Жизнь и деятельность Чернышевского. Пособие для учителя - Озера А.А.

Автор: Озера А.А.

Теги: философия история марксизм пособие для учителей учпедгиз марксистская философия философия коммунизма

Год: 1951

Похожие

Уроки зоологии. Пособие для учителя

Занимательно о русском языке. Пособие для учителя

Занимательная химия. Пособие для учителей

Задачи по физике. Пособие для учителей

Текст

А. А. ОЗЕРОВА
Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ
ПОСОБИЕ ДЛЯ УЧИТЕЛЕЙ
СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ
https://vk.com/clubl67762267
Оцифровщик: Hamster Gules
Оцифровано: 12.02.2023
ГОСУДАРСТВЕННОЕ
УЧЕБНО - ПЕДАГОГИЧЕСКОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МИНИСТЕРСТВА ПРОСВЕЩЕНИЯ РСФСР
МОСКВА < — 1951

ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО
I.
Изучение в школе жизни и деятельности Чернышев-
ского имеет исключительно' большое идейно-воспитатель-
ное значение.
Имя Чернышевского навсегда вошло в историю нашей
общественно-политической жизни и в историю нашей лите-
ратуры как имя вождя и выразителя чаяний и устремле-
ний революционно-демократического движения 60-х го-
дов. Революционеры-разночинцы 60-х годов, как писал
Ленин, были вторым поколением в истории русской рево-
люции, непосредственно предшествовавшим «буре» про-
летарской революции:
«Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул
революционную агитацию.
Её подхватили, расширили, укрепили, закалили рево-
люционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и
кончая героями «Народной воли». Шире стал круг бор-
цов, ближе их связь с народом. «Молодые штурманы бу-
дущей бури»— звал их Герцен. Но это не была ещё
сама буря.
Буря, это — движение самих масс. Пролетариат, един-
ственный до конца революционный класс, поднялся во
главе их и впервые поднял к открытой революционной
борьбе миллионы крестьян. Первый натиск бури был в
1905 г.»1.
Однако, несмотря на грандиозный революционный
скачок, отделивший нашу эпоху — эпоху победившего
социализма — от эпохи 60-х. годов, мы ДО' сих пор явно
ощущаем между нами и поколением Чернышевского
1 В. И. Ленин, Соч., т. 18, изд. 4-е, стр. 14—15.
3
тесную идейную преемственную связь. В докладе о жур-
налах «Звезда» и «Ленинград» А. А. Жданов определил
её так: «Известно, что ленинизм воплотил в себе все
лучшие традиции русских революционеров-демократов
XIX века и что наша советская культура возникла, раз-
вилась и достигла расцвета на базе критически перера-
ботанного культурного' наследства прошлого. В области
литературы наша партия устами Ленина и Сталина неод-
нократно признавала огромное значение великих русских
революционно-демократических писателей и критиков —
Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Салтыкова-
Щедрина, Плеханова» L
Черты нравственного облика Чернышевского — само-
отверженное служение родине, верность своим убежде-
ниям, стойкость в испытаниях, непреклонность в борьбе
за свободу и счастье народных масс, вера в! человека —
должны быть восприняты учащимися как живой пример,
побуждающий к труду и деятельности во имя осущест-
вления великих задач нашей современной эпохи — постро-
ения коммунизма. В то же время ознакомление с научной
и литературной деятельностью Чернышевского, связанной
с постановкой самых сложных и глубоких теоретических
проблем, сохраняющих и сейчас актуальное значение,
должно помочь учащимся в выработке их мировоззрения:
глубже уяснить им основные положения философского
материализма и его роль в освободительной общественно-
политической борьбе, заставить их продумать ряд вопро-
сов этики и эстетики, над которыми они не задумывались
раньше; разъяснить слабые стороны утопического социа-
лизма и его отличие от социализма научного, программ-
ные расхождения и смысл борьбы различных политиче-
ских партий во вторую половину XIX и в начале XX в.
Ещё в 1911 г., через 50 лет после реформы 1861 года и за
6 лет до Великой Октябрьской социалистической револю-
ции, Ленин писал: «Либералы 1860-х годов и Чернышев-
ский суть представители двух исторических тенденций,
двух исторических сил, которые с тех пор и вплоть до
нашего времени определяют исход борьбы за новую
Россию» 1 2.
1 Доклад А. А. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград»,
Госполитиздат, 1946, стр. 23.
2 В. И. Ленин, . Соч., г. 17, изд. 4-е, стр. 96.
4
На конкретном примере жизни и деятельности Черны-
шевского учащиеся яснее поймут всю историческую об-
становку революционно-демократического движения 60-х
годов.
60-е годы} были эпохой коренной ломки старого, фео-
дально-крепостнического порядка и формирования новых
производственных отношений, эпохой обострённой классо-
вой борьбы, резкой дифференциации классовых и полити-
ческих группировок.
На первом месте стоял давно назревший вопрос об
отмене крепостного права, неотложность разрешения кото-
рого стала очевидной для самого правительства. Но, са-
мый способ проведения реформы сделался предметом
ожесточенных боёв. Либеральное дворянство, стоявшее
за реформы, нисколько' не думало, отказываться от своих
землевладельческих привилегий: для капитализации хо-
зяйства ему необходимо^ было не только сохранить за
собой лучшие земли, но и приобрести оборотный денеж-
ный капитал. Поэтому оно, стояло за выделение кресть-
янам ничтожного надела на условиях денежного выкупа.
Для крестьянства, жившего надеждами на безвозмезд-
ное получение земли, уменьшение наделов и денежный
выкуп обозначали новую кабалу: без земли «воля» теря-
ла для них всякий смысл. Промышленная буржуазия в
этой борьбе смыкалась с либеральным дворянством; для
открытого выступления против крепостнического государ-
ства она была ещё слишком слаба. Пролетариата как
сложившегося класса в России в 60-х годах ещё не суще-
ствовало. Единственная для того времени революционная
сила, крестьянство, вследствие векового, угнетения, заби-
тости и недостатка политической сознательности, ещё
неспособно было к организованной борьбе, хотя оно, всё
настойчивее и настойчивее выражало свой протест в ряде
беспрестанных восстаний.
Выразителями чаяний и стремлений крестьянства
явились в этот момент революционеры-разночинцы,
«стоявшие на стороне крестьянства и понимавшие всю
узость, всё убожество пресловутой «крестьянской рефор-
мы», весь её крепостнический характер. Во главе этих,
крайне немногочисленных тогда, революционеров стоял
Н. Г. Чернышевский»
1 В. И. Ленин, Соч., т. 17, изд. 4-е, стр. 96,
5
Как указывал Ленин, «либералы хотели «освободить»
Россию «сверху», не разрушая ни монархии царя, ни
землевладения и власти помещиков, побуждая их только
к «уступкам» духу времени. Либералы были и остаются
идеологами буржуазии, которая не может мириться с
крепостничеством, но которая боится революции, боится
движения масс, способного свергнуть монархию и унич-
тожить власть помещиков. Либералы ограничиваются
поэтому «борьбой за реформы», «борьбой за права», т. е.
дележом власти между крепостниками и буржуазией»
Это прекрасно в своё время понимал Чернышевский.
Несмотря на утопические элементы в его мировоззрении,
в частности утопические надежды на переход к социализ-
му через сельскую общину, он, по определению Ленина,
был в то же время революционным демократом, «он
умел влиять на все политические события его эпохи в ре-
волюционном духе, проводя — через препоны и рогатки
цензуры — идею крестьянской революции, идею борьбы
масс за свержение всех старых властей. «Крестьянскую
реформу» 61-го года, которую либералы сначала под-
крашивали, а потом даже прославляли, он назвал мер-
зостью, ибо он ясно видел её крепостнический характер,
ясно видел, что крестьян обдирают гг. либеральные осво-
бодители, как липку. Либералов 60-х годов Чернышев-
ский назвал «болтунами, хвастунами, дурачьём», ибо он
ясно видел их боязнь перед революцией, их бесхарактер-
ность и холопство перед власть имущими» 1 2.
Всю свою неутомимую многогранную деятельность
Чернышевский посвятил одной великой цели — борьбе за
освобождение закабалённых народных масс, за удовлет-
ворение их насущных нужд и требований. В своих много-
численных политических, философских, научных и литера-
турных трудах он затрагивал самые острые, наболевшие
вопросы современности, ставил и разрешал сложнейшие
проблемы философии, психологии, этики и эстетики, клас-
совых отношений, исторического развития общества и
перспектив будущего. «...Из всех утопических социали-
стов» он «ближе всех подошёл к научному социализму» 3.
1 В. И. Ленин, Соч., т. 17, изд. 4-е, стр. 96-97.
2 Та м же, стр. 97.
3 А. А. Жданов, Доклад о журналах «Звезда» и «Ленинград»,
стр. 24, Госполитиздат, 1946.
6
Ленин характеризовал его как «великого предшественни-
ка социал-демократии в России».
Все произведения Чернышевского носили боевой, на-
ступательный характер. Он ставил перед философией,
наукой и искусством великую задачу не только объяс-
нять, но и изменять мир. Своими подцензурными
статьями он умел воспитывать подлинных революционе-
ров. В истории нашего общественного развития деятель-
ность Чернышевского составила целую эпоху.
II.
Великий русский революционер-демократ Николай
Гаврилович Чернышевский родился 12(24) мая
1828 г. в городе Саратове. По происхождению разночи-
нец, потомок крепостных крестьян, сын саратовского
священника, Чернышевский вырос в небогатой трудовой
обстановке. Отец его, Гавриил Иванович Чернышевский,
по своему развитию, способностям и интересам резко вы-
делялся среди других представителей духовного звания.
У него была обширная библиотека, и это немало содей-
ствовало развитию' мальчика. Мать его была живая,
довольно развитая женщина, обычно занятая по хозяй-
ству, но в свободное время читавшая Герцена и Белин-
ского. Многочисленные родственные связи с представите-
лями сельского духовенства, наезжавшими иногда в город,
расширяли кругозор мальчика, знакомили его с бытом
деревни, с положением угнетённого крепостного народа.
По свидетельству двоюродного брата Чернышевского,
А. Н. Пыпина, жившего вместе с семьёй в доме Черны-
шевских, уже с раннего детства перед будущим писате-
лем «мелькали... производившие тяжёлое впечатление,
мрачные картины насилия, жестокости, подавления лич-
ного и человеческого достоинства. Случалось слышать, а
иногда и самому видеть проявления крепостного произ-
вола... Приходилось... слышать о тяжестях крестьянской
жизни, приводивших к так называемым бунтам»
В рассказе «Чингизхан», написанном в Петропавлов-
ской крепости, Чернышевский рассказывает о слышан-
ном им случае вопиющего произвола крепостника, купив-
шего деревню у другого помещика и без всяких преду-
1 А. Н. П ы п и н, Мои заметки, «Вестник Европы», 1905, фев-
раль, стр. 473—474-
7
преждений переселившего крестьян на новые места, пред-
варительно заставив их предать огню собственные жили-
ща. На глазах мальчика Чернышевского разыгралась
трагедия самоубийства знакомого врача Ивана Яковле-
вича, всецело обусловленная социальными отношениями
эпохи. В доме врача много лет жила в качестве экономки
крепостная какой-то дальней помещицы, отпущенная на
оброк. У Ивана Яковлевича была с ней долголетняя
связь, но1 его намерению жениться на ней мешало её
подневольное положение. Тайные «доброжелатели» Ивана
Яковлевича, чтобы «спасти» его- от этой женитьбы, из-
вестили о его намерении помещицу, которая не только не
дала Ивану Яковлевичу согласия на предложенный вы-
куп, но и не разрешила дальнейшего пребывания своей
крепостной нз оброке, а вызвала её к себе обратно. Та-
ким образом, семейная жизнь Ивана Яковлевича оказа-
лась разрушенной. Рассказывая об этом случае в своей
автобиографии, Чернышевский подчёркивает, что винов-
ники трагедии Ивана Яковлевича были по существу не
дурные люди и действовали они в силу «добрых намере-
ний», но все их действия были в полной мере обусловлены
властью закоренелых классовых предрассудков.
Отец Чернышевского по делам службы часто объез-
жал епархию и делился впечатлениями с сыном. «Жизнь
моего детства,—вспоминает Чернышевский, — была под-
гружена в жизнь моего народа, которая охватывала меня
со всех сторон».
Среди населения ещё живы были отдалённые преда-
ния о восстаниях Разина и Пугачёва. Так, в своём авто-
биографическом романе «Пролог» Чернышевский рисует
сцену, глубоко запавшую в душу его героя: толпа
подгулявших бурлаков, возвращаясь ночью с пристани,
поёт песню, полную силы и удали:
«Мы не воры, не разбойнички,
Стеньки Разина мы работнички...»
Но при первом же окрике полицейского1 будочника уда-
лые работнички Стеньки Разина, обещавшие, что как
они «веслом махнут», так и «Москвой тряхнут», прини-
женно и покорно смолкают. Такова была обстановка, в
которой складывалось у самого Чернышевского' первое
смутное движение протеста против существующей дей-
ствительности.
8
Суровой системы воспитания в бурсе, где обучались
обыкновенно дети духовенства, Чернышевскому удалось
избежать: он учился дома под руководством отца и при-
глашённых преподавателей, а в бурсе только! числился и
сдавал экзамены. С детства Чернышевский обнаруживал
исключительные способности и любознательность и, по
его собственному выражению, стал «библиофагом», по-
жирателем книг. Особенный интерес проявлял он к изу-
чению языков. К 16 годам, когда он поступил в семина-
рию, он знал уже языки латинский, греческий, еврейский,
французский, немецкий, польский и английский. В семи-
нарии он быстро выделился своими исключительными
способностями, начитанностью и серьёзностью; ему пред-
рекали блестящую будущность. Но духовная карьера,
которая открывалась ему после окончания семинарии, не
привлекала будущего революционера.
Тяга к высшему образованию в среде разночинцев
была уже в то время довольно широко распространённым
явлением. В 1846 г. Чернышевский с согласия отца остав-
ляет семинарию и едет в Петербург, где поступает в уни-
верситет на историко-филологический факультет. Уже в
этот момент им владеет мысль, что «надобно быть полез-
ным» не только для своей семьи, но и «для всего' оте-
чества».
III.
Университет не оправдал всех надежд и ожиданий
Чернышевского. Обстановка политической реакции отра-
жалась и на программе университетского курса, и на со-
держании лекций. С глубоким разочарованием пишет
Чернышевский родным, что, выписавши на 100 рублей
книг, можно было- бы узнать больше, оставаясь в Сарато-
ве. Приходилось удовлетворять жажду знания путём са-
мообразования: он продолжает поглощать книги, напря-
жённо думает, следит за политическими событиями в
России и на Западе.
Большое влияние на оформление его новых воззре-
ний оказывают его товарищи по> университету: настроен-
ный в те годы революционно Н. П. Лободовский, М. Ми-
хайлов, позднее поэт-революционер, сотрудник «Совре-
менника», переводчик Гейне, сосланный в 1862 г. в Си-
бирь, члены кружка Петр а ижевского Ханыков и Дебу.
Под влиянием наблюдений над русской действитель-
9
костью, бесед с товарищами, изучения русских и запад-
ных мыслителей у молодого Чернышевского постепенно
складывалась новая оценка окружающих явлений, прео-
долевалось привитое в семье консервативное религиозное
мировоззрение. Наиболее сильным и ранним влиянием
было влияние Белинского, со статьями которого в «Оте-
чественных записках» юноша Чернышевский познакомил-
ся ещё в Саратове. Белинский, надо- думать, возбудил
в нём и пафос пламенной любви к родине, и демократиче-
ские стремления, и ненависть к «гнусной российской дей-
ствительности». Из статей Белинского и Герцена Черны-
шевский почерпнул и своё первое знакомство с идеями
философского материализма.
В университете Чернышевский жадно изучает новей-
шую немецкую идеалистическую и материалистическую
философию, французских философов-материалистов
XVIII в., знакомится с трудами английских экономистов,
с учением социалистов-утопистов. Но благодаря силе
и самостоятельности своего ума Чернышевский твор-
чески перерабатывает наследие своих предшественников,
критически переоценивает его, движется дальше. Так,
он усваивает революционный диалектический метод Ге-
геля, но решительно отвергает реакционную политиче-
скую сущность его- системы в целом, указывая, что
Гегель — «раб настоящего положения вещей», «раб на-
стоящего устройства общества». Он говорит о всех
немецких философах, от Канта до Гегеля, что «идеи
у них велики, плодотворны, величественны, но выводы
мелки и отчасти даже пошловаты». С чувством глубо-
кого удовлетворения отмечает он позднее, что ложные
выводы из гегелевской системы явились предметом кри-
тики и отрицания передовых русских мыслителей, вели-
ких революционеров-демократов Белинского- и Герцена,
в трудах которых «русский ум показал свою способность
быть участником в развитии общечеловеческой науки».
Высоко оценивая материалистические основы филосо-
фии Фейербаха, Чернышевский в вопросах материалисти-
ческого миропонимания идёт неизмеримо дальше его,
решительно осуждая присущую Фейербаху отчуждён-
ность от политики, пассивное отношение к вопросам об-
щественной жизни.
В тезисах о Фейербахе Маркс пишет: «Главный недо-
статок всего предшествующего материализма (включая
10
и фейербаховский) заключается в том, что предмет, дей-
ствительность, чувственность берётся только в форме
объекта или созерцания, а не как чувстве н-
н о-ч еловеческая деятельность, практика;
не субъективно... Он (Фейербах) не понимает поэтому
значения «революционной», практически-критической дея-
тельности.... Философы лишь различным образом объ-
ясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изме-
нить его»
В этом отношении Чернышевский стоял неизмеримо
выше Фейербаха.
Подобно своим великим русским предшественникам
Белинскому и Герцену, продолжателем идей которых он
выступает, Чернышевский рассматривает теорию в нераз-
рывной связи с практикой: философия, наука для него не
самоцель, а средство к преобразованию действительности.
Громадная сила ума Чернышевского уже в эти годы
обнаруживается и в глубокой критике западных буржу-
азных демократических стран, где, по его словам, «об-
щество разделено на две половины:’ одна живёт чужим
трудом, другая — своим собственным». Вскоре после фев-
ральской революции, 7 сентября 1848 года, он записы-
вает в своём дневнике, что дело* не в том, чтобы было
слово «республика», а «в том, чтобы избавить низший
класс от его рабства не перед законом, а перед необхо-
димостью вещей... Не люблю я этих господ, которые го-
ворят свобода, свобода — и эту свободу ограничивают
тем, что сказали это слово, да и написали его' в законах,
а не вводят в жизнь, что уничтожают тексты, говорящие
о неравенстве, а не уничтожают социального порядка,
при котором 9/ю — орда, рабы и пролетарии; не в том
дело, будет царь или нет, будет конституция или нет,
а в общественных отношениях, в том, чтобы один класс
не сосал кровь другого»
К теме разоблачения призрачности демократических
прав и свобод в буржуазных государствах и лицемерия
либералов Чернышевский возвращается не раз в своих
работах и в последующие годы: «Либерализм понимает
свободу очень узким, чисто формальным образом. Она
для него состоит в отвлечённом праве, в разрешении на
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. IV, стр. 589, 591.
2 «Литературное наследие Н. Г. Чернышевского», т. I, Госиздат,
1928, стр. 266.
11
бумаге, в отсутствии юридического запрещения. Он не
хочет понять, что юридическое разрешение для человека
имеет цену только тогда, когда у человека есть мате-
риальные средства пользоваться этим разрешением»
Так же критически подходит Чернышевский и к оцен-
ке общественно-политического строя Америки: «Не толь-
ко в самодержавных государствах, но и в Англии,
и в Соединённых Штатах правительство может издавать
множество законов и распоряжений, независимо от на-
родного желания или участия, встречая одобрение или
осуждение только в партиях высшего, и среднего сосло-
вий. Но какова бы ни была государственная политика,
она всегда, удовлетворяя одной части этих сословий,
возбуждает неудовольствие в другой, по неизбежной про-
тивоположности различных общественных интересов
и теорий» 1 2.
Уже в эти студенческие годы определяются и социали-
стические идеалы Чернышевского, и мысль о необходи-
мости революции. Особенно в этом убеждают Чернышев-
CKoroi противоречия окружающей его русской действи-
тельности: угнетение масс крепостного крестьянства,
факты крестьянских восстаний. И если в ранних записях
дневника он ещё мечтает об отмене крепостного права
путём реформ, то очень быстро он переходит к сознанию
неизбежности революционной борьбы. 20 января 1850 г.
Чернышевский записывает в своём дневнике: «Вот мой
образ мысли о России, неодолимое ожидание близкой
революции и моя надежда её, хотя я и1 знаю, что долго,
может быть, весьма долго, из этого ничего не выйдет
почти, так что, может быть, надолго только увеличатся
угнетения... мирное, тихое развитие невозможно'. Пусть
будут со мной конвульсии, — я знаю, что без конвульсий
нет никогда ни одного шага вперёд в истории» 3.
С этими мыслями, как показывают также записи
дневника, неразрывно сплетаются мысли о личном учас-
тии в борьбе, о готовности не подорожить жизнью «для
торжества своих убеждений, для торжества свободы, ра-
венства, братства и довольства, уничтожения нищеты
и порока» 4.
1 Н. Г. Чернышевский, Поли. собр. соч., СПБ 1906, т. IV.
2 T а м же, стр. 343.
3 T а м же, стр. 197.
4 «Литературное наследие Н. Г. Чернышевского», т. I, стр. 497.
12
Жестокая расправа царского правительства с петра-
шевцами, в общество которых Чернышевский, по его сло-
вам, «со временем, конечно, вмешался бы», производит
на него сильнейшее впечатление. Но расправа эта не
устрашает Чернышевского, а, наоборот, ещё более рево-
люционизирует его сознание, побуждает к действию.
В записях дневника (20 июня 1849 г. и 15 февраля
1850 г.) есть указания на какие-то попытки пропаганди-
ровать свои идеи среди простых людей.
Но особенно знаменательна запись 15 мая 1850 г., где
речь идёт о необходимости завести тайный типографский
станок и о планах «освобождения» крестьянских масс
путём прямого возбуждения народа к открытому восста-
нию. Всё это ещё юношески-романтично, незрело, наивно,
но говорит об искреннем, глубоком стремлении от слов
перейти к практическому действию. По' словам Черны-
шевского, он почувствовал себя, как заговорщик, как ге-
нерал, готовящийся к опасному бою, осознал, что «может
быть способен на поступки самые отчаянные, самые сме-
лые, самые безумные» L
Такова была настроенность Чернышевского перед
окончанием университета.
IV.
Закончив в 1850 г. университетский курс, Чернышев-
ский с января 1851 г. около двух лет работает препода-
вателем словесности в саратовской гимназии. Характе-
ристика его педагогической деятельности сохранилась
в воспоминаниях одного из его учеников: «Это была све-
жая молодая натура, полная сил и энергии, человек,
обладавший огромными специальными и энциклопедиче-
скими познаниями, что и заставило его довольно скоро
выбрать более широкую арену для своей деятельности.
Но и в то недолгое время, которое учитель пробыл в на-
шей гимназии, глубоко^ была потрясена им старая систе-
ма воспитания1, и память о нём навсегда сохранилась
между его учениками» 1 2.
В противовес господствовавшей тогда в учебных заве-
дениях системе механического заучивания, слепого пови-
новения, суровых дисциплинарных взысканий Чернышев-
1 «Литературное наследие Н. Г. Чернышевского», т. II, стр. 512-
2 М. В о ронов-Б о л ьт о, Картины петербургской, московской
и провинциальной жизни, СПБ 1870, стр. 120—121 и 123.
13
ский стремится возбудить в своих учениках интерес
к предмету, расширить их кругозор, развить критическое
отношение к окружающему, общественные интересы.
Увлекаясь, он говорит на уроках о таких запретных во-
просах, как крепостное право или партии французского
Конвента. Со многими из своих учеников Чернышевский
сохранил связь и в последующие годы.
Такое направление молодого учителя не могло не
встретить крайне враждебного и злобного отпора со сто-
роны местного духовенства и администрации. Есть осно-
вания думать, что недолговременность его1 педагогической
деятельности в Саратове была следствием доно-
сов и нажимов сверху. Сам Чернышевский в беседе со
своей будущей женой, Ольгой Сократовной Васильевой,
говорил, что при своём образе мыслей, которые он вы-
ражает^даже в классе, он всегда может ожидать ареста
и преследования. Горячо любя свою невесту, он, однако,
считал своим долгом предупредить её, каким испытани-
ям и превратностям она подвергает^ себя, связывая свою
судьбу с его судьбой. Но это не поколебало её решения.
В те же дни он записывал в своём дневнике: «Не-
удовольствие народа против правительства, налогов, чи-
новников, помещиков всё растёт. Вместе с тем растёт
и число людей из образованного кружка, враждебных
против настоящего порядка вещей. Готова и искра, кото-
рая должна зажечь этот пожар. Сомнение одно, когда
это вспыхнет. Может быть, лет через десять, но я думаю
скорее. А если вспыхнет, я... не буду в состоянии удер-
жаться. Я приму участие... Меня не испугают ни грязь,
ни пьяные мужики с дубьём, ни резня» Г
Весной 1853 г., немедленно после свадьбы, Чернышев-
ский уезжает с женой в Петербург. Около полугода он
работает преподавателем в кадетском корпусе, откуда
уходит вследствие! столкновения с администрацией, а за-
тем начинает жить исключительно литературным трудом.
Ввиду различных задержек и проволочек со стороны
университета его магистерские экзамены затягиваются
больше чем на полтора года, и только 10 мая 1855 г. он
блестяще защищает свою знаменитую диссертацию на
тему «Эстетические отношения искусства к действитель-
ности».
1 «Литературное наследие Н. Г. Чернышевского», т. I, стр. 557.
14
«Начиная с Белинского, все лучшие представители
революционно-демократической русской интеллигенции
не признавали так называемого «чистого искусства»,
«искусства для искусства» и были глашатаями искусст-
ва для народа, его высокой идейности и общественного
значения»1, — говорил в своём докладе А. А. Жданов.
Чернышевский в своей диссертации, выступая продолжа-
телем эстетических идей Белинского, требовал от искус-
ства живой связи с действительностью, служения общест-
венным, народным требованиям. Но он впервые давал при
этом' невиданную до него стройную, последовательную
эстетическую систему, подвергая решительному пересмот-
ру и беспощадной критике господствовавшие в то время
идеалистические понятия эстетики Гегеля. По словам
современника, «это была целая проповедь гуманизма,
целое откровение любви к человечеству, на служение ко-
торому призывалось искусство. Вот в чём заключалась
влекущая сила этого нового слова, приведшего в восторг
всех, кто был на диспуте, но не тронувшего только Плет-
нёва и .заседавших с ним профессоров» 1 2.
Университетская профессура допустила Чернышевского
к защите диссертации, очевидно, не осознав полностью
революционного' характера её содержания, её значения
как проповеди материалистических идей. Но после защи-
ты и университет, и высшие административные органы
сделали всё возможное, чтобы задержать утверждение
Чернышевского в учёной степени на два с лишним года.
Таким образом, планы работы в университете отодвину-
лись для Чернышевского на неопределённый срок. Но
к этому времени для него уже открылось другое, более
широкое поле деятельности.
Уже с 1854 г. начинается сотрудничество Чернышев-
ского в «Современнике». Некрасов, быстро оценивший
его исключительные способности, эрудицию, глубину
и революционность убеждений, передал ему в полное
ведение весь критический и публицистический отдел.
С 1856 г. в число сотрудников «Современника» вступил
Н. А. Добролюбов, в котором Чернышевский с первых же
1 Доклад А. А. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград»,
Госполитиздат, 1946, стр. 23.
2 Н. В. Шел гунов, Соч., т. II, стр. 685—687; «Воспомина-
ния», стр. 166.
15
шагов нашёл верного соратника. Их связала глубокая
идейная дружба. При поддержке Некрасова революцион-
ная группа понемногу получила в журнале ведущую
роль. Журнал стал трибуной революционной демократии
и приобрёл необычайно большое влияние. Здесь были
напечатаны крупнейшие труды Чернышевского' по эко-
номике, философии, истории литературы: «Антропологи-
ческий принцип в философии», «Капитал и труд», пере-
вод «Оснований политической экономии» Д. С. Милля
с примечаниями Чернышевского, «Критика философских
предубеждений против сельской общины», «Борьба пар-
тий во Франции при Людовике XVIII и Карле X», «Очер-
ки гоголевского периода» и другие его критические
статьи, рецензии, политические обзоры западноевропей-
ских событий, публицистические статьи по текущим зло-
бодневным вопросам. Во всех этих работах, даже в своих
иностранных обзорах писатель-гражданин неизменно,
с исключительной смелостью и мастерством ставил во-
просы, связанные с противоречиями русской действитель-
ности. Мысль его всегда возвращалась к прошлому, на-
стоящему и будущему родной страны. С момента вступ-
ления в журнал Добролюбова Чернышевский передал
в его руки критический и библиографический отдел, со-
хранив за собой только руководство общественно-полити-
ческим разделом.
Именно в эти годы «Современник» достигает наивыс-
шего расцвета. Именно в этот период определяется роль
Чернышевского как вождя и идейного вдохновителя всего
русского революционного движения.
V.
Начало сотрудничества Чернышевского в «Современ-
нике» и защита его- диссертации совпали с моментом об-
щественного возбуждения, вызванного неудачами Крым-
ской кампании. Падение Севастополя, взятого после
одиннадцатимесячной осады, несмотря на беспримерное
мужество и героизм его защитников, раскрыло полностью
гнилость всего государственного аппарата царской
России. Общественное возбуждение усилила также смерть
Николая I, многие годы возглавлявшего- европейскую
реакцию. Об огромном впечатлении этих двух моментов
говорит в своих воспоминаниях один из видных участ-
16
ников революционно-демократического движения, извест-
ный публицист Н. В. Шелгунов: «Россия точно просну-
лась от летаргического сна... Это был один из тех начи^
нающих исторических моментов, которые подготовляются
не годами, а веками, и они так же неустранимы, как
лавины в горах, как ливни под экватором ...После
Севастополя все очнулись, все стали думать и всеми овла-
дело критическое настроение...» L «Всё умственное движе-
ние 60-х годов, — пишет он несколько' ниже, — явилось
так же неизбежно и органически, как является свежая
молодая поросль в лесу на освещённой поляне. К^к только
Крымская война кончилась и все дохнули новым, более
свободным воздухом, всё, что было в России интелли-
гентного, с крайних верхов и до крайних низов, начало
думать... в направлении свободы, в направлении разра-
ботки лучших условий жизни для всех и для каждого...»2.
«Не о сегодняшнем дне шла тут речь, — обдумывались
и решались судьбы всей России, становившиеся в зависи-
мость от того или другого разрешения реформ» 3. С этой
стороны, по словам Шелгунова, момент для диссертации
Чернышевского «не мог быть выбран более удачно».
Такую же характеристику общественного' момента да-
ют и другие современники: «Никому, конечно, не придёт
в голову, — пишет известный художественный критик
В. В. Стасов, — что' Крымская война создала что-то но-
вое... нет, она только отвалила плиту от гробницы, где
лежала заживо похоронённая Россия... Всё, что было сил
жизни, мысли, ощущения, понятия, чувства, — оживи-
лось и двинулось...» 4.
Для передовых революционно мыслящих людей этот
момент, разумеется, нисколько не был решающим, — их
мировоззрение к этому времени определилось уже впол-
не, но изменившаяся общественная обстановка раздвину-
ла рамки их деятельности, открыла больший простор
пропаганде их идей. Об этом в воспоминаниях о Некра-
сове пишет сам Чернышевский: «Перемена, произведён-
ная Крымской войною в настроении русского общества,
1 Н. В. Шелгунов, Воспоминания, Госполитиздат, 1923,
стр. 68.
2 Т а м же, стр. 161.
3 Та м же, стр. 82.
4 В. В. Стасов, Двадцать пять лет русского искусства,
Соч., т. I, стр. 520.
2 Озерова — Чернышевский. 17
нимало не была| переменою в мыслях той части русской
публики, которая до Крымской войны любила Жоржа
Занда и Диккенса, она состояла лишь в том, что другая,
более многочисленная часть образованного общества —
та, которая любила Александра Дюма, примкнула к бо-
лее развитой части по вопросам о русском быте; это
и дало возможность развитым людям заговорить громко
о надобности преобразований, издавна составлявших
предмет их затаённых желаний; поддерживаемые новы-
ми своими многочисленными союзниками, они доставили
некоторый простор печати...» Г
Конечно, упоминание о Жорж Занд и Диккенсе нель-
зя понимать как указание на определяющее идейное
влияние; это только приём, при помощи которого Черны-
шевский характеризует направления интересов и литера-
турных вкусов различных общественных групп.
Мировоззрение вождей революционно-демократическо-
го движения и активных его участников имело гораздо
более глубокие корни: уже во времена Белинского оно
начало складываться на почве всё более усиливающегося
недовольства и протеста широких крестьянских масс,
угнетённых крепостническим порядком.
Как пишет Горький, интерес и внимание к себе выз-
вал сам мужик «и вызвал грубейшим образом, именно,
путём бунтов и волнений. Он занимался этим делом чрез-
вычайно' усердно и всё с большей энергией.
С 1826-го по 1829 год — 41 случай
» 1830-го- по 1834 » —46 »
» 1835-го по 1839 » —59 »
» 1840-го ПО' 1844 » —101 »
» 1845-го ПО' 1849 » —172 »
» 1850-го по 1854 » —137 — сокращение за счет
распространившихся в ту пору слухов о воле» 1 2.
Сведения эти основаны на строго официальных данных.
В связи с тяготами войны крестьянские волнения очень
усилились. Не ослабевают они и в последующие годы:
в одном 1858 г. было зарегистрировано 86 волнений,
в 1859—90, в 1860— 108. Об этом убедительно говорят
1 «Литературное наследие Н. Г. Чернышевского», т. III,
стр. 487—488.
2М. Горький, Избранные литературно-критические статьи.
Огиз, М. 1941, стр. 88.
18
Сведения, данные в отчетах III отделения, напечатанных
Центрархивом. Как отмечает политическое обозрение за
1858 год, помещики, напуганные слухами о реформе,
стремясь обеспечить свои интересы, часто- «выходили из
пределов осторожности»: «одни переносили крестьянские
усадьбы на новые места или переменяли у них земель-
ные участки; иные переселяли крестьян в другие свои
имения, уступали их степным помещикам не только за
бесценок, но и даром; третьи отпускали крестьян на
волю без земли и, вопреки их желанию, сдавали их в ре-
круты в зачёт будущих наборов, отправляли в Сибирь на
поселение, одним словом, вообще употребляли разные
средства, чтобы избавиться от излишнего- числа людей
и чтобы сколь возможно меньшее число их наделить зем-
лёю» Г Отсюда — напряжённое состояние крестьян, о ко-
торых то- же обозрение пишет, что «многие понимают
свободу в смысле вольницы, некоторые думают, что зем-
ля столько же принадлежит им, сколько помещикам;
ещё же более убеждены, что им принадлежат дома
и усадьбы» 1 2. По сведениям обозрения, волнения «более
или менее важные» в продолжение года проявились
в 25 губерниях. Вмешательство воинских частей, случаи
насильственного переселения стали повседневным явле-
нием. В свете этих документальных данных картина, на-
рисованная Глебом Успенским в его известном рассказе
«Книжка чеков», оказывается широко типической.
Но ещё круче повернулось дело- после обнародования
манифеста о реформе, когда крепостническая сущность
«освобождения» обнаружилась с полной очевидностью.
О размерах волнений всего убедительнее говорит общий
годовой итог: «Всего в 1861 году, кроме незначительных
ослушаний, прекращённых без содействия местных вла-
стей, оказано было временно-обязанными крестьянами
неповиновение в 1 176 имениях; воинские команды были
введены в 337 имений; из них в 17 крестьяне нападали
на нижних чинов; в 48 сопротивлялись арестованию ви-
новных или насильно освобождали задержанных; в 126
буйствовали при укрощении неповиновавшихся» 3.
1 Центрархив, Крестьянские движения 1827—1869 гг., т. I,
стр. 123—124.
2 Та м же, стр. 124.
3 Т а м ж е, т. II, стр. 17.
2*
19
Крымская война расширила круг недовольных, поста-
вила на очередь ряд новых вопросов, но основным вопро-
сом всё-таки остался вопрос о мужике.
Когда правительство, напуганное угрозой восстания
масс, решительно вступило на путь подготовки реформы,
вопрос о способе её осуществления должен был принять
вполне определённые и конкретные формы, и на этой
почве неизбежно возникло то резкое размежевание рево-
люционеров-демократов и либералов, о котором было
говорено выше
Как писал Чернышевский, когда-то, «не замечали
между собой разницы во взглядах люди, далеко разо-
шедшиеся ныне». Но это было тогда, когда «вопросы
были поставлены не так определённо и ответы на них не
могли быть так разнородны, как сделались при дальней-
шем развитии общественной жизни» !. В новых условиях
временные союзники стали противниками.
VI.
Подлинные защитники интересов народных масс, Чер-
нышевский и его единомышленники нисколько не были
склонны обольщаться надеждами на новый курс прави-
тельственной политики.
В одном из своих нелегальных стихотворений Добро-
любов писал:
По неизменному природному закону
События идут обычной чередой:
Один тиран исчез, другой надел корону,
И тяготеет вновь тиранство над страной.
И ни попыткою, ни кликом, ни полсловом
Не обнаружились трусливые сердца,
И будут вновь страдать при сыне бестолковом,
Как тридцать лет страдали при отце.
(«Ода на смерть Николая I», 1865) 1 2.
Приглядываясь к ходу дела в правительственных ко-
миссиях, подготовлявших реформу, Чернышевский почти
с первых шагов убеждается в справедливости своих
предположений, что дело начато правительством «с же-
ланием требовать как можно меньше пожертвований от
дворянства»3. Это вызывает в нём крайнее недоверие
1 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. VIII, стр. 225.
2 Н. А. Добролюбов, Собр. соч., т. VI, стр. 227.
3 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. X, ч. 2, стр. 301.
20
к исходу реформы, необходимым условием которой он
считал передачу всей земли крестьянам без выкупа
(с сохранением принципа общинного землевладения). Ещё
в 1857 г. 16 июня в одном из своих частных писем к со-
чувствовавшему идеям «Современника» помещику
А. С. Зелёному, обращаясь к нему с просьбой бесприст-
растно изложить в форме статьи для журнала своё мне-
ние об общинном землевладении и возможных условиях
освобождения, Чернышевский писал: «Вмешивайтесь в это
дело и обсудите вопрос с практической точки: 1) оттого
ли бедны поселяне, что до общинному праву получают
участки, или от крепостного права и страшной админист-
рации? 2) Действительно ли неудобства общинного вла-
дения не могут быть отстранены более разумным поряд-
ком переделов с оставлением неприкосновенности
принципа «каждый сын земли имеет право на участок
этой земли»... Скажите, неужели невозможно' сохранить
принцип: «Каждый земледелец должен быть землевла-
дельцем, а не батраком, должен сам на себя, а не на арен-
датора или помещика работать?.. Как скоро допустим,
что при эманципации земля даётся в полную собствен-
ность не общине, а отдельным семействам с правом про-
дажи, они продадут свои участки, и большинство сделает-
ся бобылями. Освобождение будет, когда, я не знаю, но
будет; мне хотелось бы, чтобы не влекло за собою пре-
вращение большинства крестьян в безземельных бобы-
лей! К этому я хотел бы приготовить мысль образован-
ных людей, давно приготовленных к эманципании» L
В одном из следующих писем к тому же А. С. Зелё-
ному в сентябре того же года Чернышевский выражает
неудовлетворение готовящимися к обнародованию ука-
зами правительства.
