Юрий Степанов
ГАРНИЗОН
Записки офицера

Юрий Степанов
ГАРНИЗОН
Записки офицера
Тамбов
2014
УДК 82-94
ББК 84-4
С79
Степанов, Ю.Г.
С79	Гарнизон : записки офицера / Юрий Степанов. Там-
бов : Принт-Сервис, 2014.160 с.: ил.
ISBN 978-5-90576-331-1
УДК 82-94
ББК 84-4
ISBN 978-S-90S76-331-1
© Степанов Ю.Г., 2014
© Оформление.
ООО «Принт-Сервис», 2014
Когда внезапно, среди ликов жалких,
Блеснет, как озаренье, взгляд живой,
Осознаешь, еще мы - не держава,
Но, есть надежда, будем таковой.
НЕОБХОДИМОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Это короткое повествование - уже история. История
другого государства. Государства, которого нет. Но это
не легенда и не сказка. События, очень похожие на опи-
сываемые, происходили в действительности. Пользуясь
правом автора, я что-то убрал, что-то добавил, что-то
немного изменил, нанизав для удобства сюжеты на хро-
нологическую конструкцию моей армейской карьеры.
Нижайше прошу считать все совпадения случайными
и, по возможности, не примерять на себя или сослужив-
цев описываемый гарнизонный реквизит, даже если
вдруг покажется, что он вам впору. Задачей, которую
я сформулировал для себя, приступая к работе, было
придать приемлемую форму, не особо искажая содержа-
ние, моим армейским воспоминаниям, заметкам на по-
лях, до сих пор не выцветшим эмоциям. Все изложенное
в книге есть чистой воды субъективная, личностная
оценка, ни секунды не претендующая на присвоение
ей почтенных категорий. Если что-то вас развеселит
или заставит задуматься, то время, проведенное над
рукописью, буду считать потраченным не зря.
г. Томск,
25.01.2013 г.—11.06.2013 г.
Моим армейским друзьям посвящается
74 сентября 1975 года
ГЛАВА 1
Не сознание определяет жизнь, а жизнь
определяет сознание.
Карл Маркс
Если исходить из глубокого смысла, заложенно-
го во фразе «Все познается в сравнении», то мне
с моими гарнизонами повезло. Еще в курсантские
годы, живя ожиданием и предвкушением близкой
войсковой стажировки, способной стать как отпуском,
так и каторгой, в курилках скрупулезно обсужда-
лись все возможные варианты оной. Информация
в большинстве случаев основывалась на рассказах
очевидцев (иногда переданная через десятые ру-
ки), краткосрочно пребывавших в различных от-
даленных, менее отдаленных и расположенных
в райских уголках СССР местах дислокации частей
и подразделений Вооруженных сил державы. И если,
допустим, сведения об Одессе или Кишиневе напо-
минали больше предутренние казарменные грезы,
с завидным постоянством транслируемые во время
безмятежного сна здорового курсантского организма,
то повествования о Даурии, Могоче или Кандалакше
были уже из разряда кошмаров и фантасмагорий, со-
провождавших полуночный подъем по тревоге. Чего
только стоили, например, свидетельства очевидцев
о явлении на полковой развод первого руководителя
данной войсковой мотострелковой части, затерянной
5
в Забайкальских степях, верхом на пегой водовозной
кляче (без седла, с веревочной уздечкой) и озвучен-
ное им при этом зычное приветствие: «Здорово, ста-
ничники!». Или о том, как потомки опять же забай-
кальских казаков - оплота самодержавия на дальних
имперских рубежах, впитавших с молоком матери,
а может, и на более глубоком генном уровне живот-
ную ненависть к красному цвету и всему, что с ним ас-
социировалось,- «забавлялись», охаживая кожаными
плетьми (хорошо не нагайками) с седел уже вполне
нормальных лошадей попавшихся где-то на узкой
сельской улочке незадачливых и в данной ситуации
беззащитных курсантов-стажеров. И все это в годы
«решающей стадии построения развитого социали-
стического общества и формирования новой истори-
ческой общности «советский народ», когда культиви-
ровалось преклонение перед армией - оплотом мира
и социализма. Мы с приятелями и сами, было дело,
чудом отбились от лесной погони после посещения
(по недомыслию - в форме) сельских танцев «на пя-
тачке», забросав ее (погоню) прихваченными с собой
«на всякий случай» взрыв-пакетами. Это тоже было
в гарнизоне. Правда, в благополучной Белоруссии,
в пяти километрах от ее столицы - Минска. Из это-
го же примерно разряда - перешивание красных
погон на черные уволенными в запас срочниками
на тот самый «пожарный» случай, который могла
преподнести долгожданная дорога домой.
Армия хирела вместе с государством и его управ-
ленческой элитой, проповедовавшей гуманные,
почти библейские постулаты основ и норм жизни,
6
зашифрованные в обильные и многочисленные
продукты пропагандистского механизма, громозд-
кого, неповоротливого, уже давно заржавевшего
и неэффективного, но почищенного и смазанного
в тех узлах и сочленениях, которые были на виду
у этой самой «верхушки», много лет близорукой про-
сто по возрасту. Ходил в те времена такой анекдот:
«Парторг - колхознику:
- Ты хоть “Правду” читаешь?
- Читаю!
- И что ты читаешь?!
- Что оторву, то и читаю!!!»
Время идет так стремительно, что поколению,
не заставшему дефицита туалетной бумаги (или ее
полного отсутствия), этот классический образец муд-
рого народного юмора нужно сегодня разжевывать
с отдельными подробностями.
Только сейчас, по прошествии многих лет, начина-
ешь отчетливо понимать, что «страшно далеки от на-
рода» были не только революционеры-демократы
середины XIX века... Выходит, и сам я тогда страдал
близорукостью, тяжелой не по возрасту.
ГЛАВА 2
От великого до смешного один шаг.
Наполеон
Т Т могу точно понять пока, каким по форме будет
X ХСэто повествование, изначально задуманное как
попытка окунуться в атмосферу армейских гарнизонов
1970-х и 1980-х годов. Но коль скоро армия наша была
«плоть от плоти» советской Родины, то не связывать
свои воспоминания и рассуждения с атмосферой, ца-
рящей тогда в стране, невозможно, да и не хотелось
бы. Тем более историй, иллюстрирующих «плавный
переход к построению коммунизма», хоть отбавляй.
Многие очень характерны и поучительны.
Так вот, об «отдаленности от народа». Из уст оче-
видца. Обком КПСС одного из Западно-Сибирских
регионов с тревогой обнаружил, что статистика надо-
ев в колхозе «Заветы Энгельса» имеет своеобразную,
прямо-таки арифметическую цикличность, объяснить
которую лунными циклами либо графиком выступле-
ний в сельском клубе лекторов общества «Знание» воз-
можным не представлялось. Не добившись внятных
ответов от председателя в телефонных допросах, было
решено перейти к следующей фазе дознания - вызову
в Обком. С похмелья, но гладко выбритый, председа-
тель, протрясясь на «козле» добрых полторы сотни
километров, ступил на кроваво-красную дорожку
такого большого кабинета, что у стола руководителя
8
эта дорожка, по законам перспективы, сужалась прак-
тически на нет.
-	Ну, так что у тебя с надоями?
-	Электричество отключают, аппараты не работают.
Для наглядности округлив глаза и разведя руками,
хоть чуть и поспешно, сообщил председатель заго-
товленный в дороге ответ. Последовавший незамед-
лительно разнос, учиненный энергетикам в том же
кабинете, напоминал ярость разгневанного Зевса и со-
провождался соответствующими атрибутами в виде
грома и молний, наглядно демонстрируя, как электро-
энергия должна генерироваться и в каком виде посту-
пать на пульт электродоильных аппаратов.
Один из пострадавших от партийной «молоньи», в си-
лу национальной принадлежности будучи человеком,
склонным к сомнениям и анализу, запросил у зав. отдела
сельского хозяйства обкома график злосчастных надоев.
Конечно, на 150-километровом маршруте транспорти-
ровки электричества всякое могло произойти (так как
энергетики никакого злого умысла к дояркам колхоза
имени Энгельса не имели и ни разу за отчетный пери-
од рубильник не трогали), мало ли: медведи, трактора,
природа и тому подобное, но нижние точки синусоиды
продуктивности буренок и пеструх странным образом
совпадали (запрос предусмотрительно был направлен,
а ответ получен) с днями, следующими за авансами
и получками в «обесточенном «хозяйстве». Подкопив
решительности, без вины виноватый энергетик доставил
аналитическую записку с совмещенными молочным
и финансовым графиками в уже упомянутый каби-
нет. Математика - наука точная. И человек, которому
9
исследования были предоставлены, все понял и отправил
в наш колхоз «разобраться на месте» зав. отдела сель-
ского хозяйства обкома (даму в полном расцвете, с вы-
дающимися женскими формами, не позволяющими
даже без декольте оставаться равнодушными к щедрости
природы не только пролетариям и крестьянам, но даже
кристально чистым, проверенным в бескомпромис-
сных схватках на идеологических фронтах работникам
партноменклатуры). Для очистки совести и с тем, чтобы
несознательный элемент не посягал впредь на святая свя-
тых - «электрификацию всей страны», с целью оправдать
свой низкий идейный уровень и нежелание крепить
смычку города и деревни в тандем к партсельхоздаме
был отряжен пытливомыслящий энергетик. Колхоз
имени одного из основоположников по всем внешним
признакам, представшим взору комиссии, на передовой
никак не тянул. А скотный двор, куда без промедления
и направились представители «области», и вовсе являл
собой что-то напоминающее один из кругов чистилища,
если представить себе на секунду, что в ад, описанный
Данте, после грешной земной жизни попадают не лю-
ди, а коровы. По загону, традиционно огороженному
пряслом из кривых жердей, крепящихся к покосившим-
ся столбикам, уныло перемещались полтора десятка
животных, ровно по туловище утопая в продуктах соб-
ственного производства, но никогда, в отличие от молока
и сметаны, на прилавках не появлявшихся. О том, что
это все-таки крупно рогатый, а никакой другой скот,
а точнее коровы, догадаться было можно, но неискушен-
ному - сложно. Масти они были все одинаковой - как
раз такой, какой цвет имела характерная субстанция,
10
заполнявшая от края и до края упомянутый загон. Если
на минуту какое-то возвышение позволяло обнажить
у коров место, где по законам зоологии должно было
располагаться вымя, то взору открывалась бесформен-
ная складка кожи со стекающими с нее отнюдь не мо-
лочными каплями. В глазах бедных животных была
сосредоточена вся скорбь, накопленная несколькими
поколениями их предшественниц с того самого дня,
когда их, ухоженных и любимых, увели с родных под-
ворий в колхозный ГУЛАГ. Картина, видимо, настолько
рознилась с бодрыми отчетами, поступавшими регу-
лярно в обком, и парой-тройкой «потемкинских» ферм,
выстроенных в «подбрюшье» областного центра, что
«комиссионерша», справившись с оторопью, все же раз-
родилась редкостным по глубине логики вопросом к со-
провождавшим председателю, зоотехнику и бригадиру:
- Так почему же все-таки у вас такие слабые надои?
Нетрудно понять председателя - этакого «подстав-
ного», отвечающего за все и за всех, не имеющего, кроме
каждодневных проблем самого разнообразного харак-
тера, ни рычагов, ни специалистов, прессуемого и по ад-
министративной и по партийной линии... в тяжелой
Сибирской глубинке, где семь месяцев зима. Но здесь,
видимо, ситуация пробудила в нем народную мудрость
и, выдержав пристальный партийный взгляд, нацелен-
ный на него поверх двух корабельных мортир, он сказал:
- А ты на их титьки посмотри... и на свои!!!
Это в двух часах езды от областного центра... А иные гар-
низоны располагались в сотнях километров даже не от цен-
тров цивилизации, а просто от вышестоящих штабов, на-
ходящихся зачастую в такой же примерно глухомани.
11
Сапоги кирзовые
ГЛАВА 3
На службу не напрашивайся, от служ-
бы не отговаривайся...
Александр Пушкин
«Капитанская дочка»
Исконная наша «рассейская» ситуация во взаимо-
отношениях центра и... не центра отягощена,
кроме чванливого равнодушия и спеси столоначаль-
ников, еще и расстояниями, которыми с ясельного
возраста нас приучали гордиться. Думаю, грамотные
политики и ответственные руководители, а таковые
все-таки еще не перевелись (как бы их не гнула сис-
тема), не раз и не два поминали и поминают в самой
ненормативной форме «необъятные родные прос-
торы», которые были и остаются одним из главных
препятствий в выстраивании государственной логис-
тики и приведении всех и вся к общему знаменателю
целесообразности и порядка.
Этот председатель, вернее, тот образ, который
я нарисовал себе, несколько раз прослушав рассказ
о той трагикомичной ситуации, так и стоит у меня
перед глазами, как немой укор так и не состоявшейся
«смычки города и деревни», живописно представ-
ленной нам в трудах классиков марксизма как один
из этапов на пути к светлому будущему. И все же.
При всей запущенности проблемы, у этого мужика
после смерти Сталина был выбор: ударить шапкой
73
об пол, послать партком, райком, обком вместе взятые
по хорошо известному в народе маршруту и уйти,
допустим, в бухгалтеры или шофера. У офицера вы-
бор отсутствовал. Вместе с первыми курсантскими
мозолями мы впитали в плоть и кровь жесткую ар-
мейскую аксиому: служить будем там, куда Роди-
на пошлет. Торговаться при распределении было
сродни выхватыванию для себя из общего бачка ку-
ска пожирнее. Конечно, пап, мам и других близких
и не очень родственников никто не отменял, но к та-
кого рода протекционизму относились в курсантской
и офицерской среде уже через призму личностных
качеств: нормальный человек, что ж, дай ему Бог!
А не нормальный только возводил свою ненормаль-
ность в степень, со всеми вытекающими отсюда по-
следствиями. Попробуй-ка, побудь изгоем в гарни-
зоне. Хотя кто из «сынков» служил в тех гарнизонах?
ГЛАВА 4
Сегодняшняя молодежь ужасная,
но еще ужаснее то, что мы не принад-
лежим к ней.
Фаина Раневская
Прилично набедокурив на третьем курсе, а дваж-
ды из множества «эпизодов» будучи изловлен-
ным, уличенным и примерно наказанным (в том чис-
ле и по партийной линии), я, конечно, значительно
сократил для себя список мест распределения после
выпуска. Третий курс в училище, по крайней ме-
ре для меня, оказался неким «оселком», на котором
на прочность и прочее были проверены многие мои
качества, представлявшие в совокупности емкое по-
нятие «характер».
Второй же курс (то есть предшествующий треть-
ему), проведенный в «спорт-взводе», наполненный
почти ежедневными тренировками, прикидками
и прочей подготовкой к соревнованиям, кроме явной
пользы, сыграл со мной и злую шутку. Жесткий режим
в компании отменно физически развитых (а было сре-
ди нас несколько мастеров спорта), зараженных целью
победы в соревнованиях однокашников неизбежно
произвел из меня продукт среды, у которого физиче-
ское развитие значительно опередило процесс позна-
ния и уж тем более приобретения жизненного опыта.
Крепким, мускулистым ребятам явно не доставало
75
разумных возможностей применения «богатырской
силушки». Этот перекос в развитии был еще усугублен
вторым местом, занятым нами на первенстве округа
в Омске, и на этой почве мы возомнили себя непри-
косновенной элитой, чем-то вроде камикадзе за сутки
до вылета на Перл-Харбор.
С такой вот закваской, не растраченной в летнем
отпуске, я вернулся в стены родного училища. По-
множьте данное состояние на пестуемый в казарме
с первого курсантского дня нигилизм ко всему, что
связано с укреплением дисциплины и воинского по-
рядка, и естественное возрастное отсутствие благора-
зумия... Короче говоря, если первый мой зафиксиро-
ванный «залет» с чайником портвейна в курсантской
столовой и, по «недоразумению», в тот же самый вечер
захват меня (прощенного, кстати, за чайник) и группы
товарищей дежурным по училищу в казарме за кар-
точным столом были спущены практически на тор-
моза (ну что такое двое суток гауптвахты?! Неприятно,
но не более), то чуть более поздние события... А было
это в мае, когда сибирская весна как из пушки вы-
стреливает свою полгода угнетаемую плоть, и в голове
твоей в двадцать лет полный туман от невозможно-
сти осознать и укротить работающее как танковый
«дизель» сердце...
Зачем, скажете вы, тогда еще и вермут, целую сет-
ку которого мы закупили на четверых в гастрономе,
добросовестно отстояв очередь, хотя нас, здоровых
и румяных, как на картинке, с иголочки одетых кур-
сантов, первыми к прилавку пропускали орденонос-
ные ветераны, отмечавшие в тот день свой главный
16
праздник. Как они сами говорили - за то, что мы здо-
рово спели на городских улицах строевые песни под
оркестр, управляемый стройным капитаном татар-
ских кровей по фамилии Киздатов, что, естествен-
но, сотни раз становилось предметом искрометных
армейских шуток. Мы действительно здорово пели,
самим нравилось. Запруженный до отказа Морской
проспект без фальши рукоплескал нам и восторжен-
но гудел. Да и немудрено. Майский солнечный день,
праздник. Курсантская строевая «коробка» в двести
человек с полковым оркестром, встроенным прямо
в нее, надраенные сапоги и бляхи, юные открытые
лица... и песня, она, и правда, «лилась» - другое сло-
во не подобрать, но лилась мощно, проникая прямо
в сердце. Я верю в кадры кинохроники, где в солдат-
ский строй летят цветы. Это не кинематографический
блеф. Так было на самом деле, вчера и двести лет на-
зад. И я тому свидетель.
Вся эта сетка, а точнее, ее содержимое было в сжа-
тые сроки употреблено «из горла» на песчаном берегу
Обского моря под немудреную закуску (а может, и без
нее вовсе. Ведь вино тогда было для нас лишь катали-
затором, а не предметом застолья с неотъемлемыми
атрибутами в виде разносолов и тому подобного). Кто
помнит «неповторимый букет» того вермута за рубль
32 копейки, оценит нашу непритязательность или
даже выдержку. Первой забавой, выбранной после
расправы с вермутом, были заплывы по оттаявшей
метров на 35-40 прибрежной кромке - до матерого
еще льда, покрывавшего всю необъятную гладь си-
бирского моря, и попытки взобраться на него, что
77
не могло получиться в силу хрупкости этой кромки
и порезанных тут же рук. Повеселив таким образом
оказавшихся на берегу зевак, и с целью согреться
и высушить трусы мы перешли к следующей фазе
увеселений - поединку двое на двое, демонстрируя
при этом навыки рукопашного боя, самозабвенно
передаваемые нам на еженедельных занятиях ква-
дратным прапорщиком по фамилии Щуплик. Со сто-
роны, видимо, зрелище, когда четверо здоровенных
оболтусов в цветастых исподниках тузят друг друга
почти на полном серьезе (но все же «понарошку»),
не дотягивало до нужного уровня эстетики едино-
борств, что, запыхавшись, мы интуитивно поняли,
закруглились и приняли единогласное решение сле-
довать в училищный клуб на танцы. Это, конечно,
было ошибкой.
К воздействию вермута, не поддавшемуся ни мор-
жеванию, ни активным упражнениям полугладиа-
торского характера, следует добавить полный букет
нарушений формы одежды, этакий традиционный
джентльменский набор, включающий ушитый козы-
рек фуражки с извлеченной из нее пружиной, чтобы
она (фуражка) приобрела форму и фасон одноименно-
го белогвардейского головного убора; «вставки» в пого-
нах, придающие им полукруглую (вдоль плеча) форму;
брюки-клеш и цивильные туфли, такие же далекие
по виду от уставных башмаков, как современный утюг
от своего чугунного пращура. Не обратить внимание
на таких «красивых» дяденек патруль в клубе просто
не смог. Даже учитывая негласное правило: своих
не брать. Может, и не взяли бы, но начальником этого
18
самого патруля был целый майор, более того - замес-
титель командира курсантского батальона по полит-
части. Вида он был, прямо скажем, не майорского,
а за свою стать и манеры носил среди нашего брата
прозвище «батрак».
Так вот, в веселой толчее просторного клубного
фойе прихватили самого беспечного и нерастороп-
ного - меня. Майор при этом задержании вел себя
очень агрессивно и, я бы сказал, не интеллигентно.
По крайней мере, мне так показалось. В итоге непро-
должительная и не очень эстетичная возня - четве-
ро против одного - завершилась водворением меня
в кабинет начальника клуба. Оттуда по телефону был
запрошен из караула разводящий с караульным для
препровождения в армейское узилище «разбуше-
вавшегося третьекурсника». Свои учетные данные
я назвать отказался, на миг представив, видимо, себя
в застенках Гестапо. Но дело принимало нешуточный
оборот. Времени в запасе оставалось минут пять-семь,
ровно столько, чтобы упомянутому конвою добраться
до клуба. Сидел я в это время на стульчике у двери,
которая вдруг чуть приоткрылась, и из-за нее Сере-
га Защепин - один из моих собутыльников (а если
серьезно, мой друг, прекрасный спортсмен, откры-
тый, отчаянный парень, просто душа-человек) ше-
потом скомандовал: «Беги, патрульные не тронут!»
Повторять два раза мне не пришлось, и я, высколь-
знув в коридор, припустил во все лопатки на зимние
квартиры - в родную роту.
Главные же события развернулись после моей «ре-
тирады». О них знаю со слов очевидцев. Звонящего
79
в караул начальника патруля от меня отделяло два
письменных стола. Не знаю, что придало силы этому
злобному и тщедушному офицерику (который про-
исходил из «пиджаков», то есть военного училища
не кончавший и потому недолюбливающий, мягко
говоря, курсантскую братию с ее непонятным для
него кодексом поведения и чести), но он каким-то не-
вероятным обезьяньим прыжком перемахнул через
расположенное перед ним препятствие и продол-
жил бы, скорее всего, свою погоню с тем же вдохно-
вением, если бы не предусмотрительный Защепин С.,
стоящий за дверью и контролирующий ситуацию.
Мгновенно оценив ситуацию, он принял очень эф-
фективное решение. В момент прохождения май-
ором «линии» дверного проема он, еще чуть отворив
дверь наружу, резко захлопнул ее, нанеся старшему
товарищу, как оказалось позже, небольшое увечье,
не позволившее тому выполнить патрульный долг
и букву устава.
Наступило утро следующего дня... Скорый кур-
сантский телеграф принес нерадостное сообщение:
я был с потрохами сдан штабным лейтенантом Вдов-
ченко - случайным свидетелем описываемых собы-
тий. Блиц-совет в курилке вынес единственно верное
решение: упреждая неотвратимые последствия, идти
к пострадавшему майору с повинной головой. Встреча
состоялась у плаца, среди сотен готовящихся к раз-
воду курсантов и офицеров. Майор прихрамывал,
опираясь на трость, я, правда, тоже хромал. (Левое
колено, пострадавшее в пляжном кикбоксинге, как
оказалось впоследствии, стало мне напоминанием
20
на всю жизнь.) Покаянная речь по содержанию не бы-
ла чем-то выдающимся и свелась в итоге к банальному
детсадовскому: «Я больше так не буду». На удивление,
другой хромой крови не возжаждал (не исключаю, что
его «гончая» прыть в воскресный вечер также была
подогрета парами, может, чуть более изысканного,
чем вермут, напитка, а посему «кадило» раздувать
он не стал) и отправил меня к ротному командиру
со словами: «Пусть он сам наложит на вас взыскание!»
Ротный, точнее, ВРИО (временно исполняющий обя-
занности) оного, капитан Пекетов Сан Саныч, человек
стати совсем не офицерской, хотя и не без амбиций,
добродушный и не склонный к репрессиям, выслушав
мой достаточно лаконичный (ну, не рассказывать же
все!) рассказ, принял прямо-таки соломоново решение,
объявив мне трое суток ареста за... нарушение формы
одежды. По училищным понятиям такая формули-
ровка влекла за собой максимум лишение увольнения,
а в худшем случае - лишние сутки у «тумбочки».
И я, без преувеличения, с легким сердцем бодро по-
ковылял на гауптвахту, вписав еще одну яркую строку
в бесконечный перечень эпизодов, иллюстрирующих
народное изречение: «Легко отделался!».
ГЛАВА 5
Я - оптимист. Не вижу особой пользы
быть чем-то еще.
Уинстон Черчилль
Совсем бесследно, правда, все это для меня не про-
шло. Это я уже не о колене (хотя с ним я впослед-
ствии с десяток раз оказывался в больницах, в том
числе и на операционном столе). Мне рассказывали,
что Совет училища, утверждая уже через год после
этих событий списки медалистов и краснодипломни-
ков, удалил меня из данного перечня, памятуя о «на-
рушении формы одежды».
Так это было или не так, но жарким июльским
днем, так страстно ожидаемым с первого дня обу-
чения, стоя в торжественном лейтенантском строю,
я был в полном неведении, какой диплом мне вы-
писан. По оценкам в зачетке он должен был быть
этакого солидного, «кирпичного» цвета, символизи-
рующего отличную учебу и достойное (рука не под-
нимается написать «примерное») поведение, то есть
воинскую дисциплину. Учился я, действительно,
хорошо, пятерки свои не вымучивал, а примерно
со второго курса и вовсе стал получать удовольствие
от процесса познания, за все четыре года лишь еди-
ножды просидев перед экзаменом за конспектами
до двух часов ночи. После этого штудировал нау-
ки только в светлое время суток. Не зря в казармах
22
Погоны курсантские
гуляла поговорка: «Лучше килограмм здоровья, чем
тонна знаний!» К тому же принципиально не поль-
зовался «шпорами». Созерцание сотоварищей, ло-
мавших светлые головы над очередным ухищре-
нием, позволяющим уместить на клочке величиной
с почтовую марку содержание какого-нибудь парт-
съезда или работы Ленина, совершенно справедливо
приводило меня к выводу о целесообразности на-
править это усердие на изучение или повторение.
