РОССИЙСКИЙ ИНСТИТУТ СТРАТЕГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
М. Е. Кучинская
Трансформация НАТО
на современном этапе:
политические аспекты
Под общей редакцией доктора исторических наук
Е. М. Кожокина
Москва
2007

УДК 327.51
ББК 66.4.(0)
К 95
К 95 Кучинская M. Е. Трансформация НАТО на современном этапе:
политические аспекты. Монография / Под ред. д. и. н. Ε. M. Кожокина;
Рос. ин-т стратегия, исслед. - М. : РИСИ, 2007. - 200 с.
ISBN 978-5-7893-0099-2
Настоящая монография очерчивает новую парадигму НАТО в условиях
угроз глобального характера. В работе рассматривается целый комплекс проблем,
отражающих эволюцию альянса на современном этапе. Наряду с анализом вопросов,
которые в штаб-квартире блока относят к его "политической трансформации"
(программы кооперации и расширение Организации, стратегическое партнёрство
НАТО - ЕС), и процессов "политической реформы" затрагивается ряд более
общих тем. В частности, отражены подходы США и ведущих стран - членов
Североатлантического союза к его реформе, формирование трансатлантического
консенсуса по данному вопросу, новое определение приоритетных угроз
безопасности и расширение перечня политических и военно-стратегических задач
альянса как глобального игрока, а также адаптация его Стратегической концепции
к современным условиям. Определённое внимание уделяется сотрудничеству по
линии НАТО - Россия.
The monograph deals with such an issue of contemporary world politics as
changing role of NATO under new global threats. In three parts of the book the author
analyzes political subjects relevant for NATO's ongoing transformation. The book
concerns the "political building block" of the transformation agenda (programs of
cooperation and NATO's enlargement, and the wider process of Euro-Atlantic
integration) and the "political reform" of the Alliance as well. It also touches upon more general
issues: the approaches of the USA and the main European member states towards the
NATO's reform; the changing of NATO's fundamental security tasks and the evolution of
the Alliance's Strategic Concept (the new version to be adopted in 2008-2009) etc. The
attention is also paid to NATO - Russia relations.
УДК 327.51
ББК 66.4.(0)
ISBN 978-5-7893-0099-2 © Российский институт
стратегических исследований, 2007

СОДЕРЖАНИЕ
Список сокращений 5
Введение 7
Глава I. Общие параметры трансформационной повестки
НАТО в условиях глобальных угроз 12
Решения Пражского саммита НАТО и их влияние
на пути разрешения иракского кризиса 12
Трансатлантические отношения после завершения
активной фазы войны в Ираке 34
Концепция "более политической" НАТО
в подходах некоторых европейских союзников 50
Трансатлантическая дискуссия по вопросам реформы
НАТО в период проведения Рижского саммита 58
Глава II. Стратегическое партнерство НАТО
с Европейским союзом 85
Общая европейская политика в области безопасности
и обороны (ОЕПБО) ЕС: истоки и современное
состояние 85
Перспективы евроатлантического партнёрства
НАТО и ЕС 95
Глава III. Программы партнёрства и расширение НАТО 117
Программы партнёрства и сотрудничества
Североатлантического союза как одно из направлений
его системной трансформации 117
Расширение НАТО и интересы безопасности РФ 127
Отношения Североатлантического союза с некоторыми
государствами СНГ и перспективы их членства в НАТО ... 143
Совет Россия - НАТО 169
Заключение 189

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ВГК - Верховный главнокомандующий
ВК - Военный комитет ЕС
ВПК - военно-промышленный комплекс
ВШ - Военный штаб ЕС
ГУАМ - Грузия, Украина, Азербайджан, Молдавия
ДОВСЕ - Договор об обычных вооружённых силах в Европе
ЕОА - Европейское оборонное агентство
ЕС — Европейский союз, Евросоюз
ЕСБО - Европейский союз безопасности и обороны
ЕСБР - Европейские силы быстрого реагирования
ЗЕС - Западноевропейский союз
КЕС - Комиссия Европейского союза (Комиссия
Европейских Сообществ, Европейская комиссия)
КОТС — Комбинированные объединённые тактические силы
КПБ — Комитет по политике и безопасности ЕС
КШУ - командно-штабные учения
МАГАТЭ — Международное агентство по атомной энергии
МОС - Многонациональные оперативные силы
НАТО - Организация Североатлантического договора,
Североатлантический союз
ИСК - Стратегическая концепция НАТО
НСР - Силы реагирования НАТО
ОБСЕ - Организация по безопасности и сотрудничеству
в Европе
ОВД - Организация Варшавского договора
ОВПБ - Общая внешняя политика и политика безопасности
ОВС - Объединённые вооружённые силы
ОВСА — Объединённые вооружённые силы на Атлантике
ОВСЕ - Объединённые вооружённые силы в Европе
ОДКБ - Организация Договора о коллективной безопасности
5

ОЕПБО - Общая европейская политика в области
безопасности и обороны
ОМУ - оружие массового уничтожения
ООН - Организация Объединённых Наций
ПВО - противовоздушная оборона
ПДИП - План действий для индивидуального партнёрства
ПДПСОИ - План действий партнёрства по строительству
оборонных институтов
ПДПЧ - План действий по подготовке к членству в НАТО
ПРМ - Партнёрство ради мира
ПРО - противоракетная оборона
ПМР - Приднестровская Молдавская Республика
РХБ-защита - радиологическая, химическая и биологическая
защита
РМ - Республика Молдова
СБСЕ — Совещание по безопасности и сотрудничеству
в Европе
СБ ООН - Совет Безопасности ООН
СЕАП - Совет евроатлантического партнёрства
СИОС - Стамбульская инициатива о сотрудничестве
СНБО - Совет национальной безопасности и обороны
(Украина)
СНГ - Содружество Независимых Государств
СРН - Совет Россия - НАТО
ТВД - театр военных действий
ФРГ - Федеративная Республика Германия
ЦВЕ - Центральная и Восточная Европа
ESDI - European Security and Defence Identity (Европейская
идентичность в области безопасности и обороны)

ВВЕДЕНИЕ
В настоящее время организации, составляющие костяк системы
безопасности на европейском континенте, переживают своего рода
кризис идентичности. Сегодня, когда многие проблемы решаются
путём создания коалиций, построенных по принципу ad hoc, или
в рамках нетрадиционных многосторонних форматов, сложившиеся
ранее институты безопасности находятся, можно сказать, в
переходном состоянии, пытаясь найти своё место в системе
международных отношений в условиях нарастания нетрадиционных вызовов и
некоторой "ренационализации" политики безопасности (что
характерно прежде всего для подходов США).
Кризис идентичности затронул и ведущую западную
организацию в области безопасности - Североатлантический союз, который
был в период "холодной войны" статичным оборонительным
альянсом, выполнявшим приоритетную задачу силового сдерживания
главной военной угрозы, исходившей от СССР. Пытаясь
соответствовать происходящим в мире изменениям, Организация начала
процесс собственного реформирования. При этом НАТО
по-прежнему остаётся ведущей структурой Запада в области безопасности,
обеспеченной мощной материально-технической и ресурсной
базой, поэтому вопрос о том, в каком направлении пойдет дальнейшая
трансформация альянса, вызывает обоснованный интерес.
Выходу альянса из кризисного состояния после роспуска ОВД и
распада СССР способствовала реализация программы "Партнёрство
ради мира" (ПРМ), предложенной в январе 1994 г., которую
объявили крупномасштабной инициативой по укреплению
стабильности и безопасности в Европе. Присоединиться к этой программе
было предложено всем государствам, входящим в Совет
североатлантического сотрудничества (в 1997 г. преобразован в Совет
евроатлантического партнёрства, СЕАП), а также другим
государствам — участникам СБСЕ (позднее - ОБСЕ). Формулой выживания
Североатлантического союза стал также начатый в тот период
процесс расширения НАТО на Восток.
Теракты 11 сентября 2001 г. в США стали отправной точкой
нового этапа трансформации блока, который, по мнению многих
7

западных аналитиков, после событий в Нью-Йорке и Вашингтоне
переживает очередной острый кризис. Маргинализация роли НАТО
на фоне начатой американцами глобальной войны с терроризмом и
неучастие альянса в кампании США против талибов в Афганистане
в 2001 г. поставили Североатлантический союз перед
необходимостью адаптироваться к новым вызовам безопасности.
В целом к основным направлениям трансформации НАТО
в среднесрочной перспективе относятся:
— адаптация сил и средств стран-членов к новым угрозам
безопасности, прежде всего терроризму и распространению и
применению всех видов ОМУ;
— создание адекватного оперативного потенциала и приведение
структуры органов управления ОВС НАТО в соответствие с
современными и будущими оперативными требованиями;
— увеличение числа членов блока на основе реализации Плана
действий по подготовке к членству в НАТО;
— развитие отношений с Россией в рамках Совета Россия -
НАТО (СРН);
— расширение сотрудничества НАТО со
странами-партнёрами в рамках СЕАП и с государствами, участвующими в
"Средиземноморском диалоге", а также придание большей гибкости ПРМ
как важному инструменту политики, в том числе на постсоветском
пространстве;
— укрепление стратегического партнёрства и развитие более
тесного сотрудничества НАТО и ЕС по противодействию новым
угрозам безопасности [1].
По мнению некоторых западных аналитиков, до настоящего
времени единая целостная программа или концепция
трансформации НАТО отсутствовали. Сложились лишь три наиболее крупные
"повестки", каждая из которых принималась в разное время и под
воздействием различных факторов, но которые теперь становятся
взаимосвязанными. К ним относятся (1) "пражская повестка",
инициированная на Пражском саммите НАТО в ноябре 2002 г. в ответ на
"уроки Косова и террористические акты, совершенные 11 сентября
2001 г.", в которой главное внимание уделяется изменениям в
военном потенциале блока, его миссиях и командной структуре; (2) "нор-
фолкская повестка", предложенная генсеком Я. де X. Схеффером на
8

совещании Командования по трансформации ОВС НАТО в апреле
2004 г. в ответ на "уроки Афганистана", где делается акцент на
изменениях военного планирования, формирования сил и механизмов
общего финансирования; (3) "мюнхенская повестка",
сформировавшаяся в ответ на "уроки иракского кризиса" после выступления
бывшего канцлера ФРГ Г. Шредера на традиционной Мюнхенской
конференции по вопросам безопасности в феврале 2005 г., в котором
он поставил вопрос о значении трансатлантических стратегических
консультаций и процессе принятия решений в рамках альянса [2].
Хотя руководство альянса традиционно подчеркивает, что НАТО
является ъоенно-политической организацией ("чисто военному
блоку просто нет места в современных реалиях"), практика показывает,
что в фокусе переживаемой Организацией перестройки оказалась
именно военная составляющая. Эти вопросы гораздо чаще
освещаются и в аналитических исследованиях.
В настоящей работе предпринята попытка комплексного
анализа политических аспектов трансформации Североатлантического
союза в контексте постепенно складывающейся общей концепции
его реформы. Более чёткое формулирование её целей и выявление
противоречий между союзниками по вопросу о том, как должны
выглядеть основные политические и военно-стратегические
задачи альянса в условиях глобализации, позволяют предположить,
какие изменения могут быть внесены в следующую редакцию
Стратегической концепции НАТО (впервые представлена в 1991 г.,
в 1999 г. принята её настоящая редакция, которая уже признана
устаревшей) в целях её адаптации к современным условиям.
Необходимо подчеркнуть, что трансатлантическая дискуссия
о функциональных и географических пределах компетенции
альянса только после мюнхенской речи Г. Шредера побудила руководство
блока поставить вопрос о внутренней, чисто организационной,
политической реформе Организации.
По мнению натовских аналитиков, "контуры политической
стратегии" трансформации альянса обозначились в ходе его текущей
военной реформы. Создание более манёвренных экспедиционных
сил, готовых к быстрому развёртыванию "с целью противостояния
угрозам там, откуда они исходят" (т.е. фактический выход блока за
пределы зоны его традиционной ответственности), предполагает
9

сотрудничество альянса с государственными и негосударственными
игроками, а также региональными и международными
организациями, в первую очередь с ЕС, а также ООН и ОБСЕ.
Развитие партнёрских отношений альянса, а также вопросы,
связанные с его расширенческой стратегией, в штаб-квартире блока
традиционно относят к важнейшим направлениям, определяющим
его политическую трансформацию. Комплекс этих вопросов
заполнил "политическую корзину" также и последнего саммита альянса,
состоявшегося в ноябре 2006 г. в Риге.
Руководство НАТО подчёркивает важность дальнейшей
военной трансформации альянса в рамках более широкой и
"превентивной" политической повестки дня, что предполагает определённые
усилия по формированию "благоприятной" международной среды
безопасности. В этом контексте, в частности, ставится задача
укрепления не только существующих партнёрских отношений, но и
налаживания новых, в связи с чем отдельного рассмотрения
требует новая инициатива Организации по развитию "глобального
партнёрства".
К сожалению, рамками данного исследования не удалось
охватить отношения Североатлантического союза со всеми
организациями, однако генезис и перспективы кооперации по линии НАТО -
ЕС рассматриваются довольно подробно, учитывая, что именно ей
уделяют особое внимание в штаб-квартире блока. Будущая модель
подобной кооперации разрабатывается сейчас, исходя из опыта
проведения операции Североатлантического союза в Афганистане.
Именно афганская миссия в настоящее время является для альянса
абсолютным приоритетом и потому ей также уделяется внимание в
работе.
Хронологические рамки исследования в основном охватывают
период с 2002 по 2006 г. - от Пражского саммита, начавшего
современные трансформационные процессы, до последней встречи
в верхах стран - членов альянса в Риге.
Проблемам развития Североатлантического союза в
отечественной историографии всегда уделялось пристальное внимание. Такой
же интерес вызывает новая парадигма НАТО в условиях
глобализации. Среди российских исследователей, плодотворно работающих
по данной тематике, следует назвать А. Г. Арбатова, В. И. Батюка,
10

А. Л. Белоногова, С. И. Большакова, Д. Ю. Глинского-Васильева,
Ю. П. Давыдова, Д. А. Данилова, СМ. Ермакова, П. Иванова,
Т. Г Качалову, О. А. Колобова, В. С. Котляра, È. М. Кожокина,
С. А. Михайлова, А. Л. Мошеса, С. К. Ознобищева, В. Н. Пластуна,
П. Т. Подлесного, С. М. Рогова, О. В. Скрипченко, П. Е. Смирнова,
М. А. Троицкого, В. Чугунова, В. В. Штоля и др.
Различные аспекты реформы НАТО широко освещаются и в
зарубежной литературе (в настоящем исследовании использованы
труды аналитиков США, Великобритании, ФРГ, Польши). Подобные
публикации связаны с именами Р. Д. Асмуса, Н. Батлера, А. Беблера,
Т. Гардена, П. Гордона, К.-Х. Кампа, 3. Лаховски, М. Менкишака,
М. Оверхауса, М. Рюле, О. Тайлера, Дж. Томсона, Н. Уильямса,
А. Фостера, Дж. Ховорта, Дж. Хулсмана, Т. Эдмундса и др.
Библиографические ссылки
1. Иванов П. Трансформация НАТО: век нынешний и век минувший //
Мировая экономика и международные отношения. — 2003. — № 1. — С. 18.
2. BellR. G. NATO's Transformation Scorecard [Электоронный ресурс] /
NATO Review. - 2005. - № 1. - www.nato.int/docu/review/2005/issuel/eng-
lish/art3.html

ГЛАВА I
ОБЩИЕ ПАРАМЕТРЫ ТРАНСФОРМАЦИОННОЙ
ПОВЕСТКИ НАТО В УСЛОВИЯХ
ГЛОБАЛЬНЫХ УГРОЗ
РЕШЕНИЯ ПРАЖСКОГО САММИТА НАТО
И ИХ ВЛИЯНИЕ НА ПУТИ РАЗРЕШЕНИЯ
ИРАКСКОГО КРИЗИСА
Целенаправленные действия США и их ближайших союзников,
не пожелавших отказаться от проверенных временем механизмов
трансатлантического взаимодействия, позволили на рубеже 80-
90-х гг. прошлого века сохранить НАТО в качестве ведущей
военно-политической структуры Запада, отклонив все конкурирующие
проекты европейской безопасности, включая ОБСЕ [1]. Хотя союз
между США и объединяющейся Европой - самый широкий из всех
существующих форматов трансатлантических отношений, их
каркас формируют именно институциональные связи, а климат во
многом определяется функциональностью действующих евроатланти-
ческих институтов. Поэтому вполне закономерно, что отдельные
кризисные явления в главном из этих институтов -
Североатлантическом союзе - обернулись в начале нынешнего десятилетия общим
кризисом отношений между США и некоторыми их европейскими
союзниками, особенно на фоне развития ситуации вокруг Ирака.
Следует отметить, что новая Стратегическая концепция НАТО
(НСК), принятая в 1999 г., в которой безопасность Европы
определялась уже скорее как безопасность всего Евроатлантического региона,
в котором США из равноправного члена постепенно превращались
в лидера, содержала в себе серьёзные противоречия, чреватые
осложнениями трансатлантических отношений.
Этот руководящий документ формулирует фундаментальные
приоритетные задачи альянса в области безопасности и определяет
способы их реализации. В интересах основной цели блока,
12

провозглашённой при его создании в 1949 г. ("защита свободы и
безопасности всех членов альянса политическими и военными
средствами согласно принципам Устава ООН"),
Североатлантический союз должен решать большой объём политических и военно-
стратегических задач, к числу которых в редакции НСК 1999 г.
отнесены следующие:
— служить основой стабильности в Евроатлантическом
регионе;
— действовать в качестве форума для проведения консультаций
по проблемам безопасности;
— осуществлять сдерживание и обеспечивать оборону от любой
угрозы агрессии против любого государства - члена НАТО;
— способствовать эффективному предотвращению конфликтов
и активно участвовать в кризисном регулировании;
— содействовать развитию всестороннего партнёрства,
сотрудничества и диалога с другими странами Евроатлантического региона.
Принципиальные изменения в политике блока, которые нашли
отражение в документах 1991 и 1999 гг., заключались в том, что
стратегия альянса стала базироваться на более широком понимании
безопасности при сохранении коллективного характера обороны.
Кроме того, военный фактор перестал рассматриваться как
единственный компонент "общей (в рамках НАТО) безопасности" и
включает сегодня политическую, экономическую, социальную и
культурную составляющие.
Прежняя стратегия "гибкого реагирования" НАТО была
дополнена новыми концептуальными положениями. К фундаментальным
принципам деятельности альянса, таким как коллективная оборона
и диалог (т.е. курс на смягчение напряжённости в Европе, не
исключающий применения силы), был добавлен новый -
сотрудничество. Он означал развитие всесторонних связей с государствами
Центральной и Восточной Европы и СНГ, что, однако, не исключало
возможного применения по отношению к ним силовых методов.
Руководство блока, проанализировав факторы, способствующие
или, напротив, препятствующие достижению основной цели
альянса, переоценило приоритеты реальных и потенциальных угроз
и вызовов коалиционным интересам. Был сделан вывод о том, что
крупномасштабная агрессия против НАТО в обозримом будущем
13

маловероятна, однако допускается возможность возникновения на
евроатлантическом пространстве или вблизи его границ кризисных
ситуаций, которые могут перерасти в военные конфликты
различного масштаба, представляющие угрозу безопасности Союза.
Хотя угроза всеобщей войны в Европе практически исчезла,
члены Североатлантического союза и другие страны Евроатлан-
тического региона и вокруг него сталкиваются с новыми
факторами риска и неопределённости. В документе, принятом в 1999 г.,
к вызовам и рискам безопасности стран - членов Организации
отнесены региональные кризисы "на периферии альянса",
этническая и религиозная вражда, территориальные споры, неадекватные
или неудачные попытки реформ, факты массового нарушения прав
человека и распад государств. Серьёзную озабоченность вызывает
распространение ядерного, биологического и химического оружия
и средств его доставки, а также технологий двойного назначения,
что облегчает доступ потенциальных противников к современным
боевым средствам. Кроме того, по мнению разработчиков
документа, необходимо учитывать глобальный контекст и возможное
влияние таких масштабных факторов риска, как террористические
акты, саботаж, организованная преступность и нарушение
снабжения жизненно важными ресурсами, а также работы
телекоммуникационных и информационных систем.
Стратегическая концепция 1999 г., более чётко определяя курс
альянса в постконфронтационный период и кодифицируя его
важнейшие составляющие, предлагает, по сути, некие особые
международно-правовые параметры реализации военно-политических
установок блока. Евроатлантическая система безопасности,
описанная во вступительной части документа и конкретизированная
в его последующих разделах, предусматривает наделение НАТО
исключительными полномочиями по контролю за состоянием
безопасности на европейском континенте в целом или в отдельных
его регионах. Наряду с преемственностью института коллективной
обороны за альянсом закреплены новые, так называемые
"миротворческие", функции. Одним из проявлений широкого подхода
Брюсселя к проблемам безопасности являются принципы
"эффективного реагирования на кризисные ситуации", в том числе и
за пределами зоны ответственности блока, и предотвращения
14

конфликтов. Они предполагают применение военных мер в случаях,
не связанных с самообороной или санкциями ООН (в соответствии
со ст. 5 Устава).
Однако указанный "миротворческий компонент" политики
альянса, который был вроде бы главной целью его реформы,
так и не сработал в первой же критической ситуации — во время
войны в Косове весной 1999 г. Можно утверждать, что эта
сознательно инициированная Вашингтоном война имела целью
отработать приёмы "высокотехнологичной войны", а не
апробировать эффективность так называемого миротворческого
компонента НАТО. А ведь якобы именно ради этого и начиналась
реформа блока, предусматривавшая реализацию схемы Европейской
идентичности в области безопасности и обороны (European
Security and Defence Identity, ESDI), ключевыми элементами
которой являлись Комбинированные объединённые тактические силы
(КОТС), или Многонациональные оперативные силы (МОС), и
перестройка натовской командной структуры.
Уроки Косова и сомнительность самой концепции участия
вооружённых сил в решении чисто гуманитарных проблем повлияли
на дальнейшую разработку схемы миротворческого компонента
НАТО. А террористические акты 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке
и Вашингтоне стали отправной точкой нового этапа
трансформации блока, который, по мнению многих западных аналитиков,
после указанных событий вступил в фазу очередного острого кризиса.
США заметно утратили интерес к решению проблем обеспечения
собственной безопасности совместно с европейскими союзниками
и в рамках действовавших многосторонних форматов. Характерным
проявлением своего рода "ренационализации" американской
политики в этой области стало неучастие альянса в афганской кампании
США против талибов в 2001 г.
Сенатор Р. Лугар, давая пояснения на этот счёт, отметил, что
для этой кампании необходимо было быстро мобилизовать все
имеющиеся военные ресурсы, а "это было легче сделать
самостоятельно". Пентагон отдал предпочтение единой системе командования
вместо громоздкого косовского варианта. Однако были и другие
соображения. По мнению Р. Лугара, в Вашингтоне убедились, что
европейцы становятся всё более ненадёжными партнёрами США
15

в военных вопросах. "Некоторые американцы потеряли доверие
к альянсу. Годы сокращения оборонных расходов и неудачи по
улучшению европейского военного потенциала вызвали сомнения в
способности европейцев внести ощутимый вклад в обеспечение
безопасности. Верно это или нет, но наследие Косова усилило опасения,
что НАТО не подходит для ведения современной войны" [2].
Основным принципом нового американского подхода стал
селективный отбор партнёров, которых можно быстро и эффективно
привлечь к той или иной операции как в рамках НАТО, так и на
чисто двусторонней основе, вне евроатлантических структур. Как
говорил тогдашний министр обороны США Д. Рамсфельд, "цель
определяет коалицию, а не коалиция - цель".
Вместе с тем стало очевидно, что некоторое снижение
интереса Вашингтона к НАТО как военно-политическому институту,
не способному, по мнению американцев, при осуществлении таких
специальных операций, как афганская кампания США, принимать
оперативные решения, максимально согласованные с Пентагоном
и обеспеченные материально-технической поддержкой, носит
временный характер. В политике, как известно, действуют
долгосрочные императивы, а в этом контексте Североатлантический альянс
является слишком важной связкой между Соединёнными Штатами
и Европой.
С начала 2002 г. в Вашингтоне всё чаще стали говорить о том,
что США делают "политическую ошибку", не вовлекая НАТО
в войну с "Аль-Каидой" и между народным терроризмом, поскольку
в глазах общественности опора на традиционных союзников
придаёт акции гораздо большую легитимность, чем использование
коалиций, построенных по принципу ad hoc [3].
Однако более важно то, что Вашингтон признал значение того
чисто военного ресурса, который НАТО потенциально в
состоянии предоставить для проведения американских
"антитеррористических" операций. По мнению экспертов, "НАТО остаётся для
Соединённых Штатов невероятно ценным инструментом,
незаменимым для военных операций США в Европе, на Ближнем Востоке,
в западной и центральной частях азиатского континента. Она
обеспечивает хорошо развитую и разветвлённую военную
инфраструктуру и сеть военных баз в Европе... Как представляется, европейцы
16

в целом не осознают, до какой степени Соединённые Штаты зависят
от них стратегически" [4].
Аналитики отметили изменение подхода администрации
Дж. Буша к расширению НАТО. После событий 11 сентября 2001 г.
сдержанность в этом вопросе сменилась бурной активностью. Была
принята концепция "большого взрыва", или "аккордной" волны,
расширения альянса, преследовавшая двоякую цель: объединить
страны Запада вокруг Соединённых Штатов на стратегической
основе и превратить Североатлантический союз в такой инструмент
американской политики, который можно использовать за пределами
Европы.
Кроме того, в очередной раз было признано, что
целенаправленная политика, цементирующая коллективную безопасность ев-
роатлантического сообщества в рамках Североатлантического
альянса, играет роль инструмента, скрепляющего трансатлантические
отношения перед лицом серьёзных экономических разногласий.
Накануне Пражского саммита в США развернулась дискуссия
о будущем НАТО и её значении, в ходе которой определились три
точки зрения:
- НАТО утратила своё значение, а потому в будущем
произойдет разделение задач: США будут отвечать за ведение боевых
действий, а европейцы - за финансирование;
- НАТО и в дальнейшем останется главным союзом, при этом
США возьмут на себя проведение боевых операций, а их
союзники - формирование необходимых миротворческих сил после
проведения интервенции;
- НАТО в 2002 г. на встрече в Праге примет на себя
обязательство возглавить борьбу против терроризма на глобальном уровне,
поскольку Стратегическая концепция альянса допускает
возможность таких действий.
Накануне саммита Франция (в меньшей степени - Германия)
определила свою позицию по вопросу о будущем НАТО: альянсу
оставаться институтом коллективной обороны, что и должно
определять его основные задачи [5].
Модель, согласованная в Праге, стала определённым
компромиссом. Наряду с сохранением функций
Североатлантического союза по обеспечению коллективной обороны было признано,
17

что Организация обрела новую роль и отныне должна решать
проблемы безопасности в глобальном масштабе. Таким образом,
обозначилась своего рода двухуровневая конфигурация альянса: "ядро"
будут составлять обязательства по ст. 5 Вашингтонского договора,
а на "периферии" возможно формирование так называемых
"коалиций добровольцев" для осуществления трансатлантических
миссий. Причём каждый из союзников должен заполнить ту или иную
"нишу" в совокупном военном потенциале [6]. В этом случае
востребованным окажется и вклад новых членов блока, хотя
некоторые из них не обладают значимыми военными потенциалами.
Пражский саммит в целом задумывался как
"трансформационный". По оценкам западных аналитиков, его решения по степени
важности можно приравнять к принятию очередной
стратегической концепции альянса. Саммит проводился под амбициозным
лозунгом "Новые члены - новые возможности - новые
отношения". Продолжая политику "открытых дверей", приглашение к
переговорам о вступлении в НАТО получили Болгария, Латвия,
Литва, Румыния, Словакия, Словения и Эстония, а процесс
ратификации протоколов об их присоединении к Союзу завершился
в марте 2004 г.
Главным результатом Пражского саммита стали решения,
которые в случае их успешной реализации должны были подтвердить
важность трансатлантической смычки альянса и сохранение
ведущих позиций НАТО в организационной иерархии евроатлантиче-
ской безопасности в условиях глобального доминирования США.
Был принят пакет всеобъемлющих мер по повышению готовности
и способности Североатлантического союза противодействовать
всему спектру угроз безопасности, среди которых в качестве
приоритетных в Праге были названы международный терроризм и
распространение оружия массового уничтожения (ОМУ). Он включал
новую инициативу - Пражское обязательство о
совершенствовании военного потенциала, а также решения о создании Сил
реагирования НАТО (НСР), оптимизации структуры органов
управления силами альянса, концепцию защиты от терроризма. Целью
этих мер было обеспечить НАТО необходимыми средствами для
эффективного её участия во всём спектре военных операций -
18

от миротворческих миссий до наиболее сложных видов боевых
действий.
Один из уроков косовской кампании состоит в том, что
чрезвычайно сложно проводить коалиционные операции (особенно
с большим числом участников) при существующем разрыве в
военно-технических возможностях между США и европейскими
странами1 [7], а потому его сокращение является одной из
важнейших задач трансформации альянса.
В отличие от Инициативы о военном потенциале, которая была
принята в 1999 г. и практически провалилась из-за своей
аморфности, новая инициатива - Пражское обязательство о
совершенствовании военного потенциала - предполагала, что отдельные союзники
по НАТО примут на себя свыше 400 твёрдых политических
обязательств. Так, члены альянса обещали наращивать оперативный
потенциал по таким направлениям, как защита от всех видов ОМУ;
разведка, наблюдение и обнаружение целей; воздушное
наблюдение за земной поверхностью; командование, управление и связь;
повышение боевой эффективности войск, в том числе за счёт
высокоточного оружия и средств подавления ПВО противника;
стратегические воздушные и морские перевозки; дозаправка самолётов
в воздухе; боевое и тыловое обеспечение.
В рамках программы укрепления оперативного потенциала,
необходимого Североатлантическому союзу для выполнения
широкого спектра задач, было принято решение о создании
межвидовых НСР (по сути - интервенционистских сил) численностью 20-
25 тыс. человек, которые должны максимально повысить
способность НАТО быстро реагировать на новые вызовы и угрозы. Было
1 По оценкам американских экспертов, операция НАТО в Косове со всей
очевидностью продемонстрировала этот разрыв, чреватый серьёзным кризисом в евро-
атлантических отношениях. Идентификацией практически всех целей в Сербии и
Косове, по которым наносились удары, занимались американские средства
разведки. Авиация США провела 2/3 бомбардировок. Практически всё оружие точного
наведения было предоставлено американскими военными. По признанию генерала
ВВС США М. Шота, осуществлявшего наблюдение за ходом бомбардировок,
такие недостатки европейской авиации, как отсутствие приборов ночного видения
и систем лазерного наведения, вынудили его во избежание риска сокращать
количество вылетов европейских лётчиков [7].
19

решено, что НСР должны достигнуть начальной степени
боевой готовности не позднее октября 2004 г., а полной
боеготовности — к октябрю 2006 г. Стороны согласились, что создание НСР и
Европейских сил быстрого реагирования (на уровне корпусов)
должны дополнять друг друга.
Концепция НСР стала логическим продолжением той линии на
реформирование Североатлантического союза, которая планомерно
проводится его руководством на протяжении последних лет и идёт
по двум направлениям: (1) оптимизация структуры органов
управления ОВС НАТО с учётом реализации концепции КОТС и (2)
создание динамичных межвидовых воинских формирований,
способных в короткие сроки развёртываться для выполнения конкретных
боевых и других задач. Концепция НСР, по замыслу её
инициаторов1, должна одновременно решить четыре задачи:
— обеспечить НАТО возможность оперативно реагировать на
кризисные ситуации;
- служить катализатором процесса дальнейшего
совершенствования военного потенциала Североатлантического союза и
способствовать преодолению существующего технологического разрыва
между европейскими членами альянса и США в рамках Пражского
обязательства о совершенствовании военного потенциала;
- предоставить возможность новым членам НАТО, не
обладающим значительными военными возможностями, быстро занять
особую "нишу потенциала" в военной структуре блока, что весьма
ценно для альянса;
— стать для США своего рода тестом, который позволит им
понять, кто из традиционных союзников будет для них наиболее
"ценен" в будущем.
Создатели концепции НСР считали, что ставкой в её
реализации должно стать сохранение НАТО как главного института евро-
атлантической системы безопасности [6]. И даже если Пражское
обязательство не будет выполнено и НАТО утратит роль военно-
политического института, концепция НСР, по их замыслу, всё же
1 Впервые она была озвучена в общем виде министром обороны США Д. Рам-
сфельдом на встрече министров обороны стран — членов альянса в сентябре 2002 г.
в Варшаве.
20

позволит США и дальше проводить селективный отбор партнёров
внутри альянса, рассматривая Силы реагирования как своего рода
"иностранный легион для Пентагона, находящийся на
самофинансировании" [4].
Концепция НСР и Пражское обязательство о потенциале
являются общим для членов НАТО вектором трансформации альянса,
который направлен на существенное повышение роли военного
компонента в деятельности Организации. Незадолго до Пражского
саммита в прессе стали появляться публикации (ни разу не
подкрепленные, однако, высказываниями каких-либо влиятельных
официальных лиц), в которых отмечалось, что в будущем НАТО и ЕС
якобы "поменяются местами": Североатлантический альянс, особенно
после второй волны расширения, будет всё больше превращаться
в политический форум и некий аналог ОБСЕ. Бывший министр
обороны Великобритании Дж. Хун в одном из выступлений назвал
подобные инсинуации "вздором", подчеркнув, что альянс останется
прежде всего институтом коллективной обороны.
В документах НАТО, появившихся после окончания "холодной
войны", также практически не содержится никакого
подтверждения планам трансформации блока из преимущественно военной
в политическую организацию. Более того, настойчиво предлагается
реагировать на новые риски и вызовы именно с помощью военной
силы. По словам бывшего генсека НАТО Дж. Робертсона, по обе
стороны Атлантики есть "здоровые силы", которые не позволят
альянсу превратиться в "...школу безопасности через уроки
демократии. Уникальность НАТО в том, что она способна быстро
трансформировать политические решения в военные акции" [8]. При этом
США поставили перед своими европейскими союзниками задачу
существенно увеличить расходы на оборону. (Как отметил в
начале 2002 г. заместитель генсека НАТО Р. Белл, период сокращения
оборонных расходов, который наблюдался в течение последнего
десятилетия, наконец закончился, эра "мирных дивидендов" после
окончания "холодной войны" миновала.) Эта тенденция на
усиление роли военной составляющей также была закреплена
решениями Пражского саммита.
Как отмечал по этому поводу британский журнал "Экономист",
некоторые европейцы настроены скептически в отношении
21

подобного "милитаризированного будущего". В то же время если
внутри Североатлантического альянса закрепится "разделение
труда" между США и Европой, предполагающее, что американцы будут
проводить высокотехнологичные военные операции, а их
европейские союзники возьмут на себя рутинное миротворчество, то
европейцы лишатся реального права голоса в вопросах стратегии. В этом
случае им уготована, по определению эксперта Института
стратегических исследований ЕС Ю. Линдли-Френча, роль "мусорного
коллектора" [9]. Как полагают эксперты британского Центра
экономических реформ, избежать репутации "уборщицы" за Соединёнными
Штатами НАТО удалось бы в том случае, если бы она могла
"проводить миссии в других регионах [например, участвовать в
урегулировании палестино-израильского конфликта. — Прим. авт.],
а не в тех, в которых американцы уже задействованы в военном
плане". В то же время другие британские эксперты, разделяющие
американскую позицию, считают новую глобальную роль НАТО
"геополитической ориентацией на Юг".
Необходимо подчеркнуть, что, выдвигая концепцию НСР,
Соединённые Штаты в первую очередь предполагали использовать
её как важнейшее средство трансформации НАТО в организацию
с глобальной компетенцией. "Рабочая гипотеза" состояла в том,
чтобы превратить НСР в инструмент нанесения упреждающих
ударов, т.е. ведения войн с целью "превентивной самообороны",
опираясь на базовые положения так называемой "доктрины Буша"1.
Суть новой доктрины США, формирование которой было
ускорено событиями 11 сентября 2001 г. и которая должна была
сформулировать долгосрочную стратегию и закрепить положение страны
как единственной сверхдержавы в системе международных
отношений, лучше всего отражают положения Стратегии
национальной безопасности (сентябрь 2002 г.) и "Обзора ядерной стратегии"
(январь 2002 г.).
В Стратегии национальной безопасности, например,
"упреждающий удар" трактовался как возможный способ разрешения
кризисных ситуаций. Ещё в одном документе, появившемся 11 декабря
1 Методы таких операций были апробированы США в 2003 г. в ходе военной акции
в Ираке.
22

2002 г. г., её положения были использованы в борьбе с
распространением ОМУ. В опубликованной версии этого документа
подчёркивалось, что необходимо противодействовать данной угрозе "с
применением всех имеющихся в распоряжении средств" [10]. Закрытая
часть Стратегии национальной безопасности, одобренная в мае
2002 г., по имеющимся сведениям, была ещё более конкретной.
В ней прямо говорилось о допустимости нанесения упреждающих
ударов по государствам и негосударственным образованиям
(террористическим группам), причастным к производству ОМУ или
средств его доставки [И].
Некоторые европейские аналитики предположили, что в
случае если эта доктрина будет взята на вооружение, то
упреждающие удары, вполне возможно, станут для США предпочтительным
средством кризисного регулирования, что неизбежно повлечёт за
собой снижение "порога ядерного сдерживания" [12]. Необходимо
отметить, что в обновлённой редакции Стратегии национальной
безопасности США, опубликованной весной 2006 г., фактически
подтверждается традиционная ставка на превентивные удары
("наступательные и оборонительные") как инструменты "сдерживания
государств - врагов Америки и негосударственных формирований
её противников".
Несмотря на далеко идущие американские планы
использования НСР, уже после терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне стало
очевидно, что подходы США и их европейских союзников к
борьбе с терроризмом существенно различаются. Американцы
настаивали, что война с международным терроризмом - это и есть тип
современной войны, требующей создания высокотехнологичного
боевого потенциала. Европейцы же во всех принятых в рамках ЕС
декларациях основное внимание уделяли долгосрочным методам,
главным образом из арсенала превентивного кризисного
реагирования, юридическим (единый европейский ордер на арест) и
экономическим (блокирование источников финансирования террористов)
средствам, а также другим несиловым способам урегулирования
кризисов [13]. Появились опасения, что указанные "различия в
подходах" через несколько лет могут привести к серьёзным
нестыковкам в реальной политике, а следовательно, к кризису НАТО и
трансатлантических отношений в целом. Во избежание этого на саммите
23

в Праге администрация Дж. Буша предложила союзникам
определить общие ценностные ориентиры и консолидироваться на основе
единого понимания угроз безопасности. В результате европейцы
формально приняли предложенный американцами перечень таких
угроз (международный терроризм, распространение ОМУ и средств
его доставки).
Тем не менее Соединённым Штатам не удалось превратить
Пражский саммит НАТО из "трансформационного" в "иракский",
т.е. добиться того, чтобы новая предельно ясная формулировка
угроз безопасности (признание связи между международным
терроризмом и опасностью распространения оружия массового
уничтожения, исходящей от "государств-изгоев") была подкреплена
полной поддержкой вторжения в Ирак.
Планы этой операции американская администрация начала
обсуждать с союзниками фактически сразу после событий 11
сентября 2001 г. Всего через неделю после террористических актов
состоялась встреча тогдашнего министра иностранных дел Германии
Й. Фишера с занимавшим пост заместителя министра обороны США
П. Вулфовицем, в ходе которой последний предложил "идти дальше
Афганистана", имея в виду не только Ирак. Однако в 2001-2002 гг.,
в отличие от единодушной позиции стран ЕС накануне первой
войны в Персидском заливе, планы военной акции США в отношении
Ирака полностью поддержала только Великобритания.
В середине 2002 г. эти планы стали обсуждаться публично.
Германия и Франция выступили против нанесения удара по Ираку.
При этом подчёркивалось, что в случае реализации военного
сценария они не окажут поддержки США. В результате накануне саммита
в Праге в трансатлантических отношениях возникли первые
серьёзные трения. Дальнейшее развитие иракского кризиса привело к
расколу среди европейских союзников (некоторые из них, в частности
Италия и Испания, одобрили действия американцев), что
послужило поводом для известного резкого высказывания Д. Рамсфельда
относительно "новой" и "старой" Европы.
Пиком трансатлантического кризиса непосредственно внутри
НАТО стал отказ "иракских диссидентов" - Германии, Франции и
Бельгии -удовлетворить в феврале 2003 г. натовский запрос о
выделении Турции дополнительной помощи в рамках союзнических
24

обязательств (в связи с возможным началом войны в Ираке).
Германия, в частности, заявила, что сделанного ею уже достаточно
(имелись в виду поставки систем "Пэтриот" и участие немецких
военнослужащих в комплектации экипажей самолётов АВАКС). Бонн,
Париж и Брюссель посчитали, что выделение дополнительной
помощи Турции было бы равнозначно согласию на начало операции
США против Ирака.
Как известно, во время первой войны в Персидском заливе
аналогичный "пакет предложений" получил безоговорочную
поддержку членов НАТО. Однако политическая ситуация в 2002-2003 гг.
уже не была столь однозначной. Иракский вопрос стал лишь
одной из многих болевых точек в отношениях между Соединёнными
Штатами и их европейскими союзниками, в связи с чем у
западных аналитиков возникли опасения, что "США и Европа дрейфуют
в разных направлениях с неминуемым неблагоприятным эффектом
для НАТО" [14].
Иракский кризис показал, что расхождения между некоторыми
европейскими союзниками и США касаются не столько
определения приоритетных угроз безопасности, сколько выбора методов их
парирования (комплекс мер превентивного кризисного
реагирования, формирующийся в рамках ОЕПБО ЕС, в противовес
американской концепции упреждающего удара).
В определённой степени развитие ситуации вокруг Ирака
позволило говорить о попытке некоторых европейских членов НАТО,
которые и ранее выступали за создание так называемой "европейской
опоры" внутри альянса, уже после Пражского саммита и
формального принятия американской концепции будущего развития блока
по-своему очертить границы трансатлантической солидарности.
Что же касается непосредственно НАТО и путей реализации
пражских решений, то после саммита открытым остался вопрос
о том, готовы ли европейцы в будущем использовать НСР для
упреждающего удара, например против "государств-изгоев". А если
готовы, то сочтут ли они возможным применить при нанесении
такого удара ядерное оружие, в частности новые малогабаритные
ядерные боеприпасы, способные поражать подземные бункеры
25

с химическим или биологическим оружием и другие сверхзащищён-
ные цели, включая пункты военного и политического управления1.
Обозначилась и проблема более общего характера. Согласятся
ли вообще европейцы принять положения "доктрины Буша" или
отдельных её элементов за основу будущей доктрины НАТО,
учитывая, что Стратегическая концепция 1999 г. утрачивает свою
актуальность? Исторический опыт свидетельствует, что все предыдущие
изменения стратегического курса США2 рано или поздно заставляли
их европейских союзников по НАТО приспосабливать собственные
концепции безопасности к американским требованиям и
стандартам, и в конце концов все доктрины Соединённых Штатов так или
иначе ложились в основу стратегических концепций альянса.
В связи с этим представляет интерес документ "Руководящие
принципы оборонной политики", представленный МО ФРГ на
рассмотрение бундестага в мае 2003 г. в ходе текущей реформы
бундесвера (принят вместо аналогичного документа 1992 г.) [ 15], в котором
среди прочего был чётко прописан отказ от принципа
территориальной обороны. Хотя этот базовый документ в области политики
безопасности и обороны ФРГ должен по идее опираться на
положения Основного закона страны, однако, как подчёркивали критики
документа, его концепция, определяющая в качестве главной задачи
бундесвера участие в международных операциях кризисного
регулирования, не соответствует немецкой Конституции, где
зафиксировано, что "Федеративная Республика предназначает вооружённые
силы для обороны" (ст. 87а). Как отмечается, произошла подмена
понятий - место "обороны" заняло "кризисное урегулирование".
Действительно, п. 5 документа "Руководящие принципы оборонной
1 Необходимость активизации разработки такого оружия подчёркивалась в "Обзоре
ядерной стратегии" США.
2 Например, в 1945-1953 гг. американская военная доктрина разрабатывалась
как "стратегия устрашения", в 1953-1961 гг. - как "стратегия массированного
воздействия", в 1961-1971 гг. - как "стратегия гибкого реагирования", в 1971-
1980 гг. - как "стратегия реалистического устрашения". На рубеже 80-х гг. была
создана доктрина "прямого противоборства" для осуществления политики мирового
диктата и обеспечения жизненно важных интересов США в различных регионах
мира.
26

политики" даёт первому термину новую, расширительную
трактовку: ".. .Оборона не может быть в дальнейшем ограничена
географически, она содействует сохранению нашей безопасности, где бы она
ни оказывалась под угрозой". Далее говорится, что использование
сил бундесвера в международных операциях полностью
соответствует Конституции, что подтверждено Конституционным судом
(имеется в виду решение 1994 г.) и бундестагом ФРГ.
Критики документа также усматривают в нём положения,
которые свидетельствуют о принятии отдельных элементов
американской концепции "превентивных войн". Кроме расширительной
трактовки понятия "оборона"1 указывается и на возможность
раннего применения военных мер для парирования угроз, носителями
которых являются негосударственные субъекты и террористы.
Необходимо отметить, что сам термин "упреждающий удар"
в тексте не используется. В п. 21 говорится, что политические
методы противодействия распространению ОМУ необходимо
дополнять другими методами защиты. И далее: "Для парирования угроз
прежде всего в отношении негосударственных субъектов должны
быть развиты соответствующие гражданские и военные
средства и потенциал". Таким образом, правомерно говорить скорее
не о принятии Германией элементов концепции "превентивных
войн", а о намерении её МО проводить более эффективную
политику противодействия терроризму и распространению ОМУ,
которые повышают вероятность применения военных мер в качестве
"крайнего средства".
Вместе с тем в ходе внутриполитических дискуссий,
разгоревшихся в начале иракского кризиса в ФРГ, как и в других
странах — членах блока, вопрос об использовании военной силы в
качестве превентивного средства зачастую получал гораздо более
жёсткую трактовку. Так, например, оппозиция, критикуя тогдашнее
правительство Г. Шредера, поднимала накануне Пражского
саммита и вопрос об упреждающих ударах. Занимавший в то время
пост заместителя председателя фракции ХДС/ХСС в
бундестаге В. Шойбле в одном из своих выступлений прямо потребовал
Известно высказывание бывшего министра обороны П. Штрука, что "линия
обороны Германии лежит у отрогов Гиндукуша".
27

принять принципы американской стратегии безопасности и
согласиться на ведение превентивных войн [12].
В течение нескольких месяцев перед Пражским саммитом
положения американской Стратегии национальной безопасности,
касающиеся концепции "упреждающего удара", обсуждались в
различных рабочих органах НАТО. В связи с этим особое внимание
следует обратить на то, что в ходе саммита была одобрена
согласованная военная концепция защиты от терроризма, чему до сих пор
в аналитических исследованиях пражских решений уделялось
недостаточное внимание. Указанная концепция вошла в пакет мер по
повышению антитеррористического потенциала НАТО, включающих
совершенствование обмена разведывательными данными и
механизмов реагирования на кризисы на основе признания серьёзности
угрозы международной безопасности, исходящей от терроризма, и
необходимости предпринять всеобъемлющие ответные меры.
Натовская концепция защиты от терроризма представляет
интерес в том плане, что, хотя в ней отсутствует термин "упреждающий
удар", целый ряд формулировок говорит о том, что
профилактическое использование военной силы признаётся в данном случае
допустимым. В концепции выделяются четыре категории возможной
военной деятельности НАТО: антитерроризм (комплекс
оборонительных мер для снижения уязвимости, ограниченные действия ВС
по реагированию и сдерживанию, оповещение об угрозе,
поддержание эффективности интегрированной системы ПВО,
обеспечение противоракетной обороны), ликвидация последствий терактов,
контртерроризм и военное сотрудничество.
Контртерроризм в данном случае означает использование
наступательных мер (в том числе контрсиловых действий) как под
руководством НАТО, так и при поддержке альянсом других организаций
или коалиций с участием союзников [16]. При этом обращается
внимание на то, что решение об использовании военной силы для
нанесения упреждающих ударов может быть принято только на основе
консенсуса. Ещё в период разработки концепции рабочими
органами НАТО и при определении её политических рамок (в мае 2002 г.
соответствующие директивы были даны Североатлантическим
советом Военному комитету) некоторые члены блока, прежде всего
28