«Нужна была именно гениальность Чернышевского, —
пишет Ленин,—чтобы тогда, в эпоху самого совершения
крестьянской реформы... понимать с такой ясностью её
основной буржуазный характер... Чернышевский понимал,
что русское крепостническо-бюрократическое государство
не в силах освободить крестьян, т. е. ниспровергнуть
крепостников, что оно только и в состоянии произвести
«мерзость», жалкий компромисс интересов либералов
1 «Литературное наследие Н. Г. Чернышевского», т. II, стр. ,331.
21
(выкуп — та же покупка) и помещиков, компромисс,
надувающий крестьян призраком обеспечения и свобо-
ды, а на деле разоряющий их и выдающий головой по-
мещикам. И он протестовал, проклинал реформу, желая
ей неуспеха, желая, чтобы правительство запуталось
в своей эквилибристике между либералами и помещика-
ми, и получился крах, который бы вывел Россию на доро-
гу открытой борьбы классов» Г
По мере приближения к осуществлению реформы
и выяснения её конкретного содержания позиция Черны-
шевского становится всё более резкой и непримиримой.
Большой интерес представляет принадлежащее, по
всей вероятности, Чернышевскому «Письмо из провин-
ции», напечатанное 1 марта 1860 г. в № 64 «Колокола»
за подписью «Русский человек».
«Все очутились в чаду, как будто дело было кончено,
крестьяне свободны и с землёй. Все заговорили об уме-
ренности, о мирном прогрессе, забывши, что дело кресть-
ян вручено помещикам, которые охулки не положат на
руку... Крестьяне готовы с отчаянья взяться за топоры,
а либералы проповедуют умеренность, постепенный про-
гресс и проч.». В заключение, обращаясь к Герцену, ав-
тор призывал отказаться от надежд на правительство'
и перейти к революционной агитации. «Пусть ваш «Коло-
кол» благовестит не к молебну, а звонит набат. К топору
зовите Русь. Прощайте и помните, что сотни лет уже
губит Русь вера в добрые намерения царей. Не вам её
поддерживать».
Принадлежность этой статьи Чернышевскому при-
знаётся большинством исследователей на основании не-
однократных ссылок М. К- Лемке на свидетельство
А. Слепцова, утверждавшего, что он слышал об автор-
стве Чернышевского от него лично. Однако' существует
и противоположное мнение, оспаривающее достоверность
свидетельства Слепцова и мнение Лемке1 2. Один из ос-
новных аргументов против принадлежности статьи Черны-
шевскому выдвигается тот, что, судя по прокламации
«К барским крестьянам», Чернышевский не допускал
возможности немедленного выступления масс. Однако
1 В. Й. Ленин, Соч., т. I, изд. 4-е, стр. 263—264.
2 «Литературное наследство», т. 25/26,стр. 576—586, Б. Козь-
мин, Был ли Н. Г. Чернышевский автором письма «русского чело-
века» к Герцену?
22
довод этот представляется мало доказательным: ведь
и автор письма не говорит, собственно, о немедленном
выступлении, речь идёт только о направлении и конечной
цели агитации.
Мысль о необходимости и возможности выступления
масс Чернышевский, сколько мог, проводил и в своих
Н. Г. Чернышевский, Н. А. Некрасов и Н. А. Добролюбов
за ©осуждением материалов для очередного номера журнала.
подцензурных статьях. Так, разбирая рассказы Н. В. Ус-
пенского («Не начало ли перемены?»), он писал:
«В простом народе рутина точно так же тупа, пошла,
как во всех других сословиях...
Но не спешите выводить из этого никаких заключений
о состоятельности или несостоятельности ваших надежд,
если вы желаете улучшения судьбы народа, или ваших
опасений, если вы до сих пор находили себе интерес
в народной тупости и вялости. Возьмите самого дюжин-
ного, самого бесцветного, слабохарактерного, пошлого
человека: как бы апатично и мелочно ни шла его жизнь,
23
бывают в ней минуты совершенно другого оттенка, мину-
ты энергических усилий, отважных решений. То же
самое встречается и в истории каждого народа» !.
Свою политическую позицию накануне реформы Чер-
нышевский охарактеризовал позднее в романе «Пролог»,
написанном уже в годы ссылки. Один из главных героев
романа Волгин в основных своих чертах как бы авто-
портрет самого Чернышевского, выразитель его оценок
и взглядов. Основным требованием освобождения, дик-
туемым подлинными интересами народа, в глазах Вол-
гина является передача всей земли крестьянству без вы-
купа. Исходя из этого положения, он не видит никакой
существенной разницы между условиями, предлагаемыми
консервативной и либеральной партиями. Он утверждает:
«Была бы колоссальная (разница), если бы крестьяне
получили землю без выкупа. Взять у человека вещь или
оставить её у человека, но взять с него плату за неё —
это всё равно» 1 2... Он даже высказывает мысль, что план
крепостников предпочтительнее: «Если сказать правду,
лучше пусть будут освобождены без земли». Либеральная
программа в своей половинчатости кажется ему более
опасной, как построенная на компромиссе, затушёвываю-
щем классовый характер реформы и затуманивающем
сознание масс. Ценным комментарием к высказыванию
Волгина может служить примечание Чернышевского
к статье Г. В. Долгорукова, относящейся к 1858 г.
и в своё время не напечатанной: «Нет, лучше уж вовсе
не давать ничего, ни земли полевой, ни усадеб, нежели
давать землю в таком урезанном, ни на что> негодном
количестве. Тогда, по крайней мере, он (крестьянин) хотя
будет прямо' знать, какая судьба ему готовится» 3.
С глубоко скрытым отвращением и враждебностью
смотрит Волгин на помещиков, напрасно волнующихся
перед реформой, — «на этих людей, которые останутся
безнаказанны и безубыточны; безубыточны во всех своих
заграбленных у народа доходах, безнаказанны за все
угнетения и злодейства...» 4.
1 Н. Г. Чернышевский, Литературно-критические статьи.
Госиздат, 1939, стр. 281.
2 Н. Г. Чернышевский, Пролог, изд. Academia, 1936, Ком-
ментарии, стр. 226.
3 Т а м же, стр. 485—486.
4 Т а м же, стр. 239—240.
.24
«Господа либералы», «либеральные люди», «передо-
вые люди», «прогрессисты», «болтуны», «враги наро-
да» — так характеризуются здесь либералы.
Свою собственную позицию Волгин определяет мыс-
ленно (с точки зрения своих врагов и противников)
как представителя «мнений ужасных, но врождённых
русскому народу, народу мужиков, не понимающих ниче-
го, кроме полного мужицкого равенства, и приготовлен-
ных сделаться коммунистами, потому что живут в общин-
ном устройстве» Г В то же время в суждениях Волгина
о народе звучит глубокая горечь. Однако в конечном
счёте Волгин оказывается убеждён, что выступление масс
неизбежно рано или поздно и чтб исход его будет побе-
доносен. Таков смысл высказываний Волгина в столкно-
вении с «усатым помещиком», ярым реакционером, про-
тивопоставляющим угрозе мужицкого бунта надежду на
применение вооружённой силы: «...войско разгонит ва-
ших милых мужиков». — «Я знаю это, милостивый госу-
дарь,—-возражает Волгин.—Будет разгонять, пока будет
разгонять. И до той поры, пока будет разгонять, вам не-
чего бояться» 1 2. Недоговорённый смысл слов Волгина ясен
— уверенность в неизбежности общенародного восстания.
Заслуживает внимания, что, вопреки этим высказы-
ваниям, Чернышевский в «Письмах без адреса», написан-
ных в 1862 г., говорит о себе как о человеке, принадле-
жащем к числу лиц, желающих избежать народной
революции. Но- это заявление всецело определяется тре-
бованиями избранной им оригинальной формы — писем,
якобы негласно, как это можно видеть из текста, обра-
щённых к царю, но на самом деле адресованных широ-
кой читательской публике. На первых же страницах
Чернышевский определяет... своё обращение как измену
народному делу, чем, как это ни парадоксально, под-
чёркивает неизменность своих революционных позиций.
Основная идея всего цикла статей — полная негодность
«бюрократического» способа «освобождения», обусловлен-
ного всей системой самодержавно-крепостнического госу-
дарства, и плачевность результата реформы. С цифрами
в руках автор доказывает, что в результате освобожде-
1 Н. Г. Чернышевский, Пролог, изд. Academia, 1936, Ком-
ментарии, стр. 236.
2 Т а м же, стр. 249.
25
ния не только уменьшились крестьянские наделы, но «ос-
вобождаемые крестьяне должны платить помещику
1 р. 10 к. вместо каждого рубля, которые платили ему
при прежнем крепостном праве» Г В этой же статье
Чернышевский с явным удовлетворением отмечает, что
хотя «в народе почти все дремлют», некоторые, немногие
уже проснулись, а «когда люди дойдут до мысли: «ни от
кого другого не могу я ждать пользы для своих дел»,
они непременно и скоро сделают вывод, что им самим
надобно взяться за ведение своих дел» 1 2.
Революционные надежды Чернышевского и его еди-
номышленников на активное выступление масс нашли
себе в эти годы поддержку в новой волне крестьянских
восстаний, прокатившихся по стране после обнародова-
ния манифеста. Подробные сообщения об этих восста-
ниях мы находим в обзорах III отделения, отрывки из
которых приводились выше.
«Неповиновение» крестьян в целом ряде поместий
приняло форму открытого мятежа. В Пензенской губер-
нии в поместьях Апокова, княгини Кугушевой и графа
Уварова крестьяне по обнародовании манифеста переста-
ли работать и при первой попытке арестовать зачинщиков
двухтысячная толпа, вооружась кольями, выступила про-
тив пехоты. На границе Пензенской и Тамбовской губер-
ний 10 тысяч человек взбунтовавшихся крестьян совеща-
лись «платить оброк только царю и не повиноваться
властям, подозревая, что все чиновники подкуплены по-
мещиками» 3. Генерал-майор Дренякин, арестовав под-
стрекателей, два дня увещевал восставших без всякого
успеха. «На объявление, что будут в них стрелять, они
кричали: «Делайте, что хотите». Тогда было произведено
три залпа, которыми убито 8 и ранено 28 человек, при
этом вся толпа была окружена войском и отведена из
села к господскому дому. Главнейшие виновные были
преданы военному суду и наказаны шпицрутенами, с на-
значением к ссылке в каторжные работы или па поселе-
1 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. X, ч. 2, стр. 316.
«Письма без адреса» должны были быть напечатаны в «Современ-
нике», в № 2 за 1862 г., но были задержаны цензурой и в 1863 г.
вышли в заграничном издании.
2 Н. Г. Чер нышевский, Собр. соч., т. X, ч. 2, стр. 294—
295.
3 Центрархив, Крестьянские движения 1827—Г869 гг., т. II,
стр. 1, 7.
26
яие; менее же виновные подвергнуты наказанию роз-
гами» !. Одновременно не менее серьёзные «беспоряд-
ки» возникли в Казанской губернии. «После обнародова-
ния манифеста в Спасском уезде раскольник Петров раз-
глашал о полной свободе и возмутил крестьян имения
Бездны, сенатора Мусина-Пушкина, куда собралось из ок-
рестных селений до 4 тысяч человек и не повиновались
властям в уверенности, что все чиновники подкуплены
помещиками. Туда было послано несколько рот пехоты.
Генерал-майор Апраксин с предводителем дворянства
напрасно увещевал возмутившихся покориться и выдать
Петрова; крестьяне, удалив заранее женщин из села,
приготовились к сопротивлению. После этого войскам
было приказано' стрелять, но толпа не трогалась и толь-
ко после пятого залпа побежала, оставив на месте Пет-
рова, который был взят под стражу. При этом оказалось
убитых до 70 и раненых более ста человек, из которых
21 от ран умерли. Петров был судим по полевому уголов-
ному уложению и 16 апреля расстрелян»1 2.
Таким образом, революционная ситуация, несомненно,
назревала. В этой обстановке Чернышевский прилагал
все усилия к тому, чтобы собрать разрозненные силы
крестьянства в одну организованную сплочённую силу
и подготовить к одновременному с ним выступлению
и воинские части, и революционно настроенную мо-
лодёжь. Этим стремлением была продиктована его про-
кламация «К барским крестьянам», где он говорил
о подготовке дружных совместных действий крестьян по
общему сигналу, о необходимости сближаться с солдата-
ми, запасаться оружием, ознакомиться с техникой воен-
ного дела. Под непосредственным идейным воздействием
Чернышевского была написана и прокламация Шелгуно-
ва «К солдатам», и прокламация «К молодому поколе-
нию», составленная Михайловым совместно с тем же
Шелгуновым.
VII.
Слабой стороной общественно-политических взглядов
Чернышевского было убеждение в возможности перехода
к социализму через старую феодальную сельскую
1 Центрархив, Крестьянские движения 1827—1869 гг.» f. II,
стр. 8.
Пам же, стр. 9.
27
общину. Но по своим взглядам на общину Чернышев-
ский резко отличался и от славянофилов, и от поздней-
ших народников. Схему совершенно' самобытного разви-
тия России, отличного от пути развития капиталистических
стран, он отрицал.
К реакционному славянофильству, с его культом са-
модержавия и православия, с его тенденцией к сохране-
нию крепостнических порядков и домостроевского укла-
да народного быта, Чернышевский относился резко
отрицательно. Показательны в этом смысле его суждения
о славянофилах в одном из его частных писем: «...неле-
пость славянофильства можно оценить вполне только,
когда говоришь с его последователями, свободно, не стес-
няясь цензурою. Боже праведный, какие несовместимые
с здравым умом мысли соединяются в их головах! Об
ином они говорят так, что одна фраза кажется заимство-
ванною из Прудона, а другая, за нею непосредственно
следующая, из жития Симеона Столпника, о другом так,
что одна мысль — из Белинского, другая — из Булгарина.
Это народ странный! ...Славянофил без чепухи жить не
может» L Несколько снисходительнее расценивал он
взгляды левого крыла славянофилов, видя в известной
мере здоровое начало в их стремлении к самобытности
народной культуры, в интересе к народной психологии
и народному творчеству, во внимании к положению на-
рода. Как правильно полагают некоторые исследовате-
ли 1 2, Чернышевский, по всей вероятности, имел целью
расколоть лагерь славянофилов, привлечь часть из них
на позиции революционной демократии.
Не менее критически подходил Чернышевский к оцен-
ке западников, стоявших в большинстве на умеренно
либеральной платформе. Рабское, слепое преклонение пе-
ред иноземной культурой, презрение ко всему народно-
му, русскому, в частности к простому народу, буржуаз-
ный «конституционализм» были глубоко' чужды Черны-
шевскому. При всём своём уважении к передовым мыс-
лителям Запада, к достижениям науки и техники он
с глубокой ясностью видел все противоречия буржуазной
европейской культуры и постоянно возвращался к её
1 «Литературное наследие Н. Г. Чернышевского», т. II, стр. 330.
2 И. Я. Барсук, Революционный демократ Н. Г. Чернышев-
ский, «Учёные записки Академии общественных наук при ЦК
ВКП(б)», вып. V, стр. 144.
28
разоблачению. «Масса народа и в Западной Европе ещё
погрязает в невежестве и нищете...» Г «Правда, наука
сделала великие успехи, но ещё слишком мало имеет
влияния на жизнь... Зачем нам оставаться в фантастиче-
ской уверенности, будто бы Западная Европа земной
рай, когда на самом деле положение народов её вовсе
не таково»...1 2. Главным источником нищеты и бедствий
масс в Западной Европе, по мнению Чернышевского,
является «не недостаточность средств к быстрому и ко-
ренному улучшению народного быта, а дурное и неспра-
ведливое распределение этих средств» 3, не устранённое
буржуазными революциями.
В связи с этим, нисколько не разделяя мистико-рели-
гиозного взгляда славянофилов на особые исторические
пути развития России и других славянских племён, Чер-
нышевский считал, однако, желательным для России, по
возможности избежать тех общественных язв и противо-
речий, которые порождены были на Западе процессом
капиталистического развития.
Залогом такой возможности, в его глазах, являлось
общинное землевладение. Но от слепой идеализации об-
щины он был очень далёк. Он видел, что при существую-
щих условиях она является тормозом в развитии сельского
хозяйства, видел классовое расслоение деревни и опреде-
лённо указывал, что для прогрессивного развития общи-
ны необходимо укрупнение размера полей, общинная кол-
лективная обработка земли и машинизация. Говоря об
общине и её роли, Чернышевский применял к ней форму-
лу диалектического процесса, утверждающую, что' конец
развития является обычно по форме возвращением к его
началу. Признавая, что «общинное владение есть перво-
бытная форма, а частная поземельная собственность яви-
лась после, следовательно, она есть более высокая форма
поземельных отношений», Чернышевский утверждал, что
в новых условиях община должна получить качественно
новое развитие: «при сходстве формы содержание в кон-
це безмерно богаче и выше, нежели в начале». Но
важнейшим условием, необходимым для перехода к со-
циализму, он считал прежде всего революционно-демо-
1 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. III, изд. 1906 г.,
стр. 150.
2 Там же, стр. 151—152.
3 Т а м же, стр. 151.
29
критический переворот. Иллюзии западных утопистов
относительно возможности мирного перехода к социализ-
му он ни в какой мере не разделял. Но Чернышевский
не видел и, как говорит Ленин, «не мог в 60-х годах
прошлого' века видеть», что единственной реальной си-
лой, способной осуществить социальный переворот, яв-
ляется рабочий пролетариат. Защищая идею революции
широких народных масс, Чернышевский не выделял про-
летариата из общей массы эксплуатируемых и в своих
революционных стремлениях пытался опереться прежде
всего на крестьянство.
VIII.
Ценнейшим вкладом в историю научно-философской
мысли являются философские труды Чернышевского,
имевшие огромное революционное значение.
В своём стремлении к изменению существующего об-
щественного порядка вожди революционной демократии
направляли все свои усилия и к тому, чтобы разрушить
его идеологические устои, в частности религиозное идеа-
листическое мировоззрение, поддерживавшее старый по-
рядок. Они искали обоснования своих взглядов в точном
научном исследовании, в изучении природы, общества
и человека, наблюдении и опыте. И здесь Чернышевский
также выступал в роли революционного просветителя.
Опираясь на данные современного ему естествозна-
ния, великий русский материалист последовательно раз-
вивал идею единства природы и единства организма
человека, не допуская возможности никакого дуализма.
«То, что существует, называется материею. Взаимодей-
ствие частей материи называется проявлением качества
этих разных частей материи. А самый факт существова-
ния этих качеств мы выражаем словами — «материя
имеет силу действовать», или точнее, «оказывать влия-
ние». Когда мы определяем способ действия качеств, мы
говорим, что мы находим «законы природы». Всю ум-
ственную и нравственную деятельность человека Черны-
шевский рассматривает как продукт деятельности высо-
ко организованной материи. «В побуждениях человека,
как и во всех сторонах его жизни, нет двух различных
натур, двух основных законов, различных или противо-
положных между собой, и всё разнообразие явлений
в сфере человеческих побуждений к действованию, как
30
и во всей человеческой жизни, происходит из одной
и той же натуры, по одному и тому же закону» Ч
В своей теории познания Чернышевский исходит пол-
ностью из материалистических позиций. По словам
Ленина, «Чернышевский стоит вполне на уровне Энгельса,
поскольку он упрекает Канта не за реализм, а за агно-
стицизм и субъективизм, не за допущение «вещи в себе»,
а за неуменье вывести наше знание из этого объектив-
ного источника»1 2. Чернышевский подвергал резкой кри-
тике дуалистическую философию Канта, признававшего
реальное существование объективного мира, но утверж-
давшего, что человек, в силу ограниченности своих по-
знавательных способностей, не может воспринять и рас-
крыть его подлинной сущности, его подлинной закономер-
ности, что он познаёт не «вещи в себе», а только «явле-
ния», какими они представляются ему в окраске его
субъективных восприятий. В противовес Канту, Черны-
шевский утверждал не только реальность окружающей
действительности, но и её познаваемость, возможность
путём наблюдения и опыта уяснить её закономерности
и подчинить их разуму и воле человека. Отсюда его- глу-
бокое убеждение в огромной роли науки в деле преобра-
зования человеческих отношений и подчинения природы
человеку.
Борясь за передовую науку, служащую интересам
масс, Чернышевский подходит к правильному разреше-
нию вопроса о социальной обусловленности научных,
политических и философских теорий. «Политические тео-
рии, да и всякие вообще философские учения создавались
всегда под сильнейшим влиянием того общественного
положения, к которому принадлежали, и каждый фило-
соф бывал представителем какой-нибудь из политических
партий, боровшихся в его время за преобладание над
обществом, к которому принадлежал философ»3. При
этом он разъясняет, что дело не в формальной принад-
лежности философа или учёного к той или другой
партии, а во всей направленности его системы. «Философ-
ские системы насквозь проникнуты духом тех политиче-
1 Н. Г. Чернышевский, Антропологический принцип в фи-
лософии, Огиз, 1948, стр. 89—90.
2 В. И. Ленин, Соч., т. 14, изд. 4-е, стр. 345.
3 Н. Г. Ч е р ныш ев с к и й, Антропологический принцип в фи-
лософии, Госполитиздат, 1948, стр. 8.
31
ских партий, к которым принадлежали авторы систем» !.
Таким образом, Чернышевский выступает материалистом
не только в области естественно-научных вопросов. Он
во многом вплотную подходит к материалистическому по-
ниманию социальных явлений. В частности большое вни-
мание уделяет он изучению взаимоотношений труда и
капитала. Он уже учитывает историческую роль капита-
лизма в революционизировании эксплуатируемых масс;
осознаёт, что в борьбе за освобождение главная роль
должна принадлежать самим массам. «От его сочине-
ний, — пишет Ленин, — веет духом классовой борьбы» 1 2.
В своих научных работах Чернышевский ставит слож-
нейшие проблемы исторического^ процесса. И хотя в раз-
решении их он не всегда оказывается в силах преодолеть
старые: идеалистические установки, материалистические
тенденции обнаруживаются в них вполне отчётливо.
Стремясь раскрыть объективные законы, движущие ис-
торию, Чернышевский огромное значение придаёт эконо-
мическим явлениям, материальным условиям быта, «иг-
рающим едва ли не первую роль в жизни, составляющим
коренную причину почти всех явлений и в других внеш-
них сферах жизни» 3, взаимоотношениям человека с при-
родой, росту техники, формам труда и распределения его
результатов. Изменение общественного строя он мыслит
себе возможным только на базе экономических измене-
ний. Борьбу политических партий он рассматривает как
борьбу определённых общественных классов, защищаю-
Ш1 х свои материальные интересы.
Изучая историческое прошлое, Чернышевский отме-
чает самую тесную зависимость форм труда от состояния
производительных сил и, опираясь на факты прошлого,
делает предположение о возможности в будущем замены
наёмного труда трудом вольным, при котором сам произ-
водитель окажется хозяином продуктов своего труда.
«При грубых процессах производства, — пишет Черны-
шевский, — какими ограничивалась техника варварских
обществ, рабский труд не представлял несообразности
с орудиями... Когда техника несколько развилась, когда
1 Н. Г. Чернышевский, Антропологический принцип в фи-
лософии, Госполитиздат, 1948, стр. 9.
2 В. И. Ленин, Соч., т. 20, изд. 4-е, стр. 224.
3 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. II, стр. 409.
32
явились довольно многосложные и деликатные орудия,
грубый труд раба оказался непригодным: машина не тер-
пит подле себя невольничества; она не выдерживает тяжё-
лых рук его беспечности. Не выдерживают невольничест-
ва и все те мастерства, в которых введены сколько-ни-
будь усовершенствованные инструменты. Для них необ-
ходим вольный человек» Ч
«Мы видим, что перемены в качествах труда вызыва-
ются переменами в характере производительных процес-
сов. С одной стороны это значит, что если изменился
характер производительных процессов, то непременно из-
менится и характер труда, и что, следовательно, опасать-
ся за будущую судьбу труда не следует: неизбежность
её улучшения заключается уже в самом развитии произ-
водительных процессов» 1 2 3.
Стремясь обосновать возможность и необходимость
перехода к социализму закономерностями экономического
развития, Чернышевский указывает и на такие явления,
как рост размеров производства в капиталистическом об-
ществе, вызывающий необходимость общественного1 над-
зора, как необходимость большого' размера полей для
использования машин в земледелии и др. Но в своём
анализе противоречий (капиталистического- общества он не
доходит до конца и часто, оставляя научное исследова-
ние, обращается к просветительской пропаганде.
Он преувеличивает роль человеческого сознания. Как
было сказано выше, Чернышевский понимал, что старое
общество' может быть разрушено только путём классовой
борьбы. Но, пытаясь обосновать свой социалистический
идеал будущего общежития, он исходит часто также не
из противоречий, растущих внутри капиталистического
общества и делающих неизбежным переход к социализму,
а из представления о социалистических формах произ-
водства как единственно разумных.
Чрезвычайно высоко расценивал философское миро-
воззрение Чернышевского Ленин: «Чернышевский—един-
ственный действительно великий русский писатель, кото-
рый сумел с 50-х годов, вплоть до 88 г. остаться на
уровне цельного философского материализма». Но Ленин
1 Н. Г. Чернышевский, Иэбр. соч., т. И, полутом I, 1937,
стр. 274—275.
2 T а м же, стр. 276.
3 Озерова — Чернышевский. 33
отмечал, однако, и его слабые стороны: «Но Чернышев-
ский не сумел, вернее: не мог, в силу отсталости русской
жизни, подняться до диалектического материализма
Маркса и Энгельса» \
IX.
Огромное общественное значение имела также этиче-
ская теория Чернышевского. Чернышевский хорошо пони-
мал, что эпоха общественной ломки требует от человека
новых, твёрдых норм поведения, ясного осознания своих
отношений к обществу, требует целеустремлённости,
героического труда и подвига. «Не хуже нас он видит
невозможность служить другим, не жертвуя собой»,--
писал О' нём Некрасов. Но Чернышевский стремился по-
строить новую мораль на новых научно-философских
основаниях. Ему приходилось бороться на два фронта.
Разрушая старое религиозное мировоззрение, он разру-
шает вместе с тем основы старой церковной морали,
строящейся на признании нравственного закона, якобы
данного человеку свыше. Но вместе с тем ему приходи-
лось бороться с сознательными извращениями материа-
листического миропонимания, предельно резко сформули-
рованными Достоевским: «бога нет, значит, всё дозво-
лено». Исходя из «антропологического' принципа» своей
философии, рассматривая человека в ряду других живот-
ных существ, он не считает возможным отрицать закон-
ности человеческого эгоизма, вытекающего' из естествен-
ного стремления к самосохранению, из стремления
всякого' живого' организма к приятным' ощущениям и от-
талкивания от неприятных. Но он утверждает, что
эгоизм человека как существа, одарённого исключитель-
ной силой интеллектуальных способностей, притом живу-
щего в обществе, должен, естественно, отличаться от
эгоизма животных своей разумностью. Разумность же
эта должна проявляться и проявляется в уменье отка-
заться от «приятных ощущений» в настоящем во- имя
более приятных и безусловных наслаждений в будущем:
«все дела, хорошие и дурные, благородные и низкие,
геройские и малодушные, происходят во всех людях из
одного источника: человек поступает так, как приятнее
ему поступать, руководится расчётом, велящим отказы-
1 В. И. Ленин, Соч., т. 14, изд. 4-е. стр 346.
34
ваться от меньшей выгоды или меньшего удовольствия
для получения большей выгоды, большего удоволь-
ствия» Однако Чернышевский тут же делает оговорку:
«доказывать, что геройский поступок был вместе умным
поступком, что благородное дело не было безрассудным
делом, вовсе ещё не значит, по нашему мнению, отнимать
цену у геройства и благородства»1 2. Добро, по определе-
нию Чернышевского, всё то, что полезно для человека
вообще, высщая степень пользы, самая полезная польза.
«Расчётливы только добрые поступки... Когда человек
недобр, он просто нерасчётливый мот, тратящий тысячу
рублей на покупку грошовой вещи, тратящий на получе-
ние малого наслаждения нравственные и материальные
силы, которых достало бы ему на приобретение несрав-
ненно большего наслаждения» 3. А так как человек жи-
вёт в обществе, то только при благополучии общества
в целом возможно прочно обеспеченное счастье для каж-
дого отдельного человека. Поэтому разумный расчёт соб-
ственной «выгоды» должен привести всякого мыслящего
человека к служению общественным интересам; «всё то,
что вредно для государства, к которому он принадлежит,
сила которого служит опорою его силы, богатство кото-
рого служит опорою его богатства, — всё это послужит
во вред и ему самому, иссушая источники его силы
и богатства» 4.
При этом Чернышевский стремится доказать на не-
скольких примерах, что» даже там, где интересы отдель-
ных сословий представляются по видимости противо-
положными и благополучие привилегированного сословия
основывается на угнетении других, благополучие это
лишь призрачное, непрочное, результат «нерасчётливо-
сти», который рано или поздно приводит к краху. То же
и в отношениях между нациями, основанных на завоева-
нии и угнетении. Агрессивную национальную политику
Чернышевский осуждает так же сурово, как тенденцию
к классовому угнетению: по его мнению, «всегда оказы-
вается, что нация губит сама себя, порабощая челове-
1 Н. Г. Ч ернышевский, Антропологический принцип в фи-
лософии, Госполитиздат, 1948, стр. 93.
2 Т а м же, стр. 92.
3 T а м же, стр. 100.
4 T а м же, стр. 96.
3*
35
чесгво, что отдельное сословие приводит себя к дурному
концу, принося в жертву себе целый народ» L
Этическая теория Чернышевского в. значительной ме-
ре строится на антропологических принципах, на отвле-
чённых рассуждениях о свойствах человека вообще. Он
не всегда учитывает роль классовой морали в классовом’
обществе. Однако Чернышевский большое внимание уде-
ляет вопросу О' зависимости моральных качеств человека
от общественных отношений. И национальные черты бы-
та, и психология народа, и расовые особенности 1 2, и мо-
ральные свойства каждого отдельного человека Черны-
шевский рассматривает в связи с историческими
условиями, с формой общественных отношений, с особен-
ностями политического строя. Он утверждает, что сам по
себе человек ни зол, ни добр, всё зависит «от обстоя-
тельств». «Всё зависит от общественных привычек и от
обстоятельств, то-есть в окончательном результате всё
зависит исключительно от обстоятельств, потому что
и общественные привычки произошли в свою очередь
также из обстоятельств» 3.
Чернышевский постоянно говорит о развращающем
влиянии праздности и обеспеченного положения эксплуа-
тирующих классов, с одной стороны, и нищеты масс,
1 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. VI, стр. 232.
2 Что Чернышевский не склонен был придавать прирождённым
биологическим свойствам человека исключительного, доминирующе-
го значения, особенно ясно выявляется в его отношении к расовой
теории, реакционную сущность которой он вскрывает со свойствен-
ной ему резкостью и прямотой: «Все расы произошли от одних
предков. Все особенности, которыми отличаются они одна от дру-
гой, имеют историческое происхождение», — писал он позднее
в очерке «О расах», помещённом в виде приложения к VII тому «Все-
общей истории» Вебера (Собр. соч., т. X, ч. 2, стр. 90). Самое воз-
никновение расовой теории он объяснял исторической обстановкой
эпохи борьбы за освобождение негров, рассматривая её как идеоло-
гическую платформу плантаторов-рабовладельцев, выдвинутую ими
как оружие в борьбе. Краткое изложение всего смысла своего этю-
да Чернышевский даёт в одном из писем к Пыпину: «Нет ника-
ких удобоуловимых нашему наблюдению различий в умственной
и нравственной организации чёрной, жёлтой и белой рас. Всякое
объяснение какого бы то ни было исторического факта особенно-
стями умственной или нравственной организации рас — дикая фан-
тазия, отвергаемая наукой. Эти объяснения теперь в моде, но
они —• продукт невежества». («Литературное наследие Н. Г.' Чер-
нышевского», т. III, стр. 227.)
3 Н. Г. Чернышевский, Литературно-критические статьи,
1939, стр. 185.
36
с другой. Он указывает, что в обществе, лишённом сво-
боды и возможности общественной деятельности, харак-
тер человека неизбежно' мельчает, ибо' «нельзя не про-
никнуться мелочностью воли тому, кто живёт в обществе,
не имеющем никаких стремлений, кроме мелких житей-
ских расчётов»1. Он утверждает, что «без приобретения
привычки к самобытному участию в гражданских делах,
без приобретения чувств гражданина» 1 2 человек, даже до-
стигнув зрелого- возраста, не становится человеком в пол-
ном смысле этого слова. Полного развития всех своих
сил и способностей человек, по убеждению Чернышев-
ского, может достигнуть только в обществе, построенном
на принципах гражданственности, свободном от подне-
вольного рабского труда. Отсюда задача — борьба за это
новое общество.
Из теоретических принципов этики Чернышевского,
возвеличивающей способность человека отказаться от
личных выгод во имя блага общественного коллектива,
естественно вытекает чрезвычайно высокая оценка чув-
ства патриотизма. «Историческое значение каждого рус-
ского великого человека, — писал он, — измеряется его
заслугами родине, его человеческое достоинство —силою
его патриотизма» 3. Самому Чернышевскому в высокой
степени свойственно было это чувство, но оно принимало
у него новый, сложный, революционный характер. С гор-
достью писал он ещ;ё юношей о том, что «не завоевателя-
ми и грабителями выступают в истории политической
русские, как гунны и монголы, а спасителями — спаси-
телями от ига монголов, которых сдержали они на мощ-
ной вые своей, не допустив его- до Европы... и другого,
ига — французов и Наполеона»4. Внешнее могущество
родной страны не удовлетворяет Чернышевского, не отве-
чает его' представлениям о подлинно' высоком и вели-
ком. Он мечтает о том, что Россия внесёт свой вклад
в духовную жизнь мира, проявит себя на другом вели-
ком поприще — науки, культуры и просвещения, и что
он сам сыграет в этом какую-то существенную роль-
«Содействовать славе не преходящей, а вечной своего
1 Н. Г. Чернышевский, «Литературно-критические статьи»,
1939, стр. 191.
2 Т а м же, стр. 189.
3Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. III, 1947, стр. 137.
4 «Литературное наследие Н. Г. Чернышевского», т. II, стр. 44
37
отечества и благу человечества — что может быть выше
и вожделеннее этого?» \
Он гордится силой и самостоятельностью русского на-
рода, его неспособностью примириться с властью какого-
либо иноземного ига: «Мы так многочисленны, так силь
ны, что и одни мы в отдельности не можем бояться ни-
кого, — нам нет надобности искать чьей-нибудь опоры
для своей безопасности. Мы желали бы1 жить сами по
себе» 1 2. «Для нас нелепа даже мысль о возможности ино-
земного ига». Но с глубокой горечью в своих «Письмах
без адреса» пишет он о том, что народ, не раз героиче-
ски победоносно отстаивавший свою страну от нашествия
захватчиков, сам остаётся в прежнем угнетённом поло-
жении: он напоминает войну 1812 года, когда «народ за-
воевал своему государству первенство в Европе, а сам
был оставлен всё в прежнем положении 3. Со страстным
негодованием клеймит Чернышевский рабскую пассив-
ность широких кругов русского общества «сверху донизу».
В словах и суждениях героя романа «Пролог» Волгина
Ленин отмечает проявление... «настоящей любви к ро-
дине, любви, тоскующей вследствие отсутствия револю-
ционности в массах великорусского населения» 4.
Но Чернышевский не теряет веры в революционные
силы и возможности пока ещё не поднявшихся на борь-
бу миллионов крестьянских масс. Он не утрачивает глу-
бокой веры в великое будущее своей родины, своего
народа: «Нам впереди на много столетий вперёд обеспе-
чена счастливая доля делать самим и устраивать свою
жизнь всё получше и получше». Но чтобы приблизить
это желанное будущее, он требует в настоящем от каж-
дого сознательного человека неуклонной работы на по-
прище «просвещения» родной страны, что< в устах Черны-
шевского, несомненно, обозначало деятельность в области
революционного просветительства. «Русский, у кого есть
здравый ум и живое сердце, до сих пор не мог и не мо-
жет быть ничем иным, как патриотом, в смысле Петра
Великого, —деятелем в великой задаче просвещения рус-
ской земли. Все остальные интересы его деятельности —
1 «Литературное наследие Н. Г. Чернышевского», т. II, стр 44.
2 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. VIII, стр. 53.
3Н. Г. Чернышевский, Поли. собр. соч., т. X, ч. 2, 1906,
стр. 194.
4 В. И. Ленин, Соч., т. 21, изд. 4-е, стр. 85.
38
служение чистой науке, если он учёный, чистому искус-
ству, если он художник, даже идее общечеловеческой
правды, если он юрист — подчиняются у русского учё-
ного, художника, юриста великой идее служения на поль-
зу своего отечества» Целям этой революционной боры
бы подчинена вся моральная теория Чернышевского
Его идеал — человек, для которого общественное стало
своим, личным. Таковы были лучшие из его соратников.
Таковы и герои его романа «Что делать?»
X.
Органически связаны были с общим политическим и
философским мировоззрением Чернышевского и его эсте-
тические взгляды. Утверждая реальность объективного
мира и познаваемость основных законов природы и раз-
вития человеческого общества, он рассматривал искусство,
с одной стороны, как отражение живой действительности,
с другой — как могущественный фактор в борьбе за её
изменение. В силу цензурного запрета, не допускавшего
открытой защиты материалистического мировоззрения,
Чернышевский лишён был возможности дать развёрнутое
изложение своих материалистических философских пози-
ций в своей диссертации. Но он неоднократно возвра-
щается к упоминанию о новом направлении в науке, ко-
торое должно отразиться и на решении вопросов эстети-
ки. «Уважение к действительной жизни, недоверчивость
к априорическим гипотезам, к развитию науки из мета-
физических соображений» 1 2,— гак характеризует он ос-
новные черты этого нового' направления.
Показательно самое название диссертации Чернышев-
ского: «Эстетические отношения искусства к действитель-
ности». Идеалистическая эстетика Гегеля отрывала искус-
ство от жизни, утверждая, что предметом искусства яв-
ляется «прекрасное», «возвышенное»; источник его проис-
хождения она видела в присущем якобы человеку бессоз-
нательном стремлении к абсолютному недосягаемому иде-
алу красоты, не находящему удовлетворения в пределах
реальной действительности. Таким образом, искусство рас-
сматривалось как своего рода «окно» в мир вечных иде-
1 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. Ш, 1947, стр. 138.
2Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, Соцэкгиз,
1938, стр. 2.
39
альных форм, недоступных ни наблюдению, ни опыту, от-
крывающихся только вдохновенному взору* художника
в полёте его фантазии. Выступая против этого положения,
Чернышевский утверждал, что самое понятие «прекрас*
ное» возникает вовсе не из такого бессознательного стре*
мления, а коренится в непосредственных наблюдениях жи-
вой действительности, в реальных, насущных потреб-
ностях человека. Понятие «прекрасное», по> его определе-
нию, связано с представлением о «полноте жизни», пото-
му что «жить лучше, чем не жить». Он утверждает, что
никакое произведение искусства никогда не может дости-
гнуть такого совершенства красоты, какое встречается
в реальной действительности в бесчисленно разнообраз-
ных проявлениях. «Прекрасное есть жизнь ...истинная,
высочайшая красота есть именно красота, встречаемая
человеком в мире действительности, а не красота, созда-
ваемая искусством»1. При этом Чернышевский даёт заме-
чательный анализ зависимости идеала красоты от положе-
ния, образа жизни и стремлений того класса, в среде ко-
торого он возникает. Так, на примере идеала женской
красоты он показывает, что «у простого народа» этот иде-
ал является «выражением цветущего здоровья и равнове-
сия сил в организме, всегдашнего следствия жизни в до-
вольстве при постоянной и нешуточной, но не чрезмерной
работе 1 2, НО' совершенно отличен от него идеал светского
общества, обусловленный бездейственным образом жизни
нескольких поколений.