Без исключений, правда, не обошлось. Был у меня
прокол с литературой после второго курса, правда,
не у меня одного, а у половины группы, но эту полу-
детективную историю я уже описал в опубликован-
ном ранее рассказе «Караул!». Троечников поневоле
тогда выручил наш ротный Пал Палыч Горбунков,
с присущей ему пехотной смекалкой, чудесным об-
разом превративший тройки в пятерки, заодно со-
орудив «ремейк» на историю про «Суп из топора».
Как говорится, «ловкость рук...»
И еще о ловкости рук. Обилие вероятных против-
ников, к коим в 70-х наша «оборонительная» доктри-
на относила и американцев, и китайцев, и немцев,
и англичан, порождало неизбежное изучение на кур-
сантской скамье организации и вооружения армий
потенциальных супостатов. Думаю, по нудности и не-
обходимости держать в памяти громадный объем
цифр, деталей и терминов этот сегмент общевойско-
вой тактики легко мог посоперничать с сопроматом.
Но экзамен есть экзамен! Мозговой штурм, за неделю
до него устроенный в Ленкомнате всем взводом, поро-
дил выдающееся изобретение, перещеголявшее, в силу
24
нашего уже зрелого возраста и марксистско-ленинской
методологии, знаменитую выдумку школяров, опи-
санную Кассилем в «Кондуите и Швамбрании». Это
был «немой телеграф».
Традиционно экзамены по тактике в летнюю сес-
сию принимали в поле. То есть само понятие «обще-
войсковая тактика», по разумению методистов, деся-
тилетиями протирающих казенные штаны в учебных
отделах, было несовместимо с душной запыленно-
стью аудиторий. Хотя, справедливости ради, именно
«тактеры», как мы называли преподавателей царицы
воинских наук, были наиболее адекватными и близ-
кими, как пехоте и положено, к нашей грешной зем-
ле, поскольку в подавляющем большинстве в учи-
лище попадали, пройдя и гарнизоны, и полигоны.
Но к «телеграфу»!
Для передачи основных элементов пресловутой
«организации», которая была включена в каждый
экзаменационный билет отдельным вопросом, были
изобретены простые, но понятные символы, транс-
лируемые с помощью нехитрой жестикуляции и ми-
мики. Например, кулак - танк, кулак с выставленным
указательным пальцем - САУ, пехота - характерное
движение локтями, используемое при перемеще-
нии по-пластунски, и так далее. Плодотворная идея,
эффективная и забавная, как игра (а нам только то-
го и подавай), пройдя горнило коллективного ОТК,
была блестяще реализована. Подготовкой места для
экзамена занимались накануне мы сами, а потому
окопы (а получившие билеты садились на край око-
па и на планшете полевой сумки готовили ответ)
25
располагались идеально для демонстрации враже-
ских полков и дивизий из небольшой рощицы, ме-
трах в двадцати за спиной экзаменаторов. ...Ни одной
тройки!
Выпуск. Жаркий, как и полагается, июльский день.
Училищный плац - лобное место всякого армейско-
го местопребывания, где, как на вече, собирались
и на суд, и на торжество. Первыми дипломы и ром-
бы в алфавитном порядке получали медалисты, за-
тем краснодипломники, потом также по алфавиту
остальные. Меня как бы выделили из всех этих ка-
тегорий и вручили положенное вообще последнему
из взвода. Видимо, цвет моей «корочки» обсуждался
до последнего. Признаюсь честно, никаких эмоций
этот факт у меня не вызвал. По предварительной ин-
формации, исходя из собеседования перед распре-
делением, путь мой должен был лежать на Дальний
Восток, в традиционном направлении для великого
множества лейтенантов. Особенно в те годы, когда
на границе с Китаем было неспокойно. Поэтому по-
сле слов: «Лейтенант Степанов - Группа советских
войск в Германии»,- я был действительно удивлен,
естественно, приятно.
Резкое изменение направления стрелки компа-
са на моем первом армейском маршруте ни в коей
мере не следует относить к магнитным или иным
аномалиям. Все дело в моем дяде. На тот момент -
подполковнике, замкомандира одной из сибирских
дивизий. С самых малых лет для меня, наверное,
не было авторитета большего, чем он. Его появле-
ние на короткие побывки в родном городе всегда
26
было праздником. А новенькая, скрипящая пор-
тупея, погоны с золотистыми звездами, да и весь
его армейский фасон, были для меня атрибутами
из другой жизни, таинственной и волшебной, как
сказка. Мама частенько отправляла меня («от ули-
цы подальше») к нему на каникулы. И хотя детей
у него не было, служба (а прошел он и взвод, и роту,
и батальон) не предполагала достаточного времени
вне ее. Поэтому он таскал меня с собой по казармам,
полигонам, учениям и маршам. С 11-летнего возраста
я познавал нехитрый солдатский быт, ночевал в его
«газике», ел наравне со всеми из походных кухонь,
и мне уже не нужно было расшифровывать военный
сленг. Наверняка в училище он держал меня под не-
гласным контролем, так как служил в том же городе,
но никогда не вмешивался, мудро полагая, что все
ухабы мужского становления я должен преодолеть
сам. По этой же причине он держал до последнего
«в рукаве» все свои протекционистские козыри, ре-
ализовав их при распределении.
Десятилетия, минувшие с тех пор, позволяют бес-
пристрастно взглянуть на многое, происходившее
в той, другой армии другого государства. Страсти
по диплому, то есть по его цвету, которые коснулись
меня своим крылом, но, Бог свидетель, не нанесли мне
никакого урона, были всего лишь глупой и наивной
суетой многих соискателей этой первой, очень услов-
ной ступени карьеры. В противовес «гражданке», где
партийными боссами была выстроена четкая, много-
ступенчатая селекционная работа, выцеливающая
27
наиболее перспективных кандидатов в номенкла-
туру уже в школе или вузе, а затем протаскивающая
их, почти «за шиворот», по партийно-комсомольско-
му карьерному лабиринту, армия этим похвастать
не могла. Может быть, в этом была своя логика: тебя
четыре года, а то и пять лет готовили, тратили на тебя
казенные деньги, сапог, «хэбэ» и шинелей ты изно-
сил - будь здоров, в твоем поту, пролитом на поли-
гонах и спортгородках, можно отделение искупать,
лейтенантские погоны тебе повесили не чтобы покра-
соваться, а система из колеи выбиться не даст. Армия,
брат! Поэтому большинство из тысяч лейтенантов,
ежегодно выпархивающих из училищных гнезд,
распределялись в в части и гарнизоны... по алфави-
ту, пройдя редкостные по формализму и лишенные
элементарного профессионального подхода собеседо-
вания в окружных отделах кадров. Только на местах
генералы и полковники, обреченные на совместную
с новичками службу, начинали внимательно читать
характеристики, дипломные ведомости, задавать во-
просы, как опытные интервьюеры, пристально огля-
дывать экстерьер... И уже в пределах вверенного «хо-
зяйства» проводить какую-то «доводку», располагая,
как правило, весьма скудным выбором вариантов.
А иногда не располагая вовсе. Есть один взвод или
одна рота - туда тебе и дорога, милый!
ГЛАВА 6
Лицемер - всегда раб.
Ромен Роллан
Правда, и среди них, являющих собой последнее
сито перед твоей новой казармой, куда ты должен
был войти уже как командир и воинский начальник,
разные люди были. Мне с этим явно не повезло.
Поскольку из одиннадцати молодых лейтенантов,
одномоментно со мной прибывших в автомобильную
бригаду в местечко под названием Куммерсдорф-Гут,
политработник был только один - я, то и на собесе-
дование с НачПО (начальником политотдела) при-
шлось прибыть в одиночестве. Моим самым большим
(в гарнизоне) начальником оказался подполковник
примерно сорока лет, принявший меня в своем каби-
нете с видом уездного помещика, к которому во вне-
урочный час пришел крепостной в штопаном-пере-
штопаном армяке испросить полпуда «пашенички»,
чтоб семье не умереть,- и даже не предложивший
сесть для беседы. Опущенные уголки тонких губ
придавали ему вид опереточного героя, напевный
бабский тенорок дополнял сходство, ко всему, боко-
вые пуговицы на его рубахе были расстегнуты, чтобы
не стеснять равномерно распределенные в районе
предполагаемой талии неопрятные излишества.
Такими были мои первые впечатления от встречи
с человеком, который, по сути, должен был стать для
29
меня старшим товарищем и мудрым наставником.
К слову, за два с половиной года совместной службы
я ни разу не увидел главного идеологического бой-
ца бригады ни на спортгородке, ни на стрельбище,
ни за рулем КАМАЗа, нашей основной, штатной тех-
ники. Добил он меня тем, что, увидев на безымянном
пальце правой руки обручальное кольцо (после учи-
лища я женился, а поскольку официального запрета
на ношение супружеского символа в войсках не было,
хотя особо и не поощрялось, кольцо я носил - скорее,
как подтверждение уже не юношеского статуса, типа
усов), он не спросил, когда я женился, есть ли дети,
кто жена, а сразу «как в лужу...» брякнул:
- А чего это вы кольцо надели? Это мещанство!
Все! По сути, если мы с того дня и не стали врагами,
то уж на какое-то сближение, которое предполагала
совместная партполитработа, рассчитывать прихо-
дилось с трудом.
Кадровый голод, обусловленный возвратом в ар-
мейскую семью заместителей командиров по по-
литчасти в конце шестидесятых и естественным
отсутствием подготовленных офицеров (вновь соз-
данные высшие политучилища стали давать продукт
только в начале 70-х годов), предопределил содер-
жание и форму материала, которым приходилось
замазывать идеологические дыры. Выполняя жесткие
разнарядки и убоясь гнева вышестоящих инстан-
ций, сулящего безвременное расставание с уютным
и теплым, как русская печь, креслом в отделе кадров,
в «замполиты» гребли всех подряд - неудавшихся
30
командиров, отупевших от многолетнего безделья
начальников служб, «пиджаков» (благонадежных
гражданских мужиков, косяком прущих на блестя-
щую приманку хорошей зарплаты, служебного жи-
лья, скорой пенсии и других благ, за которые, прав-
да после, приходилось платить втройне) и прочих,
и прочих... С политработой не знакомых даже пона-
слышке. Довелось мне таких повидать. Из великого
их множества редко с кем не «обмишулились» кадры.
Искомый комиссарский дух, призванный насадить
в войсках преданность Родине и службе, было дове-
рено нести в подразделения и части действительно
мещанам. По образу и сути. Свою миссию в войсках
они видели в строго своевременном проведении ком-
сомольских и партийных собраний, ленинских чте-
ний, партхозактивов... мероприятий, в подавляющем
большинстве бездушных, зачастую смехотворных,
если не вредных вовсе. К большому сожалению, эф-
фективность работы новых политруков оценивали
такие же ремесленники по жалким критериям на-
личия аккуратно оформленных и хранимых в устра-
шающего размера сейфах протоколов упомянутых
собраний, скучнейших посиделок в прокуренных
канцеляриях.
Одного из представителей новой генерации на-
следников фельдкуратов, имевшего за плечами уже
реальное политическое образование, однажды -
когда тупое переписывание в «прошнурованную,
пронумерованную и скрепленную мастичной печа-
тью» тетрадь выступлений сослуживцев, в едином
порыве одобряющих решения ЦК, встало поперек
31
горла - посетила гениальная по простоте идея. Он стал
записывать комсомольские и партийные собрания...
на магнитофон. А футляры с катушками пленки кра-
сивым почерком подписывать: протокол № 1 собрания
партийной организации 2 МСР, от такого-то числа,
с повесткой дня... И аккуратно складывать их подаль-
ше от солдатских глаз, чтобы поверх идеологически
выверенных фраз не появились записи носителей
псевдокультуры. Пропагандист полка, посланный
с проверкой, но вместо лицезрения знакомых до боли
талмудов с псевдоидейной галиматьей вынужденный
прослушать на магнитофоне «Комета-209» доклад, со-
доклад и прения членов первичной парторганизации
(насчитывающей три человека), не проронив ни слова
и чуть не забыв фуражку, резво, насколько мог, при-
пустил к НачПО. Святотатство, сравнимое с гаданием
на бараньей лопатке у алтаря храма Христа Спасителя,
подняло в крестовый поход политотдел в полном
составе, и «использование технических средств про-
паганды в партийно-политической работе» (имелся
в училище и такой предмет) было предано «огню
и мечу».
И грустно, и смешно... Если бы еще одной из сво-
их задач армейские ремесленники от идеологии
не избрали (скорее, даже в первую очередь) противо-
стояние с командирами. «Крышуемые» неприкос-
новенными кардиналами высоких политорганов
эрзац-замполиты «на земле» искажали не только
саму суть в общем-то логичной и разумной роли,
отводимой им в армейском механизме, когда коман-
дир и его замы впрягались в общее ярмо и дружно
32
тянули нелегкий воз извечных казарменных про-
блем. Но обособив себя некой затуманенной мис-
сией касты жрецов, «горе-политруки» сознательно
противопоставили себя офицерскому сообществу,
породив в его среде на долгие годы устойчивое от-
торжение «попов», как метко окрестили их (нас)
в Вооруженных силах державы.
Кстати, упомянутый НачПО бригады, а звали его
Иосиф Погубенков, по непонятным для меня и моих
собратьев причинам и соображениям ни разу не был
замечен в «офицерском общежитии», где первые ме-
сяцы, естественно самые сложные в лейтенантской
судьбе, мы проживали дружной семьей, вдевятером
в одной комнате. А это, кстати, было зоной его особого
внимания и ответственности. Видно, лень было тас-
кать крутые бока по гарнизонным задворкам. И так
забот полон рот!
ГЛАВА 7
Большая армия всегда в беспорядке.
Еврипид
А общага наша заслуживает нескольких строк.
Уж не знаю, что сподвигло начальство разместить
нас именно там. Тусклый, облупившийся и унылый,
как и весь Кум-Гут, неказистый домишко с убогим об-
щим сортиром и одним краном умывальника (какой
там душ?!) стал первым прибежищем девяти розово-
щеких, позитивно настроенных, здоровых и активных,
но ни хрена в службе не понимающих, фактически
юношей, из самых разных училищ, со всего Союза. Про-
сто навскидку: Вольск, Самарканд, Новосибирск, Челя-
бинск, Рязань, Уссурийск, наверное, откуда-то еще, про-
сто уже не помню. Солдатские койки и прикроватные
тумбочки составляли всю меблировку, а лейтенантское
«приданое» в виде нескольких мундиров, шинелей,
бушлатов, сапог, белья и прочего чуть не кучами было
свалено под кроватями и по углам. Немецкими чемо-
данами, производимыми в те годы легкой промыш-
ленностью ГДР и справедливо окрещенными «смерть
носильщика» или «мечта оккупанта», мы обзавестись
еще не успели. Баню в гарнизоне топили раз в неделю,
а вода, которую поставлял по упомянутому единствен-
ному крану местный водопровод, была мутно-желтого
цвета и имела легкий, но устойчивый запах, несовме-
стимый с аналогичным свойством привычной Н2О. Эта
34
проблема касалась всего довольно большого гарнизона,
а не только нашей общаги. Возможно, причиной этого
коммунального неудобства был затопленный в конце
войны подземный танковый завод вермахта, в чьи
цеха вели скрывавшиеся тут же под водой зловещие
ступени и спуски, хранящие одну из многочислен-
ных тайн Рейха. Располагался он сразу за гарнизоном,
в чахлом, каком-то больном лесу. Собственно, бригада
и другие части гарнизона также квартировали в много-
численных, на века сооруженных строениях, до войны
имевших явно армейское предназначение. Воду же для
готовки, стирки и других нужд несколько раз в день до-
ставляли за двадцать пять километров из-под городка
Лукенвальде, притормаживая в установленных точках
городка, откуда и раздавался призывный клич: «Вода!».
Это служило командой к немедленному выстраива-
нию внушительной очереди, состоящей, в основном,
из жен офицеров и прапорщиков с тазами и ведрами.
Колорита добавлял разношерстный вид «жаждущих».
Упрощенный быт и стиль гарнизонной жизни, в саму
основу которого были заложены стереотипы транзит-
ного пассажира, позволяли особо не «заморачиваться»
условностями вроде формального статуса «офицерш».
Поэтому не очень опрятные прически, советские бай-
ковые халаты «боевых» расцветок и мужняя обувь
на босу ногу были привычными аксессуарами, не вы-
зывавшими ни удивления, ни тем более порицания.
Еще не отвыкшие от казарменного быта, его спе-
цифических особенностей и деталей, не предус-
матривающих понятие «комфорт» (разве в качестве
шутки), мы все, девять человек, большого значения
35
спартанскому стилю нашего нехитрого пристанища
не придавали. Жили дружно. Ну, разместили по-скот-
ски, ничего, потерпим. Молодость и действительный
(не побоюсь пафоса) энтузиазм нивелировали очень
многое. Впрочем, заявку на отношение к нам, пусть
и молодым, но все же офицерам (!), большое командо-
вание сделало еще на пересыльном пункте во Франк-
фурте-на-Одере, куда железнодорожными составами
поставляли со всех концов Союза будущих защитников
«переднего края». Вот интересно, а старших офицеров
тоже пропускали через этот карантин? Нас, нескольких
лейтенантов, затертый пересыльной службой «прапор»,
с трудом совмещавший русский с малоросским, в стиле
тюремного надзирателя определил в «офицерскую»
казарму, показал стол в общей столовой, где кормили
так, что училищный кулинарный беспредел показался
мамиными пирожками, и представил жлобоватого
вида подполковнику, который, даже не поздоровав-
шись, брезгливо, как больных, осмотрел нас и сообщил,
что выход в город запрещен. Двое суток в этом сарае...
Наверное, с точки зрения высшей целесообразности
волю нам, сотням юнцов, впервые в жизни оказавшихся
за границей, давать и правда не стоило. Лови нас по-
том «сачком» по этому Франкфурту. Но, думается, при
небольшом желании и попытке разумного, а главное,
человеческого подхода организовать все можно было
совсем иначе, по крайней мере, не так, чтобы первое
впечатление о «Группе войск» вызвало в нас скорее про-
тест, чем более логичный в нашем положении боевой
настрой в ожидании отправки на «зимние кварти-
ры». Ну, головотяпства, а по-другому это и не назовешь,
36
я в родной армии насмотрелся и натерпелся. На троих
хватит. Но пересыльная «вохра» все же допустила одну
ошибку. Решающую. Нам был выдан причитающийся
аванс: по сто восемьдесят «демократических» марок.
Они дали легкий, но ощутимый толчок богатому че-
тырехлетнему опыту преодоления всевозможных
преград, отделявших нас от свободы. Угрюмый серый
забор был препятствием скорее психологическим.
И вот мы «за бугром». Надо же было судьбе улыбнуться,
и первый же магазин (ну, а куда же еще, для начала,
податься птенцам империи тотального дефицита?),
в который мы зашли, оказался валютным. То есть где
торговали на еще более западную валюту. Но это мы
поняли позже, а сначала с легкой оторопью археологов,
ступивших под своды редкого захоронения, разгля-
дывали настоящие (!) американские джинсы «Levis»,
сложенные ровными стопками прямо на полу. Ну и все
остальные товары, лежавшие на стеллажах и при-
лавках, были из рассказов, похожих на небылицы,
из цветных журналов, приравненных в Союзе к само-
му острому идеологическому оружию Запада. Ничего
нам, конечно, не продали на украшенные Марксом
и Энгельсом деньги, но мы особо и не горевали. Зато
заведение под интернациональной вывеской «Веег
und broiler» распахнуло двери куда более гостепри-
имно. С удовольствием поев и выпив (замечу, без «фа-
натизма»), мы по дороге в «зиндан» прикупили более
осторожным сокамерникам, оставшимся в казарме,
полдюжины пива и здоровенный батон колбасы, чему
они были рады, как дети. Причем не знаю, чему боль-
ше, пиву или колбасе.
37
Автомат Калашникова
модернизированный (АКМ)
ГЛАВА 8
Жизнь - не те дни, что прошли, а те,
что запомнились.
Петр Павленко
Первые месяцы лейтенантской службы в большом
гарнизоне ты, по любому счету, не вправе рас-
считывать на отношение к себе как к личности. Все за-
рядки, тренажи, неудобные (в выходные и праздники)
наряды и караулы, проверки этих нарядов и караулов,
разгрузка угля и прочая рутина - удел новичка. Естест-
венно, когда участники этого «Non stop» аж вдевяте-
ром живут в одной комнате, да еще без элементарных
удобств, жизнь начинает напоминать диковатый спек-
такль, без смены декораций и действующих лиц -
в чуть ускоренном варианте демонстрации. Исходя
из насущной потребности, первым приобретением,
сделанным каждым из нас (точнее, восемью сожите-
лями) в гарнизонных магазинчиках, были немецкие,
штампованные из пластмассы будильнички «Ruhle»
(что и послужило законному переименованию в «Рух-
лядь»), напоминавшие елочные игрушки и в урочный
час издававшие скромный, прямо-таки политкоррект-
ный стрекот, далеко не всегда венчавшийся выполне-
нием возложенной на него (будильник) задачи - подъ-
ема среди ночи или ранним утром своего владельца.
Зато девятый наш сосед - Коля Ференцев, уроже-
нец западной части Украины, предусмотрительно
39
привез будильник из дома, абсолютно справедливо
не рассчитывая подниматься в четыре или пять утра
самостоятельно, как Штирлиц. Величиною со сред-
нюю противопехотную мину, с двумя велосипедными
звонками сверху, механизм, под названием «Янтарь»,
можно было бы поставить в реанимации - воскрешать
безнадежных. Поскольку графики наши друг с дру-
гом не совпадали, по сигналу «Янтаря» поднималась
вся комната, и через минуту-другую, справившись
со стрессом, мы начинали «крыть» отечественного
производителя. Люди же со сна разные: кто-то мир-
ный, кто-то злой. У наиболее впечатлительных нервы
не сдюжили день на десятый. Вернувшись как-то
со службы, Коля обнаружил своего верного помощ-
ника упавшим с тумбочки, причем так неудачно, что
восстановлению он уже не подлежал. Недолго погоре-
вав и, думаю, догадываясь о неслучайном характере
падения «Янтаря», Коля двинул в «Военторг» - за не-
мецким ширпотребом.
Армейская служба все-таки веселая штука. Гуля-
ет же портяночная шутка: «Кто в армии служил, тот
в цирке не смеется!» Ну, а коль скоро юмор - это есть
способность увидеть смешное в несмешном и наобо-
рот, то гарнизонная жизнь в этом смысле просто Клон-
дайк. Поскольку бригада наша являлась своего рода
«пилотным проектом в оснащении автомобильных
войск КАМАЗами» - на тот момент новым словом
в советском автопроме, то и внимание к нам было
весьма пристальным: новый формат, новые задачи,
проверки, марши, строевые смотры и прочие основа-
ния вспомнить строки Блока о том, что «...покой нам
40
только снится». Все это дополнялось чуть не ежеднев-
ными визитами самого большого прямого начальни-
ка, двухметрового генерала по фамилии Арутюнов.
Как и большинство его земляков, человек он был ум-
ный, сметливый, с чувством юмора, не стремился где
надо и не надо демонстрировать и выпячивать свое
генеральство, короче говоря, не чета многим своим
коллегам, носящим и тогда, и сейчас на своих плечах
тяжкий груз больших, шитых звезд. Тем более часть
статусных обременений выполнял за него его бога-
тырский рост. Он и так смотрел на всех сверху вниз,
а тут еще этот взор падал на подчиненных из-под ла-
кового козырька, с цветущей над ним пышным цветом
«капустой».
Но, как и у всех людей неординарных, была и у Ару-
тюнова одна небольшая странность. Предметом его
наиболее пристального внимания в ходе частых ви-
зитов в Кум-Гут были пожарные щиты. Что такое по-
жарный щит знают, думаю, все. Или многие. Пожар-
ный щит в гарнизоне - объект легкого и доступного
разграбления. Ситуаций, когда командир, отправляя
бойцов что-то срубить, выкопать (закопать), принести,
перенести и тому подобное, совершенно справед-
ливо не утруждает себя обеспечением подчинен-
ных инструментом и инвентарем, хоть пруд пруди.
Только совсем молодой воин может по неопытности
задать глупейший по содержанию вопрос: «А где
взять топор (лопату, ведро, лом...)?». На что в девяно-
ста девяти случаях из ста звучал отточенный поко-
лениями и полный негодования встречный вопрос:
«Да меня это что...?!» Приказ начальника - закон для
47
подчиненного! Он не обсуждается, он выполняется.
Беспрекословно, точно и в срок! Поэтому путь лежал
к пожарным щитам. (Попробуй выпроси это (ну, что
там надо) у старшины или каптера!) В худшем случае
приходилось минут 5-10 посидеть в засаде, в лучшем -
просто изъять искомое орудие труда с заботливо по-
крашенного щита, с обязательной биркой, увекове-
чивающей звание и фамилию ответственного, как
правило, командира взвода, и описью. Задач, самых
разнообразных, в гарнизоне хоть отбавляй, поэтому
в укомплектованном виде противопожарные точки
держались не дольше, чем танк в современном бою.
Иногда в связи с данным обстоятельством бригаду
охватывал настоящий психоз. Доведенные до кипения
взводные отправляли верных «нукеров» создавать
запас. И кражи багров и ведер обретали признаки
цепной реакции. На ночь имущество прятали в за-
гашники, с утра вывешивали вновь. Наиболее не-
доверчивые отцы-командиры выставляли у щитов
посты. Вот Арутюнов и проверял эти самые пожарные
щиты. Каждый свой приезд. Причем визит начинался
именно с их обхода. Все это знали, но уберечь драго-
ценный шанцевый инструмент не могли. Ответствен-
ные же за пустующие крепежные скобы получали
сразу и по полной, как будто они тем самым ставили
под сомнение нерушимость наших рубежей.
