звезда путеводная лодки,
Что блаженный покой вкушаешь!
Если ты бессмертною ветвью
Мою вечную страсть увенчаешь -
Умоли предвечное Благо:
Пусть, твоей судьбе сопричастный,
Я увижусь снова с тобою -
Самой чистой, самой прекрасной!
Совершенной моей любовью
Заслужил я с тобой свиданье,
Но ты холодна, как богиня,
К человеческому страданью!
Горе мне - ты даже не внемлешь,
А жизни кратка услада:
Живому всего не хватает,
Мертвецу - ничего не надо».
Хулио. Кажется мне, окно слегка приоткрылось: свет падает на какую-то
тень. Не Доротея ли это?
Фернандо. Дурень! Разве может солнце отбрасывать тень на другой
источник света, если между ними нет иного тела?
Хулио. Значит, Доротея освещает Селию, а уже от той образуется тень.
Фернандо. Боюсь, я плохо спел; голос дрожал.
Хулио. Напротив, ты никогда еще не пел с такими великолепными
переливами и хроматизмами! А переходы на октаву, от низких звуков до
фальцета - просто божественны!

Доротея
129
быть уверенности в
страх мой уже рас-
Разве я счастью поверю?
Все, чем судьба одарит,
Тут же отнять норовит -
Чем возмещу я потерю?
Мне ль вас любить, наслажденья?
Вы обернетесь бедой,
Ибо остаться со мной
Вам суждено лишь мгновенье.
Если ты любишь печали,
Стоишь чего-то и ты:
Горести сердца чисты,
Душам высоким пристали.
Я не хочу, наслажденья,
Вам предавать свой покой -
Ибо остаться со мной
Вам суждено лишь мгновенья.
Бедами вскормлен моими,
Жизнью унылой живу;
Вас увидав наяву,
Верно, почту вас чужими.
Что я для вас, наслажденья,
Радости жизни земной?
Только пока вы со мной,
Вижу я счастья мгновенья.
Счастье, что раз я видал,
Горю меня научило,
Ибо так мало гостило,
Что я его не узнал.
5 Лопе де Вега
Фернандо. Конечно, ты утешаешь меня. Но откуда
голосе, когда сердце дрожит. Спою-ка что-нибудь другое -
сеивается.
Хулио. Хотя бы потому, что тебя слушают.
Фернандо. «Что мне до вас, наслажденья,
Радости жизни земной?
Только пока вы со мной,
Вижу я счастья мгновенья.

130
Лопе Феликс де Вега Карпио
Мчитесь вы прочь, наслажденья,
Яркой падучей звездой,
Только пока вы со мной,
Вижу я счастья мгновенья».
Хулио. И виду не подают, что хотели бы заговорить или окликнуть. Только
тени двигаются взад-вперед - вот и все, что видно через приоткрытое окно.
Фернандо. Ах, то, верно, призраки моего счастья - в этом доме оно
всегда было лишь тенью. Пойдем отсюда, Хулио!
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Фелипа, Фернандо, Хулио, Доротея
Ф е л и п а. Эй, кабальеро!
Хулио. Вернись, тебя зовут!
Фернандо. Этот голос мне незнаком.
Хулио. Тут, пожалуй, все переменилось.
Фернандо. И все на мое горе.
Хулио. Новый коррехидор97, новые порядки.
Фернандо. Кто меня зовет? Чего вам от меня угодно?
Фелипа. Одна дама, которой весьма приятно было слушать ваше пение,
умоляет повторить романс о бедной ладье.
Фернандо. Лодочник вряд ли согласится, ибо, прибыв в гавань, он
встретил еще больше опасностей, чем в открытом море. Но ради вас я готов
спеть о состоянии его души, увы, не слишком радостном, так как с этим домом
связано его былое счастье. Здесь проживала дама, составлявшая некогда столь
же сладостный предмет моих размышлений, сколь теперь он печален.
Фелипа. Она здесь живет и сейчас. В этом доме она родилась и никуда
отсюда не выезжала.
Фернандо. А мне сказали, будто она переселилась в Индии.
Хулио. Славная острота! Только не для улицы.»
Ф е л и п а. В Индии? Но зачем?
Фернандо. Время все изменяет, а золото все может.
Фелипа. Грубая сила богатства изменяет тела, но не души.
Фернандо. Если переселяется тело, неизбежно переселяется и душа.
Фелипа. Вы ошибаетесь. Где нет любви, туда идет одно лишь тело, как
если кто-нибудь несет свет в фонаре, освещая улицу, а сам оставаясь во мраке.
X у л и о. В жизни не слышал ничего остроумней.
Фернандо. Это сравнение убило меня.
Фелипа. Разве я не права?
Фернандо. Свет, исходящий от фонаря, пробивается через дверцу, а она
сделана из столь недостойного материала, что в этом еще большее оскорбление
для чести.

Доротея
131
Хулио. Ну да, из рога! Хорош материал для фонарей и чернильниц.
Фернандо. Но я выполню ваш приказ. Я ослеплен светом фонаря - ведь
если фонарь в руках у невежи, нет ничего более оскорбительного для глаз.
«Титан хрустальный, море,
Взметнул до неба стены
С зубцами белых башен
Из мечущейся пены,
Когда за ствол дуплистый
В венце ветвей шумящих,
Что скрыли балдахином
Луг от лучей палящих,
Привязывает Фабио
Свой челн, дитя ненастий,
В песок втыкает весла,
На солнце сушит снасти.
Он их не чинит боле:
Кто сам себя забудет,
Тот жив воспоминаньем
И боль всечасно будит,
Бежит удачи низкой,
Не ценит жизни благо,
Пренебрегает пользой -
Все бросил он, бедняга.
В том, чтобы все отринуть,
Есть гордое смиренье -
Не мудрствует лукаво
Души разуверенье.
Но боль о прежнем счастье
Рассудком властно правит,
Ни жизнь, ни смерть отныне
Он ни во что не ставит.
А волны, воздымаясь
В предерзостной гордыне
По лестницам стеклянным
К божественной твердыне,
5*

Лопе Феликс де Вега Карпио
От клотика до киля
Корабль раскрывают,
Груз, паруса и жизни
В пучину вод смывают.
И он сказал: - Когда бы
Стоял ты у причала,
Как мой челнок убогий,
Ты прожил бы немало.
Счастливец я! Пусть беден,
Богат я в доле скромной:
Не изгнан из отчизны
Корыстью неуемной.
Но я о том горюю,
Что потерял когда-то -
Не по дворцам высоким,
Не по сиянью злата.
Когда я вижу судеб
И кораблей крушенье,
Ищу в чужих несчастьях
Своим я утешенья.
Но боль о прежнем счастье
Рассудком властно правит,
Ни жизнь, ни смерть отныне
Он ни во что не ставит.
От вас, воспоминанья,
Я и погибну вскоре -
Чем больше вспоминаешь,
Тем больше давит горе.
В подарок Амарилис
Закидывал я сети,
Когда лучи Аврора
Купала на рассвете.
Я подымал кораллы,
Что от стыда краснели,
С прекрасными устами
Себя равнять не смели.

Доротея
133
В ладони Амарилис
Влагал я, восхищенный,
Блестящих рыб и жемчуг,
Меж створок заключенный.
В моей простой лачуге
Вздыхали даже стены,
Когда я был с тобою,
Счастливый и смятенный.
Велит Амур жестокий,
Чтоб мертвым упованьям
Служили бы живые
Мои воспоминанья.
Но боль о прежнем счастье
Рассудком властно правит,
Ни жизнь, ни смерть отныне
Он ни во что не ставит».
Доротея. Ах, Фелипа! Кто эта дама? Я сгораю от ревности.
Ф е л и п а. Тише, он может услышать!
Доротея. Сердце мое трепещет, я готова его позвать.
Фелипа. Твоя мать узнала голос и, хоть не подает виду, но внимательно
следит за тревогой на твоем лице и беспокойными движениями.
Доротея. Ах, Фелипа! Ведь Фернандо и я, мы словно голос и эхо. Он поет,
а я повторяю последние звуки.
Фелипа. Походи по комнате, чтобы он тебя увидел.
Доротея. Неужели его душа может не знать, что моя душа его слышит?
Фелипа. Вот, он уже натянул приму, которая у него лопнула. Сейчас снова
запоет.
Фернандо. «Столь живо помнит сердце,
Как ты со мной простилась,
Что смерть всегда со мною,
И жизни жизнь лишилась.
И время ни на атом
В душе не умалило
Твоих прощальных взоров
Угасшие светила.
Так ландыши лесные,
Когда их зной снедает,
Среди зеленых листьев
Покорно увядают.

134
Лопе Феликс де Вега Карпио
Так роза, что невинно
Зари приемлет ласки,
С приходом темной ночи
Свои теряет краски.
Мы обменялись смертью,
И нет тоске предела:
Ты распростилась с жизнью,
Моя душа взлетела.
Одно мне утешенье:
Твой образ, что порою
Является и манит
Пуститься за тобою,
Поскольку боль о прошлом
Столь властно сердцем правит,
Что жизнь и смерть отныне
Он ни во что не ставит».
Фелипа. Мне кажется, кабальеро, этот поэт пишет весьма кудрявым
слогом.
Фернандо. Напротив, весьма причесанным.
Фелипа. Новые слова возвышают язык.
Фернандо. Доказательство?
Фелипа. Возвышенное звучит приятней.
Фернандо. Будь только понятно.
Фелипа. Стихи ли пишут, или прозу.
Фернандо. Серьезное и изящное вполне могут сочетаться, подобно
разуму и красоте.
Фелипа. Не стану с вами спорить. Это было бы невежливо и дерзко.
Фернандо. Я вас не видел в этом доме прежде и убеждаюсь, что в нем все
исполнено разума.
Фелипа. Вы льстите хозяину. Но почему вы так думаете?
Фернандо. Потому что здесь так много людей потеряло свой разум, что
даже рабыни, подобрав его, должны поумнеть.
Ф е л и п а. К вам, по крайней мере, это не относится, в речах ваших блещет
разум.
Фернандо. Не разум мой говорит в них, а мое несчастье, все несчастные -
разумны.
Фелипа. Видала я и несчастных глупцов.
Фернандо. Тогда они вдвойне глупцы.
Фелипа. Из-за ночного мрака я вас не вижу, но, судя по остроумию, в
одном по крайней мере вы должны быть счастливы.
Фернандо. В чем же? Умоляю, ответьте!

Доротея
135
Ф е л и п а. В любви.
Фернандо. Допустим, вы правы, и умом я не обижен. Но ведь именно это
более всего лишает взаимности.
Ф е л и п а. Разве достоинства - не основа любви?
Фернандо. Как вздумается фортуне.
Ф е л и п а. Но разве фортуна не состязается с природой?
Фернандо. О нет, она сразу побеждает природу.
Ф е л и п а. Что вы называете фортуной?
Фернандо. Богатство.
Ф е л и п а. Достоинства завоевывают его.
Фернандо. Да, но не умеют сохранить.
Ф е л и п а. Если человек сам покидает свое счастье, пусть пеняет на себя.
Фернандо. Что я и делаю, потому песни мои печальны. Но клянусь, я не
мог не покинуть его. И все же какой в этом прок, если покинутое не покидает
меня?
Ф е л и п а. В следующий раз, когда придете сюда вечером, не пойте
жалостных романсов.
Фернандо. Для этого вы должны положить конец моей печали. А я,
чтобы усилить ее, искал среди известных мне песен такие, которые созвучны
моим песням.
Ф е л и п а. Мне кажется, этот рыбак оплакивал чью-то смерть. Где же тут
сходство с вашими чувствами? Ваша-то дама жива.
Фернандо. Она не со мной, а это одно и то же. Хотя есть и различие:
отсутствующие могут оскорблять, а мертвые - нет. Этот рыбак оплакивал
прекраснейшую женщину его родных берегов - самую постоянную, самую
верную, самую чистую и самую благонравную.
Фелипа. Похоже на одобрение книги.
Хулио. Тебя слушают три незнакомца, прикрываясь плащами, там, на
углу. Они выказывают беспокойство и, судя по звону щитов, даже досаду.
Фернандо. Что ж, подай сюда мой щит, а гитару прислоним к решетке.
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
Дон Бела, дон Фернандо, Хулио, Фелипа, Лауренсио, Доротея
Дон Бела. Должно быть, это тот севильянец, о чьих достоинствах нам
твердит Доротея.
Лауренсио. Если у него все так же прекрасно, как голос, он - само
совершенство.
Дон Бела. Так, так, продолжай, разжигай мою ревность.
Лауренсио. Я вовсе не хочу ее разжечь; напротив, хочу избавить тебя от
нее.
Дон Бела. Если ревность порождается достоинствами соперника, можно
ли, превознося их, избавить от нее?

136
Лопе Феликс де Бега Карпио
Лауренсио. Да, если ты способен уступить поле боя более достойному -
тогда ты сам выкажешь свои достоинства.
Дон Бела. Изрядная была бы трусость! Я хочу его увидеть. Если лицо его
и фигура не соответствуют голосу - это лучший путь избавиться от ревности.
Фернандо. Чего вам надобно? Нельзя ли пройти мимо, не задевая моего
плаща? Какая неучтивость!
Дон Б е л а. Не для учтивости пришел я сюда, а чтобы прогнать вас от этих
дверей.
Фернандо. Если таково ваше намерение, в добрый час.
Ф е л и п а. Ай, сеньора, здесь дерутся!
Доротея. Это дон Бела и дон Фернандо.
Ф е л и п а. Да еще Хулио и Лауренсио.
Доротея. Дай свет сюда, к окну. Сердце выскакивает из моей груди,
стремясь помочь дону Фернандо.
Ф е л и п а. Какие неумные слова!
Доротея. Зато добрые дела! Помоги ему, отважное мое сердце, или я
отрекусь от тебя.
Хор ревности
Дистрофические диколы9*
О, Ревность! Сумасбродство!
Побочное дитя любви! Любви уродство!
Враждебных чувств боренье!
Ложь истине в лицо! Врата забвенья!
О, властелин гневливый!
Сокрылся от тебя Амур пугливый,
Бежав от оскорбленья.
Ты - ярость глупости, ума затменье,
Себя ты разрушаешь
Тем, что прозренье горькое внушаешь,
Пузырь, надутый ветром,
Загадка сфинкса с двойственным ответом,
Когда Амур, не веря,
Поступки низким подозреньем меря,
Не различает сути;
Ты и огонь, и лед, и сердце в смуте!

Доротея
137
Прекрасную Елену
Ты погубила", проча ей измену;
Ты Дирке100 смерть сулила,
Из-за тебя окаменела Сцилла101;
Кефал102 злосчастный,
Причина горьких слез Авроры ясной,
Наказан роком,
Супругу убивает ненароком,
Ты, безусловно,
В бесчисленных трагедиях виновна.
Ты всюду зришь неверность.
Но, если ты не ранишь, - ты не Ревность.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Марфиса, Клара, Фелипа, Доротея, Фернандо, Хулио
М а р ф и с а. Как пустынен Прадо!
Клара. Еще бы не быть ему пустынным, если даже заря на нем едва
показалась!
Марфиса. Фернандо чудесно описал бы это утро!
Клара. Еще чудесней он списал в убыток твое золото.
Марфиса. Ах, золото дается фортуной, а талант - природой.
К л а р а. Я вижу, мы оказались прилежней всех в этой школе дам,
употребляющих стальное питье1.
Марфиса. А вон идут две, да как горделиво выступают!
Клара. Словно здесь есть кавалеры, чтобы на них глазеть.
Марфиса. Когда изящество природное, незачем и стараться.
Клара. Направляются к нам.

138
Лопе Феликс де Beta Карпио
М а р ф и с а. Сеньора Доротея, вы пьете сталь или же просто пришли
украсить собою этот луг?
Ф е л и п а. Можно подумать, что вы сразу обеих нас вызываете на дуэль.
Доротея. Раз вы пришли первая, луг уже украшен. Простите, что не
нанесла вам ответного визита, но я не знала, где вы живете, и вдобавок не была
к тому обязана - ведь о своем посещении вы не известили меня заране и оно
было сделано случайно и мимоходом.
М а р ф и с а. Вижу, вы уже совсем поправились, да благословит вас Бог.
Какое личико! Какие краски! Какая белизна!
Доротея. Не могу ответить вам такой же лестью - в вашем лице видишь
на деле то, что во мне вы видите из любезности. Какой легла я намедни, такой й
пришла нынче утром.
М а р ф и с а. Потому-то и говорится в стихах2:
"Нет для любви надежней основанья -
Любезность, младость, красоты сиянье"
и в других, обращенных к некоей даме, спрашивавшей у астрологов, любит ли
ее тот, в кого она влюблена:
"Она встречает с зеркалом рассвет;
Но, если с нею розы и жасмины,
Ей прибегать к гаданью нужды нет"3.
Доротея. Но я-то не могла в зеркало поглядеть, было еще совсем
темно.
М а р ф и с а. Вы - зеркало самой себе.
Д о р о т е я. А вы - самому солнцу, и оно спешит взойти, дабы узреть на
вашем лице, прекраснее ли его лик в Испании, чем в Индиях.
М а р ф и с а. Вам это лучше знать, вы-то восходите в обеих странах.
Доротея. Слишком много вам обо мне известно. Уж наверно, дон
Фернандо рассказал?
М а р ф и с а. Как мог что-то знать этот кабальеро, когда он давно в
Севилье?
Доротея. Притворяетесь, будто не знаете? Да он же в Мадриде, и не со
вчерашнего дня.
М а р ф и с а. Да, ревнивой дружбе нельзя верить. Моя подруга, которая к
нему расположена, мне этого не сказала - видно, опасается меня.
Доротея. Теперь я готова думать, что вы не вы, раз этого не знаете.
М а р ф и с а. Нет, наверно, вы меня морочите в надежде, что я могу вам
что-нибудь сообщить о нем. Итак, меня морочат две ревнивицы.
Доротея. Я его не видела, но слышала, как он разговаривал и пел на
моей улице и даже участвовал в драке, в которой один человек был ранен, хотя
и не опасно.
М а р ф и с а. Думаю, он вас обманул, он весьма искусно может изображать
даже мертвого.
Доротея. Я была бы рада, если бы ваши слова были правдой.

Доротея
139
Марфиса. Ая- побыть с вами, но я иду в Аточу и боюсь
задерживаться, чтобы не пришлось возвращаться в самую жару.
Доротея. Помолитесь там за меня.
Ф е л и п а. А дама эта недурна, Доротея, только полновата - это ее
портит; будь она стройней, совсем была бы хороша.
Доротея. Руки изумительные, и она нарочно сняла обе перчатки, точно
хотела, чтобы я в них влюбилась.
Ф е л и п а. Такая уж дурная привычка у красивых рук и красивых зубов -
выставляются всем напоказ, особенно зубы. Чтоб ими пощеголять, дамы каких
только гримас не строят, а это и смешно и порой даже неприлично.
Доротея. Однажды Октавио расхваливал перед доньей Инее руки
некоей дамы, всегда словно подвешенные к занавеске кареты, вроде как
вывешивают платье в лавке, оставалось лишь выкликать: "Кому нужны руки?".
Ревнивая Инее тогда сняла со своих рук перчатки и влепила ему пощечину,
приговаривая: "Такие они были?"
Ф е л и п а. Ай, Доротея, прикрой лицо! Мне-то не обязательно, меня дон
Фернандо не знает, а это, несомненно, он и Хулио идут со стороны дороги4.
Доротея. Присядем тут у фонтана, я волнуюсь, к тому же если буду
сидеть, меня трудней будет узнать.
Ф е л и п а. На, съешь пастилку. А если хочешь запить водой, у меня есть
кувшинчик из тех, что называются "майскими"5.
Доротея. Фернандо в шутку говаривал, что они, верно, сделаны из той
райской глины, из которой был слеплен первый человек.
Ф е л и п а. Он подходит, прикройся получше.
Доротея. Прошел мимо, на нас и не взглянул.
Ф е л и и а. Вот странная меланхолия!
Доротея. Я было подумала, что он идет следом за той дамой, но нет, он
пошел по дороге. Позови его ты, он тебя не знает. Посмотрим, что он нам
скажет. А я не промолвлю ни слова.
Ф е л и п а. Эй, кабальеро! Эй, сеньор!
Хулио. Слышишь, тебя окликают те женщины.
Фернандо. Пусть их! Не надейся, это не поможет в моей печали.
Ф е л и п а. Кабальеро, не будьте же неучтивы!
Хулио. Раненько вышли они промышлять, хотя с виду на шлюшек
непохожи. Подойди, узнай, чего им от тебя надобно.
Фернандо. Разве тебе неизвестно, что я с женщинами не разговариваю.
Х'у л и о. Ну, знаешь, так ты от своей болезни никогда не излечишься. Не
веришь, справься у Петрарки в его "Триумфе любви", если забыл о царе Ассу-
ре6. Мой хозяин сказал, что он с женщинами не разговаривает.
Ф е л и п а. А если я к нему подойду, стащу с него плащ и заставлю сесть
здесь, хоть против воли?
Хулио. Сеньор, эта дама полна решимости привести тебя силой. Помни,
женщины бегают за тем, кто от них бежит, и она увяжется за тобой лишь
потому, что ты ее не желаешь видеть.
Фернандо. Что вы желаете мне приказать, сеньора? И будьте мне

140
Лопе Феликс, де Вега Карпио
признательны - вы первая женщина, с которой я заговорил болез, чем за
четыре месяца.
Фелипа. Почему так, мой повелитель? Чем мы вам насолили?
Фернандо. Оскорбления и измены одной стали причиною, что я
возненавидел всех.
Фелипа. О, какую интересную историю я предвкушаю! Садитесь-ка
рядом с нами обеими, и вы сделаете два добрых дела - сами отдохнете и нас
развлечете.
Фернандо. Почему эта дама не разговаривает?
Фелипа. Потому что она обижена на мужчин, как вы - на женщин.
Фернандо. Если она ненавидит их так же, как я женщин, из нас обоих
можно извлечь столько яду, чтобы прикончить целый мир. Вот я и сел.
Фелипа. Почему же вы вышли гулять так рано, если не собирались
поглядеть на туфельки да на перья?
Фернандо. Ая всю ночь не сплю, борюсь с самой глупой и самой
отчаянной любовью, какую упрямство без надежды питало когда-либо с тех
пор, как в мире повелись безумцы с этой манией.
Фелипа. Поскольку вы оказали нам любезность, сев рядом, и мы
уверены, что, ненавидя женщин, вы не будете к нам приставать, рассейте свою
печаль, расскажите вашу историю - ведь больные вашим недугом готовы
приплатить, чтобы их слушали.
Хулио. Что за бойкая бабенка. Но, сеньора, вот эта ваша сеньора - она-
то женщина или камень? Не то мы водрузим ее в фонтане. Рядом с нею я
чувствую себя так, словно прислонился к столбу. Черт побери, а пахнет от нее
как чудесно! И совсем недурственно это пухленькое плечико. Но она мне еще
не сказала даже, "кто тут?".
Фелипа. Берегитесь, как бы она не сказала это, вытащив из футляра
ножик. Но помолчите, хозяин ваш откашливается, это знак, что он намерен
приступить к делу.
Фернандо. Я, милые мои дамы, говорящая и не говорящая, родился в
этом городе от благородных родителей, которым их родители оставили
небогатый доход. Воспитывали они меня не как принца, но все же пожелали, чтобы
я обучился добродетелям и наукам. Десяти лет меня послали в Алькала с вот
этим малым, которому тогда было двадцать, дабы он был мне дядькой и другом,
что он и исполняет с достохвальной любовью и преданностью.
Хулио. Ты этого достоин больше, чем кто-либо.
Фернандо. Рядом с твоей ученостью, Хулио, я назвал бы невеждой
Ахиллесова Хирона7. А в рассуждении истинной дружбы я желал бы настолько
же быть Александром, насколько ты - Гефестион8.
Хулио. Не стану спорить, чтобы не прерывать нить твоей любовной
повести.
Фернандо. В том возрасте я уже знал грамматику и не был невеждой в
риторике. Я обнаружил изрядный талант, живость и способности к любым
наукам. Но особенно отличался в стихах - тетрадки с лекциями служили мне
черновиками для моих мыслей, которые я очень часто излагал латинскими или

Доротея
141
испанскими стихами. Я стал собирать книги по разным наукам и на разных
языках; усвоив начатки греческого и усердно позанимавшись латынью, я
недурно изучил тосканский и ознакомился с французским.
Хулио. Ты так подробно рассказываешь, будто на службу поступаешь к
этой даме.
Ф е л и п а. Не считайте меня настолько невежественной, чтобы о науках
мне было менее приятно слушать, чем о любви. Когда мы, женщины, не ищем
корысти, нам все любопытно.
Фернандо. Родители мои скончались, их кредитор захватил все,
что смог, и, оставив меня в нужде, уехал в Индии - решительно от Индий
мне всегда одно горе: другие оттуда привозят состояние, а у меня туда увезли
мое.
Хулио. Сдается, даму эту рассмешили твои слова, что тебе от Индий одно
горе.
Фернандо. Она же не может знать, почему я так сказал.
Ф е л и п а. Вы правы. Мой смех был вызван вашим остроумием, но не
причиною, вас печалящей.
Фернандо. И как печалящей! О, если бы небу было угодно, чтобы
Индии никогда не были открыты и чтобы Колумб не родился на свет!
Ф е л и п а. Вы так своекорыстны? Из-за того, что вас лишили состояния,
вы желаете, чтобы Испания не стала благодаря Индиям столь богата и
могущественна и вера наша не распространилась на весь мир?
Фернандо. Вы слишком отклонились от моей мысли. Но я не дивлюсь,
постигнуть ее невозможно.
Ф е л и п а. Лучше подхватите цепь вашего рассказа, чтобы не потерять
каких-либо звеньев.
Фернандо. Я воротился в столицу, в дом нашей родственницы,
женщины богатой и щедрой, которой пришлось по вкусу оказывать мне
покровительство.
Ф е л и п а. Вкус у нее превосходный.
Фернандо. У нее была дочь пятнадцати лет, и еще племянница немного
меня моложе, а мне тогда было семнадцать. Я мог бы жениться на любой из
двух, но злосчастье мое берегло меня для иного жребия. Щегольство и
праздность - этот бич добродетели и помрачение разума - отвлекли меня от занятий
наукой, и не последней причиной была влюбленность в Марфису - так звали
племянницу этой сеньоры, а ее самое - Лисардой. Как обычно, любовь
побуждала нас к частым встречам. Однако в разгаре чувства, которое, по моей
робости и наивности, не вспыхнуло пламенем, ее выдали за законоведа,
обремененного годами, но не познаниями, зато весьма состоятельного. В тот день, когда
упомянутый юрист уводил ее в свой дом, я наложил заклятие на ее уста, чтобы
ее не убил яд, скопившийся в них от горечи вынужденного брака, и оба мы
поплакали в углу за дверью, мешая слова со слезами, - увидевший нас не
различил бы, где слова, а где слезы.
Ф е л и п а. Да вы, должно быть, изрядный плакса.
Фернандо. Ау меня глаза ребенка и сердце португальца9. Поверьте,

142
Лопе Феликс де Вега Карпио
если человек не родился с нежным сердцем, он может быть поэтом, но
сладостным - никогда10.
Ф е л и п а. Как быстро вы свернули к своему занятию!
Фернандо. Виновата любовь.
Ф е л и п а. Почему?
Фернандо. Потому что любить и сочинять стихи - одно и то же;
лучшими своими поэтами мир обязан любви.
Хулио. Верно. Как и то, что не было влюбленного, который - худо ли,
хорошо ли - не сочинял бы стихов.
Ф е л и п а. Что же сталось с сеньорой новобрачной?
Фернандо. А то, что злосчастный супруг, забыв о своих летах и помня
лишь о ее красоте, вздумал пособлять своей немощи снадобьями и, как
истинный рыцарь, отдал свою жизнь ради дамы.
Ф е л и п а. Жизнь кабана - жирна да коротка.
Фернандо. Марфису отослали домой, но не приданое, - муж взял ее без
него; и все же иная смерть и без денег приятнее, чем жизнь с деньгами.
Ф е л и п а. Вот уж повеселились вы после ее возвращения!
Фернандо. Ничуть не бывало. Еще в день ее свадьбы близкий мой друг
принес мне приглашение от некоей дамы, здешней жительницы. Не знаю, как
ее назвать, у меня вся кровь леденеет. Ее имя, в общем...
Ф е л и п а. Не останавливайтесь на "в общем".
Фернандо. Львица, Тигрица, Змея, Аспид, Сирена, Эврип11, Цирцея,
Медея, Горе, Блаженство, Небо, Ад и Доротея.
Ф е л и п а. Сколько бранных имен уносит на себе эта бедняжка, проплыв
океан вашего гнева!
Фернандо. Я еще не все сказал. Но нет, все, ведь я сказал "Доротея".
Ф е л и п а. Мужчинам хотелось бы, чтобы женщины, вроде арагонских
вассалов12, были покорны и при добром и при плохом обхожденья.
Фернандо. Они-то куда хуже, они с нами никогда не обходятся хорошо.
Хулио. Сей спор, господа, начался еще в серебряном веке13. Одно меня
удивляет - если на земле, кроме мужчин и женщин нет третьего рода, почему
мы никогда не живем мирно?
Фернандо. Раздор порождается тем, что мы их любим.
Ф е л и п а. Э, нет! Тем, что вы любите многих.
Фернандо. Но и мужчин тоже много.
Хулио. Славно сказано.
Ф е л и п а. Вам-то, конечно, это приятно слышать, как мужчине, дядьке и
другу.
Фернандо. Если бы Хулио менее усердно защищал женщин, я бы не
погиб.
Ф е л и п а. Что ж, он вас никогда не бранит?
Фернандо. Был бы я послушен, как Алкивиад14, я мог бы назвать его
Сократом.
Ф е л и п а. Оставьте древнюю историю и вернитесь к вашей. Какое же
приглашение принес вам друг?

Доротея
143
Фернандо. Встретиться с Доротеей, так как во время нескольких бесед
в обществе, где находились мы оба, моя персона или мое остроумие, или то и
другое вместе, снискали ее благоволение. Но от этого благоволения меня
постигло больше злоключений, чем есть звезд на небе.
Ф е л и п а. И вы-таки посетили ее в самый день свадьбы Марфисы?
Фернандо. Я разоделся как мог изящнее и наряднее и отправился к ней
как настоящий обожатель - учтивый, надушенный, расфранченный.
Ф е л и п а. Наверно, в длинных чулках, в благоухающих амброй перчатках,
с какой-нибудь цепочкой на шее, репетируя нежные речи и вдохновенные
взоры.
Хулио. Если говорящая так востра, какова же молчащая?
Ф е л и п а. Сказала вам, ее не трогайте, она еще не созрела, оскомину
набьете.
X у л и о. А женщины лучше всего в незрелом виде.
Ф е л и п а. У вас поистине вкус дядьки, чуть не сказала - педагога.
Хулио. Вы знаете латынь?15
Фелипа.Ау меня брат студент; когда он грызет латынь, то бросает мне
огрызки. Скажите, ну какой толк в женщине, когда от нее еще гнездом пахнет!
Хулио. Хуже, когда хлевом. Надеюсь, вы не станете спорить, что две по
двадцать лучше одной сорокалетней?
Фернандо. В день свадьбы Марфисы я был, как уже сказал вам, так
наряден, будто роли переменились, - я походил на жениха, а новобрачный на
тестя.
Фелипа. Единственное отличие состояло в том, что женихи обычно
бреют бороду, а у вас ее не было! Но право, куда как трогательна была ваша
скорбь по выходившей замуж! О мужчины! Как быстро высохли ваши слезы и
забылось заклятье, наложенное на ее уста за дверью!
Фернандо. А чего вы хотели? Было бы очень глупо наложить на себя
руки, когда ее обнимают руки супруга.
Фелипа. Пожалейте ее, ведь при такой разнице в летах любовное
согласие - это чудо небесное; сколько прискорбных случаев порождают подобные
браки.
Фернандо. Для прискорбных случаев нет нужды в неравенстве
возрастов, довольно и несходства характеров.
Фелипа. Ну, наконец-то вы увидели эту Доротею. Хороша она?
Фернандо. Я предпочел бы, чтобы вы об этом не спрашивали, -
природа, похоже, смешала в своем перегонном кубе все цветы, все ароматические
зелья, все рубины, кораллы, перлы, яшмы и алмазы, чтобы изготовить этот
нектар для глаз и эту отраву для ушей.
Хулио. Видно, природа тогда была аптекаршей. Ты только одно упустил -
смешать эти ингредиенты с тартаром16.
Фернандо. Уж не знаю, какая звезда, благоприятная для влюбленных,
тогда царила, но с первого взгляда и с первых же слов мы оба были пленень
Ф е л и п а. А как же Марфиса?
Фернандо. Ах, то была любовь не смертельная, справиться с нею ока-

144
Лопе Феликс де Вега Карпио
зал ось нетрудно, особенно Доротее. И я мог бы сказать словами дивного поэта
Висенте Эспинеля17, говорившего об уступчивости прекрасной Геро:
"О нашей Геро не смолкают речи,
Что столь уступчива при первой встрече".
Ф е л и п а. Какой же это недостаток у мужчин! Дуры те женщины, что не
доводят вас до безумия! Но скажите, она и впрямь так красива, эта Доротея?
Фернандо. Я пока сказал лишь о прелестях ее лица, что ж до осанки,
живости, опрятности, речи, голоса, остроумия, уменья танцевать, петь, играть на
разных инструментах, так это обошлось мне в две тысячи стихов. И она настолько
ценит всевозможные искусства, что разрешала мне отлучаться и брать уроки
танцев, фехтованья, математики и других приятных наук; да, в нас обоих жила
доблесть, хотя мы были так слепы. В эту пору супруг моей дамы был в отсутствии
и на его возвращенье не надеялись, а покамест за ней приударял некий
чужестранный вельможа - в ком она поддерживала обильные надежды скудными
обещаниями и пылкие желания прохладными милостями. Любовь сводила его с
ума, когда Доротея и я обнаружили столь разительное согласие наших звезд,
словно мы всю жизнь были знакомы и близки. С упомянутым знатным сеньором
у меня случилась знатная неприятность, но не из-за моей заносчивости, - я знал,
что со слабыми силами противиться могущественному значит рано или поздно
угодить к нему в лапы. Итак, однажды вечером, когда я - скорее пылко, чем
благоразумно, - постучался к Доротее, открыть мне вышел он сам, и ни она, ни ее
матушка своими мольбами не могли его удержать. Узнав мой голос, он вышел уже
со шпагой в руке и нанес мне удар из тех, которые называются "смертельными"; я
же не то увернулся, не то удача помогла, только он ткнул шпагой в разрез моего
белого кожаного жилета и пригвоздил его к двери, которую мне открывал, а
потом вдруг захлопнул. И не сочтите это невозможным, - я-то думал, что мне
открывает служанка, и, одержимый страстью, ринулся туда, где меня ждала
ревность купно с коварством; пол у них в прихожей чуть ниже уровня улицы, надо
было сделать шаг вниз, я резко пригнулся, и вот, мой жилет взвился в воздух.
Ф е л и п а. Слушаю вас с волнением и воображаю себе, какую ночь ваша
Доротея провела после такого происшествия, полагая, что вы ранены этим
смертельным ударом.
Фернандо. Я ничего не мог ей сообщить, и нам пришлось тревогу
делить пополам.
Ф е л и д а. Как же вам удалось избежать опасности при столь
могущественном сопернике? Прямо не дождусь ответа.
Фернандо. Он наверняка лишил бы меня жизни, так как я перестал
бояться его могущества и своей смерти; в ту пору, однако, король отправил его
с поручением, достойным его знатности и моего счастья; даже в мечтах своих я
не мог бы вообразить столь удачного исхода. Было, впрочем, и кое-что
забавное: он приложил большие старанья, чтобы увезти меня с собою как
своего секретаря, но не потому, что во мне нуждался, - да и летами я был
слишком молод, - а чтобы разлучить меня с Доротеей. Она же еще до рассвета
послала служанку узнать, жив ли я, и мы, при первом свидании, таясь от

Доротея
145
бдительной ревности могущественного поклонника, отпраздновали мое
спасение, и объятья наши были взаимными поздравлениями - мы отомстили
ему любовными ласками, неистово пылкими, как бывает у двух согласных
сердец при любых препятствиях и гонениях. Наконец он уехал, и я остался
мирно наслаждаться столь роскошными владениями, что, казалось мне, сам
Крез, называвший себя счастливейшим из смертных, был по сравнению со
мною бедняком и сверкающее воинство Антиоха Великого18 в серебряных и
золотых панцирях и шлемах было менее великолепным, чем мои наряды, и
менее горделивым, чем мои мечты. Но при всем этом богатстве начали вскоре
осаждать меня и терзать думы о том, что я беден и могу подвергнуться
оскорблениям по одной сей причине, без всякой своей вины; еще я думал, что
наши отношения не смогут долго удержаться в сферах высокого любовного
чувства. Среди подобных опасений и полчища соперников и родичей я глубоко
страдал, не будучи наделен от природы тем видом терпения, который - по
словам прочитавших ее - указан в первой главе книги позора, где без большого
различия значатся репутация кавалеров и честь мужей. Доротея угадала мои
думы - ведь печаль влюбленных невольно отражается на их лицах, словно они
ждут не дождутся вопроса о том, что хотели бы скрыть. И она убедила меня в
своей преданности - собрав наряды свои и украшения вместе со столовым
серебром, прислала мне все это в двух сундуках.
Ф е л и п а. Да, несомненно, это подвиг женщины доблестной.
Фернандо. Так продолжалась наша дружба пять лет, за которые
Доротея осталась почти нищей и, чтобы не нуждаться в самом необходимом,
выучилась прежде незнакомой ей работе.
Ф е л и п а. Какое необычное благородство при такой красоте, в таком
возрасте и в такой столице!
Фернандо. Я тоже признаю это. От стыда и горя, что не могу покрыть
эти прекрасные руки бриллиантами, я тысячи раз орошал их слезами, которые
она ценила дороже всех драгоценных камней в перстнях, ею проданных и
отвергнутых.
Ф е л и п а. А как вели себя в это время ваши соперники?
Фернандо. Они уже меньше увивались за Доротеей. Когда наряды не
привлекают глаза мужчин, сама красота словно робеет. В конце концов
Доротея дошла до того, что, думая о ее нищете, я ее извиняю, но, думая о моей
любовной погибели, схожу с ума.
Ф е л и п а. Что же она сделала?
Фернандо. Однажды она мне решительно объявила, что наша дружба
должна прекратиться, дескать, мать и родня не дают ей покоя и оба мы стали в
городе притчей во языцех, в чем немалая моя вина, так как своими стихами я
разглашал то, что без них было бы менее известно.
Хулио. Уж это точно. Пусть знает каждая дама, что даме поэта порой
уготована слава, но нечего ждать секрета.
Ф е л и п а. И как же поступили вы при столь внезапной перемене?
Фернандо. Дома я выдумал, будто накануне вечером убил человека - и
я говорил правду, если убитым считать меня, - и что мне необходимо уехать, не

146 Лопе Феликс де Вега Карпио
то я попаду в руки правосудия. Марфиса отдала мне свое золото и перлы своих
слез, с этим я уехал в Севилью.
Ф е л и п а. Славное решение.
Фернандо. Решение порядочного человека.
Ф е л и п а. И как же вы проводили время?
Фернандо. Печально. В пути я через каждую лигу19 оборачивался. Но
честь сильнее любви, по могуществу ничто не сравнится с честью - не в обиду
будь сказано древней притче о вине, истине и женщине20, - и я продолжал ехать,
пока, ни шатко, ни валко, добрался до Севильи.
Ф е л и п а. Уж там-то, небось, вы быстро забыли Мадрид и пресловутую
Доротею среди разнообразных встреч, дам, кавалеров, чужестранцев,
прибывших из Индий кораблей, красивой реки, лодок и Трианы.
Фернандо. И еще как забыл! Чудо это свершилось сразу по приезде:
река представилась мне Летой, лодки - челнами, перевозящими души; дамы -
служителями ада; корабли - огнедышащими горами, вроде сицилийской Этны;
беседы - адским гулом голосов; словом, прекраснейший и многолюднейший
город показался мне преисподней. В ту ночь я думал, что не доживу до утра, -
если блаженство и отчаяние суть для влюбленных крайние точки, то, утратив
первое, я неминуемо должен был впасть во второе. Поехал я взглянуть на море,
что было тогда единственным моим желанием после желания смерти. Увидев
его в Санлукаре, я сказал ему то, что слышал от одного поэта:21
"Хотел бы выпить море,
Дабы излить его слезами горя,
Ибо не мыслю я, любовью полн,
Что бездна вод огромней слезных волн".
Оттуда я отправился в Кадис, где у меня есть родственник, священник одной
тамошней церкви. Я полагал, что смогу бежать не далее того места, где
кончается земля - что дало тему для героического герба Карла Пятого22, - и я
сочинил стихи, из которых запомнил следующие:
"Если ты со мной, Амарилис,
Что ж тогда разлукой зовется?
Пусть не вижу тебя очами -
Вся душа с тобой остается.
О, неопытность без предела!
О, безумец непревзойденный,
Возомнивший, что он сумеет
Убежать от стрелы взведенной!
Чем помогут в моих несчастьях
Небеса и страны иные?
На земле повсюду есть зависть,
А на небе - созвездья злые.

Доротея
147
Все равно, ни жизнью, ни смертью
Я печали власть не нарушу:
Ибо жизнь меня убивает,
Ибо смерть веселит мою душу.
Или чувства мои - не чувства,
Иль тоска моя - не тоска мне,
Или сделала мать-Природа
Камень - сердцем и сердце - камнем.
На себя гляжу и дивуюсь:
Нет такого, как я, в примете;
Кабы не был бы я собою -
Не имел двойника на свете".
Ф е л и п а. Я была бы рада, если б могла с пониманием похвалить ваши
стихи. Но чтобы воздать должное вашей скромности, скажу одно - они цело-
мудрены, чисты и не нагоняют тоски, как некоторые.
Хулио. Вы хорошо его поняли. И особенно польстили тем, что
уважили его скромность, - ведь среди людей его занятия найдете
множество восхваляющих себя так неумно, что другим уже нечего хвалить.
Этих считают дураками, но есть и иные, которые, даже если бы сам
Вергилий читал им свои стихи, рта не раскроют для похвалы, - вид
неучтивости, либо граничащий с высокомерием, либо изобличающий
зависть.
Фернандо. Чем я тешил себя тогда, тем и сейчас утешаю. Не было у
меня иного облегченья, как записывать свои мысли, равно и теперь мне
облегченье повторять их.
Ф е л и п а. Пусть вас не смущает мое невежество, не позволяющее их
понять, и робость, мешающая их похвалить, - зато эта дама с прикрытым лицом
сама сочиняет стихи и знает в них толк.
Фернандо. Тогда умоляю ее, уж если я недостоин, чтобы она со мною
говорила, удостоить выслушать меня.
Хулио. Она кивнула. Ах, были бы все женщины такими - чтобы
соглашались и не надоедали.
Фернандо. "Что до меня вам, тревоги?
Эй, придержите свой бег!
Вам не сломить мою стойкость,
Хоть вы трудись целый век.
Между любовью и вами
Вижу различье одно:
То, что любовью - на радость,
Вами на муки дано,

148
Лопе Феликс be Beta Карпио
Эту любовь, как ни бейтесь,
Не разлучите со мной:
Я ли солгу вам, тревоги?
В муках любви - мой покой.
Я вас люблю - за тревоги;
Кто вас любил и когда?
Вы и влюбленному в тягость,
Вы и ревнивцу беда.
Видя тебя, Амарилис,
В блеске твоих совершенств,
Столь наслаждаюсь страданьем,
Что не хочу и блаженств.
Я благодарно приемлю
Гневные взоры твои:
Стала и горечь приманкой,
Новая хитрость любви!
Даже твое отвращенье -
Клад драгоценнейший мой:
Ибо любовь не скудеет,
Болью питаясь одной.
Пусть ты вовек не узнаешь,
Сколь я тобой одолжен:
Тот, кто воистину любит,
Чувством своим награжден.
Но посочувствуй мне в горе:
Чем я утешу свой взгляд,
От красоты отлученный?
Нет тяжелее утрат".
Ф е л и п а. По вашим стихам судя, мне кажется, что вы Доротею
помните.
Фернандо. Дал бы Бог, чтобы поменьше помнил! В названном мною
городе, сеньора, я пробыл несколько дней - вернее, много лет, - в один из
которых, подстрекаемый неуемным воображением, я взошел на скалы, неся на
своих плечах скалу поболее той, с которою рисуют Сизифа, терпящего вечную
муку. И, думаю, не будь со мною Хулио, я бы бросился в воду. Но я покорился
его воле и записал в своей памятной книжице такие стихи, запечатлев в них
образы моей памяти.

Дсротея
149
"Сидя на голом камне,
Что море, ярости полно,
Решило увлечь в пучины,
Все выше вздымая волны,
Следил за волнами Фабио,
Как песок отнимал постепенно
Серебро - у той, что прихлынет,
У той, что отхлынет - пену.
Он думал, что муки любви
И забвенья с волнами сходны,
Но муки забвенья не вечны,
А муки любви безысходны.
Но истинную любовь
Никогда не поглотит забвенье -
Напрасны людские козни,
Преследованы!, презренье.
Не думай тронуть мольбами
Кумиров неблагосклонных -
Ибо смеется небо
Над клятвами влюбленных.
Любовь забвения жаждет,
Не ищет уз неизменных,
Ибо крепче истины нет:
Неизменны лишь перемены.
Кто много печется о счастье,
Узнает много страданья,
И тем удача ничтожней,
Чем настойчивее старанья.
Возвышает себя природа
В красоте благой и смиренной,
Но, когда красота своевластна -
Нечем ей гордиться, надменной.
И взял свою лиру Фабио,
И запел камням молчаливым
О своем безумье на струнах,
Слитых с ним единым порывом".

150
Лопе Феликс де Вега Карпио
Ф е л и п а. И что же он сказал?
Фернандо. Этого я не написал. Но я вам расскажу, какое безумство
совершил я.
Фелипа. Какое же?
Фернандо. Я достал портрет моей дамы, который носил при себе в
колоде карт завернутым в тафту, - стало быть, я с большим правом, чем
неудачливые игроки, мог бы сказать, что потерял свое достояние из-за карт.
Фелипа. Но вы же говорили, что были бедны и что это она потеряла
свое достояние?
Фернандо. Как можно равнять свободу, жизнь и душу с золотом?
X у л и о. И наш кабальеро имел при себе не только этот сувенир, но, среди
других реликвий, на сердце носил надушенную амброй туфельку, как носят для
укрепления сердца моток алого шелка23.
Фернандо. Хулио, зачем ты говоришь "надушенную амброй", если она
с Доротеиной ножки? Мог бы и не говорить всех этих лишних слов.
Хулио. Ну, назови это велеречивостью или амплификацией24, как
риторическую фигуру. Но все равно эта амбра еще и теперь помогает твоему
сердцу. И забавно, что на его сорочке с левой стороны остался отпечаток
подошвы, почему я называл его "Командор Сапата", и думаю, по числу
гвоздиков он мог бы быть "тринадцатым" в своем ордене25.
Фелипа. Вы так говорите, верно, потому что она маленькая?
Хулио. Как раз, чтобы покрыть все его сердце.
Ф е л и п а. У кабальеро такое большое сердце?
Хулио. Нет, не большое, потому что он отважен, а у отважных сердце
бывает маленькое26, как это видно по львам, у которых сердце меньше, чем у
других животных.
Ф е л и п а. Он поступал неправильно, нося туфельку для успокоения сердца, -
ведь ноги приучены ходить, а с ними и туфли, так что от них только беспокойство.
Фернандо. Моему сердцу это было не страшно, ибо только в нем одном
обнаружилось настоящее вечное движение. В конце концов, не находя уже и в
туфельке утешения, а одно лишь отчаяние, я решил избавиться от причины
стольких страданий и, обнажив шпагу...
Фелипа. Иисусе! Вы убили Доротею?
Фернандо. Я выкопал ямку на клочке земли меж двумя скалами и
схоронил ее портрет, сочинив такие стихи:
"Здесь, где никто тревожить не дерзнет
Твой лик, божественная Доротея,
Не встанут над могилою твоею
Колонны, вознося порфирный свод.
Пусть Феникс вечный отдых обретет,
Да не воскреснет он, в безвестье тлея;
Над ним печаль моя, благоговея,
Из чистых слез надгробье возведет.

Доротея
151
Но чем помочь, когда любовь всевластно
То воскрешает, что сама убила,
Чьим крыльям солнце вечности дивится?
Ее портрет я схоронил напрасно,
В моей душе, что, отгорев, остыла,
Наследным принцем Феникс возродится".
X у л и о. Во времена Клавдия - если Плиний не лжет27 - в Рим
привезли феникса, и говорят, он был величиною и строением схож с
орлом: золотистая, сверкающая шея, пурпурное туловище, лазоревый
хвост с несколькими розовыми перьями, которые выделялись, как в хвосте
павлина - глазки, и венчик из расположенных лучеобразно более мелких
переливчато радужных перьев. Но мне хотелось бы задасть Плинию вопрос:
если в мире был лишь один этот феникс, откуда взялись те, которые были
потом?
Фернандо. Я одно знаю, Хулио, - что они живут шестьсот лет и что для
моего феникса этого мало. Увы, сам не пойму, как я смог вернуться в Кадис,
совершив столь великое, хотя и любовное, безумство. О, если бы море стало
мне могилой, как Доротее - земля!
Ф е л и п а. Меня немало удивляет, почему вы так горюете, что покинули
какой-то портрет, когда у вас хватило духу покинуть оригинал.
Фернандо. Оригинал я не покинул, я привез его с собою.
Ф е л и п а. Если бы вы привезли его с собою, вы бы постарались о нем
разузнать, а во всем вашем рассказе на это и намека нет.
Фернандо. Такая мысль появлялась у меня не раз.
Ф е л и п а. Почему же вы ее не осуществили?
Фернандо. Чтобы не делать больнее мою месть.
Ф е л и п а. Кто любит, тот не мстит любовью.
Фернандо. А как?
Ф е л и п а. Ненавистью.
Фернандо. Вот я и хотел, чтобы Доротея думала, будто я ее ненавижу,
а напиши я ей, она бы этому не верила.
Ф е л и п а. Не лучше ли, чтобы она думала, что вы ее любите?
Фернандо. Нет, не лучше. Она-то меня забыла.
Ф е л и п а. С чего вы это взяли?
Фернандо. С того, что она женщина.
Ф е л и п а. Это не речь человека разумного - не все женщины изменчивы и
не все мужчины постоянны.
Фернандо. У меня одного хватит постоянства на всех мужчин.
Ф е л и п а. Также и у Доротеи, чтобы, сославшись на ее верность, ни одна
женщина не потеряла доверия.
Фернандо. А как это можете знать вы, не будучи с ней знакомы?
Ф е л и п а. По вашему описанию я уверена, что это та самая, о которой
мне одна подруга сказывала, что в вечер накануне отъезда некоего кабальеро -

152
Лопе Феликс де Вега Карпио
как я полагаю, вас, - она с отчаяния хотела наложить на себя руки, отчего
много дней была в большой опасности.
Хулио. Ох, ты вполне можешь этому верить - Доротея же не из
мрамора, она не могла не ощутить боли от твоего жестокого отъезда.
Вспомни, сколько потратила она на тебя души, жизни и чести, ибо в
деяниях любви разум не помеха; между имеющими разум и
лишенными его различие такое, что одни любят по разуму, а другие лишь по
привычке.
Фернандо. Верно говоришь, Хулио. Я совершил ошибку по младости
лет. Я мог стать причиной смерти Доротеи, я лишил бы природу ее
величайшего чуда и мир - его красы. Умоляю вас, сеньора, простите меня -
глаза мои и сердце мое потонули в слезах.
Хулио. Ай, беда с этим малым! Держите его, сеньора, не то он
разобьется вдребезги!
Ф е л и п а. Бедный юноша! И часто у него бывают такие припадки?
Доротея. Я больше не могу выдержать, Фелипа!
Ф е л и п а. Ну, так откройся, Доротея.
Доротея. О мое счастье! О мой Фернандо! О моя первая любовь!
Лучше бы мне не родиться, чем стать причиною стольких страданий! О мать
тиранка! О жестокая женщина! Ведь это ты меня принуждала, ты обманывала,
ты изводила. Больше ты мною не попользуешься. Я лишу себя жизни, я сойду с
ума.
Фелипа. Успокойся, Доротея, ты уже сошла. Не рви волосы, не ломай
руки. Ради этого ты так долго молчала? О любовь, что за страшный недуг у
людей утонченных! Гляди, Фернандо уже приходит в себя, испив твоих
любовных слез.
Доротея. Зачем меня обманывать, Фелипа? Мое счастье умерло.
Хулио. Как это свойственно любви! Убежден, что любовь и страх
родились разом.
Доротея. Положи его голову мне на колени. Я буду львицей, которая
рычаньем вдохнет в него жизнь28.
Фелипа. Пощупай у него пульс, Хулио.
Хулио. Смена симптомов всегда предвещает тяжкую болезнь.
Ф е л и п а. В первом ты прав - цвет лица у него то бледный, то румяный, а
рука то холодная, то горячая.
Хулио. От одной причины вполне могут произойти два
противоположных следствия; пример - солнце, от чьего жара одни вещества
размягчаются, а другие затвердевают.
Фелипа. Принеси воды в этом кувшине.
Доротея. Для чего, Фелипа, когда есть мои слезы?
Хулио. Боюсь, что поскольку обморок этот от любви, слезы любви тут
не помогут.
Фелипа. Что нам делать? День наступает, и я боюсь людей.
Хулио. Могу дать рецепт лекарства.
Фелипа. Какой же?

