Е.Б.ПАШУКАНИС
ИЗБРАННЫЕ
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
ПО ОБЩЕЙ ТЕОРИИ
ПРАВА
И ГОСУДАРСТВА
АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА
Е.Б.ПАШУКАНИС
ИЗБРАННЫЕ
ПРОИЗВЕДЕНИЯ
ПО ОБЩЕЙ ТЕОРИИ
ПРАВА
И ГОСУДАРСТВА
/<>- А

(
Й
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
МОСКВА
1980
Включенные в книгу труды Е. Б. Пашуканиса,
видного советского правоведа, затрагивают важнейшие
проблемы теории права и государства. Издание снаб-
жено вступительной статьей, примечаниями, коммен-
тариями и библиографией.
Редакционная коллегия:
В. Н. КУДРЯВЦЕВ
(ответственный редактор),
С. Н. БРАТУСЬ,
|Л. Я. ГИНЦБУРГ|,
Л. С. МАМУТ,
В. С. НЕРСЕСЯНЦ
11001 191	© Издательство «Наука», 1980 г.
П 042(02)^-80 ~ Б3 —93-54—1979 1202000000
ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ
1. В октябре 1977 г. была принята новая Конститу-
ция СССР — Основной Закон первого в мире общенарод-
ного социалистического государства. Она знаменует важ-
ный исторический рубеж на пути движения советского
общества к коммунизму. В ней ярко отражены итоги
революционно-преобразующей деятельности партии и
трудящихся нашей страны за прошедшие 60 лет, постав-
лены актуальные задачи и четко намечены перспективы
коммунистического строительства.
Новая Конституция СССР — мощное средство всемер-
ного расширения и углубления социалистической демо-
кратии, осуществления подлинного народовластия. Реа-
лизация ее положений позволяет поднять на еще более
высокий уровень настойчиво проводимую работу по со-
вершенствованию советской общенародной государствен-
ности. Она открывает простор полному претворению в
жизнь великого идеала научногО/Коммунизма: «Свобод-
ное развитие каждого есть условие свободного развития
всех». Ясно выражен в ней последовательный курс на
дальнейшее укрепление социалистической законности и
общественного порядка. Всестороннее развертывание де-
мократии (главное направление развития политической
системы зрелого социалистического общества) и неуклон-
ное упрочение правовой основы государственной и обще-
ственной жизни (обязательная предпосылка утвержде-
ния и успешного функционирования демократии при со-
циализме) — два органически связанных между собой
процесса.
Однако эти социальные процессы не совершаются ав-
томатически. Они становятся возможными лишь благода-
ря активной целеустремленной деятельности советских
граждан, благодаря их сознательному историческому твор-
честву, направляемому Коммунистической партией. Оп-
ределяя генеральную перспективу развития общества,
линию внутренней и внешней политики социалистическо-
го государства, руководя грандиозным созидательным
трудом советского народа, Коммунистическая партия при-
дает планомерный и научно обоснованный характер его
4
Вступительная статья
борьбе за победу коммунизма. Наука в наши дни все
больше становится неотъемлемым составным элементом
управления делами общества и государства. Возрастание
роли науки — одна из важнейших объективных законо-
мерностей социалистического и коммунистического строи-
тельства.
Современный этап общественно-политического разви-
тия настоятельно требует резко повысить теоретический
и методологический уровень государствоведческих и пра-
воведческих исследований, серьезно приумножить их
практический потенциал. Это естественно и понятно. Се-
годня эффективно управлять социальными процессами
(в частности, теми, которые выступают в политико-юри-
дическом опосредствовании) просто невозможпо без по-
стоянной и твердой опоры на тщательно разработанную
систему научного знания.
Весьма существенную роль в обогащении современной
науки о государстве и праве, в решении ее сложных зло-
бодневных задач играет постоянное обращение к истории
политико-правовых учений. История политических и пра-
вовых идей есть живой, продолжающийся и в настоящем
процесс их развития. Без изучения и освоения материала,
накопленного историей, нельзя достаточно обоснованно
намечать круг тех фундаментальных теоретических про-
блем и методов их решения, разработка которых опреде-
ляет дальнейшее развитие марксистско-ленинской науки
о государстве и праве.
Объективный анализ трудного, но плодотворного пути,
пройденного советской юридической наукой, интересен не
только для историков политико-юридической мысли. От-
четливое понимание закономерностей развития этой нау-
ки, вдумчивое и обстоятельное исследование происходив-
ших в ней поисков и споров, издержек, приобретений и
открытий — необходимое условие достижения реального
прогресса в сфере политико-правового знания.
Такое исследование помогает раскрыть сложный ме-
ханизм обусловленности и опосредствования теоретиче-
ских представлений о государстве и праве социальной
практикой классового общества; позволяет выявить ха-
рактерные черты и закономерности, свойственные струк-
туре и динамике учения о государстве и праве. В данном
плане анализ истории юридической науки непосредствен-
Вступительная статья
5
но смыкается с разработкой методологии диалектико-ма-
териалистического познания государства и права. Все
значение такой разработки, опирающейся на идейное на-
следие классиков марксизма-ленинизма, вполне очевидно.
Победоносная пролетарская революция в России по-
ставила перед правоведами-марксистами ответственную и
неотложную задачу: в процессе построения первого в
мире социалистического государства творчески приме-
нить развитые К. Марксом, Ф. Энгельсом, В. И. Лениным
взгляды на политику, государство, право, демократию,
законность и др.
На базе основополагающих трудов классиков марк-
сизма-ленинизма зачинателям советской правовой науки
предстояло создать общие и специальные государствовед-
ческие и правовые дисциплины, а также новую систему
юридического образования. При этом необходимо было
преодолеть сильное влияние буржуазной, мелкобуржуаз-
ной и ревизионистской политико-правовой пдеологии, на-
ладить дело правового воспитания трудящихся в соответ-
ствии с принципами научного коммунизма.
Большую положительную роль в разработке многих
ключевых вопросов диалектико-материалистического уче-
ния о государстве и праве, в пропаганде марксистско-
ленинских политико-правовых идей сыграли в период
становления советской юридической пауки такие извест-
ные правоведы, профессиональные революционеры, как
П. И. Стучка, Е. Б. Пашуканис, Н. В. Крыленко и др.
В 60-х годах был переиздан ряд, ставших к тому
времени библиографической редкостью произведений
П. И. Стучки и Н. В. Крыленко \ Естественна публикация
и настоящей книги. Она включает избранные труды
Е. Б. Пашуканиса, в основном по общей теории права и
государства.
Е.	Б. Пашуканису принадлежит свыше 100 работ по
общей теории государства и права, международному пра-
ву, государственному праву, истории права и др. Наи-
больший интерес вызывает главный труд Е. Б. Пашука-
ниса — «Общая теория права и марксизм. Опыт критики
основных юридических понятий». В предлагаемое внима-
нию читателя издание кроме данной работы включена
также непосредственно примыкающая к ней по своей те-
матике статья «Марксистская деорпя права и строитель-
6
Вступительная статья
ство социализма», которая содержит оценку классового
содержания и функций советского социалистического
права и без которой представление о правовой теории
Е. Б. Пашуканиса было бы явно недостаточным. Публи-
куются также еще три статьи Е. Б. Пашуканиса, посвя-
щенные политико-правовым воззрениям Гегеля и критике
буржуазных концепций государства и права 20-х годов
текущего столетия. Эти статьи хорошо дополняют пред-
ставление о Е. Б. Пашуканпсе как видном советском тео-
ретике права и государства, свидетельствуют о широком
диапазоне его научных интересов, глубине познаний,
умении применять марксистскую методологию в борьбе с
враждебными марксизму-ленинизму буржуазными поли-
тико-юридическими идеями.
Настоящее издание сопровождается кратким очерком
о жизненном пути Е. Б. Пашуканиса и библиографией
его основных работ; публикуемые произведения снабже-
ны необходимыми примечаниями и комментариями.
2.	Заслуженный авторитет Е. Б. Пашуканису как уче-
ному принесла выдвинутая и обоснованная им концепция
права. Оригинальный замысел, боевой критический дух,
насыщенность цепными теоретическими выводами, строй-
ная композиция и ясное изложение делают ее крупной
вехой в истории советской юридической науки.
Чтобы выяснить смысл и значение этой концепции, ее
место в марксистско-ленинской общей теории права, надо
прежде всего рассматривать ее в тесной связи с социаль-
но-политической обстановкой первой половины 20-х го-
дов, тенденциями общественного развития, спецификой
классовой борьбы, идейной атмосферой тех лет2.
1920 год явился для Советской России кульмина-
ционным пунктом политики «военного коммунизма»,
временем наибольшего ограничения рыночных элементов,
строительства экономики на началах жестко централизо-
ванного руководства.
Период «военного коммунизма» отмечен ускоренными
темпами радикальных преобразований в области произ-
водства (национализации не только крупной, но и сред-
ней и части мелкой промышленности), организацией рас-
пределения без использования принципов товарного хо-
зяйства, свертыванием товарно-денежных отношений,
применением административных методов в решении хо-
Вступительная статья
7
зяйственных задач. Жизнь заставляла проводить меро-
приятия, которые в обычных мирных условиях вряд ли
были бы необходимы, но которые являлись единственно
оправданными в смертельной схватке с силами внутрен-
ней и внешней контрреволюции.
«Воеппый коммунизм», навязанный молодому социа-
листическому государству прежде всего и главным об-
разом ситуацией гражданской войны и иностранной ин-
тервенции, превратившей Советскую Республику в воен-
ный лагерь, многим не казался в ту пору крайней,
вынужденной, экстраординарной мерой. В нем усматри-
вали прямой форсированный переход к коммунизму, ко-
нечную цель революции, истинное воплощение собствен-
но коммунистических принципов. Эти иллюзии револю-
ционной романтики составляли довольно устойчивый ком-
понент духовного климата, в котором тогда жила и
творила передовая интеллигенция, посвятившая себя борь-
бе за коренное обновление старого мира.
После окончания гражданской войны и разгрома ино-
странной интервенции страна получила возможность
вплотную приступить к созидательному труду. Построе-
нию социализма была призвана служить новая экономи-
ческая политика. Она круто изменила практиковавший-
ся государством образ хозяйствования. Налаживалась
торговая смычка государственной промышленности с мел-
котоварным крестьянским сектором. Внедрялись и поощ-
рялись товарно-денежные отношения (разумеется, под
контролем пролетарской власти). Были официально при-
знаны, подтверждены законом основные имущественные
права граждан (ст. 5 ГК РСФСР 1922 г.).
С наступлением мира Коммунистическая партия и Со-
ветское правительство осуществили обширную програм-
му мероприятий, направленную на дальнейшее решитель-
ное укрепление режима законности и правопорядка.
В кратчайший срок, всего в течение трех лет (1921—
1923 гг.), были подготовлены и изданы кодексы по всем
основным отраслям права (в РСФСР — гражданский, тру-
довой, лесной, уголовный, уголовно-процессуальный,
гражданско-процессуальный). Одновременно проводилась
судебная реформа. Были учреждены прокуратура и адво-
катура, стали выходить юридические журналы. Все это,
вместе взятое, сыграло в высшей степени благотворную
8
Вступительная статья
роль в развитии социалистической демократии, упрочении
прав и свобод трудящихся. Названные мероприятия спо-
собствовали расширению и стабилизации юридико-нор-
мативного регламентирования общественных отношений,
твердому соблюдению советской законности.
В те годы среди марксистов-обществоведов едва ли
не чаще и напряженнее всего дискутировались вопросы
о связи плана и закона стоимости в условиях нэпа,
о природе товарно-денежных отношений и их значении
при переходе от капитализма к социализму, о судьбе
товарного производства при социализме. Преобладало
мнение, что товар как таковой, закон стоимости, капи-
тал, прибыль и т. п.— категории, имманентные досоциа-
листической (в первую очередь, конечно, буржуазной)
экономике. Государственное планирование механически
противопоставлялось действию экономических рычагов,
как чему-то устаревшему и отжившему. Внедрение то-
варно-денежных отношений считалось конъюнктурной
акцией. Социализм рисовался обществом, в котором уже
не будет никакого товарного производства.
Примерно таким же образом рассуждала значитель-
ная часть юристов-практиков, ученых, когда речь заходи-
ла о сущности права и его роли в социалистическом стро-
ительстве, о судьбе правовой надстройки при социализ-
ме. Многие правоведы, принявшие сторону Советской
власти, искренне полагали, что право и закон — это фор-
мы, порождаемые товарно-денежной стихией и потому
свойственные лишь буржуазному обществу. Пролетариат,
который стал господствующим классом, в этих формах
не нуждается, считали они; пролетариат должен их от-
бросить или, в крайнем случае, может временно их ис-
пользовать как неизбежные юридические придатки к
товарному производству, обмену, торговле и денежным
операциям, допускавшимся нэпом.
В юридической литературе первой половины 20-х го-
дов, когда Е. Б. Пашуканис разрабатывал свою концеп-
цию права, указанная выше позиция была достаточно
влиятельной и оказывала значительное воздействие на
тех правоведов, которые стояли у истоков советской юри-
дической науки.
Вместе с тем стоит отметить, что некоторые юристы
дореволюционной школы, выступавшие в сменовеховском
Вступительная статья
9
духе, были против свертывания унаследованных от про-
шлого товарно-денежных отношений. Их расчет был
прост: если данные отношения останутся в неприкосно-
венности, они исподволь приведут к реставрации капита-
листического рыночного хозяйства. Выдвинутая Е. Б. Па-
шуканисом концепция била и по буржуазно-либерально-
му сменовеховству в правовой науке.
3.	Именно в этих условиях, сложившихся в юриспру-
денции после введения нэпа, Е. Б. Пашуканис предпри-
нял попытку с марксистской точки зрения конкретно рас-
крыть экономическое и классовое содержание права, его
важнейшие отличительные признаки и свойства («форму
права»).
Е. Б. Пашуканис исходит из того, что содержание и
форма права, равно как и теоретически осваивающее их
мышление, складываются в историческом процессе, серд-
цевину которого составляет смена способов производства.
Поэтому, чтобы познать право как специфический соци-
альный институт и суметь объяснить соответствующий
ему строй юридических понятий, прежде всего необходимо
разобраться в происхождении права, определить характер
изменений, которые совершались в нем на важнейших
стадиях эволюции общества, установить причины и фак-
торы современного этапа его развития.
Исследовательским приемом, который, по мнению
Е. Б. Пашуканиса, позволяет адекватно постигать мир
права и который вместе с тем может служить системо-
образующим принципом всей научной концепции права,
является аналогия формы права с формой товара. Эта
аналогия была найдена не им. Но он сделал на ней ак-
цент, солидно аргументировал ее, предложил поставить
во главу угла при построении общей теории права, энер-
гично применил ее в познании права, наглядно показал,
какие эвристические возможности заключены в ней.
Материнское лоно права по Е. Б. Пашуканису — это
общение отдельных обособленных субъектов, связанных
между собой посредством эквивалентного обмена. В по-
следнем «получает свое материальное основание юриди-
ческая форма в ее простейшем, наиболее чистом виде.
Акт обмена... сосредоточивает в себе, как в фокусе, самые
существенные моменты как для политической экономии,
так и для права» (с. 113). Эквивалентный обмен, даю-
10
Вступительная статья
щий жизнь праву, возникает и упрочивается во взаимо-
отношениях товаровладельцев — носителей автономного
(частного) интереса. Субъект, выступающий носителем и
адресатом всех возможных требований, затем цепь субъ-
ектов, объединенных совокупностью требований, обраща-
емых ими друг к другу,— такова, согласно Е. Б. Пашука-
нису, основная юридическая ткань, отвечающая экономи-
ческой ткани, т. е. производственным отношениям обще-
ства, базирующегося на разделении труда и обмене.
Условия для расцвета юридической формы социаль-
ных процессов, по мнению Пашуканиса, создает капита-
лизм, ибо он разлагает и отбрасывает различные патри-
архальные связи, личные зависимости, сословные и це-
ховые привилегии и т. п., заменяя их отношениями юри-
дическими, иными словами, отношениями формально рав-
ноправных субъектов. Поэтому искать существо права,
формы права вообще следует, по Е. Б. Пашуканису, преж-
де всего в сфере буржуазного права, точнее, буржуазно-
го частного права.
Взяв за отправной пункт анализа вполне развитый
тип права — буржуазное право, Е. Б. Пашуканис не от-
рицает этим существования других его типов (феодаль-
ного и рабовладельческого). Он рекомендует лишь по-
стоянно иметь в виду глубокое методологическое указа-
ние К. Маркса о возможности уяснения смысла пред-
шествующих формаций и институтов через понимание
последующих и более развитых.
Общая теория права, настаивает Е. Б. Пашуканис,
должна постичь право «не как принадлежность абстракт-
ного человеческого общества, но как историческую кате-
горию, отвечающую определенной общественной сре-
де» (с. 65). Сделать это она может путем восхождения
от простого к сложному и от абстрактного к конкретно-
му, взяв за исходный пункт простейший элемент право-
вой действительности. Таким методом шел К. Маркс в
«Капитале». Он исследовал простейшее отношение,
«форму экономической клеточки буржуазного общест-
ва» — «товарную форму продукта труда, или форму
стоимости товара» 3, и от него переходил к более слож-
ным явлениям развитого капиталистического хозяйства.
Такой первичной клеточкой юридической жизни
Е. Б. Пашуканис считает правоотношение. При этом с
Вступительная статья
11
самого начала он сталкивается с господствовавшим в
буржуазной юриспруденции нормативизмом, согласно ко-
торому исходным, первичным началом в праве является
норма, освященная высшим авторитетом и подлежащая
безусловному исполнению.
Е. Б. Пашуканис выступает против построений бур-
жуазных нормативистов. Только в правоотношении, заяв-
ляет он, право совершает свое реальное движение. Право
как совокупность норм есть лишь безжизненная абстрак-
ция. Научная теория должна считаться с фактами. Когда
известное отношение действительно сложилось, тогда и
создалось соответствующее право. Если же был издан за-
кон, но соответствующих отношений на практике не воз-
никло, значит, была всего-навсего неудавшаяся попытка
создать право. Эта точка зрения, поясняет Е. Б. Пашука-
нис, «отнюдь не означает отрицания классовой воли как
фактора развития, отказа от планомерного вмешательства
в ход общественного развития, «экономизма», фатализма
и прочих ужасных вещей. Политическое революционное
действие может сделать очень многое, оно может осущест-
вить на завтра то, что не существует сегодня, но оно не
может сделать существовавшим то, чего на самом деле в
прошлом не существало.
С другой стороны, если мы утверждаем, что намерение
.выстроить здание и даже план этого здания еще не есть
действительное здание, то отсюда вовсе не вытекает, буд-
то для постройки здания не нужно ни намерения, ни пла-
на. Но когда дальше плана дело не пошло, мы не можем
утверждать, что здание было выстроено» (с. 80—81).
Наиболее общий отличительный признак всякого юри-
дического отношения, рассуждает Е. Б. Пашуканис, за-
ключается в том, что оно есть отношение между субъек-
тами. Для юридической теории субъект — это атом, про-
стейший, неразложимый далее элемент. Но свойство быть
субъектом права — не прирожденное свойство человека,
как утверждают различные доктрины естественного пра-
ва. Марксистская теория рассматривает всякую общест-
венную форму как историческую, выясняет материальные
условия, которые делают ее реальной, устанавливает не-
разрывную связь форм товара и субъекта права. Обмен
товарами требует для своего осуществления особого от-
12
Вступительная статья
ношения людей как субъектов права, «воля которых гос-
подствует в вещах» (с. 105). Поскольку продукт труда
становится товаром и носителем стоимости, постольку
человек приобретает свойство юридического субъекта и
становится носителем права. Субъект права — это товаро-
владелец, вознесенный на небеса юридического общения.
Проанализировав субъект права как простейшую аб-
стракцию, «атом юридической теории», Е. Б. Пашуканис,
исходя из этого, строит конкретное многообразие юриди-
ческого общения. Категории правоотношения, судебного
спора и т. д. раскрываются им как проявления катего-
рии субъекта права (см. с. 37, ПО—111).
Правопорядок, по мнению Е. Б. Пашуканиса, именно
тем отличается от всякого иного социального порядка,
что он рассчитан на субъектов, выступающих в*социаль-
ном общении обособленными друг от друга. Норма права
выделяется из общей массы правил — нравственных, эсте-
тических, технических и пр.— тем, что она предполага-
ет лицо (субъекта), обладающее правом и при этом ак-
тивно притязающее (см. с. 92). Договор, или соглаше-
ние независимых воль, есть важнейший способ конкретного
волеизъявления, с помощью которого субъект воздейст-
вует па простирающуюся вокруг него правовую сферу.
Возможность и необходимость превращения человека,
присваивающего вещи путем труда или грабежа, в юри-
дического собственника создаются развитием рынка, где
в актах обмена, в отчуждении и приобретении стороны
практически осуществляют свою абстрактную способность
быть субъектами права, в частности, собственниками ве-
щей.
Буржуазное государство как организация классового
господства и ведения войны, с точки зрения Е. Б. Па-
шуканиса, не требует правового истолкования. Но как
гарант рыночного обмена оно предстает в виде пу-
бличной власти. Сущность ее заключается в том, что
из двух противостоящих друг другу на рынке субъектов
права ии один не может выступать в качестве властного
регулятора менового отношения. Для этого требуется
некто третий, воплощающий в себе ту взаимную гаран-
тию, которую товаровладельцы в качестве собственников
дают друг другу, и являющийся, следовательно, олице-
творенным правилом общения товаровладельцев. Этим
Вступительная статья
13
третьим в условиях капитализма выступает аппарат го-
сударства. От него, как от некоего абстрактного лица,
исходит принуждение, «осуществляемое не в интересах
того индивида, от которого оно исходит (ибо каждый че-
ловек в товарном обществе — это эгоистический* человек),
но в интересах всех участников правового общения.
Власть человека над человеком осуществляется как власть
самого права, т. е. как власть объективной, беспристра-
стной нормы» (с. 136). «Государственная машина дейст-
вительно реализует себя как безличная «общая воля»,
как «власть права» и т. д., поскольку общество представ-
ляет собой рынок» (с. 135).
Непримиримые классовые противоречия в эксплуата-
торском обществе неизбежно приводят к тому, что ох-
раняемые государством правила общения товаровладель-
цев постоянно нарушаются. Отсюда потребность пресечь
нарушения этих норм и соответственно потребность в
уголовном праве. Последнее «как бы берет на себя роль
представителя права вообще, является частью, заменяю-
щей целое» (с. 160). Уголовное право входит, разумеет-
ся, в юридическую надстройку, поскольку оно воплощает
в себе одну из разновидностей формы эквивалентного
обмена со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Преступник рассчитывается за совершенное преступление
частью своей свободы. В судебном процессе особенно
отчетливо выступает превращение действий конкретного
человека в действие стороны, т. е. юридического субъекта,
и т. д. и т. п. Таким образом, исходя из «клеточки» юри-
дической ткани — субъекта права, Е. Б. Пашуканис
стремится развернуть логически цельную систему юриди-
ческих категорий — общую теорию права.
Неотъемлемым компонентом данной теории является
констатация того, что строительство социализма в СССР
происходило путем налаживания и усиления централи-
зованного планирования экономию!. Присоединившись к
мнению, широко распространенному в советской общест-
венной науке 20-х годов, Е. Б. Пашуканис считал, что
прогрессирующее развитие плановых начал должно при-
вести к затуханию действия закона стоимости, вытесне-
нию всяких рыночных отношений и выветриванию товар-
ной формы. По Е. Б. Пашуканису, при нэпе эту задачу
практически выполняли предприятия, принадлежащие
14
Вступительная статья
Советскому государству; правда, работая еще методами
рынка, они пока противостояли друг другу как продавцы
и покупатели, действовали на свой страх и риск, находи-
лись в юридическом общении.
Окончательная ликвидация частной собственности и
сопутствующих ей явлений, повсеместное утверждение
социалистических производственных отношений, полная
победа планового начала, по мнению Е. Б. Пашуканиса,
в корне изменят характер взаимоотношений и статус
хозяйствующих субъектов, поставят их в простые, исклю-
чительно технически целесообразные зависимости друг от
друга и тем самым убьют , их «юридическую личность»
(с. 128). Такова перспектива отмирания права, т. е.
«постепенного исчезновения юридического момента в от-
ношениях людей» (с. 53).
Так выглядит в схематическом виде разработанная
Е. Б. Пашуканпсом концепция права. Кто знакомится с
нею из «первых рук», не может не обратить внимание на
основательную теоретическую подготовку ее автора и на
реализацию им классового подхода к анализу буржуазной
юриспруденции. Читатель по достоинству оценит науч-
ную эрудицию автора, живую, образную форму изложе-
ния, многочисленные экскурсы в историю права и госу-
дарства, умение оперировать материалом действующего
законодательства. Не случайно все рецензенты в 20-х го-
дах единодушно подчеркивали важность и серьезность
проделанной Е. Б. Пашуканисом работы, высокий уро-
вень его теоретико-юридического мышления.
4.	Концепция Е. Б. Пашуканиса создавалась поисти-
не на переломе истории. Рушились устои старой, бур-
жуазной юриспруденции и закладывались основы ново-
го, социалистического правоведения. В тот период одна
часть прежней профессуры далеко не разделяла маркси-
стского учения, другая — признавала, но не всегда пра-
вильно его понимала. Многие правоведы, главным обра-
зом из молодежи, вступившие на поприще науки, будучи
искренне преданными делу революции, имели еще недо-
статочную теоретическую подготовку. При таких обстоя-
тельствах на плечи первых советских ученых-юристов
легла задача огромной трудности. В условиях революции
и последующей острой классовой борьбы они возводили
здание марксистско-ленинской науки о государстве и
Вступительная статья
15
праве, активно отстаивали классово-пролетарскую линию
и выдвигали идеи, конструктивно включавшиеся в реаль-
ный процесс созидания социализма.
Содержание взглядов первых советских ученых-юри-
стов, горизонт познавательных возможностей их теорети-
ческой деятельности, мера прикладного использования их
научных разработок предопределялись уровнем развития
общественно-политической практики и состоянием духов-
ной культуры рассматриваемого периода. Освободиться из
«плена времени», выйти за пределы своей эпохи они не
могли. Поэтому в их трудах отсутствует, конечно, мно-
гое из того, что появляется в марксистско-ленинской
науке о государстве и праве лишь на иных, последующих
этапах ее эволюции. Однако данный факт никоим образом
не отменяет выдающейся роли этих ученых в становле-
нии советского правоведения. В данном случае уместно
привести слова В. И. Ленина: «Исторические заслуги
судятся не по тому, чего не дали исторические деятели
сравнительно с современными требованиями, а по тому,
что они дали нового сравнительно с своими предшест-
венниками» 4. С этой точки зрения очевиден новаторский
характер творчества одного из зачинателей советской
правовой науки — Е. Б. Пашуканиса.
С момента появления концепции права, предложен-
ной Е. Б. Пашукаиисом, прошло более пятидесяти лет.
В свете полувекового опыта социалистического государ-
ственно-правового строительства и достигнутого за эти
десятилетия прогресса марксистско-ленинского общество-
ведения гораздо отчетливее видны теоретические рубежи,
которые сумел занять, но которые не смог перешагнуть
этот исследователь.
Первое, что предстоит разобрать в этой связи,—
это вопрос о понимании Е. Б. Пашукаиисом сущности и
исторических границ товарного производства как мате-
риальной почвы права. Как уже было отмечено выше,
Е. Б. Пашуканис разделял бытовавшее в 20-х годах мне-
ние о том, будто товарные отношения существуют только
в классово-антагонистических формациях и несовместимы
с природой социализма как такового. С позиций сегодняш-
него дня подобные взгляды представляются устаревшими.
Они не выдержали проверки практикой и теорией со-
циализма.
16
Вступительная статья
Как известно, объективными условиями, при которых
продукт принимает форму товара, являются: а) основан-
ная на общественном разделении труда специализация
производства при известном обособлении хозяйствующих
единиц, б) производство продукта для обмена на возмез-
дно-эквивалентных началах. Оба этих условия, очевидно,
имеют место и при социализме. Разумеется, обособ-
ление хозяйственных единиц и обмен на возмездно-экви-
валентных началах в социалистической экономике проис-
ходят совершенно иначе, нежели в капиталистической.
Достаточно указать на то, что названные явления суще-
ствуют в рамках социалистической собственности на
основные средства производства, свободны от отноше-
ний классовой эксплуатации, носят планомерный ха-
рактер.
Таким образом, социализм сохраняет (радикально ви-
доизменив) почву права как определенной формы эконо-
мических отношений.
Товарные отношения никогда не определяли (и не
определяют) общественно-формационного «лица» того или
иного способа производства; они выражают общие чер-
ты, свойственные разным способам производства, но от-
нюдь не конкретно-историческую специфику каждого из
них. Дело обстоит как раз наоборот. Конкретно-историче-
ское своеобразие товарно-денежных отношений, прису-
щих той или иной общественно-экономической формации,
определяется в главном и основном господствующим в
ней способом производства материальных благ.
Второй вопрос касается идентификации Е. Б. Пашу-
канисом юридической идеи с идеей эквивалента и затем
(что имеет решающее значение) сведения эквивалентного
обмена к капиталистическому товарообмену. Понятно (и
похвально) намерение Е. Б. Пашуканиса в противовес
буржуазным правовым доктринам разъяснить обусловлен-
ность права материальными отношениями. Но, во-первых,
капиталистически-рыночный вариант товарообмена — яв-
ление исторически преходящее: ему уготована участь
самого капитализма. Во-вторых, обусловленность право-
вой формы экономическим строем вовсе не означает, что
данная форма связана только со сферой экономики. Она
присутствует и в других областях общественной жизни.
Право опосредствует организационно-управленческие, на-
Вступительная статья
17
циональные, демографические, международные и многие
другие социальные отношения.
Социалистический строй, который покончил с частной
собственностью и эксплуатацией человека человеком,
преодолевает присущую капитализму универсальность
товарно-денежной мены, всеобщность принципа купли-
продажи. Уничтожая торгашество, буржуазную продаж-
ность, он утверждает тем самым новый способ общения
между людьми. Обмен благами и ценностями при социа-
лизме действительно (а не только сугубо внешне) стро-
ится на началах равенства. Величина получаемого лич-
ностью от общества соразмерна здесь тому вкладу, ко-
торый личность вносит в общенародное дело. Содержа-
щийся в Конституции СССР и конституциях других
социалистических стран принцип «от каждого — по спо-
собностям, каждому — по труду» есть в сущности юриди-
ческое выражение и закрепление такого равенства. Имен-
но в тех ситуациях, «когда известное количество труда в
одной форме обменивается на равное количество труда в
другой» 5, с наибольшей полнотой (возможной па реаль-
но достигнутой обществом ступени исторического разви-
тия) воплощается в социальных отношениях идея ра-
венства.
Искореняя свойственную капитализму универсаль-
ность товарно-денежной мены, всеобщность принципа
купли-продажи, социализм порождает и поддерживает та-
кие новые явления, которые выходят далеко за рамки
обмена. Например, предоставление государством раз-
личных льгот многим категориям граждан (женщи-
нам-матерям, учащимся, ветеранам труда и т. д.), оказа-
ние членами общества (коллективами) друг другу беско-
рыстной товарищеской помощи и поддержки, безвозмезд-
ное выполнение общественных поручений, патриотическо-
го долга и т. п.
Трактовка Е. Б. Пашуканисом права как сложного по
своей структуре, многоаспектного явления, к сожалению,
не подкреплялась исследованием и доказательством того,
что наличие у права подобной структуры есть закономер-
ное следствие выполняемых им в обществе различных
многообразных функций. Е. Б. Пашуканис тяготеет к
видению права в основном как необходимого звена това-
рообмена, как фактора устойчивости экономической систе-
18
Вступительная статья
мы. Сравнительно невелик его интерес к другим ролям
права: организационным, регулятивным, идейно-воспита-
тельным и т. д. Е. Б. Пашуканис мало говорит о творче-
ских возможностях права нового исторического типа,
о связях этого права с пролетарским законодательством
и многообразной деятельностью Советского государства,
о таких важнейших функциях права, как закрепление и
упрочение сложившихся социалистических отношений,
содействие возникновению и развитию общественных
отношений, отвечающих задачам социалистического
строительства, охрана интересов общества и личности,
оказание воспитательного воздействия на членов об-
щества.
Читатель заметит, что Е. Б. Пашуканис в работе «Об-
щая теория права и марксизм» практически не обраща-
ется к исследованию такой кардинальной для общей тео-
рии права проблемы, как «право и демократия». Это —
серьезный пробел рассматриваемой концепции, ибо вне
права нет (и не может быть) демократии. Права и сво-
боды трудящихся лежат в самом фундаменте социалисти-
ческой демократии, всей политической жизни Советской
страны.
Признавая и подчеркивая громадную социальную цен-
ность и необходимость права, следует также иметь в виду,
что проблематика социалистического демократизма от-
нюдь не исчерпывается вопросом о месте и роли в нем
права. Социалистическая демократия как впервые в
истории достигнутое подлинное народовластие знает свои
этапы и закономерности развития, она имеет свои эконо-
мические и политические основы, воплощается в опреде-
ленном организационно-институциональном механизме,
требует для себя известного социально-психологического
климата и т. п.
Советское социалистическое право обеспечивает уча-
стие граждан в управлении делами общества и государ-
ства. Реальная социалистическая демократия означает
признанное законом право каждого гражданина, каждого
коллектива участвовать в решении вопросов жизни обще-
ства и государства, своего коллектива, право бороться с
отклонениями от норм и принципов социалистического об-
щежития, критиковать негативные факты и явления и ак-
тивно участвовать в их устранении.
Вступительная статья
19
Безусловное и неукоснительное соблюдение права —
одна из предпосылок режима законности, легитимности
политической власти. Опора на право вводит в демокра-
тическое русло взаимоотношения личности и государства.
Социалистическое право включает в себя свободу, право-
мочия и ответственность человека — неотъемлемые эле-
менты демократической формы социально-политической
жизни общества. Без учета этих положений нельзя со-
ставить целостного представления о советском праве, о его
разнообразных проявлениях и функциях.
Остановимся еще на одном принципиальном вопросе —
па оценке Е. Б. Пашуканисом перспективы, открываю-
щейся перед правом по мере развития социалистического
общества. По мнению Е. Б. Пашуканиса, переход к раз-
вернутому коммунизму не есть переход к новым формам
права, но представляет собой отмирание юридической
формы вообще, освобождение от этого наследия буржуаз-
ной эпохи, которому суждено пережить самое буржуазию.
Марксова же точка зрения на этот вопрос такова.
В «Критике Готской программы» К. Маркс доказыва-
ет, что «на высшей фазе коммунистического общества,
после того как исчезнет порабощающее человека подчи-
нение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим
противоположность умственного и физического труда; ког-
да труд перестанет быть только средством для жизни,
а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с
всесторонним развитием индивидов вырастут и произ-
водительные силы и все источники общественного богатст-
ва польются полным потоком, лишь тогда можно будет
совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного пра-
ва, и общество сможет написать на своем знамени: Каж-
дый по способностям, каждому по потребностям!»6.
К. Маркс ясно говорит о преодолении в будущем именно
«узкого горизонта буржуазного права». Столь же опреде-
ленно говорит он и о том, что такое может произойти ни-
как не раньше, чем по достижении обществом высшей
фазы коммунизма, но вовсе не в самом процессе «перехо-
да к развернутому коммунизму», как об этом писал
Е. Б. Пашуканис. В связи с рассматриваемой проблемой
будет весьма уместным напомнить также о следующем
(имеющем общеисторическую значимость) тезисе К. Мар-
кса: «... каждая форма производства порождает свойствен-
20
Вступительная статья
ные ей правовые отношения» 7. Нет оснований полагать,
будто этот Марксов тезис свидетельствует о неизбежности
порождения права соответствующей системой производст-
ва в одних только классово-эксплуататорских обществен-
но-экономических формациях. Гораздо логичнее заклю-
чить, сохраняя верность духу и букве приведенного
тезиса, что и социалистический способ производства тоже
закономерно породит свойственные ему правовые отноше-
ния. Данный момент безусловно надлежит принимать в
расчет при интерпретации взглядов К. Маркса на гряду-
щие судьбы права, аналогичные, в конечном счете, судь-
бам государства.
Преодоление «узкого горизонта буржуазного права»
означает, в частности, что базисом социального обмена
вместо принципа эквивалентности («за равное количество
труда равное количество продукта») становится другой
принцип: каждому по потребностям. Однако этот комму-
нистический принцип «снимает» категорию эквивалент-
ности диалектически, т. е. в нем удерживаются и па но-
вом историческом уровне воспроизводятся и момент ра-
венства (в определенном отношении) вступающих в обмен
субъектов, и требование, согласно которому никто не мо-
жет получать от общества, от других, ничего не давая им.
Вместе с тем утверждение коммунистического принци-
па распределения и обмена несомненно повлечет за собой
глубокие изменения в содержании и формах отношений,
общеобязательных норм, процедур, и т. д., посредством ко-
торых на высшей стадии коммунизма будет регулировать-
ся социальная жизнь. Какими конкретно окажутся эти
изменения, в настоящий период точно, в деталях предви-
деть еще нельзя.
Одно, во всяком случае, несомненно. Когда удастся,
наконец, преодолеть «узкий горизонт буржуазного пра-
ва», тогда отношения каждого человека, различных кол-
лективов и общностей приобретут качественно новое
материальное и духовное содержание. С постепенным пе-
рерастанием социалистической государственности в ком-
мунистическое общественное самоуправление все члены
общества получат равные максимальные возможности удов-
летворять свои разумные потребности и активно участво-
вать в управлении общественными делами. Высокая орга-
низованность и дисциплина людей будут обеспечивать-
Вступительная статья
21
ся в значительной мере вследствие осознания и выпол-
нения каждым тружеником своего общественного долга,
благодаря привычке к соблюдению основных правил ком-
мунистического общежития «без насилия, без принужде-
ния, без подчинения, без особого аппарата для
принуждения, который называется государством» 8.
Вполне понятно, что при таких обстоятельствах намно-
го эффективнее станет также система гарантий взаимо-
отношений личностей, коллективов, общностей. Устанав-
ливаемые обществом общеобязательные правила поведе-
ния, обеспечивающие подлинно свободное и пронизанное
гуманистическими началами развитие как всех, так и
каждого, бесспорно будут являться одним из важнейших
социальных институтов.
На вопрос, какое будущее ожидает право, Е. Б. Па-
шуканис старался найти ответ преимущественно в анали-
зе экономических процессов, происходящих в социалисти-
ческом обществе. Такой подход нужен и верен. Но нельзя
ограничиваться только им. Он не может заменить иссле-
дования тех воздействий, которые оказывают на судьбы
права также другие (внутренне связанные с ним) стороны
общественной жизни при социализме, в частности органи-
зационно-управленческая сторона. Генеральное направле-
ние развития области публично-властных и организацион-
но-управленческих отношений при социализме — это уг-
лубление и совершенствование демократии для трудящих-
ся. Движение в данном направлении несовместимо с ло-
зунгами и практикой «свертывания» права как такового.
Наоборот, оно мощно стимулирует деятельность по все-
мерному укреплению и обогащению формы социалистиче-
ского права. Вот еще одна причина того, что мысль
Е. Б. Пашуканиса о «выветривании» юридического мо-
мента из отношений людей уже в первой фазе коммуни-
стического общества, в эпоху социализма, была лишена
исторической перспективы.
5.	Концепция Е. Б. Пашуканиса не оставалась неиз-
менной после того, как она впервые была изложена в
1924 г. Дальнейшее продумывание ее краеугольных по-
ложений, развернувшаяся вокруг нее полемика, учет
накапливаемого опыта советского государственно-правово-
го строительства побудили Е. Б. Пашуканиса внести в
свои теоретико-правовые конструкции ряд существенных
22
Вступительная статья
поправок. В этой связи уместно привести высказывание
II. И. Стучки «Вы думаете, что мы сразу пришли к марк-
систско-ленинской теории права, нашли уже готовую но-
вую конструкцию права, новое мировоззрение? Ведь так
никогда не бывает. Если я ошибался, я говорил: я ошиб-
ся, но вот вам новое. И я не только говорил, я давал это
повое» 9.
В книге «Общая теория права и марксизм», по словам
самого Е. Б. Пашуканиса (1930 г.), проявился прежде
всего «чересчур абстрактный и односторонний подход к
проблеме права» 10. Такой подход повлек за собой, в част-
ности, недостаточную акцентировку активной роли госу-
дарства в развитии и осуществлении права. Он умалял
значение официально-нормативного опосредствования
права, обеспеченности процесса реализации права автори-
тетом государства.
Пришлось Е. Б. Пашуканпсу самокритично признать
и тот факт, что поначалу в его концепции всякое право
по существу сводилось к буржуазному, а одна из подси-
стем последнего — частное право — объявлялась первич-
ным и основополагающим элементом права вообще. Этим
признанием в значительной мере корректировался преж-
ний курс на отождествление буржуазного права с право-
вой формой как таковой, резче подчеркивалась историче-
ская ограниченность буржуазного типа права. С присущей
ему прямотой Е. Б. Пашуканис говорил о недостаточно
проводившемся им поначалу различении буржуазного пра-
ва и права вообще, о своей переоценке роли и значения
стихийно-рыночных отношений при выявлении природы
права. «Моя основная ошибка,— откровенно заявил он в
докладе, сделанном в 1930 г.,— заключалась в смешении
специфических признаков буржуазно-юридической формы
права и права в целом, что далеко не одно и то же» и.
Такое честное отношение к своей теоретической деятель-
ности — привлекательная черта Е. Б. Пашуканиса.
Е. Б. Пашуканис также стал подвергать пересмотру и
уточнению ранее сформулированные им положения об от-
мирании права, о сущности и развитии советского со-
циалистического права.
Первоначально Е. Б. Пашуканис утверждал, что по-
скольку всякое право есть в конечном счете буржуазное
право, то его отмена социалистической революцией озна-
Вступительная статья
23
чает исходный рубеж процесса отмирания права вообще.
Если на тех или иных этапах строительства социализма
пролетарское государство вынуждено совершать обходные
маневры (а подчас и несколько отступать), то подобного
рода действия, по мнению Е. Б. Пашуканиса, вовсе не
ведут к созданию принципиально нового по своей соци-
ально-исторической природе права. Они лишь заставляют
использовать для определенных целей и в ограниченных
рамках все то же буржуазное право. Очевидно, в этих
рассуждениях Е. Б. Пашуканиса нет места социалисти-
ческому праву с качественно иной, нежели буржуазное
право, сущностью.
Однако уже в 1927 г. Е. Б. Пашуканис переходит на
иные позиции. Процесс отмирания права он мыслит те-
перь не как непосредственный скачок от буржуазного пра-
ва к «неправу», как говорили в 20-х годах. Буржуазное
право, защищаемое силой буржуазного государства, не
отмирает. Оно может быть только уничтожено пролетар-
ской революцией. Сохраняющийся же после революции
принцип распределения пропорционально произведенным
трудовым затратам требует для своего выражения такого
права, которое по своим классовым характеристикам про-
тивоположно буржуазному праву. Поэтому отмирать мо-
жет лишь это, социалистическое, право. Следуя К. Марксу
(«Критика Готской программы») и В. И. Ленину
(«Государство и революция»), Е. Б. Пашуканис связал
отмирание права, критически пересмотрев данный пункт
своей концепции, только с полным преодолением принци-
па распределения по труду, т. е. с вступлением общества
во вторую, высшую фазу коммунизма 12. В книге «Общая
теория права и марксизм» подобное понимание отсутст-
вует. Оно появляется у Е. Б. Пашуканиса в результате
отказа от некоторых первоначально разделявшихся им
установок, например о том, что окончательная победа
планового хозяйства поставит принадлежащие Советско-
му государству предприятия лишь в простую, технически
целесообразную связь друг с другом и исключит юриди-
ческие связи, правовое общение между ними.
Таким образом, на протяжении ряда лет Е. Б. Пашу-
канис существенно корректировал и совершенствовал
свою концепцию права для того, чтобы как можно точ-
нее отразить в ней реальные потребности правового фрон-
24
Вступительная статья
та строительства социализма и создать такую диалекти-
ко-материалистическую науку о государстве п праве,
которая бы все более полно п прочно опиралась на идеи
классиков марксизма-ленинзма, творчески развивала их
на базе обобщения нового исторического опыта. Без учета
этих обстоятельств невозможно понять и оценить систему
взглядов Е. Б. Пашуканиса во всей их целостности.
6.	Нетрудно увидеть, что некоторые из этих взглядов
принадлежат лишь прошлому и представляют интерес,
скорее всего, для историка правовой мысли 20-х — нача-
ла 30-х годов, для уяснения и научного истолкования по-
зиции советского законодателя того периода. Вместе с
тем Е. Б. Пашуканис выдвинул и разработал немало жиз-
неспособных идей, плодотворных проблем, поучительных
приемов анализа и форм подачи исследуемого материала,
которые до сих пор не потеряли своей теоретико-позна-
вательной и идеологической ценности и сохраняют значе-
ние для современного этапа развития советской правовой
науки.
Прежде всего это определение и анализ Е. Б. Пашу-
канисом круга явлений, которые должны быть объектом
марксистской общей теории права, а именно: происхож-
дение, исторические метаморфозы и будущее права,
экономическая обусловленность и классовая сущность
права, социальное назначение права, особенности права в
разных общественных формациях, норма и отношение,
структура права как отношения, политическая власть и
право, право — государство — законодательство, связь
идеологии с правом, правовое сознание, право и нравст-
венность, право и его «отраслевые» модификации (граж-
данское право, уголовное право и др.), правовое общение
и т. д., т. е. многосложный мир права в целом.
Е. Б. Пашуканис не только удачно очертил контуром
реальный объект марксистской общей теории права, но и
первым раскрыл его как системное образование. Большин-
ство явлений, составляющих упомянутый объект, были
позднее весьма обстоятельно изучены советской юридиче-
ской наукой. Однако некоторые из них (например, право-
вое общение и др.) все еще ждут своих исследователей.
Значительны заслуги Е. Б. Пашуканиса в разработке
применительно к марксистской общей теории права диа-
лектико-материалистического метода восхождения от аб-
Вступительная статья
25
страктного к конкретному, созданного и блестяще реали-
зованного К. Марксом в «Капитале». Е. Б. Пашуканис
осуществил, в частности, поиск элементарной (исходной)
«клеточки», которая в правовой жизни играет роль, ана-
логичную той, что в системе капиталистической экономи-
ки достается товару. Этот поиск позволил ему считать та-
кой «первоклеточкой» правовое отношение. Здесь уместно
заметить, что задачу построения целостной марксистско-
ленинской общей теории права посредством надлежащего
использования Марксова метода восхождения от абстракт-
ного к конкретному и по сей день нельзя отнести в раз-
ряд окончательно решенных юридической наукой.
Исследования Е. Б. Пашуканиса — образец умелого
преодоления формально-догматической интерпретации
права. Поучительным остается твердое проведение им
пролетарской партийности, линии на раскрытие в первую
очередь социально-экономического содержания и служеб-
но-классового действия права. Осмысление этой стороны
творчества Е. Б. Пашуканиса важно и для современных
теоретико-правовых исследований, в том числе общемето-
дологического профиля (например, вопроса о соотношении
познавательных и ценностно-нормативных аспектов юри-
дического мышления).
Интересно положение Е. Б. Пашуканиса о нетождест-
венности права и закона. Четкое уяснение совпадающих
моментов, равно как и различий, существующих между
этими явлениями, требуется по многим основаниям. Оно
нужно для познания объективной логики формирования,
функционирования и развития права. Такое уяснение спо-
собствует должному пониманию содержания и смысла за-
конотворческой деятельности.
Отстаивая положение о песводимости права к закону,
Е. Б. Пашуканис вместе с тем неоднократно отмечает на-
личие тесной связи права с законами, как официально
предписываемыми государством общеобязательными пра-
вилами поведения. Законодательство, по мнению Е. Б. Па-
шуканиса, есть тот инструмент, с помощью которого го-
сударство вносит в правовые отношения нужные ему
порядок и устойчивость, в необходимом ему направлении
гарантирует правовое общение.
Рассмотренная точка зрения Е. Б. Пашуканиса поз-
воляет, далее, раскрыть специфику и качественную опре-
26
Вступительная статья
деленность каждого из явлений, так или иначе относя-
щихся к миру права, выяснить политико-юридический
механизм действия и использования законов развития
общества. Такой анализ — актуальнейшая задача совет-
ских правоведов.
Е. Б. Пашуканис трактовал право как сложный, мно-
гоаспектный социальный институт и отвергал односторон-
ние формулы («незатейливые конструкции»), бессильные
«охватить понятие права в его действительном движении,
раскрывающем полноту внутренних взаимоотношений и
связей» (с. 49). Он говорил, например, о двойственности
права, о распадении его на норму и правомочие. По мне-
нию Е. Б. Пашуканиса, «право, как форма, неуловимо вне
своих ближайших определений. Оно существует не иначе,
как в противоположностях: объективное право — субъек-
тивное право, публичное право — частное право и т. д.»
(с. 50). Реалистичен тезис Е. Б. Пашуканиса о том, что
предписанная государством общеобязательная норма яв-
ляется действительной лишь в той мере, в какой она прак-
тически претворяется в жизнь.
Все эти идеи Е. Б. Пашуканиса заслуживают дальней-
шего продумывания, а их позитивные моменты — творче-
ского использования в разработке проблем современной
марксистско-ленинской теории права, таких, как социаль-
ная эффективность политико-юридических институтов
общества, критерии и пути ее повышения и т. д.
Большой вклад внес Е. Б. Пашуканис в критику по-
литико-правовых систем эксплуататорского общества, бур-
жуазных и оппортунистических учений о государстве и
праве. Целый ряд институтов и доктрин, подвергшихся в
свое время критическому разбору Е. Б. Пашуканиса, ото-
шел в прошлое. Это, однако, нисколько не умаляет смыс-
ла и актуальности принципов, которые лежали в основе
данной стороны научной деятельности Е. Б. Пашуканиса.
Читатель настоящей книги воочию убедится, сколь
последовательно проводил Е. Б. Пашуканис принцип
пролетарской партийности в исследовании права, государ-
ства, законодательства; причем свои оценки он базировал
на тщательном изучении, глубоком научном знании дан-
ных объектов. Критические работы Е. Б. Пашуканиса,
отличающиеся подлинным профессионализмом, глубоким
знанием изучаемых объектов, охватывают как фундамен-
Вступительная статья
27
тальные, так и многие частные, узкоспециальные вопросы
юриспруденции. Критика идеологически чуждых марксиз-
му институтов и доктрин велась Е. Б. Пашукаиисом
предметно, доказательно и дифференцированно. Элементы
достоверной информации (даже если последняя была на-
коплена идейными противниками) не отбрасывались, а
критически переосмысливались и в таком виде использо-
вались в разработке проблем марксистской общей теории
права.
Критику эксплуататорских государственно-правовых
порядков, враждебной марксизму-ленинизму политиче-
ской и юридической идеологии Е. Б. Пашуканис органи-
чески сочетал с творческим обогащением диалектико-
материалистической науки о государстве и праве. Значение
подобного подхода неизмеримо возрастает в условиях сов-
ременной идеологической борьбы.
7.	Концепция Е. Б. Пашуканиса стала заметным явле-*
нием й советской юридической пауке первого двадцати-
летия ее существования. Очень скоро взгляды Е. Б. Па-
шуканиса сделались предметом пристального внимания и
за пределами Советского Союза. Его книга «Общая теория
права и марксизм» уже в 20-х годах была переведена на
немецкий и японский языки, после второй мировой вой-
ны — на итальянский, сербско-хорватский и английский,
в 1970 г.— на французский, в 1976 г.— на испанский.
Это произведение является объектом многочисленных
буржуазных и ревизионистских интерпретаций. Так, еще
в 30-х годах «левый коммунист» К. Корш посчитал самым
главным в концепции Е. Б. Пашуканиса и поднял на щит
тезис об отмирании права в условиях построения социа-
лизма (отклоненный, как известно, Е. Б. Пашукаиисом в
статье «Марксистская теория права и строительство со-
циализма») 13. Резким нападкам книга подверглась со
стороны Ганса Кельзена 14.
Французские «гошисты» изображают Е. Б. Пашукапи-
са носителем идей «чистого» марксизма, выразителем дей-
ствительных мыслей К. Маркса о праве и противопостав-
ляют его новым поколениям советских правоведов, кото-
рые якобы отступили от марксизма 15.
Примерно в том же ключе действуют представители
известной «франкфуртской школы социальных исследо-
ваний». Например, Оскар Негт утверждает, будто Пашу-
28
Вступительная статья
канис «обладал точным ощущением того, каким образом
должно наступить реальное упразднение правовой фор-
мы», поскольку исходил из представления о том, что
право органически свойственно лишь капиталистическому
товарному производству, буржуазной правовой системе 16.
Вольф Пауль считает, что «идеолого-критический функ-
циональный анализ права, проведенный Пашуканисом,
практически во всем соответствует Марксовым интенциям
историко-материалистической критики права и потому
должен расцениваться как инструктивный образец даль-
нейшего развития марксистской теории права» 17.
Всевозможные спекуляции вокруг трудов и имени
Е. Б. Пашуканиса — обычное занятие буржуазных и пра-
воревизионистских «советологов». Пытаясь фальсифици-
ровать историю марксистско-ленинского учения о госу-
дарстве и праве, исказить государственно-правовую прак-
тику социализма, они рядятся в тогу «адвокатов» и даже
«апологетов» Е. Б. Пашуканиса. Называя его «подлинным
основоположником марксистского, советского общего уче-
ния о праве» 18, «самым блестящим теоретиком советско-
го права» 19, буржуазные «советологи» нарочито противо-
поставляют Е. Б. Пашуканиса современной советской юри-
дической науке, которую они всячески стремятся прини-
зить и дискредитировать.
Идеологи, не приемлющие марксистско-ленинского
учения и классово-враждебно настроенные по отношению
к реальному социализму, просто не желают видеть ту
значительную позитивную роль, которую играет сегодня
советская юридическая наука. Благодаря повседневному
вниманию, которое Коммунистическая партия уделяет
делу обеспечения дальнейшего прогресса марксистского
обществоведения, современная марксистско-ленинская
наука о государстве и праве все более полно и содержа-
тельно анализирует и обобщает новый исторический опыт
классовой борьбы (в его политическом и юридическом ас-
пектах), новый опыт государственно-правового строитель-
ства. Еще конкретнее и адекватнее формулирует и утвер-
ждает она высокие политико-юридические ценности об-
щества, идущего к коммунизму.
Советские юристы-теоретики рассматривают социалис-
тическую законность в качестве необходимого и надеж-
ного рычага созидания коммунизма, формирования ком-
Вступительная статья
26
мунистических общественных отношений. Новая Консти-
туция СССР всем своим авторитетом закрепляет то
положение, что Советское государство и его органы дейст-
вуют на основе социалистической законности, обеспечи-
вают охрану правопорядка, интересов общества, прав и
свобод граждан.
«Хорошая, продуманная система законов плюс их не-
укоснительное исполнение,— указывает Л. И. Бреж-
нев,— это и есть законность, это и есть правопорядок, без
которых немыслимы социалистический образ жизни, со-
циалистическая демократия» 20.
XXV съездом КПСС поставлены задачи укрепления
правовой основы государственной и общественной жизни,
усиления народного контроля, расширения гласности и
постоянного учета общественного мнения. Предстоит боль-
шая работа по дальнейшему совершенствованию социа-
листической демократии, неуклонному обеспечению все
более широкого участия трудящихся в управлении всеми
делами общества и государства, созданию условий для
полного расцвета личности. Социализм невозможен без
постоянного развития демократии. В свою очередь и под-
линная демократия невозможна без социализма, впервые
в истории открывающего для нее самый широкий простор.
Выявление и глубокое теоретическое обоснование кон-
кретных путей и эффективных практических средств по-
стоянного всемерного улучшения системы социалистиче-
ской демократии, которая охватывает все многообразие
жизни нашего общества и государства, являются одной из
важнейших задач современной марксистско-ленинской
науки о государстве и праве.
* * *
В настоящей книге ссылки па произведения К. Маркса
и Ф. Энгельса даются по 2-му изданию Собрания сочине-
ний и другим новейшим публикациям. Ссылки на произ-
ведения В. И. Лепина делаются по Полному собранию со-
чинений.
Цитаты из произведений Гегеля приводятся в переводе
Е. Б. Пашуканиса. Отсылка в текстах работ Е. Б. Пашу-
каниса к комментариям, помещенным в настоящем изда-
30
Вступительная статья
нии, обозначается порядковым номером со звездочкой
(1* и т. д.).
Вступительная статья подготовлена Институтом го-
сударства и права АН СССР, очерк «Жизненный путь Ев-
гения Брониславовича Пашуканиса (1891—1937 гг.)» —
Л. И. Ратнером.
Примечания и комментарии составлены:
1)	к работе «Общая теория права и марксизм»
Л. С. Мамутом (использованы материалы, представлен-
ные Л. Я. Гинцбургом);
2)	к статье «Марксистская теория права и строитель-
ство социализма» Л. Я. Гинцбургом;
3)	к статье «Гегель. Государство и право» В. С. Нерсе-
сянцем;
4)	к статье «Обзор основных направлений во француз-
ской литературе государственного права» Л. Я. Гинцбур-
гом;
5)	к статье «К обзору литературы по общей теории
права и государства» В. С. Нерсесянцем.
Библиография основных работ Е. Б. Пашуканиса со-
ставлена А. П. Прокофьевой.
1	См.: Стучка П. И. Избранные произведения по марксистско-ле-
нинской теории права. Рига, 1964; Крыленко Н. В. Судебные
речи. М., 1964.
2	Монография «Общая теория права и марксизм» была написана
в 1920—1923 гг. См.: Пашуканис Е. Б. Положение на теоретиче-
ском правовом фронте.— Сов. гос. и революция права, 1930,
№ 11/12, с. 26; Он же. За марксо-ленинскую теорию государства
и права. М.; Л., 1931, с. 17.
3	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 6.
4	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 2, с. 178.
5	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 19.
6	Там же, с. 20.
7	Там же, т. 12, с. 714.
8	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 89.
9	Сов. гос. и революция права, 1931, № 1, с. 42.
10	Пашуканис Е. Б. Положение на теоретическом правовом фрон-
те, с. 27.
11	Там же, с. 34.
12	См.: Пашуканис Е. Б. Марксистская теория права и строительст-
во социализма. Революция права, 1927, № 3.
13	Статья Карла Корша была первоначально опубликована в 1930 г.
на немецком языке, а затем помещена «Вместо предисловия»
во французском издании книги Е. Б. Пашуканиса в 1970 г.
Вступительная статья
31
14	См., например: Kelsen Н. The Communist Theory of Law. London,
1955.
15	См., например: предисловие Ж. Винсента к кн: Pachukanis Е. В.
La Theorie generale du droit et le marxisme. Paris, 1970, p. 6.
16	Negt O. Thesen zur marxistischen Rechtstheorie.— Kritische Justiz,
1973, N 1, S. 3 (Anm. 1).
17	Paul W. Marxistische Rechtstheorie als Kritik des Rechts. Frank-
furt am. Main, 1974, S. 149.
18	Pfaff D. Die Entwicklung der sowjetischen Rechtslehre. Koln, 1968,
S. 69.
19	Stoyanovitch K. Le theoriciens du droit sovietique face a la scien-
ce du droit «bourgeoise».— Archives de philosophie du droit, N 12.
Marx et le droit moderne. Paris, 1967, p. 293.
20	Брежнев Л. И. Во имя счастья советских людей: Речь на встрече
с избирателями Бауманского избирательного округа г. Москвы
2 марта 1979 г. М., 1979, с. 4.
ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПРАВА И МАРКСИЗМ
ПРЕДИСЛОВИЕ К 3-му ИЗДАНИЮ
Настоящее, третье издание книги не содержит в себе
существенных изменений по сравнению со вторым. Это
объясняется, конечно, не тем, что я не имел ничего до-
бавить к сказанному раньше и считал, что дальнейшая
разработка и отчасти переработка не нужны и невозмож-
ны. Наоборот, теперь уже пришло время, когда мысли,
лишь бегло намеченные в этой книге, могут и должны быть
изложены более систематически, более конкретно и более
обстоятельно. Последние годы не прошли даром для марк-
систской теории права; теперь уже имеется достаточный
материал по отдельным правовым дисциплинам, подверг-
нуты обсуждению многие частные проблемы, возведен,
хотя бы вчерне, фундамент, на котором можно попыта-
ться построить марксистское руководство по общей теории
права.
Ставя перед собой в ближайшем будущем задачу на-
писания подобного руководства, я именно поэтому решил
отказаться от внесения дальнейших изменений в настоя-
щую работу. Правильнее будет, если этот набросок оста-
нется тем, чем он был,— первоначальным опытом маркси-
стской критики основных юридических понятий.
Отдельные примечания, сделанные к настоящему из-
данию, оговорены в тексте.
Июль 1927 г.
Общая теория права и марксизм
33
ПРЕДИСЛОВИЕ КО 2-му ИЗДАНИЮ
Выпуская в свет свою книжку, я менее всего ожидал,
что опа потребует второго издания, и притом в сравнитель-
но короткий срок. Впрочем, я и сейчас убежден, что
если это случилось, то лишь потому, что работа, которая
в лучшем случае должна была послужить толчком и ма-
териалом для дальнейшей дискуссии, нашла себе примене-
ние, па которое автор совершенно не рассчитывал, а имен-
но в качестве учебного пособия. Этот факт в свою очередь
объясняется тем, что марксистская литература по общей
теории права крайне бедна (да и как не быть ей бедной,
когда до последнего времени в марксистских кругах самое
существование общей теории права бралось под сом-
нение).
Как бы там ни было, настоящая работа отнюдь не
претендует на почетный титул марксистского руководства
по общей теории права. Во-первых, уже по одному тому,
что писалась она в значительной мере в порядке само-
уяснения; отсюда ее абстрактность и сжатая, местами поч-
ти конспективная форма изложения; отсюда же односто-
ронность, неизбежная при концентрации внимания на
некоторых сторонах проблемы, представляющихся цент-
ральными. Все эти особенности делают книгу малопригод-
ной в качестве учебного пособия.
И тем не менее, прекрасно сознавая эти недостатки,
я все же отказался от мысли исправить их во втором изда-
нии. К этому меня побуждают нижеследующие сообра-
жения. Марксистская критика общей теории права только
еще начинается. Закопченные выводы в этой области бу-
дут достигнуты не сразу; они должны опираться на ос-
новательную проработку каждой из отраслей права в от-
дельности. А между тем в этом направлении еще очень
много осталось сделать. Достаточно указать, что таких,
например, областей, как международное право, марксист-
ская критика почти совершенно не коснулась. То же са-
мое относится к процессу и, правда в меньшей степени,
к уголовному праву. По истории права мы имеем лишь
то, что нам дала общеисторическая марксистская литера-
тура. И лишь государственное и гражданское право со-
ставляют в этом отношении некоторое счастливое исклю-
чение. Марксизм, следовательно, только еще начинает за-
2 Е. Б. Пашуканис
34
Общая теория права и марксизм
воевывать новую для него область. Естественно, что это
совершается пока что в порядке дискуссии и борьбы раз-
личных точек зрения.
Моя книга, поставившая на обсуждение некоторые
вопросы общей теории права, и служит преимущественно
этой предварительной задаче. Вот почему я решил в
основном сохранить прежний характер книги, не пытаясь
приблизить ее к тем требованиям, которым должно удов-
летворять всякое учебное пособие, но лишь внеся необ-
ходимые дополнения, отчасти вызванные указаниями
критики.
Несколько предварительных замечаний относительно
основных мыслей своей работы я считаю полезным сде-
лать здесь же, в предисловии.
Тов. П. И. Стучка совершенно правильно определил
мой подход к общей теории права, как «попытку сбли-
жения формы права и формы товара». Насколько я могу
судить по отзывам, эта мысль, несмотря на отдельные ого-
ворки, в основе своей была признана удачной и пло-
дотворной **. Дело объясняется, конечно, тем, что мне в
данном случае не пришлось открывать никаких Америк.
В марксистской литературе, и в первую очередь у самого
Маркса, можно найти достаточно элементов вышеуказан-
ного сближения. Кроме тех цитат из Маркса, которые
приведены у меня в книге, достаточно указать еще хотя
бы главу «Мораль и право. Равенство» из «Анти-Дюрин-
га». Там Энгельс дает совершенно отчетливую формули-
ровку той связи, которая существует между принципом
равенства и законом стоимости, оговариваясь, что «это
объяснение современных представлений о равенстве из
экономических условий буржуазного общества было раз-
вито впервые Марксом в «Капитале»» \ Оставалось, сле-
довательно, свести воедино отдельные мысли, брошенные
Марксом и Энгельсом, и постараться продумать некото-
рые вытекающие из них следствия. Только в этом и со-
стояла задача. Основное же положение, а именно, что
субъект права юридических теорий стоит в каком-то весь-
ма близком отношении к товаровладельцу, незачем было
вторично доказывать после Маркса.
Точно так же ничего нового не заключал в себе и
дальнейший вывод, а именно, что та философия права,
которая полагала в основу категорию субъекта с его спо-
Общая теория права и марксизм
35
собностью к самоопределению (а никакой другой после-
довательной системы философии права буржуазная наука
ие выдвинула), есть, в сущности, философия товарного
хозяйства, устанавливающая наиболее общие, наиболее
абстрактные условия, при которых обмен может совер-
шаться согласно закону стоимости, а эксплуатация про-
текать в формах «свободного договора». Этот взгляд ле-
жит в основе той критики, которую коммунизм направлял
и направляет против буржуазной идеологии свободы и
равенства и против буржуазной формальной демократии,
где «республика рынка» прикрывает собой «деспотию
фабрики». Этот взгляд приводит нас к убеждению, что
защита так называемых абстрактных основ правового
строя есть наиболее общая форма защиты классовых ин-
тересов буржуазии и т. д. и т. п. Но если Марксов анализ
формы товара и связанной с ним формы субъекта нашел
себе широкое применение как средство критики буржуаз-
ной юридической идеологии, то он совершенно не был
использован для изучения правовой надстройки как объ-
ективного явления. Этому препятствовало прежде всего
то обстоятельство, что у тех немногих марксистов, кото-
рые занимались вопросами права, центральным, основным
и единственно характерным признаком правовых явлений
бесспорно считался момент принудительного социального
(государственного) регулирования. Казалось, что только
эта точка зрения обеспечивает научный, т. е. социологи-
ческий и исторический, подход к проблеме права в про-
тивоположность идеалистическим, чисто спекулятивным
системам философии права, полагающим в основу кон-
цепцию субъекта с его способностью к самоопределению.
При этом естественно было думать, что Марксова крити-
ка субъекта прав, вытекающая непосредственно из ана-
лиза формы товара, не имеет никакого отношения к об-
щей теории права, ибо ведь внешнее принудительное
регулирование отношений товаровладельцев составляет
лишь незначительную часть социального регулирования
вообще.
Другими словами, все то, что можно извлечь из Марк-
совой концепции «Warenhiiter’а», «воля которого находит-
ся в вещах», казалось, с этой точки зрения, пригодным
только для одной сравнительно узкой области, для так на-
зываемого оборотного права буржуазного общества, и со-
36
Общая теория права и марксизм
вершение непригодным для прочих областей права (госу-
дарственное, уголовное etc.) и для других исторических
формаций, например рабовладельческой, феодальной etc.:
т. е., с одной стороны, значение Марксова анализа огра-
ничивалось лишь одной специальной областью права,
а с другой стороны, его данные использовались только
для разоблачения буржуазной идеологии свободы и ра-
венства, только для критики формальной демократии, но
не для уяснения основных принципиальных свойств юри-
дической надстройки как объективного явления. При этом
упускались из виду две вещи: во-первых, что принцип
правосубъективности 2* (под этим мы понимаем формаль-
ные начала равенства и свободы, принцип автономии лич-
ности etc.) не только есть орудие обмана и продукт ли-
цемерия буржуазии, поскольку он противопоставляется
пролетарской борьбе за уничтожение классов, но в то же
время — реально действующий принцип, воплощаемый
буржуазным обществом, когда оно рождается из феодаль-
но-патриархального и разрушает последнее, и, во-вторых,
что победа этого начала есть не только и не столько про-
цесс идеологический (т. е. относящийся целиком к исто-
рии идей, воззрений etc.), сколько реальный процесс юри-
дизации человеческих отношений, идущих вслед за раз-
витием товарно-денежного (а в европейской истории
капиталистического) хозяйства и влекущих глубокие все-
сторонние изменения объективного характера. Сюда от-
носятся: возникновение и упрочение частной собственно-
сти, универсализация ее в отношении как субъектов, так
и всех возможных объектов, освобождение земли от отно-
шений господства и подчинения, превращение всякой соб-
ственности в собственность мобильную, развитие и гос-
подство обязательственных отношений, наконец, отделение
политической власти как особой силы, рядом с которой по-
является чисто экономическая власть денег, и вытекаю-
щее отсюда более или менее четкое разделение сферы
публичных и частных отношений, публичного и частного
права.
Таким образом, если анализ формы товара вскрывает
конкретный исторический смысл категории субъекта и об-
нажает основу абстрактных схем юридической идеологии,
то исторический процесс развития товарно-денежного и
товарно-капиталистического хозяйства сопровождается
Общая теория права и марксизм
37
реализацией этих схем в виде конкретной юридической
надстройки. В той мере, в какой отношения между лю-
дьми строятся как отношения субъектов, мы имеем на-
лицо условие для развития юридической надстройки с ее
формальными законами, судами, процессами, адвоката-
ми и пр.
Отсюда вытекает, что основные черты буржуазного
частного права суть в то же время наиболее характерные
определяющие черты правовой надстройки вообще. Если
па ранних ступенях развития эквивалентный обмен в
форме возмездия и выкупа причиненного вреда порожда-
ет наиболее примитивную юридическую форму, которую
мы находим в так'называемых варварских «правдах», то
в будущем остатки эквивалентного обмена в сфере рас-
пределения, которые сохранятся и при социалистической
организации производства (до перехода к развернутому
коммунизму), заставят социалистическое общество, как
это предсказывал Маркс, временно замкнуться в «узких
горизонтах буржуазного права». Между этими двумя
крайними точками протекает развитие правовой формы,
которое достигает кульминационного пункта в буржуазно-
капиталистическом обществе 3*. Этот процесс можно оха-
рактеризовать также как разложение органических патри-
архальных отношений и замену их отношениями юриди-
ческими, т. е. отношениями формально равноправных
субъектов. Разложение патриархальной семьи, где pater
familias был собственником рабочей силы жены и детей,
и превращение ее в семью договорную, где супруги зак-
лючают между собой имущественный контракт, а дети
(как, например, на американских фермах) получают от
отца заработную плату,— вот один из типичнейших при-
меров этой эволюции. Развитие товарно-денежных отно-
шений толкает эту эволюцию вперед. Сфера оборота,
сфера, охватываемая формулой Т—Д, Д—Т, играет веду-
щую роль. Торговое право по отношению к гражданско-
му праву выполняет ту же функцию, что гражданское
право по отношению ко всем остальным областям, т. е.