Были и среди моих соседей по «коммуне» такие
счастливчики. Очередной визит высокого (в прямом
и переносном смысле) гостя не внес разнообразия
в распорядок его работы. Он начался с обхода пожар-
ных щитов. Первый же на маршруте объект приятно
42
поразил генерала: щит сверкал свежей краской, опись
на месте, ответственный...
- Кто ответственный?
- Командир второго взвода ... роты ... батальона
лейтенант Надыров!
Мир (так его звали) Надыров жил вместе с нами.
Крепкий такой паренек из Самарканда, с острым, хит-
рым взглядом, всегда начищенный и наглаженный,
острый на язык.
- Молодец, Надыров!
И уже повернув голову к комбригу, чуть не со сле-
зой в голосе:
- Ведь могут, черти, когда захотят! Все на месте.
Надо ведро - бери ведро! Надо багор (подходя и берясь
за багор) - бери багор...
Но багор не брался. Восторг на лице Арутюнова
менялся на озабоченность и недоумение по мере уве-
личения тягового усилия при попытках снять багор
со щита. Не тут-то было! Багор и все остальное средне-
вековое противопожарное оборудование было прива-
рено к железному щиту рачительной рукой электро-
сварщика, «замастрячившего» эту нехитрую операцию
в батальонном ПТО после отбоя за две пачки печенья
и бутылку молока. Бурный поток русско-армянских
выражений, переплетенный многовековой дружбой
двух народов, улетал в осеннее немецкое небо. Не было
в нем ни злости, ни сходных с ней по спектру чувств,
лишь горькая, отеческая досада на комбрига и всех
нас, так и не понявших истинного значения пожар-
ных щитов в деле укрепления обороноспособности
и боевой готовности.
43
ГЛАВА 9
Умом ты можешь не блистать, но са-
погом блистать обязан.
Современная армейская пословица
Служебная каждодневная текучка отнимала прак-
тически все время. И все же таинственная для со-
ветского человека заграница не могла не интересовать
попавших туда впервые, и мы пытались хоть как-то
привести в систему первые впечатления и наблю-
дения. Вообще, эта симпатичная страна, люди в ко-
торой, на мой взгляд, верили в идеалы социального
равенства больше, чем мы, представляла собой до-
вольно-таки пеструю картину, при всем умозритель-
ном центрально-европейском однообразии. Двести,
триста, а то и более лет назад возведенные строения
подчеркнуто классического стиля, но с обязатель-
ными деталями, иллюстрирующими самобытный
почерк безвестных мастеров, гранитные лестницы
и бордюры, ровная, словно стол, брусчатка. Весь этот
вековой, по линейке вычерченный уклад во многих
местах, особенно в городах, как вредным лишаем, был
поражен социалистическим новостроем. Таким же
дурацким и безвкусным, как в Союзе, слепленным
как попало, будто назло созданному многими поко-
лениями с умом, любовью и душой. В авангарде шли,
конечно, наши военные городки. Стройбатовские
зодчие постарались на славу. Партия и правительство,
44
не скупясь, обустраивали форпост социализма. Хру-
щевки и строения аналогичного стиля, клубы, штабы,
склады, боксы, столовые... сотнями «украшали» го-
родские и иные пейзажи братской ГДР. «Фирменный»
дизайн дополняла кривая кладка, перекошенные
двери и окна и подобные издержки борьбы за усо-
вершенствование учебно-материальной базы войск.
Командирам тут (хотя и верится с трудом) был дан
полный карт-бланш. И если жилье строилось все же
по проектам, то остальное вряд ли. Мне и самому
доводилось руководить определенными циклами
строительных работ. Забор строили из полуторного
немецкого белого кирпича. Единственное, что было
выдержано - это срок сдачи объекта. Слава Богу, его
сразу заставили сломать, а меня больше к выполнению
подобного рода задач не привлекали.
Кроме того, сотни военных городков украшала
обязательная наглядная агитация. Ходила тогда среди
политработников негласная информация, что изобра-
жать Ленина могут художники и иже с ними мастера
прикладного и иных искусств, имеющие специаль-
ное на то разрешение. Говорили об этом вполголоса,
документов и бумаг на сей счет не видел никто, но...
Бог его знает! Правда, дух тайного запрета оставался
витать в канцеляриях и курилках, а парадные въезды
в полки, дивизии и батальоны, центральные аллеи
и плацы были буквально задрапированы нетлен-
ными произведениями художников срочной служ-
бы, с большой буквы «X». Наскальные изображения
основоположников, составляющие примерно треть
экспозиций, являли собой чудовищные групповые
45
портреты, на которых Ленина, Маркса и Энгельса от-
личить друг от друга можно было только по размеру
бороды. Зачастую святые лики несли на себе выра-
женные национальные признаки того мастера кисти
и пера, чьими трудами на бесценном пресс-картоне
они и были изображены. Остальные поверхности
в равных долях посвящались стандартным изобра-
жениям воинов в касках со сталью во взгляде, боевой
технике (что там было по штату) и регалиям воинской
доблести, где основной проблемой был знак ВСК (во-
енно-спортивного комплекса), на котором нужно было
рисовать фигуру бегущего спортсмена, изображае-
мую, как правило, по принципу известной считалоч-
ки: палка, палка, огуречик... Да что там плакаты - уже
не говорю о танках и раритетных грузовиках (где их
только брали?), горделиво красующихся перед КПП,
скульптуры ваяли! Безо всяких градостроительных
комитетов и ландшафтных комиссий. В пятидеся-
ти километрах от Берлина. Вот уж точно: благими
намерениями...
Служили энтузиасты монументального зодчества
и в Кум-Гуте. Даже в моем батальоне. Вновь прибывший
его замполит капитан Бабкин. Благодаря этому, я его
и запомнил. Терзаемый муками творчества, замешан-
ными на здоровом карьеризме, он нарисовал эскиз сте-
лы (посвященной, естественно, чему-то героическому
и представлявшей, по замыслу, вертикально стоящую
трубу, метров 25-30 высотой, с каким-то мало понятным
навесным оборудованием - пишу и думаю, а Церетели
не обидится?), призванной украсить батальонный авто-
парк и вдохновить военного водителя на безаварийную
46
эксплуатацию и экономию ГСМ. Полное вернопод-
даннического подобострастия лицо, с которым автор
идеи подсунул эскиз Погубенкову, вызвало монаршее
оттопыривание нижней губы и одобрительное по-
качивание головой, означавшее: трубе в парке стоять!
В нашей же среде - ротных и взводных, то есть тех, кому
на роду написано воплощать теорию в практику, проект
получил рабочее название «Монумент Славы», посколь-
ку Бабкина звали Славой. Я, правда, через некоторое
время получил новое назначение и, чем завершилось
это плодотворное начинание, не знаю. А другие следы
нашего покорения Европы видел. Некоторые из них
даже были удостоены чести быть размещенными на па-
мятных открытках с достопримечательностями не-
мецких местечек. Возможно, в назидание потомкам.
ГЛАВА 10
Война - это когда за интересы других
гибнут совершенно безвинные люди.
Уинстон Черчилль
Старинный германский гарнизон, хранящий сот-
ни тайн и свидетельств прошлого, в то время
у нас - лейтенантов и «старлеев» - подобных мыс-
лей не вызывал. Во-первых, молодости свойственен
поверхностный, а точнее, легкомысленный подход
ко многому, что тебя окружает. А во-вторых, мы бы-
ли поглощены повседневными заботами настолько,
что созерцать монументальную немецкую архи-
тектуру и анализировать события, происходившие
в тех местах, разглядывая их через призму истории
Европы, просто не считали целесообразным. Хотя,
конечно, все знали, что офицерская столовая, где
питались холостяки, представлявшая из себя до-
бротный двухэтажный особняк с черепичной кры-
шей, была ранее виллой Вернера фон Брауна, отца
«Фау» в годы войны и американской космонавтики
чуть позже. Признаться, к этой гарнизонной легенде
я относился с некоторым недоверием: ну, надо же
людям как-то скрашивать мрачную и однообразную
жизнь военного городка, скупую на события и разно-
образие, присущее более оживленным населенным
пунктам. Значительно позже я узнал, что светило
немецкой (и мировой) физики действительно был
48
частым гостем в Кум-Гуте и в поте лица ковал там
для Рейха свои смертоубийственные изделия. Кроме
реактивного оружия и боеприпасов, в этой захо-
лустной, какой-то промозглой немецкой деревушке
действительно производились танки (например,
знаменитый «Мышонок», увеличенный вдвое аналог
«Тигра») на заводе, о котором я уже упоминал.
Прямо за дорогой, соединявшей наши «пенаты»
с таким же примерно населенным пунктом под на-
званием Хорствальде, известным своим гасштеттом,
куда мы частенько прогуливались (за три километра)
на знаменитые шницели, и отделявшей гарнизон
от чахлого, ржавой масти леса, зияли залитые водой,
одетые в кондовый бетон спуски в неизвестность.
Первые экскурсии по окрестностям, проводимые
с молодежью, уже прослужившей год или два, обя-
зательно включали в себя посещение этих мрачных
врат в фашистские подземелья. Ходили слухи, что
воду пытались откачать, но для сокрытия танковых
тайн были использованы грунтовые воды, а посему
предприятие успехом не увенчалось. Близость к Бер-
лину (порядка пятидесяти километров) наложила
свой неизгладимый отпечаток на унылую местность
моей лейтенантской юности. По мере сжимания
кольца вокруг гитлеровской столицы в марте-апреле
сорок пятого года интенсивность и ожесточенность
схваток между наступавшими и оборонявшимися
нарастали, как возрастало количество железа и свин-
ца на условную единицу площади. Леса и поля во-
круг Кум-Гута были просто нашпигованы, как ба-
раний бок чесноком, неразорвавшимися минами,
49
авиационными бомбами, осколками, гильзами,
пулями, абсолютно непонятного происхождения
деталями, механизмами и даже целиковыми эк-
земплярами армейской техники, на которые мы
не раз и не два натыкались в лесу. Жалею, что никогда
не увлекался фотографией. Думаю, многое из уви-
денного мною тогда заслуживало увековечивания
для потомков.
Помню, на каких-то полевых занятиях вышли
под вечер на большую поляну в лесу. Косые лучи за-
ходящего солнца усиливали контраст света и тени,
благодаря чему достаточно ровная поверхность по-
ходила на ощетинившегося ежа. Земля, насыщен-
ная в тех местах песком, под воздействием времени,
ветра и воды обнажила тысячи и тысячи огрызков
смертоносного металла, как будто высыпанного туда
рукой щедрого сеятеля. Я долго бродил, вытаскивая
из песка разнокалиберные пули, зазубренные осколки,
части бомбового оперения и пытался поставить ногу
на землю так, чтобы не наступить на металл... Не по-
верите - не получалось. Фронтовики рассказывали,
что к тому времени (когда армия рвалась к Берлину),
уже научившись на своем горьком опыте воевать,
боеприпасов не жалели. Артподготовка и авиаудары
повторялись столько раз, сколько было необходи-
мо, чтобы заткнуть, забить в землю само желание
сопротивляться.
Вот еще один небольшой эпизод. Выведя из парка
ротную колонну, остановились перед маршем для
последней проверки. Обнаружилось, что на одном
из КАМАЗов развалилась аккумуляторная клемма.
50
Тут же, прямо с земли, собрали с десяток свинцовых
шариков, представлявших некогда начинку авиабомб,
расплавили в консервной банке, «залечили» клемму
и через пятнадцать минут колонна ушла.
Армия навсегда, как хорошо забитый гвоздь, си-
дит в памяти. «Неармейским» приятелям и коллегам
всегда по душе были истории из моего, да и не моего
военного прошлого. Больше двадцати лет минуло,
а армия снится. То я вдруг в нее возвращаюсь, и ме-
ня охватывает нешуточное беспокойство, а как мне
придется служить в совершенно новых условиях,
так не похожих на те давние и далекие гарнизоны.
То я «героически» выполняю какую-то фантасти-
ческую по нелепости задачу старших начальников,
но чаще всего - это наведение «уставного» порядка,
казарменное противостояние офицеров и солдат,
схватка характеров за реальную власть в коллективе...
Если хотите, в чем-то классовая борьба, приобретаю-
щая порой жесткий, бескомпромиссный характер.
ГЛАВА 11
...В нашем деле думать не полагается.
Александр Куприн «Поединок»
Казарма... Солдатский дом. Притча во языцех. Имя
нарицательное. В большинстве случаев ассоци-
ируется у обывателя с мрачным, неуютным, анти-
комфортным местом одномоментного проживания
большой группы людей, попавших туда (что очень
важно, не по своей воле), однообразно облаченных
и загнанных в «прокрустово» ложе уставных посту-
латов, ко всему в придачу практически лишенных
возможности хоть иногда побыть наедине с самим
собой. Можно долго рассуждать о значении и мере
влияния казармы на личность. Но никогда при этом
не попасть в точку. Настолько, при ее унифициро-
ванности по форме и содержанию, велико влияние
специфики и факторов сопутствующих, а в первую
очередь, того, кто создает закваску в Н-ских взводах
и ротах, в ней проживающих. Она может стать теплым
и светлым, пусть, по определению, временным при-
станищем, куда идешь с удовольствием, как домой.
А может и ненавистным, ограничивающим свободу
и напрочь лишенным уюта, холодным казематом
со средневековым укладом. За годы службы и пожить,
и насмотреться успел и на то, и на другое.
Германия в этом смысле стоит все же несколь-
ко особняком. Сито призывных пунктов советских
52
Погоны лейтенантские
военкоматов до поры четко распределяло лопоухую
молодежь по «фракциям». Были погранвойска, ракет-
ные части, группы войск (кроме Монголии), ВДВ, флот,
морская пехота, связь, далее - по нисходящей. Моя
мама, много лет проработав доктором в призывных
комиссиях, рассказывала, что служить за рубеж невоз-
можно было попасть, имея любого вида татуировки.
Забавно, но интересно, кто бы мог из сегодняшней
молодежи пополнить ряды защитников Родины, со-
хранись до сегодняшних дней этот в общем-то ло-
гичный критерий. Дело демографов и социологов
разбираться, почему с конца семидесятых человече-
ский материал стал мельчать. А может быть, и раньше.
Просто в масштабах державы эволюция проходила
не так заметно. Но я успел, к сожалению, застать тот
день, когда ко мне в батальон прибыл служить не обу-
ченный грамоте солдат.
Не берусь даже за попытку объективного анализа,
могу лишь оперировать воспоминаниями офицера
ротного и батальонного звена, пропустившего через
свои руки не одну тысячу солдатских судеб. Факт оста-
ется фактом, статистика советской пропагандистской
машины наглядно демонстрировала (в виде различ-
ных таблиц и диаграмм) позитивное соотношение
численности войск НАТО и Варшавского договора.
Из нее следовало, что армии шести государств соцлаге-
ря по численности вполне сопоставимы с тем же пока-
зателем шестнадцати стран блока НАТО. Естественно,
та же картина наблюдалась в количестве танков, само-
летов, ядерных ракет и других, более-менее серьез-
ных приспособлений для организованного, массового
54
умерщвления себе подобных. О том, что количество
и качество - категории разные, думать «руководящей
и направляющей силе» было, видимо, просто неког-
да. Сколь безостановочные, столь и бессмысленные
(а ко всему - бесперспективные) «перегонки» с ка-
питализмом не давали возможности поднять голову
и попытаться вникнуть в досадные мелочи. Благо,
живем мы в уникальной во всех отношениях стране,
где даже в безнадежных условиях и ситуациях, за-
частую вообще вопреки всему, выезжали на талантах
и патриотах, производимых истощенной державой ис-
правно, несмотря ни на что. С этим тоже не поспоришь.
Наши ракеты, танки, самолеты были, конечно, без
кондиционеров и мягких кресел, но боевые качества,
заложенные в двигатели, броню и пушки советскими
конструкторами, ни в чем не уступали, а зачастую пре-
восходили вражеские аналоги. Уже не говорю о «ка-
лашникове», здесь вообще без комментариев! Но как
и марксистская теория «становилась движущей силой
только тогда, когда овладевала массами», так и боевой
металл требовал умелых рук и светлых голов. С этим
страна в упомянутый период начинала испытывать
осязаемые проблемы. На примере моей первой авто-
роты это было отчетливо видно.
Поступившие на вооружение КАМАЗы, взамен
отслуживших «Уралов», были новинкой не только
в армии. Армия здесь имела законный приоритет.
На «гражданку» новый грузовик шел второй очередью.
Оснащение новой техникой войск, расположенных
на стыке двух непримиримых систем, было впол-
не логичным и оправданным шагом. Так казалось.
55
Со стороны. Но «дьявол кроется в деталях». В авто-
мобильных, как оказалось, тоже. Новенькие, прямо
с испытательных треков машины сотнями грузились
на эшелоны и уходили в военные автопарки. Не ду-
маю, что происходящее было вредительством, хотя
очень походило. Военные водители из Курсков и Ря-
заней, а также (скорее, даже в основном) из-под них,
прошедшие предармейскую подготовку в районных
ДОСААФ (располагающих лишь раритетами советского
автопрома, где заводная рукоятка занимала наиболее
почетное место среди наглядных пособий, отполиро-
ванная по этой причине, как у кота сами знаете что),
на КАМАЗы, закрепляемые за ними вскоре по прибы-
тии в часть, смотрели невинными детскими глазами
аборигена, обнаружившего у своей яранги звездолет.
Да что там бойцы! Ни взводные, ни ротные не зна-
ли толком, что с этим чудом техники делать. Учились
на ходу, делая глупые, но неизбежные ошибки, как
на Руси и повелось. На чужих учиться не сподручно.
Даже не патриотично! Все это порождало множествен-
ные поломки и вытекающую из них «нетрудоспособ-
ность» новых авто, на чьих спидометрах не набежало
и по триста верст. Ко всему в придачу задуманный
полноприводным, армейский грузовик поначалу по-
ступал с одним ведущим мостом. Этот технический
нюанс, вкупе с отсутствием водительского опыта
и рыхлой «супесью» почв «Фатерлянда», делал не-
пригодными для передвижения войск практически
любые дороги без твердого покрытия. Чуть на обочи-
ну - все. Воевать могли только по асфальту. Чего уж
говорить о том, как мыкали горькое горе «целинные»
56
батальоны на КАМАЗах, въезжая на родные просел-
ки. Даже легкий дождик с утра означал: сегодня вы-
ходной. Начальник штаба майор Семеонов любил
повторять, что каждое «упражнение» по извлечению
КАМАЗа из рытвин и канав военным автомобилистам
следует засчитывать, как десантникам прыжки.
Потребности армии, продиктованные действи-
тельно непростыми отношениями со Штатами (пе-
риод первого президентского срока Рейгана) и их
разношерстным и вечно фальшивым «бэк-вокалом»,
просчитывали и выверяли в институтах и лаборато-
риях, напрягая всю милитаризованную экономику
Союза, вплоть до последнего кустаря, в итоге получал-
ся продукт, который армии был зачастую не по зубам.
Превращать его потенциальные калории в энергию
обороноспособности по далеким гарнизонам были
обречены офицеры, порой осознавая (а иногда и нет),
что старая русская поговорка «между молотом и нако-
вальней» предназначалась именно для них. И все же
они и только они были реальным каркасом армии,
сохраняющим его форму и устойчивость. А уж никак
не «передовое учение», которое никто не учил...
Знаменитые субботние генеральные уборки в вой-
сках именовались парково-хозяйственными днями.
По установленному порядку после очистки всех уголков
и загашников, а затем обеда бойцов прямой наводкой
отправляли в клуб - приобщиться к наследию великих
теоретиков на священных, как когда-то прочтение
«Отче наш», Ленинских уроках (чтениях, зачетах) и то-
му подобных замудренных, даже для организаторов,
57
посиделках. Обретение третьей точки опоры и моно-
тонный голос пропагандиста, в «надцатый» раз зачиты-
вающего доставшийся в наследство от предшественни-
ка план-конспект, с гарантией делали свое дело: через
пять минут зал дружно засыпал. Армия многократно
посрамила апологетов обучения во сне. Эффект нуле-
вой. Богом клянусь! Так вот, после очередного такого,
полезного во всех отношениях мероприятия начальник
клуба, прапорщик Коля Сударев, с микрофоном напере-
вес, сопровождаемый киномехаником, тоже только
продравшим глаза и вооруженным пуленепробива-
емым магнитофоном «ВМ-63», для «флэш-интервью»
и последующего выпуска «долгожданной» радиогазеты
вырвал из рядов покидавших зал одного из наименее
проснувшихся. И запись пошла.
Начальник клуба:
- Только что в гарнизонном клубе завершился Ле-
нинский урок на тему «Обострение классовой борь-
бы в эпоху развитого социализма». Своим мнением
об этом интересном мероприятии с нами поделился
механик-водитель артиллерийского тягача ефрейтор
Мамедов.
- Товарищ Мамедов, какие у вас впечатления о Ле-
нинском уроке?
- «Зае...с!» - сообщил (именно так, без мягкого зна-
ка) Мамедов и решительно направился в курилку.
Это быль. Смешно, конечно. Но человеческий мате-
риал даже в Группу войск в те годы поступать начал
аховый. Что уж говорить о полной физической немо-
щи, когда восемнадцатилетний парень и раза не мог
подтянуться на перекладине, а через триста метров
58
кросса включал «передний мост», некоторые впер-
вые (!) в казарме ложились спать на кровать, заправ-
ленную простыней. Конечно, такие «защитники» ак-
тивно формировали питательную среду «неуставных
взаимоотношений». Сказать, что этот порок поразил
только некоторые части и подразделения - не сказать
ничего. Это - настоящая чума, порожденная вирусами,
продуцируемыми обществом на протяжении многих
десятилетий. Забегая вперед, скажу, что, как и в годы
средневековых эпидемий, усилиями отдельных лю-
дей (или групп людей) удавалось сохранять островки,
не пораженные страшной болезнью. Я сам служил
два с лишним года на таком «островке», но каких это
потребовало усилий!
Страна, веками несущая бремя всевозможных форм
унижения и угнетения личности (иго, крепостное
право, культ), имеющая уникальный криминальный
опыт, когда две трети ее территории (кстати, наиболее
богатой и необходимой державе) в большинстве насе-
ляют потомки ссыльных и каторжан (даже неглубоко
копнув свою родословную, без труда выяснил, что обе
ветви, и по отцу, и по матери, произрастают в Сибири
благодаря не очень законопослушному прошлому),
когда основных носителей культуры и этических цен-
ностей миллионами (!) истребляли и выдворяли вон,
когда духовенство, столетиями формировавшее мо-
раль и нравственность общества, буквально пинками
изгоняли из храмов, чтобы превратить те в склады
и цеха... Эта страна должна была в итоге получить ряд
тяжелых хворей, на излечение которых (при благо-
приятных условиях) уйдут жизни поколений.
59
ГЛАВА 12
Воспитатель сам должен быть воспитан.
Карл Маркс
Армия, гарнизон, казарма даже в самом широком
смысле - ограниченное пространство, где люди
обречены на постоянное совместное проживание и де-
ятельность. Любые пороки, порожденные обществом,
развиваются и проявляются там быстрее и рельефнее.
Право сильного и беззащитность слабого становятся
катализатором процесса, приобретавшего в иных ме-
стах, без преувеличения, уродливые формы и весьма
печальные последствия. С этой заразой справиться
не могут до сих пор, уже сократив до нелепых размеров
сроки службы, активно привлекая контрактников,
наплодив десятки правозащитных структур, ни бель-
меса не соображающих в службе... Я бы выглядел кри-
тиканом, если бы сам больше десяти лет не воевал
на этом «фронте», пролегающем через тысячи дале-
ких и близких гарнизонов. Были моменты, когда мои
и моих единомышленников потуги навести порядок
в казарме напоминали попытки пробить стену лбом,
и, конечно, стена как таковая оставалась незыблема.
Но, опять же, только офицеры взводного, ротного и ба-
тальонного звена представляли из себя реальную силу
в этой борьбе. Если собирался коллектив единомыш-
ленников людей неравнодушных и уважающих себя,
результат рано или поздно приходил. Хотя доводилось
60
мне слышать рассказы, что были места, где в годы рас-
пада страны офицеры предпочитали лишний раз по-
рог КПП не переступать. Опасно было. Даже не знаю,
верить в это или нет. Честно говоря, не очень хочется.
Перманентные детективные и полудетективные
казарменные сюжеты расследовались по горячим сле-
дам офицерами роты или взвода, как правило, само-
стоятельно. Если удавалось, не выносили сор из из-
бы. Если не удавалось, «дело» поступало на контроль
в вышестоящий штаб. При таком развитии событий
виновными становились не только виновные, и скорее
даже не они, а тот, кто не углядел. Как гласит фраза,
приписываемая отцу Сталина: «А кто устережет сторо-
жей?» Поэтому задача зачастую стояла простая: не до-
пустить утечки информации, максимально используя
собственные инструменты и формы дознания и кары.
Спектр же отклонений от уставов Вооруженных сил
был таким многоцветным, что, собственно, сам «Дис-
циплинарный устав» (кстати, самый тоненький из всех
своих собратьев) оставлял, за скудостью предлагае-
мых мер воздействия, убеждения и принуждения,
командирам и начальникам полную широту маневра,
зависящую, естественно, от кругозора, изобретатель-
ности, условий и ситуации.
ГЛАВА 13
Тело не упадет, если сохранит скорость.
Закон физики
Например, для борьбы со сном за рулем, с кото-
рым любой солдат мог совладать только ценой
титанических усилий, был предложен следующий
оригинальный метод. В тихую солнечную осень са-
мого начала восьмидесятых на картофельных полях
Союза случился неурожай. Оперативную помощь
в снабжении «вторым хлебом» собрату по соцлагерю
тут же оказала ГДР. В этой стране, по-моему, слово
«неурожай» в обиходе вообще отсутствовало, за пол-
ной ненадобностью. Для перевозки кооперативного
немецкого картофеля, чистого, ровного и круглого,
как с картинки, в Росток (оттуда он по морю шел в со-
ветские порты) был привлечен наш батальон. По за-
конам «целины» нас передислоцировали в лес, где
был разбит полевой лагерь и парк, откуда ежедневно
«короткие» колонны по 5-7 машин и совершали свои
картофельные рейсы. Ну, естественно, задача была
не только груз доставить, но и людей с машинами
не потерять.
