КОБРИН
ПИС ЬМА
В
КЕЙПТАУН
К
И
Р
И
Л
Л
К
О
Б
Р
И
Н
П
И
С
Ь
М
А
В
К
Е
Й
П
Т
А
У
Н
О
Р
У
С
С
К
О
Й
П
О
Э
З
И
И
КИРИЛ Л

ПИ СЬМ АВ
КЕ ЙПТА УН
ОРУССКОЙПОЭЗИИ
И
ДРУГИЕЭССЕ

КИРИЛЛ
КОБРИН
ПИСЬ МАВ
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭЗИИ
И
ДРУГИЕЭССЕ
НОВО Е
ЛИТЕРАТУРНОЕ
ОБОЗРЕНИЕ

Б БК8 3.3(2Рос= Ру с)6
УДК 821.161.1
К
55
Художник
Д.
Балабуха
В
оф ор млении
книги
использована
рабо та
немецкого
художника
Карла
Шпи цвег а
(19 в.)
Кобрин
К.
К
55
П исьма
в
Кейптаун
о
русской
поэзии
и
друг ие
э ссе.
—
М.:
Нов ое
литерату рн ое
об озре ние, 2002.
—
128 с.
Книга
и зв ес тного
эссе ист а,
проз аик а,
ис т орика
Кирилла
Кобрина
представляет
собой
сборн ик
э ссе,
посвященных
одной
тем е
—
рус ­
ской
поэзии.
Сам
предмет
опис ания
диктует
некоторые
особен н ост и
как
жанра,
так
и
стиля;
эт о,
скорее,
именно
проза,
но
про за
non-fiction,
н ев ыдум анная
проза
о
самой
фантас ти ческ ой
и
невозможной
вещи
на
свете.
Пр оза ик
судит
здесь
поэта,
но
делае т
это
(старается делать)
по
законам,
свойственным
им енно
поэтическому
выс казы ва нию .
Ос­
но ву
сб орника
со ст ав ляют
«Письма в Кейптаун о русской поэзии»,
эпистолярий,
в
котором
авт ор
вел
своего
ро да
лирический
дневн ик,
посвященный
лирике.
ББК83 .3(2Рос=Р ус )6
УДК 821.161.1
ISBN 5-86793 -087 -0
©К.
Кобрин, 2002
© Художественное оформление.
Новое
л ит ературн ое
обозрение,
2002

Часть
1
ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУ ССКОЙ
ПОЭЗ ИИ

В
кейптаунском
порту,
с
пробоиной
в
борту...
Бог
мой ,
кто
бы
мог
подумать.
Уж
явн о
не
те
развеселые
мэнээ сы,
в
грубой
вязки
свитерах,
по мава вш ие
шкиперскими
бородками
в
та кт
эт ой
песенки...
Кто
вообще
мог
п омыслить
о
некоем
Кейптауне,
не
как
о
«некоем», а как о конкретном,
нас тоя щем,
зр имо
осязаемом,
с
белым,
черным
и
индийским
кварталами,
с
колониальной
архи тек ту рой
под
охран ой
корбюзьеанских
коробок,
с
на стоящим
портом
—
шум ны м,
г ряз ным,
п олным
мышцатой
ма тросн ей,
будто
сош едш ей
со
с тр аниц
комиксов
Т ома-
Фин лян дц а?
Что
с амо
слово
«Кейптаун»
имеет
отнош ение
не
к
ст рочк е,
а
к
точке,
географической
точке,
расп оло живш ейся
чуть
в ыше
34 градуса
долг от ы,
в
бухте
Столовая,
к ил ометр ах
в
40 от
ле ге нда рного
Мыса
Доброй
Надежды?
И
что
з аплыв ет
сюда
не
р омантич еска я
«Джанетта»
с
коварной
пробоиной
в
де ревя нном
боку,
а
остатки
э кипаж а
п отонувшег о
сверхлайнера
под
н азва нием
«СССР»? На
берег
был
отпу щен
экипаж...
Среди
нас ,
отпущенных
последним
г енс еком
на
все
четыре
стороны,
был
и
мой
дру г
Петя
Кириллов.
Мы
—
последние
везунчики
Советского
Союза,
1964 г. р.
Последние,
кого
не
брали
в
армию
из
институтов
и
ун иве рситетов,
кто
получил
за ветный
(и
уже
почти
б есполе зный)
диплом
в
восемьдесят
шестом;
последнее
поколение,
выросш ее
при
настоящем
совке,
вступившее
в
жизнь
при
сов ке
уп адоч но -де каде нт ском ,
сделавшее
рывок
(или
павшее,
или
з аснувш ее
навек)
при
совке
агонизирующем.
Вот
как
сде лал и
этот
рывок,
так
и
бежим,
остановиться
не
можем.
Пет я
вот
добежал
до
Кейптауна.
Впрочем,
обо
всем
по
п оряд ку.
7

К.
КОБРИН
Мы
учились
в
од ной
группе
на
истфиле
униве рси тета,
травились
одним
и
тем
же
портвейном,
влюблялись
в
одних
и
тех
же
девиц,
спа ли
с
од ними
и
т еми
же,
только
с
другими.
Чи тали ,
есте ственно,
одни
и
те
же
книги.
Мо жно
б ыло
бы
с чи тать
его
моим
«alter
ego», если бы не весьма важное обстоятельство:
Петя
ст рем ился
стать,
с к ор ее , «художником жизни»; я
—
скорее,
просто
«художником» .
Уже
тогда,
в
сер едине
восьмидесятых,
я
ст ал
сочинять
нечто
не вооб р азим ое
в
стихах
и
пр озе;
друг
мой
п ре зритель но
оставался
л ишь
читателем.
Читателем
он
был
явно
лучшим,
чем
я
—
пис ателе м.
Ближе
к
конц у
т ого
ацетатного
деся тилет ия
о бсто ятель ства
наши
стали
несколько
разн ить ся:
я
завалился
в
полуанонимную
п едагоги ко­
академическую
нишу,
он
же
ушел
из
школы
и
предался
непрочным
радостям
т огда шне го
кооперативного
движения.
Общаться
мы
не
переставали;
об суж де ниям
скудной
читательской
добычи
не
б ыло
конца
—
левк инск ий
«Родник» (в
нашем
прови нц иаль ном
городе,
как
выяснилось,
было
лишь
два
его
подписчика;
дог адайтес ь ,
к то ), странная
«Даугава», отвязный « Гу ман ит а рны й
фонд»
—
все
это
обсасывалось
до
последн их
косточек,
из
которых
потом
мы
возвод или
памятники
нов ым
литературным
иера рх ия м.
Петя
(в отличие от меня)
о собенно
любил
со вр еменную
п оэз ию:
каждую
неделю
он
заболевал
то
приговским
идиотизмом,
то
католич ес ким и
заговорами
Елен ы
Шварц,
то
монотонным
ко нон ов ским
б ор мота нием.
В
ко нце
девяностого
все
это
кончилось.
Петя
вд руг
пропал
на
па ру
месяцев,
видеоза ль ч ик
сво й
передал
еще
одн ому
нашему
одногруппнику
(тогда недурному рок -п евцу;
ныне
—
зам.
начальника
Пенс ионног о
фонда
где-то
в
Калмык ии), с квартиры,
которую
с ним ал,
съехал.
Затем
все-таки
объявился
и
заявил,
что
завербовался
ехать
в
ЮАР.
То гда
мн огие
уезжали
в
эту
страну
ка питан а
Сорви-голова;
хотя
в
р ас ползаю щейс я
империи
уже
т лело
с
деся то к
англо-бурских
войн ,
8

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭЗИИ
«Копи царя Соломона», «Трансвааль,
Трансвааль,
земля
моя
в
огне»
и
рок-шоу
в
пользу
великого
чернок о жего
сидельца
выглядели
явно
романтичнее.
Вот
П етя
и
отправ илс я
в
противоположное
полушарие
то
ли
укреплять
тр еснувш и й
апартеид,
то
ли
вызволять
Манделу
с
ост рова
Иф.
Широк
русский
человек.
С
тех
пор
он
не
писа л
и
не
звонил
поч ти
десять
ле т.
Для
на с,
ос тавших с я
р азби рать
руины
Третьего
Рим а,
ухнула
целая
эпоха;
в
ЮАР,
к ажет ся,
то же.
Здесь
от
жиз ни
дес ятил ет ней
да внос ти
не
осталось
почти
ничего,
к роме
разве
что
вечно пре к расной
Пугачевой
на
к онц ерте
в
Д ень
милиц ии.
О
Пе те
я
и
вспоминать
перестал,
за то
н аше
увлечение
восьмидесятых
—
литературу
—
превратил
в
(увы)
малоприбыльную
п рофессию.
И
во т,
месяца
два
н азад
по
мо ему
эл ек трон ному
адрес у
приходит
п осл ание,
начинающееся
как
ни
в
чем
не
б ывало
с ловами:
«Кирилл,
п ри вет,
это
Петр.
Как
дела?» Сначала я
страш н о
разозлился.
Затем
—
развеселился.
Н ак онец
реш ил
внимательно
прочес т ь
письмо.
Петя
сооб щал,
что
у
нег о
все
хорошо;
что
не
пис ал
он
п от ому,
что
б ыло
очень
трудно
и
не
хотелось
жаловаться,
что
сейчас
он
пис ать
может,
так
как
з авел
собственный
би зне с,
разб ог ател,
нашел
хорошего
управляющего
и
have a lot of time to read & write letters.
Что
пять
лет
учился
в
Австралии
на
винодела,
выучился
и
сейчас
у
него
в иногра дник и
и
заводи к,
где
разл иваю т
н еду рные
«Cabernet» и «Riesling».
Что
плантации,
заводик
и
его
собственный
дом
р ас полаг аютс я
под
Ке йпт ауно м,
в
Д арб онв илле.
Так-то
во т.
На
берег
был
о тпущ ен
экипаж...
Но
самым
удивительным
был
вовсе
не
спокойный
тон
письма
с
того
края
земли,
не
сногсшибательное
его
сод ержание,
а
с о держащаяс я
в
нем
пр осьба.
Петя
пи сал,
что
обнаружил
меня
посре дство м
интер нета
(откуда и адрес взял), на неких литературных сайтах,
где
меня
аттестовали
как
«критика и эссеиста» (со
9

К.
КОБ РИН
вторы м
согла се н
полностью,
с
первым
—
ник ог да!).
Так
вот,
не
м огу
ли
я,
раза
два
в
год,
посылать
ему
по
эл.почте
«письма о современной русской поэзии», где
бы
н азы вались
н екие
имена,
которые,
в
с вою
очередь,
он
мог
бы
от ыскат ь
зап утав ш имис я
во
всем ирной
паутине.
Вып ис ыва ть
«бумажные журналы»
в
Капскую
провинцию
Пе тя
н аотрез
отказался.
Честно
г оворя ,
я
даже
не
возмутился.
Пр ичуд а
вполн е
в
кирилловском
духе.
Пошел
он
к уда
подаль ше,
Дон
Периньон.
Но
забыть
это
письмо
я
так
и
не
смог.
И дея
излаг ать
ю ж ноаф рик анск ому
виноделу
с вои
сооб раж ен ия
по
поводу
сов ре менн ой
русской
поэзии
по казалас ь
мне
с лишк ом
безу мн ой,
чтобы
от
нее
просто
так
отмахнуться.
В
конце
концов,
раз ве
нынешняя
отечественная
пуб ли ка
не
тот
же
сам ый
Пе тя
Кириллов,
за
десять
лет
не
за гля нув ший
ни
в
о дну
нов ую
р усск ую
книгу
(истинно
художественную,
к онеч но)? И вообще,
кто
с ейчас
оный
«русский читатель»
—
б у р- африкан ер,
з улус,
ковбой,
танцор
фламенко,
исландский
программист,
дублинский
город ов ой?
Кто
вообще
е го , «русского
чи та т еля », видел?
Так
что
та
пустота
воз люб лен н ого
Отечества,
в
к отору ю
вываливаются
новейшие
романы
и
рассказы,
стихи,
эссе
и
критические
статьи,
ни чем
не
отличается
от
зап редел ьной,
черной,
глухой
пустоты
южн ой
ок онеч но сти
то го
самого
континента,
где
ра спол ага ется
самая
серд ц еви на
тьмы,
где
бывшие
русские
мальчики
выращивают
виноград,
а
бывшие
пожизненные
узники
принимают
подношения
от
суп ер моде лей
и
королей
поп-музыки.
Не
«ниоткуда
с
любовью», а «никуда
с
любовью».
Думаю,
П етя
будет
не
против,
если
я
(по
неискоренимой
г нус ной
привычке
литератора)
напечатаю
свои
«письма о русской поэзии».
Впрочем,
был
бы
и
п ротив
—
все
равно.
В
э тих
п исьм ах
не
выс т раив аютс я
ник ак ие
нов ые
поэтические
иерархии,
не
рушатся
ни как ие
старые.
Автор
не
претендует
на
объективность
и
сколько-нибудь
п олный
охва т
10

ПИСЬМА
В
КЕ ЙПТА УН
О
РУССКОЙ
ПОЭЗИИ
(невозможный,
впрочем,
и
сам
по
себе).
Концептуально
автор
б ездарен.
Литературной
по лити кой
не
за ним ает ся,
буд учи
су губо
частным
лицом,
проживающим
в
суг убо
пров инц иал ьном
г ороде.
Хорей
от
я мба,
пожа лу й,
отличит.
Что
же,
с
Бог ом!
(Нижеследующие письма есть сокращенные
варианты
электронных
пис ем,
посланных
автор ом
Петру
Кириллову.
Сок ращению
и
исключению
подверглись
тол ько
те
их
части,
где
речь
ид ет
о
материях
совсем
не
п оэт иче ски х.)

17 февраля 2000 года
Дорогой
П етр,
трудно
передать,
как
ты
позабавил
ме ня
св оим
посланием
(не
гов оря ,
конечно,
о
радос ти
по лучит ь
весточку
от
человека,
исчез­
ну вш его
в
Африк е
десять
лет
на зад ).
Так
и
вижу
т ебя
та м,
в
тво ­
ем
трансваальском
(капском?) далеке,
у
к о мпьюте ра
(что там у вас
ви сит , Windows?), по моей наводке набирающего в окошечке ис -
ка лки : «Салимон», или «С ед ак ова», или «Помер анц ев», или « Аме­
л и н»...
Под
рукой
п очат ая
бутылочка
со бст венно го
винца,
пепель­
ница,
пачка
не-знаю-чего-там-у-вас-курят.
Нак онец
н ужная
страница
открыта,
урчит
прин тер,
из
нег о
медленно
выползает
белый
лис ­
ток
с
русскими
буковками.
Ты
вынимаешь
е го,
прочитываешь,
в
эт от
момент
те бе
звон ит
уп равля ю щий
и
срочно
призывает
в
офис.
Сменив
рубашку,
ты
ис чезаешь
из
кабинета;
на
оставленном
лис­
те
незримый
подглядыватель
(в данном случае
—
я)
ч ит ает:
...?
Что
чи та ет?
Вот
вопрос
из
вопросов.
Честно
гово ря,
не
знаю,
о
чем
теб е
пи­
сать.
Перечислять,
что
пр оиз ошло
в
русс кой
поэзии
за
эти
десять
лет?
Называть
«основные тенденции»? Обозначать « мэй нстр и м»?
Вряд
ли
я
см огу
сделать
э то;
и
не
только
по
причине
нев озм ож но­
сти
и
нежелания
(не собираюсь же строчить диссертационное со­
ч инени е), сколько от отвращения к любому мэйнстриму и к любым
«основным тенденциям».
П омнит ся,
раньше,
десять-пятнадцать
лет
назад ,
ты
это
мое
отвращение
раз дел ял.
Так
что
не
обессудь.
Вп роч ем,
два
слова
о
мэйнстриме
скажу.
Там
все
по-преж не­
му:
Пригов
тот
же,
что
и
десят ь
лет
назад,
Кушнер
тоже.
Елена
Шварц
бе зуспе шно
пы тае тся
подтвердить
зак он
г ег елевс кой
диа­
лектики
о
п ерех оде
к олич ества
в
качество,
но
на
эт их
путях
она
нико гда
не
угон ится
за
полноводным
Рейн ом.
Кому -то
из
них
дали
каки е -то
прем ии,
но
не
помню
—
ко му
что .
По-прежнему
на
столи­
цы
методично
н асед ает
про в инци я:
Каль пиди
и
Ке кова
стали
клас­
12

ПИСЬМА
В
КЕ ЙПТАУ Н
О
РУСС КО Й
ПОЭЗИИ
сик ами .
Ур ал
и
Волга
ли куют .
Сейчас
их
успех
развивает
Елена
Фан айлова
из
Воронежа.
Были
и
нео жид аннос ти.
Битов
выпустил
кни гу
стихов,
а
Г анд левски й
п олуч ил
премию
за
отл ич ную
кни гу
прозы.
Впрочем,
денег,
в
конце
концов,
не
вз ял.
Ру б инш тейн
ок а­
зался
н ед южин ным
э ссе ист ом.
Как
ты
знаешь ,
четыре
год а
наза д
ум ер
Бродский.
Теперь
в
про­
винции
молодые
по эты
п ишут
не
под
него,
а
под
Т имура
Ки бир о­
ва.
Ли бо
—
под
Ивана
Ж дано ва.
К стат и,
о
Кибирове.
Г ода
три
про­
шло ,
как
один
культуролог
об ъ явил
его
новым
Пушкиным
и
з аяв ил,
что
жд ет
от
п оэта
нов ого
«Медного всадника».
По ка
не
дож да лся.
А
теперь
расскажу
о
других,
тех,
кого
всегда
лю бил,
—
о
поэтах
«нетипичных», об «уп р я мы х
консерваторах», о «махровых
поэти­
ческих
ре акц ион ера х».
Од ним
из
важнейших
со быт ий
в
последнее
поэтическое
десятилетие
стало
для
мен я
появление
сти хов
В ла­
димира
Г анд ель смана.
Десять
лет
наз ад
мы
и
з нать
не
знали
о
его
существовании;
до
эмигр ац ии
в
США
(на рубеже 80—90 - х)
он
напечатал
на
Родине
о дно
ст ихо тв оре ние.
И
за
границей
—
еще
нес коль к о.
Его
кни ги
стали
выходить,
его
подборки
стали
печа­
таться
сразу
после
того,
как
ты
за нял ся
виноградарством
в
Юж­
ном
полушарии.
В
1991- м
появилась
пу б лик ация
в
«Континенте»,
в
1992-м
—
в
«Октябре».
Первую
к нигу
стихов
из дал
нью-йоркский
«Эрмитаж», в 1993- м
там
же
появился
в
свет
изумительный
(и,
к
сожалению,
по чти
не
замеч енный)
роман
в
стихах
«Там на Неве
д ом ». Лучший,
на
мой
в згля д,
и здат ель
ст ихов
Г.Ф .
К ом аров
(«Пуш ­
кин с кий
фонд») переиздал роман в России,
он
вып ус тил
и
«избран ­
но е»
Гандельсмана
«Долгота дня».
И
все-таки
пе рвой
книгой
по­
эта ,
выпущенной
в
России,
бы ла
«Вечерняя почта» (1995) в очень
дост ойной
сер ии
(хотя и с несколько двусмысленным названием)
«Мастерская»
издательства
«Atheneum/Феникс».
Го да
полтора
на­
зад
вышло
новое
«избранное»
—
«Эдип».
Перв ые
стихи
(из опубликованных)
Вл адимира
Гандельсмана
датиру ют с я
1973 годом.
Он
—
по эт
сложившийся,
с
б ольш ой
ис­
торией,
долгим
путем.
Я
бы
сказал,
что
Гандельсман
п оя вился
в
русской
поэзии
90- х
как
Афина
П аллад а
из
головы
Зевса
—
во
все ­
о ружии.
Его
движение
—
от
ранних,
по-пастернаковски
избыточных,
полных
к риками,
запахами,
цветными
кадрами
стихов
к
более
мо­
нотонным,
скорее
—
ч ерно-б ел ым,
изобилующим
намеренными
повторами,
—
все
оно
ск онц е нтрир овано
до
невероя тной
плотно­
13

К.
К ОБРИН
сти
в
этих
нескольких
книжках,
выходивших
с
раз ниц ей
в
год-два.
Ск ажу
пошлость,
но
Г андел ьсман
—
по эт
сов ершен н о
«отдельный»
(как и положено истинному поэту).
Во-первых,
он
с ерьезен ,
серь­
езен
онтологически,
червячок
мод ной
нынче
ирон ии
не
смо г
заве ­
стись
в
плотной
плоти
его
стихов.
Поэт
сосредоточенно
серьезен
—
в
воспоминании
ли,
в
наблюдении,
в
рассуждении;
мне
кажется,
что
серьезен
он
от
осознания
т ра гично сти
(а не драматичности,
за м е ть!) мира.
Т рагед ия
эта
нем но г ослов на
и
заключается
не
в
страстях
африканских
(есть ли у вас такие в наличности?), а в
п остепе нн ом
и
обреченном
ра спа де
самог о
мир а,
его
картин,
язы ­
ка,
вещей,
людей.
Остается
только
полусвязное,
на зойливое,
по­
вт оряю щееся
бормотание:
Шел,
шел
дождь,
я
приехал
на
их,
Я
приехал
на
улицу
их,
наих,
все
дру г
друга
оплакивало
в
огневых.
Мне
открыла
старая
в
парике,
отраже нь ем
б еглы м,
рике,
рике,
мы
по
пояс
в
зеркале,
как
в
реке.
(«Баллада по уходу»)
Гандельсман
смо трит
на
все
это
с
некоторой
дистанции
(он сам
пиш ет
в
прозаических
з аме т ка х: «Стихи образуются из той дистан­
ци и,
к оторую
поэт
держит
между
со бой
и
миром»), с дистанции
вз ир ает
на
горькую
крас оту
полураспада
окру жа ющего
мира,
вм е­
сте
с
кот о рым
п олур асп адает ся
и
ре чь
(«Не слишком красивая пара
/ целуется у окна, / короткие пальцы пожара /
любовного
на
за­
тылке
его
она»
—
«В Блумингтоне»); сам как бы дистанцируется от
полураспада
соб ст венной
памяти
(в изумительном стихотворении
«Воскрешение матери»).
Куд а
уж
с ерь езн ее!
Во-вторых,
в
его
стихотворениях
происходят
удив ит ель ные
вещи.
Не
могу
отказать
се бе
в
удовольствии
процитировать
одно
из
последних:
Тридц ать
первого
утр ом
в
к омнате
паркета
дека бря
проснуться
все м
нутром
и
увидеть,
как
све рк ает
ярко
та
14

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУС СК ОЙ
ПОЭЗИИ
е лочн ая,
увидеть
сквозь
еще
полумрак
теней,
о,
п ижаму
фланелевую
надет ь ,
подоконник
растений
с
т янущимся
сквозь
побелку
рамы
сквозняком
зимы,
радоваться
позже
вз бит ому
белку,
звуку
с
кух ни,
зап аху
н евыра зи мо,
га рь
побелк и
м ежду
рам
пою,
невысокую
арен у
света,
и
волной
бегущей
голубою
пустоту
преобладанья
снега,
я
г азет ой
паль цы
оберну
ног
холода
в
коньках,
ин ей
матовости
дос товер ный ,
острые
порезы
л езвий
то нк их,
о,
полуденного
дня
длинноты,
ноты,
ноты,
воробьи,
реостат
возду шн ой
темноты,
позолоты
на
ветвях
междуусобье,
канители,
серебристого
дождя,
серпантинные
спирали,
пт иц
бумажные
на
елк е
тождества
г русти
в
будущей
да ли,
этой
оптики
выпад
из
реального
в
точку
засмотреться
и
с
головы
до
пят
уле ту чи ться
дурачку,
лучше
этого
исчезновенья
в
комнате
дек аб ря
—
только
возвращенья
из
сегодня-дня,
из
сегодня-распри
—
15

К.
КОБРИН
после
жизни
толчеи
с
совестью
или
виной
ов ечь ей
—
к
зап аху
погасших
ночью
бенгальских
св ече й,
только
возвращень я,
луч ше
их
медлен н ости
ничего
не т,
трид ц ать
пе рв ого
проснуться,
в
шейных
позвонках
гирлянды
капли
света.
Прочитал?
Еще
раз
перечитай!
Зн ае шь,
ко го
я
вспоминаю
в
связи
с
этим
стихотворением?
Нашего
любимца
вось мид ес ят ых
То ма
Уэйтс а.
Я
долго
не
мог
понят ь,
поче му ;
теперь
наконец-то
смо гу
артикулировать
—
при
чем
здесь
дяденька
Томас.
Стих
по­
строен
так
(я первый раз с этим сталкиваюсь), что рифмы
—
лож­
ные;
то
есть,
они,
к онеч но,
есть,
но
в
потенц иальн ом
с ост оян ии.
Рифмы
ест ь
графически: «утром—нутром», «длинноты—темноты»
и
т. д.
Но
на
самом
деле
их
нет
—
чтобы
они
были,
нужно
менять
у дарен ие.
А
значит,
ломать
ритм
и
метр.
П о луча ется,
что
скрытый
сюжет
стихотворения
—
война
ритм а
с
ри фмо й;
стих
нач инает
хро­
мать
и
опираться
на
всякие
костыли
в
роде
вн утре нних
ри фм:
«длинноты
—
ноты ,
ноты
—
п озо лот ы».
Описать
таковую
походку
в
ло гиче с ких
п онятия х
не воз мож но:
так
же
как
и гру
Уэйт са
на
пиа­
нино
(помнишь наше любимое алкоголическое: «The piano has been
drunken, not me»?).
Ве дь
так
не
играют!
А
он
играет!
Весь
фок ус
в
то м,
что,
читая
это
стихотворение,
все
врем я
ожидаешь
«правиль­
ную»
рифму,
а
она
не
вылезает.
Начинаешь
пр исмат рив ат ься
к
тексту.
Визуально,
буквенно
она
наличествует.
Хорошо.
Поп роб у­
ем
прочитать
с
другим
удар ение м.
Получается
совсем
никуда.
Снова
тормози шь.
А
если
еще
всп омнит ь,
что
все
стихотворение
—
од на
большая
фраза,
закольцованная,
прихватывающая
в
своем
движении
два
врем енн ых
пласт а,
то
эти
отступления,
паузы,
п ри­
кидки
так-сяк
с
ударением
и
рифмами,
делают
его
бесконечным.
И
все
же
движение
п роисх оди т,
наркотическое,
вальсирующее,
дразнящее
об м ануты ми
ожид ания ми
га рмони и.
Действительно,
бесконечный
такой
вальс
—
именно
в
ду хе
Уэй тса .
И
вот
что
еще
оч ень
важно:
все
это
кружение,
кр уж евени е,
отступления
и
наступ­
ления
на
месте
—
происходит
на
пороге
Нового
Года,
будто
автор
16

ПИСЬМА
В
КЕЙ ПТА УН
О
РУССКОЙ
ПОЭЗИИ
ника к
не
п ересту пит
роковую
черту,
отделяющую
один
год
от
др у­
гого,
одну
свою
жизнь
от
другой.
Та кая
вот
«Blue Happy New Year
Card»...
А
теп ерь
о
другом
мо ем
чит атель ск ом
открытии
—
только
не
п осл едне го
десятилетия,
а
по след него
года.
О
поэте
мол одо м
и
имею щем
все
шансы
стать
модным.
П ока
он
так ов ым
не
ста л
—
несколько
с лов.
Вообще-то
я
сч итал ,
что
«Борис Рыжий»
—
это
псевдоним,
вро­
де
«Андрея Белого»
и
«Саши Черного».
В ыя снил ось
—
нет.
Бо рис
Рыжий
—
настоящее
имя
молодого
екатеринбургского
поэта
со
шрамом
на
лице
и
чут ь
пр ибл атн енным
прищу ром
в
стихах.
Он
с ча­
стливо
набрел
на
давно
ожидаемую
интонацию:
отчаянного
пар ня,
сентиментального,
душ а
нараспашку,
пр ир од ного
поэта,
не
исп ор­
ченного
всяческой
витиеватостью
и
центонностью.
Прям ая
реч ь,
и
все
ту т.
Есенинская
челочка
у
парн ишк и
из
пролетарского
гетто:
Выхожу
в
телаге,
всюду
флаги.
Ку рят
пацаны
у
гаража.
И
торчит
из
свернутой
бумаги
Рукоятка
ф инск ого
ножа .
Тут ,
коне чно ,
не
только
Есенин.
Рыжий
(перефразируя Гумиле­
ва)
поддерживает
воспоминание
о
некоторых
традициях
советской
поэзии,
учас ь
у
ее
второст еп ен н ых
предс тав ителей;
особенно
ин­
т ер есно
то,
что
учится
он
у
них
—
у
Л уговск ого,
нап риме р,
или
Смелякова
—
п осре дством
медиумического
Рейна.
Ры жий
преж де
вс его
ученик
автора
«Алмазов навсегда»
и
«Нинели»; смесь роман ­
тического
отщепенства
с
форсированной
сентиментальностью,
безусловно,
от
н его;
только
вот
у
про летар ия
побольше
эн ерг ии,
чем
у
интеллигента:
Жизнь,
сво ло чь
в
лиловом
мундире,
гуляет
светло
и
лег ко,
но
есть
одиночество
в
ми ре
и
гибель
в
дырявом
трико.
Столичной
литературной
п ублик е
о чень
понравился
это т
«новый
Есенин».
Рыжему
дали
поощрительный
вар иант
одной
из
ли тера­
17

К.
КОБРИН
турных
п ремий
за
(действительно удачную)
стихотворную
под бо р­
ку
в
«Знамени».
О
нем
переговариваются
в
инте рне те.
Одного
боюсь .
Помн ишь ,
Петя,
ф отог рафию
прилизанного
пейзанина
в
смазных
сапогах,
в
косоворотке,
с
гармошкой
в
руках?
Подпис ь
«Сергей Есенин в салоне Мережковских .
1915 год»? Был бы я зна ­
ком
с
Рыж им,
сказал
бы
ем у: «Избегай,
Боря,
смазных
с апог!
Оп а­
сайся
косоворотки!
Не
дай
Бог,
Мережковские
прибьют
тальянку
к
твоим
ру к ам!» А поэт он настоящий.
Ч его
с тоит
од на
тол ько
мно­
гоз начи те льн ая
па уза
в
чудном
ст ихо тво рении
«Восьмидесятые,
усатые...»:
13 лет.
С тою
на
ринг е.
Загар
бронею
на
узб ек е.
Я
пр оиг раю
в
поединке,
Но
выиг раю
на
дискотеке.
Пет я,
ты
чуешь
в
с воей
виноградной
Африке
это
интонацион­
ное
зи яние: «Я проиграю в поединке, / Но выиграю на дискотеке»?
Биографическая
справка
в
«Знамени»
сооб щ ае т: «...в
1989 году был
п обед ите лем
го родс ког о
т урнира
по
бо ксу
ср еди
юношей...»
Мой
эпистолярно-поэтический
п редш ествен н ик
Гумилев
заме­
ч ал: «Любовь к сонетам обыкновенно возгорается или в эпоху воз ­
р ожд ения
поэзии,
ил и,
наоборот,
в
эпоху
ее
уп адк а».
Трудно
бес­
пристрастно
сказать,
к акую
из
эт их
эпох
мы
п ережи вае м
с ейчас
(я- то
уверен,
что
«возрождения»!), но в этой связи симптоматично
появление
книги
с тих ов,
отк рыв аю щейс я
ср азу
пятью
соне тами.
Книга
называетс я
«Над черным зеркалом», имя ее автора
—
пи­
терского
поэт а
и
переводчика
Алексея
Коко това
—
к
сожалению,
по чти
ничего
не
го вор ит
чит ат елю.
А
зря .
Обрати
внимание,
Пет я,
на
этог о
поэта;
он
как
раз
в
нашем
с
тоб ой
вкусе
(если твой не
изменился)
—
«махровый реакционер», «упрямый консерватор».
Изящество
и
тщательность
поэ ти чес кой
отделк и,
исти нная
(без ма ­
нерно ст и)
культурность
его
стихов,
тонкое
чувство
ритма,
форси­
рованная
традиционность,
даже
старомодно сть
—
все
это
в ыдает
в
нем
истинного
маргинала,
бережного
ученика
Ходасевича:
Оставь,
не
трон ь
пустой
страницы,
Ты
будешь
см ят
в
ст ремн ине
слов
18

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭЗИИ
Сопротивлением
традиций,
Чужих
ночей,
чужих
го лов.
В
четырехстопном
я мбе
сте рт ом
Ка ких
еще
открытий
ждать?
И
рифму
на
ст опе
четвертой
Легк о
по
п ервой
угадать.
Но
звуком,
средь
ст рофы
рас пят ым,
Где
пар а
ри фм,
как
пар а
рук ,
Я
откликаюсь,
чуткий
ат ом,
Звучанью
бубна
звездных
му к.
Как
ты
понимаешь,
Мережковские
смазные
са поги
Алексею
Ко­
котову
не
гро зя т.
Ну
вот,
пожалуй,
Пе тя,
и
все.
Таково
мое
п ервое
письмо
к
т ебе
о
рус ско й
поэзии.
Читай.
Выделывай
винцо
и
попивай
его
себе
в
удовольствие,
с час тливы й
ты
человек.
До
следу ющей
весточки.
Пок а.
Всего
наилучшего
Кирилл.

