Библиотека Психоаналитической Литературы
Джойс МакДугалл
иллюзия и правда на
психоаналитической сцене
Издательство
ВЕИП
PERSONAE aV'NIOSajad

ББК 88
М 15
Джойс Макдугалл.
М 15 Театр души. Иллюзия и правда на психоаналитической сцене.
Перевод с английского Е. Замфир под редакцией проф. М. Решетникова.
Психоанализ — это театр, на сцене которого исполняется весь наш психичес¬
кий репертуар. В этих пьесах характеры внутренних персонажей претерпевают
множество изменений, диалоги переписываются, а роли раздают заново. Анали¬
зируемые открывают свою внутреннюю реальность и находят свою внутреннюю
истину, по мере того как произносят реплики составные части их Я и все люди,
которые играли важную роль в их жизни. Сводятся счета с ненавистными и люби¬
мыми фигурами из прошлого; эти фигуры оказываются в распоряжении анализи¬
руемого во всех своих аспектах, хороших и плохих, а не распоряжаются им; ана¬
лизируемый готов теперь пересмотреть все, что получил от людей, воспитавших
его; и все, что он с этим наследством сделал.
Книга известного французского психоаналитика Джойс МакДугалл — сбор¬
ник сценариев различных психических театров. Прочитать эти пьесы будет ин¬
тересно как специалистам психологам, психоаналитикам и психотерапевтам, так
и всем невольно занятым в них актерам.
ISBN 5-88787-021-4	ББК	88
© Joyce McDougall, Theatres of the mind:
illusion and truth on the psychoanalytic stage, 1985
© Перевод с английского, E. Замфир, 2002
© Научная редакция, М. Решетников, 2002
© Дизайн серии, А. Красноперов, 2002
© Издательство ВЕИП, 2002

ПРОЛОГ
ПСИХИЧЕСКИМ ТЕАТР И ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ СЦЕНА
Пролог. Психический театр,
психоаналитическая сцена
Ради охраны частной жизни пациентов изменены все
имена и подробности, по которым их можно было бы
узнать.
Каждый человек надеется стать кем-то, только
чтобы обнаружить, в конце концов, что он - это он.
Раймон Дево, французский актер
«Весь мир — театр. В нем женщины, мужчины — все актеры». По
глубокому убеждению Шекспира, нам не так-то просто уйти от ро¬
лей, являющихся неотъемлемой частью нас самих. Каждый из нас
втянут в разворачивающуюся драму жизни, сюжет которой, как ока¬
зывается, неотвратимо повторяется.
Принимая театр как метафору психической реальности, я наде¬
юсь избежать стандартной психиатрической и психоаналитической
классификации. Обозначить кого-то как «невротика», «психотика»,
«сексуально извращенного» или «психосоматика» — разве что не
обозвать его; настолько далеко это от адекватного описания того, что
так тонко и сложно — человеческой личности. Обозначение не только
укрепляет иллюзию, что мы сказали нечто, этому человеку вполне
подходящее, но и подразумевает, что все мы прочие — свободны от
психических драм, стоящих за симптомами, к которым относятся эти
термины.
У нас всех есть невротические конфликты, наши маленькие обла¬
сти личного сумасшествия, (по крайней мере, давайте надеяться на
это); все мы подвержены психосоматическим срывам при стрессе; и у
всех бывают извращенные фантазии и невозможные сновидения. Каж¬
дый из нас укрывает в своей внутренней вселенной множество «персо¬
нажей», частей самого себя, которые порой действуют наперекор
друг другу, вызывая конфликты и душевную боль в нашем созна¬
3

ТЕАТР ДУШИ
Иыюзия и правда на психоаналитической сцене
тельном Я. Ведь мы почти не знакомы с этими скрытыми актерами и
их ролями. Хотим мы этого или нет, наши внутренние персонажи
постоянно стремятся на сцену, чтобы сыграть свои трагедии и коме¬
дии. Хотя мы редко берем на себя ответственность за наши тайные
театральные постановки, их постановщики находятся в нашей соб¬
ственной голове. Более того, именно этот внутренний мир с его ре¬
пертуаром определяет большую часть того, что случается с нами во
внешнем мире.
Кто же пишет сценарий пьес? О чем их сюжет? И где они испол¬
няются?
Язык информирует нас, что автора сценария зовут Я. Психоана¬
лиз учит нас, что сценарии были написаны годы назад наивным дет¬
ским Я, боровшимся за выживание во взрослом мире, чья драма так
разительно отличается от детской. Эти психические пьесы могут
исполнятся в театре нашей души или тела, могут разыгрываться во
внешнем мире, иногда захватывая души и тела других людей, а то и
общественные институты, в качестве сцены. Мы также можем пере¬
мещать наши собственные психические драмы с одной сцены на дру¬
гую, когда стресс захлестывает нас. Ведь Я — персонаж весьма мно¬
гогранный. Давайте прислушаемся к пациенту Бену, излагающему
без пропуска все мысли, приходящие ему на ум, как потребовала его
аналитик:
-	Я не знаю, как точно выразить, что я чувствую. (Это Бен-анали-
зируемый, укладывающийся для сессии.)
-	Одно я знаю наверняка, то, что я сыт по горло моей женушкой и
всей ее семейкой. Вышвырнуть бы их всех вон! (Это Беи в возрасте
около трех лет, когда его собственная семья была для него невыно¬
сима.)
-	Я не понимаю, ни как Дженни их выносит, ни зачем навязывает
их мне. (Бен-жертва теперь предъявляет требования на компен¬
сацию в виде сочувствия, но при этом упускает из виду тот факт,
что, кажется, сам выбрал жену, которая воплощает все бескокой-
ные стороны его собственного семейства.)
-	Я на самом деле ее люблю, я бы пропал без нее. Только с тех пор,
как я встретил ее, я узнал истинное счастье. (Это говорит Бен —
муж и любовник,)
4

ПРОЛОГ
ПСИХИЧЕСКИМ ТЕАТР И ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ СЦЕНА
-	Но я все еще думаю, что мог бы сложить чемоданы, да и отпра¬
виться на Борнео на пару месяцев с Энди; мы всегда ладили — и он
тоже устал до тошноты от всего. (Здесь вставляет словечко гомосек¬
суальное подростковое Я Бена.)
-	Черт! До чего я ненавижу своего шурина! Он думает, что пред¬
ставляет собой что-то, только потому, что делает по стольку-то ты¬
сяч в месяц! (Это тоже гомосексуальное Я Бена, но соревнующееся,
которое в детстве было наполнено восхищением и завистью к стар¬
шему брату. А тот у мамин любимчик, «заправлял курятником».)
-	Господи! Где же я во всем этом? (Анализируемый вернулся на
аналитическую сцену и начинает собирать актерский состав.)
Очевидно, что Бен, который хочет вышвырнуть жену и семью из
дома, вовсе не тот Бен, который жену нежно любит, и не тот, кото¬
рый любит Энди и ненавидит шурина. Так который же из них Я?
Свободные ассоциации, существенные для работы анализа, по¬
зволяют нам открыть, как много разных людей внутри нас претен¬
дуют на то, чтобы быть нашим Я. Но трудно расслышать, что говорят
несколько людей, если они говорят одновременно — как они обычно
и делают, говоря в нашем бессознательном. Фактически, Бен выта¬
щил пять любимых сценариев своего Я из архивов сознания в пер¬
вые же несколько минут сессии, как и поступает большинство ана¬
лизируемых, когда могут позволить своим мыслям странствовать
свободно.
Хотя получить разрешение на свободные ассоциации — редкая
возможность, немыслимая в обычной социальной ситуации, многие
пациенты сопротивляются в ответ на приглашение «говорить все»,
даже в рамках терапии. Иногда пациенты относятся к аналитичес¬
ким отношениям, как если бы они были социальными, сторожа и ух¬
ватывая мысли и суждения аналитика. В иное время они боятся встре¬
титься с собственными мыслями и чувствами, столкнувшись с мало¬
знакомыми или неприемлемыми аспектами собственной личности.
Кроме того, некоторые анализируемые боятся утраты контроля,
присущей свободному странствию мысли: они боятся запутаться или
выглядеть безумными. Их умалчивания известны как сопротивле¬
ние аналитиическому или терапевтическому процессу и требуют к
себе уважения до тех пор, пока анализируемый не почувствует себя
5

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
способным принять конфликты и парадоксы, порождающие сопро¬
тивление.
Другой пациент, Джордж, начинает сессию, говоря, что мысли у
него — ерундовые и никому не интересные. Когда аналитик указы¬
вает, что об этом трудно судить, потому что никогда нельзя предска¬
зать, куда наши мысли нас заведут, он неохотно отчитывается, что
спешил выйти из дому, как всегда опаздывая, когда жена, Сью, ок¬
ликнула его.
-	Джордж, ради Бога, не забудь снова про химчистку!
-	О, черт! Неужели ты не можешь сама? Моя контора черт знает,
как далеко от химчистки!
-	О-о! Ты прямо как моя мать. Она всегда была черт знает, как
далеко, когда была мне нужна!
-	А ты — прямо как моя! Вечно просила сделать ее дела за нее.
-	По крайней мере, твоя мать не работала весь день в юридичес¬
кой конторе, и не приходила потом домой готовить и стирать!
Джордж продолжает сессию, говоря, как он всегда восхищался
профессиональными способностями Сью, так непохожей на его мать,
привязанную к дому и гордящуюся этим, но при этом в первый раз он
задумывается, не сыграло ли с ним его мысленное Я злую шутку.
Ему приходит в голову, что он мог выбрать Сью именно потому, что
она во многих отношениях так похожа на его мать. Затем он возму¬
щается, потому что она так плохо делает все по дому. Сессия про¬
должается и личность внутри Джорджа, тайно страдающая по хо¬
зяйственной заместительнице матери, которая организовала бы его
жизнь до совершенства, продолжает оставаться на сцене. Но Джордж
не хочет эту личность знать, пока с удивлением не обнаруживает,
что домашние сцены становятся все тяжелее и случаются все чаще.
Становится ясно, что ему пора бы уже повернуться лицом к двум
конфликтующим частям себя самого и создать для них возможность
диалога, ибо каждой из них есть, что сказать.
В драмах, из которых и состоит человеческая жизнь, мало что
оставлено на волю случая. Все же мы часто предпочитаем верить,
что мы лишь игрушка в руках судьбы и вынуждены без всякой на¬
грады решать задачи, представляющиеся существенно необходимы¬
ми, и выполнять неясные желания, которые мы никак не можем при¬
6

ПРОЛОГ
ПСИХИЧЕСКИМ ТЕАТР И ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ СЦЕНА
знать за свои собственные. Не осознавая тайный выбор, правящий
нашими решениями, мы редко можем дать связный отчет в нашем
выборе партнеров и профессии или объяснить ту смесь успеха и
неудач, к которой может привести любой выбор. Мы не можем уйти
от ролей, которые наши бессознательные Я заставляют нас играть,
часто используя при этом людей из нашей сегодняшней жизни как
реквизит для решения проблем прошлого. Только когда мы пытаем¬
ся воссоздать повседневные сцены на психоаналитических подмост¬
ках, мы часто с ужасом открываем, что находимся в разгаре пред¬
ставления, и все-таки понятия не имеем, о чем же эта пьеса, и кто ее
персонажи.
Кем были мы, когда затеяли дурацкий спор с новым соседом? Мы
с такой силой спрашивали, что он, черт возьми, думает о себе, пар¬
куя машину так, что теперь невозможно выехать на проезжую часть,
что совершенно не обратили внимания на нашу роль в последовав¬
шей дискуссии, которая закончилась ко всеобщему неудовлетворе¬
нию. Ну конечно же, этот вторгшийся пришелец весьма похож на
двоюродного братца Дэйва, который приехал к нам жить, когда ему
было восемь лет, и занял добрую половину нашей детской «проез¬
жей части». Это его заманчивые машинки и солдатики были везде
разбросаны, так что для нас и места не оставалось! Это могло быть 30
лет назад, но Дэйв все еще здесь, среди наших внутренних персона¬
жей, и мы все еще пытаемся включить его в любую похожую житей¬
скую сцену, используя подходящего парня, чтобы он сыграл его роль,
да так, чтобы мы наконец могли сказать ему все, что о нем думаем.
Таким образом, каждое Я из тайного внутреннего театра раз за
разом играет роли из прошлого, используя открытую в детстве тех¬
нику и воспроизводя с жуткой точностью все те же трагедии и коме¬
дии, с той же концовкой и теми же порциями боли и удовольствия.
То, что когда-то было попыткой самоисцеления при столкновении с
душевной болью и конфликтами, теперь стало симптомами, кото¬
рые продуцирует взрослое Я, следуя забытым детским решениям.
Психические сценарии, сложившиеся в результате, можно назвать
неврозами или нарциссическими расстройствами, пагубными при¬
страстиями или извращениями, психозами или психосоматически¬
ми заболеваниями, но они ведут свое происхождение от потребнос¬
ти нашего детского Я защититься от психических страданий.
7

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Давайте взглянем пристальней на эти вытесненные сценарии, от
которых видимым остался лишь след симптомов. Все драмы, траги¬
ческие или комические, раскрывают перед нами борьбу мужчин и
женщин, столкнувшихся с яростными силами инстинктов в мире,
предлагающем мало помощи в разрешении конфликтов. В смятении
любви и ненависти, желая столько же угодить близким и соблаз¬
нить их, сколько наказать их и разрушить, с самого детства мы все
вынуждены искать компромисс с двумя основными гранями внеш¬
ней реальности: Запретным и Невозможным. Они формируют неиз¬
бежные границы, внутри которых и конструируется наша личная
идентичность. С помощью или вопреки помехам «других» — людей,
которые растят нас, и общества, к которому мы принадлежим, каж¬
дый из нас пытается найти решения, которые уложатся в крайности
наших запретных либидинальных устремлений и невыполнимых
нарциссических желаний.
Запретное можно (по определению) исполнить — в принципе.
Например, теоретически возможно совершить инцест или отце¬
убийство. То, что такие деяния считаются невозможными, исходит
из преграды вытеснения, которая делает немыслимыми столь нагру¬
женные виной желания. С другой стороны, истинно Невозможное свя¬
зано с неизбежными нарциссическими ранами, которые наносятся
человеку с самого рождения, начиная с раны разделения неразрывно¬
го единства с матерью. Они гораздо менее доступны вербальному ос¬
мыслению и требуют контр-вложений и компенсаций иного порядка.
Психический репертуар Запретного в невротическом театре
включает бесконечные вариации на эдипальную тему, в ее гомосек¬
суальном и гетеросексуальном измерениях. Вместо наслаждения
правом взрослого на сексуальные и любовные отношения и нормаль¬
ное нарциссическое удовлетворение, которое дает работа и субли¬
мационная деятельность, Я все силы тратит на борьбу за эти права.
Между тем расстроенный ребенок, скрытый внутри взрослого, жер¬
твует удовольствием и удовлетворением в обмен на компромиссное
решение, которое ведет к созданию невротических симптомов и зат¬
руднений. Эти компромиссные решения, выстроенные для защиты
сексуальности или ее удовлетворения кружным путем, скрыты ат¬
мосферой запретов, тревоги и вины.
8

ПРОЛОГ
ПСИХИЧЕСКИМ ТЕАТР И ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ СЦЕНА
Запретное, как подразумевает его этимология, всегда связано с
тем, от чего ребенка отговаривали (ставили вербальные преграды,
вое-трещали). Его репертуар, следовательно, состоит из плотно сгу¬
щенных вербальных текстов, которые повествуют о бурях и прегра¬
дах в одиссее желания. Первые три «сцены из психической жизни»,
приведенные в главе 2, иллюстрируют перемежающиеся силы вле¬
чения к Запретному и отвращения от него. Они сохраняют, в форме
окаменелости, плод детских сексуальных теорий и фантазий. Такие
творения, замечательные по своей судьбе и общему воздействию, на
самом деле — закодированные версии сложных пьес.
По контрасту театр Невозможного раскрывает страдания более
широкого плана, страдания, которые часто болезненно затрудняют
отношения в социуме и на работе, оставляя у каждого из нас чувство
обиды и растерянности. Как можем мы врачевать раны, нанесенные
нашей нарциссической целостности внешней реальностью: невоз¬
можностью быть одним целым с матерью; крушением иллюзии, что
можно управлять мыслями и действиями другого; пониманием, что
мы должны принять свою однополость и не обладаем властью и по¬
ловыми атрибутами обоих родителей; фактом старения и, наконец,
неизбежностью смерти? Большинство из нас умудряются как-то
выстроить шаткие приспособления к этим реалиям, но несомненно,
что в бессознательных фантазиях мы все двуполы, вечно юны, бес¬
смертны и всемогущи.
Если не удается найти приемлемых путей трансформации не¬
возможных желаний в замещаюшие удовлетворения, то в психичес¬
кой структуре может возникнуть серьезный изъян, ведущий к глубо¬
ким нарциссическим нарушениям. Фрагмент анализа пациентки, на¬
званной Анжелой, с которой мы встретимся в главе 10, дает пред¬
ставление об этом аспекте психических расстройств. Если же нар-
циссические защиты и отношения терпят неудачу, то возникает риск
психотической декомпенсации. Пример такого более тяжелого ис¬
хода — особая дезорганизация реальности, называемая бредом. Сце¬
нарий юного будущего убийцы, приведенный в главе 2, — живая
иллюстрация трагедии, присущей данному выражению Театра Не¬
возможного. Мы больше не становимся свидетелями сцен нормаль¬
но-невротической борьбы в защиту своих взрослых прав, или нар¬
циссической борьбы за поддержание чувства собственной ценности
9

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правды на психоаналитической сцене
и личной идентичности. Психотический сюжет вращается вокруг
неослабевающей борьбы за право существовать, против собствен¬
ного глубочайшего убеждения, вселенного интерпретациями детства,
что право на независимую жизнь или даже на само существование
было нежелательно.
Когда занавес поднимается на психотической сцене, у нас создает¬
ся впечатление, что режиссер разрушил декорации и вместо этого
позволяет публике созерцать беспорядок за сценой. В невротических
сценариях реплики персонажей связаны между собой; а здесь исто¬
рия, которую нам рассказывают, ставит нас в тупик. Психотический
сюжет, как и невротическое творение, состоит из слов и идей, но смысл
слов так личным образом изменен, что трудно ухватить их скрытое
значение. Бред, структурированный как сновидение, тем не менее,
живет как неумолимая реальность в создавшем его уме.
К счастью, в схватке с Невозможным большинство из нас имеют в
распоряжении иные театры, нежели театр бреда. Есть и другая сце¬
на, на которой могут найти себе замену многие неисполнимые и зап¬
ретные желания. Эта сцена, находясь между безграничной внутрен¬
ней вселенной и ограничивающим миром внешней реальности, совпа¬
дает с тем, что Винникотт (Winnicott, 1951, 1971) называл «переход¬
ным пространством». Это потенциальное «пространство», по Винни-
котту, — промежуточная область опыта переживаний, лежащая меж¬
ду фантазией и реальностью. Оно включает, наряду со многими дру¬
гими явлениями, место для опыта, получаемого в культуре, и место
для творчества (Ogden, 1985). В пространственно-временном конти¬
нууме этой социальной области, как подчеркивал Винникотт, разыг¬
рывается многое из существенного в человеческой жизни. Для многих
людей, однако, эта промежуточная область опыта болезненно огра¬
ничена и может быть переполнена патологической активностью, та¬
кой, как пагубные пристрастия любого рода. Сценарии Переходного
Театра описаны в главе 3.
Особая форма пагубного пристрастия разыгрывается теми, кто
использует людей, словно наркотики, эксплуатируя их, а не обме¬
ниваясь с ними. Такие пациенты часто раскрывают перед нами тра¬
гическое неверие в свое право на непрямые либидинальные и нар-
циссические сублимации, которые предоставляет Переходный те¬
атр. Не сознавая, что они используют других в качестве замены
10

ПРОЛОГ
ПСИХИЧЕСКИЙ ТЕАТР И ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ СЦЕНА
объектов, недостающих их внутреннему психическому миру, они
боятся аннигиляции, если другие не исполнят их ожиданий. Их сце¬
нарии не являются ни невротическими, ни психотическими творе¬
ниями; они, скорее, заимствуют и тот и другой образ мысли и дей¬
ствий. Эти характерные симптомы трудны для «постановки», по¬
скольку они требуют сотрудничества Я других людей, которые дол¬
жны соглашаться на роли, отведенные им в личном театре субъекта.
Наркотическое использование других как артистов для своего тай¬
ного сценария основано на том, как постулировано субъектом Не¬
возможное, а именно, на условии, что другие существуют только как
часть его самого. В то же время режиссер зависит от потребностей и
желаний других и в этой мере вынужден подчиняться требованиям
Возможного. История Белоснежки, рассказанная в главе 3, — при¬
мер одного из многих способов, которыми мы можем, сами того не
зная, использовать Я другого, чтобы как-то справиться с невыноси¬
мыми чувствами. Выражение ненависти, гнева, вины и никчемности
примысливается другому, и он соответственно наказывается.
И наконец, мы подходим к слабее всего освещенным сценариям,
принадлежащим психическому театру: к сюжетам, персонажи ко¬
торых выходят на сцену в виде глубоких изменений биологического
функционирования тела. В таких пьесах псюхе, кажется, оставила
борьбу, позволив соме ставить свои спектакли, по сути своей бес¬
словесные. Важно отличать психосоматический театр от невроти¬
ческих сценариев истерической природы, в которых тело использу¬
ется символически, а также от тех, которые создаются в психоти¬
ческом театре тела, где ипохондрический бред или настоящие уве¬
чья тела призваны выражать психические темы. В отличие от пси¬
хосоматических драм, они рассказывают истории, и ключевые слова
сюжета могут быть, в конце концов, расшифрованы в ходе аналити¬
ческого процесса.*
Мы должны, следовательно, принимать во внимание природу этих
«историй без слов», составляющих репертуар психосоматического
театра тела. Большинство людей интуитивно признает болезнен-
Театр тела подобного рода подробно обсуждался в другом месте. См. «Plea for a Measure
of Abnormality» (New York: International Universities Press, 1980), («Простим слегка
сумасшедших», главы с 9 по 12). Здесь и далее примечания автора.
11

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ный, и все-таки несущий успокоение факт, что их невротические
творения, их извращенная и наркотичная активность и даже их пси¬
хотическая продукция содержит скрытый смысл и, следовательно,
принадлежит им, тайно желавшим выстоять в жизненных бурях или
нуждавшимся в них. Когда мы подходим ближе к психосоматичес¬
кой продукции псюхе, которая, как кажется с первого взгляда, вовсе
не стоит на стороне жизни, наша уверенность постепенно исчезает.
А причина для необъявленных представлений психосоматической
драмы (ибо мы редко бываем предупреждены о драматичных физи¬
ческих заболеваниях) состоит в том, что разум не имел дела с мно¬
жеством восприятий, ощущений и аффектов, которые в норме на¬
стоятельно потребовали бы психической репрезентации. Они были
радикально отделены от психического осознания, и так произошло
расщепление тело/разум.
В нашей попытке реконструировать туманный сюжет телесного
расстройства, на психоаналитической сцене появляются странные
создания, «тела-вещи», первично эротизированные органы и чув¬
ства, скрывающиеся как сказочные чудовища в кулисах театра со¬
знания. У этих причудливых персонажей всего по несколько слов.
При недостатке текста роли они склонны привлекать к себе внима¬
ние жестами или внезапными физическими проявлениями в виде
слез или дрожи; если они все-таки прибегают к словам, то слова
скорее служат энергетической разрядке, чем потребности нечто со¬
общить. В глубинах любой индивидуальной психики скрывается
много таких архаичных персонажей, и они склонны появляться на
сцене, когда в неисправности весь остальной психический реперту¬
ар. Главы 4 и 8 — попытка концептуализировать эту странную те¬
атральную продукцию, отсоединенную от слов пациента.
Для того, чтобы прийти к согласию с Запретным и Невозможным,
нужен каждый раз процесс оплакивания, причем такой, который
возместил бы то, на что оставлена надежда. Отказ от неисполнимого
желания слияния и всемогущественного контроля над другими при¬
носит следом за собой драгоценное чувство индивидуальной иден¬
тичности. (Оно часто служит надежной защитой от тяжелого нар-
циссического или психотического расстройства.) Понимание, что ты
никогда не будешь двуполым и не будешь сексуально обладать ни
одним из родителей, восполняется даром сексуального желания и
12

ПРОЛОГ
ПСИХИЧЕСКИМ ТЕАТР И ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ СЦЕНА
обещанием вознаграждения в будущем. (Если к такому убеждению
прийти не удается, то индивид остается открыт невротическим про¬
блемам или принужден к гомосексуальным или «неосексуальным»
решениям (главы 11 и 12) ради спасения собственной сексуальнос-
ти.) Конечно, есть возможность психотических решений проблемы
принятия своего биологического пола, таких как выбор транссексу-
ализации своего тела или сотворение бреда наподобие шреберовс-
кого (Freud, 1911а), что твой пол поменял сам Бог. Признание неиз¬
бежности конца жизни придает ей скоротечность и у многих вызы¬
вает желание оставить что-то от себя в продолжающемся потоке
жизни — детей, произведения искусства, какие-то дела. (Неудача в
этой важной сфере может привести к обесцениванию жизни с выте¬
кающей из этого глубокой депрессией, аутичным удалением от мира
других или ростом психосоматической уязвимости.)
Иногда договориться с Запретным и Невозможным не удается из-
за далеко идущего влияния бессознательных проблем родителей, а
также врожденной хрупкости определенных детей. Если внутрен¬
ние драмы родителей влекли их к тому, чтобы использовать своих
детей (телесно или психически) для сведения счетов с прошлым и
починки своего нарциссического образа или ущербных либидиналь-
ных отношений, то маленький мегаломаньяк вряд ли получит по¬
мощь, необходимую, чтобы найти решения для неизбежных травм
человеческой жизни. Ведь это именно родители дают ребенку чув¬
ство его Я, наслаждения своей индивидуальностью, мужественнос¬
тью и женственностью, и право наслаждаться как можно более пол¬
но всеми сторонами взрослой жизни.
Конфликты и персонажи прошлого, как и разные наши собствен¬
ные детские и взрослые Я, — главные элементы, их которых и состо¬
ят наши тайные сценарии. Мы легко можем вообразить задачу Я
нашего сознания, которое должно удовлетворить требования всех
конфликтующих внутренних голосов, претендующих на внимание.
Я постоянно стремится достичь и поддержать в какой-то мере ли-
бидинальное и нарциссическое удовлетворение внешними отноше¬
ниями и деятельностью, и в то же время оно старается придать смысл
своей симптоматической продукции и тем самым обеспечить связ¬
ность и последовательность. Другими словами, наша психика стре¬
мится сохранить иллюзию, что мы действительно знаем, о ком мы
13

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
говорим, когда говорим Я. Этот подвиг требует воображения и изоб¬
ретательности, и поэтому Я постоянно творит. Психический театр
открыт двадцать четыре часа в сутки!
На психоаналитической сцене постепенно являются разные те¬
атры и их разнообразные труппы. По мере того, как анализируемый
начинает доверять интересу аналитика и его способности вместить
противоречивые эмоции любви, ненависти, гнева, тревоги и депрес¬
сии, выходящие на передний план, особенно когда развиваются фан¬
тазии об аналитике и аналитических отношениях, Я начинает рас¬
крывать различные психические театры, в которых разыгрываются
конфликты. Это также позволяет аналитику и пациенту узнать внут¬
ренние персонажи. Среди толпы появляются многие аспекты само¬
сти, одни идеализированные, другие не признанные сознательным
взрослым Я. Столь же амбивалентные измерения людей из прошло¬
го тоже занимают свои места в аналитическом дискурсе, так что ста¬
новится возможным понять и их значение.
По мере продолжения анализа показываются уязвленные и пе¬
чальные стороны детства, наряду с радостными и иррациональны¬
ми. Многие из них долгие годы оставались за кулисами. Все они тол¬
каются, чтобы их услышали, поняли, возможно, поаплодировали им.
Люди из нынешнего дня присоединяются к этой толпе, и каждый из
них тоже предстает в разном свете; позитивные и негативные к ним
чувства создают временную путаницу, пока анализируемый не уви¬
дит, что здесь затронуты и его две важнейшие части. Из прошлого
должны прийти главные фигуры детства — родители, как в их лю¬
бимом и любящем измерении, так и их устрашающие и ненавистные
образы. Появляются и сиблинги, как желанная и нежеланная части
семейной констелляции. Другие члены семьи, простираясь на не¬
сколько поколений вглубь времен, приходят играть свои роли в че¬
ловеческой драме каждого субъекта. Сценарии этих интернализо-
ванных персонажей вспоминаются или реконструируются в ходе
анализа. Между тем продюсеры и режиссеры должны найти смысл
своего места в семейной истории, в надежде, что прежде чем они оста¬
вят психоаналитическую сцену, они узнают, кто же они, и что собой
представляли для своих родителей. Оптимально, чтобы анализируе¬
мые познакомились и с целями своей личной жизни, и с причинами
прошлых неудач в достижении этих целей.
14

ПРОЛОГ
ПСИХИЧЕСКИМ ТЕАТР И ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ СЦЕНА
Приобретая психоаналитический опыт, пациенты слышат в сво¬
их собственных свободных ассоциациях забытые голоса прошлого и
пропавшие страхи и фантазии детства. Таким образом, создается
новая сцена, на которой предстоит сыграть разворачивающуюся
драму жития. Только что приобретенный опыт позволяет анализи¬
руемому вступить в диалог с фигурами из прошлого. Нити дискур¬
са, резко разорванные в детстве, теперь могут быть вновь соедине¬
ны и протянуты в настоящее и будущее.
По мере того как продолжается аналитическое приключение, все
классические персонажи человеческой комедии занимают свои ме¬
ста на аналитической сцене. Разные грани отца, в одну минуту идеа¬
лизируемого, а в другую — презираемого, в одной сцене — соблаз¬
нителя, в другой — кастратора, сперва противоречат друг другу в
серии приводящих в растерянность воспоминаний и фантазий, кон¬
фликтующих между собой. На той же самой сцене возвращаются к
жизни сложные образы матери, рассыпанные, как и отцовские, на
множество разных матерей: восхитительную и пожирающую, все¬
знающую и всемогущую, соблазняющую и отвергающую, раздаю¬
щую и отбирающую сказочные дары. К тому же каждое Я раскрыва¬
ет неведомые грани самого себя: маленький Эдип, невротик и извра¬
щенец, мучимый неизбежным чувством вины, пойманный в лаби¬
ринт Запретного; Нарцисс, еще моложе, залитый слезами стыда и
неадекватности, сражающийся с Невозможным.
Аналитическая сцена, таким образом, позволяет лучше познако¬
миться со своими инфантильными и взрослыми Я. Между тем ана¬
литик ставится в положение каждого из людей, составляющих внут¬
ренний мир пациента. Необходимо, чтобы и аналитик тоже был в
состоянии выносить интенсивность аналитических отношений, в их
любящем и ненавидящем измерении, поскольку и аналитики тоже
подвергаются риску, что их собственные внутренние персонажи и
тайные сценарии могут по неосторожности попасть на сцену, где
разворачивается приключение анализируемого, и тем самым иска¬
зить аналитический дискурс.
При оптимальных условиях психоаналитическое приключение
позволяет каждому Я выдвинуть своих собственных доктора Дже-
кила и мистера Хайда, собственных Фауста и Мефистофеля, отщеп¬
ленные, но жизненно необходимые части любой самости. Таким об¬
15

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
разом любовь и ненависть могут примириться, позволяя субъекту
наконец подписать мирный договор в многолетней молчаливой вой¬
не, которая иначе могла бы привести к истощению и смерти. Други¬
ми словами, в поисках своего вербального выражения, многие Я вме¬
щаются в официальное Я пациента, услышав друг друга. Открывая
свои парадоксы и противоречия, они могут с этих пор принять свою
связную идентичность и их совместное предприятие. Аналитичес¬
кий дискурс, придавая новый смысл прошлому, позволяет многим
пациентам возобновить обладание своими заброшенными потенци¬
ями, расширить свою способность думать и чувствовать, и исследо¬
вать такие чувства и мысли без страха.
Мы можем, наконец, подвергнуть сомнению достоверность ре¬
конструированных текстов и воскрешенных персонажей, появляю¬
щихся из разных театров сознания, разыгрывающихся на аналити¬
ческой сцене. Такие «правды» диалектическим путем конструиру¬
ются из воспоминаний и фантазии, и представляют внутренний мир,
в котором Я каждого участника находит больше пространства, в ко¬
торое можно переместиться, создав смысл на месте прежней бес¬
смыслицы. Избавленный от роли злополучной жертвы неподконт¬
рольного настоящего и неизменного прошлого, анализируемый боль¬
ше не обречен повторять старые сценарии, страдать все от тех же
неудач, и встречать каждый новый вызов со знакомой старой трево¬
гой или отчаянием. «Правда» — подтверждение актуального и при¬
знание места человека в человеческом, сексуальном и социальном
порядке; это признание как своих сильных сторон и неудач, так и сил
и слабостей других — людей из прошлого и людей из настоящего.
Для многих психотерапевтический опыт — единственный путь уйти
от компульсивности стародавних сценариев, приносящих только
боль и разочарование при каждой постановке.
Множество людей находится в постоянном конфликте с инстинк¬
тивной природой, и в то же время силится понять желания и конф¬
ликты других. Таким образом, многие находят решения, не требую¬
щие анализа. Они используют свой психический театр так, чтобы
адекватно взаимодействовать с неизбежными конфликтами про¬
шлого, создавая целительные драмы и действия, вознаграждающие
отношения, сильную и длительную любовь, а иногда — сублимаци¬
16

ПРОЛОГ
ПСИХИЧЕСКИМ ТЕАТР И ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ СЦЕНА
онные творения искусства, которые приносят столько же радости
творцу, сколько и тем, кто им внимает. Эти люди уже знают, что,
несмотря на страдания, жизнь — творческое и непрестанное при¬
ключение во все времена. С другой стороны, те, кто обездвижил и
обеззвучил многие из сюжетов и многих актеров своего внутреннего
театра, не позволяя им иных действий, кроме как стучать молотком в
стены сознания, могут узнать цену словам Сартра (Sartre, 1965; 37):
«Хотите, чтобы ваши персонажи жили — освободите их!»
17

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
I
Статические и экстатические состояния:
размышления над психоаналитическим
процессом
ШАГ НА ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКУЮ СЦЕНУ
Сценарии написаны на неведомом языке; диалоги неслышны, иног¬
да сведены к одной мимике; персонажи пока безымянны. Таким обра¬
зом, психические драмы театра Я ждут постановки на аналитической
сцене. В надежде обрести смысл и облегчить боль, два человека всту¬
пают на эту сцену, чтобы оживить драму в качестве психической ре¬
альности. У анализируемого есть лишь слабые воспоминания о сцена¬
рии, чувство, что он уже был тут раньше, но — никакой особой идеи об
обстановке, персонажах или действиях, с которыми придется столк¬
нуться. Аналитик уже знает по долгим годам личного анализа, что от¬
кроет анализируемый: что мы будем натыкаться на эти сцены и людей,
иногда в крайнем удивлении, иногда с чувством, что нашелся недоста¬
ющий кусочек головоломки, а иногда с решимостью дослушать конец
истории или взглянуть на сцены, которые когда-то казались невыно¬
симо страшными.
Анализируемые, делающие первые неуверенные шаги по этой
внутренней сцене, делают их крайне осторожно. Они подозритель¬
ны насчет этого неизвестного гида, аналитика. В один момент они
верят, что аналитик уже знает все сценарии, ожидающие постанов¬
ки; в другой момент они беспокоятся, что аналитик не обеспечит им
поддержку, если драма станет слишком странной или пугающей. И
на самом деле, внутренний мир населен причудливо и противоре¬
чиво. Психические сцены и их персонажи выдают себя через неожи¬
данные странные ассоциации, фантазии, оговорки, сновидения, та¬
ким образом проскальзывая через сознательное использование речи.
Но именно эти бессознательные откровения часто позволяют ана¬
литику мельком увидеть то, что анализируемый, с запинками, хо¬
чет поставить на сцене.
18

ГЛАВА 1
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКСТАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ:
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ
Послушаем пациентку, говорящую о близкой подруге, которая
только что потеряла своего единственного сына. В разгар рыданий
она неожиданно думает о собственном младшем, горячо любимом
брате. Она начинает беспокоиться о его здоровье и о том, что она
мало интересовалась им. «Все эти его проблемы с желудком... Гос¬
поди, я надеюсь, что он не умрет от рака желудка, как папочка!» Она
опять плачет, на этот раз в предчувствии смерти брата, говоря мне,
как она его любит и помнит то замечательное время, когда они были
детьми.
В этот момент два человека в моей пациентке хотят пройти на
сцену. Один — очень маленькая девочка из прошлого, которая в со¬
стоянии невыразимого горя хочет смерти этому незваному пришель¬
цу в их семье. Радость, с которой встречают долгожданного сына,
серьезно ударила по ее чувству идентичности, возбудив сомнения в
своей женственности и в том, любят ли ее по-прежнему. Другой —
взрослая женщина, которая искренне любит своего брата и восхи¬
щается им. Но говорит в этот момент только взрослая женщина, хотя
маленькая девочка в ней умоляет позволить ей произнести свой текст
и выразить свои чувства. Но взрослое сознательное Я не может до¬
пустить, чтобы в нем когда-либо скрывалось чувство ненависти к
брату, потому что пациентка еще не поняла, что даже в детстве лю¬
бовь в ней всегда побеждала ненависть. Единственный намек на гря¬
дущую сцену — пациентка безотчетно тревожится и удивляется,
что же это она все не пишет любимому брату. Еще не пришло то
время, когда робкая, но любящая взрослая в ней вступит в диалог с
маленькой убийцей, которая тоже живет в ее внутреннем мире. Толь¬
ко аналитику известно, что женщина ненавидит эту девочку, и что
драма будет включать понимание и, в конце концов, любовь к ней и
прощение.
Театр как метафора психической реальности обязан знаменитой
пациентке Брейера, Анне О., чье лечение дало Фрейду множество
его первых блестящих озарений относительно работы бессознатель¬
ного. К счастью для науки, Анна О. не реагировала на гипноз, кото¬
рым Брейер сперва пытался ее лечить. В некотором смысле это она
учила психиатра, как проводить ее лечение. Рассказывая Брейеру о
своих беспрестанных фантазиях и прочих свободных ассоциациях,
она ссылалась в своих сообщениях на «свой личный театр». Обнару¬
19

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
жив, что многие из ее тяжелых истерических симптомов (глухота,
нарушения зрения и мышечные параличи) исчезли после того, как
были, по выражению Брейера, «выговорены», Анна О. окрестила этот
доселе неслыханный метод «лечением разговором». В иных случаях,
поскольку лечение разговором, казалось, освобождало ее от множе¬
ства мыслей и чувств, загромождавших ее сознание, она называла
его «прочисткой дымохода» (Breuer &Freud, 1895).
Я прилагаю метафору театра не только к внутренней психичес¬
кой реальности, но и к самому психоаналитическому процессу. Здесь
я в долгу перед клиническим гением Мелани Кляйн. Я хорошо по¬
мню, какой горизонт открылся передо мной, когда я впервые прочла
ее фундаментальный труд, «Психоанализ детей» (Melanie Klein, 1932).
Она была первым психоаналитиком, признавшим глубокое симво¬
лическое значение детской игры (которая, на самом деле, для созна¬
ния ребенка и не игра, а работа или «проработка» проблем его жиз¬
ни) и из этого пришедшим к идее, что анализ детей можно проводить
с использованием игрушек, представляющих собой разных людей и
животных. Она увидела, что игры дают инсайт о структуре бессоз¬
нательного ребенка. Кляйн утверждала, что «свободная» игра (кото¬
рая, фактически, не более «свободна», чем также обозначенные ас¬
социации взрослого анализа) выполняет те же самые функции, что
и вербальная коммуникация в психоаналитической работе со взрос¬
лыми. В связи с этим отчетливо вспоминается игровая сцена, создан¬
ная маленьким пациентом Кляйн, Петером. Ему в три с половиной
года, сказали, что у него новый братик, и его зовут Фриц. Вспоминая
это, он на разные лады стукал друг о друга двух лошадок. Аналитик
заметила, что это заставляет ее подумать о двух стукающих друг
друга людях, на что Петер ответил: «Нет, это нехорошо», но добавил,
что они, скорее, играют так, и что «лошади тоже так играли, а теперь
будут спать». Как можно подозревать, такое мирное решение пер¬
вичной сцены, результатом которой мог быть маленький Фриц, не
совсем нравилось Петеру. Поэтому нас не удивит, что, продолжая
свою игру, он полностью покрыл лошадей маленькими кирпичика¬
ми и гордо заявил: «А теперь они совсем мертвые; я их похоронил».
Эта игра была приемлемым решением для несомненно переполня¬
ющих его, но недопускаемых чувств боли и нарциссической умерщ-
вленности.
20

ГЛАВА 1
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКСТАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ:
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ
В психоанализе больших детей, которых мы и сами называем
взрослыми, тоже открывается игровой аспект, измерение «как буд¬
то», «предположим, что...» или «я просто играю в...». Эта психоана¬
литическая работа сдвигается затем на сцену, на которой все внут¬
ренние персонажи, удаленные из сознательных воспоминаний, мо¬
гут снова вернуться к жизни. В этой первой главе я надеюсь дать
некоторое представление о том, что происходит в голове у аналити¬
ка, когда он вслушивается в ассоциации и метафоры, во внезапное
молчание и оговорки пациента, когда он идентифицируется с на¬
строениями и чувствами, возникающими с каждой новой темой. Про¬
цесс высказывания и проработки, который развивается в свободных
ассоциациях у каждого пациента, индуцирует параллельный про¬
цесс «свободного теоретизирования» в голове у аналитика
(Castoriadis-Aulagner, 1975), который пытается возбудить и органи¬
зовать продуцирование аналитического материала, составляющее
«тело» каждой сессии. В моей собственной аналитической работе я
осознаю, что мои свободно парящие гипотезы, рожденные из психи¬
ческой реальности как моей, так и пациента, медленно ведут меня к
пониманию тех уникальных отношений, которые устанавливает со
мной каждый анализируемый, и я — с каждым из анализируемых. Я
пытаюсь предугадать различные аспекты отдельных отношений,
зная, что изменения в аффективном опыте принесут многие транс¬
формации и много полных преображений. Я прихожу к пониманию,
кто я для пациента в каждый момент времени; ведь у него во внутрен¬
ней вселенной есть разные матери и разные отцы, помимо множества
других «отщепленных» персонажей из прошлого. Со временем я на¬
чинаю еще и представлять собой каждый из личных идеалов пациен¬
та, а также воплощать все то, что помешало их осуществлению, и то,
что стало камнем преткновения на пути к восприятию жизни как вос¬
хитительного, хотя и сложного, часто приносящего разочарования,
приключения.
«РАБОТА» ПСИХОАНАЛИЗА
Медленный процесс реконструкции запрятанных в архивах со¬
знания психических сценариев и узнавания персонажей, играющих
21

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
в них главные роли, носит в психоаналитической теории определен¬
ное имя. Он называется психической (психологической) работой или
переработкой. Фрейд часто говорил о работе (Arbeit), выполняе¬
мой психикой: это работа сновидения (Traumarbeit), работа скор¬
би (Trauerarbeit), психическая выработка (psychische Verarbeitung)
и проработка (Durcharbeitung). Особенно нас будут интересовать
два последних термина. Лапланш и Понталис в своей авторитетной
работе «Язык психоанализа» (Laplanche & Pontalis, 1973) ясно раз¬
граничили эти две формы психической работы (переработки) — пси¬
хическую выработку и проработку. Выработка относится к психи¬
ческому аппарату, концепции его функционирования и к внутри-
психической работе. О проработке говорят более специфично, в свя¬
зи с работой психики в психотерапевтическом процессе и кропот¬
ливым истолкованием, входящим в курс психоаналитического ле¬
чения. Лапланш и Понталис подчеркивают очевидную аналогию в
применении метафоры «работы» к обоим понятиям. К этому я бы
добавила, что психической выработке и проработке со стороны ана¬
лизируемого есть соответствие со стороны аналитика, так как и ана¬
литик тоже работает над всем тем, что происходит между ним и его
пациентом.
Анализируемые выполняют поистине сложную задачу. Им пред¬
лагается «говорить все», что приходит в голову, и в то же время
«ничего не делать». Это значит, что им не позволено действовать под
влиянием приходящих на ум ассоциаций и пробудившихся эмоций,
а вместо этого они должны их переработать в слова и работать над
ними как идеями, которые должно исследовать. О труде, которого
требует такая необычная задача, можно думать как о требованиях,
которые бессознательная, инстинктивная самость ставит перед пси¬
хическим аппаратом. Этим влечениям и их неизбежным конфлик¬
там необходимо найти свое вербальное выражение. Я должно про¬
изнести свой текст. Однажды сообщенный, он может быть прорабо¬
тан и переосмыслен. Аналитики, пытаясь как можно глубже иден¬
тифицироваться с внутренними конфликтами своих анализируемых,
должны также бдительно относиться к нашептываниям собствен¬
ных инстинктов и конфликтов, так как их внутренний театр никак не
менее сложен и динамичен, чем театр пациентов. Аналитики посто¬
янно вовлечены в психологический процесс выработки личностных
22

ГЛАВА 1
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКСТАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ:
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ
желаний и напряжений в ходе лечения и, следовательно, они посто¬
янно должны использовать свою способность к самоанализу, чтобы
продолжать переработку. Чтобы ухватить суть происходящего в со¬
знании своих анализируемых, они должны также обдумывать (про¬
рабатывать) мысли, чувства и фантазии, расшевеливаемые в них
аналитическими сообщениями их пациентов. История случая Ка¬
рен, обсуждаемая далее в этой главе, позволяет бросить взгляд на
этот процесс.
Работа аналитика не кончается с окончанием сессии. В моей соб¬
ственной практике возможный смысл сновидения пациента, стран¬
ной болезни или внезапного несчастья всегда открывается мне вне¬
запно, когда я меньше всего этого жду, когда я совсем «не на работе».
Это открытие часто обнаруживает и мои собственные несоответ¬
ствия, неожиданные чувства и странные ассоциации на слова моих
пациентов. Начинаешь это обдумывать, и обычно возникает больше
новых вопросов, чем ответов. Ход мыслей при этом отличается от
того, во что вовлечен аналитик, когда позволяет своим мыслям и чув¬
ствам свободно парить вместе с чувствами и мыслями пациента. Раз¬
мышления «вне кабинета» направлены на привнесение порядка в
хаос человеческой психики, на поиск в глубине начинающихся дви¬
жений (ощутимых в каждом анализе) дальнейших прозрений в суть
загадочной природы творческого процесса, производящего психи¬
ческие изменения. Такой род размышлений, хотя и может иногда
приводить к интерпретациям в ходе данного анализа, гораздо чаще
приводит к сомнениям в самих классических психоаналитических
концепциях, скажем, расширяя или сужая их применимость, или к
поиску новых гипотез и закладыванию основ того, что может стать
новыми концепциями. А уж затем они должны быть интегрированы
в существующую доктрину, или же должна быть доказана их спо¬
собность объяснять нам больше, если они направлены на замену пре¬
жних метапсихологических концепций.
У аналитиков, таким образом, есть два образа мышления о своей
работе — клинический и теоретический. Что между ними есть об¬
щего, и каковы их различия?
С одной стороны, эти два рода деятельности, клиническую пере¬
работку и теоретическая переработку, можно считать несовмести¬
мыми. Клиническая переработка включает в себя специфический
23

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
способ выслушивания и попытки проникнуться личным жизненным
опытом пациента. Аналитик волен думать и фантазировать об ана¬
литических сообщениях анализируемого. Озабоченность теорией
может только затемнить то, что аналитик пытается различить в
подтексте аналитического дискурса каждого пациента. Хотя и по¬
лученные нами знания, и знания, которые нам еще предстоит полу¬
чить от разных теоретиков, неизмеримо расширяют то, что мы слы¬
шим, эти знания обогащают нашу клиническую работу только в той
мере, в какой теории стали неотъемлемой частью нашего собствен¬
ного аналитического опыта: не только опыта личного анализа и под¬
тверждений, которые приносит клиническая практика, но и посто¬
янного самоанализа, в который должны быть вовлечены все анали¬
тики. Без обогащенности самопознанием теория, скорее, мешает, чем
помогает тому, что мы слышим. Она может блокировать появление
новых гипотез о психической реальности каждого из наших пациен¬
тов и о наших особых на них реакциях. А случись это, два психичес¬
ких театра, аналитика и анализируемого, могут войти в противоре¬
чие, вместо того, чтобы друг друга дополнять.
Многие замечательные клиницисты, глубоко проникающие в мир
своих пациентов, не имеют особого желания «писать психоанализ»
(Smirnoff, 1977). Для тех же, кто пишет, деятельность по письменно¬
му изложению наших мыслей и чувств, связанных с работой, может
быть побегом от разделенного одиночества аналитической пары, зам¬
кнутой в стенах консультационного кабинета. Более того, именно этот
род письменного творчества помогает нам справляться с особым на¬
пряжением аналитической работы. Это напряжение возникает от
всего того, что нам неведомо, а возможно, и непостижимо в челове¬
ческой душе, от неизбежных ограничений психоанализа, который
может лишь облегчить определенные формы человеческих страда¬
ний, и не более того, и от частых неудач добиться хотя бы этого. Что¬
бы пролить свет на важное различие клинической и теоретической
формы психической переработки и на связи между ними, я кратко
остановлюсь на первоначальной фрейдовской концепции психичес¬
кого мира и затем приведу пример из собственной клинической прак¬
тики, чтобы проиллюстрировать путем письменного аналитическо¬
го изложения, каким образом клиническая переработка может быть
трансформирована в теоретическую.
24

ГЛАВА 1
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКСТАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ:
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ
В центре концепции психической переработки, выражена ли она
в выработке или проработке, находится понятие работы: неотвра¬
тимая обязанность трудиться, навязанная инстинктивной человечес¬
кой природе, и столь же безоговорочное требование в аналитичес¬
кой ситуации — прорабатывать мысли и фантазии, подсказанные
инстинктивными влечениями. Каждое аналитическое открытие не¬
избежно встречает сопротивление, которое требует дальнейшей
психической работы, ради новых глубинных озарений о собственной
жизни. В этой главе я использую термин переработка в более об¬
щем смысле, как включающий и спонтанное функционирование со¬
знания, и повторение и проработку аналитических находок. Моя глав¬
ная задача — исследовать необходимость психической работы, на¬
вязанной нам влечениями, конфликтами и порождаемыми ими внут¬
ренними драмами.
СТАТИЧЕСКОЕ И ЭКС-СТАТИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЯ
В концепции Фрейда работа сознания всегда была связана с по¬
нятием неудовольствия, душевной боли и того, что он назвал либи-
дипальпый стазис, застойное или статическое состояние, которое,
как он считал, ответственно за формирование невротических или
психотических симптомов. Он не настаивал, что такой застой — един¬
ственная причина психического страдания, и не считал, что менталь¬
ный застой не имеет других последствий, кроме патогенных. Факти¬
чески, во фрейдистской теории либидинальное напряжение может
найти выражение также и в сублимации, и в открытии объектов и
видов деятельности, приносящих удовлетворение личности, чья пси¬
хическая структура допускает такое развитие. Другими словами, по¬
скольку существует бесконечное число способов, которыми люди мо¬
гут разрешать, избегать, трансформировать или как-то иначе посту¬
пать с напряжением и душевной болью, то облегчение статического
либидинального состояния и исчезновение состояния неудовольствия
зависят от того, в каком направлении будет трудиться душа.
Чтобы сохранить вкус метафоры Фрейда о застое, я выбрала тер¬
мины статический и экс-статический для описания состояний со¬
25

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правды на психоаналитической сцене
знания, в которых происходят работа формирования симптома и его
психическая переработка. Экс-статическое состояние — то, которое
кладет конец прежнему статическому состоянию или застывшему
состоянию душевной боли. Природа «экстаза» может простираться
от физической сферы до ментальной, и от патологии до сублимации.
Главная цель работы сознания, конечно, сохранение либидинально-
го гомеостаза в объектно ориентированном и в нарциссическом (на¬
правленном на себя)измерении.
Шарко (Charchot, 1888) первым использовал термин «психичес¬
кая переработка» (elaboration psychique), из которого Фрейд и Брей-
ер извлекли свой первый теоретический посыл в исследовании пси¬
хического функционирования. Но, в противоположность Шарко, ко¬
торый был уверен, что психическая работа является причиной пси¬
хологических симптомов, Фрейд и Брейер предположили, что сим¬
птом сохраняется из-за отсутствия психической работы. Эти две
позиции не кажутся мне взаимоисключающими. Та психическая ра¬
бота в концепции Шарко, которая может породить (в сегодняшней
терминологии) невротические или психотические симптомы, или
перверзию, или расстройство характера, — это примитивное тво¬
рение или работа детской психики в попытке избежать душевной
боли и/или придать смысл несовместимым родительским сообще¬
ниям. Такие ранние детские изобретения могут раз и навсегда зак¬
рыть дверь для любой дальнейшей переработки подобных попыток
самолечения и, следовательно, превратиться у взрослого в полно¬
весный невроз или психоз. Эта преждевременно закрытая в детстве
дверь не позволяет личности найти более адекватные средства
справляться со сложностями взрослой жизни. Таким образом, в кон¬
цепции Фрейда-Брейера выражена надежда, что психотерапевти¬
ческая работа даст движение новой психической переработке и при¬
ведет к облегчению симптомов и открытию более удовлетворитель¬
ной либидинальной и сублиматорной деятельности.
Я предполагаю, что статические состояния сознания, порождаю¬
щие неврозы и психозы, могут иметь альтернативный исход. Подоб¬
ный застой вполне может существовать, и все же не оставить пси¬
хических следов своего существования, если, вследствие радикаль¬
ного расщепления психики и сомы, психика не регистрирует душев¬
26

ГЛАВА 1
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКСТАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ:
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ
ную боль или конфликт. Когда это происходит, у личности нет пси¬
хических репрезентаций болезненного аффекта, и ее Я не выраба¬
тывает защитных решений. Другими словами, признаков психичес¬
кой работы нет, и соме предоставлено одной справляться с сомати¬
ческим полюсом аффекта. Определенные люди и вовсе ничего не зна¬
ют о своем внутреннем или внешнем стрессе и сопутствующем ему
напряжении, и совершенно глухи к необходимости психической пе¬
реработки своих проблем. Например, у одной моей пациентки, не
осознававшей своей глубокой эмоциональной зависимости от своей
дочери, первый приступ язвенного колита случился, когда дочь уеха¬
ла из дома учиться, а второй, который чуть не стоил ей жизни, когда
дочь вышла замуж и уехала за границу. Такой раскол души и тела
всегда влечет за собой риск все большей психосоматической уязви¬
мости, по мере того, как тело, в соответствии со своим неотъемле¬
мым функционированием, пытается найти решения для неведомого
стресса, относящегося к проблемам, по сути фундаментально психо¬
логическим. (Вопросы психосоматики более подробно обсуждаются
/ в главах с 4 по 8.)
Застой может постичь как анализируемого, так и аналитика. Вся¬
кий раз, когда аналитики не могут понять психическую работу, по¬
родившую невротические, пограничные, перверзные или нарцисси-
ческие симптомы, или же то странное отсутствие психической пе¬
реработки, которое склонно вызывать психосоматические симпто¬
мы, большинство из них при этом осознает, что внутри них самих
наступил застой либидинально-нарциссических вложений, которые
и порождают интерес к работе и удовольствие от нее. Если мы раз за
разом видим, что психоаналитический процесс остановился, а то и
полностью застрял, то это вызывает чувство застоя. Чувство, что мы
больше не функционируем аналитически, неприятно, и часто под¬
талкивает аналитика к размышлениям теоретического порядка. Они,
в свою очередь, часто ведут к экс-статическому решению в форме
обсуждений с коллегами, лекций, симпозиумов или создания анали¬
тических статей. И в этой особой области аналитической деятельно¬
сти тоже можно наблюдать те же самые психические факторы вы¬
работки и проработки.
27

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ИСТОРИЯ КАРЕН
Следующий фрагмент анализа иллюстрирует эту ситуацию. Па¬
циентка дала мне много пищи для размышлений, ибо результатом ее
многообразных форм психической переработки было создание не толь¬
ко успешных сублимаций, но и затруднений в работе, осложнений в
сексуальной жизни и психосоматических симптомов. Ее аналитичес¬
кий дискурс возбудил у меня столь же активное любопытство и сти¬
мулировал мое собственное желание заняться психической работой.
Однако осложнения, представленные ею, привели к такому застою в
моем понимании ее, что я наш!сала в конце концов мою первую пси¬
хоаналитическую статью, «Гомосексуальность у женщин» (McDougall,
1964). Хотя я смогла исследовать и понять многие из трудностей па¬
циентки через параллельное углубление в свою собственную психи¬
ческую реальность, все же в конце ее анализа ряд важных теорети¬
ческих вопросов остался без ответа. Некоторые из них много лет спу¬
стя привели меня к теоретическим концепциям, когда я в схожей си¬
туации вновь очутилась в трясине непонимания.
Впервые Карен обратилась за аналитической помощью двадцать
два года назад, из-за серьезных затруднений в работе. Она была сце¬
ническим исполнителем и испытала состояние неподконтрольной
паники на сцене. Неожиданное психологическое расстройство очень
скоро привело ее профессиональную деятельность на грань краха.
Она умудрялась время от времени продолжать выступления, но ста¬
ло страдать качество ее работы. Карен была очень тоненькой, по-маль¬
чишески неловкой, и одетой более чем небрежно. В ней было что-то
агрессивное. Однако когда она говорила, ее лицо оживлялось, стано¬
вилось выразительным и почти красивым; от нее исходило ощуще¬
ние трагедии, смешанное со страстной привязанностью к жизни.
Карен спонтанно рассказала о своей жизни следующее. Ее роди¬
тели были культурными людьми, достигшими значительного соци¬
ального успеха (голос Карен при этом сообщении звучал несколько
издевательски). Мать была всецело предана своим детям; отец, па¬
рижский врач, постоянно пропадал на работе. «Мы не очень-то час¬
то видели папочку и никак не могли отделаться от мамочки». У Ка¬
рен была сестра — идентичный близнец (я буду называть ее Кати) и
28

ГЛАВА 1
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКСТАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ:
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ
еще две младшие сестры. Карен жила одна в маленькой студии, и
друзей у нее было очень мало. Большую часть времени она посвя¬
щала своим профессиональным интересам.
Согласно записям, которые я сделала после нашей первой встре¬
чи, я задала только один прямой вопрос — случалось ли ей пере¬
жить паническую тревогу где-либо еще помимо сцены? Моя паци¬
ентка ответила, что иногда ее охватывала паника на улице, но она не
может сказать толком, что же именно вызывает ее страх. Еще она
упомянула, что часто страдает от экземы. Моей первой свободно па¬
рящей гипотезой было, что у Карен тяжелый фобийный симптом,
возможно из-за расстройства ее профессиональной жизни, представ¬
ляющего собой утрату важной сублимационной деятельности. Я
предположила, что этот срыв мог быть и результатом бессознатель¬
ных эксгибиционистских желаний, грозивших ускользнуть из-под
вытеснения. Я подумала, нет ли в ее экземе еще и скрытого эксгиби¬
ционистского значения, связанного с запретными инфантильными
сексуальными желаниями, но в то время я не могла концептуализи¬
ровать сложные взаимоотношения истерофобийных конструкций и
психосоматических симптомов. (Они будут описаны подробнее в гла¬
вах 4 и 5.)
Две недели спустя Карен начала свой анализ. К моему удивле¬
нию, она буквально бросилась на кушетку, прыгнув прямо на нее
издалека. (Такой метод выхода на «аналитическую сцену», о кото¬
ром можно думать в рамках контрфобийного поведения, и направ¬
ленный на то, чтобы помочь ей «перепрыгнуть» через фобийные
тревоги, продолжался год, пока однажды кушетка не рухнула под
ударом. Только тут мои попытки интерпретировать смысл этого
любопытного отыгрывания начали иметь воздействие.) В тот пер¬
вый раз, упав, как ручная граната, на мою кушетку, она взорвалась
слезами. Ее рыдания продолжались все 45 минут сессии. Я чувство¬
вала себя неловко, и не зная, что сказать, кроме вопросительных
междометий, помалкивала.
Вторую сессию, на следующий день, Карен начала со слов: «Надо
мне было идти на анализ к мужчине, потому что тогда это ничего бы
не значило. И не было бы этой ужасной боли и чувства, что непонят¬
но, куда идти. Меня никогда не интересовал ни один мужчина. Вся
любовь, все сексуальные желания, всегда были только к женщинам».
29

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Я упрекнула себя, что ничего не спросила Карен о ее сексуальной
жизни; каким-то образом я даже и себя не спросила, почему она не
затрагивает эту сферу жизни на наших предварительных интер¬
вью. (Позже она сказала мне, что если бы я хоть как-то стала спра¬
шивать о ее сексуальности, она бы никогда больше не пришла.) Во
время этой сессии я стала пересматривать все свои свободно паря¬
щие идеи о внутренней борьбе Карен с жизнью, о борьбе, где отец
почти отсутствовал, а чересчур присутствующую мать надо было
делить с сестрой-близнецом, о срыве сублимации, невротической
симптоматике, психосоматических проявлениях и нарушении сек¬
суальной идентичности. Первый возникший у меня вопрос был о том,
насколько само по себе переживание, что ты близнец, может быть
потенциально травматично. Возможно в нем есть риск нарушения
сексуальной, а также субъективной идентичности? Я представила
себе, как, увидев себя в зеркале впервые, Карен могла воскликнуть:
«Смотрите, Кати!» Я наивно считала, что Кати тоже гомосексуаль¬
на, хотя никаких подтверждений у меня не было, потому что в пер¬
вые месяцы своего анализа Карен очень мало говорила о своей сест¬
ре. Однако она часто говорила о своих любовницах и о том, как плохо
кончались отношения с ними, так что каждый раз она оставалась в
отчаянии.
Много сессий она потратила и на тревогу, связанную с публичны¬
ми выступлениями. Этот симптом приносил столько же страдания,
сколько и постоянные неудачи в любви. Я тщетно искала какую-то
связь между этими двумя источниками мучений. Конечно, в каждом
случае очевидно было страдание из-за нарциссических ран, но нечто
более глубокое нужно было понять в повторяемости неудач Карен
как в ее профессиональной, так и в личной жизни. Ее чувства, отно¬
сящиеся к переносу, давали мало возможности для интерпретации,
ибо у нее сохранялся сильно идеализированный образ аналитика,
который она много месяцев была не готова поставить под сомнение.
Хотя его амбивалентное измерение было куда как очевидно, в то
время его невозможно было анализировать, и я только наблюдала,
что амбивалентность играет столь же важную роль в ее отношениях
с матерью, любовницами и друзьями. Мы все были идеализирован¬
ными женщинами. Много позже я смогла оценить причины, по кото¬
рым задвинутой вглубь ненависти нужно было время, чтобы по¬
30

ГЛАВА 1
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКСТАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ:
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ
явиться на сцене, и это, в свою очередь, помогло мне понять, задним
числом, почему я вначале так не хотела давать прямые интерпрета¬
ции глубоко скрытой амбивалентности Карен в переносе. Я смутно
подозревала каннибалистскую форму любви, смешанную с убий¬
ственной яростью.
Почти с самого начала анализа Карен решила прекратить все
сексуальные отношения, считая, что это поможет ей «как можно силь¬
нее сконцентрироваться на аналитическом опыте». К концу нашего
первого года произошла сессия, которая дала мне значительный ин-
сайт вглубь любовных проблем Карен, так как на этой сессии высве¬
тился примитивный и сгущенный эдипальный образ и архаичная
сексуальная фантазия. Карен начала эту сессию с попытки выра¬
зить чувства глубокой зависимости и привязанности ко мне и того,
что эти чувства для нее означают, но обнаружила, что ей не найти
правильных слов. Фразы ускользали от нее, и неожиданно она спрыг¬
нула с кушетки и подскочила ко мне, причем руки и пальцы ее сжи¬
мались так, словно она хотела напасть на меня. Она упала поперек
моего кресла мне на колени, и руки у нее скрючились, как при тета¬
нии.* Хотя позже я поняла, что дрожу, в первый момент я испуга¬
лась больше за нее, чем за себя. Я стала гладить ее по головке, словно
она была маленьким ребенком, которого захлестнула ярость. Посте¬
пенно физическое напряжение спало, и она начала всхлипывать.
Когда она, казалось, полностью успокоилась, я предложила ей
вернуться на кушетку и попытаться пересказать все, что она чув¬
ствовала и думала в последние минуты. Восстановив нашу обычную
дистанцию, она смогла рассказать мне, что она словно была «одер¬
жима двумя страшными, но совсем противоположными желания¬
ми». Ее экс-статический прыжок с кушетки теперь нашел словесное
выражение: с одной стороны, она хотела меня съесть, но, в то же
время, ей хотелось меня задушить. Я услышала, что отвечаю, нис¬
колько сперва не подумав, что ей нужно было прожорливо меня
съесть, как младенцу, который хотел бы проглотить мать, но в то же
время, она хотела задушить и вырвать из меня отца, который не
* Состояние, характеризующееся перемежающимися мышечными спазмами,
особенно спазмами лица и конечностей, вызванное недостатком свободного кальция
в плазме крови.
31

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
давал ей обладать матерью единолично. Говоря все это, я чувствова¬
ла, что во многом использую эту длинную фантазию-интерпрета¬
цию, чтобы успокоить собственную тревогу. Но мы никогда ничего не
говорим случайно. Карен часто говорила о навязчивой идее, которая
иногда овладевала ею, что она душит мужчину голыми руками. Ее
ассоциации на эту компульсивную мысль не оставляли сомнений,
что жертвой ее намерения был отец, о котором она отзывалась как о
«скотине», «свинье», «дерьме».
Сжатые руки Карен напомнили мне, что кожная аллергия про¬
явилась у нее на руках после первого гомосексуального опыта. Вид
пальцев Карен, скрюченных точно судорогой, вызвал у меня образ
именно тетании. Мне предстояло увидеть точно такие же спазмофи-
лические сокращения несколько лет спустя, когда у меня в анализе
было двое пациентов, страдающих от тетании. (Совпадение это или
нет, но у обоих были психотичные матери.) Я наблюдала приступ
тетании во время сессии у одного из этих пациентов, когда он загово¬
рил о своей крайней зависимости от жены. Глядя за зрелище его
скрючивающихся пальцев и рук, я чувствовала настоятельную по¬
требность немедленно озвучить это болезненное физическое сооб¬
щение. Я сказала ему, что именно в этот момент он желает обеими
руками схватить грудь матери, но не может позволить себе такую
мысль, потому что ужасно боится в то же время удушить и разру¬
шить эту желанную и разочаровывающую грудь-мать и фактичес¬
ки парализован этими двумя противоречивыми желаниями. По мере
того, как я говорила, сведенные судорогой мышцы постепенно рас¬
слаблялись. До меня дошло, что, фактически, именно Карен первая
помогла мне вообразить и понять примитивную битву, выражен¬
ную в этой психосоматической сцене. То, что она мне показала, про¬
должало перерабатываться у меня в голове с того самого времени.
Очевидно, что точность такого вмешательства находится под вопро¬
сом, и, на самом деле, весьма сомнительна. Все, что можно здесь ут¬
верждать, что это была моя собственная фантазия об архаичной сек¬
суальной сцене, и она была, как таковая, предложена пациенту, так,
что он смог интегрировать ее в жизнь своей мысли и фантазии. Это
было очень важно, потому что приступ у пациента указывал, что его
способность «ухватывать» то, что он чувствует и воображает, прак¬
тически остановилась. Именно в такие моменты мы приходим к тому,
32