Поначалу со второй частью возникали серьезные
проблемы. Резвые КАМАЗы под управлением юных
армейских «траккеров» так и норовили буквально
на ровном месте «зарюхаться» по кузов или тюк-
нуться в первый попавшийся материальный объект,
62
каковым зачастую становился движущийся впереди
автомобиль. Хорошо, если свой. Доставалось, конечно,
и многострадальным угловым строениям на узень-
ких улицах немецких городков. Ну, клонит в сон,
хоть ты убей!
Один из таких «таранов» увенчался изуродован-
ной до неузнаваемости кабиной и переломами обеих
ног водителя, включая один открытый. Непонятно,
почему в немецкой больнице, куда для оказания
первой помощи привезли любителя поспать, взвод-
ному выдали обратно весь залитый сгустками крови,
юфтевый солдатский сапог. Еще более непонятно,
зачем он привез его в наш лагерь. Но не зря гово-
рится, что «в хорошем хозяйстве» всему найдется
достойное применение. Комбат, майор Крекотин,
из той категории офицеров, которые в совершенстве
владели навыками публичного выступления перед
солдатской аудиторией (а умелого в этом аспекте
командира на плацу перед строем слушать одно
удовольствие), очень быстро сообразил, какую мож-
но извлечь пользу из этого жутковатого реквизита.
Каждое утро, перед отправкой колонн, почти в тор-
жественной обстановке (только без гимна и знамени)
заскорузлый сапог, весь бурый от крови, вручался
водителю, замеченному накануне в попытке заснуть
за рулем. Его он обязан был возить весь этот день
на сидении рядом с собой. Можно относиться к этому
как угодно, но факт, что число ДТП с этого момента
резко пошло на спад.
Там же и тогда же был разработан и впервые при-
менен на практике оригинальный и эффективный
63
способ профилактики употребления спиртного. Мною
(в ту ночь дежурным по батальону) был отловлен
и изобличен в пьянке водитель бензовоза ефрейтор
Тазин. Здоровее меня, как минимум, в два раза, в ноч-
ном лесу, под воздействием двух бутылок лимонной
водки (по 0,7 литра каждая), приобретенных, кстати,
на деньги от продажи соляры «камарадам», он вполне
логично решил, что этого-то замполитишку он соплей
перешибет. На самом деле он был не далек от истины.
Спасло меня то, что, во-первых, отступать было неку-
да, а во-вторых, что он с трудом стоял на ногах, тол-
стых, как два столба. Используя, как потом оказалось,
принципы, заложенные в айкидо, то есть энергию
атакующего противника, благо ему управлять своей
стокилограммовой тушей под лимонными парами
было нелегко, я, изловчившись, так приложился по его
большой круглой голове на неуравновешенном теле,
что он, вмиг протрезвев, как от нашатыря, вынужден
был подчиниться и проследовать в штабную палатку.
Наутро, с покаянным и стесанным, как на наждаке,
лбом, он понуро стоял на солнечной лесной поляне
перед строем батальона. Суть процедуры, объявлен-
ной Крекотиным в качестве заслуженного наказания,
а также в назидание и в целях снятия похмельного
синдрома, свелась к следующему: Тазин, абсолют-
но добровольно, погрузился в цистерну с водой для
технических нужд, а затем часа два (с небольшими
перекурами), пока не высохло «хэбэ» (это было обя-
зательным условием экзекуции), тяжелой трусцой
бегал вокруг батальонного бивуака. До конца уборки
корнеплодов «зеленый змий» облетал злосчастную
64
поляну десятой дорогой. Кстати, офицеры тоже не вы-
пивали. Хотите - верьте, хотите - нет. А вот «закуски»
было, хоть отбавляй. Каждая колонна, возвращавша-
яся с Ростокских пакгаузов, удивляла служилый люд
чем-то необычным, а то и экзотическим - для вы-
росших и живших в условиях тотального дефицита.
Как-то ко мне в палатку после ужина зашел мой
ротный писарь и художник (лицо доверенное и особо
приближенное к замполиту), белобрысый, курно-
сый и конопатый, как с лубка, татарчонок Исламов,
походивший на потомков Чингисхана и Батыя, как
я на Патриса Лумумбу. Выпучив свои и без того круг-
лые глаза, он таинственно прошептал: «Товарищ лейте-
нант, я Вам АПЕЛСОНЫ принес!» Я, естественно, сразу
не врубился, сбитый с толку необычным фонетиче-
ским приемом для обозначения известных плодов
семейства померанцевых, а потом с трудом сдержал
смех, когда он начал извлекать из-под плащ-палатки
здоровенные, с небольшой арбуз, грейпфруты. По-
благодарив Исламова, я тогда подумал, что где-то там,
в глухой заволжской деревушке, пацаны и девчонки
этот фрукт могли видеть только по телевизору. Где уж
различать его подвиды!
Околыш
Козырек
Кокарда
Канитель
витая золотая
фуражка офицерская
ГЛАВА 14
Веселое горе - солдатская жизнь.
Русская пословица
ТТ средняя полоса, семидесятые - восьмиде-
ZJLd, сятые... На небольшом полустанке, с невесть
как сохранившимся названием Богоявленск, при-
тормозил наш целинный эшелон. Практика более
чем двухнедельного путешествия к колосящимся
нивам подсказывала: стоять будем минут сорок,
а то и больше. Бросили на пальцах жребий, опреде-
лили курьера, скинулись деньгами, и я (выпало мне)
рванул искать магазин, чтобы хоть как-то разно-
образить скудное на разносолы походное меню. Язык
быстро довел до магазина. Он был открыт и пуст.
Как пусты были и его полки, безнадежно покрытые
матерой пылью.
- А что-то из продуктов есть? - спросил я на вся-
кий случай.
- Вот,- повела рукой пожилая продавщица.- Паш-
тет «Волна».
Продавалась тогда в маленьких баночках такая
бурая субстанция, которую по запаху можно было
идентифицировать как изделие, имеющее отноше-
ние к рыбе.
- Ну а сметана, молоко?
- Сынок, да мы забыли, какого они цвета,- с груст-
ной улыбкой поведала женщина.
67
Зато водка была. «Пшеничная», как сейчас пом-
ню, по 5 руб. 50 коп. Хоть упейся! Вот ее я и приобрел.
На все деньги.
Но еще раз вернемся к неустанной борьбе офи-
церов за твердый уставной порядок. В этой иронии
лишь доля иронии. Поверьте. А кто знает, тот и так
поймет. Обязательным элементом дознания и про-
филактики нарушений дисциплины был сбор пись-
менных объяснений от участников и свидетелей.
Этот вид эпистолярного жанра незаслуженно до сих
пор остается в тени современной эстрады и иных
форм самореализации наших юмористов и сатири-
ков. Их зачастую натужные и однообразные шутки
про тещу и адюльтер, наглядно иллюстрирующие
кризис жанра, просто померкли бы перед суровой
прозой жизни, написанной собственноручно (!) мо-
золистой солдатской дланью под страхом лишения
очередного увольнения или иной кары и вдохнов-
ляемой музой в лице стоящих над душой взводного
или замполита. В здоровенном сейфе германского
производства, с вензелями и гербами, занимающим
чуть не треть кабинета, уже во втором моем немец-
ком гарнизоне под названием Beelitz-Heilstetten этих
объяснительных записок за два с лишним года на-
копилось штук двести. До сих пор жалею, что перед
заменой в Союз предал их огню, поколебав тем самым
мудрость философии классика, утверждавшего - ру-
кописи не горят. Но мне по статусу положено было
быть материалистом. Практика же подтверждения
«кропотливой, каждодневной работы по укреплению
68
воинской дисциплины» путем получения письмен-
ных объяснений сохранялась до последних дней моей
службы в войсках. Думаю, и после.
Естественно, за давностью многое забылось, ис-
ключая совсем уж незабываемое. Жаль, публиковать
нельзя. Полный неформат. Многогранности изла-
гаемых на помятых тетрадных листках сюжетов
еще большую выразительность придавал вольный
перевод с родного языка на русский. Один из пред-
ставителей среднеазиатской части нашего необъ-
ятного государства, не ограничившись просто опи-
санием конкретного события, попытался придать
изложенному на бумаге должную эмоциональную
окраску. Для этого три жестких, мягко говоря, бран-
ных выражения, каждое из которых в контексте
имело право стать отдельной, самостоятельной
фразой, венчающейся большим восклицательным
знаком, были объединены в одно слово (пусть и не-
много длинное), но характеризующее автора как
человека творческого и неравнодушного. Если же
предпринять попытку перевода этого нетленного
шедевра на привычный, бытовой (но парламент-
ский) язык, то, думаю, получилось бы что-то вроде:
«Япростобылошеломленчертвозьмичертпобери!!!».
Другой представитель южной школы начинающих
армейских прозаиков ввел в ступор весь офицерский
состав целого батальона, часа два кряду пытавших-
ся постигнуть тайный смысл начертанной в объяс-
нительной фразы: «...шлабр и педро...». Не вытерпев
адского напряжения мысли и признав, что мозговой
штурм захлебнулся, мы вызвали автора из караула.
69
Не сразу, частично прибегнув к сурдопереводу, и при
помощи наглядных пособий ему удалось объяснить,
что речь шла о... швабре и ведре. Признаюсь, команд-
ный состав был даже слегка разочарован.
А был еще случай с коренным жителем теперь за-
граничного города Гагры, рядовым Худжавой. Это уже
на сибирском этапе моей службы, в деревне Плотни-
кове. На заре перестройки и ускорения. Этот самый
Худжава, небольшого росточка, худой настолько, что
ноги у него в голенищах сапог болтались, как «каран-
даш в стакане», и он их не снимал, а просто выходил
из них, с солидным носом, сразу выдававшем в нем
представителя высокогорных районов страны, хотя
и немного диссонирующим с общим хилым тело-
сложением, тем не менее, был чрезвычайно пылким
и страстным мужчиной, дорогим гостем представи-
тельниц слабого пола деревушки, на окраине которой
и притулился наш кадрированный полк.
С зовом тестостерона, бурлящего в крови этого,
на первый взгляд, неказистого до смехотворности
солдатика, не могли справиться ни взводные, ни ба-
тальонные, ни полковые командиры. Любая возмож-
ность оказаться на воле реализовывалась им мгновен-
но и эффективно. Я сам извлекал его из-под кровати
очередной гостеприимной хозяйки. Грудастой и не-
доумевающей. На гауптвахту, где он провел едва
не треть службы, Гоча (а звали его именно так), к слову,
отправлялся без лишней риторики и сопротивления.
Там, на гауптвахте, куда однажды я зашел в качестве
дежурного по полку - принять арестованных и ос-
мотреть камеры, произошла моя очередная встреча
70
с ним. Из нехитрого тайника в ножке стола была из-
влечена свернутая в тонкую трубочку ученическая
тетрадь. От первой до последней строчки она была
исписана ровными, аккуратными столбцами текста
на грузинском языке. Тетрадку я забрал (потом, правда,
вернул автору) и, вернувшись в дежурку, вызвал одно-
го из своих сержантов - Зураба М., отличного парня,
умного, добросовестного, с великолепным чувством
юмора, запомнившегося еще тем, что все два года он
каждый день (!), зимой и летом, стирал свое «хэбэ».
Я протянул ему тетрадку и спросил, что там написано.
Полистав страницы, Зураб с улыбкой вернул ее мне.
- Там стихи,- ответил он.
Справившись с удивлением, я поинтересовался:
- А про что?
- Про то, что он очень любит русских девушек,
а командиры его за это ругают,- снова улыбнувшись,
лаконично изложил перевод мой собеседник.
Больше об этом творении узнать не удалось ничего.
А жаль.
ГЛАВА 15
Большевики сами создают себе труд-
ности, которые успешно преодолевают.
Уинстон Черчилль
Специфика автомобильных войск предполагала поч-
ти обязательное участие офицеров ротного и бата-
льонного звена в уборке урожая, так называемой «цели-
не». Редко кому за пять лет службы за рубежом удавалось
избежать этой продолжительной и, честно скажем, не-
простой командировки. Каждый год с середины июля
со всех концов Группы войск по направлению к Бресту,
а там - по адресам вытягивались армейские эшелоны,
груженные техникой и походным скарбом, чтобы через
двадцать дней пути достичь разбросанных по необъ-
ятной пыльной глубинке средней полосы колхозов и сов-
хозов. Летнее путешествие армейским эшелоном - дело,
в принципе, не тяжелое. Особенно хорошо оно пере-
носится лентяями, людьми, склонными «сидеть, ес-
ли можно не стоять, и лежать, если можно не сидеть».
Теплушки, мало в чем (по рассказам) изменившиеся
со времен Столыпина, конечно, не «классный» вагон,
но в июльскую пору в чем-то даже более комфортные.
Дышать легче. Неспешное перемещение под мерный
перестук колес, между станциями и полустанками,
многочасовые отстой в тупиках безбожно растягивали
и без того долгие российские версты. Зато уж бойцы от-
водили душу богатырским, почти летаргическим сном.
72
Моя уборка урожая датируется летом-осенью 1981 года.
В июне я был откомандирован в «целинный» батальон
и назначен на должность начальника полевого клуба.
Лукавить не стану, должность мне досталась «блатная».
Из личного состава - один боец - водитель-киномеханик,
добродушный и покладистый Слава Евичев из матча-
сти ПАК-66, то есть полевой автомобильный клуб на базе
автомобиля ГАЗ-66. При должном подходе можно было
устроить из этой командировки хорошо организованный
отдых. Но... если бы молодость знала! А характер, как из-
вестно,- это судьба. Поэтому заботы себе я находил даже
там, где сделать это было чрезвычайно непросто.
На «первом этапе» уборки батальон расквартиро-
вали в оренбургских степях. А собственно его штаб -
в татарском сельце Азаматово. Кстати, небезынтерес-
ная деталь: неподалеку располагались две деревушки
под названиями Африка и Америка. В чистом поле,
на своеобразном полуострове, сразу получившем наи-
менование «остров Свободы», образованном петле-
образной излучиной речки Кинель, разбили мы свой
лагерь, организовали службу и приступили к уборке
урожая. Год на год, конечно, не приходится, но в то ле-
то южнорусские нивы по виду не имели ничего обще-
го с агитпроповскими лубками, на которых золотая
пшеница в рост человека стояла крепостной стеной,
а обветренные комбайнеры с ленинским прищуром
смотрели за горизонт, где хлебное море сливалось
с небосклоном, или растирали заскорузлыми пальца-
ми налитые колосья, величиной с сардельку.
На выжженных, потрескавшихся от нешуточного
зноя необозримых полях очень реденько, прямо как-то
73
обособленно друг от друга, торчали рахитичные ко-
лоски, сантиметров по 30-40 длиной, являя собой об-
разец весьма рачительного ведения хозяйства: сколько
засеяли, столько и собрали. Об этом мне вполголоса
поведал по случаю один местный председатель. Все эти
кулацкие «сам-пять», «сам-шесть», обильно политые
потом эксплуатируемых масс беднейшего крестьян-
ства, истлели вместе с костями побежденных и ис-
требленных, как класс, мироедов. В общем, гнетущее
было зрелище. Чтобы убрать все это народное добро
и вывезти на тока, никакой армейской помощи было
не нужно. Но райкомы и обкомы, в пропагандистском
гоне рапортуя о «неуклонном росте», и чтобы, не дай
Бог, не выглядеть глупее и нерасторопнее соседа, выпи-
сывали дармовую подмогу, демонстрируя стахановские
намерения, за которые потом платили «сторицей».
Уже на следующем, втором «этапе» уборки, когда
наш героический батальон еще более героически,
чем на первом, убирал сахарную свеклу на Курской
земле, мне довелось встретиться и пообщаться с од-
ним очень серьезным председателем, крепким таким
мужиком, с интеллигентными манерами и видом,
умными глазами и неторопливой, спокойной манерой
общения, предполагающей диалог на равных. Героем
Соцтруда, кстати.
- Ты думаешь, почему я военных не беру? - спро-
сил он с ходу меня.- Думаешь, не могу? Да хоть взвод,
хоть роту, только скажи! Потому что я знаю, от вашего
брата пользы не будет. Один урон! То напьетесь, то по-
деретесь, то сломаете, то своруете! Опять же, бабы как
74
с ума сходят, когда солдаты в селе. Все хозяйство на-
перекосяк! Сколько вы уже в «Заре» свеклу возите?
- Ну, дней десять-двенадцать,- подсчитал я.
- А сколько еще возить будете?
- Ну, не знаю, еще с неделю... Как погода.
- Вот! А я свою за три дня убираю. Но на эти три дня
вся другая жизнь останавливается. И на полях у меня
и школьники, и пенсионеры, и правление. Но это три
дня, а не месяц. И свеклу я копаю, когда она сахар на-
берет, а не по разнарядке из райкома.
А хлебное Оренбуржье запечатлелось в моей лейте-
нантской памяти немым укором трезвону о свободном,
плодотворном труде колхозного и совхозного крестьян-
ства. Надо же было изобрести аж две формы уничтоже-
ния древнего, как мир, инстинкта хозяина своей земли.
Центр упомянутого Азаматово был обозначен тра-
диционным для сельской местности заведением - ма-
газином, с продавщицей, вынужденной отбывать уста-
новленное режимом работы время у пустых прилавков,
где, кроме водки, любые другие товары отсутствовали
напрочь. Один раз в три дня пятачок у торговой точки
оживал. Из «района» привозили хлеб. Его покупали
оптом, по десять-двенадцать буханок, и безропотно
расходились по дворам. Немного поближе познако-
мившись с бытом и нравами аборигенов, я кое в чем
разобрался, но об этом позже. Рядом с магазином, со-
оруженные в аналогичном архитектурном стиле (как
и вся российская провинция тех лет - руками диких
артелей с северных отрогов Кавказа - из шлакоблоков,
облицованных по фасаду «шубой», с незатейливым,
75
тусклым орнаментом), находились клуб и правление.
Перед клубом располагался бюст В.И. Чапаеву, посколь-
ку имя легендарного комдива, изрядно попортившего
кровь белому уральскому казачеству, носило наше
хозяйство. Обшарпанный и оббитый по углам и вы-
ступам символ памяти венчала обязательная деталь
народного креатива: между знаменитыми на весь Союз
усами и волевым подбородком героя зияло небольшое
отверстие, в которое была вставлена «беломорина».
Несмотря на дожди и ветры, она торчала там на про-
тяжении всего времени нашего расквартирования.
Местное население, в основном российско-татарских
кровей, за долгие годы ведения коллективного хозяйства
выработало устойчивый иммунитет к пребыванию
в крестьянском Зазеркалье. Утлое, жалкое состояние
и обветшалость всего общественного заканчивалось
у крепких заплотов личных подворий, возведенных
по образу крепостных стен, способных выдержать лю-
бую осаду воинствующих последователей коллективиза-
ции, слава Богу, к тому времени уже переставших палить
из наганов по своим на площадях перед сельсоветами.
Каждый двор представлял собой полноценное на-
туральное хозяйство, самостоятельно обеспечивающее
себя практически всем необходимым из того, что ро-
жала земля и что могли произвести привыкшие на-
деяться только на себя люди. Коровы, лошади, овцы,
гуси, пчелы - все это во множестве было у местных
в наличии. Естественно, на социалистическое произ-
водство времени катастрофически не хватало. Там уж
как-нибудь. Отсеемся, пусть растет, что вырастет. А уби-
рать - военные приедут. Логика железная, деваться
76
от нее было некуда. «Раньше думать о Родине, а потом -
о себе» было сродни самоуничтожению. «Целинники»,
признаться, тоже не рвали тельняшки на груди. Потуги
добросовестных взводных и ротных давать план обес-
печивали временный и крайне нестабильный эффект,
не отражавшийся на общей, безрадостной картине.
Начнем с того, что получившие относительную сво-
боду солдаты меньше всего думали о плане, тонно-ки-
лометрах и технической готовности машин. Теплые
летние вечера, ежевечерние танцы в клубах или около,
на «пятачке», деревенские девчонки (и не только), слегка
очумевшие от наплыва свежих кавалеров,- все это не на-
страивало на ударный труд. Молодость брала свое. Скоро-
течные, но бурные целинные романы «закручивались»
десятками. Не обходилось, конечно, и без положенных
по жанру страстей, выражавшихся в девичьих слезах,
сценах ревности и побитых лицах. С обеих сторон. Офи-
церы и прапорщики, не намного превосходившие по воз-
расту подчиненных, тоже попадали в этот водоворот.
Был у нас в управлении начальник ВАИ (военной ав-
томобильной инспекции), старший лейтенант Каркаров
Володя, мужик в годах, уже успевший побыть капита-
ном, явно чуждый сердечных мук, предпочитавший
разным клубам и танцам (куда, как зомби, влекомые
языческим заклинанием, с горящими глазами стекалась
в сумерках армейская и гражданская молодежь) свои
150-200 под хороший закусон. Кстати, о том, что доза
принята, безошибочно свидетельствовала его фуражка,
сразу перемещавшаяся на затылок, по пути чуть довора-
чивая влево (вправо) козырек. Так, и того не миновало об-
щее поветрие! В качестве боевой подруги ему досталась
вдова средних лет, имеющая на руках троих (!) не очень
взрослых детей. Человек он был (для нас - молодых)
взрослый, а потому и к сложившейся ситуации отнесся
серьезно и ответственно. Не раз он был замечен у палатки
продовольственного склада, выклянчивающим ведро
картошки или еще чего - «кормить семью». Трудно ис-
ключить, что сегодня, в степных оренбургских дере-
веньках не проживают потомки бравых целинников.
Отдельная статья - это, конечно, дороги нашей
бескрайней провинции. Мне, например, довелось сле-
довать в один из взводов по маршруту, указанному
ротным следующим образом:
- Поедешь на восток, километров примерно через
семьдесят будет четыре больших скирды, за ними
налево, до реки, и направо, вдоль нее, там увидишь.
Ничего, доехал. Глинистые почвы и заглаженные
грейдерами направления (дороги там так и называли:
«грейдеры») делались непроходимыми после любого,
самого незначительного дождя. Упомянутые КАМАЗы,
слегка поелозив по парку, покорно замирали. Чего со-
ляру жечь? Кое-как выезжали на ЗИЛ-157 (как их только
не окрестили - и «Мормоны», и «Поларисы»), но их
грузоподъемность не оставляла шансов на победу в соц-
соревновании. К тому же бойцы навострились выво-
дить из строя и эту последнюю надежду хлебороба.
Для этого нужно было заехать в реку так, чтобы в во-
де оказался вентилятор для охлаждения радиатора.
От сопротивления воды лопасти гнулись и разрывали
рубашку радиатора. Все. Ремонт. Спокойная, безмя-
тежная жизнь, здоровый сон на свежем воздухе и тому
подобное. А запчасти, где их напасешься?
78
ГЛАВА 16
Солдату на походе, что день - то новоселье.
Русская пословица
Переезд из Оренбургской в Курскую область -
на уборку сахарной свеклы - ничего принципи-
ально не изменил. Вместо глины - чернозем. К тому же
осень, дожди. Ну, может быть, чуть более цивилизо-
ванная дорожная сеть, хотя до сельской местности,
где и разворачивалась битва за урожай, положенная
Европе цивилизация и инфраструктура на тот мо-
мент еще явно не добралась. Зато была другая свое-
образная особенность - колея. Вот уж благодаря ей,
родимой, заблудиться было практически невозможно.
Она лучше языка доводила до пункта назначения.
Опять же - только адаптированные образцы отечест-
венной техники.
Расквартировали штаб батальона в Рыльске, не-
большом, уютном городке, в Доме пионеров. Спальня
была оборудована на сцене, за украшенным гербами
тяжелым бархатным занавесом. После сырых палаток
и уже не столь комфортных сентябрьских теплушек
это был верх цивилизации. Сухо, тепло. Да и Рыльск
все-таки город.
Неповторимое обаяние российской глубинки...
Притулившийся неподалеку от границы с Укра-
иной, у речушки со столично-парламентским на-
званием Сейм, Рыльск не располагал россыпью
79
достопримечательностей, кроме, разве, грандиозных
развалин культового объекта, принадлежность кото-
рого к православию или католицизму, в силу геогра-
фического расположения и архитектурных деталей,
дающих возможность предположить и то, и другое,
определить было непросто. Тем не менее, память со-
хранила ощущение теплоты и комфорта нешумных
малоэтажных улочек, кое-где сохранивших мощеные
участки, с осенним многоцветием палисадников
и множеством нехитрых, но непременно несущих
в своем облике неповторимость фасадов, ворот, кры-
лец, наличников и мезонинов старых купеческих
особнячков и домов простых мещан. Осень выдалась
урожайной на яблоки. За полтинник, если было лень
проехать два-три километра за город, на местном
базарчике можно было купить полновесное ведро
красных, налитых южнорусским солнцем плодов.
Порой казалось, что старушки, торгующие ими, стес-
нялись, называя такую цену за дар Божий. Весь этот,
лишенный суеты и надрыва провинциальный ритм
жизни дополняло как бы само собой разумеющееся
добродушие местных, что также являлось неотъем-
лемой частью впечатлений от городка.
Россия неотвратимо, а главное, непоправимо те-
ряет свою провинцию. Тоже, кстати, своеобразный
храм русской души и хранилище бесценных эталонов
культуры и традиций нации. Палисадники с «золо-
тыми шарами» и гладиолусами теснят со всех сторон
безликие бетонные ящики с потолками 2,50, где нет
места для глупых сантиментов и индивидуальности,
80
и ты как молодой солдат, не понимая и в душе яростно
отрицая новое состояние, послушно встаешь в строй,
и с левой ноги...- куда прикажут!