Как подлинный демократ, Чернышевский на первый
план выдвигает идеал, складывающийся в среде народа.
Но ещё существеннее, что значение данного им сравнения
не ограничивается простым констатированием факта отно-
сительности понятия прекрасного и его классового харак-
тера. Между строк Чернышевский ставит вопрос о значе-
нии труда как необходимого условия здоровой и счастли-
вой жизни, о вопиющем классовом неравенстве, о закон-
ности стремлений народа, не получающих осуществления
при данных общественных условиях, но вполне реальных,
осуществимых и достижимых. Таким образом, и здесь
звучит затаённая мысль автора о необходимости борьбы
за изменение существующего порядка.
1 Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, Ооцэкгиз,
1938, стр. 15.
2 Там же, стр. 9—10.
40
Что касается предмета искусства и его значения, то
Чернышевский ставит это значение в прямую зависи-
мость от связи искусства с действительностью, а предмет
его видит не только' в том прекрасном, что есть и может
быть со' временем/ достигнуто в жизни, но и в тех отри-
цательных её сторонах, которые омрачают и уродуют
жизнь. «Область искусства, — пишет он, — не ограничи-
вается областью прекрасного в эстетическом смысле сло-
ва, прекрасного' по живой сущности своей, а не только
по совершенству формы: искусство воспроизводит всё,
что есть интересного для человека в жизни»1.
В то же время Чернышевский настойчиво' проводит
мысль, что содержание искусства и его роль не могут и не
должны исчерпываться только пассивным воспроизведе-
нием действительности. Из этого вытекает известная основ-
ная формула его диссертации: «Воспроизведение жизни—
общий характеристический признак искусства, составляю-
щий сущность его; часто' произведение искусства имеет
и другое значение—объяснение жизни; часто имеет оно
и значение приговора о явлениях жизни»1 2. Несколько
ниже, сближая роль и значение искусства с ролью науки,
Чернышевский ставит перед искусством требование
«быть учебником жизни».
Таким образом, в своей диссертации он развивает и
углубляет положения, высказанные им уже раньше в ста-
тье об эстетике Аристотеля. «Искусство для искусства» —
мысль такая же странная в наше время, как «богатство
для богатства», «наука для науки» и т. д. Все человече-
ские дела должны служить на пользу человеку, если хо-
тят быть не пустым и праздным занятием: богатство су-
ществует для того, чтоб им пользовался человек, наука
для того, чтоб быть руководительницею человека; искус-
ство также должно служить на какую-нибудь существен-
ную пользу, а не на бесплодное удовольствие» 3. Пользу
Чернышевский понимает как служение передовым идеям
своего времени, постановку актуальных проблем совре-
менности, разъяснение её задач.
1 Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, Соцэкгиз,
1938, стр. 143—144.
2 Т а м же, стр, 144.
3 Там же, стр. 266—267,
41
Основным мерилом оценки произведения искусства,
в частности литературы, для Чернышевского являлась,
как это он ясно высказывает в своих более поздних кри-
тических работах, их идейная, общественно-политическая
направленность: «как и всякая другая достойная внима
ния умственная или нравственная деятельность, литера-
тура по самой натуре не может не быть служительницей
стремлений века, не может не быть выразительницею его
идей» Г Со страстным убеждением говорит он о том, что
писатели, в которых талант сочетается с мыслью, «даю-
щею силу и смысл таланту, дающею жизнь и красоту его
произведениям», должны «действовать на пользу истори-
ческого развития, быть служителями идей гуманности и
улучшения человеческой жизни» 1 2.
Итак, сфера искусства, по мнению Чернышевского, не
ограничивается только «прекрасным»: «прекрасное, как
объект, как прекрасное существо или прекрасный пред-
мет, не есть единственное содержание искусства. Не одно
радостное, полное жизни и живой свежести, интересует
человека; не одно прекрасное и воспроизводится искусст-
вом» 3. Но он не раз возвращается к мысли, что не следу-
ет смешивать прекрасное, как «один из многих объектов
искусства» с прекрасным в смысле художественной фор-
мы, являющимся! необходимым качеством каждого худо-
жественного произведения. Говоря о форме художествен-
ного произведения, Чернышевский и в своей диссертации,
и в своих критических статьях развивает мысль, что фор-
ма должна быть всецело подчинена требованиям идейно-
го содержания, что «прекрасно» в смысле художествен-
ного выполнения произведения искусства будет «тогда
только', когда художник передал в произведении своём
всё то, что хотел передать»4. Высшим пределом худо-
жественности Чернышевский считает органическое един-
ство формы и содержания, являющееся признаком под-
линной гениальности. «Когда форма есть выражение
содержания, она связана с ним так тесно, что отделить
её от содержания — значит уничтожить самоё содержа-
1 Н. Г. Чернышевский, Очерки гоголевского периода,
Поли. собр. соч., т. III, Огиз, 1947, стр. 302.
2 Т а м же, стр. 303.
3 Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, Соцэкгиз, 1938,
стр. 127.
4 Т а м же, стр. 8.
42
ние; и наоборот: отделить содержание от формы — зна-
чит уничтожить форму. Эта живая связь, или лучше ска-
зать, что органическое единство' и тождество идеи с фор-
мою и формы с идеею бывает достоянием только одной
гениальности» Г
Насколько сам Чернышевский тонко чувствовал во-
просы формы, можно судить по целому ряду его наблюде-
ний и высказываний в статьях о Пушкине, Кольцове, Не-
красове и др. Но оставаясь всегда революционером-бой-
цом, Чернышевский и в вопросах эстетики отстаивал
прежде всего определённые общественно-политические по-
зиции. В борьбе против теории чистого искусства, не за-
висимого от требований жизни, выдвигая утверждение,
что искусство всегда было и будет выразителем тех или
других общественных идей, он не ограничивается ссылкой
на историческую роль искусства в прошлом (скульптура
древней Греции, архитектура средневековья, итальянская
живопись эпохи Возрождения). Он разоблачает резкое
расхождение между теоретическими лозунгами поборни-
ков «чистого искусства» и тенденциозностью их собствен-
ного творчества, в котором явно выступают тенденции
изящного «эпикуреизма», общественного' индифферентиз-
ма, аполитизма, связанные со< стремлением к сохранению
существующего порядка.
Чернышевский указывал неоднократно, что' вопрос
о так называемом «чистом искусстве» сводится «не к то-
му, должна или не должна литература быть служитель-
ницею жизни, распространительницею идей, — она не мо-
жет ни в каком случае отказаться от этой роли, лежащей
в' самом существе её, — нет, вопрос сводится просто к то-
му: должна ли литература ограничиваться эпикурейскою
тенденцией), забывая обо всём, кроме хорошего стола,
женщин и беседы на аттический манер с миртовыми
венками на головах собеседников и собеседниц? Ответ,
кажется, не может быть затруднителен» 1 2. Ответ даётся
Чернышевским с точки зрения его революционно-демо-
кратических позиций, разумеется, отрицательный. Рас-
сматривая форму в тесной связи с содержанием, Чер-
нышевский с глубокой убеждённостью утверждает, что
1 Н. Г. Чернышевский, Стихотворения Кольцова. «Звенья»,
т. Ill—IV, стр. 574.
2 Н. Г. Чернышевский, Очерки гоголевского периода, Поли,
собр. соч., т. III, Огиз, 1947, стр. 300.
43
произведения, написанные в тенденциях эпикуреизма
и эстетизма, в условиях обострённой общественной борь-
бы современной ему эпохи, оказываются в большинстве
случаев «совершенно ничтожны и в художественном от-
ношении: они холодны, натянуты, бесцветны и рито-
ричны».
«...Ложные по основной мысли произведения бывают
слабы даже и в чисто художественном отношении»1.
При ознакомлении учащихся с основными положени-
ями эстетики Чернышевского необходимо, чтобы они по
возможности усвоили не только требования, выдвинутые
Чернышевским в противовес теории «чистого искусства»
(требования реализма, народности, актуальности содер-
жания, революционной направленности, подчинения фор-
мы содержанию), но и философское обоснование его
взглядов — отрицание мистико-идеалистического пони-
мания «прекрасного», утверждение реальной красоты
действительности.
XI.
В своих трудах по эстетике, как и в своих литератур-
но-критических статьях, Чернышевский выступал как те-
оретик, выражающий направление и требования всего
революционно-демократического искусства. Те же пози-
ции страстно защищал Добролюбов, который «усиленно
пропагандировал принципы реализма и народности в ли-
тературе, считая, что основой искусства является дейст-
вительность, что она является источником творчества и
что искусство играет активную роль в общественной жиз-
ни, формируя общественное сознание» 1 2.
Такие же требования, как известно, предъявлял к ис-
кусству и Некрасов:
Будь гражданин... Служа искусству,
Для блага ближнего живи,
Свой гений подчиняя чувству
Всеобнимающей любви.
............... покуда
Не видно солнца ниоткуда,
С твоим талантом стыдно спать,
Ещё стыдней в годину горя
Красу долин, небес и моря
1 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. I, стр. 130.
2 Доклад А. А. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград»,
Госполитиздат, 1946, стр. 24.
44
И ласку милой воспевать.
Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.
(«Поэт и гражданин».)
Живым воплощением этих принципов явилась как по*
эзия самого Некрасова, так и литературная деятельность
ряда писателей и поэтов, постепенно включавшихся в
число сотрудников «Современника».
Это новое, демократическое направление искусства
встретило самый резкий отпор со стороны охранителей
существующего порядка, защитников «чистого искус-
ства», чуждого житейской «грязи» и борьбы. «Я никогда
не мог понять, чтобы искусство интересовалось чем-либо,
помимо красоты, — писал в своих воспоминаниях Фет.—
Мы постоянно искали в поэзии единственного убежищ,а
от всяких житейских скорбей, в том числе и гражданских».
Ту же точку зрения горячо отстаивали в своих ли-
тературно-критических статьях и высказываниях старые
сотрудники «Современника» Боткин и Дружинин. Так,
определяя роль истинного поэта, как он её понимаем,
Дружинин писал: «Твёрдо веруя, что интересы минуты
скоропроходящи, что, человечество, изменяясь непрестан-
но, не изменяется только в одних идеях вечной красоты,
добра и правды, он в бескорыстном служении этим иде-
ям видит свой вечный якорь. Песнь его не имеет в себе
преднамеренной житейской морали и каких-либо других
выводов, применимых к выгодам его современников, она
служит сама себе наградой, целью и значением... Он жи-
вёт среди своего возвышенного мира и сходит на землю,
как когда-то сходили на нее олимпийцы, твёрдо помня,
что у него есть свой дом на высоком Олимпе»1. Такому
«артистическому» направлению искусства Дружинин
противопоставляет, как ошибочное, искусство «дидакти-
ческое», причём под «дидактизмом» разумеет всякую
сознательную идейную направленность, особенно поста-
новку актуальных вопросов современности. «Дидакти-
ки, — по его мнению, —приносящие свой поэтический та-
лант в жертву интересам так называемой современ-
ности, вянут и отцветают вместе с современностью...
Горе поэту, променявшему вечную цель на цель вре-
1 А. В. Дружинин, Собр., соч., т. VII, 1865, стр. 214.
45
менную...» \ К Дружинину и Боткину в вопросах эстетики
примкнул и И. С. Тургенев, назвавший диссертацию
Чернышевского «поганой мертвечиной».
Это расхождение в понимании задач искусства было
одним из главных разногласий, на почве которых возник
острый конфликт между старыми сотрудниками журна-
ла — людьми умеренно либеральных воззрений, и вновь
вступившими в число сотрудников — революционными
разночинцами. Конфликт этот, как в зеркале, отразил
основное содержание всей политической борьбы эпохи
и её социальные корни.
Вопреки противодействию защитников теории искус-
ства для искусства, новая демократическая литература
быстро развивалась и крепла. Разоблачение язв и про-
тиворечий общественного порядка, постановка актуаль-
ных проблем современности нашли своё отражение в
творчестве таких писателей-демократов, как Помялов-
ский, Решетников, Николай Успенский, В. Слепцов, Сал-
тыков-Щедрин, Некрасов. Основными общими чертами
их произведений явились неприкрашенный реализм, рез-
кий негодующий тон, обличительная направленность, не-
поддельный демократизм и народность. Главное своё
внимание писатели революционной демократии уделяли
«мужику», т. е. положению, быту и психологии широких
крестьянских масс, но в поле их зрения включалось и по-
ложение зарождающегося пролетариата — бурлаков, гор-
норабочих, фабричных рабочих, — и положение город-
ских низов, и новый тип интеллигента-разночинца, само-
стоятельно прокладывающего себе дорогу в жизни. Для
них типично было подчёркивание социальных контрастов,
нарастающего в массах протеста. Характерно в этом
смысле стихотворение Добролюбова:
Когда среди зимы холодной,
Лишённый средств, почти без сил,
Больной, озябший и голодный,
Я пышный город проходил...
О сколько вырвалось проклятий,
Какая бешеная злость
Во мне кипела против братий,
Которым счастливо жилось...3
Ближайшим соратником «Современника» выступал
сатирический журнал В. Курочкина «Искра». В ряде
1 А. В. Дружинин, Собр. соч., т. VII, 1865, стр. 217.
2 Н. А. Добролюбов, Собр. соч., т. VI, стр. 239.
46
жёлчных пародий и сатир Курочкин обрушивался на все
существующие порядки: праздность сытых, продажность
чиновников, насилия власти, мракобесие консерваторов,
самодовольство и никчёмность либералов. Содержанием
жизни он провозглашал труд, знание, «борьбу за сча-
стье всех» («Завещание»). «Любя страну родную, стре-
мясь к тому, чтоб каждый в ней был сыт», он с горькой
иронией отказывался воспевать «прогресс родной-стра-
ны», «избыток чувств и радостей народных».
Вместе с «Современником» «Искра» вела борьбу про-
тив лозунгов чистого1 искусства. В стихотворении «Беседа
с музою» один из поэтов «Искры» резко противопостав-
ляет творческую платформу революционных поэтов плат-
форме сторонников «искусства для искусства». Он заяв-
ляет, что избранную им тему жалкого положения тружени-
ков, конечно, встретит неодобрением «сонм важных лиц».
Скажут — песня не из лестных...
Навлечёшь как раз их гнев,
Лучше пой, брат, про прелестных
Дев, дев, дев.
Обратись к луне, природе,
Пой утехи юных лет,
Ведь поёт же в этом роде
Фет, Фет, Фет.
Любопытно в этом плане и стихотворение Курочкина
«Роковое недоразумение», открывающееся призывом по-
эта к его возлюбленной:
Удалимся от мирских волнений
В мир волшебных сладких вдохновений,
и заканчивающееся разоблачением глубокого расхожде-
ния грёз поэта и его возвышенной фразеологии с грубой
прозой действительности.
В числе сотрудников журнала «Искра» выступал и
Добролюбов. С 1859 г. под его редакцией начало выхо-
дить сатирическое приложение к «Современнику» — «Сви-
сток». Сатира, пародия делаются одним из основных
жанров революционно-демократической литературы. Ка-
кие чувства и стремления лежали в основе этой сатири-
ческой литературы, с большой силой выражает послед-
нее стихотворение Добролюбова в «Свистке», напечатан-
ное уже после его смерти:
...плясать бы заставил я дубы
И жалких затворников высвистнул к воле,
Когда б на морозе не трескались губы
И свист мой порою не стоил мне боли.
47
Новое, демократическое йаправление захватило не
только область литературы, но и другие области искус-
ства — живопись и музыку, что ярче .всего проявилось
в творчестве таких художников, .как Перов, Репин, Крам-
ской, Савицкий, таких музыкантов, как Даргомыжский,
Бородин, Мусоргский.
В позднейшей обзорной статье «Двадцать пять лет
русского искусства» известный художественный критик
В. В. Стасов писал, что учителями новых художников
явились такие люди, как Гоголь, Белинский, Добролю-
бов, Островский, Некрасов и, «помимо всех Прудонов
и Курбэ», «свой критик и философ искусства, могучий,
смелый, самостоятельный и оригинальный не меньше их
всех, и пошедший, не взирая на иные заблуждения свои,
ещё дальше и последовательнее их»1. Упоминать имя
Чернышевского в печати тогда было запрещено.
С чувством глубокой законной гордости Стасов гово-
рит о том, что реализм и национальность в русской жи-
вописи, так же как в литературе, проявились вполне
самостоятельно раньше, чем на Западе, и что «разрыв
нового русского искусства со старым направлением был
гораздо сильнее и решительнее, чем у всех других евро-
пейских школ» 1 2.
«То, что Курбэ считал исключительно' ему одному в
целом свете принадлежащим почином, то уже давно осу-
ществлялось там, где он никогда бы этого и не подозре-
вал, — в неведомой (а всего вероятнее и глубоко прези-
раемой им, по' части искусства) России» 3. Предъявляя
к искусству требования идейности и содержательности,
Стасов ставит и разрешает проблему тенденциозности
так же, как разрешал её Чернышевский. «Ведь под име-
нем «тенденциозности» обвинители разумеют всё то, где
есть сила негодования и обвинения, где дышит протест
и страстное желание гибели тому, что тяготит и давит
свет. Выкиньте всю эту страстную и лучшую струну
в художнике, и многие останутся довольны. Но что он
без неё значит? Как будто не «тенденциозно» всё, что
есть лучшего' в созданиях искусства и литературы всех
1 В. В. Стасов, Двадцать пять лет русского искусства, Собр.
соч., т. I, 1894, стр. 525.
2 В. В. Стасов, Двадцать пять лет русского искусства, Собр.
соч., т. I, 1894, стр. 522.
3 Т а м же, стр. 522
48
времён и всех народов. Разве не «тенденциозен» был
Дон-Кихот, разве не «тенденциозны» были «Отелло»
и «Лир», и «Горе от ума», и «Ревизор», и «Мёртвые
души», и «Свои люди—сочтёмся», и «Воспитанница»,
и «Бедность — не порок», и все создания Байрона
и Гейне, все стихотворения Некрасова и т. д. Неуже-
ли эта тенденциозность мешает этим крупнейшим созда-
ниям, имевшим, имеющим и назначенным иметь в буду-
щем громаднейшее влияние на душу, воображение и
судьбу людей? Но пусть противники тенденций вспомнят
те самые произведения искусства, которым они глу-
боко поклоняются, например, все создания «идеального»,
«высокого» и «чистого» искусства, начиная от Рафаэля
и кончая нашим Ивановым, — неужели и в самом деле
эти создания не проникнуты «тенденцией?» По-моему,
они ею не только проникнуты, но переполнены выше
краёв. Они тоже ищут что-то доказать своему зрителю
посредством своих форм и образов, они ищут осветить
свой факт и свои личности таким образом, чтобы этот
зритель проникнулся благочестием, благодушием, почте-
нием, обожанием, экстазом, которыми дышал сам автор?
За что же лишать авторов другой категории права тоже
стараться переполнить зрителя теми чувствами негодова-
ния, отвращения, любви, экстаза, которые ею наполняют
и без которых он не понимает выбранных им сюжетов?
Равнодушное к своим созданиям, не тенденциозное искус-
ство— в наше время менее возможно и менее мыслимо,
чем когда-нибудь» Г
Сходство принципов новой школы живописи с прин-
ципами эстетики Чернышевского особенно ясно выяв-
ляется в ряде высказываний Крамского, одного из наи-
более видных представителей и руководителей всей шко-
лы: «Искусство- должно' говорить правду о жизни...» «ху-
дожник не может оставаться безучастным и равнодуш-
ным к социальному злу, общественному несовершенству,
не должен уходить в узко личные интимные пережива-
ния...» «Художник—критик общественных явлений...»
«Только чувство общественности даёт силу художнику
и удесятеряет его силы».
1 В. В. Стасов, Двадцать пять лет русского искусства, Собр.
соч., т. I, 1894, стр. 528.
4 Озерова — Чернышевский. 49
XII.
Борьба по вопросам искусства и литературы разыгры-
валась с исключительной остротой в силу того, что, как
было указано выше, в основе её лежала борьба полити-
ческая. Одной из актуальнейших тем революционно-демо-
кратической литературы, публицистики и критики ста-
новится разоблачение не-
состоятельности дворян-
Либерал-эквилибрист (карикатура
на министра внутренних дел
П. А. Валуева). мИскра“ 1862 г. ।
ского либерализма, проти-
вопоставление людям сло-
ва людей дела.
В свете новых требо-
ваний не только подвер-
гаются строгой переоцен-
ке герои предшествующей
дворянской литературы
(Онегин, Печорин, Рудин,
Бельтов), но и произно-
сится суровый и беспо-
щадный суд над живыми
общественными деятелями
современной эпохи. Ис-
ключительно показательна
в этом смысле знамени-
тая статья Добролюбова
«Что такое обломовщи-
на?». Особенно характерна
тирада, осмеивающая «пе-
редовых людей», которые
взялись вывести массу заблудившихся путников из тём-
ного леса, но, забравшись при их помощи на вершину
деревьев (якобы для того, чтобы увидеть дорогу),
наслаждаются преимуществами своего положения, поза-
быв совершенно об оставленной внизу толпе. «А бедные
путники, стоящие внизу, вязнут в болоте, их жалят змеи,
пугают гады, хлещут по лицу сучья...» В конце концов,
толпа, потеряв надежду на передовых людей, начинает
рубить деревья, чтобы самостоятельно проложить себе
дорогу. Но «передовые люди» отвечают им негодующим
криком. «Ай, ай, — не делайте этого, оставьте, — кричат
они, видя, что подсекается дерево, на котором они си-
дят. — Помилуйте, ведь мы можем убиться, и вместе с
нами погибнут те прекрасные идеи, те высокие чувства,
50
те гуманные стремления, то красноречие, тот пафос, лю-
бовь ко всему прекрасному и благородному, которые
в нас всегда жили... Оставьте, оставьте! Что вы делаете?
...Как же это так вдруг?»1.
Идея необходимости революционного выступления
масс, отказ от надежд на либерализм «передовых
людей» выражены здесь с полной определённостью.
Этот политический смысл статьи Добролюбова должен
быть вскрыт перед учащимися при анализе её в классе,
так же как политическое значение чрезвычайно высокой
оценки образа Катерины и сурово отрицательной харак-
теристики Бориса в статье «Луч света в тёмном царст-
ве», где Добролюбов рекомендует отказаться от всяких
надежд на «племянников, ожидающих наследства от
дяди».
Теме разоблачения дворянского либерализма посвя-
щена поэма Некрасова «Саша». К этому же вопросу
возвращается постоянно в своих статьях и Чернышев-
ский. «Пока о деле нет речи, а надобно только занять
праздное время, наполнить праздную голову или празд-
ное сердце разговорами или мечтами, герой очень
боек... — пишет он в своей статье «Русский человек на
rendez-vous», посвящённой разбору рассказа Турге-
нева «Ася». — Но вздумай кто-нибудь схватиться за их
желания, сказать: «Вы хотите того-то и того-то: мы
очень рады; начинайте же действовать, а мы вас поддер-
жим»,— при такой реплике одна половина храбрейших
героев падает в обморок, другие начинают очень грубо
упрекать вас за то, что< вы поставили их в неловкое по-
ложение, начинают говорить, что они не ожидали от вас
таких предложений, что они совершенно теряют голову,
не могут ничего сообразить, потому что «как же можно
так скоро, и т. д.» 1 2.
«Нам никогда не случалось читать такой злой и вме-
сте до такой степени меткой характеристики российского
либерализма»3, писал Плеханов, раскрывая политиче-
ский смысл статьи Чернышевского.
1 Н. А. Добролюбов, Избранные сочинения, Гослитиздат,
1948, стр. 89.
2 Н. Г. Чернышевский, Литературно-критические статьи,
Л. 1939, стр. 179—180.
3 Г. В. Плеханов, Соч., т. V, стр 85.
4*
51
Вокруг этого (вопроса о людях дела разгорелась оже-
сточённая полемика.
В этом конфликте даже такой передовой человек
предшествующего поколения, как Герцен, занял времен-
но позицию, враждебную революционным демократам.
Крайне задетый резким тоном статей Добролюбова,
особенно статьи «Что такое обломовщина?», в которой
он правильно увидел атаку против дворянского либера-
лизма, Герцен печатает в 1859 г. в «Колоколе» статью
«Very dangerous» («Очень опасно»), где позволяет себе
самые необоснованные, оскорбительные выпады против
революционных демократов. Он обвиняет их в том, что,
выступая против передовых людей, они играют на руку
правительству, служат делу реакции: «Истощая свой
смех на обличительную литературу, милые паяцы наши
забывают, что на этой скользкой дороге можно досви-
статься не только^ до Булгарина и Греча, но и (чего
боже сохрани!) до Станислава на шею». Обвинение это,
брошенное таким популярным человеком, как Герцен, не
могло не вызвать крайнего негодования в кругу руководи-
телей «Современника». Отвечать в печати было невоз-
можно. По поручению Некрасова, Чернышевский ездил
в Лондон для личного объяснения с Герценом. Свидание
это не разрешило столкновения, а только вскрыло более
глубоко его корни. «Какой умница! Какой умница! И как
отстал... — говорит Чернышевский. — Ведь он до сих пор
думает, что он продолжает остроумничать в московских
салонах и препирается с Хомяковым. А время идёт те-
перь с страшной быстротой: один месяц стоит прежних
десяти лет» Г Исключительный ум своего' собеседника
признаёт и Герцен: «Удивительно умный человек, и тем
более при таком уме поразительно его самомнение...
Нас, грешных, они совсем похоронили. Ну, только, кажет-
ся, уж очень они торопятся с нашей отходной — мы ещё
поживём» 1 2. Таковы были впечатления при встрече. Про-
тивники встретились и не убедили друг друга. Полемика
продолжалась. Герцен возобновил её в статье «Лишние
люди и желчевики», где снова взял под свою защиту
представителей дворянского либерализма, объясняя их
пассивность и половинчатость историческими условиями
1 По рассказу Благосветлова, цитировано у Евгеньева-Максимо-
ва, «Современник» при Чернышевском и Добролюбове», стр. 391.
2 Т а м же.
52
эпохи. Особенно ярко сущность спора раскрывается
в форме приведённого в статье живого диалога, очевид-
но, в какой-то мере отразившего подлинный разговор
между Герценом и одним из представителей революцион-
ной демократии — Чернышевским или Серно-Соловьеви-
чем. «Что1 вы заступаетесь за этих лентяев... дармоедов,
трутней, белоручек, тунеядцев a la Oneghine?.. И изволь-
те видеть, они образовались иначе, мир, их окружающий,
им слишком грязен, не довольно натёрт воском, замарают
руки, замарают ноги. То ли дело стонать о несчастном
положении и притом спокойно есть да пить», —говорит
автору его собеседник. «Неужели вы в самом деле ду-
маете, что эти люди по доброй воле ничего не делали,
или делали вздор?» — возражает ему автор. «Без всякого
сомнения, они были романтики и аристократы, они нена-
видели работу, себя считали бы униженными, взявшись
за топор или за шило, да и того, правда, они не умели» Г
Автор ссылается на судьбу Чаадаева, объявленного сума-
сшедшим, на запрещение журнала Киреевского, собесед-
ник нападает на паразитизм дворянского класса в целом.
Однако Герцен уже здесь делает уступку, говоря, что
«лишние люди' были тогда 1 2 столько же необходимы, как
необходимо теперь, чтобы их не было».
Конечно, целая пропасть отделяет Герцена, револю-
ционера и демократа, основоположника первого русского
вольного слова от двурушничающих «праздно болтаю-
щих», не способных ни к какому действию либералов, но
он чувствовал, что отчасти обвинения, адресованные ли-
бералам, задевали и его лично. Именно в эти годы он
обнаружил резкое расхождение с представителями рево-
люционной демократии в крестьянском вопросе, временно
уверовав в благодетельность подготовляемой правитель-
ством реформы. Особенное возмущение в кругу «Совре-
менника» вызвала его статья, обращённая к царю: «Ты
победил, галилеянин!» Этим и объясняется приведённое
выше заключение «Письма из провинции»: «...Помните,
что сотни лет уже губит Русь вера в добрые намерения
царей. Не вам её поддерживать».
Печатая это письмо в «Колоколе», Герцен рядом по-
местил свои возражения: «К мётлам надо звать, а не.
к топорам...».
1 А. И. Герцен, Соч., т V, стр. 343.
2 При Николае I (Ред.).
53
Очень скоро Герцен убедился в ошибочности своих
надежд на правительство и перешёл на платформу ре-
волюционной демократии. По словам Ленина, «Черны-
шевский, Добролюбов, Серно-Соловьевич, представляв-
шие новое поколение революционеров-разночинцев, были
тысячу раз правы, когда упрекали Герцена за эти от-
ступления от демократизма к либерализму. Однако,
справедливость требует сказать, что, при всех колеба-
ниях Герцена между демократизмом и либерализмом,
демократ всё же брал в нём верх» !.
Совершенно иначе разрешился конфликт между ста-
рыми и новыми сотрудниками внутри «Современника».
Как определяет Ленин, Тургенева «тянуло к умеренной
монархической и дворянской конституции», «... ему пре-
тил мужицкий демократизм Добролюбова и Чернышев-
ского» 1 2. То же самое можно сказать и о его ближай-
ших единомышленниках. Они не раз ставили перед Не-
красовым вопрос о том, что «семинаристы топят журнал
в грязной луже» и что необходимо устранить их от ру-
ководства журналом. Но Некрасов, сам стоявший на
платформе революционной демократии, в этих столкно-
вениях становится на сторону молодых сотрудников.
Последним поводом для окончательного разрыва
и ухода Тургенева из «Современника» послужила кри-
тическая статья Добролюбова «Когда же придёт настоя-
щий день?», где Добролюбов, разбирая роман Тургенева
«Накануне», придавал ему такое резкое звучание, какого
не хотел вложить в него автор. Пассивно-выжидатель-
ному заглавию «Накануне» Добролюбов противопоста-
вил нетерпеливый вопрос «Когда же придёт настоящий
день?» Он доказывал, что «нужны люди дела, а не от-
влечённых, всегда немножко эпикурейских рассужде-
ний» 3, нужны русские Инсаровы.
Так разыгрывались в реальной действительности от-
дельные эпизоды той борьбы «отцов и детей», которую
изобразил Тургенев в своём романе.
Многочисленные труды Чернышевского, печатаемые
в «Современнике», в обстановке этой борьбы играли
роль передовой революционной теории, значение кото-
1 В. И. Ленин, Соч., т. 18, изд. 4-е, стр. 12.
2 В. И. Л е н и н, Соч., т. 27, изд. 4-е, стр. 244.
3 Н. А. Добролюбов, Избранные сочинения, Гослитиздат,
1947, стр. 222.
54
рой так высоко расценивал Ленин: «...Роль передового
борца, — писал Ленин, — может выполнить только пар-
тия, руководимая передовой теорией. А чтобы хоть
сколько-нибудь конкретно- представить себе, что это озна-
чает, пусть читатель вспомнит о таких предшественниках
русской социал-демократии, как Герцен, Белинский, Чер-
нышевский и блестящая плеяда революционеров 70-х
годов...»!. Но Чернышевский не ограничивался ролью
теоретика, — он, как указывалось выше, принимал ак-
тивное участие и в организационной подпольной работе.
Он верил в конечную победу революционных масс, хотя
предвидел все трудности и опасности борьбы, возможное
торжество длительной реакции. «О себе, — как говорит
один современник,— он знал, что он погибнет, но не по-
дозревал, что это случится так скоро» 1 2.
XIII.
Возрастающая популярность Чернышевского, сила
его идейного влияния не могли не вызывать сильнейшей
тревоги среди его политических противников. Его фило-
софский труд «Антропологический принцип в филосо-
фии» послужил сигналом к ожесточённой полемике с «Со-
временником», к целому походу против него, возглавляе-
мому П. Н. Катковым. В правительственных верхах, в ре-
акционных и либеральных кругах на Чернышевского смот-
рели как на главаря, руководящего тайными нитями
всего движения.
Показателен эпизод, рассказанный Ф. М. Достоев-
ским, сохранившийся и в воспоминаниях Чернышевского.
Бывший петрашевец, вернувшийся из ссылки мисти-
ком и мракобесом, Достоевский со слепой ненавистью
встречал проявления растущего революционного движе-
ния. В дни петербургских пожаров 1862 года, возникно-
вение которых злобствующие враги революционных идей
не постыдились приписать революционерам, Достоев-
ский, найдя у своих дверей прокламацию (какая это
была прокламация, из его рассказа неясно), ворвался
в квартиру к еле знакомому ему Чернышевскому с тре-
1 В. И. Ленин, Соч., т. 5, изд. 4-е, стр. 342.
2 Н. Николадзе, Воспоминания о шестидесятых годах, «Ка-
торга и ссылка», 1927, № 5/34, стр. 42.
55
бовани-ем приостановить, прекратить, обуздать... Черны-
шевскому с трудом удалось успокоить Достоевского.
Уже с начала 1861 г. за Чернышевским был устано-
влен тайный полицейский надзор, особенно усилившийся
после его речи на могиле Добролюбова, где Чернышев-
ский говорил об общественных причинах, ускоривших
смерть Добролюбова. Для ареста Чернышевского цар-
ское правительство ждало только прямого внешнего
повода. Таким внешним толчком послужило письмо
Герцена к Н. А. Серно-Соловьевичу с предложением по-
ставить перед Чернышевским вопрос о возможности из-
давать «Современник» за границей. Письмо это было
отобрано агентом III отделения у приехавшего из Лон-
дона Ветошникова при его аресте. Причиной провала
было полное отсутствие конспирации при отъезде Ве-
тошникова в Россию: о нём говорилось во всеуслыша-
ние на открытом обеде, устроенном почитателями Гер-
цена в честь пятилетия «Колокола». Вспоминая об
этом, сам Герцен рассказывал так: «Простившись с ним,
я спокойно отправился спать,— так иногда сильно бы-
вает ослепление, — и уж, конечно, не думал, как дорого
обойдётся эта минута, и сколько ночей без сна она при-
несёт мне».
7 июля 1862 г. Чернышевский был арестован и за-
ключён в Петропавловскую крепость. Никаких прямых
улик по обвинению в подпольной революционной дея-
тельности против него не было. Но царская клика во
главе с царём заранее предрешила уничтожить врага
во что бы то ни стало. После первого допроса Черны-
шевскому не предъявляли обвинений в течение семи
с половиной месяцев: на то, чтобы сфабриковать фаль-
шивые документы и ложные наветы, нужно было время.
Чернышевский держался очень стойко и отрицал все об-
винения. Он содержался в одиночной камере, и ему не
давали свиданий с родными, пока он не добился свида-
ния с женой, объявив голодовку. Но он не терял энергии
и трудоспособности и работал с огромным напряжением.
В течение двух лет своего пребывания в крепости он на-
писал свыше 205 печатных листов, в том числе свой зна-
менитый роман «Что делать?». В письмах к жене он
старался поддержать и в ней мужество и бодрость духа.
«Наша с тобою жизнь,— писал он,— принадлежит исто-
рии; пройдут сотни лет, и наши имена всё ещё будут
56
милы людям; и будут вспоминать о нас с благодар-
ностью, когда уже забудут почти всех, кто жил в одно
время с нами. Так надобно же нам не уронить себя со
стороны бодрости и характера перед людьми, которые
будут изучать нашу жизнь»
О. С. Чернышевская с сыном.
А следственная комиссия тем временем не дремала.
При помощи провокатора Всеволода Костомарова, одно
время вращавшегося в революционных кругах и при
первом своём аресте уже предавшего Михайлова, были
сфабрикованы необходимые «документы»: письмо Чер-
нышевского в Москву к поэту Плещееву (якобы имею-
щему тайный станок) о предполагаемом печатании про-
1 Литературное наследие Н. Г. Чернышевского, т. II, стр. 401.
57
Чернышевский на допросе в сенате. С картины художника
А. Руднева.
кламаций, «собственноручная» карандашная записка
Чернышевского к Костомарову об исправлениях в печа-
таемой прокламации (то и другое писанное самим Косто-
маровым) и, наконец, письмо Костомарова несуществую-
щему адресату Соколову (будто бы случайно перехва-
ченное III отделением) о преступной противоправитель-
58
ственной деятельности Чернышевского вообще. В допол-
нение ко всем этим фальшивкам был выдвинут подкуп-
ленный за 25 рублей «свидетель», московский мещанин-
пропойца, бывший переписчик Костомарова Яковлев,
будто бы слышавший обрывки разговора Чернышевского
с Костомаровым о прокламации. Таким образом, опредег
лилось основное обвинение против Чернышевского —
составление прокламации «К барским крестьянам», кото-
рую в прежних показаниях Костомаров приписывал Ми-
хайлову. Вся эта махинация шла с ведома царя.
Единственным неопровержимым доказательством ви-
новности Чернышевского было всё направление его под-
цензурной литературной деятельности, протекавшей
на глазах у правительства в течение ряда лет. Но это не
давало никаких юридических оснований для обвинения.
Однако, несмотря на всю сомнительность «документов»,
сенат вынес Чернышевскому 7 февраля 1864 г. обвини-
тельный приговор и присудил его к 14 годам каторги
с последующим поселением в Сибири навсегда. Царь
«помиловал» Чернышевского, сократив срок каторги на-
половину.
Перед ссылкой Чернышевский должен быть подверг-
нуться унизительному обряду так называемой граждан-
ской казни, через которую уже прошли прежде него
М. Михайлов и В. Обручев.
19 мая 1864 г. его привезли под конвоем в позорной
колеснице на Мытнинскую площадь, где уже воздвигнут
был эшафот и собиралась праздная, жадная до зрелищ
толпа. Но среди толпы были также друзья и почитатели
Чернышевского. Чернышевского взвели на помост, по-
ставили на колени, сломали над ним шпагу (знак лише-
ния прав), а затем привязали цепями к позорному стол-
бу. Из толпы бросили несколько букетов. Одна из бро-
сивших, молодая девушка, была немедленно арестована.
Это была М. П. Михаэлис, сестра жены Шелгунова,
позднее участвовавшая в революционном движении.
Жандармы торопились, боясь слухов о готовящейся по-
пытке освободить Чернышевского. Когда его увозили, за
каретой некоторое время бежала толпа. На следующий
день его отправили в ссылку.
Враги великого писателя торжествовали. Не скрыва-
ли своего полного одобрения и либералы. Однако, на-
ряду с этим, даже в консервативном лагере высказы-
59
вали неодобрение незаконности действий правительства.
В революционных же кругах приговор над Чернышев-
ским был встречен взрывом страстного негодования.
Недавний противник Чернышевского Герцен писал
24 июня в «Колоколе»: «Чернышевский осуждён на семь
лет каторжной работы и на вечное поселение. Да падёт
проклятьем это безмерное злодейство на правительство,
на общество, на подлую подкупную журналистику, кото-
рая накликала это гонение, раздула его из личностей...
И это-то царствование мы приветствовали лет десять
тому назад... Чернышевский был выставлен вами к по-
зорному столбу на четверть часа, а вы, а Россия на
сколько лет останетесь привязанными к нему? Проклятье
вам, проклятье и, если возможно, месть». Несколькими
номерами позже он вновь возвращается к вопросу
о гражданской казни Чернышевского: «Четверть часа
у позорного столба никого не устрашит, никого не побе-
дит; она только зовёт людей и будит в них энергию, но
уже не четвертьчасовую, а неусыпную, на долгие годы
борьбы. Наша скорбь о Чернышевском выше минутной
торжествующей насмешки его врагов... Сомкнись же,
русска-я молодёжь, сомкнись в тесный, дружный строй.