23 мая 2000 года
Дорогой
Пет р!
Я
потрясен.
На
д нях
в
те леновостя х
показывали
сюжет:
вин а
твоей
вт орой
(внеисторической?
Хотя
ко е- какая
историйка
там
есть)
родин ы
з авоевы ваю т
италь янс к ие
рынки.
Ва х-ва х,
как
г ово­
рят
на
алкогольно-абстинентном
исламском
Кавказе .
Ты,
н аве рное,
слы хал,
что
за
«рубку леса»
с
«фаталистом»
у
нас
там
ра зы гры ва­
ют...
Вп роче м,
ве рнусь
к
более
приятным
вещам,
я
бы
сказал,
б олее
насущ ны м.
К
ви ну.
Я
пон имаю:
итальянский
винный
рынок
не
столь
строг
и
прихотлив,
как,
например,
французский;
он
более
«неореалистичен», подвержен мимолетным увлечениям,
демокра­
тической
моде,
же ланию
чего-нибудь
дешевенького.
Марио!
Иди
сюда!
Пье тр о,
еще
стаканчик
кр асн ого
за
мой
счет!
Что- то
в
этом
духе.
Но
все
же...
Ведь
у
них
там
и
кь янти ,
и
вал ьпу ли челл о,
и
с ален тин о!
Всех -то
вы,
ан типо ды
с
М ыса
Доб рой
Надеж ды,
объе­
ха ли
на
сивой
зулусской
к обы ле,
обскакали
на
к оренаст ых
бурс­
ких
пони.
А
т вои
каберне
с
совиньоном
там
присутствуют?
Можно
ли
за ва лить ся
в
венецианскую
тратторию
Fiaschetteria Toscana, а
еще
лучше
—
в
тот
чудный
бар
на
Фон дам ен та
Нуова,
где
щедр ый
бармен
дает
пробовать
все
8 сортов тосканского бренди,
и
потр е­
б овать
там
стаканчик
«кирилловского»? Нальют?
Вот
будет
счас­
тье
великое
для
моей
русской
души!
Вот
было
бы
действитель­
но
историческое
собы ти е
в
русской
истории,
не
че та
разным
брежневским
и
ельцинским
пакостям!
Кста ти,
об
исто р ии.
Ты
пишешь
мне ,
что
десятилетие
твое го
от­
сутствия
было
«историческим»
для
возлюбленного
Отечества;
б ыть
може т,
не
знаю .
Возможно,
оно
б ыло
a-историческим,
но
речь
се йчас
не
о
том.
Ты
спр аши ваеш ь
меня,
как
с тих отворц ы
отече­
ственные
среаг ировали
на
эту
историю;
пожалу й,
ты
да же
пишешь
об
И ст ории
—
с
большой
буквы.
Трудно
сказ а ть.
Их
—
стихотворцев
—
бы ло
и
есть
ве лик ое
мн о­
же ст во,
разных
и
по
эстетическим,
и
по
по лити ческ им
взглядам.
20

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССК ОЙ
ПОЭЗИИ
Кажется ,
еще
в
бытность
твою
не
южноафриканским
ви ноде ло м,
а
позднесоветским
кооператором
прозвучал
довольно
умиль ный
к ушн еровски й
в о про с: «А ты и с политикой дружен?
И
с
ней ...»
Уже
после
путча
какой-то
друг
собрал
книжечку
стихов
московских
по­
это в
под
гениально
идиотским
названием
«Поэты на баррикадах» .
Год а
два
назад
вы шло
по х ожее
издание,
только
там
п оэты
не
де­
мо кра тию
защищали
топлесс,
а
поддерживали
ны неш него
Керен­
ск ого
по
фамилии
Я вл инск ий.
Вот
и
все
о
поэт ах ,
вл яп авши хся
в
историю
(или Историю,
как
тебе
будет
угодно).
Другое
де ло,
что
происходит
с
исторической
рефлек с ией
(не забыл еще истфил?)
в
нынешней
поэзии.
Об
э том
п орассужд аю
с
уд ов ол ьств ием.
Владимир
Са лимон,
к ото рого
в
неразборчивые
вос ь м идес ятые
ч ислили,
как
ты
помнишь,
то
ли
«иронистом», то ли « ме та- м етаф о ­
ристом», то ли кем-то
еще
м оск овск им,
оказался
просто
п оэт ом,
совершенно
особ ым
и
неп ох ожим
на
легионеров
той
несостояв-
шейся
когорты.
«Гуляка праздный», «московский чудак», «легко­
мыс лен ный
моралист»
—
вот
его
лирический
герой,
столичный
обыватель,
любитель
прошвырнуться
и
поглазеть.
Салимон
недав­
но
вы пуст ил
бол ьш ую
п оэтич ескую
книгу
«Бегущие от грозы»
(замечательную еще и тем,
что
все
стихи
соч инены
в
короткий
срок:
с
ап реля
по
август
1999-го ), в самом названии которой есть
ст ранная
п ерекл ичка
с
«Унесенными ветром».
Г ерои
ам ерик анс кой
эп опеи
(каюсь,
не
«книги», а «ф иль м а»; книгу не читал) «унесены»
«ветром»
—
«историей», тут уж действительно приличествует заг­
лавная
бу ква
—
«Историей».
Уне сены
и
нет
их.
Лирический
г ерой
Салимона
от
«грозы» (той же самой «ист ории», «Истории») —
бе­
ж ит;
в
отличие
от
Стивена
Дедалуса,
он
не
проснуться
хочет
от
«кошмара истории», а улизнуть —
от
«грозы истории» («гроза две­
надцатого
год а»
так
и
пр оси тся
на
яз ык). «История»
—
не
«кош­
мар», а «гроза»
во
всем
богатстве
значений
этого
сл ова
—
от
«природного явления,
выражающегося
в
громе,
молнии,
ливн е»
до
«угрозы» .
Впрочем,
и
убежать
Салимон
хочет
не
так
чтобы
очень
серьезно
—
с
отчаянным
лицом,
на
п осл еднем
дыхании
—
а
вес е­
ло,
босиком,
с
криками
и
шутками,
как
в
черн о- бел ых
советских
фильмах
50—60-х.
Детей,
бе гущ их
от
грозы,
ве селы х
рыбарей
и
землепашцев
хмурых,
21

К.
КОБРИН
ко бы лок
с ивых
и
каурых,
забредших
п оутру
в
овсы...
и
т.д.
В
это м
есть,
конечно,
толика
созвучного
последним
5—7
год ам
специального
(и,
ув ы,
попу лярно го)
эстетизма,
исповедующего
оч и­
щенную
от
страха
дурашливую
совковость,
неглубокий
драматизм,
на ивно е
морализаторство;
в
общем,
все
то,
что
ты
мог
(в самом
еще
н ачал е)
лицезреть
на
выступлениях
гостившего
в
Горьком
в
1986 году Пригова.
Но
было
бы
ошибкой
причислять
Салимона
к
синдикам
этог о
цех а.
Он
—
чистый
лирик,
бе з,
пр ости
Господи,
«концептов»; он знает цену своему поэтическому хозяйству и не
позволяет
и нстр ументу
становиться
больше
своей
инструменталь­
ной
функции.
Что
же
до
«грозы», то она
—
пришла,
напугала
и:
Нас
напугала
туча
грозовая,
воронья
стая ,
п од нявш аяся
в
не бо
столь
поспешно,
что
тотч ас
стало
нам
из вестн о:
с опроти влень е
—
бесполезно
и
отс ту плен ье
неизбежно.
Отступленье
описывается
как
отступленье
армии;
вп рочем,
э то,
опять-таки,
скор ее
кинематографические
реминисценции,
из
«Уне­
сенных
ве тро м»:
Чуть
с вет
потянутся
пово зки,
вс лед
за
п одв одами
—
телеги,
в
них
будут
св ал ены
на
до ски
кров оточ ащие
калеки.
На
ист ориче ск ую
свалку
Свезут
и
бросят
вс ех
вповалку.
Что
же
до
лир иче ск ого
героя,
то
он,
слава
Богу,
успел
добежать
до
д ома
и
благополучно
п ерес ид еть
грозу:
...Я
решил,
что
это
—
отголоски,
отз ву ки
—
кружочки
и
полоски.
22

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССК ОЙ
ПОЭЗИИ
До
то го
при мер но
с
пол ча са
С
с евера
на
юг
прошла
гроза1.
Свежестью
дохнуло.
Лип ой
сладкой.
Так,
как
будто
сливочной
помадкой,
Поманили
нас
издалека
Таю щие
в
н ебе
обла ка.
История
не
только
прошла
и
не
тронула,
но
и
на
прощанье
по­
манил а
советской
сливочной
помадкой
«Му-м у» .
Слатенькой.
Хотя,
кон ечно ,
Петр,
Москва
и
нынче
ес ть
Москва
—
бегущая
от
своей
ис тории,
от
Ис тории
вообще
—
в
наив,
в
модную
французс­
кую
философию
(обратно тому,
как
рвалас ь
она
в
Ис т орию
лет
сто
ш есть десят
назад,
и
опять
же,
не
без
философии
—
модной
фи­
лос офии
—
тол ько
н емецк о й), в мухоморные глюки,
в
пике йн ую
политику,
н ако нец.
Противоположность
ей,
как
и
раньш е,
—
Питер,
завороженный
Историей,
которая
видится
ему
в
скульптурной
пан ­
томиме
метал лич ес ких
исту кан ов,
в
в ы тертой
ст р очке
полузабытого
поэта,
в
краеведческой
подкован нос ти.
Лев
Лосев,
п оэт
петербур­
гск ого
разлива,
п оэт
поколения
Бродского,
Ку ш нера,
Уфлянда,
Ере мина ,
неож ида нн о
(прежде всего,
как
мне
кажет с я,
для
себя)
ст ал
едва
ли
не
главным
поэт ом
нынешней
русской
словесности.
Его
первая
книга
в ышла
в
Штат ах
в
тот
год,
когда
мы
с
тобой,
Петя,
хипповали
и
катались
в
Питер
на
кон церт ы
богоравного
БГ.
Два
года
назад
вышла
предпоследняя,
названная,
впрочем,
как
после­
д н яя: «Послесловие» .
Книга
эта
буквально
соткана
из
И стории,
тем
пач е
что
неп осре дс тве нны м
повод ом
к
ее
из данию
стала
смерть
Б родс к ого.
Но
я
сейчас
не
о
то м;
исчезновение
«последнего рим­
лян ин а»
с
поэтической
ка рты
Им перии
Русского
Стиха
стои т
от­
дельного
письма.
В
«Послесловии»
действительно
все
—
История,
с
бол ьш ой
буквы
История,
а
не
час т ная
—
с
маленькой.
Зде сь
ст ихи
начина­
ю тся
с
эпиграфов
из
Вейд ле,
с
«коринфских колонн Петербурга»,
1 Ты,
Пе тя,
обрати
внимание
на
это
«с севера на юг» .
Помнишь,
кто
с
кем
воевал
в
Гражданской
вой не
в
Шт атах ?
А
про
ка кую
войну
«Унесенные вет­
ро м»?
23

К.
КОБРИН
а
за кан чи ваются
«жмыхом в блокадном хлебе», «латинским метал ­
лом ».
Лос ев
совершает
удивительный
трюк:
чт обы
не
сойти
с
ума
от
постоянного
присутствия
Ис тории,
он
п ре вращает
ее
в
произ­
вед ени е
ис кус ств а,
в
артефакт,
ве щь
мертвую
по
определени ю,
а
з начи т,
не
страшную.
Фо кус
иной,
нежели
у
москвича
Салимона,
но
резу льт ат
тот
же.
Лев
Лосев
видит
Историю
по-александрийс­
ки,
п о-поздн еале кс ан дрийс ки,
в
ду хе
Кавафиса
и
Даррелла:
как
прекр асны й,
полу развалившийс я
па мятн ик
культуры,
взывающий
к
чу вс тву
прежде
всего.
К
минорному
чу вству
принадлежности
к
постисторической
эпох е.
История
кончилась,
остались
только
де­
тали.
Ее
детали.
Так
мыслят
лишь
«poetas minoris», точнее,
поэты,
соз нате ль но
играющие
эту
роль.
Например,
Случевский.
Случевский
и
есть
один
из
глав ны х
г ероев
(и соавторов)
книги
Лос ева .
Роль
его
двояка.
На
первый
взгляд
он
—
исторический
двойник
самого
а втора, «Лосев до Лосева», предваряющий его
ст ихи
своим
эпиграфом,
наставляющий
в
п оведении,
в
принятии
культурно-исторических
поз:
Нау ч ился
пис ать,
что
твой
Случевский.
Печатаюсь
в
умирающих
тол сты х
ж урнал ах.
(Декадентство экое,
алекс а ндрий с тв о!
Такое
бы
мог
сочинить
покойный
К ава фис,
А
перевел
бы
покойн ый
Шм аков,
А
потом
бы
поправил
пок ойн ый
Иосиф.)
Да
и
сам
раст олстел.
Что
твой
Апухтин,
До
дивана
не
доберусь
без
одышки,
Пью
вмес то
чая
настой
р омашки ,
Недочитанные
бросаю
книжки,
На
ли це
забыто
нечто
вроде
усме шк и.
И
ко гда
кула ком
стучат
ко
мне
в
д вери,
Ко гда
орут:
у
ворот
сарматы!
оджибуэи!
лезгины!
гои!
—
гово рю :
оставьте
мен я
в
покое.
Удаляюсь
во
в нутренние
покои,
прохладные
сумрачны
палаты.
Эпикурейство
эпохи
т яж елой
бронзы
и
расчесанных
надвое
бород .
Фан-де-съекль,
только
не
нынешний,
а
прошлый:
под
ро­
24

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
Р УССКО Й
ПОЭЗИИ
мане
на
слова
Апухтина
или
Ка
Эра,
под
золотистый
ветерок
Ле-
витановых
пейзажей,
под
арию
подстреленного
Ленс ког о
из
«Ев ­
гения
Онегина», под далекие залпы англо-бурской
войны,
чтобы
т ебе
было
понятнее.
Лад но- лад но,
не
об ижайс я.
Однако
ты,
наверное,
уже
заметил,
что
Случевский
здесь
—
не
толь ко
знак
опре де л енн ого
к у льту рно- ис торичес кого
т ипа.
Еще
он
—
зеркало,
в
ко то ром
от ра жают ся
Кавафис,
Шмаков,
Иосиф
(Бродский,
е ст ест вен но ), Апухтин.
Заметь,
все
он и,
как
изящно
выразился
п оэт , «покойные».
Толстые
журналы
—
«умирающие» .
Все,
что
с ос тавляе т
жизнь
этого
ст ихотв оре ния ,
—
мертво,
ибо
—
артефакт.
Все,
кто
грозит
в
нем
с мерть ю
—
сармат ы,
оджибуэи,
лезгины,
г ои,
—
живы
и
находятся
у
ворот
самого
царс тва
смер ти
под
названием
«Культура».
Лосев
поворачивается
к
живчикам-вар­
варам
спиной
и,
буд то
последний
римск и й
патриций
(вспомни ла­
тинский
пр оф иль
растолстевшего
Б родс ког о), преспокойно уходит
от
их
кипящей
п рото пла змы
к
с ебе , «во внутренние покои», к хо­
лодным
пит ерс ким
истуканам
в
«прохладных сумрачных палатах» .
Истинное
«послесловие», не так ли?
Ну,
нагнал
я
на
т ебя,
Петя,
м рач но сти.
Но
ес ть,
ест ь
у
нас
в
по­
эзии
и
м ол одые,
и
совсем
м олоды е;
правд а,
тоже
не
шибк о
весе­
лые.
Вот
юная
Дарь я
Суховей
из
Питера
серьезна
донельзя:
она
р азр абат ы вает
особую
п оэтич еск и- лек си ческ ую
жилу,
пытаясь
декодировать
некие
ан глийс кие
сл ове чки
в
банальных
русских
словищах.
В
это й
ру де
уже
намыто
несколько
унций
золота.
По­
суди
сам:
Обратно.
В
т емном
кузове
ма шины
с
п овеш енн ым
—
на
стенку
—
полотен ц ем:
совсе м
одни
в
разметанной
стране.
И,
р а зЯи 3 31Аясь в выбитом окне,
спешим
пешком
к
Христу
на
именины...
(стихи,
естеств енн о,
именуются
«рождественскими»).
Или
сов сем
уж
сканвор дное :
Старое
Северное
Созвучие
—
Ро к овая
о кта ва:
до=
=ре= =мифа
—
forget
25

К.
КОБРИН
me—
поворот
руля
на прав о.
И нт ере сно,
узнал
ли
ты
аббревиатуру
б ывшег о
своего
Отече­
с тва?
Эти
молодые
лю ди
—
сер ьезн ые,
догматичные,
наивные
—
на­
пом и нают
мн е,
Пе тя,
героев
левацк их
филь мо в
Годара
(«Мужско-
г о-женс к ого», например): они вполне способны долго и без иро­
нической
трещинки
в
голосе
обсуждать
насущные
теоретические
проблемы.
Они
серьезно
верят
в
то,
что
иск усст во,
поэзия
—
не
просто
п летен ие
словес,
но
средство
исправления
(или прогрес ­
са
—
по
склонности)
языка
(или,
о пять
же
по
склонности,
—
жиз­
н и).
Ей -богу,
они
настоящие
мод ер нис ты!
Они
иногда
по-нас то я­
щ ему
глубоки:
Ночевать
лу чше
на
улице,
за
как
минимум
двумя
дв еря ми
от
того,
от
чего
тоскуется
вечерами.
Спится
лу чше
на
улице,
ветерок
щекочет
ресницы,
ни
о
чем
не
дума ется ,
поэт ом у
так
спится.
Спится
лучше
на
улице.
Вода
с
суффиксом
«ка»
невероя тно
приятна,
но
глубока.
Это
х олодн ое
лето
в етром
колышет
кол ени
тени.
Пройду т
боль,
века,
эле ктрич к и;
кончаются
с пич ки.
Я
в
э том
письме
уже
поминал
Стивена
Дедалуса;
в
отличие
от
нег о,
Дар ья
Суховей
от
«кошмара истории»
хочет
не
проснуться,
а
уснуть.
Прямо,
как
видишь,
на
улице.
Другой
замечательный
поэ т
э того
же
«неогодаровского»
поко­
ления
—
Филипп
Минлос,
в
отличие
от
своей
питерской
коллеги,
немногословен,
слов а
ро няе т,
как
роняет
капли
неподтянутый
кран
на
кухне.
Его
книга
«да нет»
—
самая
«современная»
поэт ическ ая
книга
с ейчас ,
ибо
в
ней
вооб ще
нет
ни
«Истории», ни «ис торий»,
26

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭЗИИ
есть
только
«сейчасные»
слова,
возникающие
в
луче
а вторс кого
вн има ния
на
миг
и
тут
же
ухающие
в
глу хую
ть му
б ез молв ия.
С ло­
ва
каж утс я
случайно
подобранными
—
на
улице,
из
телепередачи,
с
рек л амного
плаката,
—
но
в
том
и
выс ший
к ласс
поэта,
что
он
тщательнейшим
образ ом
провод ит
их
се лекц ию.
В
результате
эта
внешне
бесстрастная
книга,
не
приправленная
даже
знаками
п ре­
пинания,
волнует
сильнее,
чем
любое
рифм ов анное
з ак ли нание,
нерифмованная
исповедь:
солдатики
раззвенелись
по
п ар кету
карамельные
дни
медные
всадники
ну
ол овя нные
песочные
ча сы
а
потом
о пять
кн ига
пер еме н.
Поверь
мне,
Петя,
это
—
луч шая
из
историософий
эпохи
вто­
рой
чеченской
войны.
На
том
и
закончу.
Извини
за
мрачность.
В
н овост ях
крутят
те леф онный
разговор
одноног ог о
Б аса ева
с
каким-
то
его
подельником.
В
Москве,
есл и
верить
все
тем
же
нов остя м,
буш ует
конгресс
пен -к лу ба.
Журн ал ист ы
митингуют
в
защиту
соб­
ственной
либертэ.
Слушай,
а
ск ольк о
стоит
бил ет
из
Москвы
до
К ейпт а уна?
Шутка.
Ладно,
прощай
и
п оч ивай
на
лаврах
п обе дител я
европейск их
винных
рынков.
Ко гда
тв ои
бутылочки
появ ят ся
в
лав ках
«Victoria
Wine» в Британии,
с ч итай,
что
ты
переиграл
историю
ст олет ней
давности.
Презид ент
Кр югер
победил
Джо зе фа
Чемберлена.
Твой
Кирилл.

23 августа 2000 года
Нет,
П етр,
сказать
тебе,
что
я
п отрясе н,
—
знач ит
не
ск аз ать
ничего.
Ты
бы
видел
мо рды
моих
соседей
по
известному
тебе
подъезду
—
зас ­
ранному,
заб леван н ому,
облезлому,
—
когда
у
него
остановилась
начальницкая
черная
«Волга»
и
из
нее
выполз
черный
же
а фри ка­
нец
в
безукоризненном,
опять-таки,
черном
костюме
и,
белозубо
улыбаясь,
указал
хам ова тому
шоферу
на
картон ный
ящ ик
на
зад­
нем
сиденье.
Прошествовав
мимо
неторопливо
пьющих
водку
без ра бот ных
литейщиков,
они,
затаив
дыхание,
п роск оч или
две
боль шие
луж и
у
лестницы,
утопили
подплавленную
кнопку
лифта,
затем
—
тож е
п одплавле нн у ю
кнопку
девятого
этажа
и,
наконец,
еще
не
успевшую
быть
подожженной
кно пку
тридцать
трет ьей
кв ар­
тиры.
Моей.
«Кто там?» —
услышали
они
голос
из-за
двери.
«Здесь
живет
Кирилл
Кобрин?» —
вопрос ом
парировали
пришельцы
воп­
рос
хоз яин а.
«Да,
это
я».
—
«Здравствуйте,
Вас
беспокоит
секре­
тар ь
культурного
атташе
п ос ольс тва
Южно-Африканской
Р еспуб ­
лики
Хорас
Мбирну.
У
ме ня
для
Вас
посылка».
Це
была
посылочка,
гарная
посылочка,
Пет еньк а.
В
картонном
ящике...
да,
впрочем,
ты
же
ее
и
с оби рал. ..
вос емь
бут ыл ок
твое­
го
«Cabernet-Sauvignon» и ровно столько же
—
«Riesling».
Це
же
б ыла
радо сть
у
меня,
хлопца
га рно го:
и
теб е
Б елин с кий,
и
теб е
Красницкий!
Гран
мерси,
дорогой!
Как
ты
уг ов орил
посольство
отправить
ко
мне
ди п кур ьера
эдаким
Хлестаковым?
Тут
ведь
к
его
приезду
весьма
рас с таралис ь
местные
городничие:
и
«Дни Южно­
африканской
культуры
в
Нижнем
Новгороде»
провели,
и
ро к-к он­
церт
«Памяти рок -к онц ер та
в
защи ту
Нельсона
Ма ндел ы».
Говорят,
не
об ош лось
даже
без
потасовки
с
конной
мили цией. ..
Теперь
вот
сижу,
умащаю
глотку
захлоделым
вкусом
твоего
про­
изводства
рислинга
и,
благодаря
эп итет у
(помнишь?), возвраща­
юсь
к
нашим
баранам,
то
ес ть
—
к
нашим
ягнятам,
агнцам,
еще
точнее
—
к
золото му
р уну
русской
поэзии.
Ты
—
винодел,
к от орый
28

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
Р У ССКОЙ
ПОЭ ЗИИ
без
ума
от
р усской
поэзии;
в
русской
п оэзии
(и прозе)
ес ть
автор,
кот ор ый
без
ума
от
винод ел ия ,
—
Игорь
Померанцев.
Помнишь
его
раз дувш ег ося
от
лекс ич ес кого
обжорства
«Возлюбленного»
в
су­
веренном
«Роднике»? Недавно вышла его книга,
которую
тебе
не­
пременно
н адоб но
заказать
у
книготорговца,
ибо
назы вается
она
«Красное сухое».
Там
и
стихи
есть,
так
что
жанра
на шего
эп исто-
лярия
я
не
нар уш аю.. .
Да
и
проза
По меранц ев а,
как
стихи,
ос об ен­
но
где
про
кр асно е
(да и про белое тоже ничего
—
сдается,
неч то
поэт ичес к ое,
как
говаривал
князь
Вяземский).
Посуди
сам
(из от­
ч ета
о
д егу ста ции
в
лондонском
клубе
«Иберия»): «Шесть проб
позади.
Це лый
кал ен дар ь,
отливной
календарь.
Пуст ых
бутылок
на
столе
так
много,
что
зал
кажется
зел еней.
Л егко
постанывают
пр об­
ки.
Крас н ое
“М онте Реа л Г ран Ресерва” 1970 года.
На
з апах
—
гречиха
в
цвету.
На
вк ус
—
вялый
ше лк.
Пожилое
в ино,
кро ткое ».
За ме чу,
что
твое
«Каберне» « кр отк им»
не
н азовеш ь.
Оно
густое
и
душное,
медленное,
объемное
и
...
не
о чень
поворотливое.
М ожет
задушить
в
своих
неторопливых
объятьях.
В
с леду ющий
раз
в
кар­
тонном
ящике
счет
долж ен
бы ть
3:1 в пользу «к рас ных».
Шутка.
Померанцев
тебе,
б ез условно,
п онрав ится :
и
как
автор,
и
как
пот енц иальн ый
покупатель.
Демонстрирую
его
питейное
кре до,
его
«на том стою!»: «Вот что я ненавижу:
при сто йны е,
но
без ликие
вина
на
всякую
гл отк у».
Вина
твои,
Петр,
тоже
не
отнесешь
к
се рий но­
му
мэ йнст рим у;
не
знаю,
кто
уж
тут
пос таралс я
—
т вой
ли
благо­
приобретенный
опыт,
морщинистые
ли,
высохшие
руки
антиподе-
ких
батраков,
подгоревшее
ли
солнце
Южного
п олу шария.
О
нем,
родимом,
о
м эйнс трим е,
только
не
винном,
а
поэтическом,
я
тебе
с ег одня
и
черкну
па ру
элек тронн ых
страниц.
По мни шь,
к огда
мы
еще
были
сов етс ко под данны ми
(советско -
п од д аты ми ?) и катались на толкучку торговать- м еня тьс я
пластин­
ками
с
бесподобными
патлатыми
г рупп ами,
что
н азывалос ь
тогда
мэйнстримом,
рок-мэйнстримом?
Ув ере нная
в
себе,
тяжеловатая
з аб ойно-б алладная
музыка,
усн ащ ен ная
хрип лым и
голосами,
гитар­
н ыми
за пила ми,
се н тимент аль ными
аккордами
чуть
надтреснуто­
го
фон о.
«Слушать можно»
—
так
говорили
мы
о
ней.
Сейч ас,
двад­
цат ь
лет
спустя,
эти
хрипуны,
уда вленник и,
фаготы
живее
вс ех
жи вых:
морщ ин ист оморды е,
обновленные
всяческой
абстиненци­
ей
и
тотальным
переливанием
крови,
тщательно
разлохмаченные,
они
все
п оют
св ой
нескончаемый
«Ветер перемен», свое разливан­
29

К.
КОБР ИН
ное
«Крэйзи».
Мэйнстрим
есть
мэйнстрим.
В
джазе
дело
об стои т
примерно
так
же,
если
не
хуже.
Мы -то
с
тоб ой
всегда
любили
не­
что
остренькое,
необычное,
дикое
и
смурное.
И
в
стихах
тоже.
По­
т ому
т огда
—
в
вось мидеся тые
нам
было
не
до
бурного
основного
стихотворного
потока,
хотя
и
да нь
ему
от дав али.
По
белке
с
дым а.
Сейчас,
когда
наиб олее
актуальным
потоком
для
т ебя
являются
мощ ные
т ече ния
вокруг
Мыс а
Доброй
Надежды,
п опытаюс ь
п ро­
ясн ить
тебе
(и себе в первую очередь), что же такое
—
русский
по­
этический
мэйнстрим
сегодня2.
Из
чего
он
состоит,
как
сд ел ан,
где
с леду ет
искать
его
исток и
и
смысл?
Вот
что
п ришло
мне
в
голову
между
двумя
г лотк ами
со­
ломенного
рислинга.
СРП М
глубоко
к онсе рв ати вен,
ес ли
не
с ка­
за ть
—
реакционен
(что не является,
ко неч но,
оцен очн ой
категори­
е й).
Его
генеалогия
довольно
скудна
и
в ключ ает
в
себя
Тарковского
и
Слуцкого,
поздних
За бол оц кого
и
Пастернака;
иног да
(по куль­
тур но- ге ограф ическ о й
склонности)
л ибо
Манде ль шта ма,
либо
Есе­
нина,
либ о
Хо дас евич а.
Подавать,
припудрив
пыльцой
с
раздавлен­
ных
набоковских
бабочек.
Сре ди
классиков
жан ра
—
Чухонцев,
Рейн ,
Кушнер.
Список
откр ы т.
Он
сос то ит
из
негромких
к уль турных,
ч аще
всего
—
рифмован­
ных ,
стихов
про
природу ,
любовь,
бытовые
перипетии,
артефакты.
Стихи-иллюстрации
к
фи льма м
про
всяческую
духовность.
Стихи-
иллюстрации
к
к артин ам
Д юрера,
Брейгеля,
Ре мбра ндта ,
импрес­
сионистов
и
пост-.
Стихи,
ко тор ые
обычно
читали
в
телевизоре
под
Рихтера
и
Ван а
Клиберна.
Ст ихи,
стоящие
на
страже
русской
про­
содии.
Дай
Бог
им
здор овь я
и
долгих
лет
жиз ни.
Сейчас
СРП М
переживает
тяжелые
времена.
Он
ок азался
на
к раю,
на
об оч ине,
к алика
переходная.
Клас сики
жан ра
—
нынеш­
ние
классики,
а
не
отцы-основатели
—
довольствуются
мизерны­
ми
тиражами
в
малоизвестных
издатель с тва х
и
оск орб итель ны м
молч ан ием
критики.
Н емного чис ленный
читатель
кн иг
на
вопрос
«Какого вы знаете современного поэта?» обычно отвечает: «При ­
гова».
В
лучшем
слу чае
—
«Кибирова».
Ст ихов
в
телевизоре
боль­
ше
не
ч итают ,
а
е сли
и
ч ит ают,
так
только
бессмертные
—
евтузне-
сенские.
Духовность
срочно
п ерев ели
по
синодальному
в едом ству .
2 Для экономии электронного пространства буду именовать его сокращен­
но
СРПМ
(Современный Русский Поэтический Мэйнстрим).
30

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССК ОЙ
ПОЭЗИИ
Все
это,
ест еств енно,
тяжело;
и
для
само й
по эзии ,
и
для
по этов
СРПМа.
Для
чело век а
с
установкой
на
«традиционность», «нормаль­
ност ь», «человеческое измерение»
нев ын ос имо
ежесекундно
разыг­
рывать
«проклятого поэта»... «Кто
вино ва т?» —
задашься
ты
типич­
ным
юж ноаф рик ан ским
в опросом .
Отвечу
теб е
типично
советским
ответом.
«Виновата система,
П е те нь ка !» Более занудно:
на
то
ес ть
со циа льны е,
социокультурные
при чин ы.
Главн ая
из
них
—
ис то ри­
ческие
судьбы
главного
адресата
СРПМа
—
сов етск ой
инте ллиг е н­
ции.
Он
—
С РПМ
—
нах одитс я
сейча с
примерно
в
том
же
са мом
месте,
в
ко то ром
находится
и
адресат.
В
каком
—
вообрази
себе
сам.
Вообразил?
Прав ильно!
Именно
там.
Впрочем,
мне
больше
нр авит ся
другое
объ ясне ние
—
эст ети­
че с кого
с войств а.
Быть
может,
д аже
природного.
СР ПМ
п ереж и­
вае т
осень.
Сам ое
декадентское
вр емя
года3.
Ходишь,
гла зе ешь
по
сторонам,
шуршишь
листвой,
гло та ешь
горь кова ты й
вермутный
воз дух,
вспоминаешь
былое.
Осени
нужны
подпорки,
костыли,
чт о­
бы
дожить,
дотянуть
до
зимы,
—
бабье
лет о,
битва
за
у рожа й,
бо л-
динское
ч удо.
Осень
несамодостаточна;
точно
так
же
нес амодос ­
та точе н
СРПМ.
Им енно
для
своего
«оправдания»
он
тащит
в
стихи
все
«красивое»
—
м узейную
жи во пись,
классическую
муз ык у,
ис­
то рию
литературы.
Я
говорю,
П етя, «осень», имея в виду не возраст поэтов,
а
воз­
раст
стихов.
Три дц атилет ний
Александр
Ле он тьев 4, выпустивший
уже
четыре
книги
стихов,
с
самого
н ачала
писал
как
по эт
э похи
начала
упадка.
П роц итирую
теб е
одно
н еб ольшое
стихотворение
из
его
первой
к ниги
с
тип ич но
СР ПМовс к им
названием
«Времена
года»:
О пишем
ст ол
и
дом .
Опишем
по
старинке
Казенный
реквизит,
попробуем
связать
Сей
ше стисто пны й
ямб
и
лезвие
сардинки,
Отточенное
т ак,
что
ст раш но
в
ру ки
взять.
Оп ишем
все
как
есть.
Стихи
еще
подкатят
К
г ортан и,
точно
спазм,
сильнейшие,
—
потом .
3 Может быть ,
п оэ тому
самые
что
ни
на
е сть
«обычные», «традиционные»
поэты
вдруг
начали
вести
се бя
как
бо дле ры
с
в ерл ена ми?
4 Один из классиков СРПМ .
31

К.
КОБРИН
Оп ишем:
чашка,
тень
свою
пролив
на
скатерть,
Ждет
обжига
опять,
кофейного
прит ом.
Опишем
просто
дом.
Опише м
все
обиды,
Нет-нет,
обе ды
все
(Державина открой) .
И
да
пр ост ят
м еня
сег од ня
аониды,
—
Им
тоже
су жд ено
дурачиться
порой.
Недвижимость
м оя!
О
как
п рекр асна
опись!
О
как
подвижно
вс е!
Растет
день
ото
дня !
Но
слишком
знаю
я
—
кто
ни же
ста вит
подп ис ь,
Кто
список
у длинит ,
в
него
в клю чив
меня.
Ну
чем
не
совершеннейшее
произв едение
СРПМа5?
Поэт
сра­
зу
заявл яет
с вою
эстетическую
по зи ц ию6: «опишем по старинке»,
«шестистопный ямб», далее
—
оп ираясь
на
крепкую
жи воп исну ю
трос ть 7
—
переходит
к
старику
Д ерж авин у,
д ерж ась
за
Держави­
на,
еще
шаг
—
к
неназванному
Ма нд ел ьш та му8, затем
—
неявный
ки вок
в
сторону
ку ш н еровс кого
сло во уп о тре бл ения 9, наконец
—
не мн ого
то
ли
о
Смерти,
то
ли
о
Б оге,
но
не
т ак,
чтобы
было
очень
страшно.
Да,
е ще,
Петя,
стихотворение
это
посвящено
авт ору
«Тав­
рич ес кого
сада».
И
самое
главное,
чуть
не
забыл:
стих отвор ение
написано
автором,
когда
(если верить книге)
ему
было
23 года .
По­
чему
не
53? Почему весной его жизни,
а
не
осенью?
В
предпос­
ледне й
книге
Леонт ьева10 я наткнулся на подтверждение своих
эс тетс ко -с езонных
бр ед ней
—
на
ци кл
«Фрагменты осени»; там
м ожно
обнаружить
не
только
непременных
Пруста
и
Мо не,
но
и
та­
кие
по ка зате ль ные
ст роки : «Вертоград
—
это
осень
и
ветер
в
сад у,
/ Осыпающийся мой рай .
/Явнего,
как
в
б листаю щий
сон ,
вой­
ду: / Продолжайся,
не
умирай!» СРПМ и есть этот «осыпающийся
5 Дурашливое «но
слишком
знаю
я»
не
в
сч ет.
6 Будто пароль,
дающий
право
на
проход
в
царство
избранных,
бессмер­
тны х ...
7 «чашка,
тень
сво ю
пролив
на
скатерть...»
8 «аониды».
9 «Недвижимость моя!
О
как
прекрасна
опись!».
Здесь
выс каки вает
не
пред усмо трен н ый
автором
к омич еск ий
эффект
—
это
же
воп ль
риэлтера!
См.
да ле е: «О как подвижно все!
Растет
де нь
ото
дня!»
10 Угадай,
как
называется?
Даю
подсказку.
Любимый
Кузминым
парковый
ансамбль,
откуда
изгнали
у пом инание
о
Пот емк и не,
но
заселили
любимыми
насекомыми
сына
несостоявшегося
министра
юстиции
посл едн ег о
Временного
правительства.
32

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУС СК ОЙ
ПОЭ ЗИИ
рай »
отечественной
словесности;
основное
за н ятие
его
адептов
—
в о ск ли ца ть : «Продолжайся,
не
умирай!»
Вообще,
Ле онть ев
стоит
особого
разговора.
Пр едста вь
себе,
Пет я,
эдакую
фа брик у
по
воспроизводству
культуры,
гигант ск ий
пе­
реработочный
цех,
ку да
в
качестве
сы рья
по сту пают
к арт ины,
ме­
лодии,
книги
и
из
к оторого
выползает
на
белый
свет
проду к т
устой­
чивого
ли цензиров анног о
качества:
ровные
к вадратик и
и
столбики
стихов.
Есть
что-то
устрашающее
в
это м
конвейере;
е сть
ч то-то
неуловимо
порочное
в
самой
ид ее
е го.
Казалось
бы:
ясное
дело
—
караван
идет,
ак ын
по ет.
Лю бая
поэзия
такова.
Но
как
только
пред­
ставишь
себе
мир,
битком
набитый
ак ку рат ными
прямоугольника­
ми
стихов
—
ни
повернуться,
ни
вздохнуть,
ни
пл юну ть,
—
с тано­
витс я
жутко.
Ра з ыгрыв ает ся
культурно-поэтическая
клаустрофобия.
Вп рочем,
Александр
Леонтьев,
безусловно,
один
из
лучших
поэтов
своего
пок оления.
Его
стихи
похожи
на
со вре менны й
д жа­
зовый
мэйнстрим,
впитавший
в
себя
все :
и
неулови мы й
свинг,
и
п едант ич ный
бибоп,
и
смурной
ав ангард ,
и
горячий
фанк,
и
пижо н­
ск ий
кул.
Все
хорош о,
все
по
вы сше му
к ул ьту рному
разряду,
все
в
смокинге.
Ми р”
шампанского
и
свежесрезанных
орхидей.
Но
при
чем
здесь
потный
к лоун
Гиллеспи?
Пр офети ч ный
ша ман
Колтрейн?
Скупой
на
ноты
п астор
Льюис?
Знаеш ь ,
Пе тя,
мне
иногда
кажется,
что
ж изнь
навсегда
уш ла
из
русс ко й
литературы
—
в
ре к ламу,
в
ви део,
в
ж урнали стик у.
Лучше
бы,
ко неч но,
в
виноделие...
Впрочем,
не
буду
столь
мрачным,
не
буду
см ущат ь
твое
кейп­
таунское
с п окойс твие.
Хай
живе
руска
мов а!
Не давн о
я
открыл
для
себя
зам ечат ель нейшег о
по эта,
незаметнейшего
среди
незам ет­
ных
поэтов
СРПМ
—
Валерия
Черешню.
Его
кни га
«Сдвиг»
вышла
в
пр ошлом
го ду
в
серии
«Избранное»
п итерс ког о
издательства
«Абель».
На
первый
взгляд
—
все
как
надо,
все
как
положено
—
му зык а,
литература
и,
особенно,
живопись.
Живописи
очень
мно­
го
в
это й
книге;
я
даже
п рои звел
нек оторую
инвентаризацию.
Бо­
лее
всех
присутствует
Ре м бр а нд т: «И старческой растерянности
Рембрандт
/ В плохой улыбке снова скалит зубы»
и
«...
но
мрак,
как
Рембрандт,
прячет...».
Итальянская
живопись
представлена
” Или,
как
любит
писать
Леонтьев, «Mip».
33

К.
КОБРИН
Бе л ли ни : «Ее писал задумчивый Беллини», а французская
—
Ло р­
рен ом
(«такого утра,
как
Лоррен
уви дел») и Дюфи («И праздник
синего
и
к расного :
Дю ф и»).
Но
вчит ав шис ь,
понимаешь,
что
перед
нами
не
совсем
т ипи чный
представитель
СРП Ма;
несмотря
на
то,
что
«Сдвиг»
—
кни га
«избранного», она
—
неровная,
и
уже
в
этой
неровности
(по человечеству понятной)
угадываешь
аритмию
жи з­
ни,
а
не
метроном
стихопроизводства.
Закажи
с ебе
эту
книг у,
Петя ,
а
не
сможешь,
я
отсканирую
и
вышлю
тебе;
и
ты
оценишь
к онцен­
трическое
разворачивание
сюжета
в
«Послании», где каждая из
последовательных
строф
представляет
собой
все
сужающийся
кр уг
света,
и
эта
закономерность
перебивается
лишь
тр етье й
строфой,
выводящей
читателя
из
реальной
топ ог раф ии
в
волшебное
изме­
рен ие
сна12, и отстраненную интонацию «Выздоравливающего»,
нап иса нн ого
д ейс тв ите льно
будто
очнувшимся
пос ле
тяжелой
бо­
лезни,
после
п р охода
по
узкой
экзистенциальной
до р ожке
меж
жизнью
и
не:
С мотре ть
балетов
томное
жеманство,
Тя гу чих
пьес
натужное
усилье,
—
Всем,
что
ненужно,
наполнять
себ я,
Чтобы
узнать,
что
вправду
существуешь,
Среди
л юбого
вздора
не вредим.. .
И,
конечно,
ты
оц ениш ь
восхитительный
нерифмованный
стих,
начинающийся
с
полуслова
—
«переболел /
ветрянкой
детского
в неза пного
в о сто р га», где есть место удивительной красоты,
рит­
12 Первая строфа начинается: «Я вижу город в сумерках рассвета ...»
Вторая
—
«Я вижу комнату твою в мерцаньи ...»
Третья
нарушает
эту
з ако ном ернос ть: «Тебе приснился сон томительный
и
блудный...»
И,
наконец,
пронзительный
и
горький
финал,
взгляд
затачивается
до
не­
стерпимо
ос трого
жала
ревности:
«Я вижу вас с такою явью света,
С
какою
стран н ик
—
снег
на
пустыре.
И
ты,
своей
неверностью
согрета,
Спокойно
засыпаешь
вдалеке».
Ч уть
ли
не
лучшее
стихотворение
об
измене,
чит анн ое
мной
за
посл едни е
лет
де сять .
34

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭЗИИ
мическое
и
фонетическое
пиршество,
внезапно
возник ше е
и
столь
же
внезапно
ушедшее:
Я
так
же,
как
и
он,
г отов
нес тис ь,
на
пустырях
с вив аясь
в
к рутящ ие ся,
т ающие
вихри,
ломитьс я
в
оди нак овые
ок на. ..
Ты
слышишь
этот
свист
поэтического
лассо
—
«свиваясь», спе­
ленавшего
ахнувшего
читателя
и
б рос ившег о
его
—
мазурика,
п ри­
шельца,
гринго
—
в
пятибалльную
волну:
ся,
та
щие
ющ ие
В
кр утя?
И
дальше
—
кру жев а
морской
пен ы
на
б ерегу
и
хруст
гальки
под
ботинками
случ айн ог о
ротозея: «в и х р и».
Все
вышенаписанное,
Петя,
заставляет-таки
задаваться
и
за­
даваться
воп росо м:
так
что
же
делать
с
С РПМом ?
Бр осит ь
с
па­
рохода?
Сочинить
оправдание
в
духе
б орхесов ских
«оправданий»?
Воспеть?
Да
ничего
не
н адо
де лат ь.
Надо
ос тави ть
его
как
есть.
Не
трога ть .
Кристаллизуясь
и
отвердевая,
он
превратится,
в
ко н­
це
концо в,
в
русский
аналог
пекинской
опер ы,
театра
Ка бу ки,
чай­
ной
цер емо нии.
В
Бол ьшо й
Культурный
Артефакт.
В
Ал ек сандр о-
Не в скую
Л авру
Русской
По эзии.
Как
писал
по эт:
Тесный
зал
ожиданья,
базар
ан тиква рной
Лавры:
вазы,
чернильницы
и
циферблаты.
Будем
водить
туда
любознательных
на
экскурсии.
Будем
брать
с
них
деньги.
И
на
эти
деньги
пок упат ь
твои,
Петенька,
чудесные
вина.
С
пос ледн им
глотком
и
прощаюсь.
Пойду,
смягчу
г орло
неспешным
«Каберне» .
Т вой
Кирилл.