Вернувшись из армии в Томск, первое время я жил
в его старой части, под горой, получив возможность
без отпускного гона побродить по улочкам, где когда-
то среди этих же домов спешили по делам или празд-
но гуляли еще мои прадеды. Старые томские улочки,
кривоватые и обреченные, как хлам на чердаке, уже
не держат оборону, покорно ожидая воли победите-
ля. Надменного и чванливого, ничего не желающего
знать. Помню, в юности в кинотеатре обязательный
перед сеансом киножурнал «Сибирь на экране», де-
монстрировавший томские новостройки, сопровож-
дался торжественным голосом за кадром: «Вот они,
красавцы 75-й серии!». Это такие серые бетонные
параллелепипеды, вся эстетика (то бишь красота) ко-
торых заключалась в перпендикулярном положении
стен по отношению к земной поверхности. Не очень
вникая в содержание примитивной агитки, я все же
подумал про себя, что ни черта в архитектуре не со-
ображаю, раз не дано мне понять, чем же, собственно,
так могли восхитить продемонстрированные кол-
лективные жилища.
ГЛАВА 17
Кто умеет льстить, умеет и клеветать.
Наполеон
А Рыльск, из которого штаб батальона управлял
уборкой сахарной свеклы, стал полем еще од-
ной схватки, на сей раз... партийно-политической.
За гнусный характер, множественные мелкие ин-
трижки, постоянные попытки скомпрометировать
комбата (что в совокупности, на мой взгляд, было
причиной банального психического «нездоровья»)
и тому подобное был отстранен от должности, а за-
тем исключен из рядов КПСС (!)... секретарь парткома
батальона, своеобразный бортовой самописец це-
линных перипетий для нашего бригадного НачПО.
Армейские меня поймут, случай из ряда вон! Хотя,
по чести, Саша Христосов, этот самый секретарь, иного
и не заслуживал. С другой стороны, такое в девяно-
сто девяти случаях из ста если и могло произойти,
то только в отрыве от зимних квартир, где еще ре-
льефнее даже, чем в гарнизоне, проявлялись челове-
ческие характеры и качества. И действия следовали
более решительные. Все бы ничего, но партсобрание
батальона на опустевшее в президиуме кресло из-
брало меня, и тлеющий с первой встречи конфликт
с НачПО получил реального «масла в огонь». В этой,
без преувеличения, внезапной рокировке была ус-
мотрена моя «подковерная» игра, с выраженными
82
Агитплакат
карьерными целями. Сколько по приезде я бумаги
исписал... компьютеров же не было (дорого бы я сегод-
ня дал за ту свою писанину), правдиво излагая бри-
гадному политоргану подробности отвратительной
склоки, учиненной парторгом, самому же на ней и по-
горевшем. Видимо, где-то в астрале божественное со-
держание его фамилии вошло в незримый конфликт
с занимаемой должностью, и неуклюжий житейский
перекос был устранен.
Завершение уборки традиционно венчалось му-
чительной погрузкой на эшелон. Ты уже не нужен,
а значит - не интересен. Тридцать платформ нам пода-
вали две недели. Конец октября - начало ноября, даже
в районах с мягким климатом не самое комфортное
время года. Ко всему в придачу, каждый день сворачи-
вать-разворачивать кухни и прочий походный скарб
уже не хватало ни энтузиазма, ни командирской воли.
Ели, что придется, ночевали, где придется, спалив для
«сугрева» все запаски, наконец-то отчалили и еще две
недели пилили до Франкфурта-на-Одере, прокляв
к концу пути тушенку Орского мясокомбината.
По возвращении домой, отмывшись и отстирав-
шись, целинники получали несколько законных дней
на передачу в подразделения и на склады техники,
палаток и прочего багажа. Ни личного состава, ни на-
рядов, ни караулов, такой мини-отпуск без отрыва
от производства. Недавние покорители ухабистых
проселков с удовольствием расслаблялись, потяги-
вая в местных «ближнем» и «дальнем» гастштеттах
невероятно вкусное и еще более невероятно свежее
пиво, вдоволь спали на чистых домашних постелях
84
и использовали различные иные, в зависимости
от фантазии, способы «сколачивания груш». Мне,
к сожалению, и тут не повезло. Несмотря на то, что
машину и киноустановку, вместе с киномехаником,
я сдал «в одно касание» (мало того, я еще взводному,
Коле Буренкову, полкунга запчастей привез), релакса
не получилось. Каждый день с утра я маршировал
в политотдел и часами там отписывался и объяснялся
в разных кабинетах и, конечно, у НачПО о моих ко-
варных поползновениях по карьерной лестнице. Ме-
лочные подозрения и полубабские упреки в измене
«идеалам» превратили трещину в моих отношениях
с вышестоящим политорганом в непреодолимую про-
пасть. К слову, все остальные фигуранты (естественно,
кроме основного) дули в одну дуду, душой не покри-
вили, и вскоре парткомиссия бригады вынуждена
была утвердить решение целинного партсобрания.
А Саша Христосов, собрав узлы и чемоданы, просле-
довал в обратном обещанному НачПО за преданность
направлении - начальником клуба отдельного ба-
тальона в какой-то еще более чахлый, чем Кум-Гут,
гарнизон.
Это было поражением НачПО, очень болезненным
и обидным. Но поражением в типичной ситуации,
когда начальник или командир двигает по службе
человека, исходя из его личной преданности и готов-
ности потакать любым прихотям руководителя, а от-
нюдь не из деловых и человеческих качеств. Рано или
поздно отрицательный заряд, заложенный действия-
ми недалекого руководителя, детонирует и Божьим
промыслом крушит в том числе и самого «сапера».
85
ГЛАВА 18
Успех - это способность шагать от од-
ной неудачи к другой, не теряя энтузиазма.
Уинстон Черчилль
Параллельно развитию вышеописанной тяжбы
судьба рисовала мне другую сюжетную линию.
Еще до отъезда на уборку, но уже на рампе, у штабной
теплушки, я повстречал бывшего сослуживца - Вале-
ру Феданцева, выпускника одного со мною училища,
офицера волевого, проницательного, принципи-
ального и преданного службе. По каким-то своим
делам он заехал в Кум-Гут, откуда не так давно был
переведен с понижением за то, что дал какому-то
подлецу в морду. Я был на несколько лет младше
него, как и положено, относился к старшему по вы-
пуску с подобающим уважением, а ему, видимо, им-
понировали во мне те качества, которые неустан-
но проповедовали в стенах нашей «Альма-матер».
Обрадовавшись встрече, мы обнялись, как старые
друзья, и он, не обращая внимания на мое походное
облачение, спросил:
- Слушай, а ты на санроту пойдешь? (Он как раз
в ней замполитствовал, в то свое опальное время.)
Здесь необходимо пояснение. В автомобильных
войсках санитарную роту знали хорошо. Это было
уникальное, единственное в своем роде подразде-
ление в структуре Вооруженных сил - отдельная
86
автомобильная рота, главной технической единицей
которой был АС-66 (автомобиль санитарный, на базе
ГАЗ-66). Поэтому и называлась - «санрота». По сути,
это был полк в миниатюре, где замполит имел «вагон»
самостоятельности, а следовательно, и полный спектр
возможностей самореализации.
-	Но я же на целину еду!
-	Ничего, я походатайствую, тебя дождутся!
И ведь дождались!
Через несколько дней, по приезде с уборки, меня
разыскал нарочный от командира этой самой «сан-
роты», после произошла встреча с ним самим, затем
с начальником политотдела тыла ГСВГ (все это проис-
ходило очень оперативно, без малейшей волокиты),
и уже через пару недель я был представлен новому
коллективу. На территории «оазиса». Выше я об этом
упоминал.
Если быть честным, для меня до сих пор остает-
ся загадкой, что заставило всех этих людей полгода
ждать, пока вернется с целины какой-то безвестный
старший лейтенант («старшего» получил на уборке,
в Оренбургских степях), чтобы затем он занял вакант-
ную все это время (и очень неплохую) должность. Тем
более в ситуации, подсказывающей не медлить с этим
ни дня. В том числе и основного «ожидающего» - рот-
ного Славу Звягинцева, заменившегося в Союз через
три с небольшим месяца после моего приезда. Уж ему
это, вообще, нужно было, как «зайцу стоп-сигнал» -
одному «пыхтеть» в очень серьезном и непростом
87
во всех отношениях хозяйстве. Сейчас представить
себе такую картину невозможно. Единственным не-
достатком новой должности было то, что она не пред-
полагала повышения моего должностного статуса,
а еще необходимость «пахоты» от рассвета до заката.
А иногда - наоборот.
Жизнь - мудрый учитель. Беда лишь в том, что да-
же самый умный человек, погружаясь в рутину, очень
редко сразу - так сказать, с листа может перевести
на доступный разуму язык символы и знаки судьбы.
А их зачастую к простым совпадениям и не отнесешь.
Хронология моих записок, хотя бы отчасти, может это
продемонстрировать. Географическое наименование
первого моего гарнизона звучало Kummersdorf-Gut.
Первая часть в переводе означала: Печальная дерев-
ня, или Деревня печали. Весь ее (деревни) облик,
несмотря на розы и румяных гномов у бюргерских
домиков, не оставлял сомнений в полном ее соот-
ветствии наименованию. Преобладающий серый
цвет построек, отсутствие архитектурной логики
в размещении на местности самого населенного пунк-
та, окружавший его со всех сторон чахлый осинник
и поросший мхом бурелом дополнялись, уж не знаю
почему (может быть, совпало, а может, показалось),
абсолютным преобладанием ненастных дней над
солнечными. Некоторые элементы деревенской жиз-
ни еще усиливали эффект восприятия.
«Дальний» гастштетт (а был еще «ближний») со-
седствовал через дверь с небольшой частной пекарней.
Пирожные и булки из ее печей и духовок по праву
занимали свое место в перечне кулинарных изделий,
88
«тающих во рту». Заправлял делами на этом, веч-
но гремящем баками и сковородами, оглашаемом
громкоголосой перепалкой толстых кухарок и исто-
чавшем круглые сутки дивный аромат свежего хлеба
островке частной собственности самый что ни на есть
реальный тролль: лысый, «от горшка два вершка»,
с поросшими густой шерстью ушами, выпученными
глазами, как у изловленного ерша, и вечно красным
(уж непонятно отчего), прямо-таки пунцовым бле-
стящим шариком носа. Улыбки или любой другой
позитивной мимики на его лице никто никогда не ви-
дел. Над прилавком, так сказать, в переднем углу,
красовалась «Urkunde» (грамота по-нашему), укра-
шенная свастикой и подписью, очень напоминавшей
печально известную фамилию главного фашиста
Земли. Ходили слухи, что, действительно, он (пекарь)
в те далекие времена был поощрен нацистами за бес-
перебойное снабжение хлебом солдат вермахта. И это
в те-то годы, когда даже в Западной Германии Гитлера
подвергли заслуженной анафеме. Можно еще много
вспоминать и писать об этой странной, безжалостно
покореженной войной земле, больше напоминавшей
декорации к «Сталкеру» Стругацких, чем «подароч-
ную», привычную среднюю Европу.
Но - к названию. Почему Kummersdorf, вроде разо-
брались. Слово же Gut переводится как «хорошо», «хо-
рошая». В названии, например, на железнодорожной
станции оно присутствовало в виде кое-как нанесен-
ной надписи на аккуратную фанерку, явно наспех
покрашенную и прибитую. Внесенное изменение,
видимо, должно было вдохновлять и настраивать
89
местное население на оптимистический лад. Как
в «Капитане Врунгеле»: «Как вы лодку назовете, так
она и поплывет!»
Странное дело, несмотря на мое четкое убежде-
ние, что писательская работа требует тишины и уеди-
нения, уже несколько раз, ожидая самолет, работал
с рукописью в аэропортах, при этом многоголосие
и беспрестанное движение совершенно не мешали.
Возможно, потому, что каждый здесь занят собой, и вся
эта вокзальная, сумасшедшая на первый взгляд суета
и какофония происходит как будто за окном.
Вернемся к символам. Название нового моего гар-
низона звучало следующим образом: Beelitz-Heilstat-
teten. Ну, Beelitz - это что-то вроде Борисовки или Ива-
новки (если я, конечно, наивно не заблуждаюсь), а вот
Heilstetten в переводе означает «Святое место». Пару раз
до этого по службе мне доводилось там бывать, но за-
боты командировочного офицера не позволяли сделать
какие-то определенные выводы, да и подумать тогда
я не мог, что когда-нибудь окажусь в этом местечке
в ином качестве, так сказать, на стационаре. Трудно
сейчас ранжировать первые впечатления, но, по-моему,
самые сильные приходятся на наличие собственного
кабинета (это у замполита роты!) и целого этажа уютно-
го коттеджа в качестве квартиры. Все было великолепно
отремонтировано и сияло ухоженностью и чистотой.
Из заштатного замполита линейной роты в один миг
я превратился в замкомандира отдельной части, и этот
статус имел, кроме названия, реальное содержание.
90
ГЛАВА 19
Каков полк, таков о нем и толк.
Русская пословица
Гарнизон, где до замены в Союз мне предстояло от-
служить два с лишним года, располагался дей-
ствительно в «святом» месте. Построенная на рубе-
же XIX-XX веков клиника доктора Коха (открывшего
одноименную «палочку» - возбудителя туберкулеза)
размещалась в громадном комплексе монументаль-
ных, из темно-красного кирпича строениях, каждое
из которых представляло собой образец архитектур-
ной эстетики с ярко выраженным индивидуальным
характером, но логично встроенное в единый ан-
самбль. Жаль, не владею архитектурной терминоло-
гией, там действительно было на что посмотреть. Все
это по-немецки кондовое, на много веков сооруженное
великолепие, кое-где подернутое следами обветшания
и упадка (от этого, на мой взгляд, только внешне вы-
игрывающее), размещалось в красивейшем лесопарке,
насчитывающем более ста различных пород деревьев
и кустарников, разросшихся за столетие без малого
в настоящий лес. Садовникам, устроившим в свое вре-
мя все это великолепие, прямо в лесу был установлен
памятник - большой гранитный куб с выбитыми
на нем барельефами и готическими письменами.
От времени он зарос бурьяном и мхом, напоминая
со стороны археологический объект.
91
В одном из этих зданий - бывшем корпусе водо-
лечебницы - и размещалась наша санрота. Офицеров
на хозяйство было «всего только двое»: ротный и я.
Остальной начальственный состав - прапорщи-
ки и сверхсрочники да сотня с небольшим солдат.
Это еще выше поднимало мой статус (ну, и ротного,
естественно), нас и прозвали в гарнизоне «микро-
полковниками» - за количество и размер звезд на по-
гонах. Взамен уехавшего вскоре в Союз Славы Звя-
гинцева, роту принял другой старлей, мой одногодка,
Володя Курчатый. Родом он был из-под Полтавы (чи-
тай - по крови служака), здоровенного, кряжистого
телосложения, влюбленный в технику больше, чем
в жену, и предпочитавший по два раза свои распо-
ряжения не повторять. Мужик он был, признаюсь,
простой, с умеренной «малоросской» хитринкой, без
двойного дна, и мы быстро по службе сошлись, до-
полняя друг друга как нельзя лучше. Вдобавок нам
повезло со старшиной. Назовем его просто Васильич.
Маленького росточка, из танкистов, подвижный
и энергичный (мне почему-то кажется, как Суво-
ров), беззаветно преданный дисциплине и порядку,
ко всему в придачу с чувством юмора и мгновенно
реагировавший на регулярно посещающие меня
«плодотворные идеи» по усовершенствованию жиз-
ни и быта роты. Короче говоря, служба у нас пошла
веселая. С отчаянным энтузиазмом, по собственному
разумению, мы строили настоящую армию на ма-
леньком-маленьком островке.
Со стороны наша рота могла показаться «потеш-
ным войском». Может быть, это так и было. С другой
92
стороны, сам Маркс сказал: «Любое сравнение хрома-
ет». Был такой критерий боеготовности частей и под-
разделений (наверное, есть и сейчас) - КТГ (коэф-
фициент технической готовности), так вот, он у нас
стабильно равнялся «единице», то есть все сто с лиш-
ним автомобилей были «на ходу». Это почти уни-
кальный в армейских условиях показатель. Постоян-
ное участие роты в самых различных учениях войск
«Группы» держало в тонусе специальные навыки
солдат, а отсутствие вышестоящих штабов, а значит,
и необходимости заниматься всем, кроме службы,
позволяло реально (!) сосредоточиться на боевой
и (извините) политической подготовке. Через год
рота стала отличной и заняла первое место в соц-
соревновании среди сотен частей и подразделений
тыла ГСВГ. Орденов, правда, не дали. Хотя случай
был беспрецедентным. Рота - не формат. Но что тут
сделать, если мы и правда были лучшими. Для ме-
ня же, пожалуй, главной оценкой (кроме самооценки)
было то, что уволенные в запас солдаты и сержанты
долго еще потом писали мне письма, добрым словом
вспоминая совместную службу.
Немного с Курчатым мы, конечно, хитрили. Не без
этого. Например, за качество призывного контингента
мы боролись следующим образом. Выезд во Франк-
фурт-на-Одере, на пересыльный пункт, за пополне-
нием сопровождался предварительной договорен-
ностью с его начальником штаба - двухметровым,
холеным красавцем капитаном, в шитой фураж-
ке и глаженых сапогах, подкрепленной загружен-
ным под тент «уазиком» всем, что могло позитивно
93
повлиять на характеристики новобранцев. Спирт (его
у нас было, хоть залейся. В большом медицинском гар-
низоне служили, а транспортные машины - только
у нас), тушенка, яблоки с окрестных полей... ну и так
далее. Случайностей почти не было, да и многона-
циональный характер поступающего материала уда-
валось снижать до разумного минимума. Хотя без
курьезов, конечно, не обходилось. Как без них? Армия!
Как-то на построении не досчитались солдата.
Солдат был нормальный, спокойный, из далекого
таежного поселка на юге Красноярского края. Родился
и вырос он в семье потомственных охотников и ры-
боловов, с полным основанием считавших окружа-
ющий их со всех сторон дремучий лес своим домом.
Короче, потеряли солдата. Десять минут, пятнадцать,
полчаса, час - нету. По существующим правилам уже
должен был последовать звонок в вышестоящий штаб
и в графе «происшествия и преступления» напротив
наименования части появлялась «птица», со всеми
вытекающими из этого последствиями, комиссиями,
проверками и тому подобным армейским «гемор-
роем». Я в это время оставался за ротного и на свой
страх и риск ограничился мерами из собственного
арсенала - опросом сослуживцев и десятком курьеров
по местам возможного пребывания. Поиски резуль-
татов не дали. Боец вскоре пришел сам. Командир
взвода старший прапорщик Санкин, человек ответ-
ственный и добросовестный, дрожа от негодования,
чинил допрос:
- Ты где был, паразит?
- В лесу гулял.
94
- Ты что, совсем обнаглел?! Тут тебя вся рота...
Да я тебя!!! Да мы тебя!!!
И в таком бодром духе примерно минут десять,
перемежая бессвязную от бурных эмоций речь из-
вестными выражениями, используемыми в данной
ситуации в качестве произносимых знаков препи-
нания. Выслушав поток нареканий, «беглец» одарил
Санкина чистым взглядом, полным мудрого укора,
и сообщил:
- Товарищ старший прапорщик, не кричите. Ска-
жите еще спасибо, что я вообще в армию пошел...
А что, он был прав. Тут не поспоришь.
Молодость, а были мы немногим старше своих сер-
жантов и солдат, служебный задор, подкрепленный
фактически неограниченной самостоятельностью,
подарили мне, безо всякой натяжки, два с полови-
ной года настоящей армейской службы. Мы там даже
империалистических разведчиков как-то изловили.
Причем не застав их случайно, зацепившимися за ко-
лючую проволоку, а благодаря тщательно разработан-
ной и спланированной операции!
Ездили тогда по дорогам ГДР машины связи так на-
зываемых военных миссий США, Англии и Франции
из Западного Берлина. Со специальными номерами,
по специально отведенным дорогам и маршрутам.
Но так было положено, а встретить их «опели» мож-
но было практически на каждом марше более-менее
крупных учений наших войск, куда они, «заблудив-
шись», заезжали. Ни для кого не было секретом, что
занимаются они фото- и киносъемкой, прослушкой
и прочими несанкционированными делами, нахально
95
заезжая чуть не в военные городки. Дерзость профес-
сионалов зачастую ставила в тупик нашего брата.
Но стоило чуть решительнее отреагировать на их по-
явление - и от этой дерзости не оставалось и следа. Сам
гонял их по перелескам, у маршрутов колонн. Один раз
даже мог протаранить нашпигованный аппаратурой
автомобиль, но, честно говоря, в тот момент почему-то
подумал о предполагаемом ущербе своему «уазику».
Вот одна из таких машин, под английским фла-
гом, повадилась курсировать по дороге, мимо ротно-
го автопарка. Возможно, заинтересовавшись актив-
ным движением колонн в различных направлениях
(ездили мы и правда много). Местный особист, майор
Курзонов, предложил мне попытаться «миссионеров»
«пофаловать». Любой дурак в Группе войск знал - это
орден. Как минимум. Был разработан и утвержден
план операции, простой, как зубило, но и такой же на-
дежный. Силами четырех солдат и двух АэСок (АС-66)
супостат был изловлен на третий день засады. Про-
фессионализм и дерзость английских «спецов» оказа-
лись не дороже выеденного яйца. Используя «великий
и могучий», их провели «на мякине».
Два автомобиля, установленные в лесу у дороги
на расстоянии двухсот метров один от другого, и два
экипажа по два человека, оснащенные, в противовес
капразведке, всего-то лишь двумя допотопными ар-
мейскими телефонными аппаратами, ждали сигнала
друг от друга, в зависимости от того, с какой стороны
«миссия» поедет. При прохождении сигнала обе ма-
шины выезжали на дорогу, перегораживая ее собой
и закрепленными к задним форкопам и близстоящим
96
соснам тросами. Остальное довершало расположен-
ное по обеим сторонам дороги ограждение из сетки
«рабицы», от кабанов и косуль. Все!
Непродолжительный, но многочисленный ин-
тернациональный митинг с элементами всенарод-
ного ликования, фотографии на память, комендант
из Потсдама, позорный отъезд под конвоем. Орден,
правда, не дали. Дали грамоту «За выполнение специ-
ального задания командования». Кто там будет разби-
раться, что никакое командование никаких заданий,
тем более специальных, мне не давало. Особист, гово-
рили, собрал с этого непыльного для себя мероприятия,
где он не появился даже в момент «X», богатый урожай.
Он вообще-то, надо сказать, шустрый был парень. Ино-
гда, даже не в меру. Но мы не об этом.
Сумка полевая офицерская
ГЛАВА 20
Какие сами - такие сани.
Русская пословица
Служба - службой, а офицерские посиделки «под
русскую» никто не отменял. Если не было пово-
да, собирались по велению души. Конечно, делились
воспоминаниями из детства, юности, курсантской
жизни. Даже в благополучной Европе и в таком рай-
ском уголке, где, к примеру, в сентябре, чуть про-
тянув руку из окна спальни, я срывал полновесные
виноградные гроздья, Родина не отпускала, и эти
затягивающиеся за полночь воспоминания были
одним из мостиков, соединявших нас с Союзом.
В многочисленных рассказах Володи Курчатого фи-
гурировала, конечно, его родная деревня на Полтав-
щине. Один из таких рассказов, пользуясь случаем,
я привожу максимально близко к тексту. Думаю, он
того достоин.
Большая, зажиточная украинская деревня (или
село) - это всегда целый мир с многообразием собы-
тий и характеров. Дом - полная чаша, это не только
стратегическая задача экономической жизни семьи,
но в своем роде и социально-политическая: быть
не хуже (а даст Бог и лучше) других. Тут уж ломай
голову, что первично? Как нам известно из учебни-
ков политэкономии социализма, поступательное
движение вперед государства рабочих и крестьян
99
сопровождалось как ростом благосостояния населе-
ния, так и бурным научно-техническим прогрессом.
Благодаря этим немаловажным факторам, в кре-
стьянских дворах появлялись мотоциклы. Начало
семидесятых, «ИЖи», «Уралы» - неладно скроенные,
да крепко сшитые. Автомобиль в советской семье был
гостем редким. Подрастающее поколение крепких,
загорелых «парубков» с 14-летнего возраста бродило
вокруг отцовских «байков», как коты вокруг валерь-
янки. Черствые отцовские сердца, конечно, бывало
(может быть, под воздействием «первака»), давали
слабину, и после нарочито жесткого инструктажа
один-другой «охламон и бездельник» получал право
(«Да потихоньку смотри, уши оторву!») горделиво
прогарцевать из конца в конец пыльной улицы под
очарованные взгляды сверстников и сверстниц.
Как это часто бывает, увлечение набирало кри-
тическую массу, родители, один за другим, сдавали
позиции, и мотоцикл превращался из тривиального
средства передвижения в культовый предмет «ту-
совки», неотъемлемую часть бытия. Единственным
местом, куда без двухколесного друга добираться
было не ниже собственного достоинства, оставался со-
ртир на родном огороде. Что уж говорить о танцах или
купании на реке. Вот как раз на реку один из наших
«мотоковбоев» прибыл на «Запорожце». На «горба-
том», как хлестко его окрестили в народе, за непокорно
изогнутую дизайнерами верхнюю часть фюзеляжа.
Это был ответ империалистическому «Фольксваге-
ну», выпускавшему уже к тому времени популярного
до сих пор малолитражного «Жука». Ну а чтобы никто
100
не подумал обвинить в плагиате или, того хлеще,
привлечь к ответу, в жизнь воплотили гениальный
контраргумент: двигатель переместили в багажник.
И наоборот. Попробуй теперь подкопайся!
