Б.С.Горобец
а
Kp;
Ла
и
игош

Из откликов на «Круг Ландау»
В отличие от других биографий Ландау эта книга в большей части основана на
документированных фактах. И даже в тех местах, где автор дает волю эмоциям,
они представляются оправданными и совпадают с моими эмоциями и не только
с моими. Мне книга показалась достаточно объективной и, что весьма важно,
доброжелательной по отношению к своим героям. Это очень кропотливый,
тонкий и нужный труд. Уверен, что книгу с интересом прочтут физики, и не
только они, и дадутей высокую оценку.
Доктор физико-математических наук, профессор А. А. Рухадзе
Институт общей физики им. А. М. Прохорова РАН,
физический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова
(Из Предисловия к книге «Круг Ландау: Жизнь гения»)
Прежде всего, книга Бориса Горобца — замечательно интересная и
содержательная, покупайте и читайте — не пожалеете! <...> Практически все
биографические материалы о Ландау до сих пор, т. е. до книги Б. Горобца, носили
чисто елейный характер. <...> Борис Горобец дал в своей книге очень
подробное и вполне адекватное описание многочисленных научных достижений
Л. Д. Ландау, Е. М. Лифшица и ряда других членов ученого сообщества тех лет,
что при чтении немало меня удивило в хорошем смысле слова.
Член-корреспондент АН СССР и РАН, профессор Б. Я. Зельдович
США, Орландо, Университет Центральной Флориды
(Из Послесловия к книге «Круг Ландау: Жизнь гения»)
В Израиле живут и работают многие сотни представителей нескольких
поколений школы Ландау. Наша страна, несомненно, должна быть заинтересована
в появлении этой книги у нас и ее переводе на иврит.
Доктор физики М. Гафт
Открытый университет, Тель-Авив
Профессор физики Л. Нагли
Тель-Авивский университет
Профессор физики Р. Райсфельд
Еврейский университет, Иерусалим
(«Международная еврейская газета», 2006, № 45-46)

Boris Gorobets made a tremendous service to Landau, the world of physics, and all of
us interested in science history, with this book. The volume is dotted with
documents. Gorobets's almost impersonal style adds to his credibility although he does
not refrain from giving his personal comments. When he does that, he painstakingly
and unambiguously delineates them from the main narrative. The book is very
readable. I strongly recommend its translation into English as it deserves to be read
by many interested in science and science history.
(Перевод: Борис Горобец оказал этой книгой огромную услугу Ландау, миру
физики и всем нам, интересующимся историей науки. Этот том насыщен
документами. Почти безличный стиль Горобца усиливает ощущение достоверности,
хотя автор и не воздерживается от собственных комментариев. Но, делая это, он
тщательно и недвусмысленно отделяет их от основного повествования. Книга
легко читается. Я всячески рекомендую перевести ее на английский язык, так
как она заслуживает того, чтобы ее прочли те, кто интересуется наукой и
историей науки.)
Professor Istvan Hargittai
Department of Inorganic and Analytical Chemistry of the Hungarian Academy of Sciences,
Budapest University of Technology and Economics
{«Structural Chemistry», 2008, June).
Профессор Иштван Харгиттаи
Отделение неорганической и аналитической химии Венгерской академии наук,
Будапештский университет технологии и экономики
(«Структурная химия», 2008, июнь)
Книга Б. С. Горобца «Круг Ландау» представляет несомненную ценность для
широкого круга читателей, включая физиков-теоретиков, так как она, во-
первых, основана на большом количестве документов; во-вторых, содержит
достаточно подробную информацию о нескольких виднейших ученых школы
Л. Д. Ландау: академиках, братьях Е. М. и И. М. Лифшицах, академике
А. Б. Мигдале, академике, лауреате Нобелевской премии А. А. Абрикосове,
академике, лауреате Нобелевской премии В. Л. Гинзбурге, академике И. М. Ха-
латникове, профессоре А. С. Компанейце; в-третьих, содержит достаточно
глубокий анализ личности великого ученого Л. Д. Ландау; и, в-четвертых, имеет
большое неформальное, конструктивное предисловие, написанное
известнейшим физиком-теоретиком, профессором А. А. Рухадзе.
Профессор В. И. Карась
Начальник лаборатории Национального научного центра
«Харьковский физико-технический институт», НАН Украины
(Из отзыва в сетевом журнале «Заметки по еврейской истории»,
http://berkovich-zametki.com/2007april/Zametki/Nomer/Karas.htm)

Б. С.Горобец
КРУГ
ЛАНДАУ
и
ЛИФШИЦА
Предисловие
доктора физико-математических наук,
профессора В. И. Манько
URSS
МОСКВА

ББК22.3г72.3 91
><фри
Настоящее издание осуществлено при финансовой поддержке
Российского фонда фундаментальных исследований
(проект № 08-06-070Ю-д).
Горобец Борис Соломонович
Круг Ландау и Лифшица / Предисл. В. И. Манько.
«ЛИБРОКОМ», 2009. — 336 с.
М: Книжный дом
Данная книга — третья в трилогии «Круг Ландау» (первая книга — «Жизнь гения»,
вторая — «Физика войны и мира»). Она продолжает рассказ об академике Л. Д. Ландау
(1908-1968), лауреате Нобелевской премии, Ленинской и трех Сталинских премий. В книге
12 глав. В них приведены очерки о главных героях-ученых, учениках и/или современниках
Ландау, с ним близко соприкасавшихся. Это Е. М. и И. М. Лифшицы, А. С. Компанеец,
А. Б. Мигдал, В. Л. Гинзбург, А. А. Абрикосов, И. М. Халатников, Я. Б. Зельдович, П. Л.
Капица, А. И. Лейпунский, В. С. Фурсов (декан физфака МГУ), М. А. Стырикович (энергетик).
В событиях участвует множество других выдающихся ученых. Это, в частности, Н. Бор,
И. Е. Тамм, И. Г. Петровский, Р. 3. Сагдеев, Л. А. Арцимович, И. Я. Померанчук, В. Г. Ле-
вич, Е. Л. Фейнберг, В. Я. Файнберг, В. П. Силин, Ю. Л. Климонтович, А. А. Рухадзе и
другие, представленные яркими эпизодами и характеристиками в галерее очерков и портретов.
В Приложении даны лекция Е. М. Лифшица «Л. Д. Ландау — ученый, учитель, человек»,
письмо П. Л. Капицы И. В. Сталину (полный текст) и др.
Для широкого круга читателей, интересующихся историей физики XX века.
Книга «Круг Ландау» (1-е изд.) заняла второе .место
на конкурсе IX Международной книжной ярмарки (Киев, 2006)
в но.минации «Лучшее произведение художественной литературы»
Издательство «Книжный дом "ЛИБРОКОМ"».
117312, г. Москва, пр-т Шестидесятилетия Октября, д. 9.
Формат 60x90/16. Печ. л. 21. Зак. № 1210
Отпечатано с готовых диапозитивов в ООО «Полиграфический комбинат «Зауралье».
640022, г. Курган, ул. К. Маркса, 106.
ISBN 978-5-397-00066-6
О Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2008
НАУЧНАЯ И УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА
E-mail: URSS@URSS.ru
Каталог изданий в Интернете:
http://URSS.ru
Тел./факс: 7 (499) 135-42-16
URSS Тел./факс: 7 (499) 135-42-46
6251 ID 78717
Все права защищены. Никакая часть настоящей книги не может быть воспроизведена или
передана в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, будь то
электронные или механические, включая фотокопирование и запись на магнитный носитель,
а также размещение в Интернете, если на то нет письменного разрешения владельца.

Оглавление
От автора 7
Предисловие к книге «Круг Ландау и Лифшица» (проф. В. И. Манько,
ученик Ландау) 11
Список сокращенных названий институтов и организаций,
встречающихся в тексте 15
Пара вводных слов 17
Глава 1. Е. М. Лифшиц: с Ландау и без 19
1. О детстве 20
2. О науке. В двух словах 24
3. О науке. Я. Б. Зельдович:
Космологические исследования Е. М. Лифшица 26
4. Пояснения к заметке Зельдовича 30
5. Е.М. Лифшиц — рука Капицы в ЖЭТФ 32
6. Поддерживал ли Ландау Лифшица на выборах в Академию? ... 36
7. Е. М. Лифшиц вне физики 37
8. Постскриптум 46
Глава 2. И. М. Лифшиц — преемник Ландау в «Физпроблемах» 48
1. О науке 49
2. О личности 57
Глава 3. А. С. Компанеец: физика, лирика и прочее 62
1. Биографический пунктир 63
2. Физик, который шутил 66
3. Выдержки из «Анналов» теоротдела Института химфизики .... 71
Глава 4. А. Б. Мигдал: физическое совершенство 75
1. Мигдал и Ландау 77
2. Мигдал и Сахаров 80
3. «Я счастлив, что среди нас нет сволочей» 82
4. «Мигдал не может подвести» 85
5. «Вспоминайте меня весело!» 86
6. О спорте, искусстве, и «веселом цинизме» 89
7. Высказывания Мигдала 91

4 Оглавление
Глава 5. Я. Б. Зельдович — звездный соратник Ландау 92
1. От химии к звездам 93
2. Черты личности 105
3. Высказывания Я. Б. Зельдовича 112
Глава 6. В. Л. Гинзбург: физика, общество, нравственность 114
1. Два тома В. Л. Гинзбурга 116
2. Гинзбург и водородная бомба 117
3. О теории сверхпроводимости Гинзбурга—Ландау 121
4. О семинаре Гинзбурга и его руководителе 123
5. Гинзбург, больной Ландау и книга Коры 126
Глава 7. А.А.Абрикосов: по обе стороны океана 131
1. Сверхпроводники второго рода 133
2. «Абрикосовские вихри» в науке и жизни 134
Глава 8. И. М. Халатников — первый директор Института Ландау ... 146
1. До 1946 146
2. 1946-1964: Институт физпроблем и атомная бомба 150
3. Институт теоретической физики 154
4. Эпилог: виртуальный тройной портрет 160
Глава 9. А. И. Лейпунский, директор УФТИ времен Ландау 163
1. Драматические пересечения с Капицей и Ландау 167
2. Арест и освобождение 174
3. Высказывания А. И.Лейпунского 178
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр» 180
1. «Обязательно задержать его в СССР». — Сталин 182
2. Создатель турбинных ожижителей газов 185
3. Прошение об отставке из атомного Спецкомитета 187
4. Опала — фаза первая: путь к отставке из Главкислорода 192
5. Опала Капицы и физтех: фаза вторая 209
6. «Прекратить посещения академика Капицы» 217
7. Опала — фаза третья 221
8. Возвращение. Нобелевская премия 224
Глава 11. М. А. Стырикович, друг Ландау с юности 226
Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау 234
1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 234
1.1. О поэме «Евгений Стромынкин», 1949 234
1.2. Эпизод с министром Кафтановым, 1950 235
1.3. Студенческие выступлении на физфаке, 1953 236
1.4. Ландау на физфаке, 1955-1961 237

Оглавление 5
1.5. «День физика» с участием Бора и Ландау, 1961 239
1.6. «Вечный декан», 1954-1989 242
1.7. О приеме на физфак евреев 250
1.8. Эпизоды с участием В.С.Фурсова 252
1.9. Нововведение Хрущёва —
Временное удостоверение вместо диплома 254
1.10. О ректоре И. Г. Петровском 255
1.11. Мои дальнейшие контакты с В.С.Фурсовым 258
2. В галерее портретных набросков
(по книге современника Ландау) 260
2.1. О Нильсе Боре 262
2.2. О Исааке Яковлевиче Померанчуке 262
2.3. О Вениамине Григорьевиче Левиче 263
2.4. О Роальде Зиннуровиче Сагдееве 265
2.5. О Сергее Павловиче Дьякове 266
2.6. О Евгении Львовиче Фейнберге 266
2.7. О Виталии Иосифовиче Гольданском 267
2.8. О Игоре Евгеньевиче Тамме 267
2.9. Об Элевтере Луарсабовиче Андроникашвили 269
2.10. О Владимире Яковлевиче Файнберге 269
2.11. О Викторе Павловиче Силине 270
2.12. О Владимире Ильиче Когане 271
2.13. О Юрии Львовиче Климонтовиче 272
2.14. О Льве Андреевиче Арцимовиче 272
2.15. А. А. Рухадзе о себе (фрагменты) 273
Приложение 1. Докладная записка в ЦК КПСС (1956) 277
Приложение 2. Письмо П.Л.Капицы И.В.Сталину 280
Литература 288
Фотоальбом 292
Указатель имен 324

Трилогия «Круг Ландау» посвящается памяти академика
Евгения Михайловича Лифшица,
выдающегося физика
и классика мировой научно-учебной литературы,
ближайшего друга Л. Д. Ландау

От автора
Второе издание «Круга Ландау», которое расширилось более чем в 2
раза, выходит в виде трилогии. Названия трех отдельных книг: (1) «Круг
Ландау: Жизнь гения», (2) «Круг Ландау: Физика войны и мира», (3) «Круг
Ландау и Лифшица». Далее при ссылках на отдельные книги трилогии
будут указываться индивидуальные части названий двух первых книг.
Вначале — несколько фраз о содержании первых двух книг.
Книга «Жизнь гения» посвящена биографии самого Л. Д.Ландау, главы
даются в хронологическом порядке, от его рождения до последнего
трагического отрезка жизни. Объем этой книги увеличился на 35 % по
сравнению с соответствующим материалом 1-го издания «Круга Ландау» (далее
иногда для краткости «КЛ»). В книгу «Жизнь гения» вошли: Предисловие
А. А. Рухадзе, Главы: 1. Оптимистическая, 2. Харьковская, 3. Тюремная,
4. Семейная. 5. Характерологическая, 6. Катастрофическая, Послесловие
Б.Я.Зельдовича, Приложения: 1) Из «дела УФТИ»; 2) Протоколы из
«Дела Ландау»; 3) «Справка КГБ об академике Ландау», а также несколько
менее объемных документов.
Книга «Физика войны и мира» посвящена научной и
педагогической деятельности Л.Д.Ландау и состоит из трех больших глав: Глава 1
«Ядерная», Глава 2 «Научно-популярная», Глава 3
«Научно-педагогическая» и Приложений: «Список научных трудов Л. Д. Ландау», «Лекция
Е. М.Лифшица „Л.Д.Ландау — ученый, учитель, человек"», статей
«Популярная математическая игра Ландау», «Как академики задачу решали».
В рамках «военной физики» впервые подробно и систематически описано
участие Ландау в Атомном проекте СССР, за что он стал Героем
Социалистического Труда и трижды лауреатом Сталинской премии. Материал
подается исходя из только что опубликованных документов. Выяснена
исключительная роль Ландау и его группы в таких не освещенных прежде
проблемах, как расчет КПД атомной и водородной бомб, идея и
расчет имплозии ядерного заряда, вывод «формулы Ландау» для разделения
изотопов, роль Ландау и его школы в создании теории гетерогенного
уран-графитового реактора. В рамках изначально мирной науки
изложены на популярном уровне 15 высших достижений Ландау в
фундаментальной физике. Приведена также довольно полная компиляция ошибок
Ландау (по литературным источникам). Подробно описывается трудная,
далеко не бесконфликтная история создания 10-томного Курса Ландау—
Лифшица. Немалое место отведено семинару Ландау и его теорминиму-
му, с которыми связана масса примечательных эпизодов, пересказанных
со слов участников и испытуемых. Объем материала этой второй книги

8
От автора
увеличился примерно вдвое по сравнению с соответствующим материалом
1-го издания «КЛ».
Теперь вкратце о данной книге «Круг Ландау и Лифшица», третьей
книге трилогии. Эта книга увеличилась вдвое по сравнению с общим
объемом очерков об учениках Ландау, помещенных в первое издание «КЛ».
Сделались более объемными и выверенными главы (очерки) о Е. М. Лиф-
шице (за счет впервые включенного краткого обзора его научных
достижений), о И. М. Лифшице (за счет включения материалов из сборника о нем,
вышедшего в 2006 г. в Харькове), о И. М. Халатникове (за счет материалов
из его мемуарной книги, вышедшей в 2007 г.). В главу о А. С. Компанейце
включена пара документов, касающихся его участия в Атомном проекте.
Подверглась серьезной доработке глава об А. А. Абрикосове, дополнена
несколькими новыми сведениями и эпизодами глава о А. Б. Мигдале, слегка
подкорректирована глава о В. Л. Гинзбурге. Появилось шесть новых
очерков (глав). Они посвящены другу юности Л.Д.Ландау академику
энергетику М. А. Стыриковичу; великому советскому физику Я.Б.Зельдовичу;
крупнейшим физикам академикам А. И. Лейпунскому и П. Л. Капице,
которые были директорами тех институтов, где работал Л.Д.Ландау, и много
с ним общались (это, соответственно, УФТИ в Харькове и ИФП в
Москве); профессору В.С.Фурсову, «вечному декану» физического факультета
МГУ, определявшему его лицо, в частности, в те годы (1956-1961), когда
там преподавал Л. Д. Ландау, и ректору МГУ И. Г. Петровскому. В
заключительной главе представлена галерея небесспорных портретных набросков
московских физиков из круга Ландау (в узком и широком смыслах). Этот
материал основывается на яркой конфликтоемкой книге мемуаров
профессора из ФИАНа-ИОФАНа и МГУ А. А. Рухадзе под названием
«События и люди (1948-1991)»; роль этого физика первостепенна в судьбе
книги «Круг Ландау». В приводимой галерее лиц «по Рухадзе»
фрагментарно представлены: Нильс Бор, И. Я. Померанчук, В. Г.Левич, Р. 3. Саг-
деев, С. П. Дьяков, Э. Л. Андроникашвили, Е. Л. Фейнберг, И. Е. Тамм,
В. Я. Файнберг, В. П. Силин, В. И. Гольданский, Л. А. Арцимович, В. И.
Коган и, наконец, сам А. А. Рухадзе. Каково бы ни было отношение читателя
к ученым из этого списка и тем характеристикам, которые даются
отдельным их чертам и роли в физике, представленный ряд фрагментов
во всяком случае дополняет многоцветную картину советской
«столичной» физики периода ее расцвета во времена Ландау.
Стбит самокритично подчеркнуть следующие обстоятельства. Все
очерки писались в контексте эпохи и событий, происходивших с Л.Д.Ландау
и его окружением, с частыми отсылками к тогдашней обстановке в стране
и мире, влиявшими на взаимоотношения ученых с властью, — так, как
это воспринимает данный конкретный автор. Он отдает себе отчет в том,
что далеко не все физики школы и круга Ландау представлены в книге,
что герои очерков описаны субъективно, что имеет место неравновеликое
и разноглубинное их описание и трактовка. Но это неизбежно, по
крайней мере, для автора-одиночки. Неправильно было бы считать, что автор

От автора
9
«не заметил» того или иного физика в кругу Ландау (как это было
указано в одном из писем-откликов на 1-е издание). В частности, работа
над книгой проходит в реальном режиме ограничения по времени и
объему рукописи, и то и другое — ситуационные параметры. Если бы автор,
имеющий крайне ограниченные организационные, временные и прочие
ресурсы, не считался с этими параметрами, а стремился к всеохватности,
то и книги не было бы вовсе. Хотя бы потому, что многие, даже объективно
существующие «в природе» и архивах материалы по нашей теме оказались
совсем не так легко достижимыми. Поэтому мера представительности
материалов в книге оказалась далеко не идеальной. Можно пожелать,
чтобы в будущем (близком!) высокопрофессиональные коллективы
элитных физических институтов, прямо связанных со школой Ландау (ИФП
им. Капицы, ИТФ им. Ландау, ХФТИ), при участии профессиональных
историков физики, много лет разрабатывающих тему Ландау, создали
более полные, всесторонние и объективные книги о Ландау и его великой
школе. Как говорится, флаг им в руки! А пока «что выросло — то выросло».
Книга снабжена обширным справочно-ссылочным аппаратом, в ней
множество цитат с точным указанием источников, дано также
приложение важных документов. Это — одно из принципиальных отличий данной
книги от других книг о Ландау (М. Бессараб, А.Ливановой, К. Ландау-
Дробанцевой), почти не документированных и не имеющих списков
цитированной литературы.
А теперь приведу два сообщения, почти анекдотических, которые
наверняка заинтересуют читателя.
Первое. Доктор физики Игорь Ландау, сын Льва Давидовича, в своей
интернет-статье [2007] написал, что было бы правильнее, если бы я назвал
свою книгу «Круг Лифшица», а не «Круг Ландау». Принимаю его совет
на 50%, исполнением является название настоящей книги.
Второе. Профессор И. М. Халатников поделился 10 марта 2008 г.
своими интересными соображениями с интервьюером радио «Свобода» О.
Орловой. Приведу фрагмент этого интервью (полностью см.:
www.svobodanews.ru/forum.aspx?forumld=10 марта 08).
Ольга Орлова: Исаак Маркович, скажите, пожалуйста, о
Ландау написано огромное количество воспоминаний <?>, столько
выходило разных работ, и Майи Бесараб, и Горобец, и Корлан-
да и его супруги <по-видимому, эту интернет-несуразицу следует
расшифровать так: и Горобца, и Коры Ландау, супруги Ландау. —
Прим. Б. Г.>. Много разных книг.
Исаак Халатников: О некоторых я бы не хотел бы говорить.
Ольга Орлова: <...> столько было учеников у Ландау, почему
до сих пор не написана научная биография Ландау?
Исаак Халатников: Вы знаете, для научной биографии еще
нужен читатель. Она будет написана, научную биографию напишут,
но она будет интересна для тех, кто занимается этой областью.
Ведь очень трудно описать физические явления, не используя

10
От автора
формул. <...> А о Ландау как человеке уже написано много.
Написано много правдивого, много написано личного, не
имеющего отношения к Ландау, будьте осторожны с тем, что вы
читаете, потому что дети лейтенанта Шмидта появились в большом
количестве. Вы знаете, дети лейтенанта Шмидта, для них
тормозов не существует. Я не буду называть имена. Будьте осторожны
с детьми лейтенанта Шмидта, которые пытаются нажить капитал
на Ландау.
По-моему, не очень понятно, что такое научная биография и как
отличить ее от ненаучной. Ну да ладно... Устремляясь навстречу И. М. Халатни-
кову (без тормозов!), в качестве «сына лейтенанта Шмидта» хочу донести
до читателя приведенное предостережение истинного «сына» Л.Д.Ландау
и «друга» Е. М. Лифшица.
В заключение со всей серьезностью и благодарностью перечислю тех,
кто предоставил мне материалы (в том числе фотографии) для данной
книги и/или принимал очное или заочное (в Интернете) участие в их
обсуждении как в целом, так и по отдельным темам. Это 3. И. Горобец-Лифшиц
(ветеран ЖЭТФ), А.А. Рогожин (ВИМС, Москва), В.И.Коган
(Курчатовский институт, МИФИ), А. А. Рухадзе, В. П. Макаров и А. А. Самохин
(ИОФ РАН), И.О.Лейпунский (ИХФ-ИЭПХФ РАН, Москва),
Р.О.Зайцев (МФТИ), В. Ю. Зицерман (ИВТ РАН), С. Е. Воинова и Ю. В.
Талонов (РНЦ КИ), С. Н. Щеголькова и В. В. Попова (выпускницы
физфака МГУ времен Ландау), Л. П. Стрелкова и А. С. Илюшин (физфак
МГУ), В. И. Манько и Ю. М. Брук (ФИАН, МФТИ), Л. А. Фальковский
(ИТФ им.Ландау). Н.В.Филин (КРИОГЕНМАШ, бывший генеральный
конструктор), Г. Н. Гельперин (КБ Нудельмана), М. Б. Генералов (ректор
МГУИЭ, бывший МИХМ), С. В. Белуков (декан ф-та техники и физики
низких температур МГУИЭ), Б. Д. Рубинский (МГУИЭ), А. И. Калини-
чев (ИФХ РАН), О.Я.Зельдович (ИТЭФ), М.Я.Овчинникова (ИХФ),
Ю. Н. Ранюк и В. И. Карась (ННЦ ХФТИ, Харьков, Украина), Павел
Иоффе, Александр Либин и Михаил Гафт (все Израиль), Борис
Зельдович, Дмитрий Лихачев, Борис Кушнер, Дэвид Холловэй (все США),
Евгений Беркович (Германия), Иштван Харгиттаи (Венгрия).
Б. Горобец
Москва, май 2008 года.

Предисловие к книге «Круг Ландау
и Лифшица»
(проф. В. И. Манько, ученик Ландау)
Дорогие читатели! В настоящем предисловии я горячо рекомендую
вам прочитать эту книгу. Автор книги Борис Соломонович Горобец
продолжил в ней рассказ о жизни и работе научной школы
замечательного советского физика-теоретика, академика АН СССР Льва Давидовича
Ландау, а также о жизни самого ученого, насыщенной триумфальными
достижениями и драматическими поворотами судьбы. Первое издание
книги (2006) и только что вышедшая первая книга второго ее издания
(«Круг Ландау» теперь издается как трилогия, состоящая из книг «Жизнь
гения», «Физика войны и мира» и «Круг Ландау и Лифшица»)
привлекли внимание читателей захватывающим описанием как известных, так
и неизвестных или малоизвестных событий в жизни ученых и «простых
смертных», принадлежащих к «кругу Ландау». Настоящая третья книга
трилогии содержит богатый новый материал, что значительно расширяет
и углубляет представление читателей о том, что происходило в научной
жизни и вообще в жизни страны и людей, «делавших науку», достижения
которой заслуженно получили мировую славу. Достижения были
настоящими и настолько значительными, что и в современной России они
продолжают служить базой, поддерживающей ее научный, технический
и военный потенциалы на пока еще достаточно высоком уровне,
несмотря на все свалившиеся на страну и, в частности, на науку и ее учреждения
трудности последних лет.
Делают настоящую науку энтузиасты, приходящие в свои 17-18 лет
в университет, физтех, МИФИ (я имею в виду здесь тех, кто хочет
посвятить жизнь физике и математике), во многие другие замечательные
институты нашей страны, мечтающие стать учеными, может быть, даже
выдающимися. Это в настоящее время частично стало забываться как
в обществе, так и у самих молодых людей, выбирающих путь.
Приоритеты несколько изменились, сместились в сторону более прозаических
профессий — так, по крайней мере, кажется тем, юность которых пришлась
на 1950-1960-е годы. Перед нами рассказы о людях из близкого и более
отдаленного окружения Ландау, которые были энтузиастами «большой
науки», лучшими представителями его научной школы и других научных
школ, также.«не забытых» в книге. Если эти рассказы прочтет «юноша
бледный со взором горящим...» (по поэтическому выражению Валерия
Брюсова), то перед ним откроются сияющие вершины, к которым надо

12 Предисловие к книге «Круг Ландау и Лифшица»
хотя бы попробовать приблизиться или же просто помечтать на заре
жизни. А проза придет потом и довольно скоро. Такие прозаические аспекты
жизни ученых, как участие в секретных работах, обстоятельства выборов
в Академию наук, получение разрешений для поездок за границу,
предоставление квартир и т. д., также прекрасно описаны в книге и чрезвычайно
интересны.
Мне довелось общаться с Ландау начиная с первого моего экзамена
по математике, который я сдавал у него на квартире и который мог
«погубить» всю мою будущую карьеру. Но не сам по себе экзамен — с ним
все прошло хорошо, в частности и потому, что задачки мы знали заранее.
Погубить могла... ваза. Расскажу об этом эпизоде. В двухэтажной
квартире Ландау (она описывается в книге) лестница на второй этаж была
довольно узкой. На столбике между двумя пролетами лестницы стояла
высокая красивая ваза. Сбегая радостно вниз из кабинета Льва
Давидовича, находившегося на втором этаже, я локтем задел эту вазу, и она стала
падать тонким горлышком вниз. Жена Ландау стояла внизу и видела все
это. До сих пор помню тот импульс ужаса, предощущение звона, который
сейчас раздастся, и всего, что будет за ним, помню мгновенное
бессознательное движение рук (так происходит у вратаря) — и ваза перехвачена
у самого пола! Таким двойным успехом был отмечен мой первый экзамен
теорминимума.
После окончания в 1961 году всей серии экзаменов, прошедших для
меня также успешно (по тем же, в частности, причинам — известным
задачкам), Лев Давидович очень доброжелательно меня спросил, чем я
хотел бы заниматься. По неопытности я не понял, что мне делается лестное
предложение выбрать тему и руководителя и попроситься к самому
Ландау. Я промычал что-то невразумительное, и тогда Ландау позвал Льва
Петровича Питаевского, предложив мне его в руководители. Не знаю
почему, но Лев Петрович мне «не показался». И я сказал Ландау, что не хочу,
и что-то пробормотал про другую тематику. Сейчас я сам профессор,
руководил и руковожу работой многих студентов и аспирантов и
потому хорошо понимаю, что такой ответ студента на предложение Ландау
не только нахален, но и неприличен. Но Ландау почему-то очень ласково
продолжил меня спрашивать, чего же мне хочется. И тут я произнес
магическое слово «симметрия». Оно стало для меня магическим благодаря
моему однокласснику и другу Илье Абрамовичу Малкину, также сдавшему
все экзамены Ландау, ставшему замечательным физиком-теоретиком,
преподававшим теоретическую физику в физтехе, ушедшему из жизни очень
рано, в 1982 году. Именно он тогда познакомил меня с теорией симметрии.
Услышав от меня слово «симметрия», Ландау позвал другого
сотрудника своего теоротдела, Игоря Ехиельевича Дзялошинского, работающего
ныне в Америке. Он тогда как раз готовил докторскую диссертацию, в
которой использовалась теория групп симметрии кристаллов. И я «любезно»
принял это предложение. Но очень скоро произошло несчастье с Ландау.
Мое общение с тяжело больным Ландау было очень грустным.
Несколько раз в садике возле Института физпроблем мы с моим однокурсником

Предисловие к книге «Круг Ландау и Лифшица» 13
по физфаку МГУ (ныне профессором ОИЯИ в Дубне) Руфатом Миркаси-
мовым навещали Ландау и беседовали с ним. Беседы были, как мне
показалось, «светскими». Помню, что Ландау спросил, у кого я теперь работаю.
Услышав, что в ФИАНе, у члена-корреспондента АН СССР М. А.
Маркова, он живо и тепло отозвался о Моисее Александровиче, который
в трудное время явился автором нашумевшей статьи в журнале
«Вопросы философии», выступив в защиту базовых идей квантовой механики.
За это он стал объектом ожесточенных нападок со стороны твердолобых
советских философов и идеологов (эта история описана в первой книге
трилогии Б. С. Горобца, в Главе 1).
А моя дипломная работа в Физпроблемах закончилась так. Поскольку
я по неопытности думал, что, получив задачу, студент должен беспокоить
профессора, только ее решив полностью, то я не подходил к Дзялошин-
скому месяцами. И, конечно, выглядел как лодырь, избегающий работы,
что было совсем не так. Но, разумеется, студенту трудно решить одному
серьезную задачу по теорфизике. Кое-что мне удалось сделать,
достаточное для защиты диплома. Дзялошинский даже предложил мне подготовить
текст совместной статьи в ЖЭТФ. Увидев мой текст, написанный от руки
всего на половинке листа бумаги, он сказал, что это просто неприлично.
Я не понял тогда, что именно неприлично. Но через некоторое время,
будучи уже повзрослее, увидел впервые в ЖЭТФ свою статью (совместную)
и все осознал. Иногда из педагогических соображений я рассказываю эту
историю своим студентам, понимая, что некоторые из них тоже не знают
«простых» правил написания статей, но из стеснительности не подходят
к своим руководителям. А у моей робости были причины.
Хотя мое личное общение с Ландау оставило самое хорошее
впечатление, но я, как и большинство других молодых его учеников, сильно
робел, сидя на последних рядах на семинаре Ландау, слыша жесткие
обсуждения докладов и временами очень «неласковые» комментарии, видя,
как покрасневшие докладчики прогоняются с трибуны, успев дойти лишь
до середины своего доклада.
Из студенческих воспоминаний о Ландау отмечу прекрасные его
лекции по статистической физике, небольшую часть которых мне удалось
посетить, приходя на поток, где он читал студентам не моего курса
физфака МГУ. Я обратил внимание на почти дословное совпадение лекций
с текстом книги Л.Д.Ландау и Е. М.Лифшица. Это для меня означает
идеальную проработку материала для лекции.
Евгений Михайлович Лифшиц также принимал один из моих
экзаменов, и мне очень импонировал его неизменно академический стиль
общения. Считаю необходимым здесь отметить хотя бы одну из его
замечательных научных работ, которая относилась к чисто квантовому эффекту
(называемому эффектом Казимира), открытому в 1948 году. Чуть позже
Лифшиц опубликовал свои исследования и объяснение этого эффекта
и других связанных с ним проявлений. Тогда мы об этом почти ничего
не знали, а сегодня, через 60 лет, это достижение Евгения Михайловича

14 Предисловие к книге «Круг Ландау и Лифшица»
звучит как актуальная тема в многочисленных докладах на
международных конференциях.
Читая книгу Бориса Соломоновича Горобца, я ясно вижу лица и
слышу голоса ее героев — так, как будто все события, описываемые в книге,
происходят сегодня или произошли лишь вчера. Глядя на страницы этой
книги, я ясно вижу и осознаю пониманием того времени события,
происходившие в стране, все ужасы и страхи, все драмы, взлеты и достижения.
И как хороша в реальности была наша наука, питавшаяся неуемным
энтузиазмом «юношей с горящими взорами».
Сегодня можно съездить свободно в любое место, в отличие от эпохи
Ландау, не требуется получать на родине разрешений для работы в любых
университетах и научных центрах мира. И только глубоко и много
подышав этой свободой, посмотрев своими глазами научную жизнь, не только
посмотрев, но и поработав в самых лучших местах Америки и Европы,
которые доступны для людей из круга Ландау (и многих других ученых
из бывшего СССР), понимаешь по-настоящему и ценишь жизнь и работу
в таких прекрасных институтах, как ФИАН, Физпроблемы, «Курчатник»,
ИТЭФ и десятки других, двухчасовые семинары в этих институтах,
дискуссии до хрипоты, без боязни, что это повредит финансированию твоей
работы.
Из списка 43-х, составленного Ландау, 100-летие которого только что
отмечалось на сессии Отделения Академии наук РАН, осталось не так уж
много людей, работающих в России и за рубежом, хорошо знающих, как
все происходило при Ландау. Могут быть разные точки зрения и
оценки того, что написал Борис Соломонович, и это совершенно естественно.
Но книга написана так интересно, что даже если с чем-то в душе не
соглашаешься, ее не хочется откладывать. В любом случае автору надо сказать
спасибо за то, что благодаря ему мы имеем возможность узнать или
вспомнить о замечательной истории открытий и достижений советской науки,
связанных с жизнью и деятельностью академика Ландау и его учеников.
Доктор физико-математических наук,
профессор В. И. Манько
1 февраля 2008 г.
Москва, ФИАН

Список сокращенных названий институтов
и организаций, встречающихся в тексте
АН СССР
Академия наук СССР, ныне РАН — Российская академия наук.
ЛФТИ
Ленинградский физико-технический институт имени А.Ф.Иоффе.
УФТИ
Украинский физико-технический институт, преобразован в
Национальный научный центр «Харьковский физико-технический
институт» (ННЦ ХФТИ). Отдел низких температур выделился в Физико-
технический институт низких температур (ФТИНТ), г.Харьков.
ИФП АН СССР (РАН)
Ордена Трудового Красного Знамени Институт физических проблем
имени П. Л. Капицы, Москва (часто его неофициально называют
Институтом физпроблем. Слова об ордене сохранены на нынешней
вывеске ИФП)
ИХФ АН СССР (РАН)
Институт химической физики имени Н. Н.Семёнова (часто его
неофициально называют Институтом химфизики), Москва.
ФИАН
Физический институт имени П. А. Лебедева АН СССР (РАН), Москва.
В 1982 г. был разделен на собственно ФИАН во главе с Н. Г. Басовым
и ИОФАН во главе с А. М. Прохоровым.
ИОФАН
Институт общей физики имени А. М. Прохорова АН СССР (РАН),
Москва. Выделился из ФИАНа в 1982 г.
ИАЭ
Институт атомной энергии имени И. В. Курчатова, Москва. Создан
под наименованием Лаборатория №2 в 1943 г., переименован в ЛИ-
ПАН — Лабораторию измерительных приборов в 1949 г., в ИАЭ

16 Список сокращенных названий институтов и организаций
в 1956 г., в Российский научный центр «Курчатовский институт» (РНЦ
КИ) в 1990-е гг.
ИТЭФ
Институт теоретической и экспериментальной физики АН СССР
(РАН), Москва. Создан для участия в Атомном проекте под
наименованием Лаборатория № 3, в дальнейшем секретная ТТЛ —
Теплотехническая лаборатория АН СССР.
ИТФ
Институт теоретической физики имени Л. Д. Ландау АН СССР (РАН),
пос. Черноголовка, Ногинский район Московской области.
ИПМ АН СССР (РАН)
Институт прикладной математики им. М. В. Келдыша, Москва.
МГУ
Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова.
ХГУ
Харьковский государственный университет.
МИФИ
Московский инженерно-физический институт (до 1952 г. —
Московский механический институт) — вуз, готовивший кадры для атомной
промышленности.
МПГУ
(до 1992 г. Московский государственный педагогический институт
(МГПИ) имени В.И.Ленина) — Московский педагогический
государственный университет.
МФТИ
Московский физико-технический институт.
михм
Московский институт химического машиностроения (с 1998 г. —
Московский государственный университет инженерной экологии МГУИЭ).

Пара вводных слов
Повесть наших отцов,
Точно, повесть из века Стюартов,
Отдаленней, чем Пушкин,
И видится, точно во сне.
Б. Л. Пастернак
(нобелевский лауреат в отказе)
Логика истории науки такова, что рано или поздно находятся
историографы, взявшиеся запечатлеть в общечеловеческой памяти крупных
ученых и время, в котором они работали, создавая тем самым культурный
слой эпохи. Конечно, среди собираемого материала бывает немало
«мусора», малозначительных фоновых событий, выдумок, встречаются ошибки
и фальшивки. Постепенно формируется некая равнодействующая,
сходящаяся с какой-то степенью точности к истине. Читатель мемуарной
литературы должен понимать, что историофаф не может предоставить
официально заверенных документов по каждому описываемому событию.
Нередко вообще не существует никаких, даже незаверенных документов,
и события описываются лишь на основе устных воспоминаний очевидцев.
Но часто информация исходит даже не от непосредственных свидетелей,
а от тех, кто слышал об этом от других. Как сказал другой поэт и
нобелевский лауреат:
Те, кто знали, как было дело,
Уступают место другим,
Тем, кто знает совсем немного,
И даже меньше, чем мало,
Зная в итоге ноль.
Вислава Шимборская «Конец и начало»
(перевод с польского Б. Г.)
Из ученых, принадлежащих к Школе Ландау, я хорошо знал только
Е. М.Лифшица, с которым тесно общался на протяжении четверти века.
Рядом с нами жили семьи Я. Б. Зельдовича и А. С. Компанейца, их я
видел множество раз во дворе дома. Знаком с их детьми, которые
помогали при моей работе над очерками об их отцах. Неоднократно видел
И. М.Лифшица, В.Л. Гинзбурга, И. М.Халатникова, приходивших в гости
к Е. М.Лифшицу. Однажды присутствовал на ужине, где был
А.А.Абрикосов; однако его воспринимаю прежде всего по телефильму о нем
и устным рассказам. Однажды видел и слышал А. Б. Мигдала — на дне
2 Заказ 1210

18
Пара вводных слов
открытых дверей в МИФИ в 1959 г.; его воспринимаю главным образом
по прекрасному сборнику воспоминаний. В 1960-х гг. несколько раз был
на семинаре П.Л.Капицы в Институте физпроблем. Сделанное всегда
гораздо меньше несделанного. Надеюсь, что придет время, когда кто-то
соберет, систематизирует и опубликует очерки и книги, рассказывающие
и о других замечательных представителях великой Школы Ландау.

Глава 1
Е. М. Лифшиц: с Ландау и без
Его неоценимый вклад в развитие фундаментальной
науки, теоретической физики, блестящее решение труднейших
вопросов твердого тела, космологии получили мировое
признание. А „ „ „ п
Академик Н. Н. Боголюбов '
Одной фразой я мог бы пересказать биографию Евгения
Михайловича так: Бескомпромиссный апостол Ландауизма
Профессор Д. Е. Хмельницкий (Кембридж,
Лаборатория Кавендиша)2)
Евгений Михайлович Лифшиц (1915-1985)
родился 21 февраля 1915 в Харькове в семье
врача. Окончил школу-семилетку и в 1929 поступил
в Химический техникум. В 1932 поступил на
физико-механический факультет Харьковского
механико-машиностроительного института, который
окончил летом 1933. Тогда же поступил в аспирантуру
к Л. Д. Ландау в Украинский физико-технический
институт (УФТИ). В возрасте 19 лет защитил
кандидатскую диссертацию (1934), а 24 лет —
докторскую диссертацию (1939). В 1933-1938 работал
под руководством Ландау в УФТИ, одновременно
преподавал в ХГУ. С 1939 и до конца жизни — в Москве, в Институте
физических проблем. Создал полную теорию ферромагнетизма (1935,
совместно с Л. Д. Ландау). Разработал теорию молекулярных сил,
действующих между конденсированными телами (1954-1958, Ломоносовская
премия). Автор классической теории неустойчивостей в расширяющейся
Вселенной (1946), показавшей, что неустойчивость плотности на ранней
стадии Вселенной была причиной ее ячеистой структуры в виде галактик
и их скоплений. Под руководством Ландау (совместно с И. М. Халатнико-
вым и С. П. Дьяковым) участвовал в Атомном проекте, производя расчеты
энерговыделения (КПД) в ядерной и термоядерной бомбах (Сталинская
*' Из телеграммы с соболезнованием в день смерти Е. М. Лифшица.
2) Из письма М. И. Каганову, 1994 (цит. по кн. [Илья..., 2006. С. 638]).
2*

20
Глава 1. Е. М.Лифшиц: с Ландау и без
премия, 1954). Получил (совместно с И. М.Халатниковым и
В.А.Белинским) общее космологическое решение уравнений общей теории
относительности, в котором присутствовали случайные осцилляции ранней
Вселенной вдоль трех направлений вблизи особой точки (премия имени
Л.Д.Ландау, 1974). Создал (совместно с Л.Д.Ландау и Л. П. Пита-
евским) 10-томный курс теоретической физики, изданный целиком или
частично на 20 языках (Ленинская премия, 1962). Академик АН СССР
(1979), член Лондонского королевского общества (1982). Скончался
29 октября 1985 г. во время операции на сердце. Похоронен в Москве,
на Кунцевском кладбище.
Сначала о литературных источниках, в которых содержатся
биографические сведения о Е. М.Лифшице. Научные достижения Е. М.Лифшица
(ниже часто называемого как ЕМ) суммированы в недавно вышедшем
сборнике его трудов и охарактеризованы академиком Л. П. Питаевским
на девяти страницах предисловия к этой книге [Труды Е. М.Лифшица,
2004]. Большая статья о Е. М.Лифшице, физике и человеке, написанная
Я. Б.Зельдовичем и М. И. Кагановым, вышла после его смерти в Англии
в биографической серии, посвященной членам Лондонского королевского
общества (оно ведет свое начало от Ньютона и признано элитой мировой
науки; Е. М.Лифшиц был пятым из советских ученых, избранных в него)
[Zeldovich & Kaganov, 1990]. Та же статья в несколько других версиях
перепечатана в Собрании трудов Е. М.Лифшица, изданных на английском
языке [Perspectives..., 1992], в книге М.И. Каганова [1998] и в двух
выпусках малотиражного журнала «Преподавание физики в высшей школе»
[1999; 2002]. В 1995 г., в год 80-летия Е. М.Лифшица вышла подборка
материалов о нем в журнале «Природа»3).
1. О детстве
Два брата, ставшие впоследствии знаменитыми
академиками-физиками, родились в Харькове незадолго до Октябрьской революции в семье
известного врача-гастроэнтеролога профессора Михаила Ильича Лифши-
ца (1878-1934), автора ряда медицинских книг. Отец скоропостижно умер
в возрасте 55 лет. Мать братьев Берта Евзоровна (1885-1976) носила в
девичестве фамилию Мазель, что по-еврейски (на иврите и на идише) означает
счастье. Она занималась хозяйством и воспитанием обоих детей — Жени
и Ильи (младшего брата в детстве звали Лелей). Рассказывают о таком
эпизоде: «Школьная подруга встретила Берту Евзоровну, которую не видела
' В 1995 г. еще действовала инерция традиций советского общества, питавшего особое
уважение к науке. О 90-летии Е. М.Лифшица, пришедшемся на февраль 2005 г., не
вспомнили (официально) ни словом даже в его «родном» Институте физпроблем (где ныне
директором вице-президент РАН А.Ф.Андреев (аспирант Л.Д.Ландау и ученик И. М.Лифшица).
В 2001 г. журнал «Природа» даже отказался печатать лекцию Е. М.Лифшица о Ландау
(которая помешена в Приложении к книге «Физика войны и мира»). В письме главного редактора
А. Ф. Андреева на имя 3. И. Горобец утверждалось, что она не представляет интереса для
российских читателей.

1. О детстве
21
много лет. Придя домой, подруга сказала мужу: „Подумай, какая Берточ-
ка врунья. Говорит, что два ее сына академики и оба лауреаты Ленинских
премий"» [Каганов, 1998]. Действительно, это — очень редкий случай
в истории науки, а в истории теоретической физики едва ли не
единственный, когда оба родных брата достигли предельных высот в своей
профессии. При этом ни один из них не занимал номенклатурных постов
в партийно-административной системе своей страны, не был даже
членом правящей партии, в отличие от немалого числа других ученых школы
Ландау. Все определялось исключительным талантом братьев и удачным
выбором профессии. А также встречей с Ландау первого из братьев.
Второй из них был также связан с Ландау, но в существенно меньшей степени.
Семья дала детям идеальное воспитание и образование. Эта сторона
формирования личности братьев описана в письме их двоюродной сестры
Марии Семёновны Абезгауз, которое она прислала из Харькова
Зинаиде Ивановне Горобец-Лифшиц в ответ на просьбу последней поделиться
воспоминаниями о семье Лифшицев. В письме немало колоритных
бытовых подробностей, характеризующих раннюю жизнь двух выдающихся
ученых, а также в целом их семью, принадлежавшую к научной элите
ранней советской эпохи.
Дорогая Зина,
много болезней мучает людей. Самые страшные бывают один раз. А
такие, средние, просто делают жизнь нестерпимой — получается
прозябание. Это страшнее. Засасывает эта неинтересная жизнь. Тем более
все чаще обращаешься к прошлому, когда было все интересно, светло
и радостно, хотя бы на душе.
Женя — это личность. Такие встречаются редко... и что-нибудь
о нем рассказать людям, которым это интересно, надо.
В 1924 году, после смерти нашего папы — земского врача в
Белоруссии — за нами приехал и забрал нас в Харьков дядя — Михаил Ильич —
Женин отец. В это время Але <двоюродная сестра ЕМ > было 8 лет, мне
3 года, Жене 9 лет, Леле 7 лет. С этого времени мы вместе росли. Женя
и Леля были с детства не сходны по характеру. Леля был похож на маму
Берту Евзоровну. Она была очень красивая, способная и образованная
женщина. Знала несколько иностранных языков и всю жизнь, прожив
92 года, была в доме опрятная, в платье и в туфлях на среднем каблучке.
Не помню ее в халате и в тапочках.
Женя был внешне и по характеру похож на отца. Михаил Ильич
был очень образованным человеком, известным профессором медицины
не только на Украине, но и в Союзе. Он лечил Балицкого — наркома
внутренних дел Украины, консультировал Дзержинского, Фрунзе, членов
украинского правительства. По характеру Михаил Ильич был
немногословен. Он был одним из лучших врачей-гастроэнтерологов в Союзе.
Часто бывал в заграничных командировках и брал с собой семью.
Прекрасно знал английский язык. В семье говорили с детьми по-английски,
поэтому они владели им хорошо. Кроме того, у них с детства вплоть

22
Глава 1. £ М.Лифшиц: с Ландау и без
до 1937 года был прекрасный преподаватель английского языка Хордон.
Это был англичанин-эмигрант. В семье была прекрасный преподаватель
музыки Алиса Николаевна Гольденгер, которая привила им музыкальный
вкус и любовь к музыке, а способности у них были незаурядные. Они даже
писали музыку и думали, что будут музыкантами. Но они просто были
талантливыми людьми, и к чему бы ни прикасались, все было для них
доступно и легко воспринималось.
Женя поступил в школу в 6 класс, до этого он занимался дома
с учителями. В школе-семилетке он проучился всего два года (6 и 1
класс). Окончил школу, когда ему было 14 лет и поступил в Химический
техникум, в котором прозанимался два года.
Зимой 1930-1931 г. работал в Биохимическом отделении
Института питания.
Осенью 1932 года, семнадцати лет, поступил на
физико-механический факультет Харьковского механико-машиностроительного
института. Через два месяца перешел на второй курс, а летом 1933 г.
закончил Институт, сдав зачеты по всем дисциплинам и защитив дипломную
работу. Осенью 1933 г, в восемнадцать лет, поступил в аспирантуру при
Украинском физико-техническом институте по специальности
теоретическая физика, где работал под руководством Ландау.
Во время учебы в Институте и до 1939 г., когда Женя переехал
в Москву, его товарищами были Шура Ахиезер, Саша Компанеец, Женя
Ком (талантливый физик, погиб на фронте). Ландау приехал в Харьков
^ 1932 году и быстро заметил Женю и подружился с ним. В компании они
всегда были вместе. Аля была с ними близка, компания у них была одна.
В компании всегда было шумно и весело, придумывались интересные игры.
В квартире в Харькове на ул. Артема, 18 семья Жени занимала второй
этаж дома — 7 комнат. Особенно интересными всегда были детские
именины. Кроме близких родственников были друзья детей. На этих
именинах были театрализованные выступления детей, разыгрывались
интересные шарады и загадки. Во всем этом Женя и Леля принимали
очень активное участие. <...> Запомнились шарады, придуманные ими:
1. Все дети становятся рядом и у всех на груди приколота
бумажка с буквами «ЛЬ», что означало: «МЫ с ЛЬ>.
2. Шарада «Эразм Роттердамский». Она разгадывалась
следующим образом: все дети становились и кричали хором «Э», что
означало «Эразом» (по-украински разом означает вместе).
Дальше мальчик подходил к девочке и рукой тер ей ротик, что
означало «Рот тер дамский».
Было много разных игр, шарад, выступлений, играли свои «творения»
на пианино — вот такой мир царил в семье. Было много игр — настольный
теннис, кегли, крокет, привозилось из-за границы много интересных игр
(настольных), которыми приходили играть много детей.
Аля ясно помнит, что Леля защитил кандидатскую диссертацию
в 19 лет, а докторскую в 27 лет <В книге [Илья..., 2006] сказано:

1. О детстве
23
в 22 года и 25 лет соответственно >. А когда защитил Женя, не помнит.
<Е. М. Лифшиц защитил кандидатскую диссертацию в 19 лет в 1934 г.,
а докторскую в 24 года в 1939 году в Ленинградском университете. —
Прим. Б. Г.>. Но это тоже неспроста, этому есть причина. Наверное,
Леля, как более словоохотливый и общительный, чаще об этом говорил.
Леля в силу своего мягкого характера много разговаривал с людьми,
которые были ему мало интересны, но проявляли к нему интерес. Женя
как человек более принципиальный, очевидно, своими успехами делился
мало и только в узком кругу людей... Это проявление его скромности.
В 1934 году умер отец Жени и Лели. Эту смерть вся семья
перенесла очень тяжело. Дядя (отец Е. М.) любил объединять родственников
и прекрасно к ним относился. На праздники собиралось вместе человек
20-25. Особенно хорошо дядя относился к нашей маме, самой младшей
своей сестре Анне Ильиничне. И, кстати сказать, женился он на подруге
нашей мамы — Берте Евзоровне (матери Е. М.) — также студентке
этого факультета, которая блестяще закончила Университет. Они обе
закончили его по высшему баллу.
Характер Жени в детстве — не очень общительный, углубленный
в себя, но живой и общительный с приятелями, сначала детьми, а в
дальнейшем взрослыми друзьями. С детства намечалась свойственная ему
в дальнейшем черта характера — принципиальность. Мнение свое
отстаивал всегда до конца, был сдержан, но суждения его часто были
безапелляционными.
Среди наших знакомых детей первый велосипед появился у Жени.
Тогда это было редкостью, он на нем быстро ездил.
После знакомства с Ландау они всегда были в одной компании, и Женя
был под влиянием его обаятельной личности — кумира интеллектуальной
молодежи Харькова. Женя был ему очень предан. Запомнилось Але одно
высказывание Дау: «Жениться не надо никогда». После этого он быстро
женился на Коре. «И детей никогда не надо иметь, а если они появятся,
то надо их выставить в форточку». Ну и, наверное, вслед за этим
высказыванием быстро родился Игорь. Не знаю, каким образом в этом он
влиял на Женю. Думаю, что никак.
В 1939 году Женя вместе с Ландау переехали в Москву. Квартира
Лифшицев в Харькове оставалась полностью их, так как была выписана
государственная дарственная грамота, и если бы не война, то тетя
Берта, даже будучи одна, осталась бы в своей 7-комнатной квартире
и в ней бы умерла. Леля жил с Натой и Лидой <лервая жена И. М. Лиф-
шица и их дочь> в этой квартире вплоть до 1941 г., поэтому много
событий, связанных с Лелей, помнится больше, тем более, что после
эвакуации Леля вернулся в Харьков. Да и вообще Леля с детства был
очень общительным, компанейским, веселым, открытым, прекрасно
рисовал, сочинял стихи, мазурки, влюблялся вАлиных подруг. Кстати, Леля
Березовская <первая жена ЕМ > была Алина подруга. Поэтому о Леле
больше вспоминается разных историй. Например, Леля в детстве много
ел, от него прятали еду, так как он был полным ребенком, мечтал быть

24
Глава 1. Е. М. Лифшиц: с Ландау и без
колбасником, чтобы есть колбасу сколько угодно (видно, она раньше была
вкуснее). Женя ел мало, был худой. Как старший брат он был более
независимый. У Жени и Лели была очень хорошая библиотека. Я уже писала
выше, что был настольный теннис — пинг-понг. Играли на большом
столе в столовой. Это была большая 45-метровая комната, в которой после
войны жила мама Жени и Лели вместе с Вовой <племянник ЕМ >. Он
приехал из Минска и поступил в Харьковский университет на биологический
факультет. Жил он с тетей очень дружно. Тетя в последнее время много
болела, и Женя очень быстро и много раз приезжал из Москвы, быстрее,
чем Леля с километрового расстояния в Харькове. Леля считался добрее
Жени, но это было только внешнее впечатление. У Жени, кроме всего,
было развито чувство долга. Очевидно, это чувство долга проявлялось
во всех поступках Жени до конца его жизни.
Подпись.
25 октября 1986 г.
2. О науке. В двух словах
О физическом содержании и значимости научных работ Е. М. Лифши-
ца сказано в большом предисловии, которое написал академик Л. П. Пи-
таевский, редактор тома «Труды Е. М. Лифшица» [2004]).
Эта книга наверняка неизвестна И.Л.Ландау, который
распространяет через Интернет свою предвзятую оценку Е. М. Лифшица, принижая
его как физика-теоретика. Оценку, которая противоречит оригинальным
работам Лифшица, хотя бы даже тем, которые он сделал без соавторов.
Поскольку Интернет стал большой силой, то я ответил ему там же.
Приведу соответствующий фрагмент из своего письма в редакцию сетевого
журнала «Заметки» в ответ на большую статью Игоря Ландау [Ландау И.,
2007; Горобец, 2007].
Игорь Ландау пишет о якобы малом числе научных работ Е. М.
Лифшица без соавторов («всего 6 за 1948-1985 гг.»), в отличие от других
теоретиков (он приводит для сравнения И. М.Халатникова,
А.А.Абрикосова, В. Л. Гинзбурга, у которых их насчитывается намного больше). Это
утверждение основано на том, что И.Ландау специально ведет подсчет
«моноавторских» статей ЕМ только на выбранном им послевоенном
отрезке времени. На самом деле у Е. М. Лифшица «всего» 19 научных работ,
сделанных в одиночку с 1934 по 1983 г., что отнюдь не мало. Следует
учесть, что в те отдаленные времена не было принято мелочиться, тем
более в школе Ландау. Эти работы ЕМ — почти все классические. По своей
значимости многие из них в наши годы могли бы даже по
отдельности претендовать на хорошую докторскую диссертацию. Я перечислю их:
«Об образовании электронов и позитронов при столкновении
материальных частиц» (1935), «Электронный газ в магнитном поле» (1937),
«Столкновения дейтронов с ядрами» (1938), «Передача нейтрона при
столкновении тяжелых ядер» (1939), «К теории фазовых переходов второго рода»

2. О науке. В двух словах
25
(1941), «Излучение второго звука в гелии II» (1944), «О фазовых переходах
в мономолекулярных пленках» (1944), «О магнитном строении железа»
(1945), «О гравитационной устойчивости расширяющегося мира» (1947),
«Об устойчивости позитрония» (1948), «Тормозное излучение при
столкновении электронов» (1948), «О теплоемкости жидкого гелия 3Не» (1951),
«Теория молекулярных сил притяжения между конденсированными
телами» (1954). Есть и другие работы, а также работы, выполненные совместно
с Л.Д.Ландау или с другими соавторами.
Ниже приведены комментарии к нескольким оригинальным
физико-теоретическим работам Е. М.Лифшица, которые даются, следуя
упомянутому предисловию Л. П. Питаевского [Труды Е. М.Лифшица, 2004.
С. 7-15].
Относительно рождения электрон-позитронных пар поясняется, что
лишь за несколько лет до этого был открыт позитрон, причем ранее сам
П.Дирак, предсказавший позитрон в 1926 г., испытывал сомнения в его
реальном существовании. Так что рассмотрение Лифшицем теоретической
возможности образования электрон-позитронных пар при
столкновениях обычных частиц сильно «опережало свое время», экспериментальная
проверка теории стала возможной лишь в 1970-е гг. Не было в 1930-х гг.
и диаграммной техники Фейнмана, поэтому вероятность рождения пары
была получена путем решения уравнений Максвелла для интерференции
полей двух сталкивающихся нуклонов.
Л. П. Питаевский подчеркивает роль Е. М.Лифшица в
принципиальной конкретизации теории Ландау о фазовых переходах второго рода.
ЕМ решил очень трудную проблему изменения симметрии кристаллов,
используя громоздкий аппарат теории пространственных групп, ввел ряд
новых понятий, которые стали впоследствии называть «инвариантом Лиф-
шица», «критерием Лифшица», «точкой Лифшица». Он провел «первое
серьезное исследование проблемы двумерных систем —
монокристаллических жидких пленок», применив к ним эту теорию Ландау.
Работа по предсказанию второго звука в гелии II имела
«исключительное значение для физики низких температур», так как именно этот эффект
«легче всего поддавался экспериментальной проверке». Она «подсказала»
В. П. Пешкову идею применить нагреватель с переменной температурой,
который эффективно возбуждал в гелии второй звук — слабозатухающие
колебания температуры.
Относительно теории сил Ван-дер-Ваальса, отмеченной
Ломоносовской премией: «Е. М.Лифшицу удалось построить общую теорию сил
взаимодействия между произвольными макроскопическими телами <...>
с произвольными диэлектрическими свойствами. <...> Теория Лифшица
описывает и зависимость сил от температуры». Сначала теория была
подтверждена на кварце, диэлектрические свойства которого были уже тогда
известны в широком диапазоне частот и температур. К настоящему
времени теория проверена с большой точностью и во всех деталях на
различных материалах. Первично теория Лифшица постулировала нахождение
вакуума между взаимодействующими поверхностями. Однако уже в 1959 г.

26
Глава 1. £ М. Лифшиц: с Ландау и без
Е. М. Лифшиц, И. Е. Дзялошинский и Л. П. Питаевский обобщили теорию
для разделяющего слоя из любого диэлектрика, сведя задачу к построению
функции Грина уравнений Максвелла для взаимодействующих тел.
Не зря гениальный Н. Н. Боголюбов подчеркнул в наследии Е. М. Лиф-
шица не только Курс Ландау—Лифшица (что делается всеми), но и
«неоценимый вклад ЕМ в развитие фундаментальной науки». Он благородно
сказал об этом, перейдя через исторический барьер антагонизма между
школами Ландау и Боголюбова.
Итак, если кому-то из читателей интересно, каким был Е. М. Лифшиц
как физик, сильным или слабым (разное о нем пишут с подачи жены
Ландау Коры), то он может опираться на приведенные мнения академиков
Н. Н. Боголюбова, Л. П. Питаевского (последнее — в предисловии к
упомянутому тому «Трудов» ЕМ), Я. Б. Зельдовича (см. ниже его статью). По-
моему, этого достаточно.
3. О науке. Я. Б. Зельдович:
Космологические исследования Е. М. Лифшица
Здесь будет освещен мало кому известный фрагмент научной
биографии Е. М. Лифшица. В 1990-х гг. в его архиве мною было найдено
письмо академика Я. Б. Зельдовича профессору М. И. Каганову, написанное от
руки на английском языке. Яков Борисович написал его 9 сентября 1986 г.,
находясь на отдыхе в Крыму, в п. Гаспра. В конце письма,
озаглавленного «Космологические исследования Е. М. Лифшица», есть примечание по-
русски: «Мусик! Это мой кусок в статью о Жене для Roy. Soc. <...>
Остальное — о курсе теорфизики в целом, о структуре ферромагн. и т. п. пишите
сами или привлеките других. Покажите Халату после перепечатки».
Обнаруженный текст Я. Б. Зельдовича был предназначен для статьи о
Лифшице в биографической серии членов Лондонского королевского
общества. Такого рода статьи заказываются от имени Общества его членам,
которых просят написать об ушедших из жизни членах этого Общества.
Я. Б. Зельдович получил такой заказ и написал свою часть — то, что ему
ближе по тематике, про космологию — затем попросил М. И. Каганова
написать остальное. Случилось так, что указанный материал Я. Б.
Зельдовича не вошел в их большую статью с М. И. Кагановым. Для
восстановления исторической справедливости и пополнения научно-биографического
наследия как Е. М.Лифшица, так и Я. Б.Зельдовича, обнаруженный
материал был переведен мной на русский язык и передан для напечатания
в журнал «Земля и Вселенная» [2001 ]. Кроме того, он был напечатан в
оригинале на английском языке и в переводе на русский язык в двух выпусках
журнала «Преподавание физики...», целиком посвященных Е. М. Лиф-
шицу [1999, 2002]. В своей статье Я.Б.Зельдович популярно, почти без
математики излагает главные выводы теории неустойчивостей в ранней
Вселенной — один из самых важных научных результатов Е.
М.Лифшица, который постоянно цитируется в учебной и научной литературе. Далее
следует текст статьи Я. Б. Зельдовича.

3. Я. Б. Зельдович: Космологические исследования Е. М. Лифшица 27
У главной работы Е. М., выполненной в 1946 году, было два
источника вдохновения. Первый и очевидный был связан с написанием «Теории
поля» — второго тома знаменитого Курса теоретической физики Ландау—
Лифшица. Каждый том этого энциклопедического Курса давал как саму
теорию физических явлений, так и ее важнейшие приложения. Во
второй части «Теории поля» дается сжатое изложение общей теории
относительности (ОТО), релятивистской теории гравитации. По сравнению
с другими, более объемными книгами представление этой теории у Л—Л
(Ландау—Лифшица) отличается своей глубиной, оставаясь в то же
время кратким и наглядным. Так, Л—Л дают новую трактовку псевдотензора
энергии-импульса гравитационного поля. Не буду останавливаться на всех
других оригинальных моментах этого теоретического представления.
Наиважнейшее применение ОТО реализуется в космологии, теории
Вселенной как единого целого. Именно на это и указал впервые Эйнштейн.
В СССР теоретическая космология ведет свое начало от знаменитых
работ А. А. Фридмана. И потому естественно, что Л—Л должны были
обдумать, в каком виде включать космологию в «Теорию поля». Вообще
Ландау скептически относился к наблюдательным астрофизическим
данным. Ему принадлежит такой афоризм: «Астрофизики часто ошибаются,
но никогда не сомневаются». В первой работе Хаббла его постоянная
оценивалась как Н = 564 км/с Мпс. Это значение вошло в расчет
возраста Вселенной и дало 2 • 109 лет (меньше возраста Земли!). И это
подтверждало скептицизм Ландау. Тем не менее, следовало предоставить
читателям все теоретические возможности, что и было осуществлено
Ландау и Лифшицем в их книге.
Но был также и второй источник вдохновения для Лифшица в
предпринятой им работе. В 30-40-е годы прошлого века Ландау вовсю применял
мощный метод малых возмущений. Так, однажды Ландау предложил
автору этих строк изучить стабильность пламени с помощью этого метода.
К сожалению, мне не удалось решить эту проблему, и тогда Ландау
решил ее сам; это решение — одно из красивейших в теории горения.
Тот же подход Ландау предложил применить и Лифшицу для
решения проблемы слабых неустойчивостей во фридмановской модели
однородной и изотропной Вселенной. Но на сей раз исследователь
оказался достаточно сильным, и поставленная задача была им решена. Так
в 1946 году появилась первая работа Е. М. Лифшица по космологии.
Важность полученных им результатов нисколько не уменьшилась
за прошедшие 40 лет и сохранится еще на многие предстоящие годы.
Исследование было проведено Лифшицем в самом общем виде — для всех
трех классических случаев: закрытой, плоской и открытой
(гиперболической) модели Вселенной. Вещество Вселенной подчиняется уравнению
состояния р — р(р) <р — давление, р — плотность вещества во Вселен-
ной>. (Много лет спустя в связи с теорией Большого взрыва и
инфляционного раздувания вследствие когерентных полей, данное допущение
было модифицировано: р = р(р, s) или р = p(<fi, <р\); £ = £(у>ь fy) (no-

28
Глава 1. Е. М.Лифшиц: с Ландау и без
следнее приводит к обобщению, но не к отмене результатов, полученных
Лифшицем).
В самом общем виде Лифшиц проводит классификацию возможных
видов возмущения:
1) скалярное, вследствие неустойчивости плотности;
2) векторное, вследствие вращательных возмущений;
3) тензорное, связанное с гравитационными волнами в изотропном
пространстве.
В отличие от обычной теории возмущений для статических
равновесных систем, в задаче Лифшица рассматривается эволюционирующая,
расширяющаяся Вселенная. Второй и третий типы возмущений выходят
за рамки ньютоновской теории тяготения. Были получены результаты
первостепенной важности: оказалось, что конечный по величине вихрь,
возникающий за конечный промежуток времени, несовместим с малыми
вихревыми возмущениями в начале расширения Вселенной. Следовательно,
наблюдаемое вращение галактик возникло за счет каких-то нелинейных
процессов много позже!
Что касается гравитационных волн, то результат оказался
противоположным: они могли служить эффективными малыми возмущениями. Поиск
первичных гравитационных волн представляется исключительно трудной,
но в то же время важнейшей и интереснейшей проблемой грядущих
десятилетий. Однако наиболее важным результатом (Лифшица) явилось
исследование скалярных возмущений (плотности), поскольку именно они
определили структуру Вселенной. Мы знаем, что звезды, галактики,
скопления галактик распределены в пространстве неоднородно — это и есть
видимый эффект первоначальных возмущений плотности. Лифшиц пришел
к следующему результату в отношении эволюции возмущений плотности
(т.е. для скалярного случая возмущений): dp/p ~ t2^ • a(t), где а —
характерный размер Вселенной <радиус кривизны>.
На первый взгляд здесь возникает несоответствие с классическим
результатом Дж. Джинса: др/р ~ ем, где Л = \Z4nGp, полученным в рамках
ньютоновской теории. В 1946 году Лифшиц писал, что возрастание
возмущений плотности, действительно, различно в ОТО и в ньютоновской
теории тяготения. Вскоре недоразумение было снято работой Боннэра
и др. Применив технику малых возмущений к расширяющейся материи
в ньютоновской теории, они получили результат, отличный от
результата Джинса, но совпадающий с результатом Лифшица. Это не стало
неожиданностью, так как ньютоновская теория служит асимптотическим
приближением для ОТО. Но вот что замечательно в психологическом
отношении: классический (нерелятивистский) результат был впервые
получен Лифшицем с самого начала релятивистским, а не классическим
подходом.
Эти результаты и поныне являются основой в исследованиях
Вселенной. Конечно, остается много трудностей на пути к полной
количественной теории (квантовой гравитации). Одна из них связана с неизвестной

3. Я. Б. Зельдович: Космологические исследования Е. М. Лифшица 29
природой скрытой массы. И все же можно не сомневаться, что в
ближайшие десятилетия такая теория будет создана. Спектр же скалярных
и тензорных возмущений (и соответствующих относительных величин) даст
ключевую информацию о самой ранней, инфляционной стадии развития
Вселенной.
В последние 10 лет жизни Лифшиц вернулся к ОТО. Вместе с коллегами
(В.Белинским и И.Халатниковым, а также братом, Ильей Лифшицем)
Евгений Лифшиц исследовал природу сингулярности. Любопытно, что самое
начало этой истории было каким-то нескладным: Ландау и Лифшиц
показали, что сингулярность неизбежно возникает в синхронной системе
координат. Они сделали вывод о нефизичности, фиктивности
сингулярности, обусловленной пересечением координатных линий. Это не приводило
ни к бесконечной плотности, ни к каким-либо иным реальным свойствам
сингулярного состояния. В течение некоторого времени Ландау и Лифшиц
придерживались мнения (неверного), что вообще не существует никаких
реальных сингулярностей (в самых широких классах систем, не
обладающих особыми свойствами симметрии).
Однако вскоре Пенроуз, Хокинг и другие показали точными
геометрическими методами, что сингулярность с неизбежностью возникает.
По крайней мере, возникает область с чрезвычайно высокой плотностью
вещества. В сущности, они пришли к возможности возникновения
черных дыр и к беспредельному сжатию вещества внутри них. Тогда встал
вопрос: каковы законы изменения метрики, скорости, давления,
плотности при возникновении черных дыр? Проблема оказалась труднейшей.
И в процессе ее решения были получены (Лифшицем с коллегами)
крайне неожиданные результаты. Оказалось, что сжатие вещества происходит
анизотропно вдоль трех осей, с осцилляциями вдоль них и
стохастической сменой главного направления. Здесь было бы неуместно пытаться
выразить в деталях эти сложнейшие результаты.
В последние годы жизни Лифшиц неоднократно выступал на
различных международных конференциях с изложением этих результатов. И
каждый раз в каждом новом месте его энтузиазм горячо разделяли его слушатели.
Строго говоря, быть может, в реальной космологии картина не совсем
такая, быть может, осцилляции Лифшица происходят внутри самой
черной дыры и не наблюдаемы снаружи. Однако остается в высшей степени
элегантный математический результат. Существует такой штамп:
«рукописи не горят». Он применим и к математическим формулам безупречной
красоты, которые рано или поздно найдут применение, возможно, совсем
неожиданное. Думаю, что у модели сингулярности, созданной Лифшицем
с коллегами, многообещающее будущее.
Продолжая обобщения, можно сказать: жизнь каждого
индивидуальна и никто не может ее воспроизвести. Но в некотором тонком и самом
широком смысле такие примеры, как жизнь Лифшица, полностью
отданная науке, имеют общую значимость для всего человечества. Жизнь
не может быть воспроизведена в смысле буквальном, однако само осо-

30
Глава 1. Е. М.Лифшиц: с Ландау и без
знание того, что существовал человек, столь цельный и светлый, как
Е. М.Лифшиц, делает все человечество немного лучше.
4. Пояснения к заметке Зельдовича
1. Как известно, закон сохранения энергии обусловлен однородностью
времени, а закон сохранения импульса — однородностью
пространства Вселенной. В теоретической физике энергию и импульс системы
записывают в виде 4-псевдотензора. 4-мерный тензор (4-тензор) —
это упорядоченный набор из 16 скалярных компонент в виде таблицы
4x4. Строки и столбцы таблицы есть 4-векторы, состоящие в
данном случае из трех пространственных и одной временнбй
координаты. При изменении системы координат каждая компонента 4-тензора
вычисляется по особым правилам путем суммирования
произведений последовательных компонент 4-векторов. Тензоры применяют
для описания криволинейных пространств (как известно из ОТО,
в космологических масштабах пространство искривляется вследствие
гравитации).
Истинными векторами являются, например, сила и скорость,
имеющие истинное направление. К псевдовекторам относятся момент силы
и угловая скорость, которые получаются как векторные произведения
истинных векторов. Как известно, выбор направления с точностью
до противоположного у векторного произведения делается условно.
Отсюда — первая часть термина: псевдо. При переходе от правой
системы координат клевой меняется на противоположное направление
одной из координатных осей, это преобразование называют операцией
отражения. Соответственно, псевдовектор тоже меняет свое
направление на противоположное, в отличие от истинных векторов. Различие
истинного тензора и псевдотензора формулируется аналогично,
поскольку псевдотензор состоит из псевдовекторов.
Законы сохранения импульса и энергии получаются в ОТО из
требования равенства нулю производных от компонент 4-псевдотензора
по его четырем координатам — трем пространственным и одной
временнбй. Ландау и Лифшиц показали, что в общем случае в
присутствии гравитационного поля псевдотензор в уравнениях ОТО должен
учитывать общий импульс системы, состоящий из импульса материи
и импульса гравитационного поля. Решение уравнений ОТО
достигается специальным выбором системы пространственно-временных
координат (см.: Ландау—Лифшиц. Теория поля. 1988. Т. 2. §96).
2. Обозначены: р - давление, р — плотность вещества во Вселенной,
е — средняя плотность энергии, <р - потенциал поля тяготения, <р' —
скорость его изменения (производная по времени), ъ — номер
координаты.
3. Движение среды при двух видах возмущения показаны на рисунке:
возмущения плотности (а, б) и вихревые возмущения (в, г). Третий

4. Пояснения к заметке Зельдовича
31
вид возмущений (на рисунке его нет) заключается в том, что задаются
малые возмущения гравитационного поля относительно покоящейся
материи, распределенной в пространстве в среднем однородно.
Математически Лифшиц задает возмущения тензора энергии-импульса Tjf
и метрического тензора </,*, который описывает геометрию
пространства (см. § 115 «Теории поля»). Метрический тензор (метрика)
характеризует расстояния между любыми точками 4-мерного пространства-
времени, которые называются интервалами между событиями. Решив
тензорное уравнение с учетом возмущения, Лифшиц приходит к
фундаментальному выводу о возможном влиянии первичных возмущений
гравитационного поля, возникших вблизи сингулярности, на
геометрию пространства нашей Вселенной.
б
в
S
4. Сингулярность — особое состояние Вселенной в «момент ноль», когда
произошел Большой взрыв и началось ее расширение с
формированием материи и полей из энергии сингулярного поля. Это
состояние характеризуется фантастической плотностью порядка 1094 г/см3,
энергией порядка 1019 ГэВ, температурой порядка 1032 К. Указанное
состояние называют общей или космологической сингулярностью.
Кроме того, во Вселенной есть локальные сингулярности,
возникающие в центральных частях черных дыр.
5. С целью физического пояснения свойств космологической
сингулярности, обнаруженных в последнем цикле работ Е. М.Лифшица
(совместно с И. М. Халатниковым и В. А. Белинским), приведем отрывок
из книги Я.Б.Зельдовича и И.Д.Новикова «Строение и эволюция
Вселенной» [С. 615]:

32
Глава 1. Е. М.Лифшиц: с Ландау и без
При рассмотрении космологической сингулярности в прошлом, в
начале расширения, нет специальных оснований полагать, что
характер расширения описывается наиболее общим решением <Лифшица
идр>, а не каким-нибудь специальным, вырожденным. Характер
расширения в этом случае определяется начальными условиями
сингулярности, которые мы не знаем и которые могут определить характер
расширения в соответствии с каким-либо специальным решением,
а не наиболее общим. Одну из таких возможностей — интенсивное
рождение пар частиц-античастиц вблизи сингулярности, приводящее
к изотропному расширению (в отличие от анизотропного в общем
виде у Е. М. Лифшица и соавторов) мы рассмотрим далее. Но,
конечно, решение, описывающее наиболее общий характер расширения
от сингулярности, представляет громадный интерес для понимания
того, что происходило в действительности. Помимо этого следует
подчеркнуть, что именно общее решение <Лифшица—Халатникова—
Белинского> описывает коллапс — сжатие к сингулярности
космологической модели (если расширение сменяется сжатием, т. е. если
р > Рс, где рс — критическая плотность вещества во Вселенной),
а также коллапс отдельного тела, сжавшегося под свой
гравитационный радиус.
6. Эпизод в Институте Ландау. Доктор физико-математических наук
А. А. Самохин (ИОФАН) рассказал мне, что он как-то присутствовал
на докладе по решению космологических уравнений, который в
Черноголовке делал И. М. Халатников. По какой-то причине Е.
М.Лифшиц на самом докладе отсутствовал. После доклада Халатникову стали
задавать вопросы из зала, на одном вопросе он, по словам Самохина,
«поплыл». И как раз в этот момент в дверях появился Лифшиц. На
ходу, еше даже не успев сесть на место, Лифшиц, слышит часть ответа
Халатникова и тут же вмешивается: «Ты что это говоришь?» —
Халатников: «Я не понял вопроса». Лифшиц: «А зачем тогда отвечаешь?»
5. Е. М. Лифшиц — рука Капицы в ЖЭТФ
Журнал экспериментальной и теоретической физики (ЖЭТФ) —
главный физический журнал СССР и России, один из самых известных и
уважаемых в мире науки. На такой уровень его вывели в середине XX столетия
П.Л. Капица и Е. М.Лифшиц.
История ЖЭТФ началась с Журнала Русского химического общества
и физического общества при Императорском С.-Петербургском
университете. Через год журнал разделился на физическую и химическую части.
С 1878 по 1930 г. он выходил под названием «Журнал Русского
физико-химического общества» (ЖРФХО), а в 1931 г. получил свое нынешнее
название. Главными редакторами ЖЭТФ были последовательно А. Ф. Иоффе,
Л. И. Мандельштам, С. И. Вавилов и Н. Н.Андреев. С июня 1955 г. до
своей смерти в 1984 г. этот пост занимал П. Л. Капица. Он сразу же предложил

5. Е. М. Лифшиц — рука Капицы в ЖЭТФ
33
Е. М.Лифшицу стать его основным заместителем в редколлегии ЖЭТФ.
ЕМ согласился и оставался таковым вплоть до своей кончины в октябре
1985 г. Он осуществлял оперативное руководство журналом. Это означало:
ежедневное руководство редакцией, состоявшей вначале из двух, а позже
из семи человек; первичную оценку поступающих статей и подбор
рецензентов; переписку с авторами; рабочие контакты с Издательством АН
СССР; подготовку материалов к ежемесячной редколлегии. Эта работа
была штатная, зарплата ЕМ в журнале соответствовала половине ставки
старшего научного сотрудника, доктора наук.
П. Л. Капица и Е. М, Лифшиц добились того, что ЖЭТФ стал
единственным научным журналом в СССР, который получил право выходить
без лимита на объем. (В то время все журналы были государственными,
их бюджет и объем строго планировались и лимитировались.) Это
позволило печатать материалы очень быстро, со сроком ожидания примерно
6 месяцев, т.е. на уровне лучших журналов в мире.
С 1960-х гг. ЖЭТФ стал первым среди советских журналов, который
стали переводить целиком на английский язык. После этого он быстро
вышел на первое в СССР и второе в мире место (после "Physical Review")
по им пакт-фактору (около 1), который отражает среднее число
упоминаний статей, напечатанных в журнале, в расчете на одну статью и
определенный срок после публикации. Ежегодно в журнал поступало около 800
статей объемом до 21 страниц каждая. Из них отклонялись 40-50 % статей,
не соответствующих уровню или тематике журнала. Печататься в ЖЭТФ
было важно и престижно. Как «довесок» были гонорары авторам за
издание англоязычного перевода в США. Они выплачивались в сертификатах
Внешторгбанка СССР, на которые можно было приобретать дефицитные
импортные товары в инвалютных магазинах «Березка». Руководство
журналом осуществлялось на основании «Положения о ЖЭТФ», инструкций
и решений редколлегии, зафиксированных в протоколах. Приведу здесь
две выписки (цит. по книге М.И.Каганова [1998. С. 130, 131]).
Выписка первая:
О порядке публикации статей членов редколлегии.
Подтвердить ранее установленный порядок об обязательном
рецензировании статей членов редколлегии.
Выписка вторая:
О порядке рецензирования явно бессмысленных или безграмотных
статей.
Считать необязательным детальное рецензирование и посылку
автору подробного отзыва на явно безграмотные и бессмысленные
статьи, ограничиваясь констатацией отсутствия в них научной ценности.
Рекомендовать авторам таких статей обращаться за консультацией
в научно-исследовательские институты.
Не думаю, что подобные пункты есть в регулирующих документах
большинства других журналов, т. е. что все статьи членов редколлегии
3 Заказ 1210

34
Глава 1. Е. М.Лифшиц: с Ландау и без
направляются рецензентам нужного профиля, причем не своим же членам
редколлегии и на условиях строгой конфиденциальности.
А теперь опишу одно из поучительных событий, связанных с ЖЭТФ,
ЕМ и обычаями при рецензировании. Сам я в ЖЭТФ не печатался (не та
профессия). Но как-то рассказал ЕМ о том, что один из моих друзей
(это был профессор Л. В. Бершов, специалист по ЭПР кристаллов) со мной
поделился следующим досадным происшествием. Он с соавторами
представил свою лучшую за несколько лет работу в ЖЭТФ. С его слов,
экспериментальные результаты были новыми, достоверными, авторитетные
«ЭПР-шики» советовали послать статью именно в ЖЭТФ, авторы
старались написать статью именно в стиле ЖЭТФ и т.д. Но статью отклонили
из-за отрицательной рецензии. Очевидно, редакция послала ее
некомпетентному рецензенту, который не смог разобраться. ЕМ обещал мне
это проверить. Через несколько дней он сказал мне следующее. «Я,
естественно, не назову вам имени рецензента. Но могу точно сказать, что
это вполне компетентный в данной области человек. Более того, он даже
как-то ранее был соавтором ваших друзей. Так что рецензент был нами
выбран правильно. А вообще можете передать своим друзьям, что я знаю
полно случаев, когда отрицательные рецензии пишут друг другу „научные
друзья", если они уверены в соблюдении анонимности».
В наши дни еще более обострились проблемы редакторской
политики в научной литературе, о которых рассказывается ниже, в письме
Е. М. Лифшица профессору Г. Бэтчелору, главному редактору "Journal of
Fluid Mechanics", выходящего в Лондоне (я перевел его с английского):
Дорогой профессор Бэтчелор, я приступаю к подготовке
переиздания «Гидромеханики» (т. VI Курса), которую Вы любезно рецензировали
20 лет тому назад. Сейчас передо мной стоит трудная задача, так как
уже нет Ландау.
Естественно, что моей первейшей задачей является ознакомление
с той огромной информацией, которая содержится в томах "Journal
of Fluid Mechanics". Так, я ознакомился с Вашей редакционной статьей
в юбилейном издании JFM. Сам я уже более 25 лет работаю редактором
ЖЭТФ (Главным редактором является П. Л. Капица, а я — его рабочим
заместителем)', и поскольку мои взгляды на редакционную политику
подобны Вашим, у меня возникло желание написать Вам.
Я так же, как и Вы, убежден, что сейчас существует больше
журналов, чем это необходимо, и что научная общественность должна
обсудить, по крайней мере, проблему дальнейшего увеличения их числа.
Каждый новый журнал лишь понижает порог качественного критерия
принятия статей, так что все больше «отходов» проникает в
научную литературу и засоряет ее. Конечно, прогресс науки стремителен,
и все же разрастание периодической литературы превышает
действительные нужды современной науки. Последнее отражается не столько
в увеличении полезной, истинно научной продукции, сколько в гораздо
большей степени — в возрастании числа тех, кому нужно доказывать,

5. Е. М. Лифшиц — рука Капицы в ЖЭТФ
35
что они не зря получают свою зарплату. И я думаю, что здесь лежит
причина убогого уровня научных журналов, который Вы справедливо
констатируете {разрешите выразить мнение, что в этом отношении JFM —
выдающееся исключение, и я восхищен достижениями его Редколлегии,
тем более что прекрасно знаю все трудности работы с авторами).
Я также убежден, что коэффициент отклонения {статей) —
подходящий показатель ответственности Редколлегии. В наши дни
писателей больше, чем читателей, и первейший приоритет Редактора —
стоять на страже интересов читателей. Главным источником
засорения научной периодики являются вовсе не ошибочные работы
{добросовестные заблуждения всегда, конечно, будут встречаться в научной
работе), а статьи, которые можно характеризовать русской
поговоркой «переливание из пустого в порожнее»', именно их нужно безжалостно
отклонять. Возможно, Вам будет интересно узнать, что коэффициент
отклонения в ЖЭТФ составляет 0,48. Что касается роли рецензентов,
то мы на них смотрим как на необходимых советчиков, однако
окончательное решение всегда остается за Редколлегией, и она несет за него
всю ответственность. Нередко наши решения противоположны мнению
рецензентов, причем в обоих направлениях.
С глубоким уважением и наилучшими пожеланиями к Вам и Вашему
со-Редактору профессору Моффатту,
искренне Ваш Е. М. Лифшиц.
ЕМ был остроумным человеком, ценил нестандартные шутки, тонкие
анекдоты, неожиданные формулировки, однако в своей редакционной
практике был строг, сух и краток, не допускал вольностей и
двусмысленностей, в частности, розыгрышей в стиле А. Б. Мигдала. Приведу одну
из симпатичных идей розыгрыша, которому, к сожалению,
воспрепятствовал Е. М. Лифшиц. Ученик Мигдала И. И. Гольдман выполнил работу,
показавшую новые возможности наблюдения эффекта многократного
рассеяния ядерного излучения, который еще называют эффектом Ландау—
Померанчука—Мигдала. Рассказывает сам Гольдман: «Так я окрестил
эффект в одной работе, и это привилось. <...> Если электроны высокой
энергии получены на ускорителе, то они будут входить в вещество из
воздуха или вакуума. Тогда будет существенным открытое впервые Гинзбургом
и Франком переходное излучение. Это надо учесть наряду с
многократным рассеянием. Получив результат, я напечатал статью в ЖЭТФ в 1960 г.
Первоначально я озаглавил ее „Эффект Гинзбурга—Франка—Ландау—
Померанчука—Мигдала". Расчет был на то, что название попадет в книгу
рекордов Гиннеса. Но Евгений Михайлович Лифшиц, редактор ЖЭТФ,
настоял на названии, более прозаичном» [Воспоминания..., 2003. С. 164].
Понятно, что Е. М. Лифшиц не хотел допускать на поле журнала
упражнений в стиле «физики шутят», и в данном случае придавать рекламную
громкость определенной разновидности не первостепенного физического
эффекта. А мне жаль, юмор был бы нешуточный!
В заключение темы ЖЭТФа приведу спецафоризм физика-теоретика
Э. И. Андрианкина, одного из учеников А. С. Компанейца: «Физику-тео-
3*

36
Глава 1. Е. М.Лифшиц: с Ландау и без
ретику стыдно не иметь публикаций в ЖЭТФ» (заимствовано из шуточной
рукописи «Анналы теоротдела ИХФ, семейный архив А. С. Компанейца»).
6. Поддерживал ли Ландау Лифшица
на выборах в Академию?
Перечисленные выше в Справке о Е. М.Лифшице его классические
работы и Курс Ландау—Лифшица объективно останутся навсегда
доказательством великих научных заслуг как Л.Д.Ландау, так и Е. М. Лифшица.
Но для любого человека важна и субъективная оценка его
современниками, друзьями, коллегами, научным сообществом. Это было небезразлично
даже такому скромному и нетшеславному по природе человеку, как ЕМ.
Сейчас речь пойдет о долгом процессе избрания Е. М. Лифшица в
Академию наук СССР.
В письме в сетевой журнал «Заметки» историк-эмигрант Горелик
(США) сообщает, что «дважды — в 1953 и 1958 году — Институт физ-
проблем официально выдвигал Е. М. Лифшица в Академию наук, при
двух разных директорах Института. Тогда Ландау, в полном здравии, был
официальным начальником Лифшица, и без его одобрения подобные
выдвижения никак не могли состояться. В личном деле Лифшица в Архиве
Академии наук можно увидеть все положенные рекомендации и решения
Ученого совета (другое дело — что препятствовало и помогало выборам
в советскую Академию под присмотром отдела науки ЦК)» [Горелик, 2007].
Горелик считает, что тем самым он доказал: Ландау поддерживал
Лифшица и сам выдвигал его на выборах в АН СССР. Неизбрание же Лифшица
в годы работы совместно с Ландау списывается Гореликом на нечто,
связанное с ЦК. На что именно, он сказать простым языком не желает (это его
стиль), по-видимому, намекает на национальность и беспартийность.
Попробуем разобраться. Любой научный сотрудник знает, что при защите
диссертации, выборах, выдвижениях на премии и т. п. важно не просто
отсутствие возражений со стороны руководителя, а его активная
поддержка. Если ее нет, это всегда однозначно воспринимается как неподдержка.
«Храня молчание, мы тем самым громко заявляем», — говорили древние
римляне. Поддержка должна выражаться в открытых выступлениях
руководителя на ученых советах и в кулуарной деятельности (лоббировании).
Если будут найдены протоколы с выступлениями Ландау в поддержку
Лифшица, то только в этом случае можно будет считать, что его
поддержка была. Но таких выступлений, очевидно, не было. Потому что
Горелик сообщает лишь в общем виде, что «в личном деле Лифшица <...>
можно увидеть все положенные рекомендации». А ведь даже виза Ландау
на положительной характеристике Лифшица в этом случае
неубедительна. Ну, расписался из соображений политеса, не хотел идти на обострение
(не с Лифшицем, а с Ученым советом и Капицей). Мог ли Ландау
выступить против кандидатуры ЕМ на Ученом совете ИФП? Уверен, что не мог.
Это было бы открытым предательством друга, а Ландау был неспособен

7. Е.М. Лифшиц вне физики
37
на такое. Как вел себя Ландау, когда считал необходимым поддержать
определенную кандидатуру? Такое бывало крайне редко, но тогда Ландау
выражал свою поддержку однозначно и письменно, адресуясь к
Академии. Так он поддержал кандидатуру Я. Б. Зельдовича (см. письмо Ландау
в очерке о Зельдовиче).
Что касается кивка Горелика в сторону отдела науки ЦК, то не все
так однозначно. В 1950-е гг. этот отдел, конечно, был против кандидатуры
Е. М. Лифшица (см. ниже, в Приложении 1 Докладную записку за
подписью В. А. Кириллина). Но можно категорически отрицать, что указке
отдела ЦК повиновалось большинство академиков-физиков, хотя часть
их повиновалась. Есть примеры, когда в Академию избирали ученых
против воли этого самого отдела ЦК. Вспомним пример, когда в 1943 г. сам
Сталин распорядился избрать в Академию Курчатова, а академики
избрали Алиханова (полуеврея!), и правительство было вынуждено создать
еще одно место для Курчатова. Есть и обратные случаи, когда ЦК и
правительство оказывало мощную поддержку соискателю, но большинство
академиков голосовало против. Примеры? — Достойнейшая кандидатура
А. И. Лейпунского была забаллотирована на нескольких сессиях (как
говорят, из-за противодействия «команды П. Л. Капицы» — см. ниже, в очерке
о А. И. Лейпунском). Что же касается антисемитского вектора со стороны
части академиков, то тоже не следует придавать ему слишком большую
силу. Сами академики подсчитали, что около 30% их тайно голосует
против любой кандидатуры с еврейским происхождением. Но, тем не менее,
взгляните хотя бы на список евреев, учеников Ландау, чтобы увидеть,
скольких из них избрали в Академию.
А теперь о позитиве. Известны некоторые детали избрания ЕМ
членкором АН СССР в 1966 г. Хотя Ландау был уже неработоспособен, но на
этой же сессии он направил в АН свою рекомендацию кандидатуры
А. Б. Мигдала, который во многом благодаря этому и был избран в
академики [Ландау-Дробанцева, 1999. С. 443]. Лифшица же Ландау не
поддержал. Как рассказал мне А. А. Рухадзе, присутствовавший на этих выборах,
Е. М. Лифшица очень сильно поддерживал В. Л. Гинзбург. Тогда действовал
возрастной ценз: избирать в членкоры можно было только до 55 лет. ЕМ
было 51. В. Л. Гинзбург убедил 35-летнего Л. В. Келдыша снять свою
кандидатуру в пользу Лифшица, и Л. Келдыш благородно согласился (он был
избран членкором на следующих выборах в 1968 г.).
7. Е.М.Лифшиц вне физики
После переезда в Москву в 1939 г. Е. М. Лифшиц стал жить со
своей женой Еленой Константиновной Березовской (ЕК) в одной квартире
с Ландау и Корой. На этот счет Кора писала: «...Была еще неприятность:
тот самый Женька, к которому, кроме презрения, нельзя питать иных
чувств, женился и нахально поселился у Дау в Москве, в его
пятикомнатной квартире» [Ландау-Дробанцева, 1999. С. 119].

38
Глава 1. Е. М.Лифшиц: с Ландау и без
Что можно сказать? Бывает нелегко опровергать искаженные
события, если они тонко прописаны и умело направляются в нужное русло
мастерской рукой. Но в приведенной фразе — поток животной
ненависти к ЕМ и в то же время — ноль умения соблюсти хотя бы видимость
приличия и правдивости. Вместе с тем, это дает повод вспомнить кое-что
из правил предоставления жилплощади в СССР в середине XX века.
Согласно Коре, Ландау переезжает в Москву из Харькова в 1937 г.
и получает от Института физпроблем 5-комнатную квартиру — в двух
этажах. Не многовато ли на одного человека, да еще в перенаселенной
столице нашей Родины? Даже на двоих? Ландау, конечно, физик весьма
известный. Но еще не академик, не Герой Соцтруда, еще далеко до начала
Атомного проекта с его огромными привилегиями ученым. Не мог Лиф-
шиц взять да и приехать в столицу СССР и сам собой «нахально»
вселиться в огромную квартиру Ландау. На самом деле Е. М.Лифшица пригласил
П. Л. Капица как директор ИФП. И для проживания официально выделил
ему две комнаты в той же ведомственной институтской квартире, где уже
был прописан Ландау. Лифшица прописали в комнатах нижнего этажа,
а Ландау — в трех комнатах верхнего этажа. Разумеется, с Ландау Капица
считался, и потому у Ландау наверняка спрашивали, кого из соседей он
предпочтет. Конечно, Ландау выбрал именно Лифшица, так как сам был
инициатором приглашения последнего для совместной работы в Москве.
Они уже были не только близкими сотрудниками, но и соавторами ряда
статей и одной книги, наконец, просто друзьями.
Вполне возможно, что Капица обещал Ландау со временем отдать ему
всю эту квартиру. Действительно, после реэвакуации из Казани, после
того как у Ландау родился ребенок и он зарегистрировался с Корой, после
того как он включился в Атомный проект и был сразу избран в
академики, Ландау получил эту квартиру № 2 целиком. Лифшицу тоже улучшили
условия, он получил три комнаты на верхнем этаже в том же доме, в
квартире № 1. Это была такая же квартира, как у Ландау, и в ней повторилась
прошлая ситуация с жильцами. В нижнем этаже в двух комнатах жила
Е. В. Смоляницкая с двумя сыновьями (после развода с П. Г.
Стрелковым). Перед внутренней лестницей, ведущей на второй этаж к Лифшицу,
установили входную дверь. Там в трех маленьких комнатах (примерно
15+10 + 6 кв. метров) жили ЕМ с женой и сыном. Если кому-нибудь
будет интересно посмотреть, чтб это за квартиры — могут свободно
зайти в квартиру № 1: она уже давно нежилая, там размещается теоротдел
ИФП. А в двухэтажной квартире Ландау ныне живет заместитель
директора ИФП профессор Л. Б. Луганский. Вместе с ним недавно постоянно
жил его сын, знаменитый пианист Николай Луганский. Оттуда и сейчас
часто доносятся звуки классических произведений: пианист часто
приходит к родителям готовиться к концертам. В их квартире стоят два рояля,
тогда как в собственной квартире, где Н. Л. Луганский живет с женой
и ребенком, рояля нет.
... В известной степени ЕМ жил в нашем обществе в условиях
самоцензуры и «внутренней эмиграции». Братья-академики Е. М. и И. М. Лифши-

7. Е.М. Лифшиц вне физики
39
цы не подписали ни одного письма или статьи советских ученых с
осуждением Сахарова, Солженицына, других диссидентов. ЕМ доставал и читал
почти всю более или менее примечательную нелегальную и
полузапретную (с грифом «Для служебного пользования») литературу. Основным
поставщиком ее был его друг профессор Я. А. Смородинский. ЕМ давал
читать эту литературу Зинаиде Ивановне и мне, приветствовал мой
интерес к ней. Поэтому еще в юности я прочел все тома У.Черчилля «Вторая
мировая война» (они были с грифом ДСП, и ЕМ их брал у Капицы),
подшивки журнала «Былое» с воспоминаниями Б. Савинкова, повестью
Б. Пильняка («Повесть о непогашенной луне»), самиздатскую антилысен-
ковскую рукопись Жореса Медведева. Позже, в 1970-е гг., он дал мне
на несколько дней взятый у друзей (источник не назывался) дневник
политзаключенного Эдуарда Кузнецова о попытке угона самолета в
Израиль, аресте и смертном приговоре. Доставались все вышедшие к тому
времени запрещенные книги Солженицына, в том числе «Раковый
корпус», «Архипелаг ГУЛаг» (эмигрантского издательства «Посев»), «Крутой
маршрут» Евгении Гинзбург (на машинке). Экземпляр «В круге первом»
был необычный: на всех листах, напечатанных на машинке, были вставки
и вычеркивания от руки: по-видимому, это был экземпляр, с которыми
работал редактор или даже сам автор. Изредка что-то удавалось достать
и мне, тогда я передавал это для прочтения ЕМ, например, «Технологию
власти» А. Авторханова и «Остров Крым» В. П.Аксенова.
Для молодого поколения, не знакомого с ощущениями читателя
подобных книг в i960-1970-е гг., могу пояснить. Главная опасность при
обнаружении или доносе состояла не в аресте, за чтение самиздата
тогда не сажали. Но в КГБ стали бы требовать назвать источник подобной
литературы, а при отказе — наверняка лишили бы допуска к закрытым
научно-инженерным работам, не допустили бы до преподавания в
вузах и даже школах Москвы (могли допустить — в школе в провинции).
Научная работа физиков, химиков, математиков, геологов на 80-90%
велась по закрытым темам. Это требовало допуска как минимум по так
называемой «форме 3» (допуск к материалам для служебного пользования
и отраслевым секретам), нередко даже «формы 2» (допуск к документам,
составлявшим государственную тайну не высшего уровня; у нас в
институте (ВИМС) она требовалась, например, для командировки на
месторождение редкометалльного сырья и знакомства с отчетами по его переработке).
За лишением «формы» следовало увольнение с работы, недопущение к
защите диссертации и т. п., т.е. профессиональный финиш.
Не раз с риском для себя ЕМ привозил из-за границы запрещенные
книги. В 1968 г. провез через советскую таможню и подарил мне книгу
на английском языке о Шестидневной войне и победе Израиля. Кстати,
помню, как в дни этой войны мы ежедневно слушали радио «Коль Исра-
эль» на русском языке. Я покупал доступные в Москве газеты французской
и итальянской компартий «Юманите» и «Унита», в которых
публиковались репортажи об этой войне. В них впервые мы увидели фотографии

40
Глава 1. Е. М.Лифшиц: с Ландау и без
легендарного командующего израильскими войсками генерала Моше Да-
яна. Одну из фотографий одноглазого генерала я отдал ЕМ, чтобы он мог
показать ее своим приятелям-физикам.
Однажды, в начале 1970-х гг., на конференции в Международном
центре теоретической физики в Триесте ЕМ познакомился с крупнейшим
израильским физиком-теоретиком Ювалем Нееманом, с которым, в
частности, имел место следующий примечательный разговор с глазу на глаз.
Во время прогулки Нееман рассказал ЕМ некоторые подробности Войны
Судного дня (октябрь 1973), в которой он принимал непосредственное
участие как советник по безопасности премьер-министра Израиля. Живо
объяснял, как они с Ицхаком Рабином облетали прифронтовые позиции,
намечая линию фронта, на которой было бы выгодно остановиться. После
некоторых колебаний ЕМ задал Нееману вопрос об израильском атомном
оружии, о котором как раз в то время начали спекулировать в мировой
прессе. Как относиться к таким слухам? При этом деликатный Лифшиц,
спохватившись, тут же добавил: «Возможно, такие вопросы вообще не
стоит Вам задавать? Правильно?» Нееман сделал паузу и многозначительно
сказал: «Вы правильно понимаете». Приехав в Москву, ЕМ рассказал нам
с матерью об этой встрече и об умолчании Ю. Неемана. Он добавил, что
такой ответ скорее всего можно расценить как оптимистический сигнал.
ЕМ мечтал о возможности хотя бы раз посетить Израиль. В те
времена это можно было осуществить только путем невозвращения из
капиталистических стран (куда ЕМ иногда выезжал) либо вследствие долгой
борьбы за репатриацию в Израиль. Такой отъезд удался с большим
трудом нескольким крупным физикам: Вениамину Левичу, Марку Азбелю,
Александру Воронелю, Науму Мейману. ЕМ откровенно говорил, что он
не готов ни к подобной борьбе, ни к разрыву со своей живительной средой
обитания — школой Ландау, Институтом физических проблем, ЖЭТФ;
наконец, к разрыву с близкими.
Но существовал и тот рубеж, немалый и рискованный, на который
ЕМ готов был выйти и принять бой во имя научных истин. В 1955 г.
на сессии в АН СССР, посвященной 50-летию теории относительности,
он выступил с докладом. В нем открыто прозвучало идеологически
вредное, еретическое с точки зрения тогдашней государственной философии
положение о расширяющейся Вселенной и ее возрасте. Отдел науки ЦК
КПСС, осуществлявший текущий контроль за идеологией и поведением
ученых, тут же отреагировал. Он письменно указал Академии наук на
недопустимость таких выступлений советских ученых и обвинил основного
докладчика. Упомянул и поддержавших его ученых — Гинзбурга, Ландау
и Зельдовича [Блох, 2001. С. 343; документ см. ниже, в Приложении 1].
В результате власти долго еще вычеркивали Лифшица из списков
участников зарубежных научных конференций. Только в 1960-х годах он
получил разрешение ездить за рубеж — почти всегда за счет приглашающей
стороны или за свой счет. Человек, внесший крупный вклад в
обороноспособность страны (получивший за это Сталинскую премию и орден

7. Е. М. Лифшиц вне физики
41
Красной Звезды), прославивший на весь мир ее науку своим Курсом
теоретической физики, не удостаивался быть командированным этой самой
страной на международные конференции по этой самой науке. Туда
ездили в основном верноподданные, нередко научные ничтожества.
B. Л. Гинзбург так характеризовал одну из основных черт ЕМ:
Был Е. М. Лифшиц очень скромным по существу человеком. Вот один
пример. К его 70-летию собирались, как это принято, поместить в
«Успехах физических наук» юбилейную статью. Но ЕМ просил этого не делать
(случай очень редкий; далеко не все, конечно, добиваются помещения
юбилейных статей, хотя бывает и такое, но вот отказываются от
помещения юбилейных статей лишь немногие). Редакция нашла выход,
опубликовав вместо юбилейной статью М. И. Каганова о Курсе [Гинзбург, 1995.
C. 449].
Каким был ЕМ в деловых отношениях? Помимо его уровня как
физика (о чем уже говорилось), я выделяю его абсолютную обязательность
и высочайшую производительность труда. За много лет делового общения
с ЕМ (в 1960-1970-х гг.) в качестве редактора (в техническом смысле)
двух его книг на русском языке и многих книг во французском
переводе, выпускаемых издательством «Мир», мы встречались с ним множество
раз. Уславливались о встречах для согласования наработанного пакета
из нескольких десятков страниц. Встречи обычно назначались в редакции
ЖЭТФ. Ни разу выдающийся ученый не отменил и не перенес встречу
с молодым человеком. Ни разу он не опоздал ни на минуту. Мало того, он
никогда не отвлекался во время нашей с ним работы за столом (как это
обычно бывает с другими людьми) ни к телефонным звонкам, ни по
внезапно появившимся «неотложным» делам — таковых просто не могло
быть на уровне организованности и обязательности этого человека. В это
время он также не отвлекался на другие редакционные дела. Впрочем,
окружающие знали деловые принципы ЕМ и не обращались к нему, когда
он был занят с посетителем. Он был на 100% поглощен делом, которое
делалось в данную минуту. И потому оно делалось необычайно быстро.
Согласование примерно 50-60 страниц текста длилось всего минут 20. ЕМ
мгновенно схватывал суть вопроса и тут же находил решение. Маленький
пример. Однажды, как помню, я начал доказывать, что слова «при
интегрировании по дороге теряется одно из значений...» следует заменить
на стандартное «при интегрировании по данному пути теряется...». ЕМ
ответил: «Оставьте, как есть. Читателю понятно. А я не Лев Толстой».
Я продолжал настаивать, что, да, хотя и понятно, но лучше было бы... Он
жестко ответил: «Борис, редактор предлагает, а окончательное решение
принимает автор». Сам он был выдающимся редактором и многому меня
научил. Помню его афоризм: «Основной инструмент редактора —
вычеркивание». С тех пор в сложных случаях я так и поступаю и тоже советую
авторам почаще пользоваться этим инструментом.
Результаты обучения у ЕМ деловому стилю и редакторскому ремеслу
имели для меня и обратную сторону. Я стал предъявлять слишком высокие

42
(лава 1. £ М.Лифшиц: с Ландау и без
требования к многим десяткам редакторов и авторов (в том числе моих
соавторов), с которыми приходилось иметь дело. Никто из них не
приближался по уровню к Е. М. Лифшицу. Многие из них были покладисты,
доброжелательны, в меру ленивы, они доверяли мне все делать самому,
в процесс изготовления и правки текста не вмешивались. Но попадались
самоуверенные и даже агрессивные бездари — с ними приходилось идти
на конфликт. Иногда я им рассказывал про то, как работал с Лифшицем.
Разумеется, это их только злило еще больше. Но у меня на душе
становилось легче, и я выходил из контакта, хотя и с потерями, но, хотя бы
получив моральное удовлетворение.
Не без колебаний перехожу к последней, чисто личной части своего
рассказа о Е. М. Лифшице, о событиях, которые никогда не освещались
в печати. Однако теперь мне это представляется необходимым сделать,
чтобы стало ясно, на каком высоком нравственном уровне находился
человек, памяти которого посвящена вся эта трилогия.
Близкие отношения между Евгением Михайловичем и Зинаидой
Ивановной Горобец-Лифщиц, моей матерью, с 1978 г. ставшей его
официальной женой, возникли еще в 1948 г., когда ЗИ пришла в Институт физпро-
блем работать заведующей библиотекой. После увольнения П.Л.Капицы
и включения ИФП в Атомный проект бывшая заведующая библиотекой
уехала на объект, в КБ-11, в ИФП образовалась вакансия. Мария
Николаевна Харитон, которая в 1940-е гг. была старшим другом и советчиком моей
матери и преподавала английский язык аспирантам ИФП, рекомендовала
ее директору Анатолию Петровичу Александрову. С самого начала
отношения ЕМ и ЗИ не были секретом для жены Е. М. Лифшица Елены
Константиновны (ЕК) Березовской. В курсе дела был и первый муж ЗИ, Соломон
Борисович Ратнер, мой отец. У него тоже была своя личная жизнь, о чем
здесь говорить не буду, так как это несущественно для исторического
повествования. Совместная жизнь моих матери и отца складывалась
неважно, и в 1957 г. они официально разошлись к радости обоих их сыновей.
Теперь объясню малопонятное для меня и окружающих, внешне
терпимое, хотя по существу, естественно, негативное отношение супруги
Лифшица к его отношениям с ЗИ. Последняя пара, например,
открыто появлялась на людях, ежегодно они ездили совместно в отпуск —
в Крым, на Кавказ, в Прибалтику, обычно вместе с Ландау. Кстати, много
лет спустя А. А. Капица рассказала ЗИ, как Петр Леонидович
отреагировал, когда узнал об их отношениях с ЕМ. Он сказал: «Значит, это большая
любовь». Очевидно, окружающие (и я для себя тоже) объясняли эту
открытость, а также мирную реакцию ЕК следованием теории свободной
любви, которую пропагандировал Ландау, имевший подавляющее
влияние на ЕМ. Но много лет спустя выяснилось, что истина была совсем
в другом. И лежала она не в плоскости абстрактной теории, а в объеме
глубокой и конкретной тайны семьи ЕМ и ЕК, своего «шкафа со
скелетом».
Евгений Михайлович и Елена Константиновна (Леля) полюбили друг
друга перед войной. Она была медиком (патологоанатомом), военнообя-

7. £ М. Лифшиц вне физики
43
занной. Когда она уходила на фронт, работать в госпитале, оба дали друг
другу слово: дожидаться конца войны и потом пожениться. Война
закончилась, и Елена Константиновна демобилизовалась. Когда она приехала
в Москву, то сразу сказала Евгению Михайловичу, что не хочет его
обманывать и просит простить: она ждет ребенка, беременность длится уже около
трех месяцев. Так сложилась ее фронтовая жизнь (подробностями я не
интересовался). ЕМ ответил, что остается верен данному слову. ЕК заявила
о готовности прекратить беременность, хотя это было тогда запрещено
законом. ЕМ ответил, что делать этого нельзя, что она и так рисковала
жизнью на фронте, что он готов усыновить (или удочерить) будущего
ребенка, и тот ничего не узнает. Вот такая романтическая история вкратце.
В 1946 г. родился Миша Лифшиц. В возрасте 16 лет при получении
паспорта он сменил фамилию, взяв девичью фамилию матери, и стал
Михаилом Евгеньевичем Березовским. Это было сделано, чтобы легче
поступить в медицинский институт, где шансы снижались для лиц с явно
еврейскими фамилиями. По паспорту Михаил также взял русскую
национальность матери. Он поступил в мединститут и благополучно его
окончил, с тех пор работает патологоанатомом. Никаких гипотез о
природном отце Михаила я строить не хочу. Хотя в книге Коры и сообщаются
некоторые подробности о личной жизни ЕК (в духе ландауской теории
свободной любви), я их муссировать не буду.
ЕМ и ЕК достойно жили вместе много лет, вырастили Михаила, они
расстались в 1978 г., когда умерла Берта Евзоровна, мать братьев Лифши-
цев, жившая в семье ЕМ. Она была в курсе наличия у ЕМ многолетней
подруги жизни в лице ЗИ. ЕМ не хотел травмировать мать изменением
привычного уклада жизни в семье совместно с Еленой Константиновной
и любимым внуком — о происхождении Миши бабушка не знала. При
разводе ЕК поставила ЕМ условие: найти ей хорошую двухкомнатную
квартиру, причем рядом с квартирой сына (которую ЕМ купил
Михаилу ранее, при его женитьбе). В течение более полутора лет подбирались
и отвергались варианты. Наконец, с огромным трудом в результате
клубка обменов из 5 лицевых счетов условие ЕК было выполнено. (Знаю
в деталях эту эпопею, так как сам участвовал в ней со своей
квартирой, уменьшившейся на комнату, а при оформлении впервые видел лично
М. Е. Березовского.) Но Михаил почему-то не захотел жить рядом с
матерью, через полгода после переезда он обменял свою квартиру на более
выгодный вариант и уехал далеко от матери. В служебной квартире № 3
при ИФП стали жить ЕМ и ЗИ.
В 1940—1970-е гг. тайна семьи ЕМ и ЕК была известна нескольким
ближайшим к ЕМ людям, в том числе его сестре, жившей в Харькове,
Марии Семёновне Абезгауз. После смерти ЕМ она приезжала к нам в Москву,
они с ЗИ касались этой темы, вспоминая ЕМ. Знал о тайне и друг ЕМ
по Харькову академик А. И. Ахиезер, от него впервые о ней услышала Лида
Лифшиц, дочь И. М.Лифшица. Уже после смерти И. М. и Е. М. Лифши-
цев она как-то приехала из Харькова и сказала об этом ЗИ. Знали также
в семье известного физика К. Прочтя мою книгу, дочь К. сообщила мне

44
Глава 1. Е. М.Лифшиц: с Ландау и без
(попросив на всякий случай не называть ее фамилию), что, оказывается,
сама Елена Константиновна поделилась этой тайной с матерью К. (они
были подругами еще по Харькову). По моей оценке, не менее двадцати
человек знали об этой «тайне» еше до появления моей первой публикации.
Известен афоризм Ландау: «Брак — это кооператив, и к любви он не
имеет никакого отношения». Мне кажется, что такой кооператив,
устойчивый и взаимовыгодный, существовал и в семье ЕМ и ЕК с конца 1940-х
гг. по 1979 г., когда произошло прекращение его юридического
существования и хозяйственных функций.
В конце 1970-х гг. у Евгения Михайловича начались серьезные
проблемы сердечно-сосудистого характера, были инфаркты. Он наблюдался
у кардиолога А. Л. Сыркина, который считался одним из лучших
специалистов в стране. ЕМ спрашивал Сыркина, не лучше ли ему сделать
операцию аорто-коронарного шунтирования. В СССР их начали делать
незадолго до этого, делали всего четыре-пять человек. Однако ЕМ мог
обратиться за помощью и в Англию, к Максвеллу. Но Сыркин
категорически не советовал операционный путь, считая, что риск слишком велик.
Решение об операции было принято тогда, когда состояние ЕМ стало
безвыходным, причем в самой ближней перспективе. Послали телеграмму
Максвеллу, но ответа не было. На самом деле телеграмма пришла
почти сразу. Там было приглашение ЕМ сделать эту операцию в Англии.
Но по какой-то причине телеграмма завалялась где-то в бюрократических
ячейках. В 2007 г. Л. П. Питаевский сказал ЗИ, что видел эту телеграмму
в канцелярии ИФП собственными глазами несколько дней спустя после
смерти ЕМ.
С другой стороны, надо признать, что в эти дни было уже очень опасно
транспортировать ЕМ, тем более самолетом, в Англию. И времени уже
не оставалось на оформление выездной документации из СССР, а в
английской клинике тоже ушло бы немало времени на сбор всевозможных
медицинских анализов и материалов, требующихся для врачей, которые
совершенно не знали пациента. Это учитывал и Сыркин. Поэтому было
решено не запрашивать Максвелла снова, а немедленно приступить к
подготовке к операции в СССР. Операцию делал B.C. Работников в 15-й
городской больнице Москвы. У него была репутация одного из самых
лучших кардиохирургов тех лет в СССР. Показатель смертности у него
был 4%. Но на несчастье с ЕМ наложилось еще одно несчастье, о
котором в те дни никто не мог знать. Очевидно, у самого Работникова начались
медицинские проблемы, и вряд ли он сам отдавал себе отчет в них.
Евгений Михайлович умер, потому что его сердце не смогли снова «завести».
Оно было отключено на 30 минут, это считается много для
изношенного сердца 70-летнего больного. Это было необычно много и для работы
такого виртуоза, как В. С. Работников. После смерти ЕМ у Работникова
произошло еще несколько неудач подряд, он перестал оперировать. У него
случился инсульт, и вскоре B.C. Работников умер. Нельзя исключать, что
и при операции ЕМ хирург сам был уже серьезно болен, что сказывалось
на скорости и координации его действий.