ГЛАВА 1
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКСТАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ:
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ
чтобы фантазировать за наших пациентов — и иногда с благодарно¬
стью вспоминаем наших прежних пациентов!
Хотя на втором году анализа я усвоила важный урок о прими¬
тивных фантазиях, который преподал мне прыжок Карен, в то вре¬
мя я еще не могла «услышать», что выражает ее измученная кожа,
не могла даже догадаться о ребенке внутри нее, ищущем любви-
слияния, и в то же время переполненном взрывной яростью, кото¬
рая, несомненно, вносила свой вклад в приступы экземы. Вопрос о
том, что ее вызывает, продолжал занимать меня, но я не находила
удовлетворительного теоретического объяснения, до тех пор пока
несколько лет спустя ко мне не обратилась еще одна пациентка —
лесбиянка, тоже страдавшая от экземы. Сейчас я бы сказала, что пер¬
вый эротический контакт с женщиной пробудил у Карен чувства,
слишком неистовые и противоречивые, чтобы их можно было пере¬
работать психически, и ее тело должно было найти в ответ подходя¬
щее физиологическое выражение. Анализ Карен помог мне позже
понять и переработать фантазию об архаичных родительских отно¬
шениях, содержащихся в материнской «груди». Мои психосоматичес¬
кие исследования еще более помогли мне проработать с аналитичес¬
кой точки зрения многие из моих наблюдений (см. главу 7). Я достигла
озарения о том, как разум, лишенный сознательного знания, что про¬
исходит с инстинктивным и нагруженном аффектом телом, может
подвергнуть тело соматическим взрывам.
ОДИН ПОЛ НА ДВОИХ
Анализ Карен также принес мое первое озарение о глубинном
смысле гомосексуальных желаний и конфликтов, который стал ре¬
зультатом моего ошибочного предположения, что сестра-близнец
Карен тоже должна быть гомосексуальной. Когда Карен сетовала на
потерю своих любовниц и говорила о растущем убеждении, что она
никогда не найдет l’ame-soeur, родственную душу, к которой страс¬
тно стремится, я думала, что она ищет своего близнеца. Хотя в ка¬
кой-то мере и было верно то, что она надеялась найти идеализиро¬
33

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ванный и в чем-то зеркальный собственный образ, это не было ро¬
лью, отведенной во внутреннем мире Карен ее близнецу. Однажды я
привлекла ее внимание к факту, что она едва упоминает о Кати.
Тогда она сообщила, что сестра замужем, счастлива, у нее двое ма¬
леньких детей, а затем стала рассказывать, как она любит эту ма¬
ленькую семью. Кати во внутреннем мире сестры представляла со¬
бой, коротко говоря, образ «законченной» и счастливой женщины;
мысли Карен о семье Кати и о счастливых минутах, которые она
проводила в ней, были, по сути, оазисом в пустыне ее страдания и
одиночества. Тщетно ждала я появления признаков амбивалентнос¬
ти, ненависти и деструктивной зависти. Чрезвычайная идеализация
всех женщин в ее жизни и ее бессознательная противоположность
никак не прилагались к Кати. Однажды, когда я слушала, как страстно
и искренне Карен выражает свою любовь к сестре и ее семье, я нео¬
жиданно поняла, что женская жизнь и само существо Кати воспри¬
нимаются Карен, как ее собственная сексуальность и женственность.
Я сделала заметку о том, что «у них на двоих всего один пол». Факти¬
чески Карен интегрировала в психический образ сестры все соб¬
ственные задушенные женские устремления. Потому-то она и стре¬
милась защитить свое сокровище от нападений или растраты, запе¬
рев его в безопасном месте. Понимание, что можно, так сказать, от¬
дать в заклад свою сексуальность, отказавшись на неопределенное
время от любой попытки использовать ее даже в воображении, по¬
могло мне составить концепцию бессознательных нарциссических
вложений в другого, которые человек может сделать в своей фанта¬
зии, для того, чтобы не потерялись драгоценные, пусть и недоступ¬
ные аспекты его самого.
Хотя, благодаря анализу Карен, я могла использовать это озаре¬
ние для понимания того, что безумные путешествия и бесконечный
поиск совершенного партнера у одного моего гомосексуального па¬
циента являются фантазийной попыткой найти свой собственный
пенис и тем самым исцелить сильно поврежденный образ своей соб¬
ственной мужественности, все-таки моя работа с Карен пришла,
казалось, к состоянию стагнации. Маленькое продвижение было, ког¬
да мы смогли исследовать фантазию, что Кати одна воплощает лю¬
бящие и любимые аспекты их матери. Этот шаг привел к реконструк¬
ции детского убеждения Карен, что она не была в безопасности у ма¬
34

ГЛАВА 1
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКСТАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ:
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ
тери на руках, а вот сестра — была. Исследование моего собственно¬
го воображения, при котором мной руководили симптомы Карен,
вызвало следующее предположение. Ее кожные проблемы, ее пе¬
реживания потери ориентации на улице и другие симптомы озари¬
ли мне тот нечеткий и поистине архаичный образ тела как целого,
который был у Карен. Ее внутреннее Я искало, кажется, не только
свою сексуальность, но и границы телесной самости.
ОДНО ТЕЛО НА ДВОИХ
К концу второго года нашей работы я записала: «Карен не знает
границ ни своего пола, ни сознания, ни тела. Ничто не является вме¬
щающим». Это принесло мне следующий инсайт о чрезвычайной
привязанности к своему близнецу. В основе фантазии Карен было
только одно тело на них двоих. Постепенно становилось возможным
проаналиировать многие проблемы в ее отношениях с другими; ког¬
да она смогла ощутить и выразить словами свой страх исчезновения
в другом, произошло много перемен и в личной, и в профессиональ¬
ной сторонах ее жизни.
Несмотря на явную простоту этой интерпретации, с моей сторо¬
ны потребовалось много месяцев борьбы и значительная личная
выработка и проработка для того, чтобы интегрировать в мое мыш¬
ление все то, чему меня научила Карен. Первой важной идеей было
то, что гомосексуальные отношения посвящены магическому ис¬
правлению своего собственного пола и сексуальной идентичности и
что, несмотря на трудности, которые из-за нее возникают, гомосек¬
суальность может также и защитить от более серьезных психичес¬
ких проблем. Той идее, что можно не обладать по-настоящему соб¬
ственным телом, и вопросу, чье же тогда это тело, пришлось, на са¬
мом деле, подождать довольно долго, до тех пор пока, после ухода
Карен от меня, я не стала понимать роль и значение таких фантазий
при нарциссических и психосоматических состояниях (см. главы с 4
по 8).
Что касается Карен, то стало ясно, что любая женщина, которой
она заинтересовывалась, была, в то же время, ее матерью. В соот¬
ветствии с любимыми и идеализированными аспектами своей внут¬
35

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ренней матери Карен влюблялась в заместителей матери и желала
их, с вытесненной фантазией, что тем самым она восстановит все то,
что не получила от матери как женщины. В соответствии с ненави¬
димыми аспектами внутренней матери каждая новая партнерша
становилась врагом, которого необходимо уничтожить, и угрозой ее
чувству отдельной идентичности, принимая во внимание ее страх и
желание тотального слияния с другой женщиной. Эти психические
факторы вносили свой вклад в разрыв всех прошлых отношений.
Так как во внутреннем мире Карен отец воспринимался как отсут¬
ствующий и непригодный объект, она не могла искать у него защиты
от опасности чересчур интимных отношений с матерью. Ее ранние
младенческие желания, относящиеся к матери, как и проецируемая
фантазия, что мать хочет проглотить ее и таким образом отделаться
от нее, сохранив только Кати, не наткнулись в ее внутреннем мире
на успокаивающий отцовский барьер. Любые отношения с женщи¬
ной, обещающие жизнь, были, в то же время, проводником смерти.
Сегодня я бы усмотрела в этой внутренней драме много других
ответвлений, например, фобийное отношение Карен к физическому
миру. Фантазия о вездесущей матери порождала мгновения квази-
психотического ужаса; кожные аллергии были, несомненно, прими¬
тивной, довербальной защитой от утраты границ тела, а также ре¬
акцией на сильное желание слияния с архаичным образом матери
из прошлого. Психика Карен не могла переработать эту глубокую
внутреннюю борьбу, и в результате ее тело было вынуждено найти
собственное решение.
В контрасте с этими проблемами, я не встретилась с большими
трудностями в понимании бессознательного значения страха перед
сценой у Карен, и, возможно, отчасти в результате этого, ее профес¬
сиональные затруднения были среди первых ее решенных проблем.
Переработка этой части психической структуры и бессознательной
жизни фантазии Карен шла по хорошо известному маршруту экс¬
курсий в мир невротических симптомов и затруднений. Сны, мечта,
воспоминания и ассоциации Карен дали для нашей работы все необ¬
ходимые элементы, позволившие нам увидеть, прежде всего, ее ужас,
что публика воспримет ее «фалличной», затем ее столь же сильный
страх показаться «не-фа л личной», что для ее бессознательного озна¬
чало — кастрированной. Отсюда мы последовали за регрессивной
36

ГЛАВА 1
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКСТАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ:
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ
фантазией, в которой анальные отсылки играли такую же мрачную
роль, которую сыграли отсылки фаллические.
Следующий акт внутренней драмы Карен прояснил сценарий:
«Публика увидит, что все, что я делаю — куча дерьма. Хуже того,
они узнают, что и я сама не стою большего». В начале анализа она
часто так высказывалась о своем физическом облике: «Я просто куча
дерьма». Мы смогли оживить и оценить сценарии забытой догени-
тальной любви, основанные на инфантильных сексуальных теориях,
в которых фекалии — ценный и любовный подарок, смешивались с
фекалиями — смертельным оружием. Восстановление психических
связей между сублиматорной профессиональной деятельностью
Карен и ее инстинктивными корнями произошло легко и принесло
плоды. Вскоре Карен стала понимать, что проецирует на публику
кастрирующие и преследующие объекты, населяющие ее внутрен¬
нюю психическую вселенную. За страхом выглядеть смешной, бес¬
полой и ничтожной стояло архаичное желание затопить весь мир
своей младенческой продукцией и инфантильной любовью.
Тщательный анализ этого доселе бессознательного материала не
успокоил Карен полностью относительно опасности, заключенной в
ее желании «исполнять» на публике. Однажды она совершила еще
один акт отыгрывания на сессии (и позволила мне понять, что отыг¬
рывание не обязательно негативно). Вместо того чтобы лечь на ку¬
шетку, Карен расположилась у окна. Она сделала необходимые при¬
готовления, чтобы воспроизвести для меня то травматичное пред¬
ставление, которое на время прервало ее творческую карьеру. Но
на этот раз исполнение Карен было таким, каким ей хотелось, чтобы
оно было в тот роковой день, когда она испытала неконтролируемую
панику. Ее исполнение, тронувшее меня почти до слез своей красо¬
той и талантливостью, длилось всю сессию. Мне пришлось завер¬
шить его. При этом мы обменялись лишь парой слов. Уходя, Карен
сказала: «Спасибо Вам», а я ответила: «Вам спасибо». Несколько
месяцев спустя Карен принесла мне два билета на представление,
где она исполняла ведущую роль — на свое первое появление на
публике после четырехлетнего перерыва. Снова экс-статическое
движение позволило прерваться статической либидинальной бло¬
каде ее желаний, хотя нам все еще предстояла большая работа над
ее искаженным чувством личной и сексуальной идентичности.
37

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКС-СТАТИЧЕСКИЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ
АНАЛИТИКА
Оглядываясь на собственную психическую переработку всего
того, что произошло в анализе Карен, я считаю, что тогда, сама не
понимая того, я знала о многих вещах, которые сегодня могу концеп¬
туализировать. Я могла с удовольствием наблюдать происходящие
психические изменения — исчезновение ее психосоматических сим¬
птомов, восстановление артистических и профессиональных способ¬
ностей и способности устанавливать более стабильные любовные
отношения — но я не могла создать теоретических рамок для их
объяснения. Мне трудно было сформулировать, что же я поняла в
женской гомосексуальности. То, что у меня в лечении примерно в
это же время были еще две гомосексуальные женщины, обогатило
некоторые из моих основных концепций, но и запутало мои мысли,
так как все три пациентки (каждая со своей уникальной структурой
личности) пришли в анализ с очень разными формами страдания.
Например, пациентке, которую я назвала Оливией (McDougall, 1964),
хотя она и располагала набором внутренних эдипальных сценариев,
весьма похожих на сценарии Карен, не приходилось сталкиваться с
такими страшными психическими чудовищами. Может быть, это
различие и внесло свой вклад в то, что Карен нуждалась в сохране¬
нии своей гомосексуальной идентичности, а Оливия в конце концов
вышла замуж и завела детей.
Многие вопросы, которые бродили у меня в голове, привели меня
к открытию, что я не очень-то хочу прийти к новым аналитическим
концепциям. Чувство вторжения в запретную зону родственно само¬
му акту помышления новой мысли, а возможно — любому сотворе¬
нию того, что доселе сотворено не было. Не будь я приглашена уча¬
ствовать в сборнике по женской сексуальности, может быть я и ос¬
тавила свои теоретические поиски мирно дремать. Создание той
первой статьи помогло мне еще и увидеть безмерную пропасть, ко¬
торая существует между переработкой, знакомой мне по ежеднев¬
ной практике, задокументированной в форме сотен неудобочитае¬
мых записей моих свободно парящих гипотез, и теми совершенно
иными усилиями по переработке теоретических концепций, пред¬
38

ГЛАВА 1
СТАТИЧЕСКИЕ И ЭКСТАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ:
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ
назначенных для представления искушенной психоаналитической
публике. Более того, необходимость интегрировать все новые воз¬
никавшие у меня мысли в классические рамки психоаналитической
метапсихологии дала мне дальнейшее озарение о либидинальном
значении такого аспекта научных исследований, как «ребенок - ро¬
дитель»: можно «рождать» детей-мысли самому, а можно и отдать
это «духовным отцам».
Фрагмент аналитической работы с Карен и ее продолжение в
виде публикации теоретической работы иллюстрируют различные
уровни психической работы, происходящей в аналитике. Сочетая в
себе желание понять и аффективные реакции, используя до преде¬
ла оба внутренних театра, аналитика и анализируемого, постоянная
деятельность по психической переработке развивается в бессозна¬
тельном обоих партнеров в аналитические отношения, так что фан¬
тазии, метафоры, знаки, означающие, символы и конфликты анали¬
зируемого в конце концов становятся частью внутреннего мира ана¬
литика.
К этому взаимообмену присоединяются сознательные усилия
сделать возможным сообщение всего, что аналитик понял о психичес¬
кой реальности пациента. Эти озарения и их последующая интерпре¬
тация приходят непредсказуемо. Мы осознаем многие стороны внут¬
ренних театров наших пациентов задолго до того, как становимся в
состоянии высказать свои озарения в форме интерпретации. Однако
эта молчаливая переработка всегда идет. Интерпретация, которую
она, в конце концов, порождает, иногда к удивлению и аналитика и
анализируемого, часто может иметь далеко идущее воздействие. Ана¬
литик, таким образом, отдает пациенту обратно репрезентации, аф¬
фекты и фантазии, которые заняли много недель аналитической ком¬
муникации, но они возвращаются в новой форме, с новым смыслом,
который несет в себе потенциал творчества, а не разрушения.
Застой, дающий толчок активности теоретической работы, име¬
ет много различных источников, из которых я упомянула лишь не¬
многие. Следующий аспект, заслуживающий внимания — воздей¬
ствие на аналитика суровости аналитического протокола, наначение
которой — защитить пациента от заполнения проблемами аналити¬
ка. Эта тщательно соблюдаемая нейтральность создает определен¬
ное количество накапливающегося напряжения влечений по отноше¬
39

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
нию к психоаналитической работе у обоих партнеров. В то время как
у пациента есть право вовсю выражать во время сессии это напря¬
жение, аналитик может это делать только в форме интерпретаци¬
онной активности. Напряжение, которое не нашло выражение этим
путем, должно быть выражено вне аналитических отношений. Если
пациента просят «говорить все и не делать ничего», то аналитик не
может ни «делать все», ни «говорить все», что приходит ему в голову.
Эта форма ограничения, подразумевающаяся в практике анали¬
за, сочетается с дополнительной фрустрацией, а именно, с неудов¬
летворенным желанием знать больше, заглянуть глубже в тайный
театр каждого анализируемого; это желание тоже может привести
аналитиков к теоретическим размышлениям. В каждом анализе от¬
крытия ведут к новым тайнам, которые навсегда останутся вне дося¬
гаемости от аналитика. Вопреки нашему жадному желанию откры¬
вать, понимать и сообщать, что же мы поняли, мы всегда остаемся в
неведении не только о том, что все еще не высказано, но и о многом из
того, что на самом деле происходит при психических изменениях,
вызванных психоаналитическим приключением. Анализируемые
все время подталкивают аналитика покинуть эту сдерживающую
позицию: гетеросексуальные, гомосексуальные, агрессивные и нар-
циссические провокации предлагаются постоянно, и задача анали¬
тика — вмещать их и перерабатывать как можно глубже, с точки
зрения их бессознательного значения, так, чтобы аналитический про¬
цесс мог продолжаться. Любой другой ответ склонен останавливать
дальнейший прогресс. Именно этот продолжающийся умственный
труд психической переработки у обоих, аналитика и анализируе¬
мого, это потенциально бесконечное исследование пространства,
которое разделяет две индивидуальных психических реальности,
два внутренних театра, равно сложных, равно неуловимых, придает
аналитическому приключению его обновляющее измерение. Эти пси¬
хические миры, возможно, непознаваемые в своей целостности ни¬
когда, продолжают быть источником творчества и в аналитике, и в
анализируемом еще долгое время после того, как психоаналитичес¬
кое партнерство подошло к концу. Надеюсь, что это обсуждение по¬
зволило раскрыть в процессах выработки и проработки что-то, что
подскажет аналитикам новые теории, которые, в свою очередь, уг¬
лубят их клинические озарения.
40

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОИ ЖИЗНИ
п
Сцены из психической жизни
КЛАССИЧЕСКИЙ РЕПЕРТУАР: ТЕАТР ЗАПРЕТНОГО
Фобийные, истерические и навязчивые симптомы создаются Я.
Однако Я — не один, а несколько человек. Сложная структура, назы¬
ваемая Я, может прийти к попыткам самоисцеления, которые мы
называем симптомами, только ценой значительных творческих уси¬
лий, в которых и отрицание, и тревога, и страдание — все играют
свои роли. Эти шедевры внутреннего театра, созданные младенчес¬
ким Я, располагающим примитивными психическими средствами,
склонны обретать форму в подростковом возрасте и затем пред¬
ставляются взрослому Я в качестве неотвратимых фактов, которые
жизнь навязывает внешней силой неизвестного происхождения. Ро¬
ковые слова и страшные эпизоды, которые ребенок из прошлого ин¬
терпретировал (иногда правильно, а иногда ошибочно), словно пуга¬
ющее предостережение исчезли из сознательной памяти взрослого,
но при этом они забрали с собой фантазии, сновидения, желания и
смешанные чувства волшебства и тайны, связанные с любовными
чувствами и эротическим возбуждением у каждого ребенка. Цель лю¬
бопытных психических компромиссов, к которым приходит малень¬
кий ребенок, двоякая: смириться с запретами взрослого мира, кото¬
рый стремится ограничить разнузданные выражения сексуальности
и все-таки сохранить собственнические и инцестуозные цели детс¬
кой любви. Взрослый, чей разум давно уже стер из сознательных вос¬
поминаний эти знаменательные детские решения, теперь предъяв¬
ляет высоко символичный сгущенный текст, вроде психической сте¬
нограммы, которую он приносит аналитику в форме симптома.
Это симптомотворчество болезненно и непостижимо для паци¬
ента. Хотя пациент, вступающий в анализ, убежден, что психоана¬
литику уже известна тайная причина его страданий, на самом деле,
неведомые истоки утраченных сценариев и их нынешняя форма раз¬
делены многими годами. Множество забытых случаев и сброшенных
со счета сновидений исказили перспективу и скрыли за собой созда¬
41

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ние изначального компромисса. И все-таки авторы этих изначаль¬
ных сценариев, в общем, признают, что это они ответственны за
них, и что тайна их смысла скрыта в них самих, даже когда они
стремятся обвинить других в своем страдании и требуют от анали¬
тика открыть дверь, ключ к которой есть только у них.
ФОБИЙНЫЙ И ФЕТИШИСТСКИЙ СЦЕНАРИЙ
Чтобы проиллюстрировать эллиптическую природу этих сце¬
нариев, я выбрала два примера из того, что можно рассматривать
как «классический» репертуар психоаналитической сцены: невро¬
тическую драму и драму перверзии. Они сравнимы по своей психи¬
ческой функции, какими разными ни казались бы их внешние симп¬
томы. В обоих случаях анализируемые пытались предохранить часть
своей сексуальной жизни от конфликтов, которыми были обязаны
осложнениям эдипальной организации и затопляющей внутренней
материнской фигуре. Они пришли к совершенно разным «решени¬
ям», и были равно озадачены ими.
Г-жа А. говорит о своем вчерашнем посещении парикмахера, со¬
бытии, которое всегда наполняет ее трепетом, потому что при этом
необходимо ехать на машине. Начиная с подросткового возраста,
выход из дому переполняет ее тревогой. Последние несколько лет
роль контрфобийного объекта выполняет, более-менее успешно, ее
муж, присутствие которого смягчает ее страхи. Также ей помогают
с ними справиться исподволь призванные на помощь мать или под¬
руги. Когда она отправляется к парикмахеру, ей обычно удается,
под разными туманными предлогами, уговорить подругу прогулять¬
ся с ней, а заодно зайти к парикмахеру. Если же ей приходится от¬
правляться одной, она вынуждена парковать машину в пределах 20
метров от салона красоты так, чтобы видеть ее из окна. Вдобавок ей
необходимо взять с собой особую сумку с внешним кармашком, куда
она кладет ключи, именно на тот случай, если ей понадобится срочно
вернуться к машине. Вчера она нашла нужное ей место для парков¬
ки, но бульвар был совершенно пуст. С ней не было ни одной подру¬
42

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОМ ЖИЗНИ
ги, обладающей защитными свойствами, чтобы помочь ей выбрать¬
ся из этой катастрофы. Она смело вылезла из машины одна, но на
самой середине широкого бульвара ее охватила паника. Сердце за¬
колотилось. Она огляделась вокруг, но никого не увидела и поспешно
бросилась назад к автомобилю, вскочила в него и рванулась на боль¬
шой скорости домой.
Что здесь происходит? Что разыгрывается? С точки зрения внеш¬
него наблюдателя во всей сцене есть нечто от детективного фильма,
но слишком многих частей не хватает, чтобы найти в ней какой-то
смысл. На самом деле, это история ребенка, сочиненная много лет
назад, когда фантазии, стоящие за ней, казались правдой.
Г-н Б., рассказав на сессии о болезненной профессиональной не¬
удаче, неожиданно вспоминает воображаемую сцену. «Я опять вижу
маленькую девочку; на ней надет дождевик. Вокруг нее много наро¬
ду, ее разглядывают. Женщина, выглядящая, как ее мать, заставляет
ее встать на колени и грубо срывает с нее плащ. Девочка совсем го¬
лая под ним. Женщина начинает бить ее по голой спине хлыстом...»
Он неожиданно останавливается, говоря, что эти фантазии сво¬
дят его с ума. Он хочет мне рассказать их, чтобы мы лучше их поня¬
ли, но если он будет продолжать эту историю, то боится, что эяку¬
лирует. Здесь перед нами опять странно непоследовательный и не¬
полный сценарий. Актеры еле видны, их действия непостижимы, и
воздействие этой урезаной маленькой драмы на ее автора как-то
непонятно наблюдателю. Однако эта сцена, с незначительными ва¬
риантами, занимает мысли этого мужчины на протяжении трид¬
цати лет. Она впервые «открылась» ему, когда ему было восемь лет,
она невероятна, и ее захватывающее физическое и эмоциональное
воздействие наполняет его стыдом. И опять это история, которую
создало воображение ребенка, и которой суждено было стать пси¬
хическим сценарием, доминирующим в сознании взрослого.
Здесь мы вполне можем задаться вопросом о соотношении фобий-
ной конструкции и фетишистской, так как в классической аналити¬
ческой теории невроз всегда считался «негативом» перверзии (Freud,
1905), другими словами, один и тот же внутренний конфликт может
породить симптом сексуальной девиации, а может — невротический
симптом. Что же общего в фобийном объекте и фетише, и какова раз¬
43

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ница между ними? Отметим, прежде всего, с какой силой эти психи¬
ческие сценарии навязываются их авторам, а затем — что в каждом
из них есть пропуски. Оба автора, они же — актеры своих тайных
театров, тем не менее, чувствуют, что ими играют, и играют нечест¬
но. По мере продолжения их анализа стало очевидно, что эти истории,
пропитанные страшным волшебством детства, были вымышлены,
чтобы гарантировать продолжение сексуального желания и в то же
время избежать сильного страха кастрации, ибо такова была детская
интерпретация родительских запретов. Но в этом непреложном тек¬
сте теперь невозможно усомниться. Вещи таковы, какие они есть, а
недостающие актеры, которые могли бы дать ключ к бессознательно¬
му значению сюжета, уже давно молчат. Каждый пациент годами про¬
должает разыгрывать эти сгущенные и повторяющиеся сцены, на не¬
подходящей сцене для анонимных зрителей.
Вынуждение, заставляющее повторять эти сцены, приносящие
страдание, парадоксальным образом раскрывает нам одну из фун¬
даментальных функций Я, ибо оно демонстрирует, самой своей не¬
умолимостью, отчаянную потребность сохранить, любой ценой, чув¬
ство Эго-идентичности. Конструкции симптома как черты характе¬
ра и сублимации отражают основные сценарии, которые и состав¬
ляют психический репертуар каждого субъекта и являются интег¬
ральной частью нарциссической и либидинальной экономики каж¬
дой личности; как таковые, они являются частью системы психичес¬
кого выживания. Выживание, в таком контексте, означает как сохра¬
нение чувства собственной ценности, так и способности любить и
заботиться о других, в равной степени. Иногда мы можем сохранить
это тонкое равновесие только ценой симптомов. Таким образом, наши
анализируемые, чьи симптомы приносят душевную боль и ограни¬
чивают их свободу жить и любить, непримиримо сражаются за со¬
хранение своих симптомов, хотя и просят аналитика убрать эти пре¬
пятствующие силы из их внутреннего мира.
Театр неврозов, или, скорее, невротическая часть репертуара Я,
начинается с эдипального кризиса, двойной драмы с гомосексуаль¬
ным и гетеросексуальным сюжетом. Каждый ребенок в своей психи¬
ческой бисексуальности ревностно желает полностью и единолично
обладать обоими родителями. Желание быть родителем того же пола
и обладать другим родителем так же страстно сочетается с желани¬
44

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОМ ЖИЗНИ
ем быть родителем противоположного пола и обладать родителем
того же пола. Детское собственничество стремится обрести власть и
привилегии обоих членов родительской пары. В бессознательных сце¬
нариях каждого из нас эти особенно любимые и желанные люди сим¬
волически представлены их полом или половым органом.
Если фаллос (в отличие от пениса символизирующий союз и пло¬
дородие, которые принадлежат обоим полам и объединяют их) при¬
обретает свое истинное значение, то ребенку, мальчику или девоч¬
ке, гарантировано его или ее место и гендерная идентичность. Но
если вместо этого пенис отделяется от своего символического значе¬
ния, то для обоих полов из этого возникает множество драматических
сцен. Родительский пенис, объект идеализации и домогательств для
всех детей, играет разную роль, не только в зависимости от анатоми¬
ческого пола анализируемого, но и от того, в какой мере он стал или не
стал символом половой комплементарности. Это фундаментальное
означающее (Lacan, 1966) также определяет, каким образом в бессоз¬
нательном представлены женские гениталии.
Поскольку вагина недоступна взору, это создает проблемы как
мальчикам, так и девочкам. До тех пор пока репрезентация вагины
получает благоприятное освещение в воображении благодаря свое¬
му фаллическому значению (женский генитальный орган требуется
пенису для дополнения и придает ему его половое значение и наобо¬
рот), она подвергается риску стать не только обособленной репре¬
зентацией, но и безграничной, и потенциально опасной. Как плохо
определенная и невидимая единица эта половая репрезентация
впредь может бесконечно смещаться на любое подозрительное внеш¬
нее пространство или объект: узкие туннели, открытые окна, пус¬
тынные улицы, глубокую воду, землю, воздух, высоту и глубину. Вы¬
бор, как и сама репрезентация, безграничен!
Когда отсутствует психический сценарий, способный объединить
два пола в акте любви, в котором каждый пол становится причиной
для существования другого, тогда автономный пенис рискует стать
объектом, который в психическом репертуаре рвет и калечит, в то
время как безграничная вагина, отделенная от своей функции любя¬
щего и желающего вместилища для пениса, становится органом, ко¬
торый может давить, душить и кастрировать все, что встречает на
своем пути.
45

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Давайте теперь вернемся к нашим двум иллюстративным сцена¬
риям с их неуловимым значением. Хлыст как «наказующий пенис» и
пустынный бульвар как «удушающая вагина» легко улавливаются
аналитическим слухом. Но это не означает, что эти поврежденные
символические объекты легко поддадутся интерпретации в такой
форме. Такие интерпретации не будут иметь никакого воздействия
до тех пор, пока персонажи и решающие события прошлого, а также
аффекты, связанные с этими значащими объектами, остаются в тени
и не находят, спонтанным образом, своего места на психоаналити¬
ческой сцене. Отчаянное горе маленького ребенка, как и сила детс¬
ких желаний, должны дождаться своего времени, чтобы получить
значение во взрослом контексте.
Г-жа А. создала невроз, г-н Б. — перверзию. Фобийный объект
(или место, или ситуация) является, как мы знаем, объектом, кото¬
рый возбуждает страх и ужас и вынуждает к отчаянным действиям,
чтобы их избежать. С другой стороны, фетиш (он тоже может быть
местом или ситуацией) — объект восхищения и заставляет активно к
нему стремиться. Требуется время, чтобы в процессе психоаналити¬
ческого лечения каждый объект раскрыл перед нами свою амбива¬
лентную изнанку. Несмотря на различия, очевидно, что и фобийные
пациенты и фетишисты ищут свои объекты с равной силой. Актеры в
фобийных драмах неизбежно приходят к открытию, что они зачаро¬
ваны и одержимы объектами своего ужаса; фетишисты понимают,
что их любимые сцены и объекты, сослужив свою службу, лишаются
своей эротической силы и наполняют их отвращением и ужасом.
Таким образом, амбивалентность Я по отношению к важным для
него объектам проясняется по мере того, как анализируемые посте¬
пенно открывают причины существования своих психических
творений. Амбивалентность, с ними связанная, отражает чувства люб¬
ви-ненависти, связанные первоначально с родительскими объекта¬
ми. Интерпретация ребенком родительских предупреждений, зап¬
ретов и непоследовательности, которые возбуждали душевную боль
и конфликт, привела к созданию симптомов фетишизма, фобии и
тому подобных, дабы с их помощью оградить себя от возвращения
этих болезненных эмоциональных состояний. В случае невротичес¬
ких симптомов тревога смещается на новую ситуацию или объект, а в
случае сексуальных отклонений (девиаций) возбуждающая тревогу
46

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОИ ЖИЗНИ
ситуация смещается на половой акт и тревога трансформируется в
эротическое удовольствие. Когда внутренние персонажи, вовлечен¬
ные в эти сильно сгущенные пьесы психического театра, снова воз¬
вращаются к жизни в аналитической ситуации, власть фетишист¬
ских или фобийных объектов ослабевает. Анализируемые тогда
свободны использовать иначе мощные либидинальные и агрессив¬
ные влечения, которые были в какой-то мере парализованы симп¬
томатикой. Такие психические изменения позволяют осуществить
перераспределение вложений инстинкта, обогащая не только сек¬
суальную жизнь, но и отношения, и творческую деятельность.
СЦЕНАРИЙ НАВЯЗЧИВОСТИ
Прежде чем обсуждать последние акты этих интригующих драм,
я представлю третий сценарий, столь же классический, как и пер¬
вые два, которые я сравнивала и противопоставляла. Эта психичес¬
кая пьеса тоже выстроена со смещенными эротическими элемента¬
ми, но в этом случае объектом зачарованности и душевной боли явля¬
ется сама мысль, другими словами, это драма невроза навязчивости.
Онорина, женщина лет 40, приехала во Францию из-за работы
мужа. Она считала его подходящим для себя мужчиной, несмотря на
то, что он всегда заявлял, что не хочет никаких детей. Она была убеж¬
дена, что очень хочет детей, но отказывается от своего желания
ради удовольствия своего супруга. Она совершенно не осознавала
другую свою часть, которая, как и муж, не хотела детей. Этого пер¬
сонажа психического театра Онорины, который ненавидел детей,
трудно было вытащить на сцену, хотя он, как и многие другие в ее
внутреннем мире, сердито требовал права голоса. Но Я Онорины
могло позволить это только в форме навязчивых сомнений и вы¬
нужденных действий.
Несмотря на шесть лет анализа моя пациентка все еще страдала
от таких мучительных симптомов, как многократное пересчитыва-
ние ступеней и невозможность покинуть свой или любой другой дом
без многократных проверок. Однако она уже могла позволить себе
47

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
некоторый профессиональный успех и немножко сексуального удов¬
летворения, которых не знала раньше. Ее идеальный образ себя, в ее
мысленном Я, был образом святой женщины, которая относится ко
всему человечеству с щедростью и любовью. В то же время другой
персонаж, глубочайшим образом отрицаемый, к полному изумле¬
нию Онорины, швырялся оскорблениями, непристойностями и пел
гимны ненависти. Чтобы победить этого нежелательного обитателя
своего тайного театра, Онорина прибегала к магическим действиям,
жестам, ритуальным словам и символическим числам, в надежде
заклясть непокорную, ненавистную Онорину.
Вот типичная сессия из анализа Онорины.
Онорина: Я любовалась в гостинной вашими замечательными
цветами.
(За этим заявлением следуют льстивые и восторженные заме¬
чания об аналитике, затем молчание.)
ДжМ: Можете ли Вы заметить, что остановило Вас?
Онорина: Я... в замешательстве... абсурдная мысль, может быть,
немного неудобная... Вот! Мне в голову ворвалась мысль, что воз¬
можно, Вы не могли иметь детей или уже слишком стары для этого.
Вот вы и выращиваете вместо этого цветы. Вы же видите, почему я
должна была остановиться!
ДжМ: Ну, не совсем. Нельзя ли мне поближе познакомиться с той
особой внутри Вас, у которой такие мысли?
Онорина: То, что я уже сказала, могло задеть Вас — и может быть,
теперь Вы будете иметь что-то против меня.
ДжМ: А может быть, Вы ссужаете мне собственные мысли? Мо¬
жет быть это Вы что-то имеете против меня?
Онорина: Я просто думала о своей матери с ее тремя детьми.
Затем Онорина думает, в тысячный раз, о всех своих особых жес¬
тах и ритуалах, которые вынуждена была использовать в детстве,
чтобы отвести от кого-то опасность или вылечить.
Онорина: Мне всегда надо было защищать членов семьи от смерти.
ДжМ: Кого именно?
48

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОИ ЖИЗНИ
У меня в голове время от времени проплывают гипотезы: Онорина
была последней из трех детей, родилась гораздо позже первых двух;
возможно, она возложила на себя ответственность за то, что после нее
не родился никто. Она все время говорит, что ее называли «последней
младшенькой». Было ли это положением нежно любимой? Разве она
не избавилась, в каком-то смысле, от всех моих детей в начале сес¬
сии? А что же ее собственное невыполненное желание иметь детей?
Все ее ритуалы и колдовство — не предназначены ли они, часом,
защитить детей от ее желания избавиться от них?
Онорина: О, но это же понятно. Мне надо было защищать родите¬
лей и больших детей.
ДжМ: А «последняя младшенькая»? Почему ей надо было это де¬
лать?
Онорина: Я всегда чувствовала такое одиночество... Подростком
я все свободное время проводила, присматривая за чьими-нибудь
детьми. Все знали, как я люблю детей. Однажды я случайно уронила
трех малышей; я их везла в машинке, а она неожиданно переверну¬
лась и все малыши выпали. Я их подобрала, а потом они опять выпа¬
ли. Это ужасное воспоминание. (Долгое молчание.)
Я наконец прошу ее рассказать мне побольше о своих мыслях по
поводу моих «детей-цветов». Пытаясь это сделать, она прокручива¬
ет множество случаев, когда, несмотря на ее усилия, она так и не
могла ничего толком достичь. У нее «не было сил», «не хватало ре¬
шимости» и т.д. Она снова пытается думать о моих «детях-цветах»,
но высказывает еще одну старую жалобу на себя самое: если она
позволит себе все свои агрессивные и враждебные мысли, то станет
презренной личностью. Фактически, она указывает, что ее чувства
ненависти опасны, не только потому, что детская мегаломания наде¬
лила их всесилием, но еще и потому, что она рискует убить все, что
есть в ней любящего и защищающего. (А фактически, это и были
истинные качества Онорины.)
ДжМ: Другими словами, Ваша колдовская агрессивная сила на
самом деле не действует? Даже малыши, которых Вы дважды уро¬
нили на землю, и то не пострадали.
Онорина: Столько тревоги из ничего — почти смешно, правда?
(Она смеется.)
49

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ДжМ: Бессилие всех этих магических мыслей, факт, что они не
действуют — может быть, это даже худший удар по собственному
образу?
Опорипа: Да, правда. В конце концов, если все эти плохие мысли,
которые врываются в меня так часто, никому не вредят — ну какая
тогда от них польза!
Так маленькая Онорина, переполненная агрессивными чувства¬
ми, робко вышла на аналитическую сцену. Была ли это новая Онори¬
на, которая сама выкинула из материнской утробы всех детей, кото¬
рые могли бы «процветать» там после нее? В любом случае, именно
этой Онорине впервые за шесть лет выпал случай самой произнес¬
ти свой текст и попросить о понимании.
ПОЗАДИ ЭДИПАЛЬНОГО СЮЖЕТА: ДРАМА СМЕРТИ
Если мы далее поразмыслим о двойственных объектах, играющих
центральную роль в психическом театре Я (фетишистский объект,
фобийная ситуация, навязчивые мысли), то амбивалентность каждо¬
го творца к этим творениям становится очевидной. Свыше и помимо
их власти защищать детское Я от фантазий о наказании кастрацией
(которой заслуживают, по ощущению ребенка, все сексуальные удо¬
вольствия, из-за его инцестуозных желаний), они передают краткое
послание в финальном акте этой пьесы: объект, о котором идет речь,
всегда действует как связующее звено между субъектом и кем-то еще.
Но кто этот Другой? И почему Я должно ходить по жизни долгим круж¬
ным путем симптоматических действий или мыслей? В мои намере¬
ния не входит исследование множества сложностей, содержащихся в
этих индивидуальных психических драмах; я хочу лишь показать пос¬
ледний поворот каждой истории.
Фетиш, который позволяет определенную форму сексуального
удовольствия, в то же время защищает своего создателя. Это двой¬
ная защита: от эдипальной мести и от околдованности сексуальным
стремлением к полному слиянию, которое может накликать психо¬
логическую смерть (так как его цель — слиться воедино с матерью
50

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОИ ЖИЗНИ
младенчества, пусть и ценой утраты своей собственной идентично¬
сти в качестве личности; возвращение в утробу — это стремление к
небытию, нирване). Таким образом, фетиш выполняет функцию кои-
трфобийного объекта, который магически охраняет индивида не
только от кастрации, но и от уступки желанию-и-страху быть со¬
жранным, слиться в одно с первичной матерью-вселенной.
Фобийный объект и ужас, который он возбуждает, — цена, кото¬
рую приходится платить за определенные достижения. Его конст¬
рукция действует еще и как преграда для идентичных архаичных
желаний. С его созданием Я обеспечивает безопасную область, внутри
которой оно может циркулировать, защищенное от объекта или си¬
туации, представляющих собой колдовство материнского тела: вы¬
сота и крутой обрыв, открытые и замкнутые пространства, — все
может служить этой цели, при том, что они одновременно символи¬
зируют эдипального родителя и первичную «грудь-мать».
Сценарий навязчивости в первых актах на аналитической сцене
тоже стремится к разрешению эдипальных трудностей. Разнообраз¬
ные маски этого сценария отличаются от тех, которые представлены
при фобийных симптомах (требующих бегства) тем, что фантазии о
первичной сцене часто отмечены анальной и садистской темами, что
заставляет ребенка, чувствующего угрозу, пытаться использовать
магию, чтобы избавиться от мыслей, рук и их движений, телесных
субстанций, привычек и т.п., причем все они могут ощущаться гряз¬
ными или опасными. При таком компромиссе с эдипальной драмой в
кулисах всегда стоит смерть. Актер должен постоянно быть на стра¬
же, чтобы сохранять безопасное расстояние от любого объекта же¬
лания из-за страха разрушить его или быть им разрушенным. Это
движение взад-вперед может продолжаться всю жизнь; с его помо¬
щью пытаются избежать фантазийного наказания за детские жела¬
ния и дезинтеграции, которая, как боится актер, воспоследовала бы,
если бы он стал идентичен с бессознательным образом всемогущей,
несущей смерть матери.
Эти психические сцены с их сложной постановкой были созданы
против общей примитивной фантазии — лейтмотив кастрации был
тайно связан с лейтмотивом смерти. Уступка мечте о возврате в лоно
вселенной пробуждает страх умереть. Но это еще не все. Еще более
51

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
глубокую муку вызывает страх, что может умереть Я сознания, то
есть прекратится существование отдельной единицы со своей
субъективной идентичностью.
ТЕАТР НЕВОЗМОЖНОГО
Таким образом, мы пришли к самому порогу «Невозможного», то
есть стремления к «единству» — нарциссическому блаженству, в
котором отделенность, пол и смерть отрицаются как внешняя ре¬
альность. Этот репертуар — часть психического театра каждого из
нас, и его основная тема — внутреннее принуждение создавать все,
что угодно, лишь бы заполнить пропасть, которую образует суще¬
ствование Другого, его непостижимая «инаковость». Первая реак¬
ция младенца — попытка уничтожить эту границу, которая вечно
отделяет одного человека от другого, посредством того, что Фрейд
(Freud, 1911) назвал «галлюцинаторное исполнение желаний». Как
же приходит понимание, что невозможно перейти эту невидимую
границу, что мы никогда не влезем в сознание другого человека и не
завладеем его сокровенными тайнами? Как мы приучаемся к тому,
что надо оставить это настоятельное младенческое желание — вне¬
дриться в другое существо (изначально — мать) и силой наших соб¬
ственных желаний контролировать желание этого другого? На са¬
мом деле, некоторые люди так и не бросают этих попыток!
Далее, как мы, опять же, примиряемся с тревожным открытием
различия полов? Наша половая анатомия неизбежна, как наша
смерть. И здесь тоже встречаются отдельные индивиды, которые
разыгрывают, в своем внутреннем театре, драму, в которой у них
есть право выбирать свой пол. В некотором смысле эти творцы —
неисправимые оптимисты. Их сценарии принадлежат к области
изобретений, которую я назвала неосексуалъностъю (главы 11 и 12),
в некоторых случаях доходя до крайнего решения, транссексуально¬
сти. Вызов, проистекающий из выбора самого раннего детства и при¬
водящий к неосексуальности, нетрудно понять. А вот как остальные
умудряются смириться, без сожаления или бунта, с тем, что у каж¬
52

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОИ ЖИЗНИ
дого из нас неизбежно только один пол? Мы все должны найти соб¬
ственное решение этой нарциссической дилеммы, но усилия неко¬
торых из нас отказаться от того, от чего при этом требуется отка¬
заться, не получают родительской поддержки: иногда родительс¬
кие бессознательные желания и фантазии, касающиеся их собствен¬
ной сексуальности, а также и чувство их половой идентичности весь¬
ма нарушены.
Последний акт человеческой комедии, мрачная реальность смер¬
ти, очень немногословен, и многие люди справляются с ней при по¬
мощи полного отрицания или, возможно, веры в загробную жизнь. В
бессознательном смерть, как представляется, репрезентирована
пробелом. Есть невротические исключения, наподобие выделенных
Фрейдом, при которых сверхозабоченность смертью является сме¬
щением кастрационной тревоги, дающей начало тому, что можно
назвать «кастрационной ипохондрией», ведущей даже к психоти¬
ческим изобретениям, при которых возникает убеждение, что опре¬
деленные части тела мертвы. Есть, однако, две примечательных сфе¬
ры, в которых индивид может написать сценарий своей смерти: «сви¬
дание в Самаре» может быть назначено, когда, столкнувшись с ли-
бидинальным или агрессивным страданием, Я решает быть хозяи¬
ном своей судьбы и совершает самоубийство, или когда те же самые
факторы вызывают скоропостижную психосоматическую смерть.
Факторы, участвующие в психосоматической смерти, показыва¬
ют любопытное «отречение от престола» со стороны Я при столк¬
новении с психическим стрессом, проистекающим из внутреннего или
внешнего напряжения. Психическая сцена кажется пустой: ни сюжета,
ни исполнителей, и нависающая угроза смерти едва ли даже признает¬
ся перед лицом либидинальной потери, нарциссических ран, неожи¬
данных страстей или ненависти. Они, по всей видимости, изгнаны из
псюхе без всякой компенсации. Когда психический театр закрывает¬
ся таким образом, есть риск, что драма будет разыгрываться на языке
биологических функций самого тела. Индивид, захлестываемый аф¬
фективными бурями, о которых и понятия не имеет, страдает порой
от мощного психосоматического взрыва и может умереть «по непра¬
вильной причине».
53

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сиене
ПСИХОСОМАТИКА НА ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ СЦЕНЕ
Персонажи психосоматического театра — не мужчины, женщи¬
ны или дети, это даже не репрезентации частичных объектов (пени¬
са и груди); они больше похожи на функции, наделенные, как кажет¬
ся, своей собственной жизнью. Этих персонажей можно почувство¬
вать, понюхать, вдохнуть или вытолкнуть из тела; анонимные, неви¬
димые и загадочные создания, они, как иногда кажется, функциони¬
руют как глобальное «тело-пол». Как можно общаться с этими глу¬
бинными чудовищами? Наверно, нужно попытаться «услышать» ри-
нэнцефалон, старейшую часть человеческого мозга, использующую
архаичные источники знания, чтобы прийти к тому, что нас ожидает.
Психосоматические проявления обладают властью, заставляю¬
щей Я признать, что его собственное тело тоже «человек». Тело не
говорит ни на каком известном языке, но служит границами, в кото¬
рых опять и опять разыгрываются психические сцены внутреннего
театра. То, как именно мы воспринимаем свое тело, образно и симво¬
лически, и определяет природу сцен, которые будут в нем разыгры¬
ваться. Это может быть невротический телесный театр или психо¬
тический телесный театр. Или же это может быть представление
без слов, психосоматическая постановка. При таких загадочных со¬
матических драмах отсутствует даже проблеск понимания Я своих
невротических, девиантно-сексуальных и психотических творений.
Когда перед нами такое радикальное отделение псюхе от сомы, боль¬
ные не понимают, как связаны их физические проявления с их пси¬
хологическим бытием, так как они понятия не имеют, что у их созна¬
ния отобраны его собственные телесные послания. Я, не ведая о са¬
мом себе, отбросило свое креативное функционирование и позволи¬
ло соме стать мимическим театром сознания, посылающим немые
(хотя и неистовые) послания в качестве псевдорешений психическо¬
го стресса. Это означает, что тело ошибочно расшифровывает конф¬
ликт как физиологическую угрозу. Однако даже если в таких случа¬
ях в психическом театре сознания падает занавес, вечно креативное
Я сознания все же пытается осмыслить физиологические катастро¬
фы и «объяснить» неясно выражающуюся сому. Психосоматическое
заболевание тогда становится объектом интереса для псюхе и час¬
54

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
тью аналитического дискурса, даже если иногда используется, что¬
бы спрятать за ним другие проблемы, явно психологического поряд¬
ка. Нижеследующий случай — пример именно такой драмы (V.-G.
Brahmy, 1977, личное сообщение).
Господин С. обратился в психосоматическое отделение известно¬
го медицинского центра за консультацией. Его направил врач общей
практики, потому что г-н С. жаловался на приступы психической
спутанности, которые внезапно случались с ним на улице, а также
на другие проблемы, которые он сам приписывал нарастающему
ухудшению своего физического состояния. Эти состояния спутанно¬
сти казались ему окончательным бедствием. Он был убежден, что
диабет — это фундаментальная причина нынешних проблем, а в пси¬
хосоматический центр он обратился только потому, что его доктор
считал, что физическое состояние г-на С. осложняется, а то и порож¬
дено психологическими проблемами, о которых он не имел никакого
представления.
На первой консультации г-н С. долго говорил о своей профессио¬
нальной жизни, друзьях, семье, причем всегда исходя из «до» и «пос¬
ле» некоторого неназываемого события или событий. Когда он гово¬
рил о «до», то казалось, что самым важным «до» было восхищение
женщин. С началом физического расстройства, кульминацией кото¬
рого было чувство спутанности, вся его жизнь «усохла». Из этого нельзя
извлечь никакого смысла, и он не может связать это ни с какими пси¬
хологическими событиями. «Вот это все так, да и все тут! Потому что
я диабетик».
Чтобы прояснить, как именно Я г-на С. пыталось придать смысл
его переживаниям во внешней реальности, и в то же время отказыва¬
лось от всякого исследования его психической реальности, я хочу пред¬
ставить отрывок из записи его первой консультации.
Доктор: А эти приступы плохого настроения и раздражительно¬
сти, о которых Вы говорите, когда они начались?
Г-н С.: Без всякой причины... никакой не было причины!
Доктор: Да?
Г-н С.: Моя семья... ну, если хотите, есть разные виды диабета,
видите ли... зависит от уровня сахара, а ты сильнее или слабее раз¬
дражаешься и нервничаешь, видите ли.
55

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоана штической сцене
Доктор: Да.
Г-н С.: Когда он гипо... ну, тогда это становится опасным
Доктор: О ком Вы говорите, когда говорите о «нем»?
Г-н С.: Да нет, я говорю... диабетик... диабетик, понимаете... по¬
тому что я часть группы диабетиков.
Доктор: Да, это я поняла.
Г-н С.: Ну да, если это не... от своего имени, если хотите... скажем,
как диабетик, есть определенные вариации в состоянии психики,
которые очень... разные.
Доктор: Но это именно то, что вызвало в Вас потребность про¬
консультироваться со своим врачом? Или же это те проблемы с па¬
мятью, те приступы спутанности, о которых Вы говорили? Что имен¬
но происходило в таких случаях?
Г-н С.: Ах... послушайте! Однажды я обнаружил, что стою на ули¬
це и даже не знаю, куда я иду. Я не мог вспомнить, что я собирался
делать. Я и не совсем понимал, где я. Ну, и я неожиданно забеспоко¬
ился, потому что... я диабетик или что уж там. Я не знаю. Я пошел и
что-то съел. И я просто больше ничего не знаю.
Доктор: Но Вы знали уже, что Вы диабетик?
Г-н С.: Ну да. Я знаю это уже 20 лет!
В статье об этом пациенте его аналитик, доктор Брами, описыва¬
ет, как медленно г-н С. приобретал способность помнить о своем ана¬
литике в ее отсутствие, и как это сопровождалось тонкими измене¬
ниями в его образе мышления о себе самом и своих проблемах. Она
отмечает, что в очень многих случаях он, казалось, использовал чрез¬
вычайно логичное мышление, чтобы заблокировать возникновение
фантазий, часто пытаясь использовать слова в качестве разрядки.
Они появлялись, чтобы служить защитным экраном против состоя¬
ний напряжения в его психическом мире. Заговорил ли, в конце кон¬
цов, г~н С. на других языках, кроме «диабетического», благодаря кро¬
потливой работе своего терапевта? Тем не менее, она говорит в сво-
рй гтатье о своей крайней разочарованности тем, что у пациента
отсутствовало признание ценности их совместной работы: она одна
наблюдала происходившие изменения. Остается открытым вопрос,
можег1 ли психоаналитическая ситуация обеспечить рамки, способ¬
56

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОИ ЖИЗНИ
ные пробудить парализованное Я определенных тяжелых психосо¬
матических пациентов. При каких условиях могла бы она помочь вы¬
строить мост через пугающую пропасть, которая отделяет псюхе от
сомы? И какой психологической ценой для индивида?
Возможные ответы на эти вопросы выходят за пределы этой гла¬
вы. Тем не менее, можно сказать, что когда соматизация — един¬
ственный видимый ответ на психический конфликт и душевную
боль, она представляет собой монументальный вызов аналитичес¬
кому пониманию. Психосоматические инциденты возникают в каж¬
дом анализе (и в жизни каждого), особенно когда вызывающие деп¬
рессию или тревогу события выталкивают из сознания вместо того,
чтобы подвергнуть их психической переработке. Такие явления не
могут не вызывать множество вопросов в голове у психоаналитика.
Работая именно с сильно соматизирующими пациентами (которые
все без исключений приходят в анализ по совершенно другим при¬
чинам), аналитик сталкивается с теми стеноподобными структура¬
ми, которые, видимо, и удерживают Я в заточении, хотя оно само и
не осознает своей злой участи. Освобождение этих узников требует
особого стиля контактов со стороны терапевта, возможно, таких, ко¬
торые Винникотт (Winnicott ,1971) называл «творческой способнос¬
тью к игре». Винникотт утверждает, что психоаналитическая рабо¬
та, в общем, может продвигаться только через переживания, кото¬
рые находятся в пространстве между двумя психическими «игро¬
выми площадками», аналитика и анализируемого. Он замечает, что
терапевт, который неспособен к игре, неспособен и заниматься этим
родом терапевтической работы (Winnicott, 1971; 54). Пациенту, у ко¬
торого нет психического пространства для игры, надо помочь сотво¬
рить его, так, чтобы можно было запустить психотерапевтический
процесс. То, что это необходимо, кажется мне особенно верным с па¬
циентами (вроде г-на С.), которые демонстрируют так называемую
«психосоматическую личность». Эти люди и впрямь потеряли «спо¬
собность играть» в смысле Винникотта. Незаинтересованные «быть»,
а только «делать», неспособные распознавать свои собственные чув¬
ства, неспособные вложить либидинальный интерес в свои собствен¬
ные и чужие мысли и психические реальности, они, поэтому, не спо¬
собны и проигрывать в фантазии различные идеи о том, что в их
Жизни идет не так.
57

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
При прохождении терапии такие психические узники кажутся
совершенно неспособными мечтать днем и часто даже видеть сны
ночью. Однако, несмотря на эти трудности, иногда возможно войти в
контакт с подземным течением бессознательной жизни этих паци¬
ентов. Тогда пустые психические пространства наполняются мно¬
жеством людей, воспоминаний и переполняются потоком аффекта,
что иногда ужасает пациента. Если психотический пациент сбегает
в мир бреда, чтобы сделать терпимой переполняющую его душев¬
ную боль, то психосоматический пациент совершает побег во вне¬
шнюю реальность. Когда это происходит, само тело начинает дей¬
ствовать бредовым образом. Когда «психическое пространство для
игры» создано, возникающие фантазии обычно отличаются от «обыч¬
ных невротических» своим специфически конкретным содержани¬
ем, показывающим, до какой степени мир телесной реальности про¬
должает наполнять сферу фантазии. Следующий случай обсуждал¬
ся со мной около двух лет одаренным молодым аналитиком, кото¬
рый часто прибегал к игровой технике, в которой пациенты лепят из
глины, чтобы раскрыть возможности своего воображения и попы¬
таться исследовать свою психическую реальность (Cazas, 1977, лич¬
ное сообщение).
Г-на Д., тридцатилетнего актера, направил к аналитику дерма¬
толог. Он страдал от ряда серьезных кожных заболеваний, включая
тяжелую форму экземы; ребенком он много лет болел астмой и при¬
ступообразным насморком. Аналитик, столкнувшись с полной бло¬
кировкой способности пациента связывать какие-либо идеи с мыс¬
лями или событиями, о которых тот вспоминал, предлагал ему вы¬
думывать истории, иногда просил его лепить из пластилина. Преоб¬
ладали куски тела. Пациент сперва не мог сочинять иные истории,
чем: «Это рот» или: «Это нос».
Когда Д. приобрел уверенность в своем праве на фантазии, он
однажды описал «огромный язык, десять метров длиной, который
движется вперед, как змея. Получив поддержку описывать это да¬
лее, он привел такие подробности, как «он отвратителен и полон
всяких мерзостей». В нем был «крошечный ротик, ни для чего не слу¬
жащий, а с обратной стороны на нем были маленькие зубенки, тоже
ни для чего не служащие, потому что переваривание пищи происхо¬
дило на всей поверхности... и никто ничего не мог поделать с этим
58

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
языком». Затем он добавил, что «неважно, что с ним делаешь, — все
равно от него не избавишься; и прорваться внутрь него тоже никак
нельзя». Записывая эти высказывания, аналитик отметил: «Эта оп¬
позиция возбужденной поверхности и тела без органов отражает,
несомненно, то, как этот психосоматический пациент видит себя, а
также его симптомы» (Cazas, 1977, личное сообщение).
По рассказу пациента о его отношениях с матерью создавалось
впечатление, что она полностью соответствует описанию родителя
с двойными сообщениями: (например, мать говорит сыну-подрост-
ку: «Пожалуйста, уходи и приходи когда хочешь; но если будешь так
поступать, это меня убьет»). Такие родители иногда вызывают пол¬
ный психический паралич у своих детей. Мне показалось, что паци¬
ент пытался создать конкретную репрезентацию неуязвимой «ма¬
тери-языка», в которую нельзя проникнуть, но в то же время и отде¬
латься от нее нельзя и надеяться.
Несколько недель спустя пациент принес еще одну фигуру: «дои¬
сторическое чудовище, состоящее из трех частей — головы, тела и
хвоста». На голове, стоящей на одной ноге, были два шаровидных гла¬
за и широко открытый рот, из которого росла рука. С одной стороны
носа была пара ноздрей, из одной свешивался глаз, а из другой —
коготь. Хвост был «вооружен бритвенно острым ножом и штопором...
а тело было просто покрытым чешуей трубчатым соединением го¬
ловы с хвостом». Эти элементы, под маской игры, дали осязаемое
представление о том, как пациент воспринимает себя самого.
Следующий фрагмент сессии, записанный несколько месяцев спу¬
стя, показывает рост способности пациента репрезентировать и да¬
вать словесное выражение своей внутренней психической драме.
Фантазия позволяет заглянуть вглубь его болезненных усилий по¬
добрать слова, которые передали бы не только проблему с его обра¬
зом своего тела, но и ее отношение к эдипальным конфликтам.
«Это история о фальшивом носе или, лучше сказать, о фальшивом
фальшивом носе. Я играю в пьесе, а мои родители сидят в зале среди
публики. Я должен покинуть сцену до второго акта, в котором мне
надо надеть картонный нос, чтобы играть роль старика. Бутафор по¬
терял фальшивый нос. Публика все больше волнуется и начинает то¬
пать ногами. Мать посылает отца выяснить, что я делаю за сценой.
59

ТЕАТР ДУШИ
И.июзин и правда на пс ихоана.тптче' кой сиснс
Бутафор, видя, что идет мой отец, отрезает ему нос бритвенно ост¬
рым ножом и дает его мне. Я надеваю его, не понимая, что это не насто¬
ящий «фальшивый» нос. Но когда я выхожу опять на сцену, все начи¬
нают визжать, потому что у меня по лицу течет кровь. Я стаскиваю
фальшивый нос и вижу, что это нос моего собственного отца! Я бегу за
кулисы, хватаю бутафора... (Здесь г-н Д. приходит в замешательство,
ему трудно досказать свою фантазию до конца, но он заставляет себя
продолжить.) ...э-э-э, ну, я беру острьш нож и отрезаю ему пенис, за¬
тем колочу его головой о стену, пока его мозги не разлетаются...»
То, что он смог рассказать свою фантазию, было для Д. совершенно
беспрецедентным событием и указывало, что теперь он может войти
в контакт с детскими страхами и желаниями и придать им метафори¬
ческую форму, пусть даже и не слишком тонкую. (Во французском
языке есть игра слов: «1е faux-nez qui est le nez qu’il me faut», означа¬
ющая «фальшивый нос, который мне положен».) Этот фальшивый нос,
метафора родительского пениса, в сознании пациента должен был
быть восстановлен во плоти. В этом сценарии нет вытеснения, и при¬
сутствуют лишь немногие защитные психические механизмы. Этим
он напоминает психотические фантазии, которые так часто откры¬
вают нам, что символический процесс нарушен. Но здесь мы имеем
дело с поворотом событий вспять. Жестокие фантазии — признак
не разрушения, а прогресса. Есть даже рудиментарное смещение на
бутафора, который должен сыграть роль сына, задумавшего захва¬
тить отцовскую фаллическую власть, кастрировав его. В следую¬
щем акте тот же персонаж должен уже занять место сына в кастра¬
ции тела и ума, которая непременно должна последовать в наказа¬
ние. Создается впечатление, что этот пациент вплоть до текущего
момента мог «говорить» только посредством детской астмы и экзе¬
мы, а «думать» или выражать аффект — насморком. Возможно, это
форма архаичного психосоматического сообщения, использующая
древний висцеральный мозг или ринэнцефалон (буквально означа¬
ющий — «нос-мозг»). Архаичный мозг был связан с обонятельной
способностью и главенствующей ролью запаха в отношении к дру¬
гим, таким образом придавая особую важность означающему «нос»
и его первичному отношению к самым ранним следам памяти о ма¬
теринском теле, которое первично отыскивалось ребенком посред¬
ством обоняния.
60

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОИ ЖИЗНИ
Не так уж невероятно, что эдипальные проблемы Д. и его кастра-
ционная тревога построены на реакциях (и мобилизуют их в нем),
проистекающих из прототипов кастрационной тревоги, которая
имеет место в раннем детстве, во время первых переживаний отде¬
ления и, в конце концов, индивидуации. В материале пациента про¬
блескивает такой интернализованный образ матери, который зас¬
тавляет предположить, что она могла отвечать на то, что она интер¬
претировала как потребности младенца, уж очень неистово. Д.-мла¬
денец мог казаться неспособным «брать» (то есть психически интро-
ецировать) «грудь-мать», с теми успокаивающими качествами, ко¬
торые позволяют ребенку дышать свободно и с удовольствием, а
также заряжать прочие автономные функции тела либидинальным
чувством. Без этой главной интроекции всегда есть риск, что не ра¬
зовьется жизнь фантазии, так как при этом вся либидинальная ак¬
тивность автоматически исключается из цепочки символических
репрезентаций. Все, что нам остается «слушать» — это астма и на¬
сморк. Психоаналитическое приключение иногда позволяет таким
пациентам использовать аналитическую сцену как первые декора¬
ции, в которых можно сыграть примитивные психические сцены
такого рода, что позволяет вербализовать инстинктивные влечения
и тем самым сделать их доступными осмыслению, впервые в жизни
анализируемого. Актер по профессии, Д. смог использовать психо¬
аналитическую сцену, а г-н С. — не смог.
Пока сома — единственный театр, в котором могут выражаться
психические конфликты, защитная организация осознаваемого Я
очень хрупкая, и мы сталкиваемся с драмами, которые несут в себе
больший потенциал смерти, чем невротические, перверзные или
психотические конструкции. С другой стороны, когда творческая
псюхе выполняет свою функцию, строя психологическую оборону
Для находящейся под угрозой самости, она служит для защиты не
только психосексуальной и нарциссической жизни субъекта, но и
самой его биологической жизни. «Бред» сомы, отчасти обязанный
неадекватному участию сознания, ведет к созданию действия без
сцены, истории без слов, силы без смысла, приводя к биологически
бессмысленной болезни. Не имея точной информации аффективного
и сенсорного порядка, Я остается в неведении относительно гряду¬
щих опасностей, проистекающих из внутренних или же внешних ис¬
61

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
точников. (Эти темы будут более полно исследованы в главах с 4 по
8.) Можно, в некотором смысле, сказать, что единственная узнавае¬
мая боль — это боль душевная, ибо в отсутствие каких-либо психи¬
ческих репрезентаций аффективных реакций и физических ощу¬
щений, которые передает тело, эти части человеческого опыта не
существуют для индивида психически. Таким образом, серьезные
соматические состояния, происходящие из полного отсутствия осоз¬
нания душевной боли, могут легко привести к биологической смер¬
ти, которая и переживается при психотических состояниях.
ТЕАТР БРЕДА
Менее распространенным, чем соматизация, ответом на неосоз¬
наваемый психический стресс является то, что можно рассматри¬
вать как ее психический эквивалент, а именно — психоз. (Отноше¬
ние психосоматического к психотическому состоянию будет рассмат¬
риваться в главе 7.)
Чтобы воздать должное Театру Невозможного в его психотичес¬
ком варианте, потребовалась бы целая книга (и опыт психоанализа
психозов, которого у меня нет). Здесь я ограничусь беглым взглядом
на психическую сцену, выстроенную молодым пациентом, страдаю¬
щим параноидным психозом. Мне повезло в том, что я достаточно
долго издали следила за развитием этого пациента и могла понять
смысл его остро драматичного сценического творения, а также мог¬
ла видеть, как, опираясь на психоаналитический опыт, медленно и
болезненно росло его чувство реальности, по тому как увеличива¬
лось его соответствие требованиям общества и улучшалась адапта¬
ция к собственным интимным желаниям и стремлениям.
Доминик Э., двадцатилетний мужчина, был направлен на психоте-
репевтическое лечение по решению суда Франции. Он совершил по¬
пытку убийства, и только счастливые обстоятельства помешали ему
довести свое намерение до конца. Он искренне хотел понять, как луч¬
ше справляться с драматичными обстоятельствами, в которых, по его
мнению, «каждый мог бы почувствовать, что его подталкивает к убий¬
62