оно указывает ему путь развития. Таким образом, с одной
стороны, торговое право есть специфическая область, име-
ющая значение только для людей, сделавших своей про-
фессией превращение товара в денежную форму и обрат-
но; с другой стороны, это — само гражданское право в
38
Общая теория права и марксизм
его динамике, в его движении к тем наиболее чистым схе-
мам, из которых вытравлен всякий след органического,
к тем схемам, где юридический субъект выступает в
своей завершенной форме как необходимое и неизбежное
дополнение к товару.
Таким образом, принцип правосубъективности и зало-
женная в нем схематика, которая для буржуазной юри-
спруденции представляется априорной схематикой челове-
ческой воли, вытекают с абсолютной неизбежностью из
условий товарно-денежного хозяйства. Узкоэмпирическое
и техническое понимание связи этих двух моментов
выражается в рассуждениях на тему, что развитие тор-
говли требует гарантий собственности, хороших судов,
хорошей полиции и т. д. Но при более глубоком взгляде
на вещи ясно, что не только те или иные технические
приспособления государственного аппарата вырастают на
почве рынка, но что между самими категориями товарно-
денежного хозяйства и юридической формой существует
неразрывная внутренняя связь. В обществе, где сущест-
вуют деньги, где, следовательно, частный отдельный труд
становится общественным только через посредство все-
общего эквивалента, уже имеются налицо условия для
юридической формы с ее противоположностями — между
субъективным и объективным, частным и публичным.
Только в таком обществе политическая власть получа-
ет возможность противопоставить себя чисто экономи-
ческой власти, которая отчетливее всего выступает как
власть денег. Вместе с этим становится возможной и фор-
ма закона. Следовательно, для анализа основных опреде-
лений права нет надобности исходить из понятия закона
и пользоваться им как путеводной нитью, ибо само поня-
тие закона (как веления политической власти) есть при-
надлежность такой стадии развития, где произошло и ук-
репилось разделение общества на гражданское и полити-
ческое и где, следовательно, уже реализовались основные
моменты правовой формы. «Конституирование политиче-
ского государства и разложение гражданского общества на
независимых индивидов,— взаимоотношение которых вы-
ражается в праве, подобно тому как взаимоотношение лю-
дей сословного и цехового строя выражалось в привиле-
гии,— совершаются в одном и том же акте» 2.
Из вышеизложенного, разумеется, отнюдь не вытека-
Общая теория права и марксизм
39
ет, будто я рассматриваю форму права как «простое от-
ражение чистейшей идеологии» 3. Мне кажется, что в этом
отношении я выразился довольно ясно: «...право как
форма существует не только в головах и в теориях уче-
ных-юристов. Оно имеет параллельно реальную историю,
которая развертывается не как система мыслей, но как
особая система отношений...» 4. В другом месте я говорю
о правовых понятиях, которые теоретически отражают
«правовую систему как законченное целое» 5. Иначе го-
воря, форма права, выраженная путем логических абст-
ракций, есть продукт реальной или конкретной (как вы-
ражается т. Стучка) правовой формы, реального опосред-
ствования производственных отношений. Я не только
указал, что генезис правовой формы следует искать в от-
ношениях обмена, но и выделил тот момент, который,
с моей точки зрения, представляет собой наиболее полную
реализацию правовой формы, а именно суд и судебный
процесс.
Само собой понятно, что при развитии каждого юри-
дического отношения в головах его участников присутст-
вуют различные, более или менее оформленные идеологи-
ческие представления о себе как о субъекте, о своих пра-
вах и обязанностях, о «свободе» своих действий, о рамках
закона etc. Однако практический смысл юридических от-
ношений, конечно, не в этих субъективных состояниях
сознания. Пока товаровладелец еще только сознает себя
товаровладельцем, он еще не опосредствовал экономиче-
ского отношения обмена со всеми его дальнейшими по-
следствиями, которые ускользают от его сознания и воли.
Юридическое опосредствование совершается в момент
сделки. Но торговая сделка это уже не есть явление пси-
хологического порядка, это не есть «идея» и «форма соз-
нания», это объективный экономический факт — эконо-
мическое отношение, с которым неразрывно связана столь
же объективная юридическая его форма.
Более или менее беспрепятственное движение общест-
венного производства и воспроизводства, которое в това-
ропроизводящем обществе формально совершается путем
ряда частных сделок,— вот глубоко практическая цель
правового опосредствования. Ее нельзя достигнуть с по-
мощью одних только форм сознания, т. е. моментов чисто
субъективных: нужны точные масштабы, нужны законы,
40
Общая теория права и марксизм
нужно их толкование, нужна казуистика, нужны суды и
принудительное исполнение решений. Уже по этому од-
ному нельзя при рассмотрении формы права ограничи-
ваться «чистой идеологией» и не принимать во внимание
весь этот объективно существующий аппарат. Всякий
правовой эффект, например решение правового спора, есть
объективный факт, расположенный вне сознания каждого
из участников, так же как и то хозяйственное явление,
которое в данном случае опосредствуется правом.
Другой упрек, который мне делает т. Стучка, а имен-
но будто я признаю существование права только в бур-
жуазном обществе, я принимаю, но с известными оговор-
ками. Действительно, я утверждал и продолжаю утверж-
дать, что наиболее развитое, всестороннее и законченное
правовое опосредствование порождается отношениями то-
варопроизводителей; что, следовательно, всякая общая
теория права и всякая «чистая юриспруденция» есть од-
ностороннее, абстрагированное от всех прочих условий
описание отношений людей, выступающих на рынке в роли
товаровладельцев. Но ведь развитая и законченная форма
не исключает неразвитые и зачаточные формы, а, наобо-
рот, их предполагает. Так обстоит, например, дело с част-
ной собственностью: только момент свободы отчуждения
раскрывает в полной мере принципиальную сущность
этого института, хотя несомненно, что собственность как
присвоение существует раньше не только развитых, но
даже и самых зачаточных форм обмена. Собственность
как присвоение есть естественное следствие всякого спо-
соба производства; но только внутри определенной обще-
ственной формации собственность принимает свою
логически простейшую и универсальную форму частной
собственности, в которой она определяется как простое
условие непрерывной циркуляции стоимости по формуле
Т-Д, Д—т.
Точно так же обстоит дело с отношением эксплуата-
ции. Оно, разумеется, вовсе не связано с меновыми от-
ношениями и мыслимо при натуральной форме хозяйства.
Но, только в буржуазно-капиталистическом обществе, где
пролетарий выступает в качестве субъекта, располагаю-
щего своей рабочей силой как товаром, экономическое
отношение эксплуатации опосредствуется юридически в
форме договора.
Общая теория права и марксизм
41
С этим именно связан тот факт, что в буржуазном об-
ществе, в противоположность рабовладельческому и кре-
постническому, правовая форма приобретает универсаль-
ное значение, юридическая идеология становится идеоло-
гией по преимуществу, а защита классовых интересов
эксплуататоров выступает всего успешнее как защита аб-
страктных начал правосубъективности.
Одним словом, смысл моего исследования вовсе не
сводится к тому, чтобы закрыть для марксистской теории
права доступ к тем историческим периодам, которые не
знали развитого товарно-капиталистического хозяйства. На-
оборот, я стремился и стремлюсь облегчить понимание
тех зачаточных форм, которые мы находим в эти эпохи,
и связать их общей линией развития с более развитыми
формами. Насколько моя точка зрения окажется плодо-
творной, покажет будущее.
Само собой понятно, что в своем кратком очерке я
мог только наметить основные черты исторического и
диалектического развития правовой формы, пользуясь
главным образом теми мыслями, которые я нашел у Марк-
са. В мою задачу не входило решать все проблемы теории
права или хотя бы даже некоторые из них. Я хотел толь-
ко показать, под каким углом зрения к ним можно подой-
ти и как их можно поставить. Я удовлетворен уже тем,
что среди товарищей-марксистов нашлись люди, которым
мой подход к вопросам права показался интересным и
кое-что обещающим. Это еще в большей мере укрепляет
желание вести работу в избранном направлении.
Е. П.
1	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 107.
2	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 405.
3	Стучка П. И. Революционная роль права и государства. 3-е изд.
М., 1924, с. 5.
4	См. с 61 (Ред.).
5	См. с 65 (Ред.).
42
Общая теория права и марксизм
ВВЕДЕНИЕ
ЗАДАЧИ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА
Общую теорию права можно определить как развитие
основных, т. е. наиболее абстрактных, юридических поня-
тий. К последним относятся такие, например, определе-
ния, как «юридическая норма», «юридическое отноше-
ние», «субъект права» и т. п. Благодаря своей абстракт-
ной природе эти понятия одинаково приложимы к любой
отрасли права, их логическое и систематическое значе-
ние остается тем же самым, независимо от того, к какому
конкретному содержанию они прилагаются. Никто не ста-
нет отрицать, что, например, понятие субъекта граждан-
ского права и субъекта международного права соподчи-
нены более общему понятию субъекта права как такового
и что, следовательно, эта категория может быть опреде-
лена и развита вне зависимости от того или иного кон-
кретного содержания. С другой стороны, если мы остаем
ся в пределах какой-либо одной отрасли права, то мы
можем констатировать, что вышеупомянутые основные
юридические категории не зависят от конкретного содер-
жания правовых норм в том смысле, что сохраняют свое
значение при любых изменениях этого конкретного мате-
риального содержания.
Само собой разумеется, что эти наиболее общие и про-
стейшие юридические понятия являются результатом ло-
гической обработки норм позитивного права и представ-
ляют собой позднейший и высший продукт сознательного
творчества по сравнению со стихийно складывающимися
правоотношениями и выражающими их нормами.
Однако это не мешает философам-неокантианцам рас-
сматривать основные юридические категории как нечто
возвышающееся над опытом и делающее возможным са-
мый опыт. Так, например, мы читаем у Савальского:
«Субъект, объект, отношение и правило отношения суть
a priori юридического опыта, те логические необходимые
условия, которые делают его возможным» *. И далее:
«Юридическое отношение есть необходимое и единствен-
ное условие всех юридических институтов, а следователь-
но — и юриспруденции, ибо если нет юридического отно-
шения, то нет и науки о нем, т. е. юриспруденции — подоб-
но тому как без принципа причинности нет природы и,
Общая теория права и марксизм
43
следовательно, науки естествознания» 2. Савальский в
своих рассуждениях лишь повторяет выводы одного из
виднейших неокантианцев, Когена 3. Ту же самую точку
зрения мы найдем у Штаммлера, как в его более раннем
и основном труде 4, так и в последней его работе. Там мы
читаем: «Среди правовых понятий следует различать
чистые и обусловленные понятия. Первые представляют
собой общие формы мышления основных правовых поня-
тий. Они не требуют для своего понимания никаких иных
предпосылок, кроме самой идеи права. Они, следователь-
но, находят себе применение ко всем правовым вопросам,
которые только могут возникнуть, ибо они суть не что
иное, как различные проявления формального понятия
права. Поэтому они должны быть извлечены из неизмен-
но пребывающих (bleibende) определений последнего» 5.
Как бы ни заверяли нас неокантианцы, что, согласно
их воззрениям, «идея права» предшествует опыту не гене-
тически, т. е. не во времени, но логически и гносеологи-
чески, мы все же должны будем признать, что так назы-
ваемая критическая философия в этом пункте, как и во
многих других, возвращает нас к средневековой схо-
ластике.
Итак, можно считать установленным, что развитое
юридическое мышление, к какому бы материалу оно ни
обращалось, не может обойтись без некоторого количества
наиболее абстрактных и общих определений.
Не может обойтись без них и паша советская юриспру-
денция, поскольку она остается таковой, т. е. отвечает
своей непосредственной практической задаче. Основные,
т. е. формальные, юридические понятия продолжают свое
бытие в наших кодексах и в соответствующих к ним ком-
ментариях. Остается в силе и метод юридического мышле-
ния с его специфическими приемами.
Но доказано ли этим, что научная теория права долж-
на заниматься анализом вышеприведенных абстракций?
Довольно широко распространенный взгляд приписывает
этим основным и наиболее общим юридическим понятиям
чисто условное и техническое значение. Догматическая
юриспруденция, говорят нам, пользуется этими обозначе-
ниями в целях удобства, и только. Никакого иного теоре-
тико-познавательного значения они не имеют. Однако то
обстоятельство, что догматическая юриспруденция есть
44
Общая теория права и марксизм
практическая и в известном смысле техническая дисцип-
лина, не дает еще оснований к выводу, будто ее понятия
не могут войти в состав соответствующей теоретической
дисциплины. Можно согласиться с Карнером 6, что наука
о праве начинается там, где кончается юриспруденция,
по из этого не вытекает, что наука о праве должна про-
сто-напросто выкинуть за борт основные абстракции,
выражающие принципиальную сущность правовой фор-
мы. Ведь и политическая экономия начала свое развитие
с практических вопросов, преимущественно денежного
обращения, ведь и она первоначально ставила себе зада-
чу указать «способы обогащения правительств и наро-
дов». Тем не менее уже в этих технических советах мы
находим основы тех понятий, которые в углубленной и
обобщенной форме вошли в состав теоретической дисцип-
лины — политической экономии.
Способна ли юриспруденция развиться в общую тео-
рию права, не растворяясь при этом ни в психологии,
ни в социологии? Возможен ли анализ основных опреде-
лений правовой формы, подобно тому как в политической
экономии мы имеем анализ основных и наиболее общих
определений формы товара или формы стоимости? Вот
вопросы, от разрешения которых зависит, можно или
нельзя рассматривать общее учение о праве как само
стоятельную теоретическую дисциплину.
Для буржуазной философии права, которая в боль-
шинстве ее представителей стоит на неокантианской точ-
ке зрения, указанная проблема разрешается простым
противоположением двух закономерностей: закономерно-
сти сущего и закономерности должного. Сообразно этому
признается существование двух разрядов наук: каузаль-
ных и нормативных. «В то время как каузальные или
экспликативные науки,— читаем мы, например, у Вунд-
та,— стремятся отыскать законы природы, согласно кото-
рым фактически протекают и должны протекать с есте-
ственной необходимостью процессы реальной жизни,
целью и предметом нормативных дисциплин, не стремя-
щихся к объяснению происходящего, являются исключи-
тельно нормы, на основании которых нечто долженствует,
хотя фактически иногда не совершается» 7. У Зиммеля
категория должного определяет особый вид мышления,
отделенный непроходимой гранью от того логического по-
Общая теория права и марксизм
45
рядка, в котором мы мыслим бытие, совершающееся с
естественной необходимостью. Конкретное «ты должен»
можно обосновать только ссылкой на другое долженство-
вание. Оставаясь в рамках логики, мы не можем заклю-
чать от необходимости к долженствованию и обратно8.
Эту же мысль, что закономерность может быть устанав-
ливаема двумя разными методами — каузальным и телео-
логическим, на все лады варьирует Штаммлер в своем
основном труде «Хозяйство и право». Таким образом,
юриспруденция получала как будто бы прочный методо-
логический базис, как одна из нормативных дисциплин.
Более того, попытки углубить эту методологию — напри-
мер, у Кельзена — привели к убеждению, что именно
юриспруденция является по преимуществу нормативной
наукой, ибо она скорее, чем всякая другая из дисциплин,
относимых к этому разряду, может удержаться в рамках
формального логического смысла категории должного.
В самом деле, в морали и в эстетике нормативное про-
питано психологическим и может рассматриваться как
квалифицированное хотение, т. е. как факт, как сущее:
точка зрения причинной связи ежеминутно вторгается,
нарушая чистоту нормативного осмысливания. Наоборот,
в праве, высшим выражением которого Кельзен считает
государственный закон, начало долженствования высту-
пает в безусловно гетерономной форме, окончательно
порвавшей с фактическим, с тем, что существует. Доста-
точно перенести самую законодательную функцию в ме-
таюридическую область — а это и делает Кельзен —
и на долю юриспруденции остается чистая сфера норма-
тивного, и ее задача будет состоять исключительно в
том, чтобы приводить в стройный логический порядок
различные нормативные содержания.
За Кельзепом приходится, несомненно, признать боль-
шую заслугу. Своей бесстрашной последовательностью он
привел к абсурду методологию неокантианства с ее двумя
закономерностями. Ибо оказывается, что «чистая», осво-
божденная от всяких примесей сущего, фактического,
от всяких психологических и социологических «шлаков»
закономерность долженствования вообще не имеет и не
может иметь разумных определений. Ибо для чисто юри-
дического, т. е. безусловно гетерономного, долженствова-
ния даже цель есть нечто постороннее и безразличное.
46	Общая теория права и марксизм
«Ты должен для того, чтобы»,— это, по мнению Кельзена,
уже не юридическое «ты должен».
В плане юридического долженствования существует
только переход от одной нормы к другой, по ступеням
иерархической лестницы, на верху которой находится все
замыкающий высший нормоустанавливающий авторитет,
предельное понятие, из которого юриспруденция исходит,
как из данного. Такой подход к задачам теоретической
юриспруденции один из критиков Кельзена изобразил в
виде следующего карикатурного обращения юриста к за-
конодателю: «Какие законы вы должны издать, этого мы
не знаем и об этом не беспокоимся. Это относится к чуж-
дому нам искусству законодательства. Издавайте законы,
какие хотите. И лишь когда вы издадите какой-нибудь
закон, тогда мы объясним вам по-латыни, что за закон
вы издали» 9.
Такая общая теория права, которая ничего не берется
объяснять, которая заранее поворачивается спиной к фак-
там действительности, т. е. к социальной жизни, и имеет
дело с нормами, нс интересуясь ни их происхождением
(вопрос метаюридический!), ни их связью с какими-либо
материальными интересами, может, разумеется, претен-
довать на звание теории разве только в том смысле, в
каком говорят, например, о теории шахматной игры.
С наукой такая теория ничего общего не имеет. Право,
правовую форму как историческую форму она не берется
исследовать, ибо она вообще не имеет в виду исследова-
ния того, что существует. Поэтому с нее, выражаясь
вульгарно, и «взятки гладки».
Другое дело так называемые социологические и психо-
логические теории права. От них можно требовать боль-
шего, ибо в силу применяемого ими метода они берутся
объяснять право как явление в его возникновении и раз-
витии. Но тут пас ожидает другое разочарование. Социо-
логические и психологические теории права обычно остав-
ляют вне своего рассмотрения форму права как таковую,
т. е. просто-напросто не видят заключающейся в ней про-
блемы. Они с самого начала оперируют понятиями вне-
юридического свойства, а если и привлекают к своему
рассмотрению чисто юридические определения, то лишь
затем, чтобы объявить их «фикциями», «идеологическими
фаптазмамп», «проекциями» и т. д. Этот натуралистиче-
Общая теория права и марксизм
47
скпй или нигилистический подход с первого взгляда, не-
сомненно, внушает к себе известную симпатию. Особенно
если его противопоставить идеалистическим теориям пра-
ва, насквозь пропитанным телеологией и «моралином».
После выспренних фраз о «вечной идее права» или об
«абсолютном значении личности» читатель, ищущий ма-
териалистического объяснения общественных явлений,
с особенным удовольствием обращается к теориям, трак-
тующим право как результат борьбы интересов, как про-
явление государственного принуждения или даже как
процесс, разыгрывающийся в реальной человеческой
психике. Многим товарищам-марксистам представлялось
достаточным внести в перечисленные выше теории момент
классовой борьбы, чтобы получить подлинную материа-
листическую, марксистскую теорию права. Однако в ре-
зультате мы получаем историю хозяйственных форм с бо-
лее или менее слабой юридической окраской или историю
учреждений, но отнюдь не общую теорию права 10. При
этом если буржуазные юристы, пытавшиеся проводить
более или менее материалистические взгляды, например
Гумплович4*, считали себя обязанными, так сказать по
долгу службы, просмотреть арсенал основных юридиче-
ских понятий хотя бы затем, чтобы объявить их искусст-
венными и условными конструкциями, то писатели-марк-
систы, как люди не ответственные перед юриспруденцией,
чаще всего просто обходят молчанием формальные опре-
деления общей теории права, посвящая все свое внима-
ние конкретному содержанию правовых норм и историче-
скому развитию правовых институтов5*. Вообще надо
отметить, что писатели-марксисты, говоря о правовых по-
нятиях, имеют в виду преимущественно конкретное содер-
жание правового регулирования, присущего той или иной
эпохе, т. е. то, что люди на данной ступени развития счи-
тают правом. Это видно хотя бы из следующей формули-
ровки: «На почве данного состояния производительных
сил слагаются известные отношения производства, кото-
рые получают свое идеальное выражение в правовых по-
нятиях людей и в более или менее «отвлеченных прави-
лах», в неписаных обычаях и писаных законах» и. Здесь
правовое понятие рассматривается исключительно со сто-
роны его содержания; вопрос о форме права как таковой
вовсе пе ставится. Между тем несомненно, что марксист-
48
Общая теория права и марксизм
ская теория должна не только исследовать материальное
содержание правового регулирования в различные исто-
рические эпохи, но и дать материалистическое истолкова-
ние самому правовому регулированию как определенной
исторической форме.
Между тем, отказываясь от анализа основных юриди-
ческих понятий, мы получим лишь теорию, объясняющую
нам возникновение правового регулирования из мате-
риальных потребностей общества, а следовательно — соот-
ветствие правовых норм материальным интересам тех
или иных общественных классов. Но само правовое ре-
гулирование, несмотря на богатство исторического содер-
жания, которое мы вкладываем в это понятие, останется
неанализированным как форма. Вместо полноты внутрен-
них расчленений и связей мы вынуждены будем пользо-
ваться скудными и приблизительно намеченными очерта-
ниями юридического, настолько приблизительными, что
граница, отделяющая сферу юридического от смежных
сфер, совершенно стирается 12.
До известной степени такой прием нельзя не признать
закономерным. Историю хозяйства можно излагать, совер-
шенно оставив в стороне тонкости и детали, скажем, тео-
рии ренты или заработной платы. Но чтобы мы сказали
о таком историке хозяйственных форм, для которого
основные категории теоретической экономии — стоимость,
капитал, прибыль, рента и т. д.— расплывались бы в
смутном и недифференцированном понятии хозяйства?
Мы уже не говорим о том, как встречена была бы попыт-
ка выдать такую историю за теорию политической эконо-
мии. Между тем в области марксистской теории права
дело обстоит именно таким образом. Можно, правда, уте-
шать себя тем, что юристы до сих пор все еще ищут и
не могут найти определения для своего понятия права.
Ведь если большинство курсов по общей теории права
обычно начинаются той или иной формулой, то на самом
деле и эта формула дает нам лишь смутное, приблизи-
тельное, нерасчлененпое представление о юридическом
вообще. Можно утверждать как аксиому, что мы меньше
всего узнаем о праве из тех определений, которые ему
даются, и, обратно, что соответствующий ученый тем
основательнее знакомит нас с правом как с формой, чем
Общая теория права и марксизм
49
меньше внимания он обращает на свое собственное опре-
деление.
Причина этого совершенно ясна: такое сложное поня-
тие, каким является право, не может исчерпываться опре-
делением по правилам школьной логики per genus et dif-
ferentia specifica.
К сожалению, и те немногие марксисты, которые за-
нимались теорией права, не избежали искушения схола-
стической премудрости. Так, например, Реннер кладет в
основу своего определения права понятие императива, об-
ращенного от лица общества к индивиду 13. Эта незатей-
ливая конструкция представляется ему вполне достаточ-
ной, чтобы проследить прошлое, настоящее и будущее
правовых институтов 14.
Основным пороком такого рода формул является их
неспособность охватить понятие права в его действитель-
ном движении, раскрывающем полноту внутренних
взаимоотношений и связей. Вместо того чтобы дать поня-
тие права в его наиболее законченной и отчетливой фор-
ме и, следовательно, показать значимость этого понятия
для определенной исторической эпохи, нам преподносят
чисто словесное общее место о «внешнем авторитетном
регулировании», которое одинаково хорошо подходит ко
всем эпохам и стадиям развития человеческого общества.
Полную аналогию этому в политической экономии пред-
ставляют собой попытки дать такое определение понятия
хозяйства, которое охватывало бы собой все исторические
эпохи. Если бы экономическая теория вся состояла из
таких бесплодных схоластических обобщений, она вряд
ли заслуживала бы название науки.
Маркс, как известно, начинает свое исследование не с
рассуждения о хозяйстве вообще, но с анализа товара и
стоимости. Ибо хозяйство, как особая сфера отношений,
дифференцируется с появлением на сцену обмена. До тех
пор, пока стоимостные отношения отсутствуют, хозяйст-
венная деятельность лишь с трудом может быть отмеже-
вана от прочей совокупности жизненных функций, с ко-
торыми она составляет одно синтетическое целое. Чистое
натуральное хозяйство не может явиться предметом по-
литической экономии как самостоятельной науки15.
Только товарно-капиталистические отношения образуют
впервые предмет политической экономии как особой тео-
50
Общая теория права и марксизм
ретической дисциплины, пользующейся своими специфи-
ческими понятиями. «Политическая экономия начинает
с товара, с того момента, когда продукты обмениваются
друг на друга отдельными людьми или первобытными
общинами» 16.
Аналогичные соображения можно всецело применить
к общей теории права. Те основные юридические абстрак-
ции, которые порождаются развитым юридическим мыш-
лением и представляют собой ближайшие определения
юридической формы вообще, отражают собой определен
ные, и притом весьма сложные, общественные отношения.
Попытка найти определение права, которое отвечало бы
не только этим сложным отношениям, по «человеческой
природе» или «человеческому общежитию» вообще, неиз-
бежно должна привести к схоластическим, чисто словес-
ным формулам.
Когда от этой безжизненной формулы приходится
переходить к анализу правовой формы в том виде, в ка-
ком мы ее действительно встречаем, мы неизбежно натал-
киваемся на ряд затруднений. Эти затруднения преодо-
леваются лишь путем очевидных натяжек и ухищрений.
Так, например, обычно после того, как нам уже дано об-
щее определение права, мы узнаем, что, собственно гово-
ря, существуют два вида права — субъективное и объек-
тивное, jus agendi и norma agendi. При этом в самом
определении возможность такого расщепления совершен-
но не предусматривается, почему и приходится или от-
рицать какой-либо один из видов, объявляя его фикцией,
фантазмом и т. д., или устанавливать между общим поня-
тием права и двумя его видами чисто внешнюю связь.
А между тем эта двойственная природа права, это рас-
падение его на норму и правомочие имеет не менее су-
щественное значение, чем, например, распадение товара
на стоимость и потребительскую стоимость.
Право как форма неуловимо вне своих ближайших
определений. Оно существует не иначе, как в противо-
положностях: объективное право — субъективное право,
публичное право — частное право и т. д. Однако все эти
основные разграничения окажутся механически пристег-
нутыми к основной формуле, если последняя будет нами
образована с тем расчетом, чтобы она охватила все эпохи
и стадии социального развития, в том числе и такие, ко-
Общая теория права и марксизм
51
торые вовсе не знали указанных выше противополож-
ностей.
Только буржуазно-капиталистическое общество созда-
ет все необходимые условия для того, чтобы юридический
момент в социальных отношениях достиг полной опреде-
ленности.
Если оставить в стороне культуру первобытных наро-
дов, где мы вообще лишь с трудом можем выделить право
из общей массы социальных явлений нормативного по-
рядка, то даже в средневековой феодальной Европе пра-
вовые формы отличаются крайней неразвитостью. Все от-
меченные выше противоположения слиты в единое
недифференцированное целое. Отсутствует грань между
правом как объективной нормой и правом как управомо-
чием. Норма общего характера не отличается от конкрет-
ного ее применения; соответственно этому слиты деятель-
ность судьи и законодателя. Совершенно затушевана как
в организации марки, так в организации феодальной
власти противоположность между публичным и частным
правом. Отсутствует вообще столь характерное для бур-
жуазной эпохи противоречие между человеком как част-
ным лицом и человеком как членом политического союза.
Для того чтобы все эти грани правовой формы выкристал-
лизовались с полной отчетливостью, понадобился долгий
процесс развития, главной ареной которого были города.
Таким образом, диалектическое развитие основных
юридических понятий не только дает нам форму права в
ее наиболее раскрытом и расчлененном виде, но и ото-
бражает реальный исторический процесс развития, кото-
рый есть не что иное, как процесс развития буржуазного
общества в*.
Против общей теории права, как мы ее понимаем,
не могут быть выдвинуты возражения, будто эта дисцип-
лина имеет дело лишь с формальными и условными опре-
делениями и искусственными конструкциями. Никто не
сомневается, что политическая экономия изучает нечто
действительно существующее, хотя еще Маркс
предупреждал, что такие вещй, как стоимость, капитал,
прибыль, рента и т. д., нельзя обнаружить с помощью
микроскопа и химического анализа. Теория права опери-
рует с абстракциями по мриоо «искусственными»; «юри-
дическое отношение» или «субъекта права» точно так же
52
Общая теория права и марксизм
нельзя обнаружить методами естественнонаучного иссле-
дования, однако и за этими абстракциями скрываются
вполне реальные общественные силы.
С точки зрения человека, живущего в натурально-хо-
зяйственной среде, экономика стоимостных отношений
будет представляться таким же искусственным извраще-
нием простых и естественных вещей, каким юридический
способ мышления представляется здравому рассудку
«среднего человека».
Нужно заметить, что юридическая точка зрения не-
сравненно более чужда сознанию «среднего» человека,
чем экономическая. Ибо в том случае, когда экономиче-
ское отношение осуществляется одновременно и как юри-
дическое, для участников этого отношения актуальной в
громадном большинстве случаев является именно эконо
мическая сторона; юридический же момент остается на
заднем плане и выступает наружу со всей своей опреде-
ленностью только в особых, исключительных случаях
(процесс, спор о праве). С другой стороны, носителями
«юридического момента» в стадии его активности явля
ются обычно представители особой касты (юристы,
судьи). Поэтому для «среднего» человека мышление в
экономических категориях представляется более привыч-
ным и естественным, чем мышление в категориях юриди-
ческих.
Думать, что основные понятия, выражающие собой
смысл правовой формы, являются продуктом чьих-то про-
извольных измышлений, значит впадать в ту ошибку,
которую Маркс отметил у просветителей XVIII в. Так
как последние, по словам Маркса, еще не умели выяснить
возникновение и развитие загадочных форм обществен-
ных отношений, то старались отнять у них непонятный
характер, заявляя, что они — человеческое изобретение,
а не свалились с неба 17.
Нельзя, впрочем, отрицать, что значительная доля
юридических конструкций на самом деле носит весьма
шаткий и условный характер. Таково, например, боль-
шинство конструкций публичного права. Ниже мы поста-
раемся выяснить причины этого явления. Пока ограни-
чимся замечанием, что форма стоимости в условиях раз-
витого товарного хозяйства становится универсальной и
принимает наряду с первичными ряд производных и мни-
Общая теория права и марксизм
53
мых выражений, выступая как продажная цена предме-
тов, не являющихся продуктами труда (земля) и даже
вовсе не относящихся к процессу производства (напри-
мер, военные тайны, покупаемые у шпиона). Это не ме-
шает тому, что стоимость как экономическая категория
может быть понята только под углом зрения общественно
необходимых трудовых затрат, потребных для производ-
ства того или другого продукта. Точно так же универса-
лизм правовой формы не должен останавливать нас в по-
исках тех отношений, которые составляют ее реальную
основу. В дальнейшем мы надеемся показать, что этой
основой не являются те отношения, которые носят наиме-
нование публично-правовых.
Другое возражение против выдвигаемого нами пони-
мания задач общей теории права состоит в том, что аб-
стракции, лежащие в основе анализа, признаются прису-
щими только буржуазному праву. Пролетарское право,
говорят нам, должно найти себе иные обобщающие поня-
тия, поиски которых и должны составить задачу марксист-
ской теории права.
Это возражение представляется на первый взгляд
весьма серьезным, однако оно покоится на недоразуме-
нии. Требуя для пролетарского права своих новых обоб-
щающих понятий, это направление является как будто
революционным par excellence. Однако оно на деле про-
кламирует бессмертие формы права, ибо оно стремится
вырвать эту форму из тех определенных исторических
условий, которые обеспечили ей полный расцвет,
и объявить ее способной к постоянному обновлению. От-
мирание категорий (именно категорий, а не тех или иных
предписаний) буржуазного права отнюдь не означает за-
мены их новыми категориями пролетарского права, так
же как отмирание категории стоимости, капитала, при-
были и т. д. при переходе к развернутому социализму не
будет означать появление новых пролетарских категорий
стоимости, капитала, ренты и т. д.
Отмирание категорий буржуазного права в этих усло-
виях будет означать отмирание права вообще, т. е. по-
степенное исчезновение юридического момента в отноше-
ниях людей.
Для переходной же эпохи характерным является, как
это указал Маркс в «Критике Готской программы», тот
54
Общая теория права и марксизм
факт, что отношения людей в течение известного периода
будут поневоле замкнуты в «узком горизонте буржуазно-
го права». Интересно проанализировать, в чем, по мысли
Маркса, заключается этот узкий горизонт буржуазного
права. Маркс берет в качестве предпосылки такой обще-
ственный строй, при котором средства производства при-
надлежат всему обществу и в котором производители не
обмениваются своими продуктами. Следовательно, он бе-
рет стадию высшую, чем переживаемый нами нэп. Рыноч-
ная связь уже целиком заменена организованной связью,
и в соответствии с этим «столь же мало труд, затрачен-
ный на производство продуктов, проявляется здесь как
стоимость этих продуктов, как некое присущее им веще-
ственное свойство, потому что теперь, в противополож-
ность капиталистическому обществу, индивидуальный
ТРУД Уже окольным путем, а непосредственно сущест-
вует как составная часть совокупного труда» 18.
Но даже при полном устранении рынка и рыночного об-
мена новое коммунистическое общество, по словам Марк-
са, некоторое время должно носить на себе «во всех от-
ношениях, в экономическом, нравственном и умственном,
...родимые пятна старого общества, из недр которого оно
вышло» 19. Это сказывается на принципе распределения,
сообразно которому «каждый отдельный производитель
получает обратно от общества за всеми вычетами ровно
столько, сколько сам дает ему» 20. Маркс подчеркивает,
что, несмотря на коренные изменения содержания и фор-
мы, «здесь господствует тот же принцип, что и при обме-
не товарными эквивалентами: известное количество труда
в одной форме обменивается на равное количество труда
в другой» 21. Поскольку отношения отдельного произво-
дителя и общества продолжают сохранять форму эквива-
лентного обмена, постольку они продолжают сохранять и
форму права, ибо «по своей природе право может со-
стоять лишь в применении равной меры» 22. Но так как
при этом не принимаются во внимание естественные раз-
личия индивидуальных способностей, то по своему содер-
жанию это право «есть право неравенства, как всякое
право» 23. Маркс ничего не говорит о необходимости го-
сударственной власти, которая бы своим принуждением
обеспечивала выполнение этих норм «неравного», сохра-
няющего свою «буржуазную ограниченность» права,
Общая теория права и марксизм
55
но это разумеется само собой. Этот вывод делает Ленин:
«Буржуазное право по отношению к распределению про-
дуктов потребления предполагает, конечно, неизбежно и
буржуазное государство, ибо право есть ничто без аппа-
рата, способного принуждать к соблюдению норм права.
Выходит, что не только при коммунизме остается в те -
чение известного времени буржуазное право, но даже и
буржуазное государство — без буржуазии!»24. Раз дана
форма эквивалентного отношения, значит, дана форма
права, значит, дана форма публичной, т. е. государствен-
ной, власти, которая благодаря этому остается некоторое
время даже в условиях, когда деления на классы более
не существует. Отмирание права и вместе с ним госу-
дарства совершится, по мысли Маркса, лишь тогда, когда
«труд перестанет быть только средством для жизни,
а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе
с всесторонним развитием индивидуумов вырастут и про-
изводительные силы...»25; когда каждый будет добро-
вольно трудиться по способностям или, как говорит Ле-
нин, не будет высчитывать «с черствостью Шейлока,
не переработать бы лишних получаса против друго-
го...» 26,— словом, когда будет окончательно изжита форма
эквивалентного отношения.
Переход к развернутому коммунизму Маркс представ-
лял себе, следовательно, не как переход к новым формам
права, но как отмирание юридической формы вообще, как
освобождение от этого наследия буржуазной эпохи, кото-
рому суждено пережить самое буржуазию.
Вместе с этим Маркс указывает основное, коренящее-
ся в самой экономике условие существования правовой
формы, а именно объединение трудовых усилий по прин-
ципу эквивалентного обмена, т. е. он вскрывает глубокую
внутреннюю связь формы права и формы товара. Обще-
ство, которое по состоянию своих производительных сил
вынуждено сохранять эквивалентное отношение между
затратами труда и вознаграждением в форме, хотя бы
лишь отдаленно напоминающей обмен товарными стоимо-
стями, вынуждено будет сохранить и форму права. Толь-
ко исходя из этого основного момента, можно понять, по-
чему целый ряд других социальных отношений принимает
юридическую форму. Наоборот, рассуждать таким обра-
зом, что суды п законы всегда-де останутся, ибо даже
56
Общая теория права и марксизм
при максимальной экономической обеспеченности не ис-
чезнут некоторые преступления против личности и т. д.,
значит принимать второстепенные и производные момен-
ты за главные и основные. Ведь теоретически даже бур-
жуазная передовая криминалистика пришла к убежде-
нию, что борьба с преступностью сама по себе может
рассматриваться как медицински-педагогическая задача,
для разрешения которой юрист с его «составами преступ-
лений», кодексами, с его понятием «виновности», «полной
или уменьшенной вменяемости», с его тонкими различия-
ми между соучастием, пособничеством, подстрекатель
ством и т. д. вовсе не нужен. И если это теоретическое
убеждение до сих пор не привело к уничтожению уголов-
ных кодексов и судов, то, конечно, лишь потому, что
преодоление формы права связано не только с выходом
за рамки буржуазного общества, но и с радикальным из-
бавлением от всех пережитков последнего.
Критика буржуазной юриспруденции с точки зрения
научного социализма должна взять за образец критику
буржуазной политической экономии, как ее дал Маркс.
Для этого она должна прежде всего отправиться на тер-
риторию врага, т. е. не отбрасывать в сторону те обоб-
щения и абстракции, которые были выработаны буржу-
азными юристами, исходившими из потребностей своего
времени и своего класса, но, подвергнув анализу эти аб-
страктные категории, вскрыть истинное их значение,
т. е., другими словами, показать историческую обуслов-
ленность правовой формы.
Всякая идеология умирает вместе с породившими ее
общественными отношениями. Однако этому окончатель-
ному исчезновению предшествует момент, когда идеоло-
гия, под ударами направленной на нее критики, теряет
способность прикрывать и окутывать собой те обществен-
ные отношения, из которых она выросла. Обнажение кор-
ней идеологии есть верный признак ее приближающейся
кончины. Ибо, как говорит Лассаль, «das Anbrechen einer
neuen Zeit besteht immer nur in dem erlangten BewuBtsein
uber das, was die bisher vorhandene Wirklichkeit an sich
gewesen ist»27.
Общая теория права и марксизм
57
1	Савалъский В. А. Основы философии права в научном идеализ-
ме. М., 1908, с. 216.
2	Там же, с. 218.
3	Cohen Н. Ethik des remen Willens. 2. Aufl. Berlin, 1907, S. 227 ff.
4	Stammler R. Wirtschaft und Recht nach materialistischen Ge-
schichtsauffassung. Leipzig, 1896.
5	Stammler R. Lehrbuch der Rechtsphilosophie. Berlin; Leipzig, 1923,
S. 245.
3	См.: Карнер И. Социальные функции права. Москва; Петроград,
1923 с. 11.
7	Wundt W. Ethik. Stuttgart, 1886.
8	Ср.: Simmel G. Einleitung in die Moralwissenschaft. 2. Aufl. Stutt-
gart; Berlin, 1904.
9	Ofner J. Das soziale Rechtsdenken. Stuttgart; Gotha, 1923, S. 54.
10	Даже книга т. П. И. Стучки «Революционная роль права и госу-
дарства», трактующая целый ряд вопросов общей теории права,
не связывает их в систематическом единстве. Историческое раз-
витие правового регулирования со стороны его классового со-
держания выступает в изложении на первый план по сравнению
с логическим и диалектическим развитием самой формы. Сле-
дует, впрочем, оговориться, что всякий, кто сравнивает третье
издание этой книги с первым, заметил, конечно, какой шаг впе-
ред сделал наш уважаемый автор в смысле направления своего
внимания на вопросы правовой формы. Это вытекало, впрочем,
из исходной точки зрения т. П. И. Стучки, поелику право он по-
нимает в первую очередь как систему отношений производства
и обмена. Если право с самого начала трактуется как форма ка-
ких угодно социальных отношений, то можно ручаться, что спе-
цифические его признаки останутся вне поля зрения. Наоборот,
право как форма отношений производства и обмена, при более
или менее тщательном анализе, легко обнаруживает свои специ-
фические черты.
11	Бельтов. К вопросу о развитии монистического взгляда на исто-
рию. СПб., 1905, с. 140.
12	Примером того, как богатство исторического изложения способ-
но уживаться с самым несовершенным наброском правовой фор-
мы, может служить книга М. Покровского «Очерк истории рус-
ской культуры», где определение права исчерпывается призна-
ком неподвижности и косности в противоположность текучести
экономических явлений {Покровский М. Очерк истории русской
культуры. 2-е изд. М., 1915, т. 1, с. 16).
13	Marxstudien. I. Wien, 1905.
14	Ср. также у Зибера: «Право есть не что иное, как совокупность
принудительных норм, служащих выражением типического слу-
чая совершения экономических явлений, совокупность, которая
имеет назначением предупреждение и пресечение уклонений от
среднего течения вещей» (Зибер Н. Собр. соч. СПб., 1900, т. 2,
с. 134). Аналогичное определение права как принудительных
норм, издаваемых государственной властью, мы находим у Бу-
харина. Отличие Бухарина от Зибера и в особенности от Ренне-
ра заключается в том, что первый усиленно подчеркивает клас-
совый характер государственной власти и, следовательно, права.
58
Общая теория права и марксизм
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
Более развернутое определение дает Подволоцкий, один из уче-
ников Бухарина: «Право представляет собой систему принуди-
тельных социальных норм, отражающих экономические и другие
общественные отношения данного общества, норм, вводимых
и охраняемых государственной властью господствующего класса
для санкционирования, регулирования и закрепления этих отно-
шений и, следовательно, закрепления господства данного класса»
{Подволоцкий И. Марксистская теория права. Москва; Петроград,
1923, с. 156). Все эти определения подчеркивают связь между
конкретным содержанием правового регулирования и экономи-
кой. Однако в то же время право как форму они стремятся ис-
черпать признаком внешней, государственно-организованной
принудительности, т. е. по сути дела не идут дальше грубоэмпи-
рических приемов той самой практической или догматической
юриспруденции, преодоление которой должно составить задачу
марксизма.
Надо, впрочем, сказать, что среди марксистов не существует пол-
ного единства взглядов относительно предмета теоретической
экономии. Это показала дискуссия в связи с выступлением
т. И. И. Степанова-Скворцова на тему «Что такое политическая
экономия» (Вести. Ком. акад., 1925, № 12). Однако подавляющее
большинство наших экономистов, высказывавшихся в этой дис-
куссии, решительно отвергли точку зрения т. Степанова, соглас-
но которой вышеупомянутые категории товарного и товарно-ка-
питалистического хозяйства вовсе не составляют специфическо-
го предмета теоретической экономии.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 498.
См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 101.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 18.
Там же.
Там же.
Там же, с. 18—19.
Там же, с. 19.
Там же.
Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 33, с. 98—99.
Там же, с. 95.
Там же, с. 96.
«Наступление новой жизни всегда заключается в достигнутом
сознании того, чем была в себе самой доселе существовавшая
действительность» (Lassalle F. Das System der erworbenen Rechte.
Eine Versohnung des positiven Rechts und der Rechtsphilosophie.
2. Aufl. Leipzig, 1880, Bd. 1, S. VIII—IX).
Общая теория права и марксизм
59
ГЛАВА ПЕРВАЯ
МЕТОДЫ ПОСТРОЕНИЯ КОНКРЕТНОГО
В АБСТРАКТНЫХ НАУКАХ
Каждая обобщающая паука, изучая свой предмет, об-
ращается к одной и той же конкретной и целостной дей-
ствительности. Одно и то же наблюдение, например на-
блюдение над прохождением небесного светила через ме-
ридиан, может послужить для астрономических и психо-
логических выводов. Один и тот же факт, например арен-
да земли, может быть объектом политико-экономического
или юридического исследования. Поэтому различие наук
между собой в существенной мере покоится на различии
методов, подходов к действительности. Каждая наука
имеет свой особый план, и в этом плане она стремится
воспроизвести действительность. При этом каждая наука
строит конкретную действительность со всем ее богат-
ством форм, отношений и зависимостей как результат
сочетания простейших элементов и простейших абстрак-
ций. Психология стремится разложить сознание на про-
стейшие элементы. Химия разрешает ту же самую задачу
по отношению к веществу. Там, где мы не можем на деле
разложить действительность на простейшие элементы,
нам на помощь приходит абстракция. В общественных
науках роль абстракции в особенности велика. Большим
или меньшим совершенством абстракции определяется
зрелость той или иной общественной науки. Маркс вели-
колепно выясняет это на примере экономической науки.
Казалось бы, говорит он, совершенно естественно на-
чинать исследование с конкретной совокупности, с насе-
ления, живущего и производящего в определенных гео-
графических условиях; но население — пустая абстракция
вне составляющих его классов, последние в свою оче-
редь — ничто вне условий их существования, каковыми
являются заработная плата, прибыль, рента; анализ же
последних предполагает простейшие категории цены,
стоимости, наконец, товара. Исходя из этих простейших
определений, политэконом воссоздает ту же конкретную
совокупность, но уже не как хаотическое, расплывчатое
целое, а как единство, богатое внутренними зависимостя-
ми и отношениями. Маркс добавляет при этом, что исто-
рическое развитие науки шло как раз обратным путем:
60
Общая теория права и марксизм
экономисты XVII в. начинали с конкретного — с наций,
государства, населения, чтобы прийти затем к ренте, при-
были, заработной плате, цене и стоимости. Однако то, что
было исторически неизбежным, отнюдь не является мето-
дологически правильным \
Эти замечания всецело применимы к общей теории
права. И в данном случае конкретная совокупность —
общество, население, государство — должна явиться ре-
зультатом и конечной ступенью наших рассуждений,
но не их исходным пунктом. Идя от простейшего к более
сложному, от процесса в чистом виде к его более кон-
кретным формам, мы следуем методологически отчетли-
вым и поэтому более правильным путем, чем когда мы
двигаемся ощупью, имея перед собой лишь расплывча-
тый и нерасчлененный образ конкретного целого6**.
Второе методологическое замечание, которое надлежит
здесь сделать, касается одной особенности социальных
наук, вернее, тех понятий, которыми они пользуются.
Если мы возьмем какое-либо естественнонаучное по-
нятие, например понятие энергии, то мы можем, разуме7
ется, точно установить хронологический момент, когда
оно появилось. Однако эта дата имеет значение лишь для
истории науки и культуры. В естественнонаучном иссле-
довании как таковом применение этого понятия не связа-
но никакими хронологическими рамками. Закон превра-
щения энергии действовал до появления человека и будет
действовать с прекращением на Земле всякой жизни. Он
стоит вне времени; это — вечный закон. Можно ставить
вопрос, когда был открыт закон превращения энергии,
но бессмысленно задаваться вопросом, с какого времени
датируются те отношения, которые он выражает.
Если теперь мы обратимся к общественным наукам,
хотя бы к политической экономии, и возьмем одно из
основных ее понятий, например стоимость, то нам сразу
бросится в глаза, что исторично не только понятие как
элемент нашего мышления, но что в pendant к истории
понятия, составляющей часть истории экономических уче-
ний, мы имеем реальную историю стоимости, т. е. разви-
тие человеческих отношений, постепенно сделавших это
понятие исторической действительностью 2.
Мы знаем точно, какие материальные условия необ-
ходимы для того, чтобы это «идеальное», «воображаемое»
Общая теория права и марксизм
61
свойство вещи приобрело «реальное», и притом решаю-
щее, значение по сравнению с естественными свойствами,
превратив продукт труда из явления натурального в яв-
ление социальное. Мы знаем, таким образом, реальный
исторический субстрат тех познавательных абстракций,
которыми мы пользуемся, и вместе с тем мы убеждаемся,
что пределы, в которых применение этой абстракции име-
ет смысл, совпадают с рамками реального исторического
развития и ими определяются. Другой пример, приводи-
мый Марксом, показывает это особенно наглядно. Труд
как простейшее отношение человека к природе встреча-
ется на всех без исключения стадиях развития; но как
экономическая абстракция он появляется сравнительно
поздно (сравни последовательность школ — меркантили-
сты, физиократы, классики). Этому развитию понятия
соответствовало реальное развитие экономических отно-
шений, отодвигающее на второй план различие отдель-
ных видов человеческого труда и выдвигающее на их
место труд вообще. Таким образом, развитие понятий со-
ответствует реальной диалектике исторического процес-
са 3. Возьмем еще один пример, уже из области полити-
ческой экономии. Это — государство. Здесь, с одной сто-
роны, мы можем наблюдать, как понятие государства
постепенно приобретает определенность, законченность,
развивая всю полноту своих определений, а с другой сто-
роны, как в действительности государство вырастает, «аб-
страгируется» из родового и феодального общества и
превращается в «самодовлеющую», «затыкающую все
поры общества» силу.
Таким образом, и право, взятое в его общих определе-
ниях, право как форма существует не только в головах и
в теориях ученых-юристов. Оно имеет параллельно реаль-
ную историю, которая развертывается не как система
мыслей, но как особая система отношений, в которую
люди вступают не потому, что они ее сознательно избра-
ли, а потому, что к этому их вынуждают условия произ-
водства. Человек превращается в юридического субъекта
в силу той же необходимости, в силу которой натураль-
ный продукт превращается в товар с его загадочным
свойством стоимости.
Для мышления, не выходящего за рамки буржуазных
условий существования, эта необходимость не может вое-
62
Общая теория права и марксизм
приниматься иначе, как необходимость естественная; по-
этому естественноправовая доктрина сознательно или бес-
сознательно лежит в основе буржуазных теорий права.
Школа естественного права не только явилась наиболее
яркой выразительницей буржуазной идеологии в ту эпо-
ху, когда буржуазия, выступая как революционный класс,
открыто и последовательно формулировала свои требова-
ния, но она же, эта школа, дала образец наиболее глубо-
кого и отчетливого понимания правовой формы. Не слу-
чайно расцвет естественноправовой доктрины приблизи-
тельно совпадает с появлением на сцену великих
классиков буржуазной политической экономии. Обе шко-
лы поставили себе задачу — формулировать в наиболее
общей и потому наиболее абстрактной форме основные
условия существования буржуазного общества, которые
представлялись им естественными условиями существова-
ния всякого общества.
Заслуги естественноправовой доктрины в деле заложе-
ния основ современного буржуазного правопорядка дол-
жен признать даже такой гонитель ее во славу юридиче-
ского позитивизма, как Бергбом.
«Оно (естественное право.— Е. П.) потрясло в основе
крепостное право и феодальные отношения зависимости,
оно проложило путь к освобождению земельной собст-
венности, оно разбило оковы цехов и ограничения торгов-
ли ... осуществило свободу совести ... обеспечило защиту
частного права для лиц любого вероисповедания и нацио-
нальности ... оно устранило пытку и упорядочило уголов-
ный процесс» 4.
Не имея в виду останавливаться подробнее на смене
различных школ в теории права, мы можем отметить не-
который параллелизм развития юридической и экономи-
ческой мысли. Так, историческое направление в обоих
случаях можно рассматривать как проявление феодально-
аристократической, отчасти мелкобуржуазно-цеховой ре-
акции. Далее, по мере того как революционный пыл
буржуазии во второй половине XIX в. окончательно угас,
чистота и отчетливость классических доктрин перестают
ее привлекать. Буржуазное общество жаждет стабилиза-
ции и сильной власти. В центре внимания юридической
теории поэтому стоит уже не анализ правовой формы,
но проблема обоснования принудительной силы правовых
Общая теория права и марксизм
63
предписаний. Создается своеобразная смесь историзма и
юридического позитивизма, который сводится к отрица-
нию всякого права, кроме официального.
Так называемое «возрождение естественного права» не
означает возвращения буржуазной философии права на
революционные позиции XVIII в. Во времена Вольтера
и Беккариа каждый просвещенный судья считал своей
заслугой, если под видом применения закона ему удава-
лось провести в жизнь взгляды философов, являвшиеся
не чем иным, как революционным отрицанием феодаль-
ного строя. В наше время пророк возрождающегося «есте-
ственного права» Р. Штаммлер выдвигает тезис, что
«справедливое» право (richtiges Recht) требует прежде
всего подчинения позитивно установленному праву, даже
если последнее «несправедливо».
Психологическую школу в праве можно сопоставить
с психологической школой в политической экономии.
И та и другая стремятся перенести объект анализа в
сферу субъективных состояний сознания («оценка», «им-
перативно-атрибутивная эмоция»), не видя того, что соот-
ветствующие абстрактные категории выражают законо-
мерностью своей логической структуры социальные отно-
шения, скрывающиеся за спиной индивидуумов и выхо-
дящие за пределы индивидуального сознания.
Наконец, крайний формализм нормативной школы
(Кельзен), несомненно, выражает общее упадочное на-
правление буржуазной научной мысли последнего време-
ни, стремящейся исчерпать себя в бесплодных методиче-
ских и формально-логических ухищрениях, кокетничая
своим полным разрывом с реальной действительностью.
В экономической теории соответствующее место займут
представители математической школы 7*.
Правовое отношение есть, выражаясь термином Марк-
са, абстрактное, одностороннее отношение, но в этой одно-
сторонности оно появляется не как результат работы ума
рассуждающего субъекта, а как продукт развития об-
щества.
«Как вообще во всякой исторической, социальной нау-
ке, при развитии экономических категорий нужно по-
стоянно иметь в виду, что как в действительности, так и
в голове дан субъект — в данном случае современное бур-
жуазное общество — и что категории выражают поэтому
64
Общая теория права и марксизм
формы бытия, условия существования, часто только от-
дельные стороны этого определенного общества, этого
субъекта» 5.
То, что Маркс говорит здесь об экономических кате-
гориях. всецело приложимо к категориям юридическим.
Они в своей мнимой всеобщности выражают в действи-
тельности отдельную сторону существования определен-
ного исторического субъекта — буржуазного, товаропроиз-
водящего общества.
Наконец, в том же «Введении», которое мы неодно-
кратно цитировали, мы находим у Маркса еще одно глу-
бокое методологическое замечание. Оно касается возмож-
ности уяснения смысла предшествующих формаций путем
анализа более поздних и, следовательно, более развитых
образований. Поняв ренту, говорит он, мы поймем дань,
десятину и феодальный оброк. Более развитая форма
уясняет нам предшествующие стадии, в которых она фи-
гурирует лишь в качестве эмбриона. Последующая эво-
люция как бы раскрывает те намеки, которые встречают-
ся в отдельном прошлом.
«Буржуазное общество есть наиболее развитая и наи-
более многосторонняя историческая организация произ-
водства. Поэтому категории, выражающие его отношения,
понимание его организации, дают вместе с тем возмож-
ность проникновения в организацию и производственные
отношения всех отживших общественных форм, из облом-
ков и элементов которых оно строится, частью продолжая
влачить за собой еще непреодоленные остатки, частью
развивая до полного значения то, что прежде имелось
лишь в виде намека и т. д.» 6
Применяя вышеприведенные методологические сообра-
жения к теории права, мы должны будем начать с ана-
лиза правовой формы в ее наиболее абстрактном и чистом
виде, переходя постепенно путем усложнения к историче-
ски конкретному. При этом мы должны не упускать из
виду, что диалектическое развитие понятий соответствует
диалектическому развитию самого исторического процес-
са. Историческая эволюция несет с собой не только смену
содержания норм и смену институтов права, но и разви-
тие правовой формы как таковой. Последняя, появившись
на известной ступени культуры, долгое время пребывает
в зародышевом состоянии, слабо дифференцированной
Общая теория права и марксизм
65
внутри ие отграничившейся от смежных сфер (нравы, ре-
лигии). Затем, постепенно развиваясь, она достигает мак-
симального расцвета, максимальной дифференцированно-
сти и определенности. Эта высшая стадия развития
соответствует определенным экономическим и социаль-
ным отношениям. В то же время эта стадия характери-
зуется появлением системы общих понятий, отражающих
теоретически правовую систему как законченное целое.
Соответственно двум циклам культурного развития мы
имеем две эпохи кульминационного развития общих пра-
вовых понятий: Рим с его системой частного права и
XVII—XVIII вв. в Европе, когда философская мысль
раскрыла универсальное значение правовой формы как
некую возможность, осуществить которую была призвана
буржуазная демократия 8*.
Следовательно, мы можем достичь ясных и исчерпы-
вающих определений, только положив в основу анализа
вполне развитую форму права, которая дает истолкова-
ние предшествующим, как своим эмбрионам.
Только в этом случае мы постигнем право не как при-
надлежность абстрактного человеческого общества, но как
историческую категорию, отвечающую определенной об-
щественной среде, построенной на противоположности
частных интересов.
1	См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 726—727.
2	Не следует, конечно, думать, что развитие форм стоимости и раз-
витие учения о стоимости совершались одновременно. Наоборот,
эти два процесса хронологически далеко не совпадают. Более
или менее развитые формы обмена и соответствующие им фор-
мы стоимости встречаются в глубокой древности; политиче-
ская же экономия есть, как известно, одна из самых молодых
наук (примеч. к 3-му изд.).
3	См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 728—729.
4	Bergbohm К. Jurisprudenz und Rechtsphilosophie. Leipzig, 1892,
S. 215.
5	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 732.
6	Там же, с. 731.
3 13. Б. Пашуканис
66
Общая теория права и марксизм
ГЛАВА ВТОРАЯ
ИДЕОЛОГИЯ И ПРАВО
В полемике между т. П. И. Стучкой и проф. Рейсне-
ром 1 существенную роль играл вопрос об идеологической
природе права. Опираясь на изрядное количество цитат,
проф. Рейснер стремился доказать, что сами Маркс и
Энгельс считали право одной из «идеологических форм»
и что этого же взгляда придерживались и многие дру-
гие марксистские теоретики. Против этих указаний и
цитат, разумеется, не приходится спорить. Равным обра-
зом нельзя отрицать и то обстоятельство, что право пси-
хологически переживается людьми, в частности в форме
общих принципов, правил или норм. Однако задача за-
ключается вовсе не в том, чтобы признать или отверг-
нуть существование правовой идеологии (или психоло-
гии), а в том, чтобы доказать, будто правовые категории
не имеют никакого другого значения, кроме идеологиче-
ского. Только в последнем случае мы признаем «необхо-
димым» тот вывод, который делает проф. Рейснер,
а именно, «что марксист может изучать право лишь как
один из подвидов общего вида идеологии». В этом сло-
вечке «лишь» и заключается вся суть дела. Поясним это
на примере политической экономии. Категории товара,
стоимости и меновой стоимости являются несомненно
идеологическими образованиями, извращенными, мисти-
фицированными (по выражению Маркса) формами пред-
ставлений, в которых меновое общество мыслит трудовую
связь между отдельными производителями. Идеологич-
ность этих форм доказывается тем, что достаточно перейти
к иным хозяйственным структурам, чтобы категории то-
вара, стоимости и т. д. утратили всякую значимость. По-
этому мы с полным правом можем говорить о товарной
идеологии, или, как назвал это Маркс, о «товарном фети-
шизме», и относить это явление к разряду явлений пси-
хологических. Но это отнюдь не означает, что категории
политической экономии имеют исключительно психоло-
гическое значение, что они указывают только на пережи-
вания, представления и прочие субъективные процессы.
Мы прекрасно знаем, что, например, категория това-
ра, несмотря на ее явный идеологизм, отражает объек-
тивное социальное отношение. Мы знаем, что та цлд
Общая теория права и марксизм
67
иная степень развитости этого отношения, большая или
меньшая его универсальность суть материальные факты,
подлежащие учету как таковые, а не только в форме
идеолого-психологических процессов. Таким образом,
общие понятия политической экономии являются не толь-
ко элементом идеологии, но и такого рода абстракциями,
из которых мы можем научно, т. е. теоретически, по-
строить экономическую объективную действительность.
Говоря словами Маркса, «это — общественно значимые,
следовательно объективные мыслительные формы для
производственных отношений данного исторически опре-
деленного общественного способа производства — товар-
ного производства» 2.
Нам, следовательно, нужно доказать не то, что общие
юридические понятия могут входить, и действительно
входят, в состав идеологических процессов и идеологиче-
ских систем,— это не подлежит никакому спору,— а то,
что в них, в этих понятиях, нельзя открыть известным
образом мистифицированную социальную действитель-
ность. Другими словами, нам надо разобраться в том, не
представляют ли собой правовые категории такие объек-
тивные формы мышления (объективные для данного
исторически общества), которые соответствуют объектив-
ным социальным отношениям. Следовательно, мы ставим
себе вопрос: возможно ли понимать право, как общест-
венное отношение, в том же смысле, в каком Маркс назы-
вал капитал общественным отношением?
Такая постановка вопроса заранее устраняет ссылку
на идеологичность права, и все рассмотрение наше пере-
носится совершенно в иную плоскость.
Признание идеологичности тех или иных понятий во-
обще не избавляет нас от труда отыскания объективной,
т. е. во внешнем мире, а не только в сознании суще-
ствующей, реальности. В противном случае мы вынужде-
ны будем стереть всякую грань между загробным миром,
который тоже ведь существует в представлении некото-
рых людей, и, скажем, государством. Проф. Рейснер,
впрочем, так именно и делает. Опираясь на известную
цитату из Энгельса о государстве как «первой идеологи-
ческой силе», господствующей над людьми, он, ничтоже
сумняшеся, отождествляет государство и государствен-
ную идеологию. «Психологический характер проявлений
3*
68
Общая теория права и марксизм
власти настолько очевидец, а сама государственная
власть, существующая лишь в психике людей (курсив
наш.— Е. П.), настолько лишена материальных призна-
ков, что никто, казалось бы, не может считать государ-
ственную власть чем-либо иным, как только идеей, про-
являющейся реально лишь постольку, поскольку люди
делают ее принципом своего поведения»3. Значит,
финансы, войско, администрация — все это совершенно
«лишено материальных признаков», все это существует
«только в психике людей». А как быть с той, по словам
самого проф. Рейснера, «громадной» массой населения,
которая живет «вне государственного сознания»? Ее при-
ходится, очевидно, исключить. Для «реального» суще-
ствования государства эти массы никакого значения не
имеют.
А как быть с государством с точки зрения хозяйствен-
ного единства? Или таможенная линия — это тоже идео-
логический и психологический процесс? Таких вопросов
можно задать очень много, но смысл их будет один и
тот же. Государство есть не только идеологическая фор-
ма, но в то же время и форма общественного бытия.
Идеологизм понятия не уничтожает реальности и мате-
риальности тех отношений, которые оно выражает.
Можно понять последовательного неокантианца Кель-
зена, который утверждает нормативную, т. е. чисто мыс-
ленную, предметность государства, выбрасывая за борт
не только вещественно-материальные элементы, по и
реальную человеческую психику. Но мы отказываемся
постичь марксистскую, т. е. материалистическую, теорию,
которая хочет оперировать исключительно субъективны-
ми переживаниями. Впрочем, являясь последователем
психологической теории Петражицкого, который «раз-
лагает» государство без остатка на ряд императивно-атри-
бутных эмоций, проф. Рейснер, как показывают его
последние труды, не прочь сочетать эту точку зрения с
неокантианской формально-логической концепцией Кель-
зена 4. Такая попытка, разумеется, делает честь разно-
сторонности нашего автора, хотя и совершается в ущерб
методологической последовательности и ясности. Ведь
одно из двух: или государство есть (по Петражицкому)
идеологический процесс, или оно (по Кельзену) есть ре-
гулятивная идея, которая ничего общего не имеет с каки-
Общая теория права и марксизм
69
ми-либо процессами, развивающимися во времени и под-
чиненными закону причинности. Стремясь объединить
эти точки зрения, М. А. Рейснер впадает в противоречие
отнюдь не диалектическое.
Формальная законченность понятий государственной
территории, населения, власти отражает не только из-
вестную идеологию, по и объективный факт образования
реальной сферы господства, стянутой к одному центру, и,
следовательно, прежде всего создание реальной организа-
ции, административной, финансовой и военной, с соот-
ветствующим людским и материальным аппаратом. Госу-
дарство — ничто без средств сообщения, без возможности
передавать приказы и распоряжения, передвигать воору-
женные силы и т. д. Не думает ли проф. Рейснер, что
римские военные дороги или современные средства сооб-
щения относятся к явлениям человеческой психики? Или
он полагает, что эти материальные элементы должны
быть совершенно сброшены со счетов как фактор образо-
вания государства? Тогда, разумеется, нам не остается
ничего другого, как приравнять реальность государства
к реальности «литературы, философии и т. п. духовных
произведений человека» 5. Жаль только, что практика
политической борьбы за власть коренным образом про-
тиворечит этому психологическому пониманию государ-
ства, ибо на каждом шагу ставит нас лицом к лицу
с объективными и материальными факторами.
Кстати, нельзя не отметить, что неизбежным след-
ствием психологической точки зрения, на которую стано-
вится проф. Рейснер, является безвыходный субъекти-
визм. «Будучи созданием стольких психологий, сколько
имеется индивидов, и представляя собой столько различ-
ных типов, сколько групповых и классовых видов среды,
государственная власть совершенно естественно будет
иной в сознании и поведении министра и еще не доросше-
го до государственной идеи крестьянина, в психике по-
литического деятеля и принципиального анархиста —
одним словом, людей самых различных общественных по-
ложений, профессиональной деятельности, воспитания
и т. п.»6 Из этого довольно ясно видно, что, оставаясь
в плоскости психологической, мы просто-напросто теряем
всякое основание говорить о государстве как о некотором
объективном единстве. Только рассматривая государство
70
Общая теория права и марксизм
как реальную организацию классового господства, т. е. с
учетом всех, в том числе и не психологических, но мате-
риальных, моментов, и последних-то в первую очередь,
мы получаем твердую почву под ногами, т. е. можем
изучать именно государство, как оно есть на самом деле,
а не только бесчисленные и разнообразные субъективные
формы, в которых оно отражается и переживается7.
Но если абстрактные определения правовой формы не
только указывают на известные психологические или
идеологические процессы, но суть понятия, выражающие
объективное общественное отношение, то в каком же
смысле мы говорим, что право регулирует общественные
отношения? Ведь не хотим же мы этим сказать, что
общественные отношения регулируют сами себя? Или
когда мы говорим, что то или иное общественное отноше-
ние принимает юридическую форму, то ведь это не долж-
но означать простой тавтологии: право принимает форму
права 8.
Возражение с первого взгляда весьма убедительное и
как будто не оставляющее иного выхода, кроме призна-
ния того, что право — это идеология, и только идеология.
Постараемся, однако, разобраться в этих затруднениях.
Чтобы облегчить себе эту задачу, прибегнем снова к срав-
нению. Марксистская политическая экономия учит, как
известно, что капитал — это общественное отношение.
Его нельзя, как говорит Маркс, обнаружить в микроскоп,
но тем не менее оно вовсе не исчерпывается пережива-
ниями, идеологией и прочими субъективными процесса-
ми, разыгрывающимися в человеческой психике. Это —
объективное общественное отношение. Далее, когда мы
наблюдаем, скажем, в сфере мелкого производства посте-
пенный переход от работы на заказчика к работе на
скупщика, мы констатируем, что соответствующие отно-
шения приняли капиталистическую форму. Значит ли это,
что мы впали в тавтологию? Ничуть; мы этим лишь ска-
зали, что то общественное отношение, которое именуется
капиталом, начало окрашивать собой или придало свою
форму другому общественному отношению. При этом все
происходящее мы можем рассматривать исключительно
с объективной стороны, как материальный процесс, со-
вершенно элиминировав психологию или идеологию его
участников. Почему с правом дело не может обстоять
Общая теория права и марксизм
71
точно таким же образом? Будучи само общественным от-
ношением, оно в большей или меньшей мере способно
окрашивать собой или придавать свою форму другим
общественным отношениям. Разумеется, мы никогда не
сможем подойти к проблеме с этой стороны, если будем
руководиться смутным представлением о праве как фор-
ме вообще, подобно тому как вульгарная политическая
экономия не могла постичь сущности капиталистических
отношений, исходя из понятия капитала как «накоплен-
ного труда вообще».
Таким образом, мы выпутаемся из этого кажущегося
противоречия, если путем анализа основных определений
права нам удастся показать, что оно представляет собой
мистифицированную форму некоего специфического со-
циального отношения. В таком случае не будет бессмыс-
ленным утверждение, что это отношение в том или ином
случае придает свою форму какому-либо другому обще-
ственному отношению или даже всей их совокупности.
Не иначе обстоит дело и со второй якобы тавтоло-
гией: право регулирует общественные отношения. Ведь
если исключить из этой формулы некоторый присущий
ей антропоморфизм, то она сведется к следующему поло-
жению: регулирование общественных отношений при из-
вестных условиях принимает правовой характер. Такая
формулировка несомненно более корректна и, главное,
более исторична. Мы не можем отрицать того, что кол-
лективная жизнь существует и у животных, равно как
и того, что она там так или иначе регулируется. Но нам
никогда не придет в голову утверждать, что отношения
пчел или муравьев регулируются правом. Если мы перей-
дем к первобытным пародам, то хотя там мы можем
усмотреть зачатки права, однако значительная часть от-
ношений регулируется внеправовым способом, например
предписаниями религии. Наконец, даже в буржуазном
обществе такие вещи, как организация почтовой, желез-
нодорожной службы, военного дела и т. д., могут быть
отнесены целиком к правовому регулированию только
при весьма поверхностном взгляде, который дает себя об-
мануть внешней формой законов, уставов и распоряже-
ний. Железнодорожное расписание регулирует движение
поездов совсем в ином смысле, чем, скажем, закон об от-
ветственности железных дорог регулирует отношения по-
72
Общая теория права и марксизм
следних с грузоотправителями. Первого рода регулиро-
вание — по преимуществу техническое, второе — по пре-
имуществу правовое. Такое же отношение существует
между мобилизационным планом и законом о воинской
повинности, между инструкцией по розыску преступни-
ков и уголовно-процессуальным кодексом.
На различии норм технических и юридических мы
еще остановимся в дальнейшем. Пока лишь отметим, что
регулирование общественных отношений в большей или
меньшей степени принимает правовой характер, т. е. в
большей или меньшей степени окрашивается в тот же
цвет, что и основное специфическое для права отно-
шение.
