Текст
                    

HISTORIA ROS SICA Окраины Российской империи
МЕЖДУНАРОДНЫЙ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ФОНД ИМ Д С ЛИХАЧЕВА ЗАПАДНЫЕ ОКРАИНЫ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ МОСКВА НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ ="' "= 2 0 0 6 = =
УДК 94(470) ББК 63.3(23) 3 30 Книга написана при финансовой поддержке Института «Открытое общество» (Фонд Сороса) —Россия Редколлегия серии «Окраины Российской империи»: А. Миллер (председатель), А, Ремнев, А. Рибер Научные редакторы: М. Долбилов, А. Миллер Авторский коллектив: Лилия Александровна Бережная, Олег Витальевич Будницкий, Михаил Дмитриевич Долбилов, Александр Васильевич Макушин, Алексей Ильич Миллер, Екатерина Анатольевна Привалова, Рустем Аркадьевич Циунчук, Татьяна Геннадиевна Яковлева 3 30 Западные окраины Российской империи. — М.: Новое литературное обозрение, 2006. — 608 с., ил. Западные окраины были наиболее плотно заселенной и развитой в экономи- ческом отношении частью империи Романовых. Интенсивность политических про- цессов на этих землях также была несравненно выше, чем в других частях империи. Именно здесь возникли еврейский, польский и украинский вопросы, сохранявшие свою актуальность вплоть до краха Российской империи. Здесь во многом реша- лась и судьба русских проектов строительства нации. Именно взаимодействие вла- стей империи и разных национальных движений было в центре внимания авторов книги, ведущих российских специалистов в этой области. В книгу также включе- ны в качестве приложений статьи польского, украинского, белорусского и литовс- кого авторов, что дает читателю возможность сравнить подходы разных историог- рафий, а также многочисленные карты и таблицы. УДК 94(470) ББК 63.3(23) ISBN 5-86793-425-х литературное обозрение», 2006
Or редколлегии серии Ни в историографии, ни в преподавании имперскому измере- нию истории России у нас никогда не уделялось должного вни- мания, и даже при желании поговорить об этом со студентами преподавателю до недавнего времени просто не на что было бы опереться - подходящая литература практически отсутствовала’. Имперский нарратив, который в значительной мере унаследо- ван современной русской историографией - во всяком случае, той ее версией, которая отражается в учебниках истории, - неиз- менно фокусировался на центре, на государстве, на власти. Национальные же историографии тех народов, которые ког- да-то входили в империю, в свою очередь, концентрируются на собственной нации и государстве, проецируя их в прошлое. Для них империя - лишь тягостный контекст, в котором «просыпа- лась», зрела, боролась за независимость та или иная нация. В на- циональных историографиях вопрос о мотивации политики цен- тральных властей почти никогда не ставится просто потому, что априорное стремление власти сделать жизнь своих нерусских под- данных как можно более несносной принимается на веру. Пробле- мы взаимодействия с другими этническими группами в таких нар- ративах неизбежно отодвигаются на второй план. Новая история империи - это именно та сложная ткань вза- имодействия имперских властей и местных сообществ, которую нужно воссоздать во всей ее полноте. Когда мы говорим об им- перском измерении российской истории, речь идет прежде всего
6 Западные окраины Российской империи о многообразии населения империи, о сложных системах отно- шений между центром и разнообразными окраинами, импер- ской властью и локальными сообществами, об асимметричности административно-политических и правовых структур, о ресурсах устойчивости империи, о ее способности стабилизировать гете- рогенное в этноконфессиональном и социокультурном отноше- нии общество. Разумеется, история центральных органов власти как таковых, история армии как одного из ключевых имперских институтов, внешняя политика, зкономическое развитие - все зти сюжеты составляют важную часть истории империи, и многое еще предстоит сделать для более полного их исследования. Но очень важно, чтобы и при изучении этих вопросов, которыми ис- торики традиционно занимались больше, принимался во внима- ние фактор неоднородности империи и в фокусе исследования оказывалась взаимосвязь внешнеполитических сюжетов (дипло- матических или военных), развития армии как института или экономических процессов в империи с ее внутренней, окраинной и национальной политикой. Вот перечень ключевых вопросов, на которые должна отвечать современная историография Российской империи в той ее части, которая занимается отношениями центра империи и ее окраин. Как власти структурировали пространство империи, устанавливая и меняя административное деление; вводя и отменяя должности генерал-губернаторов и наместников; сохраняя или отменяя тра- диционные для регионов законодательные нормы, расширяя или сокращая объем их автономии; основывая города и/или наделяя их статусом административных центров; создавая университеты в одних и закрывая их в других городах; нарезая учебные округа; прокладывая каналы, железные дороги и телеграфные линии? Ка- кими были экономические отношения окраин и центра? Как в раз- ные периоды строилась политика империи в вопросах религии, миссионерской деятельности, смены вероисповедания ее поддан- ными, браков между людьми различных конфессий? Как регули- ровалось употребление различных языков? Как центральные вла- сти и чиновники на местах вырабатывали и пытались проводить в жизнь политику в отношении разных групп населения? Как опыт, приобретенный при управлении одними окраинами, влиял на политику властей на других окраинах, путем заимствования управ- ленческих схем и законодательных решений или через чиновни-
От редколлегии серии 7 ♦ ков, которые в течение своей карьеры нередко несколько раз ме- няли место службы? Как местные элиты и сообщества реагирова- ли на политику имперских властей, как они отстаивали свои осо- бые интересы, если империя на них покушалась, но также - как они сотрудничали с империей и как они пытались использовать имперские ресурсы в местных интересах? При этом нужно помнить, что число акторов, взаимодейство- вавших в том или ином регионе, по тому или иному вопросу, не- изменно было больше двух. Центральная бюрократия никогда не была единой, у центральной власти, в свою очередь, могли быть и, как правило, были серьезные расхождения в понимании ситу- ации с чиновниками на местах. Но и местные сообщества не были едины. Их элиты часто оказывались расколоты, в том числе и по вопросу о лояльности империи, и нередко апеллировали к влас- тям для решения внутренних конфликтов. Важно также иметь в виду, что состав населения различных окраин империи со време- нем существенно менялся, в том числе в результате миграций. Нередко значительные по численности группы уходили из импе- рии добровольно или по принуждению. Наиболее известные при- меры - мухаджирское движение кавказских горцев, польская, а затем еврейская эмиграция. Во всех этих случаях число эмигран- тов составляло сотни тысяч. Еще более массовым явлением было переселение на некоторые окраины казаков и населения цен- тральных и юго-западных областей, а также немецких, сербских, чешских колонистов, а на Дальнем Востоке — китайцев и корей- цев. Различные религиозные и этнокультурные группы могли со- трудничать между собой в противоборстве с центральной вла- стью, могли конфликтовать друг с другом и стараться заручиться поддержкой имперских властей в этой борьбе. И власти империи, и местные элиты проводили ассимиляторскую политику в отноше- нии различных групп населения, порой сотрудничая, но часто и противодействуя друг другу в этих ассимиляторских усилиях, ко- торые, в зависимости от обстоятельств, бывали более или менее успешными. В результате этого взаимодействия неизменно проис- ходило усвоение разнообразных культурных навыков, что созда- вало огромное гетерогенное пространство смешанных и переход- ных культурных форм. Характер этих взаимодействий постепенно менялся в XIX в. по мере того, как отношения между различными группами населения
8 Западные окраины Российской империи в модернизирующейся империи все более осмысливались в но- вых категориях нации и класса. Пространство империи становит- ся не только ареной соревнования националистических движений, но и объектом этого соревнования, поскольку каждое из движе- ний формирует и внедряет в массовое сознание свой проект или образ «национальной территории», т.е. той земли, которая «по праву» должна принадлежать именно этой нации, и никакой дру- гой. Само собой разумеется, что эти образы национальной терри- тории, формируемые различными национальными движениями, находились в конфликте между собой, как правило, частично «на- лагаясь» друг на друга, претендуя на одни и те же территории, а порой и вовсе отрицая право других групп претендовать на статус отдельной нации. Взаимодействие национальных движений и соперничество их проектов не имели заранее предопределенно- го исхода. Эти явления могут быть поняты только в контексте им- перской истории, ведь национальные нарративы, призванные утвердить «естественность», неизбежность и глубину историче- ских корней нации, по самой своей природе не способны уделить должного внимания проблеме альтернативности процессов фор- мирования наций. Все это вполне относится и к русской историографии. Некото- рые попытки перекроить традиционный имперский исторический нарратив, сделав его более «национальным», сводятся к стремле- нию рассказать историю русских отдельно от всех остальных жи- телей империи. Такая стратегия заведомо обречена на неудачу, ведь даже вопросы о том, кто же такие русские (например, когда и как решилось, входят ли в их число белорусы и малороссы), или о том, как складывались представления русских о своей «нацио- нальной территории» (например, когда и как стали «русскими» Сибирь, Дон или Ставрополье), можно четко сформулировать и исследовать только в контексте истории империи. Российская империя уже давно ушла в прошлое. Но изучение перечисленных выше вопросов представляет не только академи- ческий интерес. Современная ментальность и историческая память русских имеют по крайней мере одно весьма существенное отли- чие от ментальности и исторической памяти их соседей, как тех, кто живут сегодня в независимых государствах, так и тех, кто оста- ются гражданами современной России. В написанном в 1946 г. эссе венгерский мыслитель Иштван Бибо отметил особую психологи-
От редколлегии серии 9 ческую черту народов этого региона - экзистенциальный страх, переживаемый на коллективном уровне, страх перед реальной или воображаемой угрозой гибели национальной общности в ре- зультате лишения государственной самостоятельности, ассимиля- ции, депортации или геноцида2. Этот страх был связан сначала с турками, позже с немцами, в некоторых случаях с поляками, позд- нее и с Россией. Германию перестали воспринимать как непосред- ственную угрозу после Второй мировой войны, Турцию много раньше. Этот воспитанный веками непредсказуемого, часто ката- строфического развития экзистенциальный страх последние пол- века был сконцентрирован на СССР и перенесен после 1991 г. на современную Россию. Для ментальности русских мотив этнической виктимизации до последнего времени не был характерен. Русские всегда чувство- вали себя жертвами притеснения, но притеснения со стороны го- сударства, которое они не воспринимали как этнически чуждое. Феномен, о котором говорил Бибо, для русских психологически не близок и потому непонятен. Коллективные экзистенциальные стра- хи трудно причислить к набору здоровых черт психики, однако и неумение их понять, задуматься о серьезности их причин нельзя отнести к достоинствам, особенно у нации, которой остро необ- ходимо критическое осмысление своей истории, в том числе и своих отношений с соседями. Именно здесь лежат исторические корни того кризиса понимания и доверия, который так характерен для отношений современной России с ее соседями. Каждой сторо- не предстоит пройти свою часть пути к преодолению этого кризи- са. Русским, среди прочего, предстоит полнее осознать репрессив- ность империи, наследниками которой - как в положительном, так и в отрицательном смысле - они являются. Соседям русских, в свою очередь, предстоит преодолеть односторонне негативный образ Российской империи, для которой, конечно, благополучие и свобода ее подданных никогда не были приоритетом, но кото- рая отнюдь не была той «империей зла», какой она предстает в со- временных школьных учебниках соседей России. Книга, которую читатель держит в руках, является частью се- рии, посвященной истории различных окраин Российской импе- рии. Эти книги написаны российскими авторами с учетом послед- них достижений нашей и зарубежной историографии, в попытке ответить хотя бы на часть тех вопросов, о которых шла речь. Они
10 Западные окраины Российской империи адресованы всем, кто хотел бы больше узнать об истории Россий- ской империи. Авторы не отступали от научных стандартов в ар- гументации и представлении материала, поэтому и специалисты, и преподаватели, и студенты найдут в этих книгах много полезно- го, в том числе для сравнения политики империи на разных окра- инах. Авторы неизменно старались избегать «профессионально- го жаргона» историков, старались писать так, чтобы читатель без специального исторического образования не испытывал при зна- комстве с их трудом дополнительных сложностей. 1 Ситуация начала меняться в последние годы. Открытие многих прежде недоступных архивов вызвало настоящий взрыв интереса к истории Россий- ской империи у зарубежных специалистов. Уже опубликован целый ряд пре- восходных исследований американских, немецких и многих других европей- ских историков, посвященных именно окраинной политике. Постепенно эти работы становятся доступны в переводах на русский язык. Существует также определенное количество российских исследователей, которые занимаются этой проблематикой на высоком профессиональном уровне. Именно в обла- сти изучения Российской империи наши специалисты вполне успешно и на равных интегрируются в мировую науку. Помещенные в конце каждой из книг настоящей серии библиографические списки, а также примечания в тексте послужат читателю ориентиром в этой новой литературе. 2 Bibo Istvan. The Distress of the East European Small States // Bibo I. Democracy, Revolution, Self-Determination. New York, 1991. P. 39. Русский пе- ревод см.: Бибо И. О бедствиях и убожестве малых восточноевропейских го- сударств // Бибо И. О смысле европейского развития и другие работы. М., 2004. С. 155-262.

1. О ЗАДАЧАХ КНИГИ Постановка исследовательской задачи в этой книге нужда- ется в некоторых пояснениях. Прежде всего используемое в ней понятие «западные окраины» достаточно условно. С точки зрения «обыденной географии» остзейские провинции им- перии вполне могут считаться ее западной окраиной1, но в данном случае они рассматриваться не будут. Описать исследуемое нами пространство в терминах современной политической географии, т.е. как территорию Украины, Белоруссии, Литвы и Польши, так- же было бы ошибочно. Во-первых, потому, что в нем умещаются вполне лишь Белоруссия и Литва, а Польша и Украина включают в себя обширные территории, которые остаются за пределами на- шего внимания. Во-вторых, потому, что современные представле- ния о границах России, Украины, Польши, Литвы или Белоруссии не были очевидны не только в XIX, но и даже в XX в. В течение долгого времени в Российской империи в качестве официальной административной единицы существовал Западный край. Наше понятие западных окраин включает в себя Западный край, но отнюдь им не исчерпывается. В географическом смысле рассматриваемый нами регион охватывает все земли, которые не- когда входили в состав Речи Посполитой, а затем в разное время — в середине XVII, конце XVIII или начале XIX в. — стали частью Российской империи. Речь, таким образом, идет о Левобережной Украине, Западном крае и Царстве Польском. Было бы, однако, неправильно считать, что в центре нашего анализа находится на- следие или «призрак» Речи Посполитой. Написанная в такой пер- спективе книга имеет право на существование, кроме того, иссле- дований, созданных именно под таким углом зрения, издано уже немало. Предметом же нашего исследования является проблемати-
14 Западные окраины Российской империи ка Российской империи, т.е. отношения имперского центра и этих окраин, их взаимовлияние. Мы рассматриваем события на опреде- ленной выше территории потому, что считаем проходившие здесь процессы особенно тесно взаимосвязанными. Именно это про- странство было ареной борьбы польского движения и империи и, что не одно и то же (.'), русских и польских, непримиримых между собой, проектов строительства нации. Со временем в «магнитном поле» этого соперничества русского и польского национализмов набирали силу другие националистические движения и идеоло- гии — украинские, литовские, белорусские. Их проекты нацио- нального строительства, в свою очередь, отрицали и польские, и русские представления. Все эти противоречия и конфликты осоз- навались современниками, как активистами национальных движе- ний, так и имперской бюрократией, именно как взаимосвязанные. Определив таким образом главный предмет нашего исследова- ния, мы вынуждены были вводить дальнейшие ограничения. Запад- ные окраины — как мы их сейчас охарактеризовали — имели ряд существенных особенностей. Плотность и абсолютная численность населения была здесь намного выше, чем на других окраинах импе- рии. Их уровень социально-экономического развития в целом за- метно превосходил уровень не только большинства других окраин, но и ядра империи. Но самое главное — интенсивность политичес- ких процессов была здесь неизмеримо выше, чем на других окраи- нах. Попытка описать все это в небольшой по объему книге была бы заведомо утопичной. Кроме того, мы учитывали существование весьма значительного объема литературы об украинском, польском, литовском национальных движениях. Меньшее количество работ имеется о белорусском движении, что отчасти объясняется тем, что оно было слабее прочих. Постепенно увеличивается число исследо- ваний по истории евреев в Российской империи, главная масса ко- торых была сосредоточена именно в этом регионе. В качестве при- ложений к книге читатель найдет статьи польского, украинского, белорусского и литовского авторов, в которых представлены дости- жения соответствующих историографий. (Эти статьи дадут читате- лю возможность увидеть обсуждаемые в книге проблемы, в том чис- ле и исходя из иной национальной перспективы.) В книге особое внимание уделено и другому важному актеру этой драматичной пьесы — Российской империи, тому, как она вырабатывала свою политику в этом регионе и как пыталась про- водить эту политику в жизнь. (Поданной причине история этих
Глава t. Имеапо введения. О задачах книги 1 5 земель до их включения в Московское царство или Российскую империю представлена лишь в кратком очерке в настоящей главе.) Подобный подход имеет свои очевидные недостатки. Для ис- следователя все участники взаимодействий в имперском простран- стве должны быть равно интересны, им должно быть уделено рав- ное внимание. В качестве самооправдания можно сказать, что до сих пор мотивация поступков имперских властей, противоречи- вость процесса выработки решений в среде имперской бюрократии не получили должного освещения. Закономерно поэтому, что именно в последнее время имперская политика находится в цент- ре внимания целого ряда историков. Результаты их исследований по возможности полно отражены в настоящем издании. Мы рас- сматриваем нашу книгу как шаг на пути к реконструкции более полной картины прошлого. В то же время, уделяя империи основ- ное внимание, мы не идентифицировали себя с нашим главным «героем», не ставили целью его «приукрасить» или «оправдать», мы хотели только лучше понять его. 2. О ТЕРМИНАХ В источниках X—ХП1 вв. Русью именовали территории Сред- него Приднепровья, а позднее — православные земли, входившие в состав Речи Посполитой. Исторически этот термин охватывал территории современной Украины и Белоруссии, за исключением Буковины, Закарпатья, Крыма и причерноморского побережья междуречья Днестра и Дуная. В отношении этих земель Констан- тинопольский патриархат в первой половине XIV в. впервые стал употреблять термин Micro Rosia («Малая Русь») для обозначения земель киевского церковного престола вплоть до вхождения Киев- ской митрополии в состав Московского патриархата в 1686 г., в отличие от Megale Rosia («Великая Русь») в отношении территорий, которые образовались после распада Киевской Руси, т.е. Галицко- Волынского княжества, Владимиро-Суздальских земель и Новго- родского княжества. Из официальных документов терминология проникла в церковную письменность. «Руським воеводством» в составе Польской Короны называли только Галицко-Волынское княжество (с начала XV в.). Топоним «Украина» вошел в обиход лишь в конце XVII в. для обозначения земель Киевского и Брацлав- ского воеводств. Помимо терминов «русинские» и «руськие», для
16 Западные окраины Российской империи территорий современной Беларуси в период XIV—XVII вв. было также характерно употребление самоназвания «литвины», истори- чески обусловленного вхождением этих территорий в состав Вели- кого княжества Литовского. Дабы не запутаться в дебрях исторических топонимов и само- названий, наиболее корректным по отношению к XIII—XVII вв. будет употребление терминов «Русь» и «русинский». 3. Наследие Киевской Руси и Pax Mongolica Государственное образование Киевская Русь просуществовало с IX по X111 в. Своеобразным рубежом можно считать 1240 г., ког- да под натиском войск хана Батыя пал Киев. Территории бывшего славянского государства были обложены данью. Киев на несколь- ко столетий оказался лишен династического правления и перехо- дил в руки очередного удельного князя, получившего монгольский ярлык. Часто эти правители так и не появлялись в своих вотчин- ных владениях. Хотя масштабы разрушений и степень политичес- кой, экономической и культурной зависимости русинских земель от Золотой Орды являются предметом многочисленных дискуссий, нельзя не отметить, чго на несколько столетий эти территории ос- тались обособленными в своем историческом развитии. Держава Чингисхана во многом определила модель государственного прав- ления и систему экономических взаимоотношений на Киевско- Переяславско-Черниговских землях. В значительной степени двой- ственность ситуации сказалась и на положении православной церкви. Общепризнано, что именно XIII—XIV вв. стали временем усиления и возрождения православия на территориях, бывших дол- гое время объектом распрей между удельными князьями. Pax Mon- golica гарантировал неприкосновенность церковных земель и осво- бождение от всех налогов. Напряженность в конфессиональных отношениях, в особенности на уровне церковных и светских элит, возникла в начале XIV в., когда Золотая Орда официально приня- ла ислам. Упадок Киева, начавшийся задолго до 1240 г., спровоци- ровал миграцию части населения во Владимиро-Суздальские и Га- лицко-Волынские земли. В ходе миграционных процессов переместилась и резиденция киевского митрополита. Сначала ею стал Владимир-на-Клязьме
Глава 1. Вместо введения. О задачах книги 1 7 (1299 г.), а спустя несколько лет митрополит решил обосноваться в Москве (1326 г.). Немалую роль в этом процессе сыграли поли- тические маневры галицко-волынских князей. В результате город Галич стал местом резиденции еще одного православного митропо- лита (1303 г.), что знаменовало символическое перемещение цент- ра власти из Киева на Северо-восток и Запад. Важно подчеркнуть, что именно на это время приходится эко- номический, культурный и политический расцвет Галицко-Волын- ского княжества, которое фактически стало независимым от Золо- той Орды. О высоком международном авторитете этого государства свидетельствует получение Даниилом Романовичем князем Галиц- ким титула «короля» (1254 г.). Однако достаточно скоро эти земли были захвачены более сильными и могущественными соседями. Польский король Казимир Великий в 1340 г. подчинил себе Гали- цию, а Волынью и западнобелорусскими землями почти в это же время овладели литовские князья Гедиминас (Гедимин) и Альгир- дас (Ольгерд). Литва в конце XIII — начале XIVв. была небольшим, но воин- ственным государством. Ее способность противостоять натиску соседей и расширять собственные владения вызывала удивление современников. Не гак давно киевские летописи называли жителей Литвы «людьми леса», а спустя несколько десятилетий литовские правители уже заняли киевский престол. Первым литовским князем, который расширил владения объе- диненных племен за счет русинских земель, был Миндаугас (Мин- довг). Он известен как основатель Новогрудка — первой столицы молодого государства (1238 г.), атакже как правитель, крестивший- ся в православие (1246 г.). Несомненным достижением Миндовга можно считать успешную политику противодействия Тевтонскому ордену. Важной особенностью Великого княжества Литовского явля- лась двуэтничность. При этом балтийское население было в мень- шинстве, а большую часть составляли славяне — русины. При- мечательно, что процесс вхождения новых земель был достаточно мирным и нс сопровожлатся кровавыми столкновениями. Боль- шинство историков сходятся во мнении, что славянское населе- ние благосклонно воспринимало происходивцд»=йшенещ1я. Это объясняется несколькими причинами. Во-и^^^д^й(^й®вд^еш1е зачастую происходило в рамках династичеггаИс^з9₽. ВощТоЙадх литовские князья, некоторые из которым(1|Ш1&ввд^Ьй^гоавос}^>\
18 Западные окраины Российской империи вие (хотя большинство литовцев оставались язычниками вплоть до 1386 г.), не противодействовали совершению православных об- рядов среди славянского населения. Князь Гедиминас был пер- вым, кто объявил себя «правителем Литвы и Руси», а его потом- ки занялись обустройством старых русинских городов Киева, Луцка и Каменца. Русинский (в его белорусской версии) стал официальным языком Великого княжества Литовского и исполь- зовался в делопроизводстве. Существовала также практика заклю- чения договоров («рядов») с литовскими князьями, согласно кото- рым русинские землевладельцы принимали участие в выборе и назначении — причем часто пожизненном — наместника, проис- ходившего из местной среды. Особой поддержкой и привилегия- ми при Геди.миновичах пользовалась православная церковь. К примеру, щедрым жертвователем в пользу Печерского монастыря был киевский князь Владимир Ольгердович. К середине XIV в. в состав Великого княжества Литовского вхо- дили все русинские земли, принадлежавшие Киевской Руси, за исключением Галиции (т.с. подвинские, поднепровские и поне- манские области, Волынь и Подолье). Именно в это время произошло событие, столь надолго связав- шее судьбы Литвы, Польши и русинских земель. В 1385 г. в городе Крево литовский князь Ягайло после венчания с 12-летней поль- ской принцессой Ядвигой подписал соглашение, по которому при- нял на себя обязательство обратить все Великое княжество Литов- ское в католическую веру, а также отбить захваченные Тевтонским орденом польские земли. Соглашение было взаимовыгодным. Ягайло получил союзников в междоусобной династической войне, а поляки заручились необходимой поддержкой в борьбе с тевтонс- кими рыцарями. Став польским королем Владиславом II, Ягайло столкнулся с многочисленными внешне- и внутриполитическими проблемами. В первую очередь, возникли столкновения в самой Литве, где дво- юродный брат Ягайла Витовт объявил себя в 1398 г. великим кня- зем литовским, чем фактически разорвал Кревскую унию. Витовт сумел консолидировать разрозненные литовские земли, вступил в династический союз с Московским государством и заручился под- держкой католических иерархов. Но сразу после его смерти в 1430 г. страна вступила в длительный период междоусобных войн за Ви- ленский престол. В этой борьбе особо заметна была харизматичес- кая фигура князя Свидригайла, которого большинство польских
Глава 1. Вместо введения. О задачах книги 19 летописей XV в. именует не иначе как предателем и безумным ти- раном. На несколько десятилетий Свидригайло объединил вокруг себя русинскую знать Киевских, Чернигово-Северских и Волынс- ких земель, недовольную политикой централизации и католизации, проводимой Краковом и Вильно. В конце концов мятежный князь потерпел поражение от объединенных польско-литовских войск. По мнению некоторых украинских историков, именно в это время на русинских землях Великого княжества Литовского, в осо- бенности на Волыни, складывается особая система общественных связей, которая определила на несколько столетий черты полити- ческого регионализма местной знати. В центре этой системы нахо- дился разветвленный княжеский клан. В его подчинении находи- лись княжеские слуги, которые собственниками фактически не являлись. Ленники сопровождали князя на войне и занимались обо- рудованием крепостей. Важной составляющей этих отношений были понятия верности и опеки. Измена князю считалась едва ли не самой тяжкой провинностью. В свою очередь, князь обязан был отстаивать интересы своих людей. Еще одну категорию составля- ли паны, которые владели отчиной, т.е. передаваемой по наследству землей, что гарантировало определенный уровень материальной и политической независимости от княжеской власти. Существовало также понятие бояр-рыцарей, людей, живущих за счет военного ре- месла. Получив ряд привилегий, эта социальная категория в XV в., по сути, слилась с военизированным слоем служилой знати. Вско- ре выделилось понятие шляхтич для определения родовитой знати, отличной от бояр-рыцарей. Именно на Волыни происходит воз- рождение регионализма русинских земель внутри Великого княже- ства Литовского. Постепенно эти процессы проходят и на других территориях. Православные княжеские магнатские роды Острож- ских, Заславских, Гольшанских-Дубровицких, Корецких, Вишне- вецких, Чарторицких, Сангушков, в сущности, разделили русинс- кие земли на зоны влияния. В их подчинении были не только земельные владения, но и суды, а также другие бюрократические службы. Каждый магнат имел собственную систему налогообложе- ния и руководствовался своим законодательством. По оценкам ис- ториков, русинская шляхта составляла примерно 5% обшей числен- ности населения (ср. 8—10% на польских землях). В княжеском владении находились и крестьяне. Существовала также категория государственных крестьян, которых называли смердами. Эти категории составляли большинство населения ру-
20 Западные окраины Российской империи синских земель в составе Великого княжества Литовского (до 80%). Одновременно крестьяне сохраняли достаточно широкие права, в том числе возможность судебного обжалования действий феодала. На некоторых землях существовало т.н. Молдавское (предусматри- вавшее только натуральный оброк) и Немецкое право (согласно которому предприимчивый крестьянин мог основывать на шляхет- ских землях собственное село). На приграничных землях крестья- не часто освобождались от уплаты податей при условии несения военной службы. Незначительной социальной прослойкой были горожане, в основном торговцы и ремесленники. Хотя по большей части речь идет о русинах, особую категорию составляли также евреи, армяне и немцы. В XV в. почти все русинские города перешли на т.н. Маг- дебургское право, гарантировавшее самоуправление и независи- мость от княжеской власти. С начала XVI в. появляются известия о первых цеховых объединениях ремесленников. Например, в Мо- гилеве в то время насчитывалось семь таких гильдий. Однако даль- нейшее становление специфических городских форм тормозилось полуаграрным характером городов. С одной стороны, многие горо- жане продолжали заниматься сельскохозяйственной деятельнос- тью, поддерживая тесные контакты с деревенской округой. С дру- гой — огромное значение имело местонахождение города. Многие из них располагались на магнатских владениях (15 из 40 городов теперешней Беларуси, к примеру). Магнаты не только контролиро- вали органы городского управления, но и распоряжались местным военным гарнизоном, часто игнорируя указания великокняжеской власти. Польские короли предпринимали попытки преодолеть регио- нализм и обеспечить централизацию государства. В частности, Казимир Ягеллончик в 1447 г. издал обшеземельный привилей, который гарантировал права шляхетского сословия как Польши, так и Литвы: неприкосновенность личности и имущества, юрис- дикция над подданными, свободный въезд и выезд из страны и за- прет на должности для иностранцев. Дальнейшее формирование единого правового пространства обеспечили два Литовских стату- та (1529 и 1566 гг.), инициированные высшим органом государ- ственного управления Великого княжества — т.н. панской радой. Первый статут был адресован всему поспольству, т.е. всем сослови- ям, и кодифицировал нормы гражданского и уголовного права на основе ренессансных политико-правовых концепций. Второй ста-
Глава 1. Вместо введения. О задачах книги 2 1 тут регулировал взаимоотношения шляхты с княжеско-магнатской верхушкой, гарантируя права первой на участие в органах местно- го и государственного управления, т.н, сеймиках и вольных сеймах. В это же время происходит административно-территориальная ре- форма, поделившая с грану на воеводства и более мелкие поветы. Так Великое княжество Литовское вошло в единое правовое и ад- министративное пространство с Польшей. Особое положение в политической и культурной жизни русин- ских земель в составе Великого княжества Литовского занимала православная церковь. Следует отметить, что к концу XV в. она оказалась объектом столкновения интересов Московского государ- ства и Литвы. Напомним, что в 1326 г. Москва стала местом по- стоянной резиденции киевского митрополита. Спустя некоторое время православные князья Великого княжества Литовского попы- тались восстановить киевский митрополичий престол или хотя бы рукоположить митрополита Галицкого и Литовского. Официально получить благословение можно было только от Константинополь- ского патриарха. На самом деле митрополиты часто игнорировали это правило и обходились без патриаршего разрешения. Одно- временно находящийся в Москве киевский митрополит всячески препятствовал тому, чтобы на православных русинских землях по- явилась еще одна церковная юрисдикция. В результате каждый митрополит стремился проводить собственную независимую поли- тику. С именем одного из них, Исидора, связано подписание зна- менитой Ферраро-Флорентийской унии (1439 г.), провозгласившей союз православной и католической церквей. В Москве решение собора не приняли, а митрополита посадили в тюрьму. Спустя пол- года ему удалось бежать в Рим. В это время без санкции Констан- тинопольского патриарха в Москве местный собор рукоположил еще одного митрополита — Иону. В конфликте были замешаны и московские светские власти. В результате стороны пришли к нео- жиданному решению: в 1458 г. Киевская митрополия была разде- лена на две части, глава каждой из которых носил титул митропо- лита Киевского и Всея Руси. Резиденциями двух митрополитов были соответственно Москва и Новогрудок. Фактически это озна- чало, что на русинских землях установилась система церковного правления, в которой ведущую роль играл не митрополит, а со- бор — съезд епископата и духовенства. Отсутствие опеки со сторо- ны государства спровоцировало формирование такой специфиче- ски местной формы, как собороправие, т.е. участие мирян в решении
22 Западные окраины Российской империи важнейших проблем церковной жизни. Источником внугрицерков- ных конфликтов становится также патронат и право подавания, предусматривавшие рекомендацию на церковную должность со стороны светского лица, являвшегося владельцем территории, на которой находился храм или монастырь. Часто вельможи стреми- лись диктовать свои условия, что приводило к новым конфликтам. В этих условиях религиозная политика в Великом княжестве Литовском характеризовалась относительной свободой и терпимо- стью. Историки часто подчеркивают эту особенность, акцентируя внимание на возможности религиозного выбора. В сложившейся ситуации ни одна религиозная конфессия нс занимала доминиру- ющего положения. Этому способствовали как политико-демогра- фические факторы (литовские власти часто искали союзников в среде русинского большинства), гак и поздняя христианизация Литвы. Серьезным фактором, влиявшим на экономическую, полити- ческую и религиозно-культурную ситуацию в Великом княжестве Литовском, были взаимоотношения с восточным соседом. На про- тяжении первой половины XVI в. неоднократно вспыхивали воен- ные конфликты. Василий III сумел присоединить к Московскому государству пограничные земли верховья Оки и Днепра, в том числе Чернигово-Северские земли и стратегически важный Смоленск. По сути, это составляло треть территории Великого княжества Литов- ского. Ливонская война 1558 — 1583 гг., которую вел Иван Гроз- ный, принесла Москве еще и Полоцк. Шляхта и армия были недо- вольны затянувшимися военными столкновениями, неудачами и обшей дезорганизацией. В этой ситуации неизбежным представ- лялся поиск новых союзников, в первую очередь в лице соседней Польши. Помимо внешнеполитического фактора, большую роль в стремлении создать единое с Польшей государство сыграла эконо- мическая ситуация. Начало XVI в. характеризуется общим подъе- мом торговли и ростом сельскохозяйственного производства на польских территориях. Достаточно сказать, что Польша была ос- новным поставщиком зерна и лесных полуфабрикатов на европей- ском рынке. Для русинской шляхты возможность создания едино- го экономического пространства казалась привлекательной, равно как и идея получить доступ к знаменитым «золотым вольностям» польского дворянства. В свою очередь, польскую шляхту привлека- ли просторы русинских земель, которые в их понимании ожидали прихода настоящего хозяина. Эта точка зрения нашла отражение в
Глава I. Вместо введения. О задачах книги 2 3 многочисленной беллетристической и историко-географической литературе того времени. В результате длительного процесса переговоров в Люблине в 1569 г. был созван Сейм, который реализовал политическую про- грамму объединения двух соседних государств в единую Речь По- сполитую. Унионный процесс, начатый в Крево, завершился созда- нием полиэтничного государства, просуществовавшего до конца XVIII в. Согласно люблинскому привилею, Великое княжество Литовское сохраняло судопроизводство, администрацию и русин- ский язык в делопроизводстве. Особо были отмечены свобода ве- роисповедания и право на сохранение местных обычаев. Подляшье, Волынь, Киевщина и Брацлавщина вошли в состав коронных земель. Реакция на Люблинскую унию в русинском обществе была неоднозначной. В первые десятилетия после подписания соглаше- ния казалось, что оно никак не повлияло на ход событий и как бы прошло незамеченным. Но постепенно стали проявляться послед- ствия, коренным образом изменившие жизненный уклад. Прежде всего речь идет о миграционных процессах: впервые за несколько столетий галицкие земли вошли в общее экономическое и полити- ческое пространство с остальными русинскими территориями. Уве- личилось количество обедневшей галицкой шлякгы при дворах мо- гущественных волынских магнатов. Произошла, по выражению Н. Яковенко, встреча Руси с Русью, которая способствовала уско- рению консолидационных процессов. Именно Люблинская уния подвигла польскую и галицкую шляхту на дальнейшее освоение степных русинских регионов. Пограничные (украинные) Киевские и Брацлавские воеводства стали объектом массовой миграции в конце XVI — начале XVII столетии. Этому способствовала как по- литика польских властей, освободивших приграничные территории от налогового бремени, так и заметное снижение количества татар- ских набегов. Эти регионы стали также местом массового пересе- ления крестьян и евреев. Здесь было большое количество необра- ботанной земли, сюда бежали от притеснений шляхты и просто за удачей. По закону через некоторое время переселенцы уже не под- лежали возвращению предыдущим владельцам. Колонизация русинских земель имела далеко идущие послед- ствия для местной шляхты и магнатов. Так, резко увеличилось ко- личество браков между русинскими и польскими шляхетскими родами. Те земельные владения, которые по каким-либо причинам
24 Западные окраины Российской империи оказались без наследных хозяев, часто скупались новоприбывши- ми предприимчивыми панами. В моду вошли польский язык и стиль общения. О полонизации русинской шляхты в XVII в. напи- сано много. Исследователи часто цитируют Мелетия Смотрицко- го, известного русинского проповедника и церковного деятеля, писавшего в 1610 г.: «Где теперь бесценные бриллианты православ- ной короны, прославленные рода руських князей, где Слуцкие, Заславские, Збаражские, Вишневецкие, Сангушки, Чарторыйские, Пронские, Ружинские, Соломирецкие, Головчинские, Коропинс- кие, Масальские, Горские, Соколинские, Лукомские, Пузины... коих не счесть? Где те, кто их окружал... благородные, славные, отважные, сильные и старые дома руського народа, которые слави- лись на весь мир престижем, могуществом и отвагой?» Однако некоторые работы вносят коррективы в устоявшуюся концепцию. По мнению Хенрика Литвина, вплоть до восстания Хмельницкого большинство шляхты не теряло своей русинской идентичности2. Проблема языка и письменности тоже не выглядит однозначной. Скорее можно говорить о триязычии шляхты, неже- ли о тотальной полонизации русинской культуры. Известно, что в русинской литературе не было явного предпочтения польского язы- ка (на котором писали, к примеру, Мелетий Смотрицкий и Силь- вестр Косов) русинскому (им пользовался Захария Копыстенский) или латыни (Юрий Немирич). В пользу тезиса о «пористости» язы- ково-культурных границ говорит также тот факт, что именно в «Патерике Печерском» Сильвестра Косова, опубликованном на польском языке в 1635 г., находим первые свидетельства русинского этнического самосознания3. Однако именно русинский с некото- рого времени стали называть «простой мовой», и достаточно ско- ро он занял место «домашнего» языка. Метаморфозы этнического самосознания выразились в проекции знаменитого польско-сар- матского мифа на русинскую политическую нацию. Идея Роксола- нии-Сарматии нашла отражение в русинской письменности начала XVII в. Этническое самосознание нередко выражалось в комплекс- ном понятии gente Ruthenus, natione Polonus*. Среди других последствий Люблинской унии следует отметить резкий польем в культурной и религиозной жизни, который часто называют оживлением православия. Кризис конца XVI в., в кото- ром оказалась Киевская митрополия, постепенно перерос в движе- ние, способствовавшее более широкому участию мирян в церков- ной жизни и формированию новых культурно-просветительских
Глава I. Вместо введения. О задачах книги 2 5 центров. Таким местом стала, к примеру, Острожская академия. При ней функционировала своя типография и иконописная мас- терская. Академия стояла в одном ряду с другими учебными учреж- дениями, возникшими на русинских землях после известного Три- дентского собора (1544 — 1563), который выработал радикальную программу реформ и укрепления католической церкви. Прибывшие в Речь Посполитую иезуиты стали основывать многочисленные коллегии, в том числе в Вильне (1569) и Ярославе (1574). Конкурен- цию православному Острогу составляла также знаменитая Замой- ская академия, созданная в 1595 г. Это было время Ивана Федоро- ва, открывшего при дворе магната Ходкевича первую печатную мастерскую, Франциска Скорины, переводившего Библию на ру- синский язык, Герасима Смотрицкого, издавшего ее на церковно- славянском. Большую роль стали играть церковные братства, деятельность которых характеризует первый этап конфессионализации русинс- кого общества. Важно, однако, подчеркнуть, что эти процессы от- личались от сходных явлений в католических и протестантских общинах Западной Европы того времени. Конфессиональное со- знание православных религиозных лидеров того времени остава- лось открытым и готовым к диалогу. Крупнейшие братства (Львов- ское, Успенское, Виленское, Могилевское) содержали школы, в которые принимали детей различных сословий. Младшие ученики изучали грамоту и основы пения по нотам, старшие — славянскую и греческую грамматику, риторику, поэтику, элементы философии. С деятельностью братств связано и распространение книгопечата- ния. Более 200 лет просуществовала типография Львовского брат- ства. Крупнейшим центром книгопечатания стал Вильнюс, где из- давались богослужебные книги, грамматики, буквари, стихи и драматические произведения, принадлежавшие авторам различных вероисповеданий. Особо активными были типографии купеческо- го дома Мамоничей и латино-польское издательство Виленской академии. Открытость к диалогу и многоконфессиональность ру- синской культуры того времени определили также специфику ее взаимодействий с православной московской культурой5. Унионное движение нашло выражение не только в политичес- ком и экономическом объединении двух государств, но и в стрем- лении к конфессиональному диалогу, попытке объединения двух церквей. Немалую роль в этом процессе сыграла католическая цер- ковь, вошедшая в период пост-Тридентских реформ. Было бы
26 Западные окраины Российской империи ошибкой рассматривать деятельность папских нунциев и иезуитов Речи Посполитой как пример религиозного преследования право- славных. Однако нельзя упускать из виду и систематическую рабо- ту, которую проводили католические миссионеры в стремлении обратить в идею унии православных магнатов. Свою роль сыграл также Константинопольский патриархат, который поддерживал деятельность братств в противовес православным епископам6. По- степенно конфликт между братствами и епископатом приобретал крайне острые формы, что сыграло важную роль в решении послед- него заключить унию с Римом. Некоторые из местных церковных деятелей видели в новой унии единственный способ реформиро- вать культурную и образовательную политику в духе Ферраро-Фло- рентийского собора. Нельзя также сбрасывать со счетов и польские светские влас- ти. Стефан Баторий и Сигизмунд III видели в унии путь консоли- дации всего государства под крылом единого духовного пастыря, римского папы. Однако ни один из них не предпринимал каких- либо решительных шагов, чтобы реализовать эту идею. И все же, когда уния стала фактом, польские власти немедленно признали униатскую церковь единственной легитимной духовной властью на русинских землях. Что неизбежно повлекло за собой недовольство противников унии и существенную эскалацию конфликта. В сумме эти факторы привели к тому, что в 1596 г. в Бресте была заключена уния между католической и православной церквями Речи Посполитой. По условиям соглашения православная церковь Речи Посполитой признавала верховенство папы и ряд католичес- ких догматов (таких, к примеру, какfilioque и концепция чистили- ща), сохранив за собой неизменность форм православных таинств и обрядов. Противоречия в отношении к этому событию сказались немедленно. В Бресте состоялся не один церковный собор, а два, сторонников и противников унии. Каждый из них предал своих соперников анафеме. Попытка объединить церкви закончилась их дальнейшей фрагментацией. Теперь вместо двух конфессий на ру- синских землях функционировали три — католическая, православ- ная и униатская (с XVIII в. ее станут называть греко-католической). Не стоит также забывать и о роли протестантов (в особенности антитринитариев) в обшей мозаике религиозных противоречий тех лет. Подготовка и реализация Брестской унии вызвала не только небывалый всплеск теологической полемики, нои кровавые столк- новения. В 1623 г. в Витебске разгневанная толпа растерзала полой-
Глава 1. Вместо введения. О задачах книги 2 7 кого архиепископа-униата Иосафата Кунцевича, позже причислен- ного клику святых. Почти сразу после подписания унии часть православной шлях- ты, возглавляемая князем Константином Острожским, выступила с инициативой защиты церковной собственности и прав православ- ного духовенства. На некоторое время им удалось создать сеймовую коалицию с магнатами-протестантами и добиться того, что Сигиз- мунд III признал право выделять церковные должности только представителям «руського народа и истинной греческой веры». Однако акт унии не был ликвидирован, что спровоцировало мно- гочисленные юридические трактовки. Кроме того, на протяжении многих лет униатская иерархия оставалась в сознании польской знати «крестьянской церковью» со всеми вытекающими послед- ствиями. Униатские епископы так и не были допущены на заседа- ния польского Сейма, несмотря на настоятельные требования ко- роля и папы Климента VIII. Пожалуй, можно перефразировать заголовок известной книги Б. Гудзяка «Кризис и реформы» и назвать церковно-унионный процесс в это время «реформами и кризисом». Заметным участником этого конфликта были запорожские ка- заки. Само слово «казак» в переводе с тюркского означает «разбой- ник», «вольный человек». Действительно, на бескрайних степях Причерноморья и Приазовья, получивших название Дикого Поля, военизированные отряды казаков-христиан часто делили добычу с татарами и другими кочевыми народами. Литовские князья неод- нократно пытались включить эти территории в зону своего влия- ния. Но реальной силой, повлиявшей на институционализацию казачества, стало Крымское ханство. Регулярные набеги татар на русинские и польские земли в XV — начале XVI в. способствовали становлению Запорожской Сечи как профессионального военно- го формирования. Князь Дмитрий Байда-Вишневецкий поставил в середине XVI в. на острове Хортица близ сегодняшнего Запоро- жья замок, вокруг которого и стали группироваться разрозненные отряды казаков. К их помощи часто прибегали польские короли. Стефан Баторий попытался возвести казаков в ранг регулярной армии, сформировав из них полке назначенным гетманом и рези- денцией в Трахемирове. Именно эго военное формирование при- нимало участие в походе польского короля на Москву. Казаки со- ставляли также часть войска обоих Лжедмитриев, а повесть о героической роли низовиков в Хотинской битве с турками 1621 г.
28 Западные окраины Российской империи составляет часть казацкого эпоса. Нельзя сказать, что усилия польских властей были успешными. Казаки, которые не вошли в реестр, продолжали свободно пересекать границы Речи Посполи- той в поисках легкой добычи. Они не гнушались походами и на русинские территории. Так, многотысячное казацкое войско под предводительством Северина Наливайко в 1596 г. совершило набег на Волынь и земли теперешней Беларуси. На этот раз для усми- рения казаков польские власти впервые решили использовать регулярную армию. Во главе польского войска стоял Станислав Жолкевский, которому удалосьдобиться капитуляции казаков. На- ливайко казнили в Варшаве как государственного преступника. Многочисленные походы и участие казаков в действиях регу- лярной армии превратили к началу XVII в. разрозненные группы «степных авантюристов» в структурированную вооруженную силу, с которой считались светские и духовные власти. В 1620 г. по настоянию гетмана Петра Конашевича-Сагайдачного, местных мешан, шляхты и церковных деятелей иерусалимский патриарх Феофан тайно восстановил в Киеве православную церковную иерархию. В1632 г. новоизбранный король Владислав IV утвердил легальность этой церкви. О религиозности казаков и искренности их намерений защи- щать «греческую веру» написано немало. Еще в XVII в. киевский воевода Адам Кисиль назвал казаков людьми religionis nullus. Это определение вполне применимо к началу казацких войн, но оно теряло свое значение по мере эскалации конфликта. Уже в 1648— 1649 гг. необходимость защиты православия была для казацкой верхушки очевидным оправданием восстания против законного польского короля. Униатская церковь не считалась полноправной конфессией или религиозным движением. События 1590-х гг. были в глазах казацкой старшины лишь польским заговором, а право- славная церковь — разменной картой в дипломатических перегово- рах между Москвой и польским правительством. Однако в ходе войны стало очевидно, что враждебность казаков была направле- на отнюдь не только против «злокозненных униатов». Жертвами недовольства и агрессии стали также католики и евреи. Униатские же монастыри и приходские храмы возвращали православным епископам. Силовым методам решения конфликта предшествовали мир- ные инициативы со стороны как униатов, так и православных. В 1620 г. униатский митрополит Иосиф Вильямин-Ругский предпри-
Глава 1. Вместо введения. О задачах книги 29 нял попытку .монастырской реформы по католическому образцу. Созданный им Базилианский орден униатов был ориентирован на активную миссионерско-просветительскую деятельность. Рутский проводил переговоры с православными иерархами о возможности создания совместного патриархата в Киеве. Его инициатива была поддержана православным митрополитом Петром Могилой, также известным теологом, реформатором церкви и основателем Киевс- кого коллегиума. Смерть обоих владык не дала возможности реа- лизоваться этому проекту. Казацкая война довела межконфессио- нальное напряжение до предела. 4. Хмельницкий и разделение русинских земель Восстание Хмельницкого и история Гетманщины рассмотрены в следующей главе книги. Здесь важно отметить, что по Андрусов- скому перемирию 1667 г., закрепленному затем «вечным миром» 1886 г., Речь Посполитая теряла Смоленщину и Левобережную Украину. Сверх того, к Московскому государству отходил Киев. По договору он был уступлен всего на два года, но так и остался за Москвой. Таким образом, юрид ически было закреплено разделение русинских земель на две части. Со временем поднепровская грани- ца из политической переросла в конфессиональную и культурную. 5. Правобережье Днепра в составе Речи Посполитой XVHI в. По «вечному миру» 1686 г. за Речью Посполитой кроме Гали- ции и Волыни были закреплены большая часть Киевского (кроме самого Киева) и Белзского воеводств, а также земли современной Беларуси. Польское правление было восстановлено на этих и ос- тальных правобережных землях не сразу. Процесс тормозился из- за сложной внешне- и внутриполитической обстановки. Во-пер- вых, значительная часть правобережных территорий (Брацлавское и южная часть Киевского воеводств, Подолье) находилась под вла- стью Османов с 1672 по 1699 г. Во-вторых, даже когда по мирному договору с Оттоманской Портой Речь Посполитая вернула себе эти районы, по ряду причин полностью восстановить контроль не уда- валось. На этих землях в 1702—1704 гг. бушевало крестьянское вое-
30 Западные окраины Российской империи стание Семена Палия. В 1705 — 1708 гг. они находились под конт- ролем гетмана Мазепы, на смену которому пришел Филипп Орлик, а вслед за ним и войска Петра 1. Только в 1714 г. был заключен мир, окончательно определивший восточные границы Речи Посполитой. Восстановление контроля автоматически означало полониза- цию на политическом, социальном и культурно-религиозном уров- не. В опустошенные магнатские усадьбы возвращались бывшие владельцы. Полонизированные отпрыски старинных родов Чарто- рыйских, Тышкевичей, Любомирских привозили с собой челядь и крестьян из Галиции и западной Волыни. Переселенцам, как и в конце XVI в., были обещаны определенные свободы. Со временем польское правительство попыталось ввести повсеместную барщи- ну, уравняв в правах всех русинских крестьян. Огромные земельные владения притягивали несметное количество арендаторов и суб- арендаторов, которые также стремились увеличить количество кре- стьянских повинностей. Реакция была почти незамедлительной. Именно на южных и восточных границах Речи Посполитой в XVIII в. вспыхивают крестьянские восстания, известные как Коли- ивщина. Помимо социальных причин, большую роль сыграли ре- лигиозно-культурные противоречия и общая политическая неста- бильность государства. Возвращение польских землевладельцев, переход Киевской митрополии под контроль России, бегство православного населе- ния на левобережные земли привели к неуклонному падению ав- торитета православной церкви Речи Посполитой. Этот процесс совпал с активной миссионерской и реформаторской деятельнос- тью униатской церкви. В 1720 г. состоялся Замойский собор, на котором были внесены поправки в униатские богослужебные книги и порядок отправления литургии согласно католическому канону, в церковный календарь введены католические праздники, а свя- щенникам разрешено брить бороды. В середине XVIII в. на терри- тории Речи Посполитой действовало уже 148 базилианских мона- стырей, которые располагались на землях Коронной (украинской) и Литовской (белорусской) церковных провинций. В их числе был и форпост православия на Волыни Почаевский монастырь, кото- рый в 1721 г. перешел под управление униатского архимандрита. Одна за другой все православные епархии стали униатскими. Это вызывало недовольство среди низших слоев общества. На этом фоне именно на пограничных землях формируются разбойничьи отряды, поддерживаемые местными крестьянами,
Глава Г Вместо введения. О задачах книги 3 1 которых в Прикарпатье именуют опришками, а на Киевщине — гайдамаками. Опришки были анархичными объединениями, сход- ными с теми, которые действовали в венгерских, словацких и бал- канских горных регионах. Сведения об опришках фиксируются вплоть до 1820—1830-х гг. Гайдамаки были более регулярными во- енными формированиями, схожими с казацкими отрядами. Среди лидеров выделялись Максим Зализняк и Иван Гонта, воспетые Тарасом Шевченко. Историки, не столь подверженные романти- ческим ассоциациям, характеризуют эти восстания как выступле- ния небольших разбойничьих отрядов крестьян, мелких горожан и челяди, грабивших «панов-поляков», евреев, католические, униат- ские храмы и состоятельных крестьян. В 1734—1735 гг. объединен- ными усилиями польско-российских войск эти выступления уда- лось подавить. Но следующая волна, которая пришлась на конец 1760-х гг., сопровождалась всплеском социальной ненависти и ксе- нофобии. Гайдамацкое войско учинило резню в Умани, жертвами которой стали около 20 тысяч человек. Бесконечные войны с Османской империей и Россией ослаби- ли польско-литовское государство и спровоцировали внутреннюю анархию. Череда правителей, занимавших польский трон, не мог- ла преодолеть разбалансировку ветвей власти и предотвратить вме- шательство извне. Попыткой преодолеть кризис была известная Барская конфедерация 1768 г., на которой шляхта попыталась объе- динить усилия для зашиты «золотых вольностей» старопольского республиканизма. Ответом на выступление конфедератов стал пер- вый раздел Речи Посполитой. 1 В книге Э. Тадена, много способствовавшей формированию и росту интереса историков к проблемам имперской политики на периферии, понятием «западные окраины» охвачены Царство Польское и Западный край, остзейские губернии и Великое княжество Финляндское. См.: ThadenE. Russia’s Western Borderlands, 1710—1870. Princeton, 1984. - Litwin H. Catholicization among the Ruthenian Nobility and Assimilation Processes in the Ukraine during the years 1569— 1648 // Acta Poloniac H istorica 55(1987). P. 83. 3 Среди последних исследований на эту тему см.: Broggi Berkoff G. Rus, Ukraina, Ruthenia, Wielkie Ksi^stwo Litewskic, Rzeczpospolita, Moskwa, Rosja, Europa Srodkowo-wschodnia: о wielowarstwowosci i polifunkejonalizmie kulturowym // Alberti A., Garzaniti M., Garzonio S. (cd.) Contributi Italian! al ХП1 Congresso Intemazionaledegli Slavish (Ljubljana 15—21 agosto2003). Pisa, 2003. P. 325—387. Также: Broggi Berkoff G. Plurilinguism in Russia and in the
32 Западные окраины Российской империи Ruthenian Lands (17th—18th Century) // Иванов В., Верхоянцев Я. (ред.). Speculum Slaviae Orientalis: Muscovy, Ruthenia and Lithuania in the Later Middle Ages. UCLA Slavic Studies IV (2003); IcaceuH Я. УкраТна давня i нова. Народ, релтя, культура. Лыяв, 1996.0 дальнейших этапах развития язы- ковой ситуации на русинских землях см.: Остапчук О. Изменение государ- ственных границ как фактор формирования языковой ситуации на Пра- вобережной Украине на рубеже XVIII—XIX вв. — на странице: http:// mion.sgu.ru/empires/index.html. 4 См.: Zi^baA. Gente Ruthcni, natione Poloni. Z problematyki ksztaftowania si$ ukrainskiej ewiadomoeci narodowej w Galicji // Polska Akademia UmiejQt- noEci, Prace Komisji Wschodnioeuropejskicj. 8 (1995). S. 61—68; Chynczewska- Hennel T. Ewiadomoeci narodowa szlachty ukrainskiej i kozaczyzny od schytku XVII wieku. Warszawa, 1985; Eadem. Gente ruthenus-natione polonus // Warszawskie Zeszyty Ukrainoznawcze VI—VII (1998). S. 35—44; Яковенко H. Украшська шляхта з кшця XIV до середини XVI ст. Ки!‘в, 1993; Она же. Па- ралельний свп. Дослщження з icTopii уявлень та щей в Укра!ш XVI— XVII ст. Киш, 2002; Она же. Gente Ruthenus, natione Polonus — змют i ево- люшя понятгя вбаченш В. Липинського// Пеленський Я. (ред.) Вячеслав Липинський. 1сторико-полгголопчна спадшина i сучасна Украша. КиТв; Ф1ладельф1я, 1994. С. 97—102; Sysyn F.E. The Problem of Nobilities in the Ukrainian Past: the Polish Period, 1569—1648 // Rudnytsky 1. (ed.) Rethinking Ukrainian History. Edmonton, 1987. P. 29—102. 5 См. подробнее в: Frick D.A. Zyzanij and Smotryc’kyj (Moscow, Constan- tinople, Kiev): Episodes in Cross-Cultural Misunderstanding // Journal of Ukrainian Studies 17, 1—2 (1992). P. 67—93; Frick D.A. Misinterpretations, Misunderstandings, and Silences: Problems of Seventeenth-century Ruthenian and Muscovite Cultural History// Baron S.H., Kollmann N.S. (eds.) Religion and Culture in Early Modem Russia and Ukraine. DeKalb: Nothcm Illinois University Press, 1997. P. 149—168; Опарина T. «Да в люди ту книгу казать не для чего»: Библиотека Симона Азарьина и отношение к украинско-бело- русской книжности середины XVII века // Medievalia Ucrainica. Мен- тал bHicTb та icTopifl щей. КиТв, 1995. Т. 4. С. 86—102. 6 Подробнее см.: Дмитриев М.В. Между Римом и Царьградом. Генезис Брестской церковной унии. 1595—1596 гг. М., 2003.
Глава 2 ГЕТМАНЩИНА И ЕЕ ИНКОРПОРАЦИЯ В РОССИЙСКУЮ ИМПЕРИЮ Восстание под руководством Хмельницкого — Переяславский договор — Политические маневры 1654 — 1659 гг. — Раздел Гетманщины по Днепру — Руина — Гетманство Ивана Мазепы — Гетманщина в XVIII в., потеря автономии — Малороссийское генерал-губернаторство
1. Восстание под руководством Хмельницкого Создание, существование и Руина Гетманщины, равно как и история ее объединения с Московским государством, были богаты весьма драматичными событиями. Целый ряд казацких восстаний конца XVI — начала XVII в., участники которых ожесточенно боролись против польской и ак- тивно полонизировавшейся в это время местной шляхты за сохра- нение и возвращение былых (фактических или мнимых) «казацких вольностей», а также привилегий православной церкви, завершился Хмельниччиной, которая стала венцом этого движения не только с военной точки зрения, но и привела к качественно новому эта- пу — к созданию Гетманщины. Вопрос о существовании казацкого государства в середине XVII в. и о его особенностях остается весьма спорным и политизи- рованным. Ряд ученых из числа украинской эмиграции был скло- нен идеализировать Гетманщину и преувеличивать степень ее не- зависимости1. В советской исторической науке, наоборот, разговор о «державе» считался крамольным, так как не вписывался в господ- ствовавшую схему «воссоединения Украины с Россией»2. В совре- менной украинской историографии широкое распространение получил довольно спорный термин Украинская национальная ре- волюция, т.е. Гетманщина рассматривается как «украинское» госу- дарство, а не «Руськое княжество» или «Малая Росия» (термины, преобладавшие в XVII в.)3. Современная русская историография очень неохотно признает сам факт наличия казацкого государства4. Удачным представляется решение С. Плохия называть Гетманщи- ну «политией», политическим образованием, что отражает незре- лость и незавершенность политических процессов и структур в Гет- манщине5. 2*
$6 Западные окраины Российской империи Восстание Богдана Хмельницкого началось с личной обиды этого Чигиринского сотника, у которого влиятельный поляк Чап- линский отнял родовое поместье, а заодно и любимую женщину, при этом забив до смерти его сына. Попытки найти справедливость в суде у сенаторов и у самого короля не привели к успеху, и Хмель- ницкий из лояльного королю казака неожиданно превратился в символ обиженных и оскорбленных польской властью. Хмельницкий бежал в Запорожье. Все разворачивалось по зна- комому сценарию казацких восстаний: смелый предводитель, у которого лопнуло терпение, кучка горячих голов. Однако Хмель- ницкий был умным, хорошо образованным шляхтичем, к тому же прошедшим иезуитскую школу. Прекрасно понимая всю силу во- енной машины Речи Посполитой, он не довольствовался сбором добровольцев, но заручился военной поддержкой Крыма. Именно это стало залогом его успеха. В мае 1648 г. поляки терпят сокрушительные поражения под Желтыми Водами и Корсунем. Польские гетманы попадают в плен, кораль умирает, и Речь Посполитая, еще совсем недавно казавша- яся могучей европейской державой, оказывается на грани краха. Огромный военный успех имел серьезные социальные и полити- ческие последствия. На территории Украины началось массовое изгнание поляков, сопровождавшееся показачиванием крестьян, впивавшихся в армию Хмельницкого, который, зажегши весь этот пожар, теперь не знал, как с ним справиться. Идея государственности возникла не в первые же месяцы Хмельниччины. Когда наступило перемирие, связанное с избрани- ем нового короля и возвращением казацких войск на Украину зи- мой 1648/1649 г., в сознании участников восстания произошел пе- реворот, кроме того, изменилась точка зрения самого гетмана. Своеобразным толчком к размышлениям стала встреча Хмельниц- кого с Иерусалимским патриархом Паисием. Этот греческий пра- вославный иерарх видел в гетмане Войска Запорожского борца против влияния католической церкви. Патриарх устроил Хмель- ницкому торжественный прием в Киеве, заставив промолчать враж- дебно настроенное русинское6 духовенство. Он открыто именовал гетмана «светлейшим князем», оказывал ему всевозможные поче- сти и предложил помощь в переговорах с Москвой, куда тому пред- стояло отправиться. Видимо, именно беседы с Паисием, небыва- лый триумф, с которым его встретили в Киеве казацкие войска, и, наконец, мирная передышка, позволившая осмыслить события, кардинально изменили позицию Хмельницкого.