Не разрывай своих рядов и работай. Я повторяю его
словами: «Будущее светло и прекрасно'. Любите его,
стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его,
переносите из него в настоящее, сколько можете
перенест и...».
XIV.
В Сибири Чернышевский содержался сперва в казе-
матах Кадайского рудника, затем на Александровском
заводе. Привыкший к напряжённой умственной деятель-
ности, он пробовал продолжать свою научную работу,
но она тормозилась отсутствием нужных книг и созна-
нием невозможности увидеть свои труды в печати. Он
переключился на беллетристические произведения. Здесь
были написаны его романы «Старина», «Пролог», «Рас-
сказы из Белого зала». Большая часть написанного до
нас не дошла: он уничтожал рукописи из опасения обы-
ска. Так погибали дарования и силы замечательного рус-
ского человека. Как свидетельствуют в своих воспомина-
ниях товарищи Чернышевского по каторге, он привлекал
всех к себе своей скромностью, простотой, самооблада-
60
нием и стойкостью, готовностью всегда помочь товари-
щам, поддержать в них присутствие духа: «Что это за
человек, Чернышевский, что это за человек, если б вы
знали! Своё заключение он переносил молча, с какой-
то застенчивостью и стыдливостью... Наверное, тосковал
от безделья и тупого тюремного житья и Чернышевский,
пожалуй, и больше нас всех, вместе взятых, но у него
всегда выходило на людях как-то так, что он был неиз-
менно покоен, ровен в обращении, деликатен до застен-
чивости, а подчас так весел, что поднимал своей весё-
лостью общее настроение...».
Веры в конечную победу народного дела Чернышев-
ский не терял. Показателен очень эпизод разговора, при-
ведённый в тех же воспоминаниях: «Помните пословицу:
«Терпи, казак, атаманом будешь»? Не сейчас, конечно,
а в будущем, далёком будущем; не мы, так дети наши
или внуки... Атаманами будут не всегда генералы с ре-
галиями, а явятся атаманы великого ума, убеждения,
непреклонного желания... Из простого, неграмотного на-
рода,— вся сила в народе...».
Летом 1866 г. к Чернышевскому на четыре дня при-
езжала жена, но надзор был так мучительно тяжёл, что
он сам просил её уехать скорее. Больше её к нему не
пускали.
Согласно общим указаниям о сокращениях сроков
каторги, срок каторги Чернышевского должен был за-
кончиться в августе 1870 г. Он жил надеждой на скорое
улучшение своего положения, возможность жить с род-
ными и заниматься литературным трудом, не предвидя,
какой жестокий удар его ожидает. Царское правитель-
ство решило не выпускать из рук своего непримиримого
врага. К Чернышевскому не применили ни обычных за-
конов о сокращении срока каторжных работ, ни мани-
феста 1868 г. об амнистии политическим заключённым.
На каторге его продержали до декабря 1871 г., а затем
под строгим конвоем отправили в назначенное ему для
«поселения» место — отдалённейший край Якутской об-
ласти, мрачный, гиблый Вилюйск, где его продолжали
держать на полутюремном режиме: в помещении остро-
га, .в камере с решётками, запиравшейся на ночь, под
неослабным жандармским надзором.
Здесь здоровье Чернышевского очень ослабело, нервы
расшатались, он заболел зобом. Героические попытки
61
революционеров Германа Лопатина и Ипполита Мыш-
кина организовать побег Чернышевского потерпели не-
удачу.
В 1874 г. Чернышевскому официально (через гене-
рал-губернатора Восточной Сибири) было обещано ос-
вобождение при условии подачи прошения о помилова-
нии на высочайшее имя (т. е. при условии отречения от
своих убеждений); он отказался спокойно и просто: «Бла-
Вилюйский острог, место заключения Н. Г. Чернышевского.
годарю, но, видите ли, в чём я должен просить помило-
вания?.. Мне кажется, что я сослан только потому, что
моя голова и голова шефа жандармов Шувалова устро-
ены на разный манер, а разве об этом можно просить
помилования?» После этого он пробыл в Сибири ещё
девять лет.
Между тем семья Чернышевского, жена, сыновья,
двоюродный брат, известный литературовед А. Н. Пыпин,
со своей стороны, без ведома и согласия Чернышевского,
неоднократно подавали прошения о смягчейии его участи,
но безрезультатно. Только в 1883 г., в новое царствова-
ние, под влиянием требований революционных организа-
ций, с которыми правительство, напуганное террористи-
62
ческими актами, вступило в переговоры, Чернышевскому
было разрешено вернуться из сибирской тайги. Местожи-
тельством его назначена была Астрахань. Но и здесь он
продолжал оставаться под неустанным придирчиво ме-
лочным тайным надзором, лишавшим его возможности
свободных отношений с окружающими, переписки, науч-
ных и литературных занятий. Он поставлен был в такие
рамки, которые не дали ему возможности развернуть
творческую научную и литературную работу. Его имя
продолжало оставаться под запретом, печататься ему
разрешено было только под псевдонимом. Доступ к жур-
нальной работе ему оказался закрытым, так как даже
либеральная печать слишком боялась скомпрометировать
Чернышевский в Вилюйске. С картины художника П. В, Попова.
себя сношениями с Чернышевским. Да и сам Чернышев-
ский понимал, что его политические взгляды чересчур
резко расходятся с платформой выродившегося либе-
рального народничества.
Чернышевский был вынужден по заказу издателей
переводить бездарные труды иностранных мыслителей
и учёных. Основным его трудом в этот период явился
перевод всеобщей истории Вебера, которую он сам на-
ходил мало оригинальной и мало интересной. На предло-
жение дать самостоятельную переработку темы Вебера
последовал отказ издателя.
63
Так оказался заживо похороненным один из заме-
чательнейших людей эпохи, до конца жизни сохранив-
ший непреклонную стойкость и верность своим убежде-
ниям.
Резкая перемена климата при переезде с сурового
севера в знойную Астрахань дурно отразилась на здо-
ровье Чернышевского. Только в июле 1889 г. ему раз-
Н. Г. Чернышевский. (1882 г.)
решено было, по ходатайству сына, переехать в родной
город Саратов, где он прожил всего несколько месяцев.
17 октября 1889 г. на 61-м году жизни Чернышевский
скончался.
64
Такова была судьба «одного из первых социалистов
в России, замученного палачами правительства»
(Ленин).
XV.
Все силы своего многостороннего ума и неистощимой
энергии Чернышевский отдал на служение родине.
Служение это он понимал прежде всего как защиту
интересов многомиллионных масс угнетённого русского
народа. За свои убеждения он заплатил более чем два-
дцатью одним годом заключения в каторге и ссылке, но,
несмотря на перенесённые им испытания, он не жалел
о случившемся. После многих лет заточения он писал
жене из ссылки: «За тебя я жалею, что было так, за
себя самого совершенно доволен. А думая о других, об
этих десятках миллионов нищих, я радуюсь тому, что
без моей воли и заслуги придано больше силы и автори-
тетности моему голосу, который зазвучит же когда-ни-
будь в защиту их».
И Чернышевский не ошибся. Произведения его не пе-
репечатывались долгие годы, и самое имя его было под
строжайшим запретом,1 но память о нём жила в мыс-
лях и чувствах его прежних соратников, поддерживая
в них силы для продолжения борьбы; на его примере
воспитывалось новое поколение борцов.
Ещё в момент ожидания судебного приговора Не-
красов посвятил Чернышевскому своё стихотворение «Не
говори—забыл он осторожность...», скрыв подлинный
смысл его под заголовком «Пророк». (Из Барбье)». На-
стойчиво и упорно возвращается мысль поэта к изгнан-
нику и все последующие годы. О нём думает Некрасов,
говоря о друзьях, «жребием постигнутых жестоким»
(«Неизвестному другу»), об «осуждённых в изгнание
вечное, о заточённых в тюрьму» («Молебен»). Перед его
строгим взором судит поэт свои временные слабости и
колебания, когда в минуту приближения к смерти гово-
рит о друзьях, ставших «жертвой тревоги, измен», чьи
портреты «укоризненно смотрят со стен». Его черты, как 1 * * * 5
1 Первое издание избранных произведений Чернышевского бы-
ло разрешено его сыну только в 1892 г., без упоминания имени
автора. Запрет был снят только в 1904 г., накануне революции
1905 года.
5 Озерова — Чернышевский. 65
предполагает критика, воспроизводит Некрасов в образе
маститого старца, оспаривающего жестокий закон, в сти-
хотворении «Притча»:
Измлада он жизни умел не жалеть,
Не знал за собой укоризны
И детям внушал, чго честней умереть,
Чем видеть бесславье отчизны.
По мужеству воин, по жизни монах
И сеятель правды суровой.
На смерть Чернышевского, несмотря на угрозу пра-
вительственных репрессий, откликнулись многочисленные
круги студенческой молодёжи целого ряда городов, при-
славшие венки на его похороны, а в Москве и Петер-
бурге были даже попытки в виде публичной демонстра-
ции отслужить панихиду.
В какой-то' мере дошёл голос Чернышевского и до
народа. Строгая секретность и спешность, которой об-
ставлены были отправка его в каторгу, переезд в Ви-
люйск и обратно, породили тёмные слухи, окружили его
имя легендой. Чрезвычайно любопытен в этом смысле
рассказ, слышанный в 1883 г. В. Г. Короленко на пути
его из Сибири у костра ямщиков-переселенцев.
«Мы с ямщиками развели огонь, и они рассказали
о своём житьишке.
— Вот разве от Чернышевского не будет ли нам че-
го?— сказал один из них, задумчиво поправляя костёр.
— Что такое? От какого Чернышевского? — удивил-
ся я.
— Ты разве не знаешь Чернышевского, Николая Гав-
риловича?»
Далее Короленко передаёт рассказ ямщика, где не
изжитая ещё вера в царя сплелась с надеждами на под-
линного народного заступника — Чернышевского Г
Интерес вызывает и сообщение М. Н. Пыпина о не-
которых фактах на похоронах Чернышевского: о ста-
ричке из народа, который кричал: «За что замучили че-
ловека? За то, что правду говорил»; и о другом чело-
веке из толпы, не то приказчике, не то мастеровом, ко-
торый в ответ на вопрос мужика, кого хоронят, отвечал
«Чернышевского» таким тоном, как будто он понимал
хотя отчасти значение его деятельности.
1 В. Г. Короленко, «Воспоминания о писателях» «Мир»,
М. 1934., «Воспоминания о Чернышевском», стр. 26—27.
66
XVI.
В Исключительно многогранной деятельности ЧерньЬ
шевского ярко отразились талантливость и духовное бо-
гатство всего русского народа. Великий писатель, учёный,
философ, экономист, публицист и критик, он принадлежит
к числу тех замечательных русских людей, которыми по
праву гордится наша страна.
Чрезвычайно высоко оценили его труды основополож-
ники марксизма Маркс и Энгельс. В «Послесловии» ко
второму изданию «Капитала» Маркс писал, что «бан-
кротство «буржуазной» политической экономии... мастер-
ски выяснил уже в своих «Очерках политической
экономии по Миллю» великий русский учёный и критик
Н. Чернышевский» L
По свидетельству известного революционера-наро-
довольца Г. А. Лопатина, Маркс, прочитав труды Черны-
шевского, почувствовал к нему «глубокое уважение» и не
раз говорил Лопатину, что из всех современных эконо-
мистов Чернышевский представляет единственного дей-
ствительно оригинального мыслителя, между тем как
остальные суть только простые компиляторы, что его
сочинения полны оригинальности, силы и глубины мысли
и что они представляют единственные из современных
произведений по этой науке, действительно заслуживаю-
щие прочтения и изучения, что русские должны стыдить-
ся того, что ни один из них не позаботился до сих пор
познакомить Европу с таким замечательным мыслите-
лем, что политическая смерть Чернышевского' есть потеря
для учёного мира не только России, но и целой Европы 1 2.
Энгельс говорил о Чернышевском как о великом мы-
слителе, которому «Россия бесконечно обязана столь
многим и чьё медленное убийство долголетней ссылкой
среди сибирских якутов навеки останется позорным пят-
ном на памяти Александра II «Освободителя» 3.
В. И. Ленин в своих многолетних трудах ещё до ре-
волюции постоянно возвращался к вопросу об оценке
общественно-политической и научно-философской дея-
тельности Чернышевского. Отмечая ошибочность некото-
1 «Летописи марксизма», ИМЭ, ГИЗ, кн. V, 1928, «Письма
Карла Маркса и Ф. Энгельса к П. Л. Лаврову», стр. 19.
2 Н. Г. Чернышевский, «Пролог», изд. Academia, 1936 г
Предисловие, стр. XIII.
3 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVIII, II, стр. 389.
5*
67
рых его взглядов, обусловленных всей обстановкой тог-
дашней русской действительности, Ленин чрезвычайно
высоко ценил его значение как «последовательного рево-
люционера-демократа», замечательного глубокого кри-
тика капитализма», «величайшего представителя утопи-
ческого социализма», «русского великого социалиста до-
марксова периода».
«Как личность, — вспоминает Н. К. Крупская,— Чер-
нышевский повлиял на Владимира Ильича своей непри-
миримостью, своей выдержанностью, тем, с каким достоин-
ством, с какой гордостью переносил он свою неслыханно
тяжёлую! судьбу. И все то, что сказано' о Чернышевском
Владимиром Ильичем, дышит особым уважением к его
памяти» L
Подлинно широкое всенародное признание пришло к
Чернышевскому после Октября. Ленинские оценки легли
в основу новых исследовательских и критических работ
о Чернышевском. Нет ни одного сколько-нибудь образо-
ванного человека, не знающего имени Чернышевского.
Роман «Что делать?», бывший десятки лет под запре-
том, изучается в курсе средней школы. В дни Отечествен-
ной войны товарищ Сталин назвал имя Чернышевского в
числе самых великих и дорогих имён, составляющих гор-
дость нашей культуры.
Задача школы — довести до сознания учащихся всё
значение деятельности Чернышевского возможно полнее
и всестороннее.
РОМАН ЧТО ДЕЛАТЬ?
I.
Роман «Что делать?» — первый в русской литературе
социально-политический революционный роман. Создан-
ный в стенах Петропавловской крепости, он явился по-
литическим завещанием великого писателя-борца, обра-
щённым к революционной молодёжи. Несмотря на стро-
гость цензурных запретов, в нём были поставлены ак-
туальнейшие, наболевшие проблемы современной Чер-
нышевскому эпохи: устранение социального неравенства,
освобождение женщины от семейного деспотизма, женское
образование, новое, материалистическое мировоззрение,
1 «Воспоминание о Ленине», ГИЗ, 1931, стр. 181.
68
новая мораль, основанная на требованиях «разумного
эгоизма», развращающее влияние паразитизма и празд-
ности и оздоровляющее значение труда, идеал социали-
стического переустройства общества и необходимость ре-
волюционной борьбы. В романе не только с предельно'
возможной полнотой выразились идейные позиции рево-
люционной демократии 60-х годов, но и в выпуклых, яр-
ких образах отразились черты её представителей, харак-
тер и направленность их деятельности. В то же время
в нём нашли творческое воплощение эстетические взгля-
ды и требования революционно-демократического лагеря,
в частности эстетические взгляды самого Чернышевского.
Роман Чернышевского знаменовал собой новый мо-
мент в развитии русской художественной литературы,
новый творческий метод, некоторыми своими особенно-
стями частично приближающийся к современному методу
социалистического реализма.
В связи со всем этим при разборе романа Черны-,
шевского в школе необходим пристальный анализ как
его исключительно богатого идейного содержания, так
и его художественных особенностей, чему далеко не
всегда уделяют достаточно внимания: на художествен-
ной стороне большей частью останавливаются лишь ми-
моходом, причём нередки случаи, когда сам педагог
остаётся при убеждении в художественной неполноцен-
ности романа.
В этой недооценке, как говорил Плеханов, в значи-
тельной мере повинен был сам Чернышевский, но ещё
больше те литературные предубеждения, которые уси-
ленно поддерживали и насаждали идейные враги Чер-
нышевского. «Чернышевский,— пишет Плеханов,— сам
заявил, что у него совсем нет никакого художественного
таланта, и этому поверили слишком охотно...» 1 Упомя-
нутое заявление, сделанное Чернышевским на первых
страницах его романа, в предисловии,— явно полемиче-
ский выпад, звучащий открытой иронией. Тут же он
оговаривается, что его произведение слабо по исполне-
нию только «сравнительно с произведениями людей, дей-
ствительно одарённых талантом». (В первоначальной ре-
дакции Чернышевский указывал более определённо — на
Помяловского, одного из талантливейших писателей ре-
волюционно-демократической группы.) Что же касается
1 Г. В. Плеханов, Соч., т. V, стр. 312.
69
«прославленных сочинений знаменитых писателей», счи-
тающихся великими, Чернышевский заявляет, что в его
произведении «всё-таки больше художественности, чем
в них». На это следует с первых же шагов разбора об-
ратить внимание учащихся.
В том же «предисловии» автор пишет:
«Истина — хорошая вещь: она вознаграждает недо-
статки писателя, который служит ей». Что вкладывал
Чернышевский в понятие «истины» в искусстве, он мно-
гократно высказывал в своих теоретических и литера-
турно-критических работах. Так, чрезвычайно высоко
расценивая в творчестве Гоголя правдивое отображение
действительности, он отмечал известную ограниченность
его творчества, проистекающую из неумения достаточно
глубоко вскрыть связи и причины явлений, дать им пра-
вильную общественную оценку. В противовес этому
в собственном своём творческом опыте Чернышевский,
следуя выдвинутым им самим требованиям, стремится
не только дать правдивое реалистическое «воспроизве-
дение действительности», но и привести правильное «объ-
яснение» её важнейших явлений, вынести им свой ре-
шительный «приговор» с точки зрения интересов широ-
ких масс трудового народа.
Находит своё воплощение в этом произведении и дру-
гое основное положение эстетики Чернышевского. Как
было указано выше, выступая в своей диссертации про-
тив идеалистической эстетики Гегеля, Чернышевский
утверждал: «Прекрасное есть жизнь... истинная высо-
чайшая красота есть именно красота, встречаемая чело-
веком в мире действительности, а нс красота, создавае-
мая искусством» Г
Делая отсюда неизбежный вывод, что источником
искусства нельзя считать «стремление к прекрасному»,
якобы не находящее удовлетворения в пределах реаль-
ной действительности, Чернышевский указывал, что
искусство возникает из реальных жизненных потребно-
стей человека и должно служить его насущным интере-
сам. Утверждая далее, что предметом искусства является
не только «прекрасное», а всё «общеинтересное» для че-
ловека в жизни, в том числе её отрицательные, тёмные
1 Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, Соцэкгиз,
1938, стр. 15-
70
«стороны, он обосновывал законность того критического
реализма, который после Гоголя стал ведущим направ-
лением передовой демократической литературы. Но ос-
новным положением эстетической теории Чернышевского
оставалась «апология действительности», утверждение
её самоценности, реальной красоты, её богатых возмож-
ностей, однако утверждение в движении, в «деянии»,
в преодолении всего того, что мешает нравственному
росту и счастью человека.
Именно так понимали тезис Чернышевского его со-
временники, друзья и единомышленники. «Прекрасное
есть жизнь; прекрасно то, что создаёт счастье и доволь-
ство» стало теперь основной формулой, из которой ис-
ходило всё общественное мышление и к чему стремились
все желания. Но прекрасное виделось не в одном том,
что делалось, но и в том, что должно было делаться,—
писал в своих «Воспоминаниях» Н. В. Шелгунов1.
Сам Чернышевский, определяя «прекрасное» как
«полноту жизни», как «всё то, с чем связано счастье
и довольство человеческой жизни», неоднократно', хотя
и затушёванно, в ряде высказываний раскрывал своё
понимание смысла и красоты жизни в конкретных усло-
виях своей эпохи именно как общественной деятельности
и борьбы:
«Поэзия есть ж1изнь, действие (борьба), страсть»1 2.
«...всякое важное дело человека требует сильной
борьбы с природою или с другими людьми»... «Пусть
всегда нужна борьба; но не всегда борьба бывает не-
счастна. А счастливая борьба, как бы ни была она тя-
жела, не страдание, а наслаждение, не трагична, а только
драматична» 3.
«Путь доблести, самоотвержения и высокой борьбы
с низким и вредным, с бедствиями и пороками людей не
закрыт никому и никогда. И были всегда, везде тысячи
людей, вся жизнь которых была непрерывным рядом
возвышенных чувств! и дел» 4.
«Жизнь и славу нашего времени составляют два
стремления, тесно связанные между собой и служащие
1 Н. В. Шелгунов, «Воспоминания», Госиздат, 1923, стр. 168.
2 Н. Г. Чернышевский, Очерки гоголевского периода,
Собр. соч., т. III, Соцэкгиз, 1947, стр. 301.
3 Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, 1938, стр, 34—35.
4 Т а м же, стр. 56.
71
дополнением одно другому: гуманность и забота об улуч-
шении человеческой жизни» !.
Всеми приведёнными выше положениями опреде-
ляется то новое, что характеризует особенности художе-
ственного метода Чернышевского в его собственных
творческих опытах.
Развивая и углубляя традиции натуральной гоголев-
ской школы, Чернышевский безбоязненно рисует ту
«грязь» реальной жизни, против изображения которой
так возражали хранители чистого искусства. Среда, в ко-
торой протекает значительная часть действия его рома-
на «Что делать?» — мещанско-чиновничья среда, посто-
янно изображавшаяся в произведениях натуральной
школы. Новое, однако, в том, что наряду с грязью ста-
рого устоявшегося быта писатель рисует те «здоровые
колосья», тех «новых людей», которые вырастают в об-
становке этой грязи и вступают в борьбу за её уничто-
жение.
Изображая своих положительных героев-борцов, Чер-
нышевский отвечает назревшему требованию, сформули-
рованному ещё Белинским, говорившим о желательности
изображения в литературе «хороших людей» и о стесни-
тельности цензурных условий:
«Но вот горе-то: литература всё-таки не может поль-
зоваться этими хорошими людьми, не входя в идеализа-
цию, реторику и мелодраму, то-есть не может предста-
вить их художественно такими, как они есть на самом
деле, по той простой причине, что их тогда не пропустит
цензурная таможня. А почему? Потому именно, что че-
ловеческое в них в прямом противоречии с той общест-
венной средой, в которой они живут» 1 2.
Однако дело было не только в цензурных условиях,
ито косвенно отмечал и сам Белинский, говоря об опасно-
сти идеализации и фальши: сама жизнь не создавала
ещё необходимых условий и предпосылок для формирова-
ния того типа, который имел в виду Белинский.
Положительные образы людей, вышедших из неприви-
легированной разночинной среды и приходящих в столк-
новение с окружающей действительностью, имеют место
уже у Герцена и позже у Помяловского. Но и Круцифер-
1 Н- Г. Чернышевский, Очерки гоголевского периода,
Собр. соч., т. III, Соцэкгиз, 1947, стр. 302.
2 В. Г. Белинский, Письма, т. Щ, стр. 310, 311,
72
окий, и несравненно более сильная и умная Любочка ещё
глубоко пассивны и бессильны перед невзгодами и проти-
воречиями жизни. Бессилен и более ярко осознающий се-
бя, как «homo novus» Молотов, остро ощущающий свою
классовую приниженность, полный горького негодования
против либеральных баричей, но, в конце концов, огра-
ничивающийся честной «чичиковщиной». Так складывался
тип образованного разночинца в истекшие десятилетия
в самой жизни.
Иное мы видим у Чернышевского. Преодолевая «пре-
поны и рогатки» цензуры, он рисует своих новых людей
как реальную общественную силу, которая уже начала
определяться в действительности и которой предстоит ве-
дущая роль в будущем. Новые люди Чернышевского ни-
чего общего не имеют ни с возвышенными героями роман-
тических повестей 20—30-х годов, томящимися тоской по
недостижимому идеалу и погибающими в столкновении
с пошлой и грубой действительностью; ни с положитель-
ными героями нравоучительных романов, ходячим вопло-
щением отвлечённых, вневременных добродетелей: это
«обыкновенные» живые люди—художественное обобщение
типа, выдвинутого конкретной исторической эпохой. Это
«молодые штурманы будущей бури», как звал их Герцен.
В художественном методе Чернышевского есть диалек-
тическое начало. Для него характерны те особенности, ко-
торые отмечает товарищ Сталин как основные в диалек-
тическом материализме: «Для диалектического метода
важно прежде всего не то. что кажется в данный момент
прочным, но начинает уже отмирать, а то, что возникает
и развивается, если даже выглядит оно в данный момент
непрочным, ибо для него неодолимо' только то, что воз-
никает и развивается»1.
Верный теоретическому положению своей эстетики, что
«действительность обнимает собой не только настоящее,
но и прошедшее, насколько оно выразилось делом, и бу-
дущее, насколько оно приготовляется настоящим», Чер-
нышевский стремится нарисовать жизнь в её развитии. Он
рисует не только' сегодняшний день, но и завтрашний, не
только старые устоявшиеся формы жизни, но и то новое,
что в ней зарождается: новых людей, новое общество, ко-
1 «История ВКП(б), Краткий курс», Госполитиздат, 1950, гл. IV,
стр. 101.
73
торое должно возникнуть как результат их устремлений
и борьбы. Обращаясь к этим новым людям в начале сво-
его романа, он пишет: «Добрые и сильные, честные и
умеющие, недавно вы начали возникать между нами, но
вас уже немало, и быстро становится всё больше. Если бы
вы были публика, мне уже не нужно было бы писать;
если бы вас ещё не было, мне ещё не было бы можно пи-
сать. Но вы ещё не публика, а уже вы есть между публи-
кою, потому мне ещё нужно и уже можно писать»
(«Предисловие».)
Однако, как указал В. И. Ленин, Чернышевский «не
видел и не мо-г в 60-х годах прошлого века видеть, что
только развитие капитализма и пролетариата способно
создать материальные условия и общественную силу для
осуществления социализма»1. Это отражается и в его ро-
мане. Чернышевский рисует будущее социалистическое
общество не как закономерный момент в диалектике исто-
рического развития, а как желаемый идеал, осознание ко-
торого' должно, вдохновить массы на революционный пере-
ворот. Он преувеличивает роль разумного сознания. Ставя
вопрос об агитации в «народе», с которым так стремится
сблизиться его «особенный человек» Рахметов, он имеет
в виду прежде всего широкие массы крестьянства.
Всё это всецело объясняется общественными услови-
ями его эпохи, когда пролетариат не выступал ещё на
историческую арену. Оформление пролетариата как само-
стоятельного класса, пробуждение его политической со-
знательности, начало, его борьбы за социалистическую ре-
волюцию были ещё далеко впереди. В руках Чернышев-
ского не было ещё ни «фактов социалистического харак-
тера», ни марксистско-ленинской теории, которыми был во-
оружён Горький, когда он на рубеже XIX и XX вв. соз-
давал первые произведения социалистического реализма:
«Мещане», «Враги», «Мать». Поэтому отождествлять ху-
дожественный метод Чернышевского с методом социали-
стического реализма было бы глубоко ошибочно. Но, не-
сомненно, что, основные его творческие принципы во мно-
гом приближаются к тому, что Горький отмечает как ха-
рактерные признаки социалистического реализма:
«Социалистический реализм утверждает бытие как
деяние, как творчество, цель которого — непрерывное ра$-
1 В, И. Ленин, Соч., т. 17, изд. 4-е, стр. 97.
74
витие ценнейших индивидуальных способностей человека,
ради победы его над силами природы, ради его здоровья
и долголетия, ради великого счастья жить на земле, ко-
торую он сообразно непрерывному росту его потребностей
хочет обработать всю, как прекрасное жилище человече-
ства, объединённого в одну семью»1.
II.
Самый выбор художественной формы «романа» явно
был продиктован Чернышевскому не только цензурными
соображениями, но и стремлением к большей доходчиво-
сти, заразительности и убедительности изложения. Сбли-
жая общественное значение искусства с значением науки,
Чернышевский, однако, постоянно отмечал указанные вы-
ше преимущества искусства, в частности художественной
литературы.
«Искусство вернее достигает своей цели, нежели про-
стой рассказ, тем более учёный рассказ: под формою жиз-
ни мы гораздо легче знакомимся с предметом, гораздо
скорее начинаем интересоваться им, нежели тогда, когда
находим сухое указание на предмет» 1 2.
Признавая, что «все общие понятия в области искус-
ства должны облекаться в живые лица и выражаться по-
средством событий и ощущений, а не оставаться сухими
общими понятиями» 3, Чернышевский, однако, в противо-
вес идеалистической эстетике, утверждает неразрывное
единство общего и индивидуального в самой реальной дей-
ствительности. Он решительно отвергает метафизическое
положение, что «общее, индивидуализируясь, теряет свою
общность» и «возводится опять к ней силою искусства».
«Возводить обыкновенно, — пишет он, — незачем, пото-
му что и оригинал уже имеет общее значение в своей ин-
дивидуальности; надобно только— и в этом состоит одно
из качеств поэтического гения — уметь понимать сущ-
ность характера в действительном человеке, смотреть на
него проницательными глазами,..» 4.
1 М. Горький, Речь на первом съезде советских писателей.
2 Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, Соцэкгиз,
1933, стр. 131.
3 Т а м же, стр. 176,
4 Т а м же, стр. 98
75
Чернышевский утверждает, что «истинно типические
лица» существуют в самой реальной жизни, в доказатель-
ство чего ссылается на то обстоятельство, что большин-
ство художественных образов восходит к реальным, жи-
вым прототипам. Но он ни в какой мере не сводит роли
художника к роли простого копировщика действительно-
сти, он подчеркивает, что писатель-художник должен
«понимать или чувствовать, как стал бы действовать и
говорить этот человек в тех обстоятельствах, среди кото-
рых он будет поставлен поэтом... надобно уметь изобра-
зить его, уметь передать его таким, каким понимает его
поэт» С
Публицистическую тему «Что делать?» Чернышевский
ставит на конкретном материале — рассказах о новых лю-
дях, на фактах современной ему живой действительности,
на воспроизведении живых типов своих современников.
Он пишет роман с определённой занимательной фабулой,
с типическими и в то же время индивидуализированными
образами. Стремясь с предельной ясностью вынести свой
«приговор», он использует публицистические приёмы: рас-
суждения, доказательства, прямые авторские высказыва-
ния, намёки, полемические выпады, беседы с проницатель-
ным читателем и публикой. Однако приговор уже заклю-
чён и в самой системе образов.
Вопросам композиции Чернышевский придавал ис-
ключительно большое значение. Он утверждал, что «су-
щественная красота заключена не в словах, которыми
умеет гениальный писатель облечь свои мысли, а в том
гениальном развитии, которое получает мысль в его уме,
воображении, соображении, назовите это как хотите, —
в художественности, с какою представляется ему план,
а не в выражении» 1 2. И сам он в своём романе достигает
исключительного мастерства композиции.
А. В. Луначарский в одной из своих работ о Черны-
шевском пишет: «Роман «Что делать?» великолепно по-
строен. На этом романе можно учиться тому, как заинте-
ресовать читателя, как подготовить его к дальнейшему из-
ложению. Чернышевский во время заключения в Петро-
павловской крепости проделал большую умственную ар-
1 Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, Соцэкгиз,
1938, стр. 99.
2 Н, Г. Чернышевский, А. С. Пушкин, его жизнь и сочи-
нения,
76
китектоническую работу, чтобы построить это изумитель-
ное здание» Г
Поражает прежде всего то замечательное бесстрашие,
с которым автор, заключённый в крепость как опасный
политический преступник, находящийся под судом и след-
ствием, строит произведение, исключительное по актуаль-
ности, широте и сложности поставленных в нём проблем,
глубоко целостное по своей идейной направленности, реа-
листическое, жизненное и увлекательное.
Необходимость зашифровки, осложняющая компози-
цию, приводит к ярко выраженной двухплановости постро-
ения. На первый план выдвинуты проблемы хотя и акту-
альные, но более или менее подцензурные — проблемы
любви, брака, раскрепощения женщины; основная тема—
революционного переворота, уничтожения классового не-
равенства, построения социализма — идёт вторым планом.
Целью маскировки определяются и заглавия отдельных
глав: «Жизнь Веры Павловны в родительском семействе»,
«Первая любовь и законный брак», «Замужество и вто-
рая любовь», «Второе замужество», «Новые лица и раз-
вязка». Только заключительная глава «Перемена деко-
раций» предумышленно нарушает эту систему. Однако
внутри этих основных крупных глав наиболее важные
в идейном отношении моменты выделены особыми заго-
ловками: «Гамлетовское испытание», «Первый сон Вероч-
ки» «Второй сон Веры Павловны», «Третий сон Веры
Павловны», «Похвальное слово Марье Алексеевне», «Тео-
ретический разговор», «Особенный человек», «Беседа
с проницательным читателем и изгнание его», «Отступле-
ние о синих чулках», «Четвёртый сон Веры Павловны»,
«Письмо Екатерины Васильевны Полозовой». Сюжетная
линия строится на личных судьбах героев. Но эти личные
судьбы оказываются неразрывно связанными с общими
проблемами — изменения семейно-бытовых отношений,
нового понимания счастья, революционной борьбы.
При разборе романа в школе первой задачей учащихся
является усвоение его содержания и образов действую-
щих лиц, но в то же время с первых же шагов следует
заострить их внимание на раскрытии и второго, зашиф-
рованного плана романа, на уяснении его общественно-по-
1 А. В. Луначарски й, Чернышевский как писатель. (Статьи
по литературе, 1947.)
77
литической проблематики. Выяснение это, с одной стороны',
неизбежно будет идти попутно с анализом образов персо-
нажей романа, с другой — ему должна быть посвящена
особая, заключительная беседа в тот момент, когда уча-
щиеся смогут уже охватить всё содержание романа в це-
лом, осознать связь отдельных моментов, раскрыть смысл
всех недоговорённостей и намёков.
III.
Полемическая заострённость, общественно-политиче-
ская направленность произведения ясно ощущаются уже
во вступлении.
Повествование открывается эпизодом загадочного про-
исшествия на мосту, своего рода пародией на избитые при-
ёмы авантюрных романов. Ново, однако, то, что несколь-
кими страницами ниже автор не только обнажает свой
приём, мотивируя его как рассчитанную на несознатель-
ного читателя «пошлость», но и наполовину уничтожает
«эффект» загадочности, предупреждая о благополучной
развязке. Ещё существеннее другое. Смысл эпизода не
только в его пародийности; с первых строк выдвигается
вопрос о глубоком различии этических принципов и пси-
хологии «новых людей» и людей старого мира.' Очень зна-
менательны и заглавие «Дуран», и возникшие вокруг про-
исшествия споры. Главное не договорено: недоумение бы-
ло бы ещё больше, осуждение ещё дружнее, будь извест-
ны фиктивность «самоубийства» и подлинные его причины..
«Самоубийство» здесь не завязка, как в низкопробных де-
тективных романах, и не развязка, как в бесчисленных
психологических повестях, романах и драмах, а один из
моментов в истории борьбы новых людей за новые фор-
мы человеческих отношений, в частности семьи и брака
(своего рода точка кульминации в отношениях Лопухова,
Кирсанова и Веры Павловны).
Как выясняется дальше, самоубийства не было, да
в нём и нет нужды там, где жизненные конфликты разре-
шаются по-новому, безболезненнее и проще, на основе
нового понимания счастья и требований «разумного эго-
изма». И само' фиктивное самоубийство объясняется лишь
как уступка укоренившимся предрассудкам. Фиктивной
в конечном счёте оказывается и ненужная мелодрама,
«первое следствие дурацкого дела»—слёзы, отчаяние,
разрыв между любящими, разделёнными сознанием вины
78
Перед мнимопогибшим: подлинным следствием в конеч-
ном итоге — общее спокойствие и счастье.
«Дурак» в глазах людей старого мира, Лопухов ока-
зывается человеком, поднявшимся до самого высокого ра-
зумного миропонимания.
Полностью всё это может быть осознано учащимися
только при подведении итогов, но песенка Веры Павлов-
ны, открывающая вторую часть вступления, должна уже
с самого начала быть воспринята как провозглашение не
только этических, но и общественно-политических идеалов
новых людей и самого автора, как своего рода декла-
рация его политической платформы. «Наше счастье не-
возможно без счастья других. Просветимся — и обогатим-
ся; будем счастливы — и будем братья и сёстры, — это
дело пойдёт, —поживём, доживём».
Обывательской косности, мелочности, узости Черны-
шевский противопоставляет стремление к переделке дей-
ствительности, и весь дальнейший ход романа ведёт не
к раскрытию загадочной ситуации, а к уяснению внутрен-
него облика людей, взявших на себя эту задачу.
Развёртывание самого сюжета в глазах Чернышевско-
го, по его собственному признанию, не имеет самостоя-
тельного значения, он видит в нём лишь средство для рас-
крытия внутреннего мира героев, для характеристики их
взглядов и деятельности.
Иронизируя над писателями, строящими произведения
на внешней занимательности сюжета, Чернышевский
подчёркивает, что он ставит себе совершенно иные за-
дачи:
«Я не из тех художников, у которых в каждом слове
скрывается какая-нибудь пружина, я пересказываю то,
что думали и делали люди, и только; если какой-нибудь
поступок, разговор, монолог в мыслях нужен для харак-
теристики лица или положения, я рассказываю его, хотя
бы он и не отозвался никакими последствиями в дальней-
шем ходе моего романа» (гл. 2, XIX).
Конечно, цели Чернышевского не ограничиваются
только' психологической обрисовкой героев, но сказать об
этом с полной определённостью, во весь голос он не имеет
возможности. Об этом говорит заглавие романа: «Что де-
лать?».
Новые люди изображены в противопоставлении с тем
старым миром, в условиях которого они вырастают и на-
79
ЧийакУг свою деятельность. Здесь, наряду с картинами бы-
та и людьми мелкобуржуазной, мещанской среды (семья
Розальских, Мерцаловых), автор рисует и людей высшего,
дворянского, даже аристократического круга (Сторешни-
ков и его товарищи). Рисует, вскрывая корни пороков тех
и других: необеспеченность, приниженность, темноту од-
них, паразитизм, праздность, привилегированное положе-
ние других. Так в живых образах раскрывается зло клас-
сового неравенства. Подчёркивая связь психики и идеоло-
гии своих героев с их общественным бытием, указывая, что
в современном обществе одни развращаются вследствие
избытка материальных средств, другие — вследствие не-
достатка их, Чернышевский уже тем самым между строк
ставит вопрос о необходимости коренной ломки сущест-
вующего строя. Чрезвычайно любопытно и важно при
этом как в идейном отношении, так и для понимания
всего композиционного плана романа сопоставление двух
родов «грязи» во втором «сне» Веры Павловны: грязи
«реальной», в которой сохраняются, в силу наличия по-
стоянного движения, здоровые элементы деятельности,
труда, и грязи «фантастической», застоявшейся, загни-
вающей,— в силу отсутствия движения, неспособной вы-
растить здоровые колосья. Исключения, оговаривается
автор, возможны при особых условиях, что в романе
оправдывается на образе Рахметова. Самый образ «грязи»,
несомненно, навеян литературной полемикой с противни-
ками реалистического обнажения действительности, по-
клонниками изящного, любителями великосветских ли-
тературных жанров. Но акцент оказывается перенесённым
с вопросов эстетики на проблемы эстетические и социаль-
ные. Речь идёт уже не о защите тематики реалистического
демократического искусства, а о сравнительной оценке
быта и нравственных качеств двух социальных групп, об
оценке их жизнеспособности, способности к разрешению
существующих социальных отношений и построению об-
щества будущего.
Рисуя обе указанные группы, автор изображает типи-
ческие ситуации (за вычетом, может быть, двух-трёх мо-
ментов), типические характеры и обстановку.