Франция, настаивали, чтобы за проведением подобных военных
акций был установлен максимальный политический контроль [17].
Вместе с тем, даже если в НАТО будут утверждать, что
использование военной силы для нанесения упреждающих ударов
возможно только в борьбе с терроризмом, в долгосрочной перспективе
сохранить такое ограничение вряд ли удастся. Во-первых, в
будущем в кризисном регулировании, по мнению экспертов, будет
сложно провести грань между региональными кризисами,
интернациональными конфликтами, терроризмом и нераспространен-
ческой проблематикой. А во-вторых, американские теоретические
построения относительно применения военной силы для
нанесения упреждающих ударов выходят далеко за пределы
антитеррористической сферы [18].
Необходимо отметить, что в течение года после встречи в
верхах в Праге европейские страны постепенно приняли
"американский перечень" приоритетных угроз безопасности, причём в
рамках не только НАТО, но и ЕС. Однако в своём "европейском доме"
они более последовательно выразили несогласие с предложенными
США предпочтительными способами кризисного регулирования.
В Европейской стратегии безопасности, принятой в первой
редакции на Евросовете в Салониках 20 июня 2003 г., в числе
основных угроз безопасности тоже были названы и
международный терроризм, и опасность распространения ОМУ. "Американское
давление в совокупности с желанием европейцев уладить и
устранить разногласия подтолкнули ЕС к принятию не только Стратегии
безопасности, но и Плана действий в области противодействия
распространению оружия массового уничтожения" [19]. Вместе
с тем в этом документе подчёркивалось, что указанные угрозы
должны устраняться в рамках "эффективного мультилатерализма",
что подразумевает ведущую роль Совета Безопасности ООН в
поддержании международного мира и безопасности, закреплённую
Уставом этой организации. Отмечалось также участие отдельных
европейских стран в поддержании мира и стабильности через ЕС
с его широким инструментарием кризисного регулирования.
Результатом "заочной дискуссии" с американцами по
ключевым вопросам безопасности стала вторая редакция Европейской
стратегии безопасности, принятая на Евросовете в Брюсселе
29

12-13 декабря 2003 г. на основе доклада X. Соланы "Безопасная
Европа в лучшем мире" [20]. Из последней редакции данного
документа был исключен тезис об "упреждающем вмешательстве",
внесённый в первую редакцию под давлением британской стороны и
вызвавший принципиальные возражения, в частности правительства
ФРГ [21]. Документ определяет пять основных угроз: терроризм,
распространение ОМУ, "несостоятельные" государства,
региональные конфликты, организованная преступность. Противодействие
этим вызовам предполагает расширение зоны безопасности вокруг
ЕС (при этом отдельно упоминается Южный Кавказ) с опорой на
"эффективный мультилатерализм" при ведущей роли ООН в сфере
международной безопасности. Предусматривается борьба с этими
угрозами с помощью широкого спектра инструментов - военных,
политических, экономических и гуманитарных.
Как считают западные эксперты, окончательное одобрение
Европейской стратегии безопасности в декабре 2003 г. стало важной
вехой в эволюции американо-европейского партнёрства и
постепенного формирования стратегического формата НАТО - ЕС - США.
В этот же период наметился и политический консенсус западных
институтов на Балканах: 25 июля 2003 г. ЕС и НАТО договорились
о совместном подходе к стабилизации ситуации на западе этого
полуострова [22].
Одна из основных проблем трансформационной повестки
НАТО, которая стала актуальной после Пражского саммита, — это
расширение глобальной компетенции блока. К тому времени
в США реформирование Североатлантического союза уже
связывали с процессами глобализации, что подразумевало превращение
альянса в организацию, призванную решать проблемы
безопасности на глобальном уровне. Однако в 1997 г. требование госсекретаря
США М. Олбрайт создать "глобальную НАТО", соответствующую
новому спектру угроз безопасности, встретило довольно
сдержанную реакцию со стороны европейских союзников. По мнению
большинства европейцев, ответственность за глобальную безопасность
сделает НАТО чем-то вроде "мирового жандарма", что создаст для
них осложнения внутриполитического характера.
Именно по этому вопросу перед принятием новой
Стратегической концепции в НАТО разгорелись одни из самых острых
30

дебатов. Сторонам всё-таки удалось договориться о включении
в неё положения об операциях, выходящих за рамки коллективных
оборонных обязательств, предусмотренных ст. 5
Вашингтонского договора. Согласно данному положению Североатлантический
союз де-факто наделяет себя правом применять военную силу без
соответствующих санкций СБ ООН в различных ситуациях - от
противодействия распространению ОМУ и наркотиков до борьбы
с международным терроризмом. При этом к рискам и угрозам
безопасности и стабильности в Евроатлантическом регионе отнесены и
региональные кризисы "на периферии альянса", этническая и
политическая вражда, территориальные споры, нарушения прав
человека, распад государств.
Одобренная на Пражском саммите концепция защиты от
терроризма предполагает, что силы альянса должны быть способны
везде и в любое время "сдерживать и дезорганизовывать нападения
террористов, а также обеспечивать защиту от них" [23]. Тем самым
полностью исключается какое-либо географическое ограничение
на использование сил НАТО. Таким образом, разделение натовских
операций на проводимые в рамках коллективных оборонных
обязательств и вне зоны ответственности альянса становится достоянием
прошлого [24].
Несмотря на формальное одобрение новой роли НАТО,
существовавших разногласий в подходах союзников к тому, как будет
выглядеть пресловутая глобальная компетенция блока, преодолеть
не удалось. В соответствии с экспертными оценками
"фундаментальные расхождения внутри НАТО в отношении образа "врага"
(если таковой вообще имеется) и того, как наилучшим образом
отвечать на угрозы, не могут не оказывать влияния на единство целей
альянса... Альянс должен разработать инициативы, чтобы
оптимизировать унифицированный ответ на угрозы. Некоторые
сомневаются в том, что это возможно, отмечая, например, что США
являются единственным членом блока с глобальными интересами, который
должен иметь дело с соответствующими угрозами; Европа же
остаётся региональным сообществом с региональными интересами.
Американские попытки втянуть европейцев в свои глобальные дела
приводят к разногласиям, поскольку кооперация не подкреплена
общими интересами. Другие отвергают эту точку зрения, отмечая, что
31

жизненно важные интересы в противодействии терроризму,
распространению ОМУ и другим угрозам формируют основу для общего
видения мировых проблем и соответствующей политики, а это
может в будущем вовлечь альянс в действия на неевропейских театрах.
В то время как роль альянса в миротворческой миссии на Балканах и
в укреплении зоны безопасности в Европе имеет большое значение,
его членам необходимо принять на себя более широкие функции
в рамках мирового сообщества" [14].
Адептами американской идеи глобальной НАТО являются
новые члены блока, особенно Польша1. Что же касается ведущей
европейской "тройки", то её подходы к ней существенно различаются:
Великобритания и Франция заинтересованы в проведении активной
глобальной внешней политики, а Германия предпочитает сохранить
статус-кво, поскольку для неё характерно более "региональное"
видение проблем [25]. При этом Франция считает, что глобальную
внешнюю политику должен проводить не Североатлантический
альянс, который французское руководство считает главным образом
институтом коллективной обороны, а Европейский союз в рамках
ОЕПБО. Париж традиционно стремится к максимально возможной
европейской автономии в оборонной сфере. Германия же, хотя и
не является ярой сторонницей глобализации Североатлантического
альянса, активно поддерживает идею создания Сил реагирования
НАТО, считая, что именно они будут участвовать в операциях за
пределами существовавшей до недавнего времени зоны
ответственности блока.
Важным аспектом экспансии НАТО в контексте
трансатлантических отношений является её расширение. США считают эту
организацию важнейшим инструментом "американизации" Европы.
Приём в альянс новых членов, не скрывающих своих
проамериканских настроений, позволяет Вашингтону закрепить своё
лидерство на европейском континенте. Тот факт, что, например, Польша
в период иракского кризиса полностью поддержала США, вызвал
сильнейшее раздражение в Париже и Берлине. В немецкой печати
Варшаву даже окрестили "американской троянской ослицей". Такая
1 Ещё перед принятием в альянс Польши некоторые "старые" члены блока
называли её "американским троянским конём".
32

реакция отразила остроту этой проблемы для блока, особенно в
свете ставшего привычным деления Европы на "старую" и "новую".
Польше же "в награду" за поддержку в период иракского
кризиса и направление своих ВС в Ирак американцы 3 сентября 2003 г.
передали командование международным военным контингентом,
осуществляющим контроль над частью Центрального Ирака [26].
Характерно и то, что именно на фоне развития иракского кризиса
в прессе стали появляться сообщения о планах США
передислоцировать свои военные базы из Германии в страны ЦВЕ и Балтии.
В целом сегодня правомерно говорить о смещении "центра
тяжести" НАТО на Восток. Увеличение среди членов альянса числа
стран, полностью поддерживающих американскую политику,
означает, что он становится не только "более восточноевропейским",
но и "более американским" [27]. После принятия новых членов
американским предложениям гарантирована более широкая
поддержка среди союзников по блоку, что неизбежно ведёт к
изменению нынешнего соотношения сил в рамках трансатлантических
отношений. В первую очередь это может повлиять на реализацию так
называемой концепции "европейской опоры" в НАТО.
В 1999 г. было принято решение о том, что концепция
Европейской идентичности в области безопасности и обороны будет
институционально развиваться внутри НАТО. Эта концепция
отражает стремление европейских союзников взять на себя
большую ответственность в этой области в целях упрочения мира и
стабильности в Евроатлантическом регионе. Она включает в себя
различные механизмы и договорённости, которые, по мнению
руководства НАТО, позволят всем европейским союзникам
вносить более последовательный и весомый вклад в решение задач
и деятельность альянса, укрепят трансатлантическое партнёрство,
обеспечат им возможность при необходимости действовать
самостоятельно, исходя из готовности Североатлантического союза
предоставлять для проведения операций под европейским
руководством свои силы, средства и ресурсы на разовой основе и по
принципу консенсуса.
33

ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ПОСЛЕ
ЗАВЕРШЕНИЯ АКТИВНОЙ ФАЗЫ ВОЙНЫ В ИРАКЕ
После серьёзных разногласий по иракскому вопросу
определённый прогресс в нормализации отношений в рамках НАТО
был отмечен на заседании министров иностранных дел стран -
членов блока в Мадриде 3-4 июня 2003 г., на котором
рассматривался ход выполнения решений, принятых на саммите в Праге
в ноябре 2002 г. По заявлению тогдашнего генсека НАТО Дж. Ро-
бертсона, "после встречи в верхах в Праге Североатлантический
альянс подвергся испытаниям". Это было вызвано разногласиями
по Ираку, необходимостью укрепить позицию Турции в сложной
политической ситуации, непростыми задачами по
преобразованию альянса, необходимостью налаживать стратегическое
партнёрство между ЕС и НАТО, а также противодействовать угрозам
безопасности, выходя далеко за традиционные границы альянса.
По словам Дж. Робертсона, министры отметили продвижение
вперёд на каждом из указанных направлений и пришли к выводу, что
"НАТО отлично выдержала шторм". Ключевые решения, принятые
за последние несколько месяцев до встречи, продемонстрировали
"существование глубинного и подлинного консенсуса по вопросу
о будущем трансатлантических отношений, основанного в
значительной мере на видении, представленном в Праге" [28].
В частности, было принято решение с начала августа 2003 г.
в рамках мандата ООН взять на себя командование, координацию
и планирование операций Международных сил по содействию
безопасности в Афганистане непосредственно в районе Кабула
(осуществляется с 11 августа того же года).
Кроме того, в связи с участием польских формирований в
стабилизации ситуации в Ираке и осуществлением Польшей руководства
сектором было решено оказать этой стране поддержку в
формировании экспедиционных сил (экспертная помощь), тыловом
обеспечении, связи и сборе данных. Как было подчеркнуто, "речь идёт
не о присутствии НАТО в Ираке, а об оказании помощи Польше со
стороны НАТО".
34

После завершения активной фазы войны в Ираке некоторые
европейские союзники (в первую очередь ФРГ) и Соединённые
Штаты стали искать пути для восстановления дружественных
связей и выхода из серьёзного кризиса трансатлантических
отношений в целом. Бывший тогда министром иностранных дел Германии
Й. Фишер, посетивший США в июле 2003 г., в интервью компании
Си-эн-эн заявил: "Мы придерживались различных мнений. Но
когда раздался первый выстрел, наша позиция заключалась в том, что
США должны выиграть эту войну с возможно меньшими потерями
среди солдат и невинных мирных жителей. Теперь мы должны
общими усилиями добиваться мира". Министр говорил о готовности
своей страны оказать гуманитарную помощь Ираку, однако вновь
подтвердил, что без мандата ООН Германия не пошлёт туда своих
миротворцев.
В немецкой печати появились публикации, авторы которых
указывали на необходимость налаживания более тесных отношений
между союзниками. В частности, как отмечала газета "Хандельс-
блатт", "сверхдержава всесильна, только когда она ведёт войну.
В экономическом, финансовом и политическом отношениях она
зависит от остального мира в гораздо большей степени, чем это
признаёт". Газета "Вельт" отмечала, что Берлину и Парижу надо
понять одно - единую Европу нельзя строить как противовес США.
Именно в данном контексте Й. Фишер во время своего визита
в Соединённые Штаты выступил в поддержку общей для США и
Европы стратегии безопасности и заявил, что он видит "новую
открытость" трансатлантических отношений и что
германо-американские связи имеют под собой прочную и "очень хорошую" основу.
По мнению известного немецкого политолога, директора
Исследовательского института Германского общества внешней
политики К. Кайзера, "началась новая эра, отличительным признаком
которой является напряжённость между американским
господством и глобальной взаимозависимостью". При этом для НАТО
встал вопрос о её дальнейшем существовании: у альянса есть
будущее, если ему удастся использовать политические и военные
средства там, где возникают угрозы безопасности. "Поэтому
необходимы тесные партнёрские связи Европы и Америки в рамках
Организации, причём европейцам следует серьёзнее относиться
35

к проблеме распространения ОМУ и проводить более
эффективную политику, предусматривающую применение военных мер в
качестве крайнего средства, вместо демонстративного отказа от таких
мер, как поступили в случае с Ираком Германия и Франция" [29].
С критикой немецкой позиции выступил и профессор
Боннского университета Х.-П. Шварц, подчеркнувший, что во внешней
политике и политике безопасности Европа (ЕС) ещё не может
выступать против США как единое целое. Поэтому здравомыслящие
политики, будь то в Америке или в Германии, должны и впредь
пытаться надолго сохранить НАТО как наиболее ценное
связующее звено атлантического сообщества современных демократий.
Более оптимистическую оценку состояния
американо-европейских отношений дал Р. Херцингер, редактор отдела политики
еженедельника "Цайт". По его представлениям, стороны зависят сейчас
друг от друга больше, чем когда бы то ни было: после раздоров они
должны договориться и договорятся. И было бы ошибкой
отождествлять отсутствие консенсуса среди членов западного альянса
относительно иракского конфликта с крушением "идентичности
Запада" [29].
По мнению некоторых американских аналитиков, США в
настоящее время вынуждены принимать во внимание европейскую точку
зрения по ключевым вопросам трансформации НАТО, включая и
вопрос о возможности нанесения упреждающих ударов (можно
также упомянуть замену термина "государства-изгои" на термин
"несостоявшиеся государства", которым оперируют в ЕС), и согласиться
с мнением европейских союзников о необходимости легитимизации
использования военной силы на основе решения СБ ООН1.
Ещё косовский кризис продемонстрировал, что США и их
партнёры по НАТО склонны более широко трактовать нормы
международного права при использовании вооружённых сил. Они
предложили принципиально новую схему применения ВС -
"исходя из здравого смысла" и не дожидаясь получения мандата ООН.
В Афганистане и Ираке США действовали именно по этой схеме,
1 Из доклада Стент Л. "Нуждается ли Россия в НАТО, и если да, то в какой?" на
конференции Фонда перспективных исследований и инициатив (Москва, 30
октября 2003 г.).
36

хотя оправдывали использование силы также и положениями ст. 51
Устава ООН (гл. 7), т.е. "неотъемлемым правом государства на
индивидуальную или коллективную самооборону". Таким образом
американцы придали своим действиям некоторую легитимность.
Проведение антитеррористической операции в Афганистане, и
в частности применение ст. 51 для оправдания подобного рода
действий, может свидетельствовать о попытках США коренным
образом изменить некоторые базовые положения международного
права, касающиеся использования военной силы, что позволило бы
в дальнейшем превращать антитеррористическую операцию в
миротворческую, которая, в свою очередь, исходя из национальных
интересов, перерастала бы в стандартное военное присутствие в
зонах "жизненно важных интересов".
Некоторые аналитики акцентировали внимание на
по-прежнему серьёзных трениях в рамках трансатлантических отношений.
Например, как отметил Т. Доннелли1 в публикации, подготовленной
для Германского фонда Маршалла, итоги войны в Ираке
заставляют Вашингтон понять, что даже единственной в мире сверхдержаве
бывает необходима помощь. Он полагает, что институционализа-
ция существующего Pax Americana — современного мирового
порядка, известного под разными названиями, - неизбежна. Вариант
"односторонней" его гарантии нереален, поэтому для американцев
вопрос заключается в том, можно ли адаптировать НАТО к новым
стратегическим реалиям и как это сделать. По мнению
эксперта, перед Североатлантическим союзом стоит вопрос: не
уничтожат ли существующие геополитические разногласия способность
НАТО обеспечивать военную основу будущих коалиционных
операций? Политические расхождения ещё могут быть разрешены,
во всяком случае, их можно постараться урегулировать. Ценность
Североатлантического союза как "поставщика силы" может стать
настолько большой, что на политические расхождения придётся
просто закрыть глаза. И наоборот, растущий разрыв в потенциалах
США и его союзников может углублять политические расхождения.
"Со строго американской точки зрения даже такая раздробленная
Приглашенный исследователь вопросов обороны и национальной безопасности
при Институте американского предпринимательства в Вашингтоне.
37

геополитическая основа достаточна, чтобы сделать НАТО
полезным инструментом американского государственного управления и
стратегии, если только Североатлантический союз сможет
реформировать свои военные структуры для преодоления военной
слабости Европы".
Как подчеркнул Т. Доннели, ликвидация геополитического
разрыва между США и Европой, имея в виду преимущественно
Германию и Францию, потребует времени. "Нас разделяют два
вопроса: как решать проблемы исламского мира и в каких
обстоятельствах можно соответствующим образом использовать
вооружённые силы? Многим европейцам, да и некоторым
американцам, нелегко уследить за изменениями в политике и стратегии США,
происходящими после И сентября 2001 г. За это время президент
Дж. Буш сформулировал новое понимание национальной миссии,
постепенно превратившейся в официальную "доктрину Буша",
которую можно рассматривать как вновь обретённую цель
использования мощи США в мире. Многие европейцы всё ещё далеки от того,
чтобы принять это новое понимание миссии США или создать
европейский аналог доктрины Буша... Вопрос будущего
трансатлантического стратегического партнёрства остается открытым. В целом
многие европейцы продолжают даже после войны в Ираке жить
в мире, существовавшем "до 11 сентября" и "до доктрины Буша".
Они верят, что международные институты или правовые
механизмы могут обеспечить мир в процветающем и либеральном мире".
Кроме того, большинство европейцев "не хотят давать американцам
карт-бланш в Ираке и на Ближнем Востоке" [30].
США 21 октября 2003 г. призвали ЕС договориться об общем
с НАТО "стратегическом видении" проблем, чтобы в будущем
избежать возможных серьёзных "трещин" в трансатлантических
отношениях. По предложению Соединённых Штатов, такую общность
позиций можно было бы зафиксировать на саммите НАТО летом
2004 г. Апелляции Вашингтона к европейским союзникам, как
оказалось, были связаны с обсуждением осенью 2003 г. Германией и
Францией, к которым присоединилась Великобритания, планов
создания независимых структур оперативного планирования ЕС.
Соответствующее решение было утверждено на встрече министров
иностранных дел Евросоюза и стран-кандидатов в Неаполе 29 ноября
38

2003 г. и формально принято на саммите в Брюсселе 12-13
декабря 2003 г. Эта инициатива вызвала новые серьёзные трения внутри
НАТО. На пресс-конференции по итогам встречи министров
обороны стран - членов альянса в начале декабря 2003 г. в Брюсселе
тогдашний министр обороны США Д. Рамсфельд дал крайне
скупые комментарии планов формирования автономной ячейки
оперативного планирования ЕС, выразив надежду, что эта
инициатива не приведёт к созданию Евросоюзом структур, дублирующих
НАТО [31].
На прошедших в начале декабря 2003 г. встречах министров
обороны и министров иностранных дел стран - членов НАТО
Соединённые Штаты впервые официально затронули вопрос об
усилении присутствия Североатлантического союза в Ираке, которое
к тому времени ограничивалось поддержкой, оказываемой Польше.
Так, тогдашний глава Госдепартамента К. Пауэлл заявил, что "США
готовы принять расширенную роль НАТО в Ираке". Учитывая
"поддержку этой идеи со стороны союзников", Вашингтон, по его
словам, намерен провести серию консультаций для определения
вариантов такого расширения. Одним из них мог бы стать, по расчётам
американского внешнеполитического ведомства, переход
командования воинским контингентом в Центральном Ираке от Польши
к НАТО.
Однако, как подчеркнул К. Пауэлл, приоритетом для блока на
ближайшие годы должен остаться Афганистан. Судя по некоторым
данным, уже в конце 2003 г. Вашингтон прорабатывал не только
варианты расширения зоны ответственности находящихся под
командованием НАТО Международных сил по содействию безопасности,
но и передачи под натовское управление всей антитеррористической
операции США в Афганистане [31], что и произошло летом 2006 г.
В декабре 2003 г. США объявили о решении предоставить
контракты на восстановление объектов инфраструктуры Ирака
компаниям только тех стран, которые поддерживали военную операцию
по свержению С. Хусейна (об этом, в частности, говорилось в
официальном меморандуме, размещенном 5 декабря 2003 г. на сайте
Пентагона, к которому прилагался список допущенных к
послевоенной реконструкции стран).
39

Как отмечала в связи с этим газета "Вашингтон пост", лишив
контрактов на восстановление Ирака страны, не поддержавшие
в своё время военную кампанию, Дж. Буш нанёс удар по
государствам, с которыми в последние месяцы пытался наладить
отношения. "Совсем недавно американский президент, выступая с речью
в Лондоне, превозносил ценность международных институтов и
альянсов. В Нью-Йорке он провёл встречу с канцлером Германии
Г. Шредером, после которой стороны объявили, что решили
оставить все разногласия в прошлом. Госсекретарь США К. Пауэлл
обратился к странам НАТО с призывом принять более активное
участие в восстановлении Ирака. Однако теперь президент
реализует совершенно обратную политику, которая лишь вскроет раны
довоенных конфликтов. На высказывание Г. Шредера о том, что
ограничения на распределение иракских контрактов, возможно,
нарушают международное законодательство, Дж. Буш ответил
саркастической усмешкой: "Международное законодательство? Я лучше
позвоню своему адвокату". Как и другие подобные колкости,
прозвучавшие из уст американских официальных лиц, слова
президента приведут к дальнейшему ослаблению поддержки политики США
странами, которые исторически занимали сторону США", -
отмечало издание.
Вместе с тем Соединённые Штаты дали понять, что данный
"список" не является окончательным и при определённых условиях
он может быть дополнен. Вероятнее всего, действия США стали
попыткой оказать давление на Германию и Францию с целью добиться
их согласия на списание иракских долгов и расширение мандата
натовской операции в Афганистане (одновременно поднимая вопрос и
о начале миссии альянса в Ираке).
Такие действия Соединённых Штатов были успешными лишь
частично. Германия и Франция на реструктуризацию иракских
долгов согласились, после чего было объявлено, что компании этих
стран могут принять участие в конкурсах на выполнение
восстановительных работ в Ираке. Однако добиться их поддержки
более активного вовлечения Североатлантического союза в действия
в Ираке к очередной встрече НАТО в верхах Вашингтону так и
не удалось.
40

На саммите альянса в Стамбуле (28-29 июня 2004 г.) под
давлением американской делегации была принята отдельная декларация
по вопросу об участии альянса в иракском урегулировании, однако
оно было ограничено лишь помощью в подготовке специалистов
для иракской национальной армии и полиции на уровне среднего и
высшего офицерского состава.
Одновременно Совет НАТО принял решение о постепенном
расширении зоны действия Международных сил по содействию
безопасности в Афганистане. В специальном заявлении говорилось,
что такое расширение в ближайшем будущем будет включать
создание ведущими странами - членами альянса новых
"провинциальных групп восстановления" (наряду с действующей в Кундузе) под
руководством Великобритании (в Мазари-Шарифе и Меймейне),
Германии (в Фезабаде) и Нидерландов (в Баглане). Тем самым был
начат процесс постепенного наращивания контингента
международных сил в этой стране [32]. Решение Совета НАТО о
поэтапном увеличении группировки международных сил в Афганистане
(с 6,5 тыс. до 10 тыс. человек), как было объявлено, должно было
дополниться особыми мерами для обеспечения безопасности
выборов в Афганистане в сентябре 2005 г.
В кулуарах Стамбульской встречи на высшем уровне
прошла сессия министров обороны стран-членов и представителей
НАТО, на которой обсуждался прогресс в модернизации
потенциала Североатлантического союза после Пражского саммита.
Состоялось также подведение предварительных итогов
деятельности по повышению роли альянса в защите от терроризма.
В Стамбуле руководители стран -членов НАТО утвердили
расширенный пакет мер, который должен был усилить вклад альянса
в борьбу с глобальной угрозой терроризма. Стороны договорились
улучшить обмен разведданными путём пересмотра имеющихся
в НАТО разведывательных структур и активизировать
деятельность Разведывательного бюро по оценке террористической
угрозы при штаб-квартире блока в Брюсселе, созданное после
террористических актов 11 сентября 2001 г. После превращения Бюро
в постоянную структуру на него была возложена задача оценки
глобальных террористических угроз, включая прямые угрозы в
отношении НАТО.
41

В расширенный пакет вошли также меры, способствующие
повышению возможностей альянса быстро удовлетворять
запросы стран-членов о помощи в отражении террористических угроз
или преодолении последствий террористических атак. Этот
пакет включал специальную рабочую программу, подготовленную
Конференцией национальных директоров по вооружениям НАТО
во время их встречи в мае 2004 г., посвященной вопросам развития
новых передовых технологий в области защиты от терроризма [33].
Принятые на саммите документы должны были также закрепить
новые географические приоритеты альянса, к числу которых
относились Кавказ, Центральная Азия и "Большой Ближний Восток".
Было также объявлено о намерении альянса добиваться "упрочения
стабильности" в традиционно тесном сотрудничестве с ЕС и
государствами Европы, включая Россию и Украину, а также со странами
Средиземноморья.
Именно к Стамбульской встрече в верхах Соединённые Штаты
подошли с новой концепцией "Большого Ближнего Востока"1.
Помощник госсекретаря США У. Берне уточнил, что в этом
регионе перед Соединёнными Штатами и Европой (в рамках НАТО)
стоят следующие цели: добиться создания "единого,
стабильного и процветающего Ирака"; достичь прогресса в урегулировании
палестино-израильского конфликта; эффективно
противодействовать глобальным угрозам (включая действия против государств,
Выдвинутая Вашингтоном концепция "Большого Ближнего Востока"
представляет собой амбициозный план переустройства обширного региона от Мавритании
до Афганистана, географические пределы которого, однако, точно не определены.
Предусматривается целый набор мер по оказанию помощи этим странам в
подготовке и проведении "свободных справедливых выборов", разработке
законодательства и обучении парламентариев, создании независимых СМИ, формировании
политических партий, неправительственных организаций и других атрибутов
гражданского общества, а также в перестройке системы образования. В экономической
сфере предлагаются преобразования, направленные на высвобождение частной
инициативы малого и среднего бизнеса, сокращение госрегулирования и
либерализацию всего делового климата. Первая реакция на американскую инициативу
показала, что к идее ускоренного насаждения западных ценностей на мусульманскую
почву Европа относится критически, а исламский мир — отрицательно.
42

спонсирующих международный терроризм); а также провести
экономические и политические реформы [34].
Решения, принятые на Стамбульском саммите, позволили вновь
избранному генсеку НАТО Я. де X. Схефферу заявить о переходе
к "новому атлантизму" - политическому курсу альянса "после
Ирака". По его мнению, "спустя более чем полвека, НАТО
наконец-то превращается в трансатлантическую конструкцию,
позволяющую действовать во имя защиты интересов нашей безопасности
там, где это потребуется".
Вместе с тем Германия и Франция традиционно сдержанно
относятся к ускоренному расширению глобальной компетенции
блока. В ходе Стамбульского саммита их позицию поддержал и экс-
президент Турции С. Демирель, который подчеркнул, что "по мере
расширения зоны ответственности и роста численности такие
организации, как НАТО, могут терять эффективность... Союзникам
следует проявлять осторожность, чтобы расширение зоны
ответственности НАТО, численный рост блока и изменение характера
стоящих перед ним задач не привели к утрате способности альянса
действовать".
Между тем на Стамбульской встрече в верхах удалось
приглушить противоречия, возникшие между США и некоторыми
европейскими союзниками в период иракского кризиса, и добиться
относительно скоординированной позиции в том, что касается
проблем Ирака, Афганистана и роли альянса в противодействии
международному терроризму.
Стамбульская встреча на уровне глав государств и правительств
закрепила линию Пражского саммита, направленную на
наращивание военных возможностей блока. По мнению генсека НАТО, за
последние годы Североатлантический союз стал самой
эффективной в мире организацией, "осуществляющей широкомасштабные
операции по поддержанию мира". При этом он сможет реагировать
на вызовы безопасности, исходящие из новых зон нестабильности
только в том случае, если будет располагать вооружёнными силами,
которые позволят ему "осуществлять политические решения также
и военными средствами" [35].
Перевыборы Дж. Буша в ноябре 2004 г. и начало второго срока
его президентства стали своего рода стартовой чертой, переступив
43

которую американский внешнеполитический истеблишмент начал
переосмысливать подходы США к сотрудничеству с Европой и
состояние трансатлантических отношений, серьёзно подорванных
в период иракского кризиса.
Осознав, что призывы к выработке "европейского аналога"
"доктрины Буша" оказались тщетными (более того, трансформация
геополитической идентичности Европы и формирование
стратегической культуры континента во многом происходят на базе
европейских ценностей, а не идей атлантизма), в Вашингтоне в очередной
раз пришли к выводу, что Европа и США опасно дрейфуют в разных
направлениях. В этих условиях возникла настоятельная
необходимость найти конструктивную идею для восстановления
распавшегося трансатлантического консенсуса.
В качестве такого консолидирующего начала администрация
Дж. Буша выбрала идею "расширения пространства свободы", т.е.
демократизации стран, оказавшихся рассадниками и пособниками
терроризма. Иными словами, цементирующей основой
пошатнувшегося трансатлантического союза должны были стать экспорт
демократии и глобальная война с тираниями [36].
Подтверждая значение НАТО как основного элемента системы
евроатлантической безопасности, в Вашингтоне реанимировали
чисто американский тезис о дополнительном назначении альянса,
которое заключается в распространении демократических
ценностей и институтов.
Новым явлением американской внешнеполитической мысли
в период второй администрации Дж. Буша стало признание
необходимости учитывать в трансатлантических отношениях тот факт, что
ЕС явно становится самостоятельным геополитическим игроком.
В результате в американском политико-академическом сообществе
сложилось три подхода к объединяющейся Европе {37].
Часть политической элиты, близкая к демократам, считает
необходимым налаживать тесное стратегическое партнёрство с ЕС
и, учитывая новые европейские реалии, выражает готовность
строить трансатлантическое сотрудничество на основе принципа
равенства сторон. Она призывает администрацию Буша подтвердить,
что США продолжают поддерживать интеграцию Европы. С
точки зрения сторонников этого подхода, такая демонстрация
44

необходима, чтобы не допустить превращения ЕС в соперника
Америки и помочь "атлантистским" странам Европы отстоять
право на тесное сотрудничество с США в споре с их политическими
партнёрами-оппонентами, которые ратуют за европейскую
независимость [38].
Сторонники другого направления американской
внешнеполитической мысли полагают, что трансатлантические отношения не
должны быть для США внешнеполитическим приоритетом, поскольку
Европа объявила о собственной самобытности.
Ещё одна группа представителей американского
политико-академического сообщества, идеи которой во многом перекликаются
с неоконсервативной идеологией однополярности, рассматривая
объединённую Европу прежде всего как политического
конкурента США на мировой арене, видит в укреплении ЕС угрозу
американскому влиянию и отвергает идею равного партнёрства. США,
по их мнению, должны проводить в отношении Европы политику
избирательного партнёрства, делая ставку на лояльных союзников
с тем, чтобы сохранить политическое превосходство НАТО над
ЕС если не по формальному статусу, то по реальному положению
в системе трансатлантических отношений. Подобная стратегия
требует прекратить безоговорочную поддержку европейской
интеграции, защитить приоритет Североатлантического союза перед
ЕС и делать ставку на те европейские страны, которые известны
своим евроскептицизмом и продемонстрировали свою лояльность
США (Великобритания, Дания, Польша). По мнению сторонников
подобного подхода, США должны предоставить этим государствам
дипломатическую, финансовую и моральную поддержку, а также
предложить странам ЦВЕ, вступившим в НАТО, программы
экономической помощи на более выгодных условиях, чем Евросоюз.
Являясь противниками политической интеграции ЕС,
защитники данной точки зрения предлагают официальному Вашингтону
чётко заявить о несовместимости принципов НАТО с
процессами структурной трансформации европейской безопасности,
предусмотренной европейской Конституцией. Как запасной вариант они
выдвигают идею создания "новой НАТО" с меньшим числом
участников, которая стала бы более консолидированной. Сделать это
предлагается путём заключения стратегических соглашений США
45

с отдельными государствами на двусторонней или многосторонней
основе. Подобная точка зрения встречает критику со стороны
многих влиятельных американских аналитиков (в том числе Р. Асмуса,
Э. Блинкена, Ф. Гордона) [39].
В связи с этим необходимо обратить внимание, что именно
исходя из концепции "селективного партнёрства" Белый дом уже
активно прорабатывает вопрос о возможности привлечения сил и средств
Североатлантического союза к операциям, проводимым США без
согласования со всеми членами блока. Так, изучается возможность
создания (под конкретную задачу) антитеррористической коалиции
заинтересованных стран - членов блока и других партнёров, в
которую кроме США могли бы войти страны ЦВЕ, образующие так
называемую "Вильнюсскую группу" (Латвия, Литва, Эстония, Албания,
Хорватия, Македония, Румыния, Словакия, Словения и Болгария),
а также ближайшие союзники (в первую очередь Великобритания,
Испания, Италия). Свои операции данная коалиция могла бы
проводить без необходимого в таких случаях одобрения Совета НАТО.
Появление нового механизма взаимодействия внутри альянса
позволило бы каждому государству - члену Организации
самостоятельно определять формат своего участия в конкретной операции, а на
утверждение блока в этом случае предоставлялись бы лишь общий
план её проведения и перечень ресурсов, необходимых для
обеспечения действий коалиции.
Такой вариант уже был апробирован в Афганистане и Ираке
и позволил США использовать в своих интересах силы и средства
привлечённых стран, на которые были возложены в основном
задачи обеспечения операций. В очередной раз подобный механизм
американцы решили применить в Судане, выступив с инициативой
развертывания контингента войск НАТО по поддержанию мира в этой
стране (ссылаясь на неэффективность миротворцев Африканского
союза и необходимость оказания им помощи). Европейские
страны - члены альянса, за исключением Великобритании, выступили
с жёсткой критикой этого предложения, усмотрев в нём желание
Вашингтона урегулировать конфликт в Дарфуре чужими руками, но
получить при этом доступ к суданской нефти [40].
Вопрос об упрощении действующих в НАТО в настоящее время
процедур, необходимых для того, чтобы начать военную операцию
46

альянса, также связан с темой консенсусного принятия решений.
США при поддержке Великобритании выступили с
предложением отказаться от принципа консенсуса при голосовании и перейти
к принятию решений "квалифицированным большинством". В этом
случае для одобрения рассматриваемых проектов достаточно было
бы набрать не менее 50 % голосов тех стран - членов НАТО, общая
численность населения которых превышает 60 % средней
численности населения государств-участников. В этом случае Вашингтон
смог бы проводить практически любые инициативы, пользуясь
поддержкой своих ближайших союзников, в первую очередь из
числа стран, недавно вступивших в Организацию.
Недовольство некоторых европейских членов НАТО вызывает
то, в каком направлении проводится реформа командной структуры
блока, утвержденная на встрече министров обороны стран - членов
альянса в июне 2003 г. в Брюсселе. Новая структура должна
соответствовать новым задачам Североатлантического союза и
обеспечивать более оперативное управление меньшими по численности
гибкими силами, которые могут быстро перебрасываться в зоны
кризисов и конфликтов. Если ранее операции НАТО проводились
либо Верховным главнокомандующим Объединёнными
вооружёнными силами в Европе (ВГК ОВСЕ), либо Верховным
главнокомандующим Объединёнными вооружёнными силами на Атлантике
(ВГК ОВСА), то теперь все оперативные командования альянса
перешли в подчинение нового Объединённого командования
операциями, базирующегося в штабе Объединённых вооружённых сил
в Европе (Монс, Бельгия). Взамен должности ВГК ОВСА создано
новое Объединённое командование по трансформации для
специального надзора за преобразованием военного потенциала НАТО,
базирующееся в Норфолке, в США (там же, где и бывший ВГК
ОВСА). То есть фактически бывшее "американское"
территориальное командование трансформировано в командование НАТО,
отвечающее за все вопросы стратегического планирования.
По мнению европейских союзников, в результате
реорганизации они имеют меньший доступ к стратегическому планированию
НАТО. При этом США изъявляют всё меньше желания обсуждать и
совместно вырабатывать со своими союзниками в рамках альянса
общие позиции по глобальным вопросам международной политики.
47

Французские аналитики традиционно высказывают опасения, что
реформированный альянс постепенно превращается в военный
инструмент США, а Силы реагирования НАТО - в инструмент
нанесения упреждающих ударов и проведения операций на глобальном
уровне.
Недовольство ряда европейских стран - членов
Североатлантического союза ходом его реформы, в которой явно
просматривается стремление США превратить альянс в "инструмент" для
односторонних действий, а также разногласия в трансатлантических
отношениях проявились в ходе европейского турне Дж. Буша в
конце февраля 2005 г. По замыслу американского внешнеполитического
сообщества, он должен был стать новой точкой отсчёта в развитии
евроатлантических отношений и подвести черту под дискуссиями
по Ираку, которые, по оценке американского президента, "опустили
эти отношения до самой низшей точки за весь период после
окончания Второй мировой войны" [41]. Его встречи в Брюсселе с
лидерами стран - членов НАТО и ЕС, как подчеркнула госсекретарь США
К. Райе, должны были послужить ясным сигналом Европе о том,
что в Вашингтоне её воспринимают всерьёз как сильного партнёра
[42]. Дж. Буш призвал своих европейских союзников, забыв о
прошлом, сотрудничать в деле "продвижения демократии" на Ближнем
Востоке, поощрив при этом ЕС к участию в послевоенной
реконструкции Ирака.
Однако в ходе встреч главы Белого дома с европейскими
лидерами стороны в очередной раз убедились в том, что США и Европа
по-разному подходят к проблемам безопасности в данном регионе.
Особенно это касается развития ситуации вокруг иранской ядерной
программы, учитывая, что Евросоюз принимает участие в
ближневосточном "квартете" (ООН - РФ - ЕС - США), а "тройка" ЕС -
в мониторинге выполнения Ираном Парижского соглашения и
резолюций МАГАТЭ.
О разных взглядах на процессы, происходящие в
Ближневосточном регионе, говорилось и в докладе, подготовленном
влиятельным американским Центром стратегических и
международных исследований по результатам специальной
конференции "США, Европейский союз и НАТО", организованной в
начале второго президентского срока Дж. Буша для оценки состояния
48

трансатлантических отношений и выработки рекомендаций по их
оздоровлению, на которую были приглашены ведущие эксперты
из примерно сорока крупнейших аналитических центров США и
Европы [43]. В докладе, в частности, отмечалось, что в 2005-2006 гг.
развитие ситуации вокруг Ирана может привести к появлению даже
более глубоких разделительных линий между США и Европой, чем
в 2003—2004 гг. по иракской проблеме.
Авторы доклада, признавая приоритетность НАТО в
иерархии трансатлантических отношений, большое внимание уделили
Европейскому союзу, который "очень важен с точки зрения
интересов США, даже если они обусловлены только тем, что ЕС
представляет жизненно важный интерес для государств Европы,
являющихся, в свою очередь, жизненно важными союзниками Америки".
Несмотря на подобную формулировку, в докладе, тем не менее,
фактически говорилось о том, что, желая сохранить
привилегированное положение Североатлантического союза в системе
трансатлантических отношений, официальный Вашингтон упускает из виду
более широкую стратегическую перспективу, в которой ЕС будет
приобретать всё большее значение как естественный партнёр США
по многим вопросам невоенного сотрудничества. В частности, по
вопросам кризисного реагирования, поскольку проблемы,
возникающие при проведении операций с участием альянса, выходят за
пределы его компетенции, особенно на стадии постконфликтной
стабилизации (имеется в виду гражданское кризисное
регулирование - развертывание полицейских сил, подготовка местных
специалистов, построение институтов гражданского общества,
экономическая реконструкция и другие направления). Учитывая широкий
инструментарий, которым обладает Европейский союз, в войне
с международным терроризмом он не менее (а, возможно, и более)
важен для Соединённых Штатов, чем НАТО.
В ходе визита Дж. Буша в Брюссель в очередной раз проявились
противоречия между США и некоторыми европейскими
союзниками в вопросах реформирования Североатлантического альянса. По
мнению экспертов влиятельного германского Общества внешней
политики, главной проблемой здесь является отсутствие
стратегического понимания того, где и при каких обстоятельствах
использовать наращиваемый военный потенциал альянса [42].
49

Визит американского президента в Европу состоялся вскоре
после традиционной Мюнхенской конференции по вопросам
безопасности (политический аналог экономического форума в Давосе),
на котором прозвучал получивший скандальную известность
доклад, подготовленный бывшим канцлером ФРГ Г. Шредером. По
его мнению, НАТО больше не является "первостепенным местом,
где трансатлантические партнёры обсуждают и координируют
свои стратегические представления и позиции" [44]. Поскольку
Вашингтон и Лондон усмотрели за словами бундесканцлера,
которые поддержал президент Франции Ж. Ширак, попытки
заменить НАТО Европейским союзом в сложившейся иерархии
трансатлантических отношений, германские официальные лица вынуждены
были давать разъяснения. Как было сказано, Г. Шредер намеревался
лишь заострить внимание коллег на необходимости тщательно
оценивать принципы функционирования Организации и направления
её эволюции с учётом более выраженной "политической роли",
которую должен играть альянс [45].
Германию, Францию и некоторых других европейских
союзников (например, Бельгию) всё меньше устраивает нынешняя НАТО,
исполняющая сугубо военные функции. Как отмечают аналитики,
подобные критические взгляды характерны не только для
политических элит этих государств - они проявляются и в общественных
настроениях. Социологические опросы, проведённые в девяти
крупнейших странах ЕС летом 2005 г., продемонстрировали заметное
сокращение поддержки Североатлантического союза. По
сравнению с 2004 г. доля тех, кто считает, что альянс необходим для
безопасности их страны, уменьшилась на 5 % - с 62 до 57 %. Особенно
это касается Германии (за три года этот показатель снизился там на
15 % - с 74 до 59 %) и Италии (на 16 % - с 68 до 52 %) [46].
КОНЦЕПЦИЯ "БОЛЕЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ" НАТО
В ПОДХОДАХ НЕКОТОРЫХ ЕВРОПЕЙСКИХ СОЮЗНИКОВ
Мысль о "более политической" НАТО стала для некоторых
европейских столиц одним из основных тезисов возобновляющегося
50

после иракского кризиса трансатлантического диалога и
основанием начать его "с чистого листа". Эта мысль в определённой степени
возникла в противовес американской идеи "продвижения
демократии", т.е. той внешнеполитической темы, которая, по мнению США,
должна объединить союзников. В Германии, например, по данному
вопросу сложился надпартийный консенсус: во время своего
первого после вступления в должность визита в США в ноябре 2005 г.
новый канцлер ФРГ А. Меркель демонстративно высказывалась за
придание альянсу большего политического измерения [47].
На Мюнхенской конференции в феврале 2005 г. Г. Шредер
не выдвинул конкретных предложений по "политической
трансформации" Североатлантического союза, но выступил с инициативой
сформировать представительную группу высокопоставленных
официальных лиц и независимых экспертов из США и Европы,
которые к началу 2006 г. выработали бы для лидеров НАТО и ЕС
рекомендации по нормализации трансатлантических отношений. Генсек
НАТО Я. де X. Схеффер отклонил это предложение, поставив под
сомнение способность подобной экспертной группы посоветовать
"что-то новое" и без того "жизнеспособному" альянсу [48]. Однако
в весеннем номере "Вестника НАТО" за 2005 г. он назвал
активизацию политических дебатов о поддержании трансатлантического
консенсуса одним из главных направлений текущей деятельности
по трансформации альянса (в качестве двух других были названы
реформа ОВС блока и улучшение координации в процессе принятия
политических и оперативных решений) [49].
Основной вывод, который следовал из выступления Г
Шредера, заключался в необходимости уделить больше внимания
трансатлантическому диалогу по стратегическим вопросам и определиться,
в каком формате его наиболее целесообразно вести.
На состоявшейся в конце февраля 2005 г. в Брюсселе рабочей
встрече руководства стран - членов альянса было принято решение
"повысить роль НАТО в качестве форума для проведения
стратегических и политических консультаций и координации действий
союзников".
Доклад Г. Шредера спровоцировал активную дискуссию по
этому вопросу в американских и европейских экспертных кругах.
Наряду с тезисом о том, что наиболее удобным форумом для ведения
51

диалога между Америкой и Европой остается Североатлантический
союз, высказывались и другие предложения. Например, ведущие
британские аналитики предлагают проводить неформальные
встречи, в которых со стороны ЕС участвовали бы лидеры государств
европейской "тройки" (Германия, Франция, Великобритания) и два
представителя Еврокомиссии (с обязательным участием верховного
представителя по ОВПБ/ОЕПБО X. Соланы), а со стороны
американцев - президент США и четыре высокопоставленных
представителя Белого дома [50].
Государства - "пионеры" европейской интеграции считают, что
ограниченные рамки НАТО не учитывают новой политической
реальности в лице ЕС, поэтому они предлагают обсуждать проблемы
стратегии в более широком формате, в котором Европа была бы
представлена как новый геополитический субъект. Однако и для
Берлина, и для Парижа, наиболее активно продвигающих идеи
европейской интеграции, участие в НАТО продолжает оставаться
краеугольным камнем их политики безопасности.
Германия является одним из наиболее активных членов НАТО:
в бюджете альянса её доля - вторая по величине после Соединённых
Штатов (совокупный вклад США составляет 26,7 %, ФРГ - 20,3 %,
на третьем месте находится Великобритания - 12,1 %). Стремясь
усилить свою роль в Организации, Берлин работает по следующим
основными направлениям: совершенствование структуры и
системы управления ОВС НАТО, повышение коалиционных
возможностей по реагированию на нетрадиционные угрозы (в первую
очередь связанные с международным терроризмом и
распространением ОМУ), содействие дальнейшей интеграции вновь принятых
в альянс стран. В целях укрепления своих позиций в НАТО Германия
добивается повышения значимости возглавляемых ею комитетов и
сохранения на прежнем уровне численности своего крупного
военного контингента в составе ОВС блока [51].
Чтобы создать условия для участия германских ВС в операциях
вне зоны ответственности блока, в 2003 г. бундестаг одобрил
упоминавшийся выше документ "Руководящие принципы оборонной
политики", в котором впервые в послевоенной истории страны армии
была официально поставлена цель - "готовиться к решению боевых
задач за пределами национальной территории". В настоящее время
52

одним из приоритетов бундесвера является формирование
мобильных вооружённых сил (в рамках начатой в 2000 г. и рассчитанной до
2010 г. военной реформы), главной задачей которых будет участие
в коалиционных операциях под эгидой НАТО, ЕС или ООН.
Впервые с момента образования ФРГ немцы участвовали в
военных действиях во время косовского конфликта (1999 г.).
Впоследствии было принято решение об отправке частей бундесвера
в Македонию (в августе 2001 г.). Немецкие подразделения
вошли в состав сил, размещённых на Балканах под эгидой НАТО
(SFOR - в Боснии и Герцеговине, KFOR - в Косове) и ЕС (в
Македонии, где с 1 апреля 2003 г. натовская операция перешла под
управление Евросоюза). Дислокацию германского миротворческого
контингента в Афганистане в рамках антитеррористической
кампании (с января 2002 г.) некоторые немецкие исследователи
назвали "квантовым скачком в германской внешней политике" (хотя это
решение бундестага едва не привело к правительственному
кризису). К. Фойгт, координатор американо-германского сотрудничества
в МИД ФРГ, заметил, что "Германия больше не является
потребителем стабильности и безопасности в Европе, напротив, она стала её
производителем в рамках НАТО и ЕС". Необходимо отметить
также, что Германия - один из наиболее активных участников
антитеррористической операции в Афганистане.
Значительное внимание в упомянутом документе МО ФРГ
уделяется ОЕПБО, причём анализ некоторых его пунктов позволяет
сделать вывод о смещении "фокуса" германской политики
безопасности в сторону Евросоюза, хотя при этом сохраняется и
традиционный тезис о том, что ОЕПБО укрепляет НАТО и "формирует
ядро европейской опоры альянса" (п. 33). В п. 40, например,
содержится три основных для политики безопасности ФРГ положения:
"Во-первых, трансатлантическое партнёрство остаётся основой
нашей безопасности. Без Соединённых Штатов Америки и в будущем
нет никакой безопасности в Европе и для Европы. Германия будет
и в дальнейшем вносить существенный вклад в
трансатлантическое партнёрство. Во-вторых, пространство стабильности,
которым является Европа, будет укреплено с помощью масштабной,
кооперационной и действенной политики безопасности и обороны
ЕС. Также и глобализация требует дееспособной Европы. Общая
53

