Автор: Ильин М.А. Владимиров О.Е.
Теги: международные отношения внешняя политика дипломатия политика маоизм
Год: 1980
Текст
О.Е.ВЛАДИМИРОВ
М.А.ИЛЬИН
ЭВОЛЮЦИЯ
политики
И ИДЕОЛОГИИ
МАОИЗМА
В 70 X
НАЧАЛЕ 80-Х
ГОДОВ
ИЗДАТЕЛЬСТВО
«МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ»
МОСКВА • 1980
ББК 66.4
В57
11101—075
В БЗ—31—6—1980 0801000000
003(01)—80
© «Международные отношения», 1980
ВВЕДЕНИЕ
Июньский (1980 г.) Пленум ЦК КПСС,
анализируя осложнившуюся в конце 70-х — начале 80-х годов
международную обстановку, подчеркнул:
«На антисоветской враждебной делу мира основе
происходит сближение агрессивных кругов Запада, в первую
очередь Соединенных Штатов, с китайским руководством.
Партнерство империализма и пекинского гегемонизма
представляет собой новое опасное явление в мировой
политике, опасное для всего человечества, в том числе —
для американского и китайского народов»1.
В сложившейся обстановке Советский Союз, проявляя
высокую бдительность, выдержку, настойчивость и
принципиальность, последовательно проводит в жизнь
ленинский курс на сохранение мира, обеспечение
международной безопасности, твердо отстаивает интересы советского
народа и наших друзей, не поддаваясь на провокации и в
то же время давая отпор притязаниям империализма и
китайского гегемонизма.
Маоизм, вступивший в новый этап эволюции — военно-
политического смыкания, партнерства с самыми
агрессивными кругами империализма, — превратился в источник
международной напряженности, угрожающий делу
всеобщего мира. Поэтому важно раскрыть истоки курса
Пекина, его опасную эволюцию, показать, как КПСС вместе
с другими марксистско-ленинскими партиями боролась
и борется против антисоциалистической,
антимарксистской политики и идеологии Пекина, какой огромный урон
делу всеобщего мира и социальному прогрессу народов, в
том числе китайского народа, наносит эта маоистская
проимпериалистическая политика. Именно этим целям
служит и предлагаемая читателям работа, хотя она,
разумеется, не может охватить все важные проблемы этой
темы.
3
70-е — начало 80-х годов — это период, когда
явственно выступили наиболее реакционные,
мелкобуржуазно-националистические, гегемонистские,
антисоциалистические черты идеологии и политики маоизма как в
области социально-экономической, культурной, так и в области
международной деятельности. В эти годы политика
китайского руководства потерпела целый ряд сокрушительных
провалов внутри страны и на международной арене.
Главное — целиком обанкротилась попытка маоистов с
помощью «культурной революции» создать новую
стабильную модель развития общества. Возникший в ходе
этой многолетней кампании в Китае антинародный
режим перманентно сотрясается одним кризисом за другим.
Все это вынуждает китайское руководство
маневрировать, перестраиваться на ходу, но возможности для такого
маневрирования, как и социальная база нынешнего
режима в китайском обществе, непрерывно сокращаются.
Теперь даже в официальных материалах ЦК КПК
«культурная революция», развязанная Мао Цзэдуном,
называется «выстрелом наобум», «величайшей трагедией
китайского народа» и т. д.
В международной сфере последовательная и
принципиальная борьба КПСС и других
марксистско-ленинских партий и прогрессивных сил против подрывной
деятельности Пекина и его попыток подчинить
международное революционное движение целям китайского
гегемонизма позволила разоблачить подлинные
антисоциалистические, великодержавно-шовинистические цели Пекина.
С маоистов была сорвана маска псевдореволюционности,
и они предстали перед всем миром в своем подлинном
обличье пособника империализма и сил реакции.
Авторы монографии стремились показать этапы
эволюции политики и идеологии маоизма, раскрыть
особенности его социального и дипломатического
маневрирования, разоблачить псевдореволюционную фразеологию.
Вместе с тем, анализируя такие основные события
внутренней жизни Китая, как X, XI съезды КПК, сессии
ВСНП, обстановку в стране накануне и после смерти Мао
Цзэдуна, сложные перипетии борьбы за власть в
пекинской верхушке, авторы считали необходимым показать
огромный урон, нанесенный маоизмом
социально-экономическому развитию Китая, делу социализма в этой
стране.
Одновременно в работе раскрывается внутренняя
деградация идеологии маоизма, ее вырождение в разно-
4
видность антикоммунизма, социал-шовинизма. На основе
многочисленных китайских источников делается
попытка обнажить направления идейно-политической борьбы
в Китае. Отражением продолжающегося расслоения
маоизма и его сторонников является к обостряющаяся
идейно-политическая борьба в Китае накануне XII
съезда КПК, серьезные изменения в составе
государственного руководства Китая, происшедшие на III сессии ВСНП
в августе — сентябре 1980 года. Сохраняя верность
главным идеям маоизма — национализму, гегемонизму и
антисоветизму, нынешние лидеры начали открыто
критиковать те установки Мао Цзэдуна, которые мешают им
укреплять свое господство в стране, идти еще дальше по
пути блокирования с империализмом.
Что касается международной деятельности
китайского руководства, то здесь было важно раскрыть главные
направления активизации внешней плитики Пекина:
с одной стороны, нарастающее ожесточение гегемони-
стского курса, с другой — непрерывно усиливающееся
стремление к блокированию с наиболее агрессивными
кругами империализма и международной реакции, к
созданию «международного единого фронта» на
антисоциалистической, антисоветской платформе. Пекинские
лидеры скатились до положения младшего партнера
империализма, предали идеалы китайской революции.
В книге раскрывается опасный характер попытки
маоизма оправдать войну как универсальное средство
решения международных споров и как средство
политики вообще. Маоизм — это не только апология войны и
пропаганда ее неизбежности. Агрессия Пекина против
Вьетнама в феврале 1979 года, позорная роль Китая в
ведении необъявленной войны против Афганистана, его
алчные территориальные притязания почти ко всем
соседним странам, нарастающая кампания милитаризации
страны и попытки получить доступ в арсеналы НАТО,
наконец, проведенные в мае 1980 года испытания
межконтинентальной баллистической ракеты — все это
неопровержимо говорит о том, что маоизм — это идеология и
политика войны, агрессии и гегемонизма. Маоизм — это
угроза войны, «руководящая» партийная и
государственная идеология в Китае2.
Маоизм представляет собой специфически-китаизиро-
ванное, мелкобуржуазное,
великодержавно-шовинистическое течение, основными чертами которого являются:
5
— воинствующий гегемонизм, пронизывающий все
сферы внутренней и внешней политики;
— культ насилия и крайний антидемократизм и
антиинтеллектуализм;
— милитаризм, проявляющийся в ставке на войну
как универсальное средство решения всех социальных
вопросов;
— беззастенчивое паразитирование на
марксизме-ленинизме, стремление прикрыть марксистско-ленинской
терминологией фактическую фальсификацию научного
коммунизма;
— острая враждебность научному социализму,
принявшая форму антисоветизма;
— смыкание с наиболее реакционными силами
капиталистического мира на почве антисоветизма и борьбы с
международным коммунистическим,
национально-освободительным и революционно-демократическим
движениями.
Прагматический эмпиризм и субъективизм,
абсолютизация противоречий, антагонизмов и
непосредственного опыта, крайний волюнтаризм — вот философский
методологический стержень маоизма.
Подход маоизма к основным проблемам современной
эпохи целиком определяется его китаецентристскими
шовинистическими взглядами на место и роль Китая в
мире. В борьбе двух мировых социальных систем
маоистское руководство Китая оказалось на стороне
капитализма.
В этой связи как никогда актуально звучит указание
XXV съезда КПСС, касающееся идеологии и политики
маоизма: «Мы будем давать отпор этой поджигательской
политике, защищать интересы Советского государства,
социалистического содружества, мирового
коммунистического движения»3.
Глава I
МАОИЗМ 60—70-х ГОДОВ,
ЕГО ПОДРЫВНАЯ
АНТИСОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Большинство марксистско-ленинских партий,
участвовавших в международном Совещании
коммунистических и рабочих партий 1969 года в Москве, признали,
что борьба против идейно-теоретических концепций и
установок китайского руководства представляет собой
неотъемлемую часть усилий братских партий по укреплению
единства и сплоченности коммунистического движения,
единства действий всех революционных
антиимпериалистических сил. Поэтому критика маоизма занимает одно
из главных мест в идеологической борьбе
марксистов-ленинцев против ревизионизма и антикоммунизма.
Развитие международной ситуации выдвинуло задачу
идейно-политического разоблачения теории и практики
маоизма в число самых актуальных проблем, стоящих
перед марксистско-ленинскими партиями.
Необходимость преодоления активной и
наступательной борьбы против идеологии и политики маоизма
вызывается тем, что в современных условиях маоизм:
— открыл второй фронт идейно-политической борьбы
против мировой социалистической системы и
международного коммунистического движения;
— дискредитирует научный коммунизм, фарисейски
маскируя марксистско-ленинской фразеологией свою
антимарксистскую сущность и политику;
— как идеологическое течение все чаще выступает в
качестве главной ударной силы антикоммунизма;
— объективно препятствует внедрению в сознание
трудящихся развивающихся стран идей научного
социализма, играет на руку реакционно-националистическим
и империалистическим силам;
7
— все более открыто служит прямым политическим
орудием реакции и агрессии, объединяя вокруг себя всех
раскольников антиимпериалистического фронта.
Политика китайских руководителей, как отметил
Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев в Отчетном
докладе ЦК КПСС XXV съезду, «по существу стала
важным резервом империализма в его борьбе против
социализма» К
В маоизме и при жизни Мао Цзэдуна, и после его
смерти принципиальная враждебность к научному
коммунизму сочетается с гегемонистскими устремлениями
идеологически и организационно подчинить мировое
революционное движение, включая коммунистическое,
своим великодержавным целям.
Сущность идейных притязаний маоизма в период
«культурной революции» откровенно выразил Яо Вэнью-
ань, в то время один из ведущих теоретиков маоизма, а
ныне один из подсудимых по делу «банды четырех»:
«Наша эпоха — это эпоха, великим знаменем которой
являются идеи Мао Цзэдуна... Мао Цзэдун развил
марксизм-ленинизм в шести областях. Первые три — это три
известные составные части марксизма-ленинизма:
философия, политическая экономия, научный социализм... Но
есть еще три области, которых не было среди трех
составных частей марксизма-ленинизма, — это теория
народной войны, теория строительства партии и теория великой
культурной революции». В докладе «О международном
положении», зачитанном в Шанхае в августе 1967 года,
Яо Вэньюань договорился до того, что «идеи Мао
Цзэдуна» представил как «огромный скачок.., знаменующий
собой вступление марксизма-ленинизма в совершенно
новый этап, этап идей Мао Цзэдуна». Апологетам
маоизма уже казалось недостаточным приписывание Мао
Цзэдуну заслуг в трактовке составных частей
марксизма-ленинизма, они выставили его еще в роли создателя
«новых областей» научной теории.
На IX съезде КПК в политическом отчете ЦК,
который, как подчеркивалось позже, на X съезде КПК, «был
составлен под непосредственным руководством Мао
Цзэдуна», об идеологии маоизма сказано следующее:
«Последние полвека председатель Мао.., сочетая всеобщую
истину марксизма-ленинизма с конкретной практикой
революции, унаследовал, отстоял и развил
марксизм-ленинизм в области политики, военного дела, экономики,
а
культуры, философии и т. д., поднял его на совершенно
новый этап. Маоцзэдунъидеи есть марксизм-ленинизм
такой эпохи, когда империализм идет ко всеобщему краху,
а социализм — к победе во всем мире»2. В то же время
китайская пропаганда трубила о необходимости
«водрузить знамя идей Мао Цзэдуна над земным шаром».
Комментарии, как говорится, излишни.
И лишь потерпев провал в лобовых атаках на
марксизм-ленинизм как идейную основу мирового
революционного движения, в попытках утвердить маоизм как истину
в последней инстанции, маоисты в последнее время
делают вид, что «дают задний ход», стараясь подчеркнуть
связь марксизма-ленинизма и маоизма. X съезд КПК,
сохраняя сущность притязаний Пекина на идейную
гегемонию, вместе с тем опустил из устава партии
положение об «идеях Мао Цзэдуна» как «новом этапе».
Однако посредством словесной эквилибристики сами эти
идеи поставлены в один ряд с марксизмом-ленинизмом.
В пересмотренном этим съездом уставе КПК говорится:
«Коммунистическая партия Китая руководствуется
марксизмом-ленинизмом — маоцзэдунъидеями как
теоретической основой, определяющей ее идеи»3.
В докладе Чжоу Эньлая на X съезде КПК этот же
тезис поясняется следующим образом: «Все члены партии
должны серьезно изучать труды председателя Мао
Цзэдуна, неизменно руководствоваться диалектическим и
историческим материализмом, бороться против идеализма
и метафизики, преобразовывать мировоззрение.,.
Председатель Мао Цзэдун, сочетая всеобщую истину марксизма-
ленинизма с конкретной практикой революции,
унаследовал, отстоял и развил марксизм-ленинизм»4.
Вскоре после «дела Линь Бяо» (1971 г.) и особенно
после X съезда КПК в политической жизни Китая стал
отмечаться процесс корректировки самими маоистами
наиболее одиозных установок периода «культурной
революции». В материалах X съезда и в других политических
и пропагандистских документах КПК вновь стали
вводиться в оборот словесные признания диктатуры
пролетариата, руководящей роли рабочего класса и его партии,
мирного сосуществования и т. п. Однако было бы грубым
заблуждением предположить, что маоисты отказываются
от своих взглядов и «возвращаются» на
марксистско-ленинские позиции. Лживые утверждения на сей счет
ревизионистов в некоторых странах Запада — лишь
неуклюжий тактический ход. Жизнь показывает обратное. IX и
9
X съезды КПК лишь подтвердили амбициозные гегемо-
нистские претензии маоистов на мировой арене.
Если оценить в целом эволюцию маоизма после X
съезда КПК, то она характеризовалась, во-первых, более
изощренными попытками прикрыть
марксистско-ленинской фразеологией дальнейшее сползание на
мелкобуржуазные, военно-бюрократические и националистические
позиции; во-вторых, углублением пропасти между
доктриной и практическими делами КПК; в-третьих, растущей
теоретической беспомощностью маоизма перед лицом
реальных проблем экономической и
социально-политической жизни современного Китая. Отказ от теории
научного коммунизма, от творческого применения к
специфическим условиям Китая международного опыта
строительства социализма привел к углубляющемуся
идеологическому кризису внутри КПК. В то же время попытки
на словах опереться на марксизм-ленинизм при полном
отходе от него на деле служат лишним свидетельством
духовной нищеты маоизма, его стремления поставить себе
на службу самую влиятельную теорию современности.
После смерти Мао Цзэдуна (9 сентября 1976 г.) в
Пекине разгорелась ожесточенная борьба за
идейно-политическое наследие Мао и за власть. В центре этой борьбы
находился вопрос об отношении к «культурной
революции». В ходе схватки уже через месяц после кончины Мао
были арестованы лидеры так называемого радикального
крыла маоистов: заместитель председателя ЦК КПК
Ван Хунвэнь, член Постоянного комитета Политбюро
ЦК КПК Чжан Чуньцяо, члены Политбюро — Цзян Цин
(вдова Мао Цзэдуна) и Яо Вэньюань (зять Мао
Цзэдуна). Кроме того, были арестованы или смещены со своих
постов многие сторонники этой группы, занимавшие
ответственные посты в партийном, государственном
аппарате, органах информации, в армии.
Смерть Мао Цзэдуна наглядно обнажила все пороки и
его идеологии, и того режима, который был создан в ходе
«культурной революции». Ныне китайское руководство,
которое присягнуло на верность маоистскому курсу,
вместе с тем вынуждено вносить коррективы в курс Мао,
диктуемые объективными потребностями развития страны.
Оно прежде всего заявило, что первоочередной задачей
является «стабилизация положения в стране»5. В
вопросах международной политики КНР, по словам Хуа Гоф-
эна, будет неуклонно придерживаться «революционной
внешнеполитической линии Мао Цзэдуна»6.
10
Китайское руководство отвергло или оставило без
ответа все инициативы Советского Союза, направленные на
улучшение отношений с КНР. Одновременно в китайской
печати, по радио, телевидению, в устной пропаганде с еще
большим ожесточением, чем прежде, развернулась
злобная кампания против Советского Союза и братских стран
социалистического содружества. Если до смерти Мао Цзэ-
дуна среднемесячное количество антисоветских
публикаций в официальных органах ЦК КПК колебалось между
150—170 материалами, то после смерти Мао оно
удвоилось.
Хуа Гофэн в телеграмме, направленной в ноябре
1976 года VII съезду Албанской партии труда (тогда
еще отношения между Пекином и Тираной не были
разорваны), подтвердил неизменность главного
направления внешней политики КНР — борьбы против так
называемого «гегемонизма двух сверхдержав» — СССР и
США, причем Советский Союз ставился на первое место,
а также намерение «довести до конца борьбу против
современного ревизионизма». В то время дело не дошло
до денсяопиновской трактовки (1978 г.) «теории трех
миров» Мао, согласно которой США выводились из
определения врагов и включались в «широчайший
антисоветский фронт». Все это вместе взятое свидетельствовало,
что послемаоцзэдуновское руководство Пекина
оставляло по существу без изменений
великодержавно-националистический курс КНР на международной арене.
В беседах с делегацией французских журналистов в
ноябре 1976 года китайские официальные лица, в том
числе заместитель премьера Ли Сяньнянь, руководящие
деятели МИД КНР следующим образом формулировали
линию и установки Пекина в международных делах:
«Война неизбежна, разрядки напряженности не существует»;
«Советский Союз является главным источником войны»;
«Мы хотим, чтобы Европа была могущественной и чтобы
ее оборона против Советского Союза упрочилась»; «Мы
вполне удовлетворены тем, что наши отношения с
Соединенными Штатами развиваются в духе Шанхайского
коммюнике» (подписанного в 1972 году во время визита
Никсона в Китай).
Своеобразие борьбы против маоизма определяется
прежде всего тем, что, выступая против опыта мирового
социализма, против марксизма-ленинизма, маоизм
опирается на политический и экономический потенциал одной
из крупнейших стран мира с почти миллиардным насе-
11
лением (1980 г.), использует для этого государственный
аппарат страны, международные дипломатические связи,
участие КНР в крупнейших международных
организациях. Кроме того, маоисты активно эксплуатируют
авторитет китайской революции в странах, борющихся за
свободу и независимость. Маоизм ведет борьбу против
марксизма-ленинизма, камуфлируя свои
социал-шовинистические, мелкобуржуазные концепции. Он объявляет
противниками марксизма подлинно
марксистско-ленинские партии, а Советский Союз клеветнически называет
«социал-империализмом», отлучает от социализма целый
ряд других социалистических стран.
Особенности борьбы против теории и практики
маоизма связаны не в последнюю очередь также и с тем, что
он эксплуатирует в своих целях возникающие в странах,
имеющих сходную с Китаем социально-экономическую
структуру, известную общность сложных практических
проблем, связанных с преодолением экономической и
культурной отсталости, минуя капиталистический путь
развития.
Маоизм, борясь за гегемонию прежде всего в
развивающихся странах, самым активным образом использует
в своих целях отсталые, примитивные представления о
социализме, существующие в странах Азии, Африки и
Латинской Америки. Поэтому борьба против
распространения маоистской идеологии в освободившихся странах
имеет важное значение для
национально-освободительного, антиимпериалистического движения и
прогрессивного социального развития, для укрепления сотрудничества
этих стран с мировым социализмом.
Особенности борьбы против маоизма определяются
также тем,, что он все более откровенно выступает как
идеология великоханьского шовинизма, паразитирующего
на лозунгах преодоления отсталости Китая в
кратчайшие исторические сроки. Используя стремление сотен
миллионов китайцев вырваться из пут отсталости и
бедности, маоизм изображает себя защитником
«национального духа», самобытности Китая, радетелем
национального величия Китая и т. д., пытается создать впечатление,
что он якобы предлагает кратчайший путь преодоления
отсталости Китая. С другой стороны, среди миллионных
масс Азии, Африки, Латинской Америки маоисты
претендуют на роль некоего образца борьбы за национальную
независимость и преодоление отсталости, опираясь на
собственные силы.
/<-
12
Фактическое отсутствие позитивной программы
решения внутренних проблем маоизм стремится восполнить
шовинистическими лозунгами и активной деятельностью
в сфере внешней политики. Стремление маоистов
столкнуть мировые державы, нагнетать международную
напряженность, подготовка и попытки проникновения в
соседние с Китаем страны, борьба за гегемонию в Азии, а в
конечном счете за мировую гегемонию — все это и есть
тот путь возрождения «национального величия» Китая,
который выбрали маоисты.
Ущерб, наносимый маоистами делу мира и
социализма, измеряется сегодня не только тем, что вопреки
коренным, национальным интересам своего народа они
противопоставляют Китай его естественным союзникам, дают
возможность классовым противникам социализма
использовать в своих интересах политический вес Китая.
Подчиняя свой идеологический аппарат задачам борьбы
против курса социалистических государств на разрядку
международной напряженности, они объективно
усиливают ее прямых противников из лагеря империализма,
дезориентируют часть сторонников разрядки, вносят разброд
в их ряды.
Особенности борьбы против маоизма на современном
этапе связаны также с растущей активностью идеологов
и политиков империалистических государств,
направленной на использование маоизма для борьбы против
марксизма-ленинизма, против единства революционных и
миролюбивых сил. Они изображают принципиальную
борьбу марксистов-ленинцев против великоханьских
националистов как «спор» СССР и Китая, как
«столкновение национальных интересов» двух социалистических
стран. При этом, выражая лицемерное сочувствие Китаю
как «слабой стороне» в споре, как «жертве», империализм
преследует цель нагнетать напряженность в отношениях
КНР с СССР и другими странами социализма.
Наиболее горячие головы среди американских ультра,
такие как сенаторы Джексон, Тафт, выступают за
установление прямого военного сотрудничества между США и
КНР на антисоветской основе. Один из бывших
ответственных сотрудников Пентагона, а ныне журналист Пиллс-
бери опубликовал статью, в которой обосновывает идеи
американских реакционеров и махровых
антикоммунистов типа 3. Бжезинского о военной поддержке со стороны
США антисоветского курса маоистов7. Однако даже
среди сторонников этой авантюристической и провокаци-
13
онной игры нет полной убежденности в том, что такая
поддержка в конечном счете не обернется против
самих США. Так, выступивший 5 ноября 1975 г. в
конгрессе США по проблеме отношений в
«треугольнике» США — СССР — КНР профессор Гарвардского
университета Пайпс призывал использовать улучшение
отношений с КНР для оказания давления на Советский
Союз, но вместе с тем он признал, что в перспективе не
исключено, что «именно Китай будет представлять
большую опасность для США».
Для ослабления идейно-политического фронта
марксистско-ленинских партий пекинские лидеры прибегают к
различного рода маневрам. Они пытаются внушить
руководителям других стран и партий, что Пекин якобы
противодействует лишь курсу КПСС, политике Советского
Союза и что все дело сводится лишь к «принципиальным
разногласиям» между СССР и КНР, между КПСС и
КПК, а другие государства и партии, дескать, в это дело
не должны вмешиваться.
Предлагаемая читателям книга показывает, что
марксистско-ленинские партии разоблачают маоистские
политические маневры, осуждают противодействие Пекина
политике разрядки международной напряженности, прямое
смыкание его с наиболее агрессивными кругами
империализма, откровенную кампанию подготовки к войне,
территориальные притязания к большинству соседних с
Китаем стран. Маоизм и вдохновляемая им политика
китайского руководства представляют угрозу для
всеобщего мира и требуют единства действий в борьбе против
него и его политики. И здесь никакой нейтрализм
невозможен и нереален.
Китайская верхушка и после смерти Мао продолжает
подрывную, раскольническую борьбу против
международного коммунистического движения. Смерть Мао и арест
«четверки», которая имела тесные связи с промаоистски-
ми группами за рубежом, вызвали среди этих групп
замешательство. Новое руководство Пекина поспешило
заверить их, что оно неизбежно «будет сплачиваться» с этими
группами, которые Пекин называет «подлинно
марксистско-ленинскими партиями». Новое руководство КПК
подтвердило свою приверженность маоистским концепциям
«о трех мирах» и «о борьбе против сверхдержав»,
которые являются платформой всех маоистских группировок.
Поддерживая прокитайские группировки в других
странах, инспирируя создание новых таких организаций
14
(в Швеции, Дании, Испании, США), маоисты
предпринимают настойчивые усилия, чтобы добиться раскола
коммунистического движения, разобщить его ряды, создать-
почву для своеобразного «промаоистского оппортунизма»
в рядах коммунистического движения. Однако сейчас
уже можно с определенностью сказать, что ставка
Пекина на создание в других странах крупных маоистских
партий, которые могли бы противостоять марксистско-
ленинским партиям, бесславно провалилась.
Поскольку борьба против всего мирового
коммунистического движения оказалась не по плечу китайским
лидерам, они стараются побудить отдельные компартии если
не перейти на их сторону, то хотя бы занять
нейтралистскую позицию. При этом ставка делается на те
компартии, в политике руководства которых проявляются
националистические, сектантские и ревизионистские тенденции.
Проводя на международной арене курс, идущий
вразрез с линией коммунистического движения, китайское
руководство расширяет контакты с правыми лидерами
социал-демократии, с сионистскими кругами, с
буржуазными партиями. При этом и в открытой, и в
завуалированной форме оно дает понять, что готово сотрудничать с
этими силами в борьбе против коммунистов, против
идущих за ними организованных отрядов рабочего класса.
В этом плане весьма характерна позиция пекинского
руководства по отношению к Коммунистической партии
Японии. Китайские лидеры пошли на открытый сговор с
представителями правящей
Либерально-демократической партии Японии, заявили о своей поддержке японской
буржуазии в борьбе против коммунистической партии
этой страны.
Такой линии Пекина противостоит позиция мирового
коммунистического движения, активные действия
которого против маоизма стали важнейшим условием успешной
борьбы против империализма, за коренные цели
социализма, мира, национальной свободы, за единство сил
антиимпериалистического фронта. Ясное определение
отношения к маоизму и принципиальная оценка его
концепций с позиций марксизма-ленинизма помогают братским
партиям крепить свои ряды, очищаться от
оппортунистических элементов, поднимают авторитет компартий в
массах. Нейтрализм, стремление уйти от участия в идейно-
политической борьбе против маоизма чреваты
серьезными последствиями, прежде всего для
идейно-политического единства коммунистических партий.
15
Марксисты-ленинцы дают отпор попыткам
антикоммунистической пропаганды и ревизионистов
реабилитировать или приукрасить маоизм, изобразить его как некую
альтернативу международному революционному
движению и мировому социализму, выдать его за какой-то
«третий путь», «новую модель социализма». Цель этих
попыток— дискредитировать достижения социализма,
дезориентировать массы, ослабить борьбу народов против
капитализма.
Борьба против маоизма, против его идеологии и
политики— это борьба:
— за чистоту марксистско-ленинской теории,
принципов пролетарского интернационализма;
— за единство социалистического содружества и
всего мирового коммунистического движения;
— за сплоченность сил антиимпериалистического
фронта;
— за дело мира и безопасности народов, за
разрядку международной напряженности, за торжество дела
социального прогресса, национальной свободы и
социализма.
Не в последнюю очередь — это борьба за подлинные
социальные и национальные интересы великого
китайского народа, за социализм в Китае.
Маоисты ныне превратились в главных идеологов и
поджигателей мировой войны.
Деградация маоистского руководства КПК служит
серьезным уроком для всего революционного движения.
Эволюция маоизма —лишнее свидетельство того, к каким
опасным последствиям могут привести оппортунизм и
национализм.
С утверждением маоистской линии и маоистского
режима в Китае мелкобуржуазно-националистические
силы на международной арене получили поддержку в лице
огромного государства. Это, конечно, осложняет
положение в коммунистическом и национально-освободительном
движениях.
Промаоистский оппортунизм развивается параллельно
с попытками подменить в коммунистическом движении
единое интернациональное учение марксизма-ленинизма
различными концепциями так называемого
плюралистического социализма.
В 60—70-х годах Пекин вел большую работу среди
политических деятелей и интеллигенции на Западе, пытаясь
обработать их в промаоистском духе, добиться положи-
16
тельных оценок «культурной революции» и маоистского
режима. Одновременно китайская пропаганда
проповедовала свои антисоветские тезисы о некоей «реставрации
капитализма в СССР», о том, что «культурная
революция» является, дескать, гарантией от «реставрации».
Антикоммунисты, апологеты капитализма
использовали маоизм, маоистскую «культурную революцию» для
дискредитации научного социализма, международного
опыта строительства социализма.
Маоизм паразитирует на вековой мечте китайского
народа — покончить с унаследованной от
феодально-полуколониального прошлого отсталостью экономики и
культуры, создать развитую социалистическую державу.
Советским людям понятны патриотические
стремления китайских трудящихся, нашедшие, например,
выражение в статье заместителя секретаря парткома одной из
коммун уезда Цзясянь провинции Хэнань Сюэ Симэй,
который пишет: «Наша страна переживает сейчас важный
период исторического развития. В этом веке надо сделать
нашу страну современной социалистической державой.
Мы, представители грамотной молодежи, борющейся на
первой линии сельскохозяйственного производства, видим
одну первостепенную задачу... — двинуть сельское
хозяйство вперед...»8. Понятны и призывы тех китайских
тружеников, которые с глубокой убежденностью говорят, что
«только социализм даст выход Китаю», и заявляют, что
они «вместе со своими товарищами... будут стараться
внести еще больший вклад в дело изменения отсталого
лица Китая, в дело строительства новой,
социалистической деревни»9. Однако эти благородные порывы
трудящихся пекинская верхушка стремится направить в чуждое
социализму русло шовинизма и антисоветизма, что ни в
коей мере не соответствует целям китайского народа, тем
великим целям, за которые боролись многие поколения
китайских революционеров.
Как подчеркивал Л. И. Брежнев, выступая на
международном Совещании коммунистических и рабочих
партий в 1969 году, «не на путях борьбы против СССР и
других стран социализма, против всего
коммунистического движения, а на путях союза и братского
сотрудничества с ними может быть достигнуто подлинное
национальное возрождение Китая, обеспечено его
социалистическое развитие» 10.
Благородная и великая цель требует и
соответствующих методов. И если с этой точки зрения посмотреть на
17
слова и дела пекинских лидеров, то станет ясно, что они
извращают в духе шовинизма и гегемонизма
благородную цель китайского народа — построить великую
современную социалистическую державу.
Тщательный анализ истории китайской революции,
истории КПК и строительства социализма в Китае
подтверждает вывод о несовместимости доктрины и политики
Мао Цзэдуна с китайской революцией и социалистической
перспективой Китая.
Разоблачая антинародный и антисоциалистический
характер маоизма, необходимо обращать внимание на
некоторые особенности социально-политической природы
маоизма и его тактики.
1. Изучение особенностей развития маоизма выявляет
историческую тенденцию сужения его
социально-политической базы, круга его сторонников. В самом деле,
многие силы, группировки и отдельные деятели, которые
являлись носителями маоистской идеологии, пытались
претворить догмы маоизма в жизнь, становятся козлами
отпущения за его провалы. В других случаях эти силы,
группировки и деятели просвещаются самой практикой,
понимают несостоятельность маоизма, становятся его
идейными противниками. Об этом свидетельствует и
«дело Чжан Вэньтяня», и «дело Лю Шаоци», и «дело Чэнь
Бода», и «дело Линь Бяо».
Маоизм иррационален по своей природе и поэтому
прибегает к обману и фарисейству. Он использует
националистический фанатизм, неграмотность, религию для
идеологической обработки людей. Маоизм страшится
науки, культуры, просвещения.
2. В политическом поведении пекинских лидеров ярко
проявляется мелкобуржуазная природа маоизма. Это
сказывается в игнорировании ими моральных критериев в
политике, в их неразборчивости в средствах,
псевдорадикализме. Опыт показывает, что маоисты трусливы,
постоянно шарахаются из одной крайности в другую, делают
глупости, а затем пытаются доказать собственную
правоту, отсутствие аргументов восполняют самовосхвалением,
крикливостью и бранью.
Что касается методов ведения дискуссий со своими
идеологическими оппонентами, то и здесь им присуща та
же неразборчивость в средствах, подтасовка фактов,
фальсификация и вероломство, крайняя жестокость.
Маоизм перерос рамки внутренней проблемы Китая,
вышел за рамки мировой социалистической системы и
18
международного коммунистического движения в целом,
он превратился в фактор, касающийся всех миролюбивых
сил, всех прогрессивных сил.
Нынешний этап борьбы против маоизма определяется
тем, что сами маоисты переносят центр тяжести атак
против социалистического содружества из сферы идеологии в
сферу практической политики государства, объявив курс
подготовки к войне против социалистических стран
государственной политикой, которая официально закреплена
в партийных решениях и конституции КНР.
Маоизм своими действиями сам отлучил себя от
научного социализма, от китайской революции и
социалистической перспективы развития Китая. И констатация
марксистами-ленинцами предательства маоизмом дела
социализма, дела китайской революции не есть
отлучение Китая от социалистической системы, а конкретное
выражение борьбы за социалистический Китай.
Борьба против теории и практики маоизма — это
борьба за отстаивание принципов научного социализма,
за чистоту марксистско-ленинского учения, интересов
мирового революционного движения.
Все 60-е и 70-е годы Советскому Союзу, КПСС
приходилось не только бороться против сторонников «холодной
войны» в капиталистических странах, противодействовать
прямым актам агрессии империализма против
социалистических стран и национально-освободительного движения,
но и вести борьбу против подрывной работы маоистского
руководства Китая, открывшего второй фронт
политической и идеологической борьбы против сил мира,
социализма и прогресса. И несмотря на классовое предательство
маоистов, КПСС в тесном сотрудничестве с братскими
коммунистическими партиями удалось укрепить позиции
сил социализма и мира.
Именно благодаря этому империалистические
государства вынуждены были признать необходимость и
неизбежность мирного сосуществования с Советским Союзом,
со странами социализма. Именно это заставило
капиталистические государства пойти на совещание в
Хельсинки и подписать известный Заключительный акт. Ныне,
как никогда, высок международный авторитет Советского
Союза и социалистических стран, могуч их
оборонительный и экономический потенциал. Благодаря этому народы
Советского Союза и стран социализма могут уверенно
смотреть в будущее.
С начала 70-х годов гегемонистская политика Пекина
19
вступила в новый этап. Пекинское руководство в борьбе
за гегемонию и свои антисоветские цели от
противоборства в сфере идеологии перешло на путь откровенного
блокирования с наиболее агрессивными кругами
империализма. По воле маоистов Китай превратился в политического
пособника империализма в борьбе против
социалистической системы. Марксистско-ленинские партии вынуждены
были сделать вывод о том, что в настоящее время борьба
против антисоветского, шовинистического курса Пекина
является частью борьбы против империализма, частью
борьбы за мир, социализм и прогресс. В идеологическом
плане маоизм, как указывалось в Отчетном докладе
ЦК КПСС XXV съезду партии, враждебен
марксизму-ленинизму, хотя и продолжает прикрываться марксистской
фразой; по существу он превратился в разновидность
антикоммунизма. Эти принципиальные положения имеют
важное значение для определения тактики борьбы против
подрывной антисоветской политики Пекина.
Линия КПСС по этому вопросу, разработанная XXIV
и XXV съездами партии, полностью учитывает
особенности борьбы против подрывной деятельности маоистских
лидеров Китая и отражает готовность СССР к
нормализации и развитию советско-китайских отношений. В
осуществлении этой линии КПСС добилась крупных успехов.
Были нейтрализованы отрицательные последствия
классового предательства маоистов на соотношение сил между
двумя мировыми системами. Были сорваны
провокационные планы маоистов столкнуть в военном конфликте
Советский Союз и Соединенные Штаты. Удалось успешно
противодействовать попыткам китайских руководителей
разорвать советско-китайские отношения.
В тесном сотрудничестве с братскими странами и
коммунистическими партиями, а также благодаря гибкой
внешней политике СССР и КПСС удалось сорвать
попытки маоистов помешать разрядке напряженности в Европе,
проведению общеевропейского совещания по
безопасности и сотрудничеству.
Успехи внешнеполитической деятельности КПСС —
это, конечно, прежде всего результат огромного
самоотверженного труда всего советского народа, большой
организаторской работы Центрального Комитета, Политбюро
ЦК КПСС и лично Генерального секретаря ЦК КПСС,
Председателя Президиума Верховного Совета СССР
Л. И. Брежнева. Эти успехи приобрели столь весомое
мировое значение и потому, что КПСС осуществляет свою
20
ленинскую внешнюю политику в тесном сотрудничестве с
братскими странами социализма.
Разумеется, успехи в осуществлении Программы мира
не могут не радовать каждого советского коммуниста,
каждого советского человека. Вместе с тем Центральный
Комитет КПСС указывает, что достигнутые успехи в
борьбе за мир и социализм не должны располагать
коммунистов к благодушию и самоуспокоенности. Наоборот, перед
ними встают новые, еще более величественные задачи.
Нельзя также не видеть того, что противники разрядки
международной напряженности, сторонники «холодной
войны» не сложили оружия. Они продолжают отравлять
международную атмосферу. Как неоднократно
подчеркивал Л. И. Брежнев, политика КПСС — это марксистско-
ленинская, классовая политика и разрядка
напряженности отнюдь не означает ослабления и тем более
прекращения идеологической борьбы против наших классовых
противников.
Политика китайского руководства причинила и
причиняет несомненный ущерб международному
коммунистическому движению, национально-освободительной борьбе,
делу социализма в Китае. Марксистско-ленинские партии
едины в своей решимости не дать классовому врагу
воспользоваться этим, они умножают свои усилия в борьбе
против маоизма. Современная эпоха возложила на
коммунистов огромную ответственность за дело прогресса, мир,
судьбы человечества.
Коммунистическая партия Советского Союза вместе с
другими марксистско-ленинскими партиями видит свой
долг в том, чтобы наращивать усилия в борьбе за мир,
национальную независимость, демократию и социализм и
свести тем самым к минимуму отрицательные последствия
раскольнической политики нынешней руководящей
группировки Китая.
Маоисты изменили делу строительства социализма,
отказались от улучшения условий жизни для трудящихся
масс Китая, всей своей политикой они дискредитируют
идеи социализма, насаждают чуждый социализму
террористический режим. В этих условиях советские
коммунисты видят свою задачу в том, чтобы еще более целе-
устпемленно трудиться над претворением в жизнь планов
коммунистического строительства, развивать
социалистическую демократию, добиваться дальнейшего подъема
благосостояния и культуры народа.
Нынешнее пекинское руководство, следуя прежним
21
курсом Мао, пытается расколоть социалистическое
содружество, расшатать его единство, навязать ему свой
диктат. В этих условиях советские коммунисты видят свою
задачу в том, чтобы вместе с братскими партиями
социалистических государств крепить единство и сплоченность
социалистического содружества на принципиальной
основе марксизма-ленинизма, пролетарского,
социалистического интернационализма.
Националистическое китайское руководство уже давно
пытается внести разброд и раскол в ряды мирового
коммунистического движения. В таких обстоятельствах
советские коммунисты видят свою задачу в том, чтобы
вместе с другими марксистско-ленинскими партиями
бороться за осуществление генеральной линии
коммунистического движения, за его единство, дальнейшее укрепление
его рядов.
Пекин стремится разобщить главные революционные
силы современности — социалистическое содружество,
рабочее движение и национально-освободительное
движение. В сложившейся обстановке советские коммунисты
видят свою задачу в том, чтобы укреплять их
революционный союз в борьбе против общего врага —
империализма.
Маоисты порвали с марксизмом-ленинизмом, ведут
ожесточенные нападки на идеологические основы
коммунистического движения, его программные документы.
В таких условиях подлинные революционеры еще
настойчивее борются за чистоту марксистско-ленинского
учения, отстаивают общую идейно-политическую платформу
коммунистического движения, сформулированную на
международных совещаниях 1957, 1960, 1969 годов. Для
советских коммунистов решение этой задачи неразрывно
связано с борьбой за неуклонное выполнение решений
XXV съезда нашей ленинской партии и подготовкой к
предстоящему XXVI съезду партии.
С начала 70-х годов гегемонистская политика маоис-
тов стала приобретать все более проимпериалисгический
характер. Пекинское руководство переходит к
откровенному блокированию с наиболее агрессивными кругами
империализма, по воле маоистов Китай превращается в
военного и политического союзника империализма в
борьбе против социалистической системы.
Марксистско-ленинские партии вынуждены были сделать вывод о том,
что в настоящее время борьба против антисоветского,
шовинистического курса Пекина является частью борьбы
22
против империализма, частью борьбы за мир, социализм
и прогресс. В идеологическом плане маоизм враждебен
марксизму-ленинизму, он превратился по существу в
разновидность антикоммунизма. Эти принципиальные
положения нашей партии имеют важное значение для
определения тактики борьбы против подрывной политики
Пекина.
Глава II
ВКЛАД КПСС В БОРЬБУ
С ВРАЖДЕБНОЙ МАРКСИЗМУ-ЛЕНИНИЗМУ,
ДЕЛУ СОЦИАЛИЗМА И МИРА ИДЕОЛОГИЕЙ
И ПОЛИТИКОЙ МАОИЗМА
Коммунистическая партия Советского Союза,
верная учению и заветам В. И. Ленина, всегда высоко
несла знамя пролетарского интернационализма, не щадя
сил боролась и борется за единство и сплоченность
коммунистов на принципиальной основе
марксизма-ленинизма. XXV съезд КПСС вновь убедительно
продемонстрировал глубокую верность ленинской партии знамени
интернационализма. Генеральный секретарь ЦК КПСС
Л. И. Брежнев в Отчетном докладе ЦК КПСС XXV съезду
подчеркнул: «Мы, советские коммунисты, считаем защиту
пролетарского интернационализма святой обязанностью
каждого марксиста-ленинца» К
Характеризуя международное значение борьбы КПСС
за чистоту научной идеологии рабочего класса,
Генеральный секретарь Коммунистической партии США Гэс Холл
отмечал: «С исключительным мастерством и
настойчивостью КПСС ведет борьбу за мир, разрядку
международной напряженности, за претворение в жизнь принципов
мирного сосуществования. Она решительно отвергает
какие бы то ни было оппортунистические сделки с
империализмом... Коммунистическая партия Советского Союза
никогда не поступалась классовыми принципами ради
соображений временной выгоды, она всегда находит
правильное сочетание национальных и интернациональных
задач, стоящих перед ней»2.
Именно с принципиальных позиций
интернационализма, защиты чистоты марксистско-ленинского учения,
укрепления сплоченности рядов коммунистов и всех борцов
против империализма, за социализм, мир и демократию
24
боролась и борется КПСС с подрывной, раскольнической
деятельностью маоистского руководства Китая.
Как известно, в конце 50-х — начале 60-х годов
националистическая группа Мао Цзэдуна выступала со своей
особой, несовместимой с марксизмом-ленинизмом идейно-
политической платформой.
Первоначально маоисты тщательно камуфлировали
свои антимарксистские, шовинистические цели
революционной фразеологией, рядились в тогу защитников
«революционных принципов марксизма-ленинизма», «борцов
против империализма, ревизионизма» и т. п. Однако
постепенно их подлинные взгляды и цели обнажились.
Маоистское руководство поставило своей конечной
стратегической целью в международных делах
превращение Китая в «сверхдержаву», которая оказывала бы
решающее влияние на развитие мировых событий.
Поскольку достичь этого в короткие сроки ввиду технико-
экономической отсталости страны невозможно в ходе
нормального соревнования с теми мировыми державами,
которые рассматриваются маоистами как основные
соперники Китая, то выдвигалась задача добиться этой цели с
помощью войн и переворотов.
До конца 60-х годов тактика Пекина состояла в том,
что он пытался любыми средствами сталкивать между
собой мировые державы, играть на противоречиях между
ними. Одновременно он вел упорную борьбу за
утверждение влияния Китая в развивающихся странах, которые
считал основным резервом при конструировании и
осуществлении своих внешнеполитических комбинаций. Для
реализации гегемонистских планов Пекин стремился
использовать революционное движение и с этой целью
настойчиво добивался установления своего лидерства в
различных его отрядах.
На этом пути китайское руководство видело главное
препятствие в лице Советского Союза. Поэтому борьба
против СССР неизменно рассматривалась в качестве
главной задачи, которой подчинена вся китайская
внешняя политика. Свои акции на мировой арене Пекин
предпринимал прежде всего с учетом того воздействия,
которое они смогут оказать на борьбу против Советского
Союза. Л. И. Брежнев, характеризуя политику маоистского
руководства, говорил: «По существу, единственный
критерий, определяющий теперь подход китайских
руководителей к любой крупной международной проблеме, — это
стремление нанести по возможности больший ущерб
25
СССР, ущемить интересы социалистического
содружества»3.
Буржуазные исследователи и адвокаты маоизма из
стана оппортунистов умышленно переставляют местами
причины и следствия, пытаются представить борьбу
маоизма против марксизма-ленинизма и коммунистических
партий, отстаивающих основы пролетарского учения, как
якобы «столкновение державных интересов» СССР и
Китая, как некое соперничество из-за гегемонии,
территориальный спор и т. д. Однако подлинная суть дела
заключается в другом. Антисоветизме маоизме — это отражение
его антисоциализма, концентрированное выражение
великодержавного шовинизма и гегемонизма,
представляющего угрозу всем миролюбивым народам.
На основе глубокого обобщения уроков
революционного движения первых лет после Октябрьской революции
В. И. Ленин подчеркивал, что все мировое развитие
определяется в нашу эпоху борьбой империалистических
держав против Советской России. «Если мы упустим это
из виду, то не сможем поставить правильно ни одного
национального или колониального вопроса, хотя бы речь
шла о самом отдаленном уголке мира, — говорил
В. И. Ленин. — Только исходя из этой точки зрения,
политические вопросы могут быть правильно поставлены и
разрешены коммунистическими партиями как в
цивилизованных, так и в отсталых странах»4.
Это ленинское положение полностью сохраняет свое
методологическое значение, в том числе и для оценки
различных форм антисоветизма в наши дни. Как
подчеркивают многие братские партии, непреложная истина нашей
эпохи состоит в том, что нельзя в одно и то же время
говорить социализму «да», а Советскому Союзу — «нет».
Именно поэтому в борьбе с империализмом и его
идеологией антикоммунизма нельзя проходить мимо тех
политических течений и группировок, которые, по существу,
выполняют самую черную работу для антикоммунизма.
В первую очередь в этой связи следует обратить внимание
на великодержавную, социал-шовинистическую,
антисоветскую политику и идеологию пекинских лидеров.
В наше время антисоветизм маоистов по своей
объективной роли превратился в разновидность
антикоммунизма. Идеология антисоветизма, подкрепленная широкими
мерами политической борьбы против СССР, почти два
десятилетия составляет основу всей политики пекинских
руководителей.
26
Что касается главного вдохновителя антисоветизма в
политике Пекина — Мао Цзэдуна, то у него антисоветизм
был весьма застарелой болезнью. В воспоминаниях
немецкого, коммуниста-интернационалиста Отто Брауна
(Ли Дэ) «Китайские записки», в работе одного из
руководителей КПК Ван Мина «Полвека КПК и
предательство Мао Цзэдуна», в дневниках П. П. Владимирова
«Особый район Китая» подробно рассказывается об
антисоветских настроениях Мао Цзэдуна и его окружения еще в
30-е годы, в тяжелый период Великой Отечественной
войны советского народа и в первые годы строительства
КНР. В 1941 году Мао Цзэдун в ответ на призыв
Коминтерна сделать все возможное, чтобы предотвратить
открытие Японией второго фронта против СССР, по
существу, отказался принять сколь-нибудь действенные меры,
выдвинув при этом целый ряд заведомо невыполнимых
предварительных условий. Именно в это время
начинаются поиски Мао Цзэдуном путей сближения с США на
антисоветской основе.
Но антисоветские действия группы Мао в 40-х годах
не были началом ее грехопадения. Оно началось
значительно раньше, еще в конце 20-х — начале 30-х годов.
И главный вопрос, на котором «споткнулся» Мао Цзэдун,
был как раз вопрос о сочетании интернациональных и
национальных задач в национально-революционном
движении против империализма и внутренней реакции, то есть
на том самом, о чем говорил В. И. Ленин.
В 30-х годах Мао Цзэдун был одним из самых
активных сторонников левацкой авантюристической концепции
Ли Лисаня, осужденной в свое время Коминтерном.
Согласно этой «концепции», центр революции якобы
переместился из Советской России в Китай, поэтому во имя
«победы революции в Китае» лилисаневцы ставили
задачу спровоцировать войну между СССР и Японией, что, по
их расчетам, отвлекло бы Японию от Китая и привело к
победе революции в стране5. Характерно, что Мао Цзэдун
и в 60-е годы не оставил попыток «теоретически»
обосновать свой антисоветизм и гегемонизм откровенно
националистическими рассуждениями о «перемещении центра
мировой революции с Запада на Восток». В изданном в
1967 году в Пекине сборнике «Да здравствуют идеи Мао
Цзэдуна!», в который были включены ранее не
публиковавшиеся работы Мао, приводится, например, такое
высказывание: «В середине XX века центр мировой
революции переместился в Китай». Одновременно маоистская
27
пропагандистская машина упорно распространяется о
«перерождении» Советского Союза. Антисоветский и геге-
монистский смысл всех этих рассуждений очевиден.
Учитывая общеизвестный факт — огромную и
бескорыстную помощь Советского Союза и КПСС китайскому
народу на всех этапах его борьбы за свое национальное и
социальное освобождение, будь то
антиимпериалистическая, антифеодальная революция 20—30-х годов, борьба
за национальное спасение Китая от агрессии японского
империализма в 30—40-х годах, освобождение Китая от
гоминьдановской диктатуры, сил феодализма и
компрадорской буржуазии или, наконец, восстановление
народного хозяйства и строительство социализма в КНР,
начавшееся провозглашением Китайской Народной
Республики 1 октября 1949 г., — политика антисоветизма и
враждебности к СССР со стороны китайских
руководителей выглядит как противоестественное явление.
Однако если посмотреть на эту политику через
призму самой маоистской доктрины, то нельзя не заметить
того, что маоизм и антисоветизм Мао Цзэдуна вызревали
одновременно, они, по сути дела, стали двумя сторонами
одной и той же медали.
Роль антисоветизма в идеологии и политике маоизма
весьма многогранна. Во-первых, маоизму нужен
антисоветизм, чтобы утвердиться в Китае и на международной
арене, ибо именно с Советским Союзом, с его опытом
строительства социализма, обогащенным затем опытом
всех стран социалистической системы, ассоциируется дело
мирового социализма, в том числе перспектива
социалистического развития самого Китая. Это нашло свое
отражение в решениях VIII съезда КПК (1956 г.), который
подтвердил, что с момента возникновения Компартии
Китая интернациональная помощь со стороны КПСС
играла огромную, неоценимую роль в китайской революции
и затем в социалистическом строительстве Китая. Этого
не мог не признать даже Мао Цзэдун. Говоря о выборе
пути спасения страны, который пришлось делать
китайским революционерам, он признавал: «Китайцы обрели
марксизм благодаря русским... Идти по пути русских —
таков был вывод»6.
Чтобы утвердить шовинистическую доктрину
социального и экономического развития Китая, маоизм должен
был оболгать, дискредитировать опыт социалистического
строительства в Советском Союзе, который честные
китайские коммунисты рассматривали как образец. На ос-
28
нове творческого изучения этого опыта VIII съезд КПК
(1956 г.) выработал, как известно, генеральную линию
строительства социализма в Китае. Не случайно поэтому,
что дискредитация опыта КПСС началась параллельно с
дискредитацией документов первой сессии VIII съезда
Компартии Китая (1956 г.).
Клевеща на СССР, маоисты тем самым хотели бы
поставить под сомнение связанный с Советским Союзом
мировой опыт социализма, общие закономерности
социалистического строительства, оправдать свои зигзаги и
провалы во внутренней и внешней политике. Одновременно это
как бы открывало возможность пекинской верхушке
изображать Мао Цзэдуна созидателем некоей «китайской
модели социализма».
Во-вторых, антисоветизм нужен маоистам для
обоснования их великодержавно-шовинистических замыслов и
гегемонистских устремлений на мировой арене.
В-третьих, антисоветизм в политике маоистов есть
выражение классового предательства, разрыва с
пролетарской идеологией и сползания на
реакционно-мелкобуржуазные, социал-шовинистические и бонапартистские
позиции, позволяющие им лавировать между классами, с
помощью националистического дурмана обманывать
трудящихся Китая.
В-четвертых, антисоветизм нужен маоистам для
поисков «союзников» на международной арене в стане
классовых врагов социализма.
В-пятых, тезис о мифической «угрозе с Севера»
понадобился маоистам для того, чтобы запугать китайский народ
«внезапным нападением советских ревизионистов». Это
позволяет им милитаризировать все сферы жизни страны,
проводить гонку вооружений, замораживать и без того
низкий жизненный и культурный уровень китайских
трудящихся, саботировать мероприятия СССР и других
социалистических стран, связанные с разрядкой
международной напряженности. Этот клеветнический тезис о
«советской угрозе» как нельзя лучше приходится по вкусу и
реакционным империалистическим кругам Запада,
различным агрессивным блокам и служит идейной основой
блокирования Пекина с самой махровой
антикоммунистической реакцией от Пиночета до Штрауса и Джексона.
Поэтому с полным основанием можно утверждать, что
антисоветизм—это стержень маоистской доктрины. Он
вызревал и оформлялся в условиях длительной борьбы
двух линий в Коммунистической партии Китая: марксист-
29
ско-ленинской, интернационалистской, с одной стороны,
и мелкобуржуазной, националистической — с другой. По
мере того как Мао Цзэдун и его ставленники,
представляющие вторую, националистическую линию в политике
КПК, узурпировали власть в стране, захватили
руководство в партии, все более отчетливо обнаруживался
разрыв с принципами марксизма-ленинизма, мировым
опытом социализма, все более открыто выступали на первый
план великодержавно-шовинистические и антисоветские
амбиции нынешних лидеров КПК.
Еще в дни празднования 90-летия со дня рождения
В. И. Ленина маоистское руководство открыто решило
бросить вызов коммунистическому движению. В
редакционной статье, опубликованной в органе ЦК КПК
журнале «Хунци» 16 апреля 1960 г., содержались положения,
направленные против ленинской политики мирного
сосуществования государств с различным социальным строем;
неправильно трактовался вопрос о главном противоречии
в современную эпоху и принижалось
революционизирующее значение мировой социалистической системы;
подвергались сомнению выводы марксистов-ленинцев о
возможности предотвращения мировой термоядерной войны
в современную эпоху, завуалированным нападкам
подвергались и выводы XX съезда КПСС по вопросам
развития социалистического общества, роли партии на этапе
коммунистического строительства в СССР.
На международном Совещании коммунистических и
рабочих партий, состоявшемся в Москве в ноябре —
декабре 1960 года, делегация КПК пыталась навязать
свои особые взгляды на основные проблемы
современности, представить «китаизированный марксизм» в
качестве универсальной доктрины. Когда эта попытка была
решительно отвергнута подавляющим большинством
участников совещания, делегация КПК, чтобы не оказаться
в изоляции, вынуждена была подписать заявление
совещания. Однако это не означало, что китайские
руководители отказались от своих установок.
Качественно новой вехой в эволюции политической
позиции маоистов явилось выдвинутое ЦК КПК И июля
1963 г. «Предложение о генеральной линии
международного коммунистического движения», в котором впервые
была официально сформулирована раскольническая
платформа маоистского руководства. «Предложение»
начиналось с ревизии марксистских оценок современной
эпохи, закономерностей мирового революционного процес-
30
са, изложенных в документах международных совещаний
1957 и 1960 годов. В противовес сформулированному в
этих документах положению, согласно которому основным
противоречием современной эпохи является противоречие
между социализмом и империализмом, в «Предложении»
на первый план были выдвинуты противоречия между
империализмом и районами Азии, Африки и Латинской
Америки, причем эти районы объявлялись «главной зоной
мировой революции». Маоисты уже открыто отрицали
решающее воздействие социалистической системы на ход
мирового развития, проявляли пренебрежительное
отношение к борьбе рабочего класса капиталистических
стран, а национально-освободительное, в основном
крестьянское по своему составу, движение
противопоставляли мировой системе социализма и международному
рабочему классу и провозглашали решающей силой
современности. Универсальным и единственным средством
развития революции объявлялась «народная война». По
вопросам строительства социализма и коммунизма в
«Предложении» выдвигался целый ряд антимарксистских
положений, идущих вразрез как с генеральной линией
строительства социализма в КНР, утвержденной
VIII съездом КПК (1956 г.), так и с опытом мирового
социализма.
Особые взгляды маоистов на коренные вопросы
современности, изложенные в «Предложении», были затем
подробно развернуты в девяти редакционных статьях,
опубликованных в газете «Жэньминь жибао» и журнале «Хун-
ци», как своеобразные «ответы» на Открытое письмо
ЦК КПСС от 14 июля 1963 г.7 В этих статьях
продолжалась ревизия основных документов международных
совещаний коммунистических и рабочих партий, причем
острие идейно-политической борьбы направлялось главным
образом против КПСС. В последней из этой серии статей,
опубликованной в «Жэньминь жибао» 14 июля 1964 г.,
маоисты уже прямо «отлучали» СССР от социализма,
изображали его как страну, «идущую по пути
капиталистической реставрации». Пересматривался в
«Предложении» и вопрос о строительстве социализма в Китае,
отрицалась возможность окончательной победы социализма
«при жизни одного или двух поколений», и, по существу,
сроки построения социализма отодвигались на «сотни
лет».
Так называемый XI пленум ЦК КПК (август 1966 г.),
который фактически уже не представлял партию, а был в
31
сущности сборищем сторонников Мао, провозгласил курс
на развязывание «великой пролетарской культурной
революции», разгром «штабов», то есть партийных комитетов,
и призвал к массовой расправе со всеми, кто не был
согласен с «кормчим», к воспитанию китайского народа в духе
«идей Мао Цзэдуна», проникнутых великодержавным
шовинизмом и антисоветизмом. XII пленум ЦК КПК,
состоявшийся в октябре 1968 г., когда антимаоистские
силы уже были в основном подавлены, подтвердил курс на
расправу с инакомыслящими, сделав особый курс на
пропаганду культа личности Мао и изучение «идей Мао
Цзэдуна». В решениях пленума содержался открытый
призыв к «борьбе с Советским Союзом». В китайской
печати Советский Союз уже именовался
«социал-империалистическим государством», «врагом номер один». Через
несколько месяцев в марте 1969 года пекинские
националисты организовали на советско-китайской границе
кровавую провокацию, чтобы внушить китайскому народу
эту ядовитую мысль, будто Советский Союз является
«врагом Китая».
IX съезд КПК, проходивший тайно в апреле 1969 года,
наиболее рельефно продемонстрировал полный разрыв
маоистского руководства с научным коммунизмом и
пролетарским интернационализмом. Он означал новый этап
эволюции маоизма в сторону превращения его в
разновидность милитаризма и китаизированного
социал-шовинизма. В документах съезда «идеи Мао Цзэдуна»
трактовались как универсальная доктрина не только КПК, но и
всего международного революционного движения, а
американский империализм и «советский ревизионизм» были
поставлены на одну доску как враги Китая. Съезд,
санкционируя разжигание антисоветской истерии,
провозгласил курс на подготовку войны.
Установки маоистского IX съезда КПК легли в основу
разнузданной пропагандистской кампании, направленной
против Советского Союза и других социалистических
стран. В связи со 100-летием со дня рождения В. И.
Ленина «Жэньминь жибао», «Цзэфанцзюнь бао» и журнал
«Хунци» опубликовали редакционную статью под
заголовком «Ленинизм или социал-империализм», в которой
излагалась развернутая программа идейно-политической
борьбы против КПСС и Советского Союза. В статье
пропагандировалась мессианская роль Китая, якобы
призванного освободить человечество от империалистов и
«ревизионистов». Лицемерно восхваляя В. И. Ленина и ле-
32
нинизм, маоисты предприняли попытку опорочить борьбу
КПСС и СССР против империализма.
Развивая антисоветский курс, пленум ЦК КПК (23
августа— 6 сентября 1970 г.) призвал армию и народ «еще
больше усилить подготовку на случай войны в идейном,
материальном и организационном отношении»8, имея в
виду подготовку войны против СССР. Эту задачу пленум
поставил в центр пропагандистской кампании, добиваясь
таким путем внедрения маоизма в сознание китайского
народа, воспитания его в
великодержавно-шовинистическом духе.
В стране стала нагнетаться военная истерия под
лозунгом «готовиться к войне и голоду». Вот типичный
призыв, с которым выступило в то время пекинское радио:
«Нужно добиться такого положения, чтобы весь
700-миллионный народ представлял собой 700 миллионов солдат,
а все горы и долины составляли единый военный лагерь».
X съезд КПК (август 1973 г.) усугубил антисоветский
курс IX съезда. В его документах тезис о Советском
Союзе как «враге номер один» дополнен положением о
«необходимости готовиться к нападению
социал-империализма», которое затем можно было уже найти практически
в любом пропагандистском материале. В докладе на
съезде был выдвинут взятый на вооружение всей пекинской
пропагандой тезис о том, что Линь Бяо действовал,
«согласно нуждам внутренних и внешних классовых врагов и
повинуясь жезлу советских ревизионистов»9. Имея в виду
КПСС, маоисты клеветнически утверждали, что «путь
интернационализации» является путем превращения
Китая в «колонию советского ревизионистского
социал-империализма» 10. Маоисты на X съезде повторили
чудовищную выдумку Мао, утверждавшего, что-де вот уже
20 лет как в Советском Союзе «установлена фашистская
диктатура»11. Маоистское руководство вознамерилось
призывать советский народ и народы других
социалистических стран выступить против КПСС.
На X съезде и после него особые усилия прилагались
и прилагаются к тому, чтобы подвести под антисоветские
измышления некую «научную базу». Фальсифицируя
труды классиков марксизма-ленинизма, в частности
работу В. И. Ленина «Империализм, как высшая стадия
капитализма», в Пекине пытаются «обосновать» тезис о
том, что законы империализма распространяются и на
...Советский Союз.
Одновременно в пропаганде проводится мысль, что
2—648
33
КПСС якобы взяла на вооружение взгляды Бернштейна,
Каутского, Троцкого и т. д. 23 января 1974 г. «Жэньминь
жибао» прямо заявила: «Социалистический Советский
Союз переродился в страну социал-империалистическую,
и социалистического лагеря больше не существует». Эту
же «идейку» пропагандировал с трибуны ООН и
официальный представитель КНР. Та же линия была
закреплена и на состоявшейся в январе 1975 года сессии
Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП).
История эволюции маоистов от революционаризма в
конце 50 — начале 60-х годов до прямого сговора с
самыми оголтелыми, реакционными кругами империализма
весьма показательна и вместе с тем закономерна. Она
убедительно показана в коллективной работе авторов
ряда социалистических стран «Маоизм — идейный и
политический противник марксизма-ленинизма»12.
• Эту эволюцию маоизма и маоистских руководителей
можно наглядно проследить на основных направлениях
идеологии и политики:
— в отношении к марксизму-ленинизму маоисты
начали с того, что объявили «идейным компасом» КПК
принцип «сочетания всеобщей истины
марксизма-ленинизма с конкретной практикой китайской революции», а
пришли к тому, что, по существу, отбросили марксистско-
ленинское учение и провозгласили «идеи Мао Цзэдуна»
новым, высшим этапом развития человеческой мысли и
призвали «водрузить над земным шаром знамя идей Мао
Цзэдуна»;
— в вопросах борьбы между двумя мировыми
системами они начали с путаных рассуждений о
«промежуточных зонах», а пришли к тому, что выдвинули
антимарксистскую геополитическую теорию «трех миров»,
объявили социалистический лагерь «несуществующим»,
игнорируя при этом коренную противоположность
социалистической и капиталистической систем, они прямо
сомкнулись с империалистическими силами для борьбы
против мирового социализма;
— в международном революционном движении они
начали с того, что стали обвинять все
марксистско-ленинские партии и многие отряды
национально-освободительного движения в «реформизме», в «недостаточной
революционности» и «боязни империализма», а дошли до
прямого классового предательства, раскольнической
деятельности в коммунистическом движении, попыток нанести
удар в спину борцам за национальное освобождение и
34
стали открыто блокироваться с самыми реакционными
силами;
— во внутренней политике они начали с
преувеличения роли национальных особенностей и утверждений о
возможности «построить коммунизм» чуть ли не за три
года, а пришли к тому, что подорвали в стране народно-
демократический строй, установили жестокую диктатуру
военно-бюрократической группировки, ликвидируют
реальные социалистические завоевания трудящихся;
— в советско-китайских отношениях они начали с
утверждения о том, что разногласия составляют не более
чем «один палец из десяти», а дошли до вооруженных
провокаций на советско-китайской границе, попыток
«отлучить» СССР от социалистической системы, приклеить
первой в истории социалистической стране, строящей
коммунизм, ярлык «социал-империализма».
Коммунистическая партия Советского Союза
придавала исключительно серьезное значение опасным
националистическим тенденциям в руководстве КПК. КПСС,
ее Центральный Комитет с самого начала проявлений
этих тенденций делали максимум возможного для того,
чтобы предотвратить сползание китайского руководства
в болото оппортунизма, шовинизма и классового
предательства. Наша партия вела огромную терпеливую
работу, пытаясь помочь руководству КПК преодолеть
ошибочные взгляды, толкавшие лидеров КПК к опасным
политическим действиям.
Общим для политики КПСС в отношении Китая все
те годы, когда маоисты открыто обнажили свои
антимарксистские взгляды, начали их навязывать другим
партиям, а поскольку это не удалось, развернули против
них, и прежде всего против КПСС, яростную борьбу,
было и остается то, что защита государственных
интересов Советского Союза всегда неразрывно сочеталась и
сочетается с защитой общих интересов мировой
социалистической системы, международного
коммунистического движения, их сплоченности, с защитой дела борьбы
за мир, социальное и национальное освобождение.
Ведя принципиальную и непримиримую борьбу с
антимарксистской, антиленинской идеологией маоизма,
КПСС не отождествляла маоизм, группу
националистических лидеров во главе с Мао Цзэдуном и Китай,
великий китайский народ. КПСС всегда выражала
готовность не только к нормализации подорванных по вине
маоистов советско-китайских межгосударственных отно-
2*
35
шений, но и к восстановлению подлинно добрососедских
отношений.
Борьбу против идеологии и практики маоизма,
противодействие подрывной политике маоистов КПСС всегда
стремилась вести и ведет на интернациональной основе,
в тесном сотрудничестве с братскими
марксистско-ленинскими партиями, в сочетании с многосторонними,
коллективными действиями братских партий, с учетом
интересов и позиций всех отрядов международного
коммунистического движения.
Именно об этом свидетельствует вся деятельность
КПСС с конца 50-х годов. Об этом можно судить по
двусторонней переписке между ЦК КПСС и ЦК КПК в
период с 1959 по 1966 год (китайская сторона в
одностороннем порядке прервала переписку, в ноябре 1965 и в
марте 1966 г. она заявила сначала об идейном,
политическом и организационном размежевании, а затем и о
«прекращении всяких отношений»), по встречам и
переговорам делегаций ЦК КПСС и ЦК КПК, по позиции
нашей ленинской партии на международных совещаниях
коммунистических и рабочих партий, проходивших в
1957, 1960, 1969 годах.
То же подтверждает постановка КПСС вопроса о
сплоченности международного коммунистического
движения, единстве действий всех антиимпериалистических
сил на съездах КПСС, пленумах ЦК КПСС, в
выступлениях Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя
Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежнева
и других руководителей партии и правительства
Советского Союза.
Вплоть до того времени, пока китайское руководство
не разорвало всякие контакты с КПСС, Центральный
Комитет КПСС неизменно стремился использовать
двусторонние и многосторонние встречи, переговоры с
руководством КПК, чтобы по-товарищески обсудить
разногласия и добиться сплочения рядов коммунистов перед
лицом общего классового врага — империализма.
Однако эти шаги не принесли желаемого результата.
Назрела необходимость для коллективного
обсуждения вопросов развития мирового революционного
процесса. Это и произошло на международном Совещании
коммунистических и рабочих партий, которое состоялось
в ноябре —декабре 1960 года в Москве.
Совещанию предшествовала напряженная работа
редакционной комиссии, где на основе проекта, разрабо-
36
тайного КПСС, шла выработка проекта заявления
братских партий. Первоначально делегация КПК объявила,
что она приветствует этот проект заявления и «на 90
процентов согласна с ним».
Однако в ходе работы редакционной комиссии, и осо-
бенно на самом совещании, китайская делегация
зачастую отказывалась от ранее достигнутых
договоренностей и всячески чинила препятствия согласованию
документа, нападая на КПСС. Она выступила против выводов
международного коммунистического движения по
вопросам войны и мира, мирного сосуществования, путей
перехода к социализму, изложенных в Декларации,
принятой на международном Совещании коммунистических
и рабочих партий в 1957 году.
Делегация КПК возражала против включения в
проект заявления следующих положений: о недопущении
фракционной и групповой деятельности в рядах
коммунистического движения; о принципиальном значении
опыта КПСС, в частности решений ее XX и XXI съездов,
для международного коммунистического движения; о
преодолении последствий культа личности, о
возможности предотвращения термоядерной войны в современных
условиях.
ЦК КПСС, стремясь преодолеть разногласия,
возникшие в коммунистическом движении, направил в ЦК КПК
накануне совещания письмо, которое было ответом на
письмо ЦК КПК от 10 сентября 1960 г. Это письмо
ЦК КПСС было также разослано братским партиям 13.
В письме ЦК КПСС подчеркивалось, что существует
принципиальная основа, на которой было бы возможно
устранить возникшие разногласия. ЦК КПСС, вновь
демонстрируя стремление к нерушимому единству
коммунистических рядов на основе марксизма-ленинизма,
указывал: «Твердой гарантией укрепления единства
между КПСС, КПК и всеми коммунистическими партиями
является сохранение верности положениям проекта
заявления, подготовленного редакционной комиссией».
ЦК КПСС по-товарищески, убедительно разъяснял
несостоятельность теоретических позиций руководства
КПК по ряду принципиальных проблем, раскрыл
раскольнический характер его деятельности, решительно
выступил за то, чтобы ни одна партия не прибегала к
каким-либо действиям, которые могли бы угрожать
единству и сплоченности коммунистических партий.
Сплоченность коммунистического движения несовместима с
37
фракционностью в его рядах. ЦК КПСС в своем письме
подчеркивал, что наша задача — помогать народам
творить историю, направлять историческое развитие по пути
к коммунизму, добиться быстрейшего и окончательного
преодоления разногласий на принципиальной основе
марксизма-ленинизма, последовательного проведения
общей линии в жизнь братскими партиями в интересах
великого дела победы над мировым империализмом и.
Письмо ЦК КПСС создало благоприятные условия
для созыва совещания, для выработки им марксистско-
ленинской платформы мирового коммунистического
движения.
Международное Совещание коммунистических и
рабочих партий 1960 года явилось важным этапом в
борьбе за единство и сплоченность его рядов на
принципиальной основе марксизма-ленинизма.
Абсолютное большинство коммунистических и
рабочих партий с последовательно марксистско-ленинских
позиций, аргументированно раскрыло несостоятельность
антимарксистских, антиленинских концепций китайских
руководителей и решительно отвергло их.
Делегация КПСС в своих выступлениях дала
глубокий анализ международного положения,
закономерностей развития революционного движения в современную
эпоху, показала всемирно-историческое значение
образования и укрепления мировой системы социализма,
быстрого процесса распада колониальной системы.
Делегация КПСС на совещании большое место
отвела рассмотрению вопросов об определении современной
эпохи, о путях предотвращения новой войны и т. д.
Интернационалистская позиция КПСС на совещании
получила широчайшую поддержку братских партий.
Делегация КПК придерживалась противоположной
линии. Она принижала силы международного
пролетариата, мировой социалистической системы, высказывала
неверие в способность миролюбивых сил отстоять дело
мира от посягательств агрессивных империалистических
кругов, выдвинула целый ряд других ошибочных
положений (например, оправдывала «китаизацию»
марксизма), противоречащих Декларации и Манифесту мира,
принятым на международном Совещании
коммунистических и рабочих партий 1957 года.
Линия делегации КПК на совещании была
фактически направлена на подрыв генеральной линии,
коммунистического движения, единства основных сил миро-
38
вого антиимпериалистического фронта —
социалистической системы, международного рабочего движения,
национально-освободительного движения. Объективно
антиленинские установки китайского руководства были на
руку агрессивным силам империализма, облегчали им
наступление на позиции мирового коммунистического
движения.
Ревизионизм делегации КПК, прикрытый вуалью
«левых» фраз, подвергся на совещании принципиальной
критике. Китайская делегация увидела, что по всем
вопросам, по которым она расходится с международным
коммунистическим движением, братские партии ее не
поддерживают. В то время руководство Пекина не
решилось пойти на открытый разрыв с мировым
коммунистическим движением. Одновременно в самом
руководстве КПК возникли острые разногласия по оценке
итогов работы совещания. Поэтому китайские лидеры в
конечном счете подписали документы совещания, что
оставляло надежду на возможности преодоления
разногласий.
В Заявлении и Обращении совещания 1960 года к
народам всего мира были записаны коллективно
выработанные оценки и выводы по актуальным проблемам
современности, которые стали руководством к действию
для всех коммунистов, революционных сил мира.
Заявление совещания указало, что для успешного
решения стоящих перед коммунистическими и рабочими
партиями задач необходимо продолжать и в дальнейшем
решительную борьбу на два фронта — против
ревизионизма и против догматизма и сектантства, которые, если
против них не вести последовательной борьбы, могут
стать главной опасностью на том или ином этапе
развития коммунистического движения.
Заявление подчеркнуло, что решительная защита
единства коммунистического движения на основе
принципов марксизма-ленинизма, пролетарского
интернационализма, недопущение каких-либо действий, могущих
подорвать это единство, представляют собой
обязательное условие побед мирового коммунистического и
рабочего движения в его великой борьбе за светлое будущее
всего человечества, за торжество дела мира и
социализма. «Забота о постоянном укреплении единства
международного коммунистического движения — высший
интернациональный долг каждой марксистско-ленинской
партии»15.
39
На деле же руководство КПК все больше отходило от
генеральной линии коммунистического движения.
Практически проводился курс Мао на обострение отношений
с СССР и КПСС, в которых маоисты видели главное
препятствие на их пути к гегемонии. Именно в это время
был выдвинут и стратегический принцип борьбы против
единства коммунистического движения. «Нужно бить по
голове, — говорил Мао Цзэдун, — а остальное само
развалится».
Маоисты все откровеннее стали переносить
идеологические разногласия с КПСС на межгосударственные
отношения с Советским Союзом, на область практической
политики социалистических стран и коммунистических
партий.
В это время китайское руководство взяло курс на
свертывание экономического и научно-технического
сотрудничества с Советским Союзом. В стране стала
проводиться систематическая обработка китайского народа
в антисоветском духе.
Чтобы не допустить дальнейшего обострения
советско-китайских отношений, Центральный Комитет КПСС
22 февраля 1962 г. направил ЦК КПК письмо, в
котором выразил озабоченность по поводу ухудшения
отношений между КПСС и КПК, между СССР и КНР.
В письме содержался призыв предпринять шаги, чтобы
не дать империалистам возможности использовать в
своих интересах возникшие трудности. «Коренные
интересы дела социализма и коммунизма требуют, —
подчеркивалось в письме, — чтобы наши партии поднялись
выше имеющихся разногласий, чтобы они, как и раньше,
осуществляли во всех принципиальных вопросах общую
согласованную линию. Долг коммунистов-ленинцев —
отыскивать правильный выход из затруднительных
положений, которые могут создаваться в международном
коммунистическом движении, находить верные решения
возникших проблем в интересах сплочения наших рядов
на принципах марксизма-ленинизма.
Наша первостепенная задача — всемерно
консолидировать революционные силы, двигаться единым
коммунистическим фронтом, непрерывно наступая на
империализм, отвоевывая у него одну позицию за другой»16.
Китайское руководство длительное время не
отвечало на это письмо, так как внутри него шли ожесточенные
споры о дальнейшей линии в отношении КПСС. 31 мая
1962 г. ЦК КПСС направил ЦК КПК новое письмо, в
40
котором вновь подчеркнул необходимость единства и
преодоления разногласий, выдвинул конкретные
предложения по восстановлению единства КПСС и КПК,
нормализации советско-китайских отношений, укреплению
сплоченности коммунистических рядов в международном
масштабе. В частности, ЦК КПСС заявил о
необходимости дать совместный публичный отпор злобным выпадам
антикоммунистической пропаганды, принять
эффективные меры в области обмена внешнеполитической
информацией и согласованных действий братских партий в
международных организациях 17.
Маоистское руководство ЦК КПК отказалось
принять конструктивные предложения ЦК КПСС.
Одновременно маоисты с новой силой развернули в
Китае антисоветскую кампанию, которая получила
отражение в материалах X пленума ЦК КПК восьмого
созыва (сентябрь 1962 г.). На этом пленуме Мао Цзэдун и
его сторонники добились официального закрепления
курса на усиление борьбы против «современного
ревизионизма», под которым подразумевалась прежде всего
КПСС.
ЦК КПСС, проявляя большую выдержку, продолжал
вести терпеливую работу, направленную на
нормализацию советско-китайских отношений. 14 октября
1962 г. руководству КПК через посла КНР в СССР Лю
Сяо от имени Президиума ЦК КПСС было заявлено,
что следует «отбросить все споры и разногласия, не
разбирать, кто прав, кто виноват, не ворошить прошлое, а
начать наши отношения с чистой страницы». При этом
было подчеркнуто, что сама жизнь, интересы
международного коммунистического движения требуют единства
и сплоченности.
Однако маоистское руководство КПК и на этот раз
предприняло новые акции против СССР и других
социалистических государств.
Именно в это время антисоветская линия Пекина и
его поджигательский, авантюристический курс наиболее
наглядно проявились в позиции Китая в отношении
Карибского кризиса, возникшего в 1962 году.
Правительство КНР заняло явно провокационную позицию, стремясь
опорочить позицию Советского Союза, столкнуть СССР
и США, спровоцировать мировую войну.
В ответ на обострение нападок маоистов на братские
партии и усиление подрывной деятельности Пекина в
мировом коммунистическом движении съезды коммуни-
41
стических и рабочих партий Болгарии, Венгрии, Италии,
Чехословакии, состоявшиеся в 1962 году, подвергли
принципиальной критике и осуждению политику маоистов.
В Пекине это вызвало неистовый злобный приступ
антисоветизма. Маоистская пропаганда разразилась
потоком брани в адрес большинства
марксистско-ленинских партий.
В 1963 году складывалась качественно новая
ситуация, в результате того что маоисты превратили полемику
против братских партий из средства дискуссии по
принципиальным вопросам в орудие клеветы и грубых
выпадов, носивших, по сути дела, антикоммунистический
характер. Продолжение полемики такого рода неизбежно
вело к расколу и открывало простор для деятельности
классовых врагов коммунистического движения.
Стремясь не допустить дальнейшего обострения
полемики в коммунистическом движении и учитывая
пожелания многих братских партий, ЦК КПСС в начале 1963
года вновь предпринял шаги, направленные на
преодоление разногласий с руководством КПК. 7 января 1963 г.
газета «Правда» выступила с редакционной статьей, в
которой содержался призыв к руководству КПК
расчистить путь для преодоления разногласий и трудностей,
возникших в коммунистическом движении. «Нужно,—
подчеркивалось в статье, — исходить из высших целей и
интересов международного коммунистического движения
и искать пути сближения, пути сотрудничества и
единства».
В январе 1963 года КПСС призвала руководителей
КПК прекратить публичную полемику. Это предложение
получило широкий отклик и поддержку мирового
коммунистического движения18. 21 февраля 1963 г. ЦК
КПСС направил ЦК КПК письмо, в котором повторил
предложение о прекращении открытой полемики. В этом
письме ЦК КПСС выступил с инициативой провести
двустороннюю встречу представителей КПСС и КПК на
высшем уровне, во время которой, как указывалось в
письме, можно было бы пункт за пунктом обсудить все
важнейшие вопросы, интересующие обе партии. «Наши
партии, — подчеркивал ЦК КПСС, — обязаны найти
выход из создавшегося положения, смело и решительно
пойти на расчистку того, что мешает нашей дружбе»19.
Однако маоистское руководство не только не
откликнулось на это предложение, но развернуло подготовку к
новым атакам на коммунистические и рабочие партии, на
42
согласованную линию коммунистического движения,
принципы Декларации и Заявления международных
совещаний коммунистических и рабочих партий в 1957 и
1960 годах.
30 марта 1963 г. ЦК КПСС вновь обратился в ЦК
КПК с письмом, в котором предложил для достижения
взаимопонимания по важнейшим вопросам, возникшим
в международном коммунистическом движении, провести
15 мая 1963 г. встречу на высшем уровне.
После долгого молчания Пекин дал все же согласие
провести встречу делегаций Центральных Комитетов
двух партий на уровне членов Политбюро и секретарей
ЦК. Встреча была намечена на 5 июля 1963 г.
В период подготовки указанной встречи ЦК КПК
направил 14 июня 1963 г. в адрес Центрального Комитета
КПСС письмо, которое сразу же было опубликовано в
китайской печати под претенциозным заголовком—
«Предложение о генеральной линии международного
коммунистического движения». Одновременно агентство
Синьхуа разослало текст письма во многие зарубежные
агентства печати.
В «Предложении о генеральной линии» за
лицемерными заявлениями о верности принципам Декларации
1957 года и Заявления 1960 года извращались их
важнейшие положения, содержались клеветнические
нападки на КПСС и другие братские партии. Руководство
КПК противопоставило платформе, сформулированной
двумя международными форумами коммунистов, свою
особую платформу и потребовало, чтобы братские
партии приняли в качестве своей генеральной линии
маоистские «25 пунктов», составляющие это «Предложение».
В истории международного коммунистического
движения еще не было случая столь высокомерных
претензий одной партии так произвольно формулировать
«генеральную линию» и навязывать ее всему движению.
В этом ярко проявились притязания лидеров КПК на
роль гегемона в мировом коммунистическом движении.
Пекинские лидеры подвергли нападкам решения
XX—XXII съездов КПСС и потребовали от КПСС
отказаться от своей Программы строительства коммунизма.
Письмо ЦК КПК от 14 июня 1963 г.
свидетельствовало о том, что Мао Цзэдун и его окружение расходятся с
мировым коммунистическим движением фактически по
всем коренным проблемам современности.
Перед лицом открытых попыток Пекина осложнить
43
обстановку Центральный Комитет КПСС проявил
выдержку и не счел целесообразным до встречи с
делегацией ЦК КПК публично отвечать на него.
Одновременно ЦК КПСС информировал о
раскольнических действиях китайского руководства Пленум ЦК
КПСС, который состоялся 21 июня 1963 г. Пленум
принял постановление «О предстоящей встрече
представителей ЦК КПСС с представителями ЦК КПК», в котором
единодушно одобрил деятельность Президиума ЦК
КПСС по дальнейшему сплочению сил мирового
коммунистического движения, а также все конкретные действия
и меры, предпринятые Президиумом ЦК КПСС во
взаимоотношениях с ЦК КПК20. Пленум ЦК категорически
отверг как беспочвенные и клеветнические нападки
китайских руководителей на Коммунистическую партию
Советского Союза и другие братские партии, на решения
XX, XXI и XXII съездов КПСС, на Программу КПСС,
разработанную на основе марксистско-ленинской теории,
практического опыта социалистического строительства в
СССР и международного революционного движения.
Пленум поручил Президиуму ЦК КПСС проводить
на встрече с делегацией КПК линию, закрепленную в
решениях XX, XXI и XXII съездов КПСС, на совещаниях
коммунистических и рабочих партий 1957 и 1960 годов,
изложить и отстаивать позиции КПСС по основным
проблемам мирового коммунистического и рабочего
движения, а также по коренным вопросам
коммунистического строительства в СССР.
Накануне встречи делегаций КПСС и КПК китайская
сторона расширила антисоветскую кампанию, при этом
делались попытки перенести эту кампанию и на
территорию Советского Союза. Посольство КНР в СССР
стало с большой настойчивостью противозаконно
распространять в Москве и в других городах Советского Союза
письмо ЦК КПК от 14 июня 1963 г., отпечатанное
массовым тиражом на русском языке.
Встреча делегаций КПСС и КПК отчетливо выявила
намерение китайского руководства протащить свои
антиленинские взгляды по важнейшим вопросам
современного развития и навязать их всему коммунистическому
движению в качестве «генеральной линии». Китайские
представители открыто атаковали основные положения
Декларации 1957 года и Заявления 1960 года.
В ходе переговоров стало ясно, что китайское
руководство рассматривало встречу как очередную ступень
44
на пути дальнейшего обострения отношений с КПСС и
другими братскими партиями. Пекин открыто взял курс
на раскол мирового коммунистического движения.
Получив решительный отпор со стороны делегации
ЦК КПСС, китайская делегация предложила прервать
переговоры.
Хотя эта встреча делегаций КПСС и КПК не
принесла, а учитывая позицию маоистов, и не могла принести
положительных результатов, она обнажила намерения
маоистов и показала братским партиям, в чем состоит
существо разногласий между китайским руководством и
мировым коммунистическим движением.