Глава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю _ 3*7 На переговорах с польскими комиссарами Хмельницкий впер- вые назвал себя «единовладцем i самодержцем руським» и заявил: «Тепер досить достатку в земл! в князств! своТм по Львов, Холм и Галич». Совершенно неожиданно для польских послов он предстал не как лояльный вассал короля, но как глава независимой держа- вы и отклонил статьи договора, которые значительно превосходи- ли его собственные требования лета 1648 г. Именно с этого момента Хмельницкий начал вести активную независимую внешнюю поли- тику, которая преследовала более широкие цели, чем получение простой военной помоши. Как же ко всем этим событиям относились в Москве? Прошло чуть более десяти лет после заключения Поляновского мира с Ре- чью Посполитой, по которому Москва ценой тяжелых территори- альных уступок вырвалась наконец из Смуты. Русские воеводы пограничных городов с первых дней Хмельниччины внимательно следили за разворачивавшимися событиями. Слета 1648 г. в Мос- кву начали поступать просьбы гетмана о военной помоши и по- кровительстве «православного царя». Через год был высказан уже прямой призыв: чтобы великий государь «над нами царем и само- держцею был». Однако принятие «под высокую руку» Гетманщи- ны означало войну с Речью Посполитой, а к ней в Москве не были готовы. Кроме того, Гетманщина по своим социальным принципам была чужда царскому правительству. Основанная на казацкой воль- ности, причудливо переплетенной со шляхетской демократией, она была, несмотря на общую православную веру, слишком «западной». Москва заняла выжидательную позицию, благосклонно принимая казацкие посольства, отказывая польскому королю в оказании во- енной помоши против восставших и внимательно наблюдая затем, как будут развиваться события. Новая военная кампания, начавшаяся весной 1649 г., заверши- лась в августе битвой у Зборова, в решительный момент которой крымский хан начал сепаратные переговоры с поляками. Впрочем, несмотря на неблагоприятные для казаков обстоятельства, Зборов- ский договор, заключенный в 1649 г., стал важным этапом в склады- вании административной системы Гетманщины. Практически этим договором признавалась автономия казацкой территории в составе Киевского, Черниговского и Брацлавского воеводств, со столицей в Чигирине и с лишь номинальным подчинением Короне. В областях Войска Запорожского привилегированное место занимала право-
38 Западные окраины Российской империи славная религия, туда нс допускались евреи. Страна делилась на шестнадцать полков, причем старшина, в условиях фактической ликвидации польской администрации, получала не только военную власть, но и права высших гражданских чиновников7. Авторами Гетманщины были прежде всего Богдан Хмельниц- кий и Иван Выговский — православные шляхтичи с польским об- разованием. Поэтому прототипом здесь послужила Речь Посполи- тая, переделанная, однако, на «казацкий» лад, где элитарной верхушкой вместо шляхты стали старшина и казачество, пользую- щиеся всеми привилегиями республиканского правления. Со- тенно-полковая система казацкой армии была механически пере- несена на административно-территориальную, вместо Сейма — всеобщая рада, а вместо выборного короля — гетман. Молодое ка- зацкое государство практически получило признание тех иностран- ных держав, которые были заинтересованы в сотрудничестве с Вой- ском Запорожским (Московское государство, Крым, Швеция, Трансильвания). По Зборовскому договору территория Гетманщины ограничи- валась Брацлавским, Киевским и Черниговским воеводствами. Но гетманы часто заявляли о границах «по Вислу» и, в частности, на- стаивали на включении в Гетманщину Подольского, Волынского и Руського княжеств (см. карту 1). Одним из ключевых вопросов Хмельниччины, наряду с «восста- новлением казацких вольностей», был вопрос о привилегиях пра- вославной церкви. Зашита православия от притеснения католиков и униатов, возвращение церквей, монастырей и имений были сре- ди основных требований всех казацких восстаний, начиная с мя- тежа Северина Наливайко. Этот лозунг «за веру старинную» зазву- чал и с первых же дней Хмельниччины, а уже Зборовский договор требовал присутствия киевского митрополита в Сенате и напрямую ставил вопрос о ликвидации унии. У нового государства было, однако, множество нерешенных проблем. Главное — незавершенность социальных перемен и госу- дарственного строительства. В результате Хмельниччины владения польской и ополяченной шляхты в Гетманщине резко сократи- лись, а на Левобережье были практически полностью ликвидиро- ваны. Среди присягавшего в 1654 г. населения шляхта составила всего лишь 0,004%, в то время как доля старшины колебалась в различных полках от 0,6 до 3 %. Все владения польских магнатов и шляхты, а также той части украинской шляхты, которая не
лава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю Карта 1. Территория Гетманщины по Зборовскому доювору 1649 г.
40 Западные окраины Российской империи поддержала восстание, перешли в собственность Войска Запорож- ского. В 1650-х гг. свободные войсковые села на территории Ле- вобережья составляли 76%. В некоторых полках эта цифра дохо- дила до 95%. Таким образом, огромное количество крестьян из владений шляхты и магнатов (в том числе на Левобережье) стали свободными. Институт крепостной зависимости на долгие годы перестал существовать. Налоги в этот период были минимальны- ми. Практически ничем не ограниченная практика переходов из одного сословия в другое (крестьяне-казаки, крестьяне-мешане и т.д.) и практика массового показачивания делали положение кре- стьян очень вольготным, а всю структуру общества — полностью открытой. Главным социальным итогом стало массовое «показачивание» крестьян, начавшееся в первые же месяцы восстания. В результате в 1654 г. казаки составляли в разных полках от 50 до 82% населе- ния Гетманщины. Военная ситуация позволяла временно исполь- зовать огромную армию «показаченных», формально признавая их казаками, но не выплачивая жалованье, полагавшееся реестровым. По словам самого Хмельницкого, он мог благодаря этому выстав- лять до 300 тысяч человек8. Однако в первый же мирный период возникла необходимость укрепления власти и стабилизации соци- альной жизни общества. Неуправляемая толпа «показачившихся» становится, с одной стороны, тормозом на пути завершения госу- дарственного строительства в Гетманщине, а с другой — тем поро- хом, которым были готовы воспользоваться боровшиеся за власть группировки старшины и иностранные державы (см. табл. 1). Неудача казацкого войска под Берестечком в 1651 г. привела к заключению нового Белоцерковского договора с поляками. Поэто- му соглашению территория Гетманщины была урезана до размеров Киевского воеводства, реестр сокращался вдвое — до 20 тысяч че- ловек. Однако гетманская власть хоть и в урезанном виде, но сохра- нялась, что давало основания надеяться на ее расширение в неда- леком будущем. Воспользовавшись мирной передышкой, Хмельницкий занял- ся укреплением своих позиций. В его ближайшем окружении все большую роль играют ученые шляхтичи Иван Выговский, Павел Тетеря, Иван Нечай, зажиточные мещане — братья Золоторенко. Не менее успешно укреплялся Хмельницкий и на внешнеполити- ческом фронте, возобновив свой союз с Крымом. Однако неудачи в Молдавии, наступление поляков и новая измена хана крайне ус- ложнили ситуацию.
Глава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю _4 1 2. Переяславский договор. Политические маневры 1654—1659 it. Раздел Гетманщины по Днепру. Руина Во второй половине 1650-х гг. Москва наконец решилась ввя- заться в украинские дела. Еще в 1651 г. за принятие Гетманщины под «высокую руку» высказалось московское духовенство. Много- численные посольства, которыми обменивались гетманская адми- нистрация и Москва, подготовили почву для объединения. Послед- ним толчком стала реальная опасность принятия Хмельницким турецкого подданства. 1 октября 1653 г. Земский собор решает при- нять Гетманщину. Гетман пошел на добровольное ограничение своей власти, выбрав «московский вариант» как наименьшее зло, имея уже горький опыт союза с Крымом, Турцией и Польшей. В историографии ведется интенсивная дискуссия по этому во- просу, порой высказывались противоположные взгляды о форме объединения: от военного союза до инкорпорации. На наш взгляд, надо различать цели сторон и ту юридическую форму, которую приобрел данный союз в 1654 г. Когда Хмельницкий признавал «высокую руку царя» (термин весьма расплывчатый, оставляющий простор для различных его трактовок), налицо были внешние причины: наступление польско- татарских войск и неудача на Молдавском фронте (как военном, так и дипломатическом). Войско Запорожское искало военного союз- ника против Польши и нашло его. Москва же больше всего мечта- ла о возвращении Северских земель и Белоруссии. Для нее Гетман- щина была тем могучим военным фактором, который открывал двери на Запад и позволял разорвать позорные условия Поляновс- кого мира. Военный союз — в этом была основа Переяславского договора 1654 г. Все же остальное — ограничение внешнеполити- ческой деятельности гетмана, плата налогов и присутствие воево- ды в Киеве — было просто ценой, за которую Москва давала свою военную помощь. Гетманщина, в свою очередь, получила широчай- шую автономию — не только сохранив независимость в решении внутренних вопросов, но и приобретя официальное право на внеш- неполитические сношения. Москва закрыла глаза на чуждый ей дух казацкой вольности и социальной свободы. Старшина сохранила не только военную, но и гражданскую власть. В этот период зависимость Гетманщины определялась лишь двумя формальными признаками — уплатой налогов в царскую
42 Западные окраины Российской империи казну и необходимостью отчитываться о приезде иностранных посольств, -^реальности даже эти положения никогда не выполня- лись: у гетманской администрации не существовало четко функци- онирующей системы сбора налогов, а получаемых сумм едва хва- тало на расходы, связанные с войной. Это был компромисс, с которым могли мириться лишь во время войны и при условии вы- полнения других обязательств, прежде всего союзнических. Единственной реальной чертой зависимости от Москвы было по- явление в Киеве русских воевод. Но в период гетманства Хмельниц- кого их значение не было велико. Почти сразу же после Переяславской рады начали проявлять- ся разногласия во внешней и внутренней политике гетманской ад- министрации и царского двора. Внешнеполитические задачи Гет- манщины и Московского государства — и есть тот краеугольный камень, который сначала привел два государства к союзу, а затем спровоцировал конфликтную ситуацию. Начавшаяся в 1655 г. польско-шведская война стала явной нео- жиданностью для Москвы. В считанные дни шведам удалось под- чинить огромные территории Речи Посполитой. Литва присягну- ла Карлу Густаву, сведя тем самым на нет все территориальные успехи Москвы в русско-польской войне за белорусско-литовские земли. В этих условиях Москва начала вести мирные переговоры с Польшей, а Хмельницкий, не желавший подписывать никаких со- глашений с Речью Посполитой, в лице Карла Густава обрел ново- го военного союзника против поляков. В ноябре 1656 г. на русско- польских переговорах было подписано Виленское перемирие. Гетман отнесся к нему очень скептически. Расхождения с Москвой и шведские военные неудачи толкают гетмана в сторону его бывшего врага — трансильванского князя Георгия Ракоци. В сентябре он подписывает с Ракоци союзный договор, а в январе 1657 г. казацкие полки под командованием Ждановича и Богуна отправляются на помощь новому союзнику, который воевал вместе со шведами против Польши. Другим очагом русско-украинских противоречий стала Бело- руссия. Начиная русско-польскую войну, Москва главным образом стремилась увеличить свои северо-западные территории. Но Хмель- ницкий, как оказалось, хотел оставить Белоруссию под своей вла- стью. Ситуацию осложняло то, что белорусское крестьянство с удо- вольствием вливалось в ряды казацких войск.
Глава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю _4 3 Таким образом, компромисс, легший в основу Переяславско- го договора, рухнул, обе стороны начали упрекать друг друга в не- выполнении обязательств. Лишь смерть Хмельницкого предотвра- тила назревавший конфликт. К власти пришел генеральный писарь Иван Выговский, женатый на польке сенаторского рода, умный, образованный православный шляхтич, практически руководивший при Хмельницком всей внешней политикой. Вопреки тому, что утверждает сильная историографическая традиция, Выговский, будучи одним из главных творцов Гетманщины, не был ориенти- рован на Польшу. Но ему пришлось столкнуться с крайне тяжелым положением казацкого государства. Отсутствие реестра и образова- ние огромного числа «показаченных» создавали социальную базу для взрывов недовольства. Эта опасность стала проявляться уже в последние годы гетманства Хмельницкого. В тот же период на Сло- бодской Украине возникает настоящая оппозиция казацкому госу- дарству с его административной системой и централизованной вла- стью. Другим очагом напряженности становится Запорожье. Здесь сказывалась вражда, существовавшая между запорожцами и реест- ровыми казаками — как между рядовыми, так и среди старшины. Старшина Запорожской Сечи не допускалась до управления казац- ким государством, а тем более — до внешней политики. Летом 1657 г. произошел первый открытый бунт. Войско, по- сланное Хмельницким на помощь Ракоци, категорически отказа- лось подчиняться приказам. Присутствие в войске русского воево- ды Ивана Желябужского придало этому бунту особый характер. Старшин обвинили в попытке «воевать Польшу» без «государева указу». При этом русский воевода благодушно слушал доводы «сво- евольной черни» и с удовольствием наблюдал затем, как срывался поход. Такое развитие событий было Москве на руку. Приход к власти непопулярного Выговского обострил внутрен- ние противоречия в Гетманщине. Началась ожесточенная борьба за власть старшинских группировок, которые стали использовать по- рожденный Хмельниччиной анархо-разрушительный элемент — массы показаченных и Запорожье. С этого момента и до конца су- ществования Гетманщины складывается несколько традиционных партий: крымская, шведская, русская и польская. Каждый пресле- довал только одну цель — добиться власти путем внешней поддерж- ки. Запорожье было против всякой твердой власти вообще. Москва спокойно наблюдала, как гетман пытался сопротив- ляться своим оппонентам, принимая и выслушивая группы недо-
44 Западные окраины Российской империи вольных. В октябре 1657 г. рада утвердила Выговского в его гетман- стве, и сразу же был заключен договор со Швецией. Это была по- пытка гетмана в условиях внутренних смут укрепить внешнее по- ложение Гетманщины. Хотя в договоре подчеркивалось, что с московским царем «Войско Запорожское связано тесным союзом и будет сохранять ему верность нерушимо», однако самого факта таких переговоров было достаточно для того, чтобы Москва убеди- лась в своеволии нового гетмана. Поэтому когда в ноябре началось восстание запорожцев, а затем и полтавского полка против гетма- на, царское правительство заняло выжидательную позицию. В Москве принимают посольства восставших и пишут увещеватель- ные письма обеим сторонам, тем самым провоцируя расширение бунта, придавая уверенность восставшим (убежденным в поддержке царя) и чрезвычайно ослабляя позицию гетмана. Ситуация выходит из-под контроля. В феврале 1658 г. проис- ходит первое открытое столкновение восставших с войсками Вы- говского. Гетманская власть держалась на волоске. Воспользовав- шись ситуацией, царское правительство в июне 1658 г. присылает воевод во все основные украинские города, фактически нарушая условия Переяславского договора. Когда в июне Григорий Ромода- новский получил наконец приказ оказать поддержку Выговскому, было поздно — гетман уже призвал на помощь орду и в битве под Полтавой разбил войска восставших. Не ожидая помощи от Москвы, Выговский для спасения сво- ей власти пошел на договор с Польшей, попытавшись добиться условий конфедеративного союза. Любой другой союз казаки, не- навидевшие поляков, просто бы не приняли. По сути, первая редакция Гадячского договора — втом виде, в каком он был подписан, — была попыткой сохранить самостоя- тельность Гетманщины и даже получить гарантии ее укрепления. Выговский здесь выступал как преемник политики Хмельницкого. Соглашение включало в себя образование Княжества Руського в составе Брацлавского, Киевского и Черниговского воеводств, вы- пуск собственной монеты, создание Сейма, уничтожение унии и предоставление широких привилегий православию, сохранение реестра в 60 тысяч, свободное избрание гетмана и даже сохранение союза с Москвой. Сейм принял Гадячский договор в более чем урезанном виде. Из документа были изъяты как пункт о Княжестве Руськом, так и положение о союзе с Москвой, что ознаменовало собой крах гет-
Глава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю_45 манства Выговского. Между тем началось наступление русских войск на Левобережье, что сигнализировало о начале Руины, т.е. политического кризиса и расчленения Гетманщины. Перед лицом возможных массовых выступлений против Гадяч- ского договора, когда Левобережная старшина дралась за булаву, угождая московским воеводам, Правобережная старшина принес- ла Выговского в жертву, избрав на его место сына любимого в на- роде «батьки» Хмельницкого — Юрия. Единая Гетманщина была таким образом сохранена. В конце октября 1659 г. в Переяславле был заключен второй договор с Москвой, и Гетманщина возвратилась под протекторат царя, но уже на заметно более жестких условиях. Гетман обязывался ездить в Москву после своего избрания, киевский митрополит дол- жен был получать благословение Московского патриарха, гетману запрещалось принимать иностранных послов, в основные украин- ские города назначались московские воеводы, войскам Гетманщи- ны запрещалось входить в Белоруссию. Ограничивалась даже внут- ренняя власть гетмана: ему запрещалось принимать какие-либо решения без совета рады, а также казнить кого-либо из старшин без указа царя. Между тем старшина, вторично заключая союз с Москвой, искала теперь не столько защиты от внешнего врага, сколько от внутреннего, т.е. от массы «показаченных» и использовавших ее авантюристов. Но Москва, помня тяжелые времена общения со своевольными гетманами, постаралась всеми силами ослабить гет- манскую власть. Теперь поддержание порядка во многом зависело от московских воевод. Договор 1659 г. полностью никогда не исполнялся. Гетман в Москву так и не приехал, контакты с поляками и татарами (хотя и не в таком масштабе, как при Хмельницком) сохранялись, деньги в казну не платились. Правда, в ряд городов Гетманщины прибы- ли русские воеводы, а старшина постоянно самовольно ездила в Москву. Таким образом, главное условие союза: зашита гетманской власти от внутренней угрозы — не выполнялось. А когда весной- летом 1660 г. на Украине принялись хозяйничать польские и татар- ские войска, то исчез и последний — с точки зрения гетманской администрации — смысл этого союза. В ноябре 1660 г. огромное русское войско В. Б. Шереметьева оказалось окруженным под Чудновом поляками. Юрий Хмельниц- кий в критический момент не пришел воеводе на помощь и начал
46 Западные окраины Российской империи мирные переговоры с королем. Русским пришлось пойти на позор- ную капитуляцию, войско было уничтожено или отдано в плен та- тарам, в том числе все бояре. Чудновская катастрофа стала переломным моментом во всей внешней политике Москвы. Именно с этого момента на возобно- вившихся русско-польских мирных переговорах Москва впервые отказывается от Правобережья и даже предлагает уступить полякам левый берег. Мир с поляками и возвращение Северских земель выходят на первый план. Впрочем, Речь Посполитая, упоенная военным успехом, еще не была готова к уступкам. Попытка Юрия Хмельницкого и старшин- ской группировки вернуться к первоначальным статьям Гадячско- го договора также не увенчалась успехом. Чудновский договор был принят в еше более невыгодном для казаков виде. Польская сторона уничтожила в нем любые упоминания о Княжестве Руськом. Тем временем два шурина Хмельницкого — Яким Сомко и Ба- сил Золоторенко — под предлогом непризнания Чудновского дого- вора возглавили на Левобережье прорусскую партию в надежде получить власть. Почти три года на Левобережье продолжалась борьба за влияние, которая сопровождалась волнениями «черни». Москва занимала выжидательную позицию, оттягивая избрание гетмана, надеясь или на обращение Юрия Хмельницкого, или на мир с Речью Посполитой. Пока Золоторенко и Сомко боролись за булаву, нашелся еще один кандидат — Иван Брюховецкий, коше- вой атаман, выходец из гетманских слуг. Заручившись поддержкой епископа Мефодия, ему удалось зарекомендовать себя в глазах мос- ковских воевод как преданного сторонника Москвы, а что более важно — сторонника весьма послушного. Брюховецкий, играя на настроении «показаченных» масс, по- требовал всеобщей, «черной» рады. Она состоялась в июне 1663 г. в Нежине. При попустительстве русских воевод приверженцев Сом- ко и Золоторенко перебили, а самих полковников приговорили к казни. Брюховецкий был провозглашен гетманом. Анархическое крыло одержало победу. Между тем на Правобережье после отречения Юрия Хмельниц- кого гетманом был избран давний сторонник поляков Павел Тете- ря. Совместно с ним король Ян Казимир предпринял последнюю попытку вернуть Левобережье военным путем. Заговор старшинс- кой группировки и начавшееся восстание на правом берегу сорва- ли этот план. Иван Выговский и Иван Богун погибли, Юрий
Глава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю _47 Хмельницкий и несколько других казачьих лидеров были отправ- лены поляками в тюрьму. Сорвав поход поляков, старшина ничего не выиграла. С одной стороны, совместная победа над поляками упрочила положение И. Брюховецкого, который принялся беззастенчиво покупать у Москвы личное благополучие за счет урезания прав казацкой ад- министрации. С другой стороны, убедившись в неисполнимости своих военных амбиций, Речь Посполитая стала более податлива на мирных переговорах, довольствуясь лишь Правобережной Украи- ной. Уже через два года, в январе 1667 г., было заключено Андру- совское перемирие. Для Гетманщины оно означало закрепление территориального раскола де-юре. Завершавшиеся мирные переговоры с Речью Посполитой и избрание гетманом Брюховецкого открывали для Москвы возмож- ностьпойти по пути урезания автономии Гетманщины. Брюховец- кий первым из гетманов стал именовать себя «холопом» в офици- альной переписке с царем. Осенью 1665 г. Брюховецкий, находясь в Москве, подал петицию о введении в Гетманщине московской администрации, воплотив в жизнь идею анархического крыла, «...жебы его царское пресветлое величество места все и села, буду- чие на Вкрайне, на себя взял, жебы болшей нами гетманы не вла- дели...»9. В то же время Брюховецкий, у которого складывались непрос- тые отношения с местным духовенством, призывал Москву при- слать своего кандидата на престол киевского митрополита. Мест- ные иерархи, добиваясь избрания митрополита из своей среды, также послали делегацию в Москву. Все чаще противоборствующие силы в Гетманщине апеллировали именно к московскому царю. После аудиенции у Алексея Михайловича в 1667 г. черниговский епископ Лазарь Баранович был произведен в архиепископы и в 1670 г. стал местоблюстителем митрополичьей кафедры в Киеве. Но кафедра долго оставалась незанятой, поскольку Москва была во- влечена в сложные переговоры о переподчинении ее от Констан- тинопольского патриарха Московскому, а также об объединении епархий на левом и правом берегу Днепра под властью киевского митрополита. В награду за лояльность гетман Брюховецкий был пожалован в бояре, а полковники — дворянами. Это был первый случай «ноби- литации» старшины царем, практики, широко распространенной в Речи Посполитой.
48 Западные окраины Российской империи В 1666 г. началась перепись левобережного населения, вызвав- шая страшное недовольство и бунты. Ряд полковников были уби- ты, а в 1 668 г. пал и сам Брюховецкий. Он стал жертвой того «джин- на» анархии, которого он сам выпустил на волю на Черной раде. Политика русских властей на сокращение автономии Гетман- щины, отказ от Правобережья, а значит, и от поддержки начавше- гося там освободительного движения против польского террора — все это привело к усилению традиционно влиятельной Крымской группировки. В ноябре 1666 г. Петр Дорошенко расправился с по- ляками и присягнул на верность Крыму. В 1668 г. он контролиро- вал практически всю Гетманщину, но удержать полученную власть не сумел. Москве удалось снова расколоть старшину и заключить в 1669 г. Глуховские статьи с наказным гетманом Демьяном Мно- гогрешным, сделав его гетманом левобережным. По этим статьям московские воеводы оставались во всех основных городах Украи- ны, но их вмешательство во внутренние дела было сокращено до минимума, а гетманам давалось право участвовать в мирных пере- говорах Москвы. По сути, царскому правительству пришлось пой- ти на некоторые уступки по сравнению с Московскими статьями. Но мир с Польшей и раскол Гетманщины связывали гетманам руки и делали их более сговорчивыми. Политика Многогрешного вызвала подозрения в Москве, и, воспользовавшись недовольством старшины, его свергли и отправи- ли в Сибирь, выбрав на его место генерального судью Самойловича (1672 г.). Он проводил политику полной лояльности Москве, и в частности не стал противиться подчинению киевского митрополита московскому, заняв тем самым важную для Москвы позицию по острому вопросу, поднимавшемуся с 1654 г. и постоянно встречав- шему яростное сопротивление гетманской администрации. По сути, это был еще один шаг к ликвидации автономии Гетманщины. В 1674 г. в Киево-Печерской лавре был издан написанный настоятелем монастыря Иннокентием Гизелем «Синопсис». В кни- ге говорилось о единстве Великой и Малой Руси, о единой госу- дарственной традиции Киевской Руси, об общей династии Рюри- ковичей и о едином «русском» или «православнороссийском» народе. Автор, возможно, стремился подтолкнуть московского царя к продолжению борьбы с Речью Посполитой за освобождение из- под власти католиков остальной части «единого православного на- рода», а самое главное — облегчить элите Гетманата, и в первую очередь духовенству, инкорпорацию в правящее сословие империи.
Глава 2. Геигманщина и ее инкорпорация в Российскую империю _49 (Огромным оказалось отложенное влияние этой книги10.) Уже в конце XVII и особенно в XVIII в. роль более образованного мало- русского духовенства в церковной иерархии России резко возрас- тает. При Петре выдающуюся роль как в церковной жизни, так и в развитии образования и других реформах играли Феофан Проко- пович, местоблюститель патриаршего престола Стефан Яворский и другие выходцы из русско-польского пограничья. Позднее в XVIII в. епископом Иркутским был Иннокентий Кульчицкий, ар- хиепископом Холмогорским, а затем митрополитом Смоленским Сильвестр Крайский, митрополитом Сибирским Филофей Лещин- ский, китайскую миссию возглавляли Илларион Лежайский и Г. Линцевецкий. С 1700 по 1762 г. выходцы из Малороссии и Бе- лоруссии занимали 55% должностей в высшей церковной иерархии, а на долю великорусов в этот период приходится менее 40%н. Уже при Петре образованные выпускники Могилянской акаде- мии часто отправлялись за границу с дипломатическими миссия- ми. Позже эта практика только расширилась. Таким образом, к середине XVI11 в. процесс инкорпорации окраинной элиты в обще- имперскую, начавшись с духовенства, захватил и значительную часть старшины. Вместе с тем Правобережье в годы правления Петра Дорошен- ко, Ивана Ханенко и Юрия Хмельницкого, ориентировавшихся на турецко-татарскую поддержку, постоянно подвергалось опустоши- тельным набегам и превратилось в настоящий «выжженный край». Толпы людей бежали на левый берег и в Слободскую Украину, в результате к восьмидесятым годам XVII в. многие города Правобе- режья стояли пустыми. 3. Гетманство Ивана Мазепы Провал Крымского похода фаворита царевны Софьи Василия Голицына неожиданно привел к падению Самойловича: на него свалили всю вину за неудачу. На Каламакской раде (1687 г.) по протекции Голицына гетманом избрали Ивана Мазепу. Этот чело- век уже своим происхождением и образованием выделялся из че- реды лидеров Гетманщины. Европейски образованный шляхтич, он принадлежал к право- бережной старшине и долгие годы служил у Петра Дорошенко. На Левобережье он оказался не по своей воле, попав в плен. Скорее
50 Западные окраины Российской империи всего, Голицын видел в нем близкого по культуре человека и счи- тал полезным назначить гетманом чуждого левобережной старши- не шляхтича. За гетманскую булаву Мазепа заплатил высокую цену, будучи вынужденным принять Каламакские статьи. Кроме полного запрета внешних сношений, запрещения пере- хода крестьян в казаки, легализации доносов на гетмана, запрета гетману переменять старшину, Каламакские статьи сделали первый шаг на пути русификации Гетманщины: «...народ Малороссийский всякими мерами и способами с Великороссийским народом соеди- нять... чтоб были под одною... Державою обще... и никто б голосов таких не испушал, что Малороссийской край гетманского рей- менту...»12 Приход к власти Петра, вопреки ожиданиям многочисленных врагов Мазепы, не только не ослабил, но и усилил положение гет- мана. Почти двадцать лет между ним и Петром существовало тес- ное взаимодействие и дружба. В основе этих отношений лежал но- вый компромисс: Петр безоговорочно и непоколебимо отвергал любые обвинения и доносы против Мазепы, выдавал и казнил всех его оппонентов, а гетман безотказно снабжал царя войсками для всех военных кампаний, столь многочисленных в царствование Петра. Что представляла собой Гетманщина эпохи Мазепы? После десятилетий Руины, гражданских войн и смут экономика наконец возрождалась, строились новые церкви и монастыри (эпоха «укра- инского барокко»), возрождались духовные центры, богатела ка- зацкая старшина, неуклонно превращаясь в дворян-помещиков. Любопытным идеологическим феноменом этого периода была скроенная по образцу польского мифа о сарматском происхожде- нии шляхты концепция хазарских корней казачьей старшины, ко- торая вплоть до краха Мазепы успешно конкурировала в Гетман- щине с малорусской идеологией «Синопсиса» и других текстов местного православного духовенства. В дальнейшем малорусская концепция идентичности преобладала. Иногда, впрочем, лояль- ность Москве пытались интерпретировать, как Семен Дивович в известном «Разговоре Великороссии с Малороссией» (1762), в духе польской традиции «единства равных», только теперь партнером хотели видеть не Польшу, отвергшую идею преобразования Речи Посполитой в государство трех народов, но Россию. Крестьянское землевладение в Гетманщине (в отличие от Мос- ковского государства) со времен Хмельниччины оставалось свобод-
Глава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю _ 5 1 ным, базированным на «заиманшине», т.е. занятии пустующих сел или земель. Это положение сохранялось вплоть до второй полови- ны XVIII в. Параллельно предпринимались шаги к ликвидации практики перехода крестьян в казаки (и соответственно ограниче- ния возможности использовать казацкие привилегии крестьянами). В этом процессе царское правительство было целиком на стороне старшины. При Мазепе был сделан еще один шаг к ограничению крестьянской свободы: впервые со времен польской шляхты была введена двухдневная панщина. Волей обстоятельств Мазепа получил контроль над Правобере- жьем. Сперва Петр, уступая требованиям поляков, приказал Мазепе вступить в Правобережье и арестовать лидера мятежных казаков Семена Палия. В июне 1705 г. гетману было предписано выступить с 30 тысячью казаков ко Львову и далее в Польшу, чтобы «знатны- ми контрибуциями утеснять» имения Потоцких и прочих неверных Августу магнатов. Задача была выполнена Мазепой блестяще. В начале августа его войска, следуя по пути Богдана Хмельницкого, достигли Львова, а в начале октября взяли Замостье. Впервые со времен краткого момента при Петре Дорошенко Гетманщина сно- ва стала единой. Но за всем внешним благополучием Гетманщина, созданная по образцу умиравшей Речи Посполитой, тускнела и слабела, тогда как Россия под руководством Петра усиливалась и отчаянно стремилась в Европу. Казацкие полки отжили свое. Нужна была военная ре- форма, и все свидетельствовало о том, что одной военной рефор- мой Петр ограничиваться не желал. Еще принимая тяжелые усло- вия Каламакских статей, Мазепа надеялся, что его верность и личные отношения с царем позволят на деле их обходить, что ему до времени и удавалось. Северная война радикально изменила ситуацию. Лучшая регулярная армия Европы оказалась казацким войскам не под силу. Отсюда и муштра, и передача казаков под ко- мандование иностранных офицеров, а как результат — рост недо- вольства. Снова начались восстания на Запорожье. Военная сла- бость Гетманщины подталкивала Петра к тем реформам, которые он долго откладывал из-за личного уважения к Мазепе. Компро- мисс с гетманом перестает быть столь привлекателен, как прежде. А интересы гетманской администрации царь никогда не рассмат- ривал всерьез. В апреле 1707 г. Петр вызвал Мазепу на военный совет в Жол- кву, где изложил план создания «компаний», т.е. об отборе пятой
52 Западные окраины Российской империи части казаков для нового войска и об оставлении остальных дома. Так как полковая система распространялась на всю административ- ную систему Гетманщины, это был страшный удар для гетмана. Кроме того, Петр сообщил, что в Малороссийский и Посольский приказы были отданы распоряжения о передаче в Разряд «города Киева и прочих Малороссийских городов». Таким образом, Петр наконец принял решение о включении значительной части Гетман- щины в состав России на общих условиях. Гетман отныне лишал- ся всякой реальной власти, а Гетманщина — остатков автономии. По окончании совета Мазепа не пошел на обед к царю, возвратил- ся к себе расстроенный и целый день ничего не ел. Старшина бро- силась в печерскую библиотеку, откуда извлекли Гадячские статьи Ивана Выговского с Польшей. А Мазепа, получив приглашение заключить союз с лояльным Швеции польским коралем Станисла- вом Лещинским, впервые не отослал его в Москву. В сентябре 1707 г. Мазепа по ходатайству Петра получил титул князя Священной Римской империи. Мазепа встретил эту новость крайне отрицательно: «Хотят меня удовлетворить княжеством Рим- ской державы, а гетманство забрать». В мае 1708 г. рухнули надеж- ды на сохранение за Гетманщиной Правобережья. Петр, перед ли- цом шведского наступления, нарушил свое обещание, данное Мазепе, и заявил полякам, что возвращение Украины будет совер- шено сразу после восшествия на трон их короля, его союзника Ав- густа II. На военном совете в Жолкве Мазепа просил царя для защиты украинских земель от шведов хотя бы 10 тысяч регулярного войска. Петр ответил, что не может дать и десятка людей, и велел оборо- няться своими силами. По сути, это было нарушение статей Кала- макской рады, обязывавшей Россию защищать Украину. Большин- ство казацких войск было разбросано по фронтам Северной войны. Когда мы рассматриваем череду событий 1706 — 1707 гг., то прежде всего задаемся вопросом не о том, почему Мазепа разорвал договор с Россией и заключил новый с Польшей, а почему он не сделал этого раньше, до октября 1708 г. Мазепа тянул до последне- го, ничего не подписывал и ничего не решал. Не существовало даже договора Мазепы с Лещинским — только «привилей» этого коро- ля, обещавший Украине равный статус с Великим княжеством Литовским. Ответ прост: Мазепа не верил в возможность союза с умирающей Речью Посполитой и еще меньше — в союз с «ерети- ками-шведами. Слишком хорошо знал он настроения собственной
Глава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю _ 5 3 старшины — тут против него играла та сытая зажиточная жизнь в процветавшем Левобережье, которую он сам создал за двадцать лет своего правления. Слишком хорошо он знал и то, как его ненави- дели собственные казаки и запорожцы — за «слишком» большую верность царю, выполнение всех требований Петра по посылке войск в бесконечные походы, жесткую дисциплину и т.д. Но в октябре 1708 г. шведы вступили в Стародубский полк, а при гетмане было «...малое число войска, которым безсилен есть так великой потенции неприятельской резистенцию чинити...»13. Но наибольшую опасность он видел в расширявшемся в народе смятении, вызванном наступлением вражеских войск и слухами о разгроме войск Петра. В этих условиях Мазепа решил, что ждать больше нечего, вместе со своими полками перешел Днепр и соеди- нился с Карлом. Петр писал Меншикову: «Письмо ваше о нечаян- ном никогда злом случае измены гетманской мы получили с вели- ким удивлением»14. По сути, для России переход Мазепы на сторону шведов не имел негативных последствий. Никакого сравнения с Чудновской катастрофой — гибелью всей русской армии и потерей Правобере- жья. Если Юрия Хмельницкого очень долго никто не решался даже назвать изменником, то Мазепу сразу же обвинили во всех смерт- ных грехах, предали гражданской казни и церковной анафеме. М.С. Грушевский и Н.И. Костомаров считали, что этот его шаг дал повод к ликвидации украинской автономии15. На самом деле лик- видация автономии шла непрерывно с момента Переяславского до- говора 1659 г. Самым активным образом готовилась она и в 1706 — 1707 гг., что и стало одним из мотивов поступка Мазепы. Петровс- кое правительство использовало его как пред лог, чтобы разорвать договорные отношения с Гетманщиной. В ноябре 1708 г. на срочно собранной раде по указу Петра новым гетманом был избран Иван Скоропадский. Победа над шве- дами полностью развязала руки царю, и он начал ликвидацию Гетманщины. Именно при Скоропадском появилась практика пря- мого назначения российским правительством казацких полковни- ков — первым в этом списке стал П.П. Толстой. В 1722 г. была вве- дена Малороссийская коллегия, состоявшая из шести русских штаб-офицеров из находившихся на Левобережье гарнизонов и возглавляемая бригадиром. По сути, этой коллегии передавались права полного контроля за судопроизводством, налоговыми сбора- ми и административным управлением. Гетманщина, таким обра-
54 Западные окраины Российской империи зом, переставала существовать. Скоропадский это прекрасно пони- мал и умолял Петра изменить его решение. Когда царь отказал, гетман с горя заболел и умер. Воспользовавшись этим, Петр отказался назначать выборы нового гетмана. Ряд старшин во главе с Полуботком подали царю Коломацкую петицию, но их в Петербурге арестовали, и Полубо- ток умер в тюрьме. 4. Гетманщина в XVIII в. — потеря автономии Дальнейшая судьба Гетманщины (точнее — ее агония) находи- лась в прямой зависимости от событий в Петербурге. Приход к вла- сти Петра II привел к некоторым послаблениям. В октябре 1727 г. было разрешено выбрать гетмана — Данилу Апостола, Гетманщи- на опять вернулась в ведомство коллегии иностранных дел, а Ма- лороссийская коллегия была упразднена. Правда, о восстановлении былой гетманской администрации не было речи: при Апостоле назначался царский резидент, с которым было необходимо сове- щаться по всем делам, а военными вопросами ведал фельдмаршал российских войск. Но и эти уступки были лишь временными: пра- вительство Анны Иоанновны вернулось к петровской политике, а болезнь и смерть Апостола (1734 г.) стали удобным для этого пред- логом. Управление Украиной снова было отдано коллегии из шести членов — трех представителей центра и трех из старшины, во гла- ве с царским резидентом, становившимся практически единовла- стным правителем. Единственным отступлением от этой полити- ки стало решение императрицы Елизаветы Петровны об избрании гетманом Кирилла Разумовского (1750 г.) — брата ее фаворита. Но это было вызвано исключительно личными симпатиями Елизаве- ты, а не реальной уступкой просьбам генеральной старшины (ко- торая подала ей петицию о выборе гетмана во время ее поездки в Киев в 1744 г.). Хотя Разумовский по большей части жил в Петер- бурге, благодаря его влиянию у императрицы Гетманщиной управ- ляла казацкая старшина, и вмешательство центра на время прекра- тилось (см. карту 2). Окончательные мероприятия по ликвидации Гетманщины были осуществлены Екатериной II. Объявив о программе «обрусения» автономных провинций империи — речь прежде всего шла об адми-
Глава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю _ 5 5 Карта 2. Территория Гетманщины в 1750-х гг.
S6 Западные окраины Российской ихмперии нистративной унификации, — она вынудила в 1764 г. К. Разумов- ского отказаться от гетманства. Вместо этого снова вводилась Мало- российская коллегия (где было четверо украинских и четверо рус- ских членов) во главе с русскими председателем и прокурором. Председателем и генерал-губернатором Малороссии стал в 1764 г. фельдмаршал П. Румянцев, который и проводил абсолютистские реформы в Гетманщине. В 1765 г. в соседней с Гетманщиной Сло- бодской Украине казацкие полки были распущены. В 1775 г., на волне репрессий после Пугачевского восстания 1773 — 1774 гг., была упразднена Запорожская Сечь16. В том же году Киево-Печер- ская лавра получает указание Синода не допускать в религиозных изданиях каких-либо отклонений от московских образцов. Тогда же начинается активная миграция представителей мало- российского дворянства в столицу, где они получали места во мно- гом благодаря протекции екатерининских вельмож малорусского происхождения — кн. А. Безбородко, гр. И. Гудовича, кн. В. Кочу- бея, П. Завадовского, Д. Трощинского и др. Все больше дворян Гетманщины начинает задумываться о выгодах имперской службы. В 1779 г. в помощь Румянцеву был назначен губернатором ге- нерал-майор А. Милорадович. Происходя из влиятельной семьи казацкой старшины (братего был полковником Черниговского полка), Милорадович сделал карьеру в русской армии. Им была проведена Генеральная опись Малороссии, призванная упорядо- чить доходы империи с Украины и подготовить административную реформу. Он нередко использовал свои связи в среде старшины для предотвращения открытых протестов против политики Петербур- га, которые могли повлечь за собой репрессии. Процесс вовлечения малорусского дворянства в имперскую службу активно продолжал- ся, причем теперь миграция шла не только в Петербург, но и в со- седние с Гетманщиной губернии. В 1779 г., например, реформи- ровавший Курскую губернию Румянцев привлек многих своих подопечных из Малороссии на вновь открывшиеся вакансии. Дво- ряне Гетманщины «постепенно приняли тот факт, что они пред- ставляют не отдельную страну, а часть империи. Для того чтобы обеспечить свои интересы и интересы своего региона, они стреми- лись получить достойную роль в этой имперской системе»17. В 1781 г. Малороссийская коллегия как административный орган была упразднена18, а на Левобережной Украине вводились три наместничества: Киевское, Черниговское и Новгород-Север-
Глава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю _ 5 7 ское, в которых устанавливалось губернское правление. Полки и сотни как единицы территориального управления были в 1781 — 1782 гг. упразднены. В 1783 г. казацкие полки как воинские части были преобразованы в карабинерские, а полковники увалены. Все не попавшие в полки казаки по указу 1783 г. становились государ- ственными крестьянами на общеимперских началах. (В 1797 г. на Левобережье была введена рекрутская повинность.) Таким образом, была упразднена не только Гетманшина, но и какая-либо автоно- мия этих земель. Сравнительно слабое сопротивление местного дворянства объяснялось не только тем, что значительная его часть уже была вовлечена в имперскую службу. Закрепощение крестьян было вы- годно дворянству. Очень важно было и то, что Екатерина уже в начале 1780-х гг. разрешила Румянцеву при определении дворянс- кого статуса руководствоваться наброском того документа, который в 1785 г. был принят в качестве Жалованной грамоты дворянству. Согласно ему, представители местного дворянства могли подтверж- дать дворянский статус других лиц. Эта процедура выглядела впол- не логичной для регионов с устоявшейся корпоративной структу- рой дворянства, но в Гетманщине ее не было. Румянцев сознатель- но закрывал глаза на многочисленные подделки подтверждающих дворянское происхождение документов. В результате массовой но- билитации до 25 тысяч человек получили в 1780-х гт. статус дворян Российской империи, который после принятия Жалованной гра- моты стал особенно привлекательным. В последующие десятилетия часть дворянства бывшей Гетман- щины сталкивалась с трудностями при подтверждении своего со- словного статуса, что могло подпитывать ностальгию по прежним вольностям, но в большинстве случаев сохранить дворянский ста- тус удавалось, и теперь уже вожделенная инкорпорация в импер- скую элиту была успешно завершена в первой половине XIX в. Кажется, последней — отчасти уже гротескной в условиях того вре- мени — попыткой найти не столько союзника, сколько покровите- ля против Москвы была тайная поездка В. Капниста к прусскому королю в 1786 г. Но у большинства эти оппозиционные настрое- ния, по определению 3. Когута, носили традиционалистский ха- рактер и не ставили под сомнение лояльности престолу и империи. Постепенно эта связанная с Гетманщиной идентичность при- обретала форму региональной малорусской. Другая, возможно даже
58 Западные окраины Российской империи большая, часть дворянства стремилась к сближению (часто — слия- нию) с великорусским дворянством, к карьере на имперской служ- бе, прежде всего в столице. Представители обеих ориентаций вне- сли весьма значительный вклад в формирование и развитие модер- ной русской культуры. В 1812 г. один из представителей малорусского дворянства О. Мартос после визита на могилу Мазепы записал в своем днев- нике, что казаки и их республика стали достоянием истории, и видел в этом общую тенденцию эпохи19. Немалую рать в преобладании лоялистских настроений сыгра- ли также победа России над Османской империей в войне 1768 — 1774 гг. и первый раздел Речи Посполитой (1772 г.). Последующие разделы еще дальше отодвинули западные границы империи от земель бывшей Гетманщины. В 1801 г. Александр I одним из первых актов своего царствова- ния подтвердил право малороссийского дворянства выбирать мест- ных чиновников, но не пожизненно, как прежде, а на три года. Тогда же малороссийские суды были заменены общеимперскими. Однако местные законы сохранялись в этих судах как добавление к общеимперским, и эта особенность, как последний остаток авто- номии Гетманщины, просуществовала до 1917 г. 5. Малороссийское генерал-1-убернаторство В феврале 1802 г. Малороссийская губерния была поделена на две — Полтавскую и Черниговскую, а в апреле того же года эти новые губернии составили Малороссийское генерал-губернатор- ство с центром в Полтаве. В 1805 г. было завершено продолжавше- еся с 1798 г. строительство Березинского канала, соединившего бассейн Днепра и Западной Двины. Первые малороссийские генерал-губернаторы, в особенности Н.Г. Репнин, занимавший этот пост без малого двадцать лет (1816 — 1834), строили свою политику в духе Румянцева, выступая не толь- ко как представители имперского центра в регионе, но и как покро- вители местного дворянства и казаков и, порой, как ходатаи за его интересы перед царем. В 1831 г., объявляя о формировании казац- ких полковдля участия в подавлении польского восстания, Репнин прямо апеллировал к традициям Гетманщины: «Добрые и верные
Глава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю _ 5 9 казаки!.. Избранные из среды вас воины, находясь под начальством малороссийских начальников при армии, будут ограждать кровную свою родину, земли и дома родителей своих от мятежных поляков, вероломных и неблагодарных изменников, отродия тех самых ля- хов, которые некогда хотели уничтожить святую веру ваших храбрых предков и отнять у них собственность, но праотцами вашими были побеждены». Полки собирались с воодушевлением — всего восемь, по 1200 человек в каждом. В то же самое время Репнин ходатайствовал перед царем о вос- становлении некоторых прежних прав казаков, предупреждая веро- ятные возражения насчет сепаратистских традиций Гетманщины следующими рассуждениями: «Поистине малороссияне суть совер- шенно русские, и они подтвердили это событиями прошедшего лета. Наречие, обычаи, одежда несколько различествуют, но вера, царь и Русь есть для них святыня нераздельная и неприкосновен- ная, а наследственная вражда к смежним с ними ляхам-католикам образует из них... лучших стражей против легкомыслия польского. Конечно, желательно, чтобы всякая разница исчезла между едино- племенным народом, <...> но, по словам Екатерины II, худая та политика, которая то предписывает законами, что надлежит пере- менить обычаями». Исследовательница истории Малороссийского губернаторства В.С. Шандра объясняет отставку Репнина именно тем, что Николай I посчитал, что засидевшийся на своем посту и приобретший в Малороссии крупные земельные владения Репнин к концу своего правления в большей степени представлял именно местные интересы20. Последующие генерал-губернаторы слишком долго на этом посту не задерживались. В 1835 г. уже более русифицированная Слободско-Украинская губерния была переименована в Харьков- скую и присоединена к Малороссийскому генерал-губернаторству. Таким способом власти «размывали» привязанность Малороссий- ского генерал-губернаторства к традиции Гетманщины. И в геополитическом, и во внутриполитическом отношении Малороссийское генерал-губернаторство все больше превращалось из оспариваемой окраины между Речью Посполитой, Османской империей и Россией во внутреннюю область Российской империи, во многих отношениях даже в часть имперского ядра, откуда черпа- лись материальные и людские ресурсы д ля освоения новых терри- торий и управления всей империей. Упразднение в 1856 г. Мало- российского губернаторства стало символом этого нового статуса.
60 Западные окраины Российской империи Приложение СПИСОК ГЕТМАНОВ И МАЛОРОССИЙСКИХ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРОВ Гетманы: Б. Хмельницкий (1648—1657 гт.) И. Выговский (1657—1659 гт.) Ю. Хмельницкий (1659—1663 гт.) П. Тетеря (Правобережный) (1663—1666 гг.) И. Брюховецкий (Левобережный) (1663—1668 гг.) П. Дорошенко (Правобережный) (1665—1676 гг.) И. Ханенко (Правобережный) (1669—1674 гг.) Д. Многогрешный (Левобережный) (1669—1672 гт.) Ю. Хмельницкий (Правобережный) (1677—1681 гг.) И. Самойлович (Левобережный) (1672—1687 гг.) И. Мазепа (Левобережный) (1687—1708 гг.) И. Скоропадский (Левобережный) (1708—1722 гг.) Д. Апостол (Левобережный) (1727—1734 гг.) К. Разумовский (Левобережный) (1750—1764 гг.) Малороссийские генерал-губернаторы: [В ]802— 1835гг. генерал-губернаторство охватывало Полтавс- кую и Черниговскую губернии, в 1835—1856гг. — еще и Харьковскую} А. Б. Куракин (1802—1807 гг.) Я.И. Лобанов-Ростовский (1808—1816 гт.) Н.Г. Репнин (1816—1834 гг.) А.Д. Гурьев (1834—1835 гг.) В.В. Левашов (1835—1836 гг.) А. Г. Строганов (1836—1839 гг.) Н. А. Долгоруков (1840— 1847 гт.) С.А. Кокошкин (1847—1856 гг.) 1 Sysyn F.E. Ukrainian-Polish Relations in the Seventeenth Century: The Role of National Consciousness and National Conflict in the Khmelnytsky Movement // Potychny P.J. (ed.) Poland and Ukraine: Past and Present. Edmon- ton, 1980. P. 58—95; Subtelny O. Ukraine. A History. Toronto; Buffalo; London, 1988; Plokhy S. Tsars and Cossaks. A Study in Iconography. Cambridge, Mass., 2002.
Глава 2. Гетманщина и ее инкорпорация в Российскую империю _ 61 2 История Украинской ССР. Т. I. Ки!в, 1969; Icropin УкраУнсько/ РСР. Т. 2. Ки’1в, 1979; ОлшникЛ.В. Спшьнаборотьбаукрашського i росшського народов проги польсько-шляхетсько‘1агресп(1954—1956). Кшв, 1963. 3 Степанков В. УкраУнська революшя 1648—1676 рр. у контексп евро- пейського революшйного руху XVI—XVII ст.: спроба пор!вняльного ана- л!зу// УкраТнський 1Стор. журнал. 1997. № 1. С. 3—31; Смолш В., Степан- ков В. Украшська нанюнальна революшя сер. XVII ст.: проблеми, пошуки, решения. Кшв, 1999;ЯковенкоН. Вкольорахпролетарсько!революцп// УкраТнський гуманггарний огляд. 2000. Вип. 3. С. 55—78; УкраТнська ко- зацька держава: витокита шляхи юторичного розвитку. Вип. 7. КиТв, 2000. 4 См. об этом: Яковлева Т. Гетьманщина в друпй половин! 50-х рок!в XVII стол'тя, причини i початок руТни. КиТв, 1998; Россия—Украина: ис- тория взаимоотношений. М., 1997; Русская и украинская дипломатия в Евразии: 50-е годы XVII века. Сборник статей. М., 2000. 5 Plokhy S. Tsars and Cossacks. 6 Термин «Украина» постоянно встречается в документах того време- ни, но термин «украинский» можно применять к данной эпохе лишь условно, т.к. в документах казацкой старшины (в том числе и юридических договорах) встречается лишь термин «руський» — «Княжество Руськое», «народ руський» (не путать с «русским»!). «В XVII и XVIII веках термины Русь, Запорожская Сечь, Малая Русь, Малая Россия и Украина сорев- новались как обозначения Гетманщины» (Plokhy S. Tsars and Cossacks. P. 14-15). 7 Полки Гетманщины были как военными единицами, так и админи- стративно-территориальными образованиями. Полковники возглавляли казаков в ходе военных действий и одновременно были главами местной администрации. Численность полков и их границы не были устойчивы. к РГАДА. Ф. 1657 (Сношения России с Польшей). Д. 28. Л. 231. 9 Акты Юго-Западной России. Т. V. СПб., 1867. № 142. С. 309. 10 Вплоть до 1760-х гг. «Синопсис» оставался единственной в России печатной книгой по истории, выдержал до конца XVIII в. около 30 изда- ний, пользовался устойчивым покупательским спросом и имелся «практи- чески во всех крупных книжных собраниях видных деятелей эпохи, изве- стных на сегодняшний день» (Самарин А.Ю. Распространение и читатель первых печатных книг по истории России (конец XVII —XVIII в.). М., 1998. С. 58). В качестве чтения «для народа» «Синопсис» сохранял попу- лярность вплоть до середины XIX в., оставаясь самым частым предметом рукописных копий. Написанный на западной окраине, отчасти исходя из местных интересов, «Синопсис» сыграл ключевую роль в формировании Русского Исторического Нарратива. 11 См.: Харлампович К.В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Т. 1. Казань, 1914. С. 459. 12 Летопись событий в Юго-Западной России в XVII веке. Составил Самоил Величко, бывший канцелярист Войска Запорожского. Киев, 1855. Т.1П.С. 49.
62 Западные окраины Российской империи 13 Бантыш-Каменский Д. Источники малороссийской истории. Ч. II. М., 1859. С. 163-164. 14 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. VIII. Ч. I. М., 1951. С. 237. 15 КостомаровН.И. Мазепа. Киев, 1995; Грушевский М.С. Иллюстриро- ванная история Украины. М., 2002. 16 Позднее, по указу 1788 г., часть запорожского казачества была пре- образована в черноморское казачество и размещена между Бугом и Днест- ром. А с 1789 г. начинается переселение на территорию бывшей Сечи не- мецких колонистов и меннонитов. Еще раньше сюда стали переселяться сербы. 17 Kohut Z. Russian Centralism and Ukrainian Autonomy. Imperial Absorp- tion of the Hetmanate, 1760s—1830s. Cambridge, Mass., 1988. P. 248. 18 Малороссийская коллегия продолжала выполнять судебные функ- ции, пока не закончила находившиеся в производстве дела, вплоть до 1786 г. 19 Doroshenko D. A Survey of Ukrainian Historiography. Annals of Arts and Sciences in the U.S. Vols. 5—6. New York, 1957. P. 112. Ср. с рассуждениями C.C. Потоцкого после разделов Речи Посполитой (гл. 3). 20 Шандра В.С. Малоросшське генерал-губернаторство, 1802—1856. Кшв, 2001. С. 158, 304, 305.
Глава 3 ОТ РАЗДЕЛОВ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ ДО ВЕНСКОГО КОНГРЕССА Усиление влияния Петербурга в Речи Посполитой в XVIII в. — Неудача Северной системы и разделы — Шляхта восточных окраин в империи Романовых — Герцогство Варшавское и Наполеоновские войны — Венский конгресс и создание Царства Польского
1. От Северной системы к первому разделу Влияние России в Речи Посполитой заметно усилилось в ходе и после Северной войны, из которой она вышла империей- победительницей. Саксонский курфюрст и польский король Август II стремился сделать королевскую власть наследственной и установить абсолютистскую форму правления. Тарногродская кон- федерация шляхты, выступившая в 1715 г. против этих планов, искала поддержки у Петра I. При посредничестве России Сейм в 1717 г. принял конституцию, которая заблокировала попытки уси- ления королевской власти. Представитель России Г.Ф. Долгорукий подписал конституцию, что впоследствии дало возможность рос- сийским императорам сопротивляться ее изменениям. По мере того как абсолютистские соседи Речи Посполитой усиливались, поло- жение шляхетской республики становилось все более зыбким и за- висимым. После смерти Августа II в 1733 г. победа Августа III в борьбе за корону над ставленником Франции Станиславом Лещин- ским была одержана во многом благодаря поддержке России, за ко- торую Август заплатил, отдав Курляндию фавориту Анны Иоаннов- ны Э.И. Бирону. В правление Августа III (1733—1763) борьба различных магнатских группировок фактически парализовала власть, Сеймы систематически срывались. Речь Посполитая, фор- мально не участвовавшая в Семилетней войне (1756—1763), без стеснений использовалась как «заезжая корчма» как Россией, так и Пруссией, которые проводили через ее территорию войска, уст- раивали склады и зимние квартиры. После того как Пруссию спасла смерть императрицы Ели- заветы в 1761 г., руководивший внешней политикой империи Н.И. Панин разработал так называемую Северную систему, кото- 3 - 2931
66 Западные окраины Российской империи рая предполагала обеспечение безопасности северных и западных границ империи через сохранение территориального статус-кво на Балтике при контроле Петербурга над Швецией и Речью Поспо- литой. Играя на противоречиях между аристократическими клана- ми и союзами, Россия должна была выступать в роли «гаранта дворянских вольностей», т.е. не допускать консолидации королев- ской власти. В более широком контексте, Северная система стре- милась к созданию союза государств Северной Европы — России, Пруссии, Англии, Швеции, Дании, Саксонии и Польши против владений династий Габсбургов и Бурбонов — Франции, Австрии и Испании. В рамках этой политики Екатерина II посадила на освободив- шийся польский престол своего бывшего фаворита Станислава Августа Понятовского. Как сторонники проведения реформ во гла- ве с Чарторыйскими, так и их противники-традиционалисты, отстаивавшие liberum veto и другие анахроничные нормы полити- ческого устройства, обращались за поддержкой в Петербург. Ре- зультатом стал Сейм 1767 г., на котором Екатерина была признана гарантом «кардинальных прав». Теперь и статус различных конфес- сий, прежде всего православной (т.н. «диссидентский» вопрос), и политические и социальные права шляхты, и вся политическая си- стема не могли быть изменены без согласия Петербурга. Несколь- ких сопротивлявшихся сенаторов и краковского епископа Каэта- на Салтыка посол Н. В. Репнин силой вывез из Речи Посполитой в Калугу1. В 1768 г. начинается вооруженное движение шляхты против короля и России, известное как Барская конфедерация. Политичес- кую и финансовую поддержку восстанию оказывали Франция и Австрия. В армии конфедератов были французские советники. Однако в военном отношении шляхетское ополчение оказалось беспомощным, терпя поражения не только от российских войск, но и от армии Станислава Августа. В том же 1768 г. начались казац- кие волнения на правом берегу Днепра, так называемая Колиевщи- на, сопровождавшиеся массовой резней шляхты, католического духовенства и евреев. Единственной силой, которая могла подавить движение, была русская армия. Это обстоятельство показывает, что в восточных областях Речи Посполитой привилегии, а часто и само физическое существование шляхты уже в XVIII в. во многом зави- сели от защиты Российской империи.