Регулировка или нормировка социальных отношений
представляется принципиально однородной, и притом на-
сквозь правовой, только при весьма поверхностном или
чисто формальном взгляде на дело. Фактически между
различными областями человеческих отношений на этот
счет существует бросающееся в глаза различие. Еще
Гумплович проводил резкую грань между частным пра-
вом и государственными нормами, причем только первую
область он соглашался признать доменом юриспруден-
ции 9. В самом деле, наиболее консолидированное ядро
юридической туманности (если позволительно будет так
выразиться) лежит как раз в области частноправовых от-
ношений. Там именно юридический субъект, «persona»,
находит себе вполне адекватное воплощение в конкрет-
ной личности эгоистически хозяйствующего субъекта, соб-
ственника, носителя частных интересов. Именно в част-
ном праве юридическое мышление движется наиболее
свободно и уверенно; его конструкция принимает наи-
более законченный и стройный вид. Здесь над юристом
постоянно витают классические тени Авла Эгерия и Ну-
мерия Негидия, этих персонажей римской процессуаль-
ной формулы, от которых он почерпает свое вдохновение.
Именно в частном праве априорные предпосылки юриди-
ческого мышления одеваются в плоть и кровь двух спо-
рящих сторон, с виндиктой в руках отстаивающих «свое
право». Здесь роль юриста как теоретика непосредственно
сливается с его практической социальной функцией. Дог-
ма частного права — это не что иное, как бесконечная
цепь соображений pro ц contra, воображаемых притяза-
Общая тёория права й марксизм
73
ний и потенциальных исков. За каждым параграфом си-
стематического руководства стоит невидимый абстракт-
ный клиент, готовый использовать соответствующие
положения как консультацию. Ученые юридические спо-
ры о значении ошибки или распределении бремени дока-
зывания ничем не отличаются от таких же споров перед
судом. Разница здесь не больше той, которая существо-
вала между рыцарскими турнирами и феодальными вой-
нами. Первые, как известно, велись иногда с весьма боль-
шим ожесточением и требовали не меньшей затраты
энергии и жертв, чем действительные стычки. Только за-
мена индивидуалистического хозяйства планомерным
общественным производством и распределением положит
конец этой непроизводительной растрате сил человече-
ского ума 10.
Основной предпосылкой правового регулирования яв-
ляется, таким образом, противоположность частных инте-
ресов. Это в одно и то же время логическая предпосылка
юридической формы и реальная причина развития юри-
дической надстройки. Поведение людей может регулиро-
ваться самыми сложными правилами, но юридический
момент в этом регулировании начинается там, где начи-
нается обособленность и противоположность интере-
сов 9*. «Спор,— говорит Гумплович,— есть основной эле-
мент всего юридического». Наоборот, единство цели
составляет предпосылку технического регулирования. По-
этому юридические нормы ответственности железных
дорог предполагают частные претензии, частные обособ-
ленные интересы, технические же нормы железнодорож-
ного движения предполагают единую цель, скажем, до-
стижение максимальной провозоспособности. Возьмем
другой пример: лечение больного предполагает ряд пра-
вил как для самого больного, так и для медицинского
персонала, но поскольку эти правила устанавливаются
под углом зрения единой цели — восстановления здо-
ровья больного, они носят технический характер. При-
менение этих правил может быть сопряжено с некоторым
принуждением по отношению к больному. Но пока это
принуждение рассматривается под углом зрения той же
единой (для принуждающего и принуждаемого) цели,
оно остается технически целесообразным актом, и толь-
ко. В этих рамках содержание правил устанавливается
74
Общая теорий права и марксизм
медицинской наукой п меняется вместе с ее прогрессом.
Юристу здесь нечего делать. Его роль начинается там,
где мы вынуждены покинуть эту почву единства цели и
переходим к рассмотрению с другой точки зрения, с точ-
ки зрения противостоящих друг другу обособленных
субъектов, из которых каждый является носителем свое-
го частного интереса. Врач и больной превращаются при
этом в субъектов прав и обязанностей, правила, связы-
вающие их,— в юридические нормы. Вместе с тем при-
нуждение рассматривается уже не только с точки зрения
целесообразности, но и с точки зрения формальной,
т. е. правовой допустимости.
Нетрудно видеть, что возможность стать на юридиче-
скую точку зрения вытекает из того факта, что самые
разнообразные отношения в товаропроизводящем обще-
стве складываются по типу отношений коммерческого
оборота и, следовательно, укладываются в форму права.
Точно так же совершенно естественно для буржуазных
юристов, что они этот универсализм правовой формы вы-
водят или из вечных и абсолютных свойств человеческой
природы, или из того обстоятельства, что распоряжения
начальства могут простираться на любой предмет. По-
следнее особенно доказывать не приходится. Ведь име-
лась же в X томе статья, возлагающая на мужа обязан-
ность «любить жену, как свое собственное тело». Однако
вряд ли самый смелый юрист взялся бы конструировать
соответствующее правоотношение с возможностью иска
и пр.
Наоборот, сколь бы искусственно придуманной, не-
реальной ни казалась та или иная юридическая конструк-
ция, но пока она остается в пределах частного права,
как имущественного права в первую очередь, она имеет
под собой какую-то твердую почву. Иначе невозможно
было бы объяснить тот факт, что основные линии мысли
римских юристов сохранили свое значение вплоть до на-
стоящего времени, оставаясь ratio scripta всякого товаро-
производящего общества.
Этим мы до некоторой степени предвосхитили ответ
на поставленный вначале вопрос, где искать то социаль-
ное отношение sui generis, неизбежным отражением ко-
торого является форма права. В дальнейшем мы поста-
раемся более подробно доказать, что этим отношением
Общая теория права и марксизм
75
является отношение товаровладельцев11. Обычный ана-
лиз, который мы можем найти в любой философии пра-
ва, конструирует правоотношение как отношение по пре-
имуществу, как волевое отношение людей вообще.
Размышление исходит здесь из «готовых результатов
процесса развития», из «естественных форм обществен-
ной жизни» 12, не отдавая себе отчета в их историческом
происхождении. Тогда как на деле, по мере развития
товарного хозяйства, естественные предпосылки менового
акта становятся естественными предпосылками, есте-
ственными формами всякого человеческого общения и
накладывают на него свою печать, в головах философов,
наоборот, акты коммерции представляются только част-
ным случаем общей формы, которая приобрела для них
характер вечности.
Тов. П. И. Стучка, с нашей точки зрения, совершенно
правильно поставил проблему права как проблему обще-
ственного отношения. Но вместо того чтобы начать
поиски специфической социальной объективности этого
отношения, он возвращается к обычному формальному
определению, хотя и ограниченному классовым призна-
ком. В той общей формуле, которую дает т. Стучка, пра-
во фигурирует уже не как специфическое социальное от-
ношение, но как все вообще отношения, как система
отношений, отвечающая интересам господствующего
класса и обеспечения его организованной силой. Следо-
вательно, в этих классовых рамках право как отношение
неотличимо от социальных отношений вообще, и т. Стуч-
ка уже не в состоянии ответить на ядовитый вопрос
проф. Рейснера, каким образом социальные отношения
превращаются в юридические институты или каким обра-
зом право превращается в самого себя 13.
Определение т. Стучки, может быть, потому, что оно
вышло из недр НКЮ, приурочено к потребностям юриста-
практика. Оно указывает ту эмпирическую границу, ко-
торую история всякий раз ставит юридической логике,
но оно не обнажает перед нами глубоких корней самой
этой логики. Это определение раскрывает заключенное
в юридических формах классовое содержание, но оно не
выясняет нам, почему это содержание принимает такую
форму.
Для буржуазной философии права, которая рассмат-
76
Общая теория права и марксизм
ривает юридическое общение как вечную и естественную
форму всякого человеческого общения, подобный вопрос
вовсе не возникает. Для марксистской теории, которая
стремится проникнуть в тайны общественных форм и
свести «все отношения людей к самому человеку», эта
задача должна стоять на первом месте.
1	См.: Рейснер М. А. Общая теория права тов. П. И. Стучки.—
Вести. Соц. акад., 1923, № 1, с. 173—181.
2	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 86.
3	Рейснер М. Государство. 2-е изд. М., 1918, ч. 1, с. XXXV.
4	Ср.: Рейснер М. Социальная психология и учение Фрейда.— Пе-
чать и революция, 1925, кн. 3.
5	Рейснер М. Государство, ч. 1, с. XLVIII.
6	Там же, с. XXXV.
7	Проф. М. А. Рейснер в работе «Социальная психология и учение
Фрейда» ищет подтверждения своей точки зрения в одном из
писем Энгельса к Конраду Шмидту, где Энгельс рассматривает
проблему отношения между идеей и явлением. Беря в качестве
примера феодальный строй, Энгельс указывает, что единство
идеи и явления представляется в виде процесса по существу бес-
конечного. «Разве феодализм,— спрашивает Энгельс,— когда-либо
соответствовал своему понятию?... Неужели же этот порядок был
фикцией, оттого, что лишь в Палестине он достиг на короткое
время вполне классического выражения, да и то — в значительной
мере лишь на бумаге?» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 39, с. 356).
Однако из этих замечаний Энгельса вовсе не вытекает правиль-
ность точки зрения тождества идеи и явления, на которой стоит
проф. Рейснер. Для Энгельса идея феодализма и феодальный
строй вовсе не одно и то же. Наоборот, Энгельс доказывает, что
феодализм никогда не отвечал своей идее и все же не переста-
вал от этого быть феодализмом. Сама идея феодализма есть аб-
стракция, в основе которой лежат реальные тенденции того
общественного строя, который мы именуем феодальным. В исто-
рической действительности эти тенденции смешиваются и пере-
крещиваются с бесчисленными другими тенденциями, а следо-
вательно, не могут наблюдаться в своем логически чистом виде,
но лишь в различных степенях приближения к нему. На это
и указывает Энгельс, говоря, что единство идеи и явления есть
по существу бесконечный процесс.
8	Ср. рецензию проф. Рейснера на кн. П. И. Стучки (Вести. Соц.
акад., 1923, № 1, с. 176).
9	См.: Gumplowicz L. Rechtsstaat und Sozialismus. Innsbruck, 1881.
10 О том, каких значительных размеров она достигала, может дать
представление небольшая работа Т. Яблочкова «Суспензивное
условие и бремя доказывания» (Юрид. вести., 1916, кн. XV), где
излагаются история и литература частной юридической пробле-
мы о распределении бремени доказывания между сторонами при
ссылке ответчика на наличие суспензивного условия. Автор
Общая теория права и марксизм
77
статьи приводит и цитирует не менее 50 ученых, писавших па
эту тему, упоминает, что по вопросу существует литература, ве-
дущая начало еще с постглоссаторов, и сообщает, что для реше-
ния проблемы предлагаются две «теории», разделившие между
собой на приблизительно равные лагери весь юридический уче-
ный мир. Выразив восхищение перед исчерпывающим богатст-
вом аргументов, выдвинутых той и другой стороной еще сто лет
тому назад (что, очевидно, не помешало позднейшим исследова-
телям па разные лады повторять те же аргументы), и воздав
дань «глубине анализа и остроумию методологических приемов»
ученых полемистов, автор сообщает, что этот спор вызвал такие
страсти, что в пылу полемики противники обвиняли друг друга
в клевете, распространении ложных слухов, безнравственности
и бесчестности теории и т. д.
11	Ср.: Адоратский В. В. О государстве. М., 1923, с. 41. «Громадное
влияние правовой идеологии па весь порядок мышления право-
верного члена буржуазного общества объясняется громадной
ролью ее в жизни этого общества. Отношение по обмену совер-
шается под видом юридических сделок купли-продажи, займа,
ссуды, найма и т. д.», и далее: «Человек, живущий в буржуазном
обществе, постоянно рассматривается как субъект прав и обя-
занностей, ежедневно он совершает бесконечное количество юри-
дических действий, влекущих за собой самые разнообразные юри-
дические последствия. Ни одно общество не нуждается поэтому
так в идее права (и именно для практического ежедневного по-
требления) и не доводит эту идею до той детальной разработки,
не превращает эту идею в необходимое орудие ежедневного обо-
рота, как это делает буржуазное общество».
12	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 85.
13	Тов. П. И. Стучка полагает, что разъяснение по этому пункту оп
уже дал, и притом годом раньше, чем я опубликовал свою рабо-
ту (см.: Революционная роль права и государства. 3-е изд. М.,
1924, с. 112, примеч.). Право как особая система общественных от-
ношений отличается, по его мнению, тем, что ее поддерживает
организованная, т. е. государственная, власть класса. Эта точка
зрения мне, разумеется, была известна, но я и теперь, после вто-
ричного разъяснения, полагаю, что в системе отношений, отве-
чающих интересам господствующего класса и поддерживаемых
его организованной силой, можно и должно выделить моменты,
по преимуществу дающие материал для развития правовой
формы.
78
Общая теория права и марксизм
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ОТНОШЕНИЕ И НОРМА
Подобно тому как богатство капиталистического обще-
ства принимает форму громадного скопления товаров,
само общество представляется бесконечной цепью юри-
дических отношений.
Товарный обмен предполагает атомизированное хозяй-
ство. Между частными разобщенными хозяйствами связь
поддерживается от случая к случаю, путем сделок. Юри-
дическое отношение между субъектами есть только дру-
гая сторона отношения между продуктами труда, став-
шими товарами. Это не мешает некоторым юристам,
например Л. И. Петражицкому, ставить вещи на голову
и думать, что не форма товара порождает форму права,
но что, наоборот, хозяйственные явления, изучаемые по-
литической экономией, представляют собой «индивидуаль-
ное и массовое поведение людей, определяемое типиче-
ской мотивацией, исходящей из институтов гражданского
права (институтов частной собственности, обязатель-
ственно-договорного права, семейного и наследственного
права) » *. Юридическое отношение — это первичная кле-
точка правовой ткани, и только в ней право совершает
свое реальное движение. Право как совокупность норм
наряду с этим есть не более как безжизненная абстракция.
Совершенно логично поэтому нормативная школа во
главе с Кельзеном, отказываясь рассматривать право под
углом зрения его существования и сосредоточив все вни-
мание на формальной значимости норм, отрицает совер-
шенно отношение между субъектами: «Отношение есть
отношение к правопорядку, вернее — внутри правопоряд-
ка, но не отношение между субъектами, противостоящи-
ми правопорядку» 2.
Тем не менее, согласно обычному взгляду, объектив-
ное право или норма кладется в основу и логически и
как реальный факт. Согласно этому представлению, пра-
воотношение порождается объективной нормой: «... не
путем отвлечения от наблюденных случаев [создалось
право.— Ред.] ... а путем вывода из правила, кем-то уста-
новленного и нами познанного. Не потому существует
норма о праве требовать возврата долга, что кредиторы
Ьбщая теория права и марксизм
79
обыкновенно требуют, Наоборот, кредиторы требуют
своего долга потому, что существует такая норма» 3.
Выражение «норма порождает правоотношение» мо-
жет быть понимаемо в двояком смысле: реально и
логически.
Обратимся к первому из них. Прежде всего нужно
отметить, и в этом сами юристы достаточно часто убеж-
дали друг друга, что совокупность норм, записанных или
незаписанных, сама по себе скорее относится к области
литературного творчества4. Реальное значение эта сово-
купность норм получает только благодаря тем отноше-
ниям, которые мыслятся возникающими и действительно
возникают сообразно этим правилам. Даже наиболее по-
следовательный сторонник чисто нормативного метода
Г. Кельзен вынужден был признать, что к идеальному
нормативному порядку каким-то образом должен быть
приложен кусок реальной жизни, т. е. фактического по-
ведения людей 5. В самом деле, рассматривать, например,
законы царской России как действующее ныне право
можно, только находясь в сумасшедшем доме. Формаль-
но-юридический метод, имеющий дело только с нормами,
только с тем, «что полагается по праву», может утверж-
дать свою самостоятельность лишь в весьма узких пре-
делах, а именно лишь до той поры, пока напряжение
между фактом и нормой не перешагнуло за определен-
ный максимум. В материальной действительности отно-
шению принадлежит примат над нормой. Если бы ни
один должник не возвращал долга, то соответствующее
правило пришлось бы признать реально не существую-
щим, и если бы мы захотели все-таки утверждать его
(существование, нам пришлось бы тем или иным спосо-
бом фетишизировать эту норму. Таким фетишизирова-
нием и занимаются очень многие теории права, обосно-
вывая его весьма тонкими методическими соображениями.
Право как объективное социальное явление не может
исчерпываться нормой или правилом, все равно записан-
ным или незаписанным. Норма как таковая, т. е. логи-
ческое содержание, или прямо выводится из существую-
щих уже отношений, или, если она издана как государ-
ственный закон, представляет собой только симптом,
по которому можно судить с некоторой долей вероятно-
сти о возникновении в ближайшем будущем соответ-
80
Общая теория права и марксизм
ствующих отношений. Но, для того чтобы утверждать
объективное существование права, нам недостаточно
знать его нормативное содержание, но нужно знать, осу-
ществляется ли это нормативное содержание в жизни,
т. е. в социальных отношениях. Обычным источником
заблуждения является в данном случае способ мышле^
ния юриста-догматика, для которого понятие действую-
щей нормы имеет свой специфический смысл, не совпа-
дающий с тем, что социолог или историк понимает
под объективным существованием права. Юрист-догматик,
решая вопрос, является ли данная порма права действую-
щей или нет, чаще всего совершенно не имеет в виду
установить наличность или отсутствие некоторого объ-
ективного социального явления, но лишь наличность или
отсутствие логической связи между данным норматив-
ным положением и более общей нормативной посылкой 6.
Таким образом, для юриста-догматика в узких пре-
делах его чисто технической задачи на самом деле не
существует ничего, кроме норм, и он может преспокой-
ным образом отождествлять право и норму. В случае
обычного права он волей-неволей должен обращаться к
действительности, но в случае, когда высшей норматив-
ной предпосылкой для юриста или, выражаясь на его
техническом языке, источником права является государ-
ственный закон, рассуждения юриста-догматика о «дей-
ствующем» праве вовсе не обязательны для историка,
который хочет изучать действительно существовавшее
право. Научное, т. е. теоретическое, изучение может счи-
таться только с фактами. Если известные отношения дей-
ствительно сложились, значит, создалось соответствую-
щее право, если же был только издан закон или декрет,
но соответствующих отношений на практике не возникло,
значит, была попытка создать право, но эта попытка не
удалась. Высказанная точка зрения отнюдь не означает
отрицания классовой воли как фактора развития, отказа
от планомерного вмешательства в ход общественного раз-
вития, «экономизма», фатализма и прочих ужасных
вещей. Политическое революционное действие может сде-
лать очень многое; оно может осуществить назавтра то,
что не существует сегодня, но оно не может сделать
существовавшим то, чего на самом деле в прошлом не
существовало. С другой стороны, если мы утверждаем,
Общая теория права и марксизм.
8t
что намерение выстроить здание и даже план этого зда-
ния еще не есть действительное здание, то отсюда вовсе
не вытекает, будто для постройки здания не нужно ни
намерения, ни плана Но когда дальше плана дело не по-
шло, мы не можем утверждать, что здание было выстроено..
Можно, впрочем, несколько модифицировать выше-
приведенный тезис и ставить во главу угла уже не нор-
мы как таковые, но объективные регулирующие силы,,
действующие в обществе, или, как выражаются юристы,
объективный правопорядок 7.
Но и в этой видоизмененной формулировке тезис
может быть подвергнут дальнейшей критике. Если под
социально-регулирующими силами понимать те же самые
отношения в их регулярности и постоянстве, то мы при-
ходим к простой тавтологии; если же под этим понимать
особый, сознательно организованный порядок, обеспечи-
вающий и гарантирующий данные отношения, то логи-
ческая погрешность будет совершенно ясна. Нельзя ска-
зать, что отношение между кредитором и должником
порождается существующим в данном государстве при-
нудительным порядком взыскания долгов. Этот объек-
тивно существующий порядок обеспечивает, гарантирует,,
по отнюдь не порождает отношения. Что здесь не схола-
стический спор о словах, лучше всего доказывается тем,
что мы можем себе представить — и найти тому в исто-
рии примеры — самые различные степени совершенства
в функционировании этого аппарата внешнепринудитель-
ного социального регулирования, а следовательно, самые
различные степени гарантированности тех или иных от-
ношений, причем сами эти отношения по своему составу
никаких изменений не претерпевают. Мы можем себе'
представить такое предельное положение, когда, кроме'
двух вступающих в отношение сторон, отсутствует какая-
либо иная, третья сила, способная установить норму и
гарантировать ее соблюдение, например какой-нибудь
договор варягов с греками,— отношение и в этом случае
остается 8. Но стоит лишь представить себе исчезновение
стороны, т. е. субъекта как носителя обособленного авто-
номного интереса, и самая возможность отношения точно
так же исчезает.
На это нам могут возразить, что если отвлечься от
объективной нормы, то самые понятия правоотношения
82
Общая теория права и марксизм
и субъекта повисают в воздухе и не поддаются никакому
вообще определению. В этом возражении сказывается
глубоко практический и эмпирический дух современной
юриспруденции, которая знает твердо одну лишь истину,
а именно, что всякий иск проигран, если сторона не мо-
жет опереться на соответствующий параграф какого-ни-
будь закона. Однако теоретически это убеждение, что
субъект и правоотношение не существуют вне объектив-
ной нормы, столь же ошибочно, как и убеждение, что
стоимость не существует и неопределима вне спроса и
предложения, ибо эмпирически она проявляется не ина-
че, как в колебаниях цен.
Господствующий ныне стиль юридической мысли, ста-
вящий на первое место норму как авторитетно установ-
ленное правило поведения, отличается таким же глубо-
ким эмпиризмом, идущим, как это наблюдается и в
экономических теориях, рука об руку с крайним и совер-
шенно безжизненным формализмом.
Спрос и предложение могут существовать на какие
угодно предметы, в том числе и на такие, которые вовсе
не являются продуктом труда. Отсюда делается вывод,
что стоимость может быть определена вне всякой связи
с общественно необходимым временем, потребным для
производства данной вещи. Эмпирический факт индиви-
дуальной оценки служит здесь основой для формально-
логической теории предельной полезности.
Равным образом нормы, издаваемые государством,
могут касаться самых разнообразных предметов и носить
самый различный характер. Отсюда делается вывод, что
существо права исчерпывается нормой повеления или
приказания, исходящего от высшего авторитета, и что
в самой материи общественных отношений нет никаких
элементов, по преимуществу порождающих правовую
форму.
Эмпирический факт, что отношения, защищаемые го-
сударством, являются более обеспеченными, кладется в
основу формально-логической теории юридического пози-
тивизма.
Разбираемый нами вопрос, если изложить его в тер-
минах Марксова материалистического понимания исто-
рии, сводится к проблеме соотношения юридической и
политической надстроек.
Общая теория права и марксизм
83
Если норму признать во всех отношениях первен-
ствующим моментом, то прежде, чем отыскивать какую
бы то ни было юридическую надстройку, мы должны
предположить наличность нормоустанавливающего авто-
ритета, т. е., другими словами, политической организа-
ции. Таким образом, мы должны были бы прийти к вы-
воду, что юридическая надстройка является следствием
политической.
Между тем Маркс сам подчеркивает то обстоятель-
ство, что основной, наиболее глубоко заложенный слой
юридической надстройки — отношения собственности —
так близко соприкасаются с базисом, что они являются
«только юридическим выражением» существующих произ-
водственных отношений 9. Государство, т. е. организация
политического классового господства, вырастает на почве
данных производственных отношений или отношений
собственности. Производственные отношения и их юри-
дическое выражение образуют то, что Маркс, следуя
Гегелю, называл гражданским обществом. Политическая
надстройка и, в частности, официальная государствен-
ность является вторичным, производным моментом.
Как представляет себе Маркс отношение между граж-
данским обществом и государством, видно хотя бы из
следующей цитаты:
«... эгоистический индивидуум гражданского общества
в своём нечувственном представлении и безжизненной
абстракции воображает себя атомом, т. е. не стоящим
в отношении к чему бы то ни было, самодовлеющим,
лишённым потребностей, абсолютно полным, блаженным
существом. Нечестивой чувственной действительности и
дела нет до его воображения. Каждое из его чувств за-
ставляет его верить в существование мира и других ин-
дивидуумов вне его, и даже его грешный желудок еже-
дневно напоминает ему о том, что мир вне его не пуст, а,
напротив, есть то, что, собственно, его наполняет. Каждое
деятельное проявление его существа, каждое его свой-
ство, каждое его жизненное стремление становится по-
требностью, нуждой, которая делает его себялюбие
любовью к другим вещам и другим людям, находящимся
вне его. А так как потребность одного индивидуума не
имеет для другого эгоистического индивидуума, обладаю-
щего средствами для удовлетворения этой потребности,
84
Общая теория права и марксизм
никакого само собой разумеющегося смысла, т. е. не на-
ходится ни в какой непосредственной связи с удовлетво-
рением потребности, то каждый индивидуум должен со-
здать эту связь, становясь в свою очередь сводником
между чужой потребностью и предметами этой потреб-
ности. Таким образом, естественная необходимость, свой-
ства человеческого существа, в каком бы отчуждённом
виде они ни выступали, интерес,— вот что сцепляет друг
с другом членов гражданского общества. Реальной
связью между ними является не политическая, а граж-
данская жизнь. Не государство, стало быть, сцепляет
между собой атомы гражданского общества, а именно то
обстоятельство, что они атомы только в представлении,
на небе своего воображения, а в действительности —
существа, сильнейшим образом отличающиеся от атомов,
что они не божественные эгоисты, а эгоистические люди.
Только политическое суеверие способно ещё воображать
в наше время, что государство должно скреплять граж-
данскую жизнь, между тем как в действительности, на-
оборот, гражданская жизнь скрепляет государство» 10.
К этому же вопросу возвращается Маркс в другой
статье, «Морализирующая критика и критизирующая
мораль», где, полемизируя с представителем истинного
социализма Гейнценом, он пишет: «Впрочем, если бур-
жуазия политически, т. е. при помощи своей государ-
ственной власти, «поддерживает несправедливость в от-
ношениях собственности» (Маркс берет здесь в кавычки
слова Гейнцена.— Е. П.), то этим она не создает ее.
«Несправедливость в отношениях собственности», обус-
ловленная современным разделением труда, современной
формой обмена, конкуренцией, концентрацией и т. д.,
никоим образом не обязана своим происхождением поли-
тическому господству класса буржуазии, а, наоборот, по-
литическое господство класса буржуазии вытекает из
этих современных производственных отношений, провоз-
глашаемых буржуазными экономистами в качестве необ-
ходимых и вечных законов» и.
Таким образом, путь от производственного отношения
к правовому отношению, или отношению собственности,
короче, чем это представляет себе так называемая пози-
тивная юриспруденция, которая не может обойтись без
посредствующего звена — государственной власти и ее
Общая теория права и марксизм
85
норм. Человек, производящий в обществе,— вот пред-
посылка, из которой исходит экономическая теория. Из
той же основной предпосылки должна исходить общая
теория права, поскольку она имеет дело с основными
определениями. Так, например, экономическое отноше-
ние обмена должно быть налицо для того, чтобы возник-
ло юридическое отношение договора купли-продажи.
Политическая власть с помощью законов может самым
различным образом регулировать, изменять, обусловли-
вать и конкретизировать форму и содержание этой юри-
дической сделки. Закон может детальнейшим образом
определять, что, как, на каких условиях и кем может
продаваться и покупаться.
Из этого догматическая юриспруденция делает вывод,
что все существенные элементы юридического отноше-
ния, в том числе и сам субъект, порождаются нормой.
На самом деле, конечно, основной предпосылкой, при ко-
торой все эти конкретные нормы имеют смысл, является
наличие товарно-денежного хозяйства. Только при этой
предпосылке юридический субъект имеет свой мате-
риальный субстрат в лице эгоистического хозяйствующе-
го субъекта, которого закон не создает, но находит. Там,
где этот субстрат отсутствует, соответствующее юриди-
ческое отношение a priori немыслимо.
Проблема становится еще более ясной, если мы рас-
смотрим ее в плоскости динамической и исторической.
В этом случае мы видим, как экономическое отношение
в своем реальном движении становится источником юри-
дического отношения, которое рождается впервые в мо-
мент спора. Именно спор, столкновение интересов вызы-
вают к жизни форму права, юридическую надстройку.
В споре, т. е. в процессе, хозяйствующие субъекты вы-
ступают уже как стороны, т. е. участники юридической
надстройки. Суд, даже в самой примитивной его форме,—
это юридическая надстройка по преимуществу. Через
судебный процесс юридическое абстрагируется от эконо-
мического и выступает как самостоятельный момент.
Право исторически начиналось со спора, т. е. с иска,
и лишь затем охватывало предшествующие чисто эконо-
мические или фактические отношения, которые, таким
образом, уже с самого начала приобретали двойствен-
ный аспект — экономическо-юридический. Догматическая
86
Общая теория права и марксизм
юриспруденция забывает об этой последовательности и
начинает сразу с готового результата, с абстрактных
норм, которыми государство, так сказать, наполняет все
пространство, наделяя юридическими качествами все со-
вершающиеся в нем действия. Согласно этому упрощен-
ному представлению, в отношениях купли-продажи, зай-
ма, ссуды и т. д. основным определящим моментом
является не само материальное экономическое содержа-
ние этих отношений, но императив, обращенный от име-
ни государства к отдельному лицу; эта исходная точка
зрения юриста-практика одинаково непригодна как для
исследования и объяснения конкретного правового укла-
да, так и, в особенности, для анализа правовой формы
в ее наиболее общих определениях. Государственная
власть вносит в правовую структуру четкость и устойчи-
вость, но она не создает ее предпосылок, которые коре-
нятся в материальных, т. е. производственных, отноше-
ниях.
Гумплович приходит, как известно, к прямо противо-
положному выводу, провозглашая примат государства,
т. е. политического господства12. Обращаясь к истории
римского права, он думает, что ему удалось доказать,
будто «всякое частное право было некогда государствен-
ным правом». Это, по его мнению, вытекает из того фак-
та, что, например, все главнейшие институты римского
цивильного права появились на свет как привилегия гос-
подствующего класса, как публично-правовые преимуще-
ства, имевшие целью закрепить власть в руках победив-
шей группы.
Этой теории нельзя отказать в убедительности, по-
скольку она подчеркивает момент классовой борьбы и
кладет конец идиллическим представлениям о возникно-
вении частной собственности и власти. Но все же Гумп-
лович совершает две крупные ошибки. Во-первых, он
придает насилию как таковому формообразующее значе-
ние, совершенно упуская из виду, что всякий обществен-
ный строй, в том числе и тот, который сложился на
основе завоевания, определяется данным состоянием
общественных производительных сил. Во-вторых, говоря
о государстве, он стирает всякое различие между при-
митивными отношениями господства и «публичной вла-
стью» в современном, т. е. буржуазном, смысле слова.
Общая теория права и марксизм
87
Поэтому у него получается, что частное право порож
дается публичным. Но ведь из того факта, что главней
шие институты древнеримского jus civile — собственность,
семья, порядок наследования — созданы были господ-
ствующим классом для поддержания своего господства,
можно сделать и диаметрально противоположный вывод,
а именно, что «всякое государственное право было не-
когда частным правом». Это будет так же верно или,
скорее, так же неверно, ибо противоположность частного
и публичного права соответствует гораздо более разви-
тым отношениям и теряет смысл в применении к этой
примитивной эпохе. Если институты jus civile действи-
тельно представляли собой смешение публично-правовых
и частноправовых моментов (употребляя современную
терминологию), то в такой же мере они включают в себя
элементы религиозный и, в широком смысле, ритуаль-
ный. Следовательно, на этой ступени развития чисто юри-
дический момент не мог выделиться, не говоря уже о
том, чтобы найти себе отражение в системе общих
понятий.
Развитие права как системы было вызвано не потреб-
ностями господства, но потребностями торгового оборота
как раз с такими племенами, которые не охватывались
единой сферой власти. Это признает, впрочем, и сам
Гумплович 13.
Коммерческие сношения с чужеземными племенами,
с Перегринами, с плебеями и вообще с лицами, не вхо-
дившими в публично-правовой (по терминологии Гумп-
ловича) союз, вызвали к жизни jus gentium, который
является прообразом юридической надстройки в ее чис-
том виде. В противоположность jus civile с его неуклю-
жими и тяжеловесными формами jus gentium отбрасывает
все, не находящееся в связи с целью, с природой лежа-
щего в основе экономического отношения. Оно следует
природе этого отношения и потому кажется «естествен-
ным» правом; оно стремится свести это отношение к ми-
нимальному числу предпосылок и потому легко разви-
вается в логически стройную систему. Гумплович, не-
сомненно, прав, когда он отождествляет специфически
юридическую логику с логикой цивилиста 14, но он оши-
бается, думая, что система частного права могла развить-
ся, так сказать, из-за попустительства властей предержа-
88
Общая теория права и марксизм
щих. Его ход мысли приблизительно таков: ввиду того
что частные споры непосредственно и материально не
затрагивали интересов власти, последняя предоставила
сословию юристов полную свободу изощрять свои ум-
ственные способности в этой сфере15. Наоборот, в об-
ласти государственного права усилия юристов обычно
жестоко посрамляются действительностью, ибо в своем
деле власть никакого вмешательства не терпит и все-
могущества юридической логики не признает.
Совершенно очевидно, что логика юридических поня-
тий соответствует логике социальных отношений товаро-
производящего общества, и именно в них, в этих отно-
шениях, а не в разрешении начальства следует искать
корень системы частного права. Наоборот, логика отно-
шений власти и подчинения лишь отчасти укладывается
в систему юридических понятий. Поэтому юридическое
понимание государства никогда не может стать теорией,
но всегда будет представляться как идеологическое извра-
щение фактов.
Таким образом, всюду, где мы имеем первичный слой
юридической надстройки, мы находим, Вто юридическое
отношение порождается непосредственно наличными ма-
териальными производственными отношениями людей.
Из этого вытекает, что для анализа правоотношения
в его простейшей форме нет надобности исходить из по-
нятия нормы как внешнего авторитетного веления. Доста-
точно взять в основу такое юридическое отношение,
содержание которого дано самим экономическим отноше-
нием 16, и исследовать «законную» форму этого юриди-
ческого отношения как один из частных случаев.
Вопрос о том, следует ли считать норму предпосыл-
кой юридического отношения, поставленный в плоскости
реально-исторической, привел нас к проблеме соотноше-
ния юридической и политической надстроек. В плоскости
логической и систематической он встает перед нами как
проблема соотношения объективного и субъективного
права.
В своем учебнике конституционного права Дюги обра-
щает внимание на то, что «одним и тем же словом «пра-
во» обозначают две «вещи», которые хотя без сомнения,
глубоко проникают друг друга, однако, чрезвычайно раз-
Общая теория права и марксизм
89
личаются между собой». Он имеет в виду право в объек-
тивном и субъективном смысле. Действительно, мы под-
ходим здесь к одному из самых темных и спорных мест
общей теории права. Перед нами какая-то странная двой-
ственность понятия, причем оба его аспекта хотя и на-
ходятся в различных плоскостях, но несомненно обуслов-
ливают друг друга. В то же время в одном аспекте право
есть форма внешнего авторитарного регулирования,
в другом оно — форма субъективной частной автономии.
В одном случае основным и существенным является при-
знак безусловной обязательности и внешней принуди-
тельности, в другом — признак свободы, обеспеченной и
признанной в известных границах. Право выступает то
как начало социальной организации, то как средство для
индивидов «разъединяться, находясь в обществе». В одном
случае право как бы целиком сливается с внешним авто-
ритетом, в другом — оно также целиком противопостав-
ляет себя всякому внешнему авторитету, его не признаю-
щему. Право — синоним официальной государственности
и право как лозунг революционной борьбы — вот поле
для бесконечных контроверз и самой невозможной пута-
ницы.
Сознание скрывающегося здесь глубокого противо-
речия породило немало усилий к тому, чтобы как-нибудь
устранить это неприятное расщепление понятий. С этой
целью было предпринято немало попыток принести
какой-либо один из «смыслов» в жертву другому. Так,
например, тот же Дюги, который в своем учебнике объ-
являет эти выражения — объективное и субъективное
право — «удачными, ясными и точными», в другом своем
труде изощряется в доказательстве того, что субъектив-
ное право является просто-напросто недоразумением,
понятием порядка, «метафизической концепцией, которая
не может поддерживаться в такую эпоху реализма и
позитивизма, как наша» 17.
Противоположное течение, представителем которого в
Германии является Бирлинг, а у нас — психологисты во
главе с Петражицким, склонно, наоборот, объявить объ-
ективное право «фантазмой», лишенной реального зна-
чения «эмоциональной проекцией», продуктом объекти-
вации внутренних, т. е. психологических, процессов
И т. д.18
90
Общая теория права и марксизм
Оставив пока в стороне психологическую школу и
родственные ей течения, рассмотрим тот взгляд, соглас-
но которому право надлежит понимать исключительно как
объективную норму.
Исходя из этого понимания, мы имеем, с одной сто-
роны, авторитетное предписание должного, или норму, а с
другой — ей соответствующую и ею порождаемую субъ-
ективную обязанность.
Дуализм как будто радикально устранен, но это лишь
мнимое преодоление. Ибо как только мы переходим к
применению этой формулы на деле, так сейчас же начи-
наются попытки обходным, косвенным путем ввести все
те оттенки, которые необходимы для того, чтобы образо-
вать понятие субъективного права. Мы снова приходим
к тем же самым двум аспектам, с той только разницей,
что один из них, а именно субъективное право, путем
искусственных приемов изображен в качестве какой-то
тени, ибо никакая комбинация из императивов и обязан-
ностей не даст нам субъективного права в том его само-
стоятельном и вполне реальном значении, в каком его
воплощает любой проприетер буржуазного общества. И в
самом деле, достаточно взять в качестве примера хотя
бы собственность, чтобы убедиться в этом. Если попытка
свести право собственности к запретам, обращенным по
адресу третьих лиц, есть не более как логическая на-
тяжка, уродливое, вывернутое наизнанку построение, то
изображение буржуазного права собственности в качест-
ве социальной обязанности есть к тому же лицемерие 19.
Каждый собственник, равно как и все его окружаю-
щие, великолепно понимает, что принадлежащее ему как
собственнику право имеет с обязанностью лишь то общее,
что оно ей полярно противоположно. Субъективное право
первично, ибо оно в конечном счете опирается на мате-
риальный интерес, который существует независимо от
внешнего, т. е. сознательного, регулирования социальной
жизни.
Субъект как носитель и адресат всех возможных тре-
бований, цепь субъектов, связанных требованиями, обра-
щенными друг к другу,— вот основная юридическая
ткань, отвечающая экономической ткани, т. е. производ-
ственным отношениям общества, покоящегося па разделе-
нии труда и обмене,
Общая теория права й марксизм
91
Социальная организация, обладающая средствами при-
нуждения, есть та конкретная совокупность, к которой
мы должны перейти, поняв предварительно правоотноше-
ние в его чистом и наиболее простом виде. Соответствен-
но этому обязанность как результат императива или веле-
ния явится при рассмотрении правовой формы конкрети-
зирующим и усложняющим моментом. В своем наиболее
абстрактном и простом виде правовая обязанность долж-
на быть рассмотрена как отражение и коррелят субъек-
тивного правопритязания. Анализируя юридическое от-
ношение, мы совершенно отчетливо видим, что обязан-
ность не исчерпывает собой логического содержания
правовой формы. Она не является даже самостоятельным
его элементом. Обязанность всегда выступает как отра-
жение или коррелят собственного права. Долг одной
стороны — это нечто, причитающееся другой и за ней
закрепленное. То, что на стороне кредитора выступает
как право, является обязанностью дебитора. Категория
права становится логически законченной только там, где
она включает в себя носителя и собственника прав, пра-
ва которого суть не что иное, как закрепленные за ним
обязанности других. Эту двустороннюю природу права
особенно настойчиво подчеркивает Петражицкий, подводя
под нее довольно шаткий фундамент своей созданной
ad hoc психологической теории. Следует, однако, отме-
тить, что это соотношение права и обязанности, незави-
симо от какого бы то ни было психологизма, отчетливо
формулируется другими юристами 20.
Таким образом, юридическое отношение не только
дает нам право в его реальном движении, но и раскры-
вает наиболее характерные особенности права как логи-
ческой категории. Напротив того, норма как таковая,
как предписание должного в равной мере составляет эле-
мент морали, эстетики, техники, как и права.
Отличие техники от права вовсе не в том, как это
думает И. Алексеев, что первая предполагает внешнюю
по отношению к своему материалу цель, тогда как для
правопорядка каждый из участвующих в нем представ-
ляется самоцелью 21. Мы покажем впоследствии, что «са-
моцелью» для правопорядка является только циркуляция
товаров. Что же касается техники педагога или хирурга,
из которых первая имеет материалом психику ребенка,
92
Общая теория права и марксизм
а вторая — организм оперируемого, то вряд ли кто-ни-
будь станет отрицать, что этот материал в себе самом
заключает цель.
Правопорядок именно тем и отличается от всякого
иного социального порядка, что он рассчитан на частных
обособленных субъектов. Норма права получает свою
differentia specifica, выделяющую ее из общей массы ре-
гулирующих правил — нравственных, эстетических, ути-
литарных и т. д., именно тем, что он предполагает лицо,
наделяемое правом и при этом активно притязающее 22.
Стремление сделать идею внешнего регулирования ос-
новным логическим моментом в праве приводит к отоже-
ствлению права и авторитарно устанавливаемого социаль-
ного порядка. Это течение юридической мысли верно
отражает дух эпохи, когда на смену манчестерству и
свободной конкуренции пришли крупнокапиталистические
монополии и политика империализма.
Финансовый капитал гораздо больше ценит сильную
власть и дисциплину, чем «вечные и неотъемлемые пра-
ва человека и гражданина». Капиталистический собствен-
ник, превратившийся в получателя дивидендов и бирже-
вой разницы, не может не относиться без известной доли
цинизма к «священному праву собственности». (Смотри
забавные ламентации Иеринга на тему о «болоте ажио-
тажа и спекуляции», в котором гибнет «здоровое чувство
права» 23.)
Нетрудно показать, что идея безусловного повинове-
ния внешнему нормоустанавливающему авторитету не
имеет ничего общего с правовой формой. Достаточно
взять предельно мыслимые и потому наиболее отчетли-
вые примеры такой структуры. Пускай это будет хотя
бы военный строй, где множество людей в своих движе-
ниях подчинены общему для них порядку, причем един-
ственно активным и автономным началом является воля
командира. Или другой пример: иезуитская община, где
все члены слепо и беспрекословно выполняют волю руко-
водителя. Достаточно вдуматься в эти примеры, чтобы
прийти к выводу, что чем последовательнее проведено
начало авторитарного регулирования, исключающего
всякий намек на обособленную и автономную волю, тем
меньше почвы для применения категории права. Это осо-
бенно резко чувствуется в сфере так называемого публич-
Общая теория права и марксизм
93
ного права. Здесь юридическая теория наталкивается на
самые большие затруднения. Вообще говоря, одно и то
же явление, которое Маркс характеризовал как отделение
политического государства от гражданского общества, от-
ражается в общей теории права в виде двух самостоя-
тельных проблем, имеющих каждая свое особое место в
системе и разрешаемых независимо одна от другой. Пер-
вая из них носит чисто абстрактный характер и состоит
в том расщеплении основного понятия на два аспекта,
которые мы изобразили выше. Субъективное право — это
характеристика эгоистического человека, члена граждан-
ского общества, «...индивида замкнувшегося в себя, в
свой частный интерес и частный произвол и обособив-
шегося от общественного целого» 24. Объективное пра-
во — это выражение буржуазного государства как целого,
которое «чувствует себя политическим государством и
осуществляет свою всеобщность лишь в противополож-
ность к этим своим элементам» 25.
Проблема субъективного и объективного права —
это проблема человека-буржуа и человека — члена госу-
дарства, citoyen’a, поставленная в наиболее общей фило-
софской форме. Однако та же самая .проблема возрожда-
ется вторично, и уже в более конкретном виде, как
проблема публичного и частного права. Здесь дело сво-
дится к размежеванию некоторых реально существующих
областей права, к распределению по рубрикам историче-
ски сложившихся институтов. Само собой разумеется, что
догматическая юриспруденция с ее формально-логиче-
ским методом не в состоянии разрешить ни первую,
ни вторую проблему, ни выяснить связь между ними.
Разделение между публичным и частным правом пред-
ставляет специфические трудности уже потому, что про-
вести границу между эгоистическим интересом человека
как члена гражданского общества и всеобщим отвлечен-
ным интересом политического целого возможно лишь в
абстракции. На деле же эти моменты взаимно проникают
друг друга. Отсюда невозможность указать те конкрет-
ные правовые институты, в которых полностью, без
остатка и в чистом виде воплощен этот пресловутый ча-
стный интерес.
Другое затруднение заключается в том, что, проводя
с большим или меньшим успехом эмпирическую грань
94
Общая теория права и марксизм
между институтами публичного и частного права, юрист
в пределах каждой из этих областей снова наталкивает-
ся па ту же самую, им как будто бы уже решенную
проблему, но уже в иной, отвлеченной постановке: она,
эта проблема, встает перед ним в виде противоречия
между субъективным и объективным правом. Субъектив-
ные публичные права — это ведь те же самые воскресшие
и несколько преобразившиеся частные права (а следо-
вательно, и частные интересы), вторгающиеся в сферу,
где должен был бы господствовать безличный всеобщий
интерес, отраженный в нормах объективного права. Но,
в то время как цивилистика, имеющая дело с основным
первичным правовым слоем, широко и уверенно пользу-
ется понятием субъективных прав, в теории публичного
права применение этого понятия порождает на каждом
шагу недоразумения и противоречия. Поэтому система
гражданского права отличается простотой, ясностью и
законченностью, в то время как теории государственного
права изобилуют натянутыми, искусственными, односто-
ронними до уродливости построениями. Форма права с
ее аспектом субъективной управомочности рождается в
обществе, состоящем из обособленных носителей част-
ных, эгоистических интересов. Когда вся экономическая
жизнь строится по принципу соглашения независимых
воль, тогда всякая социальная функция тем или иным
отраженным путем принимает правовую характеристику,
т. е. становится не просто социальной функцией, но и
правом того, кто эту функцию выполняет. Однако так
как в политической организации, по самому ее существу,
частные интересы не могут получить такого полного раз-
вития и такого подавляющего значения, как в экономике
буржуазного общества, то и субъективные публичные
права выступают как нечто эфемерное, лишенное под-
линных корней, постоянно находящееся под сомнением.
А вместе с тем государство не является юридической над-
стройкой, но лишь может мыслиться как таковая 26.
Юридическая теория не может отожествить «права
парламента», «права исполнительной власти» и т. д.
с правом, например, кредитора на получение долга, ибо
это значило бы поставить обособленный частный интерес
там, где буржуазная идеология презюмирует господство
общего безличного государственного интереса. Но в то же
Общая теория права и марксизм
95
время каждый юрист сознает, что он не может дать этим
правам никакого иного принципиального содержания без
того, чтобы юридическая форма вообще не ускользнула
из его рук. Государственное право может существовать
только как отображение частноправовой формы в сфере
политической организации или оно вообще перестает быть
правом. Всякая попытка изобразить социальную функ-
цию тем, что она есть, т. е. просто социальной функцией,
а норму — просто организационным правилом означает
смерть правовой формы. Однако реальной предпосылкой
для этого преодоления правовой формы и правовой идео-
логии является такое состояние общества, в котором из-
жито само противоречие между индивидуальным и со-
циальным интересами.
Характерной же чертой буржуазного общества явля-
ется именно тот факт, что общие интересы отрываются
от частных и им противопоставляются, но в этом проти-
вопоставлении они сами невольно принимают форму част-
ных интересов, т. е. форму права. При этом, как и сле-
дует ожидать, правовыми моментами в государственной
организации являются по преимуществу те, которые без
остатка укладываются в схему противостоящих, обособ-
ленных частных интересов 27.
А. Г. Гойхбарг оспаривает самую необходимость раз-
делять понятия публичного и частного права. Мы читаем
у него: «Деление права на публичное и частное, никогда
юристам не удававшееся, в настоящее время пользуется
признанием только среди самых отсталых, в том числе
и наших, юристов» 28. Эту мысль о ненужности деления
права на публичное и частное А. Г. Гойхбарг подкрепля-
ет далее теми соображениями, что манчестерский прин-
цип невмешательства государства в хозяйственные дела
не является уже принципом XX в., что неограниченный
индивидуальный произвол в хозяйственной жизни вредит
интересам целого, что даже в странах, не переживших
пролетарской революции, имеются многочисленные сме-
шанные образования из области частного и публичного
права и что, наконец, у нас, где преобладающая часть
хозяйственной деятельности сосредоточена в руках госу-
дарственных органов, отграничение понятия гражданско-
го права от других понятий потеряло смысл. Нам кажется,
что эта аргументация покоится па целом ряде недоразу-
.96	Общая теория права и марксизм
мений. Выбор того или иного направления в практической
политике ничего еще не решает относительно теоретиче-
ской обоснованности разграничения тех или иных поня-
тий. Например, мы можем быть убеждены, что построе-
ние экономических отношений на основе рыночной связи
имеет много вредных последствий, но отсюда не выте-
кает, что разграничение понятий потребительной и мено-
вой стоимости теоретически несостоятельно. Во-вторых,
указание на то, что области публичного и частного пра-
ва сливаются (вообще говоря, ничего нового в себе не
заключающее), не имело бы смысла, если бы не умели
различать эти два понятия. Как может сливаться то, что
раздельно не существует? Возражения А. Г. Гойхбарга
покоятся на представлении, будто указанные абстрак-
ции — публичное и частное право — не являются плодом
исторического развития, но просто-напросто выдуманы
юристами. Между тем самая эта противоположность есть
наиболее характерная особенность правовой формы как
таковой. Разделение права на публичное и частное харак-
теризует эту форму как со стороны логической, так и со
стороны исторической. Объявив эту противоположность
просто несуществующей, мы ничуть не поднимемся над
«отсталыми» юристами-практиками, но, наоборот, вы-
нуждены будем пользоваться теми же самыми формаль-
но-схоластическими определениями, которыми они опе-
рируют.
Таким образом, самое понятие публичного права мо-
жет быть развито только в этом его движении, в котором
оно как бы постоянно отталкивается от частного права,
стремясь определить себя как противоположность послед-
него, и затем вновь возвращается к нему как к своему
центру тяготения.
Попытка идти обратным путем, т. е. находить основ-
ные определения частного права, которые суть не что
иное, как определения права вообще, беря за основу по-
нятие нормы, .не может дать в результате ничего, кроме
безжизненно-формальпых построений, не лишенных к
тому же внутренних противоречий. Право как функция
перестает быть правом, а правомочие без поддерживающе-
го его частного интереса становится чем-то неуловимым, от-
влеченным, легко переходящим в свою противополож-
ность, т. е. в обязанность (каждое публичное право есть
Общая теория права и марксизм
97
в то же время обязанность). Насколько простым, понят-
ным и «естественным» является «право» кредитора по-
лучить долг, настолько же шатким и проблематичным,
требующим пояснений, является, скажем, «право» пар-
ламента вотировать бюджет. Если в цивилистике споры
ведутся в плоскости того, что Иеринг называл юридиче-
ской симптоматикой, то здесь берется под сомнение са-
мая основа юриспруденции. Здесь — источник методологи-
ческих исканий и шатаний, которые грозят превратить
юриспруденцию не то в социологию, не то в психологию.
Некоторым из моих критиков, например т. Разумов-
скому (Вести. Ком. акад., 1924, кн. 8) и И. Ильинско-
му (Молодая гвардия, 1924, № 6), показалось, отчасти,
по-видимому, на основании вышесказанного, что я поста-
вил себе задачу «построить теорию чистой юриспруден-
ции». При этом И. Ильинский пришел к выводу, что
цель оказалась недостигнутой. «Автор,— пишет он,— дал
по существу социологическую теорию права, хотя имел в
виду построить ее как чистую юриспруденцию». Что ка-
сается т. Разумовского, то он, не высказывая определен-
ного мнения относительно достигнутого мною результата,
не сомневается в наличии у меня вышеуказанного за-
мысла, который он и порицает самым строгим образом:
«...его (т. е. моя.— Е. П.) боязнь, что методологические
искания могут превратить юриспруденцию не то в социо-
логию, не то в психологию, обнаруживает лишь недоста-
точно полное представление его о характере марксистско-
го анализа». «Это тем более странно,— недоумевает мой
критик,— что т. Пашуканис сам видит некоторый парал-
лакс между социологической и юридической истиной, зна-
ет, что юридическое понимание есть одностороннее по-
нимание».
Действительно, это странно. С одной стороны, я боюсь,
что юриспруденция превратится в социологию, с другой
стороны, я признаю, что юридическое понимание есть
«одностороннее понимание». С одной стороны, я имею
в виду дать теорию чистой юриспруденции, с другой —
оказывается, даю социологическую теорию права. Где
разгадка этих противоречий? Она очень проста. Как марк-
сист я не ставил и не мог себе ставить задачи построе-
ния теории «чистой юриспруденции». Я с самого начала
отчетливо сознавал ту цель, которой, по мнению
4 Е. Б. Пашуканис
98
Общая теория права и марксизм
И. Ильинского, я достиг бессознательно, а именно дать
социологическое истолкование правовой формы и выра-
жающих ее специфических категорий. Именно поэтому я
дал своей книге подзаголовок «Опыт критики основных
юридических понятий». Однако, разумеется, задача моя
была бы совершенно нелепой, если бы я не признавал
самого существования этой правовой формы и отбрасы-
вал выражающие ее категории как некое праздное из-
мышление.
Когда я, характеризуя ненадежность и неадекватность
юридических конструкций в области публичного права,
говорю о методологических шатаниях и исканиях, кото-
рые грозят превратить юриспруденцию не то в социоло-
гию, не то в психологию, то странно думать, что этим я
предостерегаю от попытки социологической критики
юриспруденции с точки зрения марксизма. Ведь такое
предостережение в первую очередь обращалось бы против
меня самого. Те строки, которые вызвали недоумение
т. Разумовского и которые он объясняет моим «недоста-
точно полным представлением о характере марксистского
анализа», относятся только к злоключениям самой бур-
жуазной юриспруденции, теряющей уверенность и строй-
ность своих концепций, как только она уходит от мено-
вых, в широком смысле слова, отношений. Может быть,
мне следовало, например путем ссылки, указать, что
самая фраза об «опасности, угрожающей юриспруден-
ции», есть намек на сетования одного буржуазного фило-
софа права,— разумеется, не по поводу марксистской
критики, она в те времена еще не волновала умы «чи-
стых юристов», а по поводу попыток самой буржуазной
юриспруденции замаскировать ограниченность своего ме-
тода позаимствованиями из социологии и психологии. Но
я был слишком далек от того, что во мне могут увидеть
«юриста чистой воды», болеющего душой за юриспру-
денцию, которой «угрожает» марксистская социологиче-
ская критика, чтобы принимать такие меры предосторож-
ности.
1	Петражицкий Л. И. Введение в изучение права и нравственно-
сти. 3-е изд. СПб., 1908, т. 1, с. 77.
2	Kelsen Н. Das Problem der Sonveranitat und die Theorie des Vol-
kerrechts. Tubingen, 1920, S. 125.
Общая теория права и марксизм
99
3	Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. М., 1910, с. 274—275.
4	«Нужно иметь в виду что законы лишь постольку порождают
право, поскольку они осуществляются, поскольку нормы поки-
дают свое «бумажное» существование и проявляют себя, как
сила в жизни людей» '{Ferneck Л. Die Rechtswidrigkeit. Jena, 1903,
S. И).
5	Kelsen H. Der soziologische und der juristische Staatsbegriff. Tu-
bingen, 1922, S. 96.
6	Между прочим, в русском языке для обозначения «действитель-
ного» и «действующего» права мы пользуемся обозначениями,
взятыми от одного и того же корня. В немецком языке логиче-
ское различие облегчается употреблением двух совершенно раз-
личных глаголов: wirken — в смысле быть действительным, осу-
ществляться, и gelteri — в смысле быть значимым, т. е. логически
связанным с более общей нормативной предпосылкой.
7	Кстати, нужно указать, что социально регулирующая деятель-
ность может обходиться и без заранее фиксированных норм.
В этом нас убеждает факт так называемого судебного правотвор-
чества. Его значение особенно ярко в те эпохи, которым вообще
не была знакома централизованная фабрикация законов. Так,
древнегерманским судам было совершенно чуждо понятие гото-
вой, данной извне нормы. Всякого рода сборники правил были
для шеффенов не связывающими законами, но вспомогательным
средством поучения, на основании которого они образовывали
собственное суждение (Stintzing R. Geschichte der Deutschen
Rechtswissenschaft. Munchen; Leipzig, 1880, Bd. 1, S. 39).
8	На подобных договорных отношениях, не гарантированных ни-
какой «третьей силой», базировалась вся феодальная система
права. Равным образом и современное международное право не
знает внешнеорганизованного припуждения. Такого рода нега-
рантированные правоотношения, разумеется, не отличаются ус-
тойчивостью, но это не дает основания вовсе отрицать их су-
ществование. Абсолютно устойчивого права вообще не сущест-
вует в природе; с другой стороны, устойчивость частноправовых
отношений в современном буржуазном «благоустроенном» госу-
дарстве вовсе не покоится на одной только полиции и судах.
Долги возвращаются не только потому, что «все равно взыщут»,
но чтобы сохранить кредит на будущее время. Это ясно хотя бы
из того практического эффекта, который имеет в «деловом» мире
протест векселя.
9	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 7.
10	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2, с. 134.
11	Там же, т. 4, с. 298—299.
Было бы, конечно, грубой ошибкой на основании этих поло-
жений приходить к Выводу, что политическая организация вооб-
ще никакой роли не играет, что, в частности, пролетариат не дол-
жен стремиться к овладению государственной властью, так как,
мол, это не «самое главное». Эту ошибку делают синдикалисты,
проповедующие «прямое действие». Не менее грубым искаже-
нием является учение реформистов, которые, затвердив одну
истину, что политическое господство буржуазии вытекает из
производственных отношений, делают отсюда вывод, что насиль-
4*
100
Общая теория права и марксизм
ственная политическая революция пролетариата невозможна
и бесцельна, т. е. превращают марксизм в фаталистическое и по
сути дела в контрреволюционное учение. На самом деле, конеч-
но, те же самые производственные отношения, из которых выте-
кает политическое господство буржуазии, создают в своем раз-
витии предпосылки роста политической силы пролетариата и в
конечном счете его политической победы над буржуазией. За-
крывать глаза на эту диалектику истории можно, только стано-
вясь сознательно или бессознательно на сторону буржуазии и
против рабочего класса. Мы ограничиваемся здесь этими беглыми
замечаниями, так как в данном случае нашу задачу составляет
не опровержение ложных выводов из учения Маркса о базисе
и надстройках — тем более что эту работу революционный марк-
сизм блестяще проделал в борьбе с синдикализмом и реформиз-
мом,— но извлечение из этой исторической теории некоторых то-
чек зрения, полезных для анализа правовой структуры.
12	См.: Gumplowicz L. Recbtsstaat und Sozialismus. Innsbruck, 1881.
13 Ibid., § 36.
14	На эту глубокую внутреннюю связь юридической логики как та-
ковой с логикой цивилиста указывает и тот исторический факт,
что общие определения права долгое время развивались как часть
теории гражданского права. Только при весьма поверхностном
взгляде на вещи можно, подобно Кавелину, думать, что этот факт
объясняется просто ошибкой и недоразумением (ср.: Кавелин К.
Соб. соч., т. 4. СПб., 1900. Этнография и право, с. 838).
15	См.: Gumplowicz L. Op. cit., § 32.
16	См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 94.
17	Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени
кодекса Наполеона. М., 1919, с. 15.
18	Ср., например, у Бирлинга: «Стремление представлять себе пра-
во прежде всего как нечто объективное, существующее само по
себе над членами правового общения, соответствует общей склон-
ности человеческого духа. Конечно, это имеет известную прак-
тическую ценность; но из-за этого нельзя забывать, что объектив-
ное право, даже если оно получило в писаном праве своеобраз-
ную внешнюю форму, всегда остается лишь видом нашего
воззрения на право и, как всякий другой продукт нашей психи-
ческой жизни, имеет в действительности свое истинное сущест-
вование только в умах по преимуществу самих членов правового
общения» (Bierling Е. Juristiscbe Prinzipienlebre. Freiburg; Leip-
zig, 1894, Bd. 1, S. 145).
19	В своем комментарии к Гражданскому кодексу РСФСР
А. Г. Гойхбарг подчеркивает, что передовые буржуазные юристы
уже отказываются рассматривать частную собственность как
произвольное субъективное право, но видят в ней благо, предо-
ставленное личности и связанное с положительными обязанно-
стями по отношению к целому. В частности, А. Г. Гойхбарг ссы-
лается на Дюги, который утверждает, что обладатель капитала
должен защищаться правом лишь потому и в той мере, в какой
он выполняет социально полезные функции, давая правильное
применение своему капиталу.
Конечно, такие рассуждения буржуазных юристов весьма ха-
Общая теория права и марксизм
101
рактерны, ибо являются предвестниками заката капиталистиче-
ской эпохи. Но, с другой стороны, если буржуазия допускает
рассуждения на тему о социальных функциях собственности, то
это потому, что такие рассуждения ее ни к чему серьезно не обя-
зывают. Ведь действительным антиподом собственности являет-
ся не собственность, представляемая как социальная функция,
но плановое социалистическое хозяйство, т. е. уничтожение соб-
ственности. Ибо смысл частной собственности, ее субъективизм
не в том, что каждый «ест свой кусок хлеба», т. е. не в актах
индивидуального потребления, даже производительного, но в
обороте, в актах приобретения и отчуждения, в товарном обме-
не, при котором социально-хозяйственная цель является лишь
слепым результатом частных целей и частных автономных ре-
шений.
Заявление Дюги, что собственник будет защищен только в том
случае, если он выполнит социальную обязанность, в такой об-
щей форме не имеет смысла. Для буржуазного государства оно
лицемерно, для государства пролетарского оно является затуше-
выванием фактов. Ведь если бы пролетарское государство могло
непосредственно каждому собственнику указать его социальную
функцию, оно сделало бы это, отняв у собственника право рас-
поряжаться собственностью. А раз оно этого экономически сде-
лать не может, значит оно вынуждено защищать частный инте-
рес как таковой, поставив ему лишь известные количественные
пределы. Было бы иллюзией утверждать, что каждый X, нако-
пивший в пределах Советской Республики некоторое количест-
во червонцев, защищается нашими законами и судами только
потому, что именно этот X дал или даст накопленным червонцам
социально полезное применение. Кстати, А. Г. Гойхбарг как буд-
то совершенно забывает о собственности на капитал в этой его
наиболее абстрактной, т. е. денежной, форме и рассуждает так,
как будто бы капитал существует только в конкретно-вещест-
венной форме производительного капитала. Антисоциальные сто-
роны частной собственности можно парализовать только de fac-
to, т. е. развитием социалистического, планового хозяйства за
счет рыночного. Но никакая формула, хотя бы взятая у самых
передовых юристов Запада, не превратит все сделки, заключае-
мые на основе нашего Гражданского кодекса, в социально по-
лезные и каждого собственника — в лицо, выполняющее общест-
венные функции. Такое преодоление на словах частного хозяй-
ства и частного права может только затемнить перспективу их
действительного преодоления.
20	См., например: Merkel A. Juristische Enziklopadie. Berlin; Leipzig,
1885, § 146 и след.; Коркунов Н. М. Энциклопедия права. Киев,
1913.
21	См.: Алексеев И. Введение в изучение права. М., 1918, с. 114.
22	«Право не дается даром тому, кто в нем нуждается» (Муром-
цев С. А. Образование права по учениям немецкой юриспруден-
ции. 2-е изд. М., 1886, с. 33).
23	См.: Иеринг Г. Борьба за право. 2-е изд. М., 1907. с. 46.
24	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 401—402.
25	Там же, с. 390.
102
Общая теория права и марксизм
26	«Для юридического познания дело идет исключительно об отве-
те на вопрос, как должен я мыслить себе юридически государст-
во» (Jellinek G. System der subjektiven offentlichen Rechte. 2. Aufl.
Tubingen, 1919, S. 13).
27	Ср., например, рассуждения С. А. Котлярсвского об избиратель-
ном праве: «В представительном строе избиратель осуществляет
определенную функцию, которую на него возлагает государст-
венный порядок, выраженный в конституции. Но с точки зрения
правового государства невозможно ему приписывать только
функцию и упускать из виду присущее право». Добавим от себя,
что это так же невозможно, как превратить буржуазную собст-
венность просто в общественную функцию. С. А. Котляревский
совершенно правильно подчеркивает далее, что если, следуя Ла-
банду, отрицать элемент субъективной управомоченности изби-
рателя, «то выборность представителей потеряет всякий право-
вой смысл и останется вопросом техники и целесообразности».
И здесь мы встречаемся с той же противоположностью техниче-
ской целесообразности, в основе которой лежит единство инте-
реса цели, и юридической организации, построенной на обособле-
нии и противоположении частных интересов. И наконец, полноту
своей юридической характеристики представительный строй по-
лучает путем введения судебной или судебно-административной
защиты прав избирателей. Судебный процесс и борьба сторон
выступают и здесь как существеннейший элемент юридической
надстройки (см.: Котляревский С. А. Власть и право. Проблема
правового государства. М., 1915, с. 25).
Государственное право вообще становится предметом юриди-
ческой разработки как конституционное право, т. е. с появлением
борющихся между собой сил: король и парламент, верхняя и
нижняя палаты, министерство и народное представительство.
То же самое с административным правом. Юридическое его со-
держание сводится к гарантиям прав представителей бюрокра-
тической иерархии, с одной стороны, и населения — с другой.
Вне этого административное или, как оно именовалось, полицей-
ское право представляет собой пеструю смесь технических пра-
вил, политических рецептов и т. д.
28	Гойхбарг А. Г. Хозяйственное право РСФСР. Т. I. Гражданский
кодекс. 2-е изд. М., 1923, с. 5.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ТОВАР И СУБЪЕКТ
Всякое юридическое отношение есть отношение между
субъектами. Субъект — это атом юридической теории,
простейший, неразложимый далее элемент. С него и
начнем наш анализ.
Тов. И. П. Разумовский не согласен со мной, что при
рассмотрении правовой формы надлежит класть в основу
Общая теория права и марксизм
103
анализ понятия субъекта. Ему представляется, что эта
категория развитого буржуазного общества, во-первых,
чересчур сложна, а во-вторых — не характерна для пре-
дыдущих исторических эпох. По его мнению, за основу
должно быть взято «развитие основного для всего клас-
сового общества отношения», а таковым, как указывает
Маркс в своем «Введении», является «владение, из факти-
ческого присвоения в дальнейшем развивающееся в юри-
дическую собственность» \ Однако, намечая пути этого
развития, т. И. П. Разумовский приходит сам к выводу,
что частная собственность оформляется как таковая, ста-
новится частной собственностью в современном смысле
слова лишь в процессе развития товарных отношений, по
мере того как она становится не только «возможностью
беспрепятственно владеть ею», но и «возможностью от-
чуждать ее» 2. Но это и означает, что правовая форма в
ее наиболее развернутом виде соответствует буржуазно-
капиталистическим общественным отношениям. Понятно,
что особые формы социальных отношений не отменяют
самих этих отношений и лежащих в их основе законов.
Так, присвоение продукта, произведенного внутри данной
общественной формации и ее силами, есть основной факт
или, если хотите, основной закон. Но юридическую форму
частной собственности это отношение принимает только
на известной ступени развития производительных сил и
связанного с ним разделения труда. Тов. Разумовский
думает, что, кладя в основу анализ понятия субъекта,
я тем самым исключаю из своего рассмотрения отноше-
ния господства — подчинения, между тем как владение
и собственность неразрывно связаны с этими отношения-
ми. Я не думаю, разумеется, отрицать эту связь, но я
лишь утверждаю, что собственность становится основой
развития правовой формы лишь как свобода распоряже-
ния на рынке, а наиболее общим выражением этой сво-
боды и служит категория субъекта. Что означает, напри-
мер, юридическая собственность на землю? «Само юри-
дическое представление’ означает лишь то,— пишет
Маркс,— что земельный собственник может поступать с
землей так, как всякий товаровладелец со своим това-
ром» 3. С другой стороны, капитализм превращает фео-
дальное землевладение в современное именно тем, «что
он, с одной стороны, совершенно отделяет земельную соб-
104
Общая теория права и марксизм
ственность от отношений господства и рабства...» 4 (Негг-
schafts- und Knechtschaftsverhaltnisse). Раб находится в
полном подчинении у своего хозяина,— именно поэтому
отношение эксплуатации не требовало особого юридиче-
ского оформления. Наемный рабочий выступает на рынке
как свободный продавец своей рабочей силы, поэтому от-
ношение капиталистической эксплуатации опосредствует-
ся в юридической форме договора. Думается, что этих
примеров вполне достаточно для того, чтобы признать
решающее значение категории субъекта при анализе
правовой формы.
Идеалистические теории права развивают понятие субъ-
екта, исходя из той или иной общей идеи, т. е. чисто
спекулятивным путем. «Основное понятие права — это
свобода. Абстрактное понятие свободы — это возможность
определять себя в каком-либо отношении... Человек по-
тому является субъектом права, что ему присуща воз-
можность самоопределения, что он обладает волей» 5.
Ср. также у Гегеля («Философия права», § 36): «Лич-
ность подразумевает вообще правоспособность и состав-
ляет понятие и само по себе абстрактную основу абст-
рактного и потому формального права. Заповедь права
гласит поэтому следующим образом: будь лицом и ува-
жай других в качестве лиц», и далее (§ 52): «Непосредст-
венно отличное от свободного духа есть для него и само
по себе внешнее вообще,— некая вещь, нечто несвобод-
ное, безличное и бесправное» ®.
Мы увидим в дальнейшем, в каком смысле это проти-
вопоставление субъекта и вещи является ключом к по-
ниманию формы права. Наоборот, догматическая юрис-
пруденция пользуется этим понятием с его формальной
стороны. Для нее субъект это не более как «способ юри-
дической квалификации явлений с точки зрения их при-
годности или непригодности к участию в правовом обо-
бщении» 7. Она, следовательно, не ставит себе вопроса
о том, в силу каких причин человек из зоологической осо-
би превратился в юридического субъекта, ибо исходит из
юридического общения как готовой, заранее данной
формы.
Наоборот, марксистская теория рассматривает всякую
общественную форму как историческую. Она поэтому ста-
вит своей задачей выяснить те исторические материаль-
Общая теория права и марксизм
105
ные условия, которые сделали реальной ту или иную ка-
тегорию. Материальные предпосылки юридического обще-
ния, или общения юридических субъектов, выяснены не
кем иным, как самим Марксом в I томе «Капитала».