Доротея
153
Хулио. Recipe траву, Доротея. Выбросив все листья Индий, тщательно
промыть в трех водах - любви, обновленной дружбы и полного доверия; затем
сварить с раскаянием о прошлом на медленном огне прощения обид и класть на
грудь дона Фернандо каждое утро в течение этого месяца втайне от матери;
тогда он придет в себя согласно учению о соединении желаний в книге первой,
трактующей о примирении после ревности.
Доротея. О если бы любовь дала силу твоему рецепту! Я бы исполнила
его всерьез, хотя ты даешь его в шутку.
Хулио. Гляди, затмение чувств проходит - душа уже дала доиу Фернандо
ключ, чтобы открыть глаза.
Доротея. Ты жив, счастье мое? Говори, не то, если помедлишь, тебе не
видать меня живой.
Фернандо. Я жив, Доротея, в твоих руках была моя смерть, в твоих
руках и жизнь.
Хулио. Вот так, на груди своей, наделяют жизнью шелковичных червей
валенсийские дамы29.
Доротея. Даже если б я и нанесла тебе столько обид, сколько ты
навоображал, - а ведь кроме предупреждения ничего другого не было, - то
испуг, тобою причиненный, был местью, превысившей оскорбленье.
Фернандо. Я не желал слышать его от тебя.
Доротея. Ая- оскорбить тебя.
Фернандо. Я уехал, потому что ты этого хотела.
Доротея. Вернее, потому что меня не любил.
Фернандо. Я покинул тебя из любви.
Доротея. Вовсе нет - из трусости.
Фернандо. Чего мне было ожидать после такого откровения?
Доротея. Чтобы меня попытались у тебя отнять.
Фернандо. Для чего, Доротея?
Доротея. Чтобы убить того, кто попытается.
Фернандо. Вот уж не знал, что этим тебе угожу.
Доротея. Угодил бы или нет, в этом состояла честь, была бы только
любовь.
Фернандо. Отказавшись соперничать с золотом, я полагаю, что
поступил благоразумно.
Доротея. Шпаги - из стали, а любовь безумна.
Фернандо. Против золота сталь - ничто. Я же не мог убить того, кто
его брал.
Д о р о т е я. Не будь того, кто давал, не было бы и того, кто брал.
Фернандо. Я не видел, кому он давал, я уехал прежде, чем он стал
давать.
Доротея. Истинные влюбленные, те подобны германцам:30 куда ступят,
оттуда ни за что не уйдут.
'Принимай {лат.)

154
Лопе Феликс де Вега Карпио
Фернандо. А прекрасные дамы - каталонцам: готовы отдать тысячу
жизней, лишь бы сохранить свои вольности31.
Доротея. Читала я в одной книге легенду о том, как боролись Геркулес
и Антей, сын Земли, и как могучий Геркулес все поднимал его вверх. Но стоило
Антею коснуться ногою земли, он обретал новые силы, как ни был изнеможен.
Фернандо. Что ты хочешь этим сказать?
Доротея. Что в борьбе любви и интереса, великана неодолимого, будь ты
здесь, я всякий раз обращала бы на тебя взгляд и набиралась новых сил, чтобы
защищаться. Но коль ты уехал и оставил меня в объятиях Геркулеса, не желая
помочь даже своим присутствием, кто же виноват?
Фернандо. Превосходная черта у вас, женщин! Мало того, что вы нас
оскорбляете, вы нас же вините в наносимых нам оскорблениях!
Доротея. Моя любовь тебя не оскорбила.
Фернандо. Любовь - это дела.
Доротея. Меня вынудили силой.
Фернандо. Дон Бела - не король.
Доротея. Есть силы и кроме короля.
Фернандо. Скажешь, твоя мать?
Доротея. Чего уж больше?
Фернандо. Трогательное послушание!
Доротея. Ты знаешь, что насилие началось о моих волос и что все вы
были против меня: она со своими оскорблениями, Херарда - с зельями, ты -
покинув меня, и некий разумный кабальеро - меня убедив.
Фернандо. Разумный, Доротея? Пошли, Хулио, сейчас она начнет
пересказывать его остроты.
X у л и о. Не вскакивай в ярости, она не дала тебе повода.
Фернандо. Я знаю, что дон Бела - глупец.
Ф е л и п а. Ты все испортила. Зачем ты сказала, что он разумен?
Доротея. Я хотела оправдать себя тем, что внушило бы яму меньше
ревности, - я же не похвалила наружность дона Белы.
Ф е л и п а. Эй, сеньор дон Фернандо, что-нибудь хорошее-то должно быть и
у дона Белы.
Фернандо. Пусть у него будет серебро, золото, брильянты, знатность,
только не желаю слышать, что он умен или хорош собой.
Доротея. Ну, полно. Он глупец и такой урод, каких нет на свете.
Фернандо. Не так пылко, Доротея, это похоже на комплимент.
Хулио. На Прадо появляется народ. Лучше нам уйти всем вместе. У нас
дома вы сможете поговорить, не вызывая сплетен, и разобраться в своих обидах
без свидетелей.
Доротея. Если Фернандо подаст мне руку, я с ним пойду; если же нет,
клянусь, подыму крик на весь Прадо и начну буйствовать.
Хулио. Эй, милые мои, на Прадо и в апреле это разрешается только
жеребцам.
Фернандо. Ты слышала, что я сказал, Доротея?
X у л и о. С каким кислым зевком ты пробуждаешься от досады!

Доротея
155
Доротея. Твои речи врезались в мою душу. Ты колеблешься, давать ли
мне руку? Дай, и я прощу тебе пощечину, которую однажды та нанес мне за то,
что я похвалила молодого кабальеро, столь же изящного на прогулке, сколь
отважного на бое быков, - то не была пощечина Феагена, нанесенная Харик-
лее, которую он не узнал32; это оскорбление ты долго оплакивал, а в ту ночь
все подавал мне шпагу, чтобы я отомстила дерзкой руке за ее наглое
преступление.
Хулио. Каких только глупостей не делают и не говорят влюбленные! Я
уверен, он давал тебе шпагу, потому что знал наверняка, что ты ему руку не
отрубишь. В этой любви с подражанием Муцию Сцеволе кто же будет Пор-
сенной33?
Фернандо. Может ли в чем тебе отказать человек, обязанный тебе
жизнью.
Ф е л и п а, Идите оба вперед, а то на нас уже смотрят.
X у л и о. И это ты собирался не разговаривать с Доротеей?
Фернандо. Разве ты не знаешь, что по гороскопу я родился в
квадрате с противостоянием Венеры и что сегодня я видел Венеру в доме Тельца и
Весов?
Хулио. Как охотно люди винят влияние звезд, точно звезды их
принуждают, но ведь наша свободная воля дает нам способность сопротивляться, как то
сделали божественный Платон и Сципион Африканский34.
Фернандо. Я не божественен и я не римлянин. Но не знаю, что бы они
сделали, и философ и полководец, если бы увидели Доротею.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Лудовико, Сесар
С е с а р. Видно, нынче утром дон Фернандо не придет на нашу встречу.
Лудовико. Наверно, обдумывает свою поэму, начало всегда трудно дается
и лишает сна.
Сесар. Как бы эта поэма не звалась "Доротея".
Лудовико. Он поставил вопросом чести - не поддаться. Покажите-ка
сонет, который вы ему принесли.
Сесар. Он на новом языке.
Лудовико. Не беда. Я немного разбираюсь в этой тарабарщине35.
Сесар. Некоторые великие таланты в беседе и на бумаге,
проповедуя и поучая, украшают и принаряжают кастильский язык новыми
оборотами и риторическими фигурами, которые его расцвечивают и
разнообразят; подобные мастера - особенно один, с кем я знаком36, -
достойны величайшего почтения. Ибо они облагородили, пополнили,
украсили, обогатили наш язык изящными, не пошлыми словами, и это богатство,
полноту и красоту подтверждает хвала знатоков. Однако неумелые
подражатели, в неуемной гордыне посягающие на то, что им недоступ-

156
Лопе Феликс де Вега Карпио
но, порождают нелепых и несуразных чудищ. Мой сонет - бурлескный, звучит
он так:
"Культизмами, друг Клаудьо, процветая37,
С утра пораньше я - минотаврист,
Кастильский наш забросил и, черкая,
Сплошь одинокостью мараю лист.
Зарю-предтечу назову резвушкой
Иоанной иль Баптистой - все равно,
Парчою море, хриплую лягушку
Злой мухой и златой чесоткою зерно.
Браня себя, решусь с угрюмой хмурью -
Калигами грегески станут вмиг,
Как в давни лета пастуха Бандуррьо.
Турецкий иль немецкий здесь язык?
О Гарибай, коль бандуррьист ты с дурью^
Культичертовский мой похвалишь бзик" .
Лудовико. Хотите, мы прокомментируем его до прихода дона Фернандо?
Се cap. Как мне кажется - да поможет мне Бог! - тема сего сонета -
осмеяние новой поэтической религии неким поэтом, разочаровавшимся в ней и
кающимся. Только не будем уподобляться уборщикам крыш, которые, стоя на
чужой крыше, швыряют на улицу все, что попадается: вот летит мяч, а вот
чашка, вот старые штаны или дохлая кошка, которую забили камнями и
похоронили под черепицами.
Лудовико. Да, таковы многие комментаторы - что ни найдут у Стобея, в
"Полиантее", у Конрада Геснера и в других пухлых сборниках общих мест38, все
швыряют с размаху, уместно это или нет.
Се cap. Скажу прямо: многие из них не заслуживают похвалы, но я своим
сонетом хотел бы ее заслужить. Поскольку изобретательность в поэте главное,
если не все, а кое-кто даже утверждает, что изобретательность и подражание
природе это одно и то же, у комментаторов нет ни того, ни другого39. Они
скорее похожи на подпорки, которые, будучи приставлены к ветвям деревьев,
сами не имеют ни листьев, ни плодов, а служат лишь поддержкой для чужой
плодовитости и, будто сами мы не видим, говорят нам: "Вот это груша, а это
персик, а это айва", как тот художник, что, нарисовав остриженного льва,
сделал надпись: "Се лев, хотя и бритый".
Лудовико. Однако те, что комментируют и поясняют греческих и
латинских поэтов, достойны похвалы и награды - как потому, что седина древности
сделала те творения недоступными, так и потому, что тут обнаруживаются уче-
*Перевод Е. Лысенко.

Доротея
157
ность и знание языков. Хотел бы я, чтобы написали комментарий к Гарси-
ласо40, - ведь до сих пор такого у нас нет.
Се cap. В нашем веке немало найдется больших поэтов, но они,
видимо, предпочитают издавать свои собственные произведения, чем
украшать чужие. Диего де Мендоса, Висенте Эспинель, Марко Антонио де ла Вега,
Педро Лаинес, доктор Гарай, Фернандо де Эррера, два Луперсио, дон Луис
де Гонгора, Луис Гальвес Монтальво, маркиз де Ауньон и еще маркиз
де Монтес Кларос, герцог де Франкавила, каноник Тарреге, маркиз
де Пеньяфьель41, столь искусный в кастильских стихах, как это видно в
следующей элегии:
"В век оскорблений грубых
К чему обиды стон?
Коль слуха я лишен,
Зачем тогда мне губы?"
Франсиско де Фигероа и Фернандо де Эррера42, оба удостоенные прозвания
"божественный"; Педро Падилья, доктор Кампусано, Лопес Мальдонадо,
Мигель Сервантес, советник Руфо, доктор Сото, дон Алонсо де Эрсилья,
Линьян де Риаса, дон Луис де Варгас Манрике, дон Франсиско де ла Куэва и
лиценциат Беррио43 и этот Лопе де Вега, который только начинает.
Лудовико. Это все, что ныне есть в Испании?
Се cap. Об этих я знаю, и еще о Баутисте де Бивар44, чуде природы,
читающем импровизированные стихи с дарованными музам дивным жаром и
той поэтической яростью, которая в "Платоне" Марсилио Фичино45
представляет один из четырех ее видов.
Лудовико. Каких же?
Се cap. Первый - ярость поэтическая, второй - мистериальная, третий -
пророческая, и четвертый - любовная. Поэзия подвластна музам, мистерия -
Дионису, пророчество - Аполлону, и любовь - Венере. Как это происходит,
найдете в самом рассуждении.
Лудовико. Мне кажется, от названных поэтов произойдет столько других,
что на одной лишь улице Мадрида их будет больше, чем ныне тех, что, по
вашим словам, пишут во всей Испании.
С е с а р. Этого вполне можно ожидать, судя по плодовитости их таланта.
Л у д о в и к о.Что ж они до сей поры напечатали?
Се с ар. "Австриады", "Арауканы", "Галатеи", "Филиды" и многие
"Рифмы". Дон Франсиско де ла Куэва, а также Беррио, оба ученейшие юристы, о
которых мы могли бы сказать, как о Дино и Альчиати46, что они разумнейшие
законотолкователи и сладчайшие стихослагатели, - написали комедии,
поставленные при всеобщем одобрении.
Лудовико. Чем кончилось рассмотрение комедий?
С е с а р. Его величество, да хранит его Бог, для успокоения своей
королевской совести повелел проверить их благопристойность. И на последней
проверке их признали безопасными для нравов, следуя святым отцам, которые
объявили их дозволенными, чтобы оградить их от клеветы и хулы. Хотя, ра-

158
Лот Феликс де Вега Карпио
зумеется, в них должны быть соблюдены все требования святой нашей веры и
добронравия.
Лудовико. Потому-то их цензурует особый секретарь и одобряет
Королевский Совет47. Возвращаясь к нашему сонету, от которого мы отвлеклись,
расскажите, прошу, о слове "культизм", мне непонятна его этимология.
С е с а р. Если я скажу, что культизма придерживался Гарсиласо, вам все
будет понятно.
Лудовико. Гарсиласо был культист?
Се cap. Культист - это поэт, который отделывает свои стихи так, чтобы в
них не осталось ничего корявого, темного, - как землепашец культивирует свое
поле; в этом состоит культура, хотя сами-то культисты скажут, что занимаются
этим лишь для украшения.
Лудовико. Второй закон риторики, касающийся того, что написано
невразумительно, гласит:48 что непонятно, то как бы и не написано.
С е с а р. Я полагаю, что для слова "культизм" нет более точной этимологии,
чем чистота и ясность высказывания, свободного от всякой темноты. Разве
можно считать украшением путаницу неудачно поставленных слов и варварское
нагромождение притянутых за волосы метафор?
Лудовико. Логически рассуждая, мы назовем дурным речение, состоящее
из неясных и неуместных слов и скорее затемняющее, нежели объясняющее
природу описываемого предмета* И ежели два предмета, существенно меж
собою связанные, не могут быть определены один без другого, то в чем же
смысл речения "парусная голубка"49 как определения или описания корабля,
когда точно так же можно сказать "парусная пустельга" про галеон или
"парусный аист" про фрегат?
С е с а р. А ведь удачно назвал Вергилий стрелу "летучим железом"?50
Лудовико. То был Вергилий.
Се cap. И однако, когда он сказал "жидкий огонь" вместо "чистый" или
"яркий", Макробий отметил, это как великую смелость и оправдал ее лишь тем,
что еще раньше так выразился Лукреций51.
Лудовико. Арат, переведенный Германиком Цезарем, назвал небесный
дождь "тонкими струями", а великий поэт спелые колосья - "веселыми"52.
Се cap. Какое удачное уподобление! Все равно как у нас пишут о ручьях,
что они текут, смеясь53.
Лудовико. Но вот слова с неверно понятой этимологией - со всех точек
зрения варваризмы: например, когда кузнецов обзывают "грешниками" путая
"грехи" в поведении человека с "огрехами" при подковывании мулов.
Се cap. Некий студент ел шелковицу, и на вопрос, что он делает, ответил:
"Уплетаю темнокожих", уподобив плоды африканцам.
Лудовико. Сюда не относятся авторы, о коих Мирандолинец,
флорентийское чудо, один из многих чудо-талантов его отечества, в своем "Гептапле"
сказал, что они наряжают философию в словесные украшения54. Ведь в
упомянутых мною примерах нет и следа красоты, каковая создается способом
выражения, точностью и упорядоченностью.
Се cap. Доказательство, говорит Философ, должно быть основано на

Доротея
159
утверждениях истинных55. Ибо из ложных можно вывести заключения и
ложные и истинные, но из истинных - только истинные.
Лудовико. Не забывай еще, Сесар, что доказывать следует через более
известное, иначе получится не доказательство, а путаница. Доказывая, надобно
проявить свое разумение, а не сбивать разум с толку.
Сесар. Это вроде условных суждений, действие коих может осуществиться
или не осуществиться, в зависимости от условия.
Лудовико. Вернее сказать - вроде загадок. Но если Платон облек свою
философию в темные слова, то поэты для своих замыслов должны бы
употреблять слова попроще. Именно затем, думаю я, они перечеркивают первые
наброски, что и называется "шлифовкой".
Сесар. Нет, им не верится, что язык можно сделать возвышенным, не
вставляя варваризмы. А это просто заблуждение, либо отсутствие таланта, что
мы видим у некоторых.
Лудовико. Они скажут, что на их стороне многие знатоки и что
диалектическое суждение - это речение, совмещающее в себе противоречия56.
Сесар. Вот и надо бы тем, кого здесь величают талантами, обсуждать это
на своих сборищах, как то делается в Италии в тамошних превосходнейших
Академиях57. Но, видимо, собираться, чтобы поносить друг друга, тоже
доставляет приятность, а по мне это от зависти, у многих же попросту от невежества.
Лудовико. Там никто ничему не научит, но разглагольствуют все. Право,
следовало бы им вешать на дверях таблицу: "Здесь собираются таланты", вроде
вывески: "Постоялый двор".
Сесар. Случалось ли вам видеть орудие, коим переплетчики обрезают
книги? А ведь его у нас называют "инхенио"58 - вероятно, потому, что оно не
щадит бумагу так же, как наши инхениозные таланты. К счастью, их писания
ограничиваются полями страницы.
Лудовико. Иные полагают, будто чтобы рассуждать и спорить,
достаточно природной логики и что так же обстоит дело со стихами, - для них, мол,
довольно природного дарования и правила искусства не нужны.
Сесар. Поэтическое искусство есть часть философии рациональной и
потому оно входит в число "свободных искусств". Но хотя и верно, что источник
поэзии - в природном даре, какому варвару не известно, что искусство придает
ей совершенство? Правда, случалось нам видеть поэтов и непросвещенных, но
они хороши лишь в пределах того, что знают. Стоит же им выйти из малого
своего мирка, они неминуемо портятся и несут вздор. Отступление это
необходимо, вернемся, однако, к нашему сонету.
Лудовико. "Культизмами, друг Клавдьо, процветая".
Сесар. Что здесь означает "процветая", скажет нам Колумела59 - ведь это
свойственно растениям.
Лудовико. Да хранят вас музы, Сесар, умоляю, не будем рассуждать
всерьез о сонете, написанном ради шутки. Оставьте в покое Колумелу и
прописные истины - будь они неладны! - голова моя уже от них трещит.
Сесар. Как вам угодно. Но если попадется нам нечто серьезное и ученое,
тогда уж не обессудьте, я поговорю. А пока скажу, что "процветать куль-

160
Лопе Феликс be Вега Картою
тизмами" означает как бы объявлять себя неофитом этой секты и что
подобные обороты можно ныне услышать от многих, равно как "нырнуть
уткою"60, "жить чудом", "одеваться зеленью", "повредиться умом" и прочее в
том же роде, - чтобы вы не сетовали, будто я вас утомил одним Колумелой. Но
поглядите, как божественно применен глагол "процветать" Иисусом сыном
Сираховым, когда он говорил о Халеве и других судьях израильских61, что их
кости "процветут" в могилах, ибо из них произрастут все новые и новые
благословения им от потомков.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Хулио у Лудовико, Сесар
Хулио. Желаю здравствовать Нису и Эвриалу, Пиладу и Оресту, Дамону и
Питию, Сципиону и Лелию!62
Лудовико. О, Хулио, дружище, добро пожаловать! Но где же дон
Фернандо?
Хулио. Остался дома, он занят важным делом. Прислал меня сказать, что
придет, как только сможет.
Сесар. Уверяю вас^его полонили музы.
X у л и о. Не музы, а муза.
Сесар. Как это понять?
Хулио. Так, как сказано.
Сесар. Муза, к которой он взывал прежде, обитает не на Парнасе, и у нее
иные мысли на уме.
Хулио. Вергилий вопрошал свою музу, зачем, мол, Эней приплыл из Трои
в Италию63. Такая фигура в риторике именуется апострофом или анти-
пофорой64.
Сесар. Ты отвечаешь на срой вопрос, а не на мой.
Хулио. Хочешь знать, кто его муза, вот я и советую тебе спросить это у
нее самой. Не говоря о том, что я должен хранить тайну, историю эту долго
рассказывать.
Лудовико. А ты изложи ее в виде брахилогии65, как в следующих
стихах:
"Вспыхнув любовью, Парис умыкает Елену,
Вооружается грек".
X у л и о. Ну что ж, попробую подражать:
"Фернандо удалился,
Дал клятву, не сдержал, с мольбою воротился".
Лудовико. Ты, как всегда, остроумен.
Хулио. По крайней мере отсюда можно путем индукции прийти от
частного к общему.

Доротея
161
Се cap. Ты, Хулио, недурно вооружен для беседы, нас тут занимавшей, и
надо признать, что столица не вышибла из твоей памяти усвоенные когда-то
знания.
Хулио. Чем же вы тут занимались?
Лудовико. В ожидании прихода Фернандо старались понять один сонет.
Хулио. Понять?
С е с а р. Чему ты удивляешься?
Хулио. Такие острые умы?
Лудовико. Вот возьми и прочитай про себя, а потом поможешь нам его
растолковать.
Хулио. Повинуюсь, читаю.
С е с а р. У Хулио необычайно острый ум. Он и его хозяин - вечные
студенты.
Лудовилсо. Не понимаю,.как это Фернандо удается одновременно и
любить и учиться.
Се cap. Твое недоумение напоминает мне задачу, поставленную
Философом: как рождаются гермафродиты?66
Лудовико. Овидий попытался ее решить историей Салмакиды и Троко67.
Се cap. Римский Оратор в своих "Тускуланских беседах" сказал68, что ни
один вид душевного волнения не сравнится с любовной страстью. И как же
может смятенный дух предаваться занятиям, требующим спокойствия?
Хулио. Что ж, я прочитал и, думаю, разобрал эту причудливую мака-
роничность. Будь неладен Мерлин Кокайо!69
С е с а р. Мы-то принялись уже за второй стих, но что ты скажешь о первом?
Хулио. Что автор обращается к своему другу.
Лудовико. В качестве комментария напомню, что словом "друг" не
брезговали Лукиан и Туллий70.
Хулио. Что до меня, я бы не стал ссылаться на прославленную ватагу
древних, но привел бы в пример изысканных поэтов, как поступают ныне
авторы, полагающие признаком учености сыпать именами, не читая книг.
С е с а р. Что там говорится во втором стихе?
X у л и о. "С утра пораньше я - минотаврист".
С е с а р. Ну, вот и видно, что он шутит, коль признается, что его стихи это
лабиринт, называя себя Минотавром.
Хулио. Уродливым сочетанием быка и человека.
Лудовико. Слово это происходит от "Минос" и "Таврос". Так звали сына
Пасифаи, на которую Овидий возвел поклеп, будто она влюбилась в быка71;
среди многих историй и басен, сочиненных поэтами, не было столь
оскорбительной для женщин, как история этой скотской страсти и история о коне
Семирамиды72; ведь в лебеде прекрасной Леды и в золотом дожде недоступной
Данаи все же являлся мужчина73, разве что тут аллегории, говорящие о том, что
власть, сила, богатство и случай покорили многих женщин.
С е с а р. Превосходно изображен Случай у Авсония74.
Хулио. Итак, он говорит, что с утра, мол, пораньше он - Минотавр.
С е с а р. Из Лабиринта культистов.
6 Лопе де вега

162
Лопе Феликс be Вега Карпио
Лудовико. Да поможет ему золотая нить, прославленная в эпиграмме
Штигеля75.
Се с а р. Минотавра римляне изображали на своих воинских значках76 как
символ военной тайны.
Хулио. Здесь можно было бы тоже его изобразить, ведь для многих
подобный слог - сущая тайна.
Се с ар. Неужто мы ничего не скажем об утре? Жаль упустить в
комментариях предмет столь ясный.
Лудовико. Ну что же, скажите, что оно - преемник ночи, как ночь -
черная маска дня. А ежели вам любо сельское утро, переведите Вергилиев
"Моретум"77.
Хулио. Как забавно описал утро Сучок Марсельский78 в своих
беспардонных стихах:
"Как утро на небе забрезжит,
Спешу я сделать то, чем начал стих" .
Лудовико. Где ты откопал этого поэта, Хулио?
Хулио. Не пытайтесь выяснить. Знайте, те, кто так пишет, имеют славу
незаурядных поэтов.
Лудовико. Да будь они хоть гениями, лучше бы им писать, как писали
древние.
Се cap. Тогда у них не было бы такой славы - ведь многое, почитаемое
ради своей древности, не сравнится с тем, что ныне сочиняют.
Хулио. Это горе неведомо женщинам, их-то больше почитают молодыми.
Лудовико. Говорят, что Микеланджело, римский ваятель, который
своими статуями создал себе такую же славу, как сама природа своими оригиналами,
сердился...
X у л и о. На что сердился?
Лудовико. Что все восхваляют древних ваятелей - Фидия, Звфранора и
Поликлета79, - а он, лишь оттого, что не из тех времен, не имеет славы,
которой достоин, хотя намного превзошел древних. И чтобы поиздеваться над
завистью, которая всегда преследует живых ...
X у л и о. А порой и мертвых.
Лудовико. Изваял он дивную статую и, обработав ее с величайшим
искусством и тщанием, отбил у нее ногу и ночью закопал в саду кардинала, где в
то время сооружали виллу. Через несколько дней работники, трудившиеся на
постройке, нашли статую, и весь Рим сбежался на нее смотреть: одни говорили
- это работа Ментора, создавшего Юпитера Капитолийского и Диану
Эфесскую; другие называли упоминаемого Ювеналом Мирона, изваявшего
Минерву и сатира; иные приписывали ее Теладею и Теодору80. Наконец,
скульпторы утверждали, что никто в целом мире не решился бы приделать
недостающую ногу* Тогда Микеланджело велел принести ногу и, приложив ее к
статуе, сказал: "Римляне, статую сделал я"81.
Здесь и далее, до романса о блохе, перевод стихов выполнен Е. Лысенко.

Доротея
163
Хулио. Дальше идет стих:
"Кастильский наш забросил и, черкая..."
Се с а р. "Забросил" сильнее, чем "бросил", - это означает покинуть
окончательно.
Хулио. Истинная правда. И потому весьма удачно сказал великий Косме
Лапчатый, поэт из Ламанчи, в своей "Сарамбайне":
"Я, видя, что уж летний близок зной,
Здоровье чтоб сберечь, всех дам забросил".
И поскольку при такой резкой перемене автор сонета почувствовал себя
одиноким, то четверостишие свое он заключает так:
"Сплошь одинокостью мараю лист".
С е с а р. Я бы сказал, здесь уместней "одиночеством".
Лудовико. Э нет, "одинокость" - слово необычное, чем и украшает стих.
X у л и о. Не украшает, а ухудшает.
Лудовико. В нем не только больше культизма, но я бы даже сказал
"культяпства".
Хулио. Поэт Бартолино де Вервейдайте частенько вставляет подобные
слова. Например, в своем "Угощенье":
"Я счастья не ищу иного,
Была б харчистость на столе".
Но еще лучше у Каираско в его "Каденциях":
"И такой щеголяет мордастостью,
Что лопатой и то лучше вырежешь".
С е с а р. Ну, а во втором четверостишии что говорится?
Хулио. "Зарю-предтечу буду звать отныне
Иоанной иль Баптистой - все равно".
Превосходная метафора, почерпнутая прямо из реки Иордана, или, если угодно,
из самого Мараньона82.
Лудовико. Хулио меня рассмешил и заставил вспомнить комедию о
святом Христофоре, где, описывая процессию, поэт представляет святого одним из
великанов, а демона драконом, и два стиха драконовы в одном из стансов звучат
так:
"Я голоден, и берегитесь моих лап,
Сглотаю херувимов вместо шляп".
С е с а р. Славная гипербола!
Лудовико. Но послушайте, какие культизмы отмочил этот же поэт:
"То кровь-коралл, то тело-снег".
6*

164
Лот Феликс де Вега Карпио
Или еще в том же стиле:
"И льется кровь-кристалл, обманное стекло".
Лудовико. Продолжай, Хулио, закончим это четверостишие.
Хулио. "Парчою море, хриплую лягушку
Злой мухой и златой чесоткою зерно".
С е с а р. Удивительные стихи!
Лудовико. Вы же знаете, бывает парча цветистая и парча волнистая.
С е с а р. Да, видел я и ту, и другую.
Лудовико. Так вот, у культистов земля - это парча цветистая, а море -
парча волнистая.
Хулио. Уподобление было бы недурное, только слово "парча" грубовато.
С е с а р. Ты прав. Многие культистские выражения ласкают слух красотою
слова, например когда соловья называют "пернатой цитрой"83, но с таким же
правом можно бы назвать цитру "деревянным соловьем". Однако из-за грубого
звучанья так не говорят, хотя это то же самое. Зато красота "цитры" и "пера"
заставляет забыть о второй возможной паре.
X у л и о. А если бы в ней тоже была и красота слов и красота звуков.
Лудовико. Тогда и она была бы совершенной, ибо существенная форма
идеи была бы лучше выражена материей звуков, что, по определению Леона
Эбрео в его "Диалогах"84, необходимо для совершенной красоты.
Хулио. Конечно же, вольности разрешаются. По словам одного поэта,
"неволят трудности к тому, о чем не думал"85, и то же происходит с
консонансами86; ведь даже твари земные рождаются одни по необходимости, другие
по случайности, как утверждает Философ87. А Квинтилиан называл подобные
вольности "принуждением стиха"88.
Лудовико. Для истинного поэта не должно быть никаких послаблений.
Пусть думает, вымарывает, ищет, выбирает и тысячу раз перечтет написанное;
недаром слово "рифма" происходит от rimar, что означает "усердно искать и
выбирать". Так его употребляли и Цицерон и Стаций89.
С е с а р. Стало быть, писать без помарок невелика заслуга?
Хулио. Послушайте, что ответил в одной комедии поэт вельможе90 на
вопрос, как он сочиняет; тут кратко сказано все:
"Как сочиняешь ты? - Читаю.
Прочитанному подражаю
И, подражая, сам кропаю:
Сперва пишу, потом мараю,
Из тьмы помарок выбираю".
Се cap. Любопытное замечание есть у Светония Транквила91. Повествуя о
том, что Нерон был поэтом и что многие полагали, будто он чужие стихи
выдавал за свои, Светоний говорит, что после гибели Нерона нашли его черновики с
помарками и с надписанными поверх помарок поправками, - это убедило всех,
что стихи принадлежали императору. К тому же по помаркам видно, что ты ду-

Доротея
165
маешь, а кто не думает, тот не вымарывает. Только таким способом сочинитель
стихов достигнет совершенства, ведь стихи называли "тровы" от итальянского
глагола trovare*. Потому-то сказал некий поэт92:
"Да простит Бог Кастильехо,
Что хвалил он эти тровы".
Лудовико. Творения того поэта живы поныне. Он был секретарем.
Императорами мог прославиться даже среди древних; правда, более громкую
славу заслужил другой его собрат по ремеслу, а именно Гонсало Перес,
превосходный переводчик Гомера, как Грегорио Эрнандес - Вергилия93. То были
истинные храбрецы, они не ждали, пока Италия переведет Гомера на свой язык;
их переложения с греческого и латинского появились прежде итальянских.
Хулио. Вы затронули предмет, вызвавший изрядные насмешки у знатоков
словесности, хиречь гуманистической или, как теперь почему-то говорят,
изящной литературы.
С е с а р. Какой предмет, Хулио?
Хулио. Иные переводы с латинскогю, французского и греческого
делаются с переводов на тосканский, а нам выдаются за доподлинные.
Се cap. Это столь же дурно, как называть своими чужие труды или книги,
украденные у тех, кто их написал. Но, возвращаясь к слову "рифмовать", или
"искать", что равнозначно с "изобретать", откуда в Италии и в Испании пошло
ныне название "рифмы" для отдельных стихотворений, то само слово
подсказывает нам, что следует думать. Так, Цицерон называл сию таинственную
способность вникать в суть "изобретением и размышлением"94. Вот и судите,
надобна ли тут отделка, если даже для прозаической фразы Аристотель
советует не злоупотреблять ямбом и хореем, на что ссылается сам Цицерон95.
Лудовико. Причина в том, что поэты, пйшучи прозой, вставляют в нее
ритмические стихи от привычки писать их, и оба философа по праву досадуют
на это. Однако прирожденный поэт вряд ли может избежать этого недостатка,
разве что очень будет стараться.
Хулио. Безудержную манеру рифмовать завел поэт Симак96. Но, друзья,
мы забыли о море, которое в нашем сонете названо "парчой".
Се cap. Будь даже слово это благозвучно, уподобление грубо в высшей
степени.
Лудовико. Мирандолинец сказал97, что материя покоилась в лоне
морском, в этой стихии рождающихся и бренных творений.
Хулио. Да, но он же не говорил, что море было из кошенили или из парчи.
Лудовико. Божественно применил Соломон к приходящим и уходящим
поколениям образ морских приливов и отливов98.
Хулио. Уверяю вас, что он не уподоблял воды морские ни королевскому
сукну, ни кордовской шерсти.
Се cap. Антонио Спельта в своей "Риторике" порицает сравнения, насиль-
* находить (ит.).

166
Лопе Феликс де Вега Карпио
но притянутые издалека9?. А Квинтилиан определил метафору одним словом
"ясная"100. И какой же смысл в уподоблениях, не имеющих сходства, - в чем он
упрекает Ликофронта, Горгия и Алкидаманта за их эпитеты и
прилагательные101.
Хулио. Послушайте в седьмом стихе "хриплую лягушку".
С е с а р. Как он ее называет?
Хулио. Злой мухой.
С е с а р. В чем же тут сходство?
Лудовико. В том, что она надоедлива.
Се cap. Стало быть, повозку, запряженную быками, мельничный жернов,
настраиваемый орган, назойливую блоху тоже можно назвать "мухами"?
Лудовико. Для того он и прибавил "хриплая", дабы этим атрибутом
показать ее надоедливость. Но упустил из виду, что Вергилий назвал "хриплыми"
лебедей, в чем его оправдывает Амброзио Калепино102, объясняя эпитет шумом
их крыл.
Хулио. Что до слова "блоха", раз уж вы его произнесли, я хотел бы
прочитать вам песню, сочиненную маэстро Бургильосом о некоей блохе103.
Се cap. Умоляю, Хулио, прочитай; чтобы нам чуточку отдохнуть от этого
убийственного сонета, а Фернандо, видно, уже не придет.
Хулио. "Твой похотливый дух, блоха,
Над царствами любви владычествовать тщится,
К моленьям нашим ты глуха:
С горчичное зерно, а жжешься как горчица,
И точно тот же самый цвет...
Угомонись на миг, дай набросать портрет.
Во тьме и тишине ночной
Спасуют пред тобой два пальца-альгвасила104,
Куда же ты? побудь со мной,
Стань добрым домовым, стань невидимкой милой!
Нет, ты и впрямь - как ревность, зла:
Вопьешься - и бежать, а ранам несть числа.
Окажут красоте цочет
И варвары в краях свирепого Востока,
И смерть пощаду ей дает,
А ты, блоха, - груба, безжалостна, жестока,
Ты - турок больше, чем Мурат105:
Жемчужные поля багрит теперь гранат.
Ответствуй мне, блоха, за что ж
Ты не щадишь ни сан, ни красоту, ни лета?
Себе поживу ты найдешь
И в замке гранда, и в скиту анахорета.
Язвишь, рождая ярый зуд,
А изловить тебя - увы, напрасный труд.

Доротея
167
И не тебе ль однажды слон
Промолвил с завистью: "Несправедливо все же -
Я, столь огромен и силен,
На голой сплю земле, твое ж так мягко ложе,
Ты на голландском полотне
Привольно нежишься. Сие досадно мне.
Питаюсь я одной травой,
Тогда как ты - лишь кровью человечьей,
Мы, твари, век проводим свой
На суше иль в воде, а ты от нас далече:
Средь злата и парчи сидишь,
На все, что вкруг тебя, презрительно глядишь".
Я полагаю, слон был прав.
Ведь здравый смысл живет и в бессловесных тварях.
Наверно, сам Колумб, познав
Причуды всех морей в обоих полушарьях,
Не больше видел разных вод,
Чем ты, блоха, - чудес, диковин и красот.
Неисчислим блошиный род,
Уж лучше я перо отброшу поскорее.
Король в одном дворце живет, -
А кто сочтет твои дворцы и галереи?
Но пальцы гибелью грозят:
Ты, взяточник-судья, под стражу будешь взят.
Ты, верно, помнишь, как Ал:азд у
От стимфалийских птиц стрелами спас Финея?106
Сей стол не для тебя накрыт,
Ты прыгнула на то, что мне всего ценнее.
Остерегись, блоха-пострел,
Погибнуть можешь ты от белоснежных стрел.
Блоха, как клещи, ты цепка,
Крупицы перца злей, что на язык попала.
Скачи бе стрепетно, пока
Не поступил донос светильника-фискала,
Вкушай без тягот и хлопот
Для пчел совсем иных прибрежный мед.
Не может мести слаще быть,
Чем, в этот миг застав, накрыть тебя с поличным,
Накрыть, и тотчас раздавить
Лилейнейших перстов движением привычным.
Подобна ты кончиной сей
Тем, кто попал под гнет Амуровых затей.

168
Лопе Феликс де Вега Карпио
С недоуменьем узнаем
Про дивные дела - богов метаморфозы:
Блохой бы стать, а не конем,
Быком иль лебедем, источником иль розой -
Тогда заметить их проказ
Сам Аргус бы не смог, будь он тысячеглаз.
Но гнев Филиду обуял
На дерзкого стрелка, что в заповедной чаще
Охотится. Перстов кинжал
Вмиг может нанести тебе удар разящий.
А я погибнуть был бы рад
Меж створок сладостных - слоновой кости врат.
Блоха, с твоим мой жребий схож:
Я счастия лишен, ты - человечьей доли;
Коль смерть несчастием сочтешь,
Давай свершим обмен и переменим роли,
А с ними и судьбу сменим:
Мне быть блохой, тебе - желанием моим.
Но если ты зубок вонзишь,
Сквозь обруч прыгая ученою собакой,
И на снегах изобразишь -
На пламенных снегах! - кружок алее мака, -
Я зрителем предстану вновь,
И дрессировщицей - незрячая любовь" .
Лудовико. Как прекрасно слог соответствует предмету!
Се с ар. Маэстро Бургильос для своих муз никогда не избирал предметов
возвышенных.
Лудовико. Будь он сейчас здесь, он, верно, избавил бы нас от многих
сомнений по поводу этого устрашающего сонета-сфинкса.
С е с а р. На чем мы остановились?
Хулио. На том, что Вергилий назвал лебедей "хриплыми". И, поверьте,
это мне очень по душе, надоели уже байки о том, как сладко и нежно они поют.
Лудовико. Отсюда эпитеты "сладкозвучный" и "сладкоголосый", столь
часто к ним применяемые у Проперция107 и у других.
Хул и о. К ним, и ко всем птицам; потому-то и сказал поэт Милоканто Соп-
левидо...
Лудовико. Замечательный поэт!
Хулио. В своей "Люцифереиде", хотя и заимствованной у грека Строй-
нонога.
* Перевод А. Богдановского.

Доротея
169
С е с а р. Вот шутник-то!
Хулио. "Я филинов, не звучных лебедей,
унылых песен жажду, не победных" .
Лудовико. Все единственное, восхваляемое, великое, пусть и с
беспардонными ошибками, надо почитать за удачу.
Се cap. Голос лягушек, или поселян Ликии, превращенных в лягушек
Латоною, Овидий назвал "хриплым" и пречудесно их изобразил108, но не назвал
мухами.
Хулио. Остроумно сказал Корковий Ракушка в сонете, обращенном к
даме с толстым лицом и худыми ногами:
"О Тирси, знай, что я любовник грубый,
Ты ляжками лягушка, но мясисты губы".
Дальше он называет пшеницу "златой чесоткой".
С е с а р. Неужто это можно понять?
Хулио. О, все очень просто. Как при чесотке бывают зерновидные
прыщи, так и пшеница это зерна, остается добавить "златые", ведь сравнения не
должны быть inomnimodam rationem1*. Но это сравнение автор сонета, должно
быть, заимствовал из "Чесотиниады" Попрыги Ерундия, напечатанной в его
книге "Ученичество":
"Что сладкую пастилку мне жевать -
В пылу неистовом зудящий струп чесать!
Потоки слез струятся пролитых,
Зато все ногти в зернах золотых".
Лудовико. Метафоре следует быть соразмерной, подобно одежде.
Се cap. Аристотель посмеялся над Горгием, назвавшим семена "зелеными
штучками"109. Что бы он сказал, поглядев, что теперь творят?
Лудовико. Вергилий назвал пшеницу "Церерой", применив
метонимию110.
Се cap. О тропах почитайте у Квинтилиана; Сиприано111, правда, сводит их
к одиннадцати.
Хулио. Первый стих терцетов гласит:
"Браня себя, решусь с угрюмой хмурью".
Лудовико. Поэт корит себя за то, что не всегда следовал этому
новшеству, - ему, видите ли, сдается, что жить по старым обычаям и говорить
новыми словами весьма разумно, а к прежней жизни у него отвращение.
Отвращение к жизни, как вам известно, - то же, что "тоска", о которой священный
пророк вифлеемский112 сказал, что душа его томилась в великой тоске; и почти
то же говорил праведник из земли Уц113, возвеличенный средь мужей Востока;
*3десь и далее, до эпитафии Бонами, перевод Е. Лысенко.
**Во всех отношениях (лат.).

170
Лопе Феликс de Beta Kapnuo
и Цицерон, заметивший, что у иных людей великий позор не вызывает
отвращения к жизни114. "Хмурь» - слово весьма выразительное. Короче, это некий
род печали, от которого на лице у человека постоянное недовольство, ну вроде
как у влюбленных или у мужей, таящих свою ревность и потому вечно хмурых.
Хулио. Это вы, наверно, взяли у поэта Магалона Чуманавас, из его
комментария к "Котобойцу" Червца Магурнио:
"С лица не сходит хмурость,
Ревнивую твою я осуждаю дурость".
И в комедии, называющейся "Прекрасная Вшивица":
"Ничто мне так не разгоняет хмурь,
Как вид роскошных дам, их спесь и дурь".
Все эти "р" очень выразительны и звучны, в них есть сила и блеск. Кстати
"тоска" напомнила мне записку одной дамы, начало которой могу вам пересказать:
"Я охвачена столь необычной тоскою, что сердце мое словно бы душат
тщетные мечты обрести ваше преамабельнейшее общество и деликатесную
беседу".
Лудовико. Это могло бы соперничать со словами некоего учителя
грамматики, который сек ученика, приговаривая: "Считай, плут, удары плети, не то,
коль введешь меня во гнев, я буду полосовать красными линейками твой
фундамент, пока он не уподобится нотному листу антифонов115, хотя бы и украсились
пурпуром твои калиги".
Хулио. Тут уместно вспомнить следующий стих:
"Калигами грегески станут вмиг".
Слово "грегески" пошло от grex gregis, то есть овечья шерсть, если только не от
названия "Греция". Очень удобная одежда, хотя сражаться лучше в узких
штанах. И я, кстати, полагаю, что "калиги" были вовсе не шаровары и не штаны, а
особые сапоги, вроде стальных поножей, которые носили римские солдаты, а
французы называют chausse de guerre.
Се cap. Цицерон в пятом письме своему другу Аттику говорит116, что
калиги ему не нравятся.
Лудовико. Нынешние культисты большие доки насчет калиг и всякой
прочей обуви: обуют вас и в звезды, и в цветы, в облака, в ночи и солнца, даже
на Луну надевают чапины117, словно так ей будет удобней бродить в поисках
Эндимиона по горе Латмосу118.
Хулио. Великолепно сказал Макарио Портулакий, который, спрятавшись
в колючих зарослях, ухитрился стащить у своей дамы, пока она купалась, чулки
ее и туфли:
"Были так малы чулочки,
Что носками их назвал бы,
А вернее бы служить им
Флейте шелковым футляром,

Доротея
171
Ну а туфельки-малютки
Все равно так велики ей,
Столько лишнего жилья в них,
Что постой назначить впору".
Лудовико. Вернемся к сонету.
Хулио. "Как в давни лета пастуха Бандуррьо".
Се cap. О таком пастухе я не слыхал и не читал, хотя знаком с кое-какими
поэтами латинскими, французскими и тосканскими.
Хулио. Бандуррио жил в глубокой древности. Он первым смастерил бан-
дуррию119, которую ныне и называют его именем. Инструмент невелик, но, как
у всех малорослых, коль взыграет в нем ретивое, то и орган заглушит.
Бандуррио прозвали Севильским Орфеем, ибо, когда умерла его дама, он решил
отправиться на Елисейские поля. Одержимый этим безумием, забрел он как-то
ночью на асфодельные луга близ Кордовы, и ему померещилось, будто
пасшиеся там белые кобылы - это души мертвых. Вытащил он свою бандуррию
и так всполошил табун, что невежи-пастухи, подобно фракийским вакханкам,
отколотили его до смерти. И хотя не пришлось ему, по примеру Орфея,
оплакать себя в изящной эпиграмме Фаусто Сабео120, нашелся кто-то, сочинивший
ему такую эпитафию:
"Здесь покоится Бандуррио, о путник,
Останови свой шаг".
Лудовико. Лучше остановитесь вы. Меня так бесит этот непременный во
всех эпитафиях путник, что я поклялся не читать и не слушать ни одной такой
эпитафии.
Хулио. И совершенно справедливо. Уж не говоря о том, что прием
этот весьма пошлый и надоевший, немалую дерзость выказывает поэт, требуя,
чтобы путник, направляющийся по своим делам, остановился читать то, что
ему, поэту, взбрело написать в похвалу или в осуждение покойника. Если
путник едет верхом, как ему спешиться и кто будет держать его мула? А если
могила находится в церковной ограде, то эпитафия, разумеется, рассчитана не
на тех, кто в карете едет. Если же путник идет пепщом, на кой ему
останавливаться ради того, что его не касается, рискуя прийти на постоялый двор
затемно?
Се cap. О, этот путник и идущее еще от древних "да будет земля ему
пухом" надоели и мне донельзя. Покойнику-то уже все равно, гора ли на него
свалится или глупец, что всего нестерпимей.
Лудовико. Потому и просил некий философ121, чтобы, когда он умрет,
тело его положили в поле, а на замечание учеников, что его съедят птицы, он
ответил - пусть вложат ему в руку палку. Ученики удивились: он, мол, будет
уже бесчувствен, как же сможет он отгонять птиц палкой? И философ в ответ:
"Раз я буду бесчувствен, чего мне опасаться птиц?"
С е с а р. И вовсе уж не думал о путнике тот храбрец, который на своей
могиле велел написать: "Здесь покоится Васко Фернандес, никогда

172
Лопе Феликс де Вега Карпио
не изведавший страха". Когда об этом рассказали герцогу Альбе, тот заметил:
"Видно, этому молодцу никогда не довелось даже снимать рукою нагар со
свечи".
Лудовико. Точное изречение с намеком на то, что человек не шел на
такие дела, в которых можно изведать страх!
Хулио. Поэт Змеевидец Вонступай сочинил эпитафию карлику
Бонами122, слуге Его Величества, прелестному чуду Природы, ибо при
крошечных размерах, какие только можно вообразить, был он само совершенство,
подобно тому ореху, в котором искусный писец вместил всю "Илиаду"
Гомерову123.
С е с а р. Ну-ка, Хулио, прочитай эпитафию.
Хулио. "Задержи свой шаг, прохожий,
Чтоб узреть, кого не зришь;
Впрочем, если ты спешишь,
Загляни сюда попозже.
Каждому почтить уместно
Эту кроху меж людьми -
Бедный атом Бонами!
Здесь он, нет ли - неизвестно".
Но, даже не останавливая путников, маэстро Бургильос124 написал на могиле
некоей очень высокой и худощавой дамы:
"Донья Каланча, чье тело
Худобой внушало страх,
Схоронить свой скорбный прах
В древке от копья велела,
Но не уместилась там:
Ширины вдвойне хватало,
Но длины ей не достало:
Что ж - сложили пополам".
Лудовико. Довольно уж отвлекаться. Приступим к двенадцатому стиху.
С е с а р. Что там сказано?
Хулио. "Турецкий иль немецкий здесь язык?"
Лудовико. Автор задает риторический вопрос: написаны ли стихи по-
турецки или по-немецки?
Хулио. О турках вам не удастся сказать ничего иного, как то, что ими
кишит Константинополь.
С е с а р. Вот так новость! Да простит Господь Константину!
Лудовико. Почитайте Джовио125.
С е с а р. Читайте его сами, мы, испанцы, ничем ему не обязаны, разве что
должны отплатить за оскорбления.
Лудовико. Он писал ради денег, а деньги брал у турок.
С е с а р. В этом он больше напоминает продажную девку, чем хрониста.
Хулио. Что ж до немцев, они, как вам известно, обитают в самых разных
местностях Германии; наверняка тут нашелся бы комментатор, который ни к

Доротея
173
селу, ни к городу поведал бы о том, как там избирают императоров. И, наконец-
то, сонет завершается словами:
"О Гарибай, коль бандуррьист ты с дурью,
Культичертовский мой похвалишь бзик".
Се cap. "Гарибай" здесь означает "бискаец", как мы говорим "Рим" вместо
"римляне" и "Церера" вместо "пшеница".
Хулио. "Культичертовский" - это сочетание черта и культиста.
Лудовико. Лучше скажи "тождество". Но вот идет Фернандо.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Дон Фернандо, Лудовико, Сесар, Хулио
Фернандо. Прошу меня не винить - мне легче было бы расстаться с
жизнью, чем с делом, которым я был занят.
Лудовико. Столь радостным для вас, что вы даже преобразились?
Сесар. Что же приключилось с вами? Почему вы из Гераклита стали
Демокритом?126*
Фернандо. В двух словах не расскажешь. Торжество любви, чудеса
стойкости, подвиги постоянства, влияние звезд, поворот фортуны, смена
погоды, сила терпенья, награда страданьям и счастье, выпавшее злосчастному, -
как водится, все вместе. Пойдемте ко мне - я прочитаю вам о том, что со мною
случилось, и это будет недурным началом поэмы.
Сесар. Что с этим малым, Хулио?
Хулио. То же, что и раньше, - теперь он исцелился от величайшего
безумия. Да он сам все расскажет, хотя по его глазам и поведению вам, думаю,
причина и так ясна.
Лудовико. Читал я у Аристотеля, что некая женщина по имени
Поликрата от внезапной радости лишилась жизни.
Сесар. То же случилось и с Филиппидом, великим сочинителем комедий,
которого Ги из Буржа назвал "мужем преблагороднейшим", когда тот, как
сообщает Авл Геллцй, одержал победу на состязании127.
Лудовико. И автор трагедий Сократ128, кого Цицерон именует
"божественным", умер такой же смертью.
Фернандо. Сам Цицерон в пятой книге своих "Тускуланских бесед"
говорит129, что Демокрит, всегда смеявшийся, прожил сто девять лет.
Следовательно, радость не всех убивала.
Хулио. Ты, верно, хочешь уподобиться Вечному Жану, который прожил,
как сообщает Гаген130, триста шестьдесят один год, - родился в 'царствование
Карла Великого и скончался при Людовике Младшем131.
Фернандо. Нежданная радость многое может натворить.
Хулио. От этого Вечного Жана, видно, и пошла в Испании легенда о
Хуане Набоганадейся и его пяти медяках132.

174
Лопе Феликс де Вега Карпио
Лудовико. Успокойся, безумец, и если ты в силах, расскажи, что с тобой-
то приключилось.
Фернандо. Разве не восхваляют благочестие Помпилия, постоянство
Регула, твердость Катона, справедливость Аристида, мудрость Сократа,
милосердие Сципиона, снисходительность Лелия, неколебимость Фабия, отвагу
Ромула, справедливость Селевка, воздержанность Курция, скромность
Камилла, человечность Пирра, удачу Александра, патриотизм Муция,
храбрость Брута, воинственность Туллия, великодушие Анка Марция;
великолепие Тарквиния и благоразумие Сервия133? Так прибавьте к историям
всех этих особ радость Фернандо.
Хулио. Славная вереница римлян и греков!
Фернандо. Разве Сципиона не прозвали Африканским за то, что он
покорил эту страну света?
Лудовико. По той же причине римляне прозывали своих императоров
Германиками да Британиками.
Фернандо. Как же прозвать того* кто победил презрение Доротеи?
Лудовико. Фернандо Доротеанский.
Фернандо. Таковы отныне мое имя, мое счастье и моя история.
Садитесь, и вы услышите, какими тайными путями ходит фортуна и насколько я
обязан сочинить ей хвалу.
Лудовико. Не делайте этого - Туллий сказал134, что и восхвалять
фортуну - глупость, и сетовать на нее - гордыня.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Херарда, Теодора
Теодора. Как ушла эта девчонка с самого утра, так и нет ее, -
отправилась с вашей дочерью Фелипой прогуляться, и я боюсь, не случилось ли чего.
Херарда. Она уже в таких летах, что не потеряется, не беспокойтесь.
Марина в деточках ходит, пока за руку в церковь водят.
Теодора. С тех пор как появился Фернандо, на сердце у меня тревожно -
мало того, что он ранил дона Белу и его слуг, отчего, боюсь, у нас могут быть
неприятности, есть ли худшая неприятность, чем слушать его музыку.
Херарда. Я уже вам говорила свое мнение и что вам следовало бы делать.
Но старикам советы давать, что в овчине блох искать. Почему вы
разрешаете ей выходить, когда ей вздумается?
Теодора. Чтобы опять не рассориться.
Херарда. Ниже, выше, да все невпопад. Не зарься на хлеб в печи, и на
вино в мехах.
Теодора. Селия меня обманывает.
X е р а р д а. Не держи черного пса, ни слугу галисийца.
Теодора. С уст у нее не сходят льстивые хвалы своей хозяйке и глупые
сплетни о доне Беле.