Глава 3. От разделов Речи Посполитой до Венского конгресса 6 7 Ситуация еше более усложнилась, когда в 1768 г. под влияни- ем Франции Турция объявила войну России. Конфедераты не смог- ли воспользоваться выгодным моментом и консолидировать все силы Польши против России, вместо этого в 1770 г. они объявили детронизацию Станислава Августа. Король, который до этого стре- мился эмансипироваться от Екатерины II, теперь сидел на троне только благодаря ее поддержке. В феврале 1772 г. Екатерина и прус- ский король Фридрих II договорились о разделе Речи Посполитой, а в августе был подписан соответствующий трактат уже между Пруссией, Россией и Австрией2. В уральские степи отправились первые (но далеко не последние) польские ссыльные — участники Барской конфедерации. Раздел подрывал принципы Северной системы Панина и в этом смысле был неудачей российской политики. Еще в начале войны с Османской империей Екатерина обсуждала с Австрией и Прусси- ей возможность передачи Дунайских княжеств под протекторат Речи Посполитой — с тем чтобы снять возражения Берлина и Вены против излишнего усиления России. Иными словами, Речь Поспо- литая рассматривалась в Петербурге как удобный контролируемый союзник, территорию которого собирались скорее увеличивать, чем обрезать. Однако целый ряд обстоятельств подталкивал Петербург к согласию на раздел. В условиях войны с Турцией и возможности еще более активного вмешательства Франции у императрицы не было уверенности в способности удержать свое доминирующее влияние в Речи Посполитой. Ясно обозначилась перспектива еще более широкой антироссийской коалиции: в союз с Турцией под лозунгом защиты Речи Посполитой (а по сути, против русского влияния в Польше) вступила также Австрия. Это, впрочем, не по- мешало императору Иосифу II уже в 1770 г. занять три воеводства Речи Посполитой. Россия не смогла помешать этой аннексии. Си- туация явно выходила из-под контроля Петербурга. Хрупкость Се- верной системы вскоре убедительно продемонстрировали события в Стокгольме, где в августе 1772 г. при поддержке Франции Гус- тав III совершил государственный переворот, распустил парламент и сосредоточил в своих руках всю полноту власти. Швеция ускольз- нула из-под влияния Петербурга. С точки зрения интересов Петербурга, готовность «поделиться» в Речи Посполитой была проявлена вовремя — в 1773 г. вспыхну- ло потрясшее империю восстание Пугачева, так что годом позже з*
68 Западные окраины Российской империи России пришлось бы заметно труднее. Но и в 1772 г. Австрия за присоединение к разделам потребовала высокую цену — она полу- чила территорию с населением в более чем 2,5 миллиона человек, в то время как Россия аннексировала территорию лишь чуть боль- шую по площади (93 тысяч кв. км против 83 тысяч), но с населе- нием вдвое меньшим — 1,3 миллиона. Она включала в себя Восточ- ную Белоруссию и Польскую Ливонию (см. карту 3). Пруссия заняла стратегически важную территорию Королевской Пруссии с устьем Вислы и населением около 600 тысяч человек. В обшей сложности Речь Посполитая потеряла примерно треть своей терри- тории и населения. Сопротивления войскам трех империй оказано не было. Более того, Сейм в сентябре 1773 г. утвердил эти аннексии, причем боль- шая часть депутатов сделала это не столько по принуждению, сколько преследуя различные собственные интересы. Теперь гаран- тами «кардинальных прав» выступали все три империи, но России и ее послу О.М. Штакельбергу удалось восстановить свое влияние в Варшаве. 2. Второй и третий разделы Речи Посполитой Называя сегодня события 1772—1773 гт. первым разделом Речи Посполитой, нужно помнить, что не все участники разделов вос- принимали дело именно таким образом, т.е. как начало процесса, который должен был привести к дальнейшим разделам и исчезно- вению Речи Посполитой с политической карты Европы. Такой позиции последовательно придерживалась Пруссия. Екатерина же в новых условиях вернулась к прежней политике, целью которой было сохранение Речи Посполитой под протекторатом России. Влияние России казалось настолько прочным, что в 1780 г. Петер- бург вывел из Речи Посполитой войска, которые стояли там со вре- мени избрания Станислава Августа. Еще в 1787 г. король старался получить санкции Екатерины на проведение реформ, а его против- ники просили у нее разрешения детронизировать Понятовского, т.е. можно сказать, что система российского протектората реально функционировала. Ситуация резко изменилась в 1788 г., когда началась русско- турецкая война, а затем на Россию напала Швеция. В это же вре-
Глава 3. От разделов Речи Посполитой до Венского конгресса 69 мя собрался Сейм, вошедший в историю под названием Четырех- летнего, который, во-первых, объявил себя постоянно действую- щим органом, а во-вторых, принял решение об увеличении армии втрое (до 100 тысяч), потребовал вывода всех иностранных войск и вскоре запретил снабжение воевавшей с Османской империей русской армии через территорию Речи Посполитой. Стремление вырваться из-под опеки России способствовало сближению коро- ля и реформаторских магнатских группировок. Эта политика вдох- новлялась Пруссией, которая объявила, что отменяет свои гаран- тии «кардинальных прав», т.е. поддерживает реформы. Между Варшавой и Берлином шли переговоры о том, что Пруссия в обмен на передачу ей Гданьска (Данцига) и Торуни (Торна) поможет Речи Посполитой вернуть Галицию от Австрии. Таким образом, повто- рялся сценарий начала 1770-х гг., т.е. попытка консолидации раз- личных группировок в Речи Посполитой против российского вли- яния при поддержке внешних сил. Радикализации планов польских патриотов способствовали Французская революция и Американская война за независимость. Опасаясь скорого окончания русско-турецкой войны, сторонники реформ воспользовались отсутствием большинства консервативных депутатов Сейма в связи с Пасхой и 3 мая 1791 г. спешно приняли конституцию, которая фактически означала государственный пе- реворот. Учитывавшая конституционные опыты Франции и Соеди- ненных Штатов, она предусматривала существенную модерниза- цию государственно-политического устройства Речи Посполитой: ликвидировались liberum veto, право создания конфедераций; вводилась наследственная монархия; делался шаг к устранению ду- ализма Польши и Литвы; учреждался двухпалатный Сейм с широ- кими прерогативами нижней палаты; устанавливалась ответствен- ность министров перед Сеймом. Екатерина П, разыгрывая карту защиты «старинных вольностей» шляхетской «нации», немедлен- но отозвалась о конституции как результате действий «ослеплен- ной... толпы мешан, коя, получив равенство с дворянами, за то королю дала самодержавие»3. Масла в огонь конфликта подлило создание в июне 1791 г. в Пинске православной конгрегации, при поддержке короля Станислава Августа заявившей о своей незави- симости от русской православной церкви и намерении учредить в Польше отдельную православную иерархию под духовной эгидой Константинопольского патриарха. Это ставило под угрозу столь
70 Западные окраины Российской империи важную для политики Петербурга роль России как покровительни- цы православной веры. В начале 1792 г. Екатерина приняла решение силой отменить решения 3 мая. Она получила поддержку недовольных реформами консервативных магнатов и шляхты Правобережной Украины, ко- торые в апреле объединились в Тарговицкую конфедерацию в за- щиту «кардинальных прав», во главе с Ф. Потоцким, С. Ржевуским, Ф. Кс. Браницким. «Уподобляясь божеству еше более желанием творить добро, нежели безграничной властью, которой ты облече- на, ты одна можешь быть этим божеством, благоприятным для польской свободы», — взывали инициаторы обращенного к им- ператрице прошения4. Лидеры Тарговицы впоследствии справед- ливо отвергали обвинение в том, что они получали «русские день- ги» — магнаты сами финансировали конфедерацию, будучи убеж- денными противниками покушения на шляхетские вольности. В мае 1792 г. российская армия вступила в Речь Посполитую. По тре- бованию Екатерины Станислав Август присоединился кТарговиц- кой конфедерации, вооруженное сопротивление сторонников кон- ституции было сломлено за неполных три месяца, никакой дей- ственной поддержки от Пруссии они не получили. Следует подчеркнуть, что даже после вступления русских войск в Польшу Екатерина не сразу склонилась к проведению второго раздела. Она упорно надеялась на способность Тарговицкой кон- федерации восстановить по всей Речи Посполитой порядок, суще- ствовавший до конституции 3 мая и благоприятный для удержания сколь можно большей польской территории в орбите российского влияния. «Главный интерес России — восстановление в Польше прежнего свободного правления — счастливо сходится с желанием по крайней мере трех четвертей населения самой этой нации», — оптимистически писала императрица в секретной, надо думать, не перегруженной демагогией инструкции своему представителю при Тарговицкой конфедерации5. Но к концу 1792 г. позиция Петербур- га изменилась. Согласиться на раздел Екатерину в первую очередь заставил другой внешнеполитический и имперский приоритет рос- сийской политики — борьба с Французской революцией, укрепле- ние солидарности старых европейских династий против общего врага. Прусский король Фридрих Вильгельм II поставил непремен- ным условием участия Пруссии в очередной кампании против Франции территориальные приобретения в Польше — в качестве
Глава 3- От разделов Речи Посполитой до Венского конгресса 7 1 компенсации за уже понесенные потери в военных действиях, крайне неудачных как для Пруссии, так и для Австрии. В Петербур- ге принципиальным сторонником раздела был глава Коллегии ино- странных дел граф А.А. Безбородко. Перемена курса в отношении Польши сопровождалась приме- чательным нагнетанием негативных черт в официальном русском стереотипе поляка. Взвинчивание этой риторики, по всей видимо- сти, было в одно и то же время следствием ориентации на раздел и стимулом к продолжению этой политики. «По непостоянству и ветрености сего народа, по доказанной его злобе и ненависти к нашему, а особливо по изъявляющейся в нем наклонности к раз- врату и неистовствам французским мы в нем никогда не будем иметь ни спокойного, ни безопасного соседа, иначе как приведя его в сущее бессилие и не могущество», — наставляла Екатерина в декабре 1792 г. вновь назначенного посла в Речи Посполитой Я.Е. Сиверса6. Такая трактовка — очень скоро переведенная на язык конкретных политических акций — удобряла почву для столь устойчивой в течение всего XIX в. ассоциации поляка с революци- онной угрозой, «якобинством», изменой, заговором, подрывной доктриной. В январе 1793 г. Пруссия и Россия подписали конвенцию о разделе. Россия по второму разделу получила 280 тысяч кв. км с 3 миллионами населения, а Пруссия — впятеро меньшую террито- рию (включая Гданьск и Торунь) с миллионом жителей. В остав- шемся после разделов обрубке Речи Посполитой насчитывалось 4 миллиона жителей. Кардинальные права были восстановлены, ар- мия сокращена до 18 тысяч человек, а в Постоянном совете, выпол- нявшем роль правительства, председательствовал посол России. В польской историографии второй раздел Речи Посполитой традиционно оценивается как преступный акт агрессивных сосе- дей, совершенный как раз тогда, когда Польское государство нача- ло возрождаться из того состояния слабости, апатии и анархии, в котором оно пребывало в течение всего XVI11 в. Однако в польской историографии высказывались и другие мнения7. Очевидно, что второй раздел не был неизбежен. Принятие революционной подуху конституции и надежды на союз с Пруссией против России неко- торые оценивают как не просто рискованную, но безответственную политику. Если бы государство, пусть слабое и зависимое, удалось сохранить еще два десятилетия, т.е. до эпохи Наполеоновских войн,
72 Западные окраины Российской империи дальнейшие события могли развиваться по совсем иному сцена- рию. Эти соображения вовсе не отменяют оценки российской и прусской политики как захватнической, но позволяют лучше по- нять драматизм ситуации и возможные альтернативы. Собственно говоря, сама Екатерина И после второго раздела, при всем недоверии к полякам, еще допускала возможность ис- пользовать Речь Посполитую как буферное государство на запад- ных границах империи. Политика протектората, начало которой сама императрица датировала 1717 г. (наследие Петра Великого!)8, казалась еще не исчерпавшей всех ресурсов. Представители России на польском Сейме 1793 г. в Гродно, который в присутствии рус- ских войск обсуждал русско-прусскую конвенцию о разделе, не упускали шанса подогреть неприязнь многих польских магнатов к Пруссии. В упомянутой инструкции Сиверсу императрица делала такой прогноз: «...Поляки, защищаясь [от Пруссии| собственными своими силами, подкрепляемыми пособием других держав сосед- них, <.„> не только легко таковое покушение отразить возмогут; а еще при каковом либо щастливом обороте дел и обстоятельств по- лучить назад хотя часть от них отобранного»9. (Разумеется, имелось в виду отобранное Пруссией, а не Россией.) Даже в начале 1794 г., когда Австрия, не участвовавшая во втором разделе, завела речь о желательности территориальной компенсации, со стороны России было заявлено, что та поддержит австрийские планы в любом мес- те, «кроме Польши, остатки которой она хотела бы сохранить не- прикосновенными»10. Тогда же в среде как российской, так и польской элиты циркулировала идея заключения унии между дву- мя государствами посредством объявления одного из членов дина- стии Романовых наследником Станислава Августа. Начавшееся весной 1794 г. восстание Т. Костюшко нанесло решающий удар политике, альтернативной разделам. Движение быстро распространилось до Литвы и Западной Белоруссии11. По- встанцы рассчитывали на помощь революционной Франции, но тщетно. Первые успехи к лету сменились поражениями от рос- сийских и прусских войск. В октябре раненый Костюшко был за- хвачен в плен российскими войсками. В ноябре вернувшиеся с ту- рецкого фронта войска под командованием А. В. Суворова взяли Варшаву. Предместье города, Прага, подверглось жесточайшему разграблению и резне, которые рассматривались тогда многими русскими как возмездие за казни и преследования повстанцами
Глава 3. От разделов Речи Посполитой до Венского конгресса 7 3 польских сторонников России, в частности деятелей Тарговицкой конфедерации (излишне уточнять, что число жертв в последнем случае было несопоставимо меньше, чем в Праге). События 1794 г. стали одной из отправных точек, одним из «мест памяти» в по- зднейшем нарративе как русской полонофобии, так и польской русофобии. К концу 1795 г., после довольно напряженных дипломатичес- ких переговоров, Россия, Австрия и Пруссия поделили остатки Речи Посполитой12. По третьему разделу Пруссии досталось около 1 миллиона населения, России — 1,2 миллиона, а Австрии — 1,5 миллиона. Новая граница России, вобравшая в себя бывшее Курляндское герцогство, города Вильно, Ковно, Гродно, Брест, пролегла по рекам Неман и Буг. В ноябре 1795 г. Станислав Август подписал акт отречения от польской короны, а конвенции об окон- чательном разграничении владений были заключены в Петербурге в январе 1797 г. В общей сложности при трех разделах Речи Пос- политой Российская империя получила 463 тысячи км с 5,5 мил- лионами населения, Австрия — 129 тысяч км с 4 миллионами жите- лей, а Пруссия — 141 тысячу км и 2,6 миллиона человек. В Вос- точной Европе возникла принципиально новая геополитическая ситуация. Империи Романовых, Габсбургов и Гогенцоллернов те- перь непосредственно граничили друг с другом, а общий «скелет в шкафу» стал фактором, во многом определявшим взаимоотноше- ния трех империй вплоть до их краха в результате Первой мировой войны. 3. Экономические последствия разделов Для внутреннего развития империи разделы также имели мно- гогранные и далеко идущие последствия. Российская империя по- лучила обширную и, главное, густонаселенную территорию, кото- рая по уровню культурного и экономического развития стояла выше ее центральных районов. Однако в экономическом отношении разделы Польши не при- несли Российской империи ожидаемых быстрых выгод. России не удалось распространить свое господство на Балтике, преодолеть преобладание прусского влияния в польской торговле и втянуть Польшу в сферу торговых оборотов империи13. Инкорпорации но-
74 Западные окраины Российской империи вых территорий в экономическую систему России препятствовала не только ориентация польской торговли на Пруссию, но и тради- ционно сложившиеся экономические отношения в польских зем- лях, структура торговых связей, тяготевших к портам Балтийского моря. Политический вопрос о принадлежности территорий мог быть решен росчерком пера, но объективно складывавшиеся в те- чение нескольких столетий особенности экономической жизни, традиции торговли и тенденции промышленного развития не под- давались одномоментной перестройке. Этот факт впоследствии был признан державами, договорившимися после Венского конгресса об обеспечении свободы торговли и сообщений между частями бывшего Польского государства, хотя сам этот принцип выполнял- ся лишь в первые годы после конгресса. Очевидно, что экономические последствия разделов для земель Речи Посполитой были отнюдь не благоприятными. Насильствен- ный политический разрыв экономической системы государства не мог не отразиться на положении областей, отошедших к России. Приобретенные территории были сразу же инкорпорированы в административную структуру империи. Централизаторским прин- ципам политики соответствовало и распространение на новые гу- бернии российских принципов финансовой администрации. Соби- раемые с новых земель доходы с 1796 г. стали поступать в казну империи. Конечно, правительство не могло ожидать больших фи- нансовых поступлений с этих территорий. По уровню доходов Кур- ляндская, Минская, Брацлавская, Волынская и Подольская губер- нии, а также земли Великого княжества Литовского относились к группе наименее «доходных» губерний. Тем не менее сумма полу- ченного дохода этих территорий (3 358 069 рублей) составила 5% общего валового дохода казначейства. Большая часть собранных средств предназначалась на местные расходы. Петербургское и Московское казначейства не получали никаких средств из казна- чейств бывших польских губерний. Лишь Минская, Волынская и Подольская губернии в совокупности перечислили на военные рас- ходы 720 тысяч рублей. Особой проблемой для российского правительства стали расхо- ды на выплату долгов бывшей Речи Посполитой, короля Стани- слава Августа и польских аристократов. 15 января 1797 г. предста- вители российского, прусского и австрийского дворов подписали конвенцию об урегулировании финансовых вопросов, связанных с
Глава 3. От разделов Речи Посполитой до Ренского конгресса 7 5 разделами. Стороны договорились о принятии польских долгов в соответствии с размером полученных по разделу территорий. Рос- сия и Пруссия взяли на себя каждая 43% долгов республики и 40% долгов Станислава, Австрия — 13,3% и 20% соответственно. Погашение долгов польских аристократов в конвенции не оговари- валось, но спустя несколько месяцев после подписания конвенции российское правительство в одностороннем порядке приняло на себя обязательство погасить эти задолженности14. Основная часть польских заимствований представляла собой кредиты, полученные у голландских банкиров — основных кре- диторов российской казны. В результате предпринятой в 1798 г. конверсии «голландского» займа России долг Речи Посполитой, Станислава Августа и польских магнатов был включен в общую сумму задолженности казны перед амстердамскими банкирами Гопе и Ко. «Польский» долг составил почти 16 миллионов гуль- денов из 88,3 миллиона гульденов займа. Помимо «голландских» займов польского правительства, короля и магнатов, Россия вы- плачивала также значительные суммы по долгам перед польскими банкирами и частными лицами различных государств. В итоге им- перская казна понесла большие убытки, чем ожидалось: например, Россия заплатила 52,1 % долга республики, а не 43,3%, как было предусмотрено конвенцией. Но, по словам уполномоченного гол- ландских банкиров на переговорах о конверсии долгов Р. Воута, Россия, взяв на себя бремя польского долга, преследовала полити- ческие цели15. С одной стороны, правительство стремилось доказать твердость своих обязательств перед европейскими банкирами, а с другой — заручиться поддержкой польского дворянства и проде- монстрировать покровительство империи по отношению к поль- ским землям. 4. Политика Петербурга на землях бывшей Речи Посполитой Более пяти миллионов новых подданных империи представля- ли собой весьма разнородную массу. Россия аннексировала терри- торию, которая во время формирования Речи Посполитой принад- лежала Великому княжеству Литовскому. Позднее южная ее часть перешла в Корону, т.е. в Королевство Польское. Главная особен-
76 Западные окраины Российской империи ность всех этих земель по сравнению с первоначальными землями Короны состояла в том, что шляхта здесь была польской или в боль- шинстве своем полонизированной, а крестьянское население либо русинским (восточнославянским), либо литовским. В Речи Посполитой дворянство в процентном отношении к остальному населению было заметно более многочисленным, чем в России, да и в большинстве других стран Европы. Если в Прус- сии, Франции, Англии дворяне составляли около полутора процен- тов, в центральных губерниях России около одного процента, то в Речи Посполитой — более пяти, а в некоторых областях даже около десяти процентов населения. Это была многочисленная, неодно- родная группа, и ее инкорпорация представляла для империи слож- ную задачу. Однако удачное решение этой проблемы сулило боль- шие возможности, ведь империя испытывала острую нехватку образованных людей благородного происхождения. Ситуация, возникшая после разделов на землях, захваченных Российской империей, располагала к применению тактики, кото- рая уже была испытана при инкорпорации остзейских провинций, где немецкие дворяне также господствовали над ненемецкими кре- стьянами. В обмен на лояльность правительство готово было взять на себя защиту земельной собственности шляхты и ее власти над крестьянами, терпимо относиться к правовой специфике края. Как и в случае с остзейцами, Петербург приглашал польскую аристо- кратию к участию в управлении не только бывшими землями Речи Посполитой, но и всей империей, т.е. предлагал не только статус региональной элиты, но и допуск в элиту общеимперскую. У многих польских аристократов и дворян такая политика на- ходила свой отклик. Уже в начале XIX в. близкий к Александру I А. Чарторыйский стал членом Негласного комитета, товарищем (заместителем), а затем и исполняющим обязанности министра иностранных дел. Позднее он возглавил Виленский учебный округ. Особенно показательно, что другой польский аристократ, граф Северин Потоцкий, был назначен попечителем Харьковского учеб- ного округа, той территории, где поляков со времен восстания Хмельницкого уже практически не осталось. Таким образом, два из шести созданных тогда в империи учебных округов возглавили поляки. Другой Потоцкий, Станислав Сченсны, после разделов Речи Посполитой в одном из частных писем заявил: «Не стану больше
Глава 3. От разделов Речи Посполитой до Венского конгресса 7 7 говорить о прежней Польше и поляках. Исчезло и это имя, как исчезло столько других в истории, я уже чувствую себя навсегда русским». Во время восстания Костюшко С.С. Потоцкого заочно приговорили к смерти. Однако похожие мысли выражали и люди, заслуженно пользовавшиеся репутацией патриотов, например Т. Чацкий. Речь, конечно, шла не о намерении забыть навсегда польский язык и культуру в пользу русской, но о лояльности ари- стократии прежней Речи Посполитой новой империи и ее ди- настии. Польскую и русскую аристократию связывали к тому времени самые разнообразные, в том числе и родственные, узы. Потемкин еше до разделов был одним из крупнейших землевладельцев в Речи Посполитой, его даже подозревали в намерении стать польским королем. А. Чарторыйский был товарищем по учебе и играм на- следника престола Александра Павловича. Детские мундиры Алек- сандра его бабка Екатерина II посылала Вл. Браницкому, вероят- но — своему младшему внуку. Один из крупнейших магнатов и лидер Тарговицкой конфедерации Ф.Кс. Браницкий был женат на А. Салтыковой, по убеждению многих современников — незакон- норожденной дочери императрицы от С. Салтыкова. Трудно сказать, какое значение сразу после разделов придава- ли в Петербурге тому обстоятельству, что большинство крестьян- ства новых западных окраин империи было русинским, или вос- точнославянским. Екатерина, оправдывая свою роль в разделах, говорила, что она «взяла только свое». После разделов была даже от- чеканена соответствующая медаль со словами «Отторженная воз- вратих». Однако за этими формулами стояла, скорее всего, не националистическая, а династическая логика. Иначе говоря, Ека- терина считала эти территории «своими» не потому, что на боль- шей их части крестьянское население было, как станут утверждать уже при ее внуке Николае, «русским», а потому, что эти земли не- когда входили во владения Рюриковичей, наследниками которых считали себя Романовы. Во всяком случае, никаких попыток вме- шаться в отношения польской шляхты с крестьянами или поста- вить под вопрос доминирующую роль польского языка власти не предпринимали. Более того, именно после разделов, а особенно после 1815г., происходит более активная полонизация этих терри- торий, в частности благодаря развитию здесь сети учебных заведе- ний (от начальных школ до Виленского университета) с польским
78 Западные окраины Российской империи языком преподавания. Лишь в начальных классах и в весьма огра- ниченном объеме допускался литовский язык. Также не ставили власти под вопрос и конфессиональную си- туацию — не было гонений ни на католическую, ни даже на уни- атскую церковь, к которой принадлежала значительная часть ру- синского населения. Могилевский католический архиепископ Станислав Сестренцевич-Богуш, обязанный своей кафедрой Ека- терине II, в течение почти полувека был лояльным сотрудником имперской администрации в деле управления католиками и униа- тами. (О мерах в отношении униатской церкви см. главу 4.) Благо- даря такому союзу светской и духовной властей в России не было приведено в исполнение бреве папы римского 1773 г. об изгнании ордена иезуитов, который продолжал развивать в Белоруссии свою сеть учебных заведений, включая коллегию в Полоцке. С присоединением восточных окраин Речи Посполитой Рос- сийская империя впервые получила многочисленное еврейское население. Общее число евреев в Речи Посполитой накануне раз- делов составляло около миллиона человек, из чего России доста- лось во всяком случае более половины. Позднее, после включения в состав империи Царства Польского, Россия стала страной с са- мым многочисленным в мире еврейским населением. Первоначаль- ная политика Петербурга в отношении евреев была довольно бла- гожелательной. Однако, как показали дальнейшие события, в отношениях с этой специфической группой империя также не смогла выработать успешной политики инкорпорации. (Подробнее см. главу 9.) Сегодня нелегко представить, как при условии спокойной внешнеполитической обстановки развивались бы отношения Рос- сийской империи и польской шляхты на аннексированных терри- ториях после разделов. Нельзя уверенно исключить возможность того, что похожая на остзейскую модель сработала бы и в этом случае. Однако вскоре Наполеоновские войны и создание в 1807 г. Герцогства Варшавского (см. карту 4) принесли надежды на ско- рые радикальные изменения в этой части Европы. Затем на Вен- ском конгрессе держав, победивших Наполеона (1814—1815 гг.), было создано Королевство (или Царство) Польское, что принци- пиально изменило ситуацию на западных окраинах. С приходом романтического национализма изменилась и интеллектуальная атмосфера.
Глава 3. От разделов Речи Посполитой до Венского конгресса 7 9 1 Подробное описание российской политики в Речи Посполитой на- кануне первого раздела см/ Носов Б.В. Установление российского господ- ства в Речи Посполитой. 1756—1768 гг. М., 2004.0 прусской политике см.: Friedrich К. The Other Prussia: Prussia, Poland and Liberty, 1569—1772. New York: Cambridge University Press, 1999. 2 Подробно о российской политике в период разделов см.: Стег- ний П.В. Разделы Польши и дипломатия Екатерины II. 1772.1793.1795. М., 2002. Польская работа о разделах — Cegielski Т., K^dziela J. Rozbiory Polski. 1772—1793—1795. Warszawa: Wydawnictwo Szkolne i Pedagogiczne, 1990. Анализ политики разделов с точки зрения геополитической стратегии Российской империи см.: LeDonneJ. The Russian Empire and the World, 1700—1917. The Geopolitics of Expansion and Containment. New York; Oxford: Oxford University Press, 1997. P. 37—62; Idem. The Grand Strategy of the Russian Empire, 1650—1831. New York; Oxford: Oxford University Press, 2004. P. 103—105. По мнению Дж. Ле Донна, стремление имперской элиты к аннексии значительной территории Речи Посполитой или (екатерининс- кий военачальник З.Г. Чернышев и др.) только ее восточной, не далее Днепра и Двины, периферии вовсе не обязательно предполагало решение проблемы посредством разделов при участии Пруссии и Австрии. Напро- тив, разделы были нежелательны, т.к., все больше ограничивая российс- кое присутствие лишь восточными окраинами Речи Посполитой и вынуж- дая тратить немалые средства на управление и оборону этой новой части империи, они одновременно усиливали влияние Пруссии и Австрии в польских центральных областях (core area). 3 Цит. по: Стегний П.В, Разделы Польши и дипломатия Екатерины II. С. 249. 4 Текст прошения опубликован: Стегний П.В. Разделы Польши и дип- ломатия Екатерины II. С. 592—595. 5 Стегний П.В. Разделы Польши и дипломатия Екатерины II. С. 588. 6 Цит. по: Стегний П.В. Разделы Польши и дипломатия Екатерины II. С. 613. 7 Kalinka W. Ostatnie lata panowania Stanislawa Augusta. Krakow, 1868; Idem. Sejm Czteroletni. Krakow, 1880; Skalkowski A. Polska w okresie rz^dow Stanislawa Augusta //Polska, jej dzieje i kultura. Warszawa, 1930. Подробнее cm.: WierzbickiA. Konstytucja 3 Maja w historiografii polskiej. Warszawa, 1993. 8 Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 42. СПб., 1885. С. 224 (записка Екатерины II А.А. Безбородко от 19 марта 1792 г.). 9 Цит. по: Стегний П.В. Разделы Польши и дипломатия Екатерины II. С. 615. 10 См.: Стегний П.В. Разделы Польши и дипломатия Екатерины II. С. 345. 11 Небольшую по объему, но представительную подборку документов о противостоянии власти и повстанцев в Литве см.: Анищенко Е.К. (сост., ред.). Восстание и война 1794 года в литовской провинции. М., 2000.
80 Западные окраины Российской империи 12 По мнению современного исследователя, даже после подавления восстания Костюшко в ноябре 1794 г. Екатерина П согласилась на окон- чательный раздел не сразу, а «лишь убедившись в том, что третий раздел создает последний <.„> ресурс сохранения антифранцузской коалиции». См.: Стегний П.В. Разделы Польши и дипломатия Екатерины И. С. 364— 368,413. 13 Пресняков А. Е. Экономика и политика в польском вопросе начала XIX в. Ц Борьба классов. Л., 1924. Т. 1-2. С. 32. 14 См. подробнее: Правилова Е.А. «Польский долг» Российской Импе- рии. К истории российской финансовой политики конца XVIII — начала XIX в. // Страницы российской истории. Проблемы, события, люди: Сб. ст. вчесть Бориса Васильевича Ананьича. СПб., 2003. С. 130—140. 15 РГИА. Ф. 557. On. I. Д. 250. Л. 9 - 9об.
Глава 4 ОТ КОНСТИТУЦИОННОЙ ХАРТИИ К РЕЖИМУ ПАСКЕВИЧА ’ Царство Польское (1815—1831) — Экономические И ФИНАНСОВЫЕ СТОРОНЫ ПОЛЬСКОЙ АВТОНОМИИ — Политические процессы в 1815—1830 гг. — «Кресы» бывшей Речи Посполитой при Александре I — Восстание 1830—1831 гг. — Режим Паскевича — Западные губернии в 1831—1855 гг. — Повстанческая эмиграция — Украинофильство * Исследовательская работа М.Д. Долбилова, результаты которой исполь- зованы в главах 4—9, выполнена при поддержке фонда Gerda Henkel Stiftung (Германия), специальная программа для историков Беларуси, Молдовы, Рос- сии и Украины.
1. Царство Польское (1815—1831) В Царство (Королевство) Польское (далее — ЦП) вошла боль- шая часть территории бывшего Княжества Варшавского с населением в 3,2 миллиона человек. 27 ноября 1815г. Алек- сандр I подписал в Варшаве конституцию Царства, которая объяв- ляла его нераздельную связь с короной всероссийского императо- ра (т.н. династическая уния) и общность царствующей династии. Царь становился также польским королем, и ему принадлежала вся полнота исполнительной власти. На время своего отсутствия в Вар- шаве он назначал наместника. Законодательную власть король осу- ществлял вместе с двухпалатным Сеймом, который должен был собираться раз в два года на 30 дней, но у короля было право от- срочить его созыв. Посольская изба Сейма состояла из 77 депута- тов от шляхты и 51 от городов. Верхняя палата — Сенат — назна- чалась королем из числа высшего духовенства и должностных лиц. Сейм утверждал бюджет, но король мог его менять по своему усмот- рению. Сейм также обсуждал отчеты правительства и мог их при- нять или отвергнуть. Высшим правительственным органом был Государственный совет, который включал в себя Административный совет (высший орган исполнительной власти) и Общее собрание. Председателем Административного совета был наместник. В него входили пять министров: вероисповеданий и народного просвещения, справед- ливости (т.е. юстиции), внутренних дел и полиции, военный, каз- начейства (т.е. финансов), а также другие высшие чиновники по назначению короля. Министры менялись довольно редко. Мини- стром внутренних дел весь конституционный период был Т. Мос- товский, десять лет прослужил министром финансов добившийся выдающихся результатов на этом посту К. Друцкий-Любецкий,
84 Западные окраины Российской империи столько же был министром просвещения сын последнего короля Речи Посполитой Станислава Августа С. Грабовский. Конституция провозглашала свободу печати и вероисповеда- ний, неприкосновенность личности. Официальным языком при- знавался польский. Избирательное право определялось имуще- ственным цензом. Право голоса получили около ста тысяч человек. Создавалась польская армия с польским языком командования, польскими мундирами. Вооружение для армии поставлялось ис- ключительно с российских фабрик. Доступ в армию был открыт для бывших эмигрантов, офицеров и солдат наполеоновских войск. В формировавший армию Военный комитет вошли знаменитые гене- ралы Я. Домбровский, К. Сераковский и др. Однако постепенно роль Военного комитета была отраничена главнокомандующим вел. кн. Константином Павловичем. Наместником был назначен бывший наполеоновский генерал Ю. Зайончек. Большим влиянием он не пользовался, а после его смерти в 1826 г. пост наместника вплоть до восстания 1830 г. оста- вался вакантным. Важную роль в администрации Царства играл назначенный имперским комиссаром при Административном со- вете сенатор Н.Н. Новосильцев. 2. Экономические и финансовые стороны польской автономии 1815—1830 гг. Политико-правовое положение ЦП, вошедшего в качестве ав- тономного государственного образования в состав Российской империи, предполагало формирование особых принципов эконо- мических и финансовых отношений между Польшей и империей. Конституция 1815г. наделила ЦП максимально возможной полно- той финансовой автономии. Можно сказать, что область финансов и экономической политики представляла собой именно ту сферу деятельности, где правительство Царства обладало наибольшей свободой. Объем предоставленных в области финансов прав мож- но было бы даже назвать своего рода «финансовым суверенитетом» конституционной Польши. Однако в первые годы после создания Царства его финансовое положение было ужасающим. В1815— 1816 гг. польская армия фи- нансировалась из российского бюджета. Государственный долг Царства стал катастрофически увеличиваться с 1817 г., когда все
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Наскевича 8 5 расходы на армию легли на его бюджет. В 1821 г. Александр I при- грозил лишить ЦП финансовой автономии, если оно и дальше бу- дет не в состоянии содержать свою армию. Потребовались серьез- ные усилия администрации ЦП и в особенности назначенного в 1821 г. министром финансов Друцкого-Любецкого, чтобы перело- мить ситуацию. Взаимоотношения имперского центра и Царства основывались на строгом разграничении бюджетов и казначейств. Единственное, что объединяло Польшу и Россию в области финансов, — власть монарха, имевшего исключительные полномочия распоряжения доходами обоих государств. Бюджетная автономия ЦП, с одной стороны, предполагала самостоятельность определения структуры доходов и расходов, существование отличной от российской систе- мы налогообложения, отсутствие статей совместного финансиро- вания, а с другой — полную ответственность по долгам государства, в том числе и перед Россией. Ответственность по долгам перед Рос- сией и западноевропейскими державами представляла собой весь- ма существенную плату за полученную автономию. Благодаря усилиям российских дипломатов и польского правительства пере- говоры о расчетах между Пруссией и Австрией, с одной стороны, и Польшей, с другой, закончились ликвидацией взаимных финан- совых претензий сторон. Однако долг перед Россией, составивший более 60 миллионов злотых, Польша была вынуждена выплачивать сполна. Не все конституционные положения, касающиеся бюджета ЦП, выполнялись на практике. Важнейшей прерогативой польского Сейма являлось принятие бюджета, утверждаемого царем. Однако за все пятнадцать лет существования конституционного правления Сейм так ни разу и не приступил к обсуждению бюджета Царства. Для внешне легального обхода конституции было использовано толкование некоторых ее статей, которое предоставляло императо- ру прерогативу принятия первого бюджета без участия Сейма, не ограничивая его никакими условиями, в том числе временными. Опираясь на это толкование, Александр I откладывал внесение первого бюджета на рассмотрение Сейма, ссылаясь при этом на необходимость предварительного пересмотра налоговой системы и осуществления других преобразований'. Такая система принятия решений относительно бюджета была удобна и для самого финан- сового ведомства Царства, прежде всего д ля Друцкого-Любецкого. Л юбецкий пользовался полным доверием императора, и все вопро-
86 Западные окраины Российской империи сы, касающиеся внутренней экономической политики польского правительства, в том числе формирования бюджета, решались им по согласованию с Александром I через посредничество министров статс-секретарей по делам ЦП. Финансово-экономическая автономия дала возможность поль- скому правительству реализовать программу оздоровления поль- ских финансов и развития промышленности. Эта программа, по- лучившая по имени своего главного идеолога название «программа Любецкого», предполагала ликвидацию бюджетного дефицита Цар- ства, реально угрожавшего потерей финансовой независимости от империи, стимулирование роста польской промышленности, раз- витие кредита и создание национальной кредитной системы (Поль- ский Банк и Земское Кредитное Общество), строительство путей сообщения, развитие профессионального образования, поддержку торговли и формирование таможенной политики на основе протек- ционизма2. Существенным стимулом развития экономики должен был стать внешний заем, заключенный в 1829 г. польским прави- тельством и предназначенный для инвестиций промышленности, сельского хозяйства и развития коммуникаций. Получивший впос- ледствии название «займа Френкеля» (по имени посредника в пе- реговорах со стороны европейских, преимущественно берлинских, банкиров), заем создал прецедент: автономная провинция самосто- ятельно выходила на европейский рынок капиталов. Но восполь- зоваться полученными по займу средствами польское правитель- ство не успело. Эти средства, хранившиеся в Польском Банке, быци сполна использованы восставшими в 1831 г? Может показаться, что финансово-экономические отношения между империей и ЦП в период 1815—1830 гг. складывались впол- не гармонично. Однако за внешней гармонией скрывались много- численные противоречия основ российской и польской финансо- вых и экономических систем. Различия между экономическими системами проявлялись в нескольких областях. Одно из наиболее ярких и болезненных противоречий — между интересами польской и русской текстильной промышленности — стало очевидным уже во второй половине 1820-х гг., когда, опираясь на систему протек- ционизма, польское правительство приступило к реализации про- граммы развития национальной промышленности. Введению принципов протекционизма в торговле предшество- вал опыт организации таможенной политики на основе фритредер-
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 87 ства. В 1816—1819 гг. в польской торговле господствовал принцип свободного торгового обмена, в том числе установленный Венским конгрессом порядок беспрепятственного и «неограниченного обра- щения всех произведений земли и промышленности в областях, составлявших Королевство Польское в 1772 г.». Период свободной торговли, в течение которого ЦП играло роль средоточия торговых путей между Россией и Западной Европой, дал существенный тол- чок развитию внешней торговли, но одновременно воспрепятство- вал прогрессу внутренней польской промышленности. Таможенное объединение с Россией в 1820 г., ознаменовавшее также и начало перехода от фритредерства к протекционизму, открыло для поль- ских производителей русский рынок и в то же время частично огра- ничило импорт западноевропейских, в основном прусских, това- ров. По сути, ради развития промышленности ЦП пришлось отка- заться от принципа торгово-экономического единства бывших польских земель, провозглашенного на Венском конгрессе4. Окончательный переход к протекционизму в торговой политике России и Польши ознаменовал и возвращение ЦП таможенной автономии. В 1822 г. таможенная граница между империей и Цар- ством была восстановлена, но это не означало закрытия российс- кого рынка для польской промышленности. Напротив, сохранял- ся принцип свободного товарообмена сырьем при незначительном таможенном обложении вывозимых промышленных изделий и сельскохозяйственных продуктов. Заключенные в 1824 и 1825 гг. торговые соглашения с Австрией и Пруссией существенно ограни- чили возможности импорта товаров из этих государств. Роль Рос- сии как торгового партнера Польши стала постепенно возрастать. Впрочем, и к 1836 г. доля России в импорте Царства составляла чуть более 36%, а в экспорте лишь 17%5. В связи с усилением российско-польского товарообмена и бы- стрым ростом польской текстильной промышленности со второй половины 1820-х гг. как со стороны российских промышленников, так и в правительстве стали высказываться опасения относитель- но возраставшей конкуренции польской и русской суконной про- дукции. Переживавшее периоды обострения и затишья, временной гармонизации отношений и откровенной «борьбы» соперничество между двумя национальными индустриями с этого момента и до начала Первой мировой войны являлось отличительной чертой российско-польских экономических отношений. Эго противоречие
88 Западные окраины Российской империи крылось не только в самом факте угрозы со стороны польских про- изводителей, но и в том, что польская промышленность обладала рядом особенностей — организации производства, финансирова- ния, технологического развития и культуры предпринимательства. Главным источником указанных особенностей являлось европей- ское, главным образом немецкое, влияние и капиталы. Существенным препятствием сближению экономических сис- тем являлись различия основ денежного обращения России и Польши. Польская денежная система была основана на европейс- ких принципах: серебряном стандарте, кельнской единице веса и т.д. Одним из самых существенных различий между польской и российской системами денежного обращения являлось наличие в обращении в ЦП неполновесных серебряных монет — биллонов, которые чеканились с примесью меди, были выгодны для прави- тельства и удобны для населения. Российская, как называл ее Е.Ф. Канкрин, «правильная», система денежного обращения не до- пускала наличия неполновесных биллонов. 19 ноября (1 декабря) 1815г. был издан указ о монетной систе- ме в ЦП — один из первых и важнейших для Польши актов, при- нятых имперской властью. Указ сохранил существовавшую в Поль- ше основную денежную единицу — злотый, а также основные принципы польской денежной системы. Вместе с тем он связал монетную систему ЦП с монетной системой империи, установив постоянный курс злотого к рублю: польский злотый составлял 15 копеек серебром. Таким образом, в 1815—1830 гг. в ЦП сложилась новая систе- ма денежного обращения, включавшая, помимо злотовых и грошо- вых монет, билеты Польского Банка, с 1828 г. фактически заменив- шие бумажные деньги. Эта система соответствовала автономному статусу Царства в имперской системе и финансовой самостоятель- ности, которой располагала Польша в тот момент, и была только внешне связана с российским денежным обращением. Польские деньги довольно быстро распространились и за пре- делами ЦП, получив особенно большое хождение в бывших поль- ских губерниях, а также в Курляндской и Лифляндской. Несмотря на очевидные преимущества распространения польских монет в западных губерниях — они ликвидировали дефицит денег и вытес- няли прусские и другие иностранные денежные знаки, наводнив- шие западные губернии, — Министерство финансов стремилось препятствовать проникновению польского биллона в денежное
Глава 4. От Конституционной хартии к режиму Паскевича 89 обращение империи. Решением Государственного совета в 1827 г. на польский биллон были распространены правила, применяемые ко всем монетам иностранного происхождения. Допустив времен- ное хождение биллона в западных губерниях, правительство запре- тило вывоз из ЦП серебряных и медных грошей6. Остальные области финансового управления — налогообложе- ние, система бюджетной, кассовой и финансово-контрольной организации, кредитная система — также имели особые, отличные от российских, основы. Во многих случаях польская финансовая организация сформировалась под влиянием европейских образцов или же была привнесена ранее правительствами государств, вла- девших польскими землями. Независимость финансового ведом- ства ЦП (Правительственной комиссии финансов и казначейства) от Министерства финансов и самостоятельность экономической политики польского правительства способствовали складыванию и развитию особого пути развития экономической и финансовой систем Царства. По сути, система экономических и финансовых взаимоотно- шений между ЦП и Россией строилась по модели межгосудар- ственных отношений. Это проявлялось не только в самом факте финансовой автономии и раздельных бюджетов, но и в политике Министерства финансов в области регулирования денежного обра- щения, в расчетах по долгам между казной империи и Царства, в торговой политике. Интересы польских и российских финансов и экономик не противопоставлялись, но все же четко разделялись финансовым ведомством империи. Единство по вопросам финан- совой и экономической политики возникало только тогда, когда цели польского и российского правительства совпадали, как, на- пример, в вопросе о таможенной автономии Царства и введении протекционистских пошлин. 3. Политические процессы в 1815—1830 гг. Проезжавшего в 1816 г. через Белую Церковь Александра I встречал хлебом-солью престарелый Ф. Кс. Браницкий в польском мундире с орденом Белого орла. Расплакавшись, Браницкий зая- вил, что умрет счастливым, потому что ему довелось снова увидеть польского короля. Польская государственность, столь поспешно
90 Западные окраины Российской империи похороненная С.С. Потоцким, отчасти воскрешенная затем в виде Герцогства Варшавского Наполеоном, получила теперь нового пат- рона в лице российского императора. Александр I хотел от польско- го дворянства не только послушания, но и преданности. В обтека- емой форме он показал, в том числе и в своей речи на первом Сейме в 1818 г., что готов отчасти удовлетворить надежды шляхты на вос- соединение с ЦП тех земель Речи Посполитой, которые были ан- нексированы империей в результате разделов. Эти настроения гос- подствовали по обе стороны границы между империей и Царством, и в этом смысле положение шляхты «кресов» («окраины» по- польски, т.е. тех земель Речи Посполитой, которые были аннекси- рованы Россией в конце XVIII в.) кардинально изменилось. Ее связи с ядром прежнего государства теперь были значительно об- легчены, огромное значение имел сам факт существования Коро- левства Польского со столь широкой автономией. Сразу после раз- делов многие если и не были готовы, подобно С.С. Потоцкому, забыть «имя польское», то во всяком случае не питали надежд на восстановление польской государственности в обозримом будущем, теперь же от этих настроений не осталось и следа. Намерения расширить территорию ЦП сохранялись у Алек- сандра! по крайней мере до осени 1819г. Воктябре 1819г.Н.М. Ка- рамзин после беседы с царем, в которой тот развивал эти планы, представил записку, впоследствии прославившуюся под названием «Мнение русского гражданина». Это был своеобразный манифест ранней дворянской версии русского национализма. Карамзин при- знавал, что Екатерина взяла грех надушу, разделив Польшу, но категорически возражал против намерения Александра воссоеди- нить с ЦП территории, включенные в империю после разделов. Весьма показательно не только то, какие аргументы использовал Карамзин, но и то, какими аргументами он не воспользовался. Он говорил о «государственном правиле: ни пяди [территории импе- рии] ни врагу, ни другу» и утверждал, что, согласно принципу ува- жения прежних прав, следовало бы восстановить и «Казанское и Астраханское царства, Новгородскую республику, Великое княже- ство Рязанское и так далее». Карамзин ссылался на то, что «по ста- рым крепостям Белоруссия, Волынь, Подолия, вместе с Галицией, были некогда коренным достоянием России». Он писал царю о наи- вности надежд на верность поляков и уверял его, что, получив обе- щанное, завтра они «потребуют и Киева, и Чернигова, и Смолен- ска». И наконец Карамзин замечал: «Я слышу русских и знаю их: мы
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Иаскевича 91 лишились бы не только прекрасных областей, но и любви к царю; остыли бы душой и к отечеству, видя оное игралишем самовластно- го произвола». Впрочем, Карамзин ни разу не говорил в письме о русском или православном крестьянстве этих областей, что станет общим местом уже после 1830 г. «Литва, Волыния желают Королевства Польского, но мы желаем единой Империи Российской», — писал он, явно имея в виду шляхту этих областей, а под словом «мы» подразумевая корпорацию русского имперского дворянства, кото- рая его устами заявляла царю свои права на империю и оспарива- ла право монарха раздавать ее владения по своему усмотрению. Нации как вертикально интегрированной группы в мировоззре- нии Карамзина еще не было7. В своих планах реформ Александр I даже думал о том, чтобы даровать России конституцию из Варшавы. Однако многие из ре- форматорских планов Александра 1 так и не были реализованы на практике. Скорее всего, царь сознавал все неудобства своего ново- го статуса как абсолютного монарха в России и конституционного в Польше. С одной стороны, ему трудно давалась роль монарха конституционного. Известно, что, впервые столкнувшись с оппо- зицией в Сейме, он воспринял это как личное оскорбление. С дру- гой стороны, Александр понимал, а возможно, и просто знал из доносов, что в среде российского дворянства велико было недо- вольство польской конституцией, не имевшей аналогов в России. Недовольные могли делать разные выводы — одни жили надеждой на реформы в России вплоть до последних дней царствования Александра, другие видели выход в отмене конституционного по- рядка в ЦП, а часть дворян все больше теряла терпение в ожидании соответствующих реформ в России и создавала тайные общества. Уже в 1819 г. император, в нарушение конституции, ввел цен- зуру для польских периодических изданий, две газеты были закры- ты. Надо оговориться, что цензурные ограничения касались соци- ально-политических сюжетов, а не национальных тем8. Сейм 1820 г. продемонстрировал наличие серьезной оппози- ции, которая готова была защищать права, гарантированные кон- ституцией. Сейм отверг предложенные правительством проекты уголовно-процессуального кодекса, который ограничивал глас- ность судебных заседаний и не предусматривал суда присяжных, и Органического статута, который лишал посольскую избу права привлекать министров к судебной ответственности. В президиум
92 Западные окраины Российской империи Сейма было подано несколько десятков петиций с жалобами на неконституционные действия исполнительной власти9. Александр I был возмущен поведением депутатов. Вскоре после этого, в 1821 г., царь жестко потребовал сбалансировать бюджет Царства, заменил нескольких министров и назначил министром просвещения кон- серватора Грабовского, при котором резко замедлился рост числа начальных школ в городах, а в сельской местности их число умень- шилось более чем вдвое — с 880 до 329. Период «флирта» с поль- ской элитой закончился. Этот перелом в польской политике совпал с поворотом Александра I от либеральных планов к консерватив- ной политике в империи. Еще в 1819 г. по указаниям царя — и не где-нибудь, а в Варшаве, под наблюдением Н.Н. Новосильцева — составлялась Государственная уставная грамота Российской импе- рии. Она предполагала предоставление Сеймам (характерен сам выбор польского термина для проекта общероссийской реформы) автономных наместнических областей права определения налогов и сборов и составления областных бюджетов, что стало бы важным шагом в направлении децентрализации империи10. Но уже в нача- ле 1820-х гг. ЦП становится не столько потенциальным образцом д ля реформ в империи, сколько неудобным исключением из обще- го консервативного порядка вещей. Уже на рубеже 1810— 1820-х гг. резко активизировалась конспи- ративная деятельность как в Царстве, так и на «кресах». Подполь- ные организации создавались в студенческой и армейской средах. Наряду с Варшавским университетом, где к середине 1820-х гг. было 700 студентов, важным центром был Виленский университет с его тысячей студентов. В армии рост недовольства был связан не только с патриотичес- кими настроениями, но и с крайне ограниченными возможностя- ми продвижения по службе многочисленных (по большей части еще наполеоновских) офицеров в небольшой (29 тысяч) польской армии. Офицерский корпус был также раздражен и подавлен дес- потизмом и грубостью главнокомандующего вел. кн. Константина. За первые четыре года существования армии Царства 49 офицеров покончили жизнь самоубийством. В1822 г. была раскрыта конспи- ративная организация в армии. Ее лидер В. Лукасиньский был су- дим польским судом и приговорен к семи годам заключения, что, по российским понятиям, являлось откровенно малым сроком за участие в конспирации для действующего офицера. Тем не менее приговор оставили в силе11.
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 93 Следующий после 1820 г. Сейм был созван только в 1825 г. На него не были допущены лидеры либеральной оппозиции (так на- зываемых калишан) братья Немоевские. Накануне созыва Сейма царь ввел в конституцию статью, отменявшую гласность сеймовых заседаний. Явных проявлений недовольства на заседаниях на этот раз не было. Воцарение Николая I произошло в драматических обстоятель- ствах восстания декабристов. В ходе следствия выяснились их кон- такты с польскими конспираторами. Был арестован и подполков- ник С. Кшижановский, возглавивший «Патриотическое общество» после ареста Лукасиньского. На процессе 1828 г. Сеймовый суд отказался признать обвиняемых государственными изменниками и приговорил их лишь к кратким срокам заключения за участие в нелегальных обществах. Николай воспринял это как личный вызов. По его приказу Кшижановский был отправлен в Сибирь. Юриди- ческим основанием такой меры представили то обстоятельство, что Кшижановский родился на территории, которая была после разде- лов включена в империю, и тем самым был подданным Российской империи, а не ЦП. Эта история показывает, как Николай пытал- ся, нехотя и неуклюже, хотя бы имитировать соблюдение консти- туционных норм. Новый царь продемонстрировал, что готов уважать особый ста- тус ЦП. По собственному выражению, он стремился «быть столь же хорошим поляком, как и хорошим русским». Речь шла, конечно, не о полонофильстве, а о традипионном имперском универсализме12. В 1829 г. он приехал в Варшаву на коронацию (Александр I не ко- роновался польской короной) и созвал в 1830 г. новый Сейм, засе- дания которого прошли спокойно. Константин Павлович в эти годы стал вести себя намного сдержаннее, что отчасти объясняли влиянием жены-польки, а отчасти его стремлением найти в Царстве опору для относительной независимости от младшего брата. Экономическое положение ЦП было благоприятным, при всех нарушениях конституции и нерегулярности созыва Сейма его ав- тономия и права его польского населения были заметно шире, чем на польских землях под властью Пруссии и Австрии. Собственно, никогда более ни в одной из империй-участниц разделов поляки не пользовались столь широкой автономией. Начавшееся в ноябре 1830 г. польское восстание было плодом романтического патрио- тизма и радикализма молодежи и разочарования в тех, как оказа-
94 Западные окраины Российской империи лось, завышенных ожиданиях, которые польское общество испы- тывало в первые годы существования ЦП. 4. «Кресы» бывшей Речи Посполитой при Александре I С самого начала царствования Александр I пытался сочетать имперскую унификацию управления бывшими восточными «кре- сами» Речи Посполитой с признанием (чаще молчаливым) их кра- евой особости и исторического своеобразия. В 1802 г. эта террито- рия была заново поделена на губернии — в более строгом, чем раньше, соответствии с нормами площади и численности насе- ления, установленными законом. Их центрами стали Вильна, Гродно, Минск, Могилев, Витебск, Киев, Каменец-Подольский (Подольская), Житомир (Волынская)13. В 1808 г. из территории, отошедшей России от Пруссии по условиям Тильзитского мира, была образована отдельная Белостокская область. В каждой гу- бернии были введены учреждения и основные управленческие процедуры общеимперского образца. В1802 — 1804 гг. был регла- ментирован порядок созыва и деятельности, круг полномочий шля- хетских сеймиков в губерниях и уездах, что привело к ликвидации пожизненного избрания на замещаемые дворянами должности (на- пример, судей) и отстранению безземельной шляхты от прямого участия в собраниях. В то же время на всей этой территории впол- не легально сохранялось действие Литовского статута — кодекса гражданского и процессуального права Речи Посполитой. По нему решались дела о наследстве, земельных спорах, долговых исках и т.п. Как во внутригубернском административном, так и в судебном делопроизводстве польский язык оставался ведущим, если не един- ственным. В бюрократическом обиходе эти губернии часто имено- вали не иначе как «возвращенные от Польши», а иногда даже «польские». Символично, что известие о вторжении армии Наполеона в Россию Александр I получил во время бала в Вильне. Поэтому представление о западных окраинах как об угрожаемой части им- перии, через которую неприятель может вторгнуться в глубь стра- ны, складывалось у него не только из разглядывания карты. Всту- пивший вскоре в город император французов учредил Комиссию Временного правительства Великого княжества Литовского, что
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 9 5 недвусмысленно отсылало к прежней государственной традиции этих земель. (Всего за год до этого польский магнат М. Огинский безуспешно предлагал Александру I создать автономное Великое княжество Литовское, связанное с империей личной унией и рас- полагающее своей армией и законодательством.) Наполеон пору- чил Комиссии подготовку отмены личной зависимости крестьян. Возможно, он не сделал этого сразу своим декретом потому, что рассчитывал на поддержку местной шляхты и добровольцев и, главное, на поставки провианта для армии, которая уходила все дальше в глубь вражеской территории. Комиссия зависимости кре- стьян не отменила, ссылаясь на их возбужденное состояние и вол- нения, а крестьяне в массовом порядке отказывались повиновать- ся землевладельцам, потому что надеялись на немедленную отмену подданства. Комиссия объявила о возобновлении унии с Польшей, но сфор- мировать литовские полки для Наполеона не успела. С получением известий о начале отступления «Великой армии» из Москвы воен- ный запал шляхты испарился. Однако надежды на объединение с Польшей не угасли, хотя и получили серьезный удар на Венском конгрессе, когда Александр 1 оставил земли Литвы в империи, а не передал их (за исключением Сувалкского воеводства) в ЦП. В крае оживленно обсуждался не решенный наполеоновской Комиссией вопрос об отмене личной зависимости крестьян. В 1818 г., вскоре после того, как личная зависимость была отменена вЭстляндской (1816) и Курляндской (1817) губерниях, Виленский сеймик шляхты также высказался за ее отмену и направил к царю делегацию с соответствующей петицией. Александр принял пети- цию благосклонно, но к освобождению литовских крестьян не при- ступил, хотя в 1819 г. личная зависимость была отменена в сосед- ней Лифляндской губернии. Причины такой избирательности остаются не вполне ясными. Известно, что против отмены высту- пал Новосильцев, но, возможно, реформа все-таки состоялась бы несколько позже, если бы не общий консервативный поворот в политике Александра как раз в 1819— 1821 гг. В первые десятилетия XIX в. в крае активно развивалась поль- ская система просвещения. Виленский университет стараниями попечителя Виленского учебного округа А. Чарторыйского превра- тился в крупнейшее польское высшее учебное заведение. Проект открыть кафедру литовской литературы власти университета в 1822 г. отвергли. Множилось и число начальных школ с польским
96 Западные окраины Российской империи языком преподавания (430 в 1820 г. против 70 в 1803 г.). Литовский язык в них использовался только в начальных классах, и то в ис- ключительных случаях. Вполне справедливы были замечания со- временников, что процессы полонизации края после разделов Речи Посполитой не только не прекратились, но даже активизировались уже под властью Российской империи. Однако в это же время появляются первые романтические по- эты (С. Станилевичус, А. Страздас) и историки (С. Даукантас), пишущие на литовском. Делаются первые попытки разработки сло- варя литовского языка (Д. Пошка), создаются первые грамматики, изучается и публикуется фольклор (дайны). Зарождающаяся ли- товская интеллигенция воспевает славное литовское прошлое, стремится «возродить» литовский язык, на самом деле во многом создавая его новую современную версию. Эти первые шаги наци- онального движения были типичны д ля протонационализма этни- ческой группы с неполной социальной структурой, иначе говоря, с ассимилированной элитой. В Виленском университете действовали крупнейшие польские студенческие конспиративные организации — общество филоматов (1817—1821) и филаретов (1820—1822). В 1822 г. возникло общество филадельфистов, которое вскоре, при расследовании студенческих волнений, было раскрыто. В результате в 1823 г. несколько десят- ков человек было арестовано; около 20, в том числе А. Мицкеви- ча, после следствия сослали во внутренние губернии. Уволили ряд преподавателей, среди них знаменитого историка И. Лелевеля. На посту попечителя округа Чарторыйского сменил Новосильцев. После восстания декабристов и без того реакционная атмосфера еще ухудшилась. Однако никаких попыток русификации системы образования при Новосильцеве не предпринималось. Проблема западных губерний обострилась с воцарением Нико- лая. С самого начала он не подавал полякам никаких надежд на расширение территории ЦП за счет западных губерний. Об этом он недвусмысленно заявил в речи на польском Сейме в мае 1830 г. 5. Восстание 1830—1831 it. Восстание началось в ночь с 29 на 30 ноября14 нападением груп- пы конспираторов из среды радикальной варшавской интеллиген- ции на резиденцию Константина, который чудом избежал смерти.