европейская политика в области безопасности и обороны
основывается на партнёрстве с Североатлантическим альянсом и
делает возможным самостоятельные действия европейцев в случаях,
когда НАТО не хочет или не может быть задействованной. В-третьих,
Германия принимает активное участие в работе ООН и ОБСЕ... "
В отношении непосредственно Североатлантического
альянса в документе подчёркивается, что принадлежность Германии
к НАТО является основой её безопасности. Альянс остается
гарантом стабильности в Европе, союзом коллективной обороны и
трансатлантическим консультационным форумом. Кризисы и конфликты,
угрозы и их источники в расширенном географическом окружении
всё чаще и всё заметнее оказывают воздействие на альянс. НАТО
должна соответствовать новым требованиям и быть в состоянии
защищать жизненно важные интересы безопасности своих членов
(п. 47). "Германия с её ВС в большей степени, чем другие члены
альянса, интегрирована в НАТО. Поэтому ей предназначена в союзе
одна из ведущих ролей и ответственность за будущий курс НАТО"
(п. 48).
ЕС, согласно документу, является ядром европейского
пространства безопасности. Важно обратить внимание на то, что
целью ОЕПБО названо создание Европейского союза безопасности
и обороны как части всесторонне развитого политического союза.
При этом отмечена ключевая роль Германии при принятии за
прошедшие годы решений, способствовавших оформлению ОЕПБО
(пп. 50, 51 ). Развивая ОЕПБО, Евросоюз укрепляет инструментарий
кризисного реагирования и за пределами Европы (п. 33). Что
касается самой Европы, то она непосредственно затронута кризисами
на юге и юго-востоке. Изменившаяся ситуация в сфере
безопасности диктует потребность в новом образе и качестве как НАТО, так
и ЕС (п. 24).
Политика Франции в отношении Североатлантического союза
до настоящего момента состояла в отказе от полной интеграции
в его военную организацию (с 1966 г.), в сохранении независимости
в вопросах военного строительства и принятия решений о
применении национальных вооружённых сил, особенно их ядерного
компонента. Французское руководство считает, что военная организация
НАТО не приспособлена к новому характеру угроз и выступает за
54

дальнейшую адаптацию структур альянса к изменившейся военно-
политической обстановке. Оно полагает, что реформа этой военно-
политической структуры должна предусматривать справедливое
распределение ответственности между европейскими странами и
США, укрепление европейской составляющей блока,
предоставление ей большей самостоятельности при проведении операций
в тех случаях, когда Соединённые Штаты воздерживаются от участия
в них. Рассматривая НАТО как необходимый и до настоящего
времени действенный механизм обеспечения коллективной безопасности
в Европе, Франция расширяет своё участие в командных структурах
альянса, а также взаимодействие с национальными вооружёнными
силами и ОВС блока, что, в сущности, приближает её к
полноправному членству в НАТО [52]. Вместе с тем в Париже считают, что
Североатлантический союз должен оставаться по преимуществу
институтом коллективной обороны, и одновременно выступают
за максимальную европейскую автономию в оборонной сфере под
эгидой ЕС.
Особо тесные отношения с США на протяжении второй
половины XX в., которые во многом позволили ФРГ обрести после Второй
мировой войны положение "нормального государства", сильнее
ограничивают её возможности противостоять политике Вашингтона и
отстаивать в рамках альянса позиции, идущие вразрез с
американскими интересами, чем это могут себе позволить другие союзники.
Вместе с тем постепенное подчинение внешней политики Германии
национальным интересам страны, которое нашло отражение,
например, в дискуссиях о её "особом пути" в период иракского кризиса,
приводит к тому, что Берлин наряду с Парижем и Брюсселем
пытается установить новые границы трансатлантической солидарности.
В подходах к реформированию Североатлантического союза
эти страны объединяет предпочтение, которое они отдают развитию
"европейской опоры" блока. А после иракского кризиса ещё одним
объединяющим началом стало стремление придать блоку большее
"политическое измерение". Вместе с тем ни Германия, ни
Франция, ни Бельгия пока не только не представили какой-либо
целостной концепции политической реформы альянса, но и не
определили, что именно следует вкладывать в само понятие "более
политическая НАТО". Их попытки предложить варианты продвижения
55

политических интересов Европы в рамках альянса носят
рефлексивный характер и появляются лишь в ответ на неприемлемые для
них американские инициативы. Необходимо отметить, что США
традиционно выступают против политизации НАТО, поскольку, по
их мнению, этот процесс может только усилить имеющиеся
разногласия и подорвать способность альянса эффективно использовать
военную силу.
По оценкам некоторых экспертов, в обозримом будущем в
Европе продолжится позиционная борьба за влияние между США
и наиболее проатлантически настроенными европейскими
государствами — с одной стороны, и франко-германским "тандемом" -
с другой [53]. В условиях, когда американцам, по сути, удалось
захватить инициативу в деле адаптации альянса к новым международным
реалиям, апелляции Франции и Германии к развитию европейской
оборонной составляющей под эгидой ЕС практически неизбежны.
Однако провал референдумов по европейской Конституции в
Голландии и Франции (что потребует определённой модификации
текста договора [54]) оказывает глубоко негативное воздействие на
процесс политической консолидации ЕС и формирование его
внутренней гомогенности. Конституционный (а, по сути, системный)
кризис Евросоюза продлевает и нынешнее переходное состояние
ОВПБ/ОЕПБО, которая в соответствии с Конституционным
договором должна выйти на качественно новый уровень.
В ФРГ необходимость соотносить развитие "европейской
опоры" НАТО с формированием ОЕПБО ЕС традиционно считают
вызовом для своей внешней политики, особенно принимая в расчёт
институциональную двойственность процесса становления
Европейской идентичности в области безопасности и обороны. При этом
в настоящее время Германия более чётко формулирует основные
проблемы политической трансформации Североатлантического
союза. Базовая идея "политизации" НАТО состоит в том, чтобы
активизировать в рамках альянса диалог по стратегическим вопросам и
таким образом удержать США от односторонних силовых действий
на международной арене. В Германии полагают, что альянс должен
играть более значительную роль в решении политических проблем
европейской безопасности, например в вопросах определения
будущего Косова, а также некоторых вопросов "мягкой" (невоенной)
56

безопасности (хотя данная сфера должна находиться главным
образом в компетенции ЕС). В связи с этим Берлин выдвигает ряд
предложений, касающихся структуры органов управления НАТО,
процедуры принятия решений, механизмов взаимодействия с ЕС,
ООН и ОБСЕ.
Необходимо особо подчеркнуть, что фактически по инициативе
германской стороны (после знаменитого мюнхенского выступления
Г. Шредера) в штаб-квартире блока стали уделять внимание
собственно политической составляющей реформы альянса, которая до
этого почти игнорировалась натовским руководством. Сегодня оно
пытается более чётко определить, какие меры следует предпринять
и на этом направлении. Например, по результатам специальной
конференции "Процесс трансформации НАТО - политический и
военный вызов", состоявшейся весной 2005 г. под эгидой
генерального секретаря Организации, руководство альянса утверждало, что
политическая реформа блока должна обеспечить усиление его
политической роли (в том числе и как главного форума
трансатлантических консультаций), а также ускорение процедуры принятия
политических решений в соответствии с расширяющимся участием
в кризисном регулировании. Это в первую очередь касается
решений об использовании Сил реагирования НАТО, которые
рассчитаны на быстрое развертывание [56].
Нынешнее германское руководство во главе с канцлером А. Мер-
кель также более склонно добиваться конструктивного
взаимопонимания с Белым домом по вопросам реформы Североатлантического
союза. Считая необходимым установить для НАТО определённые
"ограничители" (функциональные и географические), Германия
высказывается за более чёткое определение сферы применения ОВС
блока и фактически предлагает "оптимизировать" американские
предложения.
57

ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКАЯ ДИСКУССИЯ
ПО ВОПРОСАМ РЕФОРМЫ НАТО
В ПЕРИОД ПРОВЕДЕНИЯ РИЖСКОГО САММИТА
О возможных направлениях адаптации
Стратегической концепции НАТО к современным условиям
Значение НАТО как базового института системы евроатланти-
ческой безопасности союзники подтвердили на 42-й
Мюнхенской конференции 3—5 февраля 2006 г. Занимавший в то время пост
министра обороны США Д. Рамсфельд1 подчеркнул в своём
выступлении, что необходимо продолжать кооперацию между США и
Европой под эгидой альянса. В свою очередь, генеральный секретарь
НАТО Я. де X. Схеффер, вспомнив о проблеме трансатлантического
стратегического диалога, которая была в центре внимания на встрече
в Мюнхене в 2005 г., заметил, что союзники заметно углубили
политические дискуссии в рамках блока по вопросам, представляющим
интерес для всех 26 стран-членов. Генсек также подчеркнул, что
в повестку дня Организации можно было бы внести больше
актуальных тем, одна из которых - энергетическая безопасность. И это
не удивительно, поскольку в Стратегической концепции НАТО
защита жизненно важных инфраструктурных объектов отмечена как
одна из ключевых задач обеспечения безопасности союзников [56].
Как уже отмечалось, те страны, которые выступают за
некоторую "политизацию" деятельности блока, придают большое
значение трансатлантическому диалогу по стратегическим вопросам
в рамках Североатлантического союза. Это - одна из главных
особенностей их подхода к реформированию альянса. Выступая в
феврале 2006 г. в Мюнхене, канцлер ФРГ А. Меркель, подчеркнув роль
альянса в обеспечении "трансатлантической смычки, основанной на
общих ценностях", призвала по-прежнему считать НАТО
первостепенным форумом, который трансатлантические партнёры обязаны
регулярно использовать для анализа новых угроз.
В декабре 2006 г. после неудачи республиканцев на промежуточных выборах
в конгресс он был отправлен президентом в отставку.
58

Необходимо признать, что сегодня, когда перед НАТО стоит
вопрос о пересмотре устаревшей доктрины Организации, союзники
в основном достигли консенсуса в отношении приоритетных угроз
безопасности. К их числу на последующие 10-15 лет в первую
очередь отнесены международный терроризм, распространение ОМУ
и средств его доставки. Постоянно меняющаяся международная
"среда безопасности" также создаёт для членов альянса другие
угрозы и риски, которые в указанный период будут в основном
связаны с нестабильностью, возникающей вокруг "несостоявшихся"
или "несостоятельных" государств, с региональными кризисами и
конфликтами, растущей доступностью современных видов боевого
оружия, использованием новейших технологий в противозаконных
целях, с нарушением поставок энергоносителей из-за возможных
срывов в работе ключевых трубопроводов [57].
Вместе с тем союзники по-прежнему не пришли к общему
мнению относительно способов противодействия основным
угрозам. По оценке руководителя сектора планирования Политического
отдела НАТО М. Рюле, если вырабатывать совместный
унифицированный ответ на транснациональные угрозы, руководствуясь
только теми положениями, по которым существует единство
мнений, то, безусловно, приемлемого для всех стран-членов варианта
найти будет невозможно. Это ясно показал кризис в
трансатлантических отношениях, возникший в результате разногласий по
иракской проблеме, причиной которого было отсутствие консенсуса по
проблемам безопасности. Для достижения согласия относительно
способов противодействия основным угрозам необходимо
интенсифицировать стратегический диалог, из которого заранее нельзя
исключать ни одной темы [58].
По мнению некоторых западных экспертов, с того времени, как
НАТО приняла на себя ответственность за действия
международных сил в Афганистане, тон трансатлантического стратегического
диалога заметно изменился. "Европейцы стали ясно формулировать
свою собственную версию упреждающего международного участия
в урегулировании конфликтов в духе трансформации. В результате
этого у НАТО появилась возможность взять на себя функцию
главного проводника, по которому может направляться эта общая
стратегическая активность" [59].
59

Переход от "коллективной обороны к коллективной
безопасности", по мнению руководства альянса, требует отказа от нынешних
"статичных" принципов, лежащих в основе военной доктрины
Организации, в пользу "более широкой" концепции, которая отражала
бы способность альянса действовать в ходе противостояния новым
глобальным угрозам активно и "на опережение". (Данная тема
обсуждалась, например, на специальной конференции по вопросам
военной и политической трансформации Североатлантического
союза, проведённой весной 2005 г. под эгидой генсека НАТО [60].)
По мнению бывшего командующего ОВС НАТО в Европе
генерала Дж. Джонса, для ведения эффективной борьбы с противником
нового типа (к которому относят террористические организации
сетевого типа) альянсу предстоит изменить свою военную доктрину.
Она должна предусматривать "нанесение синхронизированных,
точечных, а главное — превентивных ударов, способных
нейтрализовать одновременно всю структуру потенциального противника". Об
этом говорилось в его докладе, распространённом в рамках
неформальной встречи министров обороны стран - членов НАТО в
начале февраля 2006 г. в Таормине (Сицилия). Хотя обнародованный
официальным информационным агентством Пентагона доклад был
адресован комитету по международным делам сената США, в нём,
по сути, были представлены программные положения реформы
альянса [61].
Не останавливаясь непосредственно на военной доктрине
НАТО, поскольку это выходит за рамки данного исследования,
необходимо, однако, подчеркнуть, что характер её эволюции будет
зависеть от того, как будут сформулированы военно-стратегические
и политические задачи альянса, претендующего на роль
глобального игрока, и от новых подходов к методам их решения,
предполагающих акцент на "упреждение" кризисов1. Вероятно, для
разработки того или иного варианта "превентивной стратегии" будет
дано определение понятию "превентивное кризисное
реагирование", в котором в той или иной мере могут быть использованы
положения "доктрины Буша" (хотя концепция национальной
Это, очевидно, будет отражено в следующей редакции Стратегической концепции
НАТО, которая, возможно, появится в 2008—2009 гг.
60

безопасности США по-прежнему является одной из причин трений
в рамках трансатлантических отношений).
В марте 2006 г. была опубликована новая редакция Стратегии
национальной безопасности США. В ней было подтверждено
намерение наносить упреждающие удары по странам, представляющим
угрозу для Соединённых Штатов. ("В случае необходимости мы
не исключаем применения силы до того, как будем атакованы, даже
если имеются сомнения относительно даты и места атаки
противника", - говорится в документе [62].) Однако при этом, по оценкам
американских аналитиков, концепция превентивной самообороны
занимает в новой стратегии заметно меньше места, чем в документе
2002 г.
По мнению газеты "Вашингтон пост", "подобные слова могут
счесть провокацией в то время, когда США и их европейские
союзники направили дело Ирана в Совет Безопасности ООН, чтобы эта
страна ответила на обвинения в том, что она секретно
разрабатывает ядерное оружие" [62]. Тем более что в новой версии Стратегии
признается, что ни от какого иного государства, вероятно, не
исходит большей угрозы безопасности Соединённых Штатов, чем от
Ирана, поскольку "иранский режим спонсирует терроризм,
угрожает Израилю, пытается подорвать мир на Ближнем Востоке и
демократию в Ираке".
Необходимо отметить, что Североатлантический союз
непосредственно не участвует в разрешении иранской проблемы. Однако
многочисленные неформальные встречи с участием лидеров
государств - членов ЕС, не входящих в альянс, проходящие в настоящее
время в рамках НАТО, позволяют достаточно широко обсуждать
развитие ситуации вокруг иранской ядерной программы. Дискуссии
по этому и некоторым другим вопросам многие считают признаком
происходящей системной трансформации блока.
Расширение диалога Североатлантического союза с
государственными и негосударственными игроками является одной из
целей политической реформы альянса. О происходящей
трансформации, по мнению натовских функционеров, говорит и та заметная
роль, которую играет Организация в решении политических
вопросов безопасности на европейском континенте и
международной арене. В качестве примера обычно приводят участие НАТО
61

в работе соответствующей Контактной группы, которая
занимается "поиском политического решения" для Косова. Кроме того,
в Афганистане "альянс вовлечён в разработку политической
стратегии, которая выходит за рамки оперативных вопросов, связанных
с его военным присутствием в регионе" [63].
Вместе с тем достижения Международных сил по содействию
безопасности в Афганистане под командованием НАТО в области
постконфликтной стабилизации, в том числе и в борьбе с
наркотрафиком, пока весьма сомнительны.
К аналогичному выводу аналитики приходят, оценивая также
эффективность альянса в парировании приоритетных угроз
международной безопасности. По их мнению, НАТО не способна играть
главную роль в затяжной глобальной борьбе с транснациональным
терроризмом, не говоря уже о предотвращении его проявлений,
особенно учитывая сегодняшние её недостатки и ограниченную
приспособляемость. Очевидно, что для противодействия угрозе
международного терроризма требуется целый комплекс таких
возможностей, которыми альянс обладает лишь частично или не
обладает совсем [64]. Стремясь более активно сотрудничать с ЕС на
антитеррористическом направлении, США постепенно начинают
осознавать, что для борьбы с этой глобальной угрозой необходим
обширный инструментарий. К тому же за силовыми действиями
Вашингтона явно читается желание использовать данную тематику
для решения совсем иных вопросов.
Именно "борьба с мировым терроризмом и наркоторговлей",
по мнению директора Информбюро НАТО в Москве И. Франсуа,
"ляжет в основу новой доктрины НАТО после пересмотра
устаревшей Стратегической концепции 1999 г." [65]. Это мнение
отражает сложившийся трансатлантический консенсус по приоритетным
угрозам, который включает и некоторые вопросы "мягкой"
(невоенной) безопасности. Вместе с тем некоторые европейские
союзники считают необходимым ограничить дальнейшее расширение
списка выполняемых альянсом функций. Тем самым они пытаются
приостановить процесс превращения Североатлантического союза
в инструмент для защиты национальных интересов США на
мировой арене. (При том что альянс по-прежнему предоставляет им
62

главный организационный ресурс, с помощью которого
американцы сохраняют своё влияние в Европе.)
НАТО и проблема глобальной энергетической безопасности
Одной из тем, на примере которой хорошо просматривается
стремление США к дальнейшей "инструментализации" НАТО,
является глобальная энергетическая безопасность. В отечественной и
зарубежной литературе в настоящее время уделяется повышенное
внимание анализу угроз международной энергобезопасности,
возникающих в условиях всё обостряющейся конкурентной борьбы
за свободный доступ к традиционным источникам сырья между
государствами, которые занимают лидирующие позиции в группах
развитых и развивающихся стран (США, Западная Европа, Япония,
с одной стороны, и Китай, Индия, Бразилия - с другой). Эта
тематика охватывает очень широкий круг вопросов, некоторые из них
представляют интерес и для данного исследования.
Ранее считавшаяся чисто экономической проблема обеспечения
Европы энергоносителями с начала 2006 г. стала всё чаще
рассматриваться с точки зрения политики безопасности1. В ходе
начавшейся дискуссии обсуждаются и меры, которые позволят усилить
энергобезопасность европейских государств в средне- и долгосрочной
перспективе: поиск альтернативных источников сырья (в том числе
и совершенствование ядерной энергетики), возможность
разработки общей европейской энергетической политики. Часть
обсуждаемых вопросов напрямую затрагивает российско-европейские
отношения.
Причиной начавшегося активного обсуждения этих вопросов
стало осознание энергетической уязвимости Европы, которая в
будущем может привести к негативным последствиям.
Воспользовавшись краткосрочными и весьма незначительными трудностями,
которые испытали некоторые страны ЕС в начале января 2006 г.
в результате "несанкционированного отбора" Украиной транзитного
1 См., например, выступления министров иностранных дел и обороны ФРГ
Ф.-В. Штайнмайера и Ф.-Й. Юнга, генсека НАТО Я. де X. Схеффера на 42-й
Мюнхенской конференции 2006 г. (www.securityconference.de/konferenzen/2006).
63

российского газа, Еврокомиссия поставила вопрос о необходимости
снизить "зависимость" Европы от поставок сырья из РФ и
диверсифицировать источники энергообеспечения для Евросоюза.
На фоне общей дискуссии особенно активизировались
государства ЦВЕ, традиционно использующие тему "энергетической
зависимости" Европы от России в своих политических целях.
Инициированная некоторыми из этих стран кампания по дискредитации
проекта Североевропейского газопровода (как экологически
вредного) должна была лишить перспективы ту форму энергодиалога
РФ - ЕС, который формировался европейскими партнёрами по ЕС,
и прежде всего Германией. США, Польша, Румыния и
прибалтийские государства подтвердили, что поддерживают политическое
укрепление организации ГУАМ, которая намерена сформировать на
юго-востоке Европы энергетический альянс без участия России.
Кроме этого, Польша выступила с идеей создания
"энергетической НАТО", которая объединила бы членов ЕС, Украину, Молдавию
и Грузию и коллективными усилиями защищала своих участников
в случае "энергетической атаки". Варшава призвала Евросоюз и
НАТО действовать совместно и обоюдными усилиями
противодействовать попыткам "третьих стран" спекулировать на
энергетических поставках. Выступая на Всемирном экономическом форуме
в Давосе, польский премьер К. Марцинкевич подчеркнул, что
европейская стратегия общей энергетической безопасности "должна
базироваться на гарантиях и соглашении, подобных тем, которые
действуют в сфере общеевропейской оборонной политики".
Польскую идею поддержали и другие страны Вышеградской
группы (Польша, Чехия, Словакия и Венгрия), которые, в свою
очередь, предложили проект создания "организации коллективной
энергетической безопасности" в рамках НАТО или "по образу и
подобию" альянса. О своём намерении поддержать новый проект
варшавской дипломатии в феврале 2006 г. заявил и Белый дом.
Однако крупные западноевропейские страны в обозримом
будущем явно не планируют создавать подобную структуру или
заключать договор о европейском "энергетическом оборонном
альянсе". Критиками польских, откровенно антироссийских,
64

инициатив выступили главным образом Париж и Берлин1. Не
упоминая Россию, глава германского внешнеполитического ведомства
Ф.-В. Штайнмайер заявил, что любая модель энергетического
сотрудничества, подразумевающая конфронтацию с кем-либо,
недопустима.
Что касается маршрутов транспортировки газа в обход России,
то в среднесрочной перспективе они вряд ли появятся. Во-первых,
территории, через которые по замыслу стран ЦВЕ они должны
пролегать (Иран, Закавказье, Балканы), находятся в зоне политической
нестабильности. Во-вторых, источники поставок газа на мировой
рынок не отличаются большим разнообразием. К тому же Норвегия
вряд ли сможет увеличить объём газодобычи, а большая часть цен-
тральноазиатского "голубого топлива" уже сегодня выкупается
российскими реэкспортёрами.
ЕС хотел бы создать такие условия энергетических поставок из
РФ, при которых перебои стали бы невозможны. К таким условиям
относятся: заключение долгосрочных контрактов на поставки газа,
строительство новых газопроводов, а также свободный доступ к
экспортным газопроводам независимых и иностранных
производителей газа (что даст возможность странам ЕС выбирать поставщиков).
Это позволило бы европейцам теснее привязать Россию к своему
энергетическому рынку и установить косвенный контроль над
экспортными газопроводами.
В результате в конце марта 2006 г. на Евросовете удалось
прийти к компромиссному решению. Страны ЕС выступили за
активизацию энергетического диалога с Россией и дальнейшую
либерализацию европейского энергетического рынка, параллельно развивая
отношения и с другими поставщиками. Хотя "польский проект"
не был поддержан, многие его положения нашли отражение в
одобренной ранее "Зеленой книге", посвященной европейской стратегии
в области энергетической безопасности [66].
В то же время в Вашингтоне в идее "энергетического
оборонного союза" усмотрели возможность для НАТО официально взять
на себя функции по "обеспечению безопасности энергетической
1 Следует напомнить, что благодаря энергетическому сотрудничеству с Россией
германские посреднические фирмы превратились в фактических монополистов.
65

инфраструктуры" в "периоды нестабильности" в
странах-поставщиках и транзитных государствах. Об этом говорилось, в частности,
в специальном докладе Исследовательской службы конгресса США
"НАТО и энергетическая безопасность" [67]. Выдвигая альянс на
роль основного гаранта энергетической безопасности в мире,
авторы доклада, тем не менее, признавали, что некоторые страны-
члены заинтересованы в том, чтобы главную роль на этом
направлении играл Европейский союз (этот документ появился 21 марта
2006 г., накануне саммита ЕС).
По мнению разработчиков доклада, развивать подобную
инициативу НАГО следует также и в рамках программы "Партнёрство
ради мира". Это позволило бы ограничить российское влияние
в Казахстане и Туркменистане (не говоря уже об Украине, Молдавии
и Грузии).
Необходимо отметить, что Министерство энергетики США
разработало рабочую классификацию для тех районов мира, где
американцы имеют особые энергетические интересы. Она включает две
основные категории зон, где необходимо установить оперативный
или стратегический контроль. Особое внимание к ним во многом
обусловлено тем, что для наиболее быстрого и дешёвого выхода из
назревающего долгосрочного топливного кризиса достаточно
установить прямой или косвенный контроль над трансграничными
сырьевыми потоками. Прикрытием для размещения
американских военных баз уже не только вдоль транспортных маршрутов
в Мировом океане, но и, например, в странах Центральной Азии
стала глобальная борьба с терроризмом, развернутая после 2001 г. [68].
Именно благодаря операции в Афганистане Соединённые Штаты
сумели закрепиться на богатом сырьевыми ресурсами Каспии.
Наряду с возможностями, которые даёт расширение передового
базирования американских ВС в рамках объявленной войны с "Аль-
Каидой", Вашингтон обладает и более серьёзным организационным
ресурсом. Например, он намерен использовать в собственных
интересах своё лидерство в ряде военно-политических (прежде всего
в Североатлантическом союзе) и экономических организаций.
В мае 2006 г. председатель сенатского комитета по
международным делам Р. Лугар внёс в сенат США резолюцию о роли НАТО
в обеспечении энергетической безопасности в мире, которая уже
66

в начале июня была принята простым большинством голосов. Как
говорилось в заявлении, распространённом в связи с указанной
резолюцией, "зависимость от импорта нефти и природного газа из
ограниченного числа стран, у которых резервы находятся под
государственным контролем, делает государства - члены НАТО
уязвимыми для политических манипуляций с поставками". В резолюции,
в частности, содержалось требование к президенту США
подготовить для конгресса доклад с подробным описанием "стратегии
для НАТО по обеспечению защищенных, устойчивых и надёжных
источников энергии, включая планы на случай непредвиденных
ситуаций, если нынешние источники энергии подвергнутся
угрозе". Подчёркивалась также необходимость инициировать в штаб-
квартире НАТО в Брюсселе переговоры о роли
Североатлантического союза в обеспечении энергетической безопасности [69].
В связи с этим необходимо отметить, что американцы уже
предложили преобразовать некоторые структуры
Североатлантического союза в области логистики (NATO Pipeline Committee, Central
European Pipeline Management Organization) в "комитет по
энергетической безопасности", чтобы именно альянс обеспечивал свободное
функционирование трансграничных энергетических маршрутов.
Некоторые европейские союзники выступили против этого
предложения, поскольку, по их мнению, это приведёт к
географическому и функциональному расширению полномочий альянса. Париж,
например, подозревает Вашингтон в стремлении воспользоваться
возникшими дебатами и навязать союзникам собственные
энергетические интересы и собственное геополитическое видение
безопасности [70].
В штаб-квартире блока уже пытаются определить роль
альянса в условиях усиления вызовов глобального характера, связанных
с нерешёнными проблемами энергетической безопасности
(особенно учитывая связь последних с другими транснациональными
угрозами, в первую очередь с международным терроризмом). Так, тема
энергетической безопасности была внесена в рабочую повестку
дня Совета НАТО на уровне послов [71], а в конце февраля
2006 г. под эгидой альянса состоялась специальная конференция
по данной проблематике, в которой участвовали представители
67

государственных и частных структур стран - членов альянса и
государств, входящих в СЕАП [72].
Однако перспективы распространения компетенции альянса
на сферу обеспечения безопасности энергетических
коммуникаций1 представляются сомнительными. Тем не менее Соединённым
Штатам, вероятно, всё-таки удастся провести в рамках НАТО
конкретные решения, которые так или иначе будут связаны с её
участием в обеспечении безопасности инфраструктурных объектов на
территории СНГ.
В связи с этим показательно, что 14 апреля 2006 г. агентство
UPI сообщило о намерении Азербайджана и НАТО "усилить
кооперацию" в области энергетической безопасности. В первую
очередь речь идёт о защите нефтепровода Баку-Тбилиси-Джейхан.
В дальнейшем, вероятно, НАТО может приять участие и в
обеспечении безопасности газопровода Баку - Тбилиси - Эрзерум, проект
которого в настоящее время поддерживают США. По нему
планируется экспортировать газ с азербайджанского месторождения
"Шахдениз" на Каспии в Турцию, а далее в Грецию и другие страны
Европы [73].
Внимание к энергетическим ресурсам зоны Каспия
Североатлантический союз проявлял и ранее. По некоторым данным,
эксперты альянса участвовали в оценке объёмов и качества запасов нефти
и газа в Казахстане, перспектив их добычи, а также в разработке
вариантов привлечения альянса к обеспечению безопасности этих
месторождений (исследование проводилось в 2003 г. по запросу
Парламентской ассамблеи НАТО).
Позиция многих стран Европы не вполне совпадает с подходом
официального Вашингтона, который постоянно подталкивает
альянс к более активным действиям в Закавказье и Центральной Азии,
где европейцы имеют собственные энергетические интересы. Но,
даже несмотря на возникающее вследствие этого своего рода
"конкурирующее взаимодействие" между НАТО и ЕС в этих регионах,
европейские оппоненты США не готовы пойти на ухудшение
отношений с Вашингтоном.
Это полностью лежит в русле уже ставшей тупиковой парадигмы
унифицированной глобализации международных рынков, которую упорно навязывают США.
68

Необходимо подчеркнуть, что, очевидно, именно под
давлением американцев тема энергетической безопасности была
внесена в повестку дня Рижского саммита блока (28-29 ноября 2006 г.).
Его участники обсуждали меры, которые следует предпринять
Организации, чтобы не допустить нарушения поставок
энергоносителей. В частности, поднимался вопрос об охране силами альянса
ключевых трубопроводов, обеспечивающих Европу нефтью и
газом. По мнению министра иностранных дел РФ С. Лаврова,
попытки обсуждать энергетическую безопасность в любом формате, даже
на высшем уровне в рамках НАТО, без участия России не могут
быть продуктивными. Хотя Россия и не может диктовать альянсу,
какими вопросами тому следует заниматься, но, как подчеркнул
министр, "энергетическая безопасность - это тема, которая касается
всех, и обсуждать её надо с учётом интересов всех ключевых
игроков" [74].
Актуальные вопросы реформы НАТО
Одной из центральных тем Рижского саммита осенью 2006 г. стали
анализ операции НАТО в Афганистане и общая дискуссия о
будущих "миротворческих" миссиях альянса. В его повестке дня
оказались также следующие тематические блоки: подведение
промежуточных итогов масштабной военной трансформации НАТО, а также
продолжение её "политической реформы" (так этот процесс
определяют в штаб-квартире).
В рамках международной антитеррористической операции
Североатлантический союз и США развернули воинские
контингента и военные базы на территории Афганистана и центральноази-
атских государств - членов СНГ. До недавнего времени
находящиеся под командованием НАТО международные силы в Афганистане1
отвечали за безопасность в Кабуле и относительно спокойных
провинциях на севере и западе страны. Однако с конца июля 2006 г.
на их плечи легла ответственность и за поддержание безопасности
и стабильности на юге страны [75]. Ранее действовавшие в шести
южных афганских провинциях воинские части США были отведены
В их состав входят подразделения 37 государств, в том числе и не являющихся
членами альянса.
69

в восточные районы. По заявлению командования
международными силами, "силы НАТО будут находиться в Афганистане столько
времени, сколько будет необходимо для оказания помощи
афганскому правительству и народу страны" [76].
Афганская операция очень важна для демонстрации
эффективности Североатлантического союза. В случае её провала
возможность использовать потенциал НАТО в качестве инструмента
глобальной политики будет подвергнута большому сомнению. Между
тем положение Международных сил по содействию безопасности
в Афганистане, особенно после распространения с июля 2006 г. их
действия на южные афганские провинции1, остаётся весьма
тяжёлым. Эта ситуация стала предметом обсуждения на совещании
министров обороны стран - членов НАТО в начале сентября 2006 г.
в Варшаве.
На саммите НАТО в Риге страны - члены альянса
подтвердили свои обязательства участвовать в поддержании стабильности
в Афганистане и договорились о выделении дополнительного
воинского контингента. На состоявшейся по результатам совещания
пресс-конференции генсека НАТО точные данные об их
численности приведены не были, поскольку этот вопрос требует
дальнейшего согласования (общая численность ISAF на тот момент составляла
32 тыс. человек, из которых 26 тыс. входили в состав войск боевого
применения).
Главной "афганской" проблемой на саммите стал вопрос о
снятии ограничений на использование войск некоторых членов альянса.
Такие ограничения были установлены, в частности, парламентами
Франции, ФРГ, Испании и Италии (предоставленные этими
странами подразделения могли действовать либо в конкретных районах,
либо выполнять строго определённый круг задач). Из-за
ограниченного мандата некоторых национальных контингентов на практике
могла возникнуть ситуация, когда участвующие в боестолкновени-
ях британские, канадские, голландские или австралийские
соединения в наиболее опасных южных провинциях страны стали бы нести
потери и нуждаться в подкреплении, а французские или немецкие
Эта часть страны является базой боевиков движения "Талибан", которые весной
2006 г. фактически развязали там новую войну.
70

солдаты просто не смогли прийти им на помощь, поскольку зона
их действий законодательно ограничена относительно спокойными
западными и северными провинциями.
Командование силами НАТО в Афганистане называло такую
ситуацию "абсурдной". По его мнению, войскам НАТО в Афганистане
и так не хватает живой силы, а из-за полной неподвижности тысяч
военных действия коалиции становятся вполовину менее
эффективными.
На пресс-конференции по итогам работы саммита генсек
альянса объявил, что страны НАТО готовы несколько смягчить эти
ограничения, но достичь соглашения об их полной отмене не
удалось. Так, канцлер Германии А. Меркель отказалась
санкционировать передислокацию военнослужащих бундесвера с более
спокойного севера на опасный юг, хотя и заметила, что в "крайнем в случае"
немецкие солдаты, "конечно же, окажут помощь" своим партнёрам
по коалиции. Фактически свои ограничения частично сняла лишь
Франция, у которой их список был самым обширным [77].
Рижский саммит также должен был дать ощутимый
"политический толчок" реализации "Пражского обязательства о
совершенствовании военного потенциала", в соответствии с которым союзники
должны были улучшить свои оперативные возможности, выполнив
свыше 400 требований.
Именно к концу 2006 г. Силы реагирования НАТО1
численностью 24—25 тыс. человек2 достигли уровня полной оперативной
боеготовности. В их состав входят части сухопутных войск, ВВС,
ВМС или подразделения особого назначения (например,
многонациональный батальон РХБ-защиты). Контингента НСР
формируются на основе ротации (в прошедшие ротационные периоды
1 По другой, уже введенной в научный оборот терминологии они называются
Силами первоочередного задействования (СПЗ).
2 Эти данные отражают максимальную численность НСР на момент ввода в
боевой состав, которая должна сохраняться и в дальнейшем. Прототип НСР
численностью 9,5 тыс. военнослужащих был торжественно введен в боевой состав
штаба Командования ОВС НАТО в Брюнссуме (Нидерланды) 15 октября 2003 г. Он
использовался для проверки концепции их создания и отработки практических
задач.
71

в них участвовало большинство стран НАТО, а некоторые из них -
в каждом). Период боевого дежурства составляет полгода (во
второй половине 2006 г. его нёс седьмой по счёту контингент Сил
реагирования НАТО - НСР-7).
В значительной степени именно на базе НСР должен
сформироваться эффективный потенциал, способный выполнять весь
комплекс стоящих перед альянсом задач в условиях новых угроз,
включая терроризм, распространение ОМУ и средств его
доставки (на что направлены основные усилия в ходе реорганизации ОВС
блока).
Изначально в штаб-квартире блока считали, что процесс
формирования НСР послужит катализатором для совершенствования
военного потенциала НАТО и преодоления технологического
разрыва между Соединёнными Штатами и их европейскими
союзниками, поскольку эти силы должны создаваться за счёт передовых
в технологическом отношении и гибких сухопутных, морских и
авиационных формирований, способных быстро развёртываться
в любой точке земного шара в течение 5—30 суток и эффективно
действовать в течение этого времени, в том числе в условиях
применения противником ядерного, биологического и химического
оружия.
Существующий сегодня разрыв между
военно-технологическими потенциалами США и Европы, зависимость европейцев от
американских военных ресурсов в ряде важнейших областей, которая
проявилась ещё в Косове, чрезвычайно усложняют проведение
коалиционных операций. Как считают в штаб-квартире альянса, если
эта "технологическая пропасть" будет увеличиваться, то под
сомнением окажется дееспособность блока в целом. То есть "для НАТО
вопрос стоит так: модернизация или маргинализация".
Технологический разрыв в очередной раз дал о себе знать при
комплектации НСР, в том числе и НСР-7. Ещё в мае 2006 г.,
оценивая ход последней ротации, Верховный главнокомандующий по
трансформации ОВС НАТО генерал Л. Смит был обеспокоен
соблюдением запланированных сроков достижения полной
боеготовности войск (наибольшие трудности возникли с тыловым
обеспечением и средствами боевой поддержки) [78]. Во время учений НСР-7
их сухопутный, морской и авиационный компоненты впервые
72

действовали сообща. Поэтому официальное объявление о том, что
НСР ("локомотив" трансформации ОВС НАТО в целом) находятся
в состоянии полной боеготовности, именно на Рижской встрече на
высшем уровне должно было, по замыслу коалиционного
командования, иметь большой политический эффект.
Европейские аналитики считают, что Соединённые Штаты
могли бы эффективно способствовать улучшению качества боевых
потенциалов своих европейских союзников и решить большинство
проблем совместного использования вооружённых сил в будущих
операциях, если бы сняли избыточные ограничения на передачу
технологий и военно-промышленное сотрудничество, сделали более
прозрачной свою экспортно-импортную политику. Тем самым
можно было бы существенно упростить процесс модернизации
европейской оборонной сферы. Однако Вашингтон не торопится сделать
это, настаивая на том, что сокращение разрыва в военных
возможностях европейских стран и США должно происходить за счёт
увеличения расходов Европы на оборону.
Эти разногласия в трансатлантических отношениях в очередной
раз вышли на поверхность при разработке повестки дня саммита
в Риге. Как считают ведущие эксперты корпорации "РЭНД",
нежелание США делиться своими военными технологиями с Европой
обусловлено несоответствием их оборонных потенциалов, что
делает Соединённые Штаты практически независимыми от союзников и
нарушает равновесие в альянсе. По признанию некоторых членов
американского конгресса, они сознательно не допустили
подписания соответствующего соглашения, стремясь добиться от
европейцев увеличения расходов на оборону [79]. При этом Вашингтон дал
понять своим союзникам, что только на таких условиях он может
снять ограничения на передачу технологий. Он откровенно
ориентирует Европу (как в рамках НАТО, так и в формате Общей
европейской политики в области безопасности и обороны ЕС) на
создание мощного военного потенциала для проведения коалиционных
операций по всему миру, чтобы избавить себя от львиной доли
расходов на "глобальную войну с терроризмом".
Ещё на Стамбульском саммите НАТО (2004 г.) союзники
утвердили средне- и долгосрочные планы мероприятий, которые
должны были повысить возможности государств, входящих в альянс,
73

сообща использовать свои вооружённые силы в будущих
операциях. Было признано необходимым пересмотреть структуру
национальных ВС, для того чтобы повысить их мобильность и
способность действовать продолжительное время на значительном
удалении от мест постоянной дислокации. Совет НАТО одобрил
требование ко всем странам-участницам выделить (или создать)
в составе своих ВС воинские формирования (не менее 40 % общей
численности), готовые быстро развернуться в любом районе мира и
вести там боевые действия в течение полутора лет, сменяя личный
состав каждые 6 месяцев [80].
Комитет военного планирования НАТО 8 июня 2006 г. принял
специальную директиву, детализирующую стамбульские
договорённости, которую планировалось представить на саммите в Риге.
В соответствии с этим документом силы универсального
применения, составляющие основу новой структуры ОВС блока, должны
быть способны вести одновременно две крупные операции по
урегулированию крупных региональных конфликтов (аналогичные
операциям в Боснии и Герцеговине и в Косове), в каждой из
которых участвовали бы до 60 тыс. военнослужащих, и параллельно
проводить 6 менее масштабных миссий силами 20-30 тыс. каждая [81].
Таким образом, на саммите в Риге дальнейшая оптимизация
структуры ВС стран - членов альянса для более эффективного
применения в коалиционных операциях стала одной из центральных тем
дискуссии о военной реформе блока.
На встрече в верхах в Риге был принят специальный документ
"Всестороннее политическое руководство", в котором были
определены приоритеты альянса в деле создания оперативного потенциала
на предстоящие 10-15 лет и заданы политические рамки и
направления его дальнейшей трансформации. В нём подтверждается, что
альянс должен быть в будущем способен проводить полный спектр
военных миссий в условиях конфликтов разной степени
интенсивности, однако пока главное внимание должно уделяться наиболее
вероятным операциям. В документе подчёркивается, что опыт
альянса после окончания "холодной войны" показал растущее
значение операций по стабилизации и военной поддержки на этапе
постконфликтного урегулирования. Учитывая, что потенциал НАТО
не рассчитан на проведение антикризисных мероприятий чисто
74

гражданского спектра, при планировании и проведении ряда
операций необходимо налаживать сотрудничество с другими
международными и неправительственными организациями.
Вместе с тем отсутствие чёткого взаимодействия между
многочисленными правительственными, неправительственными,
гражданскими и военными участниками операции в Афганистане
вынесло на повестку дня НАТО вопрос о том, какие военно-гражданские
или даже чисто гражданские задачи постконфликтного
восстановления должен будет взять на себя Североатлантическрш союз при
осуществлении аналогичных миссий в будущем.
Необходимо отметить, что не так давно эксперты
влиятельнейшего Национального оборонного университета при МО США
(которых считают идеологическими разработчиками концепции Сил
реагирования НАТО) предложили создать ещё один, отдельный
натовский контингент, который можно было бы использовать на этапе
постконфликтной стабилизации и реконструкции [82].
По мнению Соединённых Штатов, альянсу следует уделять
больше внимания развитию инструментов гражданского
антикризисного урегулирования, которые можно было бы применять в ходе
постконфликтного строительства национального государства. Идею
создать в рамках альянса самостоятельное направление так
называемого гражданского кризисного регулирования (что реализуется
в контексте ОЕПБО ЕС) в настоящее время всё больше
поддерживает Германия, которая исходит при этом из опыта деятельности на
севере Афганистана собственных провинциальных команд
реконструкции (Provincial Reconstruction Teams, PRT). Однако эту идею
решительно отвергает Франция.
Следует обратить внимание, что итоговые документы Рижского
саммита в целом отражают традиционный подход к натовскому
потенциалу, который непосредственно не рассчитан на проведение
гражданских антикризисных мероприятий. Однако в то же время
соответствующим рабочим подразделениям НАТО было
поручено подготовить к встречам министров иностранных дел (в апреле
2007 г.) и обороны (в июне 2007 г.) стран-членов конкретные
предложения по развитию взаимодействия с другими международными
и неправительственными организациями в процессе
планирования и проведения натовских операций, а также эффективного
75

использования совокупного антикризисного потенциала самого
альянса на разных стадиях конфликта. В документе "Всестороннее
политическое руководство" фактически признаётся, что НАТО в
перспективе должна быть готова использовать собственный военно-
гражданский инструментарий, особенно тогда, когда к этому не
готовы другие организации и институты.
Если гражданское направление кризисного регулирования
в рамках НАТО будет развиваться, то это может определённым
образом компенсировать наметившийся в ходе реализации концепции
НСР "крен" в сторону резкого наращивания военного потенциала.
Такой своего рода "военно-гражданский интерфейс" (против
которого в настоящее время возражает Франция) может стать основой
консенсуса в вопросах реформы альянса между сторонниками
"экспансионистской" (американской) и более или менее традиционной
модели его развития.
Формирование НСР ребром поставило вопрос о
финансировании операций, которые должны будут осуществляться этими
силами. Согласно действующему в настоящее время в НАТО
принципу ("costs lie where they fall") страны, чьи воинские формирования
в текущий момент приданы указанному контингенту, должны
самостоятельно нести все расходы по его возможному боевому
развертыванию. И это уже стало проблемой, например, для Испании,
которая во второй половине 2005 г. должна была затратить 20 млн
евро (24 млн дол.) на деятельность органов управления и
подразделения испанского корпуса быстрого развёртывания, которые в
составе НСР-5 участвовали в ликвидации последствий землетрясения
в Пакистане [83].
По мнению представителей натовского командования,
проблема финансирования является главным препятствием для участия
более мелких стран - членов блока в формировании контингентов
НСР, поскольку они стараются избегать таких огромных расходов
[78]. Выход из сложившейся ситуации большинство аналитиков
НАТО видят в постепенном переходе к совместному
финансированию НСР. Некоторые члены Североатлантического союза
поддерживают эту точку зрения, однако наиболее крупные из них
обеспокоены тем, что тогда им придется нести дополнительные затраты.
Подобные опасения выражает, в частности, Германия, которая уже
76

сейчас финансирует 18 % военного бюджета альянса и 24 % -
инвестиционной программы [84].
Проблема финансирования операций НСР спровоцировала
накануне Рижского саммита дискуссию о финансировании НАТО
в целом и справедливости положенного в его основу
"национального" принципа в ущерб "коалиционному". Так, в настоящее время
совместно финансируются (1) наиболее крупный военный бюджет
НАТО (644,5 млн евро в год), который в основном рассчитан на
поддержание центральных органов командования и управления и
штаб-квартир непосредственно в зонах развёртывания
коалиционных сил; (2) инвестиционная программа безопасности (640,5 млн
евро), которая ранее считалась инфраструктурной программой
НАТО; (3) материально-техническое обеспечение полётов
самолётов AWACS (263 млн евро); (4) гражданский бюджет (185,5 млн
евро ежегодно), из которого выделяются средства в том числе и на
программу "Партнёрство ради мира", "Средиземноморский диалог".
Совет Россия — НАТО, а также программы кооперации НАТО и
ЕС [85].
По мнению натовских функционеров, вопрос о
финансировании Североатлантического союза в целом является одним из
приоритетных в ходе текущих дискуссий о системной трансформации
блока. Как полагает Дж. Колстон, помощник генсека НАТО по
вопросам оборонной политики и планирования, необходимо
оказывать "конструктивное давление" на некоторых союзников, с тем
чтобы побудить их к большим расходам, и пересмотреть принципы
финансирования Организации [79].
Неформальная встреча министров иностранных дел стран -
членов альянса, состоявшаяся 27-28 апреля 2006 г. в Софии, стала
этапной в плане определения других вопросов политической
трансформации блока для их внесения в повестку дня Рижского саммита.
Выступая на пресс-конференции по результатам софийского
совещания, Я. де X. Схеффер в качестве приоритетных политических
тем выделил перспективы развития партнёрских отношений
альянса, а также будущее "более широкого процесса евроатлантической
интеграции" [86]. Эта тематика "политической корзины" саммита
была подтверждена генсеком НАТО накануне проведения Рижской
встречи на высшем уровне.
77

Не считая нескольких предварительных консультаций (в
рабочем порядке на уровне послов при НАТО стран - членов альянса),
софийская встреча стала первым представительным форумом, где
обсуждалась новая, предложенная Соединёнными Штатами и
получившая полное одобрение в штаб-квартире блока, программа
"глобального партнёрства" НАТО.
Исходя из своего опыта миссии в Афганистане, альянс
придаёт особое значение работе по привлечению "дружественных стран"
к участию в проводимых им военных операциях. Как отметил
Я. де X. Схеффер после состоявшейся 20 марта 2006 г. встречи
с президентом США Дж. Бушем, "в подготовке к предстоящему
саммиту мы дадим понять, что эта встреча сыграет важную роль
в расширении (пространства) Североатлантического союза. Мы
развиваем сотрудничество со странами, которые разделяют наши
позиции. Я лишь упомяну Ближний Восток, Северную Африку, Израиль,
Иорданию, государства Персидского залива. Мы также намерены
сотрудничать с Австралией, Японией и Республикой Кореей" [87].
Идею расширить компетенцию Североатлантического
альянса до уровня глобальной в целом поддерживают все члены Союза.
Однако её обсуждение в течение ряда последних лет показало, что
союзники по-разному представляют себе масштабы, темпы и
конкретные формы этого процесса. Подобные разногласия возникают и
в отношении предложенной американцами программы,
превращающей НАТО в "альянс с глобальными партнёрами".
Библиографические ссылки
1. Троицкий М. А. Военно-политические аспекты трансформации
систем коллективной безопасности // Трансатлантический союз (1991-2004).
Модернизация системы американо-европейского партнёрства после
распада биполярности : сб. ст. - М. : Институт США и Канады РАН, 2004.
2. Bell R. G. The Pursuit of Enhanced Defence Capabilities / Conference
on European Defence R&D: Funding the Future, 24 January 2002. - Brussels,
2002.
78