Доротея
175
Херарда. В мае и кляча жеребцом скачет.
Теодора. Если Фернандильо к ней вернется, мы пропали.
Херарда. Этого не бойтесь, с нею же Фелипа.
Теодора. Когда все Педро заодно, берегись Альваро де Луна135.
Херарда. Какого вы мнения о Фелипе?
Теодора. Она подруга, она женщина и молода.
Херарда. Друг она и вам, жена она своего мужа и, хоть молода, да умна.
Т е о д о р а. На кого, по-вашему, должно быть похоже яйцо?
Херарда. Хотите сказать - на другое яйцо?
Теодора. Спрашиваете?
Херарда. Такого дурного мнения вы обо мне?
Теодора. Это не мнение, а горький опыт.
Херарда. А знаете, кумушка, однажды, к королю Жоану Португальскому
пришла крестьянка просить о помиловании для своего мужа, совершившего
убийство, и принесла крынку сливок. Дело было в отсутствии королевы, потом
та явилась и, сев с королем за стол, вволю покушала сливок. Крестьянка
бросилась им в ноги, умоляя обоих простить ее мужа. Король согласился
простить, королева ни за что не хотела; тогда король, глядя на ее гнев, сказал:
"Потише, сударыня, сливок-тр вы тоже поели".
Теодора. Я вас поняла, Херарда. Молчите, вот они идут.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Теодора, Фелипа, Херарда, Доротея
Д о р о'' е я. Почему ж ты меня не спрашиваешь, откуда я пришла?
Теодора. Зачем, если и так видно, какая ты румяная?
Доротея. Румяная - плохо, бледная - тоже плохо. Как тебе угодить?
Теодора. Приходи домой вовремя.
Фелипа. Ах, какую проповедь мы слышали!
Теодора. Читал ее, верно, падре дон Фернандо?
Ф е л и п а. Да нет же, право слово, один знаменитый босоногий монах.
Теодора. Найдется ли кто более босоногий, чем этот кабальеро!
Доротея. Ох, матушка, если бы ты его слышала, ты бы не могла
сдержать слез.
Теодора. Яи так уже вдосталь пролила слез из-за этого преподобного
праведника.
Херарда. Заберется кот в горшок и по ручке поварешки.
Доротея. И ты туда же, Херарда! Тоже не веришь, что я пришла откуда
говорю?
Херарда. Ходила туда-сюда, у тетушки была.
Доротея. Истинно стариковские чувства - злоба и зависть!
Херарда. Яс Фелипой говорю, а не с тобой, Доротея. Фелипа моя дочь, а
жеребенку не больно, когда кобыла лягнет.

176
Лопе Феликс де Бега Карпио
Доро! ея. Мы тоже знаем поговорки, Херарда. Как пила ни кусается, а и
у ней зуб лол ается.
Херарда. Разве я тебя задеваю?
Доротея. Опусти-ка, Селия, занавеску, обе эти сеньоры уже изрядно
навеселе.
Херарда. Ей-богу, я только позавтракала, как всегда.
Доротея. Херарда, Херарда, на волчье мясо собачий клык.
Херарда. Ты нг права, я уж так и так старалась твою матушку успокоить.
Доротея. Моя матушка не устает возводить на меня напраслину. Мне
обидно не за себя, а за твою дочь Фелипу, она святая.
Теодора. Капуста да репка - дружат крепко. Эй, негритянка, накрой на
стол.
Доротея. Я не хочу есть.
Теодора. Разумеется. Видно, уже поела?
Доротея. Яду, которым ты меня потчуешь.
Теодора. Взоры умильны, коготки востры. Ты мне еще дуться будешь?
Ф е л и п а. Молчи, Доротея. Це будем подымать шуму из-за пустяков.
Доротея. Сегодня, Фелипа, я не собираюсь ни плакать, ни ссориться. Хотя
избыток радости обычно бывает началом горя, я бы оскорбила свою душу, если
бы, памятуя о таком блаженстве, хоть когда-нибудь в жизни опечалилась.
Фелипа. Никто не помнит о прошедшей молодости, только о приходящей
старости.
Т е о д о р а. Не нравится мне эта новая ее компания.
Херарда. Маригуэла покрылась, да сзади оголилась.
Теодора. Дай Бог, Херарда, чтоб тут дело было чисто.
Херарда. Что один, что другой епископ, а все ж лучше нет дона Доминго.
Теодора. От тупых ножниц мой отец окривел.
Херарда. Ежели Доротея женщина благонравная, моя Фелипа ее не
испортит.
Теодора. Чего болтать, когда никто за язык не тянет!
Доротея. О, счастливейшая из женщин, для какого блаженства ты нынче
пробудилась! Исполнились твои мечты, ты увидела предмет своих желаний, цель
своих помышлений, ты уверена, что он тебя ценит, тебя обожает. Я увидела слезы
Фернандо, когда уже вовсе в нем отчаялась. Он будет моим, назло старухе матери
и этой колдунье, ее советчице. Не хочу я Индий, не хочу губить свои молодые
годы. Что золото, что алмазы рядом с таким наслаждением! О, счастливейшая из
женщин! Не знаю, какова была моя матушка в молодости. Теперь она вдова, и то
не прочь покрасоваться. Но для кого румянится жена слепого?
Теодора. О чем там шепчутся наши дамы?
Херарда. Пусть шепчутся, о чем хотят, нас они могут винить только за
наши годы, единственное, что у нас есть лишнего.
Теодора. Ваша Фелипа развращает Доротею.
Херарда. У кого сынок подрос, не кричи: "Где вор?"
Теодора. Я- одно слово, мне - десять.
Херарда. Доротея умная, Фелипа глупая. Кто кого проведет?

Доротея
177
Теодора. Они говорят, что пришли с проповеди.
X е р а р д а. Раки и враки, чем крупнее, тем слаще.
Теодора. Ох, боюсь я, боюсь, Херарда, как бы Доротея не возобновила
дружбу с доном Фернандо, - у этого юноши чары бедняка, а у нее - причуды
красотки.
Херарда. Кольцо на пальце - честь, да нечего есть. Вас страшит
примирение влюбленных, а я-то боюсь, что это дойдет до дона Белы, отчего нам
всем будет неминуемое разорение.
Теодора. Корзина бряк и дружба врозь.
Херарда. Уж в этом можете не сомневаться. Не такой он человек, чтобы
терпеть оскорбление, - любовь и власть дележа не терпят.
Теодора. Ай, Херарда! Доротея радуется - и не тому, что пришла от Гва-
далахарских ворот с шелками и драгоценностями136 в час дня! Верно, у них
снова дело пошло на лад. Я погибаю.
Херарда. Ближнее богомолье, не воск, а вино льем. Построже с нею,
Теодора, а то вы ей разрешаете делать все, что она захочет. И ежели она опять
возьмется за старое, пропал ваш дом, конец вашему достатку. Добронравье и
богатство - детям дворянство.
Теодора. Ключи в кармане, а вор в амбаре. Что толку мне бранить
Доротею, когда с нею дружит Фелипа?
Херарда. Обрети добрую славу, и замуж выйдешь славно. Ай, Теодора,
Теодора! Не Фелипа ее губит, а ее любовь к дону Фернандо.
Теодора. Ходил я во дворец - был скотом, пришел ослом. Вы меня
понимаете, Херарда? У Фернандильо есть друзья, а у вашей дочки - желанья.
Херарда. Что вы можете сказать об этой женщине обидного для ее
добродетели и скромности? То, что с нею случилось до замужества, случалось
со многими. Так на то и я была - муж ее ничегошеньки не заметил, хотя был и
не дурак. Тоже нашли молодку, чтоб дурное советовала! Она ж на всех
проповедях ревмя ревет! В этот великий пост три дня ни росинки в рот не взяла, я
боялась, помрет. Сделала себе на погребенье четки из веревочных узлов длиною
отсюда аж до Рима. А в брачную ночь насилу мы вшестером ее притащили к
постели. Такая стыдливая. Вашей бы Доротее такой быть.
Теодора. Легче всегда нападать, труднее - защищать. Себе взяли легкое,
мне оставили трудное.
Херарда. Молчите, они нас слушают.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Марфиса, Клара
М а р ф и с а. Нет, я не теряю рассудок. У меня его просто нет.
Клара. Предательство так огромно, что я не могу тебя утешать. Скорее я
хотела бы присоединить свое огорченье к твоему - это желание подсказано
отчаянием, не разумом.

178
Лопе Феликс be Вега Карпио
Map фи с а. Дон Фернандо в Мадриде, Клара, столько дней и не
повидал меня! Можно ли сомневаться, что его привечала и развлекала эта
пресловутая Цирцея, которая зельями усыпила его ум? Я не отойду от этой
двери, даже если меня будет гнать темнота, будут оскорблять соседи и позорить
дневной свет. Дворянин, с которым я говорила, это один из друзей дона
Фернандо - ухаживая за Лисеной, соседкой Доротеи, он сблизился с доном
Фернандо в любви и доверенности. Он спросил меня, как обстоят дела у нас с
Фернандо после его возвращения из Севильи. Я ответила, что дон Фернандо
еще не вернулся, и тогда его друг - как это водится в столице - открыл мне
причину его отъезда; ею была ревность к некоему кабальеро индиакцу,
радушно принимаемому в доме Доротеи, но ей самой немилому; и никого дон
Фернандо не убивал, это просто было придумано с целью выманить у меня то,
что я ему, как ты знаешь, дала на отъезд. В жизни мне еще не доставалось так
дешево удовольствие разлучить его с этой нимфой, которая в его отсутствие
дала обет носить одежду кающейся, - наверно, иронически. Разве что голубой
наплечник говорит истину, это цвет ревности. Не знаю, чего хотел добиться
своими откровениями Фабрисио, - таково его имя. Но какие могут быть
сомнения? Того же, что и все мужчины, - что увидят, к тому вожделеют. Видно,
хотел охладить мою любовь к дону Фернандо, поэтому и дал мне вот это его
письмо, написанное в дороге, со стихами, сочиненными при отъезде, и
говорится там вот что...
Клара. Сгодится, чтобы скрасить скуку ожидания его.
Марфиса. "Я уезжаю, друг Фабрисио, без души, ибо ее оставил - и
без жизни, ибо она меня оставляет, зато мне сопутствует толпа
мыслей, которые, подобно различным ядам споря друг с другом, еще
поддерживают во мне жизнь. Не сплю, хотя желал бы уснуть. Все это -
признаки безумия,и я уже неспособен им противиться. Хулио и я больше
заняты Доротеей, чем нашей дорогой. С самого рассвета ни о чем ином
не говорим, и я уверен, что у нее-то вовсе не так. Великое счастье женщин в
том, что при первой же измене своих поклонников они находят других, чтобы
им служили, их ублажали, развлекали, одаривали и обогащали! И горе
мужчинам, которым нет иного утешения, как уже не надеяться на утешение!
Стихи сии скажут вам обо мне больше, чем сам я знал, сочиняя их. Коль
найдется кто-нибудь, чтобы их спеть, я бы не огорчился, ежели бы их услышала
Доротея:
"О мысль, куда ты устремилась?
Являя зряшную отвагу?
Не убежать тому, кто скован:
В цепях не сделаешь и шагу.
Оковы сбросить возмечтала?
Как не постигла ты доселе,
Что обречешь меня немедля
На муку не в пример тяжеле?

Доротея
179
Поймешь по размышленьи здравом,
Что не обресть тебе свободы,
Что не забудешь в миг единый
Неволю, где сидела годы.
А если жизнь гнусна и гадка,
То было б во сто крат гнусней,
Когда б от жизни ты сбежала:
Тогда и я расстанусь с ней.
А если ты слезам поверишь,
Сей влаге, пролитой в досаде,
То верь и в святость нежной клятвы,
Написанной по водной глади.
А если мыслишь уберечься
Там, где спасенья нет до гроба,
Ну, значит, - то ли ты разумна.
То ль мы с тобой рехнулись оба.
Ты, унося с собою память
О том, что мне всего дороже,
Неужто хочешь, чтоб забылось
Существование твое же?
Когда б я был поосторожней,
А ты б вела себя потише,
Я не был бы в таком смятенье,
А ты сидела бы под крышей.
Ты мне еще, пожалуй, скажешь:
"Вернись, сиди на прежнем месте",
Но слабодушье даст лишь повод
Для более жестокой мести:
Я гибель предпочту скорее,
Чем стать презрения добычей:
Амуру жалость незнакома,
Неведом рыцарский обычай.
Увидев, что притек покорно
Тот, кто бежал навеки в гневе,
Не безразличье, так бесстрашье
Амур пробудит в нежной деве.

180
Лопе Феликс де Beta Карпио
Любовь немыслима без страха:
Чуть страх уверенность сменила,
Навряд ли жара прежней страсти
Ты вправе ожидать от милой.
Оставь же выдумки пустые!
Они нас уведут от цели:
Не может зваться хитроумным
Шаг, что враги предусмотрели.
О мысль, тебе не стану верить!
Вновь обмануть меня ты рада;
Пойми, в любви успех приносит
Атака, а не ретирада.
Итак, коль не измыслишь средство
Иным путем поправить дело,
Считай, мы оба проиграли:
Нас Амарилис одолела" .
Клара. Превосходно написано, кабы так же было и выполнено.
М а р ф и с а. Какая возвышенность стиля!
К л ар а. И какая низость по отношению к тебе! Но скажи, сеньора, с каких
это пор ту даму зовут Амарилис? Он должен бы сказать "Доротилис", ведь
Амарилис была всегда ты, Марфиса.
Марфиса. Ах, Клара, так он морочит нас обеих? У поэтов стихи
двусмысленны, как у певцов вильянсико - чуть-чуть изменят, и на любой праздник
годится.
Клара. Спрячь письмо. Вон идет он и Хулио, его почтальон. Слышны их
голоса.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Хулио, Дон Фернандо, Марфиса, Клара
X у л и о. У нашей двери женщины под покрывалами?
Фернандо. Наверно, с каким-нибудь поручением от Доротеи.
Хулио. Думаю, мать бранила ее за опоздание - после твоего приезда в
курятнике переполох.
Фернандо. Чем могу служить вашим милостям? Если желаете отдохнуть,
здесь жилище молодого холостяка.
Марфиса. И настолько молодого, что стыдливость еще не умерила
развязности.
*Перевод А. Богдановского.

Доротея
181
Фернандо. Иисусе! Марфиса! Счастье мое, моя госпожа! Ты у моих
дверей? Как же мог я тебя застать? Ведь мы, едва успев снять шпоры, отправились
к тебе. Не правда ли, Хулио?
Клара. Конечно, нет, по твоему лицу видно, что клятва твоя ложна.
X у л и о. И это говоришь ты, Клара, своему любимому, желанному Хулио?
К л а р а. И это говоришь ты, Хулио, своей ненавистной, забытой Кларе?
Марфиса. Ты в Мадриде уже восемь дней, я бы сказала все восемьдесят.
Фернандо. Какой вздор! Если я и приехал чуть раньше, так я же
скрывался от правосудия.
X у л и о. В самых отдаленных предместьях.
Марфиса. Этот прихвостень твоих подлостей, пособник твоих наглостей,
Меркурий твоих посланий137, укрыватель твоих измен собирается нас
одурачить?
Хулио. Вот что я заслужил за свои благие советы ему, чтобы он вечно
был тебе благодарен, и за то, что всю дорогу толковал дону Фернандо о твоей
красоте, уме и изяществе, - однажды вечером я даже заставил его сочинить
стихи о горестной разлуке с тобой.
Марфиса. Подлец, эти стихи были написаны для Доротеи, его прекрасной
дамы! Той, что ходит в белом платье с небесно-голубым наплечником, той, у
которой богатый индианец, из-за кого Фернандо ее оставил и поделом. О, она и
впрямь достойна восхвалений за стойкость, преданность, бескорыстие! В угоду
его ревности я отдала свое золото как искренняя, глупая, честная женщина,
которая' выросла рядом с тобой, мучитель моей невинности! О, порядочные
женщины! Как трудно вам снискать любовь подобных мужчин! Их не
привяжешь ни добродетелью, ни скромностью, им нужны насмешки,
оскорбленья, ревность, соперничество, капризы, презрение - вот что внушает
им любовь. Тогда в их жизни есть цель, приключения, несчастья, убийства, как
то, из-за которого ты сбежал в Севилью, да спасет покойника Бог! Здорово ты
ударил его шпагой! Да, храбрец на словах. Будь прокляты мои мечты, мое
постоянство, мои страдания из-за тебя у моих родственников и с моими...
Хулио. Она не может договорить из-за слез. Чего ты смотришь? Почему
не поговоришь с ней? Почему не утешишь? Вот и Клара плачет, да и я готов
слезу пустить, хотя сам с бородой.
Фернандо. Марфиса, я прекрасно понимаю, что ты права. Я смущен,
растерян, я раскаиваюсь и готов упасть к твоим ногам и дать тебе шпагу, чтобы
ты тысячу раз пронзила мою грудь, не будь мы на улице. Войди, счастье мое,
отныне ты будешь моей истинной любовью, вопреки прежним злосчастным
безумствам, не то я - бесчестный человек и не сын своих родителей. Войди.
Марфиса. Нет, этого твои глаза не увидят! Ты меня не дури! Многих слез
ты мне стоил, Фернандо, многих страданий, нежный мой враг! Терпение мое
уже не может найти оправданий стольким обидам. Об одном тебя умоляю, ради
нашего общего детства, нашей былой нежности и клятв в верности, которую не
сумело уберечь мое злосчастье и твое необузданное воображение, - если
узнаешь что-либо о тех драгоценностях, из-за чего так бесится моя родня,
сообщи мне и помоги за них что-либо получить.

182
Лопе Феликс de Bezo Kapnuo
Фернандо. Постой, госпожа, постой. По крайней мере не уходи в слезах.
М а р ф и с а. Пусти меня, не то я закричу.
Хулио. Прощай, Клара.
Клара. Нет, Хулио, нет, ты все же не Цезарь, и я не буду твоим Римом138.
Фернандо. Ну, что ты скажешь на такое невезенье!
Хулио. Что очень сожалею. Напрасно ты пренебрег столькими
достоинствами. Признаю, что Доротея тебя любила и, как она говорит, любит и теперь.
Но в конце-то концов она принадлежит другому, причем он не муж, которого,
хочешь или не хочешь, надо терпеть, и очень позорно играть роль второго
любовника и соблюдать почтение к тому, кто этого не достоин.
Фернандо. Хулио, призываю в свидетели небо, все им сотворенное, тебя,
свою честь и скудный свой разум, что буду готовить с их помощью месть
Доротее, которая по сути дала мне отставку, и постараюсь выплатить Марфисе
столь неоспоримый долг.
Хулио. Ну, сударь мой, не так быстро! Я могу дать тебе средство, с
которым любовь к Марфисе будет постепенно вытеснять любовь к Доротее.
Фернандо. Когда я увидел ее такой покорной, любовь исчезла.
Хулио. Скажи, поостыла, этого достаточно.
Фернандо. Говорю тебе, Хулио, исчезла.
Хулио. Это тебе так кажется после объятий. Но ведь не может того быть,
чтобы столь великая любовь погибла от рук желания, которое должно было ее
еще усилить.
Фернандо. Мне показалось, что это не та Доротея, которую я себе
воображал в разлуке, - не такая красивая, не такая изящная, не такая умная. И
как человек, желающий очистить какую-либо вещь, окунает ее в воду, так я в
ее слезах омылся от своих желаний. Прежде меня распаляла мысль, что она
влюблена в дона Белу, я с ума сходил, воображая, что их чувство взаимно. Но
когда я узнал, что ее принуждают, насилуют, что она удручена, что она
высмеивает его и находит у него недостатки, бранит свою мать, проклинает
Херарду, ненавидит Селию, а меня зовет своей истиной, своей мечтой, своим
господином и первой любовью, - тут с души Моей свалилось тяжкое бремя,
потому что глаза увидели совсем другое и уши услышали другие слова; в
общем, когда пришел час расстаться, я не только не огорчился, но даже этого
желал.
Хулио. Нет, ты в самом деле сведешь меня с ума и я скажу, что
философию любви еще никто в мире не постиг, - сколько любовных порывов,
страстей, вожделений, безумств, отчаяний, ревностей, желаний и слез
успокоились в самом своем средоточии, что кажется невероятным.
Фернандо. Если Овидий в числе средств от любви называет
размышление об изменах любимого существа139 и о пагубных последствиях этого, и я
их сознаю, - чему же ты удивляешься?
Хулио. Я уже не удивляюсь. Я только хочу, чтобы ты не обманулся.
Любовь удовлетворенная бежит прочь, а любовь подозревающая возвращается.
Фернандо. Я знаю, что нашел Апулееву розу140.
Хулио. Где?

Доротея
183
Фернандо. У Марфисы.
Хулио. Конечно, она достойна любви за постоянство и одиночество.
Никто не может любить по-настоящему и вести себя по-честному, если в отсутствии
любимого берет ему заместителя; двум любовникам терпеть друг друга
трусость, а уважать - бесчестье.
Фернандо. Во всяком случае я могу теперь сказать то, что сказал Катулл
Лесбии:141
"Яд любви и яд отвращенья
Равной мерою я испил,
Но какой смертельнее был -
Не отвечу: лгут ощущенья".
Хор мести
Ферекратовы
одиннадцатисложники142
Амур всегда стремится быть любимым,
Но, оскорбленный, замышляет мщенье;
Остыл любовный пыл, развеясь дымом,
Где был пожар, царит оледененье.
Кто оскорбил любовь, пусть не клянется,
Что нехотя он ей нанес бесчестье;
Сердечное согласье не вернется,
Поскольку оскорбленный жаждет мести.
Увидев, что в неверном чувство живо,
С какой он легкостью простит обиду!
Он ласков, но любовь его фальшива,
Он часа ждет, хоть не подаст и виду.
Обидчика пусть мучит подозренье,
Не знать ему, что истинно, что ложно;
Сколь сладко в ревности разуверенье,
Но сколь - после измены - невозможно!

184
Лопе Феликс де Бега Картою
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Дон Бела, Лауренсио
Дон Бела. Погляди, Лауренсио, чего там надо этому слуге графа.
Лауренсио. Он пришел за лошадью для боя на тростниковых копьях1,
которую ты ему обещал; графу очень хочется ее заполучить, чтобы
покрасоваться.
Дон Бела. Почему ты ему не сказал, что ей повредили ногу?
Лауренсио. Сказал, как и то, что ты этим весьма огорчен.
Дон Бела. Печаль меня гнетет. Не знаю, что со мною в эти дни
происходит, почему ничто меня не радует.
Лауренсио. Твоя печаль порождена печалью Доротеи.
Дон Бела. Я думал, она станет нежнее, когда узнает, что я ранен из-за
нее, а она, напротив, как будто возненавидела меня.
Лауренсио. Если бы эта любовь кончилась, многие бы тебе открыли
глаза.
Дон Бела. Ты что-то подозреваешь?
Лауренсио. Пожалуй, но наверно не знаю.
Дон Бела. С тех пор как я тебя перевел из слуг в друзья, ты утратил
обычай прислуги выкладывать все, что знают. Но раз уж ты друг и тебе
дозволено меня журить, дозволяю также открыть мне глаза.
Лауренсио. Приглядись к печали Доротеи, и она сама подскажет тебе
причину. Ежели и есть какая опасность, то уж очень она глубоко притаилась, -
день за днем даже тень подозрения в их доме не мелькнет.
Дон Бела. Ну, коли так, чего ж вы, печали, от меня хотите? Чего ты,
ревность, меня гнетешь? Лауренсио - мой слуга и мой друг, оттого он и не
болтает и глаза мне не открывает. Стало быть, Доротея в моих подозрениях
неповинна. Подай-ка вон те бумаги - вспоминая о юношеских годах учения, я
нынче сочинил эпиграмму и хотел бы ее переписать набело.
Лауренсио. Вот они, бумаги. Много же ты тут карал.
Дон Бела. Знавал я одного поэта, дивно одаренного природой, так он
делал столько помарок, что лишь он один понимал свои писания и копию снять
было "невозможно. И ты, Лауренсио, не доверяй поэту, который не марает.
Слушай эпиграмму:2
"Узрел я совершенство красоты,
О, госпожа, любовию ведомый
К девятым небесам3;
Познав ее черты,
Я различил свой идеал знакомый,
Взор низведя к простым земным вещам;
В Вас видя чувств величье,

Доротея
185
Премудрость высшую сумел постичь я
И, видя сколь совпал
С изображением оригинал,
Пред Вашей красотою
Склонился я, божественно святою,
Дарующей сознанье,
Что высший разум победит желанье;
Будь он всегда вожатый мой сердечный,
Любовь - душа всему - была бы вечной".
Лауренсио. Превосходно написано. Только признаюсь, я этого не
понимаю и сомневаюсь, поймет ли даже тонкий ум Доротеи.
Дон Бела. Знаешь, Лауренсио, Доротее из творений моего пера надо
понимать платежные приказы об оплате ее туалетов. А эту эпиграмму
довольно, если я сам понимаю.
Лауренсио. Я тоже хотел бы.
Дон Бела. Подобно тому, как от божественной красоты, вечным и
непостижимым светом сияющей в верховном Мастере, изливаются лучи,
которые, нисходя во все сущее, озаряют ангелов, просветляют душу вселенной и
наконец спускаются в материю телесную, где вращаются в сладостной
гармонии небеса, сверкает солнце, искрятся звезды, горит чистое пламя,
веселится прозрачный воздух, наслаждаются своим постоянным движением
воды, земля украшается различными цветами, деревьями и травами и, наконец,
человек с восторгом лицезреет себя в лучах божественной сей красоты, каковая
в прелести женщин превыше всех низших творений сияет, так и любовь,
ступень за ступенью, учит нас - насколько способен усвоить наш разум,
стремящийся к возвышенному созерцанию, - сперва образовать некую особую
идею, дабы затем любить, не отвлекаясь мыслию за пределы разума.
Лауренсио. Что ты называешь "идеей"?
Дон Бела. Истинное понятие о чем-либо.
Лауренсио. Стало быть, ты хочешь меня уверить, что любишь Доротею
настолько платонически, что к созерцанию ее прелестей пришел от идеи
высшей идеальной красоты?
Дон Бела, По крайней мере, я хотел бы так ее любить. Кажется, читал я
у одного философа4, что любовь может быть двоякого рода и что если любишь
только душою, то это любовь более истинная и потому более надежная.
Лауренсио. Не знаю, что с тобою стало в последнюю неделю, но ты сам
на себя не похож. Ты - благочестив! Ты - сокрушен! Ты - ь меланхолии! Ежели
это с соизволения небес - дай-то Бог! - я готов за добрую весть отдать все, что
получил, бегая от тебя к Доротее и обратно. Но ежели это меланхолия от
ревности, берегись, как бы не впасть в ипохондрию - тогда лишишься и разума
и друзей.
Дон Бела. Ах, Лауренсио, найдется ли разумный человек, не сознающий
того, что он смертен? За наслажденьями, как тень, следует раскаянье - вроде
того, как у совершившего убийство по холодном умысле, говорят, всегда за

186
Лопе Феликс де Вега Карпио
плечами стоит тень убитого. Доротея обладает редкостной красотой, умом и
столькими чарами, что, если золотая нить разума не выведет меня из
лабиринта, боюсь, мне придется сказать к концу жизни, как королю
Великобритании: "Мы все потеряли"5.
Лауренсио. Ради Бога, не унывай, не в таком уж ты скверном состоянии,
раз это сознаешь. А вот кстати и Херарда идет. Она разгонит твою хмурь
своими старческими чудачествами и забавными байками.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Херарда, дон Бела, Лауренсио
Херарда. Где нет короля, там его не найти.
Дон Бела. Ты ко мне приходила, матушка?
Херарда. Еще бы! Пусть подтвердят все твои слуги, которые с тобою не
выходят. Эконома я вчера избавила от зубной боли - бесился прямо как пес в
летний зной.
Лауренсио. Я думал - от зубов избавила.
Херарда. Что ты там бормочешь, Лауренсио? Не успела я войти, уже на
меня клевещешь. Разве ж я рву зубы?
Лауренсио. Да нет, тетушка, но некоторые неучи говорят, будто зубы
висельников помогают тебе в твоих обманах.
Херарда. Рад дурак, что глупее себя нашел! Вот уж никогда я не верила,
что могут принести счастье памятки от этих несчастных, которые проповедуют
с виселицы и пятками народ благословляют.
Лауренсио. Видишь ли, тетушка, ты думаешь, что я над тобою смеюсь, а
я же ловкость твою восхваляю. И ты тоже льстишь мне, когда мы вместе
покупаем наряды для Доротеи и ты обвиняешь меня, будто я,в сговоре с
торговцем.
Херарда. Забралась мартышка на вышку, всех дразнит, и ее честят.
Сынок Лауренсио, ворон ворону глаз не выклюет. И как это дон Бела молчит,
когда позорят мои почтенные седины? Я готова сказать, что в доме разини и
баба - воин.
Дон Бела. Вот, матушка, ты уже и плачешь! В жизни не видел таких
слезливых глаз. Лауренсио, дай ей четыре реала6.
Херарда. Добряк наш Педро, платит щедро! Да тут и на соль не хватит,
а нынче у меня обедает моя подруга.
Дон Б е л а. Молодая?
Херарда. У нас на двоих три зуба, и вместе нам сто сорок пять лет. Как?
Ты собирался обмануть Доротею? Избави меня Бог от твоих козней. Ты просто
убиваешь ее своей ревностью. А этот негодяй, Лауренсио, тебя покрывает и
вечно ей лжет!
Лауренсио. Я, тетушка? Кто тебе это сказал? Ведь дон Бела, мой хозяин,
живет так уединенно, а я такой скромный!

Доротея
187
Хер ар да. Хрен редьки не слаще! От людей ничего не скроешь, нет. Но
вернемся к моей гостье, вот что мне надобно для ольи: фунт баранины -
четырнадцать мараведи; полфунта говядины - шесть; итого, двадцать; сала на один
куарто7 и столько же за уголь, петрушки и луку на два мараведи и четыре на
оливки - вот вам целый реал. Вина на три реала для двух порядочных женщин -
это не Бог весть что. И на два глотка не хватит. Прибавь-ка, и пусть Бог
прибавит тебе столько же дней.
Лауренсио. Три реала на вино, когда асумбра стоит двенадцать
мараведи?
X е р а р д а. Знаешь ли, братец Лауренсио, дорого да мило, дешево да гнило,
Дон Бела. Дай-ка ей еще четыре регла.
X е р а р д а. От тощей коровы, хоть язык да ноги.
Дон Бела. Где ты набрала столько пословиц, матушка?
Херарда. А это, сынок, квинтэссенция житейских книг. Сочинил их
обычай и подтвердил опыт.
Дон Бела. И верно. В них зачастую столько истины и мудрости, что
таким вот лаконическим способом они учат лучше, чем многие книги древних
философов с пространными рассуждениями. Но скажи, наконец, Херарда, зачем
пришла?
Херарда. Доротея говорит, что не хочет идти на бой быков, потому как
она, как говорят в Валенсии, не в духе и не желает веселиться, когда веселятся
все.
Лауренсио. Есть хороший выход.
Херарда. Какой?
Лауренсио. Пригнать быка к ней в комнату.
Херарда. Очень остроумно! Ну тебя к Богу! На-ка, выкуси!
Лауренсио. Тебе мое предложение не нравится?
Херарда. Сказал май апрелю: "Злишься ты, а мне веселье".
Дон Бела. Доротея грустит и не хочет идти на бой быков... Что-то дело
тут нечисто.
Херарда. Что ж тут может быть, коли не ревность, греховодник!
Думаешь, не видела я, как ты глазел на красоток в храме Милосердия? Хороши,
ничего не скажешь! Но как на мой вкус, ходи я в штанах, я не дала бы за них и
гроша ломаного: все накрашенные, сплетницы, попрыгуньи...
Дон Б е л а. Разве они красятся, матушка?
Херарда. А неужто нет? Ни одна без этого не обойдется: белолицые, чтоб
еще белее быть, а о смуглых нечего и говорить.
Дон Бела. И очень дурно поступают - лучше долго быть молодой, чем
недолго красивой! От белил зубы выпадают и лицо покрывается морщинами,
однако белила подобны времени - день за днем, понемногу точат, и не
заметишь. Могу предположить, что и Доротея накладывает белила.
Херарда. Эх, дон Бела, не бывает правила без исключений; я вовсе не
хочу сказать, что все белятся, да ведь белила такая вещь, что не скроешь: ежели
женщина с вечера легла в одном виде, а встала совсем другая, может ли не
заметить этого мужчина, находясь с нею рядом? Но вернемся к нимфам, на

188
Лопе Феликс be Вега Карпио
которых ты глазел, - куда этим бабенкам соперничать с осанкой Доротеи? С ее
аристократическим величием, достойным светлейших венецианских патрициев?
А как хороша она на эстрадо, как скромна на улице, как благочестива в храме,
как игрива на лоне природы - всякому овощу свое время. Кабы ты видел ее
сегодня за арфой, ну прямо сирена - пальчиками по струнам перебирает, а они
так и заливаются, будто их щекочут; волосы распущены, на арфу падают, будто
из зависти сами хотели бы стать струнами, чтобы она и на них играла; мне даже
показалось, будто струны звоном своим говорили волосам, чтобы не мешали им
исполнять свою службу, они мол, струны-то, не мешают волосам, когда
Доротея причесывается.
Дон Бела Что-то тебя, матушка, на поэзию с утра потянуло.
Херарда. А это потому, что я еще и не позавтракала как следует, - ходила
утешать одну молодку, которая родила, а кому младенца навязать, не знает.
Спрашивала у меня совета, и я сказала, чтобы из всех выбрала самого глупого.
Дон Бела. Славными делами ты занимаешься!
Херарда. Дать совет тому, кто его просит, это, сын мой, благое дело.
Дон Бела. И что же пела Доротея?
Херарда. "Зоркий страж на башне белой,
Не сгуби меня, гляди,
Да и сам не пропади"8.
Что ты скажешь? Как ловко намекает она на твое имя? Она же сама сочинила
эту припевку. Ты только подумай, как она поет, как все умеет, как много fы ей
должен!
Дон Бела. Дай ей еще четыре реала.
Херарда. Ай, дружок! Да ты и впрямь старый повеса. Слугу да петуха -
держи не боле года! Все вы вначале тароваты, а потом не прочь лакомиться в
кредит.
Дон Бела. Эй, Херарда, Херарда, коль говорить по правде,- не так уж я
прост, чтобы удалось от меня скрыть неблаговидное поведение Доротеи.
Херарда. Это Лауренсио доложил тебе такие сплетни? Бедняжка
Доротея! Весь день сидит за шитьем, сорочки тебе шьет... И вот что заслужила!
Дон Бела. Прости, я это сказал не для того, чтобы тебя разжалобить.
Дай ей еще четыре реала.
Херарда. Вот уже и двенадцать, хорошее число! Я всей душой почитаю
двенадцать апостолов.
Лауренсио. Ая думал - двенадцать пэров французских9.
Херарда. Добавь до двадцати четырех, будет, как в севильском аюнта-
мьенто10. У меня, знаешь ли, юбка заложена за шестнадцать реалов.
Дон Бела. Дай ей, Лауренсио, сколько просит, если она скажет, к кому из
вздыхателей более всего благоволит Доротея.
Херарда. К тебе, глупенький.
Дон Бела. Почему ты так считаешь, матушка?
Херарда. Потому что - кто с невестой спит, тот и жених.
Дон Бела. Смотри только, ничего не говори Доротее.

Доротея
189
X е р а р д а. Тогда дай еще шесть реалов
Дон Бела. Дай ей и - прощайте, я иду к мессе.
Лауренсио. Уже двадцать шесть, матушка.
Хер ар да. Надо же тебе что-то делать. Дополни до тридцати и я приведу
тебе молодку семнадцати лет, без белил, без капризов и без хитростей, румяную
как яблочко из Нахеры11.
Лауренсио. Верно говоришь, тетушка, у милой уста должны быть алы,
как кораллы.
X е р а р д а. Увидишь, что я умею быть благодарной.
Лауренсио. Но почем ты знаешь, что особа, которую ты мне прочишь,
меня полюбит?
X е р а р д а. Потому что она из тех, которым я приказываю, сам понимаешь,
они во мне нуждаются.
Лауренсио. И ей точно семнадцать лет?
Хер ар да. Чудной какой! Тебе что, свидетельство о крещении принести?
Им всем столько лет, на сколько они выглядят, - поверь, немало женщин в
годах ходят без чапинов и кокетливо прикрывают мантильей лицо, а уж лет
сорок прошло с тех пор, как они лепетали "мамочка". Нарядная тока прикроет
дряблую кожу и плешивую голову перенесшей тифозную горячку, пышная
юбка на обруче и слой белил и румян превращают их в девушек, - манеры
развязные, речи бойкие, вот и сходят за молоденьких.
Лауренсио. Досадно мне, что молодка эта замужем.
Xе р а р д а. Вот еще! Не ты же будешь в убытке, а муж.
Лауренсио. Если дружба наша продлится, не миновать беды.
X е р а р д а. Замужнюю и салат - отведай и назад.
Лауренсио. А если я ее полюблю?
X е р а р д а. Придется красть часы, когда хозяин будет в отлучке.
Лауренсио. Красть бы не страшно, когда б вешали за поясок.
X е р а р д а. Трусы в карты не играют.
Лауренсио. Я всегда к браку относился с почтением.
X е р а р д а. Золотые слова, особливо ежели ты сам собираешься жениться.
А то многих видала я, которые обманывали мужей, а став мужьями, сами
бывали обмануты.
Лауренсио. Ежели убивающий мечом от меча погибнет, то убивающий
известным тебе наростом на голове должен опасаться того же. Мне бы
хотелось поразвлечься чем-нибудь слегка поношенным, без забот, без хлопот и
без всяких обманов.
Херарда. О чистоте печешься, словно в орден принимаешь.
Лауренсио. Загляни-ка в свой каталог, на какой странице там у тебя есть
особа, чтоб не сулила опасностей, недурная лицом, скромного поведения, без
чрезмерных претензий и чтоб умела себя показать.
Херарда. Я думала, ты только даешь как индианец, а ты индианец и в том,
чего просишь.
Лауренсио. Почему ты думаешь, что индианцы так осторожны?
Херарда. Потому что им все обходится дорого.

190
Лопе Феликс де Вега Карпио
Лауренсио. Ты не права. Потому что они благоразумны.
X е р а р д а. Тогда я надеюсь исполнить твою просьбу.
Лауренсио. Небось, уже перелистала свою бухгалтерию?
Херарда. В Каса дель Кампо12 есть фонтан бога вод, справа и слева от
него стоят две ниши, а в них две нимфы из белого мрамора. Сходим-ка туда
после полудня, выберешь, какая приглянется.
Лауренсио. Кабы я уже не дал тебе четыре реала, шиш бы ты получила!
Херарда. Жалко стало? Накося выкуси.
Лауренсио. Мне-фигу?
X е р а р д а. А ты что думал, холуй несчастный!
Лауренсио. Ох ты, кляча ободранная!
Херарда. Посмотрим еще, кто будет ободранный, когда придет конец их
любви.
Лауренсио. Пусть так, но ты в опасности.
Херарда. В какой же, дорогуша?
Лауренсио. Как бы не пришлось в митре щеголять13.
Херарда. Будь это опасно, ее бы не добивались.
Лауренсио. Не строй из себя дурочку, ты, старая пройдоха.
Херарда. Потише, Лауренсио, ведь и среди вас кое-кто моим ремеслом
занимается.
Лауренсио. Если человек служит, он слуга, а не сводник.
Херарда. Знаю я одного, который умеет подправлять мнимых
девственниц и дока во всяких прочих обманах, зельях и снадобьях.
Лауренсио. Сама, наверно, его обучала.
Херарда. Ты, помесь лакея и майордома, уважай мои седины, не то...
Лауренсио. Ох, Херарда, я уже слишком стар, из меня крови не
высосешь.
Херарда. Дурень, да я не кровью мажусь, а салом, я ведь с гор Бургоса14.
Лауренсио. Там-то ваша сестра и гуляет!
Херарда. А ваш брат - в горах Иудеи, ублюдок.
Лауренсио. Ты, старая карга, берегись, я праправнук персидского посла.
Херарда. Так ты надень тюрбан своего прапрадедушки.
Лауренсио. У меня есть грамота, золотыми буквами написанная, с
печатью круглой.
Херарда. Ну ясно, не будь она круглой, до тебя бы не докатилась.
Лауренсио. Я не из тех, кто присваивает себе фальшивые имена.
Херарда. Любой сын чужеземца может возвести себя в дворянское
звание15, покамест дурное поведение не изобличит, кто он есть на самом деле.
Лауренсио. Каков язык, таковы речи. Я ...
Херарда. Потише, а то я знаю одного виршеплета, так он, орудуя
рифмами, живых не боится и мертвых не щадит.
Лауренсио. А у меня есть знакомая, такая искусница, что тебя за пояс
заткнет, даже если тебе присудят двести по спине.
Херарда. Чтоб тебе не видать моих лет!
Л а у р е н с и о. А ты хоть на улицу их выкинь, никто не позарится.

Доротея
191
X е р а р д а. Знаю, почему ты меня ненавидишь.
Лауренсио. Почему же?
Хер ар да. Потому что слуги, вроде тебя, они, как псы, которые кусают
бедняков, - думают, что те пришли отнять то, что им, псам, причитается. Ты не
был так дерзок со мной, когда я была нужна дону Беле.
Лауренсио. Да будет тебе известно, что сводники - вроде восьмерок и
девяток, - в колоде лежат рядом с другими картами, а когда начинается игра, их
выбрасывают вон.
X е р а р д а. Знаю, Лауренсио, как же, знаю и то, что неблагодарность после
исполнения желания равна любезности до того, как получат желаемое, и
почтению, пока добиваются.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Сесар, дон Фернандо, Хулио
Се cap. Дон Фернандо строит лютню. Послушай отсюда, как он поет,
чтобы его не спугнуть.
Фернандо. Прима не держит строй.
Хулио. Хорошую приму не найти.
Фернандо. Думай, что говоришь. Прима всегда хороша.
Хулио. Ты стал говорить аллегориями.
Фернандо. Всему виною Доротея.
Хулио. Что? Уже Доротея не хороша?
Фернандо. Сам знаешь.
Хулио. Пока ты не начнешь говорить о Доротее дурно, я не поверю, что
ты к ней охладел.
Фернандо. А если я скажу, что она ангел?
Хулио. Все равно не верю.
Фернандо. Как же, по-твоему, надо поступать?
Хулио. Не говорить о Доротее ни хорошо, ни дурно - ежели человек
охладел к тому, кого любил, он о своем бывшем предмете не должен говорить
ни хорошего, ни дурного: хорошего - потому что уже не любит; дурного -
чтобы не мстить.
Фернандо. Ты полагаешь, бывает мщение от любви?
X у л и о. Не от любви, а от любовного отчаяния. Вспомни, что пишет
Овидий о Медее16, которая, когда Ясон женился на другой, убила его жену и своих
двух детей и подожгла дворец.
Фернандо. "Если б ты пленяла нравом
Так же, как лицом и статью,
Ты царила бы в деревне
И повелевала знатью;
Твои очи, словно солнца,
Ты мила, как месяц ясный,

192
Лопе Феликс де Вега Карпио
Только жаль, что эта прелесть
Скрыта тучкою ненастной.
Ты ль, крестьянка, не пригожа,
Иль тебе дивятся мало?
Отчего же ты сердита,
Иль на сердце ревность пала?
Ты красе своей не веришь,
Хоть на свете нет ей равной, -
Мне ль поверишь, Амарилис,
В гневе ревности неправой?
Только ты сойдешь в долину
С дальних гор, моя отрада,
Как сейчас же убедишься,
Что тебе сказал я правду:
С завистью глядят пастушки
Вслед тебе, не различая
Легкий след от стройных ножек -
Столь малы их отпечатки.
Думают - ты щеголиха,
Все хлопочешь о наряде,
Ты же и в простой холстинке
Всех подруг щеголеватей.
Ты идешь, весне подобна,
Под стопой цветы родятся,
И ликующие птицы
К солнцу глаз твоих стремятся.
Неужель тебе потоки
На ушко не прожурчали,
Что тебе нейдет угрюмость
И ревнивые печали?
Отчего же ты в обиде,
Разве мне милей другая -
Та, что завистью исходит,
Несравненной подражая?
Так не трать напрасно перлов,
Не терзайся и не плачь ты -
Ты же выплачешь все звезды,
Что в очах твоих лучатся!
Полно злиться, Амарилис,
Лучше выйди, свет мой ясный -
Я придумал эту песню
В утешенье милым глазкам:
-Ах, глазки, отчего
В вас слез не убывает?
Иль ревность жжет того,

Доротея
193
Кто страстью убивает?
Не гибнет, глазки, тот,
Кто сам'сердца разит,
Кто смехом победит,
Тот даром слез не льет.
Коль жалость вас берет
К сердцам, что вы разите -
Молю вас, пощадите
Меня лишь одного!
Ах, глазки, отчего
В вас слез не убывает?
Иль ревность жжет того,
Кто страстью убивает?»
С е с а р. Не откладывайте инструмент, Фернандо, умоляю вас.
Фернандо. Стихи дали уже струнам дозволение отдохнуть.
С е с а р. Спето так же превосходно, как написано.
Фернандо. Вкус друга - плохой судья.
С е с а р. Вы сами знаете, что не мне судить о ваших талантах.
Фернандо. Музыка - божественное искусство.
Се cap. Изобретателем ее одни считают Меркурия, другие - Арис-
токсена17, но верней всего ее изобрела любовь. Ибо гармония - это созвучие, а
созвучие есть согласие звуков низких и высоких, и согласие это создается
любовью; из такого взаимного благоволения и проистекает действие музыки,
доставляемое нам наслаждение. Любовный сей союз Марсилио Фичино назвал
слугою любьи18: так, прекрасная Ламия голосам своим привела в любовное
безумие великого Деметрия19.
Фернандо. Что вы делали в последнее время?
Се cap. Я был в отъезде и все тревожился о вас. Как обстоят ваши
отношения с Доротеей? Полагаю, во время моего отсутствия у вас двоих
должны были произойти важные события, ежели меня не обманывают звезды.
Фернандо. Стало быть, вы строите свои предположения на звездах?
Наука эта никогда не казалась мне надежной.
С е с а р. В любом случае проще узнать обо всем из ваших уст.
Фернандо. Любовь к Доротее уже не существует.
Се cap. Скорее поверю, что прекратилось движение двух сияющих
светочей, озаряющих день и ночь. Ибо Луна ваша и Доротеи находится в
двенадцатом доме Рыб, под влиянием Венеры; обратное же могло случиться,
находись Венера позади медлительного и холодного Сатурна и будь вы оба в
равной степени под его властью.
Фернандо. Наверно, так оно и произошло, просто вы плохо смотрели.
Чтобы вы поняли, что у нас случилось, прошу оказать мне любезность и
слушать внимательно - возможно, вы убедитесь, что молчание ваше будет
оправдано. Любознательности вашей и усердию во всевозможных материях
небезынтересно будет узнать об удивительных поступках, порожденных
7 Лопе де Вега

194
Лопе Феликс,де Вега Карпио
причудами натуры человеческой, и о необычных путях, коими непостоянство
побеждает величайшую стойкость.
Се с ар. Я не только выслушаю со вниманием, но безмерно буду
признателен за доверие.
Фернандо. Слушай, Хулио, меня нет дома для всех, кроме Лудовико.
Хулио. Уж лучше тебе самому выглянуть в окно и сказать это, как в том
анекдоте. Пусть себе постучатся и уйдут, ведь если я отвечу и скажу, что тебя
нет, могут заподозрить, что ты не желаешь их видеть.
Фернандо. Еще до вашего отъезда в горы, сеньор Сесар, вам уже было
известно то, что рассказал я вам и Лудовико о моей встрече апрельским утром в
Прадо с Доротеей.
Хулио. Указанием на столь давнее событие ты нарушаешь законы
трагедии20.
Фернандо. Да простится мне несовершенство фабулы - зато, к вашему
удовольствию, она тут сочетается с историей21.
Сесар. Хорошо помню, с каким ликованием вы явились после столь
славной победы, прямо римский консул на триумфальной колеснице, и мнимая
холодность Доротеи была вроде военного трофея.
Фернандо. О любовь! Хотя в иных случаях ты предстаешь в виде
ребенка, как тебя и изображают, но здесь ты совершила деяние, никогда еще не
слыханное. Едва я узнал, что Доротея любит меня так же, как и до моего
отъезда в Севилью, как дух мой стал успокаиваться, сердце замедлять удары, и
все поступки человека разумного и осмотрительного вернулись в свое
отечество, сиречь в мой разум, откуда их изгнало смятенное воображение,
внушавшее, что я отвергнут. Ибо чувства мои были подобны частям сломанных
часов - поставить каждую на должное место, гармония восстановится и часы
пойдут.
Сесар. Странное свойство любви - когда ее попирают, она разгорается,
когда уверена, охладевает!
Фернандо. Словом, по мере того как Доротея мне открывала свою душу,
моя душа обретала покой и, когда она в моих объятиях пылала прежними
желаниями, я в ее объятиях был холоден, как лед.
Сесар. Марсилио Фичино, комментируя Платона, говорит22, что любовь
излечивается двумя способами: природой и искусством. Первый состоит в
действии времени, как то бывает со всеми недугами; второй же заключается в
отвлечении ума иными занятиями или предметами. Беспокойство влюбленных
длится столько, сколько сие воспаление крови, которое, словно бы
волшебством прокравшись в естество наше, гнетет сердце неизбывной
тревогой. Ибо из сердца любовь переходит в жилы, из жил - в члены и, пока не
исчезнет окончательно, беспокойство, в котором живут влюбленные, не
прекратится. Для всего этого требуется время - и у меланхоликов срок дольше,
чем у людей жизнерадостных и веселых, особенно ежели Сатурн с Марсом у
них позади, а Солнце стоит напротив.
Фернандо. Как быстро вы свернули к своему увлечению!
Сесар. У кого при рождении Венера находилась в доме Сатурна или же

Доротея
195
глядела на Луну живейшим образом, тот не скоро исцелится от любовного
недуга.
Хулио. Хотя сам-то я в Селию не влюблен, любопытно бы узнать, как
происходит сие кровопускание.
Се cap. А ты, Хулио, прочти всю эту главу - она из самых занимательных,
какие я когда-либо читал, - и среди многих советов ты узнаешь, как следует
размышлять о недостатках любимого, как остерегаться, чтобы слишком близко
не оказались звезды его очей, как занимать дух многими важными делами, как
стараться уменьшить количество крови, как употреблять вино, дабы
образовались новая кровь и новый дух, как упражнять тело, пока обильный пот не
отворит поры, а главное - что советуют врачи для укрепления сердца и питания
мозга; все это, кстати, сказал Лукреций в одном четверостишии23.
Фернандо. Опасаясь силы привычки, я не хотел ждать действия
природного. Посему я прибегнул к искусству.
С е с а р. Каким образом?
Фернандо. Однажды, друг мой Сесар, честь моя задумалась над низостью
моих помыслов, над тем, что я встречаюсь с Доротеей и люблю ее, подобно тем
подлецам, которые, дабы иметь от женщины прибыль, терпят присутствие
другого мужчины, урывая для себя время, которое тот оставляет незанятым, и
остерегаясь быть обнаруженными. И такой стыд объял меня, что мне вдруг
почудилось, будто все на меня смотрят и меня презирают; так совершившему
тайно преступление всегда мерещится, будто говорят о нем, хотя бы речь шла
совсем о другом предмете. И сам себя пристыдив - ведь человек порядочный не
нуждается в том, чтобы кто-то ему указал на его дурные дела, и краснеет даже
в полнейшем одиночестве, - я решил сделать две вещи: отомстить Доротее за ее
цольное поведение и позаботиться о своем здоровье, чтобы недуг не захватил
меня врасплох. Все это я без труда исполнил.
Сесар. Без труда? Столь трудное дело?
Фернандо. Как вы уже прежде слышали, я рос вместе с Марфисой.
И хотя не могу отрицать, что она была предметом моей первой любви на заре
моей юности, злосчастный ее брак и красота Доротеи в единый миг вышибли из
меня мысли о ее достоинствах, будто глаза мои никогда ее не видели.
Сесар. Какое непостоянство!
Фернандо. Правда, воротясь домой после внезапнойкончины супруга,
она снова стала поглядывать на меня, однако напрасно - ее надежды на
возрождение былой любви не оправдались; один предмет может иметь лишь одну
форму и, не обладая силой, неспособен произвести какое-либо действие.
Сесар. Зная очарование и ум Доротеи, я готов вам поверить.
Фернандо. Я пытался все же не порывать с Марфисой, но она вскоре
поняла, что я ее обманываю, однако отнеслась к этому спокойно, не желая
показать, что знает, насколько я ее недостоин. Словом, у нас сохранялись
дружеские отношения, благодаря тому, что мы выросли и жили в одном доме.
Сесар. Вот разумная женщина! И она не ревновала?
Фернандо. Искусство, как известно, Сесар, приобретается богатым
опытом. У меня, необычного студента, прошедшего все пять курсов универ-
7*

196
Лопе Феликс de Beta Kapnuo
ситета любви, опыта было предостаточно, и я принял решение быть нежным с
Марфисой, не отказываясь от Доротеи, пока общение с кузиной и моя воля не
помогут мне полностью исцелиться.
С е с а р. Странный способ ослабить любовь, деля ее на двоих!
Фернандо. Доротея почувствовала, что страсть моя поутихла и что
прежняя жажда видеть ее хотя бы урывками сменилась спокойной
сдержанностью.
Се cap. Жажда, происхождение коей изложил Платон в "Пире любви"24 -
помните длинный рассказ о том, что люди, прежде бывшие единым целым и
разделенные пополам, ныне ищут каждый свою половинку.
Фернандо. Доротея о причине не догадывалась и ревность ее дремала, а
мое охлаждение она объясняла оскорбительной для моей чести ее связью с
доном Белой. И отчасти она не обманывалась - ведь именно поэтому я старался
ее возненавидеть, ища помощи у красоты и ума Марфисы, которая, хотя и не
могла сравниться с чарами Доротеи, держалась более достойно и скромно. Да,
конечно, Доротея хотела бы любить меня одного. Но сие было уже
невозможно, да и корысть ей не позволяла.
Хулио. Тем паче с этими двумя сторожевыми собаками, Херардой и
Фелипой, - ведь женщины чаще грешат из-за советов подруг, чем по
собственной слабости.
Фернандо. На Теодору, ее мать, я не сетую, она виновна лишь в
попустительстве, но те две усердно хлопотали.
Хулио. Надобно вам знать, что Херарда - это квинтэссенция хитрости,
чудо изобретательности и величайшая мастерица сводничества, каких
порождала бессильная похоть старости после развратной молодости. Ее дочь
Фелипа, птенец этой совы, судя по ее школьным упражнениям, наверняка
достигнет столь же высокой ученой степени.
Фернандо. Втайне от этих особ, о которых говорит Хулио, Доротея
виделась со мною, доверяясь Селии, девушке с доброю душой, которая брала
по-человечески скромно, а не с дикой алчностью грифа.
X у л и о. И нисколько не злилась, когда ей оставались должны.
Фернандо. Доротее вздумалось мне помочь в расходах на наряды, и я
подло принял от нее цепь и несколько эскудо мексиканского происхождения,
словно мы уже были в доле по ограблению индианца или, по крайней мере, в
его капитале.
Хулио. Она прибегла к средству, которым покоряли мужей, и тем более
любовников, - о судьях не скажу, это было бы ложью.
Фернандо. Так как видеться мы могли не всегда, приходилось
переписываться, разумеется, втайне от дона Белы, которого я однажды вечером
ранил, когда он, приревновав к моему голосу, как я ревновал к его рукам,
надумал шпагой снискать расположение Доротеи, столь ненавидящей оружие,
что она под арфу пела:
«Я щедрого люблю,
Задиру не терплю»25.

