мірскіе міі'еііетііііііи.
Очеркя т быта жввгаыи селящихся около человѣка.
СОЧИНЕНІЕ
^Ш©ДЧЖСТА ^‘ѲГДАНѲВД.
Профессора зоологіи ИМПЕРАТОРСКАГО С.-Петербургскаго Университета.
Изданіе Редакціи Журнала «РОдпИКЬ-»
С.-ПЕТЕШБУКГ
1884.
Дозволено цензурою. С.-Петербургъ, 28-го Ноября 1883 года.
Типографія Шредера. Гороховая, № 4=9.
Стр.
Отъ автора.
Вмѣсто введенія................................. 1
I.	Мышь........................................... §
II.	Крыса •...............................  •	17
III.	Летучая мышь............................... 25
IV.	Ласточка................................... ЗБ
V.	Стрижъ..................................... 53
VI.	Скворецъ................................... 55
VII.	Домашній воробей........................... 60
VIII.	Полевой воробей........................... 80
IX.	Голубь................................... 81
X.	Галка .................................... 86
XI.	Сычъ....................................   88
XII.	Аистъ...................................... 89
XIII.	Хохлатый	жаворонокъ....................... 90
XIV.	Налетные	воры.......................... 93
XV.	Надворные гости............................ 96
XVI.	Ужъ.......................................100
XVII.	Жаба......................................108
XVIII.	Муха......................................112
XIX.	Блоха ................................’. 125
XX.	Клопъ ................................... 128
XXI.	Вошь.....................................131
XXII.	Клещъ.....................................132
XXIII.	Тараканы..................................133
XXIV.	Сверчокъ................................. 139
XXV.	Мураши ...................................139
XXVI.	Моль. Кожеѣдъ. Жукъ-могильщикъ............141
XXVII.	Пауки.................................... 142
XXVIII.	Книжный скорпіонъ..........................143
XXIX.	Мокрица...................................143
Заключеніе.................................144
ОТЪ АВТОРА.
Издавая эту книжечку, я хотѣлъ оказать моимъ читателямъ посильную услугу. облегчивъ ихъ знакомство съ тѣми животными, которыя живутъ около насъ.
Разсказы изъ быта животныхъ занимаютъ видное мѣсто въ дѣтской литературѣ всѣхъ народовъ. потому что все живое, движущееся, поющее, кричащее по преимуществу привлекаетъ молодаго наблюдателя.
Этотъ отдѣлъ дѣтской литературы, не бѣденъ и у насъ; но это или переводы или пересказы, ориггѵналънаго же, касающагося русскихъ животныхъ, которыхъ видятъ русскіе дѣти, почти нѣтъ ничего.
Переводные разсказы могутъ быть хороши, научно точны, но... въ нихъ чего то недостаетъ. А недостаетъ вотъ чего.
У каждаго народа своя культура, свои взгляды на природу; въ каждой странѣ свой строй жизни, свои особыя отношенія между человѣкомъ и животными. Все это неизбѣжно отражается въ разсказѣ о природѣ и животныхъ.
Напримѣръ въ Германіи волкъ рѣдкость, поэтому въ описаніи его нравовъ видна нѣкоторая легендарность', въ Англіи волка давно уже истребили, и въ англійскомъ разсказѣ волкъ является уже совсѣмъ легендарнымъ звѣремъ. Переведите эти разсказы на русскій языкъ—и
выйдетъ что-то не подходящее-, будетъ волкъ, какъ говорится: «Федотъ, да не тотъ». Довѣрія къ разсказу и нѣтъ.
Вотъ почему я рѣшился дѣлиться. на досугѣ, съ русскими дѣтьми тѣми свѣдѣніями, которыя, въ теченіе многихъ лѣтъ, почерпну ль въ родной природѣ.
Не придавая какого нибудь особаго значенія этимъ разсказамъ, я думаю однако, что они кому нибудь пригодятся. потому что въ нихъ нѣтъ ни лжи. ни вымысла.
Меня спрашивали, зачѣмъ я придумалъ такое названіе— «Мірскіе захребетники». Отвѣчу. что я не придумывалъ его-, это произведеніе народнаго юмора, которымъ я только воспользовался. Мірскими захребетниками въ народѣ зовутъ, въ насмѣшку, нищихъ, убогихъ, каликъ перехожихъ, малыхъ, старыхъ, лѣнивыхъ, словомъ всѣхъ кто жуетъ чужой хлѣбъ или вообще живетъ за мірской спиной. И мнѣ кажется, что это названіе вполнѣ подходяще ко всѣмъ тѣмъ животнымъ, о которыхъ идетъ рѣчь въ этой книжечкѣ.
Модестъ Богдановъ.
1ЮТ0 1В1Д1НІЯ
ужно ли говорить: кто они? гдѣ они? — эти мірскіе захребетники. Оглянитесь. Они здѣсь, кругомъ васъ, около васъ, надъ вами и
подъ вами, наконецъ, на васъ самихъ. Нѣтъ дома въ цѣломъ мірѣ, который бы былъ свободенъ отъ ихъ постоя. Нѣтъ человѣка, который бы не испыталъ непріятности отъ этой пестрой толпы дармоѣдовъ, живущихъ на нашъ счетъ. Выстройте шалашъ или роскошный дворецъ, въ лѣсной глуши, или на самой людной улицѣ первой столицы міра— не успѣете вы кончить крышу вашего дома, какъ уже въ немъ появятся незваные, непрошеные постояльцы. И каждый изъ нихъ займетъ свое обычное мѣсто.
Въ подпольѣ поселятся мыши и крысы. На чердакѣ пріютятся голуби и летучія мыши. Въ деревянныхъ застрѣхахъ уютные уголки будутъ заняты воробья
ми, галками. Въ верхнихъ углахъ оконъ прилѣпятъ свои гнѣзда ласточки. Внутри дома, въ комнатахъ поселятся мухи, паучки, клопы, тараканы, блохи и много другаго народа, къ которому мы до того привыкли, что и въ голову не придетъ спросить себя: зачѣмъ они здѣсь? кто ихъ звалъ? Мы только тогда обращаемъ на нихъ вниманіе, когда онй намъ мѣшаютъ спать, ѣсть, заниматься дѣломъ, портятъ наши вещи, или черезъ-чуръ грабятъ нашу провизію. О! тогда мы вооружаемся и съ озлобленіемъ принимаемся истреблять мухъ, таракановъ, мышей, разными порошками, ловушками, отравленными бумажками и тому подобными средствами. Но странная вещь: много вѣковъ идетъ эта война съ мірскими захребетниками, а до сихъ поръ никого изъ нихъ не удалось уничтожить, ни выгнать вонъ никакими патентованными средствами.
Между тѣмъ, эти захребетники стоятъ намъ очень дорого. Трудно счесть, во что обойдутся намъ крысы, мыши и другіе мелкіе домашніе воришки; а еще труднѣе опредѣлить, какъ много испортятъ намъ жизнь клопы, блохи, мухи и тому подобная челядь. А знаете ли отчего мы съ ними не можемъ сладить? Оттого, что не хотимъ ближе узнать ихъ; они безпрестанно попадаются намъ на глаза; они слишкомъ обыкновенны, и потому намъ кажется, что мы ихъ настолько знаемъ, что не стоитъ на нихъ и вниманія обращать.
Но это ошибочно. Мы гораздо больше знаемъ о чужестранныхъ звѣряхъ, чѣмъ о нашей домашней мыши.
Кто не читалъ о термитахъ и ихъ конусообразныхъ, многоэтажныхъ Домахъ; а знаете ли вы, что
нибудь о тѣхъ мелкихъ желтенькихъ мурашахъ, которые живутъ въ нашихъ комнатахъ и нападаютъ на все сладкое—пирожное, конфекты, сахаръ?
И мало ли кого мы не знаемъ изъ захребетниковъ, поэтому очень часто не можемъ отличить вредныхъ отъ полезныхъ.
Вотъ, посмотрите. Въ жаркій лѣтній день, тысячи мухъ снуютъ и жужжатъ въ комнатѣ; назойливо ползаютъ по нашему лицу; садятся на кушанья. Но вы терпите. А стоитъ замѣтить въ углу паутину и паука, мы схватываемъ щетку, чтобы вымести противное животное съ его паутиной. Чѣмъ же провинился передъ нами паукъ? Къ стыду нашему можемъ отвѣтить одно: «да тѣмъ, что онъ паукъ». Намъ и въ голову не приходило узнать, зачѣмъ онъ тутъ поселился, чтб онъ дѣлаетъ, чѣмъ, наконецъ, онъ возбудилъ нашу ненависть. Но, кромѣ паука, сколько другихъ постояльцевъ нашихъ домовъ терпятъ напраслину совершенно незаслуженно.
Ужасъ и омерзѣніе возбуждаетъ въ насъ летучая мышь, случайно влетѣвшая въ комнату. Чувство глубокаго отвращенія мы питаемъ къ жабѣ, прискакавшей на балконъ. Прилетитъ вечеромъ сова и опустится на крышу дома—опять бѣда. Это вѣстникъ несчастья; убейте ее, гоните ее вонъ. Никто и знать не хочетъ, что летучая мышь, жаба, сова—наши лучшіе друзья.
И такъ, что же намъ дѣлать? Выметать пауковъ, истреблять летучихъ мышей, стрѣлять совъ, потоку что они намъ противны. И за это терпѣть всякія напасти отъ мышей, мухъ, клоповъ и другихъ пріятелей, съ которыми мы не можемъ сладить.
Вольному воля! Если вамъ пріятно просыпаться отъ укуса разной гадины; если вамъ доставляетъ удовольствіе, чтобы ваши любимыя платья были изъѣдены, чтобы ваши запасы провизіи были испорчены, — идите изучать заморскихъ звѣрей въ зоологическомъ саду, не то читайте иллюстрированную^ жизнь животныхъ, и будьте довольны вашимъ незнаніемъ. Оно очень выгодно мірскимъ захребетникамъ.
Иное дѣло, если вы хотите жить хорошо, покойно, ѣсть вкусно, крѣпко спать послѣ дневнаго труда. Если вамъ дороги всѣ тѣ вещи, которыя вы купили на трудовыя деньги; если, наконецъ, вы хотите справедливо относиться къ окружающимъ васъ существамъ и хорошо различать между ними злыхъ и добрыхъ, вредныхъ и полезныхъ, и каждому воздать по его заслугамъ, то будемъ изучать ихъ. Но помните условіе, необходимое для успѣха нашего дѣла; будемъ внимательны, терпѣливы и безпристрастны; отбросимъ въ сторону всѣ предразсудки. Да не будетъ для насъ ни противныхъ, ни милыхъ, ни злыхъ, ни добрыхъ, ни вредныхъ, ни полезныхъ. Постараемся узнать, кто съ нами живетъ; зачѣмъ поселились эти жильцы; что они дѣлаютъ; кто ихъ друзья и враги и какъ они относятся къ намъ самимъ.
I.
Мышь.
огда-то, давно, давно, старая няня, укачивая меня, разсказывала сказочку про муху-бабу ху и мышъ-говоруху .
Я былъ тогда очень маленькій и не умѣлъ еще говорить; но помню, что сказочка няни не
дала мнѣ спать до самой полуночи. Такъ мнѣ захотѣлось видѣть эту мышь-говоруху. Разспросить няню я не умѣлъ и рѣшительно не зналъ, кто эта такая мышь-говоруха. Долго ли, коротко ли прошло, уже не помню, только сидѣлъ я разъ на мягкомъ диванѣ и игралъ своими куколками. Няня вышла за чѣмъ-то. Остался я одинъ. Вдругъ изъ-подъ комода выставилась мордочка хорошенькая, сѣренькая, съ черными глазками, съ ушками-торчушками. Я испугался и притихъ. Немного погодя, мордочка зашевелилась, высунулась впередъ; показалась сѣрая спинка и длинный хвостикъ. Мнѣ ужасно захотѣлось схватить ее. Но только что я пошевелился, чудный звѣрокъ пропалъ. Ахъ, какъ мнѣ было досадно! Приходитъ няня, я разсказываю ей, чтЬ видѣлъ. «Да, это мышка», говоритъ. Такъ вотъ она какая мышь-говоруха! Съ тѣхъ поръ я сталъ отчаяннымъ мышеловомъ. Я пускалъ въ ходъ всякія ловушки для ловли мышей. Много разъ держалъ ихъ въ клѣт
кахъ или между оконными рамами. Но прошло много лѣтъ, прежде нежели я познакомился съ мытыо-гп-ворухой. Я даже забылъ сказочку няни, за то могу
вунья—дѣйствительно есть.
Близкое знакомство съ мышью не сдѣлало меня ея врагомъ. Я не раздѣлялъ того отвращенія, которое питаютъ къ ней многіе. Это хорошенькій, красивый и умный звѣрокъ, который провинился передъ человѣкомъ тѣмъ, что поселился_____
въ его домѣ,	— 
найдя тутъ даровую квартиру и столъ. Но
сказать вамъ, что мышь-говоруха, что мышка-пѣ-
Полевая мышь.
кто же виноватъ въ этомъ? Человѣкъ или мышь?
Было время, когда мышка жила врозь съ человѣкомъ, какъ живутъ теперь ея родственницы, полевыя и лѣсныя мыши. Она боялась человѣка, какъ онѣ, какъ всѣ дикія животныя, и убѣгала отъ него. Наступила осень, пошли дожди за дождями, земля промокла; дождевая вода затопила норку мыши, вымочила ея сѣренькую шубку. Мышка заболѣла; зубки ея стучали отъ лихорадки. Холодъ знобилъ ее; голодъ мучилъ ее; а ѣсть было нечего. И вотъ она шмыгнула въ хижину дикаря, прижалась къ стѣнкѣ между камнями. На полу, среди хижины, ярко пылалъ костеръ, разливая кругомъ теплоту.
Хозяинъ съ семьей ужинали около костра, тутъ же на полу; мышка грѣлась, смотрѣла и завидовала.
Ужинъ кончился; обитатели хижины уснули. Костеръ догорѣлъ и потухъ. Стало совсѣмъ темно. Тогда мышка набралась храбрости. Тихо,, осторожно вылѣзла она изъ щелки и пошла шарить по полу. О, счастье! Ей попалась корочка хлѣбца; она съ жадностью съѣла. Нашла другую, третью и понаѣлась такъ, какъ никогда не ѣдала. Кто-то пошевелился и зашумѣлъ; мышка, не помня себя отъ страха, бросилась въ щель и спряталась тамъ; спряталась и заснула сладкимъ сномъ. А во снѣ ей видѣлись
вкусныя корочки.
Наступило утро. Дождь лилъ попрежнему; попробовала мышка отправитьея въ свою норку: вымокла, запачкала свою шубку и снова вернулась въ хижину дикаря. Снова спряталась въ щель между каменьями и стала разсматривать внутренность хижины. Тамъ ходили и работали люди; бродили между ними собаки, подбирая куски и крошки, валявшіеся на полу. Снова запылалъ костеръ подъ-вечеръ. Долго люди суетились около костра; что-то клали туда, вынимали, и, наконецъ, вся семья усѣлась ѣсть, какъ
вчера; а затѣмъ, улеглась спать. Костеръ вспыхивалъ то ярче, то слабѣе и, наконецъ, потухъ.
Мышка сдѣлалась уже смѣлѣе; она обошла всю хижину, обшарила всѣ уголки, по-
Лѣсная мышь.
Ѣла крошекъ на полу; но этого мало, она отыскала въ выдолбленномъ кускѣ дерева цѣлую кучу хлѣбныхъ зеренъ; закусила тутъ еще разъ, да такъ плотно, что и сказать нельзя. Вы поймете, что на другой день, хотя солнце свѣтило и жгло по лѣтнему, у мыши прошла всякая охота искать свою холодную, мокрую нору. День шелъ за днемъ. Мышь все болѣе привыкала къ своему новому жилищу, къ своимъ хозяевамъ. Она знала, гдѣ лежитъ все съѣдобное и дошла до того, что даже страхъ ея прошелъ.
И вотъ, какъ-то разъ, среди дня, она вздумала прогуляться по хижинѣ, чтобы закусить чего-нибудь; но только что вышла изъ щели, большая косматая собака съ шумомъ вскочила и бросилаэь на нее; однако, мышь вб-время успѣла скрыться въ норку. Она такъ испугалась, что всю ночь и весь слѣдующій день просидѣла тамъ; но голодъ заговорилъ и, на слѣдующій вечеръ, какъ только костеръ потухъ, она снова пустилась на поиски; наѣлась, напилась и спряталась въ щель.
Недѣли шли за недѣлями, прошла холодная зима, наступила весна, а -за ней лѣто. Мышь обзавелась семьей. Пробовала-было снова зажить вольной жизнью, но вышло какъ-то неудачно. Какъ на грѣхъ, въ тотъ годъ, хорьковъ, ласочекъ, ежей, змѣй и другихъ враговъ мыши было почему-то больше. Всѣхъ ея дѣтокъ поѣли до послѣдняго; и рада была мышка, что сама уцѣлѣла. Тогда она снова вернулась въ хижину человѣка и порѣшила не уходить изъ нее. Мышка не ошиблась. Жизнь ея пошла, какъ по маслу. Корму вдоволь; хорьки, ласочки и другіе враги, какъ оказалось, сами боялись человѣка и не
смѣли приближаться къ хижинѣ. Зажила тутъ наша мышка припѣваючи, обзавелась новой семьей и дожила до глубокой старости.
Годы шли за годами, дѣти и внуки мышки обжились въ хижинѣ, привыкли къ человѣку. Протекли незамѣтно многія тысячи лѣтъ и мыши забыли свои прежнія жилища въ поляхъ и лѣсахъ. Привольно имъ жилось около человѣка, но они научились горькимъ опытомъ, что и его слѣдуетъ бояться. Приволье жизни,
неистощимые запасы зеренъ и другой пищи, которую собиралъ человѣкъ, дали мышамъ возможность размножиться, а чѣмъ больше ихъ разводилось, тѣмъ боль
ше онѣ съѣдали у человѣка, и, наконецъ, онъ сталъ замѣчать ихъ воровство. Тогда-то началась война противъ мышей. Человѣкъ не упускалъ случая убить маленькаго воришку. Онъ натравливалъ* на мышь собакъ. Онъ замазывалъ и затыкалъ всѣ щели въ своей хижинѣ. Наконецъ, онъ приручилъ кошку. Онъ сталъ подвѣшивать на стѣнахъ и къ потолку мѣшки и корзины съ провизіей, но было уже поздно. Мышь такъ обжилась въ хижинѣ, что выгнать ее не было возможности. Она стала прятаться отъ человѣка, слѣдила за его движеньями, за его собаками и кошками, цѣлые дни проводила въ своей норкѣ; а за то ночью, когда все спало, она хозяйничала на широкую ногу. Ея крѣпкіе зубы быстро прокладывали ей дорогу внутрь хижины. Ея цѣпкіе когти служили ей исправно, чтобы пробраться къ мѣшкамъ и корзинкамъ съ провизіей, гдѣ бы они ни были подвѣшаны. И вотъ, мало по малу, умудренная опытомъ, мышь стала полной хозяйкой въ нашихъ домахъ. Ни стѣны домовъ, ни крѣпкія полы и двери не представляютъ для нея препятствій.
Прислушайтесь. Только что погасили свѣчи; только что все улеглось и затихло въ домѣ—въ разныхъ уголкахъ начинается скрыхтанье. Горе вамъ, если вы услыхали его. Вы долго не заснете. Мышь настойчива, и если разъ ей показалось, что у васъ въ комодѣ есть что-то вкусное, она, не задумываясь, принимается за работу. Осмотритъ комодъ кругомъ, понюхаетъ то тутъ, то тамъ; попробуетъ зубами и найдетъ - таки такое мѣсто, гдѣ легче всего прогрызть дырочку. Тотчасъ же зубы пускаются въ ходъ. Она грызетъ часъ, два, цѣлую ночь, спря
чется на день, чтобъ приняться за работу въ слѣдующую ночь, и, наконецъ, проникнетъ въ комодъ. А затѣмъ, уже она полная хозяйка тамъ. Зачѣмъ вы не обратили вниманія на скрыхтанье мыши? Зачѣмъ вы вб-время не предупредили воровство? Вамъ было лѣнь встать съ постели. Вы предпочли двадцать разъ постучать въ полъ, чтобъ испугать мышь. Полюбуйтесь же теперь: вотъ ящикъ комода, гдѣ вы сложили самое тонкое, самое дорогое бѣлье, которое надѣваете лишь въ тѣхъ случаяхъ, когда хотите принарядиться. Посмотрите, оно прогрызено; да такъ, что и поправить его нельзя. Изъ этихъ огрызковъ устроено гнѣздо, а въ немъ, на подстилкѣ изъ кусочковъ дорогихъ кружевъ... фу, какая мерзость! копошатся семь штукъ слѣпыхъ, красненькихъ, голыхъ мышенятокъ. Скажите, кто же виноватъ, вы или мышь? Вы выместили свою злобу на несчастныхъ мышаткахъ, но что же въ этомъ толку? Мышь осталась и отмститъ вамъ въ свою очередь. Она заберется въ кладовую и возьметъ свою долю изъ вашей провизіи. Вы очень ловко привѣсили окорока на гвоздики, вбитые въ балки, которые поддерживаютъ потолокъ, и успокоились. Безъ лѣстницы никто туда не залѣзетъ. А это что такое? Въ самомъ лучшемъ окорокѣ проѣдены дыры. Его кто-то попробовалъ. Ахъ, противныя мыши! Но позвольте: зачѣмъ же вы держите Ваську кота? Что у васъ дѣлаетъ любимая кошечка Машка? Вѣдь, кажется, это ихъ дѣло ловить мышей. А на повѣрку выходитъ, что Машка и Васька мурлычатъ, ластятся къ вамъ, а мышь все-таки хозяйничаетъ. Хозяйничаетъ вездѣ: въ спальнѣ, въ библіотекѣ, въ кладовой и на
кухнѣ, въ погребахъ и амбарахъ, въ подвалахъ и конюшняхъ—вездѣ, вездѣ, гдѣ есть что-нибудь, съѣдобное. Въ жиломъ домѣ, гдѣ есть запасы провизіи, мыши накидываются только на нее, но какъ только выѣдутъ изъ дому, запрутъ его, для мышей настаетъ настоящая масляница. У нихъ идетъ пиръ горой. Онѣ поѣдятъ всю провизію, которая плохо положена; ихъ разведется громадное количество. Но затѣмъ, наступитъ безкормица—и онѣ накинутся на мебель, на обувь, на книги и перепортятъ все, что только доступно мышинымъ зубамъ.
Слова нѣтъ, за всѣ эти гадости человѣкъ не можетъ любить мышь. Но повторяемъ: виновата ли она, что ей хочется жить? Виновата ли она въ томъ, что ея просвѣщенный хозяинъ, владѣющій силой пара, телеграфами, телефонами, не можетъ избавиться отъ крошечнаго звѣрка. Давно когда-то, во времена глубокой древности, человѣкъ догадался приручить кошку, думая, что она избавитъ его отъ мышей. Съ тѣхъ поръ прошло много времени. Кошка сдѣлалась любимцемъ человѣка, но мыши не перевелись. Если вы будете кормить вашу кошку сливочками, вкуснымъ жаренымъ, она будетъ мурлыкать, увиваться около вашей ноги, будетъ чистить свою мягкую шубку; но согласитесь, что ей за охота караулить и ловить мышей? Иное дѣло, если мы познакомимся хорошенько съ жизнью мышки; мы увидимъ тогда, что у нея много враговъ болѣе страшныхъ, нежели жирный котъ Васька.
Въ деревенскіе дома, погреба и амбары, гдѣ
кишмя-кипіатъ мыши, нерѣдко заглядываютъ хорьки, горностаи и маленькія ласочки.
На крышахъ тѣхъ же амбаровъ очень часто, въ лунную ночь, вы увидите противную сову. Вотъ это враги мыши, которые не чета вашему Васькѣ. Поселится въ строеніи ласочка-кончено, нѣтъ ходу мышамъ. Ея тонкое тѣльце, на короткихъ ногахъ, проникнетъ всюду, въ каждую мышиную норку и она скоро переведетъ всѣхъ мышей до послѣдней.
Заберется ли мышь, чтобъ ограбить садъ или огородъ—тамъ ее ждутъ тѣ же враги, да въ придачу— колючій ежъ. Наконецъ, не забудемъ тѣхъ маленькихъ, косматыхъ, сѣрыхъ собачекъ, которыхъ зовутъ крысоловками. Кромѣ того, у насъ есть еще средство, чтобы сладить съ мышами. Оставимъ всевозможные составы, придуманные разными шарлатанами и аферистами; возьмемъ, просто, битое стекло, истолчемъ его и, размѣшавъ съ сахаромъ, разсыплемъ по щелямъ и тогда увидите, мышей убудетъ.
Наконецъ, будемъ настойчивѣе мыши. Станемъ акуратно задѣлывать всѣ дыры, которыя она прогрызетъ. Не будемъ ставить зря нашу провизію; тогда, повѣрьте, мышей не будетъ совсѣмъ.
Тогда ваша злобѣ, на мышку смягчится и можетъ случиться даже такъ, что мы полюбимъ ее; а полюбить ее можно. Поставьте ловушку. Поймайте одну, другую, третью мышку, посадите ихъ въ проволочную клѣтку, или, просто, пустите между оконными рамами; но устройте тамъ такъ, какъ дѣлаютъ канатные плясуны: натяните шнурочки въ разныхъ
направленіяхъ; наставьте гладкихъ, тонкихъ, палочекъ; прикрѣпите къ косякамъ окна разные игрушечные домики—и вотъ теперь полюбуйтесь на мышь. Она цѣпка, какъ обезьянка и, не хуже любаго клоуна или канатнаго плясуна, будетъ лазать вверхъ и внизъ по этимъ прутикамъ и шнурочкамъ. Она много разъ позабавитъ васъ ловкостью своихъ движеній. Обращайтесь съ нею осторожно, ласково, не пугайте ее, и она скоро привыкнетъ, будетъ подходить къ рукамъ, брать отъ васъ пищу; тогда повѣрьте, что этотъ противный врагъ доставитъ вамъ больше удовольствія, нежели глупая, мурлыкающая кошка, нежели злая и досадливая обезьяна.
А вотъ, если бы вамъ попалась мышь-говоруха, то, конечно, вы не смѣняли бы ее на заморскаго, диковиннаго звѣря. Только она попадается рѣдко, такъ рѣдко, что даже ученые каждый разъ пишутъ о ней въ журналахъ. Это, такъ называемая, пѣвчая мышь. Лѣтъ двадцать назадъ, поздно вечеромъ, читалъ я книгу; всѣ уже спали въ домѣ; царила глубокая тишина. Вдругъ слышу я запѣла не то канарейка, не то какая-то другая птичка. Это меня удивило. Я зналъ, что въ домѣ нигдѣ нѣтъ птицъ, кромѣ моей комнаты; но онѣ всѣ спали.
Прислушиваюсь внимательнѣе—поетъ въ моей комнатѣ, какъ-разъ подъ шкапомъ съ книгами. Только что я пошевелился—пѣсня смолкла. Я притихъ и, минутъ черезъ пять, снова раздались веселыя трели, но на этотъ разъ уже подъ кроватью. Сомнѣніе исчезло. Это мышка-пѣвунья, мышь-говоруха, которую я
тщетно искалъ много лѣтъ; и я далъ себѣ слово поймать ее, во что бы то ни стало. Разставилъ ловушки и, въ слѣдующіе дни, поймалъ нѣсколько мышей, посадилъ ихъ въ клѣтки; но увы! онѣ не пѣли. Наконецъ, счастье улыбнулось мнѣ. Мышка-пѣвунья была поймана, посажена въ клѣтку и не замедлила выказать свой музыкальный талантъ. Ничего въ ней особеннаго не было. Мышь, какъ мышь: здоровая, бойкая. Она жила у меня больше полугода; скоро привыкла, сдѣлалась ручной, но только всякій внезапный шумъ пугалъ ее.
Она устроила себѣ гнѣздышко изъ ваты, которую я положилъ въ клѣтку, и сидѣла въ немъ цѣлые дни, молча; но какъ только наступитъ вечеръ, утихнетъ шумъ, улягутся всѣ спать—мышка выходила изъ гнѣзда, ѣла, пила, чистила свою мордочку и шубку, проворно лазила по клѣткѣ и пѣла, да такъ хорошо, что издали можно было принять ее за канарейку. Забавно бывало смотрѣть на нее, когда она усядется на заднихъ лапкахъ и начнетъ выводить свои трели. Я показывалъ ее многимъ, какъ диковину, и всѣ убѣждались, что дѣйствительно, есть поющія мыши. Но объяснить этого страннаго явленія никто не могъ. Я и самъ не понималъ его долго.
Дѣло объяснилось, однако, случайно, но вмѣстѣ съ тѣмъ, очень просто.
Во время моего путешествія въ Хиву, черезъ пустыню Кизылъ-Кумъ, нашъ караванъ остановился на отдыхъ среди холмовъ сыпучаго песку, около колодца. Страшный жаръ утомилъ и насъ, и животныхъ. Я слѣзъ съ лошади и, въ то время, какъ развьючивали верблюдовъ и готовили обѣдъ, прилегъ на
войлокѣ отдохнуть. Вдругъ слышу знакомое пѣніе, очень похожее на пѣніе моей мышки. Смотрю: около норки, на склонѣ песчанаго бугра сидитъ маленькій рыжій звѣрокъ, съ пушистымъ хвостикомъ, сидитъ на заднихъ лапкахъ, поглядываетъ по сторонамъ и распѣваетъ.
Это была песчанка, одинъ изъ тѣхъ мелкихъ звѣрковъ, которые во множествѣ живутъ въ песчаныхъ пустыняхъ.
Песчанки очень похожи на мышей, съ тою разницей, что онѣ крупнѣе и хвостикъ ихъ покрытъ пушистой шерстью. Онѣ питаются сѣменами саксаула и другихъ пустынныхъ растеній. Живутъ въ норахъ, которыя роютъ въ пескѣ, цѣлыми семействами и колоніями. Наѣвшись, песчанки рѣзвятся, бѣгаютъ по песку, играютъ между собой, точь въ точь, какъ наши мыши. Но въ это время, на вершинѣ холма, недалеко отъ норы, сидитъ непремѣнно старая песчанка. Это часовой, который зорко стережетъ врага и, въ тоже время, распѣваетъ свою пѣсенку. Вотъ изъ-за сосѣдняго бугра выглянула хитрая мордочка, съ зелеными, лукавыми глазами, сѣ большими ушами. Она то покажется, то исчезнетъ. Замѣтилъ ее часовой, свистнулъ,бросился въ нору, и мигомъ скачутъ туда всѣ песчанки. Выскочилъ изъ засады корсакъ— маленькая степная лисичка, но уже поздно, поживы нѣтъ; не достать ему песчанокъ въ глубокой норѣ. Плетется голодный корсакъ дальше, авось, гдѣ-нибудь попадется песчанка. Съ наступленіемъ зимы, многія песчанки, побуждаемыя голодомъ и холодомъ, забираются въ кибитки кочевыхъ туркменъ и киргизовъ, гдѣ онѣ замѣняютъ нашихъ мышей. Но здѣсь вы не
услышите ихъ пѣсни; вы не увидите ихъ днемъ. Онѣ прячутся и живутъ молча, стараясь не выдать себя, и выходятъ грабить хозяйское добро только ночью. Точь въ точь, наши мыши.
Вы догадаетесь, что пѣсня мышки есть старая привычка ея дикихъ предковъ; когда мыши жили вдали отъ человѣка, онѣ пѣли подобно песчанкамъ; но, поселившись въ домахъ, мыши заглушили въ себѣ эту привычку единственно для того, чтобы не выдать своего присутствія. Но наслѣдственность привычекъ такъ велика, что она иногда проявляется у мышей; правда, у немногихъ. Эти-то мыши—пѣвуньи и послужили для сказки о мышкѣ-говорухѣ, которую мнѣ разсказывала старая няня.
II.
Крыса.
ного непріятностей доставляетъ намъ мышь; но, какъ видите, она можетъ доставить и удовольствіе. Этого нельзя сказать о другомъ нашемъ жильцѣ —крысѣ. Это злѣйшій
нашъ врагъ. Это противнѣйшій изъ захребетниковъ и по виду, и по качествамъ. Это увеличенный портретъ мыши, но съ злой, хищной физіономіей. Вредъ, причиняемый человѣку мышью, 2
ничтоженъ передъ тѣмъ вредомъ, который дѣлаютъ намъ крысы. Онѣ живутъ въ подпольяхъ и на чердакахъ домовъ, въ погребахъ, кладовыхъ, амбарахъ, конюшняхъ, на скотныхъ дворахъ, въ птичникахъ, на мельницахъ и въ ригахъ, также какъ и на судахъ, плавающихъ по рѣкамъ и морямъ. Онѣ
Черная крыса.
населяютъ каналы, гдѣ проведена, вода, куда стекаютъ нечистоты изъ домовъ большихъ городовъ, и нѣтъ, кажется, ни одного сооруженія, сдѣланнаго руками человѣка, гдѣ бы не поселились эти противныя гадины.