Согласно своему убеждению, что «излишняя забота о
мелочной отделке подробностей, с целью сообщения им
пластичности, может повредить единству целого, слишком
рельефно очертив его части, и, что ещё важнее, необхо-
80
димо будет отвлекать внимание художника от существен-
ных сторон его дела»1, Чернышевский не описывает нигде
подробно вещей, бытовой обстановки, но картина изобра-
жаемого быта встаёт выпукло и ярко благодаря тонко
подмеченным, разбросанным тут и там характеристиче-
ским деталям (как описательным, так и повествователь-
ным). Квартира на «самой грязной из бесчисленных чёр-
ных лестниц заднего двора», продвижение мужа по служ-
бе, купленное ценою чести жены, приём вещей в заклад,
рукоприкладство в воспитании не только детей, но и супру-
га, строгое соблюдение традиций в особо торжественных
случаях, внушение религиозных чувств подзатыльниками:
«Глазеешь на церковь, дура, а лба-то не перекрестишь?
Чать, видишь, все добрые люди крестятся». Бытовые под-
робности домашней обстановки: «шкапчик (где стоял гра-
фин с водкой), ключ от которого Марья Алексеевна нико-
му не давала»; запираемая туда же сахарница, чай «спи-
той, с одним кусочком сахара, который даже противен»,
«пирог с начинкой из говядины от вчерашнего супа» —
все это с одной стороны.
С другой стороны — «большой дом с двумя воротами
и четырьмя подъездами на улицу и тремя дворами в глу-
бину»; квартира «на самой парадной лестнице на улицу»;
многочисленный штат: «дворецкий», «старшая» и «млад-
шая» горничные; сцены с обмороками, «нюхательный
спирт»; приказ разгневанной барыни провинившейся жене
управляющего' ходить не иначе, как через задние ворота
(?!); фальшиво-корректные отношения матери и сына,
внутренне всецело определяемые соображениями иму-
щественного порядка; ужины в «моднейших» ресторанах,
льстящие самолюбию связи с француженками, которых
знает «вся аристократическая молодёжь Петербурга»,
бесстыдно циничные суждения о женщинах, гнусное пари,
вызывающее взрыв негодования даже у Жюли, продавав-
шейся на улицах Парижа.
Собственно описательные детали занимают незначи-
тельное место. Основные элементы романа •— повествова-
ние, рассуждение, диалог.
Характеры героев раскрываются в поступках, мыслях,
особенностях речи, авторском комментарии.
1 Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, Ооцэкгиз,
1938, стр. 126.
Ь Озерова — Чернышевский. 81
Особенно выпукло очерчена Марья Алексеевна И В
«динамике» её действий, и в яркой речевой характеристи-
ке. Грубо примитивная речь её отличается живостью
и красочностью': «не на таковских напал», «в бараний рог
согнём», « в мешке в церковь приведу, за виски вокруг
налоя обведу», «у отца-то от расходов на тебя все живо-
ты подвело», «не тронь дерьма — не воняет». Бранный
лексикон её неистощим: дура, мерзавка, осёл, подлец,
свинья, чучело, страмница, голый дурак, разбойник, сквер-
навец, негодница.
Понимание человеческих чувств и стремлений циниче-
ски просто: «тонкая бестия, шельма этакий! Схапал у не-
весты уже не одну тысячу, — а родные-то проведали,
что он карманы-то понабил, да и приступили; а он им:
нет, батюшка и матушка, как сын, я вас готов уважать,
а денег у меня для вас нет. Экая шельма-то какая».
Эффект усиливается при передаче речи Марьи Алексе-
евны в наивной интерпретации Феди, докладывающего
молодому учителю: «А у сестрицы жених-то богатый.
А маменька говорит: жених-то глупый». «А уж маменька
как за женихом-то ухаживает». «А маменька говорит: се-
стрица ловко жениха поймала». «А маменька говорит: я
хитра, а Верочка хитрее меня». «А маменька говорит: мы
женихову-то мать из дому выгоним».
Помимо этой речевой характеристики (данной как
в открытых высказываниях, так и во внутренних моноло-
гах и репликах) внутренний облик Марьи Алексеевны рас-
крывается часто и путём сжатого, «конспективного» опи-
сания общего хода её чувств и соображений, сопровож-
даемого авторским комментарием. Но даже при таком
«конспективном» изложении автор всё же передаёт не
только под каким углом зрения воспринимает вещи его
героиня, но и её лексику, интонации, эмоциональный па-
фос, хотя восприятия героини и противоречат точке зре-
ния автора. «Что делать с мерзавкою и подлецом; с до-
черью и непрошенным зятем? Проклясть? — это не труд-
но, но годится только как десерт к чему-нибудь сущест-
венному...» «Никто не знал лучше Марьи Алексеевны, что
дела ведутся деньгами и деньгами, а такие дела, как
обольщавшие её своею идеальною прелестью, ведутся
большими и большими деньгами и очень долго и, вытя-
нув много денег, кончаются совершенно ничем... Но пору-
82
гаться надобно очень сильно, в полную сласть». (Гл. 2,
XXIII.)
Авторский тон комментария иронический, но снисходи-
тельный. Подобно своему герою Лопухову, Чернышевский
не ставит вопроса о том, чтобы «выпрямлять пятидесяти-
летнее дерево». Все его внимание устремлено на раскры-
тие тех общественных условий, которые определяют ха-
рактер и мировоззрение Марьи Алексеевны и ей подобных.
При всех своих пороках Марья Алексеевна в глазах Чер-
нышевского всегда остаётся одной из представительниц
того ряда «дурных», но не «дрянных» людей, интересы
которых прямо требуют изменения существующего поряд-
ка. В её «пьяную исповедь» он включает смутные, но со-
чувственные мысли О' каких-то «хороших», «новых поряд-
ках», о которых «в книгах написано», но до которых ни
она, ни Верочка не доживут. А пока она живёт по ста-
рому, волчьему закону классового общества: «А старый
порядок какой? У нас в книгах написано: старый поря-
док тот, чтобы обирать, да обманывать. А это правда,
Верочка. Значит, когда нового-то порядку нет, по старому
и живи: обирай да обманывай». (Гл. 1, I.)
История отношений Марьи Алексеевны с Лопуховым,
за которую Чернышевский извиняется перед читателем
как за допущенный им «фарс», дышит неподдельным внут-
ренним комизмом и, конечно, нисколько не отвечает тому
определению фарса, которое даёт Чернышевский в сво-
ей диссертации1. Наоборот, это один из моментов глубоко
значимых, важных для раскрытия идейного смысла всего
произведения. В нём в живых образах раскрывается вся
глубина различия между пониманием расчёта, выгоды,
счастья у людей типа Марьи Алексеевны и пониманием
революционной молодёжи. «Извинения» Чернышевского—
полемический выпад против «партизанов прекрасных
идей», в своей вражде против философского материализ-
ма не желающих видеть этого принципиального различия.
Комизм положения Марьи Алексеевны — в её «безу-
спешной, нелепой претензии» руководить судьбой умной
и сильной дочери, ставящей жизни совершенно новые, аб-
солютно непонятные Марье Алексеевне требования. От-
сюда и успокоение именно там, где должны бы начаться
1 «Комическое называется фарсом, когда ограничено одними
внешними действиями и одним наружным безобразием».
6* 83
самые жестокие её тревоги. Комична Марья Алексеевна
именно' потому, что бессильна, потому что побеждена. При
других условиях она была бы отвратительна и страшна,
как Кабаниха Островского. Но Чернышевский рисует иную
ситуацию, в иной момент, когда новое частично начинает
торжествовать над старым. Поэтому то, что> грозило кон-
читься трагически, превращается в комедию. Основная за-
дача писателя — зарисовать и разъяснить новое, нарож-
дающееся. «Первые случаи имеют исторический интерес.
Первая ласточка очень интересует северных жителей».
(Гл. 2, I.) Живая и яркая сцена гнева Марьи Алексе-
евны в Гостином дворе и последующая сцена домашнего
погрома невольно заставляют вспомнить определение сущ-
ности комического на примере, данном в диссертации
Чернышевского: «Так, например, чрезвычайно смешна
страсть, если она не величественна или не грозна; раздра-
жённый человек необыкновенно смешон, если гнев его про-
буждён какими-нибудь пустяками и не приносит никому
серьёзного вреда»1. Сцены эти типизируют и старый кос-
ный быт, и то, что врывается в эту старую обстановку,
разрушая её. Показательно при этом, что комически бес-
сильный, слепой гнев Марьи Алексеевны в дальнейшем
оказывается скоропреходящим. «Диалектика» её пережи-
ваний передана исключительно правдиво и выпукло. В за-
ключительном комментарии «Похвальное слово Марье
Алексеевне», расценивая Марью Алексеевну и ей подоб-
ных именно в их отношении к надвигающемуся новому,
Чернышевский как великое достоинство Марьи Алексеев-
ны отмечает «уменье понимать невозможность», несклон-
ность начинать тяжбу, не сулящую удачи.
Рядом с Марьей Алексеевной гораздо более бегло, но
живо и правдиво нарисован и образ её мужа, Павла Кон-
стантиновича, руководящегося принципом, что «надо и
совесть знать», и потому накопившего за счёт хозяйки-
ных денег всего три тысячи, а остальные за счёт дачи денег
в рост. Он охарактеризован несколькими выразительными
штрихами как в своих служебных отношениях, так и в
своей роли в семье. Далеко уступающий Марье Алексеев-
не в находчивости и энергии характера, он, однако, не-
сомненно наделён даром житейского приспособленчества,
1 Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, Соцэкгиз,
1938, стр. 218.
84
обеспечивающего ему успех в делах и продвижении по
службе. Показательны в этом случае и признания Марьи
Алексеевны в её «пьяной исповеди», и сцены его объясне-
ния с хозяйкой. Выразительна его речь: «убедительность
благоговейного изложения» в объяснениях с «превосходи-
тельной» хозяйкой, явно выработанная долголетней прак-
тикой чиновничьей службы, усиленное спряжение глаго-
лов «не смела», «не осмеливались», «не смею», «не посме-
ет», полное отсутствие красноречия в присутствии
гневающейся супруги и глубокомысленно-ханжеское
изречение: «Господь умудряет младенцы».
Интересно намечен и образ 9-летнего (мальчугана, бра-
та Веры Павловны, Феди, данный исключительно в рече-
вой характеристике. Живой любознательный ум мальчи-
ка напитывается с раннего детства впечатлениями развра-
щающего домашнего' быта, примерами отца и матери;
живо передана наивная болтовня Феди, докладывающего
сестре и Лопухову обо всём, что входит в круг его наб-
людений: «Он, сестрица, добрый, только неразговорчивый.
А я ему, сестрица, сказал, что вы у нас красавица, а он,
сестрица, сказал: «ну так что же»? — а я, сестрица, ска-
зал: «да ведь красавиц все любят», а он сказал: «все
глупые любят», а я сказал: «а разве вы их не любите?»—
а он сказал: «мне некогда». (Гл. 2, I.)
Но поскольку позднее на пути Феди встают и другие
примеры — сестры и молодого учителя, —остаётся откры-
тым вопрос: пойдет ли Федя по дороге своих родителей
или по дороге учителя и сестры. При последнем упомина-
нии о нём в романе речь идёт о предполагаемом поступле-
нии его в гимназию. Образование, развитие, влияние всей
общественной атмосферы эпохи несомненно должны сде-
лать своё дело.
Другой тип мелкобуржуазной, мещанской семьи, ме-
нее обеспеченной, но более здоровой, намечен в характе-
ристике семьи Мерцаловых. Здесь с утра до ночи заботы
и толки о куске хлеба. Отец — дьячок-переплётчик, изред-
ка выпивавший, когда нужда становилась невтерпёж или
на радостях хорошей получки. Мать, обременённая забо-
тами о детях и о семинаристах-нахлебниках, замученная
тасканием корчаг и чугунов и мытьём полов, «загряз-
нённых двадцатью ногами, не носившими калош». Дети,
терпевшие под сердитую руку колотушки и побои, впере-
межку с ласками, когда они «сами вызывались помогать
85
ей». Оздоравливающее значение труда, несмотря на
«грязь» реальной жизни, выступает в этой бегло набро-
санной картине с полной отчётливостью.
Несравненно жёстче освещаются образы людей гос-
подствующего класса. Особенно выпукло очерчены мать
и сын Сторешниковы, играющие значительную роль в сю-
жетной линии романа. Неумная, вздорная и надменная
барыня, Анна Петровна Сторешникова, показана и в сво-
их отношениях с сыном, и в отношении к подчинённым.
Она раскрыта в своей классовой сущности, с поколени-
ями выработанном сознании своего- превосходства и непре-
рекаемом презрении к ниже стоящим, со всей наигран-
ной бапской снисходительностью, великодушием и щедро-
стью. Интересно, что* обычно скупой на детали Чернышев-
ский использует здесь приём самого точного комментария:
«Найди моё синее бархатное пальто. Это я дарю вашей
жене. Оно стоит 150 рублей (85 рублей), я его только
два раза (гораздо более двадцати) надевала. Это я дарю
вашей дочери, — Анна Петровна подала управляющему
очень маленькие дамские часы, — я за них заплатила 300
рублей (120 руб.). Я умею награждать и вперёд не забу-
ду. Я снисходительна к шалостям молодых людей».
(Гл Г. VIII.).
Характерная особенность её речи — склонность к па-
тетике и декламации. И хотя лексикон её, конечно, много
изысканнее лексикона Марьи Алексеевны, в особо пате-
тические моменты она прибегает к таким эпитетам, как
«изверг, убийца мой», «эта дрянь», «ваша любовница»,
«существо низкого происхождения, низкого воспитания,
низкого поведения», «даже это презренное существо».
В своей «снисходительности к шалостям молодых лю-
дей» Анна Петровна, несомненно, производит более оттал-
кивающее впечатление, чем Марья Алексеевна с её стрем-
лением выдать дочь за богатого жениха.
Не менее типичен и Сторешников, её сын, «один из
многих», яркий образчик столичной дворянской молодё-
жи, праздной, развращённой, тщеславной, невежественной
и беспринципной. Он не утрачивает типичности даже в
своём экстраординарном решении жениться на дочери
управляющего. Как убедительно показывает автор, основ-
ные мотивы этого решения — чувственность и тщеславие,
стремление «обладать» предметом своего влечения под
какой бы то ни было формой, непривычка отказываться
86
от выполнения своих желаний и прихотей. Рядом мотивы
индивидуального порядка — характерное для слабых, без-
вольных людей стремление проявить свою «силу» и на-
стойчивость там, где это возможно. Бесхарактерный и ог-
раниченный, Сторешников пасует перед своими товари-
щами, перед Жюли, перед Верой Павловной и Лопухо-
вым, тем более ему нравится «гонять на корде» мать,
находящуюся от него в материальной зависимости. Здесь
«Мишка-дурак», как его называет Марья Алексеевна, про-
являет достаточно' ума, чтобы использовать обстоятель-
ства в свою пользу.
Индивидуализированы и другие представители дво-
рянской молодёжи, данные в сюжетном плане эпизодиче-
ски, но мастерски очерченные двумя-тремя живыми, за-
поминающимися чертами. Это неглупый, но равнодушно-
цинический Жан, инициатор пари со Сторешниковым, при
обсуждении наружности Веры Павловны произносящий
своё веское' мнение: «Ты не разочаруешься в описаниях,
которые делал по воображению; найдёшь даже лучше,
чем думаешь. Я рассматривал: останешься доволен».
(Гл. 1, II.) После ужина он собирается «заехать к Берте
и к маленькой Лотхен, которая очень мила». В конце ро-
мана он мимоходом выступает вновь в эпизоде неудавше-
гося сватовства к Полозовой.
Но особенно значителен и интересен Серж, умный и об-
разованный, мягкий и благородный, но пригодный только
на то, чтобы провожать Жюли повсюду, полезный на то,
чтоб Жюли могла кутить. В его образе предельно сжато
обобщены черты того типа людей, которых полностью оха-
рактеризовал Добролюбов в своём высказывании о герое
«Грозы», Борисе: «Образование отняло у него силы де-
лать пакости, но не дало ему силы противиться пакостям
других».
«Серж, и ты такой же? — спрашивает его Жюли. —
Нет, ты лучше их. («Лучше», — флегматически заметил
офицер.) —Разве это не гнусно?-^Гнусно, Жюли.—И ты
молчишь? Допускаешь? Соглашаешься? Участвуешь?»
(Гл. 1, II.) В ответ Серж говорит о необходимости хлад-
нокровия, о бессмысленности сопротивления, с горечью
ссылается на мудрость пословицы: «Лбом стену не про-
шибёшь». Единственная форма его протеста —отказ от
ужина со Сторешниковым, в то время как Жюли страст-
но настаивает на необходимости борьбы,
87
Образ Сержа особенно значителен в плане противопо-
ставления с образами тех новых людей, которые активно
борются за перестройку общества. Это своего рода вари-
ант образа так называемого «лишнего человека», данный
в свете нового мировоззрения, новых запросов и требова-
ний поколения революционеров-демократов 60-х годов.
Образ Жюли также должен быть отнесён к образам
людей старого мира. Она обрисована правдиво и привле-
кательно, с её типическими и индивидуальными чертами:
страстностью, неуравновешенностью, резкими вспышками
и переходами настроений, цинизмом и душевной тонко-
стью и деликатностью, развращённостью и благородством.
Это образ женщины с богатыми задатками, нравственно
искалеченной условиями современного общества, и даже
не столько необходимостью продавать себя, сколько влия-
нием полной праздности и роскоши паразитической жиз-
ни господствующих классов («Где праздность, там гнус-
ность, где роскошь, там гнусность»). Интересен и показа-
телен параллельный образ Крюковой, сохранившей не-
сравненно больше душевной чистоты.
В целом старый мир представлен в романе в живых
и выпуклых художественных образах. IV.
IV.
Ярко нарисованы и центральные фигуры романа, хотя
недоброжелательная критика и часть читателей неодно-
кратно утверждали, а порой ещё и сейчас продолжают
утверждать, что это образы без лиц, восковые фигуры,
манекены.
Чтобы рассеять эти берущие начало издавна, ложные,
предвзятые суждения, необходимо при анализе образов
романа не ограничиваться двумя-тремя отрывками, как
это1 зачастую имеет место, а использовать всё богатство
имеющегося в произведении материала. Особенно внима-
тельно следует остановиться на всех моментах, раскрыва-
ющих сложность душевных переживаний героев, их внут-
реннюю борьбу, индивидуальное своеобразие их характе-
ров. Надо довести до сознания учащихся, что> образы геро-
ев Чернышевского полностью отвечают одному из основ-
ных требований художественности, чётко' сформули-
рованному Белинским: «Надобно, чтобы лицо, будучи вы-
ражением целого особого мира лиц, было в то же время
88
и одно лицо, целое, индивидуальное. Только при этом ус-
ловии, только через примирение этих противоположно-
стей, и может оно1 быть типическим лицом».
И выбор главных героев романа из среды разночин-
цев, ,и характеристика их взглядов, и направления их дея-
тельности отразили явления, типические для изображае-
мой эпохи. Рост кадров новой, разночинной интеллиген-
ции, обусловленный процессом развития капитализма,
ясно- обозначился уже в предшествующие десятилетия.
Для обслуживания промышленности, сельского хозяйства
и новой сложной системы государственного аппарата тре-
бовались инженеры, технологи, юристы, агрономы, учите-
ля и врачи. В связи с этим правительство- вынуждено бы-
ло открыть доступ к образованию выходцам из неприви-
легированных классов. Но общественно-политическая роль
разночинцев как идеологов широких масс революционно
настроенного- крестьянства определилась только со второй
половины 50-х годов и особенно после падения крепо-
стного права, когда «появление разночинца, как глав-
ного, массового деятеля и освободительного движения
вообще, и демократической, бесцензурной печати в част-
ности»1 стало видным фактором общественно-политиче-
ской борьбы.
Выросшие в обстановке материальной необеспеченно-
сти, вынужденные личным трудом пробивать себе дорогу
в жизни, разночинцы довольно скоро начали играть за-
метную роль на разных поприщах общественной работы,
которых чуждалась изнеженная барством, нетрудоспособ-
ная дворянская интеллигенция. Но эпоха 60-х годов по-
ставила вопрос о людях «дела» в иной плоскости, прида-
ла ему новый характер. При всей деловитости и энергии
Штольца Добролюбов решительно отказался признать
в нём нового человека, способного сказать России «все-
могущее слово «вперёд!» «Дело» — в понимании револю-
ционных демократов 60-х годов означало- общественную
революционную деятельность, борьбу, безоговорочное слу-
жение интересам народных масс. Глубокой тоской по та-
кому большому делу дышит письмо Добролюбова к од-
ному из его школьных товарищей: «До- сих пор нет для
развитого и честного- человека благодарной деятельности
на Руси: вот отчего и вянем, и киснем, и пропадаем все
I В. И. Л е н и н. Собр. соч., т. 20, стр. 224.
89
мы. Но мы должны создать эту деятельность; к созданию
её должны быть направлены все силы, сколько их ни
есть в натуре нашей»1.
Жажда деятельности и борьбы, готовность к реши-
тельному выступлению против феодально-крепостническо-
го государства, характерные для революционных демокра-
Н. А. Серно-Соловьевич.
тов, яркой нитью проходят через многочисленные част-
ные, интимные высказывания и произведения пера, не уви-
девшие в своё время печати.
Либеральной половинчатости революционеры-демокра-
ты противопоставляют требование революционной после-
довательности, готовности идти в борьбе до конца, т. е.
до активного личного участия в революционном перево-
роте. Вера в возможность победоносного исхода такого
1 «Звенья», т. III—IV, стр. 494,
90
Н. А. Добролюбов (1852 г.),
переворота, в силу общего народного восстания, в вели-
кое будущее родной страны с особенной силой слышится
в нелегальных стихах Добролюбова:
Она пойдёт!.. Она восстанет,
Святым сознанием полна,
И целый мир тревожно взглянет
На вольной славы знамена.
О каким восторгом и волненьем
Твои полки увижу я!
О Русь! С каким благоговеньем
Народы взглянут на тебя.
Тогда республикою стройной,
В величьи благородных чувств,
Могучий, славный и спокойный,
В красе познаний и искусств,
Глазам Европы изумлённой
Предстанет русский исполин,
И на Руси освобождённой
Явится русский гражданин...
(«Дума при гробе Оленина») 1
1 Н. А. Добролюбов, Соч., т. IV, стр. 226—227.
91
«Наша родная Русь,—писал Добролюбов в дневнике
18 декабря 1855 г.,—более всего занимает нас своим ве-
ликим будущим, для которого хотим мы трудиться неуто-
мимо, бескорыстно и горячо... Да, теперь эта великая
цель занимает меня необыкновенно сильно... Что касает-
ся до меня, я как будто нарочно призван судьбою к ве-
ликому делу переворота» !.
Насколько эти мысли и чувства выражали общее на-
строение революционной молодёжи, можно видеть и по
написанным bi крепости стихотворениям другого активно-
го участника движения, Николая Серно-Соловьевича,
арестованного^ в 1862 г. одновременно с Чернышевским.
Не лишено интереса, что в этих стихах указывается, что
падение Севастополя разбудило общественное сознание:
Дремал я праздно четверть века,
Но Севастополь застонал:
Тот стон скоробил человека.
Я гражданином русским стал!
(«Исповедь») 1 2
Кто разгадал, что такое неволя,
Светлых минут уж тому не знавагь:
Что ж ему жить, коли знает, что доля
Матери: в рабстве весь век изнывать!
Лучше уж разом покончить с собою,
Сгинуть в бою за родимую мать.
Ведь не по нас примириться с судьбою:
Ныть бесполезно, постыдно дремать!
(«Птенцы») 3
В том же тоне звучат неизданные стихотворения одно-
го из сотрудников «Современника», члена группы «Моло-
дая Россия», Гольца-Миллера. Характерные для его поэ-
зии ноты гнева, скорби и временного уныния побежда-
ются нотами боевой готовности, веры в близость револю-
ционного взрыва:
Долго ли ждать нам ту бурю желанную,
Долго ли ждать наш желанный исход?
Долго ли жизнь коротать бесталанную
В грязи безвыходной мелких невзгод?
1 Н. А. Добролюбов, Соч., т. VI, стр. 396—397.
2 «Литературное наследство», т .25/26, стр. 433.
3 Т а м же, стр. 428.
92
О. поскорей бы нам в битву упорную,
В бой за права человека вступить,
О, поскорей бы порвать нам позорную
Связь с нашим прошлым — и внове зажить!
Только приди ты скорей, заповедная!
Ждём мы тебя, как невесту жених —
Не допусти ж, чтоб в сердца наши бедные
Дух ядовитый сомненья проник...
(«В грозу», 1862) 1
Особенно привлекает внимание стихотворение «Дума»,
невольно наталкивающее на сопоставление с одноимён-
ным произведением великого поэта предшествующей эпо-
хи Лермонтова. Горькому презрению, которым клеймил
Лермонтов своё поколение за его неспособность к борьбе,
здесь противостоит жизнеутверждающее сознание скры-
тых сил и возможностей людей новой эпохи, предчув-
ствие победного исхода революционной борьбы.
Да, хоть и бесследно юность пролетела,
Но осталось много силы в нас для дела...
Только волю чувству, волю мысли надо —
И от сна воспрянет сонная громада;
Только воздух чистый нам прольётся в груди —
Закипит работа и найдутся люди!
Закалённый долгим, тяжким испытаньем,
Встанет дух наш, грозен сил своих сознаньем,
А пред этой силой дрогнет тень былого...
Обновлённой жизнью жить начнём мы снова.
(«Дума», 1862) 1 2
Стремление нового поколения к делу не ограничива-
лось только словесными порывами, НО' нашло выражение
в пропаганде, агитации, попытках подпольных организа-
ций, как «Великоросс» и «Молодая Россия», «Земля
и воля» 3.
Вопрос о необходимости революционной борьбы, о
судьбах родины, о людях, отдающих все свои силы на
служение делу освобождения родного народа, всё с боль-
шей и большей определённостью ставится в эти годы
в творчестве (величайшего поэта эпохи Некрасова.
1 «Литературное наследство», т. 25/26, стр. 452.
2 Т а м же, стр. 453.
3 Эту «Землю и волю», организованную II. Серно-Соловьеви-
чем, не следует смешивать с позднейшей организацией «Земля и
воля» 70-х годов.
93
Кто, служа великим целям века,
Жизнь свою всецело отдаёт
На борьбу за счастье человека,
Только тот себя переживёт.
Минуты уныния, скорби за бедственное положение
родины перемежаются и у него с минутами глубокой
веры:
Покажет Русь, что есть в ней люди,
Что есть грядущее у ней.
(«Несчастные», 1859).
Изображению облика этих людей, выяснению перспек-
тив этого «грядущего» и посвящён роман Чернышевского.
Явно не разделяя широко распространённого мнения,
предельно решительно выраженного Гончаровым, что
«произведение искусства может изображать только усто-
явшуюся жизнь», что «с новой нарождающейся жизнью
оно не ладит», Чернышевский стремится, как указыва-
лось выше, схватить и воспроизвести моменты и характе-
ры, только ещё обозначающиеся в реальной действитель-
ности. Это подтверждают неоднократные высказывания
в тексте романа:
«Недавно зародился у нас этот тип. Прежде были
только отдельные личности, предвещавшие его; они были
исключениями и, как исключения, чувствовали себя оди-
нокими, бессильными, и от этого бездействовали, или уны-
вали, или экзальтировались, романтизировали, фантази-
ровали, то-есть не могли иметь главной черты этого типа,
не могли иметь хладнокровной практичности, ровной и
расчётливой деятельности, деятельной рассудительности.
То были люди, хоть и той же натуры, но ещё не развив-
шейся до этого типа, а он, этот тип, зародился недавно; в
моё время его ещё не было, хоть я не очень старый, даже
вовсе не старый человек. Я и сам не мог вырасти та-
ким, — рос не в такую эпоху; потому-то, что я сам не та-
ков, я и могу не совестясь выражать своё уважение к не-
му; к сожалению, я не себя прославляю, когда говорю
про этих людей: славные люди». (Гл. 3, VIII.)
В основу романтической ситуации, изображённой в ро-
мане, легли, как известно, подлинные факты: взаимоот-
ношения между доктором Боковым и его женой и знаме-
нитым физиологом Сеченовым, ч^рты которого воспроиз-
ведены в Кирсанове, в изображении его деятельности, его
мировой известности. Но писатель отбирает и воспроизво-
дит их черты и факты их жизни именно как типические.
94
«Все резко выдающиеся черты их, — пишет он о своих
героях, — черты не индивидуумов, а типа, типа, до того
разнящегося от привычных тебе, проницательный чита-
тель, что его общими особенностями закрываются личные
разности в нём». (Гл. 3, VIII.)
Типические черты жизненного пути, взглядов, чувств и
поступков новых людей раскрываются и в развитии сю-
жета романа, и в обобщённых авторских характеристи-
ках. Такова, например, параллельная характеристика
Лопухова и Кирсанова, данная в 3-й главе. Здесь отме-
чаются как характерные для них черты—энергия, трудо-
способность, упорство, настойчивость, независимость, —
так и условия, определившие эти черты: стеснённое мате-
риальное положение, ранняя самостоятельность, необходи-
мость трудиться, отсутствие поддержки и опеки. Отмече-
но и характерное для эпохи увлечение опытными естест-
венными науками и медициной. Но Чернышевскому необ-
ходимо изобразить своих героев как людей «дела» в смы-
сле их общественно-политических настроений и устремле-
ний, что невозможно было сделать прямо в силу сущест-
вующих цензурных условий. Поэтому он замыкает харак-
теристику своих героев рассказом о двух «случаях», внеш-
не совершенно несхожих, но отражающих одно и то же:
чувство собственного достоинства, готовность и уменье,
в случае надобности, дать отпор сильным и постоять за
свои человеческие права, не уступая никому дороги.
(У Лопухова было правило никому дороги не уступать,
кроме женщин.)
Оба эти случая — и столкновение Лопухова с «неким
осанистым», и бурная сцена объяснения Кирсанова с ба-
рыней, вдовой «вольтерианца» («у которой некие были
на посылках»), и её сыном — получают символическое
значение. Интересно при этом, что оба случал говорят
и об отношении к выступлениям новых людей различных
слоёв общества, и главное — широких масс угнетённого
народа. В момент, когда столкнувшийся с Лопуховым
«осанистый» беспомощно лежал в канаве, «проходили два
мужика, заглянули, похвалили; проходил чиновник не по-
хвалил; проезжали экипажи, — из них не заглядывали».
В заключение Лопухов с иронической вежливостью помо-
гает «осанистому» встать и обчиститься, в чём ему содей-
ствуют проходивший мужик и два мещанина. То же отме-
чено и в случае с Кирсановым, который после расправы
95
c Nicolas уходит, «напутствуемый умильными взглядами
голиафов», т. е. присутствовавшей при этом дворни. В оп-
ределении «голиафы» — намёк на скрытую силу пока ещё
пассивных масс.
Аллегорическая значимость особенно ярко выступает
в первом эпизоде, весьма мало вероятном в плане реаль-
ном; второй дан как живая и естественная реально-быто-
вая сцена, пополняющая галерею образов представите-
лей дворянского класса.
Но что интересно отметить, даже в этих вставных эпи-
зодах внимательный читатель, наряду с общими типиче-
скими чертами, ясно ощущает черты индивидуального
различия обоих героев: сдержанность и спокойствие Ло-
пухова, горячность и экспансивность Кирсанова. О нали-
чии этих индивидуальных различий сам автор говорит не-
сколькими строками ниже; на этом он строит дальнейшее
развитие сюжета. Он останавливается и на их портрете,
и на наблюдениях Веры Павловны над характером и
склонностями обоих друзей. Он раскрывает их внутрен-
ний облик в их поступках и взаимоотношениях.
Один из наиболее важных моментов — глава «Теоре-
тический разговор». С большой тонкостью передаёт Чер-
нышевский весь ход «разговора», за которым всё время
явно* ощущается недоговорённое, мучительно волнующее
обоих. В самой форме этого «теоретического» раз-
говора Чернышевский остаётся глубоко верен действи-
тельности; ведь зачастую люди, даже гораздо менее
склонные теоретизировать, чем Лопухов и Кирсанов, прибе-
гают к такой форме обходного разговора о том, что вол-
нует, когда нельзя или трудно- говорить прямо. Душевная
красота героев Чернышевского, их благородство, велико-
душие, чистота побуждений, бережное отношение друг
к другу проявляются здесь без всяких хо-дуль именно
в недоговорённом. Внутренняя напряжённость обоих рас-
крывается в скупо разбросанных деталях: в деланно-шут-
ливом тоне и чуть-чуть глухом голосе Лопухова и в на-
стороженном вгляде Кирсанова и его внутренней речи:
«Что это значит? неужели догадался?» И в неожидан-
ном финале разговора: «А что, мы с тобой никогда не
целовались—может быть, теперь и есть у тебя охота?»
(Гл. 3, XXII.)
Сухие теоретики, какими кажутся многим герои Чер-
нышевского, «рационалисты», «эгоисты и материалисты»
96
уступают порыву непосредственного, внезапно прорвав-
шегося чувства. Очень тонко дан и последующий краткий
комментарий:
«Если бы Лопухов рассмотрел -свои действия в этом
разговоре, как теоретик, он с удовольствием заметил бы:
«А как, однакоже, верна теория: эгоизм играет чело-
веком».
Дальше следует рассуждение о том, что, в основе са-
мых благородных человеческих движений лежит эгоизм.
И то же о Кирсанове, местами дословно: «Если бы
Кирсанов рассмотрел свои действия в этом разговоре, как
теоретик, он с удовольствием заметил бы: «А как, одна-
коже, верна теория...» «Но ни Лопухову, ни Кирсанову
недосуг было стать теоретиками и делать эти приятные
наблюдения: практика-то приходилась для обоих доволь-
но тяжеловатая». ,
Сам Чернышевский, как мы знаем, разделяет и пропа-
гандирует теорию своих героев. Верные этой теории «ра-
зумного эгоизма», герои Чернышевского все свои поступки,
даже самые великодушные, упорно расценивают как эго-
истический расчёт, «выгода», и всячески отрицают поня-
тие «жертвы», но практически во всех своих отношениях
с людьми они проявляют исключительную внимательность,
самоотверженность и великодушие, а высшую свою «вы-
году» видят в той общественной работе, которой отдают
все свои силы. Так Лопухов «сознательно и твёрдо решил-
ся отказаться от всяких житейских выгод и почёта для ра-
боты на пользу другим, находя, что наслаждение такой
работой — лучшая выгода для него». То же самое можно
сказать и о Кирсанове, и о Вере Павловне, не говоря уже
об «особенном человеке» — Рахметове.
Характеристика «новых людей» в романе Чернышев-
ского является как бы ответом на роман Тургенева «Отцы
и дети» и поправкой к нему. В то время как Тургенев
ставит своего Базарова в ряд противоречивых положе-
ний, разоблачающих несостоятельность теории нового по-
коления, Чернышевский в своих героях подчёркивает
полную последовательность поступков и взглядов. Он бо-
рется против всех тех, которые в материализме видели
проповедь разнузданности, беспринципного эгоизма и
равнодушия к общественным интересам. Но в то же вре-
мя, показывая свою теорию в действии, в конкретном
приложении, Чернышевский правдиво раскрывает. всю
7 Озерова — Чернышевский. 97
сложность и противоречивость человеческих пережива-
ний, всю их внутреннюю «диалектику».
Это можно' показать и на ряде других примеров. Но
метод раскрытия «диалектики души» получает у Черны-
шевского иное направление, чем у Л. Толстого. Если
Л. Толстого', как отмечал Чернышевский, в этот период
интересует психологический процесс «сам по себе», подчас
едва уловимые переходы от одного психического состоя-
ния к другому, для Чернышевского' важны наблюдения,
обобщения и выводы, могущие послужить предпосылка-
ми для обоснования новой, материалистической морали,
для перестройки общественных отношений, важны явле-
ния, говорящие об изменениях, сдвигах, росте человече-
ского' сознания, о нарождении «нового» человека.
Как различна направленность равно пристального
психологического анализа у Толстого и Чернышевского,
можно видеть хотя бы и на следующих примерах:
«Проходя мимо Володи, несмотря на то, что мне хоте-
лось подойти и помириться с ним, я надулся и старался
сделать сердитое лицо. Володя в это самое время поднял
голову и с чуть заметною, добродушно-насмешливой
улыбкой смело посмотрел на меня. Глаза наши встрети-
лись и я понял, что он понимает меня, и то, что я пони-
маю, что он понимает меня; но какое-то непреодолимое
чувство заставило меня отвернуться».
(«Отрочество», гл. V.)
«Кирсанов и не подумал опросить, хороша ли собою
девушка, Лопухов и не подумал упомянуть об этом.
Кирсанов и не подумал сказать: «да ты, брат, не влю-
бился ли, что больно усердно хлопочешь?» Лопухов и не
подумал сказать: «а я, брат, очень ею заинтересовался»,
или, если не хотел говорить этого, то и не подумал заме-
тить в предотвращение такой догадки: «Ты не подумай,
Александр, что я влюбился». Им, видите ли, обоим дума-
лось, что когда дело идёт об избавлении человека от дур-
ного положения, то нимало не относится к делу, красиво
ли лицо у этого' человека, хотя бы он даже был и моло-
дая девушка, а о влюблённости или невлюблённости тут
нет речи. Они даже и не подумали того, что думают это;
а вот это-то и есть самое лучшее, что они и не замечали,
что думают это».
(«Что делать?», гл. 2, X.)
98
Воспроизводя внутреннюю речь своих героев, Черны-
шевский использует приём передачи её тоЛько в общем со-
держании, «конспективно», ещё чаще, чем это имеет
место в отношении Марьи Алексеевны: для него важно
наличие тех или других движений, а не форма выражения.
Но, как это тоже указывалось выше, даже при кон-
спективном изложении Чернышевский сохраняет интона-
цию персонажа, а там, где он считает это нужным, точно
воспроизводит и словесную формулировку. Вот, например,
что думает Лопухов при первой встрече с Верой Павлов-
ной: «... ничего, очень красивое лицо, только очень холод-
ное, это уж не по-южному; здоровье хорошее: нас, меди-
ков, поубавилось бы, если бы такой был народ. Да,
румянец здоровый и грудь широкая, — не знакомится со
стетоскопом. Когда войдёт в свет, будет производить
эффект. А впрочем, не интересуюсь».
(Гл. 2, I.)
Профессиональный оттенок этого размышления не-
сколько напоминает высказывания Базарова об Одинцо-
вой («Этакое богатое тело, хоть сейчас в анатомический
театр»), но в нём нет нарочитой базаровской грубости.
Однако Чернышевский воспроизводит в речи своих героев
и склонность к простоте и народности выражений, харак-
терную для изображаемой им среды.
«И не думал жертвовать. Не был до> сих пор так глуп,
чтобы приносить жертвы, — надеюсь, и никогда не буду.
Как для меня лучше, так и сделал. Не такой человек,
чтобы приносить жертвы. Да их и не бывает, никто не
приносит; это' фальшивое понятие: жертва — сапоги
всмятку...» «Мужчине что? Мужчине ничего. Недостаток
денег отзывается на женщине. Сапоги есть, локти не про-
драны, щи есть, в комнате тепло — какого' рожна горя-
чего мне ещё нужно?» (Гл. 2, XIX.)
Основной строй речи — книжно-разговорный язык де-
мократической интеллигенции, чуждый всякой высокопар-
ности и претензий на изысканность и красивость.
Длинные теоретические разговоры и рассуждения ге-
роев нисколько не нарушают впечатления жизненности
изображения; они соответствуют характеру деятельности
героев как пропагандистов новых идей. Но рядом с длин-
ными рассуждениями мы встречаем совершенно другой
приём передачи их мыслей, чрезвычайно выразительный
в своей лаконичности и недоговорённости.