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 97 Одновременно выступили кадеты из школы подхорунжих. В пер- вую же ночь от рук восставших пали шесть польских генералов, которые отказались возглавить движение и увещевали восставших вернуться в казармы15. Среди погибших едва нс оказался и будущий диктатор восстания генерал Ю. Хлопицкий, который также отка- зался вначале поддержать восставших. Восстание вообще было одним из ключевых моментов в исто- рии империи, во многом определившим характер той проблемы, которая позже получила имя «проклятого польского вопроса». В ходе же восстания особенно важным был первый его этап, во вре- мя которого постепенно устранялись альтернативные пути разви- тия событий. Один из вопросов, к которому раз за разом возвращаются ис- торики, — почему Константин, под командованием которого нахо- дились нс только польские, но и русские части, дислоцированные под Варшавой, не подавил восстания силами русской кавалерии в первые же дни. С военной точки зрения это не представляло про- блемы, действуй Константин решительно и быстро, поскольку в первые дни восстание было поддержано лишь городскими низами Варшавы. Было бы слишком просто объяснить пассивность Кон- стантина шоком от пережитого покушения. Совершенно неубеди- тельной выглядит и интерпретация британского историка Н. Дэви- са, который, признавая политическую иррациональность восста- ния, считает его плодом сознательной провокации Петербурга, стремившегося таким образом получить предлог для отмены кон- ституции ЦП16. Можно предположить, что Константин руковод- ствовался иными соображениями. Он считал, что за порядок в го- роде отвечают законные польские власти, и хотел, чтобы они сами подавили восстание. Неизбежных жертв в таком случае было бы меньше, и они были бы на совести польских властей, что, с одной стороны, позволило бы избежать обострения враждебности между русскими и поляками, а с другой, теснее привязало бы польские высшие слои к Петербургу. Константин мог рассуждать таким образом только в том случае, если в эти первые дни исключал возможность перехода на сторону восставших всей польской армии. Сам Константин еще вчера от- вечал за ее боеспособность и наверняка понимал, что победа над регулярными и хорошо обученными польскими войсками, числен- ность которых могла быть быстро увеличена как минимум вдвое, 4 - 2931
98 Западные окраины Российской империи достанется имперской армии недешево. Он не стал бы рисковать такой перспективой, если бы считал ее реальной. Поначалу казалось, что надежды Константина, пусть и не сра- зу, но оправдаются. Хотя повстанцы все же захватили арсенал, уже в первые дни власть в городе взяли влиятельные представители высших слоев, которые опирались на прежние административные структуры. А. Чарторыйский, Ю. Немцевич, Ю. Хлопицкий и дру- гие консервативные политики стремились нейтрализовать радика- лов, успокоить варшавскую «улицу» и договориться с Николаем I, к которому отправился Любсцкий. Хлопицкий даже просил у Кон- стантина военной подмоги для восстановления спокойствия, но великий князь, по словам свидетельницы событий, «отказался дать русские полки, не желая использовать оные против поляков»17. Николай, в свою очередь, не хотел вести каких бы то ни было пе- реговоров и требовал безотлагательного и бескомпромиссного на- ведения порядка. Ни о каких уступках с его стороны как плате за успокоение Варшавы не могло быть и речи. Осознавший безнадеж- ность своей миссии К. Друцкий-Любецкий в Варшаву не вернул- ся, а остался в Петербурге. Противники восстания в польском об- ществе не хотели, да и не могли использовать против восставших польскую армию, которая вряд ли выполнила бы подобные прика- зы. Настроения в столице постепенно радикализовались, и 18 де- кабря собравшийся без королевской санкции Сейм объявил восста- ние национальным. Радикалы, организовавшие «Патриотическое общество», требовали реформ, прежде всего в аграрном вопросе, которые помогли бы мобилизовать на борьбу крестьян. Они выс- тупали за войну с Россией и разрыв с династией Романовых. 25 января 1831 г. «Патриотическое общество» организовало крупную манифестацию в память о казненных декабристах, и под ее давле- нием Сейм принял актодетронизации Николая I. Николаевский вензель в сеймовом зале был перевернут вверх ногами — не только в знак унижения, но и чтобы служить обозначением слова «свобода» (Mikotaj — Wolnosc). Детронизация произошла через неполных два года после того, как Николай короновался в Варшаве, чем хотел про- демонстрировать свою готовность уважать конституцию ЦП. Чарторыйский, до последнего стремившийся отговорить Сейм от этого шага, все же подписал акт со словами: «вы погубили Польшу!». Этот эпизод — одна из ярких иллюстраций часто повто- рявшейся затем дилеммы противников вооруженной борьбы: под- держать выступление, в успех которого не веришь, или рисковать
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 99 потерей репутации в глазах собственного общества. Здесь же, сре- ди прочего, корни широко распространенной позднее среди импер- ской бюрократии подозрительности даже в отношении тех поляков, которые «благонамеренно» служили в царской администрации, — невозможно было предсказать, не уступит ли их лояльность влас- тям чувству патриотической солидарности в случае обострения ситуации. Можно представить себе и тягостное положение тех мно- гочисленных поляков, кто служил в администрации или просто старался по возможности спокойно жить в Российской империи и отнюдь не стремился брать пример с Конрада Валленрода18, но постоянно сталкивался с подозрительным отношением к себе ок- ружающих, в особенности после второго восстания в 1863 г. Детронизация сделала войну неизбежной. Российские войска численностью более ста тысяч перешли границу Царства 6 февра- ля 1831 г. Им противостояла шестидесятитысячная польская армия. Всю весну борьба шла с переменным успехом. Действия обеих сто- рон осложнялись разразившейся эпидемией холеры, от которой в мае скончался главнокомандующий И.И. Дибич, замененный И.Ф. Паскевичем. Чуть позже от холеры умер в Витебске и вел. кн. Константин Павлович. В марте восстание перекинулось на литовские земли и, в зна- чительно меньшем масштабе, на Правобережную Украину, где было подавлено уже к концу апреля. На Волынь в апреле пытался вторгнуться регулярный корпус генерала Ю. Дверниикого, но уже к концу месяца он был вынужден пересечь границу с Австрией и сложить оружие. В Литве первой реакцией шляхты на известия о восстании в Варшаве было сочинение вернопод даннического адре- са царю. Однако к весне по всему краю возникло множество парти- занских отрядов. Особенность ситуации заключалась здесь в том, что повстанцы выпустили целый ряд прокламаций к крестьянам на литовском языке с обещанием земли и отмены личной зависимос- ти. Прокламации обещали, что после победы крестьяне станут «на- стоящими вольными поляками» и не будут «мужиками, как назы- вают вас Москали»19. (В ЦП повстанческие власти, несмотря на призывы радикалов из «Патриотического общества», так и не ре- шились выступить с обещаниями аграрной реформы.) Под влияни- ем надежд на улучшение своего положения литовские крестьяне активно участвовали в восстании. Нередко они были настроены решительнее, чем шляхта. После выигранной повстанцами в апреле 4*
100 Западные окраины Российской империи битвы под Палангой крестьяне расстреляли 60 шляхтичей, которые, по их мнению, проявили трусость в сражении. Были случаи, когда крестьянские отряды, прежде чем идти в бой с русскими войсками, расправлялись с наиболее ненавистными местными землевла- дельцами. Повстанцы ждали поддержки от регулярной польской армии, однако рейд польских войск в Литву был предпринят лишь в кон- це мая, когда местное движение уже шло на спад. Крестьяне, не дождавшись обещанных реформ, стали покидать ряды повстанцев. Польские войска продержались в Литве до июля, когда большая их часть пересекла границу Пруссии и сложила оружие, и лишь кор- пус генерала X. Дембиньского вернулся в Варшаву. С мая восстание уже переживало внутренний кризис. Борьба радикального и консервативного крыла становилась все более оже- сточенной. В августе организованная «Патриотическим обще- ством» демонстрация против правительства переросла в массовые беспорядки, толпа вешала тех, кого подозревали в шпионаже и предательстве. Варшава пала в начале сентября, в октябре сдались последние отряды восставших. 6. Режим Паскевича Если Александр I стремился к популярности среди польской шляхты и иногда критиковался в России за полонофильство, то Николай 1 симпатий к полякам никогда не испытывал, а после вос- стания и оскорбительной для него детронизации20 не скрывал сво- ей антипатии к ним. Во время посещения Варшавы в 1835 г. Ни- колай отказался принять верноподданнический адрес городской депутации, заявив, что освобождает их тем самым от необходимо- сти лгать. В 1832— 1834 гг. на возвышавшемся над Варшавой хол- ме по приказу царя была построена цитадель, пушки которой были направлены на город. Николай обещал, что они сотрут Варшаву с лица земли при малейшем неповиновении. В крепости была орга- низована тюрьма, в том числе с казематами, а также сборный пункт для ссылаемых в Сибирь. Цитадель символизировала новую поли- тику Петербурга в отношении ЦП — компромисс с местными эли- тами сменялся неприкрытыми силовыми методами утверждения господства империи21.
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 101 Политика Николая I сразу после подавления восстания была в определенном смысле противоречивой. В начале 1832 г. он издал Органический статут, который должен был отныне определять по- ложение ЦП в империи. Подлинник Конституционной хартии 1815 г. был привезен в Москву вместе с захваченными знаменами польской армии и помешен как трофей в Оружейной палате. Ди- настическая уния ЦП и империи упразднялась, отменялась отдель- ная коронация, земли Царства становились составной частью Рос- сийской империи. (Были сохранены такие нормы, восходящие еще к эпохе Герцогства Варшавского, как равенство перед законом, большинство личных и гражданских нрав и свобод, дарованных в 1815 г.) Упразднялся Сейм, был закрыт Варшавский университет. Польская армия была ликвидирована, а несколько десятков тысяч солдат и офицеров сослали в Сибирь и на Кавказ. Указ 1832 г. включил всех солдат распущенной польской армии в российскую армию. Противоречивость политики Николая 1 состояла в том, что, объявив Царство нераздельной частью империи, сразу после подав- ления восстания он трактовал его как покоренную вражескую тер- риторию. На ЦП была наложена контрибуция в более чем 20 мил- лио! юв рублей, край должен был содержать оккупационную армию. Из Царства были вывезены крупные книжные собрания и другие культурные ценности. «Как мы вошли военной рукой в Варшаву, то и все подобные предметы суть трофеи наши», — писал Николай [ Паскевичу весной 1832 г.22 Органический статут ограничивал компетенцию Государствен- ного и Административного советов, но отдельная администрация и законы были сохранены. Был также сохранен польский язык как язык внутренней администрации и образования, однако вся пере- писка с Петербургом теперь должна была идти по-русски. Статут предусматривал шляхетское и городское самоуправление, но оно не было введено. 16-я статья Статута гласила: «Финансы Царства Польского, так же как и прочие части управления, заведываются отдельно от уп- равления других частей Империи». 17-я статья сохраняла за ЦП обязательство самостоятельно нести ответственность по государ- ственному долгу. Ввиду декларированной самостоятельности уп- равления финансами ЦП организационное подчинение польской комиссии финансов и казначейства российскому Министерству финансов не устанавливалось. Однако фактически Министерство
102 Западные окраины Российской империи финансов претендовало на руководство деятельностью польского правительства в этой области. С середины 1830-х гт. практикой был установлен принцип санкционирования решений по всем сколько- нибудь значимым вопросам финансовой политики. Бюджет Цар- ства должен был теперь участвовать в общих расходах империи. В 1835 г. сумма выплат в имперский бюджет была определена в раз- мере 21 миллиона злотых (3 150 тысяч рублей)23. Для Польши эта сумма была весьма существенной — все доходы ЦП в 1835 г. соста- вили 85 миллионов злотых. В то же время доля военных расходов в российском бюджете намного превышала 25% — выплаты польско- го казначейства были каплей в море имперских военных затрат. С течением времени происходило постепенное лишение польской казны ряда доходов, которые передавались в имперское казначей- ство. В 1851 г., ввиду ликвидации таможенной границы между Цар- ством и империей и сосредоточения управления таможнями в цен- тре, таможенные доходы, ранее составлявшие весьма значительную долю в бюджете ЦП, стали поступать в имперский бюджет. В то же время польская казна получала из российской казны ряд вознаг- раждений или компенсаций за утраченные в связи с упразднением границы источники доходов. С изъятием из польского бюджета та- моженных доходов начался процесс постепенного изменения структуры доходов ЦП. Эти изменения привели в конечном счете к тому, что бюджет ЦП стал зависим от различных «компенсаций» и других видов финансирования из Государственного казначейства. Однако окончательная ликвидация финансовой автономии Цар- ства произошла лишь после восстания 1863 г. В строгом соответствии с настроениями царя была организова- на и политика Паскевича, который после победы руководимых им войск в войне с поляками был назначен наместником и оставался на этом посту вплоть до своей смерти в 1856 г. Был взят курс на замещение должностей в администрации русскими чиновниками. Власти поддерживали сословные шляхетские привилегии и поощ- ряли консервативные и клерикальные настроения. В компетенцию католической церкви вернули брачные дела, был отменен граждан- ский брак. Сокращалось число общеобразовательных средних учеб- ных заведений, прежде всего гимназий, что отражало антиинтелли- гентские установки властей. Поощрялось развитие начальных школ и специальных средних учебных заведений, например реальных гимназий. Во всех школах обязательным предметом стала история России. Преподавание предметов на польском языке, а также и
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 103 обучение ему как отдельному предмету было сокращено. Препода- вание истории, географии и статистики должно было вестись на русском языке. Поличному распоряжению Николая в программу гимназий был включен церковнославянский язык, в котором виде- ли средство облегчить переход к русскоязычному обучению различ- ным предметам24. Однако к концу царствования Николая I действительной интег- рации ЦП в имперский административно-политический организм не произошло. Мощное препятствие к тому крылось в самой «сис- теме Паскевича». Ценой за военно-политический контроль над Царством при помощи могущественного сановника, имевшего фактически чрезвычайные полномочия, было сохранение обособ- ленности ЦП в управленческом отношении. Наместнический ста- тус Паскевича поощрял его амбиции и вовлекал в соперничество с министрами, которые естественным образом высказывались за большее подчинение бюрократического аппарата ЦП своим ведом- ствам. Паскевич упорно держался мнения, что в Польше долго бу- дет необходима «власть исключительная, т.е. изъятия из закона и отступления от форм, законом установленных». В повседневном же управлении Паскевич не мог обойтись без чиновников, знающих язык, специальные законы, обычаи идругие реалии края, асрав- нительная независимость от министерской централизации приво- дила к тому, что русских на службу в Варшаву приезжало сравни- тельно немного и поляки составляли заметную долю почти во всех отраслях администрации — даже финансовой и военной. Подавля- ющее большинство судей, полицейских, учителей были поляками25. Не случайно в 1860-х гг., после второго восстания, тогдашние ру- сификаторы возлагали на режим Паскевича — казалось бы, символ русского владычества в Польше — ответственность за засилье по- ляков в среднем и низшем звене чиновничества. Показательно, что к середине 1850-х гг. необходимые для чиновничьей службы сви- детельства о знании русского языка легко можно было купить. 7. Западные губернии в 1831 — 1855 гг. В 1840 г. Николай I распорядился, чтобы названия «литовские» и «белорусские губернии» не использовались в административной номенклатуре, а соответствующая территория официально имено- валась бы Северо-Западным краем (далее — СЗК)26. Киевская, Во- лынская и Подольская губернии составили Юго-Западный край
104 Западные окраины Российской империи (далее — ЮЗК)27 (см. карту 5). К СЗК и ЮЗК прилагались и более общие названия — «западные губернии», «Западный край», кото- рые в течение 1840— 1850-х гг. сосуществовали в бюрократическом лексиконе с более ранним термином — «возвращенные (присоеди- ненные) от Польши губернии». Репрессии в СЗК и ЮЗК были в некоторых аспектах даже же- стче, чем в Царстве. Участники восстания, происходившие из этих земель, были исключены из объявленной амнистии и лишены воз- можности вернуться на родину, было конфисковано более 3000 имений повстанцев. Восстание получило поддержку главным обра- зом небогатой шляхты, и власти жестоко наказали эту группу, по- требовав подтверждения документов на дворянство. У десятков тысяч мелких шляхтичей таких документов не было, а власти в этом случае не склонны были смотреть сквозь пальцы на подделку отсут- ствующих документов и прочие уловки, которые недавно так лег- ко прощали старшине Гетманщины. Многие (по некоторым оцен- кам, до 40% от прежнего состава шляхты) лишились дворянского статуса, освобождения от службы в армии и других привилегий28. Утрата прежнего социального статуса на родине побуждала бывших шляхтичей, а теперь однодворцев воспользоваться предложением правительства — переселяться в Россию. В восточные и южные гу- бернии Европейской России, на Кавказ было переселено около 50 тысяч семей, получавших там земельные участки. Проводя эти мероприятия, власть нащупывала способ реформирования струк- туры дворянского сословия (очищения его от мелкопоместных) в масштабе всей империи. Однако даже после массового «разбора» шляхты западные губернии остались регионом с высоким процен- том дворянского населения. В 1858 г. около 378 тысяч из 612 тысяч дворян империи проживало в девяти западных губерниях. В самой этой социальной структуре, необычной для внутренней России, сказывалось устойчивое влияние польской традиции. Восстание 1830 г. ускорило административную и правовую уни- фикацию в западных губерниях. Еще до подавления восстания, в начале 1831 г., в Могилевской и Витебской губерниях было отме- нено действие Литовского статута. Для остальных западных губер- ний в течение 1830-х гт. опытные юристы — выходцы из литовских и белорусских земель, выпускники Виленского университета — готовили в Петербурге на основе Литовского статута т.н. Западный свод, который должен был дополнить уже состоявшуюся кодифи- кацию законов империи. Значительных усилий потребовал один
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича____ 105 только перевод сложной польско-латинской юридической терми- нологии на русский язык29. Ряд высших сановников высказался за совмещение в Западном крае общеимперского законодательства с особыми местными законами. Однако киевский генерал-губерна- тор Д.Г. Бибиков выступил против такого совмещения, ссылаясь на органическую чуждость польских по происхождению норм и поряд- ков большинству местного населения. Разьправ карту защиты ин- тересов «русского и православного большинства», Бибиков склонил на свою сторону Николая I. (Это один из многих случаев, когда высшие администраторы западных губерний одерживали верх над петербургской бюрократией.) В июне 1840 г. Литовский статут был упразднен для всех западных губерний, и обшеимперские законы были распространены без изъятия на Западный край. Введение судебных инстанций имперского образца (что сопровождалось вытеснением состязательного судопроизводства инквизицион- ным — всего за двадцать с небольшим лет до судебной реформы в России!) уменьшило зависимость властей от местных польских зна- токов и практиков права. Еще раньше, в 1835 г., в Киеве было от- менено действие Магдебургского права и введен имперский поря- док городского управления. Несмотря на присущую ему полонофобию и настрой на суро- вое наказание подозреваемых в сепаратизме, Николай I удержал в «польской» политике некоторые элементы династического легити- мизма. Иными словами, он не исключал вероятность появления лояльных, благонадежных поляков-шляхтичей, пусть даже и като- ликов30. К этой цели были устремлены многие правительственные меры — в большей степени в Западном крае, чем в ЦП. В передаче министра внутренних дел Д.Н. Блудова мысль императора звучала так: «Лежачего неприятеля не бьют... но обезоруживают для того именно, чтобы можно было дозволить ему встать, без опасности д ля других, даже и для него самого»31. Ряд мер, которыми ущемлялись сословные привилегии польской шляхты в Западном крае, был тес- но связан с проектом «перевоспитания» шляхтичей государствен- ной службой внутри России. К примеру, в 1837 г. был установлен запрет назначать поляков на службу в центральном аппарате мини- стерств и столичных присутственных местах прежде, чем они про- служат пять лет в великорусской провинции и выучат как следует язык. В 1852 г., в противоречие Жалованной грамоте дворянству, в семи западных губерниях (без Витебской и Могилевской) была введена обязательность военной службы для сыновей польских
106 Западные окраины Российской империи помещиков по достижении ими 18 лет32. В отличие от своих преем- ников, старавшихся очистить армию и бюрократию от поляков или хотя бы сократить их число, Николай сознательно привлекал их туда, уповая на перековку службой (эту цель как раз и преследова- ли ограничения на службу поляков в западных губерниях, побуж- давшие их искать вакансий в Великороссии). К 1850-м гг. доля поляков среди чиновников центрального аппарата достигала 6%, причем больше всего их было в ведомствах, требуюших специаль- ной компетентности или технических знаний, — министерствах финансов и государственных имуществ, Управлении путей сообще- ния, даже Военном министерстве33. Некоторые из них позднее ста- ли активными участниками польской конспирации. Как и в других сферах николаевской политики, в вопросе о за- падных губерниях имперский легитимизм эклектично сочетался с национализмом. Преобладающее польское культурное влияние сохранялось в Западном крае еше не одно десятилетие, но, в отли- чие от доповстанческого периода, оно уже не имело санкции им- перских властей, которые теперь, напротив, стремились это влия- ние подорвать. Виленский университет был закрыт, а вместо него в 1834 г. был открыт университет с русским языком преподавания в Киеве. В этом городе польское присутствие было заметно слабее, чем в Вильне. В СЗК университета больше не существовало34. Глав- ной задачей Киевского университета св. Владимира было опреде- лено воспитание польской молодежи (а она составляла подавляю- щее большинство студентов) в духе преданности империи. Все больше поляков начинает поступать в высшие учебные заведения Петербурга, Москвы, Казани, и до восстания 1863 г. такой приток польской молодежи в учебные центры империи отчасти соответ- ствовал намерениям властей, надеявшихся на воспитание лояльно- го поколения поляков. Важнейшим проявлением николаевского национализма стала не полонофобия сама по себе, но поворот — правда, пока осто- рожный — к крестьянской массе. После восстания 1831 г. власти перестали считать крестьян Западного края безраздельной соб- ственностью польских землевладельцев. Теперь, признавая кресть- ян экономической собственностью шляхты, власти повели с ней борьбу за «умы и сердца» этих людей, подчеркивая их «неполь- скость», стараясь препятствовать начальному обучению на поль- ском языке. Были приняты и меры к улучшению экономическо- го благосостояния крестьян. В 1847—1848 гг., отчасти под влияни-
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму 11аскевича 107 ем общеимперской реформы государственной деревни П.Д. Кисе- лева, в помещичьих имениях трех губерний Правобережной Укра- ины были введены так называемые инвентари — регламентация размеров крестьянских участков и повинностей на основе утверж- денных правительством норм. Убежденным сторонником инвен- тарной реформы был киевский генерал-губернатор Д.Г. Бибиков, известный своими антипольскими взглядами. Надельная земля была признана находящейся в неотъемлемом пользовании кресть- ян данного селения (громады), что подчеркивало заботу властей о крестьянстве в целом. Аналогичная реформа планировалась и в четырех северо-западных губерниях, но так и не была осуществле- на, в немалой степени из-за недовольства более многочисленно- го и влиятельного, чем в ЮЗК, польского дворянства. Власть не обошла вниманием и государственную деревню За- падного края. В русле реформы П.Д. Киселева, начиная с 1839 г., в селениях государственных крестьян производилась проверка со- ответствия размера и ценности земли повинностям («люстрация»). Барщинная повинность конвертировалась в оброчную, шляхтичи- арендаторы отстранялись от контроля за соседними крестьянски- ми селениями и заменялись штатными чиновниками, учреждались органы крестьянского самоуправления, однотипные с Центральной Россией. Эти операции растягивались на годы, правительству не хватало компетентных чиновничьих кадров, люстрация не всегда улучшала хозяйственные условия крестьян, но во всяком случае была сделана серьезная заявка на противодействие польскому вли- янию и прямой контакт власти с крестьянской массой. Однако официальный проект национального строительства с опорой на крестьянство не имел шансов на реализацию при сохра- нении крепостного права. В политике на западных окраинах в 1840— 1850-х гг. было очень трудно согласовать между собой наци- ональные и социальные приоритеты. Ограничивая душевладель- ческие права польских помещиков, правительство должно было помнить, что, превысив известный предел, оно рискует дестабили- зировать институт крепостничества в масштабе всей империи. Император же допускал только сугубо постепенное реформирова- ние крепостного права35. Правительство продолжало зависеть от польской шляхты в деле повседневного надзора за крепостными крестьянами, поддержания общественного порядка, сбора податей и т.д. Показателем трудностей, с которыми сталкивалась власть в своем стремлении к вытеснению польского присутствия, может
1 08 Западные окраины Российской империи послужить специальная терминология упомянутых выше реформ, сами их названия. Слова «инвентари» и «люстрация» были заим- ствованы непосредственно из польского лексикона социально-аг- рарных отношений (inwentarze, lustraeja) и тем самым отражали специфические реалии местного хозяйственного быта, хотя их-то власть и желала скорректировать. Освобождение крестьян 1861 г. даст государству гораздо большую свободу в проведении национа- листически ориентированной политики. Большим успехом властей стало упразднение в 1839 г. в запад- ных губерниях униатской (греко-католической) церкви, или, на официальном языке, «воссоединение» униатов с православием. То был результат весьма длительного процесса36. Значительное число униатов попало под власть Российской империи уже в результате первого раздела Речи Посполитой. Пер- воначально Екатерина II придерживалась декларируемого ею прин- ципа свободы вероисповедания, однако после 1780 г. было заявле- но, что униатские общины могут переходить в православие по ре- шению прихода, если тот остался без священника. Эн тузиастами такого обращения были православные иерархи в Белоруссии и Украине, в особенности архиепископы Георгий Конисскийи Вик- тор Садковский. После второго раздела и начала восстания Т. Кос- тюшко светские власти активно поддержали эти усилия, и в период 1794— 1796 гг. в православие перешло около 1,7 миллиона униатов, преимущественно в районах прежних гайдамацких выступлений на правобережье Днепра. В белорусских губерниях число обращенных было гораздо меньше. Эта политика вызвала недовольство и про- тесты Святого престола и была прекращена Павлом I. При Алек- сандре I власти не оказывали на униатов прямого давления, в 1810 г. число униатских епархий увеличилось с двух до четырех. В первые годы правления Александра даже произошли массовые обращения униатов в католичество. Препятствием к дальнейшим переходам послужили не только предостережения гражданских властей, но и семейный статус многих униатских священников — принять обет безбрачия, чтобы стать католическими ксендзами, они не могли. Политика в отношении униатов вновь изменилась вскоре пос- ле воцарения Николая I. В 1828 г. униатская церковь была выведе- на из подчинения католической коллегии Департамента духовных дел иностранных исповеданий. Делами вновь учрежденной греко- униатской коллегии фактически заведовал занимавший должность
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 109 асессора Иосиф Семашко, противник католицизма и папской вла- сти. К тому времени он уже составил несколько записок царю с планами организационного отделения униатов от католической церкви. Но до восстания 1830 г. эффект этих меморандумов был минимальным. Вскоре после событий 1830— 1831 гг. две трети базилианских монастырей униатов было закрыто в порядке наказания монахов за поддержку восстания, а главный из них, Почаевский (на границе с Габсбургской империей), был передан православной церкви. Се- машко в это время начал уже писать о необходимости «воссоеди- нения» униатов с православной церковью. Наличие такой фигуры в управлении униатской церковью, равно как и настроения среди части униатского, прежде всего белого, духовенства, которое не слишком стремилось занять вслед за монахами место в рядах гони- мых, открывали для властей возможность «перетянуть» большин- ство униатов в православие без применения открытого насилия37. И власти проявили достаточно терпения, чтобы воспользоваться этим сценарием, не став сразу вслед за монастырями базилиан за- крывать и униатские приходы. Несколько лет ушло на система- тическое «очищение» униатского богослужения и обрядности от католических практик и сближение с православными: из церквей выносились органы, сооружались иконостасы, запрещался поль- ский язык в проповедях, вводились в оборот богослужебные кни- ги, изданные в Москве. Двери униатских церквей отныне были за- крыты для католических священников, ранее часто совершавших там службу. И наоборот, униатским священникам возбранялось служить в костелах. Семашко был возведен в ранг униатского епископа и постепен- но завоевывал поддержку среди духовенства. Через год после смерти официального главы униатской церкви митрополита Иосафата (Булгака), не являвшегося сторонником «воссоединения», в февра- ле 1839 г. в Полоцке высшее униатское духовенство подписало Соборный акт с просьбой о присоединении к православной церк- ви. В марте Николай 1 утвердил соответствующее постановление Синода. В обшей сложности в православие было обращено тогда более 1,5 миллиона униатов Западного края; бывшие униатские иерархи во главе с Семашко управляли теперь уже православными епархиями. (В ЦП униатская церковь просуществовала до 1875 г.) Организаторы кампании не встретили решительного сопротивле- ния своим действиям. Еще в 1838 г. против реформы протестовала
110 Западные окраины Российской империи группа из 111 священников в Витебской губернии; к меньшей их части были применены разные наказания — высылка из края, раз- жалование в дьячки, отправка в православный монастырь на пока- яние; остальные покорились. Униатские прихожане, в подавляю- щем большинстве крестьяне и мелкая шляхта, в целом не выказали недовольства. Волнения произошли лишь на Гродненщине и в рай- оне Белостока. Здесь власти прибегли к арестам и высылке непо- корных. Многие из бывших униатских священников позднее пре- вратились в убежденных борцов с «полонизмом». Вместе с тем акт 1839 г. не принес властям твердой уверенно- сти в действительном ограждении массы бывших униатов, включая духовенство, от польского влияния. В высшем бюрократическом кругу сохранялись сомнения относительно мотивов, руководивших действиями Семашко. Так, в 1843 г. государственный секретарь М.А. Корф, подметив, что Николай I не давал Семашко личных аудиенций, предположил, что император следует принципу «Любят предательство, но предателя презирают»38. Подозрения насчет ло- яльности и «русскости» бывшего униатского духовенства особенно обострятся у местных властей после восстания 1863 г. Ликвидация униатской церкви в Западном крае значительно увеличила «площадь соприкосновения» православной церкви с ка- толичеством на низовом, приходском уровне. Первоначально вере- де перешедших из униатства в православие церковных иерархов возник план, развивая успех конфессиональной инженерии, «при- соединить» и католиков западных губерний к православной церкви. Предполагалось побудить влиятельных представителей католичес- кого духовенства к отказу от части догматов, прежде всего filioque, и признанию над собой юрисдикции православного Синода; на таких условиях они сохраняли бы в течение известного срока латинский язык в богослужении и костельную обрядность. В 1840 г. минский архиепископ Антоний (Зубко) начал даже подбирать из знакомых католиков кандидатов в «присоединители», когда Николай I, не желавший дальнейшего обострения отношений со Святым престо- лом (с которым позднее, в 1847 г., заключит конкордат), наложил отрезвляющую резолюцию на его записку: «Любопытно и очень важно; но преждевременно, хранить в тайне до времени»39. В 1865г. Антоний возобновит эту инициативу (см. главу 7). Разумеется, осторожность Николая в деле миссионерства не помешала более жесткой регламентации статуса и функций като- лического духовенства, усилению надзора за его пастырской дея-
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 111 тельностью и введению строгих практик регистрации паствы. В 1840-х гг., дабы пресечь переходы бывших униатов в католицизм и «вернуть» в православие перешедших до 1839 г., были установлены специальные правила для разбора прихожан, требовавшие тщатель- ной проверки метрических записей католического духовенства. Право ксендза принимать исповедь ограничивалось только жите- лями его прихода. В 1842 г. была проведена секуляризация принад- лежащих католической церкви земельных владений. Еше в 1832 г. было закрыто около 200 католических монастырей; упразднение продолжалось и позднее. Римско-католическая духовная коллегия в Петербурге все больше служила инструментом, при помощи кото- рого Министерство внутренних дел сосредоточивало в своих руках контроль над епископами в Западном крае40. Впрочем, эффектив- ность этой политики не была высокой. Вследствие сравнительной слабости бюрократического аппарата на западных окраинах, на- личия в нем немалого числа поляков регламентирующие и огра- ничительные меры в отношении католицизма оставались нередко на бумаге. Вплоть до восстания 1863 г. католическая церковь бла- годаря поддержке шляхты была гораздо богаче православной в За- падном крае. Кампания по обращению униатов в православие дала дополни- тельный стимул светским идеологам «русского дела». В 1830-х гг. историки Н.Г. Устрялов и М.П. Погодин начали пропагандировать идеи об «исконно русском» происхождении русинского населения присоединенных к империи по разделам восточных областей быв- шей Речи Посполитой. Эти идеи станут впоследствии официальной идеологемой в определении отношения имперских властей и рус- ского национализма как к польским претензиям на «кресы», так и к сформировавшемуся вскоре модерному украинскому национа- лизму. Со всей очевидностью данное воззрение противопоставля- лось польскому представлению о «кресах» как о неотъемлемой ча- сти Речи Посполитой. Такого рода аргументация находила себе место прежде всего в исторических трудах, публицистике, гимна- зических учебниках. Однако в административной практике, да и, пожалуй, в ментальности имперской бюрократии тезис о бесспор- ной принадлежности массы населения Западного края к «русской народности» пока еше не был тесно взаимосвязан с механизмами принятия решений. Положение изменится после восстания 1863 г., когда многие бюрократы приняли на себя роль идеологов руси- фикации.
11 2 Западные окраины Российской империи 8. Повстанческая эмиграция Около 10 тысяч участников восстания оказалось в эмиграции, главным образом во Франции. Эмиграция не была внутренне еди- ной. Наиболее влиятельным эмигрантским центром стала группи- ровка А. Чарторыйского, названная по его резиденции в Париже «Отель Ламбер». Чарторыйский делал ставку на Францию и Бри- танию. Эмиграция активно работала с общественным мнением этих стран. Вопрос о влиянии польской эмиграции на формирова- ние негативного образа России в Европе остается мало изученным, но не подлежит сомнению, что эта роль была значительной. Важ- ное место в дипломатической активности «Отеля Ламбер» занима- ли Балканы и Кавказ, где Российская империя вела регулярные войны с Османской империей. Чарторыйский и его разветвленная агентура стремились всячески поддерживать Порту в ее борьбе с Россией. Наряду с попытками мобилизовать поддержку крупных держав для польской борьбы, эмиграция искала для нее союзников внут- ри Российской империи. Здесь активен был не только лагерь Чар- торыйского, но и демократическая часть эмшрации. Ее прсдстави- тели искали контактов с русскими противниками самодержавия. Поляки были в отрядах горцев во время Кавказской войны. Прав- да, в рядах царских войск их было много больше, хотя в большин- стве случаев не по доброй воле. Но особое внимание, что было вполне логично, эмшрация уде- ляла деятельности на землях бывшей Речи Посполитой. В ЦП дей- ствовал также целый ряд местных конспиративных организаций, крупнейшими среди них были «Союз польского народа» и органи- зация ксендза П. Сцегенного, имевшая большое влияние среди крестьян. Обе были раскрыты в начале 1840-х гг. Если в 1830-е гг. землевладельческая шляхта по-прежнему составляла значительную часть активистов конспирации, то в 1840-е гг. число землевладель- цев резко упало, а с изменением социального состава участников вырос и социальный радикализм движения. Среди эмигрантских эмиссаров на кресах наибольшего влияния добился Ш. Конарский, который в 1836—1838 гг. сумел организо- вать на Волыни и в Литве широкую сеть подпольных организаций с более чем тремя тысячами участников, объединив их в «Союз Люда Польского». Ему удалось установить контакты со студентами
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 113 Киевского университета, офицерами армии в Литве, революцион- но настроенными кругами в Петербурге. В мае 1838 г. полиции после долгих поисков удалось арестовать Конарского, а затем рас- крыть практически всю конспиративную сеть. В 1839 г. Конарский был публично расстрелян в Вильне. В конце 1830-х — начале 1840-х гг. как в эмиграции, так и в польской среде на крссах все больше внимания стало уделяться казачьей и украинской тематике. В 1840-е гт., как отмечал один из лучших украинских историков XX в. И. Лысяк-Рудницкий, «поля- ки-украинофилы и украинцы польского происхождения (граница между этими категориями была очень зыбкой) внесли существен- ный вклад в создание новой Украины... Их влияние помогло укра- инскому возрождению преодолеть уровень аполитичного культур- ного регионализма и усилило его антироссийскую боевитость»41. В писаниях польских украинофилов акцент делался на противопо- ставлении Руси, как они называли восточнославянские территории Речи Посполитой, деспотической Московии. Наиболее радикаль- ные из них (Ф. Духиньский) даже о трицали славянскость москалей. Они идеализировали прошлое польско-русинских отношений, а будущее Руси видели в восстановлении Речи Посполитой, теперь уже как союза трех начал — Польши, Литвы и Руси. 9- Украинофильстно42 Интерес к украинской, главным образом казачьей, тематике и фольклору обозначился уже в 1820-е гг. Это явление со временем получило название украинофильства. Среди ранних украинофилов были и малорусы, и великорусы, и поляки. Применительно к пер- вой половине XIX в. можно лаже говорить о польском, малорусском и. с некоторой натяжкой, великорусском украинофильстве. В Рос- сии первой половины XIX в. украинская тематика вызывала инте- рес и симпатию. Но это была симпатия и заинтересованность по отношению к одной из частей русской земли и русского народа. В истории и характерах Южной Руси искали тех романтических красок и мотивов, которых не хватало в истории Руси Московской. «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Тарас Бульба» и другие окра- шенные малорусской спецификой произведения Н.В. Гоголя и их восторженное восприятие петербургской и московской публикой могут служить яркой иллюстрацией этих настроений.
114 Западные окраины Российской империи В 1820—1830-е гг. центром развития малорусского романтиче- ского украинофильства был Харьков с его университетом. Возник- новение собственно «украинского» украинофильства было связано в 1840-е гг. уже с Киевом и его новым университетом св. Владими- ра. Здесь в конце 1845 г. возникло Кирилло-Мефодиевское брат- ство. Члены общества, прежде всего Т.Г. Шевченко, Н.И. Косто- маров, П.А. Кулиш и Н.М. Белозерский, стали тем поколением, которое превратило украинофильство в модерную идеологию укра- инского национализма. Хотя антипольские настроения в среде братчиков были весьма сильны, но форма, стиль, идейные ходы активно заимствовались ими у поляков. В творчестве членов киев- ского общества, в особенности у Костомарова, очевидно влияние польского романтизма, прежде всего А. Мицкевича43. Сам термин «украинофильство», скроенный по образцу уже ставшего к тому времени привычным «славянофильства», впервые, кажется, был использован в первоначальном секретном докладе шефа жандармов А.Ф. Орлова царю о расследовании дела Кирил- ло-Мефодиевского общества: «В Киеве же и Малороссии славяно- фильство превращается в украйнофильство. Там молодые люди с идеею соединения славян соединяют мысли о восстановлении язы- ка, литературы и нравов Малороссии, доходя даже до мечтаний о возвращении времен прежней вольницы и гетманщины»44. Сам Николай I прямо связывал возникновение общества с влиянием польской послеповстанческой эмиграции: «Явная работа той же обшей пропаганды из Парижа; долго этой работе на Украйне мы не верили; теперь ей сомневаться нельзя»45. Николай I решил сохра- нить подлинные идеи членов общества в тайне даже от высших сановников. Его распоряжение о подчинении Киевского учебного округа непосредственно генерал-губернатору Бибикову было дано «не оговаривая причин»46. Даже Костомарову, который давал до этого вполне откровенные показания, объяснили, как он должен был их переписать, чтобы сепаратистские идеи в них не звучали. С большинством братчиков обошлись по меркам николаевского времени весьма мягко. Их сослали во внутренние губернии евро- пейской части России с определением на чиновничью службу и предписанием местному начальству обходиться с ними не слишком строго. Лишь с Шевченко обошлись поистине жестоко — он был отдан в солдаты с запрещением «писать и рисовать». Смысл этой тактики ясно излагается в записке Ш отделения: «Строгие меры сделают лля них еще дороже запрещенные мысли и могут малорос-
Глава 4. От Конституционной хартии к режиму Паскевича 115 сиян, доселе покорных, поставить в то раздраженное против нашего правительства положение, в каком находится, особенно после мя- тежа, Царство Польское. Полезнее и справедливее будет не пока- зывать и вида малороссиянам, что правительство имело причину сомневаться, не посеяны ли между ними вредные идеи, и принять меры в отношении к ним совершенно противоположные тем, ко- торые принимались в Царстве Польском»47. В 1840-е гг. украинская тема обсуждалась и в русском обществе. Жестко выступал против развития отдельного украинского литера- турного языка В.Г. Белинский: «Мы имеем полное право сказать, что теперь уже нет малороссийского языка, а есть областное мало- российское наречие, как есть белорусское, сибирское и другие по- добные им областные наречия... Литературный язык малороссиян должен быть язык их образованного общества — язык русский»48. В своих взглядах на необходимость русификации Западного края Белинский отнюдь не был оригинален: в это же время стоявший на другом полюсе общественного спектра сотрудник Ф.В. Булгарина Н.И. Греч, предлагая в своей записке в III отделение сделать ряд уступок национальным чувствам поляков, включая отделение польской короны от российской императорской и провозглашение польским королем католика герцога Максимилиана Л ейхтенберг- ского, зятя Николая I, оговаривался: «Уроженцы западных губер- ний дело иное: с ними должно принять другие меры, особенно уси- лить там распространение русского духа и языка»49. Важное значение для последующих идеологических дебатов об украинском вопросе имела неоконченная статья Ю. Венелина «Спор между южанами и северянами по поводу их россизма». Ве- нелин, сам закарпатский русин, был сторонником концепции об- щерусской нации: «Весь Русский народ, как он есть ныне, по огромности своей <...> разделился только на две ветви... Этих вет- вей иначе назвать нельзя как Северною и Южною»50. Главной при- чиной возникновения различий между южанами и северянами Ве- нелин считал нашествия татар, турок и германцев, причисляя к последним ляхов, в некотором смысле «выворачивая наизнанку» теорию Духиньского о неславянском, туранском происхождении москалей51. Основным современным фактором разделения Венелин считал «взаимное, постепенное уклонение в языке», приведшее к формированию южного и северного «наречий». Взаимное воспри- ятие инаковости южан и северян Венелин иронично описывал как прежде всего простонародный предрассудок, которому поддаются
116 Западные окраины Российской империи и некоторые образованные люди: «И в самом деле, можно ли чело- века почесть своим, который не носит красной или цветной рубаш- ки, называет ши борщом и не гаварит харашо, а добре?'.»52 Отметим, что простонародное восприятие того, что мы бы назвали сегодня этнолингвистическими различиями, Венелин проницательно трак- товал как ресурс, значение которого определяется тем, будет ли он востребован «безбородыми», т.е. образованными, для их политичес- ких целей. Хотя опубликованный текст Венелина явно представлял собой лишь небольшое введение к задуманному обширному сочи- нению, идеология автора реконструируется без труда — южанам и северянам предстоит изжить взаимные предрассудки и сгладить накопившиеся за века иноплеменного владычества языковые раз- личия. Если Белинский демонстрировал весьма агрессивную ассими- ляторскую позицию, а Венелин отстаивал те же идеи в более уме- ренном, даже ироническом тоне, то один из виднейших славяно- филов Ю.Ф. Самарин был не только сторонником сохранения культурной самобытности украинцев, но даже определенной ад- министративной обособленности Украины. В дневнике, веденном им в Киеве в 1850 г., он полемизировал с интерпретацией украин- ской истории Кулишем, считавшим, что Украина в XVII в. могла бы стать самостоятельной, если бы не предательство казачьей старшины, но при этом замечает: «Пусть же народ украинский сохраняет свой язык, свои обычаи, свои песни, свои предания; пусть в братском общении и рука об руку с великорусским племе- нем развивает он на поприще науки и искусства, для которых так щедро наделила его природа, свою духовную самобытность во всей природной оригинальности ее стремлений; пусть учрежде- ния, для него созданные, приспособляются более и более к мест- ным его потребностям. Но в то же время пусть он помнит, что историческая роль его — в пределах России, а не вне ее, в общем составе государства Московского»53. Общим был тезис о государ- ственном единстве Южной и Северной Руси, но одни видели путь к этому единству через более (Белинский) или менее (Венелин) агрессивную русификаторскую политику, через создание культур- но и лингвистически гомогенной нации, а другие, как Самарин, понимали это единство как политическое, с сохранением культур- ной и языковой самобытности Украины. Ограниченный всплеск активности в обсуждении украинского вопроса в 1840-е гт. не получил своего развития в первой полови-
Глава 4. От Конституционной хартии к режиму Паскевича 117 не 1850-х. Члены Кирилло-Мефодиевского общества отправились в ссылку, и тактика правительства, решившего «не показывать вида», что проблема существует, срабатывала, пока николаевский режим не рухнул в результате поражения в Крымской войне и свя- занной с ним, как считают многие, смерти императора54. Все, в том числе и «украинский вопрос», переменилось с началом нового цар- ствования. 1 См.: Rostworowski М. Prawno-polityczna strona budzetow Krolewstwa Kongressowego (1816—1830) // Czasopismo Prawniczc i Ekonomiczne. 1905. Rocznik VI. Zeszyt4. S. 271—294; Projekt Ustawy Skarbowej 1821 r. // Smol- ka S. Polityka Lubicckicgo przed powstaniem listopadowym. Krakow, 1907. T. 2. S. 417-430. 2 См. подробно: Обушенкова Л.А. Королевство Польское в 1815— 1830 гг. Экономическое и социальное развитие. М., 1979. С. 91 —124. 3 См.: Правилова Е.А. Имперская политика и финансы: внешние зай- мы Царства Польского // Исторические записки. Т. 4 (122). С. 271—316. 4 О торговых взаимоотношениях России и ЦП см.: Обушенкова Л.А. Королевство Польское в 1815— 1830 гг. С. 222—272. 5 Historia Polski. Т. II. Cz. III. Warszawa, 1959. S. 28. 6 О пропуске в Россию польских денег // РГИА. Ф. 37. Оп. 20. Д. 1818. Л. 1-4. 7 Полный текст см. в: Карамзин Н.М. О древней и новой России. Избранная проза и публицистика. М., 2002. С. 436—438. Стоит также от- метить, что, в отличие от позднейших националистов, Карамзин был в меньшей степени озабочен утверждением на терминологическом уровне «исконной» принадлежности территории западных |уберний к России (хотя он и называл их «коренным достоянием России»). Предупреждая Александра об опасных последствиях присоединения западных губерний к ЦП, он использовал выражения: «...восстановить Польшу в ее целости», «...целое восстановление Польши», «для Вас Польша [имея в виду Запад- ный край. — Aem.J есть законное российское владение» (наряду с более нюансированным «...восстановить древнее Королевство Польское»). Для националистов 1860-х гг. употребить без оюворок — например, для харак- теристики планов повстанцев 1863 г. — оборот «целое восстановление Польши» означало бы риск невольно признать исторические права поля- ков на земли до Днепра и Двины; их дискурс о польских территориальных претензиях был строже выдержан в терминах расчленения органически единой территории России и той самой народной массы, которую еще нс «замечает» Карамзин. 8 Это отмечают и польские историки: Tymowski М., KieniewiczJ., Hol- zer J. Historia Polski. Warszawa: Editions Spotkania, 1991. S. 224. 9 Обушенкова ЛЛ Королевство Польское в 1815—1830 гг. С. 68.
118 Западные окраины Российской империи 10 Новейшую трактовку этого проекта в перспективе имперского реги- онализма см.: LeDonneJ. Regionalism and Constitutional Reform, 1819—1826 // Cahiers du monde russe. 2003. Vol. 43. № 4. P. 7—14. 11 В ходе восстания 1830— 1831 гг. Л укасиньский, которому к тому вре- мени увеличили срок заключения до 15 лет за подготовку восстания в кре- пости Замостья, где его содержали, был вывезен в Шлиссельбургскую кре- пость, откуда он так и не вышел до самой смерти в 1868 г. 12 В соответствии с этим принципом до восстания 1830 г. наследник Александр Николаевич учился польскому языку наряду с другими евро- пейскими (по словам Николая в 1827 г., «необходимо, чтобы в особенно- сти польский язык был, по возможности, настолько же близко знаком ему, как и русский») и даже писал письма дяде Константину в Варшаву по- польски. См.: Шильдер И.К. Император Николай I. Его жизнь и царство- вание. М., 1997. Кн. 1. С. 391, 395; ср.: Рейтблат А.И. (сост.) Видок Фиг- лярин. Письма и агентурные записки Ф.В. Булгарина в 111 Отделение. М., 1998. С. 263. 13 Александр 1 назначал для координации управления этой периферией генерал-губернаторов или военных губернаторов. Им подчинялось, как правило, по две губернии, в одной из которых они выполняли еще и обя- занности губернатора, т.е. занимались текущим администрированием. Сочетание этих губерний не всегда соответствовало позднейшему делению на Юго-Западный и Северо-Западный край (см. раздел 7 настоящей гла- вы). Так, в 1800—1816 гг. Киевская губерния составляла парус Минской (значительная часть территории второго раздела), и только в 1831 г. Мин- ская губерния вошла в состав генерал-губернаторства, включавшего в себя также Витебскую и Могилевскую губернии (территорию первого раздела). Об этом, а также о принципах подбора кадров на генерал-губернаторские должности см. подробнее: LeDonneJ. Frontier Governors General 1772—1825. I. The Western Frontier //Jahrbiicherfur Geschichte Osteuropas. 1999. H. 1. S. 56—81; Институт генерал-губернаторства и наместничества в Россий- ской империи. СПб., 2001. После польского восстания 1830 г. на землях Правобережной Украи- ны, Белоруссии и Литвы, помимо уже существовавшего Витебского, сфор- мировалось два генерал-губернаторства с устойчивым территориальным составом — Киевское и Виленское. Их главы уже не совмещали с надзо- ром над всей местной администрацией обязанности начальника одной из данных губерний. Таким образом, эти новые генерал-губернаторства воз- никали как специальный надгубернский институт для управления об- ширными периферийными регионами, непосредственно подчиненный в большей степени императору, чем министерствам. О роли генерал-губер- наторств в пространственном структурировании империи см.: Маиузато К. Генерал-губернаторства в Российской империи: От этнического к про- странственному подходу // Герасимов И. и др. (ред., сост.). Новая им- перская история постсоветского пространства: Сб. ст. Казань, 2004. С. 427-458. 14 Даты в этом разделе приведены по григорианскому календарю.
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 119 15 После восстания в центре Варшавы был поставлен обелиск в честь сохранивших верность присяге польских офицеров, погибших во время восстания. ,6 Davies N. God’s Playground: a History of Poland. Vol. 2. Oxford: Claren- don Press, 1981. P. 319-320. 17 [Голицына Н.И.] Воспоминания княгини Голицыной. 1830—1831 гг. / Публ. Е.Л. Яценко // Российский архив. История Отечества в свиде- тельствах и документах. XVIII—XX вв.: Альманах. Вып. XIII. М., 2004. С. 72—73. По свидетельствам современников, Константин «даже радовал- ся, когда его поляки побеждали русских и восклицал: “ Вот та армия, ко- торую я создал”». (Гагерн Ф.Б. Россия и русский двор в 1839 г. // Русская старина, 1891. № 1.С. 17. Ср.: Давыдов Д. Сочинения. М., 1963. С. 464). 18 Конрад Валленрод, герой романтической поэмы А. Мицкевича, успешно скрывал свою враждебность рыцарскому ордену, во главе кото- рого он в конечном счете встал, чтобы его разрушить, и не останавливал- ся перед нарушением любых моральных норм ради борьбы с врагом. 19 OchmariskiJ. Historia Litwy. Wroclaw et al., 1967. S. 163. 20 Человеку XXI в. очень нелегко представить, что означала эта детро- низация для Николая, верившего в божественную санкцию своей власти. 21 О том, как польское восстание 1830—1831 гг. ускорило осознание имперской элитой военно-стратегической уязвимости России в условиях крепостного права, см. недавнюю работу: Kagan F. The Military Reforms of Nicholas 1: The Origins of the Modem Russian Army. New York: St.Martin’s Press, 1999. P. 209—241. Каган показывает, что тревога Николая и его бли- жайших советников за безопасность империи в начале 1830-х гг., по сути дела, предвосхищала смятение, пережитое властью после Крымского по- ражения. 22 Об этом см. также статью А. Новака в приложениях к этой книге. 23 Материалы о рассмотрении вопроса по расчету между казнами Рос- сии и Царства Польского // РГИА. Ф. 560. Оп. 43. Д. 240. Л. 9об. — 10. 24 См. об этом: RemyJ. Higher Education and National Identity. Polish Student Activism in Russia. 1832—1863. Helsinki, 2000. P. 158—161. 25 См.: ГоризонтовЛ.Е. Парадоксы имперской политики. Поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.). М., 1999. С. 157—160. 26 После присоединения в 1842 г. Белостокской области к Гродненской губернии и учреждения в 1843 г. Ковенской губернии (вобравшей в себя основную массу литовского населения, которое правительство старалось изолировать от польского влияния) СЗК состоял из шести губерний: Ви- ленская, Гродненская, Ковенская, Минская, Могилевская, Витебская. Первые четыре или (в 1856— 1862 гг.) три составляли Виленское генерал- губернаторство, последние две вместе со Смоленской губернией входили в Витебское генерал-губернаторство, упраздненное в 1856 г. С началом восстания 1863 г. Витебская и Могилевская губернии были подчинены Ви- ленскому генерал-губернатору, уже управлявшему к тому моменту четырь- мя губерниями.
120 Западные окраины Российской империи 27 Киев стал центром генерал-губернаторства, охватывающего терри- торию Правобережной Украины, в 1832 г. 28 Thaden Е. Russia’s Western Borderlands, 1710—1870. Princeton, 1984. P. 123-124. 29 Нольде А.Э. Попытка кодификации литовско-польского права // Нольде А.Э. Очерки по истории кодификации местных гражданских зако- нов при графе Сперанском. Т. 1.СП6., 1906. С. 114— И 7 и др. Тогда же возник проект научного издания самого текста Статута на современном русском языке; перевод выполнялся с наиболее древней (конец XVI в.) редакции, написанной «старинным белорусским» языком, но не с по- зднейших польских. В некоторых случаях точность перевода была прине- сена в жертву политическим соображениям: так, «Речь Посполитая» пере- водилась как «Государство». См.: Там же. С. 77—81. 30 Исходя из представления о вероисповедной близости православия и католицизма, Николай питал надежду на отрыв католической церкви от польского национального движения и превращение ее в мощную консер- вативную силу в империи. 31 Блудова АД. Записки // Русский архив. 1878. № 11. С. 359. 32 Подробнее см.: Горизонтов Л. Е. Парадоксы имперской политики... С. 41—47. 33 См., например: КаппелерА. Россия — многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. М., 2000. С. 100—101. Вообще, до вос- стания 1863 г. националистический дискурс заметно меньше определял позицию высшей бюрократии относительно поляков. Характерен пример М.Н. Муравьева («Вешателя»). В 1830—1831 гг. он активно участвовал в подавлении восстания на территории Литвы и Белоруссии и уже тогда прослыл полонофобом, в 1863 г., в качестве виленского генерал-губерна- тора, с энтузиазмом возглавил «усмирение мятежа» в СЗК. Между тем в 1857—1861 гг., будучи министром государственных имущсств, Муравьев привечал компетентных чиновников-поляков, давая им важные поручения в разных частях империи, включая западные губернии. Иными словами, к небунтуюшим полякам он был тогда еще в состоянии относиться впол- не нейтрально. После 1863 г. современники с особенным недоумением вспоминали, что в департаментах муравьевского министерства постоянно звучала польская речь. 34 Отсутствие университета в СЗК при двух на Украине (Киев и Харь- ков) было одним из важных факторов сравнительной слабости белорусско- го национального движения по сравнению с украинским. 35 Яркое свидетельство опасений Николая I насчет возможных соци- альных издержек антипольской политики находим в его письме И.Ф. Пас- кевичу от 3/15 марта 1846 г. Реагируя на известия о происходивших в Га- лиции ожесточенных выступлениях польских крестьян против поляков же помещиков, он писал : «Этого-то примера я боялся для наших на Волыни и Подоле и сейчас послал Бибикова с строгим приказом отнюдь не дозво- лять никакой подобной попытки, ибо никогда не дозволю распорядков с низу, а хочу, чтоб ждали с верху'. <...> Ты и в Польше проучи мужиков,
Глава 4- От Конституционной хартии к режиму Паскевича 1 2 1 которые бы хотели предлогом воспользоваться... они доноси, ежели по- дозревают [помещиков в заговоре. — Авт.], но не распоряжайся сами» (Щербатов А.П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и дея- тельность. СПб., 1896. Приложения кт. 5. 1832—1847. С. 559—560). При- мечательно, что дословно сходное противопоставление «сверху — снизу» употребит в марте 1856 г. Александр II, намекая предводителям дворянства Московской губернии на неизбежность того или иного разрешения проб- лемы крепостничества. 36 Новейшее исследование этого сюжета, богатое фактическим мате- риалом: [ФигатаваА.М.] Хрысшянсюя канфесп пасля далучэння Беларуй да Расшскай 1мперьп (1772—1860) // У.1. Навщю (рэд.). Канфесп на Беларуси (к. XVIII -XX ст.). Мшск, 1998. С. 5-20. 37 Примечательно, что открытая миссионерская деятельность Полоц- кого православного епископа Смарагда, обратившего в 1833—1835 гг. бо- лее 120 тысяч униатов в православие, вызвала недовольство не только Се- машко, но и правительства. Такой путь к «воссоединению» представлялся опасным из-за волнений, спровоцированных в ряде униатских и католи- ческих приходов миссионерским пылом Смарагда. Как и во многих дру- гих случаях, имперская политика и идеал воинствующей церкви оказались трудно совместимы. 38 Корф МЛ Дневник: Год 1843-й. М., 2004. С. 181. 39 РГИА. Ф. 797. Оп. 87. Д. 25. Л. 1-3,8-9. См. также: [Иосиф(Семаш- ко), Антоний (Зубко)]. Семь проповедей синодального члена Митрополита Литовского и Виленского Иосифа, говоренные при важнейших случаях служения, и о греко-унитской церкви в Западном крае России воспоми- нания архиепископа Антония. СПб., 1889. С. 56—74. 40 Прежние и вновь принятые нормы в отношении католической церк- ви (как и других неправославных исповеданий) были собраны воедино в «Уставах духовных дел иностранных исповеданий» в Своде законов Рос- сийской империи 1857 г. издания (Т. 11. Ч. 1). 41 Лисяк-Рудницький /. 1сторични есе. Т. 1. КиГв, 1994. С. 276. Говоря о зыбкости границы между полякам и-украинофилам и и украинцами поль- ского происхождения, Рудницкий имеет в виду, что многие из них проис- ходили из полонизированных семей и часто меняли со временем свою идентичность с польской на украинскую. 42 Подробнее об украинофильстве первой половины XIX в. см.: Пы- пин А.Н. История русской этнографии. Т. 3. Этнография малорусская. СПб., 1891; КаппелерА. Мазепинцы, малороссы, хохлы: украинцы в этни- ческой иерархии Российской империи // Миллер А., Флоря Б., Реприн- цев В. (ред.) Россия—Украина: история взаимоотношений. М., 1997. С. 125—144; Миллер А. Украинофильство// Славяноведение. 1998. № 5. С. 28-37. 43 Польское национальное движение нс всегда последовательно, но пыталось найти в зарождающемся украинском движении союзника для борьбы с империей. Но речь здесь идет не о том, что поляки «придумали» украинский национализм, как часто писали антипольски настроенные
122 Западные окраины Российской империи публицисты в России XIX в. Просто национализм как набор идей и обра- зов оказался очень удобен для заимствования, и польский национализм, к этому времени более развитый и зрелый, служил образцом для подража- ния для других национальных движений на западных окраинах империи. 44 Кирило-Мефод1вськеТовариство. Т. 3. Ки!в, 1990. С. 309. 45 Цит. по: Зайончковский П.А. Кирилло-Мефодиевское общество (1846-1847). М., 1959. С. 118. 46 Там же. С. 118. 47 Там же. С. 129-130. 48 Белинский В.Г. Полное собрание сочинений. М., 1954. Т. 5. С. 177, 330. Подробно о позиции Белинского см.: Rutherford A. Vissarion Belinskii and the Ukrainian National Question // Russian Review. 1995. Vol. 54. № 4. 49 См.: РейтблатА.И, (сост.). Видок Фиглярин... С. 555—556. 50ЧОИДР. 1847. №3. С. 2-3. 51 Там же. С. 9. 52 Там же. С. 4. 53 Из дневника, веденного Ю.Ф. Самариным в Киеве в 1850 году // Русский архив. 1877. № 6. С. 232. 54 Запрет простудившегося Николая I давать ему какие-либо лекарства нередко истолковывают как своеобразную форму самоубийства.