Онѣ ѣдятъ все, кромѣ металловъ. Онѣ обжорливы до невѣроятной степени. Ихъ крѣпкіе зубы пролагаютъ ходъ даже черезъ стѣны деревянныхъ домовъ. Штукатурка, самый камень, не всегда служатъ имъ преградой.
Смѣлость, наглость, злоба и разсчетливый, хитрый умъ—отличительные свойства крысъ, передъ которыми безсиленъ человѣкъ, со всѣми его кошками, ловушками и отравами. Какъ вы ни ухитряйтесь из
ловить крысу—она обманетъ, проведетъ васъ, обойдетъ всѣ ваши ловушки. Она бросится первая на жирнаго кота Ваську, обратитъ его въ бѣгство и обокрадетъ васъ наилучшимъ манеромъ.
Въ самыхъ цивилизованныхъ государствахъ, въ большихъ столичныхъ городахъ, гдѣ, какъ напримѣръ, въ Парижѣ, чистота и опрятность домовъ доведены до высшей степени, крыса такой же полновластный хозяинъ, какъ и въ заброшенной деревушкѣ, населенной полудикарями. Десятки тысячъ франковъ платитъ Парижъ крысоловамъ. Милліоны крысъ истребляютъ они ежегодно, но число этихъ гадовъ не убываетъ. Преслѣдованіе дѣлаетъ ихъ только хитрѣе и злѣе. Трудно исчислить, сколько истребляютъ и портятъ крысы. Онѣ ѣдятъ все съѣдобное въ кладовыхъ, погребахъ и амбарахъ. Онѣ поѣдаютъ кормъ у нашихъ домашнихъ животныхъ и заставляютъ ихъ голодать. Мало того, онѣ съ наглостью бросаются на лошадей и коровъ, кусаютъ имъ морды, чтобъ отогнать отъ корма. Онѣ заѣдаютъ цыплятъ, даже взрослыхъ куръ и другихъ домашнихъ птицъ. Были примѣры, что онѣ заѣдали на смерть откармливаемыхъ свиней. Лютость и жадность этихъ противныхъ тварей не знаетъ границъ. Рѣдкая кошка рѣшится на поединокъ съ одной крысой, а съ двумя—ни за что. И только собака, этотъ лучшій другъ человѣка, въ состояніи справиться съ этимъ несноснымъ захребетникомъ. Но и ей крыса не сдастся безъ боя. Она защищается до послѣдней крайности, жестоко кусаетъ морду собаки, но, въ концѣ - концовъ, ей не жить.
Англичане, эти великіе зоотехники, давно уразумѣли, • что только собака можетъ считаться истре-2*
бителемъ крысъ. Отъ бульдоговъ и маленькихъ комнатныхъ собачекъ они вывели буль-терьера, небольшую собачку съ формами бульдога, съ его храбростью и страшными челюстями. Благодаря этимъ качествамъ, буль-терьеръ—лучшій истребитель крысъ. Онъ подкарауливаетъ ихъ не хуже кошки, и горе той крысѣ, которая попала въ его зубы.
Но и тутъ англичане не обошлись безъ крайностей. Сами по себѣ народъ не особенно храбрый и отнюдь не прославившійся въ бояхъ, англичане страстно любятъ кровавыя зрѣлища. Они употребляютъ буль-терьера для травли крысъ. Въ большой залѣ устроивается загородка съ гладкими стѣнками. Въ назначенный часъ, когда соберется публика, въ эту загородку выпускаютъ до сотни крысъ. Почуявъ свободу, крысы разбѣгаются въ разныя стороны и, не видя исхода, въ безпорядкѣ толпятся на аренѣ; наконецъ, является гладіаторъ — маленькій бультерьеръ ростомъ съ любую комнатную собаченку, съ обрѣзанными ушами. Его бросаютъ на арену. Крысы въ испугѣ мечутся изъ стороны въ сто рону, наконецъ, сбиваются въ кучу, и передъ гладіаторомъ цѣлая живая стѣна зубастыхъ мордъ съ злыми, выпученными глазами.
Собака не задумывается ни на минуту. Очертя голову, она бросается въ эту кучу; справа и слѣва, снизу и сверху въ нее впиваются крысы; но страшные зубы крысодава работаютъ, какъ машина. Каждый взмахъ его челюстей стоитъ жизни одной изъ крысъ. Онъ не слышитъ боли отъ укусовъ; онъ не считаетъ своихъ враговъ; онъ работаетъ зубами и только. Пройдетъ часъ, полтора, и изъ крысинаго ба
тальона не останется ни одного воина. А зрители, въ это время, съ часами въ рукахъ, наблюдаютъ, долго ли продолжается битва. Забава эта глупа и безчеловѣчна, какъ многія изъ англійскихъ забавъ, но мы можемъ извинить англичанамъ ихъ жестокость за то, что они дали намъ лучшаго и .надежнѣйшаго истребителя нашихъ злѣйшихъ враговъ, и если вамъ особенно надоѣдаютъ крысы, то совѣтую купить хорошаго буль-терьера. Онъ стоитъ недешево, достать его трудно, но повѣрьте, онъ въ годъ вамъ окупится.
Какъ ни противны крысы, а, вѣдь, и до нихъ есть охотники. Между крысами бываютъ выродки— альбиносы, бѣлыя, съ красными глазами. Ихъ иногда держатъ въ клѣткахъ, гдѣ онѣ отлично размножаются; и эти, выведенныя въ неволѣ, бѣлыя крысы дѣлаются ручными, какъ собаки. Я недавно видѣлъ одну. Она бѣгаетъ на свободѣ и живетъ въ сигарномъ ящикѣ. Хозяинъ сажаетъ ее себѣ за пазуху. Она лазитъ по плечамъ и рукамъ, какъ ловкій матросъ; позволяетъ вертѣть себя въ рукахъ, какъ угодно, не выказывая ни малѣйшаго желанія укусить. Она такъ незлобива, какъ рѣдкая изъ нашихъ собакъ. Въ ней нѣтъ ни малѣйшей тѣни страха передъ человѣкомъ. Она преспокойно пьетъ чай изъ блюдечка своего хозяина, грызетъ булки, которыя тутъ лежатъ, залѣзетъ въ сахарницу; и при всемъ томъ, это очень чистоплотное животное.
Я помню еще одну крысу. У меня былъ товарищъ-гимназистъ, великій мастеръ приручать разныхъ животныхъ. Разъ онъ поймалъ простую, обыкновенную
крысу и не только сдѣлалъ ее ручной, но еще выучилъ разнымъ штукамъ. Она подавала ему поноску, какъ собака; стояла на часахъ, какъ солдатъ въ киверѣ и съ ружьемъ; притворялась мертвой, когда въ нее стрѣляли. Эта крыса сдѣлалась любимицей цѣлаго класса; но, увы! конецъ ея былъ печаленъ. Разъ, въ самый разгаръ представленія, входитъ надзиратель-нѣмецъ. «Ви піто дѣлаетъ? Ахъ, скверный животный; ахъ, гадкій малшикъ»! Въ одинъ мигъ сверкнула въ его рукахъ линейка и наша любимица повалилась мертвой; а хозяина ея нѣмецъ буксировалъ за ухо и отвелъ въ карцеръ.
Откуда взялась крыса—этого никто до сихъ поръ не знаетъ. Извѣстно только, что она живетъ въ домахъ съ незапамятныхъ временъ; вдали отъ жилыхъ мѣстъ—въ лѣсахъ, степяхъ и пустыняхъ крысы не водятся. Въ куляхъ хлѣба крысу часто заносятъ на корабли, гдѣ она быстро размножается, а на пристаняхъ, при разгрузкѣ кораблей, сбѣгаетъ на берегъ. Такимъ образомъ, европейцы развезли крысъ по всѣмъ частямъ міра.
Въ Европѣ водятся въ домахъ два вида крысъ: черная, или настоящая домовая крыса, и рыжая, или пасюкъ. Послѣдняя рослѣе, сильнѣе и злѣе. Тамъ, гдѣ встрѣтятся обѣ крысы, черная навѣрное будетъ вскорѣ истреблена злымъ пасюкомъ. Такъ случилось во всѣхъ большихъ и торговыхъ городахъ. И черная крыса стала теперь большой рѣдкостью. Ее находятъ еще кое-гдѣ въ глухихъ деревушкахъ, куда не успѣлъ проникнуть пасюкъ. Такъ, напр., у насъ черная
кр.ыса водится еще въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Псковской губ.
Обѣ крысы также злѣйшіе враги мышей; гдѣ
заведутся крысы, тамъ мыши скоро пропадаютъ.
Пасюкъ.
Но довольно. Мы долго занялись мышами и крысами потому, что это самые скверные изъ мірскихъ захребетниковъ, самые отчаянные и прожорливые воры, которымъ не должно давать пощады.
Въ нашихъ домахъ еще есть звѣрки. Одни изъ нихъ живутъ постоянно, напр., летучія мыши; другіе приходятъ на время погостить. Гости, по большей части, посѣщаютъ насъ какъ осенью, такъ и зимой. Это, главнымъ образомъ, мышиная родня: лѣсная и полевая мыши, полевочки, хомяки. Мыши и полевочки забираются иногда въ кладовыя и амбары; хомякъ— въ подвалы, гдѣ хранятся овощи и картофель. Но
загоститься имъ долго не даютъ богатые родственники—домовыя крысы и мыши: живо прогонятъ непрошеныхъ, а то и заѣдятъ вовсе.
Осенью заберется иногда въ жилище наше крохотный звѣрекъ — меньше мыши: это кутора или землеройка. О, какой переполохъ пойдетъ въ подпольѣ! Мышиный пискъ слышенъ днемъ и ночью; возня и кутерьма идетъ тамъ страшная. Это кутора воюетъ съ мышами. Горе той, которая попала въ зубы куторѣ—она будетъ съѣдена. Въ короткое время, кутора очиститъ отъ мышей все подполье.
Проникаетъ туда еще мышиный врагъ—ласочка; отъ этой достается не только мышамъ, но и крысамъ. Ласочку слѣдовало бы благодарить за такую услугу; но бѣда въ томъ, что она не даетъ пощады и домашней птицѣ.
Еще хуже достается нашимъ птицамъ отъ другихъ гостей—хорька и лисы. Но къ счастью, онѣ. особенно, лиса, рѣдко заглядываютъ къ намъ. Да и вообще съ ними легче справиться при помощи собакъ, чѣмъ съ крысами.
III.
Летучая мышь.
онечно, вы ихъ видѣли. Можетъ быть вчера, на дняхъ, не то ымъ лѣтомъ. Помните, послѣ жаркаго дня, вы пили чай на балконѣ; вечеръ былъ такъ хорошъ. Одинъ за другимъ смолкали дневные звуки. Угомонились воробьи, сороки, куры. Утомленные зноемъ длиннаго лѣтняго дня, всѣ животныя искали покоя; да, всѣ, кто работалъ; но работали далеко не всѣ;
множество животныхъ цѣлый день спали въ укромныхъ уголкахъ, куда не проникаетъ свѣтъ. За то
теперь, когда солнце скрылось, когда потухла вечерняя заря и начались сумерки—эти ночные дѣятели покидаютъ свои убѣжища и одинъ за другимъ вылетаютъ и выходятъ на добычу.
Смотрите, сколько мотыльковъ, бабочекъ, жучковъ вьется около пламени свѣчи. Съ каждой минутой ихъ больше и больше. Ни одного изъ нихъ мы не видали днемъ, потому что они спали. Но... что это? Словно, тѣнь какая мелькнула въ .воздухѣ и... пропала. Вы какъ-будто вздрогнули даже. Вотъ она мелькнула опять. Вамъ объяснили, что это летучая мышь и прибавили, вѣроятно, что это злое и противное животное, что она вцѣпляется въ волоса и кружится около тѣхъ, кто одѣтъ въ бѣлое платье.
Сознайтесь, что съ тѣхъ поръ вы стали питать къ летучей мыши страхъ и отвращеніе. А все-таки вы не знаете ее; можетъ быть, даже и видѣли-то ее только на рисункахъ. Успокойтесь, я не осуждаю васъ за этотъ страхъ, за эту слѣпую нелюбовь къ летучей мыши; то и другое передано всѣмъ намъ по наслѣдству. Издавна люди всѣхъ странъ, гдѣ только есть летучія мыши, ихъ не любятъ; разсказываютъ про нихъ нелѣпыя басни и истребляютъ безъ пощады. Но, помните нашъ уговоръ: относиться безпристрастно къ каждому изъ тѣхъ существъ, которыя живутъ съ нами, потому что иначе нѣтъ возможности изучить ихъ. Вотъ, вѣдь, вы не любите и боитесь летучей мыши, хотя даже близко не видали ее.
А между тѣмъ, это не только безвредное, но одно изъ самыхъ полезныхъ животныхъ. Это удивительно странное существо, загадочное даже для ученаго. Летучая мышь покрыта шерстью, питаетъ своихъ дѣтокъ молокомъ; — но какъ она не похожа на другихъ млекопитающихъ! Все тѣльце ея сжато въ комочекъ; короткая, неподвижная шея увѣнчана маленькой головкой съ крохотными глазками и огромными ушами. Эти уши голыя, съ узорчато-вырѣзанными краями, а внутри, около слуховаго прохода, сидитъ добавочный выростокъ, какого нѣтъ у прочихъ млекопитающихъ; его называютъ козелкомъ и онъ можетъ» закрывать слуховое отверстіе. Заднія ножки летучей мыши короткія; пальцы ихъ тоже укорочены и снабжены крючковатыми, большими когтями.
Самое замѣчательное у летучей мыши—ея переднія ноги, превращенныя въ крылья; всѣ кости ихъ
вытянуты и удлинены. Только большой палецъ сохранилъ свой видъ и снабженъ крючковатымъ когтемъ; остальные четыре чрезмѣрно вытянуты и безъ когтей; между каждымъ изъ нихъ, начиная со втораго, протянута тонкая, растяжимая, кожаная перепонка. Такая же перепонка протянута отъ задней стороны пятаго пальца и всей передней ноги до боковъ туловища и задней ноги. Между задними ножками и хвостикомъ тоже протянута перепонка. Вся эта перепонка и составляетъ крыло летучей мыши. Растянувъ перепонку и быстро махая передними ножками-крыльями, мышь несется по воздуху, дѣлаетъ бойкіе, смѣлые повороты, не хуже любой ласточки; а воробью и не тягаться съ нею въ быстротѣ и ловкости полета.
Летучая мышь можетъ летать долго и безостановочно, какъ ласточка. Устанетъ—прицѣпится задними ножками къ сучку дерева, къ крышѣ, къ забору, повиснетъ головкой внизъ; пройдетъ минута — отдышалась, снова порхнула и исчезла изъ глазъ въ сумракѣ ночи, словно, привидѣніе.
Но за то на землѣ,’ или вообще на твердой и ровной поверхности, это самое жалкое существо. Она едва ползаетъ, опираясь на большой палецъ крыла и на заднія ножки. Движенія летучей мыши на землѣ до того медленны, что ее перегонитъ любая черепаха.
Подобно птицѣ, въ организмѣ летучей мыши все пожертвовано для полета по воздуху, все изуродовано. Изуродованы даже органы чувствъ. Посмотрите на любое другое млекопитающее—лошадь, собаку, корову. Подвижное ухо, свѣтлый, блестящій глазъ, мягкія подвижныя губы, широкія ноздри, — все это
пропорціонально, все это придаетъ выразительность головѣ животныхъ. Какой жалкій уродъ въ сравненіи съ ними летучая мышь!
Ушаны
Глазки крошечныя, какъ бисеринки, безъ малѣйшаго выраженія. Короткая, тупая мордочка съ широкимъ носомъ. Ротъ почти до самыхъ ушей. А уши, уши! какой оселъ или заяцъ можетъ поровняться ушами съ летучей мышью? Словомъ, въ физіономіи летучей мыши есть все, что можетъ оттолкнуть отъ нее, и нѣтъ ничего симпатичнаго.
Между тѣмъ, эта физіономія выработалась не случайно и служитъ лучшимъ примѣромъ цѣлесообразныхъ приспособленій, которыхъ множество въ при
родѣ. Летучая мышь—дѣятель ночи. Поэтому ея органы чувствъ приспособлены къ работѣ во тьмѣ. Глазъ оказался при этомъ безполезенъ; оттого онъ уменьшился до-нельзя. Одинъ итальянскій ученый, знаменитый Спаланцани, хотѣлъ испытать зрѣніе летучихъ мышей. Наловивъ ихъ, онъ однѣхъ ослѣпилъ совершенно, другимъ заклеилъ глаза и пустилъ летать по комнатѣ, гдѣ въ разныхъ направленіяхъ были протянуты шнурки, нитки и другія преграды. Летучія мыши, даже совсѣмъ ослѣпленныя, ни разу не задѣли ни за что, хотя летали по комнатѣ также быстро, какъ на волѣ; ни одна изъ нихъ не ударилась объ оконное стекло.
Чѣмъ же руководятся тутъ летучія мыши? Ихъ слуховой органъ, ухо, достигъ такого высокаго совершенства. какъ ни у какого другаго животнаго. Малѣйшій звукъ, издаваемый крыльями ночной бабочки или крохотнаго жучка, летучая мышь слышитъ на десятки саженъ. Ея слухъ такъ чувствителенъ, такъ тонокъ, что дневные звуки ей невыносимы. Поэтому, спрятавшись на день, летучая мышь складываетъ вѣеромъ ушную раковину, а слуховой проходъ плотно прикрываетъ козелкомъ.
Но одного слуха недостаточно для движенія въ потьмахъ. Въ ночной тишинѣ легко натолкнуться на что-нибудь твердое; поэтому, бродя въ потьмахъ, мы протягиваемъ руки впередъ, стараясь ими ощупать попадающіеся предметы. При быстромъ полетѣ летучей мыши такой способъ ощупыванья невозможенъ. Но, тѣмъ не менѣе, она руководится чувствомъ осязанія, которое помогаетъ слуху. Крыло летучей мыши есть чудный, лучшій осязательный органъ. Между
складками кожи крыла лежитъ тонкій пластъ, прозрачный и растяжимый, какъ резина; по немъ дивнымъ узоромъ разсѣяны вѣтвистые кровеносные сосуды и бѣлые, тоже вѣтвистые, жилки—нервы. Ни одинъ микроскопъ, самый лучшій, не покажетъ намъ окончанія этихъ нервовъ въ пластахъ кожи крыла. Но, махая крыломъ по воздуху, летучая мышь осязаетъ, ощупываетъ всѣ предметы на извѣстномъ разстояніи также хорошо, какъ еслибъ мы пальцами прикоснулись къ нимъ. Это объясняется очень просто. Воздухъ отличается упругостью. При взмахѣ руки или крыла воздухъ движется свободно по направленію удара; но если на пути встрѣтитъ твердое тѣло, то отскочитъ назадъ, какъ гуттаперчевый шарикъ, и ударитъ въ руку или крыло; если есть въ нихъ чувство осязанія, то обратный ударъ воздуха легко почувствовать. Но этого мало; ударъ струи воздуха въ твердый предметъ приводитъ послѣдній въ сотрясеніе; предметъ этотъ колеблется изъ стороны въ сторону и производитъ звукъ; а звукъ, даже самый малѣйшій, легко услышитъ дивное ухо летучей мыши. Вотъ почему, какую бы тонкую сѣтку ни протянули въ воздухѣ, летучая мышь, летящая съ быстротой стрѣлы, не попадется въ нее, благодаря своему осязанію и слуху. На помощь этимъ чувствамъ есть еще у летучей мыши обоняніе. Въ южныхъ странахъ, начиная съ Крыма, Кавказа, Греціи, Италіи, живетъ цѣлая группа летучихъ мышей, называемыхъ—подковоносами. Назвали ихъ такъ потому, что надъ кончикомъ носа у нихъ есть складка кожи, похожая то на подкову, то на листъ. Эта складка кожи стоитъ вертикально и ловитъ, при полетѣ мыши, запахи и аро
маты, носящіеся въ воздухѣ. Югъ богатъ плодами— сладкими, вкусными и пахучими. Запахъ этихъ плодовъ привлекаетъ насѣкомыхъ; а такъ какъ летучія мыши питаются насѣкомыми, то, конечно, руководимые запахами, летятъ къ плодамъ, гдѣ порхаетъ ихъ добыча. На сѣверѣ пахучихъ плодовъ мало, потому и подковоносовъ у насъ не водится, а есть летучія мыши безъ листочка на носу.
Жизнь летучей мыши тоже полна странностей. Большая часть жизни ея проходитъ во снѣ.- Съ наступленіемъ осени—въ сентябрѣ, и даже еще въ августѣ—летучія мыши исчезаютъ и не показываются. Достовѣрно извѣстно, что они не улетаютъ на югъ, какъ птицы. Нѣтъ; онѣ прячутся въ свои потаенныя убѣжища цѣлыми общинами; прижмутся другъ къ другу плотно, уцѣпятся задними ножками за что-нибудь, повиснутъ внизъ головой и заснутъ до будущей весны, т. е. до мая.
Весной, когда лѣсъ уже одѣнется зеленью, когда цвѣтеніе травъ въ самомъ разгарѣ, когда безчисленныя насѣкомыя заснуютъ по воздуху, наполненному ароматомъ цвѣтовъ,—тогда только летучая мышь просыпается, расправляетъ крылья и на вечерней зарѣ летитъ на добычу.
Нѣтъ возможности услѣдить глазомъ, за кѣмъ го няется летучая мышь по воздуху. И только, если заг стрѣлить ее, узнаешь, чѣмъ она питается. Всѣ сумее речныя и ночныя бабочки, жуки и другія насѣкомыя служатъ пищей летучей мыши. Ея широкій ротъ вооруженъ крѣпкими зубами, изъ которыхъ каждый снабженъ нѣсколькими острыми бугорками.
Вылетѣвъ на промыселъ, летучая мышь быстро но
сится вокругъ своего жилища. Ея уши насторожены; козелки ихъ отогнулись впередъ; ея широкая пасть открыта. Горе бабочкамъ и жукамъ: летучая мышь хватаетъ ихъ направо' и налѣво; ея зубы работаютъ безъ устали; только крылышки и ножки жертвъ летятъ на землю. Часъ, два, три, съ небольшими отдыхами, охотится летучая мышь, пока наѣстся до-сыта. Количество насѣкомыхъ, съѣденныхъ ею въ каждую такую охоту, должно быть громадно. Но, наконецъ, обжора насытилась; тѣло ее отяжелѣло; полетъ сталъ тише; усталость беретъ свое; и хищница летитъ въ гнѣздо, спать, чтобы передъ утренней зарей опять поохотиться часъ-другой, а затѣмъ, снова заснуть на весь длинный лѣтній день.
Какъ же не быть обжорой летучей мыши. Просыпаясь въ маѣ, Ша охотится все лѣто; но уже въ августѣ, при первыхъ заморозкахъ, снова погружается въ зимній сонъ; слѣдовательно, дѣятельность мыши продолжается около трехъ мѣсяцевъ или девяносте дней; но въ теченіе этого времени, далеко не каждый день мышь вылетаетъ на охоту. Въ дождь, въ сильный вѣтеръ, во время тумана мышь ни за что не покинетъ своего убѣжища, такъ что изъ девяноста дней, много если она охотится пятьдесятъ. А въ эти пятьдесятъ дней ея охота продолжается отъ трехъ до пяти часовъ ежедневно. Слѣдовательно, какихъ-нибудь 150—250 часовъ, или отъ 6 до 10 дней въ годъ, мышь ведетъ дѣятельную жизнь, остальные же 356 дней въ году, она спитъ. А въ эти 6—10 дней она должна наѣсться на цѣлый годъ.
Поэтому не знаешь, чему удивляться: страшному ли апетиту мыши, или ея способности выносить го
лодъ; быстрому ли полету, или долгому сну и покою. Въ этомъ маленькомъ уродцѣ природа соединила рѣзкія крайности, какихъ мы не встрѣтимъ ни въ одномъ животномъ, и создала полезнѣйшее существо. Между истребителями насѣкомыхъ летучая мышь занимаетъ одно изъ первыхъ мѣстъ. Не будь летучихъ мышей, лѣса давно бы погибли; исчезло бы на землѣ множество полезныхъ растеній.
Майскіе жуки, шелкопряды, совиноголовки и множество другихъ вредныхъ насѣкомыхъ летаютъ и вообще дѣйствуютъ ночью; поэтому дневныя насѣкомоядныя животныя ихъ не могутъ преслѣдовать; и не будь летучихъ мышей, они размножились бы въ короткое время До того, что ихъ гусеницы поѣли бы всю растительность.
Вотъ почему можно радоваться, если на чердакѣ нашего дома поселятся летучія мыши—эти полезнѣйшіе изъ мірскихъ захребетниковъ; они охранятъ наши сады, огороды, поля отъ страшныхъ враговъ, съ которыми бороться не можетъ человѣкъ.
Летучая мышь невзыскательна; она охотно поселяется въ дуплахъ деревьевъ, въ разсѣлинахъ каменныхъ стѣнъ, подъ крышами домовъ, въ старыхъ, заброшенныхъ пчелиныхъ ульяхъ—словомъ, вездѣ, гдѣ найдется темный, сухой и тихій уголокъ; куда не проникаетъ ни вѣтеръ, ни солнечный лучъ; гдѣ есть возможность скрыться отъ зноя и отъ мороза.
Въ такихъ уголкахъ летучія мыши живутъ цѣлыми колоніями; здѣсь они размножаются и умираютъ.
Непріятный запахъ, да порой слабый пискъ'выдаютъ такую колонію.
У летучей мыши мало враговъ. Кошки, куницы
и другіе хищники не любятъ ихъ, потому что у летучихъ мышей на крыльяхъ • есть железки, выдѣляющія пахучую жидкость, которая сообщаетъ ихъ тѣлу противный запахъ и вкусъ. Совѣ не словить увертливую летучую мышь. Поэтому главными врагами мыши можно считать продолжительное ненастье лѣтомъ, сильный зимній холодъ и человѣка.
Нетопырь.
Со временъ глубокой древности, человѣкъ сдѣлался врагомъ летучей мыши. Какъ дѣятель дня, человѣкъ ночью робѣетъ. Каждый звукъ, каждый крикъ, шорохъ пугаетъ его. Воображеніе дикаря изобрѣло ночныхъ духовъ—демоновъ, лѣшихъ и т. п. Летучая мышь, по его мнѣнію, изчадіе ада, слуга нечистой силы. Басни о вампирахъ южной Америки, высасывающихъ, будто бы, кровь у спящихъ людей и животныхъ, укрѣпили' нелюбовь и отвращеніе къ летучой мыши; ея странныя, уродливыя формы еще болѣе усилили это впечатлѣніе. И вотъ, лучшаго своего друга люди счи
таютъ злѣйшимъ врагомъ; залетитъ мышь въ комнату—ее навѣрно убьютъ; найдутъ ихъ гнѣздо на чердакѣ—вся колонія будетъ истреблена.
Нѣтъ. Вы теперь не сдѣлаете этого; найдя жилище мышей, вы будете оберегать его и защитите отъ глупыхъ людей. Не правда ли? Вы подвѣсите въ вашемъ саду нарочно дупла и ящички, гдѣ могли бы пріютиться летучія мыши. За то вашъ садъ будетъ цвѣсти и зеленѣть; ваши яблоки, груши и ягоды будутъ расти въ изобиліи, потому что ихъ бережетъ отъ воришекъ та же летучая мышь.
О томъ, что летучая мышь не знается съ нечистой силой—и говорить не стоитъ, потому что лѣшихъ и демоновъ никто не видывалъ, а все живое на землѣ создано Творцомъ міра. Онъ надѣлилъ насъ— людей, высшимъ разумомъ для того, чтобы мы понимали Его созданія и не губили бы добрыхъ понапрасну, чтобъ самимъ не сдѣлаться добычей злыхъ.
Летучихъ мышей водится въ Россіи до 20 видовъ. Онѣ встрѣчаются у насъ вездѣ, начиная съ Архангельской губерніи. Чѣмъ дальше на югъ, чѣмъ больше насѣкомыхъ, тѣмъ больше породъ летучихъ мышей. Онѣ живутъ, кромѣ жилищъ человѣка, всюду въ лѣсахъ, около рѣкъ и озеръ, въ степяхъ и пустыняхъ, гдѣ селятся въ дуплахъ, подъ отставшей корой старыхъ деревьевъ, въ раз-щелинахъ береговыхъ скалъ, въ пещерахъ и гротахъ, даже въ норахъ, дѣлаемыхъ птицами и звѣрями. Необходимое условіе для поселенія летучей мыши—обиліе въ окрестности насѣкомыхъ.
Между нашими летучими мышами рѣзко выдѣляется — ушанъ, у котораго уши длиннѣе половины тѣла. Другіе виды мало различаются между собой. Зовутъ ихъ кожанами, нетопырями, вечерницами^ летучими мышами, упырями. Особенно крупныхъ видовъ у насъ нѣтъ. Самый большой съ воробья и вершковъ 8 въ размахѣ крыльевъ; но есть вдвое меньше.
Въ Крыму и на Кавказѣ водятся еще два или три вида подковоносовъ.
IV.
Л а с.т очка.
то не знаетъ ласточ-ѵки? Найдется ли въ Европѣ народъ, который бы не любилъ этой рѣзвой, красивой, безобидной птички? Не знать ея нельзя, потому что все лѣто она вертится передъ глазами въ воздушной
синевѣ;—нельзя и потому, что и жи-ветъ-то она вмѣстѣ съ нами, въ нашихъ домахъ. Нѣтъ такого большаго города, гдѣ на самой главной улицѣ, въ верхнемъ углу окна, не рѣшилась бы слѣпить своего гнѣзда юродская ласточка, или
воронокъ; нѣтъ той деревушки, чтобъ въ ней, подъ крышей какого нибудь сарая, у перекладины, не прилѣпила свое гнѣздо чашечку деревенская ласточка или косаточка. Эту послѣднюю особенно любитъ русскій народъ. Для него косаточка—эмблема счастья, свободы, веселья и добродушія.
«Ахъ ты моя косаточка!» говоритъ старуха любимой своей внучкѣ-рѣзвушкѣ. Про нее поетъ народъ въ пѣсняхъ. ' О ней сложились у него нѣкоторыя поговорки. Она служитъ ему вѣстникомъ настоящей весны, начала яроваго сѣва. По ея движеніямъ лѣтомъ онъ узнаетъ наступающую перемѣну погоды. Разорить гнѣздо косаточки, повредить ей чѣмъ-либо— въ деревняхъ считается большимъ грѣхомъ. Совьетъ гнѣздо косаточка въ новой конюшнѣ или сараѣ— хозяинъ или хозяйка радуются; по ихъ мнѣнію, это знакъ, что постройка простоитъ долгіе годы. Словомъ, ласточка - косаточка въ деревенской жизни—важное лицо.
Городской ласточкѣ - воронку и сотой доли нѣтъ того почета. Никому она не нужна; никто ее не замѣчаетъ; и счастлива она, если не разорятъ ея гнѣздышка ради чистоты окна.
Двѣ сестры, а доли разныя. Посмотримъ, отчего это такъ вышло. Познакомимся поближе съ жизнью ласточекъ. Различить ихъ легко, даже издали, на лету. У воронка голова, спина, крылья и хвостикъ черносизые, вороненые (отчего и прозвали ее воронкомъ}', шея, грудь, брюшко, надхвостье и перышки одѣвающія ножки—чисто-бѣлыя.
У косаточки вся верхняя сторона черносизая, нижняя сторона бѣлая, съ рыжеватымъ оттѣнкомъ, а
лобъ и горло рыже-краснаго цвѣта. Ножки у нее неоперенныя. Главное же различіе въ томъ, что у воронка хвостъ короткій, слегка вырѣзанный на концѣ; у косаточки же хвостъ длинный; особенно крайнія перья вытянуты въ длинныя косицы (оттого и названіе косаточки).
Воронокъ и косаточка водятся у насъ по всей Россіи и большей части Сибири, доходя на сѣверѣ до 65°—66° с. ш. Обѣ онѣ живутъ почти исключительно въ поселеніяхъ человѣка. Городская ласточка живетъ преимущественно въ городахъ и гораздо рѣже въ селахъ. Косаточка, наоборотъ, предпочитаетъ села и деревни городамъ, хотя живетъ и въ послѣднихъ. Это пристрастіе воронка къ городамъ, а косаточки къ селамъ зависитъ отъ устройства ихъ гнѣздъ. Воронокъ любитъ прилѣплять свое гнѣздо къ каменнымъ стѣнамъ, въ верхнемъ углу окошекъ; гораздо рѣже и неохотно онъ устраиваетъ гнѣздо въ деревянныхъ зданіяхъ. Косаточка, напротивъ, почти исключительно строитъ гнѣзда въ деревянныхъ строеніяхъ. Вотъ почему воронокъ предпочитаетъ города, а косаточка—деревни; потому-то въ деревнѣ на сотню косаточекъ приходится всего нѣсколько воронковъ, и крестьянинъ больше знаетъ косаточку. Да сверхъ того, воронокъ молчаливъ, не поетъ, а только хрипло чирикаетъ; косаточка же разсядется въ ясный день на крышѣ и щебечетъ громко, весело свою немудреную пѣсню. Вотъ главныя причины ихъ разной доли, разнаго имъ почета. Въ сущности же, значеніе ихъ въ нашемъ хозяйствѣ почти одинаково важно. Но крестьянинъ, любя щебетунью-косаточку, не знаетъ ея пользы; а
горожанинъ и подавно не знаетъ, чѣмъ обязанъ ласточкамъ. Польза же отъ нихъ великая.