7* 99
«Лопухов посмотрел, — -когда произнёс монолог «гм,
гм»,—посмотрел в другой раз, и произнёс монолог «гм,
гм! Да! гм!». Первым монологом он предположил что-то,
только что именно предположил, сам не знал, а во вто-
ром монологе объяснил себе, какое именно в первом
сделал предположение. «Не годится, показавшей волю,
оставлять человека в неволе», — и после этого думал два
часа: полтора часа по дороге от Семёновского моста на
Выборгскую и полчаса на своей кушетке; первую четверть
часа думал, не нахмуривая лоб, остальные час и три чет-
верти думал, нахмуривая лоб; по прошествии же двух
часов ударил себя по лбу и, сказавши: «хуже гого-
левского почтмейстера, телятина!»—посмотрел на ча-
сы— «10, ещё можно», и — пошёл с квартиры».
«Но ничего этого не вспомнилось и не подумалось
ему, потому что- надобно было нахмурить лоб и, нахмурив
его, думать час и три четверти над словами: «кто повен-
чает?»... И вдруг вместо — «никто не повенчает» — яви-
лась у него в голове фамилия «Мерцалов»; тогда он уда-
рил себя по лбу и выбранил справедливо: как было
с самого же начала не вспомнить о Мерцалове?»
(Гл. 2, XXI.)
Блестяще используется приём характеристики героев
через отношение к ним и суждение о них окружающих.
Таковы, например, страницы, характеризующие отношение
к научной деятельности Кирсанова его учёных коллег и
мнение о нём как о враче и человеке служителей госпи-
таля: «Ну, этого Кирсанов берёт в свою палату, — значит
труден», — говорили они между собою, а потом больно-
му: «Будь благонадёжен: против этого лекаря редкая
болезнь может устоять, мастер и как есть отец».
Образ Кирсанова встаёт перед нами во всестороннем
освещении. Это самоотверженный талантливый врач,
учёный-новатор, борющийся за передовую науку, один из
блестящей плеяды наших естествоиспытателей второй по-
ловины XIX века, обеспечивших русской науке исключи-
тельное мировое значение. В то же время этс скромный,
упорный труженик, верный товарищ, отзывчивый и чуткий
человек, всегда готовый оказать помощь и поддержку
другому (пример—отношение к Крюковой), человек пыл-
кий, увлекающийся и глубокий, мужественно борющийся
с возникшим чувством, угрожающим счастью и спокой-
100
ствию других. Это человек долга и принципа. Очень ха-
рактерна для него сцена его первого свидания с Верой
Павловной, внезапно прерываемого вторжением студен-
тов, увлекающих его в госпиталь. Несколько- натянутым
представляется, может быть, только эпизод с его ролью
в излечении Полозовой.
Менее талантливым, живым, разносторонним челове-
ком представлен Лопухов. Но за ним преимущество' ис-
ключительной выдержки, самообладания, деликатности,
самоотвержения, и в разрешении семейного конфликта на
его долю выпадает наиболее тяжёлая, решающая роль.
Однако- Чернышевский не впадает в чрезмерную идеали-
зацию своего героя, устами Рахметова отмечая и ошибки
Лопухова, приведшие в итоге к конфликту.
Оба героя — просветители: Кирсанов — среди студен-
ческой молодёжи, Лопухов — среди рабочих завода, —
он потому и дорожит своей работой, что она даёт возмож-
ность влияния «на народ целого завода».
Труд, борьба — это- наше призванье,
И мы сильны для будущих битв 1 —
так словами поэта-современника могли бы себя охарак-
теризовать герои Чернышевского.
Эти герои —не схемы, а живые художественные обра-
зы, образы людей определённого общественного, типа; они
показаны с их индивидуальными особенностями, в их
взаимоотношениях, столкновениях с окружающим обще-
ством и внутренней борьбой чувств. Чернышевский видит
этих людей в жизни во всём их неисчерпаемом разно-
образии, и если, воспроизводя их, он выдвигает на первый
план прежде всего общие черты, это потому, что так
требует идейная направленность произведения в целом.
V.
То же самое можно сказать и о женских образах.
В лице Веры Павловны и Екатерины Васильевны Поло-
зовой Чернышевский отразил чувства и стремления, ши-
роко типические для изображаемой им эпохи.
Протест против семейного деспотизма, борьба за сво-
боду выбора в вопросах замужества, за право на образо-
1 И. И. Гольц-Миллер, Отцам,
101
ванне и участие в общественной жизни охватили в эти
годы широкие круги женской молодёжи. Очень интересно
в этом смысле упоминание самого Чернышевского в од-
ном из писем к отцу от 20 декабря 1860 г., что посещение
университетских лекций женщинами стало обычным
явлением. «Сёстры очень часто посещают университет;
некоторые курсы они слушают постоянно, не пропуская ни
одной лекции. Этот обычай посещать университет дамы
и девицы приняли последние два года: до того времени
ни одной нельзя было> видеть в аудиториях. Но' теперь
каждый день бываютна разных лекциях до 30 дам и деву-
шек, из которых многие слушают лучшие курсы правильно,
подобно сёстрам. Все к этому уже привыкли, так что ви-
деть дам на университетских лекциях теперь стало делом
таким же обыкновенным, как видеть их в концертах» *.
Разрешение «женского вопроса» сделалось одним из
основных пунктов программы революционных демократов.
Его затрагивали в своих публицистических статьях и Чер-
нышевский, и Добролюбов, и Шелгунов.
Особенно1 яростным защитником женских прав высту-
пил М. Михайлов. Его статьи по, женскому вопросу, напе-
чатанные в «Современнике», стали предметом страстного
обсуждения и вызвали самую оживлённую и резкую
полемику.
В романе Чернышевского проблема поставлена в жи-
вых, конкретных, индивидуализированных образах. Жи-
вой, страстной, энергичной Вере Павловне противостоит
задумчивая, тихая, внешне пассивная Катя Полозова. Обе
они, хотя, может быть, и не в равной мере, типичны для
изображаемой эпохи, изображаемого общественного дви-
жения. Первая подымается к независимости и общест-
венной деятельности из мещанских низов, крепнет
в труде, борется за свою свободу и человеческое достоин-
ство с деспотизмом и грубостью родителей, с принижен-
ным положением своей социальной среды; вторая выра-
стает в обстановке обеспеченности, богатства и поклоне-
ния, НО' томится праздностью и бессодержательностью
жизни, остро ощущает социальные противоречия и в пои-
с >ах разумной деятельности приходит на путь, уже про-
ложенный Верой Павловной.
«Независимость. Независимость!.. Делать, что хочу,—
1 «Литературное наследие Н. Г Чернышевского», т. II, стр. 309.
102
жить, как хочу, никого не спрашиваясь, ничего ни от ко-
го не требовать, ни в ком, ни в ком не нуждаться. Я так
хочу жить». Таковы именно были устремления и других
передовых мыслящих женщин эпохи. Вера Павловна бо-
рется не только за свою личную независимость, но за
общее дело женского равноправия. Об этом свидетель-
ствуют и устроенные ею мастерские, и стремление её к
высшему образованию.
«Нам формально закрыты почти все пути гражданской
жизни. Нам практически закрыты очень многие, почти все,
даже из тех путей общественной деятельности, которые не
загорожены для нас формальными препятствиями... Но из
этих путей, закрытых только обычаем, я могу вступить
на какой хочу, если только решусь выдержать первое
противоречие обычая». Так объясняет Вера Павловна
двигающие ею мотивы.
Писатель даёт образ Веры Павловны в развитии. В
начале романа это «простенькая девочка», НО' с большими
задатками ума и характера, краснеющая за «пошлости
матери», бессознательно впитывающая идеи, которые
«носятся в воздухе, как аромат в полях, когда приходит
пора цветов», она ещё не знает определённо своего пути
в жизни, однако умеет противопоставить свою волю се-
мейному деспотизму; это «проклятая Верка», «бешеная»,
как аттестует её, в минуты столкновений, принуждённая
уступать ей Марья Алексеевна. Несколько позднее — это
вдумчивая, начинающая верить в достижимость своих
стремлений Верочка, жадно слушающая разъяснения
Лопухова во время первой беседы с ним в день своего
«рождения». И ещё позднее — это глубоко уважаемая
и любимая девушками-мастерицами Вера Павловна, ор-
ганизатор и руководитель построенной на новых коллек-
тивных началах мастерской, не теряющая, однако, спо-
собности дурачиться и веселиться с молодёжью. Даль-
ше— это женщина, переживающая тяжёлую личную
драму, но мужающая и крепнущая в этой борьбе. Неяс-
ные, смутные мечты юности о женской независимости,
о том, чтобы не было «бедных», постепенно вырастают
в грандиозный, величественный «сон» о построении нового
общества, новых человеческих отношений на основе об-
щего труда и равенства. Вырастает и сознание, что
достигнуто это может быть только путём борьбы. Но в то
же время на протяжении всего романа писатель рисует
103
неизменные, индивидуально присущие Вере Павловне
черты: живость, общительность, экспансивность характера,
многосторонность интересов — и её мелкие человеческие
слабости, вроде наклонности полежать утром в постели
или пристрастия к чаю с густыми сливками.
История знакомства Веры Павловны с Лопуховым и
освобождения её из родительского дома очень типичны
для изображаемой эпохи. Сближение её с Лопуховым ри-
суется без романтических трафаретов, без сентименталь-
ных любовных сцен, просто и естественно. Это история
постепенно возрастающего доверия и понимания, выра-
жающегося то во взаимном обсуждении не только' общих,
но и личных вопросов, то в случайно сорвавшемся обра-
щении «мой друг».
Зарождение чувства Веры Павловны к Кирсанову по-
казывается тоже в его* постепенном развитии, притом рас-
крывается естественность и закономерность его возникно-
вения. В третьем сне перед нами проходят в ретроспек-
тивном порядке все предшествующие этапы, все подсоз-
нательные душевные движения Веры Павловны, осозна-
ваемые ею post factum.
Сжато, скупо, отрывисто, но выразительно рисуются
моменты большой внутренней борьбы Веры Павловны
вслед за> отъездом мужа в Рязань:
«Да, она поедет. Это думается час, это думается два,
это думается три, четыре часа. Но Маша проголодалась
и уж в третий раз зовёт её обедать, и в этот раз больше
велит ей, чем зовёт... И опять думается час, два: «Я по-
еду. Да, завтра же поеду. Только дождусь письма,
потому что он просил об этом. Но, что бы ни было
написано в нём,—да ведь я знаю, что будет в нём, всё
равно, что бы ни было написано' в нём, я поеду». Это
думается час и два;—да, час думается это; но два ду-
мается ли это? Нет, хоть и думается всё это же, но- дума-
ются ещё четыре слова, такие маленькие четыре слова:
«он не хочет этого», и всё больше и больше думаются
эти четыре маленькие слова; и вдруг перед самым тем
временем, как опять входит неотвязная Маша и требует,
чтобы Вера Павловна пила чай—перед самым этим
временем из этих четырёх маленьких слов вырастают
пять других маленьких слов: «и мне не хочется этого»...
И дальше, опять, как рефрен: «Но он не хочет этого».
«И мне не хочется этого». А через полчаса новые пере-
104
бои: «Я поеду». И те же слова в другом порядке: «Поеду
ли я?» И так до письма Лопухова. И снова борьба: «Неу-
жели я не увижусь с ним?» «Не увижусь — увижусь...»
(Гл. 4, V.)
Первая встреча Веры Павловны с Кирсановым после
того, как она перестаёт бороться со своим чувством, ри-
суется в самой обыденной, «прозаической» обстановке,
в картине импровизированного обеда, в котором Вера
Павловна впервые играет роль хозяйки. Но в этой кар-
тине есть правдивая красота живых человеческих отно-
шений. Как упоминалось выше, свидание прерывается
вызовом Кирсанова в госпиталь. Любовь на время отсту-
пает на задний план, вступает в свои права дело.
Образ Полозовой, правдивый и поэтический, — один
из наиболее привлекательных женских образов в нашей
литературе, незаслуженно обойдённый вниманием критики.
Скромная и неяркая, без той смелой инициативы, кото-
рая так характерна для Веры Павловны, она наделена и
умом, и характером, и глубиною чувств, и самостоятель-
ностью мысли; она многое передумывает сама ещё до
встречи с Лопуховым и Кирсановым. Особенно интересна
в этом смысле её первая беседа с Бьюмонтом.
О её скрытой страстности, преданности начатому де-
лу, готовности к жертве убедительно! говорит небольшой
отрывок, приводимый ниже: «Жаль, что нет возможности
развиваться этим швейным: как они стали бы развивать-
ся»,— говорит иногда Вера Павловна. Екатерина Василь-
евна ничего не отвечает на это>, только в глазах её свер-
кает злое выражение. «Какая ты горячая, Катя; ты хуже
меня», — говорит Вера Павловна. (Гл. 5, XXII.)
Подобно образу Рахметова, образ Полозовой утвер-
ждает возможность исключения — здорового' колоса на
гнилой почве. В нём воплощены черты десятков и сотен
русских женщин привилегированных классов, так или
иначе включавшихся в освободительное движение эпохи.
Достаточно вспомнить таких женщин, как М. А. Бокова-
Сеченова, одна из первых двух русских женщин, получив-
ших медицинское образование, сёстры Корвин-Круков -
ские — одна знаменитый математик, гордость русской нау-
ки, С. В. Ковалевская, другая — А. В. Жаклар— писа-
тельница, активный член Парижской Коммуны, Ж. Евреи-
нова—первая русская женщина-юрист и др.
105
История отношений Полозовой и Бьюмонтом-Лопу-
ховым рисуется с большой правдивостью, тонкостью и за-
душевностью, но, как подчёркивает сам автор, в полном
противоречии со штампами, установленными «знатоками
сердца человеческого (такого, какого не бывает у людей
на самом деле)». (Гл. 5, XVIII.) Особенно характерны
'едены последних объяснений. Это рассказ о том, как двое
молодых людей ходили, беседуя, вдоль четырёх комнат
большой квартиры Полозовых, а третий, старик Полозов,
сидя у себя, прислушивался к долетавшим до него отрыв-
кам разговора и делал свои наблюдения и выводы. Это
тоже своего рода «теоретический разговор» о вопросах
брака и положения женщины, глубоко волнующий обоих
участников, — с интереснейшим комментарием автора,
раскрывающим подтекст разговора:
«Что это такое? Не говоря уж о том, что это чорт
знает что такое со стороны общих понятий, но какой
смысл это имело' в личных отношениях? Мужчина гово-
рит: «Я сомневаюсь, будете ли вы хорошей женою мне».
А девушка отвечает: «Нет, пожалуйста, сделайте мне
предложение». — Удивительная наглость! Или, может
быть, это не то? Может быть, мужчина говорит: «О том,
что я с вами буду счастлив, нечего мне рассуждать; но
будьте осторожны, даже выбирая меня. Вы выбрали, —
но я прошу вас думайте, думайте ещё. Это дело слиш-
ком важное. Даже и мне, хотя я вас очень люблю, не
доверяйтесь без очень строгого и внимательного разбора».
И, может быть, девушка отвечает: «Друг мой, л вижу,
что вы думаете не о себе, а обо мне. Ваша правда, мы
жалкие, нас обманывают, нас водят с завязанными гла-
зами. чтобы мы обманывались. Но за меня вы не бойтесь,
меня вы не обманываете. Моё счастье верно. Как вы спо-
койны за себя, так и я за себя». (Гл. 5, XVIII.)
На другой день разговор возобновляется снова, но об-
рывается неожиданной просьбой Бьюмонта «дать ответ»
через три дня. «На вопрос, который не был предложен?—
спрашивает Катя. — Но кто же вам сказал, Чарли, что
я не думала об этом гораздо больше трёх дней». Даль-
ше—ещё краткий взволнованный и недоговорённый рас-
сказ Бьюмонта о примере, бывшем не то в Филадельфии,
не то в Нью-Йорке, — о женщине, которая страдала, хо-
тя и считала мужа очень хорошим человеком, — они
были очень привязаны друг к другу... Затем завершающий
106
диалог: «Я могла от кого-нибудь слышать этот рас-
сказ?»— «Может быть».—«Может быть, от неё самой?»—
«Может быть». — «Я ещё не давала тебе ответа?» —
«Нет». «Ты знаешь его?» — «Знаю», — сказал Бьюмонт,
и началась обыкновенная сцена, какой следует быть меж-
ду женихом и невестой, с объятиями». (Гл. 5, XVIII).
Здесь, стремясь к подлинно правдивому изображению
действительности, Чернышевский решительно разрывает
с тем установившимся литературным трафаретом, кото-
рый так зло осмеивал в «Семейном счастье» Толстой:
«Когда я читаю роман, мне всегда представляется, какое
должно быть озадаченное лицо у поручика Стрельского,
или у Альфреда, когда он скажет: «Я люблю тебя, Элео-
нора», — и думает, что вдруг произойдёт необыкновенное;
и ничего не происходит ни у неё, ни у него, — те же са-
мые глаза и нос, и всё то же самое».
Но и здесь, как и в других случаях, глубоко правди-
во рисуя психологию своих героев, Чернышевский пре-
жде всего и больше всего подчёркивает то новое, но в то
же время простое, естественное, человеческое, что возвы-
шает его героев над окружающими: освобождение от ско-
вывающих сознание общественных предрассудков, под-
линно товарищеские отношения мужчины и женщины,
признание её равноправия с мужчиной в вопросах любви
и брака, «разумный эгоизм».
Вопреки господствовавшим эстетическим традициям,
резко осуждённым Чернышевским в его диссертации, лю-
бовь, личное счастье рисуется в его романе (несмотря на
указанную выше маскировку) только как «одна из сто-
рон» жизни героев, но не как главная и единственная.
В психологии их он на первый план выдвигает те челове-
ческие движения, те черты их мировоззрения, которые
могут лечь в основу новых человеческих взаимоотноше-
ний, новых форм общественного порядка. Поэтому так
пристально то в форме высказываний, то в форме писем
своих «новых людей» Чернышевский останавливается на
вопросах «разумного эгоизма», на котором, по его мне-
нию, должна быть построена новая общественная мораль.
Мимоходом он отмечает слабости, противоречия, колеба-
ния, ошибки и заблуждения своих героев, извилистые
пути, которыми они подчас вынуждены бывают идти
к достижению своей цели; он не ставит их на пьедестал,
но он глубоко верит в силу человеческого в человеке. Эта
107
черта его мировоззрения особенно резко выступает при
сравнении с в корне противоположной ему тенденцией
Достоевского, подчёркивавшего в человеке низменное,
подсознательное, иррациональное начало, якобы образую-
щее своего рода душевное «подполье», определяющее
в конечном счёте всё поведение человека.
Чернышевский особенно настаивает на «обыдённости»
своих героев, рассматривая их как обыкновенных «добрых
и честных» людей, подобных которым каждый из нас мо-
жет встретить не раз в жизни. Роман его утверждает спо-
собность человека быть «добрым и счастливым». Но осу-
ществление этой возможности в широком плане Черны-
шевский ставит в зависимость от влияния общественных
отношений, изменяемых человеком и изменяющих его са-
мого. «Будь честен то-есть расчётлив, — размышляет
Кирсанов, — не просчитывайся в расчёте, помни сумму,
помни, что1 она больше своей части, т. е. что твоя1 челове-
ческая натура сильнее, важнее для тебя, чем каждое от-
дельное твоё стремление, предпочитай же её выгоды вы-
годам каждого отдельного твоего стремления... постепен-
но это будет развиваться в обычное правило, внушаемое
всем воспитанием, всей обстановкой жизни. Да, тогда бу-
дет всем легко жить на свете...». (Гл. 3, XX.) И Черны-
шевский, и его герои верят, что «когда добрые будут
сильны», тогда и злые увидят, что им нельзя быть злыми,
«тогда будет хорошо». Впрочем, Чернышевский оговари-
вается, что «и теперь хорошо, потому что готовится это
хорошее; по крайней мере, тем и теперь очень хорошо,
кто готовит его... Всем хорошо сидеть за обедом, но луч-
ше всех тому, кто помогал готовить его: тому он вдвое
вкуснее» (Гл. 3, III.) Но подготовка к этому счастливому
будущему, по убеждению Чернышевского, не может огра-
ничиться только1 просветительской пропагандой, оно> дол-
жно' быть завоёвано организованной революционной борь-
бой. Этим объясняется включение в роман фигуры «осо-
бенного человека» Рахметова, поставленного в центре
всей композиции.
VI.
Чтобы уяснить учащимся полностью значение образа
Рахметова и раскрыть его во всей его многогранности, не-
обходимо не ограничиваться материалом, данным в главе
3, XXIX («Особенный человек»), а проанализировать вни-
108
мательно и сцену его объяснения с Верой Павловной (Гл.
3, XXX, и XXXI) («Беседа с проницательным читателем
и изгнание его»).
От Лопухова и Кирсанова Рахметова отличает не
только его- аристократическая родословная и обстановка
его детства и юности, но и исключительная внутренняя
сила характера, которая проявляется в его разрыве со
своим классом, в преодолении влияния среды и — боль-
ше всего—безраздельная поглощённость делом подго-
товки к революционной борьбе. Это человек «дела» в са-
мом подлинном, революционном смысле слова.
Рахметова Чернышевский характеризует также как
лицо типическое, как представителя целой группы, хотя
и крайне немногочисленной, группы людей «очень ред-
кой», «особой породы». В «Беседе с проницательным чита-
телем» он объясняет включение в роман образа Рахме-
това необходимостью дать читателям правильное мерило
оценки: «Первое требование художественности состоит
вот в чём: надобно изображать предметы так, чтобы чи-
татель представлял их в истинном их виде... Не покажи
я фигуру Рахметова, большинство читателей сбилось бы
с толку насчёт главных действующих лиц моего рассказа.
Я держу пари, что до последних отделов этой главы Ве-
ра Павловна, Кирсанов, Лопухов казались большинству
публики героями, лицами высшей натуры, пожалуй, даже
лицами идеализированными, пожалуй, даже лицами не-
возможными в действительности по слишком высокому
благородству». (Гл. 3, XXXI.)
В противовес этому мнению, Чернышевский, сравни-
вая своих героев с Рахметовым, подчёркивает, что в них
нет ничего особенного, необыкновенного, что «на той вы-
соте, на которой они стоят, должны стоять, могут стоять
все люди...» Отсюда вывод, обращённый к массе читате-
лей: «Попробуйте — хорошо!»
Другой вывод — недоговорённый: высший моральный
подвиг, благороднейшая задача человека — активное
включение в борьбу за революционное изменение дейст-
вительности. Осторожно, намёками, Чернышевский гово-
рит о самостоятельном значении образа Рахметова, о его
важности в общем плане романа, указывая, что> «много
страниц употреблено на прямое описание того; какой че-
ловек был Рахметов», но что, в сущности, «ещё гораздо
больше страниц посвящено всё исключительно тому же»,
109
чтобы познакомить читателя «всё с тем же лицом, кото-
рое вовсе не действующее лицо в романе». (Гл. 3, XXXI.)
Не случайно, однако, Чернышевский - наделяет своих
«обыкновенных» героев в основном теми же качествами,
какими характеризует он и «особенного' человека»: муже-
ством, стойкостью, энергией, материалистическим миро-
воззрением, уменьем, руководясь принципами «разумного
эгоизма», находить своё личное счастье в служении сча-
стью всех. Но разница оказывается в мере, в степени уча-
стия Рахметова в революционном движении, в значимо-
сти его роли: количество' переходит в качество.
В этом смысле образ Рахметова вполне отвечает оп-
ределению понятия «возвышенное», «великое», данному
в диссертации Чернышевского. Выступал против идеали-
стического понимания возвышенного как «проявления
идеи бесконечного», Чернышевский пишет: «Возвышен-
ный предмет — предмет, много превосходящий своим раз-
мером предметы, с которыми сравнивается нами; возвы-
шенное явление — то явление, которое гораздо сильнее
других явлений, с которыми сравнивается нами».
«Монблан и Казбек — величественные горы, потому
что гораздо огромнее дюжинных гор и пригорков, кото-
рые мы привыкли видеть; «величественный» лес в два-
дцать раз выше наших яблонь и акаций и в тысячу раз
огромнее наших садов и рощ»...
«Надобно прибавить, что вместо термина «возвышен-
ное» Das Erhabene, было бы гораздо- проще, характери-
стичнее и лучше говорить «великое» das Grosse. Юлий Це-
зарь, Марий не «возвышенные», а «великие» характеры.
Нравственная возвышенность — только один частный род
величия вообще»1.
На этом определении Чернышевский строит своё ут-
верждение, что и в природе, и в человеке есть подлинно
возвышенное.
Для Рахметова идея революции не только символ ве-
ры, а директива к действию, определяющая весь строй
его- личной жизни. В первый же вечер своего революци-
онного обращения он «жадно слушал» Кирсанова, «пре-
рывал его слова восклицаниями и проклятиями тому, что
должно погибнуть, благословениями тому, что должно
1 Н. Г. Чернышевский, Статьи по эстетике, Ооцэкгиз,
1938, стр. 22-23.
119
жить». (Гл. 3, XXX.) Как и Лопухов, он ненавидит Рос-
сию потому, что слишком сильно её любит. «Пламенная
любовь к добру», любовь к родине, боль за угнетённое
положение родного народа порождают в нём «жгучую
скорбь», делают его угрюмым и мрачным: «видишь неве-
сёлые вещи; как же тут не будешь мрачным чудови-
щем?» (Гл. 3, XXX.)
Особенно подчёркнуто в Рахметове стремление к сбли-
жению с «простыми людьми», с массами. Этим стремле-
нием обусловлено и суровое самоограничение его в лич-
ной жизни, и путешествия по России, и занятия физиче-
ским трудом. При этом Чернышевский — что чрезвычай-
но важно для идейного значения романа в целом — отме-
чает и практические результаты этого устремления: дове-
рие, приобретённое Рахметовым в массах, — любовное
прозвище Никитушка Ломов и тягу к нему таких людей,
как Маша, «и равняющихся ей или превосходящих её
простотою души и платья».
Рассказывая о Рахметове, Чернышевский умышленно
сдвигает хронологический порядок фактов и не даёт опре-
делённой последовательной характеристики и биографии.
Он говорит недомолвками, переплетая то, что о нём
«знали», с тем, что о нём «узнали» впоследствии. Но он
достигает другой, внутренней последовательности раскры-
тия образа: начав с противоречия между скромностью
быта молодого студента и настоящим социальным поло-
жением Рахметова, упомянув глухо об «анафеме» родст-
венников за способ распоряжения полученным наследст-
вом (очевидно, подразумевается передача земли кресть-
янам), Чернышевский описывает подробно странности и
чудачества Рахметова, не преодолённые слабости и очень
кратко, но подчёркнуто его внутренние побуждения («Так
нужно — это даёт уважение и любовь простых людей.
Это полезно — может пригодиться»). Затем писатель воз-
вращается назад, чтобы расказать о некоторых момен-
тах, определивших душевный переворот героя, характери-
зует его неутомимую деятельность, не раскрывая её со-
держания, но заставляя угадывать её направленность,
наконец, приходит к фактам, говорящим О' полной жерт-
венности — об отказе от личного' счастья и готовности на
самые жестокие испытания. Наконец, в следующей главе
он показывает Рахметова в ходе повествования, в живой
сцене его объяснения с Верой Павловной. Здесь выдви-
111
гаются некоторые новые, частью неожиданные черты его
характера: не только хладнокровие и выдержка, но и глу-
бокая душевная деликатность и тонкость, заботливость
о простых людях, большое чувство' общественной ответст-
венности, уменье шутить, смеяться, завидовать рюмке вы-
питого ею хереса и вообще не быть таким «мрачным чудо-
вищем», каким он обычно кажется. И здесь же в оценке
значения мастерской Веры Павловны, о которой Рахме-
тов говорит сдержанно', как об учреждении, «которое бо-
лее или менее соответствовало здравым идеям в устрой-
стве быта, которое более или менее служило важным под-
тверждением практичности их», находят отражение и его
принципиальные политические установки — преувеличи-
вать роли трудовых ассоциаций как форм перехода к со-
циализму он не склонен.
Блестяще преодолевая воздвигнутые цензурой прегра-
ды, Чернышевский создал образ большой художественной
силы. Недоговорённость, загадочность фигуры Рахметова,
не нарушая реалистичности его образа, особенно прико-
вывала внимание читателей. Показательно в этом смысле
свидетельство одного из современников, чайковца Чару-
шина:
«Новые люди этого' романа с их новыми человечески-
ми взаимоотношениями, © особенности в такой интимной
и щекотливой области, как брачная, не могли не увле-
кать нас. Но все эти несомненно хорошие люди, заслужи-
вающие подражания в наших глазах, совершенно стушё-
вывались перед таинственным и едва обрисованным Рах-
метовым, которого' Чернышевский показывал нам как бы
из-под полы, не дерзая открыть во всей её целокупности.
Этим своим образом, таинственным и смутным, застав-
лявшим усиленно' работать наше воображение, Чернышев-
ский, уже изъятый из обращения и обречённый на пол-
ное молчание, из своего сурового заточения как бы гово-
рил нам: «Вот подлинный человек, который особенно ну-
жен теперь России, берите с него пример, и кто может
и в силах, следуйте по его пути, ибо это есть единствен-
ный для вас путь, который может привести вас к желан-
ной цели». И образ Рахметова врезался в нашу память;
он властно стал перед нашими глазами и тогда, когда мы
и сами страстно искали лучших и верных путей жизни,
помогая нам, поощряя нас на решительный шаг» L
1 Н. А. Чарушин, О далёком прошлом. М. 1926, стр. 31—32.
112
VII.
Реалистичность и жизненность образов романа Черны-
шевского можно1 показать на многочисленных фактах, ха-
рактеризующих лучших представителей революционно-де-
мократической интеллигенции 60-х годов. как в их личной
жизни, так и в общественной деятельности.
М. А. Бокова-Сеченова.
Сюжетная канва романа особенно* близко воспроизво-
дит, как это указывалось выше, историю взаимоотноше-
ний знаменитого физиолога И. М. Сеченова с его другом,
доктором П. И. Боковым, и его женой, Марией Алексан-
др О1вн о й Боков о й -С еч ен о в ой.
М. А. Бокова может считаться прототипом героини
романа Чернышевского Веры Павловны и в своих личных
$ Озерова — Чернышевский. 113
отношениях, и в своей борьбе за независимость и равно-
правие женщины. Дворянка по происхождению, дочь ге-
нерала, сестра одного из ближайших соратников Черны-
шевского В. А. Обручева, сосланного в 1863 г. в Сибирь
за революционную деятельность, М. А. Бокова, чтобы ос-
вободиться от семейного гнёта, вышла фиктивно замуж
за разночинца (выходца из крестьян), врача П. И. Бо-
Профессор И. М. Сеченов.
кова. Энергичная и настойчивая, стремясь получить выс-
шее образование, М. А. Бокова при помощи мужа доби-
вается разрешения вместе со своей приятельницей
Н. П. Сусловой слушать курс лекций в Медицинской ака-
демии. Однако вследствие усилившихся правительствен-
ных репрессий, в частности против доступа женщин к выс-
шему образованию, Боковой и Сусловой пришлось для
окончания своего образования ехать за границу, в Цюрих
114
Это были первые русские женщины, получившие диплом
врача.
Ещё во время пребывания в Петербурге между Боко-
вой и Сеченовым (лекции которого она слушала) возник-
ло большое взаимное чувство, узнав о котором, муж дал
ей полную свободу. Мария Александровна ушла к Сече-
нову, но навсегда сохранила в отношении к Бокову са-
мую глубокую благодарность и привязанность. Сохрани-
лась полностью и прежняя дружеская связь между Боко-
вым и Сеченовым. Однако, благодаря трудностям разво-
да, брак Боковой и Сеченова был оформлен только зна-
чительно позднее, в 1888 г.
Всю свою жизнь М. А. Бокова неутомимо работала,
но не на поприще врача, а в роли переводчицы научных
трудов, преимущественно по естествознанию. Она дожила
до глубокой старости и умерла в 1929 г.
По своим общественно-политическим настроениям и
взглядам М. А. Бокова принадлежала к лагерю революци-
онных демократов и была близко знакома с Чернышев-
ским.
Красота облика этих «новых» людей ясно ощущается
в письмах П. И. Бокова к его бывшей жене М. А Боко-
вой и её матери.
«Дорогая Эмилия Францевна! Умоляю Вас поверить
мне, что мы с моей дорогой неоценённой Машей ж1ивём,
как только подобает самым мирным супругам. Она, «это
единственное существо», как Вы её называете в Вашем
письме ко мне, действительно, есть «единственное суще-
ство», которое я ценю, люблю более всего на белом све-
те. Уверяю Вас, как честный человек, что' мы живём
с ней в самых лучших отношениях и, если она по харак-
теру более сошлась с удивительным из людей русских,
дорогим сыном нашей бедной родины, Иваном Михайло-
вичем, так это только усилило наше счастье. Вы сами его
видели, а я ещё к тому прибавлю, что Иван Михайлович,
конечно, не говоря уже об уме и таланте его, принадле-
жит к людям рыцарской честности и изумительной до-
броты, и Вы можете представить, до какой степени на-
ша жизнь счастливей, имея членом семьи Ивана Михай-
ловича...»
На письме — позднейшая приписка рукой Сеченовой:
«Письмо, из которого видно, до чего был добр Пётр
Иванович...»
8* 115
«Милая Маша! Ты, пожалуй, подумаешь опять, что
я неисправим относительно переписки. Причиною моего
молчания между тем было продолжение, хотя и в сла-
бой степени, того- же мрачного душевного состояния,
хотя твоё письмо меня сильно успокоило. Мне именно
показалось, что тебя очень тяготит твоё положение и,
П. И. Боков.
кроме того, мне показалось, что -не намерена удержать
наших приятельских отношений. Последнее решительно
убивало меня.
Милая Маша, ты для меня роднее всего на свете, бли-
же, чем сестра. Мне всегда казалось, что мы со време-
нем, когда будем стары, съедемся все вместе или по
крайней мере будем съезжаться коротать дни и служить
поддержкой при всех обстоятельствах. Всегда при этом
включается в число, дорогих и близких людей милый
Иван Михайлович (поклонись ему, так как он теперь
в СПБ). Такие мысли всегда утешали меня при всех го-
рестных обстоятельствах».
116
«Дорогой мой друг, Марья Александровна, твоё ра-
достное письмо от 4-го было1 светлым лучом в нашей
омрачённой душе.
С разрывом наших формальных отношений, пишешь
ты, наша дружба станет ещё живее и искреннее... Кстати,
о последствиях для меня развода, пожалуйста, не заботь-
ся. Я желал бы, чтобы надпись в документах состоялась
не в Москве, но, как я и написал тебе летом, если бы это
желание не исполнилось, то лично для меня оно не со-
ставляет никакого неудобства. Повторяю, не омрачай сво-
ей души заботами о ничтожной формальности.
До- свиданья, дорогая1, ещё раз целую твои руки. Пе-
редай привет И. М.
П. Б.».
На конверте — надпись рукой Сеченовой: «Письма
Петра Ивановича, свидетельствующие о его беспредель-
ной доброте ко мне»1.
Аналогичные моменты можно отметить и во взаим-
ных отношениях других представителей революционной
демократии1 2.
Несомненно' также, что в образе Веры Павловны и в
изображении её отношений с Лопуховым в какой-то мере
отразились и черты жены самого писателя, Ольги Сокра-
товны Чернышевской, и их взаимоотношений. Пример —
разговор Лопухова с Верой Павловной о её положении
в родительском доме, почти дословно совпадающий с за-
писью дневника Чернышевского, или план их совместной
жизни, нарисованный Верой Павловной3, а также об-
щий облик характера Веры Павловны, что* было отмечено
уже современниками 4.
Герои Чернышевского' близки к живым людям эпохи
не только' чертами своей личной жизни, но- и своими ин-
тересами, миропониманием и деятельностью. Так, в обра-
зе Кирсанова воплощены черты, характерные не только
для одного Сеченова, но и для других блестящих пред-
1 «Звенья», III—IV, стр. 887—894.
2Т. М. Богданович, Любовь людей 60-х годов, Л. 1929 г.
3 «Литературное наследие Н. Г. Чернышевского», т. I,
стр. 654—655.
4 «Н. Г. Чернышевский и М. А. Антонович» (из воспоминаний
О. Антонович-Межуевой). «Литературное наследство», т. 25/26.
117
ставителей передовой русской науки — Менделеева, Меч-
никова, братьев Ковалевских.
Среди лиц, активно работавших в таких подпольных
революционных организациях и кружках, как «Велико-
росс», «Молодая Россия», «Земля и воля», мы знаем име-
на людей, близко знакомых Чернышевскому: поэта Михай-
лова, Шелгунова, Обручева, братьев Серно-Соловьевичей.
Нам известен ряд легальных революционно-просветитель-
ных начинаний, говорящих о типичности мастерской Ве-
ры Павловны: воскресные школы, библиотеки, книжные
магазины и книгоиздательства (ставившие своей целью
не только распространение передовой научной литерату-
ры, но и нелегальных подпольных изданий), артели жен-
ского труда и т. п.
Как на прототип Рахметова современники и исследова-
тели указывают на саратовского помещика, лично знако-
мого Чернышевскому, П. А. Бахметьева, несмотря на
своё богатство, аскета по образу жизни, много путешест-
вовавшего по' Волге и за границей, самоотверженно пре-
данного революционным идеям эпохи. Есть сведения, что,
явившись к Герцену, он вручил ему половину своего со-
стояния (20 тысяч франков) на революционную пропаган-
ду, а с оставшейся половиной уехал на Маркизские ост-
рова организовать колонию на новых социальных основах.
Указывают и другие прототипы: польского революци-
онера Сераковского, изображённого Чернышевским позд-
нее в романе «Пролог» под именем Соколовского, и
В. А. Обручева. Во всяком случае, есть все основания ду-
мать, что при создании образа Рахметова Чернышевский
отправлялся не только от указанных прототипов. Так,
говоря о людях рахметовского типа, которых он сам лич-
но' встречал в жизни, Чернышевский несомненно в числе
их имеет в виду и своего ближайшего друга и соратника
Н. А. Добролюбова, о котором он писал в некрологе:
«Невознаградима его потеря для народа, любовью к ко-
торому горел и так рано сгорел он. О, как он любил
тебя, народ! До тебя не доходило его слово, но когда ты
будешь тем, чем хотел он тебя видеть, ты узнаешь, как
много для тебя сделал этот гениальный юноша, лучший
из сынов твоих»1.
1 «Литературное наследство», т. 25/26, стр. 150—151. «Черны-
шевский о Добролюбове».
118
По словам одного из ближайших сотрудников «Сов-
ременника» М. А. Антоновича, Добролюбов был в глазах
Чернышевского' «идеалом человека и писателя», о чём
свидетельствовали его многократные высказывания:
«Что мы?— мы долго блуждали, прежде чем попали на
настоящую дорогу, просветление наше совершалось мед-
ленно, постепенно и чего нам оно стоило? А вот он пря-
мо со студенческой скамьи встал окончательно устано-
вившимся и сформировавшимся, вполне развитым и ум-
ным человеком, с твёрдо сложившимися убеждениями, тео-
ретическими и практическими, и сразу стал на настоящую
дорогу L
«Вот настоящий человек дела. У него полная гармо-
ния между мыслью, словом и делом. В его глазах самые
прекрасные намерения не имеют никакого значения и
даже вызывают его неудовольствие, если они не стре-
мятся проявиться в соответствующих действиях. И как
он во всём строг, непоколебим и непреклонен. Никогда
он не пойдёт на малейший компромисс; никому и ни в
чём он не сделает ни малейшей уступки. Ко всему он от-
носится серьёзно, осмысленно, прочувствованно и стра-
стно» 1 2.