Глава 5 ЗАПАДНЫЕ ОКРАИНЫ В 1855—1862 ГГ. Политическая обстановка в 1855—1860 гг. — Попытки сближения с польской шляхтой — Подготовка крестьянской реформы И РОСТ НАЦИОНАЛИЗМА — ПОЛЬСКАЯ КОНСПИРАЦИЯ — Реформы А. Велепольского — Украинский вопрос — Проект нациостроительства в политике властей в Западном крае
1. Политическая обстановка в 1855—1860 гг. Попытки СБЛИЖЕНИЯ с польской шляхтой. Подготовка крестьянской реформы И РОСТ НАЦИОНАЛИЗМА Ситуация, в которой Александр II вступал на престол в 1855 г., однозначно диктовала необходимость реформ и ли- берализации режима. Ясной программы преобразований власти на тот момент не имели, в том числе и в окраинной поли- тике. Но польский вопрос неизбежно сразу оказался в центре их внимания. На Парижской мирной конференции российский пред- ставитель граф А.Ф. Орлов решительно пресек попытки обсужде- ния польской проблемы как международной. Однако за кулисами дипломатической сцены польская тема вовсе не снималась с по- вестки дня. Крымская война покончила с Венской системой меж- дународных отношений, основанной на альянсе Романовых, Габ- сбургов и Гогенцоллернов, и побудила российскую дипломатию задуматься о возможности союза с Францией. В первые пять лет своего правления Александр II проявлял сдержанную, но вполне различимую симпатию к императору французов Наполеону III, который был в то время для российского императора своеобразным примером монарха — национального лидера. Александр надеялся этот образец превзойти, подчинив идею нации принципу династи- ческого правления. Наполеон III выступал в роли защитника прав национальностей вообще и поляков в частности. В Петербурге рас- считывали, что благоволение к полякам поможет оказавшейся в по- литической изоляции России сблизиться с Францией1. В январе 1856 г. умер наместник И.Ф. Паскевич, светлейший князь Варшавский, который был для ЦП такой же знаковой фигу-
1 26 Западные окраины Российской империи рой, какой являлся Николай 1 для всей империи. Его сменил (фак- тически уже в декабре 1855 г.) князь М.Д. Горчаков, настроенный к полякам скорее примирительно. Опыта управления окраинами у него не было, и особой активностью на новом поприще Горчаков не отличался, что отчасти объяснялось слабым здоровьем нового наместника. (Враждебно настроенный в отношении каких-либо уступок полякам Д.А. Милютин писал о Горчакове как о человеке «нервном, слабом и физически и нравственно», при котором «по- ляки, сохраняя до поры наружное спокойствие, пользовались сла- бостью русского управления...»2.) Важную роль в назначении МД. Горчакова сыграло близкое родство с новым министром ино- странных дел князем А. М. Горчаковым — одним из наиболее актив- ных сторонников сближения с Францией. Фактор родства всегда много значил для управления периферией империи, и пребывание на высшей должности в Варшаве кузена профранцузски настроен- ного министра не казалось современникам простой случайностью. В целом М.Д. Горчаков старался найти общий язык с польской светской и церковной аристократией, привлечь ее к участию в уп- равлении краем. В начале мая 1856 г. Александр II впервые после восшествия на престол посетил Варшаву. Это было крупным политическим собы- тием европейского масштаба: именно в столице ЦП Александр принял специальных представителей великих держав, приветство- вавших его по случаю воцарения. Присутствовала и ближайшая европейская родня императора. Принимая дворянских предводи- телей ЦП, сенаторов и высших иерархов католической церкви, Александр произнес на французском языке речь, в которой заверил аудиторию, что прибыл «с забвением прошлого, одушевленный наилучшими намерениями для края», но что преисполнен решимо- сти продолжить дело своего отца. Наиболее звучной фразой царс- кого выступления — она чаше всего и цитируется при упоминании этого визита — были дважды или даже трижды произнесенные сло- ва предостережения: «Pas de reveries», т.е. «никаких мечтаний». Вместе с тем, вчитываясь в официально опубликованный текст речи, мы находим свидетельства неуверенности и колебаний мо- нарха в «польской» политике. Речь содержала целый ряд противо- речивых, неясных высказываний о взаимоотношениях империи и Царства. Во-первых, Александр заявил, что «Польша должна пре- бывать навсегда в соединении с великой семьей русских императо- ров». При желании это можно было принять за намек на тот поря-
Глава 5- Западные окраины в 1855—1862 гг. 127 док династической унии, который был учрежден Александром I и существовал до 1831 г. Во-вторых, император заявил, что «счастье Польши зависит от полного слияния ее с народами моей империи». Эта формулировка, с ударением на прочность имперского строя, ближе всего подходит, пожалуй, к николаевской политике админи- стративной и сословной унификации. В-третьих (и этим как раз завершалось выступление), царь призывал слушателей, прежде все- го «господ епископов», «внушить поселянам, что счастье их зави- сит единственно от полного их слияния со святою Русью». Это кли- ше могло быть истолковано как призыв к более решительной, чем при Николае, политике русификации поляков, ее распространение на сферу языка и религии3. Таким образом, намерения правитель- ства оказывались открыты разным истолкованиям и, вопреки цар- скому предостережению, не могли не породить того, что тогда лю- били называть «брожением умов». Вскоре последовала серия мер, которые осторожно, но вполне отчетливо корректировали политику Николая I. Традиционная для начала царствования политическая амнистия, которая вернула из ссылки декабристов, участников Кирилло-Мефодиевского обще- ства, петрашевцев, была распространена и на участников восстания 1830—1831 гг., как ссыльных, так и политических эмигрантов. Акт об амнистии, подписанный императором в 1856 г., разрешал им поступать на государственную службу. Было отменено военное положение в Царстве и в западных губерниях. Уроженцам западных губерний было разрешено поступать на службу в этих губерниях на общих основаниях. В 1857 г. Царство снова получило высшее учебное заведение с преподаванием на польском языке (а также латинском) — Медико- хирургическую академию в Варшаве. Академии была предоставле- на некоторая автономия в учебных делах; порядок поступления в нее жителей ЦП — но не выходцев из западных губерний! — был свободен от административных ограничений, а плата за обучение была ниже, чем стоило при Паскевиче обучение в гимназии4. В са- мом скором времени академия стала одним из центров польской конспирации. Перемены в системе образования произошли и в Западном крае. Были сняты некоторые специальные ограничения на поступ- ление в Киевский университет. Число гимназий увеличилось за счет предоставления статуса гимназии шести уездным училищам для дворянства. В 1858 г. в Виленском, а в 1860 г. в Киевском учебных
1 28 Западные окраины Российской империи округах было восстановлено обучение польскому языку (по выбо- ру самих учащихся) как одному из иностранных. Последняя мера не была распространена на Могилевскую и Витебскую губернии, подведомственные Петербургскому учебному округу. Важные последствия имело высочайшее разрешение в 1857 г. на учреждение в Варшаве Земледельческого общества (Towarzystwo Rolnicze) во главе с (рафом Анджеем Замойским, видным аристок- ратом, племянником А. Чарторыйского. Оно приступило к работе в январе 1858 г. и уже вскоре насчитывало около четырех тысяч членов - дворян-землевладельцев. Общество, благодаря частным пожертвованиям, располагало солидными финансовыми средства- ми, имело отделения примерно в 80 уездах Царства и даже ходатай- ствовало об учреждении отделений в Вильнс и Киеве, на что влас- ти согласия не дали. Сначала общество занималось рассмотрением различных возможностей агрономических улучшений в помещичь- их хозяйствах. Но в конце 1859 г. ему было поручено выработать проект регулирования отношений между крупными землевладель- цами и крестьянами, т.е. решение проблемы, остроту которой не удалось снять очиншеванием (переводом крестьян с баршины на оброк) 1846 г. Показательно, что работа общества началась в тот момент, ког- да была предана официальной гласности правительственная разра- ботка крестьянского вопроса в самой империи и стали один за дру- гим открываться губернские дворянские комитеты для «улучшения быта» крепостных крестьян. Общество таким образом должно было выполнить ту же функцию, которая в остальной части империи поручалась специальным органам, находившимся под правитель- ственным контролем, — сначала дворянским комитетам, затем Ре- дакционным комиссиям. На уровне конкретных предложений Земледельческое общество не ушло далеко от того образца аграрной программы, которую в России называли «безземельным освобождением». Замойский и большинство членов общества не приветствовали проект пре- доставления крестьянам земли в собственность (по-польски — uwlaszczenie) посредством выкупа и создания таким путем мелко- го землевладения. В Царстве наиболее последовательным поборни- ком такой модели социально-аграрных отношений был лояльный российским властям граф С. Уруский, ссылавшийся на пример ав- стрийского законодательства конца 1840-х — начала 1850-х гг.5 Со стороны польских помещиков такая точка зрения подвергалась
Глава 5- Западные окраины в 1855 — 1862 гг. 1 29 ожесточенной критике как не соответствующая, по их мнению, более высокому, чем в общинно-передельной России, уровню аг- рарного развития. Ясно, что немалую роль в такой позиции играл сословный эгоизм. Российская администрация влине М.Д. Горча- кова поддерживала Уруского, что соответствовало постепенно ут- верждавшейся тогда концепции освобождения крестьян с землей в самой России. К концу 1850-х гг. все яснее становилась сложность и проти- воречивость проблем, которые возникали для правительства в от- ношениях с польской шляхтой. Со стороны властей разрешение на создание Земледельческого общества как легального обще- ственного форума, дискуссия на котором неизбежно выходила за пределы собственно аграрных проблем, было важным шагом к восстановлению разрушенного восстанием 1830—1831 гг. «брака по расче ту» между династией и польской шляхтой Царства. Это было нелегкое решение. Прежде всего уже сама идея поиска ком- промисса с поляками имела немало противников «в верхах», по- лагавших, что с поляками следует разговаривать исключительно с позиции силы, потому что любые уступки они воспринимают как слабость и тут же выдвигают все новые и новые требования. Воз- можно, отголоском этих споров и был тот призыв-предостереже- ние Александра II — «никаких мечтаний». Действуя во многом «на ошупь», правительство все же знало определенно, какие из польских «мечтаний» оно не готово удовлетворить ни в коем слу- чае или, по крайней мере, в обозримом будущем. Совершенно исключалось присоединение Западного края к Царству, и отказ разрешить создание филиалов Земледельческого общества в Виль- не и Киеве был ясным сигналом об этом. Нс стояло на повестке дня и восстановление автономии Царства в прежнем объеме, осо- бенно с самостоятельной армией. Спокойствие Царства и Запад- ного края в ходе грядущих реформ было для Петербурга крайне важно, и правительство готово было идти на серьезные уступки, но постепенно, не под давлением и угрозами, а в качестве награ- ды за лояльность шляхты. Между тем многие в империи полага- ли, что власти «по доброй воле» ничего не отдадут и что уступок будет тем больше, чем сильнее будет давление на власть «снизу». В польском обществе такие настроения были распространены особенно широко. В конце 1850-х и начале 1860-х гг. в России складывалась ситуация, типичная для периода либерализации же- стких авторитарных режимов: власти не доверяли подданным, об- 5 - 2931
1 30 Западные окраины Российской империи щество — властям. В отношениях правительства и польского об- щества эта проблема проявлялась с особенной остротой. Ситуация еще более осложнялась самой сущностью аграрной реформы. В 1840-е гг. Австрия продемонстрировала возможности политики, основанной на использовании противоречий между крупными землевладельцами и крестьянами. В 1846 г. Вена спро- воцировала так называемую «галицийскую резню», когда польские крестьяне жгли поместья, сотнями убивали землевладельцев и уп- равляющих, сорвав таким образом подготовку восстания. А в 1848 г. наместник Галиции граф Стадион отменил барщину от имени им- ператора, опередив долго колебавшуюся шляхту, и надолго укрепил в сознании галицийского крестьянина, как поляка, так и русина, образ доброго императора, защитника от помещиков. В 1850-е гг. такая политика казалась слишком радикальной даже тем в Петер- бурге, кто не верил в возможность компромисса со шляхтой, тем более что проводить ее в небольшой Галиции было, разумеется, проще, чем в Царстве и Западном крае. В то же время отдавать шляхте инициативу и право принимать решения в крестьянском вопросе в Петербурге тоже никто не со- бирался. Поручая в 1859 г. Земледельческому обществу работать над проектом реформы, власти заранее ограничили обсуждаемые обще- ством преобразования узкими рамками очиншевания. Это было вполне логично — с точки зрения интересов империи, наделение землей непременно должно было исходить от престола и укрепить тем самым лояльность польского крестьянина династии. Согласись шляхта по доброй воле на серьезные уступки крестьянам, и рефор- ма в ее руках могла стать мощным инструментом строительства нации. В 1858— 1859 гг. это был вопрос первостепенной важности не только для Царства, но и для всей империи, ведь на тот момент еще не было ясно, какой дискурс о крестьянстве ляжет в основу решения земельного вопроса: насыщенный националистическими эмоциями образ крестьянина — хозяина почвы, владельца обраба- тываемой им земли; или предмодерное, «отчуждающее» представ- ление о поднадзорное™, подопечности и несамостоятельности сельского сословия. Петербургские сторонники освобождения кре- стьян с землей хотели от реформы именно появления крестьяни- на-хозяина, однако только в русских губерниях, ведь они стре- мились строить русскую нацию. На ранней стадии обсуждения реформы они еще были заинтересованы в возможной поддержке своей позиции со стороны дворян западных окраин, но чем опре-
Глава 5- Западные окраины в 1855—1862 гг--------------------131 деленнее становилось преобладание их точки зрения в Петербурге, тем меньше оставалось у них причин поощрять лидерство шляхты в строительстве польской нации. Поэтому Д. Милютин с нескрыва- емым раздражением следил за тем, как Замойский «задавал гоме- рические угощения собранным из провинции крестьянам и братал- ся с городскими просторабочими»6. С другой стороны, идеал крестьянского освобождения не был для петербургских реформаторов пустым звуком, поэтому им было трудно согласиться и на оставление крестьян на милость шляхты, если бы в ее среде продолжали преобладать эгоистические сослов- ные мотивы и стремление оставить крестьян без земли. По сути дела, задача не имела удовлетворительного решения. Скорее сохра- нение неопределенности больше отвечало тактическим интересам Петербурга в конце 1850-х гг.: угроза того, что правительство мо- жет проигнорировать интересы шляхты в ходе реформы, должна была подталкивать ее к осторожности и лояльности. Как мы уви- дим, только восстание 1863 г. освободило власть от тягостного по- иска ответа на не имевший решения вопрос: как и крестьян запад- ных окраин «облагодетельствовать», и землевладельцев не обидеть. Между тем на остзейские губернии, где землевладельцы остались лояльны империи, модель аграрной реформы с наделением крес- тьян землей распространена так и не была. Взглянем теперь на развитие ситуации в западных губерниях сразу после воцарения Александра. К середине 1850-х гт. в нацио- налистически чувствительной части российского общества уже сло- жилось достаточно определенное представление о западных губер- ниях не просто как древнем достоянии России (в смысле, так сказать, «вотчины», исторического наследия династии и трона), но и как земли, населенной преимущественно соотечественниками, составной части территории нации, или, используя популярные тог- да биологические метафоры, одного из органов единого националь- ного тела, связанного с остальными плотью и кровью. С большим энтузиазмом эти воззрения отстаивали, к примеру, славянофилы. Имперская же власть при Николае не всегда старалась акцентиро- вать «единоверность» и «единоплеменность» крестьянского населе- ния западных губерний. Показательно, что по инерции, восходя- щей к временам разделов Речи Посполитой, западные губернии в обиходной речи нередко именовали «возвращенными от Польши», «так называемыми польскими». В устах российских правителей это, 5*
132 Западные окраины Российской империи конечно же, не означало признания прав поляков на ЮЗК и СЗК (хотя поляки легко могли истолковать данное словоупотребление именно в таком духе). Скорее, это было свидетельством относи- тельного равнодушия к национальным аспектам развития этой пе- риферии. Александр 11 не был готов к отступлению от описанной выше стратегии его отца. Приведем частный, на первый взгляд, пример. Вскоре после воцарения, изучая поданный ему проект реформ в военном управлении, он выразил сожаление по поводу чрезмерного распространения болезней в «нашей прекрасной гвардии» и назвал место ее недавней дислокации «злосчастными польскими губер- ниями» (malheureuxgouvemements polonais)7. В этой брошенной мимоходом фразе ярко отразилось отсутствие у императора дей- ствительной эмоциональной привязанности, некоего душевного расположения к этой части империи. В первые годы своего правления Александр вновь попытался применить к этому региону уже испытанную модель распределения полномочий между центром и окраинной элитой. Казалось, это позволило бы избавиться от ненужного бремени управленческих забот. Но для реализации такой стратегии требовалось продемон- стрировать монаршее доверие и милость к местной знати, в подав- ляющем большинстве польскоязычной и приверженной культурно- му наследию Речи Посполитой, — подобная репрезентация, при всей ее условности, была одной из опор имперского строя. Сделать это в данном случае было особенно нелегко: в отличие от эпохи Александра 1, власть уже не соглашалась признавать, хотя бы и молчаливо, «польскость» дворянства западных губерний легитим- ным свойством целой корпорации. Иными словами, уступки надо было сделать людям, которых считали поляками, но так, чтобы не показать слишком откровенно, что их считают таковыми. Первым жестом монаршего дружелюбия стало назначение в конце 1855 г. нового генерал-губернатора Виленской, Ковенскойи Гродненской губерний — Северо-Западного края. Им стал давний приближенный Александра, один из его военных наставников в молодые годы генерал-адъютант В.И. Назимов. Назимов был под- готовлен к роли администратора на западной периферии гораздо лучше, чем его варшавский «сосед» Горчаков. Он уже имел во вве- ренном ему крае благоприятную репутацию: еще в 1840 г., будучи послан Николаем 1 в Вильну для политического дознания о будто бы обнаруженном тогдашним генерал-губернатором Ф.Я. Мирко-
Глава 5. Западные окраины в 1855—1862 г г. 133 вичем обширном заговоре, Назимов не дал хода выдвинутым обви- нениям. Прибытие его в Вильну в феврале 1856 г. было обставлено как возвращение долгожданного друга: «Поцелуи генерал-губерна- тора с представлявшимися дворянами повторялись очень часто, так как оказалось, что между ними было множество старых его зна- комых»8. Назимов сумел связать себя и своих ближайших военных и ^ажданских сотрудников с местной аристократией теми узами личной приязни и симпатии, которые были почти забыты при его предшественниках. В этом смысле он несколько походил на гене- рал-губернаторов окраин времен Екатерины II и Александра I — харизматических вельмож, которые, как доказывает Д. Ле Донн, смотрели на управляемый ими регион как на зону влияния соб- ственного семейного клана9. Балы, приемы, обеды с участием самых блестящих дам польского высшего света (за одной из них при Назимове даже закрепилось светское прозвище «krolowa litewska» — литовская королева) создавали атмосферу взаимного доверия и укрепляли в местном дворянстве представление о себе как о партнере администрации в управлении краем. Этому спо- собствовала и отмена в 1856 г. дискриминационных норм закона об обязательной государственной службе для местных дворян (часть николаевского проекта принудительного «перевоспитания» поляков службой). Благодаря Назимову, региональный нефор- мальный центр западноокраинной политики смешается из Киева, где после ухода Д.Г. Бибикова административная энергия суще- ственно убавилась, в Вильну. Одним из крупных административных успехов Назимова ста- ло побуждение виленского, ковенского и гродненского дворянства к выступлению с инициативой отмены крепостного права. Нефор- мальная кампания по внушению дворянам их ответственности за это «святое» дело началась уже летом 1856 г., после беседы Нази- мова с Александром 11 в Бресте. Власть полагала, что местные дво- ряне, в силу соседства с Пруссией, ЦП и остзейскими губерниями, окажутся гораздо восприимчивее к самой идее модернизации аграр- ного строя, чем великороссийские собратья по сословию. Инспи- рируя дворянскую активность, Назимов проявил изобретательность и понимание социальной психологии польского шляхтича. В кон- фиденциальной корреспонденции генерал-губернатора по кресть- янскому вопросу (прежде всего в циркулярах губернаторам и гу- бернским предводителям дворянства) в 1857 г. выделялись слова,
1 34 Западные окраины Российской империи явно выполнявшие функцию символического кода, — «откровен- ность» и «доверие». Так, губернаторам предписывалось «помогать» ходу дела, «вызывая доверием к себе откровенные и неофициаль- ные совещания с дворянством...». При частных собеседованиях с местной знатью Назимов не боялся затрагивать чувствительные струны польской исторической памяти, не исключая преданий о Т. Костюшко и его плане освобождения крестьян10. Для открыв- шихся в середине 1857 г. особых дворянских комитетов (затем их сменили официально учрежденные губернские комитеты для уст- ройства быта крестьян) Назимов выхлопотал разрешение заказать запрещенные цензурой заграничные издания на польском языке, посвященные решению крестьянского вопроса в землях бывшей Речи Посполитой, в том числе Познани. В официальных контактах с Петербургом Назимов, конечно же, не афишировал национальных отзвуков в развернутой им кампа- нии. Однако взаимосвязь дела крестьянского освобождения с польской проблемой не ускользнула от внимания заинтересован- ных наблюдателей в России. Уже на торжествах по случаю корона- ции Александра II в Москве в августе — сентябре 1856 г. некоторые предводители дворянства великороссийских губерний заявляли гостям из Литовского края, что считают их «опасными поджигате- лями в крестьянском вопросе», а полтавский губернский предво- дитель Л.В. Кочубей (малоросс по происхождению) произнес не- двусмысленный тост: «За здравие не немецкого, не польского дворянства, а <...> за здравие и честь дворянства великороссийско- го», объяснив затем такую дискриминацию тем, что «поляки хотят освободить крестьян»1'. Представители высшей администрации в Петербурге не выражали своих тревог столь прямолинейно, но ста- рались косвенными средствами, не ставя пока полякам на вид их «польскость», приглушить националистические тенденции вдея- тельности назимовских комитетов. Дальнейший ход подготовки крестьянской реформы послужил усилению тревог власти за положение в Западном крае. Помещи- ки в трех северо-западных губерниях по-разному представляли себе пореформенное будущее своих хозяйств, но почти единодушно от- вергали навязываемую правительством перспективу обязательной продажи крестьянам той или иной доли обрабатываемой ими зем- ли по регламентированным государством ценам. В данном случае uwlaszczenie отвергалось как мероприятие, продиктованное россий- ским уравнительным порядком землепользования и не соответству-
Глава 5.Западные окраины в 1855—1862 гг 135 ющее экономическим потребностям более развитого региона, где существовало подворное или участковое пользование землей. Фор- мулируя экономические требования в губернских комитетах в 1858 г., помещики лишний раз подчеркивали обособленность западных губерний от внутренней России. Они предлагали такие способы устройства земельных отношений в имении, которые об- легчали сдачу земли в аренду состоятельным крестьянам-дворохо- зяевам или (прежде всего в Ковенском комитете) мобилизацию батраков в качестве вольнонаемной рабочей силы в помещичьих ла- тифундиях. Вне рамок официальной программы, на заседаниях комитетов велись толки о возвращении польского языка в админи- страцию и суд, открытии Виленского университета и других злобод- невных для шляхты вопросах12. Реформаторы в Редакционных комиссиях 1859—1860 гг. во гла- ве с Н.А. Милютиным настороженно отнеслись к проектам дворян- ства СЗК. Однако до поры до времени они старались не обнаружи- вать своих подозрений, что за помещичьей корыстью стоят еще и «польские» интересы. Правительство, инспирировавшее, а в чем- то даже «суфлировавшее» ходатайство дворян северо-западных гу- берний об открытии комитетов по крестьянскому делу, должно •было поддерживать их эмансипаторскую репутацию. Один из ве- дущих участников подготовки реформы 1861 г. Я.А. Соловьев при- знавался позднее в своем «лирическом» отношении к дворянским комитетам под началом Назимова, объясняя его тем, что он, Соло- вьев, «имел о польском вопросе весьма неясные и сбивчивые поня- тия, как почти все русские того времени». Сам Александр II, со- вершивший летом 1858 г. поездку по ряду губерний и в речах к представителям местного дворянства недвусмысленно критиковав- ший проявления помещичьей односторонности в работах комите- тов, в Вильне был подчеркнуто любезен и милостив: «Вы первые показали пример, и вся Империя за вами последовала. <...> Мне приятно видеть себя окруженным вами»13. Эта благодарность слов- но нарочно оттеняла обращенные всего неделей раньше к москов- скому дворянству царские слова неудовольствия, между тем как большой разницы в достигнутых результатах законотворчества между московским и виленским комитетами не было. Учитывая экономическую специфику, реформаторы в Редакци- онных комиссиях составляли отдельный проект Положения о по- земельном устройстве крестьян для Виленской, Гродненской, Ко- венской губерний и инфыяндских уездов (т.н. польские Инфлянты)
1 36 Западные окраины Российской империи Витебской губернии (в принятом в 1861 г. законе этот порядок был распространен также на Минскую губернию). В делопроизводстве Редакционных комиссий к этим губерниям прилагалось наимено- вание «литовские», но не «западные», в чем некоторые местные помещики видели еще одно, пусть и косвенное, признание истори- ческой обособленности края. Именно разработка Литовского проекта вплотную поставила законодателей перед одной из важнейших долгосрочных задач реформы — вступлением бюрократии в прямой контакт с кресть- янством, в его социальной и хозяйственной разнородности, и мо- дернизацией на этой основе самих методов аграрной политики. В великорусских губерниях новое земельное устройство еше могло быть спроектировано в рамках традиционных «усредненных» пред- ставлений о крестьянстве: Редакционные комиссии назначали нор- мы надела и повинностей на ревизскую душу, которые к каждому крестьянскому двору прилагались при опосредовании внутри- общинной раскладки. В литовской же деревне, с ее подворным пользованием, «мир» не имел касательства к перераспределению земли и установлению повинностей. С другой стороны, инвентар- ное положение в северо-западных губерниях, задуманное еше в 1840-х гг., так и не было введено и, в отличие от губерний Право- бережной Украины, в них не прижилась более или менее четкая система соответствия земельных участков определенного типа (тяг- лых, пеших и пр.) фиксированному размеру повинности. Следова- тельно, освобождение крестьян в литовских губерниях требовало от власти наиболее глубокого проникновения в сферу аграрных отно- шений, вплоть до решения на местах вопроса о соразмерении кон- кретных надельных участков с повинностями. Редакционные комиссии сделали лишь первый шаг в этом на- правлении. Творцы законодательства предписали закрепить за каж- дым крестьянским двором тот надел, который был в его пользова- нии на момент освобождения, и, следуя инвентарным правилам, обозначили максимальный размер повинности, оброчной и бар- щинной, за десятину земли. Точное исчисление надела и повинно- стей должно было произойти при составлении уставных грамот. Предвидя сложность этой задачи, Редакционные комиссии спро- ектировали учреждение в каждом уезде т.н. поверочных комиссий, которые в течение шести лет после утверждения уставных грамот должны были разрешить основные разногласия и споры между помещиками и крестьянами. В Великороссии аналога таким комис-
Глава 5. Западные окраины в 1855— 1862 гг 137 сиям (не пугать их с мировыми посредниками) не предусматрива- лось. Наиболее знаменательная особенность комиссий заключалась в предоставлении «в них действительного участия крестьянскому сословию» в лице «лучших домохозяев каждой деревни или старо- жилов соседних деревень»14. Хотя в 1863 г., уже после начала вос- стания, поверочные комиссии были учреждены в иных составе и форме, замысел прямого крестьянского участия в реализации ре- формы предвосхи тил уже в начале 1860 г. позднейшую идеологему крестьянства, освобожденного из-под польского «ига». Националистические ноты откровенно зазвучали в высказыва- ниях творцов крестьянской реформы по адресу дворянства запад- ных губерний ближе к концу 1860 г. Накануне дебатов по кресть- янскому делу в Государственном совете дворянство Виленской и Ковенской губерний обратилось через своих предводителей в Ми- нистерство внутренних дел с ходатайством — подвергнуть скорей- шей ревизии проекты Редакционных комиссий для Литовского края, будто бы угрожавшие местным помещикам полным разоре- нием. Это обращение имело резонанс еще и потому, что его, пусть и с некоторыми оговорками, поддержал В.И. Назимов. Лидер ре- форматоров Н.А. Милютин на сей раз без экивоков связал иници- ативу дворян не столько с помещичьей корыстью вообще, сколько с польским сепаратизмом. Реформа открыто признавалась чем-то вроде перспективной инвестиции в лояльность народной массы, противопоставленной неблагонадежности шляхты. Лишь наделе- ние землей, по словам Милютина, «может обеспечить литовских15 крестьян, сделать их не только по закону, но на самом деле вышед- шими из крепостной зависимости от польских помещиков, что в то же время привяжет их чувством благодарности к правительству... Это обстоятельство весьма важно в настоящее время, ггри заметном политическом возбуждении умов в польском дворянстве»16. По- зднее, в 1862—1863 гг., ближайший единомышленник и коллега Милютина по Редакционным комиссиям, высокопоставленный чиновник Государственного совета малоросс А.П. Заблоцкий-Де- сятовский подготовил несколько записок об усилении «русского элемента» в западных губерниях. Они послужили основой для про- екта создания т.н. Западнорусского общества (не путать с упо- минаемым ниже в данной главе «Западнорусским братством» в Вильне), который был поддержан председательствующим в Госу- дарственном совете Д.Н. Блудовым. Заблоцкий ратовал за мораль- ную и материальную поддержку православного духовенства, вое-
1 38 Западные окраины Российской империи становление братств при православных церквах, поощрение куль- турной и языковой самобытности местного крестьянского насе- ления в противовес польскому влиянию (включая начальное обра- зование на «местном наречии», т.е. малороссийском или белорус- ском), скорейший выкуп крестьянской земли в собственность17. Деполонизаторская программа, начавшая формироваться в конце 1850-х гг., в частности в милютинском кружке бюрократов и интеллектуалов, имела и свою подчеркнуто либеральную версию. Ее выразителем стал близкий приятель Милютина, уже тогда весьма известный правовед и историк Б.Н. Чичерин. В записке, подготов- ленной осенью 1859 г., вероятно по заказу великой княгини Еле- ны Павловны (покровительницы Милютина и его товарищей по Редакционным комиссиям), Чичерин затронул проблему деполо- низации западных губерний в широком контексте внешнеполити- ческих задач империи и внутренних реформ. Задача вполне четко формулировалась в духе современного национализма: «Поляки со- ставляют здесь верхний слой народонаселения. В противодействие ему надобно поднять низшие классы, к чему лучшим средством служит совершающееся ныне освобождение крестьян». Успех депо- лонизации связывался, с одной стороны, с превращением ЦП в независимую монархию — младшего партнера России, «под ски- петром одного из младших сыновей» российского императора. На западных губерниях это должно было отозваться благотворно, так как побудило бы польских помещиков переселяться «в обновлен- ную Польшу, куда их будет влечь национальное чувство». (Ниже мы увидим, что всего через пару лет возникнут проекты принуждения к такому же выселению.) С другой стороны, намечалась перспек- тива реколонизации края соединенными усилиями разных катего- рий непольского населения: «Русские владельцы взамен того [т.е. покинувших край поляков] в большом числе водворятся в Запад- ном крае; если правительство опять же дарованием льгот будет спо- собствовать переселению в Литву крестьян великороссийских, если оно сумеет привлечь к себе евреев, составляющих столь важную часть этих областей, то результат будет еше успешнее»18. Чичерин не высказывал тезиса об исключительной русскости Западного края; скорее, как видно из цитаты, он даже склонялся к идее нации как надэтнического сообщества граждан. Тем не менее характерные популистские обертоны русского национализма («поднять низшие классы») явственно различимы и здесь.
Глава 5- Западные окраины в 1855—1362 гг 139 То, что именно подготовка крестьянской реформы явилась ка- тализатором усиления национализма во взглядах правящей и пи- шущей элиты на Западный край, далеко не было случайностью или только лишь ответом на «происки» польской шляхты. Программа реформы 19 февраля 1861 г. изначально несла в себе мощный националистический заряд и подразумевала постановку новых ру- сификаторских целей. Не имевшая в Европе прецедентов одно- временность освобождения и наделения землей огромной кресть- янской массы, дотоле почти полностью выключенной из сферы гражданских отношений, создавала эффект встречи и соприкосно- вения власти с пробуждающимся от «векового сна» народом. Об- раз крестьянства, восстающего к новой жизни, который активно использовался в официальной риторике, заострял и драматизиро- вал и без того актуальные вопросы о новых способах коммуника- ции власти с теми слоями населения, что ранее были отгорожены от нее высшими сословиями. Если русский язык, которым писа- лись царские манифесты, не всегда был понятен даже великорус- скому крестьянину, то чего можно было ожидать от сельского люда окраин империи? Не меньшее значение для национализма имперской элиты име- ла официальная, выдержанная в историцистском духе пропаганда превращения крестьян в земельных собственников. Хотя этот но- вый правовой статус, как известно, не влек за собой действитель- ной свободы распоряжения землей, на сознание правящих кругов (в большей степени, чем самих крестьян) оказывала воздействие идея воссоединения крестьянства с землей предков. Широко упот- реблявшееся для обозначения крестьянских наделов понятие «осед- лость», в сочетании с образом пробуждающейся крестьянской мас- сы, приобретало смысловой оттенок автохтонности. «Оседлый» крестьянин выступал не просто «исконным» земледельцем, но и жителем этой земли, укорененным в ней, по праву первопоселен- ца, глубже всех других. Эта тема автохтонности, подспудно связан- ная с решением земельного вопроса в ходе реформы (именно она порождала смутные, но, возможно, самые навязчивые страхи дво- рянства), была особенно значима для осмысления ситуации в за- падных губерниях19. Националистический дискурс по проблеме Западного края, активизировавшийся к началу 1860-х гг., был связан не только с подготовкой крестьянской реформы. Отчаянный призыв к деполо- низации края прозвучал в 1859 г. из уст митрополита Литовского
140 Западные окраины Российской империи Иосифа (Семашко). В письме на имя царя бывший епископ уни- атской церкви в драматических красках описал угрозу ассимилятор- ской экспансии польского меньшинства в массу населения края. Риторика этого документа предвосхитила тот наступательный тон, который националистически настроенная бюрократия усвоит после 1863 г?’ 2. Польская конспирация. Реформы А. Велепольского Итак, к 1861 г. имперская власть стояла ближе чем за пять лет до того к националистическому восприятию польского вопроса, к его увязке с проблемой переосмысления «русскости» и территории русской нации в новом, «этнизированном» ключе. Оживление во второй половине 1850-х гг. польского национального движения, складывание польской конспирации оказывало сложное воздей- ствие на эту эволюцию сознания российских верхов. Среди центров польской конспирации на территории империи важная роль принадлежала университетам — Киевскому, Петер- бургскому и Московскому. В Киевском университете в 1857 г. при- мерно 70% студентов (612 из 881) были уроженцами западных гу- берний и ЦП. Около половины студенчества составляли католики. В то же время по сравнению с началом 1850-х гг. увеличилась чис- ленность православных выходцев из Правобережной Украины (около 130 студентов в 1857 г.), что придавало особый драматизм ситуации индивидуального выбора национальной идентичности. 73% студентов принадлежало к дворянскому сословию21. Первой студенческой нелегальной организацией с четко выраженной поли- тической ориентацией стал т.н. «Тройственный союз», «Zwiazck Trojnicki», возникший в 1857 г. и возглавлявшийся В. Миловичем и В. Антоновичем. Деятельность союза облегчалась довольно либе- ральной политикой Киевского учебного округа, попечителем кото- рого с середины 1858 г. стал Н. Пирогов, мирившийся с проявлени- ями польского национализма в студенческой жизни. В тот период в Киеве было более безопасно конспирировать, нежели в Варшаве. Союз быстро завязал контакты с другими польскими группами, в том числе организацией польских офицеров в Петербурге. Первый координатор варшавских заговорщиков, отставной офицер Н. Ян- ковский, прибыл в Варшаву в мае 1858 г. именно из Киева, предпо-
Глава 5. Западные окраины в 1855—1862 гг 141 ложительно в качестве посланца Тройственного союза. В 1859 г. союз установил связи и с польской эмиграцией в Париже. Одна из ключевых проблем польской конспирации заключалась в привлечении на сторону движения крестьян. Земельная реформа была для этого непременным условием. Но в Западном крае, и осо- бенно в Правобережной Украине, в отличие от Царства, важную роль играли также религиозные и этнические отличия православ- ных крестьян от шляхты. Эту проблему польские конспираторы пытались решить, развивая идею о преобразовании «Речи Поспо- литой обоих народов», т.е. Польши и Литвы, в тройственный союз Польши, Литвы и Руси. Русь в этой концепции противопоставля- лась Московщине и включала в себя восточнославянское населе- ние бывшей Речи Посполитой. Прошлое отношений русинов и Речи Посполитой идеализировалось, а все конфликты с Москвой и Петербургом, наоборот, подчеркивались. Ф. Духиньский даже выступил с теорией о неславянском происхождении москалей, что делало их «третьим лишним» в отношениях славян — русинов и поляков. Русские платили полякам той же монетой. Отношения восточ- нославянского населения Речи Посполитой с поляками описыва- лись исключительно в мрачных тонах, а общность малороссов, белорусов и великороссов постепенно превращалась в один из клю- чевых постулатов русского национализма. В русской схеме «лиш- ними» оказывались поляки, которые в наиболее радикальных «кон- цепциях отчуждения» назывались «иудами славянства». В Московском и Петербургском университетах, где доля поль- скоязычного студенчества католического вероисповедания также быта довольно высока (примерно треть всех студентов в Петербург- ском и около четверти — в Московском), польские студенческие союзы существовали бок о бок с радикальными кружками русских студентов, но держались от них весьма обособленно. В Москве в марте 1861 г., вскоре после первых столкновений демонстрантов в Варшаве с властями, студент П. Заичневский, в скором будущем автор прокламации «Молодая Россия», произнес речь после ка- толической мессы по варшавским жертвам, в которой призвал по- ляков и русских объединиться «под общим знаменем», будь это «красное знамя социализма или черное пролетариата». Польские студенты выразили Заичневскому благодарность за сочувствие к польской борьбе, но отказались сотрудничать, указывая на то, что социалистическая программа не приложима ни к России, ни к
142 Западные окраины Российской империи Польше. Даже та часть студентов-поляков, которая тяготела к вар- шавским «красным» и считала национальное освобождение невоз- можным без серьезных социальных реформ, ставила романтичес- кую идею возрождения Польши в границах 1772 г., лозунг «До Днепра и Двины» выше любых форм союза с русской политичес- кой оппозицией. Польские студенты в Москве распространяли в 1861 г. листовки польского революционера-эмигранта, кумира «красных» Л. Мерославского. В них, помимо адресованного шлях- те призыва повернуться к народу и упоминания о якобы собранных под командованием Мерославского польских «легионах», содер- жался план перекройки границ Восточной Европы, предусматри- вавший раздел Австрии и утверждение независимой Польши в гра- ницах от Балтики до Черного моря и от Смоленска до Вроцлава (Бреслау)22. Ни Министерство народного просвещения, ни III отделение, ни местная администрация не оставались в неведении относитель- но конспиративной активности польских студентов. В мае I860 г. австрийские власти сообщили в Петербург о связях польской кон- спирации в Киеве с Варшавой и Краковом. Тем не менее министр народного просвещения Е.П. Ковалевский довольно долгое время старался приуменьшить угрозу, исходившую от тайных польских организаций в университетах. Положение изменилось весной 1861г., после массового участия киевских студентов-поляков в па- нихиде по погибшим в Варшаве. Киевская администрация сумела инспирировать составление проекта ходатайства от группы право- славных студентов об открытии университета в Варшаве, куда над- лежало отправить всех поляков, обучающихся в России. Ходатай- ство так и не было представлено, но оно выдавало затаенную мечту многих российских бюрократов — избавиться от ответственности за этот беспокойный и плохо поддающийся ассимиляции элемент. Предпринятые правительством действия не отличались после- довательностью. В докладе Ковалевского от апреля 1861 г., как по- лагает Й. Реми, впервые был пущен в ход миф о студенческом дви- жении в России как исключительном творении польских рук. Стереотип неблагонадежного студента-поляка быстро усваивался бюрократической элитой. Министр не поддержал предложение киевского генерал-губернатора И.И. Васильчикова официально запретить прием в Киевский университет уроженцев ЦП и запад- ных губерний, зато высказался за негласное ужесточение процеду- ры приема поляков во все российские университеты. В целом об-
Глава 5- Западные окраины в 1855—1862 гг 143 рисовалась тенденция, противоположная образовательной полити- ке при Николае I, — сосредоточить и изолировать польскую моло- дежь в учебных заведениях в регионах с высоким процентом поль- ского населения (власть включалась в дискурс «очищения» России от поляков). В частности, для «всасывания» стремящихся к высше- му образованию поляков было предложено открыть в СЗК Меди- цинский институт и Институт правоведения, чему, однако, воспро- тивился генерал-губернатор Назимов. Особой нелогичностью была отмечена реакция правительственных ведомств на массовые волне- ния осенью 1861 г. в Петербургском университете, в которых польскоязычные студенты приняли активное участие, так что их доля среди наказанных составила по меньшей мере 40%. Исклю- ченных из университета лиц администрация сначала принуди- тельно высылала на место жительства, в результате чего в западные губернии и ЦП отправилось около 60 человек. Затем, после назна- чения петербургским генерал-губернатором А.А. Суворова, высыл- ки прекратились и бывших студентов стали поощрять к доброволь- ному отъезду восвояси, снабжая при этом денежным пособием из средств III отделения. Такой возможностью воспользовалось еще почти 40 уроженцев западных губерний23. В 1860— 1861 гг. правительство было склонно видеть в польской конспирации не столько общенациональное, сколько радикальное молодежное движение, ответвление общеевропейского революци- онного «заговора». Даже в самый канун Январского восстания Александр II с убежденностью заявлял: «Теперешнее брожение умов, прикрывающееся в Польше под личиною национальности, есть, к несчастию, болезнь общая и работа чисто революционная, клонящаяся повсюду к ниспровержению везде законного поряд- ка»24. Это впечатление подкреплялось тем, что внутри империи польский вопрос чаще всего проявлялся в выступлениях студентов и другой молодежи. В действительности структура польской конспирации была более сложной. Один из конспиративных центров сложился в Ме- дико-хирургической академии и Школе изящных искусств. Имен- но там возникло разделение на «белых» (умеренных) и «красных» (сторонников вооруженного выступления, но не обязательно соци- алистов). Граница между этими двумя группировками была доволь- но размытой. Наиболее решительно настроенная фракция «крас- ных» ориентировалась на Л. Мерославского и получала от него подробные инструкции. Одна из фракций «белых» была известна
144 Западные окраины Российской империи под названием «милденарии», данным ей «красными» оппонента- ми и подразумевавшим, что их программа отсрочивает националь- ное освобождение на тысячу лет. Они ратовали за постепенное формирование широкого национального движения, которое долж- но было охватить не только высшие сословия, но и крестьян, по- лучивших земельную собственность, а также этнически разнород- ную буржуазию Царства. До тех пор пока царь и часть его приближенных верили, что в Польше «социальная революция» лишь прикрывается нацио- нальными лозунгами, попытки найти среди польской элиты надеж- ных партнеров представлялись вполне реалистическими. В рамках этой логики озабоченность радикализмом конспираторов должна была подтолкнуть привилегированные слои польского общества к сотрудничеству с имперским правительством в защите «законного порядка» и к умеренности в национальных требованиях. Два польских аристократа могли претендовать на роль партне- ра Петербурга — граф Анджей Замойский и маркиз Александр Ве- лспольский. Глава Земледельческого общества, популярный лидер «белых» Замойский поначалу казался более подходящей фигурой. Но как раз стремление Замойского сохранить свою популярность, т.е. зависимость от общественного мнения, со временем преврати- лось в проблему для его отношений с Петербургом. Восстания он боялся и в успех его нс верил, но «моральную революцию» поддер- живал. Образцом этих противоречий стал его знаменитый принцип: требовать у Петербурга ничего нельзя, а просить того, что принад- лежит нам по праву, — негоже. Замойский не оставлял надежд на то, что под давлением польского движения и западных держав Пе- тербург пойдет на уступки в вопросах о пределах автономии Цар- ства и о присоединении к нему Западного края. Попытки заявить об этих надеждах подрывали репутацию Замойского в глазах пра- вительства. Так, уже незадолго до восстания, в сентябре 1862 г., он затронул тему конституции и единства Литвы и Польши в приват- ной беседе с тогдашним наместником в ЦП вел. кн. Константином Николаевичем (желавшим при его помощи получить адрес от зна- чительной группы шляхты в поддержку своей политики). Тем са- мым он продемонстрировал, что не понимает или не хочет пони- мать тех безусловных пределов возможных уступок, которые в Петербурге ни у кого не вызывали сомнения. «Сумасшедший, меч- татель, утопист» — такой «диагноз» поставил Замойскому после беседы Константин25.
Глава 5- Западные окраины в 1855—1862 г г 1 45 Велепольский не был популярен, но он и не стремился к попу- лярности. Он был критически настроен по отношению кралика- лам-конспираторам и вообще к повстанческой традиции польской политики и говорил о том, что всегда, когда возможно, надо делать что-то для Польши, но ничего нельзя сделать для Польши вместе с поляками. Готовя в 1862 г. воинский набор, который должен был отправить в армию радикальную городскую молодежь, Вслепольс- кий говорил: «Мы вскрываем наш гнойник», что показало его от- ношение к повстанческой конспирации как больной и заразной части польского общества26. С другой стороны, Велепольский не заискивал перед властями предержащими в Петербурге. Он ясно излагал свои планы и требования, ясно представлял свои мотивы — благо края и поляков, как он его понимал, через компромисс с имперским правительством, и казался тем трезвым, прагматичным, иногда жестким, но надежным партнером с польской стороны, ка- кого и искали в Петербурге. Даже его политический противник Д.А. Милютин признавал: «С каким-то любопытством иуважени- ем смотрели на человека, высказывающего решительно свои само- стоятельные взгляды, предлагающего целый план переустройства Царства Польского... Его самоуверенность, логическая последова- тельность его планов казались чем-то новым для наших государ- ственных людей, привыкших к шаткости и бесцветности нашей канцелярской деятельности»27. Излишне говорить, что друг к другу Велепольский и Замойский геплых чувств нс питали, и возможность их сотрудничества исклю- чалась. В конце февраля 1861 г. напряжение в Варшаве резко возрос- ло. 25 февраля была организована пятитысячная манифестация в память сражения под Гроховом во время восстания 1831г. Перво- начально, согласно разработанному Мерославским плану, от нее требовалось положить начало всеобщему восстанию, но секретный комитет варшавских заговорщиков отверг эту идею и решил ис- пользовать демонстрацию для того, чтобы подтолкнуть Земледель- ческое общество к разработке более глубокой аграрной реформы и выдвижению политических требований. Замойский просил при- слать войска, заявив, что может ручаться лишь за порядок в зале заседаний. Земледельческое общество приняло в этот день нежиз- неспособную резолюцию о крестьянской реформе, предусматри- вавшую на первой сталии добровольные договоры между помещи- ками и крестьянами о переходе с барщины на денежные выплаты,
146 Западные окраины Российской империи а затем, вновь через добровольные договоры, наделение крестьян землей через выкуп ими своих повинностей. И характер резолюции, и сама просьба Замойского о присылке войск свидетельствовали, что организованная в Земледельческое общество шляхта не стреми- лась возглавить национальное восстание. Демонстрации между тем продолжались, и 27 февраля в ходе столкновения демонстрантов с войсками прозвучали выстрелы, пять человек были убиты. Наместник Горчаков был глубоко потря- сен — ни он сам, ни власти в Петербурге не хотели возвращения к сугубо репрессивному режиму паскевичевского толка. Горчаков принял делегацию во главе с Замойским и архиепископом Фиал- ковским, отдал приказ вывести с улиц войска и передал контроль за порядком в городе созданной тогда же «обывательской страже» под управлением комиссии из местных деятелей. Он даже согласил- ся передать царю адрес, составленный Замойским, в котором вы- ражалось сожаление по поводу тягот, претерпеваемых польским народом. В весьма неопределенных выражениях в нем говорилось о восстановлении национальной самобытности Польши. Из текста нельзя было заключить, распространялись ли эти ожидания на за- падные губернии. Впоследствии некоторые польские участники событий, а за ними и историки, высказывали предположение, что в феврале 1861 г. был упушен наиболее удобный момент для восстания. От- мечалось, в частности, что на тот момент в Царстве было всего 45,5 тысячи войска. Шансы получить контроль над Варшавой у по- встанцев в тот момент действительно были. Однако уже восстание 1830— 1831 гг., когда столица была в руках восставших, а войну вела регулярная польская армия, показало, что для конечного успеха этого мало. В 1861 г. в этом отношении ситуация только усугуби- лась — регулярной польской армии уже не было. Шансы на успех восстания давала только вооруженная интервенция европейских держав. А это и в 1831 г., и в 1860-е гг. не входило в планы Парижа или Лондона, ла и вряд ли было практически осуществимо. Вооб- ще, в течение всего XIX в. Петербург испытывал серьезные трудно- сти с административным контролем польских территорий, колебал- ся в вопросах о возможных уступках или репрессиях в мирное время, но все это уходило на второй план в условиях открытого военного столкновения во время восстаний. В рамках вооруженно- го противостояния поляков (будь то регулярной армии или парти- занских отрядов) и имперской армии баланс сил был очевидно не- равным, а исход борьбы предрешенным.
Глава 5- Западные окраины в 1855—1862 гг 147 В правящих кругах ни поведение Замойского во время февраль- ских событий, ни его адрес не снискали ему симпатий. Правитель- ство вступило в переговоры с Велепольским, и 14/26 марта 1861 г. Александр II после совещания в Совете министров издал указ о реформах в управлении ЦП, который вводил в действие план, раз- работанный маркизом. Общий его смысл заключался в постепен- ном исполнении тех пунктов Органического статута 1832 г., кото- рые оставались в течение тридцати лет на бумаге. На первое время предполагалось учреждение вновь Государственного совета Царства с упразднением Общего собрания варшавских департаментов Се- ната, учреждение выборных административных органов на местах, восстановление высших учебных заведений в Царстве и др. Госу- дарственный совет Царства не избирался, но назначался, и Веле- польский стал одним из его членов, а также занял должность дирек- тора Комиссии духовных дел и народного просвещения ЦП, став де-факто первым лицом в гражданском управлении Царства и бли- жайшим советником наместника. Круг Замойского не захотел поддержать Велепольского в этот момент, да последний и не очень искал этой поддержки. Вскоре по его совету были распущены Городская делегация, руководившая обывательской стражей, и Земледельческое общество. Велепольс- кий стремился к установлению порядка и осуждал «моральную ре- волюцию» как проявление анархии. Между тем в ходе «моральной революции» происходила консолидация разных слоев и этнических групп против России. В то время как Велепольский готовил рефор- му, устанавливавшую равноправие евреев, варшавские цехи и гиль- дии принимали евреев в число своих полноправных членов. Раци- онализм и стремление действовать сугубо правовыми методами сталкивались с демонстративными, эмоционально притягатель- ными жестами «моральной революции». Трагической кульминаци- ей этого противостояния стала демонстрация 27 марта/8 апреля 1861 г., когда был применен новый, разработанный маркизом, по- рядок разгона подобных манифестаций. Толпа не поняла или про- игнорировала приказания, возможно, не смогла вовремя на них среагировать. В результате по демонстрантам было сделано не- сколько залпов. Перед самым дворцом наместника погибло не ме- нее десяти, и было ранено до ста человек. Согласно русским источ- никам, жертвы были и среди солдат28. Велепольский остановил стрельбу с риском для собственной жизни. Шок Горчакова был так силен, что наместник заболел и вско- ре умер. Велепольский же добавил к списку своих должностей пост
148 Западные окраины Российской империи директора Комиссии юстиции, тем самым приняв на себя ответ- ственность за поддержание порядка. В течение последующего года должность наместника несколь- ко раз переходила из рук в руки: умершего Горчакова временно за- местил военный министр Н.О, Сухозанет. в августе 1861 г. его сменил новый наместник граф К.К. Ламберт (католик по вероис- поведанию, чье назначение сигнализировало о новом витке прими- рительной политики), сумевший продержать бразды правления лишь два месяца. После его фиаско и кратковременного вторичного исполнения должности Сухозанетом император поставил во главе управления ЦП генерал-адъютанта А.Н. Лидерса, остававшегося на этом посту до июня 1862г. Ниодин из перечисленных деятелей не имел опыта администрирования на западной окраине империи. После апрельского расстрела уличные демонстрации сменились собраниями в костелах, где под видом богослужений пелись патри- отические гимны и отмечались памятные даты из истории Речи Посполитой. «Моральная революция» приобретала форму кам- пании гражданского неповиновения, которая ставила в тупик представителей имперской администрации, никогда не сталкивав- шихся с такими формами политической активности подданных, особенно женщин. Последние неизменно носили траурную одеж- ду в память об апрельских жертвах (атакже о польской независи- мости). Массовость кампании, место собраний (костелы) затрудня- ли применение против нее испытанных военно-административных методов, к тому же полиция, состоявшая большей частью из поля- ков, нередко сочувствовала тем, кого должна была преследовать. С другой стороны, моральному давлению подвергались на улицах те, кто не носил траура. «Буйная здешняя молодежь изощряется на преследовании дам, одетых в цветные платья, и мужчин, носяших высокие шляпы», — доносили Александру И из Варшавы29. Вскоре это движение перекинулось и на территорию Западно- го края, особенно северной его части, где устраивались панихиды по погибшим в Варшаве, крестные ходы, один из которых, совер- шенный на мосту через Неман, символизировал унию Литвы и Польши. Еще раньше варшавской администрации, в августе 1861 г. Назимов ввел военное положение в Вильне и ряде других городов и уездов края (через год, однако, оно было снято). Ужесточению правительственного курса в ЦП предшествовал выход на политическую сцену католического духовенства. В сен- тябре группа епископов подала К.К. Ламберту адрес с требовани-
Глава 5- Западные окраины в 1855 - 1862 гг 149 ем вернуть католической церкви утраченные ранее права и приви- легии, включая право прямых контактов с папой римским по де- лам религии, и отменить дискриминационные для иноверных по- становления о смешанных браках. Военное положение в Царстве было введено 2/14 октября, после офомной манифестации в Вар- шаве в ходе похорон архиепископа Фиалковского. В ответ на мас- совые аресты, произведенные после введения военного положения внутри двух костелов, католический капитул прекратил богослуже- ние во всех храмах Варшавской епархии. Введение военного поло- жения не обошлось без нового удара по престижу имперской влас- ти. Ссора между наместником Ламбертом и варшавским военным генерал-губернатором (вторым после намсстникалицом) А.Д. Гер- стенцвейгом из-за излишне жесткого, по мнению наместника, по- ведения войск завершилась т.н. американской дуэлью (самоубий- ство по жребию). Герстенцвейг нанес себе смертельное ранение, после чего Ламберт фактически отказался от исполнения своих обязанностей и уехал за границу. Несмотря на крайне напряженную и неблагоприятную для фажданских реформ атмосферу, проект Веленольского начал осу- ществляться параллельно репрессивным мероприятиям. Летом 1861 г. в ряде местностей Царства состоялись выборы в городские и уездные советы, хотя и при низкой активности избирателей. В августе Совет управления ЦП приступил к обсуждению пред- ставленного Веленольским подробного плана образовательной ре- формы, который включал в себя такие пункты, как полное отде- ление учебной части в ЦП от ведомства народного просвещения в империи, введение всеобщего обязательного начального образо- вания, восстановление сети гимназий с обучением на польском языке, существовавшей до 1831 г., учреждение высшего учебного заведения — Главной школы (университета) с правами широкой автономии”1. Был также подан отдельный законопроект о граж- данском равноправии лип иудейского исповедания на территории ЦП. Наконец, всего за тринадцать дней до объявления военного положения в Варшаве Ламберт открыл первое заседание общего собрания Государственного совета ЦП, начавшего свою работу с рассмотрения вопроса об очиншевании крестьян, так и не полу- чившего позитивного разрешения в Земледельческом обществе. Заседания Государственного совета не прерывались и при более жестком управлении А.Н. Лидерса. Военное положение стало нс единственной помехой осуществ- лению плана Вслепольского. Заступивший па место Ламберта Ли-
150 Западные окраины Российской империи дере с большим подозрением относился к развернутой Велепольс- ким деятельности, осаждая императора жалобами на его дерзость и надменность. Лидере опасался полного выхода гражданских ве- домств ЦП из-под контроля наместника. Подвергались резкой кри- тике и некоторые из конкретных замыслов Велепольского. Так, товарищ статс-секретаря по делам ЦП В.П. Платонов обнаружил в упомянутом выше законопроекте стремление «слить еврейское на- селение с польским <...> и настоящих евреев сделать поляками, исповедующими Моисееву веру». По мысли Платонова, если даро- вание евреям гражданского равноправия не будет сопровождаться размыванием их языковой и культурной самобытности, то ассими- ляция может пойти в противоположном направлении, выгодном для России: прилив еврейского населения из западных губерний, где прав в таком объеме даровать ему не собирались, сделает «из Царства Польского — царство еврейское»31. Велепольский, в свою очередь, объяснял в своих рапортах в Петербург, что ухудшение ситуации в Царстве главным образом связано с постоянным вме- шательством военных вето деятельность. В ноябре 1861 г. Велепольский был освобожден от своих долж- ностей и вызван в Петербург для дачи объяснений. Большинство полагало, что маркиз уезжал надолго, если не навсегда. Однако ду- мавшие так недооценивали Велепольского. В течение зимы и вес- ны 1862 г. он неоднократно беседовал с императором, участвовал в высших правительственных совещаниях и методично пропаган- дировал свою программу действий в ЦП. Император так и не про- никся к Велепольскому полным доверием, но понимал, что отказ от его проектов в той ситуации означал бы возвращение к старому режиму управления ЦП. В середине весны 1862 г. в высших сферах возникла идея о на- значении наместником в Варшаву одного из ближайших родствен- ников императора, при котором Велепольскому нс было бы зазор- но занимать должность главы гражданского управления Царства, а фактически премьер-министра. В мае выбор Александра II пал на вел. кн. Константина Николаевича. Константин был одним из вли- ятельнейших членов династии. Он председательствовал в Главном комитете об устройстве сельского состояния (высшем учреждении по реализации крестьянской реформы 1861 г.) и патронировал не- скольких молодых и энергичных министров. Он сам вызывался испытать силы на новом поприте.