Тормознувший у берега «Запорожец» как-то сразу
уменьшил в размере и статусе сгрудившиеся в стадо
«ИЖи», а из него вышел (назовем его Петей) Петро, еще
вчера гонявший на равных со всеми, то есть на двух
колесах.
- Отец утром «Жигуля» пригнал. Мне вот «Запо-
рожца» отдал,- прикуривая «Беломор» и упреждая
застывшие в гортани вопросы, скромно, но с досто-
инством поведал он.
Купаться, конечно, особо уже никто не хотел,
но летний зной, юность, речная прохлада взяли свое,
и вскоре вся компания с наслаждением предава-
лась водным процедурам. Кто первый заметил пламя
на берегу, уже не важно, но все стремглав рванули
вверх по откосу. Взору предстал горящий, как факел,
«Запорожец». Вроде металл, чему там гореть? Но про-
масленный и пробензиненный автомобиль горит,
как порох, корежа и плавя оснастку и внутренности.
Короче говоря, тушить было бесполезно. Через десять
минут все было кончено. На цветущем берегу, в закат-
ных лучах солнца источал последние струйки сизого
дыма бесформенный огарок, в котором угадать не-
давний «Запорожец» небесно-голубого цвета можно
было, лишь обладая изрядной долей фантазии. Горе?
Конечно, горе! Но что-то нужно было делать.
За неимением орудийного лафета, сгоревшего
«боевого друга» общими усилиями втащили на лист
101
железа, приделали к его углам проволоку и, зацепив
трактором, потащили в деревню. Траурную процес-
сию сопровождал внушительный мотоциклетный
эскорт, в силу небольшой скорости скромно урчавший
«на низких». В это время отец-передовик, первым
на деревне отхвативший за производственные по-
казатели «Жигуля», пунцовый от гордости, удоволь-
ствия и горилки, в трусах и майке, сидел на скамье
у палисадника и радушно угощал каждого идущего
мимо с разложенного тут же рушника: «Чем бог по-
слал, щоб колеса крутылись!». Остановившаяся на-
против него колонна потребовала какого-то времени
на осмысление. Спрыгнувшего с трактора и подо-
шедшего к нему сына он, не поднимаясь со скамейки
и не выпуская стакана, выдержав паузу, с неподдель-
ным удивлением спросил:
- Петька! Я «ИЖа» тебе купил? Купил! «Запорожца»
отдал? Отдал! Ты зачем еще эту херню домой приволок?!
ГЛАВА 21
Легко быть святым, когда не хочешь
быть человечным.
Карл Маркс
Близилось время замены в Союз. Долгожданный
и волнительный переезд к новому месту службы.
Ну и, конечно, сам переезд как таковой. Для главы
семьи из трех человек - меня - фактически первый.
Перемещение трех чемоданов из гарнизона в гарни-
зон, за пятьдесят километров, было не в счет. А тут
семья обзавелась первой своей мебелью, восточно-
германского производства, ну и другой утварью,
которую нужно было везти за тысячи верст, неве-
домо куда. Мебель эту, как и большинство товаров
народного потребления, ориентированных на мо-
лодых советских офицеров и их семьи, отличали
три основополагающих признака (прямо, как про
марксизм): презентабельный вид, относительно до-
ступная цена (хотя, все равно, приходилось приоб-
ретать в кредит) и, мягко говоря, неважное качество.
Опилки, отходы, чуть ли не папье-маше, дешевый
пластик и тому подобные ингредиенты - в ход шло
все. Ну, кто потом из Борзи или Кушки будет слать
рекламации на рассыпавшуюся в труху «демокра-
тическую» стенку или мягкую мебель? Но даже эти
свидетельства материального благополучия и жизни
в Европе еще нужно было вывезти.
103
Мне, например, положен был только трехтонный
контейнер, куда, кроме дивана, не помещалось почти
ничего. Хочешь «пятитонник» - твои проблемы. Ищи,
проявляй солдатскую смекалку. Я документы на свои
«пять тонн», по предварительной договоренности, вы-
менял на двухсоткилограммовую бочку серой краски
прямо на контейнерной площадке групповых складов.
Таких, как я, были тысячи. Многие, думаю, расчет
производили в более традиционной форме. (Но про-
изводили обязательно!) Недаром старая солдатская
пословица гласит: «Кому война, а кому мать родна».
Возникает вопрос: а где краску взял я сам? Правиль-
но! Дефицитная серая краска была получена путем
сливания в общую емкость белой, черной, зеленой
и желтой (красную лить поостереглись) красок в ав-
топарке санроты, под бдительным оком старшины
Васльича, и последующего тщательного перемеши-
вания. Прокатило. Когда мордатый «контейнерный»
прапор, профессионально открыв бочку и погрузив
в горловину длинную рукоять молотка, пристрастно
следил за стекающими обратно серыми каплями, его
маленькие, заплывшие глазки и оттопыренная ниж-
няя губа лучше всяких слов свидетельствовали: зачет.
Мое желание вернуться в Сибирь, а именно туда
на собеседовании у кадровиков я изъявил желание
ехать, вызвало у них естественное недоумение:
- У тебя там кто-то есть?
- Нет, а что?
- Да так...
Отличная рота, кругом победители, на слуху...-
это право на маршрут в нормальный округ. Мало их?
104
Прибалтика, Украина, Московский, в конце концов.
Но я хотел в Сибирь - домой! В этом желании бы-
ло много детского, наивного, когда тебя из дальних
странствий неодолимо тянет к родному очагу, где
так уютно и тепло, где сами стены вселяют в тебя
спокойствие и уверенность, придают сил. Опять же,
где та зыбкая грань, разделяющая детские и юно-
шеские привязанности и зрелую любовь к родной
земле? Такое естественное, искреннее чувство, ха-
рактерное, на мой взгляд, для любого нормального
человека, на которое вдруг стала оскудевать наша
большая и богатая страна, где, празднуя победу над
материальным дефицитом, не заметили, как обрели
другой - духовный.
Сибирский военный округ в качестве места даль-
нейшего прохождения службы я получил без труда.
Забегая вперед, надо отметить, что мой наивный иде-
ализм (не путать с философскими учениями) не в пер-
вый (и не в последний) раз получил звонкую оплеуху.
А офицерская судьба лукаво прочертила мне маршрут
невероятно далеко от широких плацев с оркестрами.
Хотя, при всей отдаленности Сибири-матушки, дело
вовсе не в географии.
Из Германии в Сибирский военный округ (на Ро-
дину!) я ехал с самыми радужными надеждами.
Отличные характеристики и рекомендации, эйфо-
рия последней пары лет службы, подарившей мне
по воле обстоятельств возможность «поиграть в вой-
ну», создав образцовую, но, по сути, «потешную»
маленькую армию. Но весь восторженный энтузиазм
очень быстро «скукожился» до черной тоски горького
105
похмелья в коридорах отдела кадров политуправ-
ления округа. Плутоватая братва, в чьих мохнатых
лапках оказалась моя карьера, больше четырех часов
(а я был единственным в тот день их посетителем)
собеседовали со мной о моем материальном достатке,
коврах и сервизах, уточняя вывезенное мною в Союз
их количество, и прочем - другом, к службе отно-
шения, как мне по наивности казалось, не имевшего.
В итоге, не найдя в моем лице достойного, понима-
ющего суть вопроса собеседника и для солидности
продержав еще часа полтора в коридоре, вынесли
вердикт, как из ушата холодной водой,- военно-
строительная рота. Мои неуклюжие и неумелые по-
пытки добиться справедливости (а это назначение
выходило за рамки и логики, и разума) успехом,
естественно, не увенчались. Жалею ли я о том поте-
рянном времени? И да, и нет. «Звенья твоей судьбы
давно выкованы всевышним!» - говорили викинги,
попробуй с этим поспорь.
Что ж, стройбат - так стройбат!
ГЛАВА 22
Любить иных - тяжелый крест.
Борис Пастернак
Многомиллионная армия ГУЛАГА за годы тирании
прочно подсадила страну «на иглу» бесплат-
ной рабочей силы. Отказаться от этой зависимости
в условиях плановой социалистической экономики,
где многое было перевернуто с ног на голову и непо-
нятно, как держалось, было практически невозможно.
Активное участие в стройках пятилеток, выполнении
решений пленумов и съездов продолжали принимать
многочисленные «ЗеКа», строившие дороги, возво-
дившие плотины, «дававшие стране угля» и другие
полезные ископаемые. Глобальные задачи и серьез-
ный бюджет одного из самых мощных министерств
страны - оборонного также настойчиво требовали
рабочих рук. Желательно побольше и подешевле.
«Стройбат» (военно-строительные отряды) был,
по разумению стратегически мыслящих руководите-
лей, тем самым выходом из положения. «Дешево и сер-
дито!» Парадокс, но эта старинная народная поговорка
в применении к военным строителям звучит, как спе-
циально придуманный каламбур. Урон, нанесенный
армии в целом, к слову, институту государственному,
и многим-многим человеческим судьбам, прошед-
шим это «чистилище», учету не поддается. Мало того,
с завистью глядя на опыт военных, «труд-армии»,
107
с благословления Москвы, завели себе еще полтора
десятка министерств и ведомств. От железной дороги
до мелиорации. Думаю, излишне комментировать
качество человеческого материала, пополнявшего
эти «войска». Ну, а нравы, царившие в них, затмева-
ли порою тюремные. Как это часто бывает, грустное
и смешное идут бок о бок, причудливо переплетаясь.
Вот наглядно подтверждающая это история, по-
веданная мне очевидцем и участником тщательного,
по долгу службы, расследования всех ее перипетий.
Городки железнодорожных, машиностроитель-
ных и других псевдовойск от собственно армейских,
на первый взгляд, мало чем отличались. Казармы или
что-то приспособленное под них, в худшем случае -
палатки, внутренняя служба, автопарк, КПП и так
далее. С той лишь принципиальной разницей, что вре-
менные эти пристанища приспосабливали поближе
к месту работ, да и оружия там не водилось. Поскольку
созидание, порой, длилось годами, армейский нему-
дреный быт, как и положено, обрастал различными
вспомогательными элементами: кочегарками, водо-
грейками, боксами и прочим. Наиболее рачительные
военачальники, под видом заботы о личном составе,
заводили «прикухонные хозяйства», этакие хоздворы,
где в экспериментальных, а зачастую экстремаль-
ных условиях произрастала прибавка к солдатско-
му столу в виде свиней, коров - далее в зависимости
от фантазии и детских воспоминаний командиров
и их заместителей по тылу. Видел я и кур, и кроликов,
и лошадей. Вся эта живность, опекаемая, как правило,
выходцами из Средней Азии, обреченная на убой,
108
содержалась в суровом, каторжном режиме, отсюда
и вид имела соответствующий. Далекий от гастро-
номического. Но в силу законов природы дорастала
до определенных размеров, когда и завершала свое
безрадостное существование в подлунном мире, по-
падая, в первую очередь, на начальственные столы.
В одном из таких полевых гарнизончиков Запад-
ной Сибири, где квартировали военные мелиораторы,
жил-был бык. Природа, вопреки тяготам и лишениям
«приармейского» быта, наделила его и размерами и ста-
тью. Серьезный такой бычара вымахал, с аршинными
рогами. Ему бы пеструх да буренок «крыть» на радость
председателям и зоотехникам, да судьба распорядилась
иначе. Командир части, долго не появлявшийся «за ови-
ном», обремененный иными заботами, видом питомца
был приятно удивлен и, оценив потенциальное количе-
ство гуляша, отдал волевой приказ: быка забить! Сказать
просто, а тут полтонны железных, бугрящихся под ко-
жей мышц, рога, как у слона бивни, и взгляд... коррида
отдыхает! Сами же, скотники поневоле, атлетизмом
не отличались, да и опытом смертоубийства не облада-
ли. Но приказ есть приказ! Обмишулишься - и, вместо
уютного и теплого полубарака-полусарая с вольным
распорядком, быстро отправишься мелиорировать
(или как там это правильно назвать?).
Короче говоря, по неведомым солдатским каналам,
возможно, в инженерной части, квартировавшей непо-
далеку, был раздобыт динамит. Шашка граммов надве-
сти. С запалом. Подобравшись к неприступному бугаю,
когда тот мирно спал, наши «саперы» прикрутили «ад-
скую машинку» к его рогам и запалили бикфордов
709
шнур. Разбуженный какой-то возней у своей мифологи-
ческой головы и неприятной пороховой вонью, бык весь
свой праведный негатив направил на этих суетливых
и неуклюжих двуногих, нарушивших его сон. То есть
пустился за ними в погоню. Разметав утлые переборки,
с дымящейся шашкой между рогов он гнал никогда
не сдававших нормы «военно-спортивного комплек-
са» бойцов по пересеченной местности. На удивление,
лидировал в забеге хромой и весьма пожилой конюх,
привлеченный командиром из гражданских, чтобы
животные доживали до логического конца.
На счастье преследуемых, неподалеку располагался
заброшенный сарай, в который они и ввалились, изне-
могая от одышки, едва успев закрыть щелястую дверь.
Ветхое пристанище не смутило быка, и он со всего хода
ударил рогами в стену. Сарай сложился, как карточ-
ный домик, придавив гнилушками, а заодно и при-
крыв, как фашинами, не изучавших, кстати, и воен-
но-инженерную подготовку защитников отечества.
Прогремевший взрыв, к счастью, их только напугал.
Выждав паузу, потирая ушибы и ссадины, велико-
лепная четверка (а было их четверо) появилась на по-
верхности рухнувшего строения. Бык отсутствовал.
Фрагменты его некогда могучего тела располагались
равноудаленно по окружности, метрах в тридцати
от эпицентра. К большому удивлению и сожалению,
использовать останки животного в пищу возможным
не представлялось.
О дальнейшей судьбе новаторов скотобойного про-
мысла я ничего не знаю, но думаю, что после соответ-
ствующих обязательных процедур они заняли место
770
в строю своего подразделения и достойно произво-
дили мелиорацию сибирских земель.
Еще один представитель славных строительных
войск, принимавших участие в обустройстве город-
ков для «ликвидаторов» Чернобыля, был доставлен
в штаб полка возмущенной общественностью мест-
ной деревни в лице сторожа и двух конюхов. Из их
сбивчивого рассказа на двух основных славянских
языках одновременно следовало, что этот плюгавый
солдат (там и правда смотреть было не на что), про-
бравшись на конюшню, с помощью табурета, то есть
взобравшись на него, попытался вступить в интимные
отношения с одной из колхозных кобыл. К счастью
(уж и не знаю, для кого), он был вовремя уличен и обез-
врежен, а лошадиная честь спасена. Когда я слушал их
рассказ, у меня сложилось впечатление, что смуглый
потомок кентавров так и не понял, с чего вокруг этого
события подняли такой шум?
Что до моего «стройбата», то это была рота крепких
ребят, призванных в основном из Сибирских регионов,
численностью более ста пятидесяти человек (какая,
простите, глупость!), треть из которых до службы
успели достаточно тесно пообщаться с различны-
ми уровнями правоохранительных органов. Были
и с судимостями. И сидевшие. Прикомандирована
эта военизированная «шайка-лейка» была к армей-
скому авторемонтному заводу, на дальних подступах
к большому городу. Мое «явление народу» в отутю-
женной форме, блестящей портупее и надраенных
до зеркального блеска сапогах со стороны, видимо,
111
напоминало первый визит православного батюш-
ки к алеутам: смотреть интересно, потрогать охота,
но чтобы ежедневно бить поклоны нарисованному
на доске бородатому мужику... вместо созерцания
привычных и близких сердцу шаманских плясок под
бубен - это уж, извините! Посмотрим, чья возьмет!
В общем, армейского в этой «армии» не было ничего,
кроме формы, казармы и каких-то уродливых огрызков
воинских ритуалов и обычаев. В сейфе на КПП хра-
нился один ПМ с двумя обоймами, который на сутки
получал очередной дежурный. Склады с техникой
стерегла вооруженная охрана (слава Богу, нашим «от-
личникам боевой и политической подготовки» не до-
верили караульную службу. Хоть на это ума хватило),
размещенная в будках традиционной архитектуры
и снабженная допотопными дробовиками.
В первое же дежурство, проверяя бравую ВОХРу,
являвшую собой трех бабулек позднего пенсионного
возраста, я поднялся на ближайшую вышку и долго
стучал в дверь, прежде чем она со скрипом (как в сказ-
ке) отворилась. Чуть попривыкнув к темноте и тяже-
лому духу мини-караулки, я спросил у бабушки:
- Как дела?
- Да как, нормально.
- Ружье в порядке?
- Да чо ему?! Стрелять будете?
Я вылупил на нее глаза:
- В смысле?
- Дак все стреляють!
Ну, все - так все, и я разрядил в ночное небо шест-
надцатый калибр.
772
Пистолет Макарова (ПМ)
ГЛАВА 23
Делай, что должно, и будь, что будет.
Девиз на гербе Александра Суворова
Что до моей новой «паствы», то жила она по сво-
им средневековым, а иногда просто языческим
законам и понятиям, которые отнюдь не были их
внутренними убеждениями или морально-этиче-
ской установкой. Правила игры диктовала жизнь.
От общего числа рабочего класса на заводе солдатики
составляли примерно половину. Остальная трудо-
способная часть представляла из себя разношерст-
ную компанию либо не нашедших лучшей доли,
либо прибившихся от безнадеги и безысходности
ссыльнопоселенцев и «химиков», чей поселок при-
мыкал прямо к забору производства. Ударников про-
изводства и «маяков» соцсоревнования среди них,
как понимаете, не было. Рабочий день добровольных
тружеников начинался в девять утра, заканчивался
в восемнадцать. Выполнение плана волновало их
не более, чем судьбы узников Гуантанамо, поэтому
«гудок заводской» выполнял функции стартового
пистолета. Оставалось тайной, откуда в Правлении
взялись тяжелые бархатные знамена и вымпелы.
Переходящие и врученные навечно. Но коль скоро
производство было армейским, то и ответ держать
руководству приходилось перед военными. А посему
понятие «план» все-таки было наполнено неким
774
содержанием, во имя которого работяги из числа
солдат пахали за полночь, за себя и за того пар-
ня. Ну, насчет «пахали», соглашусь, переборщил,
но имитировали честно, порой даже искусно. Разбро-
санные по громадной территории, цехам, участкам
и мастерскими, они были вне контроля. Тем более
контролировать особо никто и не рвался. Ротный
командир, старлей Юра Василевский, розовощекий
оптимист, несмотря на меньший, чем мой, возраст
и опыт, службу понял быстро (что сказать, молодец!).
Преданный взгляд, верно подобранные интонации
и выражения ни разу не позволили заводскому и бо-
лее высокому начальству усомниться в его благо-
надежности и служебном рвении. А остальное, как
показали годы службы, в девяти случаях из десяти
вторично.
С первых шагов по этому «вертепу» я понял, «сло-
вом Божьим» здесь решительно ничего не добьешься.
И поглубже натянув фуражечку, взялся за «укрепле-
ние дисциплины и внутреннего порядка». Мой «на-
храп», конечно, слегка всколыхнул болото, но устои
не поколебал. Первый результат пришел примерно
через месяц, когда в канцелярию, где я чего-то пи-
сал, втолкнули молодого бойца, и он, бледнея и за-
икаясь на каждом слове, поведал следующее (близко
к тексту):
- Товарищ старший лейтенант, вы извините, но ме-
ня послали сказать, что если вы будете также продол-
жать, ...вас убьют...
Справедливости ради надо признать, что я все
равно «продолжал». Понимая, что дело, в принципе,
775
не в солдатах, я открыл «второй фронт», где моим
главным противником было заводское начальство.
Я снимал роту с производства (для выполнения «пла-
на боевой и политической подготовки», не смейтесь,
был и такой), мариновал солдат в актовом зале, минута
в минуту соблюдая отведенное на политико-массо-
вую работу время, сам проводил утренние тренажи
и зарядки, заставлял скрипеть зубами «у бровки»
начальника производства, тупил с начальниками
цехов, пытавшимися правдами и неправдами за-
получить бойцов на ночь, сотрясал воздух на пар-
тийных и общих собраниях завода... короче, нажил
себе кучу врагов. Хотя была немногочисленная, пусть
и безмолвная, группа поддержки - из не утративших
до конца совесть.
Руководил всем этим балаганом с процветающими
пьянством, воровством и поножовщиной, усердно
делая вид, что ничего «такого» не происходит, на-
чальник завода - подполковник Сапунов. По кличке
«Рыжий». Он и правда был рыжеволос, с прической,
представлявшей из себя длинную, специально отра-
щенную прядь - для зачеса поперек лысины. Глубоко
посаженные глаза прикрывали кустистые, тоже ры-
жие брови, что создавало иллюзию мудрого, почти
ленинского прищура. Широкая кость, небольшая су-
тулость, отсутствие живота и боков, кривоватые ноги
выдавали в нем кондовую мужицкую породу, что
и подтверждалось его спокойной, чуть ли не фило-
софской склонностью к традиционным, простым жи-
тейским радостям, органично вплетаемым в кипучие
заводские будни.
116
Наверное, он был наделен если и не большим умом,
то природной сметкой, позволявшей балансировать
между грозными «ЦУ» (целеуказания, термин из обще-
войсковой тактики) автотракторного управления
и, собственно, армейскими законами, продиктован-
ными никем не отмененными уставами, напомина-
ния о которых иногда звучали из уст представителей
политотдела спецчастей округа, чаще - по телефону
и реже - без него. Предположить, что он не понимает,
какой ценой куются производственные показатели,
можно было лишь перевоплотившись в героя романа
Ф.М. Достоевского с одноименным названием. Допол-
нительным колоритом наивному (если можно так
выразиться), почти детскому лицемерию служила его
любовь к выступлениям с трибуны партийных или
иных собраний. Антуража добавлял брутальный тембр
хрипловатого голоса. Прослушав несколько речей,
я даже стал записывать наиболее значительные вы-
держки. Жаль, утерял в бесконечных переездах. Но од-
ну из наиболее ярких - запомнил. Привожу дословно.
Нависнув над трибуной, из-под бровей, строго, по-
отечески глядя в зал:
- Да если бы те коммунисты, которые вместе с Вла-
димиром Ильичем Лениным совершали Великую
Октябрьскую социалистическую революцию, вдруг
воскресли и посмотрели бы на то, что здесь (уже, к со-
жалению, не могу уточнить: в стране или на заводе)
творится, они бы ушли обратно (я так понимаю, под
землю), сказав всего только три (!) слова:
- Нам здесь больше делать нечего!
И дальше в таком духе.
117
Драйва в ситуацию добавляли так называемые
Дни политработника, проводимые для нашего брата
ежемесячно политотделом спецчастей. Туда я шел,
как к позорному столбу. Похвастать было нечем.
Статистика по роте напоминала сводки боевых дей-
ствий. НачПО - полковник Строценко, человек от по-
литработы далекий, как от туманности Андромеды,
скорее всего, понимал полную ущербность штампов
и деклараций, проповедуемых замполитам таких же
примерно формирований, как и моя рота, но с энту-
зиазмом (как говорится, «от лукавого»), достойным
лучшего применения, пытался «жечь глаголом»
наши молодые сердца. Не помню ни одного нашего
собрания, где бы он (не считая партийной критики
в мой адрес) не приводил нам в пример организа-
цию политико-массовой работы по мотивам фильма
«В бой идут одни старики». Это когда боевые летчи-
ки, едва приземлившись на родном аэродроме, сразу
спешили на спевку и репетицию оркестра. Долго ли,
коротко ли, но в какой-то момент, профильтровав
очередной ушат высочайшего порицания, из кото-
рого следовало, что этот старший лейтенант «всю
работу завалил», прямо на совещании, в присут-
ствии двух десятков собратьев по несчастью, я подал
Строценко рапорт - с прошением откомандировать
меня в Афганистан и во всеуслышание попросил как
можно быстрее дать ему ход. Вынужденный пове-
рить в серьезность моих намерений, НачПО струхнул
(ну, кто добровольно в Афган едет, а если едет, то по-
чему?), засуетился, и через пару недель я получил
капитанскую должность. Не в пехоте, допустим,
118
а в «Отдельном механизированном полку граждан-
ской обороны» (!), на какой-то станции, какого-то
района... Но все равно - движение. Мертвая точка
была пройдена. Судьба перелистнула очередную
страницу моей жизни и службы.
Это была все-таки победа. Победа, позволившая
шагнуть за очерченный обстоятельствами (и людь-
ми) круг. Победа, которая лишний раз продемон-
стрировала, что решительные действия приносят
результат. Попытки ступать осторожно, каждый миг
памятуя о некоем зыбком равновесии, нарушая кото-
рое, обрекаешь себя на непредсказуемые последствия,
конечно, также оправданы и временем, и горькой
человеческой практикой. Недаром сказано: «Харак-
тер - это судьба».
ГЛАВА 24
Я вечно всем недовольный старый солдат.
Вилъям Шекспир
Итак, путь мой лежал в Кемеровскую область, где
в какой-то холмисто-степной местности, совсем
не сибирской, расположились станция Плотниково
и расквартированное подле воинское формирование
с приведенным выше мудреным названием. Чуть
позже по этому знаменательному поводу родилось
четверостишие:
Что ж! Перспектив проспект мощеный,
Не стоит сетовать на рок,
Еще воздаст нам мир крещеный,
Сквозь строй полка ГО пролег.
Со всеми оговорками в итоге получилось близко
к тексту.