Так же характеризует Добролюбова и сам Антонович:
«Чем больше я его узнавал, тем сильнее поражала
и увлекала меня эта необыкновенная личность. Я не счи-
таю нужным говорить здесь о прекрасных, но обыкновен-
ных и, так сказать, заурядных качествах, свойственных
всякому порядочному и более или менее выдающемуся
человеку, каковы, например, гуманность, великодушие,
преданность своему делу и своим людям, самоотверже-
ние, бескорыстие, готовность помочь всякому. Этими ка-
чествами Добролюбов был одарён в высшей степени. Но
что особенно возвышало его над обыкновенными выдаю-
щимися людьми, что составляло его характерную отличи-
тельную особенность, что возбуждало во мне удивление,
почти даже благоговение к нему — это страшная сила,
непреклонная энергия и неудержимая страстность его
убеждений» 3.
1 М. А. Антонович, Из воспоминаний о Н. А. Добролюбове,
«Звенья» т. Ill—IV, стр. 504—505.
2 Т а м же, стр. 506.
3 Т а м же.
119
Сопоставление образа Рахметова с личностью Добро-
любова представляет для учащихся двойной интерес: оно
поможет более глубоко* и живо* понять духовный облик
Добролюбова и в то же время по-новому осветит образ
Рахметова, сделает его более близким и убедительным.
Думается, что* к людям рахметовского типа может быть
отнесён и сам Чернышевский, хотя по своей исключитель-
ной скромности он настойчиво отвергал самую возмож-
ность такого допущения. Пытаясь расшифровать замеча-
ние Чернышевского, что он знал лично* восемь человек
рахметовского типа, в том числе двух женщин, исследо-
ватели указывают следующих лиц: Добролюбова, Михай-
лова, Обручева, Бахметьева, С ер айовского, Николая или
Александра Серно-Соловьевича.
В своей диссертации, говоря о* процессе художествен-
ного творчества, Чернышевский оспаривал утверждение,
что за неимением подлинно типических лиц в реальной
действительности художественные типы «создаются» пу-
тём объединения нескольких характеров, отбрасывания
всего частного* и «возведения» в общее. Он доказывал,
что это приводит лишь к схематизации, мертвенности и
трафарету. Он утверждал, что при обрисовке художест-
венного типа перед писателем всегда встаёт какое-нибудь
живое лицо, хотя, в силу различных соображений и обсто-
ятельств, писатель избегает полной портретное™, допу-
скает изменения и дополнения, особенно заметные не
в обрисовке характеров, а в построении сюжета.
Именно таким путём, надо думать, осуществлялся
процесс обрисовки художественных образов у самого
Чернышевского.
VIII.
Итак, в обрисовке образов новых людей в своём ро-
мане Чернышевский остаётся глубоко верен реальной
действительности. Новое в его художественном методе,
как это было говорено выше, однако, в том, что он изо-
бражает жизнь в её развитии, выделяя и подчёркивая
явления и характеры, только что обозначившиеся, нарож-
дающиеся в современной ему действительности. Он не
раскрывает подробно процесса роста и формирования сво-
их героев, но он рисует убедительно их внутреннюю слож-
ную человеческую красоту, тем самым открывая перед
120
читателем новые этические идеалы, новые эстетические
ценности.
Однако новаторство Чернышевского не ограничивает-
ся только^ отбором материала, об руку с ним идет нова-
торство в приёмах подачи этого материала читателю,
в построении произведения, в языке.
Стремясь не только воспроизвести явления действи-
тельности, но и дать объяснение их социальных причин
и значения, вынести с максимальной определённостью
свой приговор, Чернышевский чрезвычайно большое ме-
сто отводит своему авторскому комментарию, как это на
ряде отдельных моментов было уже показано выше. Фор-
ма этого комментария чрезвычайно разнообразна — от
краткого попутного замечания, даваемого1 мимоходом,
в скобках, до развёрнутого рассуждения, вырастающего
иногда в целую самостоятельную главу («Похвальное
слово Марье Алексеевне», «Беседа с проницательным чи-
тателем и его' изгнание», «Отступление о синих чулках»).
Автор выступает как действующее лицо» в произведе-
нии, как человек, близко знакомый со своими героями,
разделяющий их чувства и стремления, участвующий
в их борьбе, понимающий её конечные цели и задачи,
общий ход движения общественной жизни, её дальней-
шие перспективы.
Порой авторский комментарий обращён к читателю-
другу, понимающему писателя ,с полуслова, как это мо-
жно видеть, например, в обращении к «добрым и силь-
ным» в «Предисловии», Автор только стремится укре-
пить и поддержать в них уже определившиеся стремле-
ния. Таково также обращение к Верочке после первой её
беседы с Лопуховым: «Теперь, Верочка, нетрудно набрать-
ся таких мыслей, какие у тебя. Но другие не принима-
ют их к сердцу, а ты приняла — это- хорошо, но тоже не
странно: что ж странного, что тебе хочется быть вольным
и счастливым человеком! Ведь это желание — не бог
знает какое головоломное открытие, не бог знает какой
подвиг геройства»... «От мысли о себе, о своём милом,
о своей любви ты перешла к мыслям, что всем людялМ
надобно быть счастливыми и что надобно помогать
этому скорее придти». «Я чувствую радость и счастье» —
значит, «мне хочется, чтобы все люди стали радостны
и счастливы»—по-человечески, Верочка, эти обе мыс-
ли— одно»... (гл. 2, V.)
121
Таково же в главе о Рахметове, обращение к «благо-
родным людям», которым автор, маскируя свою подлин-
ную мысль, советует не следовать по скудному личными
радостями пути Рахметова, однако приводит тут же их
опровержения: «...но благородные люди не слушают меня
и говорят: нет, не скуден, очень богат, а хоть бы и был
скуден в ином месте, так не длинно же оно, у нас доста-
нет силы пройти это место, выйти на богатые радостью,
бесконечные места...» (гл. 3, XXIX). Всё рассуждение за-
канчивается полным лирического одушевления извест-
ным финалом, посвящённым людям рахметовского типа:
«Велика масса честных и добрых людей, а таких лю-
дей мало; но они в ней — теин в чаю, букет в благород-
ном вине; от них её сила и аромат; это цвет лучших
людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли».
(Гл. 3, XXIX.)
В других случаях — и это гораздо чаще — коммента-
рий автора приобретает полемический характер и адре-
суется представителям враждебного, охранительного ла-
геря: «партизанам возвышенных идей», «эстетическим ли-
тераторам» и другим, объединяемым под общим именем
«проницательного читателя», под которым Чернышевский
разумеет не только невежественного и косного обывате-
ля, но «литераторов и литературщиков», разыгрывающих
роль передовых и образованных людей1. Впервые этот
собирательный образ появляется в третьей части романа,
в главе, посвящённой параллельной характеристике
Лопухова и Кирсанова. Дальше он фигурирует вновь
в связи с характеристикой Рахметова и оценкой его дея-
тельности, причём целая глава получает соответствующее
название: «Беседа с проницательным читателем и изгна-
ние его». Но и после «изгнания» автор возвращается не
раз к этому сатирическому персонажу, опять-таки в мо-
менты, посвящённые характеристике мировоззрения и по-
ступков положительных героев романа: при описании
развязки отношений Лопухова, Веры Павловны и Кирса-
нова и изложении их взглядов на отношения любви
и брака и дальше вновь при упоминании о поступлении
Веры Павловны в слушательницы Медицинской акаде-
мии, причём здесь опять «проницательному читателю»
1 Ом. статью Н. Н. Громова «Особенный человек» (опыт ана-
лиза главы романа Чернышевского «Что делать?»), журн. «Лите-
ратура в школе», 1948, Ns 5.
122
посвящается небольшая самостоятельная глава, озаглав-
ленная «Отступление о синих чулках». «Проницательный
читатель» характеризуется как невежественный и самодо-
вольный тупица, чрезвычайно любящий толковать о «ху-
дожественности», злопыхательствующий против всего но-
вого, ярый враг женской эмансипации, защитник поли-
тической благонамеренности, самозванный блюститель
нравственности, всегда готовый на доносы и предатель-
ство. Чрезвычайно характерен в этом смысле вложенный
в его уста выпад против автора: «Однако, как ты смеешь
говорить мне трубости?.. Я за это подам на тебя жалобу,
расславлю тебя человеком неблагонамеренным». (Гл. 3,
XXXI.)
В своих выступлениях против «проницательного чита-
теля» и ему подобных Чернышевский не пытается убе-
дить их в своих взглядах, заставить их увидеть широкие
перспективы будущего и оценить по достоинству людей,
борющихся за его приближение, — он уверен, что «глаза
их не так устроены», чтобы видеть это: его цель иная —
показать противоречия и тупость своих идейных врагов,
дискредитировать их взгляды и мнения в глазах широ-
ких общественных кругов, во мнении той «публики»,
к которой собственно и обращен весь роман в целом.
Именно к этой «публике» чаще всего и адресуется
Чернышевский в своих комментариях. В начале романа
в отношении к этой «доброй», но «неразборчивой» и «не-
догадливой» публике звучат также ноты глубокой иро-
нии; но автор «бранит» её, считая себя «обязанным по-
могать» ей. Автор думает о том, как устранить «сумбур»
в её голове, о том, сколько лишних страданий приносит
каждому человеку «дикая путаница» её понятий: «мне
жалко и смешно смотреть на тебя, ты так немощна и так
зла от чрезмерного количества чепухи в твоей голове».
Автор смеётся над неумением «-публики» иметь собствен-
ное мнение, над тем, что она «не мастерица отгадывать
недосказанное». Но особенно он обрушивается на эту
«публику» за то, что она «так зла к самой себе», за её
пассивность и покорность: «ты охотница кланяться тем,
которые пренебрегают тобою». На этом следует задер-
жать внимание учащихся.
Однако в дальнейшем ходе романа, в обращениях
писателя к широкой читательской массе, к «простым чи-
тателям и читательницам» всё явственнее начинают зву-
123
чать ноты доверия к их чуткости и отзывчивости, к их
возможностям в будущем.
Дружеской задушевностью дышит призыв, обращён-
ный к ним после изгнания «проницательного читателя»:
«Поднимайтесь из вашей трущобы, друзья мои, подни-
майтесь, это' не так трудно, выходите на вольный белый
свет, славно жить на нём, и путь лёгок и заманчив, по-
пробуйте: развитие, развитие!»
Язык Чернышевского как в повествовательной части
романа, так и в его отступлениях и рассуждениях харак-
теризуется полным отсутствием стремления к условной
красивости и поэтичности, стремлением всюду, где это
не связано с цензурными запретами, называть вещи их
собственными именами, что уже в одной из первых глав
романа подчёркивает сам автор: «Я люблю называть
грубые вещи прямыми именами грубого и пошлого язы-
ка, на котором почти все мы постоянно думаем и гово-
рим». (Гл. 1, VII.) Но, в то же время язык этот пора-
жает глубоким разнообразием интонаций —от нот самого
грубого и язвительного издевательства до- нот задушев-
нейшей лирики и волнующего пафоса, — разнообразием
лексики и стиля. Особенную оригинальность придаёт ему
самое смелое сочетание элементов просторечия со слова-
ми более высокого бытового ряда и отвлечёнными тер-
минами политического и философского' порядка. Как при-
мер можно, указать хотя бы изображение разгрома,
учинённого' Марьей Алексеевной после ухода дочери из
родительского дома:
«Долго ли, коротко ли Марья Алексеевна ру-
галась и кричала, ходя по пустым комнатам, определить
она не могла, но, должно быть, долго, потому что вот
и Павел Константинович явился из должности, —
досталось и ему, идеально и материально досталось. Но
как всему бывает конец, то Марья Алексеевна за-
кричала: «Матцена, подавай обедать».
За обедом Марья Алексеевна действительно уже не
ругалась, а только рычала, и уже без всяких наступа-
тельных намерений, а так только, для собственного упо-
требления». (Гл. 2, XXII.)
Ещё разительнее это своеобразное сочетание двух со-
вершенно различных словесных рядов выступает в автор-
ских комментариях, как это можно видеть, например,
в описании отношения Сторещникова к Вере Павловне:
124
«Сторешнико1В очень удовлетворительно изображал
в своей особе девять десятых долей истории рода чело-
веческого. Но историки и психологи говорят, чю в каж-
дом частном факте общая причина «индивидуализирует-
ся» (по их выражению) местными, временными,
племенными и личными элементами, и будто бы они-то,
особенные-то' элементы, и важны — то-есть, что все лож-
ки хотя и ложки, но каждый хлебает суп или щи тою
ложкою, которая у него в руке, и что именно вот эту-то'
ложку надобно рассматривать. Почему не рассмотреть?»
(Гл. 1, VII.)
Но особенную характерность .всему художественному
стилю Чернышевского придаёт так называемый «эзопов
язык», приёмы иносказания и умолчания, которые он ис-
пользует в своём романе с неменьшим блеском и мастер-
ством, чем в своих публицистических статьях. Эта систе-
ма эзопова языка, вызванная прежде всего условиями
жёсткого цензурного' гнёта, определила в известной мере
стиль большинства писателей и критиков революционно-
демократического лагеря, но особенно полное выражение
она нашла в творчестве Чернышевского и Салтыкова-
Щедрина.
Как отмечал Щедрин, она оказывалась не всегда
«безвыгодна» для писателя: «Эта манера изложения...
составляет оригинальную черту очень значительной части
произведений русского искусства, и я лично тут ровно
не при чём. Иногда впрочем она и небезвыгодна, потому
что, благодаря её обязательности, писатель отыскивает
такие пояснительные черты и краски, в которых, при
прямом изложении предмета, не было бы надобности, НО'
которые всё-таки не без пользы врезываются в памяти
читателя» Г
Эти слова полностью могут быть отнесены и к Черны-
шевскому.
IX.
Совершенно' ясно, что идеал социалистического пере-
устройства общества, как и идея подготовки к решитель-
ному революционному перевороту, мог быть раскрыт чи-
тателю только целой системой намёков, недоговорённо-
стей, иносказаний. Необходимость использования «эзо-
1 «Круглый год», СПБ, стр. 143—144.
125
пова языка» неизбежно встаёт всюду, где речь идёт
о направленности деятельности героев и их конечных
целях и стремлениях, как это было уже, например, пока-
зано на приведённых выше эпизодах встречи Лопухова
с «осанистым» и расправы Кирсанова с избалованным
барчуком, вызвавшей полное одобрение «голиафов».
Идея революции красной нитью проходит через весь ро-
ман. Неслышно, но неотступно идёт об руку с его героями
«невеста» Лопухова, заботящаяся не только' о женщинах,
но о всех угнетённых и бедных, «невеста», которая скоро
получит большое приданое, что' Лопухов «по документам
проверял». Почти открытым требованием устранения
социального неравенства звучит высказывание Лопухова:
«Я совершенно разделяю желания бедных, чтоб их не
было, и когда-нибудь это желание исполнится: ведь рань-
ше или позже мы сумеем же устроить жизнь так, что не
будет бедных...» (Гл. 2, IV.)
Достаточно ясный намёк на необходимость свободы
человеческой личности, как первого условия счастья и но-
вых отношений между людьми, слышится в мечтах Веры
Павловны о независимости. Многознаменательно бросае-
мое автором вскользь замечание, что его герои принадле-
жат к числу немногих интересующихся политикой, в част-
ности «междоусобной войной в Канзасе, предвестницей
нынешней великой войны Севера с Югом, предвестницей
ещё более великих событий не в одной Америке...»(Гл. 3,
III) Ещё более знаменательно сравнение новых людей
с «красноволосыми варварами», которые людям другой
расы, несмотря на различие индивидуальностей, кажутся
все на одно лицо. Но особенно' красноречиво заявление
автора (в одной из бесед с «проницательным читателем»),
что он знает своих героев гораздо более, чем говорит.
Всё это настораживает внимание читателя, держит его
в постоянном напряжении, заставляет читать между
строк.
Наличие непримиримо враждебных борющихся лаге-
рей подчёркивается уже на первых страницах романа
как в полемике с «проницательным читателем», так
и в ряде других моментов: в изображении столкновения
между «консерваторами» и «прогрессистами», возникшего
по поводу мнимого самоубийства на мосту. «Большин-
ство, как всегда, — как замечает автор, —оказалось кон-
сервативно и защищало старое... Прогрессисты были по-
126
беждены». Но любопытно при этом, что в отношении
к виновнику происшествия и «консерваторы» и «прогрес-
систы» в конечном счёте образуют общий фронт, выра-
жают одинаковое мнение: «дурак» или «озорник».
Ощущением движения жизни, назревания нового, пред-
чувствием его победы над старым проникнут весь роман.
Автор всё время противопоставляет «нынешнюю» моло-
дёжь прежней — тому, что «было прежде», то, что есть
«теперь», и это «теперь» тому, что будет «тогда», когда
осуществятся стремления его героев. «Годы идут, и с го-
дами становится лучше, если жизнь идёт, как должна
идти, как теперь идёт у немногих, как будет когда-нибудь
идти у всех». (Гл. 3, V.) Чрезвычайно любопытно^ при
этом рассуждение Чернышевского об «идиллии», «шах-
матной игре», «спарже» и «кислой капусте», его заявле-
ние, что идиллия теперь «не в моде», потому что она не-
доступна, как лисице виноград, но что большинство
«радо бы не разделять вкуса автора к кислой капусте
с конопляным маслом, и что он сам рад был бы, чтобы
кислая капуста с конопляным маслом стала «античной
редкостью». Заканчивает он своё рассуждение выводом:
«Но чистейший вздор, что идиллия недоступна: она не
только хорошая вещь почти для всех людей, но и воз-
можная, очень возможная; ничего трудного не было бы
устроить её, но только^ не для одного человека, или не
для десяти человек, а для всех». (Гл. 3, XVI.)
Чернышевский представляет все трудности предстоя-
щей борьбы, предвидит неизбежность временных пора-
жений и колебаний, как это можно видеть в рассуждении
о новых людях и об этапах их будущей борьбы:
«И так пойдёт до тех пор, пока люди скажут: «Ну,
теперь нам хорошо», тогда уже не будет этого отдель-
ного типа, потому что все люди будут этого типа,
и с трудом будут понимать, как же это было время,
когда он считался особенным типом, а не общею натурою
всех людей?» (Гл. 3, VIII.)
В систему эзопова изложения, как можно было ви-
деть, входят не только рассуждения и комментарий ав-
тора, но и характеристика героев, эпизоды их жизни, их
прямые высказывания, привлекаемые автором цитаты,
наконец «сны» героини.
Глубокой верой в будущее, гимном труду и борьбе
дышит песенка Веры Павловны в начале романа:
127
Мы бедны, но мы рабочие люди, у нас здоровые
руки. Мы темны, но мы не глупы и хотим света.
Будем учиться — знание освободит нас;
Будем трудиться — труд обогатит нас, —
Это дело пойдёт, — поживём, доживём:
Qa ira
Qui vivra verra.
Здесь следует обязательно расшифровать намёк, за-
ключающийся в словах: «Qa ira» («Это пойдёт»)—боевой
песенки народных масс в' эпоху французской революции.
Этому оптимистическому началу близко созвучны за-
ключительные главы романа, построенные также на
включении песенных и стихотворных цитат и нуждающие-
ся также во внимательной расшифровке.
Предчувствием близких, решительных боёв, «начала
конца» озарена вся сцена загородной поездки, замыкаю-
щая предпоследнюю главу. Перед лицом этой близости
и рядовые, «обыкновенные» герои оказываются охвачены
готовностью к героической борьбе, революционному под-
вигу, самопожертвованию. Об этой близости говорят
и «буйные» сани, мчащиеся впереди, и «небуйные» (в ко-
торых едут «Кирсановы и Бьюмонты»), заражающиеся
буйством «буйных». На эту же близость намекает и упо-
минание о Рахметове, что ему пора вернуться, — а вер-
нуться в Россию он обещал, «когда будет нужно». Но
больше всего в близости революционного переворота
убеждают нас слова песен и стихов, вложенные в уста
«дамы в трауре». Как не раз указывала критика, этот
загадочный образ в ряде моментов близко воспроизво-
дит черты жены самого автора Ольги Сократовны Чер-
нышевской, черты их взаимоотношений. Баллада «Красив
Брингала брег крутой» в интерпретации1 «дамы в трауре»
явно повторяет известное нам по дневнику Чернышев-
ского объяснение его со своей невестой — предупрежде-
ние об опасности взятой им на себя роли и угрозе ожи-
дающего его ареста и ссылки.
Опасна будет жизнь моя,
Печален мой конец.
Опасения оправдались: дама в трауре в разлуке со
своим мужем. Но теперь она верит, что «конец» не будет
печален. Проблема личного и общего ставится и разре-
шается так, как разрешил её в своей личной жизни сам
Чернышевский. — «Мне было сказано, на что я иду, —
128
говорит дама в трауре. — Так можно жениться и любить,
дети, без обмана; и умейте выбирать:
Месяц встаёт Ружьё заряжает джигит,
И тих и спокоен; И дева ему говорит:
А юноша-воин «Мой милый, смелее...
На битву идёт. ...................
в таких можно влюбляться, на таких можно жениться...
(Забудь, что я тебе говорила, Саша, слушай её, —
шепчет одна и жмёт руку. — Зачем я не говорила тебе
этого? Теперь буду говорить, — шепчет другая).
Сцена замыкается песней:
Черный страх бежит как тень
От лучей, несущих день... L
Последняя глава «Перемена декораций» — своего ро-
да краткий эпилог в одну страницу—рисует даму в трауре
уже в «розовом»; муж её с нею, он освобождён; они едут
в Пассаж — место публичных лекций и собраний в эпоху
60-х годов. Все говорят о каком-то резком, радостном
перевороте. Действие отнесено к 1865 году, автор пред-
сказывает ближайшее будущее.
Указание на этот определённый срок находит своё
объяснение в тех надеждах, которые были распростране-
ны в революционных кругах, что по истечении официаль-
ного срока временно-обязанных отношений крестьянство
быстро убедится в том, что реформа ни в какой мере не
оправдала его ожиданий, и это явится толчком для ново-
го решительного взрыва недовольства масс.
X.
Более отдалённые перспективы будущего раскрыва-
ются в последнем, четвёртом «сне» Веры Павловны, хотя
частично они намечаются и раньше: в «Первом сне Вероч-
ки» (раскрепощение женщины), во «Втором сне Веры
Павловны» (оздоровляющее значение труда, изменение
психологии «злых» людей в новых общественных усло-
виях) и в принципах организации труда в мастерской
Веры Павловны. Но делая попытку наметить более или
1 Стихотоворение английского поэта Томаса Гуда, переведённое
М. Михайловым.
9 Озерова — Чернышевский. 129
менее конкретно картину будущего, Чернышевский неиз-
бежно обнаруживает утопические черты своего' мировоз-
зрения, обусловленные исторической обстановкой его
эпохи.
В своей широко известной характеристике утопистов
Маркс писал: «Утописты, как мы видим, были утопистами
потому, что они не могли быть ничем иным в ту эпоху,
когда капиталистическое производство' было ещё так сла-
бо развито. Они принуждены были конструировать эле-
менты нового общества из своей головы, ибо эти элемен-
ты ещё не вырисовывались ясно для всех в недрах
самого старого общества; набрасывая план нового зда-
ния, они были принуждены ограничиваться обращением
к разуму, так как они ещё не могли апеллировать к сов-
ременной им истории». Именно этой исторически обу-
словленной ограниченностью, свойственной всем утопи-
стам, объясняется многое и в романе Чернышевского.
Романтика Чернышевского всегда революционна, всегда
устремлена в будущее, всегда глубоко созвучна нашей
советской эпохе, но в ней не чувствуется чёткого (осно-
ванного на строго последовательном материалистическом
понимании законов исторического развития) осознания
путей борьбы и перспектив будущего: для него не было
предпосылок в современной Чернышевскому русской дей-
ствительности. Но' в отдельных моментах он обнаружи-
вает исключительную историческую прозорливость.
В первой части «сна», посвящённой истории положе-
ния женщины, развёртывается грандиозная историческая
панорама. И здесь с особенной силой проявляется харак-
терная для Чернышевского идея непрестанного развития,
широта его исторического кругозора. От шатров диких
номадов, где женщина была рабыней, орудием наслаж-
дения, он ведёт читателя через озарённое поклонением
красоте царство Эллады и овеянное религиозной мисти-
кой средневековье к тем далям будущего, где наслажде-
ние чувством, упоение созерцанием красоты и благогове-
ние перед чистотою, слившись в одно нераздельное целое,
приобретут новый, возвышенный характер, вытекающий
из признания свободы человеческой личности и равно-
правия женщины и мужчины: «Когда мужчина признаёт
равноправность женщины с собою, он отказывается от
взгляда на неё как на свою принадлежность. Тогда она
любит его, как он любит её, только потому, что хочет
130
любить, если же она не хочет, он не имеет никаких прав
над нею, как и она над ним. Поэтому во мне свобода».
(Гл. 4, XVI.)
Эта первая часть, звучащая гимном свободе чувства,
как бы подготовляет читателя ко второй, центральной
части сна, рисующей картину нового социального устрой-
ства, нового общественного быта. Этот быт рисуется, как
«вольная жизнь труда и наслажденья», где нет ни част-
ной собственности, ни эксплуатации, ни социального не-
равенства, где стёрты границы между физическим и ум-
ственным трудом.
Люди оказываются счастливы потому, что такая
жизнь даёт возможность всестороннего развития всех сил
и способностей,‘потому что «подготовленность к веселию,
здоровая сильная жажда его,., какая даётся только могу-
чим здоровьем и физическим трудом, в этих людях сое-
диняется со всей тонкостью ощущений», которая свой-
ственна в данное время только образованным классам:
«они имеют всё наше нравственное развитие вместе
с физическим развитием крепких наших рабочих людей»;
«кто не наработался вдоволь, тот не приготовил нерв,
чтобы чувствовать полноту веселья». (Гл. 4, XVI.)
Силою мечты, далеко> обгоняя действительность, Чер-
нышевский рисует дружную общую работу на общих
полях, облегчаемую помощью машин.
Впервые в своём романе он даёт развёрнутый пейзаж,
пейзаж природы, преображённой разумом и волей чело-
века:
«Нивы — это наши хлеба, только не такие, как у нас,
а густые, густые, изобильные, изобильные. Неужели
это пшеница? Кто ж видел такие колосья? Кто ж видел
такие зёрна? Только в оранжерее можно бы теперь вы-
растить такие колосья с такими зёрнами. Поля, это наши
поля; но такие цветы теперь только в цветниках у нас.
Сады, лимонные и апельсинные деревья, персики и абри-
косы, — как же они растут на открытом воздухе?»...
«Между западным узким заливом и морем, которое
очень далеко на северо-западе, узкий перешеек. Но мы
в центре пустыни?» — говорит изумлённая Вера Павлов-
на. — «Да, в центре бывшей пустыни; а теперь, как ви-
дишь, всё пространство с севера, от той большой реки на
северо-востоке, уже обращено в благодатнейшую землю,
в землю такую же, какою была когда-то и опять стала
9* 131
теперь та полоса по морю на север от неё, про которую
говорилось в старину, что она «кипит молоком и мёдом».
Мы не очень далеко, ты сидишь, от южной границы воз-
деланного пространства, горная часть полуострова ещё
остаётся песчаною бесплодною степью, какою был в твоё
время весь полуостров; с каждым годом люди, вы рус-
ские, всё дальше отодвигаете границу пустыни на юг.
Другие работают в других странах: всем и много места,
и довольно работы, и просторно и обильно». (Гл. 4, XVI.)
Как далеко заходил полёт мысли Чернышевского
в вопросе о технике, облегчающей труд человека, подчи-
няющей ему силы природы, преображающей лицо- земли,
можно показать на одном из его позднейших рассказов,
написанных ссылке: «Кормило кормчему». Исключи-
тельным мастерством эзопова языка рассказ этот напо-
минает лучшие из сказок Щедрина, хотя форма его —
пародия на стиль библейской легенды — глубоко ориги-
нальна.
При этом замечательно и горькое предвидение Черны-
шевского, что в - эксплуататорском обществе развитие
техники может быть использовано в целях человеконена-
вистничества и разрушения. Таков эпизод с машиной
Эвергет, изобретённой Пожирателем книг, чертёж кото-
рого используют в совершенно не предусмотренных це-
лях— для сооружения машины «Потрясатель земель»,
разбрасывающей на огромное расстояние бомбы, несу-
щие катастрофические разрушения. Однако автор под-
чёркивает непрочность могущества, покупаемого такой
ценой: «Сильный оружием разорится».
Мечта великого писателя-гуманиста в нашей совет-
ской действительности стала явью: осушаются болота,
проводятся оросительные каналы, песчаные пустыни пре-
вращаются в зеленеющие сады, выращиваются новые
морозоустойчивые сорта пшеницы и плодовых деревьев,
новая культура продвигается далеко на север, на борьбу
с засухой встают повсеместно полезащитные лесные по-
лосы.
Недавно из Московского Кремля
Мы слышали приказ о наступленьи,
Идут леса оборонять поля
И воды охранять широкой тенью *.
1 О. Маршак, Из «Зелёной книги».
132
Солнце, ветер, вся природа
В услуженья у народа !.
Пафос созидательного коллективного труда, прони-
зывающий всё произведение Чернышевского, глубоко' со-
звучен нашей эпохе строительства коммунизма. Но самый
процесс этого труда не показан и не мог быть показан.
На вопрос Веры Павловны, как всё это сделалось,
автор устами её спутницы отвечает, что «это сделалось
не в один год и не в десять лет, а постепенно», что люди
при помощи машин «проводили каналы и устраивали
орошение», «шли вперёд шаг за шагом, по нескольку
вёрст, иногда по одной версте в год». «Трудно было
людям только понять, что полезно», как они были ещё
«дикарями, такими грубыми, жестокими, и безрассудны-
ми», но «когда они стали понимать, исполнять было уже
не трудно». (Гл. 4, XVI.)
В своём призыве к борьбе за это светлое будущее
Чернышевский поднимается до глубоко волнующего ли-
ризма: «Будущее светло и прекрасно. Любите его, стре-
митесь к нему, работайте для него, приближайте его, пе-
реносите из него в настоящее, сколько' можете перенести».
Однако в то же время Чернышевский не останавливает-
ся и перед использованием приёма самой «сухой», голой
арифметики, обращённой к рассудку читателей, доказы-
вающей выгодность и целесообразность новых форм
организации (первая беседа Веры Павловны со швеями,
быт швей, разъяснения Кирсанова Кате Полозовой). Но
несомненно, что эта «арифметика» воспринималась моло-
дёжью той эпохи, как самая чарующая и увлекающая
музыка будущего, как воспринимается она, например,
Катей Полозовой. Это сочетание трезвых расчётов ума
со смелым дерзанием новаторства. «Арифметика» эта
связывает мечту с действительностью, вскрывает реаль-
ные предпосылки для её осуществления. Современному
советскому читателю в ней слышится знакомая ему
«поэзия цифр», одушевляющая наши планы, проекты, от-
чёты о выполнении и перевыполнении. При этом с боль-
шим художественным тактом Чернышевский знакомит
читателя с сухим расчётом цифр в форме взволнованно-
восторженного письма молодой девушки, искренно увле-
чённой решением социальных вопросов и поражённой
1 А. Яшин, «Алена Фомина».
133
невиданным ею опытом. На этот раз новое противопостав-
ляется уже не тому, что было прежде, а обыкновенному,
доныне господствующему порядку вещей. Как это свой-
ственно обычно утопическим системам, внимание писа-
теля сосредоточено больше на вопросах распределения,
чем на формах организации труда, но подчёркнуто' самое
существенное, что является основой всех преимуществ
мастерской Веры Павловны: трудящиеся являются в ней
хозяевами орудий производства, организаторами и рас-
пределителями процессов труда и получаемой ими при-
были. Это открывает широкие перспективы в дали буду-
щего, где людям труда предназначается роль хозяев всех
средств производства, всего государства.
Но упоминание о препятствиях, чинимых полицейски-
ми властями, в частности об эпизоде вынужденной заме-
ны вывески «Ан bon travail. Magasin de nouveautes. (Хо-
рошая работа. Магазин новинок) вывеской «А la bonne
foi» (Добрая вера) указывает на невозможность широ-
кого развития форм коллективного производства при су-
ществующем политическом режиме.
Первоначальная редакция этой главы (гл. 4, XVII),
заменённая при печатании романа, очевидно, из цензур-
ных соображений, другою, несравненно менее вырази-
тельною, представляет исключительный интерес. В ней
дан замечательно выпуклый образ «просвещённого
мужа», пригласившего к себе Кирсанова для объяснений
относительно мастерской его жены.
Это злая и меткая сатира на либеральствующих са-
новников, одного из тех, которых Чернышевский заклей-
мил позднее в романе «Пролог». В лине «просвещённого
мужа» раскрывается свойственная либералам тактика
компромиссов, прикрывающая их подлинную роль охра-
нителей существующего порядка. Игра его жестов, инто-
наций, невысказанных движений мысли, перехода от
прекраснодушного дружелюбия и выражения уважения
к учёному гостю («одному из лучших украшений нашей
медицинской науки») к откровенному административному
нажиму и даже скрытой угрозе переданы в замечатель-
но живом и интересном диалоге. Любопытна и его «про-
свещённость и любезность», и его заявление, что он сам
«тоже социалист» и читает Прудона с наслаждением,
и его заключительная самохарактеристика как «смягчаю-
134
щего посредника между государственной необходимостью
и частными интересами».
Очень верно и естественно звучат также реплики
Кирсанова, исполненные ума, холодной сдержанности
и тончайшей иронии, вызывающие со стороны его собе-
седников ряд последовательно сменяющих друг друга
заключений, что его гость — «человек не только прижи-
мистый, НО' и очень прижимистый», что гость — «чело-
век не только что прижимистый, но и закоснелый». Собе-
седники расстаются, с чувством подавши друг другу
руки, причём Кирсанов заявляет: «Будьте уверены, что я
ценю одинаково и важность принимаемой вами ме-
ры, и вашу заботливость о возможности охранения на-
ших частных интересов».
После этого объяснения мастерская Веры Павловны
хотя и не подвергается запрету, но оказывается под не-
уклонно бдительным надзором и теряет возможность
развиваться дальше.
Характерная для Чернышевского позиция в отноше-
нии к либералам отразилась здесь с предельной чёт-
костью. Поэтому, думается, чрезвычайно желательно
было бы не только внести эту главу во все школьные из-
дания романа, но и включить её в круг разбираемых
в классе моментов.
XI.
Надо перенестись в ту эпоху, чтобы понять хотя бы
частично, чем явился этот роман для современной Чер-
нышевскому молодёжи.
«В настоящее время трудно представить себе,— пи-
шет Е. Н. Водовозова,— какое огромное влияние имел
этот роман на своих современников. Его обсуждали не
только в собраниях, специально для этого устраиваемых,
но редкая вечеринка обходилась без споров и толков
о тех или других вопросах, в нём затронутых... Громад-
ное влияние романа Чернышевского объясняется тем,
что автор его явился в нём истолкователем стремлений
и надежд, овладевших умами и сердцами «новых людей»,
и отнёсся к ним с глубочайшею симпатией и сочувстви-
ем. В этом романе сосредоточены не только основные
идеи современников, но затронуты наиболее важные во-
просы, стоявшие тогда на очереди. Не менее ценно было
и то, что автор романа укреплял в юных сердцах пла-
135
менную надежду на счастье: каждая строка красноречиво
говорила о том, что оно возможно на земле, что оно
достижимо даже для обыкновенных смертных, если толь-
ко они отнесутся к нему не пассивно, а всеми силами
ума и сердца будут работать для его завоевания, памя-
туя о том, что оно должно идти рука об руку со счастьем
ближнего...» L
Сила воздействия романа засвидетельствована как
в злобных выпадах людей реакционного охранительного
лагеря, так и в многочисленных сочувственных высказы-
ваниях и воспоминаниях. Так, А. М. Скабичевский в сво-
их «Литературных воспоминаниях» пишет: «Влияние ро-
мана было колоссально на всё наше общество. Он сы-
грал великую роль ibi русской жизни, всю передовую ин-
теллигенцию направив на путь социализма, низведя его
из заоблачных мечтаний к современной злобе дня,
указав на него как на главную цель, к которой обязан
стремиться каждый» 1 2.
П. А. Крапоткин, хотя и не признаёт художественных
достоинств романа, утверждает, что «ни одна из повестей
Тургенева, никакое произведение Толстого или какого-
нибудь другого писателя не имели такого широкого и
глубокого влияния на русскую молодёжь, как эта повесть
Чернышевского. Она сделалась своего рода знаменем
для русской молодёжи, и идеи, проповедуемые в ней, не
потеряли значения и влияния вплоть до настоящего вре-
мени» 3.
Еще категоричнее утверждение Г. В. Плеханова:
«С тех пор как завелись типографские станки в России
и вплоть до нашего времени ни одно печатное произве-
дение не имело в России такого успеха, как «Что де-
лать?» 4.
Очень знаменательно также в известной мере поло-
жительное высказывание о романе ярого врага нигилизма
Н. Страхова: «Роман «Что делать?», по моему мнению,
останется в литературе... Роман написан с таким вооду-
1 Е. Н. Водовозова, На заре жизни, «Воспоминание»,
М.^-Л. 1934.
2 А. М. Скабичевский, Литературные воспоминания.
3 П. Крапоткин, Идеалы и действительность в русской ли-
тературе, СПБ 1907, стр. 306—307.
4 Г. В. Плеханов, «Н. Чернышевский», Собр. соч., т. V,
М. 1924.
136
шевлением, что к нему невозможно отнестись хладно-
кровно и объективно... Положительно, у нас не было
в последние годы ни одного произведения, в котором
было бы слышно такое напряжение вдохновения... Источ-
ником этого воодушевления, главною его причиной был
известный взгляд на мир, известное учение. Этот роман
представляет наилучшее выражение того направления,
в котором он писан; он выражает это направление гораздо
полнее, яснее, отчётливее, чем все бесчисленные стихо-
творения, политико-экономические, философские, критиче-
ские и всякие другие статьи, писанные в том же духе» т.
Роман оказал сильнейшее воздействие на формиро-
вание воззрений не только поколения 60—70-х годов, но
и последующего поколения борцов пролетарской рево-
люции.
Как свидетельствует Н. К. Крупская, «Чернышевского
Владимир Ильич особенно любил» и «много раз перечи-
тывал роман «Что делать?» 1 2, «Я была удивлена, как вни-
мательно читал он этот роман и какие тончайшие штри-
хи, которые есть в этом романе, он отметил» 3.
По словам вождя коммунистической партии Болгарии
Г. И. Димитрова, на его характер как борца оказала
огромное влияние книга «Что делать?». «Выдержка, ко-
торую я приобрёл в дни своего участия в рабочем дви-
жении в Болгарии, выдержка, уверенность и стойкость
до конца во время Лейпцигского суда — всё это несом-
ненно имеет связь с художественным произведением
Чернышевского, прочитанным мною в дни юности».
Сила воздействия романа объясняется как острой
актуальностью поставленных в нём проблем, резкой
«партийностью» в их разрешении, величием проникаю-
щих его идей, так и его художественными достоинствами:
глубоким волнующим лиризмом, страстностью изложе-
ния, правдивостью и выпуклостью образов.
Писателю удалось осуществить основное требование
искусства,— он «передал в произведении всё то, что хо-
тел передать». Роман звучит как утверждение основной
эстетической формулы автора: «Прекрасное есть жизнь»,
но жизнь — борьба, движение, созидание. В нём слы-
1 Н. С т р а х о в, Из истории литературного нигилизма, СПБ
1890, стр. 313—315.