4 января 2001 года
Ах,
д руг
мой,
зач ем
возложил
ты
на
м еня
эту
тяжкую
ношу
—-
писать
о
поэзии,
почему
не
о
пр озе?
Знаю,
зна ю,
ты
ленив,
но
(в
противовес
золотому
пушки нс ком у)
любопытен.
У вы.
А
то
описал
бы
я
тебе
изумите ль ную
новую
кни гу
Андрея
Лев кина
«Цыганский
р о ма н», книгу прозы,
да
такой,
что
почти
никому
нынче
и
не
сни ­
лось.
Ве дь
ес ли
приснится
такая
проза
—
многословная,
нет оро п­
л иво
с
синкопами
ритмичная,
ау тична я
—
сч ит ай,
сон
удался;
чу ть
ли
не
рай
те бе
приснился.
Но
обе щал
так
о б ещал.
К
то му
же,
па­
мятуя
о
твоей
нынешней
профес с ии,
поэзия
и
вино
—
вещ и
од но­
го
п орядк а.
Да-да,
имен н о,
св ящ енное
опьянение
поэта.
Знаешь,
со ве рше нно
не ожи да нно
в заи мное
п ритя жение,
то ч­
нее
—
родство
вина
и
поэ зи и,
недавно
пр ояв илос ь
на
оч ередно м
лите ратурном
мер опр ият ии.
Об ъя вляли
лауреатов
премии
Ан дрея
Бел ого
—
есть
нынч е
такая
премия ;
хот я,
п ос той,
ты
должен
по­
мнить
ее.
В
семидесятые
она
п ояв илась ;
п ри суждал и
эту
явно
(судя
по
названию)
модернистскую
премию
г ерои
поколения
дво рник ов
и
сторожей.
Я бло ко,
бутылка
водки
и
рупь .
Я
не
помню
лауреатов
той
пор ы,
но
это
были
ав то ры,
которыми
мы
с
то бой
зачитывались
в
восьмидесятые.
В
но вые
в ремена
премия
как -то
с тушев алас ь,
да
и
сама
идеология
модернизма
не
была
в
моде.
Андрей
Бе лый
выглядел
столь
же
враждебно
в
окружении
героев
э похи
смерти
автора
(но не авторских гонораров), как и в окружении упитанных
нем цев
в
бе рл инс кой
пивной
начала
двадцатых.
Наконец
кадавр
автора
перестал
сме рде ть,
в осст ал
и
потребовал
восстановления
сво их
прав.
Публика
вд руг
поняла,
что
п ос тмоде рн
н адоел.
Пос ы­
п ались
пр ед лож ения
вспомнить
нетленку.
В
эт от
мо мент
премия
Белого
воспряла
и
тож е
вспомнила
нетленку.
О дним
из
лауреатов
ст ал
М .Л.
Гаспа ров.
Инт ересно,
что
сказал
бы
по
эт ому
поводу
п роф ессо рск ий
сынок
Боренька
Б у гаев,
профессионально
ненави­
дящий
профессуру?
Ты
п омнишь
эти
упоительные
ругачие
пас са­
жи
из
«На рубеже веков»?
36

ПИ СЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУС СК ОЙ
ПОЭЗИИ
И звин и,
что
я
так
заб олталс я;
в проч ем,
мы
уже
совсем
неда­
леко
от
любезных
твоему
сердцу
п оэтов
и
вина.
В
этом
год у
Бе­
лый
был
бы
д оволен
—
премию
(по разделу поэзии)13 дали ис­
т инно му
модерн ис ту ,
более
то го
—
жизнестроителю
не
хуже
сим­
воли сто в.
Говорят,
когда
на
той
само й
литвечеринке
объя вил и,
что
по э­
тическую
прем ию
Андрея
Белого
присудили
Ярославу
Могутину
за
кн игу
«Сверхчеловеческие супертексты», некая дама плеснула ви­
ном
из
б окала
в
лицо
с веж ему
лауреату.
Так
и
сош лись
вино
с
по­
эзией
—
в
лице
Могутина.
Есл и
бы
это
был
«Совиньон»
с
твоих
виноградников,
что
ты
мне
да веча
п ри сылал,
я
бы
умер
от
счастья.
Хоч у
черкнуть
т ебе
пару
электронных
об
эт ой
скандальной
кн и­
ге.
Вряд
ли
ты
сможешь
достать
ее: «Сверхчеловеческие супертек ­
сты »
гип ер-из даны
в
арх и-Н ью- Йорк е.
Тираж
—
1000 экземпляров;
уч ит ывая
п ри надлежн ос ть
автора
к
ра зрос ше йся
секте
у ран ис тов,
тысяча
уже
да вно
пресп ок ой но
разошлась
по
с воим.
С
др угой
сто­
роны,
эта
не
читанная
абсолютным
большинством
книга
вызвала
ко нфу з,
шурум-бурум,
яростные
вып ад ы,
решитель н ые
о тпов еди,
площадную
брань.
Меж
тем
ни
одной
о смысленной
р ецен зии
я
не
читал14.
Что
обсуждают?
Что
премию
имени
классика
дали
хулигану.
Мало
кто
вспомнит
ны нче,
что
в
начале
век а
Бел ого
величали
«иди­
отом », сочинения его «б р едом», да и сам Борис Николаевич не
прочь
был
запустить
в
небеса
анана сом.
И
я,
как
ты
понимаеш ь,
даже
не
заикаюсь
о
знаменитом
ме наж
де
труа...
Меж
тем
кн ига
Могутина
(или «С упе рмог ути на», как он предпочитает,
чтобы
вели­
чали
автора)
дейст витель но
интересна.
13 Как по-мя сниц к и,
сад истич еск и
это
звучит
—
«раздел поэзии» .
Просто
объявление
в
газете,
м ежду
«шиномонтажом»
и
«поркой дам» . То л ько
не
с ле­
дует
в
слове
«поэзии»
менять
последнюю
«и»
на
«ю», а то получится нечто
фу турист ич ес ки-э ротич еское,
мол,
я
«раздел поэзию».
14 Это вполне в духе нынешней русской критики.
Несостоявш иеся
фило-
логини
со
скверным
сурж ико м
вместо
ру сск ого
языка
напер евес ,
некогда
тихие
т олс то жу рна льные
рецензенты,
скурвившиеся
до
п лощадн ых
хамов,
б ес конеч­
ные
м альчики
в
см аз ных
лимоновских
сапогах,
принимающие
собственную
раз­
вязность
за
сав енк овск ий
талант,
—
вся
эта
шваль,
ок куп ировавш ая ,
по
боль­
шей
части,
ин терн ет,
книг
принципиально
не
читает,
тексты
(даже самые
короткие)
до
конца
не
осиливает,
зато
с
наслаждением
ц итиру ет
друг
друг а.
На
Могутина
они
по
раз н ар ядке
вылили
цистерну
то го
единственного
продукта,
который
у
них
в
изобилии
(всегда!), но сочинения его не прочли,
огра ни чив а­
ясь
в
своих
обзорах
цитированием
одних
и
тех
же
пассажей
из
«Супертек­
ст о в », перевранных,
н епонят ых ,
взятых
из
вторых
рук.
37

К.
КОБРИН
Во-пе р в ых,
она
задорна
и
несколько
наивна.
Автор
(вослед
по чти
за
всей
ру сск ой
кл ас сико й)
считает,
что
книга
може т
изме­
ни ть
мир;
толь ко,
в
отличие
от
своих
пред шест венни ков,
он
хочет
изменить
жизнь
к
худшему.
В
это м
смысле
ему
нужно
было
п ре­
мию
не
Ан дрея
Б елого
давать,
а
Федора
Сологуба.
Во-вторых,
это
только
на
первый
взгляд
кажется,
что
супер-
могутинская
г ип ерк нига
написана
не
черн илами,
а
спермой.
Или
кровью.
Про сто
читатель
разучился
читать.
Чернилами
эта
книга
написана,
Петя,
чернилами
и
гусиным
пером.
«Сексуальное» («био­
л оги чес ко е») для автора почти равняется « соц и альному».
Потому
никакой
эр отик и,
тем
паче
—
порнографии,
там
не т.
Есть
соц и­
альная
ненави ст ь ,
соц иаль ная
приязнь,
социаль н ая
а-соц иаль нос ть .
Очередная
илл юстр ация
идей
Ф уко
о
сек суаль ности
как
о
т ипе
социальной
практики,
навязанной
р епрес сив ной
куль ту рой.
Отсю­
да
недалеко
и
до
бо род атого
Мар кс а.
На
«Манифест коммунисти ­
ческой
парт ии»
похожа
эта
книга
—
мировоззренчески.
Перверсив­
ные
марги налы
вс ех
стран
—
объединяйтесь!
В- тре тьи х,
так
же
как
и
во -п ервых,
соч инен ие
Могу тин а
д ейс тви­
тельно
традиционно
для
отечественной
словесности.
В
том
числе
и
детской.
Помнишь
что-то
такое
из
М аршак а
—
перелагателя
ан г­
лийской
поэти че ско й
чепу х ови ны:
из
чего
сде л аны
мальчики,
из
чег о
сделаны
девочки?
Д овольн о
двусмысленный
текст,
насколько
я
пон имаю ...
Так
вот,
Могутин
соч инил
свое
«из чего сделаны»,
только
не
мальчики
или
девочки,
а
Эл тон
Дж он,
не
ме ньш е.
В
его
отрывочке
ид ет
реч ь
о
т ом,
как
автор
(а точнее
—
ли ри чес кий
ге рой
и
«истинный автор» «С верх ч елове ч еск их
суп ерт екс то в»
Супермогу-
тин )
отработал
саП -Ь оу(ем)
у
«Фантастического капитана» .
Проц и­
ти рую
те бе
супе рм огут инс к ую
ин вен таризац ию
толстяка
Элтона:
Вот
из
чего
состоит
Mr.Crocodile Rock в реальной жизни:
вежливый
голос
с
а нгл ий ским
акцентом
шестикомнатный
номер
в
отеле
St.Rigis с интерьерами
в
стиле
Людовика
XIV
три
бодигарда
в
черном
отдыхающие
перед
те левизор ом
при
входе
оч евидн о
и ску сстве нные
волосы
кривые
зуб ы
идиотская
улыбка
подозрит ель ны е
красные
пятна
на
лице
«NICE TATOOS!»
жирное
б ес фо рменное
тело
с
короткими
конечностями
38

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭ ЗИИ
на
масса жном
столе
—
как
на
столе
у
патологоанатома
не
кожа
но
шкура
—
бритая
толстая
шкура...
Интимности
опускаю.
Так
вот,
в
это м
ок еане
с оц иаль ной
нена­
висти
в друг
—
неизвестно
из
каких
хлябей
у павшая
кап ель ка
жа­
лости,
ну
просто
«Господин из Сан- Ф ран цис ко »:
«человек,
ник о гда
не
з нав ший
бесплатного
се кса ».
Вот
те бе
и
слишком
человеческое
в
«Сверхчеловеческих супер­
текстах».
Вообще
же,
Пе тя,
с
модернизмом
сейчас,
после
воскрешения
автора
и
см ерти
к адавролюб ивого
п ост моде рниз ма,
как-то
стран­
но.
По следн ие
три
десятилетия
ура вн яли
в
правах
аванг ард
с
тра­
диционализмом
—
для
концептуалиста,
для
це нто нщи ка
все
б ыло
едино,
все
культурный
перегной.
Теперь
он
сам
попал
в
гу мус,
и
все
смешалось:
ар аб,
его
лошадь,
ст рем ена
и
подпруги,
и
д аже
изреч ени е
из
Корана,
вышитое
на
тюр бан е.
Поэты,
много
лет
на­
зад
постулировавшие
свою
позицию
как
традиционалистскую,
ан-
тим од ер нист скую ,
ок азали сь
в
общей
могил е
со
своими
супоста­
тами.
Кто
их
сейчас
разберет...
Нед ав но
вышл а
кни га
ст ихов
Юрия
Кол к ера
—
одного
из
те х,
кто
видит
себя
эдаким
с тр огим
Хо дас ев ичем
на
я рмарк е
жолтых
кофт.
Книга
н азы вает ся
«Ветилуя»
—
в
честь
той
с амой
биб ле йск ой
кре­
пости,
которая
одна
не
сдалась
язычникам.
Книге
предпослано
нечто
вроде
введения,
где
рас сказ ыва ет ся
(со ссылкой на извес­
тны й
с тих
Пушкина)
эта
история.
Автор
прокламирует
себя
как
защитника
(а то и строителя)
эт ой
самой
Ветилуи,
однако
са мое
замечательное
в
тексте
—
дата
его
написания.
Двадцать
второе
ию ня.
Что
бы
не
назвать
книгу
«Брестская крепость»?
На
задней
стра ниц е
об ложк и
напечатано
эстетическое
кредо
Ю рия
Ко л кер а : «В моей литературной судьбе было,
собственно
говоря,
тол ько
одно
событие:
в
1970 году я осознал себя консер­
ватором.
Новизна,
всеми
вокруг
превозносимая,
внезапно
пот ер яла
для
мен я
всякую
ценность,
и
я
решил
это го
не
стыдит ься .
Я
по­
нял,
что
хо чу
не
оригинальности,
а
т очност и
и
естественности
...
Естественность
я
понимал
как
с ледовани е
традиции,
а
не
приро­
де».
Я
надеюсь,
Петя,
ты
понимаешь,
что
это т
«консерватизм»
ес ть
не
что
иное,
как
один
из
самых
распространенных
вариан тов
мо­
39

К.
КОБРИН
дернизм а;
да
и
к ом пания
тут
собралась
неплохая
—
Пау нд,
Честер­
тон,
Оде н
—
каж дый
из
них
на
с вой
лад
и
консерватором
себя
осознавал,
и
точности
с
естественностью
хотел,
и
традиции
(в
своем
п они мании)
ст ремил ся
сл едо ват ь.
Ветилуя
оказалась
на
гу­
сеницах,
в
броне,
со
ст одвад ц атими лл им етро вой
пушкой.
Что
же
до
стихов
Ко лке ра,
то
они ,
п рости
Господи,
скушны15.
Мож ет
бы ть,
Петя,
это
и
называется
«консерватизмом»? Впрочем,
я
нашел
в
«Ветилуе»
одн у
забавную
пе рек личк у.
У
Пушк и на
читаем:
И
над
тесниной,
торжест вуя,
Как
муж
на
страже
в
ти ши не,
Стоит,
белеясь,
Ве ти луя
В
недостижимой
вы ши не16.
А
вот
что
пишет
Колкер
о
другой
вечно
непокорной
гористой
ме­
ст ност и,
Шотландии:
Грустно
ш отлан дц ам.
История
не
уда лась.
Жемчуг
творительный
родина
подрастеряла.
Все
чем пи онам
досталось:
и
воля,
и
вла сть .
Не
вос стано виш ь
та инств енно го
ма те рья ла.
Это
не
о
шот ланд ца х,
Пе тя,
это
—
о
себ е.
Не
уда лас ь
своя
пор­
т ативн ая
Ветилуя,
все
досталось
нахрапистым
че мпион ам
в
ж ел­
тых
к оф тах.
Ей-богу,
х оть
бы
раз ок
же лчь
ходасевичевская
разли­
лас ь
по
такому
случаю...
Вообще
же,
Петя,
а нахро низм ,
особ енно
педалированный,
ка­
жется,
окончательно
уступил
место
всеобщей
ох оте
за
новым
т ре­
петом.
Время
стили зац ий
«под», воспоминаний про Россию,
к ото­
рую
м ы 17 потеряли,
рекламных
апелляций
к
роскошнобородым
купца м
и
белопанталонным
кирасирам
прош ло.
Если
раньше
какие-
15 Очарование традиционализма обычно
—
либ о
в
милом
анахронизме,
либо
в
таланте
сверхъестественной
п оэтич еск ой
точности.
К олке ра
не
назо­
веш ь
точным
п оэтом ,
как
не
назовешь
ни
«описательным», ни « ди д ак ти чн ым».
Он
пытается
б ыть
моралистом
э стетич еск ой
складки,
но
эстетика
его
подвыц­
вела,
а
мор аль
заключается
в
банальном
репродуцировании
общих
мест .
16 Кстати,
бы ть
может,
авт ор,
назва в
книгу
«Ветилуя», взыскал вовсе не кон ­
серватизма,
а
на мека л
на
собственную
«недостижимую высоту»?
17Кто «мы»? Уж точно не я;
как
ты
пом ни шь,
я
никогд а
ничего
не
теряю.
40

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭ ЗИИ
нибудь
яти
и
еры
могли
скрасить
скуку
при
чтении,
то
сейч ас
он и,
скорее,
помешаю т.
Жертвой
собственной
страсти
к
графической
ст илиз ац ии
стал
Геннадий
Барабтарло,
которого
ты,
может
быть,
п омнишь
как
переводчика
англ оя зы чног о
Набокова
и
т ого
же
На­
бокова-веда.
Два
го да
назад
Барабтарло
выпустил
книгу
с
таким
н азван ием,
ко то рое
мой
компьютер
по
электронной
почте
ни
в
жизни
не
передаст,
потому
даю
его
в
с овр емен ной
транскрипции:
«На всяком месте» .
Подзаголовок
—
«Книга стихов и переложений».
С
то чки
зрения
диз айна
изда н ие
—
с оверш енно
футуристическое:
все
эти
«i», «Ъ»
и
соверш енно
уже
непереводимые
в
мою
«кирил ­
лиц а-ви ндоу з »
«яти»
п олзают
по
ст раница м
кн ижки,
будто
жучки-
червячки;
рябит
в
гла за х,
щек оче т
в
носу,
звенит
в
ушах.
Прихот­
ливый
эстетский
традиционализм
Барабтарло
привел
к
тому ,
что
«На всяком месте»
расценили
как
неу местное
щ егольс тво
распо­
ясавш его ся
набоколюба,
как
куншт юк
хорошо
фриштрикающего
реп ат риант а.
И
не
прочли.
А
жаль,
Петя,
книга
хорошая.
Автор
ста­
рат ельно
(не всегда,
впрочем,
успешно)
пытается
д ышать
по-фе-
т овс ки,
по-набоковски
легко,
но,
по
странной
ирон ии,
лучшее
ст и­
хотворение
книги
—
об
ас тме.
В
нем
есть
пот ря сающи е
строч к и
—
т оч ные,
емкие,
просящиеся
в
фо рмул ы,
но
не
в
готовые
чугунные,
на
каждый
день,
а
в
праздничные,
ш амп анск ие:
Дыханье
н адо
заслужить,
И
к олкой
астме
Обязан
я
желаньем
жить...
Не
говоря
уже
о
том,
что
и
с
медицинской
точки
зр ения
Бараб­
тарло
со чини л
ед ва
ли
не
самое
точное
опи сание
астматического
припадка:
Всх лип
каломельного
с ироп а,
Комок ,
глоток,
Прозрачный
за пах
гелиотропа.
Глотая,
комкая
платок,
Переминаюсь
С
виска
на
вздувшийся
висок.
Думаю,
что
боле е
всег о
ты
оц енишь
концо в ку
этого
стиха:
41

К.
КОБРИН
...Сквозь
муть
осадка
—
круглый
рот
Б езумный
глаз,
отлив
пр ип адка,
И
жабер
алая
п рокла дка .
Дышать
что
пит ь.
В
ал ой
прокладке
жабер
—
истин н ая
поэтическая
жемчужина,
только
вот
вы ряди ли
ее
в
какие-то
типографские
рюшечки.
Скуча­
ющ ий
посетитель
поэтического
отдела
кн ижно го
магазина
вр яд
ли
возьмет
эту
книг у
в
рук и.
Ув ы.
В
заключение
—
о
любезных
твоему
сердцу
(и кошельку)
виног­
рад ник ах.
Прошлой
осень ю
был
я
в
Питере
и
на
каком-то
стран­
ном
мероприятии
в
Эрмитаже
(«именины Шлимана»?, «выставка
любимых
нот
Ван
Го га»?) ко мне подошла незнакомая милая де ­
вушка
и
п одарила
сво ю
кн игу
стихов.
Я
был
тронут
таким
с таро­
модн ым
сп осо бом
распространения
с воих
сочинений
и
вз ял
бро­
шюр ку
домой.
Прочел
в
поезде.
Знаешь,
Петя ,
кажется,
пр огре сс
есть
не
только
в
виноделии.
В
наш е
с
тобой
вре мя
так
здорово
де­
вушки
не
соч ин яли.
Посуди
са м:
б ере менны е
дол го
не
живут
они
се зон
все го
лишь
п лодоносят
и
падаю т
подрубленной
лозой
у
той
лозы
за суш енные
стебли
от ры вист ый
и
тонкий
издают
св ист ков ый
зву к ...
Тут
тебе
и
Пан,
и
вино,
и
Греция
вся...
Кн игу
Е лены
Сунцовой
«предпочитаю говорить кончать»
ты,
коне чно ,
не
достанешь
в
свои х
африканерских
палестинах,
но
хотя
бы
—
сделай
милость
назови
со рт
какого-нибудь
молодого,
с
задорным
и
чистым
вкусом
«Шаб­
ли»
ее
имен ем !
Не
сейчас,
через
год-два,
вед ь
в иноде лы,
в
от ли­
чие
от
берем енн ых ,
живут
долг о.
Кста ти,
надеюсь,
тво и
виноградники
не
с тригу т
бе ре ме нные
зу­
луски?
Пока,
плантатор.
Перечитай
на
ноч ь
«Хижину дяди Тома».
Твой
К ирилл.

7 июня 2001 года
Уж
и
не
з наю,
Петя,
как
я
дальше
тебе
буду
эти
письма
сочинять.
Месяц
назад
случилось
такое,
что
заставило
ме ня
думать
о
русской
поэзии
со
злобой,
даже
не
со
злобой,
а
с
отвращением.
Подлая
ста­
р уха,
питающаяся
жи знями
молодых,
вот
кто
она.
Все
ей
мало:
жрет
и
жрет,
хрустит,
чмокает,
косточки
облизывает;
а
на
лице
эл еги чес­
кое
настроение.
Покончил
с
соб ой
Борис
Рыж ий,
екатеринбургский
поэ т,
о
ко­
тором
я
те бе
расска зыв ал
в
сам ом
п ервом
письме.
Да
что
там
писа л,
почти
накаркал;
непоня тно
как
теперь
говорить
о
живых,
п очему
они
так
упорно
сл едую т
представлениям
окружающих;
б уд­
то
боятся
их
—
окружающих
—
смутить
непослушанием.
Вспомни-
ка
(цитирую из себя в предположении,
что
ты
дел етируеш ь
элект­
ронные
письма
по
мере
загнива ния18, даже из России,
да же
о
русской
п оэз ии):
«Столичной литературной публике очень понравился этот “н о­
вый
Есенин”.
Рыжему
дали
п оощритель н ый
в ар иант
одн ой
из
ли­
т ерату рных
премий
за
(действительно удачную)
стихотворную
под­
борку
в
“Зн ам ени ”.
О
нем
п ерег овариваю тся
в
ин терн ете.
Одного
боюсь.
Помнишь,
Петя,
фотог рафию
прилизанного
пейзанина
в
смазны х
са погах ,
в
косоворотке,
с
гармошкой
в
ру ках .?
Под пись
“Сергей Есенин в салоне Мережковских.
1915 год”? Был бы я зна­
ком
с
Рыжим,
сказал
бы
е му : “Избегай,
Боря,
смазных
сапог!
Оп а­
сайся
косоворотки!
Не
дай
Бо г,
Мережковские
приб ьют
тальянку
к
тво им
ру кам !”».
Сти хи
—
оп асн ая
штука
для
русского
человека,
Петя.
Борис
Ры­
жий
не
смог
отмахнуться
от
назойливой
есе ни нщин ы;
точнее
—
в
жизни
не
см ог,
в
стихах
не
успел.
Смешение
литературы
и
жизни,
придуманное
романтиками,
ок а­
залось
смертельным
к ок тейлем
не
только
для
н их.
В
эт ом
году
будет
сто
шестьдесят
лет
гибели
Лермо нт ов а.
По гиб
он,
как
ты
п омниш ь,
во
в ремя
первой
чеченской
войн ы
вовсе
не
от
пули
г ор­
18 Емейлы ведь не вина,
их
не
выдерживают.
43

К.
КОБР ИН
ца.
Погиб
он
от
собственной
жизни,
с
ко тор ой
ему
б ыло
неохота
управляться;
вот
и
не
ст ал.
Ему
все
казалось,
что
поэту
уме реть
на
дуэли,
в
см ерте льном
поединке,
нет,
не
с
противником,
а
с
с уд ьбой
—
к раси во.
А
ум ират ь
пришлось
от
собственной
шалос­
ти,
от
п ули
д урака,
под
пролив ным
д ожд ем.
«Погиб поэт,
неволь­
ник
чести»
—
это
одно,
а
быт ь
трупом
в
измазанном
гряз ью
м ун­
дире,
под
рогожкой,
на
т елег е,
в
окружении
людей,
не
знающих,
как
и
ку да
этот
тру п
пристроить,
—
с овсем
другое.
Но
то
романтики.
Они
из вод или
се бя
абсентом,
опиумом,
ду­
ра цки ми
дуэлями,
беспорядочным
сек сом ,
шизоидной
политикой,
мал о
ли
чем
ещ е,
думая,
что
возг о нят
всю
эту
сивуху
в
чистейший
галлюциноген
и ску сства .
У
нек отор ых
п олуча лось,
но,
как
мне
ка­
жется,
не
б лаго даря,
а
воп рек и.
Впрочем ,
черт
их
разберет.
Но
зат ем
коктейль
«жизнь -по эзия» (употреблять straight, сразу и безо
вс яко го
ль да)
показался
недостаточным;
точнее
—
показалось
не­
достаточным
ко лич еств о
и
способ
производства.
От
ку стар ного
метода
перешли
к
фаб рич ному
в
лучших
традициях
индустриаль­
ной
эпохи.
Так
появился
русский
символизм .
Только
не
подумай,
что
это
оч е редная
бл аго раз у мная
лекция
на
пре дме т
о
д олженствов ани и
поэту
быт ь
мещанином,
об ыв ат елем.
Щей
г орш ок,
да
сам
большой.
Человек,
который
сочинил
э то,
так
и
не
ст ал
образцовым
бюргером,
семьянином,
п рихо жанином.
В
пожелании
поэту
быть
ничтожнейшим
из
ничтожных
детей
ми ра
слышу
только
презрение
и
гордыню.
Поэт
—
и
п сих,
и
гад,
и
маму
не
любит,
и
счет
в
б анке
у
него
не
шибко
длин ный .
Дело
в
дру ­
гом.
Профессиональные
издержк и
образа
жизн и
поэта
(даивооб­
ще
литератора)
—
п ия нство,
нелюбовь
к
идее
п редс т авитель ной
демократии,
ск ло нност ь
к
пр омис ку ит ету,
ползучая
лень,
муравь­
иный
сп ирт
вмес то
крови
в
венах,
многое
дру гое
—
есть
его
ча ст­
ное
дело;
более
того,
прежде
всего
—
по
о тноше нию
к
его
со­
чинениям.
Отъявленный
мерзавец
может
сочинить
чистейшие
религиозные
стихи.
Но
их
же
может
сочинить
и
св ят оша.
Или
пр о­
сто
кл ерк
в
целлулоидном
воротничке.
Стихи,
на
самом
д еле,
могут
и змен ить
ок ру жаю щий
мир;
но
не
моральным,
п оли тиче ск им,
эротическим
мес с аджем,
в
них
якобы
содержащимся,
а
те м,
что
они
—
есть.
Самые
лучшие
из
них
вхо­
дят
в
молекулярный
состав
языка,
на
котором
написаны,
и
преоб­
ражают
е го,
пус ть
на
йоту,
но
преображают.
Люди,
кото р ые
дума­
44

ПИСЬ МА
В
КЕЙПТАУН
О
РУСС КО Й
ПОЭЗ ИИ
ют
и
говорят
на
этом
языке,
зависят
теперь
и
от
поэта.
Тол ько
т ак,
и
ник ак
иначе,
поэзия
соотносится
с
жи знь ю.
Но
верн усь ,
Петя ,
к
рус ски м
с имволист ам.
Их
жизнестроитель­
ная
затея,
основанная
на
дурно
понятом
Ниц ше
и
отравившем
их
сознание
огнеглазом
Владимире
С ол овьеве,
была,
пожалуй,
самой
гранди оз но й
из
всех
русских
затей
гораздог о
на
о п асные
выд ум­
ки
прошлого
век а.
Они
решили
человека
изме нить
в
сам ой
его
б иол огии
и
только
потом
—
во
вторичных
уже
политике,
эк он оми­
ке,
культуре.
Эти
не
очень
молодые
люди
и,
увы
—
не
атлетичес­
к ого
сложения
одевались
в
хитоны
и
туники
и
водили
свои
умори­
тельные
х оровод ы
на
разн ог о
рода
дачах
и
башнях
не
забавы
ради,
и
даже
не
для
того,
чтобы
деву ш кам
(юношам)
нр авит ьс я.
Нового
чел ов ека
они
создавали.
Биология
антропоса
осталась
н ет ронутой;
но
новое
с ущест во
с имволис ты
штучным
обр азо м
созда ли
—
самих
себя;
людей
ал­
мазных
со
ст аль ными
нервами
и
бесстрастным,
как
м аятник
Фуко,
се рдце м.
Кажется,
Лидия
Яковлевна
Гинзб ур г
отметил а,
что
эти
люди ,
не
моргнув
глазом,
переносили
ситуации,
от
кот орых
обыч­
ный
человек
лез
на
стенку.
Мережковские,
Солог у б,
В яч.
Иван ов,
Брюсов
прошли
по
жиз ни,
как
г оряч ий
нож
по
маслу
—
точно,
эко­
номно,
до
до ны шка.
Некоторые,
впрочем,
сломались
и
до
фини­
ша
не
дошли
—
то
ли
потому,
что
оказались
поэтически
талантли­
вее,
то
ли
—
талантливее
душевно.
И
ту т,
Петя,
я
в озвра щаюс ь
к
несчастному
Б орису
Рыже му .
Его
первая
(и последняя прижизненная)
книга
стихов
«И все такое. .. »
открывается
так :
Над
саквояжем
в
черной
арке
всю
ноч ь
играл
саксофо ни ст,
пропойца
на
скамейке
в
парк е
спал,
постелив
газетный
лист.
Я
тоже
бу ду
му зык антом
И
буду,
если
не
умру,
В
рубахе
бел ой
с
черным
бантом
Играть
ночами
на
ветру.
Чтоб,
улыбаясь,
спал
проп ойц а
Под
небом,
выпитым
до
дна,
—
45

К.
К ОБРИН
Спи ,
ни
о
чем
не
беспокойся,
Есть
только
музыка
одна.
Знаешь,
еще
от
чег о
погиб
Рыжий ?
От
снижения ,
от
редукции.
Это
ведь
блоковская
муз ык а,
друг ой
в
поэз ии
не
быв ае т, «одна»
она
и
ест ь.
Но
ее
не
и грают
окуджавистые
саксофонисты
в
сов ет­
ск их
парках.
Ее
нельзя
у н ижать
расхожей
рома нт икой ;
даже
даль­
ний
предок
саксофониста
из
этого
с ти х отворени я,
г ерой
кортаса-
ров ско го
«Преследователя», нестерпимо пошл.
Ведь
это
—
музыка
сфер,
Петя.
Зд есь
прилич н о
только
вслушивание.
Сам
Бл ок,
сведя
к
у лич ной
частушке
в
«Двенадцати»
ту
музы­
ку,
которую
слышал
во
время
сво их
п рог у лочек
на
острова,
в
Стре ль ну,
О зерки,
во
время
шатаний
по
Коломне
и
пох одов
в
све­
то вые
балаганы,
погиб.
Музыка
сфе р
мсти т.
А
ведь
он
был
из
той
породы
алма зны х
символистов,
он-то
изменил
сво й
м олек улярный
со ст ав,
лунный
Пьеро,
андр огин
чер то в.
Если
уж
он
погиб,
то
Бо­
рис
Рыжий,
не
купавшийся
в
этих
стик сах ,
был
еще
уязвимее.
Впрочем,
как
и
Есенин.
Вспомни-ка,
Петя,
эту
породу
людей,
за­
це пив ших
ли шь
хвостик
эпох и
а лхимич еск ой
п еределки
слишком
человеческой
биологии
в
сверхчеловеческую
духовную
плоть
мис ­
та гога ;
вс ех
т ех,
кт о,
родившись
п рим ерно
в
1885—1900- м,
усп ел
не долго
поплясать
на
символистских
радениях.
Судьба
их
бы ла
ра зл ична;
некоторые
в
эт ом
п лам ени
приобрели
свойственную
ст ар шим
твердость
алмаза,
нек оторые
—
обуглились.
Же нщи ны
оказались
сильнее:
Ахматова,
Берберова,
Л.Я .
Гинзбург
величе­
ственно
прошествовали
сквозь
катастрофу
во
вторую
(более безо ­
пасную)
п оловин у
столетия,
а
пот ом
безукоризненно
отпели
пе р­
вую.
Мужское
дыхание
оказалось
ко роч е;
пог ибл и
почти
в се.
Б орис
Ры жий
по
своему
пс ихо логичес к ому
складу
принадлежал
к
п осле­
дним;
он
был
ж ивым
анахронизмом
в
поэтической,
ли терату рной
сре де
девя ност ых;
и
дело
даже
не
в
том,
что
писал
в
р ифму.
Рыжий
—
поэ т
именно
легк ий,
п опыт авший ся
сплавить
тради­
ц и онную
напевност ь
(которуюонипринялза «одну
только
музы­
к у », хотя это была даже не кузминская «музычка»
—
помнишь,
Петя,
«у нас не музыка,
а
только
музычка,
но
в
ней
есть
свой
яд»?) с
ю ношеск ой
романти кой
урк аг ански х
пролетарских
п ри городов.
Он
попытался
сп еть
сво й
родной
Ек ат еринб ург
как-то
чуть
ли
не
по-
фетовски.
Хр онолог ич еск и
последние
поэты,
кото р ые
вошли
в
со­
46

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭ ЗИИ
став
его
крови,
—
советские
романтики
от
Багрицкого
до
Луго вс-
кого
и
Слуцкого.
И
Рейн,
конечно.
Ему
надо
было
родитьс я
совсе м
в
другую
эпоху,
в
ч е тырнадц ать
лет
зачитываться
Брюсовым
и
выписывать
единственный
экземпляр
«Весов»
в
своем
губернском
центре,
в
семнадц ат ом
—
ходить
по
улицам
города
с
бо льш им
красным
ба нт ом,
повоевать
с
белыми
гд е- ниб удь
в
С редн ей
Азии,
пожить
в
двадцать
первом
в
«Диске», ходить к Гумилеву в студию,
нюхать
нэповский
кокаин
с
Вагиновым...
Дальше
не
знаю.
Впро чем :
Бож е
мо й,
не
б росай
мою
ду шу
во
зле,
—
я
как
Слуцкий
на
фронт,
я
как
Штейнберг
на
н ары. ..
Он
будто
и
сны
видел
то го
самого
юноши
—
из
двадц ат ых ,
и
сны
эти
прорывалис ь
иногда
на
бумагу:
Что
махнов ц ы,
вошли
к рас иво
в
незатейливый
город
N.
По
трактирам
хл еб али
п ива
Да
актерок
несли
со
сцен.
Чем
оправдывалос ь
все
это?
Тем
оправдывалось,
что
есть
За
ду шой
полтора
сонета,
Су ма сш едшин ка,
искра,
спесь.
Об ы ватели,
э пиг оны,
Марш
в
ун ылые
конуры!
Пластилиновые
погоны,
револьверы
из
ф анеры.
Вы
—
с тоящ ие
на
балконе
Жизни
—
умник и,
дураки.
Мы
—
восхода
на
ал ом
фон е
Исчезающие
полки.
Две
последние
строчки
я
так
себе
и
представляю
—
как
после­
д ний
кад р
«Неуловимых мстителей».
Черн ые
сил уэ ты
всадн ик ов
на
алом
фо не
огромного
солн ца.
47

К.
КОБРИН
После
его
смерти
появилось
несколько
некрологов,
и зоб ражав­
ших
его
чуть
ли
не
д ик арем,
слегка
окультуренным
м а угли,
сл оном
в
посудной
лавк е
постсоветской
словесности.
Не
верь
им,
Петя .
Бор ис
Рыжий
был
начетчик.
Некоторым
образом,
к нижны й
поэт.
Его
д воровая
лирика
п остро ена
вся
на
скрытых
ци та циях
и
аллюз ия х,
она
мног ослойна,
мно гос ло йно
и
эстетическое
наслаждение
от
ее
восприятия.
С нача ла
ты
слышишь
«историю» (а он любил сюжет ­
ные
стихи,
ис тинн ый
ученик
Анненского
и
акмеистов), затем заме­
чаешь
си гна ль ные
флажки,
ос тавлен ные
тут
и
там,
что бы
не
за б­
луди ть ся
и
попасть
в
нужный
поэтический
контекст,
затем
уже
—
ту
самую
«одну музыку», превратно Рыжим понимаемую,
но
от
тог о
не
менее
пленительную.
Одно
из
лучших
его
ст их отворений
начи­
налось
не
только
изумительно
точными
(еще один урок акмеизма)
стр очк ами,
но
и
намеком
на
...
впрочем,
сам
дог адайся :
Отполированный
тюрьмою,
ментами,
заводским
двором ,
лет
десять
сря ду
шел
за
мною
деш евый
урка
с
топором.
Да-да,
с
бритвою
в
руке.
И
Родина
его
был а
не
Св ердловс к,
Отечество
ему
—
не
«РТИ»
из
прекрасного
стиха:
Ты
полагаешь,
Гриня,
ты
Мой
дру г
еди нс твенн ый,
—
мечты!
Леонтьев,
Дозморов,
Лузин,
Вот,
Гриня,
все
мои
кен ты.
Леонть ев
—
гений
и
поэт,
И
Дозморов,
б азару
не т,
Поэ т,
а
Луз ин
абсолютный
На
РТИ
авторитет.
Не т,
Роди на ,
Отечество
Бориса
Рыжего
—
р усск ая
поэзия,
вс я,
от
К ант емира
до
Заболоцкого.
Не
надо
путать
п рисущ ее
ему
тя­
желое
озорство,
свойство
вообще
слишком
ру сс кое,
с
дикарством.
Да
и
это
самое
тя желое
озорство
т оже
чуть
ли
не
лит ера турн ог о
48

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУ СС КОЙ
ПОЭ ЗИИ
п роис хож дени я;
мас ка
есенинского
«озорного гуляки»
была
ему
чаще
всего
не
к
лицу,
но
он
так
уж
решил.
И
она
н амерт во
п ри­
росла
к
коже.
Как
лер мо нт овски й
Мцыри,
Борис
Рыжий,
вкушая,
вкусил
м ало
ме да
и
оттого
умер.
Только
это
был
не
м ед,
а
яд.
Яд
рус ско го
стиха.
Чтоб ы
приобрести
и мм унитет ,
надо
было
вк ус ить
больше,
жит ь
дольше.
Ч тобы
стать
русским
п оэт ом,
в
том
з нач ении,
кото­
рое
в к лады вали
в
это
пон ятие
в
начале
прошлого
век а,
он
должен
был
стать
бесчувственным
чудовищем.
Монст ром .
Ры жий
не
смог
или
не
з ахотел
этог о
сделать,
оттого
и
погиб.
Сл иш ком
ч еловеч ес­
кое
осталось
собой.
Прости
ме ня,
Петя,
за
мрач ное
и
беспорядочное
письмо.
Я
больше
не
буду.
Постараюсь
попривыкнуть
к
эт ой
гадине,
питаю­
щей ся
живым и
людьми,
—
к
страшной
и
вос хит итель ной
русской
по эзии .
По ка
Тв ой
К ирилл.