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
ству». Старший из трех сыновей, первые три года жизни Доминик
наслаждался тем, что он описывал как уникальную форму материнс¬
кого восхищения, хотя порой признавал, что иногда это обожание было
«чрезмерным» и «мешало». Его иллюзорный рай был жестоко разру¬
шен появлением первого из младших братьев, банальным событием в
жизни многих детей, которое этим пациентом, однако, было воспри¬
нято как причина нестерпимой боли и непоправимого нарциссичес-
кого ущерба. Он остался с впечатлением, что «вырос силой ненавис¬
ти» и, как он прибавлял, «ненависти такой сильной, что никакая сила
на земле не искоренила бы ее во мне». Другие люди (например, его
отец и прочие свидетели на суде) считали его мягким, робким, скрыт¬
ным молодым человеком; он всегда проявлял особую нежность к пер¬
вому из своих младших братьев, и они были лучшими друзьями.
В восемнадцать лет Доминик уехал из дома в Париж учиться, в
той сфере, где в нем признавали талант. Там его познакомили с Лу¬
изой, женщиной много старше его, школьной подругой его матери.
Он «по сумасшедшему влюбился» в нее и вскоре они стали любовни¬
ками. Доминик переехал жить в ее квартиру, и, как заявляли они
оба, они были очень-очень счастливы вдвоем. Тем не менее, молодой
человек уговорил свою подругу сдать комнату еще одному студен¬
ту, чуть моложе его, с которым у него завязалась дружба. Постепен¬
но в нем стало расти подозрение, и переросло в убеждение, что его
друг и любовница находятся в тайной связи. Несмотря на то, что она
яростно отрицала его обвинения, он был настолько настойчив в них,
что она решила попросить этого друга съехать с квартиры, что он и
сделал. Но чувствующий себя преданным ревнивый молодой лю¬
бовник ничуть не смягчился и втайне готовился отомстить. Он ре¬
шил, что должен убить свою любовницу за предательство. Тяжело
раненая многочисленными ударами ножа, она кричала все же доста¬
точно громко, чтобы привлечь внимание бродячего торговца, кото¬
рый вошел в незапертую дверь и, застав молодого человека врасп¬
лох, смог его разоружить. Тот факт, что Доминик позволил взять над
собой верх, был сочтен смягчающим обстоятельством, ибо показы¬
вал, что нет неопровержимых доказательств того, что он собирался
Добить свою жертву.
Люди с проблемами невротического характера (обсуждаемыми в
следующей главе), ищут того, кто мог бы соответствовать их тайным
63

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитический сцене
сценариям, тогда как лица с психотическими расстройствами совсем
не обязательно выбирают партнеров, которые в соответствии со сво¬
ими собственными внутренними пьесами, были бы готовы играть
роль в их психических сценариях; напротив, часто те, кого они выб¬
рали, не могут принять отведенную им в сюжете роль. В случае
Доминика вероятно, что пока его психической сценой управляла ско¬
рее любовь, чем ненависть, его любовница, заместительница матери,
была согласна с ним, в той мере, в какой ей тоже был нужен сын-
любовник. На самом деле, она могла бессознательно желать вопло¬
тить в жизнь определенные гомосексуальные желания или конф¬
ликты, связанные с ее школьной подругой, установив отношения с
ее сыном. Но когда параноидный сценарий полностью завладел умом
молодого человека, то тут уж не представляется вероятным, чтобы
она искала смерти от руки любовника.
В контрасте с постановками на переходной сцене (глава 3), кото¬
рые должны принимать во внимание существующую реальность,
психотическое Я создает неореальность, которая перевешивает
обычную социальную реальность. Она повелевает: то, во что психо-
тик хочет верить, и есть универсальная правда. С изобретением но¬
вой реальности невыносимые конфликты волшебным образом по¬
лучают более удовлетворительное объяснение, которое может по¬
мочь возмещению тяжелого нарциссического ущерба, от которого
страдает субъект. С такой точки зрения, бред — тоже попытка са-
моисцеления, так как позволяет своему автору жить с таким нар-
циссическим образом себя, при котором субъективная идентичность
и самооценка не подвергаются постоянному риску пошатнуться. То,
что когда-то казалось ему бессмысленным и невыносимым, в связи с
его местом и ценностью в семейной констелляции, теперь приобре¬
тает «смысл», в рамках им же созданной реальности. Но это новое
психотическое решение отправляет своего создателя в погоню за
доказательствами. Любая возможность угрозы, как в случае Доми¬
ника, может быть использована, чтобы создать из нее цельную ткань
доказательств невозможного — попытку обратить время вспять и
стереть прошлое, сопровождаемую желанием свести с ним счеты и
переписать историю в большем соответствии с мегаломаническими
целями младенческого Я. Играя свою пьесу перед всем миром, наш
юный пациент был не способен видеть иную реальность, кроме сво¬
64

ГЛАВА 2
СЦЕНЫ ИЗ ПСИХИЧЕСКОИ ЖИЗНИ
ей собственной, неистовства разъяренного ребенка, чья ненависть
не нашла иного разрешения, чем путь к безумию.
ОСНОВНЫЕ ДРАМЫ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
В своей основе темы психического театра мало разнообразны. В
соответствии с врожденными и приобретенными творческими спо¬
собностями ребенка, травматические события, формирующие лю¬
бую индивидуальную психику, ведут к бесконечному множеству
психических изобретений, предназначенных для того, чтобы спра¬
виться с бедствиями отделения и принятия существования Другого,
различия полов и поколений, и, наконец, старения и смерти. Чтобы
достичь психического выживания, каждое Я должно выстроить сце¬
нарии, способные вместить эти драматические ситуации.
Все представленные здесь психические сценарии связаны с от¬
крытием, что родители — сексуальная пара, с желанием быть един¬
ственным ребенком и стремлением обладать матерью всецело и еди¬
нолично в нарциссическом слиянии. Эти банальные желания и их
невыполнение — часть жизненного опыта любого ребенка. Что же
отличает ответы на душевную боль и психический конфликт, най¬
денные г-жой А., г-ми Б., С., Д., Онориной и Домиником? По отноше¬
нию к их фундаментальной открытости универсальным травмам —
ничего, за исключением формы самоисцеления, которую создает
каждый актер-ребенок. Почему одно решение оказывается предпоч¬
тительней, чем другое? Слишком просто было бы сказать, что все
это «ошибка» родителей. На этот вопрос никогда не найдется удов¬
летворительного ответа, хотя каждое новое психоаналитическое
приключение вновь стремится построить связную гипотезу, чтобы
дать такой ответ, как это проиллюстрировано в следующей главе.
65

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
III
Переходный театр и поиск
исполнителей
Не все психические драмы разыгрываются во внутреннем теат¬
ре, где на сцене ставят невротические и бредовые сюжеты. Есть и
другой театр, чьи представления идут перед всем миром. Здесь ре¬
жиссеры пытаются вынести вовне нестерпимые внутренние драмы,
которые они вовсе не склонны считать своими собственными. Иногда
желание, стоящее за такими сложными драмами, обычно называе¬
мыми «невроз характера», это попытка найти смысл в том, что ма¬
ленький ребенок из прошлого, который все еще пишет сценарии,
находил слишком сложным для понимания. Конструкции, где для
исполнения важных партий из собственной внутренней жизни или
всего внутреннего мира используются другие, — это не психотичес¬
кие и не невротические творения, но они заимствуют технику и об¬
раз мышления из обеих сфер. Социальная сцена, на которой прохо¬
дят эти психические спектакли, и природа привязанности к персо¬
нажам, которых подталкивают к разыгрыванию в них ролей, харак¬
теризуют то, что я называю Переходным Театром.
Особый способ отщепления душевной боли и конфликта, выбра¬
сывание их из сознания так, что они вынуждены искать решения где-
то в другом месте, не ограничивается тем, что в аналитической ли¬
тературе известно как вынесение вовне (экстернализация). Он вно¬
сит вклад в невроз характера и составляет добрую часть того, что
включает в себя термин «нарциссические расстройства личности»
(более полно обсуждаемые в главах 9 и 10). В Переходный Театр
включены все действия, чья принципиальная цель — разрядить бо¬
лезненное напряжение через постоянную активность. В этом театре
психической экономикой управляют привычные злокачественные
компромиссы разного рода. Эти пагубные пристрастия могут быть
явно симптоматичными (злоупотребление различными субстанци¬
66

ГЛАВА 3
ПЕРЕХОДНЫЙ театр и ПОИСК ИСПОЛНИТЕЛЕН
ями), а могут быть тонко замаскированными, так как их объектами из¬
бирается сексуальность, работа или другие люди. Трудоголики, напри¬
мер, не осознают, что их нескончаемая деятельность — компульсивна и
представляет собой бегство от собственного внутреннего психического
мира и напряжения в нем.
В главе 5 я описываю эти пагубные пристрастия как паттерны ха¬
рактера, которым управляет «действие-симптом», и исследую гипо¬
тезу, что такой способ психического функционирования склонен уси¬
ливать психосоматическую уязвимость. А когда доходит до этого, внут¬
ренняя драма выносится вовне, но не на социальную сцену, а разыгры¬
вается на сцене собственного тела субъекта, во многом так, как это про¬
исходило в младенчестве, когда псюхе воспринимала тело как чуждый
объект, часть внешнего мира. Когда соме приходится решать психоло¬
гические проблемы без слов, без репрезентаций для руководства со
стороны псюхе, результатом (с точки зрения психического театра) ста¬
новится закулисная продукция, как описывается в главах с 4 по 8.
ПРИВЫЧНАЯ ПЬЕСА
Теснейшим образом к сценариям переходной сцены привязаны
все зависимости от субстанций. Здесь актеры сведены к неодушев¬
ленным объектам, которые занимают место когда-то ценных час¬
тичных объектов, во многих случаях — груди-матери раннего мла¬
денчества. Ее поиск все еще продолжается во внешнем мире, потому
что идентификация с внутренней заботливой матерью мала, а то и
вовсе отсутствует. Сам термин «пагубное пристрастие» (привязан¬
ность, аддикция) отсылает нас к состоянию порабощенности; рабство
ведь имеет много общего с крайней зависимостью грудничка от мате¬
ри. Для порабощенного наркомана его наркотический объект (будь
это еда, табак, алкоголь, лекарства или просто опиаты) — сперва ли-
бидинально загружается как «хороший», несмотря на его порой про¬
сто ужасные последствия. Во многих случаях его поиск переживается
как жизненно необходимый для благополучия субъекта, или даже как
придающий смысл его жизни. Но когда привычная субстанция погло¬
щена, то она обычно переживается уже как «плохая».
67

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Другой аспект этого — опасность саморазрушения, которую ана¬
литики часто интерпретируют как бессознательное желание нака¬
зать себя. Хотя это измерение может быть частью внутренней дра¬
мы субъекта, оно склонно функционировать, скорее, в качестве вто¬
ричной выгоды, чем причины пристрастия, потому что Я, которое
направляет действие, должно в какое-то время чувствовать потреб¬
ность быть наказанным за то, что осмелилось обладать, в такой нар¬
котической форме, желанной матерью-грудью. Индивид, так ска¬
зать, отсоединяет объект, который бессознательно представляет
собой грудь (в воображаемой форме «крадет» грудь у матери), и
теперь может пользоваться им безнаказанно, исключительно для
своих нужд. В эту примитивную оральную фантазию, однако, вклю¬
чена наказующая отцовская фигура (часто искомая во внешнем мире
в виде закона, врача или возможности детоксикации), которая бес¬
сознательно используется так, чтобы не дать жадному ребенку бес¬
конечно поглощать тело матери. В той мере, в которой объект при¬
страстия выполняет функцию подлинного переходного объекта (то
есть объекта, созданного младенцем в качестве промежуточного
между внутренней и внешней матерью), его вполне можно рассмат¬
ривать как патологичный переходный объект. В то время как ис¬
тинные переходные объекты представляют собой успокаивающее
волшебство и власть материнского присутствия в процессе интрое-
цирования, наркотические объекты не создают стойких изменений в
психической структуре, и поэтому их приходится непрестанно ис¬
кать во внешнем мире как символическую замену матери периода
младенчества. (И в связи с этим их лучше бы называть временными,
чем переходными объектами.)
Привычные пьесы не нуждаются в описании; их повторяющие¬
ся сюжеты хорошо известны каждому. В первом акте привычную
субстанцию ищут, как хорошую «мать» или «грудь». После погло¬
щения она становится плохой, преследующей «матерью» (или час¬
тичным объектом); в этом и состоит второй акт. То, что можно на¬
звать третьим актом (описанным выше как обмен с наказующей
репрезентацией отца), состоит из обещаний самому себе (или не¬
кому важному внешнему или воображаемому внутреннему объек¬
ту) никогда больше этого не делать. Все мы иногда бежим от ду¬
шевной боли, вызванной житейскими разочарованиями и раздра¬
68

ГЛАВА 3
ПЕРЕХОДНЫЙ ТЕАТР И ПОИСК ИСПОЛНИТЕЛЕЙ
жением, отыскивая немедленного забвения в обжорстве, выпив¬
ке, курении, сне и т.п. Однако у определенных людей эти неслож¬
ные решения предназначаются для всех мыслимых житейских
трудностей.
Когда в качестве наркотической субстанции используются дру¬
гие люди, иногда они выполняют функцию транквилизатора, а иног¬
да — вместилища для всего того, что индивиду, предающемуся нар¬
котическим отношениям, кажется слишком обременительным в ка¬
честве части собственного психического театра. Постановка таких
сценариев, очевидно, требует сотрудничества Я других людей. Эти
другие люди часто не осознают, что играют роли проективно изгнан¬
ных аспектов данных анализируемых или каких-то других жителей
их внутреннего мира. А сами наркоманы, подсевшие на отношения,
тоже не осознают факта, что их слова и действия «гальванизируют»
в других роли, отвергнутые ими самими. Часто на эти роли назнача¬
ются именно самые близкие и дорогие, обычно, надо признать, из-за
того, что их собственные психические конфликты делают их подхо¬
дящими носителями идентификаций, о которых идет речь. Преус¬
певшие в этом «искусстве» вряд ли понимают, что это они пишут
сценарий, и часто горько жалуются на то, как ведут себя с ними дру¬
гие люди. Белоснежка, с которой мы еще познакомимся в этой главе,
была твердо убеждена, что ее муж — единственный автор их до¬
машних трагедий. И все-таки эти люди постоянно подыскивают под¬
ходящих актеров для исполнения ролей персонажей из их собствен¬
ного внутреннего мира.
Другие актеры тоже готовы выскочить на сцену и сыграть на¬
пряженные отношения и бессознательные роли, для которых у них
пока нет слов, как у знаменитых «Шести персонажей в поисках ав¬
тора» Луиджи Пиранделло. Иногда случается, что эти податливые
актеры, попав в анализ, обнаруживают свою склонность впутываться
в чужие сценарии и понимают, что искушение сделать это имеет
характер внутреннего принуждения. Жеста или слова другого чело¬
века бывает для них достаточно, чтобы понять, какую следует по¬
дать ответную реплику. Требуется сила и смелость более взрослой
их стороны, чтобы остановить нетерпеливого, тревожного или сер¬
дитого ребенка, рвущегося к участию в драме, как только предос¬
тавляется такая возможность. Домашние сцены такого рода, вечные
69

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
у определенных пар, заставляют задуматься, не выбрали ли парт¬
неры друг друга из-за того, что неизменно включают друг у друга
сценарии, в которых бессознательное напряжение стремится к раз¬
рядке в виде скандала, предрешенных «несчастных случаев» и т.п. В
эту категорию попадает и пациентка, которую я назвала Белоснежка.
Таким образом, актеры Переходного Театра не ищут разреше¬
ния конфликта через невротический компромисс и формирование
симптома или создание неореальности, которую общество назвало
бы бредовой. В некотором смысле эти люди кидаются в более опас¬
ное предприятие, чем те, что страдают психозом или неврозом, с той
точки зрения, что они всегда зависят от того, насколько хорошо им
будут служить другие, снабжая их искомой уверенностью, которая
позволяет им избежать психического конфликта и сопутствующей
ему душевной боли.
Продукция Переходного Театра напоминает перверзные сцена¬
рии неосексуальных творцов (McDougall, 1978; 21-86), но постановка
сюжетов и использование других в качестве персонажей более слож¬
ны. Эти психические драмы не носят сознательно эротического ха¬
рактера и нуждаются в более сложном исходе, чем оргазмическая
реакция при сексуальной девиации, в качестве доказательства той
действительности, которая должна быть засвидетельствована. Од¬
нако часто случается, что постановщиков на социальной сцене счи¬
тают извращенцами, не в смысле сексуальной преверзии, а в смыс¬
ле извращения (перверзии) характера (Arlow, 1971). Их обвиняют в
том, что они извлекают удовольствие, нападая на людей, расстраи¬
вая их или принося окружающим какое-то иное страдание. Так как
эти сценарии требуют неких манипуляций во внешнем мире и уча¬
стия в них людей, то одержимый фактически бессознательно при¬
знает, что другие — только части его самого, и тем самым отрицает
базовый постулат существования Другого. Когда псюхе отрекается
от существования Другого (инаковости), мы поистине в театре Не¬
возможного, но поскольку пьеса не может идти на сцене без соучас¬
тия и доверия других, которые были бы не просто созданиями вооб¬
ражения субъекта (пусть даже с ними так обращаются), все пред¬
ставление тоже подпадает под власть внешней реальности, и тем
самым подлежит ограничениям Возможного.
70

ГЛАВА 3
ПЕРЕХОДНЫЙ ТЕАТР И ПОИСК ИСПОЛНИТЕЛЕН
СЛУЧАЙ БЕЛОСНЕЖКИ
Чтобы проиллюстрировать, что я имею в виду под Переходным
Театром, я хочу предложить отрывок из длительного анализа. Бе¬
лоснежка была 12 лет замужем, когда впервые обратилась ко мне за
помощью в связи с депрессивными чувствами, которые она не могла
понять. На наших первоначальных интервью она ссылалась на такое
состояние как на «пустоту», «дыру» в ее дне, когда ей ничего не хоте¬
лось делать, потому что жизнь казалась никчемной. В такие момен¬
ты она становилась жертвой очередной кожной аллергии, от при¬
ступов которых она страдала. По ее описанию, она тогда возобновля¬
ла атаку на собственную кожу: колола ее иголками и прижигала
спиртом, чтобы победить аллергическую реакцию. Такое «лечение»
в свою очередь требовало по многу часов сидеть перед зеркалом,
намазываясь кремами и умащиваясь маслами, чтобы залечить на¬
несенные повреждения. Однако, начав аналитические отношения, она
мало говорила об этих, возможно, психосоматических драмах и не
давала заглянуть в сценарии, скрытые за ее «дырами». Вместо этого
она, казалось, использует свои сессии, чтобы доказать мне, что она
всегда «права», не только по отношению к своим коллегам, матери и
сыновьям, но прежде всего, в ее вечных спорах с мужем. Она много
труда потратила на выбор мужа. Как она частенько, с явной горечью
в голосе, говорила, он «в точности соответствовал тому, что [я] ожи¬
дала от мужчины». Она долго искала такого подходящего супруга,
отказываясь ради него от других предложений. И какое фиаско! Изу¬
чив его за 12 лет до молекулы, она теперь может сказать, что он
просто памятник эгоизму, до смешного потворствующий отец, не¬
внимательный к своей внешности и к своей работе, неаккуратный и
психованный. Сколько глупостей он делает в поездках, какой он не¬
уклюжий дома и даже в постели, где он показал себя совершенно
бестактным и невнимательным к ее желаниям. Время от времени
она четко определяла место мужа в своем внутреннем театре: «Мой
муж — настоящее дерьмо!» (по-французски — «une vrai merde»).
Два первых года анализа замечания Белоснежки пестрели выра¬
зительными утверждениями, вроде: «Видите — это же совершенно
ясно! Самоочевидно, правда ведь?» Я чувствовала, что она силой
71

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия п 'правда на психоаналитической сцене
пытается открыть мне глаза, чтобы я видела сцены, происходящие
между ней и ее мужем, точно так же, как она. В другие разы она
словно стремилась выложить передо мной законные доказательства
проступков своего мужа; мне давалось 45 минут на суд и приговор
обвиняемому. Во время одной из своих тирад она, наевшись моим
молчанием, сказала тихо и решительно: «Я хочу, чтобы Вы знали,
что на этот раз я жду ответа». «Ответа на что?» — спросила я. После
минутного шока она спросила недоверчивым тоном: «Но Вы же слу¬
шали меня, разве нет?» К ее удивлению, мой ответ был продолжи¬
тельным. Да, я слышала все, что она говорит. Я перечислила ей зло¬
деяния ее мужа за последние два дня и добавила, что мне кажется,
что она ждет ответа на вопрос, который так и не был сформулиро¬
ван. Хоть и раздраженно, Белоснежка все-таки попыталась быть
более точней в том, чего же именно она от меня ожидает. Она счита¬
ет, что у нее есть право на некоторые замечания... на что-то, что
подтвердило бы ее суждения о муже... возможно, я вижу какие-то
стороны вопроса, которые от нее ускользнули... и, в конце концов,
она и в анализе-то из-за мужа!
Почувствовав в этом ее последнем замечании, что она быстро от¬
вергла любую попытку вести речь о себе, и снова втягивается в сце¬
ническую постановку нескончаемой домашней трагедии, я прервала
ее, сказав: «Вы ждете от меня заранее известного ответа. Я замети¬
ла, что Ваш муж всегда отвечает заранее известным образом на Ваши
ожидания». Я и сама в первый раз четко поняла, что этот муж-дерьмо
всегда реагировал именно так, как она и знала, что он отреагирует, и
что, фактически, он соответствовал тому, «чего можно ожидать от
мужчины», как она и сказала мне на первом интервью. Тогда она, ко¬
нечно, ссылалась на его «подходящие» качества, но казалось вполне
вероятным, что сна выбрала его не только за них, но и за его дефекты
и неуклюжесть, о которых знала с самого начала. Однако это неудоб¬
ное знание было отщеплено от сознания или, по крайней мере, жестко
отрицалось. Сцены, которые она разыгрывала для меня на аналити¬
ческих подмостках, были голой правдой. Она ничего не придумывала.
А что же, спрашивается, делать, когда твой спутник жизни «на¬
стоящее дерьмо»? Белоснежка знала единственный ответ: она была
вправе гневаться праведнейшим гневом, и эта театральная драма
предлагала ей, казалось, неисчерпаемое удовлетворение. Но поче¬
72

ГЛАВА 3
ПЕРЕХОДНЫЙ ТЕАТР И ПОИСК ИСПОЛНИТЕЛЕН
му? Жестокая и мучительная война, в которую она день за днем втя¬
гивалась под действием внутреннего принуждения, дорого ей обхо¬
дилась. В том, что ее муж вполне под пару ей в этой корриде и, воз¬
можно, провоцирует жену на яростный и святой гнев, я мало сомне¬
валась, но не он был моим пациентом. Я могла исследовать только
покуда неизвестную заинтересованность Белоснежки в этой непре¬
станной супружеской драме. Как это обычно бывает при проблемах
характера, постоянное состояние раздражения и отчаяния у Бело¬
снежки было самым тяжелым для нее и больше съедало времени,
чем любые другие невротические симптомы, хотя они и были, в то
же время, менее доступны для анализа. Все, что мне позволялось
видеть, была моя роль судьи и ее настояния, что ее жалобы основа¬
ны на правдивом изложении фактов. Это были не фантазии: мне пре¬
доставлялись «доказательства».*
Когда подобный сценарий ставят без остановки, сессию за сесси¬
ей, то в терапевтической ситуации, точно так же, как и в повседнев¬
ной жизни, «направляют свет» на то, какой обвиняемый «плохой»,
чтобы показать, что все зло лежит в другом. Это поведение имеет
мало общего с химерой, известной в аналитической литературе как
«сверка с реальностью». Белоснежка использовала своего мужа, что¬
бы доказать мне, и в неменьшей степени себе, какая она доброде¬
тельная, ценная и достойная личность, которой не за что стыдиться и
быть виноватой. Это были главные стороны ее нарциссического об¬
раза самой себя. А я должна была подтвердить, что она достигла того
недостижимо высокого идеала, которого она должна была достичь,
как она считала. Не составит большого труда догадаться, какая неве¬
роятно болезненная задача стояла перед нами в нашем аналитичес¬
ком предприятии. Сможет ли Белоснежка вообще принять, что воп¬
реки реальности фактов, ею приводимых, она сама была соавтором
своего сериала? И что партизанская война, характерная для ее до¬
машней сцены, была главным интересом ее жизни? Ее профессио¬
нальная деятельность (которая свелась к минимуму, и в которой едва
ли использовалась и малая доля ее способностей), ее жизнь матери,
*	Когда я писала эту главу, мне встретилась интереснейшая статья Рут Лаке,
посвященная пациентам, которые всегда «правы» (Lax, 1975).
73

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
жизнь женщины — все было принесено в жертву этой повторяю¬
щейся театральной пьесе, которая казалась как по мгерке сшитой,
этой единственной роли, где она могла найти и сохранять свое чув¬
ство идентичности без страха развалиться на части.
Я постепенно стала понимать, что муж Белоснежки, к которому
она постоянно была так агрессивна, и который всегда отвечал так,
как и ожидалось, был, вопреки видимости, не только существенным,
но и полезным объектом в ее жизни. Как это чувствует героиновый
наркоман, Белоснежка чувствовала, что предмет ее пристрастия
разрушает ее, но она нуждалась в нем и искала с неослабевающей
решимостью. По крайней мере, с точки зрения ее нарциссической
экономии, ее по-настоящему дерьмовый муж играл роль переход¬
ного объекта, того, без которого она почувствовала бы себя пустой,
испуганной и никчемной. Как же было нам понять сюжет и персона¬
жей, составляющих добрую часть психического сценария моей па¬
циентки, когда она сама не осознавала, что ставит свою пьесу на пе¬
реходной сцене внешнего мира? Какими путями могла она прийти к
пониманию, что «настоящее дерьмо», которое играет главную роль
и считается таким вредным, на самом деле нужный и поистине бес¬
ценный объект? Здесь мы сталкиваемся с маленькой Белоснежкой,
в том возрасте, когда дети играют в куклы и отводят им важные
роли в вынесении вовне своих внутренних страхов, желаний и на¬
пряжения. Когда мы видим, как девочка задает своей кукле серьез¬
ную трепку, потому что та плохо учится в школе, отказывается есть
овощи или дерзит матери, нам не приходит в голову спросить: «Ты
что, не любишь свою куколку?». Она любит ее, причем так, словно
это часть ее самой, и кукла требуется ей не только для того, чтобы
она испытала болезненные переживания, которые пришлось испы¬
тать самой девочке, но и чтобы наделить ее всеми нежелательными
чертами, которые девочка не хочет признавать за свои собственные
из страха лишиться любви родителей. Игра уверяет ее, что она бе¬
зупречный ребенок, возможно, идеальный, который старается вы¬
полнить то, что можно интерпретировать как родительское требо¬
вание совершенства.
Ребенком Белоснежка, фактически, должна была удовлетворять
нормам поведения и принимать болезненные эмоциональные ситу¬
ации. которые не под силу никакому ребенку (в частности, она дол¬
74

ГЛАВА 3
ПЕРЕХОДНЫЙ театр и ПОИСК ИСПОЛНИТЕЛЕН
жна была сделать абсолютный выбор между родителями, когда они
разводились). Я не буду здесь распространяться об исторических
реалиях Белоснежки: я в основном хотела бы проиллюстрировать
один из аспектов психического процесса, который позволил ей со¬
здать и сохранить иллюзорную идентичность, ту, которая казалась
ей единственным средством выполнить бессмысленные требования.
Чтобы чувствовать себя любимой, она должна была отказаться от
большинства своих инстинктивных желаний и стать чем-то вроде
психической калеки. Таким образом, она совершила просто подвиг,
найдя мужа, способного выразить и претворить в действие все сто¬
роны ее собственных потребностей и желаний, от которых ей при¬
шлось отречься. Чтобы сохранить терпимый нарциссический образ
перед лицом своих внутренних гонителей, Белоснежка проживала
все, что было для нее немыслимо (во всех смыслах слова), через сво¬
его мужа. Он мог быть сексуальным, неуклюжим, грязным, невнима¬
тельным и беспорядочным (а также потакать детям так, как никогда
не потакали в детстве ей), а она должна было только проследить за
тем, чтобы он был за это примерно наказан. Он воплощал все то, в
чем ее обвиняли в детстве, позволяя ей сохранить веру в свою иде¬
альность. Чтобы быть, она должна была быть совершенной.
Этот примитивный метод обращения с нестерпимой душевной
болью, конечно, только одно из проявлений подобного положения
вещей. Большая часть психической энергии Белоснежки была на¬
правлена на поиск доказательств, что она действительно обладает
теми ценными качествами, которые она считала необходимыми для
того, чтобы ее ценили и любили, или, на самом деле, для того, чтобы
ей позволили существовать. Самыми разными способами она исполь¬
зовала своего мужа в качестве зеркала, чтобы увидеть в нем свое
отражение, только с точностью до наоборот. «Это он сосредоточие
зла, а не я!» Но чтобы продолжать выпуск этой постоянной психи¬
ческой продукции, она была обязана отрезать себя почти от всех
инстинктивных удовольствий; мало какая деятельность доставляла
ей радость, ее отношения с другими были или конфликтными, или
ничего не значащими. Неспособная к наблюдению ни за собой, ни за
другими, она была лишена средств поразмыслить над своими труд¬
ностями и понять периоды пустоты в своей жизни. В каком-то смыс¬
ле она не думала ни о ком, кроме мужа. Чем хуже он был, тем больше
75

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
она была убеждена в том, что она хорошая. И невдомек ей было, что
муж был воображаемым реципиентом ее собственной инстинктив¬
ной жизни. Всем, что было ей запрещено, она наслаждалась посред¬
ством него, как священник, предающийся страстной погоне за греш¬
никами, чтобы освободить от множества прегрешений, которые сам
не может совершать. Но муж не всегда выполнял отведенную ему
роль. Иногда он в гневе накидывался на нее, а однажды, по ее расска¬
зу, сломался и зарыдал, говоря, что никогда не мог понять, чего же
она от него хочет. В такое время, а также во время его отсутствия, ее
кошмар наяву прекращался, чтобы смениться чувством пустоты и
внутренней омертвелости.
Внутренний театр Белоснежки медленно развивался, позволяя
ей размышлять о своих фрустрациях и неудовлетворенности, вмес¬
то того, чтобы втягиваться в сварливые действия в попытке убе¬
жать от всякого знания о собственных болезненных чувствах, отно¬
сящихся к самой же себе. В частности, ее пустоты постепенно начали
заполняться. Она обогатилась психически, стала принимать многие
свои драгоценные, но (так называемые) «плохие» побуждения, кото¬
рые должны были быть у нее, чтобы чувствовать себя по-настояще-
му живой. Неловкая, вредная, «дерьмовая девчонка» стала важным
персонажем аналитической сцены, и было наконец признано, что она
имеет право на существование и говорит нечто важное. «Какашка»
могла теперь разговаривать с родительскими объектами, которые
была вынуждена так жестко интроецировать в детстве в свою пси¬
хическую структуру. Она смогла открыть, насколько ее сознатель¬
ное Я было идентифицировано с их явно жестокими и невозможны¬
ми требованиями. Она стала позволять плохой маленькой девочке
внутри нее говорить от первого лица, ее доселе заточенная идентич¬
ность-репрезентация расширила свои рамки, позволяя, чтобы дра¬
матические сцены, которые всегда прежде разыгрывались во внеш¬
нем мире, нашли свою внутреннюю переработку.
76

ГЛАВА 3
ПЕРЕХОДНЫЙ театр И ПОИСК ИСПОЛНИТЕЛЕН
НАРКОТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ И ПЕРЕХОДНЫЕ
ЯВЛЕНИЯ
Мучительным путем постановки внутренних драм на внешней,
житейской сцене идти гораздо труднее, чем поддерживать такое
творение, как бред или конструкцию невротического симптома, не
только в силу хрупкости, неотъемлемо присущей первому творе¬
нию. Сценарии, авторства которых индивид не признает, требуют,
кроме того, определенной манипуляции другими людьми: необхо¬
димо все время следить за их потребностями и слабостями, чтобы
отыскать тех, кто сыграет заранее определенные для них роли. Все,
что не влезает в рамки предуготованной сцены, не получает ника¬
ких либидинальных вложений, а то и вообще не воспринимается.
Автора постоянно увлекает потребность найти, через бессознатель¬
ную эксплуатацию внешнего мира, неопровержимые доказатель¬
ства иллюзии, составленной о самом себе.
Чтобы прояснить процесс, происходящий в вынесенном вовне
театре и особый способ использования психического и социального
пространства между субъектом и другими, я воспользуюсь моде¬
лью объектных отношений, входящей в концепцию переходных
объектов Винникотта (Winnicott, 1971) и действий Моделла (Modell,
1969). Как и любая подобная концепция, она представляет только
один аспект явления, к которому адресована, в данном случае, нача¬
ло отношений Я — Мир. Эта крайне важная фаза развития детского
Я включает то, что Винникотт назвал признанием «не-я» объектов.
В этой стадии дети становятся способны не только отличать себя от
других, но и сохранять образ объекта в его отсутствие. Эта концеп¬
ция берет за основу открытие Фрейда, освещающее глубинное зна¬
чение детской игры в «ку-ку» и игры с деревянной катушкой (Freud,
1920). Переходный объект, вроде катушки, не является ни чисто пси¬
хической продукцией (которая не потребовала бы для своего суще¬
ствования конкретного объекта), ни чисто частью внешнего мира. Он
отличается от остального «не-я» мира людей, так как ребенок уже
научился, что не может на них повлиять, и поэтому признает, что
они находятся вне его магического контроля. Но с катушкой дело об¬
стоит иначе. Винникотт подчеркивает хрупкость равновесия, кото¬
77

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
рое дети этого возраста устанавливают между личной психической
реальностью и опытом контроля над реальным объектом во внеш¬
нем мире. Эта фаза взросления предшествует способности быть од¬
ному, без страха утраты идентичности и опасности быть захлестну¬
тым тревогой. Этот период развития также предвещает способность
осуществлять подлинный обмен с другими без страха перед опас¬
ным вторжением, своим в другого или в другого в себя. Люди вроде
Белоснежки застряли на этой стадии развития, в том, что касается
значимых для них отношений.
Неодушевленная вещь или деятельность, которая смогла стать
истинным переходным объектом, тогда воплощает самое раннее
внешнее выражение саморазвития (в противоположность галлюци¬
наторному выполнению желания), в том, что именно сам ребенок со¬
здает смысл объекта, в соответствии с собственной организацией
внутренней реальности. Доказательство успеха этого творения —
тот факт, что объект символизирует мать или вмещает в себя мате¬
ринский образ и, на самом деле, все материнское окружение. Это
объект в процессе его интернализации, хотя он все еще далек от
того, чтобы стать основой тому, что когда-то будет внутренней сим¬
волической структурой. Маленький ребенок еще не способен иден¬
тифицироваться с таким внутренним объектом (и поэтому еще не
способен его использовать), в том смысле, что возможность быть хо¬
рошей матерью самому себе и принять материнскую функцию на
себя все еще находится в будущем. Переходный объект или деятель¬
ность представляет собой союз с матерью, который помогает ребен¬
ку выдерживать ее отсутствие, точно так же, как позднее произне¬
сение слова «мама» позволяет ребенку думать о ней в ее отсутствие
и представлять себе, что она рядом.
Согласно концепции Винникотта, если процесс заторможен фак¬
торами окружения или сознаваемыми (или неосознаваемыми) про¬
блемами родителей, маленькому ребенку открыт только один путь,
а именно, расщепить образ себя самого на два; одна часть вмещает
тайный, субъективный мир ребенка, а другая соглашается с требо¬
ваниями внешнего мира. Эта вторая самость — ложная (хотя и жиз¬
ненно необходимая), является адаптацией ко внешнему миру, но отъе¬
динена от личной, глубинной психической реальности ребенка. Та¬
кие дети рискуют позднее в жизни жить так, словно они «не вполне
78

ГЛАВА 3
ПЕРЕХОДНЫЙ ТЕАТР И ПОИСК ИСПОЛНИТЕЛЕЙ
настоящие». Они могут при этом чувствовать, что не понимают ок¬
ружающего их мира; они уходят от других ни с чем, другими слова¬
ми, «пустыми».
Такое расщепление психической реальности очень даже может
предрасполагать человека к наркотическим способам обращения с
чувствами нереальности и пустоты. Вместо переходного объекта
младенчества с его способностью утешать, ребенок внутри взросло¬
го может продолжать искать «взрослые» переходные объекты —
наркотики, сексуальные ритуалы, других людей или бесконечную
компульсивную деятельность, которая приносит только временное
облегчение.
Когда предметом злоупотребления, похожего на наркоманию,
выбираются другие люди, от них ожидается, что они будут выпол¬
нять одну из нормальных функций переходного объекта детства,
самоуспокаивание, а именно, что они снабдят субъекта чувством, что
он реален и обладает индивидуальной ценностью. Иными словами,
другие требуются не только для того, чтобы успокоить субъекта и
поддержать его нарциссический гомеостаз, но и для того, чтобы за¬
полнить дыры в чувстве идентичности Я, дыры, созданные родитель¬
ским дискурсом, который, видимо, не отводил ребенку места в се¬
мейной констелляции, или же выдвигал недостижимый идеал в ка¬
честве меры личной ценности. В фантазии субъекта избранный дру¬
гой полагается всецело ответственным за все происходящее; счас¬
тье становится не желанием, а обязанностью, которую должен ис¬
полнить переходный (временный) человек или заменитель нарко¬
тика. Неизбежно, что этот особый другой раньше или позже оказы¬
вается неадекватным в выполнении таких ожиданий и тогда его мо¬
гут обвинить в равнодушии или недостатке внимания к безотлага¬
тельным нуждам субъекта. Как маленький ребенок под воздействи¬
ем детской мегаломании, человек, использующий других таким об¬
разом, склонен чувствовать, что неспособность другого-наркотика
принять на себя полную ответственность за его счастье доказывает,
что этот другой не заботится об его личных желаниях и потребнос¬
тях или даже о продолжении его существования. Эти проекции го¬
нения (преследования) раскрывают перед нами трогательную по¬
пытку ребенка придать смысл мыслям и чувствам, в детстве для
него непостижимым.
79

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
РОЛЬ ПРИМИТИВНЫХ ЗАЩИТНЫХ МЕХАНИЗМОВ В
НАРКОТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
Хотя такой психический ответ на душевную боль нельзя отнести
к формированию бреда, в нем задействованы примитивные меха¬
низмы, где требуется расщепление и проективная идентификация,
в том виде, как они описаны у Кляйн (Klein, 1957), Сигал (Segal, 1964)
и Гротштейна (Grotstein, 1981), а вторичные процессы, из которых
конструируется вербальное мышление, проникнуты элементами
первичного процесса мышления, а именно, сноподобными способа¬
ми рассуждения (Freud, 1900). С точки зрения психической экономи¬
ки, хрупкость таких отношений, когда они играют решающую роль в
сохранении психического равновесия, очевидна. Их можно назвать в
полном смысле слова пагубным пристрастием, наркоманией, пото¬
му что зависимость от другого здесь чрезвычайная, хотя отношение
к другому человеку здесь похоже, скорее, на отношение к субстан¬
ции, чем к человеку. Создатель нисколько не осознает, что сам пи¬
шет сценарий всего, что в этих отношениях происходит.
В бессознательной фантазии такие способы использования вне¬
шних объектов, как если бы они были неодушевленными, формиру¬
ют часть инфантильного убеждения, что ты сам создал все, что су¬
ществует. Но несчастные творцы этих сценариев должны страдать
еще и от боли непонимания маленького ребенка, которому не удает¬
ся галлюцинаторое исполнение желаний, и который поэтому пере¬
живает все происходящее как следствие всемогущественной спо¬
собности (интерпретируемой как желание) другого заставить ре¬
бенка страдать. На этой стадии психического развития ребенка все¬
могущество поворачивается другой стороной, и это признак того,
что первичный процесс мышления начинает сосуществовать с вто¬
ричным процессом мышления. По терминологии Биона (Bion, 1926b),
альфа-функционирование, которое включает в себя способность
думать без психотических искажений, цело, но взгляд на отношения
с другим как на полное слияние все еще упорствует.
Таким образом, мы возвращаемся к этой переходной сфере, ко¬
торая во многом относится к двум разным мирам и двум способам
восприятия мира. Поэтому я рассматриваю податливого другого как
80

ГЛАВА 3
ПЕРЕХОДНЫЙ театр и ПОИСК ИСПОЛНИТЕЛЕН
замену (дублера) того, что в детстве должно было быть истинным
переходным объектом, а именно, объектом, который представляет
собой мать, но так же, как и мать, рассматривается ребенком как
свое собственное создание. Так как наркотический объект во взрос¬
лой жизни признается в качестве независимо существующего, и,
следовательно, способного обидеть или фрустрировать субъекта,
он уходит от магического контроля и поэтому проваливается в роли
переходного объекта. И поскольку идентификация со внутренней
заботливой матерью слишком мала для самоутешения и нарцисси-
ческого благополучия, приходится манипулировать переходным
другим, хотя такие манипуляции — трудная и изнуряющая работа.
Эта система сохранения чувства идентичности сложна, но сама хруп¬
кость этих психических структур и глубокое, бессознательное дав¬
ление, которое и делает их необходимыми, наделяет их такой силой
сопротивления, что возможность их модификации в анализе иногда
весьма проблематична. Как и при злоупотреблении наркотиком, тут
есть глубокая амбивалентность к потребному объекту, как и чув¬
ство невозможности стерпеть, переработать и, в конце концов, раз¬
решить эмоциональные напряжения.
Фундаментальная амбивалентность, связанная с личностью или
личностями, избранными в детстве для выполнения переходной фун¬
кции, неизбежно проявится во всю свою силу и в аналитических от¬
ношениях. Аналитик, привилегированный внешний объект, воспри¬
нимается так же, как и первичная мать, которая то чрезвычайно хо¬
роша, то чрезвычайно плоха. В аналитических отношениях сила бес¬
сознательного требования (слиться с объектом и восстановить все
идеализированные измерения себя, которые проецируются на
объект) явно не найдет удовлетворения. В то же время безграничная
ярость, которую неизбежно создаст такая ситуация, постоянно стре¬
мится к вынесению вовне в переносе. Анализируемые разрываются
между верой в благотворные качества аналитика и иллюзией, что
они попали в когти его магической способности заставлять их стра¬
дать, просто для своего удовольствия. Анализ отношений переноса
тогда становится труднее обычного, так как вехи, идентифицирую¬
щие Я, так же перепутаны, как и во внешней жизни. Пациент часто
считает, что аналитик ответственен за вытекающую из этого расте¬
рянность. В такой мучительной ситуации переноса, чреватой враж¬
81

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
дебностью и чрезвычайной зависимостью, подобные пациенты очень
неохотно выдвигают на психоаналитические подмостки сцены люб¬
ви и ненависти, которым необходимо словесное выражение и осмыс¬
ление, возможно, в первый раз. Если, однако, в отношениях установ¬
лено чувство доверия к аналитику и к способности аналитика при¬
нять и понять чувства любви и ненависти (а это не всегда случается),
тогда аналитик, суррогатный переходный объект, может быть вос¬
принят и как реальный, и как воображаемый объект в пространстве
между двумя их субъективностями, так что между Я анализируе¬
мого и Я аналитика может произойти подлинная встреча.
82

ГЛАВА 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО: «РЕБЕНОК, КОТОРОГО ЕДЯТ»
IV
Постановка непредставимого:
«Ребенок, которого едят»
Когда Исаак впервые ко мне обратился, он заявил, что никогда не
страдал ни от каких психологических проблем до сорока, когда его
укусила оса. С тех пор он стал страдать от мучительных приступов
тревоги, невроза тревоги такой силы, что огромные количества пси¬
хиатрических препаратов смягчали его симптомы всего лишь на
малое время. Спустя четыре года он наконец признал, что попал в
пугающую зависимость от лекарств и в результате страдает его
работа. По совету друга он, наконец, обратился к аналитику, но у
него не было ни малейшей надежды, что психоанализ сможет ему
чем-нибудь помочь.
Главный интерес клинической презентации состоит в теорети¬
ческих положениях или неразрешенных вопросах, которые она под¬
нимает. Так как эти факторы часто мотивируют наш выбор именно
этого, а не другого пациента, они требуют рассмотрения. Почему я
взяла Исаака на лечение, хотя на тот момент у меня и так было слиш¬
ком много пациентов? И почему я делала так много записей во время
его анализа? Последнее требует особенно сильной мотивации, боль¬
шей, чем просто заинтересованность своей клинической работой и
своим пациентом. В данном случае, история Исаака обещала мне глу¬
бинное освещение теоретических вопросов, которые не давали мне
покоя несколько лет, например, вопроса об отношении истеричес¬
ких состояний к психосоматическим и о различиях между ними, ко¬
торый я уже пыталась разрешить в более ранней публикации
(McDougall, 1978; 337-96).
Несмотря на интригующий вопрос, почему человеку может по¬
надобиться сорок лет (и укус осы), чтобы у него развился невроз тре¬
воги, я, может быть, и не взяла бы Исаака в анализ, если бы на пер¬
вых двух интервью он не рассказал мне, что в течение этих якобы
свободных от тревоги сорока лет он страдал от разных психосомати¬
ческих расстройств: язвы желудка, приступов тетании, астмы и не¬
83

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
понятных кардиологических симптомов. Некоторое время я обду¬
мывала идею, что недостающая связь между психосоматическим и
истерическим формированием может быть частично раскрыта в этих
промежуточных формациях, которые я называю расстройствами-
отыгрыванием, и которые иногда принимают форму актуального
невроза, редко используемой категории, введенной Фрейдом (Freud,
1898). И вот появился Исаак, с развитым неврозом тревоги, психосо¬
матическим анамнезом за плечами и видимым отсутствием истерии
или любых других выраженных невротических симптомов! Вдоба¬
вок я находила его обаятельным — интеллигентным и чуть сумас¬
шедшим, именно в притягательном для меня духе (хотя до своего
анализа Исаак и считал себя самого одним из самых здравомысля¬
щих людей, которые когда-либо ему встречались). Воздавая себе по
справедливости, должна сказать, что я все-таки предлагала ему по¬
искать другого аналитика, поскольку какое-то время не могла взять
его, а его симптомы и страдания были немалыми. Но Исаак твердо
отклонил мое предложение. Он был готов ждать год, при том, что мы
будем время от времени встречаться. Я согласилась. Мне показа¬
лось, что к худу или к добру, но мы друг друга выбрали.
ИСААК И ОСА
Вот, вкратце, что рассказал о себе Исаак на нашей первой встре¬
че. Ему 44 года, он женат на женщине на десять лет его старше, к
которой глубоко и дружески привязан, и у них дети-подростки. Он
обратился за помощью из-за частых неподконтрольных приступов
немотивируемой тревоги. Они случаются на улице, на работе, когда
он один, когда он далеко от дома. Он неожиданно начинает потеть и
дрожать, ему трудно дышать, все это сопровождается пугающей
тахикардией и частотой пульса 120. В такие минуты смерть кажет¬
ся ему неминуемой. Приступы тревоги начались четыре года назад,
после того, как его укусила оса. С тех пор он побывал у нескольких
врачей и психиатров; приступы тревоги на какое-то время сбива¬
ются сильными лекарствами, но в конце концов успокаивающий эф¬
фект слабеет и лекарство приходится менять. Он уже напуган своей
84

ГЛАВА 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО: «РЕБЕНОК, КОТОРОГО ЕДЯТ»
зависимостью от психиатрических препаратов (он прежде никогда
не принимал их) и равно встревожен тем, что его симптомы, кажет¬
ся, только утяжеляются. Он всегда любил быть наедине с собой, но
теперь боится быть один, и поэтому не может как следует сосредо¬
точиться на своей работе. Как писатель и создатель фильмов он дол¬
жен ездить в командировки и оставаться вдали от дома, пока снима¬
ется эпизод. Между ним и женой растет напряженность; он чувству¬
ет, что теряет к ней сексуальный интерес, и они в постоянно натяну¬
тых отношениях уже около года.
До сорока лет он был «насквозь нормальным» человеком, без ка¬
ких бы то ни было психологических проблем, а теперь он полная
развалина. И несмотря на то, что «они» говорят (то есть врачи, кото¬
рые всегда успокаивают его, что нет ничего серьезного с его сердцем
и легкими), он убежден, что умрет от коронарного или кардиологи¬
ческого расстройства. Когда я спросила его, почему он решил уме¬
реть именно от сердечного приступа, а не от чего-то еще, он расска¬
зал историю двух инфарктов миокарда своего отца. Они случились
задолго до сорокалетия Исаака, но до недавнего времени он мало об
этом думал. А теперь он постоянно занят мыслями не только о своей
неминуемой смерти, но и о смерти отца. Он «так привязан к отцу, что
мысль о его смерти нестерпима» для него. С другой стороны, его мать
действует ему на нервы, но у нее здоровье отменное. (Кажется, он
подразумевал, что ее ничем не убьешь; она бессмертна). Так что тут
сверкнула первая искорка истерической идентификации (с сердеч¬
ными приступами отца), хотя ничего в его истории не указывало, что
его симптомы — истинные истерические симптомы, или что они яв¬
ляются метафорическим выражением его сексуальной жизни. На¬
против, он утверждал, что у него «никогда не было сексуальных про¬
блем» (но я еще вернусь к этому важному вопросу несколько позже).
Обстоятельства его первого приступа тревоги таковы. Исаак с
женой проводили выходные за городом с близкими друзьями. Во
время обеда на природе Исаака укусила оса, в шею, сзади. В тот мо¬
мент, когда он почувствовал укус, все вокруг завертелось, сердце
заколотилось, как сумасшедшее, он внезапно решил, что умирает от
инфаркта миокарда и упал в обморок. Ему срочно оказали медицин¬
скую помощь и уверили, что у него была тяжелая аллергическая
реакция. Диагноз удивил его, потому что его часто кусали осы и пче¬
85

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
лы, и никогда раньше на это не было такой ужасной реакции. Конеч¬
но, у него могла создаться аллергическая реакция на укусы ос, но
интересным обстоятельством был прорыв бессознательного, психо¬
логическое сопровождение соматического события в форме ужаса¬
ющей и вызывающей тревогу фантазии. Содержание ее было очень
коротким, просто: «я умираю». В течение десяти или пятнадцати
лет, на протяжении которых он страдал от подобных симптомов
(астма и кардиологическая дисфункция) вдобавок к язве желудка,
Исаака никогда не мучила пугающая идея, что смерть близка. На¬
против, он скорее беззаботно относился к своему здоровью и видам
на будущее.
ПСИХОСОМА И МАТЬ
Я нахожу эту беззаботность общей чертой людей с множествен¬
ной психосоматической симптоматикой, словно они находятся под
присмотром божественного провидения (вселюбящей матери ран¬
него детства). Но когда им, наконец, ставят диагноз, многие из них
становятся чрезвычайно заботливыми матерями сами для себя. Они
беспокоятся о больной части тела, словно о ребенке. Это наблюдение
поднимает вопрос, не может ли психосоматический взрыв принести
с собой реорганизацию Эго-функционирования в позитивном направ¬
лении. Иногда в аналитической литературе предполагают, что та¬
кая реорганизация и может быть тайной целью болезни, но я убеж¬
дена, что она носит характер вторичной выгоды, а не причинного
фактора психосоматического заболевания. Как бы то ни было, безза¬
ботность часто превращается в ипохондрическую озабоченность. Та¬
кое развитие указывает, по крайней мере, что для победы над неве¬
домыми бессознательными факторами поиска смерти мобилизова¬
лись силы жизни. Бессознательный поиск смерти вызвал страх пси¬
хической смерти в форме фрагментации Эго, а также архаичные
страхи кастрации, выраженные в фантазиях о телесной дезинтегра¬
ции и биологической смерти. Это, скорее, психотические, чем невро¬
тические тревоги, но у пациентов вроде Исаака против них не были
созданы защиты. Интересно припомнить, что в дальнейшем Фрейд
86

ГЛАВА 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО: «РЕБЕНОК, КОТОРОГО ЕДЯТ;
(Freud, 1914) добавил к компонентам актуального невроза ипохонд¬
рию, которую считал нарциссическим вложением либидо в сомати¬
ческую самость. Несомненный стимул ипохондрической озабоченнос¬
ти, при которой к болезни относятся, как к больному ребенку, может
быть необходим и ценен в установлении внимания и заботы о теле в
его функционировании, иногда впервые в истории жизни пациента.
Возвратимся к Исааку и нашему первому разговору. Исаак на¬
стаивал, что не верит в анализ, по крайней мере, для него. (Его жена
была в анализе, и это было для нее благотворно, но «у нее же были
проблемы, а у меня — нет».) Во-вторых, он очень боялся того, что
анализ с ним сделает. Я спросила, что бы анализ мог с ним сделать, и
он ответил, что он может расстроить его творческие способности. У
Исаака была личная теория, что психологическое заболевание де¬
лает человека творческим, «при условии, что он не будет в этом ко¬
паться» (интересная форма кастрационной тревоги, свойственная
многим творческим людям). Однако, принимая во внимание его стра¬
дания, он готов рискнуть, при условии, что я пообещаю не проводить
«полный анализ» с ним (просто немножко кастрирую?). Следующее
возражение было, что он «нетипичный аналитический случай». Я
спросила, что это такое, и он ответил, что у него никогда не было
сексуальных проблем. Он совершенно «нормальный». Не желая по¬
казаться сократической и преследующей, я удержалась от вопроса,
что значит «нормальный». И последняя оговорка касательно анали¬
за была, что он слышал о переносе, и его наблюдения над женой по¬
казывают, что она глубоко привязалась к своему терапевту-муж-
чине. Он не хочет ни с кем входить в подобные эмоциональные отно¬
шения; он человек независимый и резко отверг бы любое чувство
зависимости от другого человека.
Фактически, сам того не понимая, Исаак отчаянно боялся стать
орудием, выполняющим чью-то волю, именно так, как в детстве он
был орудием своей перекармливающей и сверхконтролирующей
матери. Такие матери иногда используют своих детей так, словно
это части их самих или их тела. Они могут проецировать на ребенка
какие-то собственные свои конфликты и затем пытаются контроли¬
ровать эти конфликты через контроль над соматическим функцио¬
нированием ребенка. Например, мать может часто ставить ребенку
клизмы для того, чтобы отделаться от тревожного чувства или бес¬
87

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сисне
сознательной фантазии, что она сама грязная. Такие дети вырастают
во взрослых, страшно боящихся, что их «колонизируют» люди, по¬
хожие на их мать. Они с жаром защищают свое пространство и гра¬
ницы. В то же время, в этой безопасной области они могут вырасти
не до конца убежденными, что владеют всеми частями и функциями
своего собственного тела и поэтому несут за них ответственность.
Позднее эти части тела или функции могут стать уязвимым местом,
где завязываются психосоматические симптомы; альтернативными
последствиями может быть формирование психотических убежде¬
ний или сексуальных перверзий.
Пациенты вроде Исаака открывают нам в ходе анализа, что у них
с матерью были наркотические отношения — как вот Исаак, кото¬
рый уже с первой встречи боится, что впадет в наркотическую зави¬
симость от аналитика! Вместо идентификации с «достаточно хоро¬
шей» внутренней матерью (Winnicott, 1960) у этих пациентов «лип¬
кая (адгезивная) идентификация» (Meltzer et al., 1975) с внешней фи¬
гурой (или неодушевленным объектом, в случае злоупотребления
субстанциями). У психосоматических пациентов тенденция к нарко¬
тическим отношениям часто поляризуется в виде эдипального тре¬
угольника, состоящего из врача, пациента и «ребенка» в виде взры¬
вающегося, соматически дисфункционирующего органа. Как и в ран¬
нем детстве, тело бессознательно воспринимается псюхе как вне¬
шний объект.
Несмотря на страх пристраститься к анализу и, следовательно,
впасть в безнадежную от него зависимость, Исаак смог дойти до меня,
потому что знал из нашего самого первого телефонного разговора,
что у меня нет для него места. Его полностью устроил предложен¬
ный мной компромисс: мы могли бы встречаться при случае, до тех
пор, пока я не смогу предложить ему четыре сессии в неделю на
кушетке. Время ожидания составило полтора года, на протяжении
которых Исаак звонил мне с просьбой о сессии все чаще и чаще. Ког¬
да я не могла его принять, он записывал свои свободные ассоциации
на кассету и приносил ее мне.
За это время я узнала важные факты, касающиеся начала его яз¬
венной болезни, которые позволили мне заглянуть в глубь его «не¬
представимого», которое внесло вклад в его психосоматические за¬
88

ГЛАВА 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО- «РЕБЕНОК, КОТОРОГО ЕДЯТ,
болевания и невроз тревоги. Его язвенная история началась после
двух важных событий, случившихся, когда ему было 19 лет: несмот¬
ря на хорошую успеваемость, он провалил очень важный экзамен на
бакалавра, и, во-вторых, получил первый половой опыт. Второй эк¬
замен, по его ощущению, он сдал успешно. Но это по-видимости сча¬
стливое начало взрослой сексуальной жизни подняло в нем глубин¬
ные и примитивные формы тревоги, о которых он совершенно ниче¬
го не знал.
В течение этих первых полутора лет нерегулярных контактов
Исаак также реконструировал эмоциональный климат, в котором
его и укусила пресловутая оса. К своему удивлению он открыл, что
завидует своему другу Пьеру: Пьер не только мог подолгу толко¬
вать с его женой об их аналитиках и анализе (так что Исаак чувство¬
вал себя исключенным из этих разговоров), но и мог позволить себе,
чтобы на него слишком сильно влияла его собственная жена, к силь¬
нейшему раздражению Исаака. (Тут у меня возникла первая «сво¬
бодно парящая гипотеза»: укус осы мог бессознательно представ¬
лять собой страшное и желанное гомосексуальное проникновение, в
котором бессознательным желанием Исаака могло быть место, ко¬
торое занимали обе жены в отношениях с Пьером. Ситуация (а так¬
же его раздражение на мать) позволяла предположить истеричес¬
кую идентификацию Исаака, в его фантазии, с инфарктом отца.)
СТРАХИ И ДУШАЩАЯ ЛЮБОВЬ
Здесь я подведу итог первому году интенсивной аналитической
работы с Исааком. Несмотря на его решимость «не иметь ничего об¬
щего с переносом», очень скоро Исаак привязался к анализу, и мы
прошли через обычный медовый месяц эдипальной проекции: он
ревнивым оком высматривал признаки наличия у меня других па¬
циентов, подолгу рассуждал о других комнатах в моем жилье, ре¬
шил (вопреки свидетельствам противоположного), что «здесь нет
мужчины» и т.п. Среди его ассоциаций был и разбор инцеста, при¬
чем Исаак не мог понять, почему это он должен быть запрещен. Все
89

ТЕАТР ДУШИ
Ииюзии и правда на психоанаттической сиене
это привело в конце концов к открытию заново той важной роли,
которую он всегда играл в жизни своей матери. Единственный ребе¬
нок, он был «ее маленьким мужчиной», и много лет она звала его
«топ petit soleil» («мое солнышко»). Когда его родители ссорились,
мать уходила спать с Исааком. Он настаивал, что между его родите¬
лями не было сексуальных отношений, но воспоминания заставили
его признать, что они, тем не менее, большую часть времени разде¬
ляли ложе. В любом случае, контакт между Исааком и матерью был,
кажется, необычайно интимным, а отец, видимо, не предпринимал
никаких шагов, чтобы разделить их, он, скорее, бросил Исаака, пре¬
доставив ему быть фаллическим дополнением матери. По крайне
мере, Исаак так это интерпретировал. Исаак, казалось, неявно раз¬
делял гипотезу Фрейда, с том, что главное желание женщины —
иметь ребенка-мальчика. Но по мере продолжения анализа Исаак
заинтересовался, в первый раз в жизни, а не ревновал ли и не сер¬
дился ли на него отец. Он действительно считал, что занял место
отца подле матери.
Некоторые неискоренимые воспоминания детства и историчес¬
кие детали тоже были крайне важны для понимания условий, в ко¬
торых рос мальчик. Он происходил из нерелигиозной еврейской се¬
мьи, бежавшей в Париж во времена немецкой оккупации. Исаак все
время вспоминал о бомбежках, во время которых мать, чтобы спас¬
ти его, накрывала его со спины своим телом. Различные контексты, в
которых всплывало это воспоминание, несмотря на все горькие и не¬
жные чувства, которые оно в нем вызывало, побудили меня спросить
себя, не могла ли фантазия об «укусе осы» пробраться в бессознатель¬
ную память Исаака, как оса, которая застигла его врасплох со спины.
В это же время Исаака послали в католическую школу по сообра¬
жениям безопасности. Он вспоминал об этом, что чувствовал себя не
таким, как все. Помимо знания о реальности ситуации и понимания,
что опасность была самой настоящей, мы пришли к выводу, что «раз¬
ница» между ним и другими включала чувство, что у него «не такие»
и более опасные отношения с матерью, чем у других. Историческая
реальность, которая, несомненно, усиливала материнскую склонность
защищать своего малыша, не была достаточным объяснением.
С детства у Исаака был повторяющийся ночной кошмар, в кото¬
ром кошка обвивалась вокруг его шеи и угрожала задушить его. В
90

ПАВЛ 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО- «РЕБЕНОК, КОТОРОГО ЕДЯТ:
ассоциациях к этому сновидению «душащая любовь» слишком лю¬
бящей матери Исаака сквозила очень ясно, и ее можно было связать
с часто повторяющимся страхом, что я и анализ «удушим» его спо¬
собность к творчеству.
«Киска» имеет одинаковое жаргонное значение во французском
и английском, и ассоциации к этому слову-образу привели Исаака к
еще одному воспоминанию, о том, как он забирался под юбки к няне,
«задыхался» там от удовольствия и хихикал. У Исаака был ряд аст¬
матических приступов в течение этой фазы анализа, но он отрицал,
что его дыхательные проблемы могут иметь какое-то отношение к
«душным», «душащим» воспоминаниям, чреватым смесью возбуж¬
дения и ужаса. Для меня не оставалось сомнений, что эти пугающие
аффекты были бессознательно связаны с фантазиями о женских по¬
ловых органах и женском теле, но они были недоступны для Исаака,
который не мог признать такого рода связей. Словно предчувствуя
подобные интерпретации, он повторял, что, к счастью, у него «нет
абсолютно никаких сексуальных тревог». Примерно в это время он
сообщил о нескольких случаях, когда он жестоко себя вел с собствен¬
ной кошкой и был удивлен собственной злостью на животное, кото¬
рое нежно любит. Ключ к ссоре с кошкой нашелся в ассоциации, в
которой он вспомнил, что часто с испугом отпрыгивал, когда жена
подходила к нему сзади. Цепочка означающих, которая включала в
себя мать, закрывающую его своим телом со спины, осу, ужалив¬
шую его сзади, ужасы, исходившие от кошки в сновидениях, возбуж¬
дающую сексуальную игру с няней, от которой он задыхался, и, на¬
конец, страх перед приближением жены, ясно указывала на глобаль¬
ную тревогу высокой силы, связанную с материнским телом и поло¬
выми органами,* которую, однако, Исаак пока был не в состоянии
воспринять.
Постоянный «страх пред чем-то, приближающимся сзади», кото¬
рый он остро чувствовал как безымянный ужас, когда шел один по
улице, сперва сделался доступным в переносе. Во многих случаях опас-
У Исаака могла точно так же развиться аллергическая реакция на кошек и кошачью
шерсть, достаточно общее проявление у пациентов со сходными фантазиями,
связанными с материнским телом.
91

ТЕАТР ДУШИ
Илтюзия и правда на психоаналитической сиене
ность исходила от меня; Исаак боялся моих слов и еще больше — мол¬
чания. Я спросила, нет ли у него каких-то образов, в которых могли бы
отразиться мои интерпретации или мои невысказанные мысли, тре¬
вожно им ожидаемые. И я была вознаграждена ассоциациями, кото¬
рые позволили нам увидеть, что я могла бы «пронзить» его самым
бедственным образом своими «осиными» интерпретациями или ве¬
роломным молчанием. Все эти образы были связаны с несомненно
мужской фигурой. Я была кастрирующим отцом, и только гораздо
позже появился страх передо мной как вторгающейся матерью. Ран¬
нее воспоминание о матери, смаху накрывающей его своим телом,
все еще было успокаивающим. Она одна могла защитить его от вра¬
жеской бомбежки и других «нападений сзади», наполнявших его
фантазии.
По мере того, как Исаак вспоминал, что опасность нападения была
для него связана исключительно с психической репрезентацией муж¬
чины, ему становилось ясно, что это сценарий-приговор, кастриру¬
ющая атака, при которой он будет наказан сзади, в том месте, где он
и мать были в таком нежном и интимном контакте. Но только к концу
первого года нашей работы Исаак смог признать, что опасность ка¬
салась его отношения к родителям как к половым партнерам и, в
особенности, — знания, что у матери могли быть собственные сексу¬
альные желания.
ПЕРВЫЙ ПРОБЛЕСК ПОНИМАНИЯ НЕВРОТИЧЕСКИХ
СИМПТОМОВ
Этот материал привел Исаака к осознанию, в первую очередь,
ряда невротических симптомов и доселе не признаваемых им зат¬
руднений, касающихся женщин. Прежде его чувства, относящиеся к
женской сексуальности, которые могли стать сознательными, избе¬
гались контрфобийными средствами или разряжались в каком-то
немедленном действии. Например, Исаак запнулся на ассоциации,
что он никогда не мог видеть женщину раздетой, а если ему случа¬
лось увидеть где-то женское белье, он немедленно отводил глаза. Он
92

ГЛАВА 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО «РЕБЕНОК. КОТОРОГО ЕДЯТ»
понял, что при виде женского белья, в особенности исподнего жены
или матери, его переполняли чувства паники и отвращения. В конце
концов, переработка этих чувств привела его к пугающей фантазии
о женском половом органе как о голодной кошке, которая может за¬
душить своим желанием: чем более красивым и возбуждающим
было белье, тем сильнее оно свидетельствовало о прожорливой
женской сексуальности. (Интересно сравнить затруднение Исаака с
соответствующей ему перверзией, наблюдаемой в фетишистских
формациях, в которых те же самые опасные элементы эротизиру¬
ются и, таким образом, служат торжеству над кастрационной трево¬
гой и более глубокими архаичными страхами перед материнским те¬
лом как объектом с каннибалистическими намерениями.)
Примерно в это время я сделала следующие записи.
У Исаака много «зрительных» затруднений: он боится зеркал, осо¬
бенно боится поймать чей-то взгляд в зеркале, боится, когда на него
глядят, и сам боится глядеть. Он боится увидеть вполне определен¬
ные вещи. Например, он не может смотреть, без сильного чувства
тревоги, как парочки обнимаются, или даже просто гуляют, держась
за руки; всегда отворачивается. Даже в кино закрывает глаза во вре¬
мя любовных сцен. (Его собственные фильмы гораздо больше каса¬
ются насилия, чем любви.) Он не в состоянии видеть похоронные про¬
цессии и опускает глаза, «чтобы не ускорить смерть отца».
К концу нашего первого года Исаак сумел признать, что до восем¬
надцати лет его сексуальные познания наталкивались на множество
внутренних барьеров. Например, у него не было какого бы то ни было
образа женского тела, и он чувствовал, что половое устройство жен¬
щины ему неизвестно. Он отрицал всякие сексуальные отношения
между родителями и впоследствии изумлялся, какое же нужно было
тогда психическое расщепление, чтобы сохранить такую иллюзию.
За этим вселяющим уверенность эдипальным материалом, кото¬
рый принес некоторые значительные изменения в психическую
жизнь Исаака, стала просматриваться фантазия более примитив¬
ного содержания, хотя ее пока трудно было интерпретировать так,
чтобы Исаак мог воспринять это не только чисто интеллектуально.
Было вполне ясно, что в воображении он боится мужского проникно¬
вения, то есть, боится, что вдруг он обнаружит в себе такое желание.
93