7. Е.М. Лифшиц вне физики
45
На прощании выступали несколько человек. Но мне запомнились
только академик Р. 3. Сагдеев (он обратился персонально к моей
матери, и его слова были особенно теплыми) и академик И. М. Халатников.
Последний сказал замечательно: «Дау физики боялись, Евгения
Михайловича они стеснялись, при них старались вести себя прилично. Теперь
нет обоих...»
Среди массы пришедших сочувственных телеграмм и писем особенно
выделялась по тону телеграмма академика Н. Н. Боголюбова, присланная
в Институт физпроблем:
Дорогие коллеги. С чувством глубокой скорби узнал о безвременной
кончине выдающегося советского физика Евгения Михайловича Лифшица.
Его неоценимый вклад в развитие фундаментальной науки,
теоретической физики, блестящее решение труднейших вопросов твердого тела,
космологии получили мировое признание. Память об этом
замечательном ученом, педагоге, авторе (вместе с Л. Д. Ландау) классического курса
теоретической физики навсегда останется в сердцах его коллег,
товарищей и учеников. Передайте мои самые искренние соболезнования семье
покойного. С глубоким уважением — И. Н. Боголюбов.
Е. М. Лифшиц похоронен на Кунцевском кладбище в Москве, филиале
элитного Новодевичьего кладбища, в ста метрах от могилы брата. На обеих
могилах — по черному надгробному камню. После смерти они опять рядом.
* * *
Обычно два раза в год, на день рождения и на день смерти ЕМ мы
с матерью и моим братом Евгением приходим на могилу ЕМ. Пока была
жива Елена Константиновна, не раз встречали ее там. Она всегда была
одна. Мы с ней молча стояли по разные стороны от могилы. Потом мы
шли к могиле Ильи Михайловича, а далее — к могиле их общего друга
академика Александра Иосифовича Шальникова.
Незадолго до операции ЕМ завещал все имущество своей жене Зинаиде
Ивановне. Но сказал ей: «Если сочтешь нужным, отдай мои новые „Жигули"
Мише, у него старая машина». ЗИ так и сделала. Миша поблагодарил. Но
потом выяснилось, что нужно заплатить налог на дарение, который был не
менее месячной зарплаты профессора того времени. Миша попросил,
чтобы это сделала ЗИ. Она заплатила. У них сохранились добрые отношения.
Изредка он звонил, примерно раз в год ее навещал, приходил даже с
дочерью Аленой. Потом как-то пришел один, рассказал, что у него крупные
семейные неприятности, он вынужден развестись. Затем он опять женился.
Года два спустя после смерти ЕМ Михаил пришел к ЗИ и сказал, что
папа где-то хранил золотые монеты, оставшиеся еще от деда, Михаила
Ильича. ЗИ ответила, что о монетах не знает. Возможно, папа их
продал, чтобы купить Мише квартиру или новую машину, приобретенную
незадолго до операции. Зачем я об этом пишу? В общем смысле можно
ответить, что ведь это очерк о Е. М. Лифшице, значит, и о его семье, о том,

46
Глава 1. Е. М.Лифшиц: с Ландау и без
насколько, я считаю, благородными были его поступки в отношении
своей первой жены и сына, а для меня Михаил, несомненно, является сыном
Евгения Михайловича.
8. Постскриптум
В 2007 г. неожиданно появилась новая причина, для того чтобы дать
дополнительные пояснения. Она состоит в том, что «разглашение» мной
«семейной тайны» Е. М. Лифшица вменено мне в вину в публикации Г.
Горелика в Интернете [2007], и он наверняка будет и дальше муссировать
это обвинение. Я приведу здесь свои контраргументы из ответа Горелику,
причем не просто общие фразы, а еще и некоторые детали о людях и
событиях из жизни ЕМ [Горобец, 2007].
По мне, пусть бы эта тайна семьи и осталась тайной навсегда,
если бы был мир. Но началась война семей. А у нее другие законы. Войну
объявила семья покойного Ландау семье Е. М. Лифшица, втоптав его тень
в грязь в семейной книге Коры. Можно ли допустить, чтобы
историческая личность ЕМ вошла в память о нашей эпохе, в историю науки такой,
какой представлена в книге жены Ландау, которую издал сын Ландау?
Тогда, когда сам Евгений Михайлович уже не может защитить себя. Кто
из родственников и друзей Лифшица открыто, в печати, встал на его
защиту, провел анализ клеветнических обвинений на основе сопоставления
с бесспорными фактами? Может быть, хотя бы попытку сделал Михаил
Березовский, его сын? Или ученики и друзья ЕМ? Или, наконец,
Горелик, приехавший в Москву из Бостона, получивший возможность (не без
моего содействия) по два-три месяца в году жить и творить в идеальных
условиях, в кабинете Е. М. Лифшица, имевший неограниченный и
неконтролируемый доступ к его архивам? Потому что он еще в 2000 г. пришел
к нам в семью и заявил, что взялся написать правдивую книгу о Ландау
и Лифшице (подробности см. в Интернете [Там же]). Прошло восемь лет.
За это время Горелик написал заметку «Подлинный Ландау» в
«Московских новостях» (2003, вып. 1, она же размещена в Интернете [Горелик,
2002]). В ней он защитил честь Лифшица тем, что обвинил Кору в
«женской логике» и «отсутствии у нее малейших представлений обо всех этих
научных материях». Разве такая «защита» нужна, когда человека обвиняют
в воровстве денег, подарков, пишут, что он бездарен и еще хуже
(произносить не хочу)? Это имитация зашиты. А нужен анализ клеветы, бесспорные
аргументы доброкачественности и уровня защищаемого лица.
Необходимо доказать на достоверных жизненных событиях, что Е. М.Лифшиц —
абсолютно честный и благородный человек, а не такой, каким его
представила семья Ландау в книге Коры. И все же я не стал бы использовать
в качестве защитного оружия упоминаемую Гореликом семейную тайну,
если бы были выполнены следующие условия:
— была бы жива первая жена Лифшица Елена Константиновна, о
которой я слышал как о приличном человеке;

8. Постскриптум
47
— Михаилу Березовскому было бы не более лет 20 от роду. Но ему уже
за 60. А смена им фамилии Лифшиц на Березовский — тоже факт,
говорящий о том, что вряд ли для него такой уж шокирующей будет
опубликованная информация;
— наконец, если бы Михаил, с момента выхода книги Коры, предпринял
какие-то шаги в защиту отца, например, позвонил бы ЗИ и сказал что-
то вроде: «Давайте с Вами вместе подумаем, что мы можем сделать.
Может быть, хотя бы напишем письмо в какую-нибудь газету». У меня
есть моральное право так говорить, потому что тогда я сам впервые
обратился в НГ-Наука, и мою статью о «сексоте» там сразу напечатали.
Но Михаил Евгеньевич не шевельнул и пальцем для защиты отца.
Ни разу за все эти семь лет.
Когда в 2000 г. я стал активно помогать Горелику в написании его
«книги о Ландау», то однажды спросил его: «А Вы слышали что-нибудь
особенного о сыне Евгения Михайловича Мише?» Он ответил: «Если Вы имеете
в виду особенность его появления на свет, то мне об этом рассказала ЗИ».
Я спросил: «Она рассказала, чтобы Вы опубликовали эту историю в
будущей книге?» Ответ: «Пока нет. ЗИ этого не хочет. Но книга будет готова
еще не так скоро. Думаю, мы с ней еще вернемся к этому вопросу». Мой
новый вопрос: «Вы согласны, что такая публикация была бы сильным
козырем, показывающим благородство Лифшица?» Горелик: «Конечно».
Тогда я предложил: «Давайте так: я со своей стороны, а Вы со своей,
постараемся убедить ЗИ, что это надо опубликовать. Ведь после книги Коры
нужны самые сильные средства, чтобы защитить память ЕМ. Придется
пожертвовать семейной тайной». И тогда вдруг Горелик мне сообщил то,
чего я не знал: «Видите ли, это не такая уж тайна. О ней знают еще
несколько людей. Например, знает Лида Лифшиц».
Я тогда понял Горелика так, что он говорил об этом с Лидой Лифшиц.
Но я ошибся, они, оказывается незнакомы. Он узнал это от ЗИ, которая
ему также поведала, что еще несколько харьковчан в курсе этого.
Подчеркну, что ЗИ не хотела травмировать Михаила и соглашаться на публикацию.
Сначала я с ней соглашался. Но недавно сказал: «Решай, что дороже —
защищать честь оклеветанной исторической личности, твоего мужа, либо
молчать, сохраняя комфорт Миши. Который даже на кладбище к отцу
не ходит. Когда мы там бываем, то иногда видим еще только один букетик
от Вовы Гращенкова, его племянника, специально приезжающего из пос.
Пущино. К тому же уже человек 10-15 все равно знают об этой „тайне"».
Пусть же теперь многие тысячи читателей книг Ландау—Лифшица смогут
узнать, насколько высоким был нравственный уровень соавтора Ландау,
на которого вылила грязь семья последнего. Убежден, что это важный
фактор для читателя — знать правду об авторе Курса теорфизики.

Глава 2
И. М. Лифшиц — преемник Ландау
в «Физпроблемах»
Я всегда видел в Вас преемника Дау.
Академик П. Л. Капица!)
Илья Михайлович Лифшиц (1917/1918-1982)
родился 13 января 1917 в Харькове. В 16 лет
поступил на физико-механический факультет
Харьковского механико-машиностроительного
института. Одновременно занимался в консерватории.
В 1935-1936 экстерном сдал экзамены по
программе отделения математики
физико-математического факультета Харьковского университета.
В 1937-1969 работал в УФТИ, где с 1941
заведовал теоротделом. С 1944 — профессор ХГУ,
с 1964 — профессор МГУ. С 1968 и до
конца жизни — заведующий теоротделом Института
физпроблем в Москве, где до него эту должность занимал Л. Д.
Ландау. Возглавлял Научный совет по физике твердого тела Академии наук
СССР. Первые публикации И. М.Лифшица — по математике. Первая
научная работа по теоретической физике — «Теория рассеяния X-лучей
кристаллами переменной структуры». В 22 года стал кандидатом наук,
в его диссертации были вычислены корреляционные функции в твердых
растворах. В 25 лет защитил докторскую диссертацию «Теория
оптического поведения неидеальных кристаллических решеток в
инфракрасной области». В 1948 избран членом-корреспондентом АН Украины,
в 1967 — академиком АН Украины, в 1960 —
членом-корреспондентом АН СССР, в 1970 — академиком АН СССР. Лауреат Ленинской
премии (1967) — за теорию электронных спектров металлов (создание
«фермиологии»). Создал теорию квантовых кристаллов и жидких
кристаллов. Лауреат премии им. Л. И. Мандельштама (1953). Разработал
теорию фазового перехода «2,5-го рода» (1960) и создал теорию за-
родышеобразования. Создал теорию электронных спектров
неупорядоченных систем (премия им. Ф. Саймона Английского физического обще-
' Из письма И. М. Лифшицу с приглашением в Институт физпроблем (цит. по кн.
[Илья..., 2006. С. 668].

1. О науке
49
ства, 1962), физическую теорию полимеров и биополимеров. Основные
монографии: «Электронная теория металлов» (И.М.Лифшиц и др., М.:
Наука, 1971); «Введение в теорию неупорядоченных систем» (И. М. Лиф-
шиц, С. А. Гредескул, Л. А. Пастур, М.: Наука, 1982; авторы
отмечены Государственной премией УССР, 1985), научно-популярная
брошюра «Квазичастицы» (И.М.Лифшиц, М. И. Каганов, 1976). К
харьковской школе теоретической физики И. М. Лифшица относятся: М. Я. Аз-
бель, Ф. Г. Басе, В. П. Галайко, С. А. Гредескул, Р. Н. Гуржи, Е. В. Инопин,
Э.А. Канер, М. И. Каганов, В. М. Конторович, А. М.Косевич, И.О. Кулик,
Л. А. Пастур, В. И. Пересада, В. Г. Песчанский, Л. Н. Розенцвейг, Г. Г.
Сергеева, В. В. Слезов, А. А. Слуцкин (мл.), Г.И.Степанова, Л. В. Танатаров,
В.В.Ульянов, В. М. Цукерник2). К ученикам И. М. Лифшица московского
периода относятся А. Ф. Андреев, А. Ю. Гросберг, А. Р. Хохлов.
Похоронен на Кунцевском кладбище, в Москве (в ста метрах
находится могила Е. М. Лифшица). В 2006 г. издан монументальный сборник
«Илья Михайлович Лифшиц. Ученый и человек» (ННЦ «ХФТИ»).
1. О науке
«Илья Михайлович никогда не был ничьим учеником. <Он> назвал
имена троих человек, которые оказали на него большое влияние и
которых он считал своими учителями в жизни. Это были Я. И. Френкель,
М. А. Леонтович и И. Г. Петровский». Так написал в своей мемуарной
статье о И. М. Лифшице (ИМ) его харьковский ученик С. А. Гредескул, ныне
профессор университета в г. Беэр-Шева (Израиль) [Илья..., 2006. С. 633].
Вместе с тем И. М.Лифшиц был одним из двух преемников Л.Д.Ландау,
возглавивших физиков-теоретиков в УФТИ после отъезда оттуда самого
Ландау (вторым был А. И. Ахиезер). Школа теоретиков И. М. Лифшица,
хотя и не была частью школы Ландау, но тесно сотрудничала с ней. Все
статьи ИМ и его учеников в Докладах АН СССР были представлены
Л.Д.Ландау.
Одним из первых начал создавать историко-научный портрет И. М.
Лифшица его ученик профессор Моисей Исаакович Каганов, в его книге
о школе Ландау большая глава посвящена И. М.Лифшицу [Каганов, 1998].
«Больше 35 лет я был близок к ИМ», — писал М. И. Каганов.
Перефразируя высказывание Больцмана о Кирхгофе, он выразился так: «В его жизни
не было великих событий. Великие события происходили в его голове»
[Каганов, 1998. С. 166].
В 2006 г. вышел мемуарно-научный том, целиком посвященный
И. М.Лифшицу, выдающемуся физику нашего времени, как сказал о нем
президент Академии наук Украины Б. Е. Патон в своем предисловии
[Илья..., 2006. С. 5]. Сам факт появления на Украине этого тома делает
честь не только И. М.Лифшицу, но и коллективу Национального научного
' По статье А. М. Косевича в книге [Илья..., 2006. С. 600].
4 Заказ 1210

50 Глава 2. И. М.Лифшиц — преемник Ландау в «Физпроблемах»
центра «ХФТИ» (в прошлом — УФТИ), который пошел на финансовые
и трудовые затраты по созданию и изданию огромного прекрасно
оформленного труда 3\
«Илья Михайлович прожил счастливую жизнь. Она вся уместилась
во времена советской власти, когда вершину социальной лестницы
занимали ученые, писатели, режиссеры, конструкторы, а не буржуазия,
талантливая в собственном обогащении», — написала 3. И.Фрейдина, жена
ИМ, в начале своей мемуарной статьи в этой книге (слова, нетипичные
для либерального слоя постсоветской интеллигенции).
Как и Евгений Михайлович (ЕМ), ИМ окончил
физико-механический факультет Харьковского механико-машиностроительного института
(1937). По новаторскому содержанию и качеству учебного процесса этот
факультет был аналогом знаменитого одноименного факультета в
Ленинградском политехническом институте, кузнице лучших кадров физиков
СССР в довоенные годы. На последнем курсе ИМ стал работать в УФТИ,
в лаборатории И. В. Обреимова, ведущего спектроскописта страны.
Первые пять научных статей ИМ, посвященные математике, были связаны
с его подготовкой к сдаче экстерном программы математического
отделения физмата ХГУ, в котором параллельно учился ИМ. Первые же
публикации ИМ по физике были основаны на результатах его работы в УФТИ
по развитию теории фазовых переходов 2-го рода (по Ландау). В этой
области ИМ стал развивать свое.оригинальное направление — квантовую
статистику неидеальных кристаллов. Любопытна форма представления
ИМ кандидатской диссертации в 1939 г.: «Диссертация <...> представляет
собой папку с двумя оттисками работ <...>. На одном из них
написано „Глава 1", на другом: „Глава 2"» (см. С. Гредескул в кн. [Илья..., 2006.
С. 12]). Тогда было вполне допустимо то, что сейчас кажется немыслимым.
Став кандидатом наук, ИМ начинает преподавать на кафедре
теоретической физики в ХГУ и получает там звание доцента. Вскоре он становится
докторантом, и его выдвигают на Сталинскую стипендию <не сказано,
была ли она в итоге присуждена ему. — Прим. Б. Г.>. Для этого полагалась
рекомендация. Ее дал Я. И.Френкель, написав, что ИМ — это
«исключительно талантливый молодой специалист, который работает в труднейшем
направлении теории вероятностей, развивая теорию многомерных
марковских цепей в применении к физике твердых растворов и сплавов, их
свойств в оптической области спектра». Френкель предсказывал, что ИМ
выполнит докторскую работу гораздо быстрее, чем это предусмотрено
сроком докторантуры (три года) [Там же]. Действительно, уже 28 мая 1941 г.
ИМ защитил в ХГУ докторскую диссертацию по теории неупорядочен-
' Поскольку все познается в сравнении, отметим, что ХФТИ сделал то, чего не сделал
московский Институтфизпроблем (возглавляемый ныне учеником И. М.Лифшица А.
Ф.Андреевым), куда И.М.Лифшиц перешел из ХФТИ и где заведовал в течение 14 лет отделом
теоретической физики. Памятный акт со стороны УФТИ-ХФТИ-ФТИНТ тем более
трогателен, что после переезда в Москву в 1969 г. Илья Михайлович лишь однажды за 13 лет,
в 1970 г., посетил Харьков.

1. О науке
51
ных конденсированных систем. Его оппонентами были Я. И. Френкель,
М.А.Леонтович и К.Д.Синельников.
Как уже подробно писалось в нашей книге [Горобец, 2006; 2008 6],
в конце 1930-х гг. УФТИ был разгромлен, шесть человек было
расстреляно в 1937 г., в том числе и В. С. Горский, сотрудник И. В. Обреимова, —
причем он не дал признательных показаний в НКВД и никого не
назвал «сообщниками». Сам И. В. Обреимов был арестован в июле 1938 г.,
но освобожден в мае 1941 г. (письма в правительство в его защиту
писали П. Л. Капица, С. И. Вавилов, А. Ф. Иоффе, В. Л. Комаров). Из лагеря
И. В. Обреимов отправил 26 апреля 1940 г. письмо академику С. И.
Вавилову как депутату Верховного Совета СССР, в котором, в частности,
были такие фразы: «У меня осталась в Харькове сильная группа
учеников, которые в мое отсутствие смогут дальше развивать эти работы. Это
Р. И. Гарбер, И. М. Лифшиц, К. Г. Шабалтас, А. Ф. Прихотько и, особенно,
если бы удалось вернуть его к работе, В. С. Горский, которого я считаю
исключительно сильным физиком с признаками гениальности» (из статьи
Т. К. Литинской в кн. Обреимов И. В. Избранные труды. Молекулярная
физика. Оптические методы. М.: Наука, 1977. С. 14; здесь цит. по кн.
[Илья..., 2006. С.58]).
В конце 1941 г., находясь вместе с УФТИ в эвакуации, в Алма-Ате,
И. М. Лифшиц назначается заведующим теоретическим отделом этого
института. Давая ему научную характеристику, Л.Д.Ландау написал: «Я
хотел бы отметить при этом свойственную И. М. Лифшицу совершенно
исключительную среди физиков-теоретиков не только в Советском Союзе,
но и в мировом масштабе широту математического кругозора» (из архива
И. М. Лифшица, цит. по книге [Илья..., 2006. С. 14]). Другие рекомендации
дали Я.И.Френкель и И.Е. Тамм. Приведу слова И. Е. Тамма о
«совершенно необычных темпах его <ИМ> научной работы — в течение трех
лет после окончания ВУЗа он блестяще защитил не только кандидатскую,
но и докторскую диссертацию, являющуюся несомненным
доказательством его научной зрелости и исключительной даровитости» [Там же].
В начале 1943 г. И. М. Лифшицу присваивают звание профессора,
а в апреле 1944 г. он принимает заведование кафедрой статистической
физики ХГУ Позже в название кафедры была включена еще и
электродинамика. Ученик ИМ профессор С. А. Гредескул, посвятивший ИМ два
больших очерка в книге о нем, пишет о лекционном курсе И. М. Лифшица
следующее:
<...> Некоторые мои сокурсники считали, что курс слишком сложен,
писали даже жалобы в деканат, однако декан факультета В. И.Хоткевич
заявил: «Вам читает лекции один из лучших физиков Союза.
Непонимающим и недовольным в университете не место» [Там же. С. 623].
Примыкая к школе Ландау, сам ИМ не был его прямым учеником,
не сдавал ему теорминимума, так как, по-видимому, у него не было такой
необходимости в смысле приобретения собственного высшего профес-
4*

52 Глава 2. И. М. Лифшиц — преемник Ландау в «Физпроблемах»
сионального уровня. У ИМ был свой курс теорминимума, который ему
сдавали его ученики. Вот что рассказывает на эту тему М.Я. Азбель:
Когда Исаак Халатников, которого я считал самым известным
физиком среди советских коммунистов, в 1955 году посетовал на то, что
я не сдавал ему теорминимум, я обиделся за Ильмеха, который принимал
у меня теорминимум, и радостно согласился: «Идет! Я — тебе, а ты —
мне!» Взаимный экзамен не состоялся, но это не помешало Халатникову
зачислить меня впоследствии <...> заведующим сектором Института
теорфизики имени Ландау [Илья..., 2006. С. 589].
Одновременно с преподаванием ИМ руководит теоротделом УФТИ.
Здесь в первое послевоенное десятилетие ИМ со своими учениками
создает новое направление в теоретической физике — теорию
неупорядоченных систем, включающую в себя теорию кристаллов с дефектами. «Он
приложил большие усилия для трансформации этой области, раньше
чисто эмпирической и мало интересной для теоретиков, в одно из наиболее
важных направлений современной теории конденсированного состояния»
(слова Ю. М. Кагана в кн. [Там же. С. 665]). В рамках этой теории
«была поставлена и полностью решена проблема спектра квазичастиц при
локальных возмущениях, получены формулы для измененных
характеристик неупорядоченного кристалла и, наконец, в 1955-1957 гг. построена
теория разложения термодинамических величин кристалла с примесями
по степеням их концентрации. <...> В 1963 г. <...> им была предложена
модель структурного беспорядка, называемая сейчас моделью Лифшица,
и исследована примесная зона спектра этой модели» [Там же. С. 624]. ИМ
разработана теория физики реальных кристаллов. Введено понятие само-
усредняемости физических величин в них и доказана их эргодичность.
Этот цикл работ имел и прикладное значение для материаловедения.
Была построена количественная теория диффузионного распада
пересыщенных твердых растворов и диффузионного спекания, выяснена их
кинетика (совместно с В. В. Слезовым). Чистый компонент, концентрация
которого превышала критическое значение, выделялся сначала в форме
зерен, но, начиная с некоторого этапа, основным процессом
становилась коалесценция, т. е. поглощение мелких зерен крупными.
Примечательно, что эти работы стали у И. М. Лифшица самыми цитируемыми
[Там же. С. 31]. Дальнейшими ответвлениями теории неупорядоченных
систем явилось выяснение кинетики залечивания пор в кристалле
(совместно с Я. Е. Гегузиным на кафедре физики кристаллов ХГУ),
образования и формы макроскопических ступеней на поверхности
кристалла при их росте (совместно с А. А. Черновым в Институте
кристаллографии АН).
Отметим участие ИМ в спецработах Лаборатории № 1 (начальник —
директор ХФТИ К.Д.Синельников) в рамках Атомного проекта. ИМ
руководил теоретическими исследованиями радиационных нарушений в
материалах. Лаборатория разрабатывала также новую мощную вакуумную
технику, в связи с чем ИМ выполнил (совместно с Л. Н. Розенцвейгом)

1. О науке
53
необычную для физика-теоретика инженерную работу «К теории
пароструйного вакуумного насоса», которая была опубликована в 1952 и 1955 гг.
в «Журнале технической физики». Здесь помогли его технические знания,
полученные на физмехе ХМ МИ.
В интервале 1952-1963 гг. ИМ с сотрудниками создает
принципиально новое направление в электронной теории металлов, которое стало
называться фермиологией. Название восходит к великому физику Э.
Ферми, а суть заключается в разработке детального алгоритма построения
поверхностей Ферми для электронов в металле (это поверхность в
пространстве квазиимпульсов электронов с равной энергией, выше которой
электронов нет при абсолютном нуле температур). Поверхности строятся
исходя из экспериментально наблюдаемых гальваномагнитных
характеристик металлов. В 1948 г. ИМ вводит геометрический язык в электронную
теорию металлов: изоэнергетическая поверхность, особые точки, опорные
плоскости. В работе, опубликованной в 1954 г. совместно с выдающимся
математиком-геометром А. В. Погореловым, была получена общая форма
поверхности Ферми, определяемой по осцилляциям магнитной
восприимчивости в металле. В 1955 г. появляется «электронный аналог» этой
работы (совместно с В. И. Пересадой). Далее, в 1956 г. опубликована
теория гальваномагнитных явлений в сильных магнитных полях,
которую также называют ЛАК-теорией (Лифшица—Азбеля—Каганова). При
ее создании Азбелем было впервые решено кинетическое уравнение для
функции распределения электронов в металле, в магнитном поле, Лиф-
шицем введены новые динамические переменные в это уравнение и тем
самым доказана правильность решения, Кагановым привлечены и
обработаны экспериментальные гальваномагнитные характеристики металлов.
В результате в УФТИ впервые получены конкретные поверхности Ферми
для десятков металлов и проведена их типизация (открытые, закрытые).
Эти работы проводились во взаимодействии с мощной экспериментальной
лабораторией низких температур УФТИ, возглавляемой Б.Г.Лазаревым.
Осцилляционные свойства определялись в группе Б. И. Веркина,
гальваномагнитные — в группе Е. С. Боровика, высокочастотные — в группе
А.А.Галкина [Илья..., 2006. С.21]).
Ландау не верил в то, что кинетические гальваномагнитные
характеристики металлов могут содержать какую-либо полезную информацию
о поверхности Ферми. «По его мнению, накопление дополнительных
экспериментальных данных по гальваномагнитным явлениям было
чистой воды „зоологией", не допускающей плодотворной систематизации»
[Там же. С. 23] (см. также в книге «Физика войны и мира», Глава 1). Вот
как красочно описана Б. Г.Лазаревым эта коллизия, к счастью,
благополучно разрешившаяся:
На семинарах Е. С. Боровик постоянно пикировался по этому поводу
с И. М. Лифшицем, который стоял на позиции, высказанной Л.Д.Ландау
на Киевском криогенном совещании <в 1956 п>: «Этим бессмысленно
заниматься». Но, наконец, Илья Михайлович согласился: «Из этих явлений

54 Глава 2. И. М.Лифшиц — преемник Ландау в «Физпроблемах»
можно выработать суждение о поверхности Ферми», и решил: «Поеду к
Л.Д.Ландау». При их разговоре присутствовал Н. Е. Алексеевский. Потом
он мне рассказывал: «Картина была страшная. Как только Леля начал
говорить, Ландау на него рявкнул и обрушился всем своим гневом. Но Леля
<...> осмелился <...> отстаивать свою правоту. Произошло „укрощение
Льва" и, в конце концов, Ландау сдался: „Леля, ты прав"» (цит. по кн.
[Илья..., 2006. С. 25]).
С помощью фермиологии был, в частности, объяснен эмпирический
закон Капицы о линейном увеличении сопротивления металлов при
возрастании магнитного поля. И. М.Лифшицем и В. Г. Песчанским были
исследованы угловые зависимости гальваномагнитных свойств от поля,
выявлена их связь с топологией открытой поверхности Ферми и
выяснено, что усреднение по ориентациям кристаллитов в поликристаллической
среде металла приводит к закону Капицы.
Дальнейшее развитие фермиологии привело к принципиальному
расширению рамок теории фазовых переходов, созданной Ландау.
Увеличение примесей в металле или содержания в сплаве некоторого компонента
может привести к разрывам поверхности Ферми, возникновению в ней
полостей и перемычек. При этом скачком изменяется
термодинамический потенциал системы, происходит, как стали говорить, электронно-
топологический фазовый переход. Теплоемкость, добавка к
сопротивлению, термический коэффициент давления изменяются совершенно иначе,
нежели при фазовых переходах второго рода. Открытые переходы стали
называть фазовыми переходами «двух-с-половинного» рода.
И. М.Лифшиц внес принципиальный вклад в теорию фазовых
переходов второго рода, выяснив детальную кинетику перехода в
сверхпроводящее состояние: «Перестройка решетки при упорядочении происходит
не путем однородной релаксации или зародышевого механизма, а
посредством <...> образования паутиноподобных упорядоченных областей и их
последующего разбухания» [Там же. С. 33].
Выдающийся вклад И. М. Лифшица в теорию твердого тела получил
общемировое признание: в 1957 г. он был включен в состав комиссии
по физике твердого тела Международного союза чистой и прикладной
физики (IUPAP), в который входили почти одни лишь нобелевские
лауреаты. В 1961 г. ему присудили международную премию имени
Ф.Саймона Лондонского королевского общества. ИМ был вторым лауреатом
этой премии после Х.Лондона; кстати, впоследствии эту премию получил
и П. Л. Капица. Уровень премии можно проиллюстрировать следующим
забавным совпадением. Почти одновременно с вручением премии
Саймона И. М. Лифшицу состоялось награждение директора УФТИ К. Д.
Синельникова орденом Ленина. «ИМ зашел его поздравить, а Кирилл
Дмитриевич и говорит <...>: „Махнемся на Саймона?"» [Там же. С. 563]. Почти
такими же словами ответил ИМ на поздравление Евгений Михайлович,
награжденный в 1962 г. Ленинской премией совместное Л. Д. Ландау за их
«Курс». Но в 1967 г. И. М.Лифшиц догнал брата в этом вопросе — он был

1. О науке
55
награжден Ленинской премией за создание электронной спектроскопии
металлов.
С середины 1960-х гг. И. М. Лифшиц приступает к новому циклу
работ по теории биополимеров, он строит теорию с позиций физической
статистики. Учитывая, что реализации беспорядков в биополимерной
цепочке принципиально отличны от таковых в физических
неупорядоченных системах, ИМ предлагает новую трактовку сохранения биологической
информации в последовательности звеньев мономеров в полимерной
цепочке. Он вводит понятие линейной памяти, которая есть «фундаментально
кинетический феномен, состоящий в том, что первичная
последовательность биополимера остается неизменной не потому, что отвечает
наименьшей энергии, а потому, что кинетически арестована, запомнена и лишена
способности меняться» [Илья..., 2006. С. 43]. В этом смысле ИМ уподобил
биополимерную молекулу твердому телу. Однако в отличие от него
биологическая макромолекула не обладает пространственной периодичностью
и потому может рассматриваться как одна из реализаций неупорядоченной
системы с замороженным беспорядком. В больших масштабах времени
такая реализация подвержена мутациям.
Далее. «Он открыл аналогию полимерной статистики с квантовой
механикой частицы во внешнем потенциале, <...> пришел к уравнению типа
Шредингера. Отсюда, в зависимости от того, имеет уравнение Шрединге-
ра дискретный энергетический уровень или нет, <...> сразу же вытекало
существование двух принципиально различных состояний полимера —
клубка или глобулы» [Там же. С. 44]. Клубок и глобула трактуются как две
различные физические фазы.
По отношению к биофизическому циклу работ ИМ было много
скептиков с обоих флангов: физикам, мол, «это» неинтересно, а биологам
непонятно. Но крупнейшие биофизики Л. А. Блюменфельд и М. В. Воль-
кенштейн приняли работу ИМ с огромным энтузиазмом [Там же. С. 51].
27 мая 1968 г. И. М. Лифшиц получил письмо от П. Л. Капицы с
приглашением перейти в Институт физпроблем. В письме, в частности, говорилось:
<...> Как я сам, так и ведущие сотрудники нашего Института
будем рады, если вы будете руководить теоретическим отделом нашего
Института. Я всегда видел в Вас преемника Дау. <... > После травмы
<...> он уже не мог эти последние шесть лет вернуться к активной
научной работе, но ввиду его громадных заслуг я не считал возможным
освободить его от должности руководителя теоретической физики
нашего Института, даже если он занимал ее формально. Кончина бедного
Дау изменила ситуацию (цит. по кн. [Илья... 2006. С. 46]).
Илья Михайлович поблагодарил за высокую честь. Однако его
согласие не было безоговорочным. В ответном письме он написал, в частности,
что его «переезд должен быть согласован между АН СССР и АН УССР
так, чтобы это не рассматривалось как нарушение моих моральных
обязательств перед Украинской академией наук, академиком которой я был
избран в прошлом году, и перед институтом, в котором я работаю свыше

56 Глава 2. И. М.Лифшиц — преемник Ландау в «Физпроблемах»
тридцати лет» [Илья..., 2006.]. Преодолеть моральный барьер оказалось
нелегко. Тем более, что президент АН Украины Б. Е. Патон, которого
сразу же поставил в известность ИМ, обратился к нему с личным письмом.
Неофициальность обращения подчеркивалась тем, что президент прислал
письмо, написанное от руки. В предисловии к сборнику [Там же. С. 5]
есть следующие слова Б. Е. Патона:
Я понимал значение такого научного поста <в ИФП> для Ильи
Михайловича и, вместе с тем, конечно, жаль было расставаться в нашей
Академии, в Харьковском физтехе с таким замечательным ученым и
человеком, Я ответил П. Л. Капице, что никак препятствовать не буду. Пусть
решает эту задачу сам Илья Михайлович. После определенных колебаний
Лифшиц решился на переезд в Москву. Думаю, он принял единственно
правильное решение.
С 1968 г. И. М.Лифшиц стал руководить (совместно с И. М.Халатни-
ковым) московским семинаром Ландау. В ИФП он обратился к квантовой
теории дефектов в реальных кристаллах при сверхнизких температурах.
Он открыл (совместно с А.Ф.Андреевым) так называемые дефектоны —
возбуждения, связанные с нарушениями кристаллической структуры,
которые свободно движутся через весь кристалл, в отличие от классических
точечных дефектов, медленно диффундирующих, изредка
перепрыгивающих из позиции в позицию. Квантовая диффузия в кристалле при
сверхнизких температурах уподобляется свободному пробегу частиц в газе.
В кругах, близких к Ландау, И. М.Лифшиц считался экспертом по
математике, благодаря своему базовому математическому образованию и
блестящему владению математическим аппаратом. К нему нередко прибегали
как к арбитру на семинарах, если возникало затруднение у самого Ландау.
«ИМ легко разговаривал с математиками, и математики легко
разговаривали с ИМ — они понимали друг друга. В 50-70-е гг. прошлого века
создавалось то, что потом получило название „современная математическая
физика". В ее создании, благодаря общению с математиками, несомненна
роль И. М. Лифшица» [Каганов, 1998. С. 177]. Здесь имеется в виду
построение математического аппарата, вызванное потребностью решения
новейших задач квантовой электродинамики и хромодинамики, для чего уже
стало не хватать методов классической математической физики (методов
решения дифференциальных уравнений в частных производных с
применением специальных функций).В Москве ИМ был привлечен
И.Г.Петровским к соруководству семинаром Петровского на мехмате МГУ.
«Без физической интуиции математика бесплодна» — одно из
афористичных высказываний И. М. Лифшица, По-видимому, это чувствовал
и его друг математик И. Г. Петровский, склонявшийся в последнее
10-летие жизни к теоретической физике и всячески продвигавший И. М.
Лифшица. В контексте приведенного афоризма А. Ю. Гросберг вспоминает
случай, когда ИМ отказался от одного своего собственного результата,
безупречно доказанного математически, но которому он не мог дать
физического истолкования. Принципиально важным и по сей день является

2. О личности
57
исторический спор ИМ с выдающимся математиком И. М. Гельфандом
о применимости математики в биологии. «Израиль Моисеевич отстаивал
ту точку зрения, <...> что в биологию бестолку соваться с традиционной
математикой, а ИМ говорил об опыте теории конденсированного
состояния, где объекты, хоть и безмерно проще биологических, но безнадежно
сложны для прямолинейного применения математики, и где продвижение
тем не менее возможно благодаря физическому пониманию». И еще один
показательный случай. А. Ю. Гросберг бился над некой задачей,
посоветовался с ИМ, но и тому было неясно, как поступить. Тогда младший
спросил у старшего: «Может быть, стоит спросить у математиков?» — «Ну
спросите, если хотите, — пожал плечами ИМ, — но по моему опыту это
обычно бесполезно» [Илья..., 2006. С. 642-663]).
В 1973 г. ИМ построил полную теорию перехода «спираль—клубок»
для гетерополимера с произвольно зафиксированной
последовательностью звеньев. Она на вероятностном уровне описывала сворачивание в
клубок, например, двойной спирали молекулы ДНК. При этом в основу
расчета была положена теория случайных блужданий броуновских частиц
по Эйнштейну—Смолуховскому: длина свободного пробега частицы
уподоблялась средней длине почти прямолинейного участка из звеньев
сверхдлинной молекулы, который можно выделить при сворачивании. Переход
«спираль—клубок», однако, не отвлек ИМ от его главного направления
в физике биополимеров — от теории глобул. Она началась с построения
ИМ теории гомополимерных структур «полимер из одинаковых мономеров»
и была обобщена учениками ИМ уже после его кончины на гетеропо-
лимерные структуры с произвольной замороженной последовательностью
мономеров.
Теория глобул проникла и в физику синтетических химических
полимеров, в которой ранее использовалась только гауссовская статистика
для попарных взаимодействий мономеров (сценарий Флори). Оказалось,
что и статистика глобул по сценарию Лифшица также правомочна в ряде
случаев, что определяется характером взаимодействия между мономерами.
Полимерная школа И. М. Лифшица стала известна и почитаема в мире,
она представлена А. Ю. Гросбергом, А. Р. Хохловым и другими [Там же.
С. 52-53].
2. О личности
ИМ не был диссидентом. В том смысле, что не делал публичных
заявлений о своем несогласии с происходящим в стране. Но никогда
не выступал «за», не говорил бессмысленных, точнее, имеющих лишь
смысл клятвы верности, слов <...>. Непроизношение трафаретных, стертых
слов и фраз — очень важная характеристика <...>. Примером поведения
для ИМ служили П. Л. Капица, И. Г. Петровский, М. А. Леонтович [Каганов,
1998. С. 169].

58 Глава 2. И. М.Лифшиц — преемник Ландау в «Физпроблемах»
Действительно, Е. М.Лифшиц рассказывал, что ни он, ни ИМ не
подписали ни одного письма с осуждением А. Д. Сахарова и других борцов
за права человека. Корректная мотивировка отказа была такая: «Я
коллективных писем не подписываю, а с материалами, выпущенными
А.Д.Сахаровым, я незнаком». Последнее, конечно, было неправдой. ЕМ и ИМ
считали, что в отместку власти могут перестать их выпускать за рубеж,
однако вряд ли будут предприняты более жесткие меры; но обходилось
даже без этого.
С. А. Гредескул вспоминает, что на банкете в честь 60-летия ИМ он
встретил М. Я. Азбеля. «Он уже давно был „в отказе" и в конфликте
с властями, его приглашение было в известной степени вызовом, но Илья
Михайлович <...> никогда не поступался своей совестью» [Илья..., 2006.
С. 633]. За два года до этого, «когда Азбелю грозило увольнение из МГУ
за активную поддержку арестованных Ю. М.Даниэля и А.Д.Синявского,
ИМ употребил все свое влияние на ректора МГУ И. Г. Петровского, чтобы
воспрепятствовать этому» [Там же. С. 74].
Была у ИМ важная черта: он «не лез в начальство» <...>. Его
честолюбие (а он был честолюбив) удовлетворялось научными достижениями и,
возможно, собранной им коллекцией марок — одной из лучших в СССР
[Каганов, 1998. С. 170].
И далее:
Никогда Ильмех не раздражался, не понукал, не удивлялся
непонятливости учеников. Готовность разъяснять, учить, а не поучать, делала его
замечательным руководителем. Его превосходство над учениками было
очевидно, но ощущали это мы — ученики, а не он - учитель. Точнее,
конечно, ощущал, но не проявлял. От него никто не слышал окрика,
насмешки. Похоже, он всегда боялся задеть человеческое достоинство
того, с кем говорил, даже если видел некомпетентность своего
собеседника [Там же. С. 1 72].
«Органической частью его безупречной интеллигентности была,
естественно, и его приверженность истине. <...> Интеллигентная мягкость
ИМ была его человеческой сутью. <...>. В нем было много человеческого
достоинства и ни грана снобизма», — констатирует членкор РАН А. А.
Чернов. Сравнивая стили школ И. М.Лифшица и Л.Д.Ландау, он замечает:
«Конечно, интеллигентная доброжелательность ИМ не была
единственным стилем „золотого века" физики. Был и стиль жесткой конкуренции
школы Ландау, который стимулировал молодежь, особенно людей с
сильным характером...» [Илья..., 2006. С. 613]. А.А.Чернов вспоминает свой
разговор с ИМ после одного из семинаров, на котором он «сделал доклад
и была бурная дискуссия, и один из самых ярких и талантливых учеников
ИМ <имеется в виду, вероятно, М. Я.Азбель> активно задавал критические
вопросы. Жесткие замечания, сделанные, думаю, просто в силу природной
запальчивости и достаточно большой самоуверенности спрашивающего,

2. О личности
59
носили оттенок недоброжелательности. <...> ИМ был огорчен: „Ну
почему ему хочется видеть всюду только недостатки?" — с грустью сказал
ИМ» [Илья..., 2006. С.612]4>.
Отмеченные основные черты личности ИМ позволяют понять
некоторые отдельные его поступки, нетипичные для адепта школы Ландау с ее
признаками тоталитарного духа. Так, ИМ игнорировал бойкот,
объявленный Л. М. Пятигорскому школой Ландау с конца 1935 г. У Пятигорского
были с ИМ общие статьи, одна из них перепечатана в мемориальном
сборнике [Там же. С. 175]. Это — текст доклада «О динамических и
статистических закономерностях квантовой механики». Статья написана с
позиций боровской трактовки физических измерений, которая подвергалась
бешеным нападкам со стороны советских философов и некоторых
физиков на рубеже 1940 - 1950-х гг. Доклад был сделан в 1952 г. в Харькове
в накаленной обстановке на совещании по философским проблемам
современной физики. Авторы четко выступили в защиту Эйнштейна и
копенгагенской школы.
Еще один нетипичный случай подмечен С. А. Гредескулом. На
банкете в 1967 г. по случаю присуждения ИМ Ленинской премии Гредескул
«несколько удивился, увидев в числе приглашенных А. И. Шпетного. <...>
Впоследствии выяснилось, что А. И. Шпетный в 1937-1938 гг. в течение
некоторого времени был директором УФТИ и повел себя в то смутное
время как умный и исключительно честный человек. Этим
приглашением Илья Михайлович в какой-то степени отдавал дань его мужеству
и порядочности» [Там же. С. 628]. В действительности, А. И. Шпетный
был директором дольше, в 1937-1944 гг., т.е. ИМ его еще застал, придя
в УФТИ. Как говорили некоторые элитные сотрудники УФТИ, Шпетный
был «двойником Давидовича» (врага Ландау в 1935 г.), он не был
ученым, а был типичным партийным выдвиженцем. Последнее правильно:
в 1930-е гг. Шпетный даже преподавал «ленинизм» в Украинском
заочном институте марксизма-ленинизма. Тем не менее, он окончил «физмех»
ХММИ, поступил в аспирантуру УФТИ, защитил там диссертацию по
рассеянию нейтронов на ядрах [Ранюк, 2001. С. 282]. Думается, в отношении
к Пятигорскому и Шпетному Илья Михайлович проявил редкое
благородство и культуру обращения с людьми, в биографиях которых были
теневые стороны, не прощавшиеся Ландау и другими непримиримыми
его последователями. Тогда как Илья Михайлович реализовал на
практике евангельскую заповедь: «Не судите, да не судимы будете».
Когда пишут о жизни Ильи Михайловича, то обычно еще
отмечают, что он был одним из наиболее авторитетных филателистов в СССР.
Дважды его коллекции получали высшие награды — медали — на
филателистических выставках, в частности, коллекция «классики» (европейских
марок XIX века) считалась лучшей в СССР. К теме коллекционирования
относится следующий рассказ о необычном событии в жизни семьи ИМ,
услышанный мной от Е. М.Лифшица.
По-моему, А. А. Чернов достаточно прозрачно намекает на М. Я. Азбеля. — Б. Г.

60 (лава 2. И. М. Лифшиц — преемник Ландау в «Физпроблемах»
Денежная стоимость коллекции ИМ была очень высока. В связи
с этим в начале 1970-х гг. имела место попытка ограбления его квартиры
в здании МГУ на Ленинских горах. ИМ не было дома. В квартиру позвонил
и потребовал открыть дверь «сотрудник КГБ». Жена ИМ 3. И.
Фрейлина не растерялась и проявила сообразительность, не поддавшись на
совсем не очевидную провокацию. «Гость» предъявил через дверную щель
удостоверение прапорщика КГБ. Однако супруга ИМ сообразила, что
к академику не могли направить «унтера», да еще без предварительного
уведомления. Она ему заявила, что пусть ей позвонит из органов старший
офицер, начальник этого прапорщика, иначе она дверь не откроет. «Гость»
ушел. Тогда она сама позвонила в КГБ, где ей подтвердили, что никаких
людей к И. М. Лифшицу не посылали и вопросов к нему не имеется.
Из КГБ сообщили в милицию. Прибывший наряд установил, что
грабитель проник незамеченным через черный вход элитного здания. Супруге
Лифшица дали понять, что она по всей вероятности спасла свою жизнь,
не открыв двери.
На 60-летии ИМ с куплетами выступил В. М. Конторович. Вот
последний куплет [Илья..., 2006. С.629]:
Я маркам отдал жизни половину,
За первый лист отдам последний грош,
Всю премию на это дело кину —
Эй, Зоя, подержи мой макинтош!
(Пояснение: первый лист самых старых по каталогу английских
марок имел мало кто из филателистов, но ИМ его собрал.) После кончины
И. М. Лифшица о нем вспомнили не только ведущие физические
журналы СССР и мира, но и скромный журнал «Филателия в СССР» (ноябрь,
1982), в котором был помещен некролог, написанный геологом,
историком науки и известным филателистом А. М. Блохом. В нем были слова
о «редкой душевной доброте, сердечности и доброжелательности Ильи
Михайловича».
Оба брата Лифшицы были знатоками классической музыки. Они
учились музыке с детства. ЕМ неплохо играл на рояле, а ИМ стал почти
профессионалом. Он даже получил специальное музыкальное
образование. Но ЕМ перестал заниматься музыкой в 12 лет, сказав: «У Лельки это
лучше получается». ИМ до конца жизни не расставался с роялем. Как
вспоминает М. И. Каганов, ИМ «играл дома или на отдыхе, если в
санатории был хороший рояль. Играл Моцарта, Шопена, Баха, Бетховена,
а из современников — Прокофьева».
И еще одна сторона личности ИМ. В книге М. И. Каганова приводятся
следующие сведения о его подготовке к лекциям, по-моему, они будут
любопытны современным вузовским преподавателям [Каганов, 1998. С. 182].
Обладая энциклопедической памятью в физике, умея, почти как
никто, импровизировать у доски, ИМ серьезнейшим образом готовился
к лекциям. Попытки договориться с ИМ о встрече или даже о разговоре

2. О личности
61
по телефону за день до лекции, а тем более — в день лекции <...> всегда
кончались вежливым отказом: «У меня лекция...».
Недавно о таком же отношении к лекциям академика Г. Л. Ландсбер-
га рассказал его сын. Об этом я пересказал своим коллегам, которые
очень удивились. Сейчас им приходится нередко читать по две лекции
в день на разных курсах, а затем в тот же день проводить еще два-три
семинара с решениями задач. Кто-то после этого идет на вечерние курсы
для абитуриентов. Все быстро согласились, что практическое применение
в современной России упомянутого условия двух академиков привело бы
к немедленному краху всей системы высшего образования, построенной
на чудовищной эксплуатации преподавателей государством плутократов.
Дорабатывается старый советский ресурс, новые дельные преподаватели
почти не появляются. Тема эта безнадежная, но упомянуть о принципе
качественной подготовки к занятиям двух выдающихся ученых XX века
представляется уместным.
Начиная с 1967 г. Илья Михайлович перенес несколько инфарктов.
Последний, роковой инфаркт привел его к концу жизни 22 октября 1982 г.
На похороны приехали ученики ИМ из Харькова. В ИФП Е. М.Лифшиц
сказал С. А. Гредескулу: «Три дня тому назад пришла корректура вашей
статьи... Илья Михайлович успел просмотреть лишь половину — закончите,
пожалуйста» [Илья..., 2006. С.636]. Его похоронили на Кунцевском
кладбище в Москве, филиале Новодевичьего кладбища, в нескольких шагах
от могил Е. М. Лифшица, М. А. Леонтовича, И. В. Обреимова, А. И. Шаль-
никова.
P. S. Через несколько лет в ХГУ, стараниями главным образом Я. Е. Ге-
гузина, была открыта аудитория имени академика И. М. Лифшица. На
стенах аудитории находились фотографии, связанные с деятельностью ИМ,
который был в течение 20 лет заведующим кафедрой университета. После
демократической революции, разрушившей СССР, эту именную
аудиторию ликвидировали — ее продали некой коммерческой структуре. Но в
1997 г. ХГУ учредил персональную стипендию имени И. М. Лифшица.

Глава 3
Д. С. Компанеец: физика, лирика и прочее
Александр Соломонович Компанеец (1914-1974) —
советский физик-теоретик. Родился в г. Екатери-
нославе (Днепропетровске) на Украине, в семье
врача Соломона Марковича Компанейца,
одного из основоположников отечественной
отоларингологии. Окончил Харьковский
механико-машиностроительный институт (в котором в те же годы
учились Е.М. и И.М.Лифшицы). В 1934-1941
работал в Украинском физико-техническом институте,
где познакомился с Ландау и стал сотрудником его
теоротдела. Первым сдал весь теорминимум
Ландау. В 1935 защитил кандидатскую, а в 1943
докторскую диссертацию, стал профессором. Во время войны, в 1941-44,
работал в Физическом институте АН Узбекской ССР в Ташкенте. В конце
войны вернулся ненадолго в УФТИ, откуда в 1945 И. В. Курчатовым был
приглашен для работы в Атомном проекте, переехал в Лабораторию № 2
в Москву. Оформлялся, но не был допущен в КБ-11, так как мать его жены
была расстреляна в 1938 как враг народа. В 1946 переходит в Институт
химфизики АН СССР по приглашению Я. Б. Зельдовича, становится его
заместителем, а после ухода Зельдовича, с 1948 — заведующим тео-
ротделом ИХФ до конца жизни. Много лет вел теоретические расчеты
по атомной проблеме, одновременно руководил другими работами по
тематике ИХФ, главным образом по теоретической газодинамике горения
и взрыва. Преподавал теоретическую физику в Харьковском университете
(1935-1941 и 1944), Ташкентском политехническом институте (общую
физику, 1941-1944) и МИФИ (1947-1974). Вывел уравнение
теплового равновесия между квантами излучения и электронами вещества,
известное как уравнение Компанейца. Обобщил известное уравнение
Томаса—Ферми на неоднородные системы, что стало основой для
создания современного метода функционала плотности. Выяснил механизм
возникновения радиоизлучения при ядерном взрыве, связанного с
гигантским световым давлением. В 1960-е это радиоизлучение стало основным
средством глобального контроля за испытаниями ядерного оружия в
атмосфере. Автор широко известного учебника «Теоретическая физика»
(1955, 1965) по курсу, читаемому в МИФИ. Автор
научно-популярных книг «Что такое квантовая механика» (1964), «Симметрия в микро-

1. Биографический пунктир
63
и макромире» (1978), «Может ли кончиться физическая наука?» (1965),
«Физика ударных волн» (1968).
1. Биографический пунктир
Жизнеописание семьи Компанейцев, обитавшей в начале и первой
половине XX века в малых и больших городах Украины (Кременчуге,
Полтаве, Екатеринославе, Харькове), было выполнено в начале 1980-х гг.
родной сестрой А. С. Компанейца Еленой Соломоновной. Эта рукопись
послужила основным источником описания эпизодов в виде подборки
цитат для бытовой составляющей очерка о А. С. Компанейце.
Сестра пишет, что у них рано умерла мать. Отец был популярным
на Украине врачом. Одна старая еврейка, лечившаяся у него, уходя,
каждый раз говорила: «Дай Вам Бог дожить до сто двадцать лет с этот самый
ум!»... Впоследствии он еще дважды женился, но, по-видимому, не очень
удачно. Поскольку отец был крайне занят работой, дети росли под опекой
мачехи, и детство их трудно назвать счастливым.
Шура был гениален. Папа это знал и понимал, что Шура нуждается
в нестандартном образовании. <...> Шура не учился в школе, которая
в те годы ничего учащимся дать не могла... Шура учился у великолепного
педагога Орлова, с француженкой и с немцем. Кроме этого к Шуре
ходил учитель рисования. <...> Они с немцем часто катались по Днепру,
однажды Шура тонул, и немец едва спас его. <...> Когда нужно было
уже подумать о вузе для Шуры и нужен был аттестат за среднюю школу,
он поступил в последний класс школы. <...> Шура в суде изменил свое
отчество. Судья пытался его отговорить, говоря, что Залманович звучит
лучше, но Шура был непреклонен. <...>
Шура — студент в военном лагере летом. Мы с папой приехали, чтобы
его навестить. Ищем. Студенты отвечают: А! Это тот, который в столовую
с винтовкой ходит!.. <...> Шура окончил свой институт молниеносно, года
за 2,5 или 3. <...> Пришел Шура и сказал, что на лестнице стоит его
невеста и стесняется зайти в квартиру. Тогда на лестницу спустился папа
и привел Таню. Пришла молоденькая хорошенькая блондинка, которая
нам всем сразу понравилась. Она еще училась в ЦАГИ и была
москвичкой ]\ <...> Они с Шурой поселились во дворе УФТИ, а двор был, как
цветник. <...> 22 июня 1941 гг., через месяц после смерти папы, вбежала
соседка с криком: «Война!» <...> По своему образованию Шура был
офицером запаса <как кандидат физ.-мат. наук>, но о военном деле не имел
ни малейшего представления. Когда он прибыл в Полтаву и представился
генералу, тот крепко выразился и сказал, что такие офицеры ему не
нужны и отослал его назад в Харьков для нового назначения. Мы с ним
вместе пошли в военкомат, и Шура получил назначение под Орел. Там
'Татьяна Николаевна Компанеец, жена АС и мать Екатерины (художник, эмигрировала
в США в 1981 г.) и Дмитрия (физик-теоретик, ФИАН).

64 (лава 3. А. С. Компанеец: физика, лирика и прочее
повторилось то же самое. Генерал выразился еще крепче. Но когда Шура
снова приехал в Харьковский военкомат для третьего назначения, город
был уже совершенно пуст, не было ни военкомата, ни УФТИ. Шура, зная,
что Таня в Ташкенте, пустился туда дачными поездами, доезжая из города
в город. Он чуть не умер с голоду, его потом подобрали добрые люди в
какой-то эшелон. Они были немцами из Поволжья, которых ссылали в
Среднюю Азию. Шура разговаривал с ними по-немецки, они делились с
ним едой. Так он добрался до Ташкента, адрес Тани он знал и поселился
с ней. Он начал работать в Академии наук. Там он написал докторскую
диссертацию, поехал в Уфу, где находился УФТИ, и там защитился.
С 1945 г. Компанеец в Москве, где он включен в исследования в
рамках Атомного проекта. АС работал в Лаборатории № 2 под
непосредственным руководством Курчатова, а потом в ИХФ у Зельдовича. С 1948 г. он
занимает должность заведующего теоротделом ИХФ вместо Зельдовича,
перешедшего целиком в КБ-11. (Уход последнего был вызван провокацией
в отношении Я. Б.Зельдовича, И.О.Лейпунского и М.А.Садовского,
организованной парткомовскими активистами ИХФ, боровшимися с
«космополитами», эта история рассказана в книге [Горобец, 2008 а]).
Во время работы по секретной тематике АС несколько раз попадал
в рапорты высшему начальству в неблагоприятном контексте. Так, генерал
А. Н. Бабкин, который был Уполномоченным Совета Министров СССР
в ИХФ, ИФХ и ИФП по линии Спецкомитета, подал 13 сентября 1948 г.
письмо на имя Л. П. Берии, в котором обращал его внимание на А. С.
Компанейца и В. Г. Левича, друга Компанейца, а также одного из учеников
Ландау:
Наблюдается ненормальное положение в части правильной
расстановки, воспитания и выдвижения научных кадров в институтах
Академии наук СССР, занятых выполнением работ по тематике Первого
главного управления при Совете Министров СССР. <... >
1. Пользуясь тем, что работу институтов, по существу, никто
не проверяет, ряд лиц, используя свои приятельские или иные отношения с
руководством институтов, превратил работы по специальной тематике
в своеобразную кормушку.
В Институте физической химии заведующим лабораторией с 1946
года числится доктор химических наук Левич. Вся лаборатория состоит
из одного Левича. За два года не подготовлено ни одного научного
сотрудника. В институте он не имеет даже рабочего места и бывает
на работе очень редко. По совместительству Левич работает в Первом
главном управлении зам. редактора технического бюллетеня, получая
в обоих случаях соответствующую зарплату.
В Институте химической физики также в единственном числе
представляет лабораторию доктор физико-математических наук
Компанеец А. С <... >
Подчеркивания сделаны Л. П. Берией. На отдельном листке есть его
резолюция:

1. Биографический пунктир
65
Тт. Вавилову С. И., Первухину М. Г. Сообщение тов. Бабкина А. И.
заслуживает внимания. Прошу рассмотреть докладную записку т.
Бабкина А. Н. вместе с тт. Александровым А. П., Семёновым Н. Н. и Фрумки-
ным А.Н. и принять необходимые решения. Л. Берия. 27 сентября 1948 г.
[АП, 2003. Т. 2. Кн. 4. С. 529, 532].
Какие меры принял Семёнов, мы не знаем, но, по-видимому, у него
хватило ресурсов и умения защитить Компанейца, который остался
работать в ИХФ на прежней должности.
Но вот 28 декабря 1948 г. на имя Берии поступает уже гораздо более
серьезное обвинение Компанейца. Докладную записку пишет
уполномоченный СМ СССР по Лаборатории № 4 В. В. Иванов. Главным образом она
касается немецкого специалиста Фрица Ланге, начальника и научного
руководителя этой лаборатории, которой было поручено разработать метод
центрифугирования для разделения изотопов урана. В записке, в
частности, говорится:
На протяжении 1946-1947 гг., несмотря на многократные
обещания, Ланге Ф. Ф. не разрешил поставленных перед лабораторией задан,
не провел ни одного опыта на имеющейся машине с основным продуктом
В конце января с. г. было обнаружено, что сотрудник лаборатории
проф. Компанеец А. С внес негласно серьезные исправления в
теоретические расчеты машины ТД-700, которые свели на нет преимущества этих
машин перед барабанными. Следует заметить, что основой для принятия
Техническим советом Первого главного управления решения об
изготовлении машин ТД-700 промышленностью являлись теоретические расчеты
проф. Компанейца А. С, выполненные им еще в июле 1947 года. <...>
В основной руководящий научный состав лаборатории входят
следующие сотрудники:
1. Ланге Ф. Ф. — б/п, немец, получил в 1940 г. в СССР звание
доктора физико-математических наук. За три года работы в лаборатории
Ланге Ф. Ф. показал себя неспособным администратором и
руководителем, не умеющим организовать ни своего труда, ни труда коллектива.
<...> Сотрудников набирает таким образом, чтобы они, во-первых,
были беспартийными, во-вторых, происходили из интеллигентных семей и,
в третьих, слепо верили в него и преклонялись перед ним. <...>
3. Компанеец А. С. — старший научный сотрудник, доктор физико-
математических наук, б/п, еврей. Знаком с Ланге по работе в Харькове
в 1936-1938 гг. и приглашен им на работу в лабораторию.
Компанеец — грамотный теоретик-физик, но безынициативный человек,
неорганизованный в работе, мало интересующийся работой лаборатории.
Совмести тел ьствует в другом месте, а работу в лаборатории Ланге
использует как кормушку. Находится в близких отношениях с Ланге.
Резолюция Берии:
5 Заказ 1210

66 Глава 3. А. С. Компанеец: физика, лирика и прочее
Тов. Ванникову Б. Л. Проверьте работу Лаборатории 4, рассмотрите
ее отчет в Н. Т. Совете и внесите в С К <Спецкомитет > предложения
о целесообразности дальнейшего проведения работ, возглавляемых проф.
Ланге, а также об использовании работников Лаборатории №4. Срок
10 дней. Л. Берия. 16 февраля 1949 г. [АП, 2003. Т. 2. Кн. 4. С. 576-580].
В результате Лаборатория № 4 прекратила свое существование.
Центрифуги Ланге, действительно, в дело не пошли. В основу машины для
разделения изотопов была положена центрифуга, разработанная проф.
М.Штеенбеком (Стенбеком) из Лаборатории «А» (НИИ-5, позже
Сухумский физико-технический институт, подробнее о нем см. в книге [Горобец,
2008 а. Приложение 5]). Следует заметить, что упомянутые в последних
записках ученые не подверглись репрессиям. А с весны 1949 г. А. С. Ком-
панейцу и С. П.Дьякову было поручено заниматься расчетами реакций
синтеза «дейтерий + тритий». Необходимо было проверить правильность
сведений по сечениям соответствующих реакций, после того как были
получены разведматериалы на эту тему. Из них А. С. Компанейцу и И. Е. Там-
му передали с санкции Берии данные по сечениям реакций, но без
сообщения источника [Наука..., 1997. Т. 1. С. 243]). Это было начало новой,
термоядерной фазы Атомного проекта и работы в ней А. С. Компанейца.
2. Физик, который шутил
Среди физиков А. С. Компанеец был известен, как человек с
незаурядным даром сочинителя поэтических эпиграмм, пьесок и розыгрышей.
Приведу те эпиграммы, адресованные его друзьям физикам, которые мне
удалось собрать.
И. М.Лифшицу к избранию его членкором АН СССР в 1960 г. Обыг-
рывается некоторая полнота фигуры ИМ:
Кто скажет Леле, в спину глядя,
Когда зайдет о сути спор:
Кто это — тетя или дядя?
Архиерей или членкор?
Ему же телеграмма в Харьков к 50-летию:
Сегодня Лифшица Илью
По телеграфу я пою.
Ему исполнилось полвека.
Птенцы мы одного гнезда,
Но ярче всех его звезда...
Приведу еще цитату из статьи, посвященной А. С. Компанейцу
[Каганов, 2004]:
Высоко оценивая талант Зельдовича, его многогранность как
ученого, АС видел и его отрицательные черты. Зельдовичу посвящены не вполне

2. Физик, который шутил
67
безобидные стихи. Написанное АС к 60-летию Зельдовича (1974)
стихотворение начинается так:
Готовясь рассыпаться в прах к юбилею,
В альбом восхвалений посильное вклею
и оканчивается двустишием, в котором упоминается недавняя статья
юбиляра в «Правде»:
И Господу Богу советы давал,
Которыми в «Правде» украсил «подвал».
М. И. Каганов продолжает:
Думаю, статья Зельдовича не вызвала восторга Александра
Соломоновича. Судите сами. Приведу два четверостишия (первое и последнее) его
«непоздравительного стихотворения»:
Яков, ты — пружина мира,
Выше трех взлетая звезд,
Для печатного сортира
Не забыл сказать про съезд.
Яков, Яков, брось затеи
Недостойные твои!
Не старайся лезть в злодеи,
Раз не взяли в холуи.
Мое мнение: последнее стихотворение — явно несправедливое. Я не
слышал, чтобы Зельдович совершал недостойные поступки. И он не «лез
в злодеи». Напротив, когда мог, помогал разным людям, используя свой
огромный авторитет в науке (см. статьи многих авторов в книге
[Знакомый..., 1993]). А упоминаемые в первой строфе три его Звезды Героя часто
были решающим аргументом при защите Зельдовичем преследуемых или
дискриминируемых людей (см., например, статью Г. И. Баренблата в
указанной книге о вмешательстве Зельдовича в защиту его арестованного
отца). Вместе с тем, обмен подобными колкостями необязательно
приводил к окончательной порче отношений между друзьями-физиками. Так,
на юбилей Я. Б. Зельдовича А. С. Компанеец подарил ему вращающееся
кресло с табличкой, на которой было написано: «Гений это — усидчивость
плюс поворотливость». Зельдович был в восторге.
В статье М. И. Каганова о Компанейце автор пишет:
<...> я был довольно близко знаком с несколькими хорошими поэтами.
Например, с Булатом Окуджавой, с Юрием Левитанским, дружил с
Давидом Самойловым. Своими знакомствами я пользовался. В Институте
физических проблем с моей помощью изредка устраивались поэтические
вечера. Поэтому мои отношения с поэтами были известны. Возможно,
АС несколько покоробили наши панибратские отношения, а может быть,
5*

68 (лава 3. А. С. Компанеец: физика, лирика и прочее
только ради красного словца, он написал эпиграмму, в которой обыг-
рывалось то, что я на «ты» с Окуджавой, Самойловым и, будто бы,
с Евтушенко. Похоже, Евтушенко понадобился для рифмы...
На «ты» с Булатом, с Евтушенко,
Но только помни хорошенько,
Что поэтическое «Ты»
Несется все же с высоты.
М. И. Каганов, сам не владеющий искусством версификации, заказал
ответный стих своему шурину:
О Компанеец, Вы не правы!
Теперь везде такие нравы,
И люди стали столь просты,
Что говорят друг другу «ты».
При всем при том Вы оказались
Рабом завистливой молвы.
Вы на ее крючок попались:
Ведь с Евтушенко я на «вы».
Однажды в прицеле наездника Пегаса оказалась Кора Ландау, в гости
к которой пришел ее поклонник Коля Л. Так его называет в своей книге
сама Кора. Для любопытствующих сообщаю, что его полная фамилия
названа именно в нижеследующем стишке Компанейца, приведенном без
купюр в книге Бессараб [2004, С. 39]. Но я все-таки использую здесь
заменитель полного имени этого известного академика-химика, ученика
Н. Н.Семёнова.
Из упоминаемой книги М. Бессараб цитируем:
Визит красавца-мужчины в квартиру номер два <где жила семья Лан-
дау> не остался незамеченным. Один из самых первых учеников Дау,
Александр Компанеец, сочинил по этому поводу стишки, и они
моментально облетели два института <ИФП и ИХФ>. Много лет спустя
незадачливый поэт рассказал, что когда Дау попросил его остаться после
семинара, он не придал этому значения, но когда они остались одни,
он понял, что учитель разъярен. «Это было ужасно. Мне казалось, он
вот-вот бросится на меня с кулаками. Он выставил меня ничтожеством
и негодяем. Но я не сразу понял, что его так взбесило», — вспоминал
поэт. Оказалось, Дау разлютовался потому, что какие-то дурацкие стишки
могли оттолкнуть друг от друга людей, которые, по-видимому, нравились
друг другу. Дау метался по кабинету и отчитывал Компанейца: «Какая
наглость — вмешиваться в чужие судьбы! Какая подлость — высмеивать
высокие чувства! Как у вас хватило бесстыдства после всего этого
показаться мне на глаза! И стихи мерзопакостные! В жизни не слыхал
большей дряни!» А вот это уже несправедливо. Стихи неплохие, и,
кстати, они очень понравились Коре. От нее я их и получила:

2. Физик, который шутил
69
Увы, прозрачной молвы укоры
Попали в цель:
Вчера я видел, как был у Коры
«Та-та-та-эль»...
Неплотно были закрыты шторы,
Зияла щель.
И в глубине манила взоры
Ее постель.
К чему сомненья, к чему все споры
И канитель?
Я сам увидел, как был у Коры
«Та-та-та-эль».
Приведем еще пересказ сценария пьески, которую сочинил Компане-
ец в соавторстве с остроумнейшим Виталием Иосифовичем Гольданским,
академиком и зятем Н. Н. Семёнова 2\
Пьеса «Вечный двигатель» — сатира на участие Института
химической физики в атомной проблеме. Начинается пьеса с того, что Институту
поручено создать вечный двигатель. Для этого дирекция создает две
лаборатории — Лабораторию № 1 для создания вечного двигателя 1-го
рода и Лабораторию № 2 — для создания вечного двигателя 2-го рода.
Это была прекрасная шутка. Ведь все знали, что в целях
конспирации ряд институтов, принимавших участие в решении советской атомной
проблемы, именовались лабораториями: УФТИ в Харькове —
Лабораторией № 1, а Институт атомной энергии в Москве — Лабораторией
№ 2. Идет совещание, которое должно наметить план работы по
созданию вечного двигателя. Существуют указанные начальством сроки. Один
из сотрудников ИХФ предлагает заметное укорочение срока. Однако
присутствующий чиновник из Среднего министерства (напомню: атомной
проблемой занималось Министерство среднего машиностроения)
возражает, говоря, что они не успеют оформить привлекаемых сотрудников.
В какой-то момент на совещании появляется Компанеец <...> и хочет
понять, чему посвящено совещание. Он пытается объяснить, что создать
вечный двигатель невозможно. Ведущий совещание Н. Н. Семёнов
обвиняет Компанейца, что его критицизм — результат неумеренного почтения
к Ландау. Кто-то из присутствующих разъясняет Компанейцу, что в
данный момент речь идет о написании плана работ по созданию вечного
двигателя, а не о создании самого двигателя. Компанеец успокаивается
и произносит реплику, которая, когда я ее узнал и запомнил, помогала
мне во многих случаях: «План — это можно»... [Каганов, 2004].
' Помню из детства, что у нас дома на этажерке стояла книга П. А. Павленко
«Счастье», подаренная моему отцу В. И. Гольданским (в молодости они были друзьями, но позже
отношения приобрели сугубо односторонний характер). Книга была романом в стиле
запредельного соцреализма, отмеченным Сталинской премией. Дарственная надпись на книге
гласила: «Будете знать, как ходить в гости».

70 Глава 3. А. С. Компанеец: физика, лирика и прочее
Пьеса исполнялась на институтских капустниках, и следует заметить,
что авторы не боялись вызвать гнев или обиду у директора ИХФ,
нобелевского лауреата Н. Н. Семёнова, который председательствовал в пьесе
на дурацком совещании.
Вот еще одно стихотворение — из пьесы «Гавриилиада», написанной
АС в соавторстве с Гольданским:
Однажды, вставши утром рано,
Гаврила взял кусок урана.
При этом должен вам сказать:
Уран был 235.
Потом недрогнувшей рукой
Гаврила взял кусок другой.
Еще не поздно! В назиданье
Прочти Стокгольмское воззванье3*.
В тяжелую он воду входит
И два куска безумный сводит.
Большая вышла тут беда:
Нет от Гаврилы и следа.
Об этом помнить бы должны
Все поджигатели войны.
А как-то раз и В. И. Гольданскому «досталось» от своего
саркастичного соавтора. Причем не в стихах, а с помощью приема, не имеющего
прецедента по замыслу. Каганов вспоминает, как они с Компанейцем
готовили совместную научно-популярную статью «Металлы, диэлектрики
и полупроводники» для журнала «Наука и жизнь». Желая подчеркнуть,
что электрон в атоме не имеет определенной траектории, традиционное
изображение атома с траекториями авторы перечеркнули. При этом был
взят рисунок атома с обложки научно-популярной книги В. И. Гольдан-
ского. В результате вроде бы перечеркнули и саму книжку с фамилией ее
автора на обложке, как бы призывая: Не читайте этого!
От Л. А. Фальковского я узнал об остроумных «леммах Компанейца»:
1. Множество плохих работ неограниченно.
2. Известность определяется качеством научных работ, взятым по модулю.
3. От воровства в науке защиты не существует.
4. Получаемые деньги и ордена подчиняются статистике Бозе.
Последняя лемма особенно любопытна. Ее можно понимать так.
Деньги и ордена могут накапливаться как бозоны, оставляя в одном
и том же состоянии их обладателя, который сохраняет свой уровень
компетентности-некомпетентности. И еще: бозоны — это частицы с
целыми спинами; накопление происходит, пока спины (двусмысленность)
целые, гнутся, иначе их сломают пополам, и они уже не будут бозонами.
' В 1950-е гг. так называлась массовая кампания сбора подписей в «борьбе за мир»,
инициированная во всем мире Советским Союзом через своих сторонников в Швеции.

3. Выдержки из «Анналов» теоротдела Института химфизики 71
3. Выдержки из «Анналов»
теоротдела Института химфизики
А. С. Компанеец завел в теоротделе книгу «Анналы», в которой
записывались события из жизни отдела. Записи делались как в общепринятой
деловой форме (протоколы заседаний отдела и семинаров), так и в
неформальных вариантах — остроумных, веселых и не очень. В начале
книги было сказано, что она «выдается сотрудникам теоротдела по первому
требованию как для чтения, так и для записей или зарисовок, без
предварительного опроса о цели взятия». Приведу несколько не связанных
между собой записей, сделанных чаще всего самим А. С. Компанейцем.
Примечания и пояснения в угловых скобках — мои.
12.4.61. Ю. П. Райзер <будущий доктор наук> проиграл Е. Я.Ланц-
бургу бутылку коньяка, не поверив, что Гагарин полетел в космос. Райзер
в это время находился в уборной и пропустил сообщение. Когда Райзер
вернулся (а Гагарин еще нет), Ланцбург сообщил ему о полете. Однако
Райзер не поверил и даже заключил с Ланцбургом пари, которое тут же
и проиграл. В распитии участвовали свидетели пари.
28.6.61. Кровавая драма со смертельным исходом в ИХФ.
В честь приезда чешского гостя Н. С. Ениколопов <будущий
академии устроил у себя в 4-м корпусе возлияние, по-видимому, не без
добавления казенного спирта. На возлияние был приглашен А. X.
Мнацаканян <сотрудник теоротдела>, который перед тем успешно решал для
Ениколопова мелкие задачи по кинетике полимеризации. Злоупотребив
спиртным, несмотря на присутствие иноземца, А. X. Мнацаканян стал
буянить и сквернословить. Будучи выведен из 4-го корпуса на территорию
Института, он продолжал вести себя в том же духе, а подошедшего
замдиректора по режиму ударил два раза при исполнении служебных
обязанностей с такой силой, что у того вспухли рука и губа. Не довольствуясь
содеянным, А. X. Мнацаканян уподобил себя известному брюссельскому
фонтану, обильно орошая присутствовавших обоего пола. Забыв затем,
что он делает, он предоставил своему водотоку действовать произвольно
и оросил сам себя. По иссяканию он был удален с территории Ин-та,
в городе попал в милицию, где провел ночь в холодной и был
оштрафован на 20 руб. <около 0, 1 зарплаты>. Протрезвившись, А. X. Мнацаканян
подал заявление об уходе, которое было великодушно удовлетворено
дирекцией. Записал по показаниям очевидцев Компанеец.
24.9.62. Под угрозой высшей меры наказания А. С. Компанеец
составил план работы теоротдела на 1963 г. длиной в 1 15 см, шириной в
34 см. Пока не утвержден дирекцией. Но холодная война с планами
продолжается.
12.4.63. Предложено объяснение телепатии: она осуществляется с
помощью волновых функций xj) (приоритетная заявка) <Записано рукой
Компанейца>.

72 Глава 3. А. С. Компанеец: физика, лирика и прочее
10.6.66. История с Ю. С. Саясовым, сотрудником теоротдела <как
стонет ясно дальше, личностью почти исторической^.
Ю. С. Саясов вышел со своей дачи и направился на станцию Внуково
Киевской ж-д. Оставался час до защиты его докторской диссертации
«Теория столкновений в импульсном приближении». Выяснилось, однако, что
в ближайшие 1,5 часа поезда не будет. Не растерявшись Ю. С. Саясов
вышел на шоссе и остановил грузовик с новыми (!), как он
подчеркивает, унитазами. Севши на унитаз, Ю. С. Саясов благополучно добрался
до ИХФ. Но над его защитой собрались новые тучи. Отзыв так наз.
нейтральной (или передовой) организации еще не был подписан И. М.Халат-
никовым <директором Института теорфизики им. Л. Д. Ландау в п. Черно-
головка>. Ф. И. Далидчик, посланный в последнюю минуту в ИФП <там
находилось московское постпредство ИТФ>, вернулся с пустыми
руками, никого в теоротделе ИФП не встретив, и мирно слушал
традиционный доклад диссертанта. Докладчик кончил. В. Н. Кондратьев <академик,
замдиректора ИХФ, председательствовавший на Совете во время этой
защиты> подошел с озабоченным видом к А. С. Компанейцу и спросил,
где отзыв. Ф. И. Далидчик по-прежнему мирно сидел, ожидая, что будет.
А. С. Компанеец бросился к телефону, дозвонился до ИФП и застал там
Л. П. Питаевского. «Что вы с нами делаете?» — мелодраматически
крикнул в трубку расстроенный А. С. Компанеец. — А что такое? — спросил
Л. П. Питаевский. Выяснилось, что он не был информирован диссертантом
о дне и часе защиты. К счастью, тут же оказался И. М. Халатников,
который подписал свой отзыв, написанный Л. П. Питаевским, и тот помчался
по Воробьевскому шоссе по направлению к ИХФ. На встречу ему
устремился с начальным импульсом Ф. И. Далидчик, а М. А. Кожушнер стал
в воротах ИХФ, с тем чтобы поднять руку в момент встречи обоих
вышеназванных деятелей и так дать знать, что отзыв получен. Официальные
оппоненты: В. И. Гольданский, В. М.Агранович и А. И. Базь дали
прекрасные отзывы о работе, из них первый сардонически улыбался во время
защиты. Результаты голосования: 22 за, 2 недействительных.
Незадолго до защиты Ю. С. Саясов держал пари с А. С. Компанейцем (бутылка
коньяка против бутылки шампанского), что он получит не более одного
неизбирательного голоса. Получив 2, он стал утверждать, что
недействительный это еще не против, и пари не заплатил, сказав, что он и так
устроит банкет. Всем остальным рекомендуется в дальнейшем держать
пари с Саясовым в письменном виде, тщательно оговаривая частности
и варианты. Кроме того, Ю. С. Саясов потерял документацию на
автореферат, чем сокрушил бухгалтерию. По воспоминаниям, присутствовавший
при заминке с отзывом член Ученого совета ИХФ С. М. Когарко веско
спросил: «А может, мы здесь даром время теряем?» Но диссертант
продолжал благодушно улыбаться, уповая на милосердие Господне, и не зря.
Супруга диссертанта Аделаида Борисовна Васильева, проф., доктор
физико-математических наук, заявила, что эта защита стоила ей гораздо
больше крови, чем ее собственная.

3. Выдержки из «Анналов» теоротдела Института химфизики 73
Как видно из последней записи, Ю. С. Саясов (Юрочка Саясов, как
называла его моя мама, рассказывая его дальнейшую историю) — личность
явно нестандартная. (Вероятно, того же типа, к какому Василий Шукшин
отнес одного своего героя, назвав его чудаком на букву «м». С этим
определением согласился и Д. А. Компанеец, добавив, что теоретик он
был все же неплохой.)
Дальнейшая история Ю. С. Саясова красочно описана в фельетоне
известного в те годы в СССР журналиста и писателя политических
детективов Василия Ардаматского «Невеста из ЦРУ». Его большой фельетон
в четыре колонки был напечатан в одной из центральных газет — какой
именно и от какой даты, выяснить не удалось, так как в вырезке из
газеты, подклеенной в «Анналы теоротдела ИХФ», этих сведений нет. Суть
событий состояла в следующем.
Молодой и способный ученый Саврасов (так была модифицирована
фамилия Саясов) получает командировку на научный конгресс в Австрии.
Там он встречает по предварительной договоренности свою любовницу
американку Алису, с которой познакомился раньше на одноименном
конгрессе в СССР. Алиса совращает Саврасова и уговаривает его бежать
с ней в ФРГ. Им помогают сотрудники ЦРУ из американского посольства.
Во Франкфурте-на-Майне Алиса исчезает. Американский же разведчик,
который стал опекать Саврасова, «требовал от него список всех его
знакомых и на каждого подробную характеристику». Но Саврасов с этим,
как сказано в фельетоне, «не поторопился». Он думал, что его примут
в Америке как ученого и пригласят в руководители новейшей
лаборатории... «И вот тут-то наш физик совершает, наконец, единственный
разумный поступок — он бежит на вокзал, садится в поезд, едет в Бонн и там
является в советское посольство».
Супруга-профессор приняла блудного мужа назад. Но ИХФ принять
не смог. Было проведено общее собрание института с участием куратора
из КГБ и представителя райкома партии. Они спросили виновного: «Кто
Ваши друзья, Саясов?» Один из друзей, Н. С. Ениколопов, дрожал, слушая
ответы Саясова, боялся, что будет в них упомянут — так он сам
рассказывал потом. Но Саясов не назвал никого. Тем не менее, у А. С.
Компанейца были серьезные неприятности. Он получил выговор по
институту, ему пришлось давать объяснения «компетентным органам» и
признавать собственные крупные недостатки в морально-политическом
воспитании своих учеников и сотрудников. А. С. Компанейца вызвал директор
Н. Н. Семёнов и сказал ему: «Вот видите, как получилось плохо для всех.
И Вас, Александр Соломонович, только было удалось впервые оформить
в загранкомандировку (в Испанию), но теперь, сами понимаете, даже
и речи быть не может».
Герой этих двух комедийно-драматических историй, научный «внук»
Ландау, Ю. Саясов в 1980-х гг. эмигрировал в Израиль. Но там ему не
понравилось. Он переехал в Швейцарию, где устроился научным
экспертом ООН. Школа Ландау даже во втором поколении готовила специали-

74 Глава 3. А. С. Компанеец: физика, лирика и прочее
стов мирового класса... Д. А. Компанеец слышал, что в начале 2000-х гг.
Ю. С. Саясов находился в швейцарском доме для престарелых.
* * *
Александр Соломонович ушел из жизни, когда ему было всего 60 лет.
Это случилось 19 августа 1974 г. на отдыхе в Паланге, на пляже. Он был
в воде, и жена заметила, что вдруг он исчез. АС умел хорошо плавать,
но в воде у него произошел сердечный приступ. Его пытались спасти,
но все усилия не помогли.

Глава 4
Д. Б. Мигдал: физическое совершенство
Множество достойных людей нашли
работу, получили медицинскую помощь, были
выбраны в Академию благодаря АБ. И много подонков
было остановлено.
А. М. Поляков, чл.-корр. РАН
Аркадий Бенедиктович (Бейнусович) Мигдал (1911-
1991) физик-теоретик, академик (1966). Родился
в г. Лиде (Белоруссия). В 1920-х, когда семья
переехала в Ленинград, поступил на физический
факультет Ленинградского университета. В 1933 был
арестован и провел 70 дней в тюрьме, находясь
под следствием по делу своего отца, обвиненного
в операциях с иностранной валютой. После
освобождения работал инженером на заводе
«Электроприбор», восстановился в ЛГУ и продолжил
учебу на вечернем отделении. Окончил
университет в 1936. В 1936-1937 был сначала
дипломником, затем аспирантом у М. П. Бронштейна, арестованного и
расстрелянного в 1938. Работа с Бронштейном предопределила научную судьбу
Мигдала. Первые работы он выполнил по взаимодействию нейтронов
с атомами. Разработал метод «встряхивания», применяемый для расчетов
вероятностей ионизации атома при столкновении с нейтроном и
электронных переходов в атомных оболочках при альфа- и бета-распаде ядер.
В 1943 как один из самых талантливых кандидатов наук по физике стал
«Сталинским докторантом» (в то время в СССР таких было всего четверо).
Докторантуру проходил и окончил в Институте физпроблем под научным
руководством Ландау (1943-1945). Предсказал гигантский дипольный
резонанс, возникающий при колебаниях нейтронов относительно
протонов, и создал его теорию. В 1945 включен Курчатовым в Лабораторию
№ 2 АН СССР, где принял участие в Атомном проекте СССР. Принял
участие в расчетах гетерогенного реактора и создании полной его
теории. Создал теорию поглощения гамма-излучения бесконечной средой
с многократным рассеянием, которая использована, в частности, для
разработки средств биологической защиты реактора. Назначен
начальником теоретического «Сектора 10» ИАЭ. Получил персональное
разрешение Курчатова заниматься фундаментальными проблемами ядерной

76 Глава 4. А. Б. Мигдал: физическое совершенство
физики по личному выбору, наряду с выполнением конкретных заданий
по Атомному проекту. В 1971 перешел в ИТФ имени Ландау.
Одновременно, с 1944 — профессор кафедры теоретической физики МИФИ.
Один из основоположников МИФИ. К теоретическим достижениям
относятся также: эффект Мигдала—Ватсона в теории сильных взаимодействий;
метод коллективных переменных для описания плазмы; квантовое
кинетическое уравнение для тормозного излучения релятивистских электронов;
метод функций Грина в теории многих тел в ядерной физике; теория элек-
трон-фононного взаимодействия в металлах, послужившая фундаментом
для теории сверхпроводимости (БКШ); проблема пионного конденсата
в ядрах. Автор монографий: «Теория конечных ферми-систем и свойства
атомных ядер», «Приближенные методы квантовой механики» (совместно
с В. П. Крайновым), «Метод квазичастиц в теории ядра», переведенных
на английский язык, многих научно-популярных изданий, в том числе
книги «Поиски истины» (Москва, 1983). Создал научную школу физиков-
теоретиков ядерщиков: Г. И. Будкер, В. М. Галицкий, А. И. Ларкин, СТ.
Беляев, В. И. Коган, В. Г. Вакс, А. М. Поляков, Э. Е. Саперштейн, В. А. Ходель,
А. А. Лушников, В. П. Крайнов, И. И. Гольдман, Д. Ф. Зарецкий, С. А. Хей-
фец, С. П. Камерджиев, Д. Г. Ломинадзе, Б. Т. Гейликман и другие. С
октября 1990 г. и до кончины 9 февраля 1991 г. лечился от рака желудка
и работал в США, в Принстоне. Урна с прахом А. Б. Мигдала захоронена
на Новодевичьем кладбище в Москве.
Нелегко написать очерк о человеке, которого в жизни видел только
один раз (на «дне открытых дверей» в МИФИ в 1959 г.). И нужно ли
предпринимать эту попытку, если существует прекрасная книга о А. Б. Мигда-
ле [Воспоминания..., 2003] с воспоминаниями людей, которые его близко
знали? Мой ответ самому себе был такой: все дело в том, насколько
тебя заинтересовала и даже заинтриговала конкретная личность, насколько
этот человек масштабен и необычен; считаешь ли ты, что сможешь внести
свой вклад в сохранение исторической памяти о нем, расширяя круг
ознакомившихся читателей. На все эти вопросы я отвечаю «да», потому что
испытал восхищение, прочитав книгу о А. Б. Мигдале, которая постоянно
цитируется в данном очерке. Благодаря ей я открыл для себя личность
необычайную. И как крупнейшего физика, и как человека, наделенного
сочетанием таких редких человеческих качеств, как порядочность и
гражданское мужество, отзывчивость и щедрость, высокая культура и огромный
созидательный диапазон в необычно широком спектре творчества,
охватывающего науку, искусство и, что совсем редко встречается у ученых,
физическую культуру организма, личность со спокойно-веселым
философским отношением к жизни и даже — внешне — к смерти.
Даже если мне не удастся избежать фрагментарности и некоторой
поверхностности, все равно стоит постараться донести до заинтересованных
читателей образ и облик Мигдала. Тем более, что книга о нем издана
мизерным тиражом, реально доступным лишь для физиков, связанных
с Курчатовским институтом и МИФИ.

1. Мигдал и Ландау
77
1. Мигдал и Ландау
С. В. Кафтанов, бывший с 1936 г. председателем Комитета по делам
высшей школы при Совнаркоме, а после войны министром высшего
образования СССР, рассказывал:
Мы давали заключения по всем планам Академии. По положению,
председатель Комитета входил в состав Совнаркома. И я докладывал в
правительстве все вопросы, касающиеся науки. Конечно, приходилось не
только докладывать в правительстве. Были, что называется, текущие дела.
Вы Мигдала знаете? Академика. Теперь он знаменитый физик...
Звонит Иосиф Виссарионович: «Капице нужен аспирант для Ландау.
Ландау нужен Мигдал. Но Академия против. Переговорите с руководством
Академии...» Переговорил. У них там, в Президиуме, какая-то комиссия
Мигдала не хотела пропустить. Пропустила. Откуда Сталин мог знать
про аспиранта Мигдала? Капица ему написал... [Vivos voco, 1985].
После поступления Мигдала в докторантуру к Ландау в 1943 г.
последний оценил теоретический уровень и зрелость докторанта столь высоко,
что счел излишним для него сдавать теорминимум. «В широком
понимании АБ <так называли Мигдала его ученики. — Б. Г.> относил себя
к школе Ландау и обсуждал с ним свои главные работы, но его отношение
к Дау было своеобразным, — пишет академик С. Т. Беляев. — Ценя свою
независимость и самостоятельность, АБ держался немного обособленно
и старался подчеркнуть различия стилей работы» [Воспоминания..., 2003.
С. 16]. А сам Ландау как-то сказал: «Мигдал гораздо талантливее своих
результатов» [Там же. С. 236].
Недавно были опубликованы сведения, исходящие от известных
теоретиков, о том, что Мигдалу принадлежала одна из фундаментальных идей
и ее проработка, которые сыграли значительную роль в создании теории
сверхтекучести Ландау.
Ученик Мигдала А. М. Поляков, член-корреспондент РАН, пишет:
Вообще физическая интуиция была главной силой АБ. Много лет назад
я перечитывал великую работу Ландау по теории сверхтекучести. И
присвистнул, прочитав небольшую сноску. Ландау начинает с гипотезы, что
главные элементарные возбуждения в квантовом гелии являются фонона-
ми и вычисляет их теплоемкость. Гипотеза эта фундаментальна и глубоко
нетривиальна, ее прямое следствие — сверхтекучесть. В сноске
написано, что это вычисление было сделано А. Б. Мигдалом за год до этого.
Конечно, дальше Ландау развивает теорию с гениальной силой, но
начало положено АБ. Я спросил его, как было дело. Он сказал, что Ландау
не советовал ему публиковать этот результат, так как полной теории
не было и, кроме того, ответ противоречил эксперименту (как мы сейчас
знаем, по второстепенной причине). У Ландау в это время, видимо, был
замысел полной теории, и он нервничал <...>. К сожалению, как сказал
мне АБ, эта ссылка не попала в немецкий вариант статьи. И у гениев
бывают слабости [Воспоминания..., 2003. С. 59].

78 Глава 4. А. Б. Мигдал: физическое совершенство
Другой ученик Мигдала доктор физ.-мат. наук В. А. Ходель излагает
свои соображения о том же событии следующим образом:
Дело было в 1940 <?> году. АБ работал тогда в Институте физпроблем
и занимался теорией жидкого Не-4. Летом перед отъездом в горы он
рассказал своему начальнику Л. Д. Ландау о результатах, касавшихся
длинноволновой части спектра возбуждений и вклада ее в термодинамику
жидкого Не-4. Черновик этой работы сохранился до сих пор. А когда
осенью АБ вернулся с гор, задача действительно была решена: к мигдальским
фононам были добавлены ротоны, и, более того, соответствующая статья
уже отправлена в печать. Справедливости ради следует сказать, что
автор отметил заслуги предшественника. В этом можно убедиться, взглянув
в ее текст, приведенный на с. 361 первого тома сочинений Л.Д.Ландау.
Вдобавок АБ получил неоспоримое право для постановки своих
знаменитых розыгрышей [Там же. С. 54].
Наконец, еще один из учеников Мигдала профессор И. И. Гольдман
вспоминает день 11 февраля 1990 г. в Вашингтоне.
АБ заговорил о Ландау. Мне показалось, что его отношение к Дау
изменилось, и он подтвердил это. АБ вспомнил годы докторантуры, когда
он показал свой расчет теплоемкости жидкого гелия Ландау (в работе
о сверхтекучести у Дау есть сноска, где он благодарит Мигдала за этот
расчет). АБ с горечью говорил, что он рассказал Дау больше, чем это.
На мой вопрос, отчего он сам не опубликовал свои соображения, он
ответил, что Дау дал ему, АБ, понять, что такое исключено, что это его,
Дау, работа [Там же. С. 163].
Между тем, Игорь Ландау написал об этом так:
Расчеты фононной теплоемкости, произведенные Мигдалом и
использованные в работе Ландау с соответствующей ссылкой, служили для
вспомогательных сравнений теоретических результатов с
экспериментальными данными и никакого отношения к объяснению явления сверхтекучести
не имеют [Ландау И., 2007].
Замечу, что в книге А. М.Ливановой о Ландау [Ливанова, 1978], в
которой прекрасно излагается на популярном уровне энергетика квазичастиц
как основа теории сверхтекучести, авторство этой идеи, принадлежащее
Ландау, не ставится под сомнение, и нет ни слова о Мигдале. А ведь
Ливанова писала свою книгу, постоянно консультируясь с Е. М. Лифшицем, и
он считал эту книгу очень хорошей. Конечно, книга писалась по канонам
соцреализма — о герое только хорошее. И все же хочется приблизиться к
истине.
Итак, мы узнаем об исторически двузначном моменте. Кто ближе
к истине, не мне судить. Хорошо бы, если бы все это
прокомментировали физики, не связанные ни с Мигдалом, ни с Ландау. А может быть,
прав сам Лев Давидович, которому принадлежит известное высказывание:

1. Мигдал и Ландау
79
«Некоторые считают, что учитель обкрадывает учеников, другие считают,
что ученики обкрадывают учителя. Я считаю, что правы и те и другие,
и это взаимное обкрадывание прекрасно» [Воспоминания о..., 1988].
Наверное, как еще одна иллюстрация справедливости этого ключевого
высказывания Л.Д.Ландау может быть приведено и следующее
пересечение Мигдала со своим учителем, которое произошло при разработке
теории ферми-жидкости. А. М. Поляков пишет: «В середине 50-х АБ
написал свою, может быть, самую важную работу о ферми-системах. Он ввел
точное определение квазичастиц с помощью методов квантовой теории
поля — что уже было довольно революционно. Он доказал, что
распределение квазичастиц имеет скачок на поверхности Ферми. Это означало,
что сложные ферми-системы можно рассматривать как газ квазичастиц.
Ландау развил эту идею головокружительно, его теория — основа
современной теории твердого тела, АБ этого сделать бы не смог. Но он был
первопроходцем» [Воспоминания..., 2003. С. 59].
Главной целью научной жизни Мигдала в течение многих лет
было создание теории сверхпроводимости, сначала в металлах, а позже —
в ядерной материи. Оказывается, он независимо выдвинул
фундаментальную идею о возможности взаимного притяжения электронов в металлах
при учете обмене фононами между ними. Тем самым в 1956 г. он стоял
в шаге от решения проблемы сверхпроводимости. Академик А. И. Ларкин
констатирует, что «АБ до работы Фрелиха понял, что обмен фононами
приводит к притяжению между электронами. Открытие изотопического
эффекта подтвердило его догадку, что фононы важны для
сверхпроводимости. <...> АБ передавал свой разговор с Боголюбовым: — „Какжаль, что
я не догадался сделать Ваше каноническое преобразование, когда понял,
что фононы вызывают притяжение между электронами". На это
Боголюбов ответил: „А я сделал это каноническое преобразование в 1947 году,
но не знал про фононы, а с кулоновским отталкиванием <т.е. с учетом
лишь его> получил нулевой результат"» [Там же. С.41-42].
Когда в 1957 г. Бардин, Купер и Шриффер создали свою
микроскопическую теорию сверхпроводимости (теория БКШ), конечно, это было
личной драмой Мигдала. Академик СТ. Беляев так вспоминает реакцию
Ландау на это событие: «Ландау упрекнул меня и Галицкого: „Знаю, что
АБ за журнальными публикациями не следит, но почему вы не указали
ему на заметку Купера? Ведь после этого для АБ ничего не стоило сделать
все остальное. У него все было готово". Ландау мы ничего не
возразили, но потом Галицкий мне сказал: „Говорил я АБ об этой работе, он ее
не воспринял"» [Там же. С. 15]. Очевидно, это был решающий просмотр
Мигдала, стоивший ему Нобелевской премии (она, как известно, была
вскоре присуждена авторам теории БКШ). И как слабое утешение: Бардин
несколько раз сослался на работы Мигдала в своей нобелевской лекции.
«Сделав так много в физике, он не был лауреатом ни Ленинской,
ни Государственной премий, ни Героем Социалистического Труда, <...>
но его популярность среди физиков была очень высокой», — констатирует
Д. Н. Воскресенский [Там же. С. 121].

80 Глава 4. А. Б. Мигдал: физическое совершенство
В 1966 г. состоялись очередные выборы в Академию наук. Мигдал был
выдвинут Курчатовским институтом. Жена Ландау так описывает согласие
на поддержку Мигдала со стороны больного Ландау. К нему обратился
И. Я. Померанчук, также уже смертельно больной, со словами:
Учитель <...>, ты ведь знаешь, я никогда тебя ни о чем не просил
<...>. Сейчас у меня просьба. Пожалуйста, проголосуй за Мигдала <...>.
Он достаточно талантлив, он должен стать академиком. — Чук, я не могу
тебе отказать. Я проголосую за Мигдала. Его талант этого стоит, хотя
наука понесет ущерб. Он разленится и бросит работать. Даю тебе слово:
голосую за Мигдала по твоей, Чук, просьбе [Ландау-Дробанцева, 1999.
С. 443].
2. Мигдал и Сахаров
А. Б. Мигдал был близко знаком с А. Д. Сахаровым еще с 1948 г.,
когда он высоко оценил кандидатскую работу Сахарова и стал оппонентом
при защите его диссертации. Ученики Мигдала вспоминают следующие
эпизоды с участием Мигдала, относящиеся к периоду правозащитной
деятельности Сахарова.
Академик Л. Б. Окунь:
В политике АБ участия не принимал. Но когда в январе 1981 г. Андрея
Дмитриевича Сахарова сослали в Горький, АБ очень переживал за него.
Его беспокойство достигло предела, когда в ноябре 1981 г. Андрей
Дмитриевич объявил голодовку, требуя, чтобы невесту сына Елены Георгиевны
Боннэр Лизу Алексееву выпустили за границу. Политбюро уступать не
собиралось. АБ обсуждал со мной эту ситуацию ежедневно. Наконец, мы
решили идти на прием к вице-президенту Академии Е. П. Велихову.
Когда секретарь пригласила нас войти в кабинет, АБ неожиданно сказал:
«Подождите меня, я лучше пойду один». Вышел он примерно через
полчаса. Разговор оказался безрезультатным. Тогда АБ встретился со своим
старым знакомым, Вадимом Робертовичем Регелем, который был
близким другом семьи президента Академии А. П.Александрова, и попросил
объяснить жене последнего, что если в результате голодовки Сахаров
умрет, то имя ее мужа в истории будет покрыто вечным позором.
Разговор подействовал: Александров поговорил с Брежневым, и 8 декабря,
добившись своего, Сахаров прекратил голодовку1).
' Недавно по ТВ России (канал «Культура») об обстоятельствах голодовки отца
рассказывал сын А. Д. Сахарова Дмитрий. Привожу текст дословно: «У меня был разговор с
Елизаветой Алексеевой: „ — Ты можешь отправить телеграмму отцу с просьбой остановить
голодовку? — Нет. Никакой телеграммы не будет!" В тот день <...> у Елизаветы
Алексеевой был прекрасный аппетит: она за обе шеки уплетала блины с икрой. Это было на моих
глазах». В. Л. Гинзбург пишет о голодовке Сахарова, имея в виду себя и Фейнберга: «Мы оба
были убеждены, и я остался в этом убежден и сейчас, что АД не следовало голодать <...>.
Как могли, мы отговаривали АД от голодовки» [Гинзбург, 1995. С. 488). В принципе так же
относился к этому Я. Б.Зельдович [Знакомый..., 1993. С. 179].