2 Н. к. Крупская Воспоминания о Ленине, 1933, стр. 32.
3 Там же, стр. 187—188.
137
шится «проклятие тому, что должно погибнуть, благо-
словение тому, что должно жить». В нём утверждается
внутренняя красота и сила человека, направляющего
всю свою деятельность к высокой цели освобождения и
счастья человечества.
XII.
Роман «Что делать?» явился, несомненно, одним из
наиболее ярких образцов революционно-демократической
литературы 60-х годов. В нём нашли отражение при-
сущие ей типические черты: стремление к жизненной
правде и к постановке наиболее актуальных обществен-
ных проблем, боевая сатирическая направленность, воин-
ствующий демократизм, решительный отказ от стремле-
ния к условной красивости. Характерно, например, в этом
смысле отсутствие занимавшего такое большое место
в дворянской литературе пейзажа и традиционной роман-
тики в изображении личных чувств и отношений героев.
Но в то же время роман отмечен печатью исключительно
своеобразного, индивидуального новаторства. Ощущение
торжествующего движения жизни, победы нового над
старым, исторический оптимизм сказались в романе Чер-
нышевского с такой силой, как ни в каком другом худо-
жественном произведении данной эпохи. «...Вечная смена
форм, вечное отвержение формы, порождённой известным
содержанием или стремлением, вследствие усиления того
же стремления, высшего развития того же содержания,—
кто понял этот великий, вечный, повсеместный закон, кто
приучился применять его ко всякому явлению, — о как
спокойно призывает он шансы, которыми гнушаются дру-
гие... Он не жалеет ни о чём, отживающем своё время,
и говорит: «Пусть будет, что будет, а будет в конце кон-
цов всё-таки на нашей улице праздник» Ч Этой торже-
ствующей уверенностью проникнут весь роман, что отра-
зилось как на его содержании, так и на его форме.
То же своеобразие мы видим и в других художест-
венных произведениях Чернышевского, с которыми сле-
дует хотя бы кратко ознакомить учащихся, рекомендо-
вав их для самостоятельного чтения.
1 Н. Г. Чернышевский, Избранные философские сочине-
ния, М. 1938, стр. 197.
138
XIII.
Вслед за романом «Что делать?», в период от апреля
до декабря 1863 г., Чернышевский пишет в крепости
«Повести в повести» и роман «Алферьев», задержанные
жандармской цензурой и оставшиеся неоконченными.
Герои обоих произведений такие же «новые люди», как
и в романе «Что делать?» Так, в образе Алферьева мы
вновь встречаем черты, знакомые нам по образу Рахме-
това: целеустремлённость, непоколебимую последователь-
ность, принципиальность, «холодный фанатизм». Но в то
же время мы ощущаем и неповторимое индивидуальное
своеобразие, делающее этот образ особенно конкретным,
живым и художественным. Мы видим в нём даже такие
черты, которые по первому впечатлению плохо вяжутся
со всем его общим обликом, как, например, его страсть
к изящному, экзальтированность, тяга к женскому обще-
ству. Исследователи указывают как прототипы Алферье-
ва Добролюбова, самого Чернышевского, В. А. Обручева.
Композиционно произведение задумано сложно и инте-
ресно. Первые главы, дошедшие до нас, ведутся от имени
рассказчика («мнимый я», как писал сам Чернышевский),
благожелательного и неглупого, но не понимающего до
конца характера Алферьева и не разделяющего пол-
ностью его стремлений. Вторая часть должна была быть
дана от лица самого Алферьева. Интересно обрисована
фигура либерала — карьериста Чекмазова и провинци-
ального сановника, отца Алферьева. Уменье раскрыть и
показать характер лица в двух-трёх живых эпизодах
обнаруживает подлинно художественное мастерство.
Из написанного Чернышевским позднее, в ссылке,
среди дошедших до нас материалов наибольшую цен-
ность представляет упоминавшийся уже выше роман
«Пролог». Первую часть романа «Пролог пролога» Чер-
нышевскому удалось в 1871 г. переслать через третьи
руки за границу, и в 1877 г. она была напечатана в Лон-
доне П. Л. Лавровым при ближайшем содействии
Маркса. Вторая часть «Дневник Левицкого», не вполне
законченная, сохранилась в бумагах Чернышевского и
была опубликована только в первом собрании его сочи-
нений. Как свидетельствуют воспоминания товарищей
Чернышевского по ссылке П. А. Стахевича и Шаганова,
роману «Пролог» предшествовал роман «Старина», где
139
изображалась молодость того же героя Волгина, его пре-
бывание в родном городе (Саратове), нравы провинции,
эпизод крестьянского бунта. По их словам, произведение
отличалось большой художественной красочностью и си-
лой, особенно в изображении нравов старины Ч
Основная ценность романа «Пролог», рисующего
общественную борьбу вокруг предстоящей крестьянской
реформы,— в разоблачении политики либеральных ком-
промиссов, соглашательства и измены народным интере-
сам. В этом видел огромное значение романа В. И. Ленин.
В высшей степени интересны и отдельные образы: Вол-
гин — Чернышевский, Левицкий — Добролюбов, Рязан-
цев— известный либерал Кавелин, Савёлов— представи-
тель официальных кругов, проводивших реформу,
Н. А. Милютин, гротескная фигура реакционера Чаплина
и др. Особенно значительна сцена открытого обеда, устро-
енного Рязанцевым, где Волгин со своими революцион-
ными взглядами должен был фигурировать как пугало
для консервативных помещиков, чтобы побудить их к со-
гласию на либеральные планы реформы. Но Рязанцев
умудрился пригласить на этот обед и главу правитель-
ственной партии Савёлова, речь которого полностью
успокоила помещиков и утвердила их реакционные по-
зиции.
Художественное наследие Чернышевского в целом
недостаточно изучено и оценено. Перед советскими' иссле-
дователями стоит важная задача до конца разоблачить
враждебные принципам демократического искусства
взгляды буржуазных литературоведов, замалчивавших и
принижавших значение Чернышевского как художника.
Влияние его эстетической теории и получившего ши-
рочайшую известность романа «Что делать?» на совре-
менную ему революционно-демократическую литературу
очень велико. В этом плане очень интересен отмеченный
К. И. Чуковским пример воздействия художественного
стиля Чернышевского на повесть одного из талантливей-
ших представителей демократической литературы
В. А. Слепцова «Трудное время». Большую близость
к стилю Чернышевского обнаруживает и стиль Салтыко-
ва-Щедрина.
1 См. статью А. П. Скафтымова («История текста романа»),
«Пролог», изд. Academia, 1936.
140
Политический вождь всего революционного движения
эпохи, продолжатель дела Белинского, теоретик нового
демократического искусства, Чернышевский наряду с этим
играет в нашей литературе видную роль и как писатель-
новатор, разрабатывающий новые художественные жан-
ры, новый художественный стиль, сохраняющие всё своё
значение и на сегодняшний день.
ЧЕРНЫШЕВСКИЙ КАК КРИТИК
I.
Необходимо также хотя бы кратко ознакомить уча-
щихся с деятельностью Чернышевского как критика, су-
мевшего соединить исследование литературных явлений
в историческом аспекте с острой боевой критикой теку-
щей литературы.
Здесь прежде всего необходимо остановиться на его
общих взглядах как на общественное значение литера-
туры и обусловленность её исторического развития, так
и на задачи критики. Развивая дальше основные идеи
Белинского, Чернышевский смотрит на литературу как
на «выражение народного самосознания»; он неустанно
доказывает, что её «назначение —быть не праздной
игрою личной фантазии поэта, а выразительницею на-
родного самосознания и одною из могущественнейших
сил, движущих народ по пути исторического развития» L
Рассматривая явления литературы в развитии, в свя-
зи с изменениями и требованиями общественной жизни,
Чернышевский постоянно возвращается к мысли, что
1) «Степень внимания, обращаемого литературою на те
или другие предметы, соразмеряется со степенью важно-
сти, какую имеют эти предметы в народной жизни; по-
тому литература занимается преимущественно изучением
своего родного быта; 2) форма художественного произ-
ведения должна быть совершенно народна» 1 2.
Он настаивает на том, что «Во всех отраслях челове-
ческой деятельности только те направления достигают
блестящего развития, которые находятся в живой связи
с потребностями общества. То, что не имеет корней в поч-
ве жизни, остаётся вяло и бледно, не только не приобре-
1 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. III, 1947, стр. 177.
2 Т a iM же, стр. 655.
141
тает исторического значения, но и само по себе, без от-
ношения к действию на общество, бывает ничтожно»1;
«только те направления литературы достигают блестя-
щего развития, которые возникают под влиянием идей
сильных и живых, которые удовлетворяют настоятельным
потребностям эпохи. У каждого века есть своё историче-
ское дело, свои особенные стремления» 1 2.
Соответственно этому основную задачу критики Чер-
нышевский видит в раскрытии идейного содержания про-
изведения, в оценке общественного значения изображае-
мых в нём явлений, в выяснении правильности или лож-
ности их освещения. Только в самой тесной связи с таким
идейным анализом возможна, по его мнению, и оценка
художественных достоинств произведения, ибо, как мы
знаем, критерием художественности для него является
соответствие формы с идеею. Отсюда утверждение: «что-
бы рассмотреть, каковы художественные достоинства
произведения, надобно как можно строже исследовать,
истинна ли идея, лежащая в основании произведения.
Если идея фальшива, о художественности не может быть
и речи, потому что форма будет также фальшива и ис-
полнена несообразностей. Только произведение, в кото-
ром воплощена истинная идея, бывает художественно,
если форма совершенно соответствует идее» 3. Блестящей
иллюстрацией к этим положениям может служить разбор
комедии Островского «Бедность не порок», данный са-
мим Чернышевским.
Протестуя против узко формалистического, безидей-
ного подхода к оценке художественных произведений,
Чернышевский заявляет, что «пора критике вспомнить,
что она должна быть не пустословием об игрушечных
бубенчиках», пора заняться своим настоящим серьёзным
назначением —ставить и разъяснять животрепещущие
вопросы современности.
Давая обзор деятельности русской критики до Белин-
ского и его собственной деятельности, Чернышевский
с глубоким удовлетворением отмечает, что основные воз-
зрения критики «во многих случаях получили большую
определённость и жизненность», с тех пор как «мате-
1 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. Ш, 1947, стр. 299
2 Т а м же, стр. 302.
3 T а м же, стр. 663.
142
риальныё и нравственные условия человеческой жизни
и экономические законы, управляющие общественным
бытом, были исследованы с целью определить степень их
соответственности с требованиями человеческой природы
и найти выход из житейских противоречий, встречаемых
на каждом шагу, и получены довольно точные решения
важнейших вопросов жизни». В затушёванной форме
речь идёт об идеях утопического социализма и револю-
ционной борьбы.
От критики Чернышевский требует строгой принципи-
альности, прямоты, искренности, высокой идейности.
Воплощением этого идеала, в его глазах, является Бе-
линский, вся деятельность которого была, по его словам,
подчинена великой идее служения родине: «Немного
найдётся в нашей литературной истории явлений, вызван-
ных таким чистым патриотизмом, как критика гоголев-
ского периода. Любовь к благу родины была единствен-
ною страстью, которая руководила ею; каждый факт
искусства ценила она по мере того, какое значение он
имеет для русской жизни» L
Основную задачу русской жизни в тот период Черны-
шевский, как мы знаем, видел в борьбе народа за своё
освобождение. В этом же плане определяется им и роль
критики как участницы в этой борьбе. Таким образом,
согласно всему мировоззрению Чернышевского, литера-
турная критика, как и все другие формы человеческой
деятельности (в частности — искусство, наука, филосо-
фия), ставится на службу практическим требованиям из-
менения действительности, ломки и перестройки общест-
венных отношений во имя интересов народных масс.
II.
Высказывания Чернышевского о творчестве отдель-
ных писателей должны быть по возможности использо-
ваны при прохождении программного материала — в фор-
ме сообщений преподавателя или небольших докладов
учащихся. Таковы характеристика деятельности Белин-
ского, оценка значения творчества Гоголя, статьи об
Островском, Щедрине и Льве Толстом.
1 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. III, 1947, стр. 138.
143
Однако особо следует остановиться на таком вопросе,
как оценка Чернышевским творчества Пушкина. В кур-
се VIII класса могут быть привлечены лишь отдельные
положения, и только в IX классе вопрос может быть
освещён более полно в связи с общей характеристикой
эпохи 60-х годов. Необходимо выяснить прежде всего
самому преподавателю, в какой мере можно говорить
о частичной недооценке Чернышевским творчества Пуш-
кина и чем эта недооценка может быть объяснена.
В своих двух специальных работах о Пушкине
и в «Очерках гоголевского периода» Чернышевский под-
чёркивает огромное литературное и общественное значе-
ние творчества Пушкина. Он говорит о нём, как о «пер-
вом истинно великом русском поэте», имя которого ни
один русский образованный человек не может произно-
сить без глубокого почтения, без живой признательно-
сти. Как величайшую заслугу Пушкина Чернышевский
отмечает: 1) что до него> не было ещё такого гения, ко-
торый «показал бы русской публике поэзию во всей её
очаровательной красоте»; 2) что «Пушкин первый стал
описывать русские нравы и жизнь различных сословий
русского народа с удивительной верностью и проница-
тельностью»; 3) что «он научил публику любить и ува-
жать литературу, возбудил сильный интерес к ней
в обществе, научил литераторов писать о том, что зани-
мательно и полезно для русских читателей». По опре-
делению Чернышевского, «Пушкин первый возвёл у нас
литературу в' достоинство национального дела». Мало
того: «Вся возможность дальнейшего развития русской
литературы была приготовлена и отчасти ещё приготов-
ляется Пушкиным» Ч
Однако Чернышевский явно суживает значение Пуш-
кина, говоря, что Пушкин был по преимуществу «поэтом
формы, поэтом-художником, не поэтом-мыслителем».
При этом, правда, он тут же делает существенные ого-
ворки, что «Пушкин, не будучи по преимуществу ни мы-
слителем, ни учёным, был человек необыкновенного ума
и человек чрезвычайно образованный», что «каждый стих,
каждая строка беглых заметок Пушкина затрагивала,
возбуждала мысль, если читатель мог пробудиться к мы-
1 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. III, 1947, стр. 314,
315, 317.
144
ели». Заключает он выводом, что «это значение Пушкина
продолжает ещё сохраняться до нашего времени».
Все эти ограничения и оговорки чрезвычайно харак-
терны для Чернышевского и его эпохи. Причина недо-
оценки значения. Пушкина лежит, с одной стороны,
в диктуемом всей обстановкой классовой борьбы требо-
вании острой социальной проблематики, беспощадного
обнажения язв действительности; с другой стороны,
в борьбе с защитниками «чистого искусства», стремив-
шимися превратить творчество Пушкина в знамя для
своих реакционных лозунгов.
«Величайшим из русских писателей по значению»
Чернышевский, как известно, называет Гоголя, «един-
ственным сильным и плодотворным» направлением в рус-
ской литературе—созданное им «гоголевское» направле-
ние. «Гоголя,—пишет Чернышевский, — должно считать
отцом русской прозаической литературы, как Пушкина —
отцом русской поэзии» L Но именно в прозаической лите-
ратуре Чернышевский видит выражение критического на-
правления, которое он считает наиболее отвечающим тре-
бованиям современной ему русской действительности.
Называя предшественников Гоголя, писателей «сатириче-
ского» направления, он рядом! с именами Фонвизина,
Крылова, Грибоедова отмечает и Пушкина, в частности
его роман «Евгений Онегин», но оговаривается, что у
Пушкина этот критический элемент играет второстепен-
ную роль1 2.
И все-таки, говоря об огромном идейном воздействии
русской литературы на развитие общественного сознания,
Чернышевский ставит имена Пушкина и Гоголя рядом.
«Поэт и беллетрист не заменимы у нас никем. Кто, кроме
поэта, говорил России о том, что слышала она от Пуш-
кина? Кто, кроме романиста, говорил России о том, что
слышала она от Гоголя?» 3.
Приписывая Гоголю «заслугу прочного введения
в русскую изящную литературу сатирического или, как
справедливее будет назвать его, критического направле-
1 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. III, 1947, стр. 12.
2 Здесь следует заметить, что критическая оценка русской дей-
ствительности является, конечно, одной из основных линий его
творчества, и это при прохождении его произведений в школе необ-
ходимо раскрыть возможно полнее и глубже.
8 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. III, 1947, стр. 304-
Ю Оаерова — Чернышева»!. 145
ния», Чернышевский подчёркивает его значение как гла-
вы целой школы писателей, которою может гордиться
русская литература. Но и Пушкина он характеризует как
основоположника реализма в русской литературе. Он
утверждает, что «влияние Пушкина на литературу было
так же сильно, как и впечатление, произведённое им
в публике», что «после него все талантливые литераторы
начали писать в таком же роде, как и он, т. е. говорить
большей частью о предметах, которые близко касаются
нас самих и представляют большую занимательность для
образованного русского человека». По словам Чернышев-
ского, произведения Пушкина, возбуждая в широких кру-
гах читателей интерес к литературе, делали их «способ-
ными к восприятию высшего нравственного развития»,
т. е. способствовали пробуждению их сознания. Таким
образом, в противовес теоретикам чистого искусства,
Чернышевский всегда высоко оценивает, помимо худо-
жественного мастерства Пушкина, его идейное, общест-
венное значение.
Подобно Добролюбову, Чернышевский, отмечая неко-
торые моменты ограниченности художественного кругозо-
ра и противоречия Пушкина, постоянно подчёркивает в то
же время его превосходство над окружающей его средой
дворянского класса, его неудовлетворённость, искания,
демократические симпатии и глубокий гуманизм.
Что касается Гоголя, то и его сочинения Чернышев-
ский не считает возможным признать «безусловно удовле-
творяющими всем современным потребностям русской
публики». Он отмечает слабые стороны мировоззрения
Гоголя, ограниченность его критического анализа. На-
сколько позволяют условия цензуры, он говорит о том,
что новые условия эпохи требуют новых форм литерату-
ры, сочетания критического реализма с передовой демо-
кратической мыслью. Сравнивая «Губернские очерки»
Щедрина с «Ревизором» Гоголя, он пишет о Гоголе:
«Когда ему представлялся случай взяточничества, в его
уме возбуждалось только понятие о взяточничестве
и больше ничего; ему не приходило в. голову понятия
бесправность и т. п.». «Он видит только частный факт,
справедливо негодует на него, и тем кончается дело.
Связь этого отдельного факта со всей обстановкой нашей
жизни вовсе не обращает на себя внимания». Щедрин,
по словам Чернышевского, напротив, «хорошо понимает,
146
откуда возникает взяточничество, какими фактами ойб
поддерживается, какими фактами оно могло бы быть
истреблено» Ч
Можно думать, что именно таких писателей, как
Щедрин и Некрасов, имеет Чернышевский в виду и тог-
да, когда он пишет, что «в некоторых произведениях по-
следующих писателей мы видим залоги более полного
и удовлетворительного развития идей, которые Гоголь
обнимал только с одной стороны, не сознавая вполне их
сцепления, их причин и следствий» * 2.
Творчество Некрасова Чернышевский ставит необы-
чайно высоко. При этом он глубоко ценит не только его
идейную направленность, демократизм и революцион-
ность, но и силу лирического одушевления, неподдельную
искренность чувства, мастерство стиха. В одном из своих
писем к Некрасову, от 5 ноября 1856 г., оговариваясь, что
«тенденция может быть хороша, а талант слаб», он пишет,
что лирические пьесы Некрасова, писанные даже без вся-
кой тенденции, буквально заставляют его рыдать. Некра-
сова как лирика Чернышевский ставит выше Пушкина,
Лермонтова и Кольцова. Он называет Некрасова лучшей
надеждой нашей литературы 3.
Но особенно замечательно его обращение к умираю-
щему поэту, переданное Некрасову через Пыпина в пись-
ме ив сибирской ссылки: «Если, когда ты получишь моё
письмо, Некрасов ещё будет дышать, скажи ему, что я го-
рячо любил его' как человека, что я благодарю его за его
доброе расположение ко мне, что я целую его, что я
убеждён: его слава будет бессмертна, что вечна любовь
России к нему, гениальнейшему и благороднейшему из
всех великих русских поэтов. Я рыдаю о нём. Он дейст-
вительно был человек очень высокого благородства души
и человек великого ума. И как поэт, он, конечно, выше
всех русских поэтов» 4. Исключительную прозорливость и
критическую тонкость проявляет Чернышевский в своих
высказываниях о ранних произведениях Л. Толстого, тогда
только ещё начинавшего своё литературное поприще.
^Н. Г. Чернышевский, Литературно-критические статьи,
под редакцией Н. Ф. Бельчикова, Госиздат, 1939, стр. XII.
2 Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. III, 1947, стр. 10.
3Н. Г. Чернышевский, Литературно-критические статьи,
под редакцией Н. Ф. Бельчикова. Госиздат, 1939 г., стр. 155—159.
4 Т а м же, стр. X.
10*
147
«Глубокое знание тайных движений психологической
жизни и непосредственная чистота нравственного чув-
ства», — так определяет он отличительные черты творче-
ства Толстого. С особенным вниманием останавливаясь
на первом из указанных свойств, он пишет: «Особенность
таланта графа Толстого состоит в том, что он не ограни-
чивается изображением результатов психического процес-
са, — его интересует самый процесс, — и едва уловимые
явления этой внутренней жизни, сменяющиеся одно дру-
гим с чрезвычайною быстротою и неистощимым разно-
образием, мастерски изображаются графом Толстым...
Из всех замечательных русских писателей он один ма-
стер на это дело» Коротко Чернышевский определяет
это свойство художественного метода Толстого как
уменье раскрыть «диалектику души». Но ещё интерес-
нее, может быть, высказывание Чернышевского по пово-
ду рассказа «Утро помещика», в известной мере предвос-
хищающее одно из основных положений ленинской оцен-
ки Толстого. Говоря об изображении мужиков в рассказе
Толстого, Чернышевский пишет, что Толстой «с замеча-
тельным мастерством воспроизводит не только внешнюю
обстановку, но, что гораздо важнее, их взгляд на веши.
Он умеет переселяться в душу поселянина — его мужик
чрезвычайно верен своей натуре, — в речах его мужика
нет прикрас, нет риторики, понятия крестьян передаются
у графа Толстого с такой же правдивостью и рельеф-
ностью, как характеры наших солдат» 1 2.
О замечательных достижениях русской литературы
Чернышевский говорит с чувством глубочайшей гордости.
Ещё в дневнике 1848 г. он, оценивая произведения
Лермонтова и Гоголя как высшее из всего того, что в по-
следние годы появилось в европейской литературе, пишет,
что «только жизнь народа, степень его развития опреде-
ляет значение поэта для человечества, и если народ не
достиг ещё мирового общечеловеческого значения, не
будет в нём и писателей, которые должны быть общече-
ловеческими, имели бы общечеловеческое достоинство.
Так Лермонтов, Гоголь доказывают, что пришло России
1 Н. Г. Чер нышевский, Литературно-критические статьи,
под редакцией Н. Ф. Бельчикова, Госиздат, 1939, стр. 250—251.
2 Та м же, стр. XIV.
148
время действовать на умственном поприще, как действо-
вали раньше её Франция, Англия, Германия, Италия...» Ч
Таким образом, развитие литературы Чернышевский
рассматривает как показатель общего исторического ро-
ста и развития народа. Соответственно этому и его вера
в блестящее будущее русской литературы неразрывно
связана с верой в великое будущее русского народа: «Ка-
ково бы ни было безотносительное достоинство произве-
дений Пушкина, Грибоедова, Лермонтова, Гоголя и со-
временных нам русских писателей, но они ещё милее для
нас, как залог будущих торжеств нашего народа на по-
прище искусства, просвещения и гуманности».
Предвидение Чернышевского сбылось. В нашей Совет-
ской стране искусство достигло величайшего расцвета.
Наши советские писатели, осуществляя требования идей-
ности, народности и партийности в условиях страны
строящегося коммунизма, открывают новую эпоху в раз-
витии мировой литературы. Вооружённые методом соци-
алистического реализма, они принимают активнейшее
участие в великом деле борьбы за осуществление задач
коммунизма. «Наша литература и искусство, — пишет
В. М. Л1олотов, — всё больше становятся знаменосцем на-
шей сталинской эпохи, во многом содействуя успехам со-
ветского народа, вдохновляя его в труде и в борьбе, рас-
пространяя советское влияние далеко за рубежами на-
шей Родины» 1 2.
В обстановке этой борьбы, на путях преодоления
пережитков старого в сознании людей, в частности, бур-
жуазных извращений во взглядах на искусство, эстетика
и критика Чернышевского сохраняют и в наши дни
огромное значение, как «старое, но грозное оружие».
1 «Литературное наследие Н. Г. Чернышевского», т. I, стр. 282.
2 В. Молотов, Сталин и сталинское руководство Госполит-
издат. 1950, стр. 23.
ПРИМЕРНЫЙ ПЛАН РАЗБОРА РОМАНА „ЧТО
ДЕЛАТЬ?" В ВОПРОСАХ И ЗАДАНИЯХ
История создания, основная тема, задача автора
1) Отметьте, чем необычны условия создания романа,
история его напечатания и дальнейшая его судьба.
2) Определите основную тему романа и круг вопросов,
поставленных в нём. Какая проблема выдвинута на пер-
вый план в сюжете романа и как с нею связаны другие,
ещё более важные?
3) Как Чернышевский объясняет в «Предисловии»
цель допущенной им в начале романа перестановки хро-
нологического порядка событий? Что он говорит о зада-
чах своего произведения? Что об особенностях своих как
писателя и о требованиях к художественному произведе-
нию вообще? (Выпишите цитаты.)
Образы действующих лиц
Образы людей старого мира.
Перечитайте первые две главы романа 1 и ответьте на
вопросы:
1) Как характеризуются в романе: а) представители
мелкобуржуазной среды старого поколения; б) предста-
вители дворянства? Как рисуются их взаимоотношения,
быт, интересы и стремления?
2) Какая из этих двух групп нарисована автором бо-
лее сочувственно и почему?
1 Роман в целом должен быть прочитан учащимися заранее;
при прохождении романа следует требовать его перечитывания по
частям.
150
Образ Веры Павловны
Перечитайте четыре главы романа и подготовьтесь
к устному сообщению: «Вера Павловна как тип новой
женщины».
Примерный план.
I. Образ Веры Павловны.
1. Происхождение.
2. Семейная обстановка, воспитание, занятия.
3. Влияние обстановки на развитие характера:
а) Привычка к труду и лишениям.
б) Раннее знакомство с отрицательными сторона-
ми жизни, критическое к ним отношение.
4. Влияние чтения.
5. Основные черты характера Веры Павловны, её
стремления и интересы.
в)......................
6. Значение встречи с Лопуховым.
7. Деятельность Веры Павловны.
II. Вера Павловна и предшествующие литературные
женские типы.
III. Вера Павловна и наши современные женщины.
5-й пункт I части разбейте на мелкие пункты. Вступ-
ление и заключение добавьте сами.
Образы Кирсанова, Лопухова, Рахметова
1) Ответьте на вопросы: а) В чём сходство биографии
Лопухова и Кирсанова? б) Какие черты характера (сход-
ные с чертами Базарова) развиваются в них под влия-
нием жизненных условий? в) Чем характерны «случаи»
с Лопуховым и Кирсановым, о которых рассказывает
Чернышевский, в чём их замаскированный обобщающий
смысл? г) Какие факты и намёки говорят о революцион-
ных устремлениях в деятельности Лопухова и Кирсанова
и о пропаганде нового, материалистического мировоззре-
ния? д) В чём состоит теория так называемого «разум-
ного эгоизма» и как она осуществляется ими на практике
(см. гл.. 2, VIII, XIX; 3, XXXI; 4, I, II)? е) Каковы их
различные индивидуальные черты?
151
2) Составьте план к характеристике того и другого.
Подготовьте устные ответы.
3) Расскажите биографию Рахметова, раскрывая не-
договорённое автором и подчёркивая целенаправленность
всех его действий — стремление к сближению с народом
и к подготовке-масс к революции.
4) Составьте краткие тезисы к ответу на вопрос: «Что
даёт основание назвать Рахметова «особенным челове-
ком»?
5) В каком смысле герои Чернышевского являются
«новыми людьми»: а) по сравнению с изображёнными
в романе представителями дворянской молодёжи (Сто-
решников, Жан, Серж); б) по сравнению с представите-
лями старого поколения мелкобуржуазной среды (Марья
Алексеевна, Павел Константинович, отец и мать Мерца-
лова)?
6) В каком смысле они являются новыми по сравне-
нию с героями предшествующей литературы (Онегин,
Печорин, Рудин, Бельтов, Обломов)?
7) Какая социальная среда, по мнению Чернышевско-
го, является благоприятной почвой для формирования
«новых людей»? Какие возможны исключения? (См. Вто-
рой сон Веры Павловны».)
8) Какое значение для роста новых людей в среде
трудовых классов Чернышевский придаёт труду, знанию,
просвещению и развитию? (См. песенку Веры Павловны
в начале романа.)
Образ Полозовой
Перечитав 5-ю главу, ответьте на вопросы:
1) Какие типичные черты новой женщины отмечены
в образе Полозовой?
2) В чём её сходство с Верой Павловной и в чём раз-
личие?
Общая идейная направленность романа
1) В чём видит Чернышевский основные противоречия
существующего порядка?
2) Как представляет он нормальные формы труда и
отношения к собственности? Как рисует идеал будущего
социального устройства?
152
3) Как в романе ставится и разрешается вопрос о по-
ложении женщины в современном обществе и обществе
будущего?
4) Какие факты и намёки говорят о необходимости
и близости революционного переворота? Какими классо-
выми силами, по мысли Чернышевского/ он может быть
осуществлён?
5) Чем близки нам взгляды Чернышевского, в чём их
различие с нашими взглядами?
Особенности художественной формы романа
Прочтите о художественных особенностях романа по
учебнику, припомните всё его содержание и построение
и продумайте вопросы:
а) Каким требованиям эстетической теории Чернышев-
ского вполне отвечает его роман?
б) Чем обусловлены особенности композиции романа?
в) В чём проявляется его публицистический характер?
г) Как необходимость считаться с цензурными усло-
виями отразилась на способе изложения и языке романа?
(Приведите примеры.)
д) В каком смысле роман является полемическим по
отношению к «Отцам и детям»?
е) Какие черты художественного реализма можно от-
метить в изображении общественных отношений, карти-
нах быта, обрисовке характеров героев и их пережива-
ний? (Укажите примеры.)
ж) В чём Чернышевский продолжает традиции крити-
ческого реализма гоголевской школы и в чём выходит за
его рамки?
з) Почему Чернышевский не может подняться до со-
циалистического реализма, характерного для нашей со-
временной литературы? В каких отношениях он к нему
приближается? Как в романе отразились утопические
черты взглядов Чернышевского?
Оценка романа
1) Как расценивали роман люди различных полити-
ческих лагерей?
2) Какое влияние имел он на последующие поколения
революционных борцов? (См. свидетельства Н. К. Круп-
ской и Г. Димитрова.)
153
ПРИМЕРНЫЙ СПИСОК -ТЕМ ДЛЯ СОЧИНЕНИЙ И ДОКЛАДОВ
1. Служение родине (жизнь и деятельность Черны-
шевского).
2. Основные положения эстетики Чернышевского.
3. Чернышевский как преемник и продолжатель идей
Белинского в борьбе против «чистого искусства».
4. Чернышевский и Добролюбов как борцы за револю-
ционно-демократическое искусство.
5. Моральный облик лучших представителей револю-
ционной демократии 60-х годов.
6. Типическое и индивидуальное в образах Лопухова
и Кирсанова.
7. Целеустремлённость деятельности Рахметова.
8. В чём отличие Рахметова от других, «обыкновен-
ных», новых людей, изображённых в романе «Что
делать?»
9. Как понимают счастье герои романа Чернышев-
ского?
10. Идея революции в романе «Что делать?».
11. Новое, нарождающееся в романе «Что делать?».
12. Второй сон Веры Павловны и его идейное и ком-
позиционное значение.
13< . Идейность и актуальность романа «Что делать?».
(Актуальность проблем, поставленных в романе «Что
делать?».).
14. «Что делать?» как полемический роман, направ-
ленный против романа «Отцы и дети».
15. Почему роман «Что- делать?» пользовался таким
успехом среди революционной молодёжи?
16. Дворянская молодёжь и молодёжь разночинная в
романе «Что делать?».
17. Женские образы в романе «Что делать?».
18. Тургеневские женщины (Наталья, Елена, Мари-
анна) и героиня романа «Что делать?» Вера Павловна.
19. Героини романа «Что делать?» как предшествен-
ницы наших советских женщин.
20. Новая женщина нашей страны по произведениям
советской литературы (Мальцев «От всего сердца»,
Ажаев «Далеко от Москвы», Кетлинская «Мужество»).
21. Эстетические особенности романа «Что делать?».
22. Мечта, обгоняющая жизнь. (По роману Черны-
шевского «Что делать?».)
154
БИБЛИОГРАФИЯ
1. Сочинения, дневники, воспоминания
и письма Н. Г. Чернышевского
Очерки гоголевского периода, Собр. соч., т. III, Огиз, М. 1947.
Статьи об эстетике, Соцэкгиз, М. 1938.
Избранные сочинения. Эстетика. Критика. Ред. Н. В. Богослов-
ского, А. В. Луначарского, И. В. Фролова. Вступительные статьи
А. В. Луначарского, комментарии Н. В. Богословского, Гослитиз-
дат, М. 1934.
Литературно-критические статьи, под ред. Н. Ф. Бельчикова.
Вступительная статья В. Щербины, Гослитиздат. М. 1939.
Литературное наследие, т. I, II, III. (Автобиография, дневники,
письма), Госиздат, 1928—1930.
2. О жизни, деятельности и значении
Н. Г. Чернышевского
В. И. Ленин, т. 1, «Что такое «друзья народа» и как они
воюют против социал-демократов?», стр. 245, 247, 253, 262—269.
В. И. Ленин, т. 2, «От какого наследства мы отказываемся?»
(О просветителях 60-х годов), стр. 461.
В. И. Л е н и н, т. 14, «Материализм и эмпириокритицизм»,
стр. 344—345.
В. И. Ленин, т. 17, «Крестьянская реформа» и пролетарски-
крестъянская революция», стр. 96—97.
В. И. Лени н, т. 20, «Критические заметки по национальному
вопросу», стр. 16.
В. И. Ленин, т. 20, «Народники о Н. К. Михайловском»,
стр. 100—101.
В. И. Ленин, т. 21 «О национальной гордости великороссов»,
стр. 85.
И. В. Сталин, 24-я годовщина Великой Октябрьской социа-
листической революции. Доклад на торжественном заседании Мо-
сковского Совета Депутатов трудящихся с партийными и обще-
ственными организациями г. Москвы 6 ноября 1941 г. В книге:
И. Сталин, О Великой Отечественной войне Советского Союза,
изд. 5-е, Госполитиздат, М. 1946, стр. 28.
А. А. Жданов, Доклад о журналах «Звезда» и «Ленинград».
Сокращенная и обобщённая стенограмма докладов т. Жданова
155
на собрании партийного актина и на собрании писателей в Ленин-
граде, Госполитиздат, М. 1946.
К. Маркс, Капитал, Партиздат ЦК ВКП(б), 1936, стр. 18.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XVII, ч. II, стр. 389.
(Энгельс, «Социальные отношения в России*.)
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т.'XV, стр. 215. (Энгельс,
«Эмигрантская литература».)
К- Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XIII, ч. I, стр. 354.
(письмо Маркса к членам комитета русской секции в Женеве).
Г. В. Плеханов, Н. Г. Чернышевский, Собр. соч., т. V и VI,
Москва 1924.
В. Е. Ч еш и х и н-В ет р и нс к и й, Н. Г. Чернышевский,
П. 1923.
Е. Ярославский, Николай Гаврилович Чернышевский,
1828—1928. Биографический очерк, М.—Л. 1928.
«Н. Г. Чернышевский». Сборник, Саратов 1926. «Литературное
наследство», т. 25—26, 1936.
А. В. Луначарский, Н. Г. Чернышевский. Статьи, Гиз,
М.—Л. 1928.
А. В. Луначарский, Критика и критики. Сборник статей,
М. 1938.
В. Евгеньев-Максимов, Н. Г. Чернышевский, Л. 1940.
В. Евгенье в-М а к с и м о в. «Современник» при Чернышев-
ском и Добролюбове, Гослитиздат, Л. 1936.
М. Розенталь, Философские взгляды Чернышевского, Огиз,
1948.
В. Кружков, Великие русские мыслители и революционные
демократы — Белинский, Герцен, Чернышевский, Добролюбов, Воен-
издат, Москва 1946.
Н. М. Чернышевская-Быстрова, «Н. Г. Чернышевский
в Саратове», Облиздат, Саратов 1948.
С. А. Покровский, Государственно-правовые взгляды
Н. Г. Чернышевского (К 120-летию со дня рождения), Москва
1948, изд. «Правда».
И. Я. Барсук, «Революционный демократизм Н. Г. Черны-
шевского» («Учёные записки» Академии общественных наук при
ЦК ВКП(б), вып. V, М. 1949.
В. А. Путинцев, «Великие русские демократы о буржуазной
Америке», Журн. «Литература в школе», 1948, №5.
Я. Эльсберг, Национальная гордость великих русских ре-
волюционных демократов, Журн. «Литература в школе», 1948, № 4.
3. О романе «Что делать?» и других
художественных произведениях
А. В. Луначарский, Классики русской литературы, М. 1937
(статьи «Чернышевский как писатель», «Романы Чернышевского»).
А. П. Скафтымов, Роман «Что делать?» (его идеологиче-
ский состав и общественное воздействие). В сб. «Н. Г. Чернышев-
ский, неизданные тексты, статьи, материалы, воспоминания». Са-
ратов 1928, стр. 92—140.
Н. Б ельчиков, Революционно-демократическая беллетристи-
ка 60-х годов, «Литературное наследство», М. 1936, кн. 25—26,
156
стр. 105—111. Роман «Что делать?» в современной критической ли-
тературе.
Н. Н. Гр омов, Особенный человек (опыт анализа главы
романа Чернышевского «Что делать?»), Журн.«Литература в школе»,
1948, № б.
А. П. Ска ф ты мо в, Историческая действительность в романе
«Пролог». В кн. «Н. Г. Чернышевский». «Пролог», Саратов 1937,
стр. 404—435.
Н. Ф. Бельчиков. «Николай Гаврилович Чернышевский».
Изд. Художественной литературы. М. 1946 г.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
Жизнь и деятельность Чернышевского...............• . . 3
Роман «Что делать?»................................... 68
Чернышевский как критик................................141
Примерный план разбора романа «Что делать?»............150
Библиография ..........................................155
DjVu
https://vk.com/clubl67762267
Оцифровщик: Hamster Gules
Оцифровано: 12.02.2023

Редактор /< 77. Спасская
и Т. А. Бурмистрова.
Художник Я. С. Телишевский.
Корректор И. М. Ежкина
Техн, редактор Л4. И. Смирнова.
Подписано к печати 23 X 1951 г.
А-08645 Тираж 50 000 экз. Бум. 84Х1081/33
Бум. л. 2,5-|-0,031 б. л. вклейка.
Печ. л. 8,2 4 0,10 п. л. вкл-
Уч.-изд. л. 8,14 4 0,05 вклейка.
Цена без переплёта 2 р. 50 к., переплёт 50 к.
Заказ 1071
Типогр. Госэнергоиздата
Москва, Шлюзовая наб., 10.

:
| X' H i? H X ‘
I I ._