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на пси.хоанатпшческой сиене
Следовательно, требовалась защита со стороны женщины (матери
и аналитика). Но за этим первым слоем бессознательной фантазии
уже виднелся следующий, второй ужас — страшная фаллическая
мать, которая могла вторгнуться и завладеть им, как душащая кош¬
ка, в то же время, не давая ему никакого доступа к защищающему и
нужному отцу (который фигурировал в его сновидениях и ассоциа¬
циях как магический и неуловимый пенис). В течение первого года
этот материал появлялся только в виде бесформенных страхов, что
его задушат, утопят или что его дыхательная система развалится на
куски изнутри. В отсутствие этих страхов он опять страдал от аст¬
мы. Я стала рассматривать эти приступы как немой способ сообще¬
ния все тех же тревог.
Из-за сильного бессознательного желания получить волшебный
пенис от отца у Исаака создалось убеждение, что ему грозит неми¬
нуемая опасность, что в него проникнет мужчина. Его пока что не¬
раскрытое стремление к осуществлению этой фантазии было необ¬
ходимо, не только для того, чтобы подкрепить его фаллическую реп¬
резентацию самого себя (среди прочих невротических страхов он всю
жизнь беспокоился о том, что его пенис «слишком мал»), но прежде
всего для того, чтобы ограничить опасную репрезентацию женского
полового органа и тела. Для Исаака это была пустота пропасти, и он
подвергался риску быть в нее втянутым, там раздавленным и про¬
глоченным. Поскольку у него не имелось никакого образа сексуаль¬
ной роли отцовского пениса в жизни матери, то психическая репре¬
зентация ее полового органа теряла границы, становясь бездной,
ожидающей, что он найдет там свою смерть.
Различные слои фантазии, здесь очерченной, представляют со¬
бой общее место в аналитической работе и являются основой ряда
невротических симптомов и невротических паттернов характера, а
также ядрами многих психотических фантазий (вроде бреда о «вли¬
яющей машине» (Tausk, 1919). Но важно при этом, что у Исаака не
развилось никаких подобных симптомов для борьбы или взаимо¬
действия с этими примитивными страхами. Они не относились к ка¬
тегории фаллической кастрационной тревоги и не принадлежали
достаточно интегрированной эдипальной структуре. Исаак счаст¬
ливо продолжил свою половую жизнь, без сдерживающих или тор¬
мозящих психических симптомов, которые защитили бы его от гло¬
94

ГЛАВА 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО- «РЕБЕНОК, КОТОРОГО ЕДЯТ:
бальной тревоги, при которой он чувствовал угрозу всему своему
телу и существованию. Вместо этого у него развилась язва желудка,
сердечное дисфункционирование, тетания и астма. Почти на сорок
лет изгнанные им репрезентации и удушенные аффекты оставили
его без малейшей психической компенсации за их утрату.
Я считаю способность изгнать из сознания идеи и связанные с ними
эмоции главным вкладом в психосоматическую уязвимость. При ви¬
димой «нормальности» (если такое состояние можно определить не
в рамках феноменологии, а иначе) психосома находится в состоянии
постоянной готовности бросить вызов смертельной опасности, но нет
психического осознания этой опасности и, следовательно, нет ком¬
пенсации в форме психологических симптомов. «Тормозящий эф¬
фект», который могут вызвать в психической структуре невроти¬
ческие симптомы в этих случаях, был восхитительно точно описан
(Engel, 1962).
К концу четвертого года анализа у Исаака значительно умень¬
шились приступы тревоги и боли в сердце. Единственный психиат¬
рический препарат, который он все еще принимал в сколько-ни¬
будь значительных количествах, был валиум, и то в основном во время
перерывов в нашей аналитической работе, когда его соматические
симптомы были опять готовы нахлынуть.
Исаак обнаружил, что за его чувством раздражения на мать и
агрессивным поведением по отношению к ней скрывалось чувство
глубокой привязанности, и что в детстве он, на самом деле, горячо ее
любил. Нежное воспоминание о том, как она бросалась на него сзади,
чтобы закрыть своим телом, привело его к идее, что остается лишь
ожидать того, как родительская фигура подкрадется сзади и нака¬
жет его, сзади же. Таким образом, укус осы приобрел свое первое
символическое значение: кастрирующее нападение эдипального
отца, в наказание за интерес к половым органам матери и желание
занять отцовское место.
К этому времени Исаака уже меньше беспокоило здоровье ре¬
ального отца, и прекратилось его недовольство реальной матерью.
Вместо этого его заинтересовало исследование собственных фанта¬
зий о родителях как «внутренних» объектах, причем весьма слож¬
ных. Он больше не подпрыгивал со страху и не мучился от приступа
95

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
тревоги, если жена подходила к нему сзади («В конце концов, она мне
не отец»), и кроме того, снова стал находить ее сексуально привле¬
кательной («В конце концов, она мне не мать»). Но эти симптоматич¬
ные изменения не были связаны с более глубокими слоями бессозна¬
тельного ужаса — с образом архаичной матери-душительницы и
поиском гомосексуальной поддержки от отца. Не было и никаких
перемен в паттерне психического функционирования Исаака, имен¬
но, в соматизации приступов тревоги, когда бессознательно приотк¬
рывались эти догенитальные и гомосексуальные слои.
РОЖДЕНИЕ ФОБИИ
Сейчас я перехожу к первой сессии, которую я записала полнос¬
тью при анализе Исаака. Это была середина второго года нашей со¬
вместной работы. Эта сессия — интересный пример того, как конст¬
руируются догенитальные фобии, а также различных проективных
и интроективных механизмов, входящих в такие конструкции.
У Исаака были драматические переживания, вызванные чувством
голода. Хотя он никогда не осознавал этого, но голод был для него
постоянной «актуальной» травмой, когда бы ни случалось ему про¬
голодаться. Он всегда должен был поесть немедленно, не пытаясь
справиться с фрустрацией психически. На материале этой сессии
мы увидим, что чувство голода пробуждает бессознательные сексу¬
альные импульсы, орально-садистской природы и примитивного
характера. Но Исаак проецирует эти инфантильные любовные и
орально-садистские импульсы на переполненный магазин, в чьи
кишки он должен «проникнуть», чтобы добыть пищу.
Исаак выглядит бледным и потрясенным и не хочет ложиться на
кушетку.
Исаак: Вчера... у меня были ужасные переживания... никогда в
жизни не был так близко к смерти. Даже сейчас сердце колотится; не
могу нормально дышать. Я проголодался... пошел купить печенья в
подвальчике супермаркета. Так тревожился, что пришлось заку¬
рить сигарету, пока спускался на эскалаторе. Встал в очередь, и вдруг
96

ГЛАВА 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО: «РЕБЕНОК, КОТОРОГО ЕДЯТ:
— не могу идти вперед. Знаете, надо пройти через железный турни¬
кет, а он — щелк! (Исаак изображает руками смыкающиеся зубы
или захлопывающиеся челюсти.) И после этого уже не выбраться. Я
попытался шагнуть назад, а толпа меня вперед толкает. Я боялся,
что просто завизжу.
ДжМ: Так что Вы не просто в «бакалейную лавку» пробирались?
Исаак: Да нет! Он захлопнулся, и я сказал: «Вот и моя могила!»
(Он молчит, и я прошу его сказать, что он думает или чувству¬
ет.)
Исаак: Смешно. У меня была эротическая мысль при рассказе об
этом. Ну, идея, что бакалейная лавка засосет до смерти. Почему это я
должен связывать смерть и секс?
ДжМ: Тогда «могила» — это ассоциация с женским телом?
Исаак: Когда мы с Анни последний раз занимались любовью, у
меня вдруг возникла тревога; раньше этого никогда не случалось.
Исаак говорит это с обвиняющими нотками в голосе, как это часто
с ним бывает. Другими словами, аналитик вмешивается в половую
жизнь Исаака, в прежде гладкое совершение функциональных опе¬
раций.
ДжМ: Тревога «остаться взаперти»?
Исаак: (вопрос был встречен быстрым отрицанием) Ой, нет!
Меня все в сексе, разные позиции и всякое такое, просто притягива¬
ет. Нет, не боязнь застрять... но... ну... да, иногда прямо в разгаре
влезает странная мысль. Как будто надо поскорее выбираться.
ДжМ: Как в бакалейной лавке?
Исаак: Вроде того...
Можно отметить, что при невротической организации такая фан¬
тазия как быть проглоченным или застрять в детстве проходит эта¬
пы воображения, словесной формулировки и последующего вытес¬
нения. Результатом вполне могут быть симптомы преждевремен¬
ной эякуляции, потери эрекции или утраты удовольствия. Но не это
стало уделом Исаака. Можно постулировать, что Исаак сумел ос¬
таться в неведении своей мощной тревожности. Вместо формирова¬
ния психической репрезентации женского тела как опасного (фор¬
мирующей, таким образом, ядро последующего невротического ком¬
97

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоана ттнческой сиене
промисса), его скрытая тревога, взамен подачи сигнала, видимо, рег¬
рессивно ре-соматизировалась в форме соматической разрядки (уве¬
личение желудочной секреции, астма и т.п.).
Теперь, благодаря недавно обретенной способности ухватывать
тревожный аффект, Исаак начинает создавать фантазии для сопро¬
вождения или «объяснения» этих эмоций. Фактически, он начинает
создавать (или воссоздавать) детские сексуальные теории, без кото¬
рых не может быть никаких невротических формирований, и, воз¬
можно, психотических тоже. В любом случае я предлагаю такую те¬
оретическую концепцию.
Исаак находит внешнюю поддержку для своего прежде бессло¬
весного внутреннего театра: мать=бакалейная лавка; переполнен¬
ная и удушливая внутренность женского тела; щелкающие челюсти
у нее «на входе»; смерть, которая ждет его, если он проголодается
(пожелает ее), а затем захочет проникнуть внутрь, чтобы утолить
свое желание. Эти психические репрезентации, которые могли бы
вызвать невроз или бред, в первый раз начинают вызывать невро¬
тическую защиту истерофобийного типа. Этот процесс позволяет
заглянуть вглубь того, как создается фобия. К испугу Исаака, у него
стало развиваться все больше и больше фобий. Мы были на распу¬
тье между соматическим взрывом, неврозом тревоги и истинным
невротическим формированием симптома. С этим последним в пер¬
вый раз для Исаака создавалась возможность отсрочить соматичес¬
кую разрядку и подумать о том, что происходит в его собственной
психической реальности и его отношениях со внешним воспринима¬
емым миром.
Во вступлении к работе «О нарциссизме» Фрейд говорит: «Наш
психический аппарат — первое и главное устройство, предназна¬
ченное справляться с возбуждением, которое, в ином случае, ощу¬
щалось бы как бедствие или имело бы патогенное воздействие (Freud,
1914; 85). Детское либидинальное желание Исаака съесть мать так и
не слилось со своим садистским компонентом, а его психический ап¬
парат не делал с этой дилеммой ничего (то есть, любовь равнялась
разрушению). Мы могли бы сказать, что до нынешнего момента у
Исаака никогда не было никакой «сигнальной тревоги» (Freud, 1926),
и не было никаких средств, чтобы справляться с возбуждением.
98

ГЛАВА 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО: «РЕБЕНОК. КОТОРОГО ЕДЯТ,
Вследствие этого оно его и захлестывало.
Исаак (продолжает): Да, бакалейная лавка и женщина. Надо выб¬
раться побыстрее. Возникает вопрос, нет ли у меня проблем с сексу¬
альными желаниями. Но я всегда был совершенно свободен от сексу¬
альных проблем. Во мне есть что-то враждебное моему же жела¬
нию? Что там не так? Я больше не думаю, что отец за мной следит, не
думаю об Анни, как о матери. Мы занимаемся любовью лучше, чем
когда-либо. И ей по-настоящему это нравится. А что вообще не так с
сексуальными желаниями?
ДжМ (думая о пожирающей бакалейной лавке): Что-то не так с
женскими сексуальными желаниями?
Исаак: Ага! Да, это мысль. Но я всегда хотел, чтобы женщины меня
хотели. А боялся всегда мужчину. М-м-м... я думаю. Знаете, Вс. шка-
на, который хотел съесть Мальчика-с-Пальчик.
Так Исаак становится Мальчиком-с Пальчик и проецирует свои
великанские оральные желания на мужчину — несомненно, чтобы
защитить свою страстную детскую привязанность к матери. Я ре¬
шаю, довольно преждевременно, раскрыть его защитный маневр.
ДжМ: Но ведь это вы были голодны, как великан, когда отправи¬
лись в бакалейную лавку, — колебались, но шли?
Теперь я окончательно запутала Исаака в интроективных и про¬
ективных механизмах.
Исаак: Черт! Я запутался. Ведь это я был в опасности. Бакалейная
лавка собиралась сожрать меня. Она бы всосала меня к себе во внут¬
ренности, и это и была бы моя смерть. Вот!
Эти частые восклицания Исаака направлены на то, чтобы поло¬
жить конец дальнейшему обдумыванию проблемы; это вроде ис¬
пользования слова как действия, механизм разрядки. Я оставила
желания Исаака и вернулась к его проекциям.
ДжМ: Словно бакалейная лавка желала Вас?
Исаак: Ух! Там нет ничего, чтобы помешать этому засасыванию
внутрь!
Если из-за нарушенной ранней эдипальной организации, пере¬
данной ребенку бессознательным родителей, репрезентацией жен¬
ского полового органа служит пропасть без границ, то у ребенка нет
99

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сиене
и представления, где же может заканчиваться он сам. Фактически,
при этом есть психологический риск, что ребенок так и не прекра¬
тит проецирование, что приводит к идеям преследующего характе¬
ра о матери и ее теле. Вызывающая раздумья статья Ноэля Монгрэ-
на (N. Montgrain, 1983) о репрезентации женского полового органа и
его функционирования (или неудаче создать эту репрезентацию),
основанная на аналитическом материале и фантазиях пациенток,
подтверждает многие из моих собственных наблюдений. Достаточно
интересно, что мои собственные находки в основном базируются на
пациентах-мужчинах. Несомненно, оба исследования наводят на
мысль, что помимо возможных аспектов контрпереноса и по ту сто¬
рону их, мы имеем дело с унисексуальной фантазией. Мы все долж¬
ны были как-то прийти к согласию с матерью-бездной и ее «безгра¬
ничным» женским телом. В своей статье Монгрэн пишет, что репре¬
зентация вагины «может оставаться ненасытной “дырой”, которая
всасывает, проглатывает и съедает, и, таким образом, функциони¬
рует в соответствии с моделью чисто инстинктивной экономии». (Он
мог бы добавить «жадной», той жадностью, которую ребенок про¬
ецирует на материнское тело и ее страстно любящий взгляд.) Он до¬
бавляет: «Эта фантазия может быть одной из принципиальных при¬
чин имманентного страха мужчины, когда он впервые сталкивается с
женскими гениталиями, [которые]... воспринимаются как место и ис¬
ток всепоглощающего наслаждения, которое трудно вместить».
Я бы хотела подчеркнуть, что Исаак никогда не мог связать лю¬
бую подобную тревогу с гениталиями. Среди многих последствий
этой неспособности был тот факт, что различие полов (и их взаимо¬
дополняющая роль) не получили никакого истинно символического
значения.
Исаак только начинает вербализовать свои фантазии о матери-
бездне и связывать их с психической репрезентацией ее пола. В кон¬
це сессии он говорит:
Исаак: Когда я сегодня пришел, я подумал, что Вы очень привле¬
кательно выглядите в розовом костюме, но боялся смотреть на Вас.
ДжМ: Может, это все та же драма. Кто кого съест?
Уходя, он смотрит мне прямо в глаза и говорит: «Ну вот, мне не
трудно смотреть на Вас, когда я выхожу! Это ужасно, когда я вхожу!»
100

ГЛАВА 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО- «РЕБЕНОК. КОТОРОГО ЕДЯТ»
Я не смогла удержаться: «Такое облегчение — выйти из бака¬
лейной лавки?» И мы оба засмеялись.
Я могла бы добавить, что мне часто приходится следить за собой,
чтобы не делать соблазняющих замечаний пациентам, у которых
были соблазняющие матери. Хотя заманчиво было бы возложить
вину на дискурс анализируемого, который поощряет подобное ост¬
роумие, моя задача — в конце концов это переработать. Например,
этой же ночью Исааку приснилось, что он должен защищаться от
великанши с глазами-зеркалами! Этот образ сновидения принадле¬
жал мифу о Нарциссе. Нарцисс не мог найти своего отражения в
глазах обожающей его матери-собственницы, Лириопы, только ее
желание исключительного обладания собственным сыном. Она, ним¬
фа вод, и стала могилой, от которой он так и не смог отвести взгляда.
МАТЬ-БЕЗДНА И СЫН-ПРОБКА
Прошла неделя и Исаак принес дальнейшие ассоциации к фан¬
тазии о внутреннем материнском образе, — «пропасть», «бездна»,
«пустота», — в сочетании с идеей, что его ролью ребенка было «за¬
полнить ее», или, иногда, быть чем-то вроде пробки, ее затыкающей.
Ниже следует фрагмент сессии, состоявшейся как раз перед летним
отпуском. Надвигающееся отделение часто приносило с собой жес¬
токий рецидив астматических и кардиологических симптомов, иногда
во время сессии. При угрозе отделения Исаак всегда начинал терять
принадлежащий переносу образ аналитика как защищающего отца-
матери; я снова становилась матерью-бездной, но такой, которая
сейчас спрятала отсоединенный садистский и преследующий отцов¬
ский фаллос в своих глубинах, как в ассоциациях к следующему сно-
видению.
Исаак: Прошлой ночью мне приснилось, что я должен словно ныр¬
нуть с большой высоты, чтобы подхватить тело женщины, лежащее
на земле, подцепить ее, как на крючок, своим пенисом, и затем вновь
взмыть вверх. И приближаясь к ней, я вижу, что она ведьма. И мне
это и страшно, и возбуждает.
101

ТЕАТР ДУШИ
Ипюзия и правда на психоаналитической сиене
Образ пениса как садистичного инструмента, крючка, в последу¬
ющем проецируется на тело женщины, которое теперь восприни¬
мается как содержащее опасный частичный объект. Ассоциации
Исаака приводят его к мысли о своем страхе во время плавания;
когда он может видеть сквозь прозрачную воду дно моря, если тому
нет помех, то он боится, «что всплывет что-нибудь из глубины». Од¬
нако он добавляет, что почти не боится пырять в глубину. Я спра¬
шиваю его, в чем разница, и он отвечает: «Когда я ныряю, я всегда
глаза закрываю. Иначе мне будет страшно». Параллель с сексуаль¬
ным паттерном Исаака потрясающая.
ДжМ: Словно иначе Вы могли бы утратить контроль, и Вас про¬
глотила бы «пустота»?
Исаак: Точно! ... (После паузы) Это напоминает мне о мастурба¬
ции. Отец сказал мне, что у меня пропадет память и я не смогу ду¬
мать. Это было ужасно страшно, но я все равно продолжал это де¬
лать.
ДжМ: Вы должны были проделать «дыру» в Ваших мыслях? Зак¬
рыв глаза?
Исаак: Да... просто нырнуть, не слишком задумываясь.
Мне кажется, что Исаак именно это и делал большую часть своей
жизни. В так называемом «операционном» образе существования
есть контр-фобийное измерение. Возможно, что определенные люди,
производящие впечатление «сверхнормальных» или «супер-ста-
бильных», создали защиту такого порядка против первичной трево¬
ги, которая никогда не была переработана вербально. Фантазии, ко¬
торые возникли позже, указывают, что Исаак, так сказать, опусто¬
шил тело своей матери от всего содержимого, чтобы избежать встре¬
чи не с защищающим, а с опасным и преследующим пенисом внутри
женского тела. «Закрыть глаза», как поступал Исаак, где бы ни зави¬
дел пару, на улице или на экране, чтобы закрыть источник опаснос¬
ти, это, в некотором смысле, отчетливо психосоматическая защита
от угрожающих фантазий и чувств; мы могли бы назвать ее реакци¬
ей американских горок. Хотя закрытые глаза, видимо, временно уби¬
рают необходимость что-то делать в возбуждающей тревогу ситуа¬
ции, конечно, это нельзя считать эквивалентом вытеснения. Это бо¬
лее сродни заранее готовому отказу или отречению псюхе, то есть
102

ГЛАВА 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО- «РЕБЕНОК, КОТОРОГО ЕДЯТ;
более родственно психотической защите, смежной с отрицанием
перцептивной и внешней реальности. Тот же самый контр-фобий-
ный механизм можно обнаружить при наркотической! симптомати¬
ке и других расстройствах с отыгрыванием. При проблемах харак¬
тера, основанных на вынесении вовне внутреннего конфликта, чело¬
век закрывает глаза на психическую реальность других людей. Ис¬
тория Белоснежки в главе 3 иллюстрирует этот способ сражения с
душевной болью.
Исаак много рассказывал о своих мастурбационных фантазиях
во время первого года нашей работы, и постепенно он стал прибли¬
жаться к тому, чтобы рассказать о том, что все еще мастурбирует
очень часто, сам не зная почему, и что это никоим образом не заме¬
щение отношеьий с женой. Меня всегда интересуют мастурбацион-
ные фантазии, поскольку они содержат в сгущенном виде столь мно¬
гое из детской сексуальности наших анализируемых и указывают,
где сконцентрирована самая большая тревога (McDougall, 1978; 141-
68). Эротический сценарий Исаака был такой: «Меня подцепляет
молодая проститутка и ведет туда, где она живет. Ее ждет мать, и
именно она приказывает мне заняться любовью с девушкой. Когда я
показываю достаточно искусства, я должен затем заняться любовью
с матерью. И это высшая точка возбуждения».
На банальном эдипальном уровне фантазия прозрачна, и мы ви¬
дим, что вина за сексуальное желание приписывается (как со вре¬
мен Адама и Евы!) женщине, и самой матери, как это часто бывает.
Таким образом, Исаак «вынужден» заниматься любовью. Но теперь
становится очевидно, что судьба его (как многих других) мастурба¬
ционных фантазий и сексуальных ритуалов, еще и вмещать силь¬
нейшие возбуждающие тревогу черты, и справляться с ними, эро¬
тизируя самые малые детали. В данной фантазии бессознательный
ужас Исаака перед сексуальным желанием матери переделан в са¬
мую возбуждающую ее часть.
Исаак: Я все удивляюсь, почему я для сексуальных фантазий вы¬
бираю проституток. Я никогда не имел с ними дела. Откуда такая
эротическая идея?
Хотя фантазии о проститутке часто несут в себе гомосексуаль¬
ное возбуждение, поскольку мужчина вступает в сексуальные от¬
103

ТЕАТР ДУШИ
Ипюзия и правда на психоаналитической сцене
ношения с женщиной, у которой было бесчисленное множество дру¬
гих мужчин, мне кажется, что Исаак гораздо ближе к тому, чтобы
понять свою потребность в подтверждении, что женщина — не без¬
донная пропасть, чья вагина никогда не была репрезентирована как
ограниченная или определенная пенисом (Montgrain, 1983). Вместо
этого эдипальный соперник становится, на этом более первичном
нарциссическом уровне, очень нужной защищающей фигурой. Эта
поддержка одна может придать значение генитальным различиям и
дать ребенку признанное место в семейной структуре и сексуаль¬
ную идентичность. Без нее остается постоянный риск этого «ныря¬
ния в пустоту», безграничного, непредставимого материнского по¬
лового органа. Я использую это с Исааком:
ДжМ: Проститутка может быть поддержкой? Никакого ныряния
в пустоту, поскольку там уже побывало множество мужчин?
Исаак: Да-да! Самые страшные для меня женщины — юные дев¬
ственницы.
ДжМ: У которых никого не было? Так Вы описывали мать.
Исаак: Мать? Да она до сих пор девственница! Немыслима даже
идея, чтобы внутри у нее хоть когда-то побывал пенис. Вот она, пус¬
тота! Я... мне трудно дышать. (Исаак и впрямь начинает дышать с
трудом.)
ДжМ: Вы ныряете в эту бездонную пропасть?
Исаак: Да — с закрытыми глазами!
СОМАТИЧЕСКИЕ СИМПТОМЫ СМЕНЯЮТСЯ
ПСИХОЛОГИЧЕСКИМИ
Развитие данного материала заняло несколько месяцев. Вот более
поздний фрагмент, на половине третьего года анализа, где Исаак опи¬
сывает расслаивающийся фобийный симптом, который, видимо, занял
место соматических явлений, в частности, астмы и кардиопатологии.
Исаак: Ужасно вдруг открыть, что мать хотела меня в сексуаль¬
ном смысле. Этот ее взгляд... Голова кружится, стоит только поду¬
104

ПАВЛ 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО: «РЕБЕНОК, КОТОРОГО ЕДЯТ:
мать об этом. Я всегда хотел встретить женщину с таким же взгля¬
дом, но невыносима и мысль, что я хотел увидеть и в глазах матери
то же выражение. И как ни крути — встречаю я этот взгляд или нет, —
это моя смерть. (Помолчав.) Вы видели такой фильм Вуди Аллена —
«Interiors»? Что Вы о нем думаете? (Он не ждет ответа; прямые вопро¬
сы всегда знак беспокойства у Исаака, как и у большинства других
пациентов.)
ДжМ: Вы хотите знать, какими я вижу вещи? Какими глазами
заглядываю в душу людям?
Исаак: Мне вдруг стало страшно... Я хочу Вам нравиться, хочу,
чтобы нравилось то, что внутри меня... Но я словно боюсь, что меня
поглотит эта идея.
ДжМ: Я могу быть вроде Вашей матери. Вы говорили, что она
«сжирала» Вас своей любовью.
Исаак: Она часто говорила: «Я тебя сейчас съем». Она, бывало,
бежит за мной и говорит: «Ам-ням-ням!», — а мне так нравилось!
Это была одна из наших любимых игр. Я боюсь, что меня съедят? Я
просто панику сейчас чувствую — но почему? Я любил эту игру.
ДжМ: Может быть Вы задумывались: «А есть ли у нее что-то
еще съестное, кроме меня? А что если она на самом деле голодная?»
Исаак: Господи! Она всегда называла меня «солнышко мое ма¬
ленькое». Маленькое — понимаете? А я действительно был малень¬
ким, и не было никого другого рядом, чтобы его снямкать... Я теперь
могу вынести мысль, что она хотела отца. Но меня — нет, спасибоч-
ки. Меня бы съели заживо! Мать всех убивает добротой, и всех съе¬
дает.
ДжМ: Чем она добрее^ чем больше любит, тем страшнее?
Исаак: Да. И все-таки мне страшно нужно было ее присутствие.
Ни с чем не мог справиться сам. Я рвался к ней на ручки — и в то же
время рвался к собственной смерти. Она так и ждала меня съесть.
Как я со всем этим разберусь?
Можно заметить, что Исаак в детстве не мог использовать внут¬
ренний образ своей матери; он нуждался в ее реальном теле и при¬
сутствии, в том, что я назвала «матерью-наркотиком» (McDougall,
1978). Я как-то раз предположила, что это было так, словно он счи¬
105

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия к правда на психоаналитический сиене
тал, что она хочет «дышать за двоих». Исаак был весьма поражен
этой моей интервенцией, и несколько месяцев развивал идею об их
«дыхательных взаимоотношениях». Он ссылается на эту интервен¬
цию, затем повторяет свой вопрос:
Исаак: Как мы выберемся из всего этого?
ДжМ: Вуди Аллен и «Interiors».
«Interiors» — фильм о женщине, которая душит мужа и детей
собственными желаниями и ожиданиями. Исаак очень интересуется
Вуди Алленом, не только потому, что тот тоже ставит фильмы, но и
потому, что недавно он узнал, что Вуди Аллен провел двадцать лет в
анализе, и это не убило его творческое начало! Исаака этот факт
успокаивает, поскольку я, пожирающая мать-аналитик, собираюсь
слопать все его творчество, и не оставлю ему ничего, чтобы созда¬
вать фильмы и сочинять истории.
Исаак: А, да! Интерьеры и внутренности. Знаете, я боюсь заст¬
рять в маленьком пространстве, где нет доступа воздуха. Я больше и
не подхожу к метро, и держусь подальше от узких коридоров и улиц.
Боюсь чувства, что я заперт и задыхаюсь. У меня никогда не было
таких проблем до того, как я пришел на анализ! Я уверен, что за это
отвечает анализ.
ДжМ: Очень может быть. Вы воображаете такие вещи, какие ни¬
когда бы не позволили себе вообразить прежде, вроде тех мест, ко¬
торые Вы можете обвинить в том, что они Вас «душат». Похоже ли
это ощущение на ощущения во время астматического приступа?
(К моему удивлению он ответил):
Исаак: Да нет. Я теперь прекрасно дышу. Я разве не говорил? У
меня уже несколько месяцев никакой такой астмы. А вот эти фобии —
это нечто!
Анализируемые часто «забывают» сказать нам о произошедших
переменах, вроде исчезновения длительных психологических или
соматических симптомов. Они меньше озабочены тем, чтобы успо¬
коить аналитика, чем тем, чтобы сохранить в переносе проекцию
тревожной матери и больного ребенка.
Моя гипотеза на этой сессии, что Исаак учится находить, в форме
фобийных объектов, психические репрезентации архаичных ужа¬
106

ГЛАВА 4
ПОСТАНОВКА НЕПРЕДСТАВИМОГО- «РЕБЕНОК. КОТОРОГО ЕДЯТ->
сов, связанных с его отношениями любви-ненависти с матерью, то
есть примитивные страшные фантазии о том, что он застрял, его
душат, едят или топят. Прежде, в ситуациях, которые вызывали
желание-и-страх пожирающей матери, Исаак совершенно не осоз¬
навал свою панику, а вместо нее испытывал приступ астмы. Его все¬
гдашние соматические реакции становятся вербальными и метафо¬
рическими, и таким образом дают ему сырой материал первичного
процесса, чтобы из него, затем, создать для собственной защиты не¬
вротические симптомы. Несомненно, проще избегать маленьких про¬
странств, чем на каждом углу встречаться с архаичной кастрацией.
Экономическая выгода от невротических симптомов очевидна; они
несут также биологическую, жизнеохраняющую функцию.
На улице зима. Исаак осматривается в моем маленьком кабинете
и замечает у меня на столе большую банку с ветками, которые в
домашнем тепле выпустили нежные весенние листочки.
Исаак: Боже! Посмотрите, какие листочки! Они здесь распусти¬
лись? Внутри?
ДжМ: У меня внутри они должны были бы задохнуться?
Исаак: Ну да — что здесь распускается, — так это мои фобии.
Ладно, я догадываюсь, что это лучше, чем когда не можешь дышать.
Вот! Я думаю, что теперь стало больше места для меня внутри Вас,
чем раньше было. Безопасного места!
Во время следующей сессии Исаак доходит до мысли, что его по¬
такающая мать позволяла ему делать почти все, что угодно. Факти¬
чески, это она была первой «проституткой». В ужасе, он был должен
сочинять собственные законы, чтобы защититься от ее всепоглоща¬
ющей любви. Он должен был беречься, чтобы в него не проникли ее
посягательства. Его ненависть к ее нижнему белью теперь кажется
ему тесно связанной со страшной фантазией, что его «сжует хватка
ее крепких ляжек», тема, которая развивалась несколько сессий.
Исаак: Но до тех пор, пока меня не тяпнула оса, я был бессмерт¬
ным. Теперь я знаю, что всю жизнь боялся быть съеденным матерью.
Всегда ждала меня, как голодный паук. Я постоянно жду смерти.
Это не фаллическая кастрационная тревога, а более первичный
страх быть поглощенным или съеденным (который мы можем на¬
звать страхом нарциссической кастрации или аннигиляции). В то же
107

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сиене
время Исаак проецирует на свою психическую репрезентацию ма¬
тери собственные первичные сексуальные желания, потому что это
он, прожорливый младенец, хотел съесть мать (проекция на бака¬
лейную лавку).
Так что оса приобрела еще одно символическое значение: теперь
она представляла собой пожирающий и вторгающийся образ мате¬
ри раннего детства, то есть мать, глядящую на своего малыша с же¬
ланием во взгляде. Эта мысль заставила Исаака еще раз вспомнить,
как мать бросалась на него всем телом, чтобы его защитить.
Исаак: Господи, — нелегкая эта ноша — вес матери!
108

ГЛАВА 5
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ, НЕВРОЗ ТРЕВОГИ И ИСТЕРИЯ
НЕКОТОРЫЕ ГИПОТЕЗЫ О ПСИХОСОМАТИЧЕСКИХ
СОСТОЯНИЯХ
Фрагменты анализа Исаака, описанные в предыдущей главе, по¬
служат нам для иллюстрации при исследовании некоторых гипотез
о психосоматической регрессии. Эти гипотезы могут внести вклад в
понимание особого психического функционирования и динамичес¬
кой организации личности, которые, скорее всего, увеличивают пси¬
хосоматическую уязвимость. Мое первое предположение касается
возможных связей между психосоматическими и истерическими
симптомами, как это можно наблюдать в курсе психоаналитическо¬
го лечения. В более раннем исследовании (McDougall, 1978), где под¬
робно рассматривалось различие между двумя типами симптома¬
тики, я предполагала, что психосоматические феномены, в противо¬
вес истерическим проявлениям, лишены содержимого вытесненной
фантазии (чье содержание может быть вербализовано), и, таким об¬
разом, психосоматические феномены не имеют прямого символи¬
ческого смысла, который мы обнаруживаем в бессознательной струк¬
туре невротических симптомов. Я постепенно усомнилась в таком
полном отсутствии символического значения, увидев в ходе иссле¬
дования массивные защиты, которые определенные пациенты ис¬
пользуют, чтобы на них не действовала психическая боль, включая
радикальное исключение всяких репрезентаций идей, тяжело на¬
груженных аффектом. (Это вопрос более полно раскрыт в главе 7.)
Вначале я была неспособна оценить глубинный архаичный смысл
Психосоматические состояния, невроз
тревоги и истерия
109

ТЕАТРДУШИ
Иллюшя и правда на психоаналитической с иене
психосоматических реакций на психический конфликт, а именно то,
в какой большой мере эти реакции зависят от чрезвычайно прими¬
тивной телесной фантазии. Но потом я стала понимать соматичес¬
кое функционирование как форму сообщений (коммуникации) и за¬
интересовалась экономической ролью соматизации в психической
структуре. Возможно, следует поддержать концепцию «довербаль-
ного символизма», не связанного никакими вербальными связями в
предсознателъном функционировании (Freud, 1915b), который мо¬
жет впоследствии дать почву для архаичной формы истерии. Тако¬
во мое первое предположение.
ЭДИПАЛЬНАЯ КОНСТЕЛЛЯЦИЯ
Второе предположение касается особой структуры личности, у
которой эдипальные репрезентации и конфликты пропитаны ни¬
жележащей фантазией примитивного, довербального характера, и
тело младенца слабо дифференцировано от тела матери. Любой тес¬
ный эротический контакт, поэтому, бессознательно воспринимается
как поглощение и смерть. На более поздней стадии нормализующая
роль образа отца позволяет забыть, что эдипальная организация
строится на архаичной фантазии об отношениях, на которую я ссы¬
лалась в предыдущей главе — «мать-бездна и сын-пробка». (При¬
мер такого процесса, помимо случая Исаака, мы увидим и в анализе
Поля, чья история составляет основу главы 8. Оба пациента страда¬
ли от язвы желудка и других психосоматических недугов, и хотя во
многих отношениях их психическое функционирование весьма от¬
личалось, мы увидим поразительное сходство тех элементов их ис¬
торий, которые вносят вклад в эдипальную организацию.) Я пола¬
гаю, что именно такая эдипальная структура предрасполагает па¬
циента в будущем к психосоматической регрессии, в особенности в
ситуациях продолжительного стресса, внешнего или непризнавае-
мого внутреннего. Вдобавок к бессознательным телесным фантази¬
ям, психическая экономика часто характеризуется некой формой
ментального функционирования, при которой идеи и болезненные
аффекты будут скорее извержены и исключены из психики, а не
110

ГЛАВА 5
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ, НЕВРОЗ ТРЕВОГИ И ИСТЕРИЯ
вытеснены или связаны с «противовесом» посредством невротичес¬
ких защитных механизмов.
ПСИХИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИКА
Третье предположение относится к особому образу разрядки
напряжения, при котором действие и реакция берут верх над пси¬
хической переработкой. Психическая активность, которая, в против¬
ном случае, могла бы привести к конструктивному осмыслению или
сублимированному выражению (или к созданию невротических или
психотических симптомов) вместо этого «замыкается накоротко» и
разряжается в немедленном или повторяющемся действии. Такие
действия, которые я называю действиями-симптомами, никоим об¬
разом не служат решением для охваченной конфликтом инстинк¬
тивной реальности или в напряженной внешней реальности, с кото¬
рой сталкивается субъект. Они всего лишь бегство или уход от бо¬
лезненных или тревожных ситуаций (Engel, 1962), сопровождаю¬
щийся психическим разрушением (скорее, чем отрицанием) непри¬
емлемых идей, что ведет к быстрой «очистке» от аффекта, с ними
связанного. Таким образом, всю свою жизнь Исаак должен был толь¬
ко закрывать глаза, курить или уступать настоятельной потребно¬
сти в мастурбации, когда бы он ни чувствовал тревогу, вину или
злость (например, когда он видел влюбленные парочки, похоронные
процессии или женское белье, выставленное в витрине магазина).
Надо все же признать, что симптоматичные действия подобного
рода составляют часть психической брони любого человека, и слу¬
жат ему при случае. Мы напиваемся, чтобы утопить печаль; курим
или переедаем, чтобы развеять ежедневные обыденные фрустра¬
ции; принимаем лекарства, чтобы смягчить тревогу или уснуть; не
можем не утащить незначительные вещи и «нечаянно» портим цен¬
ные, когда находимся в определенном эротическом или агрессивном
напряжении; иногда используем людей как наркотик, находясь в тя¬
желых обстоятельствах. Все это довольно обычные вещи среди лю¬
дей, которые, в общем, не считаются психологически нездоровыми.
111

ТЕАТР ДУШИ
lhлютя и прчвОа на психоина ттнчеекой сиене
Каждый из нас порой склонен избавляться от напряжения и душев¬
ной боли путем неподходящих действий или через зависимость от
внешних агентов, в тех ситуациях, когда для более надежного реше¬
ния было бы уместно или даже требовалось мысленное или эмоцио¬
нальное вмещение. С точки зрения психической экономии важным
фактором в отношении действий-симптомов является то, что они
несут с собой минимальную психическую переработку, а часто даже
и полностью занимают ее место.
У определенных анализируемых мы можем наблюдать, что по¬
добный тип психического функционирования является главным
методом сохранения психического гомеостаза, когда бы ни возникала
угроза либидинальной экономии, независимо от вложения либидо —
в других людей, или в самого себя. Мы отчетливо это видим в ряде
клинических категорий, таких как организованная перверзия (из¬
вращение), наркотическое (аддиктивное) поведение (пагубные при¬
страстия), определенные формы патологии характера, и во всех си¬
туациях, где психическое потрясение вызывает соматическую дис¬
функцию, открывает ворота инфекции или другой форме физиоло¬
гического заболевания. Психосоматические симптомы такого рода
находятся в самом конце ряда действий-симптомов, о которых здесь
говорится, потому что психическая переработка на этом участке
минимальна, если вовсе не отсутствует. Корни таких паттернов пси¬
хического функционирования следует искать на рассвете психичес¬
кой жизни (McDougall, 1982а), а доказательства их разрушительно¬
го воздействия можно ясно наблюдать у маленьких детей. Посколь¬
ку младенец не может психически перерабатывать напряженные,
психически болезненные или гиперстимулирующие ситуации, то
патологические проявления носят неизменно психосоматический ха¬
рактер, такой как младенческая бессонница, постоянное срыгивание
и перезаглатываниие содержимого желудка, известные как мери-
цизм, цикличная рвота и спазматические реакции различного типа.
Такие наблюдения ставят вызывающую проблему перед психоана¬
лизом, как в теоретическом, так и в клиническом плане.
112

ГЛАВА 5
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ. НЕВРОЗ ТРЕВОГИ И ИСТЕРИЯ
ОТЫГРЫВАНИЕ И ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ
При психоаналитической работе со взрослыми эти феномены
действия-реакции склонны ускользать из аналитического процесса
и потому служат серьезным препятствием прогрессу. В этом кон¬
тексте заслуживает внимания фрейдистская концепция отыгрыва¬
ния. Изначально эта концепция прилагалась к психоаналитической
ситуации для описания фаз, в которых конфликты, мобилизованные
отношениями переноса, рассеиваются в какой-то форме действия,
обычно вне рамок анализа, вместо их вербализации и проработки на
сессии. Несмотря на эту узкую клиническую коннотацию, отыгры¬
вание, теоретически, экономическое понятие, потому что оно состо¬
ит в немедленном переводе в действие инстинктивных импульсов,
фантазий и желаний, ради того, чтобы избежать определенных идей
и эмоций болезненного, чрезмерно возбуждающего или конфликт¬
ного характера. Оно также подпадает под категорию психического
отречения или отказа.*
Переводя Agieren как acting out (действие вовне или отыгрыва¬
ние), мы указываем на двойственность понятия, принадлежащего
психической экономии: во-первых, то, что следует удерживать внут¬
ри и подвергать психологической обработке, выносится наружу, за
рамки личности или аналитической ситуации; во-вторых, напря¬
жение сбрасывается или отводится так, что не остается и следа внут¬
реннего конфликта. Это фундаментальное понятие в трудах Фрейда
(Freud, 1938b). Таким образом тревога или депрессивные аффекты,
с которыми субъект не в состоянии справиться, не получают психи¬
ческой репрезентации. Психологический механизм «выбрасывания
из головы» идет рука об руку с экономической тенденцией к отыг¬
рыванию и разрядке напряжения.
Прилагая скорее понятие выбрасывания, чем вытеснения к пси¬
хосоматическим феноменам, мы придем к предположению, что псю-
хе отрекается от психического конфликта и «выбрасывает его вон»
Фрейд часто использовал термин Verwerfung — отвержение, выбрасывание мысли,
например в «Человеке-Волке» (1918), для описания специфически психотического
механизма, отличного от вытеснения (Verdrangnung).
из

ТЕАТР Д> ШИ
Ппюзия и правда на пс ихоана цинической сцене
для разрядки через тело и его соматические функции. В начале пси¬
хической жизни тело воспринимается как объект, принадлежащий
внешнему миру. Такое восприятие продолжает существовать в сно¬
видениях и при определенных психотических и мистических состо¬
яниях; а именно, само тело или его определенные зоны и функции
расцениваются как независимые единицы, а иногда как то, что при¬
надлежит Другому и находится под его руководством. (Например,
при психотических состояниях, включающих самокалечение,
субъект может совершенно не осознавать никакого непосредствен¬
ного ощущения боли.) Важный вопрос здесь относится к возможнос¬
ти того, что в состоянии, которое мы могли бы назвать психосомати¬
ческим психическим состоянием, определенные части тела и функ¬
ции все еще бессознательно могут восприниматься именно таким
образом, то есть субъект может считать их не своей собственностью,
а принадлежностью кого-то еще, матери раннего младенчества."'
Эта структура тогда была бы в выраженном контрасте с психи¬
ческой структурой, стоящей за истерической конверсией, при кото¬
рой первичный процесс мышления придает определенным зонам и
функциям символическое значение инстинктивного рода. Как уже
подчеркивалось в главе 2, невротические и психотические симпто¬
мы первично устремлены на самоисцеление посредством некоторой
формы психической активности, которая ведет к созданию симптома
в качестве попытки решения психического конфликта. Психосомати¬
ческие симптомы, с другой стороны, хотя и могут приобретать вто¬
рично символическое значение (а иногда приносят вторичную выго¬
ду в форме заботы окружающих), но первично являются результа¬
том действия механизма избегания, не скомпенсированного создани¬
ем психологических симптомов. Этот механизм избегания, конечно,
тоже можно представить как рудиментарную попытку исцелить себя,
выбросив из психического осознания любую форму душевной боли.
Индивиды, использующие такие механизмы избегания в чрез¬
мерной степени, производят впечатление нормальных — у них нет
симптомов и часто они, вследствие удушения аффекта, словно мо¬
*	Подобная гипотеза в связи с предрасположенностью к наркомании была высказана
Генри Кристалом (Krystal, 1977).
114

ГЛАВА 5
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ, НЕВРОЗ ТРЕВОГИ И ИСТЕРИЯ
гут справиться с любыми напастями в любых обстоятельствах. Имен¬
но этот последний аспект феномена отыгрывания (особенно когда
этот феномен принимает психосоматический оборот) делает подоб¬
ные проявления столь мучительными в психоаналитической прак¬
тике. Аналитик слышит, что ассоциативный дискурс, хотя и необык¬
новенно связный, как будто и не ведет никуда. В такие моменты мы
чувствуем, что чего-то недостает — пропало измерение, часто аф¬
фективного характера; это похоже, скорее, на слова песни без музы¬
ки. Такой дискурс очень отличается от дискурса, где вытесненные
мысли, фантазии и отрицаемые чувства хотя и не осознаются ана¬
лизируемым, но всячески стремятся дать ключи к своему существо¬
ванию, не только через сами симптомы, но и через сновидения, нео¬
жиданные ассоциации, оговорки и т.п. Когда сообщения не такого по¬
рядка, а сведены к действиям и реакциям (как у всех нас порой), тогда
мы знаем, что внутренний театр не развит внутри, даже в форме не¬
вротической или психотической симптоматики, а, скорее, вынесен
вовне, на подмостки жизни, или же находит соматическую разрядку.
ВНЕШНИЕ ФАКТОРЫ, ВЫЗЫВАЮЩИЕ
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ ЯВЛЕНИЯ
Сдвиг от психической переработки к разрядке в действии осо¬
бенно вероятен, когда мы получаем внезапную нарциссическую рану
или неожиданно утрачиваем объект. Такие события часто вызыва¬
ют необычное поведение или умеренные и тяжелые психосомати¬
ческие проявления. Я использую здесь термин психосоматический
в широком смысле, с единственно психоаналитической точки зре¬
ния. А именно, я говорю о теле и соматическом Я в их раскрытии в
ходе аналитического переживания. Таким образом я ссылаюсь не
только на хорошо известные психосоматические заболевания вроде
язвы желудка, бронхиальной астмы и язвенного колита, но и на не¬
понятную тревогу и депрессивные состояния, которые всегда сопро¬
вождаются такими физическими симптомами как усталость, потли¬
вость, тремор и апатия. К этому ряду психосоматических явлений
тогда нужно добавить склонность к несчастным случаям и повышен¬
115

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ную подверженность инфекциям во время стресса. У психоаналити¬
ка есть масса возможностей наблюдать эти явления, и он находится в
таком положении, что формулирует гипотезы, отличные от тех, ко¬
торые складываются у психосоматолога, который хоть и видит го¬
раздо больше пациентов, но вряд ли может разделить с ними интен¬
сивный опыт психоанализа или продолжительной психотерапии.
Хотя у всех нас есть свой порог психического стресса, за которым
наша способность справляться с ним психически может нас подвес¬
ти, мои клинические наблюдения привели меня к мысли, что психо¬
соматическая уязвимость значительно увеличивается вслед за по¬
трясениями в нашей нарциссической экономии (McDougall, 1978). Чем
более хрупок наш нарциссический баланс, тем более вероятно, что
мы будем справляться с внутренним и внешним напряжением с по¬
мощью какой-то формы отыгрывающего поведения или действия-
симптома в виде соматизации. В случае соматизации субъект обыч¬
но остается в неведении своих психических конфликтов и душевной
боли. В любом случае, редкий человек, вероятно, думает о своих
физиологических заболеваниях как о психологических недугах.
Вспомним, что сорок лет Исаак не знал о своих психологических про¬
блемах в какой-либо области. Хотя он страдал от язвы желудка, ас¬
тмы, кардиопатологии и тетании, он не считал, что у этого ряда со¬
матических болезней есть психологическое измерение. Его защит¬
ная структура была такой, что он не знал как о степени своей нар¬
циссической хрупкости, так и о своем глубинном ужасе перед лю¬
быми либидинально заряженными ситуациями в отношениях. Люди
вроде Исаака (имя им — легион), бросаются в пучину жизни, про¬
фессиональных и личных отношений, не имея понятия о постоянном,
так сказать актуальном, психическом напряжении, которому они
подвергаются, день за днем. На месте отсутствующего осознания (ибо
любое эмоциональное возбуждение быстро выкидывается из голо¬
вы) возникают тяжелые соматические дисфункции.
Мне кажется, что в таких ситуациях тело защищает себя, словно
ему угрожает биологическое заболевание, и, следовательно, коман¬
дует техникой выживания в неверно воспринятой ситуации. (Эта
концепция изложена полнее в McDougall, 1978; 421-52.) Возможно,
само неосознавание чрезвычайно болезненного или возбуждающего
аффекта, несущего психический конфликт, вносит вклад в уже клас¬
116

ГЛАВА 5
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ, НЕВРОЗ ТРЕВОГИ И ИСТЕРИЯ
сическое описание предположительно «психосоматической» или
«операционной» структуры личности, которая встречает катастро¬
фичные события, у большинства людей вызывающие сильную ду¬
шевную боль, с видимым спокойствием и необычным безаффект-
ным состоянием, известным как алекситимия.* Наблюдения, сде¬
ланные за много лет работы с аналитическими пациентами, застав¬
ляют меня подчеркнуть, что это состояние не обязательно является
следствием недостатка в психической или биологической нейрон¬
ной структуре. Травматические события, которые так часто вызы¬
вают взрыв психосоматических болезней (утрата безопасности, уход
объекта любви, неожиданная потеря самоуважения), могут рассмат¬
риваться как причинение боли и расстройства на уровне слишком
для субъекта глубоком, чтобы он мог это вынести, или на уровне
подъема тревоги психотического измерения. Другими словами, опе¬
рационный способ отношений или выбрасывание аффекта могут
быть чрезвычайно примитивными психическими защитами. При
анализе на передний план выходят сопутствующие, но неузнанные
страхи — страх оказаться переполненным невместимым аффектом
и вынужденным к безумным действиям, страх «развалиться на час¬
ти» или утратить чувство идентичности и способность функциони¬
ровать. Неприемлемые идеи и болезненные аффекты до этого вре¬
мени исключались так быстро, что у субъекта не сохранилось зна¬
ния об их существовании. (Пример такого случая описан в главе 8.)
Можно добавить, что когда напряжение любого рода воспринимает¬
ся как нарциссическая угроза на уровне младенческого нарциссизма
(при котором мы еще слабо отличаем свое тело от материнского),
тогда психосоматическая реакция на инстинктивное напряжение и
внешний стресс является обвинением против той части собственно¬
го телесного Я, которое считается принадлежащим матери или про¬
сто матерью. Другими словами, болезнь становится еще одной бес¬
сознательной связью с матерью; ее тело тоже под нападением.
На основании многолетнего опыта психиатра и психоаналитика в
области психосоматики Лефебр (Lefebvre, 1980) считает, что «пси-
Алекситимия (Sifneos, 1973; Nemiah, 1978) означает отсутствие слов для выражения
эмоций или состояние, когда невозможно отличить одну эмоцию от другой. В главе
7 об этом говорится весьма подробно.
117

ТЕАТР ДУШИ
Итлюзия и правда на психоаналитической сцене
хосоматическая уязвимость значительно увеличена у пациентов, ко¬
торые в детстве перенесли травматические события в фазе сепара-
ции-индивидуации, описанной Малер». Он предполагает, что «со-
матизирующий пациент, по-видимому, предъявляет во время со-
матизации способ отношений; который в хронической форме харак¬
терен для так называемой нарциссической личности... Конфронта¬
ция с таким различением я-другой вызывает тупик в отношени¬
ях и [психической] экономии, который сам по себе ведет к “отказу”
от аффектов и соматическому выражению регрессивной дезоргани¬
зации» (курсив мой).
Мне кажется, что многие люди создали психическую броню-по¬
крытие, в результате чего они в определенных обстоятельствах не
думают и не чувствуют слишком глубоко. Эти обстоятельства могут
быть катастрофичными внешними событиями, как предполагалось
выше, но могут быть и обыденными событиями (секс, ситуация на
работе, просто встречи с людьми), несущими скрытый травмати¬
ческий потенциал. Например, событиями, которые привели Исаака
к тяжелой желудочной патологии, были его провал на важном экза¬
мене и начало взрослой половой жизни. Исаак знал о чувстве пора¬
жения и нарциссической ране, вызванными неудачей, но остался в
неведении о глубинных травматических элементах, которые посто¬
янно реактивировались его сексуальным опытом. На сознательном
уровне он считал его удовлетворительным.
ПЕРЕСМОТР АКТУАЛЬНЫХ НЕВРОЗОВ
Исаак был обречен на новое психологическое расстройство, тоже
психосоматического порядка, а именно, тяжелый невроз тревоги. К
актуальным неврозам относятся те, при которых сильный аффект
переживается сознательно, хотя и носит диффузный характер и не
связан с ясно определяемыми психическими репрезентациями, в
противоположность невротической симптоматике. Ранние тексты
Фрейда (Freud, 1898, 1914, 1916-17), где речь идет об этой концеп¬
ции, в некотором смысле являются первыми психоаналитическими
118

ГЛАВА 5
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ, НЕВРОЗ ТРЕВОГИ И ИСТЕРИЯ
статьями о психосоматических явлениях. Старый термин актуаль¬
ный невроз включал две категории: неврастению и невроз тревоги
(к которым Фрейд позже добавил категорию ипохондрии). Призна¬
ки неврастении включали физическое истощение «нервного» про¬
исхождения: головную боль, проблемы с пищеварением, запоры, сни¬
жение сексуальной активности и т.п. Невроз тревоги, представлен¬
ный Исааком, характеризовался потливостью, дрожью, сердцебие¬
нием и затруднениями дыхания. Многие из нынешних анализируе¬
мых описывают в точности те же симптомы столь живо, что и паци¬
енты времен Фрейда. На самом деле, при нынешних более длитель¬
ных анализах мы часто обнаруживаем, что вслед за исчезновением
невротических симптомов, которые привели пациента в анализ, эти
и другие паттерны разрядки рискуют стать еще одним камнем пре¬
ткновения для анализа. Симптомы исчезли, есть много внутренних
психических изменений, но анализируемый по-прежнему чувству¬
ет себя пустым, несчастным, несостоявшимся и тревожится. И ана¬
литик чувствует то же самое! (McDougall, 1984)
Фрейд, конечно, приписывал происхождение актуальных невро¬
зов блокировке либидинального аффекта, вследствие сексуальной
неудовлетворенности или мастурбации. Сейчас такое объяснение
кажется неадекватным, и, возможно, эта сомнительная этиология
многое сделала для дискредитации концепции. Я бы хотела расши¬
рить в нескольких направлениях гипотезы Фрейда о причинах не¬
вроза. Я считаю, как и Фрейд, что депрессивные, апатичные состоя¬
ния и невроз тревоги действительно мобилизуются и запускаются
«актуальными» (то есть, повседневными) напряжениями, но я при¬
писываю эту активацию специфической форме психического функ¬
ционирования, разрядке-в-действии, которая только что была опи¬
сана. Этот способ функционирования тесно связан с природой при¬
митивных фантазий, которые стоят за неотложной потребностью
действовать, вместо того, чтобы думать, и потребностью задушить
эмоцию, а не вместить ее. Происхождение таких психических пат¬
тернов, однако, можно проследить до раннего физического и эмоци¬
онального взаимодействия матери и младенца. При тяжелых психо¬
соматических и тревожных состояниях мы часто находим первич¬
ную эдипальную организацию, где мать, хотя и не отвергала отца,
тем не менее, оставила у ребенка ощущение, что она относилась к
119

ТЕАТР ДУШИ
Илюшин и правда на психоаналитической сцене
нему, как к сексуальному дополнению или как к нарциссическому
продолжению своего собственного Я, тем самым установив особую
форму отношения к телесному Я своего ребенка. Такая организация
часто связана с тем, что образ эдипальной пары занимает второе
место по отношению к важной единице мать-ребенок. Ситуация,
видимо, требует несколько излишне уступчивого отца, который, в
соответствии со своими собственными бессознательными пробле¬
мами, позволяет инцестуозным отношениям продолжаться и под¬
держивает свою исключенность из этого магического и слишком удов¬
летворяющего круга. При этом есть риск, что у ребенка появится
чувство, что его соблазнили, что ему угрожает опасность вторже¬
ния, что он станет добычей архаичных либидинальных устремлений
и ужасов. Иногда у таких детей складывается убеждение, что они не
существуют взаправду для своей матери. Из-за того, что они не спо¬
собны справиться с чрезмерной стимуляцией в таком раннем возра¬
сте, образ первичной сцены у них тоже склонен быть сгущенным и
садистичным.
Я поэтому предполагаю, что хотя психосоматические проявле¬
ния актуальных неврозов часто можно проследить до нераспознан¬
ных либидинальных напряжений, как предполагал Фрейд, они за¬
пускаются нынешней либидинальной блокировкой только тогда, ког¬
да эта блокировка происходит от самых ранних чувственных и эмо¬
циональных напряжений и травм. Если теория Фрейда о патоген¬
ном воздействии сексуальной фрустрации и мастурбации и заслу¬
живает сегодня какого-то доверия, то только в том, что нарушаю¬
щие спокойствие элементы могут быть встроены в психосексуаль¬
ную структуру ребенка бессознательными родительскими сексу¬
альными конфликтами и неудовлетворенностью. Тело и Я ребенка
могут в этом случае стать объектом чрезмерного и пугающего вло¬
жения либидо и конфликта, при котором примитивные желания и
страхи (желание слияния, страх дезинтеграции к потери идентич¬
ности) берут верх над фаллично-эдипальными стремлениями и тре¬
вогами. Исход, конечно, не обязательно будет психосоматическим;
это может быть создание сексуальных перверзий в качестве «ко¬
роткого замыкания» тревог и желаний сразу и на эдипальном и на
более примитивном сексуальном уровне. Эти вопросы полнее рас¬
сматриваются в главах 11 и 12.
120

ГЛАВА 5
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ, НЕВРОЗ ТРЕВОГИ И ИСТЕРИЯ
Вдобавок к либидинальному конфликту мы также подчеркиваем
сегодня важность агрессивных напряжений как фактора, вносящего
вклад в психосоматические явления, в частности, роль примитивно¬
го садизма, который не удалось интегрировать в идеализированные
отношения мать-ребенок (см. главу 8). Хотя оральный садизм впол¬
не может быть последствием жадности и зависти ребенка, которые
он проецирует, он может также включать в себя неосознаваемую
амбивалентность матери и ее зависть к своему ребенку. В этом от¬
ношении можно заметить, что Фрейд не много уделил места идее,
что между матерью и ребенком все может пойти плохо, так как был
убежден, что период младенчества формирует ностальгическую ос¬
нову для веры в Рай. Однако фактически, исключительные отноше¬
ния мать-младенец такого порядка, когда ребенок, мальчик или де¬
вочка, требуется для замены отца как объекта желания и либиди-
нального стремления, потенциально патологичны уже в грудном
возрасте. В таком случае ребенок представляет собой для матери
скорее объект жизненно важной потребности, чем объект желания.
Объект желания — это ребенок, рожденный от взаимной взрослой
любви и воплощающий желание, что и он тоже станет любящим и
желающим взрослым и родителем. Дитя потребности (более, чем
желания) отражает неразрешенные садистические и сексуальные
конфликты родителей, а также их чувство нарциссической и сексу¬
альной неудовлетворенности. С такими пациентами часто создается
впечатление, что в голове у его родителей не было никаких проек¬
тов относительно будущей независимости ребенка и его взрослой
сексуальной жизни. Напротив, такую возможность они, видимо, от¬
рицали или боялись ее.
Такие матери часто до того «материнские», что не «достаточно
хорошие» в винникоттовском смысле, а «чересчур хорошие»; они
слишком любят, прекармливают, сверх-заботливы и ужасно трево¬
жатся о своих детях. Дети, вероятно, воспринимают такое отноше¬
ние как полную заброшенность, в том смысле, что о них заботится
мать, которая кажется полностью равнодушной к их психологичес¬
ким потребностям и аффективным состояниям. О многих таких ма¬
терях впоследствии вспоминают, что их не интересовала душевная
боль их детей, но они очень волновались и бросались заниматься их
телесной болью или физическими симптомами. Помимо очевидного
121

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сиене
риска создать в голове у ребенка убеждение, что он существует как
отдельный человек и интересует других людей только когда болен,
явно удовлетворяющий аспект отношений рискует создать впечат¬
ление, что ребенок действительно сексуальное и нарциссическое
продолжение матери, и что ничего из того, что он мог бы сделать, не
будет ей достойной отплатой и не удовлетворит ее. Она — бездна,
ждущая заполнения. Его потребности и желания — не в счет. В то же
время такой ребенок не может оставить мать без психического стрес¬
са. Такова дилемма ребенка-пробки, который нужен для присоеди¬
нения к матери. Можно только удивляться, почему такие дети не
становятся психотиками или сексуально девиантными. У меня есть
лишь пробное объяснение, выведенное из клинического опыта с па¬
циентами, чьей главной реакцией на психический стресс была сома-
тизация, и которые в других отношениях не были ни заметно невро¬
тичными или перверзными, ни явными психотиками.
ПСИХОСОМАТИКА ПРОТИВ ПЕРВЕРЗНОЙ
ОРГАНИЗАЦИИ
Хотя тщательное исследование сходства и различий психоти¬
ческого и психосоматического состояния требует дальнейшего изу¬
чения и выходит за рамки целей данной главы (см. главы 7 и 8), я
кратко остановлюсь на преверзной структуре и ее отношении к пси¬
хосоматической психической структуре. По моему опыту главный
дифференциальный фактор включает проблемы родителей и вы¬
текающее из них обсуждение с растущим ребенком всего, что каса¬
ется сексуальности и сексуальной идентичности. У взрослых, чья
жизнь во многом обусловлена компульсивными или девиантными
сексуальными стремлениями, мы почти всегда обнаруживаем в ис¬
тории их детства, что установка матери к своей сексуальности при¬
ближалась к полному отрицанию ее важности и сопровождалась
частым сексуальным соблазнением догенитального характера, вро¬
де ритуальной постановки клизмы, исследования гениталий ребен¬
ка и т.п. Еще один потрясающе общий элемент — принижающие или
122

ПАВЛ 5
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ. НЕВРОЗ ТРЕВОГИ И ИСТЕРИЯ
пугающие сообщения родителей о противоположном поле. Эти чер¬
ты более подробно обсуждаются в главах 11 и 12. У большинства
соматизирующих анализируемых я не нашла никаких таких сооб¬
щений. Мать, которая хотя и вспоминается как соблазняющая или
чрезмерно озабоченная телом и здоровьем ребенка, не вызывала
ощущения сексуально унижающей и не создавала фобийных реак¬
ций на противоположный пол. Например, мать Исаака, которая на¬
зывала его «солнышком», и говорила, что он всегда будет ее «ма¬
леньким женишком», все-таки не создавала у сына идею, что девуш¬
ки или сексуальность отвратительны или неприятны.
Что касается роли отца в психосексуальной структуре ребенка,
примечательный клинический факт заключается в том, что у детей,
которые впоследствии стали сексуально девиантными, мать часто
представляла отца как малопочтенный объект, который ребенок мо¬
жет игнорировать или не любить безнаказанно. Это унижение отца
часто сохранялось в сознании и в подростковом возрасте, и во взрос¬
лой жизни. К отрицанию места отца добавляется искаженный образ
первичной сцены и эдипальной структуры, с неизбежным ослабле¬
нием отцовской символической роли сторонника закона и порядка.
Есть еще и подозрение, что отец соучаствует в том, чтобы сохранить
дистанцию между собой и собственным отпрыском в вопросах сек¬
суальности и сексуальной идентичности вообще.
С другой стороны, у пациентов с сильной склонностью к сомати¬
зации я чаще обнаруживала, что они вспоминают отца, который в
раннем детстве вроде бы играл отдаленную роль, как более актив¬
ного в латентном и подростковом периоде и, на самом деле, обсуж¬
дающего сексуальность в нормальной родительской манере, возмож¬
но, даже с оттенком особого подчеркивания будущей сексуальной
роли подростка. Например, отец Исаака, хотя и играл явно малень¬
кую роль в его раннем воспитании, особенно настаивал, когда его сын
был еще подростком, что важно вести себя, как «мужик» и иметь
сексуальный опыт. (Такой же родительский портрет давал Поль,
чей анализ иллюстрирует главу 8.) Отец Исаака также позволял
своему сыну кое-что знать о своих сексуальных похождениях вне
брака. Хотя такой родительский дискурс может играть «нормали¬
зующую» роль по отношению к сексуальной активности как таковой
и может подразумевать, что ребенок имеет право на будущую взрос¬
123

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сиене
лую сексуальную жизнь, проблемы возникают, если такой род по¬
ощрения прививается к страшной инфантильной сексуальной фан¬
тазии быть сожранным матерью, в которой отцовская структури¬
рующая фаллическая роль (а именно, его функция как фигуры, ко¬
торая будет защищать ребенка от такой опасности) минимальна. За
фасадом нормальной эдипальной организации может скрываться
неизбывная тоска, как по отношению к материнской безграничной
сексуальной пустоте, так и к репрезентации отстраненного, мсти¬
тельного и преследующего отцовского фаллоса. Эта комбинация
может привести ко взрослой сексуальности, которая кажется нор¬
мальной, но носит прагматичный характер, при котором партнер
рассматривается скорее как функция или вещь, а не как эмоцио¬
нально живой человек. Такая примитивная защита от чувств чрева¬
та патологическими последствиями скорее психосоматического ха¬
рактера, чем невротической истерической природы, которые могут
быть результатом регрессии от эдипальной ситуации. Прогрессив¬
ное движение от психосоматического к психоневротическому реги¬
стру, под влиянием психоаналитического процесса, было проиллю¬
стрировано в предыдущей главе и будет очевидно также в главе 8.
К этой попытке противопоставить псевдо-эдиипальную органи¬
зацию у соматизирующих пациентов кривобокой эдипальной струк¬
туре у сексуально девиантных пациентов я бы добавила, что многие
анализируемые с сексуальными девиациями страдают и от психо¬
соматических проявлений, таких как разнообразные аллергии. Об¬
ратное, однако, неверно; большинство психосоматических пациен¬
тов не обнаруживают организованных неосексуальных изобретений.
Вместо этого, их наружно нормальная сексуальность довольно часто
прагматична и делибидинизирована, в то время как проявления при¬
митивных либидинальных телесных отношений выражаются под
покровом психосоматических симптомов. В них раскрывается под¬
разумевающееся отрицание эдипального треугольника и, на его ме¬
сте, скрытая соматическая фантазийная связь с матерью-телом, а
также неосознаваемая садистская ненависть, повернутая вспять, на
собственное тело субъекта. Внимание, уделяемое симптому, часто
скрывает глубоко похороненную фантазию об ис-целении, «почин¬
ке» матери («ребенок-пробка»), в то время как пренебрежение сим¬
птомом или причиняемое им страдание становятся тайным оружи¬
124