Глава 5. Западные окраины в 1855—186 '2 гг 151 «Как могли подобные планы увлечь Великого Князя Констан- тина Николаевича, как мог он сочувствовать ультра-аристократи- ческим и клерикальным тенденциям Велепольского, направленным совершенно вразрез общему духу совершавшихся в России реформ? В то время как в Империи крестьянское сословие освобождалось от ига помещиков, Велепольский предлагал в Царстве Польском уп- рочить полновластие панов и зловредное влияние ксендзов», — недоумевал впоследствии Д.А. Милютин32. Однако далеко не все при дворе разделяли его антиаристократические убеждения: ми- нистр внутренних дел П.А. Валуев, главноуправляющий III отделе- нием В.А. Долгоруков, А.М. Горчаков склонялись к поддержке Велепольского. Для них, как и для царя, аристократическое проис- хождение и аристократические убеждения маркиза не только не были помехой, но скорее говорили в его пользу. Иллюстрацией распространенности такого взгляда на «поль- скую» политику в высшей военно-бюрократической среде может послужить секретная записка, которую варшавский военный гене- рал-губернатор, один из приближенных к царю военачальников Н.А. Крыжановский подал через Лидерса Александру в мае 1862 г. Этот пример тем более показателен, что лично к Велепольскому автор записки относился довольно враждебно и вообще имел репу- тацию полонофоба. Он исходил из тезиса о том, что после введе- ния военного положения «отношения между Правительством и народом» в ЦП походят на отношения «между завоевателем и за- воеванным». Но долго такое противостояние продолжаться не мо- жет: «Надо <...> всемерно стараться еще под влиянием страха за- ставить действовать национальные элементы, с тем чтобы <...> заставить их перед лицом всего народа заявить свое повиновение власти и <...> [чтобы] идантифировать [sic!] их с Правительством». В качестве таковых Крыжановский называл католическое духовен- ство и местное чиновничество: следовало укрепить их «солидар- ность с Правительством», и тогда «можно надеяться, что, введя в действие совершенно безопасно и осторожно эти два национальные элементы, можно будет снять военное положение»33. Логика рас- суждений Крыжановского словно заведомо исключала возмож- ность опоры на крестьянство как «национальный элемент». Даже для потенциального русификатора (каковым покажет себя Крыжа- новский менее чем через два года в СЗК, на посту помощника ге- нерал-губернатора М.Н. Муравьева) «польская» политика в 1862 г.
1 52 Западные окраины Российской империи еще связывалась с традиционными приемами укрепления лояльно- сти окраинной элиты. И Велепольский, с подобной точки зрения, олицетворял эту модель имперской лояльности. Лично Александру II, который в ту пору уже начинал испыты- вать разочарование реформатора, чьи благие намерения остаются непонятыми в обществе, могла импонировать сама непопулярность Велепольского в польском обществе. Критика Велепольского более радикальными политическими деятелями в ЦП оказывалась со- звучна утомлявшим императора требованиям более решительных реформ внутри империи. В специальной инструкции, врученной Константину при на- значении наместником, император подчеркнул, что намеченные реформы ни в косм случае не должны повести к восстановлению конституционной хартии и национальной польской армии, равно и к расширению границ ЦП за счет западных губерний. Деклари- ровалась неразрывность связи ЦП с Россией. Вместе с тем Алек- сандр санкционировал дерусификацию управленческого аппарата Царства, рекомендуя только не допускать «совершенного исключе- ния всего русского элемента», «лишь бы личности, употребляемые на службе, были того достойны, а не срамили имя русское, как то, к несчастью, слишком часто повторялось со времен кн. Паскеви- ча...». Он особо предостерегал Константина от приближения к себе завзятых полонофобов34. Велепольский под эгидой Константина быстро приступил к замене чиновников и преподавателей неполь- ского происхождения поляками. Как бы ни хотелось Александру устранить лишние поводы к пылким «мечтаниям», сам факт назначения в Варшаву царского брата был реминисценцией династической унии — Польши и Ро- мановых, существовавшей до 1831 г. Намек на грядущие в скором будущем еще более крупные перемены прочитывался не только между строк наставлений императора и прокламаций наместника, но и, например, в желтом цвете мундиров гвардейских полков, на- правленных с Константином в Царство, который напоминал фор- му бывшей польской армии цесаревича Константина Павловича. «Желтые» — такое прозвище приклеилось к той (немногочислен- ной) партии среди польских «белых», которые увидели в назначе- нии Константина первый шаг к возрождению независимой или пользующейся широкой автономией Польши под скипетром млад- шей ветви династии Романовых35.
Глава 5- Западные окраины в 1855 — 1862 гг. 153 Проект Велепольского нельзя объективно оценить по мерке, предложенной Д. Милютиным. Хотя в отношении аграрной рефор- мы в нем предлагалась программа, резко расходящаяся с уже дей- ствующим крестьянским законодательством в России, для пока еще разрабатывавшихся институциональных (земской, судебной и др.) реформ он мог сыграть роль катализатора, а в чем-то и модели. Необходимость подчеркнуть разрыв с наследием режима Паскевича побудила власть организовать в конце 1862 г. судебный процесс в Варшаве над более чем 60 лицами, обвинявшимися в революцион- ном заговоре, на началах публичности и состязательности. Это был едва ли не первый опыт привнесения в военно-уголовное судопро- изводство либеральных юридических принципов. Авторитетные участники подготовки судебной реформы в России и раньше ука- зывали на порядок судопроизводства в ЦП как достойный заим- ствования36, и теперь Константин, даже жалуясь на то, что «госпо- да адвокаты часто увлекаются охотою популярничать и производить эффект», приходил к обнадеживающему выводу: «На это надо смот- реть, как на наше ученическое время». Наместник придавал боль- шое значение законодательной деятельности Государственного совета ЦП, с удовлетворением отмечал большую, чем в Государ- ственном совете в Петербурге, компетентность и искушенность сановников в законотворческой процедуре, старался вникнуть в суть прений, которые велись на плохо ему знакомом польском язы- ке, и уже через два месяца после прибытия в Варшаву мог зачитать свое выступление по-польски37. (Трудно представить себе админи- стратора эпохи Паскевича сожалеющим о своем незнании польско- го языка.) Автономизация административных и судебных институтов ЦП ускорила и начало реформы военного управления в масштабе всей империи. Вскоре после назначения Константина наместником была упразднена 1-я армия — военно-административная структу- ра, охватывавшая территорию ЦП, СЗК и ЮЗК. Ес длительное су- ществование именно в таких обширных пределах было, в известной степени, данью старой «децентрализаторской» традиции — переда- вать в Варшаву часть задач по управлению западными губерниями. Понятно, что в условиях начала 1860-х гг. это становилось крайне нежелательным напоминанием о границах Речи Посполитой. Вме- сто армейско-корпусного управления, фактически неподконтроль- ного Военному министерству, вводились округа, первыми из кото- рых были Варшавский, Виленский и Киевский, подчиненные
154 Западные окраины Российской империи соответственно наместнику в Варшаве, генерал-губернаторам в Вильне и Киеве. Учреждение округов стало важной предпосылкой для последующих военных преобразований. Польская конспирация проявила не меньше энергии и целе- устремленности, чем реформаторы. В течение 1862 г., вопреки во- енному положению, пространство непосредственного контроля власти неуклонно сжималось, и к середине года ЦП уже не пред- ставляло собой управляемую из единого административно-полити- ческого центра территорию. К лету 1862 г. был образован подполь- ный Национальный центральный комитет, который в прокламации к полякам в сентябре провозгласил себя истинным польским пра- вительством. Ему подчинялась разветвленная организация в составе примерно 20 тысяч человек, собственный административный ап- парат и налоговая служба. Ведущую роль в комитете играли «крас- ные» Б. Шварц, 3. Падлевский, Я. Домбровский и умеренные О. Авейде и А. Гиллер. Члены комитета сходились во взглядах на необходимость широкой аграрной реформы, которая превратила бы крестьян в полноценных граждан, но так и не смогли согласо- вать единый план вооруженного восстания. Хотя ни один из веду- щих конспираторов не отказывался от лозунга «До Днепра и Дви- ны», между ними имелись глубокие разногласия по вопросу о статусе восточных земель бывшей Речи Посполитой, «кресов» в будущей свободной Польше. Мнение Падлевского о возможности предоставить Литве и Руси право самоопределения вызвало взрыв негодования со стороны Мерославского. Комитет установил кон- такты с русскими революционерами — «Землей и волей», офицер- скими кружками, в том числе на территории ЦП, А.И. Герценом. Поддерживались связи и с эмигрантскими лидерами венгерского и итальянского движений. Однако в целом координация этих рево- люционных усилий не была эффективной. В борьбе с польской конспирацией российское правительство фактически впервые столкнулось с феноменом политического тер- рора. Варшавские «красные» с середины 1862 г. начали целую тер- рористическую кампанию, которая затем была продолжена в ходе партизанской войны в ЦП и СЗК. Первое покушение было совер- шено в Варшаве 15/27 июня 1862 г. на А. Н. Л идерса. Это была месть за конфирмованный им накануне смертный приговор нескольким русским офицерам, ведшим революционную пропаганду в войсках. Всего через несколько дней покушению подвергся едва только при- бывший в Варшаву вел. кн. Константин, а чуть позже — и Веле-
Глава 5.Западные окраины в 1855—1862 гг 155 польский. Ни одна из этих трех акций не закончилась для терро- ристов полной удачей, однако вскоре появились первые жертвы террора среди чиновников среднего звена и служащих полиции. Конспираторы применяли и такие нетривиальные средства мораль- ного устрашения, как присылка по почте тому же Велепольскому отрезанного уха одного из убитых. «Просто не верится, чтоб мы жили в XIX столетии! Теперь здесь царство кинжала и яда, как во времена оны в Италии или Испании», — писал по этому поводу Константин38. Хотя политический террор был для того времени сравнительно недавним атрибутом радикальной оппозиции в Евро- пе, в глазах имперской элиты и значительной части русского обще- ства покушения в ЦП подтверждали стереотип средневековой, фе- одальной анархии и мракобесного религиозного «фанатизма» поляков. Решающий повод к восстанию дало распоряжение наместника об очередном рекрутском наборе в ЦП. Вопреки действующему закону о порядке рекрутских наборов, который предусматривал жеребьевку для всего населения Царства, было решено произвес- ти набор по заранее составленному списку, куда были включены лишь лица из городского простонародья — ударной силы «крас- ных». Результат был крайне неблагоприятным для власти. Одно только объявление о предстоящем наборе уничтожило положи- тельный эффект от открытия в сентябре 1862 г. Главной школы (университета) и отмены военного положения в некоторых частях Царства. От имени Центрального комитета последовало преду- преждение о сопротивлении рекрутскому набору силой. Исполне- ние этого обещания стоило комите ту ожесточенных дебатов, но в конечном счете слова не разошлись с делами. 3. «Украинский вопрос»59 На Украине активность польских конспираторов дала и неко- торые неожиданные результаты. По мерс того как становилось все более ясным, что дело идет к восстанию, в студенческих организа- циях Киева назрел раскол. Польская версия украинофильства, ее служебная функция в подготовке восстания, перестала удовлетво- рять значительную группу во главе с В. Антоновичем. Они считали, что восстание — дело шляхты и не служит интересам крестьянства. В поведении шляхты в земельном вопросе они видели сословный
1 56 Западные окраины Российской империи эгоизм, который обострял проблему этнического отчуждения. Ан- тонович и целый ряд его сторонников, смотревших на крестьянство в народническом и украинском духе, отказались считать себя по- ляками. Некоторые вспомнили русинские корни своих давно опо- ляченных семей. Эти студенты сформировали киевскую Громаду, т.е. первую полулегальную организацию украинских националис- тов после Кирилло-Мефодиевскогообшесгва. Поляки презритель- но прозвали их хлопоманами («хлоп» по-польски — «крестьянин»). Уходя из польского движения, становясь к нему в оппозицию, хло- поманы забирали с собой тот культурный багаж, те образцы совре- менного националистического мышления, которые они теперь го- товы были поставить на службу украинскому движению. Власти к этому новому явлению относились настороженно. С одной стороны, переход некоторой части молодежи на антиполь- ские позиции нс мог их не радовать. Но антидворянскость, народ- ническая ориентация Громады уже вызывали беспокойство. Не ускользнул от внимания властей и украинофильский элемент иде- ологии Громады, хотя первое время Громада заявляла о своих ук- раинских идеях весьма сдержанно, что, вероятно, нужно приписать влиянию Антоновича, который был предельно осторожен в выска- зываниях на этот счет, предпочитая не ссориться с властями. По- степенно Громады по образцу киевской возникли в ряде других городов. Но в начале 1860-х гг. ведущая роль в возрождавшемся украин- ском движении принадлежала не Громадам, а собравшимся в Петербурге бывшим членам Кирилле-Мефодиевского братства. За- прет на публикацию их произведений был снят. Костомаров полу- чил место профессора в Петербургском университете. У Кулиша вскоре после возвращения из ссылки появилась собственная типо- графия в Петербурге40. Бдительност ь властей по отношению к украинофильству в кон- це 1850-х гг. практически сошла на нет. Где правительство прояв- ляло жесткость и быстроту реакции, так это в пресечении весьма энергичных в го время попыток j юляков распространять в Запад- ном крае книги на местных языках, печатанные латиницей. Уже в 1859 г. «печатание азбук, содержащих в себе применение польско- го алфавита к русскому языку» в России было запрещено. В этой связи было указано «постановить правилом, чтобы сочинения на малороссийском наречии, собственно для распространения между простым народом (а это как раз не возбранялось), печатались не
Глава 5- Западные окраины в 1855 —1862 гг 157 иначе как русскими буквами»41. Аналогичное решение вскоре по- следовало и в отношении белорусского языка. Между тем в начале 1862 г. в Петербурге и Москве можно было свободно купить шесть (!) украинских букварей разных авторов, в том числе Кулиша и Шевченко42. В 1862 г. стараниями минского маршалка (предводителя дворянства) А. Оскерко был напечатан и белорусский букварь. Власти не только не чинили препятствий для издания украинских букварей, но и оказывали финансовую под- держку изданию украинских учебников для народных школ. Нака- нуне отмены крепостного права правительство и общественное мнение были озабочены развитием начального образования для крестьян. Специальный комитет, рассматривавший этот вопрос в 1861 г., пришел к заключению, что в первые два года — а к этому, собственно, и сводилось начальное образование во многих облас- тях империи, вплоть до начала XX в., — преподавание должно ве- стись на местных наречиях «в тех местностях, где родной язык не есть язык велико-российский», и только на более высоких ступе- нях языком обучения должен становиться русский43. (Фактически это решение повторяло нормы Устава 1804 г., предполагавшего пре- подавание и русской, и местной грамматики.) Уже в 1861 г. эта политика вызывала возражения некоторых высокопоставленных чиновников. Так, член Главного управления цензуры А.Г. Тройницкий в докладной записке министру просве- щения об одном из украинских букварей писал: «Издание как этой книжки, так и других, ей подобных, т.е. составляемых для просто- народья в Малороссии, на малороссийском языке, хотя и печатае- мых русскими буквами, обнаруживает намерение вызвать снова к отдельной жизни малороссийскую народность, которой постепен- ное и прочное слияние водно неразрывное целое с народностью великорусскою должно, по моему мнению, быть предмет ненасиль- ственных, но тем не менее постоянных стремлений правительства. Религия, исповедуемая нами, одна и та же; высшие классы мало- российского населения, благодаря Бога, уже значительно сблизи- лись и слились с такими же классами великороссийского племени в общественном и служебном быту; простой народ составляет зна- чительную часть русского войска, его интересы, земледельческие, промышленные и торговые, могут только выиграть и развиться через взаимное обобщение с подобными интересами всего русского государства; различаются и разделяются еше отчасти великорус- ский и малороссийский простой народ особенными наречиями
158 Западные окраины Российской империи одного и того же языка и некоторыми местными обычаями. Невоз- можно и не следует искоренять этих различий насильственными мерами, как, например, запрещением вообще печатания малорос- сийских книг, и сближение их следует предоставить времени; но никак не следует и препятствовать естественному ходу времени и новым оживлением малороссийской речи и малороссийской лите- ратуры содействовать, от имени или влиянием правительственных властей, возникновению вновь в будущем того разделения между родственными племенами, которое некогда было так губительно для обоих и которое было бы даже опасно для целости государства. Позволяю себе присовокупить, что такому направлению следова- ли и главнейше, может быть, обязаны своим нынешним могуще- ством Англия и Франция, державы, собравшиеся первоначально из частей, более разнородных, нежели наше общее отечество — Рос- сия»44. Однако в 1861 г. это мнение политику не определяло. Издаваемые для народа украинские книги, а также кампания Костомарова по сбору средств для таких изданий не встречали пре- пятствий и в 1862 г. В стремлении довести свои решения до крес- тьян власти, если действительно были этим озабочены, не останав- ливались перед тем, чтобы обратиться к ним на украинском языке. В 1861 г. не кому иному, как Кулишу, официально было предложе- но перевести на украинский Положение о крестьянах45. В 1862 г. киевский гражданский губернатор Н.П. Гессе, совершая поездку по вверенной ему губернии с целью убеждения крестьян в необходи- мости составления уставных грамот, имел с собой чиновника, ко- торый повторял его речь «на малороссийском языке» и раздавал затем печатные экземпляры этого украинского текста собранным старшинам46. Начатые еще в 1857 г. хлопоты Кулиша об издании «южно-рус- ского» журнала увенчались наконец успехом, и первый номер еже- месячного журнала «Основа» с материалами как на русском, так и на украинском языке вышел в свет в 1861 г. Это стало важной ве- хой в истории украинского движения. В центре внимания публи- цистов «Основы» была задача формулирования особой украинской идентичности с типичным для такого националистического дис- курса вниманием к вопросу о самостоятельности украинского язы- ка, а также к истории и к проблеме национального характера. Стремление к эмансипации языка, к превращению его из по преимуществу народного диалекта в стандартизированный, разви- тый литературный язык было типичной чертой национальных дви-
Глава 5. Западные окраины в 1855 -1862 г г. 159 жений в Центральной и Восточной Европе. Изучавшие эти процес- сы социолингвисты выделили несколько факторов, которые они считают решающими для успешной языковой эмансипации. Это, во-первых, развитость языка, т.е. использование его во всех куль- турных и социальных контекстах, для всех коммуникационных за- дач. Во-вторых, историческое наследие языка, реальное и изобре- тенное. В-третьих, уровень его стандартизации. В-четвертых, дистанция, масштаб отличий от языка, по отношению к которому данный язык пытается эмансипироваться. Наконец, наличие груп- пы активистов, идентифицирующих себя с этим языком и готовых посвятить свои усилия его сохранению и развитию. Достаточно самоотверженные и многочисленные активисты имелись. (Этого нельзя было в то время сказать о белорусском языке.) Историчес- кая традиция по глубине была не хуже прочих — ее можно было возводить к Нестору, что неоднократно и происходило. В стандар- тизации и развитости украинское движение за языковую эманси- пацию заметно отставало, например, от чешского, служившего об- разцом. Эти задачи оставались актуальными в течение всего XIX в. Но уникальность ситуации украинского по сравнению с други- ми славянскими языками была связана с проблемой дистанциро- вания от языка русского. Собственно, в самой необходимости та- кого дистанцирования не было ничего особенного. В Галиции украинский решал такую же задачу в отношении польского. И рус- ские, и поляки одинаково настаивали на том, что малорусский или русинский представляют собой лишь наречия, простонародные говоры их развитых языков. Уникальность определялась статусом русского языка. Это был единственный славянский язык, который выполнял функцию официального языка огромной империи, а значит, экспансионистские, ассимиляторские позиции русского могли быть поддержаны всей мощью государственных институтов и всеми преимуществами, вытекавшими из владения русским. В XVIII — начале XIX в. для малороссийской элиты эти преимуще- ства были уже достаточно ощутимы, результатом чего и стадо по- головное владение русским языком. Между тем современный европейский контекст, если мы обра- тим взгляд на Германию, Британию или Францию, демонстриро- вал, что утверждение единого языка высокой культуры было общей тенденцией консолидации имперских наций-государств. Русское общественное мнение, особенно по мерс обострения русско-поль- ского соперничества за Западный край, начинало обращать все
1 60 Западные окраины Российской империи больше внимания на различие между империей с ее бесконечным этническим многообразием и ее русским ядром, в которое многие включали и Малороссию. Если украинские националисты видели будущее через аналогию с чешским движением, боровшимся за равноправие чешского языка с немецким, то русские националис- ты рассматривали малороссов сквозь призму аналогии с бретонца- ми, баварцами или шотландцами, т.е. как часть собственной нации, которая могла сохранить определенную региональную специфику, но непременно ассимилироваться в языковом отношении. Конф- ликтный потенциал вопроса о языке резко возрастал. Публицистика «Основы», особенно статьи Костомарова, име- ла мощный пропагандистский эффект. Вог что говорит неизвест- ный украинский автор в письме от ноября 1861 г., перлюстрирован- ном жандармами: «Безошибочно можно сказать, что большая часть молодого поколения заражена украинофил ьством; за что, конечно, нужно благодарить “Основу’’»47. Но побочный, незапланированный эффект был не менее сильным. Выходящая в Петербурге «Основа» весьма внимательно читалась в русском обществе, которое посте- пенно, во многом благодаря журналу, начало осознавать действи- тельные цели украинофильского движения. Если первая реакция петербургской и московской прессы на появление «Основы» была вполне благожелательной, то с течением времени все большее ко- личество изданий начинаете ней полемизировать. Только «Колокол» Герцена и Н.Г. Чернышевский в «Современ- нике» поддержали украинское движение. Остальные периодичес- кие издания более или менее резко критиковали идеи «Основы». В связи с претензиями поляков на объединение Западного края с ЦП В.И. Ламанский в славянофильском «Дне» писал: «Малоруссы и Великороссы с Белоруссами, при всех несходствах и насмешках друг над другом, образуют один Русский народ, единую Русскую землю, плотно, неразрывно связанную одним знаменем веры и гражданских учреждений... Отнятие от России Киева с его областью повело бы к разложению Русской народности, к распадению и раз- делу Русской земли»41*. (Заметим, что речь все время идет о «русской народности» и «русской земле», но не об империи.) Наиболее интересную эволюцию в своих взглядах на украин- ское движение претерпел вначале 1860-х М.Н. Катков. В начале 1861 г. он писал: «Украина имеет свое наречие, которое довольно сильно и резко обозначилось с течением времени и почти готово само стать особым языком». Конечно, он уже в этой первой своей
Глава 5. Западные окраины в 1855—1862 гг 161 работе по украинскому вопросу ясно сформулировал свои предпоч- тения. Говоря об особенностях украинцев, Катков подчеркивал, что «в этих существенных качествах желали бы мы видеть элементы общей русской народности; Малоросс, как свидетельствует исто- рия, есть такая же живая часть русского народа, как и Великоросс; они взаимно дополняют друг друга, и противоположность между ними есть противоположность одной и той же гармонии». Катков в то же время ясно видел незавершенность, непредопределенность процесса формирования русской нации. «Русская народность еще сама сомневается в себе; ищет себя и обретает. Где на народность большой спрос, где о ней слишком много говорят, там, значит, ее мало или там ее нет в наличности»49. В начале 1861 г. Катков был открыт для диалога с украинофилами, он допускал, хотя отнюдь и не приветствовал, возможность формирования особой украинской нации и принципиально выступал против репрессий в отношении украинофилов. В конце 1861 г. Катков уже догматически отрицал объективное наличие проблемы, говорить с украинофилами теперь было не о чем, эту проблему они просто «придумывают». Остава- лось сделать последний шаг — признать украинофильство опас- ным, и тогда репрессии были бы оправданы. Из талантливого ана- литика Катков постепенно превратился в не менее талантливого проповедника русского национализма, пряча, ас течением време- ни, вероятно, и забывая свои сомнения и критицизм, неуместные для нового жанра. Период более острой полемики начинается летом 1862 г. В это время власти по инициативе Д. Милютина начали обсуждать воз- можные репрессивные меры против украинских активистов. Их беспокоили народнические тенденции украинофилов, возможность их связи с польскими конспираторами. Постепенно на первый план в опасениях властей выдвигается угроза украинского сепаратизма. О последовавшей реакции мы будем говорить в следующей главе. 4. Проект нациостроительства в политике властей в Западном крае Имперская администрация в западных губерниях и в особенно- сти Назимов в Вильне в течение 1861—1862 гг. вырабатывали взгляд на польское движение и способы противодействия ему, которые заметно отличались от программы вел. кн. Константина — Веле- 6 - 2931
162 Западные окраины Российской империи польского в Варшаве. Первые же открытые проявления сочувствия польской шляхты Западного края к Польше в границах 1772 г. покончили с еше остававшимися у местной высшей бюрократии полонофильскими тенденциями. «Роман» Назимова с местной шляхтой резко оборвался. Уже весной 1861 г. виленский уездный предводитель дворянства граф И. Тышкевич, организовавший не- сколько манифестаций по случаю варшавских событий, был немед- ленно снят с должности по инициативе генерал-губернатора. Одновременно лидеры дворянства западных губерний прилага- ли усилия к тому, чтобы внушить властям представление о себе как консервативном, просвещенном и благонадежном слое, чему в не- которой степени способствовал разлад в отношениях между Нази- мовым и Министерством внутренних дел, которое в начале 1861 г. возглавил П.А. Валуев. Он был вызван не только разногласиями по «польскому» вопросу, но и укорененным в системе российской ад- министрации противоречием между министерским и территори- альным принципами управления. В Валуеве традиционное недове- рие главы ключевого ведомства к правителю целой провинции было особенно устойчивым. Оно усугубилось тем, что военное положе- ние в августе 1861 г. Назимов объявил без ведома Министерства внутренних дел, по согласованию лично с самим Александром II, и исполнял его на практике весьма непоследовательно. Валуев кри- тиковал виленскую администрацию за самоуправство, произвол и отсутствие координации действий с центральными ведомствами, т.е. своего рода административный сепаратизм. На этой почве наметилось некоторое сближение главы Мини- стерства внутренних дел с рядом дворянских деятелей из Западно- го края, среди которых выделялись гродненский и минский губерн- ские предводители — граф В. Старжинский и А. Лаппа. В сентябре 1861 г. они в неформальном порядке изложили Валуеву воззрения местного дворянства на положение в крае и перспективы его раз- вития. Указывая на притеснения польского языка и культуры в крае, они особенно резко осуждали местную администрацию за преднамеренное, по их мнению, разжигание вражды крестьян про- тив помещиков. Предлагалось восстановить действие основных норм Литовского статута, реформировать судопроизводство с вве- дением в него польского языка, восстановить шляхетские сеймики, укрепить связь Западного края с ЦП. Центральным пунктом про- граммы было открытие вновь Виленского университета с препода- ванием на польском языке. Один из аргументов был продуман до-
Глава 5- Западные окраины в 1855—1862 гг 163 статочно тонко: новоучрежденный университет должен был спас- ти местную молодежь от революционной пропаганды, проникшей в российские высшие учебные заведения, стать неким оплотом кон- сервативного подуху образования. (Напомним, что российские бюрократы видели источник беспорядков в университетах как раз в польском подстрекательстве — еше один пример «зеркальности» русско-польского взаимовосприятия.) В целом Старжинский и Лаппа не скрывали своего убеждения в том, что Западный край — органическая часть польской цивилизации. Не случайно Валуев отметил, что его собеседники говорили о потребностях края «так, как никогда прежде не смели об них отзываться»50. Перевод ЦП на военное положение осложнил дальнейшие переговоры. В 1862 г., после назначения Велепольского главой гражданской администрации ЦП, попытки Старжинского заключить аналогич- ный альянс между имперским правительством и местной элитой в Западном крае возобновились с новой силой. Почти демонстратив- но игнорируя Назимова в Вильне, он отправился в Варшаву и был там принят вел. кн. Константином, азатем с разрешения Констан- тина, желавшего добиться признания своей политики в кругах кон- сервативной польской эмиграции, совершил поездку в Париж, где обсуждал свой план с деятелями Hotel Lambert. В октябре 1862 г. Старжинский, протежируемый Валуевым и шефом III отделения В.А. Долгоруковым, удостоился в Москве аудиенции у Алексан- дра II, представив новую записку. В ней необходимость большего доверия власти к польскому дворянству Западного края обосно- вывалась, в числе прочих, панславистским доводом: если Россия являлась носителем цивилизации в Азии, то западным славянам, подвластным династии Романовых, принадлежала роль заслона перед экспансией германского мира на восток. Сформулированные Старжинским конкретные предложения (помимо уже перечислен- ных, призыв выборных представителей края в высшие законосове- щательные инстанции империи) отвечали идее автономии истори- ческой Литвы в сфере образования, культуры, самоуправления51. Большинство предложений Старжинского не встретило одоб- рения Александра II, который полагал, что разрабатывавшиеся зем- ская и судебная реформы устраняют нужду в отдельных институци- ях для западных губерний. Но некое взаимопонимание и приязнь между Старжинским и Александром, не говоря уже о Константи- не, возникли. Старжинскому удавалось говорить о польскости ис- торической Литвы ненавязчиво и невызывающе, задевая те самые 6*
164 Западные окраины Российской империи струны аристократических симпатий Романовых, на которых играл Велепольский. Однако в 1862 г. Старжинский уже не мог считаться авторитет- ным выразителем мнения «белых» в своем крае. Верность идеалу воскрешения Речи Посполитой побуждала шляхту идти дальше его «угодовой» (согласительной) программы. На осень 1862 г. при- шлись два дворянских выступления, которые шокировали власть своей «дерзостью». Сначала дворянское собрание Подольской, а затем Минской губернии подписали всеподданнейшие адреса с просьбой об административном присоединении этих губерний к ЦП (было ясно, что речь идет о всем Западном крае, так как ни та ни другая губерния не имела с ЦП обшей границы). В отличие от Старжинского, дворянство с пафосом ходатайствовало о содей- ствии свободному развитию края от имени «всего народа», тем самым отрицая политический «догмат» о русскости местного кре- стьянства. Резкость реакции властей легче понять, приняв во вни- мание крайне негативное отношение Александра II и партии Ми- лютина к корпоративным формам общественной самодеятельности дворянства как таковым. Еще в годы подготовки крестьянской реформы император проникся сугубым недоверием к любым «не- прошеным» дворянским адресам, за которыми ему неизменно ме- рещились конституционные притязания. В данном случае обшеим- перская забота верховной власти накладывалась на а юцифическую проблему управления окраиной. Как было заведено и во внутрен- них губерниях, инициаторы адресов подверглись административ- ным репрессиям и суровым взысканиям. Активность местного дворянства заставила виленскую админи- страцию поспешить с выдвижением более четкой концепции рус- скости Западного края. Первым делом были поставлены новые за- дачи в области народного образования. Уже в сентябре 1861 г. попечитель Виленского учебного округа кн. А.П. Ширинский- Шихматов представил в Министерство народного просвещения доклад, в котором призывал «воскресить древнюю, коренную рус- скую народность, подавленную долголетним гнетом пришлого польского населения...». Он предлагал увеличить число гимназий и приходских школ и формировать преподавательский штат из уро- женцев великорусских губерний52. Спустя несколько месяцев Назимов выступил в Петербурге с идеей об учреждении в Вильне университета. В противоположность предложениям Старжинского, а также и подготовленному в Мини-
Глава 5. Западные окраины в 1855—1862 г г 16 5 стерстве народного просвещения проекту открытия в Видьне ин- ститутов, предназначенных для «очищения» внутренней России от польской молодежи (что косвенно служило бы признанию СЗК польским), речь шла об университете, где не только профессура, но и большинство студенчества были бы русскими. После того как Лаппа обратился в мае 1862 г. в Министерство народного просве- щения с прошением о том, чтобы поручить поместному дворянству надзор за системой образования в крае, а в особенности за орга- низацией начальных школ для сельского люда, с обучением на польском языке, полемика приняла ожесточенный характер. В от- вет Назимов представил летом 1862 г. записку, которая вместе с его же докладом от 17 октября об адресе минских дворян может счи- таться первым серьезным опытом социальной радикализации «по- лонофобного» дискурса власти в связи с проблемой Западного края. В чем именно состояло это новшество? Двадцатью годами ра- нее киевский генерал-губернатор Д. Г. Бибиков столь же эмоцио- нально толковал об угнетении православного крестьянства поляка- ми-католиками. Но никогда до отмены крепостничества в 1861 г. власть не противопоставляла польскоязычное дворянство кресть- янству как пробуждающейся народной массе, обретающей созна- ние своих прав и интересов: «Для чего же до настоящей минуты дворянство не думало о своих обязанностях в отношении меньших братьев и, дозволяя им коснеть в невежестве до тех пор, пока само правительство не вызвало их к жизни разумной, сознательной, те- перь вдруг с такою горячностью заявило права свои на образование этих братьев, которых в течение трех веков довело до потери и ре- лигиозных убеждений, и народности, и родного языка, и ясного человеческого познания|?|». Назимов описывал полонизацию «на- рода» втерминах изувечения живого организма: «Польское дворян- ство <...> при помоши [католического] духовенства впилось, так сказать, в тело и кровь украинского, литовского и белорусского населения». Несмотря на кажущуюся крайность этих органицист- ских метафор, они вовсе не исключали трезвого понимания того, как работают ассимиляционные механизмы в среде населения без откристаллизовавшейся этнокультурной идентичности. Назимов потому и восставал так горячо против передачи в руки шляхте на- чальных школ, что предвидел вероятность успешного для «полони- заторов» результата культуртрегерских усилий, который выглядел бы впоследствии естественным плодом исторического развития: «Оно [польское дворянство] могло бы впоследствии, опираясь на
166 Западные окраины Российской империи повсеместное укоренение польского языка... с большею законнос- тью заявлять права свои на этот народ». В записке, представленной в феврале 1863 г. министру народного просвещения, Назимов на- рисовал образ похищения и утилизации поляками народного тела с особой экспрессией: «Если со стороны Правительства не будут приняты меры к ограждению русской народности в Западном крае от такого незаконного посягательства, то надлежит ожидать, что чуждое этому краю польское направление вопьется в плоть и кровь здешнего русского народа и со временем устами его заговорит в пользу польского дела»53. Важно подчеркнуть, что усвоенное Назимовым представление о крестьянстве Западного края как объекте ассимиляционной стра- тегии польской шляхты отражало воззрения самих деятелей поль- ского движения. Многие из поляков, глубоко преданных идеалу Речи Посполитой в границах 1772 г., отнюдь не закрывали глаза на этническую инаковость простонародья в «забранном крае», не спе- шили объявить его «исконно польским». Имеет смысл процитиро- вать фрагмент записки, которую в декабре 1862 г. капитан Гене- рального штаба, а в ближайшем будущем предводитель одного из крупнейших повстанческих отрядов в Литве 3. Сераковский подал военному министру Д.А. Милютину. Если Старжинский в те же месяцы осторожно пропагандировал автономию для Западного края, то Сераковский, представлявший левое крыло «белых», вы- двинул идею переустройства отношений между русскими и поля- ками на федеративных началах, предлагая допустить в Западном крае языковое равноправие по швейцарской модели. Чтобы опро- вергнуть тезис о русскости Западного края, он пускал в ход следу- ющие аргументы: «Называющие Западный край Россиею забыва- ют, что ремесленник мало-мальски грамотный, что крестьянин разжившийся делаются в этом крае поляками, но не великорусами, что польский элемент, что польская цивилизация проникли в плоть и кровь жителей этого края. <...> Дети великорусов, служивших долгое время в этом крае, делаются поляками. Не делаются же они татарами в Казани, башкирцами в Оренбурге. <...> Чтобы объяс- нить эти явления, необходимо признать, что польская цивилизация стоит выше других в Западном крае, что она лучше всего соответ- ствует современным стремлениям более развитых личностей этого края»54. Сама логика рассуждений Сераковского была близка нази- мовской, совпадала даже метафора проникновения польскости в «плоть и кровь» населения. Но если первый считал полонизацию
Глава 5- Западные окраины в 1855—1362 гг 167 приобщением к более высокой культуре, другой усматривал в ней отступничество от веры и языка предков. Польские представления об ассимиляционном воздействии на крестьянство отчасти были реализованы в Западном крае в деятель- ности мировых посредников в 1861—1862 гг. Большинство их было назначено весной 1861 г. по рекомендациям уездных предводителей дворянства, и тогдашнее руководство Министерства внутренних дел в лице С.С. Ланского и Н.А. Милютина, за неимением време- ни и точных сведений, не подвергало представленные кандидату- ры такой тщательной селекции, через которую прошли мировые посредники в великорусских губерниях. Результаты работы запад- ноокраинных мировых посредников по составлению уставных грамот, достигнутые к началу 1863 г., свидетельствовали о несом- ненной сословной заинтересованности многих из них в защите эко- номических выгод местного дворянства. Но в польском обществе от посредников ожидали также выполнения цивилизующей мис- сии. Инструкция посредникам, вышедшая, судя по всему, из кру- га «белой» эмиграции в Париже, побуждала их забыть, что «они сами землевладельцы», и помнить «преимущественно, что они по- ляки и вместе чиновники, судьи, стражи правосудия». Совмещая точное исполнение закона с патерналистским отношением к кре- стьянам, посредники должны были стать на место «варварской» российской администрации. Важная роль при этом отводилась самому процессу общения с крестьянами: «Парижанин не поймет бретонца или провансала, житель Берлина или Вены, слушая народное немецкое наречие (так называемое “plattdeutsch”), полагает, что [это] язык голландский, а житель Лондона не знает ни слова из наречия валлийского. По- ляк же, лишь бы только слушал повнимательнее, всегда поймет всякого русина... Вот это-то и необходимо разъяснить не понима- ющим означенных обстоятельств крестьянам, которые редко слы- шат польскую речь, так как управители и дворовые власти говорят с ними на их же народном языке, а власти правительственные — по-московски. Посему с русинами должно говорить почаще по- польски, тем более что врожденное каждому человеку желание под- ражать образованному классу общества поможет ко всеобщему рас- пространению между ними польского языка»55. Как мы увидим ниже, ссылки на те же европейские аналоги, влекущие за собой, однако, прямо противоположные выводы, вошли и в арсенал по- лемических приемов имперской бюрократии.
168 Западные окраины Российской империи Связь роста польского сепаратизма с крестьянской реформой в империи дала позднее повод многочисленным пропагандистским спекуляциям российских бюрократов и публицистов. Так, широкое хождение имела версия, будто восстание было непосредственно вызвано реакцией озлобленных корыстных «панов» на освобожде- ние крестьян. Она, конечно, не выдерживает критики. Но реальная мотивация многих представителей шляхты действительно имела отношение к реформе 1861 г.: освобождение крестьян западных губерний и предоставление им наделов ставило ребром вопрос о национальной идентичности этой массы населения. Освобождение было вызовом воззрению шляхты на своих бывших крепостных как на принадлежность польской нации, как на потенциальных поля- ков. Имперская власть и шляхта вступали в последнюю схватку не столько за рабочие руки, сколько за «души» крестьян. Возможно, именно акцент на начальном образовании просто- народья, столь явственный в проектах польской шляхты 1862 г., подтолкнул Назимова к тому, чтобы использовать при обосновании русскости СЗК весьма неординарный для администратора окраи- ны этнолингвистический подход. В сентябре 1862 г. в Совете ми- нистров (специальной совещательной коллегии лично при импера- торе) была обсуждена записка Назимова, в которой он предлагал издать манифест, предоставляющий каждой народности «средства свободно и беспрепятственно развиваться в свойственных ей формах, характере и пределах»56, и получать образование на своем языке в местностях, где она составляет большинство населения. «Манифест a la Garibaldi в честь народностей» — так назвал этот за- мысел раздраженный Валуев57. В основе назимовского проекта ле- жала идея, уже прошедшая испытание в имперской политике Габ- сбургов: укрепление этничности недоминирующих общностей, лишенных собственной социальной элиты и (потенциально) лояль- ных власти, может послужить противовесом влиянию нелояльных групп с мощным ассимиляторским потенциалом. Примечательно, что, говоря о «развитии чувств народной гордости и сознания соб- ственного своего достоинства» в крестьянской среде, Назимов ука- зывал на отрадный пример «австрийской Галиции». Он имел в виду осторожно культивируемую Габсбургами, в пику тамошнему поль- скому дворянству, этническую самобытность галицийских руси- нов — группы, занимающей в социальной иерархии империи одну из низовых позиций.
Глава 5- Западные окраины в 1855—1362 гг. 169 Руководствуясь этой схемой, виленская администрация сдела- ла решительный шаг в распознании и признании этничности ли- товцев, наиболее компактная масса которых населяла Ковенскую губернию58. (В этнографическом лексиконе власти, наряду с этно- нимом «литовцы», использовались и другие — «жмудины» и «само- гиты», но это различение между восточным и западным диалекта- ми почти не принималось в расчет при подготовке конкретных мероприятий.) Попечитель Виленского учебного округа в сентяб- ре 1861 г. предложил допустить в начальных школах «обучение жмудской грамоте» и расширить издание молитвенников, календа- рей и других книг для «народного» чтения на «жмудском языке» (до этого литовский был уже признан в качестве языка проповедей в католической церкви и обучения Закону Божьему). В начале 1863 г. в важном докладе министру внутренних дел Назимов противопо- ставлял автохтонных «жмудинов» полякам — пришлому и чуждому, по его мнению, элементу в крае: первые, подобно здешнему «рус- скому» населению, сохранили «свою народность, и обычаи, и по- верья, и самый язык свой в первобытной чистоте»59. Едва ли не первым среди имперских администраторов Назимов поднял, пусть и осторожно, вопрос о языковой самобытности бе- лорусов, которые в рамках официальной классификации описыва- лись как «русские». Назимов не отступал от этого постулата, но, как кажется, пытался осмыслить белорусскость как промежуточную ступень на пути к выработке русского национального самосозна- ния. Еще в 1859 г. высшее цензурное начальство запретило печата- ние сочинений на «белорусском наречии» польскими буквами. Эта мера ясно показала, что власть к тому моменту осознавала уязви- мость белорусского населения для польской ассимиляции. В 1862 г., в связи с обсуждением проблемы польского господ- ства в католической церкви, в виленской администрации родилась идея перевести основные молитвы и краткий катехизис на «бело- русское наречие». Это ослабило бы угрозу полонизации, нависшую над католической частью (примерно 1/5) того населения, к которо- му администрация более или менее устойчиво прилагала наимено- вание «белорусы». Весной 1863 г. по инициативе попечителя Ви- ленского учебного округа были изданы «Рассказы на белорусском наречии» — книжка коротких незатейливых назиданий, призван- ных доказать, что белорусы — не поляки, а русские. Это был един- ственный опыт проправительственной пропаганды на белорусском. Тогда же виленская администрация инспирировала проект созда-
170 Западные окраины Российской империи ния т.н. «Западно-русского братства». Братчики должны были «охранить белорусский народ от тех пагубных влияний, которые грозят заглушить в нем родные нам основы его самобытности». Просветительская деятельность братства должна была распростра- няться на все белорусское население, безотносительно к конфесси- ональной принадлежности. Проект, который не получил хода при преемнике Назимова М.Н. Муравьеве, подозрительно отнесшемся именно к этнической ориентации братства, свидетельствовал о воз- можности складывания внерелигиозной регионально-культурной белорусской идентичности60. Под эгидой Назимова была предпри- нята и попытка учредить журнал для народа на «местном русинс- ком», т.е. белорусском, наречии (вдокументах 1862 г. Назимов нео- днократно называет белорусов «русинами»). В феврале 1863 г., отвечая на запрос Министерства внутренних дел о целесообразности переустройства административно-терри- ториальных границ в Западном крае, Назимов провел через Ви- ленскую губернию демаркационную черту между «русской на- родностью» (или «племенами белорусов, кривичей, чернорусов, говорящих русским наречием») и народностью «жмудско-литовс- кой» (см. карту 661). Хотя Назимов предупреждал, что проведение новой административной границы по этой черте не поможет в борьбе с польским засильем, показательно само допущение «терри- ториализации этничности». При этом две автохтонных группы — русинская и литовская — не противопоставлялись друг другу, а виделись одинаково противостоящими своей «исконностью», уко- рененностью в земле польскому меньшинству. В своих предложениях касательно польскоязычной элиты в СЗК Назимов выказал элементы социального радикализма. В сущ- ности, уже в 1862 г. он склонился к убеждению в желательности перевода всех польскоязычных дворян, которые «не признают себя русскими», на положение граждан ЦП, имеющих собственность в России, или их массового выселения в ЦП с принуждением к про- даже недвижимости. В начале 1863 г. генерал-губернатор перефор- мулировал данную идею так, что ее реализация фактически позво- лила бы власти немедленно обвинять дворян, которые не захотели бы именоваться русскими, в государственном преступлении: им предлагалось признать, что они «настаивают на предоставлении польской народности права господства в западных губерниях...». Назимов пришел к выводу о том, что «в Западных губерниях нет вовсе дворянства, ибо наличное польское дворянство никогда ни-
Глава 5- Западные окраины в 1855-1862 гг 171 чего не захочет сделать в пользу Русского государства», и выдвинул задачу великорусской землевладельческой колонизации края, в которой участвовали бы представители не только высшего, но и других сословий62. Задуманная Назимовым открытая дискримина- ция дворянской элиты по признаку польскости очевидно выбива- лась из привычной практики управления окраинами: у власти по- просту не было легальных процедур для удостоверения и фиксации национальной принадлежности каждого отдельно взятого поддан- ного, не говоря уже о проведении на этой основе юридически мо- тивированных репрессий. Как бы то ни было, дискуссия по записке Назимова в Совете министров осенью 1862 г. имела важные последствия для окраин- ной политики. «Манифест a la Garibaldi» не был издан, зато импе- ратор учредил специальный Комитет по делам Западного края — высший законосовещательный и административный орган для межведомственной координации. Тем самым принципиальное раз- личие подходов правительства к проблемам ЦП и Западного края утверждалось на институциональном уровне. В ноябре 1862 г. ко- митет приступил к работе. В ее основу должна была лечь программ- ная записка Валуева. Но министру внутренних дел не удалось сфор- мулировать целостную программу действий. Лично он оставался привержен принципу альянса правительства с польскоязычной элитой западной окраины — альянса, от которого он ждал положи- тельного эффекта для замыслов политических реформ в масштабе всей империи, в частности реформы Государственного совета с введением в него сословного или земского совещательного элемен- та. В то же время события последних месяцев заставляли активнее, чем раньше, оперировать тезисом о русскости Западного края, за- являть, что «правительство в Западном крае не имеет на своей сто- роне никого, кроме масс сельского населения». С одной стороны, Валуев предостерегал против подавления «польского элемента» силой, против соблазна, по галицийскому примеру 1846 г., «под- нять крестьян против помещиков», с другой — рекомендовал под- держивать «осторожною рукою» «взаимное нерасположение крес- тьян и помещиков»63. Таким образом, к моменту начала Январского восстания деба- ты между центральной властью и местной администрацией о стра- тегии окраинной политики бьши далеки от завершения. Серьезные разногласия оставались и внутри высшей бюрократии. Вместе с тем было бы неверно считать, что лишь польское восстание 1863 г.
172 Западные окраины Российской империи определило последующую политику властей в национальном во- просе на западных окраинах. Многие ее элементы, идеологические основания и дилеммы уже формулировались как высокопоставлен- ными чиновниками, так и националистически настроенными жур- налистами до восстания, в контексте реформ, которые сами по себе уже ставили достаточно остро проблему лояльности и идентично- сти освобождаемых от крепостной зависимости крестьян. В отно- шении восточнославянского населения западных окраин в центре внимания властей оказывался вопрос об утверждении общерусской идентичности. В отношении польского и литовского крестьянина, как и в отношении массы еврейского населения Черты оседлости, власти были озабочены не столько их обрусением, сколько утверж- дением такой идентичности, которая делала бы их лояльными под- данными империи (Kaizertreu) и неподатливыми на призывы польского шляхетского национального движения. 1 См.: Glqbocki //. Fatalna sprawa. Kwcstia polska w rosyjskiej mysli poli- tycznej (1856-1866). Krakow, 2000. S. 88, 128. 2 Милютин ДЛ Воспоминания генерал-фельдмаршала Д.А. Милюти- на. 1860-1862. М., 1999. С. 48. 3 Татищев С. С. Император Александр Второй. Его жизнь и царствова- ние. М., 1996. Кн. 1. С. 233-234. 4 См. об этом: RemyJ. Higher Education and National Identity. Polish Student Activism in Russia. 1832—1863. Helsinki, 2000. P. 233,236. 5 Горизонтов Л.Е. Польский аспект подготовки крестьянской рефор- мы в России // Иван Александрович Воронков — профессор-славист Мос- ковского университета. Материалы научных чтений. М., 2001. С. 103—104. 6 Милютин Д.А. Воспоминания... 1860—1862. С. 57. 7 Цит. по: Милютин Д.А. Воспоминания генерал-фельдмаршала Д.А. Милютина. 1843-1856. М., 2000. С. 429. 8 Никотин И.А. Записки // Русская старина. 1902. № 1. С. 72. 9 LeDonne J. Frontier Governors General 1772— 1825 // Jahrbiicher fur Geschichte Ostcuropas. 2000. H. 3. S. 334—340. ’° Lietuvos Valstybes Istorijos archyvas (Литовский государственный ис- торический архив, далее — LV1A). Ф. 378. BS, 1857 г. Д. 1266.Л.5об.,7—8, 9 об., 135 об. — 136, 155 об. и др.; [ Павлов А. С ] Владимир Иванович На- зимов. Очерк из новейшей летописи Северо-Западной России // Русская старина. 1885. № 3. С. 573-580. 11 Горизонтов Л. Е. Польский аспект подготовки крестьянской рефор- мы в России. С. 98—99. 12 Неупокоев В.И. Крестьянский вопрос в Литве во второй трети XIX в. М., 1976. С. 262—284. См. новейшее исследование о шляхетской обще- ственной активности в Западном крае в начале правления Александра 11:
Глава 5. Западные окраины в 1855 — 1862 гг 173 Szpoper D. PomiQdzy caratem a snem о Rzeczypospolitcj. МуЛ polityczna i dziaialno&c konserwatystow polskich w guberniach zachodnich Cesarstwa Rosyjskiego w latach 1855—1862. Gdansk, 2003. Соловьев Я. А. Записки // Русская старина. 1881. № 4. С. 741; Тати- щев С. С. Император Александр Второй. С. 373. 14 Первое издание Материалов Редакционных комиссий. СПб., 1860. Ч. VI. Дополнение к докладам Хозяйственного отделения 1. С. 24—25; Ч. X. Доклад Хозяйственного отделения № 23. С. 85—86. 15 Вряд ли Милютин имел в виду только этнических литовцев; исполь- зование этого термина говорит о том, что даже националистически настро- енные бюрократы еще нс были готовы решительно определять православ- ную часть крестьянства «литовских» губерний как население «издревле русское». 16 РГИА. Ф. 869. On. 1. Д. 517. Л. 5 об. — 6. 17 В конечном счете проект не был утвержден императором. См.: Gfybocki //. Fatalna sprawa. S. 246—252. Отметим, что записка отразила и перемену воззрения столичной бюрократии на литовцев: в ней доказыва- лось, что тревожившая власти энергичная пастырская деятельность като- лического епископа М. Волончевского (Валанчуса) не враждебна русским интересам, как считалось ранее, а, напротив, служит защите литовского крестьянства от разлагающего польского влияния. Иными словами, Во- лончевского хвалили как защитника языковой и культурной самобытно- сти своего немногочисленного народа (См.: РГИА. Ф. 940. On. 1. Д. 4. Л. 103 об. — 104). О дальнейшем развитии отношений между администра- цией и Волончсвским см. главу 7, раздел 4. 18 Чичерин Б,Н. Об общих началах европейской политики и в особен- ности о внешней политике России / Публ. М.А. Чепелкина // Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах. XVIII—XX вв.: Альманах. Вып. XIII. М., 2004. С. 315-320. 19 Аргументацию этого тезиса см.: Dolbilov Л/. The Emancipation Reform of 1861 in Russia and the Nationalism of Imperial Bureaucracy// Construction and Deconstruction of National Histories in Slavic Eurasia. Sapporo: Slavic Research Center, Hokkaido University, 2003. P. 205—235.0 роли органицист- ской риторики в политике Великих реформ см.: Майорова О. Царевич-са- мозванец в социальной мифологии пореформенной эпохи // Россия/ Russia. Вып. 3. Культурные практики в идеологической перспективе. М., 1999. С. 210-217. 20 [Семашко И.] Записки Иосифа, митрополита Литовского. СПб., 1883. Т.П. С. 561-562. 21 RemyJ. Higher Education and National Identity. P. 242. 22 Ibid. P. 305-306. 23 Ibid. P. 302,316-318,332, 344. 24 Переписка наместников Королевства Польского. 1861—1863. IT. 2j. Wroclaw; Москва, 1973. С. 329. 25 Там же. С. 243. Даже наиболее компромиссно настроенный к поля- кам высший сановник — П.А, Валуев подчеркивал в докладе императору
174 Западные окраины Российской империи в 1862 г.: «Ни одна пядь Русской земли не может быть уступлена Царству Польскому» (РГИА. Ф. 908. Оп. 1.Д. 185. Л. 5). Отсюда ясно, что сожале- ний о разрыве Замойского с властями никто в Петербурге не испытывал. 26 Валуев П.А. Дневник .министра внутренних дел П.А. Валуева. Т. 1. М, 1961. С. 194. 27 Милютин ДЛ Воспоминания... 1860—1862. С. 320. 28 В описании обстоятельств столкновения 27 марта/8 апреля «русские» и «польские» источники разительно противоречат друг другу. Приведен- ные цифры взяты из: Там же. С. 84. 29 Переписка наместников Королевства Польского. 1861—1863. С. 132. 30 RemyJ. Higher Education and National Identity. P. 290—291. 31 Переписка наместников Королевства Польского. 1861 — 1863. С. 47. 32 Милютин ДА, Воспоминания... 1860—1862. С. 323. Вел. кн. Констан- тин даже после начала Январского восстания, когда политика Велепольс- кого со всей очевидностью потерпела крах, почти с восхищением (вероят- но, еще и по контрасту с впечатлениями от «сумасшедшего» Замойского) писал о нем: «Это редкий характер, более похожий на римлянина, чем на поляка» (Переписка наместников Королевства Польского. Январь—август 1863 г. [Т. 3]. Wroclaw; Москва, 1974. С. 33). 33 Jozef Pilsudski Institute of America, Archiwum W. Platonowa, teka 3, dossier 3. 34 Переписка наместников Королевства Польского. 1861 — 1863. С. 160-162, 175,211-212. 35 Слухи о желании Константина принять польскую корону значитель- но обострили недовольство его политикой в среде националистически настроенных русских. 36 Горизонтов Л. Е. Парадоксы имперской политики. Поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.). М., 1999. С. 161. 37 Переписка наместников Королевства Польского. 1861—1863. С. 316, 274. Впоследствии Константин сохранил живой интерес к проблеме пре- образования Государственного совета империи, свидетельством чему был его известный проект введения в Государственном совете выборного зем- ского и дворянского представительства, разработанный в 1866 г. 38 Переписка наместников Королевства Польского. Январь—август 1863 г. С. 33, 114-115,214. 39 Проблемы, затрагиваемые в этом параграфе, подробно представле- ны в кн.: Миллер А. И, «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX в.). СПб, 2000. Полный текст книги доступен на странице: http://mion.sgu.ru/emDires/index.html. 40 За 1860— 1862 гг. типография Кулиша издала в серии «Сельская биб- лиотека» 39 различных брошюр на украинском, что равняется числу укра- инских книг, изданных за предыдущие 40 лет. См.: Дей O.I. Книга i дру- карство на УкраТш з 60-х роюв XIX ст. до Великого Жовтня // Книга i друкарство на УкраТш. Киш, 1964. С. 129. 41 РГИА. Ф. 772. Оп. 1.Ч.2.Д.4840. 42 См.: Основа. 1862. № 1. С. 108.
Глава 5- Западные окраины в 1855—1862 гг 175 43 См.: РГИА. Ф. 775. Оп. ГД. 188. Л. 9 — 9 об. (Справка для Валуева о решениях по этому вопросу.) 44 См.: Ник. Фабрикант. Краткий очерк из истории отношений русских цензурных законов к украинской литературе // Русская мысль. 1905. Кн. 111. С. 155-156. 45 Об отмене стеснений малорусского печатного слова. СПб., 1910. С. 14. 46 Шевел1в Б, Петицп украшських громад до петербурзького комитету грамотности з р. 1862 // За столп. 1928. № 3. Харкш; Киш. С. 14. См. так- же: Современная летопись Русского вестника. 1862. № 4. 47 ГАРФ. Ф. 109. Секретный архив. On. 1. Д. 1765. Л. 1 — 1 об. (Выписка из письма с неразборчивой подписью со ст. Репки Черниговской губ. к Ивану Васильевичу Дриге в Москву от 19 ноября 1861 г.). 48 День. 1861. №2 (21 октября). С. 17. Позднее Ламанский уже в пан- славистском духе писал об утверждении русского языка в качестве «языка высшей образованности» как об инструменте политического объединения всех славян, полагая, что при этом условии «образование общего славян- ского союза не представляет таких громадных трудностей, как полити- ческое единство Германии». Он оговаривался, что «о насильственном рас- пространении (русского) не может быть и речи», и ставил успех этого предприятия в прямую зависимость от успешного развития России: «Для этого нужно, чтобы русский язык стал носителем великих идей любви и свободы, необходимым деятелем общечеловеческого просвещения». См.: Ламанский В. Национальности итальянская и славянская, в политическом и литературном отношении//Отечественные записки. 1864. Т. 157. № 11— 12. С. 615-616. 49 Русский Вестник. Т. 32. 1861. С. 2—5. 50 Валуев П.А. Дневник. Т. 1. С. 116. 51 Staliunas D. Litewscy biali i wladze carskie przed powstaniem styc- zniowym: mi$dzy konfrontacjaa kompromisem // Przcglad Historyczny. 1998. T. LXXXIX, zesz. 3. S. 383-401. 52 Сборник документов музея графа М.Н. Муравьева. Вильна, 1906. Т. I.C. 144-151. 53 Архивные материалы Муравьевского музея, относящиеся к польско- му восстанию 1863—1864 гг. в пределах Северо-Западного края. Вильна, 1913. Ч. 1 (Виленский временник, кн. VI). С. 107—112, 433—436; LV1A. Ф. 378. BS. 1862 г. Д. 629. Л. 84. 54 Русско-польские революционные связи. М., 1963. Т. I. С. 234. 55 Сборник документов музея графа М.Н. Муравьева. Т. I. С. 229—233. 56 Цит. по: СталюнасД. Границы в пограничье: Белорусы и этнолинг- вистическая политика Российской империи на западных окраинах в пери- од Великих реформ //Ab Imperio. 2003. № 1. С. 269. 57 Валуев П.А. Дневник. Т. 1. С. 190. 58 О попытке при Николае I использовать этническую самобытность литовцев для противодействия польскому влиянию имеются интересные сведения в исследовании польского историка Л. Заштовта (см. статью
176 Западные окраины Российской империи А. Новака в разделе «Приложения»), Однако тогда речь шла прежде всего о дворянстве литовского происхождения. 59 РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 339. Л. 33 об. - 34. 60 LVIA. Ф. 378. BS, 1863 г. Д. 1366. Идея об обучении крестьян на «на- родных» языках (белорусском и литовском) разделялась в 1862 г. не толь- ко генерал-губернатором и учебным ведомством, но и жандармскими чи- нами в Вильне. См.: Революционный подъем в Литве и Белоруссии в 1861 — 1862 гг. М., 1964. С. 299. 61 Интересен тот факт, что Назимов использовал карту из опублико- ванного в 1861 г. этнографического атласа, не ссылаясь на нее в своем докладе министру внутренних дел. Описанная им словесно граница за одним малым исключением повторяла прочерченную на этой карте. Кар- та примечательна и тем, что она, показывая в цвете даже островки прожи- вания литовских татар, игнорировала более многочисленные группы поля- ков и евреев, сосредоточенные преимущественно в городах. Не исключено, что это было лишь следствием несовершенства картографических приемов, но в период после подавления восстания такая картографическая услов- ность получила политический смысл. 62 ОР РГБ. Ф. 169. К. 42. Ед. хр. 2. Л. 46—47 (записка П.Н. Батюшкова от сентября 1862 г., согласованная с В.И. Назимовым). Ср.: ГО РНБ. Ф. 52. Ед. хр. 47; РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 339. Л. 40 - 40 об.; Миллер А. И. «Укра- инский вопрос»... С. 140. 63 Сборник документов музея графа М.Н. Муравьева. Т. 1. С. 7—23.