3. Kamp K.-H. Die NATO nach dem Prager Gipfel. Eine Globale und
"präventive" Allianz? / Konrad-Adenauer-Stiftung
//Arbeitspapier/Dokumentation. - 2003. - Januar. - № 97. - S. 2-3.
4. PfaffW. A Foreign Legion for the Pentagon? // International Herald
Tribüne. - 2002. - November 7.
5. Науманн К. Конец Североатлантического союза? Размышления
о будущем НАТО [Электронный ресурс] / Die Internationale Politik. -
2002. -№ 7. -www.deutschebotschaft-moskau.ru/ru/bibliothek/internationale-
politik/2002-07/articlel 1 .html.
6. Hulsman J. С Agenda 2003 [Электронный ресурс] / Europe and
NATO. Strengthening the Alliance for the Future // The Heritage Foundation,
official site. - www.heritage.org/agenda.
7. Hulsman J. C. Restructuring the US Role in NATO and European
Defense Priorities for the President [Электронный ресурс] / The Heritage
Foundation. - 2001. - January. - http://www.heritage.org.
8. Иванов П. Трансформация НАТО: век нынешний и век минувший //
Мировая экономика и международные отношения. — 2003. - № 1. - С. 25.
9. Missing Something? The Future of NATO. A Moment of Truth
[Электронный ресурс] / Economist.com. Special report. - 2002 - May 2. - www.
economist.com.
10. Nationale Strategie zur Bekämpfung von Massenvernichtungswaffen
[Электронный ресурс] / The USA Embassy in Federal Republic of Germany //
Amerikadienst. - 2002. — 11. December. - www.usembassy.de/amerikadienst.
11. Allen M., Gellman B. Preemptive Strikes Part of U.S. Strategic
Doctrine // Washington Post - 2002. - December 12.
12. Pflüger T. Präventivkriege ab dem Prager NATO-Gipfel auch deutsche
und NATO-Politik? Der Gipfel in Prag als "historische Wegmarke" der NATO
[Электронный ресурс] / IMI-Analyse. - 2002. — № 086 — www.imi-online.de.
13. Rasmussen M V. Turbulent Neighborhoods: How to Deploy the EU's
Rapid Reaction Force // Contemporary Security Policy. - 2002. - August. -
Vol. 23. -№ 2. -P. 50.
14. Latter R. A New Agenda for NATO? / Report based on Wilton Park
Conference 698 on "Adjusting NATO to Meet the New International Security
Agenda", 20-24 January 2003 // Wilton Park Paper. - 2003 - February.
15. Bundesministerium der Verteidigung [Электронный ресурс]. -
2003. - Mai. - http://www.bmvg.de/pic/sicherheit/vpr_broschuere.pdf.
79

16. Бенетт К. В борьбе с терроризмом [Электронный ресурс] /
Вестник НАТО. - 2003. - Весна. - www.nato.int/docu/review/2003/issuel/
russian.
17. Kamp К.-Н. Op. cit. - S. 12-13.
18. Ibid.-S. 14.
19. Quille G. A European Response to WMD: Prevention or
Pre-emption? // European Security Review. - 2003. - July. - № 18. - P. 3.
20. A Secure Europe in a Better World / European Security Strategy. -
Brussels, 2003.
2\.Koch R. EU verzichtet auf militärische Präventivschläge // Financial
Times Deutchland. — 2003. - 24. November.
22. Пресс-релиз НАТО [Электронный ресурс] / NATO Official
Website. -2003. -№ 089. -www.nato.int/docu/pr/2003/p03-089e.htm.
23. Робертсон Дж. Задачи преобразования НАТО // Новости
НАТО.-2003.-№2.-С. 13.
24. Kamp К-Н. Op. cit. - S. 10.
25. Keohane D. EU Defense Policy: Beyond the Balkans, Beyond
Peacekeeping? — London : Centre for European Reform, 2003.
26. Польша взяла под контроль Центральный Ирак [Электронный
ресурс] // Lenta.ru, Rembler Media Group. - 2003. — 3 сентября. - http://lenta.
ru/iraq/2003/09/03/poland.
27. Bitched W. Eine Allianz fur Amerika? Die NATO nach Prag //
Internationale Politik. - 2003 - № 3. - S. 57.
28. Новости НАТО. - 2003. - Выпуск 2. - С. 11.
29. Гусаров Ю. А. Германия, НАТО и война в Ираке [Электронный
ресурс] // Европейская безопасность: события, оценки, прогнозы
(информационный сайт ИНИОН). - 2003. - http://www.mion/ru/product/eurosec/stl/
vp9.htm.
30. Доннели Т. Переосмысливая НАТО // Вестник НАТО. - 2003 -
№2.
31. Quille G. What Does the EU Agreement on Operational Planning Mean
for NATO // NATO Notes. - 2003. - December. - Vol. 5. - № 8.
32. Заявление генерального секретаря НАТО по Афганистану /
Стамбульский саммит : Путеводитель-справочник. - Брюссель :
Дипломатическое управление НАТО, 2004. - С. 37.
33. Daume Я. Defence Against Terrorism. Ein Aktionsprogramm der
NATO // Europäische Sicherheit. - 2006. - № 3. - März. - S. 64-68.
80

34. Butler N. NATO's Future: to the Greater Middle East and Beyond? //
Disarmament Diplomacy. - 2004. - January/February. - P. 21.
35. Схеффер Я. deX. Расширение зон стабильности как задача
альянса [Электронный ресурс] // Посольство ФРГ в РФ, официальный сайт. -
2004.-MapT.-www.deutschebotschaft-moskau.ru/ru/bibliothek7internationale-
politik/2004-03/article03 .html.
36. Kopstein J. The Transatlantic Divide Over Democracy Promotion //
The Washington Quarterly. - 2006. - Spring. - P. 96.
37. Приходько О. В. Какая Европа нужна США? // США - Канада:
экономика, политика, культура. - 2006. - № 2. - С. 45-68.
38. Там же.-С. 47.
39. Там же.-С. 48-49.
40. Долматов А. Обстановка в Европе и военно-политический курс
основных европейских государств // Зарубежное военное обозрение. -
2006. -№1.- С. 9-10.
41./w Brussels, Bush Calls for Unity [Электронный ресурс] //
Deutsche Welle. Europe. - 2005. - February 21. - www.dw-world.de/dw/ar-
ticle/0,2144,1496284,00.html.
42. US, Europe Still Split on NATO's Role [Электронный ресурс] //
Deutsche Welle. Europe. - 2005. - February 22. - www.dw-world.de/dw/ar-
ticle/0,1564,1496142,00.html.
43. Serfaty S. The United States, The European Union, and NATO. After
the Cold War and Beyond Iraq [Электронный ресурс] / Report on the
Summit "The Future of U.S. - EU - NATO Relations", Wye Plantation, 2005,
April 15-17 // The Center for Strategic and International Studies. - 2005. —
June 15.-www.csis.org/europe.
44. Meier-Walser R. C. Die NATO meldet sich zurück // Politische
Studien. - 2006. - März/April. - Heft 406. - S. 6.
45. Rüssel A. Chirac and Bush Split Over Future of NATO [Электронный
ресурс]//NEWS.telegraph.-2005.-February 23.-www.telegraph.co.ulc/news/
main.jhtml?xml=/news/2005/02/23/weu23.xml&sSheet=/news/2005/02/23/
ixnewstop.html.
46. Приходько О. В. Указ. соч. - С. 62.
47. Rùhle M. Der Leiter des Planungsreferats der Politischen Abteilung der
NATO. Für eine neue "Streitkultur". Die NATO als Forum fur den
transatlantischen Dialog // Internationale Polotik. - 2006. - Januar. - S. 98.
81

48. Debating NATO's Future in Munich [Электронный ресурс] //
Deutsche Welle. Germany. - 2005. - February 12. - www.dw-world.de/dw/ar-
ticle/0,2144,1487513,00.html.
49. Przedmowa Sekretarza Generalnego // NATO Przeglad. - 2005. -
Wiosna.
50. Grant Ch., Leonard M. What New Transatlantic Institutions? //
European Affairs. - 2006. - Spring/Summer. - P. 103.
51. Долматов А. Указ. соч. - С. 6.
52. Там же. - С. 7.
53. Батюк В. И. Трансформация вооруженных сил НАТО и Россия:
вызовы и перспективы // США - Канада: экономика, политика,
культура.-2006.-№ 5.-С. 58.
54. Кризис ЕС: последствия и перспективы // Современная
Европа. - 2005. - Октябрь-декабрь. - № 4. - С. 31.
55. Secretary General's Conference Calls for Broad Transformation
of NATO [Электронный ресурс] / NATO Official Website. - 2005. -
April 14. -www.nato.int/docu/update/2005/04-april/e0414a.htm.
56. Scheffer J. de H. Generalsekretär, NATO [Электронный ресурс] /
Rede auf der 42. Münchner Konferenz für Sicherheitspolitik. - 2006. - 4.
Februar. - www.securityconference.de/konferenzen/2006.
57. Comprehensive Political Guidance [Электронный ресурс] / NATO
Official Website. - 2006. - Ноябрь. - www.nato.int/docu/basictxt/b061129e.
htm.
58. Rühle M. Op. cit. - S. 99.
59. Джойс M. Развитие повестки для трансформации [Электронный
ресурс] /Вестник НАТО. -2005. -Вып. 1. -www.nato.int/docu/review/2005/
issue l/russian/art5.html.
60. Wrap up Session by NATO Secretary General, Jaap de Hoop Scheffer
[Электронный ресурс] / The conference on "Transforming NATO —A Political
and Military Challenge" // NATO Official Website. - 2005. - April 14. - www.
nato.int/docu/speech/2005/s050414q.htm.
61. Зубков К. Аналитический материал, подготовленный для
"Газеты" // Газета. - 2006. - № 22. - 10 февраля.
62. Новости [Электронный ресурс] / CATO.ru (русскоязычный веб-
проект некоммерческой исследовательской организации Института Като-
на). -2006. - 16 марта. - www.cato.ru/pages/106?id=106&p=310.
63. Rühle M. Op. cit. - S. 99.
82

64. Беблер А. НАТО и транснациональный терроризм // Мировая
экономика и международные отношения. - 2006. — № 10. - С. 55.
65. Зайцева О., Ильюхов А. Борьба с мировым терроризмом ляжет
в основу новой доктрины НАТО [Электронный ресурс] // РИА
Новости. - 2006. - 11 мая. - 07:56. - www.rian.ru.
66. Green Paper: A European Strategy for Sustainable, Competitive and
Secure Energy / Commission of the European Communities, Brussels, March
2006 // CESifo Forum. - 2006. - № 2. - P. 8-20.
67. Gallis P. NATO and Energy Security / Report for Congress //
Congressional Research Service. - 2006. - March 21.- Order Code RS22409.
68. Корнеев А. В. Россия и международная энергетическая
безопасность // США - Канада: экономика, политика, культура. - 2006. - № 4. -
С. 57-58.
69. Сенат просит Буша привлечь НАТО к обеспечению
энергобезопасности в мире [Электронный ресурс] / РИА Новости. - 2006. — 9
июня. - 17:35. -www.rian.ru/world/america/20060609/49281492.html.
70. Как "восьмерка" готовится к нефтяным войнам [Электронный
ресурс] / Le Monde. -2006. - 10 июля, -www.rol.ru/news/misc/press/06/07/10_
002.htm.
71. Генсек НАТО: кризиса в отношениях с Россией нет [Электронный
ресурс] / bbcrussian.com. — 2006. — 2 мая. — 08:20:38. — http://news.bbc.co.uk7
go/pr/fr/-/hi/russian/news/newsid_4964000/4964200.stm.
72. The NATO Forum on Energy Security [Электронный ресурс] /
Energy Security. - www.energy-security.org/article lphp?PHPSESSÏD=d7623f83
805c756dc4a40d38cdf4f90b.
73. "Энергетическое НАТО". Польша и США научат Россию
"ответственности" [Электронный ресурс] / РИА Новости. - 2006. - 15
апреля. - 21:16. - www.rian.ru/review/20060415/46449467.html.
74. Терехов А. Энергетический удар НАТО // Независимая
газета. - 2006. - 30 ноября.
75. NATO-ÏSAF Expands to Southern Afganistan [Электронный
ресурс] / Press Release (2006)096 // NATO Official Website. - 2006. - July 31.-
www.nato.int/docu/pr/2006/p06-096e.htm.
76. Эльжанов В. На НАТО возлагается ответственность за
безопасность на юге Афганистана // Зарубежное военное обозрение. - 2006. -
№ 10.-С. 69.
83

77'. Дубровин Д. К итогам саммита НАТО в Риге [Электронный
ресурс] / Вестник "Компас". - 2006. - 5 декабря - № 49. - www.itar-tass.com/
level2.html?NewsID= 11057112.
78. Lok J. J. NATO Response Force Falling Short of Target // Jane's
Defence Weekly. - 2006. - May 17. - P. 5.
79. Skinner T. Allies "Must Close Spending Gap" // Jane's Defence
Weekly. - 2006. - March 8. - P. 7.
80. Долматов Л. Указ. Соч. - С. 8.
81. Fiorenza N. NATO Plans for More Operations // Jane's Defence
Weekly. - 2006. - June 14.-P. 6.
82. Overhaus M. Die NATO nach Riga // Internationale Politik. -
2007.-Januar.-№ l.-S. 118.
83. Fiorenza N. NATO Debates Lessons from Pakistan Mission // Jane's
Defence Weekly. - 2006. - February 15. - P. 18.
84. Müller С.-P. — Finanzierung der NRF-Einsätze: Nachrichten aus
Brüssel // Europäische Sicherheit. - 2006. - № 3. - März. - S. 75.
85. Hoepffner A. G. - Kostenteilungsschlüssel als Grundlage der
gemeinsam finanzierten Haushalte der NATO // Europäische Sicherheit. - 2005. -
№ 12. - December. - S. 19; Common-Funded Resources, Budgets and
Financial Management / NATO Handbook. — Brussels: NATO Diplomacy Division,
2006.-Part II.-P. 57-61.
86. Informal Meeting of Foreign Ministers 27-28 April 2006
[Электронный ресурс] / NATO Ministerial Meetings. - 2006. - April. - www.nato.int/
docu/comm/2006/0604-sofia/060427-sofia.htm.
87. Лвинченко С. Планы НАТО по сотрудничеству с дружественными
странами // Зарубежное военное обозрение — 2006. - № 4. - С. 66.

ГЛАВА II
СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ПАРТНЁРСТВО НАТО
С ЕВРОПЕЙСКИМ СОЮЗОМ
ОБЩАЯ ЕВРОПЕЙСКАЯ ПОЛИТИКА В ОБЛАСТИ
БЕЗОПАСНОСТИ И ОБОРОНЫ (ОЕПБО) ЕС:
ИСТОКИ И СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ
Планомерная работа по практическому формированию важной
составляющей Общей внешней политики и политики
безопасности (ОВПБ) ЕС (так называемая "вторая опора"1), которая получила
название "Общая европейская политика в области безопасности и
обороны" (ОЕПБО), началась в июне 1999 г. на саммите Евросоюза
в Кёльне, где было принято решение о постепенной интеграции
ЗЕС в ЕС, а также на Евросовете в Хельсинки в декабре 1999 г.
К настоящему времени сформирована
организационно-управленческая и нормативная база ОЕПБО, создан и продолжает
наращиваться военный потенциал ЕС, началось его практическое участие
в кризисном регулировании (военное и гражданское).
В Хельсинки была одобрена общая европейская программа,
направленная на развитие военного потенциала необходимого
уровня, которая получила название "Основополагающая цель 2003". Эта
программа предусматривала создание военных сил и средств
быстрого развертывания (так называемые Европейские силы быстрого
Маастрихтский договор о создании Европейского союза подписан 7 февраля
1992 г., ратифицирован парламентами стран-участниц и вступил в силу с 1
ноября 1993 г. С этого момента бывшее Европейское сообщество стало называться
Европейский союз. Обновлен в Амстердаме в 1997 г. (Амстердамский договор).
В 2001 г. подписан Ниццкий договор. Главные сферы деятельности ЕС
описываются как "три опоры": первая - все направления политики, связанные с
функционированием таможенного союза и единого внутреннего рынка, созданием и
развитием экономического и валютного союза; вторая — общая внешняя политика и
политика безопасности ЕС; третья - сотрудничество в области юстиции и
внутренних дел.
85

реагирования, ЕСБР) и развитие военного потенциала европейских
стран на ключевых направлениях (системы командования и
управления войсками, разведка, возможности стратегических воздушных
и морских перебросок и т.п.). Такой потенциал был необходим ЕС
для выполнения всего комплекса петерсбергских задач, т.е. задач по
поддержанию мира и урегулированию кризисных ситуаций.
Принятый в Хельсинки документ предусматривал, что к 2003 г.
в Европе будут созданы боеспособные войска численностью 50-
60 тыс. человек, способные в течение 60 дней разворачиваться
в заданном районе на срок не менее года при соответствующем
тыловом обеспечении. Была также поставлена задача
сформировать меньшие по численности части и подразделения быстрого
реагирования, которые будут находиться в высокой степени
боеготовности.
Для реализации ОЕПБО в рамках ЕС был создан новый
институциональный механизм управления и командования, который
включает Комитет по политике и безопасности (КПБ), Военный
комитет (ВК) и Военный штаб (ВШ) выполняющий функции
оперативного военного управления ЕС.
Бельгийский саммит ЕС в Лакене (14-15 декабря 2001 г.)
одобрил декларацию об оперативном потенциале сил Евросоюза,
которая фактически стала сигналом к началу разработки механизмов
подготовки и принятия решений, определения состава
оперативных сил и средств (как военных, так и гражданских), а также
перечня средств сбора и обработки информации и разведки. Однако,
учитывая ограниченные возможности Евросоюза, Евросовет
констатировал, что пока он может проводить лишь некоторые операции
по управлению кризисами. А для того чтобы выполнять весь спектр
петерсбергских задач, необходимо, как указывалось в декларации,
добиться существенного прогресса в формировании оперативного
потенциала Союза.
Отправной точкой для этой работы послужили результаты
первой конференции министров иностранных дел и обороны ЕС по
анализу оборонного потенциала Союза и обязательствам о
выделении военных средств, состоявшейся 20 ноября 2000 г. На
конференции обсуждался детализированный Каталог сил и средств
Европейского союза, была принята специальная Декларация о военном
86

потенциале1. Одновременно в соответствии с
организационно-штатными мероприятиями участники конференции решили возложить
на ЕС ответственность за выполнение задач Западноевропейского
союза (ЗЕС), чтобы упростить процесс включения его сил и средств
в новую европейскую военную структуру.
В дальнейшем инвентаризация "национальных вкладов"
членов ЕС в общий военный потенциал на основе названного Каталога
проводилась неоднократно. Были определены и детализированы
требования к оперативным и стратегическим возможностям, в
частности в сфере оперативной совместимости, боевого управления и
связи, тылового обеспечения, а также разведки, наблюдения и
целеуказания. Несколько неформальных встреч министров обороны
стран - членов ЕС были специально посвящены детализации
военно-оперативных возможностей Евросоюза и выявлению "узких
мест" потенциала кризисного реагирования, т.е. тех, где европейцы
особенно зависят от американцев. Из 144 установленных
требований к силам Евросоюза было выявлено 30-40, которые ЕС не мог
удовлетворить из-за недостаточности ресурсов [1].
На второй конференции, проходившей 19-20 ноября 2001 г. и
посвященной оценке оперативного потенциала Европейского союза
в сфере управления кризисами, Каталог сил ЕС был расширен за
счёт включения в него дополнительных военных подразделений и
5 тыс. полицейских стран - членов ЕС2 (в Каталог вошли
национальные воинские подразделения из 14 стран ЕС). Был также
принят План действий по развитию оперативного потенциала для
ликвидации выявленных "узких мест".
В Декларации указывалось, что Каталог сил и средств, которые страны ЕС
готовы предоставить для Европейских сил быстрого реагирования "на добровольной
основе", включает более 100 тыс. человек, 400 боевых самолётов, 100 кораблей
и вполне удовлетворительное количество национальных и многонациональных
штабных структур. Вместе с тем участники конференции пришли к выводу, что
предложенные "национальные вклады" ещё не позволяют ЕС самостоятельно
проводить наиболее крупные операции петерсбергского спектра.
2 Дания заявила о своей особой позиции и более не принимает участия в решении
военных вопросов в рамках Европейского союза.
87

В целом объективное состояние военных ресурсов Союза,
а также плюсы и минусы его оперативного потенциала, были
отражены в трёх каталогах сил и средств ЕС. Однако эксперты
отметили, что добровольный характер национальных вкладов, внесённых
в эти каталоги, не позволяет оценить реальный уровень
боеготовности названных сил, поскольку они лишь формально находятся
в распоряжении ЕС.
Неудовлетворенность ряда европейских стран состоянием сил
и средств Евросоюза, необходимых для осуществления
антикризисных операций, прозвучала, в частности, на мини-саммите Бельгии,
Германии, Люксембурга и Франции (29 апреля 2003 г.),
организованном по инициативе бельгийской стороны. Эти страны при участии
других активных сторонников развития ОЕПБО (Великобритании
и Италии) поставили задачу качественного наращивания
оперативного потенциала ЕС. Великобритания, которая стоит у истоков
европейской оборонной политики со времени известной
декларации, подписанной ею совместно с Францией в Сен-Мало 4 декабря
1998 г., по-прежнему стремится направлять этот процесс. Именно
позиция "европейской тройки" (Франции, Великобритании и ФРГ)
определяет сегодня перспективы углубления европейской
кооперации в сфере внешней и оборонной политики.
Дать новый импульс совершенствованию европейского
оборонного потенциала должны были инициативы, отражённые в новой
"Основополагающей цели 2004-2010" ЕС, утверждённой Евро-
советом в июне 2004 г. В этом документе излагалась концепция
создания объединённых тактических групп - межвидовых войсковых
соединений численностью около 1,5 тыс. человек каждое,
способных осуществлять все виды боевых операций в кризисных зонах
в любом регионе мира (эти соединения должны достичь
боеготовности в 2007 г.). Был подготовлен новый Каталог оперативных сил
ЕС, дополненный средствами транспортной авиации под
командованием специальной структуры Евросоюза, которые должны быть
сформированы к 2010 г. К этому же времени планируется завершить
создание соответствующих средств транспортировки оперативных
сил морем. Кроме того, к 2008 г. в состав сил ЕС должны войти
авианосцы с кораблями сопровождения.
88

Важной составляющей совершенствования потенциала ЕС
является усиление координации между военными и
гражданскими компонентами оперативных действий, а также взаимодействие
с ООН (по линии рабочей группы по управлению конфликтами),
НАТО (рабочая группа ЕС - НАТО по потенциалу) и
региональными партнёрами Евросоюза.
Для расширения возможностей невоенного миротворчества,
которому ЕС традиционно уделяет большое внимание, Евросовет
утвердил документ "Гражданская основополагающая цель 2008м,
в котором говорится, что ЕС должен быть способен быстро
развернуть в кризисной зоне как минимум одну гражданскую миссию.
Члены ЕС поддержали идею Франции создать Европейские
полицейские силы по типу французской жандармерии или
итальянского корпуса карабинеров для использования в переходный
период между военным и гражданским урегулированием. Летом 2005 г.
состоялись первые учения Корпуса жандармов ЕС, в который
вошли контингенты из Франции, Италии, Испании, Нидерландов и
Португалии. Среди его многочисленных задач исключительно
важное место занимает борьба с международным терроризмом [2].
В декабре 2004 г. на саммите Евросоюза в Брюсселе
борьба с международным терроризмом была признана новой задачей
ОЕПБО. Тем самым удалось преодолеть институциональную
неопределённость деятельности ЕС в этой области, которая ранее
осуществлялась в рамках "третьей опоры", и сделать её одним из
приоритетов деятельности Союза.
В конце того же года в рамках ЕС было образовано Европейское
оборонное агентство (ЕОА). Планы создания подобной структуры
обсуждались ещё в июне 2003 г. в Салониках. Тогда Евросовет
определил четыре функциональные задачи будущего Агентства:
- развивать военный потенциал Европы в области кризисного
регулирования;
- поддерживать и углублять европейское сотрудничество в
сфере ВПК;
- укреплять военно-промышленную и технологическую базы
Европы;
- создавать единый конкурентоспособный европейский
рынок вооружений и военной техники, а также поддерживать
89

исследования, способные обеспечить Европе лидерство в сфере
стратегических технологий [3].
На начальном этапе стратегия ЕОА заключалась в том, чтобы
завоевать на европейском пространстве авторитет, необходимый
для взаимодействия с уже существующими структурами военно-
технического сотрудничества, такими как OCCAR (Organisation
Conjointe de Coopération en matière d'ARmement - Объединённая
организация по кооперации в сфере вооружения) и WEAG (West
European Armament Group - Западноевропейская группа по
вооружениям).
Следует отметить, что создание ЕСБР не предполагало
формирования совершенно новых воинских подразделений. Все части,
приданные европейским структурам, существуют уже давно и
находятся в составе либо национальных вооружённых сил, либо
военных структур НАТО. В самом механизме их функционирования
находит реальное воплощение принцип создания "отделимых, но
не отдельных" ВС, когда одни и те же силы и средства составляют
основу военного потенциала и ЕС, и НАТО. Это способствует
упрочению связей между ними в военной сфере. Таким образом,
европейское военное строительство на практике развивается с учётом
реформы, проводимой в рамках НАТО.
Из-за наличия так называемых "узких мест" в европейском
оперативном потенциале в ближайшем будущем ЕС, скорее всего,
сможет проводить операции (военные и полицейские) только
невысокой интенсивности и небольших масштабов. В связи с этим он
должен будет активнее действовать в сфере превентивного
урегулирования, в том числе и с применением мер военного характера. Для
этого на саммите в Гётеборге (2001 г.) превентивное кризисное
реагирование было выделено в самостоятельное направление ОЕПБО,
и принята соответствующая программа. Евросоюз будет стремиться
выработать и осуществить комплексную антикризисную политику,
сочетающую широкий набор средств и механизмов.
В настоящее время ЕС выступает как "мягкая сила". С одной
стороны, это является следствием имеющихся недостатков
оперативного потенциала Союза, которые не позволяют ему
претендовать на выполнение функций "тяжёлой силы". С другой стороны,
сформулировав в Стратегии безопасности ЕС 2003 г. специфически
90

европейский подход к парированию основных угроз безопасности
на основе эффективного мультилатерализма, в ЕС планируют
использовать широкий набор инструментов — военных, политических,
экономических и гуманитарных. Это делает подход ЕС к вопросам
европейской безопасности более широким, чем натовский, и в
перспективе позволит ему развивать кооперацию с третьими странами
(включая РФ) в большем формате, не ограниченном рамками
"второй опоры".
Вместе с тем, учитывая обширный инструментарий ОВПБ/
ОЕПБО, которым обладает ЕС, нетрудно предугадать, что он
будет уделять всё больше внимания странам СНГ. Сегодня Евросоюз
хотел бы участвовать на территории Содружества в мониторинге и
инспекционной деятельности по тем направлениям, где в настоящее
время работает ОБСЕ, а в дальнейшем - присоединиться и к
миротворческой деятельности в этом регионе.
О необходимости стабилизировать социально-экономическое и
политическое положение в непосредственной близости от границ
ЕС говорилось, в частности, в подготовленном ещё в 1999 г. под
эгидой Еврокомиссии коллективном аналитическом исследовании
"Сценарии для Европы 2010". В одном из предложенных
сценариев рассматривалась ситуация, при которой "беспокойное
соседство" стало бы заметно влиять на темпы европейской интеграции.
По мнению аналитиков, если ЕС не примет на себя обязательств
по предупреждению социальной, политической и экономической
нестабильности в Восточной Европе, а также на юге и востоке
Средиземноморского региона, то в 2010 г. Европа столкнётся с
проблемами не только в сфере "мягкой безопасности", но и с угрозами
военного характера [4].
Страны, которые являются "пионерами" европейской
интеграции, выступают за всемерное укрепление политического
единства Европы и её потенциала в сфере внешней и оборонной
политики. Попыткой совершить качественный скачок в развитии
европейского сообщества, которое до сих пор двигалось
преимущественно по пути экономической интеграции, стал Договор,
91

учреждающий Конституцию для Европы1, в соответствии с которой
Евросоюз должен был бы обрести собственное политическое лицо.
Предполагалось, что после ратификации этого документа все
действовавшие ранее договоры ЕС утратят силу [5].
Для разработки Конституционного договора был сформирован
Европейский конвент, первое заседание которого состоялось 28
февраля 2002 г. Процесс согласования документа странами-членами
занял более двух лет и завершился в июне 2004 г., когда доработанный
текст был одобрен на Евросовете в Брюсселе. Окончательный текст
Конституции был подписан 29 октября 2004 г. в Риме.
В Конституционный договор вошёл ряд важных положений,
относящихся к сфере ОЕПБО, которые формализовали эту
важную часть внешней и оборонной политики ЕС в правовом
отношении, поскольку ранее в договорной базе Евросоюза положения по
ОЕПБО не были прописаны отдельной строкой [6]. В Договоре
также получили новую интерпретацию петерсбергские задачи, которые
были адаптированы к новым угрозам - терроризму и
распространению ОМУ В текст были включены два варианта кооперации стран-
членов в рамках ОЕПБО: помимо традиционной трактовки,
использующей устоявшийся термин "усиленная кооперация", было введено
понятие так называемого "структурированного сотрудничества".
В Конституции содержалась "статья о солидарности", в
соответствии с которой страны-члены брали на себя обязательства моби-
лизовывать ресурсы для противодействия террористической угрозе
со стороны негосударственных субъектов и оказывать помощь
участнику Союза, который подвергся атаке и обратился за поддержкой.
Имелся также аналог ст. 5 Брюссельского договора (о ЗЕС)
о взаимных оборонных обязательствах (ст. 1-41(7) Конституции [7];
в проекте документа — это статья 1-40(7) [8]). Положения,
связанные с совместной обороной, в ходе разработки окончательного
текста Конституции претерпели изменения. Хотя Германия и Франция
в процессе согласования проекта документа предлагали
внести в него положения о, по сути, автоматическом применении
1 Это официальное название данного документа (Treaty Establishing a Constitution
of Europe). Для краткости его чаще называют Конституционный договор или
просто Конституция ЕС.
92

принципа совместной обороны в случае агрессии против одного
из членов Союза, позднее они согласились с уже выработанной
формулировкой, учитывая, что она сохранила "стилистику" ст. 5
Брюссельского договора. Анализ документов ЕС свидетельствует,
что коллективная оборона признается прерогативой НАТО.
Ближе всего к модифицированному Брюссельскому
договору оказалась формулировка, содержащаяся в последней редакции
проекта Конституции. В упомянутом договоре говорится: "Если
любая из высоких договаривающихся сторон станет объектом
вооруженного нападения в Европе, то другие высокие
договаривающиеся стороны будут, в соответствии со ст. 51 Устава Организации
Объединённых Наций, оказывать государству, подвергшемуся
нападению, всю необходимую военную и другую помощь и поддержку,
которыми они располагают".
В окончательном тексте Конституции содержалась следующая
формулировка: "Если государство-член станет жертвой
вооруженной агрессии на своей территории, то другие государства-члены
будут обязаны оказать ему помощь и поддержку всеми
средствами, которыми они располагают, в соответствии со ст. 51 Устава
ООН. Эта статья не должна противоречить особому характеру
политики безопасности и обороны определённых государств-членов.
Обязательства и сотрудничество в этой области должны быть
совместимы с обязательствами НАТО, которая остается для её членов
основой коллективной обороны... " Хотя здесь и используется слово
"обязательства", названная статья всё же более "размыта" в
юридическом плане, чем в проекте Конституции. Например, не
оговаривается возможность использования военных средств при оказании
необходимой помощи участнику Союза, подвергшемуся агрессии
на своей территории.
На июньском (2005 г.) саммите ЕС в Брюсселе было принято
решение отложить на год ратификацию Конституции. Оно было
единственно возможным после провала референдумов по этому
документу в Голландии и Франции.
Конституционный кризис негативно влияет на процесс
политической консолидации ЕС и формирование его внутренней
гомогенности, в том числе в сфере ОВПБ/ОЕПБО. Новый импульс
европейскому "конституционному процессу" удалось придать в период
93

председательства в ЕС Германии (первая половина 2007 г.). Так,
23 июня на брюссельском заседании Европейского Совета был
достигнут компромисс по существу нового "реформаторского
договора" ЕС. Этот договор сохраняет ряд ключевых положений
прежнего Конституционного договора, однако из него будут исключены
слово "конституция", символы ЕС (флаг и гимн) и другие понятия,
которые обычно связывают с организацией и функционированием
национального государства ("европейский закон", "европейский
министр иностранных дел" и др.). В частности, вместо
предлагавшегося ранее поста министра иностранных дел учреждается пост
высокого представителя ЕС по вопросам иностранных дел и
политики безопасности, который объединит нынешние функции
высокого представителя по ОВПБ/ОЕПБО и комиссара по вопросам
внешних отношений. (Это последнее нововведение вызывало
возражения Великобритании.)
Проект данного "реформаторского договора" был
представлен на рассмотрение 23 июля 2007 г. Португалией (на тот момент
председательствовавшей в ЕС) и должен быть согласован в ходе
новой Межправительственной конференции, о начале работы которой
было объявлено в этот же день на заседании Совета ЕС по общим
вопросам и внешним отношениям1. Подписание документа
запланировано на декабрь 2007 г., после чего начнётся процесс его
ратификации. Лидеры ЕС надеются, что её удастся завершить не позднее
следующих выборов в Европейский парламент (июнь 2009 г.).
Что касается непосредственно сферы ОВПБ/ОЕПБО, то проект
данного документа уточняет и даже дополняет соответствующие
положения текста Конституции [9]. Уже сегодня многие надеются
на то, что "реформаторский договор" сделает европейскую
внешнюю и оборонную политику более консолидированной, хотя при
Межправительственная конференция является форматом встречи представителей
правительств государств - членов ЕС, которая созывается для согласования
изменений и дополнений к учредительным договорам Европейского союза. Срок её
работы определяется целями, очерченными соответствующим мандатом. На
предыдущих межправительственных конференциях были приняты Единый
европейский акт (1986 г.), Договор о Европейском союзе (Маастрихтский договор, 1992 г.),
Амстердамский договор (1997 г.), Ниццкий договор (2001 г.) и проект европейского
Конституционного договора (2004 г.).
94

этом страны-члены получат большую свободу политического
выбора в рамках ЕС (в плане участия или неучастия в "общих политиках"
Союза).
ПЕРСПЕКТИВЫ ЕВРОАТЛАНТИЧЕСКОГО
ПАРТНЁРСТВА НАТО И ЕС
Соглашение ЕС - НАТО о сотрудничестве,
концепция "европейской опоры" НАТО и ОЕПБО
В 90-е гг. прошлого века роль и место "европейского" компонента в
системе безопасности Запада были неопределёнными. Дело в том,
что на Берлинском саммите НАТО (1996 г.) было решено, что
реализацию концепции "Европейская идентичность в сфере
безопасности и обороны" возьмёт на себя альянс. Поэтому разработанная в ЕС
Общая европейская политика в области безопасности и обороны с
момента своего появления вступила в некоторое
институциональное противоречие с планами развития общеевропейского
оборонного компонента.
Необходимо подчеркнуть, что определение "европейская"
стало использоваться применительно к сфере безопасности и обороны
далеко не сразу.
В начале 90-х гг. прошлого века НАТО оказалась перед
серьёзным вызовом. Существенное сокращение в тот период военного
присутствия США в Европе, с одной стороны, усиление процессов
европейской интеграции и активизация сотрудничества ЕС/ЗЕС
в сфере внешней политики, безопасности и обороны - с другой,
могли привести к внутренней эрозии Североатлантического
альянса. Учитывая новые реалии, страны НАТО начали перераспределять
ответственность в блоке, перекладывая груз дополнительных
обязательств на европейские государства.
Как отмечалось в Стратегической концепции НАТО 1991 г.,
"развитие европейской идентичности в сфере безопасности и
обороны, которое проявляется в усилении европейской опоры в
альянсе, не только будет служить интересам европейских государств,
но и укреплять единство и эффективность альянса в целом" [10].
95

При этом США продемонстрировали своё намерение удерживать
европейскую активность в рамках атлантизма и снизить её
конкурентный потенциал, сохранив за собой лидирующие позиции. Эта
формулировка дала в руки Вашингтона действенный рычаг для
давления на союзников, чтобы побудить их вносить в альянс больший
вклад.
Брюссельский саммит НАТО в январе 1994 г. признал важную
роль, которую может играть ESDI в развитии европейской системы
безопасности. На встрече министров обороны стран - членов
блока была одобрена идея создания Комбинированных объединённых
тактических сил или Многонациональных оперативных сил,
которые позволят командованию НАТО действовать более гибко,
учитывая возможность привлечения своих ресурсов к операциям под
руководством ЗЕС.
Однако в течение двух последующих лет ЗЕС так и не смог
перевести в практическую плоскость планы, которые имели
жизненное значение для совершенствования оперативных возможностей
НАТО. Более того, не наблюдалось никакого прогресса в
сближении американской и французской позиций в отношении КОТС. В то
время как Париж хотел, чтобы эти силы были полностью
независимы от НАТО, Вашингтон настаивал на их интеграции в альянс для
выполнения задач, определенных ст. 5 Вашингтонского договора.
Позднее Франция смягчила свою позицию, что позволило
подготовить проект документа о принципах создания КОТС, который был
представлен министрам иностранных дел Североатлантического
союза на встрече в Берлине в июне 1996 г. Он дал европейцам
некоторые юридические основания для проведения в рамках ЗЕС крупных
военных операций без участия американцев, привлекая при этом
средства и возможности альянса (имеется в виду использование
натовских командных структур, разведки, тыла, связи и т.п.). Именно
на Берлинском саммите НАТО произошло существенное изменение
американской и собственно натовской позиции в вопросах
"европейской" обороны и безопасности (и именно тогда зародился
"берлинский механизм", который важен также для более поздних
отношений по линии ЕС - НАТО).
На саммите в Мадриде (1997 г.) НАТО подтвердила право ЗЕС
принимать решения и осуществлять руководство и контроль над
96

операциями, проводимыми европейцами. Она также обязалась
поддерживать такие операции средствами и возможностями блока, в том
числе и передавая на время, если потребуется, штаб-квартиру КОТС
под соответствующее европейское командование. Планировалось,
что эта штаб-квартира будет частью новой структуры альянса,
находясь одновременно в распоряжении ЗЕС. Было принято решение
выделить в системе командования блока те структуры, которые
будут обеспечивать планирование и проведение крупномасштабных
операций, проводимых ЗЕС и под его политическим контролем.
Таким образом, можно сказать, что к середине 90-х гг.
минувшего века НАТО официально признала Западноевропейский союз
своим равноправным партнёром и выработала более определённую
формулу "Европейской идентичности в сфере безопасности и
обороны" внутри альянса. "Берлинский механизм" практически решил
вопросы по линии трансатлантической связки и задал
контролируемые "атлантические" рамки европейской оборонной идентичности.
Однако претензии ЕС на создание собственной системы
безопасности и обороны практически вернули всю ситуацию к точке отсчёта.
Вступивший в силу с 1 мая 1999 г. Амстердамский договор ЕС
впервые создал правовые основания для распространения
компетенции Евросоюза на сферу безопасности и обороны. В Амстердаме
(1997 г.) было решено, что задачи силового (военного) кризисного
урегулирования, предусмотренные Петерсбергской декларацией
ЗЕС 1992 г., должны также стать и задачами Евросоюза, которые
можно будет решать через ЗЕС, используя имеющиеся у него
структуры и возможности, необходимые для проведения военных
операций под общим руководством ЕС.
Франция и Германия выступили с инициативой о слиянии ЗЕС
и ЕС, однако немецкая политика не была в этом отношении
последовательной. Важную роль в появлении ОЕПБО сыграло
существенное изменение курса Великобритании. Отвергавший ранее идею
создания совместной оборонной политики ЕС Лондон начал
активно поддерживать этот процесс, стараясь стать одним из его
лидеров. На франко-британской встрече в верхах в Сен-Мало (1998 г.)
была подписана "Торжественная декларация о европейской
обороне", где указывалось, что Евросоюз должен располагать
соответствующими вооружёнными силами и средствами их применения
97

для самостоятельных действий по преодолению кризисных
ситуаций. Великобритания признала, что "Европа нуждается в
усиленных вооружённых силах, способных дать быстрый ответ на новые
угрозы и опирающихся на сильную и конкурентоспособную
промышленную и технологическую оборонную базу".
Но главным со времени Берлинского саммита НАТО оставался
вопрос о том, какие именно военные задачи могут выполнять
европейцы в рамках достигнутых соглашений, учитывая отсутствие
у них необходимых военных ресурсов и политической воли для
осуществления крупномасштабных операций. Кризис в Косове,
который со всей очевидностью продемонстрировал зависимость
Европы от США, стал для её политиков "моментом истины",
давшим импульс конкретным действиям.
На юбилейном Вашингтонском саммите НАТО (23-24 апреля
1999 г.), принявшем новую Стратегическую концепцию блока,
участники подтвердили своё намерение развивать институт "Европейской
идентичности в сфере обороны и безопасности" именно внутри
альянса. Одновременно они поддержали "решимость ЕС приобрести
способность к самостоятельным действиям, предполагающим
принятие решений и о военных акциях тогда, когда альянс как таковой
не задействован". На саммите была одобрена и "Инициатива о
военном потенциале", направленная на преодоление технологического
отставания Европы от США (планировалось улучшить положение
в 58 военно-технических областях).
Как уже отмечалось, формальное начало практическому
воплощению концепции ОЕПБО было положено на саммите ЕС в Кёльне
(июнь 1999 г.), где было принято решение о постепенной
интеграции ЗЕС в ЕС. Окончательно вопрос об этом был решён на Евро-
совете в Хельсинки (10-11 декабря 1999 г.)
Несмотря на декларированную в Договоре о ЕС цель - создать
совместную оборону, страны ЕС договорились том, что ОЕПБО
будет направлена на противодействие угрозам, не связанным с
коллективной обороной стран-участниц. Против этого возражала Франция,
настаивавшая на максимальной автономизации европейской
оборонной составляющей и формировании полноценной европейской
армии.
98

Соединённые Штаты, на словах поддерживавших процесс
наращивания Европой собственного военного потенциала,
беспокоила перспектива возрождения "неоголлизма" на фоне развития
собственно европейской интеграции (в широком смысле слова) и её
военной составляющей. В связи с этим Вашингтон считал
необходимым оговорить некоторые важные условия, ограничивавшие
европейскую самостоятельность.
При администрации Дж. Буша-старшего Д. Чейни, бывший
тогда министром обороны, в ответ на активизацию военной
политики европейцев сформулировал следующие основные принципы,
которые легли в основу политики США в начале 90-х гг. прошлого
века.
1. США будут поддерживать развитие общей внешней
политики ЕС в области безопасности и обороны.
2. НАТО должна оставаться главной структурой для
консультаций и реальных политических действий в этой сфере.
3. Интегрированную военную структуру НАТО следует
сохранить и не ставить её под угрозу из-за автономных действий
европейцев.
4. Европейцы должны иметь право действовать самостоятельно
в военной области в целях защиты своих интересов и
международного права.
5. В таких действиях должны участвовать не только страны -
члены Евросоюза, но и другие государства, которые являются
членами НАТО, но не входят в ЕС.
Аналогичный подход сохранила и администрация У. Клинтона.
После прояснения позиций заинтересованных сторон начался
активный переговорный процесс о формировании института
европейской идентичности.
Нынешняя американская администрация предельно
рационализировала указанный подход. США поддержали ОЕПБО как удобное
средство, которое позволяло постоянно подталкивать европейцев
к увеличению оборонных расходов и укреплению оборонного
потенциала. В Вашингтоне полагают, что их союзники более
спокойно пойдут на это, считая свои действия "следующей
крупной фазой построения Европы", нежели под давлением из-за
99

океана в процессе дебатов о распределении бремени и реализации
"Инициативы о военном потенциале" [11].
Как подчеркивали в начале 2001 г. в своих рекомендациях
новой администрации эксперты фонда "Наследие", "вполне вероятно,
что ОЕПБО окажется просто способом координировать
возросшие европейские оборонные усилия внутри НАТО, что
желательно для США. Есть небольшое число спорных случаев, в которых
конфликтующие интересы США и Европы могли бы принудить
к использованию скорее Европейских сил быстрого реагирования,
чем к прямому вовлечению НАТО. Однако остаётся опасность, что
европейцы сделают слишком мало и не предпримут достаточных
усилий" [12].
На юбилейном Вашингтонском саммите НАТО был
выработан так называемый механизм "Берлин плюс". Основная его идея
заключалась в том, что отношения по линии ЕС - НАТО будут
строиться на тех же принципах, которые были определены на саммите
в 1996 г. для "пары" ЗЕС - НАТО в рамках "берлинской формулы".
Понятно, что операции ЗЕС станут возможны только после того, как
внутри НАТО по этому вопросу будет достигнут консенсус, т.е.
такие операции не будут полностью автономными в политическом и
военном смысле.
Однако после Хельсинкского саммита ЕС, давшего старт
ОЕПБО, после появления "Приоритетной цели" и ряда новых
институциональных органов стало очевидно, что члены Европейского
союза имеют в виду такую модель консультаций и кооперации по
линии НАТО - ЕС, которая не полностью укладывается в
выработанные соглашения по линии ЗЕС - НАТО [13]. Помимо основного
вопроса, который так и не был решён в рамках "берлинского
механизма" (т.е. какие именно операции будут проводить европейцы),
появился и целый ряд новых. Например, что значит "европейская
автономность", какой будет схема принятия решений, какова
допустимая степень самостоятельности европейцев при инициировании
операций кризисного урегулирования, какие структуры
планирования необходимы и др. Причём все понимали, что ЕС в
обозримой перспективе будет зависеть от натовских (американских)
военных ресурсов. По всем этим вопросам начались двусторонние
100

консультации между НАТО и ЕС, целью которых стало подписание
полномасштабного соглашения.
Были созданы рабочие группы ad hoc по вопросам
безопасности и использованию военной материально-технической базы,
проведены промежуточные переговоры о структуре этих органов,
определён комплекс отношений с европейскими странами — членами
НАТО, не являющимися членами ЕС, а также очерчен круг
вопросов, которые следовало обсудить с одиннадцатью странами -
кандидатами на членство в ЕС. В июне 2000 г. на Евросовете в Фейре
(Португалия) вопросы кооперации между ЕС и НАТО в сфере
безопасности и обороны были предварительно согласованы.
Переговоры между НАТО и ЕС по проблеме предоставления
ресурсов альянса для проведения миротворческих операций под
эгидой ЕС, а также о схеме европейского командования такими
операциями, приостановленные в декабре 2000 г., возобновились
24 апреля 2001 г. в Брюсселе. Состоялась встреча между
начальником Военного штаба ЕС генералом Шувертом и руководителем
Международного военного штаба НАТО контр-адмиралом Хэд-
доксом. К консультациям подключился и Военный комитет ЕС.
12 июня 2001 г. была проведена первая встреча на уровне
высших командований ЕС и НАТО. Было решено проводить
подобные встречи по мере необходимости по запросу одной из сторон,
но хотя бы один раз в период полугодового председательства в ЕС.
С февраля 2001 г. проходят также встречи на высоком уровне между
Североатлантическим советом как высшим руководящим органом
НАТО и КПБ ЕС [14].
На саммите в Ницце 26 февраля 2001 г. страны - члены
Евросоюза подписали Ниццкий договор, текст которого был
согласован в 2000 г. на Межправительственной конференции по
институциональной реформе. По замечанию британской газеты "Гардиан",
он содержал целый ряд противоречивых положений, касавшихся
ОЕПБО. Так, "в положении, за которое ухватятся противники
европейской армии, говорится, что Союз имеет "автономные
возможности принимать решения в сфере безопасности и обороны". Полный
очевидных противоречий текст не проясняет вопроса о новой
оборонной роли ЕС. Ясно, что это вопрос, который в конечном счёте
ещё предстоит решать".
101