Пришла Фомина недѣля. Растаялъ снѣгъ даже въ лѣсной глуши. Обсохли овраги. Кончился разливъ на мелкихъ рѣкахъ; оголились ихъ луга и болота; густой зеленой щеткой пробивается на нихъ молодая трава; зеленѣютъ озимыя поля. А все еще настоящей, коренной весны нѣтъ. Цѣлые снопы лучей щедро бросаетъ солнце на промокшую, окоченѣлую землю, стараясь согрѣть ее и вызвать къ жизни растенія; но воздухъ еще холоденъ. Нѣтъ, нѣтъ, дай подуетъ сѣверный вѣтеръ, нагонитъ облака, спрячетъ за ними землю и посыплетъ ее мокрыми хлопьями снѣга. Каждую ночь, если небо чисто, подъ утро морозъ остудитъ землю и воздухъ; не силенъ этотъ морозъ-утренникъ, но гибеленъ онъ молодымъ, нѣжнымъ росткамъ растеній, только что выглянувшимъ на свѣтъ Божій.
Но вотъ, близь Егорьева дня, (23 апрѣля), въ ходѣ весны наступаетъ крутой поворотъ. Одинъ де-некъ въ эту пору, обыкновенно, выдается такъ рѣзко, что всякому дѣлается ясно, что весна наступила.
Тишина стоитъ въ воздухѣ, охлажденномъ утренникомъ. Едва успѣло. солнышко показаться надъ горизонтомъ, а чувствуешь уже могучую силу его 'лучей. Словно, рѣшило оно покончить съ морозами, и снопы его яркихъ, жгучихъ лучей грѣютъ съ особенной силой и землю, и воду, и воздухъ, и все живущее въ нихъ.
Наступаетъ знойный полдень. Не пропустите эти часы. Смотрите пристальнѣе. Во всей природѣ, на глазахъ у васъ, въ нѣсколько часовъ совершится ве
ликій переворотъ. Давно уже надулись почки на многихъ деревьяхъ; но листья еще не показались, лѣсъ стоитъ голый.
Въ эти нѣсколько часовъ перваго дня настоящей весны, какъ бы по волшебству, вдругъ начнутъ развертываться листочки. Можно глазами слѣдить, какъ слабая зелень разливается по березовой рощѣ; сильнѣе, сильнѣе, ярче, гуще... и къ вечеру—вся роща преобразилась. Осина, ольха и другія деревья не отстаютъ отъ своей товарки. Чудный ароматъ наполняетъ рощу отъ молодыхъ березовыхъ листочковъ, покрытыхъ смолистой, пахучей жидкостью.
За первымъ днемъ слѣдуетъ другой такой же, третій, четвертый. Быстро развиваются травы на лугахъ и полянахъ; еще быстрѣе растутъ листочки. Солнце жжетъ немилостиво. Душно дышать отъ избытка паровъ,—маритъ, говоритъ народъ. Но вотъ, на западѣ, на самомъ краю неба, показалось маленькое облачко. Одно, другое, цѣлые десятки ихъ всплываютъ въ ясную синеву; а за ними движется тяжелая. сѣрая туча, заволакивая сплошь весь горизонтъ. Выше, выше; солнечные лучи застилаются. Далекій, глухой гулъ пронесся въ воздухѣ. Солнце скрылось совсѣмъ за тучей. Сверкнула молнія, раздался первый ударъ грома, хлынулъ дождь крупными, тяжелыми каплями и полилъ потокомъ.
Весна открылась во всей ея чудной красѣ. Не обсохла еще земля отъ дождевыхъ потоковъ. Самоцвѣтными камнями висятъ на листьяхъ дождевыя капли. А жизнь и движеніе чуются всюду и вездѣ. Птицы и насѣкомыя снуютъ въ воздухѣ. Птичьи пѣсни наполняютъ и лѣса, и поля, и долины рѣкъ.
Даже угрюмый лѣсъ—и тотъ, кажется, радуется въ эти минуты.
Идетъ, гудетъ зеленый шумъ, Зеленый шумъ, весенній шумъ.
И благо тому, кто не проспитъ этотъ великій праздникъ весны, кому удастся быть на веселомъ пиру природы.
Взгляните вверхъ, въ эту чистую, чудную лазурь неба. Смотрите, какъ торопятся на этотъ праздникъ послѣдніе весенніе гости. Въ перегонку, одна за другой, летятъ съ юга вереницы птицъ. Видъ зеленаго лѣса придаетъ имъ силы и, забывая усталость, онѣ спѣшатъ добраться до родныхъ прудовъ, болотъ, луговъ, въ знакомые лѣса и кусточки.
«Тятька, тятька, глянь, косаточка прилетѣла»! Дѣйствительно, словно тѣнь, мелькнула въ воздухѣ первая ласточка... и исчезла. Не ошиблись ли мы? Нѣтъ, вонъ еще одна, еще, и еще.
Настало ясное утро; старыя знакомки вьются надъ ивами и лугами; шныряютъ подъ повѣти, въ сараи, на чердаки, осматривая свои гнѣзда. Весело щебечутъ онѣ на родныхъ крышахъ.
Все село, съ ранняго утра, на ногахъ. Впрягаютъ въ сохи бурокъ и коурокъ; крестясь, насыпаютъ въ мѣшки сѣмена; начинается яровой сѣвъ. Уроди, Господи, и помилуй!
Пустяки кажется, смѣшно даже, что маленькая птичка ласточка надѣлаетъ такой переполохъ въ деревнѣ; мало ли птицъ прилетаетъ весной. Кажись, ѣеликъ журавль, а его прилетъ не замѣчаетъ земледѣлецъ; прилетитъ журавль сегодня, завтра, черезъ недѣлю—все равно; прилетѣлъ—хорошо; не приле
тѣлъ —тоже дурнаго нѣтъ. Ждетъ крестьянинъ ласточку, именно, ласточку; нѣтъ ее—сидитъ онъ дома, на завалинѣ, смотритъ, какъ играютъ ребята на улицѣ.
— Сѣять пора.
— Нѣтъ-ста, погодимъ, и сидитъ себѣ, смотритъ на небо.
Чирикнула надъ домами ласточка — того же мужичка не удержишь. Везетъ въ поле зерно, сѣетъ и пашетъ. Это потому, что его дѣдъ говорилъ ему, жди ласточки; а дѣду говорилъ его дѣдъ и т. д. Такъ велось испоконь вѣковъ. Это одинъ изъ безчисленныхъ образцовъ вѣковаго, народнаго опыта. Народъ незнаетъ, откуда прилетаетъ ласточка; но вѣками онъ узналъ, что она прилетаетъ, когда наступитъ настоящая весна и утренники не въ силахъ уже вредить всходамъ яровыхъ хлѣбовъ.
Ласточка, подобно всѣмъ живымъ существамъ, незнаетъ, что будетъ завтра. Перезимовавъ въ долинѣ Нила, она, руководясь тѣмъ же вѣковымъ опытомъ ея отцовъ, дѣдовъ и прадѣдовъ, летитъ домой, на родимую сторонушку. По пути вездѣ встрѣчаетъ ее тепло и она спѣшитъ безъ остановокъ. Вотъ родное село; конченъ далекій путь, отдыхаютъ усталыя крылышки; гнѣздо цѣло; усѣлась на немъ ласточка и заснула глубокимъ сномъ Проснулась поутру, полетѣла на луга, къ рѣкѣ, промышлять пищу; увидалъ ее народъ—сѣять надо, говоритъ.
Поѣхали, посѣяли. Ласточка понаѣлась, отдохнула и ждетъ подругу. Стоитъ ведро день, другой, третій -взошелъ овесъ и ячмень. Чего бы лучше? Вдругъ дунетъ съ сѣвера студеный вѣтеръ, набѣгутъ туч^,
хлопьями повалитъ снѣгъ; или, въ ясную ночь, ударитъ морозъ и побьетъ всходы. Погибли сѣмена, пропалъ трудъ земледѣльца. Но никогда не укоритъ онъ ласточку. Божья воля. Самой ей горше мужика. Отъ внезапнаго мороза или снѣга первыя прилетныя ласточки гибнутъ тысячами отъ холода и голода.
Оттого-то и сложилась въ народѣ поговорка: «Одна ласточка не дѣлаетъ весны».
Снова надо сѣять и пахать.
И понятно; если человѣкъ не можетъ предвидѣть перемѣны погоды, то какъ же возможно это ласточкѣ? Поэтому ласточки не всегда появляются во время. Напримѣръ, иногда лѣса уже зеленѣютъ, а ласточекъ и въ поминѣ нѣтъ; другой же годъ - почки еще не лопнули на деревьяхъ, а ласточки тутъ, какъ тутъ. Ну, это отступленія отъ сложившагося порядка. Обыкновенно же, ласточки являются именно въ тѣ дни весны, когда зазеленѣютъ деревья и потеплѣетъ воздухъ. Причина проста. Ласточка питается насѣкомыми, и только такими, которыхъ можетъ поймать на лету, въ воздухѣ. Изъ летающихъ насѣкомыхъ она предпочитаетъ двукрылыхъ, т. е. мухъ, комаровъ, мошекъ и проч. А такъ какъ эти насѣкомыя очень чувствительны къ холоду, то пока воздухъ не потеплѣетъ, они не поднимаются въ верхніе слои его. Слѣдовательно, ласточка неминуемо должна голодать и умереть съ голоду, пока воздухъ холоденъ. На землѣ она добывать пищи не можетъ, потому что съ великимъ трудомъ движется по ней на своихъ слабыхъ, коротенькихъ ножкахъ. Хлѣбопашецъ вполнѣ вѣрно оцѣнилъ прилетъ ласточки и руководится имъ лучше любаго календаря.
Прилетѣвъ домой, ласточки, первымъ долгомъ, спѣшатъ осмотрѣть свои гнѣздышки. Вслѣдъ за самцами, прилетаютъ .самки, и ласточки играютъ веселыя свадьбы. Торопливымъ, быстрымъ полетомъ носятся самцы въ воздухѣ, отыскивая въ прилетѣвшей стаѣ своихъ старыхъ подругъ. Но, увы—одну съѣлъ еще осенью итальянецъ, когда стая, пролетая на зимовку въ Алжиръ, остановилась отдохнуть около Неаполя. Голодный лаццарони не посовѣстился словить и съѣсть усталую кроШку. Другую поймалъ соколокъ, когда пролетная стая, застигнутая въ степи холодомъ, усталая, озябшая, присѣла отдохнуть на припёкѣ. Третья убилась ночью о телеграфную проволоку. Четвертую бурей закрутило въ воздухѣ и, выбившись изъ силъ, упала она въ сердитыя волны Чернаго моря. Такъ-то многое-множество гибнетъ ласточекъ на чужой сторонѣ, куда выгналъ ихъ осенью сердитый морозъ изъ родимаго края.
Какъ бы то ни было, пары составляются весьма быстро и въ тотъ же день начинается у нихъ трудная работа починки, а не то и новой постройки гнѣздъ. Ласточки летятъ на ближайшій берегъ пруда или болота, гдѣ чернѣетъ густая, невысохшая грязь. Каждая изъ нихъ беретъ въ свой маленькій, слабый клювъ кусочекъ грязи, переминаетъ его, смачиваетъ липкой слюной и летитъ съ нимъ туда, гдѣ думаетъ свить гнѣздышко.
Ловко цѣпляется воронокъ за малѣйшую неровность штукатурки въ верхнемъ углу окна, прилѣпляя первый кусочекъ грязи. Если косяки окна гладки и нѣтъ возможности ухватиться за что-нибудь острыми когтями, воронокъ съ изумительной
ловкостью, на лету, лѣпитъ первый комочекъ грязи. На первый налѣпляется, затѣмъ уже легче, второй, третій и т. д. Съ ранняго утра до солнечнаго заката, пара воронковъ безъ устали снуетъ отъ гнѣзда на грязь и обратно, устраивая себѣ хижинку. Съ каждымъ днемъ работа подвигается впередъ; но все же она идетъ медленно и нужно, покрайней мѣрѣ, двѣ недѣли, чтобы гнѣздо было готово. Въ самомъ углу окна плотно, накрѣпко прилѣплено гнѣздо, представляющее отрѣзокъ въ одну восьмую шара.
У верхняго края находимъ круглое входное отверстіе, ведущее въ просторное гнѣздышко. Грязь, образующая стѣнки, смоченная липкой слюной, когда высохнетъ, дѣлается твердой, какъ камень, и отдѣлить ее от$ окна можно только при помощи острыхъ инструментовъ. Толщина стѣнокъ въ разныхъ мѣстахъ неодинакова.
Разсмотрѣвъ внимательно гнѣздо, мы должны будемъ сознаться, что воронокъ основательно знакомъ съ строительнымъ искуствомъ. Онъ съ полнымъ знаніемъ дѣла строитъ стѣнку толще тамъ, гдѣ нужно, чтобъ упрочить гнѣздо. Закончивъ постройку гнѣздышка, воронки принимаются за внутреннее убранство его. Они шныряютъ по окрестностямъ, высматривая перушки и пухъ, потерянныя другими птицами, собираютъ ихъ на землѣ, подхватываютъ въ воздухѣ и несутъ въ гнѣздо. Изъ этого матеріала они сдѣлаютъ мягкій перяной коврикъ. Конченъ тяжелый трудъ, пора класть яички, бѣленькія, блестящія, съ тонкой скорлуночкой. А когда ихъ наберется штукъ пять или шесть, воронки принимаются высиживать. Самецъ чередуется съ самочкой; и пока
одинъ сидитъ на яйцахъ, другая летаетъ, кормится и отдыхаетъ.
Пройдутъ двѣ недѣли, и изъ яичекъ выклюнутся птенчики голые, слѣпые, безпомощные, съ уродливой большой головой, съ широкимъ ртомъ, отороченнымъ желтой каемкой.
При всякомъ стукѣ и шорохѣ эти уродцы широко разѣваютъ свои рты и пищатъ, прося пищи. Съ удвоеннымъ стараніемъ снуютъ старики по окрестностямъ, добывая кормъ прожорливымъ дѣтямъ. Заглянувъ въ гнѣздо, спустя двѣ недѣли, мы будемъ поражены и удивлены: мы найдемъ тамъ цѣлую семью красивыхъ молодыхъ ласточекъ; стоитъ только крикнуть или стукнуть, и онѣ, одна за другой выпорхнутъ изъ гнѣзда. Мы невольно спросимъ, неужели это тѣ красные, маленькіе уродцы, которыхъ мы видѣли въ гнѣздѣ, двѣ недѣли назадъ? Неужели они могли такъ быстро вырости и покрыться перышками? Да, въ этомъ нѣтъ сомнѣнія. Но каково же должно быть количество пищи, которую проглотили птенцы въ двѣ недѣли, чтобъ изъ крошечнаго уродца, величиной въ орѣхъ, сдѣлаться ласточкой? Припомнимъ, что эта пища состоитъ изъ мошекъ, комаровъ, мушекъ, которыхъ, если раздавишь, то и слѣда невидно. Сообразите-ка это, и вы невольно подивитесь, какъ это пара такихъ маленькихъ птичекъ можетъ прокормить мошками и комарами пять, шесть дѣтенышей, кромѣ себя.
Деревенская ласточка - косаточка строитъ гнѣздо на другой манеръ. Гдѣ-нибудь подъ крышей сарая, на чердакѣ или подъ потолкомъ конюшни она при
лѣпляетъ кусочки грязи къ перекладинѣ, къ стропилу или къ балкѣ, и выводите получашечку (или */4 шара) съ толстыми, прочными стѣнками. Углубленіе получашечки косаточки выстилаютъ перьями птицъ, шерстью и волосомъ. Наконецъ, гнѣздо готово, послѣ двухъ или трехъ недѣль работы. Самка начинаетъ класть яички; они больше яичекъ воронка, съ тонкой бѣлой скорлупкой, покрытой красноватыми и бурыми пятнышками. Когда наберется въ гнѣздѣ отъ четырехъ до шести яичекъ, самка садится ихъ высиживать. Самецъ же, въ это время, принимается строить другое, запасное гнѣздо. Оно помѣщается на той же перекладинѣ, на четверть или на полъ-аршина отъ перваго. Форма гнѣзда та же, но оно значительно меньше, площе и не устилается внутри такъ тщательно, какъ настоящее. Это гнѣздо самецъ строитъ для себя и для дѣтей; въ немъ онъ спитъ и отдыхаетъ; а когда молодыя ласточки подростутъ и вылетятъ изъ гнѣзда, то часть ихъ ночуетъ въ настоящемъ гнѣздѣ, другія же спятъ въ запасномъ гнѣздышкѣ, съ отцомъ.
Молодыя косаточки ростутъ также быстро, какъ воронки, и въ половинѣ іюня вылетаютъ изъ гнѣзда. Любо смотрѣть на вылетѣвшій выводокъ. Выпорхнувъ одна за другой изъ гнѣзда, косаточки всей семьей усядутся на крышу; старики вьются, суетятся около нихъ носятъ имъ пищу, щебечутъ. Вдругъ весь выводокъ вспорхнетъ съ крыши и понесется вдаль — пробовать молодыя крылья. Сначала полетъ косаточекъ слабъ, неумѣлъ; пройдетъ часъ, другой— и молодыхъ отличишь только по короткимъ косицамъ хвоста. Они неотступно слѣдуютъ за стариками, по
вторяя всѣ повороты ихъ налету. Поймала старая косаточка комара, пріостановилась, и тутъ же, налету, суетъ его въ ротъ птенчику. Молодые крѣпнутъ окончательно и скоро сами принимаются ловить добычу. Мало по малу, каждый птенецъ дѣлается самостоятельнымъ, и семья, недѣли черезъ двѣ, разсыпается врозь.
Въ началѣ іюля, старая косаточка снова кладетъ въ гнѣздо яички и высиживаетъ второй выводокъ, который вылетаетъ въ началѣ августа. Такъ что въ лѣто, каждая пара выведетъ отъ 5 до 10 молодыхъ птичекъ.
Искусная постройка гнѣзда, горячая любовь къ дѣтямъ, трудолюбіе и постоянная веселость невольно обращаютъ на- косаточку вниманіе деревенскаго жителя; онъ съ дѣтства свыкается съ своей постоялкой, привязывается къ ней душой. Да и какъ ее не любить, когда она никому, какъ есть никому, вреда не'дѣлаетъ? Летая по полямъ, косаточка не своруетъ зерна; она не расклюетъ, какъ другія, въ саду ягодки, не выдолбитъ огурецъ. Польза же отъ нея видимая.
На дворѣ, въ огородѣ, въ садикѣ шумъ и суета; шумятъ, кричатъ воробьи, галки, скворцы; клохчетъ насѣдка, словно, охаетъ, что не можетъ созвать шалу новъ-цыплятъ, разбѣжавшихся по двору. Но только раздастся пронзительный, рѣзкій крикъ' ласточки—и все перемѣнилось. Бросились воробьи куда попало —въ кусты, подъ крыши, въ конопли. Въ одну минуту сбѣжались цыплята подъ крылья матери. Все стихло; только крики ласточки нарушаютъ, тишину.
Вдругъ изъ-за забора взвился лихой разбойникъ-ястребъ. Напрасно желтые, воровскіе глаза осматри
ваютъ дворы. Поживы нѣтъ. Только сердитая насѣдка, взъерошивъ перья, распустивъ крылья надъ дѣтками, смѣло ждетъ врага. Неохота вору вступать съ ней въ драку и онъ летитъ дальше. А ласточки, одна за другой, такъ и налетаютъ на него сверху. Назойливость и крики ихъ до того надоѣдаютъ хищнику, что онъ убирается восвояси — въ темный лѣсъ. Какъ же не любить крестьянкѣ ласточку? Сколько она цыплятъ сохранитъ ей въ лѣто. И учитъ она шалуна-внука: «не трогай гнѣздо ласточки; разоришь—Богъ насъ всѣхъ накажетъ».
Все время, пока у насъ живетъ ласточка, мы видимъ ее постоянно налету. Сравнительно, рѣдко увидишь ласточку сидящей на кровлѣ, на землѣ или вообще на чемъ-нибудь; и то сядетъ она днемъ, лишь на нѣсколько минутъ. Съ ранняго утра и до заката солнца ласточка летаетъ. То она носится надъ самой поверхностью пруда, то мчится надъ лугами и полями, то поднимается высоко въ воздухъ; невольно любуешься ея ловкими, быстрыми поворотами. Изумительная быстрота полета, ловкость неожиданныхъ поворотовъ такъ сильно приковываютъ къ ней вниманіе, что для крестьянина ласточка издавна замѣняетъ барометръ; носится она высоко—будетъ сухая погода, бездождье, хотя бы небо было покрыто облаками. Стелется косаточка въ ясный день надъ зеркальной поверхностью пруда—быть дождю. И эти примѣты вполнѣ вѣрны.
Между насѣкомыми есть отрядъ двукрылыхъ, у которыхъ только одна пара крыльевъ. . Это самые быстрые и ловкіе летуны, подобно тому, какъ ласточки между птицами. Вся жизнь двукрылаго насѣкомаго
проходитъ въ безпрерывномъ почти движеніи. Подобно ласточкамъ—мухи, мошки, комары, за исключеніемъ времени сна и отдыха, почти постоянно летаютъ. Въ быстротѣ и ловкости полета съ ними не сравнится никакое другое насѣкомое, не сравнятся даже бабочки и пчелы.
Съ весны и до осени, пока воздухъ тепелъ, неисчислимое множество разныхъ двукрылыхъ носится въ немъ, поднимаясь порой на значительную высоту. Ничтожный ростъ многихъ двукрылыхъ исключаетъ всякую возможность услѣдить ихъ въ воздушной синевѣ и узнать, что они тамъ дѣлаютъ. Мы знакомимся съ двукрылыми лишь тогда, какъ они подлетятъ ближе къ землѣ, носятся около растеній, летаютъ въ нашихъ жилищахъ или жужжатъ надъ самымъ ухомъ, собираясь впустить свой хоботъ, жало въ нашу кожу.
Для человѣка нѣтъ насѣкомыхъ докучливѣе двукрылыхъ. Миріады мухъ портятъ намъ жизнь въ домахъ, мѣшаютъ ѣсть, не даютъ спать. Комары и мошки своими укусами раздражаютъ кожу, мѣшаютъ работать въ поляхъ и лѣсахъ, дѣлаютъ почти невозможнымъ, мѣстами, рыбный промыселъ. Домашнія животныя, наши помощники, терпятъ отъ двукрылыхъ еще болѣе, чѣмъ мы: они доводятъ ихъ укусами до изступленія, до изнеможенія, даже бываютъ причиной ихъ гибели.
Какъ же не цѣнить ласточекъ, которыя питаются, главнымъ образомъ, двукрылыми нашими лихими врагами? Конечно, они хватаютъ также на лету мелкихъ бабочекъ, жучковъ и другихъ насѣкомыхъ; но
погонѣ за двукрылыми посвящена почти вся жизнь ласточки.
Она носится по цѣлымъ часамъ высоко въ воздухѣ, гоняясь тамъ за мошками, мушками, комариками; воздухъ сухъ, паровъ въ немъ мало, и эти насѣкомыя высоко поднимаются отъ земли для своихъ игръ.
Накопится больше паровъ въ воздухѣ, крылышки мушекъ и комариковъ напитаются влагой, отяжелѣютъ, трудно на нихъ подняться въ высь, и порхаютъ двукрылыя низко надъ землей; поэтому и ласточекъ не увидишь на верху, они летаютъ низко надъ лугами и полями, надъ прудами и озерками, ловя здѣсь свою обычную добычу. А извѣстно, что если воздухъ насыщенъ парами, то они легко сгущаются въ облака, послѣдніе-же разражаются дождемъ. Вотъ почему когда ласточки летаютъ низко, крестьянинъ ждетъ дождя; носятся ласточки высоко въ воздухѣ—дождя не жди, значитъ, паровъ мало. Народная примѣта оказывается вѣрной, хотя крестьянинъ и необъяснитъ намъ смыслъ ея.
Кромѣ мошекъ, комаровъ, оводовъ, слѣпней, вредящихъ намъ укусами, между двукрылыми есть много еще злѣйшихъ враговъ нашихъ. Есть, напр., такъ называемая, гесенская муха, крошечная мушка, сама по себѣ безвредная; но ея личинка живетъ въ стеблѣ ржи и губитъ его и колосъ. Цѣлыя поля ржи пропадаютъ отъ этого страшнаго врага, вызывая голодъ въ странѣ. Въ то время, когда колосится рожь, миріады гесенскихъ мухъ летаютъ въ ржаномъ полѣ; онѣ прокалываютъ мягкіе ржаные стебли и кладутъ туда яички, изъ которыхъ вскорѣ выведутся гибель-
іыя гусеницы. Никто тутъ не оказываетъ намъ таксой помощи какъ косаточка_Неутомимо носится она
гадъ самой рожью, поѣдая безчисленное множество ['есенскихъ мухъ.
Зная все это, мы можемъ оцѣнить, какъ велика польза, приносимая ласточкой человѣку; мы можемъ зказать, что безъ нее еще горше бы намъ пришлось отъ всякихъ двукрылыхъ, и сбылась бы поговорка: «ѣдятъдя мухи, комары».
Сколько ласточка истребляетъ въ день двукры-іыхъ—невозможно счесть. Но количество это должно быть громадно. Начиная ловлю на утренней зарѣ, ласточка кончаетъ ее на закатѣ солнца. Весь длинный лѣтній день она безъ устали ловитъ двукрылыхъ.
Сколько же она поймаетъ ихъ—судите сами.
Пришелъ августъ мѣсяцъ, вылетѣли послѣдніе выводки ласточекъ. Ласточье населеніе возросло теперь до наибольшей густоты; покрайней мѣрѣ, въ гри, четыре раза противъ весны. И все это населеніе цѣлые дни гоняется за двукрылыми. Воздухъ около селъ, деревень, городовъ кишитъ ласточками. Между тѣмъ, уже холодѣетъ; въ концѣ августа, какъ разъ, наступятъ утренники. Чувствуютъ это двукрылыя; послѣдніе дни приходятъ имъ. Каждая холодная ночь убиваетъ ихъ массами. Чувствуютъ наступленіе холодовъ и ласточки. Еще до Успенья начинаютъ они собираться въ стайки и готовиться къ отлету. Не страшенъ имъ слабый холодъ, но онъ уменьшаетъ количество пищи; съ каждымъ днемъ ее становится меньше. И вотъ, послѣ перваго утренника, стаи ласточекъ пускаются въ трудный путь въ да-
лекую Африку и Аравію. Тамъ, въ это время, начинаются періодическіе дожди. Рѣки выступаютъ изъ береговъ. Широко разливается старый Нилъ по равнинамъ Египта. Тропическая растительность, заморенная, высушенная лѣтними засухами, развивается съ непостижимой быстротою и роскошью. Оживаютъ безчисленныя тропическія животныя. Движеніе и жизнь кипятъ вездѣ. На этотъ-то пиръ южной природы летятъ наши сѣверныя птицы. Восемь мѣсяцевъ гостятъ тамъ ласточки. Но, по пословицѣ, «въ гостяхъ хорошо, а дома лучше», ждутъ съ нетерпѣніемъ щебетуньи, когда наступитъ время летѣть на далекій сѣверъ, на свою бѣдную, но милую сердцу родину.
V.
Стрижъ.
ромѣ ласточекъ, у насъ живетъ ихъ двоюродный братецъ—стрижъ. Хорошо летаютъ ласточки, а съ стрижемъ имъ не тягаться. За
то онъ и держитъ надъ ними верхъ. Рѣдко спустится стрижъ до зеркальной поверхности пруда. Онъ стрѣлой носится въ вышинѣ, ловя самыхъ быстролетныхъ мушекъ и мошекъ. Плохо ходитъ по землѣ ласточка а стрижъ и того хуже. Это настоящій житель воздуха. Длинны крылья у ласточки, а у стрижа еще длиннѣе,
да кромѣ того загнуты серпомъ. А ножки крошеч ныя, крошечныя словно у китаянки и, что всег интереснѣе, чего нѣтъ ни у какой другой птицы всѣ четыре пальчика направлены впередъ. Когти ж< на нихъ крѣпкія, загнуты крючкомъ; они чрезвы чайно похожи на заднія ножки летучей мыши, по тому что служатъ для той же цѣли,—стрижъ свои ми ножками ловко прицѣпляется къ отвѣснымъ ска ламъ, къ каменнымъ стѣнамъ, но ходить на нихі почти не можетъ. Стрижи прилетаютъ къ намъ вп числѣ послѣднихъ птицъ, около вешняго Николь (9 мая). Въ это время они появляются по всѣмъ городамъ и большимъ селамъ, гдѣ колокольни каменныхъ церквей составляютъ любимое ихъ жилище, Подъ карнизами, въ углубленіяхъ стѣнъ, стрижі устраиваютъ свои гнѣзда, частью изъ грязи, частью изъ разнаго хлама. Но это уже не искусная постройка ласточки. Самка кладетъ три или четыре бѣленькихъ яичка, изъ которыхъ черезъ двѣ недѣли выклюнутся крошечные голые стрижотки. Еще недѣли черезъ три-четыре стрижотки выростутъ и вылетятъ изъ гнѣзда.
Съ самаго прилета и до отлета стрижи цѣлые дни снуютъ высоко въ воздухѣ надъ селами, прудами, рѣками, полями и лѣсами,—неутомимо ловя мошекъ и другихъ двукрылыхъ насѣкомыхъ. Роль ихъ совершенно та же, что ласточекъ. Да и жизнь на столько похожа на ласточью, что мы только напрасно повторяли бы уже сказанное. Стрижи улетаютъ раньше ласточекъ—въ половинѣ августа.
VI.
Скворецъ.
акже какъ ласточку, любитъ русскій человѣкъ скворца, или скворушку. Красивый, блестящій , желтоносый скворушка дѣйствительно можетъ привлечь на себя вниманіе. Такого бол
туна и весельчака пожалуй не найдешь между нашими птицами. За то ему и почетъ; за то добрый хозяинъ считаетъ долгомъ повѣсить на шестѣ у воротъ дупло, или подъ крышей, на передней сторонѣ избы, досчатый домикъ —скворешницу. Иногда деревенскій искусникъ-плотникъ разукраситъ скворешницу узорчатыми карнизиками и приснаститъ крыльчико.
Ранней весной, какъ только зашумитъ вода крохотными ручейками, вскорѣ послѣ прилета грачей и жаворонковъ—въ теплый, яркій полдень несутся въ вышинѣ стада утокъ, вереницы гусей, а между ними мелькаютъ стайки черныхъ птичекъ. Полетъ этихъ стаекъ до того характеренъ, что ихъ далеко узнаешь— это летятъ скворцы. То стайка разсыплется въ воздухѣ, какъ брошенный горохъ, то вдругъ сплотится въ черное пятно. Налетѣла стайка надъ родимымъ селомъ, сомкнулась разомъ, сдѣлала кругъ, и прямо
посыпались черные комочки на землю. Въ эту минуту скворцы удивительно смѣшны; присѣвъ гдѣ нибудь на разстаявшей лужайкѣ, всѣ они вытянулись въ струнку, подняли голову и словно замерли; затѣмъ вдругъ, сразу, засуетятся и побѣгутъ въ разныя стороны. Утоливъ голодъ, скворцы бросаются врозь къ своимъ дупламъ и скворешницамъ. Тутъ пойдутъ отчаянныя драки изъ за квартиръ. Но, вотъ квартиры разобраны и съ утра до ночи полилась по селу скворчиная пѣсня. Чего только не наслушаешься въ этомъ попури—визгъ поросенка, мяуканье кошки, крикъ перепела; всѣхъ, какъ есть всѣхъ передразнитъ этотъ веселый шутъ. А что онъ выдѣлываетъ изъ себя: то нахохлится, сожмется; то начинаетъ отвѣшивать поклоны; то машетъ крылышками, въ тактъ пѣснѣ, словно хорошій капельмейстеръ.
Вскорѣ явятся стаи скворчихъ; разбредутся они къ своимъ гнѣздамъ и пойдетъ хлопотливая дѣятельность—нужно чинить гнѣзда, таскать въ нихъ стебельки, соломенки, перья. Скворчиха снесетъ 6—7 простыхъ, голубенькихъ яичекъ. Черезъ двѣ недѣли выклюнутся скворчатки. Цѣлые дни старые скворцы бродятъ по лугамъ, по выгонамъ, по пашнямъ отыскивая кобылокъ, гусеницъ, кузнечиковъ, жучковъ, бабочекъ и т. п., которыхъ безъ устали таскаютъ въ дупло своимъ дѣткамъ.