Доротея
197
А чтобы увидеться - что было необходимо ради сохранения нашей любви - и не
пострадать от его мести за рану, я каждый вечер приходил к дверям дома
Доротеи в одежде нищего. Выходила Селия, ее служанка, о которой я вам
говорил, подать мне милостыню - и вместе с хлебом или деньгами выносила
записку, которую я забирал, а ей отдавал свою. Все это совершалось с ведома
Теодоры, меня даже стали там называть "нашим домашним нищим". И они
были правы, ведь домашним богачом был дон Бела - так, словно в сказке, были
распределены наши роли.
Се cap. О, если бы вы с таким же рвением пестовали любовь к красоте
божественной, обитающей в нашем разуме и воодушевляющей на дела
милосердия и на изучение философии и права!
Фернандо. Далась вам эта сократическая любовь! Мне-то и из
платонических досталась самая ничтожная. Но если все живущее любит и, когда от
чего-то отвращается, причиною тут, естественно, бывает также любовь, а не
ненависть, чего же вы дивитесь этой силе, которую тот же философ назвал
демоном?26 Любовь - это неизменная связь и единство мира, неколебимая опора
его частей и прочный фундамент всей махины вселенской. Огонь бежит воды
не из ненависти, а скорее из самолюбия, дабы она не убила его своим холодом.
И она его гасит не потому, что ненавидит, но из желания превратить его в свою
собственную материю и тем себя умножить.
Хулио. Перестаньте оба, ради Бога, щеголять дерзкими парадоксами;
дону Фернандо хорошо известно, что мера не присуща ни любви, ни страсти
влюбленного; их свойства - жажда красоты и рабское смятение мужской души.
С е с а р. Продолжайте вашу историю и простите, что перебил.
Фернандо. Полагаю, вы в душе упрекаете меня за то, что нищим
наряжался я, а не Хулио. Могу на это ответить, что мне часто удавалось
поговорить с нею, растянувшись на земле под решеткой ее окна, где мог
поместиться человек в лежачем положении. Там я устраивался, притворяясь
спящим. К окну подходила Доротея и, заслоняя собою решетку, беседовала со
мной, обращавшим лицо вверх, к сиянию ее красоты.
Хулио. Так изображают врага рода человеческого у стоп архангела.
Фернандо. На этом месте меня иногда заставал по вечерам дон Бела и, не
обращая на меня внимания, спокойно стучался в дверь и беззаботно входил в
дом. Подумайте, до чего довела меня злая фортуна! В доме, где я пять лет был
полным властелином, мне едва уделяли клочок земли, чтобы уместить свое
тело на уличных камнях, и пологом служила оконная решетка.
С е с а р. То-то было для Доротеи торжество - видеть вас у своих ног, более
смиренного, нищего и удрученного, чем Баязид у ног Тамерлана!27
X у л и о. И клеткой была решетка, так как Доротея попирала ее ногами.
Фернандо. Все это было небезопасно для жизни и грозило всяческими
неприятностями - так, в одну из ночей по улице проходил альгвасил со стражей,
меня заставили подняться и повели в тюрьму, сколько Доротея ни уверяла, что
я нищий, которому в этом доме всегда подают, и хотя Теодора и Селия, Фелипа
и рабыни, выбежав на шум, подтвердили ее слова. Но служитель правосудия
был беспощаден, таковы большинство из них... С тех пор как пауки ловят в

198
Лопе Феликс де Вега Карпио
свою паутину жалких мошек, а тварям покрупнее позволяют разрывать ее,
некоторые из упомянутых особ - разумеется, не все - показывают свою власть
на бедняках, а перед сильными мира сего лебезят и унижаются. Короче, они ни
за что не хотели дать поблажку, потому что им не дали золота. И вот, объявив
вором, меня повели на улицу Толедо28. Повредило мне то, что, когда я снял
ветхую шляпу и рубище нищего, открылась прическа человека не бедного, хотя
одежда этому противоречила. Однако по пути стражи вошли в кабачок выпить
прохладительного, оставив двоих у дверей, и только принялись они за питье, как
я препоручил ногам свою жизнь и исправному дыханию - доброе имя.
Се с ар. Опасное приключение для человека известного и желающего
уберечься от дона Белы.
Фернандо. Легкие мои и ноги так славно потрудились, что стражники,
подобно псу Ганимедову, разинув рты, уставились на орла29. Но вернемся от
этого отступления к моей повести - ведь вставные эпизоды бывают в каждой
истории и, если они не слишком длинны, в том нет погрешности против правил
риторики. Надо вам знать, Сесар, что Марфисе вздумалось сшить мне сорочку,
которая оказалась подобна сорочке прекрасной Деяниры30, пропитавшей ее
кровью кентавра, хотя с моей стороны подражание Алкиду не осуществилось.
Сесар. Зачем она это сделала?
Фернандо. Чтобы я щеголял в желтых кружевах, по новой моде, как то
вы, наверно, видели. Но прежде чем послать сорочку, она мне написала
следующее письмецо:
"Если ты не боишься, что сеньора Доротея потребует отчета, откуда
взялась новая сорочка, которую я заканчиваю, разреши мне, Фернандо, послать
ее тебе; право, я заслужила, чтобы ты доставил мне такое удовольствие, хотя
бы ради пролитой мною крови, когда я, замечтавшись о том, как ты ее
наденешь, укалывала иголкой пальцы. Но если сорочка может нарушить ваше
согласие, я ее оставлю неоконченной - не хочу быть причиной ссоры Доротеи с
тобою, завидуя тому, как ты будешь ее упрашивать не сердиться". -
На эти ревнивые слова и на непрошенную обнову я отвечал скромно: мол,
хотя я одеваюсь неплохо, я не желал бы выделяться; молодым, конечно, многое
простительно, но только не для зависти, которая равно набрасывается и на
одежду, и на ум; таков злосчастный жребий всех, наделенных талантом да еще в
сочетании с приятной внешностью. Ибо для зависти, этой врагини, самое себя
язвящей, нестерпимо, чтобы люди с талантом были хороши собою или чтобы у
людей приятной внешности был талант.
Сесар. Совершенно верно, завистникам хотелось бы, чтобы талантливый
был дурно сложен и уродлив, словно природа души человеческой может
творить совершенное с помощью несовершенного орудия.
Хулио. Они возразят, что, по словам Философа, гармония создается из
противоречий31.
Фернандо. Но он сам же утверждает, что познать природу души, ее
субстанцию и акциденции, весьма затруднительно, так что мы достоверно не
знаем, как она действует32.
Сесар. Если бы он, называя совершенством души философию, тут же

Доротея
199
сказал нам, каково должно быть тело, тогда бы мы знали, в каких телах
философия действует лучше, ибо там прочнее союз души и тела.
Фернандо. Речь не о количестве, но о пропорции.
С е с а р. Продолжайте рассказ.
Фернандо. Как ни отнекивался я от подарка, победу одержала Марфиса.
Довершив шитье сорочки своими руками, умелость коих соперничает с
красотою, она прислала сорочку с рабыней и с запиской, которую я, прочитав и
дав на нее ответ, сунул по рассеянности в карман. О, как надо быть осторожным
с бумагами!
С е с а р. Да, в них часто таится погибель наша!
Хулио. Потому и говорится в кастильской пословице: Ошибка невежды
врача, бумаги в ларце без ключа, женщины длинный язык - к смерти ведут
напрямик.
Фернандо. Настал вечер того дня. Написав письмо Доротее, я положил
его в тот же карман, где находилось письмо Марфисы, и, когда передавал
Селии, получилось так, что я отдал письмо Марфисы, а свое письмо к Доротее
унес обратно.
С е с а р. Уж не прогневайтесь, но носить их вместе - такая глупость!
Фернандо. Я никогда не причислял себя к умникам, которые все знают.
Хулио. Откуда следует, что ты знаешь. Если б не знал, ты бы думал, что
знаешь.
Се cap. На днях в кабинете одного друга я видел книжицу под названием
"Проверенные истины"33. Открыв ее, я на второй странице прочел:
"Список тех, кто не знает,
Долог.
Перечень тех, кто знает,
Короток".
И другие истины в столь же лаконической манере.
Фернандо. Хоть ошибку свою я признаю, я благодарен судьбе за то, что
ошибся. Если сердце начинает жить первым и умирает последним, то в любви
первым идет желание и последней - месть.
С е с а р. Я думал, вы хотите сказать вместе с мудрым Босканом:34
"Заслужена была моя погибель,
Бедой своей доволен я".
Фернандо. Сейчас, Сесар, вы поймете, что моя ошибка обернулась
удачей. Не успел я прилечь в ожидании утра, когда Доротея, судя по ее письму,
врученному мне Селией в обмен на письмо Марфисы, обещала прийти на
свидание, как стук в окно и голос Хулио известили меня, что явились Фелипа и
Селия. Я решил, что в мечтах не заметил, как прошла ночь, и что ко мне по
уговору пришла Доротея. Оказалось вовсе не так - в комнату ворвались обе
женщины и, тыча мне письмо Марфисы, набросились с упреками - это-де не
рассеянность, а нарочитое оскорбление, - осыпая меня всеми бранными
словами, какие им подсказывал гнев и терпела моя скромность!

200
Лопе Феликс де Вега Карпио
Хул и о. О, зачем природа не сотворила нас подобными цикадам, у которых
самки никогда не поют!35
Фернандо. Кто это сказал?
X у л и о. Не кто иной, как сам Аристотель.
Се cap. Но что делали бы мы, мужчины, кабы мы одни говорили, а
женщины всегда бы молчали?
Хулио. Они бы объяснялись жестами.
Се cap. Это было бы еще хуже. Разъярившись, они бы выцарапали нам глаза.
Фернандо. Я оправдывался, Сесар, утверждая, что тут не преступление, а
только рассеянность. Однако убедить их не удалось. Тогда я утешился и
возблагодарил судьбу, которая столь странным способом помогла мне
отомстить Доротее.
С е с а р. В чем же, по-вашему, состояла месть?
Хулио. Вопрос этот похож на проблему, поставленную Аристотелем, -
почему люди не рождаются с хвостом36. И он отвечает: потому, мол, что они
сидящие животные.
Сесар. Кто бы поверил, что это ответ Аристотеля!
Фернандо. Полетели тут письма с той и с другой стороны, гнев Доротеи
дошел до предела - она соглашалась помириться лишь на условии, чтобы я
сорочку отдал ей или разорвал у нее на глазах. Такую сатисфакцию я счел для
себя недостойной, памятуя, сколь я обязан Марфисе, этой благородной
женщине. А иного способа заключить мир не представлялось, о чем я уже не
слишком-то печалился... О время! О отмщенная любовь! О изменчивость
фортуны! О натура человеческая! Тут будет весьма уместно четверостишие из
сонета славного португальца Луиса де Камоэнса:37
"Меняется и время, и желанья;
Меняется и суть, и убежденья;
Основа мирозданья - измененье,
Извечной новизны чередованье".
Итак, сорочку эту я надел на самый наш большой праздник в году38. Доротея,
стоя у окна, не могла определить цвет кружев. И в приступе ревнивой страсти
она вышла на улицу, пробилась сквозь толпу народа, глазевшего на хоругви и
статуи, и догнала меня, шедшего с друзьями следом за Марфисой и не
думавшего о Доротее. Излагать вам нашу беседу было бы утомительно. Она
нападала с ревностью, я отвечал без любви; она была смущена, я был отомщен,
особенно, когда увидел слезинки, - какие там перлы! - просившие милосердия у
ресниц, чтобы те не дали им скатиться на щеки - уже не жасмин и не гвоздики!
Сесар. Не услышь я это из ваших уст, никогда бы не поверил. И любовь
ваша с Марфисой продолжается?
Фернандо. Со всем возможным для меня пылом я ей благодарен за то,
что она стала храмом моего спасения, алтарем моего исцеления и последним
прибежищем от моих злосчастий.
Сесар. Возможно ли, что у вас не осталось даже следов от любви к
Доротее?

Доротея
201
Фернандо. Даже тех рубцов, которые обычно остаются от ран.
Се cap. Берегитесь, как бы вас не обмануло удовлетворение местью и
плохо залеченная рана не открылась вновь; уж если теперь вы вернетесь к
прежнему, она причинит вам разорение неслыханное. Вы будете разрушены,
как Троя, станете новой Нумансией, новым Сагунто39. В здании жизни вашей
камня на камне не останется.
Фернандо. Уж этого я постараюсь избежать. Да я и не верю, что она
может быть столь жестокой, когда я мог смириться со столь унизительным
положением.
С е с а р. Еврипид говорил, что в отношении женщин может верить только
одному40.
Фернандо. Чему же, Сесар?
С е с а р. Что если женщина умрет, она уже не воскреснет.
Фернандо. Доротея свои Индии не оставит, а я не могу терпеть их с нею
рядом. Вы же знаете, что в древних законах женщины названы самыми
алчными существами41.
С е с а р. Не браните ее, а то я подумаю, что вы ее любите.
Фернандо. Вы правы, тем паче, что в народной пословице говорится:
милые бранятся, только тешатся. Но поверьте, мне это не грозит.
Сесар. Доротея больше не вела переговоров о мире?
Фернандо. Как с осажденным Помпилием!42
Сесар. Что вы ответили?
Фернандо. Послал письмо, более темное, чем стихи Ликофронта43, чтобы
она прочитала и ничего не поняла, вроде нынешней поэзии, - кто ее сочиняет,
сами ни черта не понимают. А сейчас хочу вас попросить об услуге - дай вам
Бог больше удачи с вашей Фелисардой, чем было у меня с Доротеей!
С е с а р. Я всегда ваш верный друг. Чем могу служить?
Фернандо. Составьте гороскоп, чтобы мы посмотрели, чем кончатся эти
события.
Сесар. Вопрошать будущее не дозволено44, и запрет этот справедлив. Но у
меня есть гороскоп на день вашего рождения, надо лишь в нем разобраться.
Пойду-ка я домой и, ежели не навещу вас нынче вечером, появлюсь завтра.
Я должен отнести эпиграмму, которую написал на счастливое бракосочетание
сиятельнейшей сеньоры доньи Виттории Колонны и графа де Мельгар45, сына
великого адмирала Кастилии дона Луиса Энрикеса де Кабрера. Как вам
известно, новобрачная прибыла вчера в нашу столицу, где ее встретили с
необычайным ликованием, - такого веселья и роскоши в Мадриде еще не
видывали. Прадо уподобился цветнику блистательных кавалеров и дам, где
особенно поражали богатством наряды герцога де Пастрана, принца де Асколи
и графа де Кастаньеда, а среди дам - маркизы де Ауньон, доньи Антонии де Бо-
ланьос и доньи Исабель Манрике.
Фернандо. Вы назвали трех граций, дочерей Юпитера и подруг Венеры.
И ежели потребуется прибавить четвертую, как то сделали Гомер и Стаций,
назовите Марфису вместо Паситеи46. Да, эти три дамы подобны трем богиням,
представшим на суд Париса.

202
Лопе Феликс де Вега Карпио
Се cap. Что ж, присудим приз и Марфисе - мне кажется, вы не хотели бы,
чтобы он достался Доротее.
Фернандо. Уверяю вас, она в этот день не преминула появиться на Прадо
и не уступила бы не только знатнейшим нашим дамам, но и римской Лукреции,
и троянской Елене.
С е с а р. Подозреваю, что пошла она туда с целью возбудить вашу ревность
новыми драгоценностями.
Фернандо. Поздно, Сесар. Но, возвращаясь к сеньоре донье Виттории,
как вы удостоились чести ее прославлять?
Сесар. Уж не говоря о ее щедром великодушии, которое, словно солнце,
отражается в зеркале всей Италии, светлейший кардинал Асканио Колонна4?,
ее брат, обучаясь в Алкала, оказывал покровительство талантам и ценил мои
скромные способности.
Фернандо. Обширное поприще открылось бы пред вами, пожелай вы
писать о величии его сиятельнейшего отца Марко Антонио Колонны и его
матери доньи Хуаны де Арагон48, мужество коих столь ярко себя показало к
досаде папы римского, что, в свой черед, вызвало гнев нашего католического
монарха, и Рим увидел у своих стен явившиеся на их защиту знамена герцога
Альбы, миролюбивые в почтении к святыне и победоносные без насилия над
оскорбителями. Прочитайте эпиграмму.
Сесар. "О, благородной доблести Колонна,
Ты вновь былую славу утвердила
Великих кесарей, что восходила
На семихолмии во время оно;
Враг зависти, Фортуна благосклонно
Перед тобой свой бег остановила,
В одной Виттории соединила
Былых викторий гордые знамена.
Виктория сия, святого града
Краса и честь, отныне перейдет
К Энрикесу49, как высшая награда.
И пусть к бессмертию преславный род,
Как триумфальной арки колоннада,
Витторию Колонну вознесет".
И я удаляюсь, чтобы не слышать вашего мнения.
Хулио. Раз уж Сесар ушел, скажу тебе: какой толк во всех этих
гороскопах? Правда, науку эту весьма почитали древние, однако многие осуждали
ее за дерзновенность, присущую всяческим попыткам предсказать будущее.
Фернандо. Невежественная толпа верит ей, будто оракулу, люди думают,
что она непогрешима, хотя большей частью происходит противоположное
тому, чего ожидают. Так, у Корнелия Тацита ты прочтешь, что он называет

Доротея
203
гадателей обманщиками и мошенниками, и не счесть примеров, насколько не
заслуживают доверия их двусмысленные изречения; хотя Сенека, говоря о
времени Клавдия, не пренебрег предсказаниями, равно как многословный
Фаворин у Гемия50. Астрологи пророчат нам события либо благоприятные,
либо бедственные. Если благоприятные и это окажется ложью, есть ли худшее
бедствие, чем попусту надеяться? Если бедственные и опять же солгут, есть ли
худшее несчастье, чем попусту страшиться? А если предсказания двусмысленны
и нарочито туманны, чтобы потом, когда события произойдут, удобнее было их
толковать, - это все равно, что ничего не было сказано.
Хулио. Все, что ты говоришь, и еще многие другие авторитетные
суждения, я видел у Левиния в "Книге об истинной и ложной астрологии". Но
коль ты сам знаешь, что все там вранье, зачем вопрошаешь эту науку?
Фернандо. Чтобы присоединиться к сонму желающих знать - не пойму,
то порок или добродетель в натуре человеческой?51
Хулио. Философ говорил это о науках, не о вымыслах.
Фернандо. Ну что ж, я готов сказать, что в них не верю. Чего тебе еще
надобно?
Хулио. Чтобы ты не занимался тем, во что не веришь, и чтобы в
подкрепление своих собственных мыслей прочитал мнение Цицерона в
одиннадцатой книге "О гадании" касательно темноты пророчеств о будущих
событиях, которые гадатели затем искусно подгоняют к тому, что наобум
напророчили. Потому, верно, и сказал Вергилий о Сивилле52, что она стихи
свои спрятала в пещере.
Фернандо. Я согласен, Хулио, что у астрологов нет ничего общего с
теми, кого Амвросий называет "фанатиками" или "пифиями"53, и о ком Аммиан
Марцеллин54 сказал, что солнце, сия душа мира, заронило в их души огненные
искры, возжегшие в них пророческий дар. И я верю лишь истине божественной,
которая астрологию всегда отвергала.
Хулио. Вот это - благоразумие, а все прочее - самообман; ведь ныне уже
не те времена, когда в Дельфах вещала сивилла, у которой, как пишет Диодор55,
поэт Гомер украл для своих книг уйму стихов.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Доротея, Херарда
X е р а р д а. Ты в своем уме, Доротея? Что это значит? Ты плачешь целыми
днями! Не спишь ночами! Какая весть тебя смущает? Какое горестное событие
так беспощадно омрачило свежесть молодого лица и веселье речей, прежде
радовавших дом твой и дома твоих подруг? Ты расстроена! Ты неодета! Волосы
твои в беспорядке! Ты ходишь неумытая!
Доротея. Оставь меня, тетушка! Лучше всякой воды лицо умывают
слезы.
Херарда. Да, слезы о грехах, дочка, не о мирских заботах.

204
Лопе Феликс be Beta Карпио
Доротея. Они и есть грехи.
X е р а р д а. Это правда. Но я-то знаю, что плачешь ты не от раскаянья, а от
того, что не раскаялась.
Доротея, Разве это не раскаянье?
X е р а р д а. Знаю я, в чем ты каешься.
Доротея. В чем же, Херарда?
Херарда. В том, что дурно воспользовалась такой красотой, таким
светлым умом и такими талантами. Но благодари Бога за то, что он надоумил
тебя это осознать.
Доротея. Не так уж дурно я ими воспользовалась, да благодарности не
дождалась.
Херарда. Ну, прямо скажешь, кроме него и мужчин-то нет! Да, да, вроде у
природы руки отсохли. Неужто она лепила его по особому образцу? Трудилась
над ним сверх сил? Хорош Нарцисс! Посмотрела бы ты на него моими глазами!
Что ты в нем нашла?
Доротея. Разве дон Фернандо не благородный человек?
Херарда. Конечно, нет, девочка, если разобраться. Но вас, женщин,
обманывает их фантазия, обольщают возвышенные речи, женственная слезливость,
вздохи, рвущиеся из надутых губ, словно у мальчишки, которого высекли и
который потерял дар речи.
Доротея. Пока у юноши нет усов, слезы не портят его внешность - ведь
мужчины плачут не безобразно, а с трогательной сдержанностью.
Херарда. Как бы ни плакали они, свойство это женское.
Доротея. Души наши - не женщины и не мужчины. Почему Иаков, увидев
Рахиль, заплакал?56
Херарда. Ах, девочка, моя, женщинам не след разбираться в истории и в
слезах, они только должны уметь мережку делать.
Доротея. Что-то я никогда не видела, чтобы ты этим занималась.
Херарда. Что ты там делаешь? Что вытащила из ящичка? Похоже, это
портрет. Наверно, я знаю, чей. Покажи, покажи.
Доротея. Скоро увидишь, Херарда. А теперь, умоляю, ступай утешь мою
мать - она все плачет от того, что я печальна, - и займи ее, пока я напишу
несколько слов.
Херарда. Что ж, послушаюсь тебя. Насколько могу понять, вы обе
нуждаетесь в утешении.
Доротея. Вот ты где, правдивый потрет самого лживого человека в мире!
Сейчас я свершу над тобою справедливый суд, подобно быку, который мстит
плащу, когда убежал человек. Это ты обманул меня своим нежным возрастом,
здесь отображенным, и я не подумала о том, что твой господин изменится, когда
изменится возраст! Что ты глядишь на меня с фальшивой усмешкой, которою
Фелипе наделил твои глаза? Что ты хочешь сказать? Почему молчишь? Почему
не отвечаешь? Кто умеет глядеть, должен уметь отвечать. Этими глазами ты
смотрел на Марфису, а этими устами обманывал меня. Чего ж дивиться, что она
тебя любит, а я страдаю? Здесь написано: "Раб Доротеи". Нет, не раб, а беглец.
Но зачем я читаю? Зачем смотрю, зачем медлю со справедливой местью за все

Доротея
205
обманы, измены, жестокости, за сладкий яд, влитый в мои чувства? Где был мой
разум, когда я доверилась семнадцати годам? Зачем вскормила на груди своей
аспида? Чтобы, когда вырастет, он сослужил мне ту же службу, что посланный
Антонием царице Египта?57 Этот пушок, пробившийся от моих поцелуев и
влюбленных вздохов, помогает его губам льстить Марфисе, шепча ей слова
любви и насмешки над моей верностью? И ему отнесла я волосы, которые из-за
него отрезала мне мать? О матушка, как ты была права! Ты отрезала те
волосы, теперь я отрежу оставшиеся, чтобы не падали мне на лоб, потому что
они тебе нравились, потому что ты говорил, что ничто не возбуждало сильней
твои желания, чем видеть их растрепанными. А как ты называл меня своей
Авророй, когда появлялась Аврора на небесах, и любовными речами, словно
пташки у своих гнезд, подражая их голосам, приветствовал меня с добрым
утром! О, я несчастная! Как могу я об этом думать? Быть может, он
воображает, что его портрет будет как Энеев меч для Дидоны?58 Был ли в мире
такой глупец, чтобы беседовать с чашей, в которой ему поднесли яд? Если был,
он, наверно, так с нею разговаривал. Как удалось Фернандо ценою стольких
унижений одержать победу над моей свободной волей? О, горе мне! Ведь я
лишь в злосчастье кажусь красивой, меж тем как Марфиса и в счастье красивой
не кажется. Но почему называю я счастливой ту, чью судьбу вскоре изменит
непостоянство мужской натуры? Если теперь победа побуждает ее смеяться, я
по звукам ее смеха пророчу ей такие же слезы. О, когда бы можно было
разорвать не только портрет, но свершить такую же казнь над портретом души!
Иисусе, какой он крепкий! Ну же, собака, ты еще сопротивляешься? О нет,
дело тут в моей слабости, у меня нет сил его разорвать, потому что я пытаюсь
это сделать руками любви, а Амур - ребенок. Вот сейчас, наконец, порву, буду
смотреть в другую сторону. Порвала! Победа! И то же самое я сделаю с
оригиналом, который ношу в душе. Селия! Селия!
СЦЕНА ПЯТАЯ
Селия, Доротея
С е л и я. Я тут, сеньора.
Доротея. Победа, победа! Я разорвала портрет дона Фернандо!
Селия. Можно подумать, что ты убила, как Карл Пятый, мавра, под
копыта чьего коня упал севильский идальго59.
Доротея. По-твоему, это пустяк?
Селия. Экий подвиг - порвать кусочек картона! Ни дать ни взять силач
Сеспедес60, который рвал четыре колоды карт, сложенные вместе!
Доротея. Разве мужчине не положено быть сильнее?
Селия. Да ты можешь состязаться в метании палки с доном Херонимо
де Аянса и с отважным доном Феликсом Ариасом!61
Доротея. Ая думаю, что и Геркулес не совершил большего подвига,
разодрав пасть немейскому льву62, устрашавшему весь край, ни Самсон, когда

206
Лопе Феликс де Вега Карпио
порвал веревки63, которыми был связан, и своими руками обрушил знаменитый
храм с дорическими колоннами, которые со своими порфировыми основаниями
и бронзовыми капителями надеялись быть вечными, как полюсы небесные.
С е л и я. Милон64, читала я, одним кулачным ударом валил быка.
Доротея. Порвав этот кусочек картона, я совершила более трудный
подвиг! Я вырвала язык у Лисимахова льва65; когда я умру, в моей груди
обнаружат сердце Аристомена66.
Селия. Где ты вычитала все эти истории? Не иначе, наследство от дона
Фернандо.
Доротея. Что ты разглядываешь? Что хочешь сделать?
С е л и я. Эти половинки еще можно было бы соединить.
Доротея. Чем их соединять, лучше было бы их не разлучать.
С е л и я. Зачем ты рвешь эти письма?
Доротея. Да, ты права. Принеси лучше свечу.
С е л и я. Сейчас зажгу.
Доротея. О лживые бумажки, искусные враки, переряженные обманы,
отравленные слова, аспиды среди цветов, коварные послания, недостойные
доверия мошеннические договоры, вымогавшие любовь, которой сами не имели.
Зачем вы меня морочили? Зачем усыпляли мой разум? Зачем были
пособниками моей погибели? Сейчас вы поплатитесь за свою ложь, за все свои
измены, сейчас вы обратитесь в пепел, чтоб и следа не осталось от моего пыла,
ни памяти о вашем коварстве. Поднеси поближе свечу, Селия.
С е л и я. Ну же, давай их сюда. Зачем их разглядываешь?
Доротея. Послушай хотя бы вот это: "Селия мне передала твое письмо, в
котором ты меня и обвиняешь и извиняешь. Обвиняешь за то, что я не явился
на свидание, и извиняешь мой проступок ненастною ночью. Я приходил на
свидание, Доротея, - для моего любовного жара и альпийские снега не помеха.
Прийдя, сел на тот камень, что всегда. В окне мелькнула Селия, я уже думал,
что она пошла открывать мне дверь, но, видимо, она вернулась сказать тебе,
что меня нет, не заметив меня под целым сугробом снега. Так я и сидел, не зная,
что предпринять, больше страдая за тебя, чем надеясь на ее вторичное
появление. И чтобы ты не усомнилась в правдивости моих слов, взгляни на
верхнее стекло своего окна, там увидишь свое имя; я написал его куском мела,
который выковырял шпагою из стены. Холод был жесточайший. Моя любовь
вступила с ним в состязание, и победила любовь - я прождал столько, что едва
не умер, не желая тебя разочаровать. Наконец я вернулся домой. Хулио,
спавший у очага, разбранил меня, словно это я спал, а он пришел весь в снегу.
Каких только средств он не применял, чтобы привести меня в чувство, и, если
бы не то, что я тебя не увидел, я был бы рад, что пострадал за тебя. Всю ночь со
мною был Ролдан. Вознаградите его за верность лакомым куском, хотя из-за
него мне едва хватало моей половины плаща, чтобы укрыться. О, если бы ты
видела меня в лучшем свете, чем я сам рисую себя в стихах! Видела
засыпанного снегом пастуха со стадом моих мыслей и собакой рядом!"
Слышишь, что этот человек выносил ради меня!
С е л и я. Не впадай в экстаз, я тороплюсь.

Доротея
207
Доротея. О, если бы вы были живыми, чтобы могли почувствовать мою
справедливую месть! Приблизь свечу, Селия, ты ее держи, а я буду их жечь.
С е л и я. Хоть это письмо со снегом, в огонь его!
Доротея. В огонь! Но послушай еще!
Селия. Если ты будешь читать, мы за ночь не сожжем и пятой части.
Доротея. Только вот это начало.
Селия. Ну, что там?
Доротея. "Как прекрасна ты была нынче, божественная Доротея, - ты
убивала наповал мужчин и женщин, одних - любовью, других - завистью!
А чтобы и для меня нашелся род смерти, ты сразила меня ревностью, да такой
ревностью, что мне было больно видеть тебя столь прекрасной". В огонь его!
С е л и я. В огонь! Другое читаешь? Когда же мы закончим?
Доротея. Вот и верь мужчинам!
Селия. То же самое говорят они, и те и другие правы. Но какого конца
ждала ты для этой любви, которая не могла завершиться браком и при которой
обладанию приходит конец вместе с нею или с жизнью?
Доротея. А вот, кажется, сонет.
Селия. Сожги его хотя бы за это.
Доротея. Ты поэтов не жалуешь.
Селия. Поэтов с подлым языком и пером, да, зато люблю благородных и
ученых.
Доротея. «Цветы полны обиды, Доротея,
Зачем ты краски отняла у них;
В обиде снег на высях ледяных,
Что ты его суровей и лютее;
Амур в обиде - ибо что хладнее,
Чем грудь твоя, для чувств его живых;
И солнце, что горит в очах твоих,
Презреньем жжет победные трофеи.
В обиде на тебя за нрав надменный
Природа, чьи дары собрала ты,
Красою ослепляя совершенной.
Поменьше чар, побольше доброты!
Знай, как ты зла, - она бы дерзновенной
Не отдала бы столько красоты».
Селия. Как превосходно написано и как ясно! Только этот поэт был
нехорош для женщин.
Доротея. Почему же?
Селия. Уж слишком он был легкомыслен. Но почему, когда ты его так
любила, он жалуется на твой характер?
Доротея. А он тогда был сердит.

208
Лопе Феликс де Вега Карпио
Се лия. И, сердясь, восхвалял тебя и превозносил! Вот это поэт, не то, что
невежественные и вздорные сатирики, которые бесчестят даже тех, кто их
хвалит.
Доротея. Порядочные люди, Селия, служат для подлых зеркалом. И те,
видя в них свое отражение столь безобразным, гнусным своим дыханием
грязнят ясную чистоту стекла, бесящую их. Но послушай вот это!
Селия. Как медленно ты его развертываешь. О влюбленные безумцы!
Они наслаждаются даже своим отчаянием.
Доротея. "Богом клянусь, счастье мое, что, если я знаком с той
женщиной, о которой ты говоришь..."
Селия. А-а, ревность?
Доротея. Только это, это одно.
Селия. Похоже, будто ты себя сжигаешь, а не письма.
Доротея. «Взошла заря, но не для моих очей. И я сказал ей: "Зачем
восходишь?"»
Селия. Умоляю тебя, не читай эти глупости! Бывает, знаешь, любовь
вроде протухшего окорока.
Доротея. В огонь!
Селия. Туда его! Но погляди, свеча догорает.
Доротея. "Сегодня Фелипе де Лианьо сказал, что хочет писать твой
портрет, и я его спросил - где он найдет нужные краски? Предупреждать тебя,
чтобы ты хорошо выглядела, незачем - ты хороша в любое время. Мне лишь
досадно, что этот художник настолько благороден, и каждый из вас будет как
бы портретировать другого". Ай, Селия, и это мне тогда нравилось? Какой
странный вздор! В огонь его!
Селия. В огонь! Но поверь, сеньора, ничто не кажется таким глупым, как
любовное письмо, прочитанное не вовремя или когда закончилась игра. Богом
тебя заклинаю, сожжем их все разом, мне еще надо накрахмалить три или
четыре плоеных воротника, иначе твоя мать меня разбранит.
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Херарда, Доротея
Xе р ар д а. Воды! Воды! Иисусе! Что это за пожар?
Доротея. Ты просишь воды, тетушка? Вот новость!
Херарда. Письма! Я готова в этом поклясться!
Доротея. Горит Троя.
Херарда.
«Пожар! Пожар! - кричат, гром, треск, пылают стены -
Парис твердит одно: там гибель для Елены!»67.
Доротея. Это новая песня?
X е р а р д а. Ее теперь поют музыканты герцога де Альба.

Доротея
209
Доротея.
«Горите, лживые строки,
Чтобы мне о вас не жалеть...»68
X е р а р д а. Знаю я, почему ты их казнишь.
Доротея. На этом наша история кончается.
X е р а р д а. Коль пешка в дамки пройдет, ничто ее не уймет.
Доротея. Если я порвала портрет, чего удивляться, что я жгу письма?
Хер ар да. Ретивой поварихе под руку не попадись. Давно ли ты
раскаялась?
Доротея. Уже успела утешиться.
X е р а р д а. Румянец твой больно хорош, да куплен за грош.
Доротея. С тобой, тетушка, мне хитрить нечего, это было бы напрасное
тебе оскорбление. Признаюсь, я умираю. Но что делать, если изменник меня
обманул, если он коварно льстил и разжигал мою любовь, пока не подвернулся
случай отомстить мне из-за дона Белы.
X е р а р д а. Хром не от занозы, плешив не от парши, слеп не от бельма -
пороков тьма. О чем же тебе горевать, когда дон Фернандо так беден?
Доротея. О его фигуре, о его уме, его ласках, era любви - со всем этим
душа так глубоко срастается, что нельзя отнять у нее и не ранить.
Хер ар да. Каким только премудростям он тебя не научил! Но если ты,
дочка, и впрямь изнываешь от горя, подумай о лекарстве и о мести.
Доротея. Что я могу?
Херарда. А что ты мне дашь, если я заставлю его прийти к тебе, как
ягненка?
Доротея. Коль нечестным путем, Боже меня упаси от такого намерения.
Вдобавок я полагаю, что ни одна разумная женщина не, прибегнет к чарам, -
ведь оскорбительно добиться насилием того, чего не сумела сделать своими
достоинствами.
Херарда. Голубушка моя, "Только бы чудо свершилось...9' и так далее.
Доротея. Пусть этот "так далее" горит в аду! Говорю тебе, тетушка, коль
захочешь меня слушать, что это не только оскорбление Богу - и это, конечно,
главное, - но я сама не так низко себя ставлю, чтобы оскорблять подобными
гнусностями свое лицо, свой ум, свои таланты и свою молодость; если выбирать
из двух способов - лучше его просить, чем принуждать. Право, не знаю, что
можно сказать женщине более обидного, чем то, что она колдунья.
Херарда. Осторожней, я тебя слышу.
Доротея. Неужто ты, тетушка, сама такая?
Херарда. Из любопытства научилась кое-чему, но чтоб всерьез - ни-ни!
И могу тебе поклясться, чем хочешь, что уже больше шести дней не брала в
руки бобы.
Доротея. И не бери, Херарда. Вспомни, как покарали некоторых твоих
приятельниц.
Херарда. Надо тебе знать, дочка, что любовь можно возбудить
естественными средствами - травами и камнями.

210
Лопе Феликс де Вега Карпио
Доротея. Ах, тетушка, да ведь это величайшее безумие - надеяться, что
предметы телесные повлияют на силы души! Таким вздором морочат ваши
наставники невежественных женщин ради своей выгоды и лживой славы, на
горе и беду мужчинам.
Хер ар да. Ай, дочка, дочка! Нет, ты не построишь палат каменных! Тебе
лишь бы любовь за любовь, так на так, и в конце концов - красота увянет, а там
и смерть придет. Помни: лучше румянец на лице, чем камень на сердце. Не будь
растяпой; лучше нажить врагов, чем просить у друзей. Дон Бела реьнует. Уж
не знаю, что ему наговорили, но он и сам что-то понял по твоей печали. Ежели
он тебя бросит и Фернандо останется со своей Марфисой, что ты будешь
делать? Сидеть сложа руки? Когда была я молодая, читала я у Гарсиласо насчет
того, что "Пока из роз и лилий"69. Думаешь, пока мы спим, время тоже спит?
Ошибаешься, милая, три вещи есть, которые никогда не спят.
Доротея. Какие же, Херарда?
X е р а р д а. Годы, налоги и оскорбленья.
Доротея. Молчи, матушка, сюда идет Лауренсио, верно, с поручением от
дона Белы.
X е р а р д а. То ли плох, то ль хорош, какие вести несешь.
Доротея. Думаю, несет мне сердитое письмо.
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Лауренсио, Доротея, Херарда
Лауренсио. Откуда такой дым? Ух, и вонища! И это в вашем-то доме,
сеньора Доротея, где, по словам моего хозяина, все красиво, как в раю, и кругом
ароматы восточной Индии, где цветут гвоздики да корица и амбра пахнет
приятней, чем в морях Флориды?
Херарда. А мы, братец Лауренсио, жгли здесь лоскуты старой парчи,
чтоб серебро выплавить.
Лауренсио. Да ты, Херарда, видать, читала "Алхимию" Тревизано?70
Сказать по правде, мне подумалось, что ты тут опаливала одного из питомцев
блудного сына71, - для твоего питья это самонужнейшая алхимия.
Херарда. Э, Лауренсио, Лауренсио, сказано: чем учителю платить,
дешевле нагрубить. Благодарите Бога вы, мужчины, что не ведаете наших
женских хворей.
Лауренсио. У нас тоже есть свои.
Херарда. У мужчин? Какие же?
Лауренсио. Терпеть ваши, когда вы расхвораетесь. Есть ли что ужасней,
чем видеть женщину в обмороке, когда в горле у ней клокочет, будто у
злящегося павлина, видеть переполох служанок, хлопоты соседок, жженные
перья куропатки, беготню за рутой, да еще среди ночи?
Херарда. А отчего ж это бывает, плуты, нахалы, грубияны вы этакие,
как не от огорченья, когда вот такой молодец явится из игорного дома или от

Доротея
211
другой бабы, нахлобучив шляпу до носа, будто бургундское забрало, да еще
давай фырчать: вкусно, невкусно, чего доброго и стол опрокинет, а потом хвать
плащ и обратно к своей зазнобе? Но не будем считаться, кто виноват. Скажи
лучше, с чем пришел и серчает ли еще твой хозяин. Экая обида, подумаешь,
если Доротея перекинулась словечком со знакомым! Нет, лучше, чтобы ее
сочли невежливой, сказали какую-нибудь дерзость или сатиру на нее сочинили.
Лауренсио. Хозяин мой не серчает, он в большом унынии.
Доротея. И отчего же это уныние?
Лауренсио. Он обещал неким сеньорам своего Быстроногого к
завтрашнему бою на тростниковых копьях, а кузнец повредил коню копыто.
Хозяину пришлось извиняться, и в ответ ему прислали такое ругательное
письмо, что он прямо с ума сходит. А я принес письмо тебе, и мне надобно с
тобой поговорить.
Доротея. Покажи письмо, только вряд ли мы снова станем дузьями.
Херарда. С галисийцем лады - жди беды.
СЦЕНА ВОСЬМАЯ
Дон Фернандо, Сесар, Хулио
Фернандо. Стало быть, этот гороскоп пророчит такие ужасные события,
что вы даже не хотите мне сказать?
Сесар. Да, такие ужасные.
Хулио. Фернандо знает, что им нельзя верить.
Ф е р н а и д о. Посмотрите это место у Иеремии72: "Не учитесь путям
язычников и не страшитесь знамений небесных, ибо уставы народов - пустота".
X у л и о. То же самое говорит Исайя73 о тех, кто, любопытствуя, предается
наблюдению звезд: "Пусть же выступят наблюдатели небес и звездочеты и
предвещатели по новолуниям, и спасут тебя. Вот они, как солома; огонь сжег
их".
Сесар. Мне это известно, Хулио. Не хуже тебя я знаю, что сама Истина
наказала нам не тревожиться и не вопрошать гадателей о грядущем74. Уверяю
вас, мне всегда были противны и казались дерзновенными предсказания того,
что непостижимый Промысел назначил нам своим вечным разумом. Этому
научился я еще в нежной юности у ученейшего португальца Жоана Баутисты
Лаваньй75, так что я лишь изредка, забавы ради и никак не иначе, составляю
кое-кому гороскоп, но на вопросы касательно будущего никогда не отвечаю.
Человек не звездами был создан, и наша свободная воля не может быть им
подвластна.
Фернандо. Как сказал Августин76, астрология и подобные ей науки
существуют больше для упражнения изощренных умов, нежели для обращения
людей к истинному знанию.
Хулио. Порицание астрологии вы найдете у него же в первом томе, а в
восьмом - инвективу против тщеславных астрологов.

212
Лопе Феликс де Вега Карпио
С е с а р. После сего введения скажу вам, только для развлечения, что мне
видится в этом чертеже, - воздавая должное почтению к божественной воле.
Вы, дон Фернандо, оказавшись в тюрьме, подвергнетесь жестоким гонениям со
стороны Доротеи и ее матери. Когда придет конец заточению, вас ждет
изгнание из нашего королевства, но незадолго до него вы полюбите девицу,
которую пленят ваша слава и ваша личность, и женитесь на ней вопреки
желанию ее родни и вашей77. С великой преданностью и стойкостью она будет
сопровождать вас в изгнании и во всех трудах, твердо перенося непрерывные
бедствия. Через семь лет после замужества она умрет, и вы, безутешно горюя,
возвратитесь в столицу, где овдовевшая Доротея захочет выйти за вас замуж.
Но намерение ее не осуществится, ибо честь будет вам дороже ее богатства и
месть вы поставите выше ее любви и нежности.
Фернандо. Что за нелепый бред!
С е с а р. В любовных делах вам достанется самая несчастная доля. Знайте,
любовь будет для вас причиной бед чрезвычайных. Берегитесь некоей
женщины, которая попытается вас приворожить78, хотя, молясь Богу, вы все
преодолеете и перейдете в другое сословие.
Фернандо. Если так оно и сбудется - хотя это весьма сомнительно, - я
воспользуюсь названным вами средством, ибо оно самое верное, а средства,
предлагаемые людьми, недостойными доверия, тщетны. Согласно
Божественной Истине, даже на князей нельзя надеяться79.
Се cap. Некий человек будет вас ценить и заботливо опекать80,
и его любовь не оставит вас до конца вашей жизни, которая тут видится
долгой.
Фернандо. Разве когда-нибудь горестная жизнь бывала короткой?
Хулио. Цель науки умозрительной - истина, а практической - дело.
Фернандо. Так учит Философ в своей "Метафизике"81.
Хулио. Сесар объяснил нам смысл гороскопа, и дон Фернандо, слушаясь
своей свободной воли, постарается противоборствовать грозным
пророчествам.
Фернандо. В одном законе сказано - да это и так ясно, - что, когда
сталкиваются правда и вымысел, следует правде оказывать почет,
полагающийся ей по праву божественному и человеческому. А другой закон гласит82,
что, если причина конечна, то действие ее не может быть бесконечным.
Надеюсь, вы меня поняли?
С е с а р. Я отвечу вам то, что уже говорил в другом месте.
Фернандо. Что же?
Сесар. Если подразумеваемый намек понят, его можно считать
высказанным. Я знаю, что вы твердо решили перестать думать о Доротее, чему я
был бы весьма рад, ибо с исчезновением причины прекращается ее действие.
Однако в своей "Физике" Аристотель сказал83, что цель - это первое в
намерении и последнее в исполнении. Желаю вам, Фернандо, повести себя так,
чтобы враждебные звезды признали себя побежденными вашей свободной
волей, бороться с коей может лишь она сама! Ибо никакая астрологическая
теория не одолеет непобедимую добродетель, могучую узду для пагубных

Доротея
213
порывов вожделения, действие коего с ее помощью победили премногие
философы. Однако если ваше прибежище зовется Марфиса и добродетель этой
вашей твердыни возбудит отчаянную ревность Доротеи, я не могу считать вас в
безопасности; ведь и без стихов Ювенала всем известно84, что нет такого
свирепого зверя, который больше наслаждался бы местью, чем женщина.
Фернандо. Мне ясно, что ради душевного покоя я должен на некоторое
время покинуть родину. Вот я и думаю сменить перо на шпагу и принять
участие в походе, задуманном нашим королем против Англии85. Но раз уж вы
упомянули Марфису, не скажете ли чего-нибудь о том, какая судьба ждет ее,
согласно вашему гороскопу?
С е с а р. Удивляюсь, что, любопытствуя, вы спрашиваете о том, чему,
сомневаясь, не собираетесь верить.
Фернандо. Мы, кажется, уговорились, что все, что вы сумеете извлечь
из расположеяия звезд, уже заключалось в причине причин, а ведь если что-то
было раньше, то оно не может предстоять в будущем, гласит введение к "Ди-
гестам"86. Расскажите же о Марфисе, предоставляя - как велит исповедуемая
нами вера - план будущего божественному Всеведению и осуществление - его
Всемогуществу.
С е с а р. С таким уговором, Фернандо, могу сказать, что Марфиса вступит в
брак вторично, опять с законоведом, который в почетной должности покинет
наше королевство. Вскоре она овдовеет, выйдет еще раз замуж за солдата
испанца, и здесь ее ждет несчастье.
Фернандо. Какое же?
С е с а р. Муж убьет ее из ревности к своему приятелю.
Фернандо. Как трагичны и кровавы ваши пророчества! Как жестоко
толкуете вы линии этого квадрата! И никто не помешает всем этим бедам? Ни
для кого не найдется благополучного треугольника? В жизни не буду вас
больше спрашивать. Иисусе, какой печалью вы омрачили мою душу! Марфису
убьют, да еще вдали от отечества?
С е с а р. Теперь вы видите, насколько натуре человеческой приятней
лживые посулы, чем верная истина, - и дело не в том, что мои слова правдивы,
но, ежели бы я вам сказал, что вы получите в наследство сто тысяч дукатов, а
Марфиса - титул, то, даже считая это ложью, вы были бы мне благодарны.
Хулио. Знавал я одного кабальеро, человека немолодого, который
однажды, нарядившись, по его мнению, щеголем, - а был он из тех, кто тщится
скрыть свои годы, - спросил у своего пажа, хорошо ли он выглядит. Паж, по
обыкновению - ведь от господского хлеба льстивые слова у слуг роятся, как
глисты у ребятишек, - ответил: "Уверяю вашу милость, вы так чудесно
выглядите, что вам можно дать двадцать два года". На что кабальеро сказал:
"Знаю, Хуанико, что ты врешь, но клянусь жизнью короля, мне приятно это
слышать".
С е с а р. Хулио очень верно говорит. И дай Бог счастья цыганам, которые
никому не предскажут дурного: все будут богаты, всех будут любить их дамы,
всем суждена удача, всем пришлют кучу серебра из Индий и все будут жить
бессчетные годы.

214
Лопе Феликс де Вега Карпио
Хулио. Добавьте к этому остроумие астрологов, подвизающихся в
календарях с предсказаниями, в частности, погоды: напророчат дождь, ан день
солнечный; сулят ясную погоду, жди ливня. Сообщив, что в сем году ожидается
множество болезней и драк из-за женщин - словно то и другое невидаль, - что
год будет урожайный на чечевицу и сахарный тростник, что умрет один турок, -
а турок этих не счесть, - они преспокойно заявляют: "Все в руце Божией". И
будь во всем прочем столько же правды, сколько в этой благочестивой
формуле, каждый счел бы святым долгом заплатить им по тысяче дукатов за
предсказание.
Фернандо. Никак не могу прийти в себя после слов Сесара о Марфисе,
хотя знаю, что это недостоверно. Столь боязливо любящее сердце, и столь
неодолимо опасающееся бед сомнение. Я - в тюрьме? Я - в изгнании? Марфису
убьют?
С е с а р. Выкиньте из головы, Фернандо, пустые фантазии и пойдемте к
мессе - там вы помолитесь Богу о помощи, дабы направил вас на путь
истинный, и это избавит вас от страданий. И возблагодарите Его за вам
дарованный разум купно с любовью ко Господу и страхом перед ним; ибо
начало мудрости - страх Господень87. Вспомните, сколько друзей ваших
скончалось, причем многие были ваших лет. А чтобы не возвратиться к
Доротее, не связывайтесь с Марфисой - от опасности не спастись, подвергая
себя еще пущей беде. И если хотите понять, чего желают от вас одна и другая,
прочтите со вниманием седьмую главу "Притчей"88.
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
Доротея, Селия
Доротея. Подай мне арфу, Селия.
Селия. Гляжу, ты нынче встала в добром расположении. Смотри, чтобы
не было с тобой, как с погодой: утро ясно - к вечеру ненастно.
Доротея. Я убеждена, что погода меняется по моей вине. Любовь моя
перешла в ревность, ревность в ярость, ярость в безумие, безумие в бешенство,
бешенство в жажду мести, жажда мести в слезы и уж со слезами вылился из
сердца яд. Пусть этот неблагодарный остается со своей Марфисой, и если дон
Бела милостиво даст согласие - ведь уже бесспорна весть, что Калидонио, мой
супруг, умер в Лиме, - я сменю этот наряд на рясу и смиренно возблагодарю
Подателя всех благ, который никогда не обманет, не предаст и не преминет
вознаградить. Обращая взор к прошлому, Селия, скажи, что осталось у меня от
дружбы с Фернандо, кроме раскаяния в своей слепоте да писем, где горящие
буквы на черной бумаге нагоняли на меня страх, да то, что я пять лет жизни
выкинула в окно вожделений на улицу моего позора? Красота не возвращается,
годы уходят. Жизнь наша - постоялый двор, время - почтовая карета, юность -
нежный цветок, рожденье - неоплатный долг. Но приходит час, и заимодавец
требует свое, болезнь прижимает, смерть взыскивает.