Встреча доказала, что в намерения пекинских
лидеров не только не входила нормализация отношений с
Советским Союзом, но что в будущем от них следует
ожидать новых шагов, направленных на дальнейшее
ухудшение советско-китайских отношений, на подрыв единства
социалистического лагеря, мирового коммунистического
движения. Последующие события подтвердили это.
Складывавшаяся обстановка и нарастание
антисоветской кампании в Китае, курс Пекина на обострение
отношений с СССР делали необходимым публично
изложить позицию КПСС в отношении идеологии и политики
Пекина. ЦК КПСС 14 июля 1963 г. опубликовал в
советской печати письмо ЦК КПК от 14 июня 1963 г. и дал
ему марксистско-ленинскую оценку, которая была
изложена в Открытом письм,е ЦК КПСС партийным
организациям, всем коммунистам Советского Союза.
Центральный Комитет КПСС не только отверг
клеветнические нападки руководства КПК на великую партию
Ленина, но и глубоко обоснованно изложил марксистско-
ленинское понимание основных проблем современного
мирового развития.
В Открытом письме ЦК КПСС были вскрыты
коренные разногласия руководства КПК с коллективно
выработанной линией международного коммунистического
движения по всем основным проблемам современности,
начиная с вопросов войны и мира, оценки роли и
развития мировой социалистической системы и кончая
вопросами стратегии и тактики мирового рабочего движения
и национально-освободительной борьбы. ЦК КПСС
писал: «Чем же объяснить неверные установки руководства
КПК по коренным проблемам современности? Либо
полным отрывом китайских товарищей от реальной
действительности, догматическим, книжным подходом к пробле-
45
мам войны, мира и революции, непониманием
конкретных условий современной эпохи. Либо тем, что за
оглушающим шумом о «мировой революции», поднятым
китайскими товарищами, стоят иные цели, ничего общего с
революцией не имеющие»21.
В Открытом письме ЦК КПСС было изложено
подлинное состояние советско-китайских отношений,
разоблачены фальсификации этих отношений китайской
стороной и в то же время выражалась готовность КПСС
предпринять все необходимые меры для их
нормализации, для сплочения всех революционных сил.
Вместе с тем в этом документе содержались
товарищеские предостережения по поводу крайне опасных для
дела социализма в Китае и борьбы за мир последствий
политического курса, которому следовало руководство
Китая. Истекшие с тех пор семнадцать лет полностью
подтвердили правоту КПСС и других
марксистско-ленинских партий и надуманность, фальшь и фарисейский
характер обвинений в «ревизионизме», которые выдвигали
Мао Цзэдун и его приспешники по адресу КПСС и
мирового коммунистического движения в целом.
Во второй половине 1963 года китайское руководство
продолжало обострять полемику против КПСС и
большинства марксистско-ленинских партий. Одновременно
Пекин открыто начал вести линию на развал компартий
и создание в зарубежных странах промаоистских партий
и групп, намереваясь со временем создать «Пекинский
интернационал».
Подписание в Москве Договора о запрещении
испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом
пространстве и под водой, заключенного между СССР, США
и Великобританией, было использовано Пекином для
новых ожесточенных нападок на миролюбивую политику
КПСС и тех братских компартий, которые выразили
поддержку договору. Как известно, заключение договора
было крупной победой сил мира и соответствовало
задаче, выдвинутой в Обращении к народам всего мира
международного Совещания коммунистических и рабочих
партий 1960 года.
Откровенно раскольнические и провокационные
действия Пекина вызвали решительное осуждение в
коммунистическом движении. Румынская газета «Скынтейя»
8 августа 1963 г. писала в передовой статье: «Большое
удивление и самое глубокое сожаление вызывает тот
факт, что в то время, как заключение договора встречено
46
повсюду с удовлетворением и одобрением, правительство
Китайской Народной Республики в своем недавнем
заявлении сообщает, что оно «со всей решительностью»
выступает против этого договора и рассматривает его
как «предательство интересов народов стран
социалистического лагеря», выражение «политики объединения с
силами войны против сил мира, объединения с
империализмом против социализма, величайший обман, который
одурманивает народы всего мира». Как можно таким
образом расценивать договор о запрещении именно та-
ких испытаний, которые своими вредными последствиями
вызывают тревогу народов?.. Следует открыто заявить,
что такие серьезные обвинения и эпитеты совершенно
недопустимы в отношениях между государствами вообще и
тем более в отношениях между социалистическими
странами».
В сентябре 1963 г. Пекин под предлогом «ответов» на
Открытое письмо ЦК КПСС начал публиковать целую
серию злобных антисоветских пасквилей, претендующих
на теоретический анализ. Эти статьи свидетельствовали
об углублении разрыва китайских лидеров с марксизмом-
ленинизмом, о новом шаге в эскалации раскольнической
деятельности Пекина против всего международного
коммунистического движения, мировой социалистической
системы. Демонстрируя свое полное пренебрежение к
интересам революционных сил и к интересам самого
китайского народа, Мао Цзэдун в ответ на многочисленные
призывы братских партий «осадить коня на краю
пропасти» заявил, что, дескать, если произойдет раскол в
коммунистическом движении, то от этого «небо не упадет,
земля не обрушится, трава будет расти, рыбы будут
плавать, а женщины не перестанут рожать детей». Такая
софистическая аргументация, естественно, никого не могла
убедить.
«Теоретические» обоснования раскола стали
подкрепляться практическими делами по обострению советско-
китайских отношений. Свертывание межгосударственных
связей с СССР маоисты сопровождали нагнетанием
напряженности на границе, где по личному указанию Мао
начали концентрироваться китайские войска и было
развернуто крупномасштабное военное строительство.
Пекин выдвинул территориальные претензии к СССР.
Коммунистическая партия Советского Союза
проанализировала складывающуюся в международном
коммунистическом движении ситуацию на февральском
47
(1964 г.) Пленуме ЦК КПСС. Учитывая пожелания ряда
братских партий, которые предпринимали со своей
стороны попытки убедить Пекин прекратить полемику или
вести ее в товарищеских рамках, ЦК КПСС не опубликовал
критические материалы Пленума. Они были
обнародованы только тогда, когда стало ясно, что ни на какое
ослабление полемики и раскольнической деятельности Пекин
не пойдет.
В докладе на Пленуме, с которым выступил член
Президиума ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС М. А. Суслов,
был дан глубокий и всесторонний научный и
политический анализ идеологии и политики пекинских
руководителей, истоков их мелкобуржуазного националистического,
неотроцкистского уклона, прикрываемого
ультрареволюционной фразеологией.
«Руководители КПК, — говорилось в докладе
М. А. Суслова, — уже не ограничиваются действиями в
сфере идеологии. Идеологические разногласия они
перенесли на межгосударственные отношения, в область
практической политики социалистических стран и
коммунистических партий. Стремясь ослабить единство и
сплоченность социалистического содружества, руководство
КПК пускается на всякого рода маневры и ухищрения,
чтобы расстроить экономические и политические
отношения между социалистическими странами, внести разлад
в их действия на международной арене. За последнее
время резко активизировалась раскольническая подрывная
деятельность китайских руководителей в мировом
коммунистическом движении. Теперь уже нет сомнений, что
Пекин взял курс на раскол коммунистических партий, на
создание фракций и групп, враждебных
марксизму-ленинизму»22.
Пленум ЦК КПСС показал глубоко опасный характер
тех тенденций во внутренней и внешней политике,
которые обозначились в маоистском курсе. Еще тогда,
задолго до «культурной революции», была высказана
озабоченность, что политика культа личности и антинародного
диктаторства может поставить под угрозу дело
социализма в Китае и само существование КПК как
революционного, марксистского авангарда рабочего класса.
Дальнейшие события в Китае целиком подтвердили этот прогноз.
В докладе М. А. Суслова была разоблачена
маоистская политика раскола сил социализма и мира.
«...„Революционные фразы" китайских руководителей направлены
вовсе не против империализма»23, — заявил докладчик.
48
Они «ничем не угрожают империалистам. Отсюда —
поворот, который наметился сейчас в политике ведущих
капиталистических государств в отношении Китая»24.
На Пленуме ЦК КПСС задолго до нынешнего
альянса маоистов с ультрареакционными представителями
Запада и альянса с ренегатами и пиночетовцами были
высказаны слова «законной тревоги за то, на какой опасный
путь тащат китайские руководители свою великую
страну... Как бы не получилось, что, идя по своему неверному,
антиленинскому пути, китайские руководители не
пришли к фактическому смыканию с реакционными,
воинственными элементами империализма...»25.
Февральский (1964 г.) Пленум ЦК КПСС в принятом
постановлении указал, что «коренные интересы мировой
системы социализма, коммунистического движения,
защиты чистоты марксизма-ленинизма требуют идейного
разоблачения антиленинской позиции руководства КПК,
решительного отпора их раскольническим действиям»26.
Вместе с тем Пленум счел возможным еще раз
обратиться к разуму руководителей КПК. «Несмотря на то, —
говорилось в постановлении Пленума, — что китайские
руководители далеко зашли в своих раскольнических
действиях, Пленум ЦК КПСС, ставя превыше всего интересы
единства мирового коммунистического движения,
выражает готовность и дальше прилагать усилия для
нормализации отношений КПСС и КПК. Если руководители
КПК не утратили окончательно сознания своей
интернациональной ответственности, они должны, наконец,
понять, что своими действиями отвлекают силы и внимание
коммунистических и рабочих партий от решения
насущных задач социалистического строительства, затрудняют
борьбу против империализма, наносят ущерб всему
антиимпериалистическому фронту»27.
Раскольнические действия Пекина затрагивали
общие коренные интересы всех революционных сил, и
прежде всего коммунистов.
Учитывая сложившуюся в международном
коммунистическом движении ситуацию, ЦК КПСС в начале
февраля 1964 года обратился к братским партиям с
предложением обсудить вопрос о сроках созыва нового
совещания коммунистических и рабочих партий. Ряд
коммунистических партий, в том числе компартии
Великобритании, Швеции, Индонезии и др., еще в 1961 и
1962 годах высказывались за проведение такого
совещания. Однако большинство партий, в принципе соглашаясь
49
с этим предложением, указывали на целесообразность
создания более благоприятных условий для проведения
всемирного форума коммунистов. ЦК КПСС высказал
тогда мнение, что сложившаяся обстановка придает
созыву совещания большую актуальность. Большинство
марксистско-ленинских партий полностью согласилось с
предложением ЦК КПСС, причем многие партии,
предвидя обструкцию маоистов созыву совещания, указывали,
что отказ какой-либо партии от участия в совещании, за
которое выступает большинство, не должен быть
препятствием к его созыву.
Руководство КПК категорически отклонило все
предложения братских партий о прекращении открытой
полемики в качестве первого шага к дальнейшим усилиям по
укреплению единства коммунистического движения.
Подготовка международного Совещания
коммунистических и рабочих партий проходила в сложной борьбе и
заняла ряд лет. Маоисты до 1965 года не решались еще
идти на открытый разрыв с мировым коммунистическим
движением. Внутри КПК такому шагу была довольно
значительная оппозиция, поэтому группа Мао
маневрировала, пытаясь выиграть время и разгромить своих
противников внутри Компартии Китая.
Мао и его приспешники тайно, исподволь готовились
к прямому разрыву с мировым коммунистическим
движением, к разгрому самой Компартии Китая и
осуществлению контрреволюционного переворота в стране.
В этот период проходила интенсивная переписка
между коммунистическими партиями. Важное значение в
борьбе против раскольнической линии маоистов и
укреплении сплоченности коммунистического движения
сыграли письма ЦК КПСС от 31 марта и 15 июня 1964 г. в
адрес ЦК КПК и письмо ЦК КПСС от 30 июля 1964 г. всем
братским партиям, участвовавшим в международном
совещании 1960 года28.
Значительную роль в подготовке международного
Совещания коммунистических и рабочих партий и
организации единства действий всех революционеров в борьбе
против империалистической агрессии во Вьетнаме и в
других районах мира сыграла консультативная встреча
19 коммунистических партий, которая состоялась с 1 по
5 марта 1965 г. в Москве.
Главная задача, которую ставили братские партии,
участвовавшие в консультативной встрече, состояла в
укреплении единства коммунистического движения, в борь-
50
бе за согласованность действий социалистических стран
и коммунистических партий всего мира в оказании
помощи борющемуся народу Вьетнама.
Огромное значение в проведении Коммунистической
партией Советского Союза ее ленинской линии во
внутренней и внешней политике, в том числе в ее борьбе за
укрепление единства международного коммунистического
движения, сыграл октябрьский (1964 г.) Пленум ЦК
КПСС. После Пленума ЦК КПСС стал осуществлять
глубоко продуманную и всесторонне взвешенную серию
шагов по преодолению трудностей в международном
коммунистическом движении.
Были предприняты и новые усилия для нормализации
отношений с КПК на принципиальной основе. Чтобы
создать благоприятную политическую атмосферу, ЦК
КПСС по своей инициативе вновь прекратил открытую
полемику с КПК. В Москву на празднование 47-й
годовщины Октябрьской революции была приглашена
китайская партийно-правительственная делегация во главе с
Чжоу Эньлаем. С 6 по 12 ноября 1964 г. руководители
Советского Союза провели откровенные беседы по
широкому кругу вопросов с китайскими представителями.
Входивший в состав делегации Кан Шэн,
пользовавшийся особым доверием Мао Цзэдуна, выделялся тем, что
использовал для отравления атмосферы переговоров
грубые провокации и клеветнические заявления.
Во время этих переговоров, а также в ряде писем,
направленных в адрес КПК, ЦК КПСС выдвинул широкую
программу нормализации отношений как по партийной,
так и по государственной линии. Сюда входили и
предложения о проведении двусторонней встречи на самом
высоком уровне, о взаимном прекращении полемики,
конкретные предложения в области расширения
межгосударственных отношений. Однако китайская делегация
отвергла все эти инициативы и позитивные шаги, выдвинув
целый ряд ультимативных требований.
После возвращения китайской делегации в Пекин в
Китае развернулась широкая пропагандистская
кампания, в ходе которой утверждалось, что политическая и
идеологическая борьба против КПСС и других
марксистско-ленинских партий будет продолжаться до тех пор,
пока международное коммунистическое движение не
откажется от основных положений Декларации 1957 года
и Заявления 1960 года и не капитулирует, приняв все ус-
ловия Мао Цзэдуна.
51
В статье «О мартовском совещании в Москве» маоис-
ты выдвинули нашей ленинской партии ультиматум,
нагло требуя, чтобы советские коммунисты публично
отреклись от решений XX, XXI и XXII съездов партии и
Программы КПСС и обещали впредь «никогда не повторять
подобных ошибок». Маоисты стали квалифицировать
свои разногласия с международным коммунистическим
движением как «разногласия между двумя враждебными
классами — пролетариатом и буржуазией» и заявили,
что борьба предстоит длительная, она будет
продолжаться до тех пор, «пока в океане не спадет вода и не
обнажатся камни». Маоистские лидеры объявили, что они
будут вести политическую и идеологическую борьбу против
мирового коммунистического движения и КПСС «до
конца». Эту борьбу, было заявлено в статье «Жэньминь жи-
бао» от 23 марта 1966 г., «нельзя прекращать ни на день,
ни на месяц, ни на год, ни на сто, тысячу и даже десять
тысяч лет. Не кончим через девять тысяч лет, будем
критиковать еще десять тысяч лет».
Состоявшийся в марте — апреле 1966 года XXIII съезд
КПСС ярко продемонстрировал единство мирового
коммунистического движения и правильность
интернационалистской позиции КПСС в международных вопросах, ее
поддержку всеми подлинными революционерами мира,
всеми честными людьми.
Накануне съезда маоистское китайское руководство
заявило о своем отказе прислать делегацию КПК на
съезд и вновь подтвердило свое решение об идейном,
организационном и политическом размежевании с КПСС,
с международным коммунистическим движением. Еще
раньше, 11 ноября 1965 г., в установочной статье
китайских официозов «Жэньминь жибао» и «Хунци» было
прямо заявлено о полном размежевании с международным
коммунистическим движением. Маоисты провозглашали:
«Между нами и ними существует то, что разделяет, и нет
того, что объединяет, существует то, что
противопоставляет, и нет того, что было бы общим».
XXIII съезд КПСС, творчески обобщив опыт
международного революционного движения, социалистического
и коммунистического строительства, дал исчерпывающие
ответы на коренные вопросы современности. Это был
твердый отпор наскокам китайских лидеров.
С трибуны съезда Л. И. Брежнев вновь подтвердил
готовность ЦК КПСС в любой момент совместно с
руководством КПК рассмотреть на высшем уровне имеющие-
52
ся разногласия, найти пути их преодоления на принципах
марксизма-ленинизма. Эта линия Центрального
Комитета была единодушно одобрена съездом. В резолюции по
Отчетному докладу ЦК КПСС XXIII съезду партии
отмечалось: «Съезд одобряет деятельность ЦК КПСС и
конкретные меры, направленные на урегулирование
разногласий с Компартией Китая на принципиальной основе
марксизма-ленинизма. Съезд выражает уверенность, что
в конце концов наши партии, народы наших стран
преодолеют трудности и будут идти в едином строю в
борьбе за общее великое революционное дело»29.
Руководящие деятели братских партий в
выступлениях на XXIII съезде КПСС подвергли принципиальной
критике антисоветизм Пекина, подчеркивая, что, борясь
против КПСС, руководство КПК выступает тем самым
против всего мирового коммунистического движения. Эту
общую мысль представителей всех братских партий ярко
выразил с трибуны съезда Первый секретарь ЦК
Венгерской социалистической рабочей партии Янош Кадар,
заявивший, что «пробным камнем интернационализма всегда
было и ныне продолжает оставаться принципиальное,
товарищеское отношение к Советскому Союзу.
Антисоветского коммунизма не было, нет и никогда не будет».
Развязанная маоистами «культурная революция»
была направлена на установление в стране
военно-бюрократической диктатуры группы Мао, разгром
народно-демократической власти, коммунистической партии,
профсоюзов. Этот контрреволюционный внутренний курс получил
свое продолжение в антисоветской политике на
международной арене. Состоявшийся в августе 1966 года
«XI пленум» ЦК КПК утвердил шовинистическую,
антисоциалистическую линию Мао Цзэдуна и его группы,
закрепил в своих решениях полный разрыв маоистов с
международным коммунистическим движением, мировой
системой социализма.
Новый шаг в марксистско-ленинском анализе
китайских событий и вытекающих из них уроков для мирового
коммунистического движения сделал декабрьский
(1966 г.) Пленум ЦК КПСС. Касаясь маоистской
«культурной революции», Пленум подчеркнул, что
«великодержавная, антисоветская политика Мао Цзэдуна и
его группы вступила в новую, опасную фазу». Эта
политика и идеология «не имеет ничего общего с марксизмом-
ленинизмом»30. Действия маоистов, отмечалось в
решении Пленума, «наносят ущерб интересам социализма,
53
международного рабочего и освободительного движения,
социалистическим завоеваниям самого китайского
народа и объективно оказывают помощь империализму»31.
ЦК КПСС, подтвердив незыблемость своего курса на
дружбу и интернациональную солидарность с КПК и
народом Китая, указал на важность принципиального
разоблачения антиленинских взглядов и великодержавной,
националистической политики маоистского руководства,
усиления борьбы в защиту марксизма-ленинизма,
генеральной линии, выработанной международными
совещаниями коммунистических и рабочих партий 1957 и
1960 годов.
Закрепление итогов антинародной политики группы
Мао и ее контрреволюционного переворота произошло на
упоминавшемся выше IX съезде маоистской партии в
апреле 1969 года. Съезд КПК официально подтвердил курс
маоистов на создание враждебной коммунистическому
движению международной политической силы. На съезде
была провозглашена необходимость «решительного
сплочения воедино» маоистских сил во всем мире,
сколачивания нового всемирного «пролетарского фронта». Своими
действиями и решениями IX съезда руководство КПК не
только противопоставило себя мировому
коммунистическому движению, но фактически полностью порвало все
связи с ним.
Международное Совещание коммунистических и
рабочих партий, которое состоялось в Москве в июне
1969 года, не могло пройти мимо подрывных,
антисоциалистических, проимпериалистических действий группы
Мао, поставившей на службу своим великодержавным,
гегемонистским амбициям потенциал Китая. Об
антисоциалистическом характере внешней политики Пекина
говорил не только отказ от единства действий с
социалистическими странами в оказании помощи вьетнамскому
народу, но и прямые военные провокации группы Мао
против социалистических стран, в том числе
вооруженные инциденты на советско-китайской границе.
Интересы развития мирового революционного
процесса, борьбы за мир, социализм и демократию требовали
единых действий всех коммунистов против подрывной
политики Пекина. Такой отпор предательским действиям
маоистов и был дан на совещании, где с осуждением
политики Пекина выступили делегации свыше 60
коммунистических и рабочих партий. Глубоким, имеющим
крупное принципиальное значение для развития марксистско-
54
ленинской теории,, революционной стратегии и тактики
было выступление на совещании Генерального
секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева.
Касаясь положения в коммунистическом движении и
целей совещания, Л. И. Брежнев отмечал: «Борьба
против усиливающейся агрессивности империализма
настоятельно требовала укрепления единства мирового
коммунистического движения, всех антиимпериалистических
сил. Необходимо было дать ответ с позиций марксизма-
ленинизма и на многие новые явления, порожденные
бурно развивающимися политическими, экономическими
процессами и научно-технической революцией в современном
мире. Следует учесть и то, что после 1960 года
руководители компартии Китая, развернув открытую
идейно-политическую борьбу против большинства
коммунистических партий, не гнушались никакими средствами для
насаждения своих концепций, добиваясь раскола
компартий и дискредитации их политики, подрыва единого
антиимпериалистического фронта. В мировом рабочем
движении активизировался «левый» авантюризм и правый
оппортунизм. Разобщение коммунистического движения,
разного рода отклонения от марксизма-ленинизма не
могли не радовать империалистов, которые начали
усиливать нажим, пытаясь воспользоваться создавшейся
ситуацией для ослабления социализма, рабочего и
освободительного движений.
Насущной становилась задача — воздвигнуть
преграду на пути центробежных стремлений в
коммунистическом движении, добиться укрепления сплоченности рядов
братских партий. Исходя из этого,
марксистско-ленинские партии развернули борьбу за единство
коммунистического движения по всем линиям, по самому широкому
фронту»32.
В выступлении на совещании Л. И. Брежнев
подчеркнул, оценивая китайскую проблему с позиций
интернационализма, что «IX съезд КПК обозначил новый этап
эволюции идейных и политических установок маоизма»33.
Критику маоизма Л. И. Брежнев и руководители
других марксистско-ленинских партий вели в рамках
борьбы против «левого» и правого оппортунизма,
отстаивания чистоты революционного учения рабочего класса.
«Соединение политического авантюризма китайских
лидеров с постоянно нагнетаемой ими атмосферой
военной истерии, — говорил Л. И. Брежнев, — вносит новые
элементы в международную обстановку, не считаться с
55
которыми мы не имеем права»34. Глава делегации КПСС
на совещании, изложив позицию нашей партии и
Советского правительства в отношении Китая, указал, что она
основывается на долгосрочной перспективе, исходит из
совпадения коренных интересов советского и китайского
народов. Вместе с тем, подчеркнул Л. И. Брежнев, КПСС
будет вести решительную борьбу против антиленинских
установок и антисоветского раскольнического курса
Пекина, будет делать все необходимое для защиты
интересов и безопасности Советского Союза.
Позиция КПСС и принципиальные выводы
относительно маоизма получили на совещании широкое
одобрение и поддержку.
Принципиальное значение для углубления
теоретической и идеологической критики теории и практики
маоизма, правильной ориентации марксистского
китаеведения имело следующее указание Л. И. Брежнева:
«Всесторонний марксистско-ленинский анализ классового
содержания событий в Китае за последние годы и корней
нынешнего курса руководителей КПК, ставящего под
угрозу социалистические завоевания китайского народа,—
большая и серьезная задача»35.
На совещании 1969 года впервые столь остро и
принципиально было раскрыто оппортунистическое существо
курса китайского руководства, сформировавшегося в
особое идейно-политическое течение, получившее
наименование «маоизм». Впервые большинство
марксистско-ленинских партий официально и открыто заявило, что
маоизм является антиленинским, антимарксистским
течением.
Этот вывод не был эмоциональной оценкой,
вызванной действиями Пекина, вакханалией «культурной
революции» или вооруженными провокациями на советско-
китайской границе. Он явился итогом глубокого и
разностороннего изучения всей совокупности фактов, всех
сторон политики пекинского руководства, истории КПК и
истории китайской революции, взаимоотношений КНР и
КПК с братскими партиями и социалистическими
странами, внутренней и внешней политики китайского
руководства.
В Советском Союзе и зарубежных странах ученые-
марксисты опубликовали значительнее количество
научных работ, в которых рассмотрены различные аспекты
китайской проблемы. Эти работы сыграли значительную
роль в мобилизации коммунистов и всех трудящихся на
56
борьбу против врагов революционного учения марксизма-
ленинизма, способствовали разоблачению фарисейства
маоистов, просвещению тех слоев западной молодежи,
которые оказались сбитыми с толку леваческими
лозунгами китайской пропаганды. Маоизм оказывался все
более изолированным на международной арене в целом, и
особенно в рядах коммунистического и
национально-освободительного движения. Своими антинародными
действиями, деспотическими методами, открытым
соглашательством с империализмом маоизм сам себя
разоблачал.
Крупный вклад в идейно-политический разгром
маоизма, в разоблачение его тактики использования
националистических и оппортунистических тенденций в
отдельных отрядах коммунистического движения для подрыва
его изнутри внесли теоретические и политические
выступления КПСС в период 100-летия со дня рождения
В. И. Ленина, 50-летия Советского государства.
В торжествах по случаю этих великих юбилеев
принимало участие абсолютное большинство
коммунистических и рабочих партий, представителей прогрессивных
антиимпериалистических движений мира. Крупные
мероприятия, принявшие характер всемирных торжеств,
сыграли исключительно важную роль в деле укрепления
сплоченности всех отрядов революционного движения.
Объективно эти мероприятия означали идеологическую
и политическую изоляцию маоизма.-Жизнь показала
беспочвенность надежд маоистов создать противостоящее
международному коммунистическому движению свое,
маоистское течение, которое было бы орудием в
достижении великодержавных, шовинистических целей Пекина.
Мао и его группа начали переориентацию всей своей
тактики.
Объявив о том, что «социалистического лагеря»
больше не существует, Китай стал заявлять о своей
принадлежности к «третьему миру», к развивающимся странам.
Во внешней политике Пекин все более откровенно стал
проводить курс на блокирование с крупными
империалистическими странами на антисоветской основе. Маоисты
добровольно стали оруженосцами «холодной войны». Они
открыли второй фронт идейно-политической борьбы
против сил социализма и мира.
XXIV съезд КПСС, явившийся историческим этапом
на пути продвижения советского народа к коммунизму,
вошел в мировую историю и как съезд, выдвинувший
67
Программу мира, ставшую планом действий сотен и
сотен миллионов людей во всем мире в борьбе за
социальный прогресс, за прочный мир, национальную
независимость и международную безопасность.
Съезд явился подлинным международным форумом
коммунистов-интернационалистов. Представители
многих компартий высоко оценили роль КПСС в укреплении
сплоченности мировой социалистической системы,
международного коммунистического движения, всех
революционных сил. Они единодушно поддержали одобренную
съездом Программу мира. Делегации братских партий
решительно осудили все формы антисоветизма,
раскольническую, антикоммунистическую деятельность маоис-
тов и ревизионистов всех мастей. Съезд утвердил курс на
продолжение неуклонной борьбы за сплоченность
мирового коммунистического движения.
В докладе Л. И. Брежнева на XXIV съезде и в
последующих его докладах и выступлениях, в документах
КПСС подвергалась решительному осуждению
раскольническая, националистическая политика китайского
руководства, ставшая результатом его разрыва с
принципами, завещанными Лениным. В докладе «О
пятидесятилетии Союза Советских Социалистических Республик»
Л. И. Брежнев говорил: «Что такое сегодня
внешнеполитический курс Пекина, если говорить без прикрас? Это
нелепые притязания на советскую территорию, злобная
клевета на общественный и государственный строй
СССР, на нашу миролюбивую внешнюю политику. Это
откровенный саботаж усилий по ограничению гонки
вооружений, борьбы за разоружение и за разрядку
международной напряженности. Это постоянные попытки
расколоть социалистический лагерь и коммунистическое
движение, внести разброд в ряды борцов за национальное
освобождение, противопоставить развивающиеся страны
Советскому Союзу и другим социалистическим
государствам. Это, наконец, беспринципное блокирование на
антисоветской основе с любыми, даже самыми
реакционными силами, будь то наиболее рьяные антисоветчики
из числа английских тори или реваншистские элементы в
ФРГ, португальские колонизаторы или расисты из
Южной Африки»36.
Выразив уверенность, что объективные интересы
народов СССР и Китая, законы истории «в конечном счете
возьмут верх над субъективными политическими
извращениями и советско-китайская дружба будет восстанов-
58
лена», Л. И. Брежнев подчеркнул вместе с тем, что
«ничто не заставит нас отойти от нашей принципиальной
марксистско-ленинской линии, от твердой защиты
государственных интересов советского народа и
неприкосновенности территории СССР, от решительной борьбы
против раскольнической деятельности руководства КНР в
социалистическом мире и в освободительном
движении»37.
Апрельский (1973 г.) Пленум ЦК КПСС подчеркнул,
что упорная борьба руководства КНР против
сплоченности социалистических стран и мирового
коммунистического движения, против усилий миролюбивых государств
и народов, стремящихся к разрядке международной
напряженности, антисоветский курс Пекина наносят вред
делу мира и международного социализма.
Глубокий анализ внешней политики маоистов был
дан Генеральным секретарем ЦК КПСС Л. И.
Брежневым в выступлении на Всемирном конгрессе
миролюбивых сил (октябрь 1973 г.). «...Бросается в глаза,—
указывал Л. И. Брежнев, — крайняя беспринципность внешней
политики китайских руководителей. Они говорят, что
выступают за дело социализма и за мирное
сосуществование, а на деле всячески пытаются ослабить
международные позиции стран социализма, поощрять активизацию
агрессивных военных блоков и замкнутых экономических
группировок капиталистических государств. Они
утверждают, будто являются сторонниками разоружения, а на
деле пытаются блокировать все реальные меры по
ограничению и сокращению гонки вооружений и, бросая
вызов мировому общественному мнению, продолжают
заражать земную атмосферу испытаниями ядерного
оружия»38.
Коммунистическая партия Советского Союза,
марксисты-ленинцы других стран убедительно показали, что в
нынешних условиях линия пекинских раскольников,
преследующих свои особые, великодержазно-гегемони-
стские цели, становится главным препятствием на пути
к достижению единства антиимпериалистических сил.
В то же время эта линия все больше ставит под угрозу
социалистические завоевания китайского народа.
Укрепление маоистов в качестве господствующей силы в такой
огромной стране, как Китай, наносит неизмеримый ущерб
революционному делу мирового пролетариата.
Международное Совещание коммунистических и
рабочих партий 1969 года, выступления представителей брат-
59
ских партий на XXIV съезде КПСС подтвердили, что
маоизму не может быть места в рядах
коммунистического движения.
Маоизм не имеет ничего общего с
марксизмом-ленинизмом и пролетарским интернационализмом, в корне
противоречит их политическим установкам в
политической практике. Маоизм по своей сущности —
реакционная идеология, он объективно смыкается в единый фронт
с самыми оголтелыми милитаристскими и
реваншистскими кругами империализма и оппортунистами правого и
«левого» толка. Это делает еще более опасными
поползновения китайских лидеров к гегемонизму в мировом
коммунистическом и национально-освободительном
движениях.
Подавляющее большинство братских партий
выразило непреклонную решимость во имя укрепления единства
рядов коммунистического движения, а также дружбы и
интернациональной солидарности с китайским народом
вести непримиримую борьбу против этого чуждого
социализму течения и подрывной деятельности пекинских
лидеров.
Эта твердая позиция большинства коммунистических
и рабочих партий основывается на принципиальной
убежденности в том, что маоизм по сути своей враждебен не
только интересам мирового социализма, но и
национальным интересам самого китайского народа, что
объективные потребности развития Китая в конце концов
опрокинут установки маоистов и выведут страну на путь
восстановления интернациональных связей с
социалистическими странами, со всеми революционными силами
человечества, ведущими борьбу за мир, социализм,
национальный и социальный прогресс.
К такому заключению неизбежно приводит анализ
обстановки в Китае, практических действий нынешнего
руководства КНР на мировой арене, их теоретических
концепций, смыкающихся с пропагандой антикоммунизма.
В целом ряде фундаментальных работ советские и
зарубежные марксисты показали антимарксистскую,
антиленинскую сущность идеологии маоизма, антинародный,
антисоциалистический характер политики нынешнего
маоистского руководства Китая, решений IX, X
съездов КПК и сессии ВСНП (январь 1975 г.). Среди этих
работ стоило бы назвать в первую очередь сборник
«Опасный курс» (I—IX выпуски), монографии
«Новейшая история Китая», «Советско-китайские отношения»,
60
«Основные аспекты китайской проблемы», коллективный
труд ученых-марксистов ряда социалистических стран
«Маоизм — идейный и политический противник
марксизма-ленинизма» и целый ряд других работ по истории
китайской революции, критике маоизма и политики Мао
Цзэдуна.
Маоистский режим, политика и идеология маоизма
переживают острейший внутренний кризис, из которого
они пытаются выйти с помощью бесконечных чисток,
кампаний типа «культурной революции». Политика маоистов
внутри страны, военно-бюрократический режим
ужесточаются.
Анализируя обстановку в Китае, марксисты приходят
к следующим выводам.
Пекин выступает как фактический союзник
империализма и как источник дезорганизации, дезориентации и
раскола революционных сил. Маоисты затрачивают для
разложения и подрыва влияния международных сил
мира и социализма не меньше активности, чем империализм.
Политика Пекина, направленная на срыв
международной разрядки, на провоцирование конфликтов, таит
опасность развязывания новой мировой войны.
Разбор всей совокупности фактов внутреннего
развития КНР и внешней политики маоистского руководства
после X съезда КПК, естественно, приводит к выводу о
качественном рубеже во внутреннем развитии Китая и
его внешней политике39. Внутри Китая углубляется
антисоциалистический процесс. КНР все дальше
«дрейфует» в сторону от социализма, о чем свидетельствуют
материалы январской (1975 г.) сессии Всекитайского
собрания народных представителей. Антинародная,
антисоциалистическая политика Мао Цзэдуна закреплена
теперь не только в уставе КПК, но и оформлена
законодательно в конституции КНР.
Обстановка внутри Китая и эволюция
военно-бюрократического режима группы Мао свидетельствуют о том,
что маоизм уводит все дальше КНР в сторону от
социализма и толкает страну и великий китайский народ на
путь авантюр, на путь реализации честолюбивых,
великодержавных замыслов правящей пекинской верхушки.
Таким образом, под прикрытием «борьбы против
гегемонизма сверхдержав» маоисты стремились к
установлению в конечном счете своей мировой гегемонии. Под
ширмой призывов «бороться против политики агрессии
и войны, проводимой империализмом и социал-империа-
61
лизмом», они пытаются создавать «колоссальные
беспорядки в Поднебесной», то есть спровоцировать мировую
войну.
В идеологическом плане маоизм из разновидности
оппортунизма внутри коммунистического движения
эволюционировал в откровенно враждебное
марксизму-ленинизму течение, по существу являющееся ныне
разновидностью антикоммунизма.
Состоявшийся в феврале — марте 1976 года
исторический XXV съезд КПСС особое внимание уделил и
китайскому вопросу. Оценки съезда по этому вопросу
имеют огромное значение и для определения стратегической
политики КПСС в отношении Китая, борьбы за
социалистическую перспективу развития этой страны и для
глубокой марксистской критики идеологии и политики
маоизма. Анализ отношений с Китаем, данный в докладе
Генерального секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева,
пронизан духом пролетарского интернационализма, заботой
об общих коренных интересах народов социалистических
стран, интересах единства всех прогрессивных
миролюбивых сил, интересах китайского народа.
При определении нынешнего этапа эволюции
политики пекинских руководителей на XXV съезде партии было
указано, что эта политика «откровенно направлена
против большинства социалистических государств. Более
того, она прямо смыкается с позицией самой крайней
реакции во всем мире — от милитаристов и врагов разрядки
в западных странах до расистов Южной Африки и
фашистских правителей Чили» 40.
Итог эволюции маоизма за минувшие десять лет
таков, что он превратился в разновидность
антикоммунизма и объективно служит интересам империалистической
реакции в ее попытках дискредитировать социализм,
расколоть и ослабить силы, противостоящие
капитализму. Маоизм выступает как один из самых опасных врагов
марксизма-ленинизма, научного социализма и дела
всеобщего мира.
КПСС твердо заявила на своем XXV съезде, что она
будет давать отпор поджигательской политике Пекина,
защищать интересы Советского Союза,
социалистического содружества, мирового коммунистического движения.
Что же касается идеологии маоизма, то наша партия,
верная ленинскому знамени, будет и «впредь вести
борьбу с маоизмом, борьбу принципиальную, борьбу
непримиримую»41. Пройденные годы убедительно и весомо
62
подтвердили правильность линии в отношении Китая.
Осуществление этой линии было успешным.
Выдающиеся успехи Советского Союза, других стран
социалистического содружества в строительстве
коммунизма и социализма, в борьбе за мир и всеобщую
безопасность, их вклад в разрядку международной
напряженности, а также провалы маоистов в области
внутренней и внешней политики, рост стихийного недовольства
политикой пекинского руководства внутри Китая,
усиление процесса дискредитации авантюристической
поджигательской политики маоистов в глазах мировой
общественности— все это объективно содействует борьбе
коммунистических и рабочих партий, всех миролюбивых сил
против политики и идеологии маоизма. Широкие круги
прогрессивной общественности мира все более и более
понимают, что борьба против маоизма является
неразрывной частью борьбы против империализма, частью
дела защиты всеобщего мира.
Согласованность действий братских партий стран
социалистического содружества в отпоре подрывной
деятельности маоистов, высокая политическая бдительность
всех марксистско-ленинских партий мира в отношении
происков группы Мао, твердость, решительность и
последовательность в борьбе против маоизма позволили
добиться высоких позитивных результатов, сорвать многие
опасные намерения китайского руководства и укрепить
единство революционных рядов.
Эти успехи в укреплении и дальнейшем сплочении сил
коммунистического, рабочего и
национально-освободительного движения достигнуты в результате
последовательной и упорной борьбы КПСС и других марксистско-
ленинских партий.
Были сорваны попытки маоистского руководства
создать в социалистической системе пропекинский блок из
числа социалистических государств Азии и Европы,
развалить организации социалистического лагеря (СЭВ,
Организацию Варшавского Договора), подорвать
дружбу СССР с братскими социалистическими государствами,
изолировать их друг от друга.
В международном коммунистическом движении были
отвергнуты попытки маоистов оформить собственное
политическое течение с центром в Пекине. Ни одна партия
не поддержала тезис об «идеях Мао Цзэдуна» как
«вершине марксизма-ленинизма в современную эпоху».
Учитывая это, на X съезде КПК маоисты вынуждены были
63
несколько приглушить тезис о международном значении
«идей Мао Цзэдуна».
В национально-освободительном движении были
сорваны попытки маоистов установить свою гегемонию,
разоблачены планы Пекина сколотить под своей эгидой
блок «бедных стран и угнетенных наций», разрушить
связи развивающихся государств с СССР и другими
социалистическими странами; союз маоистов с
ренегатами и пиночетовцами, их предательские действия в Анголе
и Чили разоблачили лицемерный, эгоистический
характер их политики в отношении развивающихся стран и
национально-освободительной борьбы народов.
В области международных отношений были сорваны
попытки китайских руководителей спровоцировать
третью мировую войну, столкнуть СССР и США. В
результате маоисты были разоблачены как провокаторы войны
и сторонники обострения международной напряженности.
Углубился процесс развенчания показной
«революционности» пекинских лидеров, их саморазоблачения как
пособников империализма и милитаристских,
реваншистских сил на Западе.
В советско-китайских отношениях и в отношениях
КНР с другими странами социалистического
содружества удалось приостановить процесс дальнейшего
обострения, сорвать попытки маоистов спровоцировать на
границе Китая с СССР и МНР затяжные пограничные
конфликты. В результате КНР вынуждена была пойти
на частичное признание принципов мирного
сосуществования и ограниченную нормализацию связей с другими
социалистическими странами на этой основе.
В области идеологии перед мировым общественным
мнением был убедительно показан полный разрыв так
называемых идей Мао Цзэдуна с марксизмом, вскрыта
теоретическая несостоятельность особой, несовместимой
с ленинизмом платформы китайского руководства.
Эти успехи в борьбе против маоизма оказали
серьезное воздействие на внутренние процессы в КНР. Была
раскрыта псевдосоциалистическая маскировка
реакционных концепций маоистов по вопросам внутреннего
развития Китая, показана подлинная антинародная сущность
режима военно-бюрократической диктатуры,
установленной Мао Цзэдуном и его сторонниками в ходе
«культурной революции». Все это обнажило
социально-политический кризис в Китае, развитие противоречий в лагере
64
самих маоистов, углубило общий кризис маоистской
идеологии и политики.
XXV съезд КПСС, обобщив итоги проведения линии
XXIV съезда по китайскому вопросу, подтвердил
правильность курса XXIV съезда и выразил твердое
намерение продолжать придерживаться его. Вместе с тем
Л. И. Брежнев в своем докладе вновь подтвердил
готовность Советского Союза «нормализовать отношения с
Китаем на принципах мирного сосуществования»42. Более
того, в докладе было заявлено, что если в Пекине
возвратятся к политике, основанной на
марксизме-ленинизме, откажутся от враждебного социалистическим
странам курса, встанут на путь сотрудничества и
солидарности с миром социализма, то это получит благоприятный
отклик во всех странах социализма, откроет возможность
строить отношения с Китаем на принципах
социалистического интернационализма.
Линия КПСС по китайскому вопросу, изложенная на
XXV съезде, получила горячее одобрение всех советских
коммунистов, всех народов Советского Союза. Эта линия
получила также широчайшую поддержку со стороны
подавляющего большинства братских и
народно-революционных партий мира, что явилось наглядным
свидетельством ее правильности, показателем того, что политика
КПСС носит подлинно интернационалистский характер.
Пекинским руководителям нечего по существу
противопоставить этой конструктивной и твердой линии. Они
обрушили на XXV съезд КПСС потоки клеветы и брани,
но их действия противоречат всей логике истории,
коренным интересам дела мира, социализма, коренным
интересам самого китайского народа. Поэтому не случайно мао-
исты в своих антисоветских действиях уподобляются
тому чудаку, который, говоря словами китайской
поговорки, «пытался рукой заслонить солнце».
Марксисты-ленинцы проявляют высокую
бдительность в отношении авантюристической, поджигательской
политики маоистов, дают ей решительный и полный
отпор. И как бы в Пекине ни злобствовали, как бы ни
пытались сохранить атмосферу «холодной войны», им это
не удастся. Маоизм исторически обречен. Китайский
народ рано или поздно перевернет мрачную страницу
маоизма в своей истории. Дело социализма,
марксизма-ленинизма восторжествует и в Китае.
Смерть Мао Цзэдуна обнажила еще острее кризис
маоизма, его антинародную сущность. Новые лидеры Ки-
3-648
65
тая присягнули на верность маоизму, продолжают
прежний антисоветский, антисоциалистический курс.
Одновременно они пытаются пригладить «идеи Мао» таким
образом, чтобы приспособить их к новой ситуации,
освободиться от наиболее одиозных сторон практики
«великого кормчего». Таким образом, и после смерти Мао
в Китае продолжают насаждаться его «идеи». Борьба
против этих «идей», очевидно, будет длительной и
сложной.
За время, прошедшее после XI съезда КПК (август
1977 г.), характер внешнеполитического курса Пекина
остался неизменным: гегемонистским, поджигательским,
враждебным всем социалистическим странам, всем
прогрессивным силам в мире.
Маневрирование, к которому прибегает китайское
руководство на международной арене, особенно в
последнее время, его заявление о приверженности принципам
мирного сосуществования, возобновление отношений с
отдельными коммунистическими партиями не меняют
принципиальной гегемонистской сущности политики
Пекина. Более того, в результате нормализации отношений
между Китаем и США и осуществления первых шагов в
направлении налаживания координации действий между
двумя странами, прежде всего в связи с афганскими
событиями, еще более усилились проимпериалисгические
тенденции в китайской политике, а социалистическое
содружество, по существу, рассматривается единственным
врагом Китая на международной арене.
Расчеты некоторых зарубежных деятелей на то, что
выход Китая на широкую международную арену
образумит пекинских руководителей, ослабит агрессивность
Пекина в отношении социалистических стран, вовлечет
Китай в общие усилия по борьбе за мир, не оправдались.
Вся внешнеполитическая деятельность китайского
руководства строится под углом формирования
«широчайшего международного фронта» антисоветской,
антисоциалистической направленности, куда Пекин стремится
подключить самые различные силы, начиная от
ревизионистских националистических и оппортунистических
элементов в коммунистическом движении и кончая самой
крайней империалистической реакцией. Это можно
наблюдать в связи с событиями в Кампучии, Афганистане, на
Ближнем и Среднем Востоке и в других районах мира, а
также на примере установления Пекином связей с
некоторыми «левыми» партиями.
Глава III
X СЪЕЗД КПК И ЛЕГАЛИЗАЦИЯ РЕЖИМА
ВОЕННО-БЮРОКРАТИЧЕСКОЙ
ДИКТАТУРЫ МАОИСТОВ
X съезд КПК сыграл важную роль в процессе
легализации военно-бюрократического режима
маоистской группы, дальнейшего подрыва дела социализма в
Китае. Документы X съезда и послесъездовская
практика китайского руководства показали, с каким упорством
маоисты навязывают стране антисоциалистический курс,
бесконтрольную власть Мао Цзэдуна и его ближайшего
окружения, опирающихся на специальные военные силы
и многочисленный разветвленный репрессивный аппарат.
Проводившаяся после IX съезда КПК политика не
давала возможности решить коренные проблемы страны
и усугубляла разрыв между догмами маоизма и
потребностями развития общества. Отсутствие у маоистов
позитивной программы делало неизбежным применение
методов насилия, запугивания, чистки, для того чтобы
удержаться у власти и упрочить диктаторский режим.
Положение дел маоистов осложнялось тем, что и после
устранения Линь Бяо борьба за власть не прекратилась,
идейно-политические и организационные основы
маоизма были серьезно дискредитированы «сентябрьскими
событиями» 1971 года1.
X съезд КПК готовился и проводился в обстановке
исключительной секретности. «Обстановка секретности,
в которой проходил съезд, — писала австрийская газета
«Фольксштимме», — свидетельствует о глубокой
изоляции китайского руководства»2.
После закрытия съезда (он работал, согласно
официальному коммюнике, с 24 по 28 августа 1973 г.) были
опубликованы информационное коммюнике,
политический отчет ЦК КПК, сделанный Чжоу Эньлаем, доклад
3*
67
об изменениях в уставе партии, с которым выступил Ван
Хунвэнь, и текст нового устава КПК3. Материалы съезда
отличаются краткостью и носят общий характер.
Основные доклады противоречивы, содержат много
недомолвок, намеков, двусмысленностей.
Вероятно, шок, вызванный делом вчерашнего
«ближайшего соратника», был столь глубок, что Мао Цзэдун
предпочел не выступать на съезде и ограничился
молчаливым присутствием. Этим X съезд серьезно отличался
от IX съезда КПК, проходившего в апреле 1969 года, на
котором Мао Цзэдун дважды выступил, как сообщалось
в китайской печати, с «исключительно важными
речами». Особое место на IX съезде КПК занимали Мао
Цзэдун и Линь Бяо, а Чжоу Эньлай был лишь «генеральным
секретарем съезда». Сейчас помимо Мао Цзэдуна,
названного председателем президиума съезда, были
избраны еще 5 заместителей председателя президиума (Чжоу
Эньлай, Ван Хунвэнь, Кан Шэн, Е Цзяньин и Ли Дэшэн)
и генеральный секретарь Чжан Чуньцяо.
Обращал на себя внимание тот факт, что впервые
после 1961 года был объявлен численный состав
партий— 28 млн. человек4. Накануне «культурной
революции» в 1965 году в КПК насчитывалось около 20 млн.
человек. Так как коммунисты были главными объектами
репрессий в годы «культурной революции», то все
говорит о том, что произошло значительное обновление
состава КПК — более чем наполовину, причем
преимущественно за счет «активистов „культурной революции"»,
то есть хунвэйбинов, цзаофаней и частично армейцев, то
есть тех слоев китайского общества, которые были
обмануты, одурманены маоистской социальной демагогией,
национализмом, антисоветизмом. В конечном счете не
имеет существенного значения, к какой социальной
группе принадлежит тот или иной «выдвиженец культурной
революции», ибо во всех случаях он является слепым
орудием маоистской политики.
С точки зрения политической направленности линия
X съезда явилась продолжением линии IX съезда КПК.
По сути дела, кроме исключения из партии навечно (по
аналогии с Лю Шаоци на IX съезде) Линь Бяо и его
«твердолобых сторонников», съезд не принял никаких
принципиально новых решений. В коммюнике
признается, что он «полностью подтвердил великие победы,
одержанные на всех фронтах под водительством линии
IX съезда»5.
68
Центральное место в работе съезда заняло «дело
Линь Бяо». Чехословацкая «Руде право» справедливо
заметила, что «нападки на Линь Бяо и его сторонников
являются, собственно, стремлением найти нового «козла
отпущения» в связи с различными внутренними
трудностями»6. Судя по всему, несмотря на двухлетнюю
кампанию дискредитации Линь Бяо, предшествовавшую
съезду, вопрос о нем продолжал и продолжает до сих пор
сохранять политическую остроту. Характерно, что в
коммюнике съезда говорилось: «В настоящее время мы, как
и прежде, должны ставить на первое место движение за
критику Линь Бяо и упорядочение стиля»7.
Китайская пропаганда пыталась представить X съезд
как «великую победу» идей Мао Цзэдуна, как «съезд
сплочения». В этой связи возникает вопрос, имеющий
принципиальное значение для оценки итогов X съезда
КПК, — насколько удалось и удалось ли вообще
преодолеть борьбу различных группировок в партии и ее
руководстве. Если верить коммюнике и комментариям
китайской печати, то здесь был достигнут полнейший успех и
обеспечено полное единство. Спрашивается, зачем же
тогда планировать на десятилетия вперед очередные
«культурные революции», как это провозглашается в
принятом на съезде уставе КПК. Согласно изречению
Мао, «колоссальные беспорядки в Поднебесной
возникают через каждые семь-восемь лет»8, а поэтому
культурные революции соответственно должны также
повторяться многократно через каждые семь-восемь лет.
Действительное единство партии коммунистов — и об
этом свидетельствует весь опыт мирового
коммунистического движения — может достигаться лишь на основе
позитивной программы, отвечающей идеям
марксизма-ленинизма, потребностям социалистического развития,
интересам рабочего класса и его союзников. Такой
программы съезд не выдвинул, обойдя молчанием коренные
проблемы, стоящие перед страной в области экономики,
культуры, социального строительства, международных
отношений.
Когда нет общей позитивной программы, то ее
приходится подменять борьбой с неким мнимым «общим
врагом». На сей раз эта роль выпала на долю Линь Бяо.
В 1969 году, выступая на IX съезде КПК (который,
между прочим, тоже был объявлен «съездом
сплочения»), Линь Бяо в отчетном докладе славил «великую
победу», одержанную над «изменником, провокатором.и
69
штрейкбрехером Лю Шаоци». Теперь Чжоу Эньлай
провозглашает «великую победу» над «буржуазным
карьеристом, интриганом, двурушником, предателем и
изменником родины Линь Бяо и его неисправимым
сообщником»9, то есть Чэнь Бода, который до этого многие годы
был «пером» Мао и выразителем его философского «я».
Одновременно в отчетном докладе утверждалось, что
«антипартийная группировка Линь Бяо представляла
собой всего лишь горстку людей, она была крайне
изолированной среди всей партии, всей армии и народа, всей
страны и не могла влиять на положение в целом»10. Но
если это так, то почему ликвидация Линь Бяо
расценивается как «крупнейшая победа партии со времени
IX съезда»11, как «тяжелый удар по внутренним и
внешним врагам»12? Как совместить утверждения об
«изолированной горстке» с тем громадным размахом чистки
сторонников вчерашнего ближайшего соратника Мао
Цзэдуна?
Ответа на эти вопросы в опубликованных материалах
съезда нет. Да, видимо, и не может быть, ибо устранение
Линь Бяо, как теперь становится все более очевидным,
связано с борьбой за власть. Это подтверждается и теми
обвинениями, которые были выдвинуты на съезде в адрес
«изменников». Авторы политического отчета не нашли
ничего лучшего, чем вменить в вину Линь Бяо и Чэнь
Бода идею о том, что «главной задачей после IX съезда
должно быть развитие производства»13'. Но разве для
Китая, который его руководители сами называют «отсталой
развивающейся страной», рост производства не является
действительно главной задачей? Даже в документах
X съезда говорится, что нужно «стимулировать развитие
производства».
Чувствуя, видимо, что подобные обвинения не очень
соответствуют гиперболическим эпитетам по адресу Линь
Бяо и Чэнь Бода, им стали приписывать также связь с
«внешними силами». В докладе Чжоу Эньлая говорится,
что Линь Бяо после провала трехкратных попыток
совершить покушение на Мао Цзэдуна (о которых знали,
но почему-то молчали) якобы пытался «переметнуться к
советским ревизионистам».
Если есть доля истины в утверждениях, что Линь Бяо
и Чэнь Бода отошли от «идей Мао Цзэдуна», то это лишь
доказывает, что даже самые верные его последователи,
сталкиваясь с практической несостоятельностью
концепций Мао, с бесконечной цепью провалов маоистского
70
курса, убеждаются в их пагубном и бесперспективном
характере.
В своем докладе Чжоу Эньлай в самом неприглядном
свете нарисовал политические нравы и обстановку внутри
пекинской верхушки. Сподвижники Мао Цзэдуна, по его
словам, «не показываются без цитатника председателя
Мао», на глазах славословят, а в спину удар наносят»14.
Из хода этих рассуждений получается, что среди
ближайших помощников Мао как сейчас, так и в будущем
могут быть «спецагенты», ренегаты и предатели.
Совершенно очевидно, что в атмосфере постоянной
борьбы за власть, подозрительности и интриг не может
быть и речи о подлинной сплоченности. Документы
X съезда свидетельствуют, что был достигнут лишь
шаткий компромисс между соперничающими группировками
при верховенствующем положении Мао Цзэдуна. Для
таких выводов есть основания, ибо и в сегодняшнем
Китае руководящий состав не является сплавом
единомышленников-коммунистов, а формируется на клановой,
групповой основе. В этом кроется источник новых
вспышек борьбы за власть.
Как основные доклады, так и коммюнике по итогам
съезда отражали компромиссный характер решений, к
которым пришло китайское руководство накануне
съезда. В них провозглашается главный лозунг «культурной
революции»: «Вести борьбу, критику и преобразования в
области надстройки»15. Был подтвержден также тезис
IX съезда: «Стимулировать подготовку к войне»16. Эти
положения отражают линию экстремистского крыла мао-
истов — «шанхайцев» (Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Яо
Вэньюань, Ван Хунвэнь и др.). Вместе с тем в
коммюнике включен и ряд положений, на которых настаивала
группировка Чжоу Эньлая. Речь идет о реабилитации
кадров, упорядочении национальной политики.
Последующие события, и особенно кампания
«критики Линь Бяо и Конфуция», убедительно показали, что
Чжоу Эньлаю и его сторонникам не удалось подвести
черту под «культурной революцией» и переключить
внимание на экономическое строительство и упорядочение
государственного аппарата. «Шанхайцы» сумели, хотя и
не в столь навязчивой форме, как прежде, сохранить
основные установки «культурной революции» и
изобразить включение своих сторонников в состав КПК как
«вливание свежей крови», как показатель «процветания
партии» и «быстрого подрастания новой смены».
71
По расстановке сил внутри руководящей верхушки
видно, что съезд привел к серьезному упрочению
позиций группировки Цзян Цин — Кан Шэна— Яо Вэнью-
аня, которая твердо взяла в свои руки партийный
аппарат. Это сказалось на ужесточении некоторых
политических формулировок в области внутренней и внешней
политики. Вместе с тем группа Чжоу Эньлая также в
определенной мере укрепила свои позиции — как путем
выдвижения в ЦК ряда своих давнишних сторонников,
особенно занимающихся сферой внешней политики и
экономики, так и за счет реабилитации старых партийно-
государственных кадров, подвергавшихся репрессиям в
ходе «культурной революции». Об этом свидетельствует
включение в состав ЦК ряда деятелей МИД КНР, в
прошлом работавших в аппарате Чжоу Эньлая,
реабилитация и избрание в ЦК КПК Дэн Сяопина, Тань Чжэнь-
линя, Уланьфу, Ли Цзинцюаня и др.
Компромиссный характер X съезда наглядно
проявился в составе ЦК КПК и Политбюро ЦК КПК.
Анализ персонального состава этих органов
показывает, сколь глубокое потрясение вызвало в маоистской
верхушке пресловутое «дело Линь Бяо», в результате
которого чистке была подвергнута почти треть членов и
кандидатов в члены ЦК КПК и почти половина членов
и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПК.
X съезд избрал ЦК КПК в составе 319 человек (из
них 195 — члены ЦК КПК и 124 — кандидаты в члены
ЦК КПК). Из 195 членов ЦК КПК 73 члена избраны в
ЦК впервые. Таким образом, состав членов ЦК КПК
был обновлен более чем на одну треть. Еще более
изменился состав кандидатов в члены ЦК КПК. Из 124
человек впервые избраны 65.
Наибольшую группу лиц, выбывших из состава ЦК,
представляли «члены антипартийной группы Линь Бяо —
Чэнь Бода» и лица, связанные с «делом Линь Бяо» (Хуан
Юншэн, Цю Хуэйцзо, У Фасянь, Ли Цзопэн, Е Цюнь, Ли
Сюэфэн и др.).
Среди лиц, введенных в состав нового ЦК, обращает
на себя внимание группа лиц, подвергавшихся критике в
период «культурной революции», среди них: Дэн Сяопин
(генеральный секретарь ЦК КПК VIII созыва), Уланьфу
(бывший член Политбюро ЦК КПК, заместитель
премьера Госсовета), Тань Чжэньлинь (бывший заместитель
премьера КНР, член ЦК КПК VIII созыва), Ляо Чэнчжи
(бывший член ЦК КПК VIII созыва), Ли Цзинцюань
72
(бывший член ЦК КПК VIII созыва, первый секретарь
юго-западного бюро ЦК КПК), Ли Баохуа (бывший
член ЦК КПК VIII созыва, первый секретарь Анахойско-
го провинциального комитета КПК).
В ЦК были введены некоторые представители армии,
освобожденные со своих постов или «пониженные» в то
время, когда Линь Бяо был министром обороны (Ян Юн,
Ли Да).
Численный состав Политбюро сохранился прежний:
21 член Политбюро и 4 кандидата. Пленум избрал также
Постоянный комитет Политбюро из девяти человек:
председателя КПК (Мао Цзэдун), пяти его заместителей
(Чжоу Эньлай, Ван Хунвэнь, Кан Шэн, Е Цзяньин, Ли
Дэшэн) и трех членов Политбюро (Чжу Дэ, Дун Биу,
Чжан Чуньцяо).
Внешне новому Политбюро был придан более
представительный характер, чем прежнему. Впервые в него
включено по одному представителю от рабочих
(текстильщица У Гуэйсян), от крестьян (бригадир сельхоз-
бригады Дачжай Чэнь Юнгуй), два представителя
национальных меньшинств (чжуанец—Вэй Гоцин и уйгур —
Сайфуддин). В состав Политбюро было избрано восемь
новых членов.
По тактическим соображениям Мао Цзэдун в сложив-
шейся ситуации не стал выдвигать кандидатуру своей
жены Цзян Цин в число заместителей председателя или
в члены Постоянного комитета Политбюро — она вошла
только в состав Политбюро. В данном Случае Мао Цзэдун
и Цзян Цин, очевидно, руководствовались заповедью
Конфуция о том, что «в смутное время правитель должен
выдвигать на первый план других деятелей, а сам дер*
жаться в тени, так как, если случится неудача, отвечать
будут те, кто на первом плане, а в случае успеха заслуги
будут принадлежать все равно правителю»17.
В материалах съезда, по существу, содержатся
признания того, что маоизм как политическое течение не
может развиваться в нормальной обстановке, ему нужны
постоянные потрясения, перманентные чистки и
перетряхивания всего общества. На маоистском жаргоне это
называется «классовой борьбой в области надстройки» или
«продолжением революции в условиях диктатуры
пролетариата». Без всего этого маоизм очень быстро
оказывается перед опасностью быть отброшенным объективным
ходом развития социалистического строительства,
поскольку он не способен выдвинуть позитивной программы
73
такого строительства. Именно поэтому Чжоу Эньлай
заявил на съезде: «Борьба двух линий внутри партии...
будет существовать еще длительное время, она будет
возникать еще 10, 20, 30 раз, и снова будут появляться люди
типа Линь Бяо, типа Ван Мина, Лю Шаоци, Пэн Дэхуая
и Гао Гана»18.
Ван Хунвэнь в своем докладе на съезде также пытался
обосновать неизбежность многократного повторения
кампаний типа «культурной революции», ссылаясь на некий
«объективный закон» классовой борьбы, «открытый»
Мао Цзэдуном: «Полный беспорядок в Поднебесной
ведет к всеобщему порядку. Это повторяется через каждые
семь-восемь лет. Всякая нечисть сама вылезает наружу.
Не вылезать она не может, ибо это определяется ее
классовой природой»19. Вот с помощью какой словесной
эквилибристики пытаются маоисты оправдать свой
антинародный курс и перманентные кампании террора и
запугивания трудящихся Китая!
«Дело Линь Бяо» и формирование нового руководства
были центральными вопросами съезда. Однако в
опубликованных материалах съезда, кроме бранных слов в адрес
Линь Бяо, не содержится ничего такого, что прояснило
бы подлинную суть «сентябрьских событий» 1971 года.
Вокруг всего этого маоисты сознательно создали завесу
детективной таинственности, провокационных намеков на
некие связи Линь Бяо с Советским Союзом и его
загадочную «гибель» во время не менее загадочной катастрофы
самолета «Трайдент» над МНР ночью 13 сентября 1971 г.
Пока ясно одно: с помощью различных мифов и слухов
маоисты пытаются замести следы собственных
преступлений, спрятать в воду концы тех многочисленных темных
дел, которые ныне инкриминируются Линь Бяо и его
сторонникам, наконец, скрыть от народа и партии то, как
Мао и его окружение расправляются со своими же
сторонниками, если они в чем-то оказываются помехой для
них.
Съезд подтвердил тезис, настойчиво
пропагандировавшийся с сентября 1971 года о том, что «партия
должна руководить всем»20. Речь, разумеется, идет о
руководстве маоистской партии, главные звенья которой
стремятся взять в свои руки «шанхайцы», деятели,
поднявшиеся в период «культурной революции», и с помощью
партии укрепить свое положение в стране и прежде всего
усилить свое влияние в армии. «Руководящая роль
партии»— это руководящая роль маоистской группировки,
74
которая перетряхнула партию и влила в нее огромную
массу хунвэйбинов и других «активистов культурной
революции».
На съезде была предпринята попытка утвердить
маоистские установки как долговременную программу
действий. Мао был объявлен носителем «правильной
линии»21. Одновременно, было провозглашено:
«Председатель Мао Цзэдун разработал для нашей партии
основную линию и политику на весь исторический этап
социализма...»22, причем критерием партийности, по-маоистски,
является «твердое проведение «линии Мао» в любых
условиях».
Развитие событий в Китае после X съезда, перипетии
кампании «критики Линь Бяо и Конфуция» показали,
сколь неустойчивым был компромисс, достигнутый на
X съезде. В результате сложной межклановой борьбы
весной 1974 года премьер Чжоу Эньлай, опасаясь того,
что его постигнет судьба предыдущих преемников Мао,
решил уйти на «второй план».
Другим результатом сложной закулисной борьбы
среди маоистов в ходе этой кампании явился «закат
звезды», некогда влиятельного военного деятеля, бывшего
заместителя председателя партии и члена Постоянного
комитета Политбюро ЦК КПК, начальника Главпура
НОА — Ли Дэшэна. Ему было инкриминировано тайное
сочувствие Линь Бяо. В зарубежной печати сообщалось,
что Ли Дэшэн признавал «военный гений» Линь Бяо и
якобы отказался заявить, что «Линь Бяо был невеждой»
и «ничего не смыслил в военных делах», что «все победы
в освободительной борьбе 1939—1949 годов, которые
были достигнуты армиями под командованием Линь
Бяо, — это результат... руководства Мао Цзэдуна», а
Линь Бяо «лишь саботировал мудрые установки
председатели»23.
Третьим результатом межклановой борьбы явилось
возвышение компромиссной фигуры Дэн Сяопина,
который на том этапе занимал те высокие посты в партии и
государстве, из-за которых шла острая борьба между
различными группировками, — пост начальника
Генерального штаба армии и пост первого заместителя
премьера Государственного совета КНР. Одновременно на II
пленуме ЦК КПК X созыва, состоявшемся в январе
1975 года, Дэн Сяопин был назначен заместителем
председателя партии и членом Постоянного комитета
Политбюро-ЦК КПК. Он занял, таким образом, вакантное ме-
75
сто, освободившееся после отстранения с этих постов Ли
Дэшэна 24.
X съезд КПК подтвердил маоистские концепции
экономического развития страны, сделав упор на
всеохватывающую милитаризацию народного хозяйства, которая
истощает ресурсы КНР, обрекает китайскую экономику
на новые трудности, а население страны — на
консервацию низкого материального и культурного уровня.
Следует подчеркнуть, что экономическая политика,
которую Мао Цзэдун и его сторонники начали
осуществлять с конца*50-х годов (с некоторыми отступлениями и
маневрами в отдельные периоды) и которая была
подтверждена X съездом партии, уже вызвала и продолжает
углублять процессы деформации в экономическом базисе
китайского общества. Эта деформация выражается не в
отказе от государственной и кооперативной форм
собственности, а в использовании этих форм в
антисоциалистических целях. Она связана с грубейшими
извращениями механизма и методов социалистического
хозяйствования, в том числе отказом от научно обоснованного
планирования, отстранением представительных органов
трудящихся от контроля за развитием экономики, отходом
от принципа распределения по труду.
Вместе с тем очевидно, что процесс деформации не
ограничивается только этим, что он, видимо, имеет
определенную связь с некоторыми структурными
изменениями, происходящими в китайской экономике.
Представляется, что процесс деформации экономического базиса в
КНР происходит в силу нескольких причин.
Первое. Новое строительство ограничивается
преимущественно военной сферой. В документах X съезда вообще
не упоминается ни об индустриализации КНР, ни о росте
тяжелой промышленности, хотя признается (впервые на
уровне партийного съезда), что Китай «в экономическом
отношении все еще является бедной, развивающейся
страной»25. В китайской печати начиная с 1959 года
не сообщается никаких данных о капиталовложениях в
гражданские отрасли промышленности. На словах на
первый план в пропаганде выдвинут курс «сельское
хозяйство— основа народного хозяйства». В выступлениях
печати подчеркивается: «...Только отводя сельскому
хозяйству первое место в развитии народного хозяйства,
можно поставить социалистическую экономику на базу
независимости и самостоятельности, опоры на
собственные силы, можно содействовать развитию промыщленно-
76
сти...»26. Однако на деле львиную долю всех
капиталовложений, лучшую часть сырья и рабочей силы поглощает
военно-промышленный комплекс.
Для Китая, являющегося аграрной страной с
громаднейшим населением, сельское хозяйство действительно
имеет важное значение. Но этим нельзя оправдать тот
факт, что и через четверть века после победы революции
китайское руководство ставит во главу угла только
сельское хозяйство как источник накоплений и военную
промышленность, на которую и расходуются эти накопления.
Между тем В. И. Ленин отмечал, что «только... условия
крупной машинной индустрии, гигантских предприятий,
обслуживающих десятки миллионов, только они есть
основа социализма»27.
Второе. Деформация базиса идет и вследствие
дальнейшего форсирования в городе и деревне строительства
мелких и средних предприятий (характер их
собственности порой чрезвычайно трудно определить). Всячески
популяризируя курс «идти на двух ногах», китайское
руководство требует, чтобы бурное развитие получили
небольшие предприятия. В 1973 году на мелкую
промышленность пришлось примерно 40% всей промышленной
продукции страны28.
Развитие мелкого производства помогает в какой-то
мере смягчить нехватку промышленной продукции,
занять часть свободных рабочих рук, но оно не может
обеспечить необходимый для социализма рост
производительности труда и удовлетворение материальных
потребностей трудящихся, служить основой социалистической
индустриализации.
В итоге политики маоистов удельный вес крупного
производства, основанного на государственной
собственности, падает, и оно все больше тонет в море мелкого
производства.
Третье. Деформационные процессы обостряются
вследствие того, что кооперативная собственность
консервируется в основном на том уровне, который
существовал после провала «народных коммун».
Производительные силы в китайской деревне
развиваются крайне медленно. В 1973 году механизированным
способом в Китае обрабатывалось только 12—13%
пашни, количество тракторов приближалось к 230 тыс. единиц
при минимальной потребности в 1,2—1,5 млн. Маоисты
все надежды возлагают на «массовые движения» и
мелкие предприятия, создаваемые местными силами. Однако
77
несмотря на организуемые в течение уже многих лет
«движения» по расширению посевных площадей и
строительству гидромелиоративных сооружений, пахотный
фонд страны все еще не восстановлен до уровня 1957
года и составляет примерно 107 млн. га29, а орошаемые
площади, по расчетам зарубежных специалистов,
составляют лишь 36 млн. га, то есть находятся примерно на
уровне 1957 года. Мелкие предприятия коммун способны
производить лишь примитивные, полукустарные орудия
и механизмы. Все это говорит о том, что в Китае
пренебрегают необходимостью организации земледелия с
помощью крупной машинной промышленности, о переводе
его «на новую техническую базу, на техническую базу
современного крупного производства»30 как условия
победы социализма.
Насколько страдают от маоистской политики
китайское общество, китайский народ, видно из положения дел
в народном хозяйстве Китая, которое на протяжении
последних 15 лет постоянно сотрясается катаклизмами.
Периоды относительно нормального развития экономики
сменялись кампаниями, в ходе которых лидеры Пекина
пытались на практике осуществить догмы маоизма.
Но поскольку маоистские лозунги и концепции в
области экономики противоречат объективным потребностям
развития народного хозяйства Китая и основным законам
социализма, прежде всего закону планомерного,
пропорционального развития, законам неуклонного роста
производительности труда, принципам распределения по труду,
то за каждой попыткой провести их в жизнь, так сказать,
в «чистом» виде, следовал катастрофический провал. Так
было в период «большого скачка» в 1958—1959 годах, так
было и в период «культурной революции» в 1966—
1970 годах. В отличие от поступательного развития
экономики в социалистических странах народное хозяйство
Китая движется рывками, периоды подъема сменяются
застоями и падением производства. В результате при
всем трудолюбии китайских трудящихся
производительность их труда, национальный доход на душу населения
и уровень жизни остаются очень низкими.
Главный стержень маоистского антисоциализма
заключается в том, что он грубо попирает требования
основного экономического закона социализма. В результате
политики нынешнего китайского руководства
производство подчинено не задаче постоянного подъема
материального и духовного благосостояния трудящихся на базе
78
научно-технического прогресса и «всестороннего,
свободного развития личности каждого в интересах всех», а
целям, чуждым интересам трудящихся масс (наращиванию
военного потенциала для осуществления
экспансионистских и гегемонистских замыслов на международной
арене).
Маоистский курс, закрепленный X съездом КПК,
обрекает китайский народ на новые трудности. Дело в том,
что маоистская политика «скачков» не только не
ускоряет развития экономики, а, наоборот, резко тормозит его.
Разрыв между Китаем и экономически развитыми
государствами в последние десять лет не только не
сокращается, а увеличивается.
В настоящее время КНР хотя и занимает по объему
национального дохода седьмое место в мире (после
США, СССР, Японии, ФРГ, Франции и Англии), по
размеру же на душу населения находится на одном из
последних. Расчетные данные, опубликованные в
зарубежной печати, показывают, что в 1974 году в Китае с его
800-миллионным населением было произведено:
каменного угля — около 400 млн. г, нефти — более 60 млн. г,
электроэнергии— 165 млрд. кВт-% стали — 21 млн. г,
зерновых— около 240 млн. т (включая клубяные культуры
в пересчете на зерно в соотношении 4:1); 12-летний план
развития сельского хозяйства (1956—1967 гг.) до сих пор
не выполнен ни по одному показателю.
Вполне естественно, что при таких условиях
материальное положение трудящихся остается тяжелым.
В 1973—1974 годах нормы зерновых, отпускаемых
населению по карточкам, были заметно сокращены, и теперь
они значительно ниже тех, которые были утверждены
Госсоветом КНР в середине 50-х годов. Основные
промышленные товары распределяются по талонам;
хлопчатобумажная ткань и изделия из нее отпускаются из
расчета 5—8 м на работающего в год. Средняя
заработная плата не увеличивается и составляет примерно 50
юаней в месяц (для сравнения: велосипед, являющийся в
КНР главным видом транспорта, стоит 141—173 юаня,
килограмм свинины—1,5—2 юаня).
В КНР до сих пор отсутствует система оплачиваемых
отпусков для рабочих и служащих. Количество жилой
площади на одного городского жителя составляет менее
3 кв м\ жилищное и культурно-бытовое строительство
фактически не ведется уже более десяти лет.
А о какой «революции», и тем более «культурной».
79
можно говорить, когда четверть века спустя после
установления народной власти миллионы детей школьного
возраста не ходят в школу. В китайских вузах в 1974
году обучалось лишь около 100 тыс. студентов — в
несколько раз меньше, чем в 1957 году. В то же время
огромные средства бросаются на непосильную для страны
гонку ракетно-ядерных вооружений, на раскольническую
деятельность в революционном движении.
«Культурная революция», подобно опустошающему
урагану, прошлась по всему Китаю. Она сорвала
осуществление подлинной культурной революции в стране —
ликвидацию неграмотности населения, создание нового
отряда интеллигенции, преданной делу социализма,
создание и развитие социалистической культуры,
приобщение трудящихся к лучшим достижениям национальной и
мировой культуры. Было резко заторможено культурное
развитие страны в течение последних четырех лет.
О каком прогрессе культуры и образовании можно
говорить, если в стране в течение пяти лет
бездействовали начальные и неполные средние школы, а в настоящее
время хотя и возобновлены занятия в этих школах, но
ведутся на крайне низком уровне, так как сводятся к
усвоению элементарного счета, начал знания языка,
военной муштре.
Итогом «великой победы культурной революции» в
области образования явилось то, что свыше 70 млн. детей
школьного возраста лишились возможности посещать
школы, страна не получила свыше 1,5 млн. специалистов
высшей квалификации и около 2 млн. специалистов
средней квалификации. Количество неграмотных в Китае
увеличилось почти на 70 млн. и составляет ныне около
370—380 млн. человек.
В стране были практически закрыты все театры и
распущены многие театральные труппы, за исключением
нескольких, находившихся под непосредственным наблю-
деним Цзян Цин.
С 1966 по 1970 год в стране не было выпущено ни
одного художественного фильма. Вся кинематография и
полиграфия были поставлены на службу прославления
Мао Цзэдуна и утверждения его антисоветского,
шовинистического курса. Были закрыты все
литературно-художественные и общественно-политические и научные
журналы (кроме «Хунци»). Все издательства были заняты
выпуском «произведений Мао Цзэдуна» и антисоветской
стряпни китайской пропаганды. Тираж цитатников Мао
80
и его трудов, изданных за годы «культурной революции»,
достиг астрономической цифры — более 3 млрд. экз. Лишь
в конце 1972 и начале 1973 года стали выходить
несколько художественных и научных журналов в Шанхае и
Пекине. На экранах появились фильмы, спектакли,
снятые на основе «образцовых спектаклей», осуществленных
под идейным руководством Цзян Цин. Конечно,
махровый антиинтеллектуализм маоизма требует
преследования всякой новой мысли, всего, что так или иначе не
укладывается в прокрустово ложе маоистских догм.
Вместе с тем практические потребности управления
современным государством, общение с иностранными
государствами, интересы развития военной
промышленности вынуждают китайское руководстве содержать
определенное количество интеллигентов. Эти слои
интеллигенции изолированы от народа, запуганы репрессиями,
поставлены в положение наемного мозгового
контингента.
Однако определенная часть деятелей в Пекине
понимает, что опасно оставлять незаполненным вакуум в
области культуры. Превратив нивы культуры в пустыни,
маоисты теперь пытаются создать видимость расцвета
«новой пролетарской культуры, вдохновляемой идеями
Мао Цзэдуна». Иллюзию этого «расцвета» должны
создавать около десяти так называемых образцовых
революционных спектаклей, которые, кстати говоря, были
поставлены и подготовлены задолго до «культурной
революции» и были тогда, за исключением «Седой девушки»
и «Красного женского батальона», на общем фоне
театральной жизни довольно посредственными. После того
как их «лично отредактировала» Цзян Цин, добавив
туда ряд новых цитат из Мао, эти постановки стали еще
более явно выдавать намерения их постановщиков.
Но никакая стена из цитатников не могла все же
отгородить думающих людей Китая от культуры. Как
признавала официальная пропаганда в 1967—1969 годах, в
стране повсеместно стали возникать «подпольные
библиотеки», а объявленные «черными» книги Лу Синя, Мао
Дуня, Лао Шэ, Льва Толстого, А. Фадеева, И.
Островского, М. Шолохова, Р. Роллана и других писателей
распространялись в рукописных списках.
Пекинская пропаганда всячески стремится придать
«новому режиму» «народный» характер, создать
впечатление, что Мао и его окружение постоянно пекутся о
народе.
81
Если обратиться к области надстройки, то следует
сказать, что произведенный маоистами политический
переворот в Китае, направленный своим острием против
социалистической общественной культуры, стал реальным
фактом. X съезд КПК явился новым шагом в
утверждении маоистского режима в Китае.
Прикрываясь фразой о том, что речь якобы идет о
борьбе против захвата власти в КНР буржуазией, маоис-
ты в действительности отстранили рабочий класс и
другие слои трудящихся КНР от управления страной, от
участия в выработке и проведении в жизнь политики,
которая отражала бы интересы подавляющего
большинства народа. Маоизм, как это следует из его «теории» и
многолетней практики, не способен существовать на
демократической основе, он несовместим с широким
развитием демократических институтов государственного и
общественного управления.
X съезд КПК утвердил курс на укрепление различных
звеньев аппарата насилия в системе
военно-бюрократической диктатуры. Основной опорой власти осталась
армия, которая выступает как наиболее организованная в
общенациональном масштабе политическая и военная
сила. В этой связи обращают на себя внимание также
настойчивые заявления Пекина о роли «ополчения» («минь-
бинь»)—своеобразных штурмовых отрядов маоистов,
усиленное формирование которых началось с конца
1973 года по личному указанию Мао. Такого рода
«ополчение» ныне рассматривается как самостоятельная часть
вооруженных сил Китая. Общее количество
«ополченцев» достигло в 1974 году нескольких десятков
миллионов человек, причем примерно 20 млн. составляют
кадровики, проходящие систематическую военную
переподготовку. Например, в г. Шэньяне их численность превышает
1 млн. человек31. «Ополчению» официально отводится
«великая роль в борьбе против агрессии и подрыва со
стороны империализма, социал-империализма»32.
Формально создаваемое для борьбы с внешними
врагами «ополчение» вместе с тем предназначалось и для
подавления широких масс трудящихся в случае их
выступления против маоистского режима. Оно могло быть
использовано также в качестве «противовеса» армии.
События в Пекине и Шанхае, имевшие место после смерти
Мао Цзэдуна в сентябре 1976 года, полностью
подтвердили это положение. Одно из обвинений в адрес бывшего
ближайшего окружения Мао сводится теперь именно к
82
тому, что «банда четырех» хотела использовать
«ополчение» против армии. Для маоистских властей было важно
и то, что «ополчению» вменялось в обязанность
принуждать трудящихся заниматься строительством
бомбоубежищ и ирригационных сооружений, «критиковать Линь
Бяо и упорядочивать стиль», изучать «идеи Мао» и
бороться против врагов «великого кормчего».
Показательно, что работа с «ополчением» была выведена из
компетенции армии и передана партийному аппарату, контроль
над которым все больше переходил в руки шанхайской
группировки. Работа «ополчения» практически
перекрывала деятельность всех общественных организаций. Это
были не только дополнительный рычаг маоистов во
внутриполитической борьбе, но и реализация «идеи Мао
Цзэдуна» о превращении Китая в военный лагерь,
выраженной в формуле «Весь народ — солдаты»33.
Одновременно были организованы выступления
рабочих, крестьян, солдат, студентов с требованиями
продолжения «революции в области надстройки», в защиту
«культурной революции» и против «реставрации
капитализма»; вновь появились дацзыбао (газеты больших
иероглифов), проводились многолюдные митинги и т. д.
Всекитайский размах приобрела кампания «критики
Линь Бяо и Конфуция». Страна была втянута в новый
этап так называемой «культурной революции», чреватой
расправой над инакомыслящими, не менее жестокой, чем
в середине 60-х годов, хотя методы проведения этого
раунда «культурной революции» несколько изменились.
Зловещие уроки «культурной революции» и нынешняя
практика китайского руководства показывают, что
одобренная X съездом КПК генеральная установка Мао
Цзэдуна насчет возникающих в Поднебесной через каждые
семь-восемь лет полных беспорядков, ведущих к
порядку,— в действительности прикрывала, с одной
стороны, дальнейшее усиление в Китае бесконтрольной
власти Мао Цзэдуна и узкой группы лиц из его
ближайшего окружения, а с другой — являлась показателем
бесперспективности маоизма, его глубокого кризиса.
Источник этого кризиса — постоянно увеличивающийся
разрыв между маоизмом и объективными потребностями
развития страны. Именно это обстоятельство послужило
толчком для начавшейся еще при жизни Мао и особенно
усилившейся после его смерти корректировки маоизма.
Вокруг этой проблемы маневрирования маоизма с
самого начала шла острая борьба между левоэкстремистским
83
крылом маоистов во главе с самим Мао Цзэдуном и его
ближайшим окружением и правопрагматическими
элементами, лидерами которых были Чжоу Эньлай и Дэн
Сяопин. В этой схватке переплетались и интересы
борьбы за власть, и стремление найти в рамках маоизма
более или менее реалистический путь решения тех
сложнейших проблем страны, которые приобрели за годы
«культурной революции» устрашающе катастрофический
характер. Промедление с решением этих задач грозило
новым социальным взрывом, который мог бы смести и
весь маоистский режим. До смерти Мао борьба вокруг
проблемы приспособления доктрины маоизма к
потребностям жизни носила весьма завуалированный характер и
маскировалась целой серией сменявших друг друга
огромных политических кампаний то «критики Линь Бяо
и Конфуция», то «критики средневекового романа
„Речные заводи"», то «кампании по изучению теории
диктатуры пролетариата». Первой и наиболее
продолжительной из них была «кампания критики Линь Бяо и
Конфуция». После X съезда КПК в Китае по личному указанию
Мао Цзэдуна развернулась идейно-политическая критика
древнекитайского философа Конфуция. Хотя внешне эта
критика стала частью кампании дискредитации Линь
Бяо и его сторонников, на самом деле она была нацелена
уже на одного из героев борьбы с Линь Бяо — конкретно
на Чжоу Эньлая и его сторонников в руководстве,
которые первое время именовались «мошенниками типа Линь
Бяо». Как утверждал журнал «Хунци», «в настоящее
время в Китае идет борьба между нами и мошенниками
типа Линь Бяо». Главным вопросом в этой борьбе
являлось «отношение к культурной революции»34 и,
следовательно, к «идеям Мао Цзэдуна».
Если верить китайской печати, то Линь Бяо и его
сторонники якобы пытались с помощью идей Конфуция
опровергать «идеи Мао Цзэдуна» и «реставрировать
старые порядки». «Жэньминь жибао» в редакционной статье
объявила кампанию «критики Линь Бяо и Конфуция»
«важнейшей политической задачей всей партии, всей
страны и всего народа»35.
Обращает на себя внимание, что «разоблачение
Конфуция», показ «тлетворного влияния конфуцианства»
непосредственно увязывается с задачей «защищать плоды
великой пролетарской культурной революции»36.
Кто же такой Конфуций и почему он изображался
китайской пропагандой столь опасным противником?
84
Конфуций (латинизированное имя древнекитайского
философа и политического деятеля Кун Фуцзы) жил в
550—479 годах до н. э. Он является основоположником
одной из влиятельнейших в Китае философских школ,
оказавших большое воздействие на идеологию, культуру,
политику не только Китая, но и соседних с ним стран. По
традиции Конфуций почитался в Китае, Корее, Японии,
Вьетнаме как «мудрейший из мудрых», «великий
учитель». Его взгляды в виде изречений изложены в книге
«Лунь юй» («Суждения и беседы»). Сама форма
изложения Конфуцием своих взглядов также оказала большое
влияние на философское, литературное творчество
многих поколений. Любопытно, что и пресловутый цитатник
Мао Цзэдуна составлен по образцу вышеупомянутой
книги Конфуция.