2. Мигдал и Сахаров 81
Кстати, как пишет в «Аргументах и фактах» (2005. №51) известный
историк Рой Медведев, «достоверно известно, что если информации о
диссидентах удавалось дойти до Брежнева, он, как правило, решал дело в их
пользу. Моего брата Жореса освободили из „психушки" именно таким
образом».
Профессор Д. Н. Воскресенский:
Помню, однажды в период горьковской ссылки А. Д. Сахарова
Аркадий Бенедиктович вернулся домой возбужденный. «Знаете, что спросил
меня директор бассейна?» — начал он с порога. — «А этот ваш
Сахаров, он что, ненормальный?» Я ему ответил: «Да, он ненормальный. Его
ненормальность в его честности и порядочности». <...> Именно А. Б. Ми-
гдала А. Д. Сахаров попросил быть своим доверенным лицом в период
выборной кампании <в 1990 г. на Съезд народных депутатов> [Там же.
С. 123].
Членкор АН СССР А. М. Поляков пишет:
В глухие годы АБ ходил на приемы к А. П. Александрову, пытаясь
помочь Сахарову и Орлову2^, смелостью которых он восхищался.
Однажды я получил из ЖЭТФ на рецензию статью Сахарова. Я написал что-то
сверхположительное (и статья была напечатана). Но работа мне не очень
нравилась, и я поделился этим с АБ (как обычно, не придерживая язык).
АБ очень рассердился и сказал: «Саша, о великих людях и святых в таком
тоне не говорят» [Воспоминания..., 2003. С. 60].
Профессор М. И. Монастырский вспоминает:
В 1975 году АБ категорически отказался подписываться под
письмом, клеймящим А. Д. Сахарова. Вместе со своим учеником
академиком С. Т. Беляевым они поплатились за это Ленинской премией [Там же.
С. 198].
А вот в каких словах тот же факт описывает другой ученик Мигдала
В. М.Осадчиев:
<...> Домой к АБ явился вдруг, без звонка, академик М.3' с
предложением подписать «бумагу осуждения». Ответ был чрезвычайно резким:
«Разве я когда-нибудь или кому-нибудь давал повод обращаться ко мне
с подобными предложениями?» Как только началась перестройка, АБ
сразу же написал письмо секретарю ЦК КПСС А. Н. Яковлеву, передал
через помощника <...> призыв к проявлению мудрости новых
руководителей <по отношению к Сахарову> <...>. В этот период он стал смотреть
' Юрий Федорович Орлов — доктор физико-математических наук, членкор АН
Армянской ССР. Будучи сотрудником ТТЛ, он сразу после XX съезда КПСС в 1956 г. открыто
выступил за демократизацию советского общества. Стал одним из первых лидеров
диссидентского движения, его увольняли с работы и неоднократно арестовывали. В конце концов,
принудили к эмиграции.
' Речь идет об историке академике И. И. Минце. — Прим. Б. Г
6 Заказ 1210

82 Глава 4. А. Б. Мигдал: физическое совершенство
телевизор, политику и новости <..".>. «Я могу здесь такое увидеть! В
Америке подобного не увидишь <...>. Там телевидение глупое, неинтересное»
[Воспоминания..., 2003. С. 104].
И. И. Гольдман вспоминает, что когда в 1970-е гг. после яростной
газетной травли А. Д. Сахаров нуждался в санаторном лечении, то «АБ
обратился к Н. Н. Боголюбову, и тот устроил Сахарова в санаторий». НН
обратился с такой просьбой к члену Политбюро ЦК КПСС В. В. Гришину
[Там же. С. 158].
3. «Я счастлив, что среди нас нет сволочей»
Вот яркий и поучительный эпизод, связанный с поступлением сына
Мигдала Саши и двух его друзей, А. Полякова и С. Гурвица, в МФТИ
в 1961 г.
Рассказывает Поляков:
Саша Мигдал и я выиграли первый приз для 10-классников (а мы были
в девятом). Аспиранты, организаторы олимпиады, добились разрешения
для нас сдавать вступительные экзамены в МФТИ. Экзамены мы сдали,
но темные силы в МФТИ попытались их аннулировать. Тут и случилось
важное событие: АБ решил вмешаться и заодно познакомиться со мной.
Мои впечатления были ошеломительны. Он показался мне
сверхчеловеком <...>. АБ пришлось бороться за нас с Сашей и нашего друга Сережу
Гурвица, тоже сдавшего экзамен (нашу попытку поступления в МФТИ АБ
обозначил словами: «Три жида в два ряда»). Он пошел на прием к какому-
то высокому партийному начальнику. Тот сказал: — Не беспокойтесь,
Аркадий Бенедиктович, давайте мы примем вашего сына и забудем об этой
истории. — АБ ответил: — Я не хочу, чтобы мой сын начинал жизнь с
подлости. <...> Все утряслось <...> [Там же. С. 58].
О том же, с рядом других подробностей, мне рассказал Ю. М. Брук
(ФИАН, МФТИ), который в те годы и позже участвовал в проведении
физико-математических олимпиад на физтехе. Перескажу его
конспективно.
Оба Саши и Сережа учились в разных московских школах, в 8 и 9
классах выступали на физико-математических олимпиадах, организуемых
физтехом. Будучи 9-классниками, они заняли первые места на олимпиаде
для 10-классников. В те годы ответственным за олимпиады на физтехе был
молодой математик доцент Анатолий Павлович Савин. Обсуждая в
оргкомитете олимпиады блестящие результаты этой тройки ребят на олимпиаде
весной 1961 г., он сказал: «Нечего им терять время, учась в 10 классе.
Надо прямо сейчас поступать на физтех». На это ему заметили: «Но ведь
у них нет аттестата зрелости, и потому они не могут стать студентами
вуза». А. П. Савин сказал, что пойдет советоваться с ректором МФТИ
генерал-лейтенантом Иваном Федоровичем Петровым, бывшим военным
летчиком, одним из основателей физтеха.

3. «Я счастлив, что среди нас нет сволочей» 83
И.Ф. Петров решил так: «Допустим их к вступительным экзаменам.
Если сдадут хорошо, то смогут приступить к занятиям». Все трое сдали
физику и математику на отлично. Затем прошли собеседование, в котором
участвовали Л.Д.Ландау, физик Ф. Р. Гонтмахер и математик В. Б. Лид-
ский. В результате каждому из них была выдана рекомендация учиться
на физтехе. Первой стояла подпись Л.Д.Ландау. Тут-то и начались
коллизии. Темные силы стали препятствовать поступлению на физтех ребят
на том основании, что это противоречит законодательству: у них нет
аттестатов зрелости. Однако ректор И.Ф. Петров был смелым человеком,
способным на неординарные поступки. Он издал приказ, не имевший
прецедентов, о том, что трое поименованных абитуриентов как
победители физико-математических олимпиад МФТИ, сдавшие на отлично все
вступительные экзамены, допускаются к занятиям. Формально статуса
студентов они не получали, но могли участвовать в полноценном
учебном процессе. Когда позже они сдали экстерном все экзамены на аттестат
зрелости, то был издан приказ об их зачислении в МФТИ. (В настоящее
время профессора А. Поляков и А. Мигдал живут и работают в США,
а профессор С. Гурвиц — в Израиле, в г. Реховот: физтех немало делает
для в развития науки в этих странах.)
Приведем следующие характерологические фрагменты из
воспоминаний о А. Б. Мигдале.
<...> Ему подарили набор очень хороших резцов для его токарного
станка, и АБ подарку был рал но переживал, что это слишком ценный
подарок от не очень близкого человека. При этом АБ вспоминал, что когда
другой человек вместе с просьбой об отзыве прислал ящик хорошего
грузинского вина, АБ отзыв дать отказался, а вино пришлось выпить,
чтобы не испортилось [Воспоминания..., 2003. С. 47].
М. Б. Гейликман высказывает об идеологии Мигдала следующее
нетривиальное суждение:
Времена не выбирают <...>. Но АБ, живя в тоталитарном
государстве, был поразительно свободен. Политическая несвобода бывает
разная. Одни люди до доклада Хрущёва по разным причинам не понимали,
в каком государстве они живут, другие все понимали, но потратили
значительную часть своей жизни на разъедающие разговоры на «московских
кухнях» и таким образом позволили советскому режиму отнимать у
себя умственные силы на ненависть к нему. АБ все понимал, но тратил
свое время в основном на другое: на науку, альпинизм, женщин,
подводное плавание, мотоциклы, надувные яхты, стеклодувное дело, скульптуру.
В определенном смысле это было инакомыслием даже по отношению
к инакомыслию [Там же. С. 213].
Что касается женщин, раз уж о них упомянул М. Б. Гейликман,
приведу лишь одну цитату из воспоминаний И. И. Гольдмана:
Мы <с В. В. Судаковым> познакомились с двумя круглолицыми
киевлянками и стали с ними встречаться. Ландау заметил это и прочел нам
6*

84 Глава 4. А. Б. Мигдал: физическое совершенство
лекцию о том, как следует ухаживать за прекрасным полом. Лекция была,
как всегда у Дау, полна блеска и остроумия. Я рассказал об этом Мигда-
лу. Он без восторга бросил: «Нашли, у кого учиться!» [Воспоминания...,
2003. С. 165].
Довольно редким свойством книги о Мигдале является то, что в ней не
стесняются обсуждать с различных сторон еврейский вопрос. И. И. Гольд-
ман пишет:
После семинара в Мерилендском университете <...> один профессор
спросил АБ: «Какова ваша национальность?» АБ ответил: «Я — русский».
На обратном пути <...> я сказал: «А я помню вашего брата Мулю,
вашу маму Рахиль Соломоновну». АБ поправил меня: «Ее звали Рахиль
Аркадьевна, и меня назвали в честь ее отца, как принято у евреев».
Возможны два толкования. Национальность АБ зависела от того, кто
его собеседник. Или — его брат и мать были еще связаны с еврейской
традицией, а сам АБ — с русской [Там же. С. 162].
Ученик АБ, доцент МИФИ В. М. Осадчиев пишет:
В период второй волны иммиграции в Израиль АБ сформулировал
свою позицию: «По паспорту я еврей, но Родина моя здесь, здесь я
родился и живу. Во-первых, я не знаю языка, а во-вторых, я не чувствую чего-
либо особенного в принадлежности к национальности» [Там же. С, 109].-
Академик А. И. Ларкин вспоминает о Мигдалах, отце и сыне:
Когда Саша в 16 лет получал паспорт, АБ говорил, что Саша сам
должен решать, какую национальность выбрать, но он ему советует
записаться по матери русским, так как хочет, чтобы Саша занимался наукой,
а «пятый пункт» будет этому мешать [Там же. С. 47].
Замечу, что подобный вопрос Ландау решал иначе, он считал, что
его сын «Гарик должен записаться евреем, если хочет сохранить фамилию
Ландау. А если желает быть русским, то пусть меняет фамилию на Дро-
банцев» [Рындина, 2004].
Во время борьбы с «космополитами» Мигдала было решено уволить
из ММИ (будущего МИФИ). Недавно опубликовано письмо Министра
высшего образования СССР С. В. Кафтанова на имя Л. П. Берии от 14
декабря 1949 г. (Сов. секретно. Особая папка) «О мероприятиях по удалению
из Московского механического института группы преподавателей,
сотрудников и студентов». Приводим начало этого письма, его концовку, а также
из середины — пункт, касающийся Мигдала.
Сообщаю Вам, что, рассмотрев докладную записку т. Абакумова В. С.
на Ваше имя от 7.^.1949 г. № 6004/Л о наличии в кадрах профессорско-
преподавательского, учебно-вспомогательного и студенческого состава
московского механического института лиц с компрометирующими
данными, Министерство высшего образования провело и наметило провести
следующие мероприятия: <... >

4. «Мигдал не может подвести»
85
3. Будут освобождены от работы с 7 февраля 1950 года^
следующие лица: <... >
4) Мигдал Л. Б. — профессор кафедры № 17, <... >
В связи с тем, что замена профессоров Лейпунекого А. И., Тамма И. Е.
и Тихонова А. //., являющихся наиболее крупными специалистами в
области ядерной физики, в текущем учебном году не представляется
возможной, Министерство высшего образования просит Вашего согласия оста-
вить их временно на работе в Московском механическом институте 5К
Но Мигдала и других упомянутых ученых не тронули, и они приняли
основное участие в преобразовании ММИ в МИФИ.
4. «Мигдал не может подвести»
Когда в 2005 г. я спросил Д. А. Компанейца, который знал Мигдала
лично, каким, на его взгляд, у меня получился этот очерк, он ответил:
«Прилизанным». В целях большего приближения к реальному
многоцветному облику героя приведу рассказ Б. Л. Иоффе о том, как А. Б. Мигдал
в 1960 г. играл роль оппонента по его докторской диссертации:
Когда я встречал АБ, он говорил мне, что вот-вот сядет читать
диссертацию, позовет меня, и мы с ним будем много работать, но ведь еще есть
время? Наконец, когда до защиты осталось две недели, я сам
позвонил АБ и спросил, не могу ли я ему быть полезен. «Да, да, конечно, —
сказал АБ, — позвоните в начале будущей недели». Я позвонил. — «Мы
непременно должны с Вами встретиться. Что если в четверг? Но сначала
позвоните». Я позвонил в четверг. АБ весь день не было дома, он
появился только поздно вечером. «Давайте встретимся в субботу, позвоните
мне часов в 11». (Защита была назначена на утро в понедельник.) Звоню
в субботу. АБ предлагает встретиться в воскресенье в 1 2. Звоню в
воскресенье в 1 1. Жена говорит мне: «Аркадий Бенедиктович ушел в бассейн,
позвоните после обеда, часа в 3-4». Звоню после обеда. Жена говорит:
«Аркадий Бенедиктович спит. Позвоните часов в восемь». Наконец, в
восемь я дозваниваюсь. АБ приглашает в девять. Приезжаю. АБ радостно
приветствует меня и объясняет: «Я понимал, что мне предстоит большая
и трудная работа, и я должен быть в хорошей форме. Поэтому я решил
с утра сходить в бассейн. Придя из бассейна, я сел обедать и мне
захотелось выпить водки. Ну, а после водки захотелось спать. Но теперь мы с
вами хорошо поработаем». На следующий день на Ученом совете АБ был
вовремя, и отзыв был при нем. Мигдал не подвел! [Иоффе, 2004. С. 87].
'Дата соответствует началу весеннего семестра. Тем самым министерство предполагало
дать возможность увольняемым преподавателям довести до конца осенний семестр и
экзаменационную сессию. — Прим. Б. Г.
5) Подчеркнуто Берией.

86 Глава 4. А. Б. Мигдал: физическое совершенство
И еще один субъективный фрагмент воспоминаний — не по заказу
к сборнику воспоминаний, а из острой во всех отношениях книги
профессора А. А. Рухадзе, который помнит Мигдала по лекциям в МИФИ
в 1952 г.:
Человеком-легендой был и А. Б. Мигдал, мастер спорта, будущий
академик, один из основателей воднолыжного спорта в СССР. Читал он
нам спецкурс «Дополнительные главы квантовой механики», нечто
вроде сборной солянки, хотя в целом слушать было интересно. Во-первых,
потому что он выгодно отличался от других лекторов теоретической
физики, которые, как правило, были людьми неспортивного телосложения.
А. Б. Мигдал был атлетично сложен, красив, как бог. Он это понимал
и красовался перед нами <...>. Как-то перед лекцией он поставил
венский стул с довольно высокой спинкой и с места перепрыгнул через него
туда и обратно. Никто в группе, даже такой спортсмен, как Е. Е. Ловецкий,
сделать этого не смог, все поотбивали себе задницы.
Красавцем-мужчиной считался он и среди участников семинара Ландау. Любитель жизни,
он много времени уделял спорту, саморекламе... [Рухадзе, 2005. С. 30].
5. «Вспоминайте меня весело!»
Вот что рассказывают о розыгрышах, инсценированных Мигдалом,
в которых он был великим мастером и мог бы поспорить со знаменитым
мистификатором композитором Никитой Богословским. Опишем эти
инсценировки, пронумеровав их.
Два розыгрыша были осуществлены на семинаре Ландау. Рассказывает
академик А. И. Ларкин:
(1) Помню, приходит к АБ домой Я. А. Смородинский и говорит: «Завтра
1 апреля, а вы какой-то наукой занимаетесь». После долгой
подготовки якобы сотрудница иностранного отдела Академии наук позвонила
Ландау и сказала: «В Москву прилетел японский физик Кикучи <был
такой известный физик. — Б. Г.>, он хочет встретиться с вами,
можно ли дать ему ваш телефон?» Потом Смородинский голосом Кикучи
позвонил Ландау и сказал, что он с его соавтором Ямогучи сделали
дальнейшее развитие теории ферми-жидкости и заметили, что
амплитуда зависит от порядка предельного перехода. Через час или два
Ландау позвонил Мигдалу и сказал: «Прилетел Кикучи, он не такой
уж дурак, он сделал наблюдение про амплитуду, как и вы, завтра он
придет в Физпроблемы». На следующий день (1 апреля) все
собрались, а Кикучи нет. Когда возмущенный Ландау собрался звонить
в Академию, Мигдал заметил: «А может, Кикучи здесь?»
(2) Через год АБ и Б. М. Понтекорво сочинили письмо, которое
последний якобы получил в Дубне от Паули. В этом письме «Паули» сообщал
о новых результатах, якобы подтверждавших теорию, которую
недавно опубликовали Гайзенберг и Паули. Понтекорво позвонил Ландау,

5. «Вспоминайте меня весело!»
87
и на следующий день (1 апреля) Е. М. Лифшиц зачитал это письмо
на семинаре Ландау. Замечание Ландау: «Я давно веду
паразитический образ жизни — сам чужих работ не читаю, а прошу их мне
рассказывать. Но сейчас я понял, что паразитировал на трупе. Как
можно было не заметить работу таких великих людей?» В перерыве
Понтекорво уговорил Леву Окуня разъяснить, что данные, о которых
писал «Паули», могут быть разъяснены и без теории Гайзенберга—
Паули. В конце семинара АБ не выдержал и сказал, что первые буквы
абзацев в письме «Паули» образуют слово «дураки» <по-английски,
а может быть, по-немецки, в рассказе не поясняется.. — Б. Г.>.
Помню, раз АБ спросил меня: «Вот Миша Урин считает, что я,
устраивая балаган, подрываю свой авторитет. А Вы как считаете?» Я ответил,
что в моих глазах его авторитет от балагана только растет
[Воспоминания..., 2003. С. 45].
(3) Хорошим розыгрышам АБ радовался, даже если сам был их объектом.
Он любил рассказывать, как при сборах на Кавказ друзья подсунули
ему в рюкзак телефонную книгу Москвы с запиской: «Телеграфируй
знак и величину разности между числом Ивановых и Рабиновичей».
Тогда такие книги были редкостью. АБ книгой гордился, выкинуть
ее было жалко. Пришлось нести ее через высокие горные перевалы
[Там же].
(4) Как-то АБ получил письмо от «зарубежного физика». Тот писал,
что подготовил, было, приглашение Мигдалу приехать для доклада,
с оплатой за счет приглашающих, но в последний момент передумал:
«Мне передали, что Вы плохо отзываетесь о моих работах, поэтому
я вынужден отменить свое приглашение». АБ кипел: «Кто мог
передать?» Пока Саша не сказал: «С первым апреля, папа!» [Там же].
(5) и (6) «При жизни И. В. Курчатова спасало то, что АБ имел прямой
выход на Игоря Васильевича, а тот высоко ценил АБ и всегда старался
выполнять его просьбы» [Там же. С. 80]. Он даже допускал
розыгрыши, в которых сам становился их объектом. Академик С. Т. Беляев
вспоминает о том, как Мигдал договорился с Курчатовым, что к нему
на прием придет грузинский математик Н. М. Полиевктов-Николад-
зе. «АБ вошел в кабинет один, немного изменив внешность (подтянув
ниткой нос и взлохматив шевелюру) и стал представляться с
грузинским акцентом. Курчатов только в процессе беседы понял подвох
и расхохотался» [Там же. С. 16].
Подобный сценарий повторился еще раз, когда Мигдал участвовал
в одном очень секретном совещании у Курчатова, куда он пришел,
изменив внешность. Присутствие «постороннего» вызвало
переполох у представителя первого отдела, тот доложил Курчатову, который
не сразу, но опознал Мигдала и очень веселился. Эти две сценки
характеризуют не только самого Мигдала, но и человеческий облик
И.В.Курчатова, представляющегося нам фигурой
отдаленно-возвышенной и таинственно-мистической.

88 Глава 4. А. Б. Мигдал: физическое совершенство
(7) и (8) Невозможно обойти обмен язвительными розыфышами между
А. Б. Мигдалом и Я. Б. Зельдовичем на литературном поприще. Вот
что о них рассказывает профессор И. Н. Мишустин.
АБ попросил меня передать ЯБ экземпляр своей книги
«Приближенные методы квантовой механики». Он при мне сделал дарственную
надпись, которая меня несколько шокировала...
Половых излишеств бремя тяготело над тобой,
Но теперь настало время для политики иной.
Твоя новая тематика — астро-космо-математика.
Поэт Олейник
На следующий день я передал книгу Я Б. Он прочитал надпись,
усмехнулся и ничего не сказал. Но ЯБ был не из тех, кто оставляет что-
то без ответа <...>. Примерно через год после этого Я. Б.Зельдович
и В. С. Попов направили в УФН большой обзор, посвященный
рождению электронно-позитронных пар в сильных полях. В конце введения
было приведено двустишие:
Могучий и фомадный далек астральный лад.
Желаешь объясненья — познай атомосклад.
Поэт Хлебников
В процессе прохождения рукописи через редакционные этапы кто-
то разгадал скрытый смысл этого стихотворения <это акростих,
выпишите первые буквы слов. — Прим. Б. Г.>. Когда статья была уже
набрана, редактор потребовал от авторов убрать стихотворение. Это
означало бы для них выплату большого штрафа за перебор статьи.
Авторы отказались и предложили компромисс. Слово «Желаешь» было
заменено на «Ты ищешь». Но и за это небольшое изменение Зельдович
должен был заплатить 150 рублей, немалые деньги по тем временам.
АБ <...> долго смеялся. Особенно забавляло его то, что Зельдович
заплатил штраф [Воспоминания..., 2003. С. 117].
Однако на этом история не закончилась. В 1983 г. вышла
научно-популярная книга А. Б. Мигдала «Поиски истины». Просматривая ее, я
обнаружил вот что. На с. 61 есть такой «безобидный» абзац: «Иногда
стремление к самовыражению проявляется настолько сильно, что занятия одной
только наукой оказывается недостаточно. Макс Планк был хорошим
пианистом. Эйнштейн ифал на скрипке. Ричард Фейнман играет на барабане
богно. Один наш известный физик пишет стихи: „...Желаешь
объяснения — познай атомосклад!" (физикам эта строчка подскажет его имя)».
Исчерпывающая, хотя и не очевидная даже для физиков отгадка помещена
на предыдущей странице книги Мигдала в виде рисунка. На нем
изображен астроном, сидящий задом-наперед на Пегасе. Он смотрит в телескоп,
установленный на Офомной заднице коня. Лысый астроном в круглых
очках очень похож на Я. Б. Зельдовича (см. во вклейке).

6. О спорте, искусстве и «веселом цинизме»
89
6. О спорте, искусстве и «веселом цинизме»
Когда пишут о А. Б. Мигдале, обязательно упоминают его
спортивность. Замечательно, что эта сторона облика Мигдала оказалась важна
не только для его личной жизни, но и для общества в самом широком
смысле. А. Б. Мигдал-спортсмен — альпинист и пловец — создал
Всесоюзную федерацию подводного спорта СССР и был ее первым
председателем, имевшим членский билет под номером 1. Он внедрил в нашей стране
технику и экипировку для подводного спорта (акваланги), организовал
вокруг себя группу энтузиастов, которая быстро увеличивалась, благодаря
присоединению к ней ученых, спортсменов, военных, артистов. Мигда-
лом был отснят первый советский документальный фильм о подводной
природе, он назывался «Над нами Японское море». Фильм
пользовался громадной популярностью. Рассказывают о забавном эпизоде: когда
фильм показывали в ИАЭ, то в зал заранее набилось столько народа, что
пришедшему к моменту начала сеанса директору Института академику
А. П.Александрову не нашлось места, чтобы нормально сесть. И Мигдалу
потом пришлось перед ним извиняться.
Многие говорили, что АБ — человек эпохи Возрождения <...>. И. М. Лиф-
шиц, увидев домашнюю мастерскую АБ, <...> где он занимался не только
скульптурой, но и дутьем, и многими другими премудрыми ремеслами,
воскликнул: «Да ты просто Леонардо да Винчи!» АБ быстро ответил:
«До Леонардо недовинчиваю» [Воспоминания..., 2003. С. 60, 212].
А. Б. Мигдал занимался на профессиональном уровне и скульптурой.
Его произведения не раз выставлялись. Подаренные им работы —
горельефы Эйнштейна, памятная доска в честь Померанчука и др. —
заняли постоянные места в интерьерах физических институтов (во вклейке
см. фотографию скульптурного автопортрета Мигдала). Мигдал первым
высказал идею о том, чтобы заказать Эрнсту Неизвестному надгробный
памятник Ландау. Вместе с Капицей и Халатниковым они ездили к
великому скульптору, смотрели наброски, уточняли детали.
Наконец, приведу нетривиальные суждения А. Б. Мигдала о духовной
жизни у нас в стране и за границей, а также несколько тонких наблюдений,
характеризующих известных ученых.
Сын А. Б. Мигдала вспоминает, как они с отцом обсуждали одного
из крупнейших советских физиков NN <из контекста ясно, что имеется
в виду Я. Н. Боголюбов>\
...перед нами был научный психологический вопрос: как математик
NN, автор выдающихся работ по статистике и теории поля, мог
сморозить такую чушь <речь идет об обсуждении вопроса о теории конформной
симметрии, разработанной с участием А.А.Мигдала>. <...> Мы оба
были поклонниками NN как ученого. <...> Папа восхищался его теорией
сверхпроводимости и рассказывал мне, как NN посрамил семинар
Ландау своим блестящим докладом о канонических преобразованиях. <...>

90 Глава 4. А. Б. Мигдал: физическое совершенство
Моя гипотеза о том, что он — дурак, не сходилась с фактами, и папа
предложил более корректную гипотезу ума второго рода: <...> «Ум
первого рода — говорить умные слова, ум второго рода — делать умные
поступки. У NN когда-то был ум первого рода, но потом он перешел
во второй. Думаешь, ему интересно знать, сколько параметров у
конформной группы? Он занимается „большой наукой", где политическая
сторона важнее научной. Тебе бы не помешало поучиться у него уму
второго рода».
Кстати, о цинизме. Когда я уехал в Америку, <...> папа сказал мне
на прощание: «Тебе больше всего будет не хватать русской душевности».
<...> Через несколько месяцев я написал ему: «Не знаю, как насчет
душевности, но нашего веселого цинизма мне не хватает». (Очевидно,
меня заедала политическая корректность — американская версия ума
второго рода.) Он мне ответил: «А тот веселый цинизм, которого тебе
не хватает, и есть та самая душевность» [Воспоминания..., 2003. С. 65].
О том, как бы отнесся А. Б. Мигдал к эпохе, в которую вступила новая
Россия, можно приблизительно судить, взяв за основу слова его сына. Их
излагает Е. В. Нетесова, редактор книг А. Б. Мигдала:
Через пару лет после начала российских реформ Саша Мигдал —
Александр Аркадьевич — заметил, что если б АБ дожил до этих
событий, несостоятельность либералов, демократов стала бы для него.очень
тяжелым ударом. Может быть, это он как-нибудь перенес бы, но при
всей своей, мало сказать, неприязни к советской власти, никогда не
простил бы нынешним российским властям, как минимум, одного: полного
пренебрежения фундаментальной наукой [Там же. С. 241].
Кстати, с этим суждением перекликаются слова сына еще
одного крупнейшего советского физика академика Г. Л. Ландсберга. В книге
о А. Б. Мигдале профессор Л. Г. Ландсберг высказывается, естественно,
от своего собственного имени, но само это имя слишком хорошо
известно, и потому следующее суждение неизбежно воспринимается как
экстраполяция взглядов его великого отца:
Сегодня много говорят об эпохе рационализма, о новых
государственных и геополитических задачах. Я же совершенно уверен, что здесь
прежде всего отражается преступная слепота власти и общества, не
понимающих, что такое фундаментальная наука, которая создавалась у нас
многими блестящими научными школами несколько десятилетий, а
разрушается менее чем за 10 лет. Они просто не понимают, что, оставляя
страну без фундаментальной науки, они лишают ее надежды и будущего.
При катастрофе надо прежде всего спасать мозг жертвы, а не
содержимое туго набитых чужих кошельков <...>. Достучаться до людей с
примитивным сознанием просто невозможно, и все слова отскакивают от них
за полной ненадобностью [Там же. С. 176].
И. Б. Куликов, сын репрессированного друга А. Б. Мигдала, живший
в его семье как в убежище в течение года, констатирует, как бы подводя

7. Высказывания Мигдала
91
итог этого очерка о А. Б. Мигдале: «Редкий сплав мужества, чести и
благородства был в этом человеке».
7. Высказывания Мигдала
Заниматься фундаментальной наукой так же выгодно, как делать добро.
Человек, не знающий и не желающий знать основных законов науки,
потенциально опасен в наше время, которое мы называем научно-технической
революцией.
Физик-теоретик должен отвечать не «не знаю», а «не пробовал».
Физику нужно чувствовать животом.
Надо искать аргументы против себя. Аргументы «за» всегда
найдутся сами.
Талант — как деньги, либо он есть, либо его нет. Но в отличие от денег
талант нельзя заработать.
Скромность — удел бездарностей.
Глубокая мысль выигрывает от упрощения. Однако в науке, как и в
искусстве, простота требует усилий.
Чтобы избежать застоя, желательно по крайней мере раз в десять лет
менять направление своих изысканий, возможно, даже очень круто.
Главное, не, сколько человек зарабатывает, а, сколько он тратит.
Копи в жизни ощущения, а не вещи!
Общество, которое неспособно ценить тренированный интеллект, обречено.
Не надо говорить о неправильных результатах, работах и авторах,
просто не надо на них ссылаться.
Отдых надо включать в расписание как часть рабочего дня.
Книги существуют не для того, чтобы их читать, а для того, чтобы
иметь возможность их читать.
Водка должна обладать индивидуальностью.
В женщинах много красоты, но мало свободы. Единственная свобода,
какую можно взять у женщины, — это выбрать другую женщину.
Разброс внутри одной нации больше, чем между нациями.
Звание академика компенсирует то, что я беспартийный и еврей.
Смысл жизни не в том, чтобы прийти к цели кратчайшим путем, а в
том, чтобы как можно больше почувствовать и увидеть по пути.
Отношения с учениками складываются всегда одинаково: начинается
с восхищенья учителем — в этот период ученик впитывает то, что ты
знаешь и умеешь; но это быстро сменяется критическим отношением, и
часто наступает отчуждение. Иногда ученик, боясь показаться угодливым,
впадает в хамство, забывая о том, что между угодливостью и хамством
лежит большая область интеллигентных отношений. Со временем отчуждение
сменяется зрелой любовью, прощающей недостатки. Словом, как с детьми.
Я горжусь, что среди моих учеников нет доносчиков и карьеристов.

Глава 5
Я. Б. Зельдович — звездный соратник Ландау
Это был совершенно фантастический интеллект.
Академик Ю. Б. Харитон])
Яков Борисович Зельдович (1914-1987) —
советский физик-теоретик, академик АН СССР,
трижды Герой Социалистического Труда (1949, 1953,
1956 за создание советских атомной и
водородной бомб), лауреат Ленинской (1957) и четырех
Сталинских премий (1943, 1949, 1951, 1953),
награжден тремя орденами Ленина и др.
орденами СССР, медалями международных научных
сообществ: Золотой медалью им. И. В. Курчатова за
открытия в ядерной физике, медалями Н. Мансо-
на и Б. Льюиса за исследования газодинамики и
ударных волн, К. Брюс за открытия в
астрофизике, П. Дирака за работы по теоретической физике. Иностранный член
Лондонского королевского общества, Германской, Американской,
Венгерской академий, ряда университетов и физических обществ. В 1932-
1940 — научная работа в области гетерогенного катализа и адсорбции
(кандидатская диссертация, 1936), реакций окисления азота (докторская
диссертация, 1939). С 1935 до конца жизни занимался
химико-физическими и физико-теоретическими исследованиями цепных реакций горения
и взрыва, детонацией и ударными волнами. В 1943 получил за эти
исследования первую Сталинскую премию. В 1941 -1942 создал теорию
внутренней баллистики пороховых снарядов. С самого начала — в советском
Атомном проекте, куда приглашен И. В. Курчатовым и Ю. Б. Харитоном
как основоположник теории цепной реакции деления урана (1939-1940,
совместно с Харитоном). В 1943-1965 играл решающую роль в
разработке атомного, а затем водородного оружия. Начальник
теоретического отдела, заместитель научного руководителя (Ю. Б. Харитона) КБ-11
(Арзамас-16). С 1965 по январь 1983 — заведующий отделом в
Институте прикладной математики АН СССР (у М. В. Келдыша),
одновременно — профессор физического факультета МГУ, заведующий отделом
релятивистской астрофизики в Государственном астрономическом
институте им. П. К. Штернберга. В 1983-1987 — заведующий теоротделом
£*€
1) Из книги [Знакомый..., 1993. С. 107].

1. От химии к звездам
93
в Институте физпроблем (у П. Л. Капицы), который ранее возглавляли
Л.Д.Ландау и И. М.Лифшиц. Создал в 1977 и возглавил научный
совет по горению АН СССР. Автор (и соавтор) 34 книг — монографий,
учебников, сборников трудов, многие из которых вышли в нескольких
изданиях и переводах. Основные из них: «Теория детонации», «Теория
ударных волн и введение в газодинамику», «Окисление азота при
горении», «Тепловой взрыв и распространение пламени в газах», «Импульс
реактивной силы пороховых ракет», «Теория нестационарного горения
пороха», «Математическая теория горения и взрыва», «Физика ударных
волн и высокотемпературных гидродинамических явлений», «Рассеяние,
реакции и распады в нерелятивистской квантовой механике»,
«Релятивистская астрофизика», «Теория тяготения и эволюция звезд», «Строение
и эволюция Вселенной», «Турбулентное динамо в астрофизике», научно-
популярная книга «Драма идей в познании природы», «Физические
основы строения и эволюция звезд», «Избранные труды. Химическая физика
и гидродинамика», «Избранные труды. Частицы, ядра, Вселенная»;
учебники: «Высшая математика для начинающих и ее приложения к физике»,
«Высшая математика для начинающих физиков и техников», «Элементы
прикладной математики», «Элементы математической физики» (точные
библ. описания см. в сборнике воспоминаний о ЯБ). Я. Б. Зельдовичу
посвящен академический сборник серии «Ученые России. Очерки,
воспоминания, материалы» под названием «Знакомый незнакомый Зельдович в
воспоминаниях друзей, коллег, учеников» (1993; готовится 2-е издание).
Создал научные школы в областях горения и взрыва, ядерной
физики, астрофизики и космологии, среди его учеников несколько членов
Академии наук СССР (РАН), десятки докторов наук: О. И. Лейпунский,
А. Г. Мержанов, Г. Б. Манелис, Б. Е. Гельфанд, Г. М. Махвиладзе, Е. И. За-
бабахин, С. С. Герштейн, Р. А. Сюняев, Г. С. Бисноватый-Коган, А. А. Ста-
робинский, А. Г. Дорошкевич, И.Д.Новиков, О.Х.Гусейнов.
Похоронен в Москве, на Новодевичьем кладбище. В Минске, на
родине трижды Героя установлен бронзовый бюст Я. Б. Зельдовича.
1. От химии к звездам
Яков Борисович Зельдович родился в Минске 8 марта 1914 г. в семье
адвоката Бориса Наумовича Зельдовича и л итератора-переводчика Анны
Петровны. (Как шутил потом ЯБ, он явился Подарком женщинам к
Международному женскому дню.) В том же году семья переехала в Петроград,
где жила вплоть до эвакуации в августе 1941 г. в Казань, куда был
временно перемещен ИХФ. ЯБ поступил в среднюю школу сразу в 3-й класс
и окончил ее в 1930 г. ЯБ учился около двух лет на заочном факультете
университета, но не закончил его. Он был самоучкой, исключительно
самостоятельной и сильной творческой личностью, которая не нуждалась
в наставниках в обычно понимаемой их роли. Между тем сам Я Б
говорил, что он учился у многих прекрасных ученых, большинство которых

94 Глава 5. Я. Б. Зельдович — звездный соратник Ландау
были, кстати, немногим старше его: у С. 3. Рогинского, Н. Н. Семёнова,
Ю. Б. Харитона, Л. Э. Гуревича, В. С. Сорокина, О. М. Тодеса, С. В.
Измайлова, М.П.Бронштейна [Знакомый..., 1993. С.323]).
В только что присланном мне письме Борис Зельдович уточняет:
«Помню, как отец вспоминал: „Меня мог в коридоре остановить <Я. И.>
Френкель и сказать: 'Давай, я тебе расскажу всю статистическую физику
за 5 часов'". Или, как Семёнов ему рассказал что-то по химической
кинетике за один присест. Или, как <Л. А.> Сена ему изложил электричество —
большой кусок. Или, как <С. В.> Измайлов ему дискретно (но много чего)
объяснил по электродинамике и теории относительности. (Много позже,
по просьбе Я Б, я навестил во время конференции по жидким кристаллам
в г. Иваново профессора С. Измайлова, жившего там на пенсии, и
передал ему приветствие и поклон от Я Б.) Иначе говоря, сам Я Б считал, что
он имел реально высшее образование, полученное им от старших коллег,
но не имел диплома» (из личного письма автору, 07.06.07 г.).
Действительно, в воспоминаниях о ЯБ многие подчеркивали то
обстоятельство, что он не имел диплома о высшем образовании. Когда ЯБ
как-то спросили, не мешало ли это ему в формальном смысле, ЯБ
ответил, что да, иногда мешало, пока он не стал академиком. И добавил, что
жил в то благословенное время, когда можно было получить разрешение
на защиту кандидатской диссертации, не имея вузовского диплома2^.
Кандидатская и докторская диссертации, защищенные ЯБ еще до
войны, относились к физической химии. В 1939-1941 гг. Ю. Б. Харитоном
и Я. Б. Зельдовичем был выполнен цикл пионерских работ по
теоретическому расчету разветвляющейся цепной реакции деления урана. Эти
работы не стояли в плане ИХФ, так как тогда не имели прикладного
значения; они выполнялись авторами по вечерам. Попытаемся популярно и
кратко прокомментировать важнейшие их результаты.
В 1939 г. О. Ган, Р. Штрассман открыли, а Л. Мейтнер и О.Фриш
объяснили неожиданное явление — при захвате нейтрона, ударившего
в ядро урана, последнее может разделиться на два ядра других химических
элементов меньшей массы. При этом испускаются так называемые
мгновенные нейтроны деления и выделяется энергия. Новые нейтроны, ударяя
в ядра урана, продолжают цепочку делений. Ю. Б. Харитон и Я. Б.
Зельдович поняли, что в данном случае возможна ядерная разветвленная цепная
реакция, которая быстро приведет к взрыву с выделением огромной
энергии. Естественно, в курсе этой работы был директор ИХФ Н. Н. Семёнов.
Он тут же оценил важность такого открытия и направил письмо в
Научно-техническое управление Министерства нефтяной промышленности
(в то время ИХФ был в его подчинении). В письме он обосновывал
необходимость широко развивать эти работы [Знакомый..., 1993. С. 101].
' Заметим, что также не имели дипломов о высшем образовании выдающиеся ученые,
современники Я Б, вице-президент АН СССР Б. П. Константинов (брат первой жены ЯБ
Варвары Павловны) и член Президиума АН СССР М. А. Стырикович, друг Ландау.

1. От химии к звездам
95
Несмотря на то что письмо осталось без внимания, Зельдович и
Харитон провели теоретические расчеты. Нейтрон был открыт всего за семь
лет до этого, и не были известны ядерные константы реакций с участием
нейтронов: в первую очередь это сечения (вероятности) захвата нейтрона
ядром с делением последнего (полезный акт) или захват без деления
(вредный акт из-за потери нейтрона), сечения захвата или рассеяния нейтрона
ядрами кислорода, водорода, дейтерия, других элементов. Приходилось
пользоваться грубыми оценками, своими собственными или из печати.
Тем не менее, уже в первой работе Зельдович и Харитон показали, что
в чистом природном уране, содержащем лишь 0,72 % урана-235, цепная
реакция невозможна из-за неупругого рассеяния нейтронов в
подавляющей массе урана-238. Главный вывод этой работы: для цепной реакции
деления необходимо многократно увеличить концентрацию изотопа-235,
который захватывает преимущественно медленные (тепловые) нейтроны
с энергией ~ 0,25-1,0 эВ.
Во второй работе Зельдовича и Харитона (1940) была выяснена роль
замедлителя нейтронов. В качестве замедлителя рассматривался
обыкновенный водород (вода) в гомогенной смеси ее с ураном. Полученная
знаменитая «формула трех сомножителей» для коэффициента размножения
нейтронов (К = v<p0) позволяла рассчитывать процесс замедления с
любыми замедлителями. Теория показала невозможность цепной реакции в
гомогенной смеси естественного урана и воды при любой концентрации
урана. Стало ясно, что нужно применять другой замедлитель, который
поглощал бы нейтроны меньше, чем водород Н, но замедлял бы быстрые
нейтроны так, чтобы через 10-15 столкновений их энергия уменьшалась
до теплового диапазона. Вместе с тем необходимо было повысить
концентрацию урана-235, ядра которого резонансно захватывают тепловые
нейтроны (приблизительно каждый второй нейтрон), при этом делясь
и испуская еще несколько нейтронов.
Третья фундаментальная работа Я. Б. Зельдовича, Ю. Б. Харитона была
выполнена в 1940 г. в соавторстве с будущим членкором АН СССР и
видным участником Атомного проекта Исаем Израилевичем Гуревичем
(1912—1992). В ней была выяснена решающая роль запаздывающих
нейтронов в кинетике реактора. Эти нейтроны испускаются не ураном, а
некоторыми нестабильными осколками его деления. Благодаря им кинетика
цепной реакции «смягчается» при переходе через границу критичности
цепной реакции. Именно это позволяет в принципе контролировать
разгон ядерных реакторов, управлять реакцией и тем самым делает
возможным существование всей мирной ядерной энергетики. <...> Трое авторов
выяснили необходимое количество делящегося вещества для
осуществления цепной реакции при коэффициенте размножения выше единицы.
Отсюда появляется понятие критической массы. До этой работы было
известно диффузионное уравнение Перрена, пригодное для очень малых
мультипликаций, т. е. малого числа соударений нейтронов с ядрами
урана в цепочке, инициированной одним нейтроном. Далее, применялось

96 Глава 5. Я. 6. Зельдович — звездный соратник Ландау
интегральное уравнение Пайерлса, которое им было решено для двух
предельных случаев, очень малых и очень больших мультипликаций, причем
для «голой» массы делящегося вещества, заключенного в котел без
отражателя, т.е. без учета влияния стенок и крышки, отражающих нейтроны.
Авторы поставили задачу решить интегральные уравнения диффузии для
любых мультипликаций и при наличии отражателя. И. И. Гуревич
напоминает, что «тогда все вычислительные средства ограничивались
логарифмической линейкой и механическим арифмометром. Ясно, что такая
задача не поддается обычным аналитическим методам». Он пишет, что
решающим стал прием, предложенный Яковом Борисовичем, состоящий
в обращении задачи [Знакомый..., 1993. С. 94].
Суть обратной задачи такова. Пусть известно, что идет незатухающая
реакция. Она дает распределение нейтронов в объеме урана с достаточно
большой их плотностью. Последнюю можно записать в виде некоторой
пробной функции. Эту функцию надо подставить в интегральное
уравнение и затем потребовать, чтобы в нем плотность делящегося вещества,
т. е. урана, была постоянной. Тогда получится уравнение, которое уже
можно решить «вручную», из него и находят характерный размер заряда,
например радиус уранового шара. По словам И. И. Гуревича, «в результате
длинных, недостаточно элементарных расчетов мы получили всю кривую
зависимости критического размера чистого урана-235 от величины
коэффициента размножения для любых мультипликаций, вначале для голого
урана, а потом — урана, окруженного отражателем <...>. Была оценена
<...> критическая масса урана-235, которая <...> составляет единицы или
десятки килограмм» [Там же. С. 95].
Работы 1939-1940 гг. Я Б и Ю. Б. Харитона предопределили судьбу
века и судьбу самого Я Б. Неслучайно, что ЮБ и Я Б одними из первых
были привлечены к работе в советском Атомном проекте. Но это случится
еще через три года.
Начинается война, и Я Б оставляет ядерную физику. В 1941-1942 гг.
в ИХФ, в Казани, и в НИИ-6, в Москве, он выполняет важное оборонное
задание Главного управления вооружения минометных частей (ГУВМЧ)
Наркомата боеприпасов по исследованию горения пороха в снарядах для
«Катюш». <...> В первоначальном варианте «Катюши» были опасны не
только для врага, но и для тех, кто запускал снаряды, так как они нередко
взрывались. Бывало и наоборот, когда реактивный двигатель глох. Кроме
того, вес заряда был около 10 кг, а дальше оказалось невозможным его
наращивать и тем самым увеличивать мощность двигателя и дальность
стрельбы, из-за возникавших нестационарных явлений. Нужно было
найти причину и изменить конструкцию. Друг Я Б, его ученик и ближайший
сотрудник по этой работе в ИХФ О. И.Лейпунский написал так об этом
в своих записках (переданных нам его сыном):
Уже к концу 1941 г. у Зельдовича сложилась концепция внутренней
баллистики пороховых ракет:

1. От химии к звездам
97
(а) Аномальное горение в PC — это потухание вследствие нестационарности
горения пороха, которое наступает при низком давлении, когда
собственное время релаксации <возвращения к равновесным температуре и дав-
лению> камеры становится меньше собственного времени <релаксации>
прогретого слоя пороха.
(б) Существует новое явление при горении пороха — «раздувание», —
которое ответственно за увеличение давления при горении длинных зарядов.
(в) В основе (а) и (б) лежит геометрическая и временная структура волны
горения: прогретый слой твердой фазы камеры с собственным временем
релаксации, не равным времени прилегающих к нему двух реакционных
слоев (твердой и газовой фаз пороха). Отсюда — нестационарность
горения пороха.
В ГУВМЧ новые взгляды на горение пороха в PC нашли поддержку
и благословение на дальнейшие работы (сведения почерпнуты из записок
О. И. Лейпунского, находящихся в его личном архиве, опубликованных
в книге [Горобец, 2008 а. С. 152-157]).
Эксперименты, проведенные О. И. Лейпунским в лаборатории Я. Б.
Зельдовича, полностью подтвердили его теорию. Несекретная часть теории
была опубликована в ЖЭТФ в 1942 г.
В 1948 г., когда Зельдович и Лейпунский уже работали в ИХФ над
атомным оружием, имела место попытка начать их травлю в рамках
кампании борьбы с космополитами (читай: евреями). Обоих физиков
обвинили: 1) в том, что в своей статье о горении пороха в реактивных
снарядах, направленной в печать, они разгласили государственную тайну,
так как включили в соавторы сотрудника из секретного НИИ-6, выдав
его по умолчанию за сотрудника ИХФ; 2) проявили низкопоклонство,
процитировав американских авторов. В этом деле, наряду с Зельдовичем
и Лейпунским, подвергся нападению и М.А.Садовский, замдиректора
ИХФ, которого обвинили в потере бдительности — он дал положительную
рецензию на статью и разрешил ее публикацию как председатель
экспертной комиссии института. Зельдович был вынужден уволиться из ИХФ, где
числился в штате, фактически работая большую часть времени на
«Объекте», в КБ-11. Теперь он перешел туда полностью и больше на работу
в ИХФ не вернулся никогда. О. И. Лейпунский был в большей
опасности. Семёнов издал приказ о его длительной командировке на
Семипалатинский полигон, спрятав там под бериевским «зонтиком».
М.А.Садовский же был научным руководителем Семипалатинского полигона, и его
не решились трогать, тем более после исчезновения из поля зрения в ИХФ
двух преследуемых евреев (подробнее эта история описана в книге
[Горобец, 2008 а. С. 159]). Дело было примерно за год до первого испытания
атомной бомбы, и Берия пресекал случаи преследования своих людей
по пустякам. Он как-то сказал Курчатову: «Главное — бомба, а остальное
все — ерунда». Но раз это так, то резонно спросить, почему же
институтские антисемиты, сексоты и карьеристы осмелились выступить, ведь они
знали, что Зельдович с Лейпунским работают по ядерной спецтематике
7 Заказ 1210

98 Глава 5. Я. Б. Зельдович — звездный соратник Ландау
уже с 1946 г.? Это стало ясно только сейчас: со всей очевидностью травля
Зельдовича и Лейпунского была начата после получения сексотами в ИХФ
команды сверху. Правда, не с уровня Берии, а пониже, но тоже от весьма
могущественного лица, генерала госбезопасности Бабкина. Вот его
письмо, опубликованное (частично) в сборнике рассекреченных документов.
14 апреля 1948 г.
Сое. секретно
Начальнику отдела «К» МГБ СССР тов. Писареву И. С.
Копия — помощнику заместителя Председателя
Совета Министров СССР тов. Сазыкину Н. С.
Согласно полученным указаниям нами произведена проверка
оформления материалов в личных делах сотрудников, привлеченных к выполнению
специальных работ по тематике Первого главного управления, в
Институте химической физики (директор — академик Семёнов).
При проверке выявилась засоренность и концентрация большого
количества лиц, скомпрометированных в политическом отношении. Ниже
приводится список таких лиц. Материалы взяты только по анкетным
данным.
1-10. <...>3>
11. Зельдович Яков Борисович — 1914 г. рождения, нач.
теоретического отдела. Родители его матери и сестра матери живут в
Париже. Сестра отца, Фрумкина PH., в 1936 г. арестована. В настоящее
время категорически отказывается работать в институте и
добился зачисления в штат лаборатории Ю. Харитона. Допуск № 1515/8068
от 18. К//. 1946 годя.
12-15. <...>
Кроме перечисленных лиц, как Вам известно, в институте работают
заведующими лабораториями Лейпунский Овсей Ильич, имеющий в
Америке родных отца. Брат Лейпунского был арестован органами НКВД,
<...> — быв. активный троцкист, осужденный в 1936 году и прибывший
из заключения в 1943 году.
Сообщая Вам об этом, прошу поручить еще раз проверить эти
материалы и решить, не была ли допущена ошибка в части разрешения
привлеченных к специальным работам указанных лиц.
О принятых решениях прошу меня информировать.
Уполномоченный Совета Министров Союза ССР Бабкин.
Помета помощника заместителя Председателя СМ СССР Н. С. Са-
зыкина, от руки: В дело (подчеркнуто). Тов. Бабкину А. Н. дано указание
вместе с тов. Писаревым решить вопрос о допуске перечисленных в письме
лиц. 4JT.48. Сазыкин. [АП, 2000. Т. 2. Кн.З. С. 802].
Опушено при публикации в сборнике документов [АП, 2000. Т. 2. Кн. 3. С. 802].

1. От химии к звездам
99
При внимательном рассмотрении бросается в глаза огромный разрыв
по времени — полгода — от написания письма до резолюции на нем Сазы-
кина, который был помощником зам. председателя СМ СССР Л. П. Берии.
В деловой переписке атомного Спецкомитета такого не бывало. Значит,
Берия лично распорядился придержать это письмо. Вероятно, он узнал
мнение Курчатова о ценности Зельдовича и О. Лейпунского для
решения атомной проблемы и решил ими не жертвовать. С другой стороны,
Берия скорее всего не хотел «засвечиваться» как защитник
«космополитов» в самый разгар кампании против них, которую инициировал Сталин.
И применил излюбленный прием бюрократов: затянуть решение вопроса.
Резолюция помощника Берии туманна: сказано «решить вопрос о
допуске», но не предрешено, в каком направлении. Очевидно, по-разному для
16 лиц, поименованных в письме, в зависимости от отзывов об их
степени незаменимости, которые давали Курчатов, Харитон, Щелкин, Семёнов.
В конце концов, гэбисты отцепились от Зельдовича и Лейпунского.
Еще в 1940-х гг. в Казани Яков Борисович сблизился с Л.Д.Ландау.
Он не был учеником Л.Д.Ландау в обычном смысле слова, но
причислял себя к научной школе Ландау и называл последнего своим Учителем
в теоретической физике. Он исповедовал методологию и стиль этой
Школы, был активным участником семинаров Ландау, тесно общался с самим
Ландау и его учениками, с некоторыми из них был дружен.
По-видимому, в нашей стране никто из физиков не мог сравниться ни с Ландау,
ни с Зельдовичем по широте диапазона, в котором они работали (гидро-
и газодинамика, ядерная физика и элементарные частицы, физика
плазмы и астрофизика). В статье «Воспоминания об Учителе» сам Зельдович
оценивал себя в теоретической физике ниже, чем он оценивал Ландау. Я Б
писал: «Если взять все работы Дау вместе „по интегралу", да еще если
учесть его влияние на физику в целом благодаря курсу „Теоретическая
физика" и личному общению, то Дау несомненно принадлежит к
высшему классу» [Воспоминания о..., 1988. С. 130].
Помимо Ландау, в теоретической физике Я Б особенно восхищался
В. А. Фоком за его «глубокую и блестящую математическую технику»,
Я. И.Френкелем за его «огромную интуицию, оптимизм и широту» (тогда
как Ландау «ни во что не ставил <...> Френкеля, о чем говорил открыто
при любых слушателях» — см. Э. Л.Андроникашвили в книге
[Воспоминания о..., 1988. С.43]), Л.И.Мандельштамом, создавшим школу теории
колебаний, и И. Е. Таммом [Знакомый..., 1993. С. 326]. Когда в 1962 г.
Я Б посетил Ландау, травмированного в автокатастрофе, то пожелал ему:
«Выздоравливайте скорее и становитесь прежним Ландау». В ответ
услышал в типичном ландауском духе: «Не знаю, стану ли я прежним Ландау,
но Зельдовичем уж наверняка стану» [Ландау-Дробанцева, 1999]. Как мы
знаем, Ландау ошибся. К сожалению4).
' Некоторые из коллег, близких к Я Б, которым я показывал рукопись этой главы, не
советовали мне приводить фразы с неделикатным, по их мнению, смыслом или оттенками.
Вообще говоря, это непростой вопрос об отношении автора и читателей к историческим
7*

100 Глава 5. Я. Б. Зельдович — звездный соратник Ландау
В «Отзыве» Ландау кандидату в члены-корреспонденты АН СССР,
который он дал в Академию наук, рекомендуя избрать ЯБ, говорится:
Я. Б. Зельдович несомненно является одним из талантливейших фи-
зиков-теоретиков СССР. Особенно следует отметить большой цикл его
работ в области теоретического исследования процессов горения. Эти
работы являются лучшими и важнейшими в этой области не только
в СССР, но и во всей мировой литературе.
Характерно для работ Зельдовича широкое использование им, наряду
с методами «обычной» теоретической физики, также и гидродинамики.
Такое параллельное владение обеими областями — крайне редкое среди
физиков-теоретиков — является характерной и очень ценной
особенностью Зельдовича, делающей для него доступными вопросы, не доступные
ни для гидродинамиков, ни для физиков-теоретиков «обычного» типа.
Следует отметить, что научная деятельность Зельдовича еще
далеко не достигла своей высшей точки. Наоборот, его работы показывают
непрекращающееся научное развитие.
6/У146г. Л.Д.Ландау
[Знакомый..., 1993. С. 75].
Избранию Я Б способствовало и то, что в это время он был главным
физиком-теоретиком советского Атомного проекта и работал, в основном
находясь на объекте, в КБ-11 (Арзамас-16). Основной задачей Зельдовича
стала теоретическая физика атомного оружия, он руководил теоротделом
КБ-11, курировал теоретиков из Лабораторий № 2 и № 3, а также ИХФ,
сотрудничал с теоретиками из ИФП и ФИАНа, лично отбирал для работы
в КБ-11 молодых физиков и математиков. Среди его выдвиженцев в
области военной ядерной физики — крупнейшие ученые: Е. И.Забабахин,
Л. П.Феоктистов (оба — будущие академики), математик Н.А.Дмитриев.
Приведем для примера один яркий эпизод, рассказанный А. А. Рухадзе:
Весной 1953 года нам вдруг сказали, что завтра к нам, теоретикам
5-го курса <МИФИ>, приедут И. Е. Тамм и Я. Б. Зельдович и будут
отбирать студентов для работы на объекте (речь шла об Арзамасе-16).
Действительно, на следующий день, часам к десяти утра к нам приехали
два очень живых, подвижных человека небольшого роста: потолще был
И. Е. Тамм, похудее Я.Б.Зельдович <...>. Они прибыли в сопровождении
двух молодцов, которые, как тень, сопровождали их всюду. Они вошли
в аудиторию одни, а эти молодцы вместе с нами остались в коридоре.
Каждого из нас поодиночке вызывали к себе ИЕ и ЯБ и устраивали блиц-
экзамен. Меня, например, спросили, помню ли я первый полином Лежан-
дра. Я ответил: единица. «Почему?», — «А потому что все полиномы, если
событиям и личностям: хотят ли они приближаться к истине (назовем этот подход условно
критическим реализмом) или предпочитают формировать их облик лишь из прилизанных
фактов, заведомо никого не задевающих (условно — в духе социалистического реализма).
Мне не хочется «переупрощать» описание сложнейших (трансцендентных, по словам Б. Куш-
нера) личностей, тем более, что сообщаемые сведения ранее были опубликованы и мною
даются ссылки на первоисточники. — Прим. Б. Г.

1. От химии к звездам
101
они образуют полную систему функций, должны начинаться с единицы»
<...>. Меня не стали уговаривать ехать на объект. Большинство из нас
получило такое приглашение и даже требование ехать туда. Тогда, я
помню, Е. Е. Ловецкий <позже доктор физ.-мат. наук>, сочинил басню:
К повешению суд гуся приговорил:
Он изнасиловал соседскую индюшку.
Развратник о пощаде возопил,
Но вздернули мерзавца на макушку
Сосны. И тело по ветру качалось,
Тянулась долго шея, но вдруг порвалась.
Как женщина, мораль нам отдается:
Где тонко, там и рвется.
Мораль вторую без труда поймешь:
Там не насилуй, где живешь!
Мораль же третью пусть поймет Зельдович просто:
Тянуть за шею — не лучший метод роста!
[Рухадзе, 2005. С. 28].
* * *
17 декабря 1945 г. на заседании Техсовета Спецкомитета произошло
историческое событие: был заслушан Я. Б. Зельдович с докладом «О
возможности возбуждения реакций в легких ядрах» (соавторы: И. И. Гуревич,
И. Я. Померанчук, Ю. Б. Харитон). Это было первое сообщение о
возможности применения термоядерного синтеза для создания сверхмощной
бомбы нового типа. Однако команды сверху на практическую проверку
этих идей и расчетов тогда еще не дали. Берия и Сталин считали, что пока
было необходимо сосредоточить все силы страны на единственном
ядерном направлении — скорейшем создании атомной бомбы. И лишь четыре
года спустя, 26 февраля 1950 г., через полгода после успешного испытания
первой советской атомной бомбы, правительство приняло постановление
об организации расчетно-конструкторских и экспериментальных работ
по созданию РДС-6. Так зашифровывалась первая советская водородная
бомба. В это время у СССР уже имелось несколько атомных бомб,
заработал серийный завод по их производству, можно было переключить часть
сил ядерной науки на поисковые работы по получению взрыва, на два
порядка более мощного, чем атомный. Так предсказывали наши теоретики,
и разведка подтверждала: в США ведутся поисковые работы по созданию
нового сверхмощного оружия, основанного на термоядерных реакциях
между изотопами водорода.
В 1949 г. отдел Я. Б. Зельдовича в КБ-11 включал в себя две
лаборатории, руководителями которых были Д. А. Франк-Каменецкий и Е. И.За-
бабахин. По идее здесь следовало бы остановиться на тех сложнейших
физических и технических проблемах термоядерного оружия, решение
которых было поручено огромному числу талантливейших людей:
физикам-теоретикам во главе с Я. Б. Зельдовичем, группам из физических

102 Глава 5. Я. Б. Зельдович — звездный соратник Ландау
институтов, подключенных ему в помощь (из ФИАН, ИФП, ИХФ, ТТЛ,
Отдела прикладной математики АН СССР). Более или менее внятное
научно-популярное описание этих проблем потребовало бы нескольких
страниц текста. Но и вовсе их не затрагивать было бы неестественно.
Такие сведения фрагментарно изложены ранее (см. в книге «Физика войны
и мира») и ниже, в Главе о В. Л. Гинзбурге. Там они даны по
первоисточникам: рассказам Ю. Б. Харитона, В. Б. Адаме кого и Ю.Н.Смирнова
[Юлий..., 2005. С. 220-230], И. М. Халатникова [1993, 19981, Б.Л.Иоффе
[2004]. А сейчас мы схематично лишь обозначим (повторим) несколько
моментов из всей огромной темы советской водородной бомбы.
Поначалу у нас, как и в США, теоретические исследования
проводились с системой, которую условно называли «Трубой» (в США —«Супер»).
В ней запалом термоядерной реакции служила атомная бомба,
помещавшаяся в одном из концов «Трубы». Этот вариант рассчитывали теоретики
из КБ-11 под руководством Я. Б.Зельдовича, а также несколько
приданных им групп физиков и математиков, в том числе Л.Д.Ландау.
Приблизительно через два года как у нас, так и в Америке пришли к выводу, что
подобный проект — тупиковый: расчетные потери энергии в ней
превышают, хотя и ненамного, прибыль энергии изнутри от реакций ядерного
синтеза. К этому времени в группе И. Е. Тамма был выдвинут
принципиально новый проект «Слойка» (РДС-6 с). В его основе лежали три главные
идеи: (1) сферическое расположение слоев взрывчатки, при котором
плутониевый слой находится снаружи, а термоядерная взрывчатка — внутри
него, это идея А.Д.Сахарова, (2) Применение твердого вещества дейте-
рида лития в качестве термоядерной взрывчатки вместо жидких дейтерия
и трития, как у американцев, это идея В. Л. Гинзбурга, (3) «сахаризация»:
во-первых, это обжатие термоядерного заряда излучением, отраженным
от внешнего слоя из урана-238, что делает более полной термоядерную
реакцию, во-вторых, это подключение энергии взрыва внешней оболочки
из урана-238, поджигаемого быстрыми нейтронами, которые поставляет
термоядерная реакция. Третью идею выдвинул изначально А.Д.Сахаров.
А Я. Б.Зельдович и молодые сотрудники внесли множество
конструктивных идей и доработок, позволивших реализовать «Слойку».
* * *
Я Б отдал 20 лет работе на военную ядерную физику и технику. Это
были годы сверхнапряжения, колоссальной ответственности, огромных
ограничений в образе жизни5). Сам ЯБ позже говорил так о своей
«усталости от долгой работы в задаваемом извне, а не определяемым им самим
'О секретности: взгляните на фотографию ЯБ, относящуюся к последним годам его
работ в Атомном проекте. Это непростая фотография: Я Б 44 года, он в очках с круглой
оправой, в рубашке с длинными концами воротничка. Фотография предназначалась для
Малой советской энциклопедии (МСЭ) и была передана от имени Я Б в редакцию. На обороте
оригинала фотографии есть надпись: «По решению Л. С. Шаумяна <зам. главного редактора
изд-ва „Советская энциклопедия"> и по консультации с соотв. организациями портрета в МСЭ
не давать. Подпись. 15.10.58».

1. От химии к звездам
103
ритме <...>. Надо было иногда за одну ночь принимать решение, что
делать завтра. Вариант должен был быть один, и он должен был быть
реальным, простым, надежным и наиболее экономичным. Ошибиться было
невозможно» [Юлий..., 2005. С.232, 255].
Но даже в эти годы он находил время на научную работу в
открытых областях науки, следил за достижениями мировой физики,
приезжая в Москву, посещал ИХФ, ФИАН, семинар Ландау в ИФП. Он умел
не только не отставать от прогресса в мировой науке, но и работать на
опережение. У него было сильное желание полностью переключиться на
науку, успевать за новым развитием физики, реализовать свои идеи. Борис
Зельдович сообщает:
Отец непрерывно просил освободить его от этой работы (примерно
так, как обращаются с просьбами освободить их заключенные), начиная
с 1958 или 1959 года. И только в 1962 или 1963-м, после личного
отчаянного обращения моей матери В. П. Константиновой к Ю. Б.Харитону
(которого она знала еще с 1920-х гг. по Ленинграду), Харитон пошел
к высшему начальству и добился этого «освобождения». Стоит сравнить:
великие физики, нобелевские лауреаты — Р. Фейнман, Г. Бете, Е. Вигнер,
Дж. Швингер — все ушли от военной тематики сразу после 1945 г. Ландау
ушел уже в 1953 г. и, я думаю, не только из нежелания работать на
коммунистическое государство, но и потому, что хотел включиться в общую
гонку за квантовой теорией (Борис Зельдович, из личного письма автору
от 07.06.07 г.).
За эти годы в стране было создано ядерное и термоядерное оружие,
накоплен его запас, заработала в отлаженном режиме огромная атомная
промышленность. Разрешение на уход ЯБ с объекта и вообще из
секретной тематики было получено от министра Минсредмаша Е. П.Славского
и утверждено в ЦК КПСС. Наверное, Славскому было нелегко пойти
на это, известно, как высоко он ценил Зельдовича, однажды высказался
о нем так: «Зельдович — это же сверхталант!.. Какой величайший человек!»
[Там же. С. 127]. И вот много позже ЯБ как-то сказал: «Вы не догадаетесь,
какое для меня было самое яркое время. Да, да, то самое...» [Там же.
С. 127].
Начался совершенно новый этап в науке и жизни Зельдовича —
астрофизика и космология, которыми Я Б занялся, когда ему уже было 50 лет.
ЯБ перешел на работу в Институт прикладной математики АН СССР,
директором которого был М. В. Келдыш, относившийся к нему очень
хорошо, близко знавший ЯБ по совместной работе над атомной проблемой.
ЯБ создал в ИПМ отдел астрофизики, в котором первыми его
сотрудниками стали А. Г. Дорошкевич, И.Д.Новиков, Г. С. Бисноватый-Коган.
С 1965 г. Я Б работает также профессором в Государственном
астрономическом институте имени Штернберга (ГАИШ), который входит в состав
МГУ. Переход от ядерной физики к астрофизике не был случайным, он
объяснялся тем, что теория термоядерного взрыва рассматривает
вещество в экстремальных условиях предельно высоких температур и давлений

104 Глава 5. Я. Б. Зельдович — звездный соратник Ландау
и сверхбыстрой кинетики. Подобные процессы характерны для полей
и вещества в процессе эволюции звезд. О столь радикальном изменении
направления работы сам Я Б как-то сказал своему ученику, ныне
академику Р. А. Сюняеву: «Я много раз и радикально менял не только
тематику исследований, но практически и специальность: был почти химиком,
а в итоге стал почти астрономом. И в этом были виноваты не только
превратности судьбы». Р. А. Сюняев продолжает, со слов ЯБ: «<...> Трудно,
но интересно освоить 10% информации и специфических методов в
любой области естественных наук, что необходимо для того, чтобы начать
самостоятельно работать, либо хотя бы спокойно ориентироваться в ней.
Дальше путь от 10 до 90%-го понимания — это одно удовольствие и
истинное творчество. А вот пройти следующие 9 % — бесконечно тяжело
и далеко не каждому под силу. Последний процент безнадежен. Разумнее
вовремя взяться за новое дело...» [Юлий..., 2005. С. 257].
Директор космических программ Европейского космического
агентства Роже Бонне назвал Зельдовича гигантом современной астрофизики
[Там же. С. 302]. Наиболее крупным достижением ЯБ в астрофизике
считается разработанная им теория крупномасштабной структуры Вселенной,
или теория образования галактик. Иногда ее фигурально называют
теорией «блинов» из-за очень плоских структур в масштабах сверхскоплений.
Для построения этой теории Я Б развил нелинейную теорию
гравитационной неустойчивости. Как писал сотрудник ЯБ А. Г. Дорошкевич, «ранее
была прекрасно разработана и детально изучена линейная теория, но
дальше... И вот нам предлагается новая теория, в которой гравитация играет
второстепенную роль, а выводы настолько далеки от ожидаемых <...>.
Да, ее математическая часть бесспорна, но <...> казалось невероятным,
что на нелинейном этапе гравитация не играет заметной роли и
неоднородности развиваются в кинематическом режиме» [Там же. С. 238]. Для
ЯБ это достижение было продолжением и венцом задачи многих частиц
газа, не взаимодействующих друг с другом, которая развивалась им еще
в рамках газодинамики взрыва.
В первые годы космологического этапа своей работы Я Б построил
теорию эволюции холодной Вселенной, которая была антагонистична теории
горячей Вселенной Гамова. Это была нетривиальная ошибка ЯБ. Он
считал теорию Гамова в принципе неправильной. Основным аргументом Я Б
было вот что: если Вселенная когда-то была горячей, то от нее должно
остаться какое-то излучение, а оно не наблюдается. Но в 1965 г. Пензиа-
сом и Уилсоном это излучение было обнаружено (кстати, почти случайно,
так как они поначалу принимали его за аппаратурный шум, мешавший
при настройке чувствительного радиотелескопа). Я Б немедленно признал
правоту теории Гамова, стал ее главным пропагандистом в СССР и сам
внес значительный вклад в развитие этой теории.
Я Б первым выдвинул и обосновал теорию взаимодействия
электромагнитных и гравитационных волн с вращающейся черной дырой. Он ввел
модель волны, падающей на вращающийся цилиндр: часть энергии волны
поглощается, а при некоторых условиях совпадения фаз волны и вращения

2. Черты личности
105
цилиндра волна усиливается. Последнее равносильно излучению черной
дыры в рентгеновском диапазоне. Вначале в этот механизм,
разработанный Я Б совместно с А. А. Старобинским, почти никто не верил. На сей
счет Зельдовичу проиграл пари известный американский астрофизик Кип
Торн. Но теорию Я Б оценил великий английский астрофизик Стивен
Хокинг. Основываясь на модели Зельдовича, Хокинг математически
рассчитал процесс «испарения» черной дыры вплоть до ее исчезновения.
Сейчас теория испарения черных дыр Хокинга стала общепризнанной.
2. Черты личности
Академик Л. Б. Окунь вспоминает, что ЯБ не обижался на критику
и, если он ошибался, то четко это признавал. «Я мало встречал людей,
которые так охотно выслушивали бы критические замечания», — пишет
он [Знакомый..., 1993. С. 185].
Академик В. И.Арнольд описывает красочный эпизод их знакомства
с Я Б. В начале 1970-х гг. В. И.Арнольд был приглашен к ЯБ домой, на Во-
робьевское шоссе. Там он рассказывал ЯБ о недавних достижениях теории
динамических систем: хаосе, турбулентности, странных аттракторах,
инвариантных торах и т.д. «ЯБ некоторое время пытался упорствовать —
держался за старые догмы. К счастью, я не поддался ни на
запугивание авторитарным тоном, ни на ссылки на Ландау6\ и (робко) сказал:
„Но, Яков Борисович, на это можно взглянуть с другой точки зрения". —
„Да?" — ответил Яков Борисович и немедленно сделал стойку на голове.
Несколько минут он смотрел на доску, исписанную мелом, снизу вверх,
потом перевернулся и стал обсуждать, на каких физических задачах
следует немедленно пробовать новые математические теории» [Там же. С. 213].
Об отношении ЯБ к власти пишет профессор А. Д. Чернин, ученик
ЯБ. Он слышал от ЯБ такие слова: «Русский солдат спас нас».
«Могущество и силу государства, как и вес облеченных властью личностей, он
глубоко чувствовал и чтил. Его самого называли государственным
человеком — он не возражал. <...> В его отношении к званиям и наградам
не было небрежности, безразличия, а тем более иронии. Он знал, за что
их получил»7) [Там же. С.267].
Общечеловеческая составляющая взаимоотношений Сахарова и
Зельдовича не могла не осложниться в период после 1968 г., когда Андрей
Дмитриевич постепенно все больше переходил в оппозицию к
руководству СССР, стал знаменем диссидентского движения внутри страны, стал
' Л.Д.Ландау не мог признать, что из хаоса может возникнуть порядок, это уже
отмечалось в книге «Физика войны и мира», Глава 2, со слов А. А. Рухадзе.
7' Как мы уже писали, Ландау также гордился звездой Героя. Но в кругу Ландау бывало
по-разному. Так, его друг академик М. А. Стырикович, очерк о котором дан ниже, по словам
его дочери, свою звезду Героя никогда не надевал, с ней не фотофафировался, говорил, что
для него гораздо важнее то, что он фигурирует в международном справочнике "Who is who
in the world".

106 Глава 5. Я. Б. Зельдович — звездный соратник Ландау
героем Запада и за это был несправедливо лишен звания трижды Героя
своей страны. Это большая отдельная тема, коснемся здесь лишь пары
драматических штрихов из нее. Во время голодовки А. Д. Сахарова им
был поставлен ультиматум власти: выпустить в США Е.Алексееву,
которую называли невестой сына Е. Боннэр, ранее эмигрировавшего из СССР
в США8). Сахаров обратился к ведущим физикам СССР, с которыми
он раньше работал, с просьбой выступить с ним солидарно, потребовать
у власти дать разрешение на эмиграцию Алексеевой. Академик С. С. Гер-
штейн, друг и ученик Зельдовича, сообщает: «ЯБ со всей прямотой
написал, что он сделает все, чтобы обеспечить условия для научной работы
АД, но не в его силах отправить кого-нибудь за границу. Ответ Я Б
вызвал резкую реакцию АД. В свою очередь Я Б переживал, узнав о реакции
АД на его письмо (причем из передач иностранного радио <...>)»
[Знакомый..., 1993. С. 179]. Важное обстоятельство: ЯБ был единственным
из ученых, кто ответил письмом на это обращение Сахарова.
К слову, мало кому известно, что Ю. Б. Харитон ответил действием на
письмо Сахарова: он пошел на прием к Ю. В.Андропову и объяснил ему,
что на двух чашах весов находятся несопоставимые ценности: жизнь и
здоровье великого ученого и стремление одной гражданки уехать в Америку.
Внук Ю. Б. Харитона и Н. Н. Семёнова Алексей Юрьевич Семёнов (доктор
биологических наук, заведующий лабораторией в МГУ — не путать с его
двойным тезкой, сыном Боннэр от первого брака А. Семёновым, который
и являлся официальным реципиентом «бедной Лизы») пишет следующее:
«Андропов, по словам деда, внимательно выслушал его, сказал, что
понимает озабоченность здоровьем Сахарова, но не в его власти принять такое
решение. Тем не менее, он пообещал довести просьбу деда до сведения
тех лиц в руководстве страны, которые вправе решить вопрос» [Юлий...,
2005. С. 529]. (Помните, у классика? — «Пустите Дуньку в Еевропу!»)
Раз уж упомянуты рядом Ю. Б. Харитон и А. Д. Сахаров, то стоит
заметить, что однажды ЮБ сказал внуку: «Я надеялся, что моим преемником
на посту научного руководителя института станет Андрей Дмитриевич, в
высоких моральных качествах которого нет сомнений, однако, к великому
сожалению, этого не получилось» [Там же. С. 527].
В 1974 г. Я Б категорически отказался подписать известное письмо 72
членов Академии наук, осуждавшее Сахарова сразу после получения им
Нобелевской премии мира. Его обычно называют «письмом академиков»,
но, строго говоря, там есть и, по крайней мере, один членкор, правда,
со звучным именем (это А. П. Капица, сын П. Л. Капицы: наверное,
организаторам письма очень хотелось, чтобы это имя прозвучало, тогда как
сам Петр Леонидович подписывать письмо отказался, как говорят, в числе
еще шести человек).
С. С. Герштейн отмечает: «Он <ЯБ> был реалистом и считал, что в
существовавших условиях более эффективен метод „тихой дипломатии",
т.е. личных обращений „наверх", а не публичных протестов».
Подробнее о Е.Алексеевой см. выше, в Главе о А. Б. Мигдале.

2. Черты личности
107
В сборнике, посвященном ЯБ, Андрей Дмитриевич закончил свою
статью словами: «Ббльшая часть моих собственных работ в
фундаментальной науке возникла в результате контактов с Зельдовичем. Зельдович
помогал большому числу людей в чисто личном плане, даже в
повседневной жизни. <...> Мы, его друзья и коллеги в науке, понимаем, как много
он сделал сам, и как много он давал тем, кто имел счастье разделять с ним
жизнь и работу» [Знакомый..., 1993. С. 151].
Я Б никогда не рассказывал окружающим ничего о своей работе на
объекте в КБ-11. Как-то он сказал Р. А. Сюняеву, что «советует сыну выучить
наизусть некий набор бытовых анекдотов, который дает возможность
молодому человеку не молчать в компании и в то же время не выступать
с комментариями на волнующие всех темы» [Там же. С. 258].
Когда появилась возможность писать об этой героической эпопее, то
ценными стали не только первичные публикации о той жизни и
сверхсекретных событиях, но и пересказы других авторов со слов первосвидетелей,
подавляющая часть которых, начиная с И. В. Курчатова, не успела
рассказать потомкам почти ничего. Так, вошел в историю эпизод с Зельдовичем,
произошедший на полигоне накануне первого испытания атомной бомбы.
Он пересказывается в несколько различных версиях. Суть его такова
(парафраз в версии Ю. Н. Смирнова, слышавшего рассказ об этом от очевидца
в лице контр-адмирала В. И.Алферова, одного из ведущих разработчиков
ядерного оружия в КБ-11) [Там же. С. 129]).
Все операции по монтажу атомной бомбы проводились согласно
строгому регламенту: один человек читал инструкцию, это делал обычно
Ю. Б. Харитон, а двое других выполняли монтажные операции. Все
скрупулезно сверялось с чертежами, все операции были прописаны
чрезвычайно детально, типа: «Правой рукой взять то, левой это, так-то сблизить,
так-то соединить и т. п». Дошло до сборки полусфер заряда из плутония.
И вдруг кто-то обратил внимание на фасочки по краям полусфер,
которых не было на чертеже. Это было явное несоответствие. Фаски сделали
заводчане, зачем — не очень понятно. А на полигоне, где-то
поблизости находился сам Л.П.Берия, председатель Государственной комиссии
по проведению испытания. По идее, требовалось обсчитать, могут ли
эти фаски как-то повлиять при имплозии (т.е. на эффекте обжатия
плутония при взрыве внешнего, сферически симметричного слоя обычной
взрывчатки). И. В. Курчатов, по-видимому, понимал, что никак заметно
не повлияют. И все же он попросил Я. Б.Зельдовича оценить, что могут
дать эти фаски. И тут к испытателям подошел Берия. На вопрос о том,
сколько потребуется времени, ЯБ попросил минут 15. Зельдович ушел,
затем минут через десять вернулся. И сказал: «Посчитал. Все будет в
порядке». — «Покажи!» Я Б показал лист бумаги. Алферов будто бы говорил,
что он как раз стоял за спиной Зельдовича и увидел чистый лист бумаги.
Но Курчатов тут же все понял и принял игру. Он хлопнул Я Б по плечу
и сказал: «Молодец!» Берия этого не заметил [Там же. С. 129].

108 Глава 5. Я. Б. Зельдович — звездный соратник Ландау
А вот зарисовка момента сразу после взрыва первого «изделия»,
сделанная на полигоне начальником группы радиометристов Я.П.Докучаевым:
Взрыв был настоящий ядерный, но мощность взрыва была
значительно меньше расчетной 9^. Однако в принципе проблема ядерной бомбы
взрывного типа была решена. Прошла взрывная волна. Все встали. «Да
здравствует товарищ Сталин! Ура!!!» — громко произнес Н. Л. Духов.
Начались взаимные поздравления. <...> Б.А.Никитин и А.П.Виноградов
пожали друг другу руки. Я. Б. Зельдович молчал. М. Г. Мещеряков
также молчал, зная что-то «очень секретное» в итоге поездки в США. <...>
К моему удивлению Игорь Васильевич, не улыбался, был очень озабочен,
чем-то недоволен. На поздравление Б. А. Никитина он не ответил и
поспешно пригласил М. Г. Мещерякова в блиндаж на краткое совещание
в отсутствие свидетелей. Даже Я. Б. Зельдович приглашен не был
[Наука..., 1999. Т. 2. С. 305, 307].
Впечатляет вот это молчание Зельдовича и Курчатова в такой момент.
Я Б всю жизнь ощущал груз страшной ответственности за то, что
он способствовал рождению атомной бомбы, которая может быть
применена во зло — психологическая ситуация, давно описанная и называемая
комплексом вины у ученых-ядерщиков. Но вот конкретный эпизод,
необычайный по драматизму, впервые рассказанный 3. И.Фрейдиной,
вдовой И. М.Лифшица, показывающий, до какой степени это однажды дошло
у Я. Б. Зельдовича в крайней ситуации.
Однажды в октябре 1973 г. ЯБ пришел очень мрачный, спросил:
«Леля дома?», прошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Довольно скоро
он ушел такой же мрачный. \ЛЬЛ молчал несколько дней, а потом сказал,
что Яша сообщил ему, что до него дошли слухи, что наши собираются
применить атомную бомбу в войне Судного дня против Израиля. Если это
произойдет, то ЯБ покончит с собой, оставив письмо. Но если он оставит
письмо рядом с собой, то оно, конечно, исчезнет, поэтому он оставляет письмо
Илье Михайловичу, а уж \ЛЬЛ не даст ему затеряться. Но все обошлось
благополучно, и письмо Яков Борисович забрал [Илья..., 2006. С. 572].
* * *
Люди, близко общавшиеся с ЯБ, отмечали необычайную спортивность
Я Б, его любовь к подвижным играм.
Ю. Н.Смирнов вспоминает, что в Арзамасе-16 ЯБ часто ходил на
каток, интересовался ездой на мотоцикле. А однажды ЮН спросил ЯБ:
«Неужели и боксом занимались?» «И боксом, — подтвердил он и со смехом
добавил, — но только до первого нокдауна!» ЮН пересказывает
необычный эпизод со слов физика из КБ-11 В. С. Комелькова о том, как однажды
' По оценке Докучаева, порядка 2 вместо 10 тыс. т тэ (тротилового эквивалента),
см. [Там же]. Это непонятно. В официальном отчете стоит цифра 22 тыс. т тэ (см. в статье
В. М. Горбачева в книге [Наука..., 2003. Т. 2. С.493|). Историки уверены, что Докучаев неправ.

2. Черты личности
109
ЯБ предложил последнему побороться. Существенно более крупный
Комельков был обескуражен: «Мы некоторое время „повозились", а потом
я уложил его в пыль. Яков Борисович воспринял все как должное,
спокойно поднялся, отряхнулся, и мы пошли дальше, продолжая, как ни в чем
не бывало, наш разговор» [Знакомый..., 1993. С. 135].
ЯБ многократно бывал на атомном Семипалатинском полигоне, там,
недалеко от Иртыша, впоследствии возник закрытый городок Курчатов.
В свободные часы ЯБ в сопровождении телохранителя отправлялся к
Иртышу. Охранник не умел плавать и оставался на берегу, а ЯБ подолгу
плавал и нырял, его, по-видимому, забавлял страх охранника, видевшего,
как уходит под воду одна из самых ценных голов государства.
«Г. Л. Шнирман припоминает переполох, который случился на
полигоне, когда вдруг обнаружилось, что в местную охраняемую гостиницу
не через вход, а через окно в свою комнату на первом этаже залезал член-
корреспондент АН СССР Я. Б. Зельдович» [Там же. С. 132].
Академик Р. А. Сюняев отмечает:
Мне трудно понять, как он умудрялся находить время, чтобы
присутствовать на днях рождения, защитах, свадьбах, новосельях своих
учеников. Ведь занят он был всегда очень сильно. Видимо, когда-то раз и
навсегда он решил, что эти социальные явления очень важны. <...> Мало
кто делал так много для того, чтобы помочь с устройством на работу
и даже с пропиской. Сообщается, что так ЯБ помог самому Р. Сюняеву,
известным ныне докторам наук астрофизикам Н. Шакуре, А. Рузмайкину,
В.Ляпунову [Там же. С. 260].
Ю. Н. Смирнов также подчеркивает непринужденность ЯБ при
общении с молодыми специалистами:
Вместе с нами он участвовал в шумных коллективных встречах Нового
года, с легкостью откликался на приглашение и приходил в общежитие
разделить какую-нибудь радость. Участвовал в застолье, распивая вместе
с нами популярную тогда «Кровавую Мэри» ,0) [Там же. С. 132].
Ту же черту характера Я Б В. И. Арнольд фиксирует с иного угла зрения:
Привыкши к унижающим человеческое достоинство манерам,
обычным среди математиков, особенно по отношению к младшим (я
приписывал эти манеры влиянию на математиков Ландау... ), я был приятно
удивлен корректностью и своеобразной деликатностью ЯБ, явно
противоречившей его темпераменту. <...> ЯБ, хоть и называл себя учеником
Ландау, следовал ему не во всем [Знакомый..., 1993. С. 219].
* * *
Хочу добавить от нашей семьи два-три штриха о семье Я Б.
'Двухслойный коктейль, составляемый так: в стакан наливают томатный сок, затем
потихоньку сверху более легкий спирт или — как смягченный вариант — водку. — Прим. Б. Г

110 Глава 5. Я. Б. Зельдович — звездный соратник Ландау
3. И. Горобец-Лифшиц вспоминает о первом знакомстве ее с семьей
Зельдовичей. Это было в Ленинграде, как раз в день регистрации брака
ЗИ с С. Б. Ратнером (моим отцом. — Б. Г.). Он тогда был аспирантом
Ю. Б. Харитона, а Я. Б. Зельдович был, кажется, вторым руководителем
или консультантом его диссертационной работы, выполнявшейся в ИХФ,
которая была посвящена детонации и ударным волнам при взрыве каких-
то органических веществ.
В день нашего похода в ЗАГС 22 марта 1941 г. мы были приглашены
к Якову Борисовичу по случаю присуждения ему вместе с Н. Н. Семёновым
Сталинской премии. Уже было неофициально известно, что принято
положительное решение об этом. Однако утром 22 марта сообщили, что в
высоких кругах фамилия Зельдович была вычеркнута, и в «Известиях»
сообщалось, что Сталинская премия присуждена одному лишь Н. Н. Семёнову.
Для нас это был шок. Но ЯБ внешне спокойно перенес новость и не
отменил приема. Он состоялся у него дома, в семейном кругу, куда пришли
всего несколько его друзей, в том числе С. Б. Ратнер со своей молодой,
никому не знакомой женой. Помню, что был еще Тодес, друг ЯБ,
доктор наук из ИХФ. Сам ЯБ — молодой, спортивного вида, оживленный,
улыбающийся, с очень выразительным лицом, яркими умными глазами —
встретил нас приветливо и познакомил со своей женой Варварой
Павловной. В первую очередь производила впечатление ее светлая добрая
улыбка. Общее обаяние, какое-то мягкое тепло, исходившее от Варвары
Павловны, так влияло на собеседника, что ему самому хотелось раскрыть
навстречу ей свою душу. У них было двое маленьких детей. Старшей
дочери Олечке было около трех лет, а Марине — около полутора лет.
За ними хорошо ухаживала замечательная няня Саша, она вела весь
дом и прожила с ними как член семьи всю жизнь. В то довоенное время
и некоторое время после войны ЯБ и СБ были в дружеских отношениях.
Позже дружба кончилась. Несомненно, гнев ЯБ был вызван, кроме
других причин, тем, что в его отсутствие, когда Я Б был в командировке, СБ
способствовал увольнению из ИХФ и переводу в Ленинград Барского,
старого сотрудника ЯБ (из личных записок 3. И. Горобец).
От автора. С 1944 г. наша семья жила в одном дворе с семьей Зельдовичей.
Двор состоял из трех жилых домов ИХФ под номером 2 по Воробьевскому
шоссе, где все мы — дети сотрудников института, включая детей
Зельдовича Олю, Марину и Борю, общались между собой. Борис был лидером
дружной группы ребят, среди которых был и мой младший брат. Помню,
как в 1950-х гг. во дворе Боря (тогда лет 12-13) гулял с отцом,
приезжавшим с объекта. Их пара долго прохаживалась по дорожкам вокруг жилых
домов. Было слышно, как оба довольно громко и увлеченно обсуждали
какие-то вопросы школьной физики, тогда как остальная ребятня
занималась делами своего уровня. Борис был очень инициативен, иногда
предпринимал рискованные затеи. Был случай, когда он с ребятами проник
за забор на территорию института, нашел там бочку с негашеной известью

2. Черты личности
111
(мы ее называли карбидом) и умудрился устроить взрыв. Взрыв
произошел от того, что Боря, говоря попросту, помочился в пустую бочку из-под
карбида, а потом кинул туда спичку. Из-за ограниченного пространства
полуоткрытой бочки и произошел взрыв. Попав, например, в лужу, карбид
не взрывается — выделяется ацетилен и горит голубым пламенем. — Это
пояснение получено от свидетеля опыта Ильи Лейпунского, друга Бориса.
Брызги попали в глаза, Боря получил химические ожоги. Его родителей
в тот момент не было дома, на помощь пришел А. С. Компанеец, живший
рядом, он отвез Борю в больницу, что, наверное, сохранило ему зрение.
Из детей ЯБ я больше общался с Борисом. Он тоже учился на физфаке
МГУ. В начале 1960-х гг. я часто встречал его там вместе с Мишей Ли-
берманом, будущим сотрудником ИФП. В 1967 г. Боря блестяще окончил
физфак, а в 1970 г. — аспирантуру в ИТЭФе, поступил на работу в ФИАН,
где стал работать по лазерной тематике. По словам А. А. Рухадзе, Борис
Зельдович воспринял открытый (в смысле «неклановый») демократичный
дух ФИАНа. В 1987 г. Б. Я. Зельдович был избран членкором АН СССР.
С 1986 по 1994 г. работал в Уральском филиале АН СССР. Ныне работает
в США, в Университете Центральной Флориды. О своем научном кредо
Борис кратко написал в Послесловии к книге «Жизнь гения» [Горобец,
20086].
...Помню, как 31 октября 1985 г. после похорон Евгения Михайловича
Лифшица мы с матерью возвращались из Николо-Архангельского
некрополя в «Волге», в которую сел и Я. Б. Зельдович. Я Б сказал, что, как ему
кажется, операция была единственным выходом для Евгения
Михайловича, что у него не было в запасе нескольких месяцев, как предполагают
его близкие. «Очевидно, при склерозе аорты есть некоторая критическая
величина ее просвета, ниже которой компенсаторных возможностей
организма и терапии уже недостаточно, наступает катастрофа. Поэтому нужно
срочное шунтирование, другой вопрос, насколько умелым был хирург».
Еще запомнились слова Якова Борисовича о смерти. Примерно
такие: Человек не должен задумываться о том, что по мере жизни смерть
становится все ближе. Совершенно бессмысленно сокрушаться по этой
причине, такие мысли только отравляют оставшиеся годы жизни. Надо
жить и получать радость от всех остающихся лет. К сожалению, в тот
момент самому Якову Борисовичу оставалось жить чуть более двух лет.
Яков Борисович утром 2 декабря <1987 г.> почувствовал себя
нехорошо и зашел к врачу, который осмотрел его и посоветовал лечь в
больницу для более глубокого обследования и лечения. «Не могу, —
последовал ответ, — у меня сегодня доклад на семинаре». Для любого
человека (от студента до многоопытного профессора) доклад — всегда
нагрузка, нервное напряжение. Не знаю, насколько повлияло это на
Якова Борисовича, но вечером того же дня ему стало резко хуже... Врачи
говорили, что сделать ничего нельзя (это слова А.Д.Долгова из сборника
[Знакомый..., 1993. С. 192]).

112 Глава 5. Я. Б. Зельдович — звездный соратник Ландау
А еще несколько лет спустя 3. М. Азарх, жена профессора В. А. Цукер-
мана, заведующего лабораторией в Арзамасе-16, написала: «Вспомнили,
что в городе нет никакого памятного знака, напоминающего о работе
Зельдовича на объекте. Ю. Б. <Харитон> заволновался, удивился — как же
это так получилось — надо действовать. Я рассказала, что ВА хлопотал
по этому вопросу, звонил тогда в Горький, разговаривал с секретарем
обкома по поводу названия улицы именем Зельдовича. Но все где-то застряло.
„Нет-нет, — говорил ЮБ, — это надо обязательно пробить, это наша
с вами первоочередная задача". <...> Он разговаривал с мэром города,
<...> мэр обещал помочь в установлении мемориальной доски» [Юлий...,
2005. С. 514].
Памяти Я. Б. Зельдовича
Звучит оркестр струнный.
Печален мир подлунный
И зал колонный.
Волной уходит гений
В туннель без светотеней,
В мир бесфононный.
Хотя в науке юны
И зыбки суперструны,
Трещат каноны.
Космическая пена
вскипает. Марш Шопена...
И лик парсуны.
(Стихотворение написано мной после кончины Я. Б. Зельдовича,
когда при разборе архива Е. М.Лифшица я обнаружил неопубликованную
статью Я Б о космологических работах ЕМ. Эта замечательная статья
помещена выше, в очерке о Е. М. Лифшице. — Б.Г.)
3. Высказывания Я.Б.Зельдовича
Приведенные фразы взяты из сборника воспоминаний [Знакомый...,
1993].
Я — ИВАН, член всех академии наук.
Теоретикам, работающим в области макроскопической физики,
настоятельно советую принимать участие в эксперименте.
Что толку изучать впрок ? Надо найти и решить какую-нибудь задачу,
тогда вы по-настоящему и изучите.
Обзор — это раскрытый гроб законченной проблемы.
АД <Сахаров >, несомненно, человек гениальный, а у гениального человека
и ошибки бывают гениальными.
Падение вниз — это пропасть без дна, так что всегда имеет смысл
остановиться.

3. Высказывания Я. Б. Зельдовича
113
Голову на отруб даю, но на 10 рублей не поспорю/
Либо согласитесь со мной, либо критикуйте.
Сделать секретную работу — все равно, что держать кукиш в кармане.
Это наглость без удовольствия.
Математическое ожидание — это произведение вероятности на
неприятности <Пояснение: действительно, т = рп, где р — вероятность события,
an— число повторений испытаний. — Прим. Б.Г.>.
Что это вы, как в индийском любовном эпосе, — о цветах, о птичках.
Скажите, наконец, и о возлюбленной/
Их еще и не собираются пороть, а они уже штаны снимают <о редакции
УФН, решившей напечатать неверную статью, лишь предвосхищая реакцию
и желание руководствах
Оптимизм и надежда на выздоровление — это необходимые компоненты
здоровой психики, даже если сердце больное.
Нет задачи более неблагодарной, чем запоздалая борьба за приоритет.
Следующая сказка была рассказана Зельдовичем на совещании у
Курчатова во время спора, чья методика измерения скорости продуктов
взрыва дает ошибку — группы Е. К. Завойского или группы В. А. Цукермана:
«Дети играли в автомобиль. Старший говорит: „Ты будешь изображать
правое колесо, ты левое, ты — мотор, ты — руль". „А я? — плачущим голосом
спросил младший". ffA ты будешь бежать сзади и портить воздух бензином".
Всем было ясно, кого ЯБ считал правым в споре» [Знакомый..., 1993.
С. 118].
83аказ 1210

Глава 6
В.Л.Гинзбург, физика,
общество, нравственность
Что касается Ландау, то формально я с ним
не был связан, не был его аспирантом, под ним,
как говорится, не работал. Но он оказал на меня
огромное влияние своей феноменальной личностью.
В нем был блеск, который делал Ландау
неотразимым и заражал всех энергией, желанием работать.
Общаясь с ним, я много думал о его феномене, о
пределах возможностей человека, огромных резервах
мозга... _ „ _ ^ и
В. Л. Гинзбург1)
...Не уверен, что Ландау дал бы
мне даже 3-й класс по его шкале.
В. Л. Гинзбург2)
Гинзбург — не мой ученик,
он примазался.
Л. Д. Ландау3)
Виталий Лазаревич Гинзбург (р. 1916) — физик-
теоретик, академик АН СССР и РАН, член
Лондонского королевского общества, лауреат
Нобелевской премии (за теорию сверхпроводимости —
2003), Ленинской премии (за то же, но раньше —
1966), Сталинской премии 1-й степени (за
предложение дейтерида лития как ВВ водородной
бомбы — 1953), премий Л.И.Мандельштама (1947)
и М.В.Ломоносова (1962). Родился в Москве.
Окончил физфак МГУ (1938). Научный
сотрудник теоретического отдела ФИАН (1940) и его
заведующий (с 1971). Руководитель общемосков-
*' Из интервью В. Л. Гинзбурга «Российской газете» [Медведев Ю., 2006].
2) [Гинзбург, 2003. С. 298, 400].
3) [Иоффе, 2004, С. 15].

В.Л.Гинзбург: физика, общество, нравственность 115
ского «гинзбурговского семинара» для физиков-теоретиков (1952-2001,
всего 1700 заседаний). Создал квантовую теорию эффекта Вавилова—
Черенкова (1940). Теоретически открыл переходное излучение (1946,
совместно с И. М. Франком). Предложил термодинамическую теорию се-
гнетоэлектричества (1945). Построил полуфеноменологическую теорию
сверхтекучести (1958, совместно с Л. П. Питаевским). Автор пионерских
теоретических исследований в астрофизике (физика Солнца, квазаров,
пульсаров, нейтронных звезд, гравитационный коллапс) и физике
космических лучей. Один из основоположников радиоастрономии (примерно
с 1946). В течение ряда лет первый среди отечественных физиков по
индексу цитируемости. Автор многих научных монографий, а также двух
научно-популярных и биографическо-публицистических книг: «О физике
и астрофизике» (1995) и «О науке, о себе и о других» (2003).
«Мои школьные годы пришлись на самый, видимо, неудачный период
советского среднего образования. От старой школы (гимназий и т. п.)
остались здания и отдельные преподаватели. А в остальном царил хаос.
В 1931 году, когда я окончил семилетку, на ней все и обрывалось:
девятилетки были упразднены, дальше полагалось идти в фабрично-заводские
училища. Интерес к физике появился уже тогда, и твердо, хотя и не знаю,
почему. Очень мне нравилась книга О.Д.Хвольсона „Физика наших дней'4.
Устроился на работу препаратором, а затем лаборантом в лабораторию
сначала одного, потом другого института. В 1933 году был первый „сво-
бодныйи (т.е. по конкурсу, а не по путевкам) набор на физфак МГУ. Три
месяца готовился усиленно с двумя учителями и только так прошел курс
за 8, 9 и 10-й классы. Поступил со второго раза, но сразу на 2-й курс
после года заочного. В общем, формально я подготовился, но убежден, что
отсутствие нормальной школы на мне сказалось самым отрицательным
образом. Если хороший школьник решает 1000 задач по тригонометрии,
1000 задач по логарифмированию, вырабатывает автоматизм, то у меня за
плечами было всего 10 или 100 задач, что мне потом сильно мешало. <...>
После окончания физфака в 1938 году меня рекомендовали в аспирантуру.
<...> Игорь Евгеньевич <Тамм> поверил в меня как в физика. Считаю,
что мне повезло: я потом ушел работать в ФИАН, а не остался на
физфаке <...>. Повезло, что после войны привлекли к работе над атомной
бомбой, только потому избежал зачисления в космополиты. <...> На фоне
истории нашей страны в XX столетии моя собственная история выглядит
как весьма удачная» [Гинзбург, 2006, С.4].
В.Л.Гинзбург считает себя учеником в первую очередь академика
И. Е. Тамма, у которого он был докторантом [Гинзбург, 2003, С. 394].
Но своим Учителем, причем с большой буквы, ВЛ называет также Ландау
[Воспоминания о..., 1988. С. 94). Хотя он, к его сожалению, и не сдавал
экзамены теорминимума, но был постоянным и активным участником
семинара Ландау, многие считали его там своим.
8*

116 Глава 6. В.Л.Гинзбург: физика, общество, нравственность
1. Два тома В. Л. Гинзбурга
Мне, пожалуй, почти не встречалось мемуарных и одновременно научно-
популярных книг, написанных столь содержательно и ярко, как книги
В. Л. Гинзбурга [1995; 1997, 1-е изд.; 2003, 2-е изд.]. В этих двух книгах
читатель может найти автобиографические сведения о ВЛ и очерки о многих
физиках XX века, в том числе и близко связанных с кругом Ландау.
Помещенные в книгах научно-популярные обзоры упрощенно, хотя и не вполне
популярно, описывают физические явления, открытые ВЛ или при его
участии. Очень ценным является перечень (с комментариями автора)
наиболее актуальных проблем (их около тридцати), которые в настоящее
время решаются в микрофизике, макрофизике и астрофизике. В этих книгах
также даны рельефные историко-научные и характерологические
портреты многих выдающихся физиков современности: И. Е. Тамма, Л. И.
Мандельштама, С.И.Вавилова, А.Л.Минца, Г. С. Ландсберга, Е. К. Завой-
ского, А.А.Андронова, Н.Д. Папалекси, И. М.Франка, М. В. Келдыша,
А.Д.Сахарова, М.С.Рабиновича, Я. Оорта, Л. Д. Ландау, Е. М.Лифшица,
а также зарубежных гигантов: А.Эйнштейна, Н. Бора, Р. Фейнмана.
Следующая составляющая — статьи об отношении ВЛ ко многим
общественным проблемам: религии, лженаукам, борьбе идеологий в постсоветской
России. Автор не стесняется откровенно обсуждать и такие
щепетильные конфликтоопасные проблемы, как научный приоритет и
цитирование, возрастная активность научных работников и их право претендовать
на сохранение должностей и постов, избираться в академики и членкоры;
причины, по которым советские ученые не получили нескольких
заслуженных ими Нобелевских премий и т.д.
Чтобы читателю было ясно, насколько своеобразной и неожиданной
иногда оказывалась позиция ВЛ, приведу несколько эпизодов и ряд цитат
из его книг — произвольно, по своему вкусу. Если же читателю не
понравится, он сможет легко исправить ситуацию, обратившись к самим
книгам ВЛ — они, по счастью, достаточно распространены и доступны.
Большое впечатление производит тема А. Д. Сахарова, переписка с ним
и дискуссии. В общем, сейчас уже основные события по этой теме
хорошо известны, так как многократно описывались в различных источниках.
Но у Гинзбурга меня поразило его откровенное, резко критическое
отношение к личности Е. Г. Боннэр, второй жены Сахарова и активной
диссидентки. «Те, кто читал мою статью „О феномене Сахарова", — пишет
Гинзбург, — понимают, что я весьма критически отношусь к Е. Г. Боннэр.
Но такой бездны, которая открылась из письма Татьяны Андреевны <дочь
Сахарова от первого брака> Солженицыну, я не видел. <...> Задеть Е. Г.
Боннэр у нас сейчас все боятся. <оба раза выделено мной. — Б. Г.> Быть может,
<...> еще не время сейчас бросать тень на Избранницу Сахарова, а тем
самым, пусть и косвенно, на него самого» [Гинзбург, 1995. С.5011.
В свое время, прочтя обе книги ВЛ и находясь под их впечатлением,
я поделился этим с профессором Е.П.Левитаном, заместителем
главного редактора журнала «Земля и Вселенная». Он предложил мне написать

2. Гинзбург и водородная бомба
117
об этих книгах для библиографического раздела журнала. Таким образом,
в двух номерах журнала за 1998 г. появились мои довольно пространные
статьи-рефераты об обеих книгах В.Л.Гинзбурга. Зачем я об этом
пишу? — В процессе их подготовки я раза три разговаривал с ВЛ по телефону
и получил от него обе книги с дарственными надписями. И еще одна
важная частность. Прочтя рукопись ВЛ «Еще раз о Л. Д. Ландау и еше кое о
чем» (1999), я спросил его, можно ли на нее ссылаться и цитировать (тогда
у меня не было планов писать книгу о Ландау, но статьи о его жизни я
начал писать с 2000 г.). ВЛ ответил, что не возражает. И в «Круге Ландау» есть
много цитат из указанной рукописи ВЛ. (Не зная о тех моих разговорах
с ВЛ, это даже пытался использовать для компрометации меня Горелик
(США) [2007|.) Очно с ВЛ я, к сожалению, не общался. Но по его книгам
и потому, что слышал о нем от Е. М.Лифшица и от своей матери, В. Л.
Гинзбург для меня — образец огромного таланта и порядочности в науке
и жизни. К тому же ВЛ был первым и долгое время оставался
единственным из физиков времен Ландау, кто выступил в печати в защиту Е.
М.Лифшица (в журнале «Преподавание физики...», 2000. № 18), оболганного
в книге Коры Ландау-Дробанцевой [1999]. Впрочем, и до сих пор их всего
трое: еще Е.Л.Фейнберг и А. А. Рухадзе (см. в книге «Жизнь гения»).
2. Гинзбург и водородная бомба
В 1948 г. И. В. Курчатов привлек к разработке водородной бомбы
академика И. Е. Тамма, который гюшел в Атомный проект вместе со своей
группой теоретиков из ФИАН в составе С. 3. Беленького, В. Л. Гинзбурга,
Ю.А.Романова, А.Д.Сахарова, Е.С.Фрадкина и, позже, В. Я.Файнберга.
Все слышали о А.Д.Сахарове как «отце» советской водородной бомбы,
но почти никто не знает о также решающем вкладе В. Л. Гинзбурга. В книге
«Физика войны и мира» (Глава 1) уже упоминалось, что идея В. Л.
Гинзбурга, которую А.Д.Сахаров назвал «второй главной идеей», состояла
в использовании термоядерного превращения изотопа литий-6 в составе
дейтерида лития.
Идея ВЛ состояла в следующем. Американцы использовали в
качестве исходного термояда смесь жидких дейтерия и трития. Но тритий —
сильно радиоактивен и быстро распадается. Полупериод его распада
примерно 12 лет, поэтому в природе трития нет. Наработка трития происходит
в реакторе на специальном заводе, она крайне дорогая. Тритий сжижается
при температуре ниже -253° С. Поддерживать все взрывное устройство
в боеготовом состоянии очень трудно. Именно поэтому первая
американская водородная «бомба» под названием «Майк», взорванная в 1952 г.,
на 9 месяцев раньше советской, не была собственно бомбой. США
взорвали неподвижную установку весом 82 тонны, длиной 7 метров и диаметром
2 метра, построенную на атолле в Тихом океане.
Дейтерид обычного лития в качестве вещества для реакции
высокотемпературного синтеза был рассмотрен впервые в СССР группой
теоретиков во главе с Я. Б. Зельдовичем. Это твердое вещество, изотопный аналог

118 Глава 6. В. Л. Гинзбург: физика, общество, нравственность
гидрида лития LiH, хорошо известного химикам как удобная форма для
хранения и транспортировки водорода. Как стало у нас известно
значительно позже, его принимали во внимание и американцы. Однако
описание и расчеты процессов горения и сжатия чистого дейтерия много проще
тех же процессов химических соединений дейтерия. Поэтому для первого
опытного взрыва в США были выбраны чистые дейтерий и тритий
[Курчатовский..., 1998. Вып. 14. С. 101]. Идея В. Л. Гинзбурга состояла в замене
обычного лития 7 Li (три протона плюс четыре нейтрона в ядре) на изотоп
6Li (три протона плюс три нейтрона) и использование ядерной реакции,
при которой в процессе горения этот изотоп превращается в тритий.
Историю предложения LiD недавно уточнил В. И. Ритус:
Я, конечно, беседовал с Виталием Лазаревичем и дважды, с
интервалом в год или два, спрашивал его, кто вообще предложил использовать
именно дейтерид лития, т. е. твердое вещество, а не тяжелую воду. Он
сказал: «Я не знаю». Иными словами, свой вклад Гинзбург видит в
следующем: кто-то уже сказал, что дейтерий нужно вносить в виде дейтерида
лития — твердого вещества, а не в виде тяжелой воды. Он же посмотрел
литературу и увидел, что если кислород воды никак не реагирует ни в
термоядерном, ни в нейтронном смысле, то шестой изотоп лития охотно
делится нейтроном: п + 6Li —> 4Не + t -f 4,8 МэВ с выделением энергии.
Более того, образующийся тритий вступает в термоядерную реакцию
с дейтерием, и снова с выделением энергии: t + d -> n-f4He+ 17,6 МэВ.
Тогда он еще не знал о приятном сюрпризе — сечение этой реакции в
100 раз больше сечения dd-реакции. Таким образом, предложение
Гинзбурга состояло в том, чтобы очищать литий от его основного, седьмого,
изотопа и вносить дейтерий в виде твердого вещества 6 LiD. Что же
касается самой идеи использовать в качестве носителя дейтерия твердое
вещество — дейтерид лития, а не тяжелую воду, то в какой-то степени она
тривиальна. <...> Еще в 1947 г. в отчете Я.Б.Зельдовича, С.П.Дьякова
и А. С. Компанейца дейтерид лития рассматривался вместе с дейтерием
как термоядерное горючее для осуществления детонации, причем имелся
в виду дейтерид лития-7, так как, по сведениям авторов, сечение реакции
6Li + d было малым по сравнению с сечением реакции 7Li -f d. He
исключено, что предложение об использовании дейтерида лития исходило
из этой группы [Ритус, 2004]
Содержание стабильного изотопа 6Li в природном литии составляет
7,5 %, технология его выделения относительно несложна и недорога по
сравнению с технологией трития и даже с технологией разделения
изотопов урана.
Итак, тритий создается из дейтерида лития, как только начинается
реакция термоядерного синтеза. Для запуска этой реакции требуется чуть-
чуть трития, который закладывают заранее, и температура в десятки
миллионов градусов, которая создается при атомном взрыве плутония.
Далее часть атомов изотопа 6Li успевает вступить в термоядерную реакцию

2. Гинзбург и водородная бомба
119
со свободными нейтронами от плутониевого взрыва и образовать тритий.
Этот тритий соединяется с дейтерием, в результате чего и
высвобождается энергия водородного взрыва. Благодаря идее В. Л. Гинзбурга почти весь
очень дорогой, неустойчивый, неудобный для хранения тритий получается
в процессе самого взрыва внутри бомбы. Требуется заранее заложить лишь
совсем немножко заводского трития для затравки термоядерного процесса.
Для непрофессионала самое удивительное, что достаточно большое
количество трития успевает возникнуть и вступить в реакцию еще до того, как
все устройство разлетится. В действительности в течение всего
микросекунды успевают произойти несколько различных цепных реакций в слоях
из химической, ядерной и термоядерной взрывчатки.
На опыте оказалось, что в первой советской «водородке», взорванной
12 августа 1953 г., успевало прореагировать несколько процентов
термояда, а мощность бомбы оказалась около 400 кт тэ, т. е. в 20 раз больше, чем
первая советская атомная бомба. Но и это был большой успех принципа
получения термоядерного взрыва. В бомбах, испытанных в 1955 г., была
достигнута гигантская мощность взрыва в несколько мегатонн. Далее
ученые с конструкторами научились создавать устройства в десятки и даже
сотни мегатонн.
После взрыва первой советской водородной бомбы, как пишет Гинзбург,
«американцы обнаружили 6Li в атмосфере, и это их поразило» [Гинзбург,
2003. С. 376|. Разобравшись в чем дело, они начали делать аналогичные
бомбы. За «Лидочку» (так ядерщики называли в разговорах 6 LiD) В. Л.
Гинзбурга нафадили Сталинской премией и орденом Ленина. Он тогда был
молод и не значился в первом ряду исполнителей. Он даже работал не на
объекте, в КБ-11, а в Москве, в ФИАНе — поэтому Героя ему не дали.
С 1952 г. Гинзбурга отстранили от участия в Проекте — то ли потому, что
он женился на репрессированной Нине Ивановне Ермаковой, то ли
потому, что на дальнейших стадиях разработки требовались главным образом
специалисты для расчетов, виртуозы математической физики, — «а это
не моя стихия», как пишет он сам [Там же].
Интересно, что степень секретности в СССР была настолько высока,
что о своем решающем вкладе в водородное оружие не знал в течение
многих лет даже сам В. Л. Гинзбург. Получив награду после испытания,
он, конечно, понимал, что нечто из сделанного им было использовано —
но что именно и в какой степени, не знал. «Узнал я от И. Н. Головина
Заместителя И. В. Курчатова по ИАЭ> и то, что даже он до недавнего
времени не знал о моей роли в создании „водородки" <...>, не знал даже
Б. П. Константинов, руководивший созданием установки для разделения
изотопов лития (хотя <...> это делалось как раз для осуществления моего
предложения)», — пишет В. Л. Гинзбург [2003, С. 374].
Сделаю небольшое отступление, ассоциированное с Гинзбургом и
литием. Не знал об истинной роли лития в Атомном проекте, еще один
крупнейший ученый по фамилии Гинзбург, но из другой научной области —
геологии. Хотя именно его научно-производственная работа во главе
большого коллектива обеспечила почти весь прирост запасов литиевых руд в

120 Глава 6. В.Л.Гинзбург: физика, общество, нравственность
СССР. Это был Анатолий (Натан) Ильич Гинзбург (1917-1984),
родственник, ровесник и друг В. Л. Гинзбурга. Несколько слов о нем. Оба Гинзбурга
тесно общались друг с другом, жили одно время в соседних квартирах.
А. И. Гинзбург был выдающимся геологом, геохимиком и минералогом,
первооткрывателем нескольких редкометалльных месторождений, в рудах
которых содержалось, в частности, много лития в минералах —
сподумене, петалите и лепидолите (порядка 0,1 % U2O). За открытие, изучение и
освоение месторождений с новыми типами руд лития, цезия, бериллия,
тантала и ниобия А. И. Гинзбург получил Сталинскую премию (1948),
а затем Государственную премию (1972).
Помню, как Виталий Лазаревич приехал к нам в Институт
минерального сырья (ВИМС) в начале марта 1992 г. на одно из ежегодных
«Гинзбурговских чтений», проводимых в память о А. И. Гинзбурге. Там
ВЛ выступил с подробными воспоминаниями об Анатолии Ильиче. Мне
посчастливилось быть много лет одним из близких сотрудников А. И.
Гинзбурга, работая в руководимом им отделе минералогии ВИМС. В
частности, одна из двух диссертаций, которыми мы с ним совместно
руководили, — моего аспиранта И. В. Прокофьева — была посвящена поиску
и разработке новой технологии обогащения литиевых руд крупнейшего
в СССР месторождения Вишняковское в Восточной Сибири.
В связи с секретностью при выполнении и защите этой работы были
рутинные трудности. В частности, нельзя было помещать в статьях
результаты анализов содержания лития в рудах. Возмущали мелкие придирки
со стороны 1-го (режимного) отдела института, тормозившие ход дела и
выглядевшие бессмысленными. Особенно досаждал мелочными
придирками и недоброжелательностью заместитель начальника 1 - го отдела С. Е.
Литкенс — все знали, что он был разжалованным полковником МГБ. В начале
1990-х гг., когда были опубликованы секретные протоколы допросов
Ландау, я прочел, что одним из троих следователей НКВД, кто вел допросы
Ландау в 1938 г., был именно Литкенс. В опубликованной служебной
записке отмечено, что «Литкенс — убеждал, по 12 часов...» [Горелик, 1991]
(см. также в [Горобец, 2008 б]). Литкенс был уволен из органов после
смерти Сталина и исключен из КПСС. Но не за дело Ландау, а за
послевоенное дело воронежских юношей, образовавших «Коммунистическую
партию молодежи» (КПМ), в числе которых был Анатолий Жигулин,
ставший впоследствии известным поэтом. О деле КПМ, Литкенсе и лагерях
Жигулин написал повесть «Черные камни» (Знамя, 1989. №7,8).
Примечательна аналогия дела КПМ и дела Ландау—Кореца: в 1949 г. группа
воронежских комсомольцев тоже выпустила листовку с осуждением
сталинских извращений социализма, за что была жестоко репрессирована,
так же, как за 11 лет до этого Ландау, Румер и Корец. Что касается
«уполномоченного министра» МГБ в Воронежской области Литкенса, то, работая
в 1960-1980-х гг. в ВИМС, Литкенс дважды подавал заявления о
восстановлении в партии, последний раз после снятия Хрущёва, но ему оба раза
отказывали. Он умер в годы перестройки, в ВИМС висел некролог с его
фотофафией, на которой Литкенс был с орденами, полученными «задело

3. О теории сверхпроводимости Гинзбурга—Ландау 121
обеспечения государственной безопасности СССР». Он похоронен на
Новодевичьем кладбище в могиле деда, старого большевика.
Однажды в 1970-х гг. я спросил у А. И. Гинзбурга: «Ну ладно, они
секретят весь уран, потому что продолжают действовать устаревшие
инструкции. Но литий-то при чем?» Хорошо помню ответ Анатолий Ильича:
«Мне Виталий сказал, что литий входит в состав нового ракетного
топлива». Как видим, дело было в другом.
Как В. Л. Гинзбург в физике, так и А. И. Гинзбург в геологии был
огромным авторитетом и центром притяжения масс минералогов и
геохимиков во всем СССР. В его честь названы два минерала — гинзбургит
и натанит. А написанные здесь строки отступления от главной темы —
дань памяти еще одной исключительной личности. Хотя они имеют лишь
косвенное отношение к теме Ландау, но еще раз демонстрируют тот факт,
что самые талантливые ученые СССР, в их числе Ландау и оба Гинзбурга
работали в одном и том же Проекте по созданию ядерного щита.
Естественно, не зная об участии друг друга.
3. О теории сверхпроводимости Гинзбурга—Ландау
В. Л. Гинзбург пишет:
Л. Д. Ландау был совершенно исключительной личностью. Из всех
людей, которых я сам видел или знал, могу сравнить Ландау лишь с Ричардом
Фейнманом <...>. Конечно, в нашем веке жили великие физики —
Эйнштейн, Бор, Планк, Шредингер, Гейзенберг, Дирак. Ландау,
несомненно, не превосходил их своими научными достижениями и сам оценивал
себя правильно, ставя упомянутых и некоторых других физиков выше себя
«по достижениям». <...> И если я выделяю Ландау из всех, то потому, что
оценка его «класса 2» складывается из многих ингредиентов. Во-первых,
это научные достижения. Научные достижения Ландау первоклассны —
это квантовая теория жидкостей (в частности, теория сверхтекучести
гелия), теория фазовых переходов и ряд других прекрасных работ. Во
вторых, это редкая универсальность знаний, знание всей физики. И, в
третьих, он был Учителем с большой буквы. Учителем по призванию.
Произведение трех таких «множителей» исключительно велико [Гинзбург, 1995].
ВЛ отмечает две любопытные особенности Ландау, одну —
физическую, а другую — психологическую. «Необычность Ландау проявлялась
<...> в его биологии. Поражала его физическая хрупкость, ведь он не мог
поднять более десяти килограммов. С Ландау трудно было спорить.
Допустив ошибку, он никогда ее в явном виде не признавал, а просто сразу же
менял мнение. Мне хотелось насладиться радостью победы над
„Учителем", поэтому несколько раз во время наших споров я брал с него
расписки — фиксировал его позицию и просил завизировать» (из
интервью ВЛ, см. [Медведев, 2006]).