Доротея
215
С е л и я. Говорят, бедственные события часто бывают причиной
исправления нравов, в чем является нам мудрость небес и великое желание
божественного Творца привести нас на путь служения ему. Ах, сеньора, красота
туманит наш разум! Больше женщин погибло из-за своих ушей, чем из-за глаз;
куда опасней слушать восхваления, чем любоваться приятной наружностью.
Блаженна та женщина, что, как теперь ты, в начале жизни готовится к заботам
смертного часа! Ну словно я уже вижу тебя с покрывалом на голове, с лицом,
озаренным сиянием добродетели, столь же отчужденной от мира, сколь ты
была в него погружена.
Доротея. Занятный вы народ, слуги! Все-то вы одобряете, на все у вас
готовы льстивые слова, равнодушно поддакиваете и хорошему и дурному.
Странно, что порою и лесть обращают на служение божеству! Скажи я тебе,
что нам надо бы пойти потревожить Фернандо, ты небось уже одернула бы
подобранную юбку, накинула на плечи плащ и, обув башмаки-скороходы,
послушно выбежала на улицу.
Селия. Если ты хочешь, чтобы мы пошли, зачем это говорить с такими
экивоками?
Д о р о т е я. Я, Селия? Да клянусь Богом!
С е л и я. Не клянись и не божись, коли хочешь, чтобы я тебе поверила. Ты
вот битый час терзаешь колки, не столько струны настраиваешь, сколько
безумные свои думы.
Доротея. Две или три струны я выбросила, они фальшивят на бемолях.
Селия. То, верно, были две-три мысли о доне Фернандо.
Доротея. Хорошо сказано, Селия! Ведь искусство музыки - как учил
меня маэстро Энрике89 - заключено не в гибкости пальцев и не в звучном
голосе, но в душе, и эта теория истинна. Но скажи, что сейчас делает мать?
Селия. Она там с Фелипой обсуждает, как продать ваших рабынь; по
словам госпожи, они послушны и проворны, но для ее дома это слишком
большая роскошь.
Доротея. И что советует Фелипа?
С е л и я. Не делать этого, потому что дон Бела рассердится.
Доротея. Вот я и настроила арфу.
Селия. Настроила бы себя!
Доротея. «Если время - всему убийца,
Отчего моя музыка длится?
Если всех препятствий безмерность,
Что любовь моя испытала,
Не смогла ослабить нимало
Постоянство мое и верность,
Если беды, разлуку, ревность
Принимаю я, покоряясь,
И надежда, горой рождаясь,
Умирая, ветром умчится -
Отчего моя мука длится?

216
Лот Феликс де Вега Карпио
Стойко выдержать испытанье -
Нераздельно с честью моею;
Чей конец наступит скорее -
Твой, любовь, или твой, страданье?
Молят время, что хладной дланью
Все вокруг меня сокрушает;
Лишь одно его устрашает:
Мысль моя, бессмертья крупица;
Оттого моя мука длится.
Но, хотя печаль меня точит,
Дорожу я болью сердечной
И к душе обращаюсь вечной:
Может, боль мне гибель пророчит?
Но уйти моя боль не хочет,
Столько в ней блаженства пригрелось;
Мне б хотелось и не хотелось
От души ответа добиться -
Отчего моя мука длится?
С этой болью, что душу ловит,
Разве может справиться время?
Ведь любовь, отрада и бремя,
На лету его остановит.
Жизнь иль смерть судьба мне готовит -
Только боли моей сердечной
Я желаю быть бесконечной,
И душа узнать не стремится,
Отчего моя мука длится».
С е л и я. Сюда как нельзя лучше подошли бы строки из пасторальных
романов о том, как замер ветерок, да как на цветочных кустах распустились почки
и перламутр лепестков вышел на волю из зеленой тюрьмы бутонов, разливая в
воздухе ароматы; как умолкли звучные, кристально чистые ручьи и филомелы
лесные90 научились сладостным пассажам. Однако, сеньора, я никогда от тебя
не слыхала ни этих стихов, ни этой мелодии. Кто их сочинил?
Доротея. Стихи,- Селия, мои, а мелодия - превосходного музыканта
Хуана де Паломарес, знаменитого соперника славного Хуана Бласа де Кастро91, -
по суду Аполлона, они поделили между собою его лиру.
Селия. Ты сочинила стихи?
Доротея. Разве ты не заметила, что они от имени женщины?
Селия. Теперь верю, что первой изобретательницей поэзии была любовь.
Доротея. Гнев и любовь - вот две наши главные страсти. Сама посуди,
Селия, если древние говорили, что гнев слагает стихи92, почему бы не слагать
их любви, сетующей на свои страданья в нежнейших созвучиях?

Доротея
217
СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
Херарда, Доротея
X е р а р д а. Ты поешь, ты весела, ты принарядилась, Доротея? Повязала
волосы зеленой лентой, надела цепь и драгоценности? Что за чудеса? Что с
тобой случилось? Нашла что-нибудь, дитятко мое? Да тебя не узнать,
сравнительно с прошлыми днями! Пошли впрок богатые дары! Спасибо доброму
хлебу, спасибо и доброму едоку.
Доротея. Ах, тетушка, погода всегда меняется. Из-за туч выходит
солнце, после бури наступает затишье.
Херарда. Небось, получила смиренное письмо от дона Фернандо? Он
хочет прийти к тебе? Оправдывается в обидах, нанесенных Марфисой? Прислал
остроумные децимы, возвышенный сонет или блестящий романс с вильянсико
на десерт, или жалостные куплеты, вроде "Филис меня убила'*93, от которых
тебе превеликая честь будет?
Доротея. Это ты, матушка Херарда, с прогулки такая веселая? Садись,
садись, скажи, откуда идешь.
Херарда. Хочешь сбить меня с панталыку? Я, доченька ненаглядная, уже
встала в добром расположении. Поблагодарила Господа за то, что здорова и что
родилась в земле христианской. Подумай, кабы я была какой-нибудь Харифой
Родригес или Дарахой Гонсалес94, женой Сулеймана Переса или Сакатина
Эрнандеса95 и ходила бы в мавританском платье, каково бы мне было? Уж
наверняка такое злосчастье привело бы меня в преисподнюю. Потом надела
юбку и пошла к мессе. С тех пор, как себя помню, я дня не пропустила, если
была здорова. Из храма пошла к Марине, чтобы дома олью не готовить. Женщина
она хорошая, на всякое дело сноровистая. Прихожу, а она сажает валерьяну для
своих приятельниц и привязывает к корню золотую нить с жемчужинами96.
Доротея. Странные, нелепые чары!
Херарда. Вымыла она руки да и поджарила несколько ломтей сала из
тех, что по четыре на фунт. Правду сказать, сели мы завтракать еще в седьмом
часу, а пришла я только теперь, потому как у нее в доме не было воды, один
винный мех на три асумбры, и пришлось весь его опорожнить.
Доротея. Весь-весь?
Херарда. Мы его так выдоили, что он стал тоньше меха, из которого
веревками выжимают терпентин. И еще, коль память не подводит, послали мы в
таверну напротив за добавкой, чтоб, как говорится, посошок на дорожку был.
Марина, знаешь, всегда селится по соседству не с теми, кто подглядывает, а кто
подливает, - ведь в тавернах нет окон, а кто оттуда выходит, у тех нет глаз. Кстати, я
ей сказала, чтоб она для тебя приберегла черного котенка от своей Маврушки, -
во всем Мадриде не сыщешь лучшего. Цена ему больше, чем мускусному.
Доротея. Не приноси мне такого добра, тетушка, - где черный кот, там
люди подозревают черные дела, да и грязи от них много.
Херарда. Ишь, привередница! Клянусь тебе, тысяча моих приятельниц не
могут дождаться, когда ее кошка окотится.

218
Лопе Феликс де Вега Карпио
Доротея. Наверно, недели высчитывают.
X е р а р д а. Ну ладно, вернемся, так сказать, к нити нашего разговора, а то
задержались мы дольше, чем ткач, когда на ней узелок завязывает. Расскажи,
что слышно о Фернандо. Говори все начистоту, небось кое-чем ты мне обязана,
мало ли я о тебе хлопотала! Что глядишь на меня? Чего смеешься? Ну же^
отставь арфу и поделись своим весельем. Раз уж ты развеселилась, теперь пусть
дон Бела хоть повесится. Лучше своя мельница, нем друг - мельник. Бьюсь об
заклад, этот дурачок, этот цыпленок-петушок, этот волокита говорит: "бросил
знакомое ради хваленого, за то и каюсь".
Доротея. Ты что, тетушка, надеешься хитростью выведать мои мысли?
X е р а р д а. Вовсе нет, дочка, хочу лишь посоветовать тебе жить да
радоваться жизни, - поднялся ветер, надевай плащ, вот и вся премудрость. Но делай,
что хочешь, можешь не думать о выгоде - дочь моя красавица, делает, что ей
нравится.
Доротея. Не утруждай себя, тетушка, не было мне письма от дона
Фернандо и я его не люблю. Ступай с Богом, оставь меня - веселье мое только
наружное, оно как золото на пилюле или пенка на варенье.
Херарда. Я тебе так говорю не для того, чтобы позлить, - ты вполне
можешь и дона Белу привечать и Фернандо любить; богатый нужен, чтобы не
знать, что кругом делается, а бедный - чтобы терпеть, что ни сделается: для
того-то и продают корову - кому по вкусу бочок, а кому - завиток.
Доротея. Чтобы так жить, Херарда, надо такой родиться.
Хе р а р д а. Э, дочка, всему можно выучиться. И нет ничего легче, чем
научиться обманывать мужчин, в чем они сами виноваты. Они же не позволяют
нам обучаться наукам, что могло бы занять наш бойкий ум, вот мы и изучаем
лишь одну науку - как их морочить. О ней есть всего одна книга, и все мы знаем
ее наизусть.
Доротея. Никогда такой книги не видела.
Херарда. Книга превосходная, главы одна лучше другой.
Доротея. Скажи хотя бы названия глав97.
Херарда. «О том, как притворяться любящей перед богатым и не
отталкивать бедного.
О том, как вовремя падать в обморок и рыдать без причины.
О том, как выпрашивать, просто расхваливая что-либо.
О том, как льстить некрасивым и сводить с ума красавцев.
О том, как, давая*мало, получать много.
О том, как возбуждать ревность у флегматика и улещивать холерика.
О том, как обзаводиться двумя дверями на разные улицы.
О том, как посвящать служанок в тайны измен.
О том, как скрывать изъяны и показывать достоинства.
О том, как научить тетушку являться якобы нежданно.
О том, как притворяться, будто мать ничего не знает и ты ее боишься.
О том, как отражать оскорбления и выдумывать, будто тебя оскорбляют.
О том, как обзавестить влиятельными друзьями и задобрить злопыхателей.
О том, как изменять имя и скрываться от поэтов.

Доротея
219
О том, как добрым началом поддерживать надежды.
О том, как оттягивать десерт, пока любая плата не покажется чрезмерной.
О том, как наставлять рабынь-мулаток и употреблять ароматы.
О том, как томно глядеть и кокетливо смеяться.
О том, как изучать модные словечки и танцы.
О том, как подсовывать счета и выдумывать себе родословную.
О щегольской одежде и сугубой опрятности.
О том, как разъезжать в карете и изображать знатную даму.
И о том, что ни в коем случае не следует влюбляться, иначе все пропало», а
также многие другие не столь важные главы.
Доротея. Ох, рассмешила ты меня дальше некуда; на душе у меня так
печально, и я ищу веселья, чтобы бежать от самой себя.
Хер ар д,а. Пусть о тебе не скажут: "женщине, что яблочку,
румяниться - себя губить".
Доротея. Ах, Херарда, если уж говорить начистоту - что есть жизнь
наша, как не краткий путь к смерти? Если дон Бела разрешит, вскоре ты
увидишь, как надушенные амброй туфли на моих ногдх, которые ты восхваляла,
сменятся грубыми веревочными сандалиями, локоны будут отрезаны, а
яркоцветный наряд и золотые украшения сменит темная ряса. Кто из людей, вставая
утром, знает, доживет ли он до вечера? Вся наша жизнь - один день. Вчера ты
была молода, а сегодня не решаешься взять в руки зеркало, чтобы первой себя
не возненавидеть. Разумнее было бы благодарить за горькое прозрение, чем за
красоту. Все проходит, все приедается, все кончается.
Херарда. Ох, милая Доротея, ты со мной так говоришь, что, право, не
знаю, доживу ли я до завтра. Слезы прямо от сердца к глазам подступают. Хотя
поздно, но я каюсь в своих плутнях. Сам Бог вложил эти речи в твои уста.
СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ
Лауренсио, Доротея, Фелипа, Херарда, Теодора, Селия
Лауренсио. Не знаю, хватит ли сил у глаз моих взглянуть на тебя при
столь ужасной трагедии, хватит ли смелости говорить о столь злосчастном
происшествии, хватит ли духу рассказывать тебе, Доротея, о страшнейшей беде,
постигшей самого злополучного человека на свете, с тех пор как спесивый гнев
обращал оружие против невинности, а могущество против смирения и была в
чести неправедная месть.
Доротея. О Боже, Лауренсио, не будь слез в твоих глазах, более кроваво-
красных, чем ярчайший пурпур, я бы не могла себя убедить, что слова твои не
обман. Но разве у мужчин слова со слезами могут быть неправдивы? Убери
платок от лица, наберись духу - пока будешь говорить, Херарда и я поплачем за
тебя.
Херарда. И еще как поплачем! Говори, сынок, жизнь нас обеих висит не
то что на волоске, на струйке твоих слез.

220
Лопе Феликс де Вега Карпио
Лауренсио. Ай, Доротея! Ай, Херарда! Пусть бы пришел конец моей
жизни вместе с концом рассказа о деле, коему мне досталось быть трагическим и
злополучным вестником, рыдающим сильнее и с большим на то основанием,
нежели в "Ипполите" Сенеки98. Я уже говорил вам, что мой господин дон Бела
пообещал неким важным особам своего Быстроногого, коня более рокового,
нежели конь Сеяна". Кузнец повредил коню копыто, и это стало первой бедой -
по этой причине конь оказался непригоден для состязаний. Те господа написали
моему, что он-де подстроил это умышленно, дабы не давать коня, нанеся
просившим оскорбление и своему слову бесчестье, величайшее для испанца. На
их письмо хозяин ответил сдержанно, честь его смолчала - страх, взвесив
оскорбление, оценил его неверно. Ибо гнев не был удовлетворен извинениями
невинности, и оба брата, явившись в наш дом, велели пажу вызвать хозяина. Дон
Бела спустился в патио как был, в домашнем костюме и без какого-либо оружия,
кроме истинности своих слов. О, как заблуждается тот, кто, полагаясь на разум,
доверяет гневу спесивца! Не потому, что разум ненадежен, но надо ведь помнить
о предерзостном буйстве натуры человеческой. И после недолгих слов... Не знаю,
где их найду и как выговорю* ежели не освободит им путь смятенная толпа
вздохов и густой ливень слез. Но почто я медлю, когда вы так страдаете?
Доротея. Говори же, Лауренсио, ты меня убиваешь!
Лауренсио. Они выхватили шпаги и, напав вдвоем, убили его.
Д о р о т е я. О, Иисусе! Какие жестокие люди!
Херарда. Ох, Лауренсио, ты мог бы сообщить об этом ужасном
несчастье и не таким высоким стилем - хватило бы слов без слез и скорбных
чувств без рыданий. Держи ее за руку, ей стало плохо с сердцем. Держи, держи,
не то она упадет и ушибется, а я схожу за водой.
Лауренсио. Зачем еще нужна вода, кроме этой горючей, что льется из
моих глаз на ее глаза? Эй, сеньора Доротея!
ПОСЛЕДНЯЯ СЦЕНА
Теодора, Фелипа, Селия, Лауренсио, Молва
Теодора. Что за крики, Фелипа, что за шум? Кто там свалился в погреб?
Фелипа. Ай, сеньора, судя по голосу, то моя матушка, она шла за водой
для Доротеи, которая сомлела.
Теодора. Не могла она поближе набрать, что ли? Так хлопотать из-за
какого-то обморока!
Фелипа. Спустись ты, Селия, у меня не хватает духу.
Селия. У меня тоже. О жалостное зрелище! Херарда мертва. И кто бы
поверил - она умерла, ища воду.
Фелипа. Шуточки, Селия? Негоже сейчас тебе шутить.
Селия. Богу известно, как я огорчена. Покойся с миром, наставница в
любви, Сенека сводничества, советчица в том, как просить и как давать, лучше
всех на свете знавшая., как обрабатывать женщин и как обдирать мужчин.

ЛОПЕ ФЕЛИКС ДЕ ВЕГА КАРПИО В СТАРОСТИ
Портрет работы Педро Перрета

222 Лопе Феликс де Вега Карпио
Ф е л и п а. О чем ты там толкуешь на лестнице, бессердечная? Чтоб тебе
спеть на другой лестнице то, что ты бормочешь на этой! Ай, матушка, где твои
сладкие речи!
С е л и я. Скорее соленые!
Ф е л и п а. Как разметались ее почтенные седины!
Селия. Седины-то почтенные, кабы такой была голова! Но она может
утешиться, что скончалась от падения, как бывает с теми, кого вознесла
фортуна.
Ф е л и п а. Ты еще ее судишь? Чтоб тебя поскорей осудили!
Се лия. Теперь я больше, чем когда-либо, верю в святость Херарды.
Кувшин, с которым она шла за водой, не разбился.
Теодора. Я так огорчена, что даже не спросила тебя, Лауренсио, о
причине ее обморока. Девочка моя, а, девочка!
Доротея. О Боже, сколько несчастий!
С е л и я. Если женщину назвать девочкой, она и с того света вернется.
Доротея. Матушка, что тут спрашивать! Взгляни на этого малого в
слезах, и ты поймешь,что его господин, дон Бела, умер.
С е л и я. И что Херарда отправилась вслед узнать, не оставил ли он ей
деньжат.
Теодора. Твой хозяин умер, Лауренсио? Этот индианский Александр100,
этот щедрый кабальеро, этот красавец мужчина, этот разумнейший человек?
Лауренсио. Он самый, Теодора, дабы ты убедилась, как можно
доверяться тому, что зовется жизнью, ибо - как сказал некий мудрец101 - никто не
мыслит ее настолько короткой, чтобы смерть могла к нему прийти в тот же
день, когда он об этом мыслит. Нет ничего более скрытого от нас, чем место,
где нас найдет смерть, и ничего более разумного, чем ждать ее в любом месте.
Молва. Почтенный сенат!102 На сем кончается "Доротея", такой конец
постиг дона Белу, Марфису и Херарду. Все дальнейшее - будут труды дона
Фернандо. Поэт ни в чем не погрешил против истины, история его правдива.
Ежели он оказался достоин своего звания, задумайтесь, с какой целью он
описал сии назидательные события, и воздайте ему хвалу.
Хор назидания
Строфы алкмено-еврипидовы103
Младость, кончены твои
Горькие ночные бденья:
Ибо ревность - плод любви,
От нее родится мщенье,
Вновь надежды не зови. -
Губит их небес веленье.
Опыт - лучшая наука,
Хоть печален сей урок:
В каждом наслажденье - мука,

Доротея
223
В каждой радости - упрек;
Страсть - блаженству не порука,
Ненависть - ее итог.
Горькой страсти завершенье
Показать я вам хочу,
Написав о наслажденье,
Я и разуму учу:
Поученье - в развлеченье,
Душу опытом лечу.
Lectionem sine ulla delectatione negligo*.
(Цицерон "Тускуланские беседы")
Все, что содержится в "Доротее", подлежит одобрению святой
католической римской церкви и просмотру цензоров от первой до последней буквы.
Фрей Лопе Феликс де Вега Карпио
*Не признаю чтения, не доставляющего удовольствия (лат.).

ПРИЛОЖЕНИЯ
8 Лопе де Вега

В. Силюнас
ЛЮБОВЬ, ЖИЗНЬ И ИСКУССТВО
В РОМАНЕ ЛОПЕ
"Доротея" вышла в свет в Мадриде в 1632 г. Прославившийся еще в юности
стихами, прозой и драмами, достигший небывалой популярности,
превозносимый как величайший гений, Лопе де Вега в год своего семидесятилетия
публикует замечательный роман - итоговое произведение.
"Доротея" венчала собой первую треть XVII столетия; начинался
кульминационный период новой духовной эры, чье своеобразие проявилось не
сразу. XVI век был настолько художественно мощным, что его власть не могла
мигом закончиться на каком-то хронологическом рубеже. В XVI веке Лопе
прожил большую часть своей жизни и сформировался как художник. Тридцати
лет XVII столетия ему, однако, с лихвой хватило для того, чтобы понять как
разительно изменился мир и как неизбежно меняется искусство. Вместе с тем
он прекрасно помнил и о том, чему поклонялся в молодости. "Доротея"
описывает события пятидесятилетней давности, героем которых был сам
писатель, но, вспоминая о них, он возвращался не только к волнующему
эпизоду своей биографии, но и в целом к XVI веку как к ярчайшей главе
мировой истории. В романе проявляются не только непосредственность и
достоверность личных переживаний, но и масштабность проблематики,
рожденной столкновением различных пластов времени и художественных
систем.
Проблемы литературы и культуры в целом имеют непосредственное
отношение к существу "Доротеи". Это роман о любви и творчестве; не
случайно Фернандо - писатель, а Доротея наделена
разнообразными дарованиями - она слагает стихи, прекрасно поет и отменно играет на
арфе. Все здесь то и дело беседуют о живописи и о драматургии, о музыке
и эстетике, о Вергилии и Петрарке, Сенеке и Тициане, упоминают
имена древних и новых авторов, художников и персонажей картин,
поэтических пьес и романов. Две больших сцены (д. III, сц. 2 и 3) целиком
посвящены дискуссии о маньеристском сонете - его долго, дотошно и
придирчиво разбирают слово за словом, с разных углов зрения, выявляя
важнейшие особенности присущего ему стиля - и это в тот момент, когда
напряженная интрига близится к кульминации. Короче, об эстетических вопросах
здесь спорят как о чем-то самом насущном. Книга оказывается сгустком
богатейшего жизненного и художественного опыта, и небесполезно, хотя бы
в главных чертах, представить тот путь, по которому Лопе шел к своему
шедевру.
8*

228
В, Силюнас
ПУТЬ К "ДОРОТЕЕ"
Лопе Феликс де Вега Карпио родился 25 ноября 1562 г. в Мадриде в день
святого Лопе, именем которого и был наречен отцом Феликсом де Вега Карпьо
и матерью Франсиской Фернандес Флорес. Оба они происходили из
поселка Валье де Карриедо близ Сантандера и, как и многие горцы с севера
Старой Кастилии, могли гордиться славными предками, однако дворянами не
были. В сочинениях Лопе мы найдем признание того, что он дитя
"скромных родителей" и появился на свет в "соломе бедного гнезда"1, но слова эти не
надо воспринимать буквально - поселившись в Мадриде, Феликс де Вега
занимался золотошвейным делом, писал стихи духовного содержания и обладал
достатком, позволившим дать детям хорошее воспитание. Среди четырех
его сыновей Лопе сызмальства отличался необыкновенными
способностями. Современные исследователи с осторожностью относятся к
утверждению первого биографа и восторженного почитателя Лопе Хуана Переса
де Монтальбана, написавшего в "Посмертной славе", что "в пять лет он читал
по-испански и на латыни, и такова была его склонность к поэзии, что пока сам
не научился писать, делился обедом со старшими, чтобы они записывали стихи,
им диктуемые"2. Но так или иначе его дарование стало проявляться еще в
детские годы, и, окончив иезуитскую коллегию св. Петра и Павла, он,
благодаря помощи авильского епископа дона Херонимо Манрике, рано
поступает в университет Алькала вблизи столицы. Есть основания считать, что
Фернандо в "Доротее" соообщает подлинные факты из жизни автора, когда
вспоминает в 1 сцене III действия: "Десяти лет меня послали в Алькала (...)
В этом возрасте я уже знал грамматику и не был невеждой в риторике.
Я обнаружил изрядный талант, живость и способность к любым наукам.
Но особенно отличался я в стихах - тетради с лекциями служили мне
черновиками моих мыслей, которые я часто излагал латинскими и испанскими
стихами. Я стал собирать книги по разным наукам и на разных языках; усвоив
начатки греческого и усердно позанимавшись латынью, я недурно изучил
тосканский и ознакомился с французским". Живой, восприимчивый юноша
горит не только жаждой знаний, но и жаждой приключений - летом 1583 г. он
участвует в морской экспедиции, закончившейся завоеванием Азорских
островов, а в сентябре того же года возвращается в Мадрид и встречается с
замужней красавицей Еленой Осорио, чей супруг отправился в далекую
Америку, - дочерью актера, режиссера и театрального антрепренера Херонимо
Веласкеса, выступавшей в его труппе, для которой молодой драматург начинает
отдавать свои пьесы. Любовь и разлука двадцатилетнего поэта с златокудрой
актрисой - прообразом Доротеи - станут первоосновой разбираемой нами
книги.
В течение четырех лет Елена платит взаимностью поэту, но осенью 1587 г.
наступает разрыв; Елена становится наложницей Франсиско Переннота де
1 Rennert НА., Castro A. Vida de Lope de Vega. Madrid, 1919. P. 2.
2 Lope de Vega. Obras escogidas. Madrid, 1953. Т. И. P. 1539.

Любовь, жизнь и искусство в романе Лопе
229
Гранвелы (или Гранбелы, - прототип дона Белы) - кардинальского племянника,
богача и аристократа. По Мадриду начинают распространяться стихи,
утверждающие, что молодая женщина пошла по рукам, чтобы содержать семью:
"Дама продается любому, кто ее покупает, отец ею торгует, мать созывает
покупателей..."3 Херонимо Веласкес обращается в суд, требуя наказать Лопе
за "обиды и клевету". 29 декабря 1587 г. Лопе берут под стражу во время
спектакля в коррале де ла Крус, конфискуют бумаги, бросают в тюрьму и
после допросов и показаний свидетелей 15 января 1588 г. приговаривают к
четырем годам ссылки за пределы столицы и к двум годам ссылки за пределы
Кастилии. Однако 5 февраля братья Веласкесы вместе с Еленой подают новую
жалобу, обвиняя Лопе в том, что он не только не перестал поносить их, но и
сочинил подложное письмо от имени Елены к самому себе с тем, чтобы
переправить его ,ее мужу и побудить последнего вернуться из Америки и учинить
расправу над неверной женой. Вынесенный 7 февраля приговор увеличивает
время ссылки, и Лопе в течение двадцати четырех часов должен отправиться в
изгнание.
Впереди его ждали годы опалы в Валенсии - приобщение к ярко зрелищной
культуре этого южного средиземноморского, утопающего в апельсиновых
рощах города будет способствовать становлению театральной манеры
создателя "Учителя танцев" и "Собаки на сене", - женитьба 10 мая 1588 г. на
Исабеле де Урбина против воли ее аристократических родителей, поход
Непобедимой Армады, из которого писатель вернется на одном из чудом
уцелевших кораблей.
Но как ни воспевает Лопе в стихах свою жену под именем Белисы, бурная
история с Еленой Осорио не идет у него из головы, и вновь просится на бумагу.
Не исключено, что сразу после разлуки с нею в том или ином виде возникает и
замысел "Доротеи" - напомним, что в предпосланном роману "Посвящении",
адресованном дону Гаспару Алонсо Пересу де Гусману, графу де Ньебла,
потомку Гусмана Доброго, герцога де Медина Сидония, командовавшего
Непобедимой Армадой, Лопе говорит: «Я написал "Доротею" в ранней юности, и,
когда сменил перо на шпагу под знаменем светлейшего герцога де Медина
Сидония, деда вашего сиятельства, рукопись в мое отсутствие затерялась, как то
нередко случается, затем я, однако, восстановил ее или же, вернее, пренебрег
ею (обычный удел переживший расцвет своей юности), убрав чрезмерную
пышность, с какой она была рождена моим юным пылом, ныне же,
посоветовавшись с любовью и долгом, возвращаю ее в блистательный дом
Гусманов, из-за которого некогда ее потерял...»
Долгое время существовало предположение, что опубликованный в 1632 г.
роман - это новая версия "Доротеи", написанной в конце 1587 или в начале
1588 г.4 Нам же представляется более убедительным мнение, что "Доротея" вне
всякого сомнения,- шедевр последних лет творчества великого писателя, для
3 Trueblood AS. Expierience and Artistic Expression in Lope de Vega. The Making of "La Dorotea",
Cambridge; Massachussets, 1974. P. 38-39.
4 Vossler K. Lope de Vega y su tiempo. Madrid, 1933. P. 204.

230
В. Силюнас
которого первый вариант, если он и существовал, не имел решающего
значения5.
Очевидно и другое - то, что отношения с Еленой Осорио уже с конца
80-х годов XVI в. стали находить отражение в произведениях Лопе, которые тем
самым могут в какой-то мере быть сочтены "пред-Доротеей". Прежде всего
это, ставшие сразу же необычайно популярными, распеваемые по всей Испании
романсы, в которых поэт и его возлюбленная выступают под масками героев
пасторали или мавританских легенд, Белардо и Филис или Сайде (реже -
Гасуля) и Сайды. В одном из романсов, видя, что Белардо, угасающий от любви
и ревности, диктует свою последнюю волю, жестокосердная Филис смягчается
и, обливаясь слезами, клянется вечно принадлежать ему; в другом, более
позднем, Белардо сознает, что, чем бережней лелеет воспоминания о
прошедшем, тем больше они его ранят, - в любом случае былое перенесено в
изысканно-поэтическую сферу. Лопе преображает случившееся согласно
господствующим художественным канонам: стремление превратить жизнь в
подобие искусства, придать ей подчеркнуто эстетическое обличье было в
высшей мере свойственно маньеризму. Действительность часто представала как
куртуазный маскарад, резко отличающийся от народно-площадного карнавала,
оказываясь не буйством естественных стихий, а явлением рафинированной
культуры, преклоняющейся перед собственными условными и утонченными
формами. Такой маскарад подчиняет естественное искусственному, его
участники обитают в мастерски сконструированном фантастическом мирке, подчиняясь
законам воображения, а не окружающей действительности. Желая обособиться
от нее, маньеристы подчеркивают, что в их произведениях все является не
первозданным, а сотворенным, они не подражают реальности, а преображают
ее, подвергают "эстетической вивисекции"6, чтобы скомпоновать более
манящим образом. В итоге «человеческий облик и существование приобретают
какой-то "агрегатный" составной характер»7. Мир изобретается заново -
художник ощущает себя демиургом, все переделывающим по своему
усмотрению, гордящимся изобретательностью и виртуозностью, исходя из
постулата, что "искусство - такая же реальность, как и действительность, а
может быть, и более настоящая..."8
Я отрицать не стану, дон Хуан, -
Внимательному глазу это ясно:
Все, чем лицо Эльвиры так прекрасно,
Исходит от белил и от румян.
5 Rennert НА., Castro A. Op. cit Р. 50; Morby E.S. Persistence and Change in the Formation of La Dorotea
//HispanicReview. 1956. Vol. 18. P. 108-125,195-217, etc.
6 Sypher W. Four stages of Renaissance style. N.Y., 1955. P. 112.
7 Баткин JIM. Фиренцуола и маньеризм. Кризис ренессансного идеала в трактате "Чельсо, или О
красотах женщин" // Сов. искусствознание. М., 1987. Вып. 22. С. 205,216.
8 Тананаева Л.И. Некоторые концепции маньеризма и изучение искусства Восточной Европы
конца XVI и XVII века // Там же. Вып. 22. С. 156.

Любовь, жизнь и искусство в романе Лопе
231
Но* согласитесь, что немногим дан
Столь дивный дар пленять нам сердце властно,
Ведь ей сопоставленье не опасно
И с красотой, которой чужд обман.
Моя ль вина, что этой лжи прелестной
Поддался я? Природа, как известно,
Нередко тоже применяет ложь:
То, что зовут лазурным небом люди, -
Ни небо, ни лазурь. Ах, в этом чуде
Ты и крупинки правды не найдешь!9 -
под этим сонетом Бартоломе Леонардо де Архенсолы, как и под утверждением
Томаса Брауна: "Ни Природа не является разновидностью искусства, ни
искусство - разновидностью натуры! Оба они слуги провидения... Природа создает
один мир, а Искусство - другой. Коротко говоря, все вещи искусственны, ибо
Природа - творение Искусства Бога"10, - могли бы подписаться многие
маньеристы.
Создается впечатление, что маньеризм набрасывает на природу роскошное,
сотканное из мерцающих яркими красками образов покрывало; искусство
оказывается зеркалом, отражающим самого себя, - нередко одно произведение
отсылает к другому, герои явственно перекликаются с художественными
прототипами; вместе с тем аллегории и эмблемы оказываются ключами тайн
особой вселенной, все глубже погружаясь в которую, забываешь то, что за ее
пределами, - маньеризму свойственна как игра с масками, за которыми
ничего не таится, так и самый пристальный интерес к потаенному смыслу, когда,
по справедливому замечанию Л. Тананаевой, каждый реальный
предмет оказывается "символом, вернее, иероглифом чего-то скрытого и
высшего"11.
Впрочем, подобная вселенная не родилась бы, если бы Ренессанс не
раскрепостил великую созидательную мощь человека, выступающего как творец
новых миров, - не удивительно, что маньеристские мотивы далеко не всегда
можно решительно отделить от ренессансных.
Показателен в этом смысле первый роман Лопе де Беги "Аркадия",
вышедший в 1598 г.,«пользовавшийся огромной популярностью (новые издания
появятся в 1599 и 1601 гг., целых три - в 1602, два - в 1605 г. и т.д.). Лопе
изображает блаженный край, простирающийся "меж сладостных вод Эриманта
и плодородного Ладона", где на "веселых лугах" ласкают взор "голубые ирисы,
и вечно зеленый мирт", где все дышит негой и овеяно сказкой и мифом: белый с
позолотой нарцисс является "благоухающим свидетелем судьбы
самовлюбленного юноши", роза ярко алеет потому, что родилась из крови Венеры, лилия
9 Испанская поэзия в русских переводах. М., 1984. С. 199. Пер. О. Румера.
10 Martin J.R. Baroque. N.Y.; L., 1977. P. 39.
11 ТананаеваЛ.И. Указ. соч. С. 141.

232
В. Силюнас
подобна белой груди нимфы Клориды12, везде царит полное согласие -
виноградная лоза любовно обвивает кустарник, а "деревья обнимаются друг с
другом". Природа сообщает свою гармонию13 всему: культура, казалось,
является ее порождением и следует ее законам: посредине зеленой долины
возвышаются чудесные храмы - Грамматики, Логики, Риторики, Арифметики,
Астрологии, Поэзии и Музыки, говорящей пастухам, что "все естественные
вещи связаны гармоническими узами"14, все сотворила "искусница природа,
захотевшая показать всему миру непревзойденность своей кисти и прекрасное
разнообразие своих красок"15.
Лопе превосходно формулирует один из главных законов ренессансной
эстетики, гласившей, как писал Джордано Бруно, что "естественная материя
производит все естественные вещи с гораздо большим совершенством, чем
искусственная искусственные, ибо искусство извлекает форму из материи"16.
Но в романе далеко не все согласуется с подобными декларациями; в его
художественной ткани бросаются в глаза причудливые маньеристские узоры.
Так, на свадьбе одного из пастухов, Салисио, на реке устраивается
блистательное куртуазное празднество, на котором жители утопических селений
выступают в фантастических обличьях: на первом корабле огненная вспышка
взрывает великолепный замок, открывая сидящих на веслах гребцов в львиных
шкурах и Меналку в костюме Геракла; второй корабль представляет собсй
гигантского дельфина, на спине которого Лериано играет на золотой виуэле, на
третьем появляются два дракона, охраняющих Золотое руно, и пастух,
изображающий Ясона; последующие корабли представляют Орфея в аду,
Анджелику и Медора в роще... Пастухи скорее не живут, а беспрерывно
играют, ощущая себя не столько среди дикой природы, сколько в дебрях
символов и вещих знаков культуры; так, в пятой части романа они бросают
кости на книге судеб, в которой то или иное количество выпавших очков
означает зависимость от тех или иных знаков зодиака и планет. Роман в целом -
зашифрованное повествование о любовных похождениях молодого дона
Антонио Альвареса де Толедо, герцога Альба, служа секретарем которого с
1591 по 1593 г. Лопе и написал "Аркадию". В имении герцога Альба де Тормес
поэт был устроителем придворных празднеств, на которых дамы и их
поклонники выступали в ролях пастухов и пастушек или мавров и мавританок.
Лопе не только принимает активное участие в маньеристской стилизации
жизни в аристократическом поместье, собственную жизнь он продолжает
превращать в литературную и театральную игру.
Однако в произведениях, по-прежнему воспевающих Елену Осорио,
явственно проявляются мощь и универсальность дарования Лопе,
предвосхищающие в нем будущего создателя "Доротеи", - его романсы
12 Lope de Vega. Obras escogidas. Т. II. P. 1057.
13 Ibid. P. 1182.
14 Ibid. P. 1181.
15 Ibid. P. 1077.
16 Checa F., Moran JM. El Barroco. Madrid, 1982. P. 76.

Любовь, жизнь и искусство в романе Лопе
233
бесспорно выходят за рамки пасторальных и мавританских травестий;
маньеристские мотивы нередко лишь оттеняют гармонию народно-поэтических
и ренессансных традиций, и устанавливается счастливое равновесие условной
манеры и предельной безусловности пленительных чувств. Порой же это
равновесие нарушается - переживания оказываются столь пламенными, что
грозят сжечь причудливые декорации, превращая игру в драматическую
подлинность. В одном из романсов Белардо, созерцая буколический пейзаж,
овеянный "кротким зефиром", заметив целующихся в ветвях тополя пару
голубей, внезапно хватает пращу и, бросив камень, развевает по ветру "ветви,
голубок и гнездо", кляня чужое любовное счастье... В романсе "Восходит звезда
Венера" рыцарь Гасуль отправляется на свадьбу отвергнувшей его Сайды и,
прибыв на торжество, вымещает свою обиду немыслимым для куртуазных
нравов образом:
Под натиском дрогнули стражи,
И всадник ворвался мрачный,
Ударил мечом наотмашь,
И мертвым пал новобрачный.
Он рубит направо, налево
В слепом опьянении ратном.
И вот, расчистив дорогу,
В Сидонию мчится обратно17.
Необузданное, доходящее до безумия чувство, пренебрегающее всеми
условностями любовной игры, становится темой целого ряда комедий Лопе,
написанных в конце 80-х и в 90-6 годы, таких, как "Истинно влюбленный",
"Валенсианские безумцы" и "Неистовый Белардо" (1587-1588) - последнюю
крупнейший испанский филолог прошлого столетия Марселино Менендес
Пелайо считал наброском "Доротеи"18 - ее герой, как и герой невероятно
популярной в Испании поэмы Ариосто "Неистовый Роланд" (в испанской
транскрипции - Роландо), сходит с ума, узнав о неверности возлюбленной...
Однако во второй половине 90-х годов тревожный дисбаланс между
идиллическим сценическим миром и мучительной подлинностью страстей
постепенно сходит на нет: мы больше, за редким исключением, не встречаем в комедиях
ни столь откровенной стилизации среды, ни столь взвинченных переживаний.
Действие комедий зрелого Лопе протекает уже, как правило, не в сказочных
рощах и дворцах, а в кажущейся совершенно правдоподобной обстановке; у
зрителя возникает впечатление, что он видит на подмостках современность,
пусть необычайно яркую и красочную.
Суть спектакля зрелого Лопе в том, что он воспринимается не как досужий
вымысел, а как идеальная реальность, именно совпадение желаемого и
действительного, способность показать, как мечта становится былью, делают
лучшие произведения драматурга столь неотразимо привлекательными.
17 Романсеро. М., 1970. С. 356-357. Пер. Н. Горской.
18 Msnendez Pelayo М. Observaciones preliminares (a "Belardo Furioso") // Obras de Lope de Vega. Madrid:
R.A.E., [S.a.] T. V. P. IXII-LXV.

234
В. Силюнас
Реальность на сцене оказывается идеальной прежде всего потому, что
верховным законом в ней является закон чести. Истинная честь для Лопе - не
сословная гордыня, а гуманистическая норма, подразумевающая как
высочайную ценность личного достоинства, так и ответственность личности
перед обществом, необходимость беречь и утверждать всеобщую гармонию.
Вместе с тем Лопе категорически не приемлет попытки втиснуть живую жизнь
в любое прокрустово ложе: честь в его зрелых комедиях непременно
сочетается с любовью, а любовь - с честью. Вольная органика любви
гуманизирует закон чести, закон чести не дает любовной стихии поступиться
благородством, но не сковывает ее радостной игры. Произведения, подобные
"Учителю танцев", наглядно показывают, что любовь не случайно столь часто
говорит языком музыки и танца и всегда - небудничным языком поэзии; она
приподнимает над прозой будней, превращает жизнь в праздник.
Спектакль Лопе - это рождение праздника; начиная с середины 90-х годов
большое значение обретает слуга-грасьосо - весельчак и наспешник,
воскрешающий народно-карнавальные мотивы, да и драматизм любовных
переживаний все откровеннее сплетается с задорным духом праздничной игры.
Заразительность и импровизационная свежесть стремительного и
захватывающего действия способствуют непосредственности отклика
собравшейся в публичном театре-коррале публики; зритель творит праздник
вместе с актерами - жизнь сливается с искусством, а искусство оборачивается
жизнью.
Так преодолевается маньеристская дисгармония и происходит как бы новое
возрождение Возрождения, показывающего полнокровное воплощение идеала.
Но удивительное празднично-карнавальное единство сцены и зала могло
длиться, пока сильна была вера в возможность преображения действительности
и появления чуда наяву. Ее ослабление означало, что сценический идеал
начинал восприниматься как иллюзия, что пленительные театральные чары
грозили предстать как мишура.
Обозначается резкий контраст между очарованием игры и чувством
разочарования, в высшей мере присущим нарождающейся культуре барокко
(desengaño - разочарование - одно из ключевых понятий в барочной Испании).
Чрезвычайная скептическая трезвость могла разрушить магию театра,
созданного Лопе, - такая трезвость меньше всего проявится в его комедиях и
куда явственнее - в поэзии. Горестная, предвосхищающая "Доротею", тема
разочарования занимает важное место в стихах, обращенных не к жаждущей
поддаться сценическому гипнозу толпе, а к отдельному читателю, созданных в
такие моменты, когда Лопе с наибольшей остротой ощущал собственное
одиночество. Сошлемся в этой связи хотя бы на некоторые факты биографии
художника, о которых еще не шла речь.
В 1593 г. - год смерти первой жены Лопе Исабелы - в его стихах, а затем и
в комедиях появляется новое имя - Селия или Камила Лусинда - псевдонимы
замужней красавицы Микаелы де Лухан, которая родит ему пятерых детей. Они
разойдутся лишь в 1608 г., и Лопе останется с законной женой Хуаной де
Гуардо, с которой обвенчался в 1598 г. Однако закрытие театров во время

Любовь, жизнь и искусство в романе Лот
235
длительного траура по королеве Маргарите в 1611 г., смерть любимого сына
Карлоса Феликса в 1612 г. и кончина жены в 1613 г. становятся цепочкой
печальных событий, подводя к кризису в судьбе поэта. В 1612 г. выходят в свет
его "Монологи", имеющие подзаголовок "Плач и слезы коленопреклоненного
поэта, перед Распятием просящего у Господа прощения за свои грехи"; в 1614 г.
он принимает духовный сан и публикует "Священные стихи".
В "Монологах" и "Священных стихах" Лопе - кумир шумных подмостков,
увлекавших чувственной и страстной полнотой бытия, - предстает как певец
предельно спиритуализированной красоты и любви к Спасителю, постигший
разочарование в хрупком земном счастье и устремленный к трансцендентному.
Постепенное, хотя и не окончательное, и не полное сближение Лопе с
барокко объяснялось, разумеется, не только сугубо личными, но и историческими
причинами. Из десятилетия в десятилетие в XVII в. в Испании все больше
обнажался кризис: обесцененные деньги, заброшенные земли, крестьяне, ищущие
спасения в городах, где из-за свертывания производства остаются не у дел, рост
преступности и безработицы, голод и нищета, эпидемии и восстания - все это
усиливало пессимистические настроения.
Мы не склонны объяснять все явления духовной жизни, исходя лишь из
исторического детерминизма, но так или иначе в Испании XVII в. время
начинает казаться враждебной силой; улетучивается радостное ренессансное
чувство тесной связи времени и вечности, как и чувство близости Аркадии -
неизменного, всегда цветущего земного рая. Время в барокко движется не
навстречу вечности, а навстречу смерти. Непреходяще лишь вневременное;
стремясь к нему, смертный человек осознает двойственность своего положения:
сопричастность нетленным ценностям постигается в духовных борениях,
протекающих во времени, - барочный психологизм по самой своей природе
драматичен.
Одна из излюбленных метафор барокко - образ розы, раскрывающейся во
всей красе и мгновенно осыпающейся; чем ярче цветение жизни, тем скорее она
отцветает. Барокко нередко, хоть далеко не всегда, тяготеет к пышным,
красочным формам, но в нем также сильно сознание несовершенства бытия,
изображаемого порой с мучительной откровенностью.
Откровенность, однако, подчас соседствует с загадочностью. Ренессансное
искусство воспринималось как предельно непосредственное и полное
самовыражение действительности, барокко сталкивается с реальностью как
самостоятельной или вовсе непроницаемой проблемой. Новая концепция природы
открывает в ней нечто враждебное человеку; мир предстает не только
манящим, но и отталкивающим, и не в разные моменты, а одновременно -
барокко сталкивает нас с озадачивающей сложностью бытия. Караваджо
рельефно высвечивает почти натуралистически точные и резкие свойства
неприкрашенной материально-телесной реальности и дает крупные,
тяготеющие к мифу обобщения. Веласкес в шутах раскрывает и их
трагическую человечность и ущербность, показывает как парадно-
репрезентативную торжественность, так и лишенные идеализации черты
царствующих особ и придворных. Жизнь и смерть, радость и печаль, вымысел и

236
В. Силюнас
действительность, величественное и низкое, огромное и малое, чувственное и
сверхчувственное сходятся вплотную - они несовместимы и крайне близки друг
другу, и пресловутая барочная светотень показывает, как малейшее колебание
освещения являет разные стороны изображаемого. Забегая вперед, скажем, что
в "Доротее" едва ли не на каждом шагу встречаются резкие диссонансы -
например, 7 сцена III действия сплошь построена на контрастах образов
благоуханных елисейских полей и грязных мадридских улиц, юности и старости,
огня и слез, души и тела. Но барокко тяготеет не только к антиномиям, но и к
соединению враждебных полюсов, к стыку разнообразных элементов, пытаясь
свести эту сложность к общему знаменателю, свидетельствующему о
плодотворности усилия преодолеть дисгармонию и хаос. Барокко - не только
разрушение принципов ренессансной гармонии, но и поиски нового синтеза,
учитывающего неизбежность различения конкретного и универсального,
частного и общего.
Искусство не вправе закрывать глаза на "низкие истины" и призвано
указывать на "высшую правду", ему надлежит истолковывать разрозненные
факты в свете целостного представления о мироздании. Этим объясняется
повышенная семиотичность образов, их нагруженность аллегорическим,
символическим или мифологическим значением19.
Барокко устремлено к постижению духовных ценностей, придающих смысл
столь проблематичной жизни. В способности вмещать дисгармоничные
противоположности, открывать самые неблагоприятные явления,
неразрешимые коллизии и вместе с тем хранить веру в достоинство и стойкость
человека и заключается в первую очередь трагический гуманизм барокко20.
Впрочем, XVII век в Испании в художественном отношении вовсе не
однороден. Поразительным разнообразием отличается и творчество Лопе де Вега.
Он пробовал себя во многих жанрах, как в театре, так и в поэзии, где наряду с
эпическими поэмами *'Красота Анджелики" (1602) и "Завоеванный
Иерусалим" (1609) мы находим бурлескную поэму "Котомахия" (1634);
обратившись к религиозно-патетической лирике, о которой речь шла выше, он
продолжает сочинять жизнерадостные комедии, а после устремленного к
19 У итальянца Эммануэле Тезауро (1591-1675) Бог - "искусный ритор, дирижер, художник", в
схожем облике выступает и природа, изображающая на щите небес символы и таинственные
знакл, - все это не что иное, как творческая способность, понятая как создание Божественной
Метафоры, всемирного символа, к которому устремлены и художники: они, по словам Тезауро,
"из несуществующего творят существующее, из невещественного- бытующее" (Голенищев-
Кутузов И.Н. Барокко и его теоретики // XVII век в мировом литературном развитии. М, 1969.
С. 142-143).
20 Впервые решительно подчеркнул его значение А.А. Смирнов, писавший, что "трагический
гуманизм" - это "осознание трагедии человека", "сознание всей тяжести борьбы, которую человек
ведет с обществом, - борьбы, не всегда сулящей успех и порою почти безнадежной, но все же
всегда и во всех случаях необходимой. А вместе с тем - это осознание того, что ренессансное
мировоззрение с его идиллическим оптимизмом и упрощенностью недостаточно вооружает для
такой борьбы, что для нее нужен более сложный арсенал идей, чем заготовленный
ренессансным гуманизмом". {Смирнов АЛ. Шекспир, Ренессанс и барокко // Смирнов АЛ. Из
истории западноевропейской литературы. М; Л., 1965. С. 195).