Конфуций жил в период напряженной политической
борьбы между китайскими царствами, разложения рабо-
владельческо-патриархальных отношений внутри этих
царств. Во взглядах мыслителя главное место занимали
вопросы поиска путей установления политической
стабильности, объединения страны, методов управления
государством.
Конфуций одним из первых в Китае выдвинул теорию
государства как большой семьи, во главе которой стоит
правитель, рассматриваемый как «отец народа».
Отношения в этом государстве между высшими и низшими, а
также внутри правящей элиты должны строиться
согласно сложному комплексу этических правил и традиций.
Основными положениями учения Конфуция были
следующие принципы: «почитание родителей и предков»,
«братская любовь между родственниками», соблюдение
«человеколюбия» между правителем и его подданными,
«преданность и верность» подчиненных своему
правителю, «преодолевай себя, восстанавливай древний ритуал».
Конфуцианство создало культ правителя, требовало
абсолютного повиновения его воле. «На небе одно
солнце, у народа — один правитель», — говорил ученик
Конфуция Мэнцзы. О народе Конфуций говорил: «Народ
подобен траве, правитель — ветру. Куда дует ветер, туда
и клонится трава». Высшей нормой отношений между
людьми Конфуций считал принцип: «Не делай людям
того, чего не желаешь себе, тогда и в государстве, и в семье
к тебе не будут чувствовать вражды». Будучи видным
политическим деятелем своей эпохи, он встречался с
правителями царств, был одно время министром в царст-
85
ве Лу. Конфуций выдвигал требование восстановления
власти и привилегий родовой рабовладельческой
аристократии, «знатных родов», положение которых в то время
пошатнулось, а многие из них разорились. Принцип
«исправления имен» был направлен на восстановление
политического и экономического влияния родовой
рабовладельческой аристократии.
С III века до н. э. и вплоть до образования КНР
конфуцианство рассматривалось как официальная идеология
Китая. История этой идеологии, таким образом,
насчитывает свыше 2,5 тыс. лет. Многие принципы учения
Конфуция стали привычной нормой поведения китайцев,
даже тех, которые никогда не читали самих работ
Конфуция.
Общеизвестно, что конфуцианство оказало большое
влияние на идейное формирование Мао Цзэдуна. Это
неоднократно признавал и сам Мао Цзэдун, заявляя, что в
молодости он очень почитал Конфуция и что «традиции
Конфуция не следует утрачивать». О влиянии Конфуция
на Мао Цзэдуна можно судить также и по такому факту,
что в опубликованных работах Мао Цзэдуна 22% всех
приводимых им цитат приходится на Конфуция и его
учеников.
В 1973 году кампания критики Конфуция увязывалась
с осуждением Линь Бяо и «мошенников типа Линь Бяо».
Важно отметить, что в опубликованных выступлениях и
статьях Линь Бяо ни одной ссылки на Конфуция или его
учеников нет. Уже один этот факт свидетельствует, что
критика Конфуция и конфуцианства практически
никакого отношения к погибшему в сентябре 1971 года в
авиакатастрофе или убитому в застенках Кэн Шэна Линь Бяо
не имеет.
Возникает вопрос: почему же это древнее учение
использовалось для политической борьбы против
противников Мао Цзэдуна? Между прочим, форма кампании
критики Конфуция для опосредствованного обсуждения
актуальных политических вопросов современности
использовалась в Китае, и в том числе самим Мао Цзэдуном, не
впервые. Известно, что движение 4 мая 1919 г., возникшее
под влиянием Октябрьской революции, также
сопровождалось резкой критикой реакционных взглядов
Конфуция. Конфуцианство тогда объявлялось виновником
многовековой отсталости и «окаменелости» Китая. Это была
в целом справедливая критика. Когда же Мао Цзэдун в
начале 40-х годов развернул кампанию за «китаизацию»
86
марксизма, то это уже сопровождалось активной
пропагандой конфуцианства как якобы самобытного
«социализма».
Весьма примечательно, что впоследствии кампания
восхваления конфуцианства (Го Можо утверждал,
например, что Конфуций был «предшественником Маркса»
и в его высказываниях якобы содержится много
положений, которые «предвосхитили мысли Маркса») стала
оборачиваться против Мао Цзэдуна. Она ограничивала его
претензии на то, чтобы рассматривать маоизм в качестве
всеобщей истины для мирового революционного
движения. Она делала маоизм сугубо китайским явлением.
Поэтому в начале 60-х годов «изыскание параллелей»
между Марксом и Конфуцием, между Мао Цзэдуном и
Конфуцием в маоистской пропаганде было прекращено. В
ходе «культурной революции» конфуцианство подвергалось
критике со стороны маоистов, и эта критика увязывалась
с нападками на Лю Шаоци, который якобы преклонялся
перед Конфуцием, восхвалял идею
«самосовершенствования», призывал «осуществлять гуманное правление» и,
ссылаясь на авторитет Конфуция, требовал «заботиться о
народе».
Зарубежные синологи единодушны в том, что критика
Конфуция, по существу, являлась завуалированной
формой нападок на влиятельных политических деятелей
внутри маоистской группы. Подчеркивается, что нападки
на Конфуция скрывали острую политическую борьбу
различных группировок среди маоистов. В ходе
нынешнего этапа корректировки маоизма, начавшегося после
III пленума ЦК КПК (декабрь 1978 года), китайская пе--
чать открыто признала, что кампания критики Конфуция
была непосредственно направлена на дискредитацию
Чжоу Эньлая и его сторонников в партии.
Одновременно с критикой конфуцианства
происходило и невиданное восхваление древнего китайского
деспота-императора Цинь Шихуана (III в. до н. э.). Он
прославился тем, что сжег все конфуцианские книги, а 460
последователей Конфуция закопал живыми в землю. Все
это делалось для оправдания бесчинств «культурной
революции», которая во многом превзошла все «деяния»
древнекитайского деспота. Эта кампания направлена в
защиту антигуманной сущности маоизма, обоснования
его как единственно верной, традиционной идеологии
Китая. Образно говоря, походом против конфуцианства,
которое является одним из идейных истоков маоизма,
87
Мао Цзэдун и его сторонники хотели разрушить
почитаемый еще в народе «храм Конфуция» и вместо него
построить «храм Мао Цзэдуна» как единственного и
безраздельного идейного пастыря. Такой утилитаризм в
подходе к оценке исторических деятелей, в частности
Конфуция и Цинь Шихуана, у Мао Цзэдуна явление обычное.
Еще в 1957 году, в период развернувшейся борьбы
против сторонников VIII съезда КПК (1956 г.), Мао
призывал не только «соединить Маркса с Цинь Шихуаном», но
и применить методы борьбы Цинь Шихуана против
конфуцианцев для обуздания китайской интеллигенции и тех
деятелей в КПК, которые выражали недовольство
самоуправством Мао Цзэдуна.
Кампания «критики Линь Бяо и Конфуция» также
использовалась для придания теории маоизма
национально-исторического обоснования как идеологии,
отражающей «национальную судьбу» китайского народа,
якобы призванного быть «лидером мира». Создавался
пантеон героев, выразителей этой «национальной
судьбы» или «национальной идеи». В него входят Цинь Ши-
хуан, Гао Цзу (Лю Бан), У Ди, Цао Цао, Чжу Гэлян,
Юэ Фзй, императрица танской эпохи У Цзэтянь и др.
Особое усердие в этом плане проявляли шанхайский
журнал «Сюэси юй пипань» и «Вестник Пекинского
университета», находившиеся под контролем окружения
Цзян Цин. Пресмыкавшаяся перед женой Мао Цзэдуна
китайская пропаганда, включая газету «Жэньминь жи-
бао» и журнал «Хунци», создавали вокруг Цзян Цин
ореол ближайшей сподвижницы Мао Цзэдуна.
Восхваление фальсифицированного и приукрашенного образа
императрицы У Цзэтянь использовалось для того, чтобы
подготовить общественное мнение Китая и за рубежом к
тому, что преемником Мао Цзэдуна может стать его
жена Цзян Цин.
Как стало известно из материалов китайской печати
после ареста «банды четырех» в октябре 1976 года,
именно эта политическая поспешность и неосмотрительность
Цзян Цин насторожили тогда других претендентов на
место Мао и побудили их уже тогда начать закулисную
подготовку к уходу Мао и заблаговременному дележу
власти. Вся национальная история подгонялась под
концепцию «национальной судьбы». Дело доходит до
вопиющего произвола в обращении с историческими фактами.
Так, ханьский император У Ди по совету конфуцианца
Дун Чжуншу запретил все философские школы, кроме
88
конфуцианства. Однако тот же У Ди изображался как
антиконфуцианец, так как, если верить «Вестнику
Пекинского университета», У Ди это сделал «главным
образом в целях обмана» своего окружения, состоявшего из
конфуцианцев37. А не сделал ли то же самое и Мао
Цзэдун с антиконфуцианцами? Ведь сам Мао ярый
конфуцианец. У Ди нужен в пантеоне предшественников
Мао как завоеватель на Западе, Севере (Корея) и Юге.
Шанхайские «теоретики» дошли даже до прямых
аналогий с современностью, довольно прозрачно
подразумевая Мао Цзэдуна, когда восхваляли Лю Бана (любимого
героя Мао) за то, что он прокладывал себе дорогу к
власти, «умерщвляя одного за другим своих прежних
соратников»38, опасаясь, что они станут его соперниками.
«Национальную судьбу» маоисты связывают с
территориальными притязаниями, внешней экспансией.
Журнал «Хунци» в статье, подписанной неким Лян Сяо,
восхвалял императора У Ди («Воинственного») за войны с
племенами хуннов, жившими севернее Великой
китайской стены, которая тогда была границей Китая. Эти
походы оправдывались тем, что, по словам автора, хунны,
«алчно пуская длинные слюни, зарились на лакомый
кусок— земли Китая».
В статьях на эту тему расхваливалась тактика
двуличия, нарушения союзов и верности обещаниям. Высоко
оценивалась стратегия императора Цинь Шихуана
«заключать союз с дальними и атаковать того, кто рядом».
Таким образом, главная цель кампании — это
оправдание «необходимости и своевременности культурной
революции» со всеми ее жестокостями и разрушениями. Не
случайно маоисты подняли на щит древнего деспота
Цинь Шихуана, который веками для целых поколений
китайцев был олицетворением беспощадного насилия.
Одним из важнейших аспектов этой кампании является
подготовка к новой расправе с реальными и
потенциальными противниками маоистского курса, то есть с теми
коммунистами, партийно-государственными
работниками, армейскими кадрами, которых не может не
беспокоить судьба страны, ее внешнеполитическая и
внутренняя ориентация, ее будущее, судьба социализма в Китае.
Как это ни странно и ни смехотворно, но маоисты
приписывают Конфуцию, жившему 25 веков назад,
политические тезисы, которые перекликаются с положениями
VIII съезда КПК (1956 г.). Становится все более
очевидным, что объектом критики были те намечавшиеся после
89
IX съезда КПК отступления, которые приближали
политический курс к реальным потребностям страны. В этом
отношении характерным представляется содержание
одной из дацзыбао, опубликованной в центральной
печати: «Почему вновь начинает воскрешаться то, что было
раскритиковано в ходе великой пролетарской культурной
революции, и почему некоторые руководители не видят
отхода от пролетарской, линии председателя Мао?»39.
Развертывая очередное «движение», Мао Цзэдун
стремился закрепить итоги «культурной революции», и
прежде всего свою бесконтрольную власть, не допустить
критического осмысливания кадрами и партией причин
нынешних трудностей. Эти опасения Мао Цзэдуна были
не лишены основания, ибо маоистское «промывание
мозгов» не было в состоянии вытравить из сознания
коммунистов и трудящихся масс всей значимости
социалистических завоеваний, достигнутых в первое десятилетие КНР
и закрепленных в решениях VIII съезда КПК (1956 г.).
В ходе нового этапа кампании особый упор делался
на то, что «некие силы», а ими обычно объявлялись
«сторонники Линь Бяо», «сторонники реставрации» и
«новые конфуцианцы», стремились вытеснить
«представителей масс», то есть хунвэйбинов, из органов власти.
Кампания была рассчитана на призлечение на свою
сторону рабочих. «Сторонники Линь Бяо и Конфуция»
обвинялись в том, что они «угнетают революционные
организации рабочих», «арестовывают представителей
революционных масс и используют в своих целях
кампанию критики Конфуция и Линь Бяо». Снова были
подняты лозунги «культурной революции»: «Огонь по штабам»
и «Бунт — дело правое».
Скрытым нападкам подвергались военные за
создание «независимых небольших королевств» (в рамках
военных округов). В противовес армии на первый план
выдвигалось «ополчение». «Именно „ополченцы" стали
застрельщиками (раньше эту роль отводили хунвэйби-
нам. — Авт.) в движении „критики Линь Бяо и
Конфуция" и вместе с тем стали головным отрядом,
охраняющим кампанию „критики Линь Бяо и Конфуция"»,—
писала газета «Жэньминь жибао» 16 июня 1974 г.
Признание это весьма показательно. Не случайно, что и
провинциальные газеты и радио настойчиво призывают
«защищать» кампанию «критики Линь Бяо и Конфуция».
Это косвенное свидетельство существующему
сопротивлению маоистской политике.
90
В целях усиления кампании и контроля над
населением маоисты пошли на создание так называемых
отрядов теоретиков, которым было вменено в обязанность
объяснять смысл критики Конфуция. Эти отряды
завуалированно выполняли обязанности прежних хунвэйбинов-
ских организаций, но находились под более строгим
контролем 40.
Появившиеся весной и летом 1974 года в Пекине
новые дацзыбао, подписанные рабочими Пекина и ряда
провинциальных городов, разоблачают маоистскую игру
в «демократию», вскрывают антидемократическую,
диктаторскую сущность военно-бюрократического режима
маоистов и созданных ими органов власти — «ревкомов».
Представители рабочих, избранные в Пекинский
ревком при его создании в апреле 1967 года, пишут в
«дацзыбао», вывешенной у ревкома 12 июня 1974 г., что с тех
пор их ни разу не приглашали на заседания ревкома и с
ними никто не советовался и не спрашивал их мнения ни
по одному вопросу, в том числе и по вопросу о
развертывании кампании «критики Линь Бяо и Конфуция». В этой
дацзыбао говорилось об острых разногласиях в
руководстве Пекинского ревкома, и в частности о
критических выступлениях против «ультралевых» действий хун-
вэйбиновицзаофаней. Характерно и следующее
признание дацзыбао о Пекинском ревкоме и его эволюции.
Авторы пишут, что состав образовавшегося 20 апреля
1967 г. Пекинского ревкома был одобрен Мао Цзэдуном.
Однако появилось мнение, сетуют авторы, что «шпана
захватила власть», что «цзаофани могут лишь развалить
Поднебесную», что «они не могут созидать». В результате
все вошедшие в состав ревкома новые бойцы были
«возвращены на свои места». Если первоначально в ревкоме
было 24 представителя рабочих, то теперь остался лишь
один. Из представителей же хунвэйбинов и уличных
комитетов не осталось никого. «Возвращение на места» —
это еще не так страшно. Ведь большинство
представителей массовых организаций и «революционных цзаофа-
ней» были причислены к контрреволюционерам! Их
арестовывали, вели с ними борьбу, переводили на другую
работу, увольняли, держали под наблюдением.
Это ли не наглядная иллюстрация демагогического
существа тезиса, выдвинутого Мао Цзэдуном: «Рабочий
класс руководит всем». В той же «дацзыбао» говорилось:
«Пекинский ревком с 1970 года до настоящего времени,
то есть в течение четырех лет, ни разу не проводил пле-
91
нарных заседаний». Эту пространную листовку
подписали более десяти членов настоящего комитета Пекинского
ревкома из числа рабочих.
Листовки дают представление об атмосфере террора
и запугивания, к которой постоянно прибегают
маоистские органы власти. Так, в другой «дацзыбао»,
написанной в виде письма Мао Цзэдуну от рабочих его родной
провинции Хунань, рассказывается, как были закрыты
клубы рабочих-строителей в г. Чанша, репрессировали
рабочих — членов КПК, как «все больше раскалывали
ряды рабочего класса», «преследуя цель, чтобы массы
стояли в стороне от всего». В листовке признается, что
большое число людей арестовано и подвергается
жестоким пыткам.
Известно, что маоисты разворачивают одну
кампанию за другой, чтобы обострить политическую борьбу,
преодолеть сопротивление в собственных рядах и со
стороны сознательных элементов общества. Так, в январе
1972 года Мао Цзэдун дал указание разослать обширный
документ по «делу Линь Бяо», состряпанный аппаратом
Кан Шэна. В этом документе делалась попытка
доказать, что Линь Бяо был «предателем» еще с 30-х годов.
После этого письма по всей стране развернулась
кампания дискредитации Линь Бяо, но без упоминания его
имени в печати, завершившаяся X съездом, на котором
его имя было названо открыто, он был обвинен во всех
возможных грехах и официально осужден.
Однако после X съезда вопреки надеждам «леваков»
страсти в борьбе против Линь Бяо начали постепенно
остывать, в различных сферах жизни страны стал
проявляться отход от крайних догм Мао. Он выражался в
возвращении к некоторым рациональным формам
хозяйствования: плановости, хозрасчету, использованию
элементов материального стимулирования; восстановлению
нормального учебного процесса в вузах и школах;
оживлению в культурной жизни и т. д. В этой ситуации Мао и
«леваки» принимают целую серию мер, направленных на
усиление своего контроля, на разжигание
шовинистического угара. Тогда-то и было развернуто движение
«критики Линь Бяо и Конфуция».
Во второй половине декабря 1973 гсда, когда эта
кампания начала, видимо, наталкиваться на молчаливое
сопротивление со стороны военных и местных кадров,
состоялось, как сообщалось в гонконгской прессе,
заседание Политбюро ЦК КПК, на котором по личному указа-
92
нию Мао были приняты решения о перемещении
командующих 8 из 11 военных округов, о кооптации бывшего
генерального секретаря ЦК КПК Дэн Сяопина в состав
Политбюро и Военного совета ЦК КПК и об углублении
«критики Линь Бяо и Конфуция».
Следующим шагом явилась кампания разжигания
ксенофобии под предлогом критики кинофильма «Китай»,
снятого известным итальянским кинорежиссером Анто-
ниони, критика «буржуазного индивидуалиста»
Бетховена и проповедников «моральной распущенности» —
Моцарта, Шопена, Дебюсси. На этом фоне началось
откровенное разжигание шпиономании. Именно в этой
ситуации была осуществлена провокация против советских
дипломатов в январе 1974 года, а затем захват
советского вертолета и его экипажа, совершившего вынужденную
и непреднамеренную посадку на китайской территории
около советско-китайской границы. (Лишь через год
экипаж вертолета был освобожден и китайская сторона
вынуждена была принести извинения по поводу
случившегося.)
В дополнение к охоте на «заморских дьяволов» мао-
исты решили создать новую мишень для нападок «в
своем собственном доме». В конце февраля — начале марта
1974 года пекинская печать обрушилась с резкими
нападками на целый ряд литературных произведений и
театральных постановок, в которых якобы подвергаются
«оскорблениям» завоевания «культурной революции» и
демонстрируется пренебрежение к деятельности Цзян
Цин. Особое внимание в этой критике обращалось на
драму «Три посещения Таофэна», в которой будто бы
предпринималась попытка реабилитировать Лю Шаоци
и его жену. Стали раздаваться призывы «вытащить
лицо», санкционировавшее постановку этой драмы41.
Как писала «Жэньминь жибао», «в центре драмы
находится кобыла» (!). В первой сцене главный персонаж
Цин Лань (возможно, намек на Цзян Цин) поет:
«Продолжая скачок, табуны коней стремительно мчатся».
Затем он, «поднимая хлыст, пускает кобылу вскачь. Но как
же цветущая хризантема выдержит бешеный галоп?»
Таким образом, все действие драмы развивается вокруг
больной кобылы, которая, как указывается в либретто,
страдает «умственным помешательством» и на которой
«совершенно невозможно быстро скакать». Во время
скачки она рухнула наземь и в конце концов испустила
дух. Время действия драмы, видимо, с умыслом переиесе-
93
но на весну 1959 года, то есть на тот период, когда в
Китае осуществлялся «большой скачок». «Неужели не ясно,
против чего направлено острие этой драмы?»42 —
вопрошает газета.
Все эти драматургически-театральные заходы, в том
числе и с «лошадиной пьесой», очень сильно напоминают
канун «культурной революции» осенью 1965 года, когда
Яо Вэныоань по указанию Мао написал погромную
статью против пьесы У Ханя «Хай Жуй уходит в
отставку», в которой делалась завуалированная попытка
реабилитировать Пэн Дэхуая — бывшего члена Политбюро
ЦК КПК и министра обороны КНР.
Еще больше недоуменных вопросов как в Китае,
так и за рубежом вызвала кампания критики
классического китайского романа XIV века «Речные заводи».
Критика этого романа за некую «проповедь капитулянтства
перед внутренними и внешними врагами» стала новой
ступенью в борьбе среди маоистов по вопросам
внутренней и внешней политики. Это была борьба «леваков»,
выступавших сторонниками концепции «двух врагов» —
СССР и США, с правыми националистами,
призывавшими во имя долгосрочных гегемонистских целей
придерживаться тактики сплочения с дальним врагом, чтобы
нанести удар по врагу, расположенному близко», то есть
альянса с США против СССР.
Проводимые после X съезда КПК кампании вели к
еще большему обострению ситуации в партии и в стране
и явились ярким свидетельством продолжавшегося
кризиса маоистского режима и его идеологии.
Подтверждением тому являются многочисленные факты.
Еще в декабре 1973 года стали поступать сведения о
столкновениях различных групп «защитников линии Мао
Цзэдуна» в провинции Сычуаиь. В середине января
1974 года в течение нескольких дней по Шанхаю
следовали колонны автомашин и пешей молодежи,
провозглашавшие лозунг «Огонь против всех, не бояться никого».
В феврале 1974 года поступали сообщения о том, что в
Сычуани, Хубэе, Гуандуне, Гуанси-Чжуанском
автономном районе и других местах были организованы массовые
митинги с участием десятков тысяч человек. Примерно
в это же время в Пекине на «Рабочем стадионе» также
проходили многотысячные митинги, повсеместно
проводились массовые собрания, на которых члены партии и
беспартийные выступали с критикой отдельных
руководителей, обвиняли их в «ревизионизме» и принуждали к
94
«покаяниям». Многие вузы и школы опять прекратили
занятия.
По сообщениям печати, в Шанхае, Тяньцзине, Ухани
и других городах был нарушен производственный ритм
фабрик и заводов. В марте 1974 года распространилась
информация о многотысячных демонстрациях в Синь-
цзян-Уйгурском и Нинся-Хуэйском автономных районах
под лозунгами улучшения жизни и повышения зарплаты.
Эти выступления были подавлены армией, а многие их
участники репрессированы. По сообщениям западных
информационных агентств только в Нинся-Хуэйском
автономном районе во время этих событий было убито и
ранено около 700 человек.
В последней декаде марта 1974 года произошли
вооруженные столкновения между отрядами «ополченцев»
в провинции Чжэцзян, выступавших на стороне
различных группировок. В марте одна из групп, учинив погром в
городе, захватила телеграф в г. Вэньчжоу и связалась с
Пекином. ЦК КПК (в лице Ван Хунвэня) одобрил
действия этой группы как «защиту диктатуры пролетариата»
и реализацию на практике установки «идти против
течения». Волнения из Вэньчжоу перекинулись в другие
города— провинциальный центр Ханчжоу, Пиньян и др.
Весной 1974 года в результате столкновения между
различными группировками «ополчения» было убито и
ранено свыше 120 человек. Пекин дал указание об
использовании войск для подавления «реакционных элементов».
Напряженное положение в провинции Чжэцзян
продолжало сохраняться.
Для расширения кампании некоторые представители
«леваков» совершили поездки по стране. Так, Ван Хун-
вэнь во время посещения провинций Чжэцзян, Сычуань,
Хубэй и г. Шанхая якобы призывал к «углублению»
кампании, к тому, чтобы не допустить возвращения на
прежние посты лиц, смещенных во время «культурной
революции».
1972—1976 годы стали новым пиком «культурной
революции» и острейшей борьбы за власть, погрузивших
страну, как теперь признается, в пучину «невиданных
страданий». Одновременно была развернута новая
кампания жесточайшего террора и репрессий, затронувшая
более 100 млн. человек.
95
Глава IV
КИТАЙ НАКАНУНЕ
И ПОСЛЕ СМЕРТИ МАО ЦЗЭДУНА
Кампания «критики Линь Бяо и Конфуция»,
неоднократные неудачные попытки маоистов созвать в
1973—1974 годах сессию Всекитайского собрания
народных представителей, крупное перетряхивание среди
командующих военными округами — все это
свидетельствовало об острой борьбе в Китае и общей нестабильности
политической обстановки. Эта картина дополнялась
массовыми забастовками железнодорожников и рабочих
горнорудной промышленности, волнениями неханьского
населения в окраинных районах и т. д.
На таком фоне в январе 1975 года после
десятилетнего перерыва и была проведена сессия ВСНП
четвертого созыва.
Созыв этой сессии имел длительную и весьма
своеобразную историю. Маоисты еще в 1970 году пообещали
провести ее, заявив, что для этого «создалась
благоприятная обстановка». Но очередной кризис в пекинской
верхушке, приведший к падению Линь Бяо —
«преемника великого кормчего», вынудил отложить обещанную
сессию ВСНП. На X съезде КПК было вновь заявлено,
что «в ближайшее время» сессия все же будет созвана.
Однако продолжавшийся политический кризис, борьба
за власть в правящей группе по-прежнему лихорадили
страну. Сессия вновь была отложена.
На протяжении ряда лет Мао и его окружение
правили страной, не имея даже формального
конституционного мандата, поскольку установленный конституцией
КНР (1954 г.) четырехлетний срок полномочий
государственных органов истек еще в 1968 году. Первая и един-
96
ственная сессия ВСНП предшествующего созыва
состоялась в декабре 1964 года — январе 1965 года.
Формирование состава ВСНП проходило, как это
явствовало из официального сообщения Пекина, не на
основе демократических выборов, а путем так называемых
консультаций и многократных обсуждений. Разумеется,
при такой процедуре трудящиеся массы лишались
какого бы то ни было реального влияния на деятельность
высшего законодательного органа страны.
Главный итог сессии ВСНП — попытка узаконить и
укрепить военно-бюрократический маоистский режим,
что нашло свое выражение в принятии новой конституции
КНР и назначении состава Постоянного комитета ВСНП
и правительства. В «Докладе о внесении изменений в
конституцию КНР», сделанном на сессии представителем
«шанхайской группы» Чжан Чуньцяо, говорилось, что
новая конституция якобы «есть продолжение и развитие
конституции 1954 года»1, и утверждалось, что «основные
ее принципы применимы и по сей день»2. В то же время
указывалось, что «число статей конституции сокращено
со 106 до 30», а «введение написано вновь»3. Оно
представляло собой панегирик маоизму и «культурной
революции».
Маоистские конституции КНР представляют собой
своеобразное зеркало временщиков-политиканов,
захвативших власть, но не знающих куда же вести страну и
как решать труднейшие социально-экономические
проблемы, стоящие перед ней. Естественно, каждая такая
«конституция» не могла быть долговременной основой
деятельности руководства и одна вскоре была заменена
другой такой же, а затем и следующей. Эта чехарда
конституций отражала крайнюю политическую
нестабильность режима. Конституция 1975 года означала, что
китайское общество во многих отношениях по вине маоис-
тов отступило назад, многие социалистические
завоевания трудящихся оказались утраченными. И это
произошло не случайно.
Порвав с научным социализмом, маоисты скатились
на позиции фактического смыкания с самыми
реакционными, агрессивными кругами империализма. В ходе
«культурной революции» Мао и его окружение пошли
на разгром КПК и институтов народно-демократической
власти. Были разогнаны народные комитеты провинций,
городов и уездов, перестали функционировать собрания
народных представителей, ликвидированы органы суда
4—648
97
и прокуратуры, незаконно репрессирован Председатель
Китайской Народной Республики. Народную власть
заменила диктатура военно-бюрократической группировки
Мао Цзэдуна. В этих условиях конституция 1954 года
стала помехой для антинародной, антисоциалистической
политики маоистов.
Конституция 1954 года была заменена маоистской
конституцией, этим своеобразным манифестом
милитаризма и беззакония.
Маоистская конституция, сохраняя схему
конституции 1954 года, претерпела коренные, принципиальные
изменения. Из введения было выброшено положение о
переходном периоде в строительстве социализма. Если
в конституции 1954 года говорилось, что «период от
создания Китайской Народной Республики до построения
социалистического общества есть переходный период»,
основными задачами которого являются «постепенное
осуществление социалистической индустриализации
страны, постепенное завершение социалистических
преобразований в сельском хозяйстве, кустарной
промышленности, а также в капиталистической промышленности и
торговле»4, то в конституции 1975 года утверждалось, что
образование КНР «знаменует собой великую победу
новодемократической революции... и начало нового
исторического периода — периода социалистической
революции и диктатуры пролетариата»5.
Были опущены все положения о достижениях КНР в
первое десятилетие после ее образования. Не
упоминалось даже о роли Единого народно-демократического
фронта.
Коренное отличие новой конституции от прежней
состояло также в том, что в ней были исключены
содержащиеся в конституции 1954 года принципиальные
положения о китайско-советской дружбе и о сотрудничестве с
другими социалистическими странами. Из
«исправленного» текста конституции исчез и тезис о том, что «борьба
за благородные цели мира во всем мире и прогресса
человечества является неизменным курсом нашей страны
в международных делах»6. Вместо этого во введении к
новой конституции были провозглашены маоистские
установки: «готовиться к войне», «бороться против
политики агрессии и войны, проводимой империализмом и
социал-империализмом, против гегемонизма сверхдержав»7.
Измышления о «социал-империализме» пущены группой
Мао в оборот для того, чтобы прикрыть свое отступни-
98
чество от социалистического содружества, которое, как
известно, в Пекине объявили «несуществующим»8.
Содержащиеся во введении призывы «добиваться
мирного сосуществования со странами иного
общественного строя», «твердо придерживаться пролетарского
интернационализма», «укреплять сплоченность с
социалистическими странами»9 и т. д. находятся в вопиющем
противоречии с реальной политикой китайских
руководителей, их откровенным вмешательством во внутренние
дела других государств. Если «не существует
социалистического содружества», а Советский Союз
клеветнически объявлялся «социал-империалистической
державой», то о каком пролетарском интернационализме, о
каком укреплении сплоченности с социалистическими
странами могла идти речь?
Установки конституции 1975 года «о подготовке к
войне», «о рытье глубоких туннелей» и т. д. не могли не
настораживать международную общественность, тем
более что они сопровождались при рассмотрении на ВСНП
проекта конституции рассуждениями докладчиков о
«неизбежности мировой войны», о том, что «в этом мире нет
разрядки»10. Складывалось впечатление, что положения
конституции и докладов на сессии служат задачам
реализации установки Мао Цзэдуна: «Нашим объектом
является весь земной шар, где мы создадим мощную
державу»11, а также заявления Дэн Сяопина
западногерманской парламентской делегации о том, что «каждое
поколение должно иметь свою войну». Курс маоистов на
подталкивание человечества к мировой войне путем
разжигания ненависти и вражды между народами,
стремление сделать целые народы разменной монетой в
достижении великоханьских гегемонистских целей Пекина,
погреть руки на огне мирового пожара разоблачают
авантюризм и аморальность китайских руководителей в
их внешнеполитических устремлениях.
Практические действия маоистов особенно ясно
показывали, что на деле стояло за отказом Пекина от
конституции 1954 года. Они убеждали и в том, что даже
бесспорные по форме положения, содержащиеся во
введении к конституции, не более чем маскировка, прикрытие
разрыва с идеями научного социализма.
Четыре главы, составляющие основной закон KHPV
построены на положениях, выдвинутых Мао Цзэдуном
в разное время, и представляют собой своеобразный
раскавыченный цитатник. Наряду с этим в «Общие
4*
99
положения» включены и внешне весьма
привлекательные формулировки, которые должны придать
конституции социалистический, демократический облик. КНР
именуется отныне «социалистическим государством
диктатуры пролетариата»12; включено и положение о том,
что «КПК является руководящим ядром китайского
народа»13, что через КПК рабочий класс «осуществляет
руководство государством»14. Эти формулировки едва ли
вызвали бы какие-либо возражения со стороны
марксистов-ленинцев, если бы не реальная действительность
сегодняшнего Китая, где компартия превращена в
маоистскую партию и вся власть сконцентрирована в руках
узкой военно-бюрократической группировки.
Формулируя в конституции тезис о том, что
«марксизм-ленинизм — маоцзэдунъидеи являются
теоретической основой, определяющей идеи нашего государства»15,
в Пекине пытались совместить несовместимое, ибо
маоизм— идеология и политика, принципиально
враждебные марксизму-ленинизму. Апологеты маоизма,
прикрываясь марксистскими фразами, на деле подменяют
марксизм маоизмом. Конституция 1975 года узаконивала
маоизм как государственную идеологию КНР.
Декларируя в конституции на весь период
строительства социализма (о коммунизме в документах сессии не
упоминается) неизбежность классовой борьбы внутри
страны, маоисты фактически освящали этой «теорией»
террор и репрессии против всех недовольных маоистским
режимом. С одной стороны, в конституции говорилось,
что КНР является социалистическим государством, в
котором существует две формы собственности на
средства производства — социалистическая общенародная и
социалистическая коллективная собственность
трудящихся масс, и тут же утверждалось, что в условиях
социализма вместо закономерного сближения классов
будет развиваться классовая борьба, угрожающая даже
«перерождением государства и реставрацией
капитализма»16.
Группа Мао нанесла колоссальный ущерб рабочему
классу страны, подорвала его союз с крестьянством.
Разгром маоистами в ходе «культурной революции»
партийных организаций, конституционных выборных
органов власти, профсоюзов, комсомола лишил рабочий
класс, всех трудящихся Китая возможности реального
воздействия на политику страны. По отношению к
трудящимся Китая стала широко применяться обшегосудар-
100
ственная система внеэкономического принуждения и
ничем не ограниченного политического насилия.
Известно также, что «воссоздание» КПК и других
общественных организаций происходило и происходит на основе
превращения их в послушный инструмент в руках
«великого кормчего», его сторонников и
военно-бюрократической диктатуры.
Вместе с тем сами творцы политики прошлых лет
вынуждены были учитывать некоторые уроки провалов
«большого скачка» и прочих маоистских авантюр. Это
выразилось в том, что в конституции подтверждалось
сохранение в деревне сельскохозяйственных
кооперативов в качестве основной хозрасчетной единицы,
именовавшихся ныне «производственными бригадами
народных коммун», в признании права членов коммун «иметь
в личном пользовании небольшие участки земли и
заниматься небольшим подсобным домашним хозяйством, а
в скотоводческих районах — иметь небольшое количество
своего скота»17. Известно, что именно этот вопрос был
одним из предметов разногласий между Мао Цзэдуном и
Лю Шаоци. На сессии ВСНП была предпринята попытка
обелить Мао Цзэдуна, изобразив авантюристические
установки «большого скачка», «коммунизации» 1958 года
как «абсурдную платформу Лю Шаоци и Линь Бяо».
Примечательно, что принципы организации народного
хозяйства КНР, изложенные в конституции наряду с уза-
кониванием установок Мао Цзэдуна, таких как
«политика— командная сила», «подготовка на случай войны»
и т. д., включали также и положения, нацеленные на
известную стабилизацию экономики, ее плановое
пропорциональное развитие. Конституция фиксировала
известные социалистические формулы: «Кто не работает, тот
не ест», «От каждого — по способностям, каждому — по
труду».
Весьма значительны были изменения, внесенные
новой конституцией в сферу государственного
строительства. Упразднялся пост Председателя Китайской
Народной Республики, который был предметом острой борьбы
среди маоистов. Серьезно урезались права
Всекитайского собрания народных представителей и его Постоянного
комитета.
Маоистская конституция нанесла удар по правам
национальных меньшинств в Китае, численность которых
превышает 50 млн. человек. Упразднялась комиссия
ВСНП по делам национальностей, которая должна была
101
следить за правильным осуществлением национальной
политики. Исключены положения о том, что формы
органов самоуправления в национальных районах должны
строиться «в соответствии с волеизъявлением
большинства населения той национальности, которая
осуществляет районную автономию»18. В новую конституцию не
вошли также статьи, говорившие о недопустимости
дискриминации гнета в отношении некитайских народов в
КНР. Все это создает простор для продолжения
политики насильственной ассимиляции малых народов, отказа
им в праве на национальное самоопределение, лишает
политических и материальных гарантий даже на
декларируемую национальную автономию.
В новой конституции КНР были зафиксированы
далеко идущие изменения в области военного
строительства. Государственный комитет обороны упразднялся.
Руководство вооруженными силами страны возлагалось
единолично на председателя ЦК КПК. ВСНП и его
Постоянный комитет лишались права решать вопросы
войны и мира. Законодательно расширялись функции армии
и ее роль во внутренней жизни государства. Армия
фактически наделялась полицейскими функциями.
Режим, установленный в Китае в результате
«культурной революции», с принятием новой конституции
обрел новые антидемократические черты. Новая
конституция представляла собой попытку юридической
интерпретации маоистского лозунга «винтовка рождает власть»,
поэтому не народ, а штык является опорой маоистской
власти. Новая конституция возводила в «норму закона»
беззаконие и попрание прав народа.
Сравнение конституции 1954 года с конституцией
1975 года и их анализ позволяет сделать вывод о том,
что последняя, расширяя права маоистской
военно-бюрократической группировки, серьезно ущемляет права и
свободы граждан КНР, которые вообще не
гарантируются.
Противоречивость новой китайской конституции,
разрыв между широковещательной «демократической»
фразеологией и фактическим урезыванием элементарных
демократических прав народа свидетельствовали о том, что
режим маоистов наталкивался на противодействие
самых различных слоев трудящихся, кровно
заинтересованных в движении Китая по действительно
социалистическому пути.
102
Попытки маоистских лидеров прикрыть свою измену
делу мира и социализма, свой оголтелый антисоветизм
псевдореволюционной терминологией было и есть не что
иное, как спекуляция на авторитете идей
научного.коммунизма среди китайских трудящихся, попытка скрыть
и политический кризис режима, и идейную нищету
маоизма.
Многократные призывы маоистской пропаганды к
сплоченности и единству, раздававшиеся накануне сессии
ВСНП, характер опубликованных после нее документов,
утвержденный ею состав руководящих органов
государства— все свидетельствовало о том, что сессия явилась
неким компромиссом между соперничающими
группировками в пекинской верхушке. Противоречия в кругах
пекинского руководства не были преодолены. Эта сессия
ВСНП не дала ответов на острые
социально-экономические проблемы, стоящие перед Китаем, и не выдвинула
надежной основы для действительной стабилизации
в стране.
Тот факт, что Мао Цзэдун не присутствовал на сессии
ВСНП, а принимал в это время лидера
западногерманских правых кругов Штрауса, был также не случаен. Он
отражал его недовольство тем, что группа ветеранов во
главе с Чжу Дэ, Чжоу ЭньлаеАм, Е. Цзяньином помещала
Цзян Цин и ее приближенным занять высшие посты в
государстве.
Факты, ставшие известными после смерти Мао Цзэду-
на, свидетельствуют о том, что эта сессия ВСНП и борьба
на ней были важным звеном в подготовке схватки,
которая произошла в сентябре — октябре 1976 года у гроба
Мао. На сессии же состоялась проба сил. Она показала,
что ближайшее окружение Мао, несмотря на его личную
поддержку, не пользуется достаточным авторитетом ни
в стране, ни среди партийно-государственного аппарата,
ни в армии. Это привело к тому, что часть выдвиженцев
«культурной революции», примыкавших к штабу Цзян
Цин, Ван Хунвэня, Чжан Чуньцяо и Яо Вэньюаня, после
провала попыток их руководителей на январской сессии
1975 года захватить в свои руки высшие государственные
посты стали постепенно отходить от Цзян Цин и искать
поддержки среди ветеранов партии. Скорее всего
таковым было поведение Хуа Гофэна и ряда близких к нему
деятелей. И, видимо, с этим связано выдвижение Хуа
Гофэна на роль лидера партии и государства в период,
предшествовавший смерти Мао Цзэдуна и после нее.
103
Конституция КНР, официально принятая в 1975 году,
ориентировала развитие Китая по пути, который уже
дорого обошелся китайскому народу и привел к серьезной
деформации социализма в стране. На сессии ВСНП были
образованы Постоянный комитет ВСНП, который после
ликвидации поста Председателя КНР стал коллективно
выполнять функции главы государства, и правительство
КНР — Государственный совет.
Деление постов вызвало острую и длительную борьбу
в маоистской верхушке. Однако маоисты отдавали себе
отчет в том, что после «дела Линь Бяо» новые крупные
персональные изменения могут поколебать доверие к
режиму. Чтобы продемонстрировать внешнюю
стабильность режима, председателем Постоянного комитета
ВСНП был назначен популярный ветеран китайской
революции 88-летний Чжу Дэ. Премьером
Государственного совета был оставлен смертельно больной Чжоу Энь-
лай, по настоянию которого в состав правительства было
включено много давнишних сторонников премьера и
так называемых технократов. В целом сессия ВСНП
была призвана идейно и юридически укрепить маоизм и
вытекающий из него шовинистический, антисоветский
политический курс, придать ему по возможности
характер долговременности. Именно идеи великодержавия и
антисоветизма являлись общей платформой сплочения
всех кланов в маоистской группе.
После сессии ВСНП ближайшее окружение Мао при
его поддержке начало новую политическую кампанию,
призванную обеспечить переход власти в их руки.
Именно в этом состоял смысл развернутого под
демагогическим лозунгом движения за «изучение и укрепление
диктатуры пролетариата». Маоисты в целом пытались
взвинтить обстановку и под прикрытием «обострения
классовой борьбы» и необходимости «укрепления
диктатуры пролетариата» подавить всякое сопротивление
режиму и рост недовольства. Разглагольствованиями о
диктатуре пролетариата они надеялись приукрасить
военно-бюрократический режим, который даже бывший
«ближайший соратник» Мао Линь Бяо называл
«феодальной деспотией, подобной деспотии Цинь Шихуана».
Маоисты искали выход из кризиса в ужесточении
режима, в постоянных чистках и репрессиях, терроре и
запугивании, «промывании мозгов», в насаждении
маоизма, в разжигании националистических настроений,
антисоветизма и своеобразного «желтого расизма», в культи-
104
вировании духа исключительности и превосходства
Китая, в милитаризации всех сторон жизни общества.
Рост недовольства трудящихся каждая из групп мао-
истов пыталась использовать в своих целях.
Одновременно маоисты искали пути ослабления этого недовольства.
Так называемое прагматическое крыло в лице
доживавшего тогда свои последни дни Чжоу Эньлая, а также
Дэн Сяопина и других деятелей, связанных с
государственным руководством и управлением экономикой,
пыталось кое в чем пойти навстречу требованиям трудящихся.
Они выступали за увеличение занятости в
промышленности и сельском хозяйстве, некоторое повышение
заработной платы низкооплачиваемым рабочим, за
сохранение небольших приусадебных участков в деревне и
разрешение ограниченного функционирования сельских
рынков по продаже частной продукции, за ограничение
политических кампаний на предприятиях и уменьшение
количества бесплатных сверхурочных работ на
предприятиях, за «предоставление труженикам части суток для
отдыха» (!).
В то же время деятели этого крыла маоистов
пытались укрепить свое положение в государстве и партии.
Они стремились опереться на решения январской
(1975 г.) сессии Всекитайского собрания народных
представителей (ВСНП), обосновывая требование большего
внимания к производству ссылками на выдвинутую
сессией задачу: «За следующие двадцать с лишним лет, то
есть к концу нынешнего столетия, мы непременно
превратим свою страну в могучую современную
социалистическую державу». Они понимали, что для развития
экономики требуются специалисты, и выступали поэтому за
широкую реабилитацию партийно-государственных и
хозяйственных кадров, репрессированных в ходе
«культурной революции», в первую очередь тех, кто мог быть
полезен для налаживания работы по управлению
экономикой, народным образованием и т. д. Потребности
развития экономики требовали отказа от маоистской реформы
образования, так как, по словам ректора Пекинского
университета Лу Биня и тогдашнего министра
просвещения КНР Чжоу Жунсиня, «реформированные» в духе
указаний Мао вузы «выпускали людей, которые не
умели даже грамотно писать и не были способны читать
специальную литературу по профилю своей работы».
Экстремистское крыло маоистов в лице Цзян Цин,
Ван Хунвэня, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюаня и других
105
окрестило все это как попытку расширить рамки
«буржуазного права» и как «реставрационное правоуклонист-
ское поветрие», пересмотр «правильных выводов из
культурной революции» и т. п. Даже весьма
ограниченные меры, продиктованные необходимостью
приспособить «линию Мао» к жизни, были встречены ими в
штыки, объявлены попыткой «реставрации капитализма» и
«отбрасыванием классовой борьбы» (читай:
политических кампаний и чисток).
Не заставили себя ждать и наступательные действия
экстремистского крыла маоистов. Собственно, они
начались с самой сессии ВСНП, где разгорелась острая
борьба за посты в Госсовете КНР и Постоянном комитете
ВСНП. Следующим шагом была публикация в
мартовском номере журнала «Хунци» за 1975 год статьи Яо
Вэньюаня «О социальной базе линьбяоской
антипартийной группировки». В этой статье, вышедшей сразу после
завершения сессии ВСНП, сама сессия и ее решения
вообще не упоминались. Статья под предлогом пропаганды
«новейшего указания» Мао Цзэдуна об изучении «теории
диктатуры пролетариата» и критики «буржуазного
права», которое «надо только ограничивать», обрушила весь
огонь против принципа оплаты по труду. Автор статьи
лишь слегка завуалировал свои нападки на деятелей,
которые склонны отказаться от методов «культурной
революции» и игнорируют оглашенное на X съезде КПК в
1973 году указание Мао Цзэдуна о том, что повторение
через каждые семь-восемь лет кампаний, подобных
«культурной революции», «является совершенно
необходимой и весьма своевременной» мерой.
Через месяц в апрельском номере того же журнала
была опубликована статья другого руководящего
деятеля — Чжан Чуньцяо, в которой, по сути дела,
рассматривались те же вопросы, правда, в отличие от статьи Яо
Вэньюаня здесь, хотя и с оговорками, признавалась
неизбежность применения принципа оплаты по труду.
Намекая на то, что введение уравниловки и отмена
8-разрядной системы заработной платы может вызвать
вспышку недовольства рабочих, Чжан Чуньцяо, прибегая к
наукообразной форме изложения, писал, что «было бы
неправильно не обращать должного внимания на то, что
другие две стороны производственных отношений, а
именно взаимные отношения людей и форма
распределения, оказывают обратное воздействие на
собственность...».
106
Весной и в начале лета 1975 года в ряде провинций
«левакам» удалось навязать движение за пересмотр
прежней системы оплаты, началось введение
практически уравнительной оплаты, замена 8-разрядной системы
2—3-разрядной и резкое сокращение разрыва между
этими разрядами. Расчет строился на том, что рабочие
более низко оплачиваемых разрядов, а они составляют
большинство, практически ничего не потеряют от этого
«новшества», а некоторые категории рабочих даже
получат незначительную прибавку к зарплате, так как
ликвидация высоких разрядов сопровождалась небольшим
повышением тарифов для низких разрядов. То же самое
имелось в виду провести и в деревне, полагая, что
усиление принципа уравнительности оплаты в сельских
производственных бригадах не встретит возражений со
стороны довольно значительной части многосемейных
крестьян— так называемых бедняков и низших середняков,
поскольку распределение по едокам им более выгодно, чем
распределение по трудодням.
Однако эти расчеты не оправдались. Лето и осень
1975 года и вся первая половина 1976 года
ознаменовались широкими стихийными выступлениями трудящихся
города и деревни. Можно представить себе, до какого
отчаяния были доведены многотерпеливые китайские
рабочие и крестьяне, если в условиях маоистского
террора и бесконечных кампаний запугивания и политических
чисток они поднялись на массовые забастовки, «рисовые
бунты» и даже вооруженные выступления, как это имело
место в Ханчжоу, на железнодорожном транспорте, на
ряде крупнейших шахт и рудников северо-востока, юго-
запада и юга Китая.
Когда летом 1975 года стало ясно, что дни Чжоу
Эньлая сочтены, борьба в маоистской верхушке еще
более обострилась, ибо с уходом Чжоу исчезал со сцены
бесспорный преемник Мао Цзэдуна.
Смерть Чжоу Эньлая в январе 1976 года была
встречена «леваками» в руководстве Китая, примыкавшими к
Цзян Цин, с чувством облегчения и плохо скрываемой
радостью. Яо Вэньюань одним из первых прибыл в
больницу, чтобы убедиться в смерти премьера. Как ныне
утверждается в материалах, критикующих «четверку», в
резиденции высших руководителей Китая по этому
случаю был устроен «дружеский вечер в узком кругу».
Однако неожиданностью для «леваков» явились
широкие масштабы выражения скорби населения по поводу
107
кончины Чжоу. Китайцы в какой-то мере почитали и
ценили Чжоу Эньлая, рассматривая его как «сторонника
справедливости», который стремился «подправлять» Мао
Цзэдуна и оказывать на него сдерживающее влияние.
Попытки экстремистов инспирировать выступления
против Чжоу не были поддержаны даже студенчеством.
В частности, в университете Цинхуа студенты избили
лиц, расклеивавших листовки, в карикатурном виде
изображавшие Чжоу Эньлая. Тогда «леваки» начали
представлять Чжоу как деятеля, который «до последнего
вздоха боролся и беззаветно отдал всю свою жизнь за
проведение пролетарской революционной линии
председателя Мао Цзэдуна».
Далеко не-все в Китае поверили официальному
сообщению о «последней воле» Чжоу Эньлая — развеять его
прах. Считалось, что тело его должно было быть
помещено в мавзолей или с почетом захоронено.
Отсутствие Мао Цзэдуна на похоронах Чжоу Эньлая
было с осуждением воспринято среди китайцев как
«нежелание воздать почести великому премьеру».
У Мао Цзэдуна и его сторонников вызвали особое
раздражение распространившиеся в стране слухи о
политическом завещании покойного премьера и
многочисленные легенды, возвеличивающие Чжоу Эньлая. В этих
легендах Чжоу изображался как «гордость», «солнце
Китая», «воплощение разума и чести». Естественно, все это
бросало тень на «самое-самое красное солнышко» —
Мао.
Получилось так, что мифы о Чжоу стали теснить в
глазах китайцев авторитет Мао. Поэтому Мао и «леваки»
предприняли экстренные меры по дискредитации Чжоу
Эньлая и его преемников и в то же время продолжали
заполнять своими сторонниками важные посты в
партийном и государственном аппарате.
Однако действие «леваков», их стремление
дискредитировать Чжоу Эньлая и опорочить Дэн Сяопина
привели к усилению стихийного недовольства окружением
Мао *. В Китае появляются материалы,
компрометирующие Цзян Цин, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюаня и других.
С марта 1976 года в Шанхае, Нанкине, Ухани появля-
* Этим, как показали последующие за арестом «четверки»
события, активно и ловко воспользовался Дэн Сяопин и его
сторонники для восхождения к вершинам власти в Китае. Когда это
было достигнуто, мифы о «мудром премьере Чжоу» с конца 1979 года
стали отбрасываться.
108
лись дацзыбао, в которых Цзян Цин именуется
«инициатором смуты», а Яо Вэньюань и Чжан Чуньцяо —
«писаками», «пустыми честолюбцами, связанными с Цзян
Цин», «псоголовыми полководцами».
В одной из дацзыбао, вывешенной 9 марта 1976 г.,
было написано: «Кто послал нас бродяжничать? Цзян
Цин, это она предала хунвэйбинов. Кровавый долг
должен быть оплачен». 16 марта 1976 г. в другой дацзыбао
говорилось: «Долой нынешнюю императрицу. Мы хотим,
чтобы в стране был порядок, но не желаем, чтобы нами
правила уличная женщина. Цзян Цин — явный враг
китайского народа». А в г. Ухани весной 1976 года
появились дацзыбао следующего содержания: «Многие
думают, что Цзян Цин является пролетарской
революционеркой, преданной Мао Цзэдуну. Однако она вышла из
семьи разорившегося помещика и уже в 16 лет
прославилась грязными похождениями. В Шанхае она была
уличной женщиной, а в Яньани подлым образом втерлась
в доверие к председателю. После освобождения страны
Цзян Цин нападала на заслуженных деятелей нашей
партии, используя ложные обвинения; с помощью
печатных органов она настраивала против них общественное
мнение и добивалась их устранения. В последнее время
Цзян Цин вместе с группой своих приспешников снова
нападает на неугодных ей людей; она добилась
устранения тов. Дэн Сяопина, который участвовал в революции
еще тогда, когда она была девчонкой. Революционный
народ не допустит, чтобы ее интриги погубили Китай».
В свете дальнейших событий, развернувшихся после
смерти Мао, стало ясно, что в народе действительно
получило широкое распространение недовольство
самоуправством Цзян Цин и ее окружения, а конкуренты Цзян
Цин в борьбе за пост преемника всячески
распространяли и поддерживали такие настроения и использовали их.
В Шанхае 11 марта 1976 г. появилась дацзыбао, в
которой критиковались статьи Яо Вэньюаня как
«провокационные, незрелые, догматические, лженаучные».
Чжан Чуньцяо назывался «собакой, связанной с Цзян
Цин», «авантюристом с волчьими повадками, изо всех
сил стремящимся пролезть в премьеры».
Борьба «шанхайской группы» против линии Чжоу
Эньлая и его преемника Дэн Сяопина особенно
обострилась после известных трагических событий на Тяньань-
мэнь, центральной площади китайской столицы, в
апреле 1976 года. 7 апреля было объявлено два решения По-
109
литбюро ЦК КПК. Одно касалось назначения члена
Политбюро, заместителя премьера и министра
общественной безопасности Хуа Гофэна первым заместителем
председателя ЦК КПК и премьером Госсовета КНР.
Согласно другому решению, Дэн Сяопин отстранялся от
всех постов в партии и государстве. Однако... оставался
членом КПК.
Сам факт, в каких условиях было принято решение
об отстранении Дэн Сяопина и назначении Хуа Гофэна,
говорит об исключительно напряженной борьбе внутри
маоистской верхушки. Даже с точки зрения куцей
антидемократической маоистской конституции КНР
премьер может быть назначен только сессией ВСНП
по предложению ЦК КПК. При назначении
нового премьера не созывали ни пленум ЦК КПК, ни сессию
ВСНП. Назначение фактического преемника Мао Цзэду-
на, введение нового, не предусмотренного уставом КПК,
поста «первого заместителя председателя ЦК КПК»
было осуществлено в обход... ЦК КПК, фактически
единоличным решением Мао. Все это показывает, как мало
значат для маоистов и конституция страны, и устав
партии.
Все больше фактов свидетельствовало о том, что Мао
Цзэдун спешил до своей смерти еще раз устроить
«грандиозное потрясение». Он хотел основательно «продуть
терем ветром». Однако и самому Мао и его окружению
приходилось действовать в условиях, когда
отвратительные черты военно-бюрократической деспотии маоистов
все более обнажались, вызывая растущее недовольство
и сопротивление сознательной части общества.
Экстремистское крыло маоистов, посеяв ветер, пожало бурю.
После смерти Мао лидеры экстремистов были
арестованы их же вчерашними «друзьями» при поддержке армии.
Ван Дунсин, руководитель «личной гвардии» Мао,
ответственный за безопасность высшего китайского
руководства, охранял Цзян Цин и ее сторонников, а затем их
же и арестовал...
Выдвижение Хуа Гофэна в качестве преемника Мао
Цзэдуна сопровождалось ритуалом, заключавшимся в
том, что Хуа Гофэн, заняв пост председателя КПК, был
представлен как избранник самого Мао Цзэдуна и стал
наделяться атрибутами «мудрого вождя», «кормчего».
При этом часто делается ссылка на то, что якобы Мао
Цзэдун еще 30 апреля 1976 г. написал Хуа Гофэну:
«Если дело в ваших руках, то я спокоен». Попутно отметим.
110
что имеется и другой вариант «завещания Мао Цзэдуна»,
где он практически передавал всю власть Цзян Цин.
В письме к Цзян Цин, продиктованном Мао незадолго до
смерти, он признает, что в последние 10 лет «не смог
забраться на вершину революции». «Ты сможешь достичь
этих вершин, — писал Мао. — Если же тебе это не
удастся, то упадешь очень низко, и твое тело разобьется и ты
переломаешь себе кости».
Нынешний ритуал выдвижения Хуа диктуется
стремлением подтвердить незыблемость культа «вождя» как
краеугольного камня системы политической власти в
Китае.
Сопоставляя метаморфозы в политике Пекина,
оценивая стремительный поток китайских событий
последних лет и в особенности со времени смерти Мао Цзэдуна,
невольно вспоминаешь слова русской писательницы
Н. А. Тэффи, которая, касаясь неожиданных сочетаний
трагического и смешного в жизни, говорила: как бы ни
были невероятны и нелепы созданные писателем
выдумки, жизнь, если захочет, напишет куда неожиданнее и
невероятнее!
1976 год был критическим в жизни Китая, он отмечен
рядом важных событий. Среди них — антимаоистские
выступления на центральной площади Пекина в апреле,
серьезные беспорядки весной и летом в ряде провинций и
городов, устранение Дэн Сяопина, смерть группы
ведущих и известных деятелей страны — Чжоу Эньлая, Чжу
Дэ, Дун Биу, Кан Шэна, наконец, самого Мао Цзэдуна..
Еще до завершения траурных церемоний по поводу
кончины Мао в китайском руководстве вспыхнула
ожесточенная борьба за власть, в результате которой были
сняты со всех постов и арестованы заместитель
Председателя ЦК КПК Ван Хунвэнь, член Постоянного
комитета Политбюро ЦК и заместитель премьера Чжан Чунь-
цяо, члены Политбюро Цзян Цин (вдова Мао Цзэдуна)
и Яо Вэньюань. Разоблачение «четверки», членов
которой китайская пропаганда называет «бандитами»,
«контрреволюционерами», объективно означает вызов
маоизму. Пропагандистская машина Пекина пытается
всячески отделить эту «четверку» от Мао, возложить на
нее вину за отрицательные последствия «культурной
революции» и других политических кампаний. Однако,
хотят того или не хотят нынешние пекинские руководители,
они в ходе разоблачения «гнусных деяний четверки»
бросают тень на самого Мао.
111
Действия нынешнего китайского руководства во главе
с Хуа Гофэном по устранению «четверки», мероприятия,
направленные на дискредитацию «леваков» и их
сторонников, встретили поддержку со стороны значительной
части партийных, военных и государственных кадров, а
также населения. Устранение «банды четырех» стало
возможным потому, что Хуа Гофэна поддержали
военные. Армейские руководители на местах заявили о
готовности «дать отпор любым попыткам выступить против
ЦК КПК во главе с вождем партии и
главнокомандующим Хуа Гофэном».
Относительная легкость, с которой была проведена
эта операция, объяснялась глубокой неприязнью,
накопившейся в партии, армии и среди широких слоев
населения, к лидерам, выдвинутым Мао Цзэдуном в ходе
«культурной революции».
После устранения «четверки» Вана — Чжана —
Цзян — Яо была образована комиссия по расследованию
ее деятельности во главе с заместителем председателя
ЦК КПК Е Цзяньином. За связи с «четверкой» был снят
со своего поста министр иностранных дел Цяо Гуаньхуа,
министр культуры Юй Хуэйюн, министр здравоохранения
Лю Сянпин, председатель Комитета по делам
физкультуры и спорта Чжун Цзэдун и многие другие. Некоторым
из них предъявляются весьма серьезные обвинения. По
имеющимся сведениям, министр здравоохранения Лю
Сянпин обвинена в содействии попыткам «четверки»,
используя врачей, «подорвать здоровье» Чжоу Эньлая и
Чжу Дэ.
О внутриполитическом положении в КНР накануне
и после смерти Мао наглядно свидетельствуют
признания тогдашнего заместителя премьера Цзи Дэнкуя,
сделанные им в интервью газете «Монд» 9 июля 1977 г.:
«Прошлый год был действительно потерянным для
страны годом. «Четверка» хотела все разрушить. По их вине
повсюду велась гражданская война. Репортажи,
опубликованные в западной прессе о вооруженных
столкновениях, были правильными».
В ходе разоблачения паразитического образа жизни
Цзян Цин и ее сторонников обнажились факты того, что,
по выражению пекинской печати, «эти кровопийцы»,
«фашистские выродки», «псоголовые полководцы»,
«люмпены от культуры», «политические интриганы и
властолюбцы» «многие годы сидели на шее народа».
112
Значительная часть обвинений в открытой
пропаганде и в партийных документах, адресованных
отстраненным деятелям из ближайшего окружения Мао,
представляет их как глубоко аморальных людей, ведущих
«буржуазный образ жизни» и погрязших в разврате. Так,
например, по сообщению агентства Синьхуа (25 ноября
1976 г.), Ван Хунвэнь в Шанхае «за три месяца
растранжирил столько денег, сколько не зарабатывает простой
рабочий за целых тридцать лет».
Дело доходило до курьезов. Например, в
официальных документах ЦК КПК, рассылаемых на места,
вопреки очевидным и всем известным фактам утверждалось,
что Цзян Цин, оказывается, никогда и женой Мао не
была. А ведь известно, что в 1938 году Политбюро чуть ли
не раскололось при обсуждении вопроса об очередной
женитьбе Мао, тогда на Цзян Цин. Многие видные
деятели в то время, включая Чжоу Эньлая, высказались
против Цзян Цин, характеризуя ее как человека с
сомнительным политическим прошлым. Но сам Мао настаивал,
а Кан Шэн дал поручительство о ее политической
«безупречности». Ныне же утверждают, что Цзян Цин не
была даже членом КПК. Из официальных сообщений,
поступающих из Китая, остается неясным, посредством
какого механизма эта группа могла по своему капризу
направлять в течение многих лет политику Китая и каким
образом жена Мао Цзэдуна могла при жизни Мао
совершать тяжкие преступления в Коммунистической
партии и в государстве.
Начавшийся осенью 1980 года судебный процесс
над Цзян Цин и ее сторонниками, равно как и военный
суд над бывшими сподвижниками Линь Бяо, проходят за
закрытыми дверями. Уголовному разбирательству
подвергаются девять бывших членов Политбюро ЦК КПК,
занимавших ключевые посты в партии и армии. Эти
суды— лишь фарс, призванный придать дополнительный
лоск «демократичности» победителям в очередной (и
далеко не завершенной, и тем более не последней) схватке
в борьбе за власть. «Сегодня — ты, а завтра — я...» — вот
принцип действий китайских руководителей.
Укрепление на III сессии ВСНП (август —сентябрь
1980 г.) сторонников Дэн Сяопина пока не дает
оснований говорить, что политические нравы в нынешнем
Пекине радикально меняются.
Борьба внутри маоистской верхушки серьезно
подрывает в Китае доверие к маоизму и к личности самого
113
Мао. В самом деле, все преемники, которых Мао
называл, через некоторое время оказывались «предателями»,
«интриганами», «двурушниками», «шпионами» и т. д.
Устранение этих деятелей, многие из которых были
тесно связаны с «культурной революцией», привело к
пересмотру выводов «культурной революции» и оценок
самой этой кампании.
Именно поэтому китайская пропаганда пускается во
все тяжкие, чтобы отделить «четверку» от Мао, показать,
что «четверка» всегда действовала в противовес
«великому вождю», а он якобы видел ее козни, «разработал
план борьбы» и «принял мудрое решение», о чем
незадолго до смерти сообщил Хуа Гофэну. Хуа поведал об
этом в своей речи 25 декабря 1976 г. так:
«Нашей великой победой над сектантской
«четверкой» мы обязаны, по моему глубокому убеждению,
мудрому решению нашего великого вождя председателя Мао
Цзэдуна. Председатель Мао не только неоднократно
сурово критиковал «четверку», но и разработал
стратегический план решения вопроса о ней. Председатель Мао с
особым значением привел рассказ о том, как император
ханьской династии Лю Бан распознал намерение
императрицы Люй Хоу захватить власть, и сказал: «У Цзян
Цин карьеристские устремления», «после моей смерти
она поднимет смуту». Этим самым он со всей остротой и
ясностью предупредил нас и призвал быть бдительными
в отношении «четверки», пытающейся узурпировать
верховную власть в партии и государстве.
Более того, организационная мера, предпринятая
председателем Мао Цзэдуном при жизни (имеется в виду
назначение Хуа Гофэна премьером. — Авт.)у эффективно
предотвратила контрреволюционную реставрацию
«четверки». Разгром «четверки» был осуществлен именно по
плану председателя Мао и явился исполнением его воли».
Да, поистине безгранична была «забота»
председателя Мао о благе народа, если он в качестве своей
последней воли «завещал» арестовать и судить как злейших
преступников почти всю свою родню — жену, дочерей,
племянника и их друзей.
Прямо-таки шекспировская трагедия на китайский
лад!
После своей смерти Мао оставил тяжелое наследие:
потрясения, вызванные его деятельностью, отсутствие
единства в руководстве, плачевные последствия
«большого скачка» и «культурной революции», низкий жизненный
114
уровень населения, напряженные отношения с Советским
Союзом и другими странами социалистического
содружества.
Политика «большого скачка», «коммунизация» и
«новая генеральная линия», выдвинутая Мао в 1958 году,
как известно, на много лет задержали
социально-экономическое развитие Китая и породили глубокий кризис в
стране и партии. «Культурная революция» подорвала
союз рабочего класса и трудового крестьянства.
Внутреннее развитие страны было повернуто в сторону от
научного социализма. Эта кампания, развернутая «под
непосредственным руководством и при личном участии Мао
Цзэдуна», явилась, по сути дела, контрреволюционным
переворотом. Она подорвала народно-демократический
строй, явилась, как указывал даже Линь Бяо, бывший
«ближайший соратник и преемник» Мао, «невиданной
мясорубкой кадров». Как было признано позднее на
III пленуме ЦК КПК (декабрь 1978 г.) и в докладе Дэн
Сяопина 16 января 1980 г., в ходе «культурной
революции» было подвергнуто разного рода политическим
репрессиям и гонениям свыше 100 млн. человек, 30 млн.
человек были убиты, замучены, подверглись жестоким
пыткам и истязаниям *.
Огромный регресс вызвала «культурная революция»
в области культуры и просвещения. Только за пять лет
этой кампании, когда были закрыты практически все
школы и учебные заведения, к многомиллионным массам
неграмотных (300 млн. человек) прибавилось еще
70 млн. человек. Страна не получила несколько
миллионов специалистов с высшим и средним образованием.
Общее число студентов в китайских вузах в настоящее
время в 5 раз меньше, чем их было в 1957 году.
Мао Цзэдун оставил тяжелое наследие народу и в
области экономики. Экономическое развитие страны
подчинено антинародным целям достижения гегемонии и
подготовки к войне. Серьезно нарушена планомерность раз-
* В ходе III сессии ВСНП пятого созыва делались заявления
о жертвах «культурной революции», которые значительно
корректируют цифры, названные Дэном. Так, бывший крупный китайский
капиталист, входящий ныне в высшие руководящие органы Китая,
Жун Ижэнь сказал, что в период «культурной революции» было,
по неполным данным, убито и замучено 8—10 млн. человек (в
основном члены КПК. — Лет.) и подвергались преследованиям как
преступники 200 млн. человек, то есть четверть тогдашнего
населения страны.
115
вития народного хозяйства. Хотя Китай и стал ядерной
державой, он является в целом отсталой страной.
Экономический курс Мао Цзэдуна привел к тому, что
с 60-х годов все программы повышения благосостояния и
культурного уровня трудящихся были объявлены
«ревизионистскими» и были фактически отброшены.
Материальное положение рабочего класса по ряду основных
показателей стало хуже, чем было до «культурной
революции».
Расходы на просвещение, социальные нужды были
сведены до крайнего минимума.
Маоистская пропаганда многие годы насаждала идеи
уравнительного пещерного «социализма», получившего
свое наиболее полное воплощение в Китае в период
«культурной революции» и в деяниях полпотовского
режима в Кампучии.
Трудно, если не невозможно, вообще выразить в
цифрах весь ущерб, нанесенный Китаю политическим
авантюризмом Мао Цзэдуна начиная с 1958 года. Лишь
частичное представление о масштабах этого ущерба дают
далеко не полные цифры убытков, понесенных Китаем
только за 1974—1976 годы в результате проведения ряда
кампаний вроде «критики Линь Бяо и Конфуция»,
движения за изучение «теорий диктатуры пролетариата» и
уничтожения «буржуазного права». Эти цифры были
названы Хуа Гофэном в 1978 году. В 1974—1976 годах
промышленность недовыпустила продукции на 100 млрд.
юаней. Производство стали упало на 28 млн. г. Сумма
доходов государства сократилась на 40 млрд. юаней в
год19. Как заявили официальные руководители Китая, в
развитии страны было потеряно за последние
десятилетия более двух пятилеток. На одном из совещаний Дэн
Сяопин в 1978 году заявил, что «культурная революция»
продолжалась 10 лет, но ее разрушительные последствия
будут еще сказываться 30—50 лет.
При населении, превышающем больше чем в 3 раза
население СССР, КНР производила в 1976 году меньше
Советского Союза: стали — примерно в 7 раз,
электроэнергии— в 10, нефти — в 9, металлорежущих станков —
в 4, автомашин — в 19, цемента — в 6 и хлопка — в .1,3
раза. Национальный доход на душу населения в КНР
меньше, чем в США, в 30 раз, в Японии — в 10 раз, в
Мексике— в 5 раз, в Турции — в 2,5 раза.
Во внешней политике Китай лишился своих
естественных союзников — социалистических стран. А выгоды,
116
которые он пытается извлечь из блокирования с
империалистическими странами, весьма сомнительны.
Налицо заметное падение престижа КНР в глазах
прогрессивных и миролюбивых сил. Внешняя политика
Пекина потерпела ряд серьезных провалов. Ангольские
события, например, сбросили с маоизма маску друга
национально-освободительного движения в Африке.
Сильный удар по позициям маоистов был нанесен и в
движении неприсоединения. Как показала конференция в
Коломбо, большинство участников движения
неприсоединения отвергло попытки Пекина поставить это движение
на службу антисоветской политике. Линия на сближение
с империалистическими странами не дала Китаю тех
выгод, на которые там рассчитывали, ни в политической,
ни в экономической областях.
Можно констатировать, что внешнеполитический курс
Мао Цзэдуна и его ближайшего окружения,
осуществлявшийся на протяжении последних 15 лет,
дискредитировал себя.
В условиях культа и обожествления своей личности
Мао смог какое-то время использовать
националистические предрассудки, утопические представления о
социализме многих сотен миллионов неграмотных и
полуграмотных китайских крестьян, обманывая их и
большинство трудящихся города при помощи социальной
демагогии и действуя вопреки объективным законам
социализма. Это и привело экономику страны, как
признают сами китайские руководители, на «грань развала».
Ныне все списывается на «четверку», утверждается,
что ее действия серьезно затормозили экономическое
развитие Китая в целом. Фактически же признается, что
политические кампании, проводившиеся по личной
инициативе Мао, нанесли огромный ущерб народному
хозяйству, сорвали, в частности, завершение предыдущей
и начало новой пятилетки.
После отмеченного выше легче понять образ действия
преемников Мао Цзэдуна, которые не обладают его
авторитетом и перед которыми стоит сложнейшая задача
укрепиться, удержаться у власти.
Они, с одной стороны, всячески присягают на
верность линии Мао, а с другой, под давлением самой
жизни, вынуждены искать более разумные, более
приемлемые методы и пути проведения курса «великого
кормчего».
117
Если проанализировать речи Хуа Гофэна и других
китайских лидеров в тех частях, где излагаются
намерения и практическая политика нового руководства, то мы
увидим, что, помимо резкого осуждения «четверки», все
остальное — это цитаты из работ Мао или
раскавыченное изложение его изречений разных лет.
Многие шаги нового руководства, внешне выглядящие
как «демаоизация», в действительности продиктованы
нуждами сохранения и укрепления своих позиций,
потребностями расширения социальной базы режима,
необходимостью привлечения на свою сторону армии,
являющейся главной опорой режима и сыгравшей
решающую роль в устранении «четверки».
Исходя из нужд борьбы против «четверки» и
укрепления собственных позиций, новое руководство
подчеркивает свою верность Мао и маоизму. В апреле 1977 года
вышел 5-й том «избранных произведений» Мао Цзэдуна.
Ко дню рождения Мао была опубликована его речь от
25 апреля 1956 г. «О десяти больших
взаимоотношениях». Эта речь была программой ревизии генеральной
линии КПК, становления внутренней и внешней политики
Китая на антисоветские рельсы. Она явилась основой
политики «трех красных знамен»: «новой генеральной
линии», «большого скачка» и народных коммун. В этой
речи привлекательным для нового руководства Пекина
является, во-первых, то, что она не связана с
«четверкой»; во-вторых, она позволяет авторитетом Мао
подкрепить некоторые нынешние действия китайского
руководства в области налаживания экономики, централизации
власти при одновременных частичных уступках
провинциальному сепаратизму; и, в-третьих, речь Мао дает
возможность подчеркнуть неизменность и преемственность
великодержавного антисоветского курса.
С целью привлечения на свою сторону сторонников
Чжоу Эньлая новое руководство организовало широкие
мероприятия по случаю годовщины смерти бывшего
премьера, а его вдова Дэн Иньчао назначена
заместителем председателя Постоянного комитета ВСНП.
Посмертно реабилитированы популярные в армии и
в народе такие военные и политические деятели, как
бывшие маршалы КНР Чэнь И и Хэ Лун. Отмечены также
заслуги легендарного Чжу Дэ, получившего посмертно
после многих лет тайных гонений и травли эпитет
«любимого».
Обращает на себя внимание, что как борьбу против
118
«четверки», так и стремление укрепить свою власть
нынешнее руководство проводит диктаторскими,
антидемократическими методами, с широчайшим использованием
социальной демагогии, с помощью маневрирования,
насилия, запугивания. В этой связи показательны
заявления о необходимости проведения «движения за
упорядочение стиля» в партии и кампании «перевоспитания».
История КПК свидетельствует, что Мао укреплял свое
господство этими же самыми методами. Достаточно
вспомнить о кампании «чжэнфын» (1941 —1945 гг.).
Все говорит о том, что новое китайское руководство
продолжает прежнюю маоистскую политику, но вместе
с тем оно вынуждено вносить коррективы в методы и
пути ее реализации. Не меняя существа маоизма, оно
пытается вдохнуть в него новую жизнь. Другими словами,
«дракон линяет, дракон меняет шкуру, но он остается
драконом».
В этой связи, пожалуй, можно согласиться с выводом
упомянутой выше Хань Суин, которая имеет «личных
друзей» среди высших деятелей Пекина. После
двухмесячного турне по Китаю (весной 1976 г.) и
многочисленных встреч и бесед с высокопоставленными деятелями
Пекина она сказала в своем выступлений перед
деловыми кругами Гонконга: «Сообщения, в которых говорится
о том, что в Китае происходит процесс демаоизации,
совершенно неверны. В действительности дело обстоит как
раз наоборот».
Доклады и речи новых китайских руководителей
после ареста «четверки», документы партии и государства
Китая не оставляют сомнения в том, что идейным
знаменем нынешних пекинских деятелей остается маоизм.
В своей речи от 25 декабря 1976 г. Хуа Гофэн
подтвердил, что Китай продолжает и будет идти «по пути,
указанному Мао Цзэдуном», перечислил все основные
«идеи» Мао Цзэдуна, которым будет следовать послемао-
истское руководство, включая «культурную революцию».
Политическая программа нового китайского
руководства во внутренних делах КНР в том виде, в каком она
была опубликована, в целом представляла собой свод
установок Мао Цзэдуна. В стране продолжается
ситуация, очень похожая на ту, о которой писал в свое время
К. Маркс, хотя и по другому поводу: «Целый народ,
полагавший, что он посредством революции ускорил свое
поступательное движение, вдруг оказывается
перенесенным назад, в умершую эпоху»20.
119
Глава V
САМОРАЗОБЛАЧЕНИЕ МАОИСТОВ
В БОРЬБЕ ВОКРУГ ИДЕЙНОГО НАСЛЕДИЯ
МАО ЦЗЭДУНА
После смерти Мао Цзэдуна (сентябрь 1976 г.)
его «преемники» поспешили выпустить 5-й том
«Избранных произведений» Мао. Любопытно, что--публикация
постановления об издании 5-го тома, а также о выпуске
в дальнейшем полного собрания его сочинений совпала
с арестом Цзян Цин и других тесно связанных с Мао и
Цзян Цин деятелей, длительное время выступавших в
качестве официальных идеологов маоистской партии и
интерпретаторов всех «новейших указаний» Мао
Цзэдуна и его трудов.
Выход нового тома «Избранных произведений»
сопровождался шумной пропагандистской кампанией. Он
расценивался официальной пропагандой как «важное
стратегическое решение на идейно-теоретическом
фронте»1.
Эта акция Пекина многозначна. В ней и выражение
преемственности идеологии и политики, и демонстрация
новым руководством своей верности маоизму, особенно
необходимая на фоне отстранения от власти и ареста
идейных душеприказчиков Мао Цзэдуна в лице
«четверки», это и честолюбивое объявление о претензиях
Пекина на идейно-политическую гегемонию в мировом
революционном, национально-освободительном движении
при одновременном продолжении подрывной
деятельности против его передовых отрядов.
Несколько месяцев все типографии Китая печатали
5-й том. Такое было только в период «культурной
революции», когда маоисты поставили перед собой цель
«обеспечить» почти каждого жителя нашей планеты
«цитатником Мао Цзэдуна». Тираж его составил тогда,
120
если верить китайской пропаганде, более 3 млрд. (!)
экземпляров. На сей раз, правда, тираж был объявлен
более «скромный» — 200 млн. экз., включая переводы на
основные языки мира.
Хронологически 5-й том продолжает ранее
выпущенные издания «Избранных произведений» Мао. Он
включает его речи и статьи за период с сентября 1949 года, то
есть фактически со времени образования КНР, по ноябрь
1957 года. Как объявлено в предисловии к изданию, этот
и последующий тома «состоят из важнейших работ,
относящихся к периоду социалистической революции и
социалистического строительства»2.
Пекинская пропаганда особо подчеркивает, что
заслуга быстрого выхода этого тома целиком принадлежит
Хуа Гофэну, который выступил в качестве председателя
комиссии по изданию и редактированию трудов Мао.
В связи с выходом в свет этого тома Хуа Гофэн
опубликовал большую статью «Довести до конца дело
продолжения революции при диктатуре пролетариата», в
которой дается официальная интерпретация работам под
углом задач нынешней политики Пекина.
Примечателен отбор и характер редактирования
работ Мао Цзэдуна, включенных в этот том. Всего в томе
опубликовано 70 статей, речей, резолюций и разного
рода обращений Мао Цзэдуна. Из них 46 ранее открыто не
печатались ни в Китае, ни за границей. Примерно
столько же из ранее публиковавшихся официально или
неофициально (например, хунвэйбинами в период «культурной
революции») не было включено составителями в
изданный том.
Прежде чем перейти к разбору того, что
опубликовано в нем, бросим хотя бы беглый взгляд на то, что из
статей и речей Мао Цзэдуна не опубликовано, что
составители и редакторы сочли не столь существенным, чтобы
включить хотя бы в сокращенном виде (такая практика
характерна для публикаций, вошедших в состав. 5-го
тома) в очередной том «Избранных произведений». Это тем
более важно, что среди этих речей и статей большинство
содержит положения, которые имели принципиальное
значение для своего времени.
Работы Мао, не включенные в 5-й том, группируются
по трем направлениям. Первое — китайско-советские
отношения и роль дружбы и сотрудничества с СССР для
обеспечения безопасности КНР и строительства
социализма. Второе — генеральная линия строительства со-
121
циализма в переходный период, выработанная в 1952
году и утвержденная VIII съездом КПК в сентябре
1956 года. Третье — социальная политика КПК,
отношение к деятелям партии и вообще к интеллигенции.
Уже перечень направлений со всей очевидностью
говорит о том, что именно по ним шла ревизия со стороны
Мао и его последователей политической линии КПК.
Это подтверждается и рассмотрением содержания
опубликованных в томе работ.
Во-первых и прежде всего, составители и редакторы
тома исключили из него широко известные в 50-х годах
выступления Мао о всемирном значении опыта
Советского Союза в строительстве социализма и исторической
необходимости для Китая тесно сотрудничать с СССР
и другими социалистическими странами и компартиями
этих государств. Полностью изъяты, например, речи Мао
Цзэдуна, произнесенные им в Советском Союзе во время
его первого приезда в Москву в 1949 году для подписания
Договора о дружбе, союзе и взаимопомощи между СССР
и КНР.
Мао Цзэдун подчеркивал тогда, что «полное
взаимопонимание и глубокая дружба» между КНР и СССР
основываются на коренных интересах наших стран. Мао
Цзэдун говорил о том, что опыт социалистического
строительства в Советском Союзе «станет примером для
строительства нового Китая»3. Из заявлений Мао
начала 50-х годов изъято и его послание И. В. Сталину по
случаю 6-й годовщины разгрома японских милитаристов.
В этом документе содержится весьма примечательное
признание. Вот оно: «Огромная помощь Советского
Союза китайскому народу в войне против японских
захватчиков и прочный союз СССР и КНР, направленный на
совместное предотвращение возрождения агрессивных сил
Японии, безгранично воодушевляют китайский народ в
борьбе против сил агрессии на Дальнем Востоке»4.
Месяцем позже, открывая III сессию Всекитайского
комитета народно-политического консультативного
совета, Мао отмечал, что опора и прочное единство сил мира
и демократии, возглавляемых Советским Союзом,
являются одним из важнейших факторов, способствовавших
достижению Китаем огромных побед в различных
областях5.
Не включена в 5-й том и речь Мао на торжественном
заседании в Москве по случаю 40-й годовщины Великой
Октябрьской социалистической революции. Это не слу-
122
чайно, ибо данное выступление звучит ныне как
беспощадное обличение антинародного,
антисоциалистического, антисоветского 1маоистского курса Пекина. Не будем
приводить хвалебные высказывания Мао о XX съезде
КПСС, достаточно вспомнить лишь слова,
произнесенные Мао в ноябре 1957 года в Москве на юбилейной
сессии Верховного Совета СССР: «После Октябрьской
революции правительство любой страны, если оно
откажется жить в дружбе с Советским Союзом, лишь нанесет
ущерб подлинным интересам народа своей страны»6.
Вместо всего этого том буквально напичкан разного
рода ранее не публиковавшимися резко антисоветскими
высказываниями Мао на пленумах ЦК, которые тогда
еще созывались более или менее регулярно, и на
различных закрытых внутрипартийных совещаниях. Причем
явно чувствуется и рука нынешних редакторов, которые
сделали все, чтобы еще более заострить антисоветскую
направленность речей Мао.
Во-вторых, среди работ Мао, не «избранных»
составителями 5-го тома, имеется ряд выступлений Мао,
затрагивающих генеральную линию КПК в строительстве
социализма. Сюда относятся высказывания Мао о путях
и темпах индустриализации страны, кооперирования
сельского хозяйства, социалистического преобразования
промышленности и торговли, а также о значении
изучения опыта Советского Союза для успешного
строительства социализма в КНР и осуществления генеральной
линии КПК.
Составители тома не включили в него заявление Мао
о том, что КПСС, будучи «самой передовой, самой
опытной и теоретически наиболее оснащенной партией в
мире.., была и является для нас образцом, она также будет
оставаться образцом для нас и в дальнейшем»7. В том
же 1953 году Мао Цзэдун, касаясь помощи СССР в
создании основ социалистической индустрии в Китае,
писал: «История еще не знала подобных прецедентов». Эта
помощь, отмечал он, будет иметь «чрезвычайно важное
значение для индустриализации Китая, для постепенного
перехода Китая к социализму...»8. Тогда же Мао Цзэдун,
говоря в беседе с тибетской делегацией о перспективах
экономического развития КНР, сказал, что Китай «будет
строить быстрее, чем Советский Союз, потому, что мы
располагаем помощью Советского Союза»9.
В другой неопубликованной в 5-м томе речи Мао, с
которой он выступил при открытии I сессии ВСНП 15сен-
123
тября 1954 г., «настойчивое овладение передовым опытом
Советского Союза и всех братских стран»
рассматривалось в неразрывной связи с выдвинутой им же задачей в
течение нескольких пятилеток превратить Китай из
отсталой в экономическом и культурном отношении страны
в великую индустриальную державу с высоким уровнем
современной культуры»10.
В предисловии к 5-му тому говорится, что Мао Цзэдун
«унаследовал, отстоял и развил марксизм-ленинизм» в
«новый исторический период, начавшийся с момента
образования КНР», а все содержание тома определяется
как «летопись побед» первых лет существования КНР.