122 Глава 6. В.Л.Гинзбург: физика, общество, нравственность
Единственная общая работа Ландау и Гинзбурга — это
макроскопическая теория сверхпроводимости и одноименное уравнение Гинзбурга-
Ландау. И это нобелевская работа! В книге «Физика войны и мира» (Глава
2) уже приведены популярные пояснения указанной теории, а сейчас
давайте посмотрим на то, как она создавалась. В приводимой истории есть
поучительные моменты. Вот что пишет о ней сам Гинзбург [ 1995]:
<...> когда лет 20-25 назад ко мне обратились из
библиографического журнала "Current Comments" с просьбой осветить историю появления
работы <>4) я ответил отказом. Мотивировал отказ тем, что мое
изложение могло бы рассматриваться как попытка преувеличить свою роль.
Да и вообще не хотелось доказывать, что я действительно полноценный
соавтор, а не студент или аспирант, которому Ландау «дал тему», а по
существу все сделал сам <...>. Нашу работу часто цитировали (и цитируют)
как работу Ландау и Гинзбурга, хотя в качестве авторов в заглавии
статьи указаны Гинзбург и Ландау. Разумеется, я никогда и никому не делал
«представлений» на этот счет, да и вообще это мелочь, но все же считаю
подобное цитирование с перестановкой фамилий авторов некорректным.
И, конечно, оно было бы некорректным и в том случае, если бы моя роль
и в самом деле была второстепенной. Но я так не считаю, не считал так
и Ландау, что было хорошо известно в его окружении и вообще в СССР.
Далее В. Л. Гинзбург особо подчеркивает — их вклады были равными:
«<...> может сложиться впечатление, что моя роль в создании Ф-теории
<так он именует теорию Гинзбурга—Ландау> была даже больше роли
Ландау. Но это не так, ибо не следует забывать, что в основе всего
лежала общая теория фазовых переходов второго рода, развитая Ландау еще
в 1937 г.». Действительно, ядром всей теории является Ф-функция,
играющая в ней роль «параметра порядка»: в теорию фазовых переходов П-го
рода «всегда входит некоторый параметр порядка 7/, в равновесии
отличный от нуля в упорядоченной <здесь в сверхпроводящей> фазе и равный
нулю в неупорядоченной фазе <здесь с обычной проводимостью^. Идею
ввести в качестве параметра порядка некоторую „эффективную волновую
функцию сверхпроводящих электронов" Ф Ландау одобрил».
И тут начинается главное. Гинзбург подробно обсуждает роль и
природу принципиального коэффициента е/с при члене АФ с векторным
потенциалом, входящим в основное уравнение теории. Если бы они с Ландау
тогда догадались, что в этом коэффициенте должна быть еще двойка, это
означало бы, что в сверхпроводимости участвуют спаренные электроны.
Но «<...> идея о спаривании и, главное, о реальности такого спаривания
была далеко не тривиальной». Гинзбург с Ландау оценили численный
коэффициент как величину, скорее всего, от 2 до 3. И лишь разработанная
в США 6 лет спустя теория БКШ показала, что электроны в сверхпрово-
' Здесь и далее имеется в виду статья Гинзбурга и Ландау в ЖЭТФ. 1950. № 20 (1064). —
Прим. Б. Г

4. О семинаре Гинзбурга и его руководителе 123
дящем состоянии, действительно, могут соединяться в куперовские пары,
преодолевая силы кулоновского отталкивания.
Еще один момент в истории сверхпроводимости, любопытный с
точки зрения определения авторского приоритета и типичный как источник
недоразумений в ученом мире. Приведем цитату из книги самого ВЛ.
В 1964 г. я ехал из Кисловодска на поезде, был один в купе,
скучища, и я начал «атаковать» — перебирал возможности для сверхтекучести
и сверхпроводимости в нейтронных звездах. <...> По приезде
посоветовался с Д. А. Киржницем, мы занялись этим вопросом и опубликовали
заметку. Я считаю, что она и была первым ясным указателем в этой
области, коснулись мы и вопроса о вихревых нитях при вращении звезды.
Когда я докладывал эту работу в Новосибирске, А. Б. Мигдал сказал, что
«он уже обращал внимание» на сверхтекучесть нейтронных звезд, и дал
мне ссылку. В действительности, в одной его статье 1959 г. есть фраза
о том, что сверхтекучесть ядерной материи может проявиться внутри звезд
<...>. О нейтронных звездах нет ни слова. В каком-то смысле ясно, что
А. Б. М. просмотрел эту возможность, о сверхтекучести же ядерной
материи и до него говорили. Но Мигдал — «приоритетчик» и «сшил из этого
шубу». О сверхтекучести и сверхпроводимости (для протонов) в
нейтронных звездах стали много писать, и, смотрю, появились ссылки на Мигдала,
а нас и забыли 5К В общем, я плевал на это <...>. Но, встретив как-то
Д. Пайнса, я сказал ему <...>. И что же выяснилось? Пайнс статьи Мигдала
явно даже не видел, а (это я уже догадываюсь) по просьбе Мигдала стал
на него ссылаться и, как часто бывает, приоритет Мигдала был "adopted
by repetition" <принят благодаря повторениям. — б. Г>. Вообще многие
борются за приоритет, добиваются цитирования и т. п. Я, если и борюсь,
то, как правило, только тем, что сам на себя ссылаюсь, но агитировать,
просить, упрекать считаю постыдным [Гинзбург, 2003. С. 398].
4. О семинаре Гинзбурга и его руководителе
В.Л.Гинзбург организовал свой семинар по теоретической физике
в 1952 г. Семинар проводился в ФИАНе еженедельно по средам,
проходило около 40 семинаров в год. За полвека проведено ровно 1700 заседаний
семинара. В 2001 г. ВЛ закрыл свой семинар, сказав, что ему пора
завершить эту форму работы в физике из-за преклонного возраста. Семинар
Гинзбурга в целом был чрезвычайно популярен в СССР (и России). На
него приходили не только теоретики. Бывали и нефизики, когда на семинаре
ставились на обсуждение какие-либо общенаучные проблемы. Например,
помню доклад Е. Л.Фейнберга на тему о двух путях научного поиска —
дедуктивном и индуктивном. Евгений Львович в нем доказывал, что
несхоластический индуктивный метод научных умозаключений имеет право
?'Так оно и есть, см. например, справочник [Храмов, 1983] или мемуары Э.Андроника-
швили |1983|. — Прим. б. Г

124 Глава 6. В. Л. Гинзбург: физика, общество, нравственность
на жизнь в точных науках не меньшее, чем формально-логический
дедуктивный метод, излюбленный математиками. (О практической полезности
указанной концепции, изложенной на семинаре и в книге [Фейнберг,
1981], могу судить по личному опыту человека, далекого от теоретической
физики: я не раз ссылался на методологию Е. Л.Фейнберга, проводя
исследования в минералогии и в математической лингвистике.)
Вероятно, будет интересным узнать мнение о семинаре и его
руководителе от человека, в течение многих лет близко знавшего В.Л.Гинзбурга и
тесно с ним сотрудничавшего, даже опубликовавшего в соавторстве с ВЛ
монографию по теории плазмы. Я имею в виду одного из крупнейших
физиков-теоретиков из ФИАНа-ИОФАНа и физфака МГУ А. А. Рухадзе [2005).
Хочу отметить, что 1952 году В. Л. Гинзбург основал свой семинар...
<который> очень скоро перерос в городской многолюдный семинар.
В теоротделе <ФИАН> были и другие семинары, в частности, семинар
И. Е. Тамма, работал тогда и знаменитый семинар Л.Д.Ландау. Но они
были парадными, на них рассказывались завершенные работы, семинар
Ландау к тому же был «злым». Семинар же В. Л. Гинзбурга, во-первых,
был очень доброжелательным и таковым остался до сих пор, а
во-вторых, в то время он был рабочим, на нем рассказывались незавершенные
работы, поэтому после этих семинаров люди уходили с зарядом новой
активности, особенно докладчики. На этих семинарах часто
формулировались задачи и даже определялось, кто и как их должен решать. <...>
Еще одна черта В. Л. Гинзбурга мне очень нравилась, — продолжает
А. А. Рухадзе, — и я ей тоже старался подражать: обсуждать с людьми
все интересующие их проблемы. <...> Очень привлекательной является
и широта натуры В. Л. Гинзбурга: он не жаден и легко делится как
своими научными идеями, так и чисто материальными ценностями. Как-то,
в 1968 году, он получил заказ написать обзор для «Хандбух дер Фюзик»
по распространению радиоволн в ионосфере Земли. Он позвал меня и
предложил написать этот обзор, поскольку сам давно этой проблемой
не занимался, но «отказаться от такого заказа — глупо». Я написал, он
внес свой посильный вклад, прочитав рукопись и сделав ряд замечаний,
и любезно согласился быть соавтором, поскольку в противном случае
неизвестно, опубликован ли был бы обзор вообще. Другими словами, не
испугался своим именем помочь мне. Вместе с тем, понимая, что вклад
его мал, он полностью отказался от своей доли гонорара. Не взял он
гонорар и с русских изданий этого обзора в виде книг, опубликованных
в издательстве «Наука» в 1970 и 1975 годах. Особенно мне нравилась
в В. Л. Гинзбурге его смелость. Порой казалось, что он ничего не
боялся, смело высказывал свои мысли и заступался за других, отказывался
делать что-либо, что считал неправильным, хотя прекрасно понимал, чем
это могло кончиться для него. Я еще раз хочу отметить, что эту черту его
характера считаю следствием влияния И. Е.Тамма, общаясь с ним, трудно
было не стать «Дон-Кихотом».

4. О семинаре Гинзбурга и его руководителе 125
Что мне не нравилось в В. Л. Гинзбурге? — продолжает Рухадзе. —
В первую очередь, его национальная ориентация. Как-то он сказал, что
«„при прочих равных условиях" он к себе, естественно, возьмет еврея».
Мне кажется, что следствием этого же является и то, что он всегда старался
подчеркнуть, что является учеником Л. Д. Ландау, а не И. Е. Тамма. А жаль,
в школе Ландау к нему относились свысока, несколько снисходительно.
И. Я. Померанчук его даже назвал «красавчиком». Кстати, также называл
его, и столь же снисходительно, М. А. Леонтович. <...> Не нравятся мне
также академические игры В.Л.Гинзбурга. <...> Было это, по-моему, в
1986 году. Я попросил В.Л.Гинзбурга поддержать мою кандидатуру,
сказав, что, возможно, для меня будет дана специальная «единица». Он
ответил, что голосовать за меня он будет, так как всегда голосует за «своих».
Вместе с тем возмутился, что бывают такие специальные «единицы», в
таких случаях он специально голосует против. Через несколько дней на
экспертной комиссии, куда входил В.Л.Гинзбург, В. Д. Письменный6^
получил 1 3 голосов из 13, причем такой результат был обусловлен
заявлением А. П. Александрова, тогдашнего президента Академии наук, что
под В. Д. Письменного выделяется специальная «единица» [Рухадзе, 2003.
С.31].
Прокомментирую высказывание А. А. Рухадзе о национальной
ориентации. А что тут, собственно, неестественного? Такая ориентация, кстати,
если и проявляется у Гинзбурга, то, наверное, в меньшей степени, чем
у многих представителей малых наций. Разве среднестатистический
грузин или армянин, израильтянин или кто-то еще не взял бы на работу
в первую очередь своего земляка, причем при далеко не равных прочих
условиях? И это повсюду считается естественным и не очень-то
осуждается. А ведь Гинзбург подчеркнул: «при прочих равных условиях». Понятно,
что указанное свойство имеет биологическое происхождение: оно
нужно для выживания рода, вида, подвида, нации, семьи — нужно помогать
своим. Действительно, этот закон противоречит воспитанию в духе
интернационализма, который являлся частью официальной идеологии СССР
и который во многом в себя впитали поколения советских людей
(наверное, и мы с А. А. Рухадзе). Это было замечательно. Но на бытовом уровне
даже в прошедшую интернациональную эпоху часто срабатывал
противоположный, социально-биологический, национально ориентированный
фактор. Другое дело, что в либеральных кругах обычно присутствует
двойная мораль: публично декларируется национальное равенство, а на деле
реализуются заметные национальные приоритеты, в чем, однако, никогда
не признаются в теории, печати или на публике7).
'' Директор института в подмосковном г. Троицке. Рухадзе имеет в виду, что Гинзбург
проголосовал за чужого кандидата, для которого было выделено персональное место. Между тем,
по-видимому, при голосовании но кандидатуре Рухадзе Гинзбург тоже был «за». — Прим. Б. Г.
] Это непростой момент, и я приведу наглядный пример. В 2001 г. у нас был разговор
на тему о национальной ориентации с часто цитируемым в этой книге Г Гореликом,
другом (так он себя называл) Гинзбурга. Я ему предложил следующий психологический тест.

126 Глава 6. В.Л.Гинзбург: физика, общество, нравственность
Что касается замеченного А. А. Рухадзе подчеркивания Гинзбургом
того, что он — ученик Ландау, то у меня из книг самого Гинзбурга не
сложилось такого впечатления. ВЛ самокритично пишет о себе: «Я считаю,
что математические способности у меня просто ниже средних, аппаратом
я всегда владел и владею плохо. Задачи (в смысле задач из
задачников) я всегда решал плохо. <...> Теорминимума Ландау я не сдавал...»
[Гинзбург, 2003. С. 396]. Действительно, безукоризненность владения
математическим аппаратом считалась в школе Ландау обязательной. Может
быть, это и стало причиной того «снисходительного отношения» к
Гинзбургу со стороны некоторых учеников Ландау, о котором пишет Рухадзе.
К тому же Гинзбург был для тесно сплоченной школы Ландау человеком
со стороны, от Тамма.
5. Гинзбург, больной Ландау и книга Коры
Совершенно особое место в «ландауведении» (сам термин введен
В. Л. Гинзбургом) занимает его обширная, на 20 страниц машинописи
«Заметка» о Ландау. Работать с этим материалом для меня было
непросто по следующей причине этического свойства. В книге В. Л. Гинзбурга
[2003, С. 299] есть подстраничная сноска, в которой говорится: «В связи
с этой книгой <имеется в виду книга Коры Ландау-Дробанцевой [ 1999]>
я написал заметку „Еще раз о Льве Давидовиче Ландау и еще кое о чем",
не предназначенную для публикации. Она написана небрежно и, главное,
не хочется копаться во всем этом. Однако записка имеется у нескольких
лиц, и когда-нибудь может оказаться полезной для биографии Ландау».
У меня «Заметка» оказалась потому, что ВЛ сам счел нужным принести
ее 3. И. Горобец-Лифшиц. На 1-й странице «Заметки» есть такие слова:
«<...> ясно, что в „ландауведении" не сказано последнее слово — еще
будут появляться различные материалы (и, к сожалению, „материалы",
т. е. разная чушь). Поэтому я решил написать не для печати, но в основном
для тех, кто может еще захотеть внести вклад в „ландауведение", а если
более серьезно, то кое-что из неопубликованного». На последней странице
«Заметки» написано еще определеннее: «Известное изречение „рукописи
не горят", конечно, неверно — очень многое сгорело (в смысле пропало).
Но этот текст скорее всего сохранится и, возможно, кем-то когда-то будет
использован или даже опубликован. На этот случай еще раз подчеркну,
что писал, „как пишется", 1, 2, 3 мая 1999 г., и пусть будущие читатели,
если они будут, меня не ругают за небрежность изложения и т. п.»
Допустим, требуется сиделка для Вашего ребенка, и Вы обратились в частную фирму Вам
ответили, что могут прислать одного из трех человек. Это еврейка, чеченка и цыганка, все
они одного возраста, с опытом, отличными рекомендациями и т.д. Каковы вероятности для
каждой из них, что Вы встретитесь для беседы именно с ней (в математике это называют
априорными вероятностями)? Горелик ответил политкорректно, но, по-моему, неискренне:
«Разумеется, все вероятности равные, по 33%».

5. Гинзбург, больной Ландау и книга Коры
127
Раз ВЛ пишет, что его «Заметка» не предназначена для печати, то и
публиковать ее всю без разрешения автора не полагается. Но в какой мере
на нее можно ссылаться и цитировать?
И вот мне представился случай задать этот вопрос самому ВЛ. В мае
2003 г. в нескольких номерах израильского русскоязычного еженедельника
«Окна» вышли мои материалы под общим названием «Обратная сторона
Ландау» (кстати, это броское и неудачное название было придумано в
редакции, и со мной его не только не согласовали, но даже не сообщили
об этом заранее). Я послал эти газеты ВЛ, и через Зинаиду Ивановну
получил очень хороший отклик на них и приглашение позвонить. Сейчас
я изложу содержание этого разговора. Но замечу, что читателям его
придется принять на веру. Строго доказать, что были именно эти слова ВЛ,
я, естественно, не могу. Поэтому если кто-то мне не верит — его дело.
Итак, я позвонил ВЛ и, поблагодарив за его оценку, спросил, не
заметил ли он ошибок в названной серии статей. Было приятно услышать
лестную для меня оценку: ВЛ не нашел, что название слишком уж
неудачное, подчеркнул, что самое главное он видит в том, что я провел
убедительную линию защиты Е. М. Лифшица, оклеветанного женой
Ландау. Он даже сказал: «Хотел бы я, чтобы кто-то из моих близких так меня
защищал, когда меня не станет». Он указал мне на пару ошибок-опечаток,
потом добавил, что одобряет публикацию переписки Лифшица и Бардина,
а также письма Ландау своей жене с угрозой развода. Конечно, я был рад
получить такую ободряющую оценку.
Я задал ВЛ вопрос о возможности ссылаться на эту «Заметку». Ответ
был неожиданным: «Считайте, что я разрешаю Вам опубликовать эти
материалы после моей смерти». Комментировать это место я не хочу и не буду.
Но главное, я убедился в следующем. Во-первых, из записки он не делает
секрета для широкой публики, что и было вскоре подтверждено в
вышедшем 3-м издании книги [Гинзбург, 2003], в которой он сам рассказывает
о написании им этой «Заметки». Во-вторых, из нашего разговора я понял,
что лица, имеющие эту «Заметку», сами должны решать, что стоит
цитировать, а что — нет.
Догадаться о том, какие именно места в «Заметке» «написаны
небрежно», по выражению самого ВЛ, и нежелательны для цитирования,
по-моему, нетрудно. Они выделяются в тексте по наличию нескольких
колоритных инвектив, которые иногда применяет автор в отношении отдельных
лиц, а также (что труднее учесть) по «степени интимности» затронутых
событий. Указанными двумя качественными фильтрами я и собираюсь
сейчас воспользоваться при избирательном цитировании ценного
материала, полученного от ВЛ — авторитетного первосвидетеля.
Много места в «Заметке» посвящено посткатастрофическому,
последнему периоду жизни Ландау.
Приведу обширную цитату, в которой ВЛ высказывает свое мнения
об основном мотиве лиц, осуществивших публикацию «книги Коры».

128 Глава 6. В.Л.Гинзбург: физика, общество, нравственность
Теперь о книге Коры. Какой-то ее текст ходил по рукам давно. Мне
дал его Халат <И. М. Холотников> и, кажется, он у нас сохранился.
Опять же кажется, что тот текст не совпадает с опубликованным. <...>
Когда мы (мы — это Нина и я) были в Израиле <...>, то видели в газете
(кажется, в тех же «Окнах») отрывки из воспоминаний Коры, и там было
написано что-то в таком роде: публикация И. Л. Ландау, т. е. Гарика. Читал я с
отвращением и возмущением. Зачем это публиковать, зачем лезть в личную
жизнь и знать, например, как Кора залезла в шкаф, когда Ландау
принимал свою любовницу? <...> ...Заметил, что <...> «копирайт» принадлежит
И.Л.Ландау. Итак, книга — его публикация. Зачем? <...> Не понимаю,
не могу себе представить, чтобы я или кто-либо из моих друзей
публиковал подробности личной жизни своих родителей. А гипотеза — деньги.
Следующая цитата:
Вначале книгу Коры мне было просто противно читать. Как-то
особенно раздражало бесконечное «Даунька». <...> Такого обращения я не
слышал, публично она называла его Дау. В книге я заметил массу неточностей
и глупостей, но заниматься их разбором и обсуждением нет никакой
охоты. Важно главное — каковы мотивы поведения Коры. <...> У нас (имею
в виду сотрудников и учеников Дау, тех, с кем пришлось говорить)
сложилось такое убеждение: Кора решила, что Дау умрет <сразу после автока-
тастрофы>, и, оберегая себя и Гарика, «ждала у телефона». Когда
выяснилось, что Дау выжил, она испугалась, что Дау ее бросит, и она потеряет
все блага. Поэтому резко изменила свое отношение, взвалив воз на себя.
Далее ВЛ дает свою версию ответа на вопрос, почему Кора стала
сразу отсекать Лифшица от пришедшего в сознание Ландау. Поясню: ранее
я слышал три основные версии: (1) Кора ненавидела Лифшица, потому
что в 1930-е гг. он пытался помешать ее браку с Дау, и теперь
воспользовалась возможностью ему отомстить; (2) Кора боялась, что Лифшиц будет
подбивать Дау развестись с Корой, рассказывая ему о том, что она его
бросила в самый критический период; (3) Кора не хотела вносить деньги
на лечение Ландау, когда он был без сознания, и Лифшиц инициировал
создание общественного фонда на лечение Ландау; теперь она боялась,
что ей выставят счет.
Все три версии разумные и не противоречат друг другу, но каждая
из них по отдельности узковата. Говоря художественно, все эти три
варианта — в купеческом духе, по А. Н.Островскому. В. Л. Гинзбург же
дает, на мой взгляд, более общее решение — в психологическом духе,
по Ф. М.Достоевскому: «<...> увидев, что Дау будет жить, Кора поняла:
теперь-то он будет принадлежать только ей. Какие уж тут любовницы
у него искалеченного! А она будет иметь все то, чего хотела, но не могла
при здоровом Дау. И она боролась за власть над Дау <выделено мной. —
Б. Г.> (отсюда систематические дискредитации Жени, полное его
„отлучение"). Вся книга <Коры> пронизана ненавистью к Жене <Е. М.Лифшицу>.
Она видела в нем конкурента, он мешал ей управлять Дау. Переполнена

5. Гинзбург, больной Ландау и книга Коры
129
оскорблениями и инсинуациями по адресу „Женьки" <...>. Опровергать
весь этот бред нет охоты. Свое мнение о Е. М. Лифшице я сообщил в своих
статьях» [Гинзбург, 2003].
Добавлю, что в упомянутой книге В.Л.Гинзбурга [2003] есть одна
малозаметная, но важная для нас сноска на С. 306, в которой говорится:
«<...> нападки на Е. М.Лифшица, содержащиеся в книге вдовы
Л.Д.Ландау, я считаю клеветническими (см. журнал „Преподавание физики в
высшей школе", № 18. С. 25 (2000))». В указанном журнале опубликована
развернутая позиция В.Л.Гинзбурга в отношении книги Коры и образа
Лифшица, прорисованного в ней. Этот документ — первая официальная
публикация ВЛ на данную тему. Но малотиражный журнал «ПФ» не
фигурирует в Интернете, он выпускается Московским педагогическим
государственным университетом (бывшим МГПИ им. Ленина, где в 1950-е гг.
преподавал Е. М. Лифшиц), распространяется в основном по вузам, и его
трудно достать. Поэтому я привожу полностью слова ВЛ:
Ответ академика В.Л.Гинзбурга на вопрос главного редактора
журнала «Преподавание физики в высшей школе» профессора
В. А. Ильина (М.: Изд-во МП ГУ, 2000. № 18. С. 74)
Вопрос: Как бы Вы могли прокомментировать книгу Коры Ландау-Дро-
банцевой в плане освещения в ней личности и роли Е. М. Лифшица?
Ответ: Если бы я хотел ограничиться одним словом, то просто назвал
бы написанное Корой о Е. М. Лифшице клеветой. Однако раз уж я взялся
отвечать на Ваш вопрос, то целесообразно сделать это более подробно.
Появление книги Коры и воспоминаний врача К. Симоняна8*,
несомненно, весьма важны для понимания последнего, трагического периода
в жизни Л.Д.Ландау. Это побудило меня не только прочесть оба
упомянутых сочинения, но в какой-то мере и прокомментировать их в «записке»
под названием «Еще раз о Льве Давидовиче Ландау и еще кое о чем».
Эта «записка» не предназначена для печати и была послана лишь
нескольким друзьям и знакомым. От мысли же послать что-либо в печать
я отказался. Насколько знаю, никто другой также ничего не написал.
В общем, это понятно — книга Коры отвратительна (мне, во всяком
случае), и ее разбор означал бы погружение в ванну с дерьмом. Будущему
серьезному биографу Л.Д.Ландау придется это сделать, но это другой
вопрос.
Что же касается оставшихся еще в живых коллег и друзей Е. М.
Лифшица, то их долг высказать свое мнение о попытках Коры представить
Е. М. Лифшица в самом неблаговидном свете и как человека, и как
физика. Свое отношение к этим попыткам я выше уже охарактеризовал словом
«клевета».
' Симонян К. Тайна Ландау // Окна. 1998. 2, 9 и 15 апреля. «Окна» — это приложение к
газете «Вести», издающейся в Израиле.
93аказ 1210

130 Глава 6. В. Л. Гинзбург: физика, общество, нравственность
Позволю себе сообщить также, что уже писало Е. М.Лифшице (ниже —
Е. М.), в частности, в связи с Л. Д. Ландау9^. Изложенных там мнений
и оценок не изменил. Процитирую здесь лишь один отрывок из книги
«О физике и астрофизике» (с. 380): «Если бы меня спросили, то к
друзьям Ландау я с уверенностью отнес бы только Е. М.Лифшица. Раза два
(правда, когда Ландау был болен) я видел со стороны Е. М. проявление
к нему тех очень теплых чувств, которые характеризуют истинную дружбу.
Со стороны Ландау я таких проявлений не видел по отношению к кому бы
то ни было. Конечно, это ничего не доказывает, такое часто проявляется
лишь в чрезвычайных обстоятельствах, а многие не любят
демонстрировать свои теплые чувства. Но почему-то думаю, хотя в этом и не уверен,
что Ландау вообще подобных чувств обычно не питал».
Книга Коры убедила меня в правильности последнего суждения или,
во всяком случае, в большой его вероятности. Е. М. был по-настоящему
предан Дау, действительно его любил. О чувствах Дау, пока он был здоров,
я выше уже написал, но с полной уверенностью судить не могу. После
аварии Дау оказался в руках Коры и она его всячески настраивала против
Е. М. Она боялась влияния Е. М., пыталась его устранить и, к сожалению,
добилась своего. Это тоже была трагедия (думаю, не только для Е. М.,
но и для Дау) и подлая интрига со стороны Коры. Хотел было написать
подробнее, но прямо рука не поднимается. Да и что здесь еще объяснять?
Еще раз отошлю читателя к своим статьям и подчеркну для нефизиков
только одно. Уже после аварии с Дау Е. М. закончил гигантскую работу
по завершению Курса теоретической физики. Ему помогали Л. П. Питаев-
ский (и в одном случае В. Б. Берестецкий), но все равно он
продемонстрировал и высокую преданность делу и очень высокую квалификацию как
физика. Последнее будет всем ясно и из собрания трудов Е. М., которое
вскоре должно появиться и на русском языке.
В общем, те, кто хотят узнать что-либо правдивое об Е. М.Лифшице,
книгу Коры могут просто игнорировать.
5 февраля 2000 г. В. Л. Гинзбург
' Гинзбург В. Л. О физике и астрофизике. М., 1995. С. 364, 368, 442; Гинзбург В. Л. О науке,
о себе и о других. М.: Физматлит, 1997. С. 228.

Глава 7
А. А. Абрикосов: по обе стороны океана
Я — прежде всего (first and foremost)
американский гражданин.
А. А. Абрикосов ^
Алексей Алексеевич Абрикосов (р. 1928) —
физик-теоретик, академик АН СССР, нобелевский
лауреат. Родился в СССР, в семье патологоанатома,
академика, Героя Социалистического Труда
Алексея Ивановича Абрикосова (1875-1955).
Поступил в Московский энергетический институт (1943),
затем перевелся (1945) на физический факультет
МГУ, который окончил в 1948. Поступил в
аспирантуру к Ландау, в ИФП. Защитил кандидатскую
диссертацию по теории термодиффузии в
ионизованной и частично ионизованной плазме (1951).
Разработал (совместно с Ландау и Халатниковым,
начало 1950-х) метод устранения бесконечностей в релятивистской
теории поля, найдя асимптотическое выражение функций Грина для
электрона и фотона. В 1951-1952 переключился на теорию
сверхпроводимости Гинзбурга—Ландау. Работал в паре с экспериментатором Н. В. За-
варицким по тематике сверхпроводников второго рода. Создал теорию
перехода из сверхпроводящего в нормальное состояние (1957), при
котором в промежутке между двумя критическими значениями магнитного
поля формируется регулярная структура из квантовых магнитных нитей,
окруженных вихревыми токами (абрикосовские вихри и абрикосовская
решетка). Экспериментальное подтверждение состоялось десятью годами
позже, когда удалось получить изображение этой решетки путем
декорирования (Ленинская премия). Получил уравнение состояния водорода
при сверхвысоких давлениях с переходом из молекулярного в
атомарное состояние (металлический водород) (докторская диссертация, 1954).
Создал теорию сверхпроводников в высокочастотном поле (совместно
с Халатниковым) и сверхпроводников с парамагнитными примесями,
предсказав бесщелевую сверхпроводимость (совместно с Горьковым, начало
1960-х). Разработал (совместно с Халатниковым) теорию несверхпрово-
Из интервью по поводу присуждения Нобелевской премии.
9*

132 Глава 7. А. А. Абрикосов: по обе стороны океана
дящего гелия-3 как квантовой ферми-жидкости (кинетику,
термодинамику, рассеяние звука и неупругое рассеяние света и гамма-лучей). Создал
теорию полуметаллов V группы типа висмута (совместно с Л. А. Фаль-
ковским, 1962-1973). Построил теорию «металлического экситония»,
ответственного за высокотемпературную сверхпроводимость (1978).
Избран членом-корреспондентом АН СССР (1964) и академиком (1987).
Один из организаторов ИТФ им. Л. Д. Ландау (1964, совместно с Горь-
ковым, Дзялошинским и Халатниковым). Профессор МГУ, Горьковского
университета, Московского института стали и сплавов, почетный доктор
университета в Лозанне (Швейцария). Член Лондонского королевского
общества (2001). В 1988 избран директором Института физики высоких
давлений АН СССР. В апреле 1991 эмигрировал в США, где работает
в Аргоннской лаборатории (Лемонт), занимая «исключительную
должность» Distinguished Argonne Scientist. Лауреат премий: Ленинской (1966),
Государственной (1982), премии имени Ф. Лондона (1972), Нобелевской
премии (2003) за теорию сверхпроводников II рода, созданную им почти
целиком в период работы в СССР Автор ряда монографий, в том числе
«Методы квантовой теории поля в статистической физике» (1962,
соавторы: Л. П. Горькое и И. Е. Дзялошинский, премия имени Ландау),
переведенной на английский, немецкий, китайский и японский языки, «Основы
теории металлов» (1988, переведена на английский и японский языки).
Интересные подробности о начале научного пути А.А.Абрикосова
сообщает его близкий друг И. М. Халатников:
В то время < 1951 г> был у нас молодой аспирант (ныне академик) —
Алеша Абрикосов. Ландау хотел оставить в институте этого талантливого
молодого человека и пошел к А. П. Александрову, чтобы
договориться. Алеше предстояло через полгода или год защищать диссертацию.
Но вскоре А. П. сообщил Ландау: «Абрикосова оставить нельзя,
возражает Бабкин» <генерал-лейтенант МГБ, уполномоченный Совета
Министров в ИФП, ИХФ и ИФХ>. Дело в том, что у матери Абрикосова было
отчество Давидовна. Отец Абрикосова — академик, известный
патологоанатом. Мать — тоже патологоанатом, но не столь высокого ранга.
Бабкин объяснил Александрову, что раз отчество матери — Давидовна,
то из этого следует, что Абрикосов, по-видимому, племянник Льва
Давидовича Ландау и поэтому оставлять его в институте никак нельзя2).
Абрикосов стал устраиваться в Институт физики Земли и даже успел
сделать хорошую работу по внутреннему строению планеты Юпитер —
классическое исследование по металлическому водороду. Но тут вдруг
в газете «Правда», на первой странице, появляется огромный некролог
с портретом маршала Чойбалсана, вождя монгольского народа.
Некролог, естественно, подписан вождями нашего народа. И, как было принято,
дополнялся медицинским заключением.
"' В те годы в СССР было запрещено работать близким родственникам в одном и том же
низовом подразделении: отделе, лаборатории, кафедре. — Прим. Б. Г

1. Сверхпроводники второго рода
133
Если вы доберетесь до подшивки «Правды» за 1952 год, то
узнаете, что 14 января в СССР прибыл маршал Чойбалсан. Маршал был
очень болен и спустя две недели после приезда скончался. Под
медицинским заключением о смерти стояли, среди многих других, подписи обоих
патологоанатомов Абрикосовых. Мать Абрикосова допустили к
исследованию трупа Чойбалсана! Это произвело такое впечатление на Бабкина,
что назавтра он дал разрешение взять сына Абрикосова в институт. Таким
образом, газетная публикация повлияла на развитие советской
теоретической физики [Халатников, 2007. С. 26].
1. Сверхпроводники второго рода
Высшее достижение А. А. Абрикосова — теория сверхпроводящих
сплавов, относящихся к сверхпроводникам II рода. Как известно с
середины 1930-х гг., чистые металлы — это сверхпроводники I рода,
которые вытесняют магнитное поле. Это — один из основных эффектов
сверхпроводимости, он был открыт Львом Васильевичем Шубниковым,
погибшим в 1937 г. («Жизнь гения», Глава 2), а позже вошел в историю
как эффект Мейснера. Из-за этого эффекта первооткрывателю
сверхпроводимости (1911) голландцу Гейке Камерлинг-Оннесу не удавалось
получить сильных магнитных полей в сверхпроводящей ртути, через которую
он пропускал сильный ток. Если сопротивление проводника падает
почти до нуля, то, казалось бы, и ток, а вместе с ним и создаваемое им
магнитное поле можно увеличивать неофаниченно. Однако уже давно
выяснилось, что при некотором небольшом критическом магнитном поле
сверхпроводимость разрушается. Другими словами, металл в
сверхпроводящем состоянии ведет себя как идеальный диамагнетик. Если же
поместить сверхпроводник во внешнее магнитное поле, то его проникновение
внутрь сверхпроводника скачком разрушает сверхпроводящее состояние,
переводя его в нормальный металл.
В отличие от сверхпроводника I рода, сверхпроводник II рода (они
открыты в УФТИ в 1936 г., но этот термин введен Абрикосовым) имеет
неоднородный состав. К сверхпроводникам II рода относятся некоторые
сплавы металлов, вещества с примесями, керамические вещества.
Магнитное поле не вытесняется полностью из их неоднородного макрообъема.
В таком сверхпроводнике энергетически выгодным и устойчивым
оказывается возникновение очень тонких областей нормально проводящей
фазы, которые ориентированы вдоль магнитного поля.
Экспериментально такая фаза была впервые обнаружена Шубниковым в 1935-1936 гг.
в УФТИ. В его память некоторые физики, в том числе Е. М.Лифшиц,
называли эту фазу «шубниковской фазой», однако, к сожалению, в
международном сообществе этот термин не привился.
В 1952 г. А. А. Абрикосов теоретически обосновал существование
сверхпроводников II рода, а впоследствии разработал глубокую теорию их
промежуточного состояния и магнитных свойств, введя представление о двух

134 Глава 7. А. А. Абрикосов: по обе стороны океана
критических полях, нитях и вихрях в этом состоянии. В своих расчетах
А.А.Абрикосов исходил из созданной в 1950 г. макроскопической теории
сверхпроводимости Гинзбурга—Ландау. Он показал, что в реальном
сверхпроводнике II рода, помещенном в магнитное поле, смешанное состояние
состоит не из слоев, как первоначально предполагалось, а из
сверхпроводника, пронизанного нормально проводящими нитями радиуса в доли
микрометра, т.е. порядка размера куперовской пары. Такие нити несут
основной магнитный поток. Но часть потока все же выходит за пределы
нитей, захватывая сверхпроводящую фазу. Вот эта-то часть и генерирует
кольцевые, вихревые токи, окружающие каждую нить. Они были
названы «абрикосовскими вихрями» в сверхпроводниках II рода. Именно эти
вихри не пускают магнитный поток глубже, внутрь сверхпроводящей
фазы из-за эффекта Мейснера. Замечательно, что описанные нити удалось
увидеть в электронный микроскоп. На торцевом срезе сверхпроводника,
припудренном контрастным порошком ферромагнетика, порошок
сгущается в местах выхода вихрей и демонстрирует периодическую структуру
с треугольными ячейками (подробнее см., например, в
научно-популярной статье С. Транковского в журнале «Наука и жизнь» (2004, № 2)).
Открытая в 1986-1987 гг. высокотемпературная сверхпроводимость
была обнаружена в керамиках, относящихся как раз к сверхпроводникам
II рода. Очевидно, что дальнейшее открытие материалов с все большей
критической температурой перехода в сверхпроводящее состояние будет
происходить именно среди сверхпроводников II рода. Они и будут все
шире внедряться в практику новых технологий. Таким образом,
сверхпроводники II рода, в теории которых ведущую роль сыграл А.А.Абрикосов,
являются одним из крупнейших открытий второй половины XX века.
2. «Абрикосовские вихри» в науке и жизни
Помимо научной работы, Алексей Алексеевич почти все годы вел
преподавательскую работу: в МГУ (1950-1969), Горьковском
университете (1970-1972), Московском институте стали и сплавов (1976-1991).
В 1960-х гг. А.А.Абрикосов представил ректору МГУ
И.Г.Петровскому идею о введении специальности «математическая физика» на мехмате
МГУ. Ректор активно поддержал инициативу и хотел даже создать
соответствующую кафедру на мехмате. А. А. Абрикосов был утвержден
руководителем по данной специальности, разработал учебную программу.
Вместе с ним группа физиков-теоретиков — А. И. Ларкин, И. Е. Дзяло-
шинский (как профессора на полставки), А. М. Поляков, В. А. Белинский
и Л. А. Фальковский — преподавала на мехмате в течение двух лет. Но
Петровскому не удалось получить согласие в парткоме МГУ и отделе науки
и вузов ЦК на создание новой кафедры во главе с А.А.Абрикосовым. Он
остался преподавать в МГУ на физфаке, на кафедре низких температур.
Позже стал заведующим кафедрой теоретической физики в Московском
институте стали и сплавов. Можно себе представить, насколько достойным

2. «Абрикосовские вихри» в науке и жизни
135
был отпор, который дал Абрикосов советским функционерам, посмевшим
упрекнуть его: «Советское государство Вас учило». Он ответил: «Я тоже
достаточно учил». События, повлекшие этот обмен репликами, будут
описаны далее.
Попытаемся теперь дать набросок личностного портрета А. А.
Абрикосова. На игральной карте из колоды, подаренной Лифшицем Ландау к 50-
летию, Абрикосов изображен в виде валета в черной маске, закрывающей
глаза, и с ножом в руке. Вполне понятно, что хотел сказать этим автор
подарка, сделанного еще в 1958 г. Однако Е. М. Лифшиц тогда еще не мог
предполагать, какая жестокая дуэль с человеком в маске ему предстоит
20 лет спустя. Причем сражаться придется не за себя, а «за честь нашего
общего Учителя», как выразился сам Лифшиц. Но об этом — чуть позже.
Необходимо подчеркнуть, что Алексей Алексеевич — это не
только крупнейший физик, но и сильная личность, способная на необычные
поступки. Одним из самых ярких моментов в его жизни был
головокружительный роман с французской красавицей Анни, который начался в конце
1960-х гг. Назвать его головокружительным можно не только в
переносном смысле, но и в прямом, так как начался он во время покорения
одной из вершин Кавказа. Перескажу это частично со слов А. А. Абрикосова
(из фильма о нем), а частично со слов Е. М. Лифшица и Д. А. Компанейца.
В то время у Е. М.Лифшица были хорошие отношения с
А.А.Абрикосовым. Однажды я присутствовал на званом вечере у нас дома в
Москве, в микрорайоне Зюзино, куда были приглашены несколько физиков
с женами, в том числе и А. А. Абрикосов со своей новой женой Анни.
Она почти не говорила по-русски, поэтому Е. М. Лифшиц попросил меня
вести с ней какой-нибудь светский диалог по-французски. И мне,
действительно, удалось рассмешить Анни рассказом пары анекдотов3).
Детали романа А.А.Абрикосова и Анни могут быть не совсем
точными. Абрикосов «увел» Анни у французского физика-теоретика Нозьера.
История началась в 1968 г. на Кавказе, в Бакуриани. Доктор Филипп
Нозьер приехал с женой на советско-французский симпозиум по
теоретической физике. Анни была тоненькой стройной дамой с экзотической
внешностью кинозвезды. У нее с Филиппом было двое детей. Отцом
Анни был француз, а матерью вьетнамка. Для альпинистов-любителей среди
участников симпозиума было устроено восхождение на одну из вершин.
В группе оказались Абрикосов и Анни. Филипп не пошел. Халатников
' Вот один из анекдотов, который я впервые услышал от самого Е. М.Лифшица, а он,
в свою очередь, — от известного академика и острослова В. И. Гольданского, также
входившего в круг Ландау. Пусть тем самым появится еще одна деталь о двух крупных ученых
из круга Ландау, а также о той эпохе. Итак, анекдот из жизни: В 1945 г. во Франции был
устроен прием в честь советской военной делегации. Французский генерал произнес тост,
который звучал в русской транслитерации так: «О бьен-этр женераль!» Нормальный его
перевод: «За всеобщее благополучие!» (Au bien-etre general!). Однако наш переводчик со
слуха переводил каждое слово по отдельности и при этом путал омонимы. Получилось: «Ох,
хорошо быть генералом!» (Oh, bien etre general!). Генералы закивали головами и дружно
зааплодировали. Анекдот появился задолго до известной песни с теми же словами.

136 Глава 7. А. А. Абрикосов: по обе стороны океана
и Д. Компанеец вспоминают, что его покусали местные бездомные
собаки, когда он бежал, чтобы согреться. Позже, в узком кругу, Абрикосов
поднял тост за здоровье стаи дворняжек и пояснил компании, что эти
замечательные собаки знали, кого кусать: в результате он смог остаться
наедине с Анни.
Далее рассказывает сам А.А.Абрикосов (в телефильме). Они
добрались до вершины. Там стоял ящик с общей тетрадью, где расписывались
покорители вершины. Абрикосов написал: «Один из нас посвящает это
достижение нашей первой леди». И расписался. Перевел надпись ей.
Роман бурно стартовал... Когда год спустя Абрикосов приехал в Париж, то
они решили зарегистрировать брак в Парижской мэрии. По правилам это
требовало его задержки еще на месяц. Абрикосов поставил в известность
советское посольство. Чиновники, естественно, ответили в духе
официальной морали, что такое поведение советского гражданина — почти
измена Родине (так позже выразился Главный ученый секретарь АН СССР
А. В.Топчиев). Тогда Абрикосов поставил ультиматум: либо власти
продлевают ему командировку, и тем самым они с Анни регистрируются, либо он
не вернется в СССР. Совработники принялись «давить на психику», мол,
как вы смеете так говорить, СССР дал вам бесплатное образование, вас
так много лет учили и т.д. Абрикосов ответил: «Я тоже много лет учил».
Он дал понять, что обе стороны — в расчете.
«В конце концов, удалось найти компромиссное решение — наше
посольство в Париже согласилось выдать Анни въездную визу в
Советский Союз» [Халатников, 1996. № 8]. Но после этого Абрикосов попал
в «невыездные», т. е. ему не разрешали выезд в капиталистические
страны, а выпускали только в страны социалистические. Тем не менее, в 1975 г.
Абрикосова выпустили в Финляндию на Международную конференцию
по физике низких температур. Выехать в Финляндию было легче, потому
что существовало соглашение этой страны и СССР о выдаче
невозвращенцев [Халатников, 1996. №9].
Е. М. Лифшиц с восхищением рассказывал об этом мужественном
поступке А. А. Абрикосова, его твердости. Брак с Анни продолжался 13 лет.
Но, по словам Абрикосова (из телефильма), «это только у Пугачевой
в песне можно превратить жизнь в цветы. На самом деле превратить
жизнь в кинофильм нельзя». Они расстались и, кажется, Анни хотела
вернуться к своим детям и Ф. Нозьеру, однако тот не принял изменницу.
Через несколько лет отношения Е. М.Лифшица и А.А.Абрикосова
безнадежно испортились. Это произошло, когда Лифшиц, единственный
из учеников и друзей Ландау, бросился на защиту последнего. Он считал,
что Абрикосов возвел напраслину на Ландау, обвинив того в неподдержке
идеи о вихрях в сверхпроводниках и тем самым утрате приоритета
Абрикосова. Конфликт начался с того, что в 1978 г. И. М. Лифшиц показал брату
статью А.А.Абрикосова в журнале «Классики цитирования». Братья были
крайне удивлены ее содержанием. Многое станет ясным из двух писем,
которыми обменялись Е. М. Лифшиц и американский физик Дж. Бардин
(дважды лауреат Нобелевской премии).

2. «Абрикосовские вихри» в науке и жизни
137
Профессору Дж. Бардину
Иллинойский Университет, Урбана, США
26 июня 1978
Дорогой профессор Бардин,
В статье, направленной в журнал «Классики цитирования», А. А.
Абрикосов снова (после того, как он это сделал несколько лет назад в
своей Лондоновской статье) обвиняет Л. Д. Ландау в воспрепятствовании
в 1952 г. публикации его работы о вихревой структуре
сверхпроводников', по словам Абрикосова, Ландау признал свою вину после появления
статьи Фейнмана о вихревых нитях в жидком гелии, убедившись в ее
тождественности с идеями Абрикосова. Эти обвинения были впервые
выдвинуты лишь после смерти Ландау, когда он сам уже не может
на них ответить. Я считаю своим долгом перед памятью своего учителя
и друга сообщить факты, позволяющие мне со всей ответственностью
заявить о ложности этих инсинуаций.
1. Зная в течение многих лет характер отношения Ландау к своим
ученикам, я не могу представить себе, чтобы он, оказавшись
причиной умаления достижений кого-либо, молчал бы об этом;
скорее он был бы первым, признавшим свою вину. Между тем
Ландау никогда и никому ничего подобного даже не упоминал, —
в том числе В. Л. Гинзбургу (своему соавтору по теории,
лежащей в основе работы Абрикосова) и И. М. Халатникову,
работавшему в то время в тесном контакте и с Ландау, и с
Абрикосовым.
2. Истинная история о том, каким образом Ландау узнал о
квантованных вихрях, такова. В феврале 1955 г. была
опубликована работа Ландау и моя, в которой мы пытались объяснить
свойства вращающегося жидкого гелия слоистой структурой.
Но уже в мае того же года Ландау сообщил мне о том, что он
пришел к выводу о неправильности такого объяснения, и
изложил построенную им теорию нитевидной вихревой структуры.
Уже была написана статья с изложением этой работы, когда
в том же мае, в Москве был получен том 1 «Прогресса в физике
низких температур» со статьей Фейнмана о том же.
Естественно, что статья Ландау не была передана им в журнал,
и он никогда не заявлял по этому поводу никаких
приоритетных притязаний. Если я упоминаю теперь об этой истории, то
лишь с целью иллюстрации абсурдности утверждений
Абрикосова: поверив им, надо было бы признать, что Ландау не только
воспрепятствовал публикации Абрикосова, но еще и пытался
присвоить его результаты.
3. Статья Абрикосова (ЖЭТФ. 1957. №Ъ2 (1442)) поступила в
редакцию лишь в ноябре 1956 г. — через 18 месяцев после появления
работы Фейнмана. В примечании на первой странице этой
статьи указано, что идея о том, что сплавы представляют собой

138 Глава 7. А. А. Абрикосов: по обе стороны океана
сверхпроводники со значениями параметра к > \j\fl, была
впервые высказана Ландау А\
В статье Абрикосова содержится также жалоба на
несправедливость применяющегося в литературе термина «шубниковская фаза».
Лев Васильевич Шубников впервые открыл экспериментально (в 1937 г.
в Харькове) это состояние сверхпроводников и описал его
наблюдаемые свойства. Деятельность Шубникова преждевременно прервалась
в том же году. Увековечивание имени этого замечательного физика в
названии открытого им явления представляется мне полностью уместным
и справедливым.
Я направляю это письмо Вам как наиболее выдающемуся ученому
в области сверхпроводимости в надежде, что Вы смогли бы сообщить
его содержание тем коллегам, которые заинтересовались бы этим
предметом.
Сердечный привет.
Ваш Е. М. Лифшиц.
(Перевод с английского сделан Е. М.Лифшицем.)
Ниже следует ответ Дж. Бардина (перевод с английского Б. Горобиа).
Профессору Е. М. Лифшицу
Институт Физических проблем Академии наук СССР,
Москва, 117334, Воробьевское шоссе, 2, СССР.
Дорогой профессор Лифшиц,
Спасибо большое за Ваше письмо. Я не видел того журнала, на
который Вы ссылаетесь, но поищу статью, о которой идет речь.
Я собираю материалы для книги или обзора по истории
сверхпроводимости, которую я собираюсь написать в будущем, и Ваше
письмо является весьма ценным для этого. Тщательное прочтение статьи
<Абрикосова > от 1957 года подтверждает Вашу версию. Я сделаю все
от меня зависящее, чтобы история затронутого Вами вопроса отражала
истинную последовательность событий. Если у Вас появятся какие-либо
еще соображения по истории сверхпроводимости, то для меня было бы
ценным узнать о них.
С самым высоким уважением к Вам, искренне Ваш
Дж. Бардин.
А вот что рассказывает о квантовых вихрях сам А.А.Абрикосов в
телефильме, посвященном ему после присуждения Нобелевской премии; он
был показан по каналу «Культура» на российском телевидении 9 декабря
' Никаких упоминаний о предшествующих идеях самого Абрикосова о квантованных
вихрях в статье нет, но в ее § 2 подробно обсуждается аналогия между вихревой структурой
сверхпроводников и вихревыми нитями в жидком гелии, причем о теории последних идет
речь как о теории Онсагера и Фейнмана.

2. «Абрикосовские вихри» в науке и жизни 139
2004 г. Алексей Алексеевич, с его слов, в 1953 г. пришел к Ландау со своей
идеей о квантовых вихрях в сверхпроводниках. Ландау с ней не
согласился, и потому Абрикосов не стал развивать эту идею и публиковать свои
теоретические соображения и расчеты. Но несколько лет спустя вышла
статья Р. Фейнмана о вихрях в сверхтекучем гелии 5К «У нас тогда
существовал такой дух, — говорит АА, — что, мол, все, что сделано по гелию
в каком-нибудь другом месте, а не в ландауской группе, это все вранье.
И не читали. А я прочитал <статью Фейнмана>». Далее АА пришел к
Ландау и сказал: «Дау, почему вы согласились с Фейнманом и не согласились
тогда со мной? Я вам то же самое показывал». — «Вы мне что-то другое
показывали», — ответил Ландау. — «Ах, другое! Тогда я достал и сунул ему.
И тогда он признал, что это то же самое». (Последние фразы записаны
дословно: это прямая речь А.А.Абрикосова в телефильме. — Прим. Б. Г.).
Отметим, что в книгах В. Л. Гинзбурга [1995; 2003], где довольно
подробно описывается история работ по сверхпроводимости в 1940-1950-х гг.,
также нигде не упоминается о том, что Абрикосов предлагал идею
квантовых вихрей (в сверхпроводниках) раньше, чем Фейнман (в
сверхтекучем гелии). Во всяком случае, Лифшиц корректен в констатации того,
что Абрикосов не обсуждал эту идею ни с ним, ни на семинаре Ландау,
не обсуждал он ее даже с Гинзбургом, автором общей теории
сверхпроводимости, на основе которой Абрикосов делал расчеты. Могло ли такое
быть? Думаю, что в принципе могло. Обсудив идею с Ландау, больше
Абрикосов ни с кем обсуждать ее не стал. На ландауский семинар не вынес,
так как на него вообще не выносились незавершенные работы. Вероятно,
это была одна из рабочих гипотез А. А. Абрикосова. После обсуждения
с высшим авторитетом (Ландау) автор ее отбросил. Так в науке
происходит с множеством рабочих идей и гипотез. Обратимся теперь к недавней
статье [Горелик, 2005], в которой А.А.Абрикосов снова разъясняет
затронутую тему. Сначала в этой статье цитируются слова из нобелевской
лекции Абрикосова:
К идее вихревой структуры я пришел в 1953 году, но публикация
была отложена, поскольку Ландау вначале не согласился с идеей в
целом. Только после того как Р. Фейнман опубликовал свою статью о вихрях
в сверхтекучем гелии (1955), и Ландау принял идею вихрей, он
согласился с моим выводом, и я опубликовал мою статью в 1957 году.
Далее интервьюер пишет:
Я попросил А. А. Абрикосова уточнить его слова и поставил вопрос
прямо: что фактически означают слова «была отложена»? Кто отложил
публикацию? Вы сами — из-за того, что не нашли, как ответить на какие-
то возражения Ландау? Или Ландау просто административно запретил,
'Подробнее см. популярное описание Э. Л. Андроникашвили, впервые наблюдавшего
необычный вихрь и воронку при эксперименте с вращением гелия, а также сопровождающие
это реплики Ландау [Андроникашвили, 1980], а также в Главе 2 книги «Физика войны и мира».

140 Глава 7. А. А. Абрикосов: по обе стороны океана
сказав что-то вроде: «Не вздумайте эту чушь печатать!»? И Вы, зная,
что у ворот ЖЭТФа стоит цербер Дау — Е. М. Лифшиц, не стали даже
и пробовать? Или какой-то третий вариант?
Вот ответ А.А.Абрикосова:
Это — тонкий вопрос. Мы, ученики Ландау, доверяли ему больше,
чем нашему собственному суждению, и никогда даже не пытались
опубликовать что-либо, с чем он не соглашался. Однажды, намного раньше,
мне удалось в подобной ситуации придумать простой довод, который
убедил его. Но в этот раз речь шла о новом понятии, и никакого простого
вывода невозможно было изобрести. Поскольку я верил в новое понятие,
я положил бумаги в стол «до лучших времен». Кроме того, я был занят
тогда другой проблемой, которую считал намного более важной.
Дальше идут опять слова интервьюера:
Так что ни о каком административном запрете речи нет. А что физик
считает важным и как он преодолевает авторитет наличного знания —
это обычные слагаемые всякого научного открытия [Там же].
Абрикосов продолжал так:
Сейчас есть тенденция все в коммунистической России связывать
с политикой. Это ошибка. В группе Ландау политика не играла никакой
роли. Я не помню ситуацию с Шапиро, но определенно это не имело
ничего общего с политикой.
Он в таких словах характеризовал взаимоотношения учеников и Ландау:
Когда Дау понимал что-то в физике, то это было необыкновенно
глубокое понимание, значительно глубже, чем у большинства его коллег.
<...> ...Рассказать ему что-то новое было довольно трудно, тем более
что у самого рассказчика такого глубокого понимания, как правило,
не было. Уж такого от него наслушаешься — упаси господь, а потом
со словами «Если вы такое будете мне говорить, я совсем с вами о науке
разговаривать не буду!» он просто выбегал из комнаты. Удар двери —
и его уже и след простыл. А на следующий день: «Так где мы с вами
остановились?» Ясно, что такое не всякий мог вытерпеть. В общем, школа
у Дау была суровая, но я, во всяком случае, своими успехами в основном
обязан ему и никогда этого не забуду [Там же].
И, наконец, Горелик приводит текст ответа ему А. А. Абрикосова,
присланного по электронной почте:
Абрикосов изложил свою версию событий (email, 1 1 Jan 2005):
Из письма Лифшица может создаться впечатление, что я воспользовался
идеей Ландау о квантовых вихрях и напечатал ее под своим именем.
Прежде всего, хочу отметить, что моя статья была напечатана в ЖЭТФ
в 1957 году с полного согласия Ландау. Это было за 5 лет до
автокатастрофы. Я впервые рассказал Ландау о своей работе в 1953-1954 годах.

2. «Абрикосовские вихри» в науке и жизни 141
Он не согласился с ней, и, поскольку я не сумел придумать объяснения «но
пальцах», я эту работу отложил до лучших времен. Когда же он прочитал
работу Фейнмана 1955 года, то пришел в комнату, в которой
находились я и Халатников, и сказал: «Конечно, Фейнман прав, а мы с Женькой
заврались» (в своих выражениях он не щадил и себя самого). Речь шла
о неправильной работе Ландау и Лифшица, напечатанной в 1955 году
и упомянутой в письме Лифшица. В отличие от И. С. Шапиро, моя работа
не была закончена, и написанной статьи у меня не было. Когда после
статьи Фейнмана Ландау согласился с основной идеей, я закончил теорию
и сравнил ее с экспериментами на сверхпроводящих сплавах.
Получилось блестящее согласие. Когда Ландау услышал об этом, он воскликнул:
«Я так и думал, что в сплавах каппа больше, чем единица на корень
из двух!» Хотя это нигде не было напечатано, но я, из почтения к своему
учителю, добавил сноску к своей статье, которую Лифшиц использовал
как единственный аргумент в пользу своей версии. Никогда я не слышал
от Ландау никакого упоминания его идеи о вихрях, и никаких печатных
материалов на эту тему не существует. Неужели если бы Ландау намекнул
мне об этой идее, я бы не отметил это в своей статье, и сам Ландау так бы
ее пропустил!? Поскольку я писал свою статью уже после Фейнмана, то
я, конечно, на него сослался. Кстати, к тому времени выяснилось, что эта
идея еще раньше пришла в голову Ларсу Онсагеру, но была напечатана
<лишь> в виде дискуссии на какой-то конференции. Конечно, я сослался
и на него [Горелик, 2005].
Остается вопрос, почему же А. А. Абрикосов молчал при жизни Ландау
и выступил в печати на эту тему только в конце 1970-х гг.? Ведь
именно это привело к выступлению Е. М. Лифшица в защиту Ландау. Должен
признаться, что раньше я автоматически доверял версии Е. М. Лифшица.
Я и сейчас не сомневаюсь в его искренности. Он обожествлял Ландау
и готов был фанатично биться за его честь там, где другие его
ученики помалкивали. (Так же они будут помалкивать тогда, когда надо будет
выступить в защиту Лифшица, оболганного Корой после его смерти. Кто
знает, быть может, выступил бы как раз Абрикосов, он — настоящий боец.
Но, увы, они с Лифшицем стали врагами.) Что же касается Абрикосова, то
в его творческом сознании, наверное, что-то вызревало на тему о вихрях,
раз он так говорит. Я не верю, что он выдумал всю эту историю.
То же, по существу, говорится в последнем письме в сетевой журнал,
полученном от И.Ландау, который дает некоторые научные пояснения:
Скорее всего, так оно и было. Что же, Ландау зажимал своих
учеников? — Нет, конечно. Существуют разные подходы к изучению физики.
Подход Школы Ландау был достаточно строгим и требовал, чтобы идеи,
особенно идеи новые, были достаточно обоснованы. Идея, пока она
не обоснована, это не результат, а лишь отправная точка для начала
работы. Не удалось обосновать идею, пусть даже правильную, — нет
работы. Как я думаю, это и был случай с вихрями Абрикосова. У Алексея
Алексеевича была идея и идея совершенно правильная, но он не смог

142 Глава 7. А.А.Абрикосов: по обе стороны океана
убедить Ландау в ее обоснованности. У него оставалась возможность
работать над этой идеей дальше и таки найти ее обоснование, но он
решил иначе и занялся другими, не менее интересными для него вещами.
Не надо забывать, что в 1952 году Абрикосову было всего 24 года,
а авторитет Ландау был огромен. <...> Судя по работе, в которой
излагается теория Гинзбурга—Ландау, у авторов была уверенность, что все
существующие сверхпроводники являются сверхпроводниками первого
рода, т. е. сверхпроводниками, у которых параметр каппа очень мал
(это специально подчеркнуто в тексте статьи). Думаю, что причиной был
тот факт, что сверхпроводящие материалы, которые в те годы попадались
экспериментаторам Института физических проблем, были материалами
с низкими значениями каппа [Ландау И., 2007].
Прискорбно, что одним из следствий рассказанной туманной
истории явилась пожизненная вражда двух выдающихся учеников Ландау —
А.А.Абрикосова и Е. М. Лифшица. Для ее иллюстрации перескажу
мини-историю, которую я слышал от 3. И. Горобец. Халатников как-то ехал
в автомобиле с А. А. Абрикосовым из аэропорта в Москву. За рулем
сидел Абрикосов. Неожиданно на шоссе выскочил заяц. Абрикосов резко
затормозил. «Что, Алеша, не смог бы задавить зайца?» — спросил
Халатников. — «Конечно, нет». — «Вообще никакого живого существа не смог
бы?» — «Лифшица смог бы», — ответил Абрикосов.
Пытаясь охарактеризовать общественное лицо выдающегося
физика А.А.Абрикосова, нельзя обойти его известный призыв, обращенный
к ученым России эпохи Ельцина. Это был призыв к самым сильным и
подвижным — как можно скорее бежать из России. Сам он так и поступил,
бросив в тяжелейший момент свою кафедру в МИСиС и Институт
физики высоких давлений, в котором был демократически избран директором
и, значит, обременен надеждой людей. Известно, что многие сотрудники
этих научных коллективов осудили не сам факт эмиграции Абрикосова-
ученого, а то, что он бросил на произвол судьбы коллективы, которыми
руководил, нарушив принцип: капитан уходит с корабля последним.
«Интервью» Абрикосова с идеологическим обоснованием этого его поступка
было опубликовано 5 мая 1993 г. в «Известиях» (беседа с журналистом
С.Лесковым). Вот одно из заявлений Абрикосова в версии Лескова:
Уверен, что помогать науке там, в России, бессмысленно.
Зарплату ученым можно поднять, но приборы и оборудование не привезешь.
Сегодня для сохранения российской науки может быть только один
рецепт: помочь всем талантливым ученым поскорее уехать из России,
а на остальных махнуть рукой. Я, считаете, излишне резок? Со мной
многие спорят. Но жизнь показывает, что я прав. Не выгорел еще ни один
из совместных международных проектов. Напротив, любой российский
ученый, как только у него появляется возможность, уезжает из страны.
Так и для России лучше.
И все же попытаюсь быть объективным. Во-первых, А. А.
Абрикосов претерпел множество издевательств от партийно-государственных вла-

2. «Абрикосовские вихри» в науке и жизни
143
стей: говорят, что в его кабинете висела карта мира, на которой значками
были отмечены города, откуда он получал приглашения и куда его не
выпустили из СССР. Чаша была переполненной, и когда представился очень
хороший случай, то ученый «всех послал». Во-вторых, потому я и взял
выше в кавычки слово «интервью», что сам А. А. Абрикосов, как мне сказали,
был возмущен искажениями его текста. Журналист Лесков опубликовал
«интервью» без авторизации. Но ведь А.А.Абрикосов мог тогда выступить
с заявлением и поправками. Однако он этого не сделал и вошел в
социальную историю физики таким, каким его отретушировал Лесков. А обществу
важен результат, а не содержимое «черного ящика». Это «интервью»
вызвало отрицательную реакцию в широких кругах русских физиков. Наше
общество тратит около двух миллионов долларов на подготовку одного
выпускника физтеховского уровня. За годы либерализации России из нее
за рубеж выехали только из «оборонки» 70 тыс. специалистов высшей
квалификации (данные оглашены по 1-му каналу ТВ 21.01.05 г.). Блез
Паскаль сказал когда-то: «Достаточно уехать 300 интеллектуалам, и
Франция превратится в страну идиотов». Народ стремительно беднеет, слабеет,
вымирает, наркотизируется. Деградация вряд ли обратима, и кажется, что
ничего нельзя поделать. Но вспомним принцип Солженицына: ЛИЧНОЕ
НЕУЧАСТИЕ ВО ЛЖИ. Вероятно, к перебежчикам это тоже можно
отнести. Они, несомненно, имеют общечеловеческое право на выбор места
жительства, но вместе с тем не только они, но и другие, остающиеся,
имеют право высказывать суждения об этом. Тем более, если бежит
знаковая фигура. Следующее высказывание Эйнштейна как будто
специально обращено к А. А. Абрикосову и ряду его коллег: «Моральные качества
выдающейся личности имеют, возможно, большее значение для данного
поколения и всего хода Истории, чем чисто интеллектуальные достижения».
Но цитирование афоризмов — это риторика. А реальность такова, что
сильнейшая в мире школа теоретической физики Ландау снабдила своих
ученых потенциалом и именем такими, что они смогли успешно
воспользоваться ими в ситуациях, когда они находили оптимальным действовать
по принципу «Спасайся, кто может!»
Занявший уникальную должность, ранее созданную специально для
Э.Ферми, «исключительный научный сотрудник» Аргоннской
лаборатории Алекс Абрикосов (так он себя теперь именует), получил американское
гражданство лишь в возрасте 68 лет. Сразу после получения им
Нобелевской премии он разъяснил журналистам, что он «отныне и навсегда —
американец» (его собственные слова). Поэтому А. А. Абрикосов и
отказался приехать в Россию, где их с В. Л. Гинзбургом планировал принять
у себя президент Путин. (Другой вопрос, почему в результате отказа
Абрикосова президент не пригласил к себе «оставшегося в одиночестве»
В.Л. Гинзбурга.) В историческом итоге, как мне кажется, А.А.Абрикосов
проиграл. В России этот ученый с исключительными заслугами стал бы
народным героем. В США он выиграл в уровне комфорта, деньгах,
окружающей стабильности, но в истории этой страны, пресыщенной сотнями

144 Глава 7. А. А. Абрикосов: по обе стороны океана
нобелевских лауреатов, Абрикосов останется как ценное приобретение,
но заведомо не станет их национальным героем.
В феврале 2007 г. физик из США Дмитрий Лихачев, прочтя 1-е
издание «Круга Ландау» в интернет-журнале «Еврейская старина», прислал
мне, во-первых, «абрикосовский» текст из «Известий» (он вошел в статью
С.Лескова «Советские ученые Америки») и, во-вторых, два отклика,
которые были опубликованы первично в «Нью-Йорк Тайме» (номер и дата
не указаны), а затем перепечатаны у нас в газете «Правда» (№211. 17
декабря 1993 года, статья «На запах гамбургеров уезжают в США российские
ученые»). Первый отклик принадлежит ближайшему коллеге
А.А.Абрикосова, также бывшему сотруднику Института Ландау, эмигрировавшему
в США, — физику-теоретику, профессору Александру Мигдалу
(приводится в сокращении).
Как и многие мои коллеги, я возмущен безответственными и
самонадеянными заявлениями Алексея Абрикосова, которого Сергей Лесков
цитирует в статье «Советские ученые Америки». Я один из тех, кто
счастливо пережил крах советской науки. Я получил свою должность
в Принстонском университете в 1989 году, в то же самое время, когда
д-р Абрикосов стал директором Института высоких давлений в
Троицке. Как и он, я сын академика. Хотя я ненавидел привилегии, которые
имел, и уехал из Советского Союза в поисках свободы и независимости,
а не «хорошей пищи», которую столь ценит Абрикосов.
Я работал с д-ром Абрикосовым в Институте теоретической
физики имени Ландау в Москве около 20 лет. <... > Он сказал: «изголодался
по науке» в том смысле, что хотел заниматься наукой больше, чем это
ему удавалось в России. Это я действительно прекрасно понимаю. После
его раннего успеха в 50-лс, когда Абрикосов сделал несколько удивительных
открытий, он потом ничего значительного не произвел — ни в России,
ни в этой стране. <...> Действительно, на протяжении последних лет
своего пребывания в Советском Союзе я столкнулся с проблемами,
подобными тем, что он описывает. Однако мы не можем винить в этом
систему или наших бывших коллег.
Когда я приехал сюда, моя производительность возросла. Но я знаю,
что большинство идей, которые я развиваю здесь, родились там, в
«продовольственных очередях». Все, что нам, теоретикам, необходимо, —
это авторучка и немного бумаги плюс возможность обсудить свои идеи
с коллегами. Все это мы имели в Институте Ландау: воистину лучшего
места для работы, чем наш институт в начале 70-х, я никогда не
встречал.
Я хочу сказать: Россия больна, но отнюдь не мертва. Она
пережила куда более худший кризис после революции, когда лучшие мозги
бежали из страны, а с остатками расправился Сталин. Что-то такое
носится в воздухе, что порождает новые научные таланты и,
вопреки всем препятствиям, побуждает их к развитию. Все эти «элитные
ученые», о которых говорит д-р Абрикосов, являются продуктами рос-

2. «Абрикосовские вихри» в науке и жизни 145
cuuckou культуры, включая его самого. Д-р Абрикосов предлагает Западу
«помочь всем талантливым ученым покинуть Россию, а остальных
игнорировать». Это попахивает сталинизмом! Это Сталин развлекал себя,
двигая целые нации по просторам империи. А как же те, кто любит
Россию, те, кто скорее разделит тревоги своей страны, чем оставит
ее, кто чувствует ответственность за лаборатории и институты,
которые они возглавляют, и те, кто просто-напросто еще слишком молод,
чтобы иметь международную репутацию ?
Он же все это знает, так почему же говорит столь циничные
вещи ? У меня есть на это ответ. Я уже раньше слышал нечто подобное
от эмигрантов, правда, главным образом от людей необразованных. Это
подсознательное. Нас беспокоит, что мы «едим хорошую пишу», в то
время как наши коллеги страдают там, в России. Есть два пути
преодоления этой подсознательной раздвоенности: либо помочь этим коллегам,
либо убедить себя, что они в твоей помощи не нуждаются.
Александр А. МИГДАЛ
Профессор физики Принстонского университета.
г. Принстон, штат Нью-Йорк.
Замечу, что некоторые физики-теоретики восприняли скептически
это заявление. Они считают, что А. Мигдал, сам бросивший науку ради
бизнеса (в эмиграции он стал мультимиллионером), не имеет морального
права так высказываться о физике, уровень которого на порядок выше его
собственного.
Второй отклик принадлежит профессору Р. Хоффману:
Редактору
Статья «Советские ученые Америки» Сергея Лескова
сопоставляет контрастирующие взгляды Алексея Абрикосова и Роальда Сагдеева
на пути спасения российской науки, явно отдавая предпочтение мнению
д-ра Абрикосова, которое заключается в том, что «бесполезно помогать
науке в России» и что единственный путь — это помочь талантливым
ученым уехать.
Это странная и пораженческая логика. Я уважаю право на
эмиграцию {сам иммигрировал к этим берегам). Но сверхпессимистичные,
эгоистические рассуждения об эмиграции вызывают у меня протест.
Российская наука, в конце концов, расцветет, ибо для этого у нее
имеются и таланты, и склонности, и предыстория.
Роальд Хоффманн
Профессор физических наук Корнельского университета.
г. Итака, штат Нью-Йорк.
Перевел с английского Сергей Свистунов.
ТОЗаказ 1210

Глава 8
И. М. Халатников — первый директор
Института Ландау
Исаак Маркович Халатников (р. 1919) — физик-
теоретик, академик АН СССР и РАН (1984), член
Лондонского королевского общества (1995).
Родился в Екатеринославе, будущем
Днепропетровске. Окончил Днепропетровский госуниверситет
(1941). Участник Великой Отечественной войны,
начальник штаба полка зенитной обороны,
награжден боевыми и трудовыми орденами СССР.
Поступил в аспирантуру в ИФП к Ландау
осенью 1945. Научный сотрудник теоретического
отдела ИФП (1945-1965). Организатор Института
теоретической физики (ИТФ) имени Л. Д. Ландау
(пос. Черноголовка Московской обл.) и его первый директор (1965-1992).
Выполнил циклы теоретических исследований по сверхпроводимости,
теории квантовых жидкостей, квантовой теории поля (релятивистская
асимптотика функций Грина для электрона и фотона), статистической физики
(метод суммирования бесконечного числа диаграмм Фейнмана).
Совместно с Е. М. Лифшицем и своим аспирантом В. А. Белинским провел
цикл исследований по космологии, в результате которого было
найдено общее решение уравнений Эйнштейна вблизи сингулярности (премия
имени Ландау, 1974) (подробнее см. выше в заметке Я. Б. Зельдовича
о Е. М. Лифшице). Автор ряда мемуарных статей (1995, 1996) и книги
«Дау, Кентавр и другие» (2007).
1. До 1946
И. М. Халатников (ниже — ИМ) родился 17 октября 1919 г. Его семья,
отец Меир Исаакович, мать Тауба Давыдовна, сам Исаак и его сестра
Ревекка, жили на улице Ленина в одноэтажном доме, занимая там большую
комнату с тремя окнами на улицу. «Надо сказать, в те довоенные годы
на Украине не было никакого национализма, по крайней мере, лично
я его никак не замечал. В доме, где мы жили, во дворе <...> жили
украинцы, русские, евреи, и никогда не было никаких распрей на национальной
почве» [Халатников, 2007. С. 13]. «Надо было учить украинский язык —
мы учили. Это не рассматривалось как бедствие». В одной из книжек
Elm

1. До 1946
147
прочел, как «председатель колхоза, заканчивая каждое выступление,
говорил колхозникам: „Канайте! План реальный". Я очень люблю с тех пор
это выражение» [Там же. С. 5]. Как-то учитель сказал маме, что «мальчик
я хоть и хороший, но шкщнык» (шкодник, вредитель). «Во время учебы
в Университете я также никогда не замечал каких-либо проявлений
национализма. Я сам говорил тогда по-русски с акцентом, потому что по-
украински мне было привычнее» [Там же. С. 13].
«Меня можно считать „сталинским ученым" — я получил первую
Сталинскую стипендию и последнюю Сталинскую премию. В 1939 году
были учреждены Сталинские стипендии для студентов — тоже для
поднятия престижа науки. И в Днепропетровском университете я получил
Сталинскую стипендию среди первых. Мама моя была очень горда, я стал
необыкновенно богат, мог угощать девушек шоколадными конфетами»
[Халатников, 2007. С. 14].
В следующем отрывке из юношеских воспоминаний их автор
откровенно объясняет один из своих будущих принципов технологии власти. Он
вспоминает процесс над маршалом Тухачевским в 1937 г.: «Тухачевскому
приписывали крамольные слова, что если бы у него было три мушкетера,
он захватил бы Кремль. Эта фраза произвела на меня тогда большое
впечатление, я ее оценил и запомнил. Но в дальнейшей жизни я
неоднократно убеждался, что для того чтобы совершить что-то серьезное, достаточно
не трех, а всего одного мушкетера. <...> Если есть хотя бы один, можно
сделать очень большие дела. Мне случалось искать и находить себе таких
мушкетеров. <...> Так, одним из них в моих академических играх был
Ю. Б. Харитон') <!>. Мушкетер в моем понимании — это человек,
который может пройти туда, на такие уровни, куда ты сам доступа не имеешь
или по каким-либо причинам попасть не можешь. Но если у тебя есть
хорошая идея и сценарий, мушкетер ее туда донесет, и с его помощью
можно добиться замечательных результатов. Главное, чтобы у мушкетера
был хороший сценарий. И, если он настоящий мушкетер, он выполняет
его буквально. То есть: во столько-то позвонить туда-то, встретиться с
таким-то человеком и сказать ему следующее. В Академии наук с помощью
такого мушкетера можно было сделать очень много общественно
полезных вещей. И мне всегда везло с мушкетерами. У меня часто было много
разных интересных идей, и мне нравилось разрабатывать пути их
решения. Мне сильно помогали в этом мои навыки шахматиста» [Там же. С. 8].
Действительно, ИМ играл в шахматы на уровне, по-видимому,
нынешнего кандидата в мастера. А в шашки он в 1939 г. даже участвовал
в турнире мастеров в Иваново, сыграл там партию с великим шашистом
В. Соковым, которую проиграл, но партия вошла в учебники по русским
шашкам. Позже ИМ был постоянным шахматным спарринг-партнером
Капицы, по субботам его повелительно «приглашали» для этого на Нико-
' Мне известно, как было воспринято это «милое» заявление в семье Харитона. —
Прим. Б. Г.
10*

148 Глава 8. И. М. Халатников — первый директор Института Ландау
лину гору, на дачу к властелину У Капицы ИМ обычно выигрывал первые
партии, но быстро «уставал», и тогда Капица брал реванш.
ИМ подчеркивает роль математических олимпиад в своем
образовании, он занимал первые места в областных олимпиадах, в 10-м классе
стал чемпионом области.
И. М. Халатников приводит фотокопию следующего письма Л. Д. Ландау
к нему в Днепропетровск от 26 мая 1941 г. [Халатников, 1996. №7; 2007]:
Уважаемый тов. Халатников!
Было бы крайне желательно, чтобы Вы смогли, не позже чем в 1-х
числах июля, приехать в Москву в Институт. Я считаю, что Вам
необходимо продолжать заниматься теоретической физикой в аспирантуре,
так как во время Вашего пребывания в Институте Вы произвели на меня
очень хорошее впечатление.
Доктор физико-математич. наук
профессор Л Ландау
Забегая чуть вперед, приведу любопытное замечание Халатникова
о школе Ландау. «У Ландау, как известно, было много учеников, и
подавляющее большинство из них было евреями, В то время вообще большинство
физиков-теоретиков почему-то были евреями, и Капица по этому
поводу подшучивал над Ландау и даже как-то пообещал ему выдать премию
за первого аспиранта-нееврея. Когда я приехал из Днепропетровска, чтобы
сдать теорминимум, Ландау, глядя на меня и на мою фамилию, решил, что
я как раз тот самый случай. Впрямую о национальности он меня не
расспрашивал, а поскольку я был блондином, то и выглядел подходяще. <...>
И он радостно сообщил Капице, что у него наконец появился русский
аспирант. Потом я слышал уже от самого Капицы, что он действительно
выдал Ландау обещанную премию. Капица даже рассказывал, что хотел
потом забрать ее назад как незаслуженную» [Халатников, 2007. С. 14].
Попутно ИМ сообщает малоизвестную информацию по «крымско-
еврейскому вопросу»:
Я думаю, именно тогда, в 1944 г., Сталин начал задумываться о
еврейском вопросе и его решении, т. е. о введении каких-то ограничений для
представителей этого народа. Тогда же ходила какая-то неофициальная
информация о том, что в Крыму хотят организовать Еврейскую
республику. Судя по всему, Сталин даже успел пообещать союзникам такую
республику, но потом отказался от этой идеи. Жертвой этого решения,
в частности, стал актер С. Михоэлс, который создал тогда
Антифашистский комитет и вообще вел активную деятельность, направленную, в
частности, на создание Еврейской республики. Сталин же, естественно, не мог
взять назад свои слова. Проще было убрать Михоэлса [Там же. С. 14]2).
' Попытаюсь слегка пояснить. В начале 1944 г. руководители Еврейского
антифашистского комитета (ЕАК) обратились с письмом к В. М. Молотову, переданным через его жену

1. До 1946
149
Начало войны нарушило планы поступления ИМ в аспирантуру к
Ландау Хотя, «если бы я <...> все же поехал бы к Ландау, это не было бы
ни дезертирством, ни обманом, но тогда мне это даже в голову не
пришло. Я явился в военкомат <...>. Я попал в Москву, в <артиллерийскую>
академию Дзержинского». Затем ИМ быстро перенаправили в Высшую
военную школу ПВО, на Красноказарменной улице, 14. «Там мы
проучились до 14 октября» <1941>. В эти дни школу эвакуировали в Пензу.
В апреле 1942 г. ИМ ее окончил.
Я написал заявление, в котором просил отправить меня на фронт.
Но в это время создавалось второе, наружное кольцо ПВО Москвы. <...>
И произошло то, что обычно происходит в армии — человека никогда
не посылают туда, куда он просится. Поэтому тех, кто просил отправки
на фронт, послали на формирование этого второго кольца, а тех, кто
не просил, отправили в Сталинград, где как раз разворачивалась
Сталинградская битва. Многие из них оттуда не вернулись. А я попал в Москву —
только потому, что просился на фронт. <...> Я был назначен заместителем
командира зенитной батареи <...> 57-й зенитной дивизии. <...> Первое,
что я выучил — что на батарее нужно уметь очень крепко ругаться матом,
иначе ничего добиться было невозможно. Пили, конечно. Тоже страшно.
<...> Вскоре начальник штаба этого полка был откомандирован в
другую часть, и я стал начальником штаба. И в этой должности я служил
с 1943 г. до конца войны. <...> Немцы, по-видимому, знали, что вокруг
Москвы создано два мощных кольца ПВО. Поэтому, когда они совершали
свои налеты на Ярославль и Горький, они старательно облетали нашу зону.
Но поскольку наш полк был все-таки в наружном кольце, мы иногда
встречали эти самолеты и стреляли по ним. Но они зацепляли нашу зону только
краем, поэтому я не могу ни похвастаться, ни рассказать, как я сбивал
вражеские самолеты. Мы стреляли, отгоняли их от Москвы, но ни одного
самолета я в своей жизни так и не сбил. Мы дежурили сутками поочередно
Полину Жемчужину (позже она была за это репрессирована). В письме содержалось
предложение обсудить возможность создания Еврейской Советской Социалистической Республики
в северной части Крыма. Вроде бы о своем благоприятном отношении к проекту ЕАК дал
понять его членам Берия через Судоплатова. Наверно, это было связано с уже принятым
решением ГКО о выселении из Крыма 200 тысяч крымских татар за то, что часть их поддержала
немецких оккупантов. Молотов передал письмо ЕАК на рассмотрение нескольких членов
Политбюро, но затем оно было сдано в архив. Считается, что лично Сталин не оставил
никаких письменных замечаний о своем отношении к поставленному вопросу. Но слухи об этом
ходили, в особенности в кругах, близких к ЕАК. По-видимому, Сталин отнесся к идее ЕАК
отрицательно, и, вероятно, с этим связаны репрессии по отношению к его членам и другим
высокопоставленным евреям в 1952 г., в том числе и к кремлевским врачам. В 1955 г. Хрущёв
«подарил» Крым Украинской ССР, так как, по-видимому, он хотел похоронить окончательно
тему о возможной передаче части Крыма под Еврейскую Союзную республику. Очевидно,
Хрущёв рассчитывал на общность границы Крыма и Украины и на обостренное чувство
собственности у украинцев. Решение Хрущёва, во всяком случае, нельзя изображать как
спонтанное, принятое в состоянии эйфории под праздник 300-летия воссоединения
Украины с Россией (подробнее см. электронный ресурс: http://scepsis.ru/library/id_l473.html (Жорес
Медведев)). — Прим. Б. Г

150 Глава 8. И. М. Халатников — первый директор Института Ландау
<с командиром полка>, т. е. я не спал каждую вторую ночь, а если
удавалось прилечь, то, естественно, не раздеваясь, с пистолетом и телефонной
трубкой под подушкой. И с тех пор у меня появились проблемы со сном —
вот уже много лет я не могу засыпать без снотворного. Возможно, это —
следствие вот этих бессонных ночей с пистолетом под подушкой. <...>
Мой командир полка довольно быстро усвоил, что я <...>
соображаю довольно быстро, поэтому он выучил всего одну уставную команду,
которую и применял практически в любой ситуации. Команда была такая:
«Начальник штаба, принимайте решение!» Армейский устав
предусматривает передачу по этой команде управления войсками от командира
начальнику штаба. <...> Так что, если кому-то нужно принимать решения,
я могу поделиться патентом и подсказать правильные слова,
предусмотренные армейским уставом. Это очень хорошая команда — передать
кому-то принятие решения [Халатников, 2007. С. 21].
2. 1946-1964: Институт физпроблем и атомная бомба
Рассказывает сам И. М. Халатников [1993; 2007]. (Отрывки из его
интервью об участии группы Ландау в Проекте помещены также в Главе 1
книги «Физика войны и мира»):
Неизвестно, сумел бы я вернуться в физику, не прогреми
американские атомные взрывы. Советским руководителям было ясно, кому
адресован гром, и поэтому Капице удалось объяснить, что физики стали важнее
артиллеристов. Начало атомной эры в Институте физпроблем я запомнил
очень хорошо. Как-то в июле или августе <1946> я увидел, что Капица
сидит на скамеечке в саду института с каким-то генералом. Сидели они
очень долго. У Капицы было озабоченное лицо. Мне запомнилось на всю
жизнь: Капица, сидящий с генералом в садике. После смещения Капицы
в институте воцарился генерал-лейтенант Бабкин. Официально он
назывался уполномоченным Совета Министров, фактически был наместником
Берия (до того служил министром госбезопасности в какой-то
среднеазиатской республике)3^.
Директором института назначили А. П. Александрова. Он переехал
из Ленинграда и вселился в коттедж Капицы. Других деликатных
ситуаций в связи с переменой руководства, пожалуй, не возникало. Анатолий
Петрович был очень доброжелательный человек и сохранил атмосферу,
созданную в институте Капицей. В декабре 1946 года меня перевели
из аспирантов в младшие научные сотрудники, и Ландау объявил, что
я буду заниматься вместе с ним атомной бомбой. В это время в теор-
отделе Ландау было всего два сотрудника: Е. М. Лифшиц и я. Задача,
3^ Бабкин А. Н., генерал-майор, с марта 1946 по декабрь 1949 г. уполномоченный Совета
Министров СССР при ИХФ, ИФП и ИФХ [АП, 2003. Т. 2. Кн. 4. С.532|. П. Л. Капица был
снят с поста директора чуть позже, 16 августа 1946 г.

2. 1946-1964: Институт физпроблем и атомная бомба 151
которую поручил нам Ландау, была связана с большим объемом
численных расчетов, <...> оценить эффективность бомбы. Нам дали исходные
данные, и следовало посчитать, что произойдет в течение миллионных
долей секунды. <...> Рассчитать атомную бомбу нам удалось, упростив
уравнения. Но даже эти упрощенные уравнения требовали большой
работы, потому что считались вручную. <...>
Моей задачей было служить координатором между Ландау и
математиками. Математики получали от меня уравнения в таком виде, что
о конструкции бомбы догадаться было невозможно. Такой был
порядок. Но математикам и не требовалось этого знать. Известно, что среди
главных характеристик атомной бомбы — критическая масса,
материал и форма «взрывчатки». В общем виде такую задачу никто и никогда
до нас не решал. А мне удалось получить необычайной красоты
интерполяционную формулу. Помню, Ландау был в таком восторге от этого
результата, что подарил мне фотографию с надписью: «Дорогому
Халату...», она у меня хранится до сих пор. <...>
И соответствие расчетов результатам первых испытаний (1949) было
очень хорошим. Ученых, участвовавших в проекте, осыпали
правительственными наградами. Надо заметить, что награды, полученные
участниками нашей группы, не вполне соответствовали масштабу сделанного.
Здесь произошло недоразумение. Было так. Для того чтобы договориться
и согласовать все награды, заслуженные сотрудниками группы Ландау,
И. В. Курчатов специально прислал в институт своего заместителя,
академика С.Л.Соболева. Соболев договорился с Ландау о встрече, приехал
в назначенное время в ИФП и... прождал несколько часов без всякого
результата. Дау так и не появился. Как потом говорили, все это время
он провел, задержавшись у «девушки» и позабыв о встрече с
Соболевым. В результате в первом указе был награжден по высшему разряду
<...> только Ландау, а остальных участников группы, спохватившись, тоже
потом наградили, но уже рангом пониже. Я, к примеру, получил только
орден [Халатников, 2007. С. 24-27; 43-45].
Следующая часть рассказа И. М.Халатникова посвящена работе над
водородной бомбой.
Расчеты водородной бомбы мы вели параллельно с группой А.
Н.Тихонова в отделении прикладной математики у Келдыша. Задание на
расчеты, которое нам дали, было написано рукой А.Д.Сахарова. Я хорошо
помню эту бумажку — лист в клеточку, исписанный с двух сторон
зеленовато-синими чернилами. Лист содержал все исходные данные по
первой водородной бомбе. Это был документ неслыханной секретности, его
нельзя было доверить никакой машинистке. Несомненно, такого
варианта расчета в 1950 году американцы не знали. Хорош он или плох,
это другой вопрос, но они его не знали. Если и был в то время главный
советский секрет, то он был написан на бумажном листке рукой
Сахарова. Бумажка попала в мои руки для того, чтобы подготовить задания
для математиков [Там же. С. 46].

152 Глава 8. И. М. Халатников — первый директор Института Ландау
Далее приведу похожие, но разнящиеся в деталях версии о пропаже
особо секретной схемы «сахаровской слойки». Версия первая — И. М.Ха-
латникова:
В «Воспоминаниях» Сахарова сказано, что в Институте прикладной
математики как-то утеряли документ, связанный с водородным проектом.
Малозначащую, пишет, потеряли бумажку. А начальник первого
отдела — после того, как к нему приехал высокий чин из госбезопасности
и с ним побеседовал, — покончил жизнь самоубийством. <...> В
действительности, я знаю, что потеряли ту самую бумажку, которая у нас,
в Институте физпроблем, в течение месяца или двух хранилась в первом
отделе. Всего одна страничка. Я не раз держал ее в руках и помню, как
она хранилась: в специальных картонных обложках как документ особой
важности. Чтобы продолжить расчеты в группе Тихонова, эту бумагу
переслали в отделение прикладной математики. <...> А это была всего одна
страничка, на которой значилась вся его идея — со всеми размерами,
со всеми деталями конструкции и с подписью «А. Сахаров». За время
моей работы в спецпроекте я не помню других случаев утери каких-либо
документов. Пропал всего один. Но какой! Я знал об этом случае. И того
человека из первого отдела помню — приходилось иметь с ним дело.
Добродушный человек, средних лет, в военной форме без погон. Женщину,
которая с ним работала, наказали, уволили. Не исключено, что бумажку
эту сожгли по ошибке, — какие-то секретные бумаги, черновики
постоянно сжигали. Может быть, она хранилась не так тщательно, как у нас, —
всего лишь какая-то страница, да еще написанная от руки [Там же].
Версия вторая, В. И. Ритуса, физика-теоретика, членкора РАН.
Владимир Иванович Ритус был командирован от А. Д. Сахарова, с «объекта»
в Москву, в ИФП и Отделение математики Академии наук, чтобы узнать
результаты работы москвичей по заданию Сахарова: там нужно было
решить систему уравнений и посчитать энерговыделение в слое дейтерида
лития. В ИФП В. И. Ритус встретился с Л.Д.Ландау, который направил
его к Е. М.Лифшицу и И. М.Халатникову. Ритус пишет, что вначале он
извинился за то, что в задании, отправленном из Арзамаса, в одном
гидродинамическом уравнении был случайно пропущен некий член, эту ошибку
заметил А.Д.Сахаров, когда задание уже ушло секретной почтой. На это
Лифшиц с Халатниковым ответили Ритусу, что, мол, здесь люди
грамотные — ошибку заметили и исправили сами. Дальше они с уважением
отозвались о Сахарове, оценив его корректность и самокритичность, имея
в виду сообщение о своей ошибке, потом задавали Ритусу вопросы
общечеловеческого типа о нем, так как они ничего о нем не слышали раньше.
Затем В. И. Ритус поехал к А. Н. Тихонову и А. А. Самарскому,
чтобы сопоставить их результаты с результатами ИФП по тому же заданию.
Именно в институте у Тихонова была затем утеряна секретная бумажка.
Но написана она была не Сахаровым, а Ритусом по заданию Сахарова,
причем зелеными чернилами, в двух экземплярах, один для ИФП, а дру-

2. 1946-1964: Институт физпроблем и атомная бомба 153
гой для Отделения прикладной математики. От Ритуса мы узнаем, что
действительно бумажка содержала чрезвычайно секретные материалы.
Впервые за пределы объекта вышел документ, в котором в
концентрированной форме излагались все сведения о нашей первой
водородной бомбе, основанной на идеях, предварительных расчетах и
экспериментальных результатах наших ученых. Проведенная группой Сахарова
предварительная работа определила оптимальный вариант конструкции
и состав термоядерного топлива. В задании были сформулированы
уравнения в частных производных, которыми описывались основные процессы,
происходящие во время взрыва, и именно возможно более точное
решение этих уравнений было задачей групп Ландау и Тихонова [Ритус, 2004].
Дальнейший рассказ И. М. Халатникова относится к 1953 г., уже после
смерти Сталина, когда Ландау отказался продолжать участвовать в
Атомном проекте. Тогда Халатникова пригласил И. В. Курчатов.
В его кабинете находились Ю. Б. Харитон и А. Д. Сахаров. И три
великих человека попросили меня принять у Ландау дела. И Ландау
попросил об этом. Хотя к тому времени было ясно, что мы свою часть
работы сделали, что ничего нового, интересного для нас уже не будет,
но я, естественно, отказать не мог. Скажу прямо, я был молод, мне было
33 года, мне очень льстило предложение, полученное от таких людей.
<...>. Я принял от Ландау его группу и вычислительное бюро. <...>.
Одним из моих первых успешных дел на этом посту было решение
«квартирного вопроса» Н. Н. Меймана. Математик Н. Н. Мейман,
ученик замечательного казанского математика Н. Г. Чеботарева, встретился
с Ландау в Харькове в 1934 году. Н. Н. Мейман был самым молодым
доктором наук, свою степень он получил в возрасте 24 лет. В самом начале
работы в Атомном проекте (1946) Ландау пригласил Меймана
возглавить вычислительное бюро при Теоротделе. <...> Ландау был органически
неспособен думать о каких-то бытовых, житейских проблемах
окружающих его людей. Я не хочу сказать, что он был сознательным эгоистом или
что-то в этом роде. Наоборот, он, например, всегда охотно давал в долг
деньги и никогда не требовал их назад. Но он просто был не в состоянии
занимать голову чем-то, что не касалось непосредственно его работы.
Наум Мейман был известным в Министерстве <среднего машино-
строения> человеком, но все эти годы, с 1946 по 1953-й, жил в
крошечной комнате в коммунальной квартире <...>. Когда Ландау сдал мне все
дела по проекту, первым моим делом было получить квартиру для
Меймана. Я написал письмо начальнику Политуправления Министерства, что
ужасные жилищные условия мешают ведущему специалисту Н. Н. Мейма-
ну сосредоточиться на решении вычислительных задач проекта, и
квартирный вопрос Н. Н. Меймана был мгновенно решен. Через две недели
у него была замечательная двухкомнатная квартира в том же доме, где
жил И. Е. Тамм. Это показывало, что это все были крайне простые вопросы,
квартир в Министерстве было достаточно, но просто Ландау органически
был не в состоянии забивать себе голову такой «ерундой». <...>

154 Глава 8. И. М. Халатников — первый директор Института Ландау
Мою группу, занимающуюся бомбой, вместе с вычислительным
бюро передали в Институт прикладной математики. Это было для меня
личной трагедией, я привык к атмосфере уникального заведения <ИФП>.
К тому же физику в математическом институте найти место было
нелегко... Наконец, в работе, связанной с ядерным оружием, интересных
проблем для физиков уже не осталось. Я пожаловался на свою судьбу
Курчатову, написал письмо А. П. Завенягину, министру Средмаша.
Написал, что как физик я сделал все, что мог, и не вижу, чем еще могу
быть полезен атомной программе. Мне разрешили вернуться. С высокой
должности заведующего лабораторией я вернулся в ИФП на должность
старшего научного сотрудника. Но был счастлив, что могу работать
рядом с Ландау и Капицей [Халатников, 2007. С. 52].
3. Институт теоретической физики
В 1962-1964 гг., в период необратимой болезни Ландау и начавшейся
перестройки в ландауской школе И. М. Халатников выдвинул и реализовал
вместе со своими «друзьями-мушкетерами» А. А. Абрикосовым, Л. П. Горь-
ковым и И. Е. Дзялошинским идею создания «Института Ландау» —
общесоюзного Института теоретической физики АН СССР. (Заметим, что
в Киеве параллельно работал республиканский Институт теоретической
физики АН Украинской ССР по руководством Н. Н. Боголюбова.) В книге
Коры говорится, что якобы П.Л.Капица тоже как-то предложил Ландау
создать свой отдельный институт. Но Ландау отказался, считается, что
из чувства благодарности к Капице, забравшего его из тюрьмы на поруки.
Мне кажется, что дело не в этом. Не исключено, что Ландау смог бы
быть директором института западного типа, наподобие Института Бора,
но он понимал, что в сложившейся советской действительности он не
сумел бы исполнять функции администратора советского научного
учреждения. А вот Халатников был подходящей для этого кандидатурой, и даже
почти идеальной для большинства подчиненных ему физиков.
По словам И. М. Халатникова, «триггером» послужил случай,
произошедший весной 1963 г. П. Л. Капица угрожал ИМ проектом приказа с
выговором за отсутствие на работе в один из дней, когда И М вдруг ему срочно
понадобился. «Я ему заявил, что такого терпеть не буду ни от кого, в том
числе и от него. Повернулся и собрался уходить. Петр Леонидович на
моих глазах тут же порвал этот приказ. <...> Этот случай произвел на меня
тяжелое впечатление. Я понял, что от таких эксцессов мы не защищены.
<...> Буквально на следующий день <...> я позвал Абрикосова, Горькова,
Дзялошинского, при этом присутствовал и Питаевский, и предложил:
давайте создадим физико-теоретический филиал и выделимся из Института
физических проблем. <...> В это время президент Академии Мстислав
Всеволодович Келдыш был увлечен идеей создания вокруг Москвы
научных центров „по типу Кембриджа и Оксфорда"» [Халатников, 2007. С. 88].
И. М. Халатников так сформулировал стратегический замысел четырех
«мушкетеров»:

3. Институт теоретической физики
155
Ландау был выдающимся универсалом, одинаково владевшим
всеми областями теоретической физики. Поэтому, когда мы создавали
институт, то он задумывался как «коллективный Ландау», поскольку никто
из нас не претендовал на то, чтобы заменить его [Воспоминания..., 2003.
С. 168].
Как раз в то время шло освоение нового наукограда, Ногинского
научного центра в пос. Черноголовка Московской области. Там
продолжали строиться и развиваться филиалы знаменитого Института химической
физики АН СССР. Проект осуществлялся под научной эгидой
директора ИХФ Н.Н.Семёнова. Непосредственно руководил строительством
и оснащением нового научного центра заместитель Семёнова еще со
времен войны Федор Иванович Дубовицкий, ставший директором
филиала комплекса «Химфизики» в Черноголовке (в дальнейшем его избрали
членкором АН СССР именно за этот подвиг, имевший в целом большое
значение для развития физики в СССР). В это время в Черноголовке
Г. В. Курдюмов и Ю.А. Осипьян уже начали организацию Института
физики твердого тела.
И. М. Халатников пошел к Н. Н. Семёнову и предложил ему идею
создать филиал ИФП в Черноголовке на основе школы Ландау в новом
научном центре, который создавался под флагом Семёнова. Н. Н. Семёнов
поддержал Халатникова. Затем ИМ пошел к Капице. «Он явно не ожидал
таких решительных действий с нашей стороны, но сказал, что готов
обсуждать эту идею. <...> Однако спустя еще некоторое время неожиданно
сказал, что передумал. Мне не оставалось ничего иного, как заявить: тогда
мы выделимся в самостоятельный институт» [Халатников, 2007. С. 90].
Далее «четыре мушкетера» убедили в привлекательности своего
плана А. П.Александрова, Л. А. Арцимовича, получили поддержку еще двух
академиков, Г. В. Курдюмова и Н. М.Жаворонкова, которые как раз
занимались созданием новых институтов в Черноголовке. После этого ИМ
подготовил письмо президенту Академии М. В. Келдышу и показал его
П. Л. Капице. Тот спросил, кто еще подпишет письмо. Выслушав ответ,
что подпишут пять ведущих академиков, Капица понял, что проиграл,
и сказал: «После того как все подпишут, я тоже подпишу» [Там же].
Уход группы сильнейших теоретиков подвигнул П. Л. Капицу на
приглашение из Харькова, из УФТИ, И. М. Лифшица, одного из сильнейших
физиков-теоретиков мира, который стал новым заведующим теоротде-
лом ИФП после смерти Ландау. И. М. Лифшиц приехал не один, а
вместе со своим учеником, известным теоретиком профессором М. И. Ка-
гановым. Таким образом, Е. М. и И. М.Лифшицы, Л. П. Питаевский
и М. И. Каганов составили обновленное ядро теоретиков ИФП,
сохранив его работоспособность на мировом уровне.
В сентябре 1964 г. Совет Министров СССР принял решение о
создании в составе АН СССР Института теоретической физики. Президент
Академии М. В. Келдыш представил Халатникова на должность
директора ИТФ, однако Отдел науки ЦК КПСС был против. Халатников был

156 Глава 8. И. М. Халатников — первый директор Института Ландау
известен как ближайший сотрудник Ландау, а в указанном отделе
«называли Ландау „дутой величиной, заслуги которой искусственно раздуваются
Западом". Но 14 октября 1964 г. О Хрущёв был снят, одним из его
прегрешений тогдашний главный идеолог партии М.А.Суслов назвал разлад
отношений с Академией. Чиновники Отдела науки на это замечание
немедленно отреагировали, уже на следующий день затребовали мое личное
дело» [Халатников, 1996. №7]. В январе 1965 г. И. М. Халатников был
назначен директором ИТФ. Имя Ландау было присвоено этому Институту
после его смерти в 1968 г.
И. М. Халатников был вхож в высокие кабинеты в Президиуме АН
СССР, в Отделе науки ЦК КПСС, в соответствующие органы
правительства и Мособлисполкома (кстати, он был членом КПСС). Будучи
не только крупным ученым, но и весьма умным и умелым
администратором, И. М. Халатников сумел создать в своем институте максимально
благоприятные условия и атмосферу для работы сотрудников. В ИТФ он
вскоре привлек блестящих физиков-теоретиков: В. Л. Покровского из
Новосибирска, Э. И. Рашбу из Киевского института физики, В. Н. Грибова
и Г. М.Элиашберга из Ленинграда, С. И.Анисимова из Минска, М.Я.Аз-
беля из Харькова, И. Б. Левинсона из Вильнюса, А. И.Ларкина и, позже,
А. Б. Мигдала из московского ИАЭ имени Курчатова, а также двух
выдающихся математиков С. П. Новикова и Я. Г. Синая. Вряд ли условия,
подобные тем, какие были созданы в ИТФ, были еще в каких-то научных
институтах СССР. В частности, о трудной конфликтоемкой проблеме
зарубежных командировок И. М. Халатников пишет так: «Конечно, выехать
за границу из Академии наук было значительно легче, чем из
Курчатовского института. Но даже среди академических институтов Институт
Ландау отличался тем, что его сотрудники сравнительно свободно ездили
в „краткосрочные" поездки за границу. Это во многом объяснялось тем,
что атмосфера в Институте не позволяла парткому мешать поездкам людей
за рубеж» [Там же. №9]. И еще: «Отличительной чертой наших
симпозиумов была полная свобода общения советских и западных участников.
Во многом этому способствовал мой принцип: поменьше спрашивать
разрешения у начальства» [Там же. №8].
Научные работники старших поколений понимают, насколько
необычным было указанное достижение И. М.Халатникова, как много оно
значило для физиков в ИТФ, а тем самым и для поддержания уровня
всей физической науки в СССР. Усилиями Халатникова в 1965 г. в
Московском физтехе была создана кафедра проблем теоретической физики
(завкафедрой — Л. П. Горькое), на ней было подготовлено немало
молодых теоретиков для работы в ИТФ. Вскоре ИТФ стал одним из лучших
в мире научных центров по теоретической физике. Американский
физик-теоретик Пол Мартин как-то сказал Халатникову: «Только сборная
команда теоретиков Восточного побережья Америки, включая теоротдел
Лабораторий компании „Белл", могла бы соперничать с Институтом
теоретической физики <имени ЛандауУ» [Там же. №8].