Правда, он сделал это лишь мимоходом, в форме самых
общих намеков. Однако эти намеки дают для понимания
юридического момента в отношениях людей гораздо боль-
ше, чем многотомные трактаты ио общей теории права.
Анализ формы субъекта вытекает у Маркса непосредст-
венно из анализа формы товара.
Капиталистическое общество есть прежде всего об-
щество товаровладельцев. Это значит, что общественные
отношения людей в процессе производства приобретают
здесь вещественную форму в продуктах труда, относятся
друг к другу как стоимости. Товар — это предмет, в котором
конкретное многообразие полезных свойств становится
лишь простой вещественной оболочкой абстрактного свой-
ства стоимости, проявляющейся как способность обмени-
ваться на другие товары в определенной пропорции. Это
свойство проявляется как нечто присущее самим вещам
в силу своего рода естественного закона, который дейст-
вует за спиной людей совершенно независимо от их воли.
Но если товар приобретает стоимость независимо от
воли производящего его субъекта, то реализация стои-
мости в процессе обмена предполагает сознательный во-
левой акт со стороны владельца товара, или, как говорит
Маркс: «Товары не могут сами отправляться на рынок
и обмениваться. Следовательно, мы должны обратиться
к их хранителям, к товаровладельцам. Товары суть вещи
и потому беззащитны перед лицом человека. Если они не
идут по своей охоте, он может употребить силу, то есть
взять их» 8.
Таким образом, общественная связь людей в процессе
производства, овеществленная в продуктах труда и при-
нявшая форму стихийной закономерности, требует для
своей реализации особого отношения людей как распоря-
дителей продуктами, как субъектов, «воля которых гос-
подствует в вещах».
«То обстоятельство, что хозяйственные блага содер-
жат труд, есть им присущее свойство, зависящее только
от воли их обладателей и предполагающее лишь то, что
они присваиваются и отчуждаются» 9.
106
Общая теория права и марксизм
Поэтому одновременно с тем, как продукт труда при-
обретает свойство товара и становится носителем стоимо-
сти, человек приобретает свойство юридического субъекта
п становится носителем права10. «Лицо, воля которого
объявлена решающей, есть субъект права» 11.
Одновременно с этим общественная жизнь распадает-
ся, с одной стороны, на совокупность стихийно склады-
вающихся овеществленных отношений (таковы все эко-
номические отношепия: уровень цен, норма прибавочной
стоимости, норма прибыли и т. д.), т. е. отношений,
в которых люди говорят нам не больше, чем вещи, и, с
другой стороны, таких отношений, где человек определя-
ется не иначе, как путем противопоставления его вещи,
т. е. как субъект, или — юридических отношений. Это две
основные формы, принципиально отличающиеся одна от
другой, но в то же время теснейшим образом одна с дру-
гой связанные и взаимно обусловленные. Общественная
производственная связь представляется одновременно в
двух нелепых формах: как стоимость товара и как спо-
собность человека быть субъектом прав.
Соответственно тому, как естественное многообразие
полезных свойств продукта является в товаре лишь про-
стой оболочкой стоимости, а конкретные виды человече-
ского труда растворяются в абстрактном человеческом
труде как создателе стоимости,— подобно этому конкрет-
ное многообразие отношений человека к вещи выступает
как абстрактная воля собственника, а все конкретные
особенности, отличающие одного представителя вида
homo sapiens от другого, растворяются в абстракции че-
ловека вообще — как юридического субъекта.
Если экономически вещь господствует над человеком,
ибо как товар она овеществляет в себе общественное от-
ношение, не подвластное человеку, то юридически чело-
век господствует над вещью, ибо в качестве ее владель-
ца и собственника он сам становится лишь воплощением
абстрактного безличного субъекта прав, чистым продук-
том социальных отношений. Выражая это словами Марк-
са, мы скажем: «Чтобы данные вещи могли относиться
друг к другу как товары, товаровладельцы должны отно-
ситься друг к другу как лица, воля которых распоряжа-
ется этими вещами: таким образом, один товаровладелец
Общая теория права и марксизм
107
лишь по воле другого, следовательно каждый из них
лишь при посредстве одного общего им обоим волевого
акта, может присвоить себе чужой товар, отчуждая свой
собственный. Следовательно, они должны признавать друг
в друге частных собственников» 12.
Само собой разумеется, что историческое развитие соб-
ственности* как правового института, со всеми различны-
ми способами приобретения и защиты, со всеми ее моди-
фикациями по отношению к различным объектам и т. д.,
совершалось далеко не так стройно и последовательно,
как вышеприведенная логическая дедукция. Но только
эта дедукция раскрывает нам общий смысл историческо-
го процесса.
Попав в рабскую зависимость от экономических отно-
шений, складывающихся за его спиной в виде законов
стоимости, хозяйствующий субъект как бы в вознаграж-
дение получает уже в качестве юридического субъекта
редкий дар — юридически презюмируемую волю, делаю-
щую его абсолютно свободным и равным среди других
товаровладельцев, таких же, как и он сам. «Все должны
быть свободны и ни один не должен нарушать свободу
другого... Каждый человек обладает своим собственным
телом как свободным оружием своей воли» 13. Вот ак-
сиома, из которой исходят теоретики естественного пра-
ва. И эта идея обособленности, замкнутости в себе че-
ловеческой личности, это «естественное состояние», из
которого вытекает «Widerstreit der Freiheit ins Unend-
liche» (бесконечное противоборство свободы), отвечает
целиком товарному способу производства, в котором про-
изводители формально независимы друг от друга и не
связаны ничем, кроме искусственно создаваемого право-
порядка. Само это правовое состояние или, говоря слова-
ми того же автора, «совместное существование многих
свободных существ, где все должны быть свободны и сво-
бода одного не должна препятствовать свободе другого»,
есть не что иное, как идеализированный, перенесенный в
заоблачные высоты философской абстракции, освобож-
денный от своего грубого эмпиризма рынок, на котором
встречаются независимые производители, ибо, как нас
поучает другой философ, «в торговой сделке обе сторо-
ны делают то, что они хотят, и не посягают на большую
свободу, чем они сами дают другим» 14.
108
Общая теория права и марксизм
Растущее разделение труда, увеличивающаяся лег-
кость сношений и вытекающее отсюда развитие обмена
делают стоимость экономической категорией, т. е. вопло-
щением стоящих над индивидом социальных производст-
венных отношений. Для этого нужно, чтобы отдельные
случайные акты обмена превратились в широкую систе-
матическую циркуляцию товаров. На этой ступени раз-
вития стоимость отрывается от случайных оценок, теряет
свою характеристику, как явление индивидуальной пси-
хики, и приобретает объективное экономическое значение.
Столь же реальные условия необходимы для того, чтобы
человек из зоологической особи превратился в абстракт-
ного и безличного субъекта прав, в юридическую персону.
Ути реальные условия заключаются в уплотнении общест-
венных связей и в возрастающей мощи социальной, т. е.
классовой, организации, которая достигает своего макси-
мума в «благоустроенном» буржуазном государстве. Здесь
способность быть субъектом прав окончательно отрывает-
ся от живой конкретной личности, перестает быть функ-
цией ее действительной сознательной воли и становится
чисто социальным свойством. Дееспособность абстрагиру-
ется от правоспособности. Юридический субъект получает
себе двойника в виде представителя, а сам приобретает
значение математической точки, центра, в котором сосре-
доточена известная сумма прав.
Соответственно этому буржуазная, капиталистическая
собственность перестает быть непрочным, неустойчивым,
чисто фактическим обладанием, которое в любой момент
может быть оспорено и должно защищаться с оружием
в руках. Она превращается в абсолютное, незыблемое
право, которое следует за вещью всюду, куда бы ее ни
занес случай, и которое, с тех пор как буржуазная циви-
лизация утвердила свое господство па всем земном шаре,
защищается в любом его уголке законами, полицией и
судами 15.
На этой ступени развития так называемая волевая
теория субъективных прав начинает казаться несоответ-
ствующей действительности16. Право в субъективном
смысле предпочитают определять как «сумму благ, кото-
рую общая воля признает причитающейся данному лицу».
При этом от последнего вовсе не требуется способности
Общая теория права и марксизм
109
желать и действовать. Разумеется, определение Дернбур-
га лучше укладывается в представлении современного
юриста, которому приходится иметь дело с правоспособ-
ностью идиотов, грудных младенцев, юридических лиц
и т. д. Наоборот, волевая теория в своих крайних выводах
равносильна исключению перечисленных категорий из
числа субъектов прав17. Дернбург, несомненно, стоит
ближе к истине, понимая субъекта прав как чисто соци-
альный феномен. Но, с другой стороны, нам совершенно
ясно, почему элемент воли играл такую существенную
роль в построении понятия субъекта. Отчасти это видит
и сам Дернбург, когда он утверждает: «Права в субъек-
тивном смысле существовали задолго до того, как сло-
жился осознавший себя государственный порядок; они
основывались на личности отдельного человека и на том
уважении, которое он по отношению к себе и своему иму-
ществу сумел отвоевать и вынудить. Только постепенно,
путем абстракции, из представления существующих субъ-
ективных прав было образовано понятие правопорядка.
Поэтому воззрение, будто права в субъективном смысле
суть всего лишь следствие объективного права, неисто-
рично и неверно» 18. «Отвоевать и вынудить», очевидно,
мог лишь некто, обладающий не только волей, но и зна-
чительной долей могущества. Однако Дернбург, как и
большинство юристов, склонен трактовать субъекта прав
как личность вообще, т. е. вне определенных историче-
ских условий, как вечную категорию. С этой точки зре-
ния человеку свойственно быть субъектом прав, как оду-
шевленному и одаренному разумной волей существу. На
деле, разумеется, категория субъекта прав абстрагируется
из актов рыночного обмена. Именно в этих актах человек
практически реализует формальную свободу самоопреде-
ления. Рыночная связь раскрывает противоположность
субъекта и объекта в особом правовом смысле. Объект —
это товар, субъект — товаровладелец, который распоря-
жается товаром в актах приобретения и отчуждения.
Именно в меновой сделке субъект проявляется впервые
во всей полноте своих определений. Формально более
совершенное понятие субъекта, у которого осталась одна
лишь правоспособность, уводит нас дальше от жизненно-
го, реального исторического смысла этой правовой кате-
гории. Вот почему юристам так трудно совершенно отка
110
Общая теория права п марксизм
заться от активного, волевого элемента в понятиях субъ
екта и субъективного права.
Сфера господства, принявшая форму субъективного
права, есть социальный феномен, который приписывается
индивиду на том же основании, на котором стоимость,
тоже социальный феномен, приписывается вещи, продук-
ту труда. Товарный фетишизм восполняется правовым
фетишизмом.
Итак, на известной ступени развития отношения лю-
дей в процессе производства получают вдвойне загадоч-
ную форму. Они, с одной стороны, выступают как отно-
шения вещей-товаров, а с другой стороны — как волевые
отношения независимых и равных друг другу единиц —
юридических субъектов. Наряду с мистическим свойством
стоимости появляется не менее загадочная вещь — право.
Вместе с тем единое целостное отношение приобретает
два основных абстрактных аспекта — экономический и
юридический.
В развитии юридических категорий способность к со-
вершению меновых сделок есть лишь одно из конкретных
проявлений общего свойства право- и дееспособности.
Однако исторически именно меновая сделка дала идею
субъекта как абстрактного носителя всех возможных
правопритязаний. Только в условиях товарного хозяйства
рождается абстрактная правовая форма, т. е. способность
иметь право вообще отделяется от конкретных правопри-
тязаний. Только постоянное перемещение прав, происхо-
дящее на рынке, создает идею неподвижного их носителя.
На рынке обязующий обязывается в то же время сам.
Из положения стороны требующей он ежеминутно пере-
ходит в положение стороны обязанной. Таким образом,
создается возможность абстрагироваться от конкретных
различий между субъектами прав и подвести их под одно
родовое понятие 1&.
Подобно тому как меновым , сделкам развитого товар-
ного производства предшествовали случайные меновые
акты и такие формы обмена, как, например, взаимное
одаривание, юридическому субъекту с простирающейся
вокруг него сферой правового господства морфологически
предшествует вооруженный индивид или, чаще, группа
людей, род, орда, племя, способные в споре, в сражении
отстоять то, что является условием их существования.
Общая теория права и марксизм
11.1
Эта тесная морфологическая связь отчетливо соединяет
суд с поединком и стороны в процессе со сторонами в
вооруженной борьбе. По мере роста социально регулиру-
ющих сил субъект утрачивает свою материальную осяза-
тельность. Его личная энергия заменяется мощью соци-
альной, т. е. классовой, организации, которая находит
свое высшее выражение в государстве20. Здесь безлич-
ному и абстрактному субъекту соответствует, как его
отражение, безличная абстрактная государственная
власть, действующая с идеальной равномерностью и не-
прерывностью в пространстве и времени.
Эта абстрагированная власть имеет вполне реальную
основу в организации бюрократического аппарата, по-
стоянной армии, в финансах, средствах связи и т. п.,
а предпосылкой всего перечисленного является соответ-
ствующее развитие производительных сил.
Но раньше, чем воспользоваться услугами государст-
венного механизма, субъект опирается на органически
складывающееся постоянство отношений. Подобно тому
как регулярное повторение актов обмена конституирует
стоимость в качестве всеобщей категории, поднимающей-
ся над субъективными оценками и случайными меновыми
пропорциями, подобно этому регулярное повторение одних
и тех же отношений — обычай — придает новый смысл
субъективной сфере господства, обосновывая ее сущест-
вование внешней нормой.
Обычай или традиция, как сверхиндивидуальное осно-
вание правопритязаний, соответствует феодальному
укладу с его ограниченностью и косностью. Традиция
или обычай есть по существу нечто заключенное в изве-
стные, довольно узкие географические рамки. Поэтому
всякое право мыслится лишь как принадлежность данно-
го конкретного субъекта или ограниченной группы субъ-
ектов. В феодальном мире «каждое право было привиле-
гией» (Маркс). Каждый город, каждое сословие, каждый
цех жили по своему праву, которое следовало за челове-
ком, где бы он ни находился. Идея общего всем гражда-
нам, всем людям формально-юридического статуса совер-
шенно отсутствует в эту эпоху. Этому соответствовали в
области экономической себедовлеющие замкнутые хо-
зяйства, запрещение ввоза и вывоза и т. п.
«Содержание личности не было одним и тем же. Со-
112
Общая теория права и марксизм
словие, имущественное положение, профессия, вероиспо-
ведание, возраст, пол, физическая сила вызывали глубо-
кое неравенство правоспособности» 21. Равенство субъек-
тов предполагалось только для отношений, замкнутых в
известной сфере; так, члены одного и того же сословия
приравнивались друг к другу в сфере сословных прав,
члены одного и того же цеха — в сфере цеховых прав,
и т. д. На этой ступени правовой субъект, как всеобщий
абстрактный носитель всех мыслимых правопритязаний,
выступает лишь в роли обладателя конкретных приви-
легий.
«Правосознание на этой ступени видит, что те же са-
мые или одинаковые права присваиваются отдельным
личностям или коллективам, но оно не делает вывода,
что поэтому эти личности и коллективы суть одно и то
же в этом свойстве иметь права» 22.
Поскольку в средние века отсутствовало абстрактное
понятие юридического субъекта, постольку и представ-
ление об объективной норме, обращенной к неопределен-
ному и широкому кругу лиц, смешивалось и сливалось
с установлением конкретных привилегий и «свобод». Еще
в XIII в. мы не находим следа сколько-нибудь ясных
представлений о различии объективного права и субъек-
тивных прав или управомочий. В привилегиях и жалован-
ных грамотах, которые давались городам императорами
и князьями, смешение этих двух понятий встречается на
каждом шагу. Обычной формой установления каких-либо
общих правил или норм является признание за опреде-
ленной территориальной единицей или за населением в
смысле собирательном тех или иных правовых качеств.
Такой характер носила и знаменитая формула «Stadt-
luft macht frei». В этой же форме проводилась отмена су-
дебных поединков; наряду с этими постановлениями, как
нечто им совершенно однородное, включались права го-
рожан, например на пользование княжеским или импер-
ским лесом.
В самом городском праве первоначально наблюдается
такое же смешение объективного и субъективного момен-
тов. Городские статуты представляли собой отчасти по-
ложения общего характера, отчасти перечисления отдель-
ных прав или привилегий, которыми пользуется та или
иная группа граждан.
Общая теория права и марксизм
113
Только при полном развитии буржуазных отношений
право приобретает абстрактный характер. Каждый чело-
век становится человеком вообще, всякий труд сводится
к общественно полезному труду вообще 23, всякий субъект
становится абстрактным юридическим субъектом. Одно-
временно и норма принимает логически совершенную
форму абстрактного общего закона.
Итак, юридический субъект — это вознесенный в не-
беса абстрактный товаровладелец. Его воля, понимаемая
в юридическом смысле, имеет свою реальную основу в
желании отчуждать, приобретая, и приобретать, отчуж-
дая. Для того чтобы это желание осуществилось, необхо-
димо, чтобы желания товаровладельцев шли навстречу
одно другому. Юридически это отношение выражается
как договор или соглашение независимых воль. Поэтому
договор является одним из центральных понятий в пра-
ве. Выражаясь выспренне, он входит составной частью в
идею права. В логической системе юридических понятий
договор есть лишь один из видов сделки вообще, т. е.
один из способов конкретных волеизъявлений, с помощью
которых субъект воздействует на простирающуюся
вокруг него правовую сферу. Исторически и реально, на-
оборот, понятие сделки выросло из договора. Вне догово-
ра сами понятия субъекта и воли в юридическом смысле
существуют лишь как безжизненные абстракции. В до-
говоре эти понятия получают свое подлинное движение,
и одновременно в акте обмена получает свое материаль-
ное основание юридическая форма в ее простейшем, наи-
более чистом виде. Акт обмена, следовательно, сосредото-
чивает в себе, как в фокусе, самые существенные момен-
ты как для политической экономии, так и для права.
В обмене, по словам Маркса, «содержание... юридическо-
го, или волевого, отношения дано самим экономическим
отношением» 24. Раз возникнув, идея договора стремится
приобрести универсальное значение. Прежде чем товаро-
владельцы «признали» друг друга собственниками, они,
разумеется, были таковыми, но в другом, органическом,
внеюридическом смысле. «Взаимное признание» означает
не что иное, как попытку истолковать с помощью абст-
рактной формулы договора те органические присвоения,
покоящиеся на труде, захвате и т. д., которые общество
товаропроизводителей паходпт готовыми при своем воз-
114
Общая теория права и марксизм
нпкновенип. Само по себе отношение человека к вещи
лишено всякого юридического значения. Это чувствуют
юристы, когда они пытаются осмыслить институт част-
ной собственности как отношение между субъектами, т. е.
между людьми. Но они конструируют его чисто формаль-
но, и притом негативно, как универсальный запрет,
исключающий всех, кроме собственника, от пользования
и распоряжения вещью25, эта концепция, будучи при-
годной для практических целей догматической юриспру-
денции, совершенно не пригодна для теоретического ана-
лиза. В этих абстрактных запретах понятие собствен-
ности теряет всякий жизненный смысл, отрекается от
своей собственной доюридической истории.
Но если органическое, «естественное» отношение че-
ловека к вещи, т. е. ее присвоение, генетически состав-
ляет отправной пункт развития, то превращение этого
отношения в юридическое совершилось под влиянием тех
потребностей, которые были вызваны к жизни обраще-
нием благ, т. е. по преимуществу куплей и продажей.
Ориу обращает внимание на то, что первоначально мор-
ская торговля и торговля караванами не создавали еще
потребности в гарантии собственности. Расстояние, от-
делявшее лиц, вступивших в обмен, давало лучшую га-
рантию против каких бы то ни было претензий. Образо-
вание постоянного рынка вызывает необходимость уре-
гулирования вопроса о праве распоряжения товарами и,
следовательно, о праве собственности 26. Титул собствен-
ности в древнем римском праве, mancipatio per aes et
libram, показывает, что он зародился одновременно с фе-
номеном внутреннего обмена. Равным образом переход
по наследству стал фиксироваться как титул собствен-
ности лишь с тех пор, как гражданский оборот проявил
интерес к этой трансмиссии 27.
В обмене, говоря словами Маркса, «один товаровладе-
лец лишь по воле другого ... может присвоить себе чужой
товар, отчуждая свой собственный» 28. Эту именно мысль
и стремились выразить представители естественноправо-
вой доктрины, пытаясь обосновать собственность на
каком-то первоначальном договоре. Они правы, разумеет-
ся, не в том смысле, что такой договор когда-либо исто-
рически имел место, но в том, что натуральные или орга-
Общая теория нрава и марксизм
115
нические формы присвоения приобретают юридический
«разум» во взаимных актах приобретения и отчуждения.
В акте отчуждения осуществление права собственности
становится реальностью как абстракция. Всякое иное
применение вещи связано с конкретным видом ее исполь-
зования как средства потребления или как средства
производства. Когда вещь функционирует в качестве ме-
новой стоимости, она становится безличной вещью, чис-
тым объектом права, а распоряжающийся ею субъект —
чистым юридическим субъектом. В различном отношении
к обороту надо искать объяснения противоречия между
феодальной собственностью и буржуазной. Главный по-
рок феодальной собственности в глазах буржуазного мира
заключается не в ее происхождении (захват, насилие),
но в ее неподвижности, в том, что она не способна стать
объектом взаимных гарантий, переходя из рук в руки в
актах отчуждения и приобретения. Феодальная или со-
словная собственность нарушает основной принцип бур-
жуазного общества — «равную возможность достижения
неравенства». Ориу, один из проницательнейших бур-
жуазных юристов, справедливо выдвигает на первый план
взаимность, как наиболее эффективную гарантию собст-
венности и притом осуществляемую с наименьшей долей
внешнего насилия. Эта взаимность, обеспечиваемая зако-
нами рынка, придает собственности характер «вечного»
института. В противоположность этому чисто политиче-
ская гарантия, которую дает аппарат государственного
принуждения, сводится к защите данного персонального
состава собственников, т. е. к моменту, не имеющему
принципиального значения. Борьба классов в истории не
раз приводила к новому распределению собственности,
к экспроприации ростовщиков и владельцев латифун-
дий 29. Но эти потрясения, как бы они ни были неприят-
ны для пострадавших классов и групп, не колебали само-
го основного устоя частной собственности — экономиче-
ской связи хозяйств посредством обмена. Люди, восстав-
шие против собственности, на другой же день должны
были утверждать ее, встречаясь на рынке как независи-
мые производители. Таков путь всех непролетарских ре-
волюций. Таков логический вывод из идеала анархистов,
которые, отбрасывая внешние признаки буржуазного
права — государственное принуждение и законы, сохра-
116
Общая теория права и марксизм
няют его внутреннюю сущность — свободный договор
между независимыми производителями 30.
Таким образом, только развитие рынка впервые со-
здает возможность и необходимость превращения челове-
ка, присваивающего вещи путем труда (или грабежа),
в юридического собственника.
Между этими фазами не существует непроходимой
грани. «Естественное» незаметно переходит в юридиче-
ское, подобно тому как вооруженный грабеж сливается
самым тесным образом с торговлей.
Карнер выдвигает другую концепцию собственности.
По его определению, «собственность de jure является не
чем иным, как властью лица А над вещью Н, простым
отношением индивидуума к предмету природы, которым
не затрагивается никакой другой индивид (курсив наш.—
Е. П.) и никакая другая вещь; вещь есть частная вещь;
индивидуум — частное лицо; право — частное право. Так
дело фактически обстоит в период простого товарного
производства» 31.
Все это место — одно сплошное недоразумение. Кар-
нер воспроизводит здесь излюбленную робинзонаду. Но,
спрашивается, какой смысл двум Робинзонам, из которых
один не знает о существовании другого, представлять
юридически свое отношение к вещам, когда оно и так
без остатка покрывается фактическим отношением? Это
право изолированного человека заслуживает того, чтобы
его поставить рядом со знаменитой стоимостью «стакана
воды в пустыне». И стоимость и право собственности
порождаются одним и тем же феноменом — циркуля-
цией продуктов, сделавшихся товарами. Собственность в
юридическом смысле появилась не потому, что людям
пришло в голову наделить друг друга этим правовым ка-
чеством, но потому, что они могли обменивать товары,
только надев личину собственника. «Безграничная власть
над вещью» есть лишь отражение безграничной цирку-
ляции товаров.
Карнер констатирует, что «собственнику приходит в
голову мысль культивировать юридическое осуществле-
ние собственности путем отчуждения» 32. Самому Карне-
ру не приходит в голову, что «юридическое» начинается
именно с этого «культивирования», а до него присвоение
не выходит из рамок естественного, органического.
Общая теория права и марксизм
117
Карнер соглашается, что «купля, продажа, ссуда, заем
существовали раньше, однако с минимальным объектив-
ным и субъективным кругом действия» 33. Да, эти раз-
личные юридические формы циркуляции хозяйственных
благ существовали настолько рано, что мы находим от-
четливую формулировку отношений займа, ссуды и закла-
да, прежде чем была выработана сама формула собствен-
ности. Это одно уже дает ключ к правильному понима-
нию юридической природы собственности.
Наоборот, Карнеру кажется, что люди были собствен-
никами до того и независимо от того, что они закладыва-
ли, покупали и продавали вещи. Эти отношения пред-
ставляются ему лишь «вспомогательными и второсте-
пенными институтами, заполнявшими пробелы мелкобур-
жуазной собственности». Другими словами, он исходит из
представления совершенно изолированных индивидов, ко-
торым (неизвестно для какой надобности) вздумалось
создать «общую волю» и от имени этой общей воли при-
казать каждому воздерживаться от посягательства на
вещь, принадлежащую другому. Затем, сообразив, что
собственник не может считаться универсалитетом ни в
качестве рабочей силы, ни в качестве потребителя, эти
изолированные Робинзоны решают дополнить собствен-
ность институтами купли-продажи, ссуды, займа и т. д.
Эта чисто рассудочная схема ставит на голову действи-
тельное развитие вещей и понятий.
Карнер в данном случае просто-напросто воспроизво-
дит так называемую гуго-гейзевскую систему изложения
пандектного права, которая точно так же начинает с че-
ловека, подчиняющего своей власти внешние предметы
(вещное право), затем переходит к обмену услуг (обя-
зательственное право) и, наконец, к нормам, регулирую-
щим положение человека как члена семьи и судьбу его иму-
щества после смерти (семейное и наследственное право).
Связь человека с вещью, которую он сам произвел
или завоевал или которая (как оружие или украшение)
составляет как бы часть его личности, несомненно, входит
исторически как один пз элементов в развитие института
частной собственности. Она представляет его первона-
чальную, грубую и ограниченную форму. Законченный и
универсальный характер частная собственность получает
только с переходом к товарному или, вернее, даже к то-
118
Общая теория права и марксизм
варно-капиталистическому хозяйству. Она становится без-
различной по отношению к объекту и порывает всякую
связь с тем или иным органическим объединением людей
(род, семья, община). Она выступает в наиболее всеоб-
щем значении как «внешняя сфера свободы» (Гегель),
т. е. как практическое осуществление абстрактной спо-
собности быть субъектом права.
В этой чисто юридической форме собственность имеет
логически мало общего с органическим или житейским
принципом частного присвоения как результата личных
усилий или как условия личного потребления и пользо-
вания. Насколько связь человека с продуктом своего тру-
да или, например, с клочком земли, который он обработал
личным трудом, имеет в себе нечто элементарное, доступ-
ное самому примитивному мышлению34, настолько же
абстрактным, формальным, условным, рационалистиче-
ским является отношение собственника к собственности
с тех пор, как вся экономическая деятельность стала пре-
ломляться в сфере рынка. Если морфологически эти два
института — частное присвоение как условие беспрепятст-
венного личного пользования и частное присвоение как
условие последующего отчуждения в актах обмена —
имеют между собой непосредственную связь, то логиче-
ски — это две различные категории и слово «собствен-
ность», которое их обоих покрывает, вносит больше пута-
ницы, чем ясности. Капиталистическая собственность на
землю не предполагает никакой органической связи меж-
ду землей и ее собственником; наоборот, она мыслима
только при условии полной свободы перехода земли из
рук в руки, свободы сделок с землей.
Самое понятие собственности на землю появляется
вместе с индивидуальной отчуждаемой земельной собст-
венностью. Общинная же земля альменда первоначально
вовсе не была собственностью юридического лица, ибо
такого понятия не существовало, но находилась в поль-
зовании общинников как лица собирательного35,
Капиталистическая собственность есть по существу
свобода превращения капитала из одной формы в другую
и переноса его из одной сферы в другую в целях полу-
чения максимального нетрудового дохода. Эта свобода
распоряжения капиталистической собственностью немыс-
лима без наличия индивидов, лишенных собственности,
Общая теория права и марксизм	Ц9
т. е. пролетариев. Юридическая форма собственности не
стоит ни в каком противоречии с фактом экспроприации
собственности у значительного числа граждан. Ибо свой-
ство быть субъектом прав есть чисто формальное свойст-
во. Оно квалифицирует всех людей как одинаково «до-
стойных» собственности, но отнюдь не делает их собствен-
никами. Диалектика капиталистической собственности
великолепно изображена в «Капитале» Маркса пактам,
где она протекает в «незыблемых» формах права, так
и там, где она прорывает их путем прямого насилия
(период первоначального накопления). Вышеупомянутое
исследование Карнера дает в этом смысле весьма мало
нового по сравнению с I томом «Капитала». Там же, где
Карнер пытается быть самостоятельным, он вносит пута-
ницу. Мы уже отмечали это по поводу его попытки абст-
рагировать собственность от того момента, который юри-
дически ее конституирует, т. е. от обмена. Это чисто фор-
мальное понимание влечет за собой другую ошибку.
А именно, рассмотрев переход от мелкобуржуазной соб-
ственности к капиталистической, Карнер заявляет: «Ин-
ститут собственности получил широкое развитие, испытал
полное превращение, не изменив своей юридической при-
роды», и там же он делает вывод: «Изменяется социаль-
ная функция правовых институтов, но не изменяется их
юридическая природа» зв. Спрашивается: какой институт
имеет в виду Карнер? Если речь идет об отвлеченной фор-
муле римского права, то в ней, конечно, ничто не могло из-
мениться. Но ведь эта формула регулировала мелкую соб-
ственность только в эпоху развитых буржуазно-капитали-
стических отношений. Если же обратиться к цеховому
ремеслу и к крестьянскому хозяйству в эпоху прикреп-
ления крестьян к земле, то там мы найдем целый ряд
норм, ограничивающих право собственности. Конечно,
можно возразить, что все эти ограничения носят публич-
но-правовой характер и не затрагивают института собст-
венности как такового. Но ведь в таком случае все поло-
жение сведется к тому, что некая абстрактная формула
равна самой себе. С другой стороны, феодальная и цехо-
вая, т. е. ограниченные, формы собственности уже обна-
руживали свои функции — всасывание чужого неоплачен-
ного труда. Собственность простого товарного производст-
ва, которую Карнер противопоставляет каппталистиче-
120
Общая теория права и марксизм
ской форме собственности, является такой же голой
абстракцией, как и само простое товарное производство.
Ибо превращение хотя бы части производимых продуктов
в товары и появление денег составляют достаточное усло-
вие для появления ростовщического капитала, который
«вместе со своим близнецом, купеческим капиталом,—
по выражению Маркса,— принадлежит к допотопным
формам капитала, которые задолго предшествуют капи-
талистическому способу производства и наблюдаются в
самых различных общественно-экономических форма-
циях» 37. Мы, следовательно, можем прийти к выводу,
обратному тому, к которому пришел Карнер, а именно:
нормы меняются, а социальная функция остается неиз-
менной.
По мере развития капиталистического способа произ-
водства собственник постепенно освобождается от техни-
чески-производственных функций, а вместе с тем теряет
и полноту юридического господства над капиталом.
В акционерном предприятии отдельный капиталист яв-
ляется лишь носителем титула на известную долю не-
трудового дохода. Его экономическая и юридическая ак-
тивность как собственника ограничивается почти исклю-
чительно сферой непроизводительного потребления.
Основная масса капитала становится в полной мере без-
личной классовой силой. Поскольку она участвует в
рыночном обороте, что предполагает автономию ее от-
дельных частей, эти части выступают как собственность
юридических лиц. На деле ею распоряжается сравнитель-
но небольшая кучка крупнейших капиталистов, действую-
щая к тому же через своих наемных представителей или
уполномоченных. Юридически отчетливая форма частной
собственности уже не отражает действительного положе-
ния вещей, ибо с помощью методов участия и контроля
фактическое господство выходит за чисто юридические
рамки. Здесь мы подходим к тому моменту, когда капи-
талистическое общество уже достаточно зрело для того,
чтобы перейти в свою противоположность. Необходимой
политической предпосылкой этого является классовая
революция пролетариата.
Но еще до этого переворота развитие капиталистиче-
ского способа производства, основанного на принципе
свободной конкуренции, приводит к тому, что этот прин-
Общая теория права и марксизм
121
цип превращается в собственную противоположность.
Монополистический капитализм создает предпосылки со-
вершенно иной системы хозяйства, при которой движение
общественного производства и воспроизводства соверша-
ется не путем отдельных сделок между автономными
хозяйственными единицами, а с помощью планомерной,
централизованной организации. Эта организация создает-
ся трестами, концернами и другими монополистическими
объединениями, завершением этих тенденций является
наблюдавшееся во время войны сращивание частнокапи-
талистических и государственных организаций в одну
мощную систему буржуазного государственного капита-
лизма. Это перерождение юридической ткани на практике
не могло не отразиться в теории. На заре своего развития
промышленный капитализм окружал принцип правосубъ-
ективности некоторым ореолом, превознося его как абсо-
лютное свойство человеческой личности. Теперь его начи-
нают рассматривать лишь как техническое определение,
представляющее некоторые удобства для «разграничения
рисков и ответственностей», а то и просто объявляют
умозрительной гипотезой, не имеющей под собой ника-
кого реального основания. Так как это течение направ-
ляло свои удары против правового индивидуализма, то
оно вызывало к себе симпатии некоторых наших маркси-
стов, полагающих, что перед ними элементы новой «со-
циальной» теории права, отвечающей интересам проле-
тариата. Само собой разумеется, что такая оценка свиде-
тельствует о чисто формальном подходе к вопросу. Не
говоря уже о том, что указанные теории ничего не дают
для действительного социологического понимания инди-
видуалистических категорий буржуазного права, но и
критикуют они этот индивидуализм не с точки зрения
пролетарского представления о социализме, а с точки зре-
ния диктатуры финансового капитала. Социальный смысл
этих доктрин состоит в апологии современного империали-
стического государства и тех методов, к которым оно
прибегало, в особенности во время последней войны. Нас
не должно поэтому удивлять, что именно на основании
уроков мировой войны — самой грабительской и реакцион-
ной из всех войн новейшей истории — один американ-
ский юрист пришел к таким «социалистически» звучащим
выводам:
122
Общая теория права и марксизм
«Индивидуальные права жизни, свободы и собствен-
ности не имеют никакого абсолютного или абстрактного
существования; это права, которые с легальной точки
зрения существуют только благодаря тому, что государ-
ство оказывает им покровительство, и которые поэтому
без каких бы то ни было ограничений находятся в распо-
ряжении государства» 38.
Захват политической власти пролетариатом есть
основная предпосылка социализма. Однако, как это пока-
зал опыт, планомерно организованное производство и
распределение не могут на другой же день заменить со-
бой рыночный обмен и рыночную связь отдельных хо-
зяйств. Если бы это было возможно, то юридическая
форма собственности была бы в тот же момент истори-
чески исчерпана до конца. Она завершила бы цикл своего
развития, вернувшись к исходной точке, к предметам не-
посредственного индивидуального пользования, т. е. стала
бы снова элементарным бытовым отношением. А вместе
с ней была бы осуждена на смерть и форма права вооб-
ще 39. До тех же пор, пока задача построения единого
планомерного хозяйства не осуществлена, пока остается
в силе рыночная связь между отдельными предприятиями
и группами предприятий, до тех пор остается в силе и
форма права. Мы уже не говорим о том, что в примене-
нии к средствам и орудиям производства мелкого кресть-
янского и ремесленного хозяйства форма частной собст-
венности в переходный период остается почти неизмен-
ной. Но и в отношении крупной национализированной
промышленности применение принципа так называемого
хозяйственного расчета означает образование автономных
единиц, связь которых с другими хозяйствами устанавли-
вается через рынок.
Поскольку государственные предприятия подчинены
условиям оборота, постольку связь между ними выли-
вается не в форму технического соподчинения, но в форму
сделок. В соответствии с этим становится возможным и
необходимым чисто юридический, т. е. судебный, поря-
док урегулирования отношений, однако наряду с этим
сохраняется и с течением времени, несомненно, будет
усиливаться непосредственное, т. е. административно-тех-
ническое, руководство в порядке подчинения общему хо-
зяйственному плану. Таким образом, с одной стороны,
Общая теория права и марксизм
123
мы имеем хозяйственную жизнь, протекающую в кате-
гориях натуральных, и общественную связь между про-
изводственными единицами, представляемую в ее разум-
ной незамаскированной (не товарной) форме,— этому
отвечает метод непосредственных, т. е. технически содер-
жательных, указаний в виде программ, планов производ-
ства и распределения и т. д., указаний конкретных, ме-
няющихся постоянно в зависимости от изменения усло-
вий. С другой стороны, мы имеем связь между хозяйст-
венными единицами, выраженную в форме стоимости цир-
кулирующих товаров и, следовательно, в юридической
форме сделок,— этому в свою очередь отвечает создание
более или менее твердых и постоянных формальных ра-
мок и правил юридического общения автономных субъек-
тов (кодекс гражданский, возможно, также торговый) и
органов, практически налаживающих это общение путем
разрешения споров (суды, арбитражные комиссии и т. д.).
Само собой очевидно, что первая тенденция не заключает
в себе никаких перспектив для процветания юридического
ремесла и*. Ее постепенная победа будет означать посте-
пенное отмирание формы вообще. Можно, конечно, воз-
разить, что, скажем, производственная программа — это
тоже публично-правовая норма, ибо она исходит от госу-
дарственной власти, обладает принудительной силой, соз-
дает права и обязанности и т. д. Конечно, до тех пор,
пока новое общество будет строиться из элементов старого,
т. е. из людей, воспринимающих общественные связи
только как «средство для своих частных целей», даже
простые, технически разумные указания будут принимать
форму отчужденной от человека и над ним стоящей силы.
Политический человек все еще будет, выражаясь словами
Маркса, «абстрактным искусственным человеком». Но чем
радикальнее будет совершаться изживание торгашеских
отношений и торгашеской психологии в сфере производ-
ства, тем скорее пробьет час того окончательного осво-
бождения, о котором говорит Маркс в своей статье «К ев-
рейскому вопросу»: «Лишь тогда, когда действительный
индивидуальный человек воспримет в себя абстрактного
гражданина государства и, в качестве индивидуального
человека, в своей эмпирической жизни, в своём индиви-
дуальном труде, в своих индивидуальных отношениял
станет родовым существом; лишь тогда, когда человек
124
Общая теория права и марксизм
познает и организует свои «собственные силы» как
общественные силы и потому не станет больше отде-
лять от себя общественную силу в виде политической
силы,— лишь тогда свершится человеческая эмансипа-
ция» 40.
Таковы перспективы необъятного будущего. Что же
касается нашей переходной эпохи, то приходится отме-
тить следующее. Если в эпоху господства безличного фи-
нансового капитала продолжала сохраняться реальная
противоположность интересов отдельных капиталистиче-
ских групп (распоряжающихся своим и чужим капита-
лом), то при пролетарской диктатуре, несмотря на сохра-
нение рыночного обмена, уничтожается реальная проти-
воположность интересов внутри национализированной
промышленности и обособленность или автономия отдель-
ных хозяйственных организмов (наподобие частнохозяй-
ственной) сохраняется лишь как метод41. Таким обра-
зом, те quasi-частнохозяйственные отношения, которые
складываются между государственной промышленностью
и мелким трудовым хозяйством, а также между отдель-
ными предприятиями и объединениями предприятий
внутри самой государственной промышленности, постав-
лены в строгие рамки, которые в каждый данный момент
определяются успехами, достигнутыми в сфере плано-
мерного строительства. Поэтому форма права как тако-
вая не таит в себе в нашу переходную эпоху тех неогра-
ниченных возможностей, которые открывались в ней для
буржуазно-капиталистического общества на заре его рож-
дения. Наоборот, она временно замыкает нас в свои узкие
горизонты. Она существует только для того, чтобы окон-
чательно исчерпать себя.
Задача марксистской теории состоит в том, чтобы этот
общий вывод проверить и проследить на конкретном исто-
рическом материале. Развитие не может идти одинаково
в различных областях социальной жизни. Поэтому необ-
ходима кропотливая работа наблюдения, сравнения, ана-
лиза. Но только тогда, когда мы изучим темп и формы
изживания стоимостных отношений в экономике и вместе
с тем отмирания частноправовых моментов в юридической
надстройке и, наконец, постепенное, обусловленное эти-
ми основными процессами выветривание самой юридиче-
ской надстройки в целом,— только тогда мы можем ска-
Общая теория права и марксизм
125
зать себе, что мы уяснили по крайней мере одну сторону
процесса созидания внеклассовой культуры будущего.
1	Разумовский И. П. Проблемы марксистской теории права. М.,
1925, с. 18.
2	Там же, с. 114.
3	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 165.
4	Там же, с. 166—167.
5	Puchta G. Kursus der Institutionen. 5. Aufl. Leipzig, 1856, Bd. I,
S. 4-9.
6	Hegel G. W. F. Grundlinien der Philosophic des Rechts/Hrsg. von
G. Lasson. Leipzig, 1911.
7	Рождественский А. А. Теория субъективных публичных прав. М.,
1913, с. 6.
8	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 94.
9	Гилъфердинг Р. Бем-Баверк, как критик Маркса. М., 1923.
10	Человек-товар, т. е. раб, лишь только он выступает в роли рас-
порядителя товарами-вещами и становится сопричастником обо-
рота, получает отраженное значение субъекта (о правах рабов
по совершению сделок в римском праве см: Покровский И. А.
История римского права. 2-е изд. Пг., 1915, с. 294). Напротив,
в современном обществе свободный человек, т. е. пролетарий,
когда он как таковой ищет рынка для продажи своей рабочей
силы, трактуется как объект и подпадает в законах об эмиграции
таким же запрещениям, контингентам и т. д., как и прочие то-
вары, перевозимые через государственную границу.
11	Windscheid В. Lehrbuch des Pandektenrechts. 3. Aufl. Dusseldorf,
1870, Bd. 1, § 49.
12	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 94.
13	Fichte J. G. Rechtslehre vom 1812. Leipzig, S. 10.
14	Спенсер Г. Социальная статика. СПб., 1873, гл. XIII.
15	Развитие так называемого права войны есть не что иное, как по-
степенное укрепление принципа неприкосновенности буржуаз-
ной собственности. До эпохи французской революции население
беспрепятственно и невозбранно грабилось как своими, так и не-
приятельскими солдатами. Беньямин Франклин первый провоз-
глашает (1785 г.) как политический принцип, что в будущих
войнах «крестьяне, ремесленники и купцы должны мирно про-
должать свои занятия под охраной обеих воюющих сторон». Рус-
со в «Общественном договоре» выдвигает правило, что война
ведется между государствами, но не между гражданами. Законо-
дательство Конвента строго карало грабежи солдат как в своей,
так и в неприятельской стране. Только в 1899 г. в Гааге прин-
ципы французской революции были возведены в ранг междуна-
родного права. Справедливость, впрочем, требует отметить, что
если Наполеон, объявляя континентальную блокаду, испытывал
некоторое смущение и считал нужным в своем обращении к се-
нату оправдывать эту меру, «затрагивающую интересы частных
лиц ради ссоры государей» и «напоминающую варварство отда-
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
ленных веков», то в последнюю мировую войну (1914—1918 гг.—
Ред.) буржуазные правительства без всякого смущения открыто
нарушали право собственности подданных воюющей стороны.
Ср.: Дернбург Г. Пандекты. М., 1906, т. 1, с. 39.
Brinz A. Lehrbuch der Pandekten. 2. Aufl. Erlangen, 1879, Bd. 2,
S. 984.
Дернбург Г. Пандекты, с. 39.
В Германии это произошло только к моменту рецепции римско-
го права, что доказывается, между прочим, отсутствием немец-
кого слова для выражения понятий «лицо» (persona) и «субъект
права» (см.: Gierke О. Geschichle des deutschen Korperschaftsbeg-
riffs. Berlin, 1873, S. 30).
Начиная с этого момента фигура юридического субъекта начи-
нает казаться не тем, что она есть на самом деле, т. е. не отра-
жением отношений, складывающихся за спиной людей, но ис-
кусственным изобретением человеческого ума. Сами же эти от-
ношения становятся настолько привычными, что представляются
необходимыми условиями всякого общежития. Мысль о том, что
юридический субъект есть не более как искусственная конструк-
ция, представляет собой такой же шаг в направлении к научной
теории права, какой в экономике являлась мысль об искусствен-
ности денег.
Gierke О. Op. cit., S. 35.
Ibid., S. 34.
«Для общества товаропроизводителей, всеобщее общественное
производственное отношение которого состоит в том, что произ-
водители относятся здесь к своим продуктам труда как к то-
варам, следовательно как к стоимостям, и в этой вещной форме
частные их работы относятся друг к другу как одинаковый че-
ловеческий труд,— для такого общества наиболее подходящей
формой религии является христианство с его культом абстракт-
ного человека, в особенности в своих буржуазных разновидно-
стях, каковы протестантизм, деизм и т. д.» (Маркс К., Энгельс Ф.
Соч., т. 23, с. 89).
Там же, с. 94.
Так, например, Виндшейд (Windscheid В. Op. cit., § 38), исходя
из того, что право может существовать только между одним ли-
цом и другим, а не между лицом и вещью, приходит к выводу,
что «вещное право знает одни запретительные нормы; его содер-
жание, следовательно, отрицательно. Оно состоит в том, что все
должны воздерживаться от воздействия на вещь и не мешать
подобному воздействию со стороны управомоченного». Логиче-
ский вывод из этого взгляда делает Шлосман (Schlossmann S.
Der Vertrag. Leipzig, 1876), который самое понятие «вещное пра-
во» считает лишь вспомогательным терминологическим средст-
вом. Наоборот, Дернбург (Указ, соч., § 22, примеч. 5) отвергает
эту точку зрения, согласно которой «даже собственность, это
положительнейшее из прав, оказывается имеющим только отри-
цательное значение».
Ср.: Hauriou М. Principes du droits public. Paris, 1910, p. 286.
Ibid., p. 287.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 94.
Общая теория права и марксизм
127
29
30
31
32
33
34
35
Зв
37
38
39
40
41
«Итак, несомненно,— замечает по этому поводу Энгельс,— что
в течение двух с половиной тысяч лет частная собственность
могла сохраняться только благодаря нарушениям права собст-
венности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 115).
Так, например, Прудон заявляет: «Я хочу договора, а пе зако-
нов. Для того чтобы я был свободен, необходимо перестроить все
общественное здание на началах взаимного договора» (Ргои-
don Р. J. Idees generales de la Revolution au XIX siecle. Paris,
1851, p. 138). Но вслед за этим ему приходится добавить: «Нор-
ма, по которой договор должен быть исполнен, не будет покоить-
ся исключительно на справедливости, но также на общей воле
людей, вошедших в общежитие, воле, которая заставит выполнить
договор хотя бы силой» (ibid., р. 293).
Карнер И. Социальные функции права. М.; Пг. 1923, с. 112.
Там же, с. 114.
Там же.
Именно поэтому защитники частной собственности особенно
охотно апеллируют к этому элементарному отношению, зная, что
идеологическая его сила во много раз превышает экономическое
его значение для современного общества.
Ср.: Gierke О. Op. cit., S. 146.
Карнер И. Указ, соч., с. 106.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 142.
Harriman Е. A. Enemy property in America.— The American Jour-
nal of International Law, 1924, N 1, p. 202.
Дальнейший процесс изживания формы права свелся бы к по-
степенному переходу от эквивалентного метода распределения
(за определенные доли труда — определенные доли обществен-
ного продукта) к осуществлению формулы развернутого комму-
низма: «каждый по своим силам, каждому по его потребно-
стям» 10*.
Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 406.
Из первоначальной формулировки этого положения я устранил
непродуманное и неверное определение советского хозяйствен-
ного уклада в целом как «пролетарского государственного капи-
тализма». В 1923 г., когда я работал над первым изданием, этот
ляпсус мог еще пройти незамеченным и для автора и для чита-
телей. Но после дискуссий на XIV съезде он должен был выз-
вать, и действительно вызвал, справедливые нарекания критики.
Благодаря этому исправлению осповпая мысль лишь выигры-
вает в ясности, ибо, применяя совершенно неадекватный в дап-
пом случае термин «государственный капитализм», я имел в виду
исключительно одпу сторону дела: сохранение рыночного обме-
на и формы стоимости (примеч. к 3-му изд.).
128
Общая теория права и марксизм
ГЛАВА ПЯТАЯ
ПРАВО И ГОСУДАРСТВО
Правовое общение по своей «природе» не предполагает
состояния мира, так же как торговля на первых порах
не исключает вооруженного грабежа, но идет с ним рука
об руку. Право и самоуправство — понятия как будто бы
противоположные — на деле самым тесным образом свя-
заны одно с другим. Это верно не только для древней эпо-
хи римского права, но и для более поздних эпох. Совре-
менное международное право включает в себя весьма со-
лидную дозу самоуправства (реторсии, репрессалии, вой-
ны и т. д.). Даже в пределах «благоустроенного» буружаз-
ного государства осуществление права производится, по
мнению такого проницательного юриста, как Ориу, каж-
дым гражданином «на свой страх и риск». Еще более
резко выразился Маркс: «...и кулачное право есть право» \
В этом нет ничего парадоксального, ибо право, так же
как обмен, есть способ общения разъединенных социаль-
ных элементов. Степень этого разъединения исторически
может быть большей или меньшей, но она никогда не
равняется нулю. Так, например, предприятия, принадле-
жащие Советскому государству, фактически выполняют
одну общую задачу, но, работая методами рынка 12*, они
имеют каждое свой обособленный интерес, противостоят
друг другу как покупатели и продавцы, действуют на
свой страх и риск и потому необходимо должны нахо-
диться в юридическом общении. Окончательная победа
планового хозяйства поставит их исключительно в техни-
чески целесообразную связь друг с другом, убьет их
«юридическую личность». Следовательно, если правовое
общение изображают нам как общение организованное
и упорядоченное, отожествляя таким образом право и
правопорядок, то при этом упускают из виду, что на деле
порядок является лишь тенденцией и конечным резуль-
татом (притом далеко не совершенным), но никогда —
исходным пунктом и предпосылкой правового общения.
Само состояние мира, которое абстрактному юридическо-
му мышлению представляется сплошным и однородным,
далеко не было таковым на первоначальных стадиях пра-
вового развития. Древнегерманское право знало различ-
ные степени мира: мир под кровлей дома, мир в пределах
Общая теория права и марксизм
129
ограды, в пределах селения и т. д. Большая или меньшая
степень замиренности находила себе выражение в боль-
шей или меныпей тяжести наказания, полагавшегося за
нарушение мира.
Состояние мира становится необходимостью там, где
обмен приобретает характер регулярного явления. В тех
случаях, когда для сохранения мира было слишком мало
предпосылок, обменивающиеся предпочитали не встре-
чаться друг с другом, а осматривать товары один в от-
сутствие другого. Но вообще торговля требует, чтобы
встречались не только товары, но и люди. В эпоху родо-
вого быта всякий чужак рассматривался в качестве врага
и был столь же беззащитен, как дикий зверь. Только
обычай гостеприимства давал возможность сношений с
чужими племенами. В феодальной Европе церковь про-
бовала ограничивать непрерывные частные войны, про-
возглашая на определенные сроки так называемый божий
мир2. В то же время особыми привилегиями по этой
части стали пользоваться ярмарки и места торга. Купцы,
следующие на ярмарку, получали особые sauf-conduits,
их имущество гарантировалось от произвольных захватов;
в то же время исполнение контрактов обеспечивалось осо-
быми судьями. Так создавалось особое jus mercatorum
или jus fori, которое легло затем в основу городского
права.
Первоначально рынки и ярмарки составляли часть
феодальных владений и являлись просто выгодными, до-
ходными статьями. Дарование какому-нибудь месту яр-
марочного мира имело целью пополнить казну того или
иного феодального владельца и, следовательно, имело в
виду частные интересы последнего. Однако феодальная
власть, выступая в роли гаранта мира, необходимого для
меновых сделок, благодаря этой функции приобретала
новый, ей ранее несвойственный оттенок публичности.
Власть феодального или патриархального типа не знает
границы между частным и публичным. Публичные права
феодала по отношению к вилланам были в то же самое
время его правами частного владельца. Наоборот, его
частные права при желании можно истолковать как поли-
тические, т. е. публичные, права. Таким же образом jus
civile Древнего Рима истолковывается многими, например
Гумпловичем, как публичное право, ибо основой и источ-
5 К. Б. Пашуканис
130
Общая теория права и марксизм
ником его была принадлежность к родовой организации.
На самом деле мы сталкиваемся в данном случае с заро-
дышевой правовой формой, которая еще не развила внут-
ри себя противоположных и соотносительных определе-
ний — частное и публичное; поэтому власть, носящая на
себе следы патриархальных и феодальных отношений,
характеризуется в то же время преобладанием теологи-
ческого элемента над юридическим. Юридическое, т. е.
рационалистическое, истолкование феномена власти ста-
новится возможным только с развитием торговли и де-
нежного хозяйства. Эти экономические формы приносят
с собой противоположность между публичной и частной
жизнью,— противоположность, которая со временем при-
обретает характер чего-то вечного и естественного и со-
ставляет основу всякого юридического учения о власти.
«Современное» в буржуазном смысле государство за-
рождается в тот момент, когда групповая или классовая
организация власти включает в свои рамки достаточно
широкое рыночное общение3. Так, в Риме торговля с
иностранцами, Перегринами и др. требовала признания
гражданской правоспособности за лицами, не принадле-
жащими к родовому союзу. Это предполагает уже раз-
деление публичного и частного права.
Разграничение между публично-правовым началом
территориального верховенства и частной собственностью
на землю совершается в средневековой Европе раньше
всего и полнее всего в пределах города. Там вещные и
личные обязательства и повинности, лежащие на земле,
раньше, чем где бы то ни было, разделяются на налоги
и повинности в пользу городской общины и на арендную
плату, основанием которой было право частной собствен-
ности 4.
Фактическое властвование приобретает отчетливый
юридйческий характер публичности, когда рядом с ним и
независимо от него появляются отношения, связанные
с меновыми актами, т. е. частные отношения par excel-
lence. Выступая в качестве гаранта этих отношений,
власть становится общественной, публичной властью, вла-
стью, преследующей безличный интерес порядка 5.
Государство как организация классового господства и
как организация для ведения внешних войн не требует
правового истолкования и по сути дела не допускает его.
Общая теория права и марксизм
131
Это — области, где царит так называемый raison d'etat,
т. е. принцип голой целесообразности13*. Наоборот,
власть как гарант рыночного обмена не только может
быть выражена в терминах права, но и сама представля-
ется как право, и только право, т. е. сливается целиком с
отвлеченной объективной нормой6. Поэтому всякая
юридическая теория государства, которая хочет охватить
все функции последнего, по необходимости является не-
адекватной. Она не может быть верным отражением всех
фактов государственной жизни, но дает лишь идеологи-
ческое, т. е. искаженное, отражение действительности 14*.
Классовое господство и в организованной и в неорга-
низованной форме гораздо шире, чем та область, которую
можно обозначить как официальное господство государст-
венной власти. Господство буржуазии выражается и в
зависимости правительства от банков и капиталистиче-
ских группировок, и в зависимости каждого отдельного
рабочего от своего нанимателя, и в том, что состав госу-
дарственного аппарата персонально связан с господству-
ющим классом. Все эти факты — а число их можно умно-
жить до бесконечности — никакого официального, юри-
дического выражения не имеют, но они великолепным
образом совпадают по своему значению с теми фактами,
которые находят себе юридическое официальное выраже-
ние и представляют собой подчинение тех же рабочих за-
конам буржуазного государства, приказам и распоряжени-
ям его органов, приговорам его судов и т. д. Наряду с
прямым и непосредственным классовым господством вы-
растает, таким образом, косвенное, отраженное господство
в виде официальной государственной власти как особой
силы, отделившейся от общества. Вместе с тем возникает
проблема государства, которая представляет для анализа
не меньше трудности, чем проблема товара.
Энгельс («Происхождение семьи, частной собствен-
ности и государства») рассматривает государство как вы-
ражение того факта, что общество безнадежно запуталось
в классовых противоречиях. «А чтобы эти противополож-
ности, классы с противоречивыми экономическими интере-
сами,— говорит он,— не пожрали друг друга и общество
в бесплодной борьбе, для этого стала необходимой сила,
стоящая, по-видимому, над обществом, сила, которая бы
умеряла столкновение, держала его в границах «порядка».
5*
132
Общая теорий права и марксизм
И эта сила, происшедшая из общества, но ставящая себя
над ним, все более и более отчуждающая себя от него,
есть государство» 7. В этом объяснении есть одно не сов-
сем ясное место, и оно вскрывается впоследствии, где Эн-
гельс говорит о том, что государственная власть, естест-
венно, попадает в руки самого сильного класса, «который
при помощи государства становится политически господ-
ствующим классом». Эта фраза дает повод думать, что
государственная власть зарождается не как классовая
сила, но как нечто стоящее над классами и спасающее
от распада и что только после своего возникновения госу-
дарственная власть становится объектом узурпации. Разу-
меется, такое понимание противоречило бы историческим
фактам; мы знаем, что аппарат власти всюду создавался
силами господствующего класса, был делом его рук. Мы
думаем, что и сам Энгельс воспротивился бы такому тол-
кованию. Но, как бы там ни было, данная им формула
все же остается неясной15*. Государство возникает по-
тому, что иначе классы взаимно уничтожили бы себя в
ожесточенной борьбе и тем погубили бы общество. Следо-
вательно, государство возникает тогда, когда ни один из
борющихся классов не может одержать решительной по-
беды. В таком случае одно из двух: или государство за-
крепляет это отношение — тогда оно надклассовая сила,
а этого мы признать не можем,— или оно результат побе-
ды какого-нибудь класса, но в таком случае для общества
отпадает потребность в государстве, ибо с решительной
победой класса равновесие восстановлено и общество
спасено. За всеми этими контраверзами скрывается один
основной вопрос: почему господство класса не остается
тем, что оно есть, т. е. фактическим подчинением одной
части населения другой, но принимает форму официаль-
ного государственного властвования, или, что то же са-
мое, почему аппарат господствующего принуждения со-
здается не как частный аппарат господствующего класса,
но отделяется от последнего, принимает форму безлич-
ного, оторванного от общества аппарата публичной
власти?8 Мы не можем ограничиться ссылкой на то,
что для господствующего класса выгодно напустить идео-
логический туман и скрыть за ширмой государства свое
классовое господство. Хотя эта ссылка совершенно бес-
спорна, но она не объясняет нам, почему эта идеология
Общая теория права и марксизм
133
могла создаться и, следовательно, почему господствующий
класс может ею воспользоваться. Ибо созпательное ис-
пользование идеологических форм не то же самое, что
их возникновение, обычно не зависящее от воли людей.
А если мы хотим выяснить корни какой-либо идеологии,
мы должны искать те действительные отношения, кото-
рые опа собой выражает; здесь мы, между прочим, натал-
киваемся па коренпое различие, существующее между
теологическим и юридическим истолкованием государст-
венной власти. Поскольку в первом случае — обожествле-
ния власти — мы имеем дело с фетишизмом чистой воды
и, следовательно, в соответствующих представлениях и
понятиях нам не удастся открыть ничего, кроме идеоло-
гического удвоения действительности, т. е. тех же факти-
ческих отношений господства и подчинения, постольку
юридическое понимание есть лишь одностороннее пони-
мание и его абстракции выражают собой, одну из сторон
реально существующего субъекта, т. е. товаропроизводя-
щего общества.
Тов. И. П. Разумовский (см. его «Проблемы марксист-
ской теории права») делает мне упрек, что я неоснова-
тельно якобы отвожу вопросы власти и подчинения в не-
определенную сферу «удвоения действительности» и не
уделяю им должного места при анализе категорий права.
О том, что религиозное, или теологическое, мышление
представляет собой «удвоение действительности», мне ка-
жется, не приходится спорить после Фейербаха и Маркса.
Ничего неопределенного в этом я не вижу. Наоборот, дело
обстоит очень ясно и просто: повиновение вилланов фео-
далу прямо и непосредственно вытекало из того, что фео-
дал был крупный землевладелец и что в распоряжении
его находилась вооруженная сила; эта непосредственная
зависимость, это фактическое отношение господства при-
нимали идеологическую оболочку, поелику власть феода-
ла выводилась из божественного сверхчеловеческого авто-
ритета «несть власти аще не от бога». Повиновение и
зависимость наемного рабочего от капиталиста сущест-
вуют также непосредственно: мертвый накопленный труд
господствует здесь над живым. Но повиновение того же
рабочего капиталистическому государству не есть та же
самая его зависимость от отдельного капиталиста, идео-
логически удвоенная. Во-первых, потому, что имеется осо-
134
Общая теория права и марксизм
бый, отделенный от представителей господствующего клас-
са аппарат, причем этот аппарат стоит над каждым от-
дельным капиталистом и фигурирует как безличная сила.
Во-вторых, потому, что эта безличная сила не опосред-
ствует каждого отдельного отношения эксплуатации, ибо
наемный рабочий не принуждается политически и юриди-
чески работать на данного предпринимателя, но отчуж-
дает ему свою рабочую силу формально, на основе сво-
бодного договора. Поскольку отношение эксплуатации
осуществляется формально как отношение двух «незави-
симых» и «равных» товаровладельцев, из которых один,
пролетарий, продает рабочую силу, а другой, капита-
лист, ее покупает, постольку политическая классовая
власть может принять форму публичной власти.
Начало конкуренции, господствующее в буржуазно-ка-
питалистическом мире, как это уже отмечалось, не дает
возможности снязать политическую власть с отдельным
предприятием (наподобие того, как при феодализме эта
власть была связана с крупным землевладением). «Свобо-
да конкуренции, свобода частной собственности, «равно-
правие» на рынке и обеспеченность существования только
за классом создают новую форму государственной вла-
сти — демократию, которая ставит у власти класс — как
коллектив» 9. Совершенно верно, что «равноправие» па
рынке создает специфическую форму власти, однако связь
между этими явлениями не совсем в том, в чем ее видит
т. Подволоцкий. Во-первых, власть может быть и не свя-
занной с отдельным предприятием, но все же оставаться
частным делом капиталистической организации. Союзы
промышленников со своими боевыми кассами, черными
списками, бойкотом, штрейкбрехерскими дружинами суть
несомненные органы власти, существующие рядом с пуб-
личной, т. е. государственной, властью. Во-вторых, власть
внутри предприятия остается частным делом каждого от-
дельного капиталиста. Установление правил внутреннего
распорядка — это акт частного законодательства, т. е. по-
длинный кусок феодализма, как бы ни старались его при-
чесать под современность буржуазные юристы, конструи-
руя фикции так называемого контракта присоединения
(contrat d’adhesion) или же особого полномочия, которое
капиталистический собственник получает якобы от орга-
нов публичной власти ради «успешного выполнения необ-
Общая теория права и марксизм
135
ходимых и целесообразных с общественной точки зрения
функций предприятия» 10.
Однако аналогия с феодальными отношениями не яв-
ляется в данном случае безусловно точной, ибо, как ука-
зывает Маркс, «та власть, которую приобретает капита-
лист как олицетворение капитала в непосредственном
процессе производства, та общественная функция, кото-
рую он выполняет как руководитель и властелин произ-
водства, существенно отличны от власти на базисе про-
изводства при помощи рабов, крепостных и т. д.
В то время как на базисе капиталистического произ-
водства массе непосредственных производителей противо-
стоит общественный характер их производства в форме
строго регулирующей власти и построенного как закон-
ченная иерархия общественного механизма процесса тру-
да,— причем, однако, этой властью носители ее пользуют-
ся лишь в качестве олицетворения условий труда в проти-
воположность самому труду, а не в качестве политических
или теократических властителей, как это было при более
ранних формах производства...» и.
Таким образом, отношения подчинения и господства
и при капиталистическом способе производства могут су-
ществовать, не отчуждаясь от той конкретной формы,
в которой они выступают как господство условий произ-
водства над производителями. Но именно то обстоятельст-
во, что они выступают не в замаскированной форме, как
при рабстве и крепостничестве12, и делает их неулови-
мыми для юриста.
Государственная машина действительно реализует
себя как безличная «общая воля», как «власть права»
и т. д., поскольку общество представляет собой рынок.
На рынке каждый отчуждающий и приобретающий явля-
ется, как мы видели, юридическим субъектом par excel-
lence. Там, где на сцену выступает категория стоимости
и меновой стоимости, там предпосылкой является авто-
номная воля лиц, вступающих в обмен. Меновая стоимость
перестает быть меновой стоимостью и товар перестает
быть товаром, если меновая пропорция определяется ав-
торитетом, расположенным вне имманентных законов
рынка. Принуждение как приказание одного человека, об-
ращенное к другому и подкрепленное силой, противоре-
чит основной предпосылке общения товаровладельцев. Пр-
136
Общая теория права и марксизм
этому в обществе товаровладельцев и в пределах менового
акта функция принуждения не может выступать как
функция социальная, не будучи абстрактной и безлич-
ной. Подчинение человеку как таковому, как конкретному
индивиду означает для товаропроизводящего общества
подчинение произволу, ибо совпадает для него с подчи-
нением одного товаровладельца другому. Поэтому и при-
нуждение не может здесь выступить в своей незамаски-
рованной форме, как акт простой целесообразности. Оно
должно выступать как принуждение, исходящее от неко-
торого абстрактного общего лица, как принуждение, осу-
ществляемое не в интересах того индивида, от которого
оно исходит,— ибо каждый человек в товарном общест-
ве — это эгоистический человек,— но в интересах всех
участников правового общения. Власть человека над че-
ловеком осуществляется как власть самого права, т. е. как
власть объективной беспристрастной нормы.
Буржуазная мысль, для которой рамки товарного про-
изводства суть вечные и естественные рамки всякого об-
щества, объявляет поэтому абстрактную государственную
власть принадлежностью всякого общества.
Наиболее наивно это выразили теоретики естествен-
ного права, которые, кладя в основу своих учений о вла-
сти идею общения независимых и равных личностей, по-
лагали, что они исходят из принципов человеческого об-
щения как такового. На деле они лишь на разные лады
развивали идею власти, связывающей между собой неза-
висимых товаровладельцев. Этим объясняются основные
черты этой доктрины, которые выступают совершенно от-
четливо уже у Гроция. Для рынка первичными являются
участвующие в обмене товаровладельцы. Порядок власти
есть нечто производное, вторичное, нечто добавленное
извне к имеющимся палицо товаровладельцам. Поэтому
теоретики естественного права рассматривают власть не
как явление, возникшее исторически и, следовательно,
связанное с действующими в данном обществе силами, но
абстрактно и рационалистически. В общении товаровла-
дельцев необходимость авторитетного принуждения воз-
никает там, где нарушен мир, или там, где не выполняет-
ся добровольно договор, поэтому естественноправовая док-
трина сводит функции власти к поддержанию мира и объ-
являет исключительным предназначением государства
Общая теория права и марксизм
137
быть орудием права. Наконец, на рынке один является
товаровладельцем по воле другого н все они являются
таковыми по их общей воле. Поэтому учение естественно-
го права производит государство из договора отдельных
изолированных личностей. Вот остов доктрины, который
допускает самые разнообразные конкретные вариации в
зависимости от исторической обстановки политических
симпатий и диалектических способностей того или иного
автора. Это учение допускает республиканские и монар-
хические уклоны и вообще различные степени демокра-
тичности и революционности.
В общем и целом, однако, эта теория была тем рево-
люционным знаменем, под которым буржуазия вела свои
революционные битвы с феодальным обществом. Этим оп-
ределяется и судьба учения. С тех пор как буржуазия
стала господствующим классом, революционное прошлое
естественного права начинает возбуждать у нее опасения
и господствующие теории спешат поскорее сдать его в
архив. Нет слов, что теория естественного права не вы-
держивает ни малейшей исторической и социологической
критики, ибо она дает картину, совершенно неадекватную
действительности. Но главный курьез состоит в том, что
явившаяся ей на смену юридическая теория государства,
отбросившая учение о прирожденных и неотъемлемых
правах человека и гражданина и потому присвоившая
себе наименование позитивной, ничуть не в меньшей сте-
пени искажает реальную действительность13. Она вы-
нуждена это делать, ибо всякая юридическая теория го-
сударства должна необходимо исходить из государства как
самостоятельной силы, отделенной от общества. В этом
именно и состоит ее юридичностъ.
Поэтому, хотя фактически деятельность государствен-
ной организации протекает в виде приказов и распоряже-
ний, исходящих от отдельных лиц, юридическая теория пре-
зюмирует, во-первых, что приказывают не лица, но государ-
ство, а во-вторых, что приказания их подчинены общим
нормам закона, выражающим опять-таки волю государ-
ства 14.
В этом пункте естественноправовая доктрина ни на
йоту не отличается большей нереальностью, чем любая
самая позитивнейшая из юридических теорий государст-
ва. Ибо основным для доктрины естественного права было
138
Общая теория права и марксизм
то, что наряду со всеми видами фактической зависимо-
сти одного человека от другого (от каковых зависимо-
стей эта доктрина абстрагировалась) она конструировала
еще один вид зависимости от безличной общей воли го-
сударства.
Но как раз эта конструкция и составляет основу юри-
дической теории государства — лица. Естественноправо-
вой элемент в юридических теориях государства лежит
гораздо глубже, чем это казалось критикам естественно-
правовой доктрины. Он коренится в самом понятии пуб-
личной власти, т. е. власти, никому в частности не при-
надлежащей, стоящей над всеми и адресующейся ко всем.
Ориентируясь на это понятие, юридическая теория неиз-
бежно теряет связь с реальной действительностью. Разни-
ца между доктриной естественного права и новейшим
юридическим позитивизмом только в том, что первая го-
раздо яснее ощущала логическую связь абстрактной госу-
дарственной власти и абстрактного субъекта. Она брала
эти мистифицированные отношения товаропроизводящего
общества в их необходимой связи и потому дала образ-
чик классической ясности построений. Наоборот, так на-
зываемый юридический позитивизм не отдает себе отчета
даже в своих собственных логических предпосылках.