Китайская пропаганда вслед за составителями 5-го
тома работ Мао тщится представить маоизм как
теоретическую основу не только китайского, но и всего мирового
революционного движения современности. Произведения
Мао Цзэдуна периода 1949—1957 годов характеризуются
как «обобщение» и идейно-теоретическая основа
китайской революции с момента создания КПК и до наших
дней. В целом же маоизм определен как «обобщение
опыта революционного движения в Китае и мирового
революционного движения», как «выдающийся вклад во
все области марксизма-ленинизма — философию,
политэкономию и научный социализм».
В качестве стержневой идеи маоизма в этот период
Хуа Гофэн представил концепцию «продолжения
революции при диктатуре пролетариата», которая в корне
враждебна марксистско-ленинскому учению о
социалистической революции и диктатуре пролетариата. С этой
концепцией увязывается вопрос о выборе пути развития Китая
после победы народной революции 1949 года. «Основная
мысль, проходящая через 5-й том «Избранных
произведений Мао Цзэдуна», — говорится в статье Хуа Гофэна,
посвященной выходу в свет этого тома, — состоит в
решительном отстаивании и развитии марксистского
положения о непрерывной революции, в немедленном переходе
после захвата пролетариатом власти от демократической
революции к социалистической»11.
Такое утверждение является фальсификацией истории
и^ приукрашиванием пораженческой правооппортунисти-
чёской позиции Мао Цзэдуна на решающем,
завершающем этапе китайской революции. Мао Цзэдун пришел
к завершающему этапу народной революции и
образованию КНР с идеей коалиционного правительства,
изложенной им на VII съезде КПК в 1945 году. Мао Цзэдун
124
исходил из того, что «китайский народ не может вводить
у себя социалистический строй», и выдвинул
политическую программу коалиционного правительства — союза
демократических и патриотических сил как альтернативу
диктатуре пролетариата.
II пленум ЦК КПК (март 1949 г.) вопреки взглядам
Мао Цзэдуна определил курс на перерастание
буржуазно-демократической революции в революцию
социалистическую. Одновременно была выдвинута задача
превращения Китая в социалистическое государство. Пленум
отклонил «идеи» Мао о коалиционном правительстве
и «новодемократическом государственном строе»,
основой которых должна была быть диктатура «всех
революционных, патриотических классов», включая и
национальную буржуазию. Будущий строй Китая был
определен как демократическая диктатура народа, основанная
на союзе рабочего класса и крестьянства под
руководством рабочего класса. На пленуме . были намечены
основные задачи и этапы переходного периода.
В статье Хуа Гофэна и в ряде китайских публикаций
вопреки общеизвестным фактам делается попытка
приписать Лю Шаоци взгляды Мао Цзэдуна о «новой
демократии» и фактическом отходе от социалистического пути
развития Китая после победы революции. Лю Шаоци
обвиняется в том, что он якобы вместо того, чтобы
добиваться решения о немедленном переходе от
демократической революции к социалистической, выступал за
«укрепление общественного порядка новой демократии».
Однако даже материалы, опубликованные в 5-м томе,
показывают, что Мао Цзэдун настаивал на сохранении
национальной буржуазии и буржуазных политических
партий.
Чтобы соблюсти выдвинутую Хуа Гофэном версию
о том, что генеральная линия на строительство
социализма в переходный период, выработанная КПК в 1952 году
под преимущественным влиянием
марксистско-ленинских сил в КПК и с учетом мирового опыта строительства
социализма, якобы была сформулирована Мао Цзэдуном
и затем в 1958 году заменена им же на «новую
генеральную линию», составители и редакторы тома вынуждены
были опустить ряд высказываний Мао Цзэдуна 1954—
1955 годов, которые показывают, что Мао с самого
начала не разделял эту линию и лишь в силу превходящих
обстоятельств на какое-то (довольно непродолжительное)
время смирился с ней по тактическим соображениям. Но
125
уже в 1955 году Мао под лозунгом борьбы против
правого уклона и консерватизма и отвержения тезиса своих
критиков «о забегании вперед», «мелкобуржуазном
угаре» и т. п. пытается обосновать необходимость
ускорения темпов развития. 15-летний срок, в который,
согласно этой генеральной линии, предусматривалось
построение в Китае основ социализма, казался ему «слишком
длинным». Как известно, в 1958 году Мао и его
сторонникам «удалось» пересмотреть и этот срок, а саму
генеральную линию сформулировать по-другому: «Стремясь
вперед, напрягая все силы, с попутным ветром, рассекая
волны, строить социализм по принципу: больше, быстрее,
лучше, экономнее».
Первые подходы к этой формулировке содержались
в выступлении Мао 6 декабря 1955 г. «О борьбе против
правого уклона и консерватизма», в котором красной
нитью проходит призыв ускорить темпы экономического
строительства и особенно кооперирования в деревне,
работать по принципу «больше, лучше и быстрее». При
этом тогда Мао еще пытался обосновать это положение
ссылками на опыт Советского Союза.
Примечательно и другое, что борьба мелкобуржуазно-
националистических сил, лидером которых выступал Мао
Цзэдун, против генеральной линии КПК все более
откровенно стала вестись под националистическими и гегемо-
нистскими лозунгами. В том же выступлении 6 декабря
1955 г. Мао, раскрывая, по сути дела, социальную базу
своей политики, заявил:
«Китайские крестьяне лучше, чем английские и
американские рабочие, поэтому по принципу «еще больше, еще
лучше и еще быстрее» можно осуществить строительство
социализма, не оглядываясь все время на Советский
Союз»12.
Вслед за этим в январе 1956 года Мао выдвигает
уже откровенно гегемонистский лозунг: «Мы должны
стать первой страной в мире»13. Одновременно термин
«переходный период» строительства социализма Мао
заменяет термином «социалистическая революция»,
которая вместо 15 лет, как это было предусмотрено
соответствующими планами, составленными на основе
генеральной линии 1952 года, по его словам, будет «в основном
завершена в масштабе всей страны примерно через три
года»14.
Для сопоставления приведем формулировку
генеральной линии, выработанной КПК в 1952 году, в том виде,
126
как она излагалась на VIII съезде КПК (1956 г.): «В
течение довольно длительного периода времени постепенно
осуществить социалистическую индустриализацию
страны и постепенно провести социалистические
преобразования сельского хозяйства, кустарной промышленности
и капиталистической промышленности и торговли»15.
На VIII -съезде подчеркивалось, что отход от этой
линии «приводит к ошибкам правого или «левого»
уклона»16. «Левый» уклон заключается в требовании
«построить социализм в одно прекрасное утро»17 — так образно
именовались призывы Мао о завершении
социалистической революции в «три года».
Таким образом, в завуалированной форме в
вышеприведенных словах Мао уже содержится первооснова
печально известного маоистского лозунга, выдвинутого
в 1958 году: «Три года упорного труда, десять тысяч лет
счастья».
Чтобы отвести внимание читателей 5-го тома от
маневрирования Мао в связи с его борьбой против
генеральной линии КПК и придать этому процессу видимость
естественного развития самой линии, составители тома
опубликовали речь Мао в апреле 1956 года «О десяти
важнейших взаимоотношениях», в которой он пытался
ревизовать генеральную линию строительства
социализма, принятую в 1952 году, очернить опыт Советского
Союза и вопреки своим же прежним многочисленным
заявлениям представить опыт СССР как отрицательный
урок. Однако интернационалистским силам в КПК
удалось тогда остановить наступление мелкобуржуазно-
националистических сил. VIII съезд КПК (1956 г.)
осудил левацкие попытки «забегания вперед», «построения
социализма в одно прекрасное утро».
Не случайно, что с политическим отчетом на этом
съезде от имени ЦК КПК выступил не Мао, а Лю Шаоци.
Тем более не случайно, что съезд подтвердил
правильность генеральной линии КПК, разработанной в 1952
году. При этом ни в докладах, ни в выступлениях делегатов
ни слова не говорилось о пресловутых «десяти
важнейших взаимоотношениях» Мао. Фактически в противовес
им в резолюции VIII съезда подчеркивалось: «Нельзя
допускать какого:либо игнорирования основного курса
на преимущественное развитие тяжелой
промышленности. Ошибочным является уклон, выражающийся
в требованиях проводить одинаковыми темпами
строительство во всех областях...»18.
127
Особенно важно и показательно, что съезд изъял из
устава КПК принятое VII съездом КПК в 1945 году
положение о том, что «идеи Мао Цзэдуна являются
руководящей идеологией КПК». Вместо этого в уставе КПК,
принятом VIII съездом, записано: «Коммунистическая
партия Китая в своей деятельности руководствуется
марксизмом-ленинизмом. Только марксизм-ленинизм
правильно объясняет закономерности развития общества,
правильно указывает пути построения социализма и
коммунизма»19. Это был тяжелый удар по маоистским
амбициям. Мао вынужден был делать хорошую мину при
плохой игре. Он произнес вступительную речь, в которой
на словах согласился с интернационалистской линией
большинства в ЦК того времени. Он воздал должное
роли мирового революционного движения, СССР в
победах китайского народа и даже нашел нужным сказать
несколько положительных слов о международном
значении XX съезда КПСС, который, по его словам, выработал
«многие правильные политические установки», призвал
Китай «учиться у Советского Союза»20. Составители 5-го
тома не сочли возможным опубликовать это выступление
Мао при открытии VIII съезда КПК, но зато поместили
целый ряд ранее неизвестных речей Мао на закрытых
совещаниях в ЦК КПК, в которых он нападал на VIII
съезд партии.
Как ни пытались составители и редакторы сгладить
тот факт, что VIII съезд отверг маоистскую линию,
изложенную «В десяти важнейших взаимоотношениях», им
это не удалось. В 5-м томе помещена речь Мао на III
(расширенном) пленуме ЦК КПК восьмого созыва под
названием «Быть поборником продвижения революции
вперед», в которой он, намекая на VIII съезд, говорит:
«В прошлом году кое-что было сметено. Прежде всего
сметенным оказался принцип ,,больше, быстрее, лучше и
экономнее"»21.
В-третьих, среди неопубликованных в томе работ Мао
оказался ряд его выступлений по вопросам социальной
политики КПК, об отношении партии к творческой
интеллигенции. Прежде всего составители 5-го тома опустили
те высказывания Мао о классовой борьбе в Китае,
которые противоречат нынешней маоистской (а вернее,
неотроцкистской) теории «о продолжении революции в
условиях диктатуры пролетариата». Так, оказалось
неопубликованным довольно пространное заключительное слово
Мао на II пленуме ЦК КПК восьмого созыва, в котором
128
он в духе решений VIII съезда КПК говорит, что в Китае
«классовые противоречия внутри страны в основном
уже разрешены»22.
Одновременно в целях, очевидно, сглаживания
внутренней противоречивости речей Мао составители тома
опустили и другое весьма примечательное признание
Мао Цзэдуна, сделанное им на одном из совещаний
16 февраля 1957 г.: «Китай представляет собой крупное
царство мелкой буржуазии, которой насчитывается
целых 550 миллионов человек»23.
Оказались опущенными более 15 различных
выступлений Мао Цзэдуна, относящихся к 1957 году, в которых
откровенно раскрывается фарисейский характер
поведения Мао на VIII съезде КПК и его закулисных маневров,
направленных против решений этого съезда. Наиболее
примечательна в этом смысле речь Мао Цзэдуна 7
октября 1957 г. на III пленуме ЦК КПК восьмого созыва, в
которой он назвал ошибочным вывод VIII съезда КПК
(1956 г.) о том, что главным противоречием в Китае
является противоречие между передовым общественным
строем и отсталыми производительными силами. Он
заявил, что таким противоречием является «противоречие
между буржуазией и пролетариатом». Вместе с тем он
предложил по тактическим соображениям временно не
менять формулировки VIII съезда, а также не упоминать
высказывания В. И. Ленина о противоречии между
советской властью и отсталой техникой, которые легли в
основу подхода VIII съезда КПК к анализу расстановки
социальных сил в стране24.
Вернемся же, однако, к содержанию выпущенного в
Пекине 5-го тома «Избранных произведений» Мао
Цзэдуна и выясним, что хотят сказать и доказать нынешние
китайские руководители фактом выпуска этой книги.
Издатели 5-го тома проявили довольно необычную
для маоистов откровенность в изложении своих целей и
намерений как в предисловии к изданию, так и в
упомянутой статье Хуа Гофэна по случаю выхода тома.
Характер отобранных публикаций и их официальная
интерпретация заслуживают того, чтобы на них остановиться,
тем более что они преподносятся не как материалы,
касающиеся внутренней жизни Китая, истории КПК, а как
«новые идеи», «новые выводы», которые, по словам
издателей, «имеют важное и далеко идущее мировое
значение»25.
Авторы предисловия тщатся представить Мао Цзэду-
5—648
129
на, предавшего идеалы китайской революции и ставшего
на позиции, враждебные научному социализму,
марксистско-ленинскому учению, в качестве... «самого великого
марксиста-ленинца нашего времени», а его идеи —
«победоносным знаменем» и даже «общим достоянием
международного пролетариата и всех революционных
народов»26.
Пекинские теоретики пытаются изобразить маоизм
(именуя его «маоцзэдунъидеями») как новый этап
развития марксизма-ленинизма, который сложился якобы в
результате деятельности Мао Цзэдуна «в новый
исторический период, начавшийся с момента образования
КНР»27. Авторы, не стесняясь, раскрывают и
методологическую схему этой фабрикации — принцип «соединения
всеобщей истины марксизма-ленинизма с конкретной
практикой революции»28. Чисто внешне маоистский
«принцип» похож на ленинское указание о задачах
коммунистических организаций Востока: «...Опираясь на
общекоммунистическую теорию и практику, вам нужно,
применяясь к своеобразным условиям, которых нет в
европейских странах, суметь применить эту теорию и
практику к условиям, когда главной массой является
крестьянство, когда нужно решать задачу борьбы не против
капитала, а против средневековых остатков»29.
Но если В. И. Ленин говорит о всемирной значимости
общекоммунистической теории и практики, то Мао делит
эту теорию и практику на «всеобщие» и «частные»
истины. Если В. И. Ленин говорит об умении применить
эту общекоммунистическую теорию к специфическим
условиям каждой отдельной страны, то Мао и маоисты,
говоря о «соединении» всеобщих истин с конкретной
практикой, во-первых, разрывают теорию и практику,
поскольку такое соединение подразумевает
самостоятельное и независимое друг от друга существование
«теории» и «конкретной практики»; во-вторых,
«соединение с практикой», по Мао, может быть осуществлено
только путем «придания марксизму-ленинизму
национальной формы». Еще в 1938 году Мао выдвинул идею
«китаизации» марксизма-ленинизма, разделил его как
все иностранное на «экстракт» и «отбросы». На основе
такого подхода к марксизму-ленинизму на VII съезде
КПК в 1945 году «идеи Мао Цзэдуна» были объявлены
«китаизированным марксизмом-ленинизмом»,
«азиатской формой коммунизма» и т. п. Именно этот
маоистский тезис был подхвачен всяческими оппортунистиче-
130
скими элементами, рассуждающими о различных
«цветах» и «моделях» социализма. Именно на базе этой
маоистской методологии, отрицания всеобщего
интернационального характера марксистско-ленинского учения и
была состряпана в антикоммунистических центрах
империализма пресловутая «модель еврокоммунизма».
Пекинские теоретики с помощью вышеуказанного
«принципа» пытаются представить антинаучные,
антимарксистские взгляды Мао в качестве «выдающегося
вклада во все области марксизма-ленинизма —
философию, политэкономию и научный социализм», а самого
Мао — как деятеля, который «в огромнейшей степени
обогатил теоретическую сокровищницу
марксизма-ленинизма»30.
Чтобы подчеркнуть именно «мировое значение»
«вклада» Мао, Хуа Гофэн и редакторы тома внесли
поправку в ранее существовавшую формулу, согласно
которой Мао Цзэдун соединил всеобщую истину марксизма-
ленинизма с конкретной практикой китайской
революции31, опустив слово «китайской». Теперь Хуа Гофэн
говорит о том, что Мао Цзэдун «унаследовал, отстоял
и развил марксизм-ленинизм», «обобщил опыт
революционного движения в Китае и мирового революционного
движения современности»32.
О каком же «опыте революционного движения в
Китае и мирового революционного движения» идет речь?
Авторы предисловия к 5-му тому и Хуа Гофэн в своей
статье в этом довольно откровенны. Они прямо
заявляют, что речь идет о борьбе внутри Китая «против
ревизионистских линий Гао Гана — Жао Шуши, Пэн Дэхуая,
Лю Шаоци, Линь Бяо, Ван Хунвэня — Чжан Чуньцяо —
Цзян Цин — Яо Вэньюаня, а вовне — «против
империализма и реакции в различных странах, против
современного ревизионизма, центром которого является...
КПСС»33.
Если же раскрыть смысл эвфемических названий
ревизионистских линий, то станет понятным и очевидным
разрушительный и предательский характер маоизма. Так
называемая борьба против «линии Гао Гана — Жао
Шуши»— это не что иное, как очернение китайских
коммунистов-интернационалистов, выступавших за развитие и
укрепление братского сотрудничества и дружбы с
Советским Союзом и видевших в этом гарантию успешного
продвижения Китая по пути социализма. Борьба против
«линии Пэн Дэхуая» — это борьба маоистов против тех
5*
131
коммунистов, которые выступили с критикой
волюнтаризма Мао Цзэдуна, а его «три красных знамени», суть
новой генеральной линии, назвали «тремя
преступлениями в отношении китайского народа». Жизнь полностью
подтвердила правоту обвинений, выдвинутых Пэн Дэ-
хуаем и другими коммунистами против Мао. Но что мао-
истам до истины, когда сам Мао был объявлен ими,
подобно Будде, «высшим воплощением истины».
Что касается Лю Шаоци и Линь Бяо, то борьба
против них — выражение внутреннего кризиса, раскола
маоизма. Наиболее образованные и опытные сторонники
доктрины Мао на собственном опыте убедились в
неосуществимости этой доктрины, ее реакционно-утопическом
характере, в том, что следование этой доктрине в
дальнейшем заведет страну в тупик, поставит ее на грань
краха. Разве «культурная революция» и последующие
после смерти Мао Цзэдуна события не подтверждают
этого?
Наконец, нынешние руководители во главе с Хуа Го-
фэном приписывают Мао Цзэдуну заслугу «обобщения»
опыта борьбы «против ревизионистской линии Ван Хун-
вэня — Чжан Чуньцяо — Цзян Цин — Яо Вэньюаня»,
то есть лиц, которых Мао рассматривал как своих
ближайших помощников и сам выдвинул на вершину
политической власти в Китае и перед которыми жалко
пресмыкались многие из тех, кто расправился с ними после
смерти Мао. Таким образом, Хуа Гофэн и К0 проявляют
излишнюю скромность, приписывая Мао Цзэдуну тот
«вклад в марксизм-ленинизм», который они «внесли»
сами. Конечно, этот «вклад» сделан последователями и
учениками Мао в стиле учителя, но он уже не может
принадлежать ему хотя бы потому, что был совершен
после того, как «учителя» уже не было в живых, а
также потому, что, как видно, и говорить-то о «вкладе» рано,
так как, по собственному признанию Хуа Гофэна, борьба
против «четверки» — это «стратегическая задача»,
которую еще надо решить. Ведь не случайно китайская
пропаганда шумит о «третьем этапе» борьбы с «четверкой»
и не утверждает, что это будет заключительный этап
борьбы с нею.
Наконец, касаясь попытки нынешних пекинских
лидеров представить Мао «самым великим
марксистом-ленинцем нашего времени», следует заметить, что эти
претензии ни по форме, ни по содержанию не новы. Они
представляют собой лишь перепев того, что заклеймен-
132
ные ныне Линь Бяо и «четверка» говорили в свое время
по сходному поводу — выпуску в 1960 году 4-го тома
«Избранных произведений Мао Цзэдуна» и в
предисловии к печально известному «цитатнику». Линь Бяо в
течение десяти лет непрерывно провозглашал лозунг:
«Изучайте труды председателя Мао Цзэдуна, слушайтесь
его советов, поступайте по его указаниям»34.
Однако эти заклинания не предотвратили Линь Бяо
от трагического конца. Ныне те же идеи выдвигает и
настойчиво повторяет Хуа Гофэн в связи с выходом
5-го тома «Избранных произведений». Поможет ли это
ему, покажет будущее.
Естественно, возникает вопрос, почему же маоизм
продолжает выступать «не под собственным знаменем»,
а по-прежнему маскируется под марксизм-ленинизм?
Прежде всего потому, что вся длительная история
национально-освободительной борьбы показала правоту
марксизма-ленинизма. Подтвердил правоту идей марксизма-
ленинизма и практический опыт развития Китая после
образования КНР. Как признавал Мао, широчайшие
массы китайского народа видят только в социализме
спасение страны, путь преодоления многовековой
отсталости. Среди самых широких масс трудящихся Китая
авторитет марксизма-ленинизма очень высок. С этим не
могли не считаться Мао Цзэдун и тем более его
последователи. И здесь мы воочию убеждаемся в правоте
ленинского вывода о том, что успехи марксизма заставляют
его противников переодеваться марксистами.
Мао Цзэдун и его сторонники не случайно проводили
и проводят подмену марксизма-ленинизма
националистической идеологией маоизма под ширмой борьбы против
современного ревизионизма, под лозунгом «сочетания
всеобщей истины марксизма с конкретной практикой
китайской революции» и т. д.
Чтобы утвердить свои
мелкобуржуазно-националистические взгляды на социализм, искоренить влияние
научного социализма и того огромного притягательного
примера китайско-советского сотрудничества, которое
сложилось в сознании китайского народа за многие годы его
борьбы за свое национальное и социальное
освобождение и в первое десятилетие существования КНР, Мао
начал с 50-х годов проводить целый ряд различных
кампаний чистки под антисоветскими и националистическими
лозунгами, фактически идейно и организационно
разлагал Компартию Китая — марксистский авангард ра-
133
бочего класса страны. Материалы 5-го тома Дают
представление о том, как начинались маоистские кампании
в первые годы существования КНР, на примере
пресловутого «дела Гао Гана — Жао Шуши», кампании против
«правоуклонистской линии», критики XX съезда КПСС,
осуждения советского опыта вообще. Апофеозом этой
разрушительной антисоциалистической деятельности
Мао Цзэдуна во всех областях стала затеянная им в
конце 1965 — начале 1966 года пресловутая «культурная
революция». В ходе этой кампании, по сути дела, был
осуществлен контрреволюционный переворот и установлен
режим военно-бюрократической диктатуры.
Таким образом, впервые в истории разгул
мелкобуржуазной националистической стихии, захлестнувшей
Китай и его компартию, привел к захвату всех рычагов
власти теми силами, которые всячески разжигали эту
стихию и на волне которой они расправились с
интернационалистскими кадрами в партии, репрессировали
многие миллионы честных коммунистов, передовых рабочих,
интеллигентов, кадровых работников, военных.
Создалась уникальная в революционной истории XX века
ситуация, когда в силу ряда обстоятельств в Китае власть
захватили представители мелкобуржуазно-казарменного
социализма.
Теоретически В. И. Ленин не исключал возможность
такого исторического зигзага в развитии социализма.
Он указывал, что немарксистский социализм тесно
связан с отсталостью страны и преобладанием
крестьянского населения. Касаясь в связи с этим методов социальной
мимикрии, к которым прибегают носители различных
форм ненаучного социализма в эпоху блестящих побед
марксизма и научного социализма, В. И. Ленин
подчеркивал: «Домарксистский социализм разбит. Он
продолжает борьбу уже не на своей самостоятельной почве, а
на общей почве марксизма, как ревизионизм»35. Эти
ленинские слова имеют большое методологическое
значение для правильной оценки социальной природы тех
процессов, которые произошли в Китае, для объяснения
причин продолжающихся попыток маоизма тем больше
и тем тщательнее прикрываться на словах знаменем
марксизма-ленинизма и даже именоваться «новым
этапом развития» этого революционного учения, чем больше
маоизм на деле порывает с марксизмом-ленинизмом,
научным социализмом36.
XXV съезд КПСС указал: «Теперь уже мало сказать,
134
что маоистская идеология и политика несовместимы С
марксистско-ленинским учением. Они прямо враждебны
ему»37.
Каково же главное содержание 5-го тома
«Избранных произведений» Мао Цзэдуна? С точки зрения
освещения внутренней политики КПК — это настойчивые
попытки Мао подорвать основывающуюся на выводах
научного социализма и международного опыта социализма
генеральную линию КПК на строительство социализма
в переходный период.
Для Мао Цзэдуна, а также нынешних издателей и
составителей его «Избранных произведений» характерно
двурушническое отношение к генеральной линии партии
в переходный период—поддержка на словах и борьба
против нее на деле. Это, собственно, просматривается
по всем основным направлениям реализации
генеральной линии: будь то вопросы темпов индустриализации и
темпов социалистических преобразований на селе и в
городе, вопросы понимания классовых взаимоотношений,
существа диктатуры пролетариата, политики единого
фронта при социализме, толкование главного
противоречия переходного периода или политика в отношении
интеллигенции и т. д. и т. п.
По иронии судьбы, что, однако, часто случалось с Мао
Цзэдуном, то, против чего он предостерегал партию
(например, в 1953 г., вскоре после утверждения
генеральной линии), затем допускал сам. В 5-м томе помещено
выступление Мао на заседании Политбюро ЦК КПК
15 июня 1953 г., где он сказал: «Генеральная линия и
генеральная задача партии в переходный период состоят
в том, чтобы в течение 10—15 лет или немногим больше
завершить в основном индустриализацию страны и
социалистическое преобразование сельского хозяйства,
кустарной промышленности, капиталистической
промышленности и торговли. Эта генеральная линия служит
маяком, освещающим все области нашей работы.
Отходить от нее нельзя, отход ведет к «лево»- или правоукло-
нистским ошибкам. Кое-кто находит переходный период
слишком длительным и проявляет торопливость. Это
порождает «левоуклонистские» ошибки»38. Но ведь именно
Мао Цзэдун в 1954 году и в последующие годы стал
проявлять ту самую торопливость, об опасных последствиях
которой он сам так верно говорил в 1953 году. Он стал
требовать ускоренными темпами (не за две-три
пятилетки, а за два-три года) провести кооперирование деревни
135
и преобразование капиталистической промышленности
и торговли; тех же, кто пытался осудить его
«мелкобуржуазную горячку», Мао называл «правыми
уклонистами». Не случайно, что Лю Шаоци не нашел более
подходящих слов для критики «левоуклопистского» поветрия
в отношении генеральной линии партии в переходный
период, чем почти дословное приведение этого
высказывания Мао Цзэдуна (без ссылок на автора) в отчетном
докладе ЦК КПК VIII съезду КПК (1956 г.)39.
Фронтальную атаку на генеральную линию партии
Мао Цзэдун, по сути дела, развернул во второй половине
1954 года и продолжал до первой половины 1956 года, а
затем возобновил ее в 1957 году. В конце концов после
проведенного в 1957—1958 годы «упорядочения партии»
и «борьбы с правыми» ему удалось на второй сессии
VIII съезда КПК (весна 1958 г.) навязать партии свою
субъективистскую «генеральную линию», получившую
название «трех красных знамен»: «большой скачок»,
«народные коммуны» и «новая генеральная линия».
Крупным звеном в цепи атак Мао против
марксистско-ленинского подхода к строительству социализма в
Китае было пресловутое «дело Гао Гана — Жао Шуши»,
которое он провел с искусством большого мастера по
части закулисных интриг и наталкивания друг на друга
своих нынешних и потенциальных противников.
Фарисейство Мао и его настойчивую работу по подготовке
общественного мнения страны к перемене линии партии в
области внутренней и внешней политики можно
проследить и в статьях, внешне направленных против
буржуазных взглядов, и в его призывах «построить великое
социалистическое государство», и в критике исследований
классического китайского романа «Сон в красном
тереме», и в выступлениях на Всекитайской партконференции
в марте 1955 года, и в выступлениях по «делу Ху Фэна»
и т. д.
Но особенно откровенно свое пренебрежение к
экономическому обоснованию политики и нетерпение по
осуществлению генеральной линии партии Мао Цзэдун
выразил в целой серии статей и выступлений по
вопросам кооперирования сельского хозяйства, относящихся
к периоду с июля 1955 по июль 1956 года, и в
выступлении «О десяти важнейших взаимоотношениях» (25
апреля 1956 г.). Именно в этот период и складываются
главные компоненты пресловутой маоистской «теории о
продолжении революции в условиях диктатуры
пролетариате
та». Именно обоснование этой «теории», по сути дела
перепевающей идеи о перманентной революции
Троцкого, Хуа Гофэн называет «основной мыслью, проходящей
через 5-й том...»40. Эта «теория» преподносится Хуа Го-
фэном как «самый великий вклад» Мао Цзэдуна41.
Что касается осуществления внешнеполитических
аспектов генеральной линии, то VIII съезд КПК, как
известно, подчеркнул, что поддержка и помощь Советского
Союза явились решающим международным фактором,
обеспечившим победу китайской революции и
гарантирующим дело успешного строительства социализма в
Китае. Исходя из этого исторического факта, съезд
провозгласил, что КПК «выступает за внешнюю политику
сохранения мира во всем мире и мирного
сосуществования стран с различным строем», «прилагает усилия для
развития и укрепления дружбы со странами лагеря мира,
демократии и социализма, возглавляемого Советским
Союзом...»
В то время Мао публично не выступил против этих
принципиальных положений и выводов съезда. Наоборот,
в своих открытых речах он признавал их. Об этом
свидетельствует его вступительная речь при открытии
VIII съезда КПК, которую, как выше отмечалось,
составители не включили в 5-й том.
По внешнеполитическим вопросам Мао в своих речах
перед открытыми аудиториями по-прежнему подчеркивал
важность учебы у Советского Союза, значение
сплоченности и единства социалистического лагеря,
коммунистических партий. Однако в то же время на закрытых
совещаниях и собраниях он говорил совершенно другое.
Материалы, опубликованные в 5-м томе,
свидетельствуют о том, что маоизм претерпевает в те годы
довольно сложную эволюцию. Чтобы правильно определить
этапы этих изменений и поворотов, следует
рассматривать их в неразрывной взаимосвязи с этапами китайской
революции и борьбы в ней двух линий —
интернационалистской марксистско-ленинской, с одной стороны, и
мелкобуржуазно-националистической (порой она
приобретала революционно-националистический характер) — с
другой. Главная особенность того периода, к которому
относятся статьи и речи Мао, включенные в 5-й том, это —
фактический раскол внутри маоистского лагеря на лево-
экстремистское и так называемое правое прагматическое
крыло.
Анализируя, эволюцию маоизма, важно отметить два
137
момента. Во-первых, процесс формирования
идейно-политической платформы Мао и маоизма протекал очень
сложно и зигзагообразно. В идейной эволюции Мао
можно проследить периоды, когда он, захваченный
очередной революционной волной, становился на путь
перехода от революционного национализма к научному
социализму, марксизму-ленинизму. В периоды обострения
классовой борьбы и усиления давления
мелкобуржуазных националистических сил в стране Мао и его
сторонники вновь скатывались к реакционному китаецентризму
и великоханьскому шовинизму. Вместе с тем следует
подчеркнуть, что на всех этапах идейной эволюции
маоизма прослеживается определенная общность
методологии в подходах Мао к оценке развития китайской рево>
люции, в отношении к международному
коммунистическому движению и КПСС.
Во-вторых, особо важное значение для правильного
понимания внутренней эволюции маоизма и взглядов
самого Мао Цзэдуна имеет то, что доминантой всего
мировоззрения Мао всегда был и остается великоханьский
национализм, китаецентризм. На разных этапах он
менял форму своего выражения. То он облачался в форму
левого суньятсенизма и революционного национализма,
то выступал в виде концепций «новой демократии», то—
«китаизированного марксизма», то, наконец, в виде
«нового этапа развития марксизма-ленинизма». Однако
подлинным содержанием каждого «нового этапа»
является социал-шовинизм, антисоветизм и китаецентризм.
Маоизм, превратившись в социал-шовинизм, в
разновидности антикоммунизма, занимая откровенно
враждебные позиции в отношении научного социализма и ведя
открытую борьбу против реального социализма, вместе
с тем продолжает настойчиво рядиться в тогу
марксизма-ленинизма и даже претендует на то, чтобы его
рассматривали «новым этапом в развитии
марксизма-ленинизма».
Чтобы успешно решать задачу принципиальной и
решительной борьбы против маоизма, решать ее не только
в плане критическом, разоблачительном, но и в плане
преодоления маоизма как идеологической,
теоретической концепции, необходимо вскрывать порочность
антисоциалистических реакционных концепций пекинских
руководителей, показывать большой вред, наносимый их
политикой делу социализма и мира, и осуществлять
глубокую критику методологии маоизма. Это позволяет,
138
помимо всего прочего, прогнозировать подход маоистов
к тем или иным явлениям, предвидеть возможные
политические акции, шаги китайского руководства в той или
иной ситуации.
Основные принципы методологии маоизма сложились
во второй половине 30-х годов и нашли свое отражение
в известных лекциях Мао в Яньани под общим
названием «Диалектический материализм». Позднее они были
значительно изменены, отредактированы «под
марксизм» и изложены в статьях «Относительно
противоречия». Если отбросить марксистский камуфляж
методологических позиций Мао и восстановить подлинную
трактовку Мао Цзэдуном законов диалектики, принципов
материализма, понимания им сути практики как
критерия истины, то мы увидим:
1. Все многообразие законов диалектики Мао сводит
к закону единства и борьбы противоположностей.
Противопоставляя этот закон другим законам диалектики и
вырывая его из общей системы марксистской
диалектики, абсолютизируя борьбу противоположностей в ее
антагонистической форме, Мао отрицает специфику
проявлений законов диалектики в условиях социализма. Он
сводит взаимодействие взаимопревращения
противоположностей к механической смене мест
противоположностей по даосской диалектике Китая. При этом Мао Цзэ-
дун не скрывает, что его диалектика напоминает
диалектику основателя даосизма Лаоцзы. «Без жизни нет
смерти; без смерти нет жизни. Без верха нет низа; без
низа нет верха. Без беды нет счастья; без счастья нет
беды. Без легкого нет трудного; без трудного нет легкого.
Без помещика нет арендатора; без арендатора нет
помещика. Без буржуазии нет пролетариата; без
пролетариата нет буржуазии. Без империалистического
национального гнета нет колоний и полуколоний; без колоний и
полуколоний нет империалистического национального
гнета»42.
В дальнейшем такая трактовка диалектики приведет
Мао к игнорированию закона отрицания отрицания и,
следовательно, к механическим взглядам на процессы
развития, к отрицанию преемственности в развитии.
Наиболее полно такой подход найдет свое отражение в
националистическом отношении к наследию прошлого в
области культуры в период пресловутой «культурной
революции».
2. Мао Цзэдун вульгарно и субъективистски трактует
139
принципы материализма, в особенности вопросы
практики, опыта, истины. Под влиянием конфуцианства Мао
абсолютизирует субъективный фактор в ущерб
объективным законам развития, противопоставляет внутренние
факторы развития внешним объективным условиям.
Маоистский подход к опыту, его абсолютизация
непосредственного, единичного, эмпирического опыта несет
на себе печать влияния буддистской традиции секты
«Чан» («Дзэн»), что ведет к принижению роли
совокупного интернационального опыта, который он
пренебрежительно называет «книжностью» и «догматизмом».
3. Абсолютизация Мао Цзэдуном теории борьбы
противоположностей, фактическое отрицание специфики
проявления законов диалектики в условиях социализма и
сведение борьбы противоположностей лишь к
антагонизму в политике получают свое развитие в абсолютизации
роли насилия, в перенесении закономерностей классовой
борьбы, присущих антагонистическим обществам, на
отношения классов при социализме не только в начальный,
переходный период после победы социалистической
революции, но и на период зрелого социализма. Это также
получает свое выражение в сведении функций диктатуры
пролетариата лишь к насилию. Именно такой подход к
классовой борьбе и движущим силам развития
социализма является стержнем пресловутой маоистской
концепции «продолжения революции в условиях диктатуры
пролетариата».
4. Абсолютизация субъективного фактора в теории и
в политике ведет к волюнтаризму, подмене объективных
законов социализма лозунгами: «Идея Мао Цзэдуна
командует всем», «Политика — командная сила».
5. Абсолютизация непосредственного опыта и
принижение косвенного опыта, фактическое игнорирование
совокупного революционного опыта международного
коммунистического движения в политике ведут к
подмене интернационализма национализмом, к отрицанию
единого интернационального учения
марксизма-ленинизма, к выдвижению тезиса о национальных формах
марксизма, в частности к «китаизации марксизма».
Эти наиболее важные принципы маоистской
методологии, выявившиеся уже в конце 30-х годов, в
дальнейшем находят свое развитие и проявление как в
теоретических статьях, так и в практической политике маоистов.
В этом плане 5-й том «Избранных произведений» Мао
Цзэдуна содержит большой фактический материал.
140
В них Мао более или менее открыто и откровенно
формулирует свои методологические принципы, прикрывая
их марксистской терминологией.
Центральное место во всех философствованиях Мао
занимает вопрос о противоречии как главном
методологическом принципе. Многие выступления и статьи Мао
Цзэдуна, опубликованные в 5-м томе, обычно даже
начинаются с рассуждений о важности учета противоречий
при анализе тех или иных явлений.
Сам по себе тезис о всеобщности противоречий как
источнике развития всех явлений в мире возражений не
вызывает. Возражение вызывает то, как Мао Цзэдун
понимает закон единства и борьбы противоположностей,
какое он отводит ему место в системе законов
диалектики.
Показательно, что даже свое выступление на
московском Совещании коммунистических и рабочих партий
осенью 1957 года Мао Цзэдун начинал с демагогических
разглагольствований о том, что якобы в
коммунистическом движении недооцениваются противоречия и поэтому,
дескать, «необходимо широко пропагандировать
положение о единстве противоположностей,
пропагандировать диалектику». «Я считаю, — заявил он, — что нужно
вывести диалектику из узкого круга философии и
распространить ее среди широких народных масс. Я бы
предложил этот вопрос обсудить на заседаниях
Политбюро и пленумах ЦК всех партий, на заседаниях местных
партийных комитетов всех ступеней»43.
Из дальнейших рассуждений становится понятным,
какую «диалектику» он имеет в виду. Он заканчивает
эту часть своего выступления на московском совещании
фактическим обоснованием неизбежности и
необходимости раскола коммунистического движения, хотя и
говорит об этом намеками: «Раздвоение единого — это
повсеместное явление, это и есть диалектика»44.
Составители 5-го тома пытаются в предисловии
представить псевдодиалектические рассуждения Мао как
«величайший теоретический вклад», который якобы
состоит в том, что Мао Цзэдун, «систематически обобщая
исторический опыт диктатуры пролетариата в Китае и за
рубежом, проанализировав в свете положения о единстве
противоположностей — основного положения
материалистической диалектики — противоречия, классы и
классовую борьбу в социалистическом обществе, раскрыл закон
развития социалистического общества и создал теорию
141
о продолжении революции при диктатуре
пролетариата»45.
Собственно, в 5-м томе изложены идеи, которые
получат дальнейшее развитие в конце 50 — начале 60-х
годов и составят так называемую теоретическую
платформу раскола мирового коммунистического движения.
Свою подрывную деятельность Мао пытается обосновать
«общим законом Поднебесной» — раздвоением единого.
Он утверждал: «Общий закон Поднебесной таков, что
за долгим разобщением следует единение, а за долгим
единением — разобщение»46. И здесь, как мы видим, в
основе лежит маоцзэдуновская схема механической
смены мест противоположностей.
Именно в 5-м томе эта метафизическая точка зрения
получает наиболее откровенное выражение и- развитие.
«Когда ошибок слишком много, — говорит Мао, — они
приводят к своей противоположности... Если ошибок
целая куча, рассвет неизбежен»47.
Мао не только сводит диалектику взаимодействия
противоположностей к смене их мест, но и любые
различия рассматривает как противоречие, как
противоположности. Такая методология лежит в основе подхода
Мао к анализу перспектив советско-китайских
отношений. В выступлении на совещании секретарей парткомов
провинций в январе 1957 года Мао заявлял:
«Остановлюсь далее на китайско-советских отношениях. Споры,
по-моему, неизбежны. Не думайте, что между
коммунистическими партиями не может быть споров. Как же в
мире без споров? Марксизм есть учение о спорах, о
противоречиях, о борьбе. Противоречия существуют постоян*
но. Раз есть противоречия, есть и борьба. В настоящее
время между Китаем и Советским Союзом имеются
некоторые противоречия. Образ мыслей и действий
советских людей и исторически сложившиеся у них привычки
сталкиваются с нашими. Поэтому с ними нужно вести
работу»48.
В 50-х годах, как показывают материалы 5-го тома,
Мао Цзэдун многократно возвращается к закону
борьбы противоположностей.
Абсолютизируя различия, Мао таким путем «создал»
противоположность между Китаем и Советским Союзом.
Вот образчик маоистской диалектики: «Все в мире
представляет собой единство противоположностей. Это
единство противоположностей есть единство противостоящих,
неодинаковых по своему характеру вещей... Две страны
142
тоже являются единством противоположностей. И Китай,
и Советский Союз называются социалистическими
странами, но есть лн между ними разница? Конечно, есть...»49.
В дальнейшем это различие будет доведено маоистами
до антагонизма и даже социалистический характер
СССР будет полностью отрицаться. Такова маоистская
диалектика! Обвиняя И. В. Сталина в «метафизике»,
Мао «доказывал», что «война превращается в мир, и
наоборот», «смерть превращается в жизнь, и наоборот»50.
Механический характер маоистской диалектики
станет еще более очевидным из следующих рассуждений
Мао:
«Если буржуазия и пролетариат не превращаются
друг в друга, то почему посредством революции
пролетариат становится господствующим классом, а
буржуазия — подчиненным? Например, мы и чанкайшистский
гоминьдан в корне противоположны друг другу. Но в
результате взаимной борьбы и взаимного исключения
обеих противоположных сторон мы с гоминьдановцами
поменялись местами (!), они из господствующих
превратились в подчиненных, а мы из подчиненных — в
господствующих»51.
Такой методологический подход к общественным
явлениям приводит Мао Цзэдуна к выводу о том, что
единство, сплоченность — это равносильно «стоячей воде».
Поэтому Мао Цзэдун в 1958 году от абсолютизации
противоречий приходит к волюнтаристскому принципу:
«Надо создавать противоположности»52 или «Нужно
периодически разжигать огонь»53.
Чем дальше Мао Цзэдун отходит от
марксизма-ленинизма и общей согласованной политики с
социалистическими странами, тем больше он вдается в рассуждение о
значении «создания противоположностей».
Методология культа противоречия Мао отражает
мелкобуржуазную социальную природу маоистской
идеологии. Еще К. Маркс, критикуя идеи
мелкобуржуазного социализма, писал, что «мелкий буржуа обожествляет
противоречие, потому что противоречие есть основа его
существа. Он сам — не что иное как воплощенное
общественное противоречие. Он должен оправдать в
теории то, чем он является на практике»54.
!43
*
Даже весьма краткий обзор основных идей 5-го тома
«Избранных произведений» Мао Цзэдуна показывает,
что поспешность, проявленная новым руководством
Китая с изданием его, объясняется не только стремлением
нынешних лидеров продемонстрировать свою верность
маоизму, не только их настойчивым желанием идейно и
методологически опереться на Мао Цзэдуна для
подчистки некоторых наиболее одиозных сторон практики
«культурной революции» (которая, однако, была лишь
логическим завершением «идей Мао» и их наиболее полным
воплощением на практике), но и необходимостью найти
идейную и методологическую опору для продолжения
маоистской политики, борьбы за маоистские великодер-
жавно-гегемонистские цели в новых условиях.
После выхода 5-го тома «Избранных произведений»
Мао Цзэдуна идеологическая борьба в Китае приобрела
еще более острый характер. В центре этой борьбы
оказались вопросы о «руководящей идеологии» партии,
отношения к «идеям Мао Цзэдуна», оценки уроков 30-летия
развития КНР, в особенности периода после VIII съезда
КПК (1956 г.), включая «большой скачок» и
«культурную революцию».
Наряду с попытками официальных кругов укрепить
позиции маоизма путем отсечения наиболее одиозных
его аспектов и прагматического приспособления к
текущим задачам, на идеологической арене Китая появилась
и новая, хотя еще весьма слабая, тенденция осторожного
критического осмысления истекшего после VIII съезда
КПК (1956 г.) периода, в особенности «культурной
революции» и «большого скачка», с позиций
марксизма-ленинизма.
Инициаторами таких выступлений являются
некоторые работники идеологического фронта старшего
поколения, участники китайской революции. Среди них видный
китайский философ-марксист Ян Сяньчжэнь, некоторые
теоретики-экономисты, например Сунь Ефан, и ряд
других давно известных обществоведов. Проявлением этой
тенденции являются публикации на страницах «Жэнь-
минь жибао» статей замученного маоистами видного
деятеля КПК Чжан Вэньтяня,-частичный пересмотр в
сторону признания исторического места VIII съезда КПК
(1956 г.) и вклада его в выработку правильной линии
социалистического строительства в Китае. Еще одним
144
выражением той. же тенденции является дискуссия на
страницах теоретических журналов о законах
диалектики, в частности о толковании закона единства и борьбы
противоположностей, а также обсуждение китайскими
политэкономами проблемы объективности экономических
законов социализма.
На страницах специальных экономических журналов,
а также в передачах некоторых провинциальных
радиостанций в 1979—1980 годах значительное место заняли
обсуждения волюнтаристских экспериментов конца 50-х
годов и «культурной революции», правда, без
увязывания их персонально с именем Мао Цзэдуиа. В одной из
передач подчеркивалось: «Опыт строительства
социализма в Китае доказал, что, когда действовали в
соответствии с объективными экономическими законами, тогда
быстро развивалось народное хозяйство». Показательна
также и осторожная критика, содержащаяся в этих
статьях, тенденции к сверхнакоплению в ущерб уровню
жизни трудящихся. Так, авторы, подчеркивая, что «цель
социалистического производства — удовлетворение
материальных и культурных потребностей», заявляют:
«Практика показывает, что некоторые думают только о
развитии производства высокими темпами и не
обращают внимания на удовлетворение жизненных потребностей
масс. Они не думают о том, что нужно по мере развития
производства постепенно улучшать жизнь народа, и
стараются снизить жизненный уровень народных масс. Эти
люди пытаются таким методом увеличить накопления и
расширить масштабы государственного строительства.
Каков же результат такой деятельности? Результат
таков, что снизились темпы роста производства, подорвана
производственная активность трудового народа». По
сути дела, это — критика маоистской политики
«рационально низкой заработной платы» и замораживания низкого
уровня жизни народа.
Некоторые китайские политэкономы, отвергая
маоистский тезис 1958 года о немедленном переходе к
коммунизму, приписывают его тем не менее не Мао Цзэдуну,
а Чэнь Бода и «четверке», которые, «находясь на
ультралевых позициях, смешивали товарное социалистическое
производство с капиталистическим».
Касаясь оценки первого десятилетия КНР, и в
особенности первого пятилетнего плана, авторы одной из
радиопередач отмечали: «Первый пятилетний план КНР
был разработан на основе сравнительно правильного
145
использования объективных экономических законов...
Поэтому в то время народное хозяйство развивалось и
пропорционально, и быстро».
Провалы маоистской политики побуждают пекинских
идеологов вносить коррективы в свои прежние оценки,
заявлять о необходимости извлекать уроки из прошлого.
«Практика подсказывает, — говорится в одной
радиопередаче, — что... нельзя строить иллюзии, будто можно,
минуя этап социализма, сразу же вступить в коммунизм.
Надо видеть длительность и сложность перехода к
коммунизму...» При этом, перечисляя условия для
построения коммунизма, в передаче наряду с известными
марксистскими положениями на этот счет приводится и
маоистский тезис о том, что таким условием является
«окончательное уничтожение в мире империализма,
капитализма и всякого эксплуататорского строя», связывается
уничтожение империализма с уничтожением классов
внутри страны и отмиранием государственной машины
диктатуры пролетариата.
Заслуживает внимания рассмотрение вопроса о
прагматической корректировке маоизма. Среди нынешнего
китайского руководства нет единой точки зрения в
отношении оценки идейного наследия Мао. Выдвиженцы
«культурной революции» и некоторые сподвижники Мао
старшего поколения, не подвергавшиеся репрессиям в
период «культурной революции» (Е Цзяньин, Ли Сянь-
нянь), выступают с позиций сохранения авторитета Мао
как верховного вождя и закрепления в документах КПК
положения о маоцзэдуновских идеях как «руководящей»
идеологии партии и страны. Что же касается маоистоз
крайне правого крыла, группирующихся вокруг Дэн
Сяопина, то они — сторонники более радикального
пересмотра целого ряда положений маоизма с правых, про-
буржуазных позиций, в интересах актуализации
маоизма, подчинения идеологической борьбы сугубо текущим
прагматическим задачам и целям. В этой связи они
стремятся подвергнуть маоизм прагматической
интерпретации. Именно в этом и заключен главный смысл
идеологической кампании под лозунгом «практика —
единственный критерий истины».
Выдвиженцы «культурной революции» при поддержке
Хуа Гофэна и Е Цзяньина пытались закрепить маоизм и
его общественный авторитет путем отсечения Линь Бяо
и так называемой «банды четырех» от Мао Цзэдуна и
приписывания им вины за все ошибки, допущенные Мао
146
Цзэдуном за последние 20 лет, прошедшие после
VIII съезда КПК (1956 г.). Важную роль в этой
кампании по закреплению маоизма в качестве идеологической
платформы сыграли, как отмечалось выше, выпуск 5-го
тома «Избранных произведений» Мао Цзэдуна в 1977
году и включение в программную часть устава партии,
принятого XI съездом КПК, положения о том, что идеи
Мао Цзэдуна являются «руководящей идеологией». Во
внешнеполитическом плане такой идеологической базой
была объявлена маоистская концепция «трех миров»,
многословно прокомментированная известной
публикацией в «Жэньминь жибао» от 1 ноября 1977 г.
В настоящее время наблюдается постепенное
ослабление акцентов на эти две основополагающие позиции
маоизма. Реже упоминается 5-й том, а концепция «трех
миров» подверглась Дэн Сяопином корректировке.
После III пленума ЦК КПК (декабрь 1978 г.)
идеологическая борьба в пекинской верхушке продолжала
нарастать. Определенные круги в пекинских верхах, как
это показал III пленум ЦК КПК, стали понимать, что
кампания критики «четверки» и возложение на нее
ответственности за бесчисленные злодеяния Мао Цзэдуна
выглядят неубедительно и начинают давать обратные
результаты, и прежде всего с точки зрения подрыва
доверия к Мао Цзэдуну и его идеям. Поэтому они выступили
за осторожное проведение переосмысливания идей Мао.
Однако, как показывает ход политической борьбы в
1980 году, в частности заявления Дэн Сяопина и Хуа
Яобана, на этой центристской позиции Хуа Гофэну
удержаться не удалось. Он также вынужден был заговорить
об ошибках Мао.
Сторонники дэнсяопиновской группировки, которая
во многом определяла погоду на идеологическом фронте,
поскольку держала под своим контролем основные
средства массовой информации, судя по всему, выступили за
развертывание кампании «практика — критерий истины»
и с более открытой критикой тех действий Мао, которые
мешают стабилизировать обстановку в стране. Основной
центр борьбы против так называемого тлетворного
влияния «банды четырех» эта группировка стремится
перенести в область организационных вопросов, то есть
кадровой чистки, поскольку продолжение идеологического
развенчивания «банды четырех» усугубляет и без того
сильную идейную дезориентацию партии. Что же
касается выдвиженцев «культурной революции», то они, как
147
это ни парадоксально, пытались укрепить свои позиции
в идейном и организационном плане путем углубления
критики «четверки», то есть путем отмежевания от своих
бывших сподвижников и выставления себя
продолжателями дела Мао и его идей. Поэтому они выступали в
роли тех, кто «поднимает знамя идей Мао Цзэдуна».
В целях ограничения влияния правопрагматической
группировки и их кампании «практика — критерий
истины» были выдвинуты так называемые четыре основных
принципа: 1) твердо придерживаться социалистического
развития; 2) твердо придерживаться диктатуры
пролетариата; 3) твердо придерживаться партийного
руководства; 4) твердо придерживаться марксизма-ленинизма и
маоцзэдуновских идей55. Те же, кто выступал против
этих принципов (имеется в виду группировка Дэн
Сяопина), пытались отождествить позиции выдвиженцев
«культурной революции» с позициями Линь Бяо и
«банды четырех». При этом они утверждали, что Линь Бяо
и «четверка» «на словах говорили о необходимости
твердо придерживаться социалистического пути, а на деле
ратовали за псевдосоциализм, кричали об усилении
диктатуры пролетариата, а фактически насаждали
феодально-фашистскую диктатуру; говорили о руководстве
партии, а на деле подавляли партийные комитеты,
разжигали фракционную борьбу и подрывали фракционные
группировки; на словах кричали о марксизме-ленинизме
и маоцзэдуновских идеях, а на самом деле занимались
фальсификацией»56.
Борьба по вопросу об отношении к идейному
наследию Мао выявила сходство и различие в подходе двух
основных фракций в китайской руководящей верхушке.
Общей позицией той и другой фракции является их
приверженность маоистскому великодержавию и
гегемонизму, концепциям казарменного коммунизма и
антисоветизма, установкам на неизбежность войны и курсу на
милитаризацию страны, линии на смыкание и союз с
империализмом для создания антисоциалистического,
антисоветского фронта в целях борьбы за мировую
гегемонию китайских шовинистов. Налицо сходство и в
тактике спекулирования на авторитете
марксизма-ленинизма, идей научного социализма как на международной
арене, так и в самом Китае. Сходство проявляется и в том,
что все фракции в пекинском руководстве фактически
выступают за сохранение знамени маоизма и авторитета
Мао как верховного вождя.
148
Однако между этими группировками существуют и
значительные тактические различия. Представители
ортодоксального маоизма, выступающие за то, чтобы
поднять знамя идей Мао Цзэдуна, пытаются осуществить
некоторую корректировку маоизма на методологической
и идейной основе самого маоизма, а также с
использованием марксистско-ленинской фразеологической
маскировку антисоциалистических идей Мао. Дэнсяопиновская
группировка пытается занять позицию «творческого
развития» идей Мао Цзэдуна. Она стремится добиться своих
целей путем проведения кампании «идеологического
промывания маоизма» с помощью прагматизма и
национализма.
Сторонники линии «поднятия знамени идей Мао
Цзэдуна» утверждают словами Хуа Гофэна: «Мы
непременно должны всегда держать и решительно отстаивать
знамя председателя Мао, чтобы наше революционное дело
продолжало успешно развиваться в соответствии с
идеями Мао Цзэдуна и революционной линией председателя
Мао»57.
Хуа Гофэн и выдвиженцы «культурной революции»
продолжают настаивать на том, что Мао Цзэдун создал
«китайскую модель социализма». В связи с этим они в
известном смысле возвращаются к позициям середины
60-х годов и даже к концепциям VII съезда партии об
«идеях Мао» как основе «китаизации марксизма».
Сторонники прагматической чистки «идей Мао» стремятся
использовать авторитет VIII съезда КПК (1956 г.) для
укрепления своих позиций, и прежде всего критики
одного из важных постулатов маоистской политики в течение
последних 20 лет о том, что основным противоречием
социалистического общества является противоречие
между пролетариатом и буржуазией, противоречие
между социалистическим и капиталистическим путями. Как
известно, этот тезис, являющийся основополагающим в
маоистской концепции «классовой борьбы при
социализме», использовался одновременно и как теоретическая
база всей «концепции социал-империализма» Мао о так
называемом перерождении советского строя. Хуа Гофэн
и его окружение после смерти Мао Цзэдуна
подтвердили свою верность этой маоистской концепции.
В противоположность этому тезису сторонники
прагматизма, маскируясь под марксистов и под
продолжателей линии VIII съезда КПК (1956 г.), поднимают на щит
тезис из доклада Лю Шаоци на этом съезде о том, что
149
«главным противоречием внутри нашей страны стало
противоречие между требованием народа построить
передовую, индустриальную страну и нашим отсталым
состоянием аграрной страны, а также противоречие
между быстрорастущими экономическими и культурными
потребностями народа и неспособностью современной
экономики и культуры нашей страны удовлетворить эти
потребности». «В условиях установившегося в нашей
стране социалистического строя это противоречие,—
подчеркивалось в резолюции VIII съезда КПК (1956 г.) по
докладу Лю Шаоци, — по своей сути является
противоречием между передовым социалистическим строем и
отсталыми общественными производственными силами»58.
Как известно, Мао Цзэдун уже в 1957 году подверг
ожесточенным нападкам решения VIII съезда КПК
(1956 г.), и прежде всего этот тезис, вследствие чего он
был по настоянию Мао отброшен и заменен тезисом о
классовой борьбе при социализме.
Окончательно эта позиция утвердилась на X пленуме
ЦК КПК в 1962 году, где Мао Цзэдун заявил: «Никогда
нельзя забывать о классовой борьбе».
На XI съезде КПК и на прошедших после него
сессиях Всекитайского собрания народных представителей
маоизм был закреплен в качестве государственной
доктрины. «Председатель Мао — самый великий марксист
нашего времени», — заявил Хуа Гофэн с трибуны
XI съезда КПК в августе 1977 года.
На состоявшейся в феврале — марте 1978 года I
сессии ВСНП пятого созыва Хуа Гофэн вновь подтвердил
установки Мао о классовой борьбе как решающем
звене социализма, теорию Мао о продолжении революции
в условиях диктатуры пролетариата, теорию «трех
миров» и т. д. «Чтобы ускорить социалистическую
модернизацию в четырех областях, — говорил Хуа Гофэн,—
нужно рассматривать классовую борьбу как решающее
звено и твердо придерживаться курса на борьбу
пролетариата против буржуазии, великой теории
председателя Мао о продолжении революции при диктатуре
пролетариата»59.
Уже тогда под нажимом правопрагматического крыла
пекинского руководства Хуа Гофэн должен был
дополнить формулу о классовой борьбе как решающехМ звене
новыми установками: «производство стали — решающее
звено», «производство зерна — решающее звено»60.
150
Автором последних двух установок является, как
известно, Дэн Сяопин. Но Хуа Гофэн обосновывает эти два
дэнсяопиновских лозунга ссылками на высказывание
Мао Цзэдуна 50-х годов о том, что необходимо
«одновременно заботиться и о росте производства и об
улучшении жизни народа»61.
III пленум ЦК КПК (декабрь 1978 г.) в результате
острой закулисной борьбы закрепил ряд идеологических
установок правопрагматической группировки в ущерб
позициям Хуа Гофэна и выдвиженцев «культурной
революции».
Вместо тезиса «классовая борьба решает все» был
фактически провозглашен тезис «четыре модернизации
решают все». В связи с этим пропаганда маоистской
теории классовой борьбы, продолжения революции при
диктатуре пролетариата была отодвинута на второй план
и центр тяжести всей работы переносился на
осуществление «четырех модернизаций». Главными в
идеологической работе были объявлены тезисы «раскрепостить
сознание», «придерживаться реалистического подхода»,
«практика — единственный критерий истины» и т. д.
Вопрос оценки «культурной революции» относился на
будущее. «Пленум считает, — писал журнал «Хунци»,—
что в отношении великой «культурной революции»
следует придерживаться исторически научного
реалистического подхода»62.
Там же говорилось, что с оценками недостатков и
ошибок, возникших в ходе этой кампании, и с
обобщением опыта и извлечением уроков «не надо спешить».
Разумеется, уже само это решение свидетельствует о
компромиссе между группировками и о наличии острых
разногласий между ними относительно оценки этой кампании.
Показателем отступления Хуа Гофэна и его сторонников
и относительного укрепления позиций Дэн Сяопина было
и решение о прекращении кампании пропаганды нового
вождя, то есть восхваления Хуа Гофэна. В коммюнике
пленума было сказано, что Хуа Гофэн предложил
«больше воспевать революционеров старшего поколения и
меньше пропагандировать отдельные личности».
В отношении «идей Мао Цзэдуна» III пленум
поставил задачу «исторически и научно овладевать целой
системой идей Мао Цзэдуна», «развивать их в новых
исторических условиях»63. Примечательно, что после пленума
«идеи Мао Цзэдуна» были пристегнуты к формуле
«марксизм-ленинизм» и распространялись как трехзнач-
161
ный термин «марксизм-ленинизм-маоцзэдунъидеи».
Таким образом, корректировка маоизма изображалась как
творческое развитие марксизма-ленинизма. «Вслед за
изменением и развитием практики отдельные постулаты
или выводы марксизма больше не могут соответствовать
новым историческим условиям и устаревают. Поэтому их
необходимо заменить новыми положениями и новыми
выводами»64. В целом вся кампания корректировки
маскировалась проведением большой дискуссии о
критериях истины. При этом китайскому руководству пришлось
пересмотреть ранее применявшиеся в Пекине тезисы о
том, что «каждое слово председателя Мао — истина» и
«одно слово председателя равно десяти тысячам
обычных слов».
О том, какое значение этой дискуссии придает дэнсяо-
пиновская группировка, можно судить по следующему
высказыванию «Гуанмин жибао»: «Дискуссия о практике
как единственном критерии истины превзошла любую
дискуссию, которая когда-либо велась на идеологическом
фронте со времени образования КНР»65.
Таким образом, если при жизни Мао каждое его
слово объявлялось истиной и вся практическая деятельность
подгонялась под его установки, что находило
теоретическое обоснование в другом псевдофилософском
положении— «идеальное превращается в материальное», то
теперь в качестве решающего принципа объявляется
прагматический тезис о том, что «выгодно то, что
соответствует интересам момента, то, что поддерживается
текущей практикой — это и есть истина». Другими словами,
на смену субъективистскому волюнтаризму приходит
утилитарный прагматизм и эмпиризм. Важно
подчеркнуть, что и те и другие антимарксистские субъективно-
идеалистические положения были присущи маоизму и
его методологии давно. В настоящее время акценты
перенесены с субъективистского волюнтаризма на
прагматизм.
Ныне утверждается именно тот подход к проблемам
практики и истины, который провозглашался Мао Цзэду-
ном в его работе 1963 года «Откуда у человека
правильные идеи?» Подход сугубо утилитарный, сугубо
прагматический. Общность с марксизмом чисто внешняя,
терминологическая.
Как известно, еще В. И. Ленин в работе
«Материализм и эмпириокритицизм» отмечал, что прагматизм
использует сходную с марксизмом терминологию, и, в
152
частности, подобно марксизму на словах провозглашает
практику единственным критерием истины. И
одновременно, писал В. И. Ленин, он провозглашает
необходимость бога, религии, исходя из интересов практических,
интересов практики66. Сходным идеологическим
трюкачеством занимаются и нынешние пекинские идеологи под
видом кампании «Практика — единственный критерий
истины».
Внешне нынешняя идеологическая кампания
выглядит как попытка своеобразного сочетания маоизма с
марксизмом-ленинизмом и даже как известное
переосмысление маоистских постулатов через призму
марксизма-ленинизма. На самом деле многочисленные
публикации, посвященные критике псевдосоциализма, который
якобы пропагандировали «банда четырех» и Линь Бяо,
публикации об объективных законах строительства
социализма, о социалистическом принципе оплаты по труду,
утверждения о том, что функции диктатуры
пролетариата не ограничиваются лишь насилием, а включают и
созидание,— все это создает внешнее впечатление
похожести на марксизм и научный социализм. Однако
антисоциалистическое и антисоветское ядро маоизма и.геге-
монистские внешнеполитические цели Пекина и его
идеология остаются неизменными.
Нынешняя корректировка маоизма, «перетаскивание»
в него отдельных марксистских формул и постулатов
преследуют прежнюю цель: придать маоизму гибкость
и маневренность, с тем чтобы обеспечить достижение
прежних шовинистических целей. Эти изменения носят
вынужденный характер, поскольку нынешнее
руководство на горьких уроках трехлетнего правления убедилось,
что продолжение кампании классовой борьбы,
насаждение культа Мао, усугубление разрыва между идеологией
и практическими потребностями экономики ставят
страну, по собственным словам китайских руководителей, «на
грань катастрофы», привели к дезорганизации всей
экономической жизни страны, серьезному подрыву
авторитета центральной власти, утрате трудящимися всякой
заинтересованности в труде. Однако ни одна из фракций
китайского руководства не оказалась способной указать
на подлинного виновника народных бедствий, заявить,
что именно маоизм завел страну в тупик. В этих
условиях китайское руководство не нашло ничего лучшего,
как взвалить вину за очевидные провалы внутренней и
внешней политики маоизма на Линь Бяо и так называе-
153
мую «банду четырех» и однойременно приступить к
широкой идеологической подчистке концепций маоизма.
Прежде всего китайское руководство вынуждено было
отказаться от тезиса «политика — командная сила» и
прекратить критику так называемой «теории
производительных сил». «Банда четырех» громче всех кричала о
том, что «политика — командная сила», однако она
решительно отрицала, что политика — это
концентрированное выражение экономики. Ее политика, утверждают
нынешние пекинские пропагандисты, подобна реке без
источника, дереву без корней, командующему без
солдат, душе без тела67.
В «Вестнике Гуандунского университета» по адресу
«четверки» высказываются и более решительные
обвинения: «Если ты хоть слово скажешь о решающей роли
производительных сил, они сразу же начинали тебя ругать,
обвинять в том, что ты против классовой борьбы,
приклеивали тебе ярлык сторонника ревизионистской теории
производительных сил. Они абсолютно
противопоставляли революцию производству, политику — экономике»68.
Приписывая Линь Бяо и «четверке» утверждения,
которые с конца 50-х годов неоднократно выдвигал лично
Мао Цзэдун, нынешние пекинские деятели пытаются
подвергать критике эти маоцзэдуновские тезисы, ссылаясь
на... самого же Мао Цзэдуна. Так, в коммюнике III
пленума UK КПК утверждалось: «Еще в первые годы после
создания КНР, особенно после того, как в основном были
завершены социалистические преобразования, тов. Мао
Цзэдун не раз указывал всей партии, что центр тяжести
в работе надо перенести на экономическое
строительство и техническую революцию»69.
Конечно, переиначивая Мао Цзэдуна и пытаясь
сделать Линь Бяо и других его конкурентов в борьбе за
власть козлами отпущения за злодеяния и
преступления, совершенные Мао Цзэдуном, нынешнее китайское
руководство впадает в неразрешимые противоречия с
фактами и собственными утверждениями, в том числе с
попытками подправить Мао Цзэдуна ссылками на Чжоу
Эньлая. Но что касается маоистской теории
«продолжения революции при диктатуре пролетариата» и тезиса о
содержании политики и экономики, то Чжоу Эньлай
плохой помощник нынешним пекинским идеологам.
Достаточно привести следующую цитату из доклада Чжоу
Эньлая на X съезде КПК, где он б унисон с той же самой
«бандой четырех» говорил: «Перед IX съездом Линь Бяо
154
вкупе с Чэнь Вода состряпали свой проект политического
отчета. Они выступили против продолжения революции
при диктатуре пролетариата, считая, что главной задачей
после IX съезда должно быть развитие производства.
Это не что иное, как переиздание в новой обстановке
нелепой ревизионистской теории, которую Лю Шаоци и
Чэнь Бода протащили в резолюцию VIII съезда партии,
теории о том, будто главным противоречием внутри
страны является не противоречие между пролетариатом и
буржуазией, а „противоречие между передовым
социалистическим строем и отсталыми общественными
производительными силами"»70.
Ныне же того же Линь Бяо обвиняют в совершенно
противоположном: в отказе от решений VIII съезда КПК
(1956 г.) и якобы саботировании развития экономики.
Касаясь периода после VIII съезда КПК (1956 г.), «Гуан-
мин жибао» писала: «В эти годы Линь Бяо и банда
четырех отвергли и раскритиковали как ревизионистский
наш хороший метод и хороший опыт эффективного
экономического руководства народным хозяйством. В
результате возник хаос в управлении всей экономикой, был
нанесен большой урон народному хозяйству. Это
породило большие трудности в национальной экономике»71.
В противоположность прежним установкам о том, что
идеи Мао Цзэдуна — «духовная атомная бомба», а
«экономические стимулы в народном хозяйстве — это
ревизионистский хлам», в решениях III пленума ЦК КПК
подчеркивалась необходимость «поступать в строгом
соответствии с экономическими законами, уделять должное
внимание действию закона стоимости, сочетать идейно-
политическую работу с мерами экономического
воздействия в целях полной мобилизации производственной
активности кадровых работников и рядовых тружеников»72.
Одновременно пекинская печать сняла маоистский
лозунг «Взяться за революцию, стимулировать
производство». «Жэньминь жибао» по этому поводу писала: «На
протяжении многих лет установка «взяться за
революцию, стимулировать производство» наносила огромный
урон производству, строительству и работе в других
областях. Наиболее ярко это проявилось в том, что
искусственное развертывание так называемой классовой
борьбы и так называемой революции привело к подрыву
общественного порядка, дисциплины на производстве и
в работе»73. В связи с этим вносятся определенные
коррективы и в философский постулат Мао о решающей
155
роли субъективного фактора при социализме,
определяющей роли надстройки в отношении базиса. Как
известно, Мао утверждал, что в «определенных условиях и
производственные отношения, теория и надстройка, в
свою очередь, выступают в главной, решающей роли»74.
Ныне же такого рода рассуждения приписываются
«банде четырех» и называются чепухой. Газета «Гуанмин
жибао» 10 апреля 1978 г. писала: «Банда четырех не
говорила о решающей роли производительных сил, даже
несла чепуху о том, что в период социализма обратная
роль надстройки и производственных отношений имеет
решающий характер, а практику всемерного развития
производительных сил в большинстве случаев
шельмовала, обзывая ревизионистской «теорией производительных
сил».
Наиболее значительным идеологическим и
политическим маневром нынешнего китайского руководства,
направленным на укрепление своих позиций и сохранение
маоизма в качестве «идеологического компаса», является
попытка перетолковать решения VIII съезда КПК
(1956 г.) в духе современных маоистских установок,
вытравить суть решений этого исторического форума и
использовать его в своих корыстных целях.
Показательно в этом плане, что признание маоистами роли
VIII съезда КПК (1956 г.) сопровождается тем, что
подвергаются самым откровенным фальсификациям и
подтасовкам его решения.
Касаясь значения этого съезда, пекинский журнал
«Лиши яньцзю» писал: «В течение 10 лет, с 1956 по
1966 г., дело строительства нашей страны много раз
встречалось с помехами и подвергалось ударам, а в
течение последующих 10 лет, с 1966 по 1976 г., встретилось
с серьезной подрывной деятельностью компании Линь
Бяо и банды четырех и было прервано, в результате
чего в экономической и политической жизни нашей
страны возник серьезный кризис. Таким образом,
выдвинутые VIII съездом основные задачи не были выполнены в
течение этих 20 лет»75.
В то же время вопреки исторической правде,
состоящей в том, что VIII съезд КПК (1956 г.) проходил под
благотворным влиянием XX съезда КПСС, подчеркнул
важнейшее значение неуклонного соблюдения
принципов коллективного руководства, борьбы против культа
личности и в связи с этим изменил формулировку
VII съезда КПК о том, что идеи Мао Цзэдуна являются
156
«руководящей идеологией», отметив в преамбуле нового
устава партии, что «Коммунистическая партия Китая в
своей деятельности руководствуется
марксизмом-ленинизмом», ныне маоисты утверждают, что VIII съезд
успешно выполнил свою задачу, потому что он
«направлялся марксистско-ленинскими-маоцзэдуновскими
идеями»76.
Реабилитируя некоторые внутриполитические
положения VIII съезда КПК (1956 г.), маоисты искажают
суть марксистско-ленинских решений этого съезда.
В частности, полностью игнорируется тот факт, что
VIII съезд подчеркнул огромную роль благоприятных
международных условий для победы китайской
революции и строительства новой жизни в Китае, которые
сложились в результате победы народов над фашизмом в
годы второй мировой войны, решающий вклад в
которую внес Советский Союз и его вооруженные силы.
VIII съезд КПК (1956 г.), отмечая сложные
внутренние условия строительства социализма в Китае,
подчеркивал решающую роль сотрудничества Китая с мировой
системой социализма, Советским Союзом для
гарантирования победы социализма в КНР. В политическом
отчете ЦК КПК этому съезду партии подчеркивалось: «Без
великой интернациональной солидарности пролетариата
всех стран и без поддержки международных
революционных сил победа социализма в Китае невозможна».
Исходя из этого, съезд в качестве первоочередной задачи
внешнеполитического курса Китая выдвинул дальнейшее
укрепление дружбы с Советским Союзом и всеми
другими странами мировой социалистической системы. Однако
именно эту принципиальную позицию VIII съезда
(1956 г.) отбрасывают нынешние руководители Китая и
на ее место ставят антисоветский лозунг «создания
широчайшего единого международного фронта борьбы
против советского социал-империализма».
Таким образом, пекинские руководители, не гнушаясь
ничем, фальсифицируют историю собственной страны,
историю своей партии и пытаются использовать
положения обанкротившейся концепции маоизма для
укрепления собственных антисоциалистических, антисоветских
позиций.
Следует отметить, что братские
марксистско-ленинские партии неизменно подчеркивали значение VIII
съезда КПК (1956 г.) как съезда, определившего в целом
157
правильную, научно обоснованную линию на переходный
период от капитализма к социализму в Китае.
Практика развития Китая за последние двадцать с
лишним лет показала, что решения VIII съезда КПК
(1956 г.) являются реальной альтернативой нынешнему
авантюристическому курсу китайского руководства.
С этим вынуждены считаться в Пекине, и именно
поэтому они спешат фальсифицировать решения VIII съезда
КПК (1956 г.) с тем, чтобы обезоружить зарождающиеся
здоровые силы в китайском обществе, которые могли бы
взять на вооружение документы VIII съезда КПК
(1956 г.) и противопоставить их нынешнему
антисоциалистическому, антисоветскому курсу китайского
руководства.
В современных условиях как нельзя актуально звучит
вывод, сделанный в Советском Союзе в 1967 году в
разгар «культурной революции», когда завоевания
китайских трудящихся и социалистическая перспектива Китая
были поставлены под угрозу. «Руководство КПК
оказалось перед альтернативой: вернуть Китай на
проверенный путь первых лет существования КНР, путь
строительства социализма и тесного сотрудничества с
социалистическими странами, указанный VIII съездом КПК,
или продолжать дальше волюнтаристский и
националистический курс. Первый путь оказался для Мао Цзэдуна
и его окружения неприемлемым, ибо он противоречил
самой их мелкобуржуазной, националистической природе.
Поэтому они остались на втором пути, пошли по нему
еще дальше в сторону от марксизма и
интернационализма.
Вместе с тем авантюристический, великодержавный
курс, который уже имел серьезные внутренние и внешние
последствия, вступил в такое острое противоречие с
общественным и государственным строем КНР, с линией
мирового социализма, что его осуществление стало
невозможным без изменения характера самой
Коммунистической партии Китая как марксистско-ленинской партии,
без коренных политических изменений, без разрыва с
коммунистическим движением и социалистическим
содружеством»77.
Выборочной частичной корректировке нынешние
пекинские идеологи подвергли и маоистский тезис о
классовой борьбе при социализме, сохранив тем не менее его
главную сущность. Как известно, пекинское руководство
после смерти Мао Цзэдуна с большой осторожностью от-
158
носилось к этому тезису и всячески стремилось его
сохранить в неприкосновенности. Опубликованная 1 мая
1977 г. статья Хуа Гофэна, посвященная выходу 5-го
тома «Избранных произведений» Мао Цзэдуна, была
прежде всего нацелена на обоснование правильности
маоистского тезиса о классовой борьбе и преимуществ
субъективистских идеологических факторов. Эту же
задачу преследовало выступление Хуа Гофэна на
всеармейском совещании по политической работе летом 1978 года:
«Политика — командная сила, душа. Наша страна
должна осуществить социалистическую модернизацию, а это
означает, что революционизация командует
модернизацией». До конца 1978 года теоретические журналы в
Китае продолжали цитировать высказывания Мао:
«Классовая борьба — решающее звено. Все остальное в цепи в
зависимости от него»78.
На XI съезде КПК Хуа Гофэн вновь подчеркнул этот
маоистский тезис, заявив: «Крепко ухватиться за
классовую борьбу, как за решающее звено»79. Он подчеркивал:
«Великая классовая борьба за разоблачение и критику
банды четырех ныне является основной движущей
силой в развитии нашего дела». На I сессии ВСНП пятого
созыва в 1978 году проводилась та же мысль: «Чтобы
ускорить социалистическую модернизацию в четырех
областях, мы должны, несомненно, рассматривать
классовую борьбу как решающее звено и твердо
придерживаться курса на борьбу пролетариата против буржуазии»80.
Однако уже тогда китайское руководство понимало,
что односторонний упор на «классовую борьбу»
подрывает его же линию на стабилизацию, поэтому на сессии
ВСНП в 1978 году Хуа Гофэн пытался поставить
«классовую борьбу» на одну доску с экономикой. Он заявлял:
«Если браться лишь за классовую борьбу и игнорировать
производственную борьбу и научный эксперимент, то
модернизация в четырех областях станет пустым
звуком»81.
Ныне же тезис «классовая борьба — решающее звено»
приписывается «банде четырех», которую обвиняют в том,
что она абсолютизировала этот тезис, а сам он именуется
не иначе, как «реакционный тезис». Газета «Гуанмин жи-
бао» 13 января 1979 г. писала, отражая уже иной подход
к этому вопросу, сложившийся в результате политической
борьбы на III пленуме ЦК КПК в декабре 1978 года:
«Именно руководствуясь этой реакционной теорией,
банда четырех, «тараща большие глаза», выискивала «клас-
159
совые противоречия», всевозможными средствами
создавала «классовую борьбу», вела себя как пуганая ворона,
постоянно говорила о «новой тенденции классовой
борьбы». Отсюда одна «политическая кампания» следовала за
другой «политической кампанией», одна «классовая
борьба за другой» — итак без перерыва, без конца.
В партии пытались обнаружить «буржуазию», в
отношении старых работников применялся «метод классового
анализа», между рабочими, крестьянами и
интеллигенцией выискивали «классовые противоречия», в семьях
также находили «классовые отношения», поэтому
требовали и там вести «классовую борьбу», а от «борьбы» в
семье переходить к «борьбе двух линий» в обществе, от
кулака и палки — к ножу и винтовке, разворачивать
«повсеместную гражданскую войну». С утра до вечера, с
начала года до конца года «ты борешься против меня, а я
борюсь с тобой». Так подрывалось единство между
кадровыми работниками и массами, создавалась всевозможная
вражда, серьезно нарушалось единство в рядах
пролетариата и народа: обострялись многие противоречия для
создания множества «врагов»82.
Хуа Гофэн, выступая летом 1979 года на II сессии
ВСНП пятого созыва, вынужден был пересмотреть тезис
о классовой борьбе как главном противоречии в развитии
общества и вернуться к другой формулировке Мао Цзэ-
дуна, выдвинутой им в 1957 году в выступлении о
противоречиях внутри народа. Ныне вместо классовой борьбы
на первый план выдвигается лозунг о создании «единого
фронта», обосновывающий идейно-политический союз не
только с национальной, но и с международной
буржуазией, с империализмом. Однако, чтобы сохранить лицо,
китайская пропаганда утверждает, что лозунг «четыре
модернизации — решающее звено» является логическим
развитием установки «классовая борьба — решающее
звено»83.
Таким образом, и здесь прослеживается та же
корректировка одиозных постулатов Мао с помощью более
ранних высказываний Мао Цзэдуна. В начале 1979 года
журнал «Хунци» излагал такую позицию по вопросу
классовой борьбы: «В настоящее время массовая
классовая борьба в больших масштабах, носящая штормовой
характер, в основном завершена». Классовая борьба
социалистического общества должна осуществляться в
соответствии с курсом строгого разграничения и решения
двух неодинаковых по характеру противоречий...»84.
160
Теоретические выверты, к которым прибегают в
данном вопросе пекинские идеологи, сводятся к тому, что они
разделяют основные и главные противоречия
социалистического общества, хотя это на самом деле одно и то же.
Основным противоречием они объявляют тезис,
провозглашенный на VIII съезде КПК (1956 г.), который, как
известно, рассматривал главное противоречие как
«противоречие между передовым социалистическим строем и
отсталыми общественно-производственными силами», а
то, о чем на VIII съезде КПК (1956 г.) говорилось как о
разрешимом противоречии — противоречии между
пролетариатом и буржуазией, ныне объявляется пекинскими
идеологами главным противоречием китайского общества.
На XI съезде КПК Хуа Гофэн заявил: «Главным
противоречием социалистического общества является
противоречие между пролетариатом и буржуазией, противоречие
между социалистическим и капиталистическим путями»85.
Что щ$ касается так называемого «основного
противоречия», то его смысл раскрыл пекинский журнал «Чжэсюэ
яньцзю»: «Основное противоречие социалистического
общества— не антагонистическое противоречие, и оно
выступает как противоречие внутри народа, а не как
противоречие между пролетариатом и буржуазией»86.
«Корректировка» маоизма его руководителями, а
также выступления китайской печати, содержащие
осторожную критику культа личности, вызвали в мировой печати
комментарии о том, что, дескать, в Китае отвергают культ
личности Мао и сбрасывают Мао Цзэдуна с пьедестала.
Однако такого рода утверждения являются поспешными
и преждевременными, хотя в Китае действительно рано
или поздно произойдет демаоизация, ибо только на этой
основе Китай сможет вернуться к здоровому развитию по
социалистическому пути. Ныне же осторожная критика
обожествления Мао Цзэдуна проводится в рамках
«корректировки» маоизма и имеет своей целью укрепление
позиций нынешнего промаоистского руководства Китая.
В самом деле, если Мао Цзэдун — божество и «каждое
его слово — истина», то никакая «корректировка»
невозможна. Всякое маневрирование вокруг «идей Мао
Цзэдуна» в этом случае исключается, ибо китайское
руководство стояло бы перед дилеммой: или следовать идеям Мао
в их неизменном виде, что невозможно, не вызывая
нового кризиса и потрясений, грозящих смести все, или
полный отказ от «идей Мао Цзэдуна» и осуждение Мао, что
для нынешнего китайского руководства также невозмож-
6-648
161
но. По словам Е Цзяньина, такая альтернатива привела
бы нынешний Китай к развалу, гражданской войне и
невиданной междоусобице.
Поэтому китайское руководство прибегает к
различным маневрам, с тем чтобы доказать, с одной стороны,
величие Мао Цзэдуна, без которого, по словам Дэн
Сяопина, сказанным на III пленуме ЦК КПК (декабрь
1978 г.), «не было бы ни победы китайской революции, ни
нового Китая». С другой стороны, предпринимаются
действия, призванные показать просчеты и ошибки Мао.
В марте 1979 года в Пекине было опубликовано
выступление Мао Цзэдуна на одном из совещаний в 1961 году,
где он вынужден был признать ряд ошибок, допущенных
в период «большого скачка». Одновременно в
теоретических журналах была развернута псевдодискуссия о
том, что истина не может быть познана сразу и что она
познается в процессе практики, в ходе которой неизбежны
различные просчеты. Мао Цзэдун изображается в роли
кающегося грешника, признающего свои ошибки и тем
самым вызывающего сочувствие. Одновременно с Мао
Цзэдуна снималась всякая ответственность за
насаждение культа личности, а вина возлагалась на Линь Бяо и
«банду четырех», которые, по словам журнала «Хунци»,
«превратили председателя Мао в одинокого святого»,
«превратили науку в спиритуализм, цитаты — в
священное писание, а солдат — в религиозных учеников».
Журнал обвинял также бывшее ближайшее окружение Мао
в том, что оно «руководство политической партией
пролетариата свело от группы лиц к одному человеку, а
этого одиночку поставило над партией и массами, объявило
вождя неподконтрольным партии и массам, а партия и
массы должны были, по их словам, быть безгранично
преданы одному человеку»87.
Попытки представить злодеяния маоистов как
«процесс познания истины», как теоретические ошибки в
поисках истины, в нахождении «китайского пути к
социализму», поскольку, дескать, в марксизме-ленинизме нет
готовых рецептов и готовых ответов на вопрос о том, как
строить социализм, — это прием с негодными средствами.
Китайские коммунисты-интернационалисты даже в
нынешних условиях маоистского режима выступают с
осуждениями таких попыток. Пекинский журнал «Чжэсюэ
яньцзю» опубликовал два письма известного китайского
философа-марксиста Ян Сяньчжэня, в которых он едко
высмеивает попытки представить политические, преступ-
162
ления и ошибки как «поиски истины». Одновременно с
исправлением крайностей прежней культовской
пропаганды китайская печать сохраняет пиетет в отношении и
личности Мао и его идей. В связи с третьей годовщиной
со дня смерти Мао газета «Жэньминь жибао» напечатала
его ранее не публиковавшуюся беседу с деятелями
музыки в августе 1956 года, а также отвела целую полосу
фотографиям Мао Цзэдуна разных лет, предпослав ей
общий заголовок: «Председатель Мао вечно живет в
сердце народа». В подписях к фотографиям Мао именовался
великим вождем. В газетных и журнальных статьях
продолжалось прославление Мао Цзэдуна как творческого
марксиста-ленинца и он кощунственно ставился в один
ряд с основоположниками научного коммунизма. В
коммюнике III пленума ЦК КПК подчеркивалось:
«Требовать, чтобы так или иначе вождь революции был
свободен от недостатков и ошибок — значит придерживаться
немарксистской позиции».