Любовь, жизнь и искусство в романе Лопе
237
возвышенному н священному "Духовного романсеро" (1619) за год до смерти
публикует в 1634 г. "Человеческие и божественные стихи лиценциата Томе де
Бургильсса", где под маской разбитного школяра тешится с охальной музой,
сменившей, по его словам, котурны на альпаргаты, или, как мы бы могли
сказать, на лапти, - порой возникает впечатление, что это стихи, написанные
насмешливым пикаро-плутом.
Лопе мог до неузнаваемости менять голоса - и это был не дар имитатора, а
способность достичь самого подлинного перевоплощения. И хотя "Доротея" и
примыкает в какой-то мере к образцам литературного автопортрета, среди
которых и "Исповедь" Августина Блаженного, и "Исповедь" Жана Жака
Руссо, - это отнюдь не монологический, а принципиально многоликий роман,
названный не именем дона Фернандо, являющегося до известной степени alter
ego автора, а именем его возлюбленной. Не случайно и то, что это книга,
созданная в старости писателем, вспоминающим свою юность; в ней
сталкиваются различные временные и художественные пласты - Ренессанс,
маньеризм и барокко - как сталкиваются различные совершенно
самостоятельные голоса и интонации, и это делает "Доротею" невероятно
объемным произведением.
"ДОРОЧГЕЯ"
Создатель "Доротеи", великий драматург и поэт, не был новичком и в
прозе; помимо всего прочего, им были написаны пасторальные романы
"Аркадия" (1598) и "Вифлеемские пастухи" (1612), а также
любовно-приключенческий роман "Странник в своем отечестве" (1604). Пасторальный,
любовно-приключенческий и плутовской жанры были чрезвычайно популярны - и
каждый подчинялся довольно жесткой системе условностей, изображая
реальность в строго определенном ракурсе: в высшей мере идеализированном
или откровенно натуралистическом. Такая односторонность не устраивала
Лопе, и он примкнул к традиции "Селестины" Фернандо де Рохаса.
Появившись на рубеже XV-XVI в. этот диалогический роман не только предвещал
многое в ренессансной литературе, но и хранил отмечаток средневековья.
Любовь, охватывающая Калисто и Мелибею, не только прельщала, но и страшила
как вызов традиционным устоям. Предстающие с такой непосредственностью
страсти обладали свежестью новизны; свободно отдающаяся своему чувству
личность выходила на арену испанской культуры и, словно этот выход оказался
преждевременным, провоцировала трагические коллизии и погибала. Можно
сказать, что "Селестина" - предисловие к истории ренессансной любви,
"Доротея" же - послесловие к ней. Сопоставление книг помогает понять, сколь
многое изменилось за полтора столетия в искусстве, хотя это не умаляет
значения "Селестины" для вызревания замысла "Доротеи". И дело не только
в восприимчивости Лопе к мощному воздействию Рохаса. Барокко - вообще
одна из самых открытых художественных систем. Оно "открыто сверху",
поскольку направляет взгляд на незыблемые идеалы, и "открыто снизу", так
как всматривается в необъятное и большей частью неприглядное житейское

238
В. Силюнас
море. Оно по-своему преломляет предшествующие художественные эпохи и
непосредственно откликается на повседневные события, - так, "Доротея''
прямо связана не только с "Селестиной", но, как мы уже подчеркивали, и с
фактами биографии Лопе де Вега.
"Документальная" достоверность здесь, однако, совсем другая, нежели в
плутовском романе. Писатель и отражает эпизоды собственной судьбы, и
поэтически преображает их. Мы видели, что прототипом Доротеи является
Елена Осорио - первая возлюбленная писателя, но героиня романа порой
напоминает позднюю его любовь - разносторонне образованную, утонченно-
артистичную, отличавшуюся не только редкой привлекательностью, но и
музыкальными и литературными дарованиями Марту де Неварес, воспетую им
под именем Амарилис и Марии-Леонарды. В 1616 г. пятидесятичетырехлетний
писатель встречает зеленоглазую двадцатишестилетнюю красавицу, выданную
вопреки ее воли замуж за купца, и становится неразлучен с ней, посвящая
Марте "Валенсианскую вдову" (1620) и другие комедии, а также новеллы и
многие поэтические произведения, но в начале 20-х годов Марта внезапно
слепнет, а затем сходит с ума и в 1632 г. умирает.
Работа над "Доротеей" шла во время болезни Марты и завершилась
вскоре после ее смерти - более половины стихотворений, включенных в роман,
связаны с Амарилис.
Лопе имел право писать в предисловии к книге, что "предметом его была
истинная история и(...) это помогло автору столь верно ее описать". Та же
мысль повторена в финале: "Поэт ни в чем не погрешил против истины,
история его правдива ".
Писатель и впрямь говорит о том, что было им самим пережито и
прочувствовано, однако эмоциональный опыт преломлен здесь сквозь
многогранную призму. Разговорность интонаций соседствует с условным
стилем, волнующая непосредственность с обильнейшей эрудицией, свежесть
чувств с многочисленными книжными реминисценциями, в интимное признание
вплетаются цитаты из разных авторов. При этом ссылки на Платона и
Вергилия, Аристотеля и Овидия, Гесиода и Цицерона, на философов и
историков, на античных и современных писателей, на Семирамиду и Энея, Иова
и Орфея, Леду и Пигмалиона и на тысячи других примеров резко
контрастируют с предметами и сценами, изображенными в подчеркнуто
приземленном виде. Иначе говоря, в романе возникают то картины, овеянные
дымкой легенды, то образы, отличающиеся документальной
неопровержимостью. Мы имеем дело с произведением барочного искусства, строящемся
на антитезе и стыке мифологического и обыденного, обобщенного и
конкретного.
И в самом деле, здесь заметна небывалая для "феникса гениев" степень
детализации и встречается то, что творчеству Лопе де Веги было ранее не
свойственно, - точные, подробные зарисовки быта. Никаких ремарок здесь нет,
но из речей персонажей мы узнаем, например, что они едят, когда у кого
падают фрукты, а когда - печенье, Херарда аппетитно описывает рецепт
изготовления ольи (д. V, сц. 1), выздоравливающей Доротее мать советует

РАБОЧИЙ КАБИНЕТ ЛОПЕ ДЕ ВЕГА
В ЕГО ДОМЕ-МУЗЕЕ В МАДРИДЕ

240
В. Силюнас
воздержаться от свинины и приналечь на цыпленка... В романе вдоволь
указаний на домашние хлопоты - героине надлежит заняться тканью для
обшивки стульев, Селии накрывать на стол и крахмалить, Фелипе - отвязывать
на ночь сторожевую собаку Ролдана, безмолвной служанке негритянке -
разносить напитки и возиться на кухне... Даются исчерпывающие сведения о
том, как устроено жилище Доротеи, сообщается даже, что гостиная ниже
уровня улицы и, переступив порог, надо сделать шаг вниз21... Вокруг дома
простирается не благоухающая Аркадия, а пыльный город с реальными
улицами22; здесь не пасут на цветущих лугах белоснежных игрушечных овечек,
а трудятся по хозяйству, продают вещи, чтобы свести концы с концами,
заботятся о пище, откладывают сбережения на черный день.
Подмостки, на которых разыгрывались комедии Лопе де Вега, были в
буквальном и фигуральном смысле приподняты над бытом; пустое
пространство, не знающее, в сущности, мебели и декорации, оказывалось воистину
свободным пространством, вольным простором для осуществления смелых
помыслов. Герои "Доротеи" такого простора лишены, они вынуждены
действовать, обремененные житейскими заботами. "Довлеет дневи злоба его" - это
библейское изречение применимо к роману.
Так проявляется своеобразный "караваджизм" - небывало резкая и
выпуклая трактовка среды; - то, что "выносилось за скобки" в ренессансную
пору, оказывается теперь в фокусе внимания. Анализ барочного мира является
одновременно социальным и житейским: дом выступает как клеточка общества -
человек может ею сколь угодно тяготиться, но он ей принадлежит и заключен в
интерьер, как в застенок.
Среду обитания в "Доротее" мы видим глазами персонажей и потому
знаем, что сами они ее постоянно замечают, на нее оглядываются. Из их
прямых высказываний видно также, насколько они должны с ней
сообразовываться. Характер этих высказываний свидетельствует также о том, что
герои выступают в весьма прозаическом контексте. Начало "Доротеи" -
беседа Херарды с Теодорой, условно говоря, не пейзаж и не портрет, а жанровая
картинка - здесь преобладают интонации, грозящие обернуться
откровенно вульгарными ("...так уж заведено в этом мире, что себе года убавляют,
а другим прибавляют(...) Но у меня, благодарение Богу, еще все зубы
целехоньки и, не считая трех, все на месте" - "Хороша была б кума, кабы не было
бельма\").
Заметим попутно, что так же точно определено и время действия романа, протекающее
примерно между январем 1587 и январем 1588 г. (в ту пору наступил, как мы уже знаем, и конец
связи Лопе и Елены Осорио), в 3 сцене V действия мы узнаем, что вчера в Мадрид приехали
новобрачные граф и графиня де Мельгар - их свадьба состоялась в Вике 31 декабря 1587 г., а в
январе 1588 г. они прибыли в столицу {TruebloodAS. Op. cit. P. 225).
Подобные зарисовки повседневности, меткие наблюдения быта встречались ранее не столько в
художественных произведениях, сколько в письмах Лопе; например: " Мадрид такой же, как
Ваша светлость его оставила: Прадо, кареты, женщины, жара, пыль(...) много фруктов, мало
денег'' (из письма Лопе герцогу де Cecee от 26-30 августа 1611 г. - Lope de Vega. Cartas, Madrid,
1985. P. 94)

Любовь, жизнь и искусство в романе Лот
241
Именно на этом фоне и появятся герои - женщина, всем жертвующая ради
любви, и писатель, поэтизирующий любовь и любящий поэзию.
Молодые герои сперва этому фону чужеродны, живут реальности вопреки.
В этом, однако, не только их обаяние, но и уязвимость. Херарде чрезвычайно
быстро удается убедить Теодору, что следует разлучить Доротею с Фернандо;
сводня ссылается на то, что красоте не устоять перед атаками времени
(''...красота - это веселая весна от пятнадцати до двадцати пяти, приятное
лето - от двадцати пяти до тридцати пяти, и засушливое - от тридцати пяти до
сорока пяти"), - что если Доротея не найдет вскоре богатого покровителя, то
ее с матерью ждет безрадостное будущее: "Ведь не секрет, что когда вынешь
цветы из вазы, вода дурно пахнет..." Херерда опирается на правду, \отя это
низменная правда, уповает на типически-верное; и это показывает, сколь
радикально изменилось представление о типическом: в возрожденческом
искусстве типическим являлось прекрасное, теперь же типическим становится
неприглядное... Херарда убеждена, что самое лучшее для привлекательной
женщины - повыгоднее продать себя и подтверждает справедливость своей
философии на бесчисленных примерах. За ней - общество, руководствующееся
меркантильными расчетами, которым Ренессанс не желал придавать решающее
значение. Теперь эти расчеты обрели такую власть, что приходится, пожалуй,
удивляться не тому, что Фернандо и Доротея так поспешно пасуют перед ними,
а тому, что они им не подчинялись целых пять лет, заполненных поэзией и
любовью. Счастье молодых возлюбленных сокрушено, как карточный домик,
потому, что им противостоит не только Херарда (в отличие от Селестины
Рохаса, сводня у Лопе вовсе не выглядит зловещей и инфернальной), но и само
Время - тема беспощадного времени проходит через книгу, начиная с 1 сцены
I действия ("Разве красота - это столп в храме или горная крепость, чтобы
устоять перед атаками времени, против коих все смертное беззащитно?") и
кончая последними сценами ("...если уж говорить начистоту - что есть жизнь
наша, как не краткий путь к смерти?", д. V, сц. 10).
Словом, герои, которые сперва казались полным исключением из правил
трезво-практической жизни, должны так или иначе им подчиняться. Едва
идиллия, которая зиждилась на самоотверженности Доротеи, продававшей
последнее, лишь бы юный сочинитель не знал забот, грозит рухнуть, как
Фернандо бросает возлюбленную на произвол судьбы и, так как собственных
средств у него нет, выманивает деньги у неравнодушной к нему Марфисы.
Когда же Марфиса раскрывает обман, Фернандо начинает брать подачки у
Доротеи - ему перепадает от щедрот, которыми дон Бела осыпает свою
наложницу...
И все же подобное изложение фабулы может ввести в заблуждение, внушая
мысль, что в "Доротее", подобно "Гусману де Альфараче" Матео Алемана,
изображены сплошные надувательства и каждый персонаж руководствуется
лишь низменной корыстью. Хотя "пикарескные" манеры и впрямь'характерны
для Херарды, в основном герои "Доротеи" отличаются отменной эрудицией и
интеллигентностью. Они замечательно говорят, хотя далеко не всегда
замечательно себя ведут - порой образуется зазор между неприглядными делами и

242
В. Силюнас
красивыми словами, можно заподозрить, что слова скорее скрывают, нежели
раскрывают персонажей, что они притворяются, не желая глядеть правде в
глаза.
Едва Доротея успевает скрыться за дверью, как Фернандо, упрекавший ее
за то, что она ломала комедию, изображая невыносимое горе, тут же
приказывает прислуживающему ему Хулио: "Закрой все окна, пусть свет погаснет
для моих глаз, раз навеки уходит та, что была светом моей души" (д. I, сц. 5).
Откровенную театральность высказываемого Фернандо отчаяния подчеркивает
следующая регглика: "Убери эту шпагу, наш союз был создан дьяволом,
привычка - адом, любовь - безумием, и все они убеждают меня заколоться".
Герой жаждет разыграть сцену смертельной боли, убийственного страдания и
предусмотрительно заботится о том, чтобы поблизости не было оружия,
упивается своей игрой и поглядывает на нее со стороны, следит, чтобы она не
имела для него дурных последствий и не перешла границ условности. Он
торжественно, риторически звонко, будто находясь на подмостках, клянется, что не
может жить без Доротеи и тут же велит собирать вещи, чтобы уехать от нее
подальше - в Севилью.
В романе есть эпизоды, игру явно компрометирующие. Так, уже в начале
I действия Херарда выступает как добрая подруга, пекущаяся о чести
Доротеи, - оказывается, что это лишь маска хитрой сводни. Фернандо сочиняем
целое представление перед Марфисой, выступая как доблестный рыцарь,
убивший своего соперника на дуэли, и, хотя представление это насквозь лживо,
Марфиса захвачена им настолько, что, сама того не подозревая, превращается в
актрису, - в итоге "рыцарь" обирает доверившуюся ему девушку.
Не удивительно, что отдающее театральностью красноречие героев
"Доротеи" стало вызывать настороженное отношение. Так, немецкий испанист
Карл Фосслер в опубликованной в 1931 г. книге "Лопе де Вега и его время",
указав, что "вся риторическая изобретательность главных героев, весь комизм
реплик слуг имеет своим источником лихорадочное увлечение литературой"23,
делает вывод об отсутствии естественности в произведении Л one, в котором все
изображается в свете рампы. Мы видим здесь людей не в подлинном виде, но
покрытыми театральным гримом - "на каждом шагу встречаем лицедейство
сердца, фальшивый румянец и притворную бледность, свойственную
отчужденному человеку, утратившему свою сущность"...24 (С гистрионами сравнит
героев "Доротеи" и Ален Трублад, отмечающий, что Фернандо "постоянно
позирует и видит себя перед воображаемой аудиторией, никогда не сливаясь
полностью с ролью, на которую претендует", "оставаясь не тронутым теми
страстями, которые изображает"25.)
Речи Доротеи строятся по всем правилам риторики, включая
амплификации, антитезы, анафоры, эпифоры и перифразы26; так, жалуясь
23 Vastfter/¡:.Op.cit.P.207.
24 Ibid. Р. 210,205.
25 TruebloodAS. Op. cit. P. 449.
26 Ibid. P. 420,453.

Любовь, жизнь и искусство в романе Лопе
243
Фернандо на мать, вырвавшую у нее прядь волос, героиня не называет Теодору
по имени, предпочитая ораторские и сценические обороты речи: "Эта тиранка,
эта тигрица, родившая меня, - если возможно, чтобы меня родило существо,
которое не поклоняется тебе; этот египетский крокодил, что убивает и плачет;
эта змея, подражающая голосу пастухов, дабы выкликать их по именам, а затем
пожирать живьем; эта лицемерка, которая не расстается с четками, но легко
расстается с честью. Сегодня она меня выбранила, оскорбила (...) О Боже! О
смерть!" (д. I, сц. 5).
Думается, однако, что маститые исследователи поторопились с
обвинениями прежде, чем выяснить причины и резоны подобной театральности.
Примем во внимание, что поведение, которое совсем недавно было само собой
разумеющимся и естественным, начинает выглядеть условным и манерным,
если перестает соответствовать резко изменившимся представлениям о
реальности. Так происходит и при переходе от Ренессанса к барокко.
Подражание прекрасным канонам не рассматривалось как нечто искусственное,
пока сохранялась вера в возможность полнокровного воплощения мечты; когда
же такое воплощение сочли невозможным, следование идеальным,
зафиксированным в культуре образцам стало восприниматься как
"имитаторство" и заемная форма.
Порой кажется, что герои "Доротеи" пытаются играть по ренессансным
правилам в барочную пору, - впрочем, точнее было бы говорить не столько об
игре, сколько о приверженности возвышенному стилю жизни.
Поясним, что мы имеем в виду. Желая выманить деньги, Фернандо
живописует перед Марфисой сцену дуэли, которой не было, но которую он мог
увидеть в одной из постановок Лопе. Однако в 9 сцене Ш действия, увидев дона
Белу у дверей Доротеи, Фернандо бестрепетно берется за оружие и ранит
соперника - т.е. поступает именно так, как поступают герои комедий "плаща и
шпаги". Лопе и в "Доротее" меньше, чем это казалось Фосслеру, отчуждается
от своих персонажей - именно потому, что не хочет отречься от собственных
ренессансных мечтаний. Для Фосслера погоня за мечтой - все одно, что
подключение к хороводу, влекущему к смерти, в присутствии которой "маски
шатаются, трескаются и падают..."27; смерть и реальность разрушают все чары
поэтического сна28.
Фернандо Монтесинос и Эдвин Морби также считают, что, в отличие от
комедий Лопе, в которых чудесный сон оказывается действительностью,
реальность в "Доротее" предстает без всяких иллюзий и мечты лопаются, как
непомерно раздувшиеся мыльные пузыри...29
На наш взгляд, однако, Лопе не считает зряшными и нелепыми попытки
утвердить что-то безусловно позитивное - то, что в "Доротее" можно принять
за игру и притворство, нередко является именно такой попыткой. Подобно
тому, как Дон Кихот исполнял законы чести, мужества и благородства, следуя
27 Vossler К. Op.cit Р. 205.
28 Ibid. Р. 210.
29 Morby Е. Introducción ,7 Lope de Vega. La Dorotea. Berkeley; Los Angeles. 1958. P. 32.

244
В. Силюнас
рыцарским романам, герои "Доротеи" стремятся следовать заповедям
гуманистической культуры, ее моделям, и это выгодно отличает их от пикаро,
усвоивших единственную максиму: "с волками жить - ло-волчьи выть...,,
Примечательный разговор происходит в 5 сцене I действия:
«Фернандо. Когда Природа, стремясь к совершенству, не сумела
выполнить свой замысел и создать мужчину - ибо ей не хватило материала, - она все
же не всех женщин сотворила слабыми, есть среди них немало исключений.
Хулио. Дон Фернандо прав: известно, что Артемисия прославилась
памятью, Кармента - ученостью, Пенелопа - постоянством, Леона -
скрытностью, Порция - углями, Дебора - правлением, Неера - преданностью,
Лаодамия - любовью, Клелия - отвагой, а Семирамида - оружием, ибо с одним
лишь гребнем в волосах сумела одержать победу, не хуже, чем Александр в
крепком забрале».
Классические образы, с которыми сравнивают Доротею, вовсе не
безразличны для ее судьбы. Комментируя эпизод, в котором Доротея, "воображая
себя второй Дидоной, подобно Дидоне, решает покончить собой, обращая
против себя за отсутствием меча отточенные, как лезвия, грани алмаза", Э. Морби
замечает, что ученая женщина ведет себя согласно определенным архетипам -
"если бы она не умела читать, то, наверно, не стала бы глотать алмаз, ибо не
смогла бы следовать определенной модели, и дон Фернандо, при всей его
жестокости и неблагодарности, не был бы все же самым жестоким мужчиной
всех времен. Но раз он неблагодарен, как Эней, в ответ надо поступать так, как
поступила Дидона"30.
Однако выступая под маской древней героини, Доротея вовсе не отрекается
от себя: ее игра - не лицемерие, а способ сохранить свое лицо.
Герои Л one принадлежат не только природе, но и культуре, не только
материи, но и духу; именно эта радикальная и перманентная двойственность
порождает надежду на бессмертие. И на слова Селии, что дон Фернандо оставил
ей только "стихи, пометки в книгах и новые слова, изобретенные теми, кто не
желает говорить как все", Доротея с гордостью отвечает: "Какое богатство
сравнится для женщины со славой в веках! Красота исчезает, и никто, глядя на
тебя в старости, уже не поверит, что ты была прекрасна. А стихи, воспевающие
нашу красотуг - это вечные свидетели, и с ними живет наше имя. Диана,
описанная Монтемайором, была родом из селения (...) близ Леона; перо
писателя увековечило и Эслу, тамошнюю речку, и эту даму. Так же и Филида у
Монтальво, Галатея у Сервантеса, Камила у Гарсиласо, Виоланта у Камоэнса
(...) Любовь - это жемчужина не для глупцов; она требует тонкого ума,
презирает корысть и ходит нагая, она создана не для низких душ. Петрарка
любил и прославил свою прекрасную Лауру после ее смерти" (д. П, сц. 2).
Взаимоотношения слов и поступков - один из лейтмотивов книги: так, к
примеру, Хулио замечает в 5 сцене I действия: "Ведь сказал Клавдиан, что, хотя
сочинения его развратны, живет он честно..." Слова и дела в романе могут
расходиться, но и сходиться тоже, и подчас необычайно тесно! То, что речи в
зо ibid. Р. 29.

Любовь, жизнь и искусство в романе Лопе
245
"Доротее" столь насыщены ссылками на литературу и искусство, - отнюдь не
пустая риторика: персонажи так или иначе сообразовывают свое поведение с
образами сознания. Сознание здесь - не только отражающая поверхность, но и
магическое зеркало, которому подражают: веками немеркнущие в этом зеркале
литературные, легендарные и мифологические образы, о которых герои
* 'Доротеи'' постоянно говорят, как о близких, хорошо знакомых людях, не
отделены от них непреходимой чертой, как, в сущности, неразделимы здесь жизнь
и искусство, мифологизация и трезвая оценка. Барочное разочарование спорит
с чарами поэзии; писатель подчеркивает в предисловии, что "Доротея" - это
поэзия в прозе: проза и поэзия враждуют друг с другом и друг в друга
проникают.
Многочисленные художественные примеры и поучительные высказывания
писателей, поэтов, ораторов, мудрецов щедро и, на первый взгляд, хаотически
рассыпанные по всей книге, образуют стройную и всеобъемлющую систему
выработанных веками истин, дающих подлинное представление о любви
(говоря об ее бессмертии Лактанций сравнивал ее с Фениксом; д. III, сц. 7), о
твердости воли ("Как прав был Сенека, сказав, что пока дух в
нерешительности, изменчивость царит в нем и противоречивые мысли гонят
его в разные стороны*' (д. I, сц. 5), о духовной красоте (д. II, сц. 5), о
справедливости (боги, говорится в 7 сцене III действия, велят поступать по
чести); Сократ учит презирать власть золотого тельца (д. I, сц. 4), Муций
Сцевола и Сципион Африканский учат быть стойким (д. IV, сц. 1) и т.п... Так
обретаются критерии добра и зла, крайне необходимые в "смутное время".
Герои не щеголяют своей эрудицией, а встают над житейской суетой и
нравственной сумятицей.
Средние века ощущали резкий контраст между небесными установлениями
и греховной жизнью. Ренессанс мифологизировал земное бытие, барокко же
убедилось в том, что оно в большой мере подчинено кажущемуся подчас
дьявольским моральному и социальному злу. Для того, чтобы найти выход из
мучительных противоречий, необходимо было видеть ясные ориентиры.
Главной доминантой культуры становилась доминанта духовно-нравственных
ценностей, утверждаемых вопреки пренебрегающему ими обществу. Духовная
сфера обретает огромное значение для Лопе. Внутренний,
противопоставляемый внешнему, мир играет в "Доротее" чрезвычайно важную роль, не
бросающуюся, однако, в глаза, затушеванную тем, что перед нами - роман
диалогический: герои его, разговаривая друг с другом, казалось бы
высказывают все без утайки. На деле же это не так - обратим внимание на такой
любопытнейший прием, как непрямое общение. Оно весьма интенсивно; в
начале книги, мысленно разговаривая с отсутствующим Фернандо, Доротея
уверяет: "Твою приятность, живость, непринужденность, любезность, нежные речи
из уст твоих (...) не заменят мне никакие Индии, никакое золото и
бриллианты" (д. 1, сц. 3), однако стоит влюбленным встретиться, как между ними
вспыхивает ссора. Фернандо оскорбляет молодую женщину и только после ее
ухода начинает вспоминать ее "красоту, остроумие, живость, изящество,
веселье" (д. 1, сц. 5). Самые вдохновенные стихотворения Фернандо, обращенные

246
В. Силюнас
к Доротее, и самые нежные письма Доротеи к нему - те, которые они не
посылают адресату. Они звучат в романе как реплики в разговоре с самим собой - в
нем каждый оказывается наиболее сердечным именно потому, что имеет дело с
идеальным партнером, каждый встречается с мечтой и в сфере воображения
проявляет свои лучшие свойства.
Столкновение идеала и реальности сплошь да рядом проявляется в
"Доротее" как конфликт воображения и яви. Обыденность подчинена
низменному; для того, чтобы обрести прекрасное, необходимо не механически
копировать сущее, а преображать его. Так делается решительный акцент на
творческом начале, подчеркивается его практическая значимость: с точки зрения
барокко самое лучшее было бы, если б не искусство подражало жизни, а жизнь
искусству31.
В "Доротее" особую роль играют портреты героев, создания Фели-
пе Лианьо. Чудесное изображение Фернандо, по словам Доротеи, - это
"зеркало души, оно показывает все, что есть в ней" (д. II, сц. 2). Портреты во
всех смыслах под стать друг другу, но оригиналы начинают все сильнее
отличаться от своих подобий и, наконец, Доротея рвет изображение Фернандо - не
потому, что оно не похоже на него, а потому, что он стал на него не похож. В то
время, как современных исследователей смущает излишняя театральность
действующих лиц "Доротеи", Лопе печалило обратное - то, что они не
соответствуют замечательным образцам, иначе говоря, безупречным канонам.
Жизнь все дальше расходится с духовными чаяниями - в отличие от Филипе
Лианьо, Лопе рисует в романе не героев без изъяна, а людей, подверженных
слабостям и внешним воздействиям, - характерность начинает восприниматься
как причудливая смесь привлекательного и отталкивающего, хорошего и
дурного, как конгломерат противоречивых качеств, а то и как отклонение от
нормы, как "прозаическая обыденность, неполнота развития", доходящая
порой "до степени откровенной ущербности"32.
Острая выразительность персонажей "Доротеи" часто является
результатом взаимодействия с миром, оставившим на них неизгладимые следы -
своего рода зазубрины, отметины и изломы, но они не утрачивают тяготеющую к
классичности ренессансную правильность черт, хотя тут и ощутима угроза
страшных потерь, вплоть до полной деформации человеческого облика, - не
зря "плутовской роман" любил сравнивать представителей социальных слоев с
видами животных, обнаруживая в том или ином персонаже волка, лису, зайца и
т.п. Ближе всего к плутовской стихии в "Доротее" Херарда. Она неповторимо
31 Счастливое совпадение естественного и искусственного в пасторальном романе отметила
С. Еремина: «Появления пастухов перед читателями очень напоминает театральные "выходы",
а все действие романа разыгрывается на строго ограниченном, отдельном от остального
мира пространстве (...) на своего рода "сцене", где природа создает соответствующий
содержанию действия декорум...» {Еремина С. О "Галатее" Мигеля де Сервантеса //
Сервантес Мигель де. Галатея. М., 1973. С. 8.).
32 Свидерская М.И. Становление нового художественного видения в итальянской живописи на
рубеже XVI-XVII веков и творчество Караваджо // XVII век в мировом литературном развитии.
С. 404^105.

Любовь, жизнь и искусство в романе Лопе
247
конкретна отчасти потому, что в ней много отрицательного; но в старой сводне
есть не только алчность, но и неистребимое жизнелюбие и веселое лукавство...
Она вовсе не выродок: среда наложила свой отпечаток не только на нее, но и на
каждого, не исключая Доротею. Доротея, становящаяся содержанкой дона
Белы, как всякая женщина, радуется дорогим подаркам, хотя и чувствует, что
они - приманка в расставленных для нее сетях. Готовая решительно покончить
с собой и идущая на компромисс, отважная и робкая, проницательная и
доверчивая, небескорыстная и самоотверженная, она предстает перед нами как
влекущее своей неисчерпаемостью явление живой жизни, как пленительная
амальгама, в которой перемешано многое, слишком многое...
В ренессансном искусстве герой - сын своих дел; в "плутовском романе''
XVII в. - "изделие" среды. Лопе учитывает в "Доротее" ее влияние, но не
абсолютизирует его. Персонажи романа лишены жесткой определенности, они
психологически текучи и переменчивы, но часто находятся во власти
обстоятельств и не могут стряхнуть их иго. В начале книги Доротее не хватает
сил сокрушить натиск матери и она бросается за помощью к Фернандо, но у
последнего куда меньше готовности сражаться с фортуной чем у растерянной
женщины.
Правда, сам он объясняет разрыв тем, что в разлуке Доротея казалась
желанней, нежели при встрече. Перед нами весьма типичный для постре-
нессансной психологии казус, встречающийся во многих пьесах Тирсо де
Молина: воображение оказывается дороже яви. Главная причина подобного
парадокса здесь в том, что Фернандо - поэт, живущий прежде всего в мире
образов, порождаемых собственной фантазией; лишь их он, в сущности, и видит
постоянно перед своим умственным взором. Творчество оказывается у этого
творца единственной жизненной любовью. Он переживает свою жизнь как
поэму, и, подчеркнем вновь, не искусство рассматривает сквозь призму
действительности, а действительность - сквозь призму искусства. Она его
привлекает не сама по себе, а лишь в художественном преломлении.
Во время первой из описанных в книге встреч с Доротеей Фернандо
восклицает: "О мраморная Лукреция! Скульптура Микеланджело! (...) О
Андромеда славного Тициана!", уподобляя ее не столько древним героиням,
сколько произведениям, популярным тогда в кругах мадридской интеллигенции.
Стоит, однако, Доротее сообщить, что мать их разлучает, как она начинает
представляться ему совсем в другом, житейски трезвом свете, и слезы юной
женщины, только что названные "жемчужной росой на лилии", становятся
водой, высыхающей "быстрее весеннего ливня..." (д. I, сц. 5).
Лопе подчеркивает существенность метаморфозы, происходящей в
восприятии героя, дублируя ее. В 8 сцене IV действия Фернандо говорит друзьям,
что остыл к Доротее, ибо его "глаза увидели совсем другое", нежели грезилось
ему в Севилье. "Она нападала с ревностью, я отвечал без любви; она была
смущена, я был отомщен, особенно когда увидел слезинки, - какие там перлы! -
просившие милосердия у ресниц, чтобы те не дали им скатиться на щеки - уже
не жасмин и не гвоздики!" (д. V, сц. 3). Он отступает, видя не призрак мечты и
не сказочное создание - перлы на щеках! - а подлинную Доротею из плоти и

248
В. Силюнас
крови, буквально обращается в бегство при столкновении с невыдуманным
положением вещей. Не вправе ли мы заподозрить, что именно склонность к
сочинительству, увлечения иллюзиями делает его пассивным?
Не забудем, что он расстается с возлюбленной прежде всего потому, что сама
она соглашается подчиниться воле обстоятельств, - первый раз, когда, дрогнув
перед наступлением матери и сводни, готова отречься от Фернандо, и второй
раз, когда, вновь обретя его, не находит сил отказаться от покровителя,
заставляя героя делить ее привязанность с доном Белой. Не получается ли, что
творческая натура Фернандо, которую мы только что были склонны счесть
виновницей его слабости перед немилосердной действительностью, помогает
ему избежать ее позорного плена?
И то и другое в какой-то мере верно, и все же в контексте книги в целом,
пожалуй, важнее второе - способность творчества возвыситься над
реальностью, в которой обнаруживается столько безобразного и стыдного,
обманчивого и дурного.
Творчество, как освободительная сила, становится одной из главных тем в
*'Доротее". В романе творческим даром наделен не только Фернандо, но и
Доротея, и Хулио, и дон Бела. Даже ремеслом сводни Херарда занимается
небесталанно, и, обольщая Доротею, вовлекает Амура в свою игру. Герои
декламируют или поют стихотворения друг другу, превращая поэзию в лучшую
форму общения. Лишь при поверхностном чтении может возникнуть
впечатление, что это - вставные эпизоды, не влияющие на развитие фабулы. Но ведь
книга целиком состоит из стихотворений, монологов и диалогов героев - можно
сказать, что она сотворена ими самими; причастность героев творчеству
показывает, что они не полностью принадлежат прозаической среде, не
безоговорочно подчинены ее интересам.
В ''Доротее'' складывается типичный для "плутовского романа''
треугольник: немолодой богач, красавица, живущая у него на содержании,
и ее юный друг, пользующийся деньгами богача. Однако не только
Фернандо терпеть не может этого - дон Бела и Доротея также отказываются
от двусмысленных ролей. Доротея решается принимать дона Белу лишь после
того, как убедилась, что он наделен хорошим вкусом, чуток к музыке и
поэзии. Сперва, правда, в доне Беле проглядывают замашки купца, готового
заплатить за удовольствие и спешащего прибрать поскорее товар к рукам, -
он объявляет, что "платоническая любовь - это химера, оскорбляющая
природу'' (д. II, сц. 5) и что тот, кто "не может насладиться красотой, всегда на
нее в досаде" (д. III, сц. 2). Но вскоре он отрекается от притязаний хозяина и
владельца, называя Доротею "госпожой", д себя - ее "вассалом" (д. III, сц. 5);
"если любишь только душою, то это любовь более истинная" (д. V, сц. 1), -
говорит он теперь и готов бескорыстно служить Доротее, ничего не
требуя взамен. В начале V действия дон Бела утверждает, что красота
помогает преодолеть '^материю" и "желание", побороть все низменное и
корыстное, ссылаясь на взгляды отвергавшихся им ранее Платона и
неоплатоников, согласно которым вселенная построена Творцом согласно законам
красоты.

Любовь, жизнь и искусство в романе Лопе
249
Творческий дар проявляется у дона Белы все сильнее. Приближаясь к
жилищу своей возлюбленной, он начинает чувствовать весеннее благоухание:
"... будто теперь апрель и мы идем по одной из улиц славной Валенсии". "В
твоем воображении носится аромат Доротеи, и он тем сильней, чем ближе ты к
ее дому; у влюбленных все пять чувств - в воображении" - отвечает ему
Лауренсио, считающий чепухой подобные фантазии (д. Ш, сц. 5) - диалог явно
напоминает беседу Рыцаря Печального Образа и его оруженосца: на вопрос,
каким ароматом веяло от Дульсинеи, Санчо отвечает, что от нее отдавало
потом. Дон Кихот же заключает, что ему это показалось потому, что он не
слышал ничего, кроме собственного запаха...
Меняется также и дон Фернандо, в 3 сцене V действия он рассказывает
своему другу Сесару о постыдных эпизодах своей жизни, предшествовавших
разрыву с Доротеей: о том, как, дабы не вызвать подозрений дона Белы, он
являлся к ее дому переодетым нищим и служанки выносили ему записки и
подаяние - так ему достались золотая цепь и часть эскудо, коими богач осыпал
свою содержанку, а однажды Фернандо был задержан стражей как бродяга и
еле спасся от тюрьмы, бросившись наутек. Но, комментируя случившееся,
друзья рассуждают о могуществе любви: "Любовь - это неизменная связь и
единство мира, неколебимая опора его частей и прочный фундамент всей
махины вселенской". Любовь - великая созидательница, изобретательница
музыки, "ибо гармония — это созвучие, а созвучие есть согласие звуков низких и
высоких, и согласие это создается любовью". Подобные мысли не снимают
конфликт между основополагающим смыслом бытия и практикой
существования, но дают возможность рассматривать его в контексте
гармонизирующих законов. Фернандо видит, к чему привела его страсть к Доротее
("...'честь моя задумалась над низостью моих помыслов, над нем, что я
встречаюсь с Доротеей и люблю ее, подобно тем подлецам, которые, дабы
иметь от женщины прибыль, терпят присутствие другого мужчины...") и
освобождается от нее, преклоняясь вместе с тем перед совершенством любви. Он
расстается с прежней возлюбленной, но не с любовью, обретя ее вновь в
Марфисе.
Фернандо не зря читал Платона и итальянского неоплатоника Фичино и
поминает их не всуе - они помогли ему сойти со скользкой дорожки, удержаться
от дальнейшего падения. Сознание героев не в малой мере определяет их
бытие, потому роман столь часто и обращен к тайнам сознания. Лопе-драматург
выводил на подмостки людей, имеющих счастливую возможность сполна
проявить и реализовать себя в действии, творя в радостной игре лучшую форму
жизни. В "Доротее" подобная игра оборачивается иллюзией, и Фернандо с
Доротеей, увлекавшиеся звонкими словами и эффектными жестами, все чаще
стремятся к безыскусной простоте и к замкнутости. Осознав неизбежную
принадлежность человека к обществу, искусство ХУЛ в. видит, как рвутся в нем
духовные связи, как затруднено, а то и попросту невозможно истинное общение
между людьми.
Вопреки односторонним концепциям, замечающим в XVII в. сплошную
оргию театральности, необходимо констатировать, что культура той поры

250
В. Силюнас
может быть не только подчеркнуто публичной, но и предельно интимной,
обращенной к глубинным психологическим движениям, к тайникам внутренней
жизни.
Один из лейтмотивов романа Лопе - образ героини, одетой в скромное
платье с голубыми наплечниками, напоминающее монашеское одеяние. В конце
романа Доротея твердо решит уйти в монастырь, а в начале как эпиграф к нему
звучат стихи романса:
Одиночеством к людям гонимый,
Прихожу к одиночеству снова.
Тема уединения, ухода из "великого театра мира" оказывается одной из
главных; указывая на причины, побуждающие к этому, Лопе разворачивает в
романе впечатляющую панораму жизни, в которой царят неправедная власть и
спесь глупцов, притворство, фаворитизм и подкуп. Мир охвачен столь сильным
кризисом, что, кажется, вот-вот рассыпется, как треснувший сосуд. Развитие
романа подтверждает справедливость горьких истин: золото разрушает союз
Фернандо и Доротеи; злоба и коварство губят дона Белу, Сесар предсказывает
гибель Марфисы...
Финал создаваемой писателем на склоне лет книги открывает перед всеми
трагическую перспективу, напоминает о том, что никто не вечен. Но образ
любви навсегда хранится в стихах Фернандо, так же как "Доротея" в целом
будет хранить образы влюбленных. Лопе изображает эпоху, когда
действительность часто оказывается враждебной идеалам, творчество же хранит
верность им и, не закрывая глаза на темные стороны бытия, оберегает его свет.

ПРИМЕЧАНИЯ
Перевод "Доротеи" выполнен по изданию: Lope de Vega. La Dorotea / Edición, pról. y notas
de Edwin S. Morby. Berkley; Los Angeles. Univ. of California press, 1958 .
ПОСВЯЩЕНИЕ
1 Фрей - происходившие от одного латинского слова frater (брат), испанские frey и fray имели
различные значения. "Фрай" обозначало монаха, "фрей" - члена какого-либо светского,
духовного или военного сообщества или ордена. Так, Лопе был членом Мальтийского ордена иоан-
нитов.
2 Катон - имеется в виду Марк Порций Катон Старший (234-149 до н.э.), римский
государственный деятель, оратор и писатель, известный строгостью нравов, непримиримостью ко
всякого рода новшествам и требованием возврата к простоте "исконно римского" образа жизни;
был ярым противником театра. Напротив, философ, оратор и писатель Марк Туллий Цицерон
(106-43 до н.э.) увлекался театром.
СВЕТЛЕЙШЕМУ И СИЯТЕЛЬНЕЙШЕМУ СЕНЬОРУ...
1 ... когда сменил перо на шпагу под знаменами... деда вашего сиятельства... - Лопе де Вега здесь
упоминает о своем участии в походе Непобедимой Армады на борту галеона "Сан Хуан" в
1588 г., когда верховным главнокомандующим испанского флота был назначен дон Алонсо
Перес де Гусман Добрый, седьмой герцог Медина Сидония.
2 ... геральдических горностаев... предстанет... на гербе змеею... - На фамильном гербе дома
Гусманов были изображены восемь змей и восемь горностаев.
ТЕАТРУ —ДОН ФРАНСИСКО ЛОПЕС ДЕ АГИЛАР
1 Лопес де Агилар, Франсиско (до 1583-1655) - мадридский гуманист, друг Лопе и его союзник в
литературной борьбе. Автором пролога, как доказал М. Менендес Пелайо, был сам Лопе,
нередко использовавший имя Лопеса де Агилар в качестве псевдонима. Обращение "Театру"
здесь равнозначно "Пу0лике".
2... некоторые её самоё называли гармонией... - О душе как о гармонии писали Платон в диалоге
"Федон" и Аристотель в трактате "О душе".
3 Поэт, однако, пользуясь пристойными сравнениями, может также изложить свой сюжет и не
в стихах... - Полемика относительно достоинств прозы сравнительно с поэзией была во
времена Лопе весьма"актуальной. Возможность создания истинно "поэтических", т.е.
высокохудожественных произведений в прозе, а не только в стихах, защищали, наряду с Лопе,
также Сервантес и другие писатели.
4 ...дабы "Доротея" не была лишена разнообразия... - Разнообразие - существенная категория в
поэтике Лопе, подразумевавшая смешение трагичного с забавным ("...смесь возвышенного и
смешного / толпу своим разнообразьем тешит". - "Новое искусство сочинять комедии в наше
время", пер. О. Румера)
Переводчики выражают благодарность академику Н.И. Балашову за ценные замечания.
Переводы стихов, выполненные А. Богдановским, указаны в тексте.

252
Примечания
5 Плавт, Тит Макций (ок. 254-184 до н.э.), Теренций Афр, Публий (ок. 190-159 до н.э.) - римские
комедиографы. В комедиях "Купец" Плавта и "Евнух" Теренция главные героини - продажные
женщины.
6 ... по мнению Бернарда... - речь идет о церковном деятеле и религиозном писателе Бернарде
Клервоском (1091-1153) и его "Проповеди девятой на Песнь песней".
7 ... докучными правилами единств. - О несоответствии классицистского принципа трех единств в
драме требованиям "правдоподобия" Лопе писал также в "Новом искусстве..." и в ряде других
произведений.
8 Тогда было в моде одно, теперь другое... - Гораций. Наука поэзии, 60-62.
9 ... до заговора Катилины... - Каталина, Луций Сергий (108-62 до н.э.), римский политггееский
деятель, руководитель антиправительственного заговора (63 г. до н.э.).
10 Аристофан (ок. 446 - 385 до н. э.) - древнегреческий комедиограф.
11 ... кастильская "Селестина" и португальская "Эуфрозина". - Роман в диалогах, или роман-
драма 'Трагикомедия о Калисто и Мелибее" (1499-1502) Фернандо де Рохаса (ок. 1476-1541),
более известный под названием "Селестина", по имени одного из центральных персонажей,
старухи-сводни, породил целый ряд подражаний, нередко объединяемых в особый жанр
"селестинески", и во многом явился образцом для "Доротеи" Лопе. Одним из наиболее
известных образцов селестинески была "Эуфросина" (порт. "Эуфрозина", 1555) португальского
писателя Жорже Феррейра де Вашконселуш (15157-1585?).
12 ... глупцов, распространяющих сатиры о его жизни... - По мнению испанского литературоведа
X. Энтрамбасагуаса, вся фраза представляет собой реплику в яростной полемике вокруг
памфлета "Губка" ("Spongia") (1617), написанного на латыни литератором Педро де Торресом
Рамила (1583-1657) при участии К. Суареса де Фигероа и Х.П. Мартира Рисо. Текст памфлета,
чувствительно задевшего Лопе (губка применялась для стирания неудачного текста), не
сохранился. По преданию, весь тираж был скуплен и уничтожен Лопе и его друзьями.
13 Святой Августин - Августин Аврелий, епископ Гиппонский (354-430), церковный деятель и
писатель, один из "отцов церкви" в католицизме. Источник высказывания,.приводимого Лопе,
обнаружить не удалось.
14 За этим текстом следует рисунок, который был помещен в первом издании "Доротеи" и выполнен,
вероятно, самим Лопе в модном тогда жанре "эмблемы", состояьшей из аллегорического рисунка,
девиза и подписи, обычно стихотворной. "Девиз" - Odore enecat suo переводится "Запахом убивает
своим". Эта эмблема фигурировала уже в распространенном в 1618 г. Лопе и его
единомышленниками "Опровержении Губки" (см. прим. 11). Возможно, она была сочинена самим
Лопе. В основе - старинное поверье, что жук-навозник гибнет от запаха розы. В данном случае
жук-навозник, скорее всего, символизирует Торреса Рамила, а роза - самого Лопе.
ДЕЙСТВИЕ' ПЕРВОЕ
1 И Эней покинул царицу Дидону... - Эней и Дидона - персонажи поэмы "Энеида' римского поэта
Публия Вергилия Марона (70-19 до н.э.). Эпизод отъезда Энея описан в пеаш II, ст. 406-425.
2 ... и король Родриго взял Каву насильно. - По преданию, последний вестготский король Родриго
обесчестил Каву, дочь наместника Сеуты графа Хулиана, во время ее, пребывания при
королевском дворе в Толедо. Разгневанный Хулиан вступил в сговор с маврами и содействовал
быстрому завоеванию Иберийского полуострова. Легенда о Родриго и красавице Каве получила
в литературе очень широкое распространение, начиная от народных испанских романсов. Сам
Лопе де Вега использовал этот сюжет в трагедии "Последний гот".
3 Вы точь-в-точь негритенок из "Ласарилъо с Тормеса"... - Тут упоминается эпизод из "Рассказа
первого" анонимного испанского плутовского романа "Ласарильо с Тормеса" (1554).
4 ... в тканях и позументах из Милана... - Миланские ткани и золотое шитье считались в Испании
в эпоху Лопе самыми лучшими.
5 Диего де Мендоса - Диего Уртадо де Мендоса (1503-1575), выдающийся испанский политический
деятель, историк и поэт. Филис - адресат ряда его стихотворений.
6 Индианец... - Так в Испании называли людей, побывавших за океаном, так как первоначально
считалось, что X. Колумб открыл морской путь в Индию.

Примечания
253
7 Эскудо - старинная золотая или серебряная монета.
8 ... лондонскими гобеленами... - По-видимому, описка Лопе, по смыслу здесь должны были быть
упомянуты фламандские гобелены.
9 Аточа - мадридская церковь Богоматери Аточской, где хранится образ Девы Марии, по
преданию привезенный в древние времена из Антиохии и наделенный чудотворной силой.
10 ... или воспоют в романсах - в христианских под именем Лмарилис, а в мавританских назовут
Харифой и любовника - Сулейманом. - Своеобразный испанский жанр романсов, лирико-
эпических песен с устойчивой поэтической формой - обычно восьмисложные стихи с
ассонансом в четных строках - стал особенно популярен начиная с XV в. Наряду с романсами
"пограничными" (на тему многовековой борьбы христиан с маврами), "историческими",
"новеллистическими", романсы "мавританские" воспевали любовь.
1 * Цирцея (Кирка) - в греческой мифологии волшебница с острова Эя, обращавшая посещавших ее
остров мореплавателей в свиней. В переносном смысле - коварная обольстительница.
12 Неронша - от имени Нерона (37-68), римского императора с 54 г., чье имя стало символом
жесткого и нечестивого властителя. В Испании был широко известен народный романс о
Нероне, поджегшем Рим и хладнокровно взиравшем на гибель города.
13 ... говорит Философ... - "Философом" Лопе именует Аристотеля (384-322 до н.э.) и
пересказывает здесь его "Проблемы" (XXX, XIV, 956Ь-957а). В дальнейшем "Философ" с заглавной буквы
также обозначает Аристотеля.
14 ... со мной в темнице живет Иосиф\ - Согласно библейской легенде (Книга Бытия, гл. 40-41),
Иосиф, будучи заточен в темницу, правильно истолковал сны двух вельмож, впавших в
немилость у египетского фараона, а затем и сон .самого фараона.
15 Первым толкователем снов был Амфитрион; об этом говорит Плиний... -
Энциклопедический труд римского писателя и ученого Плиния Старшего (23 или 24-79) "Естественная
история" был источником всевозможных сведений, и Лопе на него часто ссылался. В данном
случае у Плиния (Естественная история, VII, LVII) назван как толкователь снов некий
Амфиктион.
16... и он же утверждает... - Там же, XXVIII, XIX.
17 Корнелию Руфу приснилось... - Там же, VII, П.
18 Ильескас - городок в окрестностях Толедо, чья часовня Богоматери Милосердия была местом
паломничества.
19 Прадо (исп. prado, луг) - излюбленное место прогулок мадридцев в XVII в.
20 Артемидор Дальдианский (кон. II в. до н.э.) - греческий писатель и путешественник, автор
трактата "Об истолковании снов".
21 Овидий сказал, что золото причинило больше зла, чем железо. - Фернандо здесь ссылается на
мифологический эпос "Метаморфозы" (I, 141) римского поэта Публия Овидия Назона (43 до
н.э. - ок. 18 н.э.), также одну из "настольных книг" того времени.
22 ... не считая Креза, которого за жадность угостили расплавленным золотом! - Крез (595-
546 до н.э.) - последний царь Лидии (государства на западе Малой Азии), назван здесь ошибочно;
упомянутый эпизод относится к Марку Лицинию Крассу (ок. 115-53 до н.э.), римскому
полководцу, нажившемуся на казнях и конфискациях. В 53 г. он был убит парфянами, которые,
по преданию, принесли его голову своему царю Ороду, и тот велел налить в рот отрубленной
головы расплавленное золото.
23 Кошениль - общее название нескольких видов насекомых, из которых добывали кармин, ценную
красную краску. Кашка из кошенили применялась как лекарство от чумы, а также от печали и
меланхолии. От болей в сердце рекомендовалось носить на груди шелк, выкрашенный кармином.
24 ...по рецепту Леона Суабио... - Имеется в виду трактат "Компендий философии и медицины...
Теофраста Парацельса, составленный Лео Швабом". Париж, 1566. Лео Шваб - псевдоним
французского литератора и переводчика Жака Гоори (ум. 1576). Теофраст Парацельс
(настоящее имя Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, 1493-1541), врач и
естествоиспытатель, подвергший критическому пересмотру идеи древней медицины.
25 Пошлая и старая шутка, да простит мне Диоген\ - Греческий писатель Диоген Лаэртский
(кон. II - нач. III в.) в кн. VI своего сочинения "Жизнь, учение и мнения знаменитых философов"
приводит шутку киника Диогена из Синопа (414-323 до н.э.), будто золото стало желтым от
страха, что многие его домогаются.