Как говорилось в Разъяснительном меморандуме к договору,
его текст не содержит специального механизма для ОЕПБО. В
итоговом документе Ниццы этой тематике было отведено всего два
параграфа1. Доклад по этому вопросу был одобрен позднее, на
встрече в верхах в декабре 2000 г. (подготовлен Советом ЕС на основе
французского доклада). В то же время в декларации,
содержавшейся в приложении к Заключительному акту Межправительственной
конференции, был установлен срок реализации ОЕПБО в рамках
существующих положений и в соответствии с указанным
докладом-2001 г.
Механизм, одобренный Евросоветом в Ницце, стал основой
для дальнейших консультаций по линии ЕС - НАТО с целью
выработки (как отражено в докладе, одобренном на Евросовете в Гёте-
борге в июне 2001 г.) "...соглашения по механизму, который
позволит ЕС получить доступ к силам, средствам и ресурсам НАТО
(т.е. гарантированный постоянный доступ к системе
планирования, возможность распоряжаться заранее определёнными силами и
средствами и выявление различных вариантов командования)".
Координационный орган НАТО, сформированный для
завершения разработки соглашения с ЕС, рассмотрел ряд предложений
(в том числе Великобритании и Канады), а также варианты
механизма планирования, в основу которых был положен принцип
"совместности", включая синхронизацию циклов оборонного планирования.
К лету 2001 г., по мнению наблюдателей, особого прогресса в
достижении соглашения ЕС - НАТО заметно не было. В сентябре того же
года американцы должны были изложить собственную позицию по
предмету обсуждения в более целостном виде. Однако после
событий 11 сентября 2001 г. в связи с начатой США войной с
терроризмом дискуссия по этому вопросу временно отошла на задний план
[15]. По замечанию ряда ведущих западных экспертов по вопросам
безопасности, после террористической атаки скепсис американской
администрации в отношении общеевропейских оборонных
усилий особенно возрос. Её больше интересовал военный потенциал,
В частности, как уже подчеркивалось, из них было исключено положение об
автономном потенциале ЕС в сфере принятия решений, инициирования и проведения
антикризисных операций, в которых НАТО не принимает участие.
102

который европейские страны могли бы достаточно быстро
мобилизовать для глобальной войны с терроризмом, поэтому дискуссии о
развитии ОЕПБО на отдалённую перспективу утратили прежнюю
актуальность.
После сентябрьских событий изменился и характер
сотрудничества европейских государств в сфере ОЕПБО. Произошла
некоторая "ренационализация" политики безопасности: ведущие страны
ЕС предпочли наладить многосторонние межгосударственные
консультации вне рамок ЕС и ОЕПБО, что вызвало критику со стороны
остальных стран-участниц и Брюсселя.
Тем не менее война с терроризмом поставила перед
европейцами серьёзные вопросы о приоритетах, отраженных в ОЕПБО,
особенно болезненные на фоне продолжающегося снижения
оборонных расходов в большинстве европейских стран. Тем более что
США откровенно сомневались, смогут ли они в будущем
полагаться на своих традиционных союзников.
Саммит ЕС в Лакене 14-15 декабря 2001 г. подтвердил, что ЕС
уже способен проводить некоторые операции по управлению
кризисами. Но при этом было отмечено, что необходимо добиться
существенного прогресса в формировании оперативного потенциала
Союза, чтобы с его помощью осуществлять весь спектр петерсберг-
ских задач [16].
Утверждение о частичной боеготовности подверглось
массированной критике в самих европейских столицах. Многие сочли
его не более чем политическим манёвром. Лидеры ЕС на
саммите в Лакене, безусловно, находились в сложной ситуации.
Дальнейшее затягивание решений по ОЕПБО было бы неверно
расценено, особенно после 11 сентября. Но и попытка
использовать в какой-нибудь реальной ситуации механизмы ОЕПБО при
недостаточном оперативном потенциале грозила большими
неприятностями.
Именно в силу этих обстоятельств "основополагающим" для
ОЕПБО было названо подписание соглашения с НАТО. Камнем
преткновения в переговорах по этому вопросу долгое время были
103

греко-турецкие разногласия по вопросу о Кипре1. Основные
положения достигнутого с Грецией и Турцией компромисса нашли
отражение в декларации, одобренной на саммите Евросовета
в Копенгагене 12-14 декабря 2002 г. Его участники приняли важные
решения по вопросам развития оперативного потенциала и роли
ЕС в деле управления кризисами и конфликтами. Декларация от
12 декабря позволила ЕС и НАТО приступить к завершающему
этапу подготовки пакета соглашений о сотрудничестве, открывающих
Евросоюзу доступ к силам и средствам НАТО.
Следует подчеркнуть, что эти соглашения распространяются
только на те страны Евросоюза, которые являются членами НАТО
или участвуют в программе "Партнёрство ради мира", т.е. имеют
с Североатлантическим союзом двусторонние отношения в сфере
безопасности. Они не затрагивают прав и обязательств
европейских стран как членов ЕС, которые сохраняют полноценное участие
в формулировании и реализации ОВПБ (если для этого нет иных
положений в документах ЕС, как в случае Дании). Было решено,
что Кипр и Мальта временно не будут привлекаться к военным
операциям ЕС, в которых используются силы и средства НАТО [17].
Однако после вступления в Евросоюз (в 2004. г.) они получают все
права на полномасштабное участие во всех институтах и органах
ЕС, включая Комитет по политике безопасности (кроме
голосования по вопросам, связанным с исполнением решений о проведении
таких операций).
Турция как член НАТО долгое время блокировала заключение подобного
соглашения, стремясь добиться (для себя и других стран НАТО, не входящих в ЕС)
полноправного участия в процессе принятия решений о европейских
антикризисных операциях. Накануне заседания совместного Совета министров ЕС и НАТО
в Брюсселе 6 декабря 2001 г. Турции удалось заключить с альянсом так называемое
Стамбульское соглашение и добиться права на консультации в случае проведения
операций в Эгейском море, на Кипре и Балканах, но оно не предполагало участия
в процессе принятия решений. Однако это соглашение отказалась одобрить
Греция. Афины потребовали гарантий, что ни одна третья страна не сможет
блокировать участие государства - кандидата в ЕС (например, Кипр) в ОЕПБО. Текст,
который устроил Грецию, был представлен на саммите ЕС в Севилье (июнь 2002 г.).
Но теперь возражала уже Турция, обнаружив в нём отход от принципов
Стамбульского соглашения.
104

После саммита в Копенгагене состоялась встреча
Североатлантического совета и КПБ ЕС (16 декабря 2002 г.), на которой
Дж. Робертсон и X. Солана обменялись официальными посланиями
НАТО и ЕС о заключении между союзами соответствующих
соглашений. В принятой совместной декларации были определены
принципы отношений между двумя союзами. Принцип партнёрства,
в частности, предполагал проведение эффективных взаимных
консультаций, диалог, сотрудничество и транспарентность. Действия
обеих сторон в сфере управления кризисами планировалось сделать
"взаимно усиливающими". Принцип равенства и автономности
процесса принятия решений должен был обеспечить соблюдение
интересов каждого союза и Устава ООН, а также мирное
разрешение конфликтов как основу стабильности на евроатлантическом
пространстве. ЕС брал на себя обязательство максимально
вовлекать в ОЕПБО страны НАТО, не входящие в ЕС, а НАТО, со
своей стороны. - поддерживать ОЕПБО и, в частности, гарантировать
Евросоюзу доступ к военному планированию НАТО при
проведении европейских операций [17].
Совет ЕС 24 февраля 2003 г. одобрил подготовленное в срок
соглашение без обсуждения, принимая во внимание секретность
информации, которой обменялись стороны в процессе его
разработки.
Таким образом, в соответствии с копенгагенскими решениями
ЕС получил право постоянного доступа к ресурсам НАТО и
возможность привлекать национальные штаб-квартиры наиболее крупных
стран Евросоюза, прежде всего Великобритании и Франции, к
проведению антикризисных операций небольшого или среднего
масштаба [18], а при широкомасштабном кризисе - натовские
оперативные ресурсы. Кроме того, был выработан механизм, позволяющий
странам, не входящим в ЕС, участвовать в операциях кризисного
управления. Также был определён специальный порядок,
предоставляющий партнёрам ЕС, включая Россию, право участвовать
в операциях подобного рода.
Автономия НАТО и ЕС сохранялась, однако требования к
укреплению их боевых потенциалов были во многом схожими. Это
позволяло реализовать принцип создания "отделимых, но не
отдельных" ВС, согласно которому основу военного потенциала обоих
105

союзов составляют одни и те же силы и средства. Такой подход
должен способствовать укреплению связей НАТО и ЕС в военной
сфере, однако, как считают некоторые эксперты, в перспективе между
ними могут возникнуть разногласия при решении вопроса о
распределении или перераспределении сил, приданных этим структурам.
Соглашение ЕС - НАТО о сотрудничестве позволило
Европейскому союзу, опираясь на силы и средства альянса, приступить
к проведению двух военных операций - в Македонии и в Боснии и
Герцеговине, одновременно самостоятельно осуществляя
несколько полицейских миссий и военную операцию в Демократической
Республике Конго (миссия "Артемида").
В Боснии и Герцеговине НАТО передала Евросоюзу контроль
над миротворческой миссией (вскоре после принятия на
Стамбульском саммите Североатлантического союза соответствующего
официального решения). В отличие от операции НАТО, миссия ЕС
"Алтея" не является чисто военной, поскольку её мандат даёт право
использовать разнообразные инструменты, в том числе
полицейские. Это продиктовано новой конечной целью миротворческой
операции в этой стране — поэтапно передать ответственность за
безопасность местным властям.
В Македонии мандат на проведение миротворческой операции
был передан Евросоюзу в марте 2003 г., сразу после подписания
копенгагенских соглашений. Принципиальное решение об этом было
принято в рамках "общей позиции", одобренной Советом ЕС 27
января 2003 г., и согласовано с властями Македонии, которые
санкционировали новый мандат. 18 марта 2003 г. Совет ЕС по внешним
связям официально подтвердил, что Евросоюз на полгода
принимает на себя руководство операцией, и 1 апреля того же года
миссия "Конкордия" начала действовать. Общее командование (связь
НАТО - ЕС) возлагалось на заместителя главнокомандующего
НАТО в Европе адмирала Фейста, оперативное - на бригадного
генерала П. Мораля. В македонской миссии Евросоюза участвовало
320 военных и гражданских служащих. Наряду с государствами -
членами ЕС (кроме Дании) к ней присоединились и третьи страны:
Болгария, Венгрия, Исландия, Канада, Латвия, Литва, Норвегия,
Польша, Румыния, Словакия, Словения, Турция, Чехия и Эстония
(некоторые из них 1 мая 2004 г. стали членами Евросоюза). Был
106

сформирован совместный бюджет операции в размере 4,7 млн евро,
причём страны-участницы самостоятельно финансировали свои
подразделения в составе общих сил.
Официальное окончание военной операции "Конкордия",
выполнившей свой мандат, состоялось 15 декабря 2003 г. В тот же
день в Македонии была учреждена новая полицейская операция
Евросоюза - "Проксима" - для мониторинга, содействия,
инспектирования управления и действий македонской полиции (совместный
акт об этом был одобрен Советом ЕС 29 сентября 2003 г.).
Принципы и опыт взаимодействия НАТО и ЕС в ходе миссии
"Конкордия", которое осуществлялось через звено (ячейку)
оперативного планирования ЕС, включённого в структуру Верховного
главнокомандования ОВС НАТО в Европе, послужили основой для
преобразования этого временного органа в постоянную систему
планирования.
Необходимо отметить, что Амстердамский договор,
заложивший правовые основы формирования военно-политического
измерения ЕС, не помог преодолеть институциональную
неопределённость процесса формирования европейской идентичности в области
обороны. В настоящее время этот процесс стал фактически
институционально двойственным: в нём параллельно происходят
процессы и развития ОЕПБО, и практического насыщения концепции
"европейской опоры" НАТО. Данное обстоятельство является своего
рода вызовом для ряда европейских стран, заинтересованных в том,
чтобы Европа обрела собственный профиль внешней и оборонной
политики. По мнению министра обороны ФРГ Ф.-Й. Юнга,
поскольку НАТО "нуждается" в сильной европейской составляющей,
это означает только одно: необходимо развивать такую
европейскую политику в области безопасности и обороны, которая была
бы "встроена" в стратегию альянса. А для этого нужна общая
концепция развития и для "европейской опоры" альянса, и для
ОЕПБО [19].
Структуры планирования в рамках ОЕПБО
В период разработки соглашения о принципах сотрудничества
НАТО и ЕС одним из центральных оказался вопрос о механизме
планирования: будет оно осуществляться действующими натовскими
107

структурами или Евросоюз должен создать для этого собственные
(на чём давно настаивает Франция)?
Ещё в 2000 г. накануне декабрьского Совета НАТО бывшая
тогда госсекретарём США М. Олбрайт предупредила, что альянс
может превратиться в "реликт", если европейцы образуют
"фракционное совещание" внутри блока и создадут конкурирующие
структуры. Как подчеркнул тогда генеральный секретарь альянса Дж. Ро-
бертсон, "если ЕС хочет заимствовать силы и средства НАТО, он
должен использовать средства планирования альянса в Монсе"
[20]. Консультации с Францией были продолжены в 2001 г., и
после неформальной встречи министров обороны стран - членов
ЕС тогдашний глава французского оборонного ведомства А. Ришар
отказался в апреле того же года от прежних требований
создания независимых от НАТО европейских структур
планирования [21].
Соотношение сил и интересов отдельных членов ЕС,
складывавшееся явно не в пользу создания независимой европейской
обороны, определило характер документов, принятых Евросоветом
в Ницце (декабрь 2000 г.). По настоянию Великобритании и при
поддержке Германии и Нидерландов из итогового коммюнике было
исключено предложенное Францией спорное положение об
автономном потенциале ЕС в сфере принятия решений, инициирования
и проведения операций. Как уже отмечалось, и в копенгагенских
соглашениях (декабрь 2002 г.) также предусматривалось, что ЕС
при проведении крупных операций должен использовать натовские
ресурсы планирования.
Хотя поначалу предложения о создании независимых
европейских структур планирования не получили поддержки других
членов ЕС, однако на фоне развития иракского кризиса они всё же
были одобрены на упоминавшемся выше мини-саммите Бельгии,
Германии, Франции и Люксембурга. Одной из его инициатив была
идея создать штаб-квартиру ЕС (независимую от НАТО) для
планирования и проведения полностью автономных антикризисных
операций (на базе неиспользуемого центра военной логистики
в пригороде Брюсселя Терверене). Данное предложение
раскритиковали другие члены, которые ссылались на копенгагенские решения.
Несмотря на критические отзывы, в рабочих органах Евросоюза
108

были проведены консультации по этому вопросу при активном
участии (помимо названных выше стран) Великобритании и
Италии. Переговоры завершились принятием компромиссного
решения, зафиксированного в документе "Консультации НАТО/ЕС,
планирование и операции" (одобрен на Евросовете в Брюсселе в декабре
2003 г.).
Так, было решено создать в штабе Верховного
главнокомандования ОВС НАТО в Европе звено (или ячейку) оперативного
планирования ЕС, на которое будут возложены задачи
оперативного планирования при проведении Евросоюзом операций с опорой
на силы и средства Североатлантического союза (оно было
апробировано при проведении миссии ЕС "Конкордия" в Македонии).
Однако при этом стороны сохранили и приверженность
положениям Копенгагенского соглашения о принципах сотрудничества
НАТО-ЕС [22].
Одновременно для усиления потенциала Военного штаба ЕС
было принято решение образовать в нём новое подразделение
планирования, куда вошли бы военные и гражданские специалисты.
Оно должно было участвовать в планировании гражданских
операций ЕС и "военно-гражданских миссий". Тем самым ЕС в
одностороннем порядке отнёс к сфере европейской компетенции ситуации,
в которых он будет использовать собственные ресурсы
оперативного планирования, в особенности те, где предполагает применение
и военных, и гражданских мер реагирования, а также случаи, когда
не удаётся однозначно определить, на какую национальную штаб-
квартиру НАТО следует опираться [23].
Такое подразделение планирования было сформировано в
соответствии с решением неформальной встречи министров обороны
стран - членов ЕС, состоявшейся в апреле 2004 г. Одновременно
было образовано звено планирования ЕС в штабе Верховного
главнокомандования ОВС НАТО в Европе [24].
Решение о создании ресурсов оперативного планирования ЕС
является, по мнению некоторых наблюдателей, первым шагом на
пути постепенного перехода Евросоюза к проведению независимой
от Североатлантического альянса оборонной политики, не
исключающего создания в будущем общеевропейской армии. Другие
эксперты считают, что принципы сотрудничества НАТО - ЕС,
109

предусмотренные копенгагенскими решениями, всё же остаются
главными.
На фоне иракского кризиса появились и получили развитие
некоторые важные инициативы в области ОЕПБО. Отправной
точкой этого процесса послужил упомянутый мини-саммит, тем более
что на нём собрались "иракские диссиденты". Однако война США
в Ираке лишь приблизила время принятия подобных решений,
поскольку давно назревший кризис трансатлантических отношений
(учитывая противоречия между США и Европой по довольно
широкому кругу вопросов) неизбежно должен был подстегнуть
активность европейцев.
"Саммит четырех" стал своего рода попыткой некоторых
европейских стран по-новому очертить границы
трансатлантической солидарности. Однако на нём не было представлено сколько-
нибудь целостной модели институционального развития в
рамках Евроатлантического региона. Его участники фактически лишь
сформулировали своего рода "отрицательную повестку", в которой
отразилось их несогласие с избранными Соединёнными Штатами
методами парирования угроз безопасности и проведения
реформы НАТО.
Вместе с тем на саммите была представлена ясная и
конкретная программа развития европейской оборонной политики, а
принятое Совместное заявление по ОЕПБО содержало предложения
как политического, так и чисто военного характера [25]. Если
оценивать эту программу с точки зрения её практической значимости,
необходимо подчеркнуть, что в ней были развиты некоторые
предложения в области ОЕПБО и евроатлантического партнёрства
НАТО - ЕС. Другие члены Союза первоначально восприняли её
с известной долей осторожности, поскольку, по словам критиков,
время для проведения мини-саммита было выбрано крайне
неудачно: на фоне иракского кризиса он выглядел как антиамериканское
"фракционное совещание", нацеленное на создание оборонного
союза, альтернативного НАТО.
Такая реакция объясняется тем, что на саммите также было
принято решение о создании Европейского союза безопасности
и обороны (ЕСБО), участники которого были бы связаны
взаимными обязательствами по типу натовских. Однако сами страны,
ПО

которые высказались за образование подобного союза, не имели
единого мнения относительно его целей и задач. Франция, например,
особенно учитывая развитие ситуации вокруг Ирака в 2003 г.,
настойчиво проводила мысль о том, что дальнейшее повышение
оперативной совместимости между ВС европейских государств
необходимо осуществлять вне НАТО, строя независимую от блока
европейскую оборонную политику. Другие же активные
сторонники развития ОЕПБО, прежде всего Германия, не проявили интереса
к созданию, по сути, альтернативных организаций. Детальное
рассмотрение решений мини-саммита позволяет заключить, что его
участники фактически выступали за то, чтобы развитие
европейской оборонной политики одновременно укрепляло бы
"европейскую опору" внутри НАТО.
Напомним, что в 2004 г. на Межправительственной
конференции по Конституции ЕС предложение мини-саммита о внесении
в договорную базу Евросоюза статьи о совместной обороне,
которая практически соответствовала бы натовским обязательствам, не
получило полной поддержки со стороны других членов Союза. По
этому вопросу текст Конституции, как уже отмечалось, содержит
довольно размытую формулировку, которая не предусматривает
автоматического применения коллективной обороны в случае
нападения на одного из членов Союза. Совместные оборонные
обязательства признаны прерогативой НАТО.
Концепция ЕСБО в более мягком варианте - без гарантий о
взаимной обороне — в настоящее время трансформирована в модель
"структурированного сотрудничества" между заинтересованными
членами ЕС, которое будет прописано в обновленной договорной
базе Союза (хотя сама концепция остаётся своего рода "рабочей
гипотезой" европейского интеграционного проекта).
Помимо вариантов углубленной кооперации между
странами-членами на упомянутом мини-саммите были сделаны и другие
предложения в сфере ОЕПБО (статья о солидарности, новая
интерпретация петерсбергских задач, решение о создании единого
Европейского агентства по развитию военного потенциала и
закупкам вооружений и военной техники для ВС стран Евросоюза). Они
были включены Европейским конвентом в проект Конституции и
адаптированы в ходе Межправительственной конференции.
111

Предложение четырехстороннегомини-саммитаосоздании
"европейского потенциала быстрого реагирования"
трансформировалось в франко-британо-германскую концепцию объединённых
тактических групп.
Таким образом, предложения мини-саммита, которые
первоначально были встречены в штыки другими активными сторонниками
ОЕПБО, такими как Великобритания и Италия, в дальнейшем всё-
таки получили их поддержку. Это объясняется тем, что
предложенные на нём инициативы, по сути, отразили неудовлетворённость
многих европейских стран, которые понимали необходимость
развивать оперативный потенциал Союза, состоянием сил и средств,
имеющихся в его распоряжении. После названного саммита Общая
европейская политика в области безопасности и обороны
получила дополнительный импульс, который должен поднять оборонный
компонент ЕС на качественно новый уровень.
Распределение компетенции между НАТО и ЕС
в области кризисного регулирования
Несмотря на реализацию концепции "отделимых, но не отдельных"
вооружённых сил, споры относительно распределения полномочий
между ЕС и НАТО продолжаются, поскольку до сих пор неясно,
когда и как могут реально использоваться силы Евросоюза.
В некоторых европейских странах на экспертном уровне
высказываются опасения, что в связи с созданием Сил реагирования
НАТО Европейские силы быстрого реагирования могут вообще
оказаться ненужными. По мнению некоторых американских
аналитиков, ЕСБР будут играть роль войск "второй линии", т.е. в случае
кризисов сначала будут использоваться Силы реагирования НАТО,
а с переходом к фазе рутинного миротворчества их сменит контингент
ЕС (этого больше всего опасаются во Франции). В Великобритании
же выступают за то, чтобы использовать НСР и ЕСБР при
выполнении разных, но взаимодополняющих задач. Например, натовские
силы вводить в действие при конфликтах высокой интенсивности,
а ЕСБР - в операциях так называемого петерсбергского спектра.
В то же время в некоторых европейских столицах полагают, что
ЕС должен участвовать не во всем спектре этих операций, а только
112

в наиболее простых миссиях. При этом очевидно, что Евросоюз
будет всё чаще вовлекаться в различные операции по урегулированию
кризисов за пределами европейского континента.
В коллективном исследовании, представляющем мнение
влиятельных исследовательских центров Франции, Великобритании,
Германии и США, анализируются некоторые сценарии возможных
действий ЕСБР в 2005 и 2015 гг. [26]. По оценкам авторов, в
ближайшее время ЕС или более ограниченная коалиция стран -
членов Союза, обладающих наибольшим военным потенциалом,
смогут осуществлять ряд автономных миссий (т.е. без опоры на силы и
средства НАТО) - от гуманитарного вмешательства до операций по
принуждению к миру. Вместе с тем очевидные сегодня
недостатки оперативного потенциала ЕС хотя и не помешают проведению
таких операций (с военной точки зрения), но создадут серьёзные
проблемы. Дело в том, что при интервенциях подобного рода
всегда существует угроза перехода конфликтов низкой напряженности
в фазу высокой интенсивности, а потому риск больших потерь
живой силы будет удерживать европейских политиков от начала
автономных интервенций. Однако если такие интервенции буду
проводиться под управлением Евросоюза, но с использованием натовских
ресурсов, то риски существенно снизятся. К 2015 г., по мнению
аналитиков, при успешной реализации намеченного комплекса мер по
улучшению оперативного потенциала ЕС и увеличении оборонных
расходов европейские страны должны быть способны автономно
осуществлять такие миссии с гораздо более низкими
политическими и военными рисками [27].
В целом, по мнению некоторых экспертов, можно
предположить, что в будущем Европейский союз будет стремиться
участвовать в кризисном регулировании на территориях, которые по мере
расширения ЕС окажутся в непосредственной близости от его
границ (страны СНГ), а также в некоторых других регионах (например,
в Африке).
США по-прежнему при проведении своих операций будут
отдавать предпочтение коалициям, построенным по
принципу ad hoc, в то время как Североатлантическому союзу (во
взаимодействии с другими организациями - ЕС, ООН) придётся
113

заниматься "тяжелой работой" - постконфликтной
стабилизацией [28].
В последнее время натовские аналитики уделяют повышенное
внимание этой проблеме. Данный вопрос нашёл отражение,
например, в недавно одобренном на Рижском саммите специальном
документе "Всестороннее политическое руководство". Подтверждая
намерение альянса проводить эффективную политику
предотвращения конфликтов и активно участвовать в кризисном
регулировании (в том числе и вне зоны ответственности блока в соответствии
со Стратегической концепцией), в документе констатируется, что
опыт НАТО после окончания "холодной войны" показал растущее
значение операций по стабилизации и необходимость использовать
военную составляющую антикризисных мер и после завершения
активной фазы конфликта (военная поддержка в период
реконструкции). Международные усилия при постконфликтной стабилизации
должны базироваться, по мнению авторов документа, на
взаимодействии альянса с различными организациями, в первую очередь
ЕС, ООН [29].
По мнению заместителя помощника госсекретаря США по
делам Европы и Евразии К. Фолкера, вопросы постконфликтной
стабилизации и реконструкции альянс должен учитывать ещё на
стадии планирования антикризисных операций. Он считает, что
соответствующую модель необходимо разрабатывать исходя из
опыта натовских "провинциальных групп восстановления" в
Афганистане [30].
Библиографические ссылки
1. Европейский союз: факты и комментарии. - 2001. -
Март-август. № 24 -25; Monaco A. The Rapid Reaction Force: The EU Takes Stock //
European Security Review. - 2001. - December. - № 9. - P. 1.
2. Журкин В. В. Военные структуры ЕС: Цель - 2010 // Современная
Европа.-2005.-№?3.-С. 11.
3. Мапса D., Quille G. The European Armaments Agency: A Virtual
Reality // European Security Review. — 2003. — December. - P. 4.
4. Ibid.-P. 49.
114

5. Погорельская С. Конституция versus демократия? (Некоторые
аспекты "Конституции" Евросоюза) // Мировая экономика и международные
отношения. - 2005. - № 7.
6. Martenczuk В. The Legal Bases of ESDP / The Future of ESDP. A
Conference Report: "The (not so) Common European and Defence Policy" // Max-
Planck Institute for Comparative Public Law and International Law,
Heidelberg. - 2003. - 19-20 September.
7. Treaty Establishing a Constitution of Europe. Title IV. Chapter II.
Article 1-41(7) CIG 87/04 [Электронный ресурс]. - Brussels. - 2004. - 6
August. - http://ue.eu.int/igcpdf7en/04/cgoo/cg00087.en04.pdf.
8. Draft Treaty Establishing a Constitution for Europe. Title V. Chapter II.
Article 40 (7) [Электронный ресурс]. - http://europa.eu.int/futurum/constitu-
tion/.
9. Draft Treaty Amending the Treaty on European Union and Treaty
Establishing the European Community [Электронный ресурс] // The Council of
the European Union. — 2007. — July 23. - P. 29—35. — www.consilium.europa.
eu/cms3_fo/showPage.asp?id=l 317&long=en&mode=g.
10. Данилов Д. Европа строит собственную борону. Однако без
помощи из-за океана армии Старого Света пока обойтись не могут //
Независимое военное обозрение. - 2000. - 3 ноября.
11. Bell R. G. The Pursuit of Enhanced Defence Capabilities / Conference
on European Defence R&D: Funding the Future, Brussels, GPC International,
2002, January 24. - Brussels, 2002.
12. Hulsman J. С Restructuring the US Role in NATO and European
Defence Priorities for the President / Heritage Foundation. - 2001. — January.
ХЪ.Моет A. NATO's Latest Challenges // Options Politiques. -
2002.-April.
14. NATO Official Website // NATO.Update. - 2002. - June 24-30. - www.
nato.int.
\5.Moens A. NATO's Latest Challenges. // Options Politiques. —
2002.-April.
16. Европейский союз: факты и комментарии [Электронный
ресурс] // Институт Европы РАН, Ассоциация европейских
исследований. - 2001-2002. - Декабрь-февраль. - Вып. 27. - http://aes.org.ru/show.
php?doc=122.
17. Там же. - 2002-2003. - Декабрь-февраль. - Вып. 31.
115

18. Whiting G. M. A Military Capability for the European Union // NATO's
Nations and Partners for Peace IV. - 2001 - P. 173.
19. Wir brauchen eine starke europäische Sicherheits- und
Verteidigungspolitik, eingebunden in eine Strategie der NATO. Das Interview mit dem
Bundesminister der Verteidigung, Bundesrepublik Deutschland, Jung F.-J. //
Europäische Sicherheit. - 2006. - № 1. - S. 10.
20. French Reignite Row with NATO // The Guardian. - 2000. -
December 14.
21. EU Told to Buy Strategic Capability // The Guardian. - 2001. -
April 7.
22. Gourley C. Kleymeyer J. The Defence Deal in the IGC // European
Security Review. -2003. -December. -№ 20. -P. 3; Грант Ч. Оживляя
европейское сотрудничество в области обороны // Вестник НАТО. - 2003. -
Зима. - № 4.
23. What Does the EU Agreement on Operational Planning Mean for
NATO? [Электронный ресурс] / News in Brief// NATO Notes. - 2003. -
December. — Vol. 5. - № 8. — P. 8. — www.isis-europe.org.
24. News in Brief//NATO Notes. -2004. -Vol. 6. -№ 2. -P. 10. -www.
isis-europe.org.
25. Gemeinsame Erklärung zur Europäischen Sicherheits- und
Verteidigungspolitik [Электронный ресурс] // European-Security.org. - www.euro-
pean-security. com.
26. Future Military Coalitions. The Transatlantic Challenge / Report of a
French-German-UK-US Working Group. - 2002. - September.
27. Ibid.-P. 37^0.
28. Monaco A. The (Not So) Common European and Defence Policy / The
Conference "Who Takes Care of European Security? EU and NATO:
Competition or Cooperation", 2003, September 19-20. -Heidelberg : Max Planck
Institute for Comparative Public Law and International Law, 2003.
29. Comprehensive Political Guidance [Электронный ресурс] // NATO
Official Website. - 2006. — November 29. - www.nato.int/docu/basictxt/
b061129e.htm.
30. Volker К. The Road to NATO's Riga Summit [Электронный ресурс] /
Testimony Before the House International Relations Committee Subcommittee
on Europe. Washington, DC, 2006, May 3 // The U.S. Department of State,
official website, -www.state.go v/p/eur/rls/rm/65 874.htm.

ГЛАВА III
ПРОГРАММЫ ПАРТНЁРСТВА
И РАСШИРЕНИЕ НАТО
ПРОГРАММЫ ПАРТНЁРСТВА И СОТРУДНИЧЕСТВА
СЕВЕРОАТЛАНТИЧЕСКОГО СОЮЗА КАК ОДНО
ИЗ НАПРАВЛЕНИЙ ЕГО СИСТЕМНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ
Базовые программы партнёрства и сотрудничества НАТО
Налаживание практических связей со странами, не входящими
в Североатлантический союз, считается в штаб-квартире блока
одним из важных направлений трансформации, в процессе которой
Организация приобретает новый облик, отвечающий новому
спектру проблем безопасности, которые она призвана решать.
Главная программа практического двустороннего
сотрудничества между НАТО и отдельными государствами — программа
"Партнёрство ради мира", к которой за более чем десятилетний
период присоединилось 30 государств (10 из них впоследствии
стали членами блока), - была принята в 1994 г. Все участники этой
программы входят также в Совет евроатлантического партнёрства,
созданный в 1997 г. вместо прежнего Совета североатлантического
сотрудничества, который считается форумом для диалога по
широкому кругу проблем, образующего основу для дальнейших
политических консультаций и практической деятельности в рамках ПРМ.
Совет предоставляет возможность заинтересованным сторонам
развивать прямые политические отношения с НАТО и проводить
консультации в различном формате, расширяя масштабы
индивидуального сотрудничества. Кроме этого, такие консультации (в том числе
в рамках некоторых натовских комитетов) обеспечивают странам-
партнёрам более широкие возможности для участия в принятии
решений, касающихся совместных мероприятий.
117

По признанию специалистов из штаб-квартиры блока,
механизмы ПРМ в целом "представляют собой мощный набор рычагов
для формирования многонациональной системы по поддержанию
мира, составные элементы которой способны взаимодействовать
в соответствии с необходимым минимумом стандартов. Эти
механизмы созданы и развиваются в рамках ПРМ по образцу НАТО" [1].
Они ориентированы на операции, не предусмотренные ст. 5
Вашингтонского договора, т.е. проводимые вне зоны ответственности
блока с привлечением ресурсов стран, официально не являющихся
членами альянса.
В программу изначально заложен принцип самоопределения,
позволяющий планомерно осуществлять подготовку к вступлению
в альянс изъявивших подобное желание стран, в членстве которых
заинтересован блок. На это направлен План действий по подготовке
к членству в НАТО (ПДПЧ).
Для повышения "прозрачности" в вопросах оборонной
политики, оценки сил и средств, необходимых для совместных учений
и операций с альянсом, был разработан процесс планирования и
анализа ПРМ.
Важные решения, связанные с адаптацией СЕАП и ПРМ к
новым реалиям и приведения их в соответствие с задачами
противодействия глобальным вызовам и угрозам безопасности, были
приняты на Пражском и Стамбульском саммитах. Так, в ходе заседания
Совета евроатлантического партнёрства в рамках Пражской встречи
в верхах всем государствам, участвующим в ПРМ (в том числе и
входящим в СНГ), была предложена новая, более индивидуальная
и углублённая формула диалога и сотрудничества - План действий
для индивидуального партнёрства (ПДИП). Указанная
инициатива содержала предложение по углублению сотрудничества НАТО
с наиболее активными партнёрами путём наращивания натовской
помощи (главным образом экспертной), в том числе в области
реформирования оборонных систем этих стран. Кроме того,
декларировалась готовность Североатлантического союза поддерживать
региональное сотрудничество государств-партнёров.
Хотя официально было объявлено об открытом формате ПДИП,
однако НАТО в Пражской декларации сделала специальное
приглашение странам Кавказского региона и Центральной Азии
118

воспользоваться новыми формами сотрудничества, что вызвало
положительную реакцию в Грузии и Азербайджане [2].
Среди решений Пражского саммита необходимо назвать также
План действий партнёрства по борьбе с терроризмом, при
реализации которого особое внимание должно уделяться следующим
направлениям сотрудничества.
1. Политические консультации организуются для союзников
по НАТО и государств-партнёров для регулярного обсуждения
проблем борьбы с терроризмом. В соответствии с согласованной
процедурой государства-партнёры могут обращаться с просьбой об их
проведении индивидуально или небольшими группами.
2. Обмен разведывательной информацией осуществляется
через специально созданный отдел связи по вопросам разведки
СЕАП/ПРМ. Предусмотрены постоянные рабочие контакты
между разведывательными службами заинтересованных стран СЕАП,
в частности Кавказа и Центральной Азии, "которые могут принести
особую пользу".
3. Пограничный контроль стал одним из направлений
сотрудничества по предложению некоторых государств-партнёров.
При развитии таких контактов главное внимание уделяется
Центральноазиатскому региону.
4. Сотрудничество в сфере борьбы с терроризмом, связанным
с применением ОМУ, направлено на согласование процедур для
организации участия партнёров в этой деятельности под руководством
НАТО и обмена соответствующей информацией и опытом.
5. Углубление сотрудничества в области чрезвычайного
гражданского планирования также вызвано необходимостью
противодействовать терроризму, связанному с применением ОМУ.
Союзники по НАТО и страны-партнёры совместно работают над
повышением готовности гражданских служб к возможным
террористическим атакам с применением химического, биологического
или радиологического оружия. Именно для решения этой задачи
на Пражском саммите был одобрен План действий по
гражданскому чрезвычайному планированию. Одной из главных его целей
является оказание содействия государствам СЕАП (по их запросу)
в устранении рисков и ликвидации последствий террористических
119

нападений, в том числе на особо важные объекты инфраструктуры
и народного хозяйства.
6. Обмен информацией о воинских формированиях предполагает
организацию каналов связи для информирования о силах,
выполняющих контртеррористические операции, и облегчения контактов
между ними.
7. Планированию строительства вооружённых сил на саммите
в Праге было уделено особое внимание. Предполагается
разработать цели партнёрства по совершенствованию военного потенциала
стран Кавказа и Центральной Азии, в связи с чем в Пражской
декларации подчеркивались важность "дальнейшего повышения
оперативной совместимости и активизация оборонной деятельности,
образующих основу партнёрства".
В развитие решений Пражского саммита на Стамбульской
встрече на высшем уровне был принят План действий партнёрства
по строительству оборонных институтов (ПДПСОИ), одобренный
главами государств и правительств стран СЕАП. Этот новый
механизм должен активизировать их усилия в деле реформирования и
структурной перестройки оборонных институтов для выполнения
задач национальной безопасности и международных обязательств
в соответствии с Рамочным документом ПРМ и Учредительным
документом СЕАП, а также решений ОБСЕ, включая Кодекс
поведения ОБСЕ по военно-политическим аспектам безопасности [3].
Кроме того, в Стамбуле при рассмотрении перспектив
дальнейшей реализации программы ПРМ было решено перенести центр
тяжести в работе по программе на "стратегически важные" регионы
Центральной Азии и Закавказья. В частности, для этих регионов
было запланировано создать миссии связи НАТО и должность
специального представителя генерального секретаря Организации.
Основные усилия в сотрудничестве с закавказскими и цен-
тральноазиатскими республиками НАТО направляет на
поддержку внутренних "демократических" преобразований и
военных реформ, наращивание их военных возможностей, а также
на расширение военно-технического сотрудничества (в рамках
ПДПСОИ). Приоритетной темой сотрудничества альянса и
республик Центральной Азии остается положение в Афганистане в связи
с переходом международных сил под командование НАТО и
120

дальнейшим расширением мандата натовской операции в этой
стране [4].
Таким образом, в ходе углубления сотрудничества в рамках
ПРМ и его дифференциации НАТО ориентирует партнёрские
страны на "интеграцию в евроатлантический военно-политический
процесс".
В 1995 г. для "содействия упрочению региональной
безопасности и стабильности" НАТО учредила программу
"Средиземноморский диалог", куда вошли Египет, Израиль, Иордания, Мавритания,
Марокко и Тунис. В 2000 г. к ней присоединился Алжир.
В 2004 г. "Средиземноморский диалог" был дополнен
Стамбульской инициативой о сотрудничестве (СИОС), которую альянс
"готов реализовать в регионе Большого Ближнего Востока". СИОС
адресована в первую очередь членам Совета сотрудничества стран
Персидского залива: Бахрейну, Кувейту, Оману, Катару, Саудовской
Аравии и Объединённым Арабским Эмиратам [5].
В коммюнике по итогам Стамбульской встречи на высшем
уровне было отмечено, что в СИОС "главное внимание уделяется
практическому сотрудничеству, в котором НАТО может принести
дополнительную пользу, особенно в области безопасности и
обороны", дополняя инициативы других международных организаций.
В рамках СИОС на двусторонней основе было предложено
проводить консультации по вопросам военной реформы, формирования
оборонного бюджета, военного планирования, военно-гражданских
отношений и сотрудничества между военными для повышения
оперативной совместимости сил и средств, борьбе с терроризмом
(обмен информацией) и взаимодействия на море, по противодействию
распространению ОМУ и средств его доставки, а также борьбе
с контрабандной торговлей.
В целом необходимо отметить, что цель различных программ
и концепций сотрудничества, разработанных натовскими
стратегами, -вовлечение в процесс создания многонациональных
вооружённых формирований регионального уровня широкого круга стран,
расположенных не только по периметру европейского континента,
но и в непосредственной близости от любых зон нестабильности
в мире, где формируются новые глобальные угрозы безопасности.
121

Планомерная интеграция военных структур членов НАТО и
не входящих в неё государств (стандартизация, унификация,
интернационализация, совершенствование организации и т.п.) должна,
как планируется, привести в среднесрочной перспективе к
существенному повышению боевого потенциала многонациональных сил,
способных действовать под командованием альянса.
На пути к "альянсу с глобальными партнёрами"?
До настоящего времени возможностей программы ПРМ хватало
для мобилизации ресурсов тех стран, членство которых в НАТО
рассматривается лишь теоретически или оно в настоящий момент
не представляет интереса в плане проведения натовских
"миротворческих" операций. Однако в условиях, когда США целенаправленно
навязывают миру концепцию глобального лидерства (особенно
после появления так называемой "доктрины Буша"), осуществляемую
Вашингтоном в собственных весьма однобоко трактуемых
интересах национальной безопасности, в том числе и путём
"программирования" действующих международных военно-политических
институтов, той ресурсной базы, которая была создана в рамках этих
институтов, оказывается уже недостаточно. Именно по этой причине
США предложили для НАТО новую программу- "глобального
партнёрства", которая предусматривает не только укрепление уже
сложившегося сотрудничества в рамках ПРМ и "Средиземноморского
диалога", но и привлечение к нему новых государств.
Эта идея является логическим следствием общей стратегии
США в отношении своих непосредственных союзников и более
широкого круга стран, которую некоторые российские эксперты
обозначают как "программирующее партнёрство" [6]. Суть
стратегии состоит в опережающей разработке повестки дня совместных
действий Соединённых Штатов с конкретными государствами, т.е.
в определении круга проблем, задающих спектр и направление
взаимодействия.
Развитие в рамках Североатлантического союза программы
"глобального партнёрства" облегчило бы объединение военных
ресурсов для проведения операций по всему миру, возглавляемых
США. Одновременно Вашингтон стремится воспользоваться
нынешним этапом борьбы с международным терроризмом, чтобы
122

разработать и укрепить механизмы, которые позволят не
допустить появления сильных соперников. Следуя логике этой стратегии
"профилактики конкуренции", США, например, активно укрепляют
и модернизируют свой союз с Японией главным образом с тем,
чтобы повысить его эффективность в противодействии потенциальной
террористической опасности на региональном и глобальном
уровнях [7].
Государства, которые предполагается охватить программой
"глобального партнёрства" НАТО, можно разделить на несколько
групп.
Первую составляют так называемые "контактные страны",
не участвующие ни в ПРМ, ни в "Средиземноморском диалоге", но
довольно активно сотрудничающие с альянсом - Австралия, Новая
Зеландия, Южная Корея и Япония. Причём две первые даже
направили свои воинские контингенты в состав Международных сил по
содействию безопасности в Афганистане. А Новая Зеландия
подписала договора об обмене документами в сфере политики
безопасности (во время визита министра обороны Ф. Гоффа в
штаб-квартиру НАТО в феврале 2006 г.).
Активное участие в урегулировании ситуации в Афганистане
принимает и Япония, которая является ведущим наблюдателем за
осуществлением операции по демобилизации, разоружению и
реинтеграции участников афганских военизированных
формирований, включающей два компонента: (1) сдачу на хранение тяжёлого
оружия и (2) собственно демобилизацию, разоружение,
реинтеграцию. В окрестностях Кабула такой мониторинг ранее
обеспечивали международные силы. Было собрано всё имеющееся тяжёлое
оружие, а также разоружено, демобилизовано и реинтегрировано
в общество около 20 тыс. бывших боевиков. Некоторые натовские
функционеры надеются, что выводимый из Ирака (с 1 июля 2006 г.)
японский контингент будет включен в состав Международных сил
по содействию безопасности в Афганистане. Однако, как заявил
министр иностранных дел Японии Т. Асо в ходе своего посещения
штаб-квартиры блока 4 мая 2006 г., его страна "пока не готова к
прямому участию в операциях НАТО". Правда, при этом он подчеркнул
заинтересованность Японии в установлении регулярных контактов
с Североатлантическим советом [8].
123

Во вторую группу государств - кандидатов на вовлечение
в "глобальное партнёрство" — условно входят страны "Большого
Ближнего Востока" (Ближний Восток, страны Персидского залива,
Северная Африка), включая участников "Средиземноморского
диалога" и СИОС. США при этом стараются развивать партнёрские
отношения прежде всего со своими ключевыми союзниками в
регионе - Израилем [9] и Пакистаном.
Значение последнего особенно возросло в связи с
распространением операции в Афганистане на шесть южных приграничных
провинций. По словам заместителя генсека НАТО А. М. Риццо,
Пакистан становится стратегическим партнёром альянса. НАТО
стремится использовать находящиеся в распоряжении
пакистанской стороны ресурсы (учитывая информацию о связях Исламабада
с некоторыми группами боевиков, в частности с талибами),
пытаясь минимизировать риски для международных сил в южной части
Афганистана и предотвращения атак на них. Однако некоторые
специалисты в штаб-квартире блока считают, что подобные связи,
напротив, могут только ухудшить ситуацию. На переговорах с
Пакистаном о сотрудничестве рассматриваются и варианты улучшения
тылового материально-технического обеспечения международных
сил через порт Карачи и путём организации грузового транзита по
территории страны [10].
На саммите в Риге поддержку стран — членов
Североатлантического союза получила ближневосточная "тренировочная
инициатива" блока (по аналогии с миссией в Ираке). Как предполагается,
она будет осуществляться в рамках "Средиземноморского диалога"
и Стамбульской инициативы о сотрудничестве.
Программа "глобального партнёрства" предусматривает также
укрепление сотрудничества с натовскими союзниками на Кавказе,
в Центральной Азии (продолжая линию Стамбульского саммита)
и в Европе.
Среди европейских партнёров в центре внимания
оказываются некоторые бывшие нейтральные страны (Швеция, Финляндия),
которые не исключают своего формального вступления в блок
в будущем, но пока не рассматривают этот вопрос в практической
плоскости. Надо сказать, что трансформация политики
нейтралитета в Европе началась с 90-х гг. XX в. В некоторой степени этот
124

процесс был обусловлен тем, что нейтральные страны стали
получать всё меньше выгод от своего статуса, который был
приспособлен к специфическим условиям противостояния НАТО и ОВД.
В настоящее время традиционно нейтральные страны (Швеция,
Финляндия, Австрия, Ирландия), фактически отказавшиеся от
термина "нейтралитет", определяют собственную политику
безопасности как "неприсоединение" и "неучастие в военных союзах".
Будущая эволюция политики безопасности этих стран в
основном укладывается в рамки трех сценариев.
1. Бывшие "нейтралы" как члены ЕС и участники натовской
программы ПРМ, а также многонациональных сил по поддержанию
мира под эгидой Североатлантического союза, продолжая
традиционную политику свободы от союзов, будут углублять своё участие
в миротворческих операциях.
2. Они будут способствовать развитию так называемой
"европейской альтернативы", содержание которой зависит от
формирования потенциала ОЕПБО ЕС, направления её эволюции, отношений
по линии трансатлантической связки, возможностей менять
тональность политики неприсоединения в рамках ОЕПБО и от тех границ,
за которыми может произойти переход в новое качество, лишающий
смысла само понятие "неприсоединение".
3. Нейтральные страны вступят в НАТО, за что выступает часть
их истеблишмента, особенно в Австрии и Финляндии, являющихся
по этой причине наиболее слабыми звеньями в этой группе
государств.
В целом балтийских "нейтралов" в настоящее время устроил
бы нынешний уровень вовлечённости в сферу европейской
безопасности при условии, что двери в Североатлантический союз будут
оставаться для них открытыми. Большая часть политических сил и
правящие круги в Швеции и Финляндии выступают за сохранение
традиционной политики безопасности. Военное неприсоединение
поддерживают также 50-70 % их граждан, тогда как число
сторонников вступления в НАТО колеблется от 15 до 35 %.
Очевидно, что пропагандируемая штаб-квартирой альянса
модель блоковой безопасности ставит неприсоединившиеся
страны перед серьёзным выбором. Начавшееся расширение
стратегического пространства Североатлантического союза на территории
125

государств ЦВЕ и Балтии, которым ещё предстоит долгий путь
полномасштабной интеграции в "цивилизованную Европу",
объективно подталкивает бывших "нейтралов" (практически уже вошедших
в сообщество развитых стран континента, но остающихся вне рамок
НАТО) присоединиться к структурам совместной обороны Запада,
чтобы не оказаться в изоляции при принятии решений, касающихся
военно-политической сферы обеспечения безопасности
европейских государств.
Следует заметить, что на бывших "нейтралов" Брюссель
оказывает заметный прессинг, поскольку они имеют высокий рейтинг
стратегической привлекательности для НАТО и в случае
вступления в блок (в целом такая возможность не исключается) их
адаптация к стандартам альянса не вызовет затруднений [11].
Разногласия по поводу натовской программы "глобального
партнёрства", возникшие незадолго до Рижской встречи стран - членов
НАТО на высшем уровне, не позволили наблюдателям достоверно
оценить, сколько времени потребуется союзникам для
согласования позиций. Разногласия эти касаются не самой идеи подобного
партнёрства, а конкретных его форм (само по себе привлечение
ресурсов союзнических стран по всему миру для военных операций
Североатлантического союза представляется странам-членам
вполне обоснованным). Об этом, например, говорят в Германии, которая
выступает против создания каких-либо новых структур, чрезмерно
"перегружающих" альянс и грозящих превратить его "в мини-ООН
или аналог ОБСЕ" [12]. Более решительную позицию занимает
Франция, которая считает, что Соединённые Штаты намерены
навязать собственное геополитическое видение проблем безопасности
как можно более широкому кругу стран [13].
Исходя из этого в итоговой декларации Рижского саммита
содержится нейтральная фраза о дальнейшем развитии и углублении
партнёрских отношений НАТО как в рамках базовых программ
альянса, так и с названными выше контактными странами [14].
В целом приходится сделать вывод, что развитие партнёрских
отношений альянса сопряжено с укреплением его военного
компонента и направлено на привлечение ресурсов союзнических стран
к участию в военных операциях блока по всему миру,
закрепление его глобальной компетенции. Именно эти цели преследует
126