Газета «Жэньминь жибао», обобщая итоги споров
относительно идейного наследия Мао на III пленуме
ЦК КПК, писала в начале 1979 года, что, «только
опираясь на всеобщую истину марксизма-ленинизма и маоцзэ-
дуновских идей, изучая и анализируя новую обстановку,
решая новые вопросы, можно сделать новые выводы...»88.
Таким образом, создается платформа для обоснования
«творческого развития идей Мао Цзэдуна нынешними
пекинскими руководителями». Газета «Гуанмин жибао» в
одной из статей пыталась представить дэнсяопиновское
перетолкование маоизма через призму прагматизма как
творческий вклад в марксизм-ленинизм, как обобщение
«практики миллионных народных масс», как «развитие и
непрерывное совершенствование марксизма-ленинизма и
маоцзэдуновских идей». При этом Мао Цзэдун
изображался как деятель, развивший марксизм-ленинизм,
поднявший его на новый исторический этап. В упомянутой
статье газеты «Гуанмин жибао» утверждалось, что Мао
Цзэдун является «выдающимся представителем, который
соединил всеобщую истину марксизма с конкретной
практикой революции», «нашел правильный путь для
совершенствования революции в Китае» и что, «не будь Мао
Цзэдуна и его идей, китайская революция, по всей
вероятности, не одержала бы победы и по сей день»89.
Таким образом, идеологическая чистка маоизма не
меняет антисоциалистического, антимарксистского
существа этой идеологии. По-прежнему актуальной является
G*
163
оценка, данная маоизму XXV съездом КПСС, о том, что
маоизм не только ничего общего не имеет с марксизмом-
ленинизмом, но и прямо враждебен ему. Этой же
позиции придерживаются и другие марксистско-ленинские
партии.
Отказ нынешних китайских руководителей от ряда
установок Мао Цзэдуна некоторые буржуазные
социологи поспешили выдать за «демаоизацию». На самом же
деле сущность маоизма осталась нетронутой и она
выражается в следующем:
— воинствующий великодержавный национализм,
насаждаемый во внутренней политике, и безудержный
гегемонизм во внешней политике;
— враждебность научному коммунизму, реальному
социализму, принявшая форму антисоветизма;
— ставка на войну как единственное средство
решения всех социальных и экономических проблем;
— смыкание с наиболее реакционными силами
капиталистического мира на почве антисоветизма;
— организация массовых репрессий против
инакомыслящих под прикрытием защиты «идей Мао Цзэдуна»;
— игра на объективных социальных противоречиях
современного мира и провоцирование конфронтации
между государствами;
— принесение в жертву насущных интересов
китайских трудящихся под флагом превращения Китая в
«великое государство»;
— паразитирование на марксистско-ленинской теории
в целях прикрытия антисоциалистического и
националистического курса.
Глава VI
XI СЪЕЗД КПК И ЗАКРЕПЛЕНИЕ
НЕОМАОИСТСКОГО КУРСА
Новомаоистское руководство крайне
нуждалось в том, чтобы «конституировать» свое положение,
заполнить многочисленные вакансии в Политбюро, в
Постоянном комитете Всекитайского собрания народных
представителей (ПК ВСНП), в Госсовете КНР,
образовавшиеся в результате схватки в борьбе на наследие Мао
Цзэдуна и ареста «банды четырех» и ее сподвижников.
Однако острота борьбы с влиянием «четверки» и
отсутствие единства среди оставшихся членов высшего
эшелона не позволяли провести эти акции ни после смерти Мао,
ни сразу после ареста «четверки».
Пекинские лидеры учитывали, что среди членов
ЦК КПК около 40% его состава— сторонники
«четверки». Примерно такая же картина и в ВСНП. Хотя высший
командный состав армии активно поддержал арест
«четверки», однако «четверка» сумела расставить своих
людей и в Военном совете ЦК КПК, и в Генштабе, и в
Главпуре, и в штабах больших военных округов, которых
в Китае насчитывается 11.
Новое руководство после ареста «банды четырех»
развернуло широкую чистку всех звеньев партийного,
государственного и военного аппарата от ее сторонников.
Были подвергнуты чистке около 70 членов ЦК КПК,
смещены два заместителя ПК ВСНП (Ли Суньвэнь и Яо Лянь-
вэнь), два заместителя премьера (Сун Цзян и У Гуйсянь),
перемещены первые секретари парткомов в 13
провинциях и двух автономных районах, то есть более чем в
половине руководящих постов этого звена. Произошли
значительные перестановки среди командного состава
родов войск и т. д.
165
Обращало на себя внимание то, что в
пропагандистской кампании против «банды четырех» появились
некоторые новые акценты. Отмечалось, например, что эти
деятели «противопоставляли революцию производству,
политику — экономике, классовую борьбу — решению
производственных задач». «Четверку» стали обвинять в
том, что она нанесла большой ущерб экономическому
развитию страны. В материалах, посвященных вопросам
образования и культуры, фактически содержалась
критика всей маоистской политики в этой области. В одной
из статей в «Гуанмин жибао» заявлялось о том, что
«левацкий нигилизм довел духовную жизнь китайского
общества до крайней степени обнищания».
Появление отмеченных выше тенденций весьма
симптоматично. На авансцену выдвигался вопрос: перерастут
ли указанные тенденции в процесс «демаоизацйи» или же
дело ограничится исправлением наиболее одиозных
положений маоизма, тем более что определенная
корректировка маоизма и переосмысление его лозунгов уже начались,
разумеется, под флагом «верности» идеям и заветам
председателя.
В выступлении 25 декабря 1976 г. на всекитайском
совещании по распространению передового опыта Дачжая
Хуа Гофэн в качестве главных задач, которые предстояло
решать в 1977 году, указал на необходимость в первую
очередь развертывать движение по разоблачению и
критике «четверки». Он также отметил необходимость
усиления партийного строительства и движения за «идейное
воспитание» в духе маоизма, призвал добиваться подъема
народного хозяйства под лозунгом «в сельском хозяйстве
учиться у Дачжая, в промышленности — у Дацина».
В своей речи Хуа вновь повторил призыв «выполнить
заветы председателя Мао» 1.
Вместе с тем в его выступлении содержался ряд
положений, которые нельзя было расценить иначе, как
определенный пересмотр прежнего экономического курса и
экстремистских, ультрареволюционных лозунгов в этой
сфере. Указав на то, что «революция есть освобождение
производительных сил», Хуа призывал широко развернуть
движение за увеличение производства и экономию,
выявлять резервы, снижать себестоимость продукции,
увеличивать накопления, повышать производительность труда.
Он говорил, в частности, о необходимости «овладевать
знаниями и техникой», «быть и красным, и
квалифицированным», «чем больше будет развиваться производство,
166
тем лучше». «„Четверка", — сказал Хуа, — относила это
к «теории производительных сил», что являлось
извращением марксизма и клеветой в адрес широких масс
рабочих и крестьян»2. Характерно, что одновременно в печати
появилось заново отредактированное выступление Мао
от 25 апреля 1956 г. «О десяти важнейших
взаимоотношениях», в котором наряду с типично волюнтаристскими и
антисоветскими положениями содержатся и
определенные трезвые суждения относительно развития китайского
хозяйства, управления страной, взаимоотношений
рабочего класса с крестьянством.
Для развертывавшейся тогда борьбы за власть
показательным также было нарастание кампании за
реабилитацию Дэн Сяопина, который представлялся в качестве
последователя Чжоу Эньлая. Первая годовщина со дня
смерти Чжоу вылилась в демонстрацию симпатий к
бывшему премьеру, подвергавшемуся травле со стороны
«четверки». Открыто выдвигались требования
расследовать причины и выявить виновников событий на площади
Тяньаньмынь в апреле 1971 года.
Приход к власти так называемых «прагматиков» не
менял основ маоистского режима, но придавал ему все
более откровенно проимпериалистический характер.
Вопрос о реабилитации Дэн Сяопина был «больным
вопросом» для новомаоистского руководства. Многие
влиятельные деятели в партии и в армии настаивали на
скорейшем его возвращении к активной партийной и
государственной деятельности. Но это встречало
решительное противодействие со стороны оставшихся и
укрепившихся после устранения «четверки» выдвиженцев
«культурной революции». Все они, особенно Хуа Гофэн, Ван
Дунсин, У Дэ, Цзи Дэнкуй, Чэнь Силянь, в свое время
рьяно обрушивали удары на Дэна как «правого
уклониста». Еще в декабре 1976 года Хуа Гофэн призывал
наряду с борьбой против «тлетворного влияния
«четверки» продолжать углублять критику» Дэн Сяопина.
Важным этапом в подготовке XI съезда КПК явился
III пленум ЦК КПК десятого созыва, который проходил с
16 по 21 июля 1977 г. Он официально утвердил Хуа Гофэ-
на в должности председателя ЦК партии, реабилитировал
и «восстановил на всех постах» (заместителя
председателя партии, заместителя премьера и начальника
Генштаба НОАК. — Авт.) Дэн Сяопина, снял со всех должностей
и «навечно исключил из партии» участников «банды
четырех».
167
Пленум принял решение о созыве XI съезда КПК и
предопределил его характер и содержание: «в основном»
одобрил политический отчет ЦК, доклад об изменениях в
уставе партии и проект нового устава КПК.
Итоги пленума свидетельствовали, что
новомаоистское руководство готовится провести XI съезд под флагом
верности маоизму, его антисоветским,
антисоциалистическим установкам.
Пленум закрепил относительную стабилизацию в
высшем эшелоне пекинского руководства. Хуа Гофэну
удалось добиться сохранения костяка Политбюро,
оставшегося после устранения «четверки».
В то же время чистка в нижестоящих звеньях партии
продолжалась вплоть до открытия съезда. В
предсъездовских материалах, посвященных вопросам партийного
строительства, в качестве одной из главных задач
выдвигалась необходимость «полностью и до конца разбить
насажденную «четверкой» систему групп и фракций в
партии». В печати отмечалось, что сторонники «четверки» не
капитулировали, они обладают еще «значительной
силой». Признавалось, что фракционность по-прежнему
«угрожает революции и массам» и если не ликвидировать
ее до конца, то «почва под ногами может зашататься в
любой момент». Появлявшиеся в китайской прессе
материалы говорили о том, что нынешнее руководство КПК
видит выход прежде всего в решительной чистке партии
от всех неугодных лиц.
Перед съездом была раздута кампания по
милитаризации страны и дальнейшему усилению роли армии в
жизни китайского общества. В вооруженных силах КНР
летом 1977 г. было развернуто движение под лозунгом
«вести вглубь критику „четверки"». Это было сделано в
соответствии со «специальными» указаниями Хуа Гофэ-
на и Е Цзяньина. Цели кампании сводились к
следующему: полное преодоление влияния Линь Бяо и «четверки»
в НОАК и устранение в армии их последователей; полное
подчинение армии руководству КПК «во главе с Хуа
Гофэном»; укрепление единства армии, искоренение
групповщины, фракционности и местничества; абсолютный
централизм в структуре армейского управления;
поддержание высокой воинской дисциплины; повышение
боеготовности и боеспособности НОАК; модернизация на
основе технического перевооружения; усиление «подготовки к
войне».
168
В целом в Китае накануне XI съезда КПК сложилась
весьма своеобразная и противоречивая ситуация.
С одной стороны, пекинское руководство оставляло
нетронутой маоистскую основу политики, стремилось
сохранить и укрепить маоистский режим, созданный в
результате «культурной революции», клялось в верности
«знамени Мао Цзэдуна». А с другой — новомаоистские лидеры,
ведя ожесточенную борьбу против своих политических
соперников («банды четырех»), являющихся наиболее
ортодоксальными последователями маоизма, тем самым,
помимо своей воли, подрывали авторитет маоизма,
способствовали росту сомнений в правильности маоистской
политики.
Чтобы как-то преодолеть эти опасные для себя
противоречия, новомаоистские лидеры усилили пропаганду
тезиса о том, что Мао Цзэдун якобы разработал
стратегическую линию на весь период социализма и они
неизменно верны этой линии. Одновременно были предприняты
меры по ужесточению режима, усилению роли армии,
органов безопасности, всего репрессивного аппарата для
подавления активности широких масс трудящихся, ждущих
и требующих перемен. Борьба против «четверки»
фактически стала и средством ликвидации политических
соперников нынешних пекинских лидеров, и орудием
дальнейшего упрочения позиций маоизма в китайском обществе,
и формой беспощадного подавления трудящихся,
сопротивляющихся маоистской политике.
Вот в такой обстановке в Пекине с 12 по 18 августа
1977 г. тайно был проведен XI съезд КПК. Сообщения о
его работе и некоторые материалы съезда были
опубликованы лишь после его окончания. Как было объявлено, на
съезде присутствовало 1510 делегатов, представлявших
35 млн. членов партии (к X съезду в КПК было 28 млн., а
в сентябре 1976 г. — 30 млн. членов). Иностранные
делегации на съезд приглашены не были.
Повестка дня включала три пункта: политический
отчет ЦК (докладчик Хуа Гофэн); доклад об изменениях
в уставе партии (Е Цзяньин) и принятие нового устава;
выборы ЦК. С заключительным словом выступил Дэн
Сяопин.
Центральное место на XI съезде КПК занял вопрос
борьбы с «четверкой». Аргументы и обвинения по поводу
«злодеяний банды четырех», которые приводились на
съезде, носят противоречивый характер и зачастую
бездоказательны. Непреодолимую трудность для докладчиков
169
на съезде представляло то обстоятельство, что нужно
было изобразить ортодоксальных последователей и
самых близких Мао Цзэдуну людей в виде его «давних и
злостных врагов».
В докладе Хуа Гофэна утверждалось, что «четверка»
«проводила ультраправую ревизионистскую линию»,
«вела раскольническую деятельность и прибегала к
интриганству», «выступала против председателя Мао Цзэдуна
и возглавляемого им ЦК, всячески стремилась
узурпировать верховную власть в партии и государстве, превратить
марксистскую коммунистическую партию Китая в
ревизионистскую партию, превратить диктатуру
пролетариата в фашистскую диктатуру буржуазии и отбросить
социалистический Китай назад, чтобы он вновь стал
полуколониальной и полуфеодальной страной»3 и т. д. и т. п.
Одновременно с развенчанием «четверки» на съезде
всячески превозносился Мао как «непогрешимый» вождь.
Мао Цзэдун был объявлен «самым великим марксистом
нашего времени», а его «идеи» названы «самым новым
достоянием теоретической сокровищницы
марксизма-ленинизма», «знаменем побед революционных народов мира»4.
Новое руководство стремилось изобразить себя
«верным продолжателем дела Мао Цзэдуна». Этой же цели
служило издание 5-го тома сочинений Мао и
строительство «дома памяти Мао Цзэдуна». Строительство «дома
памяти» было завершено за несколько месяцев, и уже в
августе делегаты XI съезда КПК посетили его.
(Официальное открытие усыпальницы Мао состоялось в годовщину
его смерти — 9 сентября 1977 г.)
В центре всей дальнейшей идейной и политической
работы был поставлен вопрос об осуществлении маоистской
идеи «о продолжении революции при диктатуре
пролетариата»5. Это означает, другими словами, что, хотя Хуа
Гофэн и объявил о завершении первой «культурной
революции» и вступлении Китая «в новый период своего
развития», волюнтаристский курс Мао во всех сферах будет
продолжаться, и, следовательно, страну ожидают новые
«культурные революции», новые потрясения.
Из документов съезда, и в особенности из доклада
Хуа Гофэна, со всей отчетливостью видно, что борьба за
власть на различных уровнях еще далеко не закончилась.
Это подтверждалось и публикациями в китайской печати,
где по-прежнему были слышны сетования на то, что те
или иные установки руководства не выполняются, что в
тех или иных звеньях существуют «многочисленные воп-
170
росы», что под тем или иным предлогом кадровые
работники пытаются проводить «собственную линию».
В своем докладе Хуа заявил, что «закоренелых
противников» нынешнего режима насчитывается «всего лишь
2%», а «тех, кто не одобряет или выступает против, —
всего 10%»6. Если учесть, что эти проценты исчисляются от
800 млн. человек, то становится очевидным, что речь идет
о десятках миллионов «врагов».
В рамках борьбы с «четверкой» как до, так и после
съезда осуществляется реабилитация некоторых
деятелей, явившихся жертвами перетасовок в китайском
руководстве. В начале августа 1977 года в Китае было
официально объявлено о смерти бывшего министра
просвещения Чжоу Жунсиня. Министр, ставший первой жертвой
кампании против правых уклонистов, умер спустя год
после того, как был подвергнут публичным
надругательствам со стороны студентов на так называемых «митингах
борьбы». Вновь появились на политической арене бывший
при Пын Дэхуае начальником Генштаба НОАК Хуан Кэ-
чэн, а также жертвы «культурной революции» — бывший
заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПК
Чжоу Ян, видный кинорежиссер Ся Янь. Посмертно
реабилитированы бывший заместитель мэра Пекина историк
У Хань и бывший председатель Ассоциации театральных
деятелей драматург Тянь Хань.
Съезд продемонстрировал, что вопрос о
работоспособности партии становится одним из главных вопросов
нынешнего периода. Об этом говорят и задачи, которые
были поставлены съездом. Среди «восьми главных боевых
задач», выдвинутых на съезде, первой идет задача
широкой чистки в партии. Хотя на съезде и говорилось, что
чистка нацелена на ликвидацию влияния «четверки»,
однако стало абсолютно ясно — и об этом свидетельствует
опыт КПК последних двух десятилетий — чистке будут
подвергнуты в первую очередь те, кто так или иначе
выступает против нового китайского руководства, которое
не скрывает, что выполнение этой задачи будет
длительным и трудным делом, поскольку в партии в целом
наблюдается неразбериха и путаница в области идеологии,
теории и политики.
Наведение порядка в партии намечено осуществлять
путем дальнейшего закручивания гаек, усиления
«централизма» и ужесточения дисциплины. Упоминая о
необходимости придерживаться принципа демократического
централизма, новый устав подчеркнуто требует отстаи-
171
вать прежде всего централизацию и единство партии,
укреплять ее сплоченность, бороться против
раскольнической и фракционной деятельности, бюрократизма,
администрирования и «милитаристских замашек». Устав
делает упор на предотвращение захвата «карьеристами,
интриганами и двурушниками» руководства в партийных
и государственных органах, чтобы обеспечить «чистоту»
их руководящего состава. В нем предусматривается
создание специальных «дисциплинарных комиссий» и
значительно расширены разделы, говорящие об обязанностях
членов партии.
Помимо широкой чистки во всей партии, намечается
провести еще одну чистку — среди «партийного
руководящего состава всех ступеней». Примечательно, что в
докладе Е Цзяньина особо подчеркивается, что если в
Китае поднимут голову враждебные маоизму силы (он по-
прежнему именует их «каппутистами», то есть «идущими
по капиталистическому пути»), то против них будет
развернута борьба методами «культурной революции»7. За
этим нетрудно разглядеть угрозу именно в адрес
руководящих кадров. Одновременно Е Цзяньин дает новое
толкование выдвинутого на X съезде и
закрепленного в прежнем уставе левацкого лозунга «смело идти
против течения». Если «четверка» рассматривала этот
тезис как одно из средств, способствующих ей в захвате
власти, то отныне допускается возможность «идти
против течения ревизионизма, раскола и интриганства»8.
Следует особо подчеркнуть, что вопросы партийного
строительства, поднятые на съезде, сводились в конечном
счете к тому, чтобы упрочить маоистский характер КПК.
Внесенные в устав изменения (касающиеся характера
партии, ее организационных принципов, партийного
строительства, кадровой политики, прав и обязанностей
членов партии и первичных организаций)
свидетельствовали о намерениях новых пекинских лидеров превратить
КПК в организованную силу, способную «навести
порядок» в стране.
Безусловно, чистки, которые намечает новое
руководство в дополнение к тем, которые уже проходят ряд лет
по всему Китаю, ведут к новым обострениям
политической ситуации. Однако нельзя закрывать глаза на то, что
ликвидация групповщины, сектантства, фракционности и
анархистских настроений, на что нацелены эти чистки, в
конечном счете может способствовать укреплению
маоистского режима.
172
Опять-таки на укрепление режима, на его ужесточение
направлены и мероприятия по «усилению
государственной машины». В рамках этих мероприятий намечается
провести чистку в армии, усилить вооруженные силы
путем «революционизации и модернизации», расширить
влияние военных на все сферы экономической и
социальной жизни Китая. Серьезный шаг в этом направлении уже
был сделан на самом съезде: доля военных в новом ЦК
КПК возросла до 45%, а в составе Политбюро они заняли
15 мест из 26.
Важное значение, как свидетельствуют документы
съезда, придается развитию и укреплению таких рычагов
военно-бюрократического режима, как ополчение и
органы безопасности.
Таким образом, в «наведении всеобщего порядка»
главную роль будут играть репрессивные методы.
Современный маоистский режим по ряду позиций
обнаруживает все большее сходство с гоминьдановским
режимом, существовавшим в Китае до победы революции
1949 года. Оно проявляется в стремлении к предельной
концентрации административной, партийной и военной
власти в руках узкого круга лиц, в первую очередь
председателя ЦК КПК. В условиях маоистского режима, как
и в гоминьдановском Китае, под видом «единого
руководства партии» осуществляется диктатура
военно-бюрократической группировки, узурпировавшей всю власть и
удерживающей ее методами открытого насилия.
Маоистский государственный аппарат, подобно гоминьдановско-
му, представляет собой построенную на бюрократической
централизации и иерархической подчиненности систему,
пронизанную духом недоверия и перекрестного контроля
одних органов за другими. Особое место в этой системе
занимает Военный совет ЦК КПК, аналогичный гоминь-
дановскому комитету по военным делам. Он поставлен
над другими органами партийно-административного
аппарата, ведает делами армии, флота, ВВС, народного
ополчения в масштабе всей страны, руководит военными
округами и через них (командующие или политкомиссары
возглавляют провинциальные «ревкомы») — местными
органами государственной власти. Иными словами, при
маоистской диктатуре, как и при гоминьдановском
режиме, действует всеохватывающий, всепроникающий
карательно-репрессивный аппарат.
По образу и подобию гоминьдановского режима мао-
исты организовали и систему тотальной слежки за насе-
173
лением страны. В КНР фактически восстановлена
использовавшаяся феодально-буржуазными властями система
круговой поруки — «баоцзя». Вместо прежних «стодво-
рок», «десятидворок» организованы «комитеты
населениям. В небольших группах (сяоцэу), на которые разбито
все китайское население, ведется проверка политической
лояльности каждого гражданина по отношению к
маоизму, осуществляется «промывание мозгов», выявляются
«враги».
Таким образом, укрепление и ужесточение
маоистского режима углубляет процесс перерождения народно-
демократического Китая в милитаристское государство,
основанное на подавлении конституционных прав и
свобод, насилии по отношению ко всему обществу.
Как уже подчеркивалось, решающее место на съезде
занимали вопросы борьбы против «четверки» и проблемы
формирования нового руководства партии.
Избранный XI съездом ЦК КПК по своему составу
несколько больше предыдущего: 201 член ЦК и 132
кандидата в члены ЦК (на X съезде соответственно 195 и
124). Состав ЦК обновился более чем на 40%, прежде
всего за счет исключения сторонников «четверки» и ввода
в основном военных, а также некоторой части
реабилитированных старых партийно-государственных кадров.
На первом пленуме нового ЦК КПК были
сформированы высшие органы партии. Избраны председатель,
четыре его заместителя, которые составляют Постоянный
комитет Политбюро, члены и кандидаты в члены
Политбюро.
В Политбюро избрано 11 новых членов, включая Дэн
Сяопина. В ЦК КПК вошло 123 военных. В состав
Политбюро впервые включены все оставшиеся в живых
(четверо из десяти) старые маршалы — Е Цзяньин, Лю
Бочэн, Сюй Сянцянь, Не Жунчжэнь. Кроме того, в
Политбюро вошли такие крупные и влиятельные
военачальники, также относящиеся к старшему поколению, как
Сюй Шию, Ли Дэшэн, Чэнь Силянь, Вэй Гоцин. В
Политбюро также избраны новый командующий ВВС Чжан
Тинфа и Пэн Чун, бывший заместитель Сюй Шию по
работе в Нанкине, занимавший посты третьего секретаря
Шанхайского парткома и политкомиссара Нанкинского
военного округа.
Таким образом, речь шла не просто об укреплении
военной группировки, а об усилении позиции старых
кадровых военных, в особенности группировки ЛюБочэна —
174
Дэн Сяопина, а также примыкающей к ней группы Сюй
Шию, которая, как известно, наиболее настойчиво
выступала за реабилитацию Дэн Сяопина. По сведениям
зарубежной печати, после низложения в апреле 1976 года
Дэн Сяопин находился длительное время под охраной
войск Кантонского военного округа, возглавляемого
нынешним членом Политбюро Сюй Шию. И, как
сообщается, после смерти Мао Цзэдуна Дэн Сяопин прибыл в
Пекин именно в сопровождении Сюй Шию.
Одновременно произошло определенное укрепление
позиции и Хуа Гофэна как главного лидера группы
выдвиженцев «культурной революции», опирающегося
прежде всего на органы безопасности и полиции, а
также на поддержку части провинциальных партийных
кадров, выдвинувшихся и закрепившихся также в ходе и
после «культурной революции». Видимо, за особые
заслуги в деле укрепления позиций Хуа Гофэна после
ареста «четверки» и за осуществление расправы над этой
группой пост заместителя председателя партии был
отдан Ван Дунсину. Сохранили свои позиции в Политбюро
и такие сторонники Хуа Гофэна, как У Дэ, Цзи Дэнкуй,
Чэнь Силянь, а также Чэнь Юнгуй, Ни Чжифу и Сай-
фуддин.
Обращает на себя внимание, что в состав высшего
пекинского руководства включен ряд опытных и
авторитетных государственных деятелей, в прошлом тесно
сотрудничавших и с Чжоу Эньлаем, и с Дэн Сяопином. Это
прежде всего заместитель премьера, бывший министр
нефтяной промышленности Юй Цюли; бывший
председатель комитета по внешнеэкономическим отношениям
Фан И; бывший заведующий отделом по
международным связям ЦК КПК, опытный дипломат и идеолог Гэн
Бао; заведующий отделом единого фронта ЦК КПК,
ведущий специалист по национальному вопросу в Китае, в
прошлом руководитель парткома Внутренней Монголии
Уланьфу; министр внешнеэкономических отношений
Чэнь Мухуа. Очевидно, что эти деятели способны
достаточно компетентно и эффективно осуществлять
внутренний и международный великодержавный
милитаристский курс Китая.
Особое внимание привлекало возвращение к
политической деятельности Дэн Сяопина, отстраненного от
власти по прямому указанию Мао Цзэдуна.
Если говорить о политическом кредо Дэн Сяопина, то
он рьяно выступает за ускоренную модернизацию эконо-
175
мики, обороны, науки, техники, с тем чтобы на этой
основе вывести Китай в разряд ведущих держав мира. Дэн
зарекомендовал себя как активный проводник велико-
державно-гегемонистской, антисоветской линии Мао
Цзэдуна в международных делах.
Он хорошо известен тем, что в течение длительного
времени занимался практическим осуществлением
антисоветской, националистической и гегемонистской линии
китайского руководства, неоднократно выступал с
резкими нападками на решения XX съезда КПСС и политику
Советского Союза. Дэн Сяопину принадлежит немалая
роль в «обосновании» раскольнической линии китайского
руководства в международном коммунистическом
движении. Именно он играл ведущую роль в атаках на
генеральную линию, совместно выработанную братскими
партиями на московском Совещании коммунистических
и рабочих партий 1960 года, и возглавлял делегацию
КПК на встрече делегаций ЦК КПСС и ЦК КПК летом
1963 года. Он — один из авторов пресловутых «25
пунктов» в «Предложении о генеральной линии
международного коммунистического движения», которые стали
платформой раскола и подрывной деятельности маоистов в
мировом революционном движении.
Именно Дэн, едва успев возвратиться к
политической деятельности после своей первой реабилитации в
1973 году, призывал на специальной сессии Генеральной
Ассамблеи ООН в апреле 1974 года к объединению всех
реакционных сил мира для борьбы против Советского
Союза, впервые обнародовал пресловутую маоцзэдунов-
скую теорию «трех миров».
Живучесть и стабильность нынешнего руководства в
определяющей степени зависит от взаимоотношений
между различными группами внутри Политбюро,
сформированного после XI съезда, и прежде всего от
взаимоотношений таких лиц, как Хуа Гофэн, Е Цзяньин, Дэн
Сяопин. С конца 1978 года, особенно после III пленума
ЦК КПК, происходит постепенное усиление позиций
группы Дэн Сяопина, но она вынуждена считаться с
мнением председателя ЦК КПК Хуа Гофэна, пользующегося
поддержкой группы влиятельных ветеранов партии во
главе с Е Цзяньином и Чэнь Юнем. Поэтому многие
решения пленума носят печать компромисса.
Уже сам состав нового ЦК и Политбюро
свидетельствовал о степени компромисса, достигнутого между
различными группировками пекинской верхушки, врзглав-
176
ляемыми соответственно Дэн Сяопином, Хуа Гофэном и
Е Цзяньином. Этот компромисс зиждился на
националистической, гегемонистской и антисоветской платформе
маоизма.
Само руководство отдавало себе отчет в
неизбежности новых схваток и перетасовок. Не случайны в этой
связи назойливые декларации «о продолжении
классовой борьбы», о том, что кампании, подобные
«культурной революции», будут повторяться много раз. В
докладе Е Цзяньина содержалась едва скрытая угроза, что
если появится новый «бандит» в высшем эшелоне власти,
который не будет считаться с «коллективным
руководством», станет «навязывать свою волю», то в отношении
него будет применен метод «культурной революции».
Дым от горячей схватки с «бандой четырех» еще не
рассеялся, а над Пекином уже бродит призрак новой
«банды», от которой нынешние лидеры пытаются
откреститься многократными заклинаниями и угрозами снова
выпустить «джинна» «культурной революции».
Что касается вопросов экономического развития
Китая, то на съезде об этом говорилось крайне мало и в
самой общей форме в связи с задачей превращения КНР
к концу этого столетия в «могучую державу».
Видимо, по этим вопросам еще не была выработана
единая точка зрения среди пекинского руководства.
О новой пятилетке; которая началась два года назад,
пока говорится лишь в будущем времени. Ныне на первом
плане «упорядочение экономики», восстановление
управления ею.
До сих пор никаких официальных данных об уровне
развития производства в Китае не публиковалось. В
области экономики, как и в других сферах, упор делается на
политические методы воздействия. Доклад Хуа Гофэна
не обошелся и без заявлений, носящих откровенно
волюнтаристский характер. В частности, снова делалась
ставка на «всесторонний скачок», как это было в конце
50-х годов, чтобы в 1980 году создать в Китае
«самостоятельную сравнительно целостную систему
промышленности и всего народного хозяйства». Ясно, что решить за
два года такой сложный вопрос было практически
невозможно.
Таким образом, если суммировать задачи, которые
были поставлены XI съездом по вопросам внутреннего
развития Китая, то можно сделать следующий вывод:
это был съезд в основе своей маоистский, съезд сведения
177
политических счетов, ужесточения
военно-бюрократического режима в Китае.
Принципы китайской внешней политики и задачи
КНР на международной арене, сформулированные в
докладе Хуа Гофэна на этом съезде, свидетельствовали
о том, что новое китайское руководство будет
продолжать прежний гегемонистский курс, враждебный
интересам социалистических стран, международного рабочего
и национально-освободительного движений, всех
прогрессивных сил, интересам мира во всем мире. Политика
Пекина после прихода к власти нового руководства
становится все более агрессивной и проимпериалистической,
все отчетливее раскрывается ее антисоциалистическая
сущность. Это особенно наглядно проявляется при
сопоставлении подходов китайского руководства к ряду
важнейших международных вопросов на X и XI
съездах кпк.
Пекинская верхушка обострила свой откровенно
поджигательский курс на провоцирование мировой войны.
Если в отчетном докладе X съезду КПК (август 1973 г.)
со ссылкой на Мао Цзэдуна отмечалось, что в
современном мире «опасность войны все еще существует.., однако
главной тенденцией в мире является революция» и что
при определенных условиях «войну возможно будет
предотвратить», то на XI съезде говорилось, что «нарастают
факторы войны» и что «схватка сверхдержав рано или
поздно приведет к войне»9, «никакому прочному миру не
быть»10, то есть прямо провозглашалась неизбежность
мировой войны.
Аналогичное смещение можно отметить и в подходе
китайского руководства к политике разрядки. На X
съезде признавался сам факт существования разрядки:
«разрядка — явление временное и поверхностное» (из
доклада Чжоу Эньлая), а на XI съезде слово разрядка уже
заключается в кавычки, дабы таким образом подчеркнуть,
что ее для китайских руководителей не существует11.
Видимо, исходя из неизбежности войны, Хуа Гофэн
оценил в своем выступлении на съезде нынешнюю
обстановку в мире как «исключительно благоприятную»12 в
отличие от просто «благоприятной», как о ней говорил
Чжоу Эньлай на X съезде.
Явно в стремлении приукрасить китайское
руководство в глазах мирового общественного мнения Хуа Гофэн
спешил заверить всех в «миролюбии» Пекина, в том, что
«мирной международной обстановки хочет и китайский
178
народ»13. Твердя о том, что войны хотят только
«сверхдержавы», которые будто бы неуклонно движутся к ней,
Хуа выдает истинный замысел провокационной политики
китайского руководства — столкнуть в прямом
противоборстве Советский Союз и США и погреть на этом руки.
В материалах XI съезда упоминаются «две
сверхдержавы», однако тут же откровенно заявляется, что
«главным врагом» является Советский Союз. Такое
утверждение с трибуны высшего партийного форума призвано
было облегчить смыкание Пекина с американскими и
другими империалистами во имя борьбы против СССР и
мирового социализма, за мировую гегемонию.
На X съезде США изображались как более слабый,
чем СССР, противник, якобы «идущий под гору, ко все
большему упадку». На XI съезде это было сделано в еще
более откровенно антисоветской форме: «Советский
социал-империализм наступает, а американский
империализм обороняется»14. Рисуя картину «наступательной
стратегии» Советского Союза, китайские руководители
явно подстрекали США усилить противоборство с СССР.
И Вашингтон откликнулся на подобные сигналы Пекина.
По сообщениям американской прессы, адмирал Замуолт,
посетивший КНР в июне — июле 1977 года, по
поручению Бжезинского сказал китайским лидерам, что
нынешняя американская администрация будет, если это
потребуется, «соперничать» с СССР, и дал понять, что она
готовится принять окончательное решение о снятии
запрета на поставку оружия Китаю.
Антисоветские положения, провозглашенные на
XI съезде КПК, кроме прочих причин несомненно имели
своей целью побудить Соединенные Штаты к скорейшей
нормализации отношений с Китаем. В результате визита
в страну госсекретаря США Вэнса сразу же после
завершения съезда стороны подтвердили взаимное
стремление к дальнейшему сближению.
Запад испытывал нескрываемое удовлетворение в
связи с высказанным на XI съезде намерением Пекина
развивать современные вооруженные силы. «В кулуарах
штаб-квартиры НАТО, — писала 24 августа 1977 г. «Дей-
ли телеграф», — испытывают облегчение в связи с этим
решением Китая. Хотя до сих пор и существуют
сложности в продаже Китаю оружия, многие военные
эксперты ссылаются на Пекин в частных разговорах как на
неофициального союзника НАТО».
В материалах XI съезда получила свое подтвержде-
179
ние и маоистская схема «трех миров»15, выдвинутая в
1974 году и служащая теоретическим обоснованием
блокирования китайского руководства с империализмом и
реакцией. Довольно подробное изложение в очередной
раз этой концепции на съезде КПК вызвано, видимо, не в
последнюю очередь той открытой и резкой критикой
албанского руководства в адрес Пекина, усиливавшей
разногласия в промаоистских организациях за рубежом.
Подтверждая верность концепции «трех миров»,
Пекин тем самым еще раз заявил о своем намерении и
дальше вести борьбу против единства социалистических
стран.
Таким образом, позиция нового китайского
руководства, изложенная на XI съезде КПК, свидетельствует о
том, что Пекин не только продолжает прежний
маоистский курс в международных делах, но и пошел
значительно правее, встав на путь открытого блокирования с
империализмом на антисоветской платформе,
отказавшись от тезиса «двух врагов».
После XI съезда КПК в Китае началась новая волна
восхваления маоизма, Мао Цзэдуна, его преемников.
В центре этой кампании стояла пропаганда «теории о
продолжении революции при диктатуре пролетариата».
Хуа Гофэн утверждал: «Самый великий вклад,
который председатель Мао Цзэдун внес в марксизм в период
социализма, составляет созданная им целостная теория о
продолжении революции при диктатуре пролетариата»16.
То же самое записано и в новом уставе КПК: «Основная
программа КПК на весь исторический период
социализма состоит в том, чтобы неуклонно продолжать
революцию при диктатуре пролетариата»17.
Сущность этой «теории» состоит в следующем:
— основой развития исторического процесса
объявляется не способ производства материальных благ, а
классовая борьба, оторванная от материальной
деятельности людей;
— классовая борьба рассматривается движущей
силой любой общественно-экономической формации, в том
числе и социалистической;
— классы определяются не по месту людей в
общественном производстве, а по идейному критерию —
отношению к «идеям Мао Цзэдуна» и маоистской политике;
— закономерности переходного периода от
капитализма к социализму отождествляются с
закономерностями социалистического общества;
180
— диктатура пролетариата сводится только к
насилию и разрушению; ее созидательная функция
игнорируется или затушевывается;
— между классовой борьбой и внутрипартийной
борьбой ставится знак равенства: несогласие
коммунистов с установками Мао Цзэдуна рассматривается как
проявление «классовой борьбы» в партии;
— постулируется, что вопрос «кто — кого» при
строительстве социализма решается не в сфере экономики, а
в сфере идеологии18;
— голословно утверждается, что коммунистическая
партия сама «порождает буржуазию», к которой
«относят» тех партийных руководителей, которые не согласны
с установками Мао Цзэдуна.
Следует отметить, что у самого Мао Цзэдуна не было
целостного изложения этой «теории».
Понятно, что маоистская «теория продолжения
революции при диктатуре пролетариата» ничего общего не
имеет с марксистско-ленинским учением о классах,
классовой борьбе и диктатуре пролетариата.
Итак, в качестве важнейшей задачи съезд выдвинул
осуществление «главного завета» Мао Цзэдуна —
«продолжение революции при диктатуре пролетариата». Это
можно расценивать так: хотя Хуа Гофэн и объявил о
завершении первой «культурной революции» и о
вступлении Китая «в новый период своего развития», однако
генеральный курс Мао Цзэдуна во всех областях
политической, экономической, социальной и культурной жизни
Китая будет в своей основе продолжен. Практические
действия нынешнего руководства КПК после XI съезда
КПК подтверждают этот вывод.
Пекинские лидеры не могли не отдавать себе отчет в
том, что многие аспекты политических кампаний,
проводившихся в последнее десятилетие, таких как
«культурная революция», «критика Линь Бяо и Конфуция»,
«изучение теории диктатуры пролетариата», «ограничение
буржуазного права» и т. д., оказали разлагающее
влияние на китайское общество. Чистки, репрессии, гонения
вызвали сильное недовольство во многих слоях
китайского народа. Все это сужало социальную базу
пекинского руководства, затрудняло выполнение задач,
которые ставили маоисты. Кризис маоизма вступил во
взрывоопасный период, спасти ситуацию можно было только
самыми радикальными методами, даже за счет
пересмотра некоторых постулатов Мао.
181
Хотя грызня в пекинском руководстве
концентрировалась в основном в верхах, однако она неизбежно
распространялась и на низы, вызывая столкновения не
только среди кадровых работников, но и в массах.
В этих условиях осуществление задачи превращения
Китая в мощную державу, о чем было объявлено на сессии
ВСНП в 1975 году, наталкивалось на непреодолимые
трудности.
Решения съезда требовали принятия решений по
государственной линии, чтобы сдвинуть процесс
стабилизации положения с мертвой точки. Как сообщило
агентство Синьхуа, 23—24 октября 1977 г. состоялось
заседание Постоянного комитета Всекитайского собрания
народных представителей КНР четвертого созыва. На
заседании выступил Хуа Гофэн с предложением о
досрочном созыве сессии ВСНП пятого созыва весной 1978
года. Было объявлено, что на предстоящей сессии будут
рассмотрены отчетный доклад о работе правительства и
доклад об изменениях в конституции КНР и внесении
изменений в конституцию, а также произведено избрание
нового состава Постоянного комитета ВСНП и
сформирован новый состав правительства — Госсовета КНР.
Что означал этот факт? Прежде всего он
свидетельствовал о том, что борьба против так называемой
«четверки» приобрела куда более сложный и глубокий
характер и затронула куда более широкий слой кадров
высшего и среднего звена, чем первоначально
предполагалось руководством КПК. Пекинские лидеры не могли
в рамках прежнего состава Всекитайского собрания
народных представителей «упорядочить» государственный
аппарат, так как большинство депутатов ВСНП
четвертого созыва так или иначе относились к числу
сторонников так называемой «банды четырех».
Аналогичная ситуация сложилась и на уровне
провинций, автономных районов. При этом Хуа Гофэн
признал, что в результате деятельности «антипартийной
клики Линь Бяо» и особенно «антипартийной
банды четырех» «плохие люди пробрались в
революционные комитеты провинций, городов и автономных
районов, а некоторые члены революционных комитетов
допустили серьезные ошибки в борьбе двух линий, но отказа-г
лись раскаяться». Он заявил, что «народные собрания в
провинциях, городах и автономных районах долгое
время не проводили свои сессии, а революционные комитеты
своевременно не переизбирались. Эти обстоятельства по-
182
мешали революционным комитетам играть отведенную
им роль»19. Чтобы упорядочить провинциальные ревкомы
и освободиться от сторонников «четверки», нынешние
руководители Пекина вынуждены пойти на роспуск всех
народных собраний и ревкомов провинций, автономных
районов и городов.
Перенос созыва сессии ВСНП на весну 1978 года
говорил о том, что новое пекинское руководство еще не
выработало единой позиции по многим кадровым
вопросам и по такой ведущей проблеме, как проблема
развития экономики. Не случайно, что в повестке дня
предстоящей сессии вопрос о новом пятилетнем плане даже
не упоминался.
Необходимо сказать о некоторых особенностях
внутриполитического положения в КНР после XI съезда
КПК. В ходе реализации решений этого съезда основные
усилия китайского руководства в области внутренней
политики направлялись на закрепление итогов чистки
«четверки», стабилизацию положения на местах,
упорядочение в области экономики, образования, просвещения
и культуры. Деятельность в этом направлении
рассматривалась как создание благоприятных предпосылок, для
осуществления так называемой программы четырех
модернизаций, сформулированной Чжоу Эньлаем и Дэн
Сяопином в 1975 году, — модернизации
промышленности, сельского хозяйства, обороны, науки и техники. При
этом не скрывалась великодержавная сущность и явно
милитаристская направленность указанной программы,
которая пропагандировалась в неразрывной связи с
тезисом о том, что «новая мировая война может вспыхнуть в
любой момент. Поэтому надо постоянно готовиться
к ней».
Внутриполитическое положение в КНР после
XI съезда КПК продолжало оставаться крайне сложным.
Хотя новое маоистское руководство благодаря съезду
несколько укрепило свое положение в партии и стране,
но уверенности в прочности положения оно не
испытывало. Выдвинутая Хуа Гофэном «стратегическая задача»,
используя борьбу против «четверки», «установить
всеобщий порядок» успеха не приносила.
Установлению порядка препятствовали прежде всего
отсутствие единства среди высшего руководства КПК,
организационный и идейный разброд в партии, подрыв
авторитета центральной власти, соперничество между
партийными и военными органами, нерешенность многих
183
кадровых вопросов, острые противоречия между центром
и местами, сложное экономическое положение, растущее
недовольство среди населения.
Положение в партии после XI съезда оставалось
тяжелым. Даже на съезде признавалось, что КПК
поражена «буржуазной фракционностью», в ней «наблюдается
идейная путаница, засоренность состава»,
«распространены очковтирательство, беспринципное лавирование и
политическая спекуляция». Официально отмечается
ухудшение «отношений партии с народными массами».
Подчеркивается, что в партии получили широкое хождение
«отрицание партийной дисциплины», «увлечение
буржуазной групповщиной, сектантством и анархизмом».
Впервые за многие годы китайское руководство
вынуждено было признать наличие нездорового разбухания
партии и засоренность ее социального состава. В
докладе Е Цзяньина было отмечено, что из 35 млн. человек,
составлявших к 1977 году численность КПК, половина
была принята во время «культурной революции» и
свыше 7 млн. — после X съезда.
Возлагая всю вину за развал партии на так
называемую «четверку», новое китайское руководство призывало
«навести порядок в партии», «как следует провести
упорядочение партийных рядов и партийного руководящего
состава всех ступеней», однако боялось открыто сказать,
как оно намерено добиваться всего этого.
О серьезности ситуации в партии и армии
свидетельствовал тот факт, что китайское руководство вынуждено
было со страниц официальных органов печати выдвинуть
призыв «вести решительную борьбу с произвольными
действиями, направленными на независимость от ЦК
партии», бороться против тех, кто «стремится стать выше
партии», «единолично решать важные вопросы».
В статье члена Политбюро ЦК КПК Сюй Сяньцяна
содержалось осуждение «некоторых людей», которые «не
смотрят на то, правильная эта линия или ложная, а идут
за теми, у кого больше власти». В китайской печати
признавалось, что после «культурной революции» на местах
приказы и указания вышестоящих органов
«перекраиваются на свой лад». «Некоторые считают возможным
торговаться, вместо того чтобы неукоснительно выполнять
приказы и распоряжения вышестоящих органов. Есть и
такие, которые под предлогом «сопротивления
ошибочному руководству» всеми правдами и неправдами
уклоняются от выполнения приказов и распоряжений»20..
184
По вопросам экономики, кроме общего лозунга
«четырех модернизаций», не выдвигалось цельной
долговременной политики. В статьях руководящих деятелей,
ведающих проблемами экономики, все чаще делался упор
на то, чтобы народнохозяйственные проблемы решались
путем использования прежде всего экономических
законов, усиления планирования, улучшения управления
производством, повышения дисциплины труда, внедрения
новой техники, упорядочения оплаты труда по принципу
«кто лучше работает, тот больше получает».
В целях ускорения нормализации работы
промышленности и сельского хозяйства и повышения
заинтересованности рабочих и крестьян в результатах своего
труда в китайской печати выдвигался призыв к активному
использованию хозрасчета, прибыли, а также к
улучшению оплаты труда.
О крайне сложном положении в экономике
свидетельствовало выступление 27 октября 1977 г. на заседании
Постоянного комитета ВСНП члена Политбюро,
заместителя премьера КНР Юй Цюли. Его выступление
дополнило довольно мрачную характеристику положения в
экономике, которая давалась китайской печатью. Юй
Цюли признал, что в минувшие несколько лет
«экономика страны находилась в положении полуплановости и
полуанархизма»21.
В качестве примера развала и дезорганизации
промышленности Юй Цюли ссылался на то, что «только в
последнее время начало налаживаться производство на
Аньшаньском металлургическом и Кайлуньском
угольном комбинатах». Как известно, эти предприятия
являются ведущими в соответствующих отраслях, производя
примерно треть продукции металлургической и угольной
промышленности всего Китая.
Вместе с тем Юй Цюли пытался создать
представление о «важном переломе» и «складывающейся
обстановке нового большого скачка», которые якобы обеспечены
в результате действий нынешнего руководства. В
подтверждение этого было сообщено, что выпуск валовой
промышленной продукции с января по сентябрь 1977
года возрос по сравнению с аналогичным периодом
прошлого года на 12%, а бюджетные доходы повысились на
7,8%, в то время как в прошлые годы планы по этой
статье не выполнялись. Если учесть слова китайских
руководителей о том, что в предыдущие годы наблюдался
спад производства, то приведенные Юй Цюли проценты
185
роста отнюдь не свидетельствуют о «ситуации нового
большого скачка».
Оказавшись перед острым политическим кризисом и
нарастанием недовольства среди трудящихся, пекинские
лидеры вынуждены были принимать срочные меры по
ослаблению напряженности в стране. Именно этим целям
служило их заявление о том, что с 1 октября 1977 г.
будет проведено «урегулирование» заработной платы,
которое коснется 46% рабочих и служащих. В печати не
говорилось о том, насколько будет поднята заработная
плата низкооплачиваемым категориям рабочих и
служащих. Впервые за многие годы китайское руководство
вынуждено было заговорить о «решении вопросов,
связанных с жизнью населения», в частности с улучшением
снабжения и жилищных условий, а также с оказанием
помощи «бедным коммунам и бригадам».
Необходимо учитывать при этом, что в Китае с
1960 года фактически не проводилось повышения
заработной платы трудящимся, прекратилось всякое
жилищное и культурно-бытовое строительство. Реальная
зарплата и жизненный уровень населения в Китае в
последние годы стали ниже, чем были в 1957—1958 годы.
По-прежнему сохраняется жесткая карточная система на
продовольствие и промышленные товары широкого
потребления, которая, судя по всему, не будет отменена в
ближайшее время.
Китайское руководство вынуждено было уделить
внимание налаживанию дел в области науки и техники,
полностью дезорганизованных «культурной революцией».
Была поставлена задача — «быстро возобновить работу
научно-исследовательских учреждений, внедрить в них
систему личной ответственности руководителей,
обеспечить условия для научных работников». «Поход за
модернизацию науки и техники» объявлен всенародной
задачей, без решения которой, как подчеркивается,
«невозможно обеспечить оборону страны, подготовку к войне»
и превратить Китай к концу нынешнего столетия в
могучую державу.
В связи с решением задач «четырех модернизаций»
китайское руководство было крайне встревожено общим
развалом не только в области науки и техники, но и в
системе среднего и высшего образования. Здесь,
пожалуй, еще более ощутимо, чем в экономике, сказываются
опустошительные последствия «культурной революции»,
в результате которой с 1966 по 1971 год фактически не
156
функционировали ни высшие, ни средние учебные
заведения, ни даже начальные школы. Однако и после
возобновления занятий срок обучения в институтах был
сокращен до 2—3 лет.
Страна недополучила несколько миллионов
специалистов высшей и средней квалификации. Одновременно
резко сократилась численность интеллигенции, которая
и без того составляла тончайшую «пленку» в китайском
обществе. Значительно возросло число неграмотных,
достигнув цифры 400 млн. человек (до «культурной
революции», в 1966 г., их было около ЗСО млн. человек).
Нынешние лидеры фактически возвращаются к той
системе среднего и выспего образования, которая
сложилась в КНР к концу 50-х годов и была создана с
помощью СССР. Восстанавливаются экзамены, вводятся
постоянные программы, создается трех- и
четырехгодичная аспирантура.
Ныне пекинское руководство вынуждено фактически
признать, что проводившаяся ранее политика в области
культуры и образования и особенно так называемая
«культурная революция» привели к полной
дезорганизации системы народного образования и культуры в
стране. Для характеристики ущерба, нанесенного
«культурной революцией», который списывается на «злодеяние
четверки», нынешнее китайское руководство взяло на
вооружение термин «потерянное десятилетие», то есть
фактически согласилось с оценкой, данной «культурной
революции» и ее последствиям в советской печати.
Новое руководство вынуждено было отмежеваться от
методов обращения с интеллигенцией, применявшихся в
период «культурной революции», назвав их «фашистской
диктатурой», а «революция в области образования» ныне
именуется «политикой оглупления народа».
Критикуется нигилистическое отношение к
национальному наследию и мировой культуре, говорится о за-
силии штампов и стереотипов в народном образовании,
в печатной и устной пропаганде и информации.
Усилия пекинских лидеров, пытающихся взвалить
вину за все это на «четверку» и обелить Мао Цзэдуна, вряд
ли увенчаются успехом, хотя, разумеется,
непосредственная причастность Цзян Цин ко многим «деяниям
культурной революции» несомненна. Китайская
интеллигенция едва ли забыла, что «протокол совещания по
литературно-художественной работе в армии» (1966 г.),
который стал программой погрома в сфере культуры, был
187
«трижды просмотрен, исправлен и утвержден лично
председателем Мао». Не забыты, конечно, и широко
пропагандировавшиеся в период «культурной революции»
призывы Мао о «нанесении ударов по местам скопления
интеллигенции», его заявления: «чем больше читаешь, тем
глупее становишься», «высшие учебные заведения и
школы — болото, кишащее черепахами и черными духами»,
требование Мао о сокращении сроков обучения и т. д.
Действия пекинского руководства во главе с Хуа
Гофэном в области культуры и образования носят
глубоко противоречивый и непоследовательный характер.
Отходя от ряда обанкротившихся установок «культурной
революции», нынешнее руководство Китая вместе с тем
призывает защищать и развивать «завоевания
культурной революции», провозглашает верность идеям Мао
Цзэдуна и его линии. Чтобы выйти из этого
противоречивого положения, китайская пропаганда акцентирует
внимание на тех высказываниях Мао, в которых в
позитивном плане подается развитие культуры и образования в
КНР, положительно оценивается роль интеллигенции в
строительстве страны. Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая
всячески стараются изобразить добрыми наставниками,
терпеливыми воспитателями в области культуры и
просвещения, а Хуа Гофэна — их верным последователем.
Все это сопровождается заявлениями о том, что
«интеллигенция — важная сила социалистической
революции», что «необходимо уважать преподавателей и
профессоров», что «умственный труд является необходимой
составной частью общественного труда».
Эта линия в пропаганде подкрепляется некоторыми
практическими шагами по реабилитации
дискредитированных в свое время видных деятелей китайской
культуры. В конце лета 1977 года реабилитированы Чжоу Ян,
Со Янь, посмертно восстановлено доброе имя видного
китайского драматурга Тянь Ханя, кинорежиссера Ян
Ханьшэна. Что касается Чжоу Яна, то он, как известно, в
свое время был ретивым проповедником маоистской
линии и выступал со многими антисоветскими заявлениями.
Пекинское руководство не делает секрета из
прагматического характера своего заигрывания с
интеллигенцией, вызванного тем, что без активного сотрудничества с
интеллигенцией невозможно осуществить амбициозные
планы превращения Китая в исторически короткий срок
в могущественное военно-промышленное государство.
Новый подход к интеллигенции привел к
определение
ному оживлению культурной жизни. Начали выходить в
свет работы видных китайских и зарубежных классиков
литературы, возобновлены постановки классических
китайских опер и драм, вновь выпущены на экраны фильмы
50-х и первой половины 60-х годов. Хотя и не без особого
умысла, китайское руководство разрешило выпустить
на экраны кинотеатров в дни 60-летия Великого Октября
десять советских фильмов 30-х годов, включая такие, как
«Октябрь», «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 году»,
«Как закалялась сталь», «Светлый путь», и др.
Несмотря на заявления о полезности разнообразия
жанров и форм в литературе, современная китайская
беллетристика и поэзия в основном подчинены политике
великодержавия и антисоветизма. Начиная с 1977 года
опубликовано немало литературных произведений,
основное содержание которых составили оголтелый
антисоветизм, «разглагольствования о реставрации
капитализма в СССР», «угроза с Севера», проливание
крокодиловых слез о «попавшем в беду советском народе»,
который якобы «с надеждой взирает на Пекин».
*
Таким образом, XI съезд КПК и последующее
развитие событий в Китае свидетельствуют об утверждении
маоизма в качестве идейно-политической платформы
пекинского руководства.
Глава VII
«УПОРЯДОЧЕНИЕ»
ВОЕННО-БЮРОКРАТИЧЕСКОГО
МАОИСТСКОГО РЕЖИМА
НАКАНУНЕ 30-ЛЕТИЯ КНР
Крупным шагом неомаоистского руководства
Китая по укреплению своих позиции в стране был созыв
в феврале — марте 1978 года первой после смерти Мао
сессии Всекитайского собрания народных
представителей.
Сессия ВСНП завершила начатый XI съездом КПК
процесс формирования высших партийных и
государственных органов после смерти Мао и ареста «четверки».
Сессия утвердила новую конституцию КНР. Созыву
ВСНП предшествовали сессии собраний народных
представителей в провинциях, а кое-где и провинциальные
партийные съезды. Была произведена значительная
перестановка партийных, государственных и военных
руководящих кадров в центре и на местах. Несколько
нормализовалось положение в народном хозяйстве, которое,
по признанию Хуа Гофэна, находилось в 1976 году «на
грани катастрофы»1. Хотя и не намного, но повышена
зарплата значительной части рабочих и служащих.
Наблюдалось оживление в сфере культуры. Принимались
меры по налаживанию деятельности научных
учреждений, учебных заведений.
Чтобы подчеркнуть значение сессии и провести
определенную грань между предстоящим периодом и
недавней историей (прежде всего «культурной революцией»),
на сессии было объявлено, что Китай вступил в «новый
этап».
Материалы сессии ВСНП свидетельствуют о
серьезных провалах и трудностях в развитии страны, вина за
которые возлагалась на «банду четырех». Однако эти
материалы не содержат серьезного анализа положения
190
дел и не называют действительных причин глубокого
кризиса, переживаемого страной.
Тот самый Хуа Гофэн, под руководством которого
разгонялись партийные организации в провинции Хунань
и который вместе с другими выдвиженцами «культурной
революции» принимал участие в травле партийных,
государственных, военных кадров и интеллигенции, теперь
обвинял «четверку» в том, что она в 1974—1976 годах
продолжала делать то же, что происходило несколькими
годами ранее — в разгар «культурной революции».
Оценка «культурной революции», ее политических и
экономических итогов по-прежнему является предметом
острых разногласий в китайской верхушке.
Нужно отметить, что китайские руководители в тех
случаях, когда они вынуждены считаться с фактами, по
существу, повторяли те оценки огромного ущерба,
нанесенного Китаю «культурной революцией», которые
давались этой контрреволюционной кампании в материалах
КПСС, в выступлениях Л. И. Брежнева на декабрьском
(1966 г.) Пленуме ЦК КПСС, на XXIV и XXV съездах
КПСС, последующих пленумах ЦК КПСС, в
выступлениях других советских руководителей, партийной и
научной печати СССР, ряда братских социалистических
стран. Но маоисты не были бы маоистами, если бы они
вели себя честно. Нынешнее руководство Пекина
всячески старается обелить главного виновника кризиса и
страданий китайского народа — Мао Цзэдуна, взваливая
всю вину за провалы внутренней и внешней политики на
«банду четырех», члены которой сами были лишь
исполнителями воли Мао и пешками в его интригах.
Словесная эквилибристика докладчиков на сессии
ВСНП, призывавших «укреплять и умножать великие
завоевания великой пролетарской культурной революции»,
которая была названа «первой»2 (а это подразумевает
«вторую», «третью» и т. д.), направлена на то, чтобы не
допустить критической переоценки политики Мао именно
того периода, с которым связано выдвижение многих
нынешних деятелей китайского руководства, прежде всего
самого Худ Гофэна. В докладах Хуа Гофэна и Е Цзиньи-
на, в новой конституции КНР и в пересмотренном гимне
КНР красной нитью проходит восхваление «идей Мао
Цзэдуна», которые именуются «руководящей
идеологией» Китая.
В качестве главной мобилизующей идеи на сессии
была подтверждена националистически трактуемая задача
191
превращения Китая к концу нынешнего столетия в
могучую державу, занимающую ведущее положение в мире
в области промышленности, сельского хозяйства,
военного дела, науки, техники и культуры (так называемая
программа «четырех модернизаций»), которая именуется
ныне «генеральной задачей нового периода».
Однако конкретное содержание принятого сессией
десятилетнего плана развития народного хозяйства КНР
на 1976—1985 годы так и не было оглашено. Названы
лишь отдельные показатели: намечается довести
производство стали в 1985 году до 60 млн. т (против примерно
23 млн. т в настоящее время), производство зерна — до
400 млн. т (против примерно 230—240 млн. т в 1977 г.)3.
На 1978—1985 годы планируется ежегодный прирост
валовой сельскохозяйственной продукции на 4—5%, а
промышленной— на 10%. Хуа Гофэн заявил, что намечено
начать и продолжить строительство 120 крупных
объектов, включая 10 крупных баз черной и 9 крупных баз
цветной металлургии, 8 крупных угольных баз, 10
крупных нефтегазовых промыслов, 30 крупных
электростанций, 6 железнодорожных магистралей и 5 больших
портов4. По его словам, к концу нынешнего столетия Китай
должен «достигнуть или превзойти передовой мировой
уровень по сбору основных видов сельскохозяйственных
культур с единицы площади, а по выпуску главных видов
промышленной продукции — приблизиться, догнать или
перегнать самые развитые капиталистические страны».
Выполнение этих планов Хуа Гофэн связал с
осуществлением в Китае нового «большого скачка», осудил тех,
кто «недооценивает благоприятные условия, страдает
неверием»5. В сентябре 1980 года Хуа Гофэн, выступая на
III сессии ВСНП, вынужден был признать, что этот план
был составлен без учета реальных возможностей страны
и «к нему не стоит возвращаться», хотя сама
«генеральная задача» сохраняется, но пока не конкретизируется.
Если исходить из состояния народного хозяйства КНР
на 1978 год, то нарастить за 8 лет мощности по
производству качественной стали на 30 с лишним млн. т вряд ли
удастся. Главными лимитирующими факторами
являются слабость промышленной базы КНР, в том
числе энергетики и горнорудной промышленности,
ограниченность средств для капитальных вложений,
техническая отсталость и острая нехватка квалифицированных
кадров.
Ясно, что сама по себе задача модернизации Китая,
192
то есть преодоление экономической и культурной
отсталости, развитие на современной технической базе
промышленности, сельского хозяйства, осуществление
подлинной культурной революции, ликвидация
неграмотности сотен миллионов людей и подготовка
интеллигенции, служащей народу, несомненно является
первостепенным общенациональным делом китайского народа.
Она отвечает объективным потребностям развития
страны. Однако трактовка лозунга «четырех модернизаций»,
который провозглашают пекинские правители, его
шовинистическая милитаристская интерпретация
свидетельствуют о том, что китайские руководители остаются в
плену маоистского волюнтаризма и их мало интересуют
такие проблемы, как действительное, всестороннее
повышение материального и культурного уровня китайского
народа.
В целом экономические установки, обнародованные
на сессии ВСНП, сохраняют маоистскую
направленность. Сессия подтвердила такие маоистские
волюнтаристские установки, как «политика — командная сила»,
«соединение промышленности и сельского хозяйства» (по
образцу дацинских нефтепромыслов, основывающих
свое производство на самообеспечении), «опора на
собственные силы» и т. д., хотя Хуа Гофэн и признал, что
дальнейшее экономическое развитие КНР невозможно
без ликвидации научно-технической отсталости Китая,
усиления планового начала в управлении экономикой,
устранения уравниловки, вплоть до восстановления
премий и сдельщины в качестве «вспомогательной» оплаты
труда.
На сессии признавалось существование большой
путаницы в вопросах экономической политики. Хуа Гофэн
заявил, в частности, что «мы еще недостаточно
разбираемся во многих вопросах экономического строительства»,
«область современного производства и строительства во
многом остается для нас царством непознанной
необходимости»6.
Оценивая по существу обозначившуюся на сессии
ВСНП корректировку некоторых подходов китайского
руководства к вопросам народного хозяйства, нельзя не
отметить, что она вовсе не означает изменений конечных
целей и политической линии, выдвинутых Мао Цзэдуном.
Лозунг «четырех модернизаций» сохраняет неизменной
маоистскую установку на то, чтобы экономическое
развитие служило наращиванию прежде всего военной мо-
7—648
193
щи Китая, достижению Китаем положения
«сверхдержавы», а не удовлетворению материальных и духовных
потребностей народа.
Сессия ВСНП повторила основные положения
XI съезда КПК. В качестве «первостепенной» задачи на
ближайшие три года выдвигается «доведение до конца»
борьбы и критики «четверки» и ее сторонников, а также
других «классовых врагов» с целью установления
«всеобщего порядка в стране»7. Дальнейшее проведение
чисток и репрессий, подкрепленное ссылками на
маоистское «учение о продолжении революции при диктатуре
пролетариата», зафиксировано в новой конституции
КНР, которая предусматривает «усиление...
государственной машины и диктатуры в отношении врагов»8.
По заявлению Е Цзяньина на сессии, число граждан
КНР, которых маоисты относят к разряду «классовых
врагов», насчитывает 5% населения страны, то есть
свыше 40 млн. человек.
Во время работы сессии ВСНП состоялись заседания
разогнанного во время «культурной революции» органа
«единого фронта» — Всекитайского комитета Народного
политического консультативного совета Китая.
Восстановление деятельности этой организации направлено на
то, чтобы расширить социальную базу режима и,
действуя по установке Мао, «объединить все силы, которые
можно объединить».
На сессии ВСНП были внесены существенные
поправки в конституцию КНР 1975 года. В основе ее
нового варианта остались главные положения конституции
1975 года с использованием отдельных формулировок
конституции 1954 года. В новом основном законе КНР
по-прежнему фиксируется верность «идеям Мао Цзэду-
на», говорится о необходимости «всегда высоко держать
и решительно защищать великое знамя председателя
Мао Цзэдуна»9.
Изменения, внесенные в конституцию, по существу,
говорят лишь о том, что китайские лидеры стремятся
прикрыть демократической и социалистической
фразеологией антидемократическую сущность режима,
созданного в результате «культурной революции», а также
упорядочить механизм функционирования этого режима.
В этих целях в конституции расширены разделы о
прерогативах центральных и местных органов власти,
восстановлена прокуратура, на словах говорится о
необходимости «соблюдать социалистическую законность», а также
194
наказывать за «посягательства на права народа». Более
расширенно изложены положения о правах и
обязанностях граждан и об автономии национальных меньшинств.
Представляя сессии проект измененной конституции,
Е Цзяньин рекомендовал проводить «демократию»
подобно тому, как она осуществляется в приказном
порядке в армейских ротах. При этом он подчеркнул, что
конституция предусматривает обеспечение «железной
дисциплины» в китайском обществе и предостерег против
увлечения «большой демократией»10.
Как и в конституции 1975 года, в новом основном
законе вновь зафиксирована линия на осуществление
«четырех модернизаций». Более конкретно излагаются
вопросы, связанные с организацией общественного
производства и системой стимулирования трудовой активности.
Конституция закрепляет внешнеполитический курс
пекинского руководства, основанный на маоистской
«теории трех миров». По своей антисоветской
направленности она идет даже дальше конституции 1975 года.
«Социал-империализм», под которым подразумевается
Советский Союз, поставлен теперь в качестве врага на первое
место перед «империализмом», то есть США. Таким,
образом, законодательно закреплено положение о СССР
как «главном враге Китая». В основном законе КНР
провозглашена установка на создание «широчайшего
международного единого фронта», направленного против
Советского Союза. Сохранен провокационный призыв
защищать страну от «агрессии со стороны
социал-империализма, империализма и их приспешников»11. В целом
же внешнеполитический курс КНР, подтвержденный
XI съездом КПК и законодательно закрепленный теперь
в конституции, остался неизменным — поджигательским,
антисоциалистическим и гегемонистским.
Китайское руководство, сохранив гегемонистские
стратегические задачи маоизма, поставило во главу угла
работы сессии «наведение порядка» в стране,
оздоровление экономики. Отсюда вытекает, что намеченное
развитие народного хозяйства и ускоренная модернизация
армии имеют целью создание более прочной экономической
и военной базы для осуществления великодержавной
политики Пекина. Одной из главных задач сессии было
укрепление существующего режима, созданного в
результате «культурной революции» и придания ему более
респектабельного, демократического вида. Новое китайское
руководство стремится укрепить свой авторитет, отвлечь
7*
195
внимание народа от трудностей и лишений, расширить
социальную базу режима.
Неомаоистское руководство Пекина решениями
XI съезда КПК и последней сессии ВСНП закрепило
маоизм в качестве идейно-политической платформы
партии и государства.
Итоги сессии ВСНП и предшествовавших ей
провинциальных собраний народных представителей
свидетельствовали о весьма широких масштабах чистки партийных
и государственных органов от сторонников «группировки
четырех», которая уже тогда развертывалась в стране.
В правительстве КНР, например, из 29 министров и
председателей государственных комитетов, назначенных в
1975 году, свои посты после сессии сохранили лишь 8
человек. Министерские кресла заняли в основном
представители тех кругов, которые приняли активное участие в
смещении «четверки» и в кампании по борьбе с нею.
По-прежнему сохранялось доминирующее влияние
китайской армии на все звенья государственной власти.
Так, на сессии ВСНП депутатская группа военных была
самой многочисленной: 503 человека против 100 с
небольшим на предыдущей сессии в 1964 году. Весьма
характерно, что многие видные политические деятели (Дэн
Сяопин и др.), занимающие посты в армии по
совместительству, предпочли быть на сессии в качестве депутатов
от армии.
Состав нынешнего китайского руководства
свидетельствует о том, что оно сформировано в результате
компромисса между ведущими группировками. Это никак не
могло не свидетельствовать о «сплоченности» и
«единстве», о которых многократно заявлялось и на XI съезде,
и на сессии ВСНП. Выдвижение в качестве
«первостепенного дела» в настоящее время и на ближайший
период задачи доведения до конца кампании критики и
разоблачения «группировки четырех» и ее сторонников
говорит о продолжающейся борьбе на различных уровнях
партийной, государственной и военной структуры. В
китайских руководящих кругах имеются серьезные
разногласия по кадровым вопросам. Показателем этого
являются продолжающиеся выступления печати против
всевозможных «флюгеров», «скользких людей», «сотрясате-
лей» и «зажимщиков», сотрудничавших в прошлом с
«четверкой» и все еще сохраняющих свои посты, в том
числе и в высшем руководстве.
Положение в пекинской верхушке весной 1978 года
196
свидетельствовало о продолжавшейся перегруппировке
сил. Борьба между различными кланами далеко не
закончилась, и это обстоятельство являлось одной из
главных причин нестабильности политической обстановки в
стране.
Все группировки тем не менее сходятся в одном — их
объединяет обшая великодержавная платформа
создания к концу XX века «могучего Китая», хотя, как уже
отмечалось выше, между ними имеются весьма
существенные расхождения по вопросам о методах достижения
этой цели, а также в оценке значения деятельности Мао
Цзэдуна, «культурной революции» и т. д.
После XI съезда КПК и 1 сессии ВСНП пятого созыва
по-прежнему наиболее острой проблемой оставалась
чистка партии, административно-хозяйственного и
военного аппарата, а также реабилитация многих десятков
миллионов жертв «культурной революции». Вокруг
«повторного рассмотрения дел» (выявления и разоблачения
сторонников «четверки»), а также реабилитации и
восстановления на руководящих постах кадров,
репрессированных во время «культурной революции», шла
настоящая острая борьба на всех уровнях. Выдвиженцы
«культурной революции», а их, по некоторым подсчетам, среди
кадрового звена насчитывается свыше 6 млн. человек,
были весьма обеспокоены своим будущим, в то время
как «старые кадры» проявляли весьма настойчивое
намерение «свести счеты» с теми, кто организовывал
травлю и репрессировал их12.
Поэтому политическая кампания борьбы со
сторонниками «четверки» развивается неравномерно. Этап
борьбы, начатый с начала 1978 года, который именовался
«третьей битвой», явно затягивался. Китайские газеты
ежедневно повторяли, что кампания идет с перебоями,
многозначительно намекая на то, что существуют
влиятельные люди, всячески препятствующие ее углублению.
Призывы к полной ликвидации «фракционной системы
„четверки"» явно не находили достаточной поддержки на
местах. Многие руководители как в центре, так и на
периферии опасались дальнейших разоблачений их
политического прошлого, что могло бы повлиять на их
положение и карьеру. Китайская печать изо дня в день
выступала с призывами «убирать всех, кто не желает раскаяться,
признать свои ошибки и исправиться».
Хотя Хуа Гофэн с трибуны сессии ВСНП заявил, что
чистка и проверка сторонников «четверки» в основном
197
«победоносно завершена», тем не менее некоторые
китайские руководители из числа сторонников Дэн Сяопина, а
также средства информации и пропаганды, находящиеся
в их руках, вновь и вновь подчеркивали, что «доведение
до конца» борьбы по разоблачению «банды четырех» по-
прежнему остается одной из главных задач, причем на
нынешнем этапе она должна сочетаться с кампанией
«нанесения решительного удара» по коррупции,
казнокрадству, спекуляции, «за разгром наступления
капиталистических сил в городе и деревне».
В идейно-политической жизни Китая после XI съезда
КПК и I сессии ВСНП пятого созыва (1978 г.)
продолжал сохраняться двойственный подход к «идеям Мао
Цзэдуна». С одной стороны, руководство Пекина
канонизировало Мао и основные его идеи, а с другой — все
чаще раздавались голоса, выступавшие против
абсолютизации «идей Мао». Сторонники второго подхода
утверждали, что установки Мао были правильны в
исторических условиях прошлого, но сегодня из них нужно
брать только то, что соответствует решению насущных
задач. Политическое значение такого употребления
«идей Мао» состоит в том, что определенные круги в
пекинском руководстве все отчетливее начинают понимать
трудности использования «идей Мао» в их изначальном
виде для обоснования тех задач, которые были
выдвинуты на XI съезде КПК и сессии ВСНП, и особенно для
обоснования методов, к которым прибегает новое
китайское руководство в целях выполнения этих задач.
Сторонников этой точки зрения в Китае назвали «подруба-
телями знамени», имея в виду прежний лозунг «высоко
держать знамя идей Мао Цзэдуна». К новым методам
относятся, в частности, такие, как оплата по труду,
изменение отношения к интеллигенции, соблюдение
законности, материальная заинтересованность трудящихся
и т. д.
Одако в Китае не менее сильны позиции тех, кто
выступает за сохранение в «чистоте и неприкосновенности»
всего комплекса «идей Мао», осуществление их на
практике. Сами себя они именуют «вздымателями знамени»
идей Мао. Разногласия между сторонниками этих двух
подходов к идейно-политическому наследию Мао также
накладывали свой отпечаток на внутреннюю жизнь
страны.
В китайском руководстве высказывалась крайняя
обеспокоенность по поводу обстановки в партии и ее
198
руководящих органах. Отмечалось, что КПК пока не
представляет собой целостного организма, она
подвержена идейно-политической неразберихе, раздирается
фракционностью, местничеством и анархизмом. Хотя еще на
XI съезде было признано, что в партии произошло
«нездоровое разбухание», и была поставлена задача
форсированного «упорядочения», однако эта проблема все еще
далека от решения. После смерти Мао Цзэдуна в
партийных органах на уровне провинций были сняты со
своих постов или понижены в должности свыше двух
третей руководящих кадров. В ходе чисток и
«упорядочений» были подвергнуты репрессиям за связь с
«четверкой» даже члены ЦК КПК нового состава, избранные
на XI съезде партии.
Развернувшаяся в стране чистка затронула и армию.
Б 1978 году началась широкая кампания «упорядочения»
в армии. Свое первое заседание Постоянный комитет
ВСНП нового состава в марте 1978 года посвятил
решению военных вопросов, удлинив сроки воинской службы.
Был опубликован целый ряд решений Военного совета
ЦК КПК, касающихся армии, в том числе об усилении
«организованности и дисциплины», о работе военных
академий и военных учебных заведений, об «усилении
политического воспитания и боевой подготовки» и т. д.
Значительную роль в наведении «порядка» в армии
было призвано сыграть всекитайское совещание по
политической работе в НОАК, состоявшееся в мае — июне
1978 года. На этом совещании с «важными речами»
выступили Хуа Гофэн, Е Цзяньин и Дэн Сяопин.
Выступления китайских лидеров вновь продемонстрировали
значительные расхождения взглядов в отношении той роли,
которую они хотели бы придать китайской армии. Если
Хуа Гофэн ратовал за то, чтобы армия по-прежнему
оставалась ведущей политической силой и опорой
руководства партией и государства, а Е Цзяньин настаивал на
сохранении тех порядков в армии, которые были
установлены при Мао Цзэдуне, то Дэн Сяопин основной акцент
сделал на необходимости модернизации армии,
превращения ее в профессиональную силу. Совещание
показало, что и в китайской армии сохраняется весьма сложная
ситуация и целый ряд острых противоречий. Однако все
три китайских лидера были едины в одном — всю
работу в армии, в том числе и политическую, необходимо
проводить так, чтобы воспитать НОАК в духе враждебности
к Советскому Союзу и другим социалистическим стра-
199
нам. Красной чертой через все совещание проходил
клеветнический тезис об СССР, «как главном враге» Китая.
Совещание по политической работе в армии, если
судить по содержанию речей на нем высших
представителей китайского руководства, вышло за первоначально
намеченные рамки и вылилось в плохо прикрытую
дискуссию по широкому кругу вопросов, разделяющих
пекинских лидеров. Несмотря на призывы Хуа Гофэна к
необходимости «сохранять единство», следовать курсу
«взаимной поддержки и дружбы в руководстве», на
совещании по целому ряду вопросов мнения разошлись со
всей очевидностью. В их числе был и такой важный
вопрос, как отношение к наследию Мао. Из материалов,
появившихся в печати, видно, что весьма влиятельная
группировка в китайском руководстве выступила за то,
чтобы «перетолковать» идеи Мао применительно к
сегодняшней практике, оставляя из них то, что
соответствует текущему моменту. Вновь был поставлен вопрос о
новой оценке «культурной революции», что не могло не
затрагивать как авторитета Мао Цзэдуна, так и положения
большой группы высших кадровых работников.
Несмотря на определенные трудности, с которыми
сталкивается китайское руководство в борьбе за влияние
в армии, следует отметить, что военные полностью
сохранили свои позиции в органах власти на местах. Хотя
чистка в армии и продолжается, однако китайское
руководство пока что опасается поднимать ее на уровень
выше батальонов и полков. Главным участком нынешнего
«упорядочения» является командный и политический
состав, выдвинувшийся на руководящие должности в годы
«культурной революции». Как явствует из публикаций
китайской печати, «упорядочение» в армии проходит с
большими трудностями, вызывает недовольство и
внутреннюю борьбу, что в свою очередь создает новые
проблемы для нынешнего руководства.
Отличительной чертой политической практики
пекинского руководства в 1978 году было стремление сочетать
демонстрацию верности линии Мао Цзэдуна с
осуществлением на практике прагматической линии Чжоу Эньлая.
В Китае нарастала кампания прославления Чжоу
Эньлая. Главная идея, которая пронизывала эту кампанию,
состояла в том, чтобы показать: Мао и Чжоу —
неразделимы. Прославление Чжоу велось таким образом, чтобы
изобразить его прежде всего как верного ученика,
образцового помощника «великого кормчего», убежденного
200
проводника и правильного толкователя его идей,
творческого исполнителя всех замыслов и начинаний Мао —
будь то период до образования КНР или же
злополучный «большой скачок», годы «урегулирования» или
«культурная революция» и борьба против
международного коммунистического движения под флагом «борьбы
с ревизионизмом» и т. д. Китайскому народу и мировой
общественности всячески внушалась мысль, что у Мао и
Чжоу не только никогда не было ни малейших
расхождений, но они на протяжении всей жизни были
стопроцентными единомышленниками.
Связывая воедино Мао и Чжоу, враждебное
отношение к которому со стороны «четверки» не вызывает
сомнений в Китае, новое китайское руководство стремилось
еще более отделить Мао Цзэдуна от Цзян Цин и ее
единомышленников. Далеко не последнюю, если не
первую, роль в восхвалении Чжоу играло стремление
определенных руководящих деятелей Пекина показать
исключительную важность единства верхних эшелонов
власти ради «высших интересов нации».
Вся эта кампания убедительно опровергала
надуманный тезис приукрашателей политики Пекина на Западе
о так называемой постепенной демаоизации в стране,
якобы осуществляемой китайским руководством. Если
бы они действительно были намерены произвести
переоценку ценностей, то это неизбежно должно было бы
коснуться прежде всего стратегических установок Мао
Цзэдуна, его политических целей в области внешней
политики. А этого нет и в помине. Наблюдалось лишь
перетолкование отдельных положений, вредящих самому
маоизму. А главные установки Мао оставались и
остаются неизменными.
По сути дела, в Китае происходил и происходит
двоякий процесс: с одной стороны, усиливается маскировка
маоизма под марксизм-ленинизм, идет его подчистка и
корректировка, а с другой — националистические
установки маоизма еще теснее увязываются с многовековыми
традициями великоханьского шовинизма. И этот процесс
означает четкое оформление маоизма в
социал-шовинизм, то есть идеологию, прикрывающую
шовинистические цели социалистическими лозунгами, марксистской
фразеологией, активно эксплуатирующую авторитет
социализма среди масс китайского народа.
201
*
К осени 1978 года общая политическая атмосфера в
Китае вновь начала быстро накаляться. Резко
обострилась борьба в руководстве между группировкой
реабилитированных кадров во главе с Дэн Сяопином и
выдвиженцами «культурной революции». Обстановка
усугублялась тем, что честолюбивые планы «четырех
модернизаций» и «нового большого скачка» начали трещать по
всем швам, едва лишь были провозглашены. Именно в
такой обстановке политической нестабильности был
проведен в декабре 1978 года III пленум ЦК КПК, а затем
летом 1979 года II сессия ВСНП пятого созыва.
За два с половиной года деятельности послемаоцзэ-
дуновского руководства в Китае, несмотря на некоторый
рост промышленного и сельскохозяйственного
производства, негативные последствия маоистских методов
хозяйства, насаждавшихся с 1958 года, не были преодолены.
Более того, диспропорции в народном хозяйстве стали
еще острее в результате авантюристических попыток
форсировать в 1977—1978 годах осуществление
программы «четырех модернизаций» без создания необходимых
экономических предпосылок, при игнорировании
социальных проблем. Китайская агрессия против
Вьетнама подчеркнула экономическую и военную слабость
КНР.
В совокупности волюнтаризм во внутренней политике
и авантюризм во внешней ухудшили и без того тяжелое
положение в экономике. Усилилась инфляция. Дефицит
в бюджете за 1979 год достиг небывалой для КНР
цифры—17 млрд. юаней. Резко подскочили цены.
В этих условиях китайское руководство было
вынуждено пересмотреть планы развития страны, принятые
весной 1978 года. Этим целям и были посвящены III
пленум ЦК КПК, а также расширенное «рабочее совещание
в ЦК» в марте — апреле 1979 года. Первоначальный
вариант «четырех модернизаций» был охарактеризован как
явное «забегание вперед». Выступая на совещании в ЦК
КПК, заместитель председателя ЦК партии, заместитель
премьера Ли Сяньнянь нарисовал мрачную картину
положения в стране. Китаю, говорил он, грозит
экономический кризис, более 20 млн. работоспособных людей в
городах, прежде всего молодежи, не имеют работы. Свыше
100 млн. человек систематически недоедают. «Люди
недовольны», — подчеркнул Ли Сяньнянь.
202
Тогда же зашла речь о линии на «урегулирование»,
о перестройке и упорядочении народного хозяйства с
целью ликвидировать возраставшие диспропорции.
Были произведены изменения в приоритетах развития
экономики. Если на прошлой сессии ВСНП говорилось о
необходимости «делать упор на производство стали как на
решающее звено», «поднять еще выше ведущую роль
индустрии», то теперь последовательность была иная:
сельское хозяйство, легкая промышленность, а затем уже
тяжелая промышленность и капитальное строительство,
при этом делался крен на резкое снижение объема
строительства13.
В «урегулирование» были включены меры по
«смягчению социальной напряженности» в стране, фактически
полностью обойденные на предыдущей сессии ВСНП.
Недовольство трудящихся, волнения среди молодежи,
рост безработицы уже нельзя было замалчивать,
поскольку они усиливали дестабилизацию политической
обстановки в стране, сказывались на трудовой
активности рабочих и крестьян.
II сессия ВСНП (18 июня— 1 июля 1979 г.) была
созвана в обстановке, когда амбициозная программа
«четырех модернизаций», обнародованная в начале 1978
года на I сессии ВСНП, столкнулась со значительными
трудностями. В китайском руководстве продолжалась
борьба за власть, обострились разногласия по вопросам
о путях и методах экономического строительства, по
другим вопросам внутренней политики. Усилились
проявления недовольства среди народных масс, что нашло
отражение в развернувшейся с конца 1978 года
«кампании дацзыбао» с критикой некоторых аспектов
внутренней политики китайского руководства.
Сессия законодательно оформила решение III
пленума ЦК КПК о «переносе центра тяжести всей работы на
осуществление модернизации». Что касается классовой
борьбы, то о ней было сказано, что она не является
актуальной в китайском обществе и что «высшая
политическая задача» состоит в содействии экономическому и
техническому развитию КНР. Материалы сессии говорят
о том, что китайское руководство пришло к решению: не
отказываясь от стратегических целей своей
великодержавной программы, принять вместе с тем ряд срочных
мер по урегулированию экономики и улучшению
положения населения. Таким образом, сессия уделила главное
внимание проблемам внутреннего развития Китая.
203
Сессия заслушала доклады премьера Госсовета КНР
Хуа Гофэна о работе правительства, председателя
Госплана Юй Цюли о выполнении народнохозяйственного
плана за 1978 год и проекте плана на 1979 год, министра
финансов Чжан Цзиньфу о выполнении
государственного бюджета в 1978 году и проекте бюджета на 1979 год.
Были пересмотрены некоторые статьи конституции КНР,
касающиеся порядка формирования государственных
органов, положения и функций местных органов власти,
принят ряд законов, в том числе об уголовном и
уголовно-процессуальном кодексах, которых в КНР до тех пор
не было.