254
Примечания
26 Золотое ложе... не сделает глупца мудрецом. - Это высказывание Сократа приводит греческий
писатель Огобей (IV или V в.) в составленном им сборнике фрагментов из греческих авторов
"Цветник", или "Проповеди", 29. Похожие слова есть у Луция Аннея Сенеки ("Нравственные
письма к Луцилию", XVII, 12).
27 Ирида - греческая богиня радуги, крылатая вестница богов.
28 Лукреция - знатная римлянка, покончившая с собой после того, как ее обесчестил Секст, сын
царя Тарквиния Гордого; ее имя служило символом непорочности. Далее Лопе де Вега, по-
видимому, допустил неточность: у Микеланджело нет статуи Лукреции. Впрочем, Э.С. Морби
полагает, что ошибки нет, так как реплика Фернандо состоит из Двух самостоятельных
назывных предложений (О мраморная Лукреция\ Скульптуры Микеланджело\).
29 О Андромеда славного Тициана\ - Андромеда - жена греческого героя Персея, спасенная им от
морского чудовища. Картина "Персей и Андромеда" итальянского художника Тициана Вечеллио
(1477-1576) находилась в собрании испанского короля Филиппа 11(1527-1598).
30 Ведь самая стойкая женщина - всего лишь... вместилище слез. - Мысль Аристотеля,
высказанная им, в частности, в "Происхождении животных", II, III, 737а.
31 Артемисия... Семирамида... - Артемисия - жена Мавсола, царя Карий (ум. в 353 г. до н.э.).
После его смерти безутешная вдова выпила его прах и воздвигла ему памятник (мавзолей),
считавшийся одним из семи чудес света. Кармента - богиня-прорицательница; ей
приписывалось создание латинского алфавита. Пенелопа - жена Одиссея, сохранившая верность
мужу на протяжении его многолетнего отсутствия, несмотря на настойчивые домогательства
многочисленных женихов. Леона, или Леена (ум. в 494 до н.э.) - греческая куртизанка. Ее
возлюбленный участвовал в убийстве тирана Рипарха. Во время следствия она под пыткой
отказалась назвать имена заговорщиков; боясь проявить слабость, откусила себе язык.
Порция - знатная римлянка, дочь Катона Утического и жена Марка Юния Брута (85-42 до н.э.).
Узнав о гибели мужа, покончила с собой, проглотив горящие угли. Дебора - библейская
пророчица и слагательница гимнов, одна из "судей израилевых". Неера - одна из двух
прислужниц Клеопатры, покончившая с собой вслед за самоубийством любимой госпожи.
Лаодамия - жена Протесилая, греческого царя, погибшего в ходе Троянской войны; последовала
за своим супругом в царство теней. Клелия - римлянка, взятая в плен этрусским царем
Порсеной, отважно вернула себе свободу, вместе с другими пленницами переправившись ночью
через Тибр. Семирамида - легендарная ассирийская царица, которой приписывали
победоносные военные походы до самой Индии.
32 ... сетью любви называл ты их в своих стихах... - Уподобление женских волос сетям любви
неоднократно встречается как в поэзии Лопе, так и вообще в испанской любовной лирике
XVI-XVII вв.
33 Алъкала - В г. Алькала-де-Энарес находился один из наиболее известных испанских
университетов. В конце 1570-х годов там учился Лопе де Вега.
34 Никандр Колофонский (II в. до н.э.) - греческий поэт, автор двух дидактических поэм о
средствах от укусов ядовитых животных и от отравленной пищи.
35 Ведь любовь... заражает кровь, поселяясь в самой чистой ее части. - Концепция любви,
восходящая к «Комментарию на "Пир" Платона» (1469) итальянского гуманиста Марсилио
Фичино (1433-1499).
36 ...если кровь эту выпустить, то и любовь выйдет вместе с нею. - Согласно медицинским
представлениям времен Лопе, кровопускание надлежало производить как можно ближе к
больному месту.
37 Триверий - Иеремия Дривер (1504-1554), фламандский врач, автор трактата "Краткий метод
всеобщей медицины".
38 ... это ясно и без диагнозов "Носомантики" Моуфета. - Трактат "Гиппократова носомантика"
был опубликован английский врачом и естествоиспытателем Томасом Моуфетом (ум. 1600) во
Франкфурте в 1588 г.
39 Фелипе де Лианьо (1575-1625) - испанский художник, приобретший известность своими
миниатюрами.
40 ... напомни мне возражение Аристотеля в споре о категориях с Платоном, полагавшим, что
они создаются разумом.- Здесь и далее Лопе близко следует изложению взглядов Аристотеля в
"Диалогах о любви" (опубл. в 1535 г.) испано-итальянского философа-неоплатоника Леона

Примечания
255
Эбрео (наст, имя Иуда Абарбанель, ок. 1461-1521). В отличие от Платона, у которого
фигурируют четыре категории (наиболее общие и вместе с тем простейшие формы
действительности - тождество, отличие, постоянство, изменчивость), Аристотель, основатель
учения о категориях, насчитывал их десять и видел в них не только высшие виды понятий, но
также высшие формы бытия.
41 Лаура Террачина (1519-1577) и Вигптория Колонна, маркиза де Пескара (1490-1547) -
итальянские поэтессы.
42 Как прав был Сенека, сказав, что пока дух в нерешительности... противоречивые мысли
гонят его в разные стороны\ - Сенека, Письма к Луцилию, XX.
43 ... чопорных Катонах... - См. прим. 2 к Посвящению.
44 Ведь сказал Клавдиан, что, хотя сочинения его развратны, живет он честно. -
Клавдию Клавдиану (кон. IV в.), придворному поэту римского императора Гонория, здесь
приписаны слова римского поэта-сатирика Марка Аврелия Марциала (ок. 40 - ок. 104) (Эпиграммы,
1,4,8).
45 ... как сказал Дамон у Вергилия. -Вергилий. Буколики, Эклога VIII, 41.
46 Как сказал один поэт... - Финал сонета LXXXIII из собрания "Человеческие стихотворения
лиценциата Томе де Бургильоса" Лопе де Вега (опубл. в 1634 г.).
47 Волосы слегка вьются, как обычно у смуглых... Будь она мужчиной, была бы дерзка и
труслива. - Вьющиеся волосы считались признаком людей малодушных.
48 ... плавная с легким пришепетываньем речь... - Такое произношение считалось во времена Лопе
привлекательным.
49 Хетафе - город поблизости от Мадрида по дороге в Севилью.
50 Хиральда - символ Севильи, башня, построенная арабами в XII в., впоследствии ставшая
колокольней севильского собора.
51 ... из Гарровильяса свинину. - Во времена Лопе славилась свинина из Гарровильяса (или Альгар-
ровильяса) в окрестностях г. Касереса.
52 ... знатоки греческого и невежды в латинском. - Характерный для Лопе выпад против писа-
телей-гонгористов с их культом учености и древних языков; Лопе и его окружение нередко
обвиняли своих противников в том, что те лишь выдают себя за знатоков греческого языка.
53 Висенте Эспинель (1550-1624) - испанский писатель и музыкант, считается создателем особой
формы десятистишия, получившей в его честь название "эспинель".
54 Чакона - испанский танец, получивший распространение в XVII-XVIII вв.
З5 Алеманда, хибао - танцы, бывшие в моде в XVI в.
56 ... наука, море, государевы палаты. - Обычно встречается поговорка "церковь, море, государевы
палаты". То были три вида деятельности, приличествовавшие испанскому дворянину: духовные
должности, служба во флоте или при дворе.
57 Рыцарь Пламенного Меча - герой рыцарского романа "Девятая книга Амадиса Гальского, или
хроника весьма отважного и могучего государя и рыцаря Пламенного Меча Амадиса
Греческого" (первое издание: Бургос, 1535 г., автор неизвестен).
58 Сам дон Диего Ордоньес не угрожал так осажденной СамореХ - Намек на популярный народный
романс об осаде крепости Саморы, отданной королем Фердинандом I Кастильским (ум. 1065) его
дочери Урраке. Брат Урраки Санчо II (король Кастилии в 1065-1072 гг.), пытаясь отнять
крепость, осадил ее, но был предательски убит, после чего его приверженец Диего Ордоньес
обратился с вызовом на бой ко всем обитателям Саморы.
59 Сапфически-адонические стихи. - В этом стихотворении Лопе сделал попытку воспроизвести на
испанском языке размер, широко использовавшийся Горацием: строфа состоит из трех
сапфических стихов и одного адонического.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
1 ... их край был родиной гнуснейшего негодяя. - Существовало народное поверье, будто Иуда
Искариот был родом из Калабрии.
2 ... на манер блудного сына! - Согласно евангельской притче (Лука, XI, 11-32), младший
непутевый сын некоего зажиточного человека растратил свою долю наследства в пирах и

256
Примечания
развлечениях, обнищал, пас свиней, но потом раскаялся и в лохмотьях вернулся в отчий дом, где
был любовно принят отцом.
3 ... шоколад, который готовят в Санмартине и Коке. - Т. е. вино. В старину славилось белое
вино из Санмартина-де-Вальдиглесиас и красное вино из Коки.
4 Вина "Кока" и "Мона'\ вроде Мансанарес и Мембрилья, хорошо звучат в паре. - Г. Мембрилья
расположен на реке Мансанарес.
5 ... золоченый кувшин с Купидоном, стреляющим в морского бога. - Этот орнаментальный
мотив восходит к "Метаморфозам" Овидия (V, 365-384).
6 ... она помешана на острых словечках... - В данном случае "острые словечки" не имеют
отношения к юмору или комическому. В оригинале использовано слово concepto, т.е. Доротея
является поклонницей "темного" стиля писателей-культистов и консептистов, выразившегося в
широком использовании ученой лексики и латинизмов, а также усложненной семантики речи-
(замысловатая ассоциативность, парадокс, иносказание). В подобном смысле остроумие
толковал крупнейший теоретик испанского барокко Бальтасар Грасиан (1601-1658) в трактате
"Остроумие, или Искусство изощренного ума" (1642).
7 ... полустишие одного латинского поэта. -Вергилий. Эклога X, 69.
8 Гипербола - преувеличение; энергия (от греч. enargeia) - яркое, наглядное описание.
Стилистические фигуры, усиливающие выразительность речи, были популярны у писателей
барокко.
9 ... бананы и авокадо. - Эти тропические плоды, описанные путешественниками, были только
понаслышке известны широким слоям населения метрополии.
10 Дублон - золотая монета достоинством в два и в четыре эскудо.
1J Поглядел бы ты на эту ножку - в ней и трех дюймов не будет... - Женская ножка считалась
уже маленькой, если в ней было не более пяти дюймов.
12 Гвадалахарские ворота - ворота в центре Мадрида, сгоревшие в начале 1580-х годов во время
одного из празднеств по случаю присоединения Португалии к испанской короне. У Гвадалаха-
рских ворот находились самые богатые мадридские лавки.
13 Если женщина состоит из трех хорнад... - Хорнада - название действия в испанской драме
XVI-XVII вв.; наибольшее распространение получила драма из трех хорнад.
14 Фелипе деЛианьо - см. прим. 39 к д. I.
15 Луис де Камоэнс (1524-1580) - великий португальский поэт; приведены строки из сонета XV
сборника "Рифмы" (1595) ("Воспоминанья горькие, вы снова...", пер. В. Левика).
16 А тамошняя река? - Севилья расположена на р. Гвадалкивир.
17 Она и впадает в Гвадалете, реку из романса о звезде Венере. - Речь идет о романсе Лопе
"Восходит звезда Венера", где есть строки: "Туда, где в Испанское море / Текут. Гвадалете воды"
(пер. Н. Горской). Доротея ошибалась, Гвадалкивир впадает не в Гвадалете, небольшую реку в
Андалусии, а в Кадисский залив Атлантического океана.
18 Мансанарес - река, на берегах которой раположен Мадрид.
19 Гвадаррама - река в центре Испании и горный массив, Гвадалкивир - река на юге, Гвадалахара -
город и провинция в центре Испании.
20 ... в Триану и Ремедио\ - Триана во времена Лопе предместье (ныне район) Севильи. Ремедио -
монашеская обитель, расположенная в Триане, основанная в XVI в. и посвященная Пресвятой
Деве.
21 ... эти знаменитые стихи... - В поэме "Лавр Аполлона" (1630), где перечислены более трехсот
испанских и иноземных поэтов, Лопе де Вега приписал эти стихи А. де Эрсилья-и-Суньига
(1533-1594); похожие строки также имеются в эпической поэме Эрсильи "Араукана" (II, 22-24).
22 Диана... Леонор у Корте Реаля... - Диана - героиня одноименного пасторального романа
(1558-1559) Хорхе де Монтемайора (ок. 1520-1561); Филида - героиня пасторального романа
"Пастух Фил иды" (1582) Луиса Гальвеса де Монтальво (15467-1591?); Галатея - героиня
одноименного пасторального романа (1585) Мигеля де Сервантеса (1547-1616); Камила -
персонаж II эклоги испанского поэта Гарсиласо де ла Вега (1503-1536); Виоланта - адресат
одного сонета Камоэнса; Сильвия - возлюбленная и адресат лирики португальского поэта Диего
Бернардеса (или Бернальдеса, 15307-1605?); Филис - адресат лирики испанского поэта
Франсиско де Фигероа (1540-1620), под чьим именем он, вероягно, воспел свою жену Марию де
Варгас; Леонор - протагонистка исторической поэмы португальца Херонимо де Корте Реаль

Примечания
257
(1530-1590) "Кораблекрушение и горестное повествование о гибели Мануэла де Соуза де
Сепульведа и Лианор де Са, его супруги и их детей, на обратном пути из Индии..." (1594).
23 Бетис - латинское название Гвадалкивира.
24 ... один осел зимой эту лужу напускает, а другой летом выпивает. - Здесь перефразированы
строки из сонета Гонгоры "О Мансанарес! В шутках непременно..." ("Вчера ослу поилкой было
русло. / Сегодня - стоком для его мочи" пер. П. Грушко). Раньше в летнее время Мансанарес
почти полностью пересыхала, что служило постоянной темой для насмешек писателей
XVI-XVII вв.
25... ночь на святого Иоанна... - Рождество Иоанна Крестителя, или Иванов День, отмечается
24 июня. Этот праздник повсюду теснейшим образом связан со старинными языческими
традициями и обрядами.
26 Золотая башня - башня в Севилье, построенная арабами в 1220 г. Получила свое название
благодаря облицовке изразцами, отливающими золотом.
27 Долина Иосафата - согласно Библии, место, где будет проходить Страшный суд.
28 Линъян де Риаса - Педро Линьян де Риаса (ок. 1558-1607), испанский поэт и драматург, близкий
друг Лопе.
29 Но еще злее отозвался о ней другой поэт... - Эти строки идентифицировать не удалось.
30 Эстрадо - деревянный помост, покрытый коврами и подушками, устраивавшийся на женской
половине дома и служивший в качестве мягкой мебели.
31 Погодите, не пейте, как бы не повредило без еды. - Считалось, что пить одну воду, не
закусывая, опасно для здоровья,
32 "Багатели" - исп. bagatela от итал. bagatela, безделица, пустяк, мелочь.
33 Фелипе - Фелипе де Лианьо (см. прим. 39 к д. I).
34 ... Юлия с головой римского оратора. - По-видимому, Доротея сравнивает себя с Фульвией,
властной и честолюбивой женой римского полководца Марка Антония (83-30 гг. до н.э.). Как
повествует римский историк Дион Кассий (ок. 155 - ок. 235), она в ярости терзала голову
мертвого Цицерона, политического противника Марка Антония. Этот* эпизод приводит также
Жан Тиксье (лат. Иоанн Текстор, ум. 1524), французский писатель, составитель популярных в
свое время сборников извлечений из античных авторов, в том числе "Мастерская" и "Рог
изобилия". Экземпляр издания обоих сборников в одной книге (Венеция, 1617) имелся в
библиотеке Лопе.
35 Я в Толедо аббаты не редкость, а Саламанке они по бланке. - Бланка - старинная самая мелкая
медная монета. Поговорка основана на том, что в Саламанке, городе, славившемся своим
университетом и богословским факультетом, не было недостатка в духовных лицах.
36 "Уже любви я не подвластен" - романс испанского поэта Франсиско Лопеса де Сарате
(1580-1658).
37 Веста - в Древнем Риме богиня священного очага городской общины, курии, дома. Жрицы
Весты - весталки - обязаны были в течение тридцати лет сохранять девственность.
38 "Как хочу я стать монахом, матушка, хочу монахом стать" - строки из романса Лопе "После
печального происшествия"; включены также в его драму "Адонис и Венера".
39 Квартильо - мера жидких или сыпучих тел, ок. 0,5 л.
40 ... у Клеопатры не было, той самой, что толкла жемчуг, чтобы угостить Марка Антония. -
Плиний Старший ("Естественная история", IX, XXXV) рассказывает, что Клеопатра на пиру
растворила жемчужину в уксусе и предложила этот напиток своему возлюбленному, римскому
полководцу Марку Антонию (83-30 до н.э.).
41 Гарровильяс - см. прим. 51 к д. I.
42 ... кто оттуда вышел, вздыхали по оставленной похлебке... - Согласно библейскому преданию,
после того, как Моисей вывел евреев из Египта, во время перехода через пустыню съестные
припасы иссякли и начался голод, и тут евреи возроптали и вспомнили о том, что в Египте они
все же получали вдоволь похлебки и хлеба (Исход, XVI, 3).
43 ... Библия на испанском языке... - Вероятно, имеется в виду перевод Ветхого завета,
опубликованный в Ферраре в 1553 г., так называемая Феррарская Библия, получившая в
Испании широкое распространение; впрочем, имели хождение и другие переводы. Однако с
середины XVI в., в связи с укреплением Контрреформации католикам-мирянам, особенно
женщинам, не рекомендовалось читать Библию по-испански, чтобы избежать ошибочных с
9 Лопе де Вега

258
Примечания
ортодоксальной точки зрения истолкований, на это требовалось специальное разрешение
церковных властей. Индексы запрещенных книг 1563 и 1584 гг. допускали чтение Библии в
переводе на родные языки только с разрешения епископа.
44 Не обманули меня чапин и ножницы. - Здесь упомянут старинный способ гадания с помощью
башмачка и ножниц; чапин - род старинной женской обуви на толстой пробковой подошве,
надевавшейся поверх туфель.
45 Алаэхосское вино - белое вино, изготовлявшееся в г. Алаэхосе.
46 "Триста" Хуана де Мена... - Народное название поэмы "Лабиринт фортуны" (ок. 1444)
испанского поэта Хуана де Мена (1411-1456), созданной под влиянием "Божественной комедии"
Данте Алигьери. Она содержит около трехсот строф и повествует о деяниях знаменитых мужей,
главным образом соотечественников автора.
47 Олья - национальное испанское блюдо, тушеное мясо с овощами.
48 Газеты. - Уже с конца XV в. в крупнейших государствах Европы распространялись листки
(вначале рукописные) с основными политическими новостями. Название "газета" они получили от
итальянской монеты gazeta.
49 Прожект - в Испании на рубеже XVI-XVII вв. получило распространение прожектерство, т.е.
самые невероятные предложения в адрес правительства с целью вывести страну из глубокого
экономического кризиса, ставшего уже очевидным самым широким слоям населения.
Сатирическое изображение прожектера было распространено в литературе тех лет (напр., образ
прожектера-сумасшедшего в "Новелле^ о беседе собак" Сервантеса).
50 Как Фабио над Тахо I Пел о своей печали... - Ситуация характерная для пасторальных романсов
- влюбленный обычно предается своим сердечным излияниям у реки или у ручья.
51 ... подобно дону Хуану Австрийскому в доспехах во время морского сражения... - Речь идет о
морской битве у мыса Лепанто в 1571 г., в которой объединенный флот Испании, Венеции и
папского престола под предводительством дона Хуана Австрийского (1547-1578), побочного
сына императора Карла V, одержал победу над турецкой эскадрой.
52 Сантельмо - народная форма имени святого Педро Тельмо, считавшегося покровителем
моряков; огнями Сантельмо (св. Эльма) называются мелкие блуждающие огоньки, появляющиеся
ночью вокруг мачт кораблей перед штормом.
53 Учали и Барбароха - Учали - Улудж-Али (1508-1587), вице-король Алжира и командующий
флотом Оттоманской империи. Родом из Калабрии, он юношей был взят в плен турками и
принял мусульманство. За победу, одержанную при о. Мальте, получил звание генерал-
адмирала. Принимал участие в сражении при Лепанто. Барбароха (Рыжая Борода, ум. ок. 1546) -
прозвище адмирала турецкого флота, известного своей жестокостью по отношению к
пленникам-христианам.
54 У Овидиева пастуха было сто глаз - и все их усыпил Меркурий своей волшебной музыкой. -
Речь идет о стооком пастухе Аргусе, которому Юнона наказала стеречь красавицу Ио,
возлюбленную Юпитера, из страха перед женой превращенную им в телку. Однако, видя страдания
Ио, Юпитер прислал ей на помощь Меркурия, который убил Аргуса, сначала усыпив его игрой
на свирели. Юнона же поместила глаза Аргуса на хвост павлина {Овидий, Метаморфозы, I,
622-688,713-723).
55 Тутовое дерево называют скромным за то, что оно цветет позже всех. - Здесь использован
фольклорный мотив противопоставления миндаля и тутового дерева. Миндаль цветет очень
рано весной и нередко завязь гибнет от заморозков; тутовик же зацветает поздно, когда теплая
погода уже установилась.
56 ... доказывая, что он любит бренное. - Платон, "Пир", 103.
57 ... так пишет Плутарх. - Древнегреческий писатель и историк Плутарх (ок. 46 - ок. 127), автор
знаменитых "Сравнительных жизнеописаний", пишет о поветрии самоубийств в сочинении "О
женских добродетелях", пример XI, истории о девушках из Милета.
58 Сид Руй Диас - Родриго Диас де Бивар, прозванный Сидом (1043-1099), испанский национальный
герой, выдающийся деятель Реконкисты. Его легендарные подвиги в борьбе против
мавров описаны в "Песни о моем Сиде" и ряде других эпических поэм, а также в
многочисленных народных романсах. Упомянутое сравнение комментаторам обнаружить не
удалось.
59 Бакалавр - низшая ученая степень, присваивавшаяся лицам, окончившим университет.

Примечания
259
60 Хуан Белый Чулок. - Согласно народному поверью так звали покойника, покидающего свою
могилу.
61 Вот эти фиолетовые можно было не брать... А эти золотистые... Солдату-гвардейцу. -
Фиолетовые одежды предписаны епископам католической церкви. Желтые чулки носили
солдаты испанской королевской гвардии.
62 Взят был в плен Лбиндарраэс/Кастеляном Антекеры... - Романс на чрезвычайно популярный в
Испании сюжет новеллы Антонио де Вильегаса (сер. XVI в.), характерный образец
"мавританского" романса. Антекера - город (в Средние века крепость) на юге Испании (провинция
Малага).
63 Вилъянсико - жанр старинной народной испанской песни, изначально на тему рождения Христа
(аналогично русской колядке), впоследствии на лирические, любовные темы. В этих последних
часто обращение "матушка".
64 Хотя теперь мужчины могут это сказать с большим правом, чем женщины. - Херарда имеет в
виду моду на длинные волосы у мужчин в эпоху Филиппа IV.
65 ... а не на утесе или у источника. - Сам Лопе, как и другие писатели его времени, отдал
дань модному пасторальному жанру (его перу принадлежит пасторальный роман
"Аркадия" и ряд пастушеских романсов); вместе с тем критика пасторали за ее условность и
несоответствие реальной пастушеской жизни была весьма широко распространена в литературе
XVII в.
66 Феокрит и Вергилий... - Феокрит (III в. до н.э.), древнегреческий поэт, один из создателей
жанра пасторальной и буколической поэзии; его произведения наряду с "Буколиками" Вергилия
служили образцом для подражания в пасторальной поэзии последующих эпох.
67 Орфей и есть - судя по тому, как она ведет за собой скотов. - При «звуках лиры Орфея дикие
звери выходили из логовищ и следовали за ним (греч. миф.).
68 Скоро она станет историей... - Для теоретических представлений XVI-XVII вв., восходящих к
Аристотелю, было характерно противопоставление поэзии как художественного вымысла и
истории как описания подлинных событий.
69 ... как распределяли у моих монашек святых этого года... - Этот обычай и по сей день
сохраняется в некоторых испанских монастырях: в первый день года между благочестивыми
прихожанами по жребию распределяют святых, которые будут оказывать им особое
покровительство.
70 Иерихонская роза - растение из семейства крестоцветных, по народному поверью, помогающее
при родах.
71 Анаксарета - бессердечная красавица, доведшая своей холодностью до самоубийства
влюбленного в нее юношу Ифиса. За это боги превратили Анаксарету в камень (Овидий.
Метаморфозы, XIV, 697-771).
72 Философ Алаэхос - См. прим. 45 к д. II.
73 ... поместое, штандарт да герб с котлом! - Штандарт указывал на право дворянина снаряжать
за свой счет воинский отряд для службы королю, а изображение котла в гербе - на то, что во
время войны он же и кормит своих солдат.
74 Епископ Мондоньедский - Антонио де Гевара (14807-1545), выдающийся испанский писатель и
церковный деятель, автор широко известной в XVI-XVII вв. "Золотой книги Марка Аврелия" и
других произведений назидательного характера.
75 Семь инфантов из Лары - герои испанского эпического сказания и цикла романсов.
76 ... самая прозрачная вода та, что течет с Востока и бежит не по камням, а по земле. - Мнение
знаменитого древнегреческого врача Гиппократа (ок. 460 - ок. 370 до н.э.), высказанное им в
трактате "О воздухе, воде и местности".
77 ... смотрю, не голубые ли у него глаза. - Считалось, что любовь к сладкому и голубые глаза не
приличествуют мужчине.
78 Пирам - в античной мифологии вавилонский юноша, возлюбленный Фисбы. Они жили по
соседству, но родители не дозволяли им встречаться. Однажды, когда они договорились о свидании
ночью у гробницы царя Нина, Фисба, придя первой, обнаружила около гробницы львицу с
окровавленной мордой и бросилась бежать, потеряв при этом покрывало. Львица его разодрала
и удалилась. Опоздавший Пирам, увидев следы зверя и клочья покрывала в крови, решил, что
Фисба погибла, и закололся. Вернувшись к гробнице, Фисба обнаружила тело своего воз-
9*

260
Примечания
любленного и, не желая его пережить, покончила с собой тем же мечом (Овидий
Метаморфозы, IV, 55-166).
79 Дафна - в греческой мифологии нимфа, давшая обет целомудрия. Преследуемая Аполлоном,
взмолилась о помощи, и боги превратили ее в лавровое дерево.
80 Лигурия - область на северо-западе Италии на побережье Лигурийского моря. В отрогах
Апеннин там находятся известные с древнейших времен месторождения мрамора.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
1 Гелиодор - греческий писатель III в., автор знаменитого любовно-авантюрного романа
"Эфиопика", повествующего о приключениях фессалийского юноши Феагена и эфиопской
царевны Хариклеи. На испанский язык "Эфиопику" перевел Фернандо де Мена (1587).
2 Карранса, Херонимо де (XVI в.) - известный мастер фехтования, ав/ор трактата "О философии
оружия и о владении им" (1569).
3 Алъчиати, Андреа (1492-1550) - итальянский писатель, крупнейший представитель так
называемой эмблематической литературы. В его книге "Эмблемы" ("Emblémata", 1550) имеется
эмблема (рисунок с латинским стихотворным пояснением) на эту тему.
4 У одного кабальеро - ты знаешь его - умерла дама. - Намек на смерть (в 1632 г.) горячо
любимой жены Лопе, его "десятой музы", Марты де Неварес, которую он воспевал под именами
Амарилис, Марсия, Леонарда.
5 ..Дриады и Ореады... - Лесные и полевые нимфы.
6 Написал ее Франселисо... - Есть предположение, что Лопе здесь имел в виду художника
Франсиско Лопеса, назначенного в 1603 г. Филиппом III на должность придворного живописца.
7 "Так любили ране I При Юлии, Порции, Федре I При Леандре или Пираме..." - Юлия - неясно,
кого имеет в виду Лопе, возможно, это та же Фульвия, жена Марка Антония (см. прим. 34 к
д. II). Порция - см. прим. 31 к д. I. Федра - супруга Тезея, полюбившая своего пасынка
Ипполита; отвергнутая им, она оклеветала его перед своим мужем, после чего Ипполит,
проклятый отцом, погиб, а сама Федра повесилась. Леандр - юноша из греческого города
Абидоса (на азиатском берегу Дарданелл), утойувший в проливе, когда переплывал его,
стремясь на свидание к своей возлюбленной Геро, жившей в г. Сеете на противоположном
берегу. Пирам - см. прим. 78 к д. II.
8 ...который открыл ей тайну. - Речь идет об истории царя Ирода и его жены Мариам, которую
изложил в несколько отличном виде древнееврейский историк Иосиф Флавий (37 - после 100) в
"Иудейских древностях", XV, Шив "Иудейской войне", I, XXII.
9 ...но сын у этой дочери родился черный. -Аристотель, История животных, I, XVIII;
только Элида у него - географическое название.
10 Ежели из предпосылок вытекает следствие - силлогизм безупречен. -Аристотель,
Первая аналитика, 1,1,24Ь.
11 ...любовь подобна страсти, аЪружба - привычке. -Аристотель, Этика, VIII, V, 1157в.
12 ...радуются при мысли об ожидаемом блаженстве. -Аристотель, Риторика, I, XI, 1370в.
13 ...на радость Филиппам благородным. - В годы создания "Доротеи" в Испании царствовал уже
четвертый Филипп.
14 Молчанием Энеев I И правотой Анхизов. - Эней, сын Анхиза, представителя младшей ветви
троянских царей, один из главных героев Троянской войны. Во время пожара в Трое вынес на
своих плечах старика отца из горящего города и после долгих странствий основал свое царство в
Италии.
15 Амфитрита - богиня моря, дочь Океана (греч. миф.).
16 ...проглотить пепел своей ^марилис. - Подобно Артемисии, жене карийского царя Мавсола (см.
прим. 31 к д. I).
17 ...дабы пепел поместить у ног божков. - Возможно, это упоминание об индийских обрядах
сожжения покойников.
18 ...что в обществе муз он не страшится бремени забот. -Гораций. Оды, I, XXVI. "Любимец
Муз, я грусть и волнения / Отдам развеять ветрам стремительным / В Эгейском море...", пер.
А.П. Семенова-Тян-Шанского.

Примечания
261
19 Феокрит в своем "Циклопе" называет муз лекарством от любви... - Феокрит - см. прим. 66 к
ц,.11.-Феокр и т. Идиллия XI.
20 ...как сказал Анакреонт. - Древнегреческий поэт Анакреонт (ок. 570-478 до н.э.), ода XXXIX.
21 ...я слышал их в одной комедии... - Этот сонет был включен Лопе в комедию "Если бы женщины
не видели", приблизительно датируемую 1631-1632 гг.
22 ...как сказал в своей "Филографии" Леон Эбрео... - Леон Эбрео - см. прим. 40 к д. I -
Леон Эбрео. Диалоги о любви, 425 а. Название "Филография" это сочинение получило в
первом переводе с итальянского на испанский язык, осуществленном Карлосом Монтесой и
опубликованном в 1582 г.
23 А я скажу вместе с Овидием, что ни один влюбленный этого не знает, и вместе с Сенекой, у
которого Гарсиласо заимствовал эти строки из "Ипполита"... -Овидий. Героиды, IV, 154;
Сенека, Федра, 178-180 ("...Но безумство к худшему / Толкает, к бездне дух спешит заведомо,
/ Вотще взывая к помыслам спасительным", пер. С. Ошерова). Гарсиласо де ла Вега (1503-1536),
один из крупнейших поэтов испанского Возрождения, переложил эти строки в сонете "Я брел по
кручам каменным в бреду" ("Ведь зная, что есть благо, выбираю / Я не блаженство рая, а беду",
пер. С. Гончаренко).
24 ...читал я в истории халифов... - Речь идет о сочинении Диего де Торреса "Происхождение и
история халифов, а также королевств Марокко, Фес, Таруданте..." (Севилья, 1583).
25 Омфала покорила Геркулеса, а Брисеида - Ахиллеса\ что ж до мудрецов, то сам Аристотель
покорился Гермии... так что Демофил и Эвримедонт потребовали выслать его из Афин. -
Геркулес был на три года продан в рабство царице Омфале, чтобы искупить вину за невольное
убийство своего друга Ифита. Желая унизить героя, Омфала заставляла его выполнять женские
работы - прясть и ткать. Брисеида, прекрасная пленница Ахиллеса, захваченная им во впемя
осады Трои, была отобрана царем Агамемноном, из-за чего и произошла великая ссора двух
героев. Диоген Лаэртский в сочинении "Жизнь, учение и мнения знаменитых философов", V, I,
5-6, сообщает, что Аристотель был влюблен в Питаис, наложницу Гермия; а затем он, словно
Богу, сложил гимн изменнически убитому Гермию, за что был обвинен в нечестии, Лопе,
вероятно, использовал изложение этой истории в "Мастерской" Тиксье, где Гермий стал
женщиной, "Гермией".
26 ...он сказал, что все доброе - прекрасное... - Платон. Пир, 201-204.
27 ...объяснение Марсилио Фичино, почему древние изображали бога Пана получеловеком-полус-
котом7 - Марсилио Фичино (1433-1499) - итальянский гуманист, философ-неоплатоник. Лопе
ссылается часто на его «Комментарий на диалог "Кратил" Платона». Пан - в античной
мифологии бог леса и пастухов, покровитель природы, сын бога Меркурия и нимфы Дриопы.
Изображался с козлиными рогами и ногами и длинной бородой.
28 А Квинтилиан замечает, что красота помогла Фрине больше, чем хлопоты и кляузы
адвокатов. - Фрина (IV в. до н.э.) - знаменитая афинская гетера. История суда над Фриной
изложена римским теоретиком ораторского искусства Марком Фабием Квинтилианом (ок. 35 -
ок. 96) в трактате "Наставление в ораторском искусстве", II, XV, 9.
29 Им бы взять пример с Октавиана, который выслушал Клеопатру, не глядя на ее лицо. - Лопе
приводит эпизод, рассказанный римским историком первой половины II в. Публием Аннеем
Флором в его "Сокращенной римской истории", II, XXI, 9. Октавиан (или Октавий) Цезарь (63
до н.э. - 14 н.э.), римский государственный деятель, внучатый племянник Юлия Цезаря. После
разрыва с римским полководцем Марком Антонием (см. прим. 34 к д. II) и победы над ним в 30 г.
до н.э. стал самодержавным правителем Рима и принял титул императора Августа.
30 ...это не я говорю, а Гиппократ. -Гиппократ. Афоризмы, кн. V, 50.
31 ...я как тот мавр в Индиях, что прожил триста лет, и через каждые сто лет у него снова
вырастали зубы, а седые волосы чернели! - Эта легенда изложена португальским хронистом
Ф. Лопешом де Каштаньеда в его "Истории открытия и завоевания Индий португальцами"
(1552-1559), а затем упомянута у ряда испанских авторов.
32 От него любая пораженная инфекцией часть тела становится крепче и сильнее. - Тут Лопе
использует трактат фламандского врача и астролога Левина Лемменса (1505-1568) "Тайные
чудеса природы".
33 "Кирие Элейсон" (греч.). - Господи, помилуй.
34 Существуют врожденные отвращение и неприятие... - Лопе излагает распространенные в его

262
Примечания
время представления, восходящие к "Истории животных" Аристотеля и "Естественной истории"
Плиния Старшего.
35 Четвертинку... лишь от арробы... - Четвертинка (квартильо) - мера жидкости, четверть
асумбры, или 0,5 л; асумбра - ок. 2 л; арроба - мера веса, 11,5 кг.
36 Да украсит король твою грудь красной ящерицей. - Т.е. сделает дона Белу рыцарем ордена
Сантьяго де Компостела, чей знак - красный крест на белом фоне.
37 ...Гален для влюбленных. - Римский врач и естествоиспытатель Клавдий Гален (ок. 130 - ок. 200)
считался одним из крупнейших авторитетов в области медицины вплоть до конца XVII в. Однако
"Галеном для влюбленных" обыкновенно называли Овидия, имея в виду его поэму "Средства от
любви".
38 ...куда более тяжкое преступление совершил Аристофан, выведя на сцену лягушек, или Плавт,
показав в "Амфитрионе" богов. - В комедии Аристофана "Лягушки", представляющей собой
сатиру на афинское общественное устройство, персонажи являются лягушками; в комедии
Плавта принимают участие боги Юпитер и Меркурий.
39 Царица Родоса велела убить троянку Елену, ревнуя ее к своему мужу, когда Елене было
шестьдесят лет. - Об этом повествует древнегреческий писатель и путешественник Павсаний
(II в.) в своем "Описании Эллады", III, XIX, 9-10. Что касается возраста Елены, то это,
по-видимому, домысел самого Лопе.
40 Кадис, Санлукар - города в Испании на побережье Кадисского залива.
41 Более прекрасной женщины не писал и Тициан, даже Роза Сулеймана, фаворитка Великого
Турка, не сравнилась бы с ней. - Речь идет о картине Тициана, хранившейся в музее Прадо и
некогда широко известной, но позднее, видимо, утерянной. Не исключено, что это одна из
картин тициановской серии портретов великих султанш. Роза Сулеймана, или Роксолана (ум.
1561) - фаворитка турецкого султана Сулеймана I Кануни ("Великолепного", или
"Законодателя", 1494-1566, правил в 1520-1566 гг.).
42 Почему вы не назвали Софонисбу, Аталанту или Клеопатру? - Дочь карфагенского царя Гас-
друбала Софонисба, став пленницей и женой нумидийского царя Масиниссы, покончила с собой,
чтобы не попасть в руки римлян. О красавице и непобедимой бегунье Аталанте
рассказывает в "Метаморфозах" Овидия (X, 560-580) богиня Венера: в наказание за то, что богине,
которая помогла юноше Гиппомену победить Аталанту в беге, не была воздана благодарность,
Венера обратила обоих во львов. О самоубийстве Клеопатры см. прим. 31 к д. I. Фернандо,
возможно, называет их не только как знаменитых красавиц, но также из-за их трагической
судьбы.
43 ...в древности изображали Амура с рыбой в одной руке и цветами в другой! - Это описание
эмблемы итальянского поэта А. Альчиати (см. прим. 3 к д. III). Слова "в древности" не следует
понимать буквально.
44 Арнальдо из Виллановы (XIII в.) - каталонский врач. Далее Лопе цитирует "Компендий" Лео
Шваба, 297-298.
45 Пишут ведь о некоей рыбе спруте... - Лопе ошибочно называет спрута (pólipo) вместо
электрического ската (torpedo).
46 Еще Платон высказал мысль... на нее же ссылается Леон Суабио. -,Лео н Шваб. Компендий, 51.
47 ...согласно Левину Лемменсу... - См. прим. 32 к д. III.
48 Лучше бы пустить тебе кровь из мозговой вены, чтобы оттуда вышли заодно и ветер и
Доротея. - См. прим. 36 к д. I.
49 ...как говорил Петрарка... - Вероятно, имеется в виду сонет 274 из цикла "На смерть мадонны
Лауры", начинающийся словами: "Покоя дайте мне, вы думы злые..." (пер. Ю. Верховского).
50 ...раз он сносит такие муки, значит, они ему впрок, как поется в одном его романсе... - Эта
тема звучит у Лопе в романсе "Зеленеющие рощи..." из новеллы "Приключения Дианы", а
также в романсе "Я желаньем невозможным" из новеллы "Мученик чести".
51 Сото - излюбленное место отдыха и развлечений двора, расположенное на берегу Мансанареса.
52 ...Тассо в Италии. - Тассо, Торквато (1544-1595) - итальянский поэт.
53 Саннадзаро, Якопо (1456-1530) - итальянский писатель, автор пасторального романа "Аркадия"
(1502) и ряда поэтических произведений на итальянском и латинском языках.
54 ...по примеру Бембо, Ариосто и Петрарки. - Бембо, Пье^тро (1470-1547) - итальянский поэт, на
латинском языке написал "Историю Венеции в двенадцати книгах" (1487-1513); Ариосто,

Примечания
263
Лодовико (1474-1533) - итальянский поэт, ряд стихотворений написал на латинском языке;
Петрарка на латинском языке писал "серьезные" сочинения - философско-дидактические
трактаты ("Моя тайна", "О средствах против превратностей судьбы" и др.), эпическую поэму
"Африка" и многие другие.
55 Муцио Джустинополитано приводит его эпитафию маркизу де Пескара... - Псевдоним
итальянского поэта и критика Джироламо Муцио (1496-1576); Фернандо Франсиско де Авалос,
маркиз де Пескара (1490-1525) - испанский полководец; сыграл заметную роль в победе над
французами при Павии (1525), когда войска императора Карла V взяли в плен французского короля
Франциска I.
56 Обратили ее в Нарциссу... - Женская форма от имени Нарцисса, прекрасного юноши, который,
увидев свое отражение в воде, влюбился в самого себя (Овидий. Метаморфозы, III, 407 и далее).
57 Так цветок Аполлона... - Т.е. гелиотроп.
58 Фернандо де Эррера (1534-1597), по прозванию "Божественный", - выдающийся испанский поэт.
Лопе де Вега цитирует строки из его сонета XXV.
59 Ксенофонт (ок. 430-354 до н.э.) - знаменитый афинский историк. Лопе де Вега приводит
историю, рассказанную им в "Киропедии", VI, 1,41.
60 ...одна душа любит, другая ненавидит. - "Киропедия", VI, I. Лопе допустил неточность,
приписав царю Киру слова, сказанные Араспасом, супругом взятой в плен красавицы Пантеи, в
ответ Киру.
61 Этот недуг, сирень меланхолию... медики называют "эротом" и лечат... зрелищами. - Ж. Тиксье
Мастерская, 179.
62 Плиний поясняет это явление... -Плиний. Естественная история, VIII, LI, И.
63 Тот же автор утверждает... - Плиний (Естественная история, XXII, VIII) наделяет это растение
свойствами приворотного зелья и отождествляет его с мандрагорой.
64 ...что Овидий описал ее в одной из "Эпистол". -Овидий, Героиды, Эпистола XV
"Сафо Фаону".
65 Платон в "Пире любви" замечает, что боги смеются лишь тогда, когда слышат ложные
клятвы влюбленных. - На самом деле у Платона "боги прощают нарушение клятвы только
влюбленному" ("Пир", 183Ь). Приведенная Лудовико мысль высказана Овидием в "Науке
любви" (1633): "Сам Юпитер с небес улыбается клятвам влюбленных" (пер. М. Гаспарова).
66 Но как-то они еще смеялись, глядя на Палладу, которую безобразила игра на флейте. - Об
этом повествует римский грамматик и баснописец Кай Юлий Гигин (I в. н.э.) в басне CLXV.
67 Обратитесь к подвигам превосходнейшего воина, герцога де Альба, на суше или доблестного
маркиза де Санта Крус на море. - Герцог де Альба, Эрнандо Альварес де Толедо. ("Великий",
1508-1582) - видный военачальник, главнокомандующий испанскими войсками при Карле V и
Филиппе II, известен своей жестокостью по отношению к восставшим Нидерландам (1567-1573)
и при аннексии Португалии (1580). Маркиз де Санта Крус, Альваро де Басан (1526-1588) -
испанский адмирал, одержал ряд важных морских побед над турками; командовал флотом в
сражении при Лепанто; был главнокомандующим "Непобедимой Армады" и составил план
вторжения в Англию, но умер накануне (в феврале 1588 г.). Фраза Первый сделал Толедо
непобедимым, второй прославил Басан относится к фамилиям, а не к воинским деяниям обоих
исторических лиц.
68 ...красота Анхелики. - Заглавие поэмы Лопе уб02), написанной им как продолжение одного из
эпизодов "Неистового Роланда" Ариосто.
69 ...согласно "Физике" Философа. -Аристотель. Физика, II, II, 194а.
70 Паредес, Пабло де - известный преподаватель фехтования, давал уроки в Мадриде в 1580-
1590-х годах. В 1592 г. получил должность учителя фехтования инфанта Филиппа, будущего
короля Филиппа III.
71 ...язык любви для тех, кто не влюблен, то варваров наречье. - Начало сонета 185 из сборника
"Священные стихотворения" Лопе (1614).
72 ...вспомни, что сказал Плавт... -Плавт. Пьеса об ослах (I, сц. III, 184-185).
73 ...я - Александр, о котором пишут, что его пот благоухал, как чистая амбра! -Плутарх.
Сравнительные жизнеописания. Александр, IV, 2-3.
74 По словам Вергилия, разбойник Как извергал из пасти дымоносную темноту. -Вергилий.
Энеида, VIII, 255. Как - огнедышащий великан, убивавший всех, кто проходил мимо его пещеры.

264
Примечания
75 ...Идалийской росой, о которой писал Понтано... - Понтано, Джованни (1426-1503) -
итальянский гуманист, государственный деятель, историк и поэт, писал на латинском языке.
Идалион - древний город на о. Кипре, место поклонения богине Венере.
76 ..миррой с берегов Оронта... - Мирра - душистая смола некоторых африканских и аравийских
деревьев. Оронт - старинное название реки Эль-Аси в Сирии.
77 ... панхейскими. - Панхея - фантастический остров, якобы находившийся близ Аравии,
упоминаемый Вергилием (Георгики, II, 139).
78 Но дон Луис де Гонгора сказал об улицах Мадрида, что они - болота, заросшие петрушкой и
мятой. - В сонете "Спесь гранда грандиознее слона" (пер. М. Самаева).
79 Я охотнее спал бы на этой улице, чем в садах Кипра, или среди роз на горе Пангей, или среди
цветов Гиблы и Елисейских полей. - Пангей - гора во Фракии, славилась розами; Гибла - гора в
Сицилии, была знаменита своими садами; Елисейские поля (Элизиум) - согласно античной
мифологии место в подземном царстве, где в блаженстве пребывают после смерти души
праведников и героев.
80 Филострат в описании Ариадны назвал пьяными любовью... - Греческий писатель Филострат
Старший (II—III вв.) (Картины, I, XV).
81 ...правда ли, что кровь в юности более легкая, светлая, горячая и сладкая! - Подобные
представления были распространены еще с античности. Но данное и последующие рассуждения
восходят непосредственно к М. Фичино, "Комментарий на "Пир" Платона», VII, IV.
82 ...как рассказывает в комментариях к Платону Марсилио о Лисий и Федре. - Сочинения Лисия
о любви обсуждают в диалоге Платона "Федр" Сократ и Федр. Согласно теории М. Фичино,
кровь любимого существа в виде жизненного духа проникает через глаза в жилы любящего, т.е.
любящий потому влечется за любимым, что инородная кровь в его теле стремится к своему
источнику.
83 Разве я полюбил мраморную статую другого юноши... - См. Плиний. Естественная история,
VII, XXXVIII.
84 Разве я, подобно легату Гая Цезаря, люблю портрет Елены... - Плиний. Естественная история,
XXXV, VI.
85 Авиценна (Ибн-Сина, ок. 980-1037) - прославленный врач и естествоиспытатель. Жил в Средней
Азии и в Иране. Был врачом и везиром при различных правителях. Автор многих трактатов по
философии и медицине. Его имя употреблялось как синоним врача.
86 По мнению Парацельса... - См. примеч. 24 к д. I.
87 Мелузина - фея, героиня народного сказания, вероятно, кельтского происхождения. За то, что
она заточила своего отца, албанского короля Элипаса, была наказана тем, что каждую субботу
превращалась в полуженщину-полузмею.
88 Саламандра - по учению Парацельса, в стихии огня обитают саламандры; они так холодны, что
прикосновением своим гасят горящие угли. Отсюда в испанской поэзии "саламандра" как символ
холодности.
89 Элиан и Плиний сообщают, что животное по названию "пиригон" рождается из огня. -
Римский софист Клавдий Элиан (ок. 170 - ок. 230), "О природе животных", 2, 2. Плиний в
"Естественной истории (X, I, XVI) говорит не о "пиригоне", но о "пирале", или "пираусте".
90 Сказал где-то поэт Гесиод... - Гесиод (VIII—VII вв. до н.э.), древнегреческий поэт, автор
поэм "Труды и дни", где изображается земледельческий труд древних, и "Теогония", где
изложены мифы о происхождении богов. Но сведения о наядах взяты из труда Плутарха "Об
исчезновении оракулов", в котором приводится фрагмент из Гесиода о продолжительности жизни
наяд.
91 ..Драконето Бонифаций видел тритонов, Теодоро Газа - нереид... - Драконето Бонифаций
(нач. XVI в. - ок. 1526) - неаполитанский поэт; Теодоро Газа (ок. 1400 - ок. 1475) - итальянский
гуманист, знаток греческого и латинского языков, комментатор Аристотеля. Сведения из Лео
Шваба.
92 А в диалогах Гваццо ты прочтешь... - Итальянский писатель Стефано Гваццо (1530-1593),
"Приятные диалоги" (1586).
93 ...Ариосто в одной из песен своего "Роланда" советует... - Ариосто. Неистовый Роланд,
песнь X, октава IX.
94 ...феникс - любовь, сей "жрец лесов и престарелый служитель света", как пишет о нем

Примечания
265
Лактанций... - Лактанций Луций Целий Фирмиан (ок. 250 - ок. 330), христианский богослов,
ритор, поэт.
95 Философ так и сказал. - Аристотель. Политика, VIII, V, 1340а.
96 Аверроэс (латинизированная форма имени Ибн-Рушд, 1126-1198) - арабский философ, врач,
естествоиспытатель, толкователь Аристотеля. Хулио ссылается на его "Компендий по
метафизике".
97 Коррехидор - должностное лицо, ведающее судебными и административными делами города.
98 Дистрофические диколы - строфы, состоящие из двух стихов разных размеров.
99 Прекрасную Елену I Ты погубила... - По одной из версий Елену Прекрасную приказала повесить
из ревности вдова родосского царя Глептолема, погибшего при осаде Трои.
100 Цирке - жена фиванского царя Лика, который отдал ей во власть свою сестру Антиопу. После
многих лет страданий от жестокого обращения Антиопе удалось бежать и рассказать о своих
муках сыновьям - Зету и Амфиону. Те убили Лика и Дирке и завладели троном Фив (греч. миф.).
101 Сцилла - красивая девушка, превращенная из ревности волшебницей Цирцеей в чудовище, чьим
местопребыванием была скала на берегу Мессенского пролива ("скала Сциллы"). Под
противоположным Пелорским мысом находилась Харибда, олицетворение морской пучины (греч.
миф.).
102Кефал - страстный охотник, который нечаянно убил, приняв за лань, свою жену Прокриду,
ревновавшую его и следившую за ним в лесу (греч. миф.).
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
1 ...стальное питье. - Минеральная вода. Обычай пить воду рано поутру, а затем совершать
прогулку упоминается в комедии Лопе "Мадридские воды".
2 Потому-то и говорится в стихах... - Далее цитируются строки из поэмы Лопе "Красота Анхе-
лики", XI, 158.
3 Стихи из сонета 88 сборника "Человеческие стихи" Лопе.
4 ...со стороны дороги. - Имеется в виду мадридская улица Сан-Херонимо, выходящая к фонтану
на Прадо.
5 ...кувшинчик из тех, что называются "майскими". - "Майскими" называли кувшины, в
которые девушки набирали воду в праздник первого мая, по старинному испанскому обычаю. Вода
эта считалась целебной.
6 ...справься у Петрарки в его "Триумфе любви", если забыл о царе Ассуре. - В аллегорической
поэме Ф. Петрарки "Триумф Любви", гл. III, упоминается предание о царе Ассуре из библейской
Книги Эсфирь. Ассур устроил богатый пир и повелел своей супруге царице Васти выйти к
гостям, чтобы все увидели, как она хороша собой. Васти отказалась. Разгневанный Ассур не
пожелал больше ее видеть и среди красивейших девушек своей страны выбрал себе новую жену,
еврейку Эсфирь. Смысл реплики Хулио в том, что любовь излечивается любовью к другой
женщине.
7 Хирон - мудрый кентавр, воспитавший греческого героя Ахиллеса.
8 ...я желал бы настолько же быть Александром, насколько ты - Гефестион. - Александр
Македонский и юноша Гефестион считались примером мужской дружоы.
9 ...сердце португальца. - Выражение "иметь сердце португальца" означало иметь нежное,
влюбчивое сердце.
10 ...если человек не родился с нежным сердцем, он может быть поэтом, но сладостным -
никогда. - Ср. Гораций. Наука поэзии, 99-100 и 343.
1 * Эврип - узкий пролив между древнегреческой областью Беотией и о. Эвбеей, примечательный
тем, что течение в нем несколько раз в день меняет направление. По преданию, в нем утонул
Аристотель.
12 ...вроде арагонских вассалов... - Покорность арагонских вассалов своим сеньорам вошла в
поговорку. В Арагоне, одной из наиболее экономически отсталых областей Испании,
феодальные пережитки были особенно сильны, а крепостное право, давно исчезнувшее в других
районах, сохранялось вплоть до XVII в.
13 ...в серебряном веке. - В греческой мифологии век серебряный следовал за золотым веком.