предложенная Соединёнными Штатами программа "глобального
партнёрства" Североатлантического союза, хотя консенсус по ней
пока не достигнут. Комитет военного планирования НАТО намерен
активно претворять в жизнь подход, который, по мнению военного
руководства США и Великобритании, хорошо зарекомендовал себя
в Ираке и позволяет активно использовать в ходе той или иной
операции силы и средства всех участвующих в ней стран [15].
РАСШИРЕНИЕ НАТО И ИНТЕРЕСЫ
БЕЗОПАСНОСТИ РФ
История вопроса и перспективы дальнейшего
расширения НАТО
Расширение Североатлантического альянса в штаб-квартире
блока считают важной частью общего процесса его трансформации.
Продвижение НАТО на Восток стало важнейшим аргументом,
оправдывающим её существование в период после окончания
"холодной войны" и роспуска ОВД.
В 1999 г. в альянс были приняты Венгрия, Польша и Чехия,
а в 2004 г. его членами стали Болгария, Латвия, Литва, Румыния,
Словакия, Словения и Эстония. Последняя волна расширения
открыла НАТО путь не только в глубь Центральной и Восточной
Европы, но и на территорию бывшего СССР, к рубежам
постсоветского пространства.
Хотя по проблеме расширения НАТО и в отечественной, и в
зарубежной историографии наработан уже целый массив
аналитических исследований, необходимо, как представляется, ещё раз
остановиться на некоторых моментах.
После окончания "холодной войны" и роспуска ОВД страны
ЦВЕ оказались вне какой-либо системы безопасности (в
соответствии с появившимся тогда термином - в "серой зоне", вакууме
безопасности), столкнувшись при этом с проблемой потенциальных
угроз традиционного характера, главной из которых они считали
своё геополитическое положение между СССР и Германией.
Распад СССР породил целый ряд новых, нетрадиционных
угроз: возникла проблема контроля над ядерным оружием, опасность
127

формирования устойчивых миграционных потоков через
территории этих стран и т.п. Что касается безопасности экономической, то
здесь ситуация была довольно понятной: сближение с Европейским
сообществом (впоследствии Союзом) с самого начала было для
стран ЦВЕ главной задачей в связи с переводом экономики на
рыночные рельсы и переориентацией экономических связей на
развитые страны. Однако задачи интеграции стран ЦВЕ в западные
военно-политические структуры заняли важное место в их
внешнеполитической стратегии далеко не сразу.
После "бархатных" революций большинство стран ЦВЕ
возлагало основные надежды на общеевропейские институты, главным
образом на СБСЕ (в дальнейшем ОБСЕ). При этом восточноевро-
пейцы исходили из того, что после роспуска ОВД роль НАТО как
ведущей структуры безопасности в Европе также должна
постепенно уменьшаться и постепенно перейти к СБСЕ. В связи с этим
восточноевропейские лидеры, как правило, не слишком стремились
добиться членства в Североатлантическом или Западноевропейском
союзах (на последний они вообще смотрели как на "европейскую
опору" НАТО).
Большое значение в формировании внешней политики стран
ЦВЕ приобрел "немецкий фактор", на который особенно
чувствительно реагировала Польша. Именно она проявляла
наибольшую настойчивость в вопросе включения объединённой Германии
в НАТО. В 1990 г. (после создания единой Германии, но ещё до
дезинтеграции СССР и роспуска ОВД) некоторые польские политики
предлагали создать при участии СССР, Германии и НАТО сеть
взаимно перекрывающихся "крыш" для гарантии собственной
безопасности. Появилась также концепция "неантагонистической зоны" на
территории Польши, которую предлагалось создать на базе
гарантий НАТО и СССР [16].
Вопрос об интеграции стран ЦВЕ в Североатлантический союз
внедрялся в повестку дня постепенно. Быстрое принятие
альянсом новой Стратегической концепции (ноябрь 1991 г.) и
разработка его новой военной доктрины продемонстрировали странам ЦВЕ
динамизм и жизнеспособность Организации (особенно на фоне
югославского кризиса, показавшего ограниченные возможности
СБСЕ и ООН в деле урегулирования конфликтов). Большую роль
128

в создании имиджа НАТО как наиболее стабильной и дееспособной
структуры безопасности сыграли США.
Присоединение к НАТО как внешнеполитическая цель страны
в 1991 г. фигурировало лишь в секретных бумагах польского МИД,
и только 9 сентября 1991 г., т.е. уже после неудачи
инициированного ГКЧП путча, тогдашний премьер-министр Польши Я. Белецкий
в Вашингтоне впервые открыто заговорил о членстве Польши в
Североатлантическом союзе.
Учитывая растущее давление на блок со стороны стран ЦВЕ
в связи с распадом СССР, 20 декабря 1991 г. министры иностранных
дел 16 стран НАТО вместе со своими коллегами из стран ЦВЕ и
России объявили о создании Совета североатлантического
сотрудничества. Это, однако, не избавило Запад от натиска
восточноевропейских стран, которые добивались от Брюсселя не консультаций,
а гарантий безопасности, причём в обход России. Тем не менее
до 1993 г. Запад открыто не говорил о возможности расширения
НАТО [17].
Появление на международной арене стран ЦВЕ как
самостоятельного геополитического фактора в очередной раз поставило
европейцев перед традиционной дилеммой: как при фактически разном
"удельном весе" субъектов обеспечить их формальное равенство.
Именно они начали активно обсуждать проблему неравного
статуса безопасности для стран Европы. Так, Польша неоднократно
заявляла, что для неё статус нейтральной державы неприемлем. Её
руководство утверждало, что независимость в рамках
нейтралитета может строиться на базе либо очень сильных вооружённых сил
(шведская модель), либо ограниченного суверенитета (как было
в Финляндии во время "холодной войны"), а "у Польши нет средств,
чтобы стать Швецией, и желания становиться Финляндией" [18].
В европейской истории известны попытки объединения стран
в небольшие союзы - "малые Антанты", которые оказывались
недолговечными, поскольку никогда не были самостоятельным
геополитическим фактором. Некоторые политологи считали, что их
неэффективность - результат несовпадения по времени с союзами
крупных держав. На этой основе появилась концепция
комплексной (многослойной) системы европейской безопасности, в
которую должны войти все существующие в Европе структуры
129

безопасности, а неотъемлемым её компонентом стало бы
многостороннее субрегиональное сотрудничество стран ЦВЕ.
Были предложены различные варианты институциализации
сотрудничества между странами региона или образования новой
международной организации с их участием (или созданной специально
для них) [19]. Франция, в частности, предложила идею
"европейской конфедерации", которую страны ЦВЕ отклонили, поскольку
она предполагала включение в этот союз России, но не США
(следует помнить, что гипертрофированный "атлантизм" стал наиболее
характерной чертой идеологии посткоммунистических элит стран
Восточной Европы). Кроме того, страны региона не были готовы
отказаться от интеграции в Европейское сообщество ради
неясных перспектив существования в составе "европейской
конфедерации" [20].
Вместе с тем реальный профиль обрела идея центральноевро-
пейского союза. Наметившуюся институциализацию Центральной
Европы в рамках треугольника Варшава-Прага-Будапешт1 активно
поддержал Запад, и прежде всего США [21].
Необходимо отметить, что Вышеградское соглашение, ставшее
наиболее успешной формой региональной интеграции государств
ЦВЕ в политической сфере, было использовано этими странами
прежде всего для поиска наиболее короткого пути в НАТО и, в
определённой степени, в ЕС (экономической интеграции в Европу
должно было способствовать Центральноевропейское соглашение
0 свободной торговле).
В то же время варианты создания самостоятельной
субрегиональной системы безопасности Центральной и Восточной Европы
страны региона считали не слишком реалистичными. Например,
предложение Л. Валенсы о создании НАТО-бис, озвученное в марте
1992 г. и направленное на институциализацию региональной
безопасности, хотя неоднократно обсуждалось, но никогда
официально не было конкретизировано. По мнению бывшего заместителя
министра иностранных дел Польши А. Товпика, даже если такая
1 Так называемое Вышеградское соглашение было подписано 15 февраля 1991 г. на
встрече тогдашних президентов Чехословакии и Польши, В. Гавелом и Л. Валенсой,
и премьер-министром Венгрии И. Анталлом.
130

система была бы создана, то, принимая во внимание разные
уровни развития и потенциалы стран региона, её эффективность перед
лицом как внешних, так и внутренних угроз была бы
сомнительной [22]. В наиболее общих чертах эта концепция предусматривала,
что "страны ЦВЕ и страны, которые возникли после распада СССР,
заключат под патронатом НАТО и с её помощью соглашение,
которое устраняло бы территориальные претензии и угрозу применения
силы в двусторонних отношениях" (такая интерпретация
концепции НАТО-бис появилась в сентябре 1992 г. на страницах польской
официальной газеты "Речь Посполита" [23]).
Польша использовала идею подобного союза в первую
очередь как средство давления на Запад, в определённой степени даже
шантажа, с целью получения "твёрдых гарантий" безопасности.
Подтверждением тому служит, например, выступление бывшего
министра иностранных дел страны А. Олеховского в Центре
стратегических и интернациональных исследований в Вашингтоне 14
декабря 1993 г. с докладом "Семь заявлений относительно
безопасности Польши". Напомнив высказывание тогдашнего госсекретаря
США Дж. Бейкера о недопустимости образования в Европе новой
разделительной стены - "стены безопасности", которая может
возникнуть в случае отстранения некоторых стран от участия в НАТО,
А. Олеховский заявил: "Подобная стена будет поощрять появление
разных решений проблем безопасности и подходов, которые станут
неким "третьим путем". Вышеградская группа, а также иные
полезные и обещающие региональные объединения исчезнут" [24]. Тем
самым он явно пугал своих слушателей перспективой
непредсказуемого перекраивания геополитической карты Европы.
Выступая 29 мая 1995 г. в Пражском институте международных
проблем, занимавший в то время пост министра иностранных дел
Польши В. Бартошевский остановился на трёх возможных
вариантах решения проблем безопасности Центральной Европы. Первый
предполагал, что этот регион будет предоставлен собственной
судьбе. По мнению В. Бартошевского, это "означало бы величайшую
опасность, заключенную в воссоздании тесных региональных
связей, снижении цивилизационного уровня, возможности
повторения этнических конфликтов и политической нестабильности и, как
следствие, прогрессирующую маргинализацию этого региона."
131

Вторая концепция, на которой остановился В. Бартошевский, -
это выдвинутое Россией предложение о построении новой системы
безопасности в Европе на основе ОБСЕ и перекрестных гарантий
России и НАТО, которые они дадут странам ЦВЕ. Неприемлемость
этого предложения польский министр мотивировал главным
образом тем, что в этом случае сохранится раскол Европы, при котором
отдельные её части будут иметь неравный статус безопасности.
Центральная Европа при этом останется в "серой зоне" и станет
ареной внешнего и внутреннего соперничества, т.е. не
субъектом, а объектом европейских отношений. К тому же, по мнению
В. Бартошевского, нестабильная Россия не может выступать
гарантом безопасности.
Третьим и единственно приемлемым, по его убеждению,
вариантом является расширение западноевропейских институтов на
Восток, причём такое, которое исключало бы появление в Европе
новых разделительных линий. Условием, обеспечивающим это,
должно быть углубление партнёрства НАТО с Россией и
Украиной [25].
Североатлантический альянс, подчеркивают в Брюсселе,
пошёл навстречу чаяниям так называемых "пороговых стран" ЦВЕ,
стремившихся стать полноправными членами "сообщества
демократии" (или, как высокопарно выразился тогдашний генсек НАТО
X. Солана, "сообщества судьбы"). Таким образом, давление со
стороны стран региона сыграло существенную роль в расширении
НАТО на Восток. Вместе с тем в одном из комментариев,
опубликованных в США в январе 1997 г., Г. Киссинжер призвал
американскую администрацию назвать вещи своими именами и признать
важность расширения НАТО для интересов США, в то время как
из официальной риторики можно было сделать вывод, что это жест
поддержки стран Центральной Европы, которые якобы опасаются
за свою безопасность [26].
Как подчеркивала газета "Крисчен сайенс монитор",
расширение НАТО предоставило бы тогдашнему президенту США У.
Клинтону "место в истории в качестве архитектора новой системы
безопасности, призванной защищать новые демократии". Она
приводила мнение С. Слоуна, эксперта по европейским делам из
исследовательской службы конгресса, который говорил, что
132

расширение альянса "соответствует стремлению Клинтона оставить
свой след в истории". По мнению же Д. Panne, эксперта в области
вооружений, "дело не в обороне или политике, а во многих
миллиардах долларов".
Однако было бы недопустимым упрощением сводить всё
к интересам ВПК ведущих натовских стран. Экспансия НАТО на
Восток отвечала прежде всего национальным интересам США.
Действительно, насколько в боснийском урегулировании трудно
было провести черту между собственно политикой США как
отдельного государства и их действиями как члена НАТО, настолько
сегодня в складывающихся реальных контурах американской
стратегии "глобального лидерства" роль НАТО стала всё более сводиться
к функции пусть главного, но инструмента политики Вашингтона.
Основой "нового атлантического сообщества", концепция
которого была представлена в сентябре 1996 г. в Штутгарте бывшим
госсекретарем США У. Кристофером, должно было стать такое
переплетение НАТО, ЗЕС, ЕС и других международных организаций
(при сохранении центральной роли альянса), которое
обеспечивало бы военно-политическое доминирование США не только в
расширенной НАТО, но и в расширяющемся ЕС. Эта модель должна
была способствовать распределению ответственности между США
и европейскими членами альянса (читай - финансового бремени) за
поддержание стабильности в Европе в условиях, когда параметры
присутствия Соединённых Штатов на этом континенте были ещё
неопределёнными, но явно не могли остаться прежними. Учитывая
признание политико-экономического лидерства Германии в
европейской части предполагаемого "нового атлантического
сообщества", расширение НАТО должно было стать важным инструментом
обеспечения экономических интересов США в Европе, а их
присутствие на рынках центральноевропейских стран
(структурированных Центральноевропейским соглашением о свободной
торговле) - важным каналом влияния на ЕС и противовесом влиянию
Германии.
Именно расширение НАТО, а значит, географической и
функциональной сферы применения её механизмов в конце минувшего —
начале нынешнего тысячелетия позволило сохранить
Организацию как военно-политический институт, объединяющий лидера
133

евроатлантического сообщества с группой его ключевых союзников
в Европе. При администрации Дж. Буша эта схема стала
меняться: центр американских интересов всё больше смещался в сторону
новых членов блока из ЦВЕ или стремящихся к членству в
альянсе стран Центральной, Восточной и Южной Европы, а также
Закавказья. Эти государства оказались в фокусе американской
внешней политики не только благодаря своей готовности поддержать
иракскую кампанию и географической близости к стратегически
важному для США Ближневосточному региону, но и потому, что
Вашингтон не упустил возможности на их примере
продемонстрировать миру успехи своей жёсткой линии на "содействие свободе и
демократии" [27].
Однако вряд ли можно утверждать, что именно Вашингтон
навязал западноевропейским столицам такую "спурт-экспансию" [28].
Сама идея расширения НАТО исходила от германских политиков и
дипломатов. Именно Германия стала первой западной страной,
которая открыто поставила вопрос о расширении Североатлантического
союза на сессии Североатлантической Ассамблеи в конце 1992 г.,
когда её представитель заявил о необходимости принять в НАТО
страны ЦВЕ.
Для ФРГ лучшей гарантией безопасности на своих восточных
границах было присоединение центральноевропейских стран
(прежде всего Польши) к западным военно-политическим и
экономическим институтам. Специфика подхода Германии к расширению
состояла в том, чтобы процесс этот не ограничивался
распространением компетенции блока на Восток, а шёл параллельно с
интеграцией в ЕС. Международный вес Германии, не являющейся
мировой державой, зависит прежде всего от мощи интегрированной
Европы, и функция локомотива европейской интеграции, как
считают в Берлине, будет способствовать возвращению ей
традиционной ведущей роли в формировании консенсуса и баланса интересов
больших и малых европейских наций.
В целом расширение НАТО в значительной степени
соответствовало и интересам западноевропейцев, стремившихся закрепить
переход государств ЦВЕ из советского лагеря в западный и
содействовать реформированию политических систем этих стран.
134

Однако волны расширения блока в 1999 и 2004 гг. прошли
точно в соответствии со сценарием, выработанным Соединёнными
Штатами фактически без консультаций с союзниками. Решения по
конкретным кандидатам администрации США принимали в
одностороннем порядке (вероятно, та же схема будет применяться и
в дальнейшем), что вызывало заметное недовольство в рядах
союзников. В частности, по словам бывшего германского представителя
в НАТО Г. фон Рихтхофена, "политика Russia First была отброшена
без какой-либо подготовки и предварительного обсуждения". В
ноябре 1994 г. в телеграмме МИД ФРГ Рихтхофен жаловался на то, что
американцы "договариваются с восточноевропейцами об условиях
членства напрямую и ставят НАТО перед свершившимся фактом,
вместо того чтобы консультироваться с союзниками".
Судя по всему, в отношениях с партнёрами по альянсу
американские сторонники экспансии действовали следующим образом:
"фильтровали" участников диалога, максимально вовлекая в
процесс сторонников расширения или благожелательных "нейтралов"
и игнорируя потенциальных оппонентов, которых оповещали о
принятых решениях постфактум [29].
Приходится согласиться с оценкой экспертов, что НАТО как
система бюрократических институтов играет в процессах
расширения подчинённую роль по отношению к неформальным
группам политических интересов и сил, прежде всего в вашингтонском
истеблишменте [30].
Еще один вопрос, на котором необходимо остановиться, — это
возможность присоединения России к НАТО. Необходимо
подчеркнуть, что для западного сообщества эта тема всегда была
чисто спекулятивной. Более того, идеологи расширения
альянса в администрациях Буша и Клинтона рассматривали
втягивание Российской Федерации в обсуждение проблемы глобализации
Североатлантического союза (поддерживая у Москвы иллюзии
о возможном присоединении к нему) как лучший способ
нейтрализации её возражений против расширения альянса. Поэтому
некорректная и непоследовательная позиция российской стороны
в отношении членства России в НАТО в начале 90-х гг. прошлого
135

века1 была именно тем результатом, на который и рассчитывали
определённые западные круги.
Известно, что членство в альянсе давало бы России право (как и
другим участникам Организации) налагать вето на любое решение,
принимаемое в рамках блока. Это было и остаётся неприемлемым
для абсолютного большинства традиционных евроатлантических
элит (в марте 1954 г. из-за подобных же опасений была отклонена
заявка Москвы на вступление в Североатлантический союз).
Анализ работ аналитиков из США позволяет говорить о том, что
в американском внешнеполитическом истеблишменте к настоящему
времени сформировалось определённое видение будущей картины
евроатлантической интеграции: приём в Североатлантический союз
всех, кто может стать его полноправным членом (при сохранении
лидерства в нём США), и ликвидация "белых пятен" на карте блока
в Европе при одновременном вовлечении в сферу влияния
альянса максимального числа новых партнёров (программа "глобального
партнёрства" НАТО).
В контексте концепции "Большого Ближнего Востока" в
Вашингтоне заговорили о необходимости расширения
американского военно-стратегического присутствия в самом центре Евразии
(Кавказ, Каспийский регион, Центральная Азия). По аналогии
с ним некоторые американские эксперты (например, близкий к
Госдепартаменту политолог Ф. Старр) предложили создать
региональный форум "Партнёрство по сотрудничеству и развитию Большой
Центральной Азии", задача которого состояла бы в планировании,
координации и осуществлении целого ряда программ,
разработанных в Соединённых Штатах [31].
Более того, уже введена в научно-политический оборот так
называемая концепция "Большого Черноморского региона", границы
1 Имеются в виду послание Б. Ельцина Североатлантическому совету, в
котором он ставил вопрос о возможности членства России в НАТО (декабрь
1991 г.); его известные выступления осенью 1993 г. в Варшаве и Праге
о допустимости вступления стран ЦВЕ в НАТО; письмо российского
руководства лидерам НАТО с пожеланием, чтобы отношения альянса с
Россией были "на несколько градусов теплее", чем с восточноевропейскими
странами, и просьбой считать её потенциальным кандидатом в члены
альянса (осень 2003 г.).
136

которого весьма условны. В частности, по инициативе
американской стороны в рамках Консорциума военных академий и научно-
исследовательских институтов в области безопасности и обороны
ПРМ образована рабочая группа по проблемам данного региона,
которая должна заниматься теоретическим и научно-практическим
обеспечением развития системы безопасности Причерноморья.
Вместе с тем попытка Соединённых Штатов расширить указанный
регион за счёт государств, напрямую в него не входящих, не
получила пока поддержки среди союзников США по НАТО (за
исключением Румынии) [32]. Это связано с опасениями европейских стран,
что так называемые "замороженные конфликты" на постсоветском
пространстве расширят спектр региональных проблем.
Выстраивание подобных геостратегем американским
внешнеполитическим истеблишментом, включая близких к Белому дому
представителей аналитических структур, неразрывно связано
с темой глобализации Североатлантического союза. Так, наряду
с довольно аморфными идеями вовлечения альянса в
урегулирование палестино-израильского конфликта [33] американское
внешнеполитическое сообщество достаточно подробно проработало
вопрос об использовании блока в постконфликтной стабилизации
в Ираке, по-прежнему настаивая на направлении в эту страну
коалиционных сил [34]. Тем не менее это предложение, как уже
отмечалось, не получило поддержки европейских союзников, и роль
Североатлантического альянса в Ираке ограничивается на
сегодняшний день "Миссией НАТО по обучению" (оказание помощи
иракскому правительству в подготовке сил безопасности).
В июле-августе 2006 г. представители американского
внешнеполитического ведомства предложили ввести части натовских Сил
реагирования в состав миротворцев на юге Ливана для
осуществления мероприятий по стабилизации ситуации после недавнего лива-
но-израильского конфликта. Это предложение, однако, было
отклонено штаб-квартирой блока на том основании, что НСР достигнут
полной боеготовности только в октябре 2006 г. По сообщениям
источника в НАТО, члены альянса придерживаются разных взглядов
на региональные проблемы, поэтому Североатлантический союз
пока "не видит для себя роли" в ближневосточном
урегулировании [35].
137

Необходимо отметить, что в подходах некоторых
американских экспертов, рассматривающих перспективы участия альянса
в программе "Большой Ближний Восток", прослеживается
тенденция к изменению самого понятия расширения НАТО. Они
считают, что этот процесс означает лишь увеличение числа союзников,
объединённых программой ПРМ, который вовсе не требует
официального приёма в альянс новых членов. Такая тенденция
говорит о том, что в США начинают понимать, что инструменты, ранее
испытанные в Европе (такие как план Маршалла или НАТО) и
опирающиеся на основополагающую трансатлантическую
политико-культурную солидарность, не вполне подходят для Ближневосточного
региона и Евразии.
В США осознают, что отказ блока от зональной
ответственности несколько снизит остроту проблемы расширения
Североатлантического союза, и отдают предпочтение коалициям по принципу
ad hoc. Однако Вашингтон, обеспечивая свои глобальные интересы,
не намерен отказываться от дальнейшего официального
расширения альянса и будет по-прежнему выступать его главным
лоббистом.
Новая фаза дискуссии о перспективах развития процесса ев-
роатлантической интеграции накануне Рижского саммита
началась после резкого заявления Ж. Ширака в отношении
навязываемой Соединёнными Штатами программы трансформации НАТО.
В своём выступлении перед двумястами французскими послами
в конце августа 2006 г., которое СМИ назвали "важной
внешнеполитической речью", президент Франции подчеркнул, что "попытки
вовлечь Североатлантический альянс в невоенные миссии,
временные партнёрства, технологические авантюры и недостаточно
подготовленное расширение способны лишь изменить само
предназначение НАТО". По его мнению, в центре внимания блока должно
оставаться его "первоначальное предназначение как военной
организации, гарантирующей коллективную безопасность европейских
и североамериканских союзников" [36].
Как считает главный редактор "Бюллетеня стратегической
информации TTU" (Париж) А. Калик, высказывание Ж. Ширака об
опасности неподготовленного расширения Североатлантического
союза вписывается в официальную позицию Франции, для которой
138

альянс — это прежде всего эффективный инструмент коллективной
обороны, а не коллективной внешней политики. Эксперт назвал
такую позицию двойственной, поскольку, несмотря на критику,
официальный Париж одновременно стремится и к улучшению
отношений с Вашингтоном. А. Калик связал выступление Ж. Ширака
с разворачивавшейся в то время в стране президентской кампанией,
на фоне которой усилились голоса противников расширения НАТО.
Конечно, Франция не стала бы блокировать процесс расширения
блока, но она способна притормозить вступление в альянс
балканской группы, а это, в свою очередь, повлияло бы на сроки
возможного присоединения к нему Украины и Грузии [36].
Ещё до того, как начался новый этап дискуссии о перспективах
трансформации НАТО, завершившийся встречей в верхах в Риге,
из дипломатических источников поступала информация о том, что
этот саммит не станет расширенческим (вопрос об этом, скорее
всего, будет решаться на следующей встрече, запланированной на
весну 2008 г.), однако обсуждение данной проблемы не исключалось.
Хотя в Риге ни одной стране не было сделано официального
предложения о начале переговоров о вступлении в альянс, в целом
на саммите было подтверждено намерение НАТО и в дальнейшем
проводить политику "открытых дверей". Кроме того, все кандидаты
получили определённый "сигнал", который был им обещан
накануне саммита генеральным секретарём НАТО Я. де X. Схеффе-
ром [37]. Это в первую очередь касалось Албании, Македонии и
Хорватии, уже охваченных Планом действий по подготовке к
членству в НАТО. По словам генсека, странам, участвующим в ПДПЧ, на
встрече в Риге был послан ясный "сигнал", "что на следующем
саммите в 2008 г. государства, соответствующие натовским стандартам,
получат приглашение начать переговоры о вступлении". Ещё три
балканские страны (Сербию, Черногорию, Боснию и Герцеговину),
до настоящего времени никак не охваченных процессом евроат-
лантической интеграции, на саммите в Риге было решено
пригласить присоединиться к программе ПРМ (кстати, они уже заявили
о своей заинтересованности и в полноправном членстве в
Организации). Следует заметить, что вопрос о развитии взаимоотношений
с этими странами члены Североатлантического союза традиционно
139

увязывают с их готовностью сотрудничать с Гаагским трибуналом
по бывшей Югославии.
Наиболее спорным и чувствительным с точки зрения
интересов безопасности РФ является вопрос о возможном приёме в НАТО
Украины и Грузии. Итоговые документы Рижского саммита
подтверждают, "что альянс будет продолжать интенсифицированный
диалог с Грузией и Украиной, который охватывает сферы
политических, военных, финансовых вопросов и проблем безопасности и
связан со стремлением этих стран к членству [в Организации. - Прим.
авт.], без обозначения окончательного решения" [38]. Союзники
также поощрили данные страны к дальнейшему участию в развитии
региональной безопасности.
Необходимо подчеркнуть, что Североатлантический союз
начал программу реализации долгосрочной стратегии и в отношении
СНГ. Помимо широко декларируемых целей борьбы с
международным терроризмом, повышения уровня партнёрства и доверия
такая стратегия предполагает наращивание потенциала для
оказания при необходимости военно-политического давления на Россию.
Патрулирование авиацией альянса воздушного пространства стран
Балтии, начавшееся сразу после их вступления в НАТО, следует
рассматривать как свидетельства реализации этой стратегии и
появившихся у блока новых возможностей.
В качестве важнейших инструментов достижения
стратегических целей на территории СНГ Североатлантический союз
активно использует механизмы СЕАП и программы ПРМ. Кроме того,
НАТО проводит индивидуальный и углубленный диалог и в рамках
Плана действий для индивидуального партнёрства и Плана
действий партнёрства в борьбе с терроризмом. Главной задачей на этом
направлении натовские аналитики считают отказ от односторонних
подходов и постепенное "размывание" роли РФ на постсоветском
пространстве.
Как отмечалось, на саммите НАТО в Стамбуле (2004 г.) было
решено направить высвободившиеся после последнего раунда
расширения средства и ресурсы партнёрских программ в страны
Закавказья и Центральной Азии. Руководство альянса пока не
планирует размещать там крупные вооружённые силы на постоянной
основе или распространить на государства этих регионов действие
140

ст. 5 Вашингтонского договора. Однако опорные точки, которые
можно использовать для расширения там присутствия НАТО, уже
создаются. Укрепляются также действующие механизмы и
инструменты партнёрства в чётко определённых и ранее апробированных
натовцами в других странах сферах: военная реформа,
подготовка военных кадров, проведение совместных учений и тренировок,
организация конференций и семинаров по проблемам безопасности
и вопросам практического сотрудничества. Вместе с тем в кратко-
и среднесрочной перспективе НАТО, вероятно, не планирует
принимать в альянс большинство стран Содружества, хотя для более
отдалённого будущего такую возможность исключать нельзя.
Угрозы для безопасности РФ, связанные
с расширением НАТО
Расширение НАТО, безусловно, затрагивает политические,
военные и в определённой степени экономические интересы Российской
Федерации, однако основные угрозы для её безопасности,
обусловленные продвижением альянса на Восток, до сих пор не
систематизированы. В общем виде российская позиция в отношении
экспансии Североатлантического союза заявлена в Концепции
национальной безопасности и Военной доктрине РФ (документы
приняты в 2000 г., причём в новой Концепции данному вопросу
уделено гораздо меньше внимания, чем в прежней). Так, укрепление
военно-политических блоков и союзов, и прежде всего расширение
НАТО, отнесены в Концепции национальной безопасности к
факторам, с которыми связываются основные угрозы в международной
сфере, т.е. внешние угрозы (в документе выделены также
внутренние и трансграничные угрозы). Указывается на растущие масштабы
этих угроз в военной области как одно из следствий перехода НАТО
к практике силовых действий вне зоны ответственности блока и
без санкции Совета Безопасности ООН, которая возведена в ранг
стратегической доктрины и может привести к дестабилизации
обстановки в мире.
Появление тех или иных проблем в двусторонних
отношениях России с одним из сопредельных государств или во
взаимоотношениях стран на постсоветском пространстве (которое Москва
141

относит к особой сфере интересов национальной безопасности)
может стать поводом для интервенционного вмешательства со стороны
НАТО, не согласованного с РФ и, скорее всего, не
санкционированного СБ ООН. Это требует от России выявления наиболее
вероятных сфер интересов альянса и выработки чёткой и согласованной
политической линии. В данном случае граница между военными и
невоенными угрозами довольно условна, причём последние
сегодня гораздо более актуальны для РФ. Среди вызовов, которые прямо
или косвенно могут быть связаны с расширением НАТО,
необходимо выделить следующие:
- развертывание группировок сил и средств с целью военного
нападения на Россию или её союзников;
-территориальные претензии к РФ, стремление к
политическому отдалению или силовому отторжению от неё отдельных
территорий;
- вмешательство во внутренние дела России со стороны
иностранных государств или организаций, поддерживаемых
иностранными государствами;
- наращивание группировок войск, нарушающее сложившийся
баланс сил вблизи границ РФ или её союзников и в прилегающих
к их территории морях;
- действия, затрудняющие доступ России к стратегически
важным транспортным и энергетическим коммуникациям;
- деятельность международных радикальных группировок,
вооружённые провокации, усиление экстремизма вблизи российских
границ.
К военно-техническим аспектам экспансии НАТО следует
отнести существенное расширение инфраструктуры блока и создание
благоприятных условий для развертывания крупных передовых
группировок войск, которые могут представлять военную угрозу
Российской Федерации на её западных рубежах; резкое увеличение
глубины воздействия тактической авиации альянса (практически
на всю территорию европейской части России); разделение
системы базирования Балтийского флота РФ (затруднение коммуникаций
между базами в Калининградской области и в Финском заливе).
Дальнейшее продвижение НАТО на Восток чревато
наращиванием военно-политического давления Запада на РФ. Создаются
142

предпосылки для оказания такого давления под угрозой
размещения на территории новых членов блока воинских контингентов
основных участников альянса. Процесс этот уже начался, о чём
свидетельствует, в частности, патрулирование натовской авиацией
воздушного пространства стран Балтии.
Дальнейшее расширение Североатлантического союза за счёт
республик СНГ будет способствовать созданию транспортных
коридоров (в том числе и для доставки углеводородов) в обход
российской территории, которые напрямую свяжут Западную Европу,
Центральную Азию и Китай (проект "Шёлковый путь"). В
результате Россия как политический, экономический и военный субъект
может быть вытеснена на периферию единой системы
международных отношений.
Присоединение к НАТО государств, ранее входивших в состав
СССР, усилит дезинтеграционные процессы и сепаратистские
тенденции внутри самой России, угрожая её целостности и
национальной безопасности. Уже сейчас блок НАТО постоянно и
последовательно подчёркивает обособленность Калининградского анклава,
что с политической точки зрения также является крайне негативным
для интересов РФ аспектом расширения Североатлантического
союза. В результате изменения статуса трёх прибалтийских государств
в достаточно сложной палитре отношений России и НАТО, помимо
неурегулированных вопросов военного транзита и
жизнеобеспечения Калининградской области, возникают и другие серьёзные
проблемы, в частности продолжающаяся дискриминация
русскоязычного населения в странах Балтии.
ОТНОШЕНИЯ СЕВЕРОАТЛАНТИЧЕСКОГО
СОЮЗА С НЕКОТОРЫМИ ГОСУДАРСТВАМИ
СНГ И ПЕРСПЕКТИВЫ ИХ ЧЛЕНСТВА В НАТО
Отношения НАТО с Украиной
Формат отношений Североатлантического союза и Украины
складывается уже почти 10 лет. Первый документ - Хартия об
особом партнёрстве Киева и Брюсселя - был подписан в Мадриде
9 июля 1997г. украинским президентом Л.Кучмой. Его же
143

указом 4 ноября 1998 г. была утверждена Программа расширения
сотрудничества Украины и НАТО до 2001 г. Однако под давлением
противников прозападного курса 23 апреля 1999 г. Верховная рада
приняла постановление "Об отношениях Украины с Организацией
Североатлантического договора", которое не допускало втягивания
страны в альянс. Косовский кризис заставил украинских
законодателей признать, что "Организация Североатлантического договора
является агрессивным военным блоком".
Несмотря на это, 23 мая 2002 г. украинский президент
официально провозгласил курс на вступление страны в НАТО, после чего
соответствующее решение было принято Советом национальной
безопасности и обороны. Год спустя Верховная рада
зафиксировала членство в альянсе как внешнеполитическую цель в законе "Об
основах национальной безопасности Украины", нарушив при этом
статьи украинской Конституции о внеблоковом статусе
государства.
По аналогии с Советом Россия - НАТО была образована
Комиссия НАТО - Украина, ставшая рабочим органом для
регулярных консультаций. В марте 2004 г. Верховная рада
ратифицировала находившийся на рассмотрении в течение 2 лет специальный
Меморандум о взаимопонимании между правительством Украины и
штабами верховных главнокомандующих Объединённых
вооружённых сил НАТО в Атлантике и в Европе, предусматривающий право
так называемого "быстрого доступа" натовских формирований на
территорию республики. Ратификация этого документа
продемонстрировала готовность украинского правительства предоставить
территорию страны в качестве плацдарма для ведения военных
операций альянса, в том числе на пространстве СНГ [39]. Одновременно
с этим президент утвердил новую Военную доктрину, согласно
которой украинская оборона должна реформироваться с учётом
взаимодействия со структурами Североатлантического союза.
Подписав с Украиной накануне Стамбульского саммита
Меморандум о взаимопонимании по стратегическим авиаперевозкам,
НАТО получила возможность использовать для своих операций
украинские транспортные самолеты Ан-124 "Руслан" [40]. Как
отмечала по этому поводу украинская сторона, "Украина ведёт себя
почти как член НАТО".
144

Тем не менее в период президентства Л. Кучмы руководство
страны проявляло некоторую непоследовательность и
нерешительность в реализации курса на вступление в альянс (имеются в
виду временное изъятие из Военной доктрины тезиса о евроатланти-
ческой интеграции; заявления о том, что Украина ещё не достигла
тех критериев, которые позволили бы говорить о точной дате её
вступления в НАТО). Однако команда, пришедшая к власти во главе
с президентом В. Ющенко в результате так называемой "оранжевой
революции", объявила о форсировании избранного курса.
Так, 21 апреля 2005 г. был опубликован указ главы
украинского государства "Вопросы Военной доктрины Украины". В новой
редакции этого основополагающего документа прямо
поставлена задача вступления страны в блок НАТО и Европейский союз.
Украина готовится к полноправному членству в этих организациях
исходя из того, что именно они "являются гарантами безопасности
и стабильности в Европе". Одним из факторов обеспечения
военной безопасности республики названы "укрепление доверия между
государствами, последовательное снижение угрозы использования
военной силы, проведение политики евроатлантической
интеграции, конечной целью которой является вступление в НАТО, как
основы общеевропейской системы безопасности". Также определено,
что активизация евроатлантической интеграции страны, вступление
в Североатлантический альянс и связанное с этим глубокое
реформирование оборонной сферы в соответствии с европейскими
стандартами "относятся к наиболее важным приоритетам как внешней,
так и внутренней политики" [41].
Хотя в системе новой власти возникло несколько
конкурирующих центров принятия политических и экономических решений
(что просматривалось в деятельности президента, Совета
национальной безопасности и обороны - СНБО, правительства и
отдельных министерств), курс на интеграцию в НАТО стал
определяющим для большинства лиц, занимавших тогда ключевые посты
(секретарь СНБО П. Порошенко, министр обороны А. Гриценко,
министр иностранных дел Б. Тарасюк). Премьер Ю. Тимошенко
придерживалась противоположной точки зрения, но никогда
активно не выступала по этому вопросу [42].
145

Заботясь о своевременной ликвидации возможных
юридических осложнений, связанных со вступлением Украины в НАТО,
властные структуры инициировали обсуждение в СМИ
некоторых "скользких" тем. Первая - это пребывание до 2017 г. в Крыму
российского Черноморского флота, предусмотренное
специальным договором. Как подчеркнул в интервью немецкому изданию
"Франкфуртер рундшау" в июне 2005 г. А. Гриценко, "до настоящего
момента ни один официальный представитель НАТО не ставил
такого условия, что Украина не может стать членом НАТО до 2017 г.,
когда заканчивается договор об аренде с Черноморским флотом.
Программа "Партнёрство ради мира" предусматривает
соблюдение таких формальных критериев, как стабильность границ. Пока
Украина и Россия придерживаются этих критериев, и Россия
движется к демократии, Черноморский флот на украинской территории
не вызывает никаких опасений" [43].
Однако сразу после избрания В. Ющенко президентом Киев
начал оказывать на Россию массированное давление с целью
пересмотра соглашений о пребывании её флота на территории
республики. Например, российские военно-морские базы были объявлены
источниками экологического загрязнения Чёрного моря. В Киеве
неоднократно поднимали и вопрос о пересмотре размеров арендной
платы за земельные участки и размещённые на них объекты с
учётом мировых цен.
Второй активно дискутировавшийся в украинских СМИ
вопрос- это несоответствие членства в НАТО Основному закону
страны, в котором прописан её внеблоковый статус. В связи с этим
президент В. Ющенко не исключил возможности проведения
общенационального референдума по данному вопросу. Хотя его сроки и
не были определены, но правительство Ю. Тимощенко, тем не
менее, планировало организовать массовую агитационную кампанию
в поддержку курса евроатлантической интеграции после выборов
в Верховную раду (март 2006 г.).
В связи с отставкой кабинета Ю. Тимошенко в сентябре 2005 г.,
ставшей следствием коррупционного скандала, и формированием
нового правительства, перед которым в преддверии парламентских
выборов президент поставил задачу улучшить отношения с Россией,
146

курс на форсированную интеграцию республики в западные
военно-политические структуры был незначительно скорректирован.
Было очевидно, что исход предвыборной кампании зависит
в первую очередь от позиций партий по актуальным
внутриполитическим и социально-экономическим проблемам (в том числе от
умения интерпретировать их в популистском духе, что всегда было
характерно, например, для агрессивных кампаний Ю. Тимошенко).
Однако ожесточённая политическая борьба разгорелась и вокруг
натовской тематики. Более того, вопрос о возможном вступлении
Украины в Североатлантический союз стал своего рода
индикатором, указывающим на принадлежность партий и предвыборных
блоков к основным противоборствующим силам. Два крупных
предвыборных лагеря, которые условно можно было бы назвать
"блоком НАТО" ("Наша Украина", Блок Юлии Тимошенко, Блок
партии "Реформы и порядок" и гражданской партии "Пора", "Рух")
и "блоком единого экономического пространства" (Партия
регионов, Коммунистическая партия Украины, Прогрессивная
социалистическая партия Украины Наталии Витренко, блок "Не Так"),
предложили избирателям по сути альтернативные проекты
будущего развития Украины.
После выборов в связи с растянувшимся на полгода
формированием новой правительственной коалиции во главе с премьером
В. Януковичем взятый "оранжевыми" темп на вступление Украины
в альянс стал постепенно снижаться. Тем не менее новая
расстановка политических сил на Украине не внесла ощутимых изменений
в курс на евроатлантическую интеграцию страны. Так, партии,
участвовавшие в переговорах о коалиционном соглашении (Партия
регионов, социалисты, коммунисты, "Наша Украина"), в принципе
договорились придерживаться положений Универсала национального
единства - документа, в котором среди прочего говорилось о
перспективах вступления Украины в НАТО. Более того, пронатовский
лагерь, который возглавляли министр иностранных дел Б. Тарасюк
(в начале декабря 2006 г. Верховная рада приняла решение о его
отставке) и министр обороны А. Гриценко, временно сохранил свои
позиции благодаря так называемой "президентской квоте" при
формировании правительства. Приверженность избранному курсу
147

подтвердил и новый глава МИД Украины А. Яценюк во время
своего посещения штаб-квартиры НАТО 26 марта 2007 г.
Многие ожидали, что после ухода партии "Наша Украина"
в оппозицию внешнеполитический курс страны может измениться.
Однако весной 2007 г. на Украине разразился очередной
политический кризис. Дело в том, что некоторые депутаты от оппозиции
приняли решение перейти в правящую коалицию, которую
сформировали Партия регионов, социалисты и коммунисты. Президент
В. Ющенко расценил этот шаг как попытку коалиции получить
большинство в парламенте, необходимое для блокирования вето
главы государства, и подписал указ о роспуске парламента и
назначении новых выборов (30 сентября 2007 г.). По мнению
большинства политологов, новый состав Верховной рады вряд ли сможет
найти выход из сложившейся ситуации, поскольку причиной
кризиса в стране является "серьёзный политический территориальный
раскол Украины" [44].
В НАТО главным лоббистом членства Украины в этой
организации являются Соединённые Штаты. Вашингтон не оставляет
попыток "пристегнуть" Киев к блоку. Накануне Рижского саммита
вопрос о присоединении Украины к Плану действий по подготовке
к членству в НАТО стал центральным. Хотя Киев в августе 2006 г.
временно отложил подачу заявки1, 14 сентября 2006 г. в Брюсселе на
заседании Комиссии НАТО - Украина данный вопрос вновь встал
на повестку дня. При этом американский посол в Киеве открыто
заявил, что "если украинское правительство подаст четкий сигнал
именно сейчас, в сентябре—октябре, что Украина хочет
присоединиться к ПДПЧ, то Соединённые Штаты поддержат это решение"
(и это несмотря на возражения некоторых европейских
союзников).
После выступления В. Януковича, заявившего в Брюсселе,
что "сейчас стоит говорить о расширении сотрудничества с НАТО,
1 По словам премьера, Украина намеревалась "использовать образующийся
временной промежуток для работы по реальному сближению с НАТО, проведения
необходимых реформ, выполнения рекомендаций, которые уже даны альянсом".
В Киеве опасались вызвать новые общественные и политические потрясения сразу
же "после завершения тяжёлого политического кризиса в стране".
148

а не о вступлении в блок", присоединение Украины к ПДПЧ было
временно отложено. Однако, как считает бывший министр
иностранных дел Б. Тарасюк, эта проблема может быть преодолена1.
Кроме того, уже сейчас альянс, явно одобряя провозглашенный
Киевом курс, начал реализацию специального Плана действий для
Украины, который представляет собой программу углубления
сотрудничества, основанную на механизмах ПДПЧ.
Необходимо иметь в виду, что, в отличие от официального
приглашения начать переговоры о вступлении в альянс, решение о
присоединении той или иной страны к ПДПЧ необязательно должно
приниматься на сессии Североатлантического совета на уровне
глав государств и правительств. Так, План действий по подготовке
к членству в НАТО впервые был принят на Вашингтонском
саммите (1999 г.) для поддержки стран-кандидатов, не попавших в
первую волну расширения блока (тогда членами альянса стали только
Польша, Чехия и Венгрия). На саммите в Праге (2002 г.)
приглашение начать переговоры о вступлении в Североатлантический союз
получили уже 7 стран, участвовавших к тому времени в ПДПЧ
(переговоры были завершены в 2004 г.). Решения о присоединении
к ПДПЧ государств "балканской группы" принимались в рабочем
порядке в период между натовскими саммитами. Албания,
например, подписала такое соглашение в 2001 г., а Хорватия - в мае
2002 г.
Оценивая выступление Б. Януковича в Брюсселе, Б. Тарасюк заявил, что
единственный его минус "в том, что в краткосрочной перспективе мы не получим
сигнала от Рижского саммита в ноябре этого года относительно предложения
присоединиться к Плану действий по членству в НАТО. Но считаю, что и эта проблема будет
преодолена. Хотел бы подчеркнуть, что премьер и правительство, в соответствии
с Конституцией, не наделены такими полномочиями в области внешней
политики, какие имеет президент. Если внимательно ознакомиться с Основным законом,
то совершенно очевидно, что президент является главным институтом в Украине,
который имеет обширные полномочия в области внешней политики. Таких
полномочий нет ни у премьера, ни у какого бы то ни было министра. И если, скажем,
правительство в лице премьера не захочет реализовывать те или иные направления,
то у президента есть конституционные инструменты, которые с легкостью могут
это преодолеть".
149

В. Янукович, выступая в Брюсселе, особо подчеркнул
необходимость усилить информационную работу среди украинского
населения, которая создала бы позитивный образ альянса и изменила
отношение к нему граждан. Причина беспокойства очевидна:
согласно официально приводимым данным членство Украины в
Североатлантическом альянсе поддерживает 25—30 % украинского
общества, а по оценкам независимых исследователей, - только
19 %1. Вместе с тем в соответствии с опросом общественного
мнения, проведённым на Украине в ноябре 2005 г. Институтом стран
СНГ, возглавляемым К. Затулиным (Институт диаспоры и
интеграции), подавляющее большинство жителей Украины выступает за
вхождение их страны в ОДКБ.
Индикатором общественных настроений стали массовые
антинатовские выступления в Крыму летом 2006 г. в знак
протеста против учений "Си Бриз 2006". Напряжённость на Украине и,
в частности, на Крымском полуострове порождают действия самой
НАТО, которая оказалась одним из главных факторов
нестабильности. По оценкам экспертов, в случае вступления страны в
альянс украинским солдатам придется действовать в "горячих" точках,
а самой стране - заплатить высокую цену за адаптацию к натовским
стандартам (по некоторым оценкам, около 18 млрд дол.).
Итоги Стамбульского саммита позволили наблюдателям
говорить о реальном намерении Североатлантического союза
продолжить процедуру формального расширения, в том числе и за счёт
постсоветского пространства, хотя серьёзное обсуждение подобной
перспективы внутри блока находится пока на начальной стадии.
В центре внимания СЕАП в Стамбуле наряду с реорганизацей
вооружённых сил альянса, расширением его миссии в Афганистане
и ситуацией в Ираке оказались и вопросы укрепления евроатлан-
тической солидарности и расширения сферы деятельности НАТО
за пределы Европы. Помимо протокольной риторики участники
саммита выработали документы, констатирующие и закрепляющие
1 Эти данные были приведены руководителем исследовательского центра
"Социальный мониторинг" О. Балакиревой в ходе работы экспертного круглого стола
"Информационная открытость украинской власти: какая она есть и какой должна
быть" (Киев, 17 июня 2005 г.).
150