Правовое государство — это мираж, но мираж, весьма
удобный для буржуазии, потому что он заменяет вывет-
рившуюся религиозную идеологию, он заслоняет от масс
факт господства буржуазии. Идеология правового госу-
дарства удобнее религиозной еще потому, что она, не
отражая полностью объективной действительности, все же
опирается на нее. Власть, как «общая воля», как «власть
права», постольку реализуется в буржуазном обществе,
поскольку последнее представляет собой рынок 15. С этой
точки зрения и полицейский устав может выступить пе-
ред нами как воплощение идеи Канта о свободе, огра-
ниченной свободой другого.
Свободные и равные товаровладельцы, встречающиеся
на рынке, являются таковыми только в абстрактном от-
ношении приобретения и отчуждения. В действительной
жизни они связаны друг с другом многообразными от-
ношениями зависимости. Это — лавочник и крупный оп-
товик, крестьянин и помещик, разоренный должник и его
кредитор, пролетарий и капиталист. Все эти бесчислен-
Общая теория права и марксизм
139
ные отношения фактической зависимости составляют по-
длинную основу государственной организации. Между тем
для юридической теории государства они как бы не суще-
ствуют. Далее, жизнь государства складывается из борь-
бы различных политических сил, т. е. классов, партий,
всевозможных группировок; здесь скрываются реальные
движущие пружины государственного механизма. Для
юридической теории они равным образом недоступны.
Правда, юрист может проявить большую или меньшую
гибкость и приспособляемость к фактам, например при-
нимая во внимание кроме писаного права и те неписа-
ные правила, которые сложились в государственной прак-
тике, но это не изменит его принципиальной позиции по
отношению к действительности. Между юридической ис-
тиной и той истиной, которая составляет цель историче-
ского и социологического исследования, неизбежно неко-
торое расхождение. Дело не только в том, что динамика
социальной жизни опрокидывает застывшие юридические
формы и что поэтому юрист со своим анализом обречен
запаздывать на несколько темпов; даже оставаясь в своих
утверждениях, так сказать, a jour факта, юрист передает
его иначе, чем социолог, ибо юрист, оставаясь юристом,
исходит из понятия государства как самостоятельной
силы, противостоящей всяким иным индивидуальным и
общественным силам. С точки зрения исторической и по-
литической решения влиятельной классовой или партий-
ной организации имеют такое же, а иногда и еще боль-
шее значение, чем решение парламента или какого-ни-
будь иного государственного учреждения. С точки зрения
юридической факты первого рода являются как бы несу-
ществующими. Наоборот, в любом постановлении парла-
мента, отбросив юридическую точку зрения, можно ви-
деть не акт государства, но решение, принятое опреде-
ленной группой, кликой лиц, движимых теми же самыми
ипдивидуальпо-эгоистическимп или классовыми мотива-
ми, как и всякий другой коллектив. Крайний нормати-
вист Кельзен делает отсюда вывод, что государство вооб-
ще существует лишь в качестве мысленного предмета,
замкнутого порядка норм или долженствований. Но, ко-
нечно, такая бесплотность предмета науки государствен-
ного права должна отпугивать юристов-практиков. Ибо
они если не разумом, то инстинктом ощущают несомнеп-
140
Общая теория права и марксизм
ную практическую значимость своих понятий именно в
здешнем греховном мире, а не только в царстве чистой
логики. «Государство» юристов, несмотря на всю его
«идеологичность», соотносится с некоторой объективной
реальностью, подобно тому, как самый фантастический
сон все же опирается на действительность.
Этой реальностью прежде всего является сам государ-
ственный аппарат в его вещественных и людских эле-
ментах.
Прежде чем создавать законченные теории, буржуа-
зия начала строить свое государство на практике. Этот
процесс в Западной Европе начался в городских комму-
нах 16. В то время как феодальный мир не знал разли-
чия между личными средствами феодала и средствами
политического союза, в городах впервые появляется об-
щественная городская касса, сначала как спорадическое,
затем как постоянное учреждение 17; «дух государствен-
ности» получает, так сказать, свое материальное седа-
лище.
Появление государственных средств делает возмож-
ным появление людей, которые существуют на эти сред-
ства,— должностных лиц и чиновников. В феодальную
эпоху функции управления и суда выполнялись слутами
феодала. В городских коммунах впервые появляются об-
щественные должности в полном смысле слова; публич-
ность власти находит себе материальное воплощение. До-
веренность в смысле частноправовом, в смысле уполномо-
чия к совершению сделок, отделяется от должности.
Абсолютной монархии оставалось только усвоить эту сло-
жившуюся в городах публичную форму власти и осуще-
ствить ее на более обширной территории. Все дальней-
шее усовершенствование буржуазной государственности,
которое происходило и путем революционных взрывов,
и путем мирного приспособления к монархпчески-фео-
дальным элементам, можно свести к одному принципу,
который гласит, что из двух обменивающихся на рынке
ни один не может выступать в качестве властного регуля-
тора менового отношения, но что для этого требуется
некто третий, воплощающий в себе ту взаимную гаран-
тию, которую товаровладельцы в качестве собственников
дают друг другу, и являющийся, следовательно, олицетво-
ренным правилом общения товаровладельцев.
Общая теория права и марксизм
141
Это юридическое понятие государства буржуазия
клала в основу своих теорий и стремилась осуществлять
на практике. Последнее, разумеется, она делала, руково-
дясь знаменитым принципом «постольку-поскольку» 18.
Ибо ради чистоты теории буржуазия никогда не упу-
скала из виду другой стороны дела, а именно что клас-
совое общество не только рынок, где встречаются незави-
симые товаровладельцы, но в то же время арена ожесто-
ченной классовой войны, в которой государственный
аппарат является одним из самых могучих орудий. А на
этой арене отношения складываются далеко не в духе кан-
товского определения права как ограничения свобода
личности в минимальных пределах, необходимых для об-
щежития. Здесь глубоко прав Гумплович, когда он заяв-
ляет, что «такого рода права никогда не существовало,
ибо мера свободы обусловлена только мерой господства
другого, норма общежития диктуется не возможностью
общежития, но возможностью господства». Государство
как фактор силы и во внутренней и во внешней поли-
тике — вот та поправка, которую буржуазия вынуждалась
делать к своей теории и практике «правового государ-
ства». Чем неустойчивее становилось господство буржуа-
зии, тем более компрометирующими становились эти по-
правки, тем скорее «правовое государство» превращалось
в бесплотную тень, пока, наконец, исключительное обо-
стрение классовой борьбы не заставило буржуазию совер-
шенно отбросить в сторону маску правового государства
и обнажить сущность власти как организованного наси-
лия одного класса над другим.
1	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 714.
2	Характерно, цто, предписывая для известных дней «божий мир»,
церковь прямо как бы узаконивала для другого времени частные
войны. В XI в. было сделано предложение вовсе уничтожить по-
следнее, но это предложение встретило энергичный протест Ге-
рарда, епископа Камбрского, который заявил, что требование
постоянного божьего мира «противоречит человеческой природе»
(ср.: Котляревский С. А. Власть и право: Проблема правового го-
сударства. М., 1915, с. 189).
3	Ср.: Hauriou М. Principes du droit public. Paris, 1910, p. 272.
4	Cp.: Gierke O. Geschicnte des deutschen Korperschaftsbegriffs. Ber-
lin, 1873, S. 648.
5	Если на деле это сознание своей высокой миссии отсутствовало
и у западных феодалов, и у русских князей, смотревших на свои
142	Общая теория права и марксизм
функции по обеспечению порядка просто как на источник дохо-
да, то последующие буржуазные историки не преминули припи-
сать им несуществовавшие мотивы, так как для самих историков
буржуазные отношения и вытекающая из них публичность вла-
сти представлялись вечной и незыблемой нормой.
8	При этом сама объективная норма представляется как о,бщее
убеждение подчиненных ей лиц: «Право есть всеобщее убежде-
ние лиц, находящихся в юридическом общении. Возникновение
правового положения есть поэтому возникновение всеобщего
убеждения, имеющего обязательную силу и подлежащего испол-
нению» (Пухта Г. Курс римского гражданского права. М., 1874,
т. 1, с. 29). Эта формула в своей мнимой всеобщности представ-
ляет на деле лишь идеальное отражение условий рыночного об-
щения; вне этого последнего она лишена всякого смысла. На
самом деле вряд ли кто-нибудь решится утверждать, что право-
вое положение, например, илотов в Спарте было результатом их
(илотов) «всеобщего убеждения, возымевшего обязательную
силу» (ср.: Gumplowicz L. Rechtsstaat und Sozialismus. Innsbruck,
1881).
7	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 170.
8	В наше время обостренной революционной борьбы мы можем на-
блюдать, как официальный аппарат буржуазной государственно-
сти отходит на второй план по сравнению с «вольными дружи-
нами» фашистов, оргеша и т. п. Это лишний раз доказывает, что
когда равновесие общества нарушается, то оно «ищет спасения»
не в создании стоящей над классами власти, но в максимальном
напряжении сил борющихся классов.
9	Подволоцкий И. Марксистская теория права. М., 1923, с. 33.
10	Ср.: Таль Л. Юридическая природа организации или внутреннего
порядка предприятия.—Юрид. вести., 1915, № IX, (I), с. 178.
11	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 453—454.
12	См.: Там же, с. 399.
13	Я избавлен от труда приводить подробные доказательства этого
положения возможностью сослаться на критику юридических
теорий Лабанда, Еллинека и других у Гумпловича (см.: Gumplo-
wicz L. Rechtsstaat und Sozialismus; Idem. Geschichte der Staats-
theorien. Innsbruck, 1926), а также на превосходную работу
т. В. В. Адоратского «Государство» (М., 1923).
14	Здесь нельзя не отметить маленькую несообразность. Если дей-
ствуют не люди, а само государство, то зачем отдельно указы-
вать на подчинение нормам того же государства?.. Ведь это, соб-
ственно, означает повторение одного и того же. Вообще, теория
органов представляет один из самых крупных камней преткнове-
ния юридической теории. После того как юрист вот-вот, казалось,
благополучно справился с определением понятия государства
и готовится безмятежно плыть дальше, его ожидает второй под-
водный камень — понятие органа. Так, по Еллинеку у государ-
ства нет воли, но есть воля органов. Но спрашивается: как же
создались органы? А без органов нет государства. Попытка раз-
решить затруднение при помощи концепции государства, как
юридического отношения, подставляет вместо проблемы в общем
виде ряд частных случаев, на которые она разлагается. Ибо лю-
Общая теория права и Марксизм
143
бое конкретное публично-правовое отношение заключает в себе
тот же элемент мистификации, который мы находим в общем
понятии государства-лица 16*.
15	Лоренц Штейн противопоставлял, как известно, идеальное госу-
дарство, стоящее над обществом, государству, поглощенному об-
ществом, т. е., по нашей терминологии, классовому государству.
К таковым он относил феодально-абсолютистское государство,
охранявшее привилегии крупного землевладения, и капиталисти-
ческое, которое охраняет привилегии буржуазии. Но за вычетом
этих исторических реальностей остается только государство, как
фантазия прусского чиновника или как абстрактная гарантия
условий обмена по стоимости. В исторической же действитель-
ности «правовое государство», т. е. государство, стоящее над об-
ществом, реализуется только в качестве своей собственной про-
тивоположности, т. е. как «комитет, управляющий общими дела-
ми всего класса буржуазии» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4,
с. 426).
16	Ср.: Котляревский С. А. Указ, соч., с. 193.
17	Древнегерманская община — марка вовсе не была юридическим
лицом, владеющим имуществом. Общественный характер альмен-
ды выражался в том, что она Находилась в пользовании всех
членов марки. Сборы на общественные нужды производились
лишь спорадически и в каждом отдельном случае строго сораз-
мерно с потребностью. Если оставался излишек, то он употреб-
лялся на общее угощение. Этот обычай показывает, как чуждо
было представление о перманентных общественных средствах.
18	Английская буржуазия, которая раньше других отвоевала себе
господство на мировых рынках и чувствовала себя неуязвимой
благодаря островному положению, могла идти дальше других
в практике «правового государства». Наиболее последовательным
проведением юридического начала во взаимоотношениях власти
и отдельного субъекта и наиболее эффективной гарантией того,
что носители власти не выйдут из своей роли — быть олицетво-
рением объективной нормы, является подчинение государствен-
ных органов юрисдикции независимого (не от буржуазии, разу-
меется) суда. Англосаксонская система является своего рода
апофеозом буржуазной демократии. Но, так сказать, на худой
конец, при иных исторических условиях буржуазия мирится
и с такой системой, которую можно окрестить как система «от-
деления собственности от государства» или система цезаризма.
В этом случае правящая клика своим неограниченным деспоти-
ческим произволом (имеющим два направления: внутреннее,
против пролетариата, и внешнее, выражающееся в империали-
стической политике) как бы создает фонд для «свободного само-
определения личности» в гражданском обороте. Так, по мнению
С. А. Котляревского, «частноправовой индивидуализм вообще
уживается с политическим деспотизмом: Code civil возникает
в эпоху, для которой характерно не только отсутствие политиче-
ской свободы в государственном устройстве Франции, но и ка-
кой-то упадок интереса к этой свободе, сказавшийся так нагляд-
но уже во время 18 брюмера. Но такая частноправовая свобода
не только заставляет мириться со многими сторонами в деятель-
144
Общая теория права и марксизм
ности государства; она сообщает этой последней в целом извест-
ный правовой отпечаток» (Котляревский С. А. Указ, соч., с. 171).
Блестящую характеристику отношения Наполеона I к граждан-
скому обществу см. у Маркса (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 2,
с. 137).
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПРАВО И НРАВСТВЕННОСТЬ
Для того чтобы продукты человеческого труда могли
относиться друг к другу как стоимости, люди должны
относиться друг к другу как независимые и равные лич-
ности.
Если один человек находится во власти другого, т. е.
является рабом, его труд перестает быть творцом и суб-
станцией ценности. Рабочая сила раба наравне с рабочей
силой домашнего животного лишь переносит на продукт
определенную часть издержек своего производства и вос-
производства.
На этом основании Туган-Барановский делает вывод,
что политическую экономию можно понять, только исходя
из руководящей этической идеи верховной ценности и
потому равноценности человеческой личности \ Маркс,
как известно, делает обратный вывод, а именно этиче-
скую идею равноценности человеческой личности он свя-
зывает с формой товара, т. е. выводит ее из практиче-
ского приравнивания друг к другу всех видов челове-
ческого труда.
В самом деле, человек как моральный субъект, т. е. как
равноценная личность, есть не более как условие обмена
по закону стоимости. Таким же условием является чело-
век как субъект прав, т. е. как собственник. И нако-
нец, оба эти определения самым тесным образом связаны
с третьим, в котором человек фигурирует в качестве
эгоистического хозяйствующего субъекта.
Все три определения, будучи несводимы одно на дру-
гое и даже как бы противоречивы, отражают совокупность
условий, необходимых для реализации стоимостного отно-
шения, т. е. такого отношения, при котором связь людей
в процессе труда представляется как вещественное свой-
ство обмениваемых продуктов.
Общая теория права и марксизм
145
Если оторвать эти определения от того реального об-
щественного отношения, которое они выражают, и пы-
таться развивать их как самостоятельные, категории,
т. е. чисто рассудочным путем, то в результате получит-
ся клубок противоречий и взаимно друг друга уничто-
жающих положений 2. Но в реальном отношении обмена
эти противоречия диалектически соединяются как нечто
целостное.
Обменивающийся должен быть эгоистом, т. е. руково-
диться голым хозяйственным расчетом, иначе стоимостное
отношение не может проявить себя как общественно не-
обходимое отношение. Обменивающийся должен быть но-
сителем права, т. е. иметь возможность автономного реше-
ния, ибо его воля должна «находиться в вещах». Нако-
нец, обменивающийся воплощает начало принципиальной
равноценности человеческой личности, ибо в обмене все
виды труда приравниваются один к другому и сводятся
к абстрактному человеческому труду.
Таким образом, три вышеуказанных момента, или, как
раньше любили выражаться, три начала,— эгоизма, сво-
боды и верховной ценности личности — неразрывно свя-
заны одно с другим, представляя в совокупности рацио-
нальное выражение одного и того же общественного отно-
шения. Эгоистический субъект, субъект права и моральная
личность — это три основные маски, под которыми высту-
пает человек в товаропроизводящем обществе. Экономика
стоимостных отношений дает ключ к пониманию правовой
и моральной структуры не в смысле конкретного содер-
жания норм права или морали, но в смысле самой фор*
мы. Идея принципиальной ценности и равноценности че-
ловеческой личности имеет свою длинную историю: через
стоическую философию она вошла в обиход римских юри-
стов и в учение христианской церкви, а затем в доктри-
ну естественного права. Существование рабства в Древ-
нем Риме не помешало Сенеке прийти к убеждению, что
«если тело может быть несвободным и принадлежать гос-
подину, то душа всегда остается sui juris». Кант, в сущ-
ности говоря, сделал очень небольшой шаг вперед по
сравнению с этой формулой, ибо у него принципиальная
автономия личности прекрасно сочетается с чисто крепо-
стническими взглядами на отношения между господами и
слугами (Gesinde). Но в какие бы одежды эта идея ни
146
Общая теория права и марксйзМ
облекалась, в ней нельзя открыть ничего, кроме выраже-
ния того факта, что различные конкретные виды общест-
венно полезного труда сводятся к труду вообще, посколь-
ку продукты труда начинают обмениваться как товары.
Во всех других отношениях неравенство людей (половое,
классовое и т. д.) бьет в глаза на протяжении истории
с такой очевидностью, что приходится удивляться не тому
богатству аргументов, которое могли выдвинуть против
учения об естественном равенстве людей различные его
противники, а тому, что до Маркса и кроме Маркса никто
не задался вопросом об исторических причинах, способ-
ствовавших возникновению этого естественноправового
предрассудка. Ведь если человеческая мысль на протя-
жении веков с таким упорством возвращалась к тезису
о равенстве людей и разрабатывала его на тысячу ладов,
то ясно, что за этим тезисом должно было скрываться
какое-то объективное отношение. Нет сомнения, что поня-
тие моральной или равноценной личности есть идеологи-
ческое образование и как таковое не адекватно действи-
тельности. Ничуть не меньшим идеологическим искаже-
нием реальной действительности является и эгоистиче-
ский хозяйствующий субъект. И тем не менее оба эти
определения адекватны одному специфическому социаль-
ному отношению и лишь выражают его абстрактно и,
следовательно, односторонне. Вообще говоря, мы уже име-
ли случай указать, что понятие или словечко «идеология»
не должно удерживать нас от дальнейшего анализа. Успо-
каиваться на том, что человек, равный другому челове-
ку,— это порождение идеологии, значит слишком облег-
чать себе задачу. «Низ» и «верх» суть не более как
понятия, выражающие собой нашу «земную» идеологию.
Однако в основе их лежит несомненный реальный факт
земного тяготения. И как раз тогда, когда человек по-
знал действительную причину, заставляющую его разли-
чать низ и верх, т. е. силу тяготения, направленную к
центру земли, он постиг ограниченность этих определе-
ний, их неадекватность в применении ко всей космиче-
ской действительности. Таким образом, обнаружение
идеологичности было другой стороной обнаружения истин-
ности понятий.
Если моральная личность есть не что иное, как субъ-
ект товаропроизводящего общества, то моральный закон
Общая теория права и марксизм
147
должен обнаружить себя как правило общения товаровла-
дельцев. Это неизбежно придает ему двойственность.
С одной стороны, этот закон должен иметь социальный
характер и как таковой стоять выше отдельной личности.
С другой стороны, товаровладелец по своей природе есть
носитель свободы (свободы приобретать и отчуждать), по-
этому и правило общения товаровладельцев должно быть
помещено в душе каждого их них, быть его внутренним
законом. Категорический императив Канта объединяет в
себе эти противоречивые требования. Он сверхиндивидуа-
лен, потому что он не имеет ничего общего с какими-
либо естественными побуждениями — страхом, симпатией,
жалостью, чувством солидарности и т. д. Он, по выраже-
нию Канта, не устрашает, не убеждает, не льстит. Он
вообще расположен вне всяких эмпирических, т. е. просто
человеческих, мотивов. В то же время он выступает не-
зависимо от всякого внешнего давления в прямом и гру-
бом смысле слова. Он действует исключительно в силу
сознания его всеобщности. Кантовская этика — это типич-
нейшая этика товаропроизводящего общества, но в то же
время она представляет собой наиболее чистую и закон-
ченную форму этики вообще. Кант придал логически за-
конченный вид той форме, которую буржуазное, разло-
женное на атомы общество стремилось воплотить на деле,
освобождая личность от органических связей патриар-
хальной и феодальной эпох 3.
Основные понятия морали не имеют поэтому никакого
смысла, если мы оторвем их от товаропроизводящего об-
щества и попробуем применять к какой-либо иной обще-
ственной структуре. Категорический императив вовсе не
есть социальный инстинкт, ибо основное предназначение
этого императива — действовать там, где невозможна ни-
какая естественная органическая, сверхиндивидуальная
мотивация. Там, где между индивидами существует тес-
ная эмоциональная связь, стирающая границы личного
«я», там не может иметь место феномен морального
долга. Для понимания этой последней категории надо ис-
ходить не из той органической связи, которая сущест-
вует, например, между самкой и детенышем или между
родом и каждым из его сочленов, но из состояния раз-
общенности. Моральное бытие является необходи-
мым восполнением юридического бытия,— и то и другое
148
Общая теория права и марксизм
суть способы общения людей, производящих товары. Весь
пафос кантовского категорического императива сводится
к тому, что человек «свободно», т. е. по внутреннему
убеждению, делает то, к чему в плоскости права он был
бы принужден. Характерны самые примеры, которые при-
водит Кант для иллюстрации своих мыслей. Они сводят-
ся целиком к проявлению буржуазной добропорядочности.
Героизм и подвиг не находят себе места в рамках кантов-
ского категорического императива. Жертвовать собой вов-
се не обязательно, поскольку ты от другого не требуешь
такой жертвы. «Безумные» акты самоотречения и само-
забвения во имя исполнения своего исторического при-
звания, своей социальной функции, акты, в которых про-
является высшая напряженность социального инстинкта,
лежат вне этики в строгом смысле слова 4.
Шопенгауэр и за ним В. Соловьев определяли право
как некоторый этический минимум. С тем же основанием
можно этику определить как некоторый социальный ми-
нимум. Более высокий подъем социального чувства лежит
вне этики в строгом смысле и унаследован современным
человечеством от предшествовавших эпох органического,
в частности родового, быта. Вот что говорит, например,
Энгельс, сравнивая характер древних германцев и циви-
лизованных римлян: «Их личные способности и храбрость,
их свободолюбие и демократический инстинкт, побуждав-
ший видеть во всех общественных делах свое собствен-
ное дело ... чем было все это, как не характерными
чертами человека, стоящего на высшей ступени варварст-
ва, как не плодами его родового строя?» ’.
Единственно, чем рационалистическая этика действи-
тельно поднимается над могучими и иррациональными со-
циальными инстинктами,— это своей всечеловечностью.
Она порывает со всеми органическими, по необходимости
узкими рамками (род, племя, нация) и стремится стать
универсальной. Этим она отражает определенные матери-
альные достижения человечества, а именно превращение
торговли в мировую торговлю. «Несть эллина, ни иудея»
отражало собой вполне реальный факт в истории народов,
объединенных властью Рима.
Поскольку универсализм этической (а следовательно,
и правовой) формы: все люди равны, у всех одна и та же
«душа», все могут быть субъектами права и т. д.— на-
Общая теория права и марксизм
149
вязывался практикой торгового общения с иноземцами,
т. е. с людьми чуждых обычаев, языка, религии, по-
стольку он вряд ли на первых порах воспринимался как
нечто положительное уже хотя бы потому, что с ним
был связан отказ от вкоренившихся своих специфических
обычаев, от любви к своему и презрения к чужому. Так,
например, Мэн указывает, что само jus gentium явилось
плодом пренебрежения, которое римляне питали ко всяко-
му чуждому праву, и нежелания предоставить чужеземцу
преимущества их собственного туземного jus civile. Древ-
ний римлянин, по мнению Мэна, так же не любил jus
gentium, как не любил иностранцев, для пользы которых
оно предназначалось. Самое слово aequitas означало урав-
нивание, причем, вероятно, этому выражению не прида-
валось сначала никакого этического оттенка, и нет осно-
вания предполагать, чтобы процесс, обозначаемый этим
выражением, возбуждал собой что-либо, кроме отвраще-
ния, в уме первобытного римлянина в.
Тем не менее в дальнейшем рационалистическая эти-
ка представляется для товаропроизводящего общества
максимальным достижением и высшим культурным бла-
гом, о котором принято говорить не иначе, как в самом
восторженном тоне. Достаточно вспомнить хотя бы изве-
стные слова Канта: «Две вещи наполняют душу все но-
вым и увеличивающимся удивлением и благоговением, чем
чаше и глубже вдумываешься в них: звездное небо над
моей головой и моральный закон во ине» 7.
И между тем, когда заходит речь о примерах «сво-
бодного» выполнения нравственного долга, на сцену по-
является все та же неизменная милостыня, поданная ни-
щему. или отказ от лжи в условиях, когда можно со-
лгать безнаказанно, и т. п. С другой стороны, совершенно
правильно замечает Каутский, что правило: рассматривай
другого человека как самоцель — имеет смысл там, где
практически человек может быть сделан средством для
другого. Нравственный пафос неразрывно связан с без-
нравственностью социальной практики и ею питается. Эти-
ческие учения претендовали изменить и исправить мир,
тогда как на самом деле они явились искаженным отра-
жением всего лишь одной стороны этого действительного
мира, а пменно той стороны, где отношения людей под-
чинены закону стоимости. Не падо забывать, что мораль-
150
Общая теория права и марксизм
ная личность — это только одна из ипостасей триединого
субъекта; человек как самоцель — это другая сторона эго-
истического хозяйствующего субъекта. Акт, являющийся
действительным и единственным реальным воплощением
этического начала, в себе самом заключает отрицание
последнего. Крупный капиталист «добросовестно», bona
fide, разоряет мелкого, ни минуты не посягая на абсолют-
ную ценность его личности. Личность пролетария «прин-
ципиально равноценна» с личностью капиталиста; это на-
ходит себе выражение в факте «свободного» договора о
найме. Но из этой же самой «материализованной свобо-
ды» вытекает для пролетария возможность преспокойно
умереть с голоду.
Эта двусмысленность этической формы не есть что-то
случайное, какой-то внешний дефект, обусловленный спе-
цифическими недостатками капитализма. Наоборот, это
существенный признак этической формы как таковой.
Устранить двусмысленность этической формы — это зна-
чит перейти к планомерному общественному хозяйству,
а это значит осуществить такой строй, в котором люди
смогут строить и мыслить свои отношения, пользуясь
простыми и ясными понятиями вреда и пользы. Уничто-
жить двусмысленность этической формы в наиболее су-
щественной области, т. е. в сфере материального сущест-
вования людей, значит уничтожить эту форму вообще п*.
Чистый утилитаризм, стремясь рассеять метафизиче-
ский туман, который окружает этическое учение, подхо-
дит к понятиям добра и зла именно с точки зрения вре-
да и пользы. Этим он, разумеется, просто уничтожает
этику или, вернее, пытается ее уничтожить и преодолеть.
Ибо преодоление этических фетишей на деле может со-
вершиться лишь одновременно с преодолением товарного
и правового фетишизма. Люди, руководящиеся в своих
поступках ясными и простыми понятиями вреда и пользы,
не будут нуждаться ни в стоимостном, ни в юридическом
выражении своих общественных отношений. Пока же эта
историческая ступень развития не будет достигнута чело-
вечеством, т. е. пока не будет изжито наследие капитали-
стической эпохи, усилие теоретической мысли может
лишь предвосхищать это грядущее освобождение, но не
воплотить его практически. Мы должны здесь вспомнить
слова Маркса о товарном фетишизме: «Позднее научное
Общая теория права и марксизм
151
открытие, что продукты труда, поскольку они суть стои-
мости, представляют собой лишь вещное выражение че-
ловеческого труда, затраченного на их производство, со-
ставляет эпоху в истории развития человечества, но оно
отнюдь не рассеивает вещной видимости общественного
характера труда» 8.
Но, возразят мне, классовая мораль пролетариата ос-
вобождается уже сейчас от всех фетишей. Морально долж-
ное есть классово полезное. В такой форме мораль не
заключает в себе ничего абсолютного, ибо полезное се-
годня может перестать быть полезным завтра, и ничего
мистического или сверхъестественного, так как принцип
пользы прост и разумен.
Нет сомнения, что мораль пролетариата или, вернее,
передовых слоев его теряет свой сугубо фетишистский
характер, освобождаясь, скажем, от религиозных элемен-
тов. Но мораль, даже совершенно свободная от примеси
религиозных элементов, все же остается моралью, т. е. та-
кой формой социального отношения, в которой не все еще
сведено к самому человеку. Если живая связь с классом
на деле так сильна, что границы «я» как бы стираются
и польза класса действительно сливается с личной поль-
зой, тогда нет смысла говорить об исполнении морального
долга, тогда феномен морали вообще отсутствует. Там же,
где такого слияния не произошло, там неизбежно возни-
кает абстрактное отношение морального долга со всеми
вытекающими отсюда последствиями. Правило: поступай
так, чтобы принести наибольшую пользу классу,— будет
звучать одинаково с формулой Канта: поступай так, чтобы
максима твоего поведения могла послужить принципом
всеобщего законодательства. Вся разница в том, что мы в
первом случае вносим конкретное ограничение, ставим
классовые рамки этической логике9. Но в этих рамках
она остается в полной силе. Классовое содержание этики
само по себе не уничтожает ее формы. Мы имеем в виду
не только логическую форму, но и форму реального про-
явления. В недрах пролетарского, т. е. классового, кол-
лектива мы наблюдаем те же, формально, способы осуще-
ствления морально должного, складывающиеся из двух
противоположных моментов. С одной стороны, коллектив
не отказывается от всевозможных средств давления на
своих сочленов для побуждения их к морально должному.
152
Общая теория права и марксизм
С другой стороны, тот же коллектив квалифицирует по-
ведение как моральное только тогда, когда это внешнее
давление как мотив признается отсутствующим. Именно
поэтому мораль и моральное поведение в общественной
практике так тесно связаны с лицемерием. Правда, усло-
вия жизни пролетариата заключают в себе предпосылки
для развития новой, более высокой, более гармоничной
формы отношения между личностью и коллективом. Об
этом свидетельствуют факты, относящиеся к проявле-
нию классовой солидарности пролетариата. Но рядом с
этим новым продолжает существовать старое. Рядом с со-
циальным человеком будущего, который сливает свое «я»
с коллективом, находя в этом величайшее удовлетворе-
ние и смысл жизни 18*, продолжает существовать мораль-
ный человек, несущий на себе тяжесть более или менее
абстрактного долга. Победа первой формы равносильна
полному освобождению от всех пережитков частнособст-
веннических отношений и окончательному перевоспита-
нию человечества в духе коммунизма. Разумеется, что
задача отнюдь не является чисто идеологической или
педагогической. Новый тип отношений требует создания
и упрочения нового материального, хозяйственного ба-
зиса.
Итак, следует иметь в виду, что мораль, право и го-
сударство суть формы буржуазного общества.
Если пролетариат вынужден ими пользоваться, то это
вовсе не означает возможности дальнейшего развития
этих форм в сторону наполнения их социалистическим
содержанием. Они не способны вместить это содержание
и должны будут отмирать по мере его реализации. Но
тем не менее в настоящую переходную эпоху пролета-
риат необходимо должен использовать в своем классовом
интересе эти унаследованные от буржуазного общества
формы и тем самым исчерпать их до конца. Для этого
ему нужно прежде всего иметь совершенно ясное, сво-
бодное от идеологического тумана представление об исто-
рическом происхождении этих форм. Пролетариат должен
критически трезво отнестись не только к буржуазному
государству и буржуазной морали, но и к своему соб-
ственному государству и своей собственной пролетарской
морали, т. е. познать историческую необходимость их су-
ществования, равно как и их исчезновения 10.
Общая теория права и марксизм
153
В своей критике Прудона Маркс, между прочим, ука-
зывает, что абстрактное понятие справедливости отнюдь
не является абсолютным и вечным критерием, пользуясь
которым мы могли бы построить идеальное, т. е. спра-
ведливое, отношение обмена 19*. Это означало бы попыт-
ку «преобразовать химический обмен веществ сообразно
«вечным идеям» «особенных свойств» и «сродства», вме-
сто того чтобы изучать его действительные законы». Ибо
само понятие справедливости почерпнуто из менового от-
ношения и вне его ничего не выражает. В сущности гово-
ря, в самом понятии справедливости не заключается ни-
чего существенно нового по сравнению с понятием равен-
ства людей, которое мы анализировали выше. Поэтому
смешно видеть в идее справедливости какой-то самостоя-
тельный и абсолютный критерий. Правда, при искусном
использовании она дает больше возможностей истолковать
неравенство как равенство и потому особенно пригодна
для затушевывания двусмысленности этической формы.
С другой стороны, справедливость — это та ступенька, по
которой этика спускается к праву. Нравственное поведе-
ние должно быть «свободным»; справедливость может
быть вынуждена. Принуждение к нравственному поведе-
нию стремится отрицать свое собственное существование;
наоборот, справедливость открыто «воздается» человеку;
она допускает внешнее осуществление и активную эгои-
стическую заинтересованность. Здесь намечаются глав-
нейшие точки соприкосновения и расхождения этической
и правовой формы.
Обмен, т. е. циркуляция товаров, предполагает, что
обменивающиеся признают друг в друге собственников.
Это признание, фигурируя в форме внутреннего убежде-
ния или категорического императива, представляет собой
тот мыслимый максимум, до которого может подняться
общество товаропроизводителей. Но кроме этого максиму-
ма существует некоторый минимум, при котором цирку-
ляция товаров может еще протекать беспрепятственно.
Для осуществления этого минимума достаточно, чтобы
товаровладельцы вели себя так, как если бы они призна-
вали друг в друге собственников. Поведение моральное
противопоставляется поведению легальному, которое ха-
рактеризуется как таковое вне зависимости от вызвавших
pro мотивов. Возвращен ли долг потому, что «все равно
154
Общая теория права и марксизм
заставят заплатить», или потому, что должник считает
себя морально обязанным это сделать, с юридической
точки зрения совершенно безразлично. Очевидно, что идея
внешнего принуждения, и не только идея, но и органи-
зация его, составляют существенную сторону правовой
формы. Если чисто теоретически правовое общение может
быть конструировано как обратная сторона менового от-
ношения, то для практической его реализации требуется
наличие более или менее твердо установленных общих
шаблонов, разработанной казуистики и, наконец, особой
организации, которая применяла бы эти шаблоны к от-
дельным случаям и обеспечивала бы принудительное вы-
полнение решений. Наилучшим образом эти потребности
обслуживаются государственной властью, хотя нередко
правовое общение обходится и без содействия послед-
ней, на основе обычного права, добровольных третейских
судов, самоуправства и т. д.
Там, где функция принуждения не организована и не
находится в ведении особого аппарата, стоящего над сто-
ронами, она выступает под видом так называемой «взаим-
ности»; начало взаимности при условии равновесия сил
до сих пор представляет единственную и, надо сказать,
весьма шаткую основу международного права.
С другой стороны, правовое притязание выступает в
отличие от морального не в виде «внутреннего голоса»,
но как внешнее требование, исходящее от конкретного
субъекта, который по правилу является в то же время
носителем соответствующего материального интересаи.
Поэтому выполнение правового долга окончательно отчуж-
дается от всяких субъективных элементов со стороны лица
обязанного и принимает внешнюю, почти вещественную
форму удовлетворения требования. Само понятие право-
вого долга становится в силу этого весьма проблематич-
ным. Будучи вполне последовательным, приходится вооб-
ще сказать, как это делает Биндер12, что обязанность,
которая соответствует праву, не имеет ничего общего с
«долженствованием» (Pflicht), но существует юридически
только как ответственность (Haftung); «обязан» означает
не более как «отвечает своим имуществом (а в уголовном
праве — также своей личностью) в порядке судебного про-
цесса и принудительного исполнения приговора». Пара-
доксальные для большинства юристов выводы, к которым
Общая теория права и марксизм
155
приходит Биндер и которые выражаются краткой форму-
лой «Das Recht verpflichtet rechtlich zu nichts» (право
юридически не возлагает никакого долженствования),
представляют на самом деле лишь последовательное про-
ведение того разделения понятий, которое установил еще
Кант. Но как раз эта отчетливость в размежевании мо-
ральной и юридической сфер служит источником самых
неразрешимых противоречий для буржуазной философии
права. Если правовое долженствование не имеет ничего
общего с «внутренним» моральным долженствованием,
тогда подчинение праву никаким способом нельзя отли-
чить от подчинения силе как таковой. Если же, с другой
стороны, допустить в качестве существенного признака в
праве момент долженствования, носящий хотя бы самую
слабую субъективную окраску, то немедленно теряется
смысл права как общественно необходимого минимума.
Буржуазная философия права исчерпывает себя в этом
основном противоречии, в этой бесконечной борьбе со
своими собственными предпосылками.
При этом интересно, что одно и то же, в сущности,
противоречие выступает в двух различных формах, смот-
ря по тому, говорится ли об отношении права и нрав-
ственности или об отношении государства и права. В пер-
вом случае, когда утверждается самостоятельность права
по отношению к нравственности, право сливается с госу-
дарством благодаря усиленному подчеркиванию момента
внешней властной принудительности. Во втором случае,
когда право противопоставляется государству, т. е. факти-
ческому господству, на сцене неизбежно появляется мо-
мент долженствования в смысле немецкого sollen (а не
miissen), и мы уже имеем перед собой, так сказать, еди-
ный нравственно-правовой фронт.
Попытка проф. Л. И. Петражицкого (см. «Введение
в изучение права и нравственности») найти для права
такое долженствование, которое, будучи абсолютным,
т. е. этическим, в то же время отличалось бы от нрав-
ственного долженствования, не увенчалась успехом. Про-
фессор Петражицкий, как известно, строит категорию
правового долга как долга, который за кем-то закреплен,
кому-то причитается и может быть этим лицом от нас
истребован. Наоборот, нравственная обязанность, по его
мнению, только предписывает нам определенное поводе-
156
Общая теория права и марксизм
ние, но не предоставляет другим лицам требовать того,
что им следует. Право имеет, следовательно, двусто-
ронний императивно-атрибутивный характер, нравствен-
ность-— односторонне связывающий или чисто императив-
ный. Опираясь на самонаблюдение, профессор Петражиц-
кий уверяет нас, что он без труда отличает правовое
долженствование, которое его побуждает вернуть кредито-
ру взятому взаймы сумму, от нравственного, которое по-
буждает его подать милостыню нищему. Оказывается, од-
нако, что эта четкость — исключительное достояние
профессора Петражицкого, а, например, профессор Е. Тру-
бецкой уверяет, что обязанность подать милостыню нище-
му психологически так же закреплена за последним,
как обязанность вернуть долг закреплена за кредитором
(положение, кстати сказать, весьма не вредное для нище-
го, но не для кредитора) 13. С другой стороны, профес-
сор Рейснер того мнения, что эмоция закрепленной обя-
занности относится целиком к психологии власти. Если,
следовательно, у профессора Трубецкого кредитор со своим
требованием «психологически» попадает на одну ли-
нию с нищим, то у профессора М. А. Рейснера он ока-
зывается ни более ни менее, как начальством. Другими
словами, противоречие, намеченное нами в форме логи-
ческой и систематической, как противоречие понятий,
возрождается здесь как противоречие данных самонаблю-
дения. Но смысл его остается тем же самым. Правовое
долженствование не способно найти для себя самостоя-
тельного значения и вечно колеблется между двумя край-
ними пределами: внешней вынужденностью и «свободным»
нравственным долгом.
Как всегда, так и в этом случае противоречие системы
отражает собой противоречие действительной жизни, т. е.
той общественной среды, которая создала внутри себя
формы морали и права. Противоречие индивидуального и
социального, частного и общего, которое никак не может
примирить буржуазная философия права, составляет жиз-
ненную основу самого буржуазного общества, как общест-
ва товаропроизводителей. Здесь оно воплощено в реаль-
ных отношениях людей, которые свои частные усилия
могут рассматривать как социальные усилия лишь в не-
лепой и мистифицирующей форме стоимости товаров.
Общая теория права и марксизм
157
1	См.: Туган-Барановский М. И. Основы политической экономии.
4-е изд. Пг., 1917, с. 60.
2	В этих взаимно друг друга уничтожающих противоречиях тра-
гически запутались мелкобуржуазные революционеры-якобинцы,
которые хотели подчинить действительное развитие буржуазно-
го общества формулам цивической добродетели, позаимствован-
ным у Древнего Рима. Вот что говорит по этому поводу Маркс:
«Какое колоссальное заблуждение — быть вынужденными при-
знать и санкционировать в правах человека современное бур-
жуазное общество, общество промышленности, всеобщей конку-
ренции, свободно преследующих свои цели частных интересов,
анархии, самоотчужденной природной и духовной индивидуаль-
ности,— быть вынужденными признать и санкционировать все это
и вместе с тем желать аннулировать вслед за тем в лице от-
дельных индивидуумов жизненные проявления этого общества
и в то же время желать построить по античному образцу поли-
. тическую верхушку этого общества!» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.,
т. 2, с. 136).
3	Этическое учение Канта очень хорошо уживается с верой в бога,
более того, оно представляет собой последнее для нее убежище,
но, вообще говоря, логически эта связь не обязательна. Кроме
того, бог, укрывшийся в тени категорического императива, сам
становится тончайшей абстракцией, мало пригодной для того,
чтобы пугать ею народные массы. Поэтому феодально-поповская
реакция считает долгом возражать против безжизненного фор-
мализма Канта, выдвигая своего более надежного, так сказать,
«начальствующего» бога и подставляя на место абстрактного ка-
тегорического императива живые чувства «стыда, жалости
и благоговения» (В. Соловьев).
4	Поэтому, например, несомненно прав проф. Магазинер, который
трактует этику именно в этом духе «умеренности и аккуратно-
сти» и противопоставляет ей героику, которая толкает людей па
сверхдолжное (см.: Магазинер Я. М. Общее учение о государст-
ве. 2-е изд. Пг., 1922, с. 50).
5	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 154.
6	Ср.: Мэн Г. С. Древнее право, его связь с историей общества и
его отношение к новейшим идеям. СПб., 1873, с. 40 и 47.
7	Kant J. Kritik der praktischen Vernunft. Leipzig, 1914, S. 196.
8	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 84.
9	Нечего и говорить, что внеклассовая этика в обществе, разди-
раемом классовой борьбой, может существовать лишь в вообра-
жении, по отнюдь не на практике. Рабочий, решающий принять
участие в забастовке, несмотря на те лишения, с которыми для
него лично это участие связано, может формулировать это реше-
ние как моральный долг подчинить свои частные интересы об-
щим интересам. Но само собой ясно, что в это понятие общих
интересов не могут быть включены и интересы капиталиста,
против которого ведется борьба.
10	Значит ли это, что «в будущем обществе не будет нравствен-
ности?» Конечно, не значит, если понимать нравственность в ши-
роком смысле, как развитие высших форм гуманности, как пре-
вращение человека в родовое существо, по выражению Маркса;
158
Общая теория права и марксизм
в данном же случае речь идет о другом, о специфических формах
морального сознания и морального поведения, которые, сыграв
свою историческую роль, должны будут уступить место иным,
более высоким формам отношения личности и коллектива (при-
меч. к 3-му изд.).
11	Так обстоит дело в частном праве, которое является прототипом
правовой формы вообще. «Правовые» требования, исходящие от
органов публичной власти, требования, за которыми не стоит
никакой частный интерес, суть не более как юридическая сти-
лизация фактов политической жизни. Характер этой стилизации
различен в зависимости от различия установок; поэтому юриди-
ческое понимание государства неизбежно впадает в плюрализм.
В том случае, когда государственная власть изображается как
воплощение объективного правила, стоящего над сторонами-
субъектами, она как бы сливается с нормой, достигая макси-
мальной степени безличности и абстрактности. Требование го-
сударства выступает как беспристрастный и незаинтересованный
закон. Государство в этом случае почти невозможно мыслить как
субъект — до такой степени оно лишено всякой субстанциональ-
ности и превращено в отвлеченную гарантию общения действи-
тельных субъектов-товаровладельцев. Именно эту концепцию,
как наиболее чистую юридическую концепцию государства, от-
стаивает австрийская нормативная школа во главе с Кельзеном.
Наоборот, в международных отношениях государство высту-
пает вовсе не как воплощение объективной нормы, но как носи-
тель субъективных прав, т. е. со всеми атрибутами субстанцио-
нальности и эгоистической заинтересованности. Ту же роль оно
играет, когда в качестве фиска выступает стороной в спорах
с частными лицами. Между этими двумя концепциями возмож-
ны многочисленные промежуточные и гибридные формы.
12	Binder J. Rechtsnorm und Rechtspflicht. Leipzig, 1912.
13	См.: Трубецкой E. H. Энциклопедия права. M., 1908, с. 28.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ПРАВО И ПРАВОНАРУШЕНИЕ
«Русская Правда» — этот древнейший юридический
памятник киевского периода нашей истории — насчиты-
вает из 43 статей (так называемого академического
списка) всего-навсего две статьи, не относящиеся к уго-
ловным или гражданским правонарушениям. Остальные
статьи или определяют санкцию, или содержат в себе
процессуальные правила, применявшиеся в случае право-
нарушения. Следовательно, отклонение от нормы и там и
здесь составляет предпосылку Ту же самую картину
представляют собой так называемые варварские правды
германских племен. Так, например, в «Салической Прав-
Общая теория права и марксизм
159
де» из 408 статей только 65 не имеют карательного ха-
рактера. Древнейший памятник римского права, законы
XII таблиц начинаются с правила, определяющего поря-
док привлечения к суду: «Si in jus vocat, ni it, antesta-
mino. Igitur im capito» (А в суд зовет, а не идет, опослу-
шествовать; то тут его хватать) 2.
По замечанию известного историка права Мэна, «сле-
дует принять за правило, что чем древнее кодекс, тем
полнее и подробнее изложен в нем уголовный отдел» 3.
Неподчинение норме, нарушение ее, разрыв нормаль-
ного общения и вытекающий отсюда конфликт — вот что
является исходным моментом и главнейшим содержанием
архаического законодательства. Наоборот, нормальное не
фиксируется сначала как таковое — оно просто существу-
ет. Потребность зафиксировать и точно установить объем
и содержание взаимных прав и обязанностей возникает
там, где спокойное и мирное существование нарушено.
С этой точки зрения прав Бентам, когда он говорит, что
закон создает права, создавая преступления. Юридиче-
ское общение получает свою специфическую характери-
стику исторически, прежде всего на фактах правонаруше-
ний. Понятие кражи определяется раньше, чем понятие
собственности. Отношения, возникающие при займе, фик-
сируются на тот случай, если взявший не хочет отдать:
«...аще где взыщет на дроузе проче, а он ся запирати
почнет» и т. д. («Русская Правда». Академический спи-
сок, с. 14). Первоначальное значение слова «pactum»
есть вовсе не значение договора вообще, но рах’ а, ми-
ра, т. е. полюбовного окончания вражды; «мировая»
(Vertrag) полагает конец «немиролюбию» (Unvertraglich-
keit4.
Таким образом, если частное право непосредственнее
всего отражает самые общие условия существования пра-
вовой формы как таковой, то уголовное право есть та
сфера, где юридическое общение достигает максимальной
напряженности. Здесь юридический момент прежде всего
и ярче всего отрывается от бытового и приобретает пол-
ную самостоятельность. В судебном процессе особенно
отчетливо выступает превращение действий конкретного
человека в действие стороны, т. е. юридического субъек-
та. Чтобы подчеркнуть отличие обыденных житейских
действий и волеизъявлений от юридических волеизъявле-
160
Общая теория права и марксизм
ний, древнее право пользовалось особенными торжествен-
ными формулами и обрядами. Драматизм судебного про-
цесса создавал наглядно, рядом с фактическим миром,
особое юридическое бытие.
Из всех видов права именно уголовное право облада-
ет способностью самым непосредственным и грубым об-
разом задевать отдельную личность. Поэтому оно всегда
вызывало к себе наиболее жгучий, и притом практиче-
ский, интерес. Закон и кара за его нарушение вообще тес-
но ассоциируются друг с другом, и, таким образом, уго-
ловное право как бы берет на себя роль представителя
права вообще, является частью, заменяющей целое.
Происхождение уголовного права связывается исто-
рически с обычаем кровной мести. Несомненно, что ге-
нетически эти явления близки друг другу. Но месть ста-
новится вполне местью только потому, что за ней следует
вира и наказание, т. е. и здесь последующие этапы раз-
вития, как это часто наблюдается в истории человечества,
объясняют намеки, заключающиеся в предыдущих фор-
мах. Если же подходить к тому же явлению с противо-
положного конца, мы не увидим в нем ничего, кроме
борьбы за существование, т. е. чисто биологического
факта. Для теоретиков уголовного права имеющих в виду
более позднюю эпоху, кровная месть совпадает с jus ta-
lionis, т. е. с началом равного. возмездия, при котором
отомщение обиды обиженным или его родом устраняет
возможность дальнейшей мести. На самом деле, как
справедливо указывает М. Ковалевский, древнейший ха-
рактер кровной мести был вовсе не таков. Родовые меж-
доусобия переходят из поколения в поколение. Обида,
хотя бы и совершенная в отмщение, сама становится осно-
ванием для новой мести. Обиженный и его родичи стано-
вятся обидчиками — и так из одного поколения в другое,
нередко до совершенного истребления враждующих ро-
дов 5.
Месть начинает регулироваться обычаем и превраща-
ется в возмездие по правилу талиона: «око за око и зуб
за зуб» только тогда, когда наряду с нею начинает ук-
репляться система композиций или денежного выкупа.
Идея эквивалента, эта первая чисто правовая идея, име-
ет своим источником все ту же форму товара. Преступ-
ление можно рассматривать как особую разновидность
Общая теория права и марксизм
161
оборота, в которой меновое, т. е. договорное, отношение
устанавливается post factum, т. е. после своевольного дей-
ствия одной из сторон. Пропорция между преступлением
и возмездием сводится к той же меновой пропорции. По-
этому Аристотель, говоря о выравнивании в обмене как
виде справедливости, делит его на два подвида — вырав-
нивание в добровольных и недобровольных действиях,
причем к добровольным действиям он относит хозяйст-
венные отношения, как-то: куплю-продажу, ссуды и т. д.,
а ко вторым — разного рода преступления, влекущие за
собой наказание как некоторый эквивалент. Ему же при-
надлежит определение преступления как договора, за-
ключаемого против воли. Наказание выступает как экви-
валент, уравновешивающий ущерб, понесенный потерпев-
шим. Эту же идею воспринял, как известно, Гуго Гроций.
Как ни наивны с первого взгляда эти конструкции, но в
них скрывается гораздо больше чутья к форме права, чем
в эклектических теориях современных юристов.
На примере мести и наказания мы с особенной отчет-
ливостью можем наблюдать, какими незаметными пере-
ходами органическое и биологическое связаны с юридиче-
ским 20*. Это слияние усиливается тем, что человек не в
состоянии отрешиться от привычного ему, т. е. юридиче-
ского (или этического), истолкования явлений животной
жизни. Он невольно находит в действиях животных тот
смысл, который вкладывается в них, собственно говоря,
последующим развитием, т. е. историческим развитием
человека.
В самом деле, акт самозащиты — это одно из естест-
веннейших проявлений животной жизни. Безразлично,
встречаемся ли мы с ним как с индивидуальной реакцией
отдельного животного, или эта самозащита осуществляет-
ся коллективом. По свидетельству ученых, наблюдавших
жизнь пчел, если какая-нибудь пчела пытается проник-
нуть в чужой улей, чтобы красть мед, то пчелы, охраняю-
щие вход, сразу бросаются на нее и начинают ее жалить;
если же она проникает в улей, то ее немедленно убива-
ют, как- только находят там. Не менее редки в животном
мире случаи, когда реакция отделяется некоторым про-
межутком времени от того обстоятельства, которое ее вы-
звало. Животное не отвечает тотчас же на нападение, но
откладывает это до более удобного времени. Самозащита
6 Е. Б. Пашуканис
162
Общая теория права и марксизм
становится здесь местью в настоящем смысле слова.
И так как для современного человека месть неразрывно
связана с идеей равного возмездия, то не удивительно,
что, например, Ферри готов признать у животных нали-
чие «юридического» инстинкта 6.
На самом деле юридическая идея, т. е. идея эквива-
лента, становится вполне отчетливой и реализует себя
объективно только на той ступени экономического раз-
вития, где эта форма становится обычной, как приравни-
вание в обмене, т. е. во всяком случае не в мире живот-
ных, но в человеческом обществе. Для этого вовсе не
нужно, чтобы месть была совершенно вытеснена выку-
пом. И как раз в том случае, когда выкуп отвергается как
нечто позорное — а такой взгляд долгое время господству-
ет среди примитивных народов — и осуществление лич-
ной мести признается священной обязанностью, самый
акт мести получает новый оттенок, которого он не имел
тогда, когда не был еще альтернативным. А именно в
него вкладывается представление о единственно адекват-
ном способе воздаяния. Отказ от выкупа в денежной форме
как бы подчеркивает, что проливаемая кровь есть един-
ственный эквивалент за кровь, ранее пролитую. Месть из
явления чисто биологического становится юридическим
институтом, поскольку она приводится в ту или иную
связь с формой эквивалентного обмена, обмена по цен-
ности.
Архаическое уголовное право подчеркивает эту связь
особенно наглядно и грубо, ибо в нем ущерб, наносимый
имуществу, и ущерб, наносимый личности, непосредствен-
но приравниваются друг к другу с той наивностью, от ко-
торой стыдливо отказываются позднейшие эпохи. С точ-
ки зрения древнеримского права не было ничего уди-
вительного в том, что неисправный должник расплачива-
ется частями своего тела (in partes secare), а виновный
в членовредительстве отвечал своим имуществом. Идея
эквивалентной сделки выступает здесь во всей своей
обнаженности, не усложненная и не затушеванная ка-
кими-либо привходящими моментами. Соответственно это-
му и уголовный процесс приобретает характер коммерче-
ской сделки. «Мы должны здесь,-- говорит Иеринг,—
представить себе торг, при котором, с одной стороны, за-
прашивают слишком много, а с другой стороны, сбавляют
Общая теория права й марксизм
163
до тех пор, пока наконец не сторгуются. Выражением
для этого было: расеге, а для самого соглашения в
цене — pactum...»; «Отсюда,— добавляет Иеринг,— ведет
свое начало в древнескандинавском праве... должность
избранного обеими партиями посредника, который опре-
деляет размер суммы примирения» (arbiter в первона-
чальном римском смысле) 7.
Что касается так называемых публичных наказаний,
то не подлежит никакому сомнению, что первоначально
они вводятся главным образом из фискальных сообра-
жений и служат средством пополнить казну представи-
телей власти. «Государство,— говорит Г. С. Мэн,— не
брало с ответчика пени за то зло, которое предполага-
лось нанесенным государству, но требовало себе только
известной доли вознаграждения, следуемого истцу, в виде
справедливого возмездия за потерю времени и беспокой-
ство» 8. Из русской истории мы знаем, что это «справед-
ливое возмездие за потерю времени» взималось князья-
ми столь усердно, что, по свидетельству летописца, «зем-
ля русская оскудела от вир и продаж». Впрочем, это же
явление судебного грабежа наблюдалось не только в
Древней Руси, но и в империи Карла Великого. В глазах
древнерусских князей судебные доходы ничем не отли-
чаются от прочих доходов. Они ими жалуют своих слуг,
дробят их на части и т. п. От княжеского суда можно
было откупиться, внося известную сумму (дикая вира
«Русской Правды»).
Впрочем, наряду с публичным наказанием как источ-
ником дохода довольно рано появляется наказание как
средство поддержания дисциплины и как мера, охраняю-
щая авторитет жреческой и военной власти. Известно,
что в Древнем Риме большинство тяжких преступлений
были в то же время преступлениями против богов 9. Так,
например, одно из важнейших для земельного собствен-
ника правонарушений, злостное перемещение межевых
знаков, издревле считалось религиозным преступлением,
и голова виновного обрекалась богам. Жреческая каста,
выступая в качестве блюстителя порядка, преследовала
опять-таки не один лишь идеальный, но и весьма суще-
ственный материальный интерес, ибо имущество винов-
ного конфисковывалось в ее пользу. С другой стороны,
тот же характер публичности носили те наказания, ко-
164
Общая теория права и марксизм
торыми жреческая организация карала покушение на ее
доходы в виде уклонения от установленных обрядов и
жертвоприношений, попыток введения каких-либо новых
религиозных учений и пр.
Влияние жреческой организации, т. е. церкви, на уго-
ловное право сказывается в toms что наказание хотя и
сохраняет свою природу эквивалента или воздаяния, но
это воздаяние уже не связывается непосредственно с
ущербом потерпевшего и не обосновывается его притяза-
нием, но получает высший отвлеченный смысл, как бо-
жественная кара. К материальному моменту возмещения
вреда церковь стремится, таким образом, присоединить
идеологический мотив искупления и очищения (expia-
tio) 10 и сделать таким образом из уголовного права, по-
строенного на началах частной мести, более действен-
ное средство поддержания общественной дисциплицы,
т. е. классового господства. Показательными в этом от-
ношении являются домогательства византийского духо-
венства относительно введения смертной казни в Киев-
ской Руси. Та же цель поддержания дисциплины опреде-
ляет собой характер карательной деятельности военачаль-
ника. Последний творит суд и расправу как над покорен-
ными народами, так и над собственными воинами, замыш-
ляющими бунт, измену или просто оказывающими непо-
виновение. Известный рассказ о Хлодвиге, который
собственноручно разрубил голову строптивому воину,
показывает примитивность этой расправы в эпоху образо-
вания германских варварских государств. В более ранние
времена эта задача поддержания воинской дисциплины
выполнялась народным собранием; с усилением и упро-
чением власти королей эта функция естественно перешла
к ним и, разумеется, отождествилась с защитой их соб-
ственных привилегий. Что же касается общеуголовных
преступлений, то короли германских племен (так же,
как князья Киевской Руси) долгое время проявляют к
ним лишь фискальный интерес и.
Положение дел мепяется вместе с развитием и упро-
чением классовых и сословных перегородок. Появление
духовной и светской иерархии выдвигает на первое место
охрану ее привилегий и борьбу с низшими угнетенными
классами населения. Разложение натурального хозяйства
и вызванный этим рост эксплуатации крестьян, развитие
Общая теория права и марксизм
165
торговли и организация сословного государства ставят
уголовному правосудию иные задачи. В эту эпоху уго-
ловная юстиция становится для власти уже не столько
средством пополнения доходов, сколько средством беспо-
щадной и жестокой расправы с «лихими людьми», т. е.
в первую очередь с крестьянами, бежавшими от невыно-
симой эксплуатации помещиков и помещичьего государ-
ства, с пауперизироваппым населением, бродягами, нищи-
ми etc. Главную роль начинает играть полицейский и ро-
зыскной аппарат. Наказания становятся средством или
физического истребления, или устрашения. Это — эпоха
пыток, телесных наказаний и жестоких способов смерт-
ной казни.
Так постепенно подготовлялась та сложная амальгама,
которую представляет собой современное уголовное пра-
во. В нем мы легко различаем те исторические напласто-
вания, из которых оно сложилось. Но существу, т. е. с
точки зрения чисто социологической, буржуазное обще-
ство своей системой уголовного права поддерживает свое
классовое господство и держит в повиновении эксплуа-
тируемые классы. В этом отношении ее суды и ее част-
ные «вольные» организации штрейкбрехеров преследуют
одпу и ту же цель.
Если взглянуть па дело с этой точки зрения, то уго-
ловный суд является лишь придатком к полицейскому и
розыскному аппарату. В самом деле, если бы уголовные
суды Парижа закрылись па несколько месяцев, от это-
го пострадали бы только арестованные преступники. Но
если бы его знаменитые полицейские бригады прекратили
свою работу хотя бы на один день, это было бы равно-
сильно катастрофе.
Уголовная юрисдикция буржуазного государства —
это организованный классовый террор, который лишь по
степени отличается от так называемых исключительных
мер, применяемых в момент гражданской войны. Еще
Спенсер указывал на полную аналогию и даже тождест-
венность между оборонительной реакцией, направленной
против нападения извне (война), и реакцией, направлен-
ной против нарушителей внутреннего порядка (право-
вая или судебная оборона) 12. То обстоятельство, что
меры первого рода, т. е. уголовно-карательные, приме-
няются преимущественно против деклассированных эле-
166
Общая теория права и марксйзМ
ментов общества, а меры второго рода — преимуществен-
но против активнейших борцов нового класса, поднимаю-
щегося к власти, не меняет ничего в принципиальной
сущности дела, равно как и большая или меньшая пра-
вильность п сложность применяемой процедуры. Понять
истинный смысл карательной деятельности классового го-
сударства возможно, только исходя из его антагонисти-
ческой природы. Так называемые теории уголовного пра-
ва, которые выводят принципы карательной политики из
интересов общества в целом, занимаются сознательным
или бессознательным извращением действительности.
«Общество в целом» существует только в воображении
этих юристов. На деле перед нами классы с противоречи-
выми, сталкивающимися интересами. Всякая историче-
ски данная система карательной политики носит на себе
печать классовых интересов того класса, который ее осу-
ществлял. Феодал казнил непокорных крестьян и восстав-
ших против его власти горожан. Объединившиеся города
вешали рыцарей-разбойников и разоряли их замки.
В средние века нарушителем закона считался тот, кто
хотел заниматься ремеслом, не входя в цех; капиталисти-
ческая буржуазия, едва успев народиться, объявила пре-
ступным стремление рабочих объединяться в союзы.
Таким образом, классовый интерес налагает отпечаток
исторической конкретности на каждую данную систему
карательной политики. Что касается, в частности, самих
приемов карательной политики, то обычно принято под-
черкивать тот большой прогресс, который сделало бур-
жуазное общество со времен Беккариа и Говарда в смыс-
ле приближения к требованиям гуманности. Сюда отно-
сится отмена пыток, телесных и позорящих наказаний,
мучительных способов смертной казни и т. п. Все это
представляет собой бесспорно большой прогресс, по не
следует забывать, что отмена телесных наказаний далеко
не является повсеместной. В Англии телесное наказание
розгами допускается для несовершеннолетних до 16 лет
в числе не более 25 ударов, для взрослых за кражи и раз-
бой— до 150 ударов. Кошка в Англии применяется к мо-
рякам. Во Франции телесные наказания применяются как
дисциплинарное взыскание к содержащимся в местах за-
ключения 13. В Америке в двух штатах принят способ
уродования преступников путем кастрации. Дания в
Общая теория права и марксизм
167
1905 г. ввела за ряд преступлений телесные наказания
палками и просмоленными канатами. Совсем еще недав-
но свержение Советской республики в Венгрии ознамено-
валось, между прочим, введением телесного наказания
для взрослых за целый ряд преступлений против лично-
сти и имущества 14. Замечательно, кроме того, что имен-
но последние десятилетия XIX и XX вв. принесли замет-
ную тенденцию в целом ряде буржуазных стран к вос-
становлению устрашающих, мучительных и позорных на-
казаний. Гуманизм буржуазии уступает место призывам
к суровости, к более широкому применению смертной
казни.
Каутский объясняет это тем, что в конце XVIII —
начале XIX в., т. е. до введения всеобщей воинской по-
винности, буржуазия была настроена миролюбиво и гу-
манно, так как не служила в армии. Это вряд ли главная
причина. На первое место нужно поставить превращение
буржуазии в реакционный класс, страх перед ростом ра-
бочего движения, наконец, колониальную политику, ко-
торая всегда была школой жестокости.
Только полное исчезновение классов даст возможность
построить систему карательной политики, из которой бу-
дет исключен всякий элемент антагонизма. Но еще во-
прос, понадобится ли в этих условиях вообще каратель-
ная система.
Если по своему содержанию и характеру карательная
деятельность власти есть орудие охраны классового гос-
подства, то по своей форме она выступает как элемент
юридической надстройки, входит в систему права как
одна из его отраслей. Мы показали выше, что голая борь-
ба за существование принимает юридическую форму пу-
тем привнесения принципа эквивалентности. Акт само-
защиты, таким образом, перестает быть только актом са-
мозащиты, но становится формой обмена, своего рода
оборота, который занимает свое место рядом с «нормаль-
ным» коммерческим оборотом. Преступление и наказание
становятся таковыми, т. е. приобретают свою юридиче-
скую природу, на почве выкупной сделки. Поскольку со-
храняется эта форма, постольку классовая борьба совер-
шается как юрисдикция. И обратно, самый термин «уго-
ловное право» теряет всякий смысл, поскольку из него
испаряется это начало эквивалентного отношения.
168
Общая теория права и марксизм
Таким образом, уголовное право входит составной ча-
стью в юридическую надстройку, поскольку оно вопло-
щает в себе одну из разновидностей той основной формы,
которой подчинено современное общество,— формы экви-
валентного обмена со всеми вытекающими из нее послед-
ствиями. Реализация этого отношения в уголовном пра-
ве есть одна из сторон реализации правового государст-
ва как идеальной формы общения независимых и равных
товаропроизводителей, сталкивающихся на рынке. Но так
как общественные отношения не ограничиваются абст-
рактными отношениями абстрактных товаровладельцев,
то уголовный суд является не только воплощением аб-
страктной формы права, но и орудием непосредственной
классовой борьбы. И чем острее и напряженнее протека-
ет эта борьба, тем труднее становится осуществлять гос-
подство класса в форме права. В этом случае место «бес-
пристрастного» суда с его гарантиями занимает органи-
зация непосредственной классовой расправы, которая в
своих действиях руководится одними лишь соображения-
ми политической целесообразности.
Считаясь с природой буржуазного общества, как об-
щества товаровладельцев, мы должны были бы a priori
предположить, что его уголовное право наиболее юридич-
но в выше установленном нами смысле. Однако здесь мы
как будто наталкиваемся сразу на несколько затруднений.
Первое состоит в том, что современное уголовное право
вовсе не исходит в первую очередь из ущерба потерпев-
шего, но из нарушения нормы, установленной государ-
ством. Раз потерпевший со своим притязанием отходит
па задний план, то, спрашивается, при чем же здесь фор-
ма эквивалента. Но, во-первых, как бы ни отодвигался
потерпевший на задний план, ои все же не исчезает, но
продолжает составлять фон разыгрывающегося уголовно-
правового действия. Абстракция нарушенного публичного
интереса опирается на вполне реальную фигуру постра-
давшего, который участвует в процессе лично или через
представителя и придает этому процессу жизненный
смысл 15. Впрочем, даже и в том случае, когда конкрет-
ный потерпевший на самом деле отсутствует, когда «во-
пиет» одни закон, эта абстракция находит себе реальное
воплощение в лице общественного обвинителя. Это раз-
двоение, при котором та же самая государственная
Общая теория права и марксизм
169
власть выступает и в роли стороны (прокурор), и в роли
судьи, показывает, что уголовный процесс, как правовая
форма, неотделим от фигуры потерпевшего, требующего
«воздаяния», и, следовательно, неотделим от более об-
щей формы сделки. Прокурор, как и полагается «сторо-
не», запрашивает «высокую цену», т. е. строгое наказа-
ние, преступник просит снисхождения — «скидки», суд
постановляет «по справедливости». Отбросьте совершенно
в сторону эту форму сделки, и вы лишите уголовный про-
цесс его «юридической души». Представьте себе па мину-
ту, что суд действительно занят только обсуждением
того, каким образом изменить условия жизни данного
лица, чтобы повлиять на пего в смысле исправления или
чтобы предохранить от него общество, и самый смысл
термина «наказание» сейчас же испаряется. Это не зна-
чит, что вся уголовно-судебная и карательная процедура
совершенно лишена вышеуказанных простых и попятных
элементов, но мы хотим лишь показать, что в ней, в этой
процедуре, есть особенности, которые пе покрываются
ясными и простыми соображениями социальной цели, но
представляют собой момент иррациональный, мистифици-
рующий, нелепый, и что именно этот момент и есть мо-
мент специфически правовой.
Дальнейшее затруднение заключается как будто бы в
следующем. Архаическое уголовное право знало только
понятие вреда. Вина и виновность, занимающие столь
видное место в современном уголовном праве, на этой
стадии развития совершенно отсутствовали. Умышленное
деяние, неосторожное деяние и случайное деяние оцени-
вались исключительно по своим последствиям. Обычаи
салических франков и современных осетин в этом отно-
шении стоят на одной ступени развития. Так, у послед-
них между смертью, последовавшей от удара кинжалом,
и смертью, происшедшей оттого, что с горы свалился ка-
мень, задетый ногой чужого быка, не делалось никакого
различия 16.
Из этого, как мы видим, вовсе не вытекает, что древ-
нему праву было чуждо само по себе понятие ответствен-
ности. Она лишь определялась там по иному методу.
В современном уголовном праве, в соответствии с корен-
ным индивидуализмом буржуазного общества, мы имеем
понятие строго личной ответственности. Наоборот, древ-
170
Общая теория права и марксизм
нее право было проникнуто началом коллективной ответ-
ственности: дети карались за грехи родителей, род отве-
чал за каждого из своих сочленов. Буржуазное общество
разлагает все предшествующие примитивные и органиче-
ские связи между индивидами. Оно провозглашает на-
чало: каждый сам за себя — и проводит его вполне по-
следовательно во всех областях, в том числе в уголовном
праве. Далее современное уголовное право внесло в по-
нятие ответственности психологический момент и тем са-
мым придало ему большую гибкость. Оно расчленило его
по степеням: ответственность за результат, который пред-
виделся (умысел), и ответственность за результат, кото-
рый не предвиделся, по который можно было предвидеть
(неосторожность). Наконец, оно сконструировало понятие
невменяемости, т. е. полного отсутствия ответственности.
Внесение психологического момента в понятие ответст-
венности означало, разумеется, рационализацию борьбы
с преступлениями. Только на основе различения вменяе-
мых и невменяемых действий можно было построить тео-
рию частного и общего предупреждения. Однако поелику
отношение между преступником и карающей властью
строилось как правовое отношение и протекало в форме
судебного процесса, этот новый момент вовсе не исклю-
чал принципа эквивалентного воздаяния, но, наоборот,
создавал для его применения новое основание. Что озна-
чает это расчленение, как не уточнение условий будущей
судебной сделки! Градация ответственности — это осно-
вание для градации наказания, это новый, если хотите,
идеальный или психологический момент, который присо-
единяется к материальному моменту ущерба и к объектив-
ному моменту деяния, чтобы совместно дать основание
для определения пропорции наказания. Действие совер-
шено с умыслом, ответственность наиболее тяжелая —
следовательно, при прочих равных условиях более тяже-
лое наказание; действие совершено по неосторожности,
ответственность менее тяжелая — caeteris paribus, умень-
шается наказание; наконец, ответственность отсутствует
(преступник невменяем) — наказание отпадает. Поста-
вим на место наказания Beliandlung (по-русски «способ
воздействия»), т. е. юридически-нейтральное, медицин-
ски-педагогическое понятие,— и мы придем к совершен-
но иным результатам, ибо прежде всего пас будет инте-
Общая теория права и марксизм
171
ресовать не соразмерность, но соответствие применяемых
мер тем целям, которые при этом ставятся, т. е. целям
охранения общества, воздействия на преступника и т. д.