К.
К ОБРИН
13 сентября 2001 года
Ну
что
же,
вот
и
п рихо дит
кон ец
наш ему
эп истоля ри ю;
то
есть,
конечно,
не
«нашему», а моему,
в едь
ты
мне
почти
не
писал,
точ­
нее
—
писа л, «мылил», но не о том,
не
о
стихах
и
стишатах,
а
т ак,
о
презренной
прозе
жизни,
о
низкой
ве щест венно сти,
о
ней:
ро­
ди мой,
тянучей,
горько-сладкой.
Д ело
не
в
том,
что
мне
над оел о
соч иня ть
тебе
послания
о
русской
поэзии,
т ебе
—
Ди онису ,
Вакху
Мыса
Доброй
Надежды,
зулусскому
виноградному
гуру,
у вито му
лозой
памятнику
четвертой
ру сской
эмиграции.
И,
надеюсь,
не
в
том,
что
тебе
н адоело
их
читать
—
не
так
уж
много
посланий
я
о ты-
м ейлил
с
Северного
п олуш ария
в
Южное;
если
быт ь
точным
—
пят ь.
Это
—
шестое
и
пос ледн ее.
Пе ременилась
сама
эта
«вещественность», да так перемени­
лась,
так
з адвиг ала
своими
тяже лым и
корпускулами,
что
явила
изу мл енны м
нам
новый
воздух,
новый
э он,
что
ли,
и
в
придачу
новый,
потрясающий
образ
красоты.
Тако й
красоты,
что
по
ту
сто ­
ро ну
известно
чего
н аходит ся ,
не
им ея
ни како го
отноше ния
ни
к
этике,
ни
к
здраво му
смыслу.
Тем
и
напомнила
об
истинной
св оей
сущности .
Поверь,
это
не
оп ра вда ние
соб ст венной
ле ни
или
внезапного
охлаждения
к
предмету.
Напротив,
я
надежно
утвердился
на
эп и­
ст оля рной
колее
и
легко
мог
бы
п ро вести
пару
д еся тиле тий,
со­
чиняя
по
п аре
писем
о
ру сск ой
поэ зии
в
г од.
Big deal! Поэтов рус­
ски х
много,
ст анов ится
—
еще
бо льше ,
так
что,
в
конце
концов,
об ра зовался
бы
объемный
томик,
а
то
и
два
—
не
тоньше
какого-
нибудь
«Заката Европы»
или
днев ник ов
Гонкуров.
Вот,
например,
только-только
вышла
книжечка
поэтических
творений
автора,
спря­
та вш егося
под
к икимо рс ким
п севдон имом
«Шиш Брянский», пра­
во,
пр елес тн ая
вещица.
Название
и меет
такое
кузминское
—
«В
не жном
мареве », да и происхождение свое ведет отчасти от ав­
тора
«Мудрой встречи»
и
«Русского рая».
Куз мин
вообще
мног о
вл иял
на
поэ зию
прошлого
век а
(успокоительно звучит,
не
правда
50

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭЗИИ
ли, «поэзия прошлого века»? —
как-то
не
оп ас но.. . ): некоторые его
интонации
можно
уловить
и
в
жеманных
ахах
Кушнера,
и
в
верл иб ­
рах
Померанцева,
и
в
аллитерац ион ном
барокко
Пурина.
Я
не
го­
в орю
уже
о
поэтах
ст или ст ическ и
всеядных,
но
за то
строгих
в
оп­
ределен ии
сексуальной
ориентации...
Наш
же
Шиш
воспринял
хлыстовскую,
радеющую
о
духе
ча сть
многоцветного
кузминского
сп ект ра;
в
к остре,
который
он
возжигает
из
кни г,
пристойности,
учености
вообще,
культуры,
он
в идит
о дно
закаливание
дух а,
ко­
торый
несколько
комически
шибает
читателя
то
духом
сп еци фич ес­
ки
«русским», то сортиром,
то
жа ром
невидимого
гностического
огня.
Мы
с
тоб ой
договорились
где-то
года
полтора
тому,
что
—
из
вял ого
сн об изма
—
я
не
буду
цитировать
строки,
оскорбляющие
так
называ ем ую
«общественную нравственность».
Потому
Шиша
Брян ­
ск ого
не
вос п роизв еду
ни
строчки.
Он
безнадежно,
избыточно,
по-
детски
с кв ерно сло вит;
я
бы
даже
сказал
—
поливает
читателя
из
своего
род а
фекальной
машины
с
ручным
приводом.
Н екот орые
его
стихи
—
нарочито
небрежные,
приду рк оватые,
но
г орящ ие
стран­
ным
и
сильным
огнем
—
есть
на
первый
взгляд
не
что
иное,
как
грубые
пародии
на
того
же
Ку змина,
да
вооб ще
—
на
по эз ию.
Но
пародия
вовсе
не
из
того
разряда,
к
которому
мы
привыкли
за
п ос ледние
двадцать
лет :
не
легкое
хихи к ань е,
не
пулеметные
ленты
центонов,
не
маразматическое
ерничанье
концептуализма.
Не т,
з десь
иное.
Пародия
грубая,
низменная,
тупая,
но
обладающая
силой,
хотя
бы
интонационной.
Шиш
Бр янск ий
—
оживший
персонаж
«Болотных чертенят»
Бл о­
ка.
Помниш ь?
И
сиди м
мы,
дурач к и,
—
Нежить,
немочь
вод.
Зеленеют
колпачки
Задом
наперед.
Зачумленный
сон
воды,
Рж авч ина
волны .. .
Мы
—
забытые
следы
Чьей-то
г лу б ины...
51

К.
КОБРИН
Шиш
наш
—
безу с ловн ый
«дурачок», вернее,
он
к осит
под
«ду­
р а чк а», но делает это азартно и талантливо.
Ключевая
фраза
в
бло­
ковском
ст ихо творе нии: «Мы
—
заб ыты е
сле ды/ Чь ей- то
глубины».
Это
и
ес ть
главн ое
оп реде лени е
антикультурного
пафоса
«В не­
жном
марев е»
—
забытый
след
чьей-то
глубины.
Возму титель ный
жест
Ши ша
Брянского
хорошо
продуман;
сам
псевдоним
говорит
об
этом.
«Шиш Брянский»
—
одна
из
ипоста­
сей
«Русского Бога», грязного,
косматого
ерника
и
озорника
из
ле сной
чащо бы.
Он
—
отец
знаменитого
советского
«тамбовского
волка».
По
Д ал ю, «шиш»
—
и
«островерхая дуля», и « ку киш», «фиг»,
«дуля», «ничто»19, «шатун», «бродяга», «шеромыга», «вор», «нечис­
т ый», «сатана», «бес», «злой кикимора», «праздный шалопай».
Ка­
жется,
т ебе
понятно
тепе рь ,
Петя,
с
ка ким
«концептом»
мы
и меем
дело?
Да,
вот
е щ е: «хмельные шиши»
—
«опойная горячка» .
Вот
он,
вот
он,
Русск ий
Б ог!
Ну
и,
как
ты
п онима ешь , «Шиш вам!
Брянский!».
Маяковщина.
Нате!
Тут
бы
еще
вспомнить
хлыстовского
ши ша
Клюева,
да
я
не
по мню
наиз усть
ничего
из
него,
а
под
рукой
и
кн ижк и-то
не т.
Кстат и,
о
т ом,
почему
нет
книги
под
рук ой
и
почему
это
пись­
мо
—
последнее.
Разворачивается
с
в ертик али
в
горизонталь
и
с т ремит ельно
уко­
ра чив ает ся
географическая
ось
нашего
эпистолярия.
П овес твоват ь
о
русской
поэзии
адре сат у
в
Кейптауне
—
зн а чит,
говоря
Шкловс­
ким
яз ыком,
ост ра нять
предмет,
вырывать
его
из
привычных
кон­
текстуальных
с вяз ей,
вы ставл ят ь
его
на
твое,
Пе тя,
обозре н ие
без
погон,
выда нных
генералами
литпроцесса,
да
и
без
мундира
т оже.
Так,
субъективные
заметки
частного
человека,
посланные
другому
час т ному
лицу,
пр оживаю щем у
на
другом
ко нце
света.
Точка.
Се й­
час
же
все
меняется.
Я,
как
ты
знаешь,
волею
судеб
оказался
в
цен траль н оевропейс ком
и сторичес к ом
закутке,
в
котором
соб ыт ия
завершились
еще
лет
десять
тому,
а
и ст инное
Событие
—
вооб ­
ще
в
XVII веке.
Живу
в
г ороде,
к от орый
н азывают
«Золотым», в
гор од е,
где
е сть
г ора,
на
ней
—
Замок
и
Собор,
в низу
—
самое
древнее
в
Евр опе
сохранившееся
евр ейск ое
кладбище.
В
о бщем,
19Вотнаэто «ничто»
обрати
внимание:
ды рка
от
бр янс кого
бублика,
со­
пло
дримодельной
ракеты
Циолковского,
просто
Смер ть,
обряженная
в
шу­
товской
русс кий
каф т ан.
52

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУСС КО Й
ПОЭЗИИ
что
тв ой
Кейптаун:
русским
духом
здесь
и
не
па хне т,
несмотря
на
десятк и
тысяч
русскоговорящих
экс-патриатов
в
настоящем
и
по­
чте нн ые
традиции
эм играц ии
первой
в олны
в
прошлом.
На
О льш ан­
ск ом
кладбище,
почти
ср азу
после
православной
церкви,
налево
пойдешь
—
мог илу
матери
Набокова
найдешь,
нап ра во
—
юмори­
ста
Аверченко.
Идеальное
мес то
изгнания.
С оот ве тст венно
и
книжечек
русских
здесь
н ет.
Не
то
чт обы
совсе м
нет ,
но,
в
общем,
нет.
В
лучшем
случае,
мелькнет
что-то
из
продукции
одного
из
нес ко льки х
но во модн ых
издательств;
но
уж,
конечно,
то
будут
не
стихи.
Стихи
р усск ие,
Петя,
товар
н еконвер­
тируемый,
невывозной.
Есть,
ко неч но,
интернет,
где
выв еш ива ют­
ся
миллионы
поэтических
ст рок
на
кириллице,
да
в едь
они
теб е
так
же
доступны,
как
и
мне .
Сп равиш ьс я,
это
не
вин о
делать.
Зайди
на
www....... ,
в
общем,
сам
знаешь .
Тем
более
ты
давеча
написал
мне,
что
собираешься
на
полго­
да
на
Родину,
в
Москву
—
хочешь
залить
возлюб лен ное
Отечество
своим
«Совиньоном», «Шардоннэ»
и
«Рубиновым каберне» .
Привет­
ствую!
Здесь,
в
Праге,
я
довол ьно
б ыстро
привык
к
вольготному
алкоголическому
ре жим у;
капризничаю:
то
чилийские
цежу
из
про­
винции
Тарапака,
то
отменные
красные
твои х
к онк урен тов
из
Ка п­
ской
колонии,
то
мес тн ые
моравские,
среди
к оторых
и
крепенькие
попадаютс я
и
да ж е , in local terms конечно,
нежные.
Все
эт о,
как
ты
понимаешь,
не
по
миллион ерс к им
ценам.
Так
что
миссию
твою
в
Москву
я
благословляю
—
распр авь
ис со хши еся
во дочн ые
ру с­
ски е
ду ши
своим
нектаром,
подвигни
их
к
н ет оропливом у
пиянству,
смягчи
н равы
сре днего
класса,
подтян и
к
нему
нижний.
В
п ивной
стране,
где
я
сейчас
оби та ю,
как
ни
странно,
полно
винных
разли-
вух,
там
сид ят
и
ведут
бесконечные
бесе ды
мрач н ова тые
ш вейки,
тем
самым
надежно
и зол иро ванны е
от
города,
в
котором
обита­
ют.
Чужого
города.
П рага
бы ла
выстроена
немцами,
ев ре ями
и
со­
вс ем
друг ой
породой
аборигенов,
которая
повывелась
почти
четы­
ре
век а
назад;
т очн ее,
ее
повывели
в
Т ридц атилет ню ю
войну
Габсбурги
с
помощью
иезуитов.
Памятники
э той
ка тас тро фе
сто­
ят
здес ь
на
каждом
шагу
—
гиг а нтск ие
барочные
с обо ры,
своими
к рест ами
намертво
пришпилившие
католицизм
к
некогда
бунтар­
ской
ду ше
богемца.
Трудно
даже
представить,
ско ль ко
д енег
было
затрачено.
Воистину:
лучшие
ин вест иции
—
в
Гос пода.
А
г ород
остался
—
потрясающий
и
мерт вый ,
так
как
все,
кто
его
з адум ы вал,
ст рои л,
унич тожа л,
сн ова
строил,
все,
сов ерш енно
все
53

К.
КО БРИН
м ертвы .
И
де ла
их
мертвы
оказали сь.
Врем я,
история
ушли
из
этого
места,
ом ертвел
сам
состав
воз дух а;
ж ивут
в
Праге
бывшие
окре­
стные
крес т ьяне
и
и но странц ы.
Первые
не
понимают,
что
с
этой
каменной
могилой
со бст венно го
народа
делать,
другие
беззабот­
но
з анима ют ся
своим
бизнесом,
а
вечером
шатаются
по
сказочно
деш ев ым
кабакам.
Вот
и
я
из
их
числа.
Потому
л ингв истич еско е
одиночество
рус ск ого
литератора
пр я­
чется
здесь
еще
под
л аты
друг их
одиночеств
—
ис торич ес кого,
эк­
зистенциального,
географического.
Жить
иностранцу
в
Праге
—
все
равно
что
ок азат ься
в
полн ой
изоляции.
Несмотря
на
то,
что
мож­
но
сесть
на
поезд
и
через
три
часа
оказаться
в
Ве не
или
Дрез де­
не.
Но
над олг о
без
акваланга
не
заны рнеш ь.
Пот ому
особенно
ценным
здесь
н ачинает
казаться
о пыт
поэтов-
отщ еп енц ев,
обочинных,
подживающих
в
с воих
метаф изи че ски х
Александриях
или
Ха рб инах.
Говорят,
в
Москве
вышла
книга
«Рус ­
ские
по эты
Кит ая ».
Если
уви дишь
ее
—
купи,
пожалуйста,
и
в ыш­
ли
мн е.
В
самый
раз
будет.
В
минувшее
десятилетие
русской
поэз ии
некоторые
фигуры
так
и
остал ись
«русскими поэтами Китая»
—
с ами
по
себе,
в
эсте ти­
ческом
кар цере,
в
ватном
оде яле
непонимания,
да
и
соб ст вен но­
го
нежелания
из-под
нег о
вылезать.
Дейст вит ел ьно,
ра ди
чего?
Подыграть
на
же стяном
бара бан е
Тимуру
и
его
команде?
Прокри­
чать
бо лотной
вы пью
над
трясиной
последнего
Бол ьшог о
стиля?
В ос петь
детей
кап итала- гран т а?
Я
тебе,
кажется,
писал,
что
летом
случайно
оказался
в
Ро ттер ­
даме
на
очер едно м
фестивале
Poetry International.
З релище
по­
учительное.
Д е сятка
два-три
ст ихотв ор цев,
от об ранные
преиму­
щ еств енно
по
соображениям
политкорректности,
тем
не
менее
де йст вит ел ьно,
как
ка пля
Мирового
океана
в
пробирке
уч еног о
п о веств ует
о
всем
океане,
я вляли
хара кте рны е
че рты
Мирового
п оэти чес кого
племени.
Почти
все
—
чудаки,
чудачество
которых
практически
одинаково:
пос ле
сорока
лет
—
легкая
академическая
небрежность,
мятые
униве рси тет ск ие
п иджаки,
с игарет ы
vs труб ­
ки,
желтоватый
цв ет
ли ца
(вовремя усмиренный алкоголизм); до
сорока
—
короткие
стрижки,
общая
угр юм ост ь,
политический
па­
фос .
Прис у тс тв овали,
конечно,
и
исключения,
но
их
пс евдошт у ч-
ное
чуд ачест во
был о
производным
от
к онвейерног о
чудачества
ос­
тальных.
Зулус
(да- да ,
тв ой
зе мляк!) в бурнусе,
завернутый
в
54

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭЗИИ
покрывало
племенной
расцветки;
он
был
сопровождаем
письмом
от
вашего
пр ези дент а
Мбеки.
Пар ень
даже
не
п ел,
а
плясал;
по­
том
разда валис ь
его
кн иги
на
английском
—
там
(какивегона­
ря де,
плясках,
ужимках)
все
скучно
и
пр едск аз уемо :
эк с плу атация,
угне те ние ,
приб авочн ая
стоимость,
долой
буржуев
(читай
—
бе лых ).
Устроители
фестиваля
смогли
с обр ать
почти
полный
спектр
поэтов
из
актуальной,
с
то чки
зрения
жгучей
этн ос пр авед ливос ти,
бывшей
Югославии:
сер б,
словенец,
македонец,
албанец.
Т акое
впечатле­
ние ,
что
до
1989 года все они состояли в одном Союзе писателей,
а
по том
надо лго
потеряли
друг
друга:
кто-то
осе л
в
Германии,
к то-
то
—
во
Фра нци и,
кто -то
—
в
родн ой
де рев не.
И
вот,
волею
г ол­
ла ндск их
к уль т урт рег еров,
они
собрались
на
одной
сц ене:
много
че го
повидавшие,
много
чего
напи са вшие,
ухв атив ши е
именно
ту
интонацию
на цио наль ной
песни
и
пляск и ,
за
которую
ц ивил из ован­
ные
европейцы
даю т
д еньг и.
Да,
Петя,
м ного
кто
еще
был
та м,
в
Роттердаме.
Чело век
из
Свазиленда,
похож ий
на
свергнутого
дик­
татор а
из
романа
Роа
Бастоса
или
А лехо
Карпентера
(помнишь
та ки х?).
Он
—
пел,
но,
в
отличие
от
пр очи х,
дов оль но
уныло,
слов­
но
пушкинский
ямщик.
Два
ражих
моло дца ,
п алес тин ец
и
израиль­
тянин;
жд али
драку,
но
не
вышло:
лозунги,
к оторые
они
толкали
со
сцены,
м гнов енно
заб ывал ись
в
цивилизаторских
кулуарах,
где
всегда
б ыли
наготове
чай- ко фе-в ино- сэн дв ичи-св еж ие
газ еты .
Старик-серб
страшно
обрадовался,
увидев
на
столе
«Комсомоль ­
ск ую
правду»; «Комсомолка!
Комсомолка!»—
з апр ичит ал
он,
но
зн а комой
газеты,
в
конце
концо в ,
не
узнал:
ни
теб е
Политбюро,
ни
БАМа,
ни
архангельского
мужика
—
спло шной
«Санди Таймс» .
Так
во т,
та м,
в
Роттердаме,
я
встретил
поэта,
чьи
сти хи
я
до
сих
пор
зн аю
наизусть,
н есмо тря
на
то,
что
с
этим
дел ом,
как
ты
помнишь,
у
меня
слабовато.
«Воскликнул Ерзи- Мо рз и,
качая
голо­
во й». «Вы
когда-нибудь
ели
грюш и?
Не т,
не
груши,
а
именно
грю -
ши». «Друзья,
салату
оливье
нельз я
ли
подложить?» Эта книга
—
Сп айк
Миллиган
«Чашка по- англий ск и»
—
бы ла
одн а
из
пер вы х,
к оторые
мы
с
жен ой
читали
дочке
К ате
в
самом
начале
девя нос­
тых.
Оттого
и
помню,
что
провел
десятки,
если
не
сотни
часов
в
обществе
этог о
поэта,
не
Миллигана,
конечно,
а
т ого,
кто
сочинил
всю
эту
прелесть
п о-русск и.
Григория
Кружкова.
При мер но
в
то
же
время,
ког да
я
зубрил
наизусть
его
англосаксонскую
чепушатину,
когда
ты,
Петя ,
отв али л
в
свое
за экв ат орное
д алек о,
то
ест ь
пр и­
55

К.
КОБР ИН
м ерно
десять
лет
тому,
вышла
книга
стихов
Кружкова
под
несп еш­
ным
названием
«Черепаха».
Я
встречал
ее
несколько
раз
в
кн иж­
ных
магазинах,
но
то
денег
не
было,
то
душа
в
тот
момент
не
была
конгруэнтной
к
стихам,
то
опять
не
было
денег;
в
результате
«Че­
репаха»
доползла
ко
мне
декаду
спустя.
Прямо
в
ру ки
п риползла
в
Роттердаме.
Я
познакомился
с
Кружк овы м
на
Poetry International.
Через
не­
сколько
дней,
в
экспрессе
«Амстердам
—
П ар иж», голодный,
не
вы­
спавшийся
после
хальсовских
воз лиян ий
в
этом
самом
лу чшем
в
мире
городе
(ты- то
должен
знать,
ведь
т воя
К апск ая
колония,
т вой
Оранжевый
Тр ансв аа ль
основан
был
предк ами
тех
алкоголических
п олу богов ,
что
так
бла гор од но
об виса ют
у
стоек
амстердамских
баров:
од на
рук а
с валилас ь,
другая
упрямо
держит
на
ту с клом
исцарапанном
цинке
рю мку,
в
которую
разливальщица
авт ома ти­
чески
подливает
й ен евер), я познакомился с его стихами десяти ­
летней
выдержки.
Они
оказались
благородными;
не
уд ивля йся ,
это
к ачест во
старых
друзей,
хороших
вин
и
недоступной
бывшему
со­
ветскому
школьнику
осанки
вполне
ра спр ост раня етс я
и
на
стихи.
Более
то го,
его
катастрофически
не
хватало
ру сской
поэзии
(и
жизни)
минувшего
дес ятилет ия .
Тонкость,
выдержанность,
благо­
ро дст во
—
все
это
надо
с кар млива ть
современному
русскому
по­
эту
как
витамины
анемичному
пермскому
ребен ку :
методи ч но
и
последовательно.
«Черепаху»
я
бы
сейчас
переиздал
бол ьш им
ти­
раж ом
и
бесплатно
раздал
каж дому
нынешнему
стихотворцу.
Кружков
—
по эт
неож и дан ный
именно
своей
вменяемостью,
не-
экстремальностью,
точностью,
негромкой
интонацией,
мастерским
владением
размерами
(впрочем,
для
настоящего
переводчика
ст и­
хов
с
иностранного
это
вполне
ест ест вен н о).
Неудивительно,
что
его
почти
не
упоминали
в
пр ика зах
по
литарм ии,
он
не
фигуриро­
вал
в
коротких
и
длинных
списках
на
получение
ч его
уг одно;
б уд­
то
здес ь
прожил
эти
десять
ле т,
в
Праге,
под
многослойным
пок ро­
вом
одиночества.
Это
—
несм отр я
на
выход
еще
од ной
поэтической
кн иги
«Бумеранг», на многочисленные переводы...
Впрочем,
не
б уду
сетовать.
Собственно,
о
таких,
говоря
по -р оз ано вск и , «литератур ­
ных
изгнанниках»
я
тебе,
Петя,
и
писал
в
своих
электронных
посла­
ни ях.
«Писал». . .
Проше дшее
вр емя
несовершенного
вид а ...
Как
усп о к оите льно
звучит,
буд то
впереди
целая
вечность,
будто
заст­
рял
где-то
в
с орок овых
девя тн адцатог о
век а
и
у ютно
п ер еписы ва­
56

ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭЗИИ
еш ься
с
Жуковским,
Плетневым,
Тютчевым,
а
ад рес аты
гус ько м
медленно
растворяются
в
исторической
ретроспективе,
пока
не
ос тавят
те бя
одного
—
желчного,
хандрящего
старикашку
в
за ля­
панном
чернилами
халате.
Или
будто
веч ерами,
свободными
от
приступов
б езумия ,
сидишь
в
дер евя нном
сво ем
царскосельском
дом е
и
бесе дуе шь
о
покойном
Анненском
с
бывшими
его
гимна­
зистами,
а
потом
умрешь,
прочитав
в
газете
о
начале
войны,
и
ничего
не
ув идишь ,
совсем
нич ег о.
Разве
что
на
том
свете
ес ть
св оя
лента
новос тей,
ка кой -н ибудь
«Парадайз Пресс».
У
Кружкова
в
«Бумеранге»
ест ь
превосходное
стихотворение
как
раз
об
исто риче ск их
персп ект ивах
и
ретроспективах.
Г умил ев
с
Мандельштамом,
как
лев
с
а нтил оп ой,
прог уливаю тся
по
Летнему
саду,
по
Серебряному
веку.
На
скамь е
Труффальдино
шушукается
с
Пенелопой,
и з-за
З имней
канавки
доно сит ся
кукареку.
Скоро,
ско ро,
видат ь,
розо во пер ста я
жахнет,
скоро
Святой
Гавриил
с
патрулем
нагрянет.
С кром ная
тучка
на
горизонте
темнеет,
и
пахнет
жар еным,
х оть
по ка
в
ней
огн я
н ет.
Г умил ев,
с няв
фу ра жку,
крестится
на
к олоколь ню ,
голова
его
похожа
на
сжатую
нив у.
Мандельштама
одолевает
какой-то
хронический
доль ни к,
он
мычит,
гл ядя
в
сужающуюся
пер сп ект иву
аллеи
—
где,
вдали
алея,
вид итс я
что-то,
еще
видимое
в
радужном
свете,
что-то
та кое
невинное,
чего
и
Блейк
не
наблеял...
Но
уже
П етр
обернулся,
и
вск рик нул
петел.
Как
хороши
эти
«Гумилев с Мандельштамом,
как
лев
с
ант ило ­
по й »! «Святой Гавриил с патрулем»
вме сто
блоковского
Хри ста
с
дв енадц ать ю!
Г умил евск ая
бритая
г ол ова,
пох ожая
на
«сжатую
нив у» (или на сжатую « Ниву»?)! Ну и,
ко неч но , «хронический доль­
н ик», одолевший Мандельштама,
от чего
испуганные
ант ило пьи
глаза
его
опу щены
до лу:
он
зна ет,
что-то
страшное
там,
вдали.
Увы,
те перь
мы
находимся
уже
по
ту
сторону
линии,
разделя­
ющей
эпо хи
перспективных
и
ретроспективных
утопий.
Теперь
поэт,
как
и
положено
Орфею,
обречен
обо рач иват ься
назад.
Ра нь ше,
57

К.
КОБРИН
складывая
с вои
п есни,
на игрыва я
на
лире,
он
пытал с я
воплотить
ар хети п
прекрасного,
неземную
к расоту,
чей
см утный,
неверный
образ
иногда
мелькал
в
его
созн ан ии 20.
В
силу
своей
см утно сти
образ
Прекрасного,
Идеального
Произведения
Искусства
ник ог да
и
не
мог
бы ть
воплощ ен :
не
проверишь,
не
сра внишь .
Тепе рь ,
Петя,
он
нам
дан
во
всей
своей
нагля дности.
11 сентября миллиарды людей увидели идеальное произведе­
ние
искусст ва.
Ярким
солнечным
днем,
на
ф оне
н естер пимо
голу­
б ого
неб а,
авиала йн ер
медленно,
будто
во
сне ,
пропарывает
на­
скво зь
башню
Всемирного
Торгового
Це нт ра.
Жирная
огненная
вспышка.
Толпа
внизу,
как-то
мгно вен но
обмяк ну вш ая
и
др огну в­
шая.
Феерический
обвал
небоскреба.
Перекошенные
ужасом
ли ца
зевак.
Серо-коричневая
взвесь,
настигающая
бегущих.
Все.
За на­
вес.
Никогда
еще
людям
не
демонстрировали
с
та кой
нагляднос­
тью
—
Красота
находится
по
ту
с тор ону
страданий,
жизни
и
с мер­
ти.
Эстетическое
вовсе
не
противостоит
этическому;
оно
к
не му
безразлично.
Потому
идеальное
произведение
искусства
имеет
отношение
только
к
смерти.
Потому
и
соз дать
его
смогли
лишь
зомби,
с т авшие
ору дием
в
руках
ге ниал ьно го
сумас ше дше го.
Пи­
сать
стихи
пос ле
11 сентября,
н ет,
не
невозм ожн о,
но
очен ь
труд­
но:
каждый
честный
поэт
теперь
знае т
о
тщете
своих
п опыт ок.
Теперь
он
знает
ист инную
це ну
Совершенству.
Это,
П етя,
совсем
другая
эпоха.
Сидя
в
ней,
я
дописываю
тебе
последнее
письмо
о
русской
поэзии
предыду щей.
Я
ставлю
то ч­
ку
—
к
ней
сходится
сужающаяся
ре тр оспек т ива.
Уда чи
в
М оск ве!
Звони,
пиш и
и
приезжай
в
гости.
По п ро буешь
моравс ког о,
с хо­
дим
на
могилу
Кафки.
Тв ой
Ки рилл.
20 У каждого,
естественно,
свой:
у
одного
—
арк адс кие
идиллии,
у
друго­
го
—
полудремотное
интеллигентское
счастье
в
подсолнечном
свете
настоль­
ной
лампы,
у
третьего
—
садическая
преисподняя
или
трансбейнальные
кис­
лотные
экспрессы,
у
чет ве рто го
—
нечт о
живописно-экзотическое,
в
духе
«Нэйшнл Джеогрэфик».

Часть
2
ПУШКИН
И
ДРУГИЕ

ПОЛТАВА.
КЛАД.
СОН
А
в
д ал ьнем
уг лу
тускло
си яла
груда
з оло тых
монет
и
шт аб еля
сл итков .
Это
был и
сокровища
Флинта...
Р.Л.
Стивенсон
«Островсокровищ»
Родина
чудесных сказок
сон .
А.
Ремизов
«Огонь вещей»
I
В
«Полтаве», этом неровном творении Пушкина,
об ря жен ном
то
в
шитую
к осоворотк у,
то
в
зеленый
мундир
с
аксельбантами,
есть
одна
странная
(и страшная)
сцена.
В
ноч ь
накануне
к азни
к
изму­
ченному
пыткой
Кочубею
внезапно
врывается
мазеп ов
подручный
Орлик
со
словами:
Мы
знаем,
Что
ты
несчетно
был
б огат;
Мы
з наем:
не
единый
клад
Тобой
в
Диканьке
укрываем.
Свершить с я
казнь
тв оя
должна;
Т вое
имение
сполна
В
ка зну
поступит
войсковую
—
Таков
закон.
Я
указую
Те бе
последний
долг:
отк рой ,
Где
клады,
скрытые
тоб ой?
Кочубей
отвечает,
что
у
него
бы ло
три
клад а:
пе рвый
—
его
честь
(«клад этот пытка отняла»), второй
—
честь
до чери
(«Мазе­
61

К.
КОБРИН
па
эт от
кл ад
ук р ал»), третий
—
ме сть
(«ее готовлюсь Богу несть»),
Орлик
н аст аивает
на
с воем
и
у г рожает:
Ну,
в
пытку.
Ге й,
палач!
В
примеч ания х
к
«Полтаве»
сам
автор
меланхолично
отмечает:
«Уже осужденный на смерть,
Кочу бе й
был
пытан
в
войске
гетма­
на.
По
ответам
несчастного
видн о,
что
его
допрашивали
о
сок ро­
вищах,
им
ута енных».
Эт от
кладоискательский
м акабр
представляется
мне
стра нным.
Прежде
всего
место,
где
яко бы
зарыли
клад.
Диканька.
Ша ров ар­
ный
рай
на
фро нтир е
русской
словесности.
«Про Диканьку же,
дум аю,
вы
наслышались
вдоволь».
Со вершен н о
верно.
«И то ска­
зать,
что
там
дом
почище
какого-нибудь
пасичникова
к уреня .
А
про
сад
и
говорить
неч его:
в
Петербурге
вашем,
верно,
не
сыщете
такого».
Не
сы щем.
Подробн ое
описание
Диканьки
можн о
встре­
тить
в
знам енит ых
«Вечерах», изданных в 1831 году в Петербурге
пасичником
Рудым
Паньком.
Пушкин
за
три
го да
до
напечатания
«Вечеров»
обмолвился
об
это м
месте
сухо
и
лаконично: «Деревня
Кочубея».
Однако
даж е
не
он
ввел
малороссийское
пос еление
в
литературный
оборот.
В
повести
Егора
Вас иль евич а
Аладьина
«Ко­
ч убей », напечатанной в «Н евс к ом
альманахе
на
1828 год», читаем:
«...
с ветло
б ыло
на
голубом
небе,
ти хо
в
чистом
душистом
возд у­
хе;
пол я,
одетые
созревающим
хлебом,
златис тыми
коврами
р ас­
стилались
перед
ними;
та м,
черною
п олос ою,
тянулась
большая
Ба ту ринск ая
дорога,
в
разн ых
местах
пе ресек ае мая
узкими
про­
селками...»
Где
же
распо лага лось
это
чудо
второсортной
пейза-
ж ист и ки ? «В селе Диканьке угощал гостеприимный Василий Леон­
ть евич
друга
и
свата
с во его. ..»
Сюжетные
пу ти
т рех
соч инений
со шл ись
в
Диканьку
—
туда,
где
зарыт
таинственный
клад.
Впрочем,
содержание
кочубеева
клада
вовс е
не
б ыло
таи н­
ственным
для
Аладьина.
Д овол ьно
п лос кое
во об раж ение
издате­
ля
«Невского альманаха»
ост анов илось
на
пр едмете
вполне
про­
з а иче с ком : «В сей раз Кочубей под ударами палача объявил,
что
в
селе
Диканьке
зарыты
в
з емлю
четыре
тыс ячи
червонных
и
две
тысячи
талеров
—
плод
долголетн его
тр уда
и
бережливости
—
ка­
кая
находка
для
корыстолюбивого
Мазепы!» Но каков и Пушкин!
62

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
Автора
«Полтавы»
в оображ аемы е
деньги
Кочубея
не
заинтересо­
вали.
Он
вырыл
эти
четыре
тыс ячи
ч ервонны х
и
две
тысячи
та ле­
ров
и,
не
считая,
пом ес тил
в
дальний
закуток
своих
примечаний
к
поэм е.
Зато
за коп ал
не что
другое.
Что
же?
Украинцы
вос емн адцатог о
в ека
бы ли
для
Пушкина
к ем-то
вро­
де
индейцев
для
американских
романтиков
от
Ф рено
до
Куп ера.
В
э том
смысле
ист ория
Ма зе пы,
переметнувшегося
от
русских
к
шведам ,
ма ло
отлич алась
от
истории
какого-нибудь
вождя
г урон ов
или
ирокезов,
в
ходе
Семилетней
войны
перешедшего
от
англи­
чан
к
французам.
«Кавказский пленник», «Цыгане», «Бахчисарайс ­
кий
ф он та н », «Полтава»
—
«колониальные поэмы»; «колониальные»
в
той
же
степени,
что
и
п розаич еск ое
«Путешествие в Арзрум» .
Во
вс ех
них
Пушкин
предстает,
так
с казат ь,
в
пробковом
шлеме
и
со
стеком,
на
холме,
в
окр ужении
тузе мны х
вестовых,
сип ае в,
в сад­
ников
сп аги
и
вспомогательных
зулусских
отрядов:
И
п еред
ним
уже
в
ту ман ах
Сверкали
ру сские
штыки
И
ок лик алис ь
на
к ург анах
Сторожевые
к азак и.
Про го вор ился
же
Пушкин
только
один
раз,
и
не
где-нибудь,
а
в
рец ензии
на
«Вечера на хуторе близ Диканьки», назвав украин ­
цев
«племенем поющим и пляшущим», словно речь шла о негри­
тя нск ом
уличном
оркестре
из
Нового
Орлеан а.
Есл и
верить
Вольтеру,
польский
шл яхт ич
Мазепа
прис ка кал
на
Украину
привязан н ым
неким
ревнивым
пан ом
к
сп ине
д икой
ук ра­
инской
лошади.
В
русскую
ли тер атур у
Мазепа
доковылял
п римерно
через
сто
шестьдесят
лет
в
обозе
вольтеровой
«Истории Карла XII»
и
знаменитой
поэмы
Байрона,
названной
его
именем.
Задумчивый
Рылеев
деконструировал
французского
и
анг лийс ког о
Мазепу
в
пламенного
борца
за
м алороссийскую
н езав исимос ть ,
но
превра­
тил
его
и
его
семейство
(точнее,
не
сам
Рылеев,
а
Александр
Бе­
стужев
в
предисловии
к
«Войнаровскому»
Ры лее ва)
в
«любезных
дикарей».
Впрочем,
и
в
«Войнаровском», и в едва начатом «М азе ­
пе»
местный
колорит
вполне
условен;
будто
что-то
смутно
пред­
видя
для
с воих
товарищей
по
т айном у
об щест ву,
Рылеев
перво­
63