3. Институт теоретической физики
157
С приходом «перестройки» пришли тяжелые времена и для ИТФ. Вот
какой конспект можно составить из рассказов И. М. Халатникова об этом
периоде скольжения вниз и его попытках затормозить этот процесс.
С начала 1989 г. в Институте Ландау происходило большое
«брожение умов». Ряд сотрудников из числа «звезд», такие как Саша Поляков,
Костя Ефетов, уже имели приглашения на постоянную работу, и многие
из тех, кто считал себя не хуже, тоже подыскивали позиции на Западе.
Поэтому и возникла идея создания филиалов института, которые могли бы
уберечь его от полного развала <...>. Туринские физики были первыми,
кто прислал нам приглашение о реализации нашей идеи. <...> Пришло
предложение из США, из Университета А&М в Техасе о создании
подобного филиала у них. <...> Оно включало на той же «полуставочной»
основе, что и в Турине, избрание шести почетных профессоров из числа
наиболее известных людей Института Ландау и участие еще десяти
профессоров, которые могли бы из года в год меняться. <...> Я был близок
к тому, чтобы принять проект <американский>. Однако Лев Горькое <...>
проявил некоторую холодность и незаинтересованность. Это и решило
судьбу проекта. <...> Поставив на «туринскую лошадку», мы совершили,
как вскоре стало ясно, серьезную ошибку. <...> В начале апреля < J990>
первая смена во главе с Горьковым выехала в Турин. Они там
проработали 5 месяцев, однако ожидаемого резонанса не только в Европе,
но даже в Италии приезд и работа в Турине очень авторитетной группы
физиков не имели. В дальнейшем наш Туринский проект после некоторых
конвульсий скончался. <...> Филиалы Института Ландау были созданы
во Франции и Вайцмановском институте в Израиле. Когда я в августе
1991 г. вернулся из Франции, выяснилось, что мой заместитель
Горькое выехал на постоянную работу в США, в Национальную магнитную
лабораторию, организованную Бобом Шриффером. Таким образом,
последний из моих мушкетеров, с которыми я начинал Институт Ландау,
покинул поле боя4\ Это был окончательный сигнал о том, что Институт
Ландау в прежнем виде спасти не удастся [Там же. №9].
О Халатникове и его институте яркие слова высказал Александр Ми-
гдал, бывший его сотрудник, эмигрировавший в США.
Исаак Халатников — действительно выдающийся человек, вклад
которого в теоретическую физику трудно переоценить. <...> Халат был гением
политической интриги, он использовал все доступные ему связи и
средства для достижения своей главной цели — собрать лучшие умы и создать
им условия для свободного творчества. <...> Это выглядело так: Запад
обвиняет нас в антисемитизме. Лучший способ опровергнуть это — создать
институт, где молодые, талантливые люди вне зависимости от
национальности смогут работать, свободно путешествовать за границу, получать
'А еще двое из четырех «благородных мушкетеров» — это академик А.А.Абрикосов
и членкор И. Е.Дзялошинский, которые также эмигрировали в США в начале 1990-х гг.

158 Глава 8. И. М. Халатников — первый директор Института Ландау
все, что сделает их счастливыми. <...> Вид счастливых и преуспевающих
сотрудников Института скажет западным друзьям больше, чем какая-либо
пропаганда.
Вопреки ожиданиям и сомнениям этот сумасшедший план
сработал. <...> Институт Ландау был подобен клубу джентльменов и не похож
на другие исследовательские институты. <...> Я должен сказать о стиле
семинаров, который был весьма уникален, лучшая аналогия — это псовая
охота, когда докладчик — волк, а аудитория — стая собак. <...> Стресс
и сильные эмоции мы снимали хорошей выпивкой в кругу друзей. <...>
Водка текла рекой, было много танцев, флирта, иногда
заканчивавшегося мелкими потасовками. <...> Мои наивные попытки перенести этот
стиль дискуссий в Принстон окончились тем, что студенты пожаловались
на меня декану. <...> Мы были молоды, талантливы, беспечны и свободны.
Я никогда не был так свободен в моей жизни с тех пор. <...> Институт
в 70-е годы представлял собой одну семью <...>. В 80-е все это начало
портиться. <...> Некоторые из нас стали «более равными», чем другие,
а наши западные друзья ничего не смогли поделать с законами
свободного рынка. Если вы лично не можете присутствовать и защищать свои
идеи, они будут украдены или попросту проигнорированы <выде-
лено мной. — Б. Г>. В золотые 70-е мы почти не имели обязанностей,
а груз ответственности нес Халат [Халатников, 2007. С. 1 89].
* * *
Как работает сейчас Институт Ландау, мне неизвестно. Знаю только,
что в 2005 г. . ИТФ отпраздновал свое 40-летие. Сейчас в нем
насчитывается около ста сотрудников (сколько научных, сколько других, не знаю). В
1990-е годы И. М. Халатников жил и работал в Израиле, в организованном
им там «филиале ИТФ». Потом вернулся в Россию. В 1992 г. он оставил
свой административный пост директора и стал именоваться почетным
директором ИТФ. Действующим директором после И. М.Халатникова стал
В. Е. Захаров, ныне академик РАН. Но ненадолго. В основном, как мне
говорили, он живет за границей. Сейчас директором — членкор РАН
В. В.Лебедев. Обе дочери И. М.Халатникова эмигрировали в США. Сам
он не так давно овдовел, женился вновь. Живет в Черноголовке.
Написал и только что издал интересную книгу о себе «Дау, Кентавр и другие»
(2007).
Добавлю еще от себя лично две-три зарисовки к портрету И.
М.Халатникова, характеризующих его оригинальность. Первая зарисовка —
с натуры. Однажды в 1970-х гг. я случайно присутствовал при следующем
разговоре на кухне, когда И. М. Халатников пришел в гости к Е. М.Лиф-
шицу. Гость рассказал, что на днях к нему в Институт приходил Лев
Альбурт. Этот молодой шахматист только недавно стал известным
благодаря своему неожиданному успеху на чемпионате СССР: там мастер
Альбурт занял одно из высших мест и набрал гроссмейстерский балл. Он
жил тогда в Одессе, хотел переехать ближе к Москве и просил Халатни-
кова взять его на работу в институт. По основной специальности Альбурт

3. Институт теоретической физики
159
был математиком. «А тебе разве нужны математики? Что он у тебя будет
делать?» — спросил Лифшиц. «Дело не в этом, — ответил Халатников. —
Взять на работу этого Альбурта, конечно, нелегко. Да и какой он там
математик, еше неизвестно. Но все-таки я взял бы Альбурта, если б он
был гроссмейстером. Представляешь — у тебя в институте гроссмейстер!
Но он пока только международный мастер. Так что отказал». Лифшиц,
мысливший чисто профессионально, переспросил с удивлением еще раз:
«А гроссмейстера взял бы?» — «Гроссмейстера точно взял бы!» — еще раз
подчеркнул Халатников. <Возможно, зря он упустил шанс: вскоре Лев Аль-
бурт стал международным гроссмейстером. А может быть, и не зря: в конце
1970-х гг. Альбурт подал заявление на отъезд в Израиль, и у Халатникова
пошли бы крупные неприятности. Альбурт эмигрировал в США, затем
дважды становился чемпионом этой страны. — Прим. Б. Г.>
Вторая зарисовка сделана со слов Е. М. Лифшица. Однажды ЕМ мне
сказал, что я, как и Халатников, слишком упрощенно делю людей лишь
на две категории — хороших и плохих. У него хорошие люди — это те,
кто любит Халатникова, а плохие — все остальные! Между тем самого
Е. М. Лифшица Халатников, безусловно, причислял к первой категории.
При выборах в Академию наук в 1970 г. ЕМ активно поддержал
кандидатуру Халатникова в члены-корреспонденты. Но к ЕМ обратился за
поддержкой одновременно и Юрий Моисеевич Каган, тоже видный теоретик,
ученик Ландау. В конце 1960-х гг. Ю. М. Каган и Е. М. Лифшиц заметно
сблизились. Каган даже бывал у нас дома. Просьбе Ю. М. Кагана
поддержать его на выборах ЕМ вежливо, но твердо отказал. Затем ЕМ рассказал
об этом ЗИ в моем присутствии. ЕМ ответил Кагану, что Халатников
старше на 10 лет, и — при безусловных достоинствах обоих кандидатов —
сейчас его очередь, а Кагана он обещает активно поддержать на следующих
выборах, если изберут Халатникова. Каган ответил, что он рассчитывал
на ЕМ как на друга. Конечно, он знал о гораздо более давних дружеских
отношениях между Лифшицем и Халатниковым, но методично проводил
свою предвыборную кампанию, не пропуская ни одной возможности. И
победил в 1970 г. Отношение Ю. М. Кагана к Е. М. Лифшицу, по словам
последнего, резко охладело. Он более никогда не появлялся у нас дома.
И. М. Халатников же был избран членкором лишь на следующих выборах,
в 1972 г., естественно, при активной поддержке ЕМ. И только через 12 лет
его избрали академиком, опять-таки позже, чем Кагана.
И. М. Халатников был не только энергичным, целеустремленным,
но и веселым человеком. Приведу, со слов самого Халатникова, сюжет
одного из лучших розыгрышей, который они с А.А.Абрикосовым
учинили над их общим другом А. Б. Мигдалом. Дело было в 1960-е гг. на горном
курорте Бакуриани (Грузия), где проходил очередной международный
симпозиум по физике низких температур. И. М. Халатников пишет:
Возвращаясь из поселка Бакуриани, мы иногда заходили в
местный универсальный магазин, который изобилием не отличался. Там было
лишь 3 предмета, привлекавшие внимание: большие портреты товарища

160 Глава 8. И. М. Халатников — первый директор Института Ландау
Сталина маслом в золоченых рамах, длинные кухонные ножи и
большие трикотажные женские панталоны. При виде всего этого созрел план
розыгрыша. Я обсудил это с Алешей Абрикосовым, и мы приобрели
самый длинный кухонный нож и лиловые панталоны. К этому набору
необходимо было еще прибавить записку на грузинском языке, которую мы
попросили написать молоденькую грузинскую дипломницу А.Абрикосова
Риту Кемоклидзе. Текст записки состоял из одной фразы: «Ты ответишь
за поруганную честь». Сложность состояла в том, что Рита не знала,
как по-грузински «поруганная честь». Здесь-то уже начиналась
комичность ситуации. Рита бегала по «Дому физика» и спрашивала у маститых
грузинских ученых, как на грузинском языке будет «поруганная честь».
Когда, наконец, все было готово, оба предмета с запиской были незаметно
положены на дно сумки АБ <Мигдала>, благо комнаты никогда не
запирались. На следующий день мы все возвращались в Москву. Как обычно,
разбирая сумку АБ, его жена Татьяна Львовна с удивлением обнаружила
«компрометирующие» АБ предметы и записку. Смущенный Кадя <Арка-
дий> ничего внятного сказать не мог. Записка, которая могла бы что-то
объяснить, была на грузинском языке. Решили обратиться к близким
друзьям — Радам и Михаилу Светлову <известный поэт>. Радам Светлова
была грузинской княжной и язык знала. Поскольку по телефону прочесть
не могли, поехали к Светловым. А там, как назло, оказался близкий друг
Светловых и Мигдала — известный физик Бруно Понтекорво, также
большой любитель шуток. Можно представить, какой стоял хохот... Розыгрыш
удался. АБ оценил шутку [Воспоминания..., 2003. С. 170].
4. Эпилог: виртуальный тройной портрет
Этот очерк я показал своей матери (ЗИ), которая была много лет
хорошо знакома с И. М. Халатниковым. Она в целом одобрила, но
сказала, что очерк выглядит слишком уж мажорно соцреалистическим. Она
рассказала мне о таком любопытном эпизоде, штрихе к портрету героя
очерка. В квартире Е. М.Лифшица висит большой портрет Ландау,
написанный маслом. Происхождение этого портрета весьма любопытное.
В начале 1970-х гг. к ЕМ пришел молодой художник Михаил Матвеевич
Шапиро (он впоследствии эмигрировал в Канаду).
Шапиро показал свои работы и сообщил, что он хотел бы написать
портрет Ландау, теперь уже, к сожалению, исходя только из его
фотографий. Он просил ЕМ предоставить ему характерные фотоснимки Ландау
и затем в текущем режиме сообщать свое мнение о художественном
изображении Ландау, которое будет получаться. Классический стиль
художника понравился ЕМ, и он пообещал свою помощь. Поскольку 30-летний
художник сообщил, что он живет только на гонорары, получаемые от
случая к случаю, то ЕМ задал вопрос: «А кому Вы хотите продать будущий
портрет?» Художник уверенно ответил: «Семье Ландау». На это ЕМ
отреагировал еще более уверенно: «Кора точно не купит портрет». Тогда

4. Эпилог: виртуальный тройной портрет
161
Шапиро предположил: «Возможно, его купит Институт теоретической
физики имени Ландау». ЕМ усмехнулся: «Если бы Вы написали двойной
портрет Ландау и Халатникова, то тогда этот институт точно купил бы его.
А купит ли он одного Ландау? Сомневаюсь». Шапиро засмеялся, сказал,
что оценил шутку Лифшица. На днях он поедет в Черноголовку к
директору этого института И. М.Халатникову и договорится о заказе на портрет.
Ведь Халатников — любимый ученик Ландау.
Через некоторое время Шапиро вновь пришел к Лифшицу и
рассказал о своей поездке. Когда он пришел в кабинет Халатникова, то там
сидел еще один человек. Это был А.А.Абрикосов, также один из самых
известных учеников Ландау. Оба физика стали предлагать художнику
написать тройной портрет — они оба и Ландау посередине. Шапиро сказал,
что подумает. Но Лифшицу он объяснил, что делать этого не будет: у него
вряд ли получится художественный тройной портрет путем такого синтеза.
Когда одиночный портрет Ландау был готов, то его, действительно,
не купили ни Институт физпроблем, ни Институт теорфизики, ни семья
Ландау. Его купил Е. М.Лифшиц. Художник попросил за портрет тысячу
рублей (две профессорских месячных зарплаты в то время). Когда ЕМ
умер в 1985 г., ЗИ заказала М. М. Шапиро портрет Лифшица по
фотографии. Портрет того же размера получился, на мой взгляд, замечательным.
Ландау и Лифшиц снова неразлучны — они смотрят друг на друга с
противоположных стен в квартире Лифшица. ЗИ сказала: «Я завещаю этот
портрет Ландау тебе, автору книг о нем». Я ответил: «Может быть, лучше
завещать его Институту Ландау?» «А он им не нужен», — ответила ЗИ.
Осенью 2007 г. был показан новый телефильм о Ландау, снятый под
руководством С. П. Капицы для его программы «Очевидное —
невероятное». Фильм построен на монологах С.П.Капицы, И. М. Халатникова,
Ю. М. Кагана и М.Я. Бессараб. В этом ряду И. М. Халатников, по-моему,
выделяется, смотрится нестандартно, живо рассказывает о некоторых
неизвестных эпизодах с участием Ландау.
Поначалу кажется удивительным, что в этом длинном телефильме
(он идет 43 минуты) нет ни слова о Е. М. Лифшице как соавторе курса
Ландау—Лифшица. В самом конце фильма С. П. Капица «рассказывает»
об этом курсе в течение ровно 30 секунд. Вот эти 30 секунд: «Ландау
принадлежит замечательный курс — 10-томная сводка всех наших
представлений в области современной теоретической физики. Такого не делалось
ни до него, ни после него, и навряд ли может быть сделано вообще когда-
либо еще. Наука изменилась, изменился ее объем, изменился ее стиль.
А книги Ландау — это стиль, который стал стилем, я бы сказал, всей
теоретической физики второй половины XX века». И все! Приехали.
Таким образом, в фильме нарочито проигнорировано соавторство
физика, признаваемого во всем мире выдающимся ученым и автором.
Моральная ответственность известного теледеятеля С. П. Капицы за то, что
он отсек второго соавтора и тем самым отнесся недостойно к памяти
Е. М. Лифшица, — прямая, явная. А что же два выдающихся
теоретика, участники фильма, ближайшие коллеги Лифшица по школе Ландау?
11 Заказ 1210

162 Глава 8. И. М. Халатников — первый директор Института Ландау
Почему смолчал герой данного очерка, называвший себя личным другом
Е. М. Лифшица? Ясно, что сценарий фильма вся четверка создавала
совместно. И, видимо, все они остались довольны фильмом в целом. Скорее
всего, 30 секунд о «курсе Ландау» были намеренно отданы Капице,
поскольку говорить о курсе Ландау—Лифшица оба академика не захотели.
Так что в этом фильме Капица выступил в роли последнего,
телевизионного «мушкетера» Халатникова.
Когда хоронили А. Т. Твардовского, один из писателей сказал:
«Твардовского нет. Теперь писателям можно все». Повторим то, что 31 октября
1985 г. у гроба Е. М. Лифшица сказал Халатников: «Дау физики боялись,
Евгения Михайловича они стеснялись, при них старались вести себя
прилично. Теперь нет обоих...» Халатников правильно предсказал будущее
школы Ландау.

Глава 9
Д. Л Лейпунский, директор УФТИ
времен Ландау
Александр Ильич Лейпунский (1903-1972) —
физик-экспериментатор, академик АН Украины (1934),
Герой Социалистического Труда (1963), лауреат
Ленинской премии (1960) и Сталинской премии
(1949), один из основоположников нейтронной
физики. В 1926 г. окончил Ленинградский
политехнический институт (ЛПИ), работал в
Ленинградском физико-техническом институте, ученик
А. Ф. Иоффе. Один из организаторов Украинского
физико-технического института (УФТИ, ныне ННЦ
ХФТИ) в Харькове. Работал в УФТИ (1929-1941),
в том числе директором (1933-1937). В 1938 —
два месяца под арестом. После освобождения — вновь в УФТИ, зав.
лабораторией. В 1939 — консультант и член Ученого совета Радиевого
института (РИАН) в Ленинграде. 1941 -1946 — директор Института физики
и математики АН Украины (Уфа, Москва, Киев), где в 1944 создает отдел
ядерной физики. В 1946-1949 — замначальника (по науке) 9
(атомного) управления МВД СССР, участвует в руководстве Атомным проектом,
член Техсовета Первого главного управления (ПГУ) Спецкомитета при
ГКО СССР. Руководит созданием секретных лабораторий «А», «Б», «В»
и «Г» в Сухуми, на Урале и в Калужской области, в которых работают
немецкие ученые, инженеры, техники и рабочие, курирует работу этих
лабораторий, на базе которых впоследствии образовались Сухумский
физико-технический институт и Физико-энергетический институт (ФЭИ)
в Обнинске. По совместительству в 1946-1947 — зав. сектором
Лаборатории № 3. С 1952 — в ФЭИ, с 1959 — его научный руководитель.
С 1946 — заведующий кафедрой физики ядерных реакторов и декан
инженерно-физического факультета Московского механического института.
В 1953 факультет преобразован в МИФИ, первый ядерный вуз в СССР.
Главные научные достижения: в УФТИ впервые в СССР осуществлена
ядерная реакция расщепления атомного ядра (1932), обоснована
(независимо от Э. Ферми) и реализована идея атомного
реактора-размножителя на быстрых нейтронах (бридера), построены сначала физические,
а затем и промышленные быстрые реакторы (в Обнинске, Казахстане,
на Урале); предложено и разработано применение жидкометаллических

164 Глава 9. А. И. Лейпунский, директор УФТИ времен Ландау
(натрий, висмут-свинец) хладагентов в теплообменниках ядерных
энергетических установок на подводных лодках. Награжден орденом Ленина
после первого испытания советской атомной бомбы (1949).
А. И. Лейпунский родился в п. Драгли Гродненской губернии в
многодетной семье бригадира железнодорожных строителей. С 14 лет —
рабочий, затем студент Механического техникума в г. Рыбинске, помощник
мастера и мастер на заводе. В 1921 г. поступает на
физико-механический факультет Л ПИ. Там Лейпунский женится на Антонине Федоровне
Прихотько, первой красавице института; впоследствии она станет первой
в СССР женщиной доктором физико-математических наук, академиком
АН Украины, Героем Социалистического Труда, директором Института
физики АН УССР. В 1928 г. командирован в Германию, где прослушал
цикл лекций по теоретической физике в Берлинском университете.
Вернувшись в СССР в 1929 г., начинает работать в УФТИ, вскоре становится
его директором.
Академик А. И. Ахиезер, ученик Ландау, в течение многих десятилетий
ведущий физик-теоретик УФТИ, так писал о А. И. Лейпунском:
...от всего его облика исходила особая доброжелательность и
чувствовалось его желание помочь даже незнакомому вчерашнему студенту
<...>. Эта доброжелательность и отношение к людям без
предубеждения, без каких-либо элементов высокомерия и чванства всегда отличали
Лейпунского. В те далекие времена обстановка в институте была
замечательной, так как главным делом всех была наука. <...>
Характерной особенностью старого УФТИ был энтузиазм творческого коллектива,
и в этом огромная роль принадлежала Лейпунскому, который был в курсе
всех работ, проводившихся в институте [А. И. Лейпунский, 1990. С. 141].
В 1934 г. Лейпунского командируют в Англию, в Кембридж. Его
задачей была стажировка в лаборатории Э. Резерфорда, но наряду с этим
он получил задание от наркома Г. К. Орджоникидзе пригласить на
работу в УФТИ известных немецких физиков, членов компартии Германии
Ф. Хоутерманса и Ф. Ланге, а также попытаться убедить П.Л.Капицу
вернуться на постоянную работу в СССР. Капице предлагалось стать
директором УФТИ, консультантом которого он был в то время. Была идея
сделать УФТИ под руководством Капицы ведущим институтом по
низкотемпературной физике и магнитным явлениям. Капица не принял этого
предложения, а план стажировки Лейпунского в Кембридже был сорван
драматическими событиями, которые развернулись в УФТИ в его
отсутствие. Распоряжением Наркомтяжмаша СССР осенью 1935 г. Лейпунский
был срочно отозван из командировки. Требовалось положить конец распре
между двумя группировками: физиками во главе с Л.Д.Ландау, которые
отстаивали «чистую» науку и свободу творчества, и
физиками-инженерами, которые выступали за укрепление оборонной тематики института
с сопутствующим усилением режима. Лейпунский, вновь заняв пост
директора, сумел урегулировать ситуацию: был зафиксирован компромисс

А. И. Лейпунский, директор УФТИ времен Ландау 165
при явном преимуществе стороны Ландау. Часть его противников была
уволена из института, при этом были сохранены основные оборонные
задания институту, которыми теоротдел Ландау не стали заставлять
заниматься. Однако подступили трагические 1937-1938 гг., когда многие
сотрудники УФТИ были арестованы, а шестеро из них расстреляны.
Иностранным специалистам вменялся шпионаж, другим арестованным, в том
числе Л.Д.Ландау, — вредительство. Эта история подробно рассказана
в книге [Горобец, 2008 6], и здесь не стоит ее повторять, но документы,
относящиеся к аресту и освобождению А. И. Лейпунского, будут
приведены далее в этом очерке.
Началась война. Когда немцы подошли к Харькову, А. И. Лейпунскому
удалось добыть через Москву лимит на вагоны, и в ночь с 19 на 20
октября большая часть сотрудников и оборудования УФТИ уехали на Восток.
В эвакуации Л ейпунскому поручили возглавить Институт физики и
математики АН УССР, эвакуированный в Уфу. В 1943 г. его также ввели
в состав секретной группы физиков, начавших работать над проблемой
атомной бомбы под руководством И. В. Курчатова. В 1944 г. АИ возглавил
важнейшее направление — определение ядерных констант, в первую
очередь сечений поглощения и рассеяния нейтронов в различных материалах
и реакциях.
Первые ядерные реакторы, построенные в 1946-1950 гг. для
получения оружейного плутония, работали на медленных нейтронах. Они
обеспечивали коэффициент выгорания ядерного топлива порядка 1 %.
В 1950 г. на Научно-техническом совете ПГУ при Совете Министров СССР
А. И. Лейпунский сделал секретный доклад «Системы на быстрых
нейтронах» и предложил программу опытных работ. В США ту же концепцию
несколько раньше предложил Энрико Ферми. Поскольку ядерные
исследования были в то время строго засекречены, то советское направление
развивалось в основном самостоятельно, хотя нельзя исключить и
подпитку информацией по линии разведки. Однако даже если в разведматериа-
лах содержались данные со значениями ядерных констант, их нельзя было
принимать на веру, а все требовалось перепроверять экспериментально.
Суть механизма размножения нейтронов состоит в следующем. В
ядерный реактор загружается слабообогащенная смесь урана-238 и урана-235,
содержащая 3-4 % последнего. Ядра урана-235 захватывают только
медленные (тепловые) нейтроны и делятся с высвобождением энергии и
вторичных нейтронов. Те захватываются новыми ядрами урана-235, делятся,
дают новые нейтроны и т.д. Когда урана-235 становится слишком мало,
требуется новая загрузка реактора топливом. При этом уран-238 никак
не используется в реакторах. Ученые старались найти какие-то способы
для получения дополнительной энергии от этого балластного урана-238.
Поскольку реакция захвата ураном-238 быстрых нейтронов была известна,
то следовало рассмотреть возможности ее реализации в реакторе нового
типа на быстрых нейтронах. В итоге была выработана следующая
схема. В реактор загружается немного плутония как поставщика быстрых

166 Глава 9. А. И. Лейпунский, директор УФТИ времен Ландау
нейтронов. Ядро урана-238 захватывает такой нейтрон и превращается
в плутоний-239. Последний делится как медленными, так и быстрыми
нейтронами с выделением энергии, образованием осколков (продуктов
деления) и испусканием в среднем более двух нейтронов. Один из них
делит следующее ядро плутония, а остальные нейтроны захватываются
ядрами урана-238, и цикл повторяется с размножением. Превращая уран-
238 в плутоний, бридер сам удваивает количество начального топлива
(плутония) за несколько лет. Дополнительный экономический и
экологический эффект связан с тем, что выжигается до 10-15 % урана-238, прежде
бесполезного.
Почему же эта схема не стала основной в промышленных реакторах
с самого начала? Может быть, на нее просто не обратили внимания? Нет,
конечно. Теоретическая ядерная физика в 1940-е гг. уже была достаточно
развита, чтобы увидеть и оценить возможности включения быстрых
нейтронов в ядерную цепную реакцию, в первую очередь по указанному так
называемому уран-плутониевому циклу (существует еще уран-ториевый
цикл, но мы не будем его касаться). Но все дело в том, что до конца 1949 г.
стране был остро необходим оружейный плутоний, который
нарабатывали в уран-графитовом реакторе с медленными нейтронами. В начале же
1950-х гг., когда уже был накоплен запас из нескольких десятков
атомных бомб и создана водородная бомба, А. И. Лейпунскому удалось убедить
министра Минсредмаша Е. П.Славского выделить плутоний для первого
бридера. Славский тогда сказал: «Я вам дам 12 кг, а дальше, сколько сами
наработаете, столько и расходуйте». Однако через год дал еще 12 кг.
Первый исследовательский быстрый реактор БР-1 с «нулевой»
мощностью был пущен в Обнинске в апреле 1955 г. Его успешное
функционирование сняло последние сомнения с идеи быстрых реакторов.
Через год был построен и пущен реактор БР-2 с проектной мощность
100 кВт. Он имел ртуть в качестве теплоносителя. БР-2 работал в
Обнинске в 1956-1957 гг., его эксплуатация подтвердила предположение
А. И. Лейпунского о том, что ртуть — не лучший хладагент, и укрепила его
в решении применить для этой цели жидкий натрий. Многим энергетикам
это казалось чрезвычайно опасным, ведь натрий мгновенно окисляется
на воздухе, горит в воде. Когда АИ спросили, почему американцы не
делают этого, он ответил: «Тем хуже для американцев». И объяснил, что если
работать грамотно и аккуратно, то натрий как хладагент будет безопаснее
ртути и даже гелия, для которого нужно высокое давление (подробнее
об этом есть в книгах [А. И. Лейпунский, 1990] и [Горобец, 2008а]).
Так началась эпоха жидкометаллических теплоносителей (ЖМТ) в
ядерных реакторах. Следующий быстрый реактор БР-5 впервые содержал в
качестве теплоносителя жидкий натрий. Он был сооружен на месте реактора
БР-2, в том же здании в ФЭИ, в Обнинске. Его мощность была 5 МВт.
Он эксплуатировался с 1959 по 1971 г. Затем последовали БН-350 (близ
г. Шевченко, ныне Актау, Казахстан) пущенный в 1973 г., и БН-600 на Бе-
лоярской АЭС (БАЭС), пущенный в 1980 г. Сейчас усилиями руководства

1. Драматические пересечения с Капицей и Ландау 167
БАЭС, концерна «Росэнергоатом» и администрации Свердловской
области возобновляется прерванное в 1990-е гг. строительство одного из блоков
БН-800. Бридеры действуют и (или) строятся во Франции, США, Японии,
Южной Корее, Китае (в последнем — с помощью ФЭИ). До наступления
эры управляемого термоядерного синтеза они становятся важнейшей
составляющей ядерной энергетики.
Нужно отметить роль А. И. Лейпунского также в создании ядерно-
энергетических установок (ЯЭУ) для подводного флота. Наряду с
традиционными ЯЭУ с водяным охлаждением, которые проектировались и
устанавливались под руководством А. П. Александрова, коллективом А. И.
Лейпунского были разработаны и внедрены потенциально более
прогрессивные ЯЭУ с расплавленным свинцово-висмутовым теплоносителем. Всего
было построено восемь АПЛ с реакторами на ЖМТ, эксплуатировалось
12 таких реакторов, общая наработка которых составила 80 реакторо-лет.
1. Драматические пересечения
с Капицей и Ландау
Недавно были опубликованы документы, показывающие, что
инициатива задержания Капицы в СССР исходила от советского правительства,
от Сталина и Куйбышева. И в сентябре 1934 г. была проведена операция
по блокированию Капицы в СССР. Участвовал ли в ней Лейпунский?
То, что он уговаривал Капицу переехать в СССР на постоянную работу,
в этом сомнений нет. Знал ли он о том, что осенью 1934 г., при очередном
посещении СССР, Капице будет отказано в разрешении снова выехать
за рубеж? Наверняка не знал. Об этом вообще никто не знал, пока Сталин
не принял такое решение в ответ на письмо к нему Куйбышева (см. ниже
в Главе о П. Л. Капице). Но мог ли Лейпунский предполагать, что Капице
угрожает насильственное задержание в СССР? Маловероятно, потому что
к 1934 г. в СССР еще не сложилась такая практика. Бывало, что ученых
насильно высылали из страны (еще при Ленине), бывало, что не давали
разрешения на въезд. Но никого пока еще не заманивали, чтобы потом
насильно задержать. Недавно Ю. Н. Ранюк описал следующие подробности
миссии Лейпунского в Англии (см. в книге [Горобец, 2008 а. Предисловие
Ю.Н.Ранюка]).
Командировка в Англию Лейпунского занимает важное место в его
биографии. Она наложила свой отпечаток на всю дальнейшую жизнь
и карьеру ученого.
1. В Кембридже он первым в мире решил экспериментально доказать факт
существования нейтрино. И делал он это не где-нибудь, а в
лаборатории всемирно известного сэра Эрнеста Резерфорда. Хотя при постановке
опыта и его выполнении Лейпунский проявил много изобретательности
и настойчивости, он ограничился выводами качественного характера.
В своей статье, опубликованной в 1936 году в английском журнале,

168 Глава 9. А. И. Лейпунский, директор УФТИ времен Ландау
он сам утверждал, что полученные им экспериментальные данные
имеют недостаточную точность, чтобы сделать окончательный вывод в пользу
эмиссии нейтрино в /3-распаде. В конце статьи он написал: «В заключение
я с большим удовлетворением выражаю благодарность лорду Резерфор-
ду за разрешение работать в его лаборатории, профессору Чэдвику
за проявленное внимание и полезные советы и д-ру Кокрофту, который
любезно предоставил мне источник активного углерода».
2. Перед отъездом за границу Лейпунский встречался с наркомом Сер-
го Орджоникидзе и согласовал с ним приглашение на работу в УФТИ
известных берлинских физиков Ф. Ланге и Ф. Хоутерманса. Этот пункт
командировки был с успехом выполнен. Когда Лейпунский возвратился
Харьков, оба ученые уже состояли в штате УФТИ. Позже эта его миссия
за границу стала пунктом обвинения Лейпунского в шпионаже.
3. И, наконец, третье сугубо специфическое командировочное задание,
спущенное с самых верхов. Видимо, оно и было основной целью длительной
командировки директора института за границу. Лейпунский должен был
найти способы возвратить в СССР П. Капицу и Г. Гамова. Эта его миссия
увенчалась успехом лишь наполовину.
После возвращения из Англии научные интересы Лейпунского
концентрируются на нейтронной физике. Эту тематику он привез из
Кембриджа, создал новую лабораторию и новый коллектив. Его интересовало:
замедление и термализация нейтронов в различных средах и при разных
температурах, сечения рассеяния и поглощения нейтронов в зависимости
от их энергии, возбуждение ядерных уровней при рассеянии нейтронов.
Вся эта наука понадобилась ему позже при решении проблем ядерной
энергетики (документ опубликован, в частности, в книге [Горобец, 2008 а.
Предисловие Ю. Н. Ранюка]).
* * *
Во время приезда в сентябре 1934 г. в СССР Капица с Лейпунским
посетили УФТИ. Судя по письму Куйбышева, 1-го заместителя
председателя Совнаркома и Совета труда и обороны СССР (письмо см. в очерке
о Капице), с Капицей в Москве встречался Г. Л. Пятаков, который
уговаривал его остаться в СССР. После этого Куйбышев обратился к Сталину
с предложением принять дополнительные меры: сначала опять
попытаться уговорить Капицу, а затем задержать его насильно вплоть до ареста.
Сталин дал согласие на «нечто вроде домашнего ареста». Переписка была,
естественно, секретной, и Лейпунский никак не мог знать о ней.
Как относиться к этому ключевому эпизоду в жизни Лейпунского и
Капицы, к изменению в их взаимоотношениях, которое привело, в
частности, к блокированию «командой Капицы» избрания Лейпунского в АН
СССР? На этот счет недавно у меня был спор с Л. А. Фальковским
(учеником А.А.Абрикосова и Л.Д.Ландау). Леонид Александрович осудил
Лейпунского, сказав, что тот мог предполагать силовое удержание
Капицы и должен был бы, выполнив формально свою миссию по предложению

1. Драматические пересечения с Капицей и Ландау 169
Капице вернуться и возглавить УФТИ, добавить от себя: «Не
возвращайтесь!». О том, мог или не мог Лейпунский предвидеть будущий захват
Капицы, я уже писал. Сейчас приведу гораздо более сильный аргумент
в защиту Лейпунского, взяв за образец поведение в аналогичной ситуации
самого Капицы-десятью годами позже.
«В октябре 1943 г. Капица пишет письмо Н. Бору, которого только что
вывезли в Швецию из оккупированной Дании. „Я хочу, чтобы Вы знали,
что Вам будут рады в Советском Союзе, где будет сделано все, чтобы дать
убежище Вам и Вашей семье, где сейчас мы имеем все необходимые
условия для научной работы. Даже слабой надежде на то, что Вы, возможно,
приедете жить с нами, аплодируют от всего сердца наши физики: Иоффе,
Мандельштам, Ландау, Вавилов, Тамм, Семёнов и многие другие". Капица
получил разрешение отправить это письмо и приглашение. В обращении
к Молотову Капица указывал, что Бор очень хорошо относится к
Советскому Союзу и посещал его трижды. „Я думаю, что было бы очень
хорошо и правильно, — писал он, — если бы мы ему и его семье
предложили гостеприимство на время войны у нас в Союзе"» [Холловэй, 1997.
С. 156]. Есть ли принципиальная разница между поведением Лейпунского
по отношению к Капице и Капицы по отношению к Бору? Есть.
Лейпунский не мог знать, запретят ли Капице выезд назад в Англию, так как
в тот момент еще не было принято окончательного решения в
правительстве (см. ниже переписку со Сталиным). Капица же знал по собственному
опыту, что силовое удержание ученого реально, особенно в случае если
Бор приедет не в краткую командировку, а сам попросит СССР об
убежище и начнет здесь работу с советскими физиками. Действительно, случаи
удержания, а затем и исчезновения в СССР высокопоставленных
иностранцев стали известны после войны (например, Рауль Валленберг).
А в 1934 г. Лейпунский вернулся в Кембридж один. Внешне, конечно,
это представляло его в невыгодном свете: ведь они уезжали из
Кембриджа в СССР вдвоем с Капицей. Такое схематическое рассмотрение, при
невозможности знать содержание секретной переписки советских
руководителей, породило в дальнейшем недоверие к Лейпунскому со стороны
круга Капицы (и круга Ландау тоже). Вместе с тем следует признать, что
Лейпунский помогал советским властям, чем мог: он не только
уговаривал Капицу остаться, но и после задержания Капицы информировал свое
начальство о реакции в Англии на это событие.
«Информацию о настроении в Кембридже в связи с „захватом"
Капицы Межлаук1) получал не только по официальным каналам <...>. Был
у него в Кембридже и свой информатор, лично заинтересованный в том,
чтобы обстановка в Кембридже не отразилась на нем после
„исчезновения" Капицы. И он по собственной инициативе посылал иногда Межлауку
пространные письма-отчеты, в которых с особым пристрастием давал
далеко не доброжелательные характеристики Капицы» [Есаков, Рубинин,
' Межлаук Валерий Иванович (1893-1938), в 1934 г. зам. председателя Совнаркома,
председатель Госплана СССР. Расстрелян в 1938 г.

170 Глава 9. А. И.Лейпунский, директор УФТИ времен Ландау
2003. С. 119]. Приведем отрывки из письма А. И. Лейпунского В. И. Меж-
лауку от 4 января 1935 г.
Как я Вам уже сообщая, большая часть английских физиков
отнеслась совершенно спокойно к этому происшествию, и только Розерфорд
проявлял активность. Но эта активность проявлялась очень медленно.
<... > Здесь была одна забавная попытка воспользоваться случаем с
Капицей для организации научной блокады Союза. <...>, но я на всякий
случай прикончил эту попытку в корне. Я заручился помощью Блякета
<Блэкетта>, который заявил, что может сделать инициатора этого
дела безработным, если он не прекратит своей антисоветской
деятельности. <... > Я следил за работой Капицы и знаю все его работы. Из них
необходимо следует сделать вывод, что этот человек — не физик, т. е.
не человек с широким кругозором и кругом интересов в науке, у него нет
интереса к исследованию явлений и нет умения правильно выбирать
направление исследования. Но это человек с особенным инженерным даром.
Он, как никто другой, может разрабатывать новые технические
методы научного исследования. <...>Он представляет совершенно редкий тип
инженера-физика с ярким талантом в этой области, и, мне кажется,
что при устройстве его в Союзе нужно создать для него условия, чтобы
именно эти его лучшие качества могли быть плодотворно использованы.
Мы страшно нуждаемся в таком человеке <...>. Капица может создать
школу людей, умеющих разрабатывать новые методы
экспериментальной техники, а это значит — расширять возможное поле исследований
в физике, а с другой стороны — давать ответвления в технику. Так,
не невероятно, что его работа по новой машине для сжижения гелия
через ряд лет может приобрести совсем необычный технический интерес
<...>[Тамже. С. 120].
Позже, когда в начале 1937 г. Ландау соберется переехать в Москву,
в Институт физпроблем к Капице, Лейпунский напишет еще одно
письмо Межлауку с рекомендацией воспрепятствовать этому и даже сравнит
Капицу с Ландау не в пользу Капицы (см. [Горобец, 2008 6. Глава 3]):
«По своему масштабу этот человек <Ландау> крупнее Капицы».
Относительно этого второго письма историографы Капицы Есаков и Рубинин
констатируют, что «никаких следов противодействия соединению Ландау
и Капицы обнаружить не удалось» [Там же. С. 412]. Поэтому оно просто
интересно как правильное предвидение Лейпунским масштаба Ландау.
Непростой вопрос, какими мотивами руководствовался А.
И.Лейпунский, отправляя эти письма Межлауку? И. О. Лейпунский, племянник АИ,
объясняет их так: «Для дяди всегда на первом месте стояли общественно-
государственные интересы, а не личные и даже не местные,
институтские. Он просто был убежден в правильности того, что написано в этих
письмах. Никакого скрытого смысла, никакой интриги, имея в виду свою
пользу, в них нет. Это были люди, не похожие на наших современников»
(из личной беседы с автором).

1. Драматические пересечения с Капицей и Ландау 171
Согласен. И это, наверное, нелегко понять сейчас в России, отре-
формированной либералами по противоположным стандартам. В 1920-
1930-е гг., до наступления пика террора, масса людей в СССР, да и по
всему миру, в том числе и среди научной интеллигенции (примером служит
Блэкетт из цитированного письма), были убеждены в идеях социализма.
К таковым относились Ландау (см. о его идеологии в [Горобец, 2008 6.
Глава 5]), Лейпунский, Капица (см. его письма Сталину, в том числе
в Приложении 2), Семёнов, Харитон, Курчатов и т.д.
Наряду с экспериментальной работой Лейпунский в Кембридже
выполнял и функции посла Межлаука. Он был послом от науки и сообщал
о положении дел в научных кругах своему начальнику, который курировал
науку. Но поскольку, как это видно, Лейпунский недооценивал Капицу
как физика, то и Капица, возможно, узнав каким-то образом об этих
письмах, был, естественно, этим оскорблен. А известно, что Капица никогда
не прощал негативного отношения к себе.
Почему Лейпунский хотел задержать Ландау у себя в институте?
Напрашивается прозрачный ответ — он хотел сохранить в своем институте
выдающегося физика-теоретика. Но зачем ему был нужен столь
конфликтный человек, который был духовным вождем борьбы в УФТИ против
дирекции в 1935 г.? Если Ландау уедет, то останутся высококлассные физики-
теоретики: И. Я. Померанчук, Е. М.Лифшиц, А. С. Компанеец, А. И.Ахи-
езер. Не проще было бы вздохнуть с облегчением? Так наверняка и
сделало бы большинство директоров. Но Лейпунский не был обычным
директором. Отметим, что письмо датировано февралем 1937 г. Тогда УФТИ
еще не подвергся разгрому. Еще не арестованы и работают Л. В.
Шубников, Л. В. Розенкевич, В. С. Горский, И. В. Обреимов и другие. Никто
еще не подозревает, какая трагедия обрушится на страну через
несколько месяцев. Вполне возможно, если бы А. И. Лейпунский ожидал резкого
усиления террора в стране, то он не стал бы препятствовать отъезду Ландау
И. О. Лейпунский считает, что его дядя был уверен в том, что если
Ландау останется в УФТИ, то там его смогут держать в рамках и
воспрепятствовать реализации его «антиобщественных настроений». То есть
А. И. Лейпунский был готов взять на себя риск сохранения в УФТИ Ландау,
чтобы держать его под контролем и минимизировать опасную
необузданность последнего в наступивший период «обострения классовой борьбы
в СССР». Перейди же Ландау к Капице, оба, скорее всего, станут «центром
реакционной группы наших ученых», как написано в письме Лейпунского.
Что может привести к пагубным последствиям для них обоих и связанных
с ними людей. Так оно, собственно, и случилось.
Коснемся теперь примечательной фразы Лейпунского о том, что
«по своему масштабу этот человек <Ландау> крупнее Капицы».
Поскольку указанное сравнение сделано в 1930-е гг., то Лейпунский
тогда имел в виду прежде всего ярчайший талант физика у Ландау, а не
масштабность его личности в мировой физике. Но историческая значимость
как Капицы, так и Ландау в советском обществе и мировой науке
раскрылась позже. Ландау создал сильнейшую в мире школу теоретической

172 Глава 9. А. И.Лейпунский, директор УФТИ времен Ландау
физики и многотомный ее курс, принял участие в советском Атомном
проекте и получил за это звезду Героя. Капица организовал блестящий
Институт физпроблем, создал в нем школу экспериментаторов-«низко-
температуршиков», возглавлял кислородную промышленность в СССР,
создал новый тип ожижителей газов. Капица открыл явление огромной
важности — сверхтекучесть. Именно он вытащил умирающего Ландау
из тюрьмы, подарив тому вторую половину его недолгой жизни. А ранее
он вытащил В. А. Фока.
Сопоставляя теперь масштабы Ландау и Капицы, можно сказать, что
это две гигантские фигуры одного и того же порядка величины. И все же,
мне кажется, что фигура Ландау крупнее, благодаря его огромной школе
учеников и последователей, и, конечно, Курсу теоретической физики.
В этом Лейпунский не ошибся, как, к сожалению, не ошибся и в том, что
Ландау и Капицу ожидали тяжелейшие испытания, с большим риском для
жизни их обоих и тяжелыми испытаниями для их коллективов.
Познакомившись с этими событиями и документами, перейдем к
парадоксальной ситуации, сложившейся вокруг Лейпунского при выборах
в союзную Академию наук. Начнем с того, что несколько крупнейших
ученых публично квалифицировали неоднократные акты неизбрания АИ
в Академию наук СССР как вопиющую несправедливость.
Профессор Б. Ф. Громов: «Александра Ильича три или четыре раза
выдвигали на академика. Причем в последний раз ЦК КПСС принял
решение выделить под него место дополнительно. Всегда была поддержка
со стороны министра Е. П. Славского, со стороны министра
судостроительной промышленности Б. Е. Бутомы, Главкома ВМФ С. Г.
Горшкова... Помню, как мы с В.А. Кузнецовым и В. И.Субботиным расписывали
на доске шансы Александра Ильича. <...> У нас получалось в пользу
Александра Ильича. Но каждый раз избирали вместо него кого-то
другого, а Александра Ильича не избирали. Было тайное голосование, и ничего
тут нельзя было сделать» (цит. по [Горобец, 2008 а. С. 140]).
Профессор М.Ф. Троянов, директор ФЭИ в 1987-1992 гг.:
«Вопиющей несправедливостью является то, что Александр Ильич не был избран
в АН СССР. Будучи директором института, я был несколько раз на
собраниях Отделения физико-технических проблем энергетики и видел, кто
там докладывает, что докладывает и, в конце концов, кто проходит в
академию. Достойно удивления, что такой ученый, как А. И. Лейпунский,
не прошел в союзную Академию наук. На фоне того, что там бывает,
на фоне тех людей, которые проходят в академию, просто непонятно,
как это все могло происходить и какие пружины двигали теми людьми,
которые не голосовали за его избрание» [Там же].
Академик В. И. Субботин: «Вокруг Лейпунского было много всяческой
возни, его достижения старались принизить, забыть. Именно поэтому его
не избрали даже членом-корреспондентом в Академию наук СССР. А сам
Александр Ильич подобные вещи считал суетой. По крайней мере,
показывал, что только так относится к наградам и членству в академии»
[Там же].

1. Драматические пересечения с Капицей и Ландау 173
А теперь перейдем к недокументированной информации. И.О.Лей-
пунский рассказывал автору, что в их семье он неоднократно слышал
о роли «команды Капицы», которая не поддерживала кандидатуру АИ
в Академию. В то же время дочь А. И. Лейпунского недавно написала
И.О.Лейпунскому: «Как мне казалось, отрицательную роль играл
Александров. А вот насчет Капицы и Ландау вопрос посложнее, я как раз
не слышала об их роли в выборах в Академию, тем более что отношения
с ними и у мамы <А.Ф. Прихотько>, и у папы продолжались всю жизнь.
Не знаю, насколько они были теплыми, но в пределах служебно-друже-
ских» [Там же].
Лейпунского могли бы поддержать Курчатов и Александров,
которые хорошо понимали, какого масштаба ученый остается за рамками АН
СССР. Нина Александровна, дочь А. И. Лейпунского, пишет: «С
Курчатовым отношения были весьма дружескими, вероятно, не только
служебными. Во всяком случае, он упоминался у нас только положительно, папа
часто ездил к нему. С Александровым — не знаю, возможно, немного
менее близкими, хотя они контактировали достаточно часто. Насколько
я знаю, на папиных похоронах Александров очень трогательно говорил
о нем. Они же знакомы тоже с юных лет».
Как мне кажется, тот период в отношении Курчатова и Александрова
работали корпоративные интересы их Института атомной энергии.
Иначе говоря, нужно было выдвигать и проводить в Академию своих людей,
из своего огромного института. А конкуренция между ИАЭ и ФЭИ
объективно, конечно, была — за финансы, заказы, приоритет, престиж и посты
при высшей власти.
Совсем недавно версия о роли команды Капицы в блокировании
избрания А. И. Лейпунского в союзную Академию конкретизировалась.
По данным историков физики из ФЭИ имени Лейпунского (Л. И. Ку-
диновой) и Института физических проблем имени Капицы (П. Е. Руби-
нин), основным организатором противодействия был именно П. Л.
Капица. В личном письме автору от Л. И. Кудиновой сказано, что Капица был
уверен в том, что АИ был инициатором насильственного его задержания
в 1934 г. в СССР, и говорил: «Пока я жив, его в Академии не будет».
И последнее. Как сообщил мне А. А. Рухадзе, недавно арзамасские
ядерщики рассказали ему, что в 1942 г. С. В. Кафтанов вначале
ориентировался на А. И. Лейпунского как на будущего руководителя советской
урановой оружейной программы. Поэтому он и послал захваченную тетрадь
немецкого офицера-ядерщика именно Лейпунскому. Вслед за этим
кандидатура последнего рассматривалась Кафтановым наряду с кандидатурой
сравнительно менее известного тогда ядерщика И. В. Курчатова, которую
выдвинул, несколько поколебавшись, А. Ф. Иоффе. Однако Иоффе не был
против Лейпунского. Категорически против него был П.Л.Капица, что
сыграло решающую роль в назначении руководителем новой программы
именно Курчатова. Это случилось тогда, когда Капица понял, что
Кафтанов не собирается предлагать его самого Сталину и Берия в качестве

174 Глава 9. А. И.Лейпунский, директор УФТИ времен Ландау
руководителя этого проекта. При таком раскладе Капица поддержал
кандидатуру Игоря Васильевича.
2. Арест и освобождение
А. С. Вайсберг, один из ведущих инженеров УФТИ, писал в своей
книге воспоминаний:
В мае 1938 г. <...> взяли, наконец, Лейпунского. <...> Его
арестовали, когда он вернулся после длительной поездки, как я полагаю, в Крым.
Загорелый, свежий и помолодевший, он всю камеру заразил своей
бодростью и спокойствием. С собой у него был большой мешок с сухарями.
Людям, которые пришли за ним, он сказал: «Я вас долго ждал, что-то вы
задержались». Несмотря на скромность, он вскоре стал главным в камере.
Как и на свободе, он привлекал к себе сердца людей. Ежедневно в
течение двух часов вся камера, не дыша, слушала его лекции по физике (цит.
по книгам: [А. И.Лейпунский, 1990. С. 277] и [Горобец, 2008 а. С. 70]).
Документы, касающиеся ареста Лейпунского 13 июня 1938 г., были
недавно обнаружены в архиве УФТИ Ю. Н. Ранюком (и с его разрешения
процитированы в нашей книге [Горобец, 2008 а]). Приведем здесь только
два документа, которые разделяет чуть более месяца. Они —
противоположного содержания, хотя и подписаны одним и тем же следователем
НКВД Ровинским.
Из Дела N 148169 по обвинению Лейпунского Александра Ильича
по ст 54-1 УК СССР. Арх. 021975
Постановление
г. Киев, 24.06.38 г.
Я, начальник 1 отделения 3 отдела УГБ НКВД УССР лейтенант
госбезопасности Ровинский, рассмотрев следственный материал
Лейпунского Александра Ильича 1903 г.р., до этого работавшего в УФТИ
г. Харькова,
Нашел,
что проведенным следствием установлено, что Лейпунский А. И.
является агентом германской и английской разведок, проводил диверсионную
работу в оборонной физике, занимался сбором и передачей особо
секретных сведений германской и английской разведкам, используя служебное
положение директора Харьковского института физики.
Постановил:
Привлечь Лейпунского Александра Ильича, бывшего директора УФТИ,
в качестве обвиняемого, предъявив ему обвинение в том, что он является
агентом германской и английской разведок, проводил шпионскую и
диверсионную работу.
24.06.38 Ровинский

2. Арест и освобождение
175
Постановление
Утверждаю:
Народный комиссар внутренних дел,
комиссар государственной безопасности 3 ранга Успенский
1938 г. августа 8 дня.
Я, начальник 1 отделения 3 отдела УГБ НКВД УССР лейтенант
госбезопасности Ровинский, рассмотрев следственное дело № 148169 по
обвинению Лейпунского Александра Ильича по cm 54-1 УССР, нашел:
Материалами следствия было установлено, что обвиняемый Лейпун-
ский А. И., являясь директором УФТИ, находился в близкой связи с
разоблаченными врагами народа, агентами германской разведки Хаутермансом
и Вайсбергом, работавшими в том же институте. Однако в процессе
следствия не собрано достаточных данных для предания Лейпунского
суду, причем Хаутерманс и Вайсберг показаний о причастности
Лейпунского к контрреволюционной шпионской работе не дали, а поэтому,
руководствуясь статьей 190 часть 2 УПК УССР, постановил:
следственное дело в отношении Лейпунского А. И. в дальнейшем
производством прекратить за недоказанностью, Лейпунского из под стражи
освободить.
Нач. 1 отделения Ровинский
Согласен: Зам. нач. 3 отдела УГБ НКВД УССР
лейтенант госбезопасности Троицкий
Освобождение из тюрьмы А. Вайсберга и Ф. Хоутерманса в 1940 г.
и их высылка из СССР — очевидно, результат «бериевской
реабилитации» (см. в [Горобец, 2008 6. Глава 3]). В истории скорого освобождения
А. И. Лейпунского нет такой ясности. Его арест произошел на «заднем
фронте» волны ежовского террора, в июне 1938 г. По воспоминаниям
Вайсберга, в 1937 г. следователь НКВД утверждал, что Лейпунский —
«главарь всей банды контрреволюционной бухаринской организации».
А дальше — больше: 24 июня 1938 г. лейтенант ГБ Ровинский
подписывает постановление об обвинении Лейпунского как агента германской
и английской разведок (вот так, сразу двух стран-антагонистов!). Но уже
8 августа 1938 г. тот же Ровинский подписывает новое постановление,
в котором сказано, что «в процессе следствия не собрано достаточных
данных для предания Лейпунского суду». На этом основании следствие
прекращают, а Лейпунского освобождают. Что же произошло за этот срок,
не многим больше месяца?
Конечно, важно то, что Вайсберг и Хоутерманс, «признав свою
вину», все-таки не дали показаний против Лейпунского, как это подчеркнуто
в последнем постановлении НКВД. А их к этому вынуждали, и стойкость
их несомненна. Ведь Хоутерманса избивали и пытали многодневным
конвейерным допросом. Наверное, Вайсберга тоже. Обвинительные
показания «подельников», выдуманные или нет, всегда были важны в делах
арестованных даже в 1937-1938 гг.

176 Глава 9. А. И.Лейпунский, директор УФТИ времен Ландау
По воспоминаниям близких родственников, АИ готовился к аресту. Он
обсуждал линию поведения с женой А. Ф. Прихотько2), которая в 1930-
1941 гг. также работала в УФТИ. Еще ранней весной родители отправили
дочь Нину к родственникам в Кисловодск (А. Ф. Прихотько происходила
из семьи терских казаков). Нина вернулась домой поздней осенью и
только через несколько лет узнала, что отец находился два месяца под арестом.
АФ и АИ условились, что, в случае ареста, жена будет вынуждена осудить
мужа за потерю им большевистской бдительности: он, де, будучи на
посту директора, пригласил на работу в институт ученых и специалистов,
обвиненных впоследствии в шпионаже, допустил в институте конфликт
между учеными академического направления и инженерами-физиками,
работавшими на оборону, что принесло большой вред выполнению
военно-технических тем по заданию правительства. То есть требовалось сказать
то же самое, в чем придется признаться самому АИ.
Действительно, по сообщению Ю. Н. Ранюка: «По свидетельству <со-
трудницы УФТИ> Е. А. Паниной, на второй день после ареста Лейпун-
ского <А. Ф. Прихотько> публично выступила с его осуждением и заявила
о своем от него отречении» (Ранюк, 2006, личное письмо автору книги).
Прискорбно, раз все-таки произошло «отречение». Но следует
подчеркнуть, что А. И.Лейпунский после освобождения сразу же воссоединился
с женой. Ее вынужденная уступка инквизиторскому режиму не сказалась
на дальнейшей совместной жизни этой пары исключительно красивых
и талантливых людей. Их дочь так высказалась об отношениях в этой
семье, направляя материал для книги [Горобец, 2008 а] в письме к И. О. Лей-
пунскому (личное сообщение, 2006):
О взаимоотношениях мамы и папы: они оставались любящими людьми
всю свою жизнь, несмотря на жизнь в разных городах. Часто ездили друг
к другу, отдыхали вместе, знали обо всем в жизни друг друга. Мама
говорила, что терпеть не может ядерную физику, потому что она отрывала от
нее папу. Отец и дед он был прекрасный. Несмотря на всю занятость, для
меня он находил время всегда, забота его чувствовалась во всем, и это —
не официальные слова, так действительно было. Внуков очень любил,
и Таня и Юра часто гостили и проводили лето у него, у них остались
самые лучшие воспоминания об этом времени. В его отношениях ко мне и
моим детям всегда была не только просто любовь, но и серьезность, он нас
воспринимал как взрослых людей со своими интересами и потребностями.
Вместе с тем подчеркнем, что после ареста брата Овсей Ильич Лейпун-
ский3) категорически отказался осудить его на комсомольском собрании
летом 1938 г. До этого П. Ф. Похил, бывший тогда секретарем комитета
' Прихотько Антонина Федоровна (1906-1995) — физик-экспериментатор, академик АН
УССР, Герой Социалистического Труда (1976), лауреат Ленинской премии (1966 — за
открытие молекулярных экситонов), директор Института физики АН УССР в 1965-1970 гг.
3)Лейпунский Овсей Ильич (1909-1990) — химико-физик, ученик Н.Н.Семёнова и
Я. Б. Зельдовича, специалист по горению порохов и ракетных топлив; один из
основоположников дозиметрии и радиологии излучений после ядерных взрывов, их влияния на человека

2. Арест и освобождение
177
комсомола ИХФ, в течение нескольких дней уговаривал Овсея покаяться.
Но тот отказался, на собрании он сказал, что произошла чудовищная
ошибка. За это Овсея тут же исключили из комсомола. Н. Н.Семёнову
пришлось уволить Овсея из ИХФ, и он стал зарабатывать
эпизодическими статьями и обзорами, которые писал для научных и
научно-популярных журналов. В одной большой статье для «Успехов химии» (1939. Т. 8.
Вып. 10) он дал обзор существующих теорий синтеза алмаза, показал,
почему они неадекватны, привел собственную фазовую диаграмму
состояний системы алмаз—углерод, указал диапазон температур и давлений, а
также состав среды (жидкие металлы), в которых следует проводить
синтез. В СССР он тогда не нашел поддержки. В 1953 г. впервые в мире
шведами были получены искусственные кристаллики алмаза по способу
Лейпунского. О дальнейшей истории этого способа, с драматическими
подробностями (корысть, воровство чужих результатов, предательство,
частичное торжество справедливости) рассказано в книге [Горобец, 2008 а].
Но вернемся к освобождению А. И. Лейпунского. Исчерпывающего
ответа на то, почему в июле 1938 г. произошел столь быстрый и резкий
поворот в его деле, нет и сейчас. В семье Лейпунских считается, что, скорее
всего, оказалось действенным заступничество очень влиятельного на
Украине Александра Александровича Богомольца, Президента Академии наук
УССР, с которым был дружен А. И. Лейпунский. Известно, что А. А.
Богомолец предпринимал тихие шаги в этом направлении по линии
украинского правительства и УНКВД. В июле 1938 г. уже стал обозначаться
задний фронт пика репрессий, Сталин уже решил сократить поток массового
террора и слить всю кровь на Ежова. Как вспоминает И. О. Лейпунский,
со слов своего дяди, когда того вызвали в кабинет следователя в киевском
УНКВД, чтобы сообщить об освобождении, он неожиданно увидел, что
на стене отсутствовал висевший там ранее портрет наркома Ежова4).
После освобождения, с осени 1938 г. и до октября 1941 г. А. И.
Лейпунский снова работает в УФТИ в качестве научного руководителя
института, но уже не директора. Он также продолжает возглавлять ядерно-
физическую лабораторию. Директором УФТИ назначают Александра
Иосифовича Шпетного, аспиранта Лейпунского. По словам Ю. Н. Ранюка, «это
был „двойник" Давидовича, который не имел ни одной научной
публикации и которого трудно назвать ученым. Он был партийным
функционером, пользовавшимся доверием обкома партии и областного управления
НКВД» [Ранюк, 2001]. Но по другим сведениям, Шпетный оказался
неплохим человеком (см. в очерке о И.М.Лифшице).
А. И. Лейпунский жил в режиме запредельных нагрузок. Он перенес
несколько инфарктов и скончался 14 августа 1972 г. Академик Б. Г Лазарев
(Сталинская премия и орден Ленина, 1949 — после первого испытания атомной бомбы);
изобретатель способа синтеза алмаза из расплава в присутствии катализаторов. По этому
способу были получены первые искусственные алмазы в Швеции, а затем в США и СССР;
профессор МИФИ, основатель кафедры № 1 «Физика защиты».
' Этот момент все-таки кажется странным: Ежов был снят чуть позже, в ноябре 1938 г.
12 Заказ 1210

178 Глава 9. А. И. Лейпунский, директор УФТИ времен Ландау
вспоминал: «Мы приехали в Обнинск, объятый буквально всенародным
трауром. Весь город хоронил Александра Ильича, помнится множество
жителей города вдоль всего траурного пути на кладбище». В том же 1972 г.
в Обнинске появилось новое название: «Улица Лейпунского». Позже
Физико-энергетическому институту было присвоено имя А. И. Лейпунского.
3. Высказывания А. И. Лейпунского
Работа ниже уровня «мировых стандартов» в научных учреждениях
просто нетерпима — это значит, люди не делают ничего нового, а тратят силы
и средства без пользы (из статьи в газете «Вперед!», г. Обнинск, 13 января,
1966. Перепечатка в кн.: [А. И. Лейпунский, 1990. С. 123]).
Руководитель не только должен быть хорошим ученым (это обязательно),
но и человеком: для создания творческой атмосферы в коллективе важны
такие человеческие свойства, как доброжелательность, щедрость ума,
настойчивость и организованность [Там же. С. 123].
У настоящего, хорошего института существует большое силовое поле,
плохой институт — адиабатическая система [Там же. С. 147]5).
Зря вы так ополчаетесь на ученые степени. Вы рубите сук, на
котором держится вся наша наука. Ученые степени — это пока единственный
объективный критерий потенциальных качеств труда научного работника.
Всякая диссертация при всех возможных просчетах — это все же некий
синтез наших знаний в некоторой области. И ее оппоненты, научная
общественность все же осознают ее автора как специалиста в этой области
знания [Там же. С.209]6).
В наших нынешних условиях заведующий лабораторией — это последняя
должностная ступенька, на которой еще как-то можно быть творческим
работником [Там же. С. 210].
По существу мне нужно только одно: участвовать во всех обсуждениях
научно-технических проблем. Какие бы вопросы ни поднимались и сколько бы
разноречивых мнений ни поступало с разных уровней, я думаю, что к моему
мнению прислушаются, оно найдет сторонников, и рано или поздно здравый
ум коллектива воспримет его для выработки единственно верного решения
любой научной проблемы [Там же. С. 211].
Важно понять позицию смежника, производственника, суть его
собственных интересов, специфику и условия его работы. Ни к чему пытаться
«в лоб» перестроить его на свой лад, насильно «впихивать» ему свои научные
идеи. Надо искать точки общей заинтересованности, находить моменты его
практической (экономической, деловой, престижной) выгоды от наших
научных идей. А это — огромная, трудная, неодноразовая работа, она требует
' Система без обмена (в данном случае информацией) с окружающей средой. — Прим. Б. Г.
'АИ, конечно, не мог себе представить, что с 1990-х гг. в «демократической» России
10-20 % защищенных кандидатских и докторских диссертаций — это товар, заказанный
и купленный у фирм-изготовителей контрафакта подобного рода. Приведенное
высказывание, естественно, неприложимо к указанному феномену. — Прим. Б. Г..

3. Высказывания А. И. Лейпунского
179
и времени, и огромного терпения, исключительной тактичности, уважения
к чужим мнениям [Там же].
«Серое вещество» полноценно дает отдачу лишь в условиях свободного
проявления, не скованного административными цепями, принуждением к
работе, к которой не лежит душа (из выступления на партийно-хозяйственном
активе ФЭИ [Там же. С. 212]).
Увы, у нас сейчас «сплошная электрификация» — всем все «до лампочки».
Уж если из экономической реформы {А. Н. Косыгина) ничего не выйдет, то
не знаю, до чего мы докатимся [Там же. С. 213]. ...Надо вернуться к практике
сажания в тюрьму за подобную «электрификацию» [Там же. С. 181].
Не стесняйтесь задавать глупые вопросы, ведь, будучи специалистом
в своей области, вы можете быть профаном в смежной области физики. Это
не к чему скрывать, надо это исправлять, помогая друг другу [Там же. С. 201].
Бумага должна отлежаться <о принятии ответственных решений>
[Там же. С. 188].
Пулемет — это физический прибор, и если обращаться с ним, как надо, —
результаты будут точными <АИЛ прекрасно изучил пулемет и отлично
стрелял из него> [Там же. С. 150].
«Я <0. И. Лейпунский> как-то спросил Александра Ильича: „Ты
употребил в реакторе расплавленный натрий какхладоагент. Почему американцы не
делают этого?" Он ответил „Тем хуже для американцев"» [Там же. С. 135]7*.
АИ: «Я покину эту работу только ногами вперед». О. И. Лейпунский:
«Больше я с ним не заговаривал о здоровье. Я понял, <... > что это психология
летчика, идущего на таран» [Там же. С. 138].
О. И. Лейпунский о своем брате: «Интеллектуальный механизм
„запускается" и взаимодействует с эмоциональным механизмом человека. Думаю,
что в этом заключается причина нашей феноменально „быстрой езды " в
освоении ядерной энергии» [Там же С. 136].
П. А. Ушаков: «На всю жизнь запомнил, как он еще в 50-х годах прошлого
века накричал на нас с М. Г. Ибрагимовым за то, что экспериментальные
данные ему показали на грязном листке бумаги {в „рабочем виде", как мы
считали). „При такой небрежности нельзя верить научным данным!" —
выговаривал он» [Там же. С. 223].
Если Вы считаете данную задачу интересной и важной, то на нее у Вас
всегда найдется время, а на что-то другое может и не хватить! [Там же. С. 235].
Ну, о каких новых неприятностях Вы хотите мне рассказать? ...Самое
приятное в нашей жизни — это преодоление очередных и никогда не
прекращающихся неприятностей [Там же. С. 220].
Дело не в годах. Дело в ощущении жизни. Иногда говорят, что в
молодости лучше воспринимаешь жизнь. Это неправда. В молодости — весь
заполнен собой, себя ощущаешь куда сильней, чем реальное окружение,
несешься впереди реальности [Снегов, 1979. С. 162].
' Несколько позже американцы также воплотили в жизнь идею А. И. и перешли на
жидкий натрий в бридерах. — Прим Б. Г.
12*

Глава 10
П. Л. Капица: «Кентавр»
Капица ни от кого ничего не требует,
кроме работы! Это просто
замечательно! — говорит Ландау х\
Петр Леонидович Капица (1994-1984) —
физик-экспериментатор и инженер, академик,
лауреат Нобелевской премии (1978, за открытие
явления сверхтекучести), дважды Герой
Социалистического Труда (апрель 1945 — за
руководство Главкислородом во время войны, 1974 —
к юбилею), лауреат Сталинских премий (1941,
1943), член Лондонского королевского общества
и академий многих стран. Ученик Резерфорда.
В 1921-1934— в Англии, в Кембридже у
Резерфорда, в 1924-1930 — заместитель директора
Кавендишской лаборатории, в 1930-1934 —
директор лаборатории Монда при Королевском обществе. На основе
оборудования лаборатории Монда, закупленной в Англии советским
правительством, в 1935 организовал создание Института физических проблем
в Москве (ныне — имени П. Л. Капицы) и стал его директором.
Многолетний главный редактор «Журнала экспериментальной и теоретической
физики». Впервые получил сверхсильные магнитные поля (до
полумиллиона эрстед в импульсе), установил закон линейного возрастания
электросопротивления металлов с ростом напряженности магнитного поля.
В 1934 изобрел новый турбинный тип охлаждения, разделения и
ожижения газов: водорода, кислорода, гелия, Этот метод получил
общемировое распространение. Открыл явление сверхтекучести жидкого гелия
при сверхнизких температурах и всесторонне его исследовал.
Разработал магнетронные генераторы непрерывного действия. Используя свой
авторитет у Сталина, добился освобождения из тюрьмы НКВД В.А.Фока
(1937) и Л. Д. Ландау (1939).
Петр Леонидович Капица — один из выдающихся
инженеров-физиков XX столетия. С ним связано много драматических событий,
отражавших эпоху становления могущественного социалистического государства
х) [Голованов, 2001. Т. 1. С. 226].

П. Л. Капица: «Кентавр»
181
под диктатурой И. В. Сталина. В книге трилогии «Жизнь гения» (Глава 3)
уже рассказывалось о решительных действиях Капицы по освобождению
из тюрьмы НКВД В.А.Фока и Л.Д.Ландау. Темой данного очерка
являются отношения П. Л. Капицы с высшей властью страны в связи с двумя
сферами его научно-инженерной деятельности: разработкой новой
техники для разделения и ожижения газов (кислорода и гелия) и участия
Капицы в атомном Спецкомитете.
О П. Л. Капице писательЯ. К. Голованов, знакомый с ним, выразился так:
Похож на истинного англичанина, сочетающего великую
любознательность с полным равнодушием, невероятную энергию с прохладой в
общении. Ведь недаром Капица получил среди физиков прозвище
«кентавр», полулошадь-получеловек. Ландау считает, что Капица намного
превосходит его в организаторских способностях, которые
обеспечивают замечательную творческую атмосферу в Институте физических
проблем. — Большинство людей в его возрасте просто водят руками, то есть
«руководят», а он работает в лаборатории каждый день! Это
прекрасный инженер! От него я узнал много такого, чего бы я ни от кого не
узнал... [Голованов, 2001. Т. 1. С. 226].
Мало кто еще из ученых в СССР смог поставить себя в отношениях
с верховной властью так, как это сумел сделать Капица. Он держал себя
независимо, писал напрямую Сталину, Молотову, Маленкову, его письма
читали и на них обычно реагировали. Можно сказать, что Капица взял
на себя роль лояльного критика действий советских руководителей
изнутри. При этом он действовал один и без огласки, ставил вопросы,
ограничиваясь лишь теми сферами, в которых сам работал. Но и это в те времена,
особенно в 1930-1940-е годы, мало кто себе позволял. Высшие
руководители страны ценили Капицу, понимали его исключительный уровень как
ученого, всячески, в меру своего понимания, старались использовать его
на пользу советской науке и технике, уважали его как личность. Капица
не боролся с советской властью, он не раз твердо подчеркивал, что
является ее сторонником, в письмах к Сталину прямо высказывал ему свое
уважение и преданность советской стране (см. Приложение 2). О
преданности Капицы сталинскому курсу (хотя бы в основном) может
свидетельствовать его речь на Третьем антифашистском митинге советских ученых
в июне 1944 г. «Советские ученые, — говорил Капица, — разделяют
надежды своих иностранных коллег на „культурную эволюцию человеческого
общества", но у них есть опыт построения нового общества и
свидетельство о согласовании с жизнью учения об обществе, начатого Марксом
и продолженного Лениным и Сталиным» [Холловэй, 1997. С. 157].
После смерти Сталина ИФП, возглавляемый Капицей, становится
едва ли не самым свободным по духу институтом в Советском Союзе. Надо
подчеркнуть, что Капица не сотрудничал с диссидентским движением,
возникшим в конце 1960-х гг., но и не чурался публичных контактов с его
представителями. Он печатал у себя в ЖЭТФ научные статьи
диссидентов А.Д.Сахарова и Ю.Ф.Орлова, которым был закрыт путь в другие

182
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
журналы, причем не испрашивая разрешения Академии наук и
надзирающих идеологических органов. Он разрешал в ИФП выставки художников,
встречи с поэтами, писателями, артистами, творчество которых вызывало
неудовольствие властей (Э. Неизвестный, В. Сидур, Б.Окуджава,
Е.Евтушенко и другие).
Попытаемся проследить исторический путь П. Л. Капицы по
следующей хронологической схеме: задержание его в СССР в 1934 г. —
борьба за внедрение нового метода производства кислорода (конец 1930-х -
1946) — выход из атомного Спецкомитета (1945) — увольнение и опала
(1946-1953) — возвращение в ИФП после смерти Сталина — Нобелевская
премия по физике.
1. «Обязательно задержать его в СССР». — Сталин
В 1921 г. Капица уехал в Англию по направлению Академии наук с
целью восстановления научных связей между Россией и Европой,
приобретения научных приборов и литературы. В Кембридже он поступил
на работу в лабораторию Эрнеста Резерфорда, основоположника ядерной
физики 2К Там он создает Магнитную лабораторию, получает импульсные
сверхсильные магнитные поля, обнаруживает новые эффекты в веществах,
помещенных в такие поля. С 1921 по 1934 год Капица шесть раз приезжал
на родину, поддерживал тесные связи с советскими физиками, устроил
длительные стажировки в Кембридже Ю. Б. Харитону, И. В. Обреимову,
А. И. Лейпунскому, К. Д. Синельникову — все это физики, которые стали
впоследствии выдающимися учеными, а трое из них сыграли незаурядную
роль в советском Атомном проекте. В 1930-е гг. Капица был официальным
консультантом Украинского физико-технического института (УФТИ),
посещал его в Харькове, проводил семинары и лекции. По поручению
советского правительства Лейпунский делал Капице предложение возглавить
УФТИ и развивать там физику низких температур и магнетизма.
Успехи Капицы в физике магнитных явлений были таковы, что в 1930 г.
в Кембридже специально для него построили лабораторию, средства для
которой выделил промышленник и химик Л. Монд. Капица становится
ее директором. Начиная с 1926 г. Капицу пытались уговорить вернуться
на родину и создавать большой институт члены правительства
Л.Д.Троцкий, Г. Л. Пятаков и Н. И. Бухарин, затем В. И. Межлаук и В. В. Куйбышев,
которые в середине 1930-х гг. руководили тяжелой промышленностью
и курировали науку в СССР Уговаривал и близкий друг Н. Н.Семёнов,
директор Института химфизики. Но Капица не хотел переезжать. Тогда
было решено пойти на силовой вариант.
' Рассказывают, что поначалу Резерфорд отказал Капице, объяснив, что не собирается
увеличивать штат лаборатории. Тогда Капица спросил: «А сколько всего у Вас людей?» Ответ
был: 30 человек. Капица: «Поскольку в Ваших работах по рассеянию альфа-частиц
погрешность эксперимента составляет 3 %, то если Вы меня возьмете, это не будет заметно с той же
погрешностью опыта». Ход мысли Капицы произвел такое впечатление на Резерфорда, что
тот взял его в штат (пересказ согласно книге [Юлий..., 2005|).

1. «Обязательно задержать его в СССР». — Сталин 183
Осенью 1934 г. Капица прибыл в СССР на Менделеевский съезд.
Возвращаясь из Харькова, он посетил мать в Ленинфаде, затем был приглашен
в Москву и остановился там на два дня. «20 сентября 1934 г. В. В. Куйбышев
решил дело задержания ученого в СССР довести до конца. Он написал
письмо Сталину, отдыхавшему в это время в Сочи <...>» [Исаков, Рубинин,
2003. С. 44].
Вот выдержки из письма Куйбышева и Кагановича (который поставил
вторую подпись). Письмо идет под фифом «Строго секретно».
тов. Пятаков вел с ним переговоры о работе в СССР, Капица
отказался по мотивам:
а) исключительных условий, которые ему предоставлены в Англии
<... > (хотя т. Пятаков предлагал ему все, что он потребует);
б) личной обязанности перед руководителем Кембриджского
института Резерфордом, который помог ему стать ученым с
мировым именем',
Мы предлагаем:
а) поговорить с Капицей еще раз от имени правительства;
б) если переговоры не приведут к желательному результату,
задержать Капицу для отбывания воинской повинности, которую
он не отбывал еще;
в) во всяком случае, не выпускать Капицу за границу даже
временно, так как есть все основания думать, что он больше не
вернется в Союз, а изобретения скроет;
г) в крайнем случае применить арест.
(В конце письма указывалось, что с этим вопросом ознакомлен также
К. Е. Ворошилов.)
Мемуаристы Капицы продолжают:
На следующий день, 21 сентября, Куйбышев и Каганович
получили согласие Сталина. <...> Он понял, что простого его согласия
недостаточно. <...> Но задержка для отбывания воинской повинности смехотворна,
а постановление о прямом аресте вряд ли желательно, прежде всего,
из-за возможной международной реакции. Сталин пишет новое
предложение <...>:
Кагановичу, Куйбышеву
В дополнение к моей шифровке № 66. Капицу можно не арестовывать
формально, но нужно обязательно задержать его в СССР и не выпускать
в Англию на основании известного закона о невозвращенцах. Это будет
нечто вроде домашнего ареста. Потом увидим.
Сталин
[Есаков, Рубинин, 2003. С. 45-46].

184
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
25 сентября 1934 г. П. Л. Капице позвонил В. И. Межлаук, заместитель
Председателя СНК. Он сообщил, что состоялось решение Политбюро,
согласно которому Капица не сможет вернуться в Англию. Ему поручается
создать в СССР физическую лабораторию, аналогичную той, которая у
него была в Кембридже. Для этого правительство выделит средства, участок
земли по выбору Капицы, строителей, закупит за границей все
необходимое оборудование, он сможет набрать себе штат сотрудников по своему
выбору, ему предоставят в центре Москвы квартиру из 5-6 комнат и т.д.
Капица испытал потрясение. Он уехал в Ленинград к матери и
поначалу собирался расстаться с физикой, перейти работать к физиологу
И. П. Павлову. Но вскоре пришел в себя, смирился с реальностью и
согласился создавать вместе с правительством новый физический институт.
23 декабря 1934 г. В. М. Молотов подписал постановление СНК о
строительстве в Москве Института физических проблем. 1 января 1935 г. Капица
назначен его директором. Он лично выбрал место для строительства ИФП
в Москве, за Калужской заставой. Правительства СССР и Англии
достигли соглашения о продаже для этого института оборудования Мондовской
лаборатории. Лично Резерфорд согласился на это ради Капицы. СССР
выделил 30 тысяч фунтов стерлингов для ее закупки.
Капица стал вживаться в советское общество ученых и чиновников.
Все было для него непривычно. Это можно видеть из письма Капицы
от 12 ноября 1934 г. своей жене в Англию, в котором он дает
характеристику плодотворности десяти ведущих советских физиков. Кстати, в чем-
то это письмо напоминает попытку Ландау классифицировать ведущих
ученых (см. в книге «Жизнь гения», Глава 5).
<...> Разобраться в том, кто честный, кто нечестный, трудно. Я
думаю, что сейчас ученого здесь можно разделить на четыре составные
части: во-первых, на часть «X», т. е. ту часть своего Я, которую он тратит
на «халтуру», а здесь ею занимаются все почти; потом часть «О», т. е.
насколько ученый занимается обещаниями, т. е. обещает вещи, которые
вообще выполнимы, но которые выполнить он все равно серьезно не
думает, а так прямо, чтобы похвастаться и пустить пыль в глаза. Наконец,
часть «К». Это я назвал в честь покойного Калиостро, прославившегося
еще во времена Екатерины Великой тем, что обещал искусственное
золото, бриллианты и пр. Под «К» я разумею такие широковещательные
обещания, которые все равно выполнить нельзя. И, наконец, часть «У»,
т. е. истинного ученого. Вот тебе (строго конфиденциально) таблица,
характеризующая наших приятелей <тоблицу см. но с. 185>.
(цит. по книге [Юлий..., 2005. С. 263]).
Как видим, Капица ставит выше всех Д. В. Скобельцына и И. В. Обре-
имова, а ниже всех Я. И. Френкеля, причем ниже аж в 6 раз, т. е. на
порядок! Явно недооценивает он и А. Ф. Иоффе. Любопытно, что такая же
недооценка этих выдающихся физиков была характерна со стороны Ландау.

2. Создатель турбинных ожижителей газов
185
Коля (Семёнов)
| А. Ф. [Иоффе)
1 Т(алмуд)
1 Митя (Скобельцын)
Л. И. (Мандельштам)
Яша (Френкель)
Дор(фман)
Шура Ш(альников)
Ю. Б. Х(аритон)
Ваня (Обреимов)
У
60
30
50
95
80
15
20
30
50
90
К
10
25
30
0
0
5
30
10
5
-
О
25
35
20
0
5
0
30
-
-
-
X
5
10
0
5
15
80
20
60
45
ю 1
2. Создатель турбинных ожижителей газов
Очень быстро, уже к концу 1935 г., было построено здание
основной капицынской лаборатории для ИФП. Рядом с институтом
построили особняк для семьи Капицы и дом в английском стиле для десятка
семей ведущих сотрудников института. С конца 1930-х гг. в нем стали
жить Л.Д.Ландау и другие ученые, ставшие вскоре всемирно
знаменитыми: Е. М.Лифшиц, А. И. Шальников, Н. Е. Алексеевский, В. П. Пешков,
М. П. Малков.
Лично Петра Леонидовича, к счастью, не затронули репрессии 1937-
1938 гг. По советским меркам он жил превосходно. Вел переписку со
Сталиным, втом смысле, что написал ему много писем, каждое на нескольких
страницах, а Сталин все его письма читал и даже как-то прислал короткий
ответ. Сталин, безусловно, уважал Капицу как крупнейшего
инженера-физика с мировым именем. Он прекрасно понимал роль науки для создания
мощного государства и сумел сделать науку в СССР приоритетной, наряду
с тяжелой промышленностью, не жалея на это средств. Очевидно, вождю
импонировал и стиль поведения Капицы — независимый, с достоинством,
без бурных внешних эффектов и в то же время законопослушный.
В Институте физпроблем Капица разрабатывает в 1936-1938 гг. новый
метод ожижения воздуха, получения из него жидких кислорода и азота для
нужд народного хозяйства. Преимущества новой технологии описал сам
Капица в подробном письме Председателю Совнаркома В. М. Молотову
20 апреля 1938 г. [Есаков, Рубинин, 2003. С. 577-583]. Вот отрывки из
этого письма.
Для того чтобы ожижить воздух, его сжимают обычно до 220
атмосфер, а потом пропускают через детандер, где он производит работу
и охлаждается. Этот метод очень хорош для маленького количества
воздуха, порядка 200-300 кубометров в час, где вопрос об экономичности
не стоит остро. Но обогащать так количества воздуха порядка 100000
кубометров в час, которые потребляют ТЭЦ и домны, это встречает большие

186
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
затруднения. Дело в том, что сжимать газ до 200 атмосфер можно только
посредством поршня, двигающегося в цилиндре, и это также относится
к расширению газа в детандере, а именно, при больших количествах газа
поршневые машины становятся очень дорогими и громоздкими. <...>
Нужно перейти от поршневых компрессоров и детандеров к
турбокомпрессорам и турбодетандерам. Но для этого надо найти метод сжижения воздуха
при более низком давлении, при котором работают турбинные
механизмы. Такие попытки делаются уже и во Франции, и в Германии, и у нас. <...>
Вот в чем заключалась моя идея, она исключительно проста. При
конструировании прежних турбин, которые делали французы, немцы и Гипро-
газ, в основу были положены принципы конструкции паровых турбин, и,
по-моему, это было неправильно. Дело в том, что турбодетандер должен
работать при -186 градусов, а при этой температуре воздух
становится тяжелее и его плотность во много раз превышает плотность пара.
Поэтому гораздо правильнее положить в основу конструкции турбины
те принципы, на которых работает водяная турбина, т. е. использовать
силы, возникающие при движении более тяжелой среды, поэтому при
работе турбины не только использовать реакционные силы потока газа,
но и кориолисовы силы. На практике это достигается тем, что вместо
аксиального пуска газа он делается радиальным <...> и представляется
возможным <...> по сравнению с прежними турбинами, при тех же
потерях получать двойную мощность.
<...> После двух лет работы, третья по счету турбина полностью
подтвердила правильность основных идей, заложенных в ней. Несмотря на ее
малый размер, КПД ее больше 0,7, а при некоторых режимах доходит
до 0,75-0,8. <...> Мы теперь ожижаем воздух при давлении 3-4
атмосферы вместо прежних 200. <...> ...Она < установка> примерно в 3 раза
дешевле эквивалентной ей установке прежних систем. Ввиду отсутствия
высоких давлений, эксплуатация ее проще, безопаснее и экономичнее3'.
Академия наук сочла этот успех П. Л. Капицы высшим достижением
отечественной науки в 1930-е годы. После доклада Капицы на
Президиуме АН его активно поддержали Президент АН В. Л. Комаров,
вице-президент энергетик Г. М. Кржижановский, физики С. И. Вавилов, А. Ф. Иоффе,
Б. М.Вул, математик С.Л.Соболев [Есаков, Рубинин, 2003. С. 583-586].
В марте 1941 г. Капицу награждают Сталинской премией 1-й степени
за эту работу4*. 8 мая 1943 г. он назначен начальником Главного
управления кислородной промышленностью (Главкислород), созданного по его
3> В целях экономии места при цитировании документов не всегда соблюдается такое же
разделение в них текста на абзацы, как в оригинале.
' Говорят (хотя документов мне неизвестно), что по уставу Сталинских премий
источником денежных средств была сумма гонораров Сталина, переводимых со всего мира за его
опубликованные книги и другие материалы. Поэтому Сталин лично занимался всеми
персональными вопросами о присуждении этих премий. Он читал почти все выдвигаемые на
премию книги, все представления и рефераты научных работ. Возможно, зная это, Капица
в 1957 г. отказался менять дипломы и медали Сталинского лауреата на новые формы этих
регалий.

3. Прошение об отставке из атомного Спецкомитета 187
инициативе при СНК СССР. 30 апреля 1945 г. Капице присвоено звание
Героя Социалистического Труда.
Высокопроизводительная установка для получения жидкого гелия,
созданная Капицей, полностью обеспечила этим дорогостоящим веществом
экспериментаторов в ИФП, тогда как ранее его завозили из-за границы.
П. Л. Капица открывает явление сверхтекучести гелия, его сотрудники
Э. Л. Андроникашвили, Е. М. Лифшиц, В. П. Пешков, А. И. Шальников
и другие открывают ряд важнейших эффектов и свойств этого состояния
материи. Ландау создает квантовую теорию сверхтекучих жидкостей.
Ученые из ИФП становятся мировыми лидерами в физике низких температур.
3. Прошение об отставке из атомного Спецкомитета
К 1938 г. относится пророческое высказывание Капицы на атомную тему:
Скоро или нескоро получим урановую энергию — зависит от того,
какую мы приложим энергию для овладения энергией урана. Выделим
много средств, людей, материалов, сконцентрируем на этой теме
основные силы, — результат будет скорый, а — нет, так и будет нет. Я —
инженер и привык к любой сложной проблеме подходить
по-инженерному [Создание..., 1995. С. 35].
12 октября 1941 г. на антифашистском митинге ученых Москвы
Капица сказал: «Последнее время дает нам новые возможности
использования внутриатомной энергии, об использовании которой писалось раньше
только в фантастических романах... Мы ставим вопрос об
использовании атомных бомб, которые обладают огромной разрушительной силой»
[Наука..., 1999. Т.2. С.260].
По стечению обстоятельств он сказал это как раз в те дни, когда
советская разведка сумела скопировать первый секретный доклад Черчиллю
английских ядерщиков, в котором на 70 страницах приводились
физические обоснования и расчеты возможностей создания атомной бомбы
в Англии уже в ближайшие годы. Когда Сталин принял решение о начале
работ по военно-ядерному направлению, то назначенный его научным
руководителем И. В. Курчатов включил П. Л. Капицу в секретную записку,
направленную 24 ноября 1944 г. на имя Л. П. Берии «...об ученых,
привлечение которых необходимо для работ по проблеме». В ней говорится:
Акад. П. Л. Капица, директор Института физических проблем
Академии наук СССР, начальник Главкислорода при СНК СССР —
замечательный физик-экспериментатор, выдающийся ученый, специалист
по низким температурам и магнитным явлениям. Он, вместе с тем, —
блестящий инженер, конструктор и организатор. Вопрос о привлечении
его к работе над ураном ставился мной при докладе у тов. В. М. Молото-
ва. П. Л. Капица мог бы с успехом работать над диффузионной машиной
по выделению урана-235, но решение этого вопроса сейчас обеспечено чл. -

188
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
корр. АН СССР тов. И. К. Кикоиным, чл.-корр. АН СССР тов. И. Н.
Вознесенским и академиком С Л. Соболевым. Поэтому я думаю, что было бы
рационально поручить ак. П. Л. Капице разработку новых, своих
направлений по выделению больших количеств урана-235 и привлечь его, вместе
с тем, как консультанта по работам над диффузионной машиной.
Вторая задача, которая могла бы быть поручена ак. П. Л. Капице, —
задача промышленного получения тяжелой воды. Над получением
тяжелой воды в Лаб. №2 АН СССР работает проф. М. О. Корнфельд, но ввиду
сложности, срочности и важности задачи необходима независимая
работа над ней ряда ученых [Атомный проект СССР, 2002. Т. 1. Ч. 2. С. 163].
В Спецкомитет при ГКО СССР, созданный 20 августа 1945 г., Капица
был включен по инициативе, как полагают, Маленкова и, конечно, с
одобрения Сталина. «В свою очередь для Берия он неудобен по многим
причинам: достаточно независимый человек, имеющий прямые контакты
со Сталиным. Не исключено, что, ставя Капицу в Спецкомитет по списку
после Курчатова, власти не столько хотели его унизить, сколько по
необходимости рассматривали Капицу дублером Курчатова на случай, если бы
вдруг у того дела не пошли успешно. Но они могли считать полезным,
чтобы и Курчатов, уже проявивший себя как властная личность,
чувствовал мощное „дыхание в спину"», — так пишет П. Е. Рубинин, референт и
биограф Капицы [Наука..., 1999. Т. 2. С.260]
Возможно, у Сталина была еще одна специфическая причина, на
которую указывает П. Е. Рубинин:
А, может быть, Сталин «запустил» Капицу к Берия, чтобы тому не
жилось слишком вольготно? Это ведь вполне в характере Сталина <...>.
Что же касается характера Капицы, то он Сталину был хорошо известен
и для этой задачи вполне подходил. Сталин получал от Капицы жалобы
на самых близких своих сподвижников, в том числе и на Маленкова,
кстати <...>. Более того, Капица и Сталину мог сделать замечание. «Ведь
на Вас-то никому не пожалуешься», — пишет он ему 14 марта 1945 г.,
не получив ответа на два своих письма [Там же. С. 266].
Так или иначе, но сразу после включения Капицы в Спецкомитет их
отношения с Берией стали сильно портиться. Это выяснилось уже 3
октября 1945 г., когда Капица пишет Сталину первое письмо, в котором
неожиданно выражает желание уйти от всех административных дел в
правительстве, т.е. в Спецкомитете и Главкислороде. В заключение письма сказано:
«Кислородная проблема сегодня у нас — это утопия. <...> Прошу Вас,
чтобы Вы дали согласие на мое освобождение от всех назначений по СНК,
кроме моей работы в Академии наук. <...> В Главкислороде тов. Гамов
с успехом будет выполнять мои функции, а в Особом комитете тов. Берия
будет спокойнее». (Это письмо было опубликовано с сокращениями в
журнале «Огонек» [Белецкая, Рубинин, 1989] и в книге [Капица, 1989. С. 233].)
Сталин не ответил на это письмо, но передал его Берии.

3. Прошение об отставке из атомного Спецкомитета 189
Несколько дней спустя, как рассказал Петр Леонидович, ему в
институт позвонил Берия. «Товарищ Сталин показал мне Ваше письмо, — сказал
он. — Надо поговорить. Приезжайте». «Мне с Вами говорить не о чем, —
сказал Капица. — Если Вам нужно со мной поговорить, то приезжайте
ко мне в институт». И повесил трубку. И Берия приехал. И привез с собой
великолепный подарок — богато инкрустированную двустволку [Там же].
Однако через полтора месяца, 25 ноября 1945 г., Капица направляет
Сталину второе письмо. Именно оно потом многократно цитировалось
в печати. Согласно этому письму журналисты, писатели, историки
объясняют причину выхода Капицы из Спецкомитета тем, что он не сработался
с Берией. Это правда. Но не полная правда. Для того чтобы узнать больше
правды, необходимо внимательно прочесть полный текст довольно
длинного письма Капицы. Однако вторичные источники дают лишь отрывки
из него, причем почти всегда одни и те же. Исключением не стал
даже биофафический сборник о Капице, содержащий его переписку [Петр
Леонидович Капица. 1994. С. 416-418]. Там это ключевое письмо Сталину
занимает две с половиной страницы, тогда как оригинал насчитывает
более семи страниц. Ниже, в Приложении 2, указанное письмо приведено
целиком (цит. по сборнику документов [АП, 1999. Т. 2. Кн. 1. С. 613-620]).
Коснемся содержания письма. П. Е. Рубинин с соавторами пишут, что
Капица письмом Сталину от 25 ноября 1945 г. стремится решить четыре
задачи:
— официально выйти из Атомного проекта;
— отстранить Берию из руководства проекта, с тем чтобы ему на
смену пришел другой, более лояльный к ученым политический деятель
(Г. М. Маленков);
— предложить Сталину свой, отличный от бериевского, план работы
по Атомному проекту, основанный на поисках более экономичного
пути решения проблемы атомного оружия;
— используя особое внимание к атомной бомбе, кардинально изменить
отношение к ученым и науке в СССР, повысить общественный статус
ученого, стимулировать развитие высшего образования и технической
базы науки (см. статью Ю. В. Гапонова и др. в кн.: [Наука..., 1997. Т. 1.
С.513]).
Это верно, но из письма Капицы вытекает, как нам кажется, еще
один важный личностный вывод: если бы он сам, Капица, руководил
научно-инженерной частью Атомного проекта, то все дело имело бы гораздо
больше шансов на успех. Капица разочарован тем, что в Спецкомитете
он — на вторых-третьих ролях и вынужден подчиняться не только Берии,
но и Ванникову с Завенягиным, а главное, по научной линии —
Курчатову. Это, по-видимому, травмирует Капицу.
Рассмотрим подробнее некоторые дальнейшие идеи, содержащиеся
в письме.

190
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
Научный руководитель должен работать свободно, повинуясь только
своим знаниям, опыту, интуиции (т. е. так, как и было с наукой, пока
она не стала важнейшей производительной силой государства в
середине XX века). Государственный руководитель не должен вмешиваться в
творческий процесс ученых и конструкторов, он должен ограничиться
чисто административными, организационными,
хозяйственно-строительными и финансовыми делами. В чем выражается такое вмешательство
в разрабатываемой атомной проблеме? Капица считает, что путь
копирования американской технологии получения расщепляющихся материалов,
предписанный ученым сверху, неправилен.
Участник Атомного проекта И. М. Халатников недавно вспоминал:
Но сейчас ясно, что и Капица раздражал Берию, говоря: «Зачем нам
идти по пути американского проекта, повторять то, что делали они?! Нам
нужно найти собственный путь, более короткий». Это вполне естественно
для Капицы: он всегда работал оригинально, и повторять работу,
сделанную другими, ему было совершенно неинтересно. Но Капица не все знал.
У Лаврентия Павловича в кармане лежал чертеж бомбы — точный чертеж,
где были указаны все размеры и материалы. С этими данными,
полученными еще до испытания американской бомбы, по-настоящему ознакомили
только Курчатова. Источник информации был столь законспирирован,
что любая утечка считалась недопустимой. Так что Берия знал о бомбе
в 1945 году больше, чем Капица. Партитура <о6роз из письма Капицы
Сталину> у него на самом деле была, но он не мог ее прочесть <вслух>.
И не мог сказать Капице: «У меня в кармане чертеж. И не уводите нас
в сторону!» Конечно же Капица был прав <точнее, по-своему прав. —
Прим. Б.Г>, но и Берия был прав [Халатников, 1993].
А теперь выделим те строки из письма Капицы Сталину, которые
не цитируются мемуаристами Капицы:
По этим вопросам у меня нет согласия с товарищами. Часто они
не хотят со мной спорить, а на деле проводят мероприятия в секрете от
меня. Единственный путь тут — единоличное решение, как у
главнокомандующего, и более узкий военный совет.
Капица предлагает, как надо в два этапа решать проблему создания
атомной бомбы:
1. Быстрая, скажем, двухлетняя реконструкция и развитие ряда нужных для
А. Б. отраслей промышленности и поднятие научной работы в Союзе.
2. Работа по нахождению более коротких и дешевых путей производства
А. Б. Для этого надо поставить хорошо отобранных ученых ведущими и им
полностью доверять [АП, 1999. Т. 2. Кн. 1. С. 617].
Капица подчеркивает: «то, что делается сейчас, не есть кратчайший и
наиболее дешевый путь к ее <атомной бомбы> созданию». Он настаивает
на поиске своих, более экономичных способов создания атомного оружия,

3. Прошение об отставке из атомного Спецкомитета 191
считая, что американский путь слишком дорог для страны, разоренной
войной.
Ровно через два месяца, 25 января 1946 г., Сталин примет И. В.
Курчатова и скажет ему: «Не нужно искать более дешевых путей... Надо идти
решительно, со вложением решительно всех средств, но по основным
направлениям» (так записал Курчатов) [Наука..., 1997. Т. 1. С. 516].
Сталин даже упрекнет Курчатова, что «тот мало требует для максимального
ускорения работ». Курчатов ответит: «Столько разрушено, столько людей
погибло. Страна сидит на голодном пайке, всего не хватает». Но Сталин
резюмирует: «Дитя не плачет — мать не разумеет, что ему нужно.
Просите все, что угодно. Отказа не будет» [Наука..., 1999. Т. 2. С. 102]. Этот
диалог Сталина с Курчатовым приведен здесь, для того чтобы стало ясно:
Сталин отвергает тезис Капицы о поиске более дешевого пути — никаких
отклонений от американского проекта, как бы он ни был дорог, никаких
поисковых работ вширь, кроме тех, которые необходимы для следования
строго по американскому пути. Время дороже всего!
Наконец, в письме Капицы содержится немало колкостей в адрес
Берии, встречаются и совсем удивительные выражения: «Берия, если бы
не был так ленив...», «Я ему предлагал учить его физике, приезжать
ко мне в институт». На это в книге историка Е. А. Прудниковой замечено:
«Не совсем понятно, зачем Берия физика, когда есть Курчатов и сам
Капица... Но, по-видимому, все же эти два характера схлестнулись всерьез»
[Прудникова, 2005. С. 200].
В смелости Капице не откажешь. В высокомерии на английский
манер — тоже. И все-таки интересно, что произошло бы, если бы Сталин
прислушался к Капице, снял Берию, назначил вместо него Маленкова,
а Капицу назначил вместо Курчатова научным руководителем Проекта?
Пришел бы атомный проект Капицы к успеху уже в августе 1949 г.?
Наверное, дельный ответ на эти вопросы могли бы дать ветераны-ядерщики, те,
кто делом опровергли резко негативный прогноз Капицы, высказанный
в письме Сталину: «<я> заранее предполагал, во что оно <эшо дело> у нас
выродится».
Таким образом, краткое участие Капицы в Атомном проекте пришло
к концу. Быстро, закономерно и к лучшему для обеих сторон. 17
декабря 1945 г. Капица принял последний раз участие в заседании Техсовета
Спецкомитета. На этом заседании он сделал доклад «О получении
продукта 180 способом разделения при низких температурах». Под продуктом
180 имелась в виду тяжелая вода. Техсовет одобрил эту работу Капицы
и просил Спецкомитет заслушать его доклад на ближайшем заседании,
а также предложил, чтобы «П. Л. Капица занял руководящую роль в деле
разработки и практического осуществления этого способа» [АП, 2003. Т. 2.
Кн. 4. С. 52]. Но было уже поздно...
П. Е. Рубинин пишет:
<...> в беседе с американским физиком Г. Ф. Йорком он <Капица>
утверждал, что его отказ от участия в создании советской атомной бом-

192
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
бы не был основан на мотивах политических или моральных <...>. Его
жена, Анна Алексеевна, отвечая на вопрос: «Петр Леонидович хлопнул
дверью, чтобы вообще не участвовать в создании атомной бомбы?»,
сказала: «Нет-нет. Он хлопнул дверью, потому что не мог работать с Берия...»
[Наука..., 1999. Т. 2. С. 262].
«Был ли Капица пацифистом?» Такой вопрос ставит П. Е. Рубинин.
И отвечает на него, приводя цитату из неопубликованной статьи Капицы
в журнале «Ядерная энергия» (1955): «<он> не смог сдержать восторга,
когда писал в 1955 г. о создателях советской водородной бомбы».
Подчеркивая при этом личное нежелание Капицы заниматься атомной бомбой,
Рубинин тем не менее приводит следующую фразу Капицы: «Но если
стране это нужно, то несомненно ученый должен и это делать» [Там же. С. 272].
4. Опала — фаза первая:
путь к отставке из Главкислорода
21 декабря 1945 г. Сталин делает (кстати, в свой день рождения)
очередной подарок Капице, он подписывает его прошение об освобождении
от обязанностей члена Спецкомитета. Естественно, что выход Капицы
из Спецкомитета не мог остаться без осложнений для него. В
биографии Капицы укоренилось представление о том, что с момента выхода
из Спецкомитета началась опала Капицы. Но Е. А. Прудникова, которая
описывает историю участия Капицы в Атомном проекте с
нетрадиционного угла зрения, замечает: «Через две недели после своего эпохального
письма Капица был действительно освобожден от всех работ, связанных
с проектом. Никаких притеснений для него не последовало, никто его
не трогал. Однако почти через год, 17 августа 1946 года Петр
Леонидович распоряжением Сталина внезапно лишается всех государственных и
научных постов, в том числе и поста директора Института физических
проблем. <...> Просто институт Капицы срочно понадобился для работ
над водородной бомбой5). Во-первых, его предполагалось несколько
переориентировать, с чем директор уж точно не согласился бы, и вышел бы
еще один скандал, а во-вторых, теперь этим институтом не мог
руководить ученый, не задействованный в проекте. Этот случай любят приводить
в качестве примера особой злопамятности Сталина: надо же, сколько
выжидал...» [Прудникова, 2005. С. 202].
К переориентации ИФП мы еще вернемся, а пока коснемся
параллельной цепочки событий, происходивших с Капицей по линии
Главкислорода, который он продолжал возглавлять, оставаясь членом
правительства еще в течение 9 месяцев после выхода из Спецкомитета.
Бывший генеральный конструктор КРИОГЕНМАШа, а ныне
профессор МГУИЭ (МИХМ) Н.В.Филин, пишет: «Постановлением ГКО в
' Неточность: в 1946 году еше не начинали работ по водородной бомбе. В конце 1946 г.
группе Ландау в ИФП поручили расчет КПД атомной бомбы.

4. Опала — фаза первая: путь к отставке из Главкислорода 193
1943 году было положено начало формирования кислородной
промышленности и в том числе подготовке специалистов по криогенной технике.
Общее руководство по выполнению данных работ возлагалось на
академика П. Л. Капицу. Были начаты работы по созданию крупнотоннажных
воздухоразделительных установок по предложенному им
высокоэффективному циклу низкого давления с турбодетандером (цикл Капицы). <...>
В результате дальнейшего развития идей П. Л. Капицы, проводимого
многочисленными коллективами ученых и инженеров, отечественные возду-
хоразделительные установки по основным параметрам находятся на
уровне лучших зарубежных фирм» [Филин, 2006. С. 14].
В личной беседе со мной Н. В. Филин популярно пояснил: «В
криогенике две трети факторов неопределенны. Турбодетандеры делали и до
Капицы, но машины были маленькие, лопатки турбин были сделаны
неудачно, обороты низкие, КПД оказался не достаточным. Кстати, лопатки —
это исключительно сложная деталь, каждая из них должна иметь
специальный отвод тепла, иначе она сгорит (в МАИ курс по теории и
конструированию лопаток турбин занимает четыре семестра!). Капица сделал
лопатки более удачной конструкции. Но и у него КПД был
недостаточен, всего 0,65. И только после многих лет усилий множества инженеров
и технологов удалось поднять КПД турбодетандеров до 0,85. Такие
машины мы делали на КРИОГЕНМАШе. За границей сейчас тоже широко
применяют турбодетандеры. Но там термин „цикл Капицы" не
используется. Вообще термодинамических циклов в криогенике множество. Вносят
любое изменение конструкции или режима (температуры, давления) —
и уже возникает новый цикл. Но я называю все циклы в турбодетандерах
циклом Капицы. Хотя и конструкция турбодетандера, и технологические
режимы претерпели массу усовершенствований со времен Капицы.
Турбодетандеры, в частности, стоят на космодромах. Они производят в
больших количествах жидкий кислород как окислитель и жидкий водород как
горючее. Турбодетандеры дают большие объемы жидкого азота как
технологического продукта, на котором проводится вся отработка жидкостных
криогенных систем. Широко применяются турбинные ожижители гелия»
(из беседы с автором 10.10.2007 г.).
В 1945-1946 гг. усилия П.Л.Капицы по внедрению нового метода
встретили мощное сопротивление ведущих инженеров-криогенщиков.
Историографами П. Л. Капицы это противостояние объясняется низкой
компетентностью инженеров-консерваторов и чиновников, не способных или
не желающих понять революционных преимуществ турбодетандера.
Однако при более детальном ознакомлении с «кислородной историей»
оказалось, что не все столь просто. Начну с того, что эти «беспринципные
и вредные люди», «не сделавшие ничего значительного», как их
характеризует П.Л.Капица в жалобе Сталину [Петр..., 1994. С.419], являлись
выдающимися профессорами-инженерами, авторитетными в том числе и
по проблеме разделения и ожижения газов (подробнее о них будет
рассказано ниже). Почему же они как бы не учитывали, что в январе 1945 г.
13 Заказ 1210

194
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
в подмосковной Балашихе была пущена капицынская промышленная
турбинная установка ТК-2000, дававшая 1,6 т жидкого кислорода в час, т. е. 40
тонн в сутки, а это составляло почти 20 % всего жидкого кислорода,
производимого в СССР? Были ли у оппонентов технические аргументы против
или только зависть и чувство соперничества, как это утверждал Капица?
Ректор МГУИЭ (бывшего МИХМа) профессор М. Б. Генералов
пояснил мне, что замечательное изобретение П.Л.Капицы опередило свое
время. Так, в те годы наша техника не могла обеспечить изготовление
роторов на частоту от 100 до 500 тысяч оборотов в минуту6^. Плавились
подшипники. Это уже потом создали специальные сплавы на основе титана.
Хотя в своем институте П. Л. Капица сумел создать хорошую
лабораторную установку, а затем и опытный образец для укрупненных испытаний.
Капица был неплохим инженером. Вот что вспоминал, например, его
друг Ю. Б. Харитон: «Зайдя к Петру Леонидовичу в Институт физических
проблем, я увидел его за чертежной доской. Он разрабатывал газовую
задвижку для создаваемой им новой системы ожижения воздуха с
использованием турбодетандера. Я спросил у него, зачем он делает чертеж
задвижки, ведь это может сделать любой грамотный инженер. „Сделать-то
он сделает, — ответил Петр Леонидович, — но я сделаю лучше"» [Петр...,
1994. С. 54]. Так что от машины ручной сборки, изготовленной лично
Капицей и несколькими его уникальными мастерами, до промышленного
изготовления турбодетандеров был еще долгий путь, и наша
промышленность не была тогда к этому готова.
У криогенщиков-традиционалистов были еще и следующие
аргументы: получаемый продукт имеет недостаточную чистоту; КПД цикла
Капицы ниже, чем КПД классического цикла поршневых установок высокого
давления; переоснащение всей кислородной промышленности страны
путем внедрения турбодетандеров с недостаточно высокой частотой
вращения потребует слишком больших капиталовложений и окажется в целом
нерентабельным. Учтем также, что в 1945 г. Капица еще не был классиком
науки, причисленным к сонму великих, он не был еще ни нобелевским
лауреатом, ни дважды Героем. Правда, он уже получил мировое
признание за свои работы по магнетизму и физике (но не технике!) низких
температур. Инженеры-криогенщики воспринимали Капицу
настороженно, как пришельца со стороны, властного, довольно-таки высокомерного,
не терпящего возражений (примерно так мне говорили дети Гельпериных,
профессоров-криогенщиков, сами тоже крупные инженеры, слышавшие
подобные слова от своих отцов). Оппоненты полагали, что еще рано
переводить всю кислородную промышленность страны на турбодетандеры
Капицы. Выигрыш в чем-то одном приводил к проигрышу в другом.
' Замечу, что то же самое относится к высокооборотным центрифугам для разделения
изотопов урана. Поэтому в 1940-1950-х гг. была вынужденно принята чрезвычайно
энергоемкая технология газодиффузионного обогащения, а эффективные центрифуги появились
десятилетия спустя и лишь к началу 1990-х гг. полностью вытеснили заводы по газовой
диффузии [Жданов, 2004. С. 65].