Наиболее существенные изменения внесены в область
народнохозяйственного развития. Китайское руководство
фактически признало нереальность выдвинутого 16
месяцев назад на I сессии ВСНП пятого созыва десятилетнего
плана развития КНР (1976—1985 гг.) и объявило курс
на «урегулирование, преобразование, упорядочение и
повышение уровня народного хозяйства» в 1979—
1981 годах. Как заявил Хуа Гофэн, причины этого
поворота состоят в том, что, во-первых, не удалось
преодолеть «серьезные последствия подрывной деятельности
Линь Бяо и банды четырех» и, во-вторых, некоторые
принятые ранее меры «не были достаточно разумными».
Минувший двухлетний период «восстановления»
народного хозяйства дополняется трехлеткой
«урегулирования» экономики, подорванной «культурной
революцией»14.
В ходе этого «урегулирования», которое стали
называть также «периодом экономической перестройки»,
наряду с экстренными мерами по преодолению трудностей,
наведению элементарного порядка в стране и
обеспечению некоторых нужд населения предполагается
устранить «серьезные нарушения пропорций в народном
хозяйстве», прежде всего преодолеть отставание
сельскохозяйственного производства, ускорить развитие легкой
промышленности, укрепить такие «слабые звенья», как
энергетика и транспорт. Резко сокращается число строек,
закрываются нерентабельные предприятия. В связи с
этим в государственном бюджете удельный вес
капиталовложений в тяжелую промышленность уменьшен с
54,7% в 1978 году до 46,8% в 1979 году, доля
ассигнований в сельское хозяйство увеличена с 10 до 14% и в
легкую промышленность с 5,4 до 5,8%. Намечается
провести «хозяйственную реформу» и «реорганизовать
204
структуру управления» в целях усиления
самостоятельности предприятий и экономических методов воздействия
на их деятельность, укрепить систему единоначалия 15.
Сессия учредила новый орган —
финансово-экономический комитет при Госсовете КНР, в задачу которого
входит «усиление единого руководства
финансово-экономической работой». Его председателем стал Чэнь Юнь,
заместителем — Ли Сяньнянь (оба являются
заместителями председателя ЦК КПК). Назначены три новых
заместителя премьера Госсовета: Чэнь Юнь, Бо Ибо, Яо
Илинь — все они стояли в свое время у руководства
экономикой страны.
В своем докладе на сессии Хуа Гофэн констатировал
серьезные трудности в народном хозяйстве. 24%
государственных промышленных предприятий работает
убыточно; 43% всей промышленной продукции по своему
качеству ниже уровня, который достигался прежде; на
производство 55% продукции затрачивается больше сырья
и полуфабрикатов, чем раньше16.
Вместе с тем Хуа Гофэн пытался создать розовую
картину «оздоровления» народного хозяйства. Было
заявлено, что валовой сбор зерна в 1978 году составил
304 млн. г, производство стали — почти 32 млн. т,
каменного угля — 618 млн. г, добыча нефти—104 млн. т
и т. д.17 Однако, по оценке советских и зарубежных
экспертов, многие из этих показателей значительно
завышены. Некоторые из них не сходятся и с
опубликованными ранее китайскими официальными данными. Цифры
добычи угля, например, завышены на 70 млн. т.
Необходимо учитывать и то, что даже по китайским
сообщениям из 618 млн. т угля 276 млн., то есть почти половина,
получены на мелких шахтах. Это, как правило,
низкосортный и низкокалорийный уголь, который не входит в
сферу единого государственного распределения. В общую
сумму зерновых включены (в пересчете) соевые бобы, а
также батат и картофель, собственно на зерно
приходится лишь 230—240 млн. т., из которых товарный хлеб
составляет около 60 млн. т.
Увеличение производства за последние два года в
основном шло за счет более полной загрузки имевшихся
мощностей, а также использования некоторых других
резервов (упорядочение руководства предприятиями,
более эффективное маневрирование рабочей силой и т. д.).
Плановые задания на 1979 год показали, что
возможности увеличения производства на действующих мощностях
205
при нынешнем техническом уровне почти полностью
исчерпаны. В основном этим объясняется намечаемое
сокращение в 2—3 раза темпов роста некоторых видов
промышленной продукции и сохранение производства
стали, угля и нефти лишь на уровне предыдущих лет.
Новым элементом хозяйственной политики Пекина
является ставка на помощь империалистических стран,
импорт зарубежной технологии и оборудования. Сессия
ВСНП приняла закон о создании совместных
предприятий на основе китайских и иностранных
капиталовложений, последствия чего могут проявиться в том, что Китай
окажется в прямой экономической зависимости от
Запада.
В настоящее время общий объем промышленного
производства в Китае соответствует примерно 40%
уровня СССР. В расчете же на душу населения объем
промышленного производства КНР составляет около 10%
уровня СССР, а сельскохозяйственного производства —
30%. Национальный доход КНР, определенный на
основе данных ГСУ КНР и сведений, представленных Китаем
в ООН, составлял в 1978 году около 330 млрд. юаней
(примерно 150 млрд. рублей по официальному курсу
0,42 рубля за юань).
Председатель Госплана КНР Юй Цюли признал на
сессии, что в 1979 году не удастся устранить «ряд
нежелательных явлений»18: острых диспропорций между
обрабатывающей и сырьевой промышленностью,
трудностей в области транспорта, острого недостатка энергии
и т. д. Это не позволяет разработать реальные и
обоснованные планы развития страны на более или менее
продолжительный период. Хотя решением пленума ЦК КПК
в декабре 1978 года предусматривалось принятие плана
на два года (1979—1980 гг.), однако лишь в середине
1979 года был принят план только на один текущий
1979 год.
Было бы, очевидно, преждевременным считать, что в
результате курса на «урегулирование» Китай
действительно становится на путь стабильного и быстрого
экономического строительства. Устранение диспропорций,
накапливавшихся годами, требует значительно больше
времени, чем трехлетний период. Кроме того, на пути
практической реализации курса «урегулирования» стоит
немало идеологических, экономических, политических
препятствий, таких как борьба в китайском руководстве,
чреватая постоянными шараханьями экономической по-
20G
литики влево и вправо, идейная дезориентированность и
некомпетентность кадровых работников, пережитки
уравниловки, неотрегулированность многих конкретных
хозяйственных вопросов. Существует и целый ряд других
факторов, которые являются серьезным препятствием на
пути осуществления «урегулирования».
Показательно, что сразу после сессии в китайской
печати стали появляться статьи, сетующие на то, что
существуют люди, которые «под различными предлогами
действуют вразрез с курсом урегулирования и даже
противодействуют ему»19.
Главное из этих препятствий то, что пекинские
лидеры не отказываются от стратегической цели программы
«четырех модернизаций» — превращения Китая в
милитаристскую сверхдержаву. Бремя, взваливаемое на
китайскую экономику милитаризацией, возрастает. Помимо
затрат на форсированное наращивание военного
потенциала, увеличиваются расходы на осуществление
экспансионистских и подрывных акций на международной
арене.
В докладе министра финансов Чжан Цзинфу
отмечалось, что в целом расходы и доходы бюджета 1979 года
сохранились на уровне 1978 года. Однако прямые
военные расходы возросли с 16,8 млрд. юаней в 1978 году
до 20,2 млрд. юаней в 1979 году. Министр финансов
признал, что «контрудар» по Вьетнаму повлек за собой
серьезные финансовые трудности, что бюджет на
1979 год явился «чрезвычайно напряженным»20. Занимая
по объему затрат на военные цели третье место в мире,
Китай по уровню национального дохода на душу
населения стоит на сотом месте. Показательно, что в ходе
сессии ВСНП высшие китайские руководители
организовали специальную встречу с депутатами от армии.
Выступая на ней, Е Цзяньин потребовал провести в НОАК в
течение трех лет «урегулирование», чтобы поднять ее
«боевую силу» на современный уровень21.
Курс на «урегулирование» свидетельствует о том, что
китайское руководство на данном этапе вынуждено
было отказаться от попыток «скачкообразного» развития
экономики, о чем еще много говорилось на I сессии
ВСНП в 1978 году.
Социально-политические установки, изложенные на
II сессии ВСНП, направлены в первую очередь на то,
чтобы обеспечить условия для осуществления
«урегулирования». Хуа Гофэн в качестве главных достижений в
207
этой области назвал разгром «фракционной группы Линь
Бяо и четверки», упорядочение партийных,
правительственных и военных органов, реабилитацию кадров,
пострадавших во время политических кампаний. Он
подчеркнул, что устранена коренная причина длительной
«политической смуты и раскола». Но в действительности,
как явствует из сообщений китайских газет, выступлений
руководителей провинций, кризисные явления еще
далеко не преодолены, влияние «банды четырех»,
выдвиженцев «культурной революции» все еще весьма велико,
существуют острые разногласия относительно
политического курса, который проводит нынешнее руководство,
продолжается борьба вокруг вопросов оценки
деятельности Мао и «культурной революции».
Пекинское руководство весьма обеспокоено тем, что
недовольство, в течение многих лет копившееся в
народных массах, стало выливаться наружу не только в виде
критики эксцессов и беззаконий периода «культурной
революции», но и в выступлениях против существующего
режима, политики верхов. Пекин постарался
использовать агрессию против Вьетнама для того, чтобы
заставить трудящихся Китая покорно следовать своему курсу.
Помимо возрождения известных маоистских призывов
«не бояться лишений, не бояться смерти», по всей стране
развернута кампания «учебы у героев контрудара» по
Вьетнаму.
Китайское руководство пытается сочетать «идеи Мао
Цзэдуна», в том числе о «классовой борьбе на
протяжении всего периода строительства социализма», с
практическими мерами по осуществлению курса
«урегулирования». В докладе Хуа Гофэна указывалось, что «главным
противоречием» теперь является противоречие между
производительными силами, которые находятся «на
очень низком уровне», и «теми аспектами нынешних
производственных отношений и надстройки, которые
препятствуют модернизации». Но вместе с тем
подчеркивалась необходимость «неуклонно вести классовую
борьбу». Этот тезис используют для идейного оправдания
«закручивания гаек» и подавления проявлений народного
недовольства22.
Хотя в материалах сессии упоминается о
необходимости «улучшения» жизни китайского населения, однако
подчеркивается, что «суммы, выделяемые для этой цели,
не могут быть очень большими»23. Согласно данным,
приведенным на сессии ВСНП, жизненный уровень ки-
208
тайского населения является крайне низким. Средняя
заработная плата рабочих и служащих на
государственных предприятиях составляет 644 юаня, или около
290 рублей в год, то есть 24 рубля в месяц. Процесс
«урегулирования» во многом пойдет за счет жизненных
интересов китайских трудящихся. Повышение цен на ряд
продуктов питания, мизерные ассигнования на
жилищное строительство, закрытие нерентабельных
предприятий, перевод на низкооплачиваемую работу миллионов
рабочих и служащих, продолжающаяся принудительная
высылка из городов выпускников средних школ — все это
говорит о том, что многие социальные проблемы
сохраняют свою остроту.
Пекинские лидеры на данном этапе видят свою
главную задачу в том, чтобы сплотить и мобилизовать
различные социальные слои на выполнение «четырех
модернизаций». Именно эти цели преследует новая политика в
отношении интеллигенции, национальных меньшинств,
остатков буржуазии, китайской эмиграции,
реабилитация «правых элементов», пересмотр критериев классовой
принадлежности бывших помещиков, кулаков и даже
«гоминьдановских служащих». Таким путем правящая
верхушка стремится расширить социальную базу
нынешнего военно-бюрократического режима.
Этим же целям служат принятые на сессии очередные
поправки к конституции КНР и ряд законов. Они
рассчитаны на то, чтобы повысить эффективность
государственного аппарата, системы управления страной, укрепить
аппарат принуждения.
Важную роль призваны сыграть принятые на сессии
уголовный и уголовно-процессуальный кодексы. С их
помощью китайское руководство хочет показать, будто в
Китае положен конец господствовавшим ранее
произволу и беззаконию. В докладе Пэи Чжэня особо
подчеркивалось, что оба кодекса разработаны на основе проектов,
подготовленных до «культурной революции». Нельзя,
однако, не видеть того, что новое уголовное
законодательство дает возможность правящей верхушке, прикрываясь
законами, подавлять любые выступления против
режима. Данная в докладе Пэн Чжэня трактовка
«контрреволюционных преступлений» позволяет по-прежнему
широко применять репрессии против недовольных.
Примечательно, что предусмотрено даже уголовное наказание за
вывешивание дацзыбао, если они будут признаны
«клеветническими».
209
Необходимо со всей определенностью подчеркнуть,
что принятые законы отвечают прежде всего интересам
правящей верхушки и по-прежнему существенно
ограничивают участие народа в управлении государством.
Прямые выборы депутатов допускаются только до уровня не
выше уезда. Вместе с тем нельзя недооценивать ни
заигрывания правящей верхушки с народом, ни известного
усиления централизации управления страной.
На сессии было отмечено, что разработка свода
законов только начинается и что в дальнейшем эта работа
будет продолжена.
Сессия подвела некоторые итоги реабилитации
партийных кадров и интеллигенции. На конец мая 1979 года
было рассмотрено 164 тыс. дел, по которым проходили
десятки миллионов членов КПК и беспартийных. Были
реабилитированы 11 из 12 членов и кандидатов в члены
Политбюро (кроме Лю Шаоци) и 95 из 110 членов и
кандидатов в члены ЦК КПК, избранных на VIII съезде
КПК (1956 г.) и подвергавшихся репрессиям в период
«культурной революции». Многие из них были
реабилитированы посмертно. В то же время китайское руководство
продолжает отмежевываться от интернационалистского
содержания решений VIII съезда КПК (1956 г.) и его
установок на дружбу и сотрудничество с СССР.
Кампания по реабилитации затрагивает миллионы
людей и является сложным и противоречивым процессом,
существенно влияющим на развитие политической
обстановки. С реабилитацией связывают вопрос об
обеспечении стабильности и единства в стране. Широкие
масштабы этой кампании породили и новые политические
проблемы для нынешней правящей верхушки, могущие
привести к формированию внутри нее новых блоков и
группировок, к обострению политической борьбы.
Идеологические вопросы оказались на сессии
фактически в тени. Видимо, китайские лидеры не готовы дать
ответ на все те сложные и спорные проблемы, которые
возникли в обществе. После III пленума ЦК КПК
(декабрь 1978 г.) в пекинской верхушке началась очередная
перегруппировка сил. Реабилитация посмертно бывшего
министра обороны Пэн Дэхуая, пересмотр решений лу-
шаньского (1959 г.) пленума ЦК КПК, по существу,
использовались для критики внутриполитической линии
Дэн Сяопина. В противовес призывам Дэна к
максимальным закупкам оборудования и технологии в
капиталистических странах и направлению туда большого количест-
210
ва китайцев для обучения в печати КНР и заявлениях
китайских руководителей стала проводиться мысль о том,
что «модернизацию» нельзя «купить или занять за
границей», что «копирование иностранного опыта приводит
лишь к большим зигзагам и издержкам», что расчеты
подготовить большое количество специалистов за
границей в короткое время «наивны» и «нереальны». Такого
рода выступления в китайской печати крайне
встревожили правые силы на Западе, особенно в США и Японии,
которые открыто делают ставку на Дэн Сяопина, считая
его «своим человеком в Пекине».
Реабилитация таких видных партийных и
государственных деятелей, как Чэнь Юнь, Бо Ибо, Ян Шанкунь,
Ань Цзывэнь, а также некоторых других бывших
сторонников Лю Шаоци создала новую ситуацию в китайском
руководстве. Принятый на сессии курс на
«урегулирование» иностранные наблюдатели в основном ассоциируют
со взглядами Чэнь Юня и других недавно
восстановленных на важных экономических постах деятелей. Все они
принимали участие в подготовке и выполнении первой
пятилетки КНР, которая была периодом наиболее
успешного экономического развития страны, но затем были
оттеснены в период «большого скачка» и вновь появились
в начале 60-х годов, когда встал вопрос об устранении
его пагубных последствий. Некоторые идеи нынешнего
«урегулирования» перекликаются с теми методами,
которые Чэнь и его коллеги использовали в 1960—1962
годах. Во время «культурной революции» большинство
этих деятелей были репрессированы.
Нынешняя перегруппировка в китайском руководстве
происходит в основном на общей платформе
превращения Китая в милитаристскую сверхдержаву на базе
ранее существовавших фракций. Серьезным влиянием в
стране пользуется фракция «старых кадров»,
возглавляемая членами Политбюро ЦК КПК Е Цзяньином и, по-
видимому, Чэнь Юнем. Группа Дэн Сяопина неуклонно
расширяет свои позиции в армии, в органах пропаганды
и Госсовете. Позиции Хуа Гофэна и группировки
«выдвиженцев культурной революции» постепенно
сужаются, но она имеет серьезный престиж в провинциальном
руководстве и среди среднего и высшего звена
офицерства в армии. Дэн Сяопин, испытывая давление со
стороны «старых кадров», вынужден по ряду вопросов искать
поддержку Хуа Гофэна.
Противоборство различных группировок в пекинской
211
верхушке — дело не новое. Оно было и при Мао Цзэду-
не, который стравливал своих приближенных, а затем
выступал в роли арбитра, диктуя каждой из групп свою
волю. Однако после Мао в китайском руководстве не
оказалось общепризнанного лидера, и ни одна из групп не
располагала возможностью навязать свою линию другим.
Это усиливало нестабильность обстановки в КНР.
Выступая с заключительной речью на сессии ВСНП,
Е Цзяньин вновь подчеркнул необходимость достижения
«политической стабильности и внутреннего единства»
в стране как самой важной предпосылки осуществления
«урегулирования» и программы модернизации. В
китайской печати с тревогой говорилось о фракционности,
групповщине, неподчинении провинций указаниям
центра. Доверие к словам и делам пекинского руководства в
массах серьезно подорвано.
*
Выдвижение в конце 1978 года курса на
«урегулирование» означало фактическое признание провала
амбициозных планов ускоренного развития экономики Китая в
период до 1985 года, которые были объявлены китайским
руководством ключевым этапом в деле реализации
программы «четырех модернизаций». Коренная причина
провала этих планов заключается в порочности маоистских
методов хозяйствования, господствовавших в стране в
течение последних 20 лет, в присущем маоизму
волюнтаристском, авантюристическом подходе к внутренним
проблемам страны, подчинении их великодержавным гегемо-
нистским целям.
Установки III пленума ЦК КПК (декабрь 1978 г.) и
II сессии ВСНП (июнь — июль 1979 г.), явившиеся
известной переоценкой и корректировкой важных аспектов
внутренней политики нынешнего руководства, вызвали,
по признанию газеты «Жэньминь жибао», «самые
противоречивые мнения» в различных слоях китайского
общества. По сообщению китайской печати, рабочие и
служащие «не могут правильно разобраться в курсе политики
партии, сомневаются в ней». Признается, что «со
времени III пленума ЦК КПК у части товарищей нет
достаточного единодушия» по вопросам осуществления «четырех
модернизаций». Кадровые работники, особенно
руководящие кадры высшего звена, подчеркивает печать, «не
понимают актуальной необходимости переноса центра тя-
212
жести работы в область производства»24. Среди членов
КПК и кадровых работников широкое распространение
получило мнение о том, что «партия изменила
направление», «отходит от линии», «утратила программу».
Первый секретарь парткома Нинся-Хуэйского
автономного района Ли Сюэчжи, по сообщению китайского
радио, осудил тех, кто считает, что «ситуация после
III пленума хуже, чем в предшествовавшие два года».
По признанию китайской печати, среди кадровых
работников существуют также разногласия по вопросу о
порядке решения задачи «четырех модернизаций». В
частности, некоторые настаивают на том, что необходимо
прежде ликвидировать последствия «ультралевой линии»
и «культурной революции» и лишь затем можно
заниматься «четырьмя модернизациями».
Китайская печать открыто признает наличие
серьезного разрыва между духовным настроением кадров и
задачами «четырех модернизаций». По словам газеты «Гун-
жэнь жибао», «в рядах кадров действительно имеется
немало пассивности. Некоторые товарищи относятся к
делу, прежде всего исходя из собственных интересов. Они
используют власть в личных целях». «Некоторые пали.ду-
хом, — пишет газета, — ведут себя пассивно, боятся
трудностей, всеми силами противятся то тому, то другому,
ничего не предпринимают, живут за счет социализма»25.
Центральная китайская печать признает, что
некоторые люди выступают против решений III пленума,
саботируют курс на «урегулирование», отказываются
размежеваться с «ультралевой линией» Линь Бяо и «четверки».
Именно с этим связаны новая кампания усиления
критики «ультралевой линии» Линь Бяо и «четверки»,
развернутая с конца лета 1979 года, а также призыв с новой
силой развернуть дискуссию по вопросу о «практике как
единственном критерии истины». Цели этих кампаний и
дискуссий китайская печать сводит к тому, чтобы
убедить кадровых работников и членов КПК в
несостоятельности «ультралевой линии» и в правильности установок
центра, разоблачить истинное содержание критики этих
установок слева, дискредитировать тех, кто сочувствует
линии Линь Бяо. и «четверки» и обвиняет нынешних
лидеров в том, что они «подрубают знамя идей Мао Цзэду-
на», «пошли по пути правого уклона».
Однако и эта кампания и эта дискуссия сталкиваются
с пассивным сопротивлением кадров и рядовых членов
партии. Центральная печать сетует на неравномерность
213
развития кампании, на «различные преграды» на ее пути.
Шанхайская газета «Цзефан жибао» обвиняет
некоторых кадровых работников в том, что они отказываются
развертывать «дискуссии» под тем предлогом, что это
мешает производству и делу «четырех модернизаций»26.
О степени идейно-политической дезориентации, царящей
среди партийных кадров, свидетельствует признание
газеты «Жэньминь жибао» о том, что полученные
уездными парткомами провинции Хубэй два директивных
решения ЦК по вопросам сельского хозяйства были
восприняты на местах как «документы для критики». Газета
признает, что люди настолько запутались, что даже не
понимают, что критиковать, а что защищать. Причину
идеологической путаницы и растерянности кадров перед
лицом новых установок газета объясняет тем, что «люди
сбиты с толку, поскольку в течение многих лет то, что
объявлялось правильным, затем ниспровергалось как
ошибочное»27.
Китайские власти признают наличие сложнейшей
проблемы отношений между новыми и старыми кадрами,
что реабилитированные жертвы «культурной революции»
жаждут мести и никак не могут найти общий язык с
молодыми кадрами. В связи с этим пекинская пропаганда
вновь поднимает вопрос о статусе тех членов КПК,
которые были объявлены членами КПК в период
«культурной революции», когда КПК фактически не
функционировала и была парализована. Численность таких членов, по
признанию китайских властей, составляет около
половины всего состава партии. Как сообщила газета «Бэйцзин
жибао», в Пекине такие лица составляют 48% общего
числа членов КПК28.
Таким образом, идеологическая дезориентация и
фракционная борьба являются характернейшими
чертами положения в КПК.
Однако одним из главных источников роста
недовольства среди населения и кадров является невыполнение
новым руководством обещаний, данных им по приходе к
власти, в деле повышения благосостояния трудящихся и
улучшения политического климата в стране, а также
политика «урегулирования», предусматривающая, в
частности, закрытие многих нерентабельных предприятий и
продолжение кампании переселения значительной части
людей из городов в деревни, то есть фактическое
усиление аграрного перенаселения в целях маскировки
массовой безработицы. Проблема безработицы приобрела ост-
214
рейший характер. В городах насчитывается свыше
20 млн. безработных, как это признал Ли Сяньнянь.
В 1979—1980 годах государство обещало трудоустроить
лишь немногим более 7 млн. человек. Растет армия
безработных среди грамотной молодежи, выпускников
неполных средних и средних школ, а также вузов.
Исключительно острую проблему представляет
жилищный вопрос. По признанию Ни Чжифу, которое он
сделал на IX всекитайском съезде профсоюзов,
«квартиры рабочих и служащих перенаселены, муж и жена часто
проживают отдельно, рабочие ночной смены не могут
хорошо отдохнуть, работающие в шахтах не получают
горячей пищи, снабжение второстепенными продуктами
(к ним в Китае относят мясо, рыбу, жиры, яйца, сахар. —
Авт.) недостаточное, рабочие и служащие с
продолжительными и хроническими заболеваниями не получают
медицинской помощи»29. Мизерное повышение
заработной платы низкооплачиваемым категориям было с лихвой
перекрыто ростом цен на товары ширпотреба. Только в
течение последних двух лет выросли цены более чем на
200 видов таких товаров, как продукты питания,
медикаменты, товары широкого потребления, одежда и т. д.
В Китае существует жесткая карточная система. В
обращении находится более 70 видов различных карточек и
промышленных талонов, лимитирующих продажу
продуктов питания, одежды и различных товаров широкого
потребления. Милитаризация страны и экспансионистский
внешнеполитический курс забирают и без того весьма
ограниченные ресурсы, которые могли быть использованы
на улучшение жизни народа. Как признал Хуа Гофэн,
выступая на II сессии ВСНП летом 1979 года, китайское
руководство «не располагает возможностью» «делать
много затрат» в целях улучшения жизни народа30.
В целом же итоги сессии можно охарактеризовать как
отступление на экономическом фронте. В
социально-политической области ее решения половинчаты и
непоследовательны. Кризис маоистского режима продолжается,
внутренняя напряженность в стране сохраняется. Она
грозит вылиться в новую вспышку борьбы в центре и на
местах.
На состоявшемся в конце сентября 1979 года IV
пленуме ЦК КПК одиннадцатого созыва был рассмотрен п
утвержден доклад заместителя председателя ЦК КПК и
председателя Постоянного комитета ВСНП Е Цзяиьина
по случаю 30-летия образования КИР. По своему содер-
215
жанию этот доклад выходит за рамки обычной
юбилейной речи и, как было подчеркнуто в решении пленума,
«призван направлять деятельность всей партии, всех
вооруженных сил и всей страны на протяжении
длительного времени»31.
Е Цзяньин отметил историческое значение победы
китайской революции и образования КНР. Эти два события
докладчик представил как результат «опоры на свои
собственные силы», как победу «идей Мао Цзэдуна»32.
Касаясь итогов 30-летнего существования КНР,
Е Цзяньин заявил, что это были годы «сложной борьбы»,
«годы зигзагов и огромных побед». Докладчик
оговаривается, что он дает лишь в «основных чертах
предварительные оценки» пройденного Китаем пути и что
«официальные выводы относительно истекших 30 лет и особенно
десятилетия культурной революции» будут сделаны «в
подходящий момент и на специальном совещании»33.
Е Цзяньин дает положительную оценку первому
десятилетию развития КНР. Что же касается последующего
периода, то, по словам докладчика, «в руководстве
хозяйственной работой наблюдалось нарушение объективных
законов», были допущены такие ошибки, как
«командование вслепую», «погоня за дутыми показателями» и
«коммунистическое поветрие» (речь идет о созданных в
период «большого скачка» псевдокоммунистических
формах распределения «по потребностям» и организации
быта). По существу, признается, что «культурная
революция» сорвала процесс планомерного развития
экономики, культуры, науки Китая. Вина за то, что Китаю в
ходе «культурной революции» пришлось пережить, по
словам Е Цзяньина, «действительно потрясающие и
чудовищные бедствия», «раскол и хаос», «атмосферу
кровавого террора», когда в стране насаждалась «диктатура
насквозь прогнившего фашизма с примесью феодализма»,
возлагается в докладе на Линь Бяо и «банду четырех»,
тогда как на IX и X съездах КПК подчеркивалось, что
Мао Цзэдун «лично руководил великой пролетарской
культурной революцией».
Факты китайской действительности показывают, что
за призывами «критиковать ультралевую линию»,
«извлечь уроки», по сути дела, кроется стремление, сохраняя
сущность маоизма, освободить его от наиболее одиозных
лозунгов и постулатов.
Большая часть доклада посвящена обоснованию
целей «четырех модернизаций», задач, касающихся «пере-
216
носа центра тяжести работы партии и государства на
развитие производительных сил». Подчеркивается
необходимость «нарастить оборонную мощь». Лишь в общей
форме говорится о повышении жизненного уровня
трудящихся.
Доклад Е Цзяньина призван был в условиях идейно-
политического разброда, царящего в пекинских верхах,
дать согласованное изложение внутренней и внешней
политики китайского руководства и преподнести ее в
максимально привлекательной оболочке, произвести на
китайскую и международную общественность
умиротворяющее впечатление, а нынешних китайских лидеров
представить как стабильное, уверенное в себе
руководство, контролирующее положение в стране.
Основное внимание Е Цзяньин уделил рассмотрению
внутренних проблем, итогам борьбы против так
называемой «четверки». Доклад свидетельствует о том, что к
осени 1979 года среди высшего эшелона китайского
руководства сложился определенный компромисс в подходе к
оценке идейного наследия Мао Цзэдуна и уроков
«культурной революции». Однако борьба вокруг этих вопросов
еще далеко не завершилась, и не случайно поэтому
Е Цзяньин подчеркивал, что приводимые в докладе
оценки и выводы носят «предварительный» характер.
Настойчивость, с которой Е Цзяньин защищал
установки III пленума ЦК КПК (декабрь 1978 г.) и II сессии
ВСНП, состоявшейся летом 1979 года, по вопросам
политики «четырех модернизаций» и о роли идей Мао
Цзэдуна как «руководящей идеологии», объясняется прежде
всего острой борьбой вокруг этих проблем и сложной
внутриполитической ситуацией. По свидетельству
центральной китайской печати, среди широких слоев
кадровых работников, включая руководящих, а также рабочих,
крестьян, интеллигенции получило распространение
негативное отношение к решениям III пленума ЦК КПК и
сессии ВСНП по вопросам модернизации. Немало людей
рассматривают эту политику как «перемену ориентации
и утрату линии». Китайские власти сетуют, что «рабочие,
служащие не могут правильно разобраться в курсе и
политике партии, сомневаются в них». По признанию
китайских официальных лиц, такие сомнения и колебания
в отношении линии руководства получили
распространение в армии.
В силу этого доклад Е Цзяньина составлен в расчете
на смягчение остроты ситуации, сложившейся в стране.
217
Во-первых, доклад Е Цзяньина построен таким
образом, чтобы, с одной стороны, признать наличие тех
провалов и ошибок, которые нельзя не признать, не лишаясь
всякого доверия народа к словам китайского
руководства, с другой стороны, с целью выгородить главного
виновника этих преступлений, ошибок и бед, переживаемых
Китаем, — Мао Цзэдуна и маоистскую идеологию. И
одновременно попытаться успокоить как выдвиженцев
«культурной революции», так и тех, кто пострадал в ходе
этой кампании.
Во-вторых, другая особенность доклада состоит в том,
что в нем сделан новый шаг по пути развенчания
«культурной революции», признания тех тяжелых,
разрушительных последствий, которые она имеет для всех
сторон жизни китайского общества. Однако сам метод
«культурной революции» выводится из-под критики и
объявляется правильным средством «преодоления
ревизионизма».
В-третьих, китайское руководство стремится создать
впечатление, что в отличие от прошлых лет оно имеет
конкретную позитивную программу преодоления
трудностей. Не случайно поэтому сообщение об утверждении
доклада Е Цзяньина сопровождалось информацией о том,
что пленум утвердил и решения по вопросам развития
сельского хозяйства, рассматривая эту проблему в
качестве ключевой. В докладе Е Цзяньина несколько
приглушена тема милитаризации экономики, хотя
подчеркивается необходимость укрепления обороны, однако докладчик
всячески стремится создать впечатление, что политика
руководства направлена на всемерное развитие
экономики в такой очередности: сельское хозяйство, легкая
промышленность, тяжелая промышленность, что должно
создать впечатление заботы прежде всего о повышении
благосостояния населения.
Чтобы подкрепить это впечатление, в докладе
Е Цзяньина впервые за последние 20 лет позитивно
оценивается VIII съезд КПК (1956 г.), который в сознании
подавляющей массы населения связан с успешным
развитием Китая в течение первого десятилетия КНР. Из
документов VIII съезда (1956 г.) берутся некоторые
привлекательные внутриполитические лозунги, так или иначе
созвучные нынешней практике, — уделять главное
внимание развитию экономики, прекратить кампании
классовой борьбы. Однако документы этого съезда в целом как
бы обволакиваются маоизмом и перетолковываются че-
218
рез призму маоистских установок. Не случайно в докладе
Е Цзяньина вновь излагается «генеральная линия»,
выдвинутая Мао Цзэдуном в 1958 году в результате ревизии
решений VIII съезда КПК (1956 г.). Таким образом,
доклад претендует на своеобразное обобщение опыта
развития КНР, как положительного, так и отрицательного.
В-четвертых, доклад Е Цзяньина призван подвести
определенные итоги острых споров внутри китайского
руководства относительно роли Мао Цзэдуна и его идейно-
политического наследия. Он свидетельствует о том, что
китайское руководство твердо взяло курс на сохранение
авторитета Мао и его идей в качестве знамени для
сплочения партии и сохранения единства страны. Поэтому
китайское руководство, вынужденное признавать
тяжелейшие последствия маоистской политики «большого
скачка» и «культурной революции», вместе с тем всеми
средствами пытается выгородить Мао Цзэдуна и
перевалить всю ответственность на оппозицию в лице Линь Бяо
и бывшего ближайшего окружения Мао Цзэдуна во
главе с Цзян Цин.
Продолжая линию на «корректировку» маоизма
применительно к задачам политической стабилизации и
вывода страны из тупика, пекинские лидеры явно
демонстрируют стремление сохранить
великодержавно-шовинистическую и антисоветскую сущность маоизма. Сами же
идеи Мао Цзэдуна преподносятся как некая «целостная
научная система» и даже изображаются как творческое
развитие марксизма-ленинизма в условиях Китая.
Никогда еще в Китае со времен «культурной революции» не
утверждался авторитет и «всеобщее значение» идей Мао
Цзэдуна как «квинтэссенция мудрости всей партии», как
«квинтэссенция опыта китайской революции». Таким
образом, маоизм объявляется идейной основой единства
нынешнего китайского руководства и всей партии. Такая
трактовка роли Мао Цзэдуна и его идей, прозвучавшая
в устах такого авторитетного в Китае деятеля, как
Е Цзяньин, свидетельствует о намерении центристского
крыла китайского руководства, состоящего в основном из
деятелей старшего поколения, сдерживать чрезмерное
усиление позиции правопрагматического крыла во главе
с Дэн Сяопином.
Об этом же свидетельствует и то, что в канун 30-летия
КНР пекинское руководство не решилось пойти на
серьезные организационные изменения в своем составе. В
частности, было временно отложено окончательное решение
219
вопроса о «новой четверке» — Ван Дунсине, Цзи Дэнкуе,
Чэнь Силяне и У Дэ (все из выдвиженцев «культурной
революции»), позиции которых сильно подорваны. Дэн-
сяопиновское крыло добивалось их окончательного
устранения из руководства. Хуа Гофэн решительно противился
этому, но, как видно, и его позиции заметно слабеют. Не
были тогда готовы в Пекине и к вынесению вердикта по
так называемому «делу Лю Шаоци», оклеветанному Мао
Цзэдуном в самом начале «культурной революции».
Мрачным празднеством без радости оказался
30-летний юбилей КНР для китайского народа.
1 октября 1979 г. исполнилось 30 лет с тех пор, как в
результате победоносной борьбы китайского народа под
руководством компартии была провозглашена Китайская
Народная Республика. Дорога к этому дню была
длинной и тяжелой. Правильный путь борьбы за
национальное и социальное освобождение показала китайским
трудящимся Великая Октябрьская социалистическая
революция в России. Первая страна социализма была
и первой державой, признавшей Китай равноправным
партнером на международной арене, ликвидировавшей
неравноправные договоры, навязанные Китаю царским
правительством. На всех этапах многолетней
освободительной борьбы китайского народа как против
внутренней реакции, так и против японских агрессоров
Советский Союз был вместе с ним.
Оглядываясь на пройденный путь, нельзя не
вспомнить тех китайских революционеров, которые внесли
вклад в эту победу. Многие из них отдали жизнь во имя
торжества народного дела. Нельзя не вспомнить и тех
советских коммунистов, коммунистов других зарубежных
стран, которые были причастны к борьбе китайского
народа и отдали весь пламень своего сердца служению
интернациональному долгу.
Хотелось бы думать, что в день праздника подлинные
китайские патриоты и все честные люди не прошли
равнодушно мимо многочисленных памятников
советско-китайской солидарности, разбросанных почти по всему
Китаю. Это и увитая алыми тропическими цветами
«Беседка советско-китайской дружбы, скрепленной кровью»,
которая построена рабочими Гуанчжоу (Кантон) в
память китайских и советских коммунистов, замученных
220
реакционерами после поражения Кантонской коммуны
в 1927 году. Это и братские могилы советских летчиков-
добровольцев в Ухани, Ваньсяне, героически
защищавших в 30-х годах небо Китая от японских агрессоров. Это
и братские могилы тысяч и тысяч советских воинов,
погибших в Маньчжурии в 1945 году во имя разгрома
японских агрессоров.
Общеизвестен решающий вклад Советской Армии в
освобождение Маньчжурии. Эта блистательная по
стратегическому замыслу и оперативному исполнению
операция была осуществлена Советской Армией в боевом
сотрудничестве с Монгольской народно-революционной
армией и китайскими партизанскими отрядами. На земле
освобожденной Маньчжурии китайские коммунисты с
помощью СССР создали новый политический центр —
маньчжурскую революционную базу. Опираясь на нее,
численно выросшие, прошедшие обучение, получившие от
Советской Армии доетаточное количество современного
оружия и снаряжения китайские воинские соединения
смогли не только противостоять чанкайшистам,
развязавшим гражданскую войну, но и разгромить их.
Возникшее в результате победы над врагами
государство китайских трудящихся поставило своей целью
ликвидировать эксплуатацию и национальный гнет, провести
демократические преобразования в экономике и
культуре, создать условия для строительства социализма. Эти
цели были близки и понятны народу Страны Советов.
Поэтому СССР не только первым признал КНР, но и
установил с ней дружественные союзнические отношения,
которые были скреплены подписанным 14 февраля 1950 г.
Договором о дружбе, союзе и взаимопомощи сроком на
30 лет. Договор сыграл огромную роль не только в
укреплении международных позиций молодопГгосударства, но
и в предотвращении империалистической агрессии. Он
помог сорвать планы «экспорта контрреволюции»,
которые вынашивали империалисты США и их союзники
вместе с остатками чанкайшистов, окопавшихся на
Тайване. Нынешнее китайское руководство объявило этот
исторический документ «устаревшим» и заявило о
нежелании продлевать его действие. История и китайский
народ еще скажут свое слово об этом шаге пекинских
властей. Что же касается Советского Союза, то он неизменно
следовал и следует в отношениях с Китаем
интернационалистским курсом.
Советский Союз, как признавали в прошлом пекин-
221
ские руководители, оказывал Китаю «беспрецедентную
по своим масштабам помощь» в индустриализации,
научно-технической революции, в развитии культуры. После
восстановления экономики Компартия Китая выработала
в 1952—1953 годах генеральную линию на переходный
период, предусматривавшую создание основ социализма.
Несмотря на попытки правонационалистического крыла
КПК противопоставить ей волюнтаристский курс
«ускоренного построения социализма», эта линия была
закреплена и развита на VIII съезде КПК (1956 г.).
Историческое значение VIII съезда состоит в том, что
принятая им линия в целом остается до сих пор
единственной научно обоснованной программой
социалистического строительства Китая. Съезд трезво оценил огромные
трудности социалистической революции в стране, где
крестьянство составляло свыше 85% населения, где
господствовали патриархальные докапиталистические
формы хозяйствования, где рабочий класс составлял
ничтожное меньшинство населения (очень мало рабочих было и
в самой компартии), где, наконец, феодальная и
мелкобуржуазная, националистическая и великоханьская
идеология имела широкую социальную базу.
Учитывая все это, VIII съезд КПК (1956 г.)
подчеркнул: «Без великой интернациональной солидарности
пролетариата всех стран и без поддержки международных
революционных сил невозможна победа социализма в
нашей стране, а если победа будет одержана, то ее
невозможно будет закрепить»34.
Особое внимание съезд обратил на необходимость
борьбы с «любыми проявлениями опасных уклонов
великодержавного шовинизма и буржуазного
национализма»35. Но это_не возымело действия — через некоторое
время именно шовинизм и национализм стали
господствующей идеологией маоистского крыла, захватившего
власть в КПК.
На основе марксистско-ленинских выводов,
явившихся творческим вкладом китайских коммунистов в теорию
научного коммунизма, VIII съезд сформулировал и
генеральные направления внешней политики КНР. Как на
первоочередную задачу съезд указал на необходимость
«продолжать укреплять и усиливать вечную и
нерушимую братскую дружбу с великим Советским Союзом и
всеми странами народной демократии»36.
Подводя итоги 30 лет, пройденных КНР, осмысливая
трагические события последнего 20-летия, которое, по
222
признаниям некоторых китайских руководителей, «было
ущербно и несравненно хуже, чем первое десятилетие»,
более или менее, объективные люди и в самом Китае, и за
его пределами не могут не прийти к заключению:
успешное продвижение по пути прогресса в первом
десятилетии было не случайным. Оно являлось закономерным
следствием курса КПК, в целом следовавшей
марксистско-ленинской линии во внутренней и внешней политике.
Эти успехи и прогресс Китая были неразрывно связаны с
огромной помощью Советского Союза, других
социалистических стран, с миролюбивой внешней политикой КНР
в тот период.
Постепенное укрепление позиций националистических,
гегемонистских сил, идеологом и лидером которых
выступил Мао Цзэдун, и тот поворот во внутри- и
внешнеполитическом курсе, который этим силам удалось
совершить в конце 50-х годов, — вот источник зигзагов,
шараханий, невиданной трагедии сотен миллионов людей.
Трагедии политики «большого скачка» и «народных
коммун». Трагедии «культурной революции», которая словно
дьявольский смерч пронеслась по стране, разрушая
материальные ценности, коверкая жизнь людей, уродуя их
души и сознание. Кто знает, сколько десятилетий
потребуется, чтобы зарубцевались и перестали кровоточить
глубокие раны! Их нанесли народу Мао Цзэдун и те
националистические реакционные силы, которые
группировались вокруг него.
Поставив своей целью «заполучить» души китайцев,
сделать их «послушными буйволами», «нержавеющими
винтиками» председателя Мао и его режима личной
власти, маоисты дезорганизовали жизнь страны. Не менее
разрушительные последствия для китайского народа
имела гегемонистская экспансионистская политика Китая.
Эта политика перевернула все. Друзей объявила
врагами. Тех же, кто десятилетиями грабил и унижал
Китай — империалистов США, милитаристов Японии, —
возвели в ранг друзей и союзников. С ними вдруг
обнаружили «много совпадающих и общих интересов и целей».
Контраст между первым десятилетием и
последующим 20-летием разителен. Его легко проследить и в
общеполитическом плане, и в сфере экономики, культуры,
благосостояния народа. Лишь «искусство» политического
маневра позволяет нынешнему китайскому руководству
превозносить «мудрость и правильность идей Мао Цзэду-
иа». Если и можно говорить о позитивных сдвигах в стра-
223
не в процессе стабилизации экономики, то лишь в
сравнении с недавними годами разгула «культурной
революции» и полного развала экономики. Как заявил Хуа
Гофэн, нынешние достижения в экономической
области — «это достижения восстановительного характера»37.
Иными словами, это сугубо частичное преодоление
губительных результатов деятельности руководства во главе
с Мао Цзэдуном, а также, говоря языком нынешних
лидеров КНР, их собственных «недостаточно разумных
мер», попыток осуществить «новый большой скачок»,
«провести четыре модернизации ускоренными темпами»,
«забегания вперед» и т. д.38
Да, истощая гражданские отрасли экономики и
снижая уровень жизни народа, пользуясь тайной и явной
помощью агрессивных военно-промышленных кругов
Запада, Китай за последнее 20-летие стал ядерной державой.
Что касается успехов КНР в исследовании ядерной
энергии в мирных целях, то они связаны опять-таки лишь с
первым десятилетием.
Да, в Китае получили развитие ряд отраслей военной
промышленности, а также выросла добыча нефти. Но это
не изменило общей экономической ситуации. По словам
заместителя премьера Госсовета Ли Сяньняня, она
чревата «экономическим кризисом». Причины этого
кроются не только и не столько в кознях Линь Бяо и
пресловутой «четверки», на которых взваливают ныне все беды.
Причина — ив этом прекрасно отдают себе отчет
китайские руководители, что бы они ни говорили публично, —
в порочности, антинародности маоистского внутреннего и
внешнеполитического курса. Причина — в
экспансионистской политике, в политике подрыва мира и разрядки.
Причина — в тотальной милитаризации, осуществляемой
ради гегемонистских целей.
Ведь не секрет, что Китай, стоящий на одном из
последних мест по объему валового национального продукта
на душу населения, страна, где доход на душу населения
едва равен 140 долларам в год, занимает тем не менее
третье место в мире по военным расходам.
Если в Пекине ныне к месту и не к месту приводят
тезис «практика — критерий истины», то там должны
признать, что практика первого десятилетия существования
КНР (конечно, практика в марксистском смысле слова)
и практика последующих двух десятилетий уже дали
совершенно ясный ответ на вопрос: что есть истина?
Истина—это марксизм-ленинизм, научный социализм, меж-
ОД
дународный опыт строительства социализма. Антитезис
истины — маоизм, социал-шовинизм, военно-казармен-
цый «социализм» с его «большими скачками»,
«народными коммунами», «культурными революциями»,
«кампаниями классовой борьбы» и т. д. и т. п. Вот к какому
выводу приводит научное применение тезиса
«практика — критерий истины»1
Опыт подсказывает и другое. Если бы нынешнее
китайское руководство действительно реалистически
разрабатывало планы превращения страны в сильное
социалистическое государство с современной промышленностью,
сельским хозяйством, наукой, техникой, культурой и
обороной, не связывало бы эти планы с гегемонистскими
целями, то оно проводило бы иную политику. И прежде
всего отказалось бы от истощения и распыления
ограниченных ресурсов на милитаризацию страны, на
подрывную работу против соседей. Как и другие страны
социализма, оно было бы заинтересовано в благоприятной для
созидания мирной жизни международной обстановке.
В этом случае китайские военные делегации не рыскали
бы по западным арсеналам в поисках вооружения, а
Пекин прилагал бы усилия к развитию взаимовыгодного
сотрудничества со всеми странами, установлению
дружественных отношений с соседними государствами. Однако
реальная политика Пекина далека от всего этого. Об этом
говорят и документы состоявшихся летом 1979 и 1980
годов сессий ВСНП, об этом же свидетельствуют и все дела
Пекина.
Мировая печать сообщает, что в стране
распространяются листовки с призывом осудить маоизм и вернуться к
генеральной линии VIII съезда КПК (1956 г.).
Возникают демонстрации трудящихся, доведенных до отчаяния
беззаконием и притеснениями. Все это первые признаки
пробуждения народа, выражение недовольства массовым
террором, кампаниями чисток и преследований.
Власти по-прежнему широко используют маоистскую
тактику — они отвлекают внимание народа от
внутренних трудностей, разжигают шовинистические страсти,
запугивая «внешней угрозой», культивируя враждебность
к СССР, другим соседним странам, в особенности к
Вьетнаму. Но эта тактика начинает давать осечки. Это тоже
вынуждает руководителей КНР лавировать, рядиться в
тогу миролюбцев, борцов против некоего «гегемонизма».
Ч2 9-648
Глава VIII
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА КИТАЯ
В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ 70-х ГОДОВ.
ЭВОЛЮЦИЯ РЕНЕГАТСТВА
В начале 70-х годов произошли серьезные пе^
ремены в международном положении Китая и
значительно активизировалась внешняя политика китайского
руководства.
XXVI сессия Генеральной Ассамблеи ООН
восстановила права КНР в этой организации. Важные сдвиги
произошли в отношениях Китая с Соединенными Штатами
Америки, странами буржуазного Запада. Пекин не жалел
усилий для установления дипломатических отношений с
Японией и ФРГ. Особую активность китайское
руководство проявляло в отношении развивающихся стран Азии,.
Африки и Латинской Америки. Расширение с ними
экономических и торговых связей использовалось маоистами
для проведения своего гегемонистского
великодержавного курса.
Расширение международных позиций КНР было
непосредственно связано с многолетней борьбой китайских
трудящихся против империализма, последовательной и
решительной поддержкой этой борьбы, справедливых
требований китайского народа Советским Союзом и
другими социалистическими странами, международными
антиимпериалистическими силами. Определенную роль
здесь сыграло и то, что империалистические круги
посчитали не только возможным, но и даже необходимым
пойти теперь на сближение с маоистами, видя в них своих
союзников в борьбе против мирового революционного
движения.
Кризис внешнеполитических установок периода
«культурной революции» вынудил маоистов уточнять и
менять тактические средства достижения стратегических
226
целей, которые остаются у китайских лидеров прежними.
Они стараются выиграть время для укрепления своих как
внутренних, так и международных позиций, чтобы затем
на «упрочившейся основе» добиваться реализации
долгосрочных глобальных гегемонистских задач. Активизация
внешнеполитической деятельности Пекина
сопровождалась приданием ей более гибких форм и методов,
стремлением приспособиться к современной политической
обстановке. В отличие от прошлых лет Пекин стал всячески
афишировать свое «миролюбие», желание развивать
отношения с различными странами, декларировал
принципы мирного сосуществования.
Вместе с тем китайское руководство всеми силами
стремилось к тому, чтобы завоевать признание Китая в
качестве великой державы, занять положение лидера в
национально-освободительном движении, среди
развивающихся стран, максимально ослабить международные
позиции государств, которые Пекин считал своими
противниками. При этом борьба против СССР и других
социалистических стран выдвигалась китайским
руководством на первый план, тогда как противоборство с США
начало сменяться стадией переговоров, а затем и
сотрудничества.
Внешнеполитическая активизация Пекина в тот
период преследовала следующие цели:
— с помощью концепции о борьбе против «гегемонии
двух сверхдержав» затушевать коренную
противоположность двух систем — социализма и капитализма, стать
лидером так называемого «третьего мира», объединить
вокруг КНР возможно большее число развивающихся и
других «малых и средних» государств, независимо от их
социально-политического строя, и утвердить Китай в
качестве мирового политического центра. В связи с этим
маоистская пропаганда выдвинула геополитическую
«теорию», согласно которой и СССР, и США «идут к
закату», а Китай, как дается понять, должен в этой
ситуации играть роль «сверхдержавы». Об этом ясно было
заявлено, например, во внешнеполитических статьях,
опубликованных в № 4, 5, 6 журнала «Хунци» за 1973 год, а
также в «Атласе мира», изданном Пекином в 1972 году;
— за счет расширения и углубления отношений с
главными капиталистическими государствами упрочить
международные позиции КНР, ускорить наращивание
военно-промышленного и в особенности ракетно-ядерного
потенциала. Официальные китайские представители пря-
V29*
227
мо заявляют, что они намерены черпать
научно-технический и технологический опыт прежде всего в США,
Японии и странах Западной Европы;
— используя более утонченные приемы, усилить
раскольническую деятельность в отношении
социалистического содружества, коммунистического и
национально-освободительного движений; посредством
дифференцированного подхода попытаться ослабить взаимные связи
социалистических стран, перессорить их друг с другом;
— обеспечить маоистскому Китаю большую свободу
действий на международной арене и в этих целях
способствовать поддержанию и по возможности усилению
напряженности в международных отношениях, в первую
очередь между СССР и США, СССР и Японией, а также
каждой из этих стран с другими государствами,
отодвигая нынешние и назревающие очаги военной опасности
подальше от собственных границ.
Опасный подрывной характер основных направлений
внешнеполитической деятельности китайского
руководства был четко и ясно вскрыт еще на международном
Совещании коммунистических и рабочих партий в 1969 году>
на котором указывалось, что внешняя политика маоисто&:
фактически порвала с пролетарским
интернационализмом, утратила классовое, социалистическое содержание*
что китайское руководство только говорит о борьбе
против империализма, на деле же оно прямо или косвенна
ему помогает и что империалисты используют нынешнюю
внешнеполитическую ориентацию Пекина в качестве
одной из козырных карт в политической борьбе против
мирового социализма и национально-освободительных
движений.
Центральным звеном международной активности
Пекина в начале 70-х годов были американское и японское
направления.
Развитие китайско-американских отношений в этот
период находилось в неразрывной связи с общими
стратегическими и тактическими установками обеих сторон.
И дело отнюдь не сводилось к простой нормализации
отношений между двумя государствами. IX съезд КПК
провозгласил антисоветизм одним из главных направлений-
маоистской внешней политики. Это, видимо, убедило
Вашингтон в том, что Пекин отбросил борьбу против
империализма. Отказ китайского руководства от совместных
действий с социалистическими государствами в
Индокитае подтвердил этот вывод.
228
Сближению маоистов с американскими правящими
кругами предшествовали многолетние тайные контакты
по дипломатическим каналам с помощью различного
рода агентов и посредников. Заместитель председателя
КНР Сун Цинлин в своей статье, опубликованной в пятом
номере журнала «Чайна реконстракс» за 1972 год,
подтвердила важную роль, например, Эдгара Сноу.
В 1972 году в Вашингтоне вышел двухтомный сборник
документов правительства США об американо-китайских
отношениях в 1946 году. В нем, в частности, помещены
шифрованные телеграммы и доклады генерала Д.
Маршалла, бывшего в то время специальным представителем
президента США в Китае, о беседах с Мао Цзэдуном и
Чжоу Эньлаем. Так, 31 января 1946 г. Чжоу Эньлай
подтвердил Маршаллу решимость руководства КПК
«сотрудничать с США в делах как локального, так и
общенационального характера». Маршалл в телеграмме Трумэну
сообщал: «Китайские коммунисты, которые
теоретически выступают за социализм как свою конечную цель, не
имеют в виду и не считают возможным осуществить эту
цель в ближайшем будущем...» Они стремятся «ввести
политическую систему по образцу США».
В документах госдепартамента содержатся
многочисленные упоминания о том, что китайские руководители
«создали свой собственный вариант марксизма и
собственные традиции», что «китайские коммунисты имеют
националистическую окраску и многие их успехи
достигаются на базе национализма». В этих документах особо
подчеркивается, что такие деятели, как Чжоу Эньлай и
Мао Цзэдун, «не обязательно будут твердо
придерживаться коммунистической платформы».
Вряд ли можно сомневаться в том, что, идя на
нынешнее сближение, КНР и США руководствовались
соображениями собственной глобальной политики. Соединенные
Штаты, конечно, учитывали ряд факторов, и в первую
очередь влияние КНР на международные дела в Азии и
в других частях земного шара, а также перспективы
превращения Китая в обозримом будущем в державу,
владеющую современным ракетно-ядерным оружием.
Американские империалисты рассчитывали воспользоваться
антисоветизмом маоистских лидеров для подрыва
растущего авторитета и влияния Советского Союза и всего
социалистического содружества, для борьбы против
международного коммунистического движения и
национально-освободительных сил.
8—648
229
Американцы намеревались использовать улучшение
отношений с КНР, чтобы выпутаться из войны во
Вьетнаме на выгодных для себя условиях, создать в Азии
благоприятную для США «систему равновесия», помешать
усилению влияния мирового социализма в этом районе.
Важным долгосрочным фактором является также
заинтересованность американских монополий в
потенциальном китайском рынке, связанная с намерением США,
создав позиции в экономике Китая, активно воздействовать
затем на его внутреннюю и внешнюю политику.
Визит Никсона в Пекин не устранил существующих
противоречий между США и КНР. Во всяком случае,
тогда сохраняла свое значение американская доктрина
«сдерживания без изоляции», предусматривающая
одновременно с расширением контактов с КНР твердые и
решительные меры против китайского влияния в
Юго-Восточной Азии. Между Китаем и Соединенными Штатами
сохранялось острое соперничество во всем огромном
районе Азии и бассейна Тихого океана.
В то же время обе стороны на первый план
выдвинули точки соприкосновения, совпадение интересов в
борьбе против сил мира и социализма. Шанхайское
коммюнике 1972 года положило начало координации действий
двух стран по крупным международным проблемам.
Обращало на себя внимание, что в этом
китайско-американском коммюнике полным молчанием обходились
многие важнейшие предложения и решения ООН,
направленные на ограничение гонки вооружений, созыв
международной конференции для всестороннего
рассмотрения вопросов разоружения, политическое
урегулирование положения на Ближнем Востоке.
Политику китайского руководства в отношении
других развитых капиталистических стран также
характеризовал явный разрыв с классовыми позициями
социализма, стремление использовать эти страны в интересах
реализации своих гегемонистских планов.
Китайские представители развернули большую работу
с ведущими деятелями правящей
Либерально-демократической партии Японии. В ходе многочисленных встреч
с представителями ЛДП и других буржуазных партий
Японии, а также с представителями Социалистической
партии Японии Чжоу Эньлай настойчиво подчеркивал
необходимость готовить почву для восстановления
дипломатических отношений между Китаем и Японией. После
прихода к власти кабинета Танаки Пекин предпринял ли-
230
хорадочные усилия по ускорению установления
дипломатических отношений с Японией. Именно об этом говорит
тот факт, что Чжоу Эньлай отказался от всех своих
прежних предварительных условий и поспешно направил
приглашение премьеру Танаке посетить Пекин.
После поездки Никсона в КНР Пекин развернул
также активную работу с представителями развивающихся
стран, стремясь представить итоги
китайско-американских переговоров в выгодном для себя свете. Китайские
руководители изображали дело так, будто в ходе
переговоров они твердо отстаивали интересы развивающихся
стран.
Тогда же Пекин прибег к новым тактическим ходам,
заявляя, в частности, о принадлежности КНР к разряду
развивающихся стран, чтобы, действуя изнутри, добиться
гегемонистских целей. Однако претензии Китая на
положение развивающейся страны несостоятельны. КНР —
одна из крупнейших держав, постоянный член Совета
Безопасности ООН. Это ядерная держава, обладающая к
тому же самой многочисленной сухопутной армией в
мире; на военные цели в Китае расходуется свыше трети
всего бюджета. Под видом борьбы против «сверхдержав»
нынешнее китайское руководство добивается для Китая
положения «сверхдержавы», хотя на словах и заявляет,
что Китай никогда ею не будет. При этом маоисты уже
сейчас стремятся диктовать развивающимся странам, как
им следует себя вести на мировой арене, в каком объеме
и с кем поддерживать отношения.
Нежелание китайского руководства считаться с
интересами народов Азии, Африки и Латинской Америки
особенно наглядно проявилось после приема КНР в ООН.
Вопреки ожиданиям развивающихся стран китайская
делегация использует свои права в этой организации для
противодействия решению таких важных международных
проблем, как разоружение, ближневосточный кризис,
выступая практически заодно с империалистическими
державами, прежде всего с США. Дело дошло до того,
что китайская делегация прибегла к тем же уловкам
блокирования приема в ООН молодого государства
Бангладеш, к которым в свое время прибегали
империалистические державы, пытавшиеся не допустить в ООН
Китайскую Народную Республику.
Руководствуясь великодержавными гегемонистскими
устремлениями, Пекин использует свою помощь
развивающимся странам как средство политического давления на
8*
231
них. Например, в свое время в связи с ухудшением
политических отношений с Бирмой правительство КНР
прекратило экономическую поддержку Бирмы, в результате
чего строительство целого ряда объектов в этой стране
было законсервировано на несколько лет.
Не имея до 1978 года договоренности с США по
координации ближневосточной политики, китайское
руководство тем не менее продолжало линию на дискредитацию
политического решения конфликта на Ближнем Востоке
и подталкивало арабские народы к военным действиям,
к «нанесению удара», одновременно пытаясь
противопоставить арабские страны Советскому Союзу, всему
социалистическому содружеству. Вместе с тем Пекин
выторговывал у США условия своей поддержки
американо-израильской линии сепаратного урегулирования этого
кризиса.
До 1976 года Пекин продолжал рассматривать
развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки в
качестве своих главных потенциальных союзников.
Китайское руководство пересмотрело тогда свою
негативную позицию по вопросу о «движении неприсоединения».
Оно стало поддерживать это движение с явной целью
усилить свое влияние на неприсоединившиеся страны и
попытаться создать себе репутацию последовательного
борца против любых блоков, разделяющего цели
«движения неприсоединения».
Новым фактором в политике Пекина стал растущий
интерес к бассейну Индийского океана и Персидского
залива. Китайские лидеры выдвинули задачу превращения
КНР в морскую державу и уже тогда старались
укрепиться в странах этого бассейна.
Убедительным свидетельством отсутствия у
китайского руководства подлинного стремления к упрочению
мира в Азии служила его линия на противодействие
созданию системы коллективной безопасности в этом районе,
хотя известно, что до 60-х годов само китайское
правительство неоднократно выдвигало предложение о
создании «зоны мира» и «безъядерной зоны» в Азии и в
бассейне Тихого океана. Тогда КНР поддерживала и
аналогичные предложения Дж. Неру. Ныне же китайские
лидеры сделали разворот на 180 градусов. Им даже
чудился «антикитайский заговор» в предложениях СССР,
продиктованных желанием создать основы действительно
прочного мира в Азии.
В документах X съезда КПК главным противником
232
Китая представлен так называемый
«социал-империализм», то есть Советский Союз и страны
социалистического содружества.
Чем же объяснить этот махровый антисоветизм?
Причина в том, что маоисты следуют логике
китайских богдыханов, которые считали, что «существование
внешнего врага способствует сплочению китайской
нации, и, если такого врага нет, его надо создать». Для
этого маоисты выдумали жупел «советской угрозы» и
используют его для отвлечения внимания народа от
внутренних проблем и трудностей путем нагнетания в стране
обстановки военного психоза, для проведения курса на
милитаризацию, для поддержания диктатуры
группы Мао.
На X съезде одной из главных спекуляций было
утверждение об угрозе «внезапного нападения» на Китай
со стороны СССР. В этой связи стоит напомнить
некоторые факты.
Китайские руководители уже много лет шумят об
«угрозе с Севера», ссылаясь на «концентрацию советских
войск вдоль советско-китайской границы». Между тем
именно китайское руководство еще в начале 60-х годов
отдало приказ о концентрации своих войск и «народного
ополчения» вдоль всей границы с СССР. С тех пор
местные жители из числа национальных меньшинств
выселялись из приграничных районов в глубь страны, на
границе создавались военные поселения, велось и ведется
крупное строительство военных объектов: стратегических
дорог, линий связи, аэродромов. Китайские руководители
сознательно превратили советско-китайскую границу,
которая прежде была границей дружбы и братства двух
великих народов, в границу вражды, тысяч мелких и
крупных провокаций, вооруженных столкновений.
Советский Союз и его руководители неоднократно
обращались к китайским руководителям с призывом
трезво взглянуть на состояние советско-китайских отношений.
Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев
говорил: «Надо прямо сказать, что перелом к лучшему в
отношениях КНР с Советским Союзом и другими
социалистическими странами возможен только в том случае, если
китайское руководство будет соблюдать принципы
взаимного уважения суверенитета и невмешательства во
внутренние дела, откажется от посягательств на
интересы социалистических государств.
Наш принципиальный курсххочетающий решительную
233
борьбу против теории и практики маоизма, как
враждебного ленинизму течения, с готовностью к нормализации
межгосударственных отношений с КНР, курс XXIV
съезда остается неизменным»1.
В связи с распространяемыми из Пекина слухами «об
угрозе» Китаю со стороны Советского Союза
правительство СССР неоднократно предлагало китайскому
правительству заключить соглашение, которое устраняло бы
основу для подобных измышлений. Такие предложения
выдвигались Советским правительством в 1969, 1970,
1971 годах и, наконец, в июне 1973 года, когда китайской
стороне был представлен проект договора о ненападении
между СССР и КНР. Китайские руководители неизменно
отклоняли советские предложения, продолжая в то же
время искусственно раздувать вопрос о мнимой «угрозе
с Севера». Извращая политику Советского Союза в
отношении Китая, маоисты вместе с тем скрывают от
своего народа советские конструктивные акции,
направленные на нормализацию отношений между двумя странами.
Китайская сторона намеренно обостряла вопрос о
границе, пытаясь представить его как главный камень
преткновения на пути улучшения советско-китайских
отношений в целом. В то же время китайская делегация на
переговорах в Пекине по пограничным вопросам отклоняла
все конструктивные предложения советской стороны и
завела переговоры в тупик. Стало очевидным, что
руководители КНР не заинтересованы в урегулировании
пограничных вопросов с Советским Союзом.
Маоистское руководство, оправдывая стратегию
блокирования с империализмом вообще и с американским
империализмом в частности, выдвинуло положение о
«необходимых компромиссах революционных стран с
империалистическими государствами». Удалив из своей
внешнеполитической доктрины реальный антиимпериализм и
поставив во главу угла борьбу с социализмом, Пекин
делает попытку добиться своих великодержавных целей
путем установления доверительных отношений с
международной реакцией. Выступая с докладом о 105-й
годовщине со дня рождения В. И. Ленина, М. А. Суслов
подчеркнул: «Китайские руководители открыто перешли на
позиции, отстаиваемые самыми реакционными
представителями империализма»2.
С середины 60-х — начала 70-х годов антисоветизм
стал краеугольным камнем всей внешней политики
китайского руководства. В настоящее время все акции Пе-
234
кина на международной арене предпринимаются прежде
всего с учетом того эффекта, который может быть
достигнут для ослабления мирового социализма.
В борьбе против Советского Союза маоисты особое
место отводят подрыву и «дискредитации» связей СССР
с социалистическими странами, ослаблению
международных организаций социалистических стран, внесению
розни и недоверия между ними. Раскольническую
деятельность маоисты строят на долговременной основе,
руководствуясь при этом клеветническими постулатами и
не имеющими никакой научной основы построениями
вроде концепции маоистов о «трех мирах».
Эта концепция, как известно, была официально
провозглашена в речи Дэн Сяопина на VI специальной
сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Согласно этой
концепции, маоисты рассчитывали объединить развитые
капиталистические страны с развивающимися странами для
борьбы против «сверхдержав»3. Такая схема
подтверждает, что маоисты окончательно отказались от своей
прежней концепции «промежуточных зон», которая в какой-то
мере все же исходила из учета существования в мире
двух социально-экономических систем. Эта схема
свидетельствует о новом этапе эволюции внешнеполитических
установок маоизма — этапе открытого блокирования с
самыми реакционными кругами империализма в борьбе
против мирового социализма.
В связи с этим становятся понятными попытки
маоистов «закрыть» мировую социалистическую систему.
На словах маоисты признают существование нескольких
социалистических стран, не называя их конкретно. Они
утверждают, что «Китай — социалистическая страна и
вместе с тем развивающаяся страна», относящаяся к
«третьему миру»4. Социалистические страны маоисты
растворяют в разнородной и аморфной структуре «третьего
мира». Они заявляют, что различные государства мира,
кроме СССР и США, должны сами отнести себя ко
«второму» или «третьему миру». Свои отношения с
социалистическими странами маоисты дифференцируют в
зависимости от отношения этих стран к Советскому Союзу.
Китайские руководители поддерживали и в известной мере
развивали отношения лишь с теми немногими
социалистическими странами, которых можно использовать в той
или иной степени, по мнению Пекина, в интересах
великодержавно-шовинистической политики Китая. С
социалистическими странами, которые твердо и последовательно
235
отстаивают принципы социалистического
интернационализма, китайские лидеры свели контакты и
сотрудничество до минимума, переориентировав их на Японию и
капиталистические страны Запада.
Пекинские лидеры настойчиво пытались и пытаются
проводить мысль о том, что-«принципиальный спор»
Китай ведет лишь с Советским Союзом и что напряженность
во взаимоотношениях других социалистических стран с
Китаем объясняется «различными подходами сторон к
СССР», что антисоветизм Пекина якобы не затрагивает
эти страны и не должен быть причиной разногласий
между ними. Это в Пекине называется «мыслить категориями
70-х годов».
Социалистическим странам уже тогда Пекин
подбрасывал провокационный тезис о том, что между ними и
Пекином якобы есть «общность судеб», общность в том,
что они подвергаются, дескать, «третированию» со
стороны СССР. Маоисты усилили нападки на СЭВ. Они лживо
заявляли, что СЭВ не «укрепляет национальный
суверенитет»5 и «неэффективен», а является «орудием
советского ревизионизма для насаждения нового колониализма»6.
Пекинские лидеры продолжали клеветать на
Организацию Варшавского Договора, приписывая ей
агрессивные намерения. «Жэньминь жибао», например,
договорилась до следующего: «Организация Варшавского
Договора... является организацией, которая дает СССР
возможность сохранять свое господство над
восточноевропейскими странами. Она является также военной силой
перед воротами Западной Европы, готовой совершить
интервенцию, если советские лидеры сочтут, что уже
созрели условия для такой авантюры»7.
Эти свои взгляды они использовали для запугивания
Запада и подкрепления тезиса о том, что, дескать,
Советский Союз «создает видимость на востоке, а готовится
к агрессии на западе»8.
Одновременно маоисты всячески расхваливают НАТО,
«Общий рынок». Так, Чжоу Эньлай в беседе с
американским журналистом Сульцбергером охарактеризовал
НАТО как «организацию, имеющую оборонительный
характер перед лицом ныне агрессивного Варшавского
пакта»9. ЕЭС китайская пропаганда изображает как
«надежду свободной Европы»10. В мае 1975 года маоисты
официально объявили об аккредитовании своего посла при
«Общем рынке» для политической поддержки этой
замкнутой группировки.
236
Одновременно усиливалась линия маоистов на подрыв
связей стран Индостанского полуострова с Советским
Союзом, в особенности на подрыв советско-индийских
отношений.
Яростным нападкам подвергается идея создания
системы коллективной безопасности в Азии. Она называется
«попыткой установить гегемонию в Азии», «окружить
Китай» и т. д.11 Одним из «аргументов» Пекина против
этой идеи является тезис о том, что «Советский Союз не
азиатская держава» и поэтому не имеет права выдвигать
предложения, касающиеся Азии. Показательно в этой
связи, что на сессии ЮНЕСКО, состоявшейся осенью
1974 года в Париже, была принята резолюция о
принадлежности стран к различным регионам. Подавляющим
большинством голосов Советский Союз был отнесен и к
Европе, и к району Азии и Океании. Китайская делегация
голосовала против включения СССР в регион Азии и
Океании. Ее в этом «поддержали» только Албания,
Израиль и Чили.
Выступая на сессии ЭКАДВ, китайский представитель
заявил, что система коллективной безопасности в Азии,
предложенная Советским Союзом, якобы «ставит себе
непосредственную цель контролировать и раскалывать
азиатские страны и постепенно включать их в сферу
своего влияния»12.
Нынешних китайских лидеров не устраивают
принципы, которые лежат в основе создания системы
коллективной безопасности, и прежде всего центральный
принцип— отказ от применения силы в решении
международных споров. Именно он-то никак и не соответствует
великодержавным целям Мао и его приближенных. Не
случайно они отвергают любые предложения Советского
Союза заключить международные соглашения,
предусматривающие ненападение и неприменение силы. Культ
силы нужен сейчас маоистам для подкрепления своих
аннексионистских притязаний к ряду соседних государств.
Или взять такой принцип, как уважение суверенитета
и неприкосновенности границ. Он тоже не вписывается в
нынешнюю внешнеполитическую программу Пекина.
Приняв такой принцип, лидеры КНР должны были бы
отказаться от своих притязаний, например, на
территорию Монгольской Народной Республики и на ряд
значительных участков территории Советского Союза, Индии,
а также других стран Юго-Восточной и Южной Азии.
Идея коллективной безопасности предусматривает не-
237
вмешательство во внутренние дела стран и народов.
Такое обязательство серьезно связало бы маоистское
руководство в проведении враждебной пропаганды,
натравливающей китайский народ то на Советский Союз, то на
Индию, то на другие народы Азии. Принятие этого
принципа помешало бы маоистам распространять призывы к
народам соседних государств свергать существующие там
правительства.
И другие принципы коллективной безопасности :—
широкое развитие экономического и научно-технического
сотрудничества на основе полного равноправия и взаимной
выгоды, неотъемлемое право каждого народа
распоряжаться своими природными ресурсами — также, видимо,
рассматриваются маоистами как препятствие на пути их
гегемонистских амбиций.
«Картографическая агрессия» маоистов — одна из
особенностей маоистской политики последнего времени —
заключается в стремлении использовать пограничные и
территориальные вопросы для разжигания
националистических страстей. Выдвинув территориальные претензии
к Советскому Союзу, китайские лидеры стараются
подталкивать к таким же действиям националистические
элементы в других странах. Такие идейки Пекин
периодически подбрасывает Японии, ФРГ и другим странам.
Однако важно иметь в виду и другую сторону этого
вопроса. На протяжении многих лет политические карты,
издающиеся в Пекине, наглядно свидетельствуют о
великодержавно-шовинистических экспансионистских планах
китайского руководства в отношении соседних стран.
Весь мир знает о многочисленных вооруженных
провокациях, организованных в разное время Пекином на
границах с этими государствами. Здесь важно отметить, что
начало всем этим конфликтам положено задолго до
кровопролития на границах.
Все началось с публикации карт, на которых Пекин
изображал свои государственные границы далеко не так,
как они существовали на самом деле. Этот «прием»,
квалифицируемый как «картографическая агрессия», стал
применяться Пекином еще в 1950—1951 годах, то есть
сразу после образования КНР. Китайские руководители
тогда уже дали понять, что у них есть собственное
представление о границах. Несмотря на последовавшую резко
отрицательную реакцию общественного мнения и
правительств соседних государств, в последующие годы в
пекинские карты не были внесецы изменения. Пекин начал
238
переговоры с правительствами соседних государств об
«урегулировании» пограничных отношений, причем этой
процедуре придал значение краеугольного камня своей
внешней политики, представил ее как решение крупной
общенациональной задачи. При таком повороте
«пограничные вопросы» становились в руках маоистов важным
средством оказания политического давления на
сопредельные страны.
При издании новой политической карты мира в
1971 году пекинские картографы остались верными себе,
а точнее — «идеям Мао». Именно об этом
свидетельствует «редемаркированная» по-пекински граница между
КНР и Индией, между Индией и Пакистаном. Этот факт
никоим образом не подтверждает щедро расточаемые
заверения маоистов о признании ими права наций на
самоопределение и о поддержании ими принципов мирного
сосуществования.
Все более обнажались территориальные притязания
маоистских лидеров к соседним странам, в том числе и к
социалистическим государствам.
Мао Цзэдун неоднократно высказывался за аннексию
Монголии. Эту мысль он проводил в беседе с Э. Сноу в
1936 году и во время пребывания в Пекине советской
делегации в 1954 году. В общей форме «территориальный
реестр» Мао к другим странам был изложен им, правда
в приглушенной форме, в статье «Китайская революция
и КПК» (1939 г.). После 1949 года территориальные
претензии Китая подавались под видом исправления истории
«внешней агрессии» против Китая. Так, на
географической карте, приложенной к учебнику истории для средних
школ («История Китая», вып. 3. Пекин, 1953 г.), границы
цинской империи охватывали районы русского Приморья,
Средней Азии и Казахстана до оз. Балхаш. Аналогичным
образом эти территории были обозначены на
«исторических картах Китая», выпущенных в 1955 году в Шанхае.
В 1957 году буржуазные элементы на страницах
китайской печати публично поставили вопрос о 1,5 млн. кв. км,
якобы отторгнутых Россией у Китая по «неравноправным
договорам»13.
Этим выступлениям не был в Китае дан отпор. В
официальной статье КПК «О заявлении Компартии США»
(февраль 1963 г.) слова буржуазных националистов о
«неравноправных договорах» были взяты на вооружение
пекинским руководством. В 1964 году эту идею уже не
.просто повторяет, но и развивает сам председатель КПК
239
Мао Цзэдун в беседе с группой японских социалистов 14.
В конце 50-х — начале 60-х годов китайские историки
пытаются, сойдя с классовых позиций, неисторически
анализировать политику китайских императоров в
отношении соседних стран 15. Они полностью умалчивали об
агрессивной политике, например, цииской династии по
отношению к соседним странам, в том числе и к России,
хотя еще Сунь Ятсен говорил о феодальном империализме
китайских императоров. В начале 60-х годов китайские
историки стали чествовать Чингисхана и превозносить
роль юаньской (монгольской) и цинской (маньчжурской)
династий. Им в заслугу ставилось «расширение границ
Китая»16.
В 1969 году в заявлении правительства КНР от 24 мая
повторялось утверждение о «захвате Россией» и
«оккупацией Советским Союзом» китайской территории, «по
величине равной трем Франциям или двенадцати Чехосло-
вакиям».
Выпущенные в последние годы «Атласы мира»
используются для фиксации «картографической агрессии»
Китая в отношении соседних стран 17. В целой серии
брошюр по истории и в статьях журналов «Хунци» и «Сюэси
юй пипань» делается попытка исторически оправдать
маоистские притязания, «доказать», что Россия
«отторгла» у Китая территорию площадью 1,5 млн. кв. /еж18.
Китайскую литературу также начинает пронизывать
идея антисоветизма, идея мести «врагу на Севере»19.
На этом фоне усиливается милитаризация всех сторон
жизни Китая.
В период «культурной революции» с китайской
стороны предпринимались попытки посягнуть на территорию
КНДР. Территориальные споры обнаруживаются у
Пекина и с Демократической Республикой Вьетнам. Как
заявило правительство Филиппин, Пекин выдвигает
подобные притязания и к этой стране. Претендуют китайские
лидеры также на земли, которые японцы считают своими.
Итак, Советский Союз, МНР, ДРВ, КНДР, Индия,
Филиппины, Япония — вот достаточно внушительный
перечень тех стран, на территории которых открыто
предъявляют притязания пекинские лидеры.
Установки X съезда КПК по вопросам внешней
политики свидетельствуют о том, что маоизм превратился в
одну из главных сил, препятствующих осуществлению
действенных мер, которые принимаются по инициативе
социалистических стран для предотвращения мировой
240
ракетно-ядерной войны, для сокращения гонки
вооружений, для оздоровления общего политического климата в
мире. Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев,
выступая в Улан-Баторе 26 ноября 1974 г., подчеркнул,
что «нынешний политический курс Пекина идет вразрез
с тенденцией разрядки напряженности»20.
Маоистская внешняя политика, закрепленная в
решениях X съезда КПК, преследовала цель создать
трудности на пути перестройки международных отношений на
базе принципов мирного сосуществования стран с
различным социальным строем. Пекин выступает против
любых мероприятий, направленных на укрепление мира и
безопасности. Характерна в этом отношении реакция
маоистов на итоги Совещания по безопасности и
сотрудничеству в Европе, состоявшегося в Хельсинки. Встреча
руководящих деятелей 33 европейских государств, США
и Канады «положила начало новому этапу разрядки
напряженности, явилась важным шагом на пути
закрепления принципов мирного сосуществования и налаживания
отношений равноправного сотрудничества между
государствами с различным общественным строем».
«Разрядка напряженности, — говорилось в решении Политбюро
ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и
Совета Министров СССР, — должна расширяться,
углубляться, распространяться на все районы мира. Советский
Союз считает своим долгом содействовать развитию
международной обстановки именно в таком направлении»21.
Как и предполагалось, итоги общеевропейского
совещания были встречены в штыки всеми противниками
разрядки международной напряженности, в том числе и
маоистскими лидерами. Пекин разразился целой серией
клеветнических статей и заявлений, пытающихся
скомпрометировать благородные цели и задачи,
сформулированные на общеевропейском совещании. Впрочем, никого
уже не удивляет тот факт, что любые намерения и
инициативы социалистических и других миролюбивых
государств, направленные на укрепление и углубление
процесса разрядки, немедленно подвергаются ожесточенным
нападкам со стороны маоистских лидеров, которых уже
не смущает то обстоятельство, что они становятся в один
ряд с наиболее реакционными кругами империализма —
с фашистской кликой Пиночета, с махровыми
реваншистами, ратующими за передел границ и углубление раскола
Европы. Реакция Пекина на итоги общеевропейского
совещания— еще одно саморазоблачение группы Мао Цзэ-
241
дуна. Здесь они раскрыли себя как подстрекатели войны,
враги мира и разрядки.
Пекинские лидеры, оценивая ситуацию в мире в
70-е годы, утверждали: «Ныне международная
обстановка характеризуется колоссальными беспорядками на
земле. Надвигается ливень в горах, и весь терем продувается
ветром... Разрядка — явление временное и поверхностное,
а колоссальные беспорядки будут продолжаться и
дальше. Такие колоссальные беспорядки являются для
народа делом хорошим, а не плохим»22.
Состоявшаяся в обстановке секретности I сессия
Всекитайского собрания народных представителей пятого
созыва (январь 1975 г.) в своих документах также
выдавала беспорядки и хаос и даже мировую войну за «дело
хорошее» и всячески чернила усилия народов по упрочению
разрядки международной напряженности. «Потрясения
в мире нарастают со все большей силой... То, что всюду
в мире идут разговоры о разрядке и о мире, как раз
свидетельствует о том, что в этом мире нет разрядки, не
говоря уже о каком-то прочном мире»23, — говорил Чжоу
Эньлай 13 января 1975 г. в докладе на этой сессии.
В своем оголтелом антисоветизме и гегемонизме мао-
исты презрительно отмежевывались от того факта, что
разрядка напряженности, установление прочного мира —
это сокровенное чаяние всех народов мира, в том числе
и китайского, что прочный мир, а не термоядерная война
и ее пепелища создает благоприятные условия
строительства социализма той самой «в тысячу раз более высокой
цивилизации»24, о которой демагогически рассуждал Мао
Цзэдун.
Нынешние оценки международной обстановки и
заявления о неизбежности мировой войны есть лишь
публичное выражение взглядов, которые предельно откровенно
излагались ранее в закрытых выступлениях Мао в ЦК
КПК. Так, выступая в мае 1958 года на второй сессии
VIII съезда КПК (1958 г.), Мао говорил: «Война, ну и
хорошо, быстрее можно будет начисто покончить с
империализмом. Полагаю, что с ним можно было бы
покончить за три года. При наличии атомных бомб война
может продлиться на год меньше, чем раньше. Зато потом
не будет больше войн. Войны не нужно бояться. Будет
война — значит будут мертвые. Смерть не страшна. Если
из 600 млн. человек (численность населения Китая в
1958 г. — Авт.) половина погибнет, останется 300 млн.
человек...
242
По-моему, атомная бомба не страшнее большого
меча. Во время второй мировой войны Советский Союз
потерял 20 млн. человек, да другие европейские страны
потеряли 10 млн. человек. Итого потеряно 30 млн. человек.
После танских и минских императоров (в Китае. — Авт.)
войны велись мечами, и во время этих войн было убито
40 млн. человек. Если во время войны погибнет половина
человечества — это не имеет значения. Не страшно, если
останется и треть населения. Через сколько-то лет
население снова увеличится. Я говорил об этом с Неру. Он не
поверил. Если действительно разразится атомная
война — не так уж плохо. В итоге погибнет капитализм, и
на земле воцарится вечный мир»25.
Эти маоистские откровения не плод «горячечной
фантазии», а результат полного разрыва взглядов Мао по
вопросам роли насилия, войны и мира, разрыва не
только с марксизмом, но даже с общедемократическим
подходом к борьбе за мир. Нынешние пекинские панегирики
«козням», хаосу, беспорядкам, потрясениям,
заклинаниям против разрядки, равно как и откровенная проповедь
неизбежности мировой войны, — все это характеризовало
ступень эволюции идей Мао Цзэдуна в начале 70-х
годов. Даже сравнение положений, высказанных на
X съезде КПК (1973 г.), с тезисами, изложенными в
материалах сессии ВСНП (1975 г.), говорит, что эта
опасная эволюция маоизма, эволюция в сторону
откровенной апологии войны, еще не закончилась. Она
продолжается, и трудно представить, какие еще «аргументы» в
пользу мирового пожара выдвинут в Пекине.
И слова, и практика группы Мао Цзэдуна целиком
противоположны принципиальному указанию В. И.
Ленина о том, что «вся наша политика и пропаганда
направлена отнюдь не к тому, чтобы втравливать народы
в войну, а чтобы положить конец войне»26.
Курс на подрыв дела мира — все это не только слова
и пропагандистские лозунги Пекина, сами по себе уже
отравляющие международную атмосферу, за ними стоят
конкретная политика, военно-экономические
приготовления, действия, направленные на ослабление
социалистических стран, попытки сколотить международный альянс
антисоциалистических, антисоветских сил от сторонников
НАТО, откровенных реваншистов типа Штрауса,
сионистов и их лобби типа американского сенатора Джексона
до разложившегося отребья из социалистических стран,
обретающегося на Западе. Не случайно даже председа-
243
тель комиссии западногерманского бундестага Хольц,
которого трудно заподозрить в симпатиях к коммунизму,
заявил, что Пекин превратился в место «паломничества
противников разрядки напряженности», действующих в
различных странах Западной Европы27.
Атаки Пекина на международное коммунистическое
движение, на КПСС и братские партии
социалистических государств в идеологической области тоже
начались, как известно, в 60-х годах с ультралевацких
выступлений. Коммунистические партии стран
социалистического содружества были объявлены
социал-реформистскими, они обвинялись в том, что «не могут и не смеют
проводить революционную политику». После того как
китайское руководство убедилось в своей неспособности
расколоть коммунистическое движение и создать
маоистский «интернационал», пекинские лидеры резко
повернули вправо ось своей международной политики. Они
пошли на сближение с любыми правыми политическими
силами современности, в том числе и с самыми
реакционными проимпериалисгическими кругами.