Из этой точки зрения отношение может оказаться как раз
обратным, т. е. в случае уменьшенной ответственности
могут оказаться необходимыми самые интенсивные и дли-
тельные меры воздействия.
Идея ответственности необходима, если наказание вы-
ступает как средство расплаты. Преступник отвечает
своей свободой за преступление и отвечает таким куском
свободы, который соразмерен тяжести им содеянного. Эта
идея ответственности совершенно не нужна там, где на-
казание освобождено от характера эквивалентности21*.
Но там, где от этого начала действительно не осталось и
следа, там наказание перестает быть наказанием в юриди-
ческом смысле слова.
Юридическое понятие вины не научно, ибо оно пря-
мым путем ведет к противоречиям индетерминизма22*.
С точки зрения сцепления причин, вызвавших то или
иное событие, нет пи малейшего основания отдавать
предпочтение одному звену перед другим. Действия че-
ловека психически ненормального (невменяемого) точ-
но так же обусловлены рядом причин, т. е. наследствен-
ностью, условиями жизни, средой и т. д., как и действия
человека вполне нормального (ответственного). Интерес-
но отметить, что наказание, применяемое как мера педа-
гогическая (т. е. вне юридической идеи эквивалента),
вовсе не связано с представлениями о вменяемости, сво-
боде выбора и т. д. и не нуждается в этих представлени-
ях. Целесообразность наказания в педагогике (мы гово-
рим здесь, разумеется, о целесообразности в самом общем
смысле, независимо от выбора форм, мягкости, суровости
наказания и т. д.) определяется исключительно налично-
стью достаточно развитой способности воспринимать
связь между своим поступком и его неприятными следст-
виями и удерживать эту связь в памяти. Вменяемыми в
этом смысле, т. е. поддающимися воздействию в опреде-
ленном направлении, являются и такие лица, которых
уголовный закон считает не несущими ответственности
за свои поступки, т. е. дети, начиная с очень малого воз-
раста, психически ненормальные 17.
Наказание, соразмерное с виной, принципиально
172
Общая теория права и марксизм
представляет собой ту же форму, что и возмездие, сораз-
мерное с ущербом. Характерным является прежде всего
числовое математическое выражение для «тяжести» при-
говора: количество дней, месяцев и т. д. лишения свобо-
ды, та или иная сумма денежного штрафа, лишение та-
ких-то и таких-то прав. Лишение свободы на определен-
ный, заранее указанный в приговоре суда срок есть та
специфическая форма, в которой современное, т. е. бур-
жуазно-капиталистическое, уголовное право осуществляет
начало эквивалентного воздаяния. Этот способ бессозна-
тельно, но глубоко связан с представлением об абстракт-
ном человеке и абстрактном человеческом труде, изме-
ряемом временем. Не случайно эта форма наказания ук-
репилась и стала казаться чем-то естественным, само со-
бой разумеющимся именно в XIX в., т. е. когда буржуаз-
ное общество полностью развило и укрепило все свои осо-
бенности. Конечно, тюрьмы, темницы существовали и в
древнее время и в средние века наряду с прочими средст-
вами физического насилия. Но в них держали лю-
дей чаще всего или до их смерти, или до уплаты
выкупа.
Для того чтобы появилась идея о возможности распла-
чиваться за преступление заранее определенным куском
абстрактной свободы, нужно было, чтобы все конкретные
формы общественного богатства были сведены к простей-
шей и абстрактнейшей форме — человеческому труду, из-
меряемому временем. Здесь мы, несомненно, наблюдаем
еще один случай, подтверждающий взаимосвязанность
различных сторон культуры. Промышленный капитализм,
декларация прав человека и гражданина, рикардовская
политическая экономия и система срочного тюремного за-
ключения суть явления одной и той же исторической
эпохи.
Но в то время, когда эквивалентность наказания в ее
грубой, осязательно-материальной форме, как причине-
ние физического вреда или взыскание денежного возме-
щения, именно благодаря этой грубости сохраняет про-
стой и каждому доступный смысл, она в ее абстрактной
форме лишения свободы па определенный срок теряет
этот смысл, хотя мы по-прежнему продолжаем говорить
о мере наказания, соразмерной тяжести содеянного.
Поэтому вполне естественно стремление многих тео-
Общая теория права и марксизм
173
ретиков уголовного права, и преимущественно тех, кото-
рые считают себя передовыми, совершенно устранить
этот момент эквивалентности, как ставший явно неле
пым, н сосредоточить внимание на разумных целях нака-
зания. Ошибка этих прогрессивных криминалистов за-
ключается в том, что, критикуя так называемые абсо-
лютные теории наказания, они полагают, будто перед
ними только ложные взгляды, заблуждения мысли, кото-
рые можно рассеять одной теоретической критикой. На
самом же деле нелепая форма эквивалентности не выте-
кает из заблуждения отдельных криминалистов, но из
материальных отношений товаропроизводящего общества
и ими питается. Противоречие между разумной целью
защиты общества или перевоспитания преступника и на-
чалом эквивалентного воздаяния существует не в книгах
и теориях, но в самой жизни, в судебной практике, в са-
мом строении общества. Точно так же, как противоречие
между фактом трудовой связи людей как таковым и не-
лепой формой выражения этого факта в стоимости това-
ров существует не в теории и пе в книгах, но в самой
общественной практике. Достаточно для доказательства
этого остановиться на некоторых моментах. Если бы на
самом деле в общественной жизни наказание рассматри-
валось исключительно с точки зрения цели, то наиболее
сильный интерес должно было бы возбуждать само осу-
ществление наказания и, главное, его результат. Между
тем кто же станет отрицать, что центром тяжести уголов-
ного процесса для громадного большинства являются зал
суда и момент произнесения приговора.
Интерес, который проявляется к тем или иным дли-
тельным способам воздействия на преступника, совер-
шенно ничтожен по сравнению с тем интересом, который
вызывает эффектный момент произнесения приговора и
определения «меры наказания». Вопросы тюремной ре-
формы живо волнуют только небольшой круг специали-
стов; для широких кругов в центре внимания стоит соот-
ветствие приговора тяжести содеянного. Если, по общему
мнению, эквивалент определен судом удачно, то на этом
все как будто завершается, и дальнейшая судьба преступ-
ника мало кого интересует. «Учение о выполнении при-
говора,— жалуется Krohne, один из видных специалистов
в данной области,— это больное место науки уголовного
174
Общая теория права и марксизм
права», т. е., другими словами, оно относительно находит-
ся в забросе, а «между тем»,— продолжает он,— «если
вы имеете лучшие законы, лучших судей и лучшие при-
говоры, а чиновники, исполняющие эти приговоры, ни-
куда не годятся, то вы можете спокойно бросить в му-
сорный ящик и сжечь ваши приговоры» 18. Но не только
в этом распределении общественного внимания обнару-
живается господство начала эквивалентного воздаяния.
Не менее ярко оно проявляется в самой судебной прак-
тике. На самом деле, какому иному основанию отвечают
приговоры, которые приводит Ашаффенбург в своей кни-
ге «Преступление и борьба с ним»? Вот всего лишь два
примера из длинной серии: рецидивист, судившийся
22 раза за подлог, кражу, мошенничество и т. д., приго-
варивается в 23-й раз к 24 дням тюрьмы за оскорбление
чиновника. Другой, проведший в общей сложности 13 лет
в тюрьме и каторжной тюрьме (Zuchthaus), судившийся
16 раз за кражу, мошенничество и т. д., приговаривается
в 17-й раз за мошенничество на 4 месяца тюрьмы19.
В этих случаях, очевидно, не приходится говорить ни
об охранительной, ни об исправительной функции нака-
зания. Здесь торжествует формальный принцип эквива-
лентности: за равную вину — равная мера наказания20.
И в самом деле, что иное может сделать суд? Он не мо-
жет надеяться исправить закоренелого рецидивиста тре-
мя неделями ареста, но он не может также за простое
оскорбление чиновника изолировать данного субъекта на
всю жизнь. Ему не остается ничего другого, как предо-
ставить преступнику расплачиваться мелкой монетой
(столько-то и столько-то педель лишения свободы) за
мелкое преступление. А в остальном буржуазное право-
судие прилагает все заботы, чтобы сделка с преступником
состоялась по всем правилам искусства, т. е. чтобы каж-
дый мог убедиться и проверить, что расплата назначена
по справедливости (гласность судопроизводства), чтобы
преступник мог свободно поторговаться (состязательность
процесса), чтобы он при этом мог воспользоваться услу-
гами опытного судебного дельца (допущение защиты)
и т. д. Словом, государство ставит свое отношение к пре-
ступнику в рамки добросовестного коммерческого оборо-
та, в чем и состоят так называемые уголовно-процессу-
альные гарантии.
Общая теория права и марксизм
175
Преступник должен знать заранее, за что ему полага-
ется и что ему полагается: nullum crimen, nulla poena
sine lege. Что это означает? Требуется ли, чтобы каждый
потенциальный преступник был в точности осведомлен о
тех методах исправления, которые к нему будут приме-
няться? Нет, дело обстоит гораздо грубее и проще: он
должен знать то количество своей свободы, которым он
заплатит в результате судебной сделки. Он должен знать
заранее те условия, при которых у него потребуют рас-
плату. В этом смысл уголовных уложений и уголовно-
процессуальных кодексов.
Нельзя представлять себе дело таким образом, будто
бы сначала в уголовном праве господствовали ложные
теории возмездия, а потом восторжествовала правильная
точка зрения социальной защиты. Нельзя рассматривать
развитие совершающимся только в плоскости идей. На
самом же деле и до и после появления социологическо-
го и антропологического направления в криминалистике
карательная политика заключала в себе элемент соци-
альной, вернее, классовой защиты. Однако она наряду с
этим заключала и заключает такие элементы, которые
не вытекают из этой технической цели и поэтому не по-
зволяют самой карательной процедуре выразиться цели-
ком и без остатка в разумной, немистифицированной
форме социально-технических правил. Эти элементы, про-
исхождение которых надо искать не в самой карательной
политике как таковой, но гораздо глубже, придают реаль-
ность юридическим абстракциям преступления и наказа-
ния и обеспечивают им в рамках буржуазного общества
полное практическое значение, несмотря на все усилия
теоретической критики.
Один из видных представителей социологической шко-
лы, Ван-Гамель, заявил, как известно, на Гамбургском
съезде криминалистов в 1905 г., что для современной кри-
миналистики главным препятствием являются три поня-
тия: вина, преступление и наказание; «когда мы от них
избавимся,— добавил он,— все будет лучше». На это мож
но ответить, что формы буржуазного сознания не устра-
няются одной только идейной критикой, ибо они состав
ляют единое целое с теми материальными отношениями,
которые они отражают. Преодоление этих отношений па
практике, т. е. революционная борьба пролетариата и
осуществление социализма,— вот единственный путь
рассеять эти миражи, ставшие действительностью.
Недостаточно провозгласить понятие вины и винов-
ности предрассудком, для того чтобы сразу же на прак-
тике перейти к такой карательной политике, которая де-
лала бы эти понятия действительно ненужными. До тех
пор, пока форма товара и вытекающая из нее форма пра-
ва продолжают накладывать свой отпечаток на общество,
до тех пор в судебной практике будет сохранять свою
силу и свое реальное значение нелепая по существу, т. е.
с точки зрения не юридической, идея, будто тяжесть
каждого преступления может быть взвешена на ка-
ких-то весах и выражена в месяцах или годах тюремного
заключения.
Можно, конечно, воздержаться от провозглашения
этой идеи в такой грубо шокирующей формулировке. Но
это отнюдь не означает, что мы тем самым окончательно
избавляемся от ее влияния на практике. Изменение тер-
минологии не меняет существа дела. Наркомюст РСФСР
еще в 1919 г. опубликовал руководящие положения по
уголовному праву, в которых он отверг принцип винов-
ности как основание для наказания и самое наказание
истолковывал не как возмездие за вину, но исключитель-
но как оборонительную меру. Уголовный кодекс РСФСР
1922 г. точно так же обходится без понятия вины. На-
конец, «Основные начала уголовного законодательства
Союза», принятые ЦИК СССР, совершенно порывают с
самим термином «наказание», заменяя его термином
«меры социальной защиты судебно-исправительного ха-
рактера».
Такое изменение терминологии имеет, несомненно, из-
вестное декларативное значение. Однако вопрос по суще-
ству не решается декларациями. Превратить наказание
из возмездия и воздаяния в целесообразную меру запщты
общества и исправления данной социально опасной лич-
ности — это значит разрешить громадную организаци-
онную задачу, которая не только лежит вне чисто судеб-
ной деятельности, но по существу, при успешном ее вы-
полнении, делает излишними судебные процессы и
судебные приговоры 24*, ибо когда эта задача будет пол-
ностью разрешена, исправительно-трудовое воздействие
перестанет быть простым «юридическим следствием» су-
Общая теория права и марксизм
177
дебного приговора, в котором зафиксирован тот или иной
состав преступления, но сделается совершенно самостоя-
тельной общественной функцией медицинско-педагогиче-
ского порядка. Нет никакого сомнения, что наше развитие
идет и будет идти дальше по этому пути. До тех же пор,
пока, говоря о мерах социальной защиты, нам приходит-
ся делать ударение на слове «судебные», пока сохраняют-
ся формы судебного процесса и материального уголовно-
го кодекса, до тех пор изменение терминологии будет в
значительной мере реформой чисто словесной. Это, разу-
меется, не могло ускользнуть от внимания юристов, пи-
савших по поводу нашего УК. Приведу лишь несколько
отзывов: Н. Н. Полянский находит, что в особенной части
Уголовного кодекса «отрицание виновности сказалось чи-
сто внешним образом, и только» и что «вопрос о винов-
ности и степени виновности — повседневный вопрос в
современной практике наших судов» 21. М. М. Исаев
точно так же замечает, что понятие вины «известно Ко-
дексу 1922 г., ибо он различает умысел от неосторожно-
сти, противополагая их casus’у, различает наказание от
мер социальной защиты в тесном смысле» 22. Дело, ко-
нечно, заключается в том, что Уголовный кодекс сам по
себе и та судебная процедура, для которой он создан,
пропитаны насквозь юридическим началом эквивалент-
ности воздаяния. В самом деле, что представляет собой
общая часть всякого Уголовного кодекса (в том числе и
нашего) с ее понятиями пособничества, соучастия, покуше-
ния, приготовления и т. д., как не способ более точного
взвешивания виновности? Что представляет собой раз-
граничение умысла и неосторожности, как не разграниче-
ние степеней виновности? Какой смысл имеет понятие не-
вменяемости, если не существует понятия виновности?
Наконец, зачем нужна вся особенная часть Кодекса, если
дело идет только о мерах социальной (классовой) защиты?
В самом деле, последовательное проведение принципа
охраны общества требовало бы не зафиксирования от-
дельных составов преступления (с чем логически связана
мера наказания, определяемая законом или судом), но
точного описания симптомов, характеризующих общест-
венно опасное состояние и разработки тех методов, кото-
рые нужно в каждом данном случае применять для того,
чтобы обезопасить общество. Дело не только в том, как
178
Общая теория права и марксизм
думают некоторые, что мера социальной защиты в ее
применении связана с субъективными моментами (форма
и степень социальной опасности), а наказание опирается
на объективный момент, т. е. на конкретный состав пре-
ступления, установленный особенной частью Кодекса23.
Дело в характере этой связи. Наказанию потому трудно
оторваться от объективного базиса, что оно не может сбро-
сить с себя форму эквивалентности, не лишаясь своего
основного признака. А между тем только конкретный со-
став преступления дает некоторое подобие измеримой ве-
личины и, следовательно, некоторое подобие эквивалента.
Можно заставить человека расплачиваться за поступок,
но бессмысленно заставлять его расплачиваться за то, что
общество признало его, т. е. данного субъекта, опасным.
Поэтому наказание предполагает точно зафиксированный
состав преступления. Мера социальной защиты в нем
вовсе не нуждается. Принуждение к расплате есть юри-
дическое принуждение, обращенное к субъекту, обстав-
ленное формальными рамками процесса, приговора и его
исполнения. Принуждение, как мера защиты, есть акт
чистой целесообразности и как таковой может регулиро-
ваться техническими правилами. Эти правила могут быть
более или менее сложны в зависимости от того, ста-
вится ли целью механическое устранение опасного члена
общества, или же его исправление; но, во всяком случае,
в них выражается ясно и просто поставленная себе об-
ществом цель. Наоборот, в юридических нормах, опреде-
ляющих наказание за известные преступления, эта соци-
альная цель выступает в замаскированной форме. Лицо,
подвергающееся воздействию, ставится в положение
должника, уплачивающего долг. Недаром «взыскание»
обозначает одинаково и принудительное выполнение
частноправового обязательства, и дисциплинарную кару.
Это же выражается термином «отбыть наказание». Пре-
ступник, отбывший наказание, возвращается к исходно-
му положению, т. е. к разобщенному существованию в
обществе, к «свободе» обязываться и совершать деликты.
Уголовное право, так же как и право вообще, есть фор-
ма общения эгоистических обособленных субъектов, но-
сителей автономного частного интереса или идеальных
собственников. Более осторожные из буржуазных крими-
налистов прекрасно чувствуют эту связь уголовного пра-
Общая теория права и марксизм
179
ва с формой права вообще, т. е. с основными условиями,
вне которых немыслимо общество товаропроизводителей.
Поэтому на призывы крайних представителей социологи-
ческой и антропологической школы сдать в архив
понятия преступления и вины и вообще покончить с юри-
дической разработкой уголовного права они резонно во-
прошают: а как быть в этом случае с началом граждан-
ской свободы, с гарантиями закономерности процедуры,
с принципом nullum crimen sine lege и т. д.?
Именно на эту позицию становится Чубинский в по-
лемике с Ферри, Дорадо и др. Вот одно из характерных
мест: «Отдавая должное его (Дорадо) прекрасной вере в
безграничную мощь науки, мы все же предпочитаем оста-
ваться на твердой почве, т. е. считаться с историческим
опытом и реальными фактами действительности; тогда
мы должны будем признать, что желателен не «просве-
щенный и рациональный» произвол (да и где гарантии,
что он будет именно таковым?), а твердый юридический
порядок, при сохранении которого остается необходи-
мость юридического изучения» 24.
Понятия преступления и наказания, как это ясно из
всего вышесказанного, суть необходимейшие определения
правовой формы, от которых можно будет освободиться
лишь тогда, когда начнется отмирание юридической над-
стройки вообще. И поскольку мы на деле, а не в декла-
рациях только начнем изживать эти понятия и обходить-
ся без них, это будет лучшим симптомом того, что перед
нами, наконец, раздвигаются узкие горизонты буржуаз-
ного права.
1	Вряд ли заслуживает особого упоминания то обстоятельство, что
на этой первоначальной ступени развития так называемая уго-
ловная и гражданская неправда вовсе не различались между
собой. Доминировало понятие вреда, требующего возмездия;
кража, грабеж, убийство, отказ в уплате долга рассматривались
как одинаковые основания для потерпевшего вчинить иск и по-
лучить удовлетворение в виде денежной пени.
2	Никольский Б. В. Система и текст XII таблиц. СПб., 1897, с. 1.
3	Мэн Г. С. Древнее право, его связь с древней историей общества
и его отношение к новейшим идеям. СПб., 1873, с. 288.
4	Иеринг Р. Дух римского права на различных ступенях его раз-
вития. СПб., 1875, ч. 1, с. 118.
5	Ср.: Ковалевский М. Современный обычай и древний закон.
2-е изд. М., 1886, с. 37—38.
6	Ср.: Ферри Э. Уголовная социология. СПб., 1910, т. 2, с. 37.
180
Общая теория права и марксизм
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
Иеринг Р. Указ, соч., с. 118.
Мэн Г. С. Указ, соч., с. 269.
Поскольку клятва, juramentum, являлась необходимейшей со-
ставной частью юридического общения (по мнению Иеринга,
«обязываться», «основывать право» и «клясться» долгое время
считались у римлян равнозначащими выражениями), постольку
все юридическое общение было поставлено под защиту религии,
ибо самый акт клятвы был религиозным актом, а дача ложной
клятвы или ее нарушение — религиозным преступлением (ср.:
Иеринг Г. Указ, соч., с. 259).
Иеринг указывает на то, что слово supplicium (смертная казнь)
приводит этимологически к смягчению богов (supplacare — смяг-
чать, умилостивлять) (см.: Иеринг Р. Указ, соч., с. 238).
Известно, что в древнерусском праве выражение «самосуд» озна-
чало прежде всего лишение князя причитающихся ему судебных
доходов; подобно этому в книге законов короля Эриха строжай-
ше запрещались частные соглашения потерпевшего или его род-
ственников с преступником, если при этом имелось в виду ли-
шить короля причитающейся ему доли. Однако в том же сборни-
ке законов предъявление обвинения от лица короля или его
амтмана допускается лишь в виде редкого исключения (ср.:
Wilda W. Strafrecht der Germanen, 1842, S. 219).
Спенсер Г. Основания социологии. СПб., 1898, т. 2, с. 384—387.
Ср.: Фойницкий И. Я. Учение о наказании в связи с тюрьмове-
дением. СПб., 1889, с. 15.
См.: Deutsche Strafrechtszeitung, 1920, 11/12.
Удовлетворение пострадавшего считается и в настоящий момент
одной из целей наказания (ср.: Listz F. Lehrbuch der deutschen
Strafrechts. Berlin, 1905, § 15).
Если из стада овец и рогатого скота или из табуна лошадей, го-
ворит описание обычаев осетин, одно из животных спустит
с горы камень и этот камень причинит проходящему ушиб или
убьет его, то родственники ушибленного или умершего пресле-
дуют хозяина скотины кровным мщением, как за умышленное
убийство, или требуют с него кровную плату (ср.: Ковалев-
ский М. Указ, соч., с. 105).
Известный психиатр Крэпелин указывает, что «педагогическая
работа среди душевнобольных, в том виде как она сейчас фак-
тически и с большим успехом ведется, была бы, разумеется, не-
мыслима, если бы все неприкосновенные для уголовного закона
душевнобольные были на самом деле лишены свободы самоопре-
деления в том смысле, как это понимается законодателем»
(Kraepelin A. Die Abschaffung des Strafmasses. Stuttgart, 1880,
S. 13). Само собой понятно, что автор тут же делает оговорку,
чтобы его не поняли в том смысле, будто он предлагает устано
вить уголовно-правовую ответственность для сумасшедших. Од-
нако эти соображения достаточно отчетливо показывают, что уго-
ловное право пользуется понятием вменяемости как условием
наказания не в том единственно ясном смысле, в каком его ус-
танавливают научная психология и педагогика.
Цит. по: Aschaffenburg G. Das Verbrechen und seine Bekampfung.
Heidelberg, 1903, S. 200,
Общая теория права и марксизм	181
19	Ibid., S. 205-206.
20	Эта бессмыслица есть не что иное, как торжество правовой идеи,
ибо право есть применение одинакового масштаба и не заклю-
чает в себе ничего большего 23*.
21	Полянский Н. Н. Уголовный кодекс РСФСР и германский проект
уголовного уложения.— Право и жизнь, 1922, кн. 3.
22	Исаев М. М. Уголовный кодекс 1 июня 1922 г.— Сов. право, 1922,
кн. 2; ср. также: Трахтеров В. С. Формула невменяемости в Уго-
ловном кодексе РСФСР.— Вести, сов. юстиции. Орган НКЮ
УССР, 1923, № 5.
23	См.: Пионтковский А. А. Меры социальной защиты и Уголовный
кодекс.— Сов. право, 1923, № 3(6).
24	кубинский М. П. Курс уголовной политики. Ярославль, 1909, с. 20
и след.
МАРКСИСТСКАЯ ТЕОРИЯ ПРАВА
И СТРОИТЕЛЬСТВО СОЦИАЛИЗМА
Марксистская разработка вопросов общей теории пра-
ва имеет отнюдь не один только академический интерес.
Революционная эпоха тем ведь и отличается от перио-
дов мирного, органического развития, что вынуждает ста-
вить все вопросы в наиболее обобщенной форме. Для ре-
волюционного действия недостаточно частных концепций,
недостаточно правильной ориентировки по тем или иным
специальным линиям, но необходимы общая установка,
общий правильный подход, позволяющий решать пробле-
му в целом.
Когда в первые дни после Октябрьской революции
мы стали перед необходимостью сломать старую судеб-
ную машину, то этот, чисто практический, вопрос немед-
ленно же потребовал решения общей теоретической про-
блемы о соотношении закона и права. Ибо, само собой
понятно, что революция не могла пи оставить в неприкос-
новенности всю совокупность старых царских законов и
законов Временного правительства, ни заменить немед-
ленно все нормы, отжившие и разрушенные революцией,
новыми нормами. Возникал вопрос, в чем же будет за-
ключаться отправление правосудия этими судами и на
чем это правосудие будет основываться. Сомнения, возни-
кавшие по этому поводу, привели к некоторым колеба-
ниям. Проведение декрета № 1 о суде, как рассказы-
вает т. Стучка, натолкнулось на известные затруднения.
Чтобы выйти из этого затруднения и ответить па по-
ставленный выше вопрос, надо было иметь какую-то об-
щую концепцию права, и она была предложена; к сожа-
лению, это не была марксистская концепция права, но
позаимствованное у Петражицкого психологическое уче-
ние об интуитивном праве.
Таким образом, получилось парадоксальное явление,
что мера политически правильная и революционная обо-
сновывалась с помощью теории, которую нельзя назвать ни
правильной, ни марксистской. Эти «ножницы» между
практикой и теорией не могли, конечно, остаться неза-
метными. Взгляд на право как на сумму «императивно-
Марксистская теория права
183
атрибутивных переживаний» не сделался официальной со-
ветской доктриной. Позднейшая попытка его углубле-
ния и развития в трудах профессора М. А. Рейснера
привела к выводам явно неприемлемым. Нельзя одно-
временно брать всерьез директиву о продвижении к со-
циализму на рельсах нэпа и утверждать, что в области
права «мы имеем переход к известному компромиссу и к
восстановлению некоторых институтов классового пра-
ва противника в качестве составной части правопоряд-
ка» \ Нельзя стоять на почве ленинского учения о дик-
татуре пролетариата и одновременно заявлять, что «оди-
наково и буржуазное государство, и наше Советское
государство включают в свой общий правопорядок и пра-
во пролетарское, крестьянское, и буржуазное» 2. А меж-
ду тем подобные утверждения являются логическим вы-
водом из того взгляда, согласно которому право не есть
реальная система отношений, находящаяся под единым
политически оформленным воздействием господствующе-
го класса, но «идеология, которая опирается в нашем со-
знании прежде всего на понятие правды, справедливости
и равенства»3, «идеология, стремящаяся к компромиссу
действительному или призрачному», идеология, которая
«в результате ведет к сглаживанию и ослаблению проти-
воречий, так как несет в себе жажду не только общего
мира, по и общего права» 4.
Ясно, что при такой установке можно оценивать роль
права в нашей советской действительности как угодно,
но только не под углом зрения продвижения к социализ-
му, для этой цели оно — по Рейснеру — инструмент явно
негодный.
Другим решающим поворотным моментом, когда та
или иная общая концепция права оказалась насущно
необходимой, был момент составления Гражданского
кодекса РСФСР. Натиск буржуазно-реставрационных
стремлений, носителями которых явились спецы-юристы,
заставил искать таких формул, которые обезопасили бы
советское гражданское право от проникновения в пего
буржуазно-индивидуалистических начал. Наиболее резкое
и принципиальное выражение эта реставрационная тен-
денция могла получить в вопросе о субъективной право-
способности. Непосредственную же практическую угрозу
представляли попытки вытравить из Кодекса всякое упо-
184
Марксистская теория права
минание о «командных высотах», находящихся в руках
пролетарского государства, а также стремление раскрыть
двери распространительному толкованию. Для того чтобы
парировать две последние опасности, достаточно было
внести соответствующие конкретные постановления в са-
мый Кодекс и во вводный закон. Но в вопросе о субъек-
тивной правоспособности нужно было провести какую-то
новую, и притом общую, идею. Эта идея нашла себе вы-
ражение в ст. 1 и 4 ГК. Но, увы, и на этот раз линия,
совершенно правильная и неоспоримая с точки зрения
политической, была облечена в неадекватную, и притом
позаимствованную у буржуазных юристов, теоретическую
оболочку.
Негативный момент, заключающийся в этих статьях,
является наиболее бесспорным: мы не признаем
никакой абсолютной правоспособности,
никаких неприкосновенных субъективных
частных прав. Ибо эта неприкосновенность есть
неприкосновенность капиталистической эксплуатации,
а наша Октябрьская революция подрубила корни этой
эксплуатации (национализация земли, банков, крупной
промышленности, транспорта, внешней торговли и т. д.)
и оставила в наследство задачу выкорчевать капитализм
окончательно. Закон того государства, которое ставит
себе эту задачу, не может признавать абсолютных и не-
прикосновенных частных прав,— это не может вызывать
никаких сомнений.
Однако гораздо более сомнительно то положительное
истолкование субъективной правоспособности, которое
дается вышеуказанными статьями ГК и в особенности
различными комментаторами этих статей.
Мы лишили и лишаем капиталистов их существенней-
ших частных прав, но вытекает ли отсюда, что мы, т. е.
пролетарское государство, «октроируем» эти частные
права мелкому товаропроизводителю, т. е. в первую оче-
редь крестьянину. Заявлять это значит почти то же самое,
что утверждать, будто пролетарское государство с о з д а-
л о мелкие крестьянские хозяйства, с их разобщенностью,
с их невозможностью иначе связаться с внешним миром,
как через рынок и рыночный оборот?
Вместо того чтобы дать марксистскую критику одного
из основных юридических понятий, вместо того чтобы
Марксистская теория права
185
обнажить его экономические корни, мы в данном случае
остановились бы в плоскости позитивно-юридической дог-
матики, которая как две капли воды похожа на догмати-
ку естественноправовую.
Гражданские права, как гласит ст. 1, охраняются за-
коном, за исключением тех случаев, когда они осуществ-
ляются в противоречии с их «социально-хозяйственным
назначением». Но что такое «социально-хозяйственное
назначение» какого-либо гражданского права? Ответ на
этот вопрос ищут в ст. 4, где предоставление гражданской
правоспособности мотивируется целями развития произ-
водительных сил. Идея, лежащая в основе обеих
формул, ясна и проста. Пролетарское государство допу-
скает частную собственность и частный оборот, но с
исключительной целью развития производительных сил.
Это не что иное, как попытка перевести на язык юридиче-
ских определений ту мысль, которая лежала в основе
повой экономической политики.
Однако при этом получились два совершенно непред-
виденных недоразумения. Первое заключается в том, что
оговорка относительно социально-хозяйственного назна-
чения как условия защиты гражданских прав метит явно
в частную собственность на средства производства (в та-
ком духе эта ст. 1 обычно и комментируется); тогда впол-
не допустимо рассматривать «социально-хозяйственное
назначение» именно как развитие производительных сил.
Но, спрашивается, какое отношение имеет к развитию
производительных сил право возмещения за вред, ска-
жем, за увечье, или право па алименты нетрудоспособно-
го члена семьи? Может ли развитие производительных
сил служить критерием для определения того, подлежит
ли это право законной охране или нет?
Нетрудно привести ряд такого рода правовых требо-
ваний, удовлетворение которых (и, следовательно, охрана
данного права) не может рассматриваться под углом зре-
ния развития производительных сил, но совершенно
естественно рассматривается и должен рассматриваться
судом с точки зрения справедливости или эквивалентности.
Л отсюда вывод, что, предоставляя гражданские права и
охраняя их, пролетарское государство вовсе не во всех
случаях имеет в виду достичь этим развития производи-
тельных сил. Иногда оно просто вынуждается к этому ме
186
Марксистская теория права
тоду охраны гражданских прав по причине недостаточно-
сти развития планового хозяйства и неразрешенности
еще в полной мере задач социального обеспечения и со-
циального страхования.
Это с одной стороны. А с другой стороны, критерий
развития производительных сил, попав в руки юри-
стов, принял немедленно какой-то абсолютный характер.
Усердные комментаторы нашего ГК весьма охотно при-
давали этому понятию развития производительных сил
нейтральный в классовом и политическом отношении ха-
рактер. Возникла своего рода мода сближать наше
советское гражданское право с теми тенденциями словес-
ного прикрашивания капиталистической обстановки, ко-
торые можно было отыскать в иностранном законодатель-
стве. Этот дешевый способ превращения частной собст-
венности в «социальную функцию» ничего общего не
имеет с нашей установкой, определявшейся к моменту
введения нэпа двумя обстоятельствами: желанием идти
навстречу хозяйственным нуждам крестьянства (свобод-
ное распоряжение излишками плюс «кооперативный
план») и готовностью «платить за науку» (концессии,
аренда и другие формы государственного капитализма).
За истекшее с 1921 г. время паше «продвижение к
социализму на рельсах нэпа» как-никак сделало значи-
тельный шаг вперед, и теперь уже давно пришла пора
для советского юриста сделать верховным критерием в
своей и догматической и правно-полптической установке
не развитие производительных сил само
по себе, но перспективу победы социали-
стических элементов нашего хозяйства
над капиталистическими.
Мы остановились только на этих двух моментах. Мож-
но, однако, привести бесконечное количество случаев, от-
носящихся к другим отраслям права, когда с той же
остротой вставали проблемы общего характера, когда тре-
бовалось не только отчетливое понимание социально-клас-
совой цели и политического задания, но и не менее глу-
бокое понимание особенностей правовой формы. Отры-
вать одно от другого становится все более опасно.
Практика наших советских органов управления, которая
сводится к тому, что лица, политически ответственные за
данное учреждение, имеют при себе на ролях каких-то
Марксистская теория права
187
«правовых комиссаров» особых юрисконсультов — в 99
случаях из 100 старых спецов — не может не приводить к
весьма печальным последствиям. Обычный вопрос, с ко-
торым обращаются к юрисконсульту, можно ли то или
другое сделать с «юридической точки зрения», исходит из
наивной презумпции, что все сводится к отысканию со-
ответствующего декрета или соответствующей статьи в
Кодексе. На деле, конечно, требуемое заключение отнюдь
не выскакивает на свет божии, как шоколад из автома-
та. В 75 случаях из 100 добросовестный юрисконсульт
должен поставить обратный вопрос: «а как вы думаете,
можно ли сделать то-то или то-то с точки зрения поли-
тической?». Ибо всякий мало-мальски серьезный вопрос
управления связан с юридической формой не каким-то
внешним образом, но самым своим существом. Тот, кто
не понимает социально-классовой политической и эконо-
мической сути дела, либо будет бессилен дать что-нибудь,
кроме убогой ремесленной разработки его с юридической
стороны, либо просто-напросто извратит эту суть.
Высокомерное пренебрежение к юридической фор-
ме — оно еще сидит у многих — мстит нам, и мстит са-
мым диалектическим образом — путем расцвета бессмыс-
ленного формализма и бюрократизма. Ибо до тех пор, по-
ка юридическое оформление будет считаться каким-то
особым делом, которым могут не интересоваться люди,
вникающие в политический и социально-экономический
смысл государственной работы, делом, которое можно от-
давать в «чужие руки», до тех пор у нас неизбежно изо-
билие пустого и безжизненного формализма.
Задача состоит, следовательно, в том, чтобы связать
изучение юридической формы и практическое применение
ее с экономическими и социально-классовыми основами
как самой этой формы, так и отдельных ее разновидно-
стей, наконец, отдельных правовых институтов.
Наиболее характерные для буржуазного права кате-
гории— субъект права, собственность, договор и
т. д.— прежде всего и отчетливее всего вскрывают свою
материальную основу в явлении обмена. Категории тру-
довой стоимости соответствует категория юридического
субъекта. Безличное, всеобщее, измеряемое лишь коли-
чественно свойство товаров восполняется формальными
свойствами равенства и свободы, которыми наделяют
188
Марксистская теория права
друг друга товаровладельцы. Вот отправной пункт для
критики абстрактных правовых категорий, который име-
ется у самого Маркса.
В своем очерке «Общая теория права и марксизм»
я попытался последовательно применить эту точку зре-
ния к различным областям права и к различным юриди-
ческим категориям. Мне представляется, что в результате
получилась более или мепее стройная концепция, которая
увязывается, между прочим, и с теми беглыми замечани-
ями, которые имеются у Маркса относительно права пе-
реходного к социализму периода.
Противопоставление социалистической плановости и
эквивалентного начала, или, что то же, технического и
общественного разделения труда, получает при таком под-
ходе решающее значение для уяснения целого ряда част-
ных проблем теории права. Самым лучшим доказательст-
вом плодотворности выдвинутой мною точки зрения я
считаю тот факт, что целый ряд товарищей с успехом
использовали ее как с критическими, так и с конструк-
тивными целями, и притом в самых различных областях
права.
Вместе с тем необходима, конечно, дальнейшая кри-
тическая проверка предложенной гипотезы.
Возражения по существу всегда полезны для дела.
Плохо только, когда вместо таких возражений поднима-
ется огульный вопль о борьбе с правовой идеологией
вообще, об антиправовой пропаганде и т. п. Заслуга сек-
ции права Коммунистической академии состоит, между
прочим, и в том, что она не вступила на этот соблазни-
тельный путь.
В своей статье «Государство и право в период социа-
листического строительства» 5 П. И. Стучка формулиро-
вал ряд пунктов, в которых выдвигаемая мною концеп-
ция, будем для краткости именовать ее, вслед за т. Стуч-
кой, «трудовой теорией», нуждается в известном уточне-
нии и исправлении.
Прежде всего я охотно соглашусь, что вышеупомя-
нутый очерк во многих отношениях требует дальнейшей
разработки и, может быть, переработки. Целый ряд проб-
лем не мог найти себе места в книге, да и просто не вхо-
дил тогда еще в поле зрения автора. Такова, например,
проблема права переходного времени, или советского
Марксистская теория права
189
права, которую поставил во весь рост т. Стучка, что и
принадлежит к числу его крупных заслуг в теории права.
Разумеется, я не представлял себе процесса отмира-
ния права как «непосредственный переход от буржуазно-
го права к неправу». Если такое впечатление могло по-
лучиться, то это потому, что я главное внимание напра-
вил па комментирование известного места у Маркса в
«Критике Готской программы» относительно «узкого го-
ризонта буржуазного права» 6. Но, конечно, это «бур-
жуазное право без буржуазии» (Маркс имеет в виду та-
кую степень, когда классы уже уничтожены и сохранился
лишь принцип распределения пропорционально трудовым
затратам), как небо от земли, далеко от буржуазного пра-
ва без кавычек, являющегося опосредствующим моментом
процесса эксплуатации. Классовая, функциональная ха-
рактеристика этого права, и не только этого, но и на-
шего современного советского права, отвечающего более
низкой ступени развития, чем та, которую Маркс имел
в виду в «Критике Готской программы», принципиально
отличны, противоположны такой же характеристике под-
линного буржуазного права. Отмирать может только это
не подлинное буржуазное право, «буржуазное пра-
во» в кавычках. Право же буржуазного государства, за-
щищаемое силой последнего, может быть только уничто-
жено революцией пролетариата.
Повторяю, что большой заслугой т. Стучки является
неустанное подчеркивание им особой, специфической при-
роды советского права, вытекающей из его революцион-
ного происхождения, в противовес всяким попыткам рас-
сматривать наше советское право как наиболее полное
завершение неких «социальных» тенденций, наблюдав-
шихся в буржуазном правопорядке.
Точно так же совершенно неоспорим факт существо-
вания феодального права, имевшего свое специфическое
классовое функциональное значение и целый ряд особен-
ностей, вытекавших преимущественно из специфической
формы эксплуатации. Речь может идти только о том, увя-
зываются ли специфические особенности феодального
права, особая форма этого права с неразвитостью товар-
но-денежного хозяйства и с преобладанием натурально-хо-
зяйственных отношений. Я думаю, что т. Стучка этой
связи отрицать не будет. Наоборот, в своих работах он
190
Марксистская теория права
неоднократно подчеркивает ту мысль, что, например, соб-
ственность на землю теряет феодальный характер, вместе
с тем как земля становится товаром наравне с другими
товарами, а ее собственник — товаровладельцем. Таким об-
разом, переход от феодального права господства над
землей (и над людьми) к буржуазному праву частной
собственности па землю (от которого отделена политиче-
ская власть, как некая особая сила) 7 можно рассматри-
вать не только с точки зрения переворота в функцио-
нальном классовом характере права, но и с точки зрения
развертывания его формы. Именно поэтому буржуазия не
только ставит свое новое право па место феодального, по
придает юридическому моменту в общественной жизни и
в своей идеологии такое всеобъемлющее значение.
Не следует также забывать то обстоятельство, что
разделение труда и связанный с этим обмен суть явления
более ранние, чем феодальный строй. Хотя феодализм по
сравнению с последующими стадиями развития характе-
ризуется преобладанием натурально-хозяйственных отно-
шений, однако на всем протяжении феодального периода
мы встречаемся с куплей-продажей, с продуктами труда,
принявшими форму товара, и с всеобщим эквивалентом,
т. е. с деньгами.
Таким образом, налицо уже имеются основные пред-
посылки для построения экономических отношений как
отношений оборота.
Появление частной собственности, которое опять-таки
предшествует феодализму, есть результат разделения тру-
да. Частная собственность появляется впервые как дви-
жимая собственность 8.
К тому времени, когда на месте родовой и племенной
земельной собственности начинает развиваться крупное
землевладение духовной и светской знати и когда на ос-
нове этого вырастает феодализм, движимая собственность
и известные зачатки обязательственного права уже име-
ются налицо. С этим в особенности придется согласиться,
если принять точку зрения одного из новейших истори-
ков раннего феодализма Альфонса Допша, отрицающего
катастрофический характер разрушения римской культу-
ры германскими племенами. Однако для наших целей
вполне достаточно тех вполне бесспорных данных относи-
тельно наличия в эпоху раннего феодализма развернутой
Марксистская теория права
191
формы стоимости, которые имеются в так называемых
варварских правдах. Напомним хотя бы, что вергельд
везде исчисляется в денежных единицах.
Из этого, между прочим, вытекает, что частная собст-
венность, которая базируется на факте общественного
разделения труда и на обороте, не только пришла на
смену феодальному вещному праву, как единственная и
универсальная форма собственности, но существовала
наряду с ним и даже предшествовала ему.
Все это дает нам основание утверждать, что при рас-
смотрении права феодального общества мы точно так же
можем установить связь между особенностями содержа-
ния и функционально-классового назначения права дан-
ной эпохи и особенностями формы. Для этого нам нет
надобности ни отрицать существование феодального пра-
ва, ни превращать его в буржуазное право. Десятину и
оброк не следует смешивать с прибавочной стоимостью
капиталистического общества. Однако, поняв до конца
эту последнюю категорию, мы, как это еще указывал
Маркс, уясним себе и значение феодальных форм эксп-
луатации. Точно так же критика наиболее отвлеченных
п наиболее законченных определений буржуазного права
может быть полезной для уяснения предшествующих
форм, хотя во многом они носят прямо противоположные
черты.
Отношение двух товаровладельцев, как реальная ос-
нова для всего богатства юридических конструкций,
само является довольно тощей абстракцией. За волей
товаровладельца скрывается очень многое: и воля капи-
талиста, и воля мелкого товаропроизводителя, и воля
рабочего, продающего свой единственный товар — рабо-
чую силу. Формальная отчетливость юридической сделки
еще ничего не говорит об экономическом и социально-
классовом содержании.
На эту сторону дела указывает т. Стучка, призывая
совершенно основательно «не дольше оставаться в абст-
рактном обществе простых товаропроизводителей, чем это
нужно для вскрытия тайн абстракций буржуазного пра-
ва. Раз это сделано, назад к действительности, к классо-
вому обществу».
Вряд ли можно что-нибудь возражать против такого
призыва. Истолкование смысла формальных категорий
192
Марксистская теория права
права не лишает их этого формального характера, а сле-
довательно, не устраняет опасности известного рецидива
юридической идеологии, подкрашенной в защитные марк-
систские цвета. Тов. Стучка безусловно прав, возвышая
против этого свой предостерегающий голос.
В частности, совершенно бесспорно указание П. И. Сту-
чки, что воля товаровладельца в простом товаропроизво-
дящем обществе и воля капиталистического товаровла-
дельца суть качественно различные воли, хотя в
сделках купли-продажи они выступают в одном и том же
формальном обличье. Направление воли в одном случае
выражается экономической формулой Т—Д—Т, а в дру-
гом случае — формулой Д—Т—Д + д. Вся важность этого
различия особенно ясно вскрылась для нас в связи с по-
следней внутрипартийной дискуссией, когда нам при-
шлось бороться с некритическим употреблением термина
«частное хозяйство» и доказывать необходимость строго-
го различия между частнокапиталистическим производст-
вом, с одной стороны, и простым товарным производст-
вом, т. е. крестьянским хозяйством,— с другой.
В заключение несколько слов по поводу соотношения
государства и права. Тов. Стучка предостерегает здесь
от экономизма и усматривает в выдвинутых мною поло-
жениях некоторую неясность и недоговоренность на этот
счет. Я не могу согласиться, чтобы в моей работе име
лась какая-либо недоговоренность в смысле уступки эко-
номизму или фаталистическому извращению Марксова
учения о развитии общества. Речь шла у меня о двух
вещах. Во-первых, я предостерегал от смешения дейст-
вительных возможностей государственной власти и дейст-
вительно достигаемых ею результатов с тем, что содер-
жится в издаваемых государством законах. Для револю-
ционных периодов в особенности важно различать эти
две вещи. Напоминание о том, что есть законы, которые
«гласят» и которые «не гласят», сделал не кто иной, как
сам т. Стучка. Далее, я утверждал, что общественное
разделение труда и, следовательно, выступление хозяйст-
вующих субъектов в качестве участников обмена суть
факты, которые не обязаны своим возникновением при-
казам государственной власти. То же положение, как буд-
то бы бесспорное. А между тем в этих фактах заключа-
ется основная и принципиальная предпосылка правоот-
Марксистская теория права
193
ношения. Разумеется, конкретное опосредствование дан-
ной системы правоотношений — дело государственной
власти и издаваемых ею законов. Это было бы нелепо
отрицать. Но еще более нелепо было бы сводить при ана-
лизе правового регулирования как исторического явления
все к объективной норме, к правилу как таковому, «уп-
разднять» субъективное право, не давая себе труда по-
размыслить над теми реальными экономическими факта-
ми, которые за этой категорией скрываются. Поэтому
смешное впечатление производят те юристы, которые,
оставаясь безраздельно в плену юридической идеологии
(ибо понятие публичной власти, от которой исходят
объективные нормы,— это понятие насквозь юридиче-
ское), воображают, что они делают какой-то шаг вперед
и уводят нас от «индивидуалистических и метафизиче-
ских конструкций». На самом деле они продолжают вра-
щаться в порочном кругу своих определений и обнару-
живают лишь полное непонимание того, о чем у них са-
мих идет речь.
В своей работе я пытался показать, что для марксиста
нет никакой необходимости следовать этому примеру,
т. е. объяснять право через юридизированное государство.
От такой «позитивной» теории права я призывал вернуть-
ся к Марксу, у которого показано, каким образом «кон-
ституирование политического государства и разложение
гражданского общества на независимых индивидов ... со-
вершаются в одном и том же акте» 9.
Сосредоточивая внимание на всемогуществе государст-
ва в сфере создания и поддержания правовой формы
(общеобязательные законы, сила судебного решения,
неуклонное выполнение приговоров и т. д.), юристы-по-
зитивисты сознательно или бессознательно затушевывают
гораздо более важную вне-правовую, вне-законную, вне-
юридическую силу государства, которая направляется на
защиту классового господства всеми средствами и вне
всяких юридических форм.
Тов. Стучка глубоко прав, подчеркивая значение го-
сударственной власти в деле ускорения перехода от од-
ного способа производства к другому. Но у меня речь
шла не об этом.
Поднятый т. Стучкой вопрос является гораздо более
широким, и в нем у нас нет никаких разногласий. Моя
7 Е. Б. Пашуканис
194
Марксистская теория права
задача была гораздо скромнее: показать внутреннюю
связь между общественным разделением труда, выражен-
ным в форме товара, и основными понятиями как в об-
ласти так называемого частного, так и в области так на-
зываемого публичного права.
Я убежден, что только при этом подходе марксистская
критика сможет преодолеть всякие рецидивы абсолютизи-
рованной юридической догматики, которая, как это по-
казал опыт, неизбежно превращается в рецидив буржу-
азной юридической идеологии.
1	Рейснер М. Право. Наше право. Чужое право. Общее право.
Л.; М., 1925, с. 209.
2	Там же, с. 198.
3	Там же, с. 24.
4	Там же, с. 119.
5	Революция права, 1927, № 2, с. 3—26.
0	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 20.
7	«Благодаря высвобождению частной собственности из общности...
государство приобрело самостоятельное существование наряду
с гражданским обществом и вне его; но на деле государство есть
не что иное, как форма организации, которую неизбежно должны
принять буржуа, чтобы — как вовне, так и внутри страны —
взаимно гарантировать свою собственность и свои интересы»
(Маркс К., Энгельс Ф. Фейербах. Противоположность материа-
листического и идеалистического воззрений: (Новая публикация
первой главы «Немецкой идеологии»). М., 1966, с. 97).
8	«Частная собственность в собственном смысле слова появляется
у древних, как и у современных пародов, лишь вместе с движи-
мой собственностью» (там же, с. 96).
9	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 405.
ГЕГЕЛЬ. ГОСУДАРСТВО И ПРАВО
(к столетию со дня смерти)
Значение гегелевской философии измеряется величием
тех всемирно-исторических движений, на грани которых
она расположена.
Уходя глубоко корнями своими в реформацию и фран-
цузскую революцию, философия Гегеля через левое геге-
льянство получает дальнейшее развитие. Маркс, Энгельс
и Ленин переработали материалистически диалектику
Гегеля, создав философию диалектического материализма
как величайшее оружие революционного коммунистиче-
ского движения пролетариата.
Только в этих масштабах можно оценивать всемирно-
историческое значение гегелевской философии. Оно слиш-
ком грандиозно для того, чтобы его можно было изме-
рять количеством посвященных Гегелю диссертаций, уни-
верситетских курсов или академических обществ. Для
того чтобы понять значение и степень влияния гегелевч
ской философии, надо обращаться не к международному
справочнику ученого мира «Минерва», а к самому дви-
жению мировой истории, которое, выражаясь идеалисти-
ческими терминами Гегеля, охватывает «действительность
духа во всем ее объеме и ее внутреннем и внешнем про-
явлении» (Die geistige Wirklichkeit in ihrem ganzen
Umfange von Innerlichket und Ausserlichkeit).
Нельзя не отметить комическое положение, в которое
поставили себя устроители берлинского конгресса, посвя-
щенного столетию со дня смерти Гегеля25*. Они прин-
ципиально отказались поставить доклады советской
делегации на такие темы, как «Маркс, Ленин, Гегель»
или «Гегель и современность», и предложили ограничить-
ся «сообщением об объеме и организации изучения геге-
левских теорий в русских научных учреждениях».
Впрочем, нет ничего удивительного в том, что почтен-
ные неогегельянцы, объединенные в архиреакционном ге-
гелевском союзе 26*, менее всего интересуются значением
Гегеля для всемирной истории. Ибо на этой арене деми-
ургом-строителем является пролетариат. Поэтому бур-
жуазная наука стремится замкнуть гегелевскую филосо-
7*
196
Гегель. Государство и право
фию в стенах академий и университетов, выдвинуть на
первый план ее наиболее слабые и реакционные сторо-
ны, сделать из нее монополию протестантских попов и
оголтелых националистов, поставить ее на службу меж-
дународного фашизма.
«Было бы абсурдно,— уверяет один из инициаторов
Гегелевского конгресса Г. Лассон,— искать гегелевское
учение о чистом духе в материалистическом бездушии
марксизма».
Но, увы, всемирная история, как это указал сам Ге-
гель, менее всего склонна следовать рецептам тех, кто
предан «спокойному, упорядоченному и освященному су-
ществующей системой ходу вещей».
Только рассматривая гегелевскую философию как «ал-
гебру революции» 27*, как ступень к материалистической
диалектике, только через призму исторического творчест-
ва Маркса, Энгельса, Ленина мы сможем выделить в фи-
лософии Гегеля то, что является в ней вечным творени-
ем — «под видимостью временного и преходящего понять
поныне свою силу и свое значение». Ибо та задача, ко-
торую ставил Гегель философии, должна быть разрешена
в отношении его собственных творений: «под видимостью
временного и преходящего понять субстанцию, которая
имманентна, и вечное, которое налицо» (In dem Schein
des Zeitlichen und Vorubergehenden die Substanz, die
Immanent und das Ewige, das Gegenwartig ist, zu begre-
ifen).
Философия Гегеля, как и вся германская классиче-
ская философия, несет на себе отпечаток отсталости эко-
номических и политических отношений Германии того
времени. Смелые полеты мысли Канта и Гегеля, которые
особенно ярко выделяются на фоне ничтожества их со-
временных последователей и эпигонов, сочетались с ро-
бостью в практических выводах и по отношению к само-
державно-феодально-клерикальному государству, по отно-
шению к протестантской религии, с которой оба ищут
примирения. Тем не менее Меринг глубоко прав, считая
одной из самых забавных ироний мировой истории тот
факт, что философия Гегеля была провозглашена прус-
ской государственной философией. Ибо сколько мучи-
тельных усилий ни прилагал Гегель для того, чтобы от-
крыть разум в окружающей его действительности прус*
Гегель. Государство и право
197
ского абсолютизма, дух гегелевской философии, его диа-
лектика представляли собой сильнейшее взрывчатое
вещество.
Известно, что Гегель в «Философии права» защищает
монархию, сословный строй, бюрократическо-полицейское
государство против доктрины либерализма, которая, по
его мнению, разлагает государство на отдельные атомы и
ведет его к бессилию. Он воюет там против парламента-
ризма и совершенно в духе Меттерниха и Карлсбадских
постановлений обрушивается на печать, которая-де стре-
мится «к общему разложению». Гегель отражает в своей
социальной философии не только революционные, но и
реакционные устремления буржуазии, ее готовность при-
мириться с полуфеодальными политическими учреждени-
ями, с монархией, с полицейско-бюрократической маши-
ной абсолютизма, лишь бы охранить «порядок» от пополз-
новений «черни». Страх перед пролетариатом — вот ис-
точник той половинчатости и реакционности, которую мы
находим у Гегеля. Фашисты сейчас хватаются за эти
положения Гегеля, в которых он выступает не как вели-
кий ученый, не как философ, развивавший буржуазные
идеалы до самых смелых логических последствий, но как
Spie^burger, мещанин, не могущий подняться выше жал-
кого политического уровня тогдашней Германии, не как
апостол буржуазной свободы, но как верноподданный его
величества, короля прусского 28*.
Возрождение интереса к Гегелю, которое замечается
в современной буржуазной философии, носит вообще ярко
выраженный реакционный характер. Современные неоге-
гельянцы менее всего ищут у Гегеля рациональное зерно
его диалектики. Они возятся преимущественно с ее ми-
стической шелухой, они берут у Гегеля все то, что ближе
подходит к поповщине, к примирению с действительно-
стью. В рецензии на книгу болгарского ученого Янева
«Гегель, его личность и его философия», помещенной в
«Логосе», мы читаем: «Теперь можно с полным правом
говорить о возвращении к Гегелю. Это возвращение обо-
значает обращение современного человека к вечным во-
просам жизни; означает обновление веры в дело челове-
ческого духа, который сильнее всего на земле» 4.
Гегель нужен буржуазии для того, чтобы она могла
уверовать в спасение буржуазной культуры и всего бур-
198
Гегель. Государство й право
жуазного общества, которое неудержимо идет к своему
краху. Они ищут у него примирения, преодоления конк-
ретных противоречий, хватаются за метафизическую и
идеалистическую сторону философии Гегеля, истолковы-
вают Гегеля в поповском духе, выдвигая на первый план
самое слабое в Гегеле: «боженьку, абсолют, чистую
идею» 2. Один из профессоров, писавший на тему о «ге-
гелевском ренессансе», усмотрел суть этого ренессанса в
том, что «среди не знающей покоя, посюсторонней и
стремящейся к преходящим благам цивилизации пробуж-
дается сознание беспочвенности и бессмысленности всей
этой лихорадочной деятельности и вместе с тем начинают-
ся поиски чего-то устойчивого, полного смысла и непре-
ходящей ценности» 3.
Гегель истолковывается здесь в духе поповско-квие-
тистическом; его философия изображается как некая при-
стань блаженного успокоения от противоречий грешного
мира и «ужасов классовой борьбы».
Не отстают от буржуазных ученых и социал-фашист-
ские теоретики. В своем докладе, посвященном столетию
Гегеля, небезызвестный Зигфрид Марк, докапываясь до
сути диалектики, отожествляет ее с точкой зрения «исто-
рической целостности». Значение диалектики он видит в
том,, что «только в целостности исторических событий
можно будет понять по внешности бессмысленные про-
тиворечия как движущие факторы развития». Социал-фа-
шистский теоретик ухитряется вытравить революционную
суть диалектики, использовать ее как оправдание пас-
сивности, как средство успокоения от противоречий жиз-
ни. Негодование масс по поводу конкретных противоре-
чий капитализма, обрекающих их на безработицу, нужду
и голод, Зигфрид Марк пытается отвести в безопасное
русло филистерского резонерства насчет «высшего» смыс-
ла этих противоречий, который-де открывается под
углом зрения «исторической целостности». Трудно себе
представить большее опошление марксизма и диалектики.
Тот же Зигфрид Марк, разумеется, отвергает «попыт-
ку коммунистических теоретиков понять марксизм попу-
лярно-диалектически, как эмпирическую науку о дейст-
вительных противоречиях жизни».
Комментарии, как говорится, излишни. Можно, пожа-
луй, добавить, что, даже по отчетам с.-д. прессы, док-
Гегель. Государство и право
199
лад Зигфрида Марка был прочитан настолько сухим и
тяжелым языком, что большинство аудитории его не по-
няло. Так «популяризируется» социал-демократами тео-
рия научного социализма, так извращаются и опошляют-
ся ими марксизм и диалектика.
Между тем философия Гегеля более всего далека от
пассивного созерцания.
«В теоретической идее,— пишет Гегель,— субъектив-
ное понятие, как общее, в себе и для себя лишен-
ное определения, противостоит объективному миру,
из коего оно почерпает себе определенное содержание и
выполнение. В практической же идее оно как действи-
тельное противостоит действительному; но уверенность
в себе, присущая субъекту, в его определенном в себе и
для себя бытии, есть уверенность в своей действительно-
сти и недействительности мира; для субъекта уничтоже-
но инобытие мира не только как отвлеченная общность,
но и в его единичности, и в определениях его единич-
ности» 4.
Это место из III части «Науки логики» заключает в
себе глубочайшую мысль, которая получает свое закон-
ченное последовательное выражение в диалектическом
материализме и которую Маркс выразил в своих извест-
ных тезисах о Фейербахе. Эту же мысль Ленин в своих
комментариях к «Науке логики» формулирует следующим
образом: «Теоретическое познание должно дать объект в
его необходимости, в его всесторонних отношениях, в его
противоречивом движении an und fur sich. Но человече-
ское понятие эту объективную истину познания «оконча-
тельно» ухватывает, уловляет, овладевает ею лишь когда
понятие становится «для себя бытием» в смысле практи-
ки. Т. е. практика человека и человечества есть провер-
ка, критерий объективности познания» 5.
«Уверенность...субъекта... в своей действительности и в
недействительности мира» — в этой формуле рас-
крывается революционная сторона гегелевского диа-
лектического метода. Выписав это место, Ленин коммен-
тирует его своим простым и ясным языком, «т. е. что
мир не удовлетворяет человека, и человек своим дейст-
вием решает изменить его» 6. Но если высшая объектив-
ность достигается в сфере практической идеи, т. е. чело-
веческой практики, которая «сообщает себе реальность в
200
Гегель. Государство и право
форме внешней действительности посредством снятия оп-
ределений внешнего мира» 7, то, с другой стороны, прак-
тическая идея «обречена оставаться в царстве субъектив-
ности, в чистых областях прозрачной мысли, которой
противостоит внешняя многообразная действительность
как незамкнутое царство мрака», если только «воля от-
деляется от познания и внешняя действительность не со-
храняет для нее (воли) формы истинно сущего»
Признавать истинно сущее как независимую от субъ-
ективных мнений наличную действительность — «это,— по
замечанию Ленина,—чистый материализм!» «Неисполне-
ние целей (человеческой деятельности) имеет своей при-
чиной (Grund) то, что реальность принимается за несу-
ществующее (nichtig), что не признается ее (реально-
сти) объективная действительность» (т. 29, с. 199).
И, наоборот, «деятельность человека, составившего себе
объективную картину мира, изменяет внешнюю дей-
ствительность, уничтожает ее определенность (=меняетте
или иные ее стороны, качества) и таким образом отни-
мает у нее черты кажимости, внешности и ничтожности,
делает ее само-в-себе и само-для-себя сущей ^объек-
тивно истинной)» (т. 29, с. 199).
Таков материалистический комментарий Ленина к
этим важнейшим местам «Логики» Гегеля.
Само собой понятно, что социал-фашисты прежде все-
го стараются сломать революционное острие диалектики,
оторвать теорию от практики, превратить единство теории
и практики в безвредный «постулат, который мы снова и
снова провозглашаем, но который при наших ограничен-
ных силах может быть достигнут лишь приблизительно»
(Зигфрид Марк).
Делая вид, что они отвергают только гегелевскую ме-
тафизику мирового духа и его абсолютного развития, со-
циал-фашисты по сути выступают против пролетарской
революции. Тот же Зигфрид Марк показал это с полной
наглядностью. Ибо все рассуждения об ограниченных си-
лах нашего «конечного разума» понадобились ему только
для того, чтобы заявить, что не существует «абсолютного
доказательства гибели капитализма».
Так выполняют возложенную на них задачу «дипло-
мированные лакеи поповщины».
Гегель. Государство и право
201
Только пролетариат, как класс, которому принадлежит
будущее, как класс, который самим объективным ходом
развития капиталистического общества выдвигается в
роли могильщика последнего, способен в самой реальной
действительности искать основания для своего активного
па нее воздействия. Идеолог буржуазии, чувствуя, что
из-под его класса уходит историческая почва, предпочи-
тает совершить прыжок в царство субъективности, в цар-
ство чистой воли и абсолютного актуализма. Таков идео-
лог итальянского фашизма философ Джентиле. Он берет
на себя задачу вооружить идеологически буржуазию к
последней борьбе в период загнивания и краха капита-
лизма, внушить ей бодрость и уверенность в ее силах.
Для этого он создает мешанину из субъективного идеа-
лизма Фихте и элементов гегелевской философии и пре-
подносит эту смесь под названием актуализма, как своего
рода идейный допинг для буржуазного мира. Вечное
стремление вперед, вечное творчество из ничего, вечное
утверждение своей свободы, своей ценности, своей силы —
такие рецепты прописывает издыхающему капитализму
верный слуга Муссолини профессор Джентиле. Эта фи-
лософия способна взвинтить буржуазию и послужить
идейным оправданием любой зверской расправы с рабо-
чим классом, любой империалистической войны. Но она
не указывает никакого выхода из противоречий действи-
тельности, ибо не хочет знать этой действительности.
Это очень мало похоже на диалектическую постанов-
ку проблемы теории и практики у Гегеля, ибо у него
уверенность в безграничные силы человеческого разума,
окрыляющая к борьбе, сочетается с мужественным и су-
ровым признанием объективной действительности. Эта
постановка подходит вплотную к материализму и заклю-
чает в себе обоснование действенного отношения к
миру, активного участия в историческом процессе. Фило-
софия Гегеля пронизана стремлением охватить и осмыс-
лить социальные и политические задачи эпохи во всей их
исторической широте, в их глубочайшем объективном
значении. В этом отношении Гегель стоит несравненно
выше других представителей классической германской
философии.
Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить тощий
формализм и бессодержательность кантовского учения о
202	Гегель. Государство й йраао
категорическом императиве с тем богатством содержания,
которое заключает в себе гегелевская философия объек-
тивного духа. То же самое бросается в глаза при сравне-
нии Гегеля с Фейербахом. Последний, как известно, не-
смотря на разрыв с идеалистической системой Гегеля,
несмотря на то, что он отверг мистическое предвечное
бытие абсолютной идеи и вернул человека в единствен-
ный действительный мир, который открывают ему внеш-
ние чувства, не только остался идеалистом в своей этике
и философии религии, но и невероятно сузил понимание
человеческих отношений, сведя их к одной стороне — к
нравственности.
«...Здесь нас опять поражает удивительная бедность
Фейербаха в сравнении с Гегелем,— писал Энгельс.—
У Гегеля этика, или учение о нравственности, есть фило-
софия права и охватывает: 1) абстрактное право,
2) мораль, 3) нравственность, к которой, в свою очередь,
относятся: семья, гражданское общество, государство.
Насколько идеалистична здесь форма, настолько же реа-
листично содержание. Наряду с моралью оно заключает
в себе всю область права, экономики и политики.
У Фейербаха — как раз наоборот. По форме он реалисти-
чен, за точку отправления оп берет человека; но о мире,
в котором живет этот человек, у него нет и речи, и по-
тому его человек остается постоянно тем же абстракт-
ным человеком, который фигурирует в философии рели-
гии. Этот челрвек появился на свет не из чрева матери:
он, как бабочка из куколки, вылетел из бога монотеисти-
ческих религий» 9.
Две исторические стихии владеют философской мыслью
Гегеля и подымают ее на недосягаемую высоту. Это ре-
формация и французская революция. Гегелевская фило-
софия истории и философия государства могут быть
поняты только в свете великих классовых битв буржуа-
зии, которая создавала новый мир под лозунгами полити-
ческой свободы, свободы мысли и свободы собственности.
Воинствующий дух буржуазной революции выступает
у Гегеля в завуалированной философской форме. Это
черта, общая ему и другим представителям идеалистиче-
ской германской философии. «То, что французы хотели
осуществить практически, оставалось у немцев спокой-
ной теорией»,— замечает сам Гегель.
Гегель. Государство и право
203
«Немецкая философия,— писал по этому же поводу
Маркс,— продолжение немецкой истории в идее» 10.
Однако отвлеченная форма гегелевской философии не
может скрыть ее политической целеустремленности. Ге-
гель стоит в ряду борцов против феодализма, против
мрачного гнета католической церкви. Гегель, выдвинув-
ший тезис: «Что разумно,— то действительно; и что дей-
ствительно, то разумно» 29*, не принадлежал к тому на-
правлению мысли, которое, по словам Маркса, «подлость
сегодняшнего дня оправдывает подлостью вчерашнего,
которая объявляет мятежным всякий крик крепостных
против кнута, если только этот кнут — старый, унасле-
дованный, исторический кнут» и.
Даже в «Философии права», где примирение с окру-
жающей политической действительностью выражено наи-
более сильно, мы имеем достаточно резкое полемическое
выступление против архиреакционера Галлера, против
исторической школы, против тех, кто возвеличивал фео-
дально-крепостнический строй и проповедовал возврат к
средним векам.
Гегель бросает прямое обвинение католической церкви
в том, что она сожгла на костре Джордано Бруно и за-
ставила Галилея на коленях просить пощады и отрекать-
ся от теории Коперника. В философии истории Гегель
говорит о том, что «католическая церковь поставила сте-
ну между собой и процветающей наукой, философией и
гуманистической литературой» 12. В примечании к § 270
«Философии права» Гегель цитирует то место из Лапла-
са, где рассказывается об унизительном насилии, кото-
рому подвергла папская инквизиция семидесятилетнего
старца, заставив его отречься от своих убеждений и объ-
явить ересью научную истину.
Для современной буржуазной философии, которая лю-
бит рядиться в гегельянские одежды и выступает под
лозунгами неогегельянства, нет ничего более чуждого, чем
эта недвусмысленная позиция Гегеля в споре науки и
церкви. Для Гегеля судьба Джордано Бруно и Галилея —
это исторические факты, полные значения на сегодняш-
ний день. Он не может обойти их молчанием, он высту-
пает как сторона, как обвинитель, ибо сам он воплощает
дух протеста против средневековой инквизиции, против
мракобесия католической церкви, которая стремилась на-
204
Гегель. Государство и право
дожить оковы на развитие научного исследования при-
роды. Как далеки от этого современные последователи
Гегеля, готовые на любой компромисс с церковной дог-
мой, готовые на союз со всеми силами и остатками сред-
невековья; как непохожи на своего учителя те «неогегель-
янцы» вроде Джентиле, которые выбрасывают лозунг
«Побольше дисциплины, послушания, поменьше мудрст-
вования!».
Гегель глубоко понимал революционное значение ре-
формации. Реформация уничтожила монастыри, отвергла
светскую власть епископов и папы, подорвала внешний
авторитет церкви в делах веры, секуляризировала церков-
ные владения, освободила буржуазного человека с его
плотскими стремлениями, с его предприимчивостью и
жаждой применения капитала от стеснений средневеко-
вой аскетической морали. Она, по выражению Гегеля,
«сделала нравственными торговлю и промышленность»,
она открыла путь свободному научному исследованию и
освободила государство от опеки церкви. Протестантизм
объявляет внутреннее убеждение основой религии. Имен-
но поэтому в протестантизме Гегель видел примирение
разума с религией. Он при этом надеялся обеспечить ге-
гемонию разума тем, что обожествил самый логический
процесс. Утонченное идолопоклонство перед «абсолютной
идеей» должно было сделать ненужным идолопоклонство
непосредственное и грубое.
Только диалектический материализм Маркса и Лени-
на, как единственно последовательная философия рево-
люционного пролетариата, только победа последнего над
капитализмом несет полное освобождение человеческого
сознания от власти им самим созданных сверхъестест-
венных сил.
Если Гегель видел в реформации «последнее знамя,
вокруг которого собираются народы, знамя свободно-
го духа, который у себя и с собой, который в истине
и только в ней у самого себя» 13, то Маркс вскрывает
половинчатость этой эмансипации: «Лютер победил раб-
ство по набожности только тем, что поставил на его ме-
сто рабство по убеждению. Он разбил веру в авторитет,
восстановив авторитет веры. Он превратил попов в ми-
рян, превратив мирян в попов. Он освободил человека от
внешней религиозности, сделав религиозность внутреп-
Гегель. Государство и право
205
ним миром человека. Он эмансипировал плоть от оков,
наложив оковы на сердце человека» 14.