4. Опала — фаза первая: путь к отставке из Главкислорода 195
Они ссылались на немецких инженеров-криогенщиков, на авторитетного
Г. Хаузена, автора классического цикла в криогенном поршневом аппарате
высокого давления.
Сторонник и ученик Капицы, известный теоретик процессов
теплообмена В. М. Бродянский пишет: «Отечественные специалисты разделились
на две партии. Поддержавших Капицу было немного. В печати (журнал
„Автогенное дело". 1939. №6) появился только один положительный
отзыв о работе Капицы — статья М. П. Малкова и Ф. Ф. Васильева. Ббльшая
часть специалистов заняла либо скептическую, либо даже негативную
позицию. <...> В Германии, где были давно сложившиеся традиции и
налаженное производство кислородных установок, отношение к работам
Капицы было снисходительно-скептическое. <...> Их доводы, послужившие
в дальнейшем идейной базой для отечественных противников Капицы,
были основаны на, казалось бы, объективной, но по существу
близорукой оценке, когда сопоставление делается при условиях одинаковой
эффективности аналогичных элементов и без учета потенциальных
возможностей совершенствования схем и конструкций. Тогда схема Капицы,
действительно, проигрывает. На самом деле и уровень эффективности
и нереализованный потенциал системы Капицы при низком давлении
воздуха существенно выше. И главное состояло в том, что в
перспективе, по мере увеличения мощности установок, все эти преимущества будут
возрастать» [Бродянский, 1998. С. 126].
Обратим внимание на осторожность и условность формулировок в
статье Бродянского: «нереализованный потенциал, потенциальные
возможности», «в перспективе...» — не слишком убедительно для того, чтобы
оправдать необходимость немедленного промышленного освоения метода
Капицы. В Госкомиссии по турбодетандеру инженеры-криогенщики
проводили экспертизу действующей, а не потенциальной установки Капицы,
давали заключение, нужно ли начинать ее повсеместно внедрять в
промышленность. Это и было их основной задачей.
Посмотрим детальнее на перипетии борьбы двух лагерей криогенщи-
ков. У Капицы был противник в правительстве, равный ему по должности,
начальник Глававтогена М. К. Суков. Узнав о том, что готовится решение
о передаче Глававтогена в систему Главкислорода, Суков 22 августа 1945 г.
написал Сталину письмо, в котором говорилось: «Академик Капица в
отдельных весьма важных государственных заданиях и обязательствах,
которые он на себя берет, обманывает и вводит в заблуждение правительство,
заведомо зная невыполнимость данных им обещаний...» (цит. по
[Белецкая, Рубинин, 1989]). Отправляя письмо, Суков, разумеется, не знал, что
через три дня, 25 августа, будет создан Спецкомитет во главе с
Берией, и потому Капица станет ему не по зубам. Действительно, еще через
несколько дней Берия, который в Политбюро курировал новую технику,
выступая на Бюро СНК, взял (по крайней мере внешне) сторону Капицы
и предложил перевести Сукова из Глававтогена в Главкислород, сделав
его заместителем Капицы. Это предложение Берии истовые приверженцы
13*

196
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
Капицы, Белецкая с Рубининым, называют иезуитским. Совсем
необязательно оно было таковым. Берия обязан был положить конец конфликту
между Главкислородом и Глававтогеном, скорее всего, он получил
указание Сталина на этот счет. Берия, вероятно, и впрямь считал, что властный
Капица сумеет управиться с Суковым, и что на новой должности
последнего они оба смогут более объективно учесть преимущества и недостатки
нового и старого методов, найти разумный компромисс7).
Но Капица опять апеллирует к Сталину, Молотову и Маленкову —
за всю жизнь он написал им соответственно 50, 71 и 63 письма [Наука...,
1997. Т. 1. С. 483]. Его письма интересны не только с содержательной,
но и с психологической точки зрения. Обычно это — длинные
поучения с развернутыми рассуждениями о науке, взаимоотношениях ученых
с властью, примерами из истории и литературы. По выражению П. Е. Ру-
бинина, «воспитывает он не только Берия, но и Сталина — попутно
тоже!» [Наука..., 1997. Т. 1. С. 269]. Многие письма Капицы Сталину —
это монологи. Похоже, что Сталин производил на Капицу, как, впрочем,
и на массу других неслабых людей, некий гипнотизирующий эффект. По-
моему, Капица вжился в образ собеседника с тенью вождя, и эти долгие
заочные беседы в тайном одиночестве стали для него даже
необходимостью. Капице льстило то, что вождь читает все его письма и один или два
раза кратко ответил на них. Так, неожиданно перед самой развязкой узла
по Главкислороду Капица получил следующее письмо от Сталина.
Тов. Капица!
Все ваши письма получил. В письмах много поучительного, — думаю
как-нибудь встретиться с Вами и побеседовать о них.
Что касается книги Л. Гумилевского «Русские инженеры», то она
очень интересная и будет издана в скором времени.
И. Сталин
4.IVA6 г.
После того как Капица резко отказался от Сукова как своего
заместителя, конфликт перешел в форсированный эндшпиль. 13 апреля 1945 г. Ка-
' О сходном поучительном кадровом приеме, использованном Берией, рассказано в
статье Ю. Б. Харитона и Ю. Н. Смирнова: «Он был мастером неожиданных и нестандартных
решений. <...> Политбюро приняло решение разделить наркомат угольной
промышленности, которым руководил В. В. Вахрушев, на два — для западных районов страны и восточных.
Предполагалось, что возглавят их соответственно Вахрушев и Д. Г. Оника. Поручили
разделение произвести Берия. Можно представить, сколько мороки вызвала бы подобная процедура
при обычном бюрократическом подходе. Берия вызвал Вахрушева и Онику и предложил им
разделиться полюбовно. А по истечении срока вызвал обоих и сначала спросил у
Вахрушева — претендента на руководство западными районами отрасли — нет ли претензий. Тот
ответил, что претензий нет, и все поделили правильно. Тогда Берия обратился к Онике:
„Как вы?" Оника заупрямился: „У меня есть претензии. Все лучшие кадры Вахрушев себе
забрал. И все лучшие санатории и дома отдыха тоже". Видя такое дело, Берия рассудил:
„Раз Вахрушев считает, что все разделено правильно, а Оника возражает, то сделаем так:
Вахрушев будет наркомом восточных районов, а Оника — западных". И совещание на том
закончил» [Юлий..., 2005. С. 115].

4. Опала — фаза первая: путь к отставке из Главкислорода 197
пица пишет Сталину подробное письмо, в котором жалуется на комиссию,
созданную для разбирательства по кислородной проблеме. Председателем
комиссии является заместитель председателя Госплана М. 3. Сабуров, это
означает, что центральным вопросом комиссии является не физический
принцип и преимущества турбодетандера, а целесообразность
планирования кардинальной перестройки кислородной промышленности страны.
Капица пишет: «<Я сам> просил назначить комиссию, которая
объективно оценит достигнутое <по турбинным ожижителям газов>. Это не только
нужно для меня лично, но также важно для участников этой работы, чтобы
дать им почувствовать, что они не зря старались». Далее, Капица
недоволен позицией, которую занял Сабуров: «Видно, тов. Сабурова не увлекает
эта задача, поэтому, пожалуйста, попросите его быстро выполнить
возложенное на него Бюро Совета Министров как председателя комиссии
поручение, чтобы не терять лишнего дня» [Белецкая, Рубинин, 1989].
В следующем письме Сталину от 29 апреля Капица опять жалуется
на «вялость» Сабурова, торопит комиссию. По-видимому, и эта просьба
Капицы была выполнена, что следует из начальных строк его
очередного письма Сталину от 19 мая 1946 г., приводимого ниже. Но между
13 апреля и 14 мая что-то происходит. Возможно, это результат
вмешательства Курчатова через Берию (см. ниже сообщение В. П. Силина).
Сталин решает включить в комиссию новых членов: двух
инженеров-министров, ставших руководителями атомной проблемы, М. Г. Первухина
и В. А. Малышева (признак того, что за ними, действительно, мог стоять
Курчатов) и трех инженеров-профессоров: С. Я.Герша, Н. И. Гельперина
и И. П. Усюкина. По-видимому, Сталин решил быстро завершить
разбирательство, что, впрочем, отвечает и желанию Капицы «не терять лишнего
дня». В постановлении Совета Министров СССР № 1038 от 14 мая 1946 г.
«О дополнении к постановлению Совета Министров СССР от 13 апреля
1946 г. №832 „О производстве газообразного кислорода турбинным
методом"» говорится:
1. Расширить состав комиссии т. Сабурова, включив в нее тт. Первухина,
Малышева, Герш, Гельперина и Усюкина.
2. Поручить комиссии т. Сабурова: <...>
в) осветить вопрос о состоянии внедрения в промышленность жидкого
кислорода, получаемого турбинным методом, и отзывы
промышленности о нем;
г) дать сравнительную оценку кислородной установки для получения
газообразного кислорода по методу академика Капицы с
аналогичными заграничными установками, в частности, немецкими; <...>
[Петр..., 1994. С. 470].
Почему Сталин не включил в дополненную комиссию никого из крио-
генщиков — сторонников Капицы? Возможно, неявный ответ на это
содержится в самом письме Капицы, где он упоминает, что ранее,
оказывается, уже было целых три комиссии по кислороду, причем каждый раз

198
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
спрашивали мнение Капицы о составе комиссий и, как он пишет,
решения были в его пользу. Почему нельзя предположить, что Сталин решил
теперь выслушать преимущественно противников Капицы? Сталин
почитал Капицу как крупнейшего ученого, но в этом инженерном вопросе ему
было необходимо знать и противоположную позицию. Ведь именно
Сталин в конечном итоге должен был принять решение о том, перестраивать
кислородную промышленность в стране или нет. Тем более, что Капица
предлагал заменить классический немецкий метод разделения и
ожижения газов; а немецких инженеров Сталин всегда очень уважал.
На мой взгляд, историографы — сторонники Капицы не
рассматривают еще одного важнейшего фактора — послевоенного
финансово-экономического положения в стране, которое в первую очередь должны были
учитывать и Сталин, и назначенная им комиссия. Биографы Капицы
делают ударение на субъективные эмоциональные причины: несговорчивость
Капицы, его неудобство для руководителей страны, месть Капице за выход
из Спецкомитета, злоба, раздражение, зависть конкурирующих с Капицей
консервативных инженеров, которые «любят ловить рыбу в мутной воде»
(см. письмо чуть ниже). А не естественней ли предположить, что у страны,
только что вышедшей из страшной войны и приступившей к
восстановлению народного хозяйства, переоснащение кислородной промышленности
не было первоочередным делом из-за отсутствия ресурсов? К тому же,
в 1946 г. был плохой урожай. Одновременно пришлось отвлекать
гигантские средства на создание с нуля атомной промышленности, куда были
брошены отборные две с лишним сотни тысяч людей. А еще встала
неотложная проблема создания реактивной авиации. И так далее... Поэтому
Сталин решил не выделять средств на замену существующих кислородных
установок турбодетандерами, которые были охарактеризованы
специалистами как сомнительное дело. Теперь приведем письмо Капицы от 19 мая
1946 г., ключевое по кислородным делам.
Товарищ Сталин,
Назначенная Вами 13 апреля комиссия, по существу, закончила свою
работу по обследованию моего кислородного метода. Отзыв экспертов
был благоприятный. Комиссия его приняла. Пристрастность заключения
в мою пользу предположить трудно, так как в подборе членов комиссии
я не участвовал <...>. Я думал, что этим вопрос уже исчерпан.
Но совсем неожиданным для меня Вашим новым постановлением
от 14 мая расширяются задачи комиссии и включаются в нее
профессора Герш, Гельперин и Усюкин, т. е. в комиссии специалисты по кислороду
представлены только людьми, явно враждебными направлению моей
работы. Эти трое — обиженные мною человека, так как я не хотел их
привлечь к нашей работе. Делал я это потому, что считаю их не
только не сделавшими ничего значительного, а наоборот, беспринципными
и вредными людьми, любящими ловить рыбу в мутной воде. Мои попытки
вызвать их на открытую дискуссию в Техническом совете Главкислорода
не были успешными, они либо молчали, либо не приходили, ведь их научный

4. Опала — фаза первая: путь к отставке из Главкислорода 199
багаж очень ограничен. Их основной метод действия — за спиной
писать письма членам правительства, используя в основном те колебания
и сомнения, которых при новизне всегда много. <... >
Привлечение этих людей как судей моей деятельности нельзя
рассматривать как объективное, это просто оскорбительно для меня. Так
можно было поступить только тогда, когда хотелось бы затруднить
или погубить мои работы и подорвать мой авторитет.
Я всегда сочувствовал общественному контролю, и все
правительственные комиссии, включая и эту (а их было уже три), были назначены
по моей просьбе. Но до сих пор спрашивали мое мнение о вопросах для
обсуждения и составе комиссий. Теперь этого не было сделано, и на
заседание новой комиссии меня даже не позвали. Даже преступнику дают
право отвести присяжных. И он имеет право присутствовать на суде.
Ведь это явно враждебное отношение. Чем я заслужил его? <...>
Л. Капица
Этот сокращенный текст письма был напечатан в книге [Петр..., 1994.
С. 419]. Приведу (впервые в литературе о П. Л. Капице) краткие сведения
о трех лицах, членах комиссии, о которых Капица пишет Сталину в
крайне уничижительном тоне. Физики-теоретики, сотрудники капицынского
ИФП, тоже отзываются об этих оппонентах, используя ярлыки,
приписывая им то, чего они не говорили и не писали. Приведу примеры.
В только что изданной книге академика И. М. Халатникова он пишет,
что эти инженеры — «недруги, обвинившие его <Капииу> во
вредительстве». Это — огульное сгущение красок. На самом деле в опубликованных
документах такого обвинения Капицы нет. То есть никто его не обвинял
в действиях, направленных на нанесение ущерба народному хозяйству,
совершенных с заведомо преступными целями и подпадавшими под
страшную 58-ю статью УК РСФСР о вредительстве. Защищая свой Глававтоген,
М. К. Суков писал об «обмане, введении в заблуждение правительства»
Капицей, И.П.Усюкин — о «чрезмерном захваливании себя»,
«недобросовестности в науке». Судя по тексту книги Халатникова, ее автор, по-
видимому, не интересовался биографиями тех, кого он называет
людьми, верными Берии. Он просто повторяет исторические штампы, которые
возникли давным-давно из рассказов самого П.Л.Капицы и его
окружения. Но в кругах упомянутых инженеров никто не слышал о том, что
Гельперин, Герш и Усюкин были лично знакомы с Берией, входили в круг
его советников, были его людьми. Хотя не исключено, что пару раз кто-
то из них присутствовал на совещаниях под председательством Берии,
впрочем, то же можно сказать о множестве других ученых и инженеров.
Начиная с октября 1945 г. Н. И. Гельперин, действительно, несколько раз
упоминается в документах НТС ПГУ (но их проводил Б.Л.Ванников,
а не Берия), там Гельперину поручались вопросы, связанные с
производством тяжелой воды. Стремясь к исторической сбалансированности,
коснемся вкратце того, кем были эти «недруги Капицы».

200 Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
Самым активным в борьбе с ним был профессор Иван Петрович
Усюкин (1905-1992). У них с Капицей были не только
инженерно-технические расхождения, но и на самом деле личная вражда. С 1937 г. Усюкин
заведовал кафедрой «Механическое оборудование заводов холодильных
газовых установок» МИХМ. Он также стоял во главе ОКБ по
проектированию воздухоразделительных холодильных установок, тех самых,
которые предлагалось заменять на турбодетандеры Капицы. Кроме того,
Усюкин занимал довольно высокое общественное положение: был
лауреатом двух Сталинских премий (позже получил и третью, Государственную),
носил орден Ленина, являлся депутатом Моссовета. Коммунисту Усюки-
ну властями была оказана большая честь — дано поручение выступить
на митинге 4 февраля 1946 г., на котором трудящиеся Бауманского
района Москвы выдвинули И. В. Сталина кандидатом в депутаты Верховного
Совета СССР. Этот символический акт заметно повысил политический
вес И. П. Усюкина. Кстати, указанная дата митинга совпадает с
началом резкого обострения борьбы Усюкина с Капицей. Они были знакомы
друг с другом по Московскому институту химического машиностроения
(МИХМ), в котором Капица занял кафедру, ранее занимаемую Усюкиным.
Это, наверное, и было началом личной неприязни Усюкина к Капице.
О том, как выглядит в хронике МИХМа исторический виток
противостояния в 1937-1946 гг. между Капицей и Усюкиным, говорится в книге
многолетнего ректора МИХМа-МГУИЭ, а ныне президента МГУИЭ
профессора М. Б. Генералова:
В 1944 году кафедра <которую до этого возглавлял Усюкин> была
преобразована в кафедру «Механическое оборудование заводов турбо-
кислородных установок»; ее возглавил выдающийся ученый
современности <...> академик АН СССР, профессор П.Л.Капица. <...> В 1946 году
<во второй его половине> кафедра механического оборудования
заводов турбокислородных установок была вновь преобразована в кафедру
«Механическое оборудование заводов холодильных газовых установок».
На предложение директора МИХМа возглавить кафедру П. Л. Капица
вежливо отказался и предложил кандидатуру доцента М. П. Малкова.
С 1946 года по 1947 год кафедру возглавлял доцент М. П. Малков;
с нового 1947/48 учебного года заведующим кафедрой вновь стал
профессор И. П. Усюкин [Генералов, 2000. С. 1 82] 8>.
И. П. Усюкин пробыл заведующим этой кафедрой до 1983 г. Он —
автор учебника «Установки, машины и аппараты криогенной техники».
Ветераны-криогенщики вспоминают об Усюкине как о талантливом
инженере. Но отзываются не в самых лучших словах о его человеческих
качествах. Заносчив, неуважителен ко многим товарищам по работе, в том
числе и к членам Ученого совета. Он позволял себе это показывать
открыто, потому что был вхож в высокие кабинеты ЦК партии, обращался
' В память о работе П. Л. Капицы в МИХМе 20 декабря 2006 г. в МГУИЭ была
торжественно открыта «Аудитория имени П. Л. Капицы».

4. Опала — фаза первая: путь к отставке из Главкислорода 201
туда через голову ректора. Кроме того, ветераны подчеркивают склонность
Усюкина к писанию «телег на коллег». Вот письмо Усюкина Сталину с
жалобой на Капицу, которое было опубликовано в сборнике [АП, Т. 2. Кн. 2,
2001. С. 549-551].
Многоуважаемый Иосиф Виссарионович.
По указанию работников аппарата ЦК ВКП (б) мне пришлось с
февраля месяца 1946 г. заниматься теоретическими работами и деятельностью
академика Капицы П. Л., который в продолжение 7—8 лет обещает
самый дешевый кислород и до сих пор не дал его.
Результаты работы были изложены в докладной записке на имя т.
Маленкова Г М., который впоследствии адресовал ее Вам.
Правительственная комиссия под председательством тов.
Сабурова, работающая по этому же вопросу, позднее подтвердила основные
положения и выводы моей записки.
В связи с предстоящей реорганизацией системы Главкислорода и
неблагополучием в некоторых вузах и Академиях наук я считаю необходимым
обратить Ваше внимание на ряд вопросов:
1. Оставить на руководящей работе заместителей Капицы и
директора НИИКИМаша не будет полезным для дела. Эти люди не
помогли партии и правительству разобраться в деле, а увлеклись
собственным благополучием, стали превозносить заслуги Капицы, сбивая
советскую общественность с правильного пути. Даже после выводов Комиссии
под председательством Сабурова они продолжают до сих пор
отстаивать свои позиции. Их использование в системе Главкислорода возможно
только на второстепенной технической работе.
2. Выдвижение на руководящую техническую работу профессоров
из правительственной комиссии (Усюкина, Герша и Гальперина 9^) вряд ли
целесообразно, так как эти товарищи являются представителями
различных школ, а поэтому может иметь место выдвижение и захваливание
одного направления и замалчивание другого. Кроме того, их активная
работа по разъяснению неправильных позиций академика Капицы может
рассматриваться некоторыми кругами как преследование личных целей.
Ввиду того что они являются крупнейшими знатоками в области
глубокого холода, их необходимо привлечь к разработке наиболее
совершенных принципов получения дешевого кислорода и для участия в
технических советах.
3. Для руководства Главкислородом должен быть выдвинут товарищ
типа министров, работающих в комиссии, возглавляемой т. Сабуровым.
На руководящую техническую работу необходимо выдвинуть работников
системы Главкислорода (а не со стороны), которые помогли снабжать
' Типичная ошибка в написании этой фамилии доказывает, что Усюкин не был близко
связан с Гельпериным. Свои заключения в комиссии по делу Капицы они делали, скорее
всего, независимо друг от друга.

202
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
страну кислородом, товарищей партийных и оправдавших себя. Среди
них можно назвать инженера Воскресенского (главный инженер 1-го
автогенного завода), инженера Крымского (нач. аппаратурного цеха 1 -го
автогенного завода) и ряд других руководящих инженеров коммунистов.
Безусловно необходимо вернуть в систему Главкислорода работников,
ранее работавших в его системе и используемых сегодня не по назначению.
4. В некоторых вузах Капица состоит заведующим кафедрой и в одном
из них (МИХМ) в течение 4 лет не прочитал ни одной лекции, исправно
получая зарплату. Им подобраны такие помощники, которые в
противоречии с истиной (о чем они знают) твердят на лекциях только
о гениальных открытиях Капицы, замалчивая объективные
достижения современной науки и техники в области глубокого холода. Таким
образом, лучшая часть молодежи института испорчена и ее необходимо
перевоспитывать.
Капицу и его помощников необходимо освободить от воспитания
молодежи, а сам факт одностороннего и неправильного обучения должен
явиться предметом суждения парторганизации.
5. Значительная часть работ Академии наук связана с вопросами
получения дешевого кислорода по методу академика Капицы, и из стен
Академии наук вышли чрезмерные захваливания и рекламная шумиха
по работам Капицы в области кислорода. Этот шум подняли люди,
которые в области производства кислорода или мало понимали, или совсем
ничего не понимали и не понимают, но были связаны близкими
дружескими или семейными отношениями. Особенно рьяно проявили себя академики
Семёнов, Иоффе, Бардин и тт. Федоров, Писаржевский и другие. Эти
похвалы проникли на страницы не только нашей, но и заграничной
печати. Сам же Капица о наших инженерах писал в журнале «Под знаменем
марксизма», №7-$ за 1943 г., что они не выросли до понимания задач
новой техники, и там же писал, что докладывал Президиуму Академии
наук об открытии, которое он сделал.
«Можно было показать, что дешевле всего кислород получать из
воздуха» — честь этого открытия принадлежит другим и
эксплуатируется в промышленности около 50 лет. Наши же академики, приняв это
за открытие, принялись еще больше хвалить Капицу, и в это
захваливание включились даже такие маститые ученые, как Штерн Л., Образцов,
Лысенко и другие, тоже далеко стоящие от вопросов производства
кислорода. Между тем за границей читают наши журналы (особенно
противники) и видят, как низко ставит Капица наших техников и ученых.
Не потому ли они поднимают вокруг его имени шум ?
Мне кажется, вопрос о деятельности Капицы должен быть
рассмотрен общественностью и парторганизацией Академии.
Ведь недобросовестность в науке мало того что может принести
колоссальный ущерб народному хозяйству, но и создать последователей,
которые под флагом науки преследуют личные цели и наносят ущерб как
науке, так и государству.

4. Опала — фаза первая: путь к отставке из Главкислорода 203
Что факты, изложенные выше, имеют место в науке, вряд ли нужно
доказывать, поэтому целесообразно своевременно их предупредить.
Доктор технических наук,
профессор И. Усюкин
23/VII46 г. Партийный билет № 6158022.
Примечания, данные в сборнике документов:
Проштампованная помета в правом верхнем углу документа:
Поступило 25 июля 1946 в О. С ЦК ВКП (б).
Письмо на имя Л. П. Берия было направлено из Особого сектора ЦК
ВКП (б) за подписью А. Н. Поскребышева за №966 от 27 июля 1946 г.
(АП РФ. Ф. 93, д. 33/46, л. 122).
Подчеркнуто, вероятно, Л. П. Берией.
Как видим, в жалобе Усюкина преобладают общие фразы.
Единственный конкретный факт не в пользу Капицы — то, что как заведующий
кафедрой МИХМа он «в течение 4 лет не прочитал ни одной лекции».
Действительно, у ветеранов МИХМа существует легенда, что лично
Капица сюда приезжал только за зарплатой. Начальник сталинского
секретариата Поскребышев, решив, по-видимому, что письмо Усюкина — это
не уровень Сталина, направил его Берии как члену Политбюро,
курирующему новую технику.
Двое других инженеров, оппонентов Капицы и членов
правительственной комиссии, упомянутые в жалобах как Капицы, так и Усюкина, —
это Н. И. Гельперин и С. Я. Герш. Облик этих двух профессоров резко
отличался от облика Усюкина. Они не были политизированы, не были членами
партии, «общественной работой» не занимались, писем-жалоб на своих
оппонентов в правительство не писали. С особенным теплом и
уважением мои собеседники, ветераны МИХМа, отзывались о Н. И. Гельперине,
тогда как «бауманца» С. Я. Герша они знают в основном по книгам. С
людьми, лично знавшими С. Я. Герша, я не встречался.
СПРАВКА:
Нисон Ильич Гельперин (1903-1988) — один из крупнейших ученых среди
химиков-технологов страны. Он окончил МХТИ (1925). В 1930-х — главный инженер
Химстроя (главк), помощник и консультант наркома тяжелого машиностроения
Г. К. Орджоникидзе, инициатор создания НИИХИМмаша, его первый директор
(с 1931), технический директор Союзазота, главный инженер Главазота.
Участвовал в создании и внедрении сушильных, размольных, выпарных, дистилляци-
онных и других установок на крупнейших химических предприятиях страны: Дор-
химзаводе, Воскресенском, Бобрикском, Горловском, Березниковском, Констан-
тиновском, Пермском, Чернореченском, Актюбинском, Щигровском химзаводах.
В 1932-1938 участвовал в создании первых в СССР промышленных установок
для получения кислорода и аргона, производства аммиака и метанола в Боб-
риках. В 1930-х — завкафедрой и декан факультета в МИХМе. Завкафедрой
процессов и аппаратов химической технологии Московского института тонкой

204
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
химической технологии (1942-1987) — ныне кафедра носит его имя. Он —
организатор и руководитель научных и опытно-конструкторских работ,
проводившихся в целом ряде вузов и НИИ по исследованию процессов теплообмена
при кипении, выпаривании, дистилляции и ректификации, жидкостной
экстракции, адсорбции, сушки, кристаллизации, сублимации, процессов в жидкостных
пленках и псевдоожиженном слое. Имеет 120 авторских свидетельств, включая
патенты, реализованные за рубежом, 25 монографий и учебников, подготовил
12 докторов и 130 кандидатов наук. Лауреат Сталинских премий за разработку
и внедрение промышленных технологий метанола (1942) и антибиотиков (1950),
награжден двумя орденами Ленина (1942, 1973), орденом Трудового Красного
Знамени (1934, в эти годы такая награда давалась за исключительные заслуги).
СПРАВКА:
Семен Яковлевич Герш (1888-1957) — основатель научно-педагогической
школы в области криогеники, доктор технических наук, профессор. До революции
окончил с отличием Императорское Московское техническое училище (ИМТУ),
затем проходил практику в Германии и Англии. В 1915 назначен главным
механиком Краснодарского нефтеперегонного завода, помощником управляющего,
затем управляющим Майкопских нефтепромыслов. Занимал ряд руководящих
должностей в нефтяной промышленности. Начиная с 1930 сконцентрировался
на проблемах глубокого охлаждения, ожижения и разделения газовых смесей.
В 1935-1937 С. Я. Герш — начальник отдела гелия и кислорода Гипрогаза.
С 1933 — профессор МВТУ им. Н. Э. Баумана на кафедре холодильных машин.
Здесь им организована специализация по глубокому охлаждению, по которой
в 1934 состоялся первый выпуск инженеров. Тем самым было положено
начало развитию первой в СССР вузовской научно-педагогической школы в области
криогеники. Книги С. Я. Герша «Глубокое охлаждение» (1937) и «Обогащенный
воздух» (1939) стали настольными пособиями нескольких поколений специалистов-
криогенщиков. С 1947 С. Я. Герш — заместитель председателя
научно-технического совета Главкислорода и редактор журнала «Кислород». В 1946 в МВТУ им
создается научно-исследовательская лаборатория глубокого охлаждения с
экспериментальной установкой для очистки воздуха от углекислоты методом
вымораживания в сверхбольших изолированных объемах. За работы в области
криогеники награжден Сталинскими премиями (1947,1951). Им создан и испытан
быстроходный поршневой прямоточный детандер высокого давления до 200 атм.
В конце 1950-х гг. под руководством С. Я. Герша впервые в мировой
практике была разработана криогенная установка для обратной
конденсации кислорода (Т ~ 90 К), реализующая обратный воздушный цикл
Брайтона с турбодетандером на газовых опорах. Затем создан макет
корабельной и авиационной воздухоразделительной установки с
центробежным ректификатором. Спроектирована крупнотоннажная установка для
производства 5 тонн жидкого кислорода в час, работающая по циклу
с давлением 12-14 атм с турбодетандерами и турбокомпрессорами.

4. Опала — фаза первая: путь к отставке из Главкислорода 205
Как видим, Герш сам проектировал и использовал турбодетандеры.
Это вовсе не значит, что Герш «одумался» и позже использовал чужое
изобретение, которое «топил» в 1946 г. Как уже говорилось, турбодетандер
не был изобретен Капицей, он им был усовершенствован для применения
в криотехнике. В частности, Капицей был изобретен способ радиальной
подачи газа, применена новая конструкция лопаток и некоторых других
узлов. В целом же проблема заключалась в технико-экономическом
обосновании нового турбодетандера, который нуждался в серьезной доводке
перед пуском его в серию.
Эти сведения приведены для того, чтобы читатель мог видеть, что
необходимо серьезное рассмотрение научно-технической и экономической
позиции также и антикапицынской стороны, а это в литературе о
Капице пока не делалось. Надеемся, что теперь три указанных инженера уже
не предстают перед читателем «не только не сделавшими ничего
значительного, а наоборот, беспринципными и вредными людьми <...> научный багаж
<которых> очень ограничен».
Вернемся к «кислородному делу». 29 мая 1946 г. экспертная
комиссия приняла решение, отрицательное для Капицы, но при двух голосах
против. Особое мнение зафиксировали член комиссии Сабурова
академик И. П. Бардин (металлург) и член экспертной комиссии <так в книге
[Петр..., 1994, С.472]> инженер Д. Л. Глизманенко. И. П. Бардин
констатирует, «что часть специалистов холодильного дела находит ошибочным
цикл, принятый академиком Капицей, и считает невозможным
получение жидкого и газообразного кислорода низким давлением, принятым
в цикле, с достаточно приемлемыми экономическими показателями. Они
утверждают, что в цикле академика Капицы будет недостаток холода,
который неизбежно должен быть покрыт за счет дополнительного сжатия
части воздуха высоким давлением. Мне кажется такое категорическое
заявление необоснованным» [Петр..., 1994, С. 471]. (Кстати, если Берия
давил на Комиссию, то удивительна смелость обоих специалистов,
особенно инженера Глизманенко, которые решились записать свои особые
мнения, вопреки давлению Берии.)
17 августа 1946 г. постановлением Совета Министров СССР,
подписанным Сталиным, Капица был снят не только с поста начальника
Главкислорода, но и директора ИФП. В постановлении было сказано, что:
<...> академик Капица не выполнил решений Правительства о
создании новых, более совершенных кислородных установок по производству
газообразного кислорода для технологических целей промышленности.
Разработанные академиком Капица в Институте физических проблем
кислородная установка ТК-2000 для производства жидкого кислорода,
работающая на кислородном заводе в Балашихе, и опытная установка
для газообразного кислорода производительностью 80 куб м/ч,
установленная в лаборатории Института физических проблем Академии наук
СССР, являются несовершенными и по своим технико-экономическим
показателям и конструктивно уступают известным уже заграничным уста-

206
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
новкам, широко применяемым для производства кислорода. Так,
например, для производства 1 кг жидкого кислорода установка акад. Капицы
ТК-2000 потребляет 2,2-2,4 кВт-ч, тогда как установка Гейланда
потребляет 1,1-1,2 кВт-ч, а старые установки Глававтогена С-250
потребляют 1,45-1,5 кВт'Ч. Себестоимость получаемого кислорода с установки
ТК-2000 в 1,5-2 раза выше себестоимости кислорода старых установок
Глававтогена.
Опытная установка ТКГ-10010^ акад. Капицы не может работать
непрерывно и требует после каждых 3-4 дней работы остановки на
технологический отогрев, тогда как существующие за границей установки
могут работать без остановки 150-200 дней. <...>
С установок акад. Капицы ТК-2000 и ТКГ-100 нельзя получать
одновременно кислород и редкие газы (аргон, криптон, ксенон), применяемые
в электротехнике и специальных отраслях промышленности, тогда как
на существующих кислородных установках одновременно с получением
кислорода извлекаются и редкие газы.
Этим постановлением начальником Главкислорода был назначен
Суков М. К., его заместителем по Техническому совету Главкислорода —
С. Я. Герш, директором ИФП — член-корреспондент АН СССР
Александров А. П. Не менее важно, что постановление содержало пп. 10 и 12,
обозначенные словами «Особая папка». После рассекречивания они
опубликованы:
10. Ввиду того, что Институт физических проблем не имеет в своей тематике
и не ведет теоретических и экспериментальных работ в области ядерной
физики и смежных с ней вопросов, а также, учитывая большую
потребность в научно-технической базе и кадрах физиков-экспериментаторов
и теоретиков для осуществления научных изысканий в указанном
направлении, переключить Институт физических проблем на выполнение работ
в области использования атомной энергии.
1 2. Поручить тт. Ванникову, Вавилову, Курчатову, Первухину и Александрову
в месячный срок представить на утверждение Совета Министров СССР
план работы Института физических проблем, предварительно обсудив его
на Научно-техническом совете Первого главного управления при Совете
Министров СССР
(опубликовано полностью: [АП, 2000. Т. 2. Кн. 3. С. 486], частично:
[Петр..., 1994, С. 473-475]).
Эти два секретных пункта прямо указывают, что главной причиной
снятия Капицы была необходимость направления основных работ
института по новому руслу — ядерной физике, от работ в которой Капица
отказался, за полгода до этого выйдя из Спецкомитета.
* ТК-2000 — турбодетандер Капицы производительностью 2000 куб. м/ч, ТКГ-100 —
турбодетандер Капицы гелиевый.

4. Опала — фаза первая: путь к отставке из Главкислорода 207
Интересное, хотя и не бесспорное пояснение, внес
член-корреспондент РАН В. П. Силин, который рассказал следующее UK Сделав свое
изобретение, Капица стал слишком грубо, не считаясь с огромными затратами,
продавливать его в промышленность, полагая, что турбодетандер уже
доведен до нужных кондиций. Это и вызвало «бунт» инженеров-криогенщи-
ков, а вовсе не сама идея турбодетандера. Поскольку Капица обращался
непосредственно к Сталину, эти инженеры, по словам Силина, в конце
концов обратились за защитой к Курчатову. Тот их поддержал, потому
что считал несвоевременными для страны столь большие затраты,
которые требовались на производство и внедрение турбодетандеров. Курчатов
обратился к Берии как куратору по новой технике. Опираясь на научно-
технический авторитет Курчатова, Берия пошел к Сталину. Все это
переполнило чашу терпения Сталина по отношению к Капице, и он решил его
уволить, опираясь на заключение авторитетных инженеров-криогенщи-
ков. (Таким образом, мы с В. П. Силиным, независимо друг от друга, дали
близкую трактовку конфликта, но Силин сообщил еще и о Курчатове.)
Освобожденный от руководства Главкислородом, Капица поселился
на даче в Подмосковье, на Николиной горе. Его особняк при ИФП
(который не был собственностью, а имел статус служебного жилья) занял
новый директор А. П.Александров. Квартиру в Москве Капица,
по-видимому, из гордости не стал просить. У себя на даче он начал создавать
новый «ИФП» — Избу физических проблем. Проводил в ней научные
эксперименты. С аппаратурой и материалами ему помог С. И. Вавилов,
президент АН СССР, которого Капица недолюбливал.
Причиной одновременного увольнения Капицы с поста директора
ИФП вряд ли была месть ему со стороны Берии. Неизмеримо весомее
была чрезвычайная необходимость подключения одного из лучших
физических институтов страны к работам по созданию атомной бомбы вопреки
отказу от этой работы самого Капицы. Для этого был особенно
необходим лучший физик-теоретик страны Л.Д.Ландау. В Главе 1 Книги
«Физика войны и мира» уже подробно писалось о настойчивых обращениях
И. В. Курчатова в правительство (к Берии) за тем, чтобы привлечь Ландау
к атомной проблеме. Действительно, тогда в стране не было более
срочной задачи. Вспомним, что после первого испытания бомбы в 1949 г. при
вручении наград Сталин сказал: «Если бы мы опоздали на один-полтора
года с атомной бомбой, то, наверное, попробовали бы ее на себе» (цит.
по Ф. Щелкину [2004, С. 28]). Раз Капица самоустранился от атомной
проблемы, то, естественно, он уже не мог оставаться директором института,
который Курчатов считал необходимым включить в секретный проект.
Как показала практика, это решение было правильным и своевременным.
Академик И. М. Халатников недавно сказал: «Я могу категорически утвер-
' В сентябре 2007 г. А. А. Рухадзе сказал мне, что В. П. Силин когда-то рассказывал ему о
конфликте Капицы по проблеме кислорода. По моей просьбе А. А. Рухадзе вновь обратился
к В. П. Силину, попросив сообщить, что он об этом знает. Здесь схематично изложена версия
«по Силину».

208
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
ждать: сделанное Ландау было в Советском Союзе не под силу больше
никому» [Халатников, 1993].
Для личностной характеристики крупнейших советских физиков той
эпохи интересно привести письмо нового директора ИФП А.
П.Александрова в адрес Л. П. Берии, направленное на третий день после увольнения
Капицы [АП, 2000. Т. 2. Кн. 3. С. 487].
Глубокоуважаемый Лаврентий Павлович/
В Институте физических проблем имеется единственная в СССР
и лучшая в мире лаборатория по исследованию свойств вещества при
температурах, близких к абсолютному нулю.
В этой лаборатории был выполнен ряд крупных научных
исследований, в числе которых — работа по сверхтекучести жидкого гелия.
Для работы в новом направлении эта лаборатория может быть
использована только в очень малой мере.
По моему мнению, следует предоставить акад. Капице возможность
продолжать научную работу в этой лаборатории. Я уверен, что при
обещанной Вами поддержке мне удастся организовать коллектив
института таким образом, что присутствие акад. Капицы не будет вызывать
каких-либо затруднений. Кроме того, его работа может быть в
достаточной мере изолирована от работы других лабораторий.
Такое решение этого вопроса мне представляется наиболее
целесообразным с деловой точки зрения, с точки зрения сохранения роли
института в этой области мировой науки и, по-видимому, может быть
полезно еще и тем, что не даст возможности возникнуть в иностранной
прессе разным кривотолкам по поводу отстранения Капицы.
Ваш А. Александров
\9/УШ-46г.
На документе имеется помета: «Доложено (подчеркнуто) 9.IX-10.IX.
В. Махнёв 11.IX.». Имеется также примечание о том, что фраза, начиная
со слов: «Для работы в новом...» «выделена неустановленным лицом
двойным очерком на полях». Это лицо — несомненно, Берия, которому было
«доложено» письмо. Почти в каждом из доложенных ему (и недавно
опубликованных) документов имеются очерки и подчеркивания, сделанные
рукой Берии. Указанный очерк показывает, что Берия интересовался
прежде всего пользой от работы Капицы для атомной проблемы. Поскольку
Александров прямо пишет, что таковой может быть «только в очень
малой мере», то Берия решает не оставлять Капицу в ИФП: мол, толку будет
мало, а мороки много. Письменного ответа Александров на это письмо
не получил.
Прошли десятилетия, и турбодетандеры с циклом Капицы заняли в
криогенике достойное место. Но не надо думать, что остальные типы
охладителей и ожижителей газов оказались ими вытеснены. Заглянем
в «Справочник по физико-техническим основам криогеники» под
редакцией проф. М. П. Малкова, ученика Капицы и заместителя директора

5. Опала Капицы и физтех: фаза вторая
209
ИФП [1973. Гл. 12. Ожижение газов. С. 294-309]. Неспециалист, конечно,
не может и не должен разбираться во всем, поэтому приведу лишь
несколько сведений об ожижителях гелия согласно таблице 12-5 Справочника.
На 1973 г. применялись: циклы с дросселированием,
производительностью от 7 до 40 л/ч (СССР, Франция, Голландия), циклы с поршневыми
детандерами, производительностью от 8 до 45 л/ч (СССР, Чехословакия,
ФРГ, Япония), циклы с турбодетандерами — одиночным,
производительностью порядка 30 л/ч, двумя, включенными последовательно,
производительностью 800 л/ч (СССР, Франция, Швейцария).
5. Опала Капицы и физтех: фаза вторая
Жена Петра Леонидовича А. А. Капица утверждала, что сразу после
выхода из Спецкомитета Капицу стал преследовать Берия, решивший ему
отомстить за нелестные слова о нем в письме Сталину. Фактор личной
антипатии ставится на первое место в объяснении опалы Капицы. Опала,
конечно, была. Только ее сроки, причины и формы были, как нам
представляется, не совсем такими, как в традиционной версии историографов
и родственников Капицы. Прочтем, что писала А. А. Капица:
Мы были очень осторожны, и, по-видимому, наша осторожность была
не напрасной, ведь Берия мог разделаться с Капицей самыми
разнообразными способами. Мы замечали некоторые странности, которые с нами
происходили: то вдруг у Петра Леонидовича начались неполадки с
печенью, чего у него никогда не было, то неожиданно и абсолютно непонятно
откуда появились вши. Петр Леонидович вполне допускал, что его захотят
«извести», ведь у нас в доме была «казенная обслуга», явно
приставленная к нему [Двадцатый век..., 2005. С. 347].
Не имея иллюзий насчет «гуманности» Берии, все же выскажу свои
соображения о событиях, описанных Анной Алексеевной. Их
обстоятельства могли быть более прозаичными. Известно, что в первые месяцы
после увольнения из ИФП П.Л.Капица испытывал сильнейший стресс
и длительную депрессию, которые, естественно, вызвали резкое снижение
иммунитета. Это и способствовало общему заболеванию. Обслуга на даче,
временные рабочие или какая-нибудь молочница, а не бериевские
посланцы, вполне могли явиться источниками вшей.
Заметим, что в это время министром госбезопасности был уже не
Л. П. Берия, а В.С.Абакумов. Он не был человеком Берии, и их
взаимоотношения вовсе не были гладкими (в 1951 г. Абакумов был
смешен и арестован). Берия же занимался в основном Атомным проектом,
в том числе, конечно, и вопросами безопасности в рамках этого
проекта [АП, 1995-2006]. В письме Капицы Берия назван ленивым, однако
работоспособность и техническая компетентность Берии подчеркивается
в воспоминаниях работавших с ним специалистов. Опубликованы тысячи
рассекреченных документов с подчеркиваниями, пометами, поправками,
14 Заказ 1210

210
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
резолюциями Берии. Например, Ю. Б. Харитон писал: «Проводившиеся
им <Берией> совещания были деловыми, всегда результативными и
никогда не затягивались» [Юлий..., 2005. С. 115].
Что касается возможного ареста или убийства Капицы, то в принципе
тогда в советском государстве это было возможно. Однако для
организации такой спецоперации вне Атомного проекта, например, ликвидации
крупного ученого, Берии пришлось бы ставить вопрос лично перед
Сталиным. Начиная с 1990-х гг. почти все тайное становится явным, при этом
пока не всплыло сведений ни об одном случае расстрела или
ликвидации ученых, инженеров или военных внутри «атомной империи Берии».
Хотя ошибки, просчеты и даже халатность людей, ведшие к серьезным
последствиям, встречались не раз на пути к атомной бомбе. Виновных,
конечно, наказывали, отстраняли, но не казнили и даже, кажется, не
арестовали ни одного (это констатируется, например, со слов К. И. Щелкина
в книге [Щелкин, 2004. С. 61]). Это объясняется, естественно, огромной
личной заинтересованностью Берии в успехе Атомного проекта, страхом
при его провале, но факт остается фактом: Берия дорожил своими
кадрами. Но Капица перестал быть своим для Берия. Хотел ли Берия с ним
расправиться, по каким мотивам и что он мог реально предпринять? Вот
сообщение А. А. Капицы:
Много лет спустя наш хороший знакомый генерал армии Андрей
Васильевич Хрулев рассказал нам историю, очевидцем которой он был.
<...> По каким-то делам Хрулев находился у Сталина. Вдруг в кабинет
входит Берия и начинает убеждать Сталина, что Капицу надо
арестовать. На это Сталин, помолчав, сказал (эта фраза хорошо запечатлелась
у меня в памяти) «Я его тебе сниму, но ты его не трогай». Продолжения
разговора Хрулев не знал, ему стало неловко и он вышел из кабинета
[Двадцатый век..., 2005. С. 345].
Описанная обстановка, пожалуй, странновата. Она больше
напоминает нечто, происходящее в кабинете директора института: заходит
приближенный, начинает свой разговор с директором, не дав закончить
предыдущий вопрос лицу, вызванному ранее. Тот, другой смущается и решает
уйти, возможно, даже не спросив разрешения у хозяина кабинета и не
закончив свой вопрос. Вряд ли у Сталина могло быть такое. Тем более,
когда речь заходит об аресте виднейшего представителя советской элиты,
т.е. о деле чрезвычайно секретном и щепетильном. Ни Сталин, ни
Берия не стали бы, как нам кажется, вести такой разговор при свидетеле,
не имеющем отношения к делу. Восстановить, что там было на самом деле,
уже невозможно. Но в любом случае вряд ли эпизод с Хрулевым является
ключевым. И так ясно, что Берия хотел арестовать Капицу. Но мотивы
его вряд ли были чисто «бытовыми», из личной неприязни или мести, они
были гораздо более весомыми. Полагаю, что они были связаны с работой
Капицы по секретной тематике в избе на Николиной горе и письмами
Сталину, Молотову и Маленкову по этим вопросам.

5. Опала Капицы и физтех: фаза вторая
211
По работе в Спецкомитете Капица знал, что американцы применили
метод газовой диффузии для разделения изотопов урана, вопреки
представлениям советских ученых о большей перспективности метода
центрифугирования ]2К Капица ожидал, что ему удастся найти еще более
эффективный способ разделения изотопов, тогда как действовало распоряжение
Сталина, Берии и Курчатова — делать в точности, как у американцев.
0 своем новаторском подходе, о трех принципиально новых идеях
разделения изотопов Капица сам напишет Сталину позже, 13 месяцев спустя
после своего выхода из Спецкомитета. Это письмо датировано 18 декабря
1946 г., т.е. оно написано спустя четыре месяца после увольнения Капицы
с поста директора ИФП и начальника Главкислорода. Странность в том,
что письмо содержит сведения, подпадающие под гриф «Сов. секретно.
Особая папка». Естественно, что такого грифа на письме нет, так как оно
писалось на даче (это указал сам автор). В письме говорится: «Я сразу же
взялся за работу». Далее публикаторами письма поставлен пропуск <...>,
и мы не знаем точно, может быть, Капица все-таки умудрился провести
какие-то опыты в кустарных условиях «Избы физических проблем», или же
он пишет о результатах, полученных еще раньше в своем Институте.
Далее. Каким путем Капица решил передать это письмо Сталину
со своей дачи? Ведь оно содержало сведения особой секретности,
если и не по физическим результатам, то по самой затронутой теме, даже
по используемым терминам. А у Капицы уже не было режимных условий
ни для проведения расчетов, ни для написания писем по столь секретной
тематике. Не было и установленных инструкциями официальных каналов
для отправки подобных писем в Кремль. Не будем здесь обсуждать
целесообразности столь жесткого режима, этот вопрос уже освещался в Главе
1 книги «Физика войны и мира», будем исходить из того, что было на
самом деле. Капица пишет Сталину: «Я считал, что никто не должен знать
о ходе моей работы». Тем самым он как бы дает слово джентльмена о
конфиденциальности. Этого достаточно в светском общении, но
профессиональная охрана важнейших гостайн не может опираться на честное слово.
Ведь джентльмен может стать объектом профессионального шантажа или
похищения. Сам факт такого письма уже представляет собой грубое
нарушение высшей государственной формы секретности. Вполне очевидно,
что для Берии это было неприемлемо, так как любая утечка информации
о работах по атомной проблеме могла оказаться смертельно опасной для
государства: она могла спровоцировать превентивное атомное нападение
на нас, если бы атомный монополист узнал, насколько близко мы
подошли к порогу обладания собственной бомбой. Любопытно, почему никто
из историографов Капицы не обратил внимания на затрагиваемую нами
' На перспективу наши оказались правы, но в 1940-х гг. еще не удалось создать
устойчиво работающих высокоскоростных центрифуг с достаточным коэффициентом разделения
изотопов. Это было достигнуто только к 1990-м гг. Тогда технология центрифугирования
окончательно вытеснила технологию диффузионной фильтрации, при которой потребляется
электроэнергии раз в 10 больше (Жданов, 2004. С. 65].
14*

212
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
сторону дела, в которой, возможно, и лежали истинные мотивы
намерения Берии арестовать Капицу?
Что же касается существа опытов Капицы, то он сообщает Сталину,
«что нашел тот более дешевый и эффективный путь, который искал для
разделения изотопов урана в одну ступень» [АП, 1999. Т. 2. Кн. 1. С. 625].
Сейчас мы знаем, что насчет урана у Капицы не получилось, в дальнейшем
его способ не применялся. Зато он разработал эффективный метод
низкотемпературного получения дейтерия. Как сообщает П.А.Александров,
«работа по дейтерию завершилась постройкой завода, участники работы
были представлены к Сталинской премии. А. П.Александров отказался
быть в числе соавторов, сказав, что основная идея принадлежит
П.Л.Капице, а его роль — чисто административная. После этого отношения
между А.П.Александровым и П.Л.Капицей, невольно испортившиеся
при назначении А. П. Александрова директором ИФП, полностью
восстановились...» [Наука..., 1999. Т. 2. С. 290].
У Берии были факты утечек (вернее, потока) сведений в
противоположном направлении, из-за океана к нам — от Клауса Фукса, и других,
передавших русским разведчикам около 12 тысяч листов документации
по американскому атомному проекту. Там имело место сознательное,
инициативное предательство западных ученых по отношению к своим
странам. Чего у нас не было. Но, конечно, этого страшно боялись. Доверял ли
Берия Капице? Скорее всего, в отличие от Сталина, не доверял и боялся
утечек информации — как инициативных, так и вследствие несоблюдения
Капицей государственного режима секретности. Разумеется, за Капицей
велась слежка. Но на применение физических мер без санкции
Сталина Берия никогда бы не решился. О том, как проводились подобные
акции в СССР вообще и по распоряжению Берии в частности,
документально сообщается в книге [Сухомлинов, 2004], где помещены фотокопии
с распоряжениями об акциях, с резолюциями, ссылками на «инстанцию».
И обратно: если бы Сталин приказал «закрыть» Капицу, то это было бы
исполнено мгновенно и без всяких «вшей».
Кстати, о вшах. Приходит на ум афоризм Ландау: «Нет такой
глупости, в которую не поверил бы интеллигентный человек». Между тем,
в НКВД-НКГБ-МГБ действовала спецлаборатория под началом доктора
медицинских наук полковника Григория Майрановского. В разное время
ее называли по-разному: «Лаборатория X», «Лаборатория № 12»,
«Камера». Она разрабатывала яды, которые маскировали свое гибельное
действие под естественные причины смерти человека. «После долгих опытов
удалось создать яд, идеально подходящий для работы чекистских
терминаторов. После его приема человек как бы становился меньше ростом,
слабел, становился все тише и через 15 минут умирал. Этому
препарату присвоили обозначение К-2. <...> Устроили независимую экспертизу:
труп одного из отравленных был привезен в морг института им. Скли-
фосовского, и там патологоанатомы произвели вскрытие. Диагноз ничего
не подозревавших врачей был однозначный: человек умер от острой
сердечной недостаточности» [Добровольский, 2006; Сухомлинов, 2004].

5. Опала Капицы и физтех: фаза вторая
213
Однако указание Сталина было: Капицу не трогать! Почему так? Ведь
П.Л.Капица был ученым с большим зарубежным прошлым и
мировыми связями. Сталин, конечно, учитывал, что Капица не остался в СССР
добровольно в 1934 г., а его пришлось задержать насильно. Сталину
приписывают крылатое выражение: «Нет человека — нет проблемы». Поэтому,
с примитивной точки зрения на Сталина, невозможно объяснить, почему
он не только сохранил Капице жизнь, но и оставлял почти год на посту
директора и начальника главка после непатриотичного, с его точки зрения,
отказа Капицы заниматься атомной проблемой — делом первостепенной
государственной важности. Почему, уволив со всех должностей, Сталин
сохранил Капице свободу? Очевидно, что Сталин, обладавший звериным
чутьем, абсолютно доверял честности и патриотичности Капицы. И
даже не испугался возможных утечек в связи с внережимными работами
Капицы в своей избе и письмами об этом в правительство. Возможно,
у Сталина сработал и эффект собственника драгоценной веши. Ведь он
помнил, как непросто было заполучить Капицу и какую цену за это
пришлось заплатить.
* * *
Любопытно отметить элементы аналогии между Капицей и Бором
относительно их участия в атомных проектах на противоположных сторонах
планеты. У наших западных «друзей» тоже имел место конфликт властей
с великим физиком по поводу его осведомленности в государственных
секретах. Как известно, после бегства из оккупированной Дании в
Швецию Нильс Бор был вывезен в Англию, а позже в США, и там участвовал
в Манхэттенском проекте под псевдонимом «мистер Бэйкер». Бор
симпатизировал Советскому Союзу, воюющему с Германией. Будучи
задействован в американо-английском атомном проекте, Бор считал необходимым,
чтобы США и Англия проинформировали о его проведении своего
советского союзника. Но, как сообщается в статье Ю. В. Гапонова и др., «Бор
никогда не предлагал информировать весь мир об атомной бомбе, но имел
в виду только СССР как союзника по антигитлеровской коалиции и при
этом предлагал официально сообщить Советскому Союзу только о факте
существования Манхэттенского проекта, но ни в коем случае не входить
в технические детали» [Наука..., 1997. Т. 1. С. 486]. Эта благоприятная
позиция Бора по отношению к СССР была у нас известна. С Бором решили
установить контакт. 14 октября 1943 г. Капица пишет в письме Молотову:
Сегодня я узнал, что датский физик Niels Bohr бежал в Швецию.
Бор — крупнейший ученый <...>. Бор хорошо относится к Советскому
Союзу, был у нас раза три, читал лекции и пр. Я его близко знаю <...>.
Я думаю, что было бы очень хорошо и правильно, если бы мы ему и его
семье предложили гостеприимство на время войны у нас в Союзе. Если
даже он не сможет воспользоваться нашим предложением, то все же
это следует сделать. Если Вы считаете все это правильным, то либо
Акад. наук, <...> либо просто менее официально я могу ему написать
приглашение [Наука..., 1997. Т. 1. С.438].

214
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
Интересно, задумался ли Капица над тем, что после приезда Бора
в СССР его могут потом и не выпустить назад? Так же, как не
выпустили самого Капицу в 1934 г. В очерке о А. И. Лейпунском уже писалось
со слов референта Капицы (Рубинина), что Капица «не пускал» Лейпун-
ского в Академию наук СССР, считая его виновным в заманивании его,
Капицы, в СССР в 1934 г. Один из учеников Ландау (ЛФ) при обсуждении
со мной последней темы сказал: «Передав Капице в Кембридже
приглашение советского правительства вернуться и занять пост директора УФТИ,
Лейпунский мог ему добавить лично от себя: „Не возвращайтесь! Это
опасно"». Во время нашей беседы с ЛФ я еще не знал, что, оказывается,
в 1943 г. в отношении Бора Капица сам вызвался сыграть подобную роль.
Капица начал переписку с Бором в 1944 г., поздравив его с удачным
бегством в Швецию, но вопросов по атомным делам не задавал. Бор
ответил. «Когда о переписке Бора с Капицей узнал Черчилль, он пришел
в ярость. „...Русский профессор <Капица> побуждал его <Бора> приехать
в Россию для обсуждения предмета <eonpocoe по атомной бомбе>, — пишет
он своему научному советнику лорду Черуэллу 20 сентября 1944 г. — Что
все это значит? Мне кажется. Бора следовало бы заключить в тюрьму или,
в любом случае, предупредить, что он находится на грани преступления,
караемого смертной казнью"» [Наука..., 1997. Т. 1. С.440].
Осенью 1945 г. Берия решает направить к Бору своего
доверенного эксперта, физика-теоретика профессора Я. П. Терлецкого. Чтобы Бор
его принял, попросили Капицу написать об этом Бору. Капица
согласился. В НКВД для Терлецкого составили вопросник по атомной проблеме.
В подготовке вопросника приняли участие Капица и Ландау, которого
Капица пригласил на беседу с Терлецким, состоявшуюся в ИФП перед
отъездом последнего в Копенгаген. Приглашение Ландау к разговору не было
санкционировано органами и вызвало их неудовольствие, однако и эта
инициатива Капицы прошла для него без последствий. Об этом недавно
рассказал сам миссионер [Терлецкий и др., 1994], а подробная история
с анализом встречи Терлецкого с Бором изложена в статье Ю. В. Гапонова
и др. [Наука..., 1997. Т. 1. С. 478-540].
Академик И. М. Халатников пишет, что, приглашая Ландау к беседе,
Капица хотел в его лице заполучить свидетеля. «Петр Леонидович явно
создавал себе своего рода алиби, да и вообще выполнял задание с
отвращением. Известно, что П. Судоплатов был взбешен, когда узнал о
присутствии Ландау на встрече Терлецкого с Капицей». Халатников также
сообщает, что в последние годы П. Л. Капица рассказывал, что «его
письмо Сталину, в котором он объявил о своем уходе из Спецкомитета, было
спровоцировано этим рекомендательным письмом Терлецкому. Капица
понял, что Берия решил его использовать для своих грязных поручений.
Видно, этот груз сотрудничества с Терлецким мучил Петра Леонидовича
всю жизнь» [Халатников, 2007. С. 35, 36].
По логике речи под «грязными поручениями» здесь подразумеваются
действия, направленные на получение развединформации для создания

5. Опала Капицы и физтех: фаза вторая
215
советской атомной бомбы. Как известно, Халатников сам успешно
работал над бомбой, поэтому в узком смысле употребленный им эпитет
представляется в этом контексте странным. Имеет место и неполное
хронологическое соответствие событий. Первое письмо Сталину с просьбой
об отставке из Спецкомитета Капица пишет 3 октября 1945 г., а телеграмму
Бору направляет по поручению Берии 20 октября 1945 г. Эту
телеграмму Капицы можно рассматривать, по словам историков, как первый ход
в операции «Визит к Бору профессора Терлецкого» [Наука..., 1997. Т. 1.
С. 490]. 22 октября Капица передает Терлецкому личное письмо для Бора.
Встреча Терлецкого с Бором произошла 14 ноября 1945 г. А «26 ноября, —
пишет Терлецкий, — я был послан к Капице с письмом от Бора и кипой
присланных ему оттисков» [Там же. С. 508]. В отличие от первого, второе
письмо Капицы Сталину с просьбой об отставке, написанное 25 ноября
1945 г., вполне могло быть подстегнуто визитом Терлецкого к Бору и
нежеланием принимать в дальнейшем участие в подобных операциях. Однако
его первичное решение о выходе из Спецкомитета было принято раньше.
Между историками Атомного проекта СССР идет дискуссия о том,
была ли получена полезная информация от Бора. Мнения неоднозначны.
Преобладает точка зрения, что ничего нового, реально ценного Бор не знал
и сообщить не мог. Но, по-видимому, это не совсем верно. Бор подарил
Терлецкому «Отчет Смита» (Smyth H. D. Atomic Energy for Military Purposes.
US GRO, 1945). Этот отчет американцы решили опубликовать сразу после
Хиросимы, полагая, что одной лишь публикуемой информации
недостаточно, чтобы облегчить России создание атомной бомбы (они считали, что
у нас для этого пока нет соответствующей промышленности и
технологий). Американцы опять ошиблись: отчет Смита стал основным и очень
ценным легальным литературным источником для наших специалистов
(он был переведен и издан в СССР в 1946 г.). Но было одно важное
ограничение. Отчет Смита был добыт нашей разведкой еще до открытой его
публикации и до того, как Бор подарил его Терлецкому. Отчет был
выкраден нашими агентами сразу, как только он появился в Америке. И возник
вопрос, стандартный для любой профессиональной разведки: не
содержится ли в отчете дезинформация о ядерных материалах, реакциях,
константах, устройствах и т.д. Поэтому в вопросник Терлецкого были
включены проверочные вопросы для Бора. Его ответы подтвердили правильность
проверяемых сведений из отчета Смита, и потому можно было считать,
что он не является дезинформационным «подарком» от американской
спецслужбы. И последнее. Бор назвал Ландау, Померанчука и Мигдала
как теоретиков, способных рассчитать все процессы в реакторах и заряде
бомбы. Этот последний совет Бора был неукоснительно исполнен. Хотя
задержка относительно Ландау составила примерно год, так как он начал
работать над ядерной бомбой лишь после увольнения Капицы из ИФП.
* * *
После отставки Капица переехал на постоянное местожительство
на дачу, находившуюся на Николиной горе, в ближнем Подмосковье. В ли-

216
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
тературе есть высказывания, что это «ссылка и даже домашний арест
Капицы» ,3\ Так ли это? Посмотрим, чем Капица занимается, «находясь в
ссылке», где он бывает. В конце 1945 г. П. Л. Капица выдвигает идею
организации Московского физико-технического института. Само это название,
ставшее впоследствии знаменитым на весь мир, впервые появилось в
письме Капицы на имя заместителя Председателя СНК СССР Г. М. Маленкова
от 23 октября 1945 г. В феврале 1946 г. Капица пишет уже Сталину о
необходимости организации в стране «высшей физико-технической школы»
[Капица..., 1998. С. 174]. Правительство в лице С. В. Кафтанова14) активно
поддерживает эту инициативу Капицы, и они с Кафтановым приступают
к ее воплощению. По указанию Сталина приказом ректора МГУ от 10
марта 1946 г. был создан новый физико-технический факультет (ФТФ) МГУ.
Организаторы ФТФ МГУ предполагали готовить специалистов не
только для Атомного проекта, но и для других отраслей оборонного
комплекса. Это видно из «Справки В. А. Махнёва на имя Л. П. Берия к проекту
постановления СМ СССР о контингентах и строительстве новых зданий
физико-технического факультета МГУ» от 25 июля 1949 г. Контингент
ФТФ предусмотрен в 1000 студентов. Прием на 1 курс распределяется так:
ядерная физика — 45 чел., физика изотопов — 15, радиолокация — 15,
спец. спектроскопия — 10, физика взрывов — 15, электрофизика — 15,
сверхзвуковая авиация — 30, реактивные двигатели — 25. Далее сказано:
«Специалисты по ядерной физике, физике изотопов, физике взрывов и
электрофизике нужны Первому главному управлению <...>. Как
заявляет т. Мешик, Первое главное управление в настоящее время испытывает
большую нужду в специалистах этого профиля» [АП, 2003. Т. 2. Кн. 4.
С. 687].
Надо сказать, что новая идея Капицы встретила некоторое
сопротивление со стороны И. В. Курчатова (мне об этом говорил И. О. Лейпунский
со ссылкой на А. И. и О. И. Лейпунских). Атомщики считали, что
нецелесообразно распылять силы. Основной кузницей кадров для Атомного
проекта они сделали ММ И, бывший во время войны Московским
механическим институтом боеприпасов. Для справки: по инициативе И. В.
Курчатова и А. И. Лейпунского 20 сентября 1945 г. Совнарком СССР принял
постановление «Об организации инженерно-физического факультета при
Московском механическом институте (ММИ) Первого главного
управления при СНК СССР» (см. например, [Горобец, 2008а. С. 129]). Речь шла
о создании нового факультета численностью до 700 студентов. Его деканом
стал украинский академик А. И. Лейпунский. В 1952 г. этот факультет был
преобразован в Московский инженерно-физический институт (МИФИ).
'Так выразился академик Е. Л. Фейнберг на с. 297 своей книги [1995]. Те же слова
повторяет И. М. Халатников [2007. С. 38], их обстоятельного анализа не проводится.
' Кафтанов Сергей Васильевич (1905-1978) — Уполномоченный по делам науки и высшей
школы ГКО СССР во время войны. Министр высшего образования СССР. В Спецкомитет
не вошел, но принимал участие в его работе по делам подготовки молодых специалистов
для Атомного проекта. В 1970-е гг. — ректор МХТИ им. Д. И. Менделеева.

6. «Прекратить посещения академика Капицы» 217
В нем работали выдающиеся советские ученые Я.Б.Зельдович, Л.А.Ар-
цимович, И.Е. Тамм, А.Н.Тихонов, М. А. Леонтович, И. Я. Померанчук,
И. К. Кикоин, А. Б. Мигдал. А. И. Алиханьян, И. И. Гуревич, Э. В. Шполь-
ский, И. В. Обреимов, М. С. Козодаев, С. Я. Никитин. Отбор кадров для
КБ-11 осуществлял лично Я. Б.Зельдович, позже к нему присоединился
И. Е.Тамм [Рухадзе, 2005. С. 28].
А в 1947 г. Кафтанов вместе с Капицей (невзирая на «опалу» и
«домашний арест» последнего) подыскивали здания и площадку для нового
факультета под Москвой, наконец, остановились на территории у
станции Долгопрудная. ФТФ был открыт в 1947 г. Образовательный процесс
на новом факультете строился по принципам и программам,
предложенным Капицей и его единомышленниками. До конца 1949 г. П. Л. Капица
читал лекции по общей физике физтеховцам на ФТФ МГУ. Параллельно
ему курс теоретической физики читали его друзья и коллеги по ИФП,
Л.Д.Ландау и Е. М.Лифшиц.
Сразу же началась жестокая конкуренция и борьба между старым
физфаком МГУ и новым ФТФ МГУ. О подробностях отбора студентов,
их трехлетней учебе на ФТФ и роспуске последнего рассказано в книге
А. А. Рухадзе, который в 1948-1951 гг. был студентом ФТФ [Рухадзе, 2005.
С. 10-25, 148]. В 1951 г. работа ФТФ МГУ была «успешно» парализована
университетскими физиками, которые одержали временную победу над
физиками из Академии наук. Приказом нового ректора ФТФ был
распущен. В этой тяжелой ситуации энтузиасты физтеха во главе с Капицей
обратились за помощью к генералу И.Ф. Петрову, начальнику Летно-ис-
пытательного института, которого лично знал и ценил Сталин. Петров
пошел к Сталину объяснять необходимость сохранить ФТФ для подготовки
инженеров-физиков, профилированных по аэродинамике и радиотехнике,
столь необходимых для развития авиации. Тогда Сталин принял
неожиданное решение, сказав: «Зачем же мы будем восстанавливать факультет,
который только что распустили? Давайте создадим новый институт со
следующими факультетами...» (и перечислил их). Сразу же в 1951 г. Совмин
СССР принял постановление об организации МФТИ у ст. Долгопрудная,
образованного на базе бывшего ФТФ МГУ. Так что «физтех был создан
Капицей и Сталиным...», как написано в книге академика Е.Л.Фейнберга
[1995. С. 148].
6. «Прекратить посещения академика Капицы»
В период с 1946 и, особенно, с середины 1949 г. многие друзья Капицы
опасались посещать его на даче на Николиной горе. И. М. Халатников
пишет: «Из моих друзей мне известны только Л. Д. Ландау и Е. М. Лифшиц,
которые регулярно ездили к нему на Николину Гору» [Халатников, 2007.
С. 38]. Вместе с тем в книге Халатникова есть фото, на котором Капица
сидит рядом с Ландау, а напротив них сидит, как указано в подписи,
данной автором, Артемий Алиханьян.

218
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
В период опалы всего один раз у П. Л. Капицы побывал Н. Н. Семёнов,
его ближайший друг юности. Семёнов был одним из крупнейших ученых,
привлеченных к Атомному проекту. Именно его Институт химической
физики внес наибольший удельный вклад в исследовательские работы по
этому проекту. Семёнов часто писал Берии и даже Сталину деловые письма
по этой проблеме; сейчас они опубликованы в книгах «Атомный проект
СССР». Кстати, любопытно, что Н. Н. Семёнов был едва ли не
единственным из ученых и руководителей Атомного проекта, который всегда
обращался к Сталину и Берии по имени и отчеству: «Глубокоуважаемый
Иосиф Виссарионович», «Глубокоуважаемый Лаврентий Павлович» — так
и только так, даже в сугубо официальных письмах, в нарушение
общепринятого тогда делового стиля [АП, 2006. Т. 2. Кн. 6. С. 302, 558 и др.].
В одном из писем Сталину (оно указано на с. 481 в нижеследующей
ссылке) Семёнов поставил вопрос о защите от атомной бомбы с помощью
мощного протонного пучка, создаваемого ускорителем. Эта идея только
что родилась в стенах ИХФ, в голове Зельдовича. Капица не может знать
об этом, но он параллельно также ищет способы упреждающей защиты
от атомной бомбы. 17 и 25 октября 1948 г. Капица направляет письма
Молотову с дачи, сообщая, что он, по-видимому, нашел «новый принцип
только недавно после большой теоретической работы». Кстати,
обращается не по адресу, эту проблему ведет не Молотов, а Берия, но Капица
обижен на последнего. Установленный режим для такой переписки,
очевидно, опять нарушен. В чем состоит новый принцип, Капица не
раскрывает и просит, «чтобы, во всяком случае, о теме моей работы знали только
Вы» [АП, 2006. Т. 2. Кн. 6. С. 481, 484]. (К слову, в первом из указанных
писем Капица жалуется: «одно воспоминание о том отношении, которое
я как ученый получил за свое стремление активно участвовать в
развитии новой техники, вызывает у меня чувство горечи и обиды». Поэтому
не стоит принимать за истину известные слова супруги Капицы о том, что
Петр Леонидович вообще не считал возможным обижаться на власть —
см. ее письмо ниже, в этом очерке.)
На это письмо Капицы Молотов реагирует немедленно, он
направляет к Капице «товарища И. И.Лапшова». Во втором письме Молотову,
посланном после визита к нему Лапшова, Капица пишет примерно то же
самое. Но опять он не называет физического принципа предлагаемой им
защиты от атомной бомбы. Молотов снова посылает копию этого
письма в секретариат Сталина, а оттуда Поскребышев направляет ее Сталину,
Берии, Маленкову, Микояну, Кагановичу, Вознесенскому, Булганину,
Косыгину. С обоими письмами ознакомлены также руководители атомных
работ: Ванников, Завенягин, Первухин и Курчатов, им предложено дать
срочно ответ. Уже через несколько дней последняя четверка подписывает
заключение на оба письма Капицы. В заключении, в частности, сказано:
«1. По существу заявления акад. Капицы о якобы найденном им новом
принципе понимания физических явлений, <...> нельзя составить
какое-либо определенное мнение, так как акад. Капица <...> не сообщает
никаких конкретных соображений или хотя бы основных тезисов своих

6. «Прекратить посещения академика Капицы» 219
научных предположений. Акад. Курчатов <...> считает, что доводы
отказа акад. Капицы сообщить что-либо конкретное о своей работе <...>,
состоящие в том, что изложение теоретического материала потребует
написания книги, а простое формулирование основных положений „ничего
не дает", неубедительны» [АП, 2006. Т. 2. Кн. 6. С. 488]. Таким образом,
эта идея Капицы оказалась бесполезной. Но не исключено, что физики
решили все-таки узнать что-то о физическом принципе, который Капица
положил в основу идеи, ведь Капица слишком серьезный физик, и нельзя
пройти мимо его идеи.
И вот Н. Н. Семёнов собирается с визитом на дачу к Капице.
Впервые за все время его «опалы». Но может быть, Семёнова не подключили
к этому вопросу? Думаю, что это исключено, и он знал о письмах
Капицы от перечисленных руководителей Атомного проекта. Скорее всего
Семёнову было поручено съездить к Капице и попытаться что-то
выведать. С другой стороны, Семёнов, разумеется, не имел права обсуждать
с Капицей свой принцип защиты от атомной бомбы, предлагаемый ИХФ.
Николай Николаевич едет к Капице в июле 1949 г. Что очень важно, едет
не один, а в сопровождении только что назначенного к нему личного
телохранителя, офицера МГБ П. С. Костикова. Это был единственный раз,
когда Семёнов посетил Капицу на даче [Воспоминания..., 1993. С. 194,
212]. О чем был разговор между двумя великими, от них неизвестно.
Документов тоже нет.
П. Л. Капица все-таки раскрыл существо своих исследований по защите
от атомной бомбы в письме Г. М. Маленкову от 25 июня 1950 г. Он писал:
<... > Чтобы не только обнаруживать, но и поражать объект, нужно
научиться делать эти пучки достаточной мощности. <... > Начальную,
теоретическую часть поставленной задачи можно сформулировать так:
найти те общие необходимые условия движения электрических зарядов,
при которых они будут устойчиво излучать по возможности мало
расходящийся пучок электромагнитных колебаний достаточной мощности
<...>. Я решил, по-видимому, по-новому эту задачу. <...> Следующий
этап работы экспериментальный. <...> Только в конце декабря
прошлого года я напал на правильный путь, и с этого времени работа пошла
очень хорошо, и сейчас ее можно считать законченной. <... > До сих пор
электромагнитные излучения получались обычно с антеннами
цилиндрической формы. <...> Таким путем нельзя получить достаточно узкий
пучок большой интенсивности. Я же нашел метод производить
испускания с синфазно колеблющейся плоскости, линейные размеры которой
могут быть во много раз больше, чем длина испускаемой волны. <... > Что
касается интенсивности излучения, то она <... > может быть доведена
до <... > 107 киловатт на м2. Далее расчет показывает, что излучение
такой мощности вполне достаточно, чтобы почти мгновенно (от 0,01
до 0,1 сек) уничтожить не только самолет, но и реактивный снаряд.
<...> Я пока осуществил колебания площадки в 5 х 4 см общей
мощностью в 0,1 киловатта [АП, 2007. Т. 2. Кн. 7. С. 140-145].

220
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
Далее П. Л. Капица просит, чтобы дали указание Академии наук о
предоставлении ему помощи: материалами и хотя бы одним помощником. Он
отмечает, что его бывшие сотрудники опасаются с ним работать, называя,
в частности, А. И. Шальникова. Обещает, что в условиях ИФП он смог бы
получить энергетический пучок достаточной эффективности уже через
3 месяца, в лаборатории на даче с помощью ассистентов и
дополнительных средств — через 6 месяцев, если же помощь от Академии останется
на прежнем уровне, то через год-полтора [Там же].
О визитах к Капице замечу, что к Капицам не раз ездила жена
Семёнова Наталия Николаевна, они дружили с юности с Анной
Алексеевной. Крупные физики почти не ездили. Сейчас стало известно, что,
по крайней мере, некоторые из ученых, занятые в Атомном проекте,
получили указание руководства не посещать Капицу [АП, 2003. Т. 2. Кн. 4.
С. 754].
25 ноября 1949 г.
Сое. секретно
Товарищу Берия Л. П.
По Вашему указанию мной 4 ноября 1949 года был приглашен к себе
акад. Алиханов и ему передано Ваше указание прекратить посещения
академика Капицы.
Излагаю содержание нашего разговора по этому вопросу с акад.
Алихановым.
Махнёв — Мне поручено товарищем Берия Л. П. специально
пригласить Вас сюда как научного руководителя особо секретных работ,
ведущихся Вами и известных Вам как члену Научно-технического
совета, и передать Вам предложение т. Берия прекратить посещения
академика Капицы.
Алиханов — Слушаюсь. Хотя Капица мне друг и я собирался в
праздник 7—8 ноября посетить его, но раз есть такое указание, я прекращу
посещения Капицы.
На этом разговор по данному вопросу с акад. Алихановым был закончен.
В. Махнёв 15\
Задумаемся, почему столь категоричный запрет на контакты с
Капицей последовал именно в начале ноября 1949 г. Мне кажется, это можно
объяснить следующими обстоятельствами. Последние месяцы 1949 г.
были в жизни нашей страны наиболее рискованными, быть может, даже
пострашнее осени 1941 г. в смысле риска погибнуть. Весь мир только что
узнал, что у СССР есть атомная бомба. Западный блок был в шоке и вместе
'Махнёв Василий Алексеевич (1904-1966) — генерал-майор, член Спецкомитета при
ГКО (СНК, СМ) СССР, начальник Секретариата Спецкомитета, референт Берии, Герой
Социалистического Труда (нафажден после испытания атомной бомбы в 1949 г.). После ареста
Берии отстранен от должности, но не арестован. Назначен на должность начальника
Управления научно-технической информации Минсредмаша, которую занимал вплоть до пенсии.

7. Опала — фаза третья
221
с тем понимал, что атомных бомб у СССР пока еще не более нескольких
штук. Если наносить превентивный удар по Союзу, то именно сейчас.
Из документа, отрывок из которого процитирован в Главе 1 книги
«Физика войны и мира», теперь известно, что в сентябре 1949 г. у СССР не было
в запасе ни одной атомной бомбы. Именно поэтому СССР не признавал
в течение первого месяца, что он испытал атомную бомбу. ТАСС заявило,
что ведутся крупномасштабные строительные работы с мощными
взрывами. Тянули время, как могли, и официально признали атомное испытание
только 25 сентября 1949 г. сообщением в «Правде». Тянуть дальше не
имело смысла, к этому времени американцы получили и проанализировали
пробы воздуха с радиоактивными осколками атомного взрыва. Но хотя бы
месяц был выигран, тем временем спешно делали следующие две атомные
бомбы, которые должны были быть готовы к декабрю.
Об этом знали Сталин и Берия, вероятно, еще Б. Л. Ванников, А. П. За-
венягин, И. В. Курчатов, Ю. Б.Харитон, К. И. Щелкин, Н. Л. Духов, вряд ли
кто-то еще. У США и НАТО уже не было запаса времени в несколько
лет, как они это полагали до нашего первого взрыва. Встал
судьбоносный вопрос: бить или не бить? Окончательное слово было за президентом
США Г.Трумэном. Взвесив все за и против, президент решил не наносить
атомного удара по России. Независимо от его мотивов, мы должны быть
ему благодарны за это.
Но никто не мог знать наверняка, что тогда решит Трумэн. И нельзя
было его ничем провоцировать. Страна напряглась и закрылась до
предела. Понятно, что в эти месяцы наблюдение за Капицей стало особенно
плотным. Берия старался заткнуть все щели, застраховаться от
малейшего риска утечек информации. В частности, надо было максимально
изолировать Капицу хотя бы от ученых, допущенных к высшим атомным
секретам. Отметим, что к середине 1950 г., когда у СССР уже было 4 или 5
атомных бомб, Сталин стал гораздо смелее. Так, он уступил настойчивым
подстрекательствам Ким Ир Сена захватить Южную Корею путем
блицкрига [Холловэй, 1997. С. 363].
7. Опала — фаза третья
Истинная опала Капицы началась после того, как, будучи
обиженным, он не явился в конце декабря 1949 г. на торжественные заседания
ни Ученого совета МГУ, ни Академии наук по случаю 70-летия Сталина.
А. Твардовский, имея в виду Сталина, написал в поэме «За далью даль»:
«И кто при нем его не славил, не возносил? Найдись такой!» П. Л. Капица
решил проявить себя таким в пиковый момент ликования сталинского
государства.
Жена Капицы пишет: «Петр Леонидович сказал мне, что он никуда
не поедет, так как не видит необходимости это делать. В конце концов,
кто хочет, тот и едет, а он не будет в этом участвовать. И не поехал...»
[Двадцатый век..., 2005. С. 351].

222 Глава 10. П. Л. Капица: «Кентавр»
Уже через неделю, 29 декабря 1949 г. Капица получает официальное
письмо от проректора МГУ академика С. А. Христиановича (с которым
вместе они создавали ФТФ). Вот ключевой отрывок из письма: «На
физико-техническом факультете Московского государственного университета
и в Академии наук СССР, где Вы работаете, состоялись торжественные
собрания и сессии, посвященные семидесятилетию товарища
СТАЛИНА. Вы не присутствовали ни на одном из них. Это вызывает крайнее
недоумение нашей научной общественности, и мы не можем найти
этому поступку никакого удовлетворительного объяснения. Согласитесь, что
нельзя доверять воспитание научной молодежи лицу, которое
демонстративно противопоставляет себя нашему народу» (цит. по [Исследования...,
2006. С. 41]). 24 января 1950 г. издается приказ о П. Л. Капице по
Министерству высшего образования СССР, а вслед за ним, 6 февраля 1950 г.,
приказ ректора МГУ А. Н. Несмеянова, по которому П. Л. Капицу
освобождают от работы «за отсутствием педагогической нагрузки».
Из аппарата Совмина СССР поступает требование, чтобы Капица
освободил дачу на Николиной горе. Это вынуждает Капицу смирить
гордыню и покаяться.
П. Л. решается после нескольких лет молчания написать письмо
Сталину. В письме он объясняет, почему перестал вообще ходить на
публичные собрания: от него шарахаются, как от зачумленного. Это «объясняло»
его отсутствие на юбилейных заседаниях на физтехе МГУ и в Академии
наук. Ответа не последовало. Но президент АН <А. Н. Несмеянов> сумел
добиться передачи дачи на Николиной горе в хозяйственное подчинение
Академии наук, и таким образом проблема жилья для П. Л. была решена.
Имело ли письмо Сталину влияние на это решение, неизвестно. Но П. Л.
оставили в покое. <...> Что же касается реакции ректора МГУ, то она
отвечала правилам того времени... [Халатников, 2007. С. 41].
Ситуация стабилизировалась. 25 июня 1950 г. П. Л. Капица пишет
Г. М. Маленкову пространное письмо. В нем хотя и есть жалобы («мое
письменное объяснение, почему я не мог быть, было признано
неубедительным, и в том же месяце меня уволили»), но в целом письмо носит
конструктивный характер: «На две трети я написал монографию
„Физические основы техники глубокого холода", но когда узнал, что американцы
в больших масштабах разрабатывают мой метод низкого давления
получения кислорода (у нас его развитие фактически приостановили), то
перестал писать, чтобы не публиковать книгу на пользу американской
технике. <...> Сейчас самое мое сокровенное желание — это быстро
развить полученные научные результаты, видеть свои идеи осуществленными
и дать новое мощное средство обороны в руки нашего народа. <... > Сейчас
я готов позабыть всякое чувство обиды» [АП, 2007. Т. 2. Кн. 7. С. 140-145].
Идеи и предварительные опыты Капицы, Семёнова и Зельдовича
по созданию мощных пучков излучений и частиц для уничтожения
самолетов тогда не оказались продуктивными. Но они были реанимированы
много позже, когда был открыт лазерный эффект. В 1980-х гг. американцы

7. Опала — фаза третья
223
пытались даже разработать систему круговой лазерной обороны в рамках
своей программы СОИ (Стратегической оборонной инициативы).
Однако пока оказывается, что мощные лазеры успевают уничтожить ракеты,
только если их летит не больше нескольких штук. Остальные прорвутся.
...С момента увольнения из МГУ Капица стал жить безвыездно на
даче, где пробыл в течение более трех лет, вплоть до смерти Сталина.
Но и во время этой третьей фазы опалы вдруг однажды поступил
благосклонный сигнал с вершины власти. Вот как это описала А. А. Капица:
Петр Леонидович продолжал писать письма властям, добиваясь для
себя возможности работать. Он считал, что обижаться можно на жену
и любовницу, но не на правительство — это совершенно
бессмысленно. П. Л. продолжал писать Маленкову, Микояну, Сталину, знакомил их
с тем, как у него идет работа. И, как оказалось, его письма были им
необходимы. Я помню, как в конце 1950 года к нам на дачу позвонил
неожиданно один из помощников Маленкова и попросил П. Л. к
определенному времени прийти на дачу ЦК КПСС в Горках, 10, куда ему должен
был позвонить по «вертушке» Маленков. Разговор состоялся, и Маленков
сказал, что Сталин просил его подробно написать о своей работе ему
лично. П. Л. заметил, что не уверен, доходят ли его письма до Сталина
и читает ли он их. На это Маленков ответил, что Сталин читает не только
те письма, которые Капица пишет ему, но и те, которые адресованы
Маленкову [Двадцатый век..., 2005. С. 347].
По-видимому, этот звонок был еще и реакцией Маленкова на письмо
ему Капицы от 25 июня 1950 г. о работе над пучками лучей для
уничтожения атомной бомбы в полете.
Таким образом, в порядке уточнения сложившейся упрощенной
легенды об опале Капицы, ее период можно разбить на три отрезка: (а) декабрь
1945 - август 1946 г. — никакой опалы; (б) середина августа 1946 - конец
1949 г. — мягкая «опала», равная увольнениям с двух постов, с одного
из них по просьбе самого Капицы, причем с продолжением активной
педагогической деятельности Капицы; (в) конец декабря 1949 - лето 1953 г.
(год смерти Сталина и ликвидации Берии) — опала истинная, с
увольнением из МГУ (ФТФ). Вряд ли эта третья фаза опалы наступила вследствие
мести самого Сталина за непосещение его юбилея. Скорее всего, это была
естественная реакция чиновников сталинского СССР. И, по-видимому,
на этой стадии опалы все-таки не было реальной угрозы жизни Капицы.
По-человечески П. Л. Капицу легко понять. В 1946 г. у него отобрали
созданные по его инициативе институт и главк. С точки зрения личности,
это было чудовищно несправедливо и привело к тяжелым
переживаниям. Отсюда и слово «опала», прилагаемое окружением Капицы ко всему
периоду с конца 1945 по 1953 г. Между тем, если говорить по делу, то
после увольнения Капицы группа Ландау блестяще справилась с
важнейшим государственным заданием, новый директор ИФП А. П.Александров
хорошо ладил как с Берией, так и с учеными. П. Л. Капица же,
несмотря на все перипетии, был сохранен как национальное достояние, сделал

224
Глава 10. П.Л.Капица: «Кентавр»
в будущем еще много хорошего для страны. Но это произошло уже после
смерти Сталина и расстрела Берии.
8. Возвращение. Нобелевская премия
О возвращении Капицы на пост директора ИФП вкратце рассказал
академик И. М. Халатников:
После ухода со сцены Берии возникла совершенно очевидная
проблема — Капице следует вернуть институт. Вопрос обсуждали в институте,
обсуждали и наверху, в Политбюро. Но имела место сильная оппозиция
людей, причастных к атомным делам, — Малышева, Первухина. Может
быть, они не хотели, чтобы Капица имел отношение к этой деятельности.
Он был, по их представлениям, полудиссидент <смысл понятен, хотя в
1950-х гг. не было в нашем лексиконе этого слово. — б. Г>. В ЦК
решили не отдавать институт Капице. И тут я проявил инициативу, побежал
к Ландау и сказал: «Дау, дело плохо. Нужно писать коллективное письмо
физиков». Мы написали письмо на имя Хрущёва, в котором
обосновывали необходимость возвращения института Капице. Может быть, это было
первое письмо в истории нашей страны, в котором интеллигенция
коллективно обращалась к правительству. Письмо, подписанное двенадцатью
известными физиками — академиками и членкорами, — произвело
впечатление [Халатников, 1993].
28 января 1955 г. П. Л. Капица был вновь назначен директором
Института физпроблем. В мае того же года Совет Министров СССР отменил
постановление СМ СССР от 17 августа 1946 г. о производстве кислорода,
предписал разработать усовершенствованную схему турбодетандера,
создать на основе схемы Капицы новые ожижители газов.
И тут П. Л. Капица вновь совершил неожиданный поступок в своем
стиле: он отказался сдать медали и дипломы лауреата Сталинских
премий для обмена их на таковые под новым названием Государственной
премии. «Капица не был поклонником Сталина, — сказала на этот счет
его племянница Е.Л.Капица на открытии „Аудитории имени Капицы"
в МГУИЭ в декабре 2006 г. — Отказ обменять медали П. Л. Капица
объяснил тем, что историю нельзя переписывать, иначе это фарс».
Так ли это: «не был поклонником»? А вот за то, что Капицу не следует
воспринимать как диссидента или даже полудиссидента, ручаюсь. Я лично
это слышал от Е. М. Лифшица: «Капица был всегда лоялен по отношению
к советскому государству и власти, не надо его воспринимать как
диссидента».
Перейдем к нобелевской теме. Историк науки А. М. Блох сообщает
о следующем разговоре его с И. М. Лифшицем, состоявшемся в 1970-х гг.:
В возникшем тогда у автора разговоре с одним из ближайших
научных сподвижников Капицы академиком И. М. Лифшицем о причинах столь
слабого представительства советских ученых среди корпуса нобелевских

8. Возвращение. Нобелевская премия
225
лауреатов последний заметил, что он ежегодно выдвигает на премию
Петра Леонидовича и не понимает, почему тот ее до сих пор не получил.
Затем <...> добавил, что, видимо, дело в появлении в одном и том же
номере журнала "Nature" двух близких по содержанию статей о
необычных явлениях в жидком гелии. Речь идет о статьях самого Капицы и двух
физиков из Мондовской лаборатории в Кембридже, директором которой
до 1934 года был Капица, — Джона Алена и канадского стипендиата
Остина Майзнера. «Приходилось слышать, — продолжил Илья
Михайлович, — что Нобелевский комитет оказался перед тяжелой дилеммой.
Давать премию Алену и Майзнеру не хотят, считая их не заслуживающими
столь высокой награды, а присудить одному Капице опасаются — обе
статьи все же появились в печати одновременно» [Блох, 2005. С. 503-504].
Далее П. Е. Рубинин вспоминает о том, что ему приходилось слышать
от Капицы фразу, когда речь заходила о коллизии с публикацией Алена
и Майзнера: «Ну и пусть дадут троим вместе...» [Там же. С. 520].
Нобелевская премия была, наконец, получена Капицей в возрасте 84 лет.
И он тогда сказал Е. М. Лифшицу: «Легче было сделать открытие, чем
дожить до этой премии». Собираясь в Стокгольм, П.Л.Капица потребовал
от правительства разрешения, чтобы его сопровождали не только жена, но и
сын-физик Сергей с женой, а также референт П. Е. Рубинин. Даже Н. Н.
Семенову, первому из советских нобелевских лауреатов, было отказано взять с
собой дочь, и он поехал только с женой. Но Капице власти разрешили все.
Для церемонии у короля Швеции обязателен фрак. Едва ли не все
нобелевские лауреаты берут его напрокат в Стокгольме, в специальной
фирме. Но Капица сказал: «Джентльмены напрокат фраков не берут».
И заказал фрак в ателье МИД СССР. В этом фраке он запечатлен на
фотографии рядом с королевой Швеции. Важная деталь: на фраке
прикреплены две звезды Героя Социалистического Труда. Это ни в коей мере
не было сделано напоказ для советских властей. П. Л. Капица был
патриотом своей страны, он всюду оставался самим собой и не подстраивался
благолепно под обстановку. На валюту от премии Капица захотел купить
автомобиль «Чайку». Окружающим он объяснил, что в «Волге» ему
тесно, не помещаются ноги. Раз президент АН СССР ездит в «Чайке», то
почему не может он, Капица, нобелевский лауреат? Но ему ответили, что
«Чайки» не продают никому, это служебный, представительский
автомобиль, положенный в СССР лишь чиновникам, начиная с ранга министра
(к которым приравнен и президент АН СССР). Тогда Капица купил себе
на валюту «Мерседес», держал его на обслуживании в гараже Академии
наук (о последнем пишет Я. Голованов [2001. Т. II. С. 302].)
Петр Леонидович скончался за несколько месяцев до своего 90-летия.
Великий советский инженер-физик похоронен на Новодевичьем
кладбище в Москве.
15 Заказ 1210

Глава 11
М. Д. Стырикович, друг Ландау с юности*
Михаил Адольфович Стырикович (1902-1993),
Герой Социалистического Труда,
академик-секретарь Отделения физико-технических проблем
энергетики АН СССР (1964-1980), в различные годы
заведовал лабораториями в Центральном котло-
турбинном институте (ЦКТИ), Энергетическом
институте имени Г. М. Кржижановского (ЭНИАН),
Институте высоких температур АН СССР (ИВТРАН),
кафедрой котельных установок в МЭИ. Участник
Атомного проекта СССР по проблеме
энергетических реакторных установок. Ведущий эксперт
по экономике в энергетической отрасли. Автор
классических учебников «Котельные агрегаты», «Парогенераторы
электростанций», монографий «Внутрикотловые процессы», «Гидравлика па-
рожидкостных систем» и ряда других, создатель нового направления в
теплотехнике — теорий внутрикотловых процессов и парорастворов. Создал
большую школу энергетиков, в числе прочих среди его аспирантов было
свыше 20 иностранцев, многие из них стали докторами наук.
М. А. Стырикович был одним из самых близких друзей Л. Д. Ландау
с юности. Они познакомились в Ленинграде у сестры Л. Д. Ландау Софьи.
Постоянно общались и полностью доверяли друг другу. После войны у них
появились дачи в Подмосковье, в Мозжинке. Это была премия от
правительства за результативное участие в работах, приведших к изготовлению
атомной бомбы. Они попросили выделить им дома по соседству, и их
участки примыкали друг к другу. Многократно вместе ездили на отдых
в горы Кавказа и Крыма, на Рижское взморье. Ландау нередко бывал
в гостях «у Мишек» — так он говорил о семье Михаила Адольфовича
и Ольги Исаковны. Иногда Ландау приезжал вместе с одной из своих
дам. Н. М. Стырикович хорошо помнит Геру Юнисову и Верочку Грибач.
С последней Ландау познакомился через Стыриковичей. Это произошло
в конце 1950' х гг. в поселке Меллужи под Ригой, где однажды Стырико-
вичи сняли для Дау комнату на дачный сезон по соседству со своей дачей.
*} Очерк написан по материалу бесед с Наталией Михайловной Стырикович, дочерью
М. А. Стыриковича. Фразы, данные от лица М А. Стыриковича или других людей в кавычках,
но без ссылок, записаны со слов его дочери.
п

М. А. Стырикович, друг Ландау с юности
227
Верочка была прелестной блондинкой, дочерью хозяина дачи; она была
актрисой латвийского театра (ее фотография приведена в книге [Горобеи,
20086]). Дружба МА с Ландау, как пишет он сам, «не прерывалась до
кануна того страшного дня — дня автомобильной катастрофы. После этого,
хотя я многократно навещал его, была видимость общения. <...>
Осталась только возможность мысленно снова и снова переживать прошлое»
[Воспоминания о..., 1988. С.223].
Коллеги называли М. А. Стыриковича последним универсалом в
энергетике. Академик В. А. Кириллин, впоследствии заместитель А. Н.
Косыгина, много раз повторял, что М. А. Стырикович — «энергетик № 1» в нашей
науке. Это был тот самый Кириллин, на запрос которого в 1957 г. была дана
Справка КГБ СССР, отрицательно характеризующая Ландау и не
рекомендующая выпускать его за границу (см. [Горобец, 2008 6. Приложение 4]).
Но с М.А. Стыриковичем у него были очень хорошие отношения.
М. А. Стырикович родился 16 ноября 1902 г. в Петербурге. Стыры-
ковичи — старинный дворянский род, идущий еще со времен Иоанна-
Казимира и Ивана III. Фамилия дана по названию реки Стырь. Михаил
окончил гимназию при царе, поступил в 1920 г. в Петроградский
технологический институт на механический факультет. Как студент работал
теплотехником на заводе оптического стекла. С 5-го курса был
отчислен за «непролетарское происхождение». Бывший дворянин и будущий
главный специалист по котлам стал кочегаром. К лету 1921 г. Михаил
заболел туберкулезом. Тогда он сел в поезд, отъехал на 100-150 км к северу
и вышел на незнакомом полустанке. В каком-то хозяйстве договорился
о том, что будет косцом, получая в оплату три литра молока за день
работы. Работа на свежем воздухе и молоко излечили Михаила. Много позже
в дачном поселке ученых в Мозжинке он профессионально косил траву
до 90 лет. Вернувшись в Петербург, Михаил становится начальником
котельной Ленинградского фарфорового завода. В 1927 г. Стырикович
пришел на прием к председателю Госплана СССР, инициатору плана ГОЭЛРО
Г. М. Кржижановскому. Вместо выделенных для его приема 10 минут
беседа продолжалась 4 часа и закончилась словами Кржижановского: «Завтра,
Миша, приходите на работу в мою теплоэнергетическую лабораторию».
Через полгода Кржижановский сделал Мишу заведующим этой
лаборатории. Затем он решил подать в Совнарком документы на присвоение
Мише звания профессора. Это было необходимо, чтобы иметь право вести
постоянный курс лекций для студентов, что собирался поручить Мише его
шеф. И тут выяснилось, что вместо документов об окончании вуза у
Миши отчисление и «волчий билет» за дворянское происхождение. У него
была единственная справка о том, что он окончил с отличием 7-й класс
петербургской гимназии. Кржижановский возмутился тем, что Миша
молчал об этом, ничего не предпринимал, чтобы выправить документы, как-
то извернуться и получить хотя бы аттестат зрелости. Он разнес Мишу
за мальчишество и неумение предвидеть будущее. Наконец, сказал: «Даю
Вам неделю для написания диплома на любую тему. А я займусь Вашим
„волчьим билетом"».
15*

228 Глава 11. М. А. Стырикович, друг Ландау с юности
Столь высокая протекция оказалась эффективной. Через пару месяцев
после зашиты диплома по расчету нового котла М. А. Стырикович получил
аттестат профессора, а в последующие годы к нему добавились дипломы
кандидата и доктора технических наук, полученные без зашиты. С 1928 г.
Стырикович работает в Бюро теплотехнических испытаний, которое
позже стало Центральным котлотурбинным институтом. Там МА занимается
расчетом паровых котлов, топочных процессов, циркуляции воды,
прогорания труб, образования нерастворимых осадков кремнекислоты,
соединений натрия, кальция, бора, создает методики теплового и
гидродинамического расчета котлов.
С 1944 г. по инициативе И. В. Курчатова М. А. Стырикович привлечен
к работам по Атомному проекту, ведет расчеты теплообмена в
уран-графитовых и тяжеловодных реакторах, а также расчеты охлаждения их жидкой
и кипящей ртутью. Его коллективом был открыт важнейший способ
снижения критических тепловых потоков, опасных для систем охлаждения
реакторов. Это достигалось путем регулирования частоты и амплитуды
пульсаций методом дросселирования на входе и резко повысило
надежность реакторов.
Диапазон интересов, идей и исследований М. А. Стыриковича был
очень широк. Энергетик академик А. А. Саркисов так сформулировал
методологию Стыриковича: «Михаил Адольфович любил повторять, что,
рассматривая инновационные предложения, нужно последовательно
получить ответ на три вопроса: (1) Можно ли это осуществить в
принципе? На этот вопрос должна ответить наука. (2) Как можно практически
реализовать эту идею? Ответ на этот вопрос находится в компетенции
инженеров. (3) И, наконец, третий вопрос, ответ на который определяет
судьбу предложения: А есть ли смысл вообще его реализовывать, по
крайней мере, в настоящее время? Ответ и окончательный вердикт определяет
экономика».
В 1970-х гг. М. А. Стырикович впервые предложил новый способ
избавления от радиоактивных отходов, выступив на конгрессе по этой
проблеме в ФРГ. Суть предложения такова. Организуется международный
проект по сбору радиоактивных отходов по всему миру. После предельного
концентрирования получают всего несколько тонн высокорадиоактивных
отходов. Их помещают в практически неразрушаемый контейнер, а его —
в ракету, которая выстреливается за пределы околоземного пространства.
Предложение вызвало бурю споров, но МА утверждал и тогда, и после,
что человечество рано или поздно придет именно к этому варианту.
Необычную позицию занял МА по проблеме глобального
парникового эффекта. В 1987 г. он направил в ФРГ со своей женой, профессором
О. И. Мартыновой, статью на эту тему в журнал "VGB". «Что же пишет
Ваш муж о парниковом эффекте?» — спросил ее главный редактор
профессор Отто Шиллинг. — Ответ: «Что никакого парникового эффекта нет.
Он взял общепринятые модели, обсчитал их на 150 лет назад, когда уже
были достаточно надежные замеры по климату. Получилось, что если эти
модели правомочны, то в Европе 150 лет тому назад был бы ледниковый

М. А. Стырикович, друг Ландау с юности
229
период. Если же модель не работает в одну сторону по времени, то она
не работает и в другую». Редактор был обескуражен. На следующий день
он сказал: «Я напечатаю эту статью. Ошибок в расчетах я не нашел. Мне
придется нелегко, Вы же понимаете, какие деньги крутятся в этой сфере.
Если бы эта статья была написана любым другим человеком, я не стал бы
ее даже читать, лишь взглянув на название».
Н. М. Стырикович рассказала, что МА предсказывал скорый конец
СССР, который случится в конце XX века, тогда как остальные друзья ее
отца полагали, что СССР просуществует еще в течение жизни двух-трех
поколений. Прогноз МА основывался на знании углеводородных запасов
Западной Сибири. «Второго такого нефтегазоносного региона у нас не
откроют», — объяснял он. Кстати, очевидно, близкой точки зрения
придерживался и академик Кириллин. Недавно в прессе я нашел такое
упоминание о нем: «Грандиозные доходы от продажи нефти уходили в песок.
Это, кстати, понимали и многие наверху. Многолетний зампред Совмина
СССР академик Кириллин написал доклад, где фактически предсказал
скорый коллапс экономики. Но его положили под сукно. Мол, после нас
хоть потоп» («МК», 25 декабря 2006 г.).
В 1977 г. Президиум АН СССР создал рабочую консультативную
группу (РКГ) при президенте Академии для разработки дальних перспектив,
на 50-60 лет, развития энергетики в стране, регионах и мире под научным
руководством М. А. Стыриковича. В докладах РКГ формировалась
стратегия отечественной энергетики. Так, расчеты показали, что органические
топлива будут по-прежнему играть решающую роль в мировом
энергетическом балансе вплоть до середины XXI века. Ресурсы углеводородного
сырья, в том числе и нефти, оказались много выше, чем это считалось
ранее. «М. А. Стырикович был убежденным сторонником опережающего
развития газовой промышленности страны, считая ее стержнем
топливно-энергетического баланса на перспективу нескольких десятилетий», —
так написано в научно-биографической книге, изданной к его 100-летию
(«М. А. Стырикович». М.: Наука, 2002). В ней также рассказывается о
работе М. А. как председателя Советского национального комитета по
численным данным для науки и техники (КОДАТА-CODATA). Необходимость
получения прецизионных данных о свойствах веществ и материалов, их
унификации в международном масштабе была впервые осознана
именно энергетиками. Стырикович также был президентом Международного
центра по тепломассообмену и Национального комитета по
тепломассообмену при АН СССР, созданного в 1971 г. по его инициативе.
Мировой класс М. А. Стыриковича нашел подтверждение в том, что
в 1980-х гг. ему из Швеции стали присылать конфиденциальные
приглашения номинировать кандидатов на Нобелевскую премию по физике (!).
На это МА неизменно отвечал, что он не считает себя ученым-физиком
и потому не может выполнить просьбу Нобелевского комитета. В то же
время, получая подобные запросы от Японского комитета по премиям
в области энергетических технологий, он, по-видимому, представлял им
свои кандидатуры.

230 Глава 11. М.А. Стырикович, друг Ландау с юности
МА неоднократно приглашали на работу за границу. Неофициально
конечно. Самое высокое предложение, которое ему однажды сделали,
было занять пост вице-президента в General Electric Research Department.
Он неизменно отказывался. Когда его доверительно спрашивали, почему,
он объяснял: «Семья невозвращенца не будет выпущена к нему никогда».
Примечательно, что МА достиг высшего положения в советской научной
иерархии, не будучи членом партии.
Все, знавшие МА, поражались его эрудиции. Так, он знал наизусть
сотни стихов, мог продолжать стихотворение по указанному одностро-
чию, и такая интеллектуальная игра иногда продолжалась без перерыва
час-два. В ней нередко участвовали Л.Д.Ландау и Е. М.Лифшиц, также
знатоки поэзии. Еще один любопытный пример. Академик А. А. Сарки-
сов, капитан 1 ранга в запасе, был изумлен, когда во время его рассказа
о не слишком известном морском сражении, происходившем 28-29 марта
1941 г. между итальянцами и англичанами у мыса Матапан, Стырикович
стал уточнять детали, описал все фазы битвы, корабли участников, их
потери и правильно назвал имена и звания командиров флагманов.
Ландау с иронией говорил о Стыриковиче: «Я сам любитель трепаться
до тех пор, пока последний слушатель не заснет. Но Мишку не
останавливает и это» (записано со слов Н. М. Стырикович).
В новой России, в 1992 г., М. А. Стырикович неожиданно сообщил
дочери Наталье: «Только что я, возможно, поставил рекорд, достойный
книги Гиннесса. В 90 лет я подписал контракт о новой работе и становлюсь
консультантом Подольского котлостроительного завода». Кстати, там его
заработок стал в 4 раза больше, чем академическое жалованье.
По теме взаимоотношений науки и власти, по-моему, стоит отдельно
привести пересказы нескольких эпизодов. Первый из них дается по
статье А. А. Саркисова [Стырикович, 2002. С. 285], остальные — со слов
Н. М. Стырикович и с ее разрешения.
Эпизод 1. В 1980 году МА должен был по возрасту оставить должность
академика-секретаря ОФТПЭ АН СССР, которую он занимал 16 лет.
Естественно, что ему было совсем не безразлично, кто займет его место.
Незадолго до этого по собственной просьбе ушел в отставку с
должности заместителя председателя Совета Министров СССР и председателя
Комитета по науке и технике академик В. А. Кириллин. Лучшую, чем
Владимир Алексеевич, кандидатуру было бы найти невозможно. Назначение
на должность академика-секретаря этого известного ученого,
энергетика с большим опытом государственной работы и руководящей работы
в Академии наук (он был вице-президентом Академии в 1963-1965 гг.)
было бы идеальным вариантом.
На одном из очередных заседаний Президиума АН СССР МА
написал А. П. Александрову записку с просьбой поддержать в ЦК КПСС
кандидатуру Кириллина. Хотя должность академика-секретаря была выборной,
но она относилась к номенклатуре ЦК КПСС, и без его предварительного
согласия не могло быть и речи о выдвижении того или иного кандидата.