Крутые изломы в политике маоистского руководства
характеризуют самую суть этого враждебного делу мира
и социализма мелкобуржуазного политического течения
как доктрину, беспринципную по своей природе. Они
показывают, что для маоизма любые, даже
взаимоисключающие, политические средства хороши, лишь бы они
могли быть использованы для достижения главной
неизменной задачи маоистского руководства — достижения
великодержавно-гегемонистских целей на мировой арене,
для утверждения безраздельного господства маоизма
внутри Китая.
Рассматриваемый в главе процесс эволюции внешней
политики маоистов вправо охватывает период до смерти
Мао Цзэдуна. Этому периоду в политике Пекина,
однако, еще была присуща известная противоречивость.
Готовность к сговору с империализмом сочеталась еще со
словесными антиимпериалистическими заявлениями.
«Теория трех миров» и решения X съезда КПК еще
исходили из концепции «двух врагов» — США и СССР.
На внешнеполитических подходах Пекина первой
половины 70-х годов чувствовалось известное влияние лево-
радикалистской фразеологии шанхайской группировки и
даже частично взглядов Линь Бяо о «двух врагах», хотя
Советский Союз уже был «выдвинут» в качестве «врага
номер один», а США отодвинуты на второй план.
244
Пекин еще лишь напрашивался на роль пособника
американских ультра и реваншистских кругов Японии и
ФРГ. А пока главным своим союзником в Пекине
считали развивающиеся страны.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что основное
направление дальнейшей эволюции ренегатства маоистов
было заложено именно в этот период. И этим
направлением является блокирование Пекина с самыми
агрессивными кругами империализма США, реваншистами всех
мастей и воинствующими милитаристами НАТО.
Глава IX
МАОИЗМ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА КИТАЯ
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 70-х
И НАЧАЛЕ 80-х ГОДОВ
Внешнеполитическая деятельность
маоистского руководства Китая во второй половине 70-х годов
характеризовалась такими параметрами:
— ужесточением антисоветизма и его
проникновением в качестве доминирующей концепции во все сферы
международной политики Китая, резкой активизацией
усилий, направленных против социалистического
содружества;
— развитием линии на блокирование с наиболее
агрессивными кругами империализма на
антисоциалистической, антисоветской основе и совместными действиями с
этими кругами с целью сорвать разрядку напряженности,
не допустить ограничения гонки вооружений и принятия
мер по разоружению;
— разрывом с мировым коммунистическим
движением и стремлением представить «мировую революцию»
как создание единого антисоветского фронта, с
ориентацией на мировую буржуазию и империализм в качестве
главных союзников в попытках «сокрушить» СССР;
— дальнейшим поправением политики в отношении
неприсоединившихся и развивающихся стран с целью
столкнуть движение неприсоединения с
антиимпериалистических позиций на антисоветские;
— усилением атак на позитивные процессы в
международной жизни в сочетании с лозунгами о
«неизбежности» и «полезности» мировой войны, попытками
ревизовать итоги второй мировой войны в ущерб
социалистическим странам, отравить международную атмосферу
духом милитаризма, международной и расовой вражды;
— всесторонней и постоянно нарастающей подготов-
246
кой к выдвижению территориальных притязаний ко всем
соседним странам, рассматриваемых Пекином составной,
неотъемлемой частью своей гегемонистской политики
возрождения «былого величия».
Как известно, курс на открытую борьбу против
Советского Союза, который клеветнически именуется Пекином
«социал-империалистической страной», и против других
социалистических стран, называемых
«ревизионистскими», был официально закреплен в партийных уставах
IX, X и XI съездов КПК и в конституциях КНР 1975 и
1978 годов. Таким образом, проявление враждебности к
странам социализма стало в Китае уставной
обязанностью для членов КПК и конституционным долгом для
всех граждан КНР.
Об ущербе, причиненном политикой Пекина мировому
революционному движению, немало сказано и написано К
Народы Индонезии, Вьетнама, других стран
Юго-Восточной; Азии, Африки, Латинской Америки по вине
раскольнической политики Мао потеряли сотни тысяч, даже,
может быть, миллионы своих лучших людей.
На октябрьском (1976 г.) Пленуме ЦК КПСС
подчеркивалось, что «внешнеполитическая линия,
проводившаяся Пекином в течение полутора десятков лет,
основательно дискредитирована во всем мире»2.
Время, прошедшее после смерти Мао, показало, что
новомаоистское руководство Пекина оказалось
неспособным сбросить путы шовинизма и маоизма и устремилось
по старой заезженной, бесперспективной и опасной колее.
Китайское руководство, возглавляемое Хуа Гофэном,
всячески подчеркивает свою приверженность
внешнеполитической линии, проводимой при жизни Мао Цзэдуна.
Об этом заявляется в официальных документах, в
публичных выступлениях китайских руководителей.
В обращении руководящих органов КПК и КНР в
связи со смертью Мао Цзэдуна в качестве его «великой
заслуги» выдвигалось то, что он «с величайшим размахом...
развернул в международном коммунистическом
движении великую борьбу — критику современного
ревизионизма, центром которого является группировка советских
ревизионистов-ренегатов...»3.
В речи на втором Всекитайском совещании по
«изучению» опыта сельской бригады Дачжай Хуа Гофэн,
повторив избитые антисоветские выпады и изобразив
достижения Советского Союза и его опыт как «отрицательный
урок», вновь заявил о стремлении «объединяться со все*
247
ми странами... и вести борьбу против гегемонизма двух
сверхдержав — Советского Союза и США»4.
Нынешние китайские руководители не только
повторяют свои клятвы в верности маоистской линии, но и
стараются опереться на взгляды и дела Мао Цзэду-
на, Чжоу Эньлая для демонстрации своей
приверженности великодержавно-шовинистическому, антисоветскому
курсу.
В газете «Жэньминь жибао» 11 ноября 1977 г. была
опубликована статья под заглавием «Учиться
блестящему примеру премьера Чжоу, бороться за тщательное
претворение в жизнь революционной внешнеполитической
линии председателя Мао». Автором ее выступила
«теоретическая группа МИД КНР». В этой статье Чжоу Эньлай
изображается одним из застрельщиков антисоветской
политики, борьбы против «двух сверхдержав — СССР и
США». «Четверка» же (Ван — Чжан — Цзян — Яо)
обвиняется в том, что она якобы не давала хода статьям,
критикующим «советский ревизионизм», не позволяла
публиковать их. Одновременно ей приписывается
пренебрежение к «третьему миру». Статья всячески восхваляет
«пинг-понговую дипломатию», сближение с США,
называет Шанхайское коммюнике о китайско-американских
контактах «уникальным международным документом».
Китайское руководство во главе с Хуа Гофэном
отдает безусловный приоритет развитию отношений с
Западом на антисоветской основе и делает ставку на
использование в своих националистических целях противоречий
между двумя противоположными
социально-экономическими и политическими системами — капиталистической
и социалистической.
В связи с этим большое значение придается вопросу о
роли «китайского фактора» в стратегии империализма.
Антисоциалистическая, антисоветская политика
китайского руководства внесла существенное изменение в
расстановку сил на международной арене. При основной
классовой двухполюсности современного мира в
международных делах появился «китайский фактор», который
заметно усложнил противостояние мирового социализма
и мирового капитализма. Для империалистических
держав расширилась сфера маневрирования, параллельных
действий, сближения позиций и прямого блокирования с
огромной страной, которая по характеру
социально-экономических преобразований первого десятилетия
существования КНР относилась к социалистической системе,
248
но вот уже почти 20 лет проводит политику, враждебную
социализму.
Политическая аномалия такого рода, естественно,
создает основу для выработки стратегии империализма,
направленной на максимальное использование в его
интересах временно благоприятной для него конъюнктуры в
китайском вопросе.
Жизнь показывает, что империалистические круги в
общих чертах едины в своем отношении к китайской
политике. Существует совпадение ряда линий их
практической политики, обращенной к Китаю. В этом смысле
можно говорить об определенной общности
стратегических замыслов империалистических государств в связи
с «китайским фактором».
Правящими кругами империалистических стран
ставится широкая стратегическая задача — вовлечение КНР
в орбиту политического и экономического влияния
мировой капиталистической системы.
В настоящее время Вашингтон, пойдя на полную
нормализацию отношений с КНР, учитывает прежде всего
стратегическую проблему глобального использования
«китайского фактора» с креном в военно-политическую
сторону. Администрация Картера, окончательно подведя
правовую основу под американо-китайские отношения,
пытается в максимальной степени использовать выгодную
для империалистов США дальнейшую активизацию
антисоветской политики Китая.
Американское военно-политическое руководство,
естественно, вполне устраивает внешняя позиция Пекина
в отношении военного присутствия США в
азиатско-тихоокеанском регионе, но оно хотело бы большего. Речь
начинает идти о своеобразном «разделе сфер действия»
военных сил США и Китая, причем с американской
стороны делаются более чем прозрачные намеки на то, что
она с пониманием относится к наращиванию китайских
военных сил, обращенных против Советского Союза.
3. Бжезинский, например, открыто говорит о том, что
американская ядерная стратегия должна включать в
себя в качестве одного из элементов наличие
расширяющегося арсенала китайских ракет среднего радиуса
действия, нацеленных на территорию СССР.
Наращивание военного потенциала Китая
рассматривается американскими и натовскими стратегами как
существенная поддержка Североатлантическому блоку.
Тот же Бжезинский ратует за координацию действий
249
между США и Китаем в этой сфере. В таком жетоне
высказывались и представители командования
вооруженными силами НАТО.
Представляет опасность тенденция в политике стран
НАТО, направленная на оказание военно-технической
помощи Китаю в деле модернизации его вооруженных сил.
Причем в этом вопросе на первый план выдвигаются не
США, а Англия, ФРГ и Франция. После визитов
министра обороны США Г. Брауна в Пекин (январь 1980 г.)
и начальника военного совета ЦК КПК, члена Политбюро
ЦК КПК Гэн Бяо в США (май 1980 г.) Соединенные
Штаты превращаются в поставщика военной техники и
технологии в Китай.
В настоящее время процесс сближения КНР с
империалистами идет главным образом за счет превращения
Пекина в прямого приспешника и союзника
империализма, его младшего партнера.
Маоистские правители стремятся придать своей
авантюристической политике наступательный характер. С
начала 1978 года китайские лидеры (Хуа Гофэн, Дэн
Сяопин, Ли Сяньнянь, другие заместители премьера
Госсовета КНР, министры) осуществили визиты в более чем
50 государств, посетив основные страны всех пяти
континентов; в Китае были приняты руководящие деятели
35 стран. Существенно увеличились
торгово-экономические связи: по официальным данным, внешнеторговый
оборот КНР за 1978 год возрос по сравнению с 1977 годом
на 30,3%, составив 35,5 млрд. юаней, а за первое
полугодие 1979 года — на 43,2% по сравнению с тем же
периодом прошлого года, достигнув 21,3 млрд. юаней.
Пекин заключил соглашения или ведет переговоры на
государственной или частной основе с ведущими
капиталистическими странами о предоставлении ему кредитов на
сумму около 30 млрд. долларов для-приобретения
оборудования, техники, оплаты дефицита в торговле. II сессия
ВСНП пятого созыва, подтвердив курс на подъем
экономики Китая с помощью империалистических держав,
узаконила формы привлечения иностранных капиталов
и техники.
Со своей стороны правящие круги
империалистических стран открыто ставят стратегическую задачу
постепенного подчинения КНР политическому и
экономическому влиянию мировой капиталистической системы. Как
.заявил в июле 1979 года японский министр иностранных
-дел;CpjH[pAa^;«западным странам следует оказывать кон-
25Q
кретную помощь Китаю в осуществлении его программы
модернизации, с тем чтобы вовлечь Китай в
капиталистическую экономическую орбиту и исключить любую
возможность китайско-советского сближения»5.
При всех несовпадениях в подходах различных
империалистических держав в их политике по отношению к
Китаю на практике складывается своеобразное
распределение ролей и разделение сфер влияния. Империализм
и реакция стараются использовать враждебный
Советскому Союзу и мировому социализму курс пекинского
руководства для того, чтобы добиться изменения в свою
пользу соотношения сил на мировой арене, развернуть
новое наступление на социалистическое содружество, на
миролюбивые силы.
О прямом переходе Пекина на позиции империализма
свидетельствуют следующие шаги Пекина:
— призыв к правящим кругам Америки создать
вместе с Китаем, Японией и НАТО «широчайший
международный единый фронт» против Советского Союза и
социалистического содружества в целом. Несомненно, что
сближение китайского шовинизма с империализмом США,
Японии, стран НАТО и их совместная поддержка
контрреволюционных сил против Афганистана, усиление
антисоветизма Пекина, агрессия КНР против Вьетнама — все
это обостряет международную обстановку;
— усиление открытой и прямой конфронтации КНР
со все большим числом социалистических стран, вплоть
до вооруженных акций, прямых попыток вмешательства
во внутренние дела; стремление перетянуть на свою
сторону отдельные государства мировой социалистической
системы и создать вместе с ними блок, противостоящий
социалистическому содружеству;
—- открытая смычка Пекина с
военно-промышленными комплексами стран Запада, всестороннее
сотрудничество с империалистическими государствами э
интересах наращивания военно-экономического
потенциала КНР;
— возрастающая экономическая, политическая и
военная поддержка Китаем реакционных режимов в
развивающихся странах, налаживание и расширение связей с
ними, помощь реакционным силам в освободившихся
государствах.
Поездка Хуа Гофэна 29 августа — 1 сентября 1978 г.
в Иран раскрыла намерение китайского руководства и
впредь делать ставку среди развивающихся стран на
251
реакционные режимы. Больше того, она явилась
открытой демонстрацией поддержки шаха накануне
революции, в обстановке растущего широкого возмущения в
стране его антинародным правлением. Пекинская
пропаганда взяла под защиту шахский режим, распространяя
слухи о том, что народные выступления в стране якобы
организованы и финансируются из-за границы. Визит
также преследовал цель согласования с иранской
реакцией средств подавления революции в Афганистане.
После победы антишахской революции Пекин
продолжает, по сути дела, солидаризироваться с политикой
США в отношении Ирана.
Пекин активно спекулирует на тезисе об «усилении
советского влияния» на Среднем Востоке и выражает
полное одобрение наращиванию военного присутствия
США в зоне Персидского залива.
Нынешняя политика Пекина по своим целям и
методам не отличается от политики империалистических
держав. Если некоторое время назад еще можно было
говорить о стремлении лидеров Китая поставить свою
страну над двумя мировыми системами, играть на
противоречиях между ними в корыстных целях, то сейчас
положение иное. Переход от идеологической борьбы против
социалистических государств к борьбе политической,
экономической и даже военной, фактическая координация
своих действий на международной арене с
империалистами свидетельствуют о превращении КНР по классовому
содержанию ее политики в партнера империализма.
Возникла, таким образом, новая ситуация в
международных отношениях, когда лидеры КНР, провозглашая
Китай социалистической страной, на деле проводят
империалистическую, экспансионистскую политику.
В продолжавшемся ряд лет торге между США и
Китаем, хотя он не завершился еще и по сие время, в 1971—
1972 годах были достигнуты соглашения, приведшие к
крутому повороту в политике Пекина и к фактическому
прекращению им антиимпериалистической борьбы.
Именно это положило начало процессу, завершившемуся
принципиальными договоренностями об «общих
интересах», которые и послужили базой
китайско-американского сговора против дела мира, национального
освобождения и социализма. Таким образом, пекинский словесный
«антиимпериализм» обернулся торговлей принципами,
предательством идеалов китайской и мировой
революции.
252
Состоявшийся в мае 1978 года визит помощника
президента США по вопросам национальной безопасности
3. Бжезинского в Пекин наиболее показателен с точки
зрения того, как далеко зашли маоисты в опасном для
всеобщего мира сговоре с наиболее агрессивными
кругами империализма. Поездка проходила в обстановке,
когда борьба народов за разоружение, за обуздание гонки
вооружений, за национальное освобождение приняла
невиданный размах. Империалисты США и других
капиталистических стран лихорадочно изыскивали пути
ослабления нажима со стороны миролюбивых сил. В качестве
такого средства они пытаются использовать вымыслы о
«советской угрозе». И здесь пекинские антисоветчики —
незаменимые помощники и консультанты
антикоммунистов на Западе.
Известный американский китаевед О. Э. Клабб,
оценивая китайско-американские отношения, пишет о
действиях сторонников разыгрывания «китайской карты» в
США против СССР. Он отмечает, что они делают все,
чтобы создать атмосферу исключительной
доверительности и продемонстрировать «совпадение интересов США и
Китая». Бжезинский, например, детально информировал
Дэн Сяопина о состоянии американо-советских
переговоров об ограничении стратегических наступательных
вооружений и, как утверждает Клабб, «подробно изложил
суть некоторых секретных правительственных указаний
о целях США в деле обеспечения национальной
безопасности», обсуждал с пекинским руководством вопросы об
американской технической и другой помощи Китаю. При
этом Бжезинский заявил: «...Обеспечение мощи и
безопасности Китая отвечает интересам США, а интересам
КНР соответствует сохранение силы, уверенности и
глобальной вовлеченности Соединенных Штатов»6.
Китайский министр иностранных дел Хуан Хуа в ответе на
заявление заморского гостя ни словом не обмолвился об
агрессивных акциях американского империализма в Азии,
Африке и Латинской Америке, но зато пространно
рассуждал о политике Советского Союза, возводя на нее
клевету, пытаясь изобразить СССР виновником
«беспорядков», происходящих в различных районах нашей
планеты. Хуан Хуа призвал США проводить политику
«острием против острия» и, объединившись с Китаем,
«расстроить стратегические планы гегемонистов»7.
В своем предательстве маоисты зашли так далеко, что
убеждали вашингтонского представителя проявить «твер-
253
дость» не только в отношении СССР, но и в отношении
Вьетнама и Кубы. Пекин дал понять, что установление
дипломатических отношений США с СРВ и Кубой он
будет расценивать как «недружественный Китаю шаг».
По сообщению американских газет, Бжезинский в
беседах с Хуа Гофэном и Дэн Сяопином договорился о
«взаимопомощи» друг другу в районах, где каждая из
сторон имеет преимущественное влияние. Американский
представитель обещал подтолкнуть страны НАТО к более
активной поддержке усилий Китая по перевооружению
армии и модернизации экономики страны. В свою
очередь он просил Китай содействовать усилению
американского влияния в тех африканских и арабских странах, с
которыми Пекин имеет хорошие отношения, а США не
имеют таковых. Практическая реализация этих
договоренностей не заставила себя долго ждать. Хуан Хуа
вскоре отправился в Заир, чтобы продемонстрировать
поддержку режима Мобуту.
Из анализа опубликованной в американской и другой
западной печати информации вытекает, что сговор
наиболее агрессивных кругов США и пекинских поджигателей
войны принимает все более четко выраженные формы.
Речь идет не только о согласовании и координации
политики, направленной на подрыв разрядки и
противодействие росту влияния мировой социалистической системы,
на раскол национально-освободительного движения, но и
о новом переделе сфер влияния между империализмом,
с одной стороны, и великоханьскими гегемонистами
Пекина— с другой. Некоторые американские газеты не
исключали возможности создания и этих целях
политической оси Вашингтон — Пекин — Токио.
Конкретным проявлением такого курса стали
заключение китайско-японского договора (1978 г.), сближение
КНР и США на антикоммунистической платформе и, как
логическое развитие этих шагов, — разбойничье
нападение Китая на Социалистическую Республику Вьетнам.
Заключая в 1978 году китайско-японский договор,
пекинские лидеры руководствовались прежде всего
антисоветскими целями. Правящая верхушка КНР
ориентируется на сотрудничество с японскими реакционными и
милитаристскими кругами, высказывается в поддержку
американо-японского военного союза, усиления японских
вооруженных сил. В Японии подписание договора с
Китаем явилось сигналом для активизации сил милитариз-
254
ма и реваншизма, подбодрило их в организации
различного рода антисоветских кампаний и выступлений за
пересмотр статьи японской конституции, запрещающей
прибегать к войне.
Усилились проимпериалистические тенденции во
внешней политике пекинского руководства. Китайские
правители рассчитывают укрепить свои международные
позиции в борьбе против СССР и других социалистических
государств, для проведения гегемонистской политики в
Азии, помешать развитию советско-американских связей,
получить доступ к американской технике и технологии,
кредитам и военным арсеналам НАТО. США в свою
очередь преследует цель превратить Пекин в орудие нажима
на мир социализма, прежде всего на СССР, добиться
выгодной для себя перегруппировки сил на международной
арене, в частности на Дальнем Востоке и в ЮВА.
Логическим продолжением этой политики пекинской
верхушки и империалистических кругов стало
установление дипломатических отношений между США и КНР в
декабре 1978 года. Эта акция была подготовлена всем
ходом развития китайско-американских связей. Еще
одним шагом к сколачиванию китайско-американского
альянса стал визит заместителя председателя ЦК КПК,
заместителя премьера Государственного совета КНР и
начальника Генерального штаба китайской армии Дэн
Сяопина в США в январе 1979 года. Китайский лидер
всячески выказывал готовность Пекина к широкому
сотрудничеству с США и с Западом в целом для
противодействия миролюбивому курсу Советского Союза и
других социалистических стран. Он призывал Соединенные
Штаты занять более жесткую позицию в отношении
Советского Союза. Дэн Сяопин демонстрировал особое
расположение к тем американским «ястребам», которые
ратуют за срыв разрядки, за продолжение гонки
вооружений, выступают против заключения нового советско-
американского соглашения по ограничению
стратегических вооружений. Характерно, что сразу же после
завершения официальных встреч он отправился на обед
«в узком кругу», устроенный в личном доме 3. Бжезин-
ского.
Дэн Сяопин использовал свой визит в США, чтобы
обратиться к правящим кругам Америки с призывом
создать «единый фронт» против Советского Союза, включив
туда, помимо Китая и США, страны НАТО и Японию.
Он заявил: «Если мы хотим действительно обуздать бе-
255
лого медведя (так пекинские правители именуют
Советский Союз. — Авт.), нам необходимо объединиться». Хотя
тогдашний государственный секретарь США Вэнс в
своих публичных выступлениях и приватных беседах говорил,
что развитие американо-китайских связей не будет идти в
ущерб отношениям США и СССР, однако сейчас стало
очевидным, что администрация Картера, очертя голову,
бросилась ловить миражи «дружбы с Китаем» и
сиюминутные выгоды от антисоветизма лидеров Пекина.
В результате визита Дэн Сяопина в США обе стороны
подтвердили свои намерения выступать против
«гегемонии», при этом китайский гость не скрывал, что Пекин
придает антисоветскую и антивьетнамскую
направленность этой формуле. Они заявили, что будут проводить
консультации «по вопросам взаимного стратегического
интереса», имея в виду возможную координацию их
политических курсов, особенно в районе Юго-Восточной
Азии и на Дальнем Востоке. Был достигнут ряд
соглашений, в соответствии с которыми Соединенные Штаты
проявили готовность содействовать программе
«модернизации» Китая.
Во время визита в США, а также находясь в Японии,
по пути домой, Дэн Сяопин открыто заявил о намерении
Пекина «наказать» Вьетнам, который не только
отказался содействовать китайской экспансии в Юго-Восточной
Азии, но и стал серьезным препятствием в осуществлении
замыслов китайских шовинистов. Едва закончился вояж
Дэн Сяопина, как 17 февраля 1979 г. войска КНР
вторглись на территорию СРВ.
В Вашингтоне не скрывают, что видят для себя
главную ценность политики Китая в том, что она, по их
расчетам, может в целом изменить в пользу США и Запада
соотношение сил на международной арене. Выступая по
телевидению 30 декабря 1979 г., Бжезинский заявил:
«Президент США улучшил стратегические позиции
Соединенных Штатов с помощью нормализации и
расширения отношений с Китаем».
Упор на «стратегический характер»
американо-китайских отношений сделал и министр обороны США Браун,
заявивший во время визита в Китай, что обе страны
«имеют одинаковую точку зрения на глобальную
стратегическую ситуацию» и что «американо-китайские
стратегические отношения будут расширяться и углубляться».
В ряде других выступлений представителей
американской администрации также указывается на «взаимодо-
256
полняющие», «параллельные» действия США и Китая,
которые будут охватывать как политическую область,
так и сферу безопасности. В послании Картера
конгрессу от 21 января 1980 г. говорится: «За последний год мы
расширили наши новые взаимоотношения с КНР для
обеспечения того, чтобы там, где наши интересы
совпадают, наши раздельные действия были бы взаимоподкреп-
ляющими. В этих целях мы усилили ниши
консультативные отношения». В качестве примера таких действий
Браун назвал Афганистан.
Значительно расширяется сотрудничество двух стран
в военно-технической области. Как сообщала
американская печать, заместитель министра обороны США
У. Перри во время визита в Китай (сентябрь 1980 г.)
уведомил Пекин, что президент Дж. Картер уже дал
разрешение на продажу Китаю военной техники и
технологии по 400 лицензиям. Существенные лазейки Пекину
открывает активно выдвигаемая Вашингтоном идея о
том, что Китай нужно рассматривать как
развивающуюся страну. Это позволит получить особые льготы
торгово-экономического, финансового, технологического и
другого порядка, для чего КНР при поддержке США
вступила в Международный валютный фонд,
Международный банк реконструкции и развития и т.д.
Несмотря на сближение, Пекин тем не менее
проявляет сдержанность к попыткам США еще более активно
втянуть Китай в прямую конфронтацию с Советским
Союзом. Как стало известно, в ответ на домогательства
Брауна о более решительной демонстрации Пекином
поддержки действий США в отношении СССР китайские
руководители сказали ему, что Пекин не может себе
позволить идти на риск полной конфронтации с Советским
Союзом в силу военной слабости КНР.
Реакционные круги США и Японии стремятся
использовать «китайскую карту» против Советского Союза,
социалистических стран и прогрессивных сил современности.
Враждебность к мировому социализму является
главным козырем в политической игре Пекина не только с
США и Японией, но и с Англией, ФРГ, Францией и
Италией. В апреле 1978 года заключено торговое соглашение
между Китаем и «Общим рынком». По некоторым
данным, Пекином в 1978 году подписаны контракты: с
Францией— на 7 млрд. долл., с ФРГ — на 4,6 млрд. долл., с
Англией и Голландией — по 1 млрд. долл. В документах,
подписанных с представителями ЕЭС, руководители КНР
257
одобряют политическую и экономическую интеграцию
Западной Европы и толкают «Общий рынок» на
активную борьбу против СЭВ. Китаем подписаны соглашения
о научно-техническом сотрудничестве с ФРГ, Францией
и Англией. Во многих западноевропейских странах
наблюдается «китайский бум», подогреваемый Пекином.
Однако уже сейчас возникает вопрос о
кредитоспособности Китая, а также опасения о его превращении в
перспективе в конкурента западных капиталистов на
мировой арене.
Существенным элементом в отношениях КНР с
капиталистическими странами является заметное расширение
контактов по военной линии. Китайское руководство не
скрывает своего интереса к приобретению современного
оружия и военной техники у империалистических
государств, которые в свою очередь выражают готовность
предоставить Китаю и оружие, и технологию.
Желание определенных кругов США, Англии,
Франции и некоторых других стран НАТО оказывать помощь
Китаю в милитаризации страны путем поставок новой
техники и вооружений нельзя расценивать иначе, как
крупную провокацию против дела мира и разрядки, как
близорукое политиканство. Эти действия таят большую
опасность для всеобщего мира. Даже в США наиболее
трезво мыслящие политики понимают безрассудство
намерений американской администрации оказывать помощь
Китаю, который является, по существу, единственной из
крупных держав мира, открыто ставящей вопрос о
создании «нового мирового порядка», включая
территориальную перекройку карты мира путем войны, страной,
публично пропагандирующей мировую войну и делающей
все для того, чтобы сорвать процесс международной
разрядки. Целям борьбы с разрядкой, создания всякого рода
антисоветских осей, поисков источников оружия для
милитаризации Китая служат и многочисленные поездки
пекинских деятелей по странам Запада.
Расчеты Пекина строятся на том, чтобы использовать
антикоммунизм американских правящих кругов, а также
заинтересованность военно-промышленного комплекса
США в гонке вооружений для противодействия политике
социалистических государств, направленной на
ослабление международной напряженности, на обуздание гонки
вооружений. Пекин рассчитывает опереться на США,
Англию и некоторые другие страны НАТО, а также на
Японию для получения новой техники, с тем чтобы уско-
258
рить темпы модернизации экономики страны, подвести
материально-техническую базу под милитаризацию
страны для осуществления великодержавной гегемонистской
политики. И когда это будет достигнуто, Пекин обретет
возможность по-иному разговаривать со своими
нынешними покровителями.
Углубление военно-политического сближения между
Китаем, США и странами НАТО не может не
настораживать миролюбивые силы. В этой связи нельзя также
пройти мимо заключения китайско-японского договора.
Подписание договора на условиях Пекина и в обстановке,
когда Китай своими действиями в отношении самой Японии
и других соседних государств продемонстрировал
великодержавный гегемонизм, пренебрежение нормами
международного права, таят в себе серьезную потенциальную
опасность подключения Японии в какой-либо форме к
гегемонистской политике Пекина, его провокациям
против суверенитета и территориальной целостности
государств. Все это может помешать развитию процесса
разрядки и вызвать нагнетание международной
напряженности.
Возникает закономерный вопрос: чем объясняется
происходящий ныне поворот Китая к союзу с мировым
империализмом?
Конечно, всесторонний и исчерпывающий ответ на этот
вопрос в силу его особой сложности и многогранности в
настоящее время затруднителен. Тем не менее следует,
видимо, кратко обозначить некоторые основные причины,
которые привели к тому, что КНР, в первое десятилетие
своего существования успешно приступившая к
строительству первоначальных основ социализма и
находившаяся в едином строю с СССР и другими
социалистическими странами, пришла к своему 30-летию в роли
открытого союзника империализма.
Следует напомнить, что сам по себе нынешний
поворот Пекина к союзу с империализмом с точки зрения
коммунистов не явился чем-то совершенно неожиданным
или невероятным. Еще в феврале 1964 года (т.е. как раз
тогда, когда в Пекине непрерывно провозглашались
показные антиимпериалистические лозунги) в докладе на
Пленуме ЦК КПСС М. А. Суслов говорил, что, идя по
своему неверному пути, китайские руководители могут
прийти к фактическому смыканию с реакционными,
воинственными элементами империализма8. Этот прогноз
эволюции политики Пекина основывался на ленинском
259
анализе сущности социал-шовинизма:
«Социал-шовинизм, это — завершенный оппортунизм. Он созрел для
открытого, часто вульгарного, союза с буржуазией и
генеральными штабами»9.
Думается, что как раз в этом следует искать главную
причину нынешнего превращения КНР в прямого
союзника мирового империализма. Именно возобладание в
Китае одной из разновидностей социал-шовинизма —
маоизма— идеологии и политики, прямо враждебных
марксизму-ленинизму (хотя эта идеология к политика и
продолжают прикрываться марксистской фразеологией),
явилось важнейшим и определяющим фактором,
обусловившим нынешнюю внешнеполитическую ориентацию
пекинского режима. Причем для маоизма — идеологии и
политики, основной целью которых является создание
мощного в военном отношении государства-гегемона,—
такая переориентация отнюдь не явилась каким-то
мучительным и сложным процессом.
Можно в связи с этим напомнить, что еще в канун
гражданской войны 1946—1949 годов в Китае Мао Цзэ-
дун и его группа в своих закрытых контактах с
американскими представителями в Китае прямо предлагали себя
в союзники США, и лишь решение администрации
Трумэна сделать ставку на гоминьдановский режим Чан
Кайши предотвратило попытки маоистов предпринять
практические шаги для реализации своего предложения.
Важное подтверждение тому — опубликованные в
Вашингтоне в 1978 году документы о
китайско-американских отношениях в 1949 году10. Помещенные в томе
секретные донесения бывшего генерального консула США в
Пекине О. Э. Клабба раскрывают тайные контакты
представителей Чжоу Эньлая и Мао Цзэдуна с
американскими эмиссарами. Эти совершенно секретные документы
свидетельствуют о том, что 1 июня 1949 г. Клабб сообщил
в Вашингтоне госсекретарю США Ачесону о том, что Чжоу
Эньлай передал помощнику американского военного
атташе Барроту 31 мая 1949 г. секретное послание «высшим
американским властям». Посредник, передававший
документ, был предупрежден об исключительно секретном,
деликатном характере послания; ему было сказано, что
если сведения о послании просочатся в печать, то оно
будет дезавуировано китайской стороной.
Клабб сообщил в Вашингтон следующую информацию
Чжоу Эньлая: «В период, когда китайская революция
развивалась в сельской местности и носила аграрный ха-
260
рактер, в КПК имели место небольшие расхождения.
Когда же революция из деревни переместилась в город,
эти противоречия приобрели более серьезный характер.
Они касаются главным образом политики в области
торговли, промышленности, а также проблем
международных отношений. Хотя фактического раскола в партии
пока не произошло, но имеет место определенное
разделение на два крыла: либеральное, к которому принадлежит
он сам, и радикальное, возглавляемое Лю Шаоци». Чжоу
Эньлай считает, что Китай находится в таком тяжелом
положении, при котором самой неотложной задачей
является «реконструкция» независимо от политических;
концепций. При этом Чжоу отметил, что «должны быть
претворены в жизнь идеи Мао Цзэдуна относительно
частного капитала» (т. е. идеи маоистской «новой
демократии», предусматривающей длительное сотрудничество с
национальной и зарубежной буржуазией в рамках
«коалиционного правительства». — Авт.).
«Радикальное крыло считает, что КПК должна войти
в коалицию с гоминьданом, поскольку у нее нет
необходимых знаний и опыта. Без коалиции «реконструкция» в
Китае настолько затянется, что партия потеряет
поддержку народа. Отстаиваемая «либералами» идея
создания коалиции потерпела неудачу в результате крупных
диспутов, в которых приняло участие большинство
руководящих деятелей партии, за исключением Мао»11.
Поскольку коалиция отвергнута, партии приходится брать
на себя основную тяжесть черновой работы и искать
помощи извне. СССР, по словам Чжоу Эньлая, не сможет
оказать Китаю нужной помощи, поэтому эта помощь
должна прийти от США или, возможно, от Англии. Чжоу
Эньлай предпочитает помощь от США. Он не одобряет
позиции СССР в отношении Соединенных Штатов
Америки, хвалит американскую экономику, заявляет, что она
не поддается марксистскому анализу, считает, что
советские оценки экономического положения США являются
ошибочными. Чжоу Эньлай считает, что американская
экономика будет продолжать развиваться «без
внутренних потрясений и революций». Чжоу критиковал США за
помощь гоминьдану.
Чжоу Эньлай информировал эмиссаров Вашингтона
о том, что одним из главных вопросов, вокруг которых
предстоит острая борьба в руководстве КПК, является
прежде всего вопрос об отношении к СССР и западным
державам. «Радикалы», по словам Чжоу Эньлая, высту-
26L
пают за союз с СССР, «либералы» — против. По мнению
Чжоу Эньлая, установление хороших «рабочих
отношений» Китая с США окажет смягчающее влияние на
позиции КПК в отношении западных держав. Как сообщал
Клабб, Чжоу хочет установления таких отношений,
поскольку Китай крайне нуждается в помощи, которую
СССР не в состоянии ему предоставить. Чжоу Эньлай
считает, указывается далее в донесении Клабба, что США
должны помочь Китаю по следующим причинам:
Китай пока еще не является коммунистическим и
долгое время не станет таковым, если будут претворены в
жизнь концепции Мао Цзэдуна;
«демократический Китай» в международных
отношениях будет служить «посредником» между западными
державами и СССР; Китай в состоянии хаоса при любом
режиме будет представлять угрозу миру в Азии и во всем
мире.
Сославшись на ранее имевшиеся связи между
американцами и маоистской группировкой, имея в виду миссию
«Дикси» в Яньани, миссию Дж. Маршалла и его контакты
с Мао, Чжоу Эньлай заявил, что, помня об этом,
американские руководители поверят, что в КПК имеются
истинные либералы, которые больше заботятся о
«благополучии китайского народа, чем о теоретических доктринах» 12.
И если Мао и группировавшиеся вокруг него
националисты в КПК считали возможным пойти на подобный шаг в
период, когда исход начавшейся в КПК борьбы между
ними и интернационалистским крылом в партии был еще
далеко не ясен, то тем более легкой и несложной должна
была им представляться такая внешнеполитическая
переориентация в последующее время — после разгрома
антимаоистских кадров в ходе контрреволюционного
переворота — «культурной революции», ликвидации КПК как
марксистско-ленинского авангарда рабочего класса и
установления в стране военно-бюрократического режима,
после долгих лет репрессий и подавления любых форм
антимаоистской оппозиции, после многих лет тотальной
антисоветской, антисоциалистической пропаганды в Китае.
Хотя нынешний поворот к союзу с мировым
империализмом определяется прежде всего факторами политико-
идеологического порядка, это не значит, конечно, что у
него не было глубоких социально-экономических причин.
Эти причины, видимо, можно было бы разделить на
две категории: общие и непосредственные.
262
Социально-экономические причины общего порядка
заключаются прежде всего в том, что социалистические
преобразования в экономике, проводившиеся в течение
первого десятилетия после победы народной революции в
1949 году, лишь заложили первоначальные основы
продвижения Китая к социализму. Однако затем на
протяжении 20-летия в условиях игнорирования объективных
экономических законов социализма под воздействием
антимарксистской и антинаучной маоистской
экономической политики они подверглись серьезному разрушению
и деформации. Главным последствием этой деформации
явились рыхлость, «студенистостью
социально-экономической структуры общества, раскол рабочего класса и
разрыв его союза с крестьянством. Общество в Китае
оказалось как бы на перепутье между социализмом и
капитализмом, что предоставило правящей верхушке
дополнительные возможности для политического
манипулирования, в том числе в области внешней политики,
установления в стране военно-бюрократического режима
бонапартистского типа.
К непосредственным социально-экономическим
причинам следует отнести то исключительно тяжелое
положение в народном хозяйстве страны, которое сложилось ко
времени смерти Мао Цзэдуна, когда экономика, по
официальным признаниям, оказалась «на грани катастрофы».
Попытки послемаоцзэдуновского руководства
существенно выправить положение, не выходя при этом за рамки
основных маоистских постулатов, оказались тщетными.
Об этом свидетельствует признанный Пекином провал
планов «модернизации», выдвинутых на I сессии ВСНП
пятого созыва, тревожные заявления китайских лидеров
о том, что широкие массы рабочих, крестьян,
интеллигенции потеряли доверие к политике руководства.
Групповщина и фракционность стали глубоко разъедать партию,
армию, госаппарат. В стране стала заметно нарастать
социально-политическая напряженность. В этих
условиях пекинские правители и совершили новый
внешнеполитический поворот, усматривая в нем, в частности,
возможность за счет экономической помощи и подачек
капиталистических государств выйти из тяжелого
экономического положения, тем более что такой поворот в
целом не противоречил их маоистской идеологической
платформе. Представляется, что отмеченные причины и
определили непосредственно выбор момента пекинским
руководством для поворота к союзу с империализмом.
263
Этот поворот был обусловлен господством в стране
маоизма — идеологии и политики, открыто враждебных
марксизму-ленинизму, логикой длительной борьбы
пекинского руководства против мирового социализма и
прогрессивных сил, его надеждами использовать помощь
капиталистических государств для укрепления военно-
промышленного потенциала Китая, выправления
тяжелого положения в экономике страны, достижения гегемо-
нистских целей.
«Теоретические» и политические основы для такого
поворота к открытому блокированию с империализмом
были заложены, как это нами подчеркивалось в
предыдущей главе, еще при жизни Мао. Модернизированная
концепция Мао о «трех мирах» стала главным
идеологическим обоснованием курса на партнерство Пекина с
агрессивными милитаристскими кругами США, Японии и
блока НАТО в порядке реализации давно похороненной
«идеи» Гитлера о создании всякого рода антисоветских,
антикоммунистических идей. Ныне она обрела «новую
жизнь» в лозунге Пекина о создании «широчайшего
единого фронта» против СССР.
«Теория трех миров» — это глобальная
внешнеполитическая концепция Пекина. Она призвана решить
проблему союзников в борьбе маоистов за гегемонию в мировом
масштабе. Прикрывая свои шовинистические замыслы,
маоисты спекулируют на авторитете
марксизма-ленинизма, выдают «теорию трех миров» за «огромный вклад в
марксизм-ленинизм».
Антимарксистский характер этой теории выражается
в следующем.
Во-первых, «теория трех миров» подменяет классовый
подход к расстановке сил на мировой арене
националистической раскладкой государств и групп стран
безотносительно к их социально-политическому строю, лишь по
признаку возможности их использования в борьбе за
достижение гегемонистских целей Китая.
Во-вторых, противоборство мирового социализма и
мирового империализма подменяется борьбой «против
гегемонизма двух сверхдержав». В настоящее время на
первое место поставлена задача «создать широчайший
единый международный фронт» против Советского Союза, а
лозунг борьбы против американского империализма
фактически снят.
В-третьих, отрицается главное завоевание
международного рабочего класса — мировая социалистическая
264
система, которая объявлена «не существующей»,
полностью отвергаются достижения братских государств в
строительстве социализма и коммунизма. Советский
Союз, первая в истории социалистическая страна, объявлен
«социал-империалистической державой».
В-четвертых, полностью ревизуется ленинское учение
об империализме, как высшей стадии капитализма,
всячески приукрашиваются Соединенные Штаты и другие
капиталистические страны.
В-пятых, делается попытка разобщить три основных
революционных потока современности —
социалистической системы, международного рабочего и
национально-освободительного движений, добиться их внутреннего
раскола.
В-шестых, предпринимаются усилия к тому, чтобы
помешать переходу развивающихся стран с революционно-
демократических позиций на позиции научного
социализма. Маоисты разжигают реакционно-националистические
и даже расистские настроения в развивающихся
государствах, стараются обособить эти страны от
социалистической системы, поставить их на службу своим великохань-
ским, гегемонистским целям.
Суть ревизии марксистско-ленинского учения о
классовой борьбе на международной арене, предпринятой в
«теории трех миров», заключается в том, что она в корне
отрицает марксистское учение о всемирно-исторической
миссии пролетариата. В этом выражается классовое
предательство китайского руководства. Такого рода
«теоретическая» деятельность Пекина совпадает с усилиями
буржуазии, оппортунистов, которые также стремятся
отвлечь рабочий класс от революции, столкнуть
политические партии трудящихся на путь отказа от основных
принципов марксизма-ленинизма, подменить пролетарский
интернационализм различными вариантами откровенного
или замаскированного национализма.
Маоистская концепция «трех миров» является
теоретическим оправданием классовой измены Пекина, его
блокирования с империализмом. Дело не только в том,
что эта теория, как и практическая политика китайского
руководства, служит интересам империализма,
притупляет бдительность народов в антиимпериалистической
борьбе, но и в том, что реализация установки Пекина на
создание единого фронта «третьего» и «второго» миров с
включением в него Соединенных Штатов Америки
означала бы образование всемирного контрреволюционного сою-
10—648
265
за, что могло бы привести к качественным изменениям в
расстановке сил на мировой арене, утрате завоеваний,
достигнутых развивающимися странами, и в конечном
счете к возникновению третьей мировой войны.
Пекин придает «теории трех миров» явную
антисоветскую направленность, и чем дальше, тем в большей
степени, хотя среди пекинской верхушки в толковании
этой «теории» и наблюдаются тактические разногласия.
Если в выступлениях Хуа Гофэна термин
«сверхдержавный гегемонизм» относится как к СССР, так и к США
и обе эти страны именуются «врагами Китая», но СССР —
«враг номер один», а США — «враг номер два», то в
выступлениях Дэн Сяопина, наиболее ревностного
сторонника сближения Китая с США на антисоветской основе, в
«теорию трех миров» вносится весьма существенное
изменение, придающее этой «теории» еще более откровенно
антисоветский, контрреволюционный характер. Дэн
Сяопин фактически вывел американский империализм из
разряда «врагов» и перевел в разряд «союзников». Об
этом свидетельствуют многократные призывы к США,
странам Запада, Японии объединиться вместе с
развивающимися государствами в антисоветский альянс. При этом
Дэн даже не прибегает к маскировке своей
проимпериалисгической позиции при помощи революционной
терминологии.
В апреле 1980 года Дэн Сяопин публично заявил, что
линия на блокирование пекинских шовинистов с
империализмом США, которое он назвал «поддержанием
дружественных отношений Китая с США», — это «не мера,
продиктованная конъюнктурными соображениями, а
политика перспективная, стратегическая» 13.
В прямой связи с блокированием Пекина с
империализмом следует рассматривать агрессию Китая против
социалистического Вьетнама, которая явилась
наглядным проявлением китайского гегемонизма. Поставив
перед собой задачу превратить Вьетнам в своего «вассала»,
который слепо следовал бы в фарватере
внешнеполитического курса КНР, китайская сторона применила
фактически все методы внешне- и внутриполитического
воздействия для установления своего контроля над этой
страной. В 1975 году, стремясь добиться уступок от
Вьетнама, Китай прекратил оказание ему безвозмездной
помощи. В 1977 году он перестал предоставлять Вьетнаму
кредиты. На объектах, создаваемых в СРВ при
техническом содействии Китая, стали искусственно создаваться
266
различного рода трудности, по своему характеру
представлявшие самый обычный саботаж со стороны
китайских властей. Весной 1978 года КНР полностью
прервала экономические связи с Вьетнамом, отозвала всех
своих специалистов, в одностороннем порядке разорвала
имевшиеся между странами экономические соглашения.
Особенно откровенно обнажилась экспансионистская,
великодержавная сущность позиции китайских властей
во время проведения ими акции «наказания» СРВ за ее
отказ признать за Пекином право вмешиваться во
внутренние дела этой страны и диктовать свою волю
вьетнамскому народу.
Вооруженное нападение Китая на Вьетнам 17
февраля 1979 г. обозначило новый качественный поворот в
китайской политике — применение военной силы против
социалистических государств для реализации своих
экспансионистских притязаний и создало ситуацию, в
которой прочность всеобщего мира оказалась подвергнутой
серьезному испытанию.
С политической точки зрения китайская агрессия
против СРВ несомненно является частью глобальной
стратегии пекинского руководства, его борьбы против мирового
социализма, международного коммунистического и
национально-освободительного движения. Фактически мао-
исты стремятся завоевать поддержку со стороны
американских и японских империалистов, Запада в целом,
показать им, что они не просто нахлебники и попрошайки,
а их надежные военно-политические союзники.
Своей агрессией Пекин добровольно влез в давно
расставленную перед ним империалистическими
стратегами политическую ловушку. Киссинджер однажды
признал это в беседе с руководителем одной европейской
нейтральной страны. «Какое более прекрасное зрелище мы
могли бы увидеть, — сказал он, — чем конфликт между
СССР и Китаем и их союзниками. А если бы Китай напал
на Вьетнам, это было бы новое кровопускание, а Китай
выглядел бы тогда в глазах азиатских народов и стран
третьего мира вообще как милитаристская, агрессивная
держава-гегемон, способная поработить своих более
слабых соседей» 14.
Однако китайский агрессор потерпел во Вьетнаме
жестокое поражение. Победили стойкость и мужество
вьетнамских патриотов, солидарность и поддержка
Вьетнама Советским Союзом, другими странами
социалистического содружества.
Ю*
267
Как подчеркнул Л. И. Брежнев, «своим
беспрецедентно наглым разбойничьим нападением на соседнюю
небольшую страну — социалистический Вьетнам — нынешние
пекинские правители окончательно раскрыли перед всем
миром коварную, агрессивную сущность проводимой ими
великодержавной, гегемонистской политики. Теперь все
видят, что именно эта политика в настоящее время
представляет собой самую серьезную угрозу миру во всем
мире» 15.
В заявлении Советского правительства от 18 февраля
1979 г., в выступлениях руководителей партии и
правительства в ходе кампании по выборам в Верховный Совет
СССР было сделано суровое предупреждение пекинским
правителям, выражена солидарность с борьбой
вьетнамского народа, подчеркнута верность СССР советско-
вьетнамскому договору о дружбе и сотрудничестве.
Мощное политическое звучание приобрела широкая кампания
в поддержку братского Вьетнама, развернувшаяся на\не-
объятных просторах Советского Союза.
Хотя Пекин в начале марта 1979 года и заявил об
отводе своих войск в пределы Китая, однако из этих
заявлений китайских руководителей следовало, что он не
оставляет намерений и дальше оказывать
военно-политическое давление на Вьетнам. Опасность новой агрессии
продолжает сохраняться. Действительной предпосылкой
восстановления мирной обстановки в Юго-Восточной
Азии, в том числ.е и на границах с Вьетнамом и Лаосом,
может быть лишь прекращение всяких провокаций со
стороны Пекина.
Какие цели преследовал Пекин, развязывая агрессию
против Вьетнама?
Прежде всего заставить Вьетнам изменить свой
политический курс, оторвать его от стран социалистического
содружества. Китайские лидеры видят в сильном и
независимом Вьетнаме главное препятствие к утверждению
своей гегемонии в Юго-Восточной Азии, развитие же
советско-вьетнамских и советско-лаосских отношений,
активные выступления Вьетнама и Лаоса за упрочение
мира и безопасности в этом регионе и в Азии в целом
вызывают в Пекине злобу, так как ставят его в положение
изоляции.
Помимо демонстрации так называемого «наказания»
Вьетнама за разгром полпотовских войск, развязавших по
указке Пекина пограничную войну против СРВ, и
стремления повысить свои акции в глазах американских и дру-
268
гих империалистов, пекинские лидеры рассчитывали
решить и некоторые вопросы двусторонних отношений с
Вьетнамом, в том числе пограничные вопросы, на
китайских условиях, дискредитировать СРВ как члена
движения неприсоединения, стоящего на
антиимпериалистических позициях.
Кроме того, в Пекине рассчитывали вторжением во
Вьетнам добиться сплочения китайского руководства на
базе успешного осуществления экспансионистской
внешнеполитической линии.
Правящая верхушка в Пекине, судя по всему, строила
планы использовать агрессию против Вьетнама и как
повод для пресечения выступлений населения КНР с
требованиями о повышении жизненного уровня и
демократизации общественной жизни в стране. После начала
агрессии в стране была строго запрещена всякая критика в
любой форме (дацзыбао, листовки и т. д.) не только
«военной акции» против СРВ, но были объявлены
«реакционными» организации и группы, требующие соблюдения
прав человека в Китае, арестованы и приговорены к
различным срокам тюремного заключения участники
демонстраций крестьян и молодежи в Пекине и Шанхае.
Организованная пекинским руководством шумиха по
поводу «победоносного завершения» так называемого
контрнаступления во Вьетнаме не вызвала энтузиазма
среди китайского населения. По сообщениям зарубежных
информационных агентств, в различных городах страны,
несмотря на запреты, появились листовки с вопросами к
Дэн Сяопину, которого китайцы считают главным
инициатором агрессии против Вьетнама. В листовках говорится:
«Кто же одержал победу в китайско-вьетнамском
конфликте? Что принесла война китайскому народу? Какие
уроки следует извлечь Китаю?» Авторы листовки дают на
эти вопросы следующие ответы: «Китай не только
потерпел военное и морально-политическое поражение, но и
окончательно утратил дружбу вьетнамского народа».
Агрессия усилила трения между группировками Хуа
Гофэна и Дэн Сяопина, вызвала осуждение среди части
ветеранов китайской революции, общее нарастание
противоречий в партии и усиление брожения в стране. Как
сообщала французская газета «Юманите», провал
пресловутого «наказания» Вьетнама вызвал «весьма заметное
замешательство в самом пекинском руководстве». «В
Китае,— писала газета, — происходит жестокая борьба за
влияние, раздаются взаимные обвинения».
269
Агрессия Пекина против Вьетнама нанесла урон
престижу Китая даже в глазах тех, кто его поощрял к этой
акции. Совершенно поблек создаваемый длительным
«китайским бумом» ореол вокруг Китая как якобы
миролюбивой и справедливой державы.
Примечательна реакция «большой прессы» США на
поражение Китая во Вьетнаме, именно той прессы,
которая незадолго до этого на все лады рекламировала
безответственные разглагольствования Дэн Сяопина,
содержащие угрозы «наказать Вьетнам». Так, газета
«Уоллстрит джорнэл» поместила 8 марта 1979 г. следующее
сообщение своего корреспондента К. Креймера,
озаглавленное «Кто кому преподал урок?»:
«Китай заявляет, что, «преподав урок Вьетнаму», он
начал отводить свои войска с вьетнамской территории,
которую занял за семнадцать дней боев, но непокорный
маленький Вьетнам, который смело принял вызов
французов, а затем и американцев, до того как ему довелось
вступить в этот конфликт с очередной великой державой,
несомненно, будет утверждать, что урок был преподан не
ему,.а Китаю. Если взвесить все плюсы и минусы
«карательного» вторжения Китая во Вьетнам, остальное
человечество может согласиться, что Китай вышел из этой
войны с подпорченной репутацией и разбитым носом».
Другая крупная американская газета «Крисчен сайенс
монитор» 10 марта 1979 г. поместила следующее
сообщение своего корреспондента Дж. Фрейзера, озаглавленное
«Китайский урок Вьетнаму, но насколько он
эффективен?». В сообщении говорилось:
«Один из хорошо осведомленных китайских деятелей
рассказал о содержании материала, распространенного
Политбюро ЦК КПК среди ограниченного круга ведущих
китайских работников. В этом документе китайцы
признали, что Китай «оказался не в состоянии» вести
«современную войну» во Вьетнаме».
Военное вторжение во Вьетнам осложнило
международное положение Китая, который перестал выглядеть
защитником интересов малых стран. Как заявляют
лидеры национально-освободительного движения,
прогрессивные силы, питавшие иллюзии в отношении
антиимпериалистических позиций Пекина, перестали видеть теперь в
Китае своего союзника в борьбе против колониализма и
расизма. Они убедились в обратном: китайские лидеры
свои великодержавные интересы будут преследовать
любой ценой, игнорируя мнение прогрессивных и демократи-
270
ческих сил. «Совершив нападение на Вьетнам, — отмечает
журнал «Африк — Ази» в статье о реакции в
национально-освободительном движении на маоистскую
агрессию,— Китай доказал, что он уже не является более
революционным и что он примкнул к
империалистическому лагерю» 16.
Действия Пекина стали холодным душем и для
разгоряченных китайским бумом американских,
западноевропейских и японских политиков. Как осторожно признал
еженедельник «Ньюсуик» в статье «Самообольщение»,
«неопределенная будущая судьба программы
модернизации и вторжение Китая во Вьетнам наводят на мысль о
том, что блага и преимущества установления отношений
с Китаем, возможно, не так велики и несомненны, как это
некогда казалось» 17.
Сейчас многим стало ясно, насколько правы были
Советский Союз и другие социалистические страны,
указывая на опасный характер политики Пекина. Определенное
отрезвление заметно даже у тех, что выступал за более
активное сближение с Пекином и использование
«китайской карты» против Советского Союза, Вьетнама, других
социалистических стран.
Китайское руководство пыталось связывать свою
агрессию против Вьетнама с событиями в Кампучии. И
здесь оно находит определенную поддержку со стороны
империалистических кругов и оппортунистических
элементов в некоторых странах. Однако это — попытки с
негодными средствами. Восстание в Кампучии и крах полпо-
товского режима — закономерное развитие
революционного процесса, результат народного возмущения
политикой массового геноцида, проводившейся по
рецептам маоизма. Ныне Народная Республика Кампучия и
Социалистическая Республика Вьетнам связаны
Договором о мире, дружбе и сотрудничестве, который регулирует
все вопросы отношений этих двух суверенных государств,
в том числе оказание Вьетнамом помощи в укреплении
внутренней стабильности в Кампучии, ликвидации
остатков полпотовских бандитских отрядов.
Пекинская агрессия дала повод антикоммунистам и
ревизионистам для пропагандистской кампании,
имеющей целью очернить миролюбивую политику стран
социализма, доказать, что войны будто порождает не только
империализм, но и социализм. Но ведь нападение Китая
на Вьетнам является наиболее ярким доказательством
того, что пекинские правители полностью порвали с принци-
271
пами интернационализма и социализма, перешли на
платформу реакционного шовинизма, превратились в
ударный отряд наиболее агрессивных кругов
империализма.
В целом военная авантюра Пекина обернулась его
крупным политическим, моральным и военным
поражением, трудно поправимым ущербом его позициям и
престижу на международной арене. Одновременно ощутимо
возрос морально-политический авторитет миролюбивой
политики социалистических стран, последовательно
борющихся за мир, безопасность, национальное
освобождение и справедливость.
*
Великодержавный шовинизм и гегемонизм, будучи
выражением китаецентризма, стали краеугольным камнем
внутреннего и внешнего курса Пекина с начала 60-х
годов.
Гегемонистский курс Пекина-^-это угроза миру. В
политическом словаре Пекина и его новых «друзей» на
Западе и в Японии среди империалистических,
милитаристских и реваншистских кругов вот уже около десятка лет
одним из самых расхожих слов, призванных маскировать
агрессивные, экспансионистские цели их собственной
политики, стал термин «гегемонизм».
Некоторые угодливые дельцы, рассчитывающие на
особое расположение пекинских «коммунистов», даже
разучивают китайский аналог этого древнегреческого
слова. В Пекине, Вашингтоне и Токио одно время
полагали, а кое-кто продолжает и по сей день пребывать в
этом приятном для них заблуждении, что наконец-то
найдено всемогущее средство для пропагандистского и
дипломатического «сокрушения» Советского Союза,
надеялись, что оно оживит изрядно потрепанные и
стершиеся пропагандистские ярлыки типа «рука Москвы»,
«красная угроза», «советская угроза», «социал-империализм»
и т. п.
Но и на сей раз стратеги психологической войны в
антикоммунистических центрах и их новые адепты в
Пекине оказались в положении тех, кто пошел по шерсть, а
вернулся стриженым. И дело не в том, чья пропаганда
мощнее или искуснее. Ни Западу, ни Пекину не занимать
умения выдавать черное за белое, и наоборот. Дело в
самой сути политики.
От международной общественности, от всех разумных
272
и честных людей мира нельзя никакой ложью и клеветой
скрыть титаническую, последовательную борьбу
Советского Союза с первых дней существования нашего
социалистического государства за мир и равноправие всех
народов и государств. Сама Великая Октябрьская
социалистическая революция была решительной борьбой с
политикой царизма, политикой господствующих
эксплуататорских классов России и других империалистических
государств. Именно Октябрьская революция и первые
декреты Советской власти, Декрет о мире, призыв к миру
без аннексий и контрибуций, признание равноправия
всех народов и наций и их права на самоопределение,
нашедшие выражение, в частности, в обращении
Советского правительства к китайскому народу, к китайскому
правительству, покончили с неравноправными
договорами царизма с Китаем, — все это заложило тот новый
идеал отношений между странами и народами, который
затем воплотился в ленинские принципы мирного
сосуществования, нашел отражение и в принципах Устава ООН.
В борьбе с гитлеризмом и японским милитаризмом,
которые являли собой одну из самых опасных и
человеконенавистнических форм гегемонизма в новейшее время,
Советский Союз, и это общепризнано, сыграл решающую
роль и внес на алтарь победы невиданную жертву —
жизнь более 20 млн. своих сынов и дочерей.
Базируясь на классовых принципах и неизменно
проводя политику мирного сосуществования, Советский Союз
последовательно боролся, борется и будет бороться
против всех видов и форм мирового и регионального
гегемонизма. Весь исторический опыт человечества, особенно
уроки первой и второй мировых войн, а равно и ряда
локальных войн, имевших место по вине сил, проводящих
империалистическую или
великодержавно-шовинистическую гегемонистскую политику, показал, что именно
гегемонизм, стремление подчинить другие страны воле
«сильных», проводить «политику с позиции силы»,
«демонстрировать мускулы», присваивание себе права «наказывать»
другие страны и народы, диктовать им свою волю, — все
это неизменно приводило к войнам, которые приносили
человечеству неисчислимые страдания.
Крупным шагом и большой победой советской
дипломатии в отстаивании принципов равноправия стран и
народов, в борьбе за разрядку напряженности, в
развенчании различных форм гегемонизма является принятие на
XXXIV сессии Генеральной Ассамблеи ООН по инициати-
273
ве Советского Союза резолюции «О недопущении
политики гегемонизма в международных отношениях». Выступая
на XXXIV сессии Генеральной Ассамблеи ООН, член
Политбюро ЦК КПСС, министр иностранных дел СССР
А. А. Громыко дал четкое определение политического
содержания термина «гегемонизм». «Это — стремление к
мировому господству, к господству над другими странами
и народами» 18.
Советский проект международного документа, по
сути дела, разоблачает манипуляции врагов мира и
разрядки с термином «гегемонизм», кладет конец
двусмысленным толкованиям его и указывает точный адрес
применения этого термина.
Вполне закономерно, что именно те страны и народы,
которые являлись объектами политики различных форм
гегемонизма, в первую очередь выразили удовлетворение
по поводу инициативы Советского Союза и поддержки ее
большинством членов ООН. Это делегаты Вьетнама и
Эфиопии, Анголы и Индии, Ирака, наблюдатель
Организации освобождения Палестины при ООН. Горячо
поддержали эту инициативу и социалистические страны.
Представитель Болгарии при ООН заявил после принятия
Генеральной Ассамблеей резолюции о недопустимости
проявления гегемонизма в международных отношениях,
что этот документ «разоблачает пекинскую верхушку,
которая продолжает проводить в Юго-Восточной Азии
политику великодержавного шовинизма, израильских
агрессоров, южноафриканских расистов и другие реакционные
силы. Этот документ также направлен против
устремления американского империализма продолжать
навязывать путем военного, политического и экономического
диктата свою волю другим странам» 19.
Делегат СРВ, расценив принятие этой резолюции как
«еще одну победу сил мира, социализма и прогресса»,
разоблачил попытки Пекина путем клеветы и извращения
фактов подстроиться под общую позицию миролюбивых
стран, голосовавших за принятие резолюции20.
Столь же показательно, что против принятия
резолюции голосовали представители США, Японии,
Великобритании и некоторых других империалистических стран и их
сторонников, которые еще недавно вместе с Пекином
ратовали против «гегемонизма». Это еще одно
саморазоблачение лицемерия и двуличия политики правящих кругов
этих стран и Пекина.
Поскольку именно нынешнее руководство Китая вслед
274
за Мао Цзэдуном продолжает на словах фарисейски
трубить о своем некоем антигегемонизме и клеветнически
приписывать гегемонизм Советскому Союзу и некоторым
другим социалистическим странам, например Вьетнаму
и Кубе, против которых Пекин ведет ожесточенную
политическую борьбу, возникает необходимость показать
подлинную сущность и основные направления гегемо-
нистской политики нынешнего Китая.
Политика гегемонизма китайского руководства
первоначальное свое выражение наиболее полно нашла в
курсе Пекина в отношении международного
коммунистического движения, который был сформулирован Мао
Цзэдуном в конце 50 — начале 60-х годов к проводился
Китаем до 70-х годов, когда китайское руководство
отбросило антиимпериалистические лозунги и встало на путь
блокирования с самыми агрессивными кругами
империализма. По этому поводу КПСС с самого начала заняла
последовательно принципиальную позицию. КПСС
выступила против попыток Мао Цзэдуна еще на московском
Совещании коммунистических и рабочих партий 1957
года подменить классовую, интернационалистскую
политику стран социализма на международной арене
разновидностью авантюристической «политики силы» и
подталкивания революции путем мировой войны, в которой, как
известно, Мао готов был согласиться на гибель
«половины человечества».
КПСС и другие марксистско-ленинские партии
решительно разоблачили на своих совещаниях в 1960 и
1969 годах планы маоистов установить свое господство в
коммунистическом и национально-освободительном
движениях в целях борьбы за мировую гегемонию китайских
шовинистов.
Л. И. Брежнев, выступая 7 июня 1969 г. на
международном Совещании коммунистических и рабочих партий
в Москве, заявил: «Борьба за гегемонию в
коммунистическом движении, против марксистско-ленинских партий
неразрывно связана с великодержавными устремлениями
нынешнего пекинского руководства, с его притязаниями
на территорию других стран»21.
В этом же выступлении была подчеркнута и особая
опасность такого курса маоистов, которая заключается в
соединении «политического авантюризма... с постоянно
нагнетаемой ими атмосферой военной истерии»22.
С тех пор прошло более 10 лет. Но гегемонистская
сущность политики Пекина не только не изменилась, но
275
приобрела еще более агрессивный и «силовой характер».
Правда, потерпев провал в своих многократных попытках
сколотить «промаоистское международное движение» для
конфронтации с международным коммунистическим
движением, Пекин хотя и не прекратил своих усилий в этом
направлении, однако отодвинул их на третий план.
Лидеры Пекина решили, что взаимопонимание по вопросу
«гегемонизма» они найдут лишь среди тех сил, которые сами
уже давно и неизменно проводят этот курс, — у
американских империалистов, старых и новых колонизаторов,
различных сторонников «отбрасывания социализма»,
сионистов и прочих реакционеров. И здесь они
действительно не ошиблись.
Уже так называемое «шанхайское коммюнике» об
итогах визита Никсона в Китай в 1972 году
зафиксировало «полное взаимопонимание» Пекина и Вашингтона по
вопросу о совместной борьбе против гегемонизма
(читай— о взаимной поддержке в борьбе за гегемонию США
и Китая). Таким образом, китайские и американские
дипломаты, учитывая непопулярность этого сговора и
действуя по старозаветному методу: убегающий вор
кричит: «Держи вора!», попытались представить свое
соглашение о сотрудничестве как намерение бороться против
гегемонизма.
Как уже отмечалось, особая опасность гегемонизма
великоханьских шовинистов Пекина заключается в
крайней авантюристичности политики китайских
руководителей, подкрепляемой многолетней кампанией
милитаризации страны, откровенной проповедью неизбежности
войны и прямыми призывами не только «готовиться к
войне», но и «быть готовыми воевать»23.
Морально-политической подготовкой населения КНР
к осуществлению вынашиваемых пекинской верхушкой
гегемонистских планов является шовинистическая
проповедь избранности китайцев как особо выдающейся нации,
призванной повелевать миром. В июне 1979 года
молодежная газета «Чжунго цинняньбао» опубликовала
статью, озаглавленную «XXI век — век китайцев». В ней в
открытой форме превозносились исключительные заслуги
и таланты лиц китайской национальности. В материале
подчеркивалось, что, принимая во внимание численность
китайского населения, а также имеющиеся у него знания
и опыт, для КНР достаточно лишь сконцентрировать
силы и добиться «четырех модернизаций» с тем, чтобы
задача превращения XXI века в век китайцев стала явью24.
276
Вряд ли стоит доказывать, что наиболее
концентрированным проявлением политики гегемонизма явилась
агрессия Пекина против социалистического Вьетнама в
феврале 1979 года, которая была решительно осуждена
всей миролюбивой общественностью и получила
сокрушительный отпор вьетнамского народа. Как известно, эта
агрессия была совершена при фактическом
попустительстве и с ведома правящих кругов Вашингтона и Токио.
Вряд ли нужны более убедительные и наглядные
аргументы, опровергающие подлинный смысл «антигегемони-
стских» тезисов коммюнике об итогах визита Дэн
Сяопина в США, подписанного накануне этой агрессии, и
китайско-японского договора, также ратифицированного
незадолго до этого.
Озлобленные поражением, пекинские гегемонисты еще
более нагло пытаются «демонстрировать силу» в
Индокитае и открыто заявляют о возможности повторения
«наказания». Что это, как не оживление почти через
25 столетий политики тех самых государств-«гегемонов»
(«бацюань») периода «воюющих царств» в Китае,
которые и дали основу китайскому варианту термина
«гегемонизм» («бацюань чжуи»). Это и есть та самая политика
«феодального империализма», которую еще клеймил
великий революционер-демократ Сунь Ятсен. Но именно
эту политику и взяли на вооружение Мао Цзэдун и его
наследники.
Наиболее опасным проявлением гегемонистской
политики Пекина является сочетание курса на ускоренную
милитаризацию страны, которую китайское руководство
рассчитывает осуществить при щедрой помощи военно-
промышленных комплексов империалистических держав,
прежде всего США, Англии, Франции, ФРГ, Японии, с
собственными территориальными претензиями почти ко
всем соседним государствам и активным
провоцированием ФРГ и Японии к выдвижению требований о пересмотре
итогов второй мировой войны. Не случайно Пекин
находит столь горячую поддержку в реваншистских кругах
этих стран. Ясно, что такой курс — это прямая дорога к
подстрекательству новой мировой войны, однако
определенные круги на Западе и в Японии расценивают такую
политику как «вклад Китая в дело безопасности и
стабильности в Азии и во всем мире». Трудно найти другой
пример, где бы смысл употребляемых высоких слов был
столь далек и противоположен реальному положению дел.
Пытаясь скрыть собственные далеко идущие планы
277
борьбы за мировую гегемонию, и в первую очередь за
гегемонию в Азии, пекинские лидеры еще при жизни Мао
начали вынашивать планы создания «широчайшего
международного единого фронта», которые они
первоначально собирались построить на антиамериканской основе,
рассчитывая таким путем вызвать военное столкновение
между СССР и США.
В связи с этим интересно напомнить о том, что еще в
1954 году в США стало известно о некоем стратегическом
глобальном плане Мао Цзэдуна, подготовленном якобы в
1953 году и рассчитанном на победу «мировой
революции» в течение 20 лет — к 1973 году. Сообщение об этом
плане было заслушано 29 апреля 1954 г. в конгрессе
США, однако в то время оно казалось настолько
невероятным, что в него, видимо, мало кто поверил25.
В этом плане Азия рассматривалась как
«немедленная цель» Китая, захват или контроль над которой
намечался к 1965 году. Затем должна была наступить очередь
Африки, так что страны Европы были бы вынуждены
«капитулировать» сами собой. За Европой должны были
последовать Канада и страны Южной Америки, что
открывало возможность для решения вопроса о США.
Именно существование такого плана подталкивало
Мао Цзэдуна на ускорение экономического развития
Китая в 50-е годы и проведение политики «трех красных
знамен», которая должна была с помощью «большого
скачка» и «народных коммун» в максимально короткие
сроки создать условия для реализации его
стратегического замысла.
О существовании такого плана говорит и выдвижение
Пекином «Предложений о генеральной линии мирового
коммунистического движения» в 1963 году, рассчитанных
на установление гегемонии Китая. Заслуживает внимания
и то, что именно в 1965 году внешнеполитическая
стратегия маоизма нашла свое публичное выражение в теории
борьбы «мировой деревни» (государств Азии, Африки и
Латинской Америки) против «мирового города»
(государств Северной Америки и Западной Европы, включая и
Советский Союз) путем развертывания «народных войн».
В этой связи полезно напомнить о заявлении,
сделанном Мао Цзэдуном в 1965 году, в котором, по существу,
ставилась задача покорения Китаем независимых стран
Юго-Восточной Азии. «Мы обязательно, — заявил он,—
должны заполучить Юго-Восточную Азию, включая
Южный Вьетнам, Таиланд, Бирму, Малайзию, Сингапур...
278
Такой район, как Юго-Восточная Азия, очень богат, там
очень много природных ископаемых. В будущем он будет
полезен для развития китайской промышленности».
Теперь такие планы «захвата теплых морей» и «удушения
Европы и Америки» Пекин приписывает Советскому
Союзу.
Если политику прежнего антиамериканского варианта
«международного фронта» маоисты «теоретически»
обосновывали с помощью тезиса «американский
империализм — бумажный тигр», «деревня окружает мировой
город», то теперь на вооружение взята пресловутая
«теория трех миров». Понимая слабости
военно-экономического потенциала Китая, пекинские лидеры хотели бы
въехать в рай на чужом горбу. Именно на это рассчитаны
все авансы в поддержку «жесткого курса» США, стран
НАТО и Японии в отношении СССР и стран
социалистического содружества, к которому Пекин всемерно
пытается подталкивать эти государства, клеветнически
называя линию на разрядку «умиротворением» и т. п. и
всячески запугивая Запад «советской угрозой»,
одновременно домогаясь все большей поддержки китайских планов
ускоренной военно-экономической модернизации.
Именно на этой антисоциалистической основе, на
основе ослепления антисоветизмом,
антикоммунистическими предрассудками, на подыгрывании
империалистическим гегемонистским амбициям, на растравливании
иллюзорных надежд империалистов о возврате «добрых
старых времен», которые навсегда отброшены
социалистическими и национально-освободительными
революциями,— вот на чем базируется опасный для всеобщего
мира складывающийся сговор гегемонистов из Пекина и
империалистов.
Если бы Пекин не вынашивал гегемонистских планов и
не проводил гегемонистский курс в отношении соседних
стран (а скрыто в отношении США и Запада), то ему не
надо было бы долго искать случая на деле
продемонстрировать свой антигегемонизм, свою готовность строить
отношения с другими странами не на словах, а на деле
на принципах мирного сосуществования и отказа от
всякого диктата, стремления вмешиваться во внутренние
дела других стран.
Для этого более чем достаточно давала поводов
Пекину конструктивная позиция Советского Союза по вопросу
о нормализации двусторонних отношений между СССР и
279
КНР. Китайская же сторона не только заявляла, что она
не намерена продлевать действие советско-китайского
договора 1950 года, но и отвергала все предложения
СССР о подписании договоров о ненападении, о
неприменении силы и т. д.
На начавшихся в сентябре 1979 года в Москве
советско-китайских переговорах СССР представил проект
декларации о принципах взаимоотношений между СССР и
КНР. Этот большой важности документ наряду с другими
положениями включает обязательство обеих сторон об
отказе от претензий на какие-либо особые права или
гегемонию в Азии или в других районах мира, а также от
признания чьих бы то ни было притязаний на такие
особые права или гегемонию. Отрицательное отношение
китайской стороны к этому документу явилось показателем
истинных намерений правительства КНР.
Приписывая гегемонизм Советскому Союзу, китайское
руководство тут же демонстрирует подлинную гегемо-
нистскую сущность собственной политики. Под
категорию «гегемонизма» пекинские деятели хотят подвести
суверенное право других государств принимать
диктуемые необходимостью и соответствующие Уставу ООН
меры по обеспечению своей безопасности, по защите
территориальной целостности, а также добровольные
договорные отношения суверенных государств и
принимаемые ими совместные меры по укреплению
обороноспособности перед лицом внешней угрозы, но не
преследующие никаких агрессивных целей против кого-либо. Так,
под категорию «гегемонистских» действий Советского
Союза Пекин, ставя факты с ног на голову, пытается
отнести необходимые меры по укреплению
дальневосточных рубежей Советского Союза, которые наша страна
вынуждена была осуществить после многолетней
концентрации китайских войск различных родов вдоль советско-
китайской границы и организации целой серии
вооруженных провокаций на границе и прямых посягательств
на исконные советские земли.
Пекинские гегемонисты, посягающие на
территориальную целостность и независимость МНР и СРВ, тем не
менее бесстыдно называют «гегемонизмом» законные
меры этих стран по укреплению своей
обороноспособности и необходимую интернационалистскую помощь в
этом священном деле, которую оказывает им Советский
Союз. Даже Договор о дружбе и сотрудничестве между
СССР и СРВ, который преследует сугубо мирные цели и
280
не направлен против какой-либо третьей страны, также
зачислен Пекином в раздел «гегемонистских» действий.
Сюда же отнесены Пекином аналогичные договоры,
заключенные СССР с Индией, Анголой, Ираном, Южным
Йеменом, Афганистаном и т. д. Видимо, зарвавшимся
пекинским гегемонистам и невдомек, что вмешательство в
двусторонние отношения двух суверенных государств,
отношения, не направленные против интересов третьих
стран, и попытки диктовать этим странам, как и на
каком уровне им нужно строить свои связи, чтобы это было
угодно Пекину, — есть проявление самого откровенного
гегемонизма, попрание норм международного права,
посягательство на суверенитет этих государств.
Не менее опасным проявлением пекинского
гегемонизма является и политика науськивания одних стран на
другие, поддержка территориальных притязаний
националистических и реваншистских сил в одних странах
против других стран. Именно такой курс тем не менее
осуществляет Пекин, пытаясь делить исконные советские
земли между самозванными претендентами в Японии,
Западной Германии и т. д.
Серьезную угрозу суверенитету и национальной
независимости малых стран Юго-Восточной, Южной Азии и
некоторых стран других континентов представляют
попытки Пекина диктовать свою волю этим странам,
используя значительное влияние в экономике и политике
местной китайской эмиграции. Пекин провоцирует
проблему беженцев, основную массу которых составляют лица
китайского происхождения, чтобы укрепить их позиции в
жизни развивающихся стран. Уже сейчас численность не-
натурализованных китайцев только в странах Юго-
Восточной Азии превышает 25 млн. человек. Небольшая
прослойка из их числа, составляющая буржуазию,
контролирует от 50 до 80% торгового и инвестиционного
капитала в этих странах.
Пекин активно использует свои связи и влияние на
китайскую эмиграцию, чтобы через нее вести
подрывную работу во многих азиатских, африканских,
латиноамериканских и даже европейских странах.
Индонезийская газета «Индонезиэн обсервер» 2
декабря 1979 г. в передовой статье «Новое наступление Хуа»
обращала внимание на то, что Китай рассматривает хуа-
цяо, проживающих в Юго-Восточной Азии, в качестве
своих граждан и активного орудия в проведении
интересов Китая в ущерб интересам народов этого района.
281
По мнению газеты, проявлением китайского
гегемонизма является также то, что:
— Пекин присваивает себе право преподавать уроки
малым странам, когда они не одобряют его политику;
— сближение Пекина с Токио угрожает безопасности
стран Юго-Восточной Азии, усиливает напряженность во
всем районе Дальнего Востока и бассейна Тихого океана.
Можно перечислить целый ряд других проявлений ге-
гемонистской политики Пекина и в отношении Бирмы, и
Ближнего Востока, по вопросам запрещения ядерного и
других видов оружия массового уничтожения. Словом,
какой аспект внешней политики ни взять, всюду четко
просматриваются гегемонистские устремления и цели
Пекина. Эта политика — опасный источник
международной напряженности, угроза всеобщему миру. Не видеть
этого или сознательно закрывать глаза на гегемонистские
цели Пекина, как это делают азартные любители игры
«китайской картой» в США, некоторых других странах
Запада и в Японии, — это опасная политическая
близорукость.
Разумеется, китайская сторона вынуждена учитывать,
что на пути установления ею мировой гегемонии стоит
великое множество объективных препятствий как
внешнего, так и внутреннего характера, в числе которых одним
из главных является недостаточная развитость общего
экономического потенциала КНР. Основной способ
разрешения существующих противоречий между гегемонист-
скими поползновениями китайского руководства и
объективными возможностями страны Пекин видит в
стравливании в расчете на взаимное уничтожение двух
государств— Советского Союза и Соединенных Штатов
Америки.
Характерно, что в те дни, когда китайский премьер
Хуа Гофэн, подстраиваясь во время своих зарубежных
турне к настроениям общественного мнения Западной
Европы, пытался уверить своих слушателей в «миролюбии»
Пекина, министр обороны КНР Сюй Сянцянь
опубликовал в журнале «Хунци» статью, где без всяких обиняков
изложил гегемонистскую наступательную стратегию
Пекина. Сюй Сянцянь.призвал, осуществляя «четыре
модернизации», иметь в виду подготовку к войне. «Будущая
война, — заявил он, — станет беспрецедентной в истории
человечества по своим масштабам... Она начнется скоро,
будет крупномасштабной и даже ядерной»26.
Рассматривая третью мировую войну в качестве крат-
282
чайшего пути к установлению мирового господства,
Пекин делает ставку на сотрудничество с международным
империализмом и реакцией, в том числе с
империализмом США, видя в нем союзника по противодействию
влиянию «советского фактора» на ход мировых дел.
С этих же позиций он подходит к своим отношениям с
Японией, западноевропейскими державами и другими
странами капиталистического мира, надеясь
использовать сотрудничество с ними для укрепления
экономического и военного потенциала КНР. Китай энергично
развивает свои связи с ЕЭС, поддерживает агрессивную
политику блока НАТО, за что получил название его «16-го
члена».
Выступая за американское присутствие в Западной
Европе, Африке, районах Ближнего и Дальнего Востока,
акваториях Индийского и Тихого океанов, китайские
стратеги фактически сколачивают политический альянс
Вашингтон — Пекин — Токио в тихоокеанском бассейне,
поощряют американские планы создания специальных
войск «быстрого реагирования», оправдывают
размещение американского ядерного оружия в Европе и т. д.
и т. п.
Весьма выпукло великодержавно-гегемонистская
сущность политики Пекина выступает в его отношении к
движению неприсоединения. Не являясь членом этого
движения, Китай в то же время активно пытается вмешиваться
во внутренние дела неприсоединившихся государств,
навязывать им свои взгляды по вопросу о том, кто должен,
а кто не должен считаться неприсоединившейся
страной.
Китай уделял пристальное внимание VI Конференции
глав государств и правительств неприсоединившихся
стран в Гаване (3—9 сентября 1979 г.). Обработку
участников конференции Пекин начал задолго до ее открытия.
Дэн Сяопин, Гэн Бяо, Ли Сяньнянь, министр иностранных
дел Хуан Хуа посетили целый ряд стран Азии, Африки и
Латинской Америки, а также приняли в Пекине многих из
их представителей. Особый упор при этом был сделан на
обработку деятелей Сомали, Египта, Судана, Сингапура,
Малайзии, Шри Ланки, Непала.
Главными задачами, которые ставились китайской
дипломатией в связи с этой конференцией, были:
дискредитация миролюбивой внешней политики Советского
Союза, противопоставление движения неприсоединения
социалистическому содружеству, изоляция и дискредита-
283
ция представителей прогрессивного крыла
неприсоединившихся стран, в первую очередь Кубы и СРВ,
стремление подтолкнуть движение неприсоединения на
прозападные, а фактически проимпериалистические позиции
и тем самым выхолостить антиимпериалистическое
содержание этого движения. Не последнее место в
расчетах Пекина занимали намерения хотя бы частично
превратить движение неприсоединения в инструмент
великодержавной политики Китая.
Пекин использовал контакты с представителями
неприсоединившихся государств для поддержки китайской
позиции в отношении обстановки в Юго-Восточной Азии,
в том числе по кампучийскому вопросу.
Попытки насадить неприязнь, враждебность к
Советскому Союзу занимали доминирующее место в контактах
Пекина с неприсоединившимися государствами. Маоис-
ты нападали на тезис общепринятых в движении
неприсоединения положений о том, что Советский Союз и
страны социалистического содружества являются
естественными союзниками движения неприсоединения27.
Например, принимая непальского короля Берендру, Хуа Го-
фэн настойчиво навязывал ему китайскую интерпретацию
борьбы против гегемонизма, сводящуюся, как известно,
к откровенному антисоветизму.
Вместе с тем китайская сторона всячески стремилась
втереться в доверие к странам — участницам движения
неприсоединения, декларируя поддержку Китаем целей и
задач движения неприсоединения. Об этом говорилось в
докладе Хуа Гофэна на II сессии ВСНП пятого созыва28,
а также в приветственной телеграмме в адрес
конференции. В ней подчеркивалось, что Китай якобы «решительно
поддерживает справедливую позицию и активные
действия неприсоединившихся стран в их борьбе против
империализма и гегемонии»29.
Пекинская пропаганда назойливо приписывала
Советскому Союзу стремление обострить существующие в
рамках движения неприсоединения противоречия, а
также расколоть это движение. Пекин трубил о
противоположности интересов СССР и движения неприсоединения,
утверждая, что они «абсолютно несовместимы, как огонь
и вода»30. Выступления Советского Союза и других
социалистических стран, в том числе Кубы и Вьетнама, за
развитие деловых, взаимовыгодных отношений со
странами движения неприсоединения и солидарность с борьбой
этих стран за укрепление их независимости и суверените-
284
та Пекин клеветнически изображал как стремление
«подчинить» себе это движение, как попытку «втянуть
неприсоединившиеся страны в сферу глобальной
политики СССР по установлению советского господства над
миром»31.
Ожесточенным нападкам и клевете со стороны
китайской пропаганды подверглась страна —
распорядительница VI конференции — Куба. В отношении Острова
Свободы употреблялись самые постыдные ругательства, какие
только допустимы в открытой печати. Пекин заимствовал
весь жаргон империалистической антикоммунистической
пропаганды в отношении социалистических стран. Куба
именуется пекинской печатью и «сателлитом Москвы», и
«подстрекателем», и «троянским конем» и т. д. и т. п.
Одновременно китайские газеты, пытаясь спровоцировать
отношения недоверия между Кубой и другими странами
движения неприсоединения, утверждали, что она, дескать,
«нарушает принципы движения неприсоединения,
превышает свои полномочия, игнорирует мнение других
участников конференции, подрывает сложившиеся традиции
и методы, подменяя их собственными способами
решения» 32.
Не менее резким нападкам Пекин подвергал и
социалистический Вьетнам. Китайские официальные
представители и печать отрицали за СРВ право называться
неприсоединившейся страной. Вьетнаму приписывалась
политика «регионального гегемонизма»33, Пекин
утверждал, что Вьетнам якобы «стал колонизатором нового
типа, аннексировав Кампучию», и т. п.34
С особым рвением китайская печать распространяла
антикубинские и антивьетнамские инсинуации Египта,
Сомали и некоторых других стран с реакционными
режимами, замалчивая одновременно намерение большой
группы арабских государств добиться исключения
Египта из движения неприсоединения или приостановления
его членства в этом движении.