новые географические приоритеты альянса. В числе таковых были
выделены Кавказ, Центральная Азия, Ближний и Средний Восток.
Темой завершающего дня саммита стали страны СНГ, которые
стремятся попасть в следующую волну расширения блока. Так,
в ходе заседания Комиссии НАТО - Украина было одобрено
"стремление Украины к полной интеграции в евроатлантические
структуры". Украинская сторона, в свою очередь, выразила надежду, что
"сотрудничество Украины с США в иракской миссии даёт довольно
положительные сигналы относительно сближения с НАТО".
Явно провокационный по отношению к России характер
носила утечка информации из Брюсселя о том, что на встрече министров
иностранных дел стран НАТО в Вильнюсе 21 апреля 2005 г. Украине
предложат вступить в блок (об этом, в частности, в середине
апреля публично заявил министр иностранных дел Литвы А. Валонис).
Как следовало из разъяснения, поступившего позднее из
штаб-квартиры альянса, в соответствии с процедурой официальные
приглашения делаются только на саммитах глав государств и правительств.
Следует, однако, отметить, что на проведённом в рамках встречи
в Вильнюсе заседании Комиссии НАТО - Украина было принято
принципиальное решение о начале "интенсифицированного
диалога" по подготовке страны к вступлению в Североатлантический
союз.
В ходе состоявшегося в конце июня 2005 г. визита
Я. де X. Схеффера в Киев (сразу после его приёма в Москве)
украинская сторона передала ему "начальный дискуссионный документ",
который лёг в основу указанного "интенсифицированного диалога"
как новой формы взаимоотношений Украины и альянса [45]. По
мнению генсека НАТО, начало такого диалога является серьёзным
шагом на пути атлантической интеграции Украины. Он должен
охватывать весь спектр политических, военных и финансовых вопросов,
а также проблем безопасности, связанных с возможным
вступлением страны в Североатлантический союз. По его словам, "это чёткий
сигнал со стороны стран - членов альянса о поддержке стремления
Украины интегрироваться в евроатлантические структуры".
Программа сотрудничества в этой сфере, в частности,
предусматривает "укрепление демократических институтов, углубление
политического диалога, активизацию реформирования структур
151

безопасности и обороны, улучшение информирования
общественности и преодоление отрицательных социально-экономических
последствий реформ". По утверждению Схеффера, "Украина
приобретает ценный опыт, участвуя в конкретных мероприятиях по
поддержанию международной безопасности в рамках операции НАТО
в Косове", который ещё больше обогатится после присоединения
страны к операции "Активные усилия" в Средиземном море и,
возможно, к образовательной миссии НАТО в Ираке.
Как заявил на вышеупомянутой вильнюсской встрече Б. Та-
расюк, "Украина готова выполнить амбициозную цель по
проведению необходимых реформ за три года - к 2008 г." [46].
Следует отметить, что одним из важных требований, которые
НАТО предъявляет к странам-кандидатам, является
реформирование их вооружённых сил в соответствии с натовскими стандартами.
Однако переживающая глубокий экономический кризис Украина,
судя по всему, не способна самостоятельно решить эту задачу. Так,
общие затраты на оборонные нужды в пересчёте на одного
украинского военнослужащего в настоящее время в 10—40 раз меньше,
чем в государствах Североатлантического альянса. Намеченные
в республике сокращения вооружённых сил и других военных
формирований, а также оптимистические прогнозы в отношении
экономического роста страны в ближайшей перспективе кардинально
ситуацию не изменят.
Подготовка Украины к членству в НАТО предполагает
осуществление широкомасштабной программы полной модернизации
и перевооружения ВС. Однако до сих пор такой программы нет, и
неясно, кто будет её оплачивать и выполнять. Материальная же
помощь военному строительству, которую в настоящее время
оказывают Украине США и некоторые страны НАТО, почти в 10 раз
меньше той, которая была предоставлена на аналогичные цели,
например, Польше, Венгрии или Чехии. Исходя из этого
некоторые эксперты полагают, что полномасштабное членство Украины
в НАТО не является для Североатлантического альянса ближайшей
или среднесрочной целью.
Вместе с тем в случае с Украиной формальные критерии
готовности к вступлению в блок не имеют для Запада такого же
значения, как при приёме государств ЦВЕ. Мотивы активной поддержки
152

западным сообществом (и прежде всего США) членства этой
республики в блоке лежат гораздо глубже - в глобальном
геополитическом противостоянии по линии Россия - Запад. По мнению
влиятельных украинских политиков и экспертов, "Украина будет принята
в НАТО тогда, когда альянс сочтёт это нужным, когда ему будет это
выгодно. В любой момент... заполучить такую территорию - об
этом же только можно мечтать". При этом "для США не так важно,
чтобы украинская армия была натовского образца. Важно, чтобы
НАТО получила достаточный контроль, во-первых, над
производством и распространением вооружения, а во-вторых- над некоторой
стратегией развития военных блоков на этой территории... Именно
США будут настаивать на членстве Украины в НАТО. Ликвидация
украинской армии в этом случае будет всего лишь одним из
следствий. Нет смысла просто ликвидировать украинскую армию как
таковую, потому что она не представляет ни для кого интереса. А
ликвидировать украинскую военную экономику, сделать невозможным
её активное развитие вместе с российским военно-промышленным
комплексом - это более интересно. С точки зрения национальной
безопасности США и противостояния, которое сейчас намечается
в отношении России, это достаточно важная задача" [47].
По словам возглавлявшего в 2005 г. комитет Верховной рады
Украины по вопросам национальной безопасности и обороны
Г. Крючкова, украинская военная промышленность Западу не
нужна, и в настоящее время делается всё для развала украинской
армии1. В условиях хронического недофинансирования украинские
ВС стремительно деградируют. По оценкам комитета по вопросам
1 В интервью российскому информационному агентству "Регнум" Г. Крючков
заявил буквально следующее: "Я не раз бывал в НАТО. Что меня всегда поражало,
так это то, как там расхваливают нашу военную реформу. Они все в восторге от
неё. Я даже однажды спросил, как они могут так расхваливать нашу реформу, если
наша армия за годы своего существования не получила ни одного нового вида
вооружения, если она финансируется не более чем на 50-60 % от минимальной
потребности! Я спрашивал у заместителя генерального секретаря, знает ли он, в
каком состоянии находится наша армия, и он ответил: "Знаю. Вы нам просто скажите,
что вы хотите и что вы можете. Что вы скажете - мы примем, а что касается
остального-мы зонтик над вами повесим. Остальное мы всё вам продадим" (pda.regnum.
ru/news/polit/503912.html).
153

национальной безопасности и обороны Верховной рады, уже к 2010-
2015 гг. страна может лишиться практически всех видов
современных вооружений. В Сухопутных войсках останется около 1,5 тыс.
танков и 1,6 тыс. артиллерийских систем калибра более 100 мм,
требующих полной модернизации. В Военно-воздушных силах из-
за нехватки керосина на учебные полеты подготовленными сегодня
считаются всего примерно 170 летчиков, при том что скоро в строю
останется не более 150 боевых самолётов, 100 из которых
нуждаются в радикальной модернизации. Войска ПВО, которые к тому
времени войдут в состав ВВС, будут иметь около 100 зенитных
ракетных дивизионов, вооружённых устаревшей техникой,
позволяющей осуществлять слежение в общей сложности примерно за 400
целями. А Военно-морские силы, имеющие в своём распоряжении
14 устаревших боевых кораблей, станут одними из самых
малочисленных в Черноморском регионе.
Характерно, что директор украинского Института
стратегических исследований, который попытался отстаивать на страницах
журнала "Эксперт на Украине" противоположную точку зрения,
называя мифом разговоры о том, что вступление в НАТО уничтожит
ВПК Украины, фактически пришел к аналогичному выводу1.
В основу внешнеполитического курса Киева после
"оранжевой революции" был положен тезис о том, что Украина в своей
международной деятельности будет следовать общим
ориентирам государств Центральной и Восточной Европы - новых членов
Североатлантического союза и ЕС. В связи с этим не удивительно,
как часто украинские властные структуры пытаются имитировать
стереотипы и акценты международной политики таких стран, как
Польша, Румыния, Болгария, Латвия, Литва, Эстония и др.
Такая особенность внешней политики Украины появилась
довольно давно. Можно, например, вспомнить, как в мае 1995 г.
вслед за Польшей (с начала 90-х гг. прошлого тысячелетия упорно
1 "Альянс интересуют стандарты наших вооружённых сил, а как вы будете их
достигать - строить сами или покупать технику на стороне — неважно. Новичкам для
покупки вооружения страны альянса предоставляют выгодные условия. Может ли
такие условия предоставить Украине Россия? Не может. Украинское правительство
само придёт к выводу, что нет смысла развивать свою военную промышленность,
будучи членом альянса".
154

доказывавшей, что статус нейтральной державы ей не подходит,
поскольку она расположена в той части Европы, где постоянно
существует опасность дестабилизации ситуации) тогдашний
украинский президент Л. Кучма назвал нейтралитет Украины "нонсенсом",
учитывая её географическое положение. Украина, как следовало из
распространённой тогда анкеты Североатлантической ассамблеи,
"озабочена попытками отстранить её от активного участия в
европейской архитектуре безопасности", заявляя о своей неотделимой
принадлежности "к региону ЦВЕ, который выразил желание
добиваться членства в НАТО".
Как считает В. Ющенко, именно "центральноевропейская
схема" должна служить для Украины моделью при интеграции в
европейские и евроатлантические структуры. Членство в Евросоюзе,
по его мнению, - это одна из приоритетных целей его страны. Она
"подразумевает адекватную систему безопасности и охраны
государства, а наилучшей системой такого рода в рамках ЕС,
безусловно, является Организация Североатлантического договора" [48].
Страны ЦВЕ в своё время тоже заявляли, что их главной целью
является вступление в ЕС, а членство в НАТО может способствовать
её скорейшему достижению. Однако за утверждением о том, что
Североатлантический альянс служит лишь ступенькой на пути
интеграции в экономические структуры западного сообщества, явно
просматриваются интересы США, которые добиваются
расширения клуба американских сателлитов в Европе.
Вопреки надежде на быстрый успех правящая группировка
вынуждена признать, что в силу региональной и внутренней
специфики процесс интеграции в названные структуры не будет для
Украины столь же скорым, как для стран ЦВЕ. Поэтому, по
мнению украинских власть имущих, необходимо убедить ЕС и НАТО
принять в свой состав некоторые постсоветские страны, для чего
Украине следует приложить определённые усилия для изменения
ситуации на пространстве СНГ. Потому-то в основу новой
украинской внешней политики были положены два взаимосвязанных
концептуальных положения.
Во-первых, Украина должна стать новым региональным
лидером, продвигая процессы "антиавторитарной демократизации и
освобождения страны, государств Восточной Европы и республик
155

СЫТ от российского влияния". Эта активность подаётся как вклад
Украины в обеспечение региональной стабильности и расширение
пространства безопасности в контексте интересов НАГО.
Во-вторых, Украина в союзе с некоторыми другими
странами - членами СНГ должна ликвидировать рудименты советской
региональной идентичности и убедить Запад в том, что они
являются государствами, обладающими стандартной европейской (евроат-
лантической) идентичностью. Таким образом Украине и некоторым
другими странами СНГ удастся добиться субрегиональной
политической совместимости (гомогенности), а в перспективе -
полноправного членства в НАТО и ЕС.
В свою очередь, НАТО и ЕС поставили перед официальным
Киевом ряд неформальных условий, которые должны доказать
новое качество его внешней политики. Так, Украине отводится
определённая "служебная" функция в Восточной Европе и черноморско-
каспийской зоне — миссия активного насаждения евроатлантических
ценностей. При этом приоритетными задачами в этом контексте
являются урегулирование приднестровского конфликта
(соответствующий план выдвинут Украиной весной 2005 г.) и политическая
активизация деятельности ГУАМ [49].
Необходимо обратить внимание на то, что модель
регионального лидерства Украины явно скопирована с претензий официальной
Варшавы накануне и после Мадридского саммита НАТО (1997 г.),
где состоялось приглашение Польши к переговорам о вступлении
в альянс. Именно условия, связанные с возможным членством в этой
организации (в меньшей степени - в ЕС), стали отправной точкой
для выстраивания новой парадигмы польской восточной политики,
направленной на обеспечение Польше "роли регионального
лидера в рамках интеграционных структур Запада" (как было
зафиксировано в специальной программе "Предвыборная акция" партии
"Солидарность"). При этом региональная роль Польши, по
определению занимавшего тогда пост заместителя министра иностранных
дел А. Ананича, виделась в первую очередь как "натовская"
("стабилизация ненатовского окружения" и "демократизация региона").
Под региональной политикой в Польше подразумевают
отношения с государствами Центральной и Восточной Европы,
а также со странами так называемой Черноморско-Балтийской оси.
156

По мнению известных польских экспертов и политиков, именно
"судьба пространства, лежащего между Балтикой и Чёрным морем",
порождает "основополагающий, стратегический конфликт
интересов Польши и России" [50].
В США, некоторых государствах ЦВЕ и Балтии до сих пор
есть немало сторонников выдвинутого ещё в 1992 г. 3. Бжезинским
и польскими правыми проекта Черноморско-Балтийской дуги
как межрегионального экономического и военно-политического
альянса (концепция НАТО-бис). Попытки наполнить этот проект
реальным содержанием предпринимались за прошедшее время
неоднократно. В этом участвовала и Украина, которая в 1993 г.
выступила со своим планом создания "центрально-европейской зоны
безопасности" без участия России. Сторонниками институциали-
зации Черноморско-Балтийской оси как субрегионального военно-
политического объединения (и альтернативы членству в НАТО)
были, как правило, правонационалистические партии государств
ЦВЕ и Балтии. Официальные же круги этих стран, напротив,
рассматривали активизацию межрегионального сотрудничества как
средство ускоренной интеграции в западные военно-политические
структуры. Учитывая стремление Украины в НАТО, думается, она
не оставит попыток придать черноморско-балтийскому
сотрудничеству свежий импульс.
По словам польского президента Л. Качиньского, "украинский
вопрос является одним из приоритетов польской внешней
политики". По его убеждению, "в Польше нет ни одного политика,
который бы не разделял подобный подход" [51]. По мнению некоторых
экспертов, в Варшаве сегодня "подогревают" евроатлантические
устремления Киева по тем же причинам, по которым Германия
в 90-е гг. прошлого века активно поддержала идею членства Польши
в НАТО и ЕС, видя в этом гарантии безопасности на своих
восточных границах.
Концепцию новой региональной роли Украины в контексте
американского "геополитического плюрализма" на постсоветском
пространстве активно поощряет Вашингтон (так же, как в свое
время он выдвинул на роль лидера ЦВЕ Польшу). Именно США вместе
со странами Центральной и Восточной Европы выступают сегодня
157

лоббистами украинского членства в НАТО (своего рода
"американо-польский проект" для Киева).
С недавнего времени простые призывы представителей
американского внешнеполитического экспертного сообщества
принять Украину в Североатлантический союз начинают сменяться
убеждённостью в том, что её вступление в альянс может
состояться уже в скором времени [52]. Продвигая идею более тесной
кооперации Союза с Украиной (и понимая, что характер отношений
НАТО с этой страной качественно отличается от отношений
альянса с Россией), некоторые американские аналитики
принципиально возражают против активизации сотрудничества с "впадающим
в авторитаризм Кремлём". Многие американские эксперты советуют
НАТО в целом изменить отношение к России, и среди них -
близкий к дипломатическим кругам политолог (и функционер) Р. Асмус,
который высказывается за то, чтобы политика Союза на российском
направлении была более жёсткой. Хотя один из сотрудников
американского Фонда "Наследие" указал при этом на несомненное
достоинство Совета Россия - НАТО: с одной стороны, РФ сотрудничает
с Североатлантическим альянсом, с другой - её мнение в Совете
не влияет на принятие решений.
Для американского внешнеполитического ведомства вопрос
о вступлении Украины в НАТО обсуждается уже не столько в
плоскости преимуществ и последствий подобного шага (в первую
очередь чреватого ухудшением отношений с Россией), сколько в плане
сроков приёма. Там признают, что присоединение Украины
потребует большой подготовительной работы, прежде всего от
официального Киева, о чём, в частности, заявил во время своего визита
в страну в августе 2005 г. сенатор Р. Лугар, известный своими
антироссийскими настроениями. В Госдепартаменте США особенно
важным считают проведение массовой агитационной кампании для
создания позитивного образа НАТО в украинском обществе.
Вопрос о поддержке вступления Украины в
Североатлантический союз считается важным и в Брюсселе, и в столицах входящих
в эту организацию государств, поскольку подобное решение
должно приниматься на основе консенсуса.
Натовские функционеры отмечают, что приглашение Украины
в альянс - это не та проблема, которую можно будет решить
158

в ближайшем будущем. Как подчеркнул один из
высокопоставленных чиновников в штаб-квартире блока, пока только три
страны являются кандидатами в члены НАТО (Албания, Македония и
Хорватия), но даже они пока не получили официального
приглашения [53].
Во время своего визита в Киев в конце июня 2005 г. генсек
альянса, отвечая на вопрос о том, есть ли среди союзников те, кто
скептически воспринимает идею членства Украины, отметил, что не
может "комментировать позицию отдельных государств-членов". Он,
однако, напомнил, что решение предложить Украине формат
"интенсифицированного диалога" в связи с её заинтересованностью и
провести соответствующие реформы основано на консенсусе.
Тем не менее явные противники вступления Украины в НАТО
сегодня имеются. Это прежде всего Франция (о чем говорилось
выше) и правительства довольно многих стран Европы, которые
весьма сдержанно относятся к перспективе активизации альянса
также в Закавказье и Центральной Азии. Однако сегодня они не
готовы пойти на ухудшение отношений с Вашингтоном, которое
станет неизбежным, если они заблокируют процесс дальнейшего
расширения НАТО.
Отношения Североатлантического союза с республиками
Закавказья и особенности политики НАТО в регионе
После распада СССР закавказские республики оказались
втянутыми в сложную геополитическую борьбу за передел сфер влияния.
Контроль над стратегическими ресурсами, выгодные долгосрочные
инвестиции в месторождения углеводородов на Каспии,
перспективы строительства нефтепроводов к мировым рынкам, а также ряд
политических факторов определяют значение Закавказья на
постсоветском пространстве.
Хотя Североатлантический союз пока не заявляет о своём
намерении участвовать в урегулировании конфликтов на Южном
Кавказе, всё же, очевидно, следует ожидать активизации
вмешательства в эти процессы США и НАТО, принимая во внимание
их энергетические интересы и тот факт, что строящиеся и
159

запланированные трубопроводы должны пройти вблизи так
называемых "зон нестабильности".
Под предлогом охраны маршрутов транспортировки нефти и
газа США убеждают правительства закавказских республик в
необходимости своего военного присутствия в регионе, преследуя при
этом не только экономические, но и политические цели, в
частности формирование с помощью Грузии, Азербайджана и Турции
очередного проамериканского блока. Кроме того, некоторые аналитики
полагают, что, вкладывая средства в реализацию проекта
нефтепровода Баку-Джейхан, США и Великобритания решают не
столько проблему своего энергообеспечения, сколько добиваются
энергетической независимости республик Закавказья от Российской
Федерации, чтобы окончательно вовлечь эти страны в своё поле
политического влияния.
Такой своеобразный "двойной энергетический коридор"
является краеугольным камнем всей американской политики в регионе,
которая во многом поддерживается ресурсами НАТО.
Выступая 1 марта 2005 г. на слушаниях в сенатском комитете по
вооружённым силам, занимавший в то время посты главы
европейского командования ВС США и Верховного главнокомандующего
ОВС НАТО в Европе генерал Дж. Джонс1 отметил, что Кавказ
остаётся ключевым регионом для распространения демократии в
Центральной и Юго-Западной Азии. Каспийская нефть, идущая через
Кавказ, в ближайшие 5 лет будет обеспечивать до 25 %
общемирового прироста производства углеводородов. Несмотря на то что на
Кавказе остаются неурегулированными этнические конфликты и
процветают коррупция и преступность, в нескольких частях этого
региона, по мнению генерала, наблюдается "замечательное
продвижение демократии" и достигнута "устойчивость власти" [54].
В последнее время внимание Соединённых Штатов, НАТО и
Евросоюза к "замороженным" конфликтам на Кавказе, которые
стали к тому же формальным препятствием для вступления
закавказских республик в Североатлантический союз, существенно
возросло. Эти конфликты, как полагают на Западе, дестабилизируют
1 В конце декабря 2006 г. Верховным главнокомандующим ОВС НАТО в Европе
был назначен генерал Дж. Крэддок.
160

ситуацию на новых границах Североатлантического альянса и ЕС,
вплотную приблизившихся к России в мае 2004 г. Западное
сообщество старается жёстко ограничить или вообще исключить
участие Москвы в миротворческих процессах на Кавказе и завершить
их на собственных условиях, опираясь на своих региональных
партнёров (прежде всего на Грузию), свои финансовые ресурсы и
военную мощь.
Моделями кризисного урегулирования могут стать, скорее
всего, косовский и боснийский сценарии, апробированные НАТО на
Балканах. Для этого планируемые операции по
интернационализации конфликтов предваряются пропагандистскими кампаниями,
которые дискредитируют "самопровозглашенные" республики,
представляя их как криминальные зоны, через которые идут потоки
нелегального оружия, наркотиков и живого товара (подобное
происходит и в отношении Приднестровья).
Что касается "активных действий" против
"самоопределившихся" Абхазии, Южной Осетии или Нагорно-Карабахской Республики
(силового варианта либо очередной "революции роз"), то, помня
печальный балканский опыт, в НАТО отдают себе отчёт в том, что они
могут породить трудноразрешимые проблемы: этнические чистки,
большие потери среди мирного населения, потоки беженцев и
гуманитарные катастрофы.
Однако при этом нельзя исключить возможность
односторонних силовых действий, в частности грузинских властей, для
восстановления контроля над территорией страны. Они не отказались от
намерения подчинить Южную Осетию и Абхазию даже после
неудачной вылазки своих вооружённых формирований летом 2004 г.
в глубь "Цхинвальского района" (так со времени 3. Гамсахурдии
в Тбилиси называют Южную Осетию) и последующего частичного
их вывода, даже несмотря на то, что всего лишь разговоры о
перспективе интернационализации "замороженных" кавказских
конфликтов только усугубили абхазскую, юго-осетинскую и
карабахскую проблемы, но никак не способствовали их решению.
Последствия борьбы с сепаратизмом, объявленным главным
врагом как грузинской, так и азербайджанской государственности,
могут оказаться весьма драматичными. Военные действия, в случае
их развязывания, способны ослабить нынешние правящие режимы
161

и даже привести к их падению, создать благоприятную среду для
распространения экстремизма и терроризма. Вероятность
разрушения на Кавказе хрупкого межэтнического мира и политического
баланса весьма велика, поскольку интернационализация конфликтов
вряд ли ограничится вовлечением только США и НАТО. Прямые
военные действия могут всколыхнуть Северный Кавказ и затронуть
соседние Иран и Турцию, наёмники из которых будут пополнять
ряды обосновавшихся в регионе исламистских террористических
группировок [55].
Для России ситуация на кавказском направлении складывается
не самым благоприятным образом. Успешно используя внутренние
конфликты и факторы, затрудняющие государственное и
экономическое строительство, а также острую потребность бывших
советских республик в инвестициях, США добиваются расширения
своего экономического и военного присутствия в регионе. Положение
осложняется прозападной политикой властей закавказских
государств, прежде всего в Грузии и Азербайджане. Следует отметить,
что и европейские страны, скорее всего, будут всячески
препятствовать тому, чтобы расположенный в зоне их интересов регион вновь
был ориентирован исключительно на Россию.
При всей общности декларируемых целей (борьба с
религиозным и национальным экстремизмом и терроризмом, наркотрафиком
и другими трансграничными угрозами) конфликт интересов РФ и
Североатлантического альянса в регионе проявляется всё заметнее,
особенно в связи с обсуждением перспектив дальнейшей экспансии
блока.
Вместе с тем в ближайшие планы НАТО, скорее всего, не
входит приём в альянс Грузии и Азербайджана, официально
провозгласивших присоединение к нему своей стратегической целью.
В Армении сближение с Североатлантическим союзом является
одним из политических приоритетов прозападной оппозиции, и этот
вопрос в недалёком будущем может оказаться в центре
внутриполитической борьбы и общенациональной дискуссии. В отношении
всех трёх закавказских республик НАТО уже сейчас активно
применяет так называемую концепцию "удаленных партнёров",
позволяющую поддерживать тесные кооперационные отношения, используя
162

ресурсы и инфраструктуру этих стран для достижения собственных
целей1.
Накануне Рижского саммита вопрос о присоединении Грузии
(наряду с Украиной) к Плану действий по подготовке к членству
в НАТО вновь встал на повестку дня. План индивидуального
партнёрства с НАТО, к которому грузинская сторона присоединилась
в октябре 2004 г., власти страны расценивают как прямой путь
к ПДПЧ. В рамках данного индивидуального плана с помощью
Европейского центра по изучению вопросов безопасности им.
Маршалла (ФРГ) и была разработана нынешняя национальная
оборонная стратегия Грузии [56].
Официальный Тбилиси, в отличие от Киева, не заявлял об
изменении своих намерений, рассчитывая получить в Риге
обещанный генсеком НАТО "сигнал" о присоединении к ПДПЧ или даже
добиться желаемого результата уже в ноябре 2006 г. Хотя подобные
вопросы решаются в альянсе на основе консенсуса и на
индивидуальной основе с каждой из стран-претендентов, в Тбилиси считают,
что присоединение Грузии к этому Плану зависит от позитивного
решения аналогичного вопроса для Украины или что решение по
обеим странам будет приниматься в НАТО единым "пакетом".
Не случайно грузинская сторона в последнее время особенно
активно стремится к выработке совместных с Киевом инициатив
в рамках ГУАМ и "Большого Черноморского региона", называя
Украину своим "главным стратегическим оружием". План
индивидуального партнёрства Грузии с НАТО во многом ориентирован на
развитие региональных инициатив для Закавказья и Черноморского
региона. При этом грузинский президент М. Саакашвили
высказывается за расширение масштабов подобного сотрудничества,
сравнивая его со Средиземноморской инициативой НАТО.
Однако пока грузинской стороне (как и Украине) предложен
только "интенсифицированный диалог" с НАТО. Соответствующее
1 Речь может идти, например, о предоставлении в распоряжение ВВС НАТО их
воздушного пространства для ведения разведки воздушных и наземных объектов,
в том числе с помощью системы "АВАКС". Это даст возможность перенести рубеж
разведки в глубь России ещё на 400 км и более, поскольку Кавказские горы сейчас
сильно осложняют наблюдение с территории Турции.
163

решение принято Североатлантическим советом и подтверждено
на встрече министров иностранных дел стран - членов альянса,
состоявшейся 22 сентября 2006 г. в кулуарах Генеральной Ассамблеи
ООН, где обсуждалась ситуация в Грузии. Объявляя о принятом
решении, генсек НАТО подчеркнул, что подобная инициатива
предполагает "ответственность", и призвал к мирному разрешению
конфликтов в Абхазии и Южной Осетии. По словам его помощника
Дж. Колстона, страны - члены альянса ожидают от Грузии
соответствующих "зрелых и ответственных шагов" [57]. Однако, как
полагают некоторые специалисты, представители Североатлантического
союза уже сейчас обсуждают в кулуарах возможность
присоединения этой страны к НАТО в ближайшем будущем, несмотря на явную
экономическую, политическую и военно-оборонную неготовность
Тбилиси к такому шагу. Возможно, что Брюссель в нарушение
собственных норм всё-таки примет Грузию в альянс до того, как будет
решён вопрос о её территориальной целостности. При этом
некоторые натовские аналитики ссылаются на испанский прецедент 1982 г.,
когда страна вступила в члены Организации, несмотря на
территориальный спор с Великобританией по поводу Гибралтара [58].
Окончательная ликвидация российских баз в Батуми и
Ахалкалаки существенно ограничит возможности России
реагировать на неблагоприятное развитие военно-политической
обстановки в Закавказье и может ускорить вхождение Грузии в НАТО.
После вывода всех российских воинских контингентов с
территории Грузии снова может возникнуть напряжённость в зоне грузино-
юго-осетинского конфликта, в Аджарии и Джавахетии, и на пути
продвижения западных военных структур в Закавказье будут, по
сути, сняты последние препятствия.
Проблема приднестровского урегулирования, позиция НАТО
и отношения Североатлантического союза с Молдавией
В последние годы западное сообщество настойчиво пытается
изменить формат работы посредников приднестровского
урегулирования - России, Украины и ОБСЕ. Добиваясь от российской стороны
выполнения обязательств по выводу ещё остающихся на
территории Приднестровской Молдавской Республики (ПМР) войск и
164

вооружений бывшей 14-й армии, Запад одновременно убеждает
Кишинёв осуществить план приднестровского урегулирования без
активного участия России, не исключая при этом проведения
военной или гражданской "интернациональной" гарантийной операции.
Заметную активность в этом проявляет в последнее время ЕС,
однако и США, имея в своём распоряжении инструменты НАТО,
стремятся занять ведущие позиции в процессе приднестровского
урегулирования.
По некоторым данным, ещё в середине лета 2003 г., после
массированного давления на ОБСЕ Соединённых Штатов [59],
председательствовавшие тогда в этой организации Нидерланды начали
предметные консультации с НАТО и ЕС по вопросам
международной интервенционной операции в Приднестровье, задуманной
в противовес предложенной Москвой военно-гарантийной
операции (вместо нынешней миротворческой акции). В частности,
рассматривались предложения по развертыванию в Приднестровье
миротворческой операции под эгидой ЕС, аналогичной той, которая
была проведена в Македонии, но уже с мандатом ОБСЕ.
Перспективы участия Евросоюза в кризисном регулировании
в Приднестровье соответствующие структуры ЕС анализируют уже
в течение нескольких лет. В итоге эксперты пришли к заключению,
что военная миссия Евросоюза должна быть ограничена только
поддержанием мира, а потому конфликтующим сторонам следует до её
начала подписать мирное соглашение.
Среди инициатив, активно поддержанных США (и
появившихся, скорее всего, именно с их подачи), следует назвать предложение
о заключении так называемого Пакта стабильности для Молдавии,
в котором были бы прописаны механизмы международных
гарантий приднестровского урегулирования. С таким предложением
в конце 2004 г. президент РМ В. Воронин обратился к США, ЕС,
Румынии, России и Украине. В Вашингтоне активно поддержали
идею подписания такого документа на межминистерском саммите
ОБСЕ в Софии в декабре 2004 г. (российской стороне удалось тогда
предотвратить его принятие).
Как известно, предложения Москвы по урегулированию
ситуации (так называемый "меморандум Козака", содержавший вариант
"асимметричной федерации" для Молдавии), выдвинутые в конце
165

2003 г., были заблокированы молдавской стороной под
массированным давлением Запада. Необходимо отметить, что кишинёвские
власти в последнее время недвусмысленно выступают за коренное
изменение действующего института посредников
приднестровского урегулирования, считая консультации в пятистороннем формате
(Молдавия, Приднестровье, Россия, Украина, ОБСЕ)
неэффективными [60].
К идее трансформировать нынешнюю миротворческую миссию
в военно-гарантийную операцию вернулись в связи с инициативами
Украины. Подготовленный Киевом план приднестровского
урегулирования был передан представителям Кишинёва и Тирасполя,
странам-гарантам и посредникам от России, Украины и ОБСЕ, а также
представителям США и ЕС в ходе консультаций по этим вопросам,
прошедших 16-17 мая 2005 г. в Виннице. В основу плана было
положено предложение украинского президента В. Ющенко "К
урегулированию через демократию", обнародованное им 22 апреля
2005 г. на саммите ГУАМ в Кишинёве.
Как заявил полномочный представитель России на переговорах
по приднестровскому урегулированию, посол по особым
поручениям МИД РФ В. Нестерушкин, разработанный Украиной план
имеет весьма общий характер и вызывает множество вопросов. В нём,
в частности, практически не затрагиваются наиболее
чувствительные вопросы вывода российских войск, демилитаризации армии
ПМР и установления контроля Кишинёва на приднестровском
участке молдавско-украинской границы.
Оценивая украинский план, необходимо отметить два
момента. Во-первых, в нём, по сути, предложено сменить режим в
Приднестровье и впоследствии присвоить ему статус автономии (по
аджарскому варианту). Во-вторых, план предусматривает
расширение переговорного формата по приднестровскому урегулированию
(Россия, Украина, ОБСЕ, РМ, ПМР) и присоединение к
переговорному процессу США и ЕС с формального согласия сторон,
причастных к конфликту.
Разблокированные в конце октября 2005 г. переговоры по
приднестровскому урегулированию прошли в действующем формате,
но уже в расширенном составе по формуле "5+2": представители
США и Евросоюза получили на них статус наблюдателей [61].
166

В начале июня 2005 г. после переговоров с генеральным
секретарем НАТО в штаб-квартире в Брюсселе В. Воронин заявил, что
Североатлантический союз поддержал план Украины по
урегулированию в Приднестровье и готов содействовать его реализации [62].
Я. де X. Схеффер, в свою очередь, вновь напомнил о
необходимости скорейшего вывода оставшегося в регионе российского
военного имущества в соответствии со стамбульскими договоренностями.
Приветствовав соглашения о выводе российских баз с территории
Грузии, генсек отметил, что аналогичное соглашение между РФ и
Молдавией должно быть подписано "как можно скорее".
Говоря о реакции Тирасполя на украинские предложения,
следует отметить, что в специальном коммюнике МИД ПМР призвал
Киев ввести в регион миротворцев (в дополнение к наблюдателям,
участвующим в настоящее время в улаживании конфликта) и
приступить к незамедлительным консультациям по реализации Одесских
соглашений 1998 г. об усилении украинского присутствия и
полноценному участию Украины в миротворческой операции. Вместе
с тем, как подчеркивалось в коммюнике, "вопрос о трансформации
миротворческой операции в военно-гарантийную миссию должен
решаться последовательно и системно, в рамках выработки общего
гарантийного механизма постконфликтного урегулирования".
Непосредственной реакцией Кишинёва на украинские
предложения стали три документа, принятые парламентом РМ 10 июня
2005 г. По-своему трактуя инициативы Украины, молдавский
парламент предложил своё видение перспектив приднестровского
урегулирования, "демократизации" общественной жизни на левом
берегу Днестра и трансформации нынешней миротворческой операции
в регионе.
В обращении парламента РМ к международному
сообществу относительно принципов и условий демилитаризации
Приднестровского региона говорилось, что Россия должна вывести свои
войска и вооружения из Молдавии до конца 2005 г. В этом
документе также подчёркивалось, что и Россия, и Молдавия
признают: цель присутствия российских военных в зоне безопасности
Молдавии (в соответствии с молдавско-российским соглашением
от 21 июля 1992 г.) уже достигнута, и до 31 декабря 2005 г. они
покинут Приднестровье. Одновременно Молдавия обратилась к ОБСЕ
167

с просьбой заменить российские войска международными
военными и гражданскими наблюдателями, которые осуществляли бы
свою деятельность вплоть до полного политического
урегулирования приднестровского конфликта.
Молдавия предложила международной миссии наблюдателей,
действуя в рамках программы НАТО "Партнёрство ради мира",
распустить "незаконные" воинские формирования в регионе и заняться
их социальной реабилитацией и переквалификацией.
После вывода российских войск и вооружений из
Приднестровья, как было подчеркнуто, Кишинёв готов приступить к
ратификации адаптированного ДОВСЕ, который представляет собой
"основополагающий элемент европейской безопасности".
Парламент РМ также обратился с просьбой к ОБСЕ, ЕС, Совету
Европы, США, России, Украине и Румынии оказать помощь в
демилитаризации Приднестровского региона, общие контуры которой
он обрисовал на заседании Североатлантического совета, а также во
время встречи с генсеком НАТО в начале июня 2005 г. в Брюсселе.
МИД ПМР выразил серьёзную озабоченность в связи с
планами молдавских законодателей по насильственному разоружению
Приднестровья и их настойчивым требованием подключить к
данному процессу силы НАТО [63].
Действительно, участие НАТО в "демилитаризации"
Приднестровья, за что так активно ратует в последнее время
руководство РМ, на практике может вылиться в насильственное
включение Приднестровья в конституционное поле унитарной Молдавии
и слом всего сложившегося механизма переговорного процесса.
Вмешательство НАТО прекратит и осуществляемую Россией
миротворческую операцию, которая уже долгое время успешно
гарантирует мир в Молдавии.
Стремление официального Кишинёва привлечь НАТО к
приднестровскому урегулированию, по мнению наблюдателей, стоит и
за началом 28 августа 2006 г. реализации Индивидуального плана
сотрудничества Молдавии с Североатлантическим альянсом. В этом
плане, в частности, предусматривается обеспечение "безопасности
государственной границы, особенно на приднестровском участке
молдавско-украинской границы" [64]. Хотя эта формулировка
достаточно расплывчатая, однако, по мнению молдавской оппозиции,
168

индивидуальное партнёрство "закрепляет фактическое присутствие
НАТО в Молдавии" и осложнит урегулирование приднестровского
конфликта.
Вместе с тем, как подчеркивает один из разработчиков этого
документа, директор программы Кишинёвского института
публичной политики В. Чиботару, "новый план сотрудничества с НАТО
не подрывает нейтрального статуса Молдавии и не имеет
антироссийской направленности". Статус нейтралитета закреплен ст. 11
Конституции РМ, и, по словам президента В. Воронина, "Кишинёв
не стремится вступать в НАТО" [65]. Однако в последнее время он
всё чаще положительно оценивает процесс расширения альянса на
Восток, хотя ещё в 2000 г. его высказывания на этот счёт были
диаметрально противоположными.
Как и некоторые другие государства СНГ, особенно Украина и
Грузия, Молдавия в последнее время явно готова существенно
активизировать своё сотрудничество с Североатлантическим союзом.
И это встречает полную поддержку в штаб-квартире блока, где не
исключают, что в будущем Молдавия всё-таки станет членом НАТО.
СОВЕТ РОССИЯ - НАТО
Конкретные направления сотрудничества России и
Североатлантического союза были в своё время определены созданным
на основании Римской декларации (28 мая 2002 г.) Советом Россия
— НАТО (СРН): кризисное регулирование, нераспространение ОМУ,
противоракетная оборона ТВД, поиск и спасение на море,
сотрудничество между военными, чрезвычайное гражданское планирование,
сотрудничество в воздушном пространстве, военно-техническое
сотрудничество, борьба с терроризмом.
Римская декларация была заметным прогрессом в российско-
натовских отношениях. Однако начавшееся после подписания
в 1997 г. в Париже Основополагающего акта РФ - НАТО развитие
контактов два года спустя, после предпринятой альянсом военной
операции против Югославии, сменилось глубоким застоем. Для
восстановления формата рабочих отношений от обеих сторон
потребовались немалые усилия. Помня о довольно непростой истории
отношений с НАТО, российские власти считают, что взаимодействие
169

должно строиться не только на взаимном уважении, но и на
взаимной заинтересованности в поиске новых точек соприкосновения.
Как известно, к Римской декларации прилагались ещё два
документа - рабочая программа на 2002 г. и документ о процедурах, где
были детально прописаны все механизмы сотрудничества сторон
в новом формате. Так, Совет Россия - НАТО функционирует на
основе консенсуса и непрерывного политического диалога по
вопросам безопасности с тем, чтобы оперативно выявлять возникающие
проблемы, определять общие подходы и осуществлять совместные
действия. Заседания на уровне послов и военных представителей
должны проводиться не реже раза в месяц, на уровне министров
иностранных дел, обороны и начальников генеральных штабов-два
раза в год, а на высшем уровне - по мере необходимости. Россия и
члены НАТО также заявили о своём намерении углублять
сотрудничество в рамках нового Совета в ряде ключевых областей.
В СРН действует более эффективный ("быстрый")
механизм принятия решений, чем в рамках предыдущего Совместного
постоянного совета Россия - НАТО. При обсуждении целого ряда
оговорённых проблем безопасности Россия имеет равный с
другими членами НАТО голос, но не со всем альянсом в целом, что
ограничивает возможности российской стороны в подготовке повестки
дня. Ещё один важный нюанс заключается в том, что совместное
решение может быть принято только на основе консенсуса, в
противном случае НАТО может "изъять" спорный вопрос из повестки
дня Совета. Это также не позволяет России реально влиять на
отдельные решения альянса, даже напрямую её касающиеся (не
говоря о таких проблемах, как расширение НАТО).
Определив перечисленные выше направления сотрудничества,
стороны обязались в процессе работы искать и новые
возможности. Что касается взаимодействия, развивающегося в
установленных рамках, то на некоторых направлениях стороны уже накопили
некоторый положительный опыт.
Так, эксперты России и НАТО совместно оценили угрозы
распространения ОМУ и средств его доставки, а также приняли
решение начать практическое сотрудничество в области РХБ-защиты.
Проведено несколько совместных учений по
чрезвычайному гражданскому планированию под эгидой Евроатлантического
170

координационного центра реагирования на катастрофы.
Первоначально работа СРН в данной области была сосредоточена на трёх
направлениях: (1) повышение совместимости; (2)
совершенствование процедур и (3) интенсификация обмена информацией,
экспертным потенциалом и опытом.
Согласованы терминология и концептуальные основы
возможного будущего развёртывания ПРО ТВД для операций кризисного
реагирования с участием сил России и НАТО. К настоящему
времени стороны готовы начать детальное исследование вопросов
совместимости, которые включают технические требования и анализ
возможностей сотрудничества в совместных многонациональных
операциях. Данное исследование, а также совместные командно-
штабные учения по ПРО ТВД (март 2004 г., Колорадо-Спрингс,
США) подтвердили стремление сторон искать такие формы
совместной работы, которые позволили бы усилить совместимости этих
систем России и НАТО.
Аналогичные КШУ состоялись в Нидерландах (2005 г.,
авиабаза Де Пил) и России (16-24 октября 2006 г.,
Научно-исследовательский центр МО РФ). При этом учения, прошедшие на российской
территории, послужили основой подготовки к первым полевым
учениям, предварительно намеченным на осень 2007 г.
В феврале 2007 г. завершился очередной этап деятельности
специальной рабочей группы России и НАТО по ПРО ТВД. Она
выполнила объём задач, определённых соответствующим мандатом, и
на повестке дня встал вопрос о политической и правовой основе
дальнейшего сотрудничества.
Развивается российско-натовское взаимодействие и в сфере
борьбы с терроризмом. Эксперты обеих сторон определили и
оценили террористические угрозы безопасности для Евроатлантического
региона и роль военных в борьбе с терроризмом. Дальнейшую
работу в этом направлении было бы целесообразно сосредоточить на
практической деятельности, включая оперативное сотрудничество
при организации ответа на действия террористов.
На заседании Совета Россия - НАТО, проходившем в конце
сентября 2006 г. в Словении, вице-премьер РФ С. Иванов,
занимавший тогда пост министра обороны РФ, отметил: "Для того чтобы
положительные проявления совместных антитеррористических
171

действий были выстроены в единую систему взаимодействия, нам
необходимо выработать её концепцию". Он имел в виду скорейшую
подготовку к утверждению документа, известного под названием
"О роли военных в борьбе с терроризмом", которая ведется с 2004 г.,
но "без объяснения причин была заблокирована рядом стран
альянса" [66].
Примером конкретного взаимодействия в названной сфере
является подключение России к антитеррористической операции
альянса "Активные усилия", развёрнутой в Средиземном море. Вместе
с тем российская сторона выразила сомнение в
целесообразности распространения мандата данной операции также и на Чёрное
море, поскольку на этом участке действует соединение Blackseafor
(объединённые военно-морские силы, в состав которых входят
корабли России, Болгарии, Грузии, Румынии, Турции и Украины),
которое вполне способно справляться с проблемами в данном
регионе [67].
Совершенно естественно, что Россия заинтересована во
взаимодействии с теми членами Североатлантического союза, которые
разделяют её подходы к борьбе с терроризмом и не используют
"двойных стандартов", когда речь идёт о Чечне. Выступая 12
февраля 2005 г. с докладом на традиционной Мюнхенской конференции
по вопросам безопасности, С. Иванов подчеркнул, что Россия
готова к новому уровню взаимодействия с НАТО, однако не может
"не замечать, как в некоторых европейских государствах встречают
и укрывают международных террористов и беспрепятственно
выдают им визы".
Пользуясь тем, что российская сторона постоянно указывает
на присутствие в Чечне международных террористических групп,
некоторые натовские чиновники предложили вырабатывать
комплексную политику по нормализации ситуации в этой республике
в рамках совместных действий Россия - НАТО1. Однако линия на
1 Из сообщения начальника секции по отношениям с Россией и Украиной отдела
по политическим вопросам и политике безопасности НАТО П. Фрича, сделанного
на международной конференции "Итоги Стамбульского саммита: перспективы
сотрудничества Россия - НАТО", организованной клубом "Открытый форум" и
клубом "Международный диалог" при поддержке Информационного бюро НАТО при
172

интернационализацию чеченского вопроса под предлогом борьбы
с терроризмом (причём в привязке к Южнокавказскому региону) и
искусственная его политизация неприемлемы для российской
стороны, поскольку это ограничивает поле взаимодействия.
Необходимо отметить, что Россия ещё в конце 2004 г.
предложила предметную тему для антитеррористического
сотрудничества Анкаре, так как, по официальным данным, на тот момент среди
уничтоженных иностранных боевиков, действовавших в составе
незаконных вооруженных формирований на территории Чечни,
большинство составляли граждане Турции. Было предложено выявлять
каналы их проникновения, связи, источники финансирования и пр.
Российскую сторону также беспокоят базы подготовки
террористов, действующие на территории Афганистана, "в том числе
при непосредственном участии некоторых спецслужб" [68]. На
заседании СРН в конце июня 2005 г. в Брюсселе С. Иванов заявил,
что известные события в Узбекистане были организованы именно
с территории Афганистана (группа вооружённых боевиков
исламистских организаций, в том числе и талибов, давно готовила эту
операцию). Он высказался против международного расследования
андижанских беспорядков в том виде, на котором настаивала НАТО,
поскольку прежде всего следует искать ответ на вопрос, кем были
инспирированы эти беспорядки, а не анализировать действия
узбекских властей. По мнению российской стороны, необходимо
продолжать ликвидацию центров подготовки террористов и находящихся
в Афганистане запрещенных террористических организаций, в том
числе и силовыми методами. Российская сторона также
предоставила своим партнёрам информацию о том, что в диверсионно-тер-
рористических акциях против коалиционных сил в Афганистане
действуют и боевики из стран СНГ.
По мнению России, одна из самых сложных международных
проблем - это региональные конфликты, каждый из которых
порождает напряжённость, которая служит питательной средой для
усиления исламского радикализма и распространения
терроризма. Поэтому не удивительно, что деятельность "Аль-Каиды"
посольстве Бельгии в РФ и "Дипломатического клуба" Дипломатической академии
МИД РФ 14 сентября 2004 г . в Москве.
173

затрагивает всё новые регионы, прежде всего Юго-Восточную
и Центральную Азию, Северо-Восточную Африку и Латинскую
Америку. В связи с этим для противодействия современному
терроризму необходимо создавать "легкие базы", которые могли бы
служить транзитными пунктами для оперативного выдвижения в тот
или иной район мира.
Важным направлением взаимодействия России и НАТО, по
мнению российской стороны, должна стать борьба с незаконной
транспортировкой афганских наркотиков, которая угрожает
безопасности и России, и Европы (необходимо отметить, что при
режиме Карзая производство наркотиков в Афганистане возросло
в несколько раз). РФ по дипломатическим и политическим каналам
старается разъяснить (и будет "настойчиво продолжать эту работу")
своим фактическим союзникам по антитеррористической коалиции,
в том числе и членам НАТО, под командованием которой находятся
Международные силы по содействию безопасности в Афганистане,
насколько опасен афганский наркотрафик.
Весьма перспективными могли бы стать инициативы, которые
российская сторона предложила в конце июня 2005 г. во время
визита в Москву генсека Североатлантического союза Я. де X. Схеффера.
Они предусматривали развитие отношений по линии НАТО - ОДКБ
"на двусторонней и блоковой основе" и совместную подготовку
специалистов по борьбе с афганским наркотрафиком. Необходимо
отметить, что после подписания на саммите ОДКБ 23 июня 2005 г.
в Москве целого ряда документов эта организация стала значимым
многоуровневым компонентом региональной безопасности,
способным бороться и с глобальными угрозами1.
1 На саммите было принято 11 документов, в том числе были утверждены
приоритетные направления деятельности ОДКБ во втором полугодии 2005 - первом
полугодии 2006 г. и План основных мероприятий по всестороннему укреплению
межгосударственного сотрудничества, формированию и развитию системы
коллективной безопасности в рамках ОДКБ на 2006-2010 гг., подписаны документы
"О концепции программы военно-технического сотрудничества государств -
членов ОДКБ на 2006-2010 гг.", "О межгосударственной комиссии по
военно-экономическому сотрудничеству ОДКБ", решение о создании Координационного совета
руководителей компетентных органов по противодействию обороту наркотиков,
о развитии и совершенствовании ПВО государств - членов ОДКБ. Отдельный
174