М. А. Стырикович, друг Ландау с юности
231
В ответной записке, которую позже показал МА показал А. А. Саркисо-
ву, Александров, друживший с В. А. Кириллиным, написал, что сейчас это
предложение не пройдет и надо подождать. Он хорошо знал, что одной
из причин ухода В. А. Кириллина с государственной службы были его
не сложившиеся отношения с новым председателем Совета Министров
СССР Н. А. Тихоновым. Он по кругозору резко уступал своему
предшественнику А. Н. Косыгину, с которым Кириллин был очень близок. <...>
Вскоре после этого на очередном заседании Президиума Академии
МА снова пишет президенту записку, в которой просит вернуться к
кандидатуре Кириллина. К этому времени произошли большие изменения в
руководстве партии. Александров посчитал возможным получить поддержку
в ЦК, и В. А. Кириллин был единогласно избран академиком-секретарем,
после чего успешно руководил отделением в течение многих лет.
Эпизод 2. В 1970-х гг. М. А. Стырикович докладывал на Политбюро свое
технико-экономическое обоснование эксплуатации газопровода из
Западной Сибири в Европу. Там его спросили, какова будет суммарная выручка
нашей страны в случае принятия его рекомендаций. Стырикович ответил:
— Я не знаю.
Спросивший повысил голос:
— Как это Вы себе позволяете выступать на Политбюро
неподготовленным?
МА ответил, что он вполне подготовился. У него есть методика, по
которой можно обсчитать оплату любого объема продаж, если установлена
отпускная цена газа за тонну.
— А цену устанавливаете вы, исходя из сведений, известных только
вам, о том, какую предельную цену готов платить Запад (МА имел в виду
развединформацию). Разница даже на один доллар за кубометр газа даст
в сумме гигантскую цифру при продаже миллиардов кубов. Мне не нужно
и даже вредно знать эту цифру.
Дома он рассказал о своем выступлении дочери и пояснил, что
избежал большой опасности. Ведь он был одним из основных экспертов
по экономике в энергетике, имел возможность влиять на методику
расчетов себестоимости газа, рентабельности его добычи и транспортировки
из различных месторождений. Тем самым становился потенциальным
объектом давления и, не исключено, шантажа и даже убийства, если бы
взялся рассчитывать экономику до последней цифры, т.е. до отпускной цены
за газ и до выручки за продажу. А так — разрабатываешь и
обосновываешь саму формулу, методику, но пусть окончательные цены устанавливает
высокое начальство. Лучше не становиться держателем государственных
тайн, так безопаснее и к тому же больше шансов остаться «выездным».
М. А. Стырикович говорил своим ученикам: «С начальством иногда
надо ругаться, оно больше начинает уважать. Но по крупным вопросам,
а по мелочам этого делать не надо. Никогда не дразните гусей!»

232 Глава 11. М. А. Стырикович, друг Ландау с юности
Эпизод 3. МА считался в известном смысле учеником Г. М.
Кржижановского, его воспитанником. Однажды, в 1948 г., во время кампании «борьбы
с космополитизмом» между ними произошла стычка.
Когда число евреев, работавших в лаборатории Стыриковича,
превысило допустимые, с точки зрения властей, показатели, Стыриковича
вызвали к академику Кржижановскому, директору Энергетического
института Академии наук (ЭНИАН). Директор спросил:
— Миша, а не кажется ли Вам, что у Вас в лаборатории слишком
много «иерусалимских дворян»?
Вопрос впервые был задан в такой, достаточно прямой форме, раньше
требовали сокращать штаты, намекая на конкретных лиц с еврейскими
фамилиями, а теперь имелась в виду безличная национальность.
Стырикович почувствовал жалость к Глебу Максимилиановичу, который, вообще
говоря, держался все время вполне достойно. Значит, старика доломали, —
подумал он. И ответил:
— А не кажется ли Вам, Глеб Максимилианович, что партия и
правительство учат нас не тому, что Вы сейчас говорите.
ГМ долго молчал и затем сказал:
— Хорошо, Миша, идите. Вернемся к этому разговору через
несколько дней.
Но через несколько дней грянула знаменитая статья в «Правде» о
перегибах в борьбе с космополитизмом — маневр в излюбленном сталинском
стиле. Разговор с Кржижановским не имел продолжения.
Эпизод 4. Дело происходило уже много лет спустя после кампании борьбы
с космополитизмом, вероятно, в 1970-е гг. Стырикович решил уволиться
из МЭИ, так как он вел работу параллельно в Президиуме АН СССР,
в ИВТАН, состоял в ряде экспертных советов. В кабинете ректора
состоялся примерно такой разговор:
Ректор: — Михаил Адольфович, а Вы, действительно, собираетесь
покинуть МЭИ?
МА: —Да, это так, сейчас у меня слишком много других обязанностей,
а руководить кафедрой чисто номинально я не могу.
Ректор: — Понятно. Очень жаль, что вы уходите. Вы, конечно,
подобрали себе преемника?
МА: — Разумеется. Единственный человек, которого я мыслю на этом
месте, это Захар Лазаревич Миропольский, прекрасный ученый, мой
ученик и заместитель по кафедре в течение многих лет.
Ректор: — Михаил Адольфович, Вы же прекрасно понимаете, что это
абсолютно невозможно.
МА: — Я бы хотел знать, почему?
Ректор: — Михаил Адольфович, Вы же прекрасно все понимаете:
пятый пункт.
МА: — Мне об этом официально ничего не известно. К тому же
по паспорту он русский (церковнославянские фамилии типа
Богоявленский, Богословский, Любомирский, Миропольский и т.п. часто давались
евреям при крещении.)

М. А. Стырикович, друг Ландау с юности
233
МА: — По паспорту, конечно, но мы-то с Вами прекрасно знаем...
На что МА сухо ответил:
— Я ничего не знаю. Но если Вы хотите высчитывать процент
еврейской крови, рекомендую вам обратиться к трудам доктора Геббельса. Там
очень подробно и «научно» изложено, как это следует делать.
Затем МА вышел из кабинета, не прощаясь, дома взял свой бланк
академика и написал заявление об уходе с изложением мотивов, не забыв
упомянуть доктора Геббельса. Вложил его в незапечатанный конверт и
попросил шофера отвезти заявление в МЭИ и сдать под расписку в приемную
ректора. Он понимал, что с его заявлением ознакомится ряд лиц до того,
как оно попадет на стол ректора, и что ректор тоже это поймет и
окажется в ловушке. Ведь ректор «засветился». А что если завтра ветер подует
в другую сторону? Предъявить претензий к Стыриковичу в разглашении
конфиденциальной беседы ректор тоже не может, разглашения не было.
А незаклеенный конверт? Ну, так приличные люди не читают чужих писем.
Вечером ректор позвонил МА домой, попросил к телефону его жену,
профессора О. И. Мартынову, долго уговаривал ее воздействовать на мужа.
Но она ответила, что МА не изменит уже принятого решения.
Эпизод 5. Рассказ Н. М. Стырикович от первого лица.
Мы с отцом были на даче вдвоем, он копался в саду, я возилась
по хозяйству, и тут зашла за какой-то хозяйственной мелочью, чисто по-
соседски (я даже не помню ее имени) внучка, пожалуй, наиболее
одиозного человека в нашем поселке, Т.Д.Лысенко. Пока я выполняла ее
просьбу, вошел отец, я их представила друг другу. Тут произошла вещь,
абсолютно для меня неожиданная и, казалось, немыслимая. Отец
побагровел и сказал очень резко, не повышая, однако, голоса:
— Я прошу вас немедленно покинуть мой дом.
Та что-то испуганно пискнула и исчезла. Я была потрясена. Отец,
всегда такой изысканно вежливый, галантный с дамами... <...> Я спросила,
с трудом сдерживая клокочущее возмущение:
— Папа, может быть, ты объяснишь, что час назад произошло в нашем
доме? <...> Уже давно и абсолютно верно было замечено, что «сын за отца
не отвечает», а уж внучка за деда, очевидно, тем более.
Отец поднял на меня глаза и произнес тихо:
— Она жила в ЕГО доме и ела ЕГО хлеб.
Тут я, наконец, поняла, что если исходить из его моральных
принципов, его логики, то он был совершенно прав. Если ты узнаешь, что человек,
в чьем доме ты живешь и чей хлеб ешь, является палачом и виновником
гибели тысяч и тысяч <...> людей, то дилемма проста: либо принять это
как данность и сохранить статус-кво, либо собрать свои вещички и
покинуть этот дом навсегда. Третьего не дано. В 15 лет не понимать этого
еще простительно, в 20 — желательно понимать, в 25-30 лет человек уже
не может этого не понимать.
Михаил Адольфович скончался 27 октября 1995 г, чуть-чуть не дожив
до 93 лет. Он похоронен на Троекуровском кладбище в Москве.

Глава 12
О других московских физиках эпохи Ландау
1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау
Эта глава фрагментарна. Она представляет собой нестрогую
последовательность из описаний событий и людей, во-первых, так или иначе
связанных с Л.Д.Ландау, и, во-вторых, замечательных или
примечательных, зачастую не однозначно прочитываемых, характеризующих давно
ушедшую эпоху в физике, о которой мы со многими читателями
вспоминаем с грустью.
1.1. О поэме «Евгений Стромынкин», 1949
Свободная студенческая мысль на физфаке проявлялась даже в
сталинские годы. Так, в 1949-1954 гг. физфаковцем Герценом Исаевичем Ко-
пыловым (1925-1976) была написана сатирическая поэма «Евгений
Стромынкин» (на улице Стромынке, получившей название от одноименной
речки в Москве, тогда находилось общежитие студентов МГУ). Поэма
состояла из трех глав (в 1949 г.), позже (до 1956 г.) автор расширил ее до семи
глав. Она нелегально размножалась и была популярна среди столичного
студенчества. Вот кусочек из поэмы:
Мы отвлеклись в своей прогулке,
А в это время семинар
Не брал на свой язык охулки
Грозя махизма семенам,
Идеализма пни корчуя...
А впрочем, хватит! Не хочу я
Касаться этих скользких тем...
Скажу лишь вот что: тьму проблем
Гоняли в жарких словопреньях:
Что глуп Эйнштейн, что сволочь Бор,
Что физик — не макроприбор,
А социальное явленье.
И, осветив, пошли домой,
А тьма так и осталась тьмой.
Полный текст см.: Копылов Г. И. Евгений Стромынкин (роман в
стихах). ВИЕТ. 1998. №2. С. 96-122. Хотя политики в поэме не было, но
вольнодумства было много. Считается, что она явилась мощным
идеологическим зарядом при формировании студенческого «шестидесятничества»
[Талонов и др., 2002].

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 235
1.2. Эпизод с министром Кафтановым, 1950
Перескажу любопытный эпизод, описанный Л. П. Стрелковой в ее
книге [Стрелкова, 2003. С. 115]. В центре эпизода министр высшего
образования СССР С. В. Кафтанов. Дело было летом в 1949 или 1950-м году.
Лидия Павловна Стрелкова работала секретарем приемной комиссии.
«Пришел молодой, очень упитанный человек и отрекомендовался:
„золотой медалист", и сообщил, что желает подать заявление.
— Подавайте, только заполните анкету, как положено, и приходите
на собеседование.
Молодой человек заполнил анкету, но графа „Национальность" не
была заполнена. Я указала ему на это. Он ответил: „Я не знаю".
— А родители знают? Спросите их и поставьте, вот телефон.
— Нет, я приду завтра и сообщу.
Назавтра раздался звонок. Голос, не могу сказать, чтобы был
вежливый, рявкнул:
— С вами говорит Кафтанов!
— Кто такой Кафтанов?
— Министр, — рявкает трубка.
— Приятно, я вас слушаю.
— К вам поступает мой сын Виталий.
— Да, есть его заявление.
— Так вот, в анкете надо указать национальность, — я по
национальности татарин, а он пусть пишет, что хочет.
— Да, товарищ Кафтанов, — пусть пишет.
Министр, не попрощавшись, повесил трубку. <...> На другой день
Виталий Кафтанов пришел и написал в графе Национальность:
„украинец". Может быть, его мама была украинкой?»
Здесь, по-моему, стоит отметить замешательство парня, не
подготовленного дома к заполнению графы о национальности. Он, возможно,
не знал, какой она значится в паспорте отца, и явно боялся подвести его,
вписав себе его нерусскую национальность. Звонок министра С. В. Каф-
танова тоже необычен. Почему он звонил сам по такому мелкому вопросу,
а не поручил это помощнику? Почему так нарушил субординацию,
позвонив лично не ректору и даже не декану, а секретарю Приемной комиссии?
По-видимому, он не считал этот вопрос мелким, возможно, не хотел
«засвечивать» себя перед ректором и деканом. Ведь дело было в 1949 г.,
в разгар возвеличивания титульной нации и борьбы с «космополитами».
История имела продолжение.
«На другой день в Приемную комиссию по крутой лестнице (в старом
здании физфака помещение ее было в кинобудке, под крышей <...>) влез
наш декан Арсений Соколов. Пот лил с него градом. Первое, что он
спросил: — Приходил Кафтанов?
Получив утвердительный ответ, приказал:
— Скажите ему, что он принят и пусть едет отдыхать.
— Но Приемная комиссия еще не заседала.

236 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
— Это не имеет значения. Он принят, — уже долетело до нас — декан
стоял внизу» [Там же).
Добавлю, что В. С. Кафтанов прекрасно окончил физфак, стал
успешным ученым, заместителем директора ИТЭФ, писал статьи по физике для
Большой советской энциклопедии. Длительное время работал в ЦЕРН,
в Швейцарии, умер в 2006 г. в возрасте 75 лет.
1.3. Студенческие выступления на физфаке, 1953
В своей основе физфак дофурсовского периода был базой наиболее
консервативных сил московских физиков с погромными наклонностями.
В конце 1930-х гг. были расстреляны декан физфака Б. М. Гессен и его
заместитель А. О. Апирин. К концу войны опять усилилась активность
политически агрессивного ядра физфаковцев. Они выдавили с
факультета, в частности, И.Е. Тамма и В.А.Фока. Неформальным лидером
политизированных физфаковцев был Д. Д. Иваненко. За десять истекших
лет (1935-1945) этот физик с мировой известностью испытал эволюцию
от ближайшего друга Ландау до его заклятого врага. (А ведь это
именно он нарек Льва Ландау любимым именем последнего, Дау!) Другими
заметными фигурами в указанной группировке были Н.С.Акулов
(яростный враг Н. Н. Семёнова), В. Ф. Ноздрев, А. С. Предводителев (декан),
А.А.Соколов (один из последующих деканов), Ф. А. Королев и Р. А. Те-
леснин (заместители декана), профессора Б. И.Спасский и Я. П.Терлец-
кий. Как уже писалось подробнее [Горобец, 2008 6], в 1949 г. философы-
сталинисты, опираясь на перечисленных физиков из МГУ, готовили
Всесоюзную конференцию по преподаванию физики, на которой собирались
разгромить физиков академических, опирающихся наФИАН, ИФП, ИХФ
и Л И ПАН. Конференция была отменена Сталиным, как считается, с
подачи Берии, который принял решение выступить против ее проведения,
проконсультировавшись с И. В. Курчатовым. Хотя генерального
сражения не состоялось, но противостояние двух лагерей, «университетского»
и «академического в союзе с ядерщиками» продолжалось.
Сразу после смерти Сталина сильнейший удар по ортодоксам
сталинизма на физфаке был нанесен осенью 1953 г. снизу, со стороны
студенческих масс. Это произошло на комсомольской конференции физфака,
на которой присутствовало около 400 делегатов, представлявших 2500
комсомольцев. История этого выступления была впервые описана в
статье трех авторов: Ю. В. Гапонова, С. К. Ковалевой и А. В. Кессениха [2002.
С. 519] и позже пересказана в книге [Ковалева, 2003. С. 12].
Конференция проходила в только что открытом новом здании МГУ на Ленинских
горах. На ней обсуждались: недостаточно высокий уровень
преподавания физики, в первую очередь ядерной, отсутствие на физфаке
современных программ и кадров для ее изучения, отрыв физфака от ведущих
академических институтов и их ученых. Наиболее активную роль играли
комсомольские лидеры В. Г. Неудач и н и В. Д. Письменный (тогда
второкурсник), участники Великой Отечественной войны Н. К. Бухардинов
и В. Р. Карасик, физтехфаковцы, переведенные на физфак, В. Г. Гришин

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 237
и А.Лысенко, а также В. Б. Розанов и Ю. А.Троян. Преодолев угрозы со
стороны деканата, ректората (в лице первого проректора Г. Д. Вовченко),
партбюро физфака и парткома МГУ, которые уговаривали решить все
вопросы, не выходя за пределы МГУ, конференция обратилась прямо в ЦК
КПСС с письмом. В нем были изложены указанные вопросы и просьба
привлечь к преподаванию на физфаке ведущих физиков страны: Л. Д.
Ландау, М.А.Леонтовича, В.А.Фока, И. Е.Тамма и т.д.
Прямого словесного ответа на обращение комсомольцев не было.
Но действенным ответом можно считать то, что в декабре 1953 г. ЦК
КПСС создал комиссию во главе с министром среднего машиностроения
В.А.Малышевым для проверки подготовки физиков на физфаке МГУ.
Летом 1954 г. в «Правде» была опубликована статья членкора АН СССР
С.Л.Соболева (одного из ведущих математиков и заместителя И. В.
Курчатова в работах по Атомному проекту) с критикой уровня преподавания
на физфаке и обвинениями в этом руководства факультета. В августе
того же года комиссия Малышева подготовила решение ЦК КПСС,
которое коренным образом изменило положение дел на физфаке. Курчатовец
В.С.Фурсов вернулся на факультет, где он учился и работал еще до
войны. Он сменил на посту декана А. А. Соколова. На факультет пришли
Л.Д.Ландау, М.А.Леонтович, И. К. Кикоин, Л.А. Арцимович, Д. И. Бло-
хинцев, А. И. Шальников, С. Ю.Лукьянов и другие видные ученые, почти
все связанные с атомными работами.
В дальнейшем ежегодные комсомольские конференции физфака
стали крупными событиями общественной жизни студентов, многие из них
протекали бурно и непредсказуемо, создавая проблемы для партийных
органов МГУ, а бывало и выше. Они не только полностью «выбирали
люфт», допустимый советской системой несвободы, но и расширяли его
пределы. Две крупные инициативы, родившиеся в комсомольских
организациях физфака и оформленные их конференциями, вскоре охватили
практически всю студенческую молодежь СССР: это были студенческие
строительные отряды и ежегодный праздник «День Архимеда». Была также
подхвачена и получила мощное развитие инициатива, родившаяся на
биофаке МГУ, по созданию студенческих агитбригад художественной
самодеятельности, которые вскоре стали ездить по всей стране, выезжая даже
за рубеж.
1.4. Ландау на физфаке, 1955-1961
В 1955-1961 гг. Л.Д.Ландау был профессором кафедры
электродинамики на физическом факультете МГУ и читал там курс теоретической
физики. Это был уже не эпатажный молодой профессор из Харьковского
университета (см. [Горобец, 20086. Глава 2]), а пожилой человек,
прошедший год тюрьмы и семь лет сверхсекретной работы в Атомном проекте.
Я учился в эти годы на физфаке и осенью 1961 г. немного посещал
лекции Л.Д.Ландау. На нашем курсе он читал механику в течение осеннего
семестра 1961/62 учебного года, но, к сожалению, не смог даже принять

238 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
экзамены, так как в январе 1962 г. попал в автокатастрофу. Его курс
механики был совершенно отличен от традиционного курса теоретической
механики, который читал на параллельном потоке доцент В. В. Петке-
вич (я посещал и лекции последнего, так как интересно было сравнить
те и другие). Мое впечатление единично и субъективно, оно основано
на слишком малом объеме прослушанного и увиденного. Поэтому
перескажу впечатления о лекциях Л.Д.Ландау со слов выпускницы физфака
Светланы Николаевны Щегольковой (СН), которая в 1957-1958 гг.
прослушала полный курс теоретической физики, читавшийся ЛД. Вот что СН
мне рассказала (беседа происходила 4 июля 2007 г.).
— Ландау влетал в аудиторию в распахнутом пиджаке, с ярким
галстуком. Читал он эмоционально и артистично. Посмотреть на легендарного
Ландау приходили даже студенты гуманитарных факультетов. Поскольку
серии учебников Ландау—Лифшица тогда еще не было <Том 1. «Механика»
вышел только в 1958 г.>, то необходимо было все тщательно записывать.
Иногда Ландау немного отвлекался, шутил. Помню его шутку: «Удачно
жениться — это все равно, что вытащить из мешка с гадюками ужа». Как-
то он нам объяснил, что «бредовая идея у физика лучше, чем отсутствие
идей». Он, конечно, имел в виду не любой бред, а поиск неожиданных
решений, которые не должны отрицать основные законы физики, но могут
оказаться ошибочными из-за неочевидных причин и риска при смелом
мышлении. <Известно, что Ландау предпочитал «патологию», т.е.
ошибки, «филологии», т.е. пустой болтовне. — Прим. Б. Г.>.
— Все ли Вам было понятно в лекциях? — спросил я у СН.
— Я понимала почти все. Но у Ландау был такой стиль — он иногда
говорил: «Очевидно, что путем преобразований можно получить
следующее выражение». Вот эти скачкообразные переходы нам не были очевидны
сходу, их приходилось разбирать потом, но после проведения нескольких
вычислительных операций все быстро становилось, действительно,
очевидным.
— А как выглядел Ландау по сравнению с другими лекторами?
— Из теоретиков я слушала еще М. А. Леонтовича. Он с первого же
взгляда производил впечатление, противоположное Ландау. Иногда
приходил на лекции в лыжном костюме. В изложении у него было очень
много математики. Воспринимать его было очень трудно, учитывая его
быструю речь и неважную дикцию. Ландау был вне конкуренции.
— Расскажите поподробнее, как Вы сдавали экзамен Ландау.
— У нас была сильная группа, но все равно студенты боялись Ландау.
О нем мы слышали, что если несколько человек получают двойки или
тройки, то Ландау свирепеет. Первый наш студент, именной стипендиат,
пошедший сдавать, получил «4». Второй студент, тоже довольно сильный,
сдал на «3». После этого почти все сидящие в аудитории стали делать вид,
что еще не готовы. А у меня было все готово, я подняла голову и
посмотрела на Ландау <Староста группы Р. О. Зайцев вспоминает, что Ландау,
окинул взором студентов, заметил привлекательную блондиночку и призывно

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 239
на нее взглянул. — Прим. Б. Г.>. Он подошел, взял мои листы, быстро
просмотрел и отложил в сторону. Написал мне три дополнительных вопроса.
Помню, что третий вопрос был по теории относительности. Что и как
делать по всем этим вопросам, я знала, и занялась вычислениями. По-моему,
они не были трудными. На выписывание формул и преобразования ушло
примерно полчаса. В одном месте у меня было только сомнение в
знаке. Ландау сел, взглянул, сказал: «Все правильно». Взял зачетку и всю ее
просмотрел. Глядя на фотофафию, сказал: «Та же персона, но изменилась
до неузнаваемости». Увидел, что у меня были почти все отличные
оценки и только по истории КПСС была «четверка», а по политэкономии —
«тройка». Лев Давидович сказал: «Узнаю почерк физфака. Человек получил
„тройку", а дальше боятся ставить „пять"». И поставил мне «отлично».
1.5. «День физика» с участием Бора и Ландау, 1961
В октябре 1959 г. на комсомольской конференции физфака была
выдвинута идея проводить на факультете ежегодно праздник «Архимед».
Инициаторами были Ю. Гапонов, Н. Кабаева, М. Артеменко и Н. Никоно-
ва. Конференция решила: «Учредить праздник День физика. Считать Днем
физика день рождения Архимеда. Постановить, что Архимед родился 7 мая
287 г. до н. э.» Вновь избранный секретарь комитета комсомола Валерий
Кандидов стал решительно проводить в жизнь решение конференции. Он
поручил пятикурснику Валерию Миляеву и второкурснику Валерию Кане-
ру в двухмесячный срок подготовить программу праздника. «В 1960 г.
родилась опера „Архимед", которая за 40 лет своего существования
исполнялась примерно 300 раз» [Наука..., 1997. Т. 1. С.459; Ковалева, 2003. С. 81].
Во время сочинения текстов оперы В. А. Миляев и В. В. Канер
посетили Л.Д.Ландау и попросили его разрешения использовать в опере его
имя. Ландау ответил: «Делайте со мной, что хотите» [Ковалева, 2003. С 81].
Секретарь парткома физфака Игорь Иванович Ольховский (тесно
связанный, как было известно, с КГБ) пытался контролировать сценарий
праздника, текст и постановку оперы. На эту тему С. Н. Щеголькова,
которая была танцовщицей кордебалета в этой опере, рассказала мне о
следующем комическом эпизоде.
В опере есть сцена попытки соблазнения Архимеда девушками. Танец
канкан исполнялся студентками в туфлях на высоких каблуках, в черных
купальниках и черных перчатках по локоть. С точки зрения
сегодняшнего времени — невинный номер. Но полвека назад было совсем не так.
Ситуация усугублялась тем, что только что Н. С. Хрущёв посетил США.
Там где-то ему показали канкан. Вернувшись в СССР, Хрущёв выступил
с рассказами о поездке. Многое ему понравилось, многое он яростно
критиковал. Обругал в своем рассказе безобразный вульгарный канкан, когда
полуголые девицы задирали перед ним ноги.
В этой обстановке исполнение оперы в МГУ перед студенческой
публикой могло быть расценено партийными властями как провокация,
вызов властям и социалистической морали. Состоялся просмотр только что

240 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
завершенной оперы перед комиссией парткома в присутствии декана.
После просмотра оперы было немало критики со стороны некоторых членов
комиссии. Особенно бурно обсуждалась сцена с канканом. Но
комсомольцы стояли на своем. Чашу весов перетянуло выступление женщины, члена
парткома, фамилию которой сейчас уже никто не помнит. Она устыдила
ханжескую позицию мужчин. В результате было решено: танец сохранить,
но все-таки предложить студенткам... снять черные перчатки! Именно
они показались комиссии слишком уж эротичной деталью. Однако на это
студентки не пошли и решение комиссии не выполнили, заявив, что, сняв
перчатки, они обнажили бы еще большую поверхность тела. А вот в
другом вопросе пришлось пойти на компромисс. В тексте была такая фраза:
«Сколько поле ни квантуй, все равно ты не Ландуй». Партком
потребовал ее заменить. Заменили так: «Сколько ни долби квантЫ, не Ландау
вовсе ты».
Праздник состоял из двух основных частей: представления на
ступенях физфака и исполнения оперы в ДК МГУ. В книге С. К.
Ковалевой рассказано о самом первом праздновании, в котором происходило
еще и шествие вокруг физфака. По воспоминаниям участников при этом
произошел примечательный инцидент. «Академика Ландау,
единственного из видных ученых физфака, принимавшего участие в празднике, везли
на четырехколесной тележке-электрокаре. На нее же взгромоздились:
Ведущий, Ломоносов и Архимед с зажженными факелами. <...> Логгинов
<Ломоносов> устал держать тяжелый факел, бросил его на землю. <...>
загорелись кусты... пламя удалось затоптать» [Ковалева, 2003. С. 84]. (Ю.
Талонов говорит, что было не совсем так.)
На следующий, 1961 г. опять предстояло отстаивать перед парткомом
текст оперы, так как партком был настроен прикрыть праздник, либо
хотя бы что-то вырезать из оперы. Секретарем комитета ВЛКСМ в этом
году был Юрий Гапонов (ныне профессор, доктор наук, начальник
теоретической лаборатории и заместитель директора Института молекулярной
физики РНЦ КИ). Он узнал, что в СССР приехал великий Нильс Бор.
Тогда Бору было уже 76 лет. Он должен был посетить МГУ для вручения ему
регалий почетного профессора университета. У комсомольцев возникла
мысль пригласить Бора на свой праздник. Но программа его визита была
уже официально утверждена. Изменить ее мог только сам Бор. Тогда
Гапонов со своей командой решили действовать через Ландау, который почти
всюду сопровождал Бора. Бор считал Ландау самым талантливым
учеником своей копенгагенской школы теоретической физики !). Комсомольцы
позвонили Ландау, он согласился помочь. За день до праздника было
получено согласие самого Бора. Тут партком капитулировал и даже прислал
своего члена, профессора астронома Кукаркина помогать комсомольцам.
На ступеньках физфака были поставлены стулья. На них сидели
почетные гости: Нильс Бор с женой Маргарет, Л.Д.Ландау с женой Корой,
' Много позже стало известно, что он трижды выдвигал Ландау на Нобелевскую
премию - в 1956, I960 и 1962 гг. [Наука..., 1997. Т. 1. С.446|.

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 241
Е. М.Лифшиц (он объяснял Бору на английском языке происходящее),
И.Е.Тамм. На этой части декан В.С.Фурсов решил не присутствовать.
Начался праздник. Огромные бутафорские часы отсчитывали
столетия, и синхронно с ними на сцену выходили самые знаменитые физики.
Вот появился Ломоносов. С отчетами перед ним выступали делегации всех
курсов физфака. От 3-го курса вышло несколько десятков человек,
завернутых в простыни, они изображали студентов университета в Сиракузах.
В конце этой части праздника Бор взял слово и кратко приветствовал
участников. Он сказал, а Ландау перевел: «Никогда не видел столько
физиков сразу». Перед началом оперы в ДК толпа студентов, сметая
заслоны, ломая двери (потом официально зафиксировали: были сломаны
все 12 дверей, ведущих в ДК), ринулась в зал. Бора передавали чуть ли
не на руках, за ним — Ландау. <...> Зал в течение нескольких минут,
стоя, скандировал: «Нильс Бор! Нильс Бор!». Ландау переводил текст
Бору [Ковалева, 2003. С. 86].
Дальше автор книги отметила, что смех над каждой остротой
раздавался троекратно: первый раз как реакция на саму остроту, второй раз —
это был смех Бора, услышавшего от Ландау перевод, третий раз — это
был всплеск смеха в зале в ответ на смех Бора.
Праздник «День Архимеда» произвел настолько сильное впечатление
на Н. Бора, что на следующий день, когда был назначен его официальный
визит к ректору Петровскому <...>, он решил прочитать для студентов-
физиков лекцию, хотя она не входила в программу визита. Лекция «О
философских вопросах физики», отражавшая нестандартные личные взгляды
ученого, длилась около трех часов <вместе с ответами на множество
вопросов^ а ведь Бору было уже 76 лет2). <...> Руководство факультета
переживало страшные минуты, поскольку <...> Бора в 1949 г.
обвинили в махизме. <...> После выступления мэтр встретился с профессурой
факультета и деканом В. С. Фурсовым. В конце встречи Бор, вспомнив
о своем философском кредо — принципе дополнительности, написал
на стене кабинета кафедры теоретической физики свой девиз: "Contraria
поп contradictoria sed complementa sunt" («Противоположности — не
противоречия, а дополнения») [Там же. С. 87].
О необычных обстоятельствах отъезда Бора рассказал профессор А. А. За-
мятнин, который был аккомпаниатором в опере «Архимед».
18 мая 1961 г. вечером нам домой позвонил сотрудник Института
атомной энергии Веня Сидоров и сказал, что завтра он будет участвовать
в проводах Бора, и у него есть свободное место в машине. <...> Вставать
пришлось в 4 часа утра, поскольку боровский рейс был весьма ранним.
' Переводил Е. М.Лифшиц. Преподаватель английского языка Е. А. Боброва, сама
наполовину англичанка, потом восхищенно высказалась в нашей группе: «И откуда они взяли
такого замечательного переводчика? Вряд ли он из МИДа». — Прим б. Г
16 Заказ 1210

242 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
Когда мы с Веней прибыли в <...> Шереметьево-1, отъезжающие были
уже там. Их было четверо: Нильс Бор, его жена Маргарет, сын Ore и
невестка Мариетта. Меня удивило то, что среди провожающих, кроме нас,
было еще всего 3-4 человека, а из известных физиков — только академик
<в 1961 г. еще членкор> Аркадий Бенедиктович Мигдал. Видимо, другим
не позволило приехать столь раннее время. <...> Вдруг диктор объявляет,
что рейс на Копенгаген откладывается на несколько часов. <...> За это
время сначала куда-то исчез один провожатый, потом другой, и вскоре
остались лишь мы с Веней. Мыслимо ли это? Великого физика из
Советского Союза провожают кандидат наук и студент! <...> Чтобы помочь
гостям скоротать время, мы пошли в кафе пить пиво (тогда в нашей стране
пиво, как правило, называлось «Жигулевским»). За этим занятием Бору
среди прочих был задан вопрос: а какое пьют пиво в Дании? И тут мы
услышали интереснейшую историю. Нильс Бор ответил:
— Вы даже не представляете себе, какой серьезный вопрос Вы
задали. Дело в том, что естественные науки в Дании финансируются пивной
фирмой Carlsberg. Поэтому все естественники поддерживают своих
благодетелей и пьют только Carlsberg. В свою очередь, другая пивная фирма
Tuborg поддерживает гуманитариев и, следовательно, гуманитарии пьют
только пиво Tuborg. <...>
— Ну, а как Вам наше пиво?
И вот, что на это ответил великий физик:
— Главное, что не Tuborg [Там же. С. 90].
A. А. Замятнин пишет, что ответ на вопрос, что Бору больше всего
запомнилось в Москве, состоял лишь из одного слова: «Архимед».
...Наступил трагический 1962 г. 19 ноября 1962 г. Нильса Бора не стало.
Помню портрет Бора в траурной рамке, висящий в вестибюле физфака.
А в январе того же года попал в роковую автокатастрофу Лев Давидович
Ландау.
1.6. «Вечный декан», 1954-19893)
B. С. Фурсов не входил в ближний круг общения Ландау, и они не были
родственны по духу. Но в эпоху Ландау Фурсов был знаковой,
системообразующей фигурой в пространстве физического образования: он был
много лет руководителем крупнейшего учреждения, в котором работал
Ландау, — физического факультета МГУ. Фурсова помнят десятки
тысяч физиков, которым, надеюсь, будет интересно прочесть эти несколько
страничек о нем.
' Некоторые детали биографии В. С. Фурсова заимствованы из статьи Л. В. Лёвшина
12006).

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 243
Василий Степанович Фурсов (1910-1998) —
физик-теоретик, доктор физ.-мат. наук (1954),
профессор, декан физического факультета МГУ им.
М. В. Ломоносова (1954-1989). Родился 14
января 1910 в Липецке, в рабочей семье. Окончил
физико-математический факультет МГУ (1931),
аспирант С. И. Вавилова в НИИФ МГУ, затем доцент
МГУ, ближайший сотрудник А. А. Власова, а
позже — И. В. Курчатова. В 1941 — курсант
Харьковского военно-политического училища в Ташкенте,
с конца 1941 — в действующей армии. В 1944
отозван по запросу Курчатова, старший научный
сотрудник ФИАН, затем начальник теоретического сектора в Лаборатории
№2. С декабря 1948 — научный руководитель завода «А» по наработке
плутония в промышленном реакторе. С 1951 по 1957 — заместитель
научного руководителя (Курчатова) Комбината № 817,
производящего плутоний (Челябинск-40, в настоящее время г. Озерск, ПО «Маяк»),
строящихся уран-графитовых реакторов в Томске-7 и Красноярске-26.
В 1954 рекомендован Секретариатом ЦК КПСС на должность декана
физического факультета МГУ. В 1956 — в Китае, советник при научном
центре в Пекине. Труды в области теоретической оптики и квантовой
статистики. Разработал теорию уширения спектральных линий с учетом
межмолекулярных взаимодействий (1936, совместно с А.А.Власовым);
теорию флуктуации плотности идеального ферми-газа на основе квантовой
статистики; установил корреляционный закон флуктуации в разделенных
объемах газа, используемый для определения рассеяния рентгеновских
лучей и света электронным газом и сверхтекучим гелием. Впервые
применил теорию параметрического резонанса для фокусировки пучков частиц
в ускорителях (1944, «метод жесткой фокусировки»). Автор
теоретических расчетов методики разбраковки графита и урана, использованной
при создании первого физического реактора Ф-1 (в Лаборатории №2)
и промышленного реактора (на заводе «А»). В коллективе сотрудников
Лаборатории № 2 открыл и теоретически объяснил радиационное
разбухание урана, накопление энергии в графите и его формоизменение
под действием больших потоков нейтронов, что позволило к 1950
полностью избавиться от «козлов» (спекшихся столбов урановых сердечников
с оболочками, авиалевой трубой и графитом ячейки). Разработал теорию
регулирующих стержней реактора (1947, совместно с С. М. Файнбер-
гом). По поручению Курчатова в июле 1955 сделал первый в истории
советской ядерной физики открытый доклад на пленарном заседании
сессии АН СССР «Работы Академии наук по уран-графитовым реакторам».
После первого испытания атомной бомбы награжден орденом Ленина
и Сталинской премией (1949). Лауреат еще двух Сталинских премий
(1951, 1953), полученных после второго испытания атомной бомбы
оригинальной конструкции (1951) и первого испытания водородной бомбы
(1953). 40 лет, в течение которых Фурсов определял жизнь факультета,

244 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
дали стране и миру более десяти тысяч физиков высшей квалификации
и явились эпохой высших научных достижений физфака МГУ. Похоронен
на Троекуровском кладбище в Москве.
Известно, что Фурсов высоко ценил Ландау, прекрасно понимал,
насколько он велик как ученый и ценен для физфака. При Фурсове у Ландау
было прочное и авторитетное положение на факультете, несмотря на то
что там же продолжали работать его противники —
профессора-теоретики А. А. Власов, Д. Д. Иваненко, А. А. Соколов, Я. П.Терлецкий, И. П.
Базаров. Декан умел поддерживать систему равновесия так, что ни одна
из сторон не могла нарушить мир, пусть худой, и возобновить открытую
войну. Теоретических кафедр на физфаке было четыре. Одну из них
возглавлял академик Н. Н. Боголюбов. Школы Ландау и Боголюбова имели
великих учителей. Но резкость и бескомпромиссность Ландау обусловила
недружественную атмосферу между двумя этими школами. Вместе с тем,
многие физики, примыкавшие к школе Ландау, поддерживали добрые
личные отношения с Н. Н. Боголюбовым и его учениками (А. Б. Мигдал,
И. М. Лифшиц, Я. Б. Зельдович и другие). В общем, эти две школы как-то
взаимодействовали друг с другом, во всяком случае, политических
провокаций между ними не возникало.
Еще две кафедры являлись базами противостоявших лагерей: с
одной стороны, это была дружественная Ландау кафедра электродинамики
во главе с академиком М. А. Леонтовичем, а с другой стороны —
кафедра статистической физики во главе с А. А. Соколовым, на которой
работали ярые противники Ландау. Совсем отдельно существовала также
кафедра теории атомного ядра, которую возглавлял Д. И. Блохинцев. Она
работала в рамках Научно-исследовательского института ядерной физики
(НИИЯФ), возглавляемого С. Н. Верновым и входившего в состав
физфака. Эта кафедра была лояльной по отношению как ко всем теоретическим
кафедрам физфака, так и к школе Ландау.
Когда-то сокурсником В. С. Фурсова был А. А. Власов, противник
Ландау. С 1930-х гг. Фурсов и Власов подружились на всю жизнь.
Тогда С. И. Вавилов читал спецкурс «Физическая оптика», который
приходили слушать и Власов с Фурсовым, учившиеся на 3-м курсе. Осенью
1931 г. С. И. Вавилов взял Фурсова к себе в аспирантуру и дал ему тему
по экспериментальному исследованию поляризованной люминесценции.
Одновременно Вавилов готовил будущих лекторов из некоторых своих
студентов, в их числе были В. С. Фурсов, А. А. Власов, С. П. Стрелков.
Вавилов давал им темы для докладов, затем прослушивал и проводил
критический разбор, поручал готовить демонстрации опытов на
лекциях, вести семинары по общей физике. В 1932 г. Вавилов, уезжая в
Ленинград, чтобы там возглавить созданный Государственный оптический
институт, попросил профессора МГУ В.Л.Лёвшина, крупнейшего
специалиста по люминесценции, продолжить руководство Фурсовым в
аспирантуре. Но Фурсов проработал у Лёвшина всего полгода, а затем занялся
теоретической физикой, сказалось влияние его друга Власова. Фурсов

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 245
оставил аспирантуру и занял вакансию ассистента. В 1938 г. он защитил
физико-теоретическую кандидатскую диссертацию, занял должность
доцента и заведующего кафедрой теоретической физики. Отметим, что в это
время одним из дипломников, работавших под научным руководством
Фурсова, был Ю. Л. Климонтович, который стал впоследствии видным
теоретиком в области физической статистики и плазмы.
В 1941 г. В. С. Фурсов вступил в ВКП (б). С декабря 1941 г. он призван
в действующую армию. Воевал на Калининском фронте, дошел до звания
капитана. В 1944 г. отозван из армии по заявке Курчатова и направлен
в созданную за год до этого Лабораторию № 2. Этот момент художественно
описан в книге С. Снегова «Творцы», посвященной освоению ядерной
энергии в СССР:
Курчатов попросил у Вавилова помощи. Вавилов посоветовал
отозвать из армии своего бывшего аспиранта Василия Фурсова, перед
войной уже доцента МГУ. Фурсов, правда, специализировался в оптике,
но хороший теоретик, в отличие от экспериментатора, легче
переключается с одной отрасли физики на другую. <...> Курчатов весело оглядывал
свою «армию» — быстрого, нервного Зельдовича, медлительного, с
красивым лицом улыбающегося Будды Гуревича, сосредоточенно дымящего
Померанчука, невозмутимого Фурсова в выцветшей, сто раз стиранной
гимнастерке и потерявших черноту кирзовых сапогах. В этой одежде
Фурсов снова ходил читать лекции в вернувшийся в Москву университет
[Снегов, 1979. С. 332].
В июле 1944 г. В.С.Фурсов становится секретарем партбюро
Лаборатории №2, а вскоре назначается начальником ее теоретического сектора.
По своему положению Курчатову полагалось быть членом партии, и тогда
в августе 1944 г. Фурсов дает ему рекомендацию (еще одним из
рекомендующих был математик С.Л.Соболев).
В. С. Фурсов был в списке немногих, порядка двух десятков
участников Атомного проекта, имевших постоянный допуск к особо секретным
материалам Бюро № 2 Спецкомитета, которое было подчинено напрямую
Л. П. Берии; там расшифровывались, переводились на русский язык и
хранились разведматериалы [АП, 2003. Т. 1. Кн. 4. С. 581].
С осени 1946 г. к атомной проблеме стали подключать Институт физ-
проблем. «В ИФП в 1946 г. был организован цикл лекций по цепным
реакциям и реакторам, который читали С. М. Файнберг и В. С. Фурсов»
[Наука..., 1999, Т. 2. С. 289].
Фурсов не любил спорить. Спокойный и немногословный, он старался
не возражать, а соглашаться, так было проще. Зато уж если приходилось
говорить «нет», то это было «нет» категорическое. <...> Курчатов
посоветовал Фурсову не откладывать расчета большого циклотрона — на
очереди теория графитовых призм, Померанчуку нужен помощник, — Фурсов
только кивнул головой. Померанчуку был нужен помощник не только
потому, что становились трудны расчеты, а больше оттого, что расчеты из
общей теории превращались в уточнения — к цифири Померанчук не имел

246 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
склонности. Еще меньше любил такую работу Зельдович, тот мыслил лишь
«крупноблочно», а Гуревича, кроме расчетов, нагрузили экспериментами,
он тоже не мог поспеть. Фурсов давно предчувствовал, что весь
каждодневный обсчет уран-графитового сооружения ляжет на его плечи: лучше
было с циклотроном разделаться поскорей [Снегов, 1979. С. 361].
Сектором Фурсова была решена важная практическая задача по
установлению шага решетки активной зоны промышленного реактора. Блоки
с обогащенным ураном диаметром 35 мм, высотой 100 мм имели
алюминиевую оболочку и загружались в технологические каналы. Зазоры между
блоком и трубой заполнялись водой для охлаждения блоков. Вода и
технологические трубы каналов — это дополнительные поглотители нейтронов.
В первом физическом реакторе Ф-1 создавались решетки с расстоянием
между отверстиями каналов (шагом) в графитовых кирпичах от 15 до 25 см
при диаметре урановых блоков 30, 35 и 40 мм. Зазор заполняли парафином
вместо воды. Размеры реактора определяли по уравнению, выведенному
И. Я. Померанчуком для критической массы загрузки реактора. «В. С.
Фурсов предложил формулу, по которой различие эффективного
коэффициента размножения &эф реактора Ф-1 и полученных значений &эф Для
испытуемых решеток определяло эффективный радиус реактора, т. е. его
загрузку ураном и размеры графитовой кладки» [Создание..., 1995. С. 74].
В апреле 1947 г. С.М.Файнберг и В.С.Фурсов выдвинули
предложение о применении газового теплоносителя в уран-графитовом реакторе.
В качестве газа был предложен гелий. Их расчеты показали, что газовое
охлаждение позволит снизить до минимума потери нейтронов за счет
поглощения в охлаждающих приспособлениях. Предлагалось делать газовые
каналы прямо в графите или в трубках из металла, не поглощающего
нейтроны. Как известно, гелиевый теплоноситель используется в
существующих высокотемпературных реакторах [Наука..., 2003. Т. 3. С.48].
Когда правительство и ЦК партии решило реформировать физфак МГУ
и создать там современную базу для подготовки специалистов по ядерной
физике, то И. В. Курчатов предложил на должность декана В. С. Фурсова.
У Курчатова это был едва ли не единственный физик высокого
профессионального уровня, тесно связанный в прошлом с физфаком. А у Фурсова
были следующие плюсы: выпускник физфака, уже работал там до войны,
коммунист, фронтовик, современный ядерщик, лично предан Курчатову,
хорошие деловые отношения со всеми московскими физиками.
Поскольку Фурсов был издавна дружен с Власовым, то не вызывал враждебности
в лагере Иваненко—Соколова. В то же время, будучи курчатовцем, он был
приемлем и для академических физиков, в частности, сотрудников Ландау,
с которыми у Фурсова сложились нормальные контакты и взаимодействие
в годы работы в системе ПГУ и Минсредмаша. В ЦК ВКП (б)
кандидатура В. С. Фурсова была утверждена, и он стал деканом. Одновременно он
продолжал до 1957 г. работать с И. В. Курчатовым по атомной проблеме.
Тот центральный доклад по уран-графитовым реакторам, который
В.С.Фурсов сделал на сессии Академии наук в 1955 г., явился крупным

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 247
событием в истории советской ядерной физики. Почему И. В. Курчатов
не сделал его лично? Ю. В. Гапонов высказывает следующее
предположение. Во-первых, в это время Курчатов сам интересовался в основном
мирными путями использования атомной энергии, в особенности
управляемым термоядерным синтезом. Во-вторых, он хотел представить Фурсова
академической элите с тем, чтобы в дальнейшем выдвигать его в членкоры.
Однако, завершив свое участие в Атомном проекте, Василий Степанович
целиком сосредоточился на административной работе на физфаке.
Л. В. Лёвшин подчеркивает, что ВС проявил себя на факультете
жестким и рачительным хозяином, поборником дисциплины, соблюдения
закона и установленных правил. Он не поддавался давлению со стороны
влиятельных академиков, твердо вел факультет намеченным курсом. «Он
мог одинаково жестко распекать и провинившегося лаборанта, и
маститого профессора или академика. В.С.Фурсова побаивались, но искренне
уважали. Зато к студентам он был либерален и всегда использовал все
возможности, чтобы сохранить их для факультета» [Лёвшин, 2006]. Кадровый
выбор Курчатова оказался и на этот раз идеальным.
Л. В. Лёвшин вспоминал, что любимым выражением ВС было: «Язык
к делу не пришьешь». Он это говорил, когда требовал бумаги по всем
существенным поводам. Здесь сказывался громадный жизненный опыт
и тщательность декана. Часто это выглядело как бюрократизм. Но
подобный бюрократизм всегда спасал факультет при многочисленных
проверках, в том числе и недоброжелательных. Именно при В. С. Фурсове
физфак многократно признавался лучшим факультетом университета. Когда
начальство призывало равняться на физфак другие факультеты, там
отвечали: «Чего же вы хотите, ведь у них деканом Фурсов».
Декан поддерживал высокий научный уровень преподавательского
состава согласно своему принципу: «Место доцента на физфаке — это
место для доктора наук». Чтобы стать на физфаке профессором,
недостаточно было защитить докторскую диссертацию. ВС сделал многое для
развития на факультете новых направлений в физике. Так, при нем была
создана кафедра биофизики во главе с Л. А. Блюменфельдом, одна из
самых популярных кафедр среди студентов во все времена. Он предоставил
условия наибольшего благоприятствования зародившейся на факультете в
1960-е гг. области нелинейных волновых процессов и оптики, у истоков
которой стояли воспитанники физфака Р. В. Хохлов и С. А. Ахманов, ставшие
физиками мирового класса (к сожалению, они рано ушли из жизни). При
В. С. Фурсове пришел на физфак академик И. М. Лифшиц и создал там новое
направление — теоретическую физику конденсированных сред, по
которому школа И. М.Лифшица стала лидером в мировой науке. «За годы
правления В.С.Фурсова сотрудниками факультета было получено 26
Ленинских, 54 Государственных и 26 Ломоносовских премий» [Лёвшин, 2006].
С приходом на факультет В. С. Фурсова взаимоотношения между
деканатом и студенческими общественными организациями кардинально
изменились, они приобрели характер конструктивного диалога. В 1950-
1960-е гг. комсомольская организация физфака отличалась необычной по

248 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
тем временам прогрессивностью, а бюро (позже комитет) комсомола было
реально влиятельным общественным органом самоуправления студентов,
с которым всегда считался декан. Секретарями бюро (комитета)
комсомола выбирались энергичные, популярные среди молодежи лидеры из
аспирантов факультета. В 1950-1960-е гг. ими были А. Ф.Тулинов, В. Д.
Письменный, С. Литвиненко, В. П. Кандидов, Ю. В. Гапонов, С. И. Федотов,
Логгинов, А. Малов, Б. Крайнов (большинство из них стали впоследствии
крупными учеными, докторами наук, профессорами). Именно в среде
комсомольцев физфака МГУ родились и стали воплощаться в жизнь идеи,
которым вскоре было суждено охватить студенческие массы и стать
материальной силой в масштабе всей страны — студенческие строительные
отряды, ежегодный праздник «День Архимеда».
Что еще говорят о В. С. Фурсове люди, работавшие с ним на физфаке?
В своих мемуарах доцент физфака Л. П. Стрелкова, много лет (1949-
1986) проработавшая на факультете, дает следующий нестандартный
набросок портрета В. С. Фурсова.
«Появился профессор Фурсов, в свое время добротно посыпанный
золотом — тремя Сталинскими премиями за те труды, которых нельзя сыскать
ни в закрытой, ни в открытой печати. Злые языки утверждали, что отзвуки
этих трудов до сих пор оглашают далекие Уральские края. Сейчас он
являл собой чистого администратора-бюрократа. Цену своей деятельности
измерял ценой своей подписи. Любил повторять одну и ту же фразу: „Нас
не трогай, и мы не тронем".
<...> В самом начале своей научной карьеры читал и, говорят, неплохо,
лекции по электродинамике. Студенты прозвали его лекции „Уставом
электродинамической службы"» [Стрелкова, 2003. С. 45].
В 1950-х гг. В. С. Фурсов был одновременно деканом и заведующим
кафедрой общей физики для мехмата, а после него, в 1960-х гг., эту кафедру
возглавил профессор С. П. Стрелков. Направлением кафедры были
прикладная математика, автоматика и кибернетика. Эта кафедра явилась тем
зародышем, из которого вырос впоследствии новый факультет
вычислительной математики и кибернетики МГУ. Мне рассказывали выпускники
мехмата А. Либин и Б. Кушнер, что В. С. Фурсов читал этот курс студентам
мехмата МГУ в течение многих лет. А. Либин говорил, что у лектора была
тетрадь с записью лекций, и он читал их в точности по тетради. Этот
текст, аккуратно записанный лучшими слушателями, затем год за годом
размножался среди них. Поэтому часть студентов прогуливала лекции,
но экзамен они благополучно сдавали. Б. А. Кушнер написал мне о
лекциях В. С. Фурсова так: «Фурсов читал безошибочно, но скучно. Интереса
к теоретической физике не пробуждалось».
Что касается трудов Фурсова, о которых высказалась Л. П. Стрелкова,
то ее ирония, очевидно, связана с их незнанием из-за полной секретности.
О несомненной содержательности этих трудов было сказано выше. А
Сталинские премии и ордена, полученные Фурсовым, не могли быть
незаслуженными: Курчатов, Берия и Сталин не награждали людей за просто так,
а к юбилеям наград в те годы не давали. Что имеет в виду Л. П. Стрелкова

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 249
под «отзвуками в Уральских краях»? По-видимому, имеется в виду
радиационное заражение местности вокруг «Маяка» в результате кыштымского
выброса в 1957 г. Действительно, Фурсов имел прямое отношение к
работе Комбината №817 в предшествующие годы, включая и часть 1957 г.
Но сформулированное всего одной фразой, такое обвинение слишком
серьезно и недоказательно, оставаясь на уровне слухов, поскольку не
содержит анализа событий, их хроники, функций и действий основных
участников, цитат из документов. Обвинения за аварии и негативные
последствия при форсированном выполнении Атомного проекта не могут быть
предъявлены одному, даже высокопоставленному ученому. Все решения
по работам Уральских ядерных комбинатов принимались после
многостороннего анализа коллективами самых знающих и талантливых людей.
Причем принимались в экстремальной обстановке ядерного шантажа.
А. А. Рухадзе, профессор кафедры электроники физфака (с 1966 по
настоящее время) написал о декане так:
В.С.Фурсов был человеком невысокого роста и <...> обладал всеми
комплексами невысоких людей: очень любил унижать собеседника, делал
это, как истинный садист, с превеликим удовольствием4). Поэтому с
просьбами к нему обращаться не любили, особенно члены Академии наук,
которых он унижал с особым наслаждением. Поскольку Фурсов давно
махнул рукой на выборы в Академию, от академиков он не зависел и резвился
вовсю. Особенно часто доставалось Р. В. Хохлову, которого Василий
Степанович помнил «ходящим в коротких штанишках», и потому положение
ректора и академика не мешало Фурсову устраивать публичные
экзекуции. Доставалось, разумеется, и С. Н. Вернову, и В. В. Мигулину, и другим.
Но деканом он был идеальным. И это объяснялось в первую очередь его
независимостью, а во вторую — объективностью в оценке деятельности
кафедр. Последнее также объяснялось тем, что сам Василий Степанович
наукой не занимался, и поэтому своих пристрастий не имел. А то, что он
любил унижать, — это люди терпели и даже с большим уважением к нему
относились. После его ухода с должности «вечного декана», нового
декана оказалось выбрать не так-то просто, пошла чехарда: за три года
второго декана меняют. <...> Он прощал мне мою ершистость, в частности,
по отношению к нему самому. Так, однажды по какой-то причине мы с ним
повздорили. Он мне довольно резко в чем-то отказал. А я сгоряча ему
нагрубил, сказав, что «зато я не предавал своего учителя». Не знаю,
понял ли он тогда меня правильно, но я имел в виду его позицию в 1938 году,
4' Вряд ли этот комплекс всеобщий. Был ли он у Фурсова? Они с Рухадзе примерно
одного роста, таким же был, кстати, Зельдович, и «комплекса» у них не было. Эта моя
реплика позабавила Анри Амвросьевича, которому я показал рукопись. «Я все-таки выше
Фурсова», — сказал он. — «Насколько?» — «На два сантиметра». «А вы что, мерялись?» —
удивился я. — «Да». — ответил АА. — «Вы мне разрешите поместить в книгу этот наш обмен
репликами, по-моему, в нем есть изюминка?» — спросил я. — «Помешай», — ответил он,
и мы оба рассмеялись.

250 Глава 12. 0 других московских физиках эпохи Ландау
когда на партсобрании в ФИАНе он клеймил И. Е.Тамма как брата
«врага народа». В ту минуту, когда Фурсов говорил, отворилась дверь и вошел
И. Е. Тамм. Естественно, партсобрание было отменено, а сам В. С. Фурсов
вскоре ушел из ФИАНа. Но на мою грубость он не отреагировал и даже
позже не изменил своего отношения ко мне [Рухадзе, 2005. С. 63].
В 1961-1962 гг. с В.С.Фурсовым близко имел дело Ю. В. Гапонов,
секретарь комитета комсомола физфака. Мне он рассказал следующее
(в моем вольном пересказе). В.С.Фурсов был по характеру очень
закрытым человеком. Как физик он был сильным расчетчиком, чем и занимался
у Курчатова. Он был, несомненно, прекрасным руководителем физфака.
Но следует отметить один момент: ВС не создавал вокруг себя
молодежной команды, не желая воспитывать преемников. Поскольку все лидеры
комсомольской организации факультета в 1950-1960-х гг. были сильными
организаторами, хорошо учились, пользовались популярностью и
авторитетом у студентов, то могли бы вскоре стать сильными оппонентами
декану. И потому после окончания аспирантуры бывшими комсомольскими
секретарями их не оставляли на работе на физфаке. Фурсов предпочитал
окружать себя неяркими личностями, аккуратными исполнителями его
воли, а не соратниками. Обычная технология власти.
1.7. О приеме на физфак евреев
В период после смерти Сталина и до 1967 г. никакой
централизованной дискриминации евреев при приеме на физфак не было. Это я
утверждаю по собственным наблюдениям и опыту учебы в 1959-1965 гг., а также
на основании того, что слышал от других студентов, среди которых было
много евреев. Сколько у нас было евреев (и полуевреев), я, конечно, точно
не знаю, мне кажется, порядка 20 %, потому что в нашей группе из 25
человек было человек 6 евреев и полуевреев (как я). Ни от кого из евреев
я не слышал, что их специально «валили» на экзаменах, ни
вступительных, ни потом на сессиях. Хотя, наверное, были отдельные такие случаи
со стороны каких-то конкретных преподавателей-антисемитов.
Любопытно, что, уже будучи студентом, я сдавал экзамены двум физикам,
находившимся во враждебном Ландау лагере, профессорам А. А. Соколову (он
принимал у нас на пару с И. М. Терновым экзамен по квантовой механике)
и Я. П.Терлецкому (по статистической физике). Со всеми студентами оба
были корректны и доброжелательны. Терлецкий легко поставил мне «5»
(выше, чем я заслуживал). Соколов и Тернов поставили мне «4», задавали
наводящие вопросы (хотя, как я считаю, ответ был ближе к тройке). А вот
ранее, вступительный устный экзамен по математике я сдавал Д.
Костомарову (тогда доценту, а позже декану факультета ВМК МГУ). Тот принимал
экзамен у меня жестко, с недоброжелательными интонациями. Не знаю,
обратил ли он внимание на мое семитское отчество, указанное в
экзаменационной карте. Но, просмотрев все правильно решенные мной в билете
примеры, он стал задавать дополнительные вопросы. На них я отвечал
тоже правильно — он кивал и спрашивал дальше. Наконец, Костомаров

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 251
подловил абитуриента. Последний его вопрос был таким: «Определите
возведение иррационального числа в иррациональную степень». Я и
сейчас не очень-то понимаю практическую ценность знания математически
безупречного ответа на столь вымороченный вопрос. А тогда я сказал, что
иррациональное число определяется суммой из последовательных
приближений, проиллюстрировал примером возведения числа к в степень
7г, написал сначала приближенно ответ 31 (что тривиально), затем хотел
прологарифмировать и посчитать точнее. Но он прервал, пробурчав, что
я не дал строгого определения, и поставил мне «4». В дальнейшем мне
говорили другие студенты, что Костомаров вообще человек
недоброжелательный и сдавать ему очень неприятно, утверждали, что «4» у
Костомарова —- прекрасная оценка. Но после такой оценки мне было необходимо
сдать оставшийся устный экзамен по физике только на «5», чтобы
набрать проходной балл (13 из 15). С задачей я справился с помощью
замечательного человека, профессора К. П. Белова. Отвечал я все правильно,
но в конце, в дополнительном вопросе перепутал из-за волнения
направление поля по правилу правой руки. Профессор мне это простил, никогда
не забуду его приветливую и великодушную манеру экзаменовать.
Перескажу теперь то, что слышал о В. С.Фурсове устно от А. А. Рух-
адзе. У ВС был принцип — способствовать приему на физфак детей
физфаковцев. Он поручал кому-нибудь держать под контролем сдачу
этими детьми приемных экзаменов. Сам Рухадзе не раз осуществлял такой
контроль и помог поступить на физфак, а затем там учиться детям ряда
физиков, в том числе, например, сыну Р. 3. Сагдеева.
Но начиная с 1967-1968 гг. был сильно затруднен прием евреев в МГУ,
в том числе и на физфак. Инициатива исходила от Политбюро и
проводилась в жизнь через Отдел науки и учебных заведений ЦК, Минвузы СССР
и РСФСР Причиной этого обострения национальной дискриминации
в СССР стали события в мире: победа Израиля в 1967 г. в
Шестидневной войне над арабскими странами, советскими союзниками; подавление
в Польше В. Гомулкой волны демократизации социализма, в которой
зачинщиками были названы «сионисты», и в результате в Израиль уехало
25 тысяч евреев, больше половины из живших тогда в Польше; начавшаяся
в Чехословакии «Пражская весна», подавленная вскоре вводом советских
войск, — в ней также, как считали идеологи в СССР, во многом повинны
сионисты.
Руководителей университетов и учебных институтов, в первую очередь
элитных столичных вузов, устно инструктировали пропускать в студенты
евреев по минимуму. Следует при этом подчеркнуть, что не принималось
никаких официальных документов о запрете приема евреев и не
ставилось формального требования, чтобы ни одного еврея не было принято
в тот или иной вуз. Один из высокопоставленных в то время
чиновников объяснял мне как-то в неформальной обстановке: «Мы различаем
евреев и сионистов, сионистам ставим преграды, они разлагают
окружающих, а потом все равно уедут. Честным и преданным советским евреям
мы не препятствуем». Вот в таких, наверное, словах и передавалась устная

252 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
инструктивная информация сверху вниз. А дальше расчет был на
понятливость и служебное рвение руководства вузов и отдельных преподавателей.
Некоторый диапазон для практических решений оставался. Многое
зависело от личностей ректоров и деканов в МГУ, ЛГУ, ХГУ и т. д. — от того,
какие именно ими давались устные установки своим приемным
комиссиям и преподавателям и какие разрешалось делать исключения.
В. С. Фурсов не был антисемитом по своему воспитанию,
мировосприятию и жизненному опыту. Но он был верным сыном партии и
дисциплинированным исполнителем ее воли. Как мне сказал Рухадзе, Фурсов
сохранил у себя для евреев упомянутый выше принцип о преимуществах
детям тех физфаковцев, которые там работали. Не знаю, были ли у него
какие-то количественные пределы и кто их устанавливал. По-видимому,
они были. Мне рассказали, что как-то к Фурсову обратились из высоких
аппаратных кругов (от Ф. Бурлацкого, помощника Андропова) с
просьбой принять одного юношу-еврея, родственника. Фурсов ответил: «Где же
вы были раньше? Мы вчера приняли последнего еврея, больше не
могу». Естественно, что в 1970-е — начале 1980-х гг. общий процент евреев
и полуевреев, обучающихся на физфаке, уменьшился в несколько раз
по сравнению, например, с 1959 г., когда поступал я (но цифр я не знаю).
1.8. Эпизоды с участием В. С. Фурсова
Теперь приведу описание нескольких примечательных эпизодов из
жизни факультета, в которых участвовал В. С. Фурсов.
Вот что Л. П. Стрелкова рассказывает о собрании экзаменаторов перед
вступительными экзаменами (по-видимому, в 1970-е гг.):
Собрание экзаменаторов открыл профессор Киселев и тут же
предоставил слово декану. Фурсов был мал ростом, и его почти не было видно
за высоким аудиторным лабораторным столом.
— Дорогие товарищи! Перед вами будет проходить современная
молодежь, наша надежда! В будущем, лет через двадцать, от того, как вы
сделаете выбор сейчас, будет зависеть судьба науки. Основной науки!
В своей работе вы должны быть как можно объективнее. Сумейте
отличить истинный талант от натасканного, поверхностного знания. Во время
экзамена надо стараться предугадать истинные черты гражданственности
наших будущих не только ученых, но командиров науки!
Закончил он свое выступление восклицанием: «Помните, перед
вами все равны!»
— А коли равны, тогда и экзамен нечего устраивать, отобрали бы
по аттестатам, — проворчал профессор Померанцев, сидевший в
первом ряду.
— Что Вы сказали, Алексей Николаевич? — обратился к нему Фурсов.
— Я прошу без поучений приступить к делу, — ответил старик.
Фурсов не любил подобных замечаний. Если бы это сделал
кто-нибудь другой, он продолжил бы разговор еще на полчаса, но профессора

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 253
Померанцева он побаивался: старые большевики — народ странный. Кто
его знает, что он еще может сказать, этот Померанцев. <...>
Во время чехословацких событий, когда Фурсов делал сообщение
на Ученом совете, один Померанцев чего-то недопонимал, не одобрял.
Декану пришлось закруглиться и предложить своему ученому секретарю
прочесть резолюцию. Он видел, что все как-то неопределенно, как бы
стесняясь друг друга, подняли свои руки в знак одобрения не событий,
а ничего не значащих слов, написанных на бумаге. Померанцев руки
не поднял. Фурсов покраснел и быстро закрыл заседание Ученого
совета, произнеся себе под нос: «Резолюция Ученым советом одобрена
единогласно» [Стрелкова, 2003. С. 46-48].
Далее, Л. П. Стрелкова устно рассказала мне о том, как она в начале
1960-х гг. пришла на прием к Фурсову по вопросу о прибавке к зарплате.
Мотивировала тем, что отвечает за физпрактикум с очень большим числом
установок. ВС ответил, что знает это и готов поднять зарплату ЛП, однако
есть только один путь — защитить кандидатскую диссертацию. «Но при
моей нагрузке по практикуму это нереально, Василий Степанович», —
сказала Л П. «Реально, — ответил ВС. — Я Вам лично уже выделил отдельную
комнату. Запирайтесь каждый день на три часа, а снаружи повесьте
табличку „Не стучать"». Совет декана оказался конструктивным. Через
несколько лет диссертация была защищена, и зарплата существенно увеличилась.
О студенческой жизни на физфаке и роли в ней В. С. Фурсова мне
рассказал Ю. В. Гапонов, приводя примеры. В 1961 г. партком МГУ
принял решение ликвидировать смешанное поселение студентов обоих полов
в общежитии, при котором комнаты, заселенные юношами, чередовались
с комнатами девушек. Теперь их разделили на зоны: Б (мужская) и В
(женская; понятно, что такая расстановка букв вызывала ехидные насмешки).
Вход в чужие зоны студентам противоположного пола разрешался только
по заявкам и пропускам, причем до 22 часов, а после этого часа гости
обязаны были покинуть чужую зону. Решение вступило в жизнь и вызвало
яростное недовольство большинства студентов. Бурно проходили и
отчетно-выборные комсомольские конференции, особенно на 4-м и 5-м курсах
физфака, на которых многие студенты говорили об унизительности
нового порядка расселения. На этих конференциях присутствовал замдекана
по учебной работе И. И.Ольховский и записывал фамилии выступавших
против. Когда через какое-то время началось распределение на работу
пятикурсников, то Ольховский стал вписывать им в характеристики фразы
о том, что такой-то выступал против решения парткома МГУ. На
основании таких характеристик он старался их распределить на места похуже.
Но дело в том, что Ольховский только визировал характеристики, а
подписывать их окончательно должен был декан в составе «треугольника».
Юрий Гапонов входил в комиссию по распределению как секретарь
комитета комсомола, один из «углов» факультетского «треугольника»
(администрация, комсомол, профсоюз). Гапонов собрал комитет комсомола

254 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
и стал рассматривать характеристики каждого персонально по всем
позициям: учеба, общественное лицо, индивидуальные особенности.
Комитету удалось существенно улучшить характеристики почти всем
опальным студентам, кроме трех человек, тех, которые ранее имели выговоры
по комсомольской линии с занесением в учетную карточку. На комиссии
по распределению присутствовал Ольховский, он выступал по каждому
из обсуждаемых студентов, настаивая на сохранении своих отрицательных
фраз. Гапонов возражал: у выступавших есть право на свое мнение, оно
допускается уставом ВЛКСМ и не должно заноситься в характеристику
студента. Это противоречие между Гапоновым и Ольховским обсуждалось
у декана во время самого распределения. Ю. В. Гапонов высказывался,
а В. С. Фурсов слушал и, как выразился Гапонов, «явно слышал мои
доводы». Он поддержал позицию комитета по всем спорным характеристикам.
Беря очередную характеристику, он говорил: «Комсомол дает такую
характеристику такому-то. Подписываем. Идем дальше». Ольховский ничего
не смог сделать по 20-ти студентам, но он решил отыграться на тех троих,
у которых были выговоры. Он договорился с военной кафедрой о том, что
последнее послужит основанием, чтобы не присваивать этим студентам
звания офицеров запаса. И потому они пойдут в армию рядовыми на три
года. Но и здесь комитет комсомола при поддержке декана смог помочь
двоим из троих. Было составлено письмо в Министерство обороны с
ходатайством присвоить звания трем «провинившимся» (для
документальности привожу их фамилии: Пакин, Давлетшин, Мясоедов). Двум из них
звания присвоили и освободили от призыва, третий был призван в рядовой
состав, но в первые же дни службы ему присвоили лейтенантское звание.
1.9. Нововведение Хрущёва —
Временное удостоверение вместо диплома
Расскажу о злоключениях, связанных с новым порядком
распределения выпускников вузов на работу в 1964-1966 гг., ныне полностью
забытым. Именно в связи с этим мне пришлось лично встречаться с В. С.
Фурсовым и И. Г. Петровским. Молодым читателям напоминаю, что в
советское время было очень ограничено право выбора работы
выпускником. Распределение на работу проводилось в соответствии с
государственным планом, который утверждался Минвузом РСФСР на каждый
год. В факультетскую комиссию по распределению входили декан,
замдекана по учебной работе, инспектор курса, секретарь парткома,
секретарь комитета комсомола и председатель профкома студентов факультета.
На выпускников физфака собирались заявки, которые заранее поступали
в министерство от академических и отраслевых институтов, оборонных
«почтовых ящиков» и из вузов. В основном это были места, на которые
выпускники физфака распределялись охотно и добровольно. Конфликты
были редкостью.
Выпуск студентов 1965 г. оказался особенным. По распоряжению
Н. С. Хрущёва, изданному в 1964 г., нашему выпуску (по всей стране)
не полагалось выдавать дипломы сразу, в год окончания вуза. Вместо них

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 255
выдавалось Временное удостоверение и путевка в назначенное место
работы. Такое удостоверение должны были обменять год спустя на диплом
при условии, что молодой специалист представит в вуз положительную
характеристику с места назначения. Хрущёв считал, что такая мера
будет препятствовать массовому уклонению молодых специалистов от
распределения по государственному плану. Оно ограничивало возможность
маневра прежде всего специалистам областных педагогических и
медицинских вузов, которых направляли на работу по всей стране, в том числе
в далекую провинцию. После того как сняли Хрущёва, это правило было
отменено, но не мгновенно, а начиная с выпуска 1966 г. По чисто
случайным причинам мое распределение сложилось на редкость неудачно.
Описывать детали было бы неуместно. Но я расскажу о своих встречах
на этой почве с деканом и ректором, т. е. с фигурами большой значимости
в науке и образовании описываемой эпохи.
Конфликтная ситуация создалась из-за того, что организация, куда
я был первоначально, за год до окончания МГУ, распределен (Университет
дружбы народов), от меня отказалась. Найти же другое место мне не
позволило министерство, которое прислало письмо на факультет о
принудительном распределении меня на новое место. Письмо было подписано
первым замминистра Минвуза РСФСР Никишовым. Место было совершенно
не подходящим, с чем соглашались, знакомясь с вопросом, как декан, так
позже и ректор МГУ. Поскольку предписание в письме замминистра грубо
нарушало мое юридическое право добровольности выбора места
назначения в пределах оставшихся не заполненными при распределении плановых
заявок, я отказался получать новую путевку. В результате мне не выдали
пресловутого Временного удостоверения об окончании МГУ, с которым
я бы смог как-то устроиться самостоятельно. Я стал просить, чтобы мне
предоставили выбор среди приблизительно двух десятков плановых мест,
которые остались не занятыми при происшедшем распределении.
Мне активно помогали комитет комсомола и профком студентов
физфака. В феврале 1965 г. аспиранты Борис Крайнов (секретарь
комитета комсомола физфака и будущий секретарь комитета комсомола
МГУ) и Юрий Кузнецов (председатель профкома) пошли вместе со мной
на прием к декану. В. С. Фурсов встретил нас сочувственно. Прочел письмо
из Минвуза. Подумал и сказал: «Вообще-то они в наши дела почти никогда
не вмешиваются. Но тут стоит подпись первого замминистра. Ссориться
с ним не хочется. Случай трудный. Вы вот что... — обратился он ко мне, —
пойдите к ректору. Он имеет право распределить любого выпускника как
председатель комиссии по распределению МГУ. К тому же он — член
Президиума Верховного Совета СССР. Власти у него больше, чем у меня. Будет
лучше, если он сам Вам подпишет резолюцию о новом распределении».
1.10. О ректоре И. Г. Петровском
Недавно И. М. Халатников написал о И. Г. Петровском так: «На
должность Секретаря Президиума Верховного Совета Союза ССР всегда изби-

256 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
рались грузины5\ а один из его 25 членов должен был быть обязательно
беспартийным и непременно ученым. Долгое время это место занимал
замечательный математик и прекрасный человек, ректор Московского
университета академик Иван Георгиевич Петровский. Высокое положение
давало ему возможность делать немало добрых дел» [Халатников, 1996. № 7].
Сделаю отступление, чтобы рассказать о необычных по нынешним
временам обстоятельствах, при которых я впервые близко увидел ректора
МГУ. Однажды, в начале 1960-х гг., после занятий на физфаке я шел домой
к Воробьевскому шоссе. Прошел Главное здание насквозь и вышел из
парадного подъезда к Ленинским горам. Здесь я увидел, что к главному входу
подъехали два черных правительственных автомобиля. На одном из них
был флаг Финляндии. Из машин вышли люди в длинных черных пальто,
один был в иностранной военной форме. Из любопытства я задержался
и узнал в центральной фигуре президента Финляндии Урхо Кекконена.
В эти дни Кекконен был с визитом в СССР, его показывали по
телевидению. Кекконена встречал ректор И. Г. Петровский, он должен был
вручать Кекконену диплом профессора МГУ honoris causa. Здороваясь,
хозяева и гости задержались на пару минут у колоннады парадного
подъезда. Из любопытства я подошел вплотную к группе людей, окружавших
Кекконена и Петровского, их было человек 10-12. Я стоял, смешавшись
с этими людьми в черных пальто, почти прикасаясь к ним, в двух метрах
от президента Финляндии. Никто меня не остановил, ни о чем не спросил.
После взаимных приветствий вся группа вошла в здание через массивные
двери парадного входа, которые обычно держат закрытыми6).
Теперь сделаю еще одно отступление и приведу рассказ об участии
И. Г. Петровского в разрешении ситуации, почти полностью аналогичной
моей. Речь идет о распределении на работу И. Д. Новикова (ставшего
впоследствии известным астрофизиком, членом РАН). Этот случай интересен
тем, что в нем участвовало несколько всемирно известных ученых. Рассказ
И. Д. Новикова относится к концу 1962 - началу 1963 г. (т.е за пару лет
до моего случая).
«Он <Я. Б. Зельдович> повел меня в институт Келдыша <ИПМ АН
СССР> и после семинара представил президенту <АН СССР>. „Это тот
самый молодой человек, о котором я Вам говорил. Я хотел бы взять его
в мою группу".
' Ошибка Халатникова: А. Ф. Горкин и Н. М. Пегов, предшественники М. П. Георгадзе,
не были грузинами. —Прим. Б. Г.
' По этому эпизоду мой сокурсник В. Зицерман заметил, что я, мол, даю картинку
человеколюбивой охраны, а он помнит, как в те же годы в здании МГУ грубо вела себя охрана
какого-то мероприятия, проходившего в актовом зале: одного студента, который
полюбопытствовал, что там происходит, даже ударили по лицу. Отвечу. Я описываю конкретное
событие, в котором участвовала охрана КГБ из 9-го Управления, охранявшего высшее звено
руководителей. А то, что видел В. 3., это несколькими уровнями ниже: вероятно,
дружинники или «оперотряд» из студентов самого МГУ охраняли порядок для какого-то собрания
городского масштаба. Любопытно, как ужесточились приемы охраны высшего уровня в
связи с изменением уровня безопасности в стране и мире.

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 257
— В чем же дело? Берите, — ответил Мстислав Всеволодович.
— Трудность в том, что он распределен в ГАИШ.
— Так позвоните Ивану Георгиевичу и договоритесь.
Тут Яков Борисович в несколько грубоватой манере сказал словами
известного анекдота: „Мстислав Всеволодович, как говорится, папа может,
да бык лучше..."7)
Президент рассмеялся и в тон ему ответил:
— Знаете, Яков Борисович, если использовать быка по всякому
случаю, его ненадолго хватит. Ну, что с Вами делать <...>. Пойдемте ко мне.
Из кабинета Мстислав Всеволодович позвонил по „вертушке" Ивану
Георгиевичу, тот велел мне сразу приехать и тут же написал распоряжение
о моем переводе в институт Келдыша» [Знакомый..., 1993. С. 243].
...Возвращаюсь к своей аудиенции у ректора. Удивительно то, что
я к нему попал моментально. Сейчас такое невозможно. Я поднялся
на 10-й этаж Главного здания и вошел в небольшую приемную
ректора. Там сидела всего одна пожилая женщина. Попросил ее записать меня
на прием. Она ответила: «У Ивана Георгиевича записи нет. Он принимает
тогда, когда может. По какому Вы вопросу?» Я коротко ответил. Она
вошла в кабинет ректора, через полминуты вышла и пригласила меня зайти.
Я вошел в небольшой кабинет и увидел ректора МГУ, выдающегося
математика И. Г. Петровского (1901-1973).
Иван Георгиевич внимательно меня выслушал (минуты две),
взглянул в мои бумаги (еще минута) и набрал какой-то номер на телефоне.
Оказалось, что он звонит заместителю декана физфака по учебной
работе доценту А. И. Костиенко. Было известно, что между И. Г.
Петровским и В. С. Фурсовым отношения натянутые, и ИГ общался с ВС только
по крайней необходимости, а в текущем режиме предпочитал вести дела
с физфаком через заместителей декана. (Поясню для тех, кто не знаком
со спецификой МГУ: все его факультеты это — юридические лица с
отдельными бюджетами и штатными расписаниями. Их самостоятельность
несоизмеримо выше, чем у факультетов обычных вузов, по существу это
отдельные институты в рамках огромного центра под названием МГУ.
Снять декана ректор не может, он может лишь поставить такой вопрос
перед вышестоящими организациями. Поэтому Фурсов вполне мог
работать, не очень-то оглядываясь на ректора.)
ИГ сказал в трубку: «Анатолий Иванович, тут у меня Ваш студент Го-
робец. У него сложности с перераспределением. Я Вас прошу разобраться
и помочь ему». Далее, обращаясь ко мне, ИГ заключил: «Идите к
Вашему замдекана, Вы слышали, как я попросил его помочь Вам». Я уже
понял, что Петровский «вернул мяч на поле физфака» и что я «вытянул
пустышку». Но делать было нечего. Поблагодарил и попрощался. Так оно
и вышло. Костиенко по существу не сделал ничего, ограничившись од-
Анекдот такой: Вова объясняет учительнице, почему вчера не был в школе: «Мы с папой
водили быка к корове». Учительница спрашивает: «А что, папа сам не мог?» Вова в ответ:
«Папа мог, да бык лучше». — Прим. Б. Г.
17 Заказ 1210

258 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
ним «утешительным» разговором со мной, для проформы. Естественно,
что к Петровскому я больше не обращался.
1.11. Мои дальнейшие контакты с В. С. Фурсовым
Приблизительно через два месяца мы с Б. Крайновым и Ю.
Кузнецовым снова пошли к декану. На этот раз у нас в руках было заключение
юридического отдела МГУ, подтверждавшего мое право на добровольный
выбор места в пределах государственного плана распределения,
спущенного на наш выпуск. Получить это заключение оказалось очень трудно,
так как личные просьбы в юридическом отделе МГУ не рассматривались.
Заключение было выдано только после официального запроса профкома
физфака (опять реальный факт защиты интересов студента, говорящий
о том, что комитет комсомола и профком студентов были влиятельными
общественными организациями).
Василий Степанович снова принял нас благожелательно. Мою
ситуацию он хорошо помнил. «Ну, что, значит, не помог Вам Петровский?» —
спросил он не без некоторого сарказма в адрес ректора. Я молчал, за меня
говорили общественники. Помню слова Бориса Крайнова: «Василий
Степанович! Парня совсем замордовали, теперь только Вы можете помочь».
Фурсов констатировал: «Значит, комсомол и профсоюз ходатайство
поддерживают...» Далее ВС продемонстрировал нам административный
«мастер-класс». Он разложил у себя на столе, как карты, пять основных бумаг
из моего дела, которые мы ему подали в папочке. Взял первую бумагу,
она была из Минвуза и действовала «против меня». ВС прочел адрес:
«Московскому государственному университету имени М. В.Ломоносова».
«Это не ко мне, — сказал он. — Про меня тут ничего не сказано». Взял
второе письмо, из другого министерства (тоже «против меня»). На нем
также был безличный адрес типа: «МГУ. Физический факультет». «И это
не ко мне, — сказал ВС. — А ко мне есть что-нибудь? Ага, вот! — Он взял
письмо из Госгеолкома СССР (которое получил и принес я сам), в нем
была просьба распределить меня к ним. — Вот это ко мне, тут
написано: „Декану физического факультета МГУ профессору В. С. Фурсову". Да,
я — декан, профессор Фурсов <бшо сказано именно так. — Б. Г.>. Я —
физик, а физика наука точная. Что они там пишут? <Предыдущие письма
он вообще не стал зачитывать. — Б. Г.>. Пишут, что мы не выполнили их
заявку в Геолком, по Госплану распределения. Да, заявок всегда больше.
Просят направить к ним Горобца. Так... Еще есть заключение юристов,
это важно. А я вот возьму сейчас и напишу, что не возражаю». И написал.
В тот же день я получил в канцелярии физфака на руки свое Временное
удостоверение, путевку в Госгеолком и оказался во ВНИИ минерального
сырья (где проработал три десятка лет).
К новому 1966 г. я послал Василию Степановичу поздравительную
открытку. В ней высказал ему благодарность за то, что только он решил
мой трудный и затянувшийся вопрос, тогда как другие официальные лица
(в Минвузах СССР и РСФСР, а также ректор МГУ) его не решали,
вопреки закону. Сообщил, что благополучно работаю по месту распределения.

1. На физфаке МГУ во времена Фурсова и Ландау 259
Наверное, ВС получал немного подобных писем от недавних студентов.
Я написал ему от души, бескорыстно, и не мог знать, какую роль в моей
дальнейшей судьбе, по всей вероятности, сыграет это письмо. А узнал
об этом только сорок лет спустя, когда ВС уже не было в живых.
Вот о чем мне поведал в начале 2000-х гг. профессор В. Т. Дубинчук,
мой сокурсник и коллега по ВИМСу, широко известный среди физфа-
ковцев как первый солист студенческой оперы «Дубинушка». Во время
какого-то застолья в ВИМСе он вдруг сообщил мне, что весной 1966 г.
на комиссии, решавшей персональные вопросы по обмену Временных
удостоверений на дипломы, замдекана физфака К-ко настаивал на том,
чтобы отказать мне в выдаче диплома. Он обвинил меня в хулиганском
поступке: ему известно, что недавно я рвался в квартиру одной молодой
преподавательницы МГУ и сломал ей дверь. На этой комиссии меня стал
защищать секретарь партбюро студентов физфака Виктор Верхотуров, мой
сокурсник, с которым мы были хорошо знакомы (от него и узнал давным-
давно эту историю В. Дубинчук, но мне рассказал о ней почему-то только
много лет спустя). В. С. Фурсов спросил: «А что у Горобца в
характеристике с места работы?» Характеристика от ВИМСа была отличной. «Ну что
ж... Документов, характеризующих отрицательно, нет. А характеристике,
которая подписана треугольником его института, мы обязаны доверять.
<Язык, мол, к делу не пришьешь.> Комсомол? Профсоюз?
Парторганизация?» — Все они на комиссии поддержали решение выдать мне диплом.
К-ко остался в одиночестве и был вынужден смириться с этим.
Что касается самого хулиганского поступка, то К-ко сказал правду.
Но он умолчал о своем личном участии в этом инциденте. Действительно,
как раз за пару недель до заседания упомянутой комиссии мы случайно
столкнулись с К-ко на лестнице в кооперативном доме МГУ, в котором
я жил. Как я увидел, он шел в гости к той самой преподавательнице. Она
была красивой молодой женщиной, жила одна, и с ней я был тесно связан
в те годы. Когда я понял, куда он вошел, то на самом деле выбил ногой
дверь в ее квартире, хотя заходить внутрь не стал. Ясно, что попытка К-ко
лишить меня диплома была местью с его стороны. Но, с рациональной
точки зрения, я его не понимаю. Как он представлял себе последствия,
если бы комиссия согласилась с ним и не выдала мне диплом? Ведь он
вполне мог вообразить, что я обращусь к декану, в общественные
организации, что при этом пострадает в первую очередь его собственная репутация.
В отличие от К-ко я не был женат, не был членом КПСС, не делал
административной карьеры. Вероятно, К-ко хотел вбросить «черный шар»,
надеялся, что декан автоматически его поддержит. А дальше он
вариантов не просчитывал, действуя по инстинкту злобы. Выходит, что мудрый
Василий Степанович спас в этой ситуации не только меня, но и самого
К-ко, хотя о роли последнего в нашем «треугольнике» не догадывался.
* * *
Недавно на физфаке была установлена мемориальная доска из
черного камня, на ней расположен бронзовый барельеф и выгравирована

260 Глава 12. 0 других московских физиках эпохи Ландау
надпись: «На физическом факультете МГУ в течение 35 лет (1954-1989)
на посту декана работал выдающийся ученый, педагог и организатор
науки профессор Василий Степанович Фурсов (1910-1998)».
2. В галерее портретных набросков
(по книге современника Ландау)
«Если ты хочешь дать дополнительные очерки, то напиши о Поме-
ранчуке, Левиче, Азбеле, Окуне, Андрееве...» — сказал мне профессор
А. А. Рухадзе, когда я поделился с ним планом второго издания книги
«Круг Ландау». Я ответил, что, конечно, слышал об этих выдающихся
физиках-теоретиках. Но сбор материалов для очерков о них потребовал бы
дополнительно больших усилий. В будущем, возможно, напишу. А
пока... есть интереснейшая, с моей точки зрения, мемуарно-публицистиче-
ская книга самого А. А. Рухадзе «События и люди (1948-1991 годы)»,
изданная уже четырежды (каждый раз с дополнениями), в которой даны
наброски портретов и ситуаций из позднейшей истории отечественной
физики. Там есть немало колоритных фрагментов, посвященных известнейшим
физикам: А. М. Прохорову, Н. Г. Басову, Л. А. Арцимовичу, А. Б. Мигда-
лу, Б.Б.Кадомцеву, М.А.Леонтовичу, В.Л.Гинзбургу, И. М.Халатникову,
Р. 3. Сагдееву, В. П. Силину, А. А. Веденову, Е. П. Велихову, Г. А. Месяцу,
А. В. Гапонову-Грехову, В.С.Фурсову и другим. В книге они предстают
героями не великосветского гламура и не занудного академического
отчета, а как подвижные живые тела и лица в круговерти нашего быстро
меняющегося мира. Среди них немало и лиц из ближнего круга Ландау, и,
конечно, все они входили в те или иные сферы взаимодействия с Ландау,
отражая в науке и поступках свою эпоху.
По смелости и прямоте, пренебрежению к лицемерному
добропорядочному политесу, на мой взгляд, А. А. Рухадзе можно сопоставить с самим
Л.Д.Ландау. В результате коэффициент передачи информации читателям
у А. А. Рухадзе довольно высокий, хотя, естественно, его описания
весьма субъективны. Эта его книга вызвала резкие противоречивые реакции
среди читателей, от решительного ее неприятия до восхищения. Находясь
в московском поле современной физики уже почти 50 лет, А. А. Рухадзе
многое видел и не стесняется писать то, что думает и ощущает. При этом
его личное отношение почти ко всем персонажам повествования
остается в основном доброжелательным, а к себе во многом самокритичным
(что в мемуарах встречается редко).
Анри Амвросьевич Рухадзе (р. 1930) — физик-теоретик, доктор
физико-математических наук, профессор, заслуженный деятель науки России,
первый заведующий теоротделом (1982-1995) ИОФАН им. А.
М.Прохорова, а ныне его главный научный сотрудник. Лауреат Государственных
премий СССР (1981, 1991), Ломоносовской премии МГУ 1-й степени.

2. В галерее портретных набросков
261
Награжден орденами Трудового Красного
Знамени и Знак Почета. Почетный доктор
Софийского университета. Родился в Тбилиси, в семье
профессора математики. В 1948 поступил на
физико-технический факультет (ФТФ) МГУ, после
роспуска которого переведен на 4-й курс в
МИФИ. Окончил его с отличием в 1954 и
поступил в аспирантуру ФИАН (научные руководители:
И. Е. Тамм и В. П. Силин). В ФИАН защитил
кандидатскую (1958) и докторскую (1964)
диссертации. Профессор кафедры электроники
физического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова (с 1966).
Основные исследования — по электродинамике сред с
пространственной дисперсией магнитной проницаемости, физике неравновесной
плазмы и плазмоподобных сред. Развил теорию колебаний и устойчивости
неравновесной и неоднородной плазмы, сформулировал «правила
квантования» для определения спектров колебаний и анализа их
устойчивости (совм. с В. П. Силиным). Один из основоположников
релятивистской плазменной СВЧ электроники, на основе которой созданы
плазменные генераторы когерентного электромагнитного излучения. Заложил
основы физики газового разряда в излучающей плазме, которая была
применена для создания газоразрядных источников света для накачки
мощных газовых лазеров (Госпремия 1981). Был научным
руководителем 66 кандидатов наук, среди его учеников 30 докторов наук. Автор
40 обзоров, монографий, учебных книг, среди них: монография «Волны
в магнитоактивной плазме» (совм. с В.Л.Гинзбургом; переводы на англ.
и болг. языки), «Электромагнитные свойства плазмы и плазмоподобных
сред» (совм. с В. П. Силиным), учебник «Основы электродинамики
плазмы» (совм. с А. Ф. Александровым и Л. С. Богданкевичем — Госпремия
1991, переведен на англ. язык); «Физика сильноточных релятивистских
электронных пучков» (совм. с В. Г. Рухлиным и С. Е. Российским), «Физика
плотных электронных пучков в плазме» (совм. с М. В. Кузелевым;
переведена на англ. язык), «Физика сильноточных источников света» (совм.
с А. Ф. Александровым).
Далее, обширно цитируя с разрешения А. А. Рухадзе его книгу,
приведу фрагменты портретов некоторых видных физиков из круга Ландау
или из примыкающего к нему поля. Они призваны дополнить «Круг
Ландау и Лифшица», во-первых, сведениями о тех персонах из этого круга,
которых я почти не касался ранее; во-вторых, оттенить новыми
мазками портреты тех, кому раньше уже были посвящены подробные очерки;
в третьих, чуть-чуть коснуться нескольких физиков, отдаленных от круга
Ландау, но довольно близких к нему по времени и месту. Тексты А. А.
Рухадзе будут поясняться мною, иногда с помощью третьих источников.
iA

262 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
2.1. О Нильсе Боре (1885-1962)
«В 1959 году к нам должен был приехать Н. Бор, на идеализме
которого сделал свою академическую карьеру М. Э. Омельяновский <известный
советский философ, академик, зять физика В. М. Аграновича>.
Естественно, ему хотелось встретиться с Н. Бором, и Володя Агранович попросил
меня организовать эту встречу. Я взял разрешение у И. Е. Тамма, и встреча
состоялась. Свидетелем этой встречи я и был. Происходило это в теорот-
деле ФИАН, на 4-м этаже, в кабинете И. Е. Тамма. Во время пребывания
Н. Бора в теоротделе дверь открылась, вошел Омельяновский,
представился. Н. Бор спросил его: „Кто Вы по специальности?" Последовал ответ:
философ. Н. Бор, словно не поняв, переспросил: „А кто же Вы по
специальности?" Последовал тот же ответ, и тогда Н. Бор задумчиво сказал:
„А вот у нас, физиков, философ — В. Гейзенберг"» [Рухадзе, 2005. С. 46].
2.2. О Исааке Яковлевиче Померанчуке (1913-1966)
«На 5-м курсе <МИФИ> группе теоретиков
читали спецкурсы еще два очень известных теоретика:
И. Я. Померанчук и А. Б. Мигдал. Первый читал курс
теории ядра по своей книжке с А. И. Ахиезером.
Сам курс ничем особо не отличался, но читал его
И. Я. Померанчук мастерски, с большим
увлечением. Ему даже не важна была аудитория, столь
необходимая для вдохновения лектора. Он был вдохновлен
и так, даже без слушателей. Как женщина, которая
красиво одевается не для мужчин, а в первую очередь
для себя. Для себя читал лекции и И. Я. Померанчук.
Он входил в аудиторию и, не поворачиваясь к
студентам, писал на доске, писал очень мелким почерком, и написанное
было видно только ему самому. Он всегда был небрит, и это
неудивительно, поскольку даже если он приходил бритым, то к концу лекции вновь
оказывался небритым. Также, не поворачивая головы, со звонком он
уходил из аудитории, чтобы прийти вновь через неделю. О нем ходили разные
легенды. Говорили, что он — самый талантливый ученик Л. Д. Ландау, и,
наверное, это действительно так. По крайней мере, он был единственным,
кто на семинарах Ландау по четвергам мог возразить Ландау, не будучи
обруганным, и, как правило, оказывался прав. Но самый интересный
анекдот о нем был такой. Говорили, что он женился на женщине огромных
размеров, да еще с пятью детьми. Сам он был очень щупленьким,
маленького роста, но при этом замечал только крупных особ. Поэтому он смог
заметить только крупную женщину и вовсе не заметил ее многочисленных
детей. Умер И. Я. Померанчук относительно рано от тяжелейшего недуга —
рака легких. Возможно, болезнь его была результатом безбожного курения.
С его смертью у меня ассоциируется <...> неэтичное произведение
нашего киноискусства. Дело в том, что буквально за 2-3 месяца до смерти
И. Я. Померанчука на экранах нашей страны, в том числе и по телевиде-

2. В галерее портретных набросков
263
нию, начали демонстрировать двухсерийный фильм Армянской
киностудии „Здравствуй, это я!", посвященный Артему Исааковичу Алиханьяну
<1908-1978>, младшему брату одного из физиков-атомщиков Героя
Социалистического Труда Абрама Исааковича Алиханова <1904-1970>. В
Армении, однако, народным героем считался по заслугам Артем Исаакович,
сделавший для развития физики в Армении очень много. В частности,
он был основателем Ереванского физического института (ЕрФИ) и
создателем знаменитого ускорителя там. Собственно, этому и посвящена
картина. Естественно, что в картине много места уделено связи Артема
Исааковича с ИТЭФ, директором которого был старший брат и где
работал Исаак Яковлевич Померанчук. Более того, в этом фильме есть и роль
Померанчука — теоретика, оказавшего большое влияние на становление
ЕрФИ. В фильме использована созвучная фамилия Померанцев, который
по фильму тоже теоретик и друг главного героя. В фильме он умирает в
относительно молодом возрасте от тяжелого недуга. Показать такой фильм
по телевидению буквально перед смертью И. Я. Померанчука, мне
кажется, было некстати. Не дай бог, видел его сам Исаак Яковлевич! Но то, что
члены его семьи видели, в этом я не сомневаюсь» [Там же. С. 29-30].
2.3. О Вениамине Григорьевиче Левиче (1917-1987)
«В. Г. Левич был хорошим лектором и автором
прекрасной книги по статистической физике. Книга эта
была для студентов МИФИ, а мне больше по
душе была книга Ландау—Лифшица, хотя я не
считал уже тогда эту книгу идеальной. Кое-что в
книге В. Г. Левича, в частности общее построение и ее
целенаправленность, мне нравились больше. Ее
недостаток, как мне казалось, в многословное™. <...>
С В. Г. Левичем у меня установились дружеские
отношения. Узнав о моих переживаниях, он решил мне
помочь и сказал Е. Л. Фейнбергу, чтобы тот обратил
на меня внимание. Дружеские отношения с В. Г.
Левичем у меня сохранились вплоть до его отъезда в Израиль <...>. Перед его
отъездом мы встретились в спецполиклинике Академии наук, и он долго
мне рассказывал о причинах, побудивших его к отъезду. Этот поступок
выглядел со стороны совершенно непонятным. Он пользовался в нашей
стране большим уважением, был избран в Академию наук СССР,
заведовал кафедрой на мехмате МГУ, отделом в Институте электрохимии АН
СССР, написал прекрасную монографию по химической гидродинамике,
был окружен талантливыми учениками. <...> Была, наверное, более
веская причина, совсем не политическая, и поэтому ему не чинили серьезных
препятствий при отъезде» [Там же. С. 26].
Недавно А. А. Рухадзе рассказал мне об истинном мотиве стремления
Левича уехать в Израиль. Он слышал это от самого Левича. Оказывается,
Левичу сообщили, что в Америке у него умер богатый родственник, и Ле-
вичу завещано огромное (по тем временам) наследство порядка одного

264 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
миллиона долларов. Левин говорил, что у него была только одна
возможность получить это наследство — пробиваться за рубеж. По-видимому,
раз он это рассказывал Рухадзе, то и советские власти были об этом
осведомлены. Где-то в конце 1970-х гг. его выпустили в Израиль. Из Израиля
Левич сообщал, что его там великолепно приняли — как героя-сиониста
и как крупнейшего физика, ученика Ландау. Будто бы даже планировали
выдвинуть на пост вице-президента Академии наук Израиля. Конечно,
это слухи, возможно, искаженные из-за давности тех лет. О работе Левича
по секретной тематике в Техническом совете Спецкомитета при СМ СССР
уже упоминалось выше, в Главе о А. С. Компанейце и в книге «Физика
войны и мира». Эта работа была основным препятствием для эмиграции
Левича. Здесь уместно дать следующее пояснение.
Все знают о затруднении со стороны советских властей, создаваемых
поездкам за границу участникам оборонных работ: Ландау, Лифшицу, Ле-
вичу, Гинзбургу и т.д. Закрытое советское общество противопоставляется
открытому западному. В общем это правильно, но относительно
последнего, как говорится, есть нюансы. Вот ситуация с юбилеем АН СССР
(декабрь 1945) и слова П.Л.Капицы: «„Единственным физиком <из Ан-
глии>, который приехал на 220-летие Академии наук, был Макс Борн,
и практически никто не приехал из США..." <...>. Капица не знал тогда,
что лично Черчилль позаботился о том, чтобы никому из английских
ученых, знавших что-либо об атомном проекте, не было разрешено поехать
в СССР (об этом пишет М. Гоуинг <дается ссылка>). Несомненно,
подобный запрет действовал и в США» [Наука..., 1997. Т. 1. С. 505].
А для более полного описания общечеловеческого портрета В. Г.
Левича приведем историю из другого источника. Ее недавно рассказала
3. И.Фрейдина (жена И. М.Лифшица). Однажды в 1971 или 1972 г. ректор
МГУ И. Г. Петровский позвонил И. М. Лифшицу и попросил срочно
приехать к нему домой. Ему стало известно, что Левич «организовал какую-то
акцию протеста руками студентов мехмата», требующую от властей
разрешить Левичу эмиграцию. Акция назначена на следующее утро. ИГ сказал
ИМ, что этих студентов выгонят из МГУ и защитить он их не сможет. Он
попросил ИМ уговорить Левича, с которым ИМ учился в одной школе
еще в Харькове, а затем работал в УФТИ, отменить акцию. ИМ встретился
с Левичем, но тот заявил, что «когда человек кладет голову в пасть льва,
то его не должно беспокоить, что лев может хлестнуть хвостом кого-то».
ИМ на это ответил: «Ты кладешь голову в пасть льва <...> не ради блага
человечества, а своих сыновей ради, а то, что лев ударит хвостом по чужим
сыновьям, тебя не тревожит». Левич долго не сдавался, произнося массу
пафосной риторики, и только когда ИМ пригрозил, что он напишет своим
знакомым физикам в США, Левич сдался, ведь его интересовал не
Израиль, несмотря на все его громкое фразы, а именно США. К 5 утра ИМ
вернулся домой, позвонил ИГ, и все легли спать [Илья..., 2006. С. 573].

2. В галерее портретных набросков
265
2.4. О Роальде Зиннуровиче Сагдееве (р. 1932)
«Я не поехал с Будкером в Новосибирск, а Р. 3. Саг-
деев поехал. И бурно начал там расти. Я считаю,
что он, безусловно, талантливый человек, но рос он,
опережая свои заслуги. При этом у него была какая-
то ревность к нам с В. П. Силиным. Мы общались,
но всегда настороженно, словно он чувствовал, что
мы считали его неким... Первый раз он
обратился ко мне с просьбой помочь Джумберу Ломинадзе
защитить докторскую. Я помог <...>. Я так резко
начал о нем не потому, что я ему в чем-то завидую.
Нет, я его считаю физиком выше меня <...>. Но вот
в жизни он, считаю, многим должен и никого не
отблагодарил. Хотя бы возьмем того же Г. И. Будкера. Все для Р. 3. Сагдеева
сделал Г. И. Будкер, даже в академики провел, но при условии, что тот
покинет Академгородок. Не хочу вдаваться, почему было поставлено такое
условие человеком, который знал о своей скорой кончине. Но если бы он
считал Р. 3. Сагдеева порядочным человеком, то должен был бы, напротив,
уговаривать его остаться. Приютил изгнанного из Новосибирска Р. 3.
Сагдеева А. Е. Шейндлин в ИВТАН <Институт высоких температур>. Тот
воспользовался этим местом для интрижки по снятию Г. И. Петрова,
директора ИКИ <Институт космических исследований^*, и сам занял его
место, проделав удивительно профессиональный трюк. Распространив слух,
что он переезжает в Зеленчукское, Р. Сагдеев возглавил комиссию по
проверке ИКИ, предложил свою программу работ и в итоге стал директором
ИКИ. В некоторой степени я ему помогал: многие планы вынашивались
в моей квартире, о чем сейчас жалею. Потом он просил меня за сына,
поступающего в университет, и я вывернулся наизнанку. Потом помог
его ребятам получить Государственную премию, уговорив Н. Л. Цинцадзе
„не возникать". А в ответ — <...> когда нужно было остаться на два дня
и выступить за меня в Академии либо обзвонить и этим помочь, у него
„не хватило времени" 8\ Естественно, я обижен и не могу быть
объективным при оценке человека, который понимает только одностороннюю
дружбу. Даже женился он, как мне кажется, по расчету — его первая
жена — дочь Д. А. Франк-Каменецкого, — так как иначе он не мог
выбраться из Арзамаса-16. Но как о физике, повторяю, я о нем высокого
мнения. В частности, в создании квазилинейной теории плазмы его роль
определяющая. <...> Р. 3. Сагдеев — очень дальновидный человек. Его
дальновидность проявилась в переезде в Новосибирск, потом в захвате
ИКИ. И он все уже подготовил, чтобы занять кресло Президента АН,
но тут почуял скорую кончину СССР и во-время смылся в США,
женившись на внучке Д. Эйзенхауэра» [Рухадзе, 2005. С. 95].
' А. А. Рухадзе имеет в виду n-е по счету выдвижение его в членкоры, когда при
полученных им 42 голосах «за» не хватило всего трех голосов для победы. — Прим. Б. Г.

266 [лава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
2.5. О Сергее Павловиче Дьякове, сотруднике теоротдела
Л. Д. Ландау в ИФП
«Несколько слов о С. П. Дьякове, восторженном молодом человеке,
который рано, в возрасте 28 лет, по-глупому ушел из жизни: летом 1954
года каким-то странным образом утонул в Москве-реке <на канале Москва-
Волга перевернулась байдарка. — Б.Г.У. Он нам читал спецкурс по теории
неустойчивости ударных волн. Это была песня, такая же восторженная,
как он сам. Я не знал тогда, что сам Л. Д. Ландау, писавший в то время „
Механику сплошных сред" (она вышла в 1954 году) многое позаимствовал
у С. П. Дьякова. Многочисленные ссылки на С. П. Дьякова подтверждают
это. В связи с сильной засекреченностью многих работ С. П. Дьякова в то
время, а также ранней его смертью, научная общественность даже нашей
страны знает о нем довольно мало. Считаю необходимым, чтобы на
страницах УФН в разделе „Из истории науки" появилась статья, освещающая
вклад С. П. Дьякова» {сноска: «Вскоре я это сделал сам, см. УФН, 1993.
Т. 163. С. 109-115» 9>).
2.6. О Евгении Львовиче Фейнберге (1912-2005)
«Кроме В. Г. Левича, нам прекрасно читал курс
квантовой теории излучения Е. Л. Фейнберг. Все эти
курсы читались группе теоретиков, куда по
ходатайству В. Г. Левича из нашей группы ИХФ <куда были
прикомандированы эти студенты из МГУ (ФТФ) —
МИФИ> попали я и Е. Е. Ловецкий. <...> Евгений
Львович Фейнберг — этому человеку я обязан тем,
как сложилась моя судьба. Поэтому, естественно,
что я этого человека глубоко уважаю <3десь есть
подстраничная сноска: „И даже после того, как
недавно <...> он незаслуженно меня обидел, отклонив
мою протянутую руку: 'За обиду Сороса', — пояснил
он" (см. статью „Благотворительность с сомнительной окраской" в книге
[Рухадзе, 2005. С. 131])>. Во-первых, я, наверное, имею право на свою
точку зрения, а, во-вторых, он — Соросовский профессор, я — нет
(дважды отклонен); это можно было бы понять, если бы он читал лекции,
как я. Читал нам Е. Л. Фейнберг квантовую теорию излучения по
книжке В. Гайтлера. Читал он хорошо, но это явно было не его творчество,
в отличие от В. Г. Левича. Поэтому я не могу сказать, что Е. Л. Фейнберг
меня чем-то зажег. Но вот то, что он мне сильно помог и даже определил
мою научную судьбу, это действительно было. И было это так. В
конце 4-го курса он отобрал пять человек из группы (в том числе и меня)
^ Риторический вопрос: почему этого не сделали сотрудники теоротдела ИФП, где
работал С. П. Дьяков, а сделал лишь фиановец А. А. Рухадзе? По-видимому, в ФИАНе,
действительно, силен дух испанского аристократа Дон-Кихота (так пишет Рухадзе, перечисляя
С. И. Вавилова, Л. И. Мандельштама, И. Е. Тамма, В. Л. Гинзбурга, Е. Л. Фейнберга), тогда
как в ИФП преобладает дух надменной клубной английской аристократии. — Прим. Б. Г.