ГЛАВА 5
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ, НЕВРОЗ ТРЕВОГИ И ИСТЕРИЯ
ем, нацеленным на разрушение ненавистных или деструктивных
аспектов материнского образа, через разрушение части собственно¬
го телесного Я.
Проницательное наблюдение Генри Кристала о «базовой дилем¬
ме» у наркозависимых в равной мере приложимо и ко многим паци¬
ентам с психосоматическими дисфункциями. Он пишет (Krystal,
1978b), что алкоголики или наркозависимые пациенты «восприни¬
мают некоторые собственные жизненно важные части и функции
как части репрезентации объекта, а не репрезентации их самости.
Не понимая этого сознательно, они воспринимают себя неспособным
выполнять эти функции, поскольку считают, что им это запрещено,
и предназначено родительским объектам». Кристал приводит да¬
лее примеры пациентов с психосоматической патологией, которым
можно было помочь через устройства биологической обратной свя¬
зи, увеличивающие их контроль над определенными областями ав¬
тономной нервной системы. Пациенты часто демонстрировали «вину
и тревогу относительно достижения контроля над жизненно важны¬
ми функциями и над частями самих себя, которые они считали не¬
подконтрольными.. . Ранняя материнская забота воспринималась как
позволение жить... Некоторые (пациенты) испытывали страх, что
если они отберут такие материнские прерогативы, это заставит их
разрушить самих себя».
К концепции Кристала я бы добавила важную роль архаичных
фантазий о первичной сцене, в которых дети обоих полов могут пе¬
реживать свое тело как материнское сексуальное дополнение; для
таких пациентов принять на себя психическое обладание собствен¬
ными жизненно важными функциями и частями тела равносильно
разрушению матери, тогда как поддержание патологического фун¬
кционирования бессознательно означает быть с ней одним целым, и
в то же время давать волю садистскому опустошению ее тела через
собственное дисфункционирование. Образ первичной сцены таким
образом регрессирует от отношений трех тел через отношения двух
тел к эротической смертельной битве одного тела, где нет никакой
внутренней идентификации с заботящимся материнским объектом.
(На некоторых сессиях, процитированных в главах 4 и 6, Исаак с му¬
чением выражал подобные идеи.) Если психологическая зависимость
от матери признается, пациенты часто могут открыть глубоко нар¬
125

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцене
котический характер своих нынешних отношенир! со всеми значи¬
мыми объектами. Они обнаруживают, что значимые объекты вы¬
полняют функции внешней «субстанции», доступ к которой необхо¬
дим для выживания. В контексте подобных нарциссических отноше¬
ний мы легко можем понять нарушения психической экономии, вы¬
зываемые утратой такого объекта, которое так часто вызывает взрыв
тяжелой психосоматической патологии. Объект невозможно опла¬
кать, поскольку от него невозможно отказаться; вместо этого психи¬
чески умирает часть субъекта, и эта психическая смерть может уг¬
рожать биологическому выживанию.
РАСЩЕПЛЕНИЕ ПСИХИКИ И ТЕЛА
Очевидно, что на психоаналитической сцене такие анализируе¬
мые собираются яростно сражаться против отношений переноса,
если у них есть малейшее подозрение, что этот опыт может пробу¬
дить чувство нарциссической или либидинальной зависимости. Это
наблюдение опять возвращает меня к вопросу психического пред¬
ставительства и осознания аффективного возбуждения. Если психо¬
тические тревоги не вызвали создания психотических симптомов
(если вместо этого испуганный ребенок справляется с болезненной
фантазией, переполняющим его возбуждением или ужасом путем
создания стерильного пространства между Я и поглощающей пус¬
тотой, которую репрезентируют другие), в то же время будет созда¬
но пространство между аффективным переживанием ребенка и его
психическим представительством. Другими словами, между псюхе
и сомой произойдет радикальное расщепление.
Следовательно, мы не удивимся, открыв, что все видимое внеш¬
нему миру из пожизненной борьбы за психическое выживание —
это непроницаемая броня, защищающая от любой репрезентации
эмоционального возбуждения или психической боли. Все, что
предъявляется в кабинете аналитика — это прагматичный, опера¬
ционный характер дискурса и ничего не отражающие алекситимич-
ные образы (см. главу 7). Этот дискурс может даже содержать эмо¬
126

ГЛАВА 5
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ СОСТОЯНИЯ, НЕВРОЗ ТРЕВОГИ И ИСТЕРИЯ
циональные слова и фразы, выражения радости, ненависти, любви и
гнева, и все-таки в нем нет чувств, он пуст. Там нет таких вещей, как
идея, которая сама по себе болезнена, страшна или возбуждающа —
разве что идея сопровождается сознательной эмоцией. Такие безаф-
фектпые люди (McDougall, 1984) создали примитивную защиту от
опасности любого насильственного вторжения и укрылись за ней от
риска стать рабом чьей-то воли.
При защитной структуре такой глубины субъект, который про¬
живает в этой крепости, больше не нуждается в том, чтобы оборвать
узы, соединяющие со значимыми объектами или контакты с внеш¬
ней реальностью. Но сохранение подобных декатектированных свя¬
зей, или связей Фальшивого Я достается ценой глубокого разрыва с
частью индивидуальной внутренней реальности и последующим ис¬
кажением того, что Фрейд (Freud, 1915Ь) назвал пред сознательным
функционированием.
Мы можем представить, что именно так Исаак защищал себя от
психического ужаса на протяжении сорока лет. Я не знаю, показы¬
вал ли Исаак миру, до начала своего психологического заболевания,
спокойную и улыбающуюся поверхность, которая не отражала ни¬
чего из эмоционального беспорядка внутри, хотя в то же время эти
нераспознанные шторма затопляли и разрушали границы его теле¬
сного царства. Он сам полагает, что именно так и было, он был «са¬
мым нормальным человеком из всех, кого он знал». Ни одна психоло¬
гическая проблема не бросала ни тени на его сознание, и таким обра¬
зом он оставался без предупреждения о надвигающейся буре.
Следовательно, анализ Исаака начался не в тот момент, когда
разразилась его психосоматическая патология, а тогда, когда его соб¬
ственная, тщательно сконструированная броня, защищавшая его от
аффективных вторжений и ужасных фантазий, дала широкую тре¬
щину, оставив его в состоянии тревоги, которое он не мог ни контро¬
лировать, ни понимать. Операционное и безаффектное спокойствие
его прошлой жизни было беспощадно разоблачено как негодное ук¬
репление против мучительно бездонной тревоги. Эта мука могла бы
навсегда остаться непредставленой в его псюхе, если бы не оса, слу¬
чайно предложившая себя в качестве психической репрезентации
буквально невыразимого ужаса и безымянного страха.
127

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцене
Если бы не внезапная мобилизация его вредоносного невроза тре¬
воги, Исааку, возможно, и во сне бы не снился опыт личного анализа.
Тем не менее, весьма вероятно, что этот взрыв актуального невроза
помог ему избежать дальнейшей, может быть, более серьезной, пси¬
хосоматической дезорганизации. Вдобавок, его аналитическое при¬
ключение углубило его любовные отношения и расширило его твор¬
ческий потенциал, убрав многие сильные запреты, о которых он мог
бы, в противном случае, так никогда и не узнать.
Как мы увидим в следующей главе, несмотря на восстановление,
в других сферах жизни, той же самой мрачной психической драмы,
наполнявшей его психический театр, Исаак продолжал борьбу за
самопознание, до того уровня, когда он больше не вспоминал свой
старый образ самого себя как «супернормального мужчины» и даже
не мог вспомнить причины, которые поначалу и привели его к моей
двери!
128

ГЛАВА 6
ПЕРЕРАБОТКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РЕПЕРТУАРА
VI
Переработка и трансформация психического
репертуара
ВЫНУЖДЕНИЕ ПОВТОРЕНИЯ И АНТИЖИЗНЕННАЯ
СИЛА
Чтобы далее проиллюстрировать работу сознания, на которую я
ссылалась в главе 1 как на психическую переработку (как со сторо¬
ны аналитика, так и анализируемого), я должна снова использовать
отрывки из анализа Исаака. Клинические фрагменты аналитичес¬
кой работы часто позволяют немножко заглянуть вглубь медленной
борьбы психоаналитической пары за выведение на свет новых эле¬
ментов и постоянную потребность в переработке уже добытого и
истолкованного материала, по мере того, как он повторяется в дру¬
гих сферах жизни пациента. Исчезновение симптомов, которое можно
рассматривать как вторичную выгоду на пути самопознания, часто
создает впечатление, что часть конструктивной работы, ведущая к
глубинному пониманию стоявших за ними конфликтов, уже была
проделана раз и навсегда. Однако, как знает каждый аналитик, и от¬
крывает для себя каждый анализируемый, запутанный лабиринт,
который внес вклад в сохранение бессознательных структур, и ди¬
намическая сила, которая от них исходит, имеют бесконечное число
измерений.
Таким образом, в новом контексте легко могут всплыть те же са¬
мые драмы, те же самые отрицаемые желания, те же самые конф¬
ликты, на которых и взросли неадекватные решения. Непреклонное
влечение к сохранению своей базисной идентичности (Lichtenstein,
1977; .23-122), которое раскрывается в данной тенденции, может при¬
вести нас к вопросу, не равняется ли по силе это давление на психи¬
ческую целостность силе самого влечения к жизни в его биологичес¬
ких аспектах. К этому вопросу можно присовокупить другое раз¬
129

ТЕАТР ДУШИ
Ипютя и правда на психоаналитической сцене
мышление: влечение к выживанию во многих аспектах раскрывает
перед нами свою противоположную сторону, параллельное стрем¬
ление к затуханию жизненной силы, с его бесконечным поиском
удовлетворения всех желаний, иными словами, желанием быть сво¬
бодным от всех желаний. Любому члену человеческого рода прихо¬
дится иметь дело с обоими влечениями — тягой к жизни и тягой к
нирване. Последнее не обязательно подразумевает желание уме¬
реть, но, фактически, когда его сила превышает силу жизни, то оно
приводит определенных личностей к тому, что они бросают борьбу
за выживание, а это может ускорить смерть.
Фрейд наблюдал эту обратную сторону влечения к выживанию в
ходе своего клинического опыта, и стремился концептуализировать
свое открытие в парадоксальной работе «По ту сторону принципа
удовольствия» (1920). В мои намерения не входит обсуждать здесь
третью, и самую противоречивую теорию Фрейда об инстинктив¬
ных влечениях, известную как поворотная точка двадцатых. Я про¬
сто хотела бы бросить взгляд на то, как эта дуальность инстинктов
может оставить свой след на продолжающейся работе психоанали¬
тического процесса.
Движение взад-вперед на извилистых тропах аналитического
приключения, столкновение с новым подъемом старых тревог, воз¬
вращение душевной боли удивляют, а иногда разочаровывают на¬
ших анализируемых, точно так же, как разочаровывали Фрейда и
разочаровывают всех аналитиков с тех самых времен. Помимо тера¬
певтических соображений, хочется понять этот человеческий фено¬
мен. Как можем мы принять, что мы сами отвечаем за новую поста¬
новку наших старых сценариев, за возобновление на сцене нашей
жизни, как и в нашем внутреннем театре, старых мук под новой ли¬
чиной, старых неудач в новой области? Или то, что мы сами — инст¬
румент в воскрешении унылой драмы депрессии, когда мы уже ус¬
воили, что от нас самих зависит придать смысл собственной жизни,
что мы одни отвечаем за разрыв уз, которые мешают быть жизни
творческим приключением? Факт, что сцена (ее^рампа и задники,
как и ее персонажи) может измениться, когда еще раз репетируют¬
ся старые пьесы, позволяет нам считать эти вроде бы новые психи¬
ческие творения результатом обстоятельств. Люди не хотят при¬
знавать, что в них есть движущая антижизненная сила, равная, а
130

ГЛАВА 6
ПЕРЕРАБОТКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РЕПЕРТУАРА
иногда пересиливающая свою противоположность, сознательное же¬
лание счастливого существования и торжества над превратностями.
Никто не знает лучше аналитиков, что каждый из нас, вероятно,
страдает от катастрофических событий во внешнем мире и в то же
время становится жертвой внутреннего психического театра, кото¬
рый не закрывается никогда. Хотя аналитики обычно бдительны к
этим факторам в своей собственной внешней и внутренней реально¬
сти, пациенты более склонны обвинять аналитика, когда они тоже
обнаруживают, что вернулись к старым психическим постановкам,
с которыми, как они верили, покончено навсегда. Приведем баналь¬
ный пример: право на получение сексуального удовольствия часто
оказывается очень тонко сбалансированным приобретением. Сексу¬
альная импотенция может сойти с поля любовных отношений, что¬
бы проявиться в виде неудачи в профессиональных достижениях;
перед лицом неожиданных либидинальных или нарциссических не¬
удач она может легко вернуться в эротическую жизнь, ибо наше Я
решает вытащить старый сценарий из психических архивов как
решение нынешнего конфликта.
СОХРАНЕНИЕ ЧУВСТВА ИДЕНТИЧНОСТИ
Таким образом, все анализируемые должны постепенно признать
квази-перманентную возможность оживления забытых сценичес¬
ких постановок и факт, что тенденция подчеркивает человеческую
потребность вцепиться в паттерны идентичности и способы сохра¬
нения либидинального и нарциссического гомеостаза. Фундаменталь¬
ная ценность психоаналитического опыта состоит в том, что анали¬
зируемый приходит к осознанию вынуждения повторения, а также
осознает, что обладает средствами к анализу того, что же именно
происходит, и почему происходит именно в данный момент. Сам ана¬
литический процесс никогда не приходит к концу, и те, кто вовлекся
в это предприятие в собственном внутреннем мире, обладают зна¬
нием, которое побеждает влечение к повторению старых и нетвор¬
ческих решений. Они могут отказаться от роли всего лишь актеров
131

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
на сцене жизни, которых направляет неконтролируемая судьба. Если
Я свободно признает, что может контролировать желания и реше¬
ния тех, кто населяет внешний мир, не более, чем контролировать и
переписывать события прошлого, то, по крайней мере, теперь оно
может принять полную ответственность за свой внутренний мир и
способ, которым оно поддерживает как болезненные, так и прият¬
ные отношения со всеми персонажами психического театра.
Я также лучше вооружено для отслеживания тех моментов, ког¬
да оно идентифицируется с жестокими, травмированными или на¬
рушенными людьми из своего внутреннего психического мира, тем
самым обращаясь со своим детским Я, все еще стремящимся вырас¬
ти, с той же самой жестокостью или непоследовательностью, что и
взрослые из прошлого, по ощущениям ребенка. Недостаточно более
возлагать всю ответственность за трудности в жизни на непоследо¬
вательную, сверхсознательную или сумасшедшую мать; или на от¬
сутствующего, слабого, жестокого или умершего отца; или завист¬
ливых сиблингов, национальность, религию или внешние события.
Каждый из нас должен выбрать, что же он будет делать со всем тем,
что случилось в жизни, использует он это творчески или деструк¬
тивно. Таков урожай с психоаналитического поля. Он не каждого ус¬
траивает. Многие люди предпочитают отшвырнуть ответствен¬
ность за свое несчастье или неудачи фигурам из прошлого или тем,
кто их окружает в настоящем, и тем самым сохранить пожизненно
паттерны идентичности, служащие психическому выживанию.
Возвращаясь к Исааку, давайте последуем чуть дальше его соб¬
ственного зачаровывающего психического театра и некоторых по¬
вторных представлений, которые его Я находило случай ставить на
сцене. Мы оставили историю Исаака в той фазе его анализа, в кото¬
рой он убедился, что его психосоматические состояния и взрывы
тревоги тесно связаны с инфантильной инцестуозной привязаннос¬
тью к матери и образом отца-кастратора из фантазий. Более того, он
принял, что эти внутренние убеждения были его собственными фан¬
тазиями. Как мы увидим, он все еще иногда считает мать (не внут¬
ренний объект, а человека из внешнего мира) ответственной за мно¬
гие трудности, которые, фактически, связаны с его сильной инфан¬
тильной привязанностью к ней. И он продолжает бороться против
появления отца в качестве еще кого-то иного, помимо «кастрирую¬
132

ГЛАВА 6
ПЕРЕРАБОТКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РЕПЕРТУАРА
щей осы»; для него предосудительна идея, что он мог также таить
нежные гомосексуальные желания ребенка, направленные на отца.
Сессия, фрагменты которой приведены ниже, последовала месяц
спустя после сессии, описанной в главе 4. В то время я записала: «В
отношении симптомов Исаак достиг значительного прогресса: боль¬
ше не боится быть один; никаких лекарств; работает хорошо; психо¬
соматические симптомы значительно уменьшились». Но приступам
астмы и тахикардии выпала судьба вернуться с появлением гомо¬
сексуального материала. Когда примитивный образ матери умень¬
шился до жизненного размера, это словно сделало доступной анали¬
зу архаичную фантазию об отце (что-то вроде идеализированного,
отдаленного, жестокого фаллоса, который мог селиться где угодно в
теле). Наконец появилось место для фантазийной репрезентации
пениса, который можно было желать и бояться.
Следуя паттерну гетеросексуальной тревоги, гомосексуальные
страхи Исаака подобным же образом не нашли для себя защитной
симптоматичной структуры невротического характера (см. главу 4).
Они тоже, видимо, были источником продолжающегося (то есть «ак¬
туального») стресса и поэтому несли в себе риск стимулировать сому
справляться с ситуацией так, словно это биологическая угроза. По¬
скольку сома не умеет думать, она может только действовать со¬
гласно собственным биологическим законам. При психосоматичес¬
ких болезнях тело мобилизует свои силы в активности, которая ка¬
жется бессмысленной, не служащей никакой известной физиологи¬
ческой цели. Но какой-то смысл в ней должен быть, и это убеждение
вдохновляло меня следовать до самых анализируемых границ бес¬
сознательных телесных драм Исаака (и других, с подобными же за¬
гадочными телесно-психическими симптомами).
В нижеследующих фрагментах отмечено, что Исаак теперь осоз¬
нает свои эмоциональные состояния и воображаемые идеи гораздо
легче, чем раньше, потому что высматривает их. Эти чувства и фан¬
тазии часто возбуждаются сперва соматическими ощущениями. В
свою очередь, они медленно трансформируются в аффективные пе¬
реживания и психические репрезентации идей.
133

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ГОМОСЕКСУАЛЬНАЯ «ОСА»
Следующая сессия, которую я записала довольно полно, позволя¬
ет еще глубже заглянуть в процесс создания невротических симпто¬
мов. В этом случае невротические защиты были выстроены, чтобы
вместить тревогу, связанную с доселе бессознательными гомосексу¬
альными конфликтами и сопутствующими им либидинальными
стремлениями. Сессия состоялась после перерыва на выходные. В
предыдущую пятницу у Исаака возникла ассоциация, которая свя¬
зывала знаменитый осиный укус с идеей гомосексуальной опасности,
которую Исаак видел как анальное проникновение. Я интерпретиро¬
вала фантазию как страх перед тем, что «сзади что-то воткнется», а
позднее сказала, что все происходящее на сессии указывает, возмож¬
но, на его смешанные желание-и-ужас, относящиеся к «втыканию» со
стороны отцовского пола. (Нужно добавить, что слово, обозначающее
укус насекомого, «1е dard», на французском жаргоне означает пенис.)
Исаак входит, в ужасном состоянии:
Исаак: Боже милостивый, не могу дышать с пятницы! Еще не ас¬
тма, но в любой момент может быть. Весь пищевод словно выкручи¬
вает. Словно вот сейчас в нитку скрутит. Легкие словно наизнанку
выворачивают — как перчатку. Я совсем с ума схожу; только здесь
могу немного успокоиться, чтобы спросить, почему все это случи¬
лось в эти выходные.
Теперь Исаак перечисляет благоприятные обстоятельства.
Исаак: Жены не было три дня — никакой паники. Я был рад, пото¬
му что мне нужно было время, чтобы поработать. В субботу вечером
я пошел один посмотреть пьесу... тема была более-менее гомосек¬
суальная. И неожиданно я заметил, что вся публика — почти сплошь
мужчины. Меня затрясло — во мне все задрожало. Я рванул домой и
навалился на валиум.
Валиум опять стал «хорошей грудью», которая требуется Исаа¬
ку, чтобы успокоить его и защитить от любой мыслимой опасности.
ДжМ: Так Вы пытались смирить страх — или желание — быть
ужаленным?
Исаак: Господи, Вы даже не знаете, до чего это верно — я только и
134

ГЛАВА 6
ПЕРЕРАБОТКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РЕПЕРТУАРА
позволил себе, что подумать: «Где во всем этом гомосексуальность?»
Ну почему я не могу даже думать о сексе между мужчинами? В кон¬
це концов, что мне от этого сделается?
ДжМ: Пищевод скрутится?
Исаак: Боже, до того ведь очевидно! На языке вертится. Да не про¬
глатывается. Я закрылся и отгородился от любой такой идеи.
Это опять ответ типа «американские горки», психосоматическая
попытка контролировать аффект. Все тело, вместо сознания, напря¬
жено против болезненных идей, словно чтобы выбросить их или не
допустить — соматический, вместо психического, способ обраще¬
ния с пугающим аффектом. Но на этой сессии Исаак перерабатыва¬
ет свое переживание.
Исаак: Я все делаю, чтобы ничего не проникло. (Он продолжает,
рассказывая историю о мужчинах в тюрьме, где одного из мужчин
содомировали другие. Дыхание становится сиплым, он дрожит.)
Исаак: Сердце колотится; не могу дышать как следует. Надо об
этом думать, черт возьми! Все, все захлопнуто от таких идей — гор¬
ло, легкие, артерии.
Здесь перед нами сгущенная фантазия о содомирующем отцовс¬
ком фаллосе и душащей «груди-пенисе». Они только начинают раз¬
деляться на две разные фантазийные репрезентации, все еще со¬
храняя в какой-то степени путаницу самость-объект.
Исаак: Идея гомосексуального изнасилования — это для меня сра¬
зу унижение и ужас... Забавно, я про женщин, которых насилуют,
это так не чувствую. Это как-то даже возбуждает... словно девушка
тоже этим наслаждается.
ДжМ: Вы должны быть девушкой, чтобы наслаждаться изнаси¬
лованием?
Исаак: У-у, кажется проясняется. Я хочу быть девушкой? Мамоч¬
ке нравится, когда папочка втыкает, и девочка тоже может это пред¬
вкушать. Но что делать мальчику? Заставляет задуматься над тем,
что Вы мне сказали на прошлой неделе: «Как мальчик может почув¬
ствовать себя сильным, если рядом нет папы, чтобы помочь? » Я дол¬
жен как-то держаться за этот сильный пенис — а мой, наверное,
всегда слишком мал.
135

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитическои сцене
ДжМ: Слишком мал для чего?
Исаак: Он меньше, чем у отца, конечно, — но я не мог этого знать.
Я знаю, это звучит глупо, но я не знал, что у него он есть. Смешно, —
неудивительно, что я всегда чувствовал себя таким маленьким ря¬
дом с пожирающей любовью матери. Ее огромная пропасть! Она бы
просто съела меня.
ДжМ: А теперь Вы, кажется готовы съесть силу отца, его пенис,
чтобы стать сильным мужчиной, как он.
Можно отметить, что «скрученный пищевод» уже приближает¬
ся к истерическим конверсионным симптомам.
Исаак: Помните ту сумасшедшую идею, которая была у меня пару
недель назад? Когда бы я не заметил собачью кучку на улице, я чув¬
ствую, что мог бы внезапно ее съесть.
Исаак был этим весьма потрясен и расстроен, как и идеей (зани¬
мающей многих, кто боится фантазий), что психоанализ может свес¬
ти с ума. Фактически, развитие у Исаака невротических навязчивых
идей такого сорта — знак психического прогресса, потому что досе¬
ле бессознательные фантазии и импульсы начинают достигать со¬
знания и заставляют Исаака думать дальше об их значении и отно¬
шении к его проблемам.
Исаак: И Вы сказали, что я хочу усвоить нечто, но еще не знаю
что, и поэтому оно принимает такую неприемлемую форму.
ДжМ: Может быть, экскременты как-то связаны с идеей могучих
фекалий Вашего отца?
Для меня важно вернуться к элементам инфантильной сексуаль¬
ной теории и сырому материалу невротической фантазии.
Исаак: Ха! Может от этого и схлопывается мой пищевод, правда?
Заставляет вспомнить о тех временах, когда я просто не мог пере¬
стать есть. И у меня еще сумасшедшая идея, о которой я никогда не
говорил. Когда я смотрю на определенных мужчин, что я мог бы вне¬
запно подскочить к ним и поцеловать в губы. Ужас! Тут ничего об¬
щего с желанием поцеловать женщину, — это чудесно, это возбуж¬
дает, а вот то — ужасно. Словно я хочу напасть на мужчину. Прямо
как обжорство какое-то. Слушайте, меня тошнит от этих идей!
136

ГЛАВА 6
ПЕРЕРАБОТКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РЕПЕРТУАРА
Зональная путаница и повседневные дурные привычки (чрезмер¬
ное курение, выпивка и т.п.) играют роль способов разрядки и позво¬
ляют тем самым избежать нежелательных идей и болезненных аф¬
фектов. «Булимическая» фантазия Исаака о пожирании мужчины
или его пениса вызывает у него тошноту.
Исаак: Я ведь не гомосексуалист, нет?
ДжМ: Вы не хотите сделать поправку на маленького мальчика
внутри Вас, который восхищался своим отцом и просто хотел уз¬
нать, как можно вобрать в себя его силу и мужественность. Съесть
его экскременты? Укусить его в рот? Проглотить его? Может быть,
это что-то вроде съедания львиного сердца у первобытных людей?
Исаак: У меня безумная мысль: может быть, я хочу съесть мужс¬
кой половой орган? Помните, в прошлом году, когда у меня были
волнующие мысли о половом органе матери и о том, чтобы туда заб¬
раться? Когда Вы спросили меня, что бы я там увидел [я ожидала,
что он скажет — «детей»!], я сказал, ну, это была идея, что я найду
там экскременты. Но я не понимаю, как совместить эти две идеи.
Здесь, кажется, базовой фантазией является проблема совмеще¬
ния отцовских и материнских экскрементов, в качестве регрессив¬
ной замены гениталий. Фактически, у Исаака все еще проблемы с
совмещением двух родителей на любом уровне, но особенно на уров¬
не детской догенитальной фантазии. Однако важное продвижение в
том, что прежде архаичная и непредставимая путаница отношений
между двумя телами теперь связана с этими частичными объект¬
ными репрезентациями и вмещена в них. Исаак теперь может отли¬
чить страх быть задушенным в материнском теле от страха, что в
него проникнет отцовский орган. То, что Бион (Bion, 1962b) описал
бы как «бета-элементы», теперь стало «альфа-элементами», эле¬
ментами вербальных мыслительных процессов, и они позволяют
Исааку открывать то, что любой ребенок, начиная с младенчества,
хочет открыть: источники удовольствия и способы контроля над
ними. Таким образом, Исаак начинает по кусочкам складывать свои
забытые детские сексуальные теории.
ДжМ: Как будто укрепившись от отцовского пениса-и-фекалий,
Вы можете теперь безопасно приблизиться к материнскому нутру
и фекалиям?
137

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцене
Исаак: Это неожиданно мне показалось эротичной идеей. Ой-е-
ей! Снова у меня растет чувство, что не могу дышать. Прямо словно
задыхаюсь, захлебнулся внутри матери. Какая страшная сессия! К
чему это все?
ДжМ: Маленький ребенок в Вас, который хотел заниматься лю¬
бовью с матерью, хотел забраться прямо внутрь нее, как Вы об этом
сказали, и таким образом хотел быть как мужчина, кажется, пере¬
пугался, потому что подумал, что рядом нет мужчины. В ней нет
никакого хорошего пениса — безграничная пропасть. Вы могли уто¬
нуть в ее фекалиях.
Следует отметить, что фекалии в это время уже мыслятся как
внутренность материнского тела, хорошая и опасная, тогда как рань¬
ше эти две фантазии сливались.
Исаак: (дышит тяжело, со свистом) Любить ее — это меня до
смерти доводит.
ДжМ: Ну, желание отцовского жала-пениса, даже если Вы его
боялись, могло бы помочь Вам встретиться с опасными вещами внут¬
ри матери и не утонуть.
Исаак: Какая ужасная сессия!
Хотя Исаак находил эту фазу анализа болезненной, но во время
следующих сессий желанным образом родителей стала комплемен¬
тарная (дополняющая друг друга) и сексуальная пара. Он больше
не видел в отце кастрата, не видел и мать бездонной пропастью, для
которой он должен играть роль ребенка-пробки. Анально-эротичес¬
кие означающие стали приобретать более успокаивающие и фал¬
лические качества, и в то же время они рисовались как опасные и
угрожающие жизни фекалии, с которыми можно встретиться в теле
матери, где они будут вести себя как мстительный фаллос. Мы мо¬
жем, однако, оставить в стороне проработку этих примитивных фан¬
тазий и их раннее эдипальное значение, чтобы сосредоточить вни¬
мание на важном вопросе психического функционирования Исаака.
Следующий фрагмент анализа будет иллюстрировать этот аспект.
Этот отрывок взят из двух последовательных сессий, состоявшихся
3~4 месяца спустя. Они довольно ясно демонстрируют продолже¬
ние колебаний между феноменом отыгрывания и психической пе¬
реработкой.
138

ГЛАВА 6
ПЕРЕРАБОТКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РЕПЕРТУАРА
ВОЗВРАЩЕНИЕ НЕВРОЗА ТРЕВОГИ
Исаак пропустил несколько недель, потому что был на натурных
съемках, и вернулся к анализу в психологически расстроенном со¬
стоянии. Как в самые ранние дни лечения, он бледен, потеет, «сердце
колотится денно и нощно» и, добавляет он, «естественно, когда серд¬
це колотится, думаешь о смерти на каждом углу». Невроз тревоги
снова в полной красе.
Я спрашиваю его, как он считает, что могло вызвать возврат его
симптомов, и думаю, что он начнет рассказывать о таких привходя¬
щих обстоятельствах, как отсутствие анализа, как тот факт, что он
был вынужден столкнуться со многими фобийными ситуациями во
время поездки, и факт, что он работает над новым фильмом в мужс¬
ком коллективе. Последний фактор вполне мог реактивировать го¬
мосексуальный материал, с которым мы работали как раз перед его
отъездом.
Но что же он на самом деле отвечает? Что «это все из-за кофе»!
Он не любит кофе, но там часы напролет больше нечего было пить.
Так что он поглотил невероятное количество кофе за время работы.
В некотором смысле это культуральный симптом — во Франции
считается чистым безумием пить кофе после определенного часа
дня. Я не отрицаю, что у всех нас есть физиологические паттерны, но
люди (вроде меня), которые выпивают по две чашки кофе перед от¬
ходом ко сну, будут, скорее, считаться чокнутыми, чем наделенными
иным метаболизмом. Это может быть интересным примером «опе¬
рационного мышления» в широком социальном масштабе. Но имен¬
но социальный дискурс в конце концов определяет, невзирая на ин¬
дивидуальные особенности, что в этой стране нормально, а что бе¬
зумно. Так что здесь Исаак использует подержанные идеи, вместо
того, чтобы думать.
При поддержке с моей стороны Исаак перерабатывает неадек¬
ватную теорию кофе как источника невроза тревоги и, наконец, на¬
чинает исследовать возбуждающие тревогу обстоятельства, с кото¬
рыми справлялась (или не справлялась) его психика за последние
несколько недель. К концу сессии я спросила его еще и о его интер¬
139

ТЕАТР Д> ШИ
Иллюзия и правда на психиана ттической с пенс
претации симптома сердцебиения как неизбежного предвестника
смерти. Исаак, конечно, ходил к своему кардиологу, но фантазия силь¬
нее реальности.
Исаак: Но когда сердце у тебя колотится как сумасшедшее, что
же еще это может быть?
ДжМ: Могут ли быть более приятные обстоятельства, от кото¬
рых Ваше сердце забьется, а дыхание участится?
Это проблема алекситимии; Исаак не различает приятное воз¬
буждение и смерть. Отчасти это проблема метафоры, и она отража¬
ет историческое воздействие слов матери на чувство реальности
ребенка. (Как мама говорила, это называется?) Возможно, проблемы
родителей, навязывающих свои предостережения и объяснения, да¬
дут нам еще одно недостающее звено между психосоматическими и
истерическими формациями.
Исаак: Конечно! Сексуальное возбуждение — и даже когда рабо¬
та у меня идет хорошо, это тоже возбуждает, и сердце бьется быст¬
рее. Забавно, я об этом раньше не думал. Почему хорошие вещи вро¬
де секса и работы должны быть связаны со смертью?
СВЯТОЕ СЕРДЦЕ
По церковному календарю Римской католической церкви следу¬
ющая сессия пришлась на Праздник Святого Сердца. Хотя Исаак
никак не показывал, что он помнит об этом факте, его психика, как
это часто бывает, вела тайный календарь. Хотя взрослый Исаак об
этом не вспоминал, его мысли и метафоры на этой сессии наводили
на мысль, что ребенок, посещавший католическую школу, это знает.
И вот, в первый раз мы выяснили, как он интерпретировал религи¬
озное учение в рамках мира своей фантазии и сексуальных конф¬
ликтов, относящихся к матери.
Исаак начинает с сообщения, что его симптомы уже значительно
уменьшились со вчерашнего дня. Он все еще напуган, но уже доста¬
точно успокоился, чтобы понять, что у его возобновившихся кардио¬
симптомов могло быть психологическое значение. Затем он расска¬
140

ГЛАВА 6
ПЕРЕРАБОТКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РЕПЕРТУАРА
зывает смутное воспоминание о времени, когда он ребенком ходил в
католическую школу. Однако, вместо продолжения, он вдруг вскри¬
кивает, словно от боли, и говорит, что почувствовал «пронзитель¬
ную боль», словно ему в сердце «всадили нож» (coup de couteu; coup
во французском языке имеет жаргонное значение быстрого полово¬
го акта). Эти метафоры — точные знаки формирования предсозна-
тельной фантазии и, следовательно, возможности вытащить на свет,
через вербальные связи, симптоматическое выражение скорее пси¬
хоневротического, чем психосоматического порядка.
Исаак: Ну вот, видите — мне не надо думать о таких вещах. Я
должен забыть о сердце, или я болен. Словно мне сердце разрезали
пополам.
ДжМ: А о чем же вы думали, когда его разрезали?
Исаак: Мы все были в церкви на мессе... и что-то там поднимали
на воздух... я думаю, это сердце Христово. Так достигается спасение
или искупление или еще что-то там. Я об этом думал, когда словно
ножом саданули. [Пауза.] Почему я убил свое сердце? Да, а что Вы
вчера говорили насчет сердца? Я забыл. [!]
ДжМ: Мы исследовали ту мысль, что «сердечные проблемы» свя¬
заны не только со смертью — но и с удовольствием, возбуждением,
любовью.
Исаак: Ах, да! Интересно, что я забыл. Мне не полагалось всего
этого знать, когда я был ребенком. Ну и кто же вошел в сердце Хри¬
стово?
ДжМ: Кто бы это мог быть?
Исаак: Бог, конечно!
Исаак продолжает исследовать свои гомосексуальные страхи и в
первый раз задумывается, не может ли этот всаженный нож быть
связан с его страхом, что «что-то подкрадется сзади». «До сердца
можно достать сзади», — объясняет он. (Исаак всегда извиняется за
фантазии, словно использовать свое воображение — провинность
или признак безумия.) Я думаю про себя, что это, фактически, еще
один вариант осиного укуса и всего, что он означает. Затем Исаак
вспоминает, как мы обсуждали его постоянный поиск идеального
пениса как репрезентации идеального отца.
141

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сиене
Исаак: Но почему мне нужен этот нож во мне, чтобы сердце заби¬
лось быстрее? (После долгого молчания.) Я думаю о песне, которую
мать пела мне, когда я был ребенком. (Я подбадриваю его, чтобы он
постарался вспомнить слова, и внезапно они приходят.) Она пела:
«Я отдам тебе свое сердце», — это хорошо известная народная пес¬
ня! (Это говорится слегка оправдываясь.)
ДжМ: И Вы тоже отдали ей свое сердце?
Исаак: Ну еще бы! Абсолютно. Я обещал ей, что всегда буду ее
«маленьким женишком». Даже сегодня эта песня меня трогает до слез.
Но почему она режет мне сердце пополам?
ДжМ: Может быть, у Вас двойственные чувства: в то же время
Вам словно нужно оставить свое сердце свободным.
Исаак: Конечно. А отец никогда не помогал мне резануть, чтобы
вырваться из ее хватки. Оторваться от ее тела и мыслей.
Это еще одна версия гомосексуального материала, который мы
анализировали как раз перед недавним отъездом Исаака. «Святое
Сердце» — это и сердце его матери, и его собственное, ей отданное.
Она была для него образом Девы-Матери, а он Младенца Христа. Но
теперь он начинает понимать свою нужду в Боге-Отце, в его более
активной роли в его внутреннем театре. После долгой паузы Исаак
заключает:
Исаак: Знаете, мне начинает нравиться кофе!
Конец сессии.
ЯРОСТЬ И ПСИХОСОМАТИКА
Цель этой главы — показать переработку и последовательную
трансформацию конфликтных элементов психики, затрагивающих
психическую и внешнюю реальность. Я хочу немного показать, ка¬
ким путем Исааку удалось связать определенные проявления его
кардиопатологии и внезапные астматические приступы с тем, как в
нем поднимаются переживания ярости, доселе неведомой, с кото¬
рой он чувствует себя не в силах справиться, или не может найти
142

ГЛАВА 6
ПЕРЕРАБОТКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РЕПЕРТУАРА
для нее удовлетворительного выражения.
По возвращении из отпуска, который он провел с женой и детьми
в родительском доме, Исаак отметил, что несмотря на то, что его
чувства к матери теперь нежнее и дружелюбнее, он находит ее чрез¬
мерную озабоченность его физическим благополучием чрезвычай¬
но раздражающей. («Она по крайней мере 20 раз за неделю говори¬
ла, чтобы я надел свитер, прежде чем выйти из дому, даже если я
протестовал, что мне нисколько не холодно и не нужен никакой сви¬
тер!») Только после некоторой проработки его чувств по поводу этих
инцидентов у него внезапно возникло озарение: «Я знаю, что такого
страшного в этой борьбе с матерью — это все словно меня по-насто¬
ящему и нет! Она врывается в меня со своими желаниями и старает¬
ся завладеть моим телом и душой. Я думаю, она всегда была такая, и
я просто принимал это как данность». Чтобы Исаак мог дальше ис¬
следовать собственный вклад в сохранение той формы, которую
имели его отношения с матерью (то есть, с его внутренним мате¬
ринским образом, который хочет контролировать его сознания и дей¬
ствия), мы должны были как следует «прислушаться», о чем же кри¬
чит его тело, в особенности, когда приступ астмы и ему подобное
возникало во время сессии. (За годы я научилась со всеми своими
пациентами воспринимать такие происшествия как часть «свобод¬
ных ассоциаций».)
Сперва у Исаака была фантазия о внезапном взрывном действии
(более предпочтительном, чем приступ астмы или избыточная же¬
лудочная секреция) — например: «Я вдруг захотел расколотить
окно!» Он дернул ногой в направлении окна в моем кабинете; «Я бы
перебил все, пиная ногами — действительно сильное желание...»
Мы смогли связать этот импульс тем, что я не смогла перенести вре¬
мя его сессии. Далее на сессии Исаак припомнил, в первый раз, раз¬
ные серьезные и неожиданные физические насильственные дей¬
ствия, которые он совершал в прошлом, немало удивляя окружаю¬
щих, поскольку обычно он был довольно спокойным юношей. Напри¬
мер, он чуть не убил одноклассника, преднамеренно швырнув в него
большим металлическим предметом, который едва не попал тому в
лицо. Одноклассник неожиданно вошел в комнату, где Исаак зани¬
мался, и это вторжение переполнило его внезапной неуправляемой
яростью. После этого происшествия Исаак часто понимал, как бли¬
143

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сиене
зок он от совершения непростительных и непонятных действий. Ста¬
новясь старше, он все больше учился быть настороже перед таким
внезапным деструктивным насилием, пока не перестал чувствовать
порывы к подобному компульсивному поведению, и, наконец, даже
и осознавать перестал, что сердится. Есть, однако, все основания по¬
дозревать, что неуправляемая ярость продолжала действовать нео¬
слабно в форме неистовых психосоматических «актов».
Мы смогли реконструировать, в свете недавнего возвращения
Исаака в родительский дом и его последующих реакций на сессии,
что много раз в его детстве события, которые могли бессознательно
напоминать ему о вторгающейся и контролирующей матери, дово¬
дили его до актов физического насилия по отношению к другим лю¬
дям. Поскольку во внутреннем театре Исаака был еще и совсем дру¬
гой материнский персонаж, который, в отличие от персонажа, воз¬
буждающего ненависть и ярость, ощущался как нежный, любящий и
надежно укрывающий от всех опасностей, Исаак расщепил образ
матери на две разные личности. Ненавистная мать была вытолкнута
из сознания и появлялась на сцене только в форме кого-то другого из
внешнего мира, вроде мальчика, в которого он швырнул металли¬
ческий предмет. Это расщепление позволяло Исааку защитить об¬
раз любящей и неизбывно нужной матери. Во время этой и следую¬
щей сессии Исаак исследовал много сходных ощущений и импуль¬
сивных желаний совершить что-то жестокое, грубое. Он выразил
это как «Мне отчаянно нужно расчистить место вокруг себя» и «Мне
нужно больше пространства между мной и X» или «между мной и
матерью», и смог связать эти идеи с их основой в своем внутреннем
мире. Этим идеям теперь больше не требовались другие люди и, в
частности, реальная мать, поскольку теперь Исаак был способен по¬
нимать, что она тоже страдала от психологических проблем, проис¬
текавших из множества скандальных и тяжелых людей, населяв¬
ших ее внутреннюю вселенную. Вместо этого он мог теперь вступать
в схватку с некоторыми из «внутренних матерей», которым он время
от времени позволял управлять своей психической жизнью. «Самый
факт, что можно сказать все и разговаривать с матерью внутри меня,
а не ссориться с внешней, приносит мне силу и спокойствие. Тахикар¬
дия, которую я чувствовал в начале сессии, исчезла совершенно».
144

ГЛАВА 6
ПЕРЕРАБОТКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РЕПЕРТУАРА
Следующие гипотезы приходят мне на ум, когда я пытаюсь от¬
крыть у пациентов вроде Исаака инфантильные корни того психи¬
ческого функционирования, которое, вероятно, увеличивает психо¬
соматическую уязвимость. Тенденции, которую Энджел (Engel, 1962)
наблюдал несколько лет назад, к тяжелым психосоматическим про¬
явлениям у взрослых, расчищает дорогу установка «отказаться»,
«бросить», «оставить», которая может представлять собой в психи¬
ческой истории ребенка установку «вобрать», «уступить» вторгаю¬
щейся, контролирующей и колонизирующей матери. Возможно, эта
уступка, вместо борьбы и отвоевывания, стремления «дать сдачи»,
как инстинктивно поступает большинство маленьких детей, выби¬
рается из-за необходимости защитить свою любовь к матери. Или,
возможно, дети бросают борьбу из чистого истощения. Они приуча¬
ются душить враждебные аффекты и, в конце концов, больше не
осознают свою ярость и неистовство, уступая тому, что, по их пони¬
манию, от них ожидают. Другими словами, они становятся мате¬
рью, их сознание контролируется ее сознанием, и возможно, тут и
приоткрывается дверь для психосоматического взрыва.
Хотя можно сказать, что психическая переработка — первый и
главный вопрос психических репрезентаций и выработки идей, ко¬
торым они повторно дают начало, необходимо также добавить, что
тело тоже является субъектом вынуждения повторения. Эти повто¬
рения формируют неотъемлемую часть психосоматических сооб¬
щений. Цель анализа, конечно, сделать такие немые сообщения слы¬
шимыми: они должны найти вербальное выражение, по мере того,
как обнаруживаются сопутствующие им аффекты. Только тогда
могут они быть по-настоящему переработаны в ходе анализа — ча¬
сто с последствием в виде появления на свет целой новой области
психического опыта, в то время как повторные соматические прояв¬
ления склоняются к исчезновению. Нужно снова подчеркнуть, что
психические изменения такого рода зависят от соединения слов и
аффектов. Делибидинизированный или алекситимичный дискурс
может быть усеян аффективно окрашенными словами, но как указа¬
но в главе 5, там нет таких вещей, как «печальная идея» или «волну¬
ющая перспектива», даже если аффект именуется, он не чувствует¬
ся. Сама по себе идея не может быть счастливой, трагичной, пагуб¬
ной или любым другим образом окрашенной, если эмоция не вос¬
145

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сиене
принимается и не переживается субъектом, который произносит
слова или выдает идею. Неистовство Исаака, упомянутое выше, было
не чистой «неистовой идеей», а истинным переживанием, которое
ему казалось неуправляемым, потому что он не привык чувство¬
вать свою ярость. Факт, что высказывание такой эмоции приносит
чувство облегчения, был для него важным открытием.
БОРЬБА ПРОТИВ НИРВАНЫ
Две недели спустя Исаак приходил на сессию только два раза за
неделю. Уменьшение числа посещений повысило его осознание тре¬
воги отделения, усилило реакцию на нее и помогло нам далее ис¬
следовать не только фантазию, что отделение — эквивалент смерти,
но и ее противоположность, что желание слияния с другим, желание
стать его частью, тоже форма психической смерти. Определенные
симптомы тоже вернулись за время его отсутствия в анализе. Далее
приведены отрывки сессии, где выявляется фантазия о возможности
достичь состояния нирваны, желание состояния не-желания, которое
привлекало Исаака столько же, сколько пугало его. Но переработка
его психического театра продолжалась, и появлялись новые темы.
После трехнедельного отсутствия, когда снимались эпизоды но¬
вого фильма, Исаак начал сессию, сказав, что он чувствует «носталь¬
гию» по аналитическим сессиям, когда он вынужден их пропускать
из-за работы. Он жалуется, что «полон проблем и страданий», и что
его анализ далек от завершения. Страх, что его аналитическое при¬
ключение, возможно, движется к концу, добавляется к его чувству
отсутствия безопасности и потребности настоять на неразрешен¬
ных симптомах.
Исаак: Эти перерывы в нашей работе болезненны для меня. И
все-таки я должен признать, что жизнь теперь стала для меня легче,
чем раньше. Но болезни ума — что-то вроде рака: он опять отраста¬
ет, именно тогда, когда меньше всего этого ждешь, и там, где и вооб¬
разить нельзя, что он прорвется. Центральное заболевание ушло, но
вот же метастазы. Видите, я все думаю о смерти! Этот анализ нико¬
146

ГЛАВА 6
ПЕРЕРАБОТКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РЕПЕРТУАРА
им образом не закончен! Я тут после возвращения занимался ночью
любовью с женой. Было просто великолепно, но пару минут спустя я
стал задыхаться. Ну ведь невероятно? Десять минут был весь в па¬
нике — прямо как в старые деньки. Чувство, что вот-вот случится
что-то ужасное, и голова словно под водой. Видите, у меня по-пре¬
жнему сексуальные проблемы!
Исаак больше не вспоминает, что до начала анализа он никогда не
связывал свои приступы тревоги с сексуальной жизнью. Он не при¬
писывал никакого психологического значения астме и кардиопато¬
логии, которые долгое время были их предшественниками. Его спо¬
собность соединять мысли и чувства, сопровождая их выразитель¬
ными метафорами, значительно выросла.
Исаак: Внезапно я сказал себе, что целый сценарий накатал, и это
смешно. Все прошло, и я улегся спать. Потом еще раз после секса я
просыпался каждые три часа, у меня было навязчивое воспомина¬
ние, что я что-то читал о мужчинах со спонтанными оргазмами, про¬
тив всякого их желания, и как они ничего не могут с этим поделать. Я
был убежден, что это случится со мной, и потом я умру от инфаркта.
Исаак таким образом приоткрывает новую телесную фантазию о
потере своих телесных субстанций — еще одно невротическое нака¬
зание за сексуальное желание?
Исаак: Знаете, страх увидеть парочку опять вернулся. В моем
новом фильме есть несколько маленьких любовных сцен. Это про¬
гресс! Но во время съемок у меня была жуткая тревога. Но, по край¬
ней мере, одна проблема ушла — гомосексуальные заморочки. Ни¬
какой тревоги на этот счет. Прекрасно лажу со всей командой. Но
этот страх, умереть от оргазма, сумасшедший. Я должен выяснить,
как это можно дойти до отвращения к сексуальности.
Я указываю Исааку на двусмысленность последней фразы, кото¬
рую можно толковать и как потребность понять свое отвращение, и
как потребность его чувствовать.
Исаак: Конечно, опять я все там же, словно никогда не уверен в
сексуальных желаниях, не знаю, чего хочу — смерть и любовь у меня
так перемешаны. Видите, анализ не много может помочь. В конце
концов, я пришел в анализ из-за своих сексуальных проблем. [!] Я
ведь почти ни о чем другом и не говорил, да?
147

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сиене
Я не могла удержаться от замечания, что у меня другие воспоми¬
нания: мне кажется, он был убежден в полном отсутствии у него ка¬
ких бы то ни было сексуальных проблем, и даже спрашивал, можно
ли его, поэтому, считать по-настоящему аналитическим пациентом.
Исаак: Черт! Знаете, я совсем забыл об этом! Конечно, у меня были
всяческие недуги, но все остальное работало чудесно. Сейчас я фи¬
зически совершенно здоров. Но сексуальная жизнь у меня, кажется,
такая, которую вы называете, ну как это? — невротической, да? Во
всяком случае, я разделался с этой проблемой в работе. В новом
фильме я поместил любовников на передний план, так что видно,
как их рты соединяются.
Последняя фраза поразила меня своей странностью, речь шла о
чем-то вроде взаимного пожирания. Проецировал ли он собствен¬
ную бессознательную фантазию на персонажей фильма? Я спроси¬
ла его, есть ли у него еще мысли об этой части фильма.
Исаак: Ну, у меня было чувство, что я не должен смотреть на та¬
кие вещи — словно это вредно, а может — нельзя. Я никогда не смот¬
рел на такие сцены, и нигде не видел... м-м-м... мои родители... про¬
сто даже не знаю...
ДжМ: Чего Вы не знаете?
Исаак: Ну хорошо, они всегда целовались, а я никогда не смотрел,
потому что всегда закрывал глаза. Почему это было как нож в сердце?
ДжМ: Правда ведь, это старый сценарий? «Или я признаю, что
мои отец с матерью дополняют друг друга сексуально, а у меня мо¬
жет быть собственная сексуальная жизнь, или же я лучше закрою
глаза на это, потому что иначе мне может захотеться убить отца
инфарктом и отдать сердце матери. Но тогда у меня будет сердце
рваться пополам». Возможно, Вы закрываете глаза на все это? А меж¬
ду тем бывают приступы паники, когда Вы занимаетесь любовью.
Исаак: Да, это был плохой выбор, держать глаза закрытыми. Но
мать не слишком-то помогала мне. Она не соблюдала договор — вме¬
сто этого позволяла мне верить, что я — единственный, кого она лю¬
бит. Все-таки я всегда знал, что родители любят друг друга; у них
просто были свои трудности. И вот она, бывало, глядит на меня, гла¬
за светятся любовью, и говорит: «Вот так бы и съела тебя». Но я уж
148

ГЛАВА 6
ПЕРЕРАБОТКА И ТРАНСФОРМАЦИЯ ПСИХИЧЕСКОГО РЕПЕРТУАРА
теперь думаю, что я того и хотел. Ух! Приятно должно быть, когда
тебя едят; что мне не нравилось, так это, что она меня так и не съела!
ДжМ: Уж внутри-то Вы были бы в безопасности!
Исаак: Правда! Ничего бы меня больше не тревожило: ни тебе
сексуальных проблем, ни проблем со сном. [Долгая пауза.] Боже мой!
Возможно ли, что я такое сказал! Что это — то, чего я хочу? Да что со
мной? Это мое выживание, или я вправду хочу умереть? Пожалуй¬
ста, скажите что-нибудь, я пошевелиться не могу.
ДжМ: Действительно, звучит похоже на желание смерти.
Исаак: Но я не этого хочу. Мне — я хочу жить!
После долгого молчания Исаак продолжает, и рассказывает, что
навязчивые мысли о поедании экскрементов недавно вернулись. Я
прошу его рассказывать дальше, и он говорит, что его ужас перед
этой мыслью стал еще хуже, потому что она больше не относится
только к собачьим кучкам, а теперь уже и к человеческим испраж¬
нениям. Он боится ходить в общественный туалет, потому что он
сразу вызывает эту навязчивую мысль.
Исаак: Я с ума, что ли, съезжаю, раз у меня такие идеи?
ДжМ: Может быть, маленький ребенок в Вас считает довольно
нормальным, что его зачаровывают человеческие испражнения.
Вероятно, это было не так запретно, как зачарованность тем, что взрос¬
лые делают вместе генитально.
Исаак: Ну да, когда я был ребенком, смешно, но я всегда считал, что
секс связан с фекалиями и анусами... Да, детская фантазия... А сейчас,
не знаю почему, я думаю о своей работе. Она застряла. Я всегда от¬
стаю. А иногда, когда все идет особенно хорошо, мне нужно остано¬
виться, словно абсолютно необходимо заняться любовью... или посрать.
ДжМ: Срать... работать... заниматься любовью. Между этим есть
связь?
Исаак: Конечно. Это где-то разные версии одного чувства. Мило¬
стивый Боже! Почему я раньше никогда об этом не думал? Срать —
дозволено. Но теперь мне понятно, почему я не могу заставить себя
работать — это запрещено, это приносит слишком много удоволь¬
ствия. Если бы сексуальности не было, жизнь была бы проще, как Вы
думаете?
149

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ДжМ: Раз кастрироваться — и никаких больше проблем?
Исаак: Вот дерьмо! Я снова ищу смерти. Вот так решеньице! Я
уже по горло сыт, что все в жизни прожил кастратом. Мне как-то
одна коллега сказала, что я как солнышко везде свечу. Мамино, по¬
нимаешь, солнышко. Я просто растаял от желания быть прямо внут¬
ри нее, и паника в то же время от этой мысли. Я не хотел ее в сексу¬
альном смысле, а хотел быть полностью внутри, взаправду. Мамоч¬
ка, мамочка, съешь меня, пожалуйста, съешьI
150

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ:
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИИ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
VII
Размышления об аффекте:
психоаналитический взгляд на алекситимию
РОЛЬ АФФЕКТА В ПСИХИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
В этой главе мы пойдем далее сценического представления сце¬
нариев психической жизни (их бессознательных сюжетов и внут¬
ренних персонажей) и заглянем за кулисы, посмотрим на то, что про¬
исходит за сценой, на работу бутафоров и электриков, без неустан¬
ного труда которых никакая пьеса никогда не была бы сыграна. Это
позволит нам взглянуть на конструкцию декораций психической
сцены, которые создают иллюзии, и прожекторов, которые высве¬
чивают определенные сцены, актеров и действия, оставляя все про¬
чее в тени. Ведь Я, которое ответственно за освещение и калейдоско¬
пические эффекты, им создаваемые на психоаналитической сцене,
конечно же, действует так, словно ему ничего не известно о мире за
сценой. В лучшем случае оно объявляет, что действия невидимых рук,
управляющих оборудованием и переменой декораций, понять невоз¬
можно, а электрики более-менее спятили. Другими словами, как ди¬
намика фантазий, так и способы психического функционирования,
создающие и поддерживающие строение симптома, не осознаются.
Сообщения наших анализируемых об их психическом театре ка¬
саются только завершенной продукции и обращают мало внимания
на фундаментальные элементы, которые составляют психическую
структуру, а именно, на слова и аффекты. Психическая экономия
должна сводить эти элементы вместе, чтобы направить в нужное
русло инстинктивные влечения и придать им символическое значе¬
ние, в свою очередь структурирующее систему отношений и способ
психического функционирования индивида. Конечная продукция,
конечно, это сплав личного прошлого субъекта и творческих уси¬
151

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
лий, которые он предпринял ребенком, чтобы примириться с огра¬
ничениями реальности, родительскими установками и социальны¬
ми запретами.
Я не собираюсь делать обзор фундаментальных концепций Фрей¬
да, касающихся слов; законы бессознательного психического функ¬
ционирования, которые сопоставляют слово и представление вещи
и определяют специфику предсознательной и сознательной функ¬
ции психики, не нуждаются здесь в дальнейшей переработке. В этой
главе я, в основном, обращаюсь к патологическим аспектам эконо¬
мии аффекта и изучению слов и идей, которые потенциально нагру¬
жены аффектом, но, в сущности, лишены своих эмоциональных кон¬
нотаций. Я использует эти слова с видимой свободой, но они не воз¬
действуют на него. Поскольку язык — принципиальное средство сим¬
волического общения среди взрослых, мы могли бы ожидать, что
аффективные психические элементы будут постоянно циркулиро¬
вать во всех формах вербального выражения, и, на самом деле, мы
вполне могли бы предположить, что если бы язык не был настолько
полон мощными либидинальными и нарциссическими вложениями,
то ни один ребенок и не выучился бы говорить! То, что человек в
качестве человека должен высказывать свои потребности и жела¬
ния, если хочет, чтобы их удовлетворили, одна из самых жестоких
наших нарциссических ран. Почему нас не понимают по волшебству,
без слов, как в младенчестве? Ясно, что потребовался мощный либи-
динальный катексис, чтобы трансформировать болезненные и нар-
циссически уязвляющие аспекты овладения речью как в необходи¬
мость, так и в удовольствие.
Хорошо известно, что при определенных психотических состоя¬
ниях субъект утрачивает желание общаться вербально. Менее оче¬
видно, что многие люди постоянно используют язык без всякого же¬
лания что-то кому-то сообщить. Они могут говорить (и настаивают,
чтобы их слушали) по тайным причинам, вроде потребности дока¬
зать, что они существуют. В этом случае другие, слушая их и отве¬
чая вербально, действуют в качестве отражающего зеркала. А иные
разговаривают без всякого удовольствия, просто потому, что им давно
уже известно, что так принято, чтобы люди друг с другом разговари¬
вали, и они стремятся вести себя в соответствии с ожиданиями ок¬
ружающего мира. Этот способ общения соответствует концепции
152

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ.
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
«Фальшивого Я» Винникотта (Winnicott, 1960). Это ясно указывает
на отчаянную попытку выжить психически в мире других, но без
достаточного понимания эмоциональных связей, знаков и символов,
которые и делают человеческие отношения осмысленными. Мы
вполне могли бы заинтересоваться, где же прячется «Истинное Я»
людей, которые функционируют таким образом, и какие факторы
могли вынудить их к подобному самозаточению, хотя при этом и со¬
храняется видимость нормальных отношений.
АФФЕКТЫ И ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ СЦЕНА
При анализе те пациенты, которые бессознательно используют
речь, скорее, как щит между ними и другими, чем как их личное
средство обмена идеями и средство сообщения эмоциональных пе¬
реживаний, бросают особый вызов аналитику. Аналитические от¬
ношения и процесс зависят в основном от создания вербальных свя¬
зей, то есть мыслей, нагруженных аффектами разного рода. Посколь¬
ку никаких других действий на психоаналитической сцене в реаль¬
ности и не происходит, аналитический дискурс, функционирующий,
как безаффектный щит между аналитиком и анализируемым, при¬
дает психическим темам, которые выносятся на сессию, плоскую,
бесцветную, и часто утомляющую тональность (McDougall, 1978; 213-
46; McDougall, 1984). Аналитик вполне может начать задумываться,
о чем же вся эта канитель, какие же мысли и чувства она призвана
вызывать, и почему пациент взял на себя труд устраивать пред¬
ставление, которое ему интересно не больше, чем аналитику.
Психоанализ — наука, сосредоточенная на смысле, и ее логика —
логика языка, как Модел сжато выразил в своих исследованиях при¬
роды аффектов (Model, 1971,1973). Ассоциативный дискурс анали¬
тической сессии наполнен смыслом только в той мере, в какой он
динамически слит с аффектом, а истолковывающая функция анали¬
тика зависит в большой степени от способности ухватывать аффек¬
тивно нагруженные элементы сообщений анализируемого. Иденти¬
фицируясь с ними интроективно, аналитик лучше настраивается на
то, что убирается из манифестного содержания сессии. Латентное
153

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
значение сообщений пациента зависит в значительной степени, по¬
мимо и превыше их смысла, от их тона, настроения и эмоций, звуча¬
щих в голосе анализируемого, в его манере говорить, жестах и поло¬
жении тела. Психоаналитику нужно также четко осознавать, какие
эмоциональные и телесные сообщения исходят от него, пока он инт-
роецирует сообщение пациента. Тогда этот обмен снабжает анали¬
тика «свободно парящими» гипотезами о внутреннем мире анали¬
зируемого, хотя обычно требуется значительное время, прежде чем
эти идеационные и эмоциональные озарения дадут результат в виде
интерпретации, которая углубит понимание личного театра и лич¬
ных психических тем анализируемого.
Даже когда аналитик чувствует готовность сообщить такое по¬
нимание, сперва нужно определить, готов ли пациент принять ин¬
терпретацию, о которой шла речь. Кто присутствует в кабинете на
данной сессии? Конечно, на кушетке видимым образом растянулся
г-н X, но важно выбрать, какое же именно Я говорит, из бесчислен¬
ных личностей, выражающих себя через него, когда он произносит
«я» («Я считаю, верю, боюсь... того или сего»). Рассерженный ребе¬
нок? Инцестуозный? Возбужденный или перепуганный любовник?
Осуждающий отец или соблазняющая мать? Такой способ вслуши¬
вания в речь пациента в попытке идентифицировать меняющийся
состав персонажей, населяющих каждого человека, объясняет, по¬
чему аналитики, промолчав ряд сессий, неожиданно чувствуют по¬
требность вставить словечко или фразу, а то и сложную интерпре¬
тацию. Такие интерпретации вроде бы всплывают из неизведанных
глубин сознания, иногда удивляя аналитика не меньше, чем самого
анализируемого. Они содействуют тому, что Стрейчи (Strachey, 1934)
удачно назвал «изменяющими» интерпретациями или интерпрета¬
циями, вызывающими «мутацию».
Однако пациенты, о которых я буду говорить в этой главе, вряд
ли дают нам случай (и аналитическое удовольствие) делать такие
интерпретации. В ответ на невысказываемый вопрос: «Кто из пер¬
сонажей психического театра моего пациента говорит в данный мо¬
мент?», — мы иногда с беспокойством чувствуем, что там вообще
никого нет. Если кто-то и есть, то эта особа старательно прячется за
словесами, заполняющими молчание во время сессии. Такой способ
быть (или не быть) в контакте с другим несомненно представляет
154

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕЦИЯ ОБ АФФЕКТЕ.
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИИ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
собой специфическую форму переноса, поскольку пациент относит¬
ся к аналитику так же, как он относится к людям вне аналитической
ситуации, и, несомненно, точно так же, как он научился относиться в
детстве к тем, кто его окружал. Аффект переноса, позитивный или
негативный, явно отсутствует. Возможно, следует упомянуть, что
даже совсем молчащие пациенты, в противоположность свободно,
но без аффекта говорящим, могут аутентично присутствовать на
сессии, настолько богато их молчание эмоциональным содержани¬
ем, и потому оно вносит вклад в психоаналитическое переживание.
В общем, постоянное перемежение аффекта и психической репре¬
зентации существенно необходимо для продолжения аналитичес¬
кого процесса.
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ПРЕВРАТНОСТЕЙ АФФЕКТА У
ФРЕЙДА
Если от определенных работ Фрейда и создается впечатление,
что фундаментальный элемент, производящий психические изме¬
нения — восстановление психических репрезентаций через осво¬
бождающее воздействие слов, тем не менее, следует подчеркнуть,
что Фрейд постоянно стремился открыть связь между вербальным
выражением и эмоциональным переживанием. Он заявлял не только
о том, что аналитическая техника эффективна в той мере, в какой
забытые события вновь соединяются с аффективными состояниями,
которыми они сопровождались, но и о том, что вербализация сама по
себе предоставляет форму разрядки эмоционального напряжения.
Продвижение в концептуализации метапсихологии аффекта —
это, обычно, хождение по минному полю, исследование, всегда счи¬
тавшееся рискованным, с самого рождения психоанализа. Мы долж¬
ны только вспомнить о дилемме Фрейда, когда пытаемся провести
четкое разграничение между психическим представительством идей
(вещей и слов) и психическим представительством аффектов. В ста¬
тье о вытеснении Фрейд, используя свою экономическую модель,
ссылается на «долю (квоту) аффекта», которая соответствует ин-
155

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
стинкту постольку, поскольку последний отсоединился от идеи и
находит выражение, пропорционально его количеству, в процессе,
который чувствуется как аффект» (Freud, 1915а).
Однако со времен самых первых его исследований истерии, Фрей¬
да занимали превратности аффекта, когда он отделяется от своей
психической репрезентации. Это приводит нас к трудному вопросу,
который занимал Фрейда: может ли аффект быть бессознательным.
Сам термин бессознательный аффект может показаться противо¬
речивым. Здравый смысл отвергает предположение, что можно ис¬
пытывать чувство, которого ты не чувствуешь. И все же аффекты,
как и идеи, явно можно убирать из сознания и удерживать от осозна¬
ния. («Тогда я не осознавал, как ужасно я был испуган, рассержен,
возбужден и т.п. на самом деле».) Вопрос в том, какое из Я пережива¬
ет эмоцию, а какое ее не осознает. На него трудно ответить, и он
поднимает ряд других вопросов. Как именно аффект не допускается
до осознания? Чем отличается состояние не-осознавания от бессоз¬
нательной идеи? В попытке распутать этот сложный узел Фрейд
стал ссылаться на вытеснение идей и подавление аффектов. Эти
метафоры предполагают два довольно разных процесса: идеи за¬
талкиваются обратно в бессознательное из сознания, а аффекты
раздавливают, выдавливают из псюхе.
Куда же отправляется аффект, когда его отвергает сознание че¬
ловека, у которого он, хотя бы на мгновение, возник? Фрейд отчасти
отвечает на этот вопрос о судьбе недоступных аффектов. В «Иссле¬
дованиях истерии» (Breuer & Freud, 1895), в статье «О вытеснении»
(Freud, 1915а) и в статье «Бессознательное» (Freud, 1915b) он гово¬
рит о качестве автономности аффектов и их последующих «транс¬
формациях». Трансформации бывают трех видов: конверсия аффек¬
тов в истерические симптомы; смещение аффекта с его изначальной
репрезентации на другую репрезентацию или ряд репрезентаций,
как при неврозе навязчивости; трансформация, выраженная в акту¬
альных неврозах, а именно, неврозе тревоги, неврастении и ипохон¬
дрии. Что касается актуальных неврозов, то, как мы видели в пре¬
дыдущих главах, эти состояния сильно эмоционально загружены, но
сами вовлеченные аффекты массивны, анонимны и отсоединены от
какой бы то ни было идеационной репрезентации. Они заявляют о
себе скорее соматически, чем психически.
156