Недѣли черезъ двѣ они уже подросли, одѣлись сѣрыми перышками и начинаютъ выглядывать изъ скворешницы. А ,еще черезъ нѣсколько дней, обыкновенно во второй половинѣ мая, скворчата оставляютъ дупло. Старики ихъ ведутъ въ ближайшій садикъ или на полянку среди кустовъ. Въ садикахъ,
на дорожкахъ, въ это время собираются также выводки воробьевъ; хитрые старики не преминутъ ввести скворчатъ въ эту компанію; и не даромъ: старые воробьи лучшіе сторожа для глупыхъ воробьятъ и скворчатъ, они во время предупредятъ безпечныхъ ребятокъ о близкой опасности.
Черезъ нѣсколько дней, когда скворчата поумнѣютъ, выучатся хорошо летать, старики ведутъ ихъ въ луга, на выгоны, на пашни и учатъ тамъ добывать пищу, состоящую исключительно изъ насѣкомыхъ; а изъ нихъ — кобылки, стрекозы, кузнечики, личинки жуковъ, бабочекъ, мухъ составляютъ первое лакомство скворцовъ.
Скворцы.
Каждый вечеръ семья скворцовъ соберется въ кучку и летитъ въ кусты ивъ и таловъ, растущіе густыми чащами по берегамъ рѣкъ, прудовъ и озеръ. Въ такихъ заросляхъ ихъ излюбленныя мѣста ноч
лега, куда слетаются семьи скворцовъ изъ всей окрестности, и ночуютъ вмѣстѣ. Тутъ мало по малу къ осени образуются сотенныя, тысячныя стада ихъ, которыя, съ наступленіемъ холодовъ въ сентябрѣ, пускаются въ далекій путь — въ южныя страны на зимовку.
На пути пролета этихъ стай есть мѣстности, гдѣ скворцы останавливаются, гостятъ нѣкоторое время, а затѣмъ пускаются дальше. Въ такихъ мѣстахъ собираются иногда десятки тысячъ скворцовъ. Такъ напр. такія мѣста есть на Рейнѣ, на Дунаѣ, у насъ на Днѣпрѣ, на Дону, на Волгѣ и т. д.
Это обширныя заросли ивъ и таловъ къ широкихъ заливныхъ равнинахъ большихъ рѣкъ, гдѣ кругомъ разстилаются обширные луга-, богатые пищей любимой скворцами. Стаи кормятся цѣлые дни въ лугахъ, а на ночлегъ собираются въ уютныя мѣста — въ чащу ивъ, въ невѣроятномъ множествѣ. Этой привычкой пользуются южные жители—особенно венгерцы и итальнцы. Замѣтивъ гдѣ собрались скворцы, они тихонько окружатъ кусты сѣтями; затѣмъ вдругъ зажгутъ факелы и начнутъ шумѣть — испуганные свѣтомъ и шумомъ бѣдные скворчики бросаются куда попало. Тысячами путаются они въ сѣтяхъ и поѣдаются прожорливыми итальянцами. Сколько сгибнетъ нашихъ любимцевъ въ желудкахъ итальянцевъ трудно себѣ представить. Но перелетятъ остальные за море, въ Африку, въ Аравію, Сирію, тамъ уже имъ лучше. Широкая долина Нила послѣ разлива кормитъ не однихъ только скворчиковъ.
Перезимуютъ они тамъ и летятъ къ намъ, принося вѣсть о грядущей веснѣ.
; Цѣня скворца за его красоту и веселость, кре-' зтьянинъ не знаетъ какъ много онъ приноситъ ему пользы. Скворецъ поѣдаетъ страшное количество насѣкомыхъ и ихъ личинокъ, очищая отъ нихъ пашни, луга, сады и выгоны. Ни плодовъ, ни растеній онъ вовсе не ѣстъ. По этому, подобно своей товаркѣ, ласточкѣ, это безусловно полезный захребетникъ.
Взятый маленькимъ изъ гнѣзда скворецъ скоро приручается и привязываются къ человѣку. Его можно оставить совсѣмъ на свободѣ; будьте увѣрены онъ не улетитъ далеко. Скоро онъ освоится со всѣми въ домѣ, будетъ ссориться съ птицами и собаками изъ за корма. Онъ осмотритъ всѣ щели и преисправно очиститъ ихъ отъ таракановъ, сверчковъ, мухъ и другой дряни. Его можно выучить свистать цѣлыя аріи. Онъ даже научится произносить слова, не хуже любаго попугая.
Вообще, изъ приручаемыхъ птицъ, трудно указать другую болѣе веселую, умную и забавную. Не даромъ полюбилъ скворца деревенскій житель, и не въ примѣръ прочимъ, соорудилъ ему домикъ.
Возьмите, выкормите скворчатъ; это такъ легко— булка размоченная въ молокѣ, творогъ съ хлѣбомъ, молочная каша и больше ничего имъ не надо. Берите скворчатъ когда они уже покроются перышками, но еще не совсѣмъ выросли. Они легко приручаются; но ихъ надо беречь отъ кошекъ. Потомъ скворецъ самъ не дастся въ обиду и будетъ драться даже съ собаками. Это одна изъ самыхъ ручныхъ птицъ и скворца можно держать совсѣмъ на волѣ.
VII.
Домашній воробей.
Повадился воръ-воробей
Летати, Мою конопельку, мою зелененьку Клевати.
(Народная пѣсня).
одумаешь, за что такая честь? Попалъ въ пѣсню, да еще воромъ. Такъ и народъ смотритъ на бѣднягу, какъ на завзятаго вора. Но воръ ли, дѣйствительно, воробей — вотъ вопросъ!
Разстелетъ баба пологъ, насыплетъ на него пшеничку про
сушить. Воробей тутъ какъ тутъ. За однимъ другой,
третій... со всего двора слетятся и ну, подъѣдать.
Значитъ —воры.
Поспѣетъ конопля — цѣлыя стада воробьевъ шу
мятъ и грабятъ на коноплянникахъ. Опять-таки воры.
Начнутъ возить хлѣбъ на гумно, примутся за молотьбу—воробьи на току. Конечно, воры.
Бросятъ курамъ корму, дадутъ овсеца лошадкѣ, замѣсятъ ли чего коровамъ или свиньямъ—всенепремѣнно воробей всюду возьметъ свою долю. Какъ же не воръ?
А для чего наставятъ чучелъ на огородѣ? Чтобъ воръ-воробей не грабилъ и не портилъ овощей. Но развѣ садамъ, ягодникамъ мало достается отъ него?
Нахальство этого воришки не знаетъ границъ. Онъ воруетъ открыто, среди бѣлаго дня, на вашихъ глазахъ. Онъ вертится около дома, возлѣ самыхъ людей, чтобъ подхватить упавшій кусочекъ и удрать съ нимъ на крышу. Ежедневно онъ, какъ добрый хозяинъ, побываетъ вездѣ на дворѣ, все осмотритъ— но только для того, чтобы своровать.
Куда ни обернись—воръ и тунеядецъ.
Какъ хотите, но я съ этимъ не согласенъ. Воробей честный работникъ; онъ исправно трудится на своего хозяина; онъ приноситъ ему много пользы; и за это-то его гонятъ вездѣ, бранятъ воромъ и не любятъ. Виноватъ ли онъ, что его труды не хотятъ цѣнить и что его вынуждаютъ воровать? Да онъ и не воруетъ, а беретъ только свое. Если не вѣрите, узнайте поближе жизнь воробья.
Для этого намъ нужно только окно, —все равно, гдѣ бы оно ни было — на Невскомъ проспектѣ или въ мѣстахъ отдаленныхъ, въ глухой деревушкѣ, гдѣ два, три двора, да и тѣ безъ заборовъ. Воробей тѣмъ и хорошъ, что ему всѣ люди равны. Онъ устроится въ кельѣ бѣдняка и живетъ тутъ также весело, какъ и въ лучшемъ изъ дворцовъ. Потому-то намъ и удобно всюду и вездѣ наблюдать за нимъ. Потому-то все, что я разскажу, вы можете видѣть своими глазами въ любомъ мѣстѣ.
На дворѣ весна. Капаетъ, течетъ съ крышъ, шумитъ вода по жолобамъ. Струйки воды бѣгутъ по тротуарамъ. Грязный снѣгъ на улицахъ съ каждымъ часомъ дѣлается еще грязнѣе. Идетъ весна! Самой
ее никто не видалъ; видятъ только ея свиту, шумную, говорливую; видятъ ея одежду, ея новыя платья изумрудно-зеленаго цвѣта, затканныя пестрымъ узоромъ всевозможныхъ цвѣтовъ. Да, никто не видитъ эту чудную волшебницу, которая является каждый годъ, въ урочный часъ, для того, чтобы приласкать и согрѣть все живое. Ее никто не видитъ, но каждый старается принарядиться въ самое лучшее платье для встрѣчи весны. Даже воробьи, я тѣ хотятъ встрѣтить весну попараднѣе. Всюду еще снѣгъ. Какъ только побѣжали по немъ первыя струйки, какъ только слились онѣ въ первыя крошечныя лужицы на поверхности грязной улицы, въ колеяхъ, пробитыхъ санями, — воробьи, не долго думая, начинаютъ купаться. Имъ хочется пообчистить свое сѣренькое платье для встрѣчи весны. Всмотритесь, вѣдь, это не тотъ воробей, котораго мы видѣли зимой. У зимняго воробья клювъ былъ желтый, а теперь онъ почернѣлъ; зимой воробей былъ крайне неуклюжъ; онъ ерошилъ свои перья, чирикалъ рѣдко, больше все хмурился. А теперь его не узнаешь. Словно, онъ цричесался послѣ ванны: перышки блестятъ, лежатъ плотно и весь воробей выглядитъ такимъ ловкимъ франтомъ. Говорливъ сталъ, просто, на удивленье. Полюбуйтесь. Вотъ онъ на крышѣ: хвостъ поднятъ кверху, крылышки опущены, съ задорнымъ видомъ поглядываютъ глазки на право и на лѣво.
Чипъ! чипъ! чипъ! чипъ! Онъ скачетъ, какъ сорока, вертится и нѣтъ ему покоя цѣлый день. Встрѣтится товарищъ, вмѣстѣ съ которымъ онъ, недѣлю назадъ, искалъ мирно крошки хлѣба около кухни— теперь и не подходи близко. Сойдутся два воробья—
мигомъ завяжется драка. Изъ-за чего они дерутся— не будемъ разбирать, это ихъ дѣло.
Весна идетъ безъ остановки, таетъ снѣгъ, бѣжитъ вода по улицамъ. Оголилась земля. Пробивается молодая, зеленая травка. Глядь — нашъ воробей ужь не одинъ. У него есть подружка, съ которой онъ шляется по улицѣ, по саду, шныряетъ по дворамъ: тутъ съѣстъ крошку, тамъ раздобудетъ зернышко. Но главная его забота теперь не въ этомъ. Онъ собираетъ разныя рѣдкости: въ саду или на лужайкѣ схватитъ сухую травинку; около конюшни зацѣпитъ конскій волосъ; на скотномъ дворѣ подхватитъ клочекъ овечьей шерсти; въ курятникѣ поживится перышкомъ; изъ кучи сора вытащитъ тряпочку, мочалинку, бумажку. Ему все это нужно, все это онъ тащитъ куда-нибудь въ укромный уголокъ, въ карнизъ дома, въ трещины каменной стѣны, за наличникъ окна, въ дупло дерева, въ скворешницу или же въ гнѣздо ласточки. И изъ всѣхъ этихъ рѣдкостей устроивается безпорядочная куча хлама, которую называютъ воробьинымъ гнѣздомъ. Пройдетъ еще немного времени, и на этой кучѣ хлама окажется шесть, семь или восемь пестрыхъ яичекъ. Сѣренькая воробьиха усаживается на йихъ, грѣетъ ихъ своимъ маленькимъ тѣломъ и день, и ночь; а воръ-воробей самодо-. вольно чирикаетъ возлѣ нея и поглядываетъ по сторонамъ, чтобы стащить, что плохо лежитъ.
За все это время, т. е. съ самаго начала весны и до Угорья, намъ рѣшительно не за что упрекнуть воробья. Онъ беретъ только то, что выбрасываютъ, что никому не нужно; но, вѣдь, это не воровство.
Посмотримъ дальше. Едва одѣлся лѣсъ, не успѣли еще прилетѣть послѣднія вешнія птицы, а въ гнѣздѣ воробья, вмѣсто яичекъ, уже сидятъ пискливые, крошечные воробьята. Тутъ-то заботъ отцу и матери! Съ ранняго утра и до поздняго вечера снуютъ они около дома, по огороду, въ саду, въ ближайшихъ поляхъ и лугахъ, на дворѣ, на улицѣ, и ищутъ корму, но только не зеренъ: птенчики ихъ слабы, малы, они не въ силахъ проглотить жесткаго зерна; имъ нужны тѣ мягкіе, сочные червячки, которые ползаютъ по листьямъ травъ и деревьевъ и поѣдаютъ ихъ; а червячки эти ничто иное, какъ гусеницы пестрыхъ, красивыхъ бабочекъ, мухъ и жучковъ. Ихъ-то и отыскиваютъ теперь воробьи. Поймавъ гусеницу, воробей летитъ къ гнѣзду, суетъ ее въ ротъ голодному воробьенку и снова летитъ на промыселъ, да такъ цѣлый весенній день. А этотъ день длится часовъ 16. Сколько же тысячъ гусеницъ перетаскаетъ пара воробьевъ въ это время?
Этотъ вопросъ задалъ себѣ одинъ почтенный нѣмецкій ученый и сталъ слѣдить за воробьемъ. Считалъ, считалъ онъ гусеницъ, которыхъ приносилъ воробей, считалъ, да и счетъ потерялъ. Этой работой, т. е. ловлей гусеницъ, занимаются воробьи добрыхъ двѣ-три недѣли, пока воробьята выростутъ и оперятся. Вотъ, наконецъ, насталъ желанный день. Дѣтки выросли; оперились, вылетѣли изъ гнѣздышка. Веселой кучкой сидятъ они на заборахъ, въ аллеяхъ садика, между грядокъ огорода; чирикаютъ безъ умолку, а какъ только увидятъ отца или мать, откроютъ желтые рты, зачирикаютъ еще пуще—значитъ, пожалуйте червячка!
Я и до сихъ поръ очень люблю эти дни воробьиной жизни. Хитрые старики заведутъ воробьятъ въ такое мѣстечко, гдѣ они легче всего могутъ избѣгнуть враговъ. А для этого нѣтъ имъ лучше притона, какъ песчаная дброжка въ садикѣ, окаймленная кустами акаціи. Заведутъ они туда своихъ воробья-токъ. а сами начнутъ промышлять кормъ для нихъ.
Иногда на одной дорожкѣ соберется нѣсколько выводковъ, и она сдѣлается настоящимъ воробьинымъ дѣтскимъ садомъ, а должность гувернера исполняетъ одинъ изъ старшихъ воробьевъ, поочереди. Молодые воробушки беззаботно чиликаютъ, купаются въ пескѣ, прыгаютъ по дорожкѣ, а старый воробей усядется на самую высокую вѣтку акаціи и зорко смотритъ во всѣ стороны; въ это время, прочіе воробьи торопливо таскаютъ гусеницъ и кормятъ своихъ дѣтенышей.
Воробей-сторожъ невозмутимъ; онъ не бросится даже на самую жирную гусеницу, хотя бы она ползла по ближайшей вѣткѣ; это самый примѣрный часовой. Но за то его и слушаются всѣ. Закричитъ онъ чр-ррр.... чр-ррр!.. и все, что беззаботно скакало по дорожкѣ, чиликало и прыгало, съ шумомъ бросается въ самую чащу кустовъ акаціи' или сирени. Въ минуту все смолкнетъ. Ни звука, ни шелеста. Только часовой сидитъ на вершинѣ; онъ закричалъ, но не пошевелился; онъ увидалъ врага и слѣдитъ за нимъ. А этотъ врагъ, лютый, злой, безпощадный—это ястребъ-перепелятникъ. Давно еще запримѣтилъ его воробей; еще тамъ вдали, когда онъ неслышнымъ полетомъ вывернулся изъ-за крайней избы и направился по задворкамъ. Сущій разбойникъ! Перья сѣ
рыя, не блестящія, въ которыхъ лучше всего укрываться вору; а укрываться онъ и безъ того мастеръ. Онъ летитъ около заборовъ, между деревьевъ; свернетъ вдругъ въ сторону; взмахнетъ кверху и оглянетъ все быстро своими желтыми глазами. Горе зазѣвавшейся птичкѣ! Стрѣлой налетитъ на нее разбойникъ, всадитъ когти и пропала бѣдняга. Но, не таковъ нашъ воробей, чтобы поддаться ястребу. Изъ сотни разныхъ птицъ едва ли удастся ему схватить хотя одного воробья. Уменъ и остороженъ нашъ плутъ. Да кромѣ того, у него есть кума-ласточка востроглазая, быстрокрылая; воробей знаетъ, какъ она крикнетъ, если увидитъ ястреба. Но вотъ онъ и самъ увидѣлъ его. Ястребъ ближе, ближе; воробей все сидитъ. Воробьята ни гу-гу, какъ будто и нѣтъ ихъ; а часовой все сидитъ на вѣткѣ. Замѣтилъ его ястребиный глазъ, взмахнулъ лѣсной разбойникъ крыльями; разъ, два, и только бы вотъ впустить когти—анъ, воробья уже нѣтъ. Камнемъ упалъ онъ въ кустъ акаціи, а на его мѣстѣ очутился ястребъ. Сидитъ дуракъ-дуракомъ; вцѣпились когти въ зеленую вѣтку и замерли. Досада гложетъ хищника, а ласточки еще издѣваются: чивитъ.... чивитъ.... и одна за другой подлетаютъ къ нему. Зло смотрятъ на нихъ и кругомъ желтые глаза; знаетъ ястребъ, что тутъ цѣлая сотня воробьевъ сидитъ въ чащѣ вѣтвей, да гдѣжъ ихъ достать? Встряхнулся и полетѣлъ дальше. Если бы онъ оглянулся назадъ, на его мѣстѣ опять сидитъ часовой воробей, а на дорожку съ шумомъ высыпала изъ зеленой листвы цѣлая толпа воробьятъ.
Не даромъ я назвалъ эту аллейку воробьинымъ
дѣтскимъ садомъ. Когда-нибудь присмотритесь къ воробьятамъ въ то время, какъ они только-что покинутъ гнѣздо. Какіе это простаки и дурачки, неловкіе, довѣрчивые, крикливые. И ноги, и крылышки еще плохо служатъ имъ. Это такіе же увальни, какъ наши Коли и Мити, когда тѣ только-что начинаютъ ходить. Но посмотрите на воробьятъ три, четыре дня спустя, въ ихъ дѣтскомъ саду. Вотъ они роются на дорожкѣ, въ пескѣ. Это уже не увальни, не простаки. Чуть раздастся крикъ ихъ часоваго, полюбуйтесь, какъ они ловко шнырнутъ въ кусты, спрячутся тамъ и замолкнутъ.
Въ эти немногіе дни, они, лучше насъ съ вами, выучили азбуку воробьиной жизни. Пройдетъ еще нѣсколько дней — старые воробьи и воробьихи научатъ ихъ всему, что нужно знать образованному воробью. Они выведутъ ихъ на лужайку и научатъ ловить жучковъ, бабочекъ, гусеницъ. Они вызовутъ ихъ, изъ кустовъ на проѣзжую дорогу и научатъ ро-зыскивать. хлѣбныя зернышки. Они поведутъ ихъ въ садъ, въ огородъ, на гумно, покажутъ имъ, какъ тамъ ну ясно хозяйничать, растолкуютъ, кого бояться, гдѣ прятаться.
Наконецъ, ученье кончено; молодые выросли; ихъ не отличишь отъ старыхъ. Тогда собирается семейный совѣтъ. Старики прощаются съ дѣтками и говорятъ: «вы теперь большіе, живите, какъ хотите, мы всему васъ научили»,—и воробьиная семья разлетается врозь.
Старые воробьи снова чинятъ свое гнѣздышко, снова кладутъ нѣсколько пестрыхъ яичекъ, насияси-ваютъ ихъ и выводятъ второй выводокъ. Это бы
ваетъ въ іюнѣ, и когда выклюнутся воробьята, снова пойдетъ трудная работа отыскиванія гусеницъ іля того, чтобы выкормить воробьятъ. А воспитавъ второй выводокъ, иные заботливые воробьи выводятъ зще третій, особенно, въ теплое, хорошее лѣто, такъ іто съ апрѣля по конецъ іюля, или даже до начала івгуста, воробьи, волей не волей, питаются не зернами, а гусеницами, личинками насѣкомыхъ, жучками, бабочками, мушками, улитками. Сколько они съѣдятъ ихъ сами, сколько перетаскаютъ своимъ воробьятамъ — не могъ перечесть того и акуратный нѣмецъ.
Судите же, какъ велико количество съѣденныхъ воробьемъ насѣкомыхъ.
Чтобъ оцѣнить пользу, которую, въ теченіп весны и лѣта, принесетъ воробей, намъ надо посмотрѣть на наши огороды, сады, луга, цвѣтники, и узнать, чтб тамъ дѣлается. А не то, спросимъ огородника, отчего онъ принесъ такую скверную капусту, всю въ дырочкахъ? Кто изъѣлъ ее? Отчего такой червивый горохъ? Отчего перепорчены всѣ овощи, которые онъ принесъ намъ? «Червяки, говоритъ, съѣли».
Разверните кочанъ цвѣтной капусты: тамъ цѣлая куча сѣроватыхъ гусеницъ, которыя изъѣли его весь. Если бы мы пошли на огородъ раньше нѣсколькими днями, то замѣтили бы красивыхъ бѣлыхъ бабочекъ, съ черненькими концами крыльевъ, которыя порхаютъ около капусты, играютъ надъ нею въ воздухѣ, а потомъ присядутъ на капустный листокъ и положатъ нѣсколько десятковъ маленькихъ, желтень
кихъ яичекъ. Дней черезъ десять, изъ каждаго яичка выйдетъ крошечный, желтовато-сѣрый червячокъ, который начинаетъ грызть капустный листъ. Если бы вы знали, какой это обжора! Онъ съѣдаетъ въ день въ два, три раза больше, чѣмъ вѣситъ самъ, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, ростетъ, какъ богатырь. Когда онъ вылѣзетъ изъ яичка, то не больше маковаго зернышка, а черезъ двѣ недѣли, это уже толстый червякъ, въ три четверти вершка длины. Подумайте же, сколько съѣстъ этотъ обжора въ двѣ недѣли. Но вѣдь, онъ не одинъ на всемъ огородѣ. Одна только бабочка накладетъ многіе десятки, даже сотни яицъ, а ихъ тамъ тоже десятки и сотни порхаютъ ежедневно.
Самый заботливый огородникъ не въ состояніи обобрать всѣхъ этихъ гусеницъ. Скажите же спасибо воробью. Если бы не онъ, у васъ не было бы ни капусты, ни другихъ овощей. Онъ каждый день внимательно осматриваетъ грядки и съ утра до вечера истребляетъ всѣхъ тѣхъ воровъ, которые ѣдятъ овощи. Я знаю, вы тотчасъ вспомните обиды, причиненныя вамъ воробьемъ. Вы скажете, что вамъ огородникъ жаловался на воробьевъ.
«Что ни посѣешь, говорилъ старикъ, .все испортятъ. Какъ только выйдетъ росточекъ изъ земли, налетятъ, объѣдятъ, повыдергаютъ и сажай снова».
Это правда; молодымъ росткамъ сильно достается отъ воробья; но когда растеніе укоренится, распуститъ листья, тутъ воробей ужь не тронетъ его.
Приходитъ садовникъ. «Надо, говоритъ, сѣтки надѣть на вишни; воробьи одолѣли, всѣ ягоды испортятъ» .
Ну, а это что такое? спросите-ка его. Вотъ ви
шенка, неиспорченная воробьемъ. Отчего на ней пятнышко? Откуда взялась гусеница внутри вишневой косточки? Въ томъ-то и дѣло. Воробей и тутъ не воръ, а охранитель нашего добра.
Онъ поѣдаетъ молодые росточки, главнымъ образомъ, потому, что находитъ на нихъ насѣкомыхъ, а если онъ соблазнится вкусной ягодкой вишни, то и мы съ вами не утерпѣли бы, чтобы не съѣсть ее. За то онъ на томъ же вишневомъ деревѣ переловитъ не одну сотню жучковъ и бабочекъ, мухъ, осъ и другихъ насѣкомыхъ, которыя прокалываютъ вишневыя ягоды, чтобы положить туда яички. Изъ каждаго такого яичка выйдетъ гусеница; она проточитъ вишневую косточку и начнетъ ѣсть горькое зернышко, лежащее въ ней. Ягодка захирѣетъ, не выростетъ какъ слѣдуетъ и не будетъ вкусна. Достаточно одной, двухъ бабочекъ или другихъ насѣкомыхъ, чтобы испортить ягоды на всемъ деревѣ. Вотъ полюбуйтесь: садовникъ прикрылъ вишневое дерево сѣткой. Не достать теперь воробью сладкихъ вишенъ. Но развѣ сѣтка защититъ отъ бабочекъ, мухъ и жучковъ? Нѣтъ, и береженыя вишни вышли хуже не береженыхъ: столько между ними кривобокихъ, маленькихъ, невкусныхъ, что хоть и не сбирать ихъ такъ въ ту же пору.
Видите ли, какъ бы вы ни старались обвинять воробья въ воровствѣ, учинецномъ имъ въ теченіи весны и лѣта, а все-таки выйдетъ, что воровство это вамъ же полезно. И окажется на повѣрку, что не будь воробья, не пришлось бы вамъ ѣсть многихъ вкусныхъ овощей и фруктовъ.
Но время идетъ, лѣто кончается, валятся фрукты съ деревьевъ, сыплется хлѣбъ изъ колосьевъ. Человѣкъ спѣшитъ собрать съ полей и изъ садовъ, съ луговъ и огородовъ все, что выросло и созрѣло, чтобы сдѣлать себѣ запасы на зиму.
Воробей выростилъ своихъ послѣднихъ дѣтей; онъ усталъ, исхудалъ, изнурился за лѣто. Ему надо поправить здоровье, чтобы скоротать тяжелую зиму. И вотъ онъ накидывается на коноплянники. Соберется стая въ нѣсколько десятковъ и даже сотенъ штукъ и отправится въ походъ на коноплянникъ.
На высокихъ конопляныхъ шишкахъ выставлены часовые, а въ зеленой чащѣ шумъ и болтовня, идетъ горячая работа; тутъ нѣтъ пощады коноплянымъ зернышкамъ, нѣтъ и спасенья отъ грабителей. Никакія чучелы не страшны имъ. Прогонятъ съ одного ко-ноплянника, они перелетятъ на другой. Да, надо сознаться, что теперь воробей грабитель и воръ. Потому-то и пѣсня сложилась про него. Уберутъ конопли, свяжутъ ихъ въ снопы и поставятъ кучками: стая воробьевъ грабитъ кучи напропалую. Начнутъ молотить коноплю—воробьевъ не отгонишь отъ молотильнаго тока. Словомъ, воробей не узнаваемъ. Онъ вошелъ во вкусъ грабежа. Нѣтъ коноплей — онъ летитъ на поля, гдѣ сложенъ хлѣбъ, летитъ на гумно, на молотильные тока, порхаетъ по дорогамъ, гдѣ возятъ снопы. Хлѣбное зерно стало его исключительной пищей. Въ теченіи всей осени, воробей сущій воръ; но, вѣдь, онъ служилъ намъ всю весну и лѣто вѣрой и правдой; не жалѣйте же нѣсколькихъ горстей зеренъ, которые вы все равно потеряли бы при сборѣ хлѣба: по полямъ, при перевозкѣ сноповъ по доро
гамъ, при сушкѣ въ овинахъ, при молотьбѣ, при пересыпкѣ зеренъ изъ мѣшка въ мѣшокъ. Воробей и тутъ беретъ только то, что уже брошено, что вы не можете поднять, что съѣдятъ другіе птицы и звѣри: противныя полевки, мыши, голуби и тому подобные захребетники.
Теперь сведемъ концы. Весну и лѣто воробей работалъ для нашей пользы, оберегалъ наши огороды и сады и только кое-что воровалъ. Съ половины августа и всю осень онъ грабилъ коноплянники и гумна, жилъ на нашъ счетъ.
Какъ вы думаете, полезенъ онъ или вреденъ? Рѣшайте, какъ знаете, а я вамъ вотъ что разскажу.
Когда въ западной Европѣ стало тѣсно, сначала голландцы и испанцы, потомъ англичане, а за ними французы, нѣмцы и итальянцы начали розы-скивать новыя земли, чтобы пользоваться ихъ богатствами. Цѣлые флоты торговыхъ судовъ пошли гулять по океанамъ, чтобы вывезти изъ Америки, Африки, Австраліи и Индіи различные продукты, которые растутъ тамъ сами или разводятся человѣкомъ. Встрѣчая тамъ дикарей, мореплаватели брали почти задаромъ, большею частью обманомъ, все, что эти бѣдныя дѣти природы накопили въ сотни лѣтъ. Сначала они вымѣнивали у дикарей золото, серебро, драгоцѣнные камни, отдавая имъ вещи изъ стекла, мѣди, желѣза. Драгоцѣнности выбраны; но благодатныя страны юга изобилуютъ, сверхъ того, драгоцѣнными продуктами растительности.
Въ суровомъ климатѣ Европы нуженъ большой
трудъ, чтобы выростить и собрать самыя простыя хлѣбныя зерна—рожь, ячмень и проч.; на югѣ же сами собой растутъ самые нѣжные плоды, самыя питательныя растенія. Дикари не привыкли трудиться, чтобъ собирать запасы этихъ продуктовъ; поэтому европейскіе мореплаватели вскорѣ сообразили, что если они поселятся тамъ, то при ничтожномъ трудѣ надъ обработкой земли, хлѣбопашество, садоводство дадутъ богатый барышъ. Такъ возникли колоніи въ Америкѣ, Африкѣ, Австраліи.
Новые колонисты взялись за работу, развели плантаціи, сады, огороды, обработали поля. Тропическая природа богато вознаграждала ихъ труды; но жадность европейцевъ также и наказывалась жестоко. Миріады тропическихъ насѣкомыхъ набрасывались на фрукты, ягоды и другія растенія, добываемыя колонистами. Въ два, три дня, эти хищники истребляли богатѣйшія плантаціи и приводили въ отчаяніе ихъ владѣтелей. Всѣ усилія бороться съ ними оказывались безполезными. Тысячи тропическихъ птицъ, охотясь за насѣкомыми, ничего не могли подѣлать.
Тогда кому-то изъ колонистовъ (гдѣ именно и кому—не умѣю вамъ сказать) припомнился воръ-воробей. Заказалъ этотъ-нѣкто капитану корабля, отправлявшемуся въ Европу, привести нѣсколько десятковъ воробьевъ. Вѣроятно, не мало смѣялись надъ шутникомъ капитаномъ, когда онъ набиралъ воробьевъ, чтобы везти ихъ за океанъ. Какъ бы тс ни было, воробьи были сначала привезены на островъ Кубу; и тутъ-то оправдалась французская пословица — «гіга Ьіеп, циі*гіга 1е йегпіег». Тотъ,
кто выписалъ ихъ, не остался въ накладѣ. Умный воробушекъ не потерялся на чужбинѣ: онъ свилъ гнѣздо подъ крышей земляка - колониста и сталъ хозяйничать на его плантаціяхъ и въ садахъ, какъ бывало на далекой родинѣ. То, чего не могли сдѣлать блестящія тропическія птицы, въ томъ помогъ колонисту воробей и привелъ его плантаціи въ цвѣтущее положеніе. Теперь воробей на островѣ Кубѣ такой же хозяинъ, какъ и во всей Европѣ. Онъ размножился и живетъ вездѣ, гдѣ есть европейскія колонія, гдѣ есть хотя небольшой клочекъ обработанной земли. Послѣ того воробьевъ перевезли въ сѣверную Америку и въ Австралію, гдѣ они размножаются годъ отъ году и служатъ европейцу вѣрой и правдой.
Скоро наступитъ время, когда ни одинъ нѣмецъ -эмигрантъ (а ихъ ежегодно отправляется въ Америку изъ Германіи больше ста тысячъ) не поѣдетъ на чужбину безъ клѣтки съ нѣсколькими воробьями.