К.
КОБРИН
классно
описал
сибирские
моро зы,
а
его
У краин а
так
и
осталась
пустым
литературным
пространством.
Об
аладьиновской
Малорос­
сии
и
говорить
нече г о,
казаки
из
его
«Кочубея»
неотличимы
от
к рас нокож их
из
шатобриановского
«Атала»21.
Первым,
кто
на чал
раскрашивать
черно-белую
картинку
под
наз ван ием
«Украина», был
Пушкин.
Но
он
понимал,
что
в
романтической
п оэме
«с экзотикой»
вс е-т аки
нет
места
оп исат ельно му
каталогу
слов
и
вещей
в
духе
аб бата
Д елил я.
И
он
решил
спрятать
про
запас ,
заховать,
зарыть
в
землю
на
хуто ре
б лиз
Диканьки
бандуры
и
кобзы,
кунтуши
и
смушки,
чу бы
и
шаровары,
ведьм,
утопленниц,
з апорож цев,
живо­
писн ос ти
Днепра
при
отсутствии
вет ра,
Галю!
Галю!
ты
спишь
или
не
хочешь
ко
мне
выйти...
Зар ыл
в
надежде,
что
найдется,
не т,
не
поэт,
прозаик,
ко тор ый
вытряхнет
все
это
добро
из
сундука,
по­
любуется,
п ере бере т,
а
потом
воз ь мет
да
и
вышьет
н айден ны ми
сокровищами
сюжетную
канву
как ой-ниб удь
повести,
а
то
и
ро ма­
на.
В
пушки нс ком
сун д уке
заховалась
вся
Ук ра йн а, «малороссий-
скос ть », хищный глаз и толстые губы простодушного дикаря,
ко­
торый
(как и полагается дикарю)
ст ал
Другим.
«Другим»
ру сск ой
куль тур ы.
Правда ,
ненадолго.
Уже
через
несколько
лет,
после
то го
как
диканьковский
сундук
был
найд ен
и
вы рыт
Го голем22, «Другим»
русской
культуры
вместо
украинского
хлопца
с
осел едц ем
стал
простой
р усс кий
мужик.
И
пос ледн ее.
Отчего
же
пушкинский
Мазепа
стр еми лся
выпы­
та ть
местонахождение
клада?
Отве т
прост.
Оттого
что
сам
он
был
сказитель,
сочинитель;
оттого
что
Мария
21 Любопытно,
что
структура
«Мазепы»
Байрона
весьма
похожа
на
струк­
туру
«Атала»
Шатобриана.
Во
французской
повести
«дикарь», индеец Шактас
п овествует
некую
ис торию
«белому», французу Рене;
в
ан гл ийс кой
п оэме
(на­
п исанной
одиннадцать
лет
спуст я) «дикарь»
Мазепа
расск азывает
свою
ис­
торию
«белому», шведу Карлу XII.
В
эт ом
контексте
«Войнаровский» (написан­
ный
еще
через
пять
лет)
и
вовсе
уморителен:
с сы льный
племянник
Мазепы
Андрей
Войнаровский
под
треск
с иб ирс кого
мороза
излагает
малороссийские
события
1706—1709 годов невесть как забредшему за Урал немцу Гергарду-
Фридриху
М илле ру.
22 Кажется ,
на
местонахождение
клада
Гоголю
указал
его
земл як
Орест
С омов.
В
статье
«О романтической поэзии»
он
пис ал: «Но сколько мест и
п ред метов,
рассеянных
по
ли цу
земли
русской,
остается
еще
для
современ­
ных
певцов
и
буд ущих
поколений!
Цветущие
сады
пл одо нос ной
Ук раин ы,
живописные
берега
Днеп ра ,
П ела
и
друг их
рек
М ал оросси и
...
ждут
своих
поэтов
и
требую т
дани
от
талантов
оте че ств енных» .
Дождались.
64

ПУШКИН
И
ДРУГ ИЕ
...
всегда
певала
Те
песни,
кои
он
слагал.
В
пушки нских
пр имеч ания х
к
эти м
строкам
ч ита е м : «Предание
приписывает
Мазепе
несколько
песен,
до ныне
сохранившихся
в
памяти
народной».
П ример но
так
же
с лаг али
п есни
туземцы
Фе-
нимора
Купера;
только
в
отличие
от
ирокеза
малоросс
стал-таки
профессиональным
лит ерат ором.
М азепа
инк арн иров ал
в
Гоголя.
II
В
классическом
(слишком классическом!) эссе Борхеса «С он
Колриджа»
опи сыв ае тся
сл еду ющий
известный
случай: «Лириче­
ск ий
фраг мент
“Кубла Хан” (пятьдесят с чем -т о
р иф мованных
не­
равносложных
ст рок
восхитительного
звучания)
приснился
англий­
скому
поэту
Сэмюэлу
Тейлору
Кол ридж у
в
оди н
из
ле тних
дн ей
1797 года .
Ко лрид ж
пишет,
что
он
тогда
жил
уединенно
в
сельс­
ком
до ме
в
окрестностях
Эксм ура;
по
п ричин е
незд оро вья
ему
пришлось
п ринять
наркотическое
средство;
через
несколько
минут
сон
од олел
его
во
время
чтения
то го
м еста
из
Пэр чес а,
где
речь
ид ет
о
сооружении
дворца
Кубла
Хана,
императора,
сл аву
которого
на
Западе
создал
Марк о
Поло.
Во
сне
К олриджа
случайно
прочи­
танный
текст
ст ал
раз раст ать ся
и
умножаться:
спящему
человеку
г резилис ь
вереницы
зрительных
образов
и
даже
попросту
слов,
их
описывающих;
через
несколько
часов
он
проснулся
с
у беж дением,
что
сочинил
—
или
вос прин ял
—
поэму
примерно
в
триста
строк.
Он
помнил
их
с
п ора зит ель ной
четкостью
и
сумел
записать
этот
фрагмент,
ко торый
остался
в
его
сочинениях.
Неж данн ый
визит
прервал
работу,
а
потом
он
уже
не
мог
припомнить
остальное».
П очти
столь
же
за гадо чна я
история
произошла
и
с
р усским
по это м.
М.
Юзефович,
знакомец
Пушкина,
свидетел ьств ует: «Это было в
Петербурге.
Погода
ст ояла
отвр ат ител ьна я.
Он
уселся
дома,
писал
ц елый
де нь.
Стихи
ему
грезились
даже
во
сне,
так
что
он
ночью
вскакивал
с
постели
и
записывал
их
вп оть мах» .
Сам
п оэт
п ризн а­
в а л ся: «“По лтаву”
напи сал
я
в
несколько
дней,
долее
не
мог
бы
ею
заниматься
и
бросил
бы
в се».
Лиш ь
об
одном
дружно
умолчали
и
мему ари ст,
и
автор:
кто
был
тем
«Пэрчесом»? чья книга навеяла
65

К.
КО БРИН
на
П ушк ина
волнующ ее
сновидение
под
назв анием
«Полтава»?
Вольтер
с
его
рельефным
описанием
бегства
Карл а
XII с поля Пол­
та вск ой
битвы?
Бай рон?
Ры ле ев,
заикнувшийся
было
в
«Войнаров -
ск ом»
о
преступной
любви
крестного
и
крестницы?
Или,
быть
мо­
жет,
Ал ад ьин?
Разв е
не
отозвался
зачин
его
«Кочубея»
—
«Шумно
пировали
зн амен итые
г ости
за
рос кош ным
столом
Василия
Леон­
тьевича
Кочуб е я»
—
в
золотой
первой
фразе
«Полтавы»: «Богат и
славен
Кочубей»?
Поэтому,
когда
я
натыкаюсь
на
вос торг и
по
поводу
сновидчес-
ко го
Китая
Колриджа:
Среди
с адов
ручьи
плели
узор,
Бла гоу ха ли
пряные
цветы,
И
окаймлял
холмов
ровесник,
б ор,
Луга,
что
ярким
солнцем
залиты,
—
(Пер.
В.
Рогова)
я
вспоминаю
не
менее
волшебную
сновидческую
Ма лорос с ию
его
младш ег о
русского
сов ременник а:
Тих а
ук раинск ая
ночь.
Проз рачн о
неб о.
Звезды
блещ ут.
Своей
дремоты
превозмочь
Не
хочет
воздух...
Вы
слышите
э тот
тяже л ый
вы дох
сп ящ его
человека: «Не хочет
во зд ух ...»?

ВОЛОКИТА
И
ЗА ВИС ТНИК
Приезжай,
мой
милый,
да
влю бись
в
мою
жену,
а
мы
поговорим
о
газе те
иль
альман ахе.
No
пись ма
П ушкина
Вяземскому
от
2 мая 1830
г ода
Е сли
нам
бросят
уп рек
в
гег ель ян ств е,
мы
охот но
примем
его.
ИгорьП.
С ми рнов
«Психод иахронологика»
Сейчас
узнаю,
что
я
пожалован
кавалером
ордена
Св.
Ста нис лав а
i-й
степени.
Запись
В язем с кого
от3
декабря
1848 года
Осенью
1851 года Петр Иванович Бартенев,
б иб лиограф,
б уду­
щий
издатель
«Русского архива», познакомился с ближайшим мос ­
к овск им
другом
Пушкина
—
Нащокиным.
Около
двух
лет
Бартенев
запис ывал
расск а зы
своего
нов ого
знакомого
о
покойном
п оэте;
записи
эти
были
впервые
опубликованы
в
1925 году .
Ни
сам
по­
чтенный
Пет р
Иванович,
ни
пу шкин ист
Цявловский
—
редактор
издания
«Рассказов о Пушкине», ни многочисленные читатели этой
книги
не
обратили
осо б ого
внимания
на
одно
о чень
странное
выс­
казывание
Павла
Войн ович а
Нащокина.
Вот
оно : «Пушкин не лю ­
бил
В яз емс кого,
хо тя
не
вы ражал
то го
я вно;
он
виде л
в
нем
чело­
века
безнравственного,
ему
досадно
было,
что
тот
волоч ился
за
его
женою...»
П ерв ое,
что
бросается
в
этой
фразе
—
тяжелый
галлицизм
«че­
ловека
безнравственного».
П еред
нами
классический
ложный
след.
Если
мы
последуем
за
ним ,
то
ничего,
кроме
нескольких
баналь­
носте й,
не
об нар ужим:
пару
п оли це йских
донесений
о
подозритель ­
ной
холо стя ц кой
пируш к е,
уст роенн ой
Вяземским,
Пушкиным
и
Жуковским
у
н еко его
Филимонова
в
Москве
(посчитали,
что
дом
его
был
«с девками»; кто знает,
может
быть,
не
без
того.
Только
«нравственность»
и
«девки»
—
ве щи
вполне
совмест ны е,
по
кр ай­
67

К.
КОБР ИН
ней
мере,
для
тех
сч астливы х
времен ), да фразу- д ру гую
в
зап ис­
ных
книжках
того
же
Вяземского
за
1828 год: «Мне известно,
что
до
п рав ител ь ства
б ыло
до ве дено
в
п осл едний
мой
приезд
в
Пе­
тербу рг
слово,
будто
сказанное
Алек с андром
Пушкиным
обо
мне:
вот
приехал
мой
Д емон!» Жаргон эпохи романтизма,
не
больше
того.
Трудно
п редс тавит ь
себе
такой
запретный
плод,
к оим
курно­
сый
князь
впе р вые
попотчевал
бы
мо лод ого
к уч еряв ого
друга.
Загадочно
в
нащокинском
с видет ельс тв е
другое
—
утвержде­
ние,
что
Пушкин
не
любил
Вяземского,
так
как
Пет р
Ан дреевич - де
волочился
за
Наталь ей
Николаевной.
Пу шкин
был
не
пр очь
приво­
лок нуть ся
за
к няг иней
Верой
Федоровной
—
вполне
возможн о,
но
ч тобы
сам
князь...
Можно,
к онеч но,
вслед
за
Бе нкенд орфо м
(и
Нащокиным)
посчитать
Вя земск ог о
«безнравственным», только вот
«порядочность»
была
присуща
Петру
Андреевичу,
так
ск азать ,
на
молекулярном
уровне;
да
и
эпоха
символистских
менаж-а-труа
наступит
еще
лет
через
семь деся т.
Полноте,
но
можн о
ли
дове рять
с видетель с тву
Нащокина?
Кто
таков
сей
Пав ел
Воинович?
Пу шкин
(особенно с 1826 года)
не
лю­
бил
общества
литераторов,
особенно
первого
ряда.
Хорош о,
конеч­
но,
выпить
с
Языковым
или
потолковать
с
Одоевским,
но,
кажется,
д олгих
литературных
разговоров
(особенно с философической под ­
кладкой)
не
жаловал;
в
б ес едах
его
занимали
скорее
сп летн и,
поли­
тик а,
ист ор ическ ие
ане кдот ы.
П оэт
п редп очи тал
«добрых малых»
—
неистового
гуляку
и
ст ранн ого
шутника
Соболевского,
картежника
и
любителя
ц ыг анок
Нащокина.
Эти
жить
его
не
учили,
Шлегеля
не
цитировали,
собственными
сочинениями
не
досаждали.
Такого
рода
«стареющие юноши»
появятся
в
ис тории
русской
литературы
еще
о дин
раз
—
в
св ите
Блока:
бедный
Ж еня
Ив анов ,
п ол усума с­
шедший
Пяс т,
загадочный
Зоргенфрей;
именно
в
их
обществе
Блок
п редпо чит ал
пи ть
портер;
великом у дрых
же
Вячеслава
Иванова
с
Зиновьевой-Аннибал
(вариант Мережковского с Гиппиус)
об ъез жал
на
ваньке
за
десять
верст.
«И меж детей ничтожных мира,/ Быть
может,
всех
нич тожн ей
он»
—
формулу
эту
Пушкин
вывел
и
начал
реализовывать;
Бло к
довел
ее
до
логического
конца.
Чтобы
Ап ол­
лон
не
требовал
б олее
поэта
к
священной
же ртве ,
он
рас колошм а­
тил
его
статую
кочергой.
«Я просто хотел посмотреть,
на
сколько
кусков
разобьется
эта
гн усная
рожа!» —
объяснил
Александр
Алек­
с ан дрович
перепуганной
Любови
Д ми триевне.
68

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
Но
вернемся
к
«стареющим юношам».
Последний
раз
эт от
пс и­
хологический
тип
р езко
проя вил ся
лет
десять-пятнадцать
наз ад.
Хо­
рошие
пар ни
с
интелл иг ентск ими
с ловеч ками
наг ото ве
соста ви ли
среднее
звено
сове тск ой
рок-революции;
они
м ало
что
по нимал и
в
музыке,
не
отличали
«Секс Пистолз»
от
«Дэд Кеннедиз», но с
удовольствием
тусовались,
пил и
портвейн
и
произносили
вкусные
ре чи
о
рок-н-ролле
как
в оплощен ии
бахтинского
карнавала.
Пр и­
пом ина ю
одн ого
кандидата
философских
наук,
служившего
н ачаль­
ником
кочегарки,
где
брос али
у голь
в
коммунальные
топ ки
по-
луподпольные
рок-звезды.
Н ащок ин
и
был
таким
начальником
кочегарки.
Основным
достоинством
этих
людей
стала
хо ро шая
память,
фат альным
не достат ком
—
фанта стич еск ое
непонимание
смысла
за поминаемых
ими
событий.
Как
изв естно,
Пушкин
у гова­
рив ал
Нащок ин а
писать
«мемории»; более того,
тет рад ь
с
нащ о-
кинскими
заметками
бы ла
найдена
в
б у магах
по эта.
П авел
Воинович
точно
запомнил,
что
Вя земск ий
за
чем-то
п уш­
кинским
волочился,
но,
точно
зная,
что
в олоч ились
все
только
за
Натальей
Николаевной,
решил
—
за
н ей.
Вяземский
действитель­
но
волочился,
но
за
кем ?
за
ч ем?
У
Петра
Андреевича
Вяземского,
этого
жанрового
Колумба
ру с­
ск ой
литерату ры,
одним
из
самых
п лодотв орных
открытий
стал
жанр
«приписки» .
Вот
его
рецепт.
Б еретс я
собственный
ста рый
текст,
давны м -давн о
опубликованный,
н ап ример
рецензия,
и
к
ней
(спустя лет 20—50) «приписывается»
комментарий;
художествен­
ный
эффект
достигается
тем ,
что
автор
(умудренный)
комменти­
ру ет
сам
с ебя
(молодого) .
Буд у щее
первого
текста
становится
прошлым
второго.
К
этому
добавляется
и
стилистическая
ра зни­
ца:
комментируемый
т екст
(написанный для печати)
застегнут
на
все
(или почти все)
пуговицы,
к омм ентиру ющи й
(сочиненный яко­
бы
«для себя») —
является
чита т елю
в
знаменитом
вяземском
ха­
л ате,
облитом
чернилами
и
по сып анном
сигарным
п епл ом.
От
этого
жанра
исходит
особый
аром ат
правды:
на
наших
глазах
«биогра­
фия», «жизнь»
преодолевает
«литературу» .
И
вот
в
одн ом
из
лучш их
своих
сочинений
такого
рода
—
в
ре­
цензии
на
пу шкин с ких
«Цыган»
с
поз д нейш ей
«Припиской»
—
Вя­
земский
рассказывает
о
своей
почти
ссоре
с
поэт ом.
Как
явст в у­
ет
из
приписки,
разбор
поэ мы
вызвал
в
Пушкине
столь
сильное
69

К.
КОБРИН
раздражение,
что
позже
оно
оттиснулось
в
эпиграмму
на
кн язя23.
Впрочем,
от меча ет
Пет р
Ан дреевич ,
у
Пушкина
не
хватило
духу
сказать
ему
в
лиц о,
кому
посвящены
эти
стихи:
О
чем,
прозаик,
ты
хлопочешь?
Давай
мне
мысль
какую
х очеш ь:
Ее
с
конца
я
завострю,
Летучей
мыслью
оперю,
Взложу
на
тетиву
тугую,
Послушный
лук
согну
в
дугу,
А
там
пошлю
н ауда лую,
И
го ре
нашему
врагу!
Стихи,
кон еч но,
превосходные;
чего
стоит
одно
лишь
г у дение
тетивы
и
ж ужжа ние
эпиграммической
стрелы
—
«у-у -у »
—
в
строч­
ках
«Взложу на тетиву тугую, / Послушный лук согну в дугу, / А там
по шлю
н ау да лу ю, / И горе нашему врагу!».
В
это м
ал литерац ион ­
ном
гу ле
чувствуется
даже
нек ая
ф орм ал ьная
чрезмерность,
нар о­
ч итос ть;
автор
явно
вы хваля ет ся
сво ими
фонет ич ес к ими
трюками
пе ред
человеком ,
написавшим:
Хо чу
ль
ск азать ,
к
кому
был
Феб
из
русских
лас ков ?
Де ржав ин
рвется
в
стих,
а
втащится
Херасков.
В
дневниковой
заметке
Пушкина
на
1821 год читаем: «Сме­
лость,
сила,
ум
и
резкость:
но
что
за
зв уки!
...
Неожиданная
риф ­
ма
“Х ерас к ов”
не
примиряет
м еня
с
такой
какофонией».
Так
что
б удь
Вяземский
повнимательнее,
сра зу
понял
бы,
на
к ого
со чин е­
на
эта
эпиг ра мма
с
саун дтр ек ом.
Так
на
что
же
р ассер дил ся
Пушкин?
Вяземская
статья
о
«Цы ­
ганах»
ни чем
осо бен но
не
примечательна:
литературный
контекст,
разбор
характеров,
мелкие
погрешности
против
стиля.
Именно
п ос ледн ее,
по
мнению
князя,
обидело
автора.
В
тексте
ре це нзии
ч ита е м : «Еще не хотелось бы видеть в поэме один вялый стих,
к оторый
Бог
знает
как
в
нее
вошел.
П осле
погребения
двух
несча­
стных
ж ертв
Алеко
23 Пушкинисты с фактами в руках обвиняют Вяземского в забывчивости .
Князь
якобы
перепутал
хронологию.
Быть
может.
Пушкинисты
всегда
правы .
70

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
...
медленно
склонился
И
с
камня
на
траву
свалился».
В
«Приписке»
Вяземский
зам еча ет: «Признаюсь,
и
ныне
не
люб­
лю
и
“тра вы ”
и
“свалился ”».
Пушк ин,
н ес мотря
на
ни чт ожно сть
за­
мечания,
рассерчал.
П оче му?
Разве
тот
же
Александр
Сергеевич
не
баловался
разного
р ода
лексической
к азуистик ой
по
отношению
к
стихам
и
Батюшкова,
и
того
же
Вяземского?
Разве
не
был о
это
занятие
естественным
для
молодой
русской
словесности,
тщатель­
но
о тби рающе й,
оценивающей,
взвешивающей
слова-кирпичики
для
возведения
сте н
будущего
своег о
великолепного
д ома?
Пр о­
блема
здесь
скорее
в
духе
р омантич еско й
психологии.
В
«Уединенном домике на Васильевском», «жуткой истории»,
рассказанной
Пу шки ным
и
записанной
Титовым,
ес ть
любопытный
эпизод.
Главный
ге рой
Павел
повздорил
со
сво им
другом
В арфо­
лом еем .
Он
б росает ся
на
него,
получает
удар,
падает,
но,
когда
прих од ит
в
себя,
приятеля
уже
нет;
в
ушах
Пав ла
зв учат
ли шь
слов а
Ва р фо ло ме я: «Потише,
молодой
человек,
ты
не
с
своим
братом
связался».
В
да льне йш ем
выя сняетс я,
что
Варфоломей
есть
не
кто
иной,
как
ч ерт.
Пушкин,
конечно,
не
черт,
но
пытался
дать
знать
Вяземскому,
что
тот
«не с своим братом связался» .
Литература
«связалась»
с
П оэзи ей
и
пол учила
от
нее
зуботычину.
Пуш кин
был
(и воспринимался)
как
Поэзия
в
знач ении
роман­
тической
эпохи;
то
есть
—
не
как
Литература.
В сп омним
знамен и­
тую
фразу
Верлена
«все прочее
—
литература».
То,
что
Пушкин
оставил
на
бумаге
—
ес ть
мо мен ты
снисхож дения
По эзии
к
Лите­
ратуре,
отсюда
—
незавершенность
значительной
части
его
соч и­
нений.
Сам
Вяземский
это
понимал.
Он
называл
Пушкина
«Эоло ­
вой
арф ой,
которая
трепетала
под
на летом
всех
четырех
ветров
с
н еба
и
отзывалась
на
них
песн ь ю».
Разве
такие
«песни»
п одл ежат
стилист ич еской
пра вк е?
В
ре ценз ии
на
«Цыган»
Вяземский
явно
«не с своим братом свя­
зался».
Он
—
изобретатель
жанров,
поэт,
кр ити к,
переводчик,
ме­
муарист—
не
только
воплощение
Л итерату ры;
он
(перефразируя
Борхеса)
и
ес ть
Л ите рат ура.
Вя з емск ий,
чувствуя
эт о,
осо зна вал,
что
в
некоей
н ебесн ой
иерархии
они
с
Пушкиным
занимают
ра з­
ные
ступени.
Об
это м
свидетельствуют
и
такие
его
з апи си,
как
эта
(о реакции Пушкина на сочиняемого им « Фо нв и зин а»): «скромный
71

К.
КОБРИН
работник,
пол учи л
я
от
мастера-хозяина
одоб рение».
Но
«скром­
ный
работник»
з нал
и
свои
права:
Л итерат у ра
умнее
По эзии
(«По­
эзия
должна
бы ть
глуповатой», —
п риз нает
в
письме
к
Литерату­
ре
П оэзия ).
Смирнова-Россет
с ви де те льс тв уе т: «Ни Жуковский,
ни
кн язь
Вяземский
спорить
с
ним
(с Пушкиным.
—
К .К.)
не
мог ли
—
бывало,
забьет
их
соверш енно.
Вя зем ски й,
ко тор ому
о чень
не
хо­
тел ось ,
что б
Пушкин
был
умнее,
надуется
и
уж
молчит ».
Вя зе мс­
кий
надувался
п отому ,
что
в
этом
случ ае
уже
Пушкин
«не с своим
братом
связывался».
Чувствуя
невозможность
жит ь
без
Поэз ии,
Литература
ухажи­
вал а
за
не й,
об х аживала
ее, «волочилась».
Не
физический
кн язь
Петр
А нд реевич
Вя зе мский
волочился
за
физической
кр ас авицей
Нат а льей
Николаевной
Пушкиной
(как посчитал душа -Н ащок ин), а
русск ая
Лите рат ура
волочилась
за
Поэзией,
нотная
г рам ота
воло­
чилас ь
за
Эоловой
Арфой.
См ерть
Пушкина
об орвала
эти
ухажи­
вания.
Поэзия
умерла,
осталась
Ли тература;
во
вр емя
отпевания
Пуш к ина
нек то
Федоров
сказал
Ал ексан дру
Ту ргеневу
о
Вязе м с­
ко м : «он еще не мертвый».
Поэзия
—
вне
истории
литературы,
в
то
в ремя
как
Литература,
имея
ист орию ,
тем
и
ж ива.
Не
очень
б лагозву ч ные
вирши
Вяземского
отозвались
в
с трочк ах
и
ст рофах
Нек рас ова,
Ходасевича,
Бр одск ого;
Поэзия
ли тературног о
потом­
ств а
не
имела
и,
будучи
сам одост ато чной
(андрогинной), не мог­
ла
иметь.
В
следу ющи й
раз
Поэзия
снизош ла
к
ру сской
Л итера­
туре
в
обр азе
Блока,
как
заметила
чуждая
всякой
мистики
Лидия
Гин зб ур г: «Для русского XX
век а
...
Блок
—
как
для
XIX Пушкин,
—
и
никто
другой
в
такой
мере.
Мо жно
больше
люб ить
стихи
других
сов ре менник ов
Блока.
Не
в
том
дело.
Блок
вообще
не
по эт
о т дель­
ных
стихов,
он
явл е ние
в
ц ел ом».
Дополним
цитату.
Яв ле ние
По­
эзи и
Л итера туре.
Приписка.
Попроб у ю
скорректировать
мистическое
гегел ья н­
ство
вышенаписанного
вполне
бытовым
соображением.
За
что
Пушкин
все-таки
не
любил
Вяземского?
За
что
один
«литератур ­
ный
ар исток ра т» (пользуясь третьесословной терминологией)
не
любил
другого?
Вся
«аристократичность»
Пушкина
у клад ывает ся
в
странную
ф орм улу,
в ыска занну ю
им
в
письме
к
Вяземскому
(июль 1825 года):
«Я всегда был склонен аристократичествовать,
а
с
тех
пор ,
как
пошел
мор
на
Пушкиных,
я
и
пуще
зачуфырился:
с тих ами
тор гую
72

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
en gros, а свою мелочную лавку запираю».
Б езус ловно,
странные
п редст авлен ия
об
«аристократичности» (литературно- быто в ой ,
в
эйхенбаумовском
см ысле?), зависящие от « мо ра»
и
пре врат нос тей
оптово-розничной
торговли
стихами.
На
сам ом
деле,
в
этой
фра­
зе
к
«аристократизму» (социальному,
литературному)
отношение
имеет
только
фыр к
простуженного
извозчика
—
«зачуфырился».
Сей
простолюдин
в
армяке
в
компании
фрачного
«en gros»a заб­
рел
в
это
письмо
из
гл осс ария
самого
а дресат а
письма,
князя
Вяземского,
аристократа
насто яще г о.
Р од овито сть
князя
Петра
Ан дреевич а
и,
как
с ледс тв ие,
возможность
быс т рой
п рид вор ной
ка­
рье ры,
видимо,
раздражали
Пушкина.
В
заметках
поэта
находи м:
«Читал сегодня послание кн .
Вяземского».
Сам
В яземс кий
заме­
чае т
в
позднейших
ск об к ах: «видно он сердит,
что
вели чает
м еня
княжеством».
Почему
бы
и
не
осерч ат ь
бе дному
дво рян ину?
Вспомним,
на­
п ример,
ис тор ию
с
придв орными
чинами.
Вяземский
в
1821 году,
после
ув ол ьне ния
его
с
гос у даревой
с лужб ы,
сам
подал
пр оше ние
об
исключении
его
из
камер-юнкеров.
В
нач але
трид ц аты х,
ко гда
Пушк ина
сд елали
к амер- юн кером,
Вя земск ог о
одарили
«камергер-
ством».
Как
тут
Пу шк ину
не
злиться?
Он
дав ал
клятвы
Николаю
I,
писал
шинельные
стихи,
а
в
р езу ль тате
был
выставлен
на
посме­
шище.
Своевольный
князь
сквозь
зу бы
п робо рмот ал
и мператору
нечто
невразумительно-примиряющее,
и
вот
уже
о н : «Любезный
Вяземский,
поэт
и
к амерг е р!» Что оставалось бедному Пушкину?
Язв ить,
прикрывая
горечь
дружеским
по хаб ств ом: «На заднице
твоей
сия ет
тот
же
ключ».

НАШ Е
ВСЁ
Пробыв
целый
месяц
между
скотиниотами,
я
до
то го
соскучился,
что
возненавидел
жизнь.
Их
подоз рит ельност ь,
упрямство,
раздражительность,
самонадеянность,
при
сов ерше нн ом
нев ежес тве,
ежедневно
причиняли
мне
непр ият но ст и.
Фаддей
Булгарин
Трудно
высказать,
сколько
н овизны
в
э той
стра­
не
и
сколько
будущности.
Раймер
Мари я
Рильке
Они
пере секли
Россию,
на няв
на
пограничном
посту
нового
проводника,
б оль шого
бородатого
к урда,
пре т енд ова вшего
на
хо рош ее
знание
н ужд
иностранцев.
Джулиан
Ба рнс
О дной
из
са мых
загадочных
фи гур
ру сско й
словесности
продол­
жает
пребывать
маркиз
Астольф
де
Кю ст ин,
это т
нежноглазый
двойник
Жозефа
де
Ме стр а,
русофобское
пугало
с
капустного
огорода,
робкий
поклонник
Николая
I и питерских ванек,
ученик
Шат об риа на,
собеседник
к нязя
П .Б.
Козловского.
Клерикал,
п уте­
шественник,
б ис ек суал,
он
соч инил
самую
странную
книг у
в
оте­
ч ест венной
литерату ре
XIX века,
с амо
название
к оторо й
намекает
на
репортерскую
ст рогост ь,
выверенность
статистического
о тче та,
хол одность
научного
анализа,
но
ничего
этого,
конечно,
в
«России
в
1839 году»
н ет.
Чтобы
быть
т очн ым,
то
книга,
н апис анн ая
французским
ав то ром
на
французском
языке,
принадлежит
французской
сл ов еснос ти
(должна принадлежать); тем не менее есть такие исключения,
когда
некий
Дж ек
Л ондон,
ничего
для
аме рик анск ой
литературы
не
зна­
чащий,
о- го- го
как
значит
для
рус ск ой.
Пот ому
будет
он
(как ска­
зал
бы
большой
любитель
«Любви к жизни») «нашенским».
И
мар ­
74

ПУШК ИН
И
ДРУГИЕ
киз,
вернее
—
его
«Россия в 1839 году»
будет
нашенской,
нашей,
русской;
во
французской
литературе
это
сочин ен ие
почти
ника кой
ро ли
не
с ыг рало,
а
вот
у
нас...
Сказать,
что
это
—
скандальная
книга,
з начит
не
сказать
ни че­
го.
С к андаль ные
к ниги
писал
анально-вагинальный
«божественный
мар киз », но наш герой,
хот я
тоже
ма рки з,
отнюдь
не
«божествен­
ный», скорее «богобоязненный».
Кто
Б ога
бо ится
по-настоящему,
тому
к есарь
не
страшен .
Даже
российский.
Изве ст ен
гнев
Нико­
лая
Iпоповоду «России
в
1839 году» .
Александр
Тург ене в
сви де­
т е льст в ует : «Государь был очень рассержен книгою Кюстина.. .
Он
раз
пришел
в
11 часов вечера
—
в
салон
к
императрице,
проведя
вес ь
веч ер
в
чтении
К юст ина
и
ве сь
в
гн еве. ..
Он
не
мог
спокойно
г оворить
о
к ниге
Кюстина».
Кажется,
ничего
удивительного.
Импе­
ратору
обидно
за
вверенную
ему
Русским
Богом
державу.
И
в се.
Однак о
другой
мемуарист
(М .Д.
Бутурлин)
у тв ерж дал,
что
высочай­
ший
гнев
был
вызван
полу ч ением
известий
о
п ре досуд ител ь ных
н ак лоннос тях
маркиза.
Иными
сло вами,
Н ико лай
I ожидал,
что
Кюстин
расп иш ет
его
как
вел иког о
властелина
велик ой
империи,
а
пол уч ил ос ь: «Внимательно вглядываясь в прекрасное лицо это ­
го
человека...», или «Живи
я
в
Петербурге,
я
сделался
бы
царед­
ворцем
не
из
лю бви
к
власти,
не
из
алч нос ти,
не
из
ребяческого
т щесл авия ,
но
из
же ла ния
оты с кать
пут ь
к
сердцу
этого
человека»,
и,
наконец, «Как!
ск ажут
мне,
вы
намерены
пр илеп ит ься
сер дце м
к
чело веку ,
в
ко торо м
нет
нич его
человеческого».
В
будущей
кни­
ге
Кюстина
Николай
I претендовал на роль Цезаря,
а
был
выведен
Ант иноем .
Но
дело,
к онеч но,
не
в
императорском
гневе.
Вся
(или почти
вся )
сочинительствующая
Россия
возм утилас ь:
от
эп играмм иста
Вяземского
до
героя
эпиграмм
Греча,
от
Филип па
Филипповича
Виге ля,
не мца
и
ру сског о
патриота,
до
Федора
Ивановича
Тютче­
ва,
русского
поэта
и
автора
«Стихотворений,
п ри сланных
из
Гер ­
мании».
Ма ркиз
явн о
задел
за
живое.
А
где
он о, «живое», у рус ­
ск ой
сл овесн ос ти?
«Русофобия», быть может.
Кю ст ина
сч итаю т
классиком
ми ро­
вой
рус офоб ии,
ее
че мп ионом
и
рекордсменом.
Если
не
все
счи­
тают ,
то,
по
крайней
мер е,
истинные
патриоты,
те,
чей
п атриот из м
незыблемо
расположился
на
благороднейшем
из
фундаментов
—
75

К.
КОБРИН
на
русс к ом
славянофильстве.
Парадный
вхо д
в
райс к ий
сад
бород,
армяков,
Русского
Бога
и
упоительной
соборности
увенчан
с иммет­
рично
расположенными
статуями
братьев
Киреевских,
братьев
Ак сак овых
и
непарных
Самарина
с
Х омяк овы м.
Последнего
и
бы ло
бы
логичным
сч и тать
полным
антиподом
о каянно го
маркиза,
тем
более
что
Хомякову
принадлежит
статья
«Мнение иностранцев о
Рос с ии»
—
о дин
из
выпадов
против
кн иги
Кюстина.
Все
того
же
Хомякова
сч ита ют
автором
пер в ого
теоретического
ман ифес та
ру сског о
славянофильства
—
реф ерата
«О старом и новом», читан­
но го
дом а
у
Ив ана
Киреевского.
Судьба-злодейка
(по Шпенглеру)
з апаралле лила
Алексея
Ст еп ан овича
не
(увы!) с братом по крови
и
убе ж дению ,
а
с
французским
литерат ором
сомнит ел ьной
р епу­
тации:
текст
«О старом и новом»
был
написан
в
том
самом
1839
г оду,
в
котором
Кюст ин
путешествовал
по
России.
«Когда подделываются под форму общества,
не
проникаясь
его
животворным
духом;
когда
за
ур ок ами
цивилизации
об ращают с я
к
чужеземцам,
з ави дуя
их
бо гат ствам
и
не
считаясь
с
их
характе­
ром;
когда
подражают
с
вражд ебн ым
чувством
и
притом
с
р ебя­
че ской
буквальностью,
заимствуя
у
соседа
(с деланным презрени ­
ем)
все,
вплоть
до
привычек
домашнего
бы та,
одежды,
язык а,
—
тогда
нельзя
самому
не
сделаться
ск олк ом
с
чужой
жизни,
чужим
эх ом
или
отражением,
не
ут ратить
соб ст венны й
облик».
Нет,
это
не
цитата
из
славянофильского
катехизиса,
не
очередной
антипет­
ровский
пассаж
из
сочинения
«О старом и новом».
Это
абзац
из
36-г о
письма
«России в 1839 году» .
На
самом
дел е,
кн ига
Кюсти­
на
переполнена
славянофильскими
эмоциями;
все
исконно
ру сс кое
(от песен и одежды до Московского Кремля)
—
хорошо,
все
зае м­
ное,
западное,
цивилизованное
(от флота до лжеклассической
архитектуры)
—
плох о.
«Славянин от природы смышлен,
музыкален,
едв а
ли
не
сострадателен
к
людям ;
просвещение
с делало
русского
двулич ным,
деспотичным,
подражательным
и
тщеславным.
Чтоб
п рив ести
з десь
национальные
нравы
в
согласие
с
н овейш ими
ев­
ро пейски ми
и дея ми,
потребуется
в ека
п олтора. ..»
Вос хищен ие
К юстина
всем
«русским», «варварским», «неевропейским»
от час ти
об ъясн имо
для
француза
спустя
25 лет после того,
как
«варварс ­
кое», «русское», «неевропейское»
торжественными
к о лоннами
вош­
ло
в
Париж.
Но
не
тольк о
этим.
По чему
бы
не
Хомякова,
а
Кюсти­
на
счи та ть
осново полож ник ом
сла вя но филь ст ва;
по
крайней
мере,
76