Объявляя непримиримую войну всякому религиозно-
му дурману, революционный марксизм-ленинизм в осо-
бенности заостряет ее против наиболее утонченных, наи-
более «духовных» и потому наиболее опасных форм ре-
лигиозной идеологии, истоками которой и является
протестантство в его различных разновидностях. Напо-
минаю, что писал Ленин в письме к Горькому: «Именно
потому, что всякая религиозная идея, всякая идея о вся-
ком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой
есть невыразимейшая мерзость, особенно терпимо (а ча-
сто даже доброжелательно) встречаемая демократиче-
ской буржуазией, — именно поэтому это — самая опасная
мерзость, самая гнусная «зараза». Миллион грехов, па-
костей, насилий и зараз физических гораздо легче раскры-
ваются толпой и потому гораздо менее опасны, чем тон-
кая, духовная, приодетая в самые нарядные «идейные»
костюмы идея боженьки. Католический поп, растлеваю-
щий девушек (о котором я сейчас случайно читал в одной
немецкой газете),— гораздо менее опасен именно
для «демократии», чем поп без рясы, поп без грубой ре-
лигии, поп идейный и демократический, проповедующий
созидание и сотворение боженьки. Ибо первого попа
легко разоблачить, осудить и выгнать, а второго
нельзя выгнать так просто, разоблачить его в 1000 раз
труднее, «осудить» его ни один «хрупкий и жалостно
шаткий» обыватель не согласится» 15.
Диалектический материализм Маркса, Энгельса и
Ленина поднимает на новую, высшую ступень смелый
атеизм французских материалистов XVIII в.
С другой стороны, совершенно неизбежно, что под
видом возрождения гегельянства в современной буржуаз-
ной философии мы видим попытку умертвить и сделать
неподвижным философское учение Гегеля, увековечить
то, что есть в нем слабого, преходящего, его надуман-
ные схемы, его схоластику, его туманную метафизику,
выбросив за борт диалектику. Гегелевская философия
преодолена и «снята», т. е. уничтожена и сохранена в
революционном марксизме-ленинизме. Она мумифициру-
ется, и искажается, и компрометируется в реакционных
попытках соединения Гегеля с Бергсоном, с «философи-
206
Гегель. Государство и право
ей жизни», с восточной мистикой, со всем современным
мракобесием.
Гегелевская социальная философия известна в широ-
ких кругах главным образом ярко выраженным в ней
мотивом обожествления государства. Во время мировой
войны каждый средний обыватель воевавших с Германи-
ей государств был информирован насчет того, что фило-
софия Гегеля требует принесения личности в жертву
государству, что, определяя государство как «действи-
тельность нравственной идеи» и «воплощение разума».
Гегель оправдывал прусский милитаризм и политику
крови и железа. Впрочем, не только в тенденциозной
публицистике, но и в серьезных историко-философских
работах проводится резкая грань между идеологией бур-
жуазного индивидуализма и манчестерством31 * и геге
левским апофеозом государственности. В самом деле,
с одной стороны, государство — ночной сторож, охраня-
ющий собственность, а с другой — государство как «ко-
нечная цель, которой принадлежат все права по отно
шению к индивидам, в то время как высшим долгом по-
следних является быть членами государства»16. Какой
больший контраст можно себе представить? Недаром в
последние годы, когда все резче обнаруживается общий
кризис капиталистической системы, мы видим попытки
создать из обрывков реставрированного Гегеля какую-то
новую, небуржуазную, антииндивидуалистическую, анти-
парламентарную концепцию государства. Но дело-то в
том, что у Гегеля мы находим не только обожествление
государства: «Философия права» содержит, помимо того,
изображение буржуазного гражданского общества, и при-
том сделанное с такой глубиной и содержательностью,
какую трудно допустить, имея в виду полную неразви-
тость буржуазных общественных отношений тогдашней
Германии. В понимании сущности гражданского общест-
ва, основанного на слепой игре экономических сил, Ге-
гель двумя головами выше плоских эпигонов классиче-
ской политической экономии вроде Сея или апостолов
гармонии вроде Бастиа. В своей социальной философии
Гегель обеими ногами стоит на почве буржуазного об-
щества. В основу так называемого абстрактного права он
кладет собственность, которая есть не что иное, как
«внешняя сфера свободы». Он превозносит буржуазное
Гегель. Государство и право
207
формальное равенство. «Неверно, будто справедливость
требует, чтобы собственность каждого равнялась собствен-
ности другого; ибо справедливость требует только, что
каждый должен быть собственником ... чем я владею и
как велико мое владение — это правовая случайность» 17.
Гегель выступает как принципиальный сторонник бур-
жуазной индивидуальной собственности, «чистой част
ной собственности», как называет ее Маркс. «Так как
в собственности становится объективной воля отдельного
человека, то собственность по существу является частной
собственностью» 18. Гегель критикует поэтому Платона,
который в своем государстве совершает несправедливость
по отношению к личности, лишая ее частной собствен-
ности. Принцип собственности у Гегеля неразрывно свя-
зан с принципом личности. «Будь личностью и уважай
других как личностей» — таково, по Гегелю, высшее на-
чало права. В учении об «абстрактном праве» Гегель
изображает в наиболее идеализированной форме отноше-
ния буржуазного общества, изображая их как воплоще-
ние свободы и разума. Гегель выступает против предста-
вителей феодально-христианской романтики, которые рас-
суждают на ту тему, что конечно-де всякая личность,
в том числе и крепостной, имеет свободную и «бессмерт-
ную» душу, но что сие вовсе не касается грешного тела.
«Лишь потому, что я как свободное существо живу в
своем теле, нельзя злоупотреблять этим живым су-
ществом, низводя его до степени вьючного животного. По-
скольку я живу, моя душа (понятие и еще выше свобод-
ное) не может быть разделена с телом; последнее есть
бытие свободы и я ощущаю через него. Только лишенный
идей софистический рассудок может полагать, что вещь
в себе, душа неприкосновенна и что она стоит вне по-
сягательств, в то время как тело истязается и существо^
вание личности подчинено насилию другого» 19.
Но наиболее ценными и наиболее значительными яв-
ляются рассуждения Гегеля о гражданском обществе.
Гражданское общество — это не только вообще мир тру-
да и потребностей, но это, кроме того, и специально бур-
жуазное общество, построенное на произволе и анархии,
подчиненное всецело стихийным законам. «Конкретная
личность, которая является целью, как особенное, как со-
вокупность потребностей и как смешение естественной
208
Гегель. Государство и право
необходимости и произвола» — это один из принципов
гражданского общества. Но наряду с этим Гегель указы-
вает и другой принцип, что «каждая отдельная личность
удовлетворяет, утверждает себя только в отношении к
другой, только через другую, следовательно, через форму
всеобщности».
Внешняя необходимость проявляется формально как
договор, «гак как моя воля заключена в вещи, то она
может перейти другому только с моего согласия: это со-
здает отношение одной воли к другой воле, которое и со-
ставляет истинную почву свободы и сферу договора».
Этим рассуждениям Гегеля надо противопоставить из-
вестные места из первого тома «Капитала», где Маркс
устанавливает связь между фактом обмена товаров и не-
которыми характерными правовыми формами буржуазной
частной собственности и договора.
Идеалистическая теория Гегеля переворачивается с
головы на ноги. Юридические формы объясняются лежа-
щими в их основе экономическими отношениями.
Гегель не только дает изображение гражданского об-
щества, он пытается обосновать положительную ценность
воплощенных в нем начал. «Право субъекта в своей осо-
бенности находит удовлетворение, или — что то же са-
мое — право субъективной свободы образует централь-
ный и поворотный пункт в различии между древностью и
современной эпохой» -°. Гегель, как указано выше, кри-
тикует Платона, который «хотя и представил субстанцио-
нальную нравственность в ее идеальной красоте и прав-
де, но, изгнав из своего государства частную собствен-
ность и семью, вступил в противоречие с бесконечным
правом идеи предоставить свободу особенному».
Гегель не делает никаких иллюзий относительно тех
противоречий, к которым приводит начало особенности и
субъективного произвола при всесторонней зависимости
людей в удовлетворении их потребностей: «Гражданское
общество представляет собой в этих противоречиях и их
переплетении зрелище в одно и то же время излишеств
и нищеты п общей им обоим нравственной и физической
гибели» 21. Гегель говорит о неизбежной порче нравов в
тех обществах, покоящихся на патриархальном и рели-
гиозном принципе, где начинает развиваться начало част-
ной собственности.
Гегель. Государство и право
209
«В гражданском обществе каждый — самоцель, а дру-
гой ничто. Но без отношения к другому он не может
достичь своих целей в их полном объеме: эти другие яв-
ляются поэтому целью для особенного. Но особая цель
благодаря отношению к другим придает себе форму все-
общности и удовлетворяет себя, удовлетворяя в то же
время потребности другого» 22. Эту картину общества,
предоставленного стихийным законам, Которые являются
результатом случайных произвольных и своекорыстных
действий индивидов, Гегель, как известно, сравнивает с
планетной системой, в которой глазу представляются
только беспорядочные движения. В приложении к цити-
рованному выше § 185 Гегель дает картину капитали-
стического общества, полную мрачного трагизма. «Особен-
ность для себя есть излишества и безмерность, и формы
этих излишеств сами безмерны. Человек благодаря своим
представлениям и рефлексии расширяет свои страсти,
которые не представляют собой замкнутого круга, подоб-
но инстинктам животного, и уводит их в дурную беско-
нечность. Равным образом, с другой стороны, лишения и
нужды являются безмерными, и запутанность этого по-
ложения может прийти к своей гармонии только благода-
ря насилию государства».
Тут государство появляется у Гегеля в несколько
ином, более реальном свете, чем в других местах его
«Философии права». Государственная власть связана
здесь наличием пропасти между имущими и неимущими.
При помощи насилия государственная власть должна
устанавливать «гармонию» между мотовством и нищетой.
У каждого непредубежденного читателя при чтении этих
строк должна явиться мысль, что классовая теория госу-
дарства уже стоит на пороге. Даже самое выражение «за-
путанность» положения непосредственно напоминает из-
вестное определение Энгельса, где говорится, что госу-
дарство есть признание того факта, что общество
запуталось в безысходных противоречиях, и т. д.
Здесь мы опять-таки подходим к такому пункту в уче-
нии Гегеля, за которым дальнейший шаг возможен толь-
ко в направлении к Марксу и Ленину. Правда, сам Ге-
гель тотчас же убегает от материалистических выводов
по отношению к государству. Повернувшись спиной к
действительности, он начинает свои исступленные идеа-
210
Гегель. Государство и право
диетические славословия Государству с большой буквы.
Максимального пафоса он достигает в известном приме-
чании к § 258, где мы читаем, что «государство — это
шествие бога в мире, его основание — это сила разума,
осуществившегося как воля», и т. д.
Чтобы свести концы с концами, Гегель неоднократно
в самых различных своих произведениях — ив «Науке
логики», и в «Философии истории», и в «Философии пра-
ва» — пускается доказывать, что надо отличать разум-
ность «государства в себе и для себя» от тех форм,
в которых оно возникло и было введено. Так, в полемике
против реакционера Галлера Гегель всячески старается
доказать, что нельзя «внешнюю сторону явлений, слу-
чайность нужды, потребность в защите, силу богатства
рассматривать не как моменты исторического развития,
а как субстанцию государства». Но эти рассуждения
звучат весьма неубедительно. Ибо гражданское общест-
во — это реальность, черты которой взяты непосредствен-
но из жизни, и точно такой же реальностью является
соответствующее гражданскому обществу «внешнее госу-
дарство», или «государство нужды и рассудка». Итак,
философия права Гегеля, с одной стороны, содержит
зачатки материалистического классового учения о го-
сударстве, а с другой стороны, является источником реак-
ционнейшей идеологии обожествления эксплуататорского
государства как силы, стоящей над классами и над все-
ми частными особенными интересами, как принцип все-
общего, как реализация нравственной идеи.
Если в период, предшествующий мировой войне, бур-
жуазная философия ориентировалась в основном на Кан-
та, то теперь она совершает поворот к Гегелю. Кант
слишком либерален, он проповедует общечеловеческую
этику и гуманный интернационализм. Это годится толь-
ко для того, чтобы сеять иллюзии среди трудящихся.
Поэтому неокантианство отдано на откуп социал-демокра-
там, которые выступают в роли левого крыла буржуазии.
Правое же крыло в лице фашистов предпочитает сейчас
ориентироваться на Гегеля, из которого они извлекают
оправдание крайнему национализму и шовинизму, импе-
риалистической политике насилия и захватов 31 *. Гегель
в своей идеологии национального государства отражал
первую эпоху развития капитализма, о которой Ленин
Гегель. Государство и право
211
говорит, что «это — эпоха краха феодализма и абсолютиз-
ма, эпоха сложения буржуазно-демократического общест-
ва и государства, когда национальные движения впервые
становятся массовыми, втягивают так или иначе все клас-
сы населения в политику путем печати, участия в пред-
ставительных учреждениях и т. д.» 23
Пруссия пережила этот подъем национального движе-
ния в эпоху наполеоновских войн, когда ее независи-
мость находилась под угрозой, и Гегель отразил именно
этот период, когда он писал, что «субстанциональная
цель каждого народа — стать государством и сохранить-
ся как таковое».
В связи с этой борьбой за национальную независи-
мость следует рассматривать провозглашенный Гегелем
принцип абсолютного суверенитета государства. Государ-
ство, по Гегелю, не знает над собой судьи, Гегель отвер-
гает идею Канта о вечном мире путем союза государств,
ибо союз предполагает единогласие решения, а оно опять-
таки покоится на суверенной воле отдельных государств.
Поэтому Гегель считает, что спор государств при от-
сутствии соглашения может решить только война, и усмат-
ривает в обязанности жертвовать жизнью и имуществом
для государства «нравственный момент войны». Эти идеи
подхватываются идеологами фашизма и пускаются ими в
ход для оправдания политики империалистического гра-
бежа и насилия.
Это тем легче им делать, что буржуазный национа-
лизм и в первую эпоху выступает в двойственном обли-
чье. Свобода для «свое й» нации сочетается с угнетени-
ем, насилием по отношению к «ч у ж о й» нации. У Геге-
ля отстаивание принципа национальной независимости
сочетается с апологией колониальных захватов и наси-
лий 32*. Поэтому идеологи империализма могут не
только прямо опираться на Гегеля, но и использовать
его философию для одурачивания широких масс, для за-
тушевывания грубо империалистической сущности их
политики.
Так, сейчас в Германии фашисты увлекают за собой
часть мелкой буржуазии и крестьянства, выступая под
маской борцов за национальное освобождение Германии.
Говоря об эксплуатации национальной идеологии, Ле-
пин писал:
212
Гегель. Государство и право
«Созданная этой эпохой (краха феодализма и абсолю-
тизма — Е. П.) национальная идеология оставила глубо-
кие следы в массе мелкой буржуазии и части пролета-
риата. Этим пользуются теперь, в совершенно иную,
империалистическую эпоху, софисты буржуазии и плету-
щиеся за ними изменники социализму для раскалывания
рабочих и отвлечения их от их классовых задач и от
революционной борьбы с буржуазией» 24.
Как уже отмечалось выше, гегелевская философия
права включает в себя и политическую экономию. Мы
находим у Гегеля глубокую мысль о стихийных законо-
мерностях экономики. Характерна спокойная уверенность,
с какой Гегель констатирует рождение необходимости из
столкновения случайностей, из кажущегося произвола.
Это спокойствие вполне соответствует той уверенности в
будущем, уверенности в своих силах, которой обладало
буржуазное общество в первой трети XIX в. Буржуазия
еще не терзается страхом и тревогой перед растущими
противоречиями. Это отразил Гегель в своем рассужде-
нии о политической экономии. «Существуют известные
общие потребности, как, например, еда, питье, одежда
и т. д., причем от случайных обстоятельств зависит, как
они будут удовлетворены; земля здесь или там может
быть более или менее плодородна, урожаи меняются из
года в год, один человек прилежен, другой ленив, но этот
хаос произвола рождает из себя общие определения, и все
это, по внешности рассеянное и бессмысленное, охвачено
необходимостью, которая наступает сама собой. Найти
это необходимое составляет предмет политической эконо-
мии — науки, которая делает честь мысли, ибо находит за-
коны в массе случайностей» 25.
Впрочем, для Гегеля не скрыто основное грозное про-
тиворечие, которое в то же время составляет основу бур-
жуазного общества,— превращение все большего и боль-
шего количества трудящихся в пролетариев. Этой пробле-
ме посвящен знаменитый § 243 его «Философии права».
Там мы читаем: «Гражданское общество, находясь в
беспрерывной деятельности, развивает внутри себя насе-
ление и промышленность. Поскольку связь людей стано-
вится все более всеобщей благодаря их потребностям,
а также способам доставления и изготовления средств их
удовлетворения, на одной стороне возрастает пакопле-
Гегель. Государство и право
213
ние богатств, ибо из этой удвоенной всеобщности извле-
кается наибольшая выгода, на другой стороне увеличива-
ются обособление и ограниченность отдельных работ,
а вместе с тем зависимость и нужда привязанного к этой
работе класса, с чем связана неспособность ощущения и
наслаждения дальнейшей свободой и в особенности ду-
ховными преимуществами гражданского общества».
В следующем параграфе Гегель развивает эту же
тему. Он указывает на наличие в гражданском общест-
ве значительной массы людей, которые едва обеспечены
необходимыми средствами существования. Гегель называ-
ет их презрительно «чернью». Его мещански-филистер-
ский реакционный дух проявляется в этом случае с
особой силой. Более всего беспокоит Гегеля то умонастрое-
ние, которое порождается нищетой и которое проявляет-
ся «во внутреннем возмущении против богатых, против
общества и против правительства». Гегель заканчивает
этот параграф зловещим напоминанием, «что важнейший
вопрос, как справиться с нищетой, преимущественно дви-
жет и мучит современное общество».
В настоящий момент, когда капитализм обрекает на
нужду и голод десятки миллионов людей, буржуазным
неогегельянцам не мешает вспомнить это указание стари-
ка Гегеля. Гегель указывает, что при «избытке богатств
гражданское общество недостаточно богато, чтобы преду-
предить нищету». Гегель ищет спасения от противоречий
в сословно-корпоративной системе и в захвате колоний.
Эти рецепты Гегеля, которые он давал сто лет назад, не
менее нелепы, чем те, которые выдвигаются ныне све-
тилами буржуазной науки. Ни колониальный грабеж, ни
чудеса «организованного» капитализма, ни фашистское
корпоративное государство не оказались в состоянии пре-
дупредить кризис.
Гегель призывал изучать противоречия гражданского
общества на примере Англии, теперь он мог бы указать
на весь мир, кроме единственной страны, которая пошла
по революционному пути разрешения противоречий капи-
тализма, по пути Маркса и Ленина, которые восприняли
революционную сущность диалектики, отбросив ее мисти-
ческую, идеалистическую шелуху, которые взяли у Ге-
геля то, что возвышало его над эпохой, отбросив то, в чем
проявилась его историческая ограниченность.
214
Гегель. Государство и право
Гегель рассматривал историю человечества как дви-
жение мирового духа. В его «абсолютной всеобщности,—
писал он,— получают свою истину и свое определение
отдельные народы, выступающие на сцене мировой исто-
рии». Каждый из пародов истолковывает и осуществляет
один из моментов, одну из ступеней движения мирового
духа. Это насквозь идеалистическое воззрение на историю
послужило основой для идеологии национализма и для
деления наций на исторические, или избранные, нации и
неисторические, обреченные играть пассивную роль в
развитии человечества. Но наряду с этой реакционной
стороной философия истории Гегеля представляет собой
грандиозную попытку найти общие закономерности исто-
рического процесса и наиболее широко, полно и всесто-
ронне применить принцип развития.
Эту положительную сторону гегелевской философии
истории материалистически переработал и развил даль-
ше революционный марксизм, создав подлинную науку
об обществе.
«Так как эту науку,— писал Ленин,— строили, во-
первых, экономисты-классики, открывая закон стоимости
и основное деление общества на классы,— так как
эту науку обогащали далее, в связи с ними, просветите-
ли XVIII века борьбой с феодализмом и поповщиной,—
так как эту науку двигали вперед, несмотря на свои
реакционные взгляды, историки и философы начала
XIX века, разъясняя еще дальше вопрос о классовой борь-
бе, развивая диалектический метод и применяя или начи-
ная применять его к общественной жизни,— то марксизм,
сделавший ряд громадных шагов вперед именно по этому
пути, есть высшее развитие всей исторической и эконо-
мической, и философской науки Европы» 2в.
Мировая история, по Гегелю, это создание нового, со
здание его действием, которое отвергает установленное,
старое, обычное, восстает против него. История — это
революционный процесс, совершающийся с железной не-
обходимостью. Но носителями этой необходимости, дей-
ствующими лицами этой революционной борьбы являются
не народы, как думал Гегель, а классы. Они являются
выразителями той или иной эпохи.
Философия истории Гегеля — это высший предел об-
общающего взгляда на всемирную историю, которого мог-
Гегель. Государство и право
215
ла достигнуть буржуазия. После Гегеля буржуазная фи-
лософия истории уже не поднималась на такие высоты.
Следующим шагом мог явиться и явился только «Комму-
нистический манифест».
Философия Гегеля представляет собой одно из вели
чайших достижений человеческой мысли XIX в., ибо она
дала для своего времени наиболее полное, всестороннее
и глубокое понимание развития. Но только меныпевист-
вующие идеалисты вроде Деборина и его школы 33* мо-
гут думать, что гегелевская диалектика — это последнее
слово философской мысли, что Марксу и Ленину доста-
точно было отбросить идеалистическую систему Гегеля
и взять его метод. Этим в корне извращается отношение
марксизма-ленинизма к гегелевской философии и прокла-
дывается путь реставрации идеализма. Не Гегель сам по
себе, по материалистическая переработка Гегеля Марксом
и Лениным, материалистическая диалектика как оружие
революционной борьбы за свержение капитализма, за дик-
татуру пролетариата, неразрывная связь этой единствен-
но последовательной материалистической философии с за-
дачами эпохи, с борьбой пашей партии, с победоносным
строительством социализма в СССР и зреющей мировой
пролетарской революцией — вот наш боевой лозунг, кото-
рым мы отмечаем столетний юбилей величайшего пред-
ставителя германской классической философии.
1	Logos, 1929, Bd. XVIII, Hf. 2, S. 293.
2	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 93.
3	Levy Н. Die Hegel-Renaissance in der deutschen Philosophic mit
besonderer Beriicksichtigung des Neukantianismus. Scharlottenburg,
1927.
4	Hegel G. W. F. Wissenschaft der Logik. Hrsg. von G. Lasson. Leip-
zig, 1923, Bd. II, S. 477—478.
5	Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 193.
6	Там же, с. 195.
7	Hegel G. W. F. Wissenschaft der Logik, Bd. II, S. 478.
8	Ibid., S. 481.
9	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 295.
10	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 419.
11	Там же, с. 416.
12	Hegel G. W. F. Vorlesungen fiber die Philosophic der Weltgeschich-
te. Hrsg. von G. Lasson. Leipzig, 1917, S. 522.
13	Ibid., S. 519.
14	Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 422—423.
15	Ленин В. И. Полп. собр. соч., т. 48, с. 226—227.
216
Гегель. Государство и право
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
Hegel G. W. F. Grundlinien der Philosophic des Rechts. Hrsg. von
G. Lasson. Leipzig, 1911, § 258, S. 306.
Ibid., § 49, S. 85.
Ibid, § 46, S. 81.
Ibid, § 48, S. 83.
Ibid, § 124, S. 162.
Ibid, § 185, S. 243.
Ibid, § 182, S. 241.
Ленин В. И. Поли. собр. соч, т. 25, с. 264.
Ленин В. И. Поли. собр. соч, т. 26, с. 162—163.
Hegel G. W. F. Grundlinien der Philosophic des Rechts, § 189,
S. 248-250.
Ленин В. И. Поли. собр. соч, т. 25, с. 49.
ОБЗОР ОСНОВНЫХ НАПРАВЛЕНИЙ
ВО ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
ГОСУДАРСТВЕННОГО ПРАВА
Duguit L. Traite de droit constitutionnel. 2me ed., t. I —
IV. Paris, 1921-1923;
Berthelemy H. Traite elementaire de droit administra-
tif. lOme ed. Paris, 1923;
Hauriou M, Precis de droit constitutionnel. Paris, 1923.
Французская буржуазная литература по государствен-
ному и административному праву, если ее рассматривать
с точки зрения методологических направлений, разбива-
ется на три главных лагеря. Это, во-первых, представите-
ли так называемого юридического метода в государство-
ведении; несмотря на критику, которой это направление
подвергалось и подвергается с разных сторон, оно все же
остается господствующим, общепризнанным и, так ска-
зать, классическим. Зародившись в Германии (Гербер,
Лабанд, Еллинек), оно давно уже стало интернациональ-
ным. Во Франции это течение представляют Эсмен, Лар-
нод, Моро, Мишу. Известный административист А. Бер-
телеми равным образом примыкает к этому направлению.
Несмотря на различие в оттенках, у представителей
этой школы есть одна общая черта, один общий им всем
методологический прием. Он состоит, по определению
Ориу, в том. чтобы «приводить различные социальные
элементы, над которыми оперирует право, к юридическим
лицам, к проявлениям воли, проистекающим от этих лиц,
к юридическим отношениям между ними, к субъективным
правам, являющимся результатом этих юридических от-
ношений». Однако в рамках этого общего догматического
задания, составляющего сущность юридической трактовки
проблем государственного права, возможны и на деле
встречаются весьма большие расхождения. Все зависит
от того, как понимается государство — субъект, в какой
мере формально нормативные элементы этой конструк-
ции оттесняют на задний план социологическую и истори-
ческую точки зрения. Так в немецкой юридической науке
мы имеем, с одной стороны, органическую школу (Гирке
218
Обзор основных направлений
и его последователи), которая понимает государство как
реальный живой организм, наделенный волей в том же
смысле, в каком наделены ею индивиды. В этом случае
усиленное желание подчеркнуть реальность, чуть ли не
биологическую, государственной организации привело,
как и следовало ожидать, к некоторой социальной мифо-
логии. На противоположном полюсе стоят новейшие нор-
мативисты во главе с Кельзеном, для которого государ-
ство есть лишь логическая категория, логическое единство
нормативного порядка.
Во французской юридической литературе мы не встре-
тимся с подобными крайностями. Эсмеп, который более,
чем другие представители юридического метода, склонен
рассматривать государство в его развитии, как реальный
исторический факт, разумеется, не может быть причислен
к органической школе. С другой стороны, Ларнод и
Мишу, у которых превалирует формально юридическое
рассмотрение, далеки от методологической «чистоты»
Кельзена, изгоняющего из юридических понятий все со-
циологические и исторические элементы ценой полного
разрыва своих государственно-правовых конструкций с
действительно существующим государством. Отделяя го-
сударство, как замкнутый в себе логически мыслимый
порядок норм, от грешной действительности, наш теоре-
тик австрийского неолиберализма как бы подчеркивал
этим (в довоенных условиях), что реальные исторические
силы слишком недостаточны, чтобы обеспечить государ-
ственное единство империи Габсбургов. Теперь, после
войны, воплощением его государства, понимаемого лишь
как логическая конструкция, является в полной мере
австрийская республика. Ибо она-то подлинно может
быть названа государством лишь в своей мысленной сущ-
ности, в своей, так сказать, нормативной идее, представ-
ляя на деле провинцию, управляемую комиссаром Лиги
Наций г. Циммерманом.
Французская буржуазия не нуждается пока в теории,
которая бы превращала реальную государственную власть
в мысленную сущность. Юридическая точка зрения, кон-
цепция государства — субъекта необходимы ей в сугубо
практических целях, а именно как «великолепное сред-
ство разграничения ответственностей и рисков» (Ориу)
з сфере той «юридической коммерции» (commerce juri-
Обзор основных направлений
219
dique), которая существует между отдельными буржуа и
их совокупностью, т. е. государством. «Дело не в том,
является ли идея моральной личности абстракцией (она,
конечно, есть абстракция, но не более, чем всякая другая
юридическая идея), но дело в том, не отвечает ли эта
абстракция гораздо лучше техническим потребностям
юриспруденции, чем то, что предлагают взамен» \
С другой стороны, эта концепция оставляет достаточ-
но идеологического флера для того, чтобы прикрыть го-
лый факт классового господства. «Юридическая теория,—
заявляет тот же Мишу,— позволяет правильно понять,
что государственная власть не является простым фактом,
простым явлением силы, что она выполняется в силу пра-
ва физическими лицами не за свой собственный счет,
но за счет коллектива».
Дюги, предпринявший пересмотр традиционного юри-
дического понимания государства, направил удары своей
критики именно против этого положения. Он отрицает
необходимость и возможность легитимировать государст-
венную власть, которая, по его мнению, есть не что иное,
как социологический факт, результат общественной диф-
ференциации, приводящий к «господству сильных над
слабыми». Вследствие этого он совершенно последователь-
но отрицает и понятие суверенитета, и концепцию госу-
дарства—субъекта, и само понятие субъективного права.
Однако изгоняемая им из учения о государстве юридиче -
ская идеология немедленно водворяется им же обратно
в виде весьма туманной концепции объективного права,
покоящегося на законе социальной солидарности, идею
которого Дюги заимствует у Дюркгейма. Господство бур-
жуазии получает необходимую санкцию, но не при помо-
щи устаревшего, схоластического понятия суверенитета,
а при помощи самого новейшего социологического откры-
тия-закона общечеловеческой, а стало быть, и между *
классовой солидарности, вытекающей из разделения тру-
да. Разоблачив государство как аппарат угнетения, Дюги
тут же наделяет его функцией осуществления социаль-
ной солидарности. Если марксисты говорят об отмирании
государства после захвата власти пролетариатом, когда
уничтожение классов позволит перейти от «управления
людьми к управлению вещами», то Дюги обещает эту
эволюцию современному капиталистическому и милита
220
Обзор основных направлений
ристскому государству. «Государство вместо публич-
ной власти становится совокупностью публичных служб
(service public)». «Государство перестает быть властью,
которая командует, чтобы стать организацией, которая
работает» 2. Поэтому теорию Дюги можно охарактеризо
вать как наиболее тонкую попытку затушевать противо-
речия современного буржуазного государства, скрыть его
звериный лик под благовидной идеологической маской.
Учение Дюги уже приобрело интернациональное зна-
чение. Своеобразное англосаксонское преломление его тео-
рий мы находим, например, у молодого английского госу-
дарствоведа Гарольда Ласки г.
Главнейшим представителем третьего направления
среди французских буржуазных государствоведов являет-
ся Ориу. Он пытается сочетать объективный, социологи-
ческий метод с теми догматическими преимуществами,
которые заключает в себе традиционное юридическое воз-
зрение. Политически и социально он выражает собой
реакцию более осторожных слоев буржуазии против
слишком поспешных идеологических перегруппировок.
Ориу не только видит глубокую связь «индивидуалисти-
ческих и метафизических концепций субъективного пра-
ва» с самыми насущными практическими интересами бур-
жуазии, но и убежден, что между буржуазными миросо-
зерцанием и коммунизмом нет места для сколько-нибудь
серьезной идеологической эволюции. Для этого писателя
вообще характерно обостренное чутье к тем революцион-
ным опасностям, которые грозят буржуазному обществу.
Он поэтому не склонен выбрасывать за борт испытанное
идеологическое наследие буржуазного индивидуализма
ради сомнительных приобретений солидаризма. Наоборот,
он, как мы увидим, не прочь подкрепить устои буржуаз-
ного общества и некоторыми традициями прошлых веков.
Ориу начал свою ученую карьеру как сторонник юри-
дического метода. В конце 90-х годов, почти одновремен-
но с первыми выступлениями Дюги, он совершает некото-
рую эволюцию, развивая основы своего дуалистического
метода.
Из трех книг, заглавия которых приведены выше, две
представляют собой расширенные и переработанные из-
дания ранее вышедших работ. Курс конституционного
права Ориу — это новая книга, появившаяся в 1923 г.
Обзор основных направлений
221
первым изданием. Однако отпечаток современной, т. е. по-
слевоенной, эпохи лежит одинаково на всех трех книгах»
Он проявляется прежде всего в том обостренном внима-
нии к политическим проблемам и политическим выводам,
которое проявляет каждый автор. Особенно характерны
предисловия, которыми Дюги и Бертелеми снабдили но-
вые издания своих трудов. Интересно, что спор идет не
столько об отдельных частных вопросах, которые раньше
служили предметом контроверз (например, право госу-
дарственных служащих объединяться в синдикаты). На
сей раз политической проверке подвергаются основные
методологические принципы, применяемые тем или иным
автором. Методология теряет свою сугубую отвлеченность,
она перестает быть занятием для одних лишь профессо-
ров. Она сплетается с политикой и ищет в последней
своего оправдания.
В центре развертывающихся споров стоит, как и сле-
дует ожидать, учение Дюги, ибо предпринятые им пре-
образования юридических понятий внушают слишком
большую тревогу его буржуазным коллегам. Дюги сам
чувствует потребность проверить свои теоретические по-
строения на опыте последних лет. Начиная с 1901 г.,
когда появился его первый труд «L’Etat, le droit objectif
et la loi positive», он неустанно разоблачал и ниспровер-
гал «лживую и бесплодную» фикцию государственного
суверенитета, доказывал, что не существует никакой осо-
бой воли государства, которая «по своей природе была бы
выше воли подданных», что эта суверенная власть —
ни на чем реальном не основанная химера, и т. д. Это
уничтожение на бумаге государственного суверенитета
приходится теперь сопоставлять с реальными фактами,
с той чудовищной силой, которую развило во время вой-
ны буржуазное государство. Химера оказалась в состоя-
нии пожирать миллионы человеческих жизней.
Отвергнув понятие суверенной государственной вла-
сти, Дюги должен дать теоретическое истолкование наи-
более наглядному проявлению государственного суверени-
тета. Для марксистского классового анализа задача сво-
дилась бы к выяснению тех социально-экономических
условий, которые довели до такого небывалого могуще-
ства машину государственного угнетения и сообщили
юридической абстракции суверенитета столь ужасающую
222
Обзор осйовйых направлений
реальность. Но г. Дюги озабочен главным образом тем,
как оправдать империалистическую войну, обойдясь в то
же время без понятия государства-суверена. Он согла-
шается, что во время войны «государство было деятель-
ным и сильным» (еще бы!), но вместе с этим он находит,
что «во время великой войны принцип авторитета показал
себя лишенным смысла, содержания и действительности».
Оказывается, что «воля, которая реализовала оборону
страны, это вовсе не та могущественная воля француз-
ского государства, как утверждают, но — просто индиви-
дуальная воля французов, больших и малых, правящих
и управляемых, соединившихся в одном высшем напря-
жении для победы над тевтонским варварством».
Более того, Дюги полагает, что понятие верховной
воли государства также бесполезно и бесплодно, когда
речь идет о борьбе против внутреннего врага. Останав-
ливаясь на примере майской стачки французских желез-
нодорожников 1920 г., сорванной благодаря предательству
вождей конфедерации труда, Дюги рассуждает: «И когда
в мае месяце этого года несколько тысяч заблуждающих-
ся и преступных людей хотели, побуждая к стачке на
железных дорогах, обречь на голод и разорение страну и,
создав нищету и страдания, осуществить какую-то там
большевистскую революцию, то опять-таки и в данном
случае вовсе не верховная власть государства сломила это
движение, но только лишь совместное, решительное дей-
ствие индивидуальной воли французов».
Другими словами, Дюги полагает, что можно без вся-
кой опасности для буржуазного государства отказаться от
устаревшего, схоластического учения о государственном
суверенитете, заменить его более современным представ-
лением чисто социологического порядка. Достаточно, что-
бы воля буржуазии была на деле решающей. Нет надоб-
ности утверждать ее юридическое превосходство.
Учение Дюги подвергается критике с различных сто-
рон. Менее всего интересны те возражения, которые ви-
дят в теории Дюги то, чего в них, разумеется, нет: про-
поведь насилия. Так, Эсмен 4 высказал опасение, что от-
каз от понятия суверенитета означает признание того,
что всякое правительство покоится только на силе
К этому он добавил веский упрек в заимствовании у нем-
цев. Дюги нетрудно было парировать это нападение: док-
Обзор основных направлений
223
трина государственного суверенитета тоже развита нем-
цами; наоборот, та книга, где он, Дюги, развил свои идеи,
написана в ответ и в противовес труду Иеллинека «Си-
стема субъективных публичных прав», появившемуся в
1892 г. Доктрина государственного суверенитета ставит
государство выше права и, следовательно, санкционирует
произвол правящих; ведь тот же Эсмен отрицает право
граждан на сопротивление власти; у него же, Дюги, пра-
вящие подчинены объективной норме, вытекающей из со-
лидарности, и т. д. Словом, Дюги нетрудно было доказать,
что в области эквилибристики понятиями «сила» и «пра-
во» у него дело обстоит ничем не хуже, чем у других
юристов.
И пожалуй, с большим основанием можно упрекать
Дюги, как это делает Мишу, в прямо противоположном
грехе «юридического автоматизма». Ибо, мол, Дюги за-
бывает, что государство, являясь «органом, осуществляю-
щим право», имеет, помимо того, и «цивилизаторскую
миссию» 5. Проще говоря, Мишу сомневается, чтобы од-
них «законов солидарности» было достаточно для того,
чтобы обосновать ну хотя бы колониальную политику лю-
бого буржуазного государства.
Более интересные и более меткие возражения делает
Ориу. Он направляет их против попыток Дюги уничто-
жить понятие субъективного права, заменив его понятием
социального долга, вытекающего все из той же соли-
дарности.
Ориу сомневается, чтобы солидарность была достаточ-
ным мотивом для буржуазного собственника не только в
сфере экономической деятельности, но даже и в полити-
ческой жизни. Уничтожение субъективистской концепции
уничтожает, по его мнению, «все, что может интересовать
гражданина в игре политической машины. Если бы она
(теория Дюги) распространилась в массах, это привело
бы к всеобщему абсентеизму» в. Ориу призывает к более
осторожному обращению с индивидуалистическими прин-
ципами. «Тех неразумных людей,— пишет он,— которые,
повинуясь моде, считают признаком хорошего тона опол-
чаться без оговорок против индивидуализма, можно спро-
сить, что же они предпочитают, чтобы это, пускай не-
совершенное, индивидуалистическое евангелие было заме-
нено коллективистическим или коммунистическим» 7. Ориу
224
Обзор основных направлений
не доверяет началам солидаризма и в другом смысле. Он
сомневается, чтобы эти принципы могли бы послужить
плотиной против распространения революционных идей,
угрожающих существованию самого буржуазного обще-
ства, он предлагает дополнить «декларацию прав» — это
евангелие индивидуализма и свободы — той декларацией
обязанностей, которая содержится ... в христианском ка-
техизисе. Еще в первом издании своих «Принципов пуб-
личного права» Ориу предостерегал против увлечения
антиклерикализмом, ибо государственная мудрость состоит
в том, что «государство берет себе на службу враждебные
силы после того, как они лишены возможности вредить» 8.
Там же Ориу защищал христианский аскетизм, как одно
из средств излюбленного им равновесия. «Вознагражде-
ние в будущей жизни избавляет от необходимости осу-
ществлять справедливое распределение на земле». Заяв-
ление достаточно откровенное; впрочем, Ориу не хочет,
чтобы его понимали вульгарно в смысле известного изре-
чения «религия нужна для народа». Нет, поправляет наш
государствовед, «религия нужна для государства». «Дело
не в том, правится или не нравится церковь, дело в том,
цените вы или не цените режим индивидуалистического
государства, намерены вы или не намерены уважать его
жизненное равновесие». В своем «Курсе конституционно-
го права» Ориу продолжает и углубляет эту пропаганду
союза с клерикализмом. Он выражает недовольство тем,
что публичное воспитание до сих пор «использовалось в
жалких политических целях — разрушения того, что еще
осталось от традиций» (с. 39, 40). Он призывает фран-
цузов подражать англосаксонской демократии, которая не
совершила ошибки антиклерикализма, которая соединила
индивидуалистические начала с религиозными верования-
ми. И это соединение, по мнению Ориу, придало индиви-
дуализму лишь большую жизненность. Французская
буржуазия в лице Ориу выражает задним числом свое
недовольство по поводу того, что великая французская
революция шагнула дальше, чем ее предшественница —
английская революция XVII в. Ориу мечтает о повороте
вспять — от просветителей и материалистов к набожным
пуританам. Руководимый верным инстинктом, он указы-
вает буржуазному обществу ту идеологическую силу, ко-
торая может явиться гораздо более надежной гарантией
Обзор основных направлений
225
против пролетарской революции, чем измышления соли-
даристов. Ориу вообще призывает к активности на
идеологическом фронте. «Абсурдно,— утверждает он,—
думать, что можно позволить говорить все, ограничиваясь
полицейскими мерами против тех, кто переходит к делу.
В тот день, когда массы целиком перейдут к делу,—
жандармов не хватит» 9. И он со всей откровенностью
рассуждает о борьбе с превратными идеями, о коптрпро-
паганде, о поддержании «морального здоровья нации»,
которое также создается «разумными мерами», как и
здоровье физическое.
Критика воззрений Дюги носит, пожалуй, наиболее
ожесточенный, наиболее политически заостренный харак-
тер Д предисловии, которым известный административист
Бертелеми снабдил 10-е издание своего курса. Бертелеми
вообще настроен пессимистически. Когда он был молод,
все говорили, что «французская администрация вызывает
зависть за границей». Теперь дело обстоит гораздо хуже.
«Сомнению подвергаются самые основы, здание расшаты-
вается, недисциплинированность становится всеобщей,
уважение перед иерархией уступает место духу хулы, не-
совместимому с регулярным ходом службы»10. Целый
ряд причин способствует тому, что добрая слава фран-
цузской администрации сходит на нет. Наиболее важная
причина, по мнению Бертелеми, политического характера:
это «бесцеремонное, достойное осуждения вмешательство
парламентских деятелей в самые незначительные функ-
ции исполнительной власти. Мы столь часто наблюдаем,
как общественный интерес приносится в жертву целям
избирательной кампании, как интрига берет верх над дей-
ствительными заслугами, как знание уступает место при-
способляемости, как беспечность масс поощряется правя-
щими, что стали считать это обычными явлениями».
Но имеются и другие моменты, которые, по мнению Бер-
телеми, также способствуют упадку французской админи-
страции: государство слишком много взваливает на свои
плечи. «Склонность к универсальному вмешательству
(«interventionnisme») не имеет границ. Государство —
естественный поставщик правосудия и безопасности —
становится, кроме того, комиссионером, банкиром, строи-
телем и собственником кораблей, библиотекарем, коллек-
ционером, гравером, приказчиком, школьным учителем,
8 Е. Б. Пашуканис
антрепренером зрелищ, торговцем минеральных вод, вра-
чом, филантропом, типографом, лесоводом, воспитателем,
фабрикантом сигар, продавцом спичек, страхователем,
журналистом, букмекером и т. д. Когда администрация
сама не принимает участия, она контролирует и регла-
ментирует частную деятельность. Она во все вмешивает-
ся». В результате — растущее раздражение против сте-
снительной регламентации и вопли обывателя против
вездесущего «господина Лебюро» и.
Далее Бертелеми переходит к рассмотрению тех рецеп-
тов, которые предлагаются для административной рефор-
мы. Их всего три, и они определяются лозунгами: райо-
нирование (режионализм), «индустриализм» и синдика-
лизм. Первое предложение сводится к тому, чтобы создать
новое административное деление, более крупное, чем
ныне существующие департаменты, в целях децентрали-
зации и уменьшения бюрократической волокиты. Бертеле-
ми сурово критикует режионалистов; по его мнению,
из их проектов не может получиться ничего, кроме уве-
личения штатов, роста бюрократизма и роста расходов.
Точно так же отвергает он и предложения «индустриали-
стов» — этих отчаявшихся буржуа, которые, выражаясь
на нашем языке, хотят всю французскую администрацию
перевести на хозяйственный расчет и идеалом которых
является «Франция, управляемая на манер торгового
дома». Но если эти проекты представляются Бертелеми
просто непрактичными, то в предложениях «синдикали-
стов» (к которым причислен и Дюги) Бертелеми усмат-
ривает грозную политическую опасность. Перед ним
встает призрак не более не менее, как Советской власти,
которую он представляет себе именно как управление
через профсоюзы. Бертелеми недоумевает: «Как Дюги
решается одобрить эту циничную фразу учителя Родрига:
«Синдикаты чиновников, как и рабочие синдикаты, явля-
ются просто корпоративными ассоциациями защиты, при-
званными, однако, стать со временем правящими органа-
ми. Место чуждого управления сверху постепенно зани-
мает автономная администрация, образовавшаяся внизу,
в своей же среде». Нужно ли это опровергать? Разве
можно укрепить законную власть, которая должна при-
надлежать избранным, восстановить необходимую дисцип-
лину, обязательную для всех, но главным образом для
Обзор основных направлений
227
масс, доверив самим массам избрание тех, которых они
облекут властью? Подобная система уже имеет свое на-
звание: это анархия. Она нашла свое применение: это
Советы» 12.
И, установив таким образом не подлежащую никакому
сомнению связь между политическими идеями Дюги и
советской системой, Бертелеми заканчивает следующим
мрачным предостережением: «Синдикаты чиновников
успели пока серьезно скомпрометировать добрую славу
французской администрации. В тот день, когда Франция,
забывшая жестокий урок, преподанный нам несчастной
великой Россией, соблазнится столь желанным для мно-
гих опытом, ужасные последствия которого неизбежны,
она погибнет» 13. Можно охотно поверить, что синдикаты
чиновников внушают тревогу апологетам буржуазной
Франции. Но тем не менее упреки по адресу Дюги, что
его теория чуть ли не лежит в основе советской системы,
конечно, представляют собой лишь обычное в таких слу-
чаях полемическое увлечение. Дюги симпатизирует син-
дикатам именно потому, что видит в них оплот против
революции. «Синдикалистское движение,— заявляет он,—
это не пролетарское движение, это не война пролетариа-
та, предпринятая для того, чтобы раздавить буржуазию.
Применяя термин, ставший ныне во Франции распро-
страненным, я скажу, что синдикализм — это не больше-
вистское движение» 14. Для Дюги синдикаты — это такое
юридическое оформление классов, которое смягчает клас-
совую борьбу, ибо последняя якобы тем менее остра, «чем
более гетерогенны классы и чем более они юридически
оформлены». Синдикалистские симпатии Дюги, его пред-
ложения дополнить парламентское представительство
профессиональным, его мечты о «социальной интеграции»
отражают собой эпоху финансового капитала, когда все-
возможные капиталистические кооперации открыто вы-
ступают на политическую арену, отбрасывая устаревшую
фикцию сверхклассового суверенитета (ведь не надо за-
бывать, что под синдикатами Дюги понимает и профсою-
зы рабочих, и предпринимательские организации, и ассо-
циации мелких коммерсантов). Они, эти капиталистиче-
ские организации, непосредственно решают важнейшие
государственные вопросы, имея при этом к своим услугам
оппортунистическую верхушку профессиональных орга-
8*
228
Обзор основных направлений
пизаций. Не советская система, разумеется, а, например,
договор, который профессиональные союзы Германии за-
ключали после ноябрьской революции с предпринимате-
лями на предмет спасения капитализма,— вот истинный
пример практического применения идей Дюги. «Револю-
ционная» сущность идей Дюги не помешала ему в оценке
величайшей из революций остаться на уровне буржуаз-
ной ограниченности. Он всегда заявлял себя противником
социализма. Это не помешало некоторым представителям
нашей университетской науки объявить его доктрину
«монистическим социализмом» 15. Он сделал попытку за-
менить чем-либо более современным обветшалую доктри-
ну государственного суверенитета, для того чтобы укре-
пить идеологические позиции буржуазного государства:
его заподозрили, что оп желает разрушить это самое го-
сударство. Он попытался истолковать право собственно-
сти как социальную функцию ради вящего возвеличения
капиталистической собственности, и нашлись люди, кото-
рые усмотрели в его теории правовое обоснование экспро-
приации экспроприаторов; наконец, он мечтал восполнить
современный парламентский режим профессионально-кор-
поративным представительством, а его обвиняют в про-
паганде советской системы.
Эта судьба Дюги весьма показательна. Она свидетель-
ствует не об индивидуальных свойствах его теорий, кото-
рые всегда оказываются ложно понятыми, но о том, что
буржуазной теории права и государства заказаны пути
прогрессивного развития. Поэтому всякая попытка сде-
лать шаг вперед немедленно истолковывается как наме-
рение выйти за пределы буржуазного общества, хотя бы
сам автор искренно желал не столько двигаться, сколько
топтаться на месте.
Для буржуазной теории осталось либо проповедовать
откровенный союз с реакцией во всех ее видах, сочетать
индивидуализм с катехизисом и т. д., либо уйти «из мира
сущего в мир должного» и предаваться бесконечному и
бесплодному разматыванию формально-логической паути-
ны, наподобие Кельзена и его последователей.
Обзор основный направлений
229
1
2
3
4
5
в
7
8
9
10
11
12
13
14
15
Michoud L. La theorie de la personnalite morale. 2me ed. Paris,
1924, Part. 1, p. 47.
Duguit L. Traite..., t. 1, p. VII.
См.: Вести. Ком. акад., № 10.
Esmen A. Droit constitutionnel. 6me ed. Paris, 1914, p. 42.
Cp.: Michoud L. Op. cit., Part. 1, p. 52.
Hauriou M. Pieces de droit constitutionnel. Paris, 1923, p. 7.
Ibid., p. 40.
Hauriou M. Principes du droit public, Ime ed. Paris, 1910, p. 193—
194.
Hauriou M. Precis de droit constitutionnel, p. 38.
Berthelemy H. Trait£..., p. X.
Ibid., p. 10.
Ibid., p. 20.
Ibidem.
Duguit L. Traite..., t. 1, p. 507.
См.: Покровский С. П. Методологические различия в направле-
нии главнейших школ французского государственного права.
Ярославль, 1913, с. 5.
К ОБЗОРУ ЛИТЕРАТУРЫ
ПО ОБЩЕЙ ТЕОРИИ
ПРАВА И ГОСУДАРСТВА
1. Кельзен Г. Проблема суверенитета и теория между-
народного права (Kelsen Н. Das Problem der Souverani-
tat und die Theorie des Volkerrechts. Tubingen, 1920).
2. Кельзен Г. Социологическое и юридическое понятие
государства (Kelsen Н. Der sociologische und der juris-
tische Staatsbegriff. Tubingen, 1922).
Г. Кельзен — один из видных представителей норма-
тивной или новоавстрийской школы права — сравнитель-
но недавно, в 1911 г., выступил со своей первой крупной
работой «Hauptprobleme der Staatsrechtslehre» («Основ-
ные проблемы государственного права»). В названных
выше монографиях он продолжает развивать и углублять
свои методологические построения, не только не отступая
от своей отправной точки зрения, но местами еще бо-
лее заостряя ее.
При этом он, как это нередко бывает, с особенной яр-
костью обнаруживает все слабые стороны своего одно-
стороннего, формально-логического подхода к предмету.
Предлагаемые им конструкции являются настолько ис-
кусственными, парадоксальными и, главное, безжиз-
ненными, что вряд ли они смогут найти себе применение
даже в узкой сфере юридической догматики; что же
касается действительно научного понимания права и го-
сударства, то от него метод Кельзена уводит прямо в
противоположную сторону.
Не следует, впрочем, думать, что учение Кельзена
стоит особняком в ряду прочих течений буржуазной фи-
лософской мысли. Напротив, его следует рассматривать
как проявление в специальной сфере общего уклона, ко-
торый нельзя охарактеризовать иначе, как разрыв с
действительностью ради логической чистоты предмета.
«Чистое учение о праве» Кельзена несомненно родственно
«эйдотическому рассмотрению» Гуссерля, что, впрочем,
признает и сам Кельзен *. С другой стороны, также не-
сомненно, что учение Кельзена представляет собой попыт-
Литература по общей теории права
231
ку довести до логического конца те положения, которые
были выдвинуты представителями так называемого Юри-
дического позитивизма. И вот ирония судьбы или, вернее,
диалектики человеческого разума. В то время как юриди-
ческий позитивизм вырос на борьбе с естественным пра-
вом и главную свою задачу видел в изничтожении послед-
них остатков этой доктрины, Кельзен, который считает
себя продолжателем и завершителем этой борьбы за по-
зитивизм права, в своих конечных выводах скатывается
к тому же самому, сто раз повергнутому в прах естест-
венному праву. Вместе с Кельзеном буржуазная юриди-
ческая мысль, проделав цикл, возвращается к своему
исходному пункту, умудренная в методологическом отно-
шении, но зато совершенно обезвреженная политически.
Если Карл I пытался преследовать Гуго Гроция за про-
возглашение принципа свободы морей31*, то Кельзену,
призывающему вернуться к jus naturale gentium, ни с
чьей стороны не грозит такая опасность.
Методологические построения Кельзена являются по
существу дальнейшим развитием тех мыслей, которые мы
находим еще у Лабанда и Еллинека. В частности, у по-
следнего 2 мы встречаем почти полностью те основные
соображения, из которых исходит Кельзен. Заслуга
последнего заключается лишь в исключительной последо-
вательности и энергии, с которыми он проводит раз при-
нятый принцип, не останавливаясь перед самыми пара-
доксальными выводами. Исходным пунктом является
противоположение нормативного мышления юриста экс-
пликативному, объясняющему мышлению социолога, исто-
рика и естественника. Последние имеют дело с яв-
лениями, совершающимися с естественной необходимо-
стью в силу причинной связи, юрист имеет дело только
с особого рода долженствованиями. Опираясь на Винделк-
банда и отчасти на Зиммеля, Кельзен вырывает настоя-
щую логическую пропасть между бытием и долженство-
ванием и закрывает юристу всякий доступ из мира норм
в мир действительности. Подвергнув тщательному анали-
зу основные юридические понятия, он старательно устра-
няет оттуда все психологические и социологические эле-
менты, всякий налет фактического. Так, например,
рассмотрев понятие воли, играющее столь значительную
роль в теории права, Кельзен приходит к выводу, что
232
Литература по общей теории права
действительные психические переживания совершенно не
имеются в виду, что они не существенны, иррелевантны,
что юридически воля существует как особая конструкция
вменения, т. е. опять-таки как комбинация норм, указы-
вающая, в каких случаях то или иное действие должно
приписываться, «вменяться» тому или иному лицу. Само
понятие «лица» точно так же, по мнению Кельзена, не
имеет ничего общего ни с биологическим, ни с психоло-
гическим понятием личности. Юридически «лицо» есть
не что иное, как персонификация относящихся к нему
норм. Развивая далее с логической последовательностью
свои отправные положения, Кельзен приходит к полному
отожествлению государства и нормативного порядка в це-
лом. Ему нельзя возразить, что в действительности это
не так, ибо с действительностью-то он, как «чистый»
юрист, не желает иметь ничего общего. В плоскости же
нормативной государственная власть может «мыслиться»
только как власть права. Кельзен идет еще дальше:
в то время как Еллинек считает возможным наряду с
юридическим образовать социологическое понятие госу-
дарства, Кельзен утверждает, что государство, как поня-
тие, образованное в нормативном ряду, вовсе не сущест-
вует для социологии. Самое понятие высшей для данного
общежития власти может быть истолковано только нор-
мативно. В реальном порядке явлений высшую власть
так же невозможно обнаружить, как и первопричину.
Отстаивая чисто мысленную, так сказать заоблачную пред-
метность государства, Кельзен отгораживается и от воз-
зрений, которые отожествляют государство с государст-
венной идеологией, понимаемой как явление психологиче-
ского порядка. Ибо для него конкретные переживания
людей, подчиненные закону причинной зависимости, отде-
лены логической пропастью от нормативного порядка с
его собственной внутренней закономерностью.
Нечего и говорить, с каким сожалением отзывается
Кельзен о «наивных и близоруких» людях, которые вслед
за Лассалем, думая о государстве, не упускают из виду
телесно-реальных вещей, как пушки, крепости, орудия
производства и т. п. Ведь это не что иное, как мертвые,
индифферентные вещи, рассуждает наш профессор; они
получают социальное значение только в связи с действия-
ми людей, а действия людей могут рассматриваться «юри-
Литература по общей теории права
233
дически», как действия государства только тогда, когда
они совпадают с идеальным мыслимым нормативным по-
рядком. Ergo, власть государства — это власть права. Вот
образчик поистине дальнозоркого профессорского мыш-
ления.
Но в чем же, спрашивается, заключается пресловутая
внутренняя закономерность нормативного, т. е. правового,
порядка? В том, отвечает Кельзен, что каждая частная
правовая норма выводится из более общей, та в свою
очередь из еще более общей, пока мы не дойдем до основ-
ной, или, как он выражается, изначальной, нормы или
юридической гипотезы (Ursprungshypotese). Эта основная
норма определяет высший для данного общества нормо-
устанавливающий авторитет. Кельзен спешит оговориться,
что долженствование, заключающееся в этой норме, как
и всякое юридическое долженствование, носит относи-
тельный и условный характер, тем не менее юрист не
может идти далее этой нормы, ибо только с нее начина-
ется область права. Дальше, очевидно, идут те «правовые
пустоты» (Rechtsleerer Raum), о которых говорил еще
Бергбом.
Но чем руководиться при выборе этой первоначальной
гипотезы, которая, по Кельзену, замыкает и в то же вре-
мя как бы несет на себе весь нормативный порядок?
На это автор совершенно резонно отвечает: «...с юриди-
ческой точки зрения выбор основной предпосылки, из ко-
торой дедуцируется весь позитивный правопорядок, пред-
ставляется произвольным» 3. И далее в этом же труде
автор поясняет, что юридическими основаниями нельзя
доказать бессмысленность такой правовой оценки отно-
шений современной Франции, при которой ancien regime
предполагался бы как «действующий» правопорядок.
Чисто юридический метод, как мы видим, вполне приго-
дился бы для обитателей желтого дома.
Впрочем, в другой монографии, вышедшей в 1922 г.,
Кельзен вновь возвращается к этому же вопросу и, взяв
уже в пример русскую революцию, пытается на этот раз
примирить «юридический смысл» с обыкновенным здра-
вым смыслом. Именно по этому поводу он вынужден
сделать замечание, что «к специфической нормативной
закономерности в идеальной системе государства и права
каким-то образом (курсив наш.— Е. П.) должен быть при-
234
Литература по общей теории права
лажен (zugeordnet) кусок реальной жизни, фактически
совершающегося по причинной необходимости поведения
людей» 4. И далее: «...напряжение между нормами и фак-
тами не должно превышать известного максимума» 5.
Почтенный юрист решился снизойти с высоты своего
заоблачного нормативизма. Тоже в своем роде успех рус-
ской революции.
Юридический позитивизм, напирая на формальную
природу права, вел, как известно, упорную борьбу про-
тив «естественных и прирожденных» прав человека, вы-
двинутых буржуазией в революционный момент ее клас-
совой истории.
Кельзен продолжает этот поход с исключительной ре-
шительностью и последовательностью. Самое понятие
субъективных прав вносит совершенно ненужный дуа-
лизм, поучает оп, единственная и вполне достаточная
предпосылка правовой системы — это норма, устанавли-
вающая юридическое долженствование. Подобно тому как
государство «сообщает» качество «лица», устанавливая
права и обязанности, подобно этому оно может и отнять
его: «Введение рабства как правового института лежит
всецело в рамках возможного для правопорядка или для
государства» 6. Этому заявлению по крайней мере нельзя
отказать в смелости. Но Кельзен идет и дальше. Его фор-
мальное понятие права достаточно широко, чтобы вместить
не только рабство, но и предельные формы деспотии.
Ведь если для правовой нормы существенна только ее
связь с высшей, изначальной нормой, от которой она про-
изводится, а содержание само по себе безразлично, то
«юридически» самый крайний деспотизм является бесспор-
но правовым режимом, ибо, чтобы мыслить приказания
монарха юридически, мы также должны выводить их из
высшей нормы: «...все должны поступать так, как этого
желает монарх» 7.
Такого рода пустопорожние тавтологии преподносятся
как глубочайшие методологические открытия, причем
Кельзен снисходительно готов признать, что, «конечно,
психологически этот момент формальной связанности че-
рез посредство изначальной нормы отступает на задний
план по сравнению с материальным произволом». Подоб-
ного рода рассуждения интересны, разумеется, только как
курьез. Но они наглядно показывают, в какую бесплод-
Литература по общей теории права
235
ную пустыню схоластики уводит последовательно норма-
тивное понимание права. Здесь явно обнаруживается не-
пригодность нормативного метода даже для узких целей
догматической юриспруденции. Если бы на самом деле все
логические операции последней ограничивались восхожде-
нием от нормы к первоисточнику, то из этого не получи-
лось бы никакой системы права. Логические нити, протя-
нутые от частных норм к их первоисточнику, не способ-
ны сами по себе дать того объединения норм, которое
образует различные институты права. Догматическая
юриспруденция развилась в систему только потому, что
основой своих понятий она взяла абстрагированные фак-
тические отношения людей, противопоставленных друг
другу как товаропроизводители. Нормы, регулирующие
собственность, потому складываются в институт собствен-
ности, что базисом их является частное присвоение как
экономический факт. Учение о договоре потому представ-
ляет собой единое логическое целое, что в основе его
лежит экономический факт обмена, и т. д.35*
Необходимыми категориями, с помощью которых
юриспруденция улавливает эти отношения, являются по-
нятие субъекта или лица, воли в юридическом смысле,
субъективного права, понятия, которые все суть производ-
ные или выражения различных сторон одного и того же
реального субстрата частнохозяйственного субъекта.
Освободив догматическую юриспруденцию от этих
«субстанциональных» понятий и превратив ее в логику
юридически должного, Кельзен вынул из нее жизненный
смысл и превратил в своеобразную схоластику, весьма
близкую средневековой теологии. Последнее, впрочем, он
сам вынужден был признать, посвятив последнюю главу
своей книги «Юридическое и социологическое понятие
государства» параллели государство и право — бог и при-
рода.
Впрочем, имманентные законы юридической логики в
полной мере проявили свое влияние, как только Кельзен
перешел к международному праву. Тут перед ним стояла
дилемма: или принять положение «Бог, как и право,
всегда с сильнейшими батальонами», или в поисках изна-
чальной нормы международного правопорядка отправить-
ся по стопам школы естественного права. Занять место
где-нибудь посредине между правом и фактом помешала
236
Литература по общей теории права
прежде всего собственная же методологическая установ-
ка. И вот, решительно отмежевавшись от тех германских
ученых, которые, поддавшись слишком одностороннему
влиянию успехов 70—71 года36*, провозгласили «победо-
носную войну как норму, решающую, на чьей стороне
право», Кельзен благополучно бросает якорь в мирных
водах естественноправовой доктрины. Заимствованная им
у Вольфа основная и верховная формула гласит: «право-
вое общение, в котором свобода субъектов (государств)
ограничивается их принципиальным равенством». Из фор-
мального и официального государственного понимания
права Кельзен одним прыжком перелетает в естественно-
правовое. Столь старательно истребляемое им «субстан-
циональное» понятие субъектов (да еще «свободных и
равных») появляется совершенно неожиданно в самой ос-
новной формуле. Вся затеянная Кельзеном методологиче-
ская чистка оказалась напрасной.
Нет, гораздо яснее понимал, в чем дело, старик Гро-
ций, когда он, перечисляя условия развития мирного тор-
гового оборота внутри государства (которые он, понятно,
отожествляет с условиями существования государства во-
обще), а именно: обеспеченность и свободу собственно-
сти, пользование на равных основаниях средствами сооб-
щения и свободу торговли, ставил нарождающемуся бур-
жуазному обществу вопрос, каким образом вне этих
условий возможно обеспечить торговлю в международ-
ном масштабе.
Этим он наглядно показал, что так называемая «идея
права» есть не что иное, как одностороннее и абстракт-
ное выражение одного из отношений буржуазного обще-
ства, а именно отношения независимых и равных собст-
венников, которое является «естественной» предпосылкой
менового акта.
1	См.: Kelsen Н. Der sociologische und der juristische Staatsbegriff,
S. 81.
2	Cm.: Jellinek G. System der subjectiven Rechte. 2 Aufl. Tubingen,
1919, Кар. III.
3	Kelsen H. Das Problem der Souveranitat..., S. 97.
4	Kelsen H. Der sociologische und der juristische Staatsbegriff, S. 96.
5	Ibidem.
6	Kelsen H. Das Problem der Souveranitat..., S. 45.
7	Ibid., S. 25.
ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ
ЕВГЕНИЯ БРОНИСЛАВОВИЧА
ПАШУКАНИСА
(1891-1937 гг.) 1
Евгений Брониславович Пашуканис родился 23 фев-
раля 1891 г. в городе Старице Тверской губернии, в семье
с давними революционными традициями. Отец его, Брони-
слав Францевич, работал врачом. Мать, Софья Павлов-
на 2, была членом РСДРП большевиков с 1903 г. В 1906 г.
семья Пашуканисов переезжает в Петербург, и там Евге-
ний много времени проводит в семье своего дяди — больше-
вика М. Н. Лядова3. Свое образование он продолжает
в гимназии Лентовской, которая считалась «политиче-
ской» гимназией, так как в ней собирались исключенные
по политическим мотивам из других петербургских сред-
них учебных заведений. Закончив эту гимназию в 1909 г.,
Пашуканис поступает на юридический факультет Петер-
бургского университета.
Еще в юношеские годы Е. Б. Пашуканис активно
включается в революционную деятельность, читает лек-
ции и ведет пропаганду в кружках учащейся и рабочей
молодежи, пишет воззвания, выступает на массовках.
В 1907 г. его избирают в ЦК социал-демократической
рабочей и учащейся молодежи при Петербургском коми-
тете РСДРП. В 1909 г. он попадает в поле зрения ох-
ранки. В записке от 13 марта 1910 г. в департамент по-
лиции начальник Петербургского охранного отделения в
числе главных руководителей Центрального комитета
ученической организации назвал первым студента Евге-
ния Брониславовича Пашуканиса 4.
Весной 1910 г. после обыска и заключения под стра-
жу Е. Б. Пашуканису предстояла административная вы-
сылка, которая по ходатайству родных была заменена
разрешением выехать за границу.
В 1910 г. он поступает в Мюнхенский университет
и там, занимаясь в семинаре профессора Г. Майера,
к окончанию обучения подготовил докторскую диссерта-
цию по теме «Статистика нарушений законов по охра-
не труда».
238
Жизненный путь Е. Б. Пашуканиса
Годы первой мировой войны Е. Б. Пашуканис прово-
дит в России и уже в 1914 г. участвует в составлении
декларации думской фракции большевиков с осуждением
войны 5.
Великая Октябрьская социалистическая революция
застает Е. Б. Пашуканиса в Москве. Он активно вклю-
чается в работу Сущевско-Марьинского Военно-революци-
онного комитета 6 и вскоре избирается членом Кассацион-
ного трибунала при ВЦИК. В 1918 г. вступает в РКП (б).
Е. Б. Пашуканис принимает самое активное участие в
партийной работе и на протяжении всей своей жизни
борется за чистоту марксистско-ленинского учения.
В августе 1918 г. он был избран членом-соревновате-
лем Социалистической (впоследствии Коммунистической)
академии. Но практическую деятельность не оставляет
и с 1920 по 1923 г. работает в Народном комиссариате
иностранных дел, сначала в качестве заместителя заве-
дующего экономическо-правовым отделом7, а затем
(в 1921—1922 гг.) в качестве советника полпредства в
Берлине, где принимает участие в подготовке проекта
Раппальского договора, заключенного 16 апреля 1922 г.8.
В 1922 г. вместе с П. И. Стучкой Е. Б. Пашуканис
организует в Социалистической академии Секцию общей
теории права и государства, которая явилась тогда науч-
ным центром марксистской правовой мысли. Он входит в
состав бюро этой секции и плодотворно участвует в ее
работе. В 1925—1927 гг. Е. Б. Пашуканис вместе с
П. И. Стучкой и В. В. Адоратским принимает участие в
издании 3-томной Энциклопедии государства и права. Эта
первая в мире марксистская энциклопедия в данной обла-
сти явилась важным для того времени событием и сыгра-
ла значительную роль в развитии советской юридиче-
ской науки. Примечательно, что данный труд был подго-
товлен очень быстро — за три года.
В 1927 г. Е. Б. Пашуканис был избран действитель-
ным членом Коммунистической академии и членом ее
президиума, а затем — вице-президентом. В 1931 г. он стал
директором Института советского строительства и права
Коммунистической академии. В 1925—1936 гг. Е. Б. Па-
шуканис — член редколлегии журналов «Революция пра-
ва», «Советское право», «Вестник Коммунистической ака-
демии», «Мировое хозяйство и мировая политика»,
Жизненный путь Е. Б. Пашуканиса
239
а затем — редактор журнала «Советское государство и ре-
волюция права», переименованного в 1932 г. в «Совет-
ское государство».
В 1936 г. Е. Б. Пашуканис был назначен заместите-
лем народного комиссара юстиции СССР. Тогда же кол-
лективы ленинградских и московских ученых и науч-
но-исследовательские правовые институты выдвинули
Е. Б. Пашуканиса кандидатом в действительные члены
Академии наук СССР.
Е. Б. Пашуканис пользовался большим авторитетом
и на международных форумах ученых. В июле 1928 г.
он принимает участие в «Неделе русских историков» в
Берлине, где выступает с докладом «Солдатские советы
Кромвеля». В 1929 г. он входит в состав инициативного
комитета по созыву Международной юридической конфе-
ренции прогрессивных юристов. На этой конференции, со-
стоявшейся в Берлине в декабре 1929 г., Е. Б. Пашука-
нис выступает с докладом о чрезвычайном законодатель-
стве капиталистических стран и там же избирается в
руководящий комитет международного объединения про-
грессивных юристов. От имени этого комитета он прово-
дит большую работу по оказанию помощи политическим
заключенным в тюрьмах капиталистических стран.
В 1935 г. на VI Международной конференции в Копен-
гагене по унификации уголовного права Е. Б. Пашука-
нис сделал доклад о борьбе с терроризмом. Это выступле-
ние получило большой резонанс, поскольку в Европе тогда
расширялась фашистская диктатура. После успешных
выступлений на международных конференциях он полу-
чает многочисленные приглашения от европейских и аме-
риканских университетов выступить с лекциями о совет-
ском праве.
В 1930 г. мы видим Е. Б. Пашуканиса в числе ини-
циаторов основания в СССР Общества марксистов-госу-
дарственников, а в 1935 г. он выдвигает идею создания
Ассоциации международного права в СССР и ведет ак-
тивную подготовку по ее осуществлению.
Е. Б. Пашуканис принимал самое непосредственное
участие в подготовке кадров по теории государства и
права, руководил кафедрами в Институте красной про-
фессуры, в РАНИОНе (Российской ассоциации научно-
исследовательских институтов общественных наук), на
240
Жизненный путь Е. Б. Пашуканиса
факультете советского права 1-го МГУ. У него появля-
ются многочисленные ученики, впоследствии возглавив-
шие ряд кафедр в юридических вузах Советского Союза.