Едва я переступил порог КПП, навстречу мне по-
пался подполковник. Шинель, шапка и портупея рас-
полагались на его совсем не атлетической фигуре эта-
ким непринужденным образом, как бы подчеркивая
функциональную задачу верхней одежды, а не на-
думанные каноны ношения армейской формы. Пер-
вые же произнесенные им фразы свидетельствовали,
что из предложенного некогда славянам Кириллом
и Мефодием алфавита он выговаривал максимум две
720
трети звуков, но в его голубых глазах, под белесыми
бровями и ресницами, было столько неподдельной
доброжелательности и подкупающего внимания, что,
несмотря на непроизвольную, первичную обработку
информации и несовпадение ее с традиционной мат-
рицей офицерских критериев, этот человек с первой
минуты знакомства расположил к себе. Это был мой
новый начальник политотдела, Суворин Александр Ва-
сильевич. То есть почти полный тезка полководца. При-
родный ум, чувство юмора, доброта и отзывчивость,
умение слушать и слышать (!) - напрочь перекрывали
всяческое отсутствие строевой выправки, навыков но-
шения формы, командирского голоса и прочих внеш-
них военных признаков. Такие, как Суворин, цельные
личности, хоть и редко, но появлялись на моем пути,
заставляя в связи с этим лишь больше ценить и беречь,
как дар божий, возможность жить и работать рядом
с ними. В тот первый день в Плотникове я и предполо-
жить не мог, что прослужу в этом утлом гарнизончике
долгих пять с половиной лет.
Это был отдельный кадрированный полк, где
на пятьдесят с лишним офицеров и прапорщиков
солдат приходилось меньше, чем в прежней моей
строительной роте. Идеологическую работу про-
изводил целый политотдел (!), с начальником, за-
местителем, пропагандистом, начальником клуба
и мною - помощником по комсомольской работе. На-
до честно признать, это была жалкая пародия на ар-
мию. Смехотворные псевдозадачи, стоящие перед
полком по мобилизационному плану, на случай, ес-
ли «грянет гром», могли обернуться скорым судом
727
(в смысле - трибуналом) и расстрелами за саботаж, так
как вся энергия гарнизона уходила не на обеспечение
мобплана, а на поддержание в действующем состоя-
нии захудалого натурального хозяйства, на пределе
возможностей обеспечивающего нас пропитанием,
теплом, водой, крышей над головой и тому подобным.
Но все компоненты оного по очереди, с дьявольской
цикличностью, примерно раз в неделю, выходили
из строя. И полк в полном составе сражался за жизнь,
устраняя в кочегарке, на водопроводе, теплотрассе
очередной форс-мажор. Половина бойцов стояла в на-
ряде, половина к нему готовилась. У меня были солда-
ты, которые по 80-90 раз подряд, через сутки, ходили
в караул. Что это такое, поймет тот, кто хотя бы раз
в нем отстоял.
Совершенно естественно, что качество пополне-
ния полка оставляло желать лучшего. Именно там
(я об этом упоминал) мне впервые «посчастливилось»
столкнуться с безграмотными (в буквальном смысле)
призывниками. Это были два брата: Хабил и Габил.
Школу они пропустили по уважительной причине,
так как все отведенные министерством образования
десять лет пасли баранов на тучных закавказских лу-
гах. На десяток транспортных машин да пять-шесть
единиц спецтехники с горем пополам водителей на-
бирали, а остальным, чтобы управляться с лопатой
и метлой, особого образования и подготовки не требо-
валось. Понимаю, чесать всех, прошедших там служ-
бу, под одну гребенку неправильно. Были, конечно,
толковые и солдаты, и сержанты, но в значительном
меньшинстве.
722
Тем не менее, загубить свою армейскую юность
в Плотникове вместе со мною собралась компания
поистине прекрасных молодых офицеров. Хорошо
подготовленных, патриотически настроенных,
с энтузиазмом и смекалкой выполнявших любые
(иногда - невероятно тупые) распоряжения старших
начальников. Их нежелание мириться с гарнизон-
ной рутиной и бесперспективностью, искренние
душевные порывы, честь и благородство безо всякой
натяжки заслуживают признания и наград. Нисколь-
ко в этом не сомневаюсь. Когда по случаю разных
юбилеев и полуюбилеев брыластым дядям, жуликам
и мздоимцам на ватную грудь навешивают очеред-
ной орден, подтягивая в наградных отделах грешное
бытие «орденопросца» под статут награды, невольно
задумываешься о тысячах и тысячах лейтенантов
и капитанов, отслуживших Родине действительно
честно, порой в нечеловеческих условиях, но всегда
остававшихся «за скобками» в дремучих коридорах
«спецраспределителей» регалий, давно породив-
ших свою шкалу критериев и ценностей. Ну, да Бог
с ними!
Все армейское, положенное настоящему полку,
было и в нашем. Даже знамя. Ну, и все прочее: раз-
воды, смотры, тревоги, КПП, КТП... со стороны, полк
да полк! Был, конечно, и командир. Подполковник
Сынков. Нормальный, в принципе, офицер, с поня-
тием. Правда, с несколько завышенным самомне-
нием, и это его самомнение в итоге создавало зна-
чительную дистанцию между ним и остальными,
преодолеть или даже сократить которую желающих
723
не было. Очень аккуратный, по-военному достаточно
грамотный (но, как мне думается, не обладавший,
несмотря на молодые года, а было ему лет 35-37, ни-
какими военно-прикладными навыками и демон-
стративно избегавший их любого возможного пуб-
личного применения), требовательный и жесткий,
он был глух к любым оправданиям и даже с какой-то
брезгливостью относился к очередной нерадивости
подчиненных. А таковая в полку процветала, так
как почва была более чем благодатной. Чего греха
таить, не чужд был наш «командор» и скромных,
по нынешним временам, «гешефтов», подворачи-
вающихся под руку в силу служебного положения.
Но кто без греха?
Подручным, для решения «непрофильных» за-
дач, он держал у себя одного из комбатов, которого
он, собственно, комбатом и сделал. Из замполита.
А замполитом сделал меня, оценив мое рвение, на-
чищенные сапоги и прервав мой полугодовой комсо-
мольский отпуск, уговорив согласиться, хотя к этому
моменту я имел реальное предложение переехать
в большой город - в настоящую, серьезную военную
организацию. Вот я батальоном и командовал, даже
при живом начальнике штаба. А «троллейбус», как
окрестили комбата, майора Смушкевича, за вечно
торчащие далеко за ушами дужки очков, будто он их
брал «на вырост», все ездил по колхозам и совхозам,
обеспечивая тружеников полей то краном, то бульдо-
зером, то экскаватором. А нам, признаться, в батальо-
не без него спокойнее было. Он-то уж точно по всем
параметрам был антиофицер.
724
Следует признать, что как раз ко мне комполка бла-
говолил, поручал мне какие-то ответственные задачи,
ставил в пример, двинул по службе, а однажды, пря-
мо скажем, прикрыл - после того, как мне в пьяной
деревенской драке сломали челюсть, и я три недели,
без видимых на то причин, сидел дома, со скручен-
ными медной проволокой мостами, на кашке и ки-
селе. Лечение, естественно, тоже было нелегальным.
Комбат, конечно, клацал своими целыми челюстями,
поскольку «рулить войсками» приходилось самому,
да и повод появился прикрутить дерзкого замполита,
но я был под крылом Сынкова, а значит, для возмож-
ных мелких пакостей недоступен.
ГЛАВА 25
Смысл жизни не в том, чтобы удовлет-
ворять желания, а в том, чтобы их иметь.
Михаил Зощенко
Быт гарнизончика в целом был традиционным.
Четыре ДОСа (дома офицерского состава) распола-
гались прямо через забор от полка, хотя в них кипела
своя, достаточно бурная жизнь. Кого-то из офице-
ров (или их жен) она устраивала. Были экземпляры,
прошедшие в Плотникове весь свой боевой путь -
от младшего лейтенанта, выпускника безвестных
пулеметных курсов, до подполковника, обзаведясь
за это время женой из местных, а значит деревенской
родней и хозяйством, детьми, связями, и уже не же-
лавшие напрягать воображение туманными перспек-
тивами, удобно устроившись в теплом, по-мещански
уютном гнезде.
Полк и ДОСы, кроме забора, по типу «нейтраль-
ной полосы» разделяли офицерские огороды. Летом
и ранней осенью командирский состав после служ-
бы, прямо в сапогах и портупеях, частенько захажи-
вал на плантации чего-то прополоть, подправить,
а то и пробу снять с «вершков и корешков». Мизан-
сцена с капитанами и майорами, в позе «ротного пу-
лемета» прореживающими морковь или подвязыва-
ющими помидоры, казавшаяся мне поначалу дикой
по форме и содержанию, со временем утеряла буйство
726
эмоциональной окраски, и через пару лет я сам чуть
не заделался огородником. Бог отвел, не дав мне земле-
дельного таланта.
Тихое и мирное в целом течение жизни форпо-
ста гражданской обороны в Кузнецком крае время
от времени нарушали события и ситуации, не укла-
дывающиеся в его привычный, размеренный ритм.
Ну, легкий адюльтер, скорее всего, к чему-то из ря-
да вон и не отнесешь. Это как веселый, пестрень-
кий сорнячок, быстро цветущий и увядающий. Его
и пропалывать-то лень, а может, даже жалко. На-
род же в основном молодой, что с ней, с молодостью,
сделаешь? Кипели страсти и пожестче, до «смерто-
убийства» дело доходило. А в кавычки страшное слово
взял вот почему.
Молодой прапорщик, Андрюха Войнович, по-
вздорил с женой. Уж не знаю, что там послужило
«яблоком раздора», только после ссоры стоявший
в это время дежурным по КТП Андрюха пошел (ку-
да - точно сейчас не помню) и «застрелился». (Опять
обращаю внимание на кавычки.) Мне - дежурно-
му по полку - эту горячую новость доложил кто-
то из наряда. Усилием воли переборов «столбняк»,
я спросил:
- Как застрелился? (Ну, можно придумать более
тупой вопрос? С другой стороны, придумайте умнее!)
Где он? (Уже лучше!)
- В санчасти.
Мой стремительный рывок почти на финишной
черте прервал доктор Ульянов (достойный предста-
витель племени плотниковских динозавров, давно
727
потерявший счет расходу зеленки и мази Виш-
невского в неустанной борьбе с разнообразными
недугами - реальными и виртуальными - своих
многочисленных и многонациональных пациен-
тов. А также навострившийся литрами получать
и списывать настойки боярышника и элеутерококка,
в целях экономии семейного бюджета), с олимпий-
ским спокойствием потягивающий «Приму» у входа
в медпункт.
- Что с ним?!!
- Да все нормально, не волнуйся... (затяжка)... Жив-
здоров... (затяжка)... Перевязал, укол поставил.
- Какой укол? Он куда стрелял?
- Подмышку...
- ???
- Ну, подмышку! - и ткнул себя слева, в подмышку
сложенными пистолетиком пальцами.
Все было, действительно, так. Оскорбленный до глу-
бины души поведением и риторикой супруги, Андрю-
ха принял решение свести счеты с жизнью («Пусть
потом локти кусает, сука!»), но на заключительном
этапе трагедии приговор себе был смягчен, и ствол
ПээМа (пистолета Макарова) был направлен (или за-
правлен) между двумя жировыми складками под
левой рукой (парень Андрюха был плотный), одну
из которых и прошила навылет «пуля-дура». Больше
всего геморроя этот «самострел» принес политорганам,
местным и верхним:
- Как этого придурка квалифицировать?
Членовредитель?
- Так не война же!
728
- Самоубийца?
- Какой он, на хер, самоубийца?!
- Какую работу проводить в полку? Вдруг они там
через одного начнут подмышки стрелять?!
В общем, шума было много. Я же, на правах стар-
шего товарища и дежурного по полку, прямо в па-
лате медпункта посоветовал лежащему на топчане
бледному, как полотно, и как-то сразу килограммов
на десять похудевшему Андрюхе следующий раз,
когда надумает стреляться, обратиться за советом,
куда целить. Добрая подсказка никогда не помешает.
УАЗ-4<ЬЯ
ГЛАВА 26
Генералы всегда готовятся к прошлой войне.
Уинстон Черчилль
Время от времени полк посещало местное, а то и мос-
ковское начальство. Глядя на него, я не переставал
поражаться удивительной метаморфозе, происхо-
дящей с лейтенантами и капитанами, нормальны-
ми ребятами, на пути от прокуренных канцелярий
к большим, уютным кабинетам. Куда пропадали одни
и откуда появлялись другие манеры и повадки? (Чуть
не написал «ужимки и прыжки»). На один аршин
мерить всех, безусловно, нельзя, но гражданской обо-
роне повезло явно меньше других родов войск. Про-
водимые ими командно-штабные учения (это такое
бестолковое, многочасовое сидение в читальном зале
библиотеки над аршинными склейками карт Кузбас-
ской местности под грифом «Секретно», обязательно -
в полевой форме) могли как-то разнообразить наш
захолустный быт, если бы не тянулись бесконечно
долго, к тому же по ночам.
Незадолго до моего отъезда из Плотникове на-
шим главным (в ГО) окружным руководителем был
назначен генерал (фамилию не помню, да и зачем?),
уроженец бессарабских степей. В титул свой он был
настолько влюблен, что это туманило ему разум
и порождало искреннее убеждение в обязательном,
всеобщем туземном поклонении перед лампасами
131
и «капустой» над козырьком. Говорил он медленно,
слова отпуская, как штучный товар, через «прилавок»
оттопыренной нижней губы. При этом беспардонно
путал падежи и роды. На перекурах наиболее хлест-
кие фразы обыгрывались в лицах, и ночное плотни-
ковское небо сотрясало дружное ржание «нерадивых
и халатных».
Уж не знаю, какие у него за спиной были универси-
теты, но боюсь, что учебники и наставления так и оста-
лись со склеенными страницами. Видимо, по этой
причине многое, случайно прочитанное или услы-
шанное им на склоне лет, было сродни божественно-
му откровению. Например, почти полное созвучие
широко известного анатомического термина с одной
из технических характеристик автомобилей, танков
и иной техники. Искренне полагая, что до Плотникове
эта благая весть вряд ли дошла, он с лукавым прищу-
ром, этак «запанибрата», затевал диалог:
- Товарищ майор,- вопрос задается командиру
батальона, майору Юре Панкову, отличному офицеру,
умнице, знатоку армейской техники,- а вот скажите,
что такое клиренс!
Юра (округлив глаза, набрав полную грудь воздуха,
с видом безграмотного, но преданного «царю и Оте-
честву» фельдфебеля, зычным голосом):
- Товарищ генерал, это что-то в стволе?
Генерал (с досадой и укоризной):
- Ну, что вы, товарищ майор?!
Юра (опустив голову, подернув грустью и отчая-
нием глаза, тихим, слабым голосом, последний воз-
можный вариант):
732
- Тогда это то, что сзади?
- Садитесь, Панков! - махнув рукой на беспросвет-
ную гарнизонную серость, бросает в сердцах генерал.
Иногда визиты вышестоящих штабов сопрово-
ждались проверкой боеготовности полка. В переводе
на русский, объявлялась «тревога». Ну, летом, ранней
осенью - еще полбеды. А зимой, когда под тридцать,
а то и холоднее... Вообще, «тревога» - это предутрен-
няя забава командиров и начальников, имеющих
полномочия ее объявлять. Встанут по будильничку,
помоются, побреются, кофейку попьют - и в полк.
Дежурный (в пять утра), конечно, сразу чувствует не-
ладное, но в глубине надеется на минимальные по-
трясения (проверку караула, распорядка дня). Нет.
Для этого есть сошки помельче. Выслушав доклад,
командир, глядя в красные после бессонной ночи глаза
дежурного, а затем на свои часы, изрекает: «Тревога.
Степень боевой готовности № ...» (их было несколько,
степеней). И понеслась!
В больших штабах все рассчитано по минутам,
в зависимости от коварных намерений и потенци-
альных действий супостата, например, подлетного
времени каких-нибудь ракет. Когда ты, не проснув-
шийся, с «тревожным» чемоданом бежишь из ДОСов
по морозу в полк, матеря все вместе сразу - и коман-
дира, и чемодан, и мороз, как-то не утруждаешь себя
анализом целесообразности нанесения вражеского
ракетного удара по нашему полку.
Вот одну из многих-многих таких «тревог» мороз-
ным декабрьским утром (считай, что ночью) объяви-
ли полку проверяющие из Округа. Знаете, что самое
733
главное в этой, на взгляд дилетанта, священной ар-
мейской игре, которую так любят показывать по теле-
визору для демонстрации суровых армейских будней?
«Рупь за сто», что многие не знают. А главное - залить
в радиаторы техники воду! Ладно, если двадцать лит-
ров. А если шестьдесят? Напоминаю, на улице - ми-
нус 30. У дверей в кочегарку возникает стихийное
боестолкновение. Атакующая сторона - гремящие
канистрами водители, обороняющаяся - кочегары
во главе с зампотылом, подполковником Овсовым.
(«Воду берут! Давление падает! Котлы на пределе!»
и так далее). С горем пополам, минут через сорок,
гремя поршнями и другой начинкой, протестующей
против варварского насилия на морозе, живые авто-
мобили заводятся. А как быть с не живыми, тем более
не автомобилями, а танками?
Были тогда в полку два обезоруженных (с демон-
тированными пушками и пулеметами) Т-34, переко-
ванные из «меча» в машины химической разведки.
Легендарные машины в оскопленном виде являли
собой грустную картину. Пяток заводов, тех, что гна-
ли в войну с конвейеров «тридцатьчетверки», по по-
нятным причинам сразу остановить производство
не могли, потому и шли оставшиеся «в живых» танки
в укрепрайоны, где их по башню заливали в бетон,
на постаменты, в музеи и... в химразведку. У одного
из танков, не снесшего тягот эксплуатации дефек-
тивными механиками (лучше бы на войне подбили!),
стуканул движок. С полгода его просто не трогали,
не зная, с какой стороны подойти, затем сподобились
вытянуть краном и разместить на поддоне рядом,
734
где он и продолжал ржаветь под суровым сибирским
небом, пока зампотех чего-то куда-то безнадежно,
«со слезой», отписывал.
В упомянутое «тревожное» утро командир хим-
взвода, капитан (не удивляйтесь, был он и на капи-
танской должности некоторое время, пока в разгар
антиалкогольной борьбы, не дойдя до зимних квар-
тир после посещения ресторана, не заночевал в при-
дорожном кювете, где был случайно обнаружен, слег-
ка смущенный и облеванный) Коля Дудочкин, был
в привилегированном положении: на весь взвод ему
нужно было завести оставшийся танк. С чем он и его
бойцы достаточно успешно справились. Боевая маши-
на ревела, как перед решающим сражением, в одиноч-
ку перекрывая мощным рыком жалкое полязгивание
соседей по автопарку, и выпускала в морозное небо
такие облака дизельных выхлопов, что проверяющих
Коля заметил только тогда, когда они подошли к нему
почти вплотную. Наверное, переполненный лихим
азартом, передавшимся ему от грохочущей брони
и общего батального антуража, Коля, отчеканив два
шага по направлению к проверяющему, вскинул руку
к шапке и бодро доложил:
- Товарищ полковник! Штатная техника взвода
химической разведки в боевую готовность приведена!
Командир взвода капитан Дудочкин.
Плотная, вонючая гарь надежно маскировала обез-
движенный танк и зимующий под шапкой снега уби-
тый движок. Идущий в кильватере у проверяющих
Сынков даже чуть присел от такой борзости, но благо-
разумно промолчал. Полковник же, к тому времени
735
еще не совсем околевший благодаря раннему горячему
завтраку в штабе, державно просиял и с суровой те-
плотой похлопал Колю по плечу:
- Молодец, капитан! Достоин поощрения! - И дви-
нулся дальше.
А мы все детям сказки читаем, про солдатскую
смекалку...
Года через полтора после моего приезда полк ожи-
дало знаковое в его провинциальной жизни событие -
смена командира.
В замкнутом гарнизонном пространстве это ожида-
ние по понятным причинам всегда сопряжено с тре-
вогой и беспокойством: какой он будет? Ладно, Сын-
ков - барин и самодур, но к нему как-то уже привыкли.
- Придет какой-нибудь долбо..! Будет здесь всех
через колено гнуть, свои порядки устанавливать.
А у кого-то звание, у кого-то должность, у кого-то
академия... и так далее. Но день настал.
Учитывая некую неповторимость фамилии и свя-
занную с этим сложность ее литературного рестай-
линга, назовем его просто Иваныч. Он был в два раза
больше Сынкова. Шитую фуражку и звезды на пого-
нах, генеральскую рубашку и сапоги за сто двадцать
рублей от подпольных московско-армянских башмач-
ников органично дополняли плотный живот и густой
баритон. Все это как бы само собой задавало планку его
статуса (де-юре и де-факто), когда на все окружающее
можно смотреть сверху вниз.
Прошелестевшее в плотниковском небе обществен-
ное мнение укладывалось в короткую фразу: «Этому
под руку не попадайся!».
736
ГЛАВА 27
Жизнь слишком скоротечна, чтобы
устраиваться в ней так основательно.
Михаил Зощенко
Заодно с прежним командиром снялись с насижен-
ных мест НачПО и его зам. На смену им пришли
два эрзац-политработника, один - опальный, другой -
«по лимиту», почему-то оба из ВДВ.
Как это всегда бывает, вновь испеченные руково-
дители вдохновенно взялись за полк, правда, в ито-
ге все быстро свелось к каким-то дополнительным
долгоиграющим совещаниям и построениям, замене
бирок и ремонту фасада КПП. Иваныч, надо отдать
ему должное, быстро сориентировался на местности.
Интуитивно оценив служебные перспективы, то есть
отсутствие таковых, но нисколько этим не опечалив-
шись, а напротив, получив эффект освобождения
от морального балласта, он занялся своими делами.
И преуспел в этом. Скорее всего, преуспел бы еще
больше, если бы не тривиальное увлечение, пагуб-
но сказавшееся на карьере многих и многих пред-
шественников и последователей. Особенно (хотя
и не только) в годы крестового похода на «зеленого
змия».
Судьбе было угодно расквартировать в это же время
неподалеку от нас одну из вольных артелей молчали-
вых строителей с Северного Кавказа. Бригадирствовал
137
там, естественно, их земляк, которого почему-то все
называли Алексей Николаевич (видимо, для упро-
щения коммуникативной составляющей и избав-
ления от икоты его папы при отчаянных попытках
сибирских пейзан произнести настоящее отчество).
Бригадир (на то он и бригадир), грамотно оценив си-
туацию, блестяще воспользовался автотракторным
ресурсом Плотниковских вооруженных сил. То есть
история повторилась, только уже в более серьезных,
почти промышленных масштабах. При этом никто
ничего сильно не маскировал. На КПП Николаича
не останавливали, свою новенькую «шестерку» он
оставлял чуть ли не на плацу, в кабинет командира
дверь открывал пинком. Рабочие моменты, как прави-
ло, обсуждались за щедрым столом. У нас в ходу была
шутка, когда знакомая «шестерка» тормозила у КПП
и ее проныра-владелец, как воришка, ссутулившись,
забегал в штаб, в курилке звучало: «Внимание! По пол-
ку нанесен удар мощностью один “Николаевич”!».
Дня два, а то и три жили без командира. Какая уж
тут служба?! Возвращение Иваныча к «штурвалу»
проходило тяжело. Иногда его было по-человечески
жаль, когда утром, после «строительных планерок»,
он пытался навести фокус на повседневную полковую
рутину и искренне побаивался доклада встречавшего
его дежурного по полку: «Ну, хоть сегодня без неожи-
данностей!». Увы, гарантировать это не мог никто.
Форс-мажор так и пер, как опара из горшка.
ДОСы, казармы и все остальное наше хозяйство
в осенне-зимне-весенние холода отапливала полко-
вая кочегарка. В холодные сибирские дни и месяцы
738
она была своеобразным сердцем гарнизона. На нее
молились, ее крыли последним словом... Но другой
не было. Сам ее вид, являвший собой кособокую, об-
шарпанную коробку, сляпанную из разномастных
кирпичей, приваленную с одной стороны кучей шла-
ка, с другой - горой угля, с битыми окнами, не внушал
доверия и надежды на бесперебойную подачу тепла.
Начинка была под стать. Печи и котлы, как доспехи
старого вояки, где-то гнутые, где-то латаные, держа-
лись из последнего, шипя, скрипя и булькая рана-
ми и заплатами. Но и это было не все. То есть далеко
не все. Каждый вечер сменившиеся из наряда бойцы
перед ужином направлялись «на уголь», для загрузки
угольных ванн, обеспечивая топливо на ночь, это при-
мерно двенадцать тонн. Вроде, не много, но пролитый
осенью дождями и скованный затем морозом уголек
«добыть» было нелегко, порой за гранью возможного.
Что с ним только не делали. Даже шашками рвали.
Эффект превзошел ожидания: угольные скалы оста-
лись незыблемы, а нач-инж - он же сапер-углевзрыва-
тель - всю ночь вставлял в кочегарке и на КТП стекла.
Использовали бульдозер, он потихоньку подрезал
края кучи, облегчая в итоге задачу еле державшимся
от усталости на ногах солдатам. Но трактористы тоже
разные бывают. Тем более - в армии. Один из них
(а на улице темень, да еще пурга) подрезал, подрезал,
да и подрезал... растяжку кочегарной трубы. Этого
механического усилия ДТ-75 вполне хватило, чтобы
источенная за долгие годы жаром и проржавевшая
труба, медленно, как в кино, прочертив искрящуюся
дугу, рухнула во всю свою длину. Не Эйфелева башня,
139
а все равно метров под тридцать. Единственной жерт-
вой крушения (кроме тракториста, конечно) стал
часовой Арутюнян - на посту в автопарке. Одетый,
по причине мороза, в ватные штаны, бушлат, шинель,
валенки, а также для верности обернутый снару-
жи постовым тулупом, двигался он очень бережно,
только по прямой, а сектор обзора был ограничен
поднятым воротником тулупа. Так вот, труба упа-
ла сантиметрах в семидесяти, максимум в метре
от тепло одетого сына гор. Он тоже упал. Но оружия
не выпустил, а потому прямо с автоматом был эва-
куирован боевыми братьями в медпункт, где док-
тор Ульянов, раскошелившись на нашатырь (зеленка
и мазь Вишневского оказались бессильны), вернул
бойца в объективную реальность и разоружил. Через
двадцать минут Арутюнян, не способный, в связи
с перенесенным душевным потрясением, продолжать
«выполнение боевой задачи в мирное время», крепко
спал на больничной койке.