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ-
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИИ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
В соответствии с экономической теорией Фрейда аффект, вы¬
давленный из сознания, вкладывается (или перегружается) в невро¬
тические симптомы или в депрессивные и тревожные состояния ак¬
туальных неврозов. Мне кажется, что мы могли бы говорить и о дру¬
гих трансформациях в ходе превратностей аффективных пережи¬
ваний. Определенные люди способны отрекаться от своего аффек¬
тивного переживания или его частей таким образом, что оно ради¬
кально аннулируется сознанием или же исключается из него, остав¬
ляя пробел в психическом переживании, которое все еще восполня¬
ет утраченное в невротических организациях, описанных выше. Вос¬
полнение изгнанных эмоционально нагруженных идей может про¬
изойти, например, во многих бредовых состояниях, при которых нео¬
реальность должна вмещать и стараться придать смысл возбуж¬
денным аффектам. Подобный же механизм действует при экстер-
пализации (вынесении вовне), при которой субъект приписывает
отвергаемые эмоции другим людям и пытается обращаться с ними
путем бессознательных манипуляций другими и взаимодействия с
ними. Эта идея, конечно, находит свои теоретические рамки в кон¬
цепции проективной идентификации. «Сцены из психической жиз¬
ни», описанные в главах 2 и 3, дают нам представление о каждом из
вышеупомянутых исходов.
Остается еще одна возможность, при которой аффект не только
удушается, но и расщепляется внутри собственной особой структу¬
ры, его психический элемент отделяется от его соматического ас¬
пекта. За этим расщеплением не следует никакого возмещения ут¬
раты, ни через формирование невротического симптома, описанное
Фрейдом, ни через бред, ни через вынесение вовне. Аффект, не по¬
лучающий никакой психической переработки, ни компенсации за
свое подавление, не оставляет по себе ничего, кроме психического
пробела, рискует получить продолжение в виде чисто соматичес¬
кого события, тем самым вымостив путь к психосоматической де¬
зорганизации.
Нужно упомянуть об еще одной форме психического пробела.
Здесь уместно вспомнить, что аффективное переживание может
быть радикально отделено от эмоциональных слов, которые были
использованы для его выражения, тем самым создавая парадоксаль¬
ные сообщения, в которых психическая презентация аффекта, с ее
157

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сг(ене
особой «квотой», не переживается и не выражается в невротичес¬
ких симптомах, а существует просто как безаффектная идея. Как я
уже подчеркивала, идея может быть болезненной или приятной,
только когда она соединена с соответствующим аффектом. Ситуа¬
ция осложняется фактом, что концепция аффекта, как и концепция
инстинкта, пограничная, участвующая и в соматическом, и в психо¬
логическом выражении. Следовательно, мы могли бы постулиро¬
вать, что благодаря своей особой структуре аффекты могут, фено¬
менологически, выражаться тремя различными путями.
Во-первых, человек может быть способен дать четкий и диффе¬
ренцированный отчет о том, что он чувствует, описать не только
общее аффективное состояние, но и смесь эмоций и ощущений, вклю¬
ченную в данное переживание.
Во-вторых, у человека может быть аффективное переживание,
где главенствует такой мощный наплыв эмоций, как, скажем, муче¬
ние, но он не способен связать это ни с какой ясно определимой ситу¬
ацией. Он может даже не знать, что он переживает, следует ли опи¬
сать это как тревогу, депрессию, гнев или же приятное возбуждение.
В-третьих, человек может испытывать сильное воздействие,
может быть «поражен» в психологическом и в общем смысле вне¬
шним или внутренним событием, и все-таки разве что на миг обра¬
тить внимание на то, что он чувствует. Вместо этого все следы аф¬
фективных проявлений быстро выбрасываются из осознания, так что
не остается ни идеи, ни аффекта. Когда это происходит, аффект
может быть расщеплен внутри своей особой структуры так, что его
психический полюс отсоединяется от соматического, и аффект сво¬
дится к чисто физиологическому выражению, а субъект в то же вре¬
мя не осознает происходящих изменений в телесном функциониро¬
вании. В этом случае эмоции не могут быть использованы как сигнал
для сознания, и следовательно, ни мысль, ни действие не будут отве¬
том на их послание, и субъекту грозит опасность, что сома «выдума¬
ет» на этот случай свое собственное решение.
158

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ:
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
ПАТОЛОГИЯ АФФЕКТА
Мой интерес к патологии аффекта, иной, чем классическая транс¬
формация, описанная Фрейдом, впервые возник во время анализа
пациентов, психоаналитический процесс которых время от време¬
ни словно разбивал паралич; в некоторых случаях казалось, что ана¬
лиз застрял навсегда. Клинические проблемы у этих анализируе¬
мых были разные, но одно их объединяло: у всех проявлялись выра¬
женные нарушения в психической экономии, когда приходилось
иметь дело с сильным аффектом. Вместо того, чтобы перерабаты¬
вать свое состояние психически, они были склонны разряжать чув¬
ства вовне аналитической ситуации, часто неподходящим образом:
через ссоры, необдуманные решения, серию несчастных случаев. Ре¬
зультатом была терапевтическая неудача или, хуже того, тревож¬
ный опыт «нескончаемого» анализа.
Я стала понимать, что такие пациенты из-за своей внутренней
хрупкости не могут вмещать и прорабатывать мощные аффектив¬
ные состояния, которые вызывают у них внешние события. Они пред¬
почитают с головой бросаться в какую-нибудь форму действия или,
скорее, считают, что у них нет иного выбора, кроме как сделать это.
Некоторые пытаются утопить свои чувства в наркотических суб¬
станциях (как описывалось в главе 5) или в безумных сексуальных
подвигах, перверзного или компульсивного характера (главы 11 и
12). Другие производят разрушения, бессознательно манипулируя
ближайшим окружением, чтобы прожить через него или разыграть
свои собственные неосознаваемые кризисы. (Белоснежка, описанная
в главе 3, как раз такой случай.) И наконец, я наблюдала, что многие
из таких пациентов под возрастающим давлением инстинктивного
напряжения или внешнего стресса проявляют сильную склонность к
соматизации. Как я упоминала в главе 5, такие события, как смерть
родителя, рождение ребенка, потеря объекта любви или важной
работы и тому подобные либидинальные и нарциссические раны
часто становятся причиной соматизации. В случае Исаака (глава 4),
оба конфликта, либидинальный и нарциссический, видимо, подгото¬
вили почву, благоприятную для психосоматической дезорганизации.
Если, с точки зрения психической экономии, мы рассмотрим сексу¬
159

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психианаттический сиене
альные извращения, извращения характера и все формы наркоти¬
ческого поведения как компульсивные способы избежать затопле¬
ния аффектом, тогда понятно, что внезапное нарушение в нарцисси¬
ческой экономии может привести к развалу защитной структуры и,
следовательно, к повышению психосоматической уязвимости.
Вторая группа пациентов, привлекшая мой интерес к патологии
аффекта, это «анти-анализируемые в анализе» (McDougall, 1972). Я
признавалась, что они ставят меня в тупик, как своей глубинной
структурой, так и тем, что настойчиво цепляются за свои аналити¬
ческие сессии. При видимом отсутствии у них невротических или
психотических проявлений их точнее всего можно назвать пормо-
патами, тяжело здоровыми. В противоположность вышеописанным
пациентам с отыгрыванием, у этих пациентов нет видимых психо¬
логических проблем. Невротические симптомы и искажения харак¬
тера, которые, они, фактически, часто предъявляют, для них никак
не интересны. Они, видимо, еще в раннем детстве достигли робото¬
подобной адаптации к требованиям внешней реальности. Как и сле¬
дует ожидать, этим анализируемым трудно идентифицироваться с
внутренней реальностью других людей, и часто их отношения с близ¬
кими весьма неблагоприятны. Поскольку они не соприкасаются со
своим личным психическим театром, то склонны подробно, скучно и
навязчиво пересказывать бесконечные цепочки внешних событий,
которые вроде бы мало что значат для них эмоционально. Сессия
тянется как месяц, и так одна за другой, без всяких перемен в ре¬
зультате наших аналитических усилий.
Такие пациенты парализуют мое аналитическое функциониро¬
вание, и я все больше чувствую, что фрустрирована, скучаю, и, нако¬
нец, уже виновата, поскольку не могу помочь им ни ожить, ни оста¬
вить анализ. К моему унынию, вопреки заметному отсутствию аф¬
фекта переноса и неспособности исследовать свою психическую ре¬
альность, они склонны впадать в наркотическую зависимость от сво¬
их аналитических переживаний, несмотря на постоянное разочаро¬
вание и неудовлетворенность ходом всего предприятия. Их выра¬
женное отсутствие удовольствия от аналитической работы вряд ли
удивит нас, принимая во внимание, что их аналитик, дойдя до звуко¬
вого барьера, не может услышать ничего, что могло бы продвинуть
аналитическое исследование. Поразительное отсутствие невроти¬
160

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ-
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
ческих или психотических симптомов заставило меня говорить об
этих пациентах, как страдающих «псевдонормальностью». Я считаю,
что теперь лучше понимаю их загадочное психическое функциони¬
рование, хотя это понимание часто не слишком-то смягчает то, что
можно описать как их состояние спокойного отчаяния перед лицом
аналитической неудачи. Сегодня я бы сказала, что помимо многочис¬
ленных психологических проблем они страдают еще и от серьезной
патологии аффекта. Их тенденция цепляться за анализ, словно за
внешний источник жизни, возможно, усиливается неосознаваемой
надеждой, что аналитическое приключение вернет к жизни их внут¬
реннюю аффективность.
В некоторых личных историях отыгрывающих и нормопатичных
пациентов один из родителей, обычно отец, умер или ушел из семьи
в раннем детстве ребенка. Матери предстают как собственницы и
сверхзаботливые, и в то же время невнимательные к аффективным
состояниям ребенка. В иных случаях мать, видимо, психологически
отсутствовала из-за депрессии или психотических эпизодов. Таким
образом, матери, похоже, были слишком близки или слишком дале¬
ки в отношениях с ребенком. Мне кажется, что по каким-то причи¬
нам образ истинно заботливой матери так и не был интроецирован
во внутреннюю психическую структуру ребенка, чтобы стать там
объектом идентификации, позволяющим ребенку стать хорошим
родителем самому себе. Поэтому во взрослой жизни продолжаются
неустанные поиски изначального материнского образа, существен¬
но необходимого, чтобы справляться с эмоциональной и физической
болью и состояниями чрезмерной стимуляции. Его ищут во внешнем
мире, но в форме наркотических субстанций, наркотической сексу¬
альности или наркотического использования других, словно для того,
чтобы заполнить пропасть во внутреннем мире и создать иллюзор¬
ное, хотя бы временное переживание заботы о себе. Я уже ссыла¬
лась на такие действия в главе 3, как на патологичные временные
или переходные объекты.
161

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитический сцене
ИССЛЕДОВАНИЯ ПРИРОДЫ АФФЕКТА У КРИСТАЛА
Генри Кристал (Krystal, 1977,1978а, 1978b), который провел много
лет, исследуя патологию аффекта у жертв Холокоста, наркоманов и
психосоматических пациентов, отмечает ограниченную способность
таких пациентов играть защищающую родительскую роль по отно¬
шению к самим себе, словно они ожидают, что кто-то еще займется
их эмоциональными и даже физическими потребностями. Кристал
расширил свою концепцию «сниженной способности к заботе о себе»,
включив сюда же автономное нейробиологическое функционирова¬
ние. Он пишет:«Обычное состояние [такого] человека по отношению к
автономно контролируемым частям его тела аналогично истеричес¬
кому параличу... [Это затруднение] в том, чтобы по своей воле уп¬
ражнять автономный или аффективный аспект его самого, является,
как любой конверсионный паралич, символической репрезентацией
фантазии... [относящейся] к жизненным функциям» (1978b; 221).
Кристал продолжает, утверждая, что для определенных субъек¬
тов вобрать в себя материнский объект «ради приобретения функ¬
ций ограждения, успокаивания и утешения себя» может быть «на¬
рушением запретных границ», потому что теперь эти функции вос¬
принимаются как «запретные и наказуемые». Этот важный инсайт
освещает для меня явления, которые я ранее описывала как «сле¬
ды» во взрослом поведении «матери-наркотика» раннего детства.
Развивая генетическую теорию аффекта, Кристал (1978а) утвер¬
ждает, что регресс в выражении аффектов обязан травматическим
событиям взрослой жизни. Что касается детей, то он заключает, что
длительная неудача родителя, осуществляющего материнские фун¬
кции, в том, чтобы «не дать аффекту младенца достичь нестерпимой
силы и затопить его, может окончиться состоянием психической трав¬
мы ... [и] вызвать задержку в организации аффективных пережива¬
ний и их репрезентационных связей», результатом чего становится
отсутствие аффективного развития. Хотя я признаю ценность этой
гипотезы, но полагаю, что то, что кажется отсутствием или задерж¬
кой развития, во многих случаях может маскировать массивную, но
чрезвычайно раннюю доневротическую защиту от аффективной
жизненности. Следовательно, нужно несколько остановиться на кон¬
162

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ:
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
цепции «задержки развития». Используем для этого еще один ис¬
следовательский подход.
ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ И ПАТОЛОГИЯ
АФФЕКТА
Многие исследователи в области психосоматики развивали тео¬
рию, что неспособность распознать или выразить аффективные со¬
стояния является не формой защиты в психической структуре, а,
скорее, обязана витальному отсутствию, пробелу. При первой по¬
пытке концептуализировать некую неудачу психоаналитического
процесса, с отыгрывающими и нормопатичными пациентами, я уже
отмечала поразительное сходство «психосоматических личностных
паттернов», описанных теми моими Парижскими коллегами, кото¬
рые занимались психосоматическими исследованиями. Эта личнос¬
тная организация отмечена операционным мышлением (Marty & de
M’Uzan, 1963) и прагматичным отношением к событиям в жизни и к
другим людям (Marty, 1976). Хотя очевидно, что этот способ психи¬
ческого функционирования не ограничен только психосоматически¬
ми страданиями, исследования психосоматологов показывают, что
такие структуры склонны увеличивать психосоматическую уязви¬
мость, особенно когда операционный способ существования (фунда¬
ментально делибидинизированный способ отношения к самому себе
и к другим) — единственный способ обращения с событиями жизни,
имеющийся в распоряжении субъекта.
Следуя своему интересу к блокированному аффекту, я позже
познакомилась с работой коллег психоаналитиков из Бостона, кото¬
рые занимались похожими исследованиями. Их концепция алекси-
тимии немедленно меня заинтересовала (Sifneos, 1973, 1974, 1975;
Nemiah & Sifneos, 1970). На создание этой клинической концепции
их непосредственно вдохновили публикации Парижской Школы
аналитиков-психосоматологов, но дальнейшие исследования бостон¬
ских аналитиков привели их в области отчетливо нейробиологичес-
кие. Недавние же статьи этих исследователей, например, постули¬
163

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сиене
руют дефектное функционирование допаминэргичных путей.
Психоаналитическая концепция алекситимии, возможно будет
дополнительной к нейробиологической. В переводе с греческого алек-
ситимия означает, согласно Сифнеосу, «нет слов для выражения
чувств» (а- отрицательная частица, «без»; lexis — «слово», «речь»;
thumos — сердце, душа или чувства)/" Концепция относится к ряду
феноменов, которые пространно изучались психосоматологами Бо¬
стона. Она включает не только те трудности, которые могут быть у
пациентов при попытке описать свои аффективные состояния, но и
неспособность отличить один аффект от другого. Следует отметить,
что видимое отречение от аффективности не ограничивается болез¬
ненными аффектами. У нарушенных людей столь же глубока неспо¬
собность переживать удовлетворение и удовольствие. Кристалл
(Krystal, 1981, 1982) называет их «аффектами благополучия» и на¬
зывает это явление ангедопией.
Авторы концепции алекситимии не обсуждают ее расширение
за рамки психики пациента, разве что косвенно упоминают об об¬
щих реакциях контрпереноса на этих пациентов. Однако очевидно,
что неспособность ухватить и осознать собственное эмоциональное
переживание должна сопровождаться столь же огромной трудно¬
стью в понимании эмоциональных состояний и желаний других лю¬
дей. Застрявшему в этом психическом тупике субъекту непреодо¬
лимо трудно узнать, что же другие люди значат для него, а он — для
них. Все отношения и взаимодействия с другими, таким образом, скло¬
няются к прагматизму, то есть становятся операционными. По этой
причине, в аналитических отношениях аффекты контрпереноса обыч¬
но дают первое предупреждение о том, что у определенных анали¬
зируемых доминирует операционное мышление, или что они стра¬
дают от алекситимического дефекта.
Тем не менее, следует вспомнить, что каждый из нас время от
времени, вероятно, функционирует операционным или алексити-
мичным образом. Столкнувшись с сокрушительными событиями, мы
Филологи-юшссики высказали мне свое предположение, что это слово можно более
адекватно соотнести с приставкой alexi-, «против», то есть речь идет о
«противоречии, противоборстве аффекту», если принять мое положение о действии
защитного механизма.
164

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
все можем обнаружить, что временно не соприкасаемся с опреде¬
ленными областями нашей психической реальности. В такое время
нам не удается вместить и осмыслить переживания, осаждающие
нас. Мы, скорее, смоем возникший аффект действием, или, с той же
вероятностью, свалимся больными.
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЕ И НЕЙРОБИОЛОГИЧЕСКИЕ
ТЕОРИИ ПАТОЛОГИИ АФФЕКТА
Если мои исследования различных феноменов алекситимии и
кажутся в чем-то противоположными заключениям психосомато-
логов, тем не менее, следует подчеркнуть, что хотя основой научных
взглядов и служат бессознательные факторы, они все же детерми¬
нированы профессиональными обстоятельствами, которые ведут нас
к концентрации на проблемах, предстающих перед нами изо дня в
день. Они могут касаться пациента на кушетке, консультаций в пси¬
хосоматическом отделении или работы в психиатрической палате. В
каждом случае мы сталкиваемся с алекситимичными пациентами, но
каждому специалисту они склонны раскрывать разные стороны своей
личности, и каждый специалист тоже ожидает в них увидеть разное.
Нейробиологические исследования, например, всегда касаются
больше внутрицеребральных феноменов, в то время как психоана¬
литическое исследование, наблюдая те же самые явления, всегда
ищет доказательств ранней психической травмы и пытается про¬
следить забытое младенческое прошлое (Dayan, 1981). Я сама читаю
статьи, где говорится о тайнах лимбической системы и вероятностях
полушарного доминирования, с зачарованностью жителя земли, ин¬
тересующегося жизнью на Марсе. Однако такие путешествия в об¬
ласть патологии аффекта заставили меня глубже задуматься о тео¬
ретических концепциях психических причин, в сравнении с нейро-
биологическими. Слепой использует посох, чтобы узнать о том, чего
он видеть не может. Какой посох использует нейробиолог? А какой
аналитик? Мы ведь вроде слепых, которые описывали слона. Мы
пытаемся вслушаться и понять многомерную природу психосома¬
165

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцене
тика, и каждый при этом ограничен спецификой своей дисциплины
и научными верованиями.
В чем же разница? И как найти общий язык? Какие связи можно
найти между особой гиперактивностью или гипоактивностью опре¬
деленных химических медиаторов в синаптр!ческой трансмиссии
нейроанатомической системы данного пациента и особой психоло¬
гической системой того же пациента, которая сложилась у него для
работы с мыслями, аффектами, фантазиями и желаниями? Науч¬
ный синапсис может потребовать связать наши разные открытия!
Возвращаясь к нашим безаффектным алекситимичным пациен¬
там, хорошо бы вспомнить, что младенцы, не способные говорить
или организовать свои эмоциональные переживания, по определе¬
нию, а равно по причине своей незрелости, неизбежно алекситимич-
ны. Младенцы (по латыни infans — не говорящие) зависят от кого-то
еще в том, чтобы он помог им справиться с их эмоциональными со¬
стояниями, и, в конечном счете, назвал эти состояния для них. Нельзя
ли предположить, что алекситимичная часть взрослой личности —
чрезвычайно задержавшаяся в развитии и инфантильная психичес¬
кая структура? И все же у взрослого есть полный доступ к речи.
Следовательно, мы можем предположить, что идет сильный психи¬
ческий процесс, который позволяет людям, страдающим от алекси-
тимии, отщепить презентации слов от их буквальной вещественной
презентации, по крайней мере, там, где это касается нагруженных
аффектом идей, переживаний и соматических посланий. Если бы
эта тенденция доминировала в психическом функционировании лич¬
ности полностью, мы бы имели дело с психотическим мыслитель¬
ным процессом; я же предполагаю, что там, где речь идет о тяжело
алекситимичных людях, мы сталкиваемся с непсихотичным взрос¬
лым, который в определенных аспектах функционирует, как беспо¬
мощный, не умеющрш еще говорить ребенок, зависимый от других в
истолкованиР! и овладении эмоциональными переживаниями. Я уве¬
рена, что тут произошло нечто большее, чем затруднение или за¬
держка развития, или нейробиологический дефект, pi продолжает
происходить. Моя работа с такими пациентами привела меня к по¬
ниманию травматических форм отношений в детстве и младенче¬
стве (клинические иллюстрации приведены в главах 4 и 5), которые,
166

ПАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ-
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
видимо, вносят вклад в психическое функционирование, стоящее за
симптомами алекситимии и психосоматическими тенденциями.
Самая ранняя внешняя реальность младенца, это, конечно, физи¬
ческое присутствие матери и, прежде всего, мощное воздействие
материнского бессознательного. Оно включает не только ее собствен¬
ный внутренний мир и характер ее отношений с собственными ро¬
дителями, но и ее нарциссическое и сексуальное вложение в отца
ребенка. Привязанность матери к своему партнеру носит решаю¬
щий характер не только для эдипальной структуры, которая сло¬
жится позднее, но и для определения нарциссических и либидиналь¬
ных ролей, которые ребенок может быть бессознательно призван
играть для нее. Соответственно, мать особым образом относится к
телу своего ребенка, не только к его соматическому функциониро¬
ванию, но и к его витальности и эффективности, и может пытаться
контролировать или ограничивать их. Как я уже отмечала, многие
алекситимично-психосоматичные пациенты говорят о своем теле,
словно это чуждый для них объект внешнего мира, или словно им не
принадлежат определенные зоны и функции их тела, фактически,
словно они бессознательно воспринимаются как по-прежнему при¬
надлежащие матери. Важно здесь то, что ребенок может считать
себе не принадлежащими по-настоящему и свои эмоции. В таком
случае эмоции лежат не на его ответственности, и даже могут рас¬
сматриваться как существующие только в той мере, в какой их при¬
знает мать, и точно так же затронутые чувства ребенка — словно не
его переживание, а ее.
Поскольку материнский способ отношения к телесным функци¬
ям, жестам и аффективным бурям еще не говорящего ребенка кар¬
динально важен в организации ранней психической жизни, следует
вновь подчеркнуть, что, по мере того, как непосредственное теле¬
сное общение уступает место символическому, и идет овладение
речью, именно мать первая называет аффекты ребенка и таким об¬
разом создает возможность думать (или не думать) о чувствах. В
ходе анализа анализируемые часто изображают своих родителей
как идеализированных и наиважнейших существ, на которых поко¬
илась вся безопасность, и в то же время как очень далеких от психи¬
ческой реальности ребенка. Например, родители вспоминаются как
уделяющие много внимания физической боли, но совершенно не ин-
167

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцена
тересующиеся или даже осуждающие любое выражение душевной
боли. Иногда на аффективные аспекты психической реальности ре¬
бенка, видимо, совершались нападения в форме «двойного сообще¬
ния» в дискурсе: «Я ненавижу бывать у тети Сюзи!» — «Глупости.
Ты сам знаешь, что очень любишь у нее жить!» Если родители по¬
стоянно отвергали то, что ребенок пытался ухватить и затем сооб¬
щить об эмоциональном состоянии своего сознания, а вместо этого
говорят ему, что он чувствует, и что не чувствует, что любит, и что
не любит, то ребенок в конце концов запутывается, что же он все-
таки любит, и что ненавидит, когда он горюет, а когда счастлив, и, на
самом деле, дозволительны ли чувства вообще, если они не продик¬
тованы родителями.
Время идет, а семейный дискурс продолжает диктовать ребенку,
какие аффективные переживания считаются законными, а на какие
смотрят косо или даже не допускают до сознательного признания.
Очень больной алекситимический и психосоматический анализи¬
руемый сказал мне недавно: «В нашей семье было запрещено быть
печальным, или сердиться, или в чем-то нуждаться. Мне все еще
неловко, когда Вы меня спрашиваете, что я чувствую — словно иметь
какие-то чувства — это ребячество!» Семейная среда, уверенная,
что выражать эмоции — это слабость, глупость, или даже опасно,
осуждающая психологические или физические аспекты чувств, зак¬
ладывает основу для патологичного Эго-идеала в отношении аффек¬
тивных переживаний (McDougall, 1984). Любое выражение или даже
осознание эмоциональных реакций при этом снижает самооценку
человека.
Что касается тела и различных его зон и функций, то и здесь мать
решает, как их называть, и сколько им получать либидинальных
вложений или контрвложений. Сильный недостаток либидинально-
го катексиса в определенные телесные зоны или соматическое Я в
целом, в совокупности с алекситимией, которую вселили родители,
вызывает риск не только ухудшения соматического и зонального
функционирования, но и полной закрытости от осознания как теле¬
сной, так и душевной боли. Этот механизм напоминает один из фун¬
даментальных механизмов, которые вносят вклад в определенные
мистические состояния, а также поддерживают определенные пси¬
хотические состояния, вроде кататонии или причинения себе увечий.
168

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
В случаях тяжелых алекситимических нарушений аффективное
оживление, стимулируемое настояниями инстинктов или же вне¬
шними подстреканиями, тут же парализуется, и восприятия, кото¬
рые, вероятно, заставили бы проснуться тело или пробудили бы
мощную аффективную реакцию, или избегаются или быстро выб¬
расываются из сознания. При анализе таких пациентов мы иногда
можем наблюдать, что происходит, когда они начинают осознавать
свои аффективные состояния, а не выкидывать их из головы как
можно скорее. Аффективное наводнение тогда может вызвать крат¬
кие эпизоды деперсонализации или феномен псевдо-перцепции, в
попытке справиться с эмоциональным взрывом. (Клиническая ил¬
люстрация к этому процессу приведена в следующей главе.) Такие
эпизоды, конечно, создают тяжелые периоды в аналитическом при¬
ключении, до тех пор, пока терпимость к аффекту не возрастет и ана¬
лизируемый не создаст вербальные репрезентации и фантазии, спо¬
собные вмещать эмоциональные бури, и свободную циркуляцию при¬
митивной аффективности через речь. На этом этапе аналитическая
работа идет сразу по двум направлениям: во-первых, есть экономи¬
ческая проблема выдержать и пережить сильный аффект без отыг¬
рывания, и затем, есть символическое измерение, которое состоит из
раскрывающих или созидающих фантазий и метафор, нагруженных
аффектом, которые возникают у индивида, иногда впервые сознатель¬
но, под воздействием мимолетного восприятия внутренних и внешних
событий. Радикальное расщепление псюхе и сомы понемногу исцеля¬
ется, и угроза психосоматической дезорганизации отступает.
ПСИХОСОМАТОЗ
Когда пациенты сталкиваются с внутренним конфликтом или
внешним стрессом, не имея других психических механизмов, кроме
психического исключения любой нагруженной аффектом идеи или
восприятия (как в случае Исаака в главах 4 и 6 и в случае Поля в
главе 8), и когда вдобавок у них возникает тяжелое или продолжи¬
тельное психосоматическое заболевание, форма психического рав¬
новесия, таким образом сохраняемого, заслуживает названия пси-
169

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
хосоматоз. Этот вид психического функционирования не зависит в
своей основе ни от вытеснения, ни от отрицания. Помимо психосома¬
тических феноменов его главными признаками являются проявле¬
ния алекситимии, наряду с конкретным или прагматичным спосо¬
бом мышления и операционным способом отношения к другим лю¬
дям. К этим признакам часто добавляются обедненная сфера фанта¬
зии и ничтожное количество сновидений. Я убеждена, что личность,
одержимая такой дилеммой, не может прибегнуть при стрессовой
ситуации ни к чему другому, кроме атаки на любое восприятие, ко¬
торое может вызвать эмоцию. Таким образом созданная пропасть
между аффективным возбуждением и психическим представлени¬
ем неизбежно приводит к разрушению смысла. То, чего ожидают
или требуют другие люди, не имеет для них смысла, и, следователь¬
но, подобные страдальцы стараются реагировать как можно более
конкретно на то, чего от них просят. И так же часто они пытаются
избежать эмоциональных отсылок, словно они являются признани¬
ем в ребячестве. Так мир и люди в мире становятся безжизненными,
а обмены с другими — бессмысленными. От чувства не отрекаются;
его просто не существует.
В одной из своих главных статей на тему алекситимии Сифнеос
(Sifneos, 1974) сделал сходное наблюдение, но привел другие причи¬
ны для его объяснения. Он заметил, что то, «что кажется отрицанием
эмоции, фактически — отсутствие чувств... и оно может быть обяза¬
но существованию некоего биологического дефекта в мозгу [пациен¬
та]». Может быть и так. Дефект может также оказаться функцио¬
нальным, скорее вроде архаичного истерического проявления, или,
на самом деле, это может быть унаследованная хрупкость. Факт, что
во многих случаях алекситимические и психосоматические симпто¬
мы исчезают в результате психоаналитического лечения, спорит с
теорией нейробиологического дефекта, врожденного или приобре¬
тенного, в качестве достаточного или необходимого объяснения. Тем
не менее, психодинамическая и экономическая теория, которую я
предлагаю, не обесценивает нейробиологическую и может служить
ей дополнением. Врожденный дефект может повлиять на выбор сим¬
птома в случае детей, пострадавших от ранней психической травмы.
170

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ:
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
АЛЕКСИТИМИЯ КАК ЗАЩИТА ОТ ПСИХОТИЧЕСКИХ
СТРАХОВ
Все психологические симптомы являются попытками самоисце-
ления, и алекситимия не исключение. Хотя родители, как я полагаю,
часто действительно учат детей быть алекситимичными, нам все
еще необходимо узнать, от каких вымышленных опасностей, угро¬
жающих страдающим алекситимией, они бессознательно защища¬
ют себя, продолжая сохранять подобные безжизненные отношения с
миром. Работа Кристала с жертвами Холокоста (Krystal, 1978а) ясно
демонстрирует, что позднее начало тяжелых алекситимических сим¬
птомов предотвращает возвращение в состояние травмы. Мой опыт
с пациентами, которые были, в некотором смысле, алекситимичны¬
ми с раннего детства, позволил мне понять, что бессознательные стра¬
хи, касающиеся контакта и обмена с другими, в совокупности со стра¬
хом ущерба, который могут нанести эмоциональные состояния (как
они думают), ближе к психотической, чем к невротической тревоге.
Невротические конфликты относятся к праву взрослого на любов¬
ную жизнь и сексуальное удовольствие, а также на удовольствие от
работы, соперничества и на поиск нарциссического удовлетворения.
Когда в этих взрослых правах сомневается внутренний ребенок, в
качестве компромисса возникают невротические симптомы и зат¬
руднения. С другой стороны, психотическая тревога обращена на
право существовать, а также обладать отдельной идентичностью
без страха нападения или ущерба от других. Глубокая неуверен¬
ность в своей инаковости и праве или возможности сохранить част¬
ную собственность на свои мысли и чувства является, с одной сторо¬
ны, страхом вторжения извне (страхом деструктивного воздействия,
вторжения или овладения другого), а с другой стороны, страхом взор¬
ваться изнутри (страхом потерять контроль над границами собствен¬
ного тела, своими действиями и чувством собственной идентичности).
171

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитический сиене
ПСИХОСОМАТОЗ и психоз
Я полагаю, что при психосоматозе и психозе обнаруживаются
сходные психические структуры, и что это сходство не ограничива¬
ется динамической силой вышеупомянутых тревог. Определенные
психические механизмы, как, например, алекситимия, призванные
удерживать в границах архаичный ужас, тоже являются общими
для обоих состояний. Это сравнение может показаться неуместным:
очень немногие люди кажутся более странными, чем те, у кого домини¬
рует психотический мыслительный процесс, и в то же время немногие
кажутся так хорошо адаптированными к внешней реальности, чтобы
жаловаться с такой охотой на требования мира, как те, кто страдает от
алекситимических и психосоматических симптомов. Последние созда¬
ли адаптацию к другим в виде «ФальшивогоЯ», и эта стена псевдонор¬
мальности позволяет им противостоять миру вопреки тяжелому внут¬
реннему расстройству, касающемуся контакта с другими. Есть, конеч¬
но, важное отличие: при психозе мысль функционирует бредовым об¬
разом; при психосоматозе — тело. Психосоматические симптомы не
имеют биологического смысла и не несут вербального символического
значения, как в случае невротических и психотических симптомов.
В одной из глав своего будящего мысль труда Томас Огден (Ogden,
1980), касаясь фундаментальных элементов шизофренического кон¬
фликта, говорит, что «конфликт в сфере репрезентаций [между же¬
ланием сохранить состояние осмысленности и желанием разрушить
все смыслы] это центральный шизофренический конфликт... [При
шизофрении] атакуются психологические способности, благодаря ко¬
торым смыслы создаются и осмысливаются... Шизофреник бессозна¬
тельно нападает на свои мысли, чувства и восприятия, которые счи¬
тает бесконечным источником боли».
Я нахожу, что нечто подобное происходит при алекситимичном
психосоматозе .* При обоих состояниях анализ часто открывает, что
Есть и другая форма психосоматоза (в этой книге не обсуждаемая), при которой эмоции
имеются в изобилии, и фантазия чрезвычайно активна, но ни эмоции, ни фантазия не
вмещаются в нормальные невротические структуры. Вместо этого они порождают
постоянные психосоматические заболевания тяжелого характера. И состояния тревоги, и
депрессивные эпизоды связаны с чувством, что справиться с обычной житейской ситуацией
невозможно См.: McDougall,«Un Corps Pour Deux» в «Corps et Histoire» (Paris• Les Belles Lettres,
1986).
172

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ:
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИИ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
ранний психический опыт привел к замешательству по отношению
к собственному телу, собственному сознанию, их границам, а так же
к сомнению в своем праве на индивидуальное тело и индивидуаль¬
ное психическое существование. Отдельное психическое существо¬
вание включает внутреннюю жизненность и осознание своих эмоци¬
ональных состояний, при том, что аффекты и аффективно нагру¬
женные фантазии позволяют детям иметь частный мир, который не
обязательно делить со значимыми взрослыми из внешнего мира. Но
это удовольствие (и слова, чтобы думать мысли) могут интерпрети¬
роваться детьми как тотально запрещенные; не может у них быть
секретов, не допустима отдельность и частная собственность на соб¬
ственное телесное Я.
Психотики приписывают другим собственную захлестывающую
аффективную боль и нестерпимую тревогу и постоянно создают нео¬
реальность, чтобы сделать терпимым и понятным продолжение су¬
ществования. С той же целью алекситимики нападают на свою пси¬
хологическую способность ухватывать аффект и использовать его
для мысли или в качестве сигнала самому себе. Но вместо создания
неореальности они просто выбрасывают смысл из внешней реаль¬
ности и объектных отношений.
Два клинических примера иллюстрируют эти два психических
механизма. Первый — это психотический пациент в психоаналити¬
ческой терапии. В период, когда его приводила в панику любая фор¬
ма сексуального возбуждения, он написал такую записку: «Доктор, я
думаю, Вы должны знать, что они кладут половые гормоны в мои
пшеничные хлопья». Второй — алекситимичный пациент в анализе,
страдающий еще и склеродерматитом. Он спрашивал: «Как я узнаю,
хочу я эту девушку или нет? Все, что я знаю, это что у меня эрекция,
когда я с ней». Для алекситимика его эрекция была столь же таин¬
ственна (и бессмысленна), как и для психотического пациента его
эрекция. Несмотря на то, что используются разные защиты, очерта¬
ния психотической сексуальной фантазии о «влияющей машине»
(Tausk, 1919) можно проследить у обоих.
В других ситуациях состояние бесчувственности у страдающих
тяжелой алекситимией приближается к состоянию апатии у ши¬
зофреника, но там, где психотик уходит от внешней реальности и
отношений, алекситимик устраивает псевдоприспособления к ним,
173

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
часто такие, которые вынуждают гиперактивную включенность в
них и служат маской для психической кататонии. И уход и псевдо¬
приспособления являются техниками психического выживания. Но
в то время как бредовая мысль и состояние ухода шизофренических
пациентов очевидны для наблюдателя, все, что доступно взору на¬
блюдателя из глубокой внутренней борьбы психосоматоза (помимо
алекситимических и психосоматических симптомов), это, чаще все¬
го, «зажатая поза» и «ригидное» или «деревянное» выражение лица.
Я заметила, что некоторые из моих соматизирующих анализируе¬
мых упоминают о своих стараниях «держать вещи на месте», зажи¬
мая при этом свое тело и мускулатуру, словно используя жесткость
или одеревенелость тела для того, чтобы справится с наплывом силь¬
ного или пугающего аффекта.
Можно вспомнить, что когда Исаак (глава 6) открыл на третьем
году анализа, что приступы тахикардии и астмы случаются в связи с
гомосексуально окрашенным возбуждением, он подытожил свои от¬
крытия, сказав: «Но я захлопываю от этих идей все — горло, легкие,
артерии». Такие усилия научить свое тело отдавать волшебно дей¬
ствующие приказы психологическому расстройству и угрожающей
аффективной буре эффективны, очевидно, только до известного мо¬
мента. Эти соматические защитные меры должны тогда быть усиле¬
ны неистовыми психологическими средствами, вроде яростного из¬
гнания из псюхе и аффекта, и его психической репрезентации. Эта
форма психического функционирования, по моему мнению, вносит
вклад в клинические факторы, так часто наблюдаемые различными
исследователями: настояния на конкретном, тенденция к наркоти¬
ческому поведению, вынесение вовне внутреннего конфликта, вы¬
нуждение других людей эмоционально реагировать на пациента. Это
все эффективные пути разрядки или рассеивания эмоции.
Другая общая черта, проистекающая из того же самого психичес¬
кого механизма, а именно, внезапные прорывы аффекта, вроде ры¬
даний или вспышек ярости, тоже проявляется у многих пациентов.
Здесь алекситимическая защита ломается, и я бы предположила,
что мы становимся свидетелями бессознательного повторения пат¬
терна из прошлого. Некоторые из моих пациентов могут вспомнить,
что эти эмоциональные бури ощущались ими как единственное сред¬
ство, на которое можно было возлагать надежду сообщить что-то о
174

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ-
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
своей внутренней беде и психической реальности семье, вопреки
провозглашенному идеалу алекситимии. Подобные выражения аф¬
фекта, однако, остались фиксированными на детском уровне и, сле¬
довательно, относительно недифференцированными, так что они не
легко доступны для мысли о самом себе.
МАЛОЧИСЛЕННОСТЬ СНОВИДЕНИЙ И МЕЧТАНИЙ
Мы можем предположить, что постоянные усилия оборвать эмо¬
циональные связи (приятные или болезненные, связанные с настоя¬
ниями инстинктов, аффективно загруженными фантазиями и идея¬
ми, или с отношениями с другими людьми) — это главная психичес¬
кая активность при алекситимическом или психосоматическом со¬
стоянии. Эта способность атаковать и быстро выбрасывать из псюхе
и соматический, и психический полюсы болезненного аффекта, час¬
то сопровождающаяся яростной борьбой против приятных аффек¬
тов, также позволяет объяснить еще один клинический феномен, свя¬
занный с психосоматозом: выраженное обеднение или даже полное
отсутствие сновидений и мечтаний (Warnes, 1982). При нормально¬
невротическом функционировании воспринимаемые явления или
дневной остаток отсоединяются от инстинктивных импульсов и
соединяются со значимыми объектами внутреннего мира. Эти вос¬
приятия вытесняются и хранятся, чтобы стать центральными узла¬
ми, вокруг которых мысли сновидения кристаллизуются и, в конце
концов, отыскивают репрезентацию в сцене сновидения и его теме,
как мы ежедневно наблюдаем в аналитической практике. Однако
когда идеи быстро выбрасываются из псюхе из-за их аффективной
загрузки, эти потенциальные элементы сновидения невозможно ис¬
пользовать в дальнейшем — ведь их выбросили. Ничего не осталось,
и не из чего сделать сновидение.
Во фрагменте анализа, приведенном в следующей главе, очевид¬
ны некоторые из глубинных причин выбрасывания перцептивно зна¬
чимых идей. Пациент, неспособный к их вытеснению, обнаруживает,
что переполнен переживаниями, доходящими до галлюцинаторного
175

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
уровня, вроде переживаний маленького ребенка, который еще не
отличает ясно внутреннюю реальность от внешней. Возможно, что
ежедневные восприятия обладают галлюцинаторным потенциалом
для каждого, но фильтрация и вытеснение этих ассоциаций (или ис¬
ключение их, как при состояниях психосоматоза) позволяет избе¬
жать такого исхода.
АЛЕКСИТИМИЧНАЯ И ОПЕРАЦИОННАЯ ФОРМЫ
ОТНОШЕНИЙ
Тот же способ психического функционирования проливает так¬
же свет на очень специфичный способ отношения алекситимичных
и психосоматических больных к другим. И здесь тоже любые потен¬
циально эмоциональные связи с другими атакуются и разрушаются,
так что отношения рискуют стать бессмысленными. Случай г-на С,
который говорил «диабетически», ясная иллюстрация такого обме¬
на с другими. Фрагменты анализа Исаака и Поля показывают вос¬
становление аффективных связей со значимыми другими во время
аналитического процесса.
Это приводит нас к важному вопросу о терапевтических отноше¬
ниях и о степени, в какой такие пациенты доступны или недоступны
психоанализу или психоаналитической терапии. Реакции контрпе¬
реноса на пациентов, страдающих психосоматозом, были тщатель¬
но задокументированы всеми, кто работает в этой области. Я быстро
поняла, что многие из этих пациентов, моих и более молодых анали¬
тиков и студентов, удушая все восприятия собственных аффектив¬
ных состояний, тем не менее, часто преуспевали в возбуждении силь¬
ных эмоциональных реакций в окружающих, включая аналитика. Я
говорила о такой межличностной реакции в другим месте (McDougall,
1978; 247-98) как о примитивном сообщении — форме сообщения,
при котором слова используются, скорее, как вопли и жесты, как
акт, предназначенный, скорее, подействовать на другое существо,
чем что-то ему сообщить. Парижские психосоматологи описывают
«бедность» дискурса пациента и чувство «инертности», которое за¬
176

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ.
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИИ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
полняет сессии в центрах психосоматического лечения: Немиа
(Nemiah, 1978) дает краткий портрет психосоматического пациента.
«[Алекситимичные индивиды] часто невыразительные, зажатые,
деревянные и не делают почти никаких жестов во время беседы. Эта
ригидная манера поведения, в сочетании с отсутствием эмоциональ¬
ной окраски их речи и озабоченностью мельчайшими подробностя¬
ми повседневной жизни, делает многих из них надоедливыми и скуч¬
ными для того, кто проводит собеседование... Такая реакция — не
критика, а скорее должна служить диагностическим критерием при¬
сутствия алекситимических симптомов».
Михаэль фон Рад (М. von Rad, 1977,1979) опубликовал результа¬
ты многолетней исследовательской работы по сравнению слов, ис¬
пользуемых психосоматическими и психоневротическими пациен¬
тами и приводит эмпирические доказательства наличия феномена
алекситимии в первой группе.
Аналитики тоже пришли к заключению, что слова их алексити-
мичных и операционных анализируемых (многие из которых, надо
сказать, не страдают от психосоматических симптомов) имеют тен¬
денцию вызывать у них те же самые трудности с фокусировкой вни¬
мания на ассоциациях пациента. Аналитик постепенно начинает чув¬
ствовать себя фрустрированным, внутренне парализованным и не¬
способным функционировать аналитически, и, наконец, задается
вопросом о ценности аналитического опыта для таких пациентов.
Забавной развязкой таких отношений во многих случаях становится
то, что сами консультанты и аналитики рискуют стать алексити-
мичными с пациентами, о которых идет речь! Определенные тера¬
певты даже отстаивают позицию, что надо избегать фраз и вопро¬
сов, которые могли бы заронить искру аффекта в этих пациентах,
что кажется мне более рискованным, чем позволить медленно вос¬
станавливаться аффективным связям в рамках терапевтической си¬
туации, когда это возможно.
Почему слова пациента воздействуют на нас именно так? Что
именно происходит в такого рода отношениях? Это все проблемы
контрпереноса, и их нужно понять, если мы хотим избежать анали¬
тического тупика. Греми Тейлор (G. Taylor, 1977) выражает идеи,
очень близкие моим собственным, в том, что касается контрпереноса
177

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
и примитивных сообщений (McDougall, 1978). Я писала, что мы стал¬
киваемся «с экранирующим дискурсом, чреватым посланиями, кото¬
рые никогда не были переработаны вербально, и могут, в первую оче¬
редь, быть уловлены только через возбуждение аффекта в контрпе¬
реносе». В статье о трудностях анализа алекситимичных пациентов
Тейлор (Taylor, 1977) пишет: «По моему мнению, доступа к внутрен¬
ней жизни пациента можно добиться, рассматривая чувство скуки,
усталости и фрустрации, как переживания в контрпереносе».
АЛЕКСИТИМИЯ И ПРОЕКТИВНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ
Природа этих особых отношений переноса-контрпереноса ста¬
новится яснее в свете психоаналитических концепций расщепления
и проективной идентификации. (Klein, 1946,1955; Ogden, 1980) Про¬
ективная идентификация — и межличностный и внутриличностный
феномен. Она подразумевает и то, что индивид способен отщепить
от сознания большие куски того, что было психически зарегистри¬
ровано, и тот психологический процесс, при котором одна личность
бессознательно перекладывает тяжесть на другую, в попытке об¬
легчить свои фантазии и проблемы, которые были отщеплены от
сознания. Джеймс Гротштейн, в своей прекрасной и всеобъемлю¬
щей книге «Расщепление и проективная идентификация» (J.
Grotstein, 1981), пишет:
«Проективная идентификация — сплав концепций, в которых
можно запутаться. Когда целью проективной идентификации явля¬
ется защита, она, на самом деле, стремится отречься от идентифи¬
кации, и, возможно, лучше бы ее тогда называть проективной дези-
дентификацией — «Я» хочет отщепить некое психическое содержа¬
ние, проецирует себя на объект, а затем разрывает всякие связи с
самим собой. Более того, подобно расщеплению, проективная иден¬
тификация — это и доброкачественная защита, которая просто стре¬
мится отложить конфронтацию с переживанием, которое пока не¬
стерпимо; но это и защита, которая умеет сводить на нет, разрушать
и буквально вычеркивать смысл реальности».
178

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ:
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
Как уместно указывает Гротштёйн, хотя клинически может по¬
казаться, что одна личность «проецирует часть своего Я на образ
внешнего объекта, с целью трансакционной или биличностной ма¬
нипуляции, фактически, мы не проецируем на объекты во внешнем
мире, мы проецируем на наши образы этих объектов».
Тем не менее, при анализе мы часто можем наблюдать тот спо¬
соб, которым определенные анализируемые, под воздействием рас¬
щепления и механизма проекции, действительно перекладывают
психологическое давление на значимых других, расшевеливая в них
сильный аффект и другие психологические реакции. Отщепляя часть
того, что они чувствуют, такие пациенты затем бессознательно стре¬
мятся контролировать свою утраченную часть или восстановить с
ней контакт, воспринимая ее как атрибут другого. Во многих случаях
Другой охотно отвечает, выскакивая на сцену того, кто проецирует,
чтобы сыграть проецируемую на него роль (примером служит ана¬
лиз Белоснежки, глава 3). Такой ответ может возникнуть и как пере¬
живание контрпереноса.
Мне кажется, что тяжелые алекситимичные пациенты исполь¬
зуют механизмы расщепления и проективной идентификации имен¬
но таким защитным способом, но они совершенно не осознают, что
отщепляют от сознания большие куски собственной психической
реальности, тем самым изгоняя ряд фантазий и эмоций, ради того,
чтобы их не чувствовать. Терапевты, беседующие лицом к лицу,
прекрасно расположены, чтобы изучать те способы, которыми сами
жесты и позы пациента могут возбуждать сильные чувства у на¬
блюдателя; те, кто использует кушетку, возможно, еще больше на¬
строены на то, как пациент использует слова, не только с точки зре¬
ния содержания, но и отсутствия определенных слов или их частого
появления, богатства или бедности метафор, наличия или отсутствия
ассоциативного процесса, возникающего из взаимопроникновения
первичного и вторичного мыслительных процессов. Я убеждена, что
алекситимичные пациенты, в своей бессознательной, но настоятель¬
ной потребности сохранять стерильное пространство между собой
и другими, используют позы, жесты и слова, чтобы расшевелить в
других сильные чувства и, на самом деле, заставить их сотрудни¬
чать в сохранении этой дистанции.
179

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Определенным образом алекситимичный и операционный спо¬
собы общения и отношения к другим можно сравнить с шизоидным
отстранением, в том, что они все стремятся сохранить состояние внут¬
ренней мертвенности, словно чтобы предотвратить вторжение бур¬
ных аффективных переживаний. Определенные психосоматические,
а также не соматизирующие алекситимичные пациенты признают,
что они чувствуют себя неловко с другими или «умирают» в их при¬
сутствии, и, следовательно, склонны сохранять благоразумную дис¬
танцию от надвигающегося вторжения. У других развилась адапта¬
ция «Фальшивого Я», которая позволяет им значительное взаимо¬
действие с другими людьми, хотя иногда они говорят, что им «трудно
думать», когда они находятся с другими. Стало быть, при такой адап¬
тации широкое использование проективной идентификации соче¬
тается с атакой на собственный мыслительный процесс. Поскольку
эти процессы или выбрасывают или душат аффективные пережи¬
вания, они сочетаются при создании безаффектной внешности. Между
тем те люди, с которыми больные вступают в контакт, склонны ис¬
пытывать сильное воздействие аффекта.
Чтобы проиллюстрировать отсутствие мысли и аффектов и за¬
висимость от внешних стимулов, которое проявляют алекситимич¬
ные пациенты, Немиа (Nemiah, 1978) приводит поразительный при¬
мер действия механизмов проективной идентификации в межлич¬
ностной ситуации. Диалог взят из предварительной беседы с паци¬
ентом, страдающим тяжелым язвенным колитом. Консультант пы¬
тается выяснить, какие мысли возникают у пациента, когда он сер¬
дится.
Пациент: У меня плохие мысли.
Доктор: Например?
Д.: Я очень... сердит. Очень возмущен...
Д.: Но какие мысли приходят Вам в голову, когда Вы сердиты?
Д.: Мысли? Я просто... Я просто очень... очень просто сержусь... Я
пытаюсь понять, что Вы имеете в виду под «мыслями»...
Д.: А откуда Вы знаете, что сердитесь?
Д.: О, я знаю. Знаю, потому что... люди вокруг... я вижу, что они
расстроены из-за меня.
180

ГЛАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ-
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
Немиа отмечает, что пациент едва ли понимает, что подразумева¬
ется под мыслями и фантазиями и вместо этого вынужден полагаться
на внешние стимулы, например, реакцию других. Однако следует под¬
черкнуть и то, что сам пациент написал целый сценарий и более-
менее режиссирует представление — единственный известный ему
способ реагировать на других. После долгих увиливаний и повторе¬
ний, что он просто «сердит»*, он интеллектуализирует в типично алек-
ситимичной попытке выиграть время и оградится от любых мыслей,
которые могли бы возбудить эмоции, или парализовать их. Вполне
возможно, что пациент бессознательно стремится парализовать со¬
знание терапевта, как и свое собственное. В конце концов он показы¬
вает нам, что убрав из сознания, что он думает и чувствует, когда он
«сердит», он выбрасывает эту часть своей психической реальности
так, что «люди вокруг» отражают ему ее. Они — его зеркало.
Несомненно, этот способ вызвать аффект в других является тем
способом общения, который пациент усвоил в раннем детстве. Воз¬
можно, тогда это было единственным доступным каналом для пере¬
дачи его переживаний, но сегодня это достигается ценой потери кон¬
такта с важной частью его собственных психических переживаний,
а также обедняет его речь и ее смысл, не говоря уж о его тяжелом
физическом заболевании.
Что же значит для этого пациента чувство, что он сердит? Из
слова выброшено его значение, оно обезжизнено и обескровлено.
Вероятно, только тело пациента, жестоко обескровленное постоян¬
ными кровотечениями, угрожающими его жизни, способно, своим
ограниченным соматическим способом, выражать гнев; это гнев, не¬
выносимый для сознания, недостижимый для мысли. Тревога — мать
изобретений в психическом театре, и без нее пациент не изобретет
ничего. Когда отсутствует сама тревога, как часто и бывает, тера¬
певт вполне может считать, что пациенту угрожают смертоносные
влечения, которые кажутся сильнее, чем влечения жизни.
Характерный способ реагировать и относиться, который так мощ¬
но воздействует на других, может информировать аналитика, что
же было выброшено из псюхе пациента. Нельзя ли предположить,
что во время беседы или в ситуации лечения такие пациенты, не
соприкасающиеся с важным измерением своей психической реаль¬
181

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ности, умудряются возбудить у нас свое собственное непризнанное
чувство беспомощности и внутренней мертвенности? Мы должны
испытать то, к чему они когда-то приучились — что их психическое
выживание зависит от их способности сделать собственную внут¬
реннюю жизнь безжизненной. Мать, которая чувствует, что ей угро¬
жает живость ее младенца или что ее подавляют взрывы его ярости
или болезненные состояния, не упустит сообщить своему ребенку,
какие его жесты и крики получат адекватное внимание, а какие —
нет. Младенцы, жаждущие открыть и контролировать источники
удовольствия и безопасности, приучаются сдерживать свои спон¬
танные движения или, в состояниях неутоленного гнева или страха
впадать в измученный сон, в котором нет сновидной жизни, только
стремление к ничто. С определенными пациентами мы открываем,
что этот внутренний паралич предназначен для того, чтобы избегать
примитивных фантазий о взрыве или заброшенности или возвра¬
щения травматичного состояния беспомощности и безнадежности, в
которой чувствуется угроза психическому существованию и, воз¬
можно, самой жизни.
АЛЕКСИТИМИЯ И РАСЩЕПЛЕНИЕ ПСЮХЕ И СОМЫ
Таким образом, мы приходим к заключению, что алекситимия —
необычайно эффективная защита от внутренней жизненности. Аф¬
фекты — одна из самых привилегированных связей между псюхе и
сомой, между инстинктивным центром жизни и сознанием, которое
должно организовать эти жизненные силы. То, что аффекты, пред¬
назначенные нести послания от тела или от внешнего мира созна¬
нию, должны быть отделены или парализованы в своей связующей
функции, как и в своем речевом смысле, это триумф сознания над
инстинктивным и аффективным телом. Создание такой структуры,
хотя ее корни находятся в самых ранних человеческих трансакциях,
это работа всей жизни. Очевидно, что чем более хрупок субъект, тем
сильнее защитная стена от коллапса. Пусть даже поддержание та¬
кой крепости может дорого обходиться с точки зрения физической
или психической дезорганизации, пациент вполне может яростно
182

ПАВА 7
РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ АФФЕКТЕ
ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА АЛЕКСИТИМИЮ
сражаться против любой угрозы вторжения в эту твердо защищае¬
мую структуру личности. В таких обстоятельствах мы должны от¬
носиться к этой массивной конструкции с уважением. Было бы бо¬
лее чем безрассудно прорубать в ней дверь или удалять ее любой
ценой. Мы сперва должны убедиться, что такой пациент твердо на¬
мерен узнать о себе больше, но даже и тогда необходима осторож¬
ность. Может потребоваться большая предварительная работа,
прежде чем такой пациент сможет увидеть природу своей защит¬
ной тюрьмы и меру своей неспособности переживать и выражать
аффекты. Без внутреннего озарения об этих серьезных симптомах
неожиданно освобожденный узник, может быть, и не сумеет собрать
разрозненные слова, выдержать и использовать доселе задушен¬
ные эмоции без боли и страха, которые могут оказаться разруши¬
тельными для психической экономии. Сможет ли аналитическая си¬
туация предоставить ему достаточно сильное и «обнимающее» ок¬
ружение, чтобы пропавшие или омертвевшие слова снова ожили?
Обсуждая тяжесть алекситимических симптомов, Сифнеос
(Sifneos, 1973) однажды заметил, что чувства — самая типичная че¬
ловеческая черта психической жизни, и утрата соприкосновения с
ними — обесчеловечивающий фактор. Я бы расширила это, сказав,
что типично человеческий фактор, яснее всего отличающий челове¬
ка от животных, это использование речи и символического сообще¬
ния о потребностях, надеждах и желаниях. Именно через слова аф¬
фекты, в конце концов, крепко соединяются с психическими репре¬
зентациями; слова связывают свободную циркуляцию примитивной
аффективности и делают ее доступной для мысли, настоящей мыс¬
ли, а не операционного мышления. Наша субъективная, сексуальная
и социальная идентичность хранится в форме слов, чреватых эмо¬
цией, собранных в течение жизни — сперва это были слова наших
родителей, богатые аффектами предостережения или поощрения,
позднее — дискурс общества, к которому мы принадлежим. Без слов
мы не можем ни думать (разве что очень примитивно), ни обдумы¬
вать то, что мы чувствуем. Наши переживания тогда рискуют ос¬
таться бета-элементами Биона (Bion, 1962а, 1970). В таком положе¬
нии другие должны «думать» за нас, или вместо нас «подумает» наше
тело. Психический образ самого тела сделан из слов и покорен сло¬
вам. То, как мы распорядимся словами, как используем их, чтобы
183

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда па психоаналитической сиене
общаться с самим собой и с другими, и определяет, что за человеком
мы станем, и какой психоаналитический опыт нас ожидает.
Дети рано приучаются бояться эмоционального динамита, кото¬
рый несут в себе слова. Как и взрослые, они трепещут от угрозы
унижения или угрозы их бросить, и боятся слов, которые выражают
возможную утрату любви или нападают на их чувство реальности
или личной идентичности. Они быстро приучаются применять сло¬
ва как оружие и как защиту против обидных слов других. Каждый
школьник знает стишок:
Sticks and stones may break my bones
But words’ll never hurt me!
(Палки и камни могут переломать мне кости, но от слов мне ниче¬
го не будет.)
Великолепный пример отрицания! Американский поэт Огден
Нэш, с характерным для великих юмористов интуитивным пости¬
жением человеческой слабости, выразил то, что «знает» каждый
алекситимик:
Sticks and stones may break your bones
But words can damn near kill you!
(Палки и камни могут переломать тебе кости, а слова, черт возьми,
убьют!)
184

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
VIII
От психосоматоза к психоневрозу
Клинические заметки этой главы взяты из долгосрочного анали¬
за сорокалетнего пациента.5" Поль был во многих отношениях типич¬
ной психосоматической личностью, так как он не склонен был сопри¬
касаться с собственной психической реальностью, особенно в ее аф¬
фективных аспектах. С подросткового возраста он страдал от язвы
желудка и различных кожных аллергий. Но не поэтому он пришел в
анализ, и, фактически, в начале нашей совместной аналитической
работы мы мало думали о том, что эти недуги могут иметь психоло¬
гическое значение. Он обратился к анализу из-за чувства неудачи,
как в профессиональной жизни, так и в личных отношениях. Этот
фрагмент аналитического приключения Поля призван иллюстри¬
ровать медленный переход от психосоматического состояния и спо¬
соба психического функционирования к невротической психической
организации. В то же время я надеюсь, что этот очерк прольет свет
на хорошо известные трудности использования сновидений и фан¬
тазий, которые испытывают эти пациенты. Как мы видели в преды¬
дущей главе, так называемые алекситимические симптомы и опе¬
рационный способ мышления и отношения к другим могут служить
мощной защитой от примитивных эмоциональных состояний вслед¬
ствие ранней психической травмы.
Следующая сессия состоялась на шестом году нашей совместной
работы. Два года у Поля практически не было никаких проблем с
пищеварением, не упоминал он и о новых вспышках кожных аллер¬
гий. Много интерпретативного внимания уделялось нарушению пси¬
хического функционирования Поля с экономической точки зрения
* Отрывок из анализа этого же пациента был опубликован в 10 Главе, «Тело и язык и
язык тела» (McDougall, 1978). Приведенные записи были сделаны два года спустя.
185

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сиене
(Freud, 1915а), позволяя ему ближе рассмотреть свою склонность
стирать чувства и неприятные ощущения, которые он испытывал в
своих повседневных взаимодействиях с коллегами и в аналитичес¬
ких отношениях. Именно вмешательство в виде интерпретации иг¬
рает главную роль на первой сессии, описанной ниже.
ГЛАЗА, НАПАДАЮЩИЕ НА ВСЕ, ЧТО ВИДЯТ
Видно, что физически Поль гораздо менее зажат, чем раньше.
Обычно он торопливо пробирался ко мне в кабинет, останавливался
на большом расстоянии от меня и тщательно избегал смотреть в глаза.
Сейчас он смотрит на меня, и хотя все еще поспешно бросается к
кушетке, в целом он держится гораздо менее напряженно и странно,
чем прежде.
В течение последней недели у Поля возник ряд сознательных фан¬
тазий, в которых он воображал, что выдалбливает «большие чер¬
ные кратеры» в женских грудях. Тему фантазий дал ему увиденный
плакат, где была изображена женщина с обнаженной грудью. Эта
тема сопровождалась еще одной — Поль был озабочен, что я выгля¬
жу «разбитой» и «физически больной».
Поль: [ложась па кушетку] Вы устали? Если бы Вы только знали,
как это меня тревожит! Я всегда ужасно боюсь увидеть, что Вы выг¬
лядите измученной. Не знаю почему. [Долгая пауза]
Мне приходит в голову, что когда он входит в комнату, у него может
возникать фантазия о том, что он нападает на меня и «измучивает».
ДжМ: Вы, может быть, помните, что на прошлой неделе Вы вооб¬
ражали, что копаете черные кратеры в женских грудях. Могла бы
женщина от этого устать или измучиться?
Поль: Теперь это раздражает меня, потому что в этом нет ничего
общего с реальностью. Меня вовсе не интересуют фантазии!
Для Поля доступ к таким фантазиям и обязанность в то же время
их вмещать и мысленно работать над ними, не отыгрывая их, — само
по себе фрустрация и нарциссическая рана.
ДжМ: Вы видите меня истощенной, а однажды описали мое лицо
186

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
как «сдвинутое». Не могли ли эти впечатления заместить собой ка-
кие-то образы и чувства, касающиеся меня?
Поль: Я иногда «вижу» странные вещи перед тем, как заснуть, и
это пугает меня. (Поль редко помнит хоть что-то о сновидениях.)
ДжМ: Как будто и здесь тоже Вы, возможно, избегаете фантазий,
избегаете воображать что угодно, как в сновидении? Может быть,
раз Вы отказываетесь позволять себе такие мысли, они появляются
перед Вами словно реальные восприятия?
Поль отказывается признать чувства и фантазии, касающиеся
враждебности к женщинам и их разрушения, не только потому, что
считает, что такие идеи противоречат его Эго-идеалу, но и потому,
что если он допустил бы их до сознания, он столкнулся бы с необхо¬
димостью выдержать связанный с ними аффект, а он плохо перено¬
сит аффекты. Ограничиться фантазиями, следовательно, невыноси¬
мо и с нарциссической, и с экономической точки зрения. Его паттерн
психического функционирования во многом построен на немедлен¬
ной разрядке реакций разного рода, в ответ на неприемлемые ин¬
стинктивные импульсы. В настоящий момент он, скорее, предпочел
бы видеть меня «измученной» и «сдвинутой», чем осознать свои аг¬
рессивные чувства в совокупности с запретом их отыгрывать.
Поль: Но у меня есть все причины душить свои сумасшедшие идеи.
Они приводят меня в гораздо большую панику, чем вещи, которые я
«вижу». У меня правда ужасные мысли. Но все-таки что-то важное
изменилось. Теперь я могу смотреть людям в глаза, и больше не бо¬
юсь, что они смотрят на меня. Это все еще беспокоит меня, потому
что я вижу их всех разбитыми, почти все время, но это больше не
расстраивает меня, как раньше. Значит, они такие! Или это я делаю
их такими?
ДжМ: Такими, какой иногда Вы видите меня?
Поль: (Долгая пауза.) Да, точно так! У меня разрушительный
взгляд. Я только сейчас начинаю это понимать — я уродую взглядом
все, на что смотрю. Господи, зачем я это делаю? В чем я упрекаю Вас?
Я что, сердился на Вас сегодня, или раньше, когда Ваше лицо выгля¬
дело парализованным и вывихнутым? (Долгая пауза.) Вот, нашел! Я
не могу вынести, когда Вы говорите мне всякие новые вещи — Ваши
интерпретации. Ох! Я ненавижу их — особенно, если чувствую, что
187

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сиене
они важны и полезны мне. Насколько я себя чувствую неловко, Вы
вообразить не можете. На самом деле, я не могу вынести, когда Вы
успевате о чем-то первой подумать. (То есть, он не может вынести
нарциссичексую боль, которую это ему причиняет.)
ДжМ: Словно Вы боитесь от меня зависеть? Будто у меня есть
что-то, что может Вам понадобиться?
Поль: Точно! Особенно если это что-то, о чем я мог бы подумать
сам. В такие минуты я готов разорвать Вас на куски.
ДжМ: Как маленький голодный ребенок, который может быть в
ярости от того, что ему приходится зависеть от матери, от ее грудей,
чтобы быть сытым? Мог бы он этого захотеть — «разорвать их на
куски»?
Одни фантазии Поля о «черных кратерах» в женских грудях по¬
зволяют сделать эту символическую интерпретацию. Но следует
упомянуть, что мать кормила Поля грудью более трех лет. Возмож¬
но, этот опыт и сделал такой тип фантазии более конкретным, чем у
тех людей, которые не могут сознательно вспомнить свою ситуацию
грудного кормления.
Поль: Вы знаете, я думаю, что это очень верно. И я ненавижу Вас
за это. Вот дерьмо, почему я должен нуждаться в Вас?
Нарциссическая хрупкость Поля очевидна здесь, как и ее отно¬
шение к проблеме зависти, в кляйнианском смысле (Klein, 1957):
травма своей инаковости (я — не другой), зависимость от атрибутов
другого, которыми не обладаешь. Изначальное различие между дву¬
мя телами и вопрос их взаимозависимости — более глобальный и
вызывает тревогу более захватывающую, чем фаллическая кастра-
ционная тревога с ее фрустрирующей взаимной зависимостью от
желаний друг друга. В своем архаичном начале «различие» (пере¬
живание отсутствия) не стало истинно символическим для Поля и,
таким образом, не предложило ему вознаграждения в виде субъек-
тивной идентичности. Необходимые объекты неизбежно становятся
для маленького ребенка объектами ненависти, как и любви. «Грудь»
(понятие, а не конкретный частичный объект), с этой точки зрения, с
самого начала — плохой и ненавидимый объект. И как таковой, он не
может не вызывать мучительного страха, что он, этот источник жиз¬
ни, может быть разрушен тобой же.
188