Неужели, послѣ всего сказаннаго, вы еще не убѣдились, что воробей не воръ? Говорятъ, что самый скверный—это домашній воръ; что отъ такого вора нельзя уберечься; и это справедливо. Если же такого вора выписываютъ изъ Европы въ Австралію и хАмерику, то одно изъ двухъ: или эти люди очень глупы, или воробей не воръ. Поэтому будьте же вы признательны воробью и позаботьтесь о немъ зимой. Надо вамъ сказать, что изъ всѣхъ мірскихъ захребетниковъ, это самое умное животное. Чтобы вы мнѣ повѣрили, я напомню вамъ народную
поговорку: «стараго воробья на мякинѣ не про-! ведешь». Дѣйствительно, нѣтъ ничего труднѣе, какъ обмануть воробья. Какую бы вы хитрую ловушку ни устроили—онъ не попадется въ нее. Вы не обманете его не только мякиной, но и самымъ отборнымъ зерномъ. Это подтвердитъ вамъ каждый птицеловъ.
Воробей подпуститъ къ себѣ очень близко, если у васъ ничего нѣтъ въ рукахъ; но тотчасъ же улетитъ, если увидитъ, что вы вооружились чѣмъ-нибудь. Онъ смѣлъ до дерзости и, вмѣстѣ съ тѣмъ, недовѣрчивъ. Сдѣлать воробья ручнымъ гораздо труднѣе, чѣмъ любую изъ нашихъ дикихъ птицъ; и это совершенно понятно.
Ни къ кому не относятся такъ зло, какъ къ воробью. Ласточки, голуби пользуются особымъ покровительствомъ. Вы кормите ихъ, боитесь обезпокоить, а вору-воробью отъ васъ нѣтъ пощады. Вы его гнали всегда и вездѣ. Оттого-то онъ и сталъ уменъ. Баловню жить легче, ему бабушка ворожитъ. Воробушку же—судьба мачиха; всѣ его гонятъ, никто его не любитъ; никому нѣтъ дѣла, какъ онъ проведетъ суровую зиму. Вотъ и приходится самому заботиться о себѣ. Онъ наблюдаетъ за всѣми, кто живетъ на дворахъ, начиная съ хозяина, до послѣдней мухи. Мало того, онъ узнаетъ каждаго по лицу и по походкѣ. Вонъ, изъ кухни вылили помои—воробей первый тутъ. Подошла курица, свинья или другая скотина— воробью ни по чемъ, клюетъ себѣ рядышкомъ съ нею, да еще на спину ей сядетъ. Подбѣжитъ собака— только посторонится. Но,, если показалась кошка— кончено, нѣтъ ему покоя; стремглавъ бросится на
крышу и подыметъ гвалтъ. Я вамъ скажу, почему это. Нѣтъ у воробья злѣе врага, какъ наша кисынь-ка. Никто не истребляетъ столько воробьевъ, какъ сѣрый Васинька. Онъ достанетъ живо молодыхъ птенчиковъ изъ гнѣзда, если только можно подобраться къ нимъ. Онъ цѣлую ночь лазаетъ по перекладинамъ, подъ крышами сараевъ, гдѣ ночуютъ воробьи, и горе тому изъ нихъ, до котораго дотронулась бархатная лапка этого ханжи. Я пари держу, что никто не знаетъ такъ хорошо кошки, какъ воробей, никто не слѣдитъ за нею такъ зорко. Но, увы! бѣдняжка можетъ только стеречься, бѣгать отъ этого злаго врага; извести его не въ воробьиныхъ силахъ. Какъ хотите, надо много ума и силы воли, чтобы, несмотря на кошку, жить около человѣка.
До какой степени воробей изощряетъ свой умъ, чтобы защитить себя и свое потомство отъ кошки, я разскажу вамъ одинъ случай.
Въ одной изъ деревень Малороссіи мнѣ случилось провести лѣто. Мы жили въ домикѣ, построенномъ въ саду. Противъ окна втораго этажа, на вѣткахъ стараго тополя воробей устроилъ совсѣмъ несообразное гнѣздо. Онъ натаскалъ мочалинокъ, прицѣпилъ ихъ къ концу вѣтки; а затѣмъ, на этихъ мочалинкахъ смастерилъ изъ травы пустой шаръ и наклалъ туда перышковъ. Воробьиха нанесла яичекъ и вывели они дѣтей. Это меня до такой степени поразило, что я досталъ гнѣздо и привезъ его въ Петербургъ. Да и было зачѣмъ. Ищите годъ, два, десять лѣтъ—едва ли вамъ посчастливится увидѣть такое гнѣздо. Перебе
рите всѣ книги, гдѣ писано о воробьѣ - въ нихъ не найдете описанія такого гнѣзда.
Воробьиное гнѣздышко строится подъ застрѣхой, въ дуплѣ, вообще подъ крышей. Всѣ описываютъ это гнѣздо, какъ кучу хлама, гдѣ найдешь сухую траву, мочалки, конскій волосъ, перышки, лоскутки сукна, клочки шерсти. Все это набросано кое-какъ, примято, выложено перьями и пухомъ. Не дивно ли, что моему воробью вздумалось устроить прочное, шарообразное гнѣздышко и подвѣсить его на вѣткѣ дерева? Случилось это вотъ почему.
Южныя губерніи Россіи, называемыя Малороссіей, совсѣмъ не похожи на сѣверныя и среднія. Это обширныя, тучныя степи, бѣдныя лѣсомъ, скудныя водой, но богатыя плодородной землей. Недостатокъ лѣса научилъ малороссовъ строить чуть не изъ хвороста свои хаты. Сдѣлаетъ хохолъ плетень изъ хвороста, хохлушка обмажетъ его глиной; устроитъ хохолъ надъ этой клѣтушкой крышу изъ соломы, смазанной той же глиной, подстрижетъ ее и угладитъ такъ, что мышонку негдѣ пролѣзть. Побѣлитъ хохлушка хату мѣломъ внутри и снаружи, выкраситъ охрой окошечки—хата и готова. Бьется, бьется воробушекъ—негдѣ ему примоститься подъ крышей, ни продолбить дыру въ соломѣ, смазанной глиной; но жить возлѣ хохла путь ли не лучше, чѣмъ возлѣ москаля или нѣмца: жита у него вдоволь, а зима тепла. Воробей и здѣсь нашелся; онъ сталъ строить свои гнѣзда на тополяхъ, ущемляя ихъ между стволомъ дерева и вѣтками; но такъ какъ тутъ кошки и мальчишки чинили ему обиды, то умная птица и
придумала подвѣсить гнѣздо на концѣ вѣтки, куда не могутъ добраться ни кошки, ни мальчишки.
И такъ, вотъ до чего мы договорились, что воробей не только не воръ, но птичка полезная и умная, которую всякій благоразумный человѣкъ долженъ оберегать. Притомъ для этого немного и нужно. Воробей съумѣетъ самъ защитить себя и отъ кошекъ, и отъ другихъ враговъ, даже отъ милаго хозяина.
Но, вотъ когда онъ гибнетъ. Придетъ зима, засыплетъ все снѣгомъ. Ни въ полѣ, ни въ огородѣ, ни на гумнѣ нечего достать воробью. Но и это еще не бѣда. Онъ уменъ и изворотливъ; онъ подкараулитъ, когда выкинутъ соръ, поищетъ тамъ корму и поѣстъ. Привезутъ сѣно на дворъ—онъ и въ немъ покопается и также найдетъ, чѣмъ заморить червячка. Задымится овинъ—воробей и тутъ побываетъ; онъ знаетъ, что хлѣбъ молотятъ, что можно заполучить свою долю. Выбросятъ навозъ изъ конюшни— онъ и въ навозѣ пороется. Вотъ его бѣда, когда наступятъ морозы и разгуляются вьюги. Воетъ вьюга день, другой, третій, бьетъ въ глаза снѣгомъ, замѣ-таетъ все. Тутъ горе не одному воробью. День впроголодь, на другой день совсѣмъ голоденѣ, а на третій и зернышка не видалъ. Летитъ бѣдняжка на ночлегъ подъ крышу сарая и задремлетъ горькимъ сномъ.
На смѣну вьюгѣ пришелъ лютый морозъ и сковалъ все, что можно сковать. Все ёжится, все прячется; съёжился и сонный воробей, распыжилъ перушки, спряталъ буйную головку подъ крыло; снятся ему сладкія зернышки, вкусныя гусеницы;
а морозъ дѣлаетъ свое дѣло. Когда взойдетъ солнышко, загляните въ сарай, приставьте лѣсенку и посмотрите подъ крышей: въ укромныхъ уголкахъ одинъ, два, три, цѣлый десятокъ замерзшихъ воробьевъ. Тащите ихъ въ кухню. Поваръ сдѣлаетъ отличный паштетъ. «Изъ мертвыхъ воробьевъ»! говорите вы. Не все ли равно: морозъ их/ь убилъ или вы дробью изъ ружья; они свѣжіе, вкусные, я бы сейчасъ ихъ съѣлъ.
Если же вы не хотите ѣсть замерзшихъ воробьевъ, если вамъ сколько-нибудь жалко этихъ несчастныхъ, то подумайте о нихъ заранѣе. Гдѣ бы вы ни жили,—какъ я уже сказалъ выше,—изъ любаго окна вы можете наблюдать воробья, особенно, зимой. Въ окнахъ есть форточки. Вашъ чай, завтракъ, обѣдъ, ужинъ не обойдутся безъ того, чтобъ на столѣ не остались кусочки и крошки хлѣба, которые потомъ попадутъ въ помойную яму. Собирайте эти крошки, эти жалкіе кусочки, выбрасывайте ихъ каждый день въ форточку. Туда слетятся воробьи со всего двора и вы шутя прокормите- зимой десятокъ, другой добрыхъ друзей, которыхъ сгубилъ бы морозъ и голодъ. Придетъ весна, и они вамъ сторицею отплатятъ за эту услугу.
VIII.
Полевой воробей.
ы удѣлили много мѣста воробью. Но задача наша—узнать тѣхъ, кто живетъ съ нами; а между этими
захребетниками воробей—лицо важное, очень важное.
Рядомъ съ домашнимъ воробьемъ на дворахъ живетъ другой—полевой воробей, съ коричневой шапочкой и поменьше ростомъ. Въ жизни и обычаяхъ
этихъ двоюродныхъ братьевъ мало разницы; но роль полеваго воробья болѣе скромная. Онъ робокъ, глуповатъ; онъ сторонится отъ человѣка, боится его. Полеваго воробья рѣдко встрѣтишь въ центрѣ большаго города. Онъ любитъ сады, берега рѣкъ и прудовъ, обсаженные ивами, потому что тамъ больше его любимой пищи—гусеницъ, объѣдающихъ ивовые листья.
Появился онъ около человѣка, повидимому, просто потому, что увлекся примѣромъ старшаго брата—домашняго воробья. Онъ воруетъ заодно съ нимъ, но робко, неумѣло. Рѣчная урема, съ ея ивами, ему милѣе теплыхъ застрѣхъ и сараевъ; здѣсь не такъ его безпокоятъ кошки и мальчишки.
Въ садахъ, въ огородахъ, въ поляхъ—полевой воробей такой же работникъ нашъ, какъ и домашній;
энъ также усердно истребляетъ гусеницъ, но также грабитъ и коноплю. Оставимъ его. Есть еще не мало захребетниковъ. Подъ крышами домовъ и другихъ зтроеній, на чердакахъ гнѣздятся голуби, галки, ласточки, сычи; на крышахъ строятъ свои гнѣзда аисты. Все это живетъ съ нами; но, странное дѣло, всѣхъ этихъ птицъ человѣкъ любитъ, всѣмъ имъ онъ покровительствуетъ, а скворцу даже устроиваютъ скво-решницу. Неужели онѣ такъ полезны, что заслужили эту любовь, это покровительство? Разберемъ внимательно ихъ дѣятельность.
IX.
Голубь.
о временъ глубокой древности, голубь сдѣлался любимцемъ человѣка. Для всѣхъ насъ голубі образецъ чистаго, добраго суще
ства, семьянина любящаго и добродушнаго; никт< не заподозритъ въ голубѣ зла; всякій стараетс? оказать ему помощь и покровительство. Посмотрите — около лавокъ и магазиновъ толпятся стада голубей, дикихъ, вольныхъ; тронуть ихъ считается грѣхомъ: каждый лавочникъ, который ни за что не отпуститі въ долгъ бѣдняку фунта хлѣба, считаетъ своей обя занностью ежедневно бросать голубямъ горсть овсг или пшеницы.
Голуби питаются исключительно зернами; ни насѣкомыхъ, ни ихъ гусеницъ они не ѣдятъ, слѣдовательно, охранять наши сады, огороды и поля голуби не могутъ.
Голуби населяютъ всѣ материки и острова земнаго шара. Ихъ нѣтъ только въ студеныхъ, полярныхъ странахъ, т. е. тамъ, гдѣ мало или вовсе нѣтъ цвѣтковыхъ растеній, размножающихся сѣменами. Чѣмъ дальше къ экватору, тѣмъ больше цвѣтковыхъ, сѣмянныхъ растеній, тѣмъ больше и голубей, такъ что подъ тропиками, гдѣ самая пышная флора, голубиное населеніе самое богатое. До сихъ поръ извѣстно уже болѣе 280 видовъ голубей. Изъ нихъ эдинъ видъ наиболѣе заслуживаетъ нашего вниманія: это обыкновенный. сизый голубь. Если вы хотите познакомиться съ нимъ, всмотритесь въ стаю уличныхъ голубей: между ними есть свѣтлые, голубо-зизые, съ двумя черносизыми полосами на крылѣ, съ гакой же полосой на концѣ хвоста; вотъ таковъ лменно сизый голубь.
Онъ до сихъ поръ живетъ въ дикомъ состояніи за скалахъ многихъ острововъ, разсѣянныхъ у береговъ Европы, на скалахъ горъ Испаніи, Франціи, Италіи, Греціи, Крыма, Кавказа, по береговымъ скаламъ Волги, Дона. Урала, въ гористыхъ мѣстахъ Персіи, Турціи и Туркестана. Цѣлыя стада этихъ голубей гнѣздятся въ названныхъ странахъ, въ тре-цинахъ скалъ и въ пещерахъ, промышляя себѣ пищу іо окрестнымъ степямъ, полямъ и лугамъ. Но ког-іа наступитъ зима, покроетъ снѣгъ степи и поля, голубямъ негдѣ достать сѣмянъ и зеренъ, тогда они іокидаютъ родимыя скалы и пещеры и переселяются
въ деревни и города, отыскивая здѣсь зерна на гумнахъ, на дорогахъ, на улицахъ и дворахъ. Весной эти голуби, обыкновенно, снова улетаютъ на свои скалы; но нѣкоторые, извѣдавъ, какъ хорошо жить около человѣка, остаются и на лѣто въ деревняхъ, вьютъ тутъ свои гнѣзда, выводятъ дѣтей. Эти дѣти уже и не думаютъ улетать изъ поселеній. Такъ постепенно сизый голубь водворился около человѣка и сдѣлался уличной птицей, подобно воробью.
Однако, между воробьемъ и голубемъ громадная разница. Воробей, поселившись въ жильѣ человѣка, сохранилъ вполнѣ свою независимость; онъ дикъ и его трудно сдѣлать ручнымъ; въ столкновеніяхъ съ человѣкомъ, кошками и другими домашними животными, воробей образовался, сдѣлался уменъ и недовѣрчивъ; его трудно обмануть и поймать въ западню. Голубь вовсе не таковъ: довѣрчивость—его отличительная черта. Поймать его—ничего нѣтъ легче; сдѣлать ручнымъ, домашнимъ—и того легче. Вотъ и разгадка той любви, которую питаютъ люди къ голубю. Со временъ глубокой древности, въ Индіи, въ южной Азіи, въ Египтѣ, словомъ, тамъ, гдѣ было положено начало цивилизаціи, уличныхъ голубей приручили совсѣмъ. Это, безъ сомнѣнія, первая птица, прирученная человѣкомъ. Оно и понятно: голубь самъ напрашивался въ домашнія птицы. Постоянно веселый, хлопотливый, воркунъ, голубь, своей довѣрчивостью, невольно привязалъ къ себѣ человѣка. Отъ этихъ-то прирученныхъ уличныхъ голубей произошли потомъ всѣ тѣ домашніе голуби, которыхъ содержатъ на голубятняхъ: турмана, козырные, гонные или чистые, почтовые,
трубастые, дутыши и т. д. Всѣ эти породы выведены человѣкомъ искуственно, для своего удовольствія. Но пока оставимъ этотъ вопросъ въ сторонѣ; со временемъ, мы еще поговоримъ о домашнихъ голубяхъ, теперь же займемся только уличнымъ голубемъ—мірскимъ захребетникомъ.
Уличные голуби живутъ во всѣхъ городахъ и селахъ Европы, сѣверной Африки, Малой Азіи, Персіи, Афганистана и западной части Индіи. Въ западной Сибири голуби распространились до Алтая, появляясь постепенно, вслѣдъ за переселеніемъ туда русскихъ. Они живутъ въ поселеніяхъ и городахъ круглый годъ, гнѣздятся на чердакахъ и подъ крышами. Каждая пара выводитъ въ лѣто отъ трехъ до четырехъ выводковъ (по два голубенка каждый разъ), такъ что число голубей къ осени должно бы было учетвериться или упятериться. Но множество голубей гибнетъ отъ враговъ, въ числѣ которыхъ кошка занимаетъ первое мѣсто. Много губятъ ихъ ястреба, сокола, хорьки, куницы и т. и. хищники. Не мало голубей мерзнетъ въ сильные морозы. Вотъ почему число ихъ и не прибываетъ замѣтно, особенно, въ деревняхъ. Въ городахъ хищнымъ птицамъ не такъ удобно хозяйничать, поэтому тамъ и голубей больше: но кошки и соколы тутъ также донимаютъ ихъ, по этой причинѣ голуби предпочитаютъ башни, колокольни, куда кошкамъ доступъ труденъ.
Кромѣ своей миловидности, довѣрчивости и вообще хорошихъ качествъ, голубь, собственно говоря, пользы человѣку не приноситъ. Зиму, весну и лѣто онъ живетъ на счетъ человѣка; а подъ осень, когда
кончится жнитво, онъ больше всякаго воробья гра-5итъ наши гумна и копны хлѣба. Многіе пытались шравдать это воровство тѣмъ, что голубь на сжа-гыхъ поляхъ, на пару и'залежахъ истребляетъ массу сѣмянъ сорныхъ травъ. Однако, это мнѣніе лишено всякаго основанія. Сорныя травы, подобно другимъ, производятъ такое громадное количество сѣмянъ, что истребить ихъ не могутъ голуби всего міра. Возьмите комокъ земли съ такого мѣста, гдѣ никогда на вашей памяти не росло ни травинки, положите этотъ комокъ въ цвѣточный горшокъ, разомните его, уравняйте, потомъ поливайте, какъ это дѣлаютъ съ растеніями, и поставьте на солнце; черезъ нѣсколько дней, на поверхности комка появятся всходы разныхъ растеній. Откуда они взялись? Это проросли сѣмена, лежавшія много лѣтъ въ землѣ; имъ не хватало влаги и тепла; вы дали и то, и другое. Ростковъ выйдетъ такъ много, что вы устанете считать. Поэтому говорить объ истребленіи сорныхъ растеній голубями—сущій вздоръ.
Скажемъ прямо: уличный голубь, пользы намъ не приноситъ, но и зла не дѣлаетъ. Онъ съѣстъ нѣсколько горстей зеренъ въ снопахъ хлѣба, а больше ѣстъ то, что брошено, что растеряно по полямъ и дорогамъ, при сборѣ и перевозкѣ хлѣба. Значитъ, вы скажете, голубь дармоѣдъ, а всякій дармоѣдъ вреденъ; слѣдовательно, голубей надо не кормить, а истреблять. Совсѣмъ нѣтъ. Голубь оказываетъ услуги человѣку, важныя заслуги; я разскажу объ этихъ услугахъ послѣ, въ особомъ очеркѣ, посвященномъ домашнимъ голубямъ, а теперь замѣчу только, что уличный голубь живетъ на пенсіи, вполнѣ заслуженной имъ.
X.
Галка.
ѣтъ деревни, села, города на Руси,—гдѣ бы не было галки. Веселая, добродушная, глуповатая галка не вы
зываетъ ни въ комъ ни пріязни, ни ненависти. Ее терпятъ, ее не преслѣдуютъ, но и не кормятъ. По правдѣ сказать, галка и воробей, какъ два
сапога — пара. Часть года галка воруетъ и жи
ветъ на нашъ счетъ, другую часть года служитъ намъ. Наступитъ мартъ мѣсяцъ— стаи галокъ,' бродившія по улицамъ, разобьются на парочки. Каждая пара найдетъ укромный уголокъ на чердакѣ, подъ застрѣхой крыши, въ дуплѣ дерева, а то, просто, въ печной трубѣ; натаскаютъ онѣ прутиковъ, кошмы, волосу, перьевъ, тряпокъ, всякаго сора. Галочка положитъ четыре или пять яичекъ. Это бываетъ уже въ половинѣ марта. Выклюнутся галчатки голые, слѣпые, крикливые. Старыя галки цѣлый день таскаютъ имъ пищу. Онѣ обшарятъ огородъ, садъ, выгоны, гдѣ пасутъ скотъ; онѣ первыя явятся на пашню, какъ только начнутъ пахать подъ яровой хлѣбъ. Всякія насѣкомыя и ихъ гусеницы составляютъ почти исключительную пищу галокъ весной. Въ половинѣ мая, молодыя галочки вылетятъ изъ
гнѣздъ и поведутъ ихъ старики на луга, на поля, на выгоны, пріучая искать пищу.
Такъ все лѣто, галки ѣдятъ насѣкомыхъ, и только осенью уже, за недостаткомъ этой пищи, онѣ нападаютъ на хлѣбныя поля, на снопы, отыскивая здѣсь зерна. Всю зиму галки питаются чѣмъ попало; онѣ бродятъ по дорогамъ, по улицамъ, по дворамъ, по гумнамъ. Слѣдовательно, галка, подобно воробью, осень и зиму живетъ на нашъ счетъ, весну же и лѣто работаетъ усердно на насъ, истребляя множество насѣкомыхъ и ихъ личинокъ.
Галка одна изъ самыхъ веселыхъ птицъ; вѣчно довольная, болтливая, она издавна пріютилась около человѣка. Но большихъ городовъ она не любитъ; это настоящая деревенская жительница. Здѣсь ей сытно, привольно; здѣсь ее никто не обижаетъ. Крестьянки въ иныхъ мѣстахъ пользуются даже галкой. какъ насѣдкой. Деревенскія куры, вслѣдствіе дурнаго содержанія, садятся на яицы очень поздно, поэтому, чтобы получить раннихъ цыплятъ, когда галка нанесетъ въ свое гнѣздо полное число яицъ, ихъ выбрасываютъ и кладутъ туда два куриныхъ. Не подозрѣвая обмана, галочка усердно сидитъ на нихъ. Но надо видѣть ея удивленіе и безпокойство, когда изъ яицъ выклюнутся цыплята. За галкой въ это время слѣдятъ и тотчасъ же отбираютъ у нея цыплятъ, иначе она заклюетъ ихъ.
У крестьянокъ есть повѣрье, что эти цыплята крѣпче высиженныхъ курицей. Вынутые изъ гнѣздъ, галчата скоро привыкаютъ къ человѣку и привязываются къ нему, какъ собаки. Ихъ можно держать совсѣмъ на волѣ; летая по двору, по полямъ, они
являются на первый зовъ хозяина, сопровождаютъ его вездѣ, поэтому, сдѣлать, домашней галку также легко, какъ и голубя, да сверхъ того, она гораздо полезнѣе его. Одна бѣда: отъ галокъ весной сильно достается огородамъ; онѣ выклевываютъ молодые ростки овощей.
Злѣйшій врагъ галки—это кошка; она таскаетъ галчатъ изъ гнѣздъ, а порой ловитъ по ночамъ и самихъ галокъ.
Сычъ.
*
а крышахъ домовъ, сараевъ и другихъ зданій въ Малороссіи, да и вообще въ южной половинѣ Россіи, вы подъ вечеръ часго
встрѣтите маленькую, большеголовую пресмѣшную фигурку—сыча домоваго. Это одна изъ самыхъ мелкихъ и красивыхъ совъ. Сычъ, подобно другимъ захребетникамъ, пріютился къ человѣку съ самой невинной цѣлью. Буквально, никакого зла онъ намъ не дѣлаетъ и ничего не воруетъ. Его привлекаютъ темные чердаки; тамъ онъ прячется отъ дневнаго свѣта, устроиваетъ свое незатѣйливое гнѣздо и выводитъ дѣтей. Жилье привлекаетъ его къ себѣ и потому еще, что на скотныхъ дворахъ, на улицахъ много жуковъ, а въ садахъ и огородахъ и еще того болѣе. Почти всю ночь сычъ неутомимо охотится за летающими жуками, бабоч
ками и другими ночными насѣкомыми. Это главный истребитель майскихъ жуковъ, слѣдовательно, птица чрезвычайно полезная.
Между тѣмъ, народъ не любитъ сыча и питаетъ къ нему суевѣрный страхъ. Крикъ сыча считается признакомъ приближающейся бѣды. Поэтому сыча, особенно, его гнѣзда, истребляютъ, гдѣ только найдутъ.
Взятый изъ гдѣзда сычъ легко приручается и привыкаетъ къ человѣку. Но вообще это робкая птица, не отличающаяся большимъ умомъ.
бѣлую птицу съ черными крыльями, съ крас-
ными ногами и клювомъ; ее зовутъ тамъ бочаномъ, черногузомъ, лелекой или аистомъ. Эго любимецъ крестьянина. Онъ считаетъ за особенное счастье, если на хатѣ его появится пара аистовъ, и нарочно укрѣпитъ тамъ старое колесо или кучку хвороста, чтобы аистамъ удобнѣе было свить себѣ гнѣздо. Онъ ждетъ съ нетерпѣніемъ, прилетятъ ли весной его аисты съ далекаго юга, гдѣ они зимовали.
Воротясь домой, аисты поселятся въ старомъ
гнѣздѣ, поправятъ его, самка положитъ три, четыре яйца и выведетъ дѣтенышей. Молодые аисты ро-стутъ медленно, такъ что цѣлыхъ два мѣсяца старые кормятъ ихъ въ гнѣздѣ.
Съ ранняго утра, аисты отправляются на сосѣдніе луга и болота, на берега рѣкъ, озеръ и прудовъ, на поля и въ степи отыскивать кормъ. Пищу ихъ составляютъ крупныя насѣкомыя, особенно, кобылки и саранча. Они ѣдятъ почти все живое, что только удастся схватить: улитокъ, мышей, лягушекъ, змѣй, ящерицъ, сусликовъ, хомяковъ, молодыхъ птичекъ; на мелководьи они ловко ловятъ карасей и другую рыбешку. Поэтому вредъ и пользу, приносимыя человѣку аистомъ, опредѣлить трудно, даже почти невозможно.
Правда, ни овощей, ни фруктовъ, ни зеренъ аистъ не трогаетъ; но онъ не упуститъ случая позавтракать цыпленкомъ, гусенкомъ или утенкомъ. Несмотря на это, суевѣрная любовь къ аисту такъ велика, что ему все прощается и никто не рѣшится обидѣть этого захребетника. Осенью аисты собираются въ большія стаи и улетаютъ на югъ, гдѣ проводятъ всю зиму на берегахъ Африки и на ея рѣкахъ.
XIII.
Хохлатый жаворонокъ.
ъ Малороссіи и во всей южной, степной полосѣ Россіи, также въ Крыму и на Кавказѣ, на дворахъ, между воробьями всегда встрѣтишь хохлатаго жаворонка или сосѣдку, какъ его называютъ мало-
россы. Онъ быстро снуетъ по двору, по улицѣ, въ огородѣ, гоняясь за насѣкомыми. Далеко въ степь хохлатый жаворонокъ не летаетъ; его почти никогда не увидишь вдали отъ жилья; это настоящая дворовая птичка. Онъ живетъ осѣдло, не улетая на зиму къ югу. Весной, въ апрѣлѣ, пара «сосѣдокъ» совьетъ кое-какъ гнѣздо; это, просто, ямка, гдѣ-нибудь на землѣ (чаще всего тамъ, гдѣ сложенъ кизякъ *), выстланная травинками и перышками. Самка положитъ пять или шесть сѣренькихъ, пестренькихъ яичекъ и усердно сидитъ на нихъ двѣ недѣли.‘Самецъ помогаетъ ей въ высиживаньи, чаще же сидитъ гдѣ-нибудь но близости и поетъ свою веселую пѣсенку. Иногда онъ, какъ полевой жаворонокъ, поднимается на воздухъ, трясется на одномъ мѣстѣ и бойко рас-іѣваетъ. Пѣсня эта не мудреная, но веселая, богатая трелями.
Весну и лѣто жаворонокъ питается исключительно насѣкомыми; осенью онъ подбираетъ зерна по дорогамъ, улицамъ и на молотильныхъ токахъ. Зиму перебивается кое-чѣмъ, отыскивая съѣдобное на гумнахъ, около конюшенъ и хлѣвовъ, въ сорныхъ кучахъ.
Вотъ и всѣ птицы, которыхъ можно считать настоящими мірскими захребетниками, или домовыми. Никто ихъ не приручалъ. Онѣ сами, еще въ отдаленныя времена, постепенно присосѣдились къ человѣку, но тогда уже, когда онъ завелся домкомъ, когда сталъ
*) Сушеный навозъ, употребляемый для топлива.
свозить къ своей хижинѣ запасы сѣна, зеренъ и кореньевъ.
Зная жизнь и привычки домовыхъ птицъ, мы можемъ совершенно точно опредѣлить, что именно привлекло каждую изъ нихъ къ человѣку. Прежде всего—онѣ безопасны въ нашихъ жилищахъ отъ хищниковъ, которые боятся человѣка, а затѣмъ, онѣ находятъ у насъ постоянные запасы разной пищи. Нѣтъ сомнѣнія, что всѣ эти захребетники пріютились и обжились въ домахъ раньше, чѣмъ человѣкъ завелъ кошку, иначе многихъ изъ нихъ мы не видали бы въ своихъ жилищахъ. Эта противная ханжа, прирученная спеціально для истребленія крысъ и мышей, предпочитаетъ имъ домовыхъ птицъ, какъ болѣе дешевую добычу. Цѣлую ночь бродитъ она по чердакамъ, отыскивая птенцовъ голубей, галокъ, воробьевъ и другихъ птицъ. Ея бархатная лапка ловко запускается въ скворечницы, чтобъ вытащить оттуда скворчатъ. Даже птенцы аиста не застрахованы отъ этой хищницы. Она не даетъ спуску и взрослымъ птицамъ. Охота на воробьевъ составляетъ любимое занятіе каждой кошки. И ни одинъ разумный хозяинъ не станетъ держать это лукавое, неблагодарное животное, которое часто не умѣетъ исполнять своихъ прямыхъ обязанностей, а истребляетъ только полезныхъ намъ птицъ. Кошка бродитъ по огородамъ, садамъ, коноплянникамъ все съ одной и той же цѣлью— истребленія птичекъ, охраняющихъ наши овощи и фрукты. Вредъ, наносимый намъ кошкой, трудно даже себѣ представить.
Между тѣмъ, мы видѣли, что всѣ птицы, живущія у насъ въ строеніяхъ, несомнѣнно намъ полезны;
даже воръ-воробьей—и тотъ полезенъ. Мы видѣли также, какъ несправедливъ человѣкъ къ этимъ захребетникамъ, какъ онъ гонитъ сыча и воробья, крайне ему полезныхъ, какъ бережетъ аиста и любитъ голубя, хотя аистъ наноситъ ему больше вреда, чѣмъ воробьи, а голубь, не принося никакой пользы, есть ничто иное, какъ нахлѣбникъ, живущій на нашъ коштъ. Что дѣлать; такова сила привычки и темнаго незнанія.
XIV.
Налетные воры.
птицъ, полноправныхъ гражданъ нашего дома, есть много и очень много другихъ, которыя ищутъ также помощи и защиты у человѣка, укрываясь въ огородахъ, садахъ, выгонахъ; но мы не будемъ пока говорить о нихъ, а займемся только тѣми, что живутъ у насъ въ домахъ, въ надворныхъ строеніяхъ или, просто, на дворѣ. Съ нашими пернатыми квартирантами мы уже ознакомились. Но есть еще незваные гости, есть налетные воры; о нихъ слѣдуетъ сказать сло
вечко, потому что порой они вреднѣе постоянныхъ квартирантовъ. Отъ налетныхъ воровъ достается не мало нашимъ домашнимъ птицамъ, особенно, молодымъ, маленькимъ.
Съ весны и до осени, каждый день, коршуны усердно осматриваютъ деревенскіе дворы. Въ извѣстный часъ дня вы увидите коршуна, высоко плавающаго въ воздухѣ. Не двигая почти крыльями, онъ на значительной высотѣ кружитъ надъ селомъ, зорко осматривая улицу, дворы и задворки. Вывела клушка цыплятъ на картофельникъ; разбрелись они врозь, гоняясь за жучками, мушками, вдругъ, откуда ни возьмись, налетѣлъ коршунъ, схватилъ цыпленка и былъ таковъ. Въ испугѣ бѣгаетъ бѣдная клушка, сбѣжались къ ней подъ крылья цыплята, но.... одного ужь нѣтъ.