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
исходя
из
возможного
влияния
на
ру сск ую
публику:
дума ю,
что
«Россию в 1839 году»
в
стране
прочитало
б олее
10—15
человек,
слыш авши х
х омяк овск ий
ре фе рат
на
веч ере
у
И.
Киреевского
(Гер­
цен
утверждал,
что
не
зн ает
ни
од ного
п рилич ног о
дома,
где
бы
не
нашлось
экземпляра
кю с тинов ой
кн иги).
Рискну
да же
пр едп о­
ложит ь:
не
перенимал
ли
п орой
Алек с ей
Степанович
ко е-чт о
у
маркиза?
Кюс тин,
ехав ший
в
Россию
на
ат тр акци он
счастливого
самодер­
жавия
(как ездил Токвиль в США «з а
д ем ок ра тие й»), не добравшись
даже
до
Бологое,
начинает
высказывать
сентенции
типа
«чума на
оба
ваших
д ом а»: «Абсолютная демократия
—
это
грубая
сила,
своего
рода
политический
ви хрь,
ко тор ый
по
глухоте
сво ей,
с ле­
по те
и
неум ол имост и
не
сравнится
с
гордыней
какого
бы
то
ни
было
государя!!!
Никто
из
арис ток ратов
не
мож ет
без
о твращения
смотреть,
как
у
него
на
глазах
де спо т иче ская
власть
переходит
положенные
ей
пределы;
именно
эт о,
однако,
и
происходит
в
чис ­
тых
демократиях,
р авно
как
и
в
а б солю тных
мон архия х». Де в ять лет
спустя
Хомяков
мимоходом
ре зюм и ру ет: «Северная Америка нахо­
дит
так
же
мало
п ок лоннико в,
как
и
Порт а
От томанск ая
или
Ис па­
ния
Филиппа
II».
Кюстин,
как
истинный
эстет,
н еравн одуш н ый
ко
вс ему
«искон­
н ому», «местному», «экзотичному», восхищается: «Народ здесь
красив;
чист ок ровн ые
славяне...
выделяются
светлыми
волосами
и
свежим
цветом
лица,
но
пре жде
всего
—
безупречным
п рофиле м,
достойным
греческих
статуй.
Наряд
этих
людей
почти
вс егда
са­
мобытен;
по рой
это
греческая
ту ника ,
п ерех вач ен ная
в
талии
яр­
ким
поясо м,
п орой
длин ны й
персидский
халат,
п орой
короткая
ов чинна я
куртка,
кот орую
они
носят
иногда
мехом
наружу,
иногда
внутрь
—
смотря
по
п ого де». Сказано
Кюстином,
сделано
—
Хомя ­
ковым
и
С.
А.В.
Ники тен ко
иронизирует: «Познакомился на вечере
у
министра
с
одним
из
к онов одов
московских
славянофилов,
Хо­
мяковым.
Он
явился
в
зал о
м инистр а
в
армяке,
без
галстука,
в
красной
рубашке
с
косым
вор от ник ом
и
с
шапкой-мурмолкой
под
мышкой.
Говорил
неумолкно
и
бол ьше й
частью
по-французски
—
как
и
следует
п редс тавите лю
ру сск ой
народно сти».
В
о тлич ие
от
старшего
товарища,
Константин
Аксаков
более
нале гал
на
«длин­
ный
персидский
халат»
из
кюстиновского
описания:
известна
шутка
Чаадаева
о
т ом,
что
его
в
рус ско м
платье
нар од
на
улицах
Мо с­
77

К.
КОБРИН
квы
принимал
за
п ерс иян ина.
Впрочем,
развязка
игрищ
славяно­
филов-травести
была
н еш у точн ой: 10 апреля 1856 года московс­
кий
полицмейстер
Зам ятн ин
пригласил
Хомякова
к
себе
и,
следуя
высочайшему
повелению,
заставил
его
написать
расписку
об
о бя­
зате ль с тве
сбрить
бороду
и
не
носить
на
пу б лике
русского
пл ат ья.
История
со вер ше нно
в
духе
Кюстина.
Если
бы
она
мистическим
образом
попала
в
его
книгу,
то
истинные
патриоты
тут
же
пр ичи с­
лили
бы
ее
к
разряду
возмутительных
нелепостей,
сказанных
мар­
ки зом
о
Ро с сии.
А
вот
история
Чаадаева
в
«Россию в 1839 году»
попала.
По
сути
с воих
историософских,
политических,
некоторых
других
ори­
ента ций
Кюстин
и
Ч аад аев
—
близнецы-братья;
л ю бопы тно,
что
к
1839 году ни Петр Яковлевич сочинений маркиза,
ни
маркиз
соч и­
нений
Петра
Яковлевича
не
читывали.
Тем
изумительнее
родство
душ.
Перекличка,
устроенная
ими
самими,
их
взглядами,
их
со чи­
нения ми,
удивительна.
Кюстин
род ил ся
в
1790 году,
Чаадаев
—
в
1794-м ,
оба
был и
несомненные
д е нд и 24, светскими людьми,
оба
слы ли
чудаками
(а себя считали маргиналами); наконец,
репутация
и
того
и
другого
была
си льно
поколеблена
(но не уничтожена
в о вс е ): у Кюстина странным происшествием с молодым солдатом
в
1824 году,
у
Чаадаева
—
известным
с кан далом
с
пу б лик ацией
первого
«Философического письма»
в
1837-м.
Оба
—
рь яные
ка­
толики;
Кю стин
—
явный,
Ча адае в
—
уже
почти
не
тайный.
И
тот
и
другой
испытали
вли яние
ультракатоликов,
прежде
всего
Жо зе­
фа
де
Местра,
и
виде ли
гл авну ю
причину
все х
рос сий ск их
несча­
стий
в
национально-государственном
статусе
православной
цер к­
ви.
Потом у
можн о
сов ерш енно
сп око йно
припи с ать
н ижеследую ­
щий
отрывок
Кюстину: «Вы знаете также и то,
чт о,
по
п ри знанию
с амых
даже
упорных
ск еп тик ов,
уничтожением
крепостничества
в
Европе
мы
об язаны
христианству...
известно,
что
духовенство
показало
везде
п ри мер,
ос воб ождая
собственных
крепостных,
и
что
римские
п ерв освящ енник и
первые
вы звали
уничтожение
раб­
ства
в
области,
подч инен н ой
их
духовному
управлению...
По че му,
наоборот,
русск ий
народ
подвергс я
ра бс тву
ли шь
по сле
тог о,
как
он
стал
христианск им,
а
именно
в
царствование
Год унова
и
Шуй­
24 «Господин де Кюстин представляет собою разновидность гения,
чей
денди зм
дох оди т
до
идеальной
беспечности»
—
так
пи сал
Бодлер,
оди н
из
д вух
главных
эк сп ертов
п рош лого
век а
по
дендизму.
7«

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
с кого?
Пусть
православная
церковь
объяснит
это
яв ление », а
эт от
—
Ч аада еву : «Примкнув к греческой схизме и тем отделив
себя
от
Запада,
она
(православная церковь.
—
К. К.)
много
век ов
спустя,
с
не пос ле дователь нос ть ю
уя звл енног о
са молю бия ,
вновь
обр ат илась
к
нац и ям,
сложившимся
в
ло не
католицизма,
дабы
пере нят ь
у
них
цивилизацию,
до
к ото рой
не
допускала
ее
сугубо
политическая
религия.
Перенесенная
из
дворца
в
воинский
стан,
чтобы
поддерживать
там
порядок,
эта
византийская
ре лиг ия
не
отвечает
высочайшим
потребностям
души
ч еловеч е ск ой».
Впро­
чем ,
концовку
абзаца
«она помогает полиции морочить народ
—
и
толь к о»
пу г аный
Чаа даев
бумаге
бы
не
до вери л.
Иногда
они
препираются.
Кюс тин
утв ержда ет: «...с ре дни й
же
в озрас т
нации
всегда
нелег ок
—
а
его-то
и
переживает
Ро сси я».
Чаадаев
не
согласен: «И если мы иногда волнуемся,
то...
в
ре бя­
ческом
легкомыслии
младенца,
когда
он
т яне тся
и
протягивает
руки
к
погремушке,
ко торую
ему
показывает
ко рмил иц а».
А
вот
перспективы
у
этого
мл ад енца
среднего
воз раста
самые
вол н ую­
щ ие: «Про нас можно сказать,
что
мы
состав ля ем
как
бы
исклю­
че ние
среди
народов.
Мы
принадлежим
к
тем
из
ни х,
которые
как
бы
не
входят
составной
частью
в
че лов ечес тв о,
а
существуют
лишь
для
того,
чт обы
преп од ать
великий
урок
ми ру» (Чаадаев);
Кюстин
подх ватывает
и
уто ч няе т: «Провидение неспроста копит
столько
бездействующих
сил
на
востоке
Европы.
Одн ажды
спящий
гигант
п росне тс я,
и
сила
положит
конец
ц арст ву
сл ов а».
Как
тут
не
вспомнить
б лок овско е?
Вот
—
с рок
наст ал.
Крылами
бь ет
беда,
И
каждый
ден ь
обиды
множит,
И
ден ь
пр идет
—
не
будет
и
следа
От
ваших
Пестумов,
быт ь
может!
П евец
«Скифов»
сл еду ет,
конечно,
не
ос торо жно-оп тимис тич ­
ному
Чаадае ву,
а
металлич ес к ой
интонации
кюстиновой
угрозы,
выкованной
на
о гне,
ра зду вае мом
мехами
дутого
ру сског о
понт а2 5.
25 Тяга русских к понту непреодолима .
Г ерой
лучшей
ру сск ой
повести
по н­
тирует,
а
основным
стремлением
р усс кой
имп ерской
внешней
поли тик и
был
зах ват
Константинополя
и
превращение
Понта
Э вксин с кого
во
внутреннее
рус­
ско е
море.
79

К.
КОБРИН
Кюстин
в
«России в 1839 году»
довольно
верно
перес казы вает
историю
«телескопской»
публикации
«Философического письма»
и
высочайшего
объявления
Чаадаева
сумасшедшим.
Под
к онец,
правд а,
не
смог
уд ержать ся
и
не
д ос очин ить
от
се бя
вполне
ло­
гичное
завершение
с юж ета: «...несчастный
великосветский
бого­
слов
лиш ь
недавно
начал
пользоваться
извес тн ой
с воб одой;
но
—
вот
диво!
—
ныне
сам
он
сомнева етс я
в
своем
р азуме
и,
д оверя­
ясь
сло ву
императора,
признает
се бя
умалишенным!» И что же
Чаадаев?
Обиделся?
Рассерчал?
Как
бы
не
так !
В
п исьме
бр ату
Ми хаи лу
от
20 апреля 1849 года он мимоходом роняет,
что
мар­
киз
сочинил
это
«с добрыми намерениями».
В
другом
письме
бр а­
ту
(5 января 1850 г.) кюстинова байка поминается
как
нечто,
прочно
вошедшее
в
сам у
жизнь: «Она (болезнь.
—
К .К.), между прочим,
с ост ояла
в
не рвич ес ких
припадках...
которые...
до водили
м еня
до
безумия:
стра шное
п одтв ерж дени е
сл ов
Кюстина».
Маргинал
Кю­
стин
прекрасно
пон ял
марги на ла
Чаада ев а.
Чаа даев
чувствовал
это.
В
1838 году,
на кан уне
ро ковог о
1839-го,
Петр
Чаадаев
написал
Алек с ан дру
Ту рг еневу
сл еду ющее: «(Чтобы вернуться к В .), никто,
по
мое му
мнению,
не
в
со стоянии
лучше
его
п ознак ом ить
Европ у
с
Россиею.
Его
оборот
ума
им енно
тот
самый,
кот ор ый
нын че
нр а­
витс я
европейской
публике.
Подумаешь,
что
он
вырос
на
улице
St. Honore, а не у Калымажного двора».
В.
—
это
князь
Петр
Ан­
дреевич
Вяземский,
н апи савш ий
в
начале
1844 года антикюсти -
новский
памфлет,
где
об озвал
«Россию в 1839 году» « ску чн ым
злос ловием
человека
с
подпорченной
р епут ацией».
Правда,
он
не
опу бл ико вал
св ой
опус
из-за
того,
что
русс к ое
прав ит ельс т во
в
оч еред ной
раз
со верши ло
очередную
никчемную
глупость,
будто
с тараяс ь
как
можн о
более
соответствовать
ре пута ци и,
созданной
книг ой
Кю сти на.
Словно
о твеч ая
Чаадаеву ,
Вяземский
написал:
«...благомыслящему
ру сск ому
нельзя
говорить
в
Е вропе
о
России
и
за
Ро сси ю».
Что
же
зас тави ло
его,
либерала
и
оп п ози ционер а,
цитировав­
ш его
в
1834 году в своей легендарной записной книжечке сочи ­
нение
Кю стина
«Мир как он есть», увидеть в «Рос сии
в
1839 году»
«сплошь крики и брань черни»? Аргументы и контраргументы,
яз­
вительный
тон
и
б лагородное
негодование
можно
найти
в
так
и
не
опубликованной
в
п рош лом
веке
его
б рошюре.
Ду маю,
достоинства
80

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
ее
и
достоинства
аналогичных
сочинений
Якова
Толстого,
Н иколая
Греча
и
Кс аверия
Лабе н ск ого
неср авнимы .
Но
Петр
Андреевич
Вяземский
вовсе
не
Я ков
Николаевич
То лст ой:
по
за казу
правитель­
ст ва
писать
не
с та нет.
Он
сам
по
себе.
Значит,
маркиз
задел
к ня­
зя
за
«живое» .
А
где
же
«живое»
у
кн язя
Вяземс кого?
Пе тр
Анд реев ич
мог,
коне чно,
обидеться
из
патриотических
со­
об ражений.
Однако
не
об иделс я
же
он
на
Чаадаева;
б олее
того,
не
разделяя
почти
ни
одного
положен ия
первого
«Философичес­
кого
пись м а», Вяземский назвал его «превос х одной
и
мастерской
сатирой».
Разв е
«Россия в 1839 году»
не
заслужила
хотя
бы
этой
оцен к и?
Быть
может,
он
следовал
словам
Пушкина,
высказанным
в
пис ьме
ему
же: «Я,
конечно,
пре зир аю
отечество
мое
с
головы
до
ног
—
но
мне
досадно,
если
иностранец
разделяет
со
мною
это
чу вс тв о »? Сильный довод.
Закроемся
ци та той
из
то го
же
Петра
Ан­
дреевича
В язе мс ко г о: «При всей просвещенной независимости ума
П уш кина,
в
нем
и ногда
пробивалась
патриотическая
щекотливость
и
ревн ос ть
в
отноше ни и
суда
над
иност ран ны ми
писателями».
Вариант
второй.
Вяземский
б роси лся
(с пылом кулачного бой­
ца,
как
сказал
бы
Пушкин)
оп ров ергат ь
маркиза,
так
как
маркиз
в
своей
к ниге
ир они ческ и
прошелся
(с тросточкой,
ц или ндр
набек­
ре нь
—
та к,
н аверн ое,
показалось
мизан тропич ному
князю)
по
б ро­
шюр е
Пе тра
Ан дреевич а
о
п ожаре
в
Зимнем
дворце
29 декабря
1837 года.
В
одном
и
том
же
с обы тии
—
р еко рд но-герои чес к ом
вос с тановлен ии
Зимнего
дворца
по
приказу
Николая
I—
Вяземс­
кий
ви дит
символический
триумф
«палладия нашей славы . . .
Крем ля
нашей
современной
истории», а Кюстин
—
сплошные
мучения
лю­
безных
его
се рдцу
пит ерс ких
мужиков.
Так
ска зать ,
что
князю
хо­
рошо,
то
марк из у
ка рач ун.
Но
вот
вопрос:
кто
ближе
к
магистраль­
ной
линии
русской
ли тератур ы,
к
Достоевскому
и
Толстому,
—
маркиз
де
Кюстин
или
кн язь
Вя земск ий ?
Однако,
как
мне
кажется,
д ело
совсем
в
дру г ом.
В
ко нце
1828 —
начале
1829 года Вяземский, «прокипятив на картах»
огромное
со­
с тоя ние,
п офронд ировав,
повозившись
в
ж урналь но й
луже,
отча­
явшись
ласковой
лживостью
предыдущего
им пера то ра
и
холодно­
стью
(и недоверием)
к
не му
ны нешн его,
решил-таки
пр оизвес ти
вторую
попытку
послужить
царю-батюшке,
но
л ица
при
этом
не
потерять.
Иными
словами,
к нязь
решил
п риня ть
власть
такой,
ка­
81.

К.
КОБРИН
кая
она
есть,
след оват ь
девизу
«делай что должен и будь что бу­
дет ».
Р езу льт атом
стала
«Записка о князе Вяземском,
им
самим
с ост ав ленная »
—
удивительный
по
аристократической
независимо­
сти
документ,
попытка
объяснить
императору
Николаю
I, почему
князь
Вяземский
с обира ется
ему
служить.
Документ
завершается
замечательной
фр аз ой : «Впрочем,
для
ус т ранения
всякого
подозре­
ния
обо
мне,
для
изъ явле н ия
г ото вно сти
моей
со ве рше нно
себ я
очи ст ить
во
мнении
я
готов
пр инят ь
всякое
назначение
по
службе,
которым
правительство
меня
удостоит».
В
ф еврале
1829 года Бен­
кендорф
передал
«Записку ... »
Ник ола ю
I; император косо посмот­
рел
на
нее,
ра сценив,
вероятно,
как
очередную
проделку
оппоз и­
ционера.
Петру
Андреевичу
пришлось
унизиться:
его
допустили
до
службы
л ишь
после
второго,
б олее
ве рноп од данног о
письма.
Кю­
сти н
не
знал
(и не мог знать)
этой
ис тор ии,
Вяземский
был
для
н его
лиш ь
«царедворцем», но маркиз со своей дьявольской интуицией
попал
в
т очку: «Всякий,
кто
не
да ет
себя
провести,
считается
здесь
изменником;
посмеяться
над
бахвальством,
опровергнуть
ложь ,
воз разит ь
против
похвальбы,
мо тиви ров ать
св ое
повиновение
(кур­
сив
автора.
—
К.К.)
является
з десь
покушением
на
без оп асност ь
державы
и
государя...»
Можно
пр едпол ож ит ь,
как
Вя зе мс кий, «мо­
тиви ровавш ий
св ое
п овино вение »
в
«Записке. .. », был взбешен
догадкой
Кюстина.
Так
что
же,
получается,
маркиз
и
первый
славя н офил,
и
первы й
западник,
и
первый
мужиколюб,
и
первый
поли тиче ский
с атирик?
Так,
зн ачит ,
он,
залетный
французик
из
Сен-Же рм енск ог о
п редме­
ст ья , «наше всё»? Что же тогда единственное и неповторимое
«наше всё», Пушкин?
«Его стиль очень хвалят,
но
для
чел овек а,
родившегося
в
ст ра­
не
непросвещенной,
хоть
и
в
эпоху
утонченно
цивилизованную,
это
за слу га
небо льш ая», —
разряж ает
Кюстин
свой
лепаж
в
м ертвог о
поэт а.
Пушкин
о тст рели ва ется
со
страниц
первого
посмертного
вы п уска
своего
«Современника»: «Всем известно,
что
фра нцуз ы
нар од
самый
антипоэтический.
Лучшие
писатели
их,
славнейшие
п редс тавите ли
се го
остроумного
и
п оложитель н ого
народа, Mon­
taigne, Voltaire, Montesquieu, Лагарп и сам Руссо,
доказали,
сколь
чу вс тво
изящн о го
было
для
них
чуждо
и
непонятно».
Причина
не­
приязненности
между
солнечным
п оэтом
и
лун ным
п утеш ест вен­
82

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
ником
ясн а: «наше всё»
бывает
толь ко
одн о.
Ос тается
вы яснит ь:
как
же
выгл яд ит
за гад очное
«наше»?
«Наше» (в смысле отечественной словесности)
выглядит
как
наш
же
герб
—
двуглавый
пернатый.
Од на
голова
думает
над
об­
ществ ен ны ми
в оп роса ми,
друг ая
—
над
наилучшей
расстановкой
наилучших
сл ов
в
наилучшем
из
пр едло ж ений.
О дна
см отрит
в
ст орону
М атушк и- Об щест венн ост и,
другая
—
в
ст орон у
Батюшки-
Ап олло на.
Голов а-Н ек рас ов
и
Г олов а- Фет.
Голова-Солженицын
и
Голова-Набоков.
Выра стил
этого
мо нс тра
девятнадцатый
век ;
еще
для
Державина
генерал-губернаторство
и
одопис ани е
были
разны­
ми
сторонами
одного
дела.
А
по том
явился
Пушкин
и
нап иса л
«Пока
не
тр ебует
п оэ та. ..».
Затем
приехал
Кюстин
и
суммировал
все
предрассудки
о
России
и
русских,
имевшие
хож дение
и
в
Париже,
и
в
Пет ерб ург е.
На
него,
че ст ное
зерцало,
обиделись.
Пушкин
то же
обиделся
бы,
проживи
он
еще
лет
дес ят ь.
А
ведь
и
пушкинские
предрассудки
нашли
свое
место
на
стр аниц ах
«России в 1839 го­
д у».
Вот,
на приме р,
предмет,
силь но
занимавший
поэта
(и не очень
сильно
—
мар киз а): роль русской женщины в свете.
Кюстин
н ачи­
н ает: «Переходя из дома в дом,
вы
оста етес ь
в
о дном
кругу
лю­
де й,
где
под
запретом
любые
беседы
о
чем-либо
любопытном;
я
на хож у,
однак о,
что
изъян
эт от
восполняется
изощренным
ум ом
женщин,
отлично
умеющ их
н ам еками
вн у шить
то,
ч его
не
произ ­
носят
вслух».
Пушкин
завершает
т ираду : «О мужчинах нечего и
говорить .
Полит ик а
и
л итерату ра
для
них
не
сущ еств ует .
Остроумие
давно
в
опале,
как
признак
лег к омыслия .
О
чем
же
станут
они
го­
ворить?
о
сам их
себе?
не т,
—
они
слишком
хорошо
восп ит аны.
Оста ет ся
им
разговор
ка ко й-то
домашний,
мелоч ной,
ч а стный,
по нятны й
только
для
избранных».
От
же нщин
—
к
аристократии,
принадлежность
к
которой,
по
тай но му
убеждению
Кюстина,
давала
ему
ор дер
на
лю бое
суждение,
например
т а ко е: «Мне всегда
представлялось,
что
политически
узаконенная
а рис то кратия
—
благотворна,
тогда
как
ари сток рат ия,
з иж дущ аяся
на
од них
лиш ь
химерах
да
несправедливых
привилегиях,
—
вредоносна».
Сомни­
тель ны й
а ристок рат
Пушкин
отчеканил
эту
мы сль
вполне
по
фран ­
цузскому
литературному
кан он у: «Аристокрация чиновная не заме ­
нит
аристокрации
родовой».
Разница
межд у
этим и
высказываниями
того
же
сво йс тва,
что
и
разниц а
между
«аристократией»
и
«ари -
83

К.
КОБРИН
с ток рац ией».
Еще
более
трог ательн ое
сог ласие
у
двух
гол ов
Змея
Горыныча
нашей
словесности
по
поводу
русского
правительства.
Почти
в
уни сон: «...правительство у нас
всегда
впереди
на
п опри­
ще
образования
и
просвещения.
Народ
следует
за
ним
всег да
лениво,
а
ин огда
и
неохотно»
—
так
звучит
эта
мысль
по-русски;
теперь
ее
французский
пе р е в о д : «В обычном обществе простой
наро д
то лка ет
вперед
всю
нацию,
а
пр авитель ство
его
осажива­
ет;
здесь
же
правительство
п огоня ет,
а
н арод
его
сдерживает».
Так
о
чем
же,
в
к онце
к онц ов,
к нига
Кюстина?
О
Р оссии?
Нет,
о
«России».
Она,
книга,
сама
ест ь
«Россия», образ,
обреченный
на
бессмертие,
историко-культурный
архетип,
симулякр
нашег о
лю­
бе зно го
отечества.
Потому-то
«всё»
маркиз
увидел, «всё»
п ре двос­
хитил:
образ,
в
отличие
от
живого
общества,
живых
людей,
разви­
вается
по
задан н ым
ему
законам.
Только
вот
ни
страны,
ни
лю дей
в
его
сочинении
нет .
И
не
м ожет
быть
ни
в
каком
другом
сочине­
ни и.
Словесность,
она
по
другому
ведомству,
тем
более
русская.
Вообще,
Кюстин
прокатился
по
России
эдаким
гоголем.
Вер­
не е,
гоголе вск им
перс он ажем.
Его,
вооруженного
нея вной
л итера­
турной
славой
и
императорским
фе льдъ егер ем,
принимали
в
про­
винции,
Я рос лавле
или
Нижнем,
как
Хлес так ова
в
городе
N.
И
маркиз
он,
и
путешественник,
и
с
го судар ем
раз гова ри вал,
и
с
Шатобрианом
на
друже ско й
ноге.
Ко го
увидел
он
в
Р осси и,
печ аль­
н оглаз ый
иностранец
в
коляске
без
одного
кол е са?
Гостеприим­
ных
губерна тор ов
и
статных
кучеров.
Отставных
г вардейц ев
и
лу­
кавых
к упц ов.
Вполне
гоголевский
реес т р.
Не
его
ли
коляску
с
э кипажем
в
составе
тр ех
(маркиз,
слуга,
фель дъег ерь )
опис ал
Николай
Васильевич
в
«Мертвых душах» (Чичиков,
Петрушка,
Се-
лиф ан )? Не Кюстин ли сидит в « птиц е- тройк е», имя которой
—
«Русь»? И вот что интересно:
автор
первой
ру сск ой
антикюстино-
вой
брошюры
Кс аверий
Лаб енск ий
признавал-таки
нал ич ие
в
о те­
честве
ко е-каких
неполад ок,
замеченных
маркизом,
но
с
г орд ос­
тью
уверял
европейскую
публику
в
скорейшем
их
исправлении,
залогом
чего
дол жна
ста ть
разрешенн ая
государем
п ос танов ка
п ьесы
Гоголя
«Ревизор».
А
теперь
вспомним:
кто
был
пр ообраз ом
Хлестакова?
К ого
в
уездном
городе
N (Арзамасе)
п риня ли
за
путешествующего
инког ­
нито
ре виз ора?
Кто
подсказал
Гоголю
ве сь
этот
с южет?
Пушкин.
84

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
Тогда
о
ком
же
г ород нич ий: «У,
щел коперы ,
либералы
пр ок ляты е!
чертово
се мя !»? О Пушкине?
О
Кю стине?
ПРИЛОЖЕНИЕ
I
Ис торик о-л ит ерату рн ые
гадания
по
«России в 1839 году»
м огут
ст ать
весьма
захватывающим
зан я тием.
Вот
несколько
примеров:
Вклад
Кю ст ина
в
«петербургский текст»
русской
л итерат уры:
«... невозм ожно
без
вост орг а
созерцать
эт от
г ород,
возникший
из
моря
по
приказу
чел овек а
и
живущий
в
пос то янн ой
бо рьбе
со
льда­
ми
и
водой;
воз вед ение
его
—
плод
н едю жи нной
во ли;
даж е
тот ,
кто
не
восхищается
им,
его
боится
~ а от страха недалеко до ува­
жения».
Кюстин
набрасывает
портрет
л ермонтов с ког о
Печорина: «Я
видел
в
России
нескольких
человек...
такие
люди
бывают
свобод­
ны
толь ко
перед
лицом
неприятеля,
и
они
едут
сражаться
в
тес ­
ни нах
Кавказа,
ища
там
отдыха
от
ярма,
которое
приходится
им
вла ч ить
дом а;
от
такой
печальной
жизни
на
ч еле
их
ост аетс я
пе­
ча ть
уныния,
к оторая
п лохо
вяжется
с
их
воинскими
м анер ами
и
бе спеч ность ю
их
возраста;
юные
морщин ы
изобличают
глубокую
ск орбь
и
внушают
искреннюю
жалость...;
в
не счаст ье
свое м
они
оч ень
привлекательны;
ни
в
одной
стране
нет
на
них
похожих».
Кюстин
клейм ит
Чернышевского
с
Добролюбовым: «Полуобра­
зованные,
с оединяю щие
либерализм
честолюбцев
с
деспотично­
с тью
рабов,
на пичк анны е
дур но
согласованными
меж ду
собою
фил осо фс кими
и деям и,
совершенно
неприменимыми
в
ст ране,
ко­
торую
называют
они
свои м
отечеством
(все свои чувства и свою
п олупр освещен н ость
они
взяли
на
с торон е), —
люд и
эти
подт ал­
к ивают
Россию
к
ц ели,
ко тор ой
он и,
быт ь
может,
и
сами
не
ве­
да ют ...»
Кюс тин
солидарен
с
Дос тоевс ким: «...
а
искусства
спасают
м ир».
Наконец,
Кюстин
об
опасности
экологической
к ат ас трофы
в
России : «Между тем уже начинает ощущаться обмеление рек,
и
это
тр ев ожное
явление,
угрож аю щее
судоходству,
может
о бъяснят ь­
ся
лишь
т ем,
что
очень
много
леса
вырубается
у
истоков
и
вдоль
берегов,
откуда
его
ле гче
сплавлять.
Однако
русск ие,
благо
п орт­
фель
наполнен
успокоительными
до несе ниям и,
мал о
т рев ожа тся
85

К.
КОБР ИН
разб азарива ние м
единственного
природн ого
богатства
своей
зем­
ли.
Из
минист ерски х
кабинетов
леса
к ажут ся
бес к райн ими.. .
и
рус­
ск им
и
того
довольно».
Желающие
могут
продолжать
га да ния
по
к ниге
марк из а
де
Кю­
стина
до
б еск оне чно сти.
Она,
как
любой
г ени аль ный
образ,
неис­
че рп аема.
В оист ину
«наше всё» .

ОБМАНЩИК
(несколько слов о Теофиле Готье
и
его
«Путешествии на Восток»)
Те офиль
Готье
был
ве лики м
обманщиком.
«Добрый Тео», «ги­
га нт
Т е о», огромный жовиальный мужик с невероятной работоспо­
собностью,
со чи ня вший
в
год
и
по
75, и по 105 статей,
оставив­
ший
после
себя
34-то мно е
ПСС,
был
на
самом
дел е
тончайшим
поэтом,
автором
навсе гд а
восхи ти вше го
Николая
Гумилева
сбор­
ника
стихов
«Эмали и камеи».
Неу го м онный
путешественник,
объез­
дивший
по чти
всю
Евр опу
(включая и Россию), патентованный
любитель
пестрой
во сточ ной
экзо тики,
он
на
поверку
оказался...
но
подождем.
Все
по
п орядк у.
«Поменьше медитаций,
п раздносло вия,
синтетических
сужде­
ний;
нужна
только
вещь,
вещь
и
еще
раз
вещь»
—
так
определял
с вое
эстетическое
кредо
Готье.
С амо
назва ние
его
единственно­
го
(но какого!) поэтического шедевра « Эм ал и
и
камеи»
ап елл иру­
ет
к
страсти
коллекционера,
пожалуй
даже,
анти кв ара.
Ст расть
к
вещам,
к
их
от де льнос ти,
особости,
к
их
кал ейд ос копи чес кому
многообразию
п роя вил ась
в
«Путешествии на Восток» .
Не
мог ла
не
проявиться.
И
ещ е.
К нига
эта
напи сана
в
те
врем ена,
когда
не
бы ло
кине­
мат огр афа ,
а
фотографии
загадочно
назывались
«дагерротипами»
и
так
на з ыва емую
«реальность»
от ража ли
по
мере
с воих
ск ромных
возможностей
ис клю чит ел ьно
в
ко н ьячн ых,
коричневатых
тонах.
Со­
ответственно
ничто
не
мешало
описательной
прозе
быть
великой,
то
е сть
такой,
какой
она
п редст ает
в
к ниге
Готье.
Вот ,
например,
портрет
алжирского
«басонщика»
—
нечто
вроде
местного
ткача:
«Ловкость этих молодых людей,
без
п реу велич ения ,
гр ани чит
с
обезьяньей,
ибо
у
них
участвуют
в
работе
в
равн ой
мере
и
ру ки
и
ног и:
большие
пальцы
ног,
оттопыренные,
т очно
у
пти ц,
п рид ер­
ж ивают
и
з ак р епляют
нити;
лодыжка
—
естественный
крючок
—
всегда
к
их
услугам,
она
используется
в
тысячах
случаев,
ускоряя
87

К.
КОБРИН
и
у п рощая
их
труд».
Да
и
сам
Готье
пи шет,
будто
тончайшую
ткань
тк ет : «Среди этой компании попадались довольно странные пер­
со наж и,
например
тучный
м альчик,
бел оку ры й,
то лстощек ий
и
ро­
зовый
—
ну
просто
этакий
гига нт с кий
английский
б еби,
выряжен­
ный
турком,
или
тощи й
грек,
угловатый,
с
лисьей
мордочкой,
ут опаю щий
в
длинном,
отороченном
м ехом
суконном
одеянии
вр о­
де
дол омана,
в
котором
играют
“Баязета”
в
т еатре
на
улице
Ри­
шелье;
паша
меж ду
ним и
был
словно
в
ско б ка х.. .» Заметим:
с ко­
бочки
эти
вполне
набоковские.
«Путешествие на Восток»
—
собственно,
две
книги:
о
п ут еше­
ствии
в
Алжир
(«В Африке») и в Турцию («Константинополь»).
Мн о­
гоцветный
восточный
мир,
бесконечные
чубуки,
бер берск ие
с каку­
ны,
чалмы
всевозможных
оттен к ов,
ковры
и
живописное
тряпье
нищ их,
орнаменты
мечетей,
кофейни
и
глаза
восточных
красавиц,
сверкающие
из-под
п ок рывала,
очаровывают
автора,
кот ор ый
не
ж алеет
сил ,
чтобы
п ере дарит ь
все
сказочные
б огатс тва
чит ателю .
Как
это
отличается
от
«восточного эссе»
поэта
уже
XX века
—
Иос ифа
Б род с кого,
ко тор ый
в
Ста мб уле
не
увидел
ничего,
к роме
пыл и
и
серого
оцепенения!
Поэт
нашег о
в ека
оставил
восточные
живописн ос ти
«Клубу путешественников»
и
«National Geographie»,
соч ини в
вместо
оп исания
историосо фск ий
трак тат
с
лири чес к ими
отступлениями
в
виде
небольших
з апр ото к олир ова нных
истерик.
Для
Бродского
Вос т ок,
перс он ифиц иров ан ны й
в
Стамбуле,
—
род
с в еденб орго вс кого
Ада: «Странное это ощущение
—
наблюдать
деятельность,
не
имеющую
денежного
в ыраж ения :
ни как
не
оц ени­
ваемую.
Похоже
на
неки й
тот
све т,
пре-мир,
и,
вероятно,
именно
эта
потусторонность
и
сос т авля ет
з наменит ое
“оч а рова ние”
Во с­
ток а
для
северного
скр яги ».
Потому,
кс тати
говоря,
и
стамбульский
ба зар
—
место,
и меющее
прямое
отношение
к
финансовому
«пра-
миру»
—
описывается
Бродским
исключительно
в
религиозной
мет аф орик е: «... б азар
этот
в
Ст амб уле
производит
впечатление
именн о
православной
ц ерк ви,
разветвляющейся
и
извивающейся,
впроч ем,
как
ц итата
из
Пророка.
Плоский
вариан т
А йя-С офи и».
Готье ,
естественно,
далек
от
несколько
ци нич еско го
остро уми я
русского
поэта:
то
ли
турецкая
валют а
была
в
его
врем ена
тяже ­
лее,
то
ли
историко-религиозные
соо браж ен ия
приходили
к
не му
в
го лову
исключительно
в
с оответ ствую щи х
местах
—
в
храм ах,
88

ПУШ КИН
И
ДРУГИЕ
дворцах,
кладбищах
(впрочем,
о
последних
чуть
позже)26.
Он
п ро­
сто
опь ян ен
мн ог ооб раз ием
и
(совершенно очевидно!) просто- та ки
поме ша н
на
п ер ечис ления х: «Я...
очутился
в
ря ду
парф юм еро в,
п ро­
дающих
эссенции
бергамота
и
жасмина,
флаконы
атар-гулла
в
бар­
х атных,
расшитых
блес тк ами
ф ут лярах,
ро зо вую
во ду,
пасту
для
выв ед ения
волос,
ароматич ес к ие
к ур ите льные
палочки,
испещрен­
ные
арабскими
письменами,
мешочки
с
мускусом,
четки
из
нефри­
та,
янтаря,
кокосового
о реха,
слоновой
кости,
фруктовых
косточек,
роз ово го
и
сан даловог о
дерева...»
Впрочем,
честно
гов оря ,
и
ме­
чети
описываются
Готье
примерно
тем
же
прейскурантным
обра­
з о м: «Дворец Сарайбурну с китайскими крышами,
б елыми
зубча­
т ыми
ст ен ами
и
зарешеченными
беседками
с реди
кипари с ов,
сосен,
смоковниц
и
п лата нов;
кр угл ый
куп ол
мечети
султана
Ахме­
та,
ок ружен н ый
шестью
ми наре там и,
напоминающими
мачты
из
слоновой
кости;
Св ятая
София
с
четырьмя
минар етам и
по
бокам,
во зн ося щая
свой
византийский
св од
над
могучими
контрфорсами
с
горизонтальными
рядами
белой
и
розовой
кладки...»
И
т .д.
и
т .п.
до
бесконечности.
Эдакий
ка тало г
восточных
чудес,
пахл ав а
для
глаза,
щер бет
для
уха.
Так
Восток
любил,
кажется,
только
Конст ан­
тин
Леон тьев 27.
А
теперь
об
обм ан е.
Хитрый
Тео
обвел
всех
вокруг
п альц а.
Для
видимо ст и
он
скрупулезно
описывал
кофейни
и
сул та нск ие
двор­
цы;
все
для
отвода
гла з.
На
са мом
деле
он
не
пестроту
восточно­
го
базара
любил,
а
палевое
молчание
мусульманского
кладбища.
Обыч н ый
эп изод
из
«Константинополя»: автор идет на кладбище,
автор
идет
ч ерез
к ладб ище,
ав тор
во звращ ае тся
домой
ок оло
клад­
бища.
Единственное
«любовное приключение» (в значении этого
выр ажени я,
х аракт ерн ом
для
XIX века)
у
Готье
происходит
именн о
на
кладбище,
именно
там
со шл ись
для
него
му сул ьман ск ие
Эрос
с
Та н ато со м: «Я медленно ехал по узкой тропинке между могила ­
ми
и
вдруг
заметил
у
одного
из
надгробий
моло ду ю
же нщи ну
в
26 Да и празднословия ,
как
цитировалось
вы ше,
не
люб ил.
27 Довершим спарринг толстяка Тео с Бродским .
Сравнивая
Г отье
с
Ко н­
стантином
Лео нт ьевы м,
нельзя
не
привести
цита ту
из
конца
параграфа
37«Пу­
тешествия
в
Ста м бул »: «...чт о
звучит
в
этом
крике
Константина
Леонтьева
—
крике,
раздавшемся
именно
в
Стамбуле,
где
он
служил
при
ру сск ом
пос оль­
с тв е: “Россия должна править бесстыдно!”».
Что
мы
слышим
в
э том
паскуд­
ном
п ророчес ком
возгласе?
89

К.
КОБРИ Н
довольно
п ро зра чном
яшмаке
и
в
фередже
неж но-зе леног о
цвета.
Она
держал а
в
руках
букет
ро з,
и
ее
огромные
глаза,
подведен­
ные
сурьмой,
глядели
в
одну
точку,
словно
о
чем-то
грезя...
Вер о­
ятно ,
вз гляд
мой
наивно
и
искренне
выразил
восхищение,
ибо
она
под ошл а
к
тропе
и
с
з аст енчив ой
грацией
протянула
мне
р озу
из
своего
букета».
За кончу
апофеозом
кладбищенской
темы,
кот ор ый
одновремен­
но
нам ек ает
на
разгадку
стран н ой
привязанности
Готье
к
местам
мус ульм анск и х28 захоронений: «В изголовье могилы проделывают
узкую
ямку,
веду щу ю
к
уху
покойника,
чтобы
он
слыша л
плач
и
п огре баль ные
п есни
родных
и
друзей...
Мно ю
внезапно
овл адело
стр анное ,
чудовищное
л юб опыт ство:
мне
зах отелос ь
заглянуть
в
один
из
опис ан ных
глазков,
п роник нуть
в
тайну
могилы,
застать
смерть
вр аспл ох
в
ее
обители.
Я
наклонился
над
отк рытым
в
не­
б ытие
ок ном,
и
передо
мной
предстал
человеческий
прах
в
д еза­
билье.
Я
увидел
же л тый,
гримас ни чаю щий
чер еп
с
отвалившейся
челюстью
и
пусты м и
г лаз ниц ами. ..»
Восток
ми гнул
ему
пустой
глаз­
ницей,
на
лунном
кладбище,
среди
покосившихся
серых
и
белых
мраморных
столбов,
ув енч анных
чалмами.
В
гробу
видел
Готье
этот
Восток.
Что
и
составляет
секрет
эт ой
восхитительной
(и страшной)
книги.
28 Именно мусульманских.
До бр ого
слова
от
него
не
дождешься
ни
по
по­
воду
еврейского
кладбища,
ни
по
поводу
хрис тианск ого.