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
Младенец, чувствующий голод, одиночество или страх, не может
вынести ни малейшей отсрочки. То, что Фрейд называет нормаль¬
ным галлюцинаторным удовлетворением младенца, очень кратков¬
ременно, и ребенка скоро переполняет невместимый аффект, кото¬
рый можно назвать яростью или даже ненавистью. Фрейд первым
также указал, что в этом состоянии ребенку-грудничку нужно сроч¬
но избавиться от мучающего образа груди-матери, с которым в дан¬
ный момент связаны эти чувства. Желанная грудь (и все, что она в
себе заключает) становится объектом ужаса, чьи репрезентации
изгоняются из псюхе вместе с сопутствующим аффектом. Поступая
так, младенец рискует одновременно разрушить часть достигнутого
осознания эрогенных зон, возбужденных его потребностью. Наблю¬
дения над крошечными детьми показывают, что младенец, который
прождал кормящую мать слишком долго, переполнен яростью и го¬
рем, и склонен отказываться от груди, несмотря на голод. Таким об¬
разом, мы видим, что перед матерью в ее интимном общении с мла¬
денцем стоит деликатная задача. Она должна представлять собой не
только все ценные качества «груди-вселенной» (пищу, тепло, не¬
жность, жизнь и т.п.), но и должна в то же время быть той, которая
помогает своему ребенку избавиться от преследующей и ненавист¬
ной груди, которую сам ребенок не сможет в одиночку изгнать без
огромного психического ущерба. Таким образом, грудь одновремен¬
но становится образом идеализации и преследования.
СНЫ И ВИДЕНИЯ
В следующем клиническом фрагменте Поль открывает, что оп¬
ределенные факторы, проистекающие из ранних младенческих
травм, все еще действуют и, вероятно, должны проецироваться на
любого, от кого он чувствует зависимость. Эти факторы также вно¬
сят вклад в то, что он избегает фантазий. Я считаю, что эти элементы,
связанные с завистью в этом смысле (завистливая ненависть, рож¬
денная от фрустрирующей зависимости от объекта, который кажет¬
ся совершенно неподконтрольным) участвуют в создании так назы¬
ваемой психосоматической личности. Тем не менее, такие явления
189

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоана ттичес кой сиене
могут дать нам гипотезу, объясняющую отсутстврю сновидческой
жизни, так часто наблюдающееся у соматизирующих пациентов.
Согласно Фрейду, сновидения начинают кристаллизовываться во
время бодрственной жизни вокруг восприятий, мыслей, событий и
чувств, ими вызываемых. Дневной остаток у пациентов вроде Поля
скорее будет быстро выброшен из сознания, чем вытеснен и сохра¬
нен для создания из него сновидений. Возможно, что многие из таких
людей испытывают мимолетные галлюцинацрш вместо сновидений.
Последующие отрывки из анализа Поля иллюстрируют такие мо¬
менты, когда восприятия внешнего мира переделываются в ответ на
инстинктивные стимулы, но не получают ни психотической рекон¬
струкции смысла для их объяснения, ни защитной невротической
конструкции. Вместо этого производятся операционные маневры,
чтобы удушить зарождающийся аффект и стереть в порошок неже¬
лательные идеи, которые, таким образом, отвергаются псюхе без
всякой компенсации. Эту форму психического отвержения надо от¬
личать от отрицания и отречения, защит от невротической тревоги;
описанное здесь отвержение предназначено справляться с доневро-
тической тревогой: нарциссическими страхами за целостность тела
и Эго, ужасными садистскими фантазиями, связанными с архаичны¬
ми сексуальными импульсами, и путаницей я-объект из самых ран¬
них отношений мать-дитя.
В том месте сессии, где Поль начинает различать свой взгляд и
свой страх перед взглядом на него, становится ясно, что он исключал
из сознания все прршитивные эротические и садистские импульсы,
так что его восприятие других было соответствующим образом из¬
менено. Неожиданно (и впервые) у него возникают ассоциации в свя¬
зи с детскими воспоминаниями об отце в его самых невротических
аспектах, в частности, о его жестком контроле над инстинктивными
импульсами. Отец Поля был известен как «сильный и спокойный»:
он уделял «особое внимание чистоте». Возможно, что Поль в этот
момент цепляется за образ отца как «сильного и спокойного», чтобы
укрыться от опасных фантазий о том, что он мог садистски нападать
на тело матери. Поль продолжает описание отцовской заботы о чи¬
стоте за столом, по отношению к пище и (что производило на него
самое сильное впечатление) серии навязчршых ритуалов вокруг де¬
фекации и всего с ней связанного. Они, видимо, указывали на отцов¬
190

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
скую (и, следовательно, сыновнюю) тревогу, связанную с любым
анальным означающим.
Поль: Отец у меня так заботился о теле и грязи, что я никогда не
мог вообразить, как родители вообще хоть когда-то занимаются лю¬
бовью. Папа всегда грозно предупреждал об опасностях мастурба¬
ции и, что довольно забавно, в то же время толкал меня постоянно
«быть мужественным». Я никогда не должен был забывать, что я
«мужчина» — я должен был проявлять интерес к девочкам, факти¬
чески, должен был трахаться! Как тот мужской идеал, который был
за рамками моих возможностей.
Портрет отца Поля (который в определенных аспектах напоми¬
нает одного из внутренних отцов психического театра Исаака, опи¬
санного в главе 4), заставляет, скорее, предположить, что отец, воз¬
можно, хотел, чтобы его сын вместо него воплотил в жизнь его гете¬
росексуальные желания, так чтобы он, через идентификацию, по¬
участвовал бы в этом гомосексуально. Такая гипотеза не противоре¬
чила бы явным признакам отцовского невроза и образу фальшивой
«мужественности», исходящему из описаний Поля. Какова бы ни
была внешняя ситуация, Поль чувствовал, что должен угодить отцу
и вступить в гетеросексуальные отношения, и в то же время он нес в
бессознательном глубоко архаичные страхи перед женским телом и
полом — опасный, нападающий сексуальный образ, без ясной реп¬
резентации отцовского пениса, играющего в нем воображаемую или
символическую роль. Возможно, что «нормальная» сексуальность
Поля расшевеливала непризнаваемые конфликты примитивного
порядка. Когда они не переживались отстраненно, то были чреваты
ядовитыми садистскими элементами, вроде фантазии, что его пенис
—	«раскаленное добела шило» (McDougall, 1978; 404-5), воткнутое в
жену.*
Хотя Поль пытался примириться с мыслью, что у родителей дол¬
жна была быть совместная сексуальная жизнь, поскольку у них были
другие дети, а иногда он слышал странные звуки из их спальни — он
часто, как я вспоминаю, говорил о взрывах рыданий матери, кото-
Год спустя Поля мучила навязчивая мысль, что он может «напасть на жену с
сосулькой». Он полностью вытеснил прежние фантазии, и вместо них у него
развился временный невротический симптом.
191

ТЕАТР ДУШИ
Ил пизия и правда на психоаналитической сиене
рые казались ему загадочными. Мне казалось очевидным, что его
образ первичной сцены, в приложении к собственным родителям,
должен включать фантазию о садистском нападении. Обдумывая это,
я слегка наклонилась к Полю, чтобы спросить его, что он об этом
думает.
Поль: Что с Вами? Господи, что случилось? Вы внезапно дерну¬
лись.
ДжМ: Что могло случиться?
Поль: Первой мыслью — да, прямо так — у меня было, что у Вас
кровоизлияние в мозг! Я увидел Вас совершенно ясно перед глазами
—	лицо все искажено и перекошено. Окончательно парализовано.
Это было правда ужасно.
ДжМ: Если бы Вы вели себя как мужчина-самец, как Ваш отец
велел, не рисковала бы я быть разрушенной физически?
Поль: Господи, если бы Вы только знали... самое худшее, что я
правда так считаю! Я действительно боюсь разрушить и раздавить
Вас. Вы такая хрупкая, и я должен быть очень осторожен в своих
мыслях о Вас. (Долгая пауза.) Интересно, понимаете ли Вы, насколь¬
ко огромна моя паника?
Поль твердо верит во всемогущество своих мыслей и желаний.
Он еще не может создать для себя переходное пространство для
игры, где можно безопасно играть идеями и фантазиями и исследо¬
вать сильные чувства. Он все еще боится, что не способен вместить и
переработать такие мысли и чувства, не отыгрывая их, и боится даже
желать этого.
ДжМ: Что могло бы со мной случиться?
Поль: Боюсь даже сказать... это все из-за плаката — девушка, с
красивыми голыми грудями, а я так испугался, потому что выкопал
эти большие черные воронки, — знаете, так и вышло! Я вчера видел
этот плакат снова и видел воронки. Когда подошел поближе, то уви¬
дел двух огромных мух у нее на грудях — и клянусь, это они остави¬
ли дыры прямо на сосках. Я чуть не упал... все закружилось. Все мои
старые мысли опять ворвались обратно. Невозможно их остановить.
(Здесь видны трудности Поля с вытеснением мыслей, которые дол¬
жны стать частью дневного остатка и, возможно, материалом
192

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
сновидений.) Я начал кусать эти груди, рвать их зубами, они были все
окровавленные и пустые, с огромными черными кратерами в них.
Поль мотает головой из стороны в сторону, словно вытряхивая из
нее эти образы. Простое внешнее восприятие неожиданно подкре¬
пило внутренний ужас и привело его опасно близко к краю психоза.
Он бормочет: «Я видел их, я видел их!»
Основная фантазия Поля о первичной сцене — сгущенная эди¬
пальная ситуация, редуцированная до рта младенца и соска. Все про¬
исходящее в этой паре потенциально опасно и разрушительно. Пы¬
таясь вообразить своих родителей занимающимися любовью (и за¬
тем думая, что отец настаивал на его сексуальных отношениях), он
быстро вернулся обратно к черным дырам в сосках. Возникает иску¬
шение заподозрить, что Поль, как младенец, никогда не был уверен,
что может с жадным удовольствием припасть к материнской груди,
и переживания кормления могут быть хорошими и любовными для
обоих партнеров. Вместо этого он, видимо, воображал себя испол¬
ненным садистской ненависти, а свою мать — подвергающейся на¬
падению и плачущей. Здесь мало структуры для эдипальной орга¬
низации, за исключением того, что на этой сессии отец начинает за¬
нимать важную позицию, пусть даже его фаллические атрибуты во
многом выражены в анальных и оральных метафорах. Два года назад
Поль воображал, что его пенис может отбросить темные коричне¬
вые тени на мои груди (McGougall, 1978). Более ранние попытки ана¬
лизировать эти примитивные догенитальные фантазии дали мало
нового материала, но на этот раз появились мухи и его осознание
огромной паники. Так что я спрашиваю его, как если бы это было
сновидение:
ДжМ: А что насчет этих мух? Откуда они взялись?
Поль: Это такие мухи, какие слетаются на дерьмо. Боже милос¬
тивый, — черные ямы — это что, ямы с дерьмом?
ДжМ: Может быть, Вы сейчас все свое дерьмо переложили в меня
и это вызвало кровоизлияние в мозг?
Я чувствую, что сейчас разумнее дать интерпретацию переноса,
чем связывать эту примитивную фантазию с ранними эдипальными
понятиями. Я также надеюсь присоединить сюда же тему зависти и
посмотреть, не воображает ли он, что «кормящая грудь» находится
193

ТЕАТР ДУШИ
Ииютя и правда на психоаналитической сиене
у меня в голове, на которую Поль опять хочет напасть, из-за моих
психоаналитических знаний, которые так его злят. Но он изумляет
меня еще одним измерением фантазии.
Поль: Да, вы абсолютно правы. Я точно знаю, что значит кровоиз¬
лияние в мозг — это оргазм! Женский оргазм наполняет меня ужа¬
сом... всегда тот же образ, как у нее внутри все течет... все черное,
бесформенное, плывучее!
АРХАИЧНЫЕ ЭДИПАЛЬНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ НАХОДЯТ СВОЕ
ПЕРВОЕ ВЫРАЖЕНИЕ
Здесь интересно вспомнить о сессии двухлетней давности, во время
которой Поль стремился создать у меня в голове «беспорядок», иду¬
щий от его собственного образа своей головы, «расколотой надвое». Эти
мысли возникли вслед за эпизодом деперсонализации, которую Поль
испытал на улице в толпе. В то время было невозможно связать его
безымянный ужас с какой-то связной внутренней фантазией или каки¬
ми-то сексуальными репрезентациями, кроме текучих, слитных или
необузданных образов частичных объектов в ужасающих соединениях.
Сейчас достигнут значительный прогресс, в том, что теперь в его рас¬
поряжении есть цепочка догенитальных сексуальных образов, как мы
можем видеть из только что приведенных отрывков. Доступ к этим
фантазиям и умение вербализовать их помогают Полю оставаться в
курсе своих инстинктивных импульсов и придать им рождающийся
смысл, который можно анализировать. «Беспорядок в голове» был пред-
оформлением его архаичных сексуальных образов, которые еще не до¬
стигли сознания, и позволял взглянуть на первый набросок ранней до-
эдипальной структуры. С появлениями образов жидкости и «полных
дерьма ям» можно заметить начало фекально-фаллической репрезен¬
тации отца и его роли в проникновении в материнское тело и придании
ему границ, пусть даже эта репрезентация находится пока на очень
примитивном уровне телесной фантазии.
Фантазия Поля о первичной сцене тоже выражена в архаичном
образе младенца у груди, где маленький мальчик нападает на грудь-
194

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
мать, пожирающим и фекализирующим образом. Такие образы, не¬
сомненно, взяты из телесного опыта младенца от его эрогенных зон.
Эти эротические переживания можно считать объединяющим фак¬
тором, который вносит богатый вклад в консолидацию образа тела,
но когда фантазийный обмен в ранних отношениях нарушен или пу¬
гает, то есть риск, что маленький ребенок, фактически, потеряет со¬
прикосновение с определенными эрогенными зонами, так что они
станут до некоторой степени автономными и, на самом деле, аутич-
ными. Как мы увидим далее, один из результатов анализа материа¬
ла этой примитивной фантазии — вывод Поля, что он «впервые в
жизни научился испражняться», то есть, позволил психически су¬
ществовать своей анальной зоне и ее функциям."'
Новообретенная способность Поля к воображению привела к за¬
мещению бесформенной, непредставимой идеи женского полового
органа другой идеей, где во внутреннее пространство женского тела
мог проникнуть отцовский фекальный фаллос. Это вызвало у него
страх, что этот акт вызовет разжижение и разрушение («оргазм-
катаклизм»), что наполняло его ужасом. Фактически, он начинает
открывать свои ранние инфантильные сексуальные теории. До того
момента, когда их можно будет вербализовать и проработать, он
теперь может создавать невротические защиты, а не психосомати¬
ческие вспышки.
Поль, таким образом, оставляет территорию, где любовные от¬
ношения — слияние без границ, где объект отличен от субъекта и им
можно обладать, разрушая его. Это противоположная часть пере¬
живания первичной идентичности, при которой младенец чувству¬
ет себя всего лишь маленькой, хотя и существенной частью великого
целого (Lichtenstein, 1961). Поль мучительно выбирается из этой
трясины, так как теперь он может обладать некоторыми объектами
Возникает, искушение поразмышлять о возможности, что лица, страдающие
респираторными заболеваниями или психосоматическими расстройствами
пищеварительной и выделительной системы, тоже могли бы в результате
аналитического процесса почувствовать впервые, что они «владеют» этими зонами
и функциями. Жизненно важные функции требуют помощи матери, чтобы стать
для ребенка приятными. Их необходимость для выживания сама по себе
недостаточна, чтобы гарантировать их адекватное функционирование.
195

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
обмена — пусть частичными и ограниченными такими факторами,
как способность «брать» взглядом и «давать» своими фекалиями.
Чтобы защитить себя от страха мстительного воздаяния, который
такая многообещающая фантазия зарождает и пробуждает в теле¬
сном переживании, Поль как-то умудрялся извергать все такие реп¬
резентации из сознания и вместо этого поддерживать пустое, не¬
чувствующее и стерильное психическое пространство, позволяю¬
щее ему, таким образом, сохранять отношения с другими без слиш¬
ком сильного страха, но с невыразимым чувством печали и отсут¬
ствия соприкосновения с другими. Эдипальную организацию, во мно¬
гом сведенную к материнскому образу, расщепленному надвое пу¬
тем проекции альтернативных чувств ярости и любви, Поль не мог
ни выдержать, ни думать о ней. В наступившем психическом молча¬
нии вся эта область переживаний была недоступна вербальной мыс¬
ли. Только с недавних пор он способен выдерживать «видения», со¬
здаваемые первичным процессом мышления — результатом реше¬
ния его болезненного конфликта. Псевдовосприятия, которые теперь
являются ему, — нечто подобное утраченным сновидениям и, воз¬
можно, похожи на то, что переживают дети.
Неспособный понять свои мощные и болезненные эмоции, Поль
часто говорил, что видит мое лицо «вывихнутым» или «разбитым на
разные планы». Это наполняло его ужасом, потому что думать об
этом он не мог. Я воспринимала его «видение» во многом так же, как
однажды — знаменитый портрет Пикассо «Плачущая женщина», чье
изображение тоже смещено и разделено на многие планы, словно
оно разбито на куски конфликтующими эмоциями любви и ненавис¬
ти. В этом случае — это взгляд художника, который так увидел ее
лицо и сумел сообщить свое видение нам. Несомненно, одна из ис¬
конных психологических функций художника — сообщить и сделать
терпимыми такие болезненные видения и такие амбивалентные и
неистовые чувства. Но Поль никогда не умел выдерживать неистов¬
ство конфликта, самостоятельно сообщать о нем даже себе, возмож¬
но потому, что ему не помогали в выполнении этой задачи тогда,
когда это было важнее всего для него. Ибо, фактически, задача мате¬
ри — сделать терпимыми примитивные (первичные) эмоциональ¬
ные переживания своего младенца. Это она — тот главный худож¬
ник, который должен придать смысл неистовым чувствам и сделать
196

ПАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
выносимым для психики все, что неприемлемо и непереносимо для
нового человеческого существа. Из-за трудностей в ранних отноше¬
ниях с матерью эта защитная внутренняя структура отсутствует в
психическом складе Поля. Среди результатов этого — неумение от¬
личать внутреннюю реальность от внешней и страх, что яростные и
враждебные импульсы будут реализованы от одной мысли о них.
Примитивная и сгущенная эдипальная организация Поля, испол¬
ненная садизма и построенная во многом вокруг присутствия/от¬
сутствия груди-матери, была переработана очень мало, и создавала
для него преследующие видения внешнего мира. Однако его способ¬
ность изгонять тревожные восприятия из псюхе позволяла ему дер¬
жать преследующие идеи на расстоянии. К его архаичной сексуаль¬
ной фантазии была привита взрослая сексуальная жизнь «Фальши¬
вого Я»; отец, хотя и лишенный символического значения во внут¬
реннем мире Поля, тем не менее, подстрекал своего сына к «муже¬
ственности» и, тем самым, к определенному фаллично-генитально-
му соответствию, взращивая некую псевдогенитальность и псевдо¬
нормальность.
Отец с «двойными сообщениями» может заставить ребенка пря¬
тать фундаментальный слой смертельной тревоги, которая при этом
не сможет достичь никакой психической репрезентации. Мы можем
подытожить бессознательную дилемму Поля (и многих других, на
него похожих) так:
Опасно и даже смертельно для меня любить женщину и вступать
в сексуальные отношения с ней. Я не только рискую разрушить ее,
но и она в ответ может меня разрушить. Но отец заставляет меня
«быть мужчиной», заставляет убить мать и толкает к собственной
смерти (к смерти, которой он, наверно, боится, и хочет, чтобы я умер
вместо него).
Это и есть «капкан» отцовского сообщения.
Отец, с его собственными невротическими страхами, мог предла¬
гать сына матери как фаллическую компенсацию, играющую роль
залога, гарантирующего, что он останется цел. В любом случае, оче¬
видно, что у Поля не развилось твердых защит против фаллической
кастрационной тревоги и он испытывал неисчислимые страхи в сво¬
их сексуальных и любовных отношениях, что и создавало повторяю¬
197

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
щиеся травмы «актуального» характера, в том смысле, который это¬
му термину придавал Фрейд.
Кастрационная тревога Поля, глобального и примитивного ха¬
рактера, переживалась как неопределенная и затопляющая опас¬
ность — превращение в жидкость внутренности женского тела. Не¬
удивительно, что такая озабоченность также пробуждала в Поле
страхи за собственную телесную целостность, часто представлен¬
ные, как распадение на части, взрыв или растворение. Ряд ипохонд¬
рических тревог, ясно отличавшихся от его озабоченности своими
психосоматическими недугами, начал теперь выходить на передний
план. Несколько сессий он ожидал, что подхватит вирусный грипп;
потом был убежден, что он стал жертвой рака кожи; затем его забо¬
тили проблемы со зрением. Последние, наконец, взяли верх, и воз¬
будили тревогу в такой степени, что он, в конце концов, выдал насто¬
ящий истерический симптом; к этому важному эпизоду я вернусь
позже.
Поль начал сессию, рассказав о парочке, которую о встретил, о
чувстве, что его жена выглядит довольно «пришибленной», добавив:
«Один вид парочки вызывает у меня жестокую мигрень». Он про¬
должал, заметив, что и я, видимо, не очень хорошо себя чувствую.
Думая, что он, возможно, готов связать свои ипохондрические фан¬
тазии с желанием-и-страхом напасть на женщину, я привлекла его
внимание к факту, что нападение происходит или на его, или на жен¬
ское тело.
Поль: Вот те на! А теперь и Вам досталось. Не надо мне даже ду¬
мать о таких вещах, не то Вы и впрямь заболеете. Я ужасно боюсь
таких мыслей, знаете. (Он все еще оптимистично всемогущ, но все-
таки открывает свою деструктивную, и ненавидимую за это,
часть самого себя.)
ДжМ: Вы боитесь, что ваши мысли волшебные и сами собой ис¬
полняются?
Поль: Вы опять об этом! Ну хорошо, давайте нырнем. Почему это,
в любом случае, так ужасно — вообразить Вас с черными дырами на
месте сосков? (Мотает головой из стороны в сторону.) Я знаю по¬
чему! Потому что для меня груди — самая красивая, мягкая и чув¬
ствительная часть женского тела. Я просто не могу вынести вида,
198

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
как я сам нападаю на них! (Его голос дрожит, и он, видимо, на грани
слез. Это можно рассматривать как приближение к депрессивной
позиции.)" Я чувствую себя так, словно я всех разрушаю. Надин...
мать... Я смотрю на них и вижу, что они выглядят гротескно- бесфор¬
менными, старыми. Но с Вами — хуже всего. Вам я назначаю смерть.
Это правда страшно.
Каждый раз, когда Поль чувствует, что я «измучена», так ска¬
зать, «умираю», он боится, что он каким-то образом сам является
тому причиной.
Поль: Я действительно больше ничего не понимаю. Почему все
эротическое неизменно полно ужаса для меня? Я хочу заниматься
любовью, а вместо этого воображаю сцены пыток. Ой! У меня начи¬
наются ужасные боли в желудке!
Мы опять на знакомой территории, где тело Поля — это, одно¬
временно, тело Другого. Если у него рак кожи, а у меня кровоизлия¬
ние в мозг, это одно и то же событие. Так что теперь колесо описало
круг, и Поль снова нападает на внутренность собственного тела. Но
долгий кружный путь позволил нам значительно переработать по¬
путные области захороненных фантазий. Эта недавняя проработка
позволила ему, фактически, связать новое значение со своим гаст¬
ритом. По крайней мере, теперь он может признавать болезненный
аффект наряду с сопутствующей ему фантазией, и действительно
кажется более уверенным в своей способности вмещать такое пси¬
хическое переживание, не бросаясь тут же действовать. Фактичес¬
ки, в этот момент Поль сам дает «интерпретацию» своим спазмам в
желудке.
Поль: Я твердею всем телом, напрягаю все внутренности, словно
хочу предотвратить такие ужасные мысли — если я напрягусь
как следует, может быть, они и не придут. Но это бред. Если посмот¬
реть, что ужасного в этих мыслях, все-таки?
Исследуя свою идею, он постепенно замечает, что его острая боль
в желудке исчезла. Он удивлен этим «чудом» и начинает сомневать-
Это понятие относится к форме объектных отношений, которые
устанавливаются после падения «параноидно-шизоидной позиции». Среди других
черт она характеризуется страхом ребенка разрушить мать или утратить ее
любовь из-за собственных садистских импульсов (Klein, 1935).
199

ТЕАТР ДУШИ
Илюзия и правда на психоаналитической f цене
ся в правильности способа, которым он использует свое тело, чтобы
не думать. Он вспоминает, например, что некоторые женщины раз¬
дражают его, потому что они смотрят «проницательно», и он чув¬
ствует, что они хотят залезть в него и завладеть им. Довольно часто в
таких ситуациях он страдает от внезапных приступов поноса. Далее,
на последующей сессии, он говорит о коллеге, что она «мотает ему
кишки» и добавляет, что это вызывает у него желание избавиться от
нее, выкинуть ее из своей системы самым неистовым способом.
Кажется, что Поль (как Исаак в главе 6) всегда пытался исполь¬
зовать свое тело или его функции, скорее, чтобы контролировать
или изгонять неприемлемые мысли и захлестывающие эмоции, чем
позволить, чтобы его эмоции и связанные с ними репрезентации вле¬
чений «проникли» психически в него. Он все еще боится того, что
могло бы случиться, если бы у него был свободный доступ к этим
мыслям. Во время этой же фазы анализа я записала следующее «ви¬
дение».
Поль: Кролик передо мной скачет, а какие-то мужчины пытают¬
ся засунуть что-то ему в анус. Он выглядит перепуганным, но не
пытается удрать. Смотрите-ка, кролик носит очки!
Я предлагаю ему дать ассоциации к этой фантазии. Он говорит,
что кролик носит его очки, и знает, что люди на самом деле делают с
ним, кроликом, то, что ему полезно. Здесь он начинает тревожиться
и взрывается:
Поль: Но это означало бы полную неразбериху, если позволять
какой угодно мысли овладеть мной. Дезорганизация... болезнь! Я это¬
го не вынесу!.. Я сойду с ума.
Эта «дезорганизация» в голове у Поля указывает на творческий
сдвиг. Я вспоминаю о сессиях (McDougall, 1978), на которых Поль хо¬
тел переложить на меня свою «дезорганизацию», надеясь, что у меня
«голова расколется надвое». Даже тогда такое желание было для
него новым и творческим приключением в его психическом опыте,
так как именно в то время он начал позволять своим аффективным
переживаниям принимать психическую форму; он заинтересовался
этими репрезентациями, хотя и чувствовал себя на краю бредовых
переживаний. Фактически, он пересекает границу между чисто те¬
лесным ощущением («что-то сжимается у меня в желудке») и пере¬
200

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
водом этой соматической репрезентации в аффективную, которую
уже можно назвать, символизировать, вербализовать и перерабо¬
тать. В настоящий момент Поль рассчитывает, что аналитическая
ситуация и отношения будут служить «щитом», защищающим его
от эмоционального потопа, что является материнской функцией,
которую во время его раннего детства, вероятно, не смогла в полной
мере выполнить его мать. Поль сейчас надеется, что анализ придаст
структуру и поможет найти слова для того, что он переживает, так
что он сумеет преодолеть свой страх сойти с ума.
Для такого опыта психического роста неизбежно нужен другой
человек, так же, как детям требуется кто-то, кто бы назвал их эмо¬
циональное состояние и поместил его в контекст, в котором оно мо¬
жет быть утилизировано мыслительным процессом. Существенно
необходимо, чтобы мать при случае говорила ребенку: «Ты огор¬
чился... Наверное потому, что...», — когда она чувствует, что ребенок
борется с эмоцией и может только отыграть ее, еще не имея необхо¬
димых средств, чтобы над ней размышлять и вмещать ее. Слова —
бесценные вместилища! Если мать, вместо этого, отрицает очевид¬
ную эмоцию ребенка или настаивает на том, что аффективное состо¬
яние должно быть совершенно иным, чем оно есть на самом деле, то
есть риск, что ребенок вырастет, отрицая свою аффективную жизнь,
и не будет соприкасаться с важной сферой своей психической ре¬
альности — фактически, не сможет думать об эмоционально значи¬
мых событиях в собственной жизни.
Все более сложная психическая переработка теперь привела
Поля к связи телесной реальности и жизни его воображения. По мере
того, как он набирался храбрости для все более свободного выраже¬
ния своих эмоциональных переживаний, его соматические восприя¬
тия постепенно становились символическими, а соматизация слабе¬
ла. Но путь был труден. Часто его переполняли ужасные «видения»
своего тела или тел других людей, разорванных на куски или плава¬
ющих в бесконечном пространстве. «Видения» вызывали сильную
панику, но эти переживания были все короче. Доминировали аналь¬
но-садистские образы. Он двигался от метафор фекальной атаки,
взрывающихся тел и разорванной кожи к фантазиям об опустоше¬
нии тела женщины, лишение его содержимого через секс с ней. Так
анальный садизм начал принимать эротический оттенок и привел
201

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцене
его к ужасным и возбуждающим фантазиям о любовном поедании
экскрементов партнерши или таинственном и страстном поглоще¬
нии ее физиологических жидкостей. Он иногда говорил, что эти эро¬
тические фантазии сводят его с ума, но мог видеть маленького ре¬
бенка внутри себя, зачарованного любыми зонами и всем содержи¬
мым тела, как своего, так и обоих родителей.
Поль: Забавные вещи происходят. Я начинаю испражняться впер¬
вые в жизни. Совершенно новое переживание. Я и отчета себе не
отдавал раньше о дефекаци. Где я был все это время?
Может показаться, что Я Поля не владело собственным телом
или не признавало его анальной и уретральной функций. Оно то ли
принадлежало кому-то другому, или не существовало психически.
Эти переживания приближаются к бредовым. Через медленное по¬
строение телесных драм и открытие зон стало возможно реконстру¬
ировать утраченные детские фантазии Поля. В частности, в это пе¬
риод была важна способность связывать анальный продукт как дра¬
гоценный любовный подарок с его противоположной частью, фека¬
лиями как садистским оружием, которое может производить опус¬
тошения в собственном теле или теле другого. Стало очевидно, что
анально-эротический подарок был строго запрещенной связью с
матерью, а анально-садистское оружие, на другом уровне фанта¬
зии, использовалось против нее со страхом, что она опустошит его
(«вымотает ему кишки») и наполнит его стыдом. Для Поля было от¬
крытием, когда он понял, что эта замысловатая серия фекальных
фантазий нашла отклик в той необыкновенной важности, которую
придавал его отец анальному функционированию. Таким образом,
мы смогли исследовать сложную мозаику инфантильной сексуаль¬
ности Поля, со всеми ее сложностями, а также его детский нарцис¬
сизм с его тонким экономическим балансом; они были вплетены в его
соматическое Я, вместо психического включения в обращение. Все
глубинные сценарии относились к крайней опасности, которая мог¬
ла возникнуть в любом обмене между двумя людьми. С этих пор мы
следовали двум сценариям одновременно — отношения между од¬
ним телом и другим, независимо от пола, и отношения между тела¬
ми разного пола.
202

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
УКРЕПЛЕНИЕ ОБРАЗА ТЕЛА И ЕГО СЕКСУАЛЬНЫХ
ФУНКЦИЙ
Аналитический материал этого периода, во многом ограничен¬
ный фекальными метафорами, воспринимался Полем с большим
трудом (и так это бывает с большинством анализируемых). В клас¬
сической манере он привел к символическим цепочкам, вроде анус-
вагина-фекалии-сперма или грудь-сосок-глаз-зрачок, а от них к его
затруднениям в работе, в особенности в интеллектуальной и твор¬
ческой деятельности. Важным фактором было то, что репрезента¬
ция анального частичного объекта теперь существовала для Поля
психически. Так как фекалии для каждого ребенка являются фунда¬
ментальной бессознательной репрезентацией объектов обмена в пси¬
хическом пространстве, которое отделяет одного индивида от дру¬
гого, наше аналитическое исследование в этой фазе несомненно вне¬
сло вклад в то, что Полю теперь было легче общаться с коллегами,
друзьями и семьей, и, в общем, с собственным телом. В конце концов
он связал анально-эротическое исследование со своей матерью и ее
телом.
Поль: Я все думаю о ней и о своем ужасном детском любопытстве —
особенно о желании увидеть, как она ходит в туалет. Я теперь могу
вообразить ее, как она испражняется и это нежный образ. Она выг¬
лядит — как это сказать — очень женственно. Неожиданно ее тело
больше не отвратительно для меня.
Поль способен принять женские гениталии, но при условии, что
он добавит дерьма. Теперь он позволяет себе воображать такие вещи,
и, таким образом, готовит почву для мышления о генитальных отно¬
шениях.
Поль: Я думаю о фотографии матери. Я как-то целый час ее про¬
искал. Боже, какой хорошенькой она была! Молодая, смеющаяся — а
я слдвно и забыл эту мать. Господи, я вижу эту фотографию перед
собой, но что-то ужасное случилось — у нее на лице усы!
Экранирующая функция, которая в норме блокирует первичный
процесс мышления, снова временно отброшена; сноподобная актив¬
ность неожиданно занимает место мышления. В этом случае мы ви¬
203

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
дим, что действуют и сгущение и смещение: смещение анально-фал-
личного объекта и сгущение смыслов, что позволяет нам увидеть,
что Поль снова дополняет женский половой орган анальной произ¬
водной отцовского фаллоса; он заимствует символ маскулинности,
чтобы выдвинуть его на сцену.
Поль: Бедная мама! Почему я тебя так измордовал? Я ведь даже
волосы ей спутал и закрутил.
ДжМ: Это Вам что-нибудь напоминает?
Поль: Да! Я так играл с сестрой — рисовал ей гитлеровские усы
на лице. Но это же не Гитлера усы, а отца. Бедная мамочка — чего я
вдруг так тебя обезобразил?
ДжМ: Словно мать становится безобразной, стоит вмешаться от¬
цовскому образу?
То, что последовало за этим сном-видением, позволило нам по¬
нять, что с детской точки зрения Поль воображал свою мать как «ис¬
пачканную» и «обезображенную» сексуальными отношениями с от¬
цом. Тревожная реакция на ее телесные болячки («сухую кожу»,
«прыщики» и т.п.) была порождена фантазией, что она была запол¬
нена фекально-фалличным отцом, что вызывало чувство чуждости
и отвращения и желание отвергнуть любой физический контакт с
ней (в то же время желая его). Поль был не способен сконструиро¬
вать эдипальную ситуацию, которую можно было бы вообразить и
обдумывать, и, в конце концов, вытеснить. Это могло бы привести к
признанию своей зависти к родительской паре, которая, в свою оче¬
редь, могла бы позволить ему создать истинную вторичную иденти¬
фикацию с отцом и отказаться от удовлетворения инцестуозной
любви к матери. Но ничего этого не случилось. Вместо этого, он был
одержим завистливым желанием разрушить объекты желания, ко¬
торыми он не обладает. Вместо формирования невротической кон¬
струкции для защиты от эдипального поражения, Поль стал ареной
примитивных сил, которые его Эго не контролировало. Он реагиро¬
вал на поступающие восприятия и создающиеся ситуации, которые
легко могли пробудить его завистливые желания и ужас возмездия,
скорее как тот, у кого Роршаховские пятна вызывают аффект-шок
—	черное тут же представляет собой фекалии или смерть, красное
становится кровью или убийством и т.п. Возможно, что такое психи¬
204

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
ческое функционирование тесно связано с архаичным опытом, а так¬
же с феноменами актуальных неврозов, с их необъяснимыми вспыш¬
ками неуправляемой тревоги или внезапной депрессии, поднятой
повседневными событиями и восприятиями, о которых индивид не
отдает себе отчета, потому что они были не допущены в сознание.
Становится очевидно, что до анализа Поль всегда умудрялся сде¬
лать бессмысленным любое восприятие, способное возбудить силь¬
ную эмоцию. Соответственно, его соматическое Я одно было призва¬
но реагировать на такие опасные ситуации. Открытие этой психосо¬
матической защиты было одним из плодов его аналитического опы¬
та. Взрывы переполняющих его эмоций и психотический ужас на
определенных сессиях, эквивалентные неврозу тревоги, можно так¬
же рассматривать как архаичную форму истерии, но такую, где уг¬
розе подвергается, скорее, не сексуальное желание, а само субъек¬
тивное существование.
ГЛАЗА, НАПАДАЮЩИЕ САМИ НА СЕБЯ
Следующий фрагмент из анализа Поля иллюстрирует «невро-
тизацию» его конфликта. У него продолжались внезапные «виде¬
ния» и псевдовосприятия, но за несколько недель, вслед за только
что описанной сессией, он научился исследовать их более разумно и
с меньшим страхом, что он сходит с ума. Примерно в это же время он
набрался смелости рассказать мне о некоторых своих мыслях, у ко¬
торых действительно был психотический оттенок. Например, он за¬
метил, что его часы внезапно начинали спешить, и был убежден, что
за это отвечает сила его чувств. Идея, что его мысли и чувства «та¬
кие могущественные», ужасала его. Это был также период, когда он
начал осознавать «слепые пятна» в своем поле зрения; его озабочен¬
ность этим явлением, которое он называл «скотомой», достигла ипо¬
хондрических пропорций, и он был уверен, что страдает от какого-
то серьезного глазного заболевания. В то же время он все больше
осознавал свою способность «видеть» вещи, которых не было во внеш¬
ней реальности, но которые соответствовали внутреннему стрессу
и моментам тревоги.
205

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сиене
Поль: Когда я входил, то на минутку спятил. Я увидел, что лицо у
Вас опять разбито на три разных плана, на три куска. Но я все-таки
знал, что это неправда. Чем больше я к этому привыкаю, тем меньше
это меня пугает. Это просто больные глаза. Это напоминает мне о моей
скотоме. Вчера я, наконец, сходил к окулисту. Поверите ли, он сказал,
что все совершенно нормально — никаких окулярных спазм, сетчатка в
превосходном состоянии! Но я все вижу эти черные пятна и большая
скотома часто тоже тут как тут. Что бы он ни говорил, я не вижу так,
как надо.
С этого времени Поль следует ассоциативному дискурсу, очень
напоминающему нормально-невротический. Он использует свои об¬
разы тела метафорически. То есть, он начинает «десоматизировать»
свой подход к самому себе. У него все еще бывают псевдовосприя¬
тия, но теперь он в них сомневается.
Поль: Я не могу понять, что не так с моим зрением сейчас — и я знаю,
то, что я думаю, будто вижу просто отражение того, что я думаю, по
большей части. Взять эту девушку у меня на работе — ту, которая мне
так льстит. Она действительно так интересуется всем, что я говорю,
что я начинаю много о себе понимать. Так что я часто приглашаю ее
выпить кофе со мной, и тогда с ней происходят те же вещи, что и с Вами.
Совершенно неожиданно ее лицо меняется. Вероятно, когда она меня
критикует. Она на самом деле очень симпатичная, но я вдруг вижу, что
она выглядит, как неуклюжий ребенок, грязный, нечесаный, страшнень¬
кий. Даже ее жесты кажутся мне размашистыми и странными. Это дей¬
ствительно страшно, и в такие моменты мне надо по-быстрому уносить
ноги, а то я лопну от тревоги, а не то могу обделаться, как я Вам говорил.
Поль продолжает рассказ о других женщинах у себя на работе, в
частности об одной, которую находит особенно привлекательной. У нее
маленький ребенок и он всегда говорит о ней, как о «молодой мате¬
ри», словно это особо важное обстоятельство в его чувствах по отно¬
шению к ней.
Поль: Ах, это напоминает мне о молодой матери, той, которую я
хочу в сексуальном смысле. Я не могу перестать думать о ее грудях
и ее хрупкости.
Такие же слова Поль употреблял для описания своей озабочен¬
ности в переносе, поэтому возможно, что его интерес к молодой ма¬
206

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
тери включает в себя форму отыгрывания, которое можно считать
вторичным переносом, при котором пациент проецирует на кого-
то из внешнего мира те чувства, которые возникли в аналитических
отношениях. Это и может отвечать за следующие ассоциации.
Поль: Ее хрупкость... э-э-э.,. О чем это я? Смешно, я совсем поте¬
рял нить мысли. Пустота. Как будто стою перед белой стеной. Мило¬
стивый Боже! Опять моя скотома! (Неожиданное вытеснение по¬
вело за собой возобновление истерических проявлений.)
ДжМ: О чем Вы думали как раз перед тем, как возникла скотома?
Когда Вы сказали, что чувствуете себя, как будто стоите перед бе¬
лой стеной?
Поль: Не имею ни малейшего понятия. Даже не помню, о чем говорил.
ДжМ: Молодая мать, которая кажется такой хрупкой...
Поль: Вот те на! Неужели я осмелился позволить себе хоть что-
то думать о ней? Хорошо, я видел, как раздеваю ее и кусаю ее груди,
и я стал с яростью заниматься с ней любовью, как помешанный, и я
содомировал ее и ел ее испражнения... Послушайте, я не могу этого!
Если я буду следовать вашей системе и говорить все, что приходит
мне в голову, я прямехонько рехнусь. Царица небесная, скотома про¬
пала!
Интересно отметить, что слепое пятно у Поля пропало в тот са¬
мый момент, когда он позволил себе высказать словами некоторые
из отвергнутых и вызывающих тревогу примитивных эротических
фантазий. То, что он раньше воспринимал, как искаженные внешние
впечатления, теперь выражено вербально в форме догенитальных
сексуальных желаний и фантазий. За своим якобы генитальным
желанием молодой матери Поль открыл желание съесть ее груди и
телесные субстанции. Столкнувшись с тем, что ему трудно не впус¬
тить эти архаичные фантазии в сознание, он создает истерический
симптом — «видит» черные пятна перед глазами. Другими словами,
Поль не хочет «видеть себя» в этом свете.
207

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
АРХАИЧНАЯ ИСТЕРИЯ И ЕЕ ТРАНСФОРМАЦИЯ
Возможно, точнее было бы описать такие симптомы, как примитив¬
ную форму истерии, защиту против догенитальных либидинальных
желаний, которые, скорее, остаются запертыми и закапсулированны-
ми, чем перерабатываются в фантазии, чтобы впоследствии подверг¬
нуться вытеснению. Эти желания проистекают из частичных влече¬
ний, которые, видимо, и не должны «генитализироваться», а должны
оставаться зачаточными, и, потому, недоступными символическому
хранению. Тот факт, что Поль не хотел видеть некую часть своей пси¬
хической реальности и проистекающий отсюда механизм, которым он
ее избегал (создание слепых пятен в поле зрения), представляет собой
весьма значительную перемену в психическом функционировании: на¬
падение на внешний мир теперь обернулось против него самого. «Чер¬
ные дыры» в сосках стали черными пятнами перед его собственными
глазами — еще один клинический пример концепции «проработки деп¬
рессивной позиции» (Klein, 1935).
Способность Эго напасть на свой собственный воспринимающий
аппарат может помочь нашему размышлению над психосоматически¬
ми феноменами и глубинным смыслом операционного мышления и алек-
ситимического дефекта. Это фрагмент анализа Поля подтверждает мое
убеждение, что феномены, так часто связанные с так называемым пат¬
терном психосоматической личности, не обязательно являются дефек¬
тами или отсутствием психической способности, но могут быть мас¬
сивными защитами против нарциссических или психотических стра¬
хов. Столкнувшись с тем, что Бион (Bion, 1970) описывал как «безымян¬
ный ужас», личность может создать пустоту, в которой ужас и оста¬
нется запертым. В муках ужасных фантазий, вроде тех, что описывал
Поль (когда он не только должен был принять свою неспособность за¬
щитить свои внутренние объекты от разрушения и смерти, но и под¬
держать нестерпимо скверный нарциссический образ), многие люди
вполне могут стать алекситимичными и операционными в своем пси¬
хическом функционировании. Альтернатива может показаться безу¬
мием. Поль и многие пациенты вроде него действительно боятся поте¬
рять контакт с реальностью, сойти с ума, если позволят прийти к ним в
голову фантазии и чувствам.
208

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
На только что описанной сессии, однако, можно видеть, что Поль
больше не сталкивается с безымянным ужасом. Теперь он способен свя¬
зать свои болезненные аффективные состояния с психическими реп¬
резентациями; они начинают отражать обычные инфантильные сексу¬
альные теории и сопровождающие их догенитальные импульсы. Сле¬
дующая сессия с Полем принесла дальнейшие подтверждения гипоте¬
зы, здесь выдвинутой, в связи с его скотомой.
Поль: Надин с недавних пор ужасно агрессивна со мной. Она все вре¬
мя упрекает меня за все, что я не сделал. Это действительно больно. Я
должен признаться, что никогда не выполнял и половины своих планов,
и что всегда нарушаю обещания. Но когда она указывает на это мне со
всей своей безжалостностью, во мне все съеживается. Вчера она нача¬
ла... (он приводит подробности своих последних неудач) а я старался
не слушать, но в то же время притвориться, что слушаю. И неожиданно
опять возникла скотома! Огромное слепое пятно у меня в правом глазу.
До меня дошло, что это часто случается в ее присутствии. Но в этот раз я
заставил себя думать об этом — и я все понял сам. Я тотчас же понял,
что я чувствую — что я хочу разорвать ее на тысячу кусков, потому что
сыт ее жалобами. А скотома немедленно исчезла!
Эта ситуация лежит на границе между псевдовосприятием с психо¬
тической окраской и процессом «истеризации» с невротической окрас¬
кой. Псевдовосприятие можно отнести к работе неумолимого, архаич¬
ного Суперэго, которое не потерпит ни малейшей нарциссической раны,
а также к невротическим творениям (с точки зрения их инцестуозных
корней и их примитивного выражения), компромиссу между инфантиль¬
ными сексуальными желаниями и запретом на них. Теперь Поль может
позволить себе более близкий контакт со своей психической реальнос¬
тью, даже если он ставит его лицом к лицу с пугающими фантазиями и
побуждениями, вроде его фантазий о пожирании молодой матери и са¬
дистских фантазий о жене. Слепые пятна в поле зрения были вроде пос¬
ледней линии обороны против признания этих примитивных побужде¬
ний, в их нарциссической и объектной ориентации, и против аффекта, с
ними связанного. Тем не менее, в этот период он путает, что реально, а
что нет. Когда он выбирает скорее отречься от восприятия своих внут¬
ренних влечений, чем принять на себя ответственность за свои либиди-
нальные и смертоносные побуждения и фантазии, в которых они вопло¬
щаются, псевдовосприятия появляются вновь.
209

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Ближе к концу сессии он говорит:
Поль: Но знаете, когда жена достает меня так, я пристально смот¬
рю ей в лицо, и оно действительно меняется — она просто не тот
человек, который пугает меня.
Пользуясь случаем, я напоминаю ему нашу недавнюю сессию, на
которой он достиг ясного понимания факта, что меняется не внешний
мир и не люди в нем, а его собственное видение себя. Когда он пере¬
полнен неприемлемыми чувствами ненависти, ярости и деструкции,
его Я не хочет признавать эти чувства как часть его самого, посколь¬
ку они не подходят к его идеальному образу. Образ так ранит, что он
предпочитает считать, что в такие моменты меняются другие. (Я об¬
наружила, что давала множество интерпретаций о способе психи¬
ческого функционирования Поля в этой фазе анализа. Динамическо¬
го содержания и исследования отношений переноса было недоста¬
точно для продвижения его психоаналитического процесса.)
ГАЛЛЮЦИНАТОРНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ И НЕУДАЧА ЭГО
Нарциссическая хрупкость Поля, обычная для многих, кто стал¬
кивается с неукрощенными аффектами и неприемлемыми фанта¬
зиями, поднимает некоторые теоретические вопросы. Какими эко¬
номическими и динамическими средствами может псюхе манипули¬
ровать восприятием внешней реальности? Что позволяет Я уступить
галлюцинаторным переживаниям? Почему вытеснение не работает с
теми конфликтами, с которыми вынужден сталкиваться любой ребе¬
нок, когда учится противостоять тенденции к галлюцинаторному ис¬
полнению желаний во время фрустрации? В конце концов, одна из
первостепенных задач Эго — предотвратить галлюцинацию как
решение внутреннего конфликта. Какие силы поддерживают пута¬
ницу внутренней и внешней реальности у тех субъектов, у которых
психотический мыслительный процесс не доминирует?*
Интересно также поразмышлять, какая фаза развития ребенка позволяет
различать внутреннюю и внешнюю реальность. Я вспоминаю случай, когда мой внук
Джошуа, (см. продолжение на стр. 209)
210

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
Мы видели, что неспособность видеть сны и фантазировать часто
наблюдается у психосоматических пациентов (Warnes, 1982). Совер¬
шенно помимо того факта, что видимое отсутствие способности ви¬
деть сны и жить жизнью своей фантазии никоим образом не прису¬
ще одним только психосоматическим больным, отсутствие этого из¬
мерения психической жизни у людей с высокой психосоматической
уязвимостью заслуживает размышления. Как мы знаем, дневные
остатки, на которые человек не обратил никакого внимания, когда с
ними встретился, впоследствии отсортировываются и вытесняются.
Затем они служат изобразительными элементами при создании сно¬
видений, чтобы выразить внутренние психические конфликты и
желания. Личность, плохо вооруженная психически для вытеснения
восприятий, образов и идей, которые в противном случае тормози¬
ли бы дневное функционирование, вместо этого, возможно, вынуж¬
дена исключать их из псюхе совершенно. Мы можем предположить,
что такая личность не только пострадает от отсутствия подходящих
образов для представления на сцене сновидения ночных мыслей,
стремящихся к галлюцинаторному выражению, но и будет, вдоба¬
вок, подвержена кратким галлюцинациям. Мы вполне можем заду¬
маться, не могут ли многие дневные происшествия, способные вы¬
зывать аффект, нести в себе галлюцинаторный потенциал. Возмож¬
но, у любого человека его переживания, приходящие из восприни¬
маемого мира, должны так или иначе фильтроваться, посредством
селективного психического функционирования, и очевидно, что са¬
мый экономичный канал для таких психических переживаний — гал¬
люцинации сновидений. Применение психоделических наркотиков
демонстрирует галлюцинаторный потенциал, который реализует¬
ся при разрушении селективной фильтрующей функции.
(начало на стр. 208) почти трехлетний, приехал ко мне в гости со своими родителями.
Дочка жаловалась, что он не дает всей семье спать неделями, потому что «в его
комнате полно чудовищ». Я взяла на себя ответственность за попытку смягчить
страхи Джошуа, сказав ему, что чудовища — его собственность. Они живут только
у него в голове, и он может их позвать домой, когда захочет, и даже уложить спать.
Он посмотрел на меня недоверчиво и указал на свою голову. Затем пообещал, что
постарается уснуть. Я покинула его весьма собой довольная, но через пару минут он
позвал меня обратно ■ «Баба, баба, иди скорей — чудовища лезут у меня из ушей!» Он
все еще видел их. Очевидно считая, что я сумасшедшая, он отчаянно попытался, как
это делают все дети, соответствовать моей теории!
211

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитический сиене
Однако гипотеза не дает никакого ответа на вопрос, почему опре¬
деленные пациенты неспособны вмещать и, в конце концов, вытес¬
нять обстрел мыслями и аффектами, вызванными восприятиями,
идущими из внешнего мира или из внутренней инстинктивной сфе¬
ры. Без восстановления утраченного материала в форме сновиде¬
ний, фантазий, сублимационной деятельности или же бреда, созна¬
ние лишено возможного обогащения. Среди возможных факторов,
ведущих к такого рода неудаче, — неумение субъекта отличать внут¬
реннюю реальность от внешней, другими словами, продолжение дет¬
ской веры во всемогущество мыслей и желаний. Когда пациент счита¬
ет, что стоит ему что-то вообразить, как оно тут же и случится, то при
этом реальности смешаны. Столкнувшись с такой проблемой, субъект
должен с этих пор избегать чувств и фантазий, чтобы защитить себя и
свои внутренние и внешние объекты от того, что может им угрожать.
Это снова приводит нас к опыту раннего детства, когда заботя¬
щийся родитель, который вызывает у младенца чувства ярости,
фрустрации и ненависти, при этом еще и тот, кто дает своему ре¬
бенку удовлетворение, радость и умиротворение. В неустанном по¬
иске покоя и удовольствия, младенец в конце концов создает единый
образ матери, что подразумевает в то же время приобретение еди¬
ного образа себя, не только своего тела как целого, включающего
чувствительность к либидинальной стимуляции, но и своей псюхе
как вместилища, в котором возможно удерживать и перерабаты¬
вать противоречивые эмоции любви и ненависти, сосредоточенные
на личности матери. У пациентов вроде Поля эта внутренняя струк¬
тура отсутствует.
Мы опять вернулись к размышлениям о факторах, которые спо¬
собствуют такому тупику в психическом функционировании и про¬
валу матери в роли фильтра или защитного экрана для своего мла¬
денца. Внешняя реальность — это абстрактная единица, которую
нужно сконструировать; она не существует сама по себе. Ранние
отношения между матерью и младенцем играют фундаментальную
роль в этом аспекте функционирования Эго.
Принимая во внимание те трудности, которые испытывал Поль,
овладевая своим видением внешнего воспринимаемого мира, в то
время как внутренние психические толчки постоянно проникали в
его восприятие внешнего мира, его признание, что это он «меняет¬
212

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
ся», а не жена, когда он испытывает нарциссическую боль, это важ¬
ный шаг вперед. Пока он не смог вербализовать свое чувство ярости и
деструктивные побуждения, направленные на жену, и, наконец, со¬
единить их в фантазии о завистливых атаках на всех женщин, у кото¬
рых имеется, по его ощущению, то, чего у него нет, он должен был,
вероятно, вновь и вновь переживать свои аффективные бури как псев¬
довосприятия, при которых менялся не он, а объект, возбудивший его.
К этой серии фантазий добавилось, в конце концов, открытие Полем
архаичных либидинальных желаний, включенных в его «атаки» на
женское тело, и оно позволило ему понять, что «слепое пятно» теперь
служит тому, чтобы исключить женщину как сексуальный объект
вместе со сложными желаниями, на нее направляемыми.
ПРИМИТИВНАЯ ЭДИПАЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
СТАНОВИТСЯ ФАЛЛИЧЕСКИ-ГЕНИТАЛЬНОЙ
Следующий фрагмент ясно иллюстрирует, как предшествующий
материал впервые позволил доступ к анализу настоящего эдипаль-
ного материала.
Поль много думал о своей скотоме и наконец приобрел четкое
знание, что он один отвечает за создание своих разнообразных фено¬
менов псевдовосприятия. На этой сессии он пытается открыть, что
же в женском теле так его тревожит.
Поль: Я слабее всего, когда занимаюсь любовью — а женщина ста¬
новится ужасно опасной в такие моменты, и я только сейчас стал
полностью это понимать. Я стал очень бдительным... Ух! Пятно... я
даже не знаю, что собирался сказать. А, да, женщина — вот так-то. Я
съезжаю по опасному склону, говоря об этом. Я на самом деле дол¬
жен стараться не думать об этом.
ДжМ: Так Вы опять прибегли к скотоме? Каждый раз, как Вы под¬
ходите к пугающим мыслям или чувствам, вы рисуете на них пятно —
вроде превращения женщины в опасный склон?
Поль: Вот! Но это идет и дальше того. Скотома мучает меня: я уве¬
рен, что это способ не видеть, то есть, не знать чего-то. А вот чего, я и
213

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда па психоаналитический сцсне
не знаю, в том-то все и дело. В такие минуты я и мучаюсь ужаснее
всего, просто наполняюсь сумасшедшим первобытным страхом.
ДжМ: Рядом с женским телом, когда занимаетесь любовью?
Поль: Да-да, конечно. Но особенно потом. Я просто не могу смот¬
реть на женщину; она становится вампиром. (Долгая пауза.) Я ду¬
маю о том фильме Поланского, о вампирах-убийцах. Он тревожит
меня уже несколько недель. Я действительно боюсь женщины, когда
она превращается в вампира.
ДжМ: И все-таки это вы мечтали съесть женщину, которая при¬
влекает вас сексуально — как та молодая мать, помните? Вы хотели
съесть ее груди и экскременты. Не думаете ли Вы, что пугающие и
деструктивные стороны Ваших собственных фантазий могут заста¬
вить Вас бояться, что женщина высосет кровь из Вас?
Поль: Ой, не знаю я этого! Боже, меня трясет, стоит только поду¬
мать об этом, как раз так, как трясет теперь, когда я занимаюсь лю¬
бовью... или даже только подумаю, чтобы этим заняться. Это случи¬
лось во время фильма Поланского, когда тот мужчина уносит краси¬
вую девушку. Вот вам! Вампир-то мужчина!
ДжМ: Так вампир-то это Вы?
Поль: (Смеется от удивления и удовольствия при этом откры¬
тии.) Конечно — это я!!! Как это я никогда не думал об этом? Я уве¬
рен, что это связано с моей сексуальностью.
В фантазии Поля занятия любовью равносильны разрушению
партнера. В фильме Поланского вампиризм представлен как эроти¬
ческий акт; вампир, о котором идет речь, страстно желает высосать
кровь у красивой женщины, которая его привлекает; а гомосексу¬
альный вампир хочет высосать кровь у юноши.
Поль: Знаете, красивый вампир, который охотился за хорошень¬
кой девушкой, до странного был похож на моего отца. Меня это сразу
поразило, и я следил за всеми его движениями с величайшим инте¬
ресом.
ДжМ: За движениями пары?
Поль: Да. Это особенно. Это именно такая пара, какой я всегда
воображал своих родителей. Я никогда не мог вынести и мысли, что
они занимаются любовью. Я был уверен, что мать это бы убило. Что
214

ГЛАВА 8
ОТ ПСИХОСОМАТОЗА К ПСИХОНЕВРОЗУ
он повредил бы ее, занимаясь с ней любовью. Знаете, отец у меня
был немного психически нарушен — вампир, всегда так и присасы¬
вался к людям. Но где я во всем этом?
Думая о его орально-эротических и орально-садистских фанта¬
зиях о женщинах, я спросила, не сможет ли он увидеть, а где же он в
отношениях с отцом.
Поль: Это слишком страшно — я вижу, что сосу кровь из отцовс¬
кого пениса; я вижу эту живую железу. Я не могу этого вынести (зак¬
рывает глаза руками); от этого образа у меня кружится голова, и я
должен опустить глаза. Поток спермы... я не могу остановить эти
образы. Что со мной происходит?
ДжМ: Раньше Вы описывали отца как сексуально мертвого, и об¬
раз его полового органа тоже был совершенно безжизненным. А те¬
перь, кажется, Вы позволили ему ожить и производить сперму.
Эквивалентность пениса/груди в ассоциациях и фантазиях Поля
важна потому, что первый раз в анализе он связывает возбуждаю¬
щий образ груди с отцовским пенисом. Возможно, он подходит бли¬
же к тому, чтобы вообразить, скорее, пенис, который может питать
и дополнять женщину, чем тот пенис, который может только разру¬
шать. В любом случае, он возвращается к своим сексуальным фанта¬
зиям и своей деструктивной роли с женщинами. Эти глубинные мысли
вдвойне пугают Поля в плане гомосексуальных побуждений: если
пенис его отца «живой», то он, с одной стороны, будет желать его
либидинально, а с другой стороны, захочет разрушить его из завис¬
ти и ревности.
Поль: Почему я вижу пенис отца таким вредоносным? Почему
для меня все удовольствия обращаются в отраву? Я опять вижу эти
черные дыры в грудях — просто такие мертвые дыры, словно груди
искусали шершни. Да, вот это что — ядовитые укусы в соски. (Долгая
пауза.) Я думаю, что всегда связывал эротизм со смертью. Недавно я
побоялся заниматься любовью с Надин. Передо мной возник образ
этих дыр от шершней, и неожиданно у меня пропала эрекция. Я не
мог заниматься любовью с этой мертвой дырой!
Мы видим в этих образах всяческое сгущение, как в сновидении.
Черные дыры в сосках — сами по себе сгущенная и метафорическая
фантазия о первичной сцене в архаичном виде. «Мертвая дыра» теперь
215

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцене
вагина, воображаемая как пробитая пенисом в женском теле. Психи¬
ческие образы Поля организуются типично истерическим образом.
ДжМ: Как будто Вы хотели избежать того, чтобы стать шершнем,
который нападает на груди или улетает в мертвую дыру?
Поль: Именно! Я и есть шершень! Это я опасен для нее — даже мои
глаза могут ее разрушать. Вампир — самец-вампир! Это часть меня.
Да, это правда, я хотел быть этим неумолимым вампиром из фильма.
ДжМ: Мужчиной, который напомнил вам отца?
Поль: Да, да. У меня и к отцу разрушительные желания тоже? Я
никогда не чувствовал ничего такого раньше — и никакого желания
быть на него похожим!
Соперничества с отцом примечательно недоставало в эдипаль-
ной структуре Поля.
Поль: Я никогда не боялся отца — он был просто бумажным тиг¬
ром, правда. Но эта загадочная сперма, льющаяся из него — это вы¬
зывает сильное чувство желания и очень пугает тоже. [Долгая пау¬
за.] Знаете, я лучше вижу последнее время. Вот! В ночь после моего
визита к окулисту мне приснилось, что за мной гонится полиция, и
мне надо снять очки, чтобы они меня не узнали.
Может показаться, что Поль позволил «полиции», наконец, иг¬
рать какую-то отцовскую и законодательную роль. Он стал осозна¬
вать, что ему есть, что прятать: он должен снять очки, потому что
все его проблемы со зрением направлены против признания арха¬
ичных сексуальных и агрессивных желаний. Но теперь он уже спо¬
собен повернуться лицом к этим примитивным побуждениям, в той
мере, в какой в них замешан его отец.
Поль: Эти меняющиеся лица женщин — это две моих разнопла¬
новые части, и я не могу свести их вместе. Может быть, то же самое
с отцом? Знаете, я больше не боюсь людей, ни мужчин, ни женщин. Я
больше не слепой, я должен ясно это понимать, потому что уверен,
что это связано с моей скотомой.
Итак, мы пришли к началу эдипального анализа Поля. Его психо-
соматоз, недоступный вербальному мышлению, постепенно стал
анализируемым психоневрозом.
216

ГЛАВА 9
ТЕАТР В КРУГУ: МЫСЛИ ОБ ЭКОНОМИИ НАРЦИССИЗМА
IX
Театр в кругу: мысли об экономии
нарциссизма
Оставим теперь театр, в котором недоступный аффект стремит¬
ся выйти на сцену в форме психосоматических недугов. В предыду¬
щих главах речь шла в основном о психической экономии аффекта. В
следующих двух мы займемся нарциссической экономией. Наруше¬
ния в самооценке и образе самого себя могут вызвать болезненный
конфликт при попытке защитить свой стабильный и приносящий
уверенность образ и тем самым сохранить психический гомеостаз
как в его нарциссическом измерении, так и в объектно-либидиналь-
ном. И нарциссическая, и либидинальная загрузка, конечно, необхо¬
димы для психического здоровья.
Следует подчеркнуть, что люди с так называемой нарциссичес¬
кой патологией, хотя и могут показаться озабоченными только со¬
бой и своим образом в зеркале, действительно страдают от серьез¬
ного истощения своих нарциссических резервов. Их образ самого себя
или тяжело поврежденный, или текучий, которому грозит и полное
исчезновение. Их Я, поэтому, отражает преследующий, угрожаю¬
щий или туманный, неясный образ. Эта болезненная ситуация зас¬
тавляет многих субъектов цепляться за самих себя и свой внутрен¬
ний мир в попытке улучшить свой образ или спасти его от полного
исчезновения. Иные, страдающие от той же неуверенности, исполь^-
зуют других людей как свое зеркало, с той же целью на уме.
Фундаментальная драма так страдающих людей выражается в
сценариях, в которых персонажами являются разные отражения и
стороны их самих. Я связала эти психические творения с театром в
кругу, где зрители сидят вокруг сцены: со сцены можно сойти, но ни
актеры, ни зрители словно не знают об этом, пока продолжается пьеса.
217

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцене
ПЕРЕМЕНА АНАЛИТИЧЕСКОЙ СЦЕНЫ
Последние пятнадцать лет много исследований было посвящено
не только клиническим проблемам нарциссических нарушений, но и
теоретической концепции нарциссического либидо и сложным воп¬
росам, которые возникают на этой почве. Попытка концептуализи¬
ровать клинические проблемы привела к созданию новой клиничес¬
кой категории нарциссическое расстройство личности. Мало со¬
мнений, что наши клинические разногласия и теоретическая пута¬
ница усиливались в те периоды истории и развития психоаналити¬
ческой мысли, когда клинические наблюдения расходились с уста¬
новленной психоаналитической теорией или казалось, что мы име¬
ем дело с доселе не встречавшимися явлениями. Изобильная лите¬
ратура по нарциссическим проблемам, хотя и показывает широкое
расхождение интерпретаций, соглашается, видимо, на том, что се¬
годня анализируемые приходят с другими формами страданий, а то
и с другой психической структурой, чем те, которых изучали пер¬
вые полстолетия психоаналитических исследований. Нынешние па¬
циенты, с их «психотическими частями», «нарциссическими щита¬
ми», «грандиозными самостями», «операционным мышлением» и
«алекситимическими дефектами», до странного непохожи на «доб¬
рых классических невротиков» времен «Belle Epoque».
Может быть у нас, фактически, «новый» или «современный» ана¬
лизируемый, анализант-модерн? Или же новый нарциссизм, нар¬
циссизм-модерн? (Hanly & Masson, 1976). А может, уместнее гово¬
рить о новых требованиях к психоанализу, о новых вопросах, на
которые сегодня ищут ответа анализируемые? Природа симптомов
и способ, которым психологическое страдание переживается и вы¬
ражается, видимо, изменились за годы. Эта эволюция не удивила бы
Фрейда, который предсказывал, что определенные неврозы, рас¬
пространенные в его время, обречены исчезнуть. Он имел в виду в
частности те неврозы, чьи корни были в радикальном отказе семьи и
общества признавать существование сексуальных влечений. Его
предсказание, видимо, исполнилось, в особенности по отношению к
драматической истерической симптоматике, непосредственно свя¬
занной с сексуальным вытеснением, которая была столь обычна во
218