Эти инициативы хорошо ложатся в русло взаимодействия РФ и
НАТО в сфере борьбы с терроризмом на пространстве СНГ, которое
было бы целесообразно строить через соответствующие структуры
Содружества, в частности его Антитеррористический центр,
который функционирует с июня 2000 г. и является постоянно
действующим специализированным отраслевым органом СНГ,
предназначенным для координации совместных действий компетентных органов
государств-членов в области борьбы с международным
терроризмом и иными проявлениями экстремизма.
Однако, как показала состоявшаяся в начале декабря 2005 г.
сессия СРН, предложение российской стороны организовать через
Совет Россия - НАТО сотрудничество Североатлантического союза
с ОДКБ по формуле "на двусторонней и блоковой основе" в Брюсселе
не приняли, хотя и не отвергли окончательно. Пока в штаб-квартире
альянса согласились лишь с тем, что кооперация с ОДКБ возможна,
но только на уровне двусторонних отношений между
заинтересованными в ней странами, а не на блоковой основе.
По словам секретаря ОДКБ Н. Бордюжи, НАТО не дала ясного
ответа и на предложения сотрудничества в сфере противодействия
политическому и религиозному экстремизму и терроризму,
предотвращения и ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций.
По его мнению, "аргументы, которые звучат из уст представителей
НАТО, лишены всяких оснований" и являются "отговорками" [69].
Вместе с тем в Брюсселе поддержали идею открыть на базе
учебного центра МВД России (Московская область) тренировочный
лагерь для подготовки специалистов в области противодействия
незаконному обороту наркотиков, в первую очередь поступающих
из Афганистана (в этом центре уже проводились тренировки
специалистов для участия в полицейских операциях в рамках ООН).
документ касается реализации Плана мероприятий по координации деятельности
государств-членов ОДКБ в вопросах постконфликтного обустройства Афганистана
и мерах по совершенствованию этой работы. Участники встречи также заявили
о создании Рабочей группы по взаимодействию в борьбе с наркотрафиком и
терроризмом. Было принято решение о формировании совместных миротворческих сил,
поскольку созданные ранее для кризисного регулирования в Центральноазиатском
регионе Коллективные силы быстрого развертывания вряд ли могут быть
использованы для поддержания порядка в конфликтных зонах.
175

Достигнута предварительная договорённость о том, что альянс
направит в названный центр своих слушателей.
В рамках СРН начата совместная работа над проектом,
который позволит облегчить режим воздушного сообщения вдоль
линии соприкосновения РФ и альянса, а также укрепит
взаимодействие сторон в борьбе с терроризмом на гражданских воздушных
судах. Опираясь на положения утвержденной Базовой концепции
совме-стных миротворческих операций Россия - НАТО, стороны
придают большое значение повышению уровня оперативной
совместимости своих сил. Ещё в октябре 2004 г. министры обороны
стран, входящих в СРН, одобрили Первоначальные рамки для
военно-политического руководства по повышению уровня оперативной
совместимости сил России и НАТО. Организованная специальная
Рамочная программа оперативной совместимости военных
структур России - НАТО позволила в течение 18 месяцев провести более
60 различных мероприятий.
На заседании СРН на уровне начальников генштабов 15 ноября
2005 г. в Брюсселе был одобрен план работы военных
представителей генштабов России и НАТО на 2006 г., содержащий 42
мероприятия.
Разработанный в середине сентября 2006 г. план
сотрудничества на 2007 г. предусматривал уже проведение российско-натовских
комплексных учений с участием различных сил и средств. В
сентябре 2006 г. учения сил специального назначения должны были
пройти в Псковской области, однако из-за правовых проблем, связанных
с неурегулированностью статуса участников, сроки учений
перенесены на 2007 г.
Эти правовые проблемы перестанут существовать после
ратификации Федеральным Собранием РФ подписанного Россией в
апреле 2005 г. Соглашения о статусе сил стран НАТО и государств,
участвующих в программе "Партнёрство ради мира" на
территории друг друга. По словам официального представителя МИД РФ
А. Яковенко, "присоединение России к этому документу имеет
важное значение для продвижения военного сотрудничества РФ
с НАТО, так как открывает новые возможности для реализации тех
проектов и программ СРН, которые без достаточной правовой базы
не могли быть в полной мере осуществлены. Речь идёт, например,
176

об учениях по миротворчеству, мероприятиях по
антитеррористической готовности войск и готовности к чрезвычайным ситуациям,
военном транзите" [70].
На состоявшейся 28 апреля 2006 г. в Софии неофициальной
встрече Совета Россия - НАТО на уровне министров иностранных
дел были определены среднесрочные приоритеты деятельности,
а также даны рекомендации по улучшению его работы (стороны
исходили из предварительных итогов его деятельности, которые были
подведены весной 2006 г.). Такими приоритетами стали: усиление
политического диалога в рамках Совета; активизация усилий по
повышению оперативной совместимости и углублению
сотрудничества в области оборонной реформы; наращивание
сотрудничества в борьбе против терроризма; укрепление взаимного доверия и
транспарентности в вопросах военного строительства; дальнейшее
развитие оперативной совместимости и сотрудничества в области
кризисного регулирования; выявление направлений для
сотрудничества в области нераспространения ОМУ, ориентированного на
достижение конкретных результатов; повышение информированности
общественности о целях, принципах и достижениях СРН;
изыскание соответствующих ресурсов в поддержку инициатив Россия-
НАТО [71].
По мнению официальных российских представителей,
непосредственно курирующих натовское направление и вопросы
сотрудничества с Североатлантическим союзом, к настоящему времени
задачи, поставленные Римским саммитом 2002 г., во многом
выполнены. Удалось наладить механизм взаимодействия и тщательно
изучить вопрос о том, могут ли и каким образом Россия и НАТО
сотрудничать в противодействии новым вызовам — терроризму,
распространению ОМУ, наркотрафику и т.п. Механизм Совета Россия -
НАТО создан и доказал свою жизнеспособность и эффективность.
Сегодня на повестке дня — переход к оперативному
сотрудничеству, поскольку серьёзных препятствий политического характера для
этого в настоящий момент не просматривается. Пережив сложный
период вступления в НАТО государств Балтии, отстояв свои
фундаментальные интересы безопасности и продолжая работу по
минимизации негативных последствий расширения блока, российская
сторона намерена разрешать возникающие проблемы, в частности
177

связанные с ростом военной активности у своих границ, также и
в рамках диалога с натовцами [72].
Вместе в тем в вопросе о целесообразности использования всё
новых форм взаимодействия в рамках СРН необходим реализм.
Сегодня, как представляется, для такого расширения нет
объективных предпосылок. Реальные проблемы и разногласия в российско-
натовских отношениях действуют как некий механизм сдерживания,
и главной среди них остаётся перспектива дальнейшего расширения
Североатлантического союза, в том числе и за счёт стран СНГ.
В докладе Министерства обороны РФ "Актуальные задачи
развития Вооружённых сил" (2003 г.), который в своё время вызвал
много вопросов в западных экспертных кругах, прямо говорится,
что "партнёрские отношения на уровне вооружённых сил с США
и НАТО, соответствующие новому уровню политических
отношений, позволили создать дополнительные структуры и
институты, обеспечивающие глобальную стабильность". К числу
наиболее приоритетных структур был отнесен и Совет Россия — НАТО.
В докладе подчёркивалось, что его деятельность позволила более
полно отработать систему связи и консультаций между Россией и
Североатлантическим союзом в кризисных ситуациях и порядок
формирования совместных воинских контингентов в зонах
конфликтов. В настоящее время стороны проводят совместные воинские
учения и миротворческие операции. Развивается
военно-техническое сотрудничество с заинтересованными членами альянса, в том
числе и совместная разработка различных продуктов военного
назначения, причём на долговременной основе. Решается задача
повышения оперативной совместимости подразделений российских
ВС и войск альянса, что является обязательным условием для
успешного осуществления совместных мероприятий.
Вместе с тем в докладе отмечается, что разногласия и
напряжённость в отношениях с Североатлантическим союзом сохраняются.
В частности, раздражение российской стороны вызывает
проблема ратификации адаптированного ДОВСЕ и присоединения к нему
стран Балтии.
Сроки вступления в силу адаптированного Договора
постоянно отодвигаются под явно надуманными предлогами, в то
время как это предоставило бы прибалтийским государствам
178

юридическую возможность присоединиться к нему. Страны НАТО
избрали тактику увязывания процесса ратификации Соглашения
об адаптации ДОВСЕ (1999 г.) с выполнением Россией
"стамбульских обязательств" по выводу своих баз и ВС с территории Грузии
и Молдавии, несмотря на достигнутые на этот счёт
российско-грузинские договоренности.
Россия никак не могла согласиться с таким положением, и
14 июля 2007 г. президент В. Путин подписал указ приостановить
действие ДОВСЕ и связанных с ним международных договоров.
Это решение, как поясняет документ, связано "с исключительными
обстоятельствами, относящимися к содержанию Договора от 19
ноября 1990 г., затрагивающими безопасность Российской Федерации
и требующими принятия безотлагательных мер". Указ вступил
в силу в день его подписания.
Председатель комитета Совета Федерации по
международным делам М. Маргелов считает, что введение Россией моратория
на действие ДОВСЕ - это единственно возможный способ
отстоять собственные стратегические интересы и безопасность Европы
в целом. По его словам, "сегодня, когда все положения договора
выполняем только мы, а на территории Евросоюза начинается
новый виток гонки вооружений, Россия оказывается в заведомо
проигрышной позиции. В непосредственной близости от наших границ
страны, подписавшие, но не ратифицировавшие договор,
наращивают количество военных формирований и строят новые военные
и ракетные базы. Мы же, практически в одиночку выполняя
договор, ничего не можем им противопоставить. Более того, исполняя
все положения ДОВСЕ, Россия не может эффективно
противостоять угрозе международного терроризма на своих южноевропейских
границах".
При этом РФ дала своим партнерам по ДОВСЕ 150 дней для
поиска компромиссного решения и ратификации Соглашения
об адаптации Договора. Если этого не произойдет, то, по словам
М. Маргелова, в соответствии с новыми военно-стратегическими
реалиями "Россия свернёт все инспекции и контроль над своими
обычными вооружёнными силами в Европе и будет действовать
в этом отношении на европейской территории так, как требуют
интересы её внутренней и внешней безопасности" [73].
179

С темой ДОВСЕ тесно связан и вопрос о пересмотре
Соединёнными Штатами своей системы размещения военных баз за
рубежом. Если адаптированный Договор не вступит в силу, то
фактически не останется никаких правовых механизмов,
регулирующих наращивание вооружённых сил и вооружений вблизи
российских границ.
Очевидно, что присоединение к НАТО государств, не
охваченных жёсткими мерами контроля над вооружениями, а также
развёртывание на территории новых стран - членов блока американских
военных баз, приведёт к нарушению основных соглашений и самой
системы военной безопасности в Европе. Необходимо обратить
внимание на то, что реализация этих планов нарушила бы положения
Основополагающего акта Россия - НАТО 1997 г. В таких условиях
российская сторона чисто политическими средствами не сможет
влиять на передислокацию военных баз к своим границам, о чём
говорится в упомянутом докладе МО. К тому же и в военных планах
НАТО по-прежнему заложена возможность широкомасштабного
конфликта с Россией. При этом, как уже отмечалось, главным
раздражителем в российско-натовских отношениях остаётся проблема
расширения альянса.
Основой переговорной стратегии по проблематике расширения
Североатлантического союза (как со штаб-квартирой блока, так и
с ведущими странами-членами) должны стать российские
озабоченности военно-политического и военно-стратегического
характера. России необходимо добиваться получения, или по меньшей мере
формулирования, гарантий, что на территории новых государств -
членов блока не будет создаваться инфраструктура для размещения
(складирования) ядерного оружия, тяжёлых вооружений и
значительных воинских контингентов.
Требуется, по всей видимости, дополнительный анализ
структуры действующих договоров и соглашений в области контроля и
нераспространения вооружений, имея в виду возможность
применения ОМУ против РФ с территории новых стран - членов НАТО,
т.е. с использованием тактических средств доставки. Необходимо
сохранять и укреплять российский потенциал ядерного
сдерживания как гарантию защиты от внешней агрессии.
180

Важно противодействовать попыткам сделать систему
безопасности сугубо "натоцентристской", защищающей интересы
определённого круга государств. Такая модель никоим образом не
будет учитывать интересы национальной безопасности Российской
Федерации, поскольку она не является членом Североатлантического
альянса.
Диалог по проблемам безопасности и российско-натовское
взаимодействие в рамках Совета Россия - НАТО позволяют держать
ситуацию под контролем, не допуская отката отношений на старые
позиции или даже перехода в состояние конфронтации. Вместе
с тем вряд ли следует ожидать, что сотрудничество в рамках Совета
будет способствовать трансформации альянса из преимущественно
военной организации в политическую или некую систему
коллективной безопасности с равноправным участием РФ. В документах
блока после Вашингтонского саммита 1999 г. практически не
содержится никакого подтверждения подобной перспективы. Начатая на
Пражском (2002 г.) и Стамбульском (2004 г.) саммитах программа
НАТО по существенному наращиванию военного компонента
закреплена решениями последней встречи глав государств и
правительств стран - членов альянса в Риге в ноябре 2006 г.
Как показывает практика, несмотря на широко декларируемые
планы трансформации, НАТО остаётся прежде всего
военно-политическим блоком, действующим на основе коллективных оборонных
обязательств. Следует, очевидно, согласиться с оценкой некоторых
российских экспертов, которые называют процесс происходящей
в НАТО трансформации "ограниченной модернизацией" [74].
Ещё в момент создания СРН некоторые западные аналитики
высказывали опасения, что "европейцы будут перемолоты между
Москвой и Вашингтоном", однако эти ожидания не оправдались.
Другие эксперты, напротив, развивали точку зрения, в соответствии
с которой соглашение Россия - НАТО может стимулировать
формирование европейского "профиля" внутри Североатлантического
союза и способствовать диалогу в стратегическом треугольнике
ЕС-США-Россия.
По-видимому, было бы преувеличением говорить о
непосредственном влиянии Совета Россия — НАТО на реализацию
концепции "европейской опоры" блока. Однако для российской стороны
181

важно, как будет происходить адаптация предложенной
американцами программы реформирования альянса по линии
трансатлантической связки. Интересы РФ, Европы и иных формальных и
неформальных структур и институтов пересекаются в НАТО и ЕС.
Слишком многие заинтересованы в том, чтобы внешняя политика
Соединённых Штатов стала более многосторонней и более
соответствовала принципам международного права, чтобы Вашингтон
отказался от практики использования силового подхода при
разрешении кризисных ситуаций (особенно учитывая резкий крен
нынешней американской администрации в сторону использования в своих
доктринальных установках понятия "упреждающие удары").
Одновременно необходимо отметить, что формирование
партнёрских отношений Российской Федерации и США в рамках
антитеррористической коалиции и внесение соответствующих вопросов
в рабочую повестку дня Совета Россия - НАТО способствовали
диалогу между РФ и Евросоюзом по широкому кругу проблем
безопасности, включая новые угрозы и вызовы. Выравнивание
европейского направления российской политики должно
сопровождаться качественным улучшением отношений России и Соединённых
Штатов, так же в полной мере не отвечающих сегодня современным
требованиям [75].
Основной проблемой в отношениях РФ с НАТО (а также и с ЕС)
остаётся отсутствие у сторон четкого видения долгосрочных целей
сотрудничества. Императивом во взаимодействии России с
Североатлантическим альянсом, очевидно, должно было бы стать
превращение Совета Россия - НАТО в эффективный инструмент
построения новой архитектуры безопасности в Европе. В связи с этим
возникает закономерный вопрос, видят ли наши партнеры
подобную долгосрочную перспективу или же они рассматривают Совет
только как дополнительный канал, который позволяет им получать
от России реальную отдачу (например, информационную) при
решении текущих "горячих" проблем?
182

Библиографические ссылки
1. Уильяме И. Партнёрство во имя мира: постоянный элемент или
недолгое благо? // Survival. - 1996. -№ 1. -Т. 38.
2. Menkiszak M. Decyzje szczytu NATO w Pradze a obszar WNP / Osrodek
Studiow Wschodnich // OSW Komentarze. - 2002. - 28 listopada.
3. План действий партнёрства по строительству оборонных
институтов (ПДПСОИ). Официальный документ, одобренный на Стамбульском
саммите / Стамбульский саммит : Путеводитель-справочник. - Брюссель :
Дипломатическое управление НАТО, 2004. - С. 85.
4. Катранис А. Роль НАТО в Центральной Азии // Центральная Азия
и Кавказ. - 2005. - № 5 (41). - С. 48.
5. Стамбульская инициатива о сотрудничестве / Стамбульский саммит:
Путеводитель-справочник. — Брюссель : Дипломатическое управление
НАТО, 2004.-С. 154.
6. Троицкий М. А. Трансатлантический союз (1991-2004).
Модернизация системы американо-европейского партнёрства после распада биполяр-
ности / Научно-образовательный форум по международным отношениям. -
М. : Институт США и Канады РАН, 2004. - С. 48
7. Чон Чэ Сэн. Стратегия "двойной превентивности" во внешней
политике США // Международные процессы. - 2005. — № 3. — Т. 3. - С. 96.
8. Fiorenza N. NATO and Japan Seek to Deepen Relations // Jane's
Defence Weekly. - 2006. - May 17. - P. 7.
9. Ben-David A. Israel Prepares to Participate in NATO Drill // Jane's
Defence Weekly. - 2006. - June 14. - P. 49.
10. Bokhari F, Fiorenza N. NATO Seeks to Develop Stronger Links with
Islamabad // Jane's Defence Weekly. - 2006. - May 24. - P. 6.
11. Szayna Th. S. NATO Enlargement, 2000 - 2015: Determinants and
Implications for Defence Planning and Shaping [Электронный ресурс] / RAND
Corporation. - 2001. - www.rand.org/publications/MR/MR1243.
12. Jung F-J. Rede auf der 42. Münchner Konferenz für
Sicherheitspolitik [Электронный ресурс] / 42. Münchner Konferenz für Sicherheitspolitik. —
2006. - 3-5. Februar. - www.securityconference.de/konferenzen/2006.
13. Dombey D. NATO Looks Beyond Geography to Build Military Ties //
Financial Times. —2006. —April 3.
14. Riga Summit Declaration. - Riga, 2006
183

15. Skinner T. NATO Endorses Effects-Based Approach // Jane's Defence
Weekly. - 2006. - April 26. - P. 5.
16. Кобринская И. Россия - Центральная Европа - НАТО. - М. :
Московский центр Карнеги, 1995. - С. 6.
17. Страус А. Л. Оттепель или "холодный мир"? Как принять Россию
в НАТО // Новое время. - 1995. - № 5. - С. 28.
18. Вятр Е. Почему Польша стремится в НАТО // Московские
новости. - 1994. - 13-20 февраля. -№ 7. -С. 13
19. Smialek W. The Institutionalization of Central European Security in a
Time of Change // The Journal of Slavic Military Studies. - 1994. - № 1. -
V.7.-P. 3.
20. U.S.Relations with Central and Eastern Europe / Fifteenth Conference
of The Aspen Institute, Queenstown, Maryland, August 23-27, 1994. - Queen-
stown, 1994.-P. 57.
21. Tabor M Wspolzaleznosci miedzynarodowe Polski w dziedzinie wojs-
kowej / Polska w srodowisku miedzynarodowym. Problemy wspolzaleznosci. -
Warszawa, 1993. - S. 72-73
22. Товпик А. Поиски безопасности в новых условиях. Центрально-
европейский взгляд на вопрос о НАТО // Сегодня. - 1995. - 14 июля. -
№130.-С. 9.
23. Smialek W. Op. cit. - P. 4-5.
24. Materials and Documents. Under authorization of Ministry for Foreign
Affairs.-Warszawa.- 1993.-№ 11-12.-P. 282.
25. Ibid. - 1995. -№ 5. -P. 822-823.
26. Rzeczpospolita. - 1997. - 15 stycznia.
27. Устинов В. Перестройка в стане атлантистов // Мировая
экономика и международные отношения. - 2006. - № 3. - С. 114.
28. Там же.-С. 111.
29. Глинский-Васильев Д. Расширение НАТО на Восток как проблема
российской и европейской безопасности [Электронный ресурс] / Россия и
основные институты безопасности в Европе: вступая в XXI век //
Московский центр Карнеги. - 2000. - Июнь. - www.carnegie.ru/ru/pubs/books/vol-
ume/36470.htm.
30. Там же.
31. Евстафьев Г. Некоторые размышления об эволюции подходов
США к проблемам региональной безопасности в Центральной Азии //
Ядерный контроль. - 2006. - № 1 (79). - Т. 12. - С. 54-55.
184

32. Craciun 1. NATO Policy Towards the Wider Black Sea Area - a New
Transatlantic Bargain? // Strategic Impact. - 2006. - № 3. - P. 47-^9.
33. Cordesman A. H. Western Security Efforts and the Greater Middle East
[Электронный ресурс] / The U.S. Department of State // U.S. Foreign Policy
Agenda, an electronic journal. -2006. -April, -http://usinfo.state.gov/joumals/
itps/0604/ijpe/cordesman.htm; Cordesman A. H. The Transatlantic Alliance and
the Middle East -A Year of Changing Priorities and Strategic Drift
[Электронный ресурс] // The Center for Strategic and International Studies. - 2005. -
January 21. - www.csis.org/burke/sa/transatlantic_me.pdf; Everîs S. Can the
U.S. and Europe Work out a Common Agenda on Tough Issues such as
Terrorism and The Greater Middle East [Электронный ресурс] / A Report from the
Aspen Atlantic Group 2003 Workshops //Aspen Institute. - www.aspeninstitute.
org/Admin/Index.asp?downloadid=889.
34. Burns R. N. NATO Remains Our Essential Alliance [Электронный
ресурс] / The U.S. Department of State // U.S. Foreign Policy Agenda, an
electronic journal. — 2006. -April. — http://usinfo.state.gov/journals/itps/0604/ijpe/
bums.htm; Hagel Ch. NATO's Role in Bringing Security to the Greater Middle
East [Электронный ресурс] / The U.S. Department of State // U.S. Foreign
Policy Agenda, an electronic journal. - 2006. -April. - http://usinfo.state.gov/
journals/itps/0604/ijpe/hagel.htm.
35. Минеев А. Мир бывает только в касках. НАТО пока не видит
смысла посылать в Ливан миротворцев [Электронный ресурс] / Новая газета. —
2006. -№ 54.-20 июля, -http://2006.novayagazeta.ru/nomer/2006/54n/n54n-
sl2.shtml
36. Петровская Ю., Блинов А. Франция ставит под вопрос расширение
НАТО [Электронный ресурс] / Независимое военное обозрение. - 2006. -
1 сентября, -http://nvo.ng.ru/concepts/2006-09-01/l_nato.html
37. Background Briefing by NATO Secretary General, Jaap de Hoop Schef-
fer on the Upcoming Ministerial Meeting in Sofia, Bulgaria [Электронный
ресурс] / NATO HQ, Brussels // NATO Speeches. On-line Library. - 2006. -April
25. - www.nato.int/docu/speech/2006/s060425a.htm.
38. НАТО продолжит диалог с Грузией и Украиной
[Электронный ресурс] / Страна.Яи. - 2006. - 29 ноября. - www.strana.ru/sto-
ries/01 /09/27/ 1650/299462.html
39. Кучма продолжает лавировать между Россией и
Североатлантическим альянсом [Электронный ресурс] / Независимая газета. — 2004. -
19 MapTa.-www.ng.ru/cis/2004-03-19/l_ukraine.htm.
185

40. НАТО пытается оспорить российское влияние в СНГ. Альянс
подумывает о перспективах расширения на постсоветской территории
[Электронный ресурс] / Независимая газета. - 2004. - 8 июня. - www.ng.ru/
cis/2004-06-08/5_nato.html
41. Вопросы Военной доктрины Украины [Электронный ресурс] /
Страна.Яи. - 2005. — 26 апреля. — www.strana.ru
42. Вступление в НАТО и национализация собственности
[Электронный ресурс] // Полит.ру ("Аналитика"). — 2005. - 22 февраля. - www.polit.
ru/analytics/2005/02/22/gran.html.
43. Юнг-Моуниб M. Вступление Украины в НАТО в 2008 году не
является чем-то невозможным [Электронный ресурс] // InoPressa. -2005. -June
28. - www.mopressa.ru/fraktuell/2005/06/28/13:39:44/ukraina.
44. Досрочные выборы на Украине не разрешат кризис - мнение
политологов [Электронный ресурс] / РИА Новости. -2007. -28 августа. - www.
rian.ru/monitoring/20070828/75415258.html.
45. НАТО поможет Украине в проведении реформ на пути интеграции
в альянс [Электронный ресурс] // РИА Новости. - 2005. - 27 июня. - www.
rian.ru/world/relations/20050627/40770679.html.
46. Фелъгеигауэр П. НАТО сыграет вступление. Украину пригласят
вступить в НАТО формально, чтобы защититься от "угрозы, исходящей с
Востока" [Электронный ресурс] // Новая газета.—2005.—№ 30.—25 апреля. -
2005.novayagazeta.ru/nomer/2005/30n/n30n-s22.shtml
47. Polit.ru. - 2005. - 22 февраля. - www.polit.ru/analytics/2005/02/22/
gran.html.
48. Интервью В. Ющенко во время визита в Токио [Электронный
ресурс] / РИА Новости. — 2005. — 22 июля. - www.rian.ru/world/rela-
tions/20050722/40950399.html.
49. Толстое С. Внешнеполитический курс Украины после "оранжевой
революции" // Центральная Азия и Кавказ. -2005. -№ 5 (41). -С. 103.
50. Nowakowski J. M. Rozprawa ζ mitami // Rzeczpospolita. - 1995. -
№ 116.- 16 maja.
51. Kuzio T. Is Ukraine Part of Europe's Future? // The Washington
Quarterly. - 2006. - Summer. - P. 99.
52. Amato G., Brown H. Six Attainable Transatlantic Goals [Электронный
ресурс] // The Center for Straregic and International Studies. -2006. - May 4. -
www.csis.org/europe/050406_SixGoals.pdf; Asmus R. D. Integrating Ukraine
Into the West [Электронный ресурс] // The German Marshall Fund of the US -
186

2004. -April 1. - www.gmfus.org/publications/article.cfm?id=52; Moroney J.,
Kuzio T. How to Help Yushchenko [Электронный ресурс] // International
Herald Tribune. — 2005. - May 6. - www.rand.org/commentary/050605IHT.html.
53. Украина не войдет в НАТО в ближайшее время [Электронный
ресурс] / Newsru.com. - 2005. — 14 апреля, -newsru.com/world/14apr2005/
no_nato.html.
54. Евразия сегодня. - 2005. - Июнь.
55. Малышева Д. Влияние международной антитеррористической
кампании на политические процессы в странах Центральной Азии и
Южного Кавказа // Центральная Азия и Кавказ. — 2004. — Ноябрь.
56. ПахомычевА., Ташлыков Б. Вооружённые силы Грузии:
современное состояние и тенденции их развития // Зарубежное военное обозрение. —
2006.-№ 5. -С. 11.
57. Jane's Defence Weekly. - 2006. - October 4. - P.20.
58. Fiorenza N. NATO Needs to Seize on Georgia's Alliance Quest // Jane's
Defence Weekly. -2006. - May 10. -P. 41.
59. Socor V. Will the EU Become Europe's Main Peacekeeper? -
Washington : Institute for Advanced Strategic & Political Studies, 2003. -June 27.
60. Молдавия считает неэффективной работу в пятистороннем
формате по приднестровскому урегулированию [Электронный ресурс] // РИА
Новости. -2004. - 18 ноября, -www.rian.ru/politics/20041118/736783.html.
61. Новостной сайт Приднестровской Молдавской Республики
[Электронный ресурс] // Лента ПМР. - www.tiras.ru.
62. НАТО поддерживает украинский план по урегулированию в
Приднестровье [Электронный ресурс] / РИА Новости. -2005. — 7 июня. — www.
rian.ru/politics/cis/20050607/40484212.html
63. Ответы официального представителя МИД ПМР на вопросы
приднестровских СМИ относительно итогов заседания парламента РМ 10
июня 2005 г. [Электронный ресурс] / 2005. - 13 июня. — www.mfa-pmr.idknet.
com/news
64. Североатлантический альянс вступил в Молдавию [Электронный
ресурс] / Век. - 2006. - 28 августа. - www.rambler.ru/db/news/msg.html?s=2
60004832&mid=8560143.
65. Воронин об отношениях Молдавии и НАТО [Электронный
ресурс] / Newsinfo. - 2006. - 29 августа. - www.rambler.ru/db/news/msg.
html?mid=8571143.
187

66. Москву беспокоят базы НАТО [Электронный ресурс] / Страна.Яи. -
2006.-29 сентября, -www.strana.ru/stories/01/09/27/1650/293863.html.
67. Россия не пустит НАТО на Черное море [Электронный ресурс] /
Lenta.ru. — 2005. - 9 июня. - www.lenta.ru/news/2005/06/09/blacksea.
68. Из выступления Президента РФ В. В. Путина на встрече глав
государств ОДКБ 23 июня 2005 г. [Электронный ресурс] / Lenta.ru. -2005. -
23 июня, -www.lenta.ru/news/2005/06/23/odkbl
69. Интервью с Николаем Бордюжей // Евразия. - 2006. - Апрель. -
С. 45.
70. Совет Безопасности РФ, официальный сайт. - 2005. - 22 апреля. -
www.scrf.gov.ru/news/Svodka/2005/04/20050422.htm.
71. Новости НАТО. -2006. -№ 2. - С. 5.
72. Келин А. Россия - НАТО: к новому этапу сотрудничества? //
Международная жизнь. - 2004. — № 11-12.
1Ъ.Джохадзе И., Пановкин Д. ДОВСЕ: 150 дней на раздумье
[Электронный ресурс] // Росбалт. — Главная лента. — 2007. - 16 июля. - www.
rosbalt.ru/2007/07/l 6/401281 .html.
74. Ознобищев С. Россия - НАТО: реалистичное партнёрство или
виртуальное противостояние? // Мировая экономика и международные
отношения. - 2006. - № 1.-С.21.
75. Россия и Европа: к новой повестке дня / Тезисы Совета по
внешней и оборонной политике. - М., 2005.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Целью общей трансформации Североатлантического союза на
современном этапе является превращение его из института
коллективной обороны, сохранив при этом его основную функцию,
в многофункциональную организацию, которая должна быть
способна решать широкий спектр проблем международной
безопасности. В силу этого фундаментальные задачи в области
безопасности и специфические цели, стоящие перед Союзом, определяются
с учётом перемен, происходящих в международной среде
безопасности, и, соответственно, новых угроз и рисков для стран - членов
альянса. Более широкий подход к проблемам безопасности
"требует" от НАТО участия в кризисном регулировании за пределами
традиционной зоны её ответственности, включая предупреждение
конфликтов, что нашло отражение в Стратегической концепции 1999 г.
В настоящее время союзники достигли консенсуса в вопросе
о новых угрозах безопасности, пересмотрев приоритеты после
известных событий 11 сентября 2001 г. В соответствии со специальным
документом "Всестороннее политическое руководство", принятым
на Рижском саммите блока (28-29 ноября 2006 г.), на ближайшие
10-15 лет к числу приоритетов в первую очередь отнесены
международный терроризм, распространение ОМУ и средств его
доставки. Постоянно меняющаяся международная среда безопасности
порождает и другие риски для стран-членов. В указанный период
они будут в основном связаны с нестабильностью, которую
провоцируют "несостоявшиеся" или "несостоятельные" государства,
региональными кризисами и конфликтами, а также их влиянием на
среду безопасности, с растущей доступностью современных видов
вооружений, распространением технологий двойного назначения,
проблемами поставок энергоносителей из-за возможных срывов
в работе ключевых трубопроводов.
В рамках трансатлантических отношений союзники
продолжают согласовывать полный список угроз и рисков для стран - членов
189

Организации, в том числе и в сфере так называемой "мягкой"
безопасности (борьба с распространением наркотиков и др.).
Стратегическая концепция, принятая в 1999 г., содержит более
широкий перечень приоритетных задач альянса в области
безопасности, чем аналогичный документ 1991 г. В настоящее время
последняя редакция Стратегии также признана устаревшей, поскольку
в условиях глобализации активности альянса и появления новых
угроз и рисков для его членов перечень военно-стратегических и
политических задач постоянно расширяется. В новой Стратегической
концепции, которая, вероятно, будет готова в 2008-2009 гг., этот
перечень будет приспособлен к новой роли НАТО как
глобального игрока, что повлечёт за собой окончательный отказ от
принципа зональной ответственности блока (это следует из решений ещё
Пражского саммита, состоявшегося в ноябре 2002 г.). Изменится и
тактика реализации задач альянса: главные усилия будут
направляться на предупреждение кризисов. Планирование действий при
том или ином варианте "превентивной стратегии" НАТО потребует
формулирования специфического определения понятия
"превентивное кризисное реагирование", которое может быть приближено
к положениям "доктрины Буша".
Вместе с тем НАТО как военно-политический блок имеет
ограниченную способность приспосабливаться к меняющейся среде
безопасности, а противодействие новым угрозам требует
обширного инструментария кризисного регулирования, которым блок
не владеет. Это наглядно показала операция альянса в Афганистане,
где с задачей стабилизации ситуации он пока не справляется. А ведь
именно афганская миссия должна была утвердить его в новой роли
глобального игрока и продемонстрировать его новые возможности.
Силы универсального применения, составляющие основу новой
структуры ОВС блока, должны быть способны вести одновременно
две антикризисные операции в очагах крупных региональных
конфликтов, в каждой из которых будут участвовать до 60 тыс.
военнослужащих, а также осуществлять несколько (до шести) менее
масштабных миссий силами 20-30 тыс. военнослужащих каждая.
В настоящее время члены НАТО исходят из того, что в
будущем альянс должен быть способен проводить полный спектр
военных миссий в условиях конфликтов разной степени интенсивности,
190

однако внимание пока должно уделяться наиболее вероятным
операциям. При этом признается, что опыт альянса, полученный после
окончания "холодной войны", показал растущее значение операций
по стабилизации, а также военной поддержки в рамках
постконфликтного урегулирования. Поскольку потенциал НАТО не
рассчитан на проведение антикризисных мероприятий чисто гражданского
спектра, всё большее значение в планировании и проведении ряда
операций альянса приобретает сотрудничество с другими
региональными и международными организациями, прежде всего с ЕС
и неправительсвтенными организациями. В то же время некоторое
развитие может получить гражданское кризисное регулирование
непосредственно в рамках НАТО.
Стремление наладить взаимодействие альянса с другими
крупнейшими организациями (на котором сделан акцент в его
коалиционной стратегии) некоторые западные аналитики считают одним
из характерных признаков современной фазы эволюции НАТО.
Движение в этом направлении должно подкрепляться опытом,
приобретённым в Афганистане. Однако сотрудничество альянса даже
с Европейским союзом (отношения с которым строятся на основе
"стратегического партнёрства") не получает на афганской почве
реального наполнения. Речь пока идёт лишь о формировании некой
модели на будущее.
Тем не менее, несмотря на то, что альянс явно "завис" в
Афганистане, он не стремится "переформатировать" своё
сотрудничество, расширив контакты с некоторыми интеграционными
региональными структурами, в частности с ОДКБ. А ведь полномасштабная
кооперация с этой организацией могла бы привести к созданию
"поясов безопасности" к северу от Афганистана, которые НАТО
поддерживала бы изнутри (в афганских провинциях), а ОДКБ - извне.
Явно по политическим мотивам альянс уклоняется и от других
направлений сотрудничества, которые были предложены ОДКБ.
Базовый принцип, опираясь на который НАТО намерена
функционировать (исключительные полномочия по контролю за
безопасностью в Евроатлантическом регионе в обход Устава ООН и
Совета Безопасности), ставит под сомнение перспективы его
сотрудничества с другими крупнейшими организациями. Так,
исходя из процессов глобализации своей миссии, альянс фактически
191

стремится приравнять собственный формат к формату Организации
Объединённых Наций. Однако необходимо подчеркнуть, что для
большинства стран именно ООН остаётся единственной
универсальной структурой, способной координировать общие усилия по
поддержанию мира. Любые же действия в обход Устава этой
организации лишь подрывают основополагающие нормы
международного права.
Отношения НАТО с отдельными государствами и
организациями, развитие партнёрских отношений и вопросы, связанные
с его расширенческой стратегией, традиционно относят к области
политической трансформации альянса. При этом в Брюсселе
подчеркивают, что это - отдельный процесс, не связанный с
реорганизацией военной составляющей блока. Однако анализ партнёрских
программ Североатлантического союза показывает, что они
работают именно на укрепление его военного компонента и привлечение
ресурсов союзнических стран к операциям альянса по всему миру.
Этим же целям должна служить и инициированная Соединёнными
Штатами программа "глобального партнёрства" НАТО, хотя пока
она не находит общей поддержки союзников1. Планомерная
интеграция военных структур НАТО, в ходе которой в "евроатлантиче-
ский интеграционный процесс" вовлекается всё больше партнёров,
должна привести в недалёком будущем к существенному
наращиванию потенциала многонациональных сил, способных действовать
под командованием альянса.
Парадокс заключается в том, что и условно
"экспансионистская" (американская) модель реформы альянса, и те или иные
традиционалистские варианты его будущего развития являются
внутренне ротиворечивыми. Так, США, выступая против "политизации"
НАТО в пользу резкого наращивания её военного потенциала, в то
же время предлагают расширять перечень выполняемых функций
и подталкивают альянс к более активному участию в
международных политических процессах (например, в определении
будущего статуса Косова и др.). Те же страны, которые настаивают на
1 В заключительной Декларации Рижского саммита содержится нейтральная
формулировка о дальнейшем развитии партнерства альянса и углублении его
сотрудничества с так называемыми "контактными странами".
192

сохранении традиционного качества Североатлантического союза,
прежде всего как института коллективной обороны (за что больше
других ратует Франция), одновременно добиваются, чтобы НАТО
играла "более политическую роль". Таким образом, в позициях
США и франко-германского тандема в отношении реформы альянса
наблюдается некоторая двойственность. Кроме того, подход ФРГ
в настоящее время по многим положениям приближается к
американскому, а Франция при новом руководстве сигнализирует о
готовности пересмотреть принципы своего участия в альянсе (имеется
в виду отказ от полной интеграции в его военную структуру). Всё
это существенно повышает шансы на достижение
трансатлантического консенсуса при разработке новой Стратегической концепции.
Данный документ должен быть готов к следующему саммиту
блока (2008 г.) или, самое позднее, к 60-летнему юбилею Организации
(весна 2009 г.).
В условиях, когда США фактически удалось захватить
инициативу в деле реформирования Североатлантического союза, его
трансформация в основном направлена на укрепление военного
потенциала и перестройку соответствующей структуры блока.
Политическая составляющая трансформации альянса, как
показывает, в частности, повестка дня последней встречи стран-членов
на высшем уровне в Риге, по-прежнему находится на периферии
реформы, хотя в последнее время под давлением ряда европейских
союзников этим вопросам в штаб-квартире блока стали уделять
больше внимания. По мнению руководства Североатлантического
союза, реформа на этом направлении должна привести к усилению
политической роли альянса, в том числе и как главного форума
трансатлантических консультаций. В результате преобразований
процедура принятия политических решений в рамках НАТО
должна быть приведена в соответствие с её расширяющимся
участием в кризисном регулировании (ускорение процесса принятия
решений). Это в первую очередь касается использования Сил
реагирования НАТО, которые рассчитаны на быстрое развёртывание.
Некоторые европейские союзники (прежде всего, Германия
и Франция) считают, что "более политическая" роль НАТО
позволит наилучшим образом удерживать США от односторонних
силовых действий на международной арене. Париж и Берлин
193

выступают за дальнейшее развитие "европейской опоры" альянса
и считают необходимым ограничить географическую зону его
действия. Североатлантический союз по-прежнему остаётся главным
институтом, который помогает США поддерживать своё влияние
в Европе. И Вашингтон активно использует свои возможности,
чтобы превратить его в инструмент реализации своих глобальных
интересов. Франция и Германия, видя эту опасность, выступают против
бесконечного расширения функциональных пределов альянса.
Одной из тем, на примере которой отчётливо просматривается
стремление Соединённых Штатов к дальнейшей "инструментали-
зации" НАТО, является глобальная энергетическая безопасность,
обсуждение которой было внесено под их давлением в повестку
дня Рижского саммита. Вашингтон стремится к тому, чтобы данное
направление стало одним из центральных для альянса, поднимая
угрозу энергозависимости до уровня приоритетной (наряду с
терроризмом и распространением ОМУ). Вероятнее всего, обсуждение
проблемы энергетической безопасности займёт одно из главных
мест в повестке дня Бухарестского саммита блока (апрель 2008 г.).
Вместе с тем перспективы распространения компетенции альянса
на вопросы обеспечения безопасности трансграничных
энергетических коммуникаций (в русле тупиковой, но упорно навязываемой
США парадигмы унифицированной глобализации международных
рынков) представляются пока несколько сомнительными.
Некоторые европейские союзники не поддерживают идею
резкой активизации деятельности альянса в Закавказье и Центральной
Азии, поскольку имеют собственные энергетические интересы
в этих регионах, например в закавказских республиках. Однако
европейцы не готовы пойти на ухудшение отношений с США,
несмотря на то что из-за конфликта интересов НАТО и ЕС вступают там
в своего рода "конкурирующее взаимодействие". Тем более что
базовую концепцию расширения состава и зоны влияния альянса
в принципе поддерживают все ведущие страны НАТО.
Именно расширение НАТО и сферы применения
(географической и функциональной) её механизмов в конце минувшего —
начале нынешнего тысячелетия позволило обеспечить сохранение блока
в качестве главного института, связывающего США - лидера ев-
роатлантического сообщества - с группой ключевых союзников
194

в Европе. Хотя сама идея расширения альянса формально
принадлежала европейцам, в 1999 и 2004 гг. оно прошло по
американскому сценарию и фактически без консультаций с союзниками. Можно
сказать, что в этом процессе экспансии интересы НАТО как
системы бюрократических институтов играют подчинённую роль по
отношению к интересам неформальных политических групп и сил
вашингтонского истеблишмента. Именно Соединённые Штаты
выступают сегодня главным лоббистом дальнейшего расширения
альянса, в том числе и за счёт некоторых постсоветских стран.
При этом необходимо подчеркнуть, что идея возможного
членства России в НАТО всегда была для западного сообщества чисто
спекулятивной, и на сегодняшний день она по-прежнему остаётся
неприемлемой для большинства традиционных евроатлантических
элит.
Взаимодействие в рамках Совета Россия — НАТО развивается по
довольно широкому кругу вопросов. Однако вряд ли следует
ожидать, что это сотрудничество может как-то повлиять на
трансформацию Североатлантического союза из преимущественно военной
в политическую организацию или в своего рода систему
коллективной безопасности с равноправным участием России. В документах
альянса после Вашингтонского саммита 1999 г. не содержится ни
одного подтверждения возможности подобной эволюции.
Опыт взаимодействия в Совете свидетельствует о том, что
у российских партнёров нет стратегии его долгосрочного развития.
Следует также констатировать, что та динамичность, которую
задала российско-натовскому сотрудничеству Римская декларация
2002 г., постепенно сходит на нет. Некоторые государства-члены
проявляют всё меньше интереса в разработке крупномасштабных
проектов в рамках СРН. Как подчеркивают специалисты, военная
проблематика, определяющая смысл существования блока, всё
откровеннее выдавливается из российско-натовского диалога.
Период после окончания "холодной войны" был отмечен
определённым сближением России и Запада, расширением
взаимодействия как непосредственно в сфере безопасности, так и по
более широкому кругу вопросов. Этот процесс активизировался
после террористических актов в США, поскольку стороны пришли
195

к общему пониманию новых угроз безопасности трансграничного
характера и их сотрудничество стало более предметным.
Вместе с тем, оценивая определённый "разворот" в сторону
Москвы как Вашингтона (в связи с начатой им глобальной
"войной с международным терроризмом"), так и основных западных
институтов (НАТО и Европейского союза), следует признать, что
причиной такого изменения курса является скорее реакция Запада
на сложившуюся ситуацию, а не долгосрочная стратегия развития
отношений с Россией. Западное сообщество не считает, что для
решения главных проблем своей безопасности ему необходим
стратегический союз с Россией, даже принимая во внимание её особую
роль в борьбе с международным терроризмом и другими
основными угрозами. Заинтересованность западных стран в сотрудничестве
с РФ всё более явно зависит от готовности и способности Москвы
работать на реализацию их собственных целей и задач.
Сегодня правомерно говорить о сложившемся
консолидированном подходе западного сообщества к сотрудничеству с РФ. На
этот "консенсус в отношении России" не влияет ни периодически
возникающая напряжённость в трансатлантических отношениях,
обусловленная унилатерализмом в политике Вашингтона, который
ставит во главу угла интересы собственной национальной
безопасности, ни специфика отношений России с Североатлантическим
союзом и ЕС (которая определяется прежде всего экономическими
интересами сторон).
К новым формам и институциональным рамкам
сотрудничества (в том числе к Совету Россия — НАТО) на Западе во многом
относятся как к дополнительному инструменту давления на нашу
страну с целью получить сиюминутные уступки или обеспечить
за её счёт реализацию собственных интересов, в первую очередь
на территории Содружества. При этом сотрудничество альянса
с некоторыми государствами СНГ, которое в перспективе
нацелено на их вступление в Организацию, принципиально отличается от
взаимодействия Североатлантического союза и России.
Запад всё чаще использует политику сдерживания в отношении
России, что особенно заметно на примере "интеграционного
конфликта" РФ и западного сообщества на пространстве СНГ. Он как
бы вернулся к традиционному пониманию отношений с Москвой,
196

сформировавшемуся в годы "холодной войны". Такая инертность
проявляется, например, в предлагаемой Североатлантическим
союзом модели сотрудничества, основанной на логике и
"демократических ценностях" некого "сообщества судьбы", т.е. на
"цивилизаторской" роли блока по отношению к РФ.
Между тем формирование общей концепции реформы НАТО
идёт с большим трудом. Кроме того, уже ставшая очевидной
ограниченная способность альянса адаптироваться к меняющейся среде
международной безопасности (просто в силу того, что средства для
парирования новых угроз безопасности частично или полностью
выпадают из арсенала блока) заставляет задуматься об адекватности
целей подобной реформы, т.е. о возможности продвижения от
"коллективной обороны" к "коллективной безопасности" и создания
многофункциональной организации. Возникает вопрос, станет ли
обретение альянсом новой идентичности выполнимой задачей?

УДК 327.51
ББК 66.4.(0)
Кучинская M. Е.
Трансформация НАТО на современном этапе: политические аспекты
Сдано в набор 07.06.07. Подписано в печать 14.11.07.
Формат 145x200. Бумага офисная. Гарнитура Times New Roman.
Печать на ризографе. Объём 50 физ.печ.л., 6,69 уч.-изд.л.
Тираж 350 экз. Заказ 13/07.
ISBN 978-5-7893-0099-2
© РИСИ, 2007
125413, Москва, ул.Флотская, 15Б.
www.riss.ru

ИЗДАНИЯ РИСИ, ВЫПУЩЕННЫЕ В 2007 ГОДУ
Ю. Н. Глущенко
В. Е. Новиков
"Европейский вектор нефтяной отрасли России".
"Проблема нераспространения ядерного оружия
на современном этапе".
"РОССИЯ И ГЛОБАЛЬНАЯ ЭКОНОМИКА".
Аналитический альманах, № 7 (21):
А. А. Никулин Современное состояние и перспективы
развития мирового рынка благородных
металлов.
Взгляд США на мировой рынок нефти.
Зарубежные оценки инфляционных
процессов в России.
Перспективы привлечения иностранных
инвестиций в топливно-энергетический
сектор экономики России.
Актуальные проблемы российского
транзита через территорию Балтии.
О водно-энергетическом консорциуме
центральноазиатских республик.
Российско-китайское
торгово-экономическое сотрудничество.
Аналитический альманах, № 8 (22):
И. В. Прокофьев
Н. В. Грибова,
А. А. Никулин
К. Р. Белорусец
К. Е. Каратаева
В. М. Клапцов
И. Ю. Фролова
И. В. Прокофьев
Е. А. Семенова
А. А. Никулин
Д. Н. Лыжин
А. А. Немов
Н. В. Грибова
Л. Ч. Абаев
О тенденциях развития мировой энергетики.
Некоторые аспекты промышленной
и инновационной политики в странах ЕС.
Инвестиционная деятельность российских
металлургических компаний за рубежом.
Система государственной поддержки АПК РФ:
современное состояние и перспективы развития.
Торгово-экономическое сотрудничество
Приморского края и КНДР.
Развитие банковской системы Китая
в современных условиях.
Рынок информационно-коммуникационных
технологий Республики Беларусь и Украины.

"АНАЛИТИЧЕСКИЕ ОБЗОРЫ"
В. Φ. Терехов
Μ. Е. Кучинская
А. Н. Сытин
Е. А. Семёнова
Политические аспекты трансформации
японо-американского военно-технического
сотрудничества, № 1 (14).
Итоги Рижского саммита НАТО и основные
тенденции трансформации блока
на современном этапе (политические
аспекты), №2 (15).
Политическая ситуация в Латвии
от парламентских до президентских
выборов, № 3 (16).
Партнёрство государства и бизнеса
в интересах инновационного развития
в странах ОЭСР, №4 (17).
"РОССИЙСКИЙ ВЕКТОР"
A. А. Немов
B. М. Клапцов
Ю. Н. Глущенко
Северная Корея: штрихи к портрету, № 1 (25).
О проблеме водопользования в Центральной
Азии, № 2 (26).
Состояние и перспективы развития
международного рынка СПГ и интересы
России, № 3 (27).
РОССИЙСКИЙ ИНСТИТУТ СТРАТЕГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
125413, Москва, ул.Флотская, 15Б
Тел.: (495) 454-92-64, Факс: (495) 454-92-65, e-mail: mail@riss.ru, www.riss.ru