Деревенскіе дворы очень часто посѣщаются еще другими хищниками: ястребомъ - перепелятникомъ, ястребомъ-утятникомъ, соколомъ, подсокольникомъ, лунями, а ночью разными совами.
Ііодсоколъникъ охотится только за мелкими птичками: за воробьями, ласточками, скворцами, жаворонками; домашнюю же птицу онъ никогда не тронетъ.
Отъ перепелятника, кромѣ мелкихъ птичекъ, достается голубямъ, галкамъ, а порой и цыплятамъ.
Луни рѣдко схватываютъ цыплятъ, развѣ случайно, потому что ни одна клушка не дастъ имъ въ обиду сѣой выводокъ. Они ловятъ, при случаѣ, мышей и крысъ, когда тѣ прогуливаются по дворамъ и огородамъ.	,
Но злѣйшій врагъ домашней птицы—это ястребъ-
утятникъ. Онъ ловитъ не только утятъ и цыплятъ, но и старыхъ утокъ и куръ. Разъ повадится этотъ ястребъ летать въ деревню, онъ изведетъ много птицы. Есть одно только средство отдѣлаться отъ разбойника: мѣткій выстрѣлъ изъ ружья. Осенью и зимой особенно часто посѣщаетъ онъ села и даже города. Дерзость утятника изумительна; онъ хватаетъ птицъ на глазахъ у людей, въ двухъ-трехъ шагахъ отъ нихъ, за что иногда платится головой.
Среди городовъ, на крестахъ самыхъ высокихъ колоколень, зимней порой, появляется иногда соколъ. Горе тогда голубямъ уличнымъ и домашнимъ. Много ихъ переведется въ одну зиму. Едва только взго-нитъ стаю турмановъ какой нибудь любитель-голубятникъ, какъ соколъ быстро поднимается съ креста колокольни и летитъ зигзагами кверху. Замѣтили голуби хищника, быстро сомкнулись и вся стая пошла торопливо, кругами, все выше и выше. Хищникъ и голуби изъ всѣхъ силъ стремятся вверхъ, въ голубую синеву. Если удалось соколу подняться выше голубей—кончено, одинъ или два изъ нихъ непремѣнно погибли. Съ быстротой стрѣлы падаетъ онъ въ стаю; ударъ страшныхъ когтей сразу разрѣжетъ, какъ ножемъ, шею голубя; соколъ не дастъ ему упасть, а подхватитъ на лету и унесетъ на крестъ, чтобы съѣсть тамъ, не торопясь, свою жертву.
Темной ночью нерѣдко жалуетъ къ, намъ въ гости сѣрая сова. Ее напрасно винятъ въ кражѣ куръ. Она ихъ не трогаетъ. Сонные воробьи—это иное дѣло; ихъ совка очень любитъ; достается отъ нея также мышамъ и крысамъ, за что можно сказать только спасибо.
Иное дѣло, если явится въ гости филинъ', горе тогда уткамъ и гусятамъ,, коли они заночевали на дворѣ: одной, навѣрное, на утро не досчитаются.
XV.
Надворные гости.
еще милые гости изъ почтенной и «Вороновыхъ». Это сѣрая во-воронъ и сорока. Все воръ на Чувствуя за собой грѣшки,
всѣ они живутъ поодаль отъ насъ, въ лѣсахъ и рощахъ. Воронъ, впрочемъ, гнѣздится иногда на высокихъ колокольняхъ и башняхъ, гдѣ почти невозможно достать его. Города и села посѣщаются имъ въ теченіи цѣлаго года, особенно, осенью и зимой. Чаще всего онъ держится около скотобоенъ, кожевенныхъ и салотопленныхъ заводовъ, или тамъ, гдѣ выбрасываютъ мусоръ и трупы животныхъ. Это-самый исправный санитаръ; поэтому можно простить ему, если онъ стащитъ подчасъ цыпленка или котенка.
Сороки промышляютъ всюду: на улицахъ, по гумнамъ, на дворахъ; зимой каждый день ихъ видишь на сорныхъ кучахъ, гдѣ онѣ подъѣдаютъ всякую дрянь. Домашнимъ птицамъ сорока вреда не дѣлаетъ. За нею водится только одинъ грѣшокъ: она ужасно любитъ блестящія и металлическія вещи, поэтому утащитъ всякую серебряную вещицу, которую потеряли на дворѣ, всякую пуговку, стеклышко и т. и.
Все это она сноситъ къ себѣ въ гнѣздо или куда-нибудь въ укромное мѣсто. Изъ-за этой непонятной страсти къ воровству, ручныхъ сорокъ рѣшительно нельзя держать въ домѣ. А между тѣмъ, такая сорока одна изъ самыхъ забавныхъ, умныхъ и понятливыхъ птицъ; къ тому же она легко выучивается говорить нѣсколько словъ.
Тѣми же качествами отличается и сѣрая ворона. Но это уже настоящій воръ. Она крадетъ все, что плохо лежитъ—и блестящее, и съѣдобное. Почти ежедневно вороны расхаживаютъ у насъ цо двору, отыскивая поживы. Онѣ осмотрятъ всѣ сараи, всѣ уголки. Зазѣвается клушка— ворона схватитъ цыпленка и была такова. Она мастерица отыскивать мѣста, гдѣ куры кладутъ яйца, и исправно воруетъ яички; долбонетъ яйцо клювомъ, пропуститъ внутрь нижнюю половинку его и летитъ съ нимъ въ укромное мѣстечко, позавтракать.
Въ тихія лѣтнія ночи, дворы наши навѣщаются полуночниками, которые ловятъ здѣсь летающихъ жуковъ и бабочекъ.
Осенью появляются лѣсные гости—синички, дятлы, поползни. Они тщательно осмотрятъ всѣ деревянныя постройки, отыскивая цъ щеляхъ насѣкомыхъ и ихъ яички. А зимой, на дворѣ, на сорныхъ кучахъ и на навозѣ, составляется цѣлый клубъ. Кромѣ домашнихъ захребетниковъ, тутъ прыгаютъ вороны, сороки, овсянки, чечетки, снигири, щеглята, синички и др. Всѣхъ ихъ пригоняютъ зимній холодъ и голодъ. Голодныя, иззябшія бѣдныя птички невольно вызываютъ состраданіе. И какъ легко помочь имъ!
Въ Германіи, нѣсколько лѣтъ назадъ, въ разныхъ мѣстахъ возникли «Общества покровительства птицамъ». Члены этихъ обществъ устраиваютъ зимой, около своихъ домовъ, столовыя для птичекъ. Это, просто, разчищенная отъ снѣга площадка земли въ нѣсколько квадратныхъ аршинъ, гдѣ-нибудь передъ окнами, въ цвѣтникѣ или садикѣ; каждый день туда бросаются крошки хлѣба и другіе остатки отъ стола, хлѣбныя зерна, конопляное сѣмя. Птички до того привыкаютъ къ этому угощенію, что въ обычный часъ кормежки, на окрестныхъ кустахъ и деревьяхъ собираются цѣлыя стаи ихъ. Тутъ являются воробьи, голуби, галки, сороки, вороны, снигири, зяблики, рѣполовы, чечетки, красивые щеглы, черные дрозды, словомъ, и не перечтешь. Эти пестрые гости кричатъ, снуютъ съ вѣтки на вѣтку, ссорятся, суетятся. Какъ только выбросятъ на площадку кормъ, всѣ кидаются туда; шумъ, драка, крикъ доходятъ до крайнихъ предѣловъ; все смѣшивается въ общей кучѣ; каждый торопится взять свою часть. А у оконъ тѣснится цѣлая толпа дѣтей; имъ хочется посмотрѣть на птичій завтракъ. Но это еще не все. Члены обществъ прилагаютъ всѣ заботы, чтобы охранить гнѣзда птичекъ, живущихъ въ строеніяхъ, отъ кошекъ и другихъ враговъ. Кромѣ .того, въ садахъ, на огородахъ, на самыхъ домахъ они вывѣшиваютъ искуственныя гнѣзда: дупла, скворешницы, открытые ящики. Самыя разнообразныя птицы гнѣздятся въ такихъ ящикахъ и дуплахъ. За то онѣ вознаграждаютъ человѣка сторицею весной и лѣтомъ. Эти зимніе нахлѣбники, эти пріютившіеся въ дуплахъ бѣдняки, съ весны до осени стерегутъ плоды, овощи и цвѣты своего хо
зяина, обирая до-чиста всѣхъ вредныхъ насѣкомыхъ.
Да, нужно сказать правду, дѣятельность этихъ «Обществъ покровительства птицамъ» очень почтенная и полезная не только для птицъ, но и для человѣка. Число такихъ обществъ въ Германіи и Австріи увеличивается съ каждымъ годомъ. Они издаютъ журналы; члены ихъ собираются, время отъ времени, чтобы обсудить, кація птицы особенно заслуживаютъ покровительства и какъ лучше помочь имъ въ тяжелое время жизни. Этимъ обществамъ предстоитъ свѣтлая будущность. Впослѣдствіи, когда дѣятельность ихъ разовьется шире, сады, огороды, луга, поля и лѣса Германіи достигнутъ цвѣтущаго состоянія. Такія опустошенія, какія терпятъ ежегодно наши поля, сады, лѣса и виноградники, скоро будутъ неизвѣстны въ Германіи; милліарды птицъ, накормленныхъ зимой, будутъ заняты истребленіемъ вредныхъ насѣкомыхъ, чего не въ состояніи достигнуть самъ человѣкъ.
Послѣдуемте-же и мы хорошему примѣру. Будемъ собирать всѣ съѣдобные остатки отъ стола и, вмѣсто помойной ямы, станемъ бросать ихъ на какое-нибудь видное мѣстечко, разчистивъ тамъ предварительно снѣгъ. Много лишнихъ яблокъ, грушъ, сливъ, разныхъ ягодъ достанется намъ въ награду за этотъ ничтожный трудъ.
А развѣ не доставятъ намъ удовольствія эти веселые, сытые пѣвуны? Развѣ не пріятно намъ бу-.детъ, что мы имъ принесли пользу? Развѣ не весело намъ будетъ видѣть, какъ они ручнѣютъ, перестаютъ насъ бояться и свободно даютъ наблюдать себя вблизи? Наконецъ, есть еще полезная сторона въ
этомъ. Если вы любите держать птицъ въ клѣткахъ, если вамъ доставляетъ удовольствіе ихъ пѣніе, то прикормивъ птичекъ на точокъ, вы можете’ легко ловить ихъ самыми простыми ловушками} потому что онѣ, до извѣстной степени, уже привыкли къ вамъ и потеряли свою обычную недовѣрчивость. Мало того, вы можете ловить тутъ пѣвцовъ на выборъ, чего въ лѣсу и въ полѣ сдѣлать нельзя.
Еще лучше, если вы займетесь устройствомъ искуственныхъ гнѣздъ и разставите ихъ побольше въ вашемъ садикѣ, цвѣтничкѣ, на огородѣ и около дома. Тогда вы можете не только наблюдать за выводомъ и жизнью птичекъ, что обыкновенно очень трудно и дается случайно, но можете выбирать молодыхъ, воспитывать ихъ, дѣлать ручными. А ручная птица, не скучающая по свободѣ, много занятнѣе и веселѣе: главное же, она къ вамъ привяжется всей душой.
Когда нибудь, въ другой книгѣ я разскажу вамъ, какъ дѣлаются искуственныя гнѣзда для разныхъ птицъ, гдѣ и какъ ихъ помѣщать, какъ выкармливать и приручать молодыхъ. А пока займемся до конца мірскими захребетниками. Вѣдь, ихъ еще много.
XVI.
Ужъ.
акъ! и ужа вы считаете захребетникомъ? Чтожъ дѣлать. Изъ пѣсни слова, выкинешь. Правду сказать, ужъ рѣдко живетъ въ нашихъ жилищахъ, а
попадается намъ на глаза и того рѣже, потому что
онъ тоже не дуракъ: онъ знаетъ, что встрѣча съ хозяиномъ грозитъ ему увѣчьемъ. Пройдите всю Русь изъ конца въ конецъ: навѣрное, всюду вы услышите, что ужъ страшно ядовитъ, что укушеніе его опаснѣе гадюкинаго Во многихъ мѣстностяхъ народъ глубоко убѣжденъ, что если укуситъ ужъ, одно спасенье—кинуться скорѣе въ рѣку. Но, въ томъ-то и дѣло, что и ужъ, послѣ нападенія на человѣка, тоже бросается въ воду, а потому надо спѣшить, чтобы попасть туда раньше ужа; иначе, кончено, спасенья нѣтъ. Все это чистѣйшая басня.
Ужъ нетолько не ядовитъ, но даже и укусить-то не можетъ. Зубы его такъ мелки, что онъ не въ состояніи даже оцарапать ими кожу человѣка. А терпитъ онъ напраслину за свою злючку кузину-гадюку. Если вы пересилите свое отвращеніе къ змѣиной фигурѣ ужа и познакомитесь съ нимъ поближе, то, можетъ быть, ваше мнѣніе о немъ совсѣмъ измѣнится. Но я отнюдь не намѣренъ защищать ужа. Я вообще не люблю змѣй. Это уроды тупые, злые и эгоистичные. Надо дивиться, какъ древніе евреи смотрѣли на змѣю, какъ на символъ мудрости. Почему змѣю я называю уродомъ, объ этомъ поговоримъ впослѣдствіи, а что онѣ злы и трусливы, въ этомъ вы можете убѣдиться при первой встрѣчѣ со змѣей.
Называя ужа безвреднымъ для человѣка, я не думаю утверждать, что въ немъ нѣтъ змѣиныхъ качествъ: злости, глупости и хищности. Ознакомимся немножко съ его жизнью и дѣятельностью. Ужъ водится почти во всей Европейской Россіи, въ лѣсныхъ и степныхъ мѣстахъ; но всюду онъ любитъ
жить по берегамъ рѣкъ, прудовъ и озеръ, на болотистыхъ лугахъ, по огородамъ, а изрѣдка, и въ самыхъ селеніяхъ. Около человѣка онъ поселяется рѣдко потому только, что очень боится его, хотя житейскія выгоды и привлекаютъ его къ человѣческому жилищу.
Здѣсь ему сытно и тепло, какъ и другимъ захребетникамъ. Ужъ любитъ мелкую живность: мышей, птенцовъ маленькихъ птичекъ, которыя гнѣздятся на землѣ, а пуще всего лягушекъ и жабъ. Мышей на нашихъ дворахъ не оберешься. Въ садахъ и огородахъ, по берегамъ рѣкъ лягушекъ и жабъ множество, но мыши и жабы не могли бы привлечь ужа въ жилище человѣка: его, большей частью, влечетъ сюда тепло. Забравшись на дворъ, ужъ поселяется, обыкновенно, подъ поломъ конюшенъ и хлѣвовъ, около навозныхъ кучъ. Навозъ, какъ извѣстно, въ самое холодное время сохраняетъ теплоту, потому что въ немъ происходитъ постоянное броженіе. Эта-то теплота и привлекаетъ ужа.
Подобно всѣмъ змѣямъ, у ужа кровь холодная, поэтому, съ наступленіемъ осеннихъ морозовъ, чтобъ не замерзнуть, онъ прячется въ норы различныхъ звѣрковъ, заползаетъ въ дупла и подъ коренья деревьевъ, зарывается въ гніющіе, опавшіе листья. Но русскій морозъ шутить не любитъ и губитъ ежегодно безчисленное множество ужей. Чтобы спасти себя, ужъ старается забраться на зиму въ такое мѣсто, гдѣ его не достанетъ морозъ: въ стога сѣна, въ копны хлѣба, въ овины, въ навозныя кучи. Заботясь о себѣ, ужъ заботится также и о своемъ потомствѣ, поэтому весной онъ кладетъ свои яйца
(отъ 15 до 30 шт.) въ кучу гніющихъ листьевъ, или зарываетъ ихъ въ навозъ.
Яйца ужа формой своей очень похожи на голубиныя. но только у нихъ нѣтъ скорлупы. Ужъ кладетъ ихъ, обыкновенно, въ іюлѣ или въ началѣ августа, въ навозъ или въ гніющія листья для того, чтобы теплота навоза и листьевъ помогла развиться въ нихъ зародышамъ—маленькимъ, красивымъ ужат-камъ. Недѣли черезъ три, ужатки развиваются въ яйцѣ совершенно, подобно цыплятамъ, прорываютъ упругую бѣлую оболочку, замѣняющую скорлупу, выползаютъ изъ навоза и отправляются отыскивать себѣ пищу.
Новорожденный уженокъ — бойкая и красивая змѣйка, около четверти аршина длины; какъ только онъ обсохнетъ, въ какой-нибудь часъ, полтора, его мягкій покровъ сдѣлается такимъ же упругимъ, какъ и у стараго. Первая забота уженка— спрятаться хорошенько въ травѣ. Это, вѣдь, сирота; это не глупый галченокъ или воробьенокъ, которому отецъ и мать цѣлые дни таскаютъ пищу. Здѣсь не то. Снесетъ ужъ свои яйца, зароетъ ихъ въ навозъ— и кончены всѣ его заботы.
Бѣдный уженокъ и въ глаза не видитъ ни отца, ни матери. Прошелъ день, другой послѣ того, какъ онъ выползъ изъ яйца, голодъ даетъ себя знать, а 46 гдѣ искать пищу, какая это пища, какъ ее до-быть—того никто не скажетъ уженку. Самъ ищи, самъ догадывайся, кого можно съѣсть. Вотъ и ползаетъ онъ въ густой травѣ, хватаетъ все, что движется, все живое. Сообразите сами, сколько онъ потерпитъ неудачъ. Схватитъ жертву не по силамъ—
подавился, а то и головой поплатился; и вотъ изъ многочисленнаго потомства ужа въ иной годъ не останется ничего, всѣ пропадутъ. Да кромѣ того, на ужиное мясо тоже, вѣдь, есть охотники. Въ зеленой муравѣ луговъ бродитъ колючій . ежъ, самый страшный бичъ и истребитель змѣй. Молодымъ уженкомъ не побрезгуютъ также ни ласочка, ни хорекъ. По сухимъ тополямъ, въ лугахъ сидятъ канюки—толстыя, неповоротливыя хищныя птицы, для которыхъ змѣиное мясо—первое лакомство. Да всѣхъ враговъ и не перечтешь. Надо подивиться, какъ еще водятся у насъ ужи. Но чѣмъ дивиться, лучше прослѣдить, какъ поживаетъ ужъ.
Лишь только начнетъ падать листъ съ деревьевъ, ужъ забирается на зимовку. Мы говорили куда. Но вотъ зима приходитъ къ концу. Тѣ ужи, которые спрятались половчѣе въ теплыя, укромныя мѣста и которыхъ не сгубилъ морозъ, съ наступленіемъ весны, въ апрѣлѣ, просыпаются и вылѣзаютъ наружу. Полусонныя насѣкомыя, улитки, выползшія погрѣться на солнцѣ, доставляютъ ужу обильную пищу. Отогрѣлся на вешнемъ солнышкѣ ужъ, собрался съ силами, и вотъ кожица на его губахъ лопается, а затѣмъ эта  кожа отстаетъ отъ всего тѣла. Ужъ обвивается около какого-нибудь деревца или колышка и начинаетъ, въ буквальномъ смыслѣ, изъ кожи лѣзть. Дѣйствительно, старая кожа остается Уутъ только въ видѣ полупрозрачнаго чехла, имѣющаго форму ужа, а самъ ужъ далеко. Дѣло въ томъ, что ужъ, какъ и другія животныя, линяетъ. Но линяніе это своеобразно. Подъ старой, отжившей кожицей выростаетъ молодая, а когда она выростетъ совсѣмъ,
старая кожа лопается на губахъ и черезъ это отверстіе ужъ вылѣзаетъ, какъ изъ чехла. Молодая кожа блеститъ яркими красками, отливаетъ глянцемъ, словомъ, ужъ помолодѣлъ. Движенія его быстры, аппетитъ послѣ зимняго сна хорошъ, и онъ отправляется на промыселъ. Онъ проползъ лугомъ, попробовалъ словить жучка, бабочку — не удалось: вѣдь, они тоже весной ловки и увёртливы, въ нихъ тоже играетъ жизнь, разогрѣтая вешнимъ солнцемъ. Ужъ не унываетъ. Онъ знаетъ, гдѣ его добыча.
Быстро, безъ шума скользитъ онъ къ берегу пруда или болота. На самомъ берегу и въ водѣ, всюду раздаются задорные крики; это квакаютъ толстыя, большія, зеленыя лягушки. Имъ вторятъ травяныя лягушки. Заунывно урчатъ жабы. Какъ немазаное колесо поскрипываютъ жерлянки. Лягушачій концертъ въ полномъ разгарѣ. Вотъ на свѣсившихся вѣткахъ тростника солидно урчитъ старая лягушка. Увлеченная пѣснями товарокъ, она совершенно забыла о врагахъ. А изъ чащи зеленой береговой травы уже высунулась блестящая чернай головка, съ желтыми пятнышками на затылкѣ. Глаза ея неподвижны, за то раздвоенный языкъ безпрестанно высовывается изъ полуоткрытаго рта. Подождите минутку, а пока взгляните на этотъ рисунокъ.
Объяснять вамъ нечего, чья это головка и что она сдѣлала. Схватилъ голодный ужъ лягушку за заднія ноги и началъ ее проглатывать. Экая ужасная пасть! Лягушка вдвое толще его, но не безпокойтесь, онъ не подавится, ротъ его растягивается безъ труда, и вотъ лягушка постепенно пропадаетъ въ этой утробѣ. Она еще жива и изъ всѣхъ силъ цѣп
ляется за тростникъ передними лапами; она кричитъ отчаяннымъ голосомъ; но, увы!, вся ея сила въ заднихъ ногахъ, а онѣ давно проскользнули въ глотку ужа. Широкая пасть постепенно подвигается все ближе къ лягушачьей головѣ; вотъ и голова скрылась въ этой пасти; еще минутка—исчезли и ноги... Тю-тю, лягушка! Вы можете наблюдать, какъ она постепенно подвигается по тѣлу ужа черезъ пищеводъ, въ желудокъ. Воля ваша, глядя на эту трапезу, я не желалъ бы быть ужомъ — до такой степени труденъ и утомителенъ процессъ глотанія. Силы оставляютъ ужа. Съ большимъ трудомъ, тихо и медленно переползаетъ онъ въ чащу травы и засыпаетъ глубокимъ сномъ. Теперь онъ безпомощенъ и беззащитенъ; теперь онъ, въ свою очередь, становится добычей всякаго хищника, который любитъ ужиное мясо. Не ранѣе, какъ дня черезъ два, черезъ три, лягушка переварится въ желудкѣ ужа и онъ снова отправится на охоту.
Такъ проходитъ все лѣто, да и вся жизнь ужа. Поселясь въ нашихъ домахъ случайно, онъ не можетъ намъ сдѣлать прямо вреда, т. е. укусить, ужалить. Онъ словитъ нѣсколько мышей за лѣто, чѣмъ окажетъ намъ услугу, но за то съѣстъ также нѣсколько десятковъ лягушекъ и жабъ, которыя намъ безусловно полезны. Поэтому ни вреднымъ, ни полезнымъ ужа назвать нельзя, и ежели онъ селится около насъ, то хлопотать объ этомъ не стоитъ. Я бы прогналъ его, что не составитъ большаго труда; но, съ другой стороны, если ужа не преслѣдуютъ, онъ скоро привыкаетъ къ человѣку, дѣлается смѣлѣе и даетъ возможность познакомиться съ нимъ, узнать
многое изъ жизни того класса уродовъ, скрытныхъ и злыхъ, которыхъ называютъ змѣями.
Гораздо вреднѣе ужъ въ другой средѣ. Если у васъ есть прудъ, озерко или сажалка, гдѣ вы разводите рыбу, предупреждаю васъ, берегитесь ужа. Онъ отлично ныряетъ и плаваетъ, онъ можетъ проводить цѣлые дни въ водЬ. Горе вашей рыбѣ. Онъ въ водѣ быстрѣе щуки, ловчѣе выдры. Если повадился ужъ въ вашу сажалку—много молодыхъ карасиковъ и другихъ рыбокъ вы не досчитаетесь тамъ.
Сами виноваты. Вы привыкли думать, что ужъ ядовитый кусака, вы наслушались много басенъ о немъ, а въ сущности, ужа-то и не знали. Я вамъ напомню эти басни.
Говорятъ, напримѣръ, что ужъ сосетъ молоко у коровъ. Вѣдь, это сущій вздоръ и никто этого доподлинно никогда не видалъ. Мы теперь знаемъ, почему ужъ держится около хлѣвовъ. Ему нужна не корова, а теплый навозъ, куда онъ пріютитъ свои яйца. Станутъ убирать этотъ навозъ, чтобъ вывезти его въ поле, попадутся на лопату яйца ужа — ну, и цѣлое происшествіе. Мигомъ облетитъ деревню вѣсть, что нашли пѣтушиныя яйца. Соберутся деревенскія кумушки и начнутъ судить и тужить. Дѣло въ томъ, что не только у насъ, но и за-границей, у нѣмцевъ, французовъ, темный народъ убѣжденъ, что передъ крупной бѣдой или общественнымъ несчастьемъ пѣтухи несутъ яйца, которыя зарываютъ въ навозъ, и что изъ этихъ яицъ выводятся змѣи.
Эта суевѣрная басня, можетъ быть, многія ты-
сячи лѣтъ передавалась изъ поколѣнія въ поколѣніе; никто не давалъ себѣ труда узнать, чьи это яйца, а за находку ихъ не мало пѣтуховъ поплатилось своими головами.
XVII.
Жаба.
|воть и еще постоялецъ, и тоже 1 нелюбимый человѣкомъ. Подъ вечеръ, проходя по двору, часто встрѣчаешь маленькое, молчаливое существо, безъ шуму прыгающее по землѣ. Ахъ, жаба! фу, какая мерзость! Чувство глубокаго отвращенія порождаетъ въ насъ жаба своимъ видомъ, своей мокрой бородавчатой кожей, отдѣляющей ѣдкую, вонючую жидкость. Свойства этой жидкости извѣстны издавна; ей даже
приписываютъ черезъ-чуръ ядовитое свойство, поэтому и отвращеніе къ жабамъ совершенно понятно. Въ сущности же, это животное безобидное и крайне полезное человѣку-. Жаба, подобно другимъ лягушкамъ, питается насѣкомыми, ихъ личинками, червями, молюсками. Она полезна особенно потому, что охотится, преимущественно, ночью, истребляя ночныхъ насѣкомыхъ, самыхъ страшныхъ враговъ нашихъ огородовъ, полей и луговъ. Въ постояльцы нашихъ домовъ жаба записывается случайно. Она не любитъ свѣта, ей вреденъ сухой воздухъ, а потому, съ наступленіемъ дня, она прячется въ темныя, сырыя мѣста. Будетъ ли это подполье бани или шалашъ огородника, или нора какого-нибудь звѣрка—ей все
равно. Нѣтъ подъ рукой такого укромнаго уголка, она спрячется подъ лежачій камень; а то выроетъ себѣ норку въ землѣ и,сидитъ тамъ, терпѣливо дожидаясь, когда кончится лѣтній день. Подобно другимъ лягушкамъ, на зиму жаба зарывается въ илъ или прячется въ норѣ, впадая въ зимнюю спячку. Весной же, какъ только сойдетъ снѣгъ, вскроются озера и пруды, стечетъ снѣговая вода въ лужи—жаба просыпается, выходитъ изъ своего убѣжища и отправляется въ воду метать икру. Покончивъ съ этимъ дѣломъ, она снова возвращается на сушу и принимается за свой мирный и полезный промыселъ — истребленіе насѣкомыхъ. Если вы не знаете, какъ она ихъ ловитъ, взгляните на рисунокъ.
Запримѣтивъ насѣкомое, жаба сторожитъ его, какъ кошка, потомъ вдругъ прыгнетъ, шлепнетъ языкомъ и проглотитъ.
Языкъ этотъ—своего рода диковинка.
Онъ прикрѣпленъ во рту не заднимъ, а переднимъ концомъ, задній же конецъ свободенъ и выбрасывается жабой наружу, такъ что она шлепаетъ языкомъ насѣкомое. Добавимъ, что языкъ этотъ покрытъ липкой слюной, отчего насѣкомое пристаетъ къ нему и, такимъ образомъ, втаскивается въ ротъ жабы.
Изъ всѣхъ нашихъ лягушекъ, жаба самая довѣрчивая и самая медленная въ движеніяхъ, поэтому враги лягушинаго рода давно бы извели ее, если бы природа не надѣлила это животное защитой болѣе надежной, нежели острые зубы. Голова и спина жабы покрыты бородавочками, въ которыхъ сидятъ железки, вырабатывающія ѣдкую, ядовитую жидкость. Эта жид
кость, попавъ на кожу человѣка, производитъ зудъ; а если на кожѣ есть царапинки, то зудъ замѣняется жгучей болью. Если вы возьмете жабу въ руки и потомъ потрете себѣ глаза, то почувствуете тотчасъ же острую, жгучую боль, да кромѣ того, за это можно поплатиться воспаленіемъ вѣкъ. Но, вообще, доказано, что для человѣка этотъ ядъ не особенно страшенъ. Иное дѣло, для мелкихъ животныхъ. Птицы, рыбы, лягушки, которымъ давали проглотить небольшое количество этого яда, умирали въ нѣсколько секундъ, въ сильныхъ конвульсіяхъ. Собака, разъ попробовавшая схватить жабу, уже никогда больше не дотронется до нея. Едва ли найдется такой хищный звѣрь, который рѣшился бы съѣсть жабу. И такъ, острый, жгучій ядъ железокъ, спасаетъ жабу отъ враговъ, но только не отъ ужа, который преспокойно ѣстъ ее.
Значитъ, не берите только жабу въ руки — она вамъ вреда не сдѣлаетъ, даже, напротивъ, принесетъ огромную пользу, очищая овощи и ягодники отъ насѣкомыхъ и улитокъ. Жаба гораздо умнѣе ужа и легко приручается; но, вѣроятно, на это найдетвя мало охотниковъ; за то гораздо больше встрѣтишь такихъ людей, которые не хотятъ дать себѣ труда изучить жабу и мастера сочинять всякія нелѣпыя басни на ея счетъ. Такъ, наприм., существуютъ двѣ басни. Одна изъ нихъ - о дождѣ изъ жабъ. Утверждаютъ, что были случаи, когда жабы валились съ неба, вмѣстѣ съ каплями дождя, и покрывали землю въ несчетномъ количествѣ. Смыслъ басни сей таковъ: въ сухую погоду земля растрескивается и жабы, особенно молодыя, прячутся въ эти трещины, спа
саясь отъ жары и сухости воздуха. Но лишь только хлынетъ проливной дождь, эти отшельницы выскакиваютъ изъ своихъ убѣжищъ и прыгаютъ по землѣ.
Другая басня заключается въ томъ, будто находили жабъ замурованными въ стѣнахъ. Не имѣя возможности ни выдти изъ своего заключенія, ни питаться, онѣ все-таки жили тамъ въ теченіи десятковъ и сотенъ лѣтъ. Точные же опыты извѣстныхъ ученыхъ показали, что жабы, дѣйствительно, живучи и могутъ прожить замурованными до полутора года, но никакъ не десятки и не сотни лѣтъ. Подобной живучести нечего особенно удивляться, такъ какъ се^іь мѣсяцевъ въ году жаба и на волѣ проводитъ въ оцѣпенѣніи, не принимая пищи.
И такъ, изъ группы гадовъ только ужъ и жаба присосѣдиваются къ человѣку: ужъ случайно и рѣдко; жаба же сплошь и рядомъ. Правда, оба они противны, но пріютились у насъ не изъ корысти, не съ цѣлью поживиться нашимъ добромъ. Ужъ ищетъ навоза, чтобы погрѣться, а человѣкъ оклеветалъ его въ воровствѣ молока. Жаба ищетъ, напротивъ, тѣни, сырости, прохлады отъ дневнаго зноя. Эту даже и поклепать-то не въ чѣмъ, а все-таки темный человѣкъ, при первомъ случаѣ, раздавитъ ее сапогомъ, незная, какъ много она помогаетъ ему въ уходѣ за огородомъ. Я бы помирился и съ ужомъ, если бы онъ не ѣлъ жабъ. Вѣдь, за тѣхъ мышей, которыхъ онъ поѣстъ, надо же и ему дать пощаду.
XVIII.
Муха.
сихъ поръ мы говорили о тѣхъ захребетникахъ, которые принадлежатъ къ группѣ позвоночныхъ животныхъ, у которыхъ органы расположе
ны въ тѣлѣ по тому же плану, какъ и
у насъ. Вотъ почему жизнь ихъ намъ понятна; вотъ почему намъ легко было разузнать, зачѣмъ
они поселились у насъ кто изъ нихъ приноситъ вредъ, кто пользу.
Условившись съ вами поговорить о нихъ безпристрастно. я думаю, что мнѣ ни разу не пришлось покривить душой: назвать злаго добрымъ, вред
наго—полезнымъ.