ОБ
ОДНО Й
ФРА ЗЕ
Л.Я.
ГИНЗБУРГ
Я
сто ль
многим
обязан
Л.Я .
Гинзбург,
что ,
сочиняя
и
пересочиняя
св ое
эсс е
о
не й,
ок азалс я
в
каком-то
жанровом
рабстве
у
объекта
описания.
Я
никак
не
мог
скомпоновать
связный
текст
из
бе сконеч ных
выписок,
з аметок ,
цитаций,
нак оп ивш ихся
за
несколько
лет.
С коль ко
ни
лепил
из
них
нечто
галльское,
а
то
и
англосаксонское,
ра ссужд ения
рассыпались
и,
гордо-дискретные,
с как али
по
столешнице,
будто
бусины
из
порвавшегося
ожерелья.
Под
это т
тревожный
ст ук
я
придумал
жанр
будущего
сочинения.
Жа нр
«приписки».
Изобрел
его
князь
Пет р
Андреевич
Вяземский,
«приписывавший»
уже
об
теневую
пору
своей
жизни
поздние
ко ммент ари и
к
собственным
ранним
заметкам.
Известно,
что
Л .Я.
Г инз бург
ста ла
вести
свои
записные
книжки
в
двадцатые
годы
под
влиянием
«записных книжек»
Вяземского,
которые,
к
слову,
тогда
издавала.
Позаимствовала
она
и
локальный
жанр
п оз днейш ей
«приписки».
От част и
из
почтения
(и
б лаг одар нос ти!) к Петру Андреевичу
Вяземскому
и
Лидии
Яковлевне
Гинзбург,
отчасти
по
внутренней
ск лон ности
п опробу ю
п род олжить
эту
линию.
Что
получилось
—
судить
читателю.
Нижес леду ющи й
текст
п редс тавля ет
соб ой
ра зве рнут ый
ком­
мент арий
к
одной
фразе
Л.Я.
Гинзбург,
перебиваемый
позднейши­
ми
замечаниями.
91

К.
КОБРИН
Одна
из
самых
чудовищных
ф раз
в
русской
литературе
такова:
«Поведением управляют устремления и интересы,
превращающие
человека
в
у с тройс тво,
приспособленное,
биологически
и
социаль­
но,
для
жизн и ».
С амое
с траш ное
здесь
даже
не
слово
«устрой­
ство».
Самое
страшное:
п редп оло жен ие,
что
сам
по
себе
«чело­
в ек»
—
существо
для
ж изни
не
приспособленное,
ни
биологически,
ни
социально.
«Жизнь»
в
представлении
Л .Я.
Гинзбург
та ков а,
что
«выжить»
можно,
тол ько
превратившись
в
нек ое
«устройство», чему
способ ст вую т
«устремления»
и
«интересы», изначально человеку не
свойственные.
Любопытно
б ыло
бы
проанализировать
это
р ассу ж­
ден ие
с
точки
зрения
историзма,
то
ес ть
т ак,
как
это
сделала
бы
сама
Гинзбург.
Очевидно,
что
такую
фразу
мог
сочинить
только
человек
исто­
рич ес кого
раз рыва,
помнящий,
что
до
этой
н ече ловече с кой,
то ч­
нее
—
«а- ч еловеч ес кой»
жизни
была
дру гая ,
не
т реб ующая
для
выживания
нео бх од имости
превращения
человека
в
«устройство».
Та
жизнь,
что
была
«до», кончилась.
Но
люди
той
жизни,
ск оль ко
бы
они
друг
др уга
ни
истребляли,
ис чез ли
не
все.
Именно
о
таком
че ловек е
пишет
Гинзбург:
о
«человеке кончившейся жизни»
в
ус­
ловия х
«новой жизни» .
Именно
ему
требуется
превратиться
в
«ус ­
тройство»
для
выж ива ни я.
Име нно
он
должен
руководствоваться
не
ло гико й,
не
чувством,
не
верой,
не
ид еалами,
а
«устремлениями и
ин терес ами», изначально ему чуждыми,
навязанными
ему
«новой
жизнью».
Приписка
1
Уже
че рез
три
недели
после
разматывания
вышеприведенно­
го
рассуждения
я
наткнулся
(в тысячный раз листая «Ч ело века
за
п исьм енным
ст ол ом ») на определение этой самой «н ово й
жизн и»,
данное
самой
Гинзбург.
Вот
он о: «...чувство конца
ст арог о
мира.
Я
говорю
не
о
поддающихся
логике
соображениях
(это само со ­
бо й), но о глубинном переживании конца и необратимого наступ ­
ления
н ово го,
ни
на
что
пр ежн ее
не
похожего
мира
(недолговеч­
ный
нэп
спутал,
но
не
искоренил
это
пере жив ани е) .
Он
т руд ный
(втожевремяестьвнемкакая-то
облегченность
обнаженности),
но
он
ес ть
единс твенна я
н епре рекае мая
данность,
реальность,
в
которой
нужно
жить
иначе,
чем
жили,
чем
живут
с ейчас
за
ее
п ре­
92

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
д е ла ми ». Любопытно,
что
уникальность,
небывалость
«новой жиз­
ни»
опр едел яетс я
не
только
хронологическими
рамк ами
(«иначе,
чем
ж ил и»), но и географическими («чем живут сейчас за ее пре­
д ел ам и»). «Советская
республика
в
кольце
вр аго в»
—
не
просто
фраза
времен
Г оаж данс кой
вой ны , «блокада»
—
не
просто
эпизод
(пусть непереносимо трагический,
но
эпизод)
Второй
мировой. . .
Такой
че лове к,
по
бо льш ей
части,
и
есть
объект
редукционист­
с ких
манипуляций
Л .Я.
Гинзбург:
механизм
сведения
«устройства»
к
биологическим
(не очень ее интересующим)
и
с оциа л ьным
(глав­
ным,
по
ее
мн е нию ) «устремлениям»
и
«интересам»
д оволь но
прост.
«Человек старой жизни»
анализирует
со бств енно е
«устрой­
ство
для
выживан ия
в
новой
жиз ни»
—
вот
чем
является
проза
Гинзбург.
Но
такой
анализ
должен
быт ь
par excellence истори­
ческим...
Приписка
2
Ме ня
всегда
в олнов ал
сладковатый,
сух ой,
бестел есн ы й
зап ах
ее
прозы.
Потому
вопрос
о
«биологическом»
в
рассуждениях
Л.Я.
Гинзбург
не
исчезает
из
мое го
сознания;
прячется,
но
не
исче­
зает.
В ыска кив ает
всякий
раз
при
удобном
и
совсем
не
уд об ном
сл учае .
На
днях
мне
пода рил и
скандальную
книгу
Могутина
«Сверх­
человеческие
с уп ерт ек ст ы». Листая это сочинение,
написа нное
на
перв ый
взгляд
не
ч ерн илами,
а
спе рмой ,
я
вд руг
обн ару жил,
что
«сексуальное» («биологическое») для автора почти равняется
«социальному».
И
тут
п очему -то
чертиком
выскочил
тот
самый
в оп­
рос
о
«биологическом»
у
Л. Я.
Гинзбург.
А
пот ом
написалось
сл е­
дующ ее : «На самом деле биологическое”
не
сильно
волновало
Гинзбург
п отом у,
что
“с оциаль н ое”
для
нее
и
бы ло
“б иол ог ич еским”
(и наоборот).
В
условиях
советской
жиз ни
20- х,
а
особенно
30- х
и
40-х годов
только
социальная
активность
строго
опр ед ел енн ого
ро да
и
н аправ ления
могл а
обеспечить
би ол огич еское
выживан ие;
она
б ыла
биолог ичес к им
выживанием;
социальное
бы ло
биологи­
ческим .
Между
прочим,
отч ас ти
поэт ому
так
удались
Гинзбург
“З а­
писки
блокадного
ч ело в ека”: там слияние социального и биологи ­
ческого
дошло
до
предела.
Она
всю
жизн ь
писала
именно
«записки
блокадного
челов ек а», она почти всю жизнь прожила в блокадном
93

К.
КОБРИН
обществе,
в
обществе,
где
биолог иче с ко е
и
с оц иальное
совпада­
ют.
Оттого
о пыт
ее
кажется
ст оль
экзотичным
человеку
консюме­
рис тск ого
общества;
и
де ло
во все
не
в
битком
набитых
ма газ и­
н ах,
а
в
самой
структуре
ч ело веч еских
чувств,
же лани й,
алч бы.
Жи вущ ий
в
обще ст ве
потребления
алчет
то,
что
находится
вне
био­
л огиче ско го,
он
в ообще
не
знает,
ч его
алчет,
по ка
случайно
не
у ви­
ди т.
«В потреблении сегодня нет ничего “ п риродн ого”; это нечто,
что
приобретается,
чему
“научают”; это желание,
возникающее
у
лю дей
в
процессе
социализации»
—
так
пис ал
Р.
Бокок
в
своем
“Потреблении”».
Лю бо пыт но,
ч то,
подвергая
окружающих
бестрепетному
исто ри­
чес к ому
ана лиз у,
дек онс тру ируя
их
на
пр ост ейши е
(в итоге)
соци­
альн ые
механизмы,
Л. Я.
Гинзбург
ставила
себя
в
некие
скобки,
выводила
рефлекс иру ющег о
за
ра мки
объекта
ре флекс ии ,
как
ска­
зал
бы
А.М.
Пятигорс кий,
занимала
п ози цию
«наблюдателя»
—
«на ­
бл юдате ля
чужого
мышления
и
поведения».
Это
и
есть
по зи ция
ис тори ка,
социолога.
Как
мне
каж ется,
Гинзбург
бы ла
как
раз
кр уп­
нейшим
историком
со ветс ко го
об щес тва;
тот
фа кт,
что
она
уце­
лела,
сделал
ее
наблюдение
ун ика льны м
по
х роноло гич еск ом у
охвату:
от
20-х
до
80-х
го дов.
К
т ому
же
я
считаю
ее
к рупней шим
марксистским
социологом
нашего
века:
ес ли
Марк с
придумал
принцип,
сводивший
мног ооб раз ие
ч елове ческ ой
жизни
к
со ци аль­
н ому,
то
Л .Я.
Гинзбург,
как
никто
другой,
показала
работу
э тих
с оц иаль ных
ме ханизмов .
Ее
п роза
и
есть
самый
могу щес твен ный
механизм,
ч у довищн ая
редукционистская
машина,
разбирающая
все
и
вся,
не
оставляя
неделимого
остатка.
Как
писал
Ле нин: «элек­
трон
практически
не исч ер па ем».
Как
п исала
Г инз бур г: «В человеке
и
в
судьбе
человека
подлежит
а нализ у
не
неповторимо
личное,
потому
что
оно
ес ть
п ослед ний
и
нашими
способами
неразложи­
мый
пр едел
п сихи ческ ого
механизма;
и
не
типическое,
потому
что
т ипич еск ое
подавляет
м ат ериал,
но
в
первую
оч ер едь
—
всё
психо­
физически
и
ист ори ческ и
закономерное.
Фатум
человека,
как
точ­
ка
пересечения
всеобщих
тенденций».
Вот
уж
лучше
не
ск аж еш ь...
Ф атум
чел ове ка
можн о
разложить
на
составляющие
его
всеобщие
тенденции.
Ничего
лич ного
—
не
потому,
что
он
«нашими» (читай
—
«марксистскими») методами неразложим,
а
потом у ,
что
на
са мом
94

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
деле
—
его
нет .
«Личное»
ис торич ес ки
не
зак оном ерно,
п отому
его
нет.
Как
говорят
к ил л ер ы : «It’s a business, nothing personal».
Здесь
лежит
главное
отл и чие
Л .Я.
Г инзб ург
от
так
называемых
«мэтров»
—
ее
учителей-формалистов;
прежде
всего
от
Шк ловс ­
к ого.
Де ло
даже
не
в
том,
что
теория
имманентности
л итерату ры
была
пр отивн а
ее
историзму.
Д ело
в
том,
ч то,
как
тонк о
отметил
Выготский
в
«Психологии искусства», за теорией «ос транен ия»
скрывался
гедонизм.
Ве щь
следует
вывести
из
привычного
ей
ряда,
чтобы
зано во
ув идет ь
ее.
Чтоб ы
ею
насладиться.
Шкловс кий
об­
нажал
прием
и
наслаждался, «переживая его».
Л.Я .
Гинзб у рг
об­
наж ила
«обнажение приема»
и
заключила
в
исторические
рамки.
«Только не пытайтесь понять здесь что-либ о
с
п омощ ью
гедо ни з­
ма», —
в ыносит
она
с вой
приговор.
Лет
за
десять
до
это го
она
хирургически
точ но
оп ре делила
свое
отличие
от
«мэтров»: «Сей ­
час
несостоятельность
имманентного
развития
литературы
л ежит
на
ладони,
ее
нельзя
не
заметить...
лит ера турная
методология
только
оформ ля етс я
логикой,
порож дается
же
она
лич ной
психо­
лог ией
в
со ч етании
с
ч увст вом
ист ори и.
Ее,
как
любовь,
уб иваю т
не
аргументацией,
а
временем
и
необ х одим ос тью
конца.
Так
п ри­
шел
ко нец
имманентности».
Обратим
внимание
на
последню ю
фразу.
Зде сь
Л. Я.
Гинзбург
проговорилась.
Пришел
ко нец
не
толь ко
«теории имманентности
ли тер атуры », но и самой имманентности;
и мма не нтнос ть
просто
ра­
с творяетс я
в
«исторической закономерности».
Так
у
самой
Гинз­
бур г
проявляется
особого
рода
гедонизм:
она
наслаждается
не
в ещью,
а
ее
исторической
з ак оном ерно стью .
В
к онце
концов
в
разряд
ис ториче с ки
за кономерных
вещей
по­
падает
сам
автор.
Наблюдатель
н ач инает
наблюдать
себя.
Мы
можем
датироват ь
э тап
этого
п роц есса.
За пись
1973 года: «Моя
т ема:
как
человек
определен н ог о
исто рич еск ог о
склада
п одсч иты­
вает
свое
достояние
перед
лицо м
небытия».
М еня
всегда
ин триг овала
эта
фраза;
лет
вос емь
назад
я
сочи­
нил
даже
крохотное
э ссе
о
ней.
Но
интри гов ал а
вторая
ее
част ь:
«...подсчитывает свое достояние перед лицом
неб ыт ия».
Кажется,
п ора
обратить
вн иман ие
на
первую.
«Человек определенного исторического склада».
Неумолимый
приговор.
Ма шина
дрогнула
и
ост анов ил ась .
Машина
осознала,
что
95

К.
К ОБРИН
возможности
ее
огран ичен ы,
что
заложены
они
при
сборке
и
опи­
са ны
в
инструкции.
Ист оризм,
редукционизм
сам
заключил
себ я
в
исторические,
подлежащие
реду кц ии
рамки .
О
том , «какого исто ­
рического
склада», сказано в эссе «Поколение
на
пово ро т е».
Как
она
бы ла
права,
ко гда
писа ла : «Подобно грешникам,
мы
пригвождены
к
сво ей
и с то р ии »! Но не следует забывать,
что
гр ех
как
раз
и
состоял
в
соз дани и
этой
истор ии .
Впрочем,
са нти ме нты
были
бы
здесь
излишни:
Гинзбург
не
рас каивает ся
в
своем
грехе;
а
это
был
им енно
ее
—
человека
20- х
годов
—
грех.
Д ост аточ но
вслушаться
в
а зарт ную
интонацию
поколенческого
автопортрета:
«У нас
—
политика,
история,
социальность,
неистребимые,
в
кр овь
вошедш ие,
к ровью
проверенные».
Только
вот
те,
в
чью
кровь
«по ­
литик а
с
социальностью»
вошли,
и
те,
чьей
кровью
они
были
«про­
ве рены», —
разн ые
лю ди.
Приписка
3
Са мая
о стр ая,
непереносимо
бередящая
сердце
ве щь
Л. Я.
Гин-
зб ург
—
«Мысль,
описавшая
круг».
Кажется,
тол ько
там
у
нее
«тень
знает
свое
м есто », социальное не сжирает экзистенциальное,
хотя,
как
обычно,
автор
безукоризненно
совлекает
оболочку
со
вс ех
соц иальн ых
механизмов.
Но
остается
еще
нечто,
неразложи­
мое
в
анализе.
С мерт ь.
Смерть
любимого
человека.
Только
это
за­
ставляет
ее
выстроить
(может быть,
даже
против
св оей
воли)
ин ую
це ннос тну ю
иерархию.
На
вершине
— пустая,
бездонная
т айна,
чуть
ни же
—
острая,
хол одно ват ой
бритвой
режущая
боль,
еще
ни же
—
все
из обил ие
фокусов,
п ридума нных
людьми
для
отвлечения
от
первых двух.

ЛИТЕРАТУРА
И
ИСТ ОР ИЯ
(два коротких эссе)
1.
ПРОГУЛКИ
ПО
ОСТРОВАМ
Сес ть
в
метро,
доехать
до
«Черной речки», затем
—
на
трам­
в ай,
выйти,
оставить
слева
от
себя
буддийский
храм ,
п ройти
по
де­
ревянному
мостик у
и
...
«Вновь оснеженные колонны, / Елагин ос ­
тр ов
и
два
огня...».
Это
—
Блок.
«На островах» .
Поэ т
ч асто
бывал
«на островах»
—
Елагином,
К рестов ско м
—
глушил
се бя
п орт ером
в
бе ско неч ных
рест оранах
и
кабачках,
посещал
в арьете,
зав оди л
знакомства
с
местными
п ро ст иту тк а ми : «За толстыми пивными
к ружк а ми, / За сном привычной суеты /
Скво з ит
вуаль ,
покрытый
муш ками, / Глаза и мелкие черты». ( Как
прекрасен
этот
«Вуаль»
муж ск ого
рода!
Как
странно,
мистич еск и
он
«сквозит» « за
толсты­
ми
п ив ными
к ружкам и»!) Поутру,
приняв
ванну,
по эт
записывал
в
дн евник : «Ночь глухая,
ок оло
12-ти
я
вышел.
Ресторан
и
вино...
Лихач.
Варьетэ.
Акробатка
выходит,
я
умо ляю
ее
ехать.
Ле тим,
ноч ь
зияет.
Я
совершенно
вне
с еб я...
Я
рву
ее
кружева
и
б атис т,
в
э тих
грубых
руках
и
острых
каблуках
—
какая-то
си ла
и
т айн а».
Ни
у
ко го
из
рус ск их
по этов ,
кр оме
Блока,
вульгарная
прости­
тутка
не
выз ыв ала
столь
острого
эстетического
восхищения.
По­
мню ,
в
детстве,
было
невозможно
поверить,
что
и
«шляпа с тра­
урными
перьями», и «в
ко льца х
узкая
рука», и «вздыхая
древними
поверьями»
—
это
все
про
н е е : «маньку», «шалаву», «шлюху», на­
конец
—
«Катьку»
из
того
же
Бло ка,
только
революцьонного.
И
дейс тви тел ь но,
чувствуете
ли
вы,
как
от
в ос хищени я,
почти
священ­
ного,
захватывает
дух: «Я чтуобряд:
легко
заправить
/ Медвежью
полость
на
лету, / И тонкий стан,
обняв,
лукавить, / И мчаться в
сн ег
и
темноту...»?
В
том
же
1911 году,
в
котором
Александр
Б лок
вып ытывал
у
ос­
тровной
не знак омк и: «Средь этой пошлости таинственной, / Ска­
97

К.
КОБРИН
жи,
что
делать
мне
с
то бо й. ..», юный нахальный эгофутурист Игорь
Северянин
со чинил
св ой
вариант
«На островах» .
В
от лич ие
от
ст ар­
ше го
поэта,
он
использует
ины е,
бол ее
современные
ср едст ва
передвижения
(футурист все -т аки !): «В ландо моторном,
в
ландо
шикарном
/ Я проезжаю по Островам» .
Но
персонажи
все
те
же:
«эти дамы», «феи» (в иронических кавычках); похожи на блоковс­
кие
и
воп рош а ни я: «И что тут прелесть?
И
что
тут
мерзость?/
Бесстыж
и
с корб ен
ночной
пу ант» .
Действительно,
сравните: «ска­
жи,
что
делать
мне
с
тобой?» — « и
что
тут
п ре ле сть?».
Ответ,
в
об щем,
несложен: «ночной пуант».
Но
фут ур ист
(как и положено)
пошел
дальше.
Вот
гривуазно­
мещанс кая
к онцов ка
его
стиха:
Кому
бы
бросить
наглее
дер зость ?
Кому
бы
нежно
поправит ь
бант?
Трогательная
пошлость
С еве рян ина
нашла
своего
а дресата.
Че­
рез
17 лет после моторных променадов эгофутуриста по Остро ­
вам
25- лет ний
Николай
Заболоцкий
соч иняет
свои х
знаменитых
«Ивановых». Там юные коллеги блоковских
«незнакомок»
и
северя-
н инс ких
«фей»
обретают
прав о
на
собственный
го лос,
на
свой
во п­
рос.
Блок
не
знал,
что
ему
делать
с
«акробаткой», Северянин лег­
комысленно
и с кал, «кому бы нежно поправить бант?», «девка»
Заболоцкого
просто
вопиет:
...Куда
идти,
ко му
нести
кровавый
ротик,
кому
сказать
сег од ня
«котик»,
у
чьей
постели
б ро сить
бо тик
и
де рнуть
кнопку
на
груди?
Неужто
некуда
идти?!
Действительно,
куда
идти ?
На
бло ков ски е
Ост рова
путь
был
за к­
рыт.
На
дворе
1928 год.
Ст ар орежимные
«незнакомки»
и
«феи»
высланы
или
расстреляны.
«Вуаль», «перстни», «острые каблуки»
—
все
по
ту
сто рону
семнадцатого
года.
Но
де ло
не
в
истории.
Ра з­
ве
не
с огла силс я
бы
Бл ок
с
леденящим
д ушу
вос к лицан ием
а вто­
ра
«Столбцов»: «О,
мир,
свинцовый
идол
мо й.. .»?
98

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
2.
КРАТКИЙ
К УРС
ИСТОРИИ
БЕДНОСТИ
«Бедные
—
алмазы
Божьи!» —
восклицал
темп ера ментны й
Гил­
берт
Кит
Честертон
в
одн ом
из
св оих
непревзойденных
э ссе.
Хо­
телось
бы
знать:
к акова
была
эта
алм азная
британская
бедность
эпохи
«фин -де -съ екл я »? На вкус,
на
запах?
Грубая
пища:
вареный
к артоф ель ,
баранина
под
луковым
со усом ;
начищенные
до
блеска
м едные
ск овородки ,
висящие
рядком
на
выбеленной
стене;
гл иня­
ные
и
вересковые
трубки;
тяжелые
башмаки;
пролетарские
кепки;
п иво
в
оловянных
кружках;
зимняя
промозглость
в
комнатах;
скри­
п учие
голоса;
воскресная
проповедь;
семейная
Библия.
Эстет
Че­
стертон
находил
во
вс ем
этом
г ораздо
бол ьше
поэзии
(и правды!),
неж ели
во
фрачно-брючных
увеселениях
сказочно
разбогатевшей
столицы,
в
о тта ива вших
от
викторианской
замороз ки
буржуазках,
в
шампанской
свежести
светских
ком едий
Оскара
Уайльда,
в
стар­
ческ их
графических
безделках
юного
Бер дсл и.
Чу ть
раньше
подоб­
ный
выбор
на
другом
конце
Европы
сделал
старший
коллега
Че с­
те ртон а
—
Лев
Толстой;
только
вот
британская
бе днос ть
на
фо не
русской
к азалась
ис тинны м
достатком.
И
вооб ще,
что
з начил о
то гда
«быть бедным»? «Я человек небогатый», —
говорит
Шерлок
Хо лмс
в
одном
из
рассказов
доктора
Ва тсон а
(не Уотсона
—
это
другой
перс он аж !) и кладет в карман заработанный чек на несколь ­
ко
т ысяч
фу нтов.
По
нынешним
мерк ам
—
тысяч
на
сто
долларов.
Этому
б едня ку
не
хва тал о
денег,
чтобы
одному
с нима ть
квартиру
на
Б ейк ер-стр ит ;
с
другой
стороны,
он
мог
бы
и
без
всяких
Ватсо­
нов
нанят ь
жи лище
чуть
подальше
от
Риджент-парка
и
Оксфорд-
стрит.
Этот
небог аты й
де тек тив
шныркал
заморский
к ок аин,
не
брезговал
п ростым
морфием,
любил
побаловать
се бя
и
компань­
она
холодными
куропатками,
билетами
в
оперу,
побегами
от
Мо­
риарти
в
ф еш ене бел ьную
Ш вейц арию.
Кстати,
брен ди
на
Б ейк ер-
с тр и т, 221-6, не переводился.
Как,
вп роч ем,
и
шерри
с
порт в ей ном.
У
мен я, 22 года прожившего в позднем совке,
п редст ав ления
о
бедн ост и
—
о
«честной бедности»
—
несколько
ины е.
Никаких
м едных
ск ов ород ок
и
семейных
Библ ий .
Символ
позднесоветской
«честной бедности»
—
выстиранные
целлофановые
пакетики,
сохну­
щие
на
бата ре ях
центрального
отоп лен ия.
Мутны е ,
с
засохшими
п оте ками
на
стенках,
припахивающие
чем-то
невыразимо
затхлы м ,
они
т орч али
меж
батарейными
секциями
как
об орванн ые
носовые
99

К.
КОБРИН
платки
и
застиранные
простыни,
выброшенные
в
знак
капитуляции.
Это
и
была
капитуляция
—
пер ед
ублюдочным
бытом,
жидкой
тос­
кой,
бе спр осве тно й
маетой
на
службе
с
восьми
до
пяти ,
перед
чу­
довищной
вонью,
рас прос тр аня емо й
конторской
столовкой
в
ры б­
ный
день.
И,
на кон ец,
на блю де ние
последних
н еско л ьких
лет.
Сим вол
«че­
ст ной
б еднос ти»
сейчас:
внезапное
исч ез но вение
из
т воей
жизни
нек отор ых
знакомых,
переставших
з вонить
из
эк ономии.
У
молча­
щ его
телефона
нет
ни
вкуса,
ни
цвета,
ни
запаха.
Бедность
(в от­
ли чие
от
н ище ты)
стала
дист ил лиров анной.

ПУТЕШЕСТВИЕ
В
Л.
Однажды
Бюффон
удивился
тому,
что
у
такого
нат уралист а,
как
Альдрованди,
мо жно
найт и
нево­
образимую
смесь
точных
о пис аний,
заимствован­
ных
цитат,
небы ли ц,
взятых
без
всякой
кр итики,
и
замечаний,
касающихся
в
равной
степени
анато­
мии ,
гер альд и ки,
зон
обитания,
мифологических
характеристик
какого-нибудь
животного
и
приме­
нений,
ко то рые
мо жно
им
найти
в
м е дицине
или
магии.
Мишель
Фуко
Кто-то
любит
по па,
кто-то
попадью,
а
кто-то
(умница!) —
попо­
ву
дочку.
Нич его
против
люб ителей
Ру бенс а
не
име ю,
как
и
про ­
тив
ценителей
шмата
с ала
под
стакан
гор илки .
Печень,
в
конце
концов,
у
всех
разная.
Моя ,
например,
рубенсовскому
салу
пред­
почтет
сухую
зелень
Вермеера,
наперсток
хальсовой
можжевелов­
ки,
бел осн ежное
молоко
и
кружевную
пену
вандиковых
от ло жных
воротн ик ов.
«Большому голландцу»
всегда
предпочту
«малого».
Речь,
кон ечн о,
не
о
Соединенных
П ро винц иях
Нидерландов.
«Малый голландец»
—
понятие
и
психологическое,
и
историко-куль­
ту рно е,
контекстуальное.
Психологически
он
—
каллиграф,
часов­
щ ик,
искусник;
одним
сло вом
—
р емесл енник .
Контекстуально
он
—
луна,
света
своего
иметь
не
мог у щая
(по мнению большинства
со времен ни ков
и
пото мк ов)
и
заметная
ли шь
от раж ением
лу чей
т.
наз.
«настоящего светила»
—
«голландца большого».
Врод е
бы
все
так,
только
почему-то
Раб ле
поч итаю т,
а
Мо нтеня
читают;
М ик елан­
джело
изучают,
а
Челлини
разг ляд ыва ют
просто
так
и
норовят
потр ог ать
пальцами.
Действительно,
творение
«малого голландца»
хочется
по трог ать ,
пощ упа ть,
ощутить
заложенное
в
него
чело ве­
ческое
тепло,
тепло
Мастера,
одержимого
сво им
ремеслом.
Но
только
своим.
В
русс кой
литер ат уре
с
одержимостью
«своим ремеслом»
ту­
говат о;
это
общеизвестно.
Наш
м алоч исленный
«малый голландец»
101

К.
КОБРИН
стоит
особняком,
писательства
своего
сте сняе тся ,
на
литерат урные
об еды
по чти
не
х одит,
в
школе
его
не
изучают.
Т ак,
по
крайней
мере,
был о
до
советской
власти.
При
б оль шевик ах
наш
Вермеер
(как бы его ни звали:
Константин
Вагинов
или
Евгений
Харитонов)
несет
на
с ебе
печать
и
социального
изгнанничества;
неудивитель­
но
п оэт ому,
что
положение
сво е
он
начинает
воспринимать
как
судьбу,
неизбежность
и
учится
находить
в
ней
смысл.
На
следую­
щем
эт апе
«малое голландство»
превращает с я
в
стиль.
С тиль
не
столько
п оведен ия,
сколько
художественный.
Нынеш нем у
«мало­
му
го лла ндцу »
не
нравит ся
о кру жаю щая
его
культура;
что
же,
он
не
бунтует
проти в
нее.
Он
создает
свою.
С
точки
зрен ия
журнала
«Знамя»
прозаика
Андрея
Ле вк ина
не
сущес твует.
Как
и
с
точки
з рения
любого
иного
«толстого журна­
ла», кроме,
быт ь
может, «Дружбы народов», для которой русско -
пишущий
бывший
рижанин
гипотетически
интересен
(как сказал бы
Р о за нов ) «по должности» .
Между
тем
Левкин
не
тол ько
п розаи к
(и,
на
мой
вкус,
из
лучших), а,
перефра зируя
Бо р хе с а, «целая лите­
ра тур а ». «Родник», который он некогда редактировал,
—
единствен­
ный
журнал
э похи
«перестройки», который не стыдно листать и
сейчас.
Его
остроумные
литературные
проекты,
мас терс к ие
рецен­
зии,
филигранной
выд елки
этюды,
из ящные
эссе,
насыщенная
проза...
Проза
вообще.
О
прозе
Андрея
Лев кина
и
пойдет
речь.
Ес ть
«писатели време­
ни»
и
«писатели пространства».
Других
нет
вообще.
Другие
в ооб­
ще
не
писа т ели.
Ле вкин
несомненный
«писатель пространства»,
са мое
его
пис атель с тво
—
продук т
географии,
со
всеми
вытекаю­
щими
(не только водными,
но
и
культурными)
потоками.
Географ ия
Лев кина
именуется
Европ ой ,
Центральной
Европ ой,
Цент рал ьно ев­
ропейской
Провинцией.
Рига ,
в
которой
он
родился,
—
провинция
(в хронологическом порядке)
немецкая,
шведская,
российская,
советская.
Сейчас,
судя
по
всему,
—
просто
пр ови нция ,
не
о тшта м­
пов анная
имперским
Большим
Стилем,
провинция
без
метрополии.
Дюжинная
евробедность.
Привычка
носить
бот ин ки
по
десять
лет,
ежедневно
тра ча
на
уход
за
ни ми
по
десят ь
минут.
Отдельность
здешних
вещей
—
б улыж нико в
старой
мост овой,
домиков,
чаше­
чек
с
кофе-ликером
на
од ин
г лоточ ек
—
превращае т
левкинскую
прозу
в
бес к онеч ный
список
вещей,
эдакий
акк уратн ейший,
но
не
структурированный
каталог.
Вот
образчики
его
сви стоно вск ой
ма­
102

ПУШКИН
И
ДРУГ ИЕ
ни и: «На свете написано много книг.
“Механика разрушений”, на­
пример.
“Сварные сосуды высокого давления”
также.
“Н еразруш а­
ющий
к онт роль
мат ери алов
и
элементов
ко нс т ру кц ий ”. “Ползучесть
металлов”
опять
же.
Что
уж
говорить
о
к ниге
“Волны напряжения
в
твердых
телах”».
И л и: «Музыка для мужиков есть музыка,
кото­
рую
не
слышат
и
к оторая
не
положена:
а)
дети
(-я м), б)
п одро ст­
ки
(-ам), в)
мо ло дые
(- ым)
лю ди
(-ям ), г)
остальные
(- ы м)» («Пись­
ма
ан гел ам»).
Сам
же
автор
сидит
с
луп ой
и
перебирает
все
с вое
б ара хлиш ко,
довольно-таки
холодно,
б есст растно.
Ну,
просто
р иж­
с кий
немец-часовщик...
Вп роч ем,
п ер ечни
вещ ей
—
хлеб
прозы.
Точнее,
хлеб
и
и кра.
Прозу,
в
к оторой
«мало вещей», читать неин­
тер есн о;
голым
вос парят ь
не
то
что
неприлично
—
неудобно;
по­
то му
надобно
тщательно
обдумать
к остю м.
Г егел ев ская
абсолют­
ная
ид ея
не
явится
к
нам
без
чулочков
и
ко с ме тики;
если
ве рить
Левкину,
абсолютный
дух
воплотился
во
ф лама ндс ком
художнике
М емлинг е
(«малом», конечно; «мельчайшем»): «А Мемлинг,
высо­
кий,
мощный,
курчавый,
мо гущ ий
п одня ть
на
вытянутых
руках
те­
ленка,
жи вет
в
Бр ю гге,
б огат еет,
ск уп ает
дома,
школит
учеников,
пишет
свои
маленькие
картинки,
которы е,
не
сцепляясь
в
ед иный
по ток,
служат
лишь
вн ешн ими
приметами
с кры того
за
ними:
рас ­
сыпающего
вокруг
се бя
ц ветные
и
красивые
п рямоу голь ник и
— так
всякий
м ифол огическ и й
организм,
в
сущности,
—
внутри
любой
религии
—
отдельный
ее
рос то к-от рос ток .
Орган,
выкинувшийся
из
д ан ного
Бо га,
бронзовый
орган
чувства
Б ога
—
не
поглощающий:
излучающий
оч е редное
чу в ств о» («Мемлинг как абсолютный дух не ­
бо льш ого
разм ера»).
Ци т ирую
обильно,
вопрек и
все м
п рав илам:
не
м огу
ост анов ить ся
—
всякое
словечко
хорошо,
всякая
деталька,
всякая
ве щиц а.
Если
социокультурная
ро дина
Левкина
—
Рига,
то
ли тер ат урная ,
несомненно,
Галиция,
таинственный
кр ай
вампиров,
гуцулов
и
За-
х ер-Мазох а.
Кстати,
в
1992 году в левкинском «Родник е»
был
р аз­
мещен
п роект
«Международного Фонда Мазоха», который,
в
ча ст­
нос ти,
предлагал
«организацию и проведение Международных
мазохистских
чт ени й»; так и вижу эти бутафорские цепи,
гибкие
хлы сты,
б ронированные
б юс тг альтеры
в
окружении
щуплых
суту­
лых
интеллектуалов
с
всенепременнейшими
очечками
на
нос у. ..
Ли терат урную
генеа ло ги ю
Ле вк ина
я
бы
возвел
к
дрогобычанину
Бруно
Шу льц у,
а
в
кузены
к
не му
назначил
бы
экс-львовянина
Игоря
103