Е. Б. Пашуканис с особой любовью и заботой отно-
сился к молодежи. Он оставил замечательное наследие
по воспитанию научной смены. Его постоянным стремле-
нием было привлечь как можно больше молодежи к ис-
следовательской работе. Он растил молодые кадры в духе
самокритики, вовлекал в дискуссии и всегда прислуши-
вался к их мнению. Подобный подход позволял развить
у молодых ученых такие ценные и необходимые качества,
как творческая смелость и последовательность в отстаи-
вании позиций марксизма-ленинизма.
Наиболее известное произведение Е. Б. Пашуканиса —
«Общая теория права и марксизм». Оно сыграло значи-
тельную роль в формировании советской юридической
науки и вместе с книгой П. И. Стучки «Революционная
роль права и государства» послужило основой для раз-
работки в 1925 г. марксистско-ленинской Энциклопедии
государства и права 9.
Марксистская теория государства и права составляла
основной предмет научных интересов Е. Б. Пашуканиса.
По этой тематике помимо главного труда «Общая теория
права и марксизм» им написан еще ряд работ. Среди
них следует отметить прежде всего статью «Марксист-
ская теория права и строительство социализма» 10, в ко-
торой в значительной мере исправлены ошибочные поло-
жения первой работы, освещено не только буржуазное
право, но и право других общественно-экономических
формаций, показаны его классовое назначение, функции,
особенности его содержания и формы. Е. Б. Пашуканис
подчеркнул роль государственной власти в ускорении пе-
рехода от одного способа производства к другому. Он от-
метил особую природу советского права, вытекающую из
его революционного происхождения и содержания, рас-
смотрел вопрос об отмирании права.
В учебном пособии «Учение о государстве и праве» 11
Е. Б. Пашуканис выступил в качестве редактора и авто-
ра первого (основного) раздела и ряда глав. В этой ра-
боте содержатся ценные мысли по основным проблемам
теории государства и права.
В 1923 г. Е. Б. Пашуканис представил обзор литерату-
Жизненный путь Е. Б. Пашуканиса
241
ры по общей теории права, в котором подверг с маркси-
стско-ленинских позиций критике основателя и видней-
шего представителя нормативизма Г. Кельзена, его фор-
мально-логический подход к праву, отрыв права от
действительности 12. В статье «Купов как интерпретатор
Марксовой теории общества и государства» 13 Е. Б. Па-
шуканис разоблачает искажение Г. Куновым марксист-
ской теории государства и выступает последовательным
ее защитником. В обзоре основных направлений во фран-
цузской литературе государственного права 14 Е. Б. Па-
шуканис с марксистско-ленинских позиций опровергает
юридическую концепцию государства, маскирующую факт
классового господства. Критике доктрины социальной со-
лидарности Дюги Е. Б. Пашуканис посвящает статью в
Энциклопедии государства и права 15. Он не только пока-
зывает классовую сущность теории Дюги, но и подвер-
гает уничтожающей критике его последователей в Совет-
ской России. В статье «Новейшие откровения Карла Ка-
утского» 16 Е. Б. Пашуканис углубленно и подробно
показывает антимарксистскую сущность взглядов К. Ка-
утского на государство. В статье «Гегель. Государство и
право», подготовленной к 100-лстию со дня смерти фило-
софа 17, Е. Б. Пашуканис делает акценг на гегелевской
диалектике и борется с фашистскими интерпретациями
гегелевской философии права.
Научную деятельность в области общей теории права
Е. Б. Пашуканис сочетал с разработкой марксистско-ле-
нинской концепции международного права. «Преодоление
теоретических основ буржуазной доктрины международ-
ного права,— писал он,— должно идти рука об руку с
критическим пересмотром отдельных положений и инсти-
тутов международного права под углом зрения той повой
эпохи, которая открыта появлением на мировой арене
первого государства трудящихся» 18. Этим задачам он по-
святил книгу «Очерки по международному праву» 19,
в которой показано то новое, что внес в международное
право Советский Союз, подвергнуты критике реакцион-
ные, особенно фашистские, теории международного права.
В этой работе вскрыты социально-историческая природа
различных форм и институтов международного права и
их реальное значение в эпоху общего кризиса капитализ-
ма, борьбы и сосуществования двух систем.
9 Е. Б. Пашуканис
242
Жизненный путь Е. Б. Пашуканиса
В статье «Буржуазное государство и проблема сувере-
нитета» 20 Е. Б. Пашуканис критикует Г. Ласки за его
реакционную попытку упразднить понятие суверенитета.
Перу Е. Б. Пашуканиса принадлежат также много-
численные статьи в Энциклопедии государства и права
и в Большой Советской энциклопедии, написанные в 20-х
годах.
В 1928 г. выходит книга «Империализм и колониаль-
ная политика» 21, в которой Е. Б. Пашуканис в борьбе
против ревизионистов отстаивает ленинскую теорию им-
периализма, анализирует ошибочные положения Р. Люк-
сембург и др.
Значительное место в своих исследованиях он уделяет
колониальной проблеме. В статье «Колониальная полити-
ка и ее новейшие апологеты» 22 он разоблачает стремле-
ния реформистов затушевать противоречия между импе-
риалистическими державами, осуждает систему колони-
ального насилия и гнета. При этом он подчеркивает, что
«колониальная проблема будет стоять в центре надви-
гающихся великих классовых битв эпохи империализма».
Значительный интерес представляют также труды
Е. Б. Пашуканиса, в которых разрабатываются проблемы
истории государства и права. Здесь должна быть в пер-
вую очередь отмечена его большая статья «О революци-
онных моментах в истории английского государства и
права» 23, на основе которой им был сделан доклад во
время «Недели русских историков» в Берлине в 1928 г.
Заметное место в творческом наследии Е. Б. Пашука-
ниса занимает борьба с фашизмом. Так, в статье «К ха-
рактеристике фашистской диктатуры» 24 он показывает
истоки фашистской политической идеологии, вскрывает
ее лоскутность, противоречивость и примитивность.
Предельно занятый исследовательской, научно-органи-
зационной и общественно-политической деятельностью,
Е. Б. Пашуканис находил время и для обзоров юриди-
ческой литературы. Эту работу он считал важной для по-
пуляризации марксистского учения о праве и в целях
анализа состояния юридической науки как в СССР, так и
за рубежом. При анализе юридической науки за рубежом
он разоблачал явления консерватизма и реакции, поддер-
живал новые, прогрессивные и демократические тенден-
ции. Он вносил ясность в актуальные вопросы юриспру-
Жизненный путь Е. Б. Пашуканиса
243
денции, ставил принципиальные проблемы, показывал
пути и методы их решения, отстаивал необходимость глу-
бокой разработки теории советского права.
Среди трудов Е. Б. Пашуканиса мы встречаем и ис-
следования непосредственно практико-прикладного харак-
тера. Так, в 1929 г. он опубликовал брошюру о борьбе
с бюрократизмом 25 п в 1935 г. снова возвратился к этому
вопросу :б. Он изучил большой фактический материал и
в своем докладе на сессии института сделал ряд инте-
ресных выводов и предложений по совершенствованию
государственного аппарата и привлечению к его работе
широких трудящихся масс. В 1931 г. он участвовал в
социологическом обследовании деятельности старостатов
депутатских групп на ряде московских предприятий. Пос-
ле этого руководимый им институт выступил с предложе-
ниями о шефстве рабочих над госаппаратом.
Плодотворные, выдержавшие проверку временем идеи,
которые содержит в себе правовая концепция Е. Б. Па-
шуканиса, по-прежнему находятся в «строю» марксист-
ско-ленинской юридической науки. К ним обращаются,
их используют как советские правоведы, так и исследова-
тели зарубежных социалистических стран. Аргументацию
Е. Б. Пашуканиса берет «на вооружение», в частности,
известный теоретик права Герман Кленнер (ГДР), обо-
сновывая положение о том, что марксистско-ленинская
теория рассматривает право в качестве относительно са-
мостоятельного элемента целостного объективного мира,
реального феномена классового общества, который разви-
вается и сообразно общей закономерности движения дан-
ной общественно-экономической формации, и в соответ-
ствии со своими собственными, специфическими законо-
мерностями. Экономические законы, считает Герман Клен-
нер, продолжая эту мысль, действуют сильнее, будучи
облечены в форму юридических законов, предписаний
государства; вместе с тем есть и такие общественные за-
кономерности, которые не могут функционировать вне
нормативно-юридического опосредствования: «...право яв-
ляется неотъемлемым закономерным продуктом классово-
го общества» 27.
Мысль Е. Б. Пашуканиса о необходимости поиска и
раскрытия в объективных социальных отношениях тех
моментов, которые определяют специфические признаки
2*
244	Жизненный путь Ё. Б. Пашуканиса
права как особой формы этих отношений, по сути дела
отразилась в представлении румынской исследовательни-
цы Аниты Нашиц о правообразующих факторах. Для нее,
например, один из важнейших вопросов марксистско-ле-
нинской теории права, «на который нужно дать ответ,
пытаясь объяснить с позиций материалистической кон-
цепции факторы, воздействующие на формирование права,
это вопрос о том, не заложены ли в самих общественных
отношениях те источники, на которых базируются субъек-
тивные права и соответствующие им обязанности, закреп-
ляемые и охраняемые нормами позитивного права» 28.
Имея в виду осуществляемый в марксистско-ленин-
ской юридической науке многоаспектный подход к праву,
ее стремление всесторонне проанализировать и найти в
мире права «разнообразие и иерархию факторов, их связь,
движение и взаимопереходы», академик Имре Сабо (ВНР)
пишет: «Марксистская теория права не может ограничи-
ваться какой-либо одной стороной права, каким-либо од-
ним правовым фактором, как бы существенны они
ни были. Как справедливо заметил Е. Пашуканис, „такое
сложное понятие, каким является право, не может исчер-
пываться определением по правилам школьной граммати-
ки per genus et differentia specifica“» 29.
Евгений Брониславович Пашуканис — один из выдаю-
щихся советских ученых-юристов. Он обладал весьма вы-
сокой общей культурой и эрудицией и принадлежал к
тому типу ученых, которые с успехом занимаются широ-
ким кругом проблем. PiaK показано выше, его труды от-
носятся не только к теории государства и права, но и
к таким различным отраслям правоведения, как между-
народное, государственное и гражданское право, а также
к международной политике. Для всех этих работ харак-
терны четкость и глубина постановки вопросов, ясность
и краткость изложения, сочетаемые с партийностью, ко-
торую он всегда понимал как высокую степень актив-
ности, сознательности и преданности делу строительства
социализма30, как теснейшую связь теоретической рабо-
ты с классовой борьбой, политическими задачами проле-
тариата, его партии 31.
Жизненный путь Ё. Ё. Пашуканиса
245
1	Ценную помощь в сборе биографических данных оказала вдова
Е. Б. Пашуканиса — С. А. Пашуканис.
2	G. П. Пашуканис умерла 6 июля 1918 г.
3	М. Н. Лядов — известный историк социал-демократии, один из
старейших участников революционного движения, в РСДРП
с 1893 г., был членом Бюро Комитета большинства, делегат
II съезда РСДРП, IV, V, XII, XIII, XIV и XV съездов партии,
активный участник революции 1905—1907 гг. в Петербурге и
в Москве. После Октябрьской революции М. II. Лядов был на от-
ветственной партийной работе, в 1923—1929 гг. он — ректор Ком-
мунистического университета им. Я. М. Свердлова, председатель
Главнауки.
4	См.: Революционное юношество 1905—1917 гг. Л., 1924, сб 1, с. 62.
5	См: Минц И. И. История Великого Октября. М., 1967, т. 1, с. 217.
6	Сущевско-Марьинский район был рабочей окраиной Москвы.
7	См.: Новый мир, 1967, № 7, с. 164.
8	Документы внешней политики СССР. М., 1961, т. 5, с. 188—190.
• См.: Энциклопедия государства и права. М., 1925, т. 1, с. II.
10	См.: Революция права, 1927, № 3.
11	См.: Учение о государстве и праве. Учебное пособие для комву-
зов / Под ред. Е. Б. Пашуканиса. М., 1932.
12	См.: Вести. Соц. акад., 1923, № 5, с. 227—233.
13	См.: Вести. Соц. акад., 1923, № 6, с. 400—411.
14	См.: Вести. Соц. акад., 1925, № 12, с. 353—362.
15	См.: Энциклопедия государства и права, т. 1, с. 1064—1068.
18	См.: Революция права, 1929, № 1, с. 15—41.
17	См.: Сов. гос. и революция права, 1931, № 8, с. 16—32.
18	Пашуканис Е. Б. К вопросу о задачах советской науки междуна-
родного права.— Междунар. право, 1928, № 1, с. 7—15.
19	См.: Пашуканис Е. Б. Очерки по международному праву. М., 1935.
20	См.: Вести. Ком. акад., 1925, № 10, с. 300—312.
21	См.: Пашуканис Е. Б. Империализм и колониальная политика:
Курс лекций. М., 1928, ч. 1.
22	См.: Вести. Ком. акад., 1929, № 34, с. 7—18.
23	См.: Революция права, 1927, № 1, с. 112—174.
24	Вести. Ком. акад., 1927, № 19, с. 62—91.
25	См.: Пашуканис Е. Б. Советский государственный аппарат в борь-
бе с бюрократизмом. М., 1929.
26	Реконструкция госаппарата и борьба с бюрократизмом. М., 1935.
27	Klenner Hermann. Rechtsphilosophie in der Krise. Berlin, 1976,
S. 129—130.
28	Нашиц Анита. Правотворчество. Теория и законодательная тех-
ника. М., 1974, с. 65.
29	Сабо Имре. Основы теории права. М., 1974, с. 244.
30	См.: Пашуканис Е. Б. Пролетарское государство и построение
бесклассового общества. М., 1932, с. 20.
31	Пашуканис Е. Б. За марксо-ленинскую теорию государства
и права. М., 1931, с. 37.
ПРИМЕЧАНИЯ И КОММЕНТАРИИ
«ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ПРАВА И МАРКСИЗМ»
Первое издание книги Е. Б. Пашуканиса «Общая теория права
и марксизм. Опыт критики основных юридических понятий» вы-
шло в свет в издательстве Коммунистической академии в 1924 г.,
второе — в 1926 г., третье издание опубликовано в 1927 г. без под-
заголовка; 1929 г.— второй завод.
Рецензии на эту книгу: «Красная новь», 1924, № 5; «Молодая
гвардия», 1924, № 6 (И. Ильинский); «Право и жизнь», 1925, № 6
(Н. Тоцкий); «Под знаменем марксизма», 1924, № 3 (И. Луппол);
«Вестник Коммунистической академии», 1924, № 8 (И. Разумов-
ский); «Под знаменем марксизма», 1926, № 9 (В. Колоколкин);
«Правда», 6 мая 1926 г. (П. Сапожников); «Летописи марксизма»,
1927, № 3; «Советское право», 1928, № 2 (С. Раевич).
Сам автор назвал свою работу «очерком», написанным «в зна-
чительной мере в порядке самоуяснения». В 1927 г. в предисловии
к третьему изданию книги он вновь охарактеризовал ее как «на-
бросок», который в дальнейшем должен был быть заменен «подроб-
ным руководством» по общей теории права. Нельзя считать таким
подробным руководством по общей теории права то учебное посо-
бие, которое было написано коллективом авторов под редакцией
Е. Б. Пашуканиса (см.: Учение о государстве и праве. М., 1932).
К сожалению, намерение написать «подробное руководство» по об-
щей теории права осталось неосуществленным. См.: Пашука-
нис Е. Б. Общая теория права и марксизм. М., 1929, с. 3.
В книге «Общая теория права и марксизм» поставлена задача
раскрыть природу права. Предметом общей теории права Е. Б. Па-
шуканис считает развитие основных юридических понятий, таких,
как правоотношение, норма, субъект права, правонарушение и др.
Он подчеркивает, что эти наиболее общие юридические понятия
являются результатом обработки позитивного права, а не эмана-
цией «идеи права», «общей воли» и т. д. Задачу марксистской об-
щей теории права он видит в материалистическом объяснении и оп-
ределении указанных понятий.
1*. Стремление Е. Б. Пашуканиса сблизить формы права и фор-
мы товара (и затем уподобить исследование права анализу товара)
опирается на его представление о том, что и товар и право в ряде
своих существенных моментов одинаково определяются одним
и тем же объективным фактором — обменом. По при этом обмен
Примечания и комментарии
247
трактуется Е. Б. Пашуканисом узко, преимущественно как товаро-
обмен. Обмен практически сведен здесь к функционированию то-
варно-денежных отношений.
Эта трактовка не отражает многих иных аспектов происходя-
щего в обществе обмена и оставляет без должного внимания раз-
личные его исторические модификации. Она также в известной
мерс затрудняет понимание обмена как особого фундаментального
принципа всей общественной жизни, закономерно порождаемого
необходимостью для субъектов социального общения осуществлять
взаимный учет своих действий.
Бесспорно, что на определеппых этапах истории развития об-
щества право оказывается тесно связанным с товарообменом. Вме-
сте с тем опора на эту связь явно недостаточна для построения
общей теории права, способной выяснить право как сложный, мно-
гоплановый социальный институт, его детерминанты, структуру,
исторические способы выражения, социальную роль, перспективы
развития и т. д.
Кроме того Е. Б. Пашуканис специально не исследует обуслов-
ленность обмена общественным производством, не показывает, ка-
ким конкретно образом характерные черты собственно производства
определяют специфику сферы обмена.
2*. «Правосубъектпвность» — в современной литературе упо-
требляется термин «правосубъектность».
3*. «Развитие правовой формы... достигает кульминационного
пункта в буржуазно-капиталистическом обществе». Эта мысль яв-
ляется одной из наиболее уязвимых в теории Е. Б. Пашуканиса.
О постановке и решении данного вопроса в современной марксист-
ской литературе см.: Марксистско-ленинская общая теория госу-
дарства и права. Основные институты и понятия. М., 1970, с. 342—
393; Социалистическое право. М.. 1973. с. 9—42; Общая теория пра-
ва / Под ред. В. С. Петрова и Л. С. Явича. Л., 1974, с. 5—37; Сабо
Имре. Основы теории права. М., 1974. с. 69—94.
4*. Е. Б. Пашуканис допускает преувеличение, характеризуя
взгляды австрийского профессора Людвига Гумпловича как «более
или менее материалистические». Учение Гумпловича идеалистично,
антинаучно, поскольку он гипертрофировал роль насилия в исто-
рии, считал насилие первопричиной возникновения классов, госу-
дарства, политической власти.
5*. Полемический прием, посредством которого Е. Б. Пашука-
нис проводит мысль о том, что авторы-марксисты прежде уделяли
248
Примечания и комментарии
недостаточно внимания специально проблематике и концептуаль-
но-понятийному аппарату общей теории права.
6*. Тезис «диалектическое развитие основных юридических по-
нятий... отображает реальный исторический процесс развития, ко-
торый есть не что иное, как процесс развития буржуазного обще-
ства» — одно из краеугольных положений автора. Это положение
впоследствии было подвергнуто им самим самой острой критике.
См.: Пашуканис Е. Б. Положение на теоретическом фронте.— Сов.
гос. и право, 1930, № 11/12.
6ФФ. Е. Б. Пашуканис совершенно справедливо подчеркивает
значение метода восхождения от абстрактного к конкретному для
юридических наук. Однако круг методов, использованных Е. Б. Па-
шуканисом в ходе разработки и изложения выдвинутой впервые
им концепции марксистской общей теории права как самостоятель-
ной научной дисциплины и ведущей отрасли юриспруденции, не
ограничивается процедурой восхождения от абстрактного к конк-
ретному. В рамках этой процедуры используются категории и прие-
мы философского анализа, под социологическим углом зрения
рассматриваются механизмы правообразования и действия права,
исследуются этические и психологические аспекты содержания
права, правоприменения и т. д. Читатель заметит в предложенной
Е. Б. Пашукаиисом концепции общей теории права и строгий фор-
мально-логический разбор юридических нормативных актов, и яр-
ко выраженный историко-компаративистский план. Естественно,
что все это не могло не отразиться и на проблематике, на предмет-
ном содержании характеризуемой теории.
Говоря сегодняшним языком, марксистская общая теория пра-
ва выступила в понимании Е. Б. Пашуканиса своеобразной комп-
лексной научной дисциплиной. Эта теория сохраняет, конечно, соб-
ственный юридический профиль, поскольку ее главным и непо-
средственным объектом является именно право. Вместе с тем она
строится с самым широким вовлечением в свою сферу необходи-
мых для нее данных смежных отраслей марксистского обществове-
дения, а также соответствующих общенаучных методов и частпо-
научных методик, ориентируемых принципами материалистиче-
ской диалектики. Подобный подход к пониманию общей теории
права развивается в современной марксистско-ленинской юридиче-
ской науке.
7*. Математическая школа — одно из влиятельных направлений
в буржуазной политической экономии. Возникла во второй полови-
це XIX в. Видные представители: JJ. Вальрас, В. Парето, У. С. Дже-
Примечания И комментарий
249
воне, Ф. И. Эджуорт, И. Фишер. Сторонники этой школы придают
решающее значение математике как методу изучения экономиче-
ских явлений. В своих теоретических моделях они упрощают и ча-
сто искажают реальные условия функционирования капиталисти-
ческой экономики.
8*. Утверждение Е. Б. Пашуканиса о «двух эпохах кульмина-
ционного развития общих правовых понятий» может быть приня-
то лишь с той принципиальной поправкой, что обе названные эпо-
хи суть кульминационные пункты развития не «общих правовых
понятий» как таковых, а только тех из них, которые свойственны
досоциалистической истории цивилизации.
9*. Тезис о том, что «обособленность и противоположность ин-
тересов» есть основная предпосылка правового регулирования,
«реальная причина развития юридической надстройки», в сущности
своей верен. Действительно, без субъекта относительно обособлен-
ного, имеющего свои собственные потребности и интересы, невоз-
можно правовое общение, посредством которого данные потребно-
сти и интересы определенным образом удовлетворяются. Надо
только иметь в виду, что такие явления как «обособленность и про-
тивоположность интересов», автономия участников правового обще-
ния, наполняются различным конкретно-историческим содержанием
и выражаются в разных формах. Сам Е. Б. Пашуканис под влия-
нием обстановки периода нэпа подчеркивал момент противополож-
ности именно «частных интересов» как предпосылки правового ре-
гулирования.
10*. В «Критике Готской программы» К. Маркс пишет: «На
высшей стадии коммунистического общества... можно будет совер-
шенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество
сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каж-
дому по потребностям!» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 20).
11*. Прогноз Е. Б. Пашуканиса о вероятном развитии институ-
тов социалистического права, регулирующих отношения в рамках
социалистического хозяйства, оказался неверным. Регулирование
отношений между государственными предприятиями в современ-
ных условиях, когда особенно остро ставится вопрос о выполнении
государственных плановых заданий, соблюдении договорной дис-
циплины, совершенствовании хозрасчета, происходит не путем од-
ностороннего усиления «непосредственного, т. е. административно-
технического, руководства», не посредством простого «технического
соподчинения». Это регулирование совершается именно в право-
вых формах, постоянно укрепляемых и обогащаемых. Важность
250
Примечания и комментарии
всемерного повышения роли права в развитии экономики страны,
необходимость ликвидации неоправданных ограничений и мелоч-
ного регламентирования, сковывающих инициативу предприятий
и организаций, подчеркнуты в постановлении ЦК КПСС и Совета
Министров СССР «О мерах по дальнейшему совершенствованию
хозяйственного законодательства», принятом 25 июня 1975 г. (СП
СССР, 1975, № 16, ст. 98).
Исторический опыт реального социализма неопровержимо до-
казывает, что с упрочением строя социалистических отношений
роль нрава в регулировании основных социальных процессов от-
нюдь не падает. Напротив, право все активнее включается в про-
цесс коммунистического строительства. Наглядное свое выраже-
ние это находит, в частности, в дальнейшем развитии системы
законодательства: в совершенствовании его структуры и научных
основ, в демократизации процедуры разработки, обсуждения и при-
нятия законодательных актов, в усилении гарантий соблюдения
и исполнения законов социалистического государства и т. д.
Законотворческая деятельность в СССР особенно интенсифи-
цировалась после принятия Советской Конституции 1977 г. Под ру-
ководством КПСС проделана большая работа по приведению систе-
мы законодательства в соответствие с новой Конституцией СССР,
с теми высокими требованиями, которые выдвигаются на современ-
ном этапе общественно-экономического, политического и духовно-
культурного развития страны. Вновь изданные законодательные
акты имеют целью обеспечить надлежащее правовое регулирова-
ние важнейших сторон общественной жизни; они направлены на
то, чтобы повысить уровень организации и социальную эффектив-
ность деятельности всех звеньев государственного аппарата, рас-
ширить и углубить подлинно демократические права и свободы со-
ветских людей, еще более укрепить порядок и дисциплину в об-
ществе.
12*. Высказывая положение о том, что предприятия, принадле-
жащие Советскому государству, работают методами рынка, Е. Б. Па-
шуканис имел в виду конкретную практику деятельности советских
государственных предприятий, сложившуюся в условиях нэпа. Фор-
мы, средства и цели этой деятельности были ясно определены в ре-
золюции XI Всероссийской конференции РКП (б) «Очередные зада-
чи партии в связи с восстановлением хозяйства» (декабрь
1921 г.). В резолюции, в частности, отмечалось: «Основной задачей
РКП в данный момент в области хозяйства является руководство
хозяйственной работой Советской власти в том направлении, чтобы,
исходя из наличия рынка и считаясь с его законами, овладеть им
Примечания и комментарии
251
и путем систематических, строго обдуманных и построенных на
точном учете процесса рынка экономических мероприятий взять
в свои руки регулирование рынка и денежного обращения...
Поскольку восстановление крупной промышленности и обеспе-
чение непрерывности ее производства невозможны в данных усло-
виях иначе, как путем непосредственной связи ее с внутренним
рынком, где она должна искать пополнения к предоставляемым ей
государством ресурсам, неизбежно предоставление этим предприя-
тиям и их объединениям права реализации на рынке части своей
продукции в соответствии с утверждаемыми операционными пла-
нами и недодачей государством необходимых им ресурсов. В рас-
поряжение каждого предприятия (или их объединений) предостав-
ляется оборотный фонд как из ресурсов центральных органов, так
и из ресурсов самого предпрития» (КПСС в резолюциях и реше-
ниях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1970, т. 2, с. 301,
305).
13*. Принцип, в соответствии с которым государство функцио-
нирует в качестве организации классового господства, Е. Б. Пашу-
канис определяет как «голую целесообразность». Тем самым де-
лается акцент на целях, потребностях, интересах, воли господст-
вующего класса, направляющих деятельность государства. Однако
следует учитывать, что эта деятельность испытывает также суще-
ственное влияние соотношения классовых сил в обществе, состоя-
ния борьбы классов, исторических особенностей страны, уровня
развития ее политической культуры, национальных традиций, меж-
дународного положения и т. д. Далеко не всегда та целесообраз-
ность, в соответствии с которой государство функционирует в ка-
честве организации классового господства, выступает «голой».
14*. Е. Б. Пашуканис использует здесь одно из тех основных
значений, которое придавали термину «идеология» классики марк-
сизма. Известно, что К. Маркс и Ф. Энгельс употребляли этот тер-
мин, во-первых, для характеристики ложного, извращенного созна-
ния, каковым выступает идеалистическое понимание объективной
действительности (см., например: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3,
с. 84; т. 20, с. 630); во-вторых, для того, чтобы подчеркнуть общую
обусловленность различных форм сознания материальными усло-
виями жизни общества (см., например: Маркс К., Энгельс Ф. Соч.,
т. 13, с. 7). Как видно, суждение Е. Б. Пашуканиса об «идеологи-
ческом, т. е. искаженном, отражении действительности» опирается
на первое пз приведенных выше значений слова «идеология».
15*. Усматривая в приведенных суждениях Ф. Энгельса «одно
252
Примечания и комментарии
не совсем ясное место», Е. Б. Пашуканис при этом полагает невер-
ным («противоречащим историческим фактам») такое понимание,
согласно которому лишь «после своего возникновения государствен-
ная власть становится объектом узурпации». Это положение, на его
взгляд, является ошибочным, поскольку «аппарат государственной
власти всюду создавался силами господствующего класса, был де-
лом его рук».
Очевидно, Е. Б. Пашуканис все же несколько упрощенно изла-
гал здесь вопрос о генезисе государственности. Ф. Энгельс на осно-
вании обобщения установленных уже в его время исторической
наукой фактов пришел к следующему выводу: «Во-первых, всякая
политическая власть основывается первоначально на какой-нибудь
экономической, общественной функции и возрастает по мере того,
как члены общества вследствие разложения первобытных общин
превращаются в частных производителей и, следовательно, еще
больше увеличивается отчужденность между ними и носителями
общих, общественных функций. Во-вторых, после того как поли-
тическая власть стала самостоятельной по отношению к обществу
и из его слуги стала его господином, она может действовать в двоя-
ком направлении» {Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 184).
Спустя семь лет после опубликования «Происхождения семьи,
частной собственности и государства» Ф. Энгельс вновь подтверж-
дает сделанный им в «Анти-Дюринге» вывод: «Первоначально
общество путем простого разделения труда создало себе особые орга-
ны для защиты своих общих интересов. Но со временем эти орга-
ны, и главный из них — государственная власть, служа своим осо-
бым интересам, из слуг общества превратились в его повелителей»
(Маркс Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 199). Кроме того, в своих общих
характеристиках процесса возникновения государства Ф. Энгельс
совершенно ясно указывает, что возникновение аппарата государст-
венной власти не есть просто (и только) дело рук одного господ-
ствующего класса. «Государство есть продукт общества на извест-
ной ступени развития...» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 172).
Положение о том, что государство является продуктом классо-
вого общества в целом, означает, что, во-первых, государственный
аппарат возникает в процессе общественного разделения труда, за-
хватывающего все общество и приводящего к образованию новой
отрасли разделения труда внутри общества; во-вторых, «правитель-
ственная машина» выполняет те общие функции, без которых (точ-
нее, без реализации которых) общество не может обойтись;
в-третьих, аппарат политической власти обеспечивает порядок во
всем обществе (по отношению к эксплуатируемым классам — пу-
Примечания и комментарии
253
тем их подавления, насильственного удержания в условиях, опре-
деляемых тем или иным способом производства).
Каждый отдельный класс не волен решать, быть или не быть
государству как таковому, создавать его или не создавать. Возник-
новение государства в недрах доклассового общества есть не дея-
ние, запланированное какой-то группой, а медленный и стихийный
процесс, объемлющий все общество. Вместе с тем вполне понятно,
что вклад различных классов в строительство «государственного
здания» не одинаков. В определении структуры государства, соста-
ва служащих госаппарата, в выборе направлений и форм его дея-
тельности последнее и решающее слово принадлежит господствую-
щим в обществе социальным классам и группам (господствующим,
кстати, с помощью того же государственного аппарата).
Рассмотренные выше идеи Ф. Энгельса получили дальнейшее
подтверждение и конкретизацию в специальных исследованиях со-
временных историков-марксистов (см.: Первобытное общество:
Основные проблемы развития. М., 1974; Становление классов и го-
сударства. М., 1976), отражены в работах советских правоведов
(см.: Марксистско-ленинское учение о государстве и праве: Исто-
рия развития и современность. М., 1977).
16*. Е. Б. Пашуканис правильно критикует буржуазную юриди-
ческую теорию государства. Однако его критическое исследование
значительно выиграло бы, если бы в противовес этой теории он
дал здесь развернутое изложение марксистско-ленинского понима-
ния государства: его социально-экономической и классовой обус-
ловленности, функций, связи с правом и законностью, этапов и пер-
спектив развития после совершения социалистической революции
и т. д. (современную трактовку указанных проблем см. в работе:
Марксистско-ленинская общая теория государства и права. М.,
1970—1973. Т. 1—4).
17*. Явно негативную позицию, запятую Е. Б. Пашуканисом по
отношению к морали и моральным принципам как спутникам то-
варно-капиталистического строя, следует рассматривать в контек-
сте сложной идейной жизни советского общества 20-х годов. Про-
тиворечивые тенденции в сфере практики и определенные трудно-
сти в развитии философско-этической теории не могли не сказаться
на первых послереволюционных работах, пытавшихся развить
марксистский анализ морали. В них содержалось немало упрощен-
ных и неверных представлений. Тезис К. Маркса и Ф. Энгельса
о классовом характере морали в классовом обществе нередко интер-
претировался в духе отрицания какого бы то ни было общечелове-
ческого аспекта нравственности. Наиболее серьезными и распро-
254
Примечания и комментарии
страненными ошибками являлись трактовка пролетарской морали
как элементарных организационно-технологических норм, выгод-
ных, полезных, нужных для дела, и попытка отбросить большую
часть традиционной этической проблематики и даже отказаться от
самого понятия «этика». Теоретические истоки подобного хода мыс-
ли имеют место в дореволюционных работах Л. Богданова, пони-
мавшего мораль как фетишистскую, извращенную форму сознания,
подлежащую «преодолению» при социализме. Каковы бы ни были
субъективные мотивы тех или иных авторов, придерживавшихся
такого рода взглядов на мораль и на ее судьбы в социалистическом
обществе, примитивное сведение морали к сугубо утилитарным пра-
вилам поведения, сопровождавшееся пренебрежительным отноше-
нием к сложным этическим проблемам, отражало в конечном счете
уклон к моральному нигилизму на практике и весьма препятство-
вало делу подлинно коммунистического воспитания широких масс
трудящихся.
18*. Мысль Е. Б. Пашуканиса о том, что человек будущего
сольет свое «я» с коллективом и найдет в этом «величайшее удов-
летворение и смысл жизни», отражала бытовавшие в 20-х годах
представления о соотношении личности и общества при коммуниз-
ме. При этом игнорировался тот факт, что в условиях социализма
ликвидируется антагонизм между личностью и обществом и обес-
печивается качественный скачок в развитии и обогащении общест-
венных связей и отношений личности. Дальнейший прогресс в этом
направлении приведет к тому, что при коммунизме «утвердятся
гармонические отношения между личностью й обществом на осно-
ве единства общественных и личных интересов» («Материалы
XXII съезда КПСС», М.: Госполитиздат, 1961, с. 367). Развитие лич-
ности, рост ее духовного богатства, расцвет талантов делают каж-
дого индивида оригинальным, ярким, отличным от других и отнюдь
не растворяющимся всецело в коллективе. В этой тенденции зало-
жен источник совершенствования личности, что вместе с тем пред-
полагает рост социальной ответственности каждого за судьбы кол-
лектива и всего общества.
19*. Автор имеет здесь в виду содержащуюся во II главе
1-го раздела первого тома «Капитала» («Процесс обмена») Марк-
сову критику представлений П.-Ж. Прудона о «вечной справедли-
вости» (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 94—95).
20*. Проблема соотношения природного (в частности, биологи-
ческого) и социального в жизни человека — комплексная и во мно-
гом дискуссионная — принадлежит по-прежнему к числу централь-
Примечания и комментарии
255
ных проблем человекознания. Подробнее о ней (в том числе о со-
временной трактовке ее юридических аспектов) см.: Биологическое
И социальное в развитии человека. М., 1977.
21*. Е. Б. Пашуканис фактически ставит под вопрос необходи-
мость сохранения института ответственности в советском уголов-
ном праве. Это объясняется тем, что по Е. Б. Пашуканису идея
ответственности проистекает из понимания наказания исключи-
тельно как средства расплаты. Поскольку Е. Б. Пашуканис такой
подход к наказанию решительно отбрасывает, постольку он отвер-
гает и категорию ответственности. Эта точка зрения не имеет под
собой достаточных оснований.
Конечно, расплата, голое возмездие за совершенное преступле-
ние не есть цель наказания по советскому уголовному праву. Одна-
ко отсюда вовсе не следует, будто наказание вообще назначается
не за совершенное преступление, а за что-то иное. Не являясь рас-
платой, голым возмездием за совершенное преступление, наказание
тем не менее в определенной мере есть воздаяние за преступное
действие. Государство предусматривает в законе наказание за со-
вершение преступного деяния, суд назначает наказание, соответст-
вующее тяжести преступления. Справедливость и эффективность
наказания достигаются не путем отказа от института ответствен-
ности, а правильным применением наказания с учетом всех об'
стоятельств преступления и личности преступника. Кроме того, на-
казанием как бы покрывается тот несомненный моральный ущерб,
который преступление наносит обществу. В этом смысле наказание
есть необходимое удовлетворение этического требования общест-
ва — не оставлять ни одного преступления без заслуженного нака-
зания, соответствующего тяжести преступления.
22*. Е. Б. Пашуканис ошибался, полагая, будто юридическое
понятие вины не научно, поскольку оно якобы ведет к индетерми-
низму. Нельзя вообще рассуждать о праве как таковом, не затра-
гивая проблемы свободы воли человека. Диалектико-материалисти-
ческое учение о свободе воли, неотъемлемым элементом которого
является идея вины, в действительности ничего общего не имеет
ни с индетерминизмом, ни с фатализмом в объяснении человече-
ского поведения (подробнее см.: Рубинштейн С. Л. Бытие и созна-
ние: О месте психического во всеобщей взаимосвязи явлений мате-
риального мира. М., 1957). В современной советской правовой ли-
тературе вина признается не только обязательным компонентом
субъективной стороны всякого совершенного правонарушения, но
и непременным основанием юридической ответственности конкрет-
ного лица.
256
Примечания и комментарии
23*. Заявляя, что право есть применение одинакового масштаба
и что оно не заключает в себе ничего большего, Е. Б. Пашуканис
тем самым явно ограничивает роль права в обществе. В современ-
ной советской юридической литературе развивается представление
о праве как сложном, многоаспектном социальном институте, вы-
полняющем целый ряд функций. И лишь одна из них — примене-
ние одинакового масштаба к различным участникам правового об-
щения.
24*. Мысль о превращении наказания в целесообразную меру
защиты общества и исправления социально опасной личности при-
сутствовала в 20-х годах в работах многих юристов. Высказана она
и Е. Б. Пашуканисом. Намерение отойти от понятия «наказание»
и заменить его термином «меры социальной защиты» выражало
прежде всего стремление самого законодателя со всей силой под-
черкнуть, что борьба с преступностью в Советском государстве ве-
дется на совершенно иных классовых принципах и в иных общест-
венных целях, чем в царской России и других капиталистических
странах.
Использование термина «социальная защита» наметилось еще
в УК РСФСР 1922 г., согласно которому наказание считалось как бы
видом мер социальной защиты. В Основных началах уголовного за-
конодательства Союза ССР и союзных республик (1924 г.) наказа-
ние получило наименование мер социальной защиты судебно-ис-
правительного характера; оно назначалось за виновное совершение
преступления вменяемым лицом и соответствовало тяжести деяния
и опасности лица.
Начиная с 1934 г. уголовное законодательство СССР отказы-
вается от термина «меры социальной защиты». С этого времени все
вновь издаваемые законодательные акты в области уголовного пра-
ва, а также судебная практика и юридическая наука пользуются
только термином «наказание».
«МАРКСИСТСКАЯ ТЕОРИЯ ПРАВА
И СТРОИТЕЛЬСТВО СОЦИАЛИЗМА»
Статья опубликована в журнале «Революция права» (1927, №3).
Написана в связи с некоторыми критическими замечаниями
П. И. Стучки по ряду положений основной работы Е. Б. Пашука-
ниса «Общая теория права и марксизм» (см.: Стучка П. И. Госу-
дарство и право в период социалистического строительства.— Рево-
люция права, 1927, № 2).
Примечания и комментарии
257
Данная статья Е. Б. Пашуканиса чрезвычайно важна для пол-
ного уяснения его позиции по таким фундаментальным теорети-
ческим вопросам, как перспективы правовой формы в процессе
строительства социализма в СССР, соотношение субъективного и
объективного права, сущность советского права как качественно
нового исторического типа права и др.
Именно в этой статье Е. Б. Пашуканис признает, что «проблема
права переходного времени или советского права» не входила
в поле зрения автора при написании очерка «Общая теория права
и марксизм». Эту проблему, подчеркивает Е. Б. Пашуканис, впер-
вые «поставил во весь рост П. И. Стучка».
Е. Б. Пашуканис формулирует здесь проблему отмирания пра-
ва. Он уточняет, что решать ее следует в свете указаний К. Маркса
об «узком горизонте буржуазного права» и о «буржуазном праве
без буржуазии». См. вступительную статью к настоящему изданию.
«ГЕГЕЛЬ. ГОСУДАРСТВО И ПРАВО
(К СТОЛЕТИЮ СО ДНЯ СМЕРТИ)»
Статья была приурочена к 100-летию со дня смерти Гегеля
(1770—1831 гг.), которое широко отмечалось в 1931 г. Впервые опуб-
ликована в журнале «Советское государство и революция права».
(1931, № 8, с. 16—32). Печатается с некоторыми сокращениями.
25*. Берлинский конгресс неогегельянцев проходил в 1931 г.
См.: Verhandlungen des zweiten Hegelkongresses. Berlin, 1932.
26*. «Международный гегелевский союз» был организационно
оформлен па первом конгрессе неогегельянцев в апреле 1930 г.
в Гааге. См.: Verhandlungen des ersten Hegelkongresses. Tubingen,
1931.
27*. Как «алгебру революции» характеризовал гегелевскую фи-
лософию А. И. Герцен. См.: Герцен А. И. Избранные философские
произведения. М., 1948, т. 2, с. 185.
28*. Гегель всегда критически относился к «самодержавно-фео-
дальному государству». И при оценке его примиренческого отно-
шения к Пруссии следует учитывать, что уже в первое десятиле-
тие XIX в. в результате реформ Штейна и Гарденберга Пруссия
вступила на путь буржуазных преобразований. Ко времени переез-
да Гегеля в Берлин и выхода его «Философии права» (1820 г.)
Пруссия была уже не феодальной, а скорее полубуржуазной стра-
ной. Эпоха Реставрации наложила отпечаток на творчество Гегеля,
но он оставался в принципе на позициях буржуазного идеолога, от-
258
Примечания и комментарий
рицательно относился к деятельности реакционного Венского кон-
гресса, к реставраторской политике Меттерниха и т. д. В частности,
Гегель был убежденным сторонником свободы печати, хотя и в уме-
ренной трактовке этой свободы. См.: Гегель. Философия права.—
Соч., М.; Л., 1934, т. 7, с. 399.
Знаменитое положение «Что разумно, то действительно, и что
действительно, то разумно» высказано Гегелем в Предисловии к его
«Философии права». См.: Гегель. Философия права, с. 15.
29*. В настоящей статье переводы из гегелевских работ принад-
лежат Е. Б. Пагпуканису. Ссылка на соответствующие параграфы
цитируемых гегелевских работ («Философии истории» и «Филосо-
фии права») позволяет читателю сопоставить переводы Е. Б. Па-
шуканиса с соответствующими местами из русских изданий Гегеля.
30*. Манчестерство — одно из направлений в буржуазной эко-
номической политике. Наибольшее развитие получило в первой по-
ловине XIX в. в Англии. Особенно много его приверженцев было
среди фабрикантов Манчестера. Сторонники этого направления тре-
бовали отказа от вмешательства государства в хозяйственную
жизнь страны, выступали за отмену покровительственных пошлин
и выдвигали лозунг свободы торговли.
31*. Е. Б. Пашуканис несколько упрощает вопрос об отноше-
нии фашистов к Гегелю. Действительно, ряд итальянских и немец-
ких неогегельянцев (Джентиле, Биндер, Ларенц и др.) стремились
интерпретировать положения гегелевской философии права в духе,
приемлемом для фашизма и нацизма. Однако ни в Италии, ни в
Германии неогегельянство не было признано официальной идеоло-
гией. Более того, учение Гегеля подвергалось нападкам со стороны
ведущих нацистских идеологов (например, А. Розенберга, А. Бойм-
лера, К. Шмитта и др.). Подробнее см.: Нерсесянц В. С. Гегелев-
ская философия права: История и современность. М., 1974,
с. 198—218.
32*. Приписывать Гегелю «апологию колониальных захватов и
насилий» явно необоснованно и ошибочно. Гегель был принци-
пиальным противником новейших форм организации колоний, со-
провождавшихся закабалением местного населения, зависимостью
от метрополии и т. п. «В настоящее время,— замечает Гегель,— ко-
лониям не предоставлялись одинаковые права с населением метро-
полии; такое положение приводило к войнам и, наконец, к получе-
нию колониями самостоятельности, как это показывает история
английских и испанских колоний. Освобождение колоний оказы-
вается величайшим благодеянием для метрополии, точно так же как
Примечания и комментарии
?59
освобождение рабов оказывается величайшим благодеянием для их
владельцев» (Гегель, Философия права, с. 257).
33*. Здесь воспроизводится односторонняя и по существу невер-
ная оценка А. М. Деборипа, широко распространенная в те годы.
В подходе А. М. Деборина к философии Гегеля наряду с элемен-
тами некритичности и формализма были и позитивные аспекты,
содействовавшие становлению и развитию гегелеведения в СССР.
О современных трактовках этой проблемы см.: Богданов Б. В. Из
истории исследования идей Гегеля в советской философской нау-
ке.— Философские науки, 1971, № 1; Нерсесянц В. С. Гегелеведе-
ние в СССР. Политико-правовые аспекты.— Сов. гос. и право, 1975,
№ 12; Суворов Л. Н. Гегель и философские дискуссии 20-х годов.—
Философские науки, 1971, № 5.
«ОБЗОР ОСНОВНЫХ НАПРАВЛЕНИЙ
ВО ФРАНЦУЗСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
ГОСУДАРСТВЕННОГО ПРАВА»
Статья опубликована в «Вестнике Коммунистической акаде-
мии» (кн. XIII. М., 1925). В статье дан критический разбор следую-
щих книг ведущих французских буржуазных государствоведов:
Дюги Л. Курс конституционного права. 2-е изд., 1921—1923, т. 1—4;
Бертелеми Г. Элементарный курс административного права
10-е изд., 1923; Оуиу М. Учебник конституционного права, 1923 г.
Печатается с сокращениями.
«К ОБЗОРУ ЛИТЕРАТУРЫ
ПО ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ПРАВА
И ГОСУДАРСТВА»
Данная работа, представляющая собой критический анализ нор-
мативистской теории права Г. Кельзена, была впервые опубликова
на в журнале «Вестник Социалистической академии» (1923, № 5,
с. 227—233).
34*. Упоминаемые попытки преследования Гуго Гроция (1583—
1645 гг.) были обусловлены тем, что провозглашенный им в работе
«Свободное море, или о праве, принадлежащем голландцам в обла-
сти торговли с Индией» принцип свободы морей был направлен
прежде всего против монопольного господства на морях испанцев
и англичан.
260	Библиография работ Е. Б. Пашуканиса
35*. Справедливо подчеркивая формально-логический характер
теории права Г. Кельзена, Е. Б. Пашуканис вместе с тем весьма
узко и односторонне (с ориентацией главным образом на сферу то-
варообмена) трактует историко-материалистическое положение об
обусловленности права материальными экономическими отноше-
ниями. Этим, в частности, вызваны как преувеличение здесь и да-
лее (с. 236) правообразующей роли «экономического факта обме-
на», «реального субстрата частнохозяйственного субъекта», «мено-
вого акта», так и недооценка целого ряда иных материальных и
духовных факторов, влияющих на формирование и действие пра-
ва (например, роли собственно производственных отношений, госу-
дарства и государственного законодательства, уровня культуры,
правовых традиций и т. п.).
36*. Под «успехами 70—71 года» имеются в виду итоги франко-
прусской войны 1870—1871 гг., в результате которой Германия полу-
чила Эльзас, Восточную Лотарингию и 5 млрд, франков контри-
буции.
БИБЛИОГРАФИЯ ОСНОВНЫХ РАБОТ
Е. Б. ПАШУКАНИСА
1922
Первые месяцы существования Московского народного суда.—
Еженедельник сов. юстиции, 1922, № 44/45, с. 15—16.
1923
Кунов, как интерпретатор марксовой теории общества и государст-
ва.— Вести. Соц. акад., 1923, № 6, с. 400—411.
Обзор литературы по общей теории права.— Вести. Соц. акад., 1923,
№ 5, с. 227—233.
1924
Общая теория права и марксизм: Опыт критики основных юриди-
ческих понятий. М.: Соц. акад., 1924. 160 с.
Рур и репарации: (Обзор дипломат, переписки за янв.— сент.
1923 г.).— Междунар. летопись, 1924, № 1, с. 22—27.
1925
Буржуазное государство и проблема суверенитета.— Вести. Ком.
акад., 1925, № 10, с. 300—312.
Обзор основных направлений во французской литературе государ-
ственного права.— Вести. Ком. акад., 1925, № 12, с. 353—362.
1926
Общая теория права и марксизм: Опыт критики основных юрид.
понятий. 2-е изд., испр. и доп. М.: Изд-во Ком. акад., 1926. 128 с.
Энциклопедия государства и права. М., 1925—1926. Т. 1. Статьи:
Абсолютные права государства, с. 19—21; Аннексия, с. 138—141;
Береговые воды, с. 241—244; Блокада, с. 260—263; Вассальное
государство, с. 349—350; Великие державы, с. 357—359; Виза,
с. 419—420; Визитация, с. 420—421; Война (право войны), с. 461—
471; Выдача преступников, с. 520—525; Границы государствен-
ные, с. 737—740; Дипломатические акты, с. 937—938; Добыча
военная, с. 964—966; Договор международный, с. 972—985; Дюги
Леон, с. 1064—1068; Заложники, с. 1161—1163.
Энциклопедия государства и права. М., 1925—26. Т. 2. Статьи: Ин-
тервенция, с. 223—232; Интернационализация, с. 233—235; Конт-
рабанда военная, с. 525—531; Контрибуция, с. 534—536; Между-
262
Библиография работ Е. Б. Пашуканиса
народное право, с. 857—874; Мины подводные, с. 999—1002; Мир-
ная блокада, с. 1002—1004; Море открытое, с. 1031—1033;
Нейтрализованное государство, с. 1348—1350; Нейтралитет,
с. 1350-1357.
1927
Десятилетие «Государства и революции» Ленина.— Революция пра-
ва, 1927, № 4, с. 9—22.
Коммунистическая академия: (деятельность за 1918—1927 гг.).—
Печать и революция, 1927, № 7, с. 250—256.
Коммунистическая академия при ЦИК СССР.— Научный работник,
1927, № 9, с. 15-20.
Куда идет наше государство.— Правда, 1927, 30 окт.
К характеристике фашистской диктатуры.— Вести. Ком. акад., 1927,
№ 19, с. 62-91.
Марксистская теория права и строительство социализма.— Револю-
ция права, 1927, № 3, с. 3—12.
О революционных моментах в истории английского государства
и английского права.— Революция права, 1927, № 1, с. 112—174.
Обзор литературы по административному праву.— Революция пра-
ва, 1927, № 3, с. 174-177.
Общая теория права и марксизм. 3-е изд. М.: Изд-во Ком. акад.,
1927. 128 с.
Острогорский М. Демократия и политические партии/Под ред.
и с предисл. Е. Б. Пашуканиса. Т. 1. Англия. М.: Изд-во Ком.
акад., 1927. 280 с.
Энциклопедия государства и права. М., 1925—1927. Т. 3. Статьи:
Объект права, с. 102—103; Ограничение средств войны, с. 121 —
124; Оптация, с. 134—136; Ответственность государства, с. 165—
183; Пиратство, с. 279—282; Подводная война, с. 292—294; Поли-
тика международная, с. 328—334; Признание (в международном
праве), с. 503—510; Протекторат, с. 562—563; Территория (госу-
дарственная), с. 1161—1166; Фашизм, с. 1407—1413.
1928
Галкович М. Г. С. Штаты и дальневосточная проблема / Предисл.
Е. Пашуканиса. М.; Л.: Госиздат, 1928, 208 с.
Иванов Л. Н. Англо-французское соперничество 1919—1927 / Пре-
дисл. Е. Б. Пашуканиса. М.; Л.: Госиздат, 1928, 164 с.
Империализм и колониальная политика: Курс лекций. М.: Изд-во
Ком. акад., 1928, ч. 1, 119 с.
Библиография работ Е. Ё. Пашуканиса
263
К вопросу о задачах советской науки международного права.—
Междупар. право, 1928, № 1, с. 7—15.
Мировая политика в 1927 г.— Мировое хоз-во и мировая политика,
1928, № 1, с. 3—11.
Неделя советских историков в Берлине.— Вести. Ком. акад., 1928,
№ 30, с. 238—246.
Вашингтонская конференция.— В кн.: БСЭ, М., 1928. т. 9, с. 109—
112.
Война и международное право.— В кн.: БСЭ, М., 1928, т. 12, с. 644—
650.
Диктатура пролетариата и оппозиция.— Революция права, 1928,
№ 1, с. 5—14.
1929
Гаагские мирные конференции 1899 и 1900 гг.— В кн.: БСЭ, М.,
1929, т. 14, с. 154-156.
Даль Пане Луиджи. Марксистское учение о государстве: Пер.
с итал. / Предисл. Е. Б. Пашуканиса; Под ред. Е. В. Рубинина.
М.: Изд-во Ком. акад., 1929, 103 с. В надзаг.: Ком. академия.
Секция общей теории права и государства.— То же. 2-е изд.
М., 1930, 101 с.
Колониальная политика и ее новейшие апологеты.— Вест. Ком.
акад., 1929, № 34, с. 7—18.
Новейшие откровения Карла Каутского / Совм. с И. П. Разумов-
ским. М.: Изд-во Ком. акад., 1929, 76 с.
Новейшие откровения Карла Каутского.— Революция права, 1929,
№ 1, с. 15-41.
Общая теория права и марксизм. 3-е изд. М.: Изд-во Ком. акад.,
1929. 135 с.
Ориу М. Основы публичного права: Пер. с фр. / Предисл. Е. Б. Па-
шуканиса. Под ред. Е. Б. Пашуканиса, Н. Челяпова. М.: Изд-во
Ком. акад., 1929. 759 с. В надзаг.: Ком. академия. Секция общей
теории права и государства.
Очередные задачи борьбы с бюрократизмом / Совм. с С. Игнатом. М.:
Изд-во Ком. акад., 1929, 80 с. В надзаг.: Ком. академия. Ин-т сов.
строительства.
Советский государственный аппарат в борьбе с бюрократизмом. М.:
Изд-во Ком. акад., 1929, 33 с. В надзаг.: Ком. академия. Ин-т
сов. строительства.
Экономика и правовое регулирование.— Революция права, 1929,
№ 4, с. 12-32; № 5, с. 20-37.
264
Библиография работ Е. Б. Пашуканиса
1930
Борьба против белого террора в буржуазной юстиции.— Сов. юсти-
ция, 1930, № 6, с. 17—21.
К вопросу о классовой борьбе в переходный период.— Сов. гос. и ре-
волюция права, 1930, № 5/6, с. 7—25.
Международная юридическая конференция.— Сов. гос. и револю-
ция права, 1930, № 2, с. 139—149.
Острогорский М. Я. Демократия и политические партии/Под ред.
и с предисл. Е. Пашуканиса. Т. 2. Соединенные Штаты Амери-
ки. М.: Изд-во Ком. акад., 1930. 376 с.
Положение на теоретическом правовом фронте.— Сов. гос. и рево-
люция права, 1930, № 11/12, с. 16—49.
Право в системе исторического материализма.— Бюллетень заочно-
го консультационного отделения ИКП, 1930, № 8, с. 52—58.
Староселъский Я. В. Проблема якобинской диктатуры / Предисл.
Е. Б. Пашуканиса. М.: Изд-во Ком. акад., 1930. 306 с.
1931
Борьба за ленинскую партийность в науке и задачи Ком. акаде-
мии.— Вести. Ком. акад., 1931, № 12, с. 3—12; Бюллетень заоч-
ного консультационного отделения ИКП, 1931, № 9/10, с. 4—11.
Вынужденный ответ.— Сов. гос. и революция права, 1931, № 5—6,
с. 98-102.
Гегель, государство и право.— Сов. гос. и революция права, 1931,
№ 8, с. 16-32.
За марксо-лепинскую теорию государства и права. М.; Л.: Соцэк-
гиз, 1931. 38 с.
Кризис капитализма и фашистские теории государства.— Сов. гос.
и революция права, 1931, № 10/12, с. 33—54; Бюллетень заочно-
го консультационного отделения ИКП, 1931, № 8, с. 24—38.
На правом фронте.— Сов. юстиция, 1931, № 1, с. 12—14.
Основные проблемы марксистской теории права и государства.—
Сов. гос. и революция права, 1931, № 1, с. 11—40.
Положение па теоретическом правовом фронте.— Бюллетень заоч-
ного консультационного отделения ИКП, 1931, № 2, с. 3—40.
Пролетарское государство и строительство социализма.— Сов. гос.
и революция права, 1931, № 10/12, с. 3—14.
Собственность, обмен и правовые отношения.— Бюллетень заочного
консультационного отделения ИКП, 1931, № 4, с. 13—18.
Старостаты: Трехгорная краснознаменная мануфактура.— Сов. гос.
и революция права, 1931, № 2, с. 110—117.
Библиография работ Е. Б. Пашуканиса
265
1932
Гегель и вопросы государства и права.— В кн.: Гегель и диалекти-
ческий материализм: Сб. ст. к 100-летию со дня смерти Гегеля.
М.: Партиздат, 1932, с. 214—219.
Древнее общество; возникновение государства и права.— В кн.:
Учение о государстве и праве: Учеб, пособие для комвузов и ву-
зов. М.: Партиздат, 1932, с. 45—74.
За марксо-ленинский учебник по советскому строительству / Совм.
с 3. Ашрафьян и др.— Сов. гос., 1932, № 1, с. 168—185.
Марксистская теория государства и права.— В кн.: Учение о госу-
дарстве и праве: Учеб, пособие для комвузов и вузов. М.: Парт-
издат, 1932, с. 9—44.
О работе Института советского строительства и права.— Вести. Ком.
акад., 1932, № 11/12, с. 203-206.
Пролетарское государство и построение бесклассового общества.
М.: Партиздат, 1932. 40 с.
Пятнадцать лет.— В кн.: 15 лет советского строительства: Сб. ст. /
Под ред. Е. Пашуканиса. М.: Сов. законодательство, 1932, с. 5—
38. В надзаг.: Ком. академия. Ин-т сов. строительства и права.
То же.— Сов. гос., 1932, № 9/10, с. 5—33.
Проблемы государства и права в свете решений XVII партконфе-
ренции.— Сов. гос., 1932, № 4, с. 5—33; № 5/6, с. 211—219.
Проблема государства во второй пятилетке.— Вести. Ком. акад.,
1932, № 6, с. 80—84; Большевик Закавказья (Тифлис), 1932, № 1,
с. 72-91.
1933
Диктатура пролетариата — путь к коммунизму.— В кн.: Маркс
и пролетарское государство: Сб. ст. / Под общ. ред. Е. Пашука-
ниса. М.; Л.: Соцэкгиз, 1933, с. 3—27.
Как германские социал-фашисты фальсифицировали Советы.— Сов.
гос, 1933, № 6, с. 21-39.
На старых позициях.— Вести. Ком. акад, 1933, № 5, с. 40—56.
Пролетарское государство и построение бесклассового общества.
Минск, 1933, 42 с. На белорус, яз.
Теория борьбы и победы пролетариата: (К 50-летию со дня смерти
Маркса).— Сов. гос, 1933, № 3, с. 3—20.
1934
Анатолий Васильевич Луначарский.—Вести, Ком. акад, 1934, ,N®1,
с. 77-80,
266
Библиография работ Е. Б. Пашуканиса
Борьба с бюрократизмом на современном этапе.— Большевик Бело-
руссии (Минск), 1934, № 15, с. 23—24. На белорус, яз.
Вступление СССР в Лигу Наций.— Сов. гос., 1934, № 6, с. 23—28.
К вопросу о подготовке кадров советского строительства и права.—
Сов. гос., 1934, № 2, с. 35—41.
Как германские социал-фашисты фальсифицировали Советы.— Ком.
интернационал. 1934, № 7/8, с. 109—124.
Как социал-фашисты фальсифицировали Советы в Германии.—
В кн.: I Всегерманский съезд рабочих и солдатских Советов.
16—21 дек. 1918 г.: Стеногр. отчет. М.: Сов. законодательство,
1934, с. 5-27.
Ленинизм побеждает.—Сов. гос., 1934, № 1, с. 3—19.
Ленинское учение о пролетарском государстве и построении бес-
классового общества.—Вести. Ком. акад., 1934, № 1, с. 90—91;
№ 4, с. 35—39.
Об итогах сессии ИССП.— Вести. Ком. акад., 1934, № 3, с. 75—76.
Реконструкция госаппарата и борьба с бюрократизмом: Тез. докл.
на Научной секции ИССП. М., 1934. 13 с. В надзаг.: Ком. акаде-
мия. Ин-т сов. строительства и права.
Советское право и революционная законность.— ИКП, 1934, № 2,
с. 13-28.
1935
Большевизм и Советы 1905 года.— Сов. гос., 1935, № 6, с. 14—22.
Борьба партии с троцкистами и правыми по вопросам государства
и диктатуры пролетариата.—Большевик, 1935, № 7, с. 63—71.
Об изменениях Советской Конституции.— В кн.: Об изменениях Со-
ветской Конституции: Сб. ст. М.: Власть Советов, 1935, с. 5—28.
Об изменениях Советской Конституции.—Сов. гос., 1935, № 1/2,
с. 17-33.
Очерки по международному праву. М.: Сов. законодательство, 1935.
223 с. В надзаг.: Ком. академия. Ин-т сов. строительства и права.
Реконструкция госаппарата и борьба с бюрократизмом.— В кн.: Ре-
конструкция госаппарата и борьба с бюрократизмом: Материалы
сессии Ин-та. М.: Власть Советов, 1935, с. 5—32. В надзаг.: Ком.
академия. Ин-т сов. строительства и права.
Фридрих Энгельс.— Путь Ленина, 1935, № 7/8, с. 7—10.
То же.— Партработник (Ростов н/Д), 1935, № 13/14.
Энгельс как теоретик марксизма и борец за революционный марк-
сизм.- Иод знаменем марксизма, 1935, № 5, с. 28—40,
Библиография работ Е. Б. Пашуканиса	267
1936
Государство и право при социализме.—Сов. гос., 1936, № 3, с. 3—11.
Избирательные права граждан СССР.— Спутник агитатора, 1936,
№ 19, с. 28—34.
Личная собственность в социалистическом государстве.— Правда,
1936, 14 июня.
Проблемы исторической науки и наши задачи / Совм. с Я. Берма-
ном, Л. Ратнером.— Сов. гос., 1936, № 2, с. 3—14.
Советское социалистическое право.— Большевик, 1936, № 22
с. 20—32.
Социалистическое государство и его Конституция.— Сов. строитель
ство, 1936, № 4, с. 5—12.
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Адоратский В. В. 77, 142
Алексеев И. И. 91, 101
Аристотель 161
Ашаффенбург Г. 174, 180
Бастиа Ф. 206
Беккариа Ч. 63, 166
Бельтов (Плеханов Г. В.) 57
Бём-Баверк Е. 125
Бентам И. 159
Бергбом К. 62, 65, 233
Бергсон А. 205
Бертелеми А. 217, 221, 225, 226,
227 229
Биндер Ю. 154, 155, 158
Бирлинг Э. 89, 100
Бринц А. 126
Бруно Дж. 203
Бухарин Н. И. 57
Ван-Гамель 175
Вильда В. 180
Виндельбанд В. 231
Виндшейд Б. 125, 126
Вольтер Ф. 63
Вольф X. 236
Вундт В. 44, 57
Габсбурги 218
Галлер К. 210
Галилей Г. 203
Гегель Г. 104, 118, 125, 195,
196, 197, 198, 199, 200, 201,
202, 203, 205, 206, 207, 208,
209, 210, 211, 212, 213, 214,
215, 216
Гейнцен К. 84
Герард (епископ Камбрский) 141
Гербер К. 217
Гильфердинг Р. 125
Гирке О. 217
Говард Дж. 166
Гойхбарг А. Г. 95, 100, 101, 102
Горький А. М. 205
Гроций Г. 136, 161, 231, 236
Гумплович Л. 47, 72, 73, 76,
86, 87, 100, 129, 142
Гуссерль Э. 230
Деборин А. М. 215
Дернбург Г. 109, 126
Джентиле Д. 201, 204
Допш А. 190
Дорадо 179
Дюги Л. 89, 100, 101, 217, 219,
220, 221, 222, 223, 226, 227,
228, 229,
Дюркгейм 3. 219
Зибер Н. И. 57
Зиммель Г. 44, 57, 231
Еллинек Г. 102, 142, 217, 223,
231
Иеринг Р. 92, 97, 101, 162, 163,
179, 180
Ильинский И. Д. 97, 98
Исаев М. М. 177, 181
Кавелин К. Д. 100
КантИ. 138, 145, 147, 148, 149,
151, 157, 196, 210, 211
Карл I 231
Карнер И. (Реннер К.) 44, 49,
57, 116, 117, 119, 120, 127
Каутский К. 149
Кельзен Г. 234, 235, 236
Ковалевский М. М. 160, 179,
180
Коген Г. 43
Коперник Н. 203
Коркунов Н. М. 101
Котляревский С. А. 102, 141,
143, 144
Кроне К. 173
Крэпелин А. 180
Лабанд П. 102, 142, 217, 231
Лаплас П. 203
Ларнод Ф. 217, 218
Ласки Г. 220
Лассаль Ф. 56, 58, 232
Лассон Г. 125, 196
Именной указатель
269
Леви Г. 215
Ленин В. И. 55, 58, 195, 196,
199, 200, 204, 205, 209, 210,
211, 213, 214, 215, 216
Лист Ф. 180
Лютер М. 204
Магазинер Я. М. 157
Марк 3. 198, 199, 200
Маркс К. 34, 37, 41, 49, 51, 52,
53, 54, 55, 56, 58. 59, 61, 63,
64, 65, 66, 67, 70, 75, 76, 77, 83,
84, 93, 99, 100, 101, 103, 105,
106, 111, ИЗ, 114, 119, 120,
123, 125, 126, 127, 128, 133,
135, 141, 142, 143, 144, 146,
150, 153, 157, 188, 189, 191,
193, 194, 195, 196, 199, 203,
204, 205, 207, 208, 209, 213,
215
Меринг Ф. 196
Меркель А. 101
Меттерних К. 197
Мишу Л. 217, 218, 223, 228, 229
Моро Ф. 217
Муромцев С. А. 101
Мэн Г. 149, 157, 159, 163, 179,
180
Наполеон 125
Никольский Б. В. 179
Ориу М. 126, 141, 217, 218, 220,
223, 224, 229
Офнер И. 57
Петражицкий Л. И. 68, 78, 89,
91, 98, 155, 156, 182
Пионтковский А. А. 181
Платон 207, 208
Подволоцкий И. П. 57, 58, 142
Покровский И. А. 125
Покровский М. Н. 57
Покровский С. П. 229
Полянский Н. Н. 177, 191
Прудон П. 127, 153
Пухта Г. 125, 142
Разумовский И. П. 97, 98, 102,
103, 125, 133
Рейснер М. А. 66, 67, 68, 69, 75,
76, 156, 183, 194
Рождественский А. А. 125
Савальский В. А. 42, 43, 56
Сенека 145
Сей Ж. Б. 206
Соловьев В. С. 148, 157
Спенсер Г. 125, 180
Степанов-Скворцов И. И. 58
Стучка П. И. 34, 39, 40, 57, 66,
75, 76, 77, 182, 188, 189, 191,
192, 193
Таль Л. С. 142
Трахтеров В. С. 181
Трубецкой Е. И. 156, 158
Туган-Барановский М. И. 144,
157
Фейербах Л. 133, 199, 202
Фернек А. 99
Ферри 3. 162, 179
Фихте И. 125, 201
Фойницкий И. Я. 180
Франклин В. 125
Фрейд 3. 76
Шершеневич Г. Ф. 99
Шлосман 3. 126
Шмидт К. 76
Шопенгауэр А. 148
Штаммлер Р. 43, 45, 57, 63
Штейн Л. 143
Штинтцинг Р. 99
Харриман Е. 127
Хлодвиг 164
Чубинский М. П. 179, 181
Циммерман 218
ЭнгельсФ. 34, 58,65,66, 67,75, 76,
77, 99, 100, 101, 125, 126,
127, 131, 132, 141, 142. 143,
144, 157, 194, 195, 196, 202,
205, 209, 215
Эсмен А. 217. 229
Яблочков Т. А. 76
Янев Я. 197
ОГЛАВЛЕНИЕ
Вступительная статья.................................... 3
Общая теория права и марксизм........................... 32
Предисловие к 3-му изданию.............................. 32
Предисловие ко 2-му изданию............................. 33
Введение
Задачи общей теории права............................... 42
Глава первая
Методы построения конкретного в абстрактных пауках 59
Глава вторая
Идеология и право....................................... 66
Глава третья
Отношение и норма....................................... 78
Глава четвертая
Товар и субъект........................................ 102
Глава пятая
Право и государство.................................... 128
Глава шестая
Право и нравственность................................. 144
Глава седьмая
Право и правонарушение................................. 158
Марксистская теория права и строительство социализма 182
Гегель. Государство и право (к столетию со дня смерти) 195
Обзор основных направлении во французской литературе
государственного права................................. 217
К обзору литературы по общей теории права и государства 230
Жизненный путь Евгения Брониславовича Пашуканиса
(1891—1937 гг.)........................................ 237
Оглавление	271
Примечания и комментарии............................. 246
«Общая теория права и марксизм»	246
«Марксистская теория права и строительство социа-
лизма» .............................................. 256
«Гегель. Государство и право (к столетию со дня
смерти)»............................................. 257
«Обзор основных направлений во французской литера-
туре государственного	права»....................... 259
«К обзору литературы по общей теории права и госу-
дарства» ............................................ 259
Библиография основных	работ Е. Б. Пашуканиса.......	261
Именной указатель.................................... 268
ЕВГЕНИЙ БРОНИСЛАВОВИЧ
ПАШУКАНИС
ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
ПО ОБЩЕЙ ТЕОРИИ
ПРАВА И ГОСУДАРСТВА
Утверждено к печати
Институтом государства и права
АН СССР
Редактор В. Д. Зорькин
Редактор издательства Б. М. Чубайс
Художник А. А. Шпалов
Художественный редактор Н. А. Фильчагина
Технические редакторы Э. Л. Кунина и А. П. Гусева
Корректор Р.С. Алимова
ИБ № 5541
Сдано в набор 11.02.80
Подписано к печати 16.06.80
Т-11026. Формат 84х1081/з2
Бумага типографская № 1
Гарнитура обыкновенная
Печать высокая
Усл. печ. л. 14,28. Уч.-изд. л. 15,3
Тираж 3350 экз. Тип. зак. 2876
Цена 1 р. 70 к.
Издательство «Наука>
117864 ГСП-7, Москва, В-485, Профсоюзная ул., 90
2-я типография издательства «Наука»
121099, Москва, Г-99, Шубинский пер., 10