Сводя съ ними счеты, мы должны были убѣдиться, что изъ всѣхъ позвоночныхъ животныхъ, которыя живутъ въ домахъ человѣка, лишь очень немногія способны сдѣлать намъ зло. Напротивъ, огромное большинство ихъ наши лучшіе друзья, которымъ мы обязаны оказывать возможную защиту и помощь; и не для того, чтобы прослыть покровителями животныхъ, а просто, изъ личныхъ выгодъ.
Теперь посмотримъ на другихъ захребетниковъ, которые относятся къ отдѣлу животныхъ безпозво ночныхъ.
Трудно себѣ представить, сколько этихъ мелкихъ
животныхъ населяютъ наши дома. А еще труднѣе составить себѣ ясное понятіе о томъ вредѣ, который они наносятъ. Это истые мучители человѣчества; это лютые враги его, передъ которыми частенько мы совсѣмъ безсильны. На всемъ пространствѣ земнаго шара нѣтъ такого мѣстечка, городка, деревни, гдѣ можно бы было укрыться отъ этихъ враговъ; да вѣроятно, и не будетъ никогда, по той причинѣ, что они очень малы, иногда такъ малы, что даже глазъ нашъ не можетъ видѣть ихъ. А съ малымъ врагомъ труднѣе бороться, чѣмъ съ большимъ. Кромѣ того, они размножаются съ изумительной, невѣроятной быстротой. Въ этой быстротѣ размноженія, также какъ и въ маломъ ростѣ, вся сила этихъ враговъ, передъ которыми безполезны усилія человѣка. Сознаваясь откровенно, что сладить съ ними трудно, тѣмъ не менѣе, попробуемъ хотя пересчитать ихъ, не поштучно, конечно, такъ какъ это невозможно, а по именамъ, по породамъ.
Первое мѣсто займетъ въ этомъ перечнѣ муха-бабу ха.
Разсказывать о старомъ знакомомъ очень трудно; а кто не знакомъ съ мухой? Найдется ли человѣкъ, которому бы мухи не мѣшали спать;—которому бы онѣ не надоѣли, докучливо ползая по лицу, по рукамъ;—котораго бы хотя разъ въ жизни не стошнило оттого, что онъ проглотилъ муху? Нѣтъ, такого не найдется на всемъ пространствѣ земли, отъ самыхъ крайнихъ поселеній въ полярныхъ странахъ, до экватора.
А скажите мнѣ, пожалуста, хорошо ли вы знаете муху? Сомнѣваюсь. Вы знаете, какъ выводятъ дѣтей
воробьи, какъ воспитываютъ своихъ дѣтенышей мыши; только о мушиной дѣткѣ мы съ вами, пожалуй, и ничего не знаемъ. Откуда берутся мухи? Отчего онѣ пропадаютъ? Да, это вопросы важные въ нашей жизни. Если мы дознаемъ это, то будьте увѣрены, мухъ будетъ меньше. Къ сожалѣнію, рѣдко кто обращаетъ вниманіе на мухъ. Отъ нихъ только отмахиваются, на нихъ только сердятся; къ мухамъ привыкли; и рѣдко, рѣдко какой-нибудь ученый, въ свободное время, надумается: а что это такое —муха? Дай-ка я займусь ею. И каждый разъ результаты этихъ занятій бываютъ поразительны. До сихъ поръ немногіе ученые занимались мухой; но то. что они дознали, васъ, можетъ быть, удивитъ; а дознали они то, что муха одинъ изъ злѣйшихъ враговъ человѣка.
Прежде, чѣмъ говорить, какой вредъ наноситъ муха, разскажемъ, кто она и какъ живетъ.
Муха принадлежитъ къ классу насѣкомыхъ, въ этомъ же классѣ—къ отряду двукрылыхъ.
Если вы желаете ознакомиться съ строеніемъ насѣкомыхъ, то обратитесь къ любому учебнику. Мнѣ не хочется вдаваться теперь въ эти подробности, потому что иначе пришлось бы написать цѣлую книгу; постараюсь только разсказать вамъ о домашней мухѣ, что узналъ самъ, чтб вычиталъ, что слышалъ отъ добрыхъ людей. Двукрылыя насѣкомыя/къ которымъ принадлежитъ муха, —это птицы между безпозвоночными. Они населяютъ всю землю отъ одного полюса до другаго. Ни жукъ, ни бабочка не сравнятся съ ними въ силѣ и быстротѣ полета. Ни жукъ, ни бабочка не въ состояніи подняться такъ
высоко въ воздухѣ. Все это отъ того, что у нихъ не четыре, а два крыла.
Полюбуйтесь на муху, какъ быстры и ловкй-ея движенія. Мы говоримъ: бабочка «порхаетъ»; и дѣйствительно, ея полетъ не ровенъ, не вѣренъ; она какъ-будто случайно направляется къ тому или другому цвѣтку. Можно ли сравнить съ нею муху? Сядетъ муха намъ на кончикъ носа; прогонишь ее—она сдѣлаетъ кругъ по воздуху и опять очутится на томъ же мѣстѣ. Прогонишь еще разъ—она тут^ какъСгут^ Ничто такъ не бѣситъ, какъ эта назойливость. Собственно говоря, муха намъ вреда не дѣлаетъ тѣмъ, что садится на носъ; весь вредъ заключается въ томъ, что она раздражаетъ кожу своимъ ползаньемъ. Домашняя муха, вооруженная мягкимъ сосательнымъ хоботкомъ, не можетъ прокусить наше тѣло или причинить накую-нибудь боль. Мягкій хоботокъ ея не способенъ вбирать въ себя что-нибудь твердое. Ни грызть, ни кусать муха не можетъ. Ея пищу составляетъ все съѣдобное, все, что ѣсть человѣкъ. Приложивъ свой хоботокъ къ чему-нибудь, муха выдѣляетъ жидкость, въ которой растворяются твердыя съѣдобныя вещества; затѣмъ, она сосетт этотъ растворъ. Поэтому пищу ея составляетъ то. что способно раствориться въ жидкости, выдѣляемой хоботкомъ. Доподлинно мы не знаемъ, что эт< за жидкость; но вы сами видѣли, что мухи предпочитаютъ всему сахаръ и другія сласти, какъ вещества, легче растворимыя, а когда нѣтъ ихъ, т< онѣ нападаютъ на все: на мясо, на хлѣбъ, на овощи, словомъ, на все съѣдобное, что находится вт нашихъ домахъ. Вотъ сѣла муха на вашу руку. Н(
сгоняйте ее, посмотрите, что она дѣлаетъ. Подвигаясь шагъ за шагомъ, муха своимъ хоботкомъ обшариваетъ всѣ складочки кожи на рукѣ; коснувшись до нихъ хоботкомъ, она размачиваетъ своей слюной все, что пристало къ кожѣ то тутъ, то тамъ, направо, налѣво. Ступитъ дальше впередъ—и опять шаритъ, пока не найдетъ сахарное пятно, къ которому и прилипнетъ. Зачѣмъ вы не умыли вашихъ рукъ? Горе вамъ, если въ жаркій лѣтній день вы заснули, не умывъ лица и рукъ послѣ вкуснаго обѣда или ужина: мухи облѣпятъ вашъ ротъ. Но еще хуже вамъ будетъ, если вы заснете съ открытымъ ртомъ: муха не преминетъ забраться туда, начнетъ щекотать вашъ языкъ; вы хлопнете зубами, и что потомъ будетъ—разсказывать нечего, сами знаете.
Миріады мухъ снуютъ съ утра до вечера по комнатѣ. Цѣлыя стаи ихъ назойливо бросаются на все съѣдобное, падаютъ въ супъ и другія кушанья, вязнутъ въ вареньи, тонутъ въ чаю, и горе тому, кто нечаянно проглотитъ муху съ чаемъ или съ ложкой супу. Результатъ будетъ непріятный. Но все это пустяки въ сравненіи съ тѣми бѣдствіями, которыя способна причинить намъ муха.
Представьте себѣ, что вы пришли навѣстить больнаго родственника или знакомаго. Вы знаете, что вашъ приходъ доставитъ ему радость; но васъ при входѣ предупреждаютъ: не прикасайтесь къ нему, не подходите близко, его болѣзнь заразительна. Но, разсуждаете вы, — за нѣсколько шаговъ не можетъ же передаться зараза. Это правда, и доказательства на лицо: тѣ, которые васъ предупреждали, вѣдь, не за
разились же, ухаживая за больнымъ. Разговаривая съ больнымъ, вы не замѣтили, какъ отъ него къ вамъ перелетѣла муха. Она сѣла къ вамъ на лобъ, какъ-разъ на то мѣсто, гдѣ вы сорвали крохотный прыщикъ. Хоботокъ пущенъ въ ходъ, муха нашла поживу въ свѣжей ранкѣ, а только что передъ этимъ она точно также обсосала гнойныя ранки больнаго. Счастье ваше, если вы здоровы и не расположены къ подобнаго рода болѣзни, иначе, будьте увѣрены, вы заразились.
Сущность заразы такими болѣзнями, какъ холера, чума, оспа, до сихъ поръ неизвѣстны; но медики убѣждены., что достаточно самой ничтожной частицы гноя или другихъ выдѣленій, чтобъ заразить совсѣмъ здороваго человѣка. Вотъ гдѣ именно роль мухи въ нашей жизни громадна. Но къ сожалѣнію, доктора слишкомъ мало обращаютъ на нихъ вниманія. Когда появляется какая-нибудь страшная повальная болѣзнь, когда страхъ смерти охватываетъ людей, когда болѣзнь переходитъ изъ города въ городъ, изъ селенія въ селеніе, тогда устраиваютъ карантины, гдѣ окуриваютъ дымомъ людей, пріѣхавшихъ изъ зараженныхъ мѣстностей, провѣтриваютъ ихъ платье и вещи, прокалываютъ и окуриваютъ даже письма; а про муху-то, для которой карантиновъ не существуетъ, въ это время и забываютъ .‘Свободная, быстролетная, она носится изъ дома въ домъ, изъ улицы въ улицу, изъ одного селенія въ другое, и на своихъ ногахъ, на хоботкѣ безпрепятственно переноситъ заразу. Врачи давно уже убѣдились въ томъ, что одна муха-кусачка прививаетъ сибирскую язву, заражая ею людей; но все-таки это не заставило ихъ обратить вниманіе на мухъ; и, по
старой привычкѣ, до сихъ поръ разнесеніе заразы приписывается мельчайшимъ существамъ, называемымъ вибріонами, бактеріями и т. п. Муха же остается въ сторонѣ, а это ей и на руку. Чѣмъ меньше обращаютъ на нее вниманія, тѣмъ легче ей живется. Посмотримъ теперь, какъ ей живется.
Мы сказали уже, что на зиму муха исчезаетъ. Съ наступленіемъ холодовъ, въ сентябрѣ, мухъ становится съ каждымъ днемъ все меньше и меньше. Почти всѣ онѣ гибнутъ. Каждый день изъ комнатъ, вмѣстѣ съ соромъ, выметается много мертвыхъ мухъ; но иныя, особенно, молодыя мухи, прячутся въ щелочки стѣнъ или мебели, въ темные уголки и погружаются въ глубокій сонъ. Нерѣдко, среди зимы, вдругъ появится муха. Яркій солнечный лучъ упалъ въ какую-нибудь щель и случайно освѣтилъ сонную муху, согрѣлъ ее и она полетѣла по комнатамъ. Вотъ прямое доказательство того, что не всѣ мухи умираютъ и что нѣкоторыя, хотя и немногія, засыпаютъ только на зиму. Наступитъ апрѣль, согрѣется воздухъ, жгучіе лучи солнца разбудятъ сонныхъ мухъ, онѣ вылетятъ изъ своихъ убѣжищъ, поѣдятъ чего-нибудь, а затѣмъ, начнутъ кладку яицъ. Яйца эти крошечныя, продолговатыя, бѣленькія, почти невидимыя глазу. Каждая муха-самка кладетъ ихъ заразъ до 80 штукъ. Никакихъ гнѣздъ* для своихъ яичекъ она не устраиваетъ, а мечетъ ихъ тамъ, гдѣ удобнѣе жить ея будущимъ дѣтенышамъ. Чаще всего муха помѣщаетъ свои яйца въ щели половъ, въ соръ, въ навозъ, вообще туда, гдѣ есть гніющія вещества. Черезъ 24 часа, изъ яичекъ выходятъ крохотные бѣлые червячки, у которыхъ задній конецъ толстый,
обрубленный, передній же заостренный, съ чернымъ крючечкомъ. Этотъ крючекъ служитъ червячку и для ѣды., и для перемѣщенія. Черезъ нѣсколько минутъ, личинка сбрасываетъ съ себя кожицу и быстро зарывается въ навозъ или соръ, гдѣ отыскиваетъ себѣ пищу. Она ростетъ поразительно быстро, такъ что черезъ два дня вѣситъ уже въ двѣсти разъ больше, чѣмъ въ минуту выхода изъ яичка, а въ какихъ-нибудь десять дней достигаетъ полнаго роста. Тогда она ищетъ удобнаго мѣстечка, чтобы превратиться въ куколку. Кожа на личинкѣ отстаетъ отъ тѣла, дѣлается темной, коричневой и обращается въ коконъ куколки; а дней черезъ двѣнадцать, изъ куколки выходитъ взрослая муха, которая, черезъ день или черезъ два, въ свою очередь, положитъ яички.
Одинъ извѣстный ученый, Келлеръ, долго изучавшій мухъ, вычислилъ, что потомство одной мухи, въ теченіи лѣта, можетъ достигнуть громадной цифры двухъ милліоновъ. Вотъ разсчетъ размноженія мухи, составленный Келлеромъ:
Самка кладетъ 4 раза въ лѣто по 80 яичекъ. .	320
Если положимъ, что каждая кладка даетъ столько же самцовъ, сколько самокъ, то получимъ 160 способныхъ къ новой кладкѣ мухъ втораго поколѣнія. Если положимъ, что */в этого числа, самокъ
дастъ еще 4 кладки въ то же лѣто, то будетъ положено яичекъ......................................... 12,800
*/в этого третьяго поколѣнія дастъ только 3 кладки. 384,000 */в этой же третьей кладки 2 раза въ лѣто .	256,000
2/в того же поколѣнія 1 разъ......................... 256,000
2)	*/в, или 40 самокъ, втораго поколѣнія дадутъ 3
кладки. . . ..................................... 9,600
Изъ ихъ потомства */в, или 1600 самокъ, положатъ 3 раза............................................ 384,000
*/в	изъ нихъ 2 раза............................... 256,000
*/в	только 1 разъ................................. 128,000
3)	*/в перваго поколѣнія, или 40 самокъ, положатъ только 2 раза....................................... 6,400
*/«	изъ нихъ, или 1600, положатъ еще 2 кладки .	256,000
4)	*/в первой кладки, или 40 самокъ, дадутъ одну только кладку....................................... 3,200
Половина изъ этой дѣтвы, ‘ т. е. 1600 самокъ, сдѣлаютъ хотя одну еще кладку въ это лѣто. .	128,000
Всего. 2,080,320
Сомнѣваться въ правильности вычисленія Келлера нѣтъ основанія; но сколько мухъ ни летаетъ въ нашихъ комнатахъ среди лѣта, однако, нельзя допустить, чтобы потомство одной мухи, въ дѣйствительности, могло достигнуть цифры двухъ милліоновъ. Въ природѣ существуетъ неизмѣнный законъ: чѣмъ сильнѣе плодится какое-нибудь животное, тѣмъ болѣе гибнетъ его дѣтенышей маленькихъ и взрослыхъ отъ различныхъ враговъ. Изъ страшнаго количества положенныхъ мухой яичекъ, бЬлыпая часть погибаетъ отъ сырости, холода и пр. Изъ остальныхъ выведутся личинки, но изъ нихъ тоже большая часть погибнетъ раньше превращенія въ куколку. А у взрослыхъ мухъ развѣ мало враговъ: пауки, различныя насѣкомыя, птицы, лягушки, наконецъ, самъ человѣкъ, такъ что въ концѣ концовъ, почти все многочисленное потомство мухи, народившееся въ теченіи лѣта, погибаетъ отъ тѣхъ или другихъ причинъ, и каждую весну, съ наступленіемъ тепла, мухъ появляется въ нашихъ комнатахъ столько же, сколько и прошлогод
ней весной. Слѣдовательно, скажете вы, поражающая плодовитость мухи не представляетъ ничего особеннаго: сколько бы ихъ ни нарождалось,- онѣ и безъ насъ погибнутъ къ концу осени. Это совершенно справедливо. Но представьте себѣ, что обстоятельства сложились для мухи благопріятно и ' что нѣсколько лишнихъ десятковъ или сотенъ мухъ остались въ живыхъ къ веснѣ; тогда все лѣто ваше испорчено: рои мухъ быстро заполонятъ ваше жилище, не дадутъ вамъ спать, будутъ мѣшать вамъ ѣсть; сотнями, тысячами будутъ валиться въ вашу провизію. Да что, впрочемъ, и говорить: вы сами знаете, какое удовольствіе представляетъ домъ, наполненный роями мухъ.
Съ давнихъ поръ люди старались отдѣлаться отъ нихъ; придумали разныя хлопушки, которыми бьютъ ихъ на стѣнахъ. Подвѣшиваютъ на потолкѣ вѣтку растенія, называемаго перекати-поле; мухи, словно ворбны, тысячами забираются туда на ночь; тогда потихоньку снимутъ вѣточку перекати-поле и окунутъ ее въ воду. Изобрѣтеніе разныхъ жидкостей, бумажекъ съ надписью: «смерть мухамъ», — составляетъ теперь цѣлый промыселъ, но мухъ все таки не убавляется. Тѣмъ не менѣе, у насъ есть очень простое средство, если не совсѣмъ избавиться, то сократить, покрайней мѣрѣ, число этихъ враговъ. Мы скажемъ о немъ послѣ.
Кромѣ обыкновенной комнатной мухи, о которой мы говорили, въ нашихъ домахъ и около нихъ водятся другія породы, изъ которыхъ каждая играетъ особую роль въ нашей жизни.
Помните ли, какъ однажды лѣтомъ, вы просну
лись отъ непріятнаго чувства? Не то жгло, не то что-то больно щекотало вашу верхнюю губу. Вы взглянули въ-зеркало—о, ужасъ: губа у васъ распухла, приняла страшные размѣры. Распухли даже ближайшія къ ней части вашего лица. Зудъ не прерывается въ теченіи нѣсколькихъ часовъ. Вамъ объясняютъ, что это муха васъ укусила. Но вамъ отъ-этого не легче. Опавшая къ вечеру опухоль, на слѣдующее утро возобновится еще сильнѣе. Она возобновится и еще на третье утро, но уже слабѣе.
Не случалось ли вамъ замѣтить, что иной разъ въ комнату ворвется черносиняя муха, вдвое крупнѣе домашней? Съ рѣзкимъ жужжаньемъ, словно, сумасшедшая, мечется она по комнатѣ, звонко колотится въ оконныя стекла. Вотъ это-то и есть вашъ обидчикъ. Пользуясь тѣмъ, что подъ утро вы сладко и крѣпко заснули, жужжалка^—какъ зовутъ эту муху,—приближается къ вамъ, ползаетъ по лицу; найдетъ на вашихъ губахъ остатки вчерашней 'пищи—начнетъ высасывать ее; войдетъ во вкусъ—да и кольнетъ васъ своимъ жаломъ. Этого укола довольно, чтобы вы три дня проходили съ изуродованной губой. Но это бы еще пустяки. Въ жаркихъ странахъ жужжалка наноситъ часто людямъ серьезный вредъ. Подобно многимъ мухамъ, она кладетъ свои яйца на мясо, которымъ питаются ея гусеницы. Поэтому въ госпиталяхъ жужжалка нерѣдко, во время сна, кладетъ яйца въ раны больныхъ Развившіяся личинки разъѣдаютъ раны съ страшной быстротой и могутъ быть причиной воспаленія, даже смерти раненыхъ и другихъ больныхъ.
Подъ конецъ лѣта, въ іюлѣ и въ августѣ, въ комнатахъ появляются мухи, очень похожія на домашнихъ, и такой же величины; только вмѣсто хоботка комнатной мухи, у нихъ острое шильце, которымъ онѣ ловко прокалываютъ кожу людей, причиняя жгучую боль, и быстро сосутъ кровь. Эти мухи-житжм или кусачки нападаютъ также на разныхъ домашнихъ животныхъ, причиняя и имъ чувствительную боль. Онѣ кладутъ яички въ навозъ. Личинки ихъ также безвредны, какъ и личинки домашней мухи. Самые укусы, хотя они непріятны, причиняютъ лишь минутную боль, безъ всякихъ дальнѣйшихъ послѣдствій Укушенныя мѣста ничуть не распухаютъ. Но, тѣмъ не менѣе, эта муха одна изъ самыхъ вредныхъ. Она-то именно, какъ уже дознано, переноситъ съ лошадей и рогатаго скота ядъ сибирской язвы на человѣка.
На деревьяхъ, окружающихъ дома, нерѣдко можно видѣть мухъ, которыя называются мясными. Онѣ отличаются отъ другихъ мухъ тѣмъ, что размножаются не лицами, а прямо личинками. Въ каждой самкѣ, если вскрыть ее лѣтомъ, найдешь двѣ тончайшія ниточки, скрученныя въ видѣ спирали. Въ каждой такой ниточкѣ лежитъ до десяти тысячъ крошечныхъ яичекъ, въ которыхъ уже развиваются гусеницы. Помѣрѣ того, какъ онѣ оканчиваютъ свое развитіе, мясная муха кладетъ ихъ въ самыя разнообразныя гніющія вещества: въ гніющіе плоды, въ кухонные остатки, выброшенные въ яму, въ трупы животныхъ, въ куски мяса, наконецъ, въ раны живыхъ животныхъ. Личинки не
брезгуютъ ничѣмъ для того, чтобы вырости. Иногда мясныя мухи кладутъ своихъ личинокъ въ раны людей; а недавно одинъ ученый открылъ, что въ Могилевской губерніи, въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ, отъ одной породы мясныхъ мухъ сильно страдаютъ дѣти. Эти противныя мухи заползаютъ соннымъ ребятишкамъ въ носъ, кладутъ туда свои личинки, разъѣдающія слизистую оболочку и бывающія причиной сильныхъ кровотеченій. Иногда мясныя мухи кладутъ своихъ гусеницъ въ уши или въ углы глазъ. Въ первомъ случаѣ образуются въ ушахъ опасные нарывы, послѣдствіемъ которыхъ иногда бываетъ глухота; гусеницы же, положенныя мухой въ глазъ, при нечистоплотности дѣтей, иногда до такой степени разъѣдаютъ вѣки, что дѣти слѣпнутъ. Были случаи, что мясныя мухи заползали черезъ носъ въ лобныя пазухи и развивавшіяся тамъ гусеницы причиняли ужасныя страданія.
Къ счастью нашему, всѣ подобные случаи крайне рѣдки; но, тѣмъ не менѣе, они бываютъ, а потому, припомнивъ все сказанное о мухахъ, мы должны согласиться, что никакая мышь или крыса не въ состояніи причинить намъ столько вреда и хлопотъ, какъ мухи. Это, безспорно, злѣйшій изъ всѣхъ захребетниковъ, какіе только есть.
Теперь займемся тѣми, кто намъ спать не даетъ, кто надоѣдаетъ намъ подчасъ не хуже мухи, кто больше всякой мухи сосетъ нашу кровь. Охотниковъ полакомиться человѣческой кровью не мало: комары, мошки, блохи, клопы, да и еще кое-кто. О комарахъ и мош
кахъ мы теперь говорить не будемъ, такъ какъ они среди насъ не живутъ, а являются въ качествѣ очень непріятныхъ посѣтителей, донимающихъ иногда хозяевъ хуже всякаго захребетника. О нихъ мы поговоримъ послѣ. Теперь же познакомимся съ нашими милыми сожителями.
XIX.
Блоха.
пять старый знакомецъ, и опять незнакомый. Немного дней въ году, когда вамъ не приходится воевать съ этимъ чернымъ, куцымъ скакуномъ, и все-таки наврядъ ли вы хорошо разсмотрѣли его физіономію. Малая
( величина блохи лишаетъ насъ возможности разглядѣть ее безъ увеличительнаго стекла. Но
это еще не оправданіе тому, что мы плохо знаемъ
блоху. Вѣроятно, и вы слыхали объ искусникахъ, которые запрягали блохъ въ крохотныя кареты и тѣ возили ихъ не хуже лошадей. Тутъ
не знаешь, чему удивляться: уму ли этого крошечнаго животнаго, или изобрѣтательности и терпѣнію ея хозяина. Дресировка блохъ, должно бытъ, дѣло очень трудное и доказываетъ намъ, чего можетъ достигнуть человѣкъ терпѣніемъ и силой воли. Не удивительно ли, въ самомъ дѣлѣ, что въ то время, какъ одни люди пріучаютъ блохъ возить кареты, сотни, тысячи, милліоны другихъ людей
воюютъ ежедневно съ блохами, которыя своими укусами не даютъ имъ спать и работать, и воюютъ
безуспѣшно. Убьете одну блоху—черезъ минуту ей на смѣну является другая, третья и т. д. Скажите же, откуда берутся эти блохи? Знаете ли, гдѣ онѣ живутъ? Нѣтъ, вы навѣрное не знаете; а между тѣмъ, все это давно извѣстно.
Блохи составляютъ особую, довольно своеобразную группу насѣкомыхъ, весьма похожихъ, по внутреннему строенію, на мухъ, только у нихъ вовсе нѣтъ крыльевъ; за то есть ноги, такія могучія, такія сильныя, какъ ни у какого другаго животнаго. Ни одно животное не въ состояніи сдѣлать такого громаднаго прыжка, какъ блоха; она можетъ перескочить пространство, въ сто разъ превосходящее длину ея собственнаго тѣла. Изъ всей семьи блохъ для насъ наиболѣе интересна обыкновенная блоха, живущая въ нашихъ домахъ. Отъ нея достается и людямъ, и собакамъ. Кромѣ того, на кошкахъ водится особая блоха, которая, однако, не кусаетъ человѣка. На многихъ другихъ животныхъ тоже водятся особыя породы блохъ, живущія исключительно только на нихъ.
Обыкновенная блоха существуетъ, кажется, всюду, гдѣ есть человѣческія жилища. Щели въ полахъ, въ стѣнахъ, мебели, складки одеждъ и другихъ тканей составляютъ убѣжище невзыскательной блохи. Здѣсь ей достаточно тепло и покойно, а прятаться отъ человѣка, какъ вы сами знаете, она великая мастерица Кромѣ того, блоха живетъ и подъ открытымъ небомъ, въ кучахъ сора и старого навоза, въ опилкахъ, въ дровяныхъ складахъ и т. д.
Блоха размножается въ теченіи круглаго года; но, подобно другимъ животнымъ, лѣто и вообще теплое время для нея составляютъ главный періодъ размно
женія. Самка кладетъ, по временамъ, отъ 12 до 20 бѣленькихъ овальныхъ яичекъ въ трещины половъ и стѣнъ, въ складки мебели и занавѣсокъ, въ темные углы комнатъ, словомъ, въ такія мѣста, гдѣ накопляется соръ и пыль. Лѣтомъ, черезъ шесть дней, а зимой, въ жилыхъ комнатахъ, дней черезъ двѣнадцать, изъ каждаго яичка выходитъ личинка, которая имѣетъ видъ бѣлаго, длиннаго червячка, снабженнаго глазами и двумя острыми придатками на головѣ, служащими для ѣды; по бокамъ тѣла и на заднемъ концѣ его сидятъ щетинки, при помощи которыхъ личинки довольно быстро ползаютъ въ пыли. Онѣ питаются всякими гніющими, преимущественно животными, веществами, которыя валяются въ сору. Дней черезъ восемь, личинка дѣлаетъ себѣ маленькій шелковый коконъ и превращается въ куколку, а еще дней черезъ одиннадцать, изъ куколки выходитъ проворная блошка, которая не замедлитъ сдѣлать вамъ визитъ, съ цѣлью пососать вашей крови. Она ро-стетъ чрезвычайно быстро на этомъ питательномъ кормѣ и черезъ нѣсколько дней достигаетъ полнаго роста, а затѣмъ, въ свою очередь, кладетъ яйца въ соръ. Такимъ образомъ, со времени кладки яйца, до окончательнаго развитія блохи, проходитъ около мѣсяца, а зимой около шести недѣль, слѣдовательно, въ теченіи года, отъ блохи можетъ произойти до десяти поколѣній. Притомъ одна и та же блоха кладетъ яйца, съ небольшими перерывами, въ теченіи цѣлаго года. Поэтому понятно, что размноженіе блохъ можетъ происходить, при благопріятныхъ условіяхъ, также быстро, какъ и размноженіе мухъ. До сихъ поръ война съ блохами не привела еще къ изобрѣте
нію хорошаго средства для истребленія этихъ мучителей. Извѣстно, что .въ деревенскихъ домахъ метеніе половъ лучками свѣжей полыни, особенно, когда она цвѣтетъ, значительно уменьшаетъ количество блохъ. Очевидно, пахучая цвѣточная пыль полыни, подобно порошку персидской ромашки, дѣйствуетъ вредно на этихъ животныхъ, одуряя, а можетъ быть, и убивая ихъ. Но къ сожалѣнію, никто не далъ себѣ труда изучить подробнѣе это дѣло; чѣмъ блохи, вѣрно, очень довольны.
XX.
Клопъ
акъ ни надоѣдливы всевозможныя мухи и блохи, но все же имъ не сравниться съ Иваномъ Ивановичемъ — клопомъ. Противнѣе этого захребетника, кажется, нѣтъ. Мухи надоѣдаютъ своимъ ползаньемъ; жигалки мухи своими укусами; комары, мошки, блохи тѣмъ же
самымъ; а Иванъ Ивановичъ не только кусаетъ, но еще воняетъ, воняетъ противно, невыносимо. Подобно другимъ захребетникамъ, онъ поселился у человѣка въ отдаленныя времена, но, какъ предполагаютъ нѣкоторые, уже тогда, когда люди стали строить жилища изъ дерева. Правда, клопы не стѣсняясь живутъ и въ каменныхъ домахъ, а все-таки въ деревянныхъ ихъ несравненно больше. Щели въ стѣнахъ, въ мебели, особенно, въ кроватяхъ, складки тюфяковъ, мебельной обивки — истинный рай для клопа и его семьи. Въ нихъ клопы поселяются колоніями, иногда очень многочисленными, и отсюда дѣлаютъ
свои набѣги на сонныхъ людей. Это чрезвычайно хитрое животное. Клопъ выходитъ на добычу только ночью, съ наступленіемъ полной темноты въ комнатѣ. Свѣтъ лампадки, какъ говорятъ, ужасно конфузитъ его; но не настолько, чтобъ изъ-за этого клопъ согласился голодать. Нѣкоторые утверждаютъ, что для истребленія клоповъ придумано болѣе двухсотъ средствъ; но дѣйствительныхъ, кажется, очень мало. Впрочемъ, припомните лучше, чего вы сами не продѣлывали, чтобы избавиться отъ этихъ ночныхъ мучителей. Пробовали, напримѣръ, ставить всѣ ножки кровати въ чашки съ водой, въ надеждѣ, что клопъ не рискнетъ на морское путешествіе. И дѣйствительно, вплавь онъ не пустится, но, тѣмъ не менѣе, доберется до васъ. Эта хитрая каналья вползетъ на потолокъ и оттуда шлепнется на кровать. Клопъ, подобно другимъ мелкимъ гадинамъ, плодится съ необычайной быстротой. Съ марта до сентября, самка разъ шесть или семь положитъ въ своемъ жилищѣ штукъ по 40— 50 яичекъ, изъ которыхъ выводятся личинки. Сбросивъ нѣсколько разъ кожицу, личинка превращается въ клопа, который сейчасъ же начинаетъ дѣлать ночныя нападенія на людей. Упитываясь, время отъ времени, кровью, юный Иванъ Ивановичъ ростетъ и добрѣетъ, а мѣсяца черезъ три достигнетъ полнаго роста и обзаведется, въ свою очередь, многочисленной семьей. Продолжительность жизни клопа неизвѣстна, но кажется, онъ живетъ нѣсколько лѣтъ, такъ что въ клопиныхъ колоніяхъ можно встрѣтить добрый десятокъ поколѣній. Живучесть этой гадины по истинѣ изумительна. Опыты доказали, что клопъ можетъ оставаться, безъ пищи до 5—6 лѣтъ; тогда тѣло его дѣ
лается прозрачнымъ, безцвѣтнымъ, словно, высохшимъ; онъ выглядитъ настоящимъ мертвецомъ. Но дайте ему насосаться крови, и въ какой-нибудь одинъ день онъ покраснѣетъ, раздобрѣетъ, сдѣлается шустрымъ и вонючимъ, какъ и прежде. Таракановъ, мухъ и даже блохъ можно вымораживать; для клопа же самый трескучій морозъ ни по чемъ. Пригрѣетъ его немного —и онъ снова бодръ и веселъ. Но, тѣмъ не менѣе, онъ любитъ извѣстный комфортъ; онъ любитъ, чтобы его жилище было тепло и сухо; въ сырыхъ каменныхъ домахъ, тамъ, гдѣ стѣны покрываются плѣсенью, клопъ ни за что не поселится въ трещинѣ стѣны, а предпочтетъ жить въ кроватяхъ и тюфякахъ. Однако, несмотря на свою нечувствительность къ морозу, зиму . онъ проводитъ въ полуснѣ и рѣдко выходитъ на добычу. Благодаря отвратительному запаху, издаваемому клопомъ, у него почти нѣтъ враговъ. Впрочемъ, указываютъ на одного его родственника, тоже клопа, называемаго хищнецомъ (Весіиѵіив регзопаіиз), который иногда селится въ домахъ спеціально для того, чтобъ истреблять нашихъ милыхъ Ивановъ Иванычей. Къ сожалѣнію, хищнеца мало наблюдали и это указаніе для насъ не совсѣмъ достовѣрно. Во всякомъ случаѣ, мы приложимъ рису конъ этого благодѣтеля, чтобы вы могли розыскать его и ближе познакомиться съ нимъ.