Уж не знаю, как там исхищрялись кочегары, но мо-
лодцы - не дали полку замерзнуть. Наступило утро.
Подходили офицеры, дежурный по полку Миша
Барышников прогуливался возле КПП, ожидая по-
явления на дорожке, ведущей от ДОСов, командира
Иваныча. Надо сказать, что злосчастная труба была
самым высоким сооружением гарнизона, видно ее
было, как раньше церкви, с любой точки Плотниково,
тем более от наших домов. Зловещий черный шлейф
реял над полком, как пиратский флаг, восемь месяцев
в году. Но - внимание! Знакомый силуэт. По тяжелой
поступи и опущенным плечам издалека было понятно,
140
что вечер и часть ночи выдались напряженными. При
более близком рассмотрении характерный румянец
и красные глаза лишь подтверждали неутешительный
диагноз. Рассчитав встречные скорости, Миша, отпе-
чатав «строевым» нужное расстояние, остановился
перед Иванычем для доклада:
- Товарищ подполковник! За время моего дежур-
ства в полку происшествий не случилось...
Поймав паузу и опасаясь непредсказуемого про-
должения доклада, командир протянул Мише руку,
бурча под нос:
- Ну, молодец, Барышников, хоть раз прийти в полк,
когда все нормально...
Но Миша руку от шапки не опускал и продолжил:
- ...за исключением...
- Ну, что опять, Барышников?! (Не можете вы без
какого-нибудь геморроя, вечно у вас что-то... никакого
покоя... с самого утра...)
- Упала труба!
Пауза, напряженная работа мысли и законный
вопрос:
- Какая еще, б... труба, Барышников?!
- От кочегарки.
В этот момент Иваныч наконец-то поднимает го-
лову и обнаруживает отсутствие на привычном месте
трубы, лишь слабый дымок, как на затухающем пожа-
рище... Визуальный эффект полковой разрухи действу-
ет лучше любого нашатыря, и жизнь продолжается.
Вообще, дежурство по полку - это такая, мягко
говоря, хлопотная миссия. Тем более - в автоном-
ном гарнизоне. Ты становишься не просто «ночным
747
командиром» (и не столько им), на тебе повисает все
хозяйство. Столовая, кочегарка, караул, наряд, парк,
прикухонное хозяйство (такое тоже было, а как без
него?), разгрузка и загрузка угля, ну и, собственно,
служба как таковая. Сутки ты носишься по полку
кругами, как пастушья овчарка, собирая стадо в кучу,
которой можно управлять и двигать по заданно-
му курсу. После утреннего развода в отгороженной
от комнаты дежурного каморке, где едва размещался
раздолбанный топчан с вонючим тюфяком, можно
было «отдыхать лежа (спать), но не более четырех
часов, не снимая обмундирования», по жесткому
предписанию «Устава внутренней службы». Ва-
лять дурака, спрятавшись где-нибудь от суеты, что
практиковали более мудрые сослуживцы, у меня
не получалось, поэтому каждое дежурство выкачи-
вало энергию и силы, как насосом. Отчего большой
любви к этому роду обязанностей я, естественно,
не испытывал.
Как-то, незадолго до отъезда, я полистал «Книгу вы-
дачи паролей», где новый дежурный делал короткую,
в одну строку, запись. Подсчет собственных автографов
показал, что за пять с половиной лет в Плотниково
я год с лишним отстоял в наряде. Иногда, глубокой
ночью, в дежурке рождались стихи соответствующей
эмоциональной окраски. Вот одно из них:
Горит луна, полнее не бывает,
Сжигает духота остатки летних снов.
В деревне Плотниково - ночь. Собаки лают,
И воет так одна, что сам завыть готов.
742
Сейчас пойти и ту найти дворнягу,
За ухом почесать и в морду заглянуть,
Бывают, видно, в жизни передряги,
Когда и псу до света не заснуть.
Тупая, беспросветная гарнизонная «лямка», об-
разчик глупости и никчемности службы, сказывалась
и на мыслях, и на настроении. Молодость и окружение,
правда, были хорошими лекарствами от депрессии,
но нисколько не покривлю душой - когда дождли-
вым октябрьским вечером 1986 года мне позвонили
из отдела кадров Политуправления округа (!) и со-
общили, что командируют меня в Чернобыль, я чуть
не подпрыгнул от радости. Столь желанны были лю-
бые перемены!
ГЛАВА 28
Где тревога - туда и дорога, где ура -
туда и пора.
Александр Суворов
Кадровик задал два дежурных, но обязательных
вопроса: «Был ли в отпуске?» и «Есть ли дети?».
Я у него спрашивать ничего не стал, и через пять дней
с двумя чемоданами формы (кадровик сказал - брать
все), первый из полка, был в Киеве. А еще через сутки
представлялся в политотделе опергруппы в Черно-
быле. Когда НачПО увидел мои чемоданы и услы-
шал объяснения, что это и почему, он заботливо
поинтересовался:
- А парадную взял?
Чернобыль в моей служебной биографии стоит
особняком. Там все было не так. Не так, потому что -
правильно. Полк представлял собой отлаженный,
ритмично и точно, как хорошие часы, работающий
механизм. Задачи, продиктованные непривычной
обстановкой, несмотря на всю их специфичность,
решались быстро и четко, без суеты и надрыва,
не в пример «показухам» для вышестоящих штабов.
После санроты я вновь оказался в настоящей армии,
чему был несказанно рад. В развернутом в чистом
поле полку, зимой (а та зима на Украине выдалась
на редкость морозной и снежной), за три месяца ко-
мандировки не припомню ни одного сбоя ни одной
744
Ремень офицерский с кобурой
из служб. Командирские совещания укладывались
максимум в пятнадцать минут, но все выходили
с них с полным пониманием «своего маневра». Ко-
мандир - подполковник Правченко, немного позер,
обладал железной командирской хваткой, не только
умело управляя хозяйством, но и задачи в «зоне»
выполняя на «ять». Его неброские, мужиковатые
манеры, стремление вычленять в работе главное
звено и жесткая установка действовать в такой же
манере остальным, особенно «кадровым» (а более
90% в полку было «партизан»), приносили свои за-
служенные плоды. Часть была на отличном счету.
Кстати, комплектовалась она сибиряками, что в воен-
ной истории страны давно уже стало эталоном сол-
датской надежности.
Как и все офицеры ротного и батальонного зве-
на, в «зоне» я получал свою задачу, и особого вре-
мени на созерцание и анализ окружающего у меня
не было, хотя побывать довелось в разных местах.
Но противоестественность оставленных в мирное
время людьми деревень и 50-тысячной Припяти
создавала зловещий фон, вместе с другим, неосяза-
емым фоном, от стронция, йода и других элементов
таблицы Менделеева. Следы поспешного бегства
были видны повсюду. Причаленные к берегу лодки
с моторами и снастью, брошенные во дворах и сенях
узлы, развешенное белье... Прошло уже почти трид-
цать лет, а «зона» до сих пор живет по законам ле-
прозория, с укором глядя каждым окном брошенных
хат на наивные и опасные попытки человека затеять
игру с матушкой-природой. Тогда, в восемьдесят
746
шестом (когда давно уже было продекларировано,
что «атом укрощен»), банальная человеческая халат-
ность обнажила примитивный уровень понимания
сущности предмета и полную растерянность в пер-
вые дни трагедии, что повлекло суетливые, разба-
лансированные действия и, как следствие, гибель
многих людей. Конечно, все мы «сильны задним
умом», но то, что в тот момент на «капитанском мос-
тике» не нашлось трезвой, холодной головы - факт.
Россия была бы не Россией, если бы в дни испы-
таний в первую шеренгу не вставали настоящие
граждане и патриоты, которых со времен Ильи Му-
ромца державные катаклизмы поднимают с печки
или из летаргического сна. Очаг затушили, но в ог-
не, как и повелось, пали лучшие. А так, «на войне,
как на войне». В смысле: «Кому война, а кому мать
родна». Ушлое штабное семя и здесь быстро освои-
лось, включая себя в ведомости на какие-то шальные
(по нашим, офицерским меркам) премии от раз-
ных министерств, задабривающих таким образом
разгребающую за них дерьмо серую кость, заезжая
на 30 минут в «зону» для «работы в подразделени-
ях», что утраивало их дневной заработок, подсовы-
вая в общие папки дурно пахнущие представления
на боевые награды. Из нашего полка (Плотниковско-
го) из 7-8 офицеров-ликвидаторов с орденом приехал
только... пропагандист политотдела, основательно
расплющивший и без того солидный зад о штабные
табуреты. Так он, бедняга, до отъезда к новому месту
службы прятал его в комоде, под «жониным» бельем.
От греха подальше.
747
Я в Плотниково вернулся налегке, без наград.
Представление, отправленное Правченко на внеоче-
редное присвоение мне «майора», «по оси» завязло
в окружном отделе кадров, что было не удивительно,
учитывая весь прежний опыт общения с данным
ведомством. Впереди меня ожидали еще долгие три
с половиной года в сибирской глубинке. Ограничен-
ное пространство, статичный круг общения и годами
неизменный набор занятий на службе и в быту ча-
сто приводят к условному «камню на распутье». Или
ты идешь, влекомый дряхлеющей волей, в оболочке
дряхлеющего тела по тропе деградации (скольких та-
ких я повидал), либо в другом направлении - борьбы
с обстоятельствами, а главное, с самим собой, с прос-
той задачей - разорвать порочный круг и не опустить-
ся до уровня мещанских стереотипов бытия.
ГЛАВА 29
Здоровье так же заразительно, как и болезнь.
Ромен Роллан
Нас выручил спорт. Небольшая группа офицеров
сумела «заразить» сослуживцев, за исключе-
нием совсем безнадежных, своим физкультурным
энтузиазмом. Мы бегали кроссы, плавали в «Офицер-
ском» пруду, играли в футбол, даже выставили ко-
манду на первенство района, оборудовали в казармах
«качалки», совершали лыжные марши, на пустыре
оборудовали футбольное поле, даже в большой тен-
нис на плацу играли. Из любой чепухи сочиняли
соревнования, и постепенно народ потянулся за на-
ми. Не знаю, каков был суммарный эффект нашего
подвижничества, но сам я, буквально за год, зафик-
сировал в себе реальные перемены. Недаром сказа-
но: «В здоровом теле - здоровый дух!» К нам даже
корреспондент из окружной газеты приезжал - для
подготовки материала о Плотниковской спортивной
аномалии. И материал вышел, жаль, не сохранил
ту «подвальную» статью, первую и последнюю о на-
шем полку.
Примерно в этот же период, наверное бегая по лесо-
посадкам очередной кросс, я решил поступать в ака-
демию. Возраст для этой затеи близился к критическо-
му, поэтому препятствий мне чинить никто не стал.
И я засел за учебники, почти год готовившись, как
749
одержимый. На экзамены ехал с железной уверенно-
стью в своих силах и дурацкой, сопровождающей ме-
ня всю жизнь верой в мудрую справедливость тех, ко-
торые «у руля». Жизнь многократно пыталась от этого
излечить. Одним из последних звонков, призванным
опустить меня на грешную землю (но не опустившим),
была показательная история с представлением меня
на присвоение внеочередного звания, направленным
из Чернобыльского полка. Пролежав четыре месяца
в «кадрах» и, по канцелярским законам, требующее
какой-то реакции, оно ушло в «корзину» с потрясаю-
щим по содержанию вердиктом: «Батальон капитана
Степанова (Плотниковский.- авт.) не выполнил взя-
тые на себя социалистические обязательства».
Я вообще-то мечтатель. Иногда, я представлял себе,
как эти сытые и ни разу не битые жизнью штабные
дяденьки попадают в гарнизонную «юшку». Ко мне
в подчинение...
Именно поэтому, как и следовало ожидать, теория
«опоры на собственные силы» не претворилась в прак-
тику. Я честно сражался на экзаменах, но не добрал
один балл. Это было поражение, обидное и больное.
Но это был и урок. Из которого я, слава Богу, извлек
правильные выводы. Уже на обратной дороге домой
я твердо решил штурмовать Москву еще раз.
ГЛАВА 30
Воевать стоит всегда с улыбкой. Если вы
этого не умеете, показывайте оскал. Если
и этого вы не умеете, вам лучше не соваться
в это дело.
Уинстон Черчилль
В полку Иваныч, погруженный в свои проблемы, воз-
ражать не стал и, не вчитываясь в рапорт, поставил
на нем свою размашистую подпись, длинные линии кото-
рой с годами становились все более извилистыми. Как там
у поэта: «Рука бойцов колоть устала!» Загвоздка же опять
чуть не вышла с кадровиками (ну чем я им так насолил?).
Этим борцам за чистоту рядов показалось, что я «слишком
часто поступаю в академию, а есть и другие желающие».
На этот раз шифрограмма была мгновенно переведена
на бытовой язык, но поскольку «бакшиш» в виде денег
давать не представлялось возможным (их просто не бы-
ло), я отвез в Н-ск... гусей, приобретенных за недорого
у мирного населения - через дорогу от полка. Две дивные
птицы общим весом килограммов на восемь, переданные
прямо на штабном крыльце (и, замечу, принятые почти
с царственным снисхождением), послужили мне про-
пуском на второй академический заход.
Я (и не только по этому поводу) частенько вспоми-
наю картину Григория Мясоедова «Земство обедает».
Гениальный сюжет! За сто пятьдесят лет после написа-
ния полотна поменялись только декорации и костюмы.
Прибитые жизнью мужички так же терпеливо, с узлами
и корзинами, ожидают под окном или под дверью, пока
757
похлебают чайку («али еще чаго») обладатели всесиль-
ных, как волшебная палочка, кабинетных атрибутов:
подписи и печати, не утративших на Руси за полтора века
своего сказочного влияния на жизни и судьбы.
В марте следующего года, взяв отпуск, я приехал
в столицу на рекогносцировку Военный совет из одно-
кашников и бывших сослуживцев состоялся в «Санду-
нах» под «Жигулевское» с прицепом (скорее, даже под
прицеп с «Жигулевским»). Намеченный план новизной
не отличался, главным его достоинством был опыт, про-
веренный годами, и стабильный результат. И на сей раз
осечки не произошло. Все прокатило, как по маслу. Я так-
же добросовестно сдавал экзамены, правда, уже в ранге
командира группы абитуриентов, а количество баллов,
набранных мною, в итоге совпало с искомым, то есть
проходным. Среди прочих соискателей я в свои трид-
цать два года был одним из самых старших и опытных,
так как возраст мой для поступления был предельным.
Экзамены, как это и должно быть, не обходились без тра-
диционных казусов. Контингент абитуриентов представлял
собой капитанов (в основном) с небольшой долей майоров
и еще меньшей - старших лейтенантов. Разные пути при-
вели нас туда. Но многих - отчаянная борьба за освобож-
дение от гарнизонного ига, которое, в сопоставимых про-
порциях, длилось зачастую в жизни человека дольше, чем
татаро-монгольское для Киевской Руси. Поэтому за переезд
в Москву сражались бескомпромиссно, иногда в букваль-
ном смысле не на жизнь, а на смерть. Одним из экзаменов,
составлявших обязательный набор, была физподготовка
(вот уж с чем у меня никаких проблем не было). А в числе
прочих нормативов фигурировало плавание. Сто метров.
752
Пора была летняя, а посему сдавали его на близлежащем
пруду, со сколоченными кое-как стартовыми тумбами и ве-
ревками, протянутыми между дорожек. Преподаватели
кафедры, принимавшие экзамен, после очередного старта
с удивлением обнаружили отсутствие на акватории одного
из пловцов. Бросившись по тревоге в воду, они, слава Богу,
быстро обнаружили ушедшее ко дну тело. После эвакуации
на берег и изрядной дозы соплей, слюней и слез «утоплен-
ник» чистосердечно покаялся в том, что плавать не умеет.
- Так куда же ты полез?!
- А что мне делать?! - ответил тот вопросом на вопрос.
Каково же было удивление экзаменаторов, когда в оче-
редной смене на стартовой тумбе вновь появился наш «чем-
пион». Не знаю, поступил ли он. Будь моя воля, я бы принял!
Счастье - категория условная. «Кому-то щи жидкие,
кому-то жемчуг мелкий». Каждый день для каждого
человека жизнь формирует неповторимые критерии его
(счастья) оценки. Попрощавшись с полком и собрав свой
нехитрый майорский багаж, я вернулся в Москву уже
слушателем академии. Для проживания мне предоста-
вили 14-метровую угловую комнатушку на знаменитой
Пироговке. Бросив чемоданы, я пошел прогуляться. Место
там - на зависть. Новодевичий монастырь, живописный
парк и пруды с избытком компенсировали убогий метраж
коммунальной норы. Приобретенные в магазине рядом
два чебурека и бутылка «Эрети», без лишней сервировки
составили мой ужин на новоселье. Ближе к ночи, посте-
лив на голый пол шинель, соорудив из какой-то одеж-
ды подушку, я укрылся плащ-накидкой и... абсолютно
счастливый, заснул.
753
ГЛАВА 31
Кто скудно сеет, тот скудно жнет.
Библейское изречение
Нетрудно подсчитать, что описываемые события при-
шлись на эпоху перелома. Что представляла собой
Москва начала 90-х, объективно оценить могут только
очевидцы. Иногда создавалось впечатление, что этим горо-
дом не управляет никто, кроме первобытных законов за-
рождающегося рынка и дремучих инстинктов. На самом
деле руководители, конечно, были. Их часто показывали
по ТВ, живыми и здоровыми. Один из них, основной фи-
гурант беспредела, воцарившегося в Империи (и в армии,
конечно), до сих пор мил и почитаем в ухоженных столи-
цах благополучных государств, для которых коррозия
Союза была милее любого праздника. Чего не скажешь
о чувствах десятков миллионов преданных и брошенных
соотечественников. И ведь до сего дня - ни слова покая-
ния! Другой - это, вообще, чистой воды недоразумение,
особенно с точки зрения кадровых решений «старших
товарищей». Но, наверное, не до того было.
Москва лежала в руинах. По Тверской (тогда - Горь-
кого) от главпочтамта вниз на пару километров по обе-
им сторонам плотными рядами стояли торговцы,
в основном бабульки, но были представлены и иные
возрастные категории. Выбор товара отвечал основным
потребностям москвичей и гостей столицы: выпить,
закусить, покурить, одеть, обуть... Это на Тверской,
754
в трехстах метрах от Красной площади, что уж говорить
о других, чуть более отдаленных от Кремля местах.
Неудивительно, что мыслимые и немыслимые пороки
плодились у «сердца Родины» в изобилии. Как кролики.
Офицерская зарплата, индексируемая по далеким
от реалий критериям и безнадежно проигрывающая
гонку одичавшим ценам и инфляции (мы и не знали
про такого зверя), заставляла 90% слушателей думать
не об учебе, а о хлебе насущном. Речь шла об элементар-
ном: прокормить семью. Где мы только не подрабаты-
вали: на овощных складах, хладокомбинатах, в охране
сомнительных организаций и несомненно темных фир-
мочек - приветствовался любой заработок. Армейская
элита. В борьбе за жизнь растворилось без остатка все,
ради чего мы в столице собрались. Посещение академии
носило номинальный характер, так как ситуация в стра-
не и армии не вдохновляла и профессорско-преподава-
тельский состав. Большинство людей в Союзе жили, как
на вокзале. Потом был девяносто первый год. Путч. После
путча. Баррикады, митинги. Смена власти. Публичная
казнь партии. Заклание идеологии. Свержение и пору-
гание идолов. Перечислять дальше? Бумаги не хватит...
Что же было делать нам - слушателям главной куз-
ницы армейских идеологов? Мы в одночасье оказались
в положении жрецов-хранителей свято чтимой ре-
ликвии, вдруг всенародно объявленной фальшивкой.
Сразу на свалку, правда, не выбросили, переместили
в чулан. Пока. В войсках воцарились бедлам и анар-
хия. Чуть не со слезами на глазах я наблюдал в люд-
ных столичных местах выпрашивающих подаяние
солдат. Пункт нашего служебного назначения, такой
755
понятный и осязаемый еще год назад, вдруг исчез с «до-
рожной карты», хотя мы, слушатели академий, все же
оказались в выигрышных условиях. Крыша над головой
есть, заработать на хлеб как-то удавалось, а главное, мы
хотя и служили в армии, но как бы в другом диапазо-
не, не соприкасаясь с войсковой действительностью
тех лет. А чего только стоили, допустим, выведенные
из Европы дивизии и полки, брошенные в чистом по-
ле, без элементарных условий. На выживание. Армия
оказалась падчерицей у новых руководителей страны,
наперегонки зарабатывающих «висты» у западных
«партнеров», ежеминутно, с подобострастием, загля-
дывая им в глаза: «Ну как, мы? Решительно мы?».
Политорганы же, извините за каламбур, и вовсе оказа-
лись рудиментом. Как в песне: «Куда теперь идти солдату?».
Надо же было судьбе распорядиться так, что именно
в этот момент, ни раньше ни позже, мне предложили
работу в родном городе. Предложение было сколь не-
ожиданным, столь и своевременным. Представьте себе
заплутавшего путника, внезапно во мраке безысходности
ощутившего вдруг под ногами долгожданную дорожную
твердь. Фактически без колебаний я выбрал эту дорогу,
пусть вела она в полную неизвестность. И подал рапорт.
Учитывая невозможность перелицевать все ар-
мейские законы и устои в одночасье, многие из них
в ветхом и деформированном виде продолжали функ-
ционировать. Поэтому увольнение мое из рядов Воору-
женных сил было сопряжено с некоторыми «проце-
дурными» заусеницами. Но, тем не менее, состоялось.
Об этом служебном этапе я уже написал в своей книге
«Игра», поэтому не стану повторяться.
756
ГЛАВА 32
Любовь к родине - первое достоин-
ство цивилизованного человека.
Наполеон
Трудных дней было много, но в тя-
гость - ни одного!
Егор Лигачев
Если больной очень хочет жить, врачи
бессильны.
Фаина Раневская
Мне предстоял путь на Родину - в Сибирь. Уже
единожды обманутый в ожиданиях, я все же
не утратил с годами неповторимое ощущение возвра-
щения домой. В родные стены. Это, наверное, можно
сравнить с ожиданием свидания. Сердце так же не-
спокойно толкается в груди, будто внезапно увеличив-
шись в размерах. А вечные спутницы - вера и надеж-
да - не дают пленить разум тревожным ожиданиям.
Я уезжал из Москвы легко. Ничто не удерживало меня
там. За два года я не стал своим в суетливом скоплении
людей, где, несмотря на удел, ежедневно, ежечасно,
физически ощущая тесноту переполненного мега-
полиса, человек, как нигде, остается одиноким и без-
защитным. Надо признать, что моя точка зрения -
точка зрения меньшинства. Спрос на столицу и все ее
сомнительные и несомненные достоинства уверенно
опережает предложение. Воистину: каждому - свое!
757
За спиной было без малого семнадцать лет службы.
Выслуга, прямо скажем, не гроссмейстерская. Люди
по тридцать пять, а то и по сорок лет в строю отстояли.
А тут - семнадцать! Ну, что особенного? Действитель-
но, ничего. Наверное, кроме того, что моя армейская
биография - это биография тысяч и тысяч офицеров,
отдавших лучшие свои годы Родине. Такой любимой
и такой равнодушной! Но так было угодно судьбе,
а с ней не поспоришь.
Позволяя себе в этих записках иронию и скепсис,
я таким образом лишь выплескивал накопившуюся
досаду на то, что неподвластно простому человеку и не-
преодолимо, как дрейф айсберга. При этом я ни разу,
ни на минуту не пожалел ни об одном дне своей служ-
бы, ни о каких-то гипотетических потерях, ни о воз-
можной лучшей доле. Все было, как должно было быть.
Моим главным богатством, накопленным за армейские
годы, стали незабываемые встречи, беседы у ночных
костров, по-братски поделенные хлеб и водка, ино-
гда - просто хлеб. Это мои друзья, наивные, безала-
берные, но честные и преданные делу люди, сегодня
уже очень взрослые, обремененные иными заботами
и борьбой с подступающими недугами, но ни в коем
случае не потерявшие отточенное умение - натянуть
на лоб фуражку, чуть свалив ее набекрень.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Глава 1............................................... 5
Глава 2............................................... 8
Глава 3.............................................. 13
Глава 4.............................................. 15
Глава 5.............................................. 22
Глава 6.............................................. 29
Глава 7.............................................. 34
Глава 8.............................................. 39
Глава 9.............................................. 44
Глава 10............................................. 48
Глава 11 ............................................ 52
Глава 12............................................. 60
Глава 13............................................. 62
Глава 14............................................. 67
Глава 15............................................. 72
Глава 16............................................. 79
Глава 17 ............................................ 82
Глава 18............................................. 86
Глава 19............................................. 91
Глава 20............................................. 99
Глава 21............................................ 103
Глава 22............................................ 107
Глава 23............................................ 114
Глава 24............................................ 120
Глава 25............................................ 126
Глава 26............................................ 131
Глава 27............................................ 137
Глава 28............................................ 144
Глава 29............................................ 149
Глава 30............................................ 151
Глава 31............................................ 154
Глава 32............................................ 157
Литературно-художественное издание
Степанов Юрий Германович
ГАРНИЗОН
Записки офицера
Редактор О.А. Хворова
Верстка Т.О. Прокофьевой
Художник А В. Чернышева
ISBN 978-5-90576-331-1
9 785905 763311
Подписано в печать 23.06.2014.
Формат 70x100 Усл. печ. л. 6,45.
Тираж 500 экз. Заказ 39/14.
ООО «Принт-Сервис».
392000, г. Тамбов, пл. Л. Толстого, д. 4.
Отпечатано в типографии
Издательского дома ТГУ имени Г.Р. Державина.
392008, г. Тамбов, ул. Советская, 190г