Несмотря на все старания Китая, гаванская
конференция, как известно, прошла в целом успешно. В
принятых на ней документах удалось закрепить
антиимпериалистическую направленность движения неприсоединения.
Антикубинские и антивьетнамские инсинуации Пекина
захлебнулись и, по существу, привели к
противоположным результатам, равно как и антикубинская кампания,
развязанная в это время Соединенными Штатами.
Несмотря на то что и США и Китай вели, по сути дела,
285
скоординированную антикубинскую кампанию,
провалились намерения этих стран и их креатуры ослабить
позиции Кубы в движении неприсоединения и под
предлогом некоей демократизации движения неприсоединения
лишить Кубу возможности быть председателем
движения неприсоединения до следующей конференции. В
невыгодном для китайского руководства плане прошла и
общая дискуссия на конференции. Пекин неоднократно
подвергался принципиальной, заслуженной критике в
выступлениях целого ряда делегатов, осуждался
проимпериалисгический курс Пекина, его предательство идеалов
революции и национального освобождения. Не
случайно китайская печать вынуждена была свести освещение
дискуссии на конференции к выборочному изложению
выступлений делегатов Сингапура, Малайзии, Шри
Ланки, Бирмы, Пакистана, Египта, Сомали и некоторых
других. В полном виде китайская печать опубликовала лишь
выступления делегатов Югославии и КНДР.
В целом успешное завершение работы конференции
оказалось неожиданным для пекинских лидеров.
Известная растерянность сказалась в том, что Пекин
длительное время не мог определить свою позицию к итоговым
документам. В отличие от прошлых лет политическая
декларация, принятая в Гаване, не была опубликована в
китайской печати. Через некоторое время Пекин в унисон
с пропагандой некоторых проимпериалисгических сил в
движении неприсоединения начал изображать итоги
конференции как свою победу, утверждая, что удалось
отстоять подлинность принципов движения
неприсоединения.
Успех гаванской конференции — крупное поражение
пекинской дипломатии. Конференция сорвала надежды
Пекина использовать эту встречу для оправдания его
политики в Юго-Восточной Азии, подтолкнуть движение
неприсоединения к сближению с империализмом и
превратить его в орудие антисоветизма. Провалилась попытка
изолировать Кубу и ослабить ее позиции в движении
неприсоединения.
Однако поражение в Гаване не заставило Пекин
сложить оружие и прекратить подрывную работу против
движения неприсоединения. Как раз наоборот. Пекин уже
сейчас начинает разворачивать подготовку к багдадской
встрече. В этом плане принимаются меры по
активизации ближневосточной политики Пекина, укреплению
контактов с арабскими и азиатскими государствами. Вносят-
286
ся определенные коррективы в позиции Китая по
Ближнему Востоку. Наблюдается стремление разрешить
кризис своей политики по отношению к палестинскому
движению освобождения. Особую активность проявляет
Пекин по сколачиванию прозападного ядра в движении
неприсоединения.
Великодержавная гегемонистская внешняя политика
Пекина привела Китай к фактическому блокированию с
мировым империализмом, усилила его роль как
приспешника империалистов в их борьбе с мировым социализмом
и национально-освободительным движением.
В центре этого процесса находятся быстро
расширяющиеся и углубляющиеся китайско-американские связи.
Поездки в Пекин помощника президента США по
вопросам национальной безопасности Бжезинского (1978 г.),
вице-президента Мондейла (август 1979 г.) и министра
обороны Брауна (январь 1980 г.), а также визиты Дэн
Сяопина в Соединенные Штаты (январь — февраль
1979 г.), Хуа Гофэна в Западную Европу (октябрь —
ноябрь 1979 г.) были использованы обеими сторонами для
согласования позиций, разработки платформы о
совместных и параллельных действиях против мирового
социализма, разрядки и мира. В Вашингтоне прямо заявляют:
«За последние годы мы расширили наши новые
взаимоотношения с КНР для обеспечения того, чтобы там, где
наши интересы совпадают, наши раздельные действия были
бы взаимно подкрепляющими. В этих целях мы усилили
наши консультативные отношения» (из послания
президента Картера конгрессу о положении страны от 21
января 1980 г.).
Ныне американские «ястребы» фактически приняли
китайскую «теорию трех миров», а также идею создания
пресловутого «широчайшего единого международного
фронта», направленного против СССР и других стран
социализма. По существу, заметно сблизились позиции
США и маоистов в подходе к атомной войне и
использованию методов пресловутых «наказаний».
Представители вашингтонской администрации не
скрывают, что «взаимодополняющие», «параллельные»
действия США и Китая охватывают как политическую
область, так и «сферу безопасности».
Вашингтон делает упор в первую очередь на
«стратегический характер» своих отношений с Пекином. США и
Китай, отмечал Браун в Пекине, «имеют одинаковую
точку зрения на глобальную стратегическую ситуацию...
287
Американо-китайские стратегические отношения будут
расширяться и углубляться». Для США, говорил он в
выступлении по американскому телевидению 30 января
1980 г., чрезвычайно важно, что КНР оттянула на
Дальний Восток четверть всех советских сухопутных и военно-
воздушных сил, которые в противном случае нависли бы
над Западной Европой. Бжезинский в интервью
американскому телевидению, которое он дал после провала
американской авантюры в Иране, заявил, что
установление отношений США с Китаем привело «к значительному
улучшению стратегического положения США в мире».
Информируя японских руководителей о результатах
своих переговоров в Пекине, Браун отметил, что США и
Китай имеют «разделяемые обеими сторонами»
стратегические взгляды, Китай относится «с пониманием» к
американскому военному строительству и осуществляемым
Вашингтоном «чрезвычайным мерам» на Ближнем
Востоке, в северной части Индийского океана, в тихоокеанском
регионе, поддерживает модернизацию НАТО, присутствие
США в Индийском океане и другие американские усилия
«в области обороны».
Выступая 1 апреля 1980 г. перед конгрессменами США
в подкомиссии по делам Азии и Тихого океана,
заместитель госсекретаря Холбрук заявил, что безопасность
США зависит не только от их собственной мощи, но и от
глобального баланса сил, в котором КНР играет «важную
роль». Так как США и КНР, по словам Холбрука, не
рассматривают больше друг друга как противников, у них
нет необходимости развертывать свои вооруженные силы
таким образом, как будто они ожидают конфликта друг
с другом. Это позволяет и США, и Китаю
концентрировать свои ресурсы на тех «реальных вызовах», с
которыми они сталкиваются.
Со своей стороны пекинские правители заявляют, что
они рассматривают отношения Китая с США как важный
стратегический и политический фактор, действующий
прежде всего против Советского Союза, других стран
социалистического содружества. Китайские лидеры вновь и
вновь подчеркивают антисоветскую,
антисоциалистическую направленность своего сближения с
империалистами США.
Пекин активно подключился к «санкциям» США
против СССР и других социалистических государств,
проявив большее рвение, чем многие империалистические
державы. Он горячо поддержал решения Картера заморозить
288
ратификацию Договора ОСВ-2 и разместить в Западной
Европе новые американские ракеты, нацеленные против
СССР и его союзников. Он всячески помогает
американцам раздувать пропагандистскую шумиху вокруг
«афганского вопроса» и вместе с ними осуществляет
интервенцию против Афганистана с пакистанской территории. Он
объявил о своем намерении не возобновлять «при
нынешних обстоятельствах» переговоры с Советским Союзом о
нормализации межгосударственных отношений, дал
обещание оказать новую экономическую и военную помощь
Пакистану, принял участие в попытках США
спровоцировать бойкот Олимпийских игр в Москве. В марте 1980
года в Вашингтоне состоялись китайско-американские
переговоры по вопросам координации их действий в Азии,
прежде всего против Афганистана.
В глобальной стратегии империализма и КНР
отчетливо наметилось новое направление реальной угрозы
Советскому Союзу и социалистическому содружеству в
целом. Усиление этого направления позволит
империалистическим странам, как рассчитывают западные политики,
при наименьших для них издержках ослабить силы
мирового социализма, затруднить строительство коммунизма и
социализма в СССР и других социалистических странах.
В стратегические планы Пекина по-прежнему входит
откровенное намерение столкнуть Советский Союз и США
в ядерной войне, а самому, оставшись в стороне,
использовать это в своих эгоистических, гегемонистских целях.
Следует отметить, что игра на противоречиях ведущих
держав двух противоположных систем — США и СССР,
поддержание определенного уровня напряженности в
отношениях с Советским Союзом и другими странами
социалистического содружества способны дать Пекину лишь
некоторые конъюнктурные выгоды. Благодаря такой
линии поведения Китаю удается время от времени играть
более заметную роль на мировой арене, чем он мог бы,
опираясь только на собственный реальный
военно-экономический и политический потенциал. Готовность Пекина
к «параллельным» с США действиям в отношении СССР,
социалистического содружества является существенным
элементом, способствующим на данном этапе развитию
отношений между Китаем и Соединенными Штатами в
области торгово-экономических, научно-технических и
культурных обменов, налаживанию военных связей.
Китайская пропаганда усилила подстрекательские
выступления, стремясь добиться дальнейшего обострения
289
советско-американских отношений. В частности, в
феврале 1980 года агентство Синьхуа предприняло резкие
нападки на тех американских деятелей, которые возражают
против возвращения к «холодной войне». В интервью
сотрудникам газеты «Иомиури» Дэн Сяопин в связи с
вопросом о «помощи» Пакистану заявил, что «в отношении
Южной Азии Америка проводит нерешительную
политику»35.
Расчеты — расчетами, а на деле начинает
складываться иная картина. Усилия США поставить Пекин под свой
контроль, все активнее сталкивать его с позиций
«стороннего наблюдателя», втянуть в военные авантюры в
собственных интересах начинают явно преобладать;
поражение, понесенное Пекином в результате разбойничьего
нападения на социалистический Вьетнам, предпринятого
с благословения Вашингтона, отнюдь не огорчило
американских стратегов: потерпев поражение, младший
партнер стал сговорчивее.
Похоже, что и нынешняя позиция Пекина в
необъявленной войне, разжигаемой империализмом против
афганского народа, также вполне устраивает Вашингтон.
Откровенно капитулянтский характер приняла
позиция Пекина в отношении проблемы Тайваня, где США, а
также Япония имеют крупные капиталовложения. Как это
вытекает из выступления Дэн Сяопина 16 января 1980 г.,
вопрос о присоединении острова к КНР явно отложен
пекинским руководством в «долгий ящик». Американцы
исходят из того, что при нынешней обстановке Пекин не
пойдет на применение военной силы против Тайваня.
Взяв курс на интенсивное развитие отношений с
империалистическими державами, правители Пекина, по
существу, признают сейчас ситуацию «двух Китаев». Попытки
Пекина установить неофициальные связи с Тайванем в
отдельных областях (почтовая связь, судоходство и др.),
предпринимаемые в последнее время при внешне
нейтральном, а по существу благожелательном отношении
США, встречают решительный отпор со стороны Тайбэя.
В то же время тайваньские власти стремятся выйти из
международной изоляции, приняв, в частности, решение о
либерализации торговых отношений. Беспокойство и
Пекина, и Вашингтона вызывает происходящая
консолидация политических сил на острове, выступающих за
независимость Тайваня от Китая. В целом проблема Тайваня
продолжает оставаться потенциальным источником
серьезных китайско-американских противоречий.
290
В фактическом альянсе, который ныне складывается
между Пекином и мировым империализмом, прежде
всего американским, Пекин вопреки гегемонистским
амбициям его нынешних правителей вынужден выступать в
роли не равноправного союзника, а младшего партнера и
пособника империализма, во многих случаях идущего им
на уступки за счет национальных интересов китайского
народа. Гегемонистские конечные цели, характерные как
для Пекина, так для Вашингтона, предопределяют
непрочность складывающегося альянса, нарастание
противоречий между его неравноправными участниками.
Глава X
ИДЕЙНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА
В КИТАЕ В НАЧАЛЕ 80-х ГОДОВ
В 80-е годы Китай вступил пораженный
глубоким кризисом, который переживают экономика,
политические структуры и идеология. Обещанные
стабильность и спокойствие в стране остаются призрачной
мечтой. Все общество охвачено глубоким неверием в
маоистские идеалы и вместе с тем идейно-политической
индифферентностью, пассивностью.
Попытка заменить идеалы «казарменного
коммунизма», насаждавшиеся в период маоистской «культурной
революции», идеалами «потребительства» и «четырех
модернизаций» терпит провал, так как страна не может
удовлетворить даже самые элементарные потребности
своего народа, а «четыре модернизации» в
первоначальном своем виде потерпели фиаско еще до того, как
начали осуществляться. Новый же вариант «модернизации»
на западный манер вызывает горькие воспоминания о
начале нашего века и периоде после Синьхайской
революции 1911 года, когда мечты Сунь Ятсена создать
«сотни Шанхаев» и осуществить промышленную и
культурную реконструкцию Китая по американскому и
японскому образцам обернулись превращением Китая в
полуколонию империализма.
Даже далекие от симпатий к коммунизму
американские синологи высказываются весьма скептически о дэн-
сяопиновских амбициозных планах модернизации Китая
в короткие сроки даже при помощи Запада. Они
подчеркивают, что план «четырех модернизаций», который
отстаивают Дэн Сяопин и его сторонники, будет
способствовать размыву социалистических элементов в китайском
обществе и приближению его к закату. Это можно про-
292
следить на примере статьи К. Либерталя,
опубликованной в американском журнале «Проблемз оф коммью-
низм». В течение ближайшего десятилетия, пишет автор,
осуществление планируемых мероприятий неизбежно
увеличит масштабы «трех основных различий» в китайском
обществе (между городом и деревней, между
промышленностью и сельским хозяйством, между умственным и
физическим трудом), а также нанесет существенный ущерб
центральной идее китайской революции — принципу
всеобщего равенства К Либерталь признает, что планы Дэн
Сяопина встречают и будут встречать растущее
сопротивление значительных слоев китайского населения, так
как этот курс «увеличит разрыв между уровнем жизни
населения города и деревни».
Серьезную угрозу осуществлению «четырех
модернизаций» представляет и сложное положение в нынешнем
китайском руководстве. В последнее время Дэн Сяопин
предпринимает попытки сплотить своих сторонников,
формально связать их со своим курсом и придать этому
курсу долгосрочный характер. К числу таких попыток
Либерталь относит принятие десятилетнего плана
экономического развития и восьмилетней программы развития
науки и техники КНР, а также подписание долгосрочных
торговых соглашений с Японией и ЕЭС. Некоторые
высказывания китайской прессы, считает автор статьи,
свидетельствуют о намерении Дэн Сяопина выступить
инициатором ограниченной демаоизации с целью
дезавуирования ряда указаний Мао Цзэдуна периода «культурной
революции» и последних лет его жизни, идущих, по
существу, вразрез с программой Дэна, но сохранить при
этом аспекты наследия Мао, которые отвечают и целям,
и методам этой программы2.
Даже если эта «программа» Дэн Сяопина будет
принята, то перспективы ее отнюдь не радужны. Тот же
Либерталь замечает, что несомненная трудность
обеспечения запланированных темпов роста
сельскохозяйственного производства может вызвать обострение борьбы в
китайском руководстве в 1981—1982 годах. В том случае,
если не будет достигнут предусмотренный планом
среднегодовой прирост продукции сельского хозяйства,
появится необходимость существенного сокращения
вложений в промышленность и пересмотра программы
индустриализации либо значительного усиления
эксплуатации аграрного сектора. Эта дилемма возникнет в момент,
когда вполне проявятся острые социальные последствия
293
предложенной Дэн Сяопином программы «четырех
модернизаций», что еще более обострит все противоречия, о
которых речь шла выше3.
Что бы ни говорили китайские лидеры о блестящих
перспективах «четырех модернизаций», так или иначе
они вынуждены признать, что основа, на которой должна
осуществляться эта политика, является весьма слабой.
Признается и крайне низкая трудовая активность
трудящихся, находящихся в тяжелейшем материальном
положении и потерявших всякое доверие к своему
руководству, его обещаниям.
Пекинская газета «Гуанмин жибао» нарисовала в
июне 1980 года крайне мрачную картину материального
положения китайских трудящихся, его неуклонного
падения после 1958 года4. Газета признает, что попытки
форсировать экономическое развитие Китая,
характерные для «большого скачка» (1958—1960 гг.) и
последовавших событий в жизни КНР, каждый раз
предпринимались за счет снижения жизненного уровня китайских
трудящихся и в итоге привели к тому, что страна
сталкивается с комплексом острых проблем в обеспечении
нужд населения.
Количество пищевого зерна в пересчете на душу
населения в КНР снизилось в период с 1956 по 1978 год с
204,5 кг до 195 кг. За это же время количество
хлопчатобумажных тканей, приходящееся в среднем на одного
жителя страны, сократилось с 8,27 до 7,5 м. Согласно
обследованию, проведенному в 1978 году в 182 городах
КНР, продолжает газета, жилплощадь, приходящаяся
на одного жителя этих городов, составляла в среднем
3,6 кв. м. Жилищная проблема по сравнению с 50-ми
годами еще более обострилась.
В статье отмечается, что начиная с «большого
скачка» наблюдались длительные периоды снижения
заработной платы и других доходов трудящихся. Если в
1953 году заработная плата рабочих и служащих
государственного сектора повысилась с 496 до 637 юаней, то
с 1958 года она стала падать. Лишь в 1963 году было
проведено частичное «упорядочение» заработной платы,
позволившее поднять ее в следующем году до 661 юаня
в год. В последующем наблюдалось непрерывное
снижение среднего уровня заработной платы, и в 1971 году она
оказалась равной 597 юаням в год, а в 1975—1976 годах
она еще более понизилась. В 1978 году произошло
повышение до 644 юаней — она стала выше, чем в 1957 году,
294
но ниже, чем в 1964 году. Лишь в 1979 году удалось
превысить средний уровень зарплаты, существовавший в
прошлом, она достигла 705 юаней в год. Однако газета
умалчивает, что этот незначительный рост зарплаты был
перекрыт повышением цен на многие продукты и товары
ширпотреба, в результате чего реальная зарплата вновь
фактически снизилась до самой низкой отметки.
Тяжелое положение в области экономики, крайне
низкий уровень жизни трудящихся, обстановка апатии и
неверия сочетается с острейшей фракционной борьбой и
групповщиной в партии, армии, государственном
аппарате, с процветающим бюрократизмом и анархией.
Центральным событием внутриполитической жизни
Китая после празднования 30-летия КНР явился V
пленум ЦК КПК (февраль 1980 г.), который был призван
преодолеть организационную неразбериху в партии,
консолидировать и упорядочить высшее руководство КПК.
Решения V пленума по разным вопросам, в том числе о
досрочном созыве XII съезда КПК, свидетельствуют о
стремлении нынешних китайских руководителей
форсированными темпами преодолеть кризисное состояние, в
котором продолжают находиться страна и партия.
Пленуму предшествовала острая борьба внутри
китайского руководства по вопросам перспектив развития
страны и расстановки кадров. Еще до пленума были
произведены крупные перемещения в руководящих
органах ряда провинций и военных округов, в ходе которых
были удалены многие лица, выдвинувшиеся в период
«культурной революции».
Особую роль в идейно-политической подготовке
решений V пленума сыграли Дэн Сяопин и его сторонники,
захватившие ключевые посты в партии и армии.
Платформа группы Дэн Сяопина была изложена 16 января
1980 г. в его докладе «Текущая обстановка и задачи».
Этот доклад, по замыслу авторов, должен был задать
тон не только предстоящему пленуму ЦК КПК, но и
стать в противовес докладу Е Цзяньина на
праздновании 30-летия КНР программным документом на
ближайшую перспективу в деятельности партийных органов и
государственного механизма. Об этом свидетельствует
хотя бы тот факт, что именно в докладе Дэна выдвинуты
«три важные задачи» на все 80-е годы. Сюда входят:
«борьба против гегемонизма» (т. е. против СССР и
мирового социализма), «воссоединение Тайваня» и
форсированное осуществление программы «четырех модерни-
295
заций», которая названа «сердцевиной» всей внутренней
и внешней деятельности страны.
Накануне V пленума ЦК КПК состоялось заседание
Центральной комиссии по проверке дисциплины при ЦК
КПК. В материалах, появившихся после этого заседания,
подчеркивалось, что необходимо навести порядок в
партии, добиться беспрекословного подчинения ее членов и
организаций требованиям руководства, внедрения
«политической дисциплины на всех уровнях партийной
структуры». Особо указывалось на недопустимость, в первую
очередь среди руководящих кадров партии,
фракционности, местничества и своеволия, игнорирования решений
ЦК под предлогом развития демократии.
Вокруг январского доклада Дэн Сяопина
развернулась широкая пропагандистская кампания. Его речь
была объявлена «мощным идейным оружием для всей
партии и страны», которое дает «исчерпывающие ответы»
на все вопросы и сомнения относительно программы
«четырех модернизаций», основой для «политического
единства в идейных представлениях и практических
действиях». До начала V пленума ЦК КПК китайское
руководство пыталось подготовить общественное мнение страны
к тем решениям, которые были затем приняты на
пленуме.
V пленум ЦК КПК (23—29 февраля 1980 г.)
организационно закрепил установки, провозглашенные на
III пленуме ЦК КПК (декабрь 1978 г.), относительно
переноса центра тяжести всей работы на осуществление
программы «четырех модернизаций».
Как известно, решения III пленума вызвали острую
борьбу в пекинской верхушке вокруг методов
выполнения этой программы, отношения к политическому и
идеологическому наследию Мао Цзэдуна, оценок целого
ряда исторических событий, прежде всего «культурной
революции». Многие выводы этого пленума
корректировали решения XI съезда КПК (август 1977 г.), носившие
еще на себе сильное влияние времен «культурной
революции» и безоговорочного пиетета Мао Цзэдуна и его
«идей». Однако расхождения в руководстве сохранялись,
и доклад Дэн Сяопина лишь свидетельствовал об
усилении влияния одной из группировок, но не об укреплении
единства в верхах. Противоборство в верхах отражалось
на всех уровнях партийного и государственного
аппарата, усиливало фракционность и разногласия в партии.
Выдвиженцы «культурной революции», возглавляе-
296
мые тогдашним заместителем председателя ЦК КПК
Ван Дунсином, в течение 1979 года предпринимали
попытки пересмотреть некоторые итоги III и IV пленумов
ЦК КПК в той части, где правопрагматическому крылу
удалось закрепить ряд своих установок. Зазвучали
обвинения в «правом уклоне», призывы «подвести черту» под
чисткой. «Жэньминь жибао» 17 июня 1980 г. выступила
против «ультралевого течения», одновременно признав,
что в партии оно распространено до высших инстанций.
Член Политбюро Ли Дэшэн подчеркнул задачу «вести
борьбу с теми реакционными заявлениями и действиями,
которые под флагом необходимости «высоко держать»
знамя Мао раскалывают ЦК партии»5. Чжао Цзыян,
тогда еще кандидат в члены Политбюро, заявил, что
выступающие с нападками на III пленум «хотят всех затянуть
обратно к абсурдным теоретическим построениям Линь
Бяо и «четверки», повернуть страну и партию назад, на
их путь»6.
Столкновения вокруг решений III пленума, которые
сами по себе носят половинчато-компромиссный
характер, но в ряде моментов ревизуют линию XI съезда и
устав КПК, высветили всю картину идейной
разобщенности и путаницы в умах людей. В выступлениях
провинциальных руководителей, а также в печати открыто
говорилось об отсутствии «идейного единства», в том числе
в среде кадровых работников высшего и среднего звена.
В коммюнике V пленума ЦК КПК особо
подчеркивается, что он был «нацелен на укрепление и
усовершенствование партийного руководства». Снятие со всех
постов в партии и государстве заместителя председателя
ЦК КПК Ван Дунсина и членов Политбюро Цзи Дэнкуя,
У Дэ и Чэнь Силяня ознаменовало собой завершение
очередного раунда борьбы в китайском руководстве
между «прагматиками», выдвиженцами «культурной
революции» и «центристами». Одновременно пленум ввел в
Постоянный комитет Политбюро ЦК КПК сторонников Дэн
Сяопина — Ху Яобана и Чжао Цзыяна, учредил
секретариат ЦК КПК.
Как указывается в решении пленума, секретариат
ЦК КПК призван «руководить текущей работой под
руководством Политбюро и его Постоянного комитета»7.
В состав секретариата помимо генерального секретаря
Ху Яобана входят еще 10 человек, из них трое являются
членами Политбюро: президент Академии наук и
председатель Госкомитета по науке и технике Фан И, пред-
11-648
297
седатель Госплана Юй Цюли и первый секретарь
Шанхайского горкома партии Пэн Чун. Кроме того, в состав
секретариата включены вновь назначенный начальник
Генштаба, руководивший военной агрессией Китая
против СРВ, Ян Дэчжи, а также ряд деятелей, занимающих
посты заместителей премьера по вопросам сельского
хозяйства, строительства и т. д. Принятые меры могут
способствовать тому, что КПК, оставаясь партией,
основанной на маоистских идеологических и организационных
принципах, будет более действенным инструментом
проведения политической линии нынешнего руководства.
В передовой «Женьминь жибао», посвященной итогам
пленума, отмечалось: «С точки зрения обстановки во
всей партии главным вопросом организационной линии
является урегулирование и пополнение руководящего
ядра верховного органа — Центрального Комитета нашей
партии»8. В результате смещения Ван Дунсина и других,
создания секретариата ЦК, в состав которого вошли
сторонники Дэн Сяопина, могут ослабнуть позиции Хуа
Гофэна, снизится роль группы «ветеранов» (Е Цзяньин,
Ли Сяньнянь, Чэнь Юнь), которые выступали до сих пор
в качестве «третейских судей» между группировками
Дэн Сяопина и Ван Дунсина.
Пленум принял решение о досрочном созыве XII
съезда КПК и наметил основные вопросы, которые предстоит
рассмотреть на нем: «разработка перспективной
программы народнохозяйственного развития, разработка
такой программы развития просвещения и такой системы
образования, которые бы отвечали требованиям
развития народного хозяйства... Съезду необходимо также
надлежащим образом разрешить целый ряд важнейших
вопросов политической жизни государства и партийной
жизни, равно как и ряд вопросов идеологического и
политического порядка»9. XII съезду надлежит не только
подвести итоги последних трех довольно бурных лет,
пересмотреть ряд установок XI съезда, не соответствующих
нынешнему курсу, но и наметить основные направления
развития во всех областях жизни страны.
На пленуме был обсужден проект пересмотренного
устава КПК. В коммюнике пленума подчеркнуто, что в
новом уставе «к членам партии предъявляются строгие
требования», в него включено положение, оговаривающее
неприемлемость «фактически существующего порядка
пожизненного нахождения работника на той или иной
должности».
298
Пленум принял документ «Некоторые нормы
политической жизни в партии», проект которого был одобрен
Политбюро еще в феврале 1979 года. Хотя эти «нормы»
именуются «конкретным дополнением» к уставу, однако,
по сути дела, они в настоящее время являются основным
документом, регулирующим партийную жизнь,
поскольку старый устав поставлен под сомнение, а новый еще
только будет рассмотрен и принят на XII съезде.
Содержание «норм» свидетельствует о том, что члены КПК и
кадровые работники партии имеют весьма смутное
представление об основных принципах работы партии,
правах и обязанностях ее членов.
Наиболее острым, давно ожидавшимся действием
явилось решение пленума о реабилитации бывшего
заместителя председателя ЦК КПК и председателя КНР Лю
Шаоци. Выдвинутые против него обвинения на XII
пленуме (1966 г.), где он в докладе Чжоу Эньлая
именовался «изменником, провокатором, штрейкбрехером»,
«руководителем буржуазного штаба», а также решение того
пленума об «исключении Лю Шаоци навсегда из рядов
партии» ныне объявлены аннулированными как
«совершенно ошибочные и беспочвенные». Лю Шаоци
именуется сейчас «великим марксистом и пролетарским
революционером», «одним из главных руководителей партии и
государства». Взгляды же самого Лю преподносятся в
качестве «неотъемлемой составной части научной
системы идей Мао Цзэдуна»10.
Дело Лю Шаоци для нынешнего пекинского
руководства весьма непростое, как сложна и противоречива сама
фигура Лю Шаоци. Он был одним из первых теоретиков
маоизма, но, убедившись после провала «большого
скачка» в несостоятельности линии Мао Цзэдуна, выступил с
критикой Мао и его «идей». Лю Шаоци сочетал в себе
довольно широкие познания в области революционной
теории и понимание важности интернациональной
солидарности, с одной стороны, с элементами национализма
и антисоветизма — с другой. Нынешние лидеры Пекина
пытаются использовать авторитет Лю Шаоци в качестве
подспорья их нынешней политики как в области
внутренних, так и внешних дел. Но им вряд ли удастся
использовать имя Лю Шаоци для оправдания своего проимпериа-
листического курса, ибо одна из решающих схваток
между Лю Шаоци и Мао Цзэдуном произошла именно по
вопросам внешней политики. Лю, будучи заражен
национализмом и китайским гегемонизмом, частично разделял
И*
299
курс Мао в отношении СССР, но он выступал против
разрыва с Советским Союзом и вплоть до 1966 года
настаивал на единстве действий с СССР в борьбе против
империализма. В этом заключается важная особенность
политической линии Лю Шаоци. Надо полагать, что
среди руководящих кадров Китая имеются лица,
разделяющие такой подход.
Итоги V пленума являются важным этапом в
развитии внутриполитической борьбы в Китае. Ныне верх
берет правопрагматическая проимпериалистическая
группировка Дэн Сяопина. Накануне XII съезда КПК
борьба обостряется. Узел противоречий остался
неразвязанным. Ее усугубят разногласия по вопросам
экономической политики, расширяющаяся чистка в партии,
армии и в государственном аппарате. Ее будет усиливать
рост недовольства среди народа политикой
закручивания гаек и затягивания поясов.
На состоявшейся в августе-сентябре 1980 года сессии
ВСНП произведены важные изменения в
государственном руководстве КНР. Сторонник Дэн Сяопина Чжао
Цзыян сменил на посту премьера Госсовета КНР Хуа
Гофэна. Такие ветераны партии, как Чэнь Юнь, Ли Сянь-
нянь, Ван Чжэнь, Сюй Сянцянь, вместе с Дэн Сяопином
заявили об уходе с постов зам. премьера Госсовета.
Освобождены с постов зам. премьера также Ван Жэньчжун
и Чэнь Юнгуй, причем последний подвергается
завуалированной критике в печати, как сторонник «четверки».
Вновь назначены заместителями премьера Ян Цзинжэнь
(ведает делами национальностей), Чжан Айпин (зам.
начальника генштаба НОАК, занимающийся делами
оборонной науки и техники) и Хуан Хуа (министр
иностранных дел КНР, известный своими проимпериалисти-
ческими, гегемонистскими взглядами).
Как свидетельствуют материалы V пленума ЦК КПК,
доклад Дэн Сяопина от 16 января 1980 г., установочные
статьи китайской печати11, пекинская верхушка весьма
обеспокоена беспорядочным положением в партии. Даже
в официальной пропаганде признается, что в КПК лишь
треть поддерживает линию III пленума ЦК КПК, другая
треть решительно выступает против, а еще одна треть —
занимает колеблющуюся позицию 12.
Руководство КПК стремится доказать, что V пленум
разрешил «имеющий важное стратегическое значение»
вопрос об организационной линии.
«Все решения и документы, принятые V пленумом
300
ЦК КПК, — подчеркивалось в установочной статье
журнала «Хунци», — являются очень важными, особенно
решение о реабилитации товарища Лю Шаоци, которое
знаменует собой окончательное завершение периода
крайне ненормальной обстановки в истории политической
жизни нашей партии»13.
Вместе с тем китайская печать продолжает говорить
о том, что в КПК на всех уровнях еще не преодолены
весьма серьезные последствия этой «крайне
ненормальной обстановки», не устранен паралич, поразивший
многие партийные организации. Продолжаются широкие
чистки, смещения и перемещения, «проверки и
расследования», идет внутренняя борьба, отсутствует дисциплина.
Фракционность и анархизм продолжают лихорадить
огромную массу членов партии и кадровых работников.
Дэн Сяопин в своем докладе 16 января 1980 г.
признавал, что только одно возвращение на свои посты около
3 млн. реабилитированных вызвало многочисленные
конфликты.
Пекинская верхушка прилагает немало усилий, чтобы
к XII съезду КПК навести порядок в партии. Ставится
задача не просто «перевоспитания» членов КПК и не
только «упорядочения» партии, но «очищения партийных
рядов, улучшения их качественного состава». Нынешние
лидеры, судя по всему, панически боятся новой вспышки
леваческого мелкобуржуазного революционаризма, для
которого в обществе и в партии сохраняется огромная
социальная база и «горючий материал» из
многомиллионной массы бывших «бойцов культурной революции».
Цель новой чистки состоит в том, чтобы устранить
всех, кто сопротивляется курсу нынешнего руководства в
среднем и низовом звеньях. Намечено в течение 2—3 лет
провести «упорядочение» партийных кадров и за 3—
5 лет—хозяйственно-административных. Согласно
установкам Пекина, только 10% руководящих работников
соответствуют требованиям, предъявляемым
«модернизацией». Чистке подлежат 30% кадров. Остальные 60%
должны в течение 3—5 лет пройти «перевоспитание,
переподготовку, перемещения». Вначале эта работа будет
проводиться в провинциях и уездах, а затем на более
низком уровне.
Ведущая роль в осуществлении чистки отводится
комиссиям по проверке дисциплины, которые совместно
с парткомами будут контролировать ее ход. ЦК КПК
301
направил специальных уполномоченных на места дли
наблюдения за этой кампанией. Как следует из
китайских материалов, в ходе чисток будут широко
использоваться методы усиленной идеологической и
психологической обработки в сочетании с радикальными
организационными мерами и репрессиями. Вряд ли можно
сомневаться в том, что чистка вызовет сильное сопротивление,
что она еще более обострит внутриполитическую
ситуацию в стране, прежде всего на местах.
Практически эта работа на местах была развернута
еще в прошлом году, когда ЦК КПК спустил специальное
указание об «очищении парторганизаций от классово
чуждых элементов». Печать Китая скептически
оценивает состав партии. Дэн Сяопин в докладе от 16 января
1980 г. весьма критически отозвался о 18-миллионном
отряде кадровых работников, среди которых «слишком
мало людей, обладающих специальными знаниями и
способных работать».
Развернутая в Китае пропагандистская кампания
вокруг решений V пленума ЦК КПК дает представление
о характерных настроениях, существующих в партии.
Китайская пропаганда сейчас прилагает большие
усилия, чтобы развеять неуверенность и недоверие в
отношении способностей нынешней китайской верхушки
решить стоящие перед страной острые вопросы. Как
следует из публикаций китайской прессы, даже решение о
воссоздании секретариата ЦК КПК, которое
преподносится как «революционный шаг» в деле подбора и
воспитания второго эшелона руководства, воспринимается
(особенно среди молодежи) с большой долей
скептицизма и рассматривается в качестве «конъюнктурного
шага», вызванного тем, что «великие люди ушли из жизни,
а другого вождя, обладающего абсолютным
авторитетом, в партии не нашлось»14.
В КПК по сей день не преодолены организационная
неразбериха, фракционность, местничество, отсутствие
дисциплины. Причины этого кроются в маоистских
идейно-теоретических и организационных принципах, на
которых основывается партия.
Идейно-политическая атмосфера в Китае в конце
70 — начале 80-х годов характеризуется продолжающейся
неразберихой и потерей ориентации многими
партийными кадрами. После V пленума ЦК КПК и в связи с
подготовкой XII съезда КПК идеологическая борьба в
Китае обострилась.
302
Практика последних лет показала, что
ортодоксальный маоизм не способен дать конструктивный ответ
на вопросы развития страны. Как отмечал недавно
первый секретарь парткома провинции Хэйлунцзян Ян Ичэн,
«на протяжении долгих лет все сводилось к борьбе с
различными уклонами, причем обычно левый уклон
критиковался как правый, было лишь разрушение, но ничего
не созидалось, разрушение подменяло созидание, крайне
мало изучались конкретные вопросы и способы решения
различных проблем»15. «Нужно признать, — пишет
журнал «Чжэсюе яньцзю», — что 20-летний период был в
целом периодом неудач и провалов в деле строительства
социалистической экономики»16.
Теперь признается, что после 1957 года экономика
пережила два больших зигзага — в конце 50-х годов (т. е.
«большой скачок»), а также в период «культурной
революции», когда экономика страны оказалась «на грани
катастрофы».
Попытки ограничиться незначительными
корректировками отдельных маоистских положений с целью
подгонки под требования момента, предпринимавшиеся
сразу после смерти Мао, уже сигнализировали о серьезном
кризисе маоизма. Прагматическое крыло, всегда
присутствовавшее в маоизме в силу его эклектичности,
поставило на повестку дня подчистку идейного наследия Мао,
выдвинув броские лозунги признания практики
единственным критерием истины, «учета реальности»,
«раскрепощения сознания» и демократизации.
Представители этого крыла, по существу, предложили провести
пятую — «идейную модернизацию», одним из центральных
моментов которой был выставлен постулат о том, что
Мао — не бог, а человек, который допускал ошибки, что
его «идеи» не являются вневременной «истиной в
конечной инстанции», а представляют собой, взятые воедино,
«целостную научную систему» и методологическую
основу. Вокруг этих проблем развернулась и продолжается
острая борьба, вызывающая ныне, можно сказать, еще
больший идейный хаос и в партии, и в различных слоях
китайского общества, в первую очередь среди кадров,
чем во времена Мао. Летом 1980 года, в канун очередной
сессии ВСНП, внутри китайского руководства и в
обществе в целом борьба по вопросу о «линии партии» и
отношении к наследию Мао приняла еще более острый
характер. 3 июля 1980 г. «Жэньминь жибао» писала, что
«линия III пленума ЦК партии встречает и по сей день
.303
различного рода препятствия. Существует определенное
число людей, которые не принимают новые установки в
политике, экономике и кадровых вопросах, называя их
«правыми» и «ревизионистскими». Газета подчеркивает,
что необходимо полностью ликвидировать «тлетворное
влияние ультралевой линии» ...«Если не сделать этого,
страна не обретет спокойствия».
Вместе с тем ставшее «нормой» списывание провалов
и промахов собственной политики на Линь Бяо и
«четверку» стало давать обратный эффект. Никто не верит в
эти утверждения.
Смысл призывов и действий «прагматиков» — в
попытках ссылками на «изменившиеся исторические
условия» оправдать отказ от ряда обанкротившихся «идей»
Мао, обосновать необходимость «новых теорий» в русле
«системы» взглядов Мао, которые более эффективно и
квалифицированно служили бы осуществлению главной
маоистской стратегической установки в современных
условиях. Таким образом, «прагматики», стремясь
изобразить себя не просто наследниками Мао, но и
продолжателями его «дела» на более высоком уровне,
«очищенном» ими от «ошибок» прошлого, хотят добиться
перераспределения власти в свою пользу, получить
командные высоты в партии, государстве и армии.
В беседе с югославскими журналистами в мае 1980
года Ху Яобан высказал свои суждения о Мао Цзэдуне, его
идеях и практике «культурной революции», которые идут
значительно дальше того, что было сказано на IV
пленуме ЦК КПК и утверждается в китайской печати. «В
последние годы своей жизни, — признал Ху Яобан, —Мао
Цзэдун совершил крупные ошибки и несет
ответственность за развертывание культурной революции».
«Культурную революцию» Ху Яобан назвал «катастрофой для
китайского народа».
Касаясь трудов Мао Цзэдуна и изданного под
редакцией Хуа Гофэна и Е Цзяньина 5-го тома избранных
произведений Мао, новый генеральный секретарь ЦК
КПК заявил, что «многие из работ Мао Цзэдуна ничего
из себя не представляют. Содержание 5-го тома будет
пересмотрено как не соответствующее задачам и
практике сегодняшнего дня». Таким образом, по иронии
истории, преемники Мао корректируют наследие «кормчего»
его же методами.
По мере приближения сессии ВСНП в отдельных
статьях провинциальных газет Юго-Западного Китая (ро-
304
дина Дэн Сяопина и Чжао Цзыяна) уже проводилась
мысль о том, что вопрос о высших государственных и
партийных постах следует решать не путем ссылок на
указания авторитета (очевидно, намек на Хуа Гофэна,
назначенного на пост премьера Госсовета и
руководителя партии по личному указанию Мао Цзэдуна), а
демократическим путем, на сессии ВСНП и съезде партии.
Характерно также, что газеты называют метод решения
кадровых вопросов путем ссылок на указания того или
иного авторитета «проявлением культа личности».
В свою очередь «лево» — ортодоксальные силы,
имеющие в партии и вне ее значительную базу,
пользующиеся влиянием, отнюдь не разделяют такие оценки
«культурной революции» и «идей Мао». Они предпринимают
контрусилия, пытаясь ограничить и сдержать «идейную
модернизацию», не допустить усиления позиций ее
инициаторов. Это подспудно проявилось еще в прошлые
годы в связи с попытками придать обсуждению вопроса
«о практике как единственному критерию истины»
всекитайские масштабы и еще более отчетливо стало
заметным после V пленума ЦК КПК, где позиции
представителей «левых» в Политбюро были значительно
потеснены.
Глубина идейного разброда подчеркивается тем, что
корректировка и известная переоценка некоторых
теоретических положений и практики Мао Цзэдуна
происходят не с позиций марксизма-ленинизма, она не
затрагивает националистической сущности маоизма.
Все это усугубляет идейно-политическую
дезориентацию широких слоев населения Китая, включая членов
партии. Даже официальная печать признает наличие в
стране «кризиса веры».
Рассматривая этот вопрос, необходимо прежде всего
подчеркнуть, что «кризис веры» порожден 20-летним
господством маоизма, дискредитацией им социализма и
марксизма-ленинизма. Печать признает, что
«культурная революция» породила в китайском обществе «три
большие пустоты» — «отсутствие знаний, незнание
марксизма-ленинизма и моральную деградацию». Особенно
сильно это сказалось на молодежи, среди которой,
говоря словами китайских газет, наблюдается «три
большие потери» — «потеря идеалов, энтузиазма и
трудолюбия»17.
Китайская пропаганда в последнее время вынуждена
признать, что в китайском обществе кризис веры прояв-
305
ляется в двух формах: с одной стороны, в явлениях
либерализма, увлечениях западным образом жизни, с
другой — в росте недовольства кампанией «раскрепощения
сознания» как каналом размывания идей социализма.
Последняя тенденция нередко смыкается с
сохраняющимися левоэкстремистскими настроениями.
Те, кто придерживается прозападных взглядов,
отмечает китайская печать, сомневаются в социализме,
заявляя, что «социализм уступает капитализму». Это
является прямым свидетельством того, что беспринципное
сближение с Западом открыло шлюзы для проникновения
буржуазной идеологии и культуры в Китай.
Те, кто выражает недовольство по поводу широкого
распространения буржуазной идеологии, буржуазного
образа жизни, утверждают, и не без основания, надо
сказать, что политика сделала резкий крен вправо от
социализма. Официальная китайская пропаганда прежде всего
критикует эту точку зрения, утверждая, что сознание ее
сторонников «закрепощено» и страдает начетничеством,
что они не могут отличить «подлинный
марксизм-ленинизм» от фальшивого, принимают фальшивый марксизм-
ленинизм Линь Бяо и «четверки» за настоящий. За всем
этим просматривается попытка пекинской пропаганды,
находящейся в руках группировки Дэн Сяопина,
отождествить растущее недовольство проимпериалистическим
курсом и растущим влиянием Запада внутри Китая с
позициями дискредитировавшей себя «четверки» и тем
самым заглушить эту критику.
Среди членов партии, кадровых работников
партийного и государственного аппарата нарастает
идейно-политическая индифферентность. Эта опасная тенденция
усугубляется и подталкивается насаждаемой сверху
идеологией прагматизма. Особое усердие в этом плане,
как известно, проявляют Дэн Сяопин и его сторонники,
выдвинувшие цель достижения величия Китая любой
ценой и любыми средствами. Пресловутый тезис Дэн
Сяопина «не важно, какого цвета кошки — белые или
черные, — важно, чтобы они ловили мышей» — представляет
собой концентрированное выражение этой
идеологической и политической всеядности, столь явственно
проявляющейся во внешней и внутренней политике китайского
руководства.
Вместе с тем развитие широких контактов Китая с
США, Японией, странами Западной Европы,
комплименты, которыми осыпает Запад китайских деятелей, сидев-
306
ших многие годы в глухой изоляции, кружат голову
пекинской верхушке и определенным националистическим
слоям, разжигают их шовинистическую спесь, еще
больше толкают их на сближение с империалистическим
миром, еще шире открывают двери Китая для
проникновения Запада.
На фоне внутреннего кризиса маоистской идеологии,
резкого разрыва между маоистскими постулатами и
объективной обстановкой в стране, неспособностью маоизма
предложить конструктивный путь решения сложнейших
социально-политических, экономических задач,
преодоления отсталости страны пекинское руководство
вынуждено, с одной стороны, идти на известные корректировки
маоистской идеологии, отказываться от наиболее
дискредитировавших себя установок маоизма, а с другой —
пытаться всячески уберечь главное в маоизме — его
великодержавный шовинизм и гегемонизм. Но это в свою
очередь создает порочный круг, не позволяя пекинским
лидерам найти действительно отвечающие нынешним
потребностям развития страны решения стоящих перед
ними сложных проблем.
Стремление нынешнего пекинского руководства
добиться стабилизации обстановки в стране и создать
условия для уверенного экономического развития строятся
на крайне зыбкой и неустойчивой основе. Это означает
также, что нынешние политические действия пекинской
верхушки, несмотря на всю кажущуюся
«основательность» подхода, на деле являются конъюнктурными
паллиативными решениями. Проводимую в духе
прагматизма, то есть с точки зрения сиюминутной выгоды,
корректировку маоизма нельзя рассматривать как стабильный
курс китайского руководства. Последние 20 лет
острейшей борьбы в Китае показывают, как часто китайские
лидеры меняют свои взгляды. То, что вчера
утверждалось, сегодня отрицается, и нельзя исключать, что завтра
вновь будет превозноситься то, что сегодня отвергается.
По сути дела, нынешняя линия китайского
руководства в области идеологии ведет к еще большему
расшатыванию, ослаблению влияния социалистических идей в
Китае, открывает простор для дальнейшего
распространения буржуазной идеологии. Курс на прагматизацию
маоизма в духе дэнсяопиновской «кошачьей философии»
означает не что иное, как создание идеологической
платформы смыкания с буржуазией и империализмом.
Оценка недавнего прошлого Китая, конкретных по-
307
литических действий Мао Цзэдуна и китайского
руководства, отношение к идейному наследию Мао — все эти
вопросы являются предметом острой борьбы в китайской
верхушке и в китайском обществе. Совершенно
очевидно, что Дэн Сяопину и группирующимся вокруг него
деятелям, пострадавшим в ходе «культурной революции»,
проигравшим в борьбе за власть во второй половине
60 — начале 70-х годов, легко и даже выгодно до
определенных пределов осуждать действия Мао Цзэдуна и
его ставленников того периода, когда они сами не
находились у власти. Осуждение «культурной революции»,
вызвавшей огромные беды китайского народа,
позволяет этим деятелям сейчас выступать в роли «героев»,
якобы пострадавших в борьбе за интересы народа,
претендовать на роль выразителей его чаяний и тем самым занять
весьма выгодную позицию в нынешней политической
борьбе.
Что же касается другой многочисленной группы мао-
истов, выплывших на политическую арену Китая на
мутной волне «культурной революции» или сумевших
приспособиться к этой кампании и уцелеть на политическом
Олимпе Пекина, то для них осуждение «культурной
революции», отрицание идеологического наследия Мао — это
исключительно трудный вопрос, касающийся жизни или
смерти их как политических деятелей.
В нынешней ситуации расстановка сил в китайском
руководстве такова, что ни одна из группировок не
может навязать полностью свою волю. К тому же все
представители нынешнего китайского руководства в той или
иной степени «повязаны» маоистской политикой, никто
из них не заинтересован в полном и принципиальном
пересмотре маоизма, а тем более отказе от него целиком.
Анализ прошлой и нынешней деятельности членов
руководящей верхушки Пекина подтверждает вывод о том,
что между ними существуют определенные расхождения
в тактических вопросах, касающихся путей и методов
достижения великодержавных, националистических, геге-
монистских целей. Но среди них нет расхождений
относительно конечных целей маоистской политики.
Нынешние китайские руководители, модифицируя маоизм,
переоценивая некоторые события в истории КПК, вместе
с тем всячески выводят из-под удара Мао Цзэдуна. В тех
случаях, когда нельзя не признать ошибки Мао Цзэдуна,
китайское руководство идет на то, чтобы объявить их не
столько ошибками Мао Цзэдуна, сколько ошибками всей
308
партии Таким образом, нынешнее китайское
руководство ради спасения себя и Мао вынуждено идти на то,
чтобы отождествлять идеи и действия Мао с идеями и
действиями всей партии, всего народа, всей революции.
Другими словами, ради спасения себя и престижа Мао
оно готово пожертвовать престижем партии и китайской
революции. В этом смысл так называемой самокритики
китайских лидеров, которая, как оказалось, столь
обезоруживающе действует на некоторых политических
деятелей на Западе. Вместе с тем нужно сказать, что
«самокритика» пекинских лидеров, конечно же, конфузит и
обескураживает тех, кто преподносил «культурную
революцию» в виде антибюрократического движения, как
это делал, например, бывший редактор международного
отдела газеты «Унита» Яковьелло, который, посетив
Китай в период «культурной революции», пришел в
восхищение от царившего в нем «революционного подъема» и
вызванного «культурной революцией» «расцвета
экономики, культуры и просвещения».
Вынужденное признание китайских руководителей,
что в период «культурной революции» в стране «царила
феодально-фашистская диктатура», что «школы 7-го мая»
были превращены в концлагеря и тюрьмы для
систематических истязаний и уничтожения лучших людей
партии, должно бы сконфузить тех визитеров из западных
стран, кто шумно ратовал за «права человека», но,
посетив Китай в то время, называл эти школы
«философскими университетами, обучающими весь китайский народ
мудрости».
Из основных идейно-теоретических установок
маоизма перетолкованию в прагматическом духе в последнее
время подвергаются прежде всего следующие положения.:
1) Постулат об «опоре на собственные силы» в его
внешнеполитическом и внешнеэкономическом
толковании все больше вытесняется курсом на тесное
сотрудничество с империализмом. В качестве «теоретического»
обоснования этого курса используются «идеи Мао» о
необходимости мобилизовать «все возможные факторы»
для наращивания военной мощи Китая. Трактовка
«опоры на собственные силы» в аспекте внутренней политики
остается практически без изменений.
2) Волюнтаристский лозунг «политика — командная
сила», игнорировавший определяющую роль
производительных сил в развитии общества, заменен в
официальных документах Пекина тезисом о «единстве политики и
309
экономики», признающим важность развития
производительных сил.
3) В соответствии с этим изменением подправляется
маоистский постулат о «буржуазном характере»
материального стимулирования. Теперь он заменен
установкой о необходимости «сочетать» моральные стимулы с
материальными. Уравнительное распределение критикуется
в прессе как проявление мелкобуржуазности.
Однако однозначного подхода к этой проблеме среди
китайского руководства нет. В противоположность Дэн
Сяопину, делающему упор на материальные и
финансовые стимулы, Хуа Гофэн, выступая в апреле 1980 года
на совещании армейских политработников, заявил: «В
деле решения экономических проблем, а также при
выполнении любой работы, включая укрепление и
модернизацию армии, основное внимание следует уделять
повышению идеологического сознания народа. Нельзя
добиться хороших результатов, если делать чрезмерный
упор на экономические методы и материальное
вознаграждение...»18.
4) Пересмотру подверглась концепция Мао Цзэдуна
относительно «продолжения революции при диктатуре
пролетариата». Если в документах XI съезда КПК и
сессии ВСНП пятого созыва она выступала как
официальная доктрина партии и государства, то в материалах
III и последующих пленумов ЦК КПК, II сессии ВСНП
она обходится полным молчанием. Вместо нее усиленно
пропагандируется тезис о «социальной однородности»
Китая, исчезновении «антагонистических классов»
(в частности, буржуазии), завершении
«крупномасштабной классовой борьбы». Основное противоречие из
социальной среды перемещено в область «производственной
борьбы».
Маоцзэдуновский постулат «классовая борьба —
решающее звено» радикально пересмотрен и фактически
заменен новым: «четыре модернизации — решающее
звено». Классовая борьба отодвинута на второе место. В то
же время пекинское руководство не отказалось
полностью от маоцзэдуновского тезиса о необходимости
вести «классовую борьбу при социализме». Ее объектами
теперь стали различные «антиобщественные элементы»,
куда включаются и противники политического курса
нынешнего пекинского руководства.
5) Перетолковывается положение Мао о том, что
«внутрипартийная борьба есть классовая борьба». Те-
310
перь утверждается, что внутрипартийная борьба хотя
«в определенной степени отражает классовую борьбу», но
в целом носит характер «идейных расхождений и
противоположных подходов между товарищами»,
«противоречий внутри народа — между революционерами,
борющимися за дело коммунизма»19.
6) Произведена переоценка «культурной революции».
Если в материалах XI съезда КПК «культурная
революция» называлась важным этапом развития Китая, то
ныне она объявляется «ошибкой»20. Лозунг Мао «бунт —
дело правое» критикуется как проявление идеологии и
практики анархизма.
Таковы основные направления корректировки идей-
но-теорегического содержания «идей Мао Цзэдуна»,
предпринимаемой нынешним руководством Китая. Ее
общий смысл состоит в стремлении выработать
современный вариант маоизма, который служил бы
теоретическим обоснованием политического курса пекинских
правителей внутри КНР и на международной арене, смог
бы дополнить «четыре модернизации» пятой —
модернизацией маоизма.
Анализ положения в Китае показывает, что все эти
шаги представляют собой маневрирование нынешнего
пекинского руководства на прежней маоистской
платформе при сохранении основных ее компонентов —
«китаизированного марксизма», гегемонизма и антисоветизма.
Китайское руководство вновь и вновь демонстрирует
свое стремление любой ценой сохранить и обелить образ
Мао Цзэдуна, спасти престиж маоизма как
идейно-теоретической основы маоистской партии. Все это дает
основание для вывода о том, что вопрос о личности Мао
Цзэдуна и его роли в истории по-прежнему остается одним
из самых болезненных для китайского руководства. «Мао
Цзэдун, — пишет «Хунци», — является великим
марксистом, великим пролетарским революционером и
стратегом, одним из основателей КПК, КНР и НОАК, самым
выдающимся представителем компартии и китайского
народа. Все это — исторические факты, не подлежащие
никакому сомнению»21. Квалифицируя «идеи Мао» как
«коллективную мудрость революционеров старшего
поколения», орган ЦК КПК подчеркивает, что эти «идеи» и
впредь будут играть направляющую роль для партии и
страны22.
Некоторые перемены в области идеологии, равно как
и в сфере политики, пока не содержат признаков движе-
311
ния китайского руководства в сторону сближения с
принципами научного коммунизма и пролетарского
интернационализма. Идеология и политика Пекина остаются
прямо враждебными марксистско-ленинскому учению.
Выступая 29 августа 1980 г. с речью в Алма-Ате,
Л. И. Брежнев коснулся происходящих в Китае
изменений. Он сказал: «Ясно, однако, что уже сейчас некоторые
маоистские концепции и в теории, и в практике
внутреннего развития страны, не имеющие ничего общего с
социализмом, подвергаются в Китае открытой или
негласной критике...
К сожалению, — продолжал Л. И. Брежнев, — на
внешней политике Китая все это пока не сказывается. Она
остается столь же враждебной Советскому Союзу,
Вьетнаму, Монголии, другим социалистическим странам,
столь же враждебной делу мира и разрядки, как и
прежде»23.
Вместе с тем критика «четверки», вынужденная
переоценка «культурной революции», признание де-факто
провалов политики «большого скачка», «коммунизации»
и в значительной мере «культурной революции» создают
благоприятные условия для возникновения
антимаоистской тенденции, близкой к марксизму-ленинизму, что
неизбежно будет создавать острую обстановку
конфронтации в области идеологии.
Пекинское руководство, следуя примеру Мао, в
предстоящие годы, очевидно, будет прибегать к массовым,
общегосударственным идеологическим кампаниям чисток
и полицейскому террору. Нельзя исключать того, что
продолжающийся кризис маоизма в области идеологии
и политики, рост недовольства и разочарования
политикой «четырех модернизаций» могут привести к
возникновению нового острого социально-политического кризиса
в китайском обществе с трудно предсказуемыми в
настоящее время последствиями.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
70 —начало 80-х годов — это период, когда
идеология и политика маоизма год за годом, этап за
этапом стремительно эволюционировали вправо,
скатывались на антисоциалистические, проимпериалистические
позиции.
Китай стал силой, враждебной делу социализма и
мира. В условиях обострения борьбы между
социалистической и капиталистической мировыми системами значение
Китая как отрицательного фактора в международной
политике возрастает. Западные страны, и прежде всего
США, все больше ставят на «китайскую карту».
Сближение Пекина с Западом на враждебной СССР и другим
социалистическим странам основе ведет к возникновению
более сложной политической ситуации не только в Азии,
но и во всем мире.
ЦК КПСС, оценивая международную обстановку и
факторы, ее осложняющие, указал: «Негативное влияние
на международные отношения оказывает партнерство
империалистов и пекинских гегемонистов, которые
ориентируются на дальнейшее нагнетание международной
напряженности во имя осуществления своих
великодержавных шовинистических замыслов»1.
На грани 70-х и 80-х годов обозначился новый этап
эволюции антисоциалистического, гегемонистского
курса китайского руководства и его идеологии.
Во-первых, проимпериалистический курс Китая,
который вызревал давно, еще в рамках провозглашенной
Пекином в середине 70-х годов «борьбы против двух
сверхдержав» и сопровождался ультрареволюционными
лозунгами и словесными проклятиями в адрес
империализма, а в последнее время маскировался завесой
нормализации китайско-американских отношений, ныне
приобрел характер альянса, партнерства и параллельных
действий КНР и империалистических государств на
международной арене. Эта политика рассматривается ки-
313
тайским руководством как долговременная
стратегическая линия, предусматривающая широкое
военно-политическое сотрудничество с США и Японией на
антисоветской основе.
Во-вторых, гегемонистский курс Пекина и курс
мирового империализма получают дополнительную
материальную опору и возможности за счет ужесточения
режима в КНР, усовершенствования механизма власти,
упорядочения китайской экономики и форсированного
развития с помощью Запада военного потенциала КНР,
включающего современные виды оружия.
В-третьих, в настоящее время китайское руководство
пытается раздвинуть рамки «широчайшего фронта»
против СССР и социалистического содружества, стремясь
включить в него развивающиеся страны, а также
некоторые компартии и различные националистические и
оппортунистические элементы в революционном движении.
В-четвертых, модернизация маоизма, его лакировка
носят достаточно радикальный характер. Во всяком
случае, доктрина, сохраняя свою антисоциалистическую
великодержавную суть, становится более гибкой и
привлекательной как для империализма, так и для правого
оппортунизма. Таким образом, правопрагматическая
модификация маоизма создает идеологическую основу
блокирования* пекинского руководства с империализмом
и всеми разновидностями оппортунизма.
Практические дела китайского руководства, итоги
III сессии ВСНП и содержание пекинской пропаганды
свидетельствуют о том, что эти изменения в политике и
идеологии маоизма лежат в основе подготовки
платформы XII съезда КПК.
Встреча Хуа Гофэна с Картером в Токио 10 июля
1980 г. — новое свидетельство углубляющегося китайско-
американского партнерства, направленного против
разрядки международной напряженности, на усиление
конфронтации между миром социализма и мировым
империализмом. Реакционные правящие круги Японии
играют неблаговидную роль в содействии
китайско-американскому сближению.
С точки зрения внутренней политики нынешние
маневры пекинского руководства не сулят китайским
трудящимся ничего хорошего. Они усиливают угрозу
полной утраты социалистических завоеваний китайских
трудящихся.
Нынешние пекинские лидеры, пытаясь направить раз-
314
витие страны в рамки стратегического маоцзэдуновского
курса, наталкиваются на серьезные затруднения и
вынуждены прибегать к сложным политическим маневрам,
что объективно дискредитирует маоизм в китайском
обществе, ведет к нарастанию оппозиционных настроений.
Судебные процессы над сторонниками Линь Бяо и
«четверкой» из ближайшего окружения Мао призваны
сделать подсудимых «козлами отпущения» за преступления
перед китайским народом, которые творила маоистская
группировка на протяжении последних десятилетий. Эти
процессы, по расчетам его организаторов, должны
также выгородить Мао Цзэдуна и представить нынешних
руководителей Пекина в качестве «поборников»
справедливости. Вместе с тем этот судебный фарс занимает
значительное место в подготовке новой,
фальсифицированной версии истории КПК и КНР за последние 30 лет,
которая, как предполагается, будет утверждена на
XII съезде КПК и явится идейно-политическим
обоснованием упрочения власти правых, проимпериалистических
сил в Китае.
В целом страна продолжает находиться на перепутье.
Перспективы развития страны, как можно заключить по
документам закончившейся в сентябре 1980 года сессии
ВСНП, носят туманный характер. По этому вопросу в
связи с предстоящим XII съездом КПК происходит
борьба между различными группировками в китайском
руководстве. Но как бы ни складывалась эта борьба, ясно
одно, что при всех модификациях маоизма остается
неизменным его социал-шовинистическое ядро.
Такая политика правящей группы Пекина
противоречит коренным интересам китайского народа и
исторически обречена на провал. Однако эта политика может
быть длительной, объединяя на основе гегемонизма и
антисоветизма различные фракции китайского
руководства, находя поддержку у разношерстных в классовом
отношении националистических кругов внутри страны и
среди китайской эмиграции, а также со стороны
империалистических сил за рубежом, заинтересованных в
удержании Китая на позициях конфронтации с мировым
социализмом.
ПРИМЕЧАНИЯ
Введение
1 Правда, 1980, 24 июня.
2 IX Всекитайский съезд КПК. Документы. Пекин, 1969, с. 5, 6;
Конституция КНР. I сессия ВСНП пятого созыва (Документы)
Пекин, 1978, с. 149—150.
3 Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи, т. 5. М., 1976,
с. 459.
Глава I
1 Материалы XXV съезда КПСС. М., 1976, с. 10.
2 IX Всекитайский съезд КПК. Документы (на русск. яз.). Пекин,
1969; с. 63.
3 Там же, с. 65.
4 X Всекитайский съезд КПК. Документы (на русск. яз.). Пекин,
1973, с. 35.
5 См. Жэньминь жибао, 1976, 26 дек.
6 Там же.
7 Foreign Policy, 1975, No 20.
8 Гуанмин жибао, 1975, 18 окт.
9 Там же.
10 Международное Совещание коммунистических и рабочих партий.
Документы и материалы. Москва, 5—17 июня 1969 г. М.> 1969,
с. 73.
Глава II
1 Материалы XXV съезда КПСС, с. 31.
2 Правда, 1976, 2 марта.
3 Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи, т. 4. М., 1974,
с. 70.
4 Ленин В. И. Поли. собр. соч, т. 41, с. 242.
5 Подробно об этих авантюристических планах см.: Новейшая
история Китая. М., 1972.
6 Мао Цзэдун. О демократической диктатуре народа. — Избранные
произведения, т. IV. Пекин, 1964, с. 504.
7 См. Правда, 1963, 14 июля.
8 Жэньминь жибао, 1970, 7 сент.
9 Хунци, 1973, № 9, с. 9.
10 Там же, с. 8.
11 Там же, с. 13.
316
12 См. Маоизм — идейный и политический противник
марксизма-ленинизма. М., 1974.
13 См. Борисов О. Б., Колосков Б. Т. Советско-китайские отношения.
М., 1971, с. 220.
14 Там же.
15 Программные документы в борьбе за мир, демократию и
социализм. М., 1957, с. 63.
16 См. Борисов О. Б., Колосков Б. Т. Указ. соч., с. 229.
17 Там же, с. 232—233.
19 Правда, 1963, 14 марта.
19 Правда, 1963, 3 апр.
20 Правда, 1963, 22 июня.
21 Правда, 1963, 14 июля.
22 За сплоченность международного коммунистического движения.
М., 1964, с. 153—164.
23 Там же, с. 247.
24* Там же.
25 Там же.
2* Там же, с. 262.
27 Там же, с. 263.
28 См. Борисов О. Б., Колосков Б. Т. Указ. соч.,.с. 296, 297.
29 Материалы XXIII съезда КПСС. М., 1966, с. 185.
30 Правда, 1966, 14 дек.
31 Там же.
32 Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи, т. 2. М., 1973,
с. 428.
33 Там лее, с. 392.
34 Там же, с. 394.
35 Там же, с. 392. ,
35 Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи, т. 4, с. 70.
37 Там же, с. 72.
33 Там же, с. 330.
39 См. брошюру: Вразрез с коренными интересами народов. М., 1975;
редакционную статью журнала Коммунист, 1975, № 12.
40 Материалы XXV съезда КПСС, с. 10.
41 Там же, с. И.
42 Там же.
Глава III
1 Имеется в виду острое столкновение внутри группы Мао в
августе— сентябре 1971 года, в результате чего в сентябре 1971 года
Линь Бяо и его ближайшие сподвижники были физически
ликвидированы.
2 Цит. по: Правда, 1973, 31 авг.
3 См. X Всекитайский съезд КПК. Документы. Пекин, 1973 (на кит.
яз.) (далее: X съезд КПК...).
4 Там же, с. 74.
5 Там же, с. 74—75. .
6 Цит. по: Правда, 1973, 31 авг.
7 X съезд КПК.., с. 77.
8 Там же, с. 42.
9 Там же, с. 6.
10 Там же, с. 7.
11 Там же, с. 6.
12 Там же.
317
13 Там же, с. 5.
14 Там же, с. 11—12.
15 Там же, с. 77.
'б IX съезд КПК.., с. 16.
17 Конфуций. Древнекитайская философия, т. I. M., 1972, с. 155.
18 Жэньминь жибао, 1973, 1 сент.
19 Жэньминь жибао, 1973, 2 сент.
20 X съезд КПК.., с. 32, 48—50.
21 Там же, с. 46.
22 Там же, с. 34.
23 См. Хунци, 1974, № 8, 9.
24 См. Жэньминь жибао, 1975, 17 янв.
25 X съезд КПК.., с. 31.
25 Жэньминь жибао, 1973, 21 дек.
27 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 36, с. 259.
28 Английская The Times от 2 октября 1974 г., положительно оценивая
значение мелких предприятий и подчеркивая их значительный
удельный вес в общем объеме производства, писала, что эти
предприятия «вносят весьма существенный вклад в общий объем
производства, не возлагая никакого дополнительного бремени на
государство».
29 См. Китай, 1973, № 7.
30 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 42, с. 159.
31 См. Жэньминь жибао, 1973, 18 окт.
32 Жэньминь жибао, 1973, 13 дек.
33 Жэньминь жибао, 1974, 8 окт.
34 Хунци, 1974, № 6.
35 Жэньминь жибао, 1974, 2 февр.
30 Жэньминь жибао, 1974, 14.февр.
37 Вестник* Пекинского университета, 1974, № 2, с. 43.
38 Хунци, 1974, № 5.
39 Жэньминь жибао, 1974, 25 февр.
40 См. Хунци, 1974, № 6; Жэньминь жибао, 1974, 26 июня, 18 июля.
41 См. Чу Лань. О спектакле в стиле шаньсийской оперы «Три
посещения Таофэна». — Жэньминь жибао, 1974, 28 февр.; Юй Цин.
Спектакль «Три посещения Таофэна» — крупный ядовитый сорняк,
ставящий целью пересмотр дела Лю Шаоци. — Гуанмин жибао,
1974, 3 марта.
42 Жэньминь жибао, 1974, 28 февр.
Глава IV
1 / сессия ВСНП КНР четвертого созыва. Документы. Пекин, 1975,
с. 34 (далее: I сессия ВСНП...).
2 Там же, с. 32.
3 Там же, с. 34.
4 Конституция и основные законодательные акты Китайской
Народной Республики. М., 1955, с. 29 (далее: Конституция КНР...).
5 / сессия ВСНП.., с. 7.
6 Конституция КНР.., с. 31.
7 / сессия ВСНП.., с. 8, 9, 10.
8 Жэньминь жибао, 1975, 14 а пр.
9 / сессия ВСНП.., с. 9.
,0Там же, с. 61.
11 Цит. по: Вопросы истории, 1974, № 12.
12 / сессия ВСНП.., с. 11.
318
13 Там же.
14 Там же.
16 Там же.
16 Там же, с. 33.
17 Там же, с. 14.
18 Конституция КНР.., с. 47.
19 См. / сессия ВСНП КНР пятого созыва. Документы. Пекин, 1978,
с. 16.
20 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 8, с. 121.
Глава V
1 Хунци, 1977, №9, с. 14.
2 Мао Цзэдун Избранные произведения, т. 5. Пекин, 1977, с. 5.
(далее: Мао Цзэдун, т. 5).
3 Правда, 1950, 18 февр.
4 Правда, 1951, 3 сент.
5 См. Правда, 1951, 24 окт.
6 Правда, 1957, 7 ноябр.
7 Правда, 1953, 10 марта.
8 Правда, 1953, 18 сент.
9 Цит. по: Мао Цзэдун сысян ваньсуй. Пекин, 1967.
10 Полный гекст см. Коммунист, 1954, № 14.
11 Жэньминь жибао, 1977, 1 мая.
12 Цит. по: Мао Цзэдун сысян ваньсуй.
13 Там же.
14 См. Народный Китай, 1956, № 4.
15 Материалы VIII Всекитайского съезда КПК. Документы. Пеки::,
1956 (на русск. яз.), с. 18.
16 Там же.
17 Там же.
18 Там же, с. 118.
19 Там же, с. 137.
20 См. Правда, 1956, 16 сент.
21 Мао Цзэдун. т. 5, с. 597.
22 См. Мао Цзэдун сысян ваньсуй.
23 Там же.
24 Там же.
25 Мао Цзэдун, т. 5, с. 6.
25 Там же.
27 Там же.
28 Мао Цзэдун, т. 5, с. 6.
29 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 39, с. 329.
30 См. Хуа Гофэн. Довести до конца дело продолжения революции
при диктатуре пролетариата. К изучению пятого тома «Избранных
произведений Мао Цзэдуна». — Хунци, 1977, № 5.
31 См. Чэнь Вода. Идеи Мао Цзэдуна — соединение всеобщей
истины марксизма-ленинизма с конкретной практикой китайской
революции. Пекин, 1951.
32 Хунци, 1977, № 5.
33 Мао Цзэдун, т. 5, с. 5; Хунци, 1977, № 5.
34 Мао Цзэдун. Выдержки из произведений. Пекин, 1966, с. 1.
35 Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 19.
46 Одним из примеров ьаучной критики маоизма как общественно-
политического течения, раскрытия этапов его националистической
эволюции, социальных и идейных истоков и показа антиленинской
319
сущности теории и практики маоизма может служить исследование
группы советских ученых «Идейно-политическая сущность
маоизма». М., 1977.
37 Материалы XXV съезда КПСС, с. 11.
38 Мао Цзэдун, т. 5, с. 105.
39 См. VIII Всекитайский съезд КПК, с. 18.
40 Хунци, 1977, № 5.
41 Там же.
42 Мао Цзэдун. Избранные произведения, т. 2. М., 1953, с. 452.
43 Мао Цзэдун, т. 5, с. 628.
44 Там же.
45 Там же, с. 5—6.
46 Цит. по: Мао Цзэдун сысян ваньсуй.
47 Мао Цзэдун, т. 5, с. 395.
48 Там же, с. 437.
49 Там же, с. 406—407.
60 Там же, с. 442.
61 Там же, с. 442—443.
52 Цит. по: Мао Цзэдун сысян ваньсуй.
53 Мао Цзэдун, т. 5, с. 556.
54 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 27, с. 412.
55 Гуанмин жибао, 1979, 11 мая.
56 Там же.
57 Гуанмин жибао, 1977, 15 а пр.
58 Материалы VIII съезда КПК. Пекин, 1956, т. 1, с. 116.
59 / сессия ВСНП КНР пятого созыва, с. 33.
60 Там же, с. 60, 52.
61 Там же, с. 76.
62 Хунци, 1979, Ко 1, с. 19.
63 Там же.
64 Гуанмин жибао, 1979, 11 мая.
65 Там же.
66 См. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 18, с. 363 (примечание).
67 См. Лиши яньцзю. Пекин, 1977, № 6, с. 5.
68 Вестник.., Гуанчжоу, 1977, № 4, с. 18.
69 Хунци, 1979, № 1, с. 3.
70 X Всекитайский съезд КПК. Документы, с. 5.
71 Гуанмин жибао, 1978, 11 июля.
72 Жэньминь жибао, 1979, 24 дек.
73 Жэньминь жибао, 1979, 9 марта.
74 Мао Цзэдун. Избранные произведения, т. 2. М., 1953, с. 449.
75 Лиши яньцзю, 1979, № 4.
76 Там же.
77 Опасный курс, вып. 1. Мм 1969, с. 32.
78 Лилунь сюэси. Пекин, № 4—5, с. 91.
79 XI Всекитайский съезд КПК. Пекин, 1977, с. 86.
50 / сессия ВСНП КНР пятого созыва, с. 26.
81 Там же, с. 27.
Б2 Гуанмин жибао, 1979, 13 янв.
83 Там же.
84 Хунци, 1979, Ко. I.e. 304.
8> XI съезд КПК, с. 36.
86 Чжэсюэ яньцзю. Пекин, 1978, Kq 6, с. 12.
87 Хунци. 1979, Ко 3, с. 304.
84 Жэньминь жибао, 1979, 15 ям в.
8* Гуанмин жибао, 1979, 11 мая.
320
Глава VI
1 XI Всекитайский съезд КПК. Документы (на русск.
1977, с. 10—11.
2 Жэньминь жибао, 1976, 26 дек.
3 Там же.
4 XI Всекитайский съезд КПК, с. 5—6, 171—172.
5 Там же, с. 29—30.
6 Там же, с. 34.
7 Там же, с. 209—210.
8 Там же, с. 182—184.
9 Там же, с. 64.
10 Там же, с. 65.
11 Там же, с. 64.
12 Там же, с. 62.
13 Там же, с. 64, 65.
14 Там же, с. 65.
13 Там же, с. 67.
16 Там же, с. 6.
17 Там же, с. 137.
18 Там же, с. 9—60.
19 / сессия ВСНП КНР пятого созыва, с. 100—101.
20 Жэньминь жибао, 1977, 19 сент.
21 Жэньминь жибао, 1977, 24 окт.
Глава VII
1 / сессия ВСНП КНР пятого созыва, 1978, с. 16.
2 Там же, с. 29
3 Там же, с. 45—47.
4 Там же, с. 61.
5 Там же, с. 42, 47.
6 Там же, с. 78.
7 Там же, с. 17.
8 Там же, с. 213.
9 Там же, с. 150, 154, 193.
10 Там же, с. 201—205, 206.
11 Там же, с. 152.
12 Там же.
13 Хунци, 1979, № 1, с. 1—3.
14 Жэньминь жибао, 1979, 26 июня.
15 Жэньминь жибао, 1979, 1 июля.
16 Там же.
17 Там же.
18 Жэньминь жибао, 1979, 29 июня.
19 Жэньминь жибао, 1979, 17 июля.
20 Жэньминь жибао, 1979, 30 июля.
21 Жэньминь жибао, 1979, 29 июля.
22 Жэньминь жибао, 1979, 26 июня.
23 Там же.
24 Гуноюэнь жибао, 1979, 19 авг.
25 Там же.
26 Цзэфан жибао, 1979, 15 авг.
27 Жэньминь жибао, 1979, 3 авг.
28 Бэйцзин жибао, 1979, 10 авг.
29 Жэньминь оюибао, 1978, 16 окт.
90 Хунци, 1979, № 8.
31 Жэньминь жибао, 1979, 29 сент.
32 Жэньминь жибао, 1979, 30 сент.
33 Там же.
34 Материалы VIII Всекитайского съезда КПК, т. I, с. Ш.
35 Там же.
31 Там же, с. 131.
37 Х*/«ци, 1979, № 8.
33 Там же.
Глава VIII
1 Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи, т. 4, с. 254.
2 Правда, 1975, 23 апр.
3 См. Жэньминь жибао, 1974, 11 апр.
4 Там же.
5 Жэньминь жибао, 1974, 27 мая, 20 июня, 25 июня.
6 Жэньминь жибао, 1974, 23 июня.
7 Жэньминь жибао, 1974, 7 февр.
8 / сессия ВСНП.., с. 60.
9 Саус Чайна морнинг пост, 1973, 30 окт.
10 Знания по международной торговле. Пекин, 1973, с. 65, 66, 68.
Сюэси юй пипань, 1973, № 2, с. 19.
11 Жэньминь жибао, 1973, 8 марта; 1973, 13 мая.
12 Жэньминь жибао, 1973, 13 апр.
13 См., например, Чанцзян жибао, 1957, 12 авг.; Хэйлунцзян жибао,
1957, 29 авг.
14 См. Правда, 1964, 2 сент.
15 См. История дипломатии Китая, ч. 1 (1840—1917). Пекин, 1955;
История империалистической агоессии в Китае, т. I. Пекин, 1958.
16 См. Лю Данянь. О Китае. — Люши яньцзю, 1961, № 3.
17 См., например, Атлас мира, 1970, 1973.
18 См. Новая история Китая. Шанхай, вып. 1—10, 1973; Изучать
мировую историю. Пекин, 1973.
19 Цзэфанцзюнь вэньи, 1973, № 1; Го Сяньхун. Маршрут, в 2-х т.
Шанхай, 1973.
23 Правда, 1974, 27 ноябр.
21 Правда, 1975, 7 авг.
и X съезд КПК.., с. 21.
23 / сессия ВСНП.., с. 60.
24 Да здравствует ленинизм. Пекин, 1960, с. 23.
25 Мао Цзэдун сасян ваньсуй. Пекин, 1967.
26 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 42, с. 99.
27 Цит. по: Правда, 1974, 23 окт.
Глава IX
1 Внешняя политика и международные отношения КНР, в 2-х т. М.,
1974; Китай и капиталистические страны Европы. М., 1976;
Ильин М. А. Маоизм: подрыв дела социализма и мира. М., 1973;
Дьердь И. Через призму Пекина. М., 1975; Борисов О. Б.,
Колосков Б. Т. Советско-китайские отношения. Изд. 2-е, доп. Мм 1977;
Гломбинский С. Китай и США. М., 1975; Истоки и сущность
взглядов Мао Цзэдуна. М., 1977; Юрков С. Г. Пекин: новая политика?
М., 1972; Дейч Т. Л. Маоизм — угроза Африке. М., 1972.
322
* Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи, т. 6. М.. 1978.
с. 160.
3 Жэньминь жибао, 1976, 9 сент.
4 Жэньминь жибао, 1976, 26 дек.
5 Дейли иомиури, 1979, 26 авг.
6 Clibb О. Е. China and the three worlds. Philadelphia, 1978, p. 89.
7 Жэньминь жибао, 1978, 21 мая, 23 мая.
8 См. Суслов М. А. На путях строительства коммунизма. Речи и
статьи. В 2-х т., т. I. M., 1977, с. 472.
9 Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 27, с. 121.
i° Foreign Relations of the United States. 1949. Vol. VIII, The Far
East. China., Wash. 1978, p. 357—360.
11 Приведенный документ дает новый штрих к той ожесточенной
борьбе, которая разыгралась в резиденции китайского
руководства — Чжуннаньхае в 60—70-х годах и жертвами которой пали и
Лю Шаоци, и Линь Бяо, и представители «банды четырех».
12 Анализ этих националистических закулисных махинаций маоистов
содержится в работе А. М. Ледовского «СССР, США и народная
революция в Китае». М., 1979, с. 160—168.
13 Жэньминь жибао, 1980, 18 апр.
14 Цит. по: Малле Симон. Каков урок китайской агрессии? —
Afrique— Asie, 1979, Mars 5.
15 Правда, 1979, 3 марта.
15 Afrique —Asie, 1979, Mars 5.
17 Newsweek, 1979, March 12.
13 Правда, 1979, 26 сент.
19 Правда, 1979, 16 дек.
20 Там же.
21 Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Речи и статьи, т. 2. М., 1973,
с. 393.
22 Там же, с. 394.
23 Документы XI съезда КПК. 1977 г.
24 Чжунго цинняньбао, 1979, 9 июня.
25 См. подробнее: Проблемы Дальнего Востока, 1978, № 2, с. 57.
25 Хунци, 1979, № Ю.
27 См. Жэньминь жибао, 1979, 3 сент.
28 См. Жэньминь жибао, 1979, 26 июня.
29 Жэньминь жибао, 1979, 3 сент.
30 Жэньминь жибао, 1979, 31 авг.
31 Жэньминь жибао, 1979, 29 авг.
32 Жэньминь жибао, 1979, 9 июля.
33 Жэньминь жибао, 1979, 28 авг.
34 Жэньминь жибао, 1979, 4 авг.
35 Kristian Science Monitor, 1980, Apr. 4.
Глава X
1 Lieberthal К. The Politics of modernisation in the PRC. — Problems
of Communism, 1978, May — June, p. 2—3.
2 Ibid.
3 Ibid.
4 См. Гуанмин жибао, 1980, 28 июня.
5 Жэньминь жибао, 1980, 29 мая.
6 Жэньминь жибао, 1979, 23 мая.
7 Жэньминь жибао, 1980, 1 марта.
323
8 Коммюнике V пленума ЦК КПК. — Жэньмииь жибао, 1980,
1 марта.
9 Там же.
10 Жэньминь жибао, 1980, 1 марта.
11 См. Редакционные статьи Жэньминь жибао, 1980; Хунци, 1980,
№ 5.
12 См. Хунци, 1979, № 9.
13 Хунци, 1980, № 5.
14 Жэньминь жибао, 1980, 16 апр.
15 Хунци, 1979, № 7.
16 Чжэсюе яньцзю, 1979, № б, с. 7—8.
17 Жэньминь жибао, 1980, 28 мая.
' 18 Жэньминь жибао, 1980, 13 мая.
19 Хунци, 1980, № 2.
2° См. Хунци, 1980, № 5.
»21 Там же.
22 Там же.
23 Правда, 1980, 30 авг.
Заключение
1 В Центральном Комитете КПСС. — Правда, 1980, 24 авг.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава I
Маоизм 60—70-х годов, его подрывная
антисоциалистическая деятельность
Глава II
Вклад КПСС в борьбу с враждебной марксизму-
ленинизму, делу социализма и мира идеологией
и политикой маоизма
Глава III
X съезд КПК и легализация режима военно-
бюрократической диктатуры маоистов ....
Глава IV
Китай накануне и после смерти Мао Цзэдуна
Глава V
Саморазоблачение маоистов в борьбе вокруг
идейного наследия Мао Цзэдуна
Глава VI
XI съезд КПК и закрепление неомаоистского
курса
Глава VII
«Упорядочение» военно-бюрократического
маоистского режима накануне 30-летия КНР ....
Глава VIII
Внешняя политика Китая в первой половине
70-х годов. Эволюция ренегатства 226
Глава IX
Маоизм и внешняя политика Китая во второй
половине 70-х и начале 80-х годов 246
Глава X
Идейно-политическая борьба в Китае в начале
80-х годов 292
Заключение ... 313
Примечания 316
Владимиров О. Е„ Ильин М. А.
ЭВОЛЮЦИЯ ПОЛИТИКИ
И ИДЕОЛОГИИ МАОИЗМА
В 70-х —НАЧАЛЕ 80-х ГОДОВ
Редактор
Н. И. САКОНТИКОВ
Оформление художника
В. П ГРИГОРЬЕВА
Художественный редактор
В. В. СУРКОВ
Технический редактор
И. Г. МАКАРОВА
Корректор
Г. X. СААКЯН
ИБ № 637
Сдано в набор 23.07.80. Подписано в печать
22.10.80. А 12230. Формат 84Х1081/зг. Бумага тип.
№ 1. Гарнитура литературная. Высокая печать.
Усл. печ. л. 17,25. Уч.-изд. л. 18,55. Тираж 25 000.
Заказ 648. Цена 1 р. 30 к. Изд. № 181И/80.
Издательство «Международные отношения».
107053, Москва, Б-53, Садовая Спасская, 20.
Ярославский полиграфкомбинат Союзполиграфпро-
ма при Государственном комитете СССР по делам
издательств, полиграфии и книжной торговли.
150014, Ярославль, ул. Свободы, 97.
Владимиров О. Е. и Ильин М. А.
В57 Эволюция политики и идеологии маоизма в
70-х —начале 80-х годов. — М.: Междунар.
отношения, 1980. —328 с.
Исследование посвящено актуальным вопросам эволюции гегемо-
нистской внешней политики Китая, внутриполитической борьбе в КНР,
критике идеологических концепции маоизма. На фактическом
материале раскрываются политические уроки классового предательства
маоистов и тот ущерб, который их политика наносит делу мирового
социализма, всеобщего мира и прогресса, интересам китайского
народа. Показывается неустанная борьба КПСС против маоизма. В работе
говорится о сложной обстановке в Китае накануне XII съезда КПК.
Для специалистов-международников и читателей, интересующихся
проблемами мировой политики.
В li^i_Jil£-B3--31-6-1980 0801000000 ББК 66.4
003(01)—80
ОПЕЧАТКА
На стр.7 15-ю строку снизу следует читать:
Необходимость продолжения активной и наступатель-
Зак.648