Глава 6 ИМПЕРСКАЯ ВЛАСТЬ И ЦАРСТВО ПОЛЬСКОЕ В 1863-1869 ГГ. Январское восстание — Аграрная реформа и ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ. УЧРЕДИТЕЛЬНЫЙ . комитет — Политика Н.А. Милютина и проблема польскости — Финансовое и экономическое РАЗВИТИЕ Польши ПОСЛЕ ЯНВАРСКОГО ВОССТАНИЯ
В январе 1863 г. в ЦП, в полном соответствии с предсказани- ями знатоков польского вопроса, но при недостаточной го- товности к тому властей, началось массовое и упорное вос- стание. Современники сравнивали нападение повстанцев на квар- тиры русских войск во многих пунктах Царства в ночь с 10 на 11 ян- варя с Варфоломеевской ночью. К весне мятеж, как именовалось восстание правительством, распространился на Литву, западные и центральные местности Белоруссии и даже Правобережной Укра- ины. Хотя повстанцам не удалось захватить надолго ни один круп- ный населенный пункт, они обозначили очагами вооруженного со- противления линию восточной границы Речи Посполитой 1772 г. Включение в состав Польского государства бывших «кресов» Речи Посполитой, земель «до Днепра и Двины», стало одним из цент- ральных пунктов повстанческой программы и объединяло «белых» со многими из «красных». Временное национальное правительство (Rz^d Narodowy) про- возгласило свободу и равенство всех граждан свободной Польши независимо от вероисповедания и происхождения, а крестьянам обещало право на обрабатываемую землю с немедленной отменой всех повинностей в пользу панов. В отдельных воззваниях к руси- нам (т.е. сельскому населению Белоруссии, Правобережной Укра- ины и части Литвы) шла речь о полном освобождении и наделении землей, а к евреям — о братской любви, связывающей поляков с евреями. Таким образом, была сделана попытка к сплочению ши- рокого фронта сил1. Несмотря на нехватку вооружения и недоста- точный опыт военной организации и боевых действий, националь- ное правительство, не выходя из подполья, сумело утвердить свое присутствие на обширной территории, контролировало исполне- ние своих распоряжений, располагало солидной казной и имело надежных агентов в почтовом ведомстве и на железных дорогах. Эго
180 Западные окраины Российской империи была вполне эффективная управленческая структура, тем более угрожающая, что она долго оставалась для имперских властей не- видимой. Наместник ЦП вел. кн. Константин имел основания со- крушаться: «Законное правительство существует только н ам, где есть войско. Где нет, там царствует полный произвол революции... Центральный комитет [повстанческий] везде и нигде»2. 1. ЯНВАРСКОЕ ВОССТАНИЕ: ВЫЗОВ УБЕЖДЕНИЮ В ПРАВЕ ГОСПОДСТВА НАД ПОЛЬШЕЙ Январское восстание застало власть врасплох. Происходившее мало напоминало события 1830— 1831 гг. Тогдашний мятеж был, по сути дела, военными действиями вражеской регулярной армии про- тив Российской империи. Теперь же восстание приняло совсем другое обличье — партизанской войны; боевой единицей выступал небольшой отряд (в терминологии русского правительства, шайка или банда), преследование и уничтожение которого в лесистых и болотистых местностях было весьма трудной задачей. Глубокую тревогу вызывали и повстанческие диверсионные методы в тылу регулярной армии, которые были привычны для русских офицеров на Кавказе, но не на западе империи. Общественное мнение в Рос- сии возмущенно реагировало на известия о жертвах партизанско- го насилия среди мирного населения, особенно в Западном крае, где среди убитых или пострадавших были и православные священ- ники3. Смятение и паника усугублялись угрозой новой европейс- кой войны. Весной 1863 г. об интервенции Англии и Франции в поддержку мятежников рассуждали как о почти неотвратимом бед- ствии. Тем не менее в первые недели Александр И и его окружение недооценивали потенциал вспыхнувшего восстания. Унаследовав- ший от отца приверженность имперскому универсализму, импера- тор заявил перед гвардией, а затем и в манифесте, что винит в случившемся не «весь народ польский», а только некую общеевро- пейскую «революционную партию». Императору вторил вел. кн. Константин, который не мог смириться с мыслью, что восстание кладет конец реформам, проводившимся им вместе с А. Велеполь- ским: «Это не дело польской нации, а чистой революции, которая существует везде. <...> Нация в стороне. Ни народ, ни помещики кроме мелкой шляхты, ни порядочное городское население не при-
Глава 6. Имперская власть и Царство Польское в 1863—1869 гг 181 нимают участия в мятеже». Но в дальнейшем чем шире распрост- ранялось восстание и чем больше поддержки находили его участ- ники в разных социальных слоях ЦП, тем труднее становилось отрицать за ним характер национального движения. Тот же Кон- стантин в июне 1863 г. с горечью признавал обратное тому, что ут- верждал зимой: «Революция, мятеж и измена обняли всю нацию. Она вся в заговоре...»4 Надежды императора и правительственных лиц на примирение с польской элитой не испарились в одночасье, а умирали медлен- но и мучительно. 31 марта, в первый день православной Пасхи, был оглашен манифест об амнистии всем участникам восстания в ЦП и Западном крае, нс замешанным в каких-либо иных преступлени- ях, при условии, что они сложат оружие до 1/13 мая. Безусловно, одним из побудительных мотивов этого шага была надежда предот- вратить конфронтацию с западными державами, симпатизировав- шими восстанию, прежде всего с Францией. Но жест царской милости отразил и личные интенции Александра, все еще не решав- шегося превысить некий молчаливо признанный лимит репрессив- ности в «польской» политике. Манифест завершался обещанием «Дальнейшего развития», «соответственно нуждам времени и стра- ны», дарованных Царству «установлений»5. Даже в июне, когда провал манифеста об амнистии был впол- не очевиден и несколько десятков повстанцев было казнено по приговорам военного суда (это было только начало карательных акций власти), Александр еше надеялся стабилизировать положе- ние в Царстве без той радикальной деполонизации управленческого аппарата, которую вскоре сам санкционирует: «Те же самые чинов- ники, которые теперь почти все нам изменяют, будут опять нам служить исправно, чему мы видели живой пример после революции 1831 г.». По переписке Александра с Константином впервой поло- вине 1863 г. хорошо видно, с каким напряжением ожидали им- ператор и его варшавский наместник реакции на правительствен- ные действия именно от высших социальных слоев. Константин полагал, что, убедившись в иллюзорности своих упований на евро- пейскую интервенцию в поддержку восстания, влиятельные в польском обществе люди отступятся от крамолы — и «эта переме- на сделается так же быстро, как и вообще все в Польше». Кресть- янство же представлялось не более чем страдательным объектом мятежа, жертвой запугиваний и угроз повстанцев, лишенной соб- ственной воли и разумения своих интересов. «Они (повстанцы] их
182 Западные окраины Российской империи вешают и режут беспощадно, даже жен и детей. <...> Какая разни- ца между польским и русским народом. Русский мужик никогда в свете не позволил бы себя терроризировать подобным образом», — это рассуждение Константина расходилось с воззрением на поль- ское крестьянство как родственную крестьянству русскому органи- ческую силу, которое вскоре будет заявлено «милютинским» кры- лом в Учредительном комитете ЦП6. Лишь в августе 1863 г., беседуя с Н.А. Милютиным накануне назначения его фактическим главой гражданской администрации ЦП — и, возможно, с его подачи, — император заявил, несколько даже сгущая краски: «Надо поднять народ, искать опоры в нем... Между мной и польской аристокра- тиею все кончено»7. Эффект неожиданности, вызванный восстанием 1863 г., массо- вость восстания, обширность охваченной им территории — все это ощутимым образом сказалось на представлениях имперской элиты как о геополитическом значении Царства, так и — пожалуй, даже в большей степени — о перспективах сосуществования русских и поляков в составе одного государства. Вряд ли будет преувеличени- ем сказать, что восстание подорвало убежденность многих русских в исторической легитимности господства России в коренных поль- ских землях. Суровый усмиритель восстания в СЗК М.Н. Муравь- ев полагал, что ЦП «никогда не будет нам прочно, за исключени- ем некоторых частей, населенных жмудинами и русскими», а «остальную Польшу надобно держать за собою в виде военной по- зиции для ограждения наших западных губерний от революцион- ной заразы». Даже редактор «Московских ведомостей» М.Н. Кат- ков, энергично и изобретательно аргументировавший торжество «русского дела» в Польше в позитивистских терминах победы ис- торического народа над неисторическим, допускал возникновение «нового», «небывалого» (т.е. «очищенного» от притязаний на запад- ные губернии) польского патриотизма, который окажется перед дилеммой: «Или польский патриотизм в русских областях и рано или поздно конец всем надеждам на возрождение польской на- родности и независимой Польши; или самостоятельная Польша и последний конец польской национальности в Западном крае Им- перии»8. Косвенным показателем сомнений имперских верхов относи- тельно будущности ЦП могут служить слухи о грядущем новом пе- ределе Польши, которые, начиная с 1863 г. и по меньшей мере до конца 1865 г., циркулировали как в среде лидеров восстания, так и
Глава 6. Имперская власть и Царство Польское в 1863—1869 гг 183 в российских околоправительственных кругах. Речь шла о замыс- ле, сходном с планом, который Николай 1 в 1831 г. изложил в «Моей исповеди», — уступить Пруссии часть Царства по левую сто- рону Вислы, т.е. провести границу по т.н. Кнесебецкой линии. Тем самым земли на правом берегу Вислы сливались бы в администра- тивном отношении с западными губерниями Российской империи, а население левобережья — слишком крепкий орешек для руси- фикаторов — подверглось бы усиленной германизации. Поляки расценивали этот план как составную часть великодержавной по- литики, нацеленной на уничтожение польской национальности; русские же, чьи отзывы до нас дошли, — например, известный эко- номист и статистик В.П. Безобразов, хорошо знакомый с Муравь- евым, — были, как кажется, готовы увидеть в нем рациональный шаг к консолидации русской национальной территории, хотя и опасались дальнейшей экспансии Пруссии — в Остзейский край9. Нам неизвестны свидетельства об обсуждении этого плана в рос- сийском правительстве. Не была эта проблема и предметом двусто- ронних переговоров между Россией и Пруссией. После заключения конвенции Альвенслебена в январе 1863 г. (о военном сотрудниче- стве в борьбе с польским движением) Петербург и Берлин прояви- ли особую щепетильность в вопросе о взаимном переходе границы между ЦП и Пруссией для преследования мятежников10. Вместе с тем глава прусского правительства О. фон Бисмарк, внимательно следя за развитием ситуации и принимая в расчет вероятность от- падения ЦП от России, предполагал при таком ходе событий утвер- дить прусское господство над этими территориями в той или иной форме11. Возможно, дальнейшая разработка источников прояснит обстоятельства возникновения и распространения этих примеча- тельных слухов. Более скромным, но и более реалистичным был проект рекон- фигурации границ ЦП, при оставлении его целиком за Россией, по этническому признаку. Одной из таких инициатив явилось предло- жение присоединить к СЗК северо-восточную оконечность Цар- ства — Августовскую губернию (центр — Сувалки), смежную с Литвой. Осенью 1863 г. губерния была подчинена в военно-адми- нистративном отношении виленскому генерал-губернатору, кото- рому вверялось руководство боевыми действиями против находив- шихся там повстанцев. Муравьев считал это административное переподчинение важным еше и потому, что благодаря ему недавно построенная железная дорога от Ковно на Эйдкунен — Гумбинен,
184 Западные окраины Российской империи связывавшая Россию и Пруссию через узкий перешеек Августовс- кой губернии, «была бы вся в наших владениях», иначе говоря, не пролегала бы через земли ЦП12. Наряду с военно-стратетческими, выдвигались и доводы этно- национального толка. Значительную долю населения губернии со- ставляли литовцы, имелась там и компактно проживавшая группа русских старообрядцев (около 12 тысяч человек). В докладе мини- стру внутренних дел Муравьев заявлял, что, поскольку население губернии «наиболее жмудское», она «по всей справедливости при- надлежит не к Польше, а к Литовскому краю»13. Характерным об- разом «справедливость» территориального разграничения увязыва- лась здесь с критерием этнического преобладания. При объявлении в марте 1864 г. прокламации и указов о крестьянской реформе в ЦП, напечатанных en regard по-русски и по-польски, подчиненные Муравьеву военные начальники в Августовской губернии с удовлет- ворением сообщали о фактах незнакомства многих крестьян с польским языком и даже составили ведомость о количестве литов- цев, «не понимающих другого языка, кроме литовского». Таковых, по ведомости, было более 262,4 тысячи человек (счет, разумеется, велся на основе не индивидуального опроса, а общего заключения по целым селениям, и администрация была заинтересована завы- сить эту цифру). Муравьев распорядился издать прокламацию и на литовском языке, пока еще латинским шрифтом'4. Окончательное присоединение Августовской губернии к СЗК так и не состоялось, но нетрудно заметить, что тот же критерий этнотерриториального разграничения был в начале XX в. более последовательно (с точки зрения властей) реализован при «выкраивании» Холмской губер- нии. Наконец, этот проект, пусть отчасти, но предвосхитил реше- ние вопроса о границе между Литвой и Польшей в XX в.: сегодня северная часть бывшей Августовской губернии — это территория Лиговской Республики. 2. Аграрная реформа и институциональные ПРЕОБРАЗОВАНИЯ. УЧРЕДИТЕЛЬНЫЙ КОМИТЕТ Политика вел. кн. Константина, попытки сохранить при подав- лении восстания действие хотя бы некоторых из автономных ин- ститутов ЦП вызвали острое недовольство в националистически настроенной части русского образованного общества. Критика рас-
Глава 6. Имперская власть и Царство Польское в 1863—1869 гг.185 поряжсний варшавских властей, хотя и не задевавшая прямо лич- ность брата императора, громко раздавалась со страниц «Москов- ских ведомостей». Взаимная неприязнь между Константином и виленским генерал-губернатором Муравьевым была чревата нара- станием несогласованности правительственных действий на запад- ной окраине. В частной переписке Александра II летом 1863 г. про- тивопоставление Варшавы и Вильны звучит рефреном: «В Литве <...> видимо все успокаивается. В Польше, напротив, надежды на интервенцию снова усилили формирование шаек...»’5 Муравьев же, называя Константина в письме П.А. Валуеву «неучем» и «дерзкой тварью», советовал прогнать его «скорее за море, но с тем, чтобы более не возвращался»16. К концу лета неизбежность смещения Константина стала очевидной. Отъезд Константина из Варшавы в августе 1863 г. и назначение в октябре наместником генерал-адъютанта графа Ф.Ф. Берга, ост- зейского аристократа, имевшего длительный опыт службы в ЦП при Паскевиче, а затем занимавшего должность генерал-губерна- тора Финляндии, дали зеленый свет новой концепции управления Царством17. Главным проводником этой программы выступил Н'.А. Милютин. С весны 1861 г. он находился в отставке, но живо интересовался ходом правительственных дел и не терял связей в высших сферах власти, еше более укрепившихся после назначения его брата Дмитрия военным министром. Новая концепция сочета- ла в себе катковские и славянофильские воззрения на историчес- кие судьбы России и Польши18. Суть ее заключалась в признании существования «двух Полый» — космополитической шляхетско- клерикальной, неразрывно связанной с изжившими себя традици- ями феодальной анархии и сословного эгоизма, обращенной цели- ком в прошлое, и самобытно-крестьянской, неосознанно хранящей исконно славянские начала. Дальнейшее сохранение контроля над ЦП обуславливалось теперь изменением не центральных админи- стративных институтов, а самой социальной структуры польского общества и проведением глубоких культурных преобразований. Милютин не был экспертом по польскому вопросу, не знал польского языка и вообще плохо представлял себе местные реалии. Когда император в августе 1863 г. предложил ему занять ответствен- ную должность в гражданской администрации ЦП, он некоторое время всерьез намеревался отказаться от назначения. По свидетель- ству его брата Дмитрия, он решился возглавить преобразования после того, как осознал, что «(будет! нетрудно поднять крестьяне-
186 Западные окраины Российской империи кое население, высвободив его из-под гнета панов и шляхты, и тем приобрести в нем надежную опору для упрочения русской власти... В таком специализованном объеме предстоявшее дело уже менее пугало...»19. Дело не так «пугало» Милютина прежде всего потому, что он был избавлен от необходимости искать общий язык с непри- ятной ему шляхтой. Но предстоявшая ему задача вовсе не была узко специальной. Формально Милютин был призван к делу как специалист по проектированию аграрной реформы. Но еще во главе Редакцион- ных комиссий 1859—1860 гг., готовя законопроекты крестьянской реформы для империи, Милютин и его команда наделяли преобра- зование социально-аграрных отношений более широким значени- ем. Для них это являлось также актом «открытия» профессиональ- ной бюрократической элитой массивного народного фундамента, или, как выражался Ю.Ф. Самарин, «материка» будущей единой нации20. Крестьянская реформа воспринималась реформаторами как освобождение их самих из тесных пределов, которые ставили государственной деятельности принцип сословно-династической лояльности и взаимная зависимость аристократических кланов. В ЦП представлялась возможность воплотить в жизнь этот проект «первооткрывательства» бюрократией народа (не русского, но, как считалось, дружественного русскому) с наибольшей полнотой и, возможно, в назидание противникам «милютинцев», мешавшим их начинаниям в самой России. Тем самым аграрная реформа в ЦП выходила за рамки локальной задачи стабилизации социально-по- литической обстановки на окраине империи. Подготовка реформы была организована так, чтобы усилить впечатление непосредственного, ближайшего контакта имперской администрации с массой народа. В конце октября 1863 г. Милютин с ближайшими соратниками по освобождению крестьян в Рос- сии — Самариным, В.А. Черкасским, В.А. Арцимовичем — совер- шил в сопровождении конвоя пятидневную поездку по нескольким уездам Варшавской и Радомской губерний — т.е. по центру Цар- ства, не удаляясь от Варшавы более чем на 120 км. В каждой из посещенных ими деревень собирался сход, они (главным образом через поляка Арцимовича) беседовали с крестьянами, расспраши- вали об их нуждах, причем, по словам Д. Милютина, «старались устранить всяких лиц, не принадлежащих к крестьянскому сосло- вию, как то: управителей имений, арендаторов, писцов, ксендзов и подобных им». «Снюхаться с крестьянами» — так называл эти
Глава 6. Имперская власть и Царство Польское в 1863—1869 гг. 187 собеседования Самарин. По возвращении он составил от имени комиссии пространный, выдержанный почти в публицистическом стиле отчет, где, по ехидному выражению Валуева, встречи с крес- тьянами описывались «в тоне поездок по Египту или Бразилии»21. Объяснялось это не только тем, что местные условия ЦП действи- тельно были непривычны наблюдателям из России. Риторические приемы, подмеченные Валуевым (и нередко использовавшиеся либеральными бюрократами для описания даже великорусских крестьян), были призваны подчеркнуть тему «первооткрыватель- ства»: крестьяне, подобно аборигенам далеких земель, изобража- лись воспрянувшими духом при виде тех, кто впервые с неподдель- ным участием вник в их интересы. Излишне говорить, что, памятуя о повстанческом декрете о наделении крестьян землей, реформато- ры на деле старались вникнуть в эти интересы. Юридически аграрная реформа, подготовленная Милютиным и его соратниками в рекордно быстрые сроки и утвержденная им- ператором 19февраля (2 марта) 1864г., не была освобождением от крепостной зависимости. Однако мотив избавления крестьянской массы от многовекового панского гнета подчеркивался властями гораздо сильнее, чем при освобождении крепостных в России. Даже А.И. Герцен признавал, что «главный пункт разрешен с русской и с социальной точки зрения. Земля идет с волей»22. Большинство историков сходится во мнении о том, что с точки зрения размера надела и условий его приобретения реформа была выгоднее для крестьянского сословия, чем в Центральной России и — даже после дополнительных указов 1863 г. — в западных губерниях. Указ «Обустройстве крестьян» решал земельный вопрос мно- го радикальнее, чем принятое по инициативе Велепольского Поло- жение 1862 г. об обязательном очиншевании. Он без всяких отсро- чек предоставлял всем крестьянам, фактически владевшим на том или ином основании (включая словесный контракт или обычай) усадьбой, право собственности на эту землю и немедленно отменял все виды повинностей в пользу владельца. Крестьянам возвраща- лись земли, утраченные после 1846 г., когда был издан первый указ о регулировании поземельных отношений в ЦП. В отличие от России, за крестьянами сохранялись т.н. сервитуты — участие в пользовании такими помещичьими угодьями, как леса и пастбища (выпас скота, заготовка дров и пр.). Сервитуты, препятствовавшие агрикультурным улучшениям, впоследствии стали одной из острых проблем крупного землевладения в Польше. Право распоряжения
188 Западные окраины Российской империи наделом — продажи, залога, сдачи в аренду — устанавливалось на более широких основаниях, чем в России, где крестьяне были свя- заны выкупным долгом; но как и в России, запрещался переход крестьянских земель в руки некрестьян — иными словами, утвер- ждалась сословность мелкого землевладения. Вместо прежних по- винностей крестьяне платили в казну особый поземельный налог. Безземельным крестьянам предоставлялись малые участки земли, которые, как показала практика, были недостаточны для ведения хозяйства и попадали в руки более зажиточных владельцев23. Поме- щики получали вознаграждение в виде т.н. «ликвидационныхлис- тов», приносивших ежегодно 4% дохода и погашавшихся в течение 42 лет. Сумма ликвидационного капитала определялась на основании оценки прежних крестьянских повинностей в каждом имении. Поскольку процедура калькуляции была весьма сложной, сумма крестьянского поземельного налога в данном селении не ставилась в зависимость от вычислявшейся уже позднее ликвидационной сум- мы (хотя, разумеется, в масштабе всего Царства крестьянский по- земельный налог', вместе с доходами сельских обществ от производ- ства и продажи спиртных напитков, шел на уплату процентов помещикам и погашение листов). Иначе говоря, разрыв уз зависи- мости крестьян от помещиков запечатлелся в самих кредитно-бан- ковских условиях реформы — опять-таки в отличие от России, где вплоть до 1890-х гг. сохранялось соответствие между доходами по- мещика по выкупным облигациям и выкупными платежами соот- ветствующего сельского общества. Ликвидационная операция в ЦП была менее выгодна для помещиков, чем уже состоявшиеся к тому времени выкупные операции в Познани и Галиции. Землевладель- цы пострадали и от конфискации за участие в мятеже, которой подверглось около 1600 имений, перешедших затем в руки русских помещиков и бюрократов. Столь же важной для отрыва крестьян от высших сословий была реформа сельской администрации, проведенная одновременно с земельной. Ею уничтожались всякая патримониальная юрисдикция помещика и шляхетский характер должности тминного войта (wdjt), которые придавали системе низового управления, утвержденной ранее при Велепольском, некоторое сходс тво с прусской традици- ей аристократического попечительства. Гмина становилась всесос- ловной единицей местного самоуправления и административно- территориального деления (именно во всесословности заключалось
Глава 6. Имперская впасть и Царство Польское в 1863—1869 гг 1 89 ее отличие от российской волости — сословно-крестьянской еди- ницы, не включавшей в себя помещичьи имения, и впоследствии, когда в России вопрос о всесословной волости встал в повестку дня, ссылки на польскую гмину как образец были нередки). Тминный сход состоял из всех без различия вероисповедания совершеннолет- них домохозяев гмины, владевших не менее чем тремя моргами земли. Помещики, следовательно, присутствовали на сходе с тем же правом голоса, что и каждый из недавно подопечных им крестьян. Лина духовного звания не допускались на тминный сход — таково было следствие глубокого недоверия реформаторов к католическо- му духовенству. На практике при проведении первых тминных вы- боров военным начальникам поручалось «направить все усилия к тому, чтобы тминные войты были избираемы из числа самых на- дежных и смышленых крестьян», но отнюдь не из помещиков24. Впрочем, сами помещики нередко игнорировали тминные выборы, так что своей прямой цели — оградить крестьянское сословие от «вредного» влияния шляхты и ксендзов — реформаторы достигли. Разумеется, тминный войт был строго подотчетен вышестоящим бюрократическим учреждениям — в первую очередь (после адми- нистративной реформы 1867 г.) уездному начальнику. На уровне ниже гмины реформа вводила исключительно крес- тьянские по составу сельские общества, которые формировались из деревень и близлежащих отдельных хуторов и возглавлялись выбор- ным солтысом (soltys). Для Польши, с ее участковым крестьянским хозяйством, такая единица самоуправления была внове: она была смоделирована по образцу сельского общества, учрежденного в России реформой 19 февраля 1861 г., и, по мысли славянофильс- ких идеологов реформы в ЦП, должна была стать как бы катализа- тором «подлинно славянской» самобытной стихии в польском кре- стьянстве. Одновременно с объявлением реформы 1864 г. произошли пе- ремены в центральном управлении ЦП. В Петербурге был учреж- ден особый Комитет по делам Царства Польского. Он состоял из высших сановников империи и был последней инстанцией для обсуждения законопроектов, но наделе не являлся генератором «польской» политики. В течение нескольких лет реальная направ- ляющая и координирующая роль принадлежала Н. Милютину, формально не занимавшему должностей в иерархии управления ЦП и выполнявшему особые поручения императора в качестве статс- секретаря. Л ишь за полгода до того, как инсульт в ноябре 1866 г.
190 Западные окраины Российской империи превратил его из полного энергии администратора в беспомощно- го инвалида, Милютин был назначен главным начальником вновь образованной Собственной императорской канцелярии по делам Царства Польского. После его отставки в 1867 г. ни одно учрежде- ние или правительственный деятель не сосредоточивали в своих руках сразу столь многих рычагов политики в ЦП. В Варшаве для текущего руководства аграрными преобразова- ниями в 1864 г. был образован Учредительный комитет (далее — УК) под председательством наместника. Территория ЦП была раз- бита на «отделы», в каждом из которых функционировала специ- альная комиссия по крестьянским делам, подчинявшаяся УК, а отдел делился на участки, куда назначались крестьянские комисса- ры. Милютин придавал первостепенное значение комплектованию крестьянских комиссий надежными, проверенными, преимуще- ственно молодыми чиновниками и офицерами из России. При от- боре волонтеров оценивалась в первую очередь их верность «рус- скому делу», невосприимчивость к «обаянию» польской шляхты и католицизма, опыт службы мировыми посредниками в России, тогда как знание польского языка и местной специфики не входи- ло в число критериев отбора. Администраторы сознательно пыта- лись извлечь пользу из полонофобских настроений, приглашая на службу в ЦП украинофилов-«хлопоманов», доставлявших властям столько беспокойства внутри империи, — например, П.А. Кулиша (подробнее см. в следующей главе). Некоторое время обсуждался даже проект приглашения на должности в крестьянских комисси- ях компетентных прусских чиновников с перспективой пожалова- ния им земельных владений в ЦП. Назначения поляков, даже са- мых лояльных, не допускались ни под каким видом. В контингенте крестьянских учреждений (примерно 150 человек) лидеры реформ усматривали источник кадров на губернаторские и другие от- ветственные должности в ЦП. Одним из таких волонтеров был ИЛ. Горемыкин, будущий министр внутренних дел и премьер-ми- нистр25. Милютин в подчеркнуто доверительной обстановке лично инструктировал каждую группу отправляющихся к местам службы членов комиссий, стараясь сплотить их новым корпоративным это- сом. Он называл их «юными миссионерами»26, а его противники тоже видели в них проповедников — но социализма и нигилизма. Действительно, внутри самого УК почти сразу обнаружились серьезные разногласия. «Милютинская» партия, воодушевленная размахом социального реформирования, встречала противодей-
Глава 6. Имперская власть и Царство Польское в J863—1869 гг-191 ствие в группе, тяготевшей к наместнику Бергу — противнику по- литики жесткой конфронтации с высшими сословиями польского общества. Линия разногласий разделила даже кружок славянофиль- ских деятелей, рекрутированных Милютиным. Черкасский, дирек- тор Комиссии внутренних дел, был одним из самых преданных «милютинцев», а директор Комиссии финансов А.И. Кошелев пы- тался следовать более гибкой линии русификаторской политики, избегая того, что он называл — «щипать, и колоть, и раздражать» «польскую весьма способную интеллигенцию»27. В этих конфликтах с особой наглядностью выявились наиболее несимпатичные стороны русификаторских убеждений Милютина и его сподвижников. С почти доктринерским упорством они отри- цали естественность даже самых мягких проявлений польской идентичности в представителях образованного общества, видя в них в лучшем случае результат злонамеренного политического вну- шения, «шляхетского» влияния. Показателен случай Арцимовича, в недавнем прошлом калужского губернатора и союзника команды Милютина в Редакционных комиссиях. Поляк и католик, Арцимо- вич не разделял сепаратистских настроений, но его либерализм восставал против того, что казалось ему неприкрытым бюрократи- ческим произволом. Он осуждал Милютина, Черкасского и их еди- номышленников за меры, без нужды обострявшие отношения меж- ду помещиками и крестьянами, и призывал к возобновлению сотрудничества с лояльной частью польской элиты. Вот какую ха- рактеристику дал ему в начале 1865 г. в частном письме К.И. До- монтович, один из бюрократов милютинского круга: «Арцимови- ча нельзя узнать; он был такой спокойный и солидный и теперь сделался беспокоен и раздражителен. <...> Он уверяет, что прави- тельство сделало уже все, что нужно для усмирения края, что теперь нужно отказаться от строгостей, дать полякам волю, управлять страною при их участии, дать льготы помещикам, при составлении новых постановлений руководствоваться действующими в Царстве законами и мнением польских чиновников, знакомых со страною. Все действия русских властей в Царстве кажутся ему крайне про- извольными. <...>Деловтом, что он попал под влияние польских панов и чиновников и сделался, сам того не замечая, орудием в их руках. Ему лестно быть во главе оппозиции, противодействующей московскому наезду, они сделали из него защитника угнетенных, поборника правды и закона, так он сам понимает свое положение. <...> На него опирается польская пропаганда, некоторые из русских
192 Западные окраины Российской империи совращаются такою его казуистикою»28. В духе самых расхожих мифологем о «полонизме» Арцимович изображен бессознательным инструментом в руках злоумышленников, источником заразы, не ведающим о собственной болезни. В то же время при осуществлении в ЦП деполонизации управ- ленческого аппарата правительство — и в этом проявилась извест- ная гибкость подхода к «полонизму» — подчас старалось эксплуа- тировать конфликты между разными исторически сложившимися формами региональной идентичности польскоязычного населения. Так, на службу в Царстве довольно охотно брали поляков — уро- женцев западных губерний («литвинов»), выпускников гимназий и других учебных заведений, особенно выходцев из мелкой шляхты. Лишенные после 1863 г., вследствие аналогичных деполонизатор- ских мероприятий в своем родном крае, возможности делать карь- еру вблизи от дома, они должны были становиться на новом мес- те, без знакомств и связей, исправными служаками. Мысль о выгодной для властей вражде уроженцев «кресов» к жителям ЦП внушали правительству и некоторые местные деятели, например редактор газеты «Виленский вестник» А. Киркор. «Многие, да по- чти и все <...> называющие себя поляками [в западных губерни- ях. — Авт.] ненавидят так называемых коренных поляков, т.е. уро- женцев Царства», — читаем в его записке, поданной Валуеву в 1866 г.29 Существовало лаже мнение об историческом реванше, «на- езде» (от польского najazd) «литвинов на Корону». В 1867 г. был сделан решительный шаг к унификации админи- стративно-территориального деления ЦП и административных институтов по образцу 1уберний, управлявшихся «на общих осно- ваниях». ЦП было разделено на 10 губерний с 85 уездами. Упразд- нялись Государственный совет и Совет управления ЦП, утратив- шие свое значение уже к 1864 г. Функции правительственных комиссий, т.е. своего рода министерств внутри ЦП, передавались центральным ведомствам. Был образован Варшавский учебный округ, прямо подчиненный Министерству народного просвещения. В 1869 г. Главная школа была преобразована в Варшавский универ- ситет, с профессорами из числа «лиц русского происхождения» и преподаванием исключительно на русском. (Об унификации управ- ления финансами см. раздел 4 данной главы.) После смерти Берга в 1874 г. институг наместника в Варшаве заменяется должностью генерал-губернатора. В администра тивной номенклатуре «Царство Польское» было официально переимено-
Глава 6. Имперская власть и Царство Польское в 1863—1869 гг-193 вано в этнически бесцветный «Привислинский край». В обиходном же языке бюрократии край продолжали называть Царством Поль- ским. Титул «Царя Польского» официально сохранялся не только в полной, но и в краткой титулатуре императора. Заседавший в Петербурге Комитет по делам Царства Польского просуществовал до начала царствования Александра III и был отменен в общем рус- ле мер по распространению ведомственной системы управления на Привислинский край. Деполонизация кадрового состава бюрократии зашла после Январского восстания много глубже, чем при Паскевиче. Почти полностью русскими стали учебное и судебное ведомства; поляки не допускались на губернаторские и другие важные должности в системе Министерства внутренних дел. И тем не менее полной чистки управленческого аппарата произвести не удалось. Общая доля поляков в гражданской администрации ЦП уменьшалась не так уж быстро: в конце 1860-х гг. она составляла 80%, а к концу века — 50%. До середины 1880-х гг. поляки составляли решитель- ное большинство советников и асессоров в коллегиальных губерн- ских учреждениях30. Тотальная деполонизация управления не была исполнимой задачей: в конечном счете Привислинский край оста- вался польским культурным миром, польскоязычной в большин- стве своем средой, а знавших польский язык русских чиновников было слишком мало. Из сказанного в данном разделе можно заключить, что, при всей суровости подавления восстания, ЦП не выпало из обществен- но-политического контекста Великих реформ. Скорее можно гово- рить о различии структуры приоритетов в преобразовательных про- ектах в ЦП и России. Большим упрощением было бы полагать, что благоприятные для крестьян земельная и гминная реформы оказа- лись продиктованы только стремлением оторвать их от повстанцев. Энергичная деятельность УК. вдохновлялась своеобразным бюро- кратическим народничеством, притягательным идеалом пересозда- ния социально-аграрных отношений. А вот те реформы, в которых важное место занимали принципы всесословности, автономности от администрации, гражданской самодеятельности, считались преждевременными для реализации в ЦП31. В высшей бюрократии не было фактически и речи о том, чтобы распространить на ЦП судебную и земскую реформы. В Польше не появилось выборных мировых судей и суда присяжных. В результате система судопроиз- водства в Царстве, до 1864 г. служившая в чем-то примером для русских юристов, позднее отстала от развития юстиции в России. 7 - 2931
194 Западные окраины Российской империи 3. Политика НА. Милютина и проблема польскости Конечные цели русификаторской политики, проводившейся в ЦП под началом Милютина, остаются предметом историографи- ческой дискуссии. Американский историк Э. Таден выдвинул те- зис о том, что если сам Милютин высказывался большей частью за административную русификацию и сохранение «культурной ав- тономии» ЦП, не находя пользы в искусственном насаждении русского языка, то исполнители этих планов перегнули палку и осу- ществляли предначертания с механической буквальностью. Поль- ский историк, автор нового крупного исследования X. Глембоцкий оценивает проект Милютина иначе — как «социальную и культур- ную инженерию», изначально нацеленную на уничтожение истори- чески сложившейся польской идентичности и превращение массы польских крестьян в носителей нового национального сознания32. Прежде чем предложить нашу трактовку проблемы, отметим, что д ля лучшего понимания концепции Милютина необходимо рас- сматривать ее в связи с его представлениями об общеимперских приоритетах: ведь он никогда не видел себя только и исключитель- но «окраинным» администратором, специалистом по умиротворе- нию мятежных провинций. В одной из ключевых бесед с императором в 1863 г. Милютин сформулировал задачу правительства как «нравственное» слияние ЦП с Россией. Тем самым Милютин намекал на то, что система Паскевича была не более чем внешним сцеплением имперской го- сударственности с несколькими центральными инстанциями ЦП. Собственный проект он, напротив, описывал в терминах «органи- ческого преобразования», в категориях проникновения в структу- ры польского общества. В другом месте он заявил, что в борьбе со шляхетским восстанием правительство должно «спасти не только политическое владычество России над Польшею, но и самую бу- дущность народа польского!»33. Итак, цель уничтожения польско- сти как таковой, польской национальности вообще не провозгла- шалась — по крайней мере официально. В практической деятельности и замыслах милютинского кры- ла УК было, однако, немало того, что дает основание смотреть на них как на серьезную попытку деполонизации. Заметное место в этой программе было отведено борьбе с влиянием римско-католи- ческой церкви. Осенью 1864 г. специальным указом было закрыто более половины католических монастырей в ЦП (около 110 из по-
Глава 6. Имперская власть и Царство Польское в 1863 — 1869 гг 195 чти 200), а в оставшиеся был резко ограничен прием новых послуш- ников. Хотя официальной мотивировкой выставлялось слишком малое количество монахов и монахинь в большинстве из закрытых монастырей, что противоречило каноническому праву, акции был придан характер возмездия за сочувствие и участие духовенства в восстании. Наверное, не из одних только соображений безопасно- сти Милютин и Черкасский, подготовив операцию в глубокой тай- не, распорядились провести ее разом, ночью и по всему Царству34. Выдворение монахов воинскими командами должно было напом- нить о другой памятной ночи — с 10 на 11 января 1863 г. В 1865 г., с целью подрыва материальной независимости ка- толической церкви, была проведена секуляризация всей церков- ной недвижимости и упразднена опека шляхты над приходами. В 1867 г., после разрыва конкордата с Римом, католическое ду- ховенство в ЦП, ранее подчинявшееся по духовным делам непо- средственно папе римскому, было переведено под контроль Рим- ско-католической духовной коллегии в Петербурге, которая отны- не выступала посредником между папой и клиром. Эта мера была вполне созвучна обсуждавшемуся в Вильне (но не реализованно- му) проекту создания в западных губерниях полностью независи- мой от папы Российско-католической церкви и подчинения ее в рамках новой унии церкви Православной. (Тогда же началась подготовка к ликвидации греко-католической церкви на Холмщи- не, которая завершится в 1875 г. переводом униатов в правосла- вие.) Одним из способов отрыва духовенства от Рима виделось официальное поощрение ксендзов к отказу от обета безбрачия, что уподобляло бы их — прежде всего в глазах прихожан из про- стонародья — православным священникам35. Католицизм, в пони- мании реформаторов, должен был принять новый культурный облик, отличный от того, который был тесно связан с историчес- ки сформировавшейся польскостью. Нельзя пройти мимо возобновленного проекта перевода поль- ского алфавита на кириллическую основу, над которым под кон- тролем Милютина работал филолог С.П. Микуцкий в сотруд- ничестве со славянофилом А.Ф. Гильфердингом. По наблюдению Б.А. Успенского, система передачи польских звуков и начертания букв, использованная в целом ряде изданий польских книг кирил- лическими буквами в 1860-х гг., была заметно более приближена к русским принципам письма (вплоть до введения «ера» в конце слов после твердого согласного), чем «компромиссная» азбука, предло- 7*
196 Западные окраины Российской империи женная специальным комитетом 1844 г. При этом наибольшим ти- ражом из этих книг — до 10 тысяч экземпляров — издавался бук- варь для «дзеци вейскихъ» (сельских детей). Можно предположить, что инициаторы этого предприятия действительно задавались це- лью привить молодому поколению крестьян сознание общеславян- ской принадлежности раньше, чем те осознают себя поляками36. С другой стороны, неприязнь «милютинцев» к польской шляхте и духовенству, принимавшая порой крайние формы (по рассказам, Милютин не переносил громких звуков мазурки даже в опере «Жизнь за царя»), не диктовалась этнофобией в чистом виде. Шлях- та олицетворяла собой тот сословно-аристократический принцип управления, который ставил под сомнение столь ценимое бюро- кратами милютинской группы национально-романтическое пред- ставление о себе как «первооткрывателях» народа. Неприязнь к римско-католической церкви проистекала в значительной степени из этатистских убеждений «милютинцев», не желавших мириться с достаточно обособленным положением костела внутри государ- ства. Представление о «шляхетско-клерикальной» Польше как за- поведнике средневековья могло быть натянутым и пропагандист- ским (не говоря уже о его оскорбительности и для современной польской исторической памяти), но нельзя отрицать подпитывав- шейся им веры администраторов западной окраины в модерниза- торский потенциал Российского государства. В своей позитивной части программа Милютина была род- ственна не столько славянофильскому идеалу духовно-религиозно- го единства нации, сколько концепции политической нации и уни- тарного государства, где, наряду с полным господством русского языка как государственного, этноконфессиональным меньшин- ствам предоставлены некоторые культурные, в том числе языковые, права. Ее описание можно смело заимствовать из мемуаров Д. Ми- лютина: «Было бы противно общечеловеческой справедливости, чтобы побежденный народ отказался от своего языка, так же как от своей веры, от своих привычек и т.д. <...> Пусть поляк говорит в своей семье и со своим земляком по-польски, так же как рижский немец — по-немецки, а рядом с ним эстонец — по-эстонски; пусть каждый из них любит свою национальную литературу, свои народ- ные песни и т.д.; но когда дело идет об управлении, о суде, о госу- дарственных учреждениях — тут уже не должно быть места нацио- нальности; тут необходимо возможно большее единство и слияние между частями одного государства»37.
Глава 6. Имперская власть и Царстве Польское в 1863 — 1869 гг. 197 Данная модель в особенности просматривается в администра- тивной и школьной реформах в ЦП. При образовании тминного самоуправления реформаторы учитывали не только социальный, но и этнический фактор. В гминах со сплошным еврейским насе- лением войты избирались из евреев, а если в гмине евреи состав- ляли не менее 1/3 населения, то из их числа должен был избирать- ся один из помощников войта. Преподавание в начальных школах, поступавших в ведение тминного самоуправления, велось на язы- ке большинства населения гмины; при этом реформаторы подчер- кивали, что прежняя, вводившаяся Велепольским система несла угрозу полонизации евреев, литовцев, русинов, немцев, проживав- ших на территории ЦП. (Правда, с 1867 г. Министерство народно- го просвещения во главе с Д.А. Толстым начинает заменять в таких школах местные «наречия» русским языком. Насколько это совме- щалось с концепцией Милютина — вопрос, который еще нельзя считать решенным.) Попутно отметим, что благодаря предоставле- нию евреям в ЦП новых личных и имущественных прав большое число евреев в последующие годы перебралось в Польшу из запад- ных губерний, где режим Черты оседлости таких возможностей не давал. Так как непольские группы составляли около четверти населе- ния ЦП, этот опыт ограждения прав этнических меньшинств нельзя счесть лишь сугубо локальным экспериментом. В програм- ме Милютина произошло своеобразное наложение друг на друга социальных и этнических критериев того «здравого и энергическо- го народного элемента»38, с интересами которого реформаторская бюрократия могла себя соотнести. По излишне эмоциональному, но меткому выражению Кошелева, Милютин и его соратники «на- ходили особенное удовольствие натягивать в пользу крестьян, нем- цев и жидов и всячески притеснять и оскорблять польских панов и шляхтичей»39. Этнически не поименованные крестьяне — не меньшинство, но социально угнетенная группа — поставлены в один ряд с евреями и немцами (в УК даже вынашивался план рас- селения в ЦП колонистов из Пруссии) и вместе с ними противо- поставлены панам. Перенесенная в общеимперский контекст, эта конструкция раз- вивала представление о крестьянстве как «почвенной» опоре власти, которым руководствовались творцы крестьянского освобождения 1861 г. При такой смене фокуса крестьянство ЦП, обретшее стара- ниями реформаторов сознание своей независимости от шляхты,
198 Западные окраины Российской империи само становилось бы благонадежным этническим меньшинством — объектом более или менее снисходительной заботы властей в масш- табе всей империи. Перспективной целью милютинцев было не уничтожение, а пересоздание польской идентичности. Едва ли они в деталях представляли себе идеальный тип дружественного России поляка, к появлению которого, как им думалось, должна была при- вести в будущем их политика, но несомненно этот незнакомец не подменялся в их воображении стереотипом русского. У Милютина и его единомышленников было как в Петер- бурге, так и в Варшаве немало влиятельных противников, на- ходивших мероприятия УК рискованными для социально-полити- ческой стабильности внутри империи. Не предлагая внятной альтернативы этому курсу, они попросту рутинизировали «поль- скую» политику, стараясь в общем сохранить статус-кво образца 1867 г. Но следует обратить внимание и на внутреннюю проти- воречивость программы «милютинцев». Реформируя социальные отношения, она тем не менее предлагала на будущее довольно статичную картину общества, аграрного по преимуществу. Идея нерасторжимости земледельцев с землей, крестьянской оседлости получала слишком большой вес в построениях реформаторов. Н.Я. Данилевский в «России и Европе» по-своему отразил их profession de foi, назвав наделение крестьян землей «нравственным оружием», посредством которого «[мы] не только умиротворили... Польшу, но обратили даже всю массу тамошнего народонаселения в преданных России подданных...»40. При этом неясным оставалось место, которое милютинская программа отводила в перспективе шляхте. Несмотря на предель- ное ограничение легальной общественной деятельности польской элиты, лидеры УК не планировали радикального обновления соци- альной структуры в ЦП, устранения из нее дворянского сословия как такового. Если они и мечтали о таком результате своих реформ, то не знали, как его достигнуть именно реформаторским путем. Поэтому лишь с большой долей условности можно провести парал- лель (как это делает X. Глембоцкий вслед за X. Верешицким41) меж- ду социальной политикой УК Царства Польского и режимом фран- цузской Второй империи — бюрократизированным государством, опирающимся на мощный социальный фундамент, класс мелких земельных собственников. Гарантом дальнейшего хода преобразований Милютину виде- лось сохранение контакта между оседлым, по преимуществу мало-
Глава 6. Имперская власть и Царство Польское в 1863—1869 гг 199 подвижным земледельческим сословием и компетентной и энер- гичной властью в лице прежде всего энтузиастов-бюрократов. Именно энтузиазм был самым слабым местом этого плана: без по- добных Милютину харизматичных лидеров тот «миссионерский», первопроходческий этос, который объединял хотя бы часть русских чиновников в ЦП, был обречен на исчезновение. Без взаимодей- ствия с выборными органами самоуправления административная машина ЦП неизбежно должна была стагнировать. Преуспев в изо- ляции (как им казалось, благотворной) польского крестьянства от высших социальных слоев, образованного общества, реформаторы не обеспечили иных источников мощного культурного влияния на эту весьма консервативную и замкнутую среду. 4. Перспективы финансового и экономического развития Польши после Январского восстания В результате восстания 1863 г. было устранено противоречие в экономической политике между централизаторской тенденцией и сохранением определенной автономии Царства. Указом 7/19 июня 1864 г. была одобрена передача в ведение имперского Министер- ства финансов управления акцизными сборами: питейным, табач- ным, соляным и с сахара. Вместе с таможенным доходом, передан- ным в Государственное казначейство в 1851 г., акцизные сборы составляли около половины всех доходов Царства. В этих услови- ях, по мнению Комитета по делам Царства Польского, самостоя- тельность польского бюджета становилась фикцией. Польша была инкорпорирована в административную систему империи наравне с другими губерниями. Следовательно, правитель- ствен ные органы ЦП, участвовавшие в формировании и утверж- дении бюджета, подлежали упразднению42. Сам факт существова- ния особого бюджета был несовместим с новым статусом польских губерний в административно-политической системе империи. Ввиду изменения общего политического курса по отношению к Польше после восстания 1863 г., а также проведения реформ цен- трализации бюджетного управления в империи в начале 1860-х гг., включение польского бюджета в состав общегосударственной рос- писи выглядело вполне логичным итогом. Утвержденным 16 июля 1866 г. решением Комитета по делам Царства Польского были вве- дены в действие временные правила для составления, рассмотре-
200 Западные окраины Российской империи ния, утверждения и исполнения финансовой и частных смет управ- ления ЦП. Польский бюджет перестал существовать как самосто- ятельный документ и вошел в состав единой росписи государствен- ных доходов и расходов империи. Одновременно с этим было принято решение объединить кас- совое управление Царства и империи. В 1867 г. была упразднена правительственная Комиссия финансов и казначейства, разделив- шая участь прочих центральных органов управления Царства, и все существовавшие в Польше учреждения финансового управления, в том числе недавно созданный Варшавский отдел казначейства и Варшавское главное казначейство, взамен которых были созданы существовавшие в империи казенные палаты. Высшее управление финансами Польши полностью сосредоточивалось в Петербурге и распределялось между департаментами Министерства финансов. В 1860-х гт. была проведена реформа налогообложения в Поль- ше. Однако, в отличие от остальных реформ финансового управле- ния в Царстве, эти реформы не приблизили налоговую систему польских губерний к общероссийской. Основной целью реформы была рационализация довольно запутанной и неэффективной си- стемы налогов и сборов, большая часть которых не приносила су- щественного дохода и лишь усложняла управление доходами каз- ны. По новому законодательству, землевладельцы уплачивали дворскую поземельную и подымную подать, а крестьяне — кресть- янскую поземельную и подымную подать с крестьянских усадеб. Часть собираемых поземельных податей предназначалась на осу- ществление выкупной операции крестьянской реформы 1864 г. Налоговые преобразования затронули частично и города, где были отменены многочисленные так называемые консумпционные по- дати (т.е. подати на товары потребления — на мясо и другие про- дукты), часть городов, утративших характер городских поселений, были переименованы в посады, и на них были распространены особые правила поземельного и подымного налога. Система нало- гообложения в ЦП, введенная реформами 1860-х гг., упорядочила систему налоговых поступлений. Однако множество нареканий вызывало сохранение подымной подати, которая, по сути, являлась формой подушного обложения, существовавшего в империи и уже давно дискредитировавшего себя как принцип налоговой системы. Объединение финансовых систем России и ЦП, начавшееся в 1830-х гг., представляло собой скорее политический акт, обуслов- ленный целями имперской политики в Польше и соответствующий
Глава 6. Имперская власть и Царство Польское в 1863—1869 гг 201 модели конституционно-правовых взаимоотношений между импе- рией и регионом. Анализ мотивов и механизмов принятия решений по вопросам финансовых взаимоотношений между Царством и империей убеждает в том, что централизаторские стремления пра- вительства взяли верх над мотивами экономической целесооб- разности. Экономические последствия этих мероприятий для Польши далеко не всегда принимались в расчет. Ярким примером пренебрежения интересами польской экономики является рефор- ма Польского Банка и превращение его в Варшавскую контору Государственного Банка империи в 1886 г. Механическое распро- странение на Польский Банк принципов деятельности Государ- ственного Банка привело к упразднению важных и ориентирован- ных на нужды польской промышленности и сельского хозяйства направлений деятельности, в частности долгосрочного кредитова- ния предприятий, кредита землевладельцев для приобретения сель- скохозяйственных машин и т.д. В итоге ликвидация Польского Банка привела к тому, что его место в кредитной системе Польши было занято не Варшавской конторой Государственного Банка, а появившимися в 1870—1880-х гг. акционерными кредитными уч- реждениями. С другой стороны, в действиях Министерства финансов в 1830—1860-х гг. отчетливо просматривалось желание подчинить управление польскими финансами с чисто фискальной целью: по- ставить доходы провинции под контроль имперского казначейства. В этом отношении Польша не составляла исключения: центра- лизация имперского бюджета и ликвидация территориальных бюд- жетов провинций являлись одним из основных принципов поли- тики Министерства финансов и, конкретно, возглавлявшего его Е.Ф. Канкрина. Таким образом, объединение финансовых и экономических систем империи и Польши было не чем иным, как поглощением одной системой другой. В то же время это объединение не приве- ло к преодолению изначально существовавших различий и проти- воречий имперской и польской экономики. Во-первых, слияние затронуло те области, институциональным преобразованиям кото- рых не препятствовали социальные и культурные особенности. Разумеется, особый путь был избран для крестьянской реформы в ЦП 1864 г. В тесной связи с земельными преобразованиями стояли и реформы налогообложения 1860—1870-х гг., сохранившие осо- бенности налоговой системы ЦП. Во-вторых, объединение дей-
202 Западные окраины Российской империи ствительно затрагивало государственные институты и не могло ликвидировать лежавшего скорее в области культурного конфлик- та соперничества польской и российской промышленности. Напро- тив, таможенное объединение, ставшее катализатором развития польской промышленности и расширившее сбыт польских товаров в России, способствовало усилению конкуренции и противоречий между промышленниками России и Польши. Полная инкорпо- рация польских губерний в административно-политическую сис- тему империи формально устранила повод для создания барь- еров для польских товаров. Железнодорожное строительство 1860— 1870-х гг., связавшее ЦП со столицами, западными губерниями и югом России, распространявшиеся на губернии ЦП покровитель- ственные тарифы — создали идеальные условия для взлета про- мышленности4’. Можно сказать, что в промышленном развитии ЦП несомненно выиграло от объединения. Конечно, объединение систем финансового и экономического управления, являвшееся следствием политического слияния, име- ло свои объективные причины. Как бы ни был велик разрыв меж- ду экономическими системами Польши и империи, как бы ни было велико немецкое и, в целом, западноевропейское воздействие на развитие польской промышленности и финансов, с годами эконо- мические связи Польши и России постепенно расширялись. Еще одним обстоятельством, способствовавшим объединению, явля- лись модернизация российской и польской экономики и институ- циональные реформы в области финансов. В ряде случаев Польша, впитавшая европейский опыт, обладала более эффективными мо- делями организации финансовых институтов, и проведение соот- ветствующих реформ в России на основе европейского опыта спо- собствовало сближению финансовых систем и возникновению общих моделей. С другой стороны, финансовые реформы в импе- рии иногда переносились на польскую почву не только с целью формального объединения: унификация рассматривалась как ме- тод модернизации. Несомненно, объективным обстоятельством объединения являлась и сама логика развития имперской экономи- ческой и финансовой системы. Идеальное видение империи (в представлении российского правительства и, в частности, Мини- стерства финансов) предполагало единство бюджета и сосредото- чение финансового управления в центре, единство денежного об- ращения, таможенное объединение.
Глава 6. Имперская власть и Царство Польское в 1863—1869 гг 203 10 событиях Январского восстания, его социальном составе и участво- вавших в нем политических силах, как и о связях между повстанцами и русским революционным движением, существует обширная литература. Классической является работа: KieniewiczS. Powstanie styczniowe. Warszawa, 1983; см. также сжатую, но информативную трактовку: Wandycz Р. The Lands of Partitioned Poland. 1795—1918. Seattle; London, 1984. P. 155—179; о ходе восстания в западных губерниях см.: Смирнов А. Ф. Восстание 1863 г. вЛитве и Белоруссии. М., 1963. Огромный корпус источников, ценныхдля изучения этой проблематики, как и вопросов межэтнических отношений, нациостроителъства, имперской политики, опубликован в совместной со- ветско-польской серии изданий: Восстание 1863 г. Документы и материа- лы. Т. 1~25.1960-1986. 2 Переписка наместников Королевства Польского. Январь—август 1863 г. [Т. 3]. Wroclaw; Москва, 1974. С. 224,258. 3 Этот драматический сюжет в истории польско-русских отношений еще нуждается в основательном изучении по архивным документам (см., напр.: LVIA. Ф. 378. PS, 1863 г. Д. 1372. Ч. 1—9) — изучении беспристраст- ном, отнюдь не нацеленном на «оправдание» репрессивности имперской политики в отношении поляков. Здесь отметим, что, согласно официаль- ным данным, только в СЗК число жертв повстанческого террора среди мирного населения составило более 500 человек (на мемориальных досках, установленных в 1871 г. в существующей и сегодня в Вильнюсе Пречис- тенской церкви, указано около 400 имен). См.: Русская старина. 1902. № 6. С. 493; ср. с воспоминаниями А.Н. Мосолова: Русская старина. 1883. № 10. С. 195. 4 Переписка наместников Королевства Польского. Январь — август 1863 г. С. 33,258. 5 Татищев С. С. Император Александр Второй. Его жизнь и царствова- ние. Кн. 1. М., 1996. С. 509-510. 6 Переписка наместников Королевства Польского. Январь — август 1863 г. С. 277,260,214.0 попытке Константина сформулировать «прокре- стьянскую» программу политики в ЦП см.: Там же. С. 116. 7 Цит. по: Костюшко И. И. Крестьянская реформа 1864 г. в Царстве Польском. М., 1962. С. 79. Эго высказывание дошло до нас в записи, сде- ланной женой Н. Милютина с его слов. Примечательно, что император использует риторику обманутого супруга или любовника. 8 Голос минувшего. 1913. № 10. С. 191; КатковМ.Н. Собрание пере- довых статей «Московских ведомостей». 1863 г. М., 1897. С. 623 (передо- вая от 19 октября). Курсив добавлен. Ср. высказанное еще в 1862 г. мне- ние А.И. Барятинского: Русский архив. 1889. № 7. С. 431—435. 9 Gfybocki Н. Fatalna sprawa. Kwestia polska w rosyjskiej mysli politycznej (1856—1866). Krakdw, 2000. S. 429—430, примеч.; ChwalbaA. Polacywshtfbie moskali. Warszawa; Krak6w, 1999. S. 26-27; OP РГБ. Ф. 120. K. 23. Ед. xp. 1. JI. 72 об., 179 об. (письма В.П. Безобразова от ноября 1865 г. М.Н. Каткову).