266
Примечания
Люди серебряного века не были столь же счастливы, как люди золотого века, ибо были
неразумны и непокорны богам.
14 Алкивиад (ок. 450-404 до н.э.) - афинский политический деятель и военачальник, ученик
Сократа.
15 Вы знаете латынь? - Хотя слово "педагог" не латинского, а греческого происхождения, вопрос
Хулио объясняется удивлением, что он слышит из уст женщины столь "ученое" слово.
16 Тартар. - Здесь Хулио обыгрывает двойное значение слова: преисподняя, но также - осадок от
вина, остающийся на стенках винных бочек; использовался для приготовления лекарств.
17 ...словами дивного поэта Висенте Эспинеля... - Среди сохранившегося поэтического наследия
Эспинеля эти строки не обнаружены.
18 Антиох Великий - Антиох III Великий из династии Селевкидов, в 222-187 гг. до н.э. царь
эллинистического государства в Сирии, прославившийся своим богатством; совершил
завоевательный поход в Индию.
19 Лига - мера длины, ок. 5,5 км.
20 ...древней притче о вине, истине и женщине... - Вторая книга Ездры, III, IV. В этом библейском
эпизоде описан спор между придворными персидского царя Дария о том, что сильнее - вино,
женщина или истина, - и первенство отдается истине.
21 ...я сказал ему то, что слышал от одного поэта... - Скорее всего, это стихи самого Лопе.
22 ...тему для героического герба Карла Пятого... - На гербе главы Священной Римской империи
Карла V (1500-1558, император в 1519-1555 гг.) были изображены так называемые колонны
(столпы) Геркулеса - утесы Сеута и Гибралтар - символизировавшие легендарный край земли, и
начертан девиз Plus ultra, т.е. "Все дальше".
23 ...как носят для укрепления сердца моток алого шелка. - См. прим. 23 к д. I.
24 Амплификация - риторическая фигура, состоящая в распространении высказывания
различными путями: накоплением синонимов, заменой краткого прямого названия предмета
многословным описательным и др.
25 ...на его сорочке с левой стороны остался отпечаток подошвы, почему я называл его
"Командор Сапата", и думаю, по числу гвоздиков он мог бы быть "тринадцатым" в своем ордене. -
Здесь игра слов: "сапата" (zapata) по-испански означает башмак. Командор Сапата - реальное
лицо, отец поэта Луиса Сапаты (сер. XVI в.), входил в число двенадцати рыцарей, составлявших,
по уставу, капитул духовно-рыцарского ордена Сантьяго де Компостела.
26 ...у отважных сердце бывает маленькое... - См. Плиний. Естественная история, XI, XXXVII.
27 ...если Плиний не лжет... - Там же, X, II.
28 Я буду львицей, которая рычаньем вдохнет в него жизнь. - Отголосок старинного поверья,
будто львята рождаются мертвыми и пробуждаются к жизни от рычанья отца или матери.
29 Вот так, на груди своей, наделяют жизнью шелковичных червей валенсийские дамы. - Этот
обычай выращивания шелковичных червей и по сей день сохраняется кое-где в Валенсии.
30 Истинные влюбленные, те подобны германцам... - Стойкость считалась присущей германскому
национальному характеру.
31 А прекрасные дамы - каталошиш: готовы отдать тысячу жизней, лишь бы сохранить свои
вольности. - Войдя в 1479 г. в состав единого испанского государства, Каталония продолжала на
протяжении XV-XVII вв. отстаивать свои старинные права - фуэрос (свои кортесы, юстицию,
монету и др.), защищая их от посягательств центральной королевской власти.
32 ...пощечина Феагена, нанесенная Хариклее, которую он не узнал... - Гелиодор. Эфиопика, кн. VII
(См. прим. 1 к д. III).
33 В этой любви с подражанием Муцию Сцеволе кто же будет ПорсеннойЧ - По преданию, юный
Гай Муций Сцевола отправился в лагерь этрусков, осаждавших в 508 г. до н.э. Рим, с целью
убить их царя Порсенну. Был схвачен и, чтобы показать презрение к пыткам и смерти, сжег
свою правую руку на огне.
34 ...но ведь наша свободная воля дает нам способность сопротивляться, как то сделали
божественный Платон и Сципион Африканский. - По рассказу Диогена Лаэртского (III, 29-31),
когда астролог предсказал Платону, что он должен быть привержен противоестественному
греху, философ ответил, что он мудростью преодолел предназначенье звезд. Как повествует
римский писатель Валерий Максим (1-я половина I в.) в "Достопамятных делах и словах",
Публий Корнелий Сципион Африканский Старший (ок. 235 - ок. 133 до н.э.), крупнейший

Примечания
267
римский государственный деятель и военачальник времен II Пунической войны, после победы
над Карфагеном совершил благородный поступок, вернув нетронутой красавицу пленницу ее
отцу и жениху (IV, III, 1).
5 Я немного разбираюсь в этой тарабарщине. - "Новым языком'* Сесар называет "темный",
затрудненный стиль поэтов культистов, зачинателем которого был Гонгора. Высоко ценя
талант Гонгоры, Лопе резко с ним полемизировал, высмеивал его подражателей, хотя и сам
отдал дань этому течению испанской поэзии XVII в.
' ...особенно один, с кем я знаком... - Скорее всего, здесь имеется в виду сам Лопе.
"Культизмами, друг Клаудьо, процветая..." - Этот сатирический сонет Лопе датируется
июлем-августом 1631 г.
* ...что ни найдут у Стобея, в "Полиантее", у Конрада Геснера и в других пухлых сборниках
общих мест... - Стобей - см. прим. 26 к д. I. Его "Цветник", компилятивное произведение, где
собраны фрагменты из более чем пятисот греческих авторов (1535), был переведен Конрадом
Геснером. "Полиантея" - многократно переиздававшийся словарь Доменико Нани Мирабелио
(первое издание в 1507 г.) с огромным количеством цитат. Конрад Геснер (1516-1565) -
швейцарский философ и естествоиспытатель, создатель знаменитого трехязычного (греко-
латинско-древнееврейского) словаря и издатель также знаменитого латино-итальянского
словаря Амброзио Калепино (1435-1511).
...у комментаторов нет ни того, ни другого. - Полагают, что это выпад в адрес Хосе Пельисе-
ра (1602-1679), арагонского хрониста и писателя, автора апологетических
"Торжественных комментариев к сочинениям дона Луиса де Гонгора-и-Арготе" (1630). Лопе не
раз насмешливо отзывался об этом писателе, в частности в поэме "Лавр Аполлона" (1630).
Пельисер отвечал Лопе в прологе к своему сочинению "Феникс и его естественная история"
(1630).
1 Хотел бы я, чтобы написал комментарий к Гарсиласо... - На самом деле Лопе должны были
быть известны три комментированных издания стихотворений Гарсиласо де ла Вега: издание
известного гуманиста Ф. Санчеса де лас Бросас (1574), Ф. де Эррера (1580) и, несомненно,
издание с комментарием друга Лопе, Т. Тамайо де Варгас (1622). Умалчивая о них, Лопе,
вероятно, хочет их исключить из критического обзора, чтобы сосредоточиться на критике
гонгористов и их комментаторов.
Диего де Мендоса... маркиз де Пеньяфьель... - Диего де Мендоса - см. прим. 5 к д. I; Висенте
Эспинель - см. прим. 53 к д. I; Марко Антонио де ла Вега (2-я половина XVI в.) - малоизвестчый
поэт; Педро Лаинес (1538 или 1542-1584) - поэт, весьма ценившийся Сервантесом и Лопе;
доктор Гарай (2-я половина XVI в.) - малоизвестный поэт; два Луперсио - братья Луперсио
(1559-1613) и Бартоломе (1562-1631) Леонардо де Архенсола, видные поэты классицистической
ориентации, получившие прозвание "испанских Горациев"; Луис Гальвес де .Монтальво (см.
прим. 22 к д. II); маркиз де Ауньон (2-я половина XVI в.) - малоизвестный поэт; маркиз
де Монтес Кларос - Хуан Мануэль де Мендоса-и-Луна (1570-1628), второстепенный поэт;
герцог де Франкавила - поэт Диего Гомес де Сильва-и-Мендоса (1564-1630); каноник Таррега -
Франсиско Агустин Таррега (15547-1602) - известный поэт и драматург, каноник валенсийского
собора; маркиз де Пеньяфьель - Хуан Тельес Хирон, маркиз де Пеньяфьель, герцог де Осуна
(1554-1594), поэт и меценат.
...Франсиско де Фигероц, и Фернандо де Эррера... - Франсиско де Фигероа (1536-1620) -
выдающийся поэт, представитель "итальянизирующей" тенденции в испанской поэзии. Второе
упоминание Фернандо де Эррера, как полагают комментаторы, возможно связано с тем, что в
первом случае Лопе имел в виду поэта Франсиско де Эррера Мальдонадо (названного им в поэме
"Лавр Аполлона", сильва II).
...Педро Падилья... и лиценциат Беррио... - Педро де Падилья (ум. после 1595 г.) - поэт; доктор
Кампусано - Франсиско де Кампусано (2-я половина XVI в.), королевский врач и поэт; Лопес
Мальдонадо, Габриэль (2-я половина XVI в.) - поэт; советник Руфо - Хуан Руфо (1547 - после
1620 г.), поэт, автор известной эпической поэмы "Австриада"; доктор Сото - видный поэт Луис
Бароона де Сото (1547-1590); дон Алонсо де Эрсилья - см. прим. 21 к д. И; Линьян де Риаса - см.
прим. 28 к д. II; друг Лопе, автор популярных романсов; дон Луис де Варгас Манрике (ок.
1566-1630?) - поэт и драматург; по мнению литературоведа X. Энтрамбасагуаса, возможный
прототип образа Лудовико в "Доротее"; дон Франсиско де ла Куэва (2-я половина XVI в.) -

268
Примечания
юрист, поэт и драматург; Гонсало Матео де Беррио (2-я половина XVI в.) - ценившийся
современниками поэт и драматург, стихи его включались в антологии, комедии не сохранились.
Был также видным юристом.
44 Бивар, Хуан Баутиста де (2-я половина XVI в.) - автор популярных романсов, наряду с Линьяном
де Риаса и Варгасом Манрике друг юности Лопе.
45 ...которая в "Платоне" Марсилио Фичино... - Фичино М. Комментарий на "Пир" Платона,
VII, XIV.
46 Дино и Альчиати - Дино да Муджелло (XIII в.) - итальянский законовед; стихи неизвестны;
Альчиати - см. прим. 3 к д. III.
47 Потому-то их цензурует особый секретарь и одобряет Королевский Совет. -
Первой серьезной мерой, направленной против испанского театра, был запрет на
представление комедий, изданный королем Филиппом II в мае 1598 г. в связи с трауром по случаю
смерти его дочери Каталины, герцогини Савойской. Но в сентябре того же года король
скончался, и уже в апреле 1599 г. этот запрет был отменен его преемником Филиппом III,
однако при этом была введена цензура. Комедии подлежали рассмотрению
специально назначенных духовных лиц, чье решение затем утверждалось Королевским Советом.
Эта практика была окончательно подтверждена в "Исправлении комедий, приказанном
Советом... 8 апреля 1615 г.". Цензор обыкновенно назначался инквизицией или местным
епископом.
48 Второй закон риторики... гласит...-Аристотель. Риторика, III, II, 1404 b.
49 ..."парусная голубка"... - Из романса Гонгоры, начинающегося словами "Четыре-шесть нагих
плеча".
50 ...удачно назвал Вергилий стрелу "летучим железом"! - Энеида, VIII, 694-695.
51 ...когда он сказал "жидкий огонь" вместо "чистый" или "яркий", Макробий отметил это как
великую смелость и оправдал ее лишь тем, что еще раньше так выразился Лукреций. -
"Смелое" словосочетание у Вергилия (Эклоги, VI, 33) Сесар подкрепляет авторитетом Тита
Лукреция Кара, римского поэта и философа (99-55 до н.э.), автора поэмы "О природе вещей"
(VI, 204-205). В числе многих других сведений это изложено Макробием, римским автором-
платоником V в. в его "Сатурналиях".
52 Арат, переведенный Германиком Цезарем, назвал небесный дождь "тонкими струями", а
великий поэт спелые колосья - "веселыми". - Речь идет о поэме древнегреческого поэта и ученого
Арата (ок. 315-240 до н.э.) "Небесные явления", переведенной на латинский язык Германиком
Цезарем (15 до н.э. - 18 н.э.), ст. 151-152; великий поэт - Вергилий, приведена цитата из его "Ге-
оргик", 1,1.
53 ...у нас пишут о ручьях, что они текут, смеясь. - "Ручеек со смехом мчится" - романс из
новеллы Лопе "Благоразумная месть".
54 Сюда не относятся авторы, о коих Мирандолинец... в своем "Гептапле" сказал, что они
наряжают философию в словесные украшения. - Трактат одного из крупнейших итальянских
гуманистов Джованни Пико делла Мирандола (1463-1494) "Гептапл", 2.
55 Доказательство, говорит Философ, должно быть основано на утверждениях истинных. -
Аристотель. Вторая аналитика, I, I и И, 71 Ь-72а.
56 ...диалектическое суждение - это речение, совмещающее в себе противоречия. - Аристотель.
Первая аналитика, 1,1,24а.
57 ...как то делается в Италии, в тамошних превосходнейших Академиях. - Академии как
сообщества преимущественно писателей и ученых-гуманитариев получили развитие в Италии уже
в XV в.; число их непрерывно росло и к началу XVIII в. достигло 600. Среди наиболее
известных - платоновская Академия во Флоренции (1474-1521), Академия деи Линчей
(1609-1632) и др.
58 Инхенио (исп. ingenio) - воображение, гений, талант, а также орудие, инструмент.
59 Колумела - или Колумелла, Луций Юний Модерат (I в. н.э.), римский писатель, автор известного
сочинения "О сельском хозяйстве".
60... "нырнуть уткою"...-По мнению Э.С. Морби, Лопе имеет в виду строки из своего сонета
"Раз ты в своей дерзкой ошибке коснеешь, я уткой ныряю, тебя чтоб не видеть", написанного в
ответ на сонет Гонгоры "Утки кастильских луж".
61 ...как божественно применен глагол "процветать" Иисусом, сыном Сираховым, когда он го-

Примечания
269
ворил о Халеве и других судьях израильских... - Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова, XI,
VI, 11-14.
62 ...Hue и Эвриал, Пилад и Орест, Дамон и Питий, Сципион и Лелий - неразлучные пары,
ставшие эталоном верной мужской дружбы. Hue и Эвриал - персонажи "Энеиды" (IX, 176-449).
Нис отомстил за смерть Эвриала в сражении и сам погиб. Орест и Пилад - персонажи античной
мифологии, мстят матери Ореста Клитемнестре за убийство его отца, царя Агамемнона.
Каждый из них готов погибнуть, чтобы спасти жизнь друга. О сиракузских философах Дамоне и
Питии (ок. 350 до н.э.) рассказывает Цицерон (Об обязанностях, III, X). Питий участвовал в
заговоре против тирана Дионисия и был приговорен к смерти. Однако ему надо было уладить
неотложное дело и тогда Дамон остался за него в тюрьме заложником. Когда же Питий
вернулся, чтобы приговор был исполнен, потрясенный их дружбой Дионисий помиловал обоих.
О дружбе Сципиона Эмилиана Африканского Младшего (ок. 185-129 до н.э.), римского
военачальника и политического деятеля, успешно завершившего в 146 г. до н.э. III Пуническую
войну, и Гая Лелия ("Мудрого"), его сподвижника, римского политического деятеля, народного
трибуна в 151 г., написан диалог Цицерона "Лелий, или О дружбе".
63 ...зачем, мол', Эней приплыл из Трои в Италию. - Энеида, I, 8-11.
64 Апостроф, или антипофора - предвосхищение, риторическая фигура, обращенная к
противнику, когда оратор сам формулирует возможное возражение и затем его опровергает.
65 Брахилогия - риторическая фигура убавления, краткость стиля, изложение мысли в возможно
немногих словах. Пример Л one взял из "Риторики" итальянского писателя Антонио Марии
Спельты (1559-1632).
66 ...напоминает мне задачу, поставленную Философом...-Аристотель, Происхождение
животных, IV, HI, 769b-770b.
*>7 ...Овидий попытался ее решить историей Салмакиды и Троко. - В "Метаморфозах" (IV,
285-379) рассказывается о любви озерной нимфы Салмакиды к прекрасному юноше, сыну
Венеры и Меркурия. Когда он купался в озере, нимфа, прильнув к нему, взмолилась, чтобы боги
сделали их неразлучными. Именем Троко назвал юьошу переведший "Метаморфозы" на
испанский язык Бустаманте.
68...Римский Оратор...сказал... -Цицерон,Тускуланские беседы, IV, XXXV,75.
69 ...Мерлин Кокайо - псевдоним итальянского поэта Теофило Фоленго (1496-1544), создателя
"макаронического" стиля, т.е. включения в стихотворный текст слов из иностранных языков.
70 ...словом "друг" не брезговали Лукиан и Туллий. -Лукиан из Самосаты (120 - после 180) -
древнегреческий писатель, автор сатирических диалогов. Туллий - Цицерон. У обоих авторов есть
трактаты о дружбе (см. прим. 62, д. IV).
71 ...на которую Овидий возвел поклеп, будто она влюбилась в быка... Метаморфозы, VIII,
131-176.
72...история о коне Семирамиды... Плиний. Естественная история, VIII, I, XIV.
73 ...ведь в лебеде прекрасной Леды и в золотом дожде недоступной Данаи все же являлся
мужчина... - Зевс являлся к Ледеу жене царя Спарты Тиндарея, под видом лебедя. Даная была
дочерью аргосского царя Акрисия, которому предсказали, что он погибнет от руки внука.
Поэтому он заточил Данаю в подземных покоях, но Зевс проник к ней под видом золотого
дождя.
74 Превосходно изображен Случай у Авсония. - Децим Магн Авсоний (310-392), знаменитый
римский поэт, оратор и ритор, автор переводных и оригинальных эпиграмм.
75 Штигель, Иоганн (1515-1562) - иенский гуманист и поэт.
76 Минотавра римляне изображали на своих воинских значках... - Плиний. Естественная история,
X.IV.
77 ...переведите Вергилиев "Моретум". - "Моретум" (лат. moretum - деревенское кушанье из
сыра, чеснока, масла, уксуса и пр.) - приписываемая Вергилию поэма, в которой изображено утро
пастуха, готовящего себе завтрак.
78 Сучок Марсельский. - Здесь и далее по возможности передан гротескный характер значащих
имен вымышленных поэтов.
79 Фидий (V в. до н.э.), Эвфранор (V в. до н.э.), Поликлет (V в. до н.э.).
80 ...работа Ментора...приписывали ее Теладею и Теодору. - Ментор (кон. IV в. до н.э.), Мирон
(V в. до н.э.), Теодор - прославленные греческие скульпторы. Теладей никогда не существовал,

270
Примечания
хотя в силу ошибки упоминается в ряде трудов XVI-XVII вв. по истории искусств. Эти сведения
Лопе взял из "Мастерской" Тиксье; возможно, под Теладеем Тиксье имел в виду Телеклеса,
брата Теодора.
81 Тогда Микеланджело...сказал: "Римляне, статую сделал я". - Этот исторический анекдот,
повествующий о создании спящего Амура, сообщали многие биографы Микеланджело, начиная с
Д. Вазари в его "Жизнеописаниях наиболее знаменитых живописцев, скульпторов и
архитекторов" (1550).
82Мараньон -река на территории Перу, впадающая в Амазонку; упоминается в ряде произведений
Гонгоры.
83 ...соловья называют "пернатой цитрой"... - Поэма Гонгоры "Одиночества", 1,555. Эта
метафора оказалась очень популярной среди современников поэта, сам Лопе в драме "Филомена"
назвал уток "пернатыми лодками".
84 ...по определению Леона Эбрео в его "Диалогах". - Диалоги о любви, 424Ь-425а.
85 ..."неволят трудности к тому, о чем не думал"... - Строка из романса Лопе "Садовником был
Белардо".
86 Консонанс - один из видов неполной рифмы; здесь любая рифма.
87 ...ведь даже твари земные рождаются одни по необходимости, другие по случайности, как
утверждает Философ. - Неточная цитата из Аристотеля. Возможные источники - История
животных, IV, IV, 770; О небесах, I, XI, 380Ь.
88 Л Квинтилиан называл подобные вольности "принуждением стиха". - Квинтилиан,
"Наставление в ораторском искусстве", VIII, VI.
89... слово "рифма" происходит от rimar, что означает "усердно искать и выбирать" .Так его
употребляли и Цицерон и Стаций. - Цицерон. О гадании, I, LVII, 130; римский поэт Публий
Лавиний Стаций так сказал в эпической поэме "Фиваида" (VII, 761). Давая подобную
этимологию слова "рифма", Лопе отходит от традиционных представлений своего време чи,
когда его возводили к греческому слову rythmos - "число".
90 ...что ответил в одной комедии поэт вельможе... - По-видимому, стихи самого Лопе.
91 Любопытное замечание есть у Светония Транквила. - Гай Транквил Светоний (римский
писатель и историк, ок. 70-160), Жизнеописания двенадцати цезарей, VI, 52.
92 Потому-mo сказал некий лоэт... Речь идет о Грегорио Сильвестре (1520-1569), поэте и
органисте гранадского собора. Приведены строки из его стихотворения "Посещение Амура".
Кристобаль де Кастильехо (1490-1550) - выдающийся поэт. Выступал сторонником
национальных поэтических традиций, избегая подражания итальянским образцам.
93 ...Гонсало Перес, превосходный переводчик Гомера, как Грегорио Эрнандес - Вергилия. -
Тринадцать песен "Одиссеи" в переводе Гонсало Переса вышли в Саламанке и Антверпене в
1550 г., а полный перевод был опубликован в Антверпене в 1556 г. "Энеида" в переводе
Грегорио Эрнандеса де Веласко была опубликована в Антверпене в 1557 г. и переиздана с
добавлением двух эклог в Толедо в 1574 г.
94 ...Цицерон называл сию таинственную способность вникать в суть "изобретением и
размышлением" .-Цицерон. Тускуланские беседы, I, XXV, 61.
95 ...для прозаической фразы Аристотель советует не злоупотреблять ямбом и хореем, на что
ссылается сам Цицерон. - Аристотель. Риторика, III, VII; Цицерон. Оратор, LVII, 192-193.
96 Симак (345-405) - римский оратор и писатель, автор "Посланий", пользовавшихся известностью
и неоднократно переиздававшихся на протяжении XVI в.
97Мирандолинецсказал...-Д. Пико делла Мирандола. Гептапл, 13.
98 Божественно применил Соломон к приходящим и уходящим поколениям образ морских
приливов и отливов. - Имеются в виду слова из Книги Екклесиаст, 1,4 ("Род уходит, и род приходит, а
земля остается вовеки", но в переложении Д. Пико делла Мирандола).
99 Антонио Спельта в своей "Риторике" порицает сравнения, насильно притянутые издалека. -
А. Спельта, итальянский гуманист и ритор. "Риторика" (1591).
100 А Квинтилиан определил метафору одним словом "ясная". -Квинтилиан. Наставление в
ораторском искусстве, VIII, 1,1.
101 ...в чем он упрекает Ликофронта, Горгия и Алкидаманта за их эпитеты и прилагательные. -
Упрекает не Квинтилиан, а Спельта в "Риторике", 34-36. Ликофронт (III в.) - древнегреческий
поэт и грамматик, ок. 275 г. работал в Александрийской библиотеке. Его поэма "Александра",

Примечания
271
излагающая пророчества Касандры, отличалась изобилием ученых реминисценций и
усложненным стилем. Горгий из Леонтины (ок. 483-375 до н.э.) - древнегреческий философ-
софист и знаменитый оратор, считался родоначальником "украшенной"прозы. Алкидамант -
его ученик.
102 ...Вергилий назвал "хриплыми" лебедей, в чем его оправдывает Амброзио Калепино... - Энеида,
II; Амброзио Калепино (см. прим. 38 к д. IV).
103 ...песню, сочиненную маэстро Бургилъосом о некоей блохе. - В сборнике "Человеческие и
божественные стихи лиценциата Томе де Бургильоса" (1634) (псевдоним самого Лопе) есть сонет
на ту же тему: "Блоха, ложно приписываемая Лопе".
104 ...два пальца-альгвасила... Альгвасил - судебный исполнитель.
105 Мурат - имя нескольких турецких султанов. Во времена Лопе правил Мурат IV (1621-1640).
106 ...как Алкид/ От стимфалийских птиц стрелами спас Финея? - Финей, царь Салмидеса во
Фракии, был богами наказан за жестокость тем, что когда он садился за стол, прилетали гарпии
(хищные птицы с берегов Огимфальского озера), расхищали его яства и оскверняли их своими
испражнениями. Стимфалийских птиц уничтожил Геракл (Алкид).
107 Проперций, Секст (ок. 49 - ок. 15 до н.э.) - римский поэт, автор знаменитых любовных элегий.
108 Голос лягушек, или поселян Ликии, превращенных в лягушек Латоною, Овидий назвал
"хриплым" и пречудесно их изобразил... - Метаморфозы, VI, 317-381.
109 Аристотель посмеялся над Горгием, назвавшим семена "зелеными штучками". -
Аристотель. Риторика, III, III, 1406b; но Лопе в данном случае цитирует Аристотеля через "Риторику"
Спельты, 36.
1,0 Вергилий назвал пшеницу "Церерой", применив метонимию. - Энеида, 1,181; Георгики, I, 397.
1'! Сиприано - Сиприано Су apee (2-я половина XVI в.), автор трактата "Искусство в трех книгах"
(1569).
1п ...священный пророк вифлеемский... - Царь Давид (псалом 118,28).
113 ...праведник из земли Уц... - Иов (Книга Иова, IX, 21; X, 1).
114 ...и Цицерон, заметивший, что у иных людей великий позор не вызывает отвращения к жизни.
-Цицерон. Первая речь против Верреса, XII, 35.
115 Антифоны - песнопения, исполняемые поочередно двумя хорами или солистом и хором. В
католическом богослужении - поочередное пение священника, части хора и целого хора.
116 Цицерон в пятом письме своему другу Аттику говорит... - Письма Аттику, II, письмо третье (а
. не пятое).
117 Чапины - см. прим. 44 к д. II.
118 ...бродить в поисках Эндимиона по гореЛатмосу. - В греческой мифологии Эндимион, бог сна
в образе прекрасного юноши, вечно дремлет в глубоком гроте горы Латмос в Карий, а
влюбленная в него богиня Луна всегда ищет его.
119 Бандуррия - музыкальный инструмент типа гитары, но меньших размеров.
120 фаусто Сабео (ок. 1478 - ок. 1558) - итальянский поэт, автор известного в XVI в. сборника
эпиграмм.
121 Потому и просил некий философ... - Испанский писатель Педро Мехиа (1502-1552) в своем
сборнике "Роща всяческих поучений" (1542) рассказывает эту историю о древнегреческом
философе Диогене из Синопа (ок. 404-323 до н.э.).
122 ...карлику Бонами.... - Любимый карлик короля Филиппа III.
123 ...подобно тому ореху, в котором искусный писец вместил всю "Илиаду" Гомерову. - Хулио
Солино в книге "О разных удивительных вещах" (1573) приводит следующий рассказ Цицерона:
тому довелось наблюдать, как один писец переписал "Илиаду" столь мелким почерком и на
столь тонком пергаменте, что в сложенном виде этот пергамент поместился внутри ореха.
124 Маэстро Бургильос - См. прим. 46 к д. I и 103 к д. IV.
125 Джовио, Паоло (1483-1552) - итальянский хронист, автор жизнеописания знаменитого
испанского полководца и политического деятеля Гонсало Фернандеса де Кордова ("Великого
капитана", 1453-1515), а также "Похвального слова великим мужам" и ряда других
произведений. Антииспанская направленность его сочинений сделала его имя ненавистным в
Испании.
126 Почему вы из Гераклита стали Демокритом? - Имеются в виду распространенные
представления о древнегреческом философе Гераклите (ок. 530-470 до н.э.) как о "плачущем",

272
Примечания
из-за его учения о бренности и изменчивости всего земного, выразившемся в известной формуле
"все течет, ьсе изменяется", а о Демокрите (460-370 до н.э.) как о "смеющемся", так как он
провозгласил, что все существующее представляет собой лишь случайное сочетание вечных
атомов, и оттого следует, ни о чем не печалясь, видеть вокруг только хорошее.
127 То же случилось и с Филиппидом, великим сочинителем комедий, которого Ги из Буржа
назвал "мужем преблагороднейшим", когда тот, как сообщает Авл Геллий, одержал победу в
состязании. - Все эти сведения содержатся в "Мастерской" Тиксье. Филиппид (III в. до н.э.) -
афинский комедиограф. Имя Ги из Буржа упоминает римский грамматик Авл Геллий (род. ок.
130 г.) в "Аттических ночах", III, XV, 2.
128 И автор трагедий Сократ... - Как полагают комментаторы, здесь ошибка в тексте, вместо
"Софокл". "Божественным" Цицерон называл Софокла (О гадании, I, XXV, 54). О смерти
Софокла (в девяностолетнем возрасте) от радости, когда его объявили победителем в
состязании, писал римский историк Валерий Максим (см. прим. 34 к д. IV).
129 Сам Цицерон... говорит... - В пятой книге 'Тускуланских бесед" Цицерона не упоминается ни о
возрасте Демокрита, ни о его смехе. Легенда о "смеющемся" Демокрите сложилась намного
позже.
130 ...как сообщает Гаген... - Французский хронист Робер Гаген (между 1425 и 1450-1501 гг.),
"Изложение истории франков".
131 ...родился в царствование Карла Великого и скончался при Людовике Младшем. - Император
Карл Великий (742-814) был коронован как император в 800 г. Французский король Людовик
VII Младший (1120-1180) царствовал с 1137 г.
132 ...легенда о Хуане Набоганадейся и его пяти медяках. - Согласно народной легенде, Хуан
Набоганадейся, испанский вариант Вечного Жида, был иерусалимским башмачником. Услыхав,
что Иисуса Христа повели на распятие, он вышел к дверям и ударил его сапожной колодкой с
восклицанием "Убирайся вон!" На что Спаситель ответил: "Я уйду, а ты останешься на веки
вечные!" Так Хуан оказался обреченным на вечные скитания. Но Господь все же даровал ему
милость - всякий раз, как тот опускал руку в карман, он находил там пять медяков.
133 Разве не восхваляют благочестие Помпилия... благоразумие Сервия! - Примеры взяты из
труда Валерия Максима. Помпилий - Нума Помпилий (715-673 до н.э.), второй из семи римских
царей, ему приписывают проведение ряда важных правовых и религиозных реформ. Регул, Марк
Аттилий - римский консул, военачальник времени I Пунической войны (264-241 до н.э.). Взятый
в плен карфагенянами, через пять лет был послан в Рим, чтобы добиться мира, но выступил в
Сенате за продолжение войны. Имел возможность обменять свою свободу на свободу
карфагенских пленных, но во исполнение обещания вернулся в Карфаген и был казнен. Для
потомков неизменно служил примером стойкости и патриотизма. Катон - Марк Порций Катон
Утический (Младший, 95-46 до н.э.), римский политический деятель, защитник республики.
Потерпев поражение от Юлия Цезаря, покончил с собой, бросившись на меч. Аристид (ок. 540 -
ок. 467 до н.э.) - афинский политический деятель и военачальник. Сципион - речь идет о
Сципионе Старшем, см. прим. 34 к д. IV. Лелий - см. прим. 62 к д. IV. Фабий - Квинт Фабий
Максим, римский военачальник эпохи II Пунической войны (218-201 до н.э.), прозванный
Кунктатором (медлительным) за осторожность: избегал крупных сражений, предпочитая
тактику изматывания противника. Ромул - легендарный основатель Рима в 754-753 гг. до н.э.
Селевк (или Зелевк, VII в. до н.э.) - древнегреческий законодатель. Курций - имеется в виду
Маний Курций Дентат (III в. до н.э.), римский консул и военачальник, приверженец заветов
старины, прославившийся своим бескорыстием, неподкупностью. Камилл Марк Фурий (ум. 365 г.
до н.э.) - римский полководец и диктатор. По преданию, будучи в ссылке, долгое время отвечал
отказом на предложение возглавить войска против галлов. Впоследствии ему удалось отбить у
галлов, возвращавшихся после набега на Рим в 390 г., награбленные золото и драгоценности.
Пирр (1-я половина III в. до н.э.) - царь Эпира, проявил человечность, вернув римлянам пленных
без выкупа. Муций Сцевола - см. прим. 33 к n..IV. Брут - скорее всего, имеется в виду Луций
Брут (убит в бою в 509 г. до н.э.), основатель римской республики и первый римский консул.
Туллий - видимо, Тулл, третий римский царь (672-640 до н.э.). Анк Марций - четвертый римский
царь (640-616 до н.э.). Тарквиний - Тарквиний Гордый, седьмой римский царь (534-510 до н.э.).
Сервий Туллий - шестой римский царь (578-534 до н.э.). По преданию, провел ряд важных
социальных реформ.

Примечания
273
134 ...Туллий сказал... - Ци церон. О нахождении, II, LIX, 178.
135 Альваро деЛуна (1390-1453) - фаворит кастильского короля Хуана II (1406-1454), фактически
управлял Кастилией более 30-ти лет; его могущество и богатство вызывали зависть самого
короля, который и приказал его в конце концов казнить, а затем конфисковал огромное
состояние.
136 ...приита от Гвадалахарских ворот с шелками и драгоценностями... - см. прим. 12 к д. II.
13^'...Меркурий твоих посланий... - В римской мифологии бог Меркурий, посланник богов, нередко
был посредником в любовных приключениях Юпитера.
138 Нет, Хулио, нет, ты все же не Цезарь, и я не буду твоим Римом. - Хулио - испанская форма
имени Юлий. Смысл реплики Клары: я не Рим, меня не проведешь.
139... Овидий в числе средств от любви называет размышление об изменах любимого существа...-
Овидий.. Средства от любви, 299-300.
140 ...нашел Апулееву розу. - В знаменитом романе римского писателя Луция Апулея (II в.)
"Золотой осел" главный герой, превращенный колдуньей в осла, должен, чтобы снять с себя
чары, съесть венок из роз, который понесут во время торжественной процессии, посвященной
богине Изиде.
141 ...что сказал Катулл Лесбии... - Гай Валерий Катулл (ок. 84-54 до н.э.), великий римский поэт.
Лопе цитирует его "Книгу стихотворений", LXXXV.
142 Ферекратов одиннадцатисложник - античный стихотворный размер, встречающийся у Сафо,
Катулла и Марциала, названный по имени древнегреческого поэта Ферекрата.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
1 Бой на тростниковых копьях - распространенная в Испании XVI-XVII be. забава, сменившая
прежние рыцарские турниры.
2 Слушай эпиграмму... - Эпиграмма самого Лопе.
3... К девятым небесам... - Согласно средневековым астрономическим воззрениям, основанным на
геоцентрической системе Аристотеля и Птолемея, планеты, а также солнце и луна помещаются
на семи вращающихся вокруг земли сферах (небесах), на восьмом небе находятся звезды,
девятое же небо - это эмпирей, перводвигатель.
4..читал я у одного философа... - См. Комментарий на "Пир" Платона М. Фичино.
5 "Л/ы все потеряли". - По преданию, перед смертью английский король Генрих VIII сказал: "Мы
все потеряли: королевство, небо и жизнь".
6 Реал - монета, равняющаяся тридцати четырем мараведи (мараведи - самая мелкая медная
монета).
7 Куарто - монета равная четырем мараведи.
8 ... Да и сам не пропади. - Стихи из народной песенки.
9 ...двенадцать пэров французских. - Имеются в виду двенадцать приближенных к королю, равных
друг другу вассалов-родственников французского императора Карла Великого, воспетых в
эпических поэмах каролингского цикла, и герои возникших на основе этих поэм рыцарских
романов.
^Аюнтамьенто - Городской совет. В Севилье он состоял из двадцати четырех членов.
1* Нахера - город в провинции Логроньо.
12 Каса дель Кампо - старинный мадридский парк, получивший свое название ("Сельский дом") из-
за резиденции, построенной там королем Филиппом II.
13 Как бы не пришлось в митре щеголять. -"Митрой" в народе называли остроконечный колпак,
надевавшийся на осужденных в знак бесчестия.
14 ...я не кровью мажусь, а салом, я ведь с гор Бургоса. - Согласно народному поверью, ведьмы
мазали свое тело кровью маленьких детей. В этой реплике Херарда хочет сказать, что она по
происхождению "старая христианка", а не потомок "новых христиан", т.е. крестившихся мавров
или иудеев, которым прежняя религия запрещала употребление свинины.
15 Любой сын чужеземца может возвести себя в дворянское звание.... - Намек на то, что так
называемые новые христиане, недавно крестившиеся мавры или евреи, нередко брали себе
самые громкие имена испанской знати.

274
Примечания
16... пишет Овидий о Медее... - Метаморфозы, VII, 391-397.
^Аристоксен (сер. IV в. до н.э.) - афинский философ, ученик Аристотеля, автор трактата о
музыке "Гармоника".
^Любовный сей союз Марсилио Фичино назвал слугою любви...- Комментарий на "Пир" Платона,
III, III.
19...прекрасная Я амия голосом, своим привела в любовное безумие великого Деметрия. -
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Деметрий, XVI.
^Указанием на столь давнее событие ты нарушаешь законы трагедии. - Имеется в виду
несоблюдение одного из трех классицистских "единств" - единства действия, требовавшего,
чтобы события драмы разворачивались в течение не более двадцати четырех часов.
21 Да простится мне несовершенство фабулы ... она тут сочетается с историей. - см. прим. 68 к
Д. И.
22 Марсилио Фичино, комментируя Платона, говорит... - Комментарий на "Пир" Платона, VII, XI.
23 ... все это, кстати, сказал Лукреций в одном четверостишии. - В том же сочинении Фичино
приводит следующее четверостишие Лукреция (см. прим. 51 к д. IV):
Но убегать надо нам этих призраков, искореняя
Все, что питает любовь, и свой ум направлять на другое.
Влаги запас извергать накопившийся в тело любое,
А не хранить для любови единственной, нас охватившей.
"О природе вещей", IV, 1063-66.
Пер. Ф. Петровского
24 Жажда, происхождение коей изложил Платон в "Пире любви"... - Платон, Пир, 189-193.
25 Я щедрого люблю, I Задиру не терплю. - Припев народной песни.
26 ...чего же вы дивитесь этой силе, которую тот же философ назвал демоном1} - Для Сократа
понятие демона, который подсказывал ему, как поступать, было равнозначно совести, разуму
или здравому смыслу. Фернандо здесь излагает неоплатонические идеи, высказанные М. Фичино
в Комментарии к "Пиру" Платона, называвшего бога, владыку мира, "величайшим демоном".
27 ...чем Баязид у ног Тамерлана\ - Турецкий султан Баязид I Молниеносный (1360 или 1354-1403),
потерпев поражение от Тамерлана (1336-1405) в сражении при Анкаре (1402), был взят в плен и
позднее казнен.
28 ...на улицу Толедо. - На этой мадридской улице была расположена тюрьма, в которую сам Лопе
попал в молодости за сатирический сонет против Елены Осорио.
29 ...стражники, подобно псу Ганимедову, разинув рты, уставились на орла. - Согласно
античному мифу, отличавшийся необычайной красотой юноша Ганимед, когда пас отцовские стада, был
похищен Зевсом, принявшим облик орла. На Олимпе Ганимед стал виночерпием.
30 ...которая оказалась подобна сорочке прекрасной Деяниры... - Жена Геракла Деянира,
воспылав ревностью при вести о том, что Геракл собирается взять себе новую жену, решила
волшебством вернуть его любовь. Хитрый кентавр Несс, погибший от руки Геракла, перед
смертью успел сказать ей, что его кровь - приворотное средство. Деянира, сохранив горшок
крови Несса, пропитала ею одежду, которую послала мужу в подарок. Но кровь оказалась ядом,
и новая одежда стала причиной гибели Геракла.
31 ...по словам Философа, гармония создается из противоречий. -Аристотель. О душе, I, IV,
407Ь.
32 Но он сам же утверждает, что... мы достоверно не знаем, как она действует. - Там же, I, I,
402а.
33 "Проверенные истины" - пародийное название, вероятно, сочиненное самим Лопе.
34 Боскан де Альмогавер, Хуан (1490-1542)-вместе со своим другом Гарсиласо
делаВегаосновоположник испанской ренессансной поэзии, автор лирики в "итальянизирующем" духе.
Приведенное двустишие принадлежит, по всей вероятности, испанскому поэту Хорхе Манрике
(1440-1478). У Боскана же, как и у некоторых других поэтов XVI в., есть глосса на эту тему.
Источник ошибки Лопе, вероятно, в том, что Камоэнс, который также сочинил глоссу на эти
строки, приписал их Боскану.
35 ...подобными цикадам, у которых самки никогда не поют! -Аристотель. История
животных, V, XXX, 556Ь.

Примечания
275
36 ...на проблему, поставленную Аристотелем, - почему люди не рождаются с хвостом. -
Аристотель. О частях животных, IV, X, 690а.
37 ...четверостишие из сонета... Луиса де Камоэнса... - Камоэнс, сонет LVII ("Меняются и время и
мечты", пер. В. Левика).
38 ...самый наш большой праздник в году. - Католический праздник Тела Христова, который
отмечается в первый четверг после Троицына дня.
39 ...станете новой Нумансией, новым Сагунто. - Нумансия - кельтиберийская крепость на
р. Дуэро в Испании, прославившаяся героическим сопротивлением римлянам во время Нуман-
сийской войны 143-133 гг. до н.э. Была подвергнута планомерной осаде, полностью отрезавшей
ее от внешнего мира, но войска Сципиона вошли в нее лишь после того, как погибли все
защитники. Сагунто - город на средиземноморском побережье. Во время II Пунической войны
был союзником Рима и в течение восьми месяцев героически выдерживал осаду карфагенян.
Город пал, когда не осталось в живых никого из жителей: после того, как все мужчины погибли
в бою, женщины и дети покончили с собой.
40 Еврипид говорил, что в отношении женщин может верить только одному. -
Женоненавистничество Еврипида вошло в поговорку (А ел Геллиу. Аттические ночи, XV, XX).
41 ...в древних законах женщины названы самыми алчными существами. - В "Семи частях", своде
испанского средневекового права, есть слова: "И если случится, что женщина сделает дар своему
супругу, что бывает крайне редко, так как женщинам свойственны алчность и скупость..." (Ч. IV,
гл. XI, закон III).
42 Как с осажденным Помпилием. - Вероятно, имеется в виду римский полководец Гай Попиллий,
попавший в плен к галлам, как о том повествует Цицерон в "Риторике к Гереннию" (I, XV, 25). В
некоторых изданиях Цицерона в XVI в. Попиллий ошибочно назван Помпилием.
43 Ликофронт - см. прим. 101 к д. IV.
44 Вопрошать будущее не дозволено... - Предсказание будущего и составление гороскопов
запрещалось в Испании церковью и государством.
45 ...бракосочетание... Виттории Колонны и графа де Мельгар... - Оно произошло в 1587 г.
46 Вы назвали трех граций... И ежели потребуется прибавить четвертую, как то сделали Гомер
и Стаций, назовите Марфису вместо Паситеи. - Согласно Гесиоду ("Теогония"), имена трех
граций (богинь юности, светлого и радостного начала в жизни) - Эвфросина, Аглая и Талия.
Гомер в "Илиаде" не прибавлял четвертую грацию, как сказано в "Мастерской" Тиксье, откуда
Лопе, вероятно, почерпнул эти сведения, - он назвал Паситею вместо Аглаи. Также и Стаций,
Публий Папиний (ок. 40 - ок. 90), римский поэт, автор поэмы "Фиваида", назвал Паситею.
47 Кардинал Асканио Колонна (ок. 1559-1608) - вице-король Арагона, известный меценат, сын
Марко Антонио Колонны (1535-1584), выдающегося итальянского политического деятеля и
военачальника, вице-короля Сицилии, главы папского флота в битве при Лепанто. Учился в
университетах Алькала и Саламанки. Сервантес посвятил Асканио Колонне роман "Галатея".
. Лопе в "Эклоге к Клаудио" сообщает, что посвятил ему свой перевод поэмы "Похищение
Прозерпины" римского поэта Клавдиана, осуществленный, по-видимому, в 1581-1585 гг.
48 ...его сиятельнейшего отца Марко Антонио Колонны и его матери доньи Хуаны де Арагон... -
Марко Антонио Колонна был не мужем, а сыном Хуаны де Арагон (1500-1577), побочной
дочери Фердинанда Католика. Его женой, матерью Асканио и Виттории Колонны, была Феличе
Орсини. Марко Антонио Колонна был союзником испанцев в их войне против папы Павла IV,
вследствие чего Хуана де Арагон с дочерьми были в Риме арестованы, но им удалось бежать. 28
августа 1557 г. войско герцога Альбы осадило Рим, однако через несколько часов удалилось, не
войдя в город.
49 ...к Энрикесу... - Т.е. к супругу Виттории, дону Луису Энрикесу де Кабрера, четвертому
герцогу де Медина де Риосеко, графу де Мельгар-и-Модика.
50 ...хотя Сенека, говоря о времени Клавдия, не пренебрег предсказаниями, равно как
многословный Фаворин у Геллия. - Имеется в виду сатирическое сочинение Сенеки на смерть
императора Клавдия (10 до н.э. - 54 н.э., император с 41 г.) "Отыквление"; Фаворин - софист и
ритор времен императора Траяна (98-117), которого обильно цитирует в "Аттических ночах"
Авл Геллий. В комедии Лопе "Сожженный Рим" (I, 285а) выведен Сенека, составляющий
гороскоп Нерону.
51 ...то порок или добродетель в натуре человеческой? -Аристотель. О душе, 1,1.

276
Примечания
52 ...сказал Вергилий о Сивилле... - Энеида, III, 445-446.
53 ...кого Амвросий называет "фаг атиками" или "пифиями"...- Амвросий Медиоланский(ок.
340-397), епископ Милана, один из "отцов церкви" в католицизме.
54 ...Аммиан Марцеллин... - Римский историк (ок. 330- ок. 400), "Деяния", кн. XXI, I, И.
55 ...как пишет Диодор... - Греческий историк Диодор ("Сицилийский", нач. \ в. н.э.),
"Историческая библиотека", IV, LXVI (т. 1,311) и XVI, XXVI (т. II, 101-102).
56 Почему Иаков, увидев Рахиль, заплакал? - Книга Бытия, XXIX, 11.
57 ...посланный Антонием царице Египта? - По преданию, Марк Антоний, потерпев поражение
от Октавия Цезаря, перед тем как покончить с собой послал Клеопатре ядовитую змею, чтобы
спасти ее от бесчестья.
58 ...что его портрет будет как Энеев меч дляДидоны? - Покинутая Энеем карфагенская царица
Дидона, взойдя на костер, закололась мечом Энея, который прежде выпросила себе в подарок
(Энеида, конец песни IV).
59 ...ты убила, как Карл Пятый, мавра, под копыта чьего коня упал севильский идальго. - Этот
факт приводят П. Джовио во "Второй части всеобщей истории событий, происшедших за
последние пятьдесят лет", а также испанский писатель Л. Сапата в поэме "Карл Знаменитый",
однако имена дворян, спасенных императором, у них не совпадают.
60 ...силач Сеспедес... - Капитан Алонсо де Сеспедес (ум. 1569), чья физическая сила вошла в
поговорку.
61 ...с доном Херонимо де Аянса и с отважным доном Феликсом Ариасом! - Херонимо де Аянса -
силач, прозванный "испанским Геркулесом". Феликс Ариас - дворянин, известный не только как
отважный воин, но и как покровитель искусств, стихотворец и музыкант.
62 ...и Геркулес не совершил большего подвига,разодрав пасть немейскому льву... -Первый из
двенадцати подвигов Геркулеса.
63 ...Самсон, когда порвал веревки... - Подробности описания храма, который Самсон обрушил на
себя и на всех находившихся в нем филистимлян (Книга судей, XVI, 25-30), принадлежат Лопе.
64 Милон - знаменитый греческий атлет из г. Кротоны, живший в VI в. до н.э.
65 ...у Лисимахова льва... -Лисимах - солдат Александра Македонского, задушивший льва и
вырвавший у него язык, о чем повествует римский историк Квинт Курций (I в. н.э.) в "Деяниях
Александра Великого", VIII, 1,13-17.
66 Аристомен (VII в. до н.э.) - мессенский военачальник, прославившийся бесстрашием и
упорством в борьбе с лакедемонянами. По преданию, когда вскрыли его тело, то обнаружили сердце,
поросшее волосами (якобы признак мужественности).
67 Отроки из романса Лопе "Горела Троя".
68 Доротея перефразирует популярную песенку.
*>9 "Пока из роз и лилий" - начало сонета XXIII Гарсиласо де ла Вега.
70 ...читала "Алхимию" Тревизано? - Бернардо Тревизано (1507-1583), итальянский врач, автор
трактата "О химическом чуде, каковое называют философским камнем" (1583).
71 ...ты тут опаливала одного из питомцев блудного сына... - Т.е. свинью: согласно евангельской
притче, блудный сын, прокутив все свое состояние, принужден был наняться свинопасом.
72 Посмотрите это место у Иеремии.... - Книга пророка Иеремии, X, 2-3.
73 То же самое говорит Исайя... - Книга пророка Исайи, XLVII, 13-14.
74 ...сама Истина наказала нам не тревожиться и не вопрошать гадателей о грядущем. - Книга
премудрости Иисуса, сына Сирахова, XXXIV, 5. Эта ссылка, а также предыдущие цитаты из
Исайи и Иеремии, как показал Э. Морби, взяты из книги "Об истинной и ложной астрологии"
Левина Лемменса.
75 Жоан Баутиста Лаванъя (ум. 1625) - знаменитый в свое время португальский географ, историк
и математик, много лет служил при испанском дворе.
76 Как сказал Августин... - Т.е. святой Аврелий Августин (354-430), самый знаменитый из "отцов
церкви".
77 ...и женитесь на ней вопреки желанию ее родни и вашей. - Предсказание относится к Исабель де
Урбино, дочери придворного герольдмейстера. Брак Лопе с нею был заключен в 1588 г.
78 Берегитесь некоей женщины, которая попытается вас приворожить... - Возможно, речь идет
о Лусии де Сальседо, валенсианке, в которую был влюблен Лопе де Вега.
79 Согласно Божестве той Истине, даже на князей нельзя надеяться. - Псалом 145,3.

Примечания
277
80 Некий человек будет вас ценить и заботливо опекать... - Имеется в виду герцог де Ceca,
покровитель Лопе.
81 Так учит Философ в своей "Метафизике". -Аристотель. Метафизика, VI, И, I, 993.
Впрочем, источник этой цитаты, по всей вероятности, - сочинение итальянского юриста,
профессора университета в Падуе Матео Грибальди (ум. 1564) "О науке учения" (Лион, 1544), с. 201.
82 В одном законе сказано... А другой закон гласит... - Здесь Лопе опять цитирует Грибальди. С.
219.
83 ...в своей "Физике" Аристотель сказал... -Аристотель. Физика, И, III, 195в.
84 ...ведь и без стихов Ювенала всем известно... -Ювенал. Сатиры, XIII, 191-192.
85 ...принять участие в походе, задуманном нашим королем против Англии. - Речь идет об
экспедиции Непобедимой Армады.
86 "Дигесты" - свод римского права, составленный при византийском императоре Юстиниане
(правил в 527-565 гг.). Лопе опять цитирует Грибальди. С. 199.
87 ...начало мудрости - страх Господень! - Книга притчей Соломоновых, 1,7.
88 ...седьмую главу "Притчей". - В седьмой главе "Книги притчей Соломоновых" заключается
предостережение юношам против блуда с замужними женщинами.
89 ...как учил меня маэстро Энрике... - Вероятно, вымышленная фигура.
90 ...филомелы лесные... - Соловьи; в силу давней ошибочной традиции их так называли по имени
героини греческого мифа Филомелы, обращенной в ласточку.
91 Хуан де Паломарес (ум. до 1598 г.), Хуан Влас де Кастро (1567-1631) - музыканты и
композиторы, друзья Лопе, сочинявшие музыку к его стихам.
92 ...если древние говорили, что гнев слагает стихи... -Ювенал. Сатира 1,79.
93 "Филис меня убила" - строка из романса Лопе.
94 ...кабы я была какой-нибудь Харифсй Родригес или Дарахой Гонсалес... - Харифа, Дараха -
традиционные имена героинь "мавританских" романсов (о Харифе см. прим. 10 к д. I).
95 ...или Сакатина Эрнандеса... - Сакатин - название улицы в Гранаде мавританского
происхождения. Комический эффект, как и в предыдущих женских именах, создается сочетанием
мавританского имени с испанской фамилией.
96 ...она сажает валерьяну... и привязывает к корню золотую нить с жемчужинами. -
Приворотное средство, весьма распространенное в магической практике. Корню валерьяны
приписывалось свойство привлекать внимание мужчин.
97 Скажи хотя бы названия глав. - Последующий перечень рекомендаций, не являясь буквальной
цитатой из Овидия, во многом восходит к его "Науке любви", кн. III.
98 ...рыдающим сильнее... нежели в "Ипполите" Сенеки. - В трагедии "Федра" Сенеки, названной
здесь "Ипполит" по имени пасынка Федры, обстоятельства гибели Ипполита изложены в
монологе Вестника ("Но вот подходит вестник. Что спешит он так? / Во взорах скорбь, слезами
щеки залиты..." и далее, ст. 1000-1114, пер. С. Ошерова).
99 ...нежели конь Сеяна. - Как повествует Авл Геллий (Аттические ночи, III, 9), конь Гнея Сеяна
приносил гибель всем своим владельцам.
100 Этот индианский Александр... - Александр Македонский считался воплощением щедрости и
великодушия; в испанском языке бытовало прилагательное со значением "великодушный",
образованное от его имени.
101 ...как сказал некий мудрец... - По-видимому, Лопе имеет в виду размышления Сенеки о смерти в
"Нравственных письмах к Луцилию", XXVI.
102 М о л в а. Почтенный сенат! - Появление в конце пьесы аллегорической фигуры и обращение к
сенату было во времена молодости Лопе традицией, заимствованной из римского театра.
103 Строфы алкмено-еврипидовы. - Алкменова строфа, по имени древнегреческого поэта Алкмена
(VII в. до н.э.).

СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
Лопе Феликс де Вега Карпио в молодости. Портрет работы
Франсиско Пачеко
Титульный лист первого издания "Доротеи" (Мадрид, 1632)
Лопе Феликс де Вега Карпио в старости. Портрет работы
Педро Перрета
Рабочий кабинет Лопе де Вега в его доме-музее в Мадриде

СОДЕРЖАНИЕ
ЛОПЕ ФЕЛИКС ДЕ ВЕГА КАРПИО
ДОРОТЕЯ
Перевод Е. Лысенко и М. Квятковской
Светлейшему и сиятельнейшему сеньору дону Гаспару Аль-
фонсо Пересу де Гусман Доброму графу де Ньебла 7
Театру - дон Франсиско Лопес де Агилар 8
Действующие лица 11
Действие первое 12
Действие второе 44
Действие третье 82
Действие четвертое 137
Действие пятое 184
ПРИЛОЖЕНИЯ
Любовь, жизнь и искусство в романе Лопе. В. Силюнас 227
Примечания {сост. А. Османова) 251

ЛОПЕ ФЕЛИКС де ВЕГА КАРПИО
ДОРОТЕЯ
Утверждено к печати
Редакционной коллегией
серии "Литературные памятники"
Руководитель фирмы
"Наука-Культура"
А.И. Кучинская
Редактор издательства
Н.А. Алпатова
Художественный редактор Н.Н. Михайлова
Технический редактор Н.Н. Кокина
Корректор Н.П. Гаврикова. Ф.Г. Сурова

ИБ№264
ЛР № 020297 от 27 ноября 1991 г.
Сдано в набор 29.03.93
Подписано к печати 15.10.93
Формат 70 х 90 Vie
Гарнитура тайме
Печать офсетная
Усл.печ.л. 21,21. Усл.кр.отт. 22,38. Уч.-изд.л. 20,16
Тираж 13000 экз. Тип. зак. 396
Ордена Трудового Красного Знамени
издательство "Наука"
117864 ГСП-7, Москва В-485. Профсоюзная ул., 90
2-я типография издательства "Наука"
121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 6

В издательстве
"НАУКА"
вышли из печати:
ФРАНЧЕСКО ПЕТРАРКА
АФРИКА
28 л.
Франческо Петрарка прославился как великий
лирик Возрождения. Вершина его творчества -
героическая поэма "Африка" на латинском языке, над
которой он работал всю жизнь. Предмет поэмы -
война между Римом и Карфагеном, герои ее - Ганнибал и
Сципион Старший, в числе эпизодов - запомнившаяся
потомкам любовь нумидийского царя Массиниссы к
царице Софонисбе и ее трагическая смерть. На
русский язык поэма переводится впервые,
сопровождается подробным комментарием.
Для широкого круга читателей.

КОНРАД ЦЕЛЬТИС
СТИХОТВОРЕНИЯ
28 л.
В книге Конрада Цельтиса (1459-1508), видного
немецкого гуманиста второй половины XV - начала
XVI в., представлены впервые в русском переводе все
жанры его поэтического наследия: оды, эподы,
любовные элегии, эпиграммы и пр. Своим
творчеством Конрад Цельтис сыграл значительную роль в
развитии немецкой литературы раннего Нового
времени и укреплении контактов с польской и чешской
культурной средой.
Для широкого круга читателей.

П.А. ТОЛСТОЙ
ПУТЕШЕСТВИЕ СТОЛЬНИКА П.А. ТОЛСТОГО
ПО ЕВРОПЕ
1697-1699 гг.
35 л.
Уникальный литературный памятник,
принадлежащий перу известного государственного деятеля
петровского времени, по широте охвата и глубине
осмысления событий, верности и точности
наблюдений не имеет себе равных среди обширной путевой
литературы конца XVII - начала XVIII. Книга
содержит энциклопедические сведения о материальной и
духовной жизни Польши, Римской империи,
Венецианской республики, Миланского и Неаполитанского
королевств, Папской области, Дубровницкой
республики, Мальтийского рыцарского государства.
Отдельным изданием выходит впервые.
Для широкого круга читателей.

В издательстве
"НАУКА"
готовятся к печати:
МАГН АВСОНИЙ
СТИХОТВОРЕНИЯ
25 л.
Децим Магн Авсоний - латинский поэт IV в. н.э.
Его называют последним поэтом Римской империи и
первым поэтом новой Европы. Его небольшие
лирические стихотворения о себе, о родных,
наставниках и товарищах, о красоте природы Галлии, где он
провел всю жизнь, написаны с такой сердечной
теплотой и изящной непосредственностью, какая редко
встречалась у античных поэтов. На русском языке
полное собрание стихов Авсония появляется впервые.
Для широкого круга читателей.

ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ТРУБАДУРОВ
52 л.
В основу книги положен перевод замечательного
средневекового памятника XIII-XIV вв. -
"Жизнеописания трубадуров", первых в истории европейской
литературы лирических поэтов. Жизнеописания эти,
посвященные главным образом куртуазной любви
трубадуров, лежат у истоков европейской новеллы. В
книгу входят также "Жизнеописания прованских
пиитов", сочиненные Жаном де Нострдамом, братом
знаменитого астролога. В "Дополнения", включено
множество параллельных латинских, итальянских,
старофранцузских текстов о трубадурах, в том числе
памятники, объединенные известным сюжетом
"съеденного сердца": ревнивый муж заставляет жену
съесть сердце убитого им ее возлюбленного. Издание
сопровождается статьями и комментариями.
Для широкого круга читателей.

УИЛЬЯМ БАТЛЕР ЙЕЙТС
СТИХОТВОРЕНИЯ
25 л.
Это первое в нашей стране отдельное издание
произведений классика ирландской литературы,
лауреата Нобелевской премии Уильяма Батлера Иейтса
(1865-1939), большинство из которых на русском
языке не публиковалось. Основной курс книги
составляет сборник избранного, изданный Иейтсом в 1929 г.
Он дополнен стихами из поздних поэтических книг, а
также пьесами, отрывком из автобиографии и
статьями. От ранних символических циклов до поздней
философской лирики стихи Йейтса поражают
"страстным напряжением", созвучным кризисному XX в.
Для широкого круга читателей.

ПЛУТАРХ
СРАВНИТЕЛЬНЫЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЯ
В 2 т. 120 л.
"Сравнительные жизнеописания" - это 50 биогра
фий греческих и римских царей, полководцев и поли
тических деятелей с древнейших времен до I в. н.э.
Среди них - Солон, Фемистокл, Перикл, Александр
Македонский, Катон, братья Гракхи, Помпеи, Цезарь
и другие образы, ставшие вечным достоянием
европейской культуры именно в том виде, который
придал им древнегреческий писатель Плутарх.
Жизнеописания расположены попарно - грек с рим-
ляином, Александр с Цезарем, Демосфен с
Цицероном и т.д., - и каждая пара завершается
"сравнением" с интересной моралистической оценкой, -
отсюда в заглавии слово "Сравнительные...".
Настоящее издание - единственный на русском языке
перевод "Жизнеописаний", отвечающий современным
художественным и научным требованиям. Он был
издан в серии "Литературные памятники" в
1961-1964 гг. и теперь переиздается с новой статьей,
новыми комментариями, хронологическими и
генеалогическими таблицами.
Для широкого круга читателей.