К.
КОБРИН
Кле ха.
Как
у
Шульца,
левкинский
текст
рас тет
сам
по
себе
и
раз­
растается,
как
запущенный
огород
на
исходе
лета,
где
буйный
сорняк
перемешан
с
лихо
зак руч енны м
усиком
распоясавшегося
о гу рца.
И
для
того
и
для
дру гог о
характ ерно:
в ещь
сам оза рож да-
ется,
пухнет
и
извергает
«дикое мясо»
п розы,
точно
это
в
«Авгус­
те»
Шульца
извергается
дикое
мясо
лопухов.
Только
вот
интона­
ция
разная :
безумная
воспаленная
изощренность
дрогобычанина
риж ани ну,
бюргеру,
редактору
не
к
сти лу.
Андрей
Левкин
испове­
дует
интонацию
простодушной
важности.
На
первый
взгляд
к ажетс я:
ес ть
в
его
ин тонац ии
какая-то
на р-
биковская
п ри дурк оватост ь .
Придурковатость
человека,
в ажно
го­
во рящ его
о
пустяках,
перечисляющего
все
ме льч ай шие
подробно­
сти,
разнообразнейшие
варианты
никудышного
события.
Нап рим ер,
мож но
вооб разит ь
довольно
б ол ьшой
расск аз
под
названием
«Как
я
зажег
спи чку
в
восемь
тридцать
с емь
вечера
девятнадцатого
июля ».
Здесь
будут
перечислены:
случаи,
при
к оторы х
с леду ет
зажигать
спичку;
слу чаи,
при
которых
не
следует
з ажиг ать
спичку;
материалы
и
технологии
производства
спи че к;
соображения
по
эс­
тетике
спичечных
коробков;
способы
чирканья
спички
об
коробок
(от себя или на себя?); и т. д. ,
и
т.п.
до
дурной
бесконечности.
Впрочем,
Нарбикова
такого
рассказа
не
нап исал а
бы:
придуркова­
то сть
ее
ин тон ац ии,
ее
важность
в
о писании
бог
зн ает
чего ,
об ус­
ловлена
не
л ит ера турн ыми
п ричи нам и,
а
соц и ок уль турны ми;
она
знает,
как
сейчас
не
на до
писать
(как некрасиво,
несовремен­
но ), и поэтому пользуется тем,
что
к ажется
ей
совре мен н ым,
—
нар очит о
спотыкающимся
синтаксисом,
обм аз анн ым
невнятной
ме­
стоименной
кашей;
все
это,
в идимо,
скопировано
со
ст о личного
ин­
теллигентско-тусовочного
сленга
середины
восьмидесятых.
Некоторая
придурковатость
левкинской
и нт онации
рожде на
именно
его
простодушной
важностью.
Левкин
п ро стодуш ен,
ибо
может
не
моргнув
глаз ом
назвать
свою
пу б ликац ию
«Три количе­
с тва
сл о в », сразу подставив себя под неизбежную фразу гипоте­
тического
кр ит ика
о
количестве,
не
перешедшем
в
качество.
Нар­
бикова
не
стала
бы
так
де л ать.
Вообще
же
Левкин
прос тоду ше н
как
пр овин ци ал;
только
провин ц иалам
может
показаться,
что
они
д елают
какое - то
отк ры тие
в
литературе.
Самое
смешное,
что
они
их
действительно
делают
(надеюсь,
нет
над об н ости
приводить
104

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
не кий
ряд
от,
например,
Г оголя
до
Дж ойса,
Фолк нер а
или
все
то го
же
Шульца).
Левкин
—
истинный
номиналист.
Об щих
иде й
для
него
не
су ще­
ствует;
ситуаций,
кажется,
тоже.
Ва жность
его
интонации
проис­
тек ает
от
пафоса
однократности,
штучности
вещей,
ра сполож ен ­
ных
в
безвременном
пространстве.
Он
да же
написал
настоящий
г имн
од нок рат нос ти
(если слово «ги м н»
применимо
к
левкинской
прозе)
—
текст
под
названием
«Там,
где
та-ра-ра,
т а- ра- ра».
При­
веду
один
из
его
сор ока
аб з ац ев : «Выходит,
одн окр атн ое
дейст вие
допускает
видеть
себя
даже
на
вполне
осязаемом
молекулярном
уровне,
не
требуя
спуска
на
уров ень
атомный
или
слов,
пост оя н­
но
б лужд ающих
вокруг
и
лиш ь
изредка
кас ающ ихс я
предмета.
Конечно,
п ре дставл ение
об
однократном
событии
как
некоей
не­
про зрач ной
облас ти
в
мозгу
слишком
грубо
и
уступает
чистым
возможностям
речи,
но,
что
поделать,
м уч аясь
понять,
что
находит­
ся
в
ее
центре
и
все
не
д ает
себя
ощупать,
и ной
раз
и
с орвеш ь­
ся.
З начит ,
п р едмет
р ечи
ощу тим
хотя
бы
в
виде
срыва,
следова­
тельно
—
та кое
затемнение
в
мозгу
существует».
Повеял
ли
на
вас
ангел
неожи данным
и зги бом
и нт она ц ии: «...иной раз и
сор вешьс я»?
Рижский
б юр гер,
ремес лен ник ,
номиналист,
Левкин
сочиняет,
ко нечно
же,
не
рассказы
и
повести.
Он
пишет
трактаты.
Сами
на­
звания
его
текстов
гов оря т
об
этом: «Тестировка X», «Жизнь как
хр он ика », «Лента с дырками,
для
ша р ма н ки », «Вместествоведе-
ни е», «Мемлинг как абсолютный дух небольшого размера», «Эзоте­
ри ка
с оц -арт а».
Трактат
—
жанр
по
преимуществу
средневековый;
Левкин
по
преимуществу
(это действительно его преимущество)
автор
средневековый.
Об
этом
говорят
не
только
его
тексты,
одержимые
манией
уточнений,
крутящихся
на
нич тож ном ,
но
ре­
альном
расстоянии
от
цели,
что
смахивает
на
бесконечные
деф и­
ни ции
Б ога
от
Оригена
до
Паскаля.
Ж урналь н ые
проекты
Левкина
будто
задуманы
в
мон ас тырс ких
с кр ипто р иях : «исторический»
но­
мер
«Родника»
к онгр уэнт ен
какой-нибудь
«Красной книге из Хер-
г е ста», а затея пересказывать известные литературные сочинения
могла
родиться
и
у
такого
великого
компилятора,
как
Исидор
Се­
вильский.
Так
о
чем
же
трак та ты
Левкина?
О
вещах
и
действиях
(т.е .
пр о­
исшествиях
с
вещами).
Хотя,
строго
говоря,
он
их
не
оп ис ыв ает.
105

К.
К ОБРИН
В сп ом ним : «Выходит,
однократн ое
дейс твие
допускает
ви деть
себя
даж е
на
вполне
осяз аемом
молекулярном
ур овн е,
не
требуя
спуска
на
уровень
атомный
или
слов,
постоянно
блуждающих
вок­
руг
и
лишь
из ре дка
кас ающих с я
предмета».
Лев кин
действитель­
но
работает
на
молекулярном
уровне:
пытается
воссоздать
в
те к­
сте
молекулярную
структуру
вещей,
о
которых
пишет.
Он
не
о
вещах
пишет,
скажем
для
полной
я сност и,
а
сами
ве щи
создает
текстом;
иногд а
очень
причудливым
образом.
Можно
создать
ры бу,
написав
текст,
имеющ ий
количество
абзацев,
равное
коли­
честву
костей
в
оной.
Можно
вообще
со зда ть
жизнь,
на пи сав
длинный
(по желанию
—
средний,
короткий)
текст.
В
конце
к онц ов,
можно
соз да ть
мир.
Маленький
мир,
мир-миниатюру.
Такой
создавал
Мемлинг,
та­
кой
созд ал
Ман дель шт ам
в
«Шуме времени»
и
«Египетской мар­
ке». Любители
«больших голландцев»
относятся
к
не му
с
подозре­
нием;
н апример,
Ли дия
Гинзбург
написала
о
п розе
Мандельштама
след ую щее: «Метод этот противоположен символическому:
там
вещи
во зводили сь
к
ид еям,
здесь
ид еи
возводятся
к
вещам...
При
большом
количестве
и
пестроте
эт их
вещей- м етафор
они
неми ну ­
емо
должны
быть
взяты
в
малы х
ма сшт аба х.
Ве щи
в
м иниатюре
—
игру шк и;
отсюда
игрушечный
мир,
отсюда
подозрительное
изяще­
ст в о...»
Конец
цитаты.
Изящество
не
может
быть
подозрительным.

НАУТИЛУС
ПАМЯТИ
(фрагменты путеводителя по книге стихов
Владимира
Гандельсмана
«Тихое пальто»)
1.
Книга
открывается
резко,
увер енно;
автор
—
неулыбчивый
ка­
питан
Не мо
—
распахивает
сильной
р укой
дверь
в
На ути лус
своей
памяти.
В
страшный,
облезлый,
прек расны й
Ленинград
пяти де ся­
т ых- шест идеся ты х,
в
стары й
Питер,
что
бо ка
п овытер.
Читатель
идет
(читателя ведут)
ла б иринт ом
трюмных
коридоров;
по
х оду
хозяин
открывает
случайные
двери,
а
там
—
об мор очные
про валы
в
матовую
муть
бань,
пахнущее
вареной
капустой
уб ожеств о
боль­
ниц ,
выкрашенных
по
плечо
синей
краской,
г роты
п од вороте н:
...За ним туманный
г омон
бань,
где
пухнет
матовая
мгла
и
в
гар дероб е
горбит
брань
худую
спину
из
горла.
За
ним
уб ожест во
больниц,
где
выдыхают
жизнь
плашмя,
или
иконы
бле дн ых
лиц
гл яд ят,
как
м ать
сидит
к ормя.
Пуст ь
известковых
стен
подъезд
и
под воро тни
грубый
грот
ды ря вят
пл оск ость
э тих
ме ст
—
на
черный
ден ь
е сть
черный
ход...
3.
Не т,
не
трюмный
коридор,
а
черный
ход
памят и.
Вс е,
что
к
памяти
не
относится,
есть
бесконечный
«черный день», механичес ­
кая
орг ия
веч ног о
ак туаль ног о
—
«Наутилус», его металлические
кишки
и
надраенные
медные
ручки.
Резкий
св ет
про шл ого
бьет
107

К.
КОБРИН
лишь
при
распахивании
д вери
в
тот
сиротск ий
мир
детства
и
юн о­
с ти,
который
об орач ивается
не
чем
иным,
как
об ретен ием
стиха:
...и
е сть
матер ия
стиха,
когда
вын ырива е шь
вдруг
на
ленинградские
снега.
Бери.
Они
из
первых
рук .
8.
С
самого
начала
наблюдательный
чит ат ель
должен
бы
дога­
дат ьс я,
куда
его
выведут;
ведь
с тарту ет
он
от
блоковской
аптеки:
На
что
мой
взгляд
ни
уп аде т,
то
станет
в
мир
впечатлено.
Отечный
св ет
ап тек
п ридет
из
переулочных
темно...
—
и
в
финале
получ ает
«материю стиха»
из
первых
ру к.
Пря мо
в
руки.
Материю
можно
пощ упа ть.
Питерская.
Вот
и
вт орое
стихотворение
кн иги
о
материи;
о
ней,
по
край­
ней
м ере,
п овест вует
финал
—
о
все
той
же
материи
стиха,
взя­
той
из
первых
р ук:
... то
в
мате рию
сдвиг
ду ха
п лотног о
взрыв
как
вернулся
бы
над
реко ю
крик
в
горл о
чайку
явив...
Сюжетом
этого
стихотворения
стало
ст упе нч атое
нав едение
оп­
тики
на...
Питер...
памят ь. ..
По
ме ре
зав орач иван ия
окуляра
му т­
не ет
и
рас творяетс я
в
бе сформенном
хаосе
Сибирь
с
ее
трех х во­
ст ой
п летк ой
Лена-Енисей-Обь,
бледн еет
«уссурийский окрас», зато
все
четче
с тано в ятся
очертания
тог о
места,
той
мучительно-люби­
мой,
колдовской
точки,
там,
левее
на
карте
страны,
на
«шкуре
стран ы»:
...где
на
Западе
мертвой
дымкой
гл аз
и
чернеет
вода...
108

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
Поэт
возвращается
в
исходную
точ ку
воображаемого
конуса
—
в
Пит ер.
Крик
возвращается
в
горло .
Так
же,
кружением
сух ого
осеннего
лист а
прямо
в
точку,
нач инает ся
з наме нит ое
стихотворе­
ние
Ку змина :
Ли сть я,
цвет
и
ветка
—
Все
заключено
в
одной
почке.
Кр уги
за
кру нами
се ткой
Суживаются
до
маленькой
точки.
Поэзия
Владимира
Гандельсмана
вы росл а
из
почки
чах ло го
то­
поля
во
дворе
до ма
где-то
на
Петроградской.
10.
Третье
стихотворение
нач инает ся
тем
же
—
движением
вспять,
е сли
не
кр ика
в
г орло,
то
постскриптума
к
м инувш ем у:
С
трамвайного
п оползн овен ия
(скрипи,
постскриптум
к
мину вшему)
нач ни
забвение.
Пр ойдись
по
скрытным.
«Прохаживаясь по скрытным», поэт приберегает раскрытие тай ­
ны
этого
строгого
принципа
ретроспекции
к
следующему,
чет вер ­
т ому
стихотворению:
... что ты
пр ипи шешь
им
когда-нибудь,
перевернув
бинокль.
Ме та фора
найдена
—
перевернутый
бинокль.
Отсюда
и
харак­
тер
путешествий
капитана
«Наутилуса»
—
не
по
морям-окиянам,
а
внутри
—
по
черным
х одам
с воей
стра нной
и
страшной
машины
памяти.
12.
Остановимся
и
огл яди мся
по
ст орона м.
Как
устроено
это
чудо
мнемотехники,
какова
его
мнимотехника? «Мнимо»
—
потому
что
это
не
«техника», собственно,
в
смысле
XIX, жюльвернового,
в ека.
Скорее
—
б ио техн ол огия
материи
стиха.
Мастерами
г р омоз дить
ал лит ера ции
были,
как
извес тн о,
англо­
саксы
—
так
они
выражали
и
зво н
ме ча
о
щи т,
и
неистовство
вол­
109

К.
К ОБРИН
ны
Сев ерног о
моря.
В
плотном
тел е
га нде ль смановско го
ст иха
ал­
литерационные
с троки
чист ей шего
звучания
и
смысла
буквально
вспыхивают,
как
вспы хив ают
на
случайном
луче
прожилки
кварца,
стиснутые
гор ной
п ород ой:
...
в
си то
скуки
ссыпая
песок
из
горсти...
Так
и
слышишь
эт от
сып
песка,
бесконечный,
между
пальцами,
время.
Ос тановивш ееся
время
детства.
13.
Вот
мы
и
вернули сь
к
времени.
С об ств енно
го во ря,
его
нет.
Есть
две
зоны
неподвижного
не­
что
—
дет с тво
и
старость;
два
мира,
населенные
д аже
не
веща­
ми,
а
эйдосами,
платоновскими
об раз ами
вещей
—
«Зингер», ке­
фир
в
бутылках
с
зе лено й
фольгой,
газета,
к онь ки,
шарф .
Таковы
же
люди,
живущие,
вечно
ж ивущи е
в
этих
от сек ах
и
кубриках
На­
утилуса,
—
они
никогда
не
рождалис ь
и
н икогд а
не
умрут.
Поэт,
существующий
в
д ругом
—
актуальном,
меняю щемс я,
энтропий­
ном
—
мире,
вып адает
в
эти
зоны
буквально
на
мгнов ени е:
глот­
ну ть
стоячего
воздуха
вечности,
перевести
дыхание,
передернуть
затвор
р ечи.
Воз вр ащаетс я
он
оттуда
со
стихами,
не
забыв,
впро­
че м,
опечатать
дверь
до
сл едующег о
визита :
Комн ата
стар ика ,
ком н ата
с т арика,
спящее
ц арств о
лекарств,
или
в довы
к
«Зингер»
машинк е
рука,
тучное
п лат ье,
аст ма,
или
чета
престарелых,
камин
с
грузоподъемным
зеркалом,
эхо
и
поворот
из
глу бин
роя ля
серым
к рылом,
шефс т во
над
прес тарелой
четой,
кля ну сь
класса
уборкой
за
поведенье,
не
поленюсь
слеп нущий ,
глохнущий,
те нью
становящийся
опечатать
ми р,
как
имуще ство ,
год ы
с пу стя,
110

ПУШКИН
И
ДРУГИ Е
в
сетке
с
зелен ой
фольгой
кефир,
вздоха
пус тяк,
вздоха,
вздоха
святой
пу с тяк,
в
беззубый
рот
творожок,
с нег
столь
па даю щий
там
с
неба,
как
бы
зап иса но
ст ертое
в
порошок.
Есл и
бы
Св еденборг
прочел
это
сти хот ворен ие,
он
бы
признал
в
нем
одну
из
р азн ови днос тей
своего
ад а.
А
там ,
в
а ду,
кот орый
не
«другие», как считал самоуверенный
творец
«Бытия и ничто», а «я», расположился этот самый «Я»
с об­
ственной
п е рсоной
и
проводит
вечность
за
шахматной
игрой:
Лакированная
шахматная
доск а.
Аппе т итн ый
грохоток
высыпанных
фигур.
Взмах
клетчатых
кр ыл ьев
—
и
квадратная
бабочка
оп уск ается
на
стол.
14. (Далее следует небольшой
историко-культурный
экскурс:
Ш ахмат ы
—
игра,
конечно,
п реувелич ен н ая;
ровно
настолько
же,
как
п реу в еличен ы:
восточная
му дрос ть,
загадочная
славянская
душа,
художник
Шагал.
Не
являются
они
ни
средоточием
бо же­
ст ве нного
хи троу мия
(Бог вообще не хитер,
а
умен), ни моделью
ч еловеч еск ог о
общества,
ни
истинным
тур
де
форс ом
логическо­
го
ген ия.
В
литературе
вок руг
шахмат
подняли
изрядный
ш ум.
Еще
в
с ре днев ек овой
валлийс кой
легенде
«Видение Ронабви»
король
(точнее
—
император
Запада)
Арт ур
играет
в
иг ру,
п о хожую
на
шахм ат ы,
с
Овайном
(которого потом,
уже
в
континентальных
ро­
ман ах
артуровского
цикла,
н азов ут
«сэром Ивэйном»).
Пока
во ж­
ди
игра ют,
сидя
на
холме,
их
воинства
ведут
кровопролитную
битву
в
долине.
Каждый
ход
в
иг ре
тут
же
меняет
ход
сражения.
Это
—
магический
подход
к
ша хмата м;
со верше нн ой
игре
пр и­
дается
статус
вершителя
судеб
несовершенной
жизн и.
Тот,
кто
по­
беждает
в
игре,
п об еждает
в
жизни.
Кни га,
опровергающая
эту
точку
зр ения ,
называется
«Защита Лужина».
Словесность,
начавшаяся
с
Бен жамен а
Констана,
Диккенса,
Толстого
и
Чехова,
п рев рат ила
шахматы
в
составную
час ть
контек­
111

К.
КОБРИН
ста
человеческого
сущ ест во вания
—
социального,
психологиче­
с кого
—
и
тем
самым
понизила
их
ста тус.
Ш ахмат ный
поединок
мо­
жет
стя нут ь
к
себ е
все
ни ти
этого
самого
с уществова ния
лишь
в
сума сшед шей
голове
Александра
Ив анов ич а.
Впрочем,
чуть
позже
по яв ляе тся
дру гая
м одернистск ая
к райность
—
назв ат ь
вещ ь
(точ­
н ее,
фрагмент
ве щ и) «Игрой в шахматы», но ни разу не исполь­
зовать
в
нем
сло во
«шахматы».
Такова
вторая
глава
известной
поэ­
мы
Т.С.
Элиота
«Бесплодная земля».
Дамский
ди алог,
распадаю­
щи йся
на
фразы,
о бры вки
в осп оми наний,
как
сюжет
с уд ьбы,
рас­
падающийся
на
подробности,
уже
б олее
никому
не
интер есные;
на­
пряжение,
однако,
во зраста ет
к
са мому
концу ,
но
ож идан ие
ч ита­
т еля
оказывается
обманутым
к
концу,
действительно,
не
взрывом,
но
вс х липом,
даже
про сто
зевк ом :
Та
ta. Goonight. Goonight.
Good night, ladies, good night, sweet ladies, good night, good night.
Иг ра
в
шахматы
в
нашем
м нем они чес ком
Наутилусе
не
из
та­
к их.
Обратим
внимание
на
подзаголовок
стихотворения
Гандельс­
мана
«Шахматы»
—
«(подстрочник)».
По дстроч ник
с
чужой
(своей)
жизн и,
с
чужого
(переводного)
ст ихо тв орени я
—
путаный,
невер­
н ый,
н ел огичн ый,
смутный,
как
сама
жизнь.
Ну
и,
конечно,
с
других
авторов.
И
если
«шахматы», да и еще
«бабочка», то
—
с
Набокова.
Замечу
(хотя опытный читатель и так
заметит)
наб ок овск ую
примету:
Аппе титный
гро хот ок
высыпанных
фигур .
Этот
кре пень кий
«грохоток», конечно,
из
той
же
«Защиты Лужи­
на»
—
п редвк уш ение
партии,
бодрые
голоса,
потирание
рук ,
фр а­
зы
«Да-с ,
батенька,
давно
не
брал
я
в
ру ки
шахмат».
Вот
и
от
с ти­
х отворения
ожи даешь
то го
же
—
изящ ес тва
хитроумных
ло ву шек,
незримо
расставленных
по
углам
доски,
л ожной
спячки
ко ня,
ко­
сой
сабельной
атаки
офицера,
н еторопливо го
и
неизбежного
при ­
ближ е ния
роковой
пешки
и
фина ль ного
выст рела
в
сердце
против­
ника.
Ожидание
(как и у Элиота)
оказывается
обманутым
—
нич его
эт ого
не
происходит.
На
доске
—
пр оза,
проза
—
и
в
ж изни.
112

ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
Банальность
происходящего
подчеркивается
смысловым
палин­
дромом:
Ед ва
ступаешь,
но
ступаешь.
Едва.
Начало
и
конец
ст рочк и
обрамлены
б аналь нейши м
первым
хо­
дом
пар тии ,
как
ни
читай,
все
получается
едино:
е2
ст упае шь
—
но
—
ступаешь
е 2».
Тавт ологи я
жизни
заменяет
ло гику
игры.
Впрочем,
это
не
сов сем
верно.
В
э той
тавтологичной
жизни,
в
э том
ц арс тве
к оличе ства,
ест ь
своя
логика,
логика
пе рехо да
с
одной
стадии
опыта
на
другую;
в
это м
смысле
стихотворение
Га н­
дельсмана
еще
и
подстрочник
психологического
ром ана:
А
далее
—
ты
начинаешь
зеват ь29 и посматривать за окно,
дум ая:
плевать,
и
учи ш ься
сде рж иват ь
слезы
и
примиряться
со
своей
б ездарност ью.
(Позже,
к огда
тебя
пытаются
п оймать
на
зевке,
—
ты
становишься
подозрит ель н ым .
И
более
иск усным. ..
Вот
эти
с тадии
опыта:
А
—
ощущение
б езнаде г и,
возн ик аю щее
всякий
раз,
когда
бе­
решься
за
трудное,
запу тан н ое
и
мало знак омое
дело
(«А далее
—
ты
начинаешь
зевать
и
посматривать
за
ок но, / думая:
плевать, /
и
учишься
сдерживать
слезы
/ и примиряться со своей бездарно­
ст ью»).
Б
—
неизбежная
п од озритель н ос ть
к
окружающим,
основанная
на
смутном
ощущении,
что
они
знают
это
д ело
лучше
т ебя
и,
по­
жалуй,
посмеиваются
за
твоей
спиной
(«Позже,
когд а
те бя
п ыта­
ются
поймать
на
зевк е,
—
/ ты становишься подозрительным .. . »).
В
—
искушенность
(но не искусство) («И более искусным. .. »).
Это
и
ес ть
тот
специфический
опыт ,
знакомый
все м
нам,
—
опыт
поражения,
поражения
т упог о,
об валь н ого
и
бессмысленно­
го,
поражения
в
партии
с
жизн ь ю:
29 Вот они,
эти
зевки
из
Эл и ота!
ИЗ

К.
КОБРИН
Однако
безнадежность
п оз иции
ос вобождает,
и
мож но
безоглядно
проигрывать,
не
перехаживая.
...и что ты
проиг рываешь
не
в
результате
красивой
комби наци и,
но
просто
от
истеричного
перенаселения
доски
черными
ф игу рами.
Ит ак,
ты
погибаешь
не
в
благородной
дуэ ли,
не
сраженный
хи т­
ро умно й
многох одов к ой,
этим
апофеозом
ка чест ва,
не т,
т ебя
р аз­
давливает
наг роможде ни е
количества.
Смер ть
«от истеричного пе­
ренас еления
доски
ч ерн ыми
фигурами».
Оказывается,
противник
не
ум нее
те бя.
Просто
он
сильнее.
И
так
б ыло
п редопредел ено:
и
думаеш ь ,
застегивая
гробик
на
железный
кр ючок ,
что
все
сп ра ведлив о:
ведь
ты
иг рал
если
и
с
любовью,
то
—
к
пей за жу
за
окном,
к
тому
и деаль ному
пол ю
для
поражен ий
(в пределе
—
кладбищу),
где
п обедитель
не
за де рживае тся.
Оказывается,
ты
играл
все-таки,
играл
с
жиз нью ,
играл,
как
Овайн
с
к оро лем
А ртуро м,
—
и
дейс твитель н о
каждый
ход
в
игре
менял
ход
этой
самой
жизни,
как
бы
ты
ни
изоб раж ал
незаинте­
ресов анно сть
в
исходе,
как
бы
принужденно
ни
з евал,
по гля дыва я
в
окно,
и
тебя
опя ть
обыграли,
и
результат
—
гр оби к,
кладбище.
Будто
ни ка кого
Алек с ан дра
Ивановича
и
не
был о.)
19.
И
вот
так
до
конца
—
по
все м
закуткам
и
черн ым
хода м
На­
утилуса,
до
тех
пор ,
по ка
зверски
не
захочется
прочь,
куда-нибудь
в
другое
мес то,
где
нет
ни
Пи тер а,
ни
вос помин ан ий,
ни
русского
стиха.
В
пампасы.
И
на
сам ом
вы ходе,
в
прихожей,
у
самого
пос ­
ле д него
люка,
висит
ти хое
пальто.
Ты
надеваешь
его
вместо
ск а­
фандра
и
выплываешь
прочь,
только
не
в
Индийский
океан,
а
в
еще
одно,
еще
од но
в осп ом инание .

С ОД ЕРЖА НИЕ
Часть
1
ПИСЬМА
В
К ЕЙПТАУ Н
О
РУ СС КОЙ
ПОЭЗ ИИ
17 февраля 2000 года............................................................................12
23 мая 2000 года.................................................................................... 20
23 августа 2000 года..............................................................................28
4 января 2001 года................................................................................ 36
7 июня 2001 года....................................................................................43
13 сентября 2001 года.......................................................................... 50
Часть
2
ПУШКИН
И
ДРУГИЕ
Полтава.
Клад.
Сон................................................................................61
Волокита
и
завистник........................................................................... 67
Наш е
всё..................................................................................................74
Обманщик.................................................................................................87
Об
одной
фразе
Л.Я .
Гинзбург............................................................91
Ли те рату ра
и
история........................................................................... 97
Путешествие
в
Л....................................................................................101
Наут илус
памяти
.................................................................................. 107

Издательство
НОВОЕ
ЛИ ТЕР АТУРН ОЕ
ОБОЗРЕНИЕ
В
2002 г.
вышли :
Се рия
«Критика и эссеистика»
Марк
Харитонов.
СТЕНОГРАФИЯ
КО НЦА
ВЕКА
Из
дневниковых
зап и сей
В
течение
многих
лет
известный
писа тель ,
автор
ром ана
«Линии
судьбы,
или
Сундучок
Ми лаш ев и ч а» (первая Букеровская премия в
России,
1992) Марк Харитонов записывал стенографическими
зна чка ми
повседневные
наблюдения,
мыс ли,
разговоры,
литературные
и
прочие
впечатления.
Со
временем
в озн икло
желание
расшифровать
хотя
бы
част ь
этих
записей.
«Тебе случалось встречаться в самом
де ле
с
замечательными
людьми,
—
п ишет
автор.
—
Ты
был
св иде те лем
событий,
которые
уже
вошли
в
историю.
Да
что
бы
ты
ни
видел,
ни
пе реж ил
—
ты
в идел
это
нс
так,
как
др угие ,
и
ос мы слив ал
по-своему».
Для
пуб ли кац ии
отобра ны
записи
1975—1999 гг.
пр еимущ е стве нно
на
литературные
темы.
Но,
конечно
же,
н икако й
разговор
о
лите ратуре
невозможен
без
разговора
о
времени,
о
са мых
ра зн ооб р азных
проявлениях
наш ей
жизни.
Част ь
записей
г рупп ир овал ась
вокруг
то го
или
иног о
заглавия
—
так
во зникли
«Приложения к стенограмме» .
Михаил
Г робм ан.
ЛЕВИАФАН
Дневники
1963—1971 годов
Д невни ки
известного
художника-авангардиста
и
поэта
Михаила
Гробм ана
охв аты вают
почти
це лое
десятилетие,
являя
читателю
подроб ную
к артин у
жизни
московской
худ ожест венной
богемы
и
андерграунда
1960-х
го дов.
Поиски
художников,
поэтов,
п исат ел ей,
творивших
не
счи т аясь
с
требованиями
советской
эсте тики ,
человеческие
взаимоотношения
и
отношения
с
властью,
ч астн ая
жиз нь,
быт,
вс е,
что
понемногу
уходит
в
прош л ое,
здесь
максимально
прибл ижено
благодаря
почти
каждодневным
непритязательным,
но
вместе
с
тем
воссоздающим
атмосферу
и
образ того
вре ме ни
записям
авт о ра.

Издательство
НОВОЕ
ЛИТЕРАТУРНОЕ
ОБОЗРЕНИЕ
В
2002 г.
вышл и:
Сер ия
«Библиотека НЗ»
А.
Шар ый.
ПОС ЛЕ
ДОЖДЯ
Юго сл авские
мифы
старого
и
нового
века
Книга
из в естн ого
жур налис та
Андрея
Ш арого,
в
1993—1996 гг .
—
со бств енног о
корреспондента
рад ио
«Свобода»
на
Б алкан ах
(Загреб), —
о
последнем
дес ят илетии
истории
быв шей
Югославии,
о
круш ении
ее
общественно-политических
мифов.
Как
поя вля е тся
и
исчезает
миф
о
в елик ом
вожде?
Откуда
возникает
потр еб ност ь
переписать
историю?
Что
такое
патриотизм
эпохи
национальных
во йн?
Как ова
логика
те ории
о
национальной
искл юч ите ль нос ти?
Как ое
влияние
кризис
общественного
со з нания
оказывает
на
кинематограф,
муз ык у,
литературу,
сп о рт ? «После дождя»
—
раз мы ш ления
о
стране ,
когда-
то
ум удр я вшейся
«при социализме жить,
как
при
капитализме», а
затем
ста вшей
аре ной
са мой
жес токой
европейской
в ойны
второй
половины
XX века .
Р.
Ф рум кина.
ВНУТРИ
И СТОРИ И
Эсс е,
статьи,
мемуарные
очерки
Что
значит
ощущать
себя
вн утри
истории?
Как
переживает
историю
человек
науки?
Какова
роль
образованного
сословия
в
сего д няшней
России?
Что
значат
гум ани тар ные
науки
для
современного
обще­
ства?
Об
эт их
проблемах
в
цикле
статей,
эс се
и
мемуарных
очерках
раз м ышл яет
Рев екка
Фру мкина ,
л ин гвист
с
мировым
именем.
Пр и­
на дле жа
к
поколе нию
«бури и натиска»
в
отечественной
лингвисти­
ке,
автор
всегда
стремилас ь
выйт и
за
пределы
чистой
нау ки
и
уви­
дет ь
ученого
как
челове ка
своей
эпохи,
как
хра ните ля
к ул ьтурной
традиции,
как
независимую
личность,
способную
к
рефлексии
по
поводу
самой
этой
тра диц ии
и
ее
связ и
с
быстро
меняющимся
ми­
ро м.
ВЕНГРЫ
И
ЕВРОПА
Сборник
эс се.
Пе р.
с
венгерского.
Что
значит
быть
венгр о м
и
европейцем
одновременно?
Что
та кое
национальный
характер?
Возможно
ли
взаимопонимание
между
Запа дом
и
Востоком?
В
чем
корни
тоталитарных
систем
и
что
общего
у
фашизма
и
коммунизма?
Кто
по винен
в
ра ск оле
Е вропы?
Что
к ончилось
в
1989 году и что началось?
Что
есть
национальная
идея
и
можно
ли
ее
сформулировать?
Тем
более
интересны
и
поучительны
размышления
и
выводы
авторов,
представляющих
цвет
венгер ско й
культу ры
и
о бщ еств енной
мысли
XX века.

Нов ое
литературное
обозрение
Т еория
и
и стор ия
л ит ерату ры,
кри ти ка
и
биб лиограф ия
Периодичность:6развгод
Первый
российский
независимый
филологический
журна л,
вы­
хо дя щий
с
конца
1992 года.
«НЛО»
ста вит
сво ей
задач ей
макси­
мально
полное
и
объективное
осв ещен ие
современного
состояния
русской
литературы
и
культуры,
пересмотр
устарелых
категорий
и
кли ше
отечественного
литературоведения,
осмысление
проблем
русс кой
лит ератур ы
в
широ ком
миро вом
к ул ьтурном
к онтек сте .
В
«НЛО»
чи тате ль
может
познакомиться
с
материалами
по
сле­
дующей
пр обл ем ати ке:
—
ста тьи
по
современным
проблемам
тео рии
ли тера туры ,
охва­
тывающие
большой
спектр
по стм оде рнис тск их
дискурсов;
меж­
ди сциплинарн ы е
исследования;
важнейшие
классические
рабо­
ты
з апад ных
и
оте чес твен ны х
теоретиков
лите рату ры ;
—
и ст орик о- литера турны е
труды,
посвя щ енны е
различным
аспек­
там
литературной
истории
России,
а
также
связям
России
и
За пад а;
введение
в
научный
обиход
большого
ко рпу са
архивных
докумен­
тов
(художественных текстов,
э пистоля рия ,
мемуаров
и
т.д.);
—
ст ать и,
рецензии,
интервью,
эссе
по
про блем ам
советской
и
постсоветской
литературной
жизни,
ретроспективной
би блио­
гр афии.
«НЛО»
уд еляе т
большое
внимание
инф орм ацион ным
жанрам:
обзорам
и
те мат ическим
библио г р аф иям
книжн о-журна льны х
новинок,
презентации
новых
трудов
по
геории
и
ист ори и
лит е­
ратуры.
Подписка
по
России:
«Сегодня - прес с»
(в объединенном каталоге « П оч т а
России»):
подписной
индекс
39356
«Роспечать»:
подписной
индекс
47147 (на полугодие)
48947 (на весь год)

Неприкосновенный
зап ас
Дебаты
о
политике
и
культуре
Периодичность:6развгод.
«НЗ»
—
журнал
о
культуре
по лити ки
и
политике
к уль туры,
сво
его
ро да
и нте ллек туа льн ый
дайджест,
форум
разнообразных
иле й
и
мнений.
Среди
вопросов
и
тем,
обсуждаемых
на
стр аница х
журнала:
—
идеология
и
власть;
—
инст итуции
гум ани тар ной
мы сли;
—
интеллигенция
и
д ругие
сословия;
культовые
фи гу ры,
вл аст ит ели
ду м;
-
новые
исторические
мифологемы;
—
ме тро поли я
и
диаспора,
парадок сы
национального
сознания
за
грани цей;
-
цир ку ляци я
сходных
идеологем
в
«правой»
и
«левой»
п р ессе;
-
религиозные
и
этнические
проблемы;
—
проблемы
образования;
-
сто лица
—
провинция
и
др.
Подписка
по
России:
«Сегодня - пресс »
(в объединенном каталоге «П о ч т а
России»);
подписной
индекс
42756
«Роспечать»:
подписной
индекс
45683

Кирилл
Кобрин
ПИСЬМА
В
КЕЙПТАУН
О
РУССКОЙ
ПОЭЗИИ
И
ДРУГИЕ
ЭССЕ
Ди зайнерс ерии
Е.
Поликашин
Ред актор
Е.
Шкл овский
Корректор
Э.
Корчагина
Компь ютерн ая
верстка
С.
Пчелинцев
Налоговая
льгота
— общероссийский
классификатор
продукции
ОК -005-93, том 2;
953000 — к ниги ,
брошюры
ООО
«Новое литературное обозрение»
Адрес
редакции:
129626, Москва,
И -626, а/я 55
Те л . :(095)976-47-88
фа кс: 977-08-28
e-mail: nlo.ltd@g23.relcom.ru
Инте рнет : http://www.nlo.magazine.ru
ЛР
No
061083 от 6
мая
1997 г.
Форм ат
60х901/16-
Бумага
офсетная
No
1.
Офсетная
печ ат ь.
Усл.
печ .
л.
8.
За к.
557
О тпе чата но
с
гото в ых
диапозитивов
в
ООО
ти пог раф ии
«Полимаг»
127247, Мос ква,
Дмитровское
шоссе, 107

Кни га
представляет
собой
сборник
пос вя щен ных
одной
тем е
—
русской
по эз ии.
Сам
предмет
описания
ди кту ет
некоторые
особенности
как
жанра,
таки
стиля;
эш,
им енно
проза ,
но
пр оза
non-fiction, невыдуманная проза о самой фаятасгичедкой и
невозможной
вещ и
на
свете.
Прозаик
суди т
поэта,
но
делает
это
(старается делать)
по
законам,
свойственным
именно
поэтическому
высказ ыванию
Основу
сборника
со ста вля ют
“Письма в Кейптаун о русской поэзии", эпмстолярий,
в
котором
автор
йен
своего
ро да
лир иче с кий
дневник,
посвященный
ли рик е.
НОВОЕ
ЛИТЕРАТУРНОЕ
ОБОЗРЕНИЕ
ISBN 5-86793-187-0