XXI.
Вошь.
кверенъ и противенъ клопъ, но есть еще захребетникъ, котораго даже имя произнести противно. Вы догадаетесь, что я говорю о тѣхъ желтенькихъ гадинахъ, которыя живутъ на
головѣ, между волосами или на рубашкахъ, особенно, на воротѣ ихъ, у нечистоплотныхъ людей. Вши питаются кровью, которую высасываютъ изъ кожи; но укусы ихъ, не производятъ боли, и только ползая по кожѣ, онѣ напоминаютъ о себѣ. Вши водятся не только на людяхъ, но и на различныхъ звѣряхъ и птицахъ.
Замѣчательно, что на каждомъ животномъ живетъ особая порода вшей, которая не можетъ жить на другомъ животномъ. Вши кладутъ яички, называемыя гнидами и приклеиваютъ ихъ къ волосамъ. Черезъ нѣсколько дней, изъ яичка выходитъ молодая вошь, которая выростаетъ въ три, четыре недѣли. Размноженіе этихъ гадинъ идетъ чрезвычайно быстро; но говорить о нихъ не стоитъ, потому что избавиться отъ нихъ не составляетъ никакого труда. Нужно только держать себя опрятно и чисто, почаще ходить въ баню, не носить грязнаго бѣлья и обращать побольше вниманія на свои волосы.
XXII.
Чесоточный клещъ.
а кожѣ человѣка иногда поселяется еще одинъ крошечный жилецъ. Это чесоточный клещъ или зудень^ совсѣмъ невидимый простымъ гла-КЖИ зонъ. Онъ пробуравливаетъ кожу, поселяется тамъ и размножается въ невѣроятномъ коли-I чествѣ, производя болѣзнь, называемую чесоткой. Въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ поселился клещь, кожа покрывается прыщиками, наполненными гнойной жидкостью. Движенія клеща вызываютъ непріятное чувство зуда, отчего и самая болѣзнь получила названіе чесотки. Если запустить эту болѣзнь, то она распространится на большія пространства кожи и сдѣлается въ высшей степени мучительной. Ничего нѣтъ легче, какъ вылѣчиться отъ чесотки: стоитъ только смазывать больныя мѣста сѣрной или другой мазью, убивающей зудней.
Теперь намъ осталось познакомиться съ тѣми захребетниками, отъ которыхъ страдаютъ наши платья, обувь, разныя домашнія вещи, мебель, строенія и, наконецъ, провизія, а затѣмъ, поискать средствъ, какъ бы отдѣлаться отъ всѣхъ этихъ мучителей и дармоѣдовъ.
ХХШ.
Тараканъ.
о, что вы видите на рисункѣ, вамъ, вѣроятно, знакомо. Есть поговорка: «другъ ты мой сердечный, тараканъ запечный»-. Когда васъ обзовутъ такъ,
пожалуста, обидтесь; знайте, что вы надоѣли, что надъ вами смѣются; потому что гдѣ завѣдутся эти друзья запечные, отъ нихъ трудненько избавиться. Вздумаете ли вы перемѣнить квартиру—тараканы переѣдутъ съ вами. Они не прочь проводить васъ
изъ деревни въ городъ, хотя бы за сотню верстъ. Они даже не измѣнятъ вамъ, если вы отправитесь путешествовать по морю. Тараканы, въ сущности, лично намъ вреда не дѣлаютъ; хотя бываютъ случаи, что они у сонливыхъ ребятъ объѣдаютъ около рта и носа, особенно, если тѣ плохо высморкаются. Тараканъ грабитъ только нашу провизію. Это настоя
щій другъ кухарокъ и. преимущественно, крестьянокъ великорусскихъ губерній, которыя нечисто сосодержатъ избы. Трудно себѣ представить, въ какомъ количествѣ тараканъ населяетъ крестьянскія избы. На потолкѣ, на стѣнахъ около печки и въ той маленькой воренкѣ передъ печкой, гдѣ стряпаетъ баба обѣдъ,—тараканы, какъ говорится, кишмя кишатъ. Днемъ ихъ видно еще не такъ много, потому что они прячутся по щелямъ; за то, лишь только кончится ужинъ, полягутъ всѣ спать, погаснетъ лучина, прислушайтесь: въ избѣ начинается странное шуршанье, прерываемое слабыми звуками паденья на полъ чего-то маленькаго. Это значитъ, что изъ всѣхъ щелей выбирается тараканья армія. Тутъ и старыя тараканихи съ желтымъ чемоданчикомъ, прикрѣпленнымъ къ заднему концу тѣла; тутъ и усатые старые тараканы; тутъ и молодые тараканчики-франтики, темнорыжаго цвѣта, которые бойко покручиваютъ своими усиками; тутъ и безчисленные бу-ренькіе таракашки-ребятишки всѣхъ возрастовъ; тутъ и бѣлые тараканьи князьки, какъ зовутъ ихъ въ народѣ. Все это бойко бѣжитъ въ перегонку по потолку и стѣнамъ, обрывается, шлепается на полъ и снова бѣжитъ въ деревенскую кухню, гдѣ неряха-хозяйка оставила непокрытыми горшки съ кашей, чашки съ остатками щей, корочки и краюшки хлѣба. Пируютъ здѣсь тараканы всласть въ теченіи цѣлой ночи. Много неловкихъ поплатится жизнью, но за то еще больше сытыхъ вернется подъ утро въ родимыя щели. Нерѣдко тараканы, просто, заполоняютъ избу, валятся въ щи, въ воду, во всякую похлебку и, наконецъ, дѣло доходитъ до того, что хоть вонъ бѣги изъ избы.
И дѣствительно, убѣгаютъ. Въ деревняхъ единственное средство избавиться отъ таракановъ, это выморозить ихъ. Въ самый трескучій морозъ, крестьянинъ со всей семьей покидаетъ дня на два или на три избу, отворивъ въ ней настежъ двери и окна. Дѣдка-морозъ разомъ скрутитъ все тараканье царство. Вернутся снова хозяева дома, вымететъ хозяйка изъ угловъ, изъ-за печки кучи мертвыхъ таракановъ. Благодать, да и только! Ни во щахъ, ни въ пирогахъ нѣтъ этой приправы; но, увы, не надолго. Сходитъ кто-нибудь въ гости къ сосѣдямъ, гдѣ таракановъ не морозили, глядишь —и прихватилъ оттуда тарака-ниху съ чемоданчикомъ на племя. Заползетъ она въ щелочку и живой рукой разведетъ новое стадо.
Тараканы прекурьёзный народъ. Зоологи причисляютъ ихъ къ прямокрылымъ. Это родственники поденокъ, коромысликовъ, саранчи, кузнечиковъ, сверчковъ и т. д., вообще тѣхъ насѣкомыхъ, у которыхъ нѣтъ полнаго превращенія, нѣтъ тѣхъ рѣзкихъ степеней личинки и куколки, которыя мы видимъ у другихъ насѣкомыхъ. Тараканы даже отъ своей родни отличаются тѣмъ, что не кладутъ одиночныхъ яичекъ. Когда яички поспѣютъ, уже въ тѣлѣ матери, на нихъ образуется футляръ или мѣше-чикъ, названный нами чемоданчикомъ. Этотъ чемоданчикъ выдвигается постепенно наружу, но остается долго прикрѣпленнымъ къ заднему концу тѣла тараканихи. Вы его, вѣроятно, видѣли; формой онъ похожъ на портсигаръ; на одномъ краю возвышенный рубчикъ, а плоскіе бока имѣютъ поперечныя бороздки. Внутри этого чемоданчика лежатъ въ два слоя длинныя, бѣлыя трубочки; ихъ бываетъ до 36
штукъ. Это и есть яички, въ которыхъ развиваются маленькіе тараканчики. Когда придетъ время выползать имъ изъ яичекъ, тараканиха заберется въ щель, задними ножками оторветъ свой чемоданъ и начнетъ за нимъ ухаживать. Своими челюстями она обгрызетъ рубецъ, о которомъ мы говорили, и изъ образовавшихся тутъ отверстій начнутъ выползать бѣленькіе, длинненькіе, крошечные червячки, съ ножками и черненькими глазками. Тараканиха хлопочетъ изо всѣхъ силъ, чтобъ помочь своимъ дѣткамъ выбраться на свѣтъ Божій. Она заботливо оглаживаетъ новорожденныхъ своими усиками и подгоняетъ ихъ къ заранѣе припасеннымъ крошкамъ чего-нибудь съѣстнаго. Таракашки быстро крѣпнутъ на воздухѣ и принимаются за ѣду. Стоитъ имъ немножко поѣсть, чтобы сдѣлаться неузнаваемыми. Червеобразное тѣльце превращается въ плоское и широкое; бѣлый цвѣтъ быстро смѣняется чернобурымъ. Мать водитъ ихъ изъ щели въ щель, обучая добывать пищу. Таракашки ростутъ съ изумительной быТротой. Черезъ восемь дней послѣ рожденія, молодой таракашекъ линяетъ. Это прекурьёзная штука. Кожица отстаетъ на всемъ тѣлѣ и лопается на головѣ; чрезъ это отверстіе таракашекъ вылѣзаетъ изъ старой кожи какъ изъ чехла. Но какъ онъ не похожъ на самого себя! весь онъ бѣлый, еле ползетъ; ножки его гнутся, едва цѣпляются за стѣны; кожица мягкая, нѣжная. Вотъ вамъ и тараканій князекъ. Но пройдетъ нѣсколько часовъ, и князекъ снова преобразится въ простаго таракана. Его ножки и кожица окрѣпнутъ и побурѣютъ. Чрезъ каждые десять, двѣнадцать дней, а потомъ черезъ три, четыре недѣли, линяніе повторяется; при
чемъ каждый разъ изъ тараканьей шкурки вылѣзаетъ бѣлый князекъ. Послѣ шести линяній тараканъ дѣлается уже взрослымъ, снабженнымъ крыльями. Такимъ образомъ, ростъ таракана продолжается около четырехъ мѣсяцевъ, а зимой даже и до полугода. Поэтому размноженіе таракановъ идетъ гораздо медленнѣе, нежели размноженіе мухъ, и обиліе ихъ въ домахъ и избахъ можно прямо приписать небрежности хозяекъ. Кромѣ мороза, есть не мало средствъ противъ таракановъ; такъ, напр., бура смѣшанная съ сахаромъ, персидскій порошокъ, разсыпанные по щелямъ, отлично изводятъ ихъ; но вотъ бѣда: одинъ разъ посыплютъ этихъ порошковъ, выметутъ мертвыхъ таракановъ, и довольно, дѣло сдѣлано, избавились отъ таракановъ. Какъ бы не такъ! Не всѣ поддались на отраву; между ними нашлись сытые или осторожные, которые уцѣлѣли и преблагополучно, втихомолку разведутъ своихъ. Пройдетъ мѣсяца два, три—хозяйка только руками всплескиваетъ: «откуда появились опять противные тараканы? Ничего-то не стоятъ всѣ эти порошки»! Напрасно; слѣдовало только посыпать ихъ, не переставая, хоть ежемѣсячно; тогда послѣ трехъ, четырехъ разъ, навѣрное ужь не будетъ ни одного таракана.
Рыжій тараканъ—самый обыкновенный жилецъ нашихъ домовъ. Странно, что его назвали по латыни нѣмецкимъ тараканомъ (ВІаНа §егтапіса). У насъ зовутъ его пруссакомъ. А. нѣмцы ни за что не хотятъ признать въ немъ земляка и увѣряютъ, что его занесли къ нимъ русскіе. Кто тутъ правъ—не знаю; но я долженъ сознаться, что ни у нѣмцевъ, ни у татаръ, ни у хохловъ я ни видалъ такого множества
пруссаковъ, какъ въ великорусской избѣ, откуда частенько, по небрежности кухарокъ, пруссакъ залѣзаетъ и въ барскія хоромы.
На нашемъ рисункѣ представлена ассамблея другой породы таракановъ, которые отъ пруссака отличаются большимъ ростомъ и чернымъ цвѣтомъ. Это черные тараканы. Они также живутъ у насъ вездѣ, въ домахъ и въ избахъ, точно также питаются всякой провизіей, не брезгуя ни постнымъ, ни скоромнымъ; но въ противоположность пруссаку, они малочисленны, рѣдки, почему въ народѣ сложилось повѣрье, что появленіе чернаго таракана обѣщаетъ удачу, счастье. Поэтому добрая хозяйка считаетъ даже за грѣхъ убить его. Конечно, все это вздоръ. Рѣдкость же чернаго таракана объясняется, вопервыхъ, меньшей плодовитостью его, а вовторыхъ, болѣе продол жительнымъ періодомъ развитія. Нѣкоторые утверждаютъ, что черный тараканъ достигаетъ полнаго возраста лишь черезъ пять или шесть лѣтъ; насколько это справедливо, не знаю, но кажется, этотъ срокъ черезъ-чуръ преувеличенъ. Впрочемъ, для этого стоитъ только вамъ посадить чернаго таракана въ банку и заняться наблюденіями надъ нимъ. Хлопотъ не много. Бросайте туда изрѣдка крошечки чего-нибудь съѣдобнаго, плесните иногда ложечку воды—больше ничего ему и не нужно.
Но вотъ вопросъ: хватитъ ли у васъ терпѣнья слѣдить за нимъ впродолженіи нѣсколькихъ лѣтъ? Въ этомъ я сомнѣваюсь; оттого-то и самъ плохо знаю жизнь черныхъ таракановъ.
ХХІѴ
Сверчокъ.
окъ о бокъ съ тараканомъ, за печками, въ кух-няхъ, пекарняхъ, избахъ живетъ его дальній й родственникъ— сверчокъ, который тоже пи-тается всѣмъ съѣстнымъ, что плохо положено. Му/м Говорятъ, что въ Германіи сверчковъ бываетъ ѵДМ въ домахъ также много, какъ [ новъ; но у насъ этого нѣтъ; вообще не водится въ нашихъ домахъ и избахъ, ихъ бы и не замѣтили, если бы они не
и тарака-ихъ много такъ что надоѣдали
своей пѣснью. Лѣтомъ, цѣлыя ночи напролетъ распѣваютъ эти запечные соловьи, мѣшая спать своей
монотонной пѣснью. Чилипъ! чилипъ! раздается въ разныхъ углахъ. Сидитъ гдѣ-нибудь сверчокъ и потираетъ передними крылышками одно объ другое, издавая однообразные звуки. Это ихъ свадебная пѣсня. Самки кладутъ яички въ щелочки, въ различный соръ, а изъ нихъ выводятся личинки, которыя линяютъ, подобно тараканамъ, и постепенно, съ каждымъ линяньемъ, дѣлаются все болѣе похожими на взрослыхъ сверчковъ. Зиму они проводятъ въ полуснѣ, къ слѣдующей осени выростаютъ окончательно,
поютъ и плодятся въ свою Очередь.
XXV.
Мураши.
ъ каменныхъ домахъ, подъ подоконниками и въ трещинахъ стѣнъ очень часто поселяются крошечные мураши желтаго цвѣта. О жизни ихъ почти ничего неизвѣстно, потому что малая величина и недоступность ихъ жилищъ
затрудняютъ наблюденія. Они, подобно тараканамъ, нападаютъ на все съѣдобное, что плохо положено; особенно же достается отъ нихъ фруктамъ и сластямъ. Отъ мурашей легко избавиться; надо только замазывать тщательно всѣ щелочки, ведущія въ ихъ жилища.
Есть еще немало нахлѣбниковъ, которые грабятъ нашу провизію.
Крупу, рисъ, пшено поѣдаютъ личинки зерновой моли. Въ мукѣ и старомъ хлѣбѣ разводятся очень часто мучные червяки, т. е. личинки мучнаго жука и мучной моли. Въ мукѣ водится также крошечный мучной клещъ. Сухую зелень, плоды и фрукты поѣдаютъ различные червячки, напр., личинки притворяшки-вора и другихъ. Въ маринадахъ и въ уксусѣ водятся личинки уксусной мухи. Старый сыръ служитъ пищей двумъ видамъ сырныхъ клещей. Есть даже особая сырная муха, которая кладетъ свои яички въ сыръ. Вышедшія изъ нихъ личинки въ громадномъ количествѣ водятся въ старомъ лимбургскомъ, а также и въ другихъ сортахъ сыра. Колбасы, ветчина, сушеное мясо, сало подвергаются нападенію различныхъ жучковъ и личинокъ ветчинной бабочки. Даже чистый сахаръ рафинадъ, и тотъ привлекаетъ, кромѣ мурашей, особаго захребетника, такъ называемую сахарницу. Это крошечное, бѣленькое, червеобразное насѣкомое, лишенное крыльевъ. Словомъ, нѣтъ ни одной растительной или животной провизіи, которая бы не имѣла, покрайней мѣрѣ, нѣсколькихъ видовъ питающихся только ею особыхъ нахлѣбниковъ, такъ что и перечислить ихъ даже трудно.
XXVI.
Моль. Кожеѣдъ. Жуки-точильщики.
очно также наша одежда, мебель, книги, и даже стѣны деревянныхъ домовъ имѣютъ своихъ особыхъ потребителей. Только полотняныя и бумажныя ткани застрахованы отъ этихъ хищниковъ, но не отъ мышиныхъ зубовъ. Нѣсколько видовъ бабочекъ, извѣстныхъ подъ именемъ моли, откладываютъ свои яички въ мѣха и шерстяныя матеріи. Выклюнувшіяся изъ нихъ личинки поѣдаютъ и портятъ эти предметы. Есть еще крошечные жуки, называемые кожеѣдами, личинки которыхъ проѣдаютъ кожаныя вещи, дѣлая иногда мѣха негодными къ употребленію Личинки нѣкоторыхъ кожеѣдовъ портятъ кожаные переплеты книгъ, пробуравливая въ нихъ ходы.
Личинки нѣкоторыхъ видовъ моли объѣдаютъ пухъ и перья, обивку мебели, занавѣсы, портьеры. Самыя стѣны деревянныхъ домовъ подвергаются нападенію жуковъ точильщиковъ, которые пробуравливаютъ въ нихъ ходы, куда затекаетъ дождевая вода, а дерево отъ этого постепенно гніетъ и разрушается. Едва ли вы замѣтили этихъ ничтожныхъ жучковъ. Оци крошечные, темно-окрашенные и кажутся такими невинными; ежели они обращаютъ на себя вниманіе, такъ особымъ звукомъ, который вовсе не рѣдкость слышать въ старомъ деревянномъ домѣ. Этотъ' звукъ ужасно похожъ на стукъ маятника въ карманныхъ часахъ, вотъ почему и самое насѣкомое получило назчаніе часовщика или часовъ смерти. Многіе, зная, что личинка этого жучка точитъ въ деревѣ ходы,
думали, что звуки издаются личинкой при точеніи дерева; но потомъ оказалось, что это взрослые жучки стучатъ объ дерево головой, приманивая своихъ подругъ.
Мы рѣшительно не можемъ перечислить всѣхъ этихъ мелкихъ воришекъ, которые портятъ и расхищаютъ наше добро. Мы упомянули только о присяжныхъ жильцахъ дома, притомъ такихъ, которые въ разныхъ странахъ и мѣстностяхъ замѣняются иногда другими; но есть еще масса непрошенныхъ гостей, которые врываются въ наши дома черезъ окна и другія отверстія съ первыхъ дней весны и до глубокой осени. Большая часть ихъ является тоже съ цѣлью грабежа. Даже пчела, этотъ вѣрный слуга человѣка, и та не прочь полакомиться медомъ, если его оставили на открытомъ окнѣ. Миріады мошекъ и комаровъ влетаютъ, при первомъ удобномъ случаѣ, въ дома, чтобъ пососать чёловѣческой крови. Множество насѣкомыхъ нападаютъ на комнатныя растенія и нерѣдко губятъ цѣнные экземпляры ихъ. И во всей этой пестрой толпѣ захребетниковъ - насѣкомыхъ, нѣтъ ни одного, кромѣ пчелы, который приносилъ бы намъ пользу.
XXVII.
Паукъ.
вотъ и наши друзья, гонимые и преслѣдуемые нами: паукъ крестовикъ и домовой паукъ. Прежде, чѣмъ выметать ихъ съ паутиной, дайте себѣ трудъ посмотрѣть, что они дѣлаютъ. Паутина, раскинутая въ углу окна—это мастерское произведеніе искуства;
это то самое произведеніе, которое, еще въ глу
бокой древности, подало человѣку мысль выдѣльівать сѣти и ткани. Мы убѣждены, что паукъ былъ первымъ учителемъ вязальщика сѣтей и ткача. Спрятавшись въ трубочки паутины, онъ терпѣливо выжидаетъ добычу. Какъ только налетѣвшая муха стукнется въ паутину, паукъ быстро бросается на нее, убиваетъ свою добычу и несетъ въ укромный уголокъ, чтобы высосать изъ нея кровь. Много мухъ, мошекъ, комаровъ истребитъ паукъ за лѣто; но было бы неосновательно думать, что онъ можетъ совсѣмъ избавить насъ отъ этихъ животныхъ, тѣмъ болѣе, что пауковъ выметаютъ самымъ безжалостнымъ образомъ, а плодятся они, сравнительно, слабо и ростутъ долго.
ХХѴПІ.
Книжный скорпіонъ.
Въ шкапахъ библіотекъ, между книгами и книжными листами, живетъ крошечный книжный скорпіонъ, безхвостый, съ клещами, какъ у рака—совершенно неядовитое, безвредное животное. Это самый почтенный библіотекарь. Онъ исправно уничтожаетъ кожеѣдовъ и ихъ личинёи, клещей и другцх1ъ /на.г сѣкомыхъ, объѣдающихъ книги.
XXIX.
Мокрица.
Наконецъ, я долженъ упомянуть еще объ одномъ животномъ, тоже нелюбимомъ человѣкомъ.
Въ сырыхъ углахъ комнатъ живетъ мокрица, принадлежащая къ классу раковъ. Это животное пріютилось у насъ съ самой невинной цѣлью. Оно поѣдаетъ разные животные и растительные остатки, валяющіеся во множествѣ въ пыли и въ грязи по угламъ комнатъ.
ЗАКЛЮЧЕНІЕ.
къ но съ
азсказъ нашъ пришелъ концу. Плохо или хорошо, все же мы познакомились мірскими захребетниками. Однако
я не хочу этимъ сказать, что мы узнали ихъ совершенно. Мы говорили только о главныхъ, другихъ же лишь назвали; но кромѣ того, остались многіе мелкіе воришки, о которыхъ мы даже и не упомянули. Говорятъ, чтобы узнать человѣка,
надо съѣсть съ нимъ пудъ соли; а извѣстно, что
чистую соль никто не ѣстъ; ее кладутъ въ кушанья небольшими щепотками; и потому, чтобы съѣсть пудъ соли, надо много времени; за это время успѣешь и поссориться, и помириться- съ человѣкомъ, успѣешь до-сыта наговориться съ нимъ, успѣешь разузнать: чего онъ хочетъ, что дѣлаетъ, что ему нужно. Воробью же вы эти вопросы не предложите Чтё онъ чирикаетъ—вамъ непонятно; хотя другой воробей его очень хорошо понимаетъ. Поэтому изучать жизнь животныхъ весьма трудно. Мы должны догадываться, чтЬ они дѣлаютъ, чего хотятъ; а при догадкахъ неизбѣжны ошибки; вотъ почему и взводятъ нерѣдко
напраслину на многихъ невинныхъ и полезныхъ захребетниковъ. Мы знаемъ, наприм., съ какой ненавистью и суевѣрнымъ страхомъ относятся люди къ
;ычу, летучей мыши, пауку, жабѣ, и какъ, съ другой стороны, ни за что ни про-что, суевѣрный народъ чествуетъ аиста. Но мы безпристрастно отнеслись ко всѣмъ вообще захребетникамъ и знаемъ теперь безошибочно, кто намъ врагъ, кто другъ, кто пришелъ къ намъ, просто, погрѣться или попросить кусочекъ на пропитаніе въ тяжелое, голодное время, і кто явился обидчикомъ, хищникомъ. А потому мы знаемъ также, какъ поступать съ ними; знаемъ, что однихъ надо беречь, другимъ помочь временно, а съ третьими воевать, и воевать неустанно. Но какъ воевать—вотъ вопросъ. Не глупѣе насъ были наши дѣвушки и бабушки, прадѣды и прапрадѣды; кусали ихъ мухи и- комары, блохи и клопы; воевали они съ ними напропалую, а толку, конечно, было мало, потому что и намъ, внукамъ и праправнукамъ, они эставили въ наслѣдство все тѣхъ же захребетничковъ. Мы упомянули выше, сколько разныхъ средствъ придумано для истребленія этихъ враговъ. Для одного клопа изобрѣтено, какъ говорятъ нѣмцы—доки въ этомъ дѣлѣ—до двухсотъ средствъ, а все-таки клопъ «кусаетъ, воняетъ и разводитъ своихъ». Что же дѣлать? Покориться захребетникамъ, отдаться на ихъ волю: кусайте, дескать, объѣдайте, воруйте? Согласитесь, вѣдь, стыдно; мы, люди, строимъ себѣ дома, корабли, желѣзныя дороги, летаемъ по воздуху, освѣщаемъ свои жилища искуственными солнцами, и не можемъ выжить изъ нихъ какого-то несчастнаго клопа, блоху или таракана! Согласитесь, что это странно и вовсе не дѣлаетъ намъ чести.
А между тѣмъ, положеніе наше далеко не такъ безъисходно, какъ каЗкется. Я попрошу васъ объ
одномъ: побывайте въ крестьянской избушкѣ и въ хорошемъ каменномъ домѣ. Гдѣ больше захребетниковъ? Безъ сомнѣнія, въ избушкѣ; всѣ щели тамъ полны тараканами и клопами; по полу и по лавкамъ прыгаютъ стада блохъ; противныя ползучія гадины гомозятся въ грязныхъ постеляхъ; за печкой обитаютъ музыканты-сверчки; крысы и мыши разгуливаютъ среди дня; рои мухъ снуютъ по избѣ; въ сырыхъ уголкахъ, около лохани, ползаютъ мокрицы Въ комнатахъ же богатаго каменнаго дома мы почти вовсе не увидимъ этихъ гадинъ. А отчего? Очень просто: въ избушкѣ находятся всѣ условія для процвѣтанія захребетниковъ. Широкія щели въ бревнахъ стѣнъ служатъ имъ настоящими дворцами, гдѣ никто, никто до нихъ не дотронется; слои пыли въ углубленіяхъ стѣнъ, на полкахъ, на образницахъ, пыли, .которую не сметаютъ годами, соръ въ трещинахъ пола, куда не заглядываетъ никогда деревенскій вѣникъ—все это прекрасные пріюты, гдѣ мухи блохи, сверчки и всякая другая гадина кладутъ свои яички. Передъ большимъ праздникомъ деревенской хозяйкѣ вдругъ вздумается помыть полъ; вотъ она поскоблитъ его какой-нибудь желѣзкой, обольетъ водой и весь разсолъ этой грязи спуститъ въ щели. А чего только нѣтъ въ этой грязи! и крошки хлѣба, и огрызки мяса, овощей, и грязь, принесенная со двора на обуви, а вдобавокъ, навозъ отъ телятъ и другой мелкой домашней скотины, которую крестьяне зимой кормятъ въ избахъ. Все это скопляется въ щеляхъ, прѣетъ, гніетъ, разлагается. Развѣ можно найти лучшія удобства для равведенія молодыхъ блохъ, личинокъ мухъ и т п. гадины? На крестьянскомъ
іворѣ эти удобства тоже не дурны; навозъ накапливается тамъ въ такомъ количествѣ, что еле вытащишь ногу изъ грязи. И такъ, обиліе захребетниковъ объясняется очень просто — неряшливостью и нечистоплотностью хозяевъ. Перейдемъ въ городъ. Въ бѣдныхъ домишкахъ городскихъ предмѣстій мы увидимъ тоже самое, что въ деревняхъ: грязь жилищъ, нечистоплотность хозяевъ и обиліе захребетниковъ. Пойдемъ дальше. Вотъ домикъ пофрантоватѣе; въ немъ есть чистыя и жилыя комнаты; въ однѣхъ принимаютъ гостей, въ другихъ живутъ сами хозяева, въ третьихъ—прислуга и кухня. Въ гостиныхъ комнатахъ нѣтъ ни клопика, ни таракашка, обои на стѣнахъ чистенькіе, неободранные, полы безъ щелей. Въ спальняхъ и дѣтскихъ—обои старенькіе, ободранные, продыравленные гвоздями. Изъ экономіи ихъ давно уже не мѣняли. За то и клоповъ здѣсь довольно, а черныхъ скакунчиковъ —и необерешься. Въ кухнѣ же и другихъ комнатахъ всего вволю, не хуже крестьянской избы. Пойдемъ дальше Вотъ новый каменный домъ; повидимому, это царство чистоты и опрятности;' тутъ не только изъ парадныхъ комнатъ, но и съ лѣстницъ, со всѣхъ закоулковъ каждый день тщательно выметаютъ соръ и пыль; тутъ даже асфальтовая мостовая на дворѣ поливается и моется; тутъ конюшня чище любой крестьянской избы; значитъ, тутъ не житье захребетникамъ; и дѣйствительно многихъ изъ нихъ даже вовсе нѣтъ, а другихъ очень мало.
И такъ, вотъ до чего мы договорились. Кругомъ насъ, въ нашихъ жилищахъ, мы нашли цѣлый міръ животныхъ; незваные и непрошеные, они поселились
съ нами; одни кусаютъ насъ, пьютъ нашу кровьг мѣшаютъ жить спокойно; другіе нахально грабятъ провизію; третьи ѣдятъ одежду и обувь, дѣлая ихъ негодными; четвертые точатъ стѣны и разрушаютъ дома. Наповѣрку же выходитъ, что во всемъ этомъ виноваты не они, а самъ человѣкъ, самъ умный хозяинъ, который своимъ неряшествомъ даетъ пищу и кровъ захребетникамъ. Нужно ли послѣ этого объяснять, чѣмъ и какъ намъ отдѣлаться отъ таракановъ, мухъ, блохъ и всякой гадины? Не скоро мы избавимся отъ нихъ. Нечистоплотность крестьянскаго жилища еще, пожалуй, можно до извѣстной степени простить деревенской бабѣ: она не въ состояніи работать за десятерыхъ; ей надо накормить скотину, подоить коровъ, испечь хлѣбы, приготовить обѣдъ и ужинъ на всю семью, одѣть ребятъ, поработать въ полѣ и на огородѣ; она встаетъ первая и ложится послѣдняя. Гдѣ же ей успѣть мести и чистить избу? Въ городахъ иное дѣло; лакей мететъ полы, поваръ стряпаетъ кушанье, горничная чиститъ мебель и платье, словомъ, на всякое дѣло есть свой работникъ.
Но какъ же это, спросите вы: значитъ, только богатый и можетъ жить спокойно? Только его домъ и свободенъ отъ постоя захребетниковъ? Вовсе нѣтъ. Чистота и опрятность доступны каждому. Это лучшій плодъ цивилизаціи. Можно быть богатымъ и неряхой; можно быть бѣднякомъ и ходить чисто, заботиться объ опрятности своего жилища.
Мое дѣло было объяснить, отчего плодятся у насъ дармоѣды; а ваше дѣло—сладить съ ними, сладить же, какъ видите, очень не трудно. Мое дѣло было отдѣлить воровъ отъ честныхъ друзей, оправдать не
винно-гонимыхъ суевѣріемъ и незнаніемъ; а ваше дѣло—отнестись къ друзьямъ по дружески, дать имъ пріютъ, уберечь отъ враговъ и бросать имъ порой тѣ крошки, которыя вамъ не нужны. Вы теперь хорошо знаете, что за это пскровительство они вамъ честно отплатятъ, оберегая ваши овощи, ягоды, фрукты, цвѣты, хлѣбные поля отъ такихъ враговъ, въ борьбѣ съ которыми человѣкъ совершенно безсиленъ.