2. В галерее портретных набросков 267
и привел в теоретический отдел ФИАН, где работал на основной ставке.
Нам предложили выбрать научных руководителей дипломных работ. Тогда
теоретическим отделом заведовал И. Е. Тамм. Но, поскольку он
находился в длительной командировке в Арзамасе-16, то исполнял обязанности
заведующего отделом В. Л. Гинзбург. Так я оказался прикомандированным
к ФИАН» [Там же. С. 26].
2.7. О Виталии Иосифовиче Гольданском (1923-2001)
«„Минимум" Ландау сблизил меня с еще одним очень интересным
физиком, с В. И. Гольданским. Он тогда был совсем молодым, доводился
зятем академику Н. Н. Семёнову. Читал нам спецкурс по цепным
реакциям. Читал добросовестно, но, как говорят, „не Рио-де-Жанейро". И вдруг
как-то после своей лекции он мне сказал, что сильные мира сего меня
похваливают. Оказывается, на семинаре Ландау <...> несколько лестных
слов для меня сказал кто-то, может и сам Ландау, которому перед этим
я сдал „Теорию поля". В. И. Гольданский проникся ко мне уважением.
<...> Я к нему отношусь тоже с большим уважением и теплотой,
во-первых, потому что он тогда информацией от „сильных мира сего" вселил
в меня некоторую уверенность, <...> а во вторых, вся его последующая
научная деятельность, безусловно, заслуживает глубокого уважения,
особенно в области ядерной спектроскопии» [Там же. С. 18].
2.8. О Игоре Евгеньевиче Тамме (1895-1971),
«великом предводителе племени дон-кихотов»
«После окончания аспирантуры в 1957 году
встала проблема моего трудоустройства, поскольку <...>
в Тбилиси возвращаться я не хотел: были
прерваны дипломатические отношения с родными в связи
с женитьбой на русской. Тогда И. Е. Тамм попросил
некоего Гаврилова (я о нем ничего ни до, ни
после не слышал) взять меня в Арзамас. Долго я ждал,
но ответа не последовало. Так я не попал туда.
Спустя много лет Ю. Вахрамеев признался мне, что это
он помешал моему появлению в Арзамасе. На вопрос
Г. Гаврилова, что из себя представляет А. Рухадзе, он
ответил: „Кошка, гуляющая сама по себе. Будет
делать то, что ему нравится". Он считал, что меня спас. Я же частенько
вспоминаю этот эпизод — может, это действительно так?!» [Там же. С. 20].
«Защитил я диплом 19 февраля 1954 г. и принялся готовиться к
поступлению в аспирантуру ФИАНа. Но не тут-то было. Отдел кадров
МИФИ направил меня на работу в ИХФ. Началась новая борьба,
которая увенчалась успехом только благодаря И. Е. Тамму. Я упорно
отказывался идти в ИХФ, более того, на собеседовании с директором,
будущим лауреатом Нобелевской премии <...> Н.Н.Семёновым сказал ему,
что „считаю его жизнь загубленной, а для себя достойной только
физику элементарных частиц". <...> Это — воспитание физико-техниче-

268 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
ского факультета <...> и отсутствие скромности, не украшающее
молодого человека. Но на физтехе действовало высказывание Л.Ландау:
„Скромность украшает девиц, да и то только до 12 лет". Так я нанес
незаслуженное оскорбление великому человеку, а он, проявив великодушие
и снисходительность, отпустил меня с богом. И. Е. Тамм вмешался, чтобы
в Министерстве среднего машиностроения, в котором распределяли
выпускников МИФИ, меня не смешали с грязью и тоже отпустили с богом. Меня
распределили в аспирантуру ФИАНа, куда я был зачислен с 15 апреля
аспирантом И. Е. Тамма» [Там же. С. 36].
Далее А. А. Рухадзе рассказывает, как И. Е. Тамм спас его вторично,
когда он умудрился получить двойку на экзамене кандидатского минимума
по марксистско-ленинской философии. Ее поставила комиссия, потому
что Рухадзе не посещал лекции по философии, ибо они совпадали с
расписанием преподавания им математики в МИФИ (в качестве почасовика),
а также из-за его излишне откровенного признания, что он изучал всю
философию по краткому справочнику М. Розенталя. Ответил он на оба
вопроса довольно полно, особенно на вопрос о корпускулярно-волновом
дуализме. Но, очевидно, ответил как физик-теоретик, а не так, как это
требовал философ. Когда комиссия ставила двойку, не захотел помочь
Рухадзе известный оптик фиановец М. М. Сущинский, член комиссии.
«Отстоял меня И. Е. Тамм, который лично явился на партком и
настоял на пересдаче экзамена». Рухадзе описывает, как через три месяца он
снова «поплыл» на пересдаче, но его спас Л. И. Петренко, зав. отделом
аспирантуры ФИАН. Этот эпизод АА завершает словами: «Я всегда очень
гордился и горжусь до сих пор этой двойкой по философии, так как я был
вторым, а первым, кто получил двойку по философии во время сдачи
кандидатского минимума в ФИАН, был А.Д.Сахаров» [Там же. С.43].
«Уже из изложенного видно, какую большую роль в моей жизни
сыграл И. Е. Тамм: вытащил из ИХФ, спас от отчисления из аспирантуры.
А третий случай говорит совсем о другом. Произошло это в 1956 году, после
появления работы Янга и Ли по несохранению четности. Тогда на
семинаре И. Е. Тамма я высказал предположение, что из-за несохранения
четности электроны ядерного распада должны быть поляризованы, и это должно
проявиться в аномалии рассеяния распадных электронов. <...> И. Е. Тамм
загорелся этой идеей и на следующий день принес ворох бумаг с
подробными вычислениями явления двойного рассеяния распадных электронов.
Я <...> в течение двух месяцев проверял расчеты И. Е. Тамма. <...>
Вычисления И. Е. Тамма оказались безупречными. Более того, они показали,
что главный эффект возникает именно в двойном рассеянии, которое при
больших углах может превзойти эффект однократного рассеяния. Я этого
не предполагал и, более того, по своей необразованности не понял тогда,
что И. Е. Тамм рассчитал новый эффект, а не тот, который я предлагал:
<у Тамма это> эффект отсутствия усреднения по начальным состояниям
и поэтому — увеличение сечения рассеяния при больших углах. Не
заметив этого, я на радостях написал статью, взял в соавторы Ю. В. Анищенко,
вызвавшегося проверить эффект на эксперименте, и послал ее в ЖЭТФ.

2. В галерее портретных набросков
269
И. Е. Тамм даже виду не подал, что заметил мое хамство; только спустя
много лет я узнал, что в действительности он это заметил. А я даже не
понял тогда... <...> Эта статья — подарок И. Е. Тамма мне и одна из многих
работ, сделанных И. Е. Таммом, но автором которых он не числится.
Этими словами о великом предводителе дон-кихотов, о человеке, который
дал миру не только электронно-позитронные силы, квазичастицы,
поверхностные таммовские уровни и метод Тамма—Данкова, но и А. Д. Сахарова,
В. Л. Гинзбурга, В. Я. Файнберга и многих других дон-кихотов, я хочу
закончить рассказ о моем пребывании в аспирантуре ФИАН» [Там же].
2.9. Об Элевтере Луарсабовиче Андроникашвили (1906-1989),
ученике П.Л.Капицы и друге Л.Д.Ландау
«У меня остались неприятные впечатления об этом
человеке. Он, безусловно, больше всех физиков
сделал для Грузии, создав Институт физики, и поэтому,
без сомнения, золотыми буквами войдет в историю
грузинской науки. Да и вообще в большой науке его
имя известно как открывателя второго звука в
жидком гелии. Только это я имел в виду, когда однажды
на банкете в ответном тосте, после того как он
пригласил меня переехать в Тбилиси, ответил: „Элев-
тер Луарсабович, я опоздал с рождением. Кем бы
Ч Ш я ни стал, я никогда не стану в Грузии первым.
Первый — Вы! И только Вам воздвигнут здесь
памятник". Эти слова он воспринял очень болезненно и даже, как мне
стало позже известно, позволил себе неприличный поступок. Это застолье
проходило в доме Н. Цинцадзе <известный физик-плазменщик,
заместитель Андроникашвили по институту>, на приеме иностранных физиков,
участников Международной школы по физике плазмы. На этом банкете
я произнес тост за учителей, назвав только теоретиков: Л. Д. Ландау, А. Зо-
ммерфельда и В. П. Силина. Элевтер Луарсабович в своем отчете об этом
банкете написал, что А. А. Рухадзе восхвалял еврейских физиков.
Воистину, доносы надолго укоренились в нашей крови» [Там же. С. 87].
(Я тоже слышал, что Э. Л. Андроникашвили был человеком весьма
честолюбивым и крайне обидчивым. По-видимому, его реакция на тост
А. А. Рухадзе была вызвана неупоминанием его самого среди учителей. —
Прим Б.Г.)
2.10. О Владимире Яковлевиче Файнберге (р. 1926)
«Он с самого начала понравился всем дипломникам, со всеми был
очень добр, подбадривал нас, подзадоривал, сравнивал нас друг с другом,
хвалил, когда ему нравился кто-либо из нас. Видно было, что он к нам
неравнодушен, причем ко всем, и занимался он со всеми, а не только
со своим дипломником <...>. Таким же искренним и доброжелательным
он остался в моих глазах до сих пор и не только по науке, но и по реакциям
на события жизни. У нас с Володей всегда были и остаются неизменно

270 Глава 12. 0 других московских физиках эпохи Ландау
теплые, дружеские отношения, причем, что очень важно, у нас о многом
схожие мнения: и о И. В. Сталине, и о А. Д. Сахарове, и, что для меня
важно, о В. П. Силине, которого В. Я. Файнберг всегда считал искренним
во всех его поступках. Правда, я считаю, что В. Я. Файнберг отчасти видит
мир в розовом свете, многое он воспринимает наивно, как Дон-Кихот,
в частности и А. Д. Сахарова. Но это и нравится мне в нем. Я считаю это
результатом его интернационального воспитания, свойственного многим
семьям в СССР. А его донкихотство — результат общения с И. Е. Таммом,
великим предводителем племени дон-кихотов.
Владимир Яковлевич Файнберг, безусловно, квалифицированный
теоретик, пользующийся высоким авторитетом и как ученый, и как лектор.
Он в течение десятилетий преподает на теоркафедре физфака МГУ, где
о нем и студенты, и преподаватели отзываются очень тепло. Несмотря
на это и ввиду национальности, в Академии наук его кандидатуру никогда
всерьез не рассматривали. Думаю, это — зависть к способному, которому
все легко дается: наука и спорт, и даже жизнь, так как сам он
доброжелателен и независтлив» (Подстраничная сноска: «На выборах в 1999 году
В. Я. Файнберга, наконец-то избрали в РАН. К моей великой радости,
я оказался неправ») [Там же. С. 34].
2.11. О Викторе Павловиче Силине (р. 1926)
«<...> Я колебался между В. Файнбергом и В.
Силиным. И сделал правильный выбор: Володя все
делал бы сам за меня, а Витя Силин меня муштровал.
О, сколько раз я плакал по его вине и проклинал
свою жизнь и тот день, когда я с ним связал свою
судьбу. Но сейчас я гордо произношу, что он был
и остался моим учителем <...>. Именно В. П. Силин
научил меня думать еще тогда, когда я был его
дипломником, и даже после, когда я стал аспирантом
у И. Е. Тамма, но работал и учился у В. П. Силина.
<...> Я по-настоящему испытал силу его
интеллекта, что немногим довелось познать. Я написал с ним
в соавторстве книгу, первую для нас обоих <...>. Это его книга и моя
учеба, как надо писать книги. Кстати, я считаю выдающейся его
единоличную книгу „Кинетическая теория газов". Об интеллекте В.П.Силина
свидетельствует, например, такой факт: его „обокрал" сам Л.Д.Ландау:
ведь теория Ферми-жидкости Ландау — это работа В. П. Силина,
которую гений Ландау присвоил незаметно для самого себя. Многие со мной
не согласятся, но я так считаю10).
Я не слеп: видел и вижу также и недостатки В. П. Силина, из-за
которых многие его не любят и даже ненавидят. Но никто его не презирает
и не считает невеждой. Первый недостаток: он не дон-кихот, хотя и много
10^ Это свое мнение А. А. Рухадзе обосновал в Предисловии к книге «Круг Ландау» (см. 1-е
изд. [Горобец, 2006], и 2-е изд. [Горобец, 20086]).

2. В галерее портретных набросков
271
общался с И. Е. Таммом. Это результат его суровости. В. П. Силин никогда
не прощал людям промахи и человеческие слабости, хотя прекрасно их
понимал. Всегда хотел быть сильным <...>. Второй недостаток, и очень
серьезный: он не ценит чужие идеи, он увлечен и продвигает только свои.
Именно поэтому я считаю, что он великолепный учитель для аспирантов
и младших научных сотрудников, пока они не достигнут
самостоятельности. Если человек научился сам думать, а ведь он учит его думать и учит
хорошо, такой человек ему уже в тягость <...>. И здесь начинаются трения
<...>. На этой стадии от него надо уходить, лучше поддерживать дружбу
и научное сотрудничество с В. П. Силиным на расстоянии. Именно так
я и поступил, когда не пошел с ним в Отдел теории плазмы и остался
с М.С.Рабиновичем. <...> Еще один недостаток В.П.Силина, который
мешает ему самому в научной работе. Это, как часто о нем говорят,
излишнее увлечение математическим формализмом, я бы сказал, избыточная
строгость в обосновании результатов. Он обладает огромной физической
интуицией, но вместе с тем в своих работах опирается не на нее, а на
математику. <...> В.П.Силин — крупный ученый, он внес огромный вклад
в науку, и я уверен, что это оценят в будущем больше, чем его
современники» [Там же. С. 34].
Дальше А. А. Рухадзе сравнивает В. П. Силина с профессором
физфака МГУ А. А. Кузовниковым, который «подолгу часто работал в
таких „скользких" местах, как партком и деканат, причем на руководящих
должностях. Трудно на этих местах оставаться чистым и не нажить
врагов. Но мне кажется, что он не так уж много дров наломал, например,
по сравнению с В. П. Силиным, возглавившим антисахаровскую
кампанию», когда он в 1970-х гг. стал секретарем парткома ФИАНа. Рухадзе
полагает, что Силин напрасно согласился занять этот пост [Там же. С. 67].
2.12. О Владимире Ильиче Когане (р. 1925),
профессоре МИФИ, научном сотруднике РНЦ КИ,
физике из расширенного круга Ландау
«Из преподавателей 4-го курса я хочу еще упомянуть В. И. Когана,
который вел у нас семинары по квантовой механике, т.е. учил нас решать
квантово-механические задачи. <...> Он решал с нами уже давно
решенные им задачи и даже опубликованные в собственном задачнике, кстати,
весьма приличном. Володя — хороший человек, и с нашей группой он вел
себя не как преподаватель, а как товарищ, — подружился и я с Володей.
Эта дружба длится до сих пор <...>. В. Коган оказал большое влияние
на мою философию и взгляды. В частности, он был тем человеком,
который смягчал мои переживания в связи с переходом <из ФТФ> в МИФИ,
успокоил и убедил меня в том, что я не только не потерял, но даже
приобрел, оказавшись в МИФИ, а не в МГУ, так как в МИФИ в то время
преподавательский состав был намного лучше, чем на физическом
факультете МГУ» [Там же. С.27].

272 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
2.13. О Юрии Львовиче Климонтовиче (1924-2002),
профессоре физфака МГУ, рецензенте
тома 9 «Статистическая физика. II» Е. М. Лифшица
и Л. П. Питаевского
«С большим почтением отношусь к <...> Ю. Л. Климонтовичу <...>
Он был моим оппонентом по докторской, и этого достаточно, чтобы
я к нему относился с теплотой. Но есть нечто большее <...>: он один
из немногих после Н. Н. Боголюбова, кто внес существенный вклад в
развитие статистической физики. Немногие могут похвастаться уравнением
своего имени, а уравнение Климонтовича широко известно в
статистической физике. Но особенно важно для меня то, что он плюет на
признание со стороны академиков <называется Л. А. Арцимович,
высокомерно вопрошающий по поводу Климонтовича „Кто он такой?" — Б. Г.> Имя
Ю. Л. Климонтовича прочно вошло в науку п). Но об одной обиде я все же
хочу рассказать. Когда моя книга представлялась на Государственную
премию СССР, он отказал мне в поддержке и на Ученом совете факультета
высказался против, правда, заранее об этом сказав. Может, он и прав,
но во время выдвижения или присуждения премий так не поступают.
И тем не менее я его чту, уважаю и люблю» [Там же. С. 67].
Эти слова А. А. Рухадзе доказаны делом. Он был одним из
организаторов сбора средств для издания мемуарной книги о Ю. Л. Климонтовиче
[Климонтович, 2005].
2.14. О Льве Андреевиче Арцимовиче (1909-1973), по словам
Л. Д. Ландау, «одном из достойнейших академиков»
«В 1961 году во время конференции по УТС в
Зальцбурге <...> руководителем нашей делегации был
Л. А. Арцимович, хорошо образованный, но очень
задиристый человек. Л. А. Арцимович мало что
сделал в науке, но организатором и популяризатором он
был прекрасным. <... > Л. А. Арцимович хотел, чтобы
наша делегация выглядела очень хорошо. И поэтому
всем раздал накануне открытия конференции
доклады иностранных физиков и попросил, чтобы все ему
вкратце рассказали суть. Хотел блеснуть быстротой
и эрудицией. Все ходили к нему и рассказывали.
Дошла и до меня очередь. Силин вернулся от него и сказал, что Лев
Андреевич меня ждет. Я наскоро надел галстук и в одних трусах и с галстуком
предстал перед ним. Его моя наглость поразила, но он сдержался и сказал:
„Люблю веселых и находчивых". С тех пор он со мной был осторожен,
опасаясь, как бы я чего не выкинул. Как-то Е. П. Велихов так отозвался
м' Я тоже помню, как еще в 1964 г. Е. М. Лифшиц назвал в разговоре со мной Ю. Л.
Климонтовича и А. А. Рухадзе как сильнейших теоретиков в Москве по физике плазмы. —
Прим. Б. Г.

2. В галерее портретных набросков
273
об Л. А. Арцимовиче: „Он хоть школьную физику знает, я его научил,
а твой Векслер и этого не знает"» [Рухадзе, 2005. С. 96].
2.15. А. А. Рухадзе о себе (фрагменты)
Далее приведены наиболее интересные, с моей точки зрения, хотя
и разрозненные отрывки из книги А. А. Рухадзе с эпизодами, в которых
выступает сам ее автор.
«Анри, ты известный во всем мире ученый, но, к сожалению, грузин
и очень темпераментный», — сказал как-то академик А. М. Прохоров,
адресуясь к А. А. Рухадзе. Эта фраза — диагноз научно-общественной
судьбы А. А. Рухадзе в интерьере элитарных кругов московских физиков
второй половины XX века. А теперь слово ему самому.
На ФТФ МГУ, 1949 г.: «Изучали мы произведение В.И.Ленина
„Материализм и эмпириокритицизм", в котором беспощадно критикуется
идеализм Маха. <...> Среди книг отца еще в школьные годы я нашел
книгу Маха „Механика" и прочел ее. Мне показалось, что Ленин не
совсем правильно понял Маха и критиковал не Маха, а свое понимание
Маха. К своему несчастью, об этом я и сказал на семинаре, и такое
началось... Но, как видите, я остался цел, хотя в комитете комсомола меня
изрядно потрепали. Однако я стоял на своем, и они отступились: меня
не исключили из ВЛКСМ и не выгнали с ФТФ. Более того, я заработал
на этом дешевый авторитет среди студентов и на следующий год
„насильно" был избран в комитет ВЛКСМ. С тех пор я твердо усвоил: „Собака
кусает только тех, кто боится собак"» [Там же. С. 15].
«Именно сверхкультурность не позволила Г. С. Ландсбергу, с моей
точки зрения, стать хорошим лектором. Может быть, он рассказывал много
интересного и даже очень интересного. Но он всегда говорил тихо, как
и подобает настоящему интеллигенту, монотонно, без каких-либо эмоций.
<...> Я лично выдерживал не более 10-15 минут, после чего сладко
засыпал. И не удивительно, поскольку мы на 1-м курсе вкалывали по 14-16
часов в день» [Там же. С. 12].
«Осенью 1950 года начался пятый семестр. Было очень грустно, так как
все понимали — что-то происходит. Вместо Л.Д.Ландау пришел читать
электродинамику сплошных сред проф А.А.Соколов, вместо Г. С.Ланд-
сберга курс общей физики дочитывал С. Г. Калашников. Правда, еще
держалась на уровне кафедра математики — математическую физику читал
академик С.Л.Соболев. Именно с С.Л.Соболевым у меня произошел
конфуз <...>. На экзамене я решил отличиться и доказывал теорему Фред-
гольма, используя матричный формализм, который так мне понравился
из курса квантовой механики. С. Л. Соболев сделал квадратные глаза и
собрался вкатить мне тройку. Я запротестовал и попросил двойку, каковую
он и выставил, немало пораженный моей просьбой. Через неделю я
пересдал этот экзамен Л. Д. Кудрявцеву на отличную оценку, а за матричный
метод доказательства теоремы Фред гол ьма даже удостоился похвалы. Эту
историю я рассказал для иллюстрации одного высказывания Л.Д.Ландау.
18 Заказ 1210

274 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
Когда кто-то из студентов спросил, получится ли из него физик, тот
ответил, что на факультете из него могут сделать только физика, а вот
математик из него точно уже не получится. По-видимому, эти слова с точностью
до наоборот относятся ко всем выпускникам механико-математического
факультета МГУ, который заканчивал С.Л.Соболев. Каким бы великим
математиком он ни был, физику, а тем более квантовую механику, он знать
не мог» [Там же. С. 18].
«Приехав осенью 1951 года после летних каникул, я был извещен, что
зачислен без моего ведома и согласия переводом на 4-й курс факультета
теоретической и экспериментальной физики МИФИ. <...> Сразу же начал
протестовать, побежал на физфак МГУ к декану профессору
А.А.Соколову, тем более, что буквально за три месяца до этого я ему на отлично
сдал экзамен по теоретической физике, и он меня запомнил. Он даже
протянул мне руку, пообещав, что зачислит на физфак, если я смогу
уйти из МИФИ. Долго я бился, обивал пороги деканата и даже ректора
МИФИ — безуспешно. К началу зимней сессии пригрозили „волчьим
билетом", лишавшем права учиться в течение нескольких лет в любом
вузе страны. Уговорил меня сдаться В. Г. Левич, очень неплохо читавший
нам курс статистической физики. Правда, в целом в МИФИ после ФТФ
мне показалось очень скучно, требования были намного ниже и курсы
читались не столь насыщенно. Исключение, пожалуй, составляли курсы
по теоретической физике <В. Г. Левина, Е.Л. Фейнберга, И. Я. Помераннука
и Л. Б. МигдалаУ» [Там же. С. 25].
В МИФИ, 1953 г.: «В целом 5-й курс прошел спокойно, я был
доволен своими преподавателями и своим преподаванием тоже <почасовиком
на кафедре математики> Единственное, о чем сожалел тогда и сожалею
сейчас, что не смог продолжить сдачу „минимума Ландау". Не хватало
времени, потому что я уже приступил к работе над дипломом, пришел,
благодаря Е. Л. Фейнбергу, в ФИАН, познакомился с новыми людьми
и связал с ними всю оставшуюся жизнь» [Там же. С. 30].
В ФИАНе, 1974 г.: «<...> Серьезная стычка произошла с парткомом,
секретарем которого был В. П. Силин. Шла кампания против А. Д.
Сахарова, и партком требовал от всех подписать клеймящую его бумагу.
Я отказался подписывать, ссылаясь на то, что мне никто не показывал
его сочинения, и я не знаю, за что его клеймить. Но это мне бы
простили, не простили другое — выступление на партсобрании института,
на котором я и не должен был выступать. Я и не собирался, но когда
Ю. Воронов, зав. отделом охраны труда, назвал А.Д.Сахарова подонком,
я не выдержал и выступил. Нет, не в поддержку А. Д. Сахарова, что иногда
мне приписывают. Я просто сказал: „Я не хочу ни клеймить, ни
оправдывать А. Д. Сахарова. Во-первых, я не знаю, за что, а во-вторых, я считаю,
что не имею права его обсуждать, поскольку его мизинца не стою. Но
когда выступает Ю. Воронов, который моего мизинца не стоит, я не могу
молчать". Вот этого мне уже не простили, и вскоре я покинул местком
<где был председателем>» [Там же. С. 58].

2. В галерее портретных набросков
275
1996 г.: Из открытого письма президенту России Б. Н. Ельцину:
«Страна высоко ценила труд ученых, они были наиболее уважаемой и вполне
обеспеченной частью нашего общества. Переводя на рыночные рельсы
нашу науку и образование, Вы обрекли их на полное уничтожение.
Молодежь покинула науку, кто мог, уехал за рубеж. Оставшиеся буквально
умирают с голода, не получая зарплаты. Непоправимые потери отбросили
нас назад на многие десятилетия.
Борис Николаевич! Во всем этом я обвиняю Вас, и не только я!
Подумайте об этом, подумайте, что скажут о Вас потомки!
Я долго ждал, что с подобным письмом к Вам обратится директор
нашего института А. М. Прохоров. Его мировой авторитет переживет всех
президентов. Но как директор он, к сожалению, боится Вас. Приходится
это делать мне» [Там же. С. 128].
* * *
А. А. Рухадзе, похоже, никого не боится. Одно из любимых его
выражений: «Академик — не профессия, а черта характера». Понятно, что
с такими чертами характера, какие видны уже по приведенным
отрывкам, у него не было шансов на выборах в Академии, куда его выдвигали
не менее десяти раз. Несмотря на весь вклад в теоретическую физику,
не отрицаемый недоброжелателями, несмотря на огромное число прямых
и косвенных учеников, несмотря на большое число известнейших
физиков, в разное время называвших себя его друзьями.
9 июля 2005 г. А. А. Рухадзе исполнилось 75 лет. Я послал ему
юбилейное стихотворение, в котором попытался отразить дух этого ученого-
неконформиста.
Непросто выбрать верный тон,
Найти струну и не сорваться...
Анри Амвросьевич Рухадзе
Царит над плазмой, как Ньютон
Царил в механике когда-то,
Как в теорфизике Ландау
Был даже выше, чем закон.
Гори, гори, его звезда!
Сияй неравновесной плазмой.
Рука тверда, туга узда,
В седле позиция горда.
Речь ясна, целесообразна,
Точна, опасна и прекрасна,
Как по-над пропастью езда.
Эй, Академия наук,
Не спи в карете золоченой!
Тебя в Торговый центр ученых
Везут «толкнуть» за тридцать «штук».
И поздно будет трепыхаться,
18*

276 Глава 12. О других московских физиках эпохи Ландау
Искать лазейки, чертыхаться...
А ведь предупреждал Рухадзе!
Последний предмогильный стук...
Готовы к бою мхедриони*
Под нимбом в плазменной короне.
Прогиб копья тяжел, упруг...
Зажглась звезда на небосклоне.
Поскачут к битве наши кони
За честь поруганных наук.
В последний бой пойдем мы вместе.
В чем смысл совести и чести
Сегодня? — Так же, как всегда:
Жить не по лжи и не по лести,
Как прожиты десятилетья,
Так и грядущие года.
Гори, сияй, его звезда!
Мхедриони (груз.) — всадники.

Приложение 1
Докладная записка в ЦК КПСС (1956)
(Цитируется по книге А. М. Блоха «Советский Союз в интерьере
Нобелевских премий» [2001. С. 343-345)]
Заведующий отделом науки,
вузов и школ ЦК КПСС В. А. Кириллин,
заместитель заведующего Н. И. Глаголев,
инструктор А. С. Монин
В ЦК КПСС, от 16.01.1956 г.
30 ноября - 1 декабря 1955 г. Отделение физико-математических наук
Академии наук СССР проводило научную сессию, посвященную 50-летию
теории относительности. В подготовке и проведении сессии имелись
серьезные недостатки.
Программа сессии, подготовленная оргкомитетом, в который
входили академики Тамм и Ландау, член-корреспондент АН СССР Гинзбург
и проф. Лифшиц, была неудовлетворительной, так как в нее были
включены доклады академика Ландау, члена-корреспондента АН СССР
Гинзбурга и профессора Лифшица, не работающих в области теории
относительности и известных своим нигилистическим отношением к
выработке методологических вопросов этой теории, и предусматривалось лишь
одно сообщение специалиста, непосредственно занимающегося
исследованиями по теории относительности (члена-корреспондента АН СССР
Михайлова). Не были предусмотрены доклад крупнейшего специалиста
по теории относительности академика Фока, доклады по
методологическим вопросам и доклады специалистов Московского государственного
университета, много занимавшихся вопросами теории относительности.
Отдел науки и вузов ЦК КПСС указал на эти недостатки президенту
АН СССР т. Несмеянову. Программа сессии была расширена: на первое
заседание были намечены доклады академика Ландау и
членов-корреспондентов АН СССР Гинзбурга, Михайлова и Александрова, на второе
заседание — доклады академика Фока, члена-корреспондента АН СССР
Субботина и профессоров Лифшица и Широкова. Однако намеченный
порядок сессии не был соблюден, так как т. Александров,
предполагавший выступить на сессии с методологическим докладом, был извещен
о сроке и теме доклада по своему ленинградскому адресу лишь вечером
накануне доклада и не смог своевременно прибыть на сессию. В
результате этого по предложению председательствовавшего на сессии академика

278 Приложение 1. Докладная записка в ЦК КПСС (1956)
Тамма на первом заседании вместо доклада т. Александрова был заслушан
доклад т. Лифшица, так что первое заседание состоялось по программе,
предварительно намечавшейся оргкомитетом для всей сессии. На второе
заседание значительная часть ученых, в том числе академик Ландау и
многие его ученики, уже не явилась.
Запросив у некоторых участников сессии тезисы их докладов,
оргкомитет не запросил тезисов у т. Лифшица. Стенограммы на заседании
сессии не велись. Эти упущения оказались серьезными, так как в докладе
т. Лифшица имелись серьезные идеологические ошибки. Указанный
доклад, посвященный обзору исследований по релятивистской космологии,
явился существенной пропагандой идеалистической «теории
расширяющейся вселенной». Эта «теория», являющаяся незаконным
распространением на вселенную в целом нестационарных решений уравнений
тяготения Эйнштейна, была построена аббатом Лемэтром по прямому заказу
римского папы. Согласно этой «теории» вселенная имеет конечный
возраст; в момент своего образования она занимала ничтожно малый объем, а
затем стала расширяться; такое расширение имеет место и в настоящее время.
Не упомянув ни слова о многочисленных исследованиях советских
ученых, посвященных критике «теории расширяющейся вселенной» и
правильному толкованию проблем космологии (работы тт. Фесенкова,
Богородского, Зельманова, Огородникова, Фока и других авторов), т. Лифшиц
преподнес указанную теорию как разумное научное построение, якобы
подтверждающееся всеми экспериментальными данными. Игнорируя
работы по иерархической структуре распределения материи во вселенной,
в частности, по структуре метагалактики, т. Лифшиц утверждал, что
материя распределена во вселенной с постоянной в среднем плотностью,
как это допускается в «теории расширяющейся вселенной», и заявил, что
по значению этой плотности можно определить, имеет ли
«расширяющаяся вселенная» конечный или бесконечный объем. Приведенная т. Лиф-
шицем оценка оказалась как раз на грани между этими возможностями.
Далее т. Лифшиц подсчитал возраст вселенной (называя его
«характерным временем»). Совпадение полученного «возраста» (несколько
миллиардов лет) с определенным радиоактивным методом возрастом
геологических пород Земли, указывающее на бессмысленность такой оценки
не только для метагалактики, но и для отдельных галактик, т. Лифшиц
объявил неслучайным и утверждал, что это совпадение якобы
подтверждает «теорию расширяющейся вселенной». Это заявление было поддержано
выступившим членом-корреспондентом АН СССР Зельдовичем, по
данным которого тот же возраст имеют не только геологические породы
Земли, но и химические элементы вообще. При этом было использовано
выражение «время с момента, когда был спущен курок». При изложении
перечисленных вопросов т. Лифшиц не делал никаких оговорок об
ограниченной применимости рассматриваемых «моделей» и об их
идеологическом смысле.
Хотя прений на сессии не предусматривалось, академик Фок счел
необходимым выступить с замечанием по докладу т. Лифшица, указав, что

Докладная записка в ЦК КПСС (1956)
279
изложенные в докладе «модели» не следует понимать буквально, и что они
могут быть использованы лишь для попыток описания «фона» поля
тяготения в отдельных конечных частях вселенной. Оценку доклада т. Лифшица
как идеалистической вылазки подтвердили присутствовавшие на сессии
специалисты — астроном член-корреспондент АН СССР Паренаго и
философ проф. Кузнецов.
Недостатки имелись также в докладах тт. Ландау и Гинзбурга.
Характеризуя научное творчество А. Эйнштейна, т. Ландау преподнес свое личное
отрицательное мнение о критике Эйнштейном логических основ
квантовой механики и об исследованиях Эйнштейна по единой теории поля
как бесспорное положение. Доклад т. Гинзбурга по экспериментальной
проверке теории относительности был сделан поверхностно, на
невысоком научном уровне, что стало очевидным после конкретных докладов
на ту же тему тт. Михайлова и Субботина. Следует также отметить, что
после доклада т. Фока т. Гинзбург вступил с ним в дискуссию, критикуя
положения т. Фока, позволяющие сделать вывод о преимуществах
системы Коперника перед системой Птоломея.
Президиум АН СССР уже не впервые проявляет недостаточное
внимание к подготовке и проведению совещаний при Отделении физико-
математических наук АН СССР. Так, серьезные недостатки имелись при
проведении весной 1955 года всесоюзного совещания по квантовой
электродинамике и теории элементарных частиц. Эти недостатки были
обсуждены бюро Отделения физико-математических наук, но президиум АН
СССР не сделал никаких выводов из указанного обсуждения и не принял
мер против повторения подобных недостатков в будущем.
Считали бы необходимым указать Президиуму АН СССР на
недостаточное внимание к подготовке и проведению совещаний при Отделении
физико-математических наук, а также предложить Президиуму АН СССР
организовать в месячный срок обсуждение идеологических ошибок,
допущенных в докладе т. Лифшица, в бюро Отделения физико-математических
наук. Просим Вашего согласия.
В левой части первого листа запись: «Согласиться. Поручить т.
Кириллину сделать это в какой-либо форме... (далее неразборчиво). Д. Шепилов.
26.1.56». Ниже — подписи П. Поспелова, М. Суслова, А.Аристова, Н.
Мухитдинова. ЦХСД, фонд 5, опись 35, ед. хр. 19, л. 70-73.

Приложение 2
Письмо П. Л. Капицы И. В. Сталину
№150
Письмо П. Л. Капицы И. В. Сталину об организации работ
по проблеме атомной бомбы и своем освобождении от работы
в Специальном комитете и Техническом совете ^
25 ноября 1945 г. г. Москва
Товарищ Сталин,
почти четыре месяца я заседаю и активно принимаю2) участие в работе
Особого комитета3) и Технического совета по атомной бомбе (А. Б.).
В этом письме я решил подробно Вам доложить мои соображения
об организации этой работы у нас и также просить Вас еще раз освободить
меня от участия в ней.
В организации работ по А. Б., мне кажется, есть много ненормального.
Во всяком случае, то, что делается сейчас, не есть кратчайший и наиболее
дешевый путь к ее созданию.
Задача перед нами стоит такая: Америка, затратив 2 миллиарда
долларов, в 3-4 года сделала А. Б., которая является сейчас наиболее сильным
оружием войны и разрушения. Если использовать пока нам известные
запасы тория и урана, то их хватило бы, чтобы 5-7 раз подряд разрушить
все находящееся на сухой поверхности земного шара.
Но глупо и нелепо думать, что основная возможность
использования атомной энергии будет ее разрушительная сила. Ее роль в культуре,
несомненно, будет не менее нефти, угля и других источников энергии,
к тому же энергетических запасов ее в земной коре больше, и она имеет
то необычное преимущество, что та же энергия сконцентрирована в десять
миллионов раз меньшем весе, чем в обычных горючих. Грамм урана или
' Публикуется по тексту: «Атомный проект СССР». 1999. Т. 2. Кн. 1. С. 613-620. В сноске
к документу № 150 сказано: «Восстановленная по черновику версия письма опубликована:
Капица П. Л. Письма о науке. М.: Московский рабочий, 1989. С. 237-247. Данное письмо
П. Л. Капицы и два последующих (документы № 151, 152) впервые публикуются полностью
и с точным сохранением стилистических и языковых особенностей источников. По
возможности учтены только требования современной орфографии и пунктуации».
' Исправлено автором <П. К.> от руки принаю на принимаю.
3* Здесь и далее имеется в виду Специальный комитет.

Письмо П. Л. Капицы И. В. Сталину
281
тория равносилен примерно 10 тоннам угля. Грамм урана — это кусочек
в половину серебряного гривенника, а 10 тонн — это груз угля почти
целой платформы.
Секрет А. Б. нам неизвестен. Секрет к ключевым вопросам очень
тщательно оберегается и является важнейшим государственным секретом
одной только Америки. Пока получаемые сведения недостаточны, чтобы
создать А. Б., часто их дают нам, несомненно, для того, чтобы сбить с
правильного пути.
Чтобы осуществить А. Б., американцы затратили 2 миллиарда
долларов — это примерно 30 миллиардов рублей по нашей промышленной
продукции. Почти все это должно быть истрачено на строительство и
машиностроение. Во время реконструкции и в 2-3 года это нам навряд ли
поднять. Так что быстро идти по американскому пути мы не можем, а если
пойдем, то все равно отстанем.
При решении этих проблем пока плюс у нас только один — то, что
мы знаем, что проблема А. Б. имеет решение; американцы шли на риск,
его у нас не будет. Минусы у нас следующие:
1. Американцы опирались на более сильную промышленность, у нас она
слабее, исковеркана войной и разрушена.
2. Американцы привлекли к работе наиболее крупных ученых всего
мира. У нас ученых меньше и они живут в плохих условиях,
перегруженные совместительством, работают хуже.
3. Американцы имеют сильные научные базы, у нас их было всегда мало
и они потрепаны войной (за все последние 11 лет в Академии наук
было построено только два института: это мой и Институт генетики,
да и тот был передан НКХП <Наркомхимпром>).
4. Америка имеет хорошую промышленность научной аппаратуры, у нас
эта область разбросана по различным наркоматам, находится в
беспризорном и хаотическом состоянии. (Хотя надо заметить, что если
ее привести в порядок, то она будет совсем не плохая).
Таким образом, по этим основным четырем пунктам у нас жестокий
«хандикап». Но все же мы не должны складывать оружие, у нас есть наши
два главных преимущества: первое — в системе нашего
государственного строя у нас большие возможности, организующие и мобилизующие
ресурсы; второе — в силе нашего молодого организма страны. Хоть и
тяжеловато будет, но, во всяком случае, попробовать надо скоро и дешево
создать А. Б. Но не таким путем, как мы идем сейчас, — он совсем
безалаберен и без плана.
Его главные недостатки: во-первых, он не использует наши
организационные возможности, а во-вторых, он шаблонен.
Мы хотим перепробовать все, что сделали американцы, а не
пытаемся идти своим путем. Мы забываем, что идти американским путем нам
не по карману и долго. Поэтому первое, к чему мы должны стремиться, —
это к наиболее эффективному использованию как людей, так и
промышленности. А этого, я считаю, нет.

282 Приложение 2. Письмо П. Л. Капицы И. В. Сталину
Было бы легче, если было бы известно, каким путем идти, но путь-то
неизвестен, так что сперва нужна научная работа для нахождения пути,
а для проведения в жизнь нужны соответствующая мощная промышленная
база и организация. Но, не имея пути, нельзя, как будто, создавать базы.
Это не так: тип заводов и промышленность мы можем довольно точно
предсказать, во всяком случае, достаточно точно, чтобы дать необходимые
указания для подготовки заводов и указать их масштабы.
Например, сейчас можно сказать, что, несомненно, нужна большая
промышленность по металлургии тория и урана.
Общий план действия, казалось, следовало признать следующий. На
сегодняшний день надо выработать двухлетний план подготовки
промышленности и за это время вести необходимую
научно-экспериментальную и теоретическую работу. Пока будет готовиться промышленность,
мы наладим научную часть. Этот двухлетний план можно, мне кажется,
разработать, и уже сейчас ясно, что нужно восстанавливать такие
заводы, как компрессорные, химического машиностроения, трубопрокатные,
Сумской, Киевский, «Большевик», «Красный выборжец»,
Мелитопольский, Невский механический, заводы по получению чистого урана, тория,
алюминия, ниобия, бериллия, гелия, аргона и пр. и пр.
На эти заводы направить главные строительные силы. За эти же два
года нужно провести ряд мероприятий по поднятию нашей научной базы;
по-видимому, надо создать комитет, который выработает необходимые
мероприятия.
Первое — надо поднять наши научные институты и благосостояние
наших научных работников.
Второе — надо поднять наше высшее образование, вузы,
университеты, готовить молодежь для науки.
Третье — надо наладить научное приборостроение и получение реактивов.
Все эти мероприятия пока идут плохо, нежизненно и
неорганизованно, но без них мы не развернемся. Они нам будут нужны и по ряду других
вопросов (помимо А. Б.), которые возникли во время войны и где мы
отстаем, как, например4\ ракетные двигатели, радиолокация и пр.
Пока эта работа будет идти, надо наиболее эффективно использовать
все имеющиеся в наличии научные силы. Их не так уж мало. Если уметь
с ними бережно обращаться, подкормить и подбодрить и, главное,
сорганизовать, то можно кое-что сделать. Но то, что происходит сейчас, — это
никуда не годится.
Не говоря о том, что не имеется принципиального подхода и общего
плана, подбор людей и тематики происходит малоорганизованно.
Технический совет — это громоздкое и неуклюжее учреждение, работающее,
с моей точки зрения, плохо.
Можно отметить, что среди ученых, инженеров, начиная с самых
хороших и кончая жуликами, с учетом всех градаций, заключенных между
Далее одно слово вписано автором от руки.

Письмо П. Л. Капицы И. В. Сталину
283
ними, сейчас большой энтузиазм к А. Б. Хотя это и вызывается разными
причинами, но эти настроения можно хорошо использовать. Но дав им
работать как попало, мы только распылим силы и результатов не получим.
Организовать всю их научную работу — это самая важная и трудная
задача. Средств и возможностей у нас мало, так надо наших ученых очень
правильно и вдумчиво использовать. Только тогда есть шансы найти новые
пути, дающие более скорое и экономное решение А. Б., чем имеющиеся
в Америке.
Тут задача — как у главнокомандующего: всегда есть несколько
предложений, как взять крепость. Он же не скажет каждому генералу: «Бери
по своему плану», с тем расчетом, что один из них возьмет. Всегда
выбирается один план и один генерал для руководства. Так же следует поступать
и в науке, но здесь, к сожалению, это не так очевидно и пока не принято.
Кажется, почему бы не позволить каждому работать отдельно, по-
своему, — как будто ничем не рискуем, — а вдруг выйдет? «Ведь бывало же:
все эксперты говорят, что не выйдет, а оказалось, что вышло». Такие басни
обычно рассказывают сами изобретатели или писатели для фабулы.
Но в действительности крупный человек всегда и неизменно может
правильно оценить крупное предложение другого крупного человека.
Важно, конечно, подобрать крупного эксперта, а не безответственного
халтурщика (а их у нас немало).
Никакого строгого отбора тематики по определенному плану сейчас
нет, и вокруг А. Б. начинается свистопляска. Пляшут и жулики, и
авантюристы, и честные люди. Конечно, что-нибудь под конец и вытанцуется,
но явно это не тот короткий и дешевый путь, по которому мы можем5)
перешагнуть Америку. Сами американцы, по-видимому, шли путем этой же
свистопляски и ажиотажа — она им и стоила много денег. Но, к
сожалению, при той организации, которая у нас сейчас, — громоздкий
и разношерстный Технический совет, — бороться с этим трудно.
Но если стремиться к быстрому успеху, то всегда путь к победе будет
связан с риском и с концентрацией удара главных сил по весьма
ограниченному и хорошо выбранному направлению. По этим вопросам у меня
нет согласия с товарищами. Часто они не хотят со мной спорить, а на деле
проводят мероприятия в секрете от меня.
Единственный путь тут — единоличное решение, как у
главнокомандующего, и более узкий военный совет.
Следующий вопрос — подбор руководящих людей, и это тоже
большая проблема. Я проповедую, что за основу подбора нужно брать не то,
что человек обещает сделать, а то, что он в своей жизни уже сделал.
Так же как и на войне, всякое новое поручение основано на успехе
выполнения предыдущих заданий. У нас же (может быть, это мечтательная
русская натура) очень любят широковещательные обещания, так чтобы
слюнки потекли: «А ну, как выйдет!» — думает ответственный товарищ.
Далее зачеркнуто автором: предложишь.

284 Приложение 2. Письмо П. Л. Капицы И. В. Сталину
Ведь обычно ответственный товарищ по существу не разбирается в
вопросах, он доверчив и дает возможность развернуться работе, которая,
сразу видно, что никчемная. А это значит, что у нас сейчас много зря
загруженных помещений, зря использованных приборов, зря загруженных
станков, людей и пр. и пр.
В результате — провал, и тогда этот ответственный работник начнет
впадать в другую крайность — общее недоверие к ученым и науке.
Правильная организация всех этих вопросов возможна только при
одном условии, которого нет, но, не создав его, мы не решим проблемы
А. Б. быстро (и вообще самостоятельно, может быть, совсем не решим).
Это условие — необходимо больше доверия между учеными и
государственными деятелями. Это у нас старая история, пережитки революции.
Война в значительной мере сгладила эту ненормальность, и если она
осталась сейчас, то только потому, что недостаточно воспитывается чувство
уважения к ученому и науке.
Правда, участие ученых в проблемах нашего народного хозяйства,
обороны всегда было большим и важным, но ученый мог оказывать
помощь, оставаясь в стороне, — консультациями и решением тех или иных
предложенных ему задач. Надо отметить, что, к большому сожалению,
это было связано с тем, что наша промышленность и вооружение
развивались на основе улучшения существующих конструкций. Например,
Яковлев, Туполев, Лавочкин — крупнейшие конструкторы, но они все же
совершенствовали уже существующий тип самолетов. Новые типы
самолетов (как турборакетный) потребовали бы другой тип конструктора, более
творческий и смелый.
Таким людям у нас в Союзе мало раздолья. Поэтому техника,
основанная на принципиально новых идеях, как А. Б., Фау 2, радиолокация,
газовая турбина и пр., у нас в Союзе или слабо, или совсем не двигается.
Моя турбокислородная установка, это принципиально новое
начинание, только тогда пошло, когда я, совсем неестественно для ученого, стал
начальником главка. Только этим назначением мне было дано доверие
и влияние, которое и позволило мне быстро осуществить кислородную
установку. Это, конечно, ненормальность и нелепость. Меня сильно
тяготила власть, и я примирился с новым положением только потому, что была
война и пришлось делать все, что только можно, чтобы добиться успеха.
Жизнь показала, что заставить себя слушаться я мог только как
Капица — начальник главка при СНК, а не как Капица — ученый с мировым
именем. Наше культурное воспитание еще недостаточно, чтобы поставить
Капицу-ученого выше Капицы-начальника. Даже такой товарищ, как
Берия, этого не понимает. Так происходит и теперь при решении проблемы
А. Б. Мнения ученых часто принимают со скептицизмом и за спиной
делают по-своему.
Товарищ Ванников и другие, из Техсовета, мне напоминают того
гражданина из анекдота, который, не веря врачам, пил в Ессентуках все
минеральные воды подряд в надежде, что одна из них поможет.

Письмо П. Л. Капицы И. В. Сталину
285
Особый комитет должен научить товарищей верить ученым, а ученых,
в свою очередь, это заставит больше чувствовать свою ответственность,
но этого пока еще нет.
Это можно только сделать, если возложить ответственность на ученых
и товарищей из Особого комитета в одинаковой мере. А это возможно
только тогда, когда положение науки и ученого будет всеми приниматься
как основная сила, а не подсобная, как это теперь.
Товарищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя в Особом
комитете как сверхчеловеки. В особенности тов. Берия. Правда, у него
дирижерская палочка в руках. Это неплохо, но вслед за ним первую скрипку
все же должен играть ученый. Ведь скрипка дает тон всему оркестру.
У тов. Берия основная слабость в том, что дирижер должен не только
махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у Берия слабо.
Я лично думаю, что тов. Берия справился бы со своей задачей, если
отдал6) бы больше сил и времени. Он очень энергичен, прекрасно и быстро
ориентируется, хорошо отличает второстепенное от главного, поэтому зря
времени не тратит, у него, безусловно, есть вкус к научным вопросам, он
их хорошо схватывает, точно формулирует свои решения.
Но у него один недостаток — чрезмерная самоуверенность, и
причина ее, по-видимому, в незнании партитуры. Я ему прямо говорю: «Вы
не понимаете физику, дайте нам, ученым, судить об этих вопросах», —
на что он мне возражает, что я ничего в людях не понимаю. Вообще наши
диалоги не особо любезны. Я ему предлагал учить его физике, приезжать
ко мне в институт. Ведь, например, не надо самому быть художником,
чтобы понимать толк в картинах.
Наши гениальные купцы-меценаты Третьяковы, Щукин и пр., ведь
они прекрасно разбирались в картинах и видели больших художников
раньше других; они не были художниками, но изучали искусство. Берия,
если бы не был так ленив, то, поработав, с его способностями и «знанием
людей», несомненно, мог бы потом разбираться в творческих процессах
у людей науки и техники, чтобы стать первоклассным дирижером
оркестра А. Б. Например, ему следовало бы познакомиться по первоисточникам
(а не в популярном изложении), как прокладывался трансокеанский
кабель, как развивалась паровая турбина и пр.
Он увидал бы общую закономерность этих процессов и
использовал бы этот опыт для того, чтобы понять, что важно и нужно в развитии
работ по А. Б.
Но для этого нужно работать, а чиркая карандашом по проектам
постановлений в председательском кресле — это еще не значит руководить
проблемой.
У меня с Берия совсем ничего не получается. Его отношение к ученым,
как я уже писал, мне совсем не по нутру. Например, он хотел меня видеть,
за эти две недели он назначал мне прием 9 раз — и день и час, но разговор
так и не состоялся, так как он его все отменял; по-видимому, он это делал
Исправлено автором от руки одол на отдал.

286 Приложение 2. Письмо П. Л. Капицы И. В. Сталину
только, чтобы меня как-то дразнить, не могу же я предположить, что он
так не умеет располагать своим временем, что на протяжении двух недель
не мог сообразить, когда у него есть свободное время.
Резюмируя сказанное, прихожу к следующим выводам: для успешной
организации разработки проблем по А. Б. нужно, с моей точки зрения,
разбить проблемы на две части, которые даже можно организовать
раздельно:
1. Быстрая, скажем, двухлетняя реконструкция и развитие ряда нужных для
А. Б. отраслей промышленности и поднятие научной работы в Союзе.
2. Работа по нахождению более коротких и дешевых путей производства
А. Б. Для этого надо поставить хорошо отобранных ученых ведущими
и им полностью доверять, чтобы четко и организованно направлять
научные силы страны.
Осуществить этот второй пункт можно, например, тем, чтобы подпись
ученого скрепляла всякий протокол Особого комитета и приказы разных
начальников. Наподобие политических комиссаров надо создать научных
комиссаров.
На данном этапе это может помочь. В свое время это заставило наших
оперативных работников поступать политически грамотно, а теперь это
их заставит поступать научно грамотно. Следует, чтобы все руководящие
товарищи, подобные Берия, дали почувствовать своим подчиненным, что
ученые в этом деле ведущая, а не подсобная сила.
Стоит только послушать рассуждения о науке некоторых товарищей
на заседаниях Техсовета! Их приходится часто слушать из вежливости
и сдерживать улыбку — так они бывают наивны, воображая, что познав,
что дважды два — четыре, они уже постигли все глубины математики
и могут делать авторитетные суждения. Это и есть первопричина того
неуважения к науке, которую надо искоренить и которая мешает работать.
При создавшихся условиях работы я никакой пользы от своего
присутствия в Особом комитете и Техническом совете не вижу. Товарищи
Алиханов, Иоффе, Курчатов так же и даже более компетентны, чем я,
и меня прекрасно заменят по всем вопросам, связанным с А. Б.
Поэтому мое дальнейшее пребывание в Особом комитете и Техсовете,
Вы сами видите, ни к чему и меня только сильно угнетает, а это мешает
моей научной работе. Поскольку я участник этого дела, я, естественно,
чувствую ответственность за него, но повернуть его на свой лад мне не под
силу. Да это и невозможно, так как тов. Берия, как большинство
товарищей, с моими возражениями не согласен. Быть слепым исполнителем
я не могу, так как я уже вырос из этого положения.
С тов. Берия у меня отношения все хуже и хуже, и он, несомненно,
будет доволен моим уходом. Дружное согласие (без генеральского духа)
для этой творческой работы необходимо и только возможно на равных
началах. Его нет. Работать с такими настроениями все равно я не умею.
Я ведь с самого начала просил, чтобы меня не привлекали к этому делу,
так как заранее предполагал, во что оно у нас выродится.

Письмо П. Л. Капицы И. В. Сталину
287
Поэтому прошу Вас еще раз, и очень настоятельно, освободить
меня от участия в Особом комитете и Техническом совете. Я рассчитываю
на Ваше согласие, так как знаю, что насилие над желанием ученого не
согласуется с Вашими установками7).
Ваш Капица
/П.Капица/
P. S. У нас в институте пошла турбокислородная установка на газ. Ее уже
несколько раз пускали, она уже дает 85 % расчетного количества. До 1
января надеюсь закончить этот вопрос и более подробно доложить СНК.
Тогда останется у нас вопрос увеличения масштабов, необходимых для
снабжения домен и другой крупной промышленности. Но это уже не
принципиальный, а скорее организационный вопрос. Таким образом, последний
и главный этап кислородной проблемы удовлетворительно заканчивается.
Также наладились опытные перевозки жидкого кислорода в
железнодорожных цистернах по 13 тонн из Москвы в Горький. Потери, как я и
предсказывал, будут маленькие, примерно 6-8 %. Это дает новое
направление организации снабжения страны товарным кислородом.
Пятилетний план по переводу металлургической, целлюлозной и др.
отраслей промышленности на кислород давно, месяца два, уже передан
в Госплан, но еще не рассматривался.
Таким образом, все мои векселя стране и правительству по кислороду
уплачиваются сполна, и я все больше и больше буду настаивать, чтобы
меня освободили от Главкислорода и дали возможность всецело вернуться
к моей научной работе.
P. P. S. Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим
письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему все это сказал,
да увидеться с ним очень хлопотно8^.
Я. К.
Помета от руки неустановленного автора на верхнем поле документа:
От акад. Капица, (подчеркнуто).
АП РФ. Ф. 3, оп. 47, д. 26, л. 169-177. Подлинник.
Далее от руки: Ваш П. Капица.
Далее автором написаны инициалы: П.К.

Литература
1. А. И.Лейпунский. Избранные труды. Воспоминания/ ГКАЭ СССР. Физико-
энергетический ин-т; Отв. ред. Б.Ф. Громов. Киев: Наук, думка, 1990. 280 с.
2. Андроныкашвили Э. Воспоминания о жидком гелии. Тбилиси: Ганат Леба, 1980.
327 с.
3. Атомный проект СССР1*: Документы и материалы: В 3 т. / Под общ. ред.
Л. Д. Рябева. Т. 1. 1938-1945: В 2 ч. Часть 1 / М-во РФ по атом, энергии; отв.
сост. Л. И. Кудинова. М.: Наука; Физматлит, 1998. 432 с. Часть 2. М.: Изд-во
МФТИ, 2002. 800 с.
4. Атомный проект СССР. Т. 2. Атомная бомба. 1945-1954. / Федеральное
агентство РФ по атом, энергии; Отв. сост. Г. А. Гончаров. Саров: РФЯЦ-ВНИИЭФ,
1999. Книга 1. 719 с; 2000. Книга 2. 640 с; 2003. Книга 3. 896 с; М: Наука;
Физматлит, 2003. Книга 4. 816 с; 2005. Книга 5. 976 с; 2006. Книга 6. 896 с;
2007. Книга 7. 696 с.
5. Белецкая В., Рубинин Л. Ученый и власть // Огонек. 1989. № 25. С. 18-22.
6. Бессараб М.Я. Лев Ландау. Роман-биография. М.: Октопус, 2004. 264 с.
7. Блох А. М. Советский Союз в интерьере Нобелевских премий. СПб.: Гумани-
стика, 2001. 608 с: 2-е изд. 2005. 880 с.
8. Бродянский В. М. // Капица. Тамм. Семёнов. В очерках и письмах / Под общей
ред. акад. А. Ф.Андреева. М. Вагриус; Природа, 1998. 579 с.
9. Воспоминания об академике А. Б. Мигдале / Ред. коллегия: Н. О. Агасян и др.
М.: Физматлит, 2003. 256 с.
10. Воспоминания об академике Николае Николаевиче Семёнове. М.: Наука,
1993. 302 с.
11. Воспоминания об И. Е. Тамме. М.: Наука, 1981. ПО с; 2-е изд. 1986. 115 с.
12. Воспоминания о Евгении Михайловиче Лифшице // Природа. 1995. № 11.
С. 86-103 (Гинзбург В. Л., Горобец-Лифшиц 3. И., Рубинин П. Е.,
Зельдович Я. Б. и Каганов М. И.).
13. Воспоминания о Л.Д.Ландау / Отв. ред. акад. И. М. Халатников. М.: Наука,
1988. 352 с.
14. Гапонов Ю. В., Ковалева С. К, Кессених А. В. Студенческие выступления 1953
года на физфаке МГУ как социальное эхо Атомного проекта // История
Атомного проекта. Вып. 2. М.: Русский Христианский гуманитарный
институт, 2002. С. 491.
15. Генералов М. Б. От МИХМа к МГУИЭ. Страницы истории: Учебное пособие.
М.: МГУИЭ, 2000. 292 с.
16. Гинзбург В. Л. Еще раз о Льве Давидовиче Ландау и еще кое-о чем. 1999
(рукопись, 20 маш-пис. с).
17. Гинзбург В. Л. О физике и астрофизике. М.: Бюро Квантум, 1995. 512 с.
' В связи с частыми ссылками на эти книги в тексте принято сокращение: Атомный
проект СССР = АП.

Литература
289
18. Гинзбург В. Л. О науке, о себе и о других. М.: Физматлит, 2003. 544 с.
19. Гинзбург В. Л. Обращение академика В. Л. Гинзбурга к читателям книг,
издаваемых фондом «Успехи физики» // Наука и жизнь. 2006. №9. С. 4.
20. Голованов Я. Записки вашего современника: В 3-х т. М.: Доброе слово, 2001.
21. Горелик Г. Подлинный Ландау (по поводу рецензии М. Золотоносова на книгу
Коры Ландау-Дробанцевой. МН. 2002. Вып. 30) // Московские новости. 2003.
Вып. 1); Электронный ресурс:
[http://www.berkovich-zametki.com/Nomer27/Gorelikl.htm].
22. Горелик Г. История «скособоченного мира» Иосифа Шапиро (мифы, легенды и
документы из жизни Льва Ландау). Электронный ресурс: [http://ggorelik.narod.ru/
Dau/Shapiro-Dau-Yerozolimski-web/Shapiro-Dau-Web.htm]. 2005.
23. Горелик Г. Квадратура круга Ландау (о книге Б. Горобца «Круг Ландау»).
Электронный ресурс: [http://www. Berkovich-zametki.com. 2007/Zametki/Nomer3/
Gorelik]. 2007.
24. Горобец Б. С. Круг Ландау. М.; СПб.: Летний сад, 2006. 656 с.
25. Горобец Б. С. К читателям книги «Круг Ландау». Пояснения автора к отзыву
Г. Е. Горелика. Электронный ресурс:
[http//www.Berkovich-zametki.com/2007/Zametki/Nomer5(77)/march/]
26. Горобец Б. С. Трое из Атомного проекта. Секретные физики Лейпунские. М.:
Издательство ЛКИ/URSS, 2008. 312 с.
27. Горобец Б. С. Круг Ландау: Жизнь гения. Изд. 2-е, испр. и доп. М.:
Издательство ЛКИ/URSS, 2008. 368 с.
28. Диафильм: Академик Л. Д. Ландау (1908-1968) /Авторы Л. Г. Асламазов и
В.Г.Каменский; Коне. И. М. Халатников. М.: В/О «Знание»; студия «Диафильм»,
1971.
29. Двадцатый век Анны Капицы: воспоминания, письма/ Подгот. Е.Л. Капица,
П. Е. Рубининым. М.: Аграф, 2005. Кн. 1. 448 с; Кн. 2. 512 с.
30. Добровольский А. Смертельный укус Ленина // Московский комсомолец. 2006.
26 декабря. С. 6.
31. Есаков В. Д., Рубинин П. Е. Капица, Кремль и наука: В 2 т. Т. 1. Создание
Института физических проблем. 1934-1938. М.: Наука, 2003. 655 с.
32. Еще раз о Л.Д.Ландау: Ответ академика В.Л. Гинзбурга на вопрос главного
редактора журнала...; Л.Д.Ландау и Е. М.Лифшиц — как это было на самом
деле (беседа с проф. Б. С. Горобцом...) // Преподавание физики в высшей
школе (науч.-метод. журнал). М.: МПГУ. 2000. № 18. С. 74-83.
33. Жданов В. М. Тайны разделения изотопов. М.: МИФИ, 2004. 140 с.
34. Зельдович Я. Б. Космологические исследования Е. М.Лифшица / Пер. с англ. //
Земля и Вселенная. 2001. №2. С. 62-67.
35. Знакомый незнакомый Зельдович (в воспоминаниях друзей, коллег,
учеников) // Под ред. С. С. Герштейна и Р. А. Сюняева. М.: Наука, 1993. 352 с.
36. Илья Михайлович Лифшиц. Ученый и человек. Харьков: ННЦ «ХФТИ»,
2006. 717 с.
37. Иоффе Б. Л. Без ретуши. Портреты физиков на фоне эпохи. М.: Фазис, 2004.
160 с.
38. Исследования по истории физики и механики / Ин-т истории естествознания
и техники им. С. И. Вавилова РАН. М.: Наука, 1985; 2005; 2006. 384 с.
39. Каганов М. И. Школа Ландау: что я о ней думаю. Троицк, 1998. 368 с.
19 Заказ 1210

290
Литература
40. Каганов М. Компанеец № 1 в списке Ландау (отрывок из воспоминаний) //
ARCA. Бостон, США, 2004. №2(6).
41. Капица П. Л. Письма о науке / Сост. П. Е. Рубинин. М.: Московский рабочий,
1989.
42. Капица. Тамм. Семёнов. В очерках и письмах / Под общей ред. акад. А. Ф.
Андреева. М.: Вагриус; Природа, 1998. 579 с.
43. Кафтанов С. В. По тревоге. Рассказ уполномоченного Государственного
комитета обороны С. В. Кафтанова / В записи В. Степанова // Химия и жизнь.
1985. №3. С. 6-10.
44. Климонтовин Ю. Л. Штрихи к портретам ученых. Дискуссионные вопросы
статистической физики. М.: Янус-К, 2005. 204 с.
45. Ковалева С. К. Ты помнишь физфак? Неформальные традиции физфака МГУ.
М.: ООО «Поматур», 2003. 416 с.
46. Компанеец Е. С. Биографическая рукопись. 1982 (семейный архив, наход.
у Д. А. Компанейца).
47. Копылов Г. И. Евгений Стромынкин. ВИЕТ, 1998. №2. С.96.
48. Курчатовский институт. История атомного проекта. Вып. 1-16, М.: РНЦ,
1995-1998.
49. Ландау И. Электронный ресурс:
[http//Berkovich-zametki.com/2007/Zametki/march]. 2007.
50. Ландау-Дробанцева К. Академик Ландау. Как мы жили. Воспоминания. М.:
Издатель Захаров. 1999. 494 с. 2000 и послед, переизд. Электронный.ресурс:
http://lib.ru/memuary/ landau/landau.txt.
51. Лёвшин Л. В. Василий Степанович Фурсов. Электронный ресурс:
[http://fursov.ru/?p=7]. 2006. 4 декабря.
52. Ливанова А. Л.Д.Ландау. М.: Знание, 1978. 192 с.
53. Медведев Ю. Уравнение Гинзбурга—Ландау // Российская газета. 2006. 20
сентября. №4175.
54. Мигдал А. Б. Поиски истины. М.: Мол. гвардия, 1983. 240 с.
55. Наука и общество: история советского Атомного проекта (40-50 годы) /
Труды международного симпозиума ИСАП-96: В 3-х т. М: ИздАТ: 1997. Т. 1.
608 с; 1999. Т. 2. 528 с; Т. 3. 416 с.
56. Петр Леонидович Капица. Воспоминания. Письма. Документы. М.: Наука,
1994. 543 с.
57. Преподавание физики в высшей школе (науч.-метод, журнал.) / Сост. Б. С. Го-
робец. М.: МПГУ, 1999. № 15. 96 с; 2002. №24. 193 с. (спец.выпуски, посвяш.
акад. Е. М.Лифшицу).
58. Прудникова Е.А. Берия. Последний рыцарь Сталина. СПб.: Изд. дом «Нева»,
2005. 628 с.
59. Ранюк Ю. Н. Лаборатор1я № 1. Ядерна физика в Украйш. Кшв: Акта, 2001.
590 с.
60. Ритус В. И. Эпизоды рождения «слойки» // Природа. 2004. № 12.
61. РухадзеА.А. События и люди (1948-1991 годы). Продолжение: 12 лет спустя.
3-е изд. М., 2003. 202 с. То же (испр. изд.). 2005. 223 с.
62. Симонян К. Тайна Ландау // Вести, еженед. прил. «Окна». Израиль, 1998. 2,
9, 15 апреля.

Литература
291
63. Снегов С. А. Творцы. Историческая повесть о современниках. М.: Сов. Россия.
1979. 364 с.
64. Создание первой советской ядерной бомбы / Под ред. В. Н. Михайлова и др.
М.: Энергоатомиздат, 1995. 448 с.
65. Справочник по физико-техническим основам криогеники / Под ред. проф.
М. П. Малкова. Изд. 2-е. М.: Энергия. 1973.
66. Стрелкова Л. П. Воспоминания в Московском университете. М.: Изд. отдел
физ. ф-та МГУ, 2003. 184 с.
67. Стыриковин М.А. Теплотехника и теплофизика. Экономика, энергетика и
экология. Воспоминания / Отв. ред. О. Н.Фаворский, Д.С.Львов. М.: Наука,
2002. 319 с.
68. Стыриковин Н. М. Устное сообщение и записки. 2007.
69. Сухомлинов А. В. Кто вы, Лаврентий Берия? М: Детектив-Пресс, 2004. 403 с.
70. Терлецкий #., Андреев А., Кожевников А. Операция «Допрос Нильса Бора» //
ВИЕТ 1994. №2. С. 21-44.
71. Труды Е. М. Лифшица / Под ред. Л. П. Питаевского, Ю. Г. Рудого. М.: Физ-
матлит, 2004. 648 с. Предисл. Л. Питаевского.
72. Фейнберг Е.Л. Кибернетика, логика, искусство. М.: Радио и связь, 1981. 144 с.
73. Филин Н. В. Криогенные технологии в решении актуальных задач техники
и проблем экологии // Мы создавали криогенику. М.: МГУИЭ, 2006. 132 с.
74. Халатников И. М. Интервью Г.Е.Горелику 17.03.1993. Электронный ресурс:
www. Berkovich-zametki. com/Zametki/Nomer 19/Gorelikl.htm; To же в кн.:
«Капица. Тамм. Семёнов». 1998.
75. Халатников И. М. Открытым текстом. Мои заграничные вояжи // Природа.
1996. № 7. С. 94-108; № 8. С. 78-89; N> 9. С. 66-83.
76. Халатников И. М. Дау, Кентавр и другие. Top non-secret. M.: Физматлит, 2007.
192 с.
77. Храмов Ю.А. Физики: Биографический справочник. 2-е изд. М.: Наука, 1983.
400 с.
78. Щелкин Ф. Апостолы атомного века. Воспоминания, размышления. М.: ДеЛи
принт, 2004. 162 с.
79. Юлий Борисович Харитон: путь длиною в век / Ин-т хим.-физики. 2-е изд.
М.: Наука, 2005. 557 с.
80. Perspectives in Theoretical Physics. The Collected Papers of E. M. Lifshits / Ed. by
L. P. Pitaevski. Pergamon Press: Oxford, N-Y, Seoul, Tokyo, 1992.
19*

Фотоальбом
i
Евгений и Илья Лифшицы в детстве.
Из архива Е.М.Лифшица

Фотоальбом
293
Семья Лифшицев в Крыму (в «Жемчужине»). Слева направо: Евгений, Илья, Берта
Евзоровна, Михаил Ильич (из архива Е.М.Лифшица) 1933 г.

294
Фотоальбом
Евгений с отцом М. И. Лифшицем на Рижском взморье. Около 1932 г.
(из архива Е.М.Лифшица)
Е.М.Лифшиц. 1933 г.

Фотоальбом
295
Е. М.Лифшиц у своей машины «Победа». Подмосковье, 1949 г.
(из архива Е.М. Лифшица)
III'
Е. М.Лифшиц и Э. Л.Андроникашвили в альплагере Тегенекли. Баксанское ущелье,
Сев. Кавказ, 1950 г. (из архива Е.М.Лифшица)

296
Фотоальбом
Ландау и 3. И. Горобец-Лифшиц, фото сделано Е. М. Лифшицем; только что все трое
спустились с Эльбруса. Около 1953 г. (из архива Е. М. Лифшица)

Фотоальбом
297
Е. М. Лифшиц и Н. Н. Мейман в отпуске, в поездке у автомашины Лифшица. Лето
1953 г. Только что ими закончена работа по расчету водородной бомбы; она будет
испытана 12 августа 1953 г., после чего оба станут лауреатами Сталинской премии
(из архива Е. М. Лифшица)

298
Фотоальбом
Л. Д. Ландау, 3. И. Горобец-Лифшиц, Е. М. Лифшиц. Петергоф, 1954 г. .
(из архива Е. М. Лифшица)
i
\
Два основных автора Курса теоретической физики,
Л.Д.Ландау и Е.М.Лифшиц. 1956 г.

Фотоальбом
299
l*VL
г^^_
Л.Д.Ландау и Е.М.Лифшиц в Боржоми. Кавказ, 1960 г.
(из архива Е.М.Лифшица)

300
Фотоальбом
Л. Д. Ландау и Е. М. Лифшиц
(в берете) на конференции
в Киеве. Октябрь 1961 г.
(из архива Е. М. Лифшица,
публикуется впервые)

Фотоальбом
301
Нильс Бор в Институте физпроблем. Стоит П. Л. Капица, в центре Е. М. Лифшиц.
1961 г. (из архива Е. М. Лифшица)
m
\>*
%F
Нильс Бор и Е. М. Лифшиц. 1961 г. (из архива Е. М. Лифшица)

302
Фотоальбом
Л О
Теоротдел Института Физпроблем. Сидят, слева направо: Л. А. Прозорова
(экспериментатор), А. А. Абрикосов, И. М. Халатников, Л. Д. Ландау, Е. М. Лифшиц, Стоят: С. С. Гер-
штейн, Л. П. Питаевский, Л. А. Вайнштейн, Р.Г.Архипов, И. Е. Дзялошинский. 1958 г.
(Студия «Диафильм», 1971 г.)

Фотоальбом
303
Проф. Алфред Б. Пиппард (будущий директор Кавендишской лаборатории, Англия)
И. М. Лифшиц, Е. М. Лифшиц, П. Л. Капица в ИФП. Москва, 1956 г. (из архива
Е. М.Лифшица)

304
Фотоальбом
Е. М. Лифшиц и 3. И. Горобец на вершине горы Ай-Петри. Крым, 1959 г.
(из архива Е. М. Лифшица)

Фотоальбом
305
Е. М.Лифшиц. Иссык-Куль, 1962 г.
(из архива Е. М. Лифшица)
20 Заказ 1210

306
Фотоальбом
Е. М. Лифшиц пишет 4-й том Курса теорфизики. На озере Иссык-Куль,
Киргизия, сентябрь 1962 г. Фото 3. И. Горобец-Лифшиц (из архива
Е.М.Лифшица, публикуется впервые)

Фотоальбом
307
Е. М. Лифшиц считался блестящим лектором. Начало 1980-х гг.
(из архива Е. М.Лифшица, публикуются впервые)
20*

308
Фотоальбом
ш
И.М.Лифшиц, П.Л.Капица, П.Дирак. ИФП, 1973 г.
Фото Е. М.Лифшица из его архива (публикуется впервые)

Фотоальбом
309
И. М.Лифшиц и П.А.Дирак. 1973 г.
(из архива Е. М. Лифшица)

310
Фотоальбом
Пол Анри Дирак на чаепитии у П. Л. Капицы. 1973 г.
Справа 3. И. Горобец-Лифшиц (фото Е. М. Лифшица)

Фотоальбом
311
А. Б. Мигдал. Автопортрет (дерево). Из книги [Воспоминания..., 2003]
Шарж: Пегас, на нем астрофизик, похожий на Я. Б. Зельдовича (рис.
С. Тюнина из книги А. Б. Мигдала «Поиски истины»). Смысл шаржа —
реванш Мигдала за розыгрыш Зельдовича (пояснения в тексте)

312
Фотоальбом
Доклад Е. М. Лифшица на заседании Отделения физических наук АН СССР,
посвященном 70-летию Ландау, январь 1978 г. В президиуме сидят (слева
направо) академики А. Б. Мигдал, Я. Б. Зельдович, В. Л. Гинзбург, Е. П. Велихов
(вице-президент АН СССР), И. М. Халатников, стоит Е. М. Лифшиц (из архива
Е. М. Лифшица, публикуется впервые)
Академик М. А. Стырикович (в центре) и наш основной поставщик ядерных
разведданных Клаус Фукс (справа) в одном из НИИ АН. ГДР Берлин, 1970-е гг. (из архива
М. А. Стыриковича, предоставлено Н. М. Стырикович)

Фотоальбом
313
Две фотографии на Рижском взморье, сер. 1950-х гг. На верхней в середине, лежа,
М. А. Стырикович и Л. Д. Ландау, справа сидит О. И. Мартынова, жена Стыриковича.
На нижней: Слева Е. М. Лифшиц, в середине: О. И. Мартынова и М. А. Стырикович.
(предоставлены Н. М. Стырикович)

314
Фотоальбом
Нильс Бор и Л.Д.Ландау на празднике «День Архимеда». МГУ, май 1961 г.
(из архива Е.М.Лифшица)
Н.Бор и Л.Д.Ландау, Москва, 1961 г.

Фотоальбом
315
Нильс Бор, Лев Ландау и Маргарет Бор в Москве на квартире у Ландау. 1961 г.
Фото Е. М. Лифшица из его архива
Ежегодный праздник физиков МГУ «День Архимеда» в 1961 г. посетили Нильс Бор
и Л. Д. Ландау. Слева от Бора его жена Маргарет и Е. М. Лифшиц, совмещавший
физика и обязанности переводчика (из архива Е. М. Лифшица)

316
Фотоальбом
Праздник физиков МГУ «День Архимеда». 1961 г. Е. М. Лифшиц, Маргарет Бор, Кора
Дробанцева, Нильс Бор, Л. Д. Ландау (из архива Е. М. Лифшица, публиковалось
многократно)
*
&
Л.Д.Ландау и Нильс Бор с супругой на прогулке по Ленинским горам в Москве,
1961 г. Фото Е. М. Лифшица из его архива (публикуется впервые)

Фотоальбом
317
В. Л. Гинзбург с женой. Карелия. 1960-е гг.

318
Фотоальбом
УЛИЦА НАЗВАНА В 1972 ГОДУ
В ЧИСТЬ ВЬШ АНШЕГОО? УЧЕНОГО «ФИЗИКА
дсисгшмшьного чщна ни усср,
лауреата ленинской премии.
героя социалистического трупа,
ооного из организаторов и рукшшитши
физики энергетического института
АЛЕКСАНДРА ИЛЬИЧА
ЛЕИПУНСНОГО
Мемориальная доска в г. Обнинске, близ РНЦ «Физико-энергетический институт
имени А. И. Лейпунского», расположенного на одноименной улице

Фотоальбом
319
А.И.Лейпунский на реке Протве близ Обнинска. 1950-е гг.

320
Фотоальбом
h
Слева направо: М. Л. Левин, 3. И. Горобец-Лифшиц, профессор из Японии С. Ито,
Е. М.Лифшиц, грузинский академик Дж. Г. Ломинадзе, Л. Г. Голубчиков. Научная
конференция в г. Телави, Грузия, октябрь 1984 г. (фото из архива Дж. Г. Ломинадзе)

Фотоальбом
321
Физики-теоретики Ю. Л. Климонтович (МГУ, физфак), Л. Я.Кобелев (заведующий
кафедрой теоретической физики Уральского госуниверситета), А. А. Рухадзе (ФИАН).
Около 1960 г. (предоставлена А. Рухадзе)
21 Заказ 1210

322
Фотоальбом
Супруги профессора В. И. Манько и М. А. Манько (ФИАН) в гостях у Юджина П. Вигнера
с супругой, она — вторая слева. США, конец 1980-х гг. (фото проф. И. Кима)

Фотоальбом
323
«Дон-Кихот» — рисунок В.Сидура, подаренный И. Е.Тамму к его 70-летию
Н. и В. Гинзбургами
Б. С. Горобец, 3. И. Горобец-Лифшиц, Е. М. Лифшиц. 1978 г.

Именной указатель*
Абакумов В. С. 84, 209
Абезгауз М.С. 21, 43
Абрикосов А. А. 8, 17,24, 131-145, 154,
157, 159-161, 168,302
Авторханов А. 39
Агранович В. М. 72, 262
Адамский В. Б. 102
Азбель М.Я. 40, 49, 52, 53, 58, 59, 156,
260
Аксенов В. П. 39
Акулов Н.С. 236
Александров А. П. 42, 65, 80, 81, 89,
125, 132, 150, 155, 167, 173,206-
208,212,223,230, 231,277,278
Александров П. А. 212
Алексеева Е. 80, 106
Алексеевский Н. Е. 54, 185
Ален Дж. 225
Алиханов А. И. 37, 220, 263, 286
Алиханьян А. И. 217, 263
Алферов В. И. 107
АльбуртЛ.О. 158, 159
Андреев А. Ф. 20, 49, 50, 56, 260
Андреев Н. Н. 32
Андрианкин Э. И. 35
Андроникашвили Э.Л. 8, 99, 123, 139,
187, 269, 295
Андронов А. А. 116
Андропов Ю.В. 106, 252
Анисимов С. И. 156
Анишенко Ю. В. 268
Апирин А. О. 236
Ардаматский В. 73
Аристов А. А. 279
Арнольд В. И. 105, 109
Артеменко М. 239
Архимед 239, 240
Архипов Р. Г. 302
Арцимович Л. А. 8, 155, 217, 237, 260,
272, 273
Ахиезер А. И. 22, 43, 49, 164, 171, 262
Ахманов С. А. 247
Бабкин А. Н. 64, 65, 98, 132, 133, 150
Базаров И. П. 244
БазьА. И. 72
Балицкий В. А. 21
Бардин Дж. 79, 127, 136-138
Бардин И. П. 202, 205
Баренблат Г. И. 67
Басов Н.Г. 260
Басе Ф. Г. 49
Бах И. 60
Беленький С. 3. 117
Белецкая В. 196
Белинский В. А. 20, 29, 31,32, 134, 146
Белов К. П. 251
Белуков СВ. 10
Беляев СТ. 76, 77, 79, 81, 87
Березовская Е. К. 23, 37, 42
Березовский М. Е. 43, 46, 47
Берестецкий В. Б. 130
Берия С Л. 64-66, 84, 85, 97-99, 101,
107, 149, 150, 173, 187-192, 195-
197, 199, 203, 205, 207-212, 214-
216, 218, 220, 221,223, 224, 236,
245, 248, 284-287
Беркович Е. М. 10
Бершов Л. В. 34
Бессараб М.Я. 9, 68, 161
Бетховен Л. 60
Бете Г. 103
Бисноватый-Коган ГС 93, 103
Блох А. М. 60, 224, 277
Блохинцев Д. И. 237, 244
Блюменфельд Л. А. 55, 247
*' В указатель не включены имена из названий городов, улиц и учреждений; премий и
наград; формул и эффектов; литературных ссылок в квадратных скобках. Некоторые инициалы
отсутствуют, так как их не удалось установить автору книги.

Именной указатель
325
Боброва Е.А. 241
Боголюбов Н. Н. 19, 26, 45, 79, 82, 89,
154, 244, 272
Богомолец А. А. 177
Богородский (астроном) 278
Богословский Н. В. 86
Больцман Л. 49
Бонне Р. 104
Боннэр (физик) 28
Боннэр Е. Г. 80, 106, 116
БорМ. 240-242,315, 316
Бор Н. 8, 116, 121, 169, 213-215, 234,
240-242,262, 301,314-316
Бор О. 242
Борн М. 264
Боровик Е. С. 53
Брежнев Л. И. 80, 81
Бродянский В. М. 195
Бронштейн М. П. 75, 94
Брук Ю. М. 10, 82
Брюсов В.Я. 11
Будкер Г. И. 76, 265
Бурлацкий Ф. 252
Бутома Б. Е. 172
Бухардинов Н. К. 236
Бухарин Н.И. 182
Бэтчелор Г. 34
Вавилов С. И. 32, 51, 65, 116, 169, 186,
206, 207, 243-245, 266
Вайнштейн Л. А. 302
ВайсбергА.С. 174, 175
Вакс В. Г. 76
Валленберг Р. 169
Ванников Б.Л. 65, 189, 199, 206, 218,
221,284
Васильев Ф.Ф. 195
Васильева А. Б. 72
Вахрушев В. В. 196
Веденов А. А. 260
Векслер В. И. 273
Велихов Е. П. 80, 260, 273, 312
Верное С. Н. 244,249
Верхотуров В. Н. 259
Вигнер Ю. (Е.) 103, 322
Виноградов А. П. 108
Власов А. А. 243, 244,246
Вовченко Г. Д. 237
Вознесенский И. Н. 188, 218, 285
Воинова С. Е. 10
Волькенштейн М. В. 55
Воронель А. 40
Ворошилов К. Е. 183
Воскресенский (инж.) 202
Воскресенский Д. Н. 79, 81
Вул Б.М. 186
Гайтлер В. 266
Галайко В. П. 49
Галицкий В. М. 76, 79
Галкин А. А. 53
Гамов (Главкислород) 188
ГамовГА. 104, 168
Ган О. 94
Га по но в-Грехов А. В. 260
Гапонов Ю. В. 10, 189, 213, 214, 236,
239, 240, 247, 248, 250, 253, 254
ГарберРИ. 51
ГафтМ.Л^ 10
Геббельс Й. 233
ГегузинЯ.Е. 52, 61
ГейзенбергВ. 121, 262
Гейликман Б. Т. 76
Гейликман М. Б. 83
Гельперин Г. Н. 10
Гельперин Н.И. 197-199, 201, 203
Гельфанд Б. Е. 93
Гельфанд И. М. 57
Генералов М. Б. 10, 194, 200
Георгадзе М. П. 256
Герш С. Я. 197-199, 201, 203-206
Герштейн С. С. 93, 106, 302
Гессен Б. М. 236
Гинзбург В. Л. 8, 17, 24, 35, 37, 40, 41,
80, 102, 114-126, 128-130, 137,
139, 143,260, 261, 264,266, 267,
269, 277,279, 312,319, 323
Гинзбург Е. С. 39
Гинзбург Н. И. (А. И.) 120, 121, 323
Глаголев Н.И. 277
Глизманенко Д. Л. 205
Голованов Я. К. 181, 225
Головин И.Н. 119
Голубчиков Л. Г. 320
Гольданский В. И. 8, 69, 70, 72, 135,
267
Гольденгер А. Н. 22
Гольдман И. И. 35, 76, 78, 82-84
Гонтмахер Ф. Р. 83
Горбачев В.М. 108

326
Именной указатель
Горелик Г. Е. 36, 37, 46, 47, 117, 125,
126, 140
Горкин А. Ф. 256
Горобец-Лифшиц 3. И. 10, 20, 21, 42,
43,45,47, ПО, 126, 142, 159-161,
296, 298,304, 306, 310,320,323
Горский B.C. 51, 171
Горшков С. Г 172
Горькое Л. П. 131, 132, 154, 156, 157
Гоуинг М. 264
Гращенков В. 47
Гредескул С. А. 49-51, 58, 59, 61
Грибач В. 226
Грибов В. Н. 156
Гришин В. В. 82
Гришин В. Г. 237
Гросберг А. Ю. 49, 56, 57
Гумилевский Л. И. 196
Гурвиц С. 82, 83
Гуревич И. И. 95, 96, 101, 217, 245, 246
Гуревич Л. Э. 94
Гуржи Р. Н. 49
Гусейнов О. X. 93
Давидович С. Д. 59, 177
Давлетшин (ст-т физфака МГУ) 254
Далидчик Ф. И. 72
Даниэль Ю. М. 58
Даян М. 40
Джине Дж. 28
Дзержинский Ф. Э. 21
Дзялошинский И. Е. 12, 13, 26, 132,
134, 154, 157, 302
Дирак П. А. 25, 121, 308-310
Дмитриев Н.А. 100
Докучаев Я. П. 108
Долгов А. Д. 111
Дорошкевич А. Г 93, 103, 104
Дубинчук В. Т. 259
Дубовицкий Ф. И. 155
Духов Н.Л. 108, 221
Дьяков С. П. 8, 19, 66, 118, 266
Евтушенко Е.А. 68, 182
Ельцин Б. Н. 142, 275
Ениколопов Н.С. 71, 73
Ермакова (Гинзбург) Н. И. 119
Есаков В. Д. 170
Ефетов К. Б. 157
Жаворонков Н.М. 155
Жемчужина П. С. 149
Жигулин А. В. 120
Забабахин Е. И. 93, 100, 101
Завенягин А. П. 154, 189, 218, 221
Завойский Е. К. 113, 116
Зайцев P.O. 10, 238
Замятнин А. А. 241, 242
Зарецкий Д. Ф. 76
Захаров В. Е. 158
Зельдович А. П. 93
Зельдович Б. Н. 93
Зельдович Б. Я. 7, 10,94, 103, ПО, 111
Зельдович О. Я. 10, 110
Зельдович Я. Б. 8, 17, 20, 26, 31, 37,
40,62,64,66,67,80,88,92-113,
117, 118, 146, 176,217, 218, 222,
244-246,249,256,278,311,312
Зельманов А. А. 278
Зицерман В. 256
Зицерман В. Ю. 10
Зоммерфельд А. 269
Иван III 227
Иваненко Д. Д. 236, 244, 246
Иванов В. В. 65
Измайлов С. В. 94
Ильин В. А. (МГУ) 129
Инопин Е. В. 49
Иоффе А. Ф. 32,51, 163, 169, 173, 184-
186, 202, 286
Иоффе Б. Л. 85, 102
Иоффе П. 10
Ито С. 320
Кабаева Н. 239
Каган Ю.М. 52, 159, 161
Каганов М. И. 19, 20, 26, 33, 41, 49,
53, 60, 67, 68, 70, 155
Каганович Л. М. 183, 218
Кадомцев Б. Б. 260
Калашников С. Г 273
Калиничев А. И. 10
Каменский В. Г. 289
Камерджиев СП. 76
Камерлинг-Оннес Г. 133
Кандидов В. П. 239, 248
Канер В. В. 239
Канер Э. А. 49

Именной указатель
327
Капица А. А. 42, 209, 210, 220, 223
Капица А. П. 106
Капица П. Л. 8, 18, 32-34, 36-39, 42,
48,51,54-57,77,89,93, 106, 147,
148, 150, 154, 155, 164, 167-174,
180-203, 205-225, 264, 269, 280,
284,287, 301, 303,308, 310
Капица С. П. 32, 161, 225
Карасик В. Р. 237
Карась В. И. 10
Кафтанов B.C. 235, 236
Кафтанов С. В. 77, 84, 173, 216, 217,
235
Кекконен У. 256
Келдыш Л. В. 37
Келдыш М. В. 92, 103, 116, 151, 154,
155
Кемоклидзе Р. 160
Кессених А. В. 236
Кикоин И. К. 188, 217, 237
Кикучи 86
Ким И. 322
Ким Ир Сен 221
КиржницД.А. 123
Кириллин В. А. 37, 227, 229-231, 277,
279
Кирхгоф Г. 49
Климонтович Ю.Л. 245, 272, 321
Кобелев Л. Я. 321
Ковалева С. К. 236, 240
Коган В. И. 8, 10, 76, 271
Когарко С. М. 72
Кожушнер М.А. 72
Козодаев М.С. 217
Ком Е. 22
Комаров В. Л. 51, 186
Компанеец А. С. 8, 17, 22, 35, 36, 62-
74, 111, 118, 171
Компанеец Д. А. 63, 73, 74, 85, 135,
136
Компанеец Е.А. 63
Компанеец Е. С. 63
Компанеец С. М. 62
Компанеец Т. Н. 63
Кондратьев В. Н. 72
Константинов Б. П. 94, 119
Константинова В. П. 94, 103, ПО
Конторович В. М. 49, 60
Копылов Г. И. 234
Корец М.А. 120
Корнфельд М.О. 188
Королев Ф. А. 236
Косевич А. М. 49
Костиенко А. И. 257
Костиков П. С. 219
Костомаров Д. П. 250, 251
Косыгин А. Н. 179, 218, 227,231
Крайнов Б. (МГУ) 248, 255, 258
Крайнов В. П. 76
Кржижановский Г. М. 186, 226, 227,
232
Крымский (инж.) 202
Кудинова Л. И. 173
Кудрявцев Л. Д. 273
Кузелев М. В. 261
Кузнецов Б. Г. 279
Кузнецов В. А. 172
Кузнецов Э. 39
Кузнецов Ю. П. 255, 258
Кузовников А. А. 271
Куйбышев В. В. 167, 168, 182, 183
Кулик И. О. 49
Куликов И. Б. 90
Купер Л. 79
Курчатов И. В. 37, 62, 64, 75, 87, 92, 97,
99, 107, 108, 113, 117, 119, 151,
153, 154, 165, 171, 173, 187-191,
197, 206, 207, 211, 216, 218, 219,
221, 228, 236, 237, 243, 245-248,
250, 286
КушнерБ.А. 10, 100, 248
Лавочкин С. А. 284
Лазарев Б. Г. 53, 177
ЛангеФ. 65, 66, 164, 168
Ландау И. Л. 9, 23, 24,78, 141
Ландау-Дробанцева К. Т. 9, 23, 26, 37,
43,47,68, 117,126-130, 141, 154,
240, 316
ЛандсбергГ.Л.61, 90, 116, 273
Ланцбург Е. Я. 71
Лапшов И. И. 218
Ларкин А. И. 76, 79, 84, 86, 134, 156
Лебедев В. В. 158
Левин М.Л. 320
Левинсон И. Б. 156
Левитан Е. П. 116
Левитанский Ю.Д. 67
Левич В. Г. 8, 40, 64, 260, 263, 264, 266,
274

328
Именной указатель
Лейпунская Н.А. 173
Лейпунский А. И. 8, 37, 85, 163-178,
182, 214, 216, 318
Лейпунский И.О. 10,64, 111, 170, 171,
173, 176, 177, 216
Лейпунский О. И. 93, 96-99, 176, 179
Леонтович М.А. 49, 51, 57, 61, 125,
217, 237, 238, 244, 260
Лёвшин В.Л. 244
Лёвшин Л. В. 242, 247
Ли Т. 268
Либерман М. 111
Либин А. 10, 248
Ливанова А. М. 9, 78
Лидский В. Б. 83
Литвиненко С. 248
Литинская Т. К. 51
Литкенс С. Е. 120
Лифшиц (Мазель) Б. Е. 20, 21, 23, 43,
293
Лифшии Е. М. 8, 10, 13, 17, 19, 20,
23-38, 40-43, 45, 46, 49, 58, 59,
61, 62, 78, 87, 111, 112, 116, 117,
127-130, 133, 135, 136, 138, 140-
142, 146, 150, 152, 155, 158-162,
171, 185, 187, 217, 224, 225, 230,
241, 264, 272, 277-279, 292-310,
312-316, 320, 323
Лифшии И. М. 8, 17, 20, 23, 29, 38,
43,48-58,60,62,66, 89,93, 108,
136, 155, 224, 244, 247, 264, 292,
293, 303, 308, 309
Лифшиц Л. И. 23,43,47
Лифшиц М. И. 45, 293, 294
Лихачев Д. 10, 144
Ловецкий Е. Е. 86, 101, 266
Логгинов (физфак МГУ) 240, 248
Ломинадзе Д. Г. 76, 265
Ломинадзе Дж. Г 320
Лондон X. 54
Луганский Л. Б. 38
Луганский Н.Л. 38
Лукьянов С. Ю. 237
Лушников А. А. 76
Лысенко А. 237
Лысенко Т.Д. 202, 233
Майзнер О. 225
Майрановский Г. М. 212
Макаров В. П. 10
Максвелл Р. 44
Маленков Г. М. 181, 188, 189, 191, 196,
201, 210, 216, 218, 219, 222, 223,
285
Малкин И. А. 12
Малков М.П. 185, 195, 200, 208
Малов А. Л. 248
Малышев В. А. 197, 224, 237
Мандельштам Л. И. 32, 48, 99, 116,
169, 185, 266
Манелис Г Б. 93
Манько В. И. 10, 11, 14, 322
Манько М.А. 322
Марков М.А. 13
Мартынова О. И. 228, 233, 313
Мах Э. 273
Махнёв В.А. 208, 216, 220
Медведев Ж. А. 39, 149
Медведев Р. А. 81
Межлаук В. И. 169-171, 182, 184
Мейман Н. С. (Н. Н.) 40, 153, 297
Мейтнер Л. 94
Мержанов А. Г 93
Месяц ГА. 260
Мешик П.Я. 216
Мешеряков М. Г. 108
Мигдал А. А. 82-85, 89, 90, 144, 145,
157
Мигдал А. Б. 8, 17, 35, 37, 75-81, 83-
91, 123, 156, 159, 215, 217, 242,
244, 260, 262, 274, 311, 312
Мигулин В. В. 249
Микоян А. И. 218, 223
Миляев В.А. 239
Минц А. Л. 116
Минц И. И. 81
Миропольский З.Л. 232
Михоэлс (Вовси) СМ. 148
Мишустин И. Н. 88
Мнацаканян А. X. 71
Молотов В. М. 148, 149, 169, 181, 184,
185, 187, 196, 210, 213, 218
Монастырский М. М. 81
Монд Л. 180, 182
Моффатт (физик) 35
Моцарт В. 60
Мухитдинов Н. 279
Мясоедов (ст-т физфака МГУ) 254
Нееман Ю. 40

Именной указатель
329
Неизвестный Э. И. 89, 182
Несмеянов А. Н. 222, 277
Нетесова Е. В. 90
Неудачин В. Г. 236
Никитин Б. А. 108
Никитин С.Я. 217
Никишов (Минвуз РСФСР) 255
Никонова Н. 239
Новиков И. Д. 31, 93, 103, 256
Новиков С. П. 156
Ноздрев В. Ф. 236
Нозьер А. (Анни) 135, 136
НозьерФ. 135, 136
Ньютон И. 20
Образцов И.Ф. 202
Обреимов И. В. 50, 51, 61, 171, 182,
184, 185, 217
Овчинникова (Зельдович) М. Я. 10,
ПО
Огородников (астроном?) 278
Окуджава Б. Ш. 67, 68, 182
Окунь Л. Б. 80, 87, 105, 260
Ольховский И. И. 239, 253, 254
Оника Д. Г. 196
ОнсагерЛ. 138, 141
ОортЯ. 116
Орджоникидзе Г. К. 164, 168, 203
Орлов (педагог) 63
Орлов Ю.Ф. 81, 181
Орлова О. 9
Осадчиев В. М. 81, 84
Островский А. Н. 128
Павленко П. А. 69
Павлов И. П. 184
Пайерлс Р. 96
ПайнсД. 123
Пакин (ст-т физфака МГУ) 254
Папалекси Н.Д. 116
Паренаго П. П. 279
Пастернак Б.Л. 17
Патон Б. Е. 49, 56
Паули В. 86
Пегов Н.М. 256
Пензиас Э. 104
Пенроуз Р. 29
Первухин М. Г 65, 197, 206, 218, 224
Пересада В. И. 49, 53
Песчанский В. Г. 49, 54
Петкевич В. В. 238
Петренко Л. И. 268
Петров Г. И. 265
Петров И.Ф. 82,83, 217
Петровский И. Г. 8, 49, 56-58, 134,
241, 254-258, 264
Пешков В. П. 25, 185, 187
Пильняк Б. А. 39
Пиппард А. Б. 303
Писарев (Совмин) 98
Писарев И. С. 98
Писаржевский Л. В. 202
Письменный В.Д. 125, 236, 248
Питаевский Л. П. 12, 20, 24-26, 44, 72,
115, 130, 154, 155, 302
Планк М. 88, 121
Погорелов А. В. 53
Покровский В.Л. 156
Полиевктов-Николадзе 87
Поляков А. М. 75-77, 79, 81-83, 134,
157
Померанцев А. Н. 252, 253
Померанчук И. Я. 8, 80, 89, 101, 125,
171, 215, 217, 245, 246, 260, 262,
263, 274
Понтекорво Б. М. 86, 87, 160
Попов B.C. 88
Попова В. В. 10
Поскребышев А. Н. 203, 218
Поспелов П.Н. 279
Похил П.Ф. 176
Предводителев А. С. 236
Прихотько А. Ф. 51, 164, 176
Прокофьев И. В. 120
Прокофьев С. С. 60
Прохоров А. М. 260, 273, 275
Прудникова Е. А. 191, 192
Путин В. В. 143
Пятаков ГЛ. 168, 182, 183
Пятигорский Л. М. 59
Рабинович М.С. 116, 271
Райзер Ю. П. 71
Ранюк Ю. Н. 10, 167, 174, 176, 177
Ратнер СБ. 42, ПО
Регель В. Р. 80
Резерфорд Э. 164, 167, 168, 180, 182-
184
Ритус В. И. 118, 152, 153
Ровинский (НКВД) 174, 175

330
Именной указатель
Рогинский С.3. 94
Рогожин А. А. 10
Розанов В. Б. 237
Розенкевич Л. В. 171
Розенцвейг Л.Н. 49, 52
Романов Ю.А. 117
Российский С. Е. 261
Рубинин П.Е. 170, 173, 188, 189, 191,
192, 196, 214, 225
Рубинский Б. Д. 10
Румер Ю. Б. 120
Рухадзе А. А. 8, 10, 37, 86, 100, 105,
111, 117, 124-126, 173, 207,217,
249, 251, 252, 260, 261, 263-273,
275, 321
Рухлин В. Г. 261
Сабуров М.З. 197, 201, 205
Савин А. П. 82
Савинков Б. В. 39
Сагдеев РЗ. 8, 45, 145, 251, 260, 265
Садовский М.А. 64, 97
Сазыкин Н.С. 98, 99
Самарский А. А. 152
Самойлов Д. С. 67, 68
Самохин А. А. 10, 32
Саперштейн Э. Е. 76
Саркисов А. А. 228, 230, 231
Сахаров А. Д. 39, 58, 80-82, 102, 105,
106, 116, 117, 151-153, 181,268-
270, 274
Сахаров Д. Д. 80
Сахарова Т. А. 116
Саясов Ю. С. 72-74
Светлов М.А. 160
Светлова Р. 160
Семёнов А. (сын Е. ГБоннэр) 106
Семёнов А. Ю. 106
Семёнов Н. Н. 65, 68-70, 73, 94, 97-
99, 106, НО, 155, 169, 171, 176,
177, 182, 185, 202, 218, 219, 222,
225, 236, 267
Семёнова Н.Н. 220
Сена Л. А. 94
Сергеева Г. Г. 49
Сидоров В. 241
Сидур В. 182, 323
Силин В. П. 8, 197, 207, 260, 261, 265,
269-272, 274
Симонян К. С. 129
Синай Я. Г. 156
Синельников К. Д. 51, 52, 54, 182
Синявский А. Д. 58
Скобельцын Д. В. 184, 185
Славский Е. П. 103, 166, 172
Слезов В. В. 49, 52
Слуцкин А. А. 49
Смирнов Ю. Н. 102, 107-109, 196
СмитГ.Д. 215
Смоляницкая Е. В. 38
Смородинский Я. А. 39, 86
Снегов С. А. 245
Соболев С. А. 151
Соболев С. Л. 151, 186, 188, 237, 245,
273, 274
Соков В. А. 147
Соколов А. А. 235-237, 244, 246, 250,
273, 274
Солженицын А. И. 39, 143
Сорокин В. С. 94
Сорос Дж. 266
Спасский Б. И. 236
Сталин И. В. 37, 77, 99, 101, 120, 144,
145, 148, 149, 153, 167, 168, 171,
173, 177, 180, 181, 183, 185-193,
195-201, 203, 205, 207, 209-218,
221-224, 236, 248, 250, 269, 280
Старобинский А. А. 93, 105
Степанова Г. И. 49
Стрелков П. Г. 38
СтрелковС. П. 244, 248
Стрелкова Л. П. 10, 235, 248, 252, 253
Стырикович М.А. 8, 94, 105, 226-233,
312, 313
Стырикович Н. М. 226, 229, 230, 233,
312, 313
Субботин В. И. 172, 277, 279
Судаков В. В. 83
Судоплатов П. А. 149, 214
Суков М. К. 195, 196, 199, 206
Суслов М.А. 156, 279
Сущинский М. М. 268
Сыркин А. Л. 44
СюняевРА. 93, 104, 107, 109
Тамм И. Е. 8, 51, 66, 85, 99, 100, 102,
115-117, 124-126, 153, 169, 217,
236, 237, 241, 250, 261, 262, 266-
270, 277, 278, 323
Танатаров Л. В. 49

Именной указатель
331
Телеснин Р. А. 236
Терлецкий Я. П. 214, 215, 236, 244, 250
Тернов И. М. 250
Тихонов А. Н. 85, 151-153,217
Тихонов Н.А. 231
Тодес О. М. 94, 110
Толстой Л. Н. 41
Топчиев А. В. 136
Транковский С. Д. 134
Троицкий (НКВД) 175
Троцкий Л. Д. 182
Троян Ю.А. 237
Троя нов М.Ф. 172
Трумэн Г. 221
Тулинов А. Ф. 248
Туполев А. Н. 284
Тухачевский М. Н. 147
Тюнин С. 311
Уилсон Р. 104
Ульянов В. В. 49
Урин М.87
Успенский А. И. 175
Усюкин И. П. 197-201, 203
ФайнбергВ.Я. 8, 117,269, 270
Файнберг С. М. 243, 245, 246
ФальковскийЛ.А. 10,70, 132, 134, 168
Федоров (акад.) 202
Федотов С. И. 248
Фейнберг Е.Л. 8, 80, 117, 123, 124,
216, 217, 263, 266, 274
Фейнман Р. 25, 88, 103, 116, 121, 137-
139, 141, 146
Феоктистов Л. П. 100
Фесенков В. Г. 278
Филин Н.В. 10, 192, 193
Фок В. А. 99, 172, 180, 181, 236, 237,
277-279
Фрадкин Е. С. 117
Франк И. М. 35, 115, 116
Фрейдина 3. И. 50, 60, 108, 264
Фрелих Г. 79
Френкель Я. И. 49-51, 94, 99, 184, 185
Фридман А. А. 27
Фриш О. 94
Фрумкин А. Н. 65
Фрумкина Р. Н. 98
Фрунзе М. В. 21
Фукс К. 212, 312
Фурсов B.C. 8, 237, 241-255, 257-260
Хаббл Э. 27
Халатников И. М. 8-10, 17, 19, 20, 24,
29, 31,32,45,52,56,72,89, 102,
128, 131, 132, 135, 137, 141, 142,
146, 148, 150-162, 190, 199, 207,
214-217, 224, 255, 256, 260, 302,
312
Халатников М. И. 146
Халатникова P.M. 146
Халатникова Т.Д. 146
Харитон М. Н. 42
Харитон Ю. Б. 92, 94-96, 98, 99, 101-
103, 106, 107, ПО, 112, 147, 153,
171, 182, 194, 196, 210, 221
Хаузен Г. 195
Хвольсон О. Д. 115
Хейфец С. А. 76
Хмельницкий Д. Е. 19
Ходель В. А. 76, 78
Хокинг С. 29, 105
Холловэй (Холлоуэй) Д. 10
Хордон (учитель англ.) 22
Хоткевич В. И. 51
Хоутерманс (Хаутерманс) Ф. 164, 168,
175
Хохлов А. Р. 49, 57
Хохлов Р. В. 247, 249
Христианович С. А. 222
Хрущёв Н.С. 83, 120, 149, 156, 224,
239, 254, 255
Цинцадзе Н.Л. 265, 269
Цукерник В. М. 49
Чеботарев Н. Г. 153
Чернин А.Д. 105
Чернов А. А. 52,58, 59
Черчилль У. 39, 187,214, 264
ЧойбалсанХ. 132, 133
Шабалтас К. Г. 51
ШальниковА. И. 45, 61, 185, 187,220,
237
Шапиро И. С. 140, 141
Шапиро М.М. 160, 161
Шаумян Л. С. 102
Швингер Дж. 103
Шейндлин А. Е. 265

332
Именной указатель
Шиллинг О. 228
Шимборская В. 17
Шнирман ГЛ. 109
Шопен Ф. 60
Шпетный А. И. 59, 177
Шпольский Э. В. 217
ШредингерЭ. 55, 121
ШрифферДж. Р. 79, 157
Штеенбек (Стенбек) М. 66
Штерн Л. С. 202
Штрассман Р. 94
Шубников Л. В. 133, 138, 171
Шукшин В. М. 73
Щеголькова С.Н. 10, 238, 239
Щелкин К. И. 99, 210, 221
Щелкин Ф. К. 207
Эйзенхауэр Д. 265
Эйнштейн А. 27, 59, 88, 89,
143, 146, 234, 278, 279
Элиашберг Г. М. 156
Юнисова Г. 226
Яковлев А. Н. 81
Яковлев А. С. 284
ЯнгЧ. 268
16, 121,

Б. С. Горобец
Круг Ландау
Жизнь гения
Вниманию читателей предлагается фундаментальный
биографический труд, посвященный академику Л. Д. Ландау (1908-1968) —
гениальному советскому физику, лауреату Нобелевской премии,
Ленинской и трех Сталинских премий. Он — последний универсал
в теоретической физике, автор блестящих теорий, создатель
сильнейшей в мире школы теоретической физики и ни с чем не
сравнимого 10-томного «Курса Ландау—Лифшица», изданного на 20языках.
Настоящая книга, составляющая первую часть труда, посвящена
жизнеописанию Ландау от рождения до посткатастрофического периода
и смерти. Его жизнь — это размахи между триумфами и трагедиями.
Он — с 20 лет всемирно известный ученый, с 27 лет муж первой
красавицы Харькова, живущий с ней по своей «теории свободной
любви». В книге описываются драматические события,
происходившие с Ландау в советском сталинском обществе и в семье, жившей
по «теории». Изложена история борьбы Ландау в 1935 году против
работ по военно-прикладной физике в Украинском
физико-техническом институте (УФТИ). Этот конфликт привел к разгрому УФТИ,
арестам и расстрелам ряда его сотрудников в 1937. Освещена
трагическая история взаимоотношений Ландау и его первого ученика
и соавтора из УФТИ Л. М. Пятигорского. Описаны арест и заключение
Ландау в тюрьму НКВД, откуда его вызволил П. Л. Капица;
автокатастрофа, происшедшая с Ландау, когда ему было 54 года,
превратившая последние 6 лет его жизни в муки физические и моральные.
Анализируются черты характера Ландау: искренность и неудержимое
стремление к истине, рационализм и систематичность, эгоцентризм
и авторитарность.

Б. С. Горобец
Круг Ландау
Физика войны
и мира
Данная книга — вторая в трилогии «Круг Ландау» (первая книга —
«Жизнь гения» (М.: URSS, 2008)); она продолжает рассказ об
академике Л. Д. Ландау (1908-1968), лауреате Нобелевской премии,
Ленинской и трех Сталинских премий. На фоне эпохи противостояния
СССР и США рассказывается о выдающихся результатах, полученных
группой Ландау в 1944-1953 гг. в области ядерной физики и физики
взрыва. В книге три главы: «Ядерная», «Научно-популярная»,
«Научно-педагогическая», а также Приложения. На основе только что
рассекреченных документов (1999-2007) рассказано о вкладе
группы Ландау в Атомный проект СССР: об уравнениях Ландау—Лиф-
шица—Халатникова, решение которых позволило дать рабочую
формулу Ландау для расчета КПД (доли выгорания ядерной
взрывчатки) в различных конструкциях атомной и водородной бомб;
о принципе и первом расчете имплозии ядерного заряда по Ландау—
Станюковичу; о других теоретических результатах военного
значения. Далее популярно рассказано о 15 научных достижениях Ландау
в фундаментальной «мирной» физике, не избегая конфликтных
моментов и ошибок гения (по литературным источникам). Подробно
описана история создания 10-томного Курса теоретической физики
Ландау—Лифшица, приведена библиография томов на русском и 19
иностранных языках, рассказано о малоизвестных, в том числе
драматических событиях при работе соавторов над томами Курса.
Приведены воспоминания участников знаменитого семинара Ландау,
а также физиков, сдававших экзамены «теорминимума» Ландау.

Об авторе Борис Соломонович ГОРОБЕЦ
Доктор геолого-минералогических наук, кандидат физико-
математических наук; профессор математики
Московского государственного университета инженерной экологии
(МГУИЭ, бывший МИХМ) и Московской международной
высшей школы бизнеса (МИРБИС); профессор
минералогии, ведущий научный сотрудник ВНИИ минерального
сырья им. Н. М. Федоровского, ведущий постоянных рубрик
в журнале «Мировая энергетика». Окончил физический
факультет Московского государственного университета
им. М. В. Ломоносова (1965), где в 1961 г. слушал лекции
Л. Д. Ландау. Автор книг «Круг Ландау» (Трилогия. URSS,
2008-2009), «Трое из атомного проекта: Секретные
физики Лейпунские» (URSS, 2008), «Новая антология палиндрома» (URSS, 2008), книг
по минералогии, учебных пособий по математике, научных и научно-популярны!
статей и обзоров по минералогии, физике, математике, лингвистике, истории науки,
переводов польской поэзии. Призер книжных конкурсов IX Киевской
международной книжной ярмарки (2006) и Всероссийского минералогического общества
(2002).
Наше издательство предлагает следующие книги:
9»785 397"0 00 66б11> .1111111IIIIII III ill ll III //URSS.ru
35535821
Любые отзывы о настоящем издании, а та аите
по адресу URSS@URSS.ru. Ваши замечания и предложения будут учтены
и отражены на web-странице этой книги в нашем интернет-магазине http://URSS.ru
На 1-й странице обложки — портреты маслом Л. Ландау и Е. Лифшица, выполненные художником
М. Шапиро в 1973 и 1987 гг. (из частной коллекции семьи Е. Лифшица).
Ш