204 Западные окраины Российской империи 10 См.: Ревуненков В. Г. Польское восстание 1863 г. и европейская дип- ломатия. Л., 1957. С. 144—176. 11 Hagen William W. Germans, Poles, and Jews. The Nationality Conflict in the Prussian East, 1772—1914. Chicago; London, 1980. P. 126—127; Ревунен- ков В.Г. Польское восстание 1863 г. С. 141—143. 12 См.: Долбилов М.Д. Конструирование образов мятежа: Политика М.Н. Муравьева в Литовско-Белорусском крае в 1863—1865 гг. как объект историко-антропологического анализа // Actio Nova 2000. М., 2000. С. 347-348. l3LVIA. Ф. 439. Оп. 1.Д. 24. Л. 19. 14 Костюшко И.И, Крестьянская реформа 1864 г. в Царстве Польском. С. 141-145; LVIA. Ф. 378. BS, 1864 г. Д. 2333. Л. 31 - 31 об. 15 ГАРФ. Ф. 665. On. 1. Д. 13. Л. 38 об. (письмо наследнику вел. кн. Николаю Александровичу от 15июля 1863 г.). См. также. Там же. Л. 33,35, 40 об. 16 ОПИ ГИМ. Ф. 241. № 22. Л. 44 — 44 об. (письмо от 20 августа 1863 г.). 17 Реформы начались, когда восстание еще не было полностью подав- лено. Главные силы повстанцев были разгромлены к концу 1863 г., но от- дельные отряды не прекращали сопротивления до осени 1864 г. 18 Анализ представлений о нации и национальном единстве в писаниях Каткова, с одной стороны, и славянофилов, с другой, а также значения катковской публицистики для русского нациостроительства см.: Реннер А, Изобретающее воспоминание: Русский этнос в российской национальной памяти // Кабытов П.С., Миллер А.И., Верт П. (ред.) Российская импе- рия в зарубежной историографии. М., 2005. С. 436—471. 19 Милютин Д.А. Воспоминания генерал-фельдмаршала Д.А. Милюти- на. 1863-1864. М., 2003. С. 268. 2о qp ppg ф 265. К. 142. Ед. хр. 12. Л. 29 об. (копия письма Н.А. Ми- лютину от 11 ноября 1861 г.). 21 Милютин Д.А. Воспоминания... 1863—1864. С. 308; Трубецкая О. Материалы для биографии кн. В.А. Черкасского. М., 1904. Т. 1. Кн. 2. С. 441; Валуев П.А. Дневник министра внутренних дел П .А. Валуева. Т. 1. М., 1961. С. 256. 22 Герцен А.И. Собрание сочинений: ВЗОт. М., 1959.Т. 18. С. 107. 23 Костюшко И.И. Крестьянская реформа 1864 г. в Царстве Польском. С. 121-132. 24 Цит. по: Костюшко И.И. Крестьянская реформа 1864 г. в Царстве Польском. С. 411. 25 Горизонтов Л. Е. Парадоксы имперской политики. Поляки в России и русские в Польше (XIX —начало XX в.). М., 1999. С. 158—159. 26 См.: Костюшко И.И. Крестьянская реформа 1864 г. в Царстве Поль- ском. С. 165, 173, примем.; МилютинД.А. Воспоминания... 1863—1864. С. 417-419. 27 Кошелев А.И. Записки // Русское общество 40—50-х годов XIX в. Ч. I. М., 1991. С. 132.
Глава 6. Имперская власть и Царство Польское в 1863- 1869 гг 205 28 РО PH Б. Ф. 287. Ед. хр. 61. Л. 8-10. 29 ChwalbaA. Polacy w siuZbie moskali. S. 98—99; РГИА. Ф. 908. On. I. Д. 271. Л. 11. За сообщение сведений, позволяющих уверенно атрибутиро- вать эту анонимную записку Киркору, благодарим Д. Сталюнаса. 30 Smyk G. Korpus urz^dnikow cywilnych w gubemiach Kr61estwa Polskiego wlatach 1867-1915. Lublin, 2004. S. 218—226. 31 Надо оговориться, что в ряде случаев именно резкое неприятие шляхетской Польши пробуждало в царских чиновниках симпатию к весьма радикальным принципам политического устройства. Так, чинов- ник по особым поручениям при обер-прокуроре Синода и публицист Сушков в поданной императору в 1863 г. записке предлагал для возрож- дения «славянской» Польши уничтожить в ЦП «все сословные права и преимущества», ввести равенство жителей перед законом «совершенно и во всем», свободу совести и вероисповедания, без признания какой бы то ни было религии господствующей, упразднить гражданские чины, учре- дить систему выборов на ряд должностей, при равном для всех избира- тельном праве, а уже через несколько лет — вынести на всенародное го- лосование жителей Царства вопрос о национальном самоопределении Польши. Можно сомневаться в том, ожидал ли Сушков реального при- нятия хотя бы каких-то из его рекомендаций (помощник статс-секрета- ря по делам ЦП В.П. Платонов резко раскритиковал его записку), но при этом не следует недооценивать решительность, с которой он делает де- кларации, по логике записки могущие быть экстраполированными на Россию: «Широкое приложение избирательного начала необходимо в Польше, где народ находится в совершенном подчинении у средних и высших сословий. Нам нужно освободить народ от этого порабощения и пробить ему путь к участию в государственном управлении наравне с другими сословиями... Сельское население Польши должно сделаться собственником земли, на которой оно живет, и главным распорядителем своего народного политического бытия» (Bakhmeteff Archive at Columbia University, Platonov Collection, folder 2, записка «Мысли русского человека о польском деле». С. 47, 57). Сходное прожектерство имело место и в среде бюрократии западных губерний. 32 ThadenE. Russia’s Western Borderlands, 1710—1870. Princeton, 1984. P. 164—165; Gfybocki H. Fatalnasprawa. S. 501—507.0 концепции Глембоц- кого ем. статью А. Новака в разделе «Приложения». 33 Цит. по: Костюшко И. И. Крестьянская реформа 1864 г. в Царстве Польском. С. 105,94. 34 См.: МилютинД.А. Воспоминания... 1863—1864. С. 502—503. 35 Gh>bocki Н. Fatalna sprawa. S. 494-498; РГИА. Ф. 821. On. 150. Д. 599. Л. 8. «В преобразовательных мерах Правительства молодые ксендзы уви- дели первый шаг к полному переустройству их быта (включая освобожде- ние от целибата. — Авт.] в смысле демократизации и современного про- гресса», — писал в секретной записке 1870 г. заведующий Управлением духовных дел иностранных исповеданий в Царстве Польском А.С. Муха- нов. Однако после изучения ситуации власти пришли к выводу о том, что
206 Западные окраины Российской империи «для либерального переворота нет в настоящее время готовой почвы», т.к. лояльность даже таких ксендзов Римской курии оказалась сильнее стрем- ления к «демократизации». См.: РГИА. Ф. 821. Оп. 138. Д. 19. Л. 248—249. 36 Успенский БА. Николай I и польский язык (Языковая политика Рос- сийской империи в отношении Царства Польского: вопросы графики и орфографии) // Успенский Б.А. Историко-филологические очерки. М., 2004. С. 123—155. П.А. Кулиш, отчитываясь перед одним из милютинских соратников Я.А. Соловьевым о плане издания газеты на польском языке русским алфавитом, отмечал, что благодаря ей общественное мнение будет лучше подготовлено к созданию «в населении польском нового народа, сперва полурусского, а со временем и вполне русского» (Цит. по: Обушен- коваЛА. Фонд князей Черкасских// Восстание 1863 г. и русско-польские революционные связи 60-х годов. М., I960. С. 467.) 37 Милютин ДА. Воспоминания... 1863—1864. С. 505—506. 38 Цит. по: Костюшко И.И. Крестьянская реформа 1864 г. в Царстве Польском. С. 409. 39 Кошелев А.И. Записки. С. 140. 40 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 468. 41 Gfybocki Н. Fatalna sprawa. S. 491—492. 42 Об установлении в Царстве Польском новых сметных правил и вре- менных правил для составления, рассмотрения, утверждения и исполне- ния общей финансовой и частных смет Царства Польского и о взаимных между казнами Царства и Империи расчетах // РГИА. Ф. 1270. On. 1. Д. 227. Л. 8-9об. 43 Данные о темпах промышленного роста в 1860— 1880-е гг., приво- димые разными авторами и источниками, противоречивы. У.А. Шустер усомнился в достоверности содержащихся в некоторых работах польских исследователей сведений о суммарной стоимости продукции, производи- мой польскими фабриками. По его мнению, для 1878 г. можно взять за основу цифру в 20,5 миллиона рублей. Но сравнение даже этой цифры с данными, например, 1865 г. (около 5 миллионов рублей) убеждает в мас- штабах промышленного развития.
Глава 7 ПОЛИТИКА «РУССКОГО ДЕЛА» В ЗАПАДНЫХ ГУБЕРНИЯХ В 1863-1868 ГГ. Стратегия деполонизации — Власть и украинофилы. Валуевский циркуляр 1863 г. — Проблема русской идентичности в Западном крае — Народное образование. Политика в отношении литовцев
Опыт Январского восстания и борьбы с ним в северо-запад- ных губерниях оказал сильнейшее влияние на восприятие официальной Россией этого региона, как и в целом Запад- ного края, вплоть до Первой мировой войны. После 1863 г. Литва и Белоруссия представали на ментальных картах имперской бю- рократии в образе земли, где происходило наиболее ожесточенное противоборство русскости и польскости. Этот образ сочетал в дра- матической форме два компонента — идею «исконно русской» территории (применительно к белорусским землям) и страх похи- щения ее злокозненным и живучим соперником. Не менее ха- рактерной была органицистская метафора сакральной части на- ционального тела, подверженной мучительному заболеванию, калечащей «порче». В юго-западных губерниях восстание 1863 г. получило гораздо меньшее распространение, и впасть в дальнейшем держалась мнения, что польская шляхта не имеет там слишком уж мощного влияния на население. Стремление утвердить безоговорочно русский характер Запад- ного края отличало политику правительства в этом регионе от ру- сификаторского курса в ЦП. Если никто из администраторов в ЦП не декларировал (и в подавляющем большинстве случаев не пресле- довал на практике) цель уничтожения польского языка и культуры, то в западных губерниях такая установка определяла целую серию правительственных мероприятий. Не случайно именно в виленской администрации выдвигались предложения более жестко обособить Западный край от ЦП, например, посредством восстановления та- моженной границы, упраздненной в 1850 г. Идеальным положени- ем мыслилось полное очищение края от польского присутствия, и в первые годы после подавления восстания эта операция казалась многим хотя и трудной, но осуществимой. Генерал-губернаторы М.Н. Муравьев (май 1863 — апрель 1865 гг.) и К.П. Кауфман (май
210 Западные окраины Российской империи 1865 — октябрь 1866 гг.) стали признанными лидерами «русского дела» в его самой полонофобской версии. «Поляки должны усту- пить свое место русским людям по сю сторону Немана и Бута», — писал из Вильны Кауфман Д. Милютину в середине 1865 г. В ме- нее официальных обстоятельствах Муравьев так формулировал конечную цель: «Крамола здесь угаснет, когда паны, как казанские татары, будут продавать халаты и мыло»1. Напомним, впрочем, что многие из элементов такой политики были предвосхищены в запис- ках Назимова. При оценке репрессивных акций против поляков надо учиты- вать само представление администраторов о польской идентично- сти в западных губерниях. Вопрос о том, как получилось, что «ис- конно русский» край оказался на грани ополячения, требовал соответствующей объяснительной схемы. Ответ не пришлось ис- кать долго. В терминах официальной пропаганды, настоящих, чистокровных поляков «по сю сторону Немана и Буга» вовсе и не было. Эксплуатировался тезис о том, что предками местной поль- скоязычной шляхты была «русская», исповедовавшая православие знать Великого княжества Литовского, подвергшаяся «полониза- ции» и «окатоличению». Для характеристики местной шляхты ис- пользовались весьма хлесткие наименования — «ренегаты», «совра- щенцы», наконец, «польские помещики, бывшие прежде того русскими», как если бы эти индивиды прожили по двести, триста лет2. Объединяя в их лице длинную череду поколений, отделявшую 1863 г. от Люблинской унии 1569 г., усмирители мятежа выставля- ли местных «панов» отступниками не только от присяги, но и от священной памяти предков. Перед нами классический пример примордиализма в воззрени- ях на проблему национальности. Русскость, понятая в категориях середины XIX в., преподносилась как неизменная, имманентная, уходящая корнями в глубь веков сущность. При всей упрощеннос- ти такого сопоставления людей совершенно разных эпох, эта идея отразилась на содержании понятия «поляк». Она приглушала его этнонациональные коннотации и усиливала социально-политичес- кие. После 1863 г. «поляка», «польского пана» стали особенно проч- но ассоциировать с набором негативных ипостасей — фанатичный католик, приверженец феодально-олигархических традиций Речи Посполитой, враг освобождения крестьян и вообще Великих ре- форм, защитник узкосословных привилегий и пр. «Поляк» в глазах власти и немалой части российского общества выступал не пред-
Глава 7- Политика «русского дела* в западных губерниях.-------------211 ставителем жизнеспособной национальной общности, а экзальти- рованным носителем химерических имперских претензий, призра- ком давно и безвозвратно погибшего государства. Проявления же национальной жизнеспособности присваивались исключительно русской стороне — в той мере, в какой этот дух национализма со- вмещался с имперским легитимизмом. 1. Стратегия деполонизации Подавление восстания сопровождалось целой серией репрес- сивных мер против местного польского дворянства — смертными казнями, ссылкой повстанцев и подозреваемых в причастности к мятежу не только в судебном, но и административном порядке, депортацией во внутренние губернии целых селений мелкой шлях- ты, а также ее ускоренным перечислением в податные сословия и расселением среди крестьян. Тот факт, что удельный вес шляхты среди участников вооруженных выступлений был в западных губер- ниях заметно выше, чем в ЦП (Муравьев со всей прямолинейнос- тью утверждал, что характер движения в ЦП — «революционный и преимущественно демократический», а в Литве — «шляхетско- ксендзовский»3), служил властям доводом в пользу ужесточения преследований лиц из высшего сословия. Правительство приложи- ло немало усилий к подрыву материального благосостояния «па- нов». Помимо конфискации и секвестра владений лиц, прямо или косвенно участвовавших в восстании (всего около 850 имений в шести северо-западных губерниях), с 1863 г. на все помещичьи имения Западного края был наложен штрафной сбор в размере 10% дохода. Сама процедура его взимания должна была вызывать ассо- циацию с контрибуцией, выплачиваемой в пользу победителя. В 1864 г. сбор был официально уменьшен до 5% (на деле нередко имело место превышение) и просуществовал до 1897 г. К концу 1860-х гг. была осуществлена более последовательная, чем в ЦП, де- полонизация административных и судебных институтов, препода- вательского состава учебных заведений, частично за счет перемеще- ния служащих во внутреннюю Россию или ЦП. Увольнялись и те из православных чиновников, кто был женат на польках. В первую очередь устранялись те поляки-чиновники, которые по роду своих занятий находились в постоянном контакте с крестьянским насе- лением, в частности уездные исправники4. Употребление польского
212 Западные окраины Российской империи языка, будь то письменное или устное, строго возбранялось, за ис- ключением сугубо частной сферы. (Впрочем, православных свя- щенников, многие из которых в прошлом были униатами, светские власти предостерегали от разговоров на польском даже за семейным столом.) С 1864 г. запрещалось печатание и резко ограничивалось распространение книг на польском языке, в типографиях уничто- жался польский шрифт. В 1869 г. запрет на издание польских книг был смягчен. Допускали ли русификаторы вероятность обратного «пере- рождения» — из «ополяченных» в русские? Теоретически да. По словам одного из идеологов «русского дела» генерала В.Ф. Ратча, «ополяченным дворянам Западной России предстоит самим располя- читъся; заменить любовью к русскому отечеству искусственно се- бялюбиво им привитую любовь к польской ойчизне...». Кауфман выражал надежду дождаться на генерал-губернаторском посту того времени, когда «здешнее общество во всех его слоях примет русское направление, когда оно откажется от польской национальности...»5. На практике, однако, польскоязычный высший слой не рассматри- вался всерьез как объект целенаправленных, методичных ассими- ляторских усилий. Едва ли не единственным путем обрусения от- дельных его представителей считался переход в православие или брак с лицом православного исповедания, и то с существенными оговорками. М.Н. Муравьев отзывался о чиновниках, которые ради сохранения должности обращались из католичества в православие: «Всякий католик, принявший православие, уже не поляк... Я сам не высоко ценю [такого] ренегата, да его дети-то будут русскими»6. Новообретенный статус православного связывался, как видим, не с единовременным духовным перерождением человека, а с возмож- ностью поместить его самого, а главное — его потомство в такие институциональные условия, где они были бы заинтересованы культивировать русскую идентичность, даже вопреки семейной традиции. Однако прагматизм такого расчета сводился на нет не- развитостью в западных губерниях тех самых институтов, которые могли бы стать фактором ассимиляции, — выборных органов само- управления, общественных и коммерческих объединений. Один из проимперски настроенных дворян, заверявший П.А. Валуева в 1866 г. в том, что «мы обязаны и рады содействовать всеми силами правительству, чтобы будущее поколение сделалось вполне рус- ским», в то же время сетовал: «Ежели бы мы даже и приняли пра- вославие, поверят ли еще и тогда нам? <...> Верим ли мы сами обе-
Глава 7. Политика «русского дела» в западных губерниях.213 щаниям местных властей? Конечно нет... Разве мы теперь видим крепость и единство власти, разве замечаем единомыслие дея- телей?»7 Идеологический пафос изобличения в местной шляхте неисп- равимого «отступничества» и «измены» все больше подталкивал власти к замыслам физического вытеснения польских дворян и, прежде всего, землевладельцев из края. Именно с таким прицелом принимался печально известный в истории Западного края закон от 10 декабря 1865 г. Сторонниками этой жесткой меры, в целесооб- разности которой Александра II пришлось долго убеждать, явились братья Милютины, министр государственных имушеств А.А Зеле- ной и генерал-губернаторы: виленский — Кауфман и киевский — А.П. Безак. Указ предписывал обязательную продажу секвестиро- ванных имений и запрещал всем «лицам польского происхожде- ния» (а не только понесшим наказание за участие в восстании) покупку имений в Западном крае до тех пор, пока в нем не увели- чится в «достаточной» степени число русских землевладельцев. К покупке имений допускались только «лица русского проис- хождения, православного и протестантского вероисповеданий». Процитированные формулы были при подготовке закона предме- том напряженной дискуссии: по словам помощника Кауфмана С.А. Райковского, первоначальное определение «лиц польского происхождения» «было сделано так, что под него подходили все паны»; в самом указе этот термин остался без разъяснений. Вторую же формулировку Милютины и Зеленой попытались скорректиро- вать так, чтобы она впоследствии позволила не допускать к приоб- ретению имений не только поляков, но и немцев. Тем самым «польский» вопрос тесно увязывался бы с «остзейским», который варшавские и виленские русификаторы считали назревшим8. При применении указа на практике распознание «лиц польско- го происхождения» осуществлялось чаше всего генерал-губернато- рами или губернаторами, от которых зависела выдача сертифика- та на покупку имения9. В большинстве случаев срабатывала схема: поляк — это католик из дворянского сословия или, шире, из любо- го некрестьянского сословия, уроженец западных губерний или ЦП. Принимались также во внимание политическая лояльность, круг родственных и дружеских связей, место воспитания просите- ля, вероисповедание супругов и детей и пр. Административная практика наполнила термин «лицо польского происхождения» не вполне четким смыслом, который размывался тем сильнее, чем
214 Западные окраины Российской империи большему числу поляков, особенно из аристократии, удавалось при Александре II обойти закон благодаря придворным или бюрокра- тическим связям10. При этом сказывалось устойчивое нежелание властей подчеркивать этнический критерий дискриминации при- обретателей земельной собственности. Логика инициаторов закона 10 декабря была несложной, но едва ли верной. Предполагалось специально сохранить на какое-то время неблагоприятные условия для ведения крупного аграрного хозяйства — такие, как процентный сбор с имений или крестьянс- кие сервитуты на помещичьих землях. Вкупе с другими админист- ративными санкциями это должно было побуждать местных земле- владельцев-поляков избавляться от недвижимости11 и освобождать место для русских колонизаторов края, которым часто предостав- лялись особые льготы для покупки имений. Противники закона, в частности Валуев, с самого начала указывали на то, что ограниче- ния на мобилизацию земельной собственности и распоряжение ею столь же больно будут бить по русским владельцам. И действитель- но, при реализации закона правительству не удалось совместить национальные и экономические приоритеты. Новые владельцы отчасти оказывались в еще худшем положении — тем, кто приоб- рел на льготных условиях конфискованные в казну имения или другие участки казенной земли, запрещалось заключать ипотечные сделки с поляками и евреями, отдавать им хотя бы часть владений в аренду или нанимать поляков и евреев управляющими и поверен- ными. В 1884 г. этот запрет был распространен и на покупающих землю у частных лиц без всякого содействия правительства. В ре- зультате такой заботы о «чистоте» нарождающегося «русского зем- левладения» многие русские владельцы, плохо знакомые с местны- ми хозяйственными условиями, оказывались в экономическом вакууме и не задерживались надолго в своей новой усадьбе. Пере- распределение земельной собственности шло медленно, польские дворяне не уступали экономическому и административному давле- нию и упорно держались за свои земли. К 1868 г. из примерно 15 тысяч имений, принадлежавших шляхте, перешло в руки непо- ляков около 350 имений в СЗК и 100 — в ЮЗК. Между тем в 1870 г. Александр II поставил условием отмены контрибуционного сбора в западных губерниях сосредоточение в руках русских владельцев половины имений и двух третей всей площади крупной земельной собственности. Неофициально это было признано и условием открытия земств. До указанной пропор-
Глава 7. Политика «русского дела* в западных губерниях.215 ции было еше далеко. В следующей главе мы рассмотрим резуль- таты применения закона 10 декабря в 1870—1890-х гт. и порожден- ные им коллизии в имперской политике. Разработка планов вытеснения и выживания шляхты сразу же поднимала вопрос о «русском элементе» — ключевой колонизатор- ской силе в «ополяченном» крае. Масса местного православного крестьянства, сколь бы торжественно ни провозглашалось оно «ис- конно русским», редко рассматривалась как источник для форми- рования такого культуртрегерского отряда. По мнению русифика- торов, крестьянская среда, сама о том не ведая, несла в себе семена «полонизма», которые давали всходы, едва тот или иной дворохо- зяин сколько-то поднимался над средним уровнем зажиточности, ибо поведенческие модели социального преуспеяния можно было до той поры заимствовать только у польской элиты. Иное дело — свежие люди из Великороссии. Какой же слой более всего годился для выполнения этой миссии? Вскоре после подавления восстания в 1864 г. Муравьев начина- ет развивать идею о наделении земельными владениями русских чиновников, доказавших свое усердие и благонадежность службой в Западном крае. Тогда еще даже Муравьев допускал, что введение земств в этих губерниях не придется откладывать на слишком дли- тельный срок, и в чиновниках-землевладельцах администрация надеялась заполучить «русский компактный элемент земства»12. Необходимый земельный фонд составили казенные имения, в пер- вую очередь доходные фермы, находившиеся в ведении Министер- ства государственных имушеств. Стоит заметить, что разрыв контрактов на аренду ферм с поля- ками и передача их русским чиновникам в длительную аренду или (на условиях льготной покупки) в собственность были предвосхи- щены накануне 1863 г. проектами киевского и виленского генерал- губернаторов — И.И. Васильчикова и В.И. Назимова. Первый из них еше в 1861 г. подчеркивал, что увеличить число русских земле- владельцев значит создать «противодействие <...> влиянию земле- владельцев поляков, по примеру Познани, где число поземельных владельцев из немцев и евреев по крайней мере равно числу земле- владельцев поляков, а тем самым парализировано влияние сил по- следних, несмотря на то, что они не чужеродцы коренному сель- скому населению, как у нас, а одноплеменны оному»13. Реакция на эти проекты, последовавшая со стороны министер- ства, которое возглавлял в то время не кто иной, как Муравьев,
216 Западные окраины Российской империи показывает, как нелегко столичная бюрократия включалась в наци- оналистический дискурс при обсуждении обстановки на западной окраине в начале царствования Александра И. В разительном про- тиворечии собственному мнению образца 1864 г. Муравьев отвер- гал предложения генерал-губернаторов, явно считая создание усло- вий для эффективного аграрного хозяйства более важной задачей, чем внедрение «русского элемента». Всего за год до восстания ему — но не Назимову! — казалось проблематичным и «официаль- ное установление различия между лицами русского и польского происхождения»14. Однако после 1863 г. экономические соображения отошли на задний план. Вплоть до конца 1860-х гг. в виленской администра- ции сохранялся преувеличенный расчет на формирование особого политического этоса среди русских чиновников-землевладельцев. Эти ожидания хорошо переданы в цитируемой ниже записке, со- ставленной в 1865 г. одним из экспертов для Кауфмана: «Чинов- ник-землевладелец нравственно изменится к лучшему, и тем ско- рее, чем сильнее разовьет[ся] его политическое возбуждение. <...> Противуположность и несовместимость русских начал с полониз- мом недавно выразились ясно, патриотическое чувство возбудилось и одушевилось; теперь только нужно поддержать обшее возбужде- ние, а впоследствии, при постоянных толчках с тем, что есть нерус- ского в бытовых и общественных формах, оно само собою станет обычным отличием здесь собранных русских людей. <...> Собран- ные с разных концов России, наполовину совсем незнакомые меж- ду собою, на пути к тому, чтобы поселиться здесь и сделаться зем- левладельцами не из выгод только, но из-за победы в бытовой борьбе, русские должны сложиться в крепкий союз...»15 Очевидно, что предлагаемый здесь механизм кристаллизации русской иден- тичности работал по принципу отторжения от культурно чуждого сообщества. Прежде чем почувствовать себя дома, эти люди долж- ны были с особой остротой осознать себя меньшинством — пока еще меньшинством — в местной элите. Но для выхода этого «поли- тического возбуждения» была жизненно необходима публичная сфера, где новые землевладельцы могли бы увидеть самих себя и заявить себя перед другими «союзом», корпоративной группой. Отсрочка введения земств делала упования на активность потенци- ального «русского элемента» особенно эфемерными. Правитель- ственную инициативу в этом деле сковывало и опасение, что коло- низация из Великороссии приведет к обратному результату —
Глава 7. Политика «русского дела» в западных губерниях.217 ополячиванию новопоселенцев, их растворению в польскоязычной стихии. В дискуссиях по этой проблеме высказывалось также мнение о более активном привлечении к общерусскому национальному про- екту образованных русских уроженцев Западного края — той не- многочисленной группы населения окраины, которая подчас вы- падала из стратегических схем бюрократии. Сторонники этой точки зрения выражали сомнение в способности выходцев из Великорос- сии оказать ассимилирующее воздействие на местное простонаро- дье и развивали идеи, предвосхищавшие концепцию регионализма. Один из них так сформулировал свои убеждения: «Ничем иным, как только русскими, мы быть не можем, нотолько не московски- ми русскими. Никакая сила не отделит нас от общего Русского Оте- чества, но и никакая сила не подведет нас под уровень московской жизни и мировоззрения, ибо мы очень близки к Европе! <...> Пусть Москва не ревнует никого, пусть смирится и откажется от нивели- рования отдаленных областей, от истребления всего того, что на- поминает европейскую цивилизацию, и постарается скорее сама усвоить ее»16. Осуществление замысла русского землевладения встретило не- мало практических трудностей. Губернские палаты государствен- ных имуществ затягивали обработку сведений о фермах и конфис- кованных в казну имениях. Одновременно они должны были решить за счет этого же фонда другую важную задачу — наделения землей различных категорий пауперизированного сельского насе- ления (батраков, арендаторов-старообрядцев и др.). С1863 до конца 1867 г. на казенных землях в северо-западных губерниях было вод- ворено всего 37 крупных землевладельцев против примерно 20 ты- сяч семей безземельных крестьян и 10 тысяч семей отставных сол- дат. В дальнейшем число чиновников, приобретших на льготных условиях землю, значительно увеличилось, но качественных изме- нений не произошло. Распределение ферм стало попросту «кор- мушкой» для местных чиновников, земля часто попадала в руки тех, кто вовсе и не собирался заводить на ней усадьбу и хозяйство. Хотя в первые годы после восстания представление о дворянс- ком или чиновничьем составе «русского элемента» было превали- рующим, альтернатива полностью не исключалась. Муравьев, к примеру, надеялся вызвать отклик в купечестве, обещая присваи- вать покупателям земли из этого сословия потомственное почетное гражданство. Уже в 1860-х гг. в печати и администрации раздава-
218 Западные окраины Российской империи лись призывы к организации из Великороссии массовой крестьян- ской колонизации литовских и белорусских губерний. (Свою леп- ту внес и «Колокол», рассматривавший эти проекты в контексте не «польского», а аграрного вопроса и не акцентировавший их анти- польской направленности.) Поборники этой меры считали мелких хозяев куда более надежными проводниками русского влияния, чем владельцев имений, редко склонных прочно обустраиваться на новом месте. Они доказывали, что западное направление миграции может стать не менее естественным и привычным для великорус- ских крестьян, чем восточное17. В качестве важного аргумента при- водился пример Пруссии, вытеснявшей поляков-землевладельцев из Познани посредством хорошо организованных переселений туда мелких сельских хозяев (т.н. внутренняя колонизация). Но эти и им подобные доводы не делали погоды в правительственной полити- ке на западной окраине. Ближе к концу столетия дискуссии о ме- тодах колонизации и предпочтительном носителе «русского нача- ла» вновь оживятся. Безотносительно к задаче отыскания и мобилизации «русско- го элемента» как колонизаторской силы общая проблема рекрути- рования новых чиновников на службу в Западном крае (как и в ЦП) вызывала серьезные разногласия в правительственных кругах и приобретала обшеимперское измерение. В рассуждениях на эту тему попечителя Виленского учебного округа И.П. Корнилова ксе- нофобию трудно отделить от пафоса модернизации: «На здешний край требуется много людей на большие и мелкие правительствен- ные и учебные должности. Из поляков выбирать нельзя, надо их отстранять; они народ опасный, сомнительный; правительство именно и борется против туземного общества; из жидов выбирать не следует; надо поднимать русский элемент, а жидами его не под- нимешь; из простонародья русского выбрать пока некого; не го- товы, только принялись за грамоту. Выбор из семинаристов и духовного звания и из семейств коренных здешних русских чинов- ников — слишком ограничен. Таким образом, вся тяжестьлежит на приезжих чиновниках. <...> Тяжела задача создавать общество, интеллигенцию из невежественного народа. Делал это Петр Вели- кий и выписывал немцев; теперь другая пора, немцев не надо; на- добен прилив чистой русской крови»'8. Неординарность целей, поставленных властью в этом регионе, взаимосвязь русификации и социального реформирования, рито-
Глава 7. Политика «русского дела» в западных губерниях.219 рика национального пробуждения выдвинули новый, менее серви- листский тип чиновника с более развитым гражданским самосоз- нанием, которое требовало соответствия служебных функций лич- ным убеждениям. Не случайно авторы ряда русификаторских проектов приходили к выводу о настоятельной потребности в от- мене рутинного порядка чинопроизводства и вообще системы чи- нов. Показательно, что некоторые из виленских чиновников стали активными (чаше всего анонимными для публики) сотрудниками газет «Московские ведомости» и «Голос». Многие из высокопоставленных бюрократов обвиняли виленс- ких администраторов, прежде всего Муравьева и Кауфмана, в по- кровительстве «красным», потворстве социалистическим тенденци- ям. (В этом они сходились с теми довольно многочисленными поля- ками, которые обвиняли всю власть скопом в «коммунизме».) Вот одна из такого рода характеристик, относящаяся к 1864 г.: «Эго про- сто социальная партия, которая не могла не заметить, как удобно при смутах проводить свои мысли, прикрывая их маскою патрио- тизма. <...> Прошлого года весь гнев направлялся против поляка- пана; теперь же чаще употребляется общее название — поме- щик...»19 Такие тревоги обострились после покушения Каракозова в апреле 1866 г. Неожиданное увольнение Кауфмана с должности ге- нерал-губернатора в октябре того же года было, по всей видимости, продиктовано в первую очередь опасениями за социальную ста- бильность в крае. Действительно, служба в виленской администра- ции при Муравьеве и Кауфмане (как и в милютинской в ЦП) дава- ла реальную возможность для удовлетворения антидворянских эмо- ций. Народнически настроенные чиновники, исправно служившие под началом «вешателя» Муравьева, который совсем скоро, возгла- вив следственную комиссию по делу Каракозова, объявит чиновни- чество зараженным язвой нигилизма (и тем самым невольно поспо- собствует смещению своего преемника и alter ego —Кауфмана), — феномен своеобразный, недолговечный, но закономерный. Сословно-аристократические стандарты мышления нередко выступали серьезным препятствием при подборе кадров на служ- бу в Западный край. Например, в начале 1860-х гг. Валуев, хорошо осознававший слабость русского ассимиляторского потенциала в регионе и важность появления там новых проводников русского влияния, воспротивился тем не менее созданию сети светских на- чальных училищ под контролем Министерства народного просве- щения. Фигура учителя-разночинца воплощала для него угрозу
220 Западные окраины Российской империи социальному спокойствию, а не ассимиляторскую энергию нации: нельзя, по его мнению, «элиминировать поляков из государства, командировав из внутренних губерний гг. Федотовых, Никаноро- вых и Пахомовых д ля исправления должностей Тышкевичей, По- тоцких и Радзивиллов»20. Подобные коллизии между социальными и национальными приоритетами политики были частью менталь- ности высшей бюрократии, а поэтому не устранялись с заменой одного сановника другим на министерском или генерал-губерна- торском посту. 2. Власть и украинофилы. Валуевский циркуляр 1863 г. С началом польского восстания 1863 г. процесс подготовки антиукраинофильских мер заметно ускорился. Этому способство- вала активизация настроенных в малороссийском духе противни- ков украинофильства из самой Украины, которые начинают все активнее требовать вмешательства властей как в прессе, так и в письмах высшим сановникам. «Все мы благонамеренные малорос- сы, вполне понимающие нужды и желания народа и затеи наших хлопоманов-сепаратистов, умоляем В[аше] С[иятельство] употре- бить все, чем только вы можете располагать, чтобы защитить нашу святыню от поругания, а отечество от распадения и опасного рас- кола», — говорилось в одном из таких писем шефу жандармов Дол- горукову. Вскоре к ним присоединяется киевский генерал-губерна- тор Анненков, а в Петербурге на помощь им приходит Катков. Последний уже вполне агрессивно писал: «Возмутительный и не- лепый софизм... будто возможны две русские народности [намек на известную статью Костомарова “Две русские народности”. — Авт.] и два русских языка, как будто возможны две французские народ- ности и два французских языка!»21 Противников украинофилов особенно беспокоили планы изда- ния украинского перевода Священного Писания. После того как в 1859 г. Синод по настоянию Александра 11 разрешил наконец пол- ный русский перевод Священного Писания и Евангелие на русском было опубликовано, высший орган православной церкви вполне допускал и возможность аналогичного издания на украинском. О популярности русского перевода Евангелия среди крестьян, а значит, и о его потенциальной ассимиляторской роли можно судить по тому, что только с 1863 по 1865 г. разошлось более 1 млн. 250 ты-
Глава 7. Политика «русского дела» в западных губерниях.--221 сяч экземпляров. Украинский перевод уже был подготовлен и рас- сматривался Синодом. Анненков предупреждал: «Добившись пере- вода на малороссийское наречие Священного Писания, сторонни- ки малороссийской партии достигнут, так сказать, признания самостоятельности малороссийского языка, и тогда, конечно, на этом не остановятся и, опираясь на отдельность языка, станут за- являть притязания на автономию Малороссии»22. Разгоревшаяся в это время в прессе дискуссия об украинском языке или малорос- сийском наречии, о его роли в преподавании и литературе сделала очевидным, что вопрос перевода Священного Писания касается и статуса восточнославянских языков по отношению друг к другу. В духе своей любимой идеи о всепроникающей «польской ин- триге» Катков заявлял, что «сбор пожертвований в пользу издания книг <...> на Южно-русском языке есть дело тайных польских ин- триг» и что Костомаров и другие украинофилы, сами этого не осоз- навая, стали орудием врагов России23. «Интрига, везде интрига, коварная иезуитская интрига, иезуитская и по своему происхожде- нию, и по своему характеру!» — так начинается эта статья24. Это была главная полемическая находка Каткова — сделав украино- фильство частью «польской интриги», он переводил его из разря- да «вредных заблуждений» в разряд непосредственных политичес- ких опасностей. В течение целого года, с июня 1862 до июля 1863 г., определен- ная часть прессы (в особенности Катков), противники украинофи- лов в Киеве (как чиновники, так и общественность) и часть выс- шей бюрократии в Петербурге (Д. Милютин, позднее Долгоруков) тесно координировали свои усилия для того, чтобы добиться акти- визации правительственной политики в «украинском вопросе». В то же время стремление обойтись без жестких репрессивных мер, что отчасти продолжало линию, принятую властями в отношении Кирилло-Мефодиевского общества, было характерно для значи- тельной части высшей бюрократии, в том числе и для министра внутренних дел Валуева. Категорическим противником любых стес- нений украинского языка был министр народного просвещения Головнин. Уже после рассылки валуевского циркуляра он пытался добиться его отмены или смягчения, координируя свои действия с либеральной петербургской прессой. Можно сказать, что в позици- ях по украинскому вопросу четко проявились более общие разли- чия взглядов разных групп высшей имперской бюрократии. Ори- ентированный на жесткую централистскую политику Милютин
222 Западные окраины Российской империи был больше склонен к репрессивности, чем Валуев с его аристо- кратическими и конституционными симпатиями, а Головнин от- ражал либеральную ориентацию кружка вел. кн. Константина Ни- колаевича. В результате давления из Киева, а также со стороны Милюти- на и Долгорукова Валуев, долго затягивавший решение по этому вопросу, 18 июля 1863 г. направил в цензурные комитеты циркуляр, содержание которого мы приведем здесь полностью: Циркуляр министра внутренних дел П.А. Валуева Киевскому, Московскому и Петербургскому цензурным комитетам от 18 июля 1863 г. Давно уже идут споры в нашей печати о возможности существования самостоятельной малороссийской литерату- ры. Поводом к этим спорам служили произведения некото- рых писателей, отличавшихся более или менее замечатель- ным талантом или своею оригинальностью. В последнее время вопрос о малороссийской литературе получил иной характер, вследствие обстоятельств чисто политических, не имеющих никакого отношения к интересам собственно ли- тературным. Прежние произведения на малороссийском языке имели в виду лишь образованные классы Южной России, ныне же приверженцы малороссийской народности обратили свои виды на массу непросвещенную, и те из них, которые стремятся к осуществлению своих политических замыслов, принялись, под предлогом распространения гра- мотности и просвещения, за издание книг для первоначаль- ного чтения, букварей, грамматик, географий и т.п. В числе подобных деятелей находилось множество лиц, о преступ- ных действиях которых производилось следственное дело в особой комиссии. В С.-Петербурге даже собираются пожертвования для издания дешевых книг на южнорусском наречии. Многия из этих книг поступили уже на рассмотрение в С.-Петербург- ский цензурный комитет. Не малое число таких же книг представляется и в Киевский цензурный комитет. Сей по- следний в особенности затрудняется пропуском упомянутых изданий, имея в виду следующия обстоятельства: обучение
Глава 7- Политика «русского делао в западных губерниях.223 во всех без изъятия училищах производится на общерус- ском языке и употребление в училищах малороссийского языка нигде не допущено; самый вопрос о пользе и возмож- ности употребления в школах этого наречия не только не решен, но даже возбуждение этого вопроса принято боль- шинством малороссиян с негодованием, часто высказыва- ющимся в печати. Они весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может и что наречие их, употребляемое про- стонародием, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши; что общерусский язык так же понятен для малороссов, как и для великороссиян, и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некото- рыми малороссами, и в особенности поляками, так называ- емый украинский язык. Лиц того кружка, который усилива- ется доказывать противное, большинство самих малороссов упрекает в сепаратистских замыслах, враждебных к России и гибельных для Малороссии. Явление это тем более прискорбно и заслуживает вни- мания, что оно совпадает с политическими замыслами по- ляков и едва ли не им обязано своим происхождением, судя по рукописям, поступавшим в цензуру, и по тому, что боль- шая часть малороссийских сочинений действительно посту- пает от поляков. Наконец, и киевский генерал-губернатор находит опасным и вредным выпуск в свет рассматриваемо- го ныне духовною цензурой перевода на малороссийский язык Нового Завета. Принимая во внимание, с одной стороны, настоящее тревожное положение общества, волнуемого политически- ми событиями, а с другой стороны, имея в виду, что вопрос об обучении грамотности на местных наречиях не получил еще окончательного разрешения в законодательном поряд- ке, министр внутренних дел признал необходимым, впредь до соглашения с министром народного просвещения, обер- прокурором Св. синода и шефом жандармов относительно печатания книг на малороссийском языке, сделать по цен- зурному ведомству распоряжение, чтобы к печати дозволя- лись только такие произведения на этом языке, которые принадлежат к области изящной литературы; пропуском же книг на малороссийском языке как духовного содержания,
224 Западные окраины Российской империи так учебных и вообще назначаемых для первоначального чтения народа приостановиться. О распоряжении этом было повергаемо на высочайшее государя императора воззрение и Его Величеству благоугодно было удостоить оное монар- шего одобрения. Валуев рассматривал свой циркуляр как временную меру. Это ясно следует из его записки «О книгах, издаваемых для народа на малороссийском наречии», отправленной царю 11 июля, т.е. за неделю до подписания циркуляра. В ней говорилось, что «в послед- нее время вопрос о малороссийской литературе получил иной ха- рактер вследствие обстоятельств чисто политических»25. Валуев указывал, что к изданию книг для народа постоянно оказываются причастны члены тайных обществ. Он предлагал обсудить этот во- прос с министром народного просвещения, обер-прокурором Синода и шефом жандармов и сообщал, что «пока же сделал рас- поряжение, чтобы дозволялись в печати только произведения на малороссийском языке, принадлежащие к области изящной лите- ратуры, пропуском же книг на том языке религиозного содержания, учебных и вообще назначенных для первоначального чтения наро- да, приостановиться до решения настоящего вопроса»26. Алек- сандр П одобрил предложения Валуева на следующий день — 12 июля27.18 июля Валуев разослал одновременно два документа — сам циркуляр в Киевский, Московский и Петербургский цензур- ные комитеты и письма Головнину, обер-прокурору Синода Ахма- тову и Долгорукову с приглашением обсудить этот вопрос. То же слово «приостановление», свидетельствующее о времен- ном характере меры, мы находим и в дневниковой записи Валуева от 28 июля 1863 г., которая гласит: «были у меня несколько лиц, в том числе Костомаров, сильно озадаченный приостановлением популярных изданий на хохольском наречии. Мягко, но прямо и категорически объявил ему, что принятая мною мера останется в силе»28. Обращает внимание и замечание о том, что отвечал Валу- ев «мягко», т.е. открыто ссориться с «сильно озадаченным» Косто- маровым не хотел. Сам Костомаров также говорит в «Автобиогра- фии», что Валуев подчеркнул в беседе с ним временный характер этой меры29. Валуев продолжал переписку на эту тему с другими высокопоставленными чиновниками много времени спустя после подписания циркуляра. Например, обер-прокурор Синода отвечал на запрос Валуева по этому поводу 24 декабря 1864 г.
Глава 7. Политика (русского дела» в западных губерниях----------------225 Отметим, что 18 июля, в тот самый день, когда Валуев разослал свой циркуляр, Александр II по заключению Западного комитета приказал прекратить преподавание польского в казенных учебных заведениях на территории Западного края. Валуев и Горчаков, ко- торых на заседании комитета, где готовилась записка царю, не было, выступили против этой меры и вскоре добились ее смягче- ния30. Их «бюрократический вес» оказался больше, чем у Головни- на, пытавшегося добиться того же в отношении валуевского цир- куляра. Валуевский циркуляр стал отражением целого ряда опасений со стороны властей. Он был реакцией на заметную активизацию как легальной, так и скрытой деятельности украинофилов, в которой явно прочитывались, пусть и отдаленные, сепаратистские планы. Между тем не только власти, но и большая часть русской прессы вовсе не были склонны отказываться от взгляда на малороссов как на часть русского народа31. Таким образом, в 1862— 1863 гг. конф- ликт впервые был осмыслен в националистических категориях не узким кругом членов Кирилло-Мефодиевского общества и высших петербургских бюрократов, но широким спектром общественного мнения. Обеспокоенность властей хорошо иллюстрирует тот факт, что они стали сомневаться в целесообразности формирования ма- лороссийских полков для подавления восстания, хотя такие полки хорошо зарекомендовали себя в 1831 г. и еще совсем недавно, в ходе Крымской войны, собирались вновь. Запрет украинских публикаций для народа стал результатом сложного бюрократического процесса, а также националистичес- кого перелома в общественных настроениях, во многом предопре- деленного польским восстанием 1863— 1864 гг. Александр 11 по крайней мере трижды вмешивался в ход процесса выработки пози- ции по украинскому вопросу, когда к нему последовательно обра- щались Д. Милютин, Долгоруков и Валуев, и каждый раз способ- ствовал его активизации. Отношение императора и руководителей западноокраинной политики к украинофилам могло корректироваться в зависимости от контекста, в котором рассматривалась украинофильская актив- ность. В 1863 г. богатый и влиятельный украинский помещик Г.П. Галаган направил своему коллеге по работе в Редакционных комиссиях 1859—1860 гг. Самарину, которому предстояло стать одним из участников разработки крестьянской реформы в ЦП, за- писку с соображениями о способах подрыва влияния польских зем- fl - 2931
226 Западные окраины Российской империи левладельиев в ЮЗК. Через Валуева Самарин передал эту записку царю, и тот пригласил Галагана для беседы. «Государь со всем со- глашался, но как буд то не решался высказать свою мысль, наконец он обратился к Галагану со словами: послушай, Галаган, ведь мно- гие упрекают тебя в том, что ты украинофил. — Я люблю свою ро- дину и край, где родился, — отвечал Галаган. — Да, но ведь между украинофилами есть такие, кои мечтают о сепаратизме. Из числа таких не надо бы привлекать к поручаемому тебе делу». В дальней- шей беседе было решено, что без местных людей обойтись нельзя, и потому «известное число хотя бы и заподозреваемых в украино- фильстве допустить следует»32. Рассказ Галагана позволяет судить о том, как выглядела в 1863 г. иерархия врагов в представлении царя. Его, хоть и с оговорками данное, разрешение привлекать украинофилов к административной деятельности в ЮЗК развязало руки Самарину и Черкасскому в ЦП. Уже в 1864 г. Черкасский, назначенный Главным директором правительственной комиссии внутренних дел в Царстве Польском, пригласил на весьма значительные посты в Варшаве бывших редак- торов «Основы» Кулиша и Белозерского. Настойчиво, хоть и безус- пешно, звали в Варшаву и Костомарова. В1864 г. ему была присуж- дена почетная докторская степень Киевского университета, что должно было продемонстрировать, что Костомаров остается для властей персоной грата. О переезде в Варшаву с ним говорил сам Н. Милютин, глава гражданской администрации ЦП33. (Однако на возможность его работы на Украине власти смотрели совсем ина- че, и позднейшие предложения занять кафедры в Харькове и Кие- ве Костомарову пришлось отклонить по указанию Министерства внутренних дел.) Со свойственной ему эмоциональностью звал то- варища в Варшаву и Кулиш: «Приезжайте, и восторжествуем над презиравшим наши права панством!»34 Письмо Кулиша Костомарову свидетельствует о существенных переменах, произошедших с автором под влиянием варшавской обстановки и хорошего жалованья. «Что наша правительственная партия состоит не вся из отличнейших русских людей, это есте- ственно <...> Но все сделанное до сих пор она сделала, симпатии всего народа стремятся к ней, и будущность русского мира зависит от ее деятельности <...> Я знаю, что оппозиция приносит свою пользу и что без оппозиции Правительство иного до сих пор не предприняло бы из того, что уже сделано им; но вам ли выбирать, на которую сторону становиться? С одной стороны, оправданная исто-
Глава 7. Политика «русского дела» в западных губерниях.227 риею зиждительная сила, с другой — хаотическое брожение <...> Помогая ему, вы внушите ему доверие к благороднейшим умам, и оно сделает уступки духу времени скорее, нежели от напора сил оп- позиционных. Притом же нам предстоит борьба с врагом, общим для него и для нас. Польская интеллигенция все еще остается в уве- ренности, что только правительственные лица произносят послед- ний приговор ее автономии. Следует ее в этом разуверить таким людям, как вы, посредством солидарности с Правительством»35. Закрытие «Основы», валуевский циркуляр, ссылка одних укра- инофилов и вовлечение в правительственную службу в ЦП дру- гих, прекращение деятельности киевской Громады привели к тому, что в развитии украинского национального движения до начала 1870-х гг. наступил, по выражению М. Драгоманова, антракт. В 1864 г. в Российской империи вышло из печати 12 украинских книг, в 1865-м — 5,1866-м — ни одной, в последующие три года по две. Таким образом, за семь лет после издания валуевского циркуляра вышло столько же украинских книг, сколько за один 1862 г.36 Драго- манов, заметим, считал, что причина была не только в репрессиях, но и в слабости украинофильского движения того времени, которое не смогло использовать те немалые возможности, которые валуевс- кий циркуляр оставлял открытыми. К примеру, один из активных сотрудников «Основы» А.П. Стороженко (позднее, в качестве дове- ренного чиновника виленского генерал-губернатора, направивший свою энергию на организацию массовых обращений белорусов-ка- толиков в православие) считал циркуляр временной мерой, ситуа- тивно связанной с проблемой выбора языка преподавания в народ- ных школах, однако диатрибы Каткова против украинофилов в «Московских ведомостях» так огорчили его, что он зарекся с тех пор сочинять и публиковать что бы то ни было на украинском языке37. Только после 1869 г., когда власти смягчили свою политику как в отношении польского, так и в отношении украинского языка, ак- тивность украинского движения вновь возрастает. 3. Проблема русской идентичности в Западном крае Кампания по деполонизации Западного края способствовала пересмотру представлений о русскости, попыткам переосмыслить критерии русскости как таковые применительно к крестьянской массе населения. Согласно официальной идеологеме — чья офици- 8*
228 Западные окраины Российской империи альность не обязательно означала двуличия тех, кто демонстриро- вал веру в нее, — местное крестьянство, независимо от этнических, конфессиональных, экономических (дворохозяева, батраки, бобы- ли) различий внутри него, являлось надежной опорой власти, ан- типодом мятежной и коварной шляхты, а православное его боль- шинство — еше и хранителем русской «народности». Назначенный весной 1863 г. генерал-губернатором Муравьев еще до приезда в Вильну и ознакомления с обстановкой на месте сделал принципи- альную поправку к выводу Валуева о том, что «Правительство мо- жет рассчитывать в крае на сельское население как на материаль- ную силу»: «Должно [рассчитывать]»38. Властям потребовалось некоторое время, чтобы взглянуть на стихийные выступления крестьян (первоначально в губерниях Правобережной Украины) против дворян-повстанцев не с социаль- но-сословной, а с националистической точки зрения. Перелом произошел после того, как в апреле 1863 г. в Динабургском уезде Витебской губернии крестьяне-раскольники захватили в плен боль- шой отряд графа Л. Платера, а заодно с партизанами и многих мест- ных помещиков с семьями. Несмотря на пугающее сходство проис- шедшего с галицийскими событиями 1846 г., в Петербурге призна- ли преступной стороной шляхтичей. Вскоре из крестьян в западных губерниях были сформированы т.н. сельские караулы — вооружен- ная стража, которая вместе с войсками участвовала в боях с по- встанцами или выслеживала их в лесах. В газете «Русский инвалид», официозе Военного министерства, была опубликована статья близ- кого славянофилам публициста и этнографа М.О. Кояловича, в которой учреждение сельских караулов приравнивалось к долго- жданной встрече, братанию Великороссии и Западной России. С особой силой русский характер Западного края в целом при- звана была утвердить новая программа аграрной политики. Она не сводилась к сумме конкретных мероприятий, но и несла в себе важ- ное идеологическое послание. Все, что власть находила дурным в социально-аграрных отношениях в крае, приписывалось разлага- ющему влиянию «полонизма», искажению исконно русских начал в условиях экономического господства польских «панов». Инвек- тивы против польского «ига» создавали впечатление, будто крепо- стное право в Великороссии принципиально отличалось от здеш- него по степени эксплуатации и морального унижения крестьянина и чуть ли не само собой исчезло задолго до своей официальной отмены. Привычная для данного региона дифференциация в сре-
Глава 7. Политика '-русского дела» в западных губерниях.229 де крестьянства, существование целой страты батраков преподно- сились как результат извращения правильных, общинных норм землепользования: «Польское дворянство <...> вносило в жизнь народа свои начала, сокрушившие общину... оно в крестьянство внесло начало аристократическое...»39 1 марта 1863 г. был издан указ об обязательном переводе кре- стьян Виленской, Гродненской, Ковенской и Минской губерний на выкуп, т.е. в категорию земельных собственников, с умень- шением выкупной суммы на 20%. До конца 1863 г. эта мера была распространена на Правобережную Украину и Восточную Бело- руссию. Слета 1863 г. в СЗК действовали уже упоминавшиеся выше поверочные комиссии, которые, помимо оценки крестьянс- ких наделов в каждом имении по отдельности, должны были про- верить, насколько соблюдалось законодательство 19 февраля миро- выми посредниками из поляков, вводившими в 1861 — 1862 гг. уставные грамоты. (Корпус мировых посредников был в 1863 г. полностью обновлен за счет вызова чиновников и военных из Ве- ликороссии.) Во многих случаях были восстановлены наделы, уменьшенные помещиками после 1846 г., когда правительство предприняло первую попытку регламентации наделов и повин- ностей в этих губерниях (инвентари). Безземельные крестьяне, наиболее падкие, как предполагалось, на обещания и призывы польских повстанцев, составляли предмет особой заботы; многие из них получили минимальные наделы. Все это были трудоемкие для администрации, ощутимые для крестьянского благосостояния меры, вызывавшие в бюрократичес- ких кругах в Петербурге опасения за социальную стабильность не только на окраине, но и в центральных губерниях. Однако Вилен- ская администрация в своих замыслах шла дальше. В частности, предполагалось приложить усилия к внедрению в крестьянство уравнительного порядка распределения земель в случае семейного раздела или передачи по наследству, т.е. к уничтожению самих ос- нов участкового землевладения (а это уже не могло понравиться крестьянам-дворохозяевам). Незадолго до своей отставки в 1865 г. Муравьев издал циркуляр мировым посредникам, в котором, допус- кая явную передержку в истолковании статей Положения для ли- товских губерний от 19 февраля 1861 г., предписывал убеждать кре- стьян в том, что «выкупленные участки составляют принадлежность не одних домохозяев», а находятся «в постоянном пользовании крестьянских семейств...». Отсюда оставался только один шаг до
230 Западные окраины Российской империи прожектов его преемника Кауфмана, который всерьез задумывал- ся над возможностью единым распоряжением повсеместно «заме- нить участковую форму землевладения общинною»40. Иными сло- вами, более или менее однородная, патриархальная масса крестьян выглядела тогда более надежной опорой власти, чем экономичес- кий успех фермерства. Аграрная реформа, однако, позволяла правительству предста- вить русскость крестьянства только в самом общем смысле лояль- ности, благодарности престолу и, пользуясь излюбленной эманси- паторской метафорой, пробуждения к новой жизни. Между тем не что иное, как это самое пробуждение, внушало русификаторам са- мые серьезные опасения. Заявляя о «почвенности» и врожденной, «корневой» преданности крестьян царю, Муравьев и его сподвиж- ники вовсе не были уверены в предсказуемости поведения народ- ной массы. Крестьянство виделось иррациональной стихией, и са- мые стойкие «крестьянофилы» в Виленской администрации не переставали ощущать глубокую культурную отчужденность от него. Угрозу полонизации крестьянства русификаторы не отрицали. Помощник Муравьева по должности командующего Виленским военным округом генерал-адъютант Н.А. Крыжановский в 1864 г. предупреждал о том, что если правительство не направит «возни- кающую в нем [крестьянстве] умственную деятельность на путь верный», то «враги наши не преминут направить ее по-своему и скоро ополячат крестьян, так же как они уже ополячили остальные сословия»41. Очевидно, что сознательный патриотизм крестьянства и его способность сопротивляться полонизации не вызывали у вла- стей большого оптимизма. Было бы странно, если бы русификаторы не попытались задей- ствовать резервы традиционной концепции, согласно которой основой русскости являлось православное исповедание. Здесь важ- но разобраться в мотивах соответствующих акторов и не спешить назвать их клерикалами. По мнению ряда администраторов, власть стояла в Западном крае перед задачей церковной политики, с ко- торой в Великороссии справился еще Петр I. Им представлялось, что в массе простонародья (за вычетом литовцев, чью привержен- ность католицизму почти никогда не оспаривали, оценивая, прав- да, как «фанатическую») еще не выработалось четкого сознания принадлежности к определенной религии, даже ясного понимания межконфессиональных различий (см. табл. 3). Наглядное свиде- тельство тому находили в обычае посещения служб в церкви иной
Глава 7. Политика «русского дела» в западных губерниях.231 конфессии. Разумеется, с наибольшей тревогой смотрели на чис- лящихся православными крестьян, которые привычно ходили на службу и в приходскую православную церковь, и в соседний кос- тел. Тревога усугублялась тем, что среднестатистическая православ- ная церковь в крае проигрывала католической и в архитектуре, и в убранстве, и в притягательности проповеди священника. К тому же большинство православных приходов в белорусских губерниях были до 1839 г. униатскими, память о чем отнюдь не стерлась у жителей данного региона. Даже Муравьев признавал, что «населе- ние это, по большинству исповедующее Православную веру, при значительном влиянии римско-католического духовенства и поме- щиков, почти исключительно поляков, исповедует Православную веру только номинально, усвоив между тем в общежитии обряды церкви католической...». Еще категоричнее высказывался один из его младших сослуживцев: «Как оно [население] было настоящим католическим во время Унии, таковым и продолжало быть по об- ращении его в 1839 году в православие»42. Мы лучше поймем логи- ку главных мер по укреплению православной церкви в Западном крае в 1860-х гг., если учтем их типологическое сходство (но дале- ко не тождество!) с дисциплинирующей стратегией «конфессиона- лизации» Петра I, который насаждал чувство принадлежности к господствующей церкви, регламентируя культы, обрядность, совер- шение таинств, пресекая межконфессиональное общение право- славных и раскольников, сурово преследуя любые проявления не- санкционированной народной религиозности. В этой перспективе отчетливо видно, что попытка реализации модерного проекта на- циостроительства предпринималась в Западном крае параллельно решению проблем (скорее в духе Polizeistaat), которые сами же ру- сификаторы воспринимали как реликт прошлой эпохи43. Начиная с 1864 г. правительство открыло усиленное финанси- рование строительства каменных православных храмов по всему Западному краю. Выделялись средства и для замещения вакансий в православных приходах. Большое символическое значение при- давалось реконструкции старых православных церквей, обращен- ных в XVII — XVIII вв. в костелы, и воссозданию церквей, о суще- ствовании которых в прошлом имелись предания. С большой помпой по всему краю были организованы собрания крестьян в православных селениях, на которых каждому вручался нательный крест. Введение практики ношения нательных крестов было в гла- зах духовных, а в еще большей мере, светских властей важным ша-
232 Западные окраины Российской империи гом к упрочению религиозного сознания. Это был своего рода эк- зорцизм, призванный покончить с униатским наследием. Меры, принятые после восстания в отношении католической церкви, были, конечно же, продиктованы в гораздо большей сте- пени ближайшими политическими соображениями, чем целями конфессиональной регламентации. Череду публичных казней в Вильне в 1863 г. открыл расстрел двух ксендзов, произведенный без предварительного снятия с них духовного сана, дабы устрашить всех сочувствующих восстанию. Из западных губерний и ЦП было выслано во внутренние губернии и Сибирь более 150 лиц из като- лического духовенства, причем более 20 — на каторгу. До конца 1867 г. в западных губерниях было закрыто более 30 католических монастырей, закрыто или обращено в православные храмы около 160 костелов и 80 часовен (каплиц). Были наложены ограничения на свободу перемещения ксендзов, запрещено произнесение им- провизированных проповедей. Но и некоторые из перечисленных, и ряд других акций можно увидеть также в более широком контек- сте экспансии государства в сферу религиозности. Например, упор- ная и затяжная борьба русификаторов с обычаем местных католи- ков воздвигать часовни или кресты во всевозможных памятных местах не только была обращена против влияния «полонизма», но и отразила этатистскую озабоченность по поводу «неупорядочен- ных» религиозных практик простонародья. (Сходным образом Петр I закрывал и сносил в Москве православные часовни, где народ мог молиться без священника.) Поскольку власти полагали, что и пра- вославные крестьяне любят ходить в костел и слушать службу на польском языке, фактически все меры, затрагивавшие статус като- лической церкви, функции д