ГЛАВА 9
ТЕАТР В КРУГУ: МЫСЛИ ОБ ЭКОНОМИИ НАРЦИССИЗМА
времена Фрейда и так редко встречается сейчас. Вместо этого наши
пациенты жалуются на неспособность любить, чувство глубокой не¬
удовлетворенности работой и социальными отношениями, чувство
отчуждения от общества или на неопределенные состояния пусто¬
ты, подавленности и тревоги. Возможно, для будущих исследовате¬
лей нарциссических проблем важно подчеркнуть разнообразие и
противоречивость гипотез, которые приводятся для объяснения та¬
ких явлений, в динамическом и экономическом плане. Попытка со¬
здать глобальные теоретические объяснения таких сложных и эво¬
люционирующих явлений рискует все слишком упростить.
Даже факторы, не относящиеся к психической структуре лично¬
сти, дают некоторое объяснение этих явно новых симптомов. Про¬
должительность аналитического лечения в сегодняшней практике —
только один пример. В ярком контрасте с пациентами времен Фрей¬
да, чей анализ был относительно коротким, нынешние анализируе¬
мые склонны продолжать личный анализ годами. Этот факт изменил
не только способ слушать пациента и ожидания от аналитического
опыта, но и природу аналитического дискурса пациента. Длинный
временной промежуток позволяет выйти на передний план неожи¬
данным нарциссическим и психотическим тревогам, скрытым за не¬
вротическими структурами. При длительном анализе, вероятнее
всего, все невротические и психотические вспышки, наркотическое
поведение, психосоматические проявления и отклоняющиеся сек¬
суальные побуждения откроются хотя бы временно, когда анализи¬
руемый столкнется с необычным стрессом. Потенциал аффективно¬
го потопа и вытекающего из него расстройства нарциссической эко¬
номии не ограничивается нарциссическим расстройством личности.
У всех пациентов может спорадически возникать упомянутое пове¬
дение, даже у тех, у кого нет хронических нарушений в нарциссичес¬
ких отношениях, ни с собой, ни с другими. Некоторые пациенты, ко¬
нечно, живут в почти постоянном состоянии психического напряже¬
ния, так как воспринимают требования внешней реальности и самое
существование других людей как постоянную и потенциально трав¬
мирующую угрозу своему психическому равновесию. (Это случай
Анжелы, фрагмент из анализа которой будет представлен в следу¬
ющей главе.) Уязвимость человеческой психики такова, что все мы,
видимо, иногда страдаем от нарциссического расстройства личнос¬
219

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ти или даже от критической кровопотери нарциссической самооцен¬
ки, когда сталкиваемся с неожиданными внутренними или внешними
катастрофами. Я убеждена, что людям приходится всеми силами со¬
хранять свой нарциссический либидинальный гомеостаз перед ли¬
цом внешнего и внутреннего давления, и что их способность к этому во
многом определяется природой либидинально загруженных объек¬
тов, которые они сохранили в своем внутреннем психическом мире.
НАРЦИССИЧЕСКОЕ РАССТРОЙСТВО ПРОТИВ
НЕВРОТИЧЕСКОГО?
Когда нарциссическая хрупкость и симптомы, которые она по¬
рождает, доминируют в психической структуре, можно спорить,
поможет ли нашей теоретической и клинической концепции нар-
циссических расстройств их противопоставление расстройствам
невротическим. С теоретической точки зрения концепция двух раз¬
ных либидо, разного качества, развивающихся отдельно друг от дру¬
га, вызывает много метапсихологических трудностей. Мои собствен¬
ные взгляды ближе к теоретическим концепциям Отто Кернберга,
чем Хайнца Когута, в том, что Кернберг не признает понятие нар¬
циссизма как либидинального импульса, оторванного от интернали-
зованных объектов и объектного либидо, и в том, что он уделяет ме¬
сто важности ранних травматичных переживаний, которые, веро¬
ятно, вызывали у маленького ребенка ярость и ненависть, с которы¬
ми он не мог справиться (Kernberg, 1975, 1976).
С клинической позиции, я равно сомневаюсь в ценности резкого
разграничения нарциссических личностей и невротических. Когда
бы мы ни описывали расстройства личности как навязчивые, мазо¬
хистские, шизоидные или нарциссические, мы, фактически, ссыла¬
емся только на доминирующую черту или доминирующий защит¬
ный элемент в целостной структуре личности. Аналитики, факти¬
чески, редко думают об анализируемом как о личностной структуре.
Каждый пациент это сложная личность, наделенная уникальной
внутренней и внешней объектной констелляцией и специфической
220

ГЛАВА 9
ТЕАТР В КРУГУ- МЫСЛИ ОБ ЭКОНОМИИ НАРЦИССИЗМА
психической экономией, созданной для работы с собственной систе¬
мой внутренних отношений и идентификаций этой личности. Мы на¬
деемся понять эту психологическую мозаику, несмотря на то что (или,
возможно, потому что) наше понимание неизбежно фильтруется на¬
шей собственной запутанной сетью либидинальных загрузок и нар-
циссических защит. Даже если у каких-то пациентов определенные
черты характера значительно более выражены, чем у других, наш
главный интерес направлен не столько на то, чтобы разгрузить одну
из перегруженных защитных стен психического здания, сколько на
то, чтобы уловить уникальный и тонкий баланс психологических сил,
к которым прибег пациент, структурируя свое Эго и внутреннее Я.
Какая система грузов и противовесов, неотъемлемых убежде¬
ний и идентификаций дает анализируемому защиту этого либиди-
нального гомеостаза, или его самости, или объектной ориентации?
Нарциссическая экономия, чтобы сохранить смысл личной идентич¬
ности и регулировать самооценку, должна постоянно иметь дело с
изменчивой фантазией о самом себе, а этот процесс включает в себя
обмен с внутренними и внешними объектами, а также постоянные
внутренние отношения с этим внутренним Я Как можно проследить
постоянное колебание нарциссических и объектно ориентирован¬
ных либидинальных вложений в ходе психоанализа? Какие особые
средства каждый данный анализируемый использует, чтобы сохра¬
нить связь между внутренним Я и внешним миром? Наконец, какие
силы угрожают этой главной связи, чье начало скрыто в тумане пре¬
дыстории каждого человека?
Пытаясь ответить на эти вопросы, хочу отметить, что я интере¬
суюсь нарциссическими проблемами не ради категоризации, а ради
глубинного исследования двойственной функции нарциссического
либидо, как в защите чувства идентичности и самооценки в отноше¬
ниях со внешним миром, так и в защите от утраты внутренних объек¬
тных катексисов. Клинические наблюдения должны помочь нам сле¬
довать за постоянными колебаниями между репрезентацией само¬
сти и репрезентацией объекта и понять яснее их взаимозависимость
и их важность для сохранения психической стабильности. С этой точ¬
ки зрения мы, возможно, лучше поймем душевную боль и тревогу,
возникающие, когда это постоянное движение блокируется или на¬
рушается тонкое психическое равновесие.
221

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
РАЗМЫШЛЕНИЯ НАД ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ПОЗИЦИЕЙ
КОГУТА
Вышеприведенные размышления поставили меня в критическую
позицию по отношению к исследовательской работе Когута по нар¬
циссическим расстройствам личности. Я не отрицаю ценности нозо¬
логических исследований. Определение категории или изображе¬
ние клинических явлений путем талантливого использования мета¬
форы часто делает нас чувствительнее к определенным клиничес¬
ким данным. Это может даже открыть новое измерение психической
жизни, мимо которого мы прежде прошли, не заметив. Такие откры¬
тия самоочевидны внимательному наблюдателю. Кто до Фрейда от¬
давал отчет в детской сексуальности, и кто с тех пор может отри¬
цать ее? Будет справедливо сказать, что Когут, пророк «нового нар¬
циссизма», конечно же, сослужил эту службу наблюдателя в отно¬
шении нарциссических расстройств. Соглашаемся мы или нет, с его
теоретическими заключениями, его клиническая зоркость указала
общий знаменатель для бесчисленных проявлений нарциссических
нарушений.
Построение теории требует создания метафор, способных пере¬
дать суть открытия, которое лежит в основе проявлений, о которых
идет речь. Ид, Эго и Суперэго — личная поэзия Фрейда; внутренние
объекты — блестящая фигура речи Мелани Кляйн, раскрывающая
ее интуитивное восприятие психической реальности. В том же духе
мы можем восхищаться Когутовским объектом я-сам (self-object),
грандиозностью и зеркальным переносом. Они в сгущенных обра¬
зах передают сложные клинические феномены, которые мы прежде
просмотрели или не нашли слов, чтобы их запечатлеть и думать о
них дальше. Конечно, всегда существует опасность, что талантли¬
вые метафоры могут показаться такими удовлетворительными, что
их станут материализовывать; но если их трактовать так, словно
они называют реальные вещи, то их полезность весьма снизится. Те¬
ория, по определению, это система предположений, которые не были
доказаны; польза от нее — ее способность помочь нам думать более
ясно и четко о клинических проблемах и теоретических тупиках,
предстающих перед нами.
222

ГЛАВА 9
ТЕАТР В КРУГУ: МЫСЛИ ОБ ЭКОНОМИИ НАРЦИССИЗМА
Тем не менее, в любой области исследований важно связать свои
находки с базовой теоретической доктриной дисциплины, в кото¬
рую намереваешься внести вклад. Хотя Когут, как и все деятели в
этой области, стремится понять загадки человеческой души, он под¬
разумевает, что его гипотезы имеют преимущество перед теми, ко¬
торые содержатся е «традиционном психоанализе», как он его назы¬
вает. Хотя эта оценка собственной концепции не обесценивает ее,
она может ограничить ее полезность в продвижении психоаналити¬
ческих исследований. Если модели «самости» и «нарциссического
здоровья» Когута провозглашают основание новой парадигмы
(Kuhn, 1962), может оказаться, что это достигается за счет многих
классических фрейдистских парадигм. Я не буду обращаться здесь
ко многим глубокомысленным критическим выступлениям по пово¬
ду несколько легковесного обращения Когута с основными доктри¬
нами нашей метапсихолоогии, о привержености которым он, тем не
менее, заявляет (Stolorow, 1975; Hanly & Masson, 1976; Stein, 1979),
но я бы усомнилась в концепции, которая сводит к минимуму цен¬
ность теории либидо, роль эдипальной организации и далеко иду¬
щие последствия детской сексуальности, и все же претендует на то,
что она расширяет базисные концепции и достигает фундаменталь¬
ного сдвига парадигмы. Клинические явления, являющиеся резуль¬
татом нарушения нарциссической загрузки самости, укладываются
в широкий спектр психических заболеваний, и в действительности
неизвестно, были ли хоть какие-то аналитические случаи, в кото¬
рых не играли бы важную роль нарциссические факторы.
Более того, желание Когута отбросить экономическую модель
психического функционирования лишает объясняющей мощи эту
концепцию, в особенности в отношении нарциссической патологии.
Как сам Когут часто указывает, нарциссическая патология включа¬
ет широкий ряд паттернов поведения, через которые прямая раз¬
рядка или немедленное рассеяние болезненного эффекта достига¬
ются взамен психической переработки. Фактически, Когут исполь¬
зует экономическую модель, хотя заявляет об отказе от этого. Фрей¬
дистская концепция либидо как резервуара инстинктивной «энер¬
гии», которую можно вложить во множество объектов, включая са¬
мость, конечно, как намекает Когут, спорная. Но спорна и концепция
Когута о двух либидо (одно само-ориентировано, другое — объект-
223

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сиене
ориентировано), каждое из которых развивается отдельно и имеет
свой источник энергии, так что нарушение в одном из них могут ос¬
тавить незатронутым другое.
Для тех, кто, как и я, убежден, что «субъект» начинает психичес¬
кое существование только вместе с «объектом» (а именно, что рож¬
дающееся чувство собственного Я существует только в связи с вос¬
приятием Другого как отличного от субъекта), концепция Когута
представляет проблему. Я полагаю, что появление «нормальных»
объектных отношений у людей с нарциссическими личностными
проблемами — одна видимость. Мы часто имеем дело с пациентами,
у которых хотя и не проявляются открытые невротические симпто¬
мы в сексуальных или социальных ситуациях, но проявляются праг¬
матические формы отношений, которые прикрывают собой мани-
пулятивное или наркотическое использование других под маской
нормальности (таких пациентов я называю нормопатами). Такие па¬
циенты не осознают бедности своей либидинальной или эротичес¬
кой загрузки других или своей любовной жизни, и, возможно по этой
причине, это может ускользнуть и от внимания аналитика. Этот про¬
мах в распознавании нарциссических проблем может быть обязан
тонким личинам, в которые временно облачаются психологические
конфликты, когда их источник находится в первичном характере ран¬
них объектных отношений и архаичной сексуальности. Фрейд имел
все основания постулировать, что человеческая сексуальность
неотъемлемо травматична. Если согласиться с этим, психологичес¬
кие проблемы можно считать неизбежными, пусть даже они выра¬
жаются по-разному в разные эпохи и в разных обществах.
ТРАВМА ИНАКОВОСТИ И ЕЕ ПАТОГЕННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ
Корни нарциссической патологии располагаются и в неизбежной
травме инаковости и необходимости принять свою отдельную иден¬
тичность. Я полагаю, что когда собственный образ явно патологичен,
мы сталкиваемся с тревогой глобального характера, которая пред¬
шествует дальнейшей кастрационной тревоге и, возможно, являет¬
ся ее прототипом; такой конфликт первично тесно связан с различи¬
224

ГЛАВА 9
ТЕАТР В КРУГУ. МЫСЛИ ОБ ЭКОНОМИИ НАРЦИССИЗМА
ем двух тел, а позднее — с анатомической разницей полов. Оба от¬
крытия влекут за собой значительную нарциссическую боль, но в
более раннюю травму входят напряжения, относящиеся к первич¬
ным (примитивным) чувственным желаниям, которые младенец не
в состоянии переработать и разрешить сам. Когда не различаются
внутреннее и внешнее, одно тело и другое, нарциссические и сексу¬
альные цели сливаются.
Возможно, что уместно будет еще раз указать, что нарциссичес¬
кие симптомы можно разделить на две, вроде бы очень разные, фор¬
мы выражения. Определенные личности, пытаясь справиться с при¬
митивными кастрационными страхами нарциссического порядка,
стремятся создать непрерывный ряд нарциссических объектных
отношений, в надежде восстановить поврежденный образ себя и ос¬
тановить приливы паники, которая затопляет их всякий раз, когда
им угрожает отделение и другие возбуждающие тревогу ситуации.
Такая система отношений включает то, что Когут удачно назвал от¬
ношениями с самим собой — отношениями, где другой воспринима¬
ется как часть образа самого себя. Несомненно, что эта форма отно¬
шения приближается к примитивному единству с Другим, которое
испытывает ребенок по отношению к материнской вселенной, — по¬
требность в том, чтобы другой полностью отвечал бы за работу с
напряжениями и со всем, что слишком больно или слишком возбуж¬
дает младенца, чтобы он мог это выдержать и переработать психи¬
чески. Этот накопленный аффект разряжается от одного присутствия
другого и, в терминологии Биона, благодаря способности другого
«вместить» его (Bion, 1957; 43-64).
В контрасте с теми, которые чувствуют, что могут функциониро¬
вать только в таких обстоятельствах, другие, с той же базисной по¬
требностью избежать утраты чувства самости, вынуждены ревнос¬
тно защищаться от опасности слияния, которое подразумевают нар¬
циссические отношения. Они склонны создавать искусный ряд нар¬
циссических защит и сохранять дистанцию от остального мира, из
страха потери границ самости и чувства идентичности.* Эти люди
проявляют тенденцию к самодостаточности и отречению почти от
*	Эту тему я развивала в Главе «Нарцисс в поиске отражения». (J. McDougall,«Narcissus
in search of a reflection» in «Plea for a Measure of Abnormality»; New York: International
Universities Press, 1980).
225

ТЕАТР ДУШИ
И 1люзиу и правда на психоаналитической сиене
всякой потребности в пособничестве. К желаниям, сексуальным или
нарциссическим по природе, они тоже склонны относиться легко и
отрицать их силу. Такие люди часто вовлекаются в любовные отно¬
шения, либо временные, либо, если стабильные, то глубоко делиби-
динизированные. И опять под личиной нормальности индивид мо¬
жет бороться с либидинальными желаниями или бежать от них,
словно они пропитаны угрозой разрушения или смерти подобного
рабства. Это избегание близкого контакта с другими под прикрыти¬
ем поверхностного соответствия социальным нормам тоже может
включать бегство от того, что Когут называл требованиями «гранди¬
озного я», Эго-идеала и крайностей Суперэго такого порядка, что
соответствие им попросту невозможно. В отличие от Когута я пола¬
гаю, что эта защита строилась с младенчества, чтобы охранять
субъекта от крайностей примитивных либидинальных объектно-
ориентированных целей и фантазий, не осознаваемых субъектом.
При анализе они оказываются связанными с архаичными объектами
раннего младенчества, а также с частичными объектами догениталь-
ной сексуальности, сжатыми и смешанными с собственным телом и
собственным Я индивида. Фрагмент анализа в следующей главе бу¬
дет уместной иллюстрацией к тому, что я называю архаичной сек¬
суальностью, и к способу, которым ее ужасы сдерживаются защи¬
тами нарциссического характера.
ДВА РЕШЕНИЯ ФУНДАМЕНТАЛЬНОГО КОНФЛИКТА
Ужас пациентов, которые защищаются нарциссически от слиш¬
ком сильной вовлеченности в отношения с другими, часто выража¬
ется как страх быть околдованным или беспомощно зависимым от
объекта любви, как от наркотика. Это описание поразительно напо¬
минает сексуальные и любовные отношения пациентов, которые
активно стремятся удовлетворить настоятельные нарциссические
потребности через свою сексуальность. При поиске другого меньше
принимается во внимание желание, чем психическая экономия по¬
требности, стоящей за наркотическим поведением и девиантными
сексуальными организациями, при которых сексуальность исполь¬
226

ПАВА 9
ТЕАТР В КРУГУ": МЫСЛИ ОБ ЭКОНОМИИ НАРЦИССИЗМА
зуется как наркотик. В то время как одни пациенты с нарциссичес-
кими проблемами постоянно ищут таких отношений, другие посто¬
янно укрепляют баррикады против такого порабощения.
Обе личностные структуры имеют корни в нарциссической сек¬
суальности младенчества, и каждая пытается тайно сохранить или
воссоздать первичную связь с матерью. Те, кто стремится к объекту
«я сам», ищут этот объект во внешнем мире. С другой стороны, те,
кто защищается от опасности желания слиться с объектом «я сам»,
проживают это слияние только в фантазии. Вовлеченность (будь она
декатектированная или компульсивная) таких пациентов в отноше¬
ния с их сексуальными и любовными объектами может произвести
впечатление, что у них не затруднена способность любить или иметь
удовлетворительные сексуальные отношения. С нормативной точ¬
ки зрения может показаться, что у них нет невротических проблем,
и таким образом может подтвердиться взгляд, что объектное либи¬
до и нарциссическое либидо способны существовать отдельно и не¬
зависимо. Только яркий свет аналитического опыта может осветить
психологическую обедненность, которая так часто стоит за компуль-
сивным поиском объекта или поверхностными встречами. Факти¬
чески, мы сталкиваемся с психическими организациями, предназна¬
ченными для поиска или избегания отношений, которые следуют
примитивному способу любви — фантазии о слиянии. Два пациента
служат примером этих двух структур.
Сандра: Когда я одна, я просто перестаю существовать. Ничего,
кроме пустоты. Чтобы я чувствовала себя живой, кто-то должен быть
рядом.
Сабина: Когда я слишком долго среди людей, я теряю свои грани¬
цы; я могу быть сама собой по-настоящему, только когда я одна.
Пациенты вроде Сандры, которые используют других как я-сам
объекты, чтобы подтвердить свою нарциссическую ценность и чув¬
ство идентичности, уже были объектами бесчисленных аналитичес¬
ких трудов. Те, кто похож на Сабину и использует свою самодоста¬
точность, чтобы защитить себя от внешней реальности с ее требова¬
ниями, разочарованиями и неожиданными катастрофами, не полу¬
чили такого внимания в психоаналитической литературе, возможно
потому, что они, кажется, избавлены от опасностей зависимости от
227

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сиене
объекта. Однако теория их психического функционирования кажется
мне более сложной, чем у тех пациентов, которые наркотически при¬
вязаны к своим объектам. Их сексуальность туманна и скрытна, или
отмечена равнодушием (иногда неявным, иногда гордо объявленным.)
ко всем любовным отношениям и сексуальным приключениям. Их без¬
жизненная сексуальная жизнь редко компенсируется невротически¬
ми симптомами, но в ней заметны характерные черты, да они запе¬
чатлены и на всех их отношениях. Роль субъекта в сохранении этого
декатектированного мира и скрытое удовлетворение, получаемое от
него, остаются неощутимыми. Эта неощутимость проникает и в ана¬
литические отношения, выражаясь как отсутствие, явное исчезнове¬
ние аффекта переноса, совсем как если бы аналитик был частью ана¬
лизируемого или анализируемый — продолжением аналитика. Эти
отношения переноса подробно описаны Когутом. (Kohut, 1971).
АРХАИЧНЫЕ СЕКСУАЛЬНЫЕ КОРНИ НАРЦИССИЧЕСКИХ
РАССТРОЙСТВ
Мои собственные клинические наблюдения привели меня к убеж¬
дению, что нарциссические отношения переноса оказываются более
доступны анализу, как только становятся видны инстинктивные кор¬
ни, сделавшие необходимой такую мощную защиту. Значимые объек¬
ты архаичной либидинальной структуры рассыпаны как по жизни
пациентов, так и по их аналитическому дискурсу. Эти объекты на¬
столько расчленены, сгущены или лишены жизни, что часто «зары¬
ты» в неодушевленных объектах; поэтому либидинальные фрагмен¬
ты невидимы в жизни пациентов и неслышимы в их ассоциациях.
Глубоко вытесненная архаичная сексуальность касается «тела=по-
лового органа»; кастрационная тревога, связанная с этой репрезен¬
тацией, может ощущаться, как угрожающая всему телу как целому
или психической целостности личности.
Следует еще раз упомянуть, что самый ранний психически*! след
узнавания разницы между полами идет от открытия разницы меж¬
ду двумя телами, и это позднее вносит вклад в проявление фаллич-
228

ГЛАВА 9
TEAT Р В КРУГУ МЫСЛИ ОБ ЭКОНОМИИ НАРЦИССИЗМА
но-эдипальной кастрационной тревоги у обоих полов. Близкие чув¬
ственные отношения матери с грудным ребенком содержат пара¬
докс: материнское тело благодаря либидинальной загрузке лучше
вооружено, чем тело младенца, против силы побуждений к смерти
(понимать ли их в рамках выражения агрессии или ярости или же
как магнетическую тягу к покою и нирване). Материнская функция
матери должна включать ее желание поднять в своем ребенке волю
к жизни, защищая его от опасности вернуться к безжизненному по¬
кою. В то же время, в моменты отделения, когда мать не действует
как защищающий оплот или магическое продолжение самого ре¬
бенка, начинают действовать первые частички его Независимой пси¬
хической активности.
Если эти первичные чувственные отношения считать основным
условием психического выживания, то следует признать их и са¬
мым ранним прототипом грядущей сексуальной жизни и нарцисси-
ческого образа самого себя. Во время этой изначальной фазы психи¬
ческого структурирования нет другого посредника, нежели сама мать
и ее бессознательное (а именно, ее истолкование потребностей ре¬
бенка), который мог бы преобразить маленькое биологическое тельце
в эрогенное. Если это первичное общение неудачно (Castoriadis-
Aulagnnier, 1975; McDougall, 1978), и если мать оказывается неспо¬
собной из-за собственной тревоги исполнить свою роль щита от пе¬
ревозбуждения (например, проявляя слишком много или слишком
мало любви к своему ребенку и его телу (Fain, 1971), есть риск, что
будет хрупкой та психическая структура, с которой крошечному
ребенку предстоит встретить универсальные травмы человеческой
жизни: открытие существования другого, разницу между полами,
неизбежность смерти. Такая хрупкость, хотя она, вероятно, увеличит
психосоматическую уязвимость или психотический потенциал, мо¬
жет также мобилизовать нарциссические защиты, способные охра¬
нять будущего взрослого от психосоматоза и психоза.
В таком случае эта глубинная хрупкость порождает защиты в
виде характера, далекие от хрупкости и шаткости, и часто — непо¬
колебимые. Нарциссическая самодостаточность (автаркия) замыка¬
ет в своих пределах бесценные внутренние объекты, но их состоя¬
ние сгущенности и расчлененности, пропитанности архаичными вле¬
чениями, требует определенной бдительности в контактах с внешним
229

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцене
миром. Этот драгоценный психический капитал надо защищать, и
опасности встреч с людьми, которые, вероятно, воспринимаются как
компульсивные потребности-объекты, надо избегать, ибо объекты
потребности в то же время являются потенциальными объектами
примитивной ненависти. Те, кто сумел выстроить нарциссические
укрепления между собой и другими, защищают не только себя и
свою внутреннюю вселенную, но и других, которые невольно втяги¬
вают их в отношения, потенциально смертоносные для обоих. Бес¬
сознательно эти отношения несут печать стихийного насилия, кото¬
рое и составляет архаичную сексуальную субструктуру человека.
В следующей главе дается клиническая иллюстрация к этим те¬
мам. В то же время аналитический фрагмент может продемонстри¬
ровать мое расхождение с теоретическими позициями Когута. У
пациентки, о которой пойдет речь, проявляются признаки, симпто¬
мы и черты характера, а также «зеркальный перенос», которые Ко-
гут считает парадигмой нарциссического расстройства личности. Она
не считает, что у нее есть сексуальные проблемы, не осознает она и
то, что сама страдает от невротических симптомов, которые наблю¬
дает у друзей. Ее страдание — другого порядка: она часто чувствует
пустоту и безнадежность своей жизни, и спрашивает себя, стоит ли
продолжать жить. В то же время она с бешеной энергией защищает
себя от близких или продолжительных контактов с другими людь¬
ми. Во вступлении к «Анализу собственного Я» Когут пишет: «Такие
люди, следовательно, научились уходить подальше от других, что¬
бы избежать специфической опасности — не подвергать себя нар¬
циссическим ранам» (Kohut, 1971; 12). У меня нет других возраже¬
ний против этой формулировки, кроме того, что она неадекватно
указывает на инстинктивные конфликты, которые стоят за такими
проекциями. По моему клиническому опыту потенциально ранящий
и преследующий внешний мир, который окружает хрупкий нар-
циссический образ самого себя, берет эту спроецированную на него
силу из ядра ранних, фрагментарных сексуальных объектов и пер¬
вичных фантазий, которые глубоко схоронены в собственном Я, още¬
тинившемся баррикадами.
230

ГЛАВА 10
НАРЦИССИЧЕСКАЯ СЦЕНА И РОЛЬ
АРХАИЧНОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ
X
Нарциссическая сцена и роль архаичной
сексуальности
Анжела, хорошенькая женщина тридцати четырех лет, жила одна
со своим маленьким сыном, но сохраняла дружеский контакт с его
отцом. Психологически она пребывала в том, что можно назвать нар-
циссическим убежищем, где ей было необходимо оставаться одной
большую часть времени, потому что люди «рвали ее на кусочки»,
если она слишком долго оставалась с ними. Тем не менее, она полу¬
чала чрезвычайное удовольствие, «наблюдая» других, и говорила о
них, словно о марсианах, которых она должна постараться понять.
Одаренная интеллектуально, Анжела большую часть времени пи¬
сала эссе и пьесы исторического и философского плана. Она мало
пыталась опубликовать их и с неохотой позволила, чтобы друзья
поставили ее пьесы в маленьком экспериментальном театре Пари¬
жа. Она говорила, что ей не нужна публика, ей достаточно удоволь¬
ствия творить. Точно также у нее не было «никакой потребности и в
сексуальных отношениях», хотя она не была фригидной, и время от
времени у нее были недолговечные похождения с разными друзьями.
За этой установкой не скрывалось никаких серьезных гомосексу¬
альных конфликтов. В ходе анализа ее латентная гомосексуальная
озабоченность оказалась похожей на ту, которая раскрывается у
большинства нормально-невротических пациентов. А точнее, Анже¬
ла говорила о друзьях обоего пола так, словно их вообще с трудом
можно было отличить друг от друга. У них не было пола, возраста,
имен. Хотя она постоянно боялась, что они займут слишком много ее
драгоценного времени, она была привязана к ним по-своему: «Я про¬
сто люблю смотреть на них — это все равно, что пойти в театр». Если
иногда друзья неожиданно приглашали и ее «выйти на сцену» —
посоветовать что-то или поговорить о ней самой, ее охватывала па¬
ника. Ее тревога была так велика, что создавалось впечатление, что
она даже и не понимает, что люди ей говорят.
231

ТЕАТР ДУШИ
Илюл'я и правда на психоаналитической сцене
В подобных обстоятельствах она иногда забывала о существова¬
нии других; ее мысли были в тысячах километров отсюда, и в такие
моменты неожиданное вмешательство не только страшно пугало ее,
но и заставляло чувствовать себя переполненной изнутри, раздав¬
ленной: «Я совершенно теряю соприкосновение с реальностью; нео¬
жиданное слово для меня как внезапное сексуальное требование. С
друзьями-мужчинами я очень стараюсь не вести себя слишком жен¬
ственно. От любовных приключений я теряю свои границы. Мне это
не нужно». По той же причине Анжела не любила музыку: «Она вры¬
вается в тебя, все переворачивает, переходит все границы. Вот аф¬
риканская музыка, которая нравится некоторым моим друзьям —
мне просто нужно тогда уйти.» В том же духе Анжела «зверски»
страдала от холода и чувствовала, что не может думать, когда ей
холодно. В то же время мысль, что ее согреет контакт с другим те¬
лом, наполняла ее ужасом. Однажды, когда ей пришлось выбирать
между двумя ужасными ситуациями, она выбрала замерзать, и так
объяснила свой выбор: «Разница температур двух тел не только
меня тревожит, она мне безмерно противна».
Короче говоря, близость с другим человеком, психологическая
или физическая, угрожала чувству нарциссической целостности
Анжелы и вызывала у нее страх «потерять контакт с реальностью».
Я иногда задумывалась, не помогает ли тщательно сохраняемая ею
дистанция с другими людьми ее редкой наблюдательности и чув¬
ствительности к человеческим слабостям и недостаткам. Она с уди¬
вительной четкостью видела насквозь человеческий самообман и
взаимные иллюзии. Для того, кто, казалось, обитает в разреженном
воздухе чужой планеты, ее размышления над хорошо известными
общественными фигурами, мыслителями, политиками, артистами,
никогда не преставали изумлять меня своей проницательностью. По
мере продвижения анализа она смогла обернуть этот проницатель¬
ный взгляд и на себя: «Мне больно видеть, что я так оторвана от
остального мира и так недоступна страсти».
Несмотря на необычные и завораживающие ассоциации Анже¬
лы, ее анализ оставлял меня глубоко неудовлетворенной. Она была
здесь и не здесь, создавая впечатление неуловимости, которое уси¬
ливала ее странно нереальная манера говорить о своем телесном Я,
как будто она живет по соседству со своей телесной оболочкой, а не
232

ПАВЛ 10
НАРЦИССИЧЕСКАЯCUEHA И РОЛЬ
АРХАИЧНОЙ СЕКСУЛЛЬНОСТИ
в ней. Она была как дух, лишенный тела. Ее аналитический дискурс
напомнил мне замечание, которое однажды высказала мать одного
психотичного мальчика: «Сэмми говорит все время, но никогда, ни¬
когда не говорит ни о чем реальном». Такой вид сообщений находит¬
ся в ярком контрасте и, в некотором смысле, является противопо¬
ложной частью операционной или алекситимичной речи и отноше¬
ниям, которые обсуждались в главе 7. Те кажутся эмоционально без¬
жизненными, намертво забетонированными в действительном и
фактическом, и самую жизнь словно сводят к серии внешних собы¬
тий. Но странным образом, у пациентов вроде Анжелы, это кажуще¬
еся несуществование других чем-то похоже на то, которое обнажа¬
ют перед нами операционные или алекситимичные личности. Я пред¬
полагала уже в первых главах, что перед нами здесь примитивная
защита от всепоглощающей боли.
ПЕРВЫЕ «ПЛОТСКИЕ» АССОЦИАЦИИ
Следующие отрывки взяты из сессий, во время которых удалось
поймать после трех лет анализа в ассоциациях Анжелы летучие
отсылки к ее телу как объекту либидинальных вложений. И с этими
отсылками возник первый проблеск организации ее детских сексу¬
альных фантазий и ранних эдипальных образов, другими словами,
развивающаяся сердцевина ее невротических трудностей, как про¬
тивовеса ее нарциссическим конфликтам. Все эти первые годы раз¬
ные мои вмешательства, направленные на то, чтобы высветить это
пропавшее измерение ее психической жизни, оставались почти без
ответа. Мой голос «беспокоил» ее, потому что она «внезапно осозна¬
вала, что мы два разных человека» ; мои слова в нее «проникали, как
чужеродные тела», и ей «нужно было время, чтобы их переварить».
Кристально четкий образ зеркального переноса в описании Когута
(Kohut, 1971). У меня, конечно, было много свободно парящих гипотез
о ее психической структуре и либидинальной экономии, в частно¬
сти, некоторое представление, о чем у нее могут быть сексуальные
фантазии. Ее «ужас перед музыкой», например, вызывал чувствен¬
ное воспоминание о голосе матери, а также о первичной сцене, сме¬
233

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
щенные теперь на музыку и африканские ритмы. В конце концов, я
смогла понять, что Анжела воспринимала мой голос как бессозна¬
тельный символический эквивалент груди, а слова — как бессозна¬
тельный символический эквивалент фаллоса. Вместо того, чтобы
нести в себе возможность осмысления эдипальной сцены, мои слова
причиняли ей боль и вносили путаницу. Ее вид бесплотного духа,
обитающего в неведомом пространстве, ее постоянный страх «поте¬
рять свои границы», утратить контакт с реальностью или слиться с
другими людьми, вызывал образ хрупкой девочки, все еще неуве¬
ренной, что ее тело может «вмещать» ее (Bick, 1968): образ тела,
которое проницаемо, нестабильно, возможно, непознаваемо.
Анжела заявляла, что никогда не смотрится в зеркало, а если слу¬
чайно увидит свое отражение, то не узнает его. Ее мощное отрица¬
ние своего телесного Я как объекта нарциссического интереса соче¬
талось со столь же сильным отказом признавать такие телесные
состояния, как голод, жажда, боль или болезнь. Как бы ей ни хоте¬
лось есть или пить, она умудрялась не отдавать себе отчета об этих
биологических позывах часами. Когда я однажды спросила ее, так
же ли она забывчива о выделительных телесных потребностях, она
быстро ответила, что забывает об этом совершенно, так что наяву и
не могла бы вспомнить, как она это делает. О своих сексуальных же¬
ланиях или эротическом телесном Я она вообще не упоминала. Правда
она предлагала мне ученые диссертации о сексуальности, как темы
для размышлений, в которых она объясняла, как ошибался Фрейд,
когда строил всю свою концептуальную систему психической струк¬
туры и психопатологии на либидинальных импульсах. Страх, что в
анализе ее могут подвергнуть «ошибочным интерпретациям такого
рода», не позволил ей начать свой анализ гораздо раньше. (Анжела
искала аналитической помощи после периода острой депрессии,
когда ее близкая подруга настояла, чтобы она пришла ко мне хотя бы
один раз.) «Мне не нужен такой фрейдистский анализ; у меня нет
сексуальных проблем; мои трудности лежат совсем в другом изме¬
рении», — пояснила она.
234

ГЛАВА 10
НАРЦИССИЧЕСКАЯ СЦЕНА И РОЛЬ
АРХАИЧНОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ
ОДЕЖДА АНЖЕЛЫ СТАНОВИТСЯ ЛИБИДИНАЛЬНЫМ
ОБЪЕКТОМ
Достаточно любопытно, что эфирное и иномирное самовосприя-
тие противоречило явному телесному интересу, на который Анже¬
ла никогда не ссылалась: она одевалась чрезвычайно тщательно и
элегантно. Летом на ней часто были только белые одеяния — чудес¬
но скроенные брючные костюмы, длинные юбки с белыми вышиты¬
ми блузками, ручной работы шелковые рубашки с подходящими
шарфиками — никакого диссонанса, но поразительно не по текущей
моде. Хотя и бесплотная, она явно хотела быть привлекательной,
притягивать внимание к своему телесному Я, как объекту либиди-
нального интереса. Но чьего? Возможно ли, чтобы она была только
«телесным объектом» созерцания или эротически загруженным те¬
лом для себя одной? Можно подумать, что эта забота об одежде была
неотъемлемой частью ее нарциссической структуры самой себя. Но
чтобы она означала, будь она отделена от какой бы то ни было внут¬
ренней объектной репрезентации? Разве было бы понятно такое
вложение в физическую привлекательность без каких бы то ни было
объектно-либидинальных уз, даже горячо отрицаемых самой Ан¬
желой, и л pi, по всей видимости, бессознательных?
Однажды, к моему удивлению, Анжела сказала, что чуть не про¬
пустила сессию, потому что у нее не хватало времени постирать
свою одежду. Среди ее бесплотных ассоциаций эта мимолетная ссыл¬
ка на свое физическое тело, хотя и ограниченная одеждой, которая к
нему прикасается, вызвала такое же удивление, как бредовая мысль
в прекрасно выстроенной диссертации.
Я попросила Анжелу рассказать мне побольше про стирку одеж¬
ды. Она казалась удивленной моим запросом, но ответила, что тра¬
тит каждый день на это от одного до нескольких часов, — она, кото¬
рая все другие хозяйственные заботы переложила на постоянную
прислугу, и во сне не видела, чтобы доверить ей такую деликатную
задачу. Я заметила, что стирка, кажет ся, очень для нее важна, и спро¬
сила, что она думает об этом. Первой реакцией было быстрое отри¬
цание.
235

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Анжела: Нет! Она не особенно меня интересует — ах, ну как это
сказать, да, я никогда не надеваю ту же одежду два дня подряд. Я себя
так нехорошо чувствую.
После долгой паузы Анжела продолжала.
Анжела: Знаете, мне действительно нравится стирать одежду:
это для меня не проблема, а настоящее удовольствие. Правда!
Поскольку мы никогда не были так близки к телесной реальности
Анжелы раньше, и поскольку в ее дискурсе прозвучал намек невро¬
тической силы, я спросила, не расскажет ли она мне побольше об
этом, и стала делать записи.
Анжела: Ну, это словно отмершие клетки на моей коже ... (Анже¬
ла зашептала, как часто делала, когда ее чувства казались ей непе¬
редаваемыми.)... хуже, чем грязь... (Голоса стало почти не слышно,
словно и мысль, которую она сообщала, тоже исчезала. Помолчав
минуту, она опять подняла тему стирки.) Знаете, мне действи¬
тельно нравится стирать свою одежду; это не проблема.
Пораженная ее настойчивостью, я сказала, что она словно наста¬
ивает на этом ежедневном удовольствии, и спросила ее, будет ли
она как-то расстроена, если ей помешают стирать. (Я просто вцепи¬
лась в этот значимый фрагмент плотской реальности, намекающий на
вытесненное содержание фантазии.)
Анжела: О да! Я ужасно бы расстроилась — фактически, я в пани¬
ке, когда бы это ни случалось.
Она стала подробно рассказывать о мерах предосторожности, ко¬
торые она предпринимает, отправляясь гостить к друзьям или в дол¬
гое путешествие на яхте. В одном маленьком тазике с водой она умуд¬
рялась перестирывать все каждый день. Затем она замолчала, слов¬
но мои расспросы беспокоили ее, но я продолжала эту многообеща¬
ющую линию расследования.
ДжМ: Это чувство паники, когда меры предосторожности не удают¬
ся, как Вы думаете, отчего оно? Что Вы воображаете в такие моменты?
Анжела: Э-э-э... я никогда об этом не думала ... Вот! Я только что
подумала кое о чем, о чем не вспоминала годами. Они показали мне
горшок, полный их. Тонкие, белые, ужасные! Только подумать, что
все это было внутри меня, жило там, а я даже не знала!
236

ГЛАВА 10
НДРЦИССИЧЕСКДЯ СЦЕНА И РОЛЬ
АРХАИЧНОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ
Ее слова напомнили мне, как она много раз говорила о своем стра¬
хе, что другие вторгнутся в нее, ужасе, что они (или я) «завладеют
ею». Я часто спрашивала себя, почему в ней таятся такие тревожные
мысли об утрате субъективной идентичности, когда она находится
рядом с другими. Я записала, что люди и глисты, кажется, завладе¬
вают Анжелой одинаково. Есть ли бессознательная связь между
людьми и червями? Помолчав, она продолжала:
Анжела: Да, надеванная одежда! Вот на что она похожа. Прямо
как эти черви. Ужасно!
Мои собственные ассоциации помчались вперед. Меня особенно
поразила перестановка в сцене ужаса. То, что раньше было внутри
(черви), теперь оказалось снаружи: одежда Анжелы загадочным об¬
разом была чревата червями-ужасом. Представляла ли собой одежда
кого-то, кто может коснуться ее кожи? Испачкать ее? Покрыть ее
«мертвыми клетками»? Возможно, она связана с ее родителями,
умершими, когда она была еще маленькой? Фактически, Анжела чув¬
ствовала их очень живыми внутри себя, «словно спаянными вмес¬
те», говорила она не раз, — удивительные, драгоценные, высоко иде¬
ализированные «грандиозные» образы. Мы давно решили, что важ¬
ной частью ее потребности в одиночестве было чувство, что она на¬
едине с ними, как это было в детстве, перед их смертью. Однажды,
когда я спросила ее о них как о сексуальной паре, она ответила, что
это абсурдная идея. Они были эфирными созданиями, бесполыми и
бестелесными. Эдипальная структура Анжелы казалась сплошным
пробелом.
Сессия на следующий день.
Анжела: Действительно странно. Я думала о вчерашней сессии
несколько часов. Стирать одежду — не просто удовольствие. Я всю
жизнь стираю вещи, как сумасшедшая. Все мое детство в этом про¬
шло. Я должна дойти до сути! Это не просто страх грязи; еще нестер¬
пимее форма одежды, которую уже носили. Вроде как застывшая и
закругленная. Напоминает мне, как я сломала руку, когда была ма¬
ленькой. Меня это не беспокоило, пока они не сняли гипс, а тогда —
ужас от этого вида гипса, который застыл круглым. Я думала, меня
стошнит. Пока не видишь этого, не осознаешь.
ДжМ: Не осознаешь чего?
237

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитический сиене
Анжела: Ну одежду же. Чувствуешь себя в ней прекрасно, она
сливается с твоим телом, окутывает тебя. Но снятая, особенно на
следующее утро, она словно меняется за ночь. Фу! Мне надо высти¬
рать ее немедленно.
Ко мне вновь вернулись фантазии прошлой сессии: одежда, ко¬
торая заняла место людей, которые «сливаются с твоим телом». Но
эти «люди-одежда» «меняются за ночь». Может, это мать, загрязнен¬
ная и измененная отношениями с отцом? А что значит — «пока не
видишь, не осознаешь»? Я повторила эти слова, добавив, «что одеж¬
да, которая касалась нашего тела и окутывала нас, потом меняет¬
ся?» Словно и Анжела тоже думала о материнских метафорах, она
живо ответила:
Анжела: Это заставило меня подумать о коже матери. Она вызы¬
вала у меня отвращение, я не могла вынести, когда она дотрагива¬
лась до меня. К счастью, она была не из тех женщин, которые все
время тискают детей. При мысли, что вокруг меня обвиваются ее
руки, мне делается противно.
ДжМ: Словно она грязная?
Анжела: Вот! Словно одежда!!!
ДжМ: Наша одежда немного похожа на мать нашего детства. Ма¬
тери выбирают нашу одежду, надевают ее на нас, пока мы малень¬
кие, и остаются отчасти с ней связанными.
Анжела: Надеванная одежда, вся круглая и неряшливо выглядя¬
щая. (Анжела рисует в воздухе что-то, напоминающее, скорее, кув¬
шин для вина, чем одежду.) Фу! Прямо, как мерзкое тело матери.
(Она опять рисует что-то круглое в воздухе, на этот раз застав¬
ляющее меня подумать о большом животе, и животике маленькой
Анжелы, полном червей.)
ДжМ: Эта круглая форма, которую Вы обвели, выглядит, скорее,
как тело, чем часть одежды. Тело, полное червей? Как животик Ан¬
желы? Или детей, как живот матери?
Анжела: Фу! Мысль о беременных женщинах мне противна. Мне
гадко видеть их, а мысль, чтобы дотронуться до живота беременной
женщины... ну, уж этого со мной никогда не случалось. Почему же я
подумала об этом?
238

ГЛАВА 10
НДРЦИССИЧЕСКАЯСЦЕНА И РОЛЬ
АРХАИЧНОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ
ДжМ: Мать была несколько раз беременна, пока Вы были маленькой.
Анжела: (почти неслышным шепотом) Все это... слишком ужас¬
но... (Снова жестикулирует, на этот раз — словно отгоняя болез¬
ненную мысль.) И подумать только, что я никогда не хотела забере¬
менеть; у меня годы ушли на то, чтобы принять идею, что «это» бу¬
дет расти во мне. Точно то же чувство, как с глистами. Фу! Росли во
мне. Я должна была делать все возможное, чтобы убедиться, что «это»
не попадет ко мне в тело. (Долгая пауза.) Это мать, беременную, я не
могу вынести? Словно я должна это смыть? Да, все, что извивается
внутри — гадость! Когда я была маленькой, я считала, что в женщин
«это» попадает, когда они съедают что-то живое. Я что, думала, что
они едят червей? (Долгая пауза.) Когда я говорю червей, я думаю боль¬
ше о тех червях, которые едят трупы. Они совсем другие.
ДжМ: На что они похожи?
Мое воображение отправилось к мысли о мертвых родителях
Анжелы. Я подумала в первый раз, а что если за тяжелой анорекси¬
ей ее детства и ее взрослым отвращением к пище вообще скрыва¬
лась фантазия, что она ест мертвых родителей или содержимое
живота матери — детей, фантазия, явно связанная с сегодняшней
сессией про глистов. А был ли где-нибудь на горизонте отец-червяк?
Ассоциации Анжелы про глистов и других червей, трупных, указы¬
вали в этом направлении.
Анжела: Я всегда представляла этих червей, как дождевых. А на
дождевых я любила смотреть, как они выползают из земли, все ро-
зовенькие. Гораздо менее отвратные, чем эти мерзкие глисты! Они
не извиваются повсюду. И они всегда по одному.
На французском «солитер» означает еще и «одинокий». Об этом
«одиноком червяке» я и спросила Анжелу.
Анжела: Господи, да! Наша кухарка как-то сказала мне, что соли¬
тер может выползти изо рта, и что однажды она поставила блюдце с
молоком, чтобы поймать его, а когда он стал вылезать, отрубила ему
голову. О да! Я вспомнила теперь, что я так же боялась подцепить
солитера, как и глистов. Я держалась от всех подальше, от страха их
подцепить. Я боялась даже дотрагиваться до людей. Фу, я подумала,
как однажды мне пришлось мыть сестре голову. Она меня попроси-
239

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ла, и это была настоящая пытка. (Я про себя думаю, не равнялась ли
бессознательно маленькая сестра «глистам» из материнского тела.)
А теперь тот же ужас с беременными женщинами. Меня ужасает
мысль, что кто-то из них мог бы обвить меня руками. Но мать никог¬
да так не делала. Я заболеваю даже от разговоров женщин о своей
беременности. (Долгая пауза.) Это как-то стыдно — такая чувстви¬
тельность. Ужасно. Голова от этого кружится. (Начинает шептать.)
Мучительно... не могу об этом думать... теряюсь...
Видя ее расстройство и непонятные движения, я предложила ей
сказать точно, что же вызвало эту внезапную вспышку тревоги.
Анжела: Когда тебя заставляют в этом участвовать... ты «этим» и
становишься. Замешиваешься в их историю.
ПОЯВЛЕНИЕ ЭДИПАЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
Анжела опять демонстрирует, как ей трудно оставаться отде¬
ленной от других, особенно когда они говорят о предметах, которые
расстраивают ее или затрагивают слишком близко. В такие момен¬
ты слова проникают в нее, нападая на ее чувство идентичности. Это
очевидная угроза ее нарциссической экономии, но, как мы увидим, в
то же время это угроза заполнения примитивными сексуальными
фантазиями. Архаичная эдипальная организация начинает появлять¬
ся, с первичной сценой, все еще закапсулированной в теле матери. В
своем воображении Анжела «повенчана» со своей одеждой, как она
однажды выразилась. Теперь кажется вполне возможным, что она
«повенчана» с телом матери, которое содержит «одинокого червя»,
«отца-червя», и их общий плод, «желудочных червей», глистов. Толь¬
ко когда Анжела отделена от материнской замены в форме одежды,
когда она воспринимает одежду-мать-тело как раздутую беремен¬
ностью, тогда она больше не часть ее самой, и ее переполняет отвра¬
щение ко всему, к чему она стремится присоединиться, словно как в
бессознательной фантазии об усвоении всего драгоценного материн¬
ского содержимого. Теперь она ненавидит все, чему когда-то завидо¬
вала и желала.
240

ГЛАВА 10
НАРЦИССИЧЕСКАЯ СЦЕНА И РОЛЬ
АРХАИЧНОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ
Анжела: Я не могу вынести самодовольства беременных, их неве¬
роятной нечуткости к чувствам других людей. Когда я была бере¬
менна, я и намека не делала на свое состояние, особенно рядом с жен¬
щинами, у которых нет детей. Да, именно это заставляет соучаство¬
вать в удовольствии беременных, что для меня невыносимо! (Анже¬
ла выражает удивление своим открытием.)
ДжМ: Вы не думаете, что это и о Вашей матери и Ваших чув¬
ствах, которые Вы испытывали в детстве?
Анжела: Конечно, нет! Я никогда не завидовала матери, — и, кро¬
ме того, почему я должна была чувствовать, что должна участво¬
вать? Интересно все-таки, почему беременные женщины затаски¬
вают всякого в свою беременность?
ДжМ: Кажется, это Вы активно включаетесь в это соучастие —
взгляд ищет закругленных форм, уши вбирают слова этих женщин, с
особой остротой...
Анжела: Да... Правда, я вроде как... зачарована. Но тогда я зачаро¬
вана всем, что я вижу, но при этом я не втягиваюсь.
ДжМ: А с беременными втягиваетесь?
Анжела: Когда я стала думать об этом, я почувствовала, что я
как-то лишена... словно у них есть что-то... Может быть также, слов¬
но меня держат на расстоянии... Я помню, какой несчастной я себя
чувствовала, когда сестра получала что-то, чего у меня не было. Я
всегда очень старалась не делать такого с другими, особенно не гово¬
рить о своем ребенке с бездетными.
Здесь мы видим, в ссылке на своего ребенка и беременность, что
Анжела много трудится над тем, чтобы не возбуждать зависть в дру¬
гих, несомненно, справляясь тем самым с рядом, надо полагать, трав¬
мирующих и вызывающих зависть событий в собственном детстве.
Сейчас она верит, что она выше всякой зависти, всех желаний и даже
потребностей.
ДжМ: Мы могли бы заинтересоваться, не чувствовали ли Вы, что
Вас «лишает» и «держит на расстоянии» собственная мать, с детьми,
растущими внутри нее... внутри ее живота, округлившегося, как
надеванная одежда. Можно это связать с идеей, что у нее не было
ничего, чему можно было бы позавидовать, — кроме этих червей?
241

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Анжела: Как отвратительно! Но я все-таки поняла! Я всегда счи¬
тала, что я — любимица отца. Мы были в нашем собственном мире,
одни — он и я. В своем кабинете он учил меня всяким разным вещам.
Плоть, тела, внутренности — все это принадлежало другой стороне,
кухонной! В его комнатах все было тихо и спокойно. Только все интел¬
лектуальное имело значение. Я была самым любимым членом семьи.
ДжМ: И все-таки не Вам отец давал своего «солитера»; и все эти
дети-червячки росли у матери в животе, а не в Вашем.
Анжела: Но отец ничего общего с этим не имел! Господи, что это я
говорю? Я никогда не думала... голова кружится... не могу даже ду¬
мать об этом...
Анжела рисует что-то в воздухе, а голос ее становится почти не
слышным. Я думаю про себя, что попытка вообразить сексуальные
отношения собственных родителей часто сопровождается на анали¬
тической сессии головокружением или замешательством, словно
маленький ребенок из прошлого борется с желанием участвовать в
этой сцене, и в то же время хочет наблюдать за ней или прекратить
ее — сложное тревожное чувство, куда входят зависть, нарцисси-
ческая умерщвленность и страх потери собственной идентичности.
Анжела: Четверо детей — мать сама себе их сделала. Иначе...
ну... это просто немыслимо. Это напоминает мне, что есть и кое-что
похуже беременных женщин — те, кто говорит о своих любовниках
и сексуальной жизни. Вроде одержимых. Меня ужаснула бы и мысль,
что меня поглотят такие чувства. Они, кажется, живут только для
другого, словно они наполнены его существом. Жутко, должно быть.
Я никогда не была одержима другим человеком вот так.
Снова мы видим, что Анжела может идентифицироваться с гени¬
тальной матерью только в атмосфере ужаса. «Закругленная» жен¬
щина, замкнутая на себя, несущая в себе этих «детей-червяков», ко¬
торых она «подцепила» через рот, и которые выходят через анус, —
эти и другие элементы детских сексуальных теорий Анжелы стано¬
вятся видны и создается возможность их вербального выражения.
Появляется и следующий элемент, который нужно добавить к почти
уже законченной матери, — женщины, «одержимые», «наполнен¬
ные» своими сексуальными партнерами. В скрытом внутреннем про¬
странстве материнской закругленности все еще есть место для оди¬
242

ГЛАВА 10
НАРЦИССИЧЕСКАЯ СЦЕНА И РОЛЬ
АРХАИЧНОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ
нокого червя-отца, который овладел ею. Этот червяк, согласно ку¬
харке, забирается через рот, но и выходит так же, и в этот момент
ему отрубают голову.
Фантазия об эдипальной паре червей!
ПАРА ЧЕРВЕЙ
Чтобы справиться с архаичной и сгущенной первичной сценой,
Анжела выстроила равно архаичные защиты. Неудивительно, что
она была тяжело анорексичным ребенком. Пытаясь справиться со
своими примитивными страхами, она однажды случайно обнаружи¬
ла, как обнаруживает большинство людей, что внешняя реальность
подтверждает ее фантазию. Она же и снабдила ее психической реп¬
резентацией ее ранних сексуальных тревог — это были глисты, вол¬
шебно открытые как тайный плод ее собственного тела, и, вдобавок
к ним, россказни кухарки предоставили ей такую фантазию, чтобы
отрицать в дальнейшем сексуальные желания к генитальному отцу.
Ее фантазии о сексуальном желании, а также ее желание иметь соб¬
ственных детей, теперь несли противозагрузку в форме фобийных
объектов. С этого времени Анжела «знала», чего она боится, и от
какого врага ей надо защищаться. Вытесненное знание, сохраненное
на основе ложного расщепления (Meltzer, 1967) на плохой и хороший
объект — двух разных червей. У отца-солитера были немного луч¬
шие шансы быть идеализированным, чем у бесчисленных «глистов».
На «кухонной стороне» Анжела могла накапливать запахи, зрелища
и содержимое тела, словно множество извивающихся червячков. На
«стороне кабинета» был одинокий червь, бесплотный теперь отец,
чистый дух, с которым Анжеле было суждено установить глубокую
идентификацию. Ее семейный роман создавал уверенность, что мать
продуцировала детей-червей одна, тогда как Анжела, единственное
настоящее дитя своего отца, родилась, как Минерва, из его головы.
Давно вытесненные фантазии ее детских сексуальных теорий
стали всплывать: мать меняется, становится грязной и отвратитель¬
ной, вобрав в себя отца. Анжела, очень маленькая во время последу¬
ющих беременностей матери, еще слабо отличала собственный нар-
243

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцене
циссический образ от образа матери или материнского тела. Очень
рано ей пришлось испытать страх не только потери своих телесных
и эмоциональных интимных отношений с матерью, но и страшную
фантазию, что и она в свою очередь «изменена и испачкана». Ее дет¬
ские воспоминания все склонны показывать, что, фактически, она
стала автономной необычно рано в том, что касается привязанности
к матери и возможности положиться на нее, а также в контроле над
своими телесными функциями.
За год, последовавший за этой сессией, мы смогли сложить вмес¬
те кусочки воспоминаний, которые наводили на мысль о психоти¬
ческом эпизоде в детстве. Анжела вспомнила, что мать постоянно
кормила ее насильно, а отец учил длинным цепочкам слов, которые
она должна была повторять по команде. Она чувствовала, что запол¬
нена и одержима обоими родителями. Этот двойной источник на¬
сильственного кормления несомненно внес вклад в то, что когда ей
было восемнадцать месяцев, она практически отказалась от всякой
пищи и прекратила разговаривать. (Мать и в это время была бере¬
менна.) Согласно семейной истории бабушка заявила, что ребенок
умрет с голоду, если ее не забрать на время от родителей, и дей¬
ствительно забрала девочку к себе на несколько недель. В результа¬
те Анжела снова стала нормально есть и разговаривать, но остава¬
лась отчужденным ребенком, и семейные легенды представляют ее
необычайно рано развившейся и независимой от других.
Эта рано приобретенная автономия от взрослого мира, кажется,
шла параллельно с застыванием на чрезвычайно примитивном уров¬
не детских сексуальных фантазий Анжелы этого периода. Преждев¬
ременность ее защит, выстроенных, несомненно, чтобы справиться с
возбуждающими тревогу образами матери и ее внутренних проблем
и беременностей, тоже явная. Ее мучительная тревога связана с бо¬
лее ранней фазой развития, чем классическая кастрационная тре¬
вога фаллически-эдипального кризиса. Анжела бессознательно бо¬
рется с миром, где внутреннее и наружное перепутаны, и где сексу¬
альные объекты не генитализируются и поэтому могут заполнить
ее тело в любой момент и через любые органы чувств. Их можно
назвать сексуально архаичными «я-сама»-объектами. По отноше¬
нию к ее детским сексуальным желаниям, которые в то же время
пугали ее, она выстроила защитное укрепление, где использовалось
244

ГЛАВА 10
НАРЦИССИЧЕСКАЯ СЦЕНА И РОЛЬ
АРХАИЧНОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ
расщепление, усиленное мощным отречением; оно помогало ей не
отдавать себе отчета о завистливом отношении к матери во время
ее беременностей, и спасало саму Анжелу от осознания ее равно
завистливой позиции по отношению к пенису и мужскому миру.
Здесь важны не столько архаичные репрезентации этих желаемых
объектов, и не инфантильные сексуальные теории, с ними связан¬
ные; они, фактически, довольно банальны. Я бы хотела подчеркнуть
примитивные механизмы, включенные в такой способ отношения к
собственному сексуальному Я и объектному миру, и воздействие
такого отношения на хрупкий нарциссический собственный образ.
Опасность вторжения (желанного и страшного сразу), связанного с
такой архаичной первичной сценой и родственными ей фантазиями,
всегда тут, и есть риск, что она в любой момент может стать акту¬
альной, — через любое телесное отверстие; прикосновение, взгляд,
слух и речь — все становятся потенциально опасны и дезориенти¬
руют во времени и пространстве. Поэтому Анжела была должна тща¬
тельно сохранять дистанцию с другими, поддерживать непобеди¬
мые нарциссические стены вокруг себя, из страха, что ее коснутся,
колонизируют, поглотят и опустошат влечения других людей. Когда
такие защиты терпели неудачу, ей угрожала потеря границ тела и
Эго идентичности, возникающая из ее собственных архаичных сек¬
суальных желаний, бессознательно проецируемых на внешний
объектный мир.
Что касается двух разных червей Анжелы («солитер» — мета¬
фора отцовского фаллоса и «глисты» — метонимия власти матери),
то маленькая девочка, скрытая в самой глубине сердца взрослой жен¬
щины, желает их обоих и должна постоянно защищать себя от соб¬
ственного поглощающего желания обладать ими. Чтобы защитить
себя от смертельной опасности для своей нарциссической целостно¬
сти, она должна вечно стирать свою одежду, которую она так сильно
любит, и тем самым выполнять долг по отношению к физическому Я
с его либидинальными желаниями. Вдобавок, эта деятельность дает
ей чувство «реальности». Мы нашли, завернутой в ее одежду, связь
между архаичной сексуальной организацией Анжелы и ее нарцис¬
сической структурой личности.
Возможно, интересно для этой истории добавить, что пару не¬
дель спустя после анализа материала, который впервые вышел на
245

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
свет на этих сессиях, Анжела встретила мужчину, который стал ее
первым любовником, индикатором значительного изменения в ее
психической экономии и стоящей за ней структуре ее «нарцисси-
ческого расстройства».
Я надеюсь, что этот аналитический фрагмент демонстрирует, на¬
сколько нарциссический крепостной вал личности и симптомы, воз¬
никающие из этого, фундаментально связаны с бессознательной фан¬
тазией о первичной сцене в самой ее основной и сгущенной форме. Я
надеюсь также раскрыть, в какой степени любое препятствие этому
вечному колебанию между двумя полюсами либидинальных вложе¬
ний, постоянному качанию маятника от нарциссического либидо к
объектному, приводит к нарциссическим нарушениям. Анализ нар-
циссической симптоматики часто приводит нас к фрагментирован¬
ной и архаичной сексуальности раннего детства. Если мы пренебре¬
гаем этой изначальной связью между двумя либидинальными выра¬
жениями, мы рискуем оказаться и в клиническом, и в теоретическом
тупике.
246

ГЛАВА 11
НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
Ш1 **
Неосексуальность
По ту сторону архаичных, едва вербализованных сексуальных
фантазий последней главы мы находим теперь сравнительно изыс¬
канные создания, известные как сексуальные перверзии или извра¬
щения. Как и сексуальные фантазии, сексуальные девиации (откло¬
нения) имеют глубинный архаичный смысл, но он перекрыт генита-
лизированным сценарием, который соединяет многие темы и психо¬
логические цели в одно сильно сгущенное целое. В этой и следую¬
щей главах обсуждаются многие функции неосексуалъности, (ибо
это — действительно новые версии человеческой сексуальности), а
также способ, которым она, чтобы выполнить свои функции, должна
не только справляться с хорошо известными невротическими тре¬
вогами, но и удерживать подальше страхи и фантазии, которые мож¬
но назвать психотическими.
ЧТО ТАКОЕ ПЕРВЕРЗИЯ?
Прежде чем исследовать структуру и психическую экономию
перверзий или извращений, мы должны сперва идентифицировать
объект наших исследований. Это не просто. Какие действия мы на¬
зываем «извращенными»? Кто такой «извращенец»? Кто-то скажет,
что всякий знает ответ: сексуальный извращенец — тот, кто зани¬
мается любовью не так, как все. Помимо сложного вопроса, а как же
именно все остальные занимаются любовью, само слово извращенец
несет уничижительный оттенок, причем такой, который больше ска¬
жет о том, кто его произносит, чем о том, кто практикует такую сек¬
суальность. Даже если так называемый извращенец использует сек¬
суально объекты (зеркала, плетки, испражнения или партнеров того
же пола), которые кажутся неподобающими неизвращенному на¬
247

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
блюдателю, вряд ли оправдан ярлык сексуального отклонения из-за
одной только сексуальной практики, даже если это действие рас¬
сматривать как симптом. (Сказали бы мы о ком-нибудь, кто не мо¬
жет спать, как все остальные: «Ба, да он, знаете, бессонник!»?) Чело¬
век, чья сексуальность чем-то отличается, может беспокоить нас или
как-то даже угрожать, однако аналитик должен помнить, поэтому, что
концентрироваться исключительно на сексуальности пациента — ис¬
кусственный подход, который игнорирует остальную часть личнос¬
ти. Цель этой главы — исследовать роль, которую перверзная сек¬
суальность играет в общей структуре личности и в сохранении пси¬
хического равновесия перед лицом бессознательных тревог.
Если мы возражаем против термина извращенец, как дающего
частичную и, в действительности, пристрастную информацию о че¬
ловеке, мы должны определить все-таки, что мы имеем в виду под
извращением, если хотим изучать его роль в психической экономии
данного пациента. Но уничижительный смысл остается. Этимологи¬
чески из-вращатъ означает движение, при котором осуществляет¬
ся поворот. Однако понятно, что это поворот не к добру, не в хоро¬
шую сторону. Попытку уйти от этого подразумеваемого ценностно¬
го суждения можно проследить в текущей аналитической литера¬
туре, где стали употреблять термин отклонение (девиация) (Stoller,
1979). Но и этот термин, в свою очередь, создает равное этимологи¬
ческое неудобство, которое тоже идет против клинической истины.
Отклонение означает, что извращенная сексуальность — не что иное,
как выбор другого пути к тому же самому конечному удовольствию,
которого ищут при так называемой нормальной сексуальности. Если
предполагаемая цель гетеросексуальных отношений — оргазм, то
отклонение означает, что сексуальное извращение, ведущее к оргаз¬
му, нисколько не отличается от любой другой формы сексуальных
отношений, за исключением того, что следует более сложным пу¬
тем. В таком случае, сексуальное извращение ничем не отличается
от эротической предварительной игры. Но если даже любовные игры
имеют определенные общие черты с некоторыми сексуальными из¬
вращениями, такое отсутствие различия оставило бы нас с весьма
упрощенной концепцией динамического значения этих изобретений,
которые я определяю как неосексуальность.
248

ПАВА 11
НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
Фактически, извращенная сексуальность — только одно прояв¬
ление сложного психического состояния, при котором тревога, деп¬
рессия, затруднения и нарциссические нарушения — все играют
роль. Это не просто отклонение на пути сексуального удовлетворе¬
ния, но, скорее, замысловатая организация, которая должна удов¬
летворять многие потребности, что придает неосексуальности ха¬
рактер особой компульсивности.
Что это за потребности? Каково значение сексуального действия,
при котором редко отсутствуют тревога и страдание? Что могло
привести человека к такому изобретению? Наконец, какова роль
неосексуального изобретения в либидинальной и нарциссической
экономии автора? Чтобы ответить на эти вопросы, в качестве от¬
правного пункта я возьму некоторые основные концепции Фрейда,
касающиеся сексуальных аберраций.
ФРЕЙДОВСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ПЕРВЕРЗИИ
Для Фрейда перверсия существует там, где отличается от нормы
объект (гомосексуальность, педофилия), зона (избегание половых
органов), цель (поиск боли), а также ситуация, в которой оргазм под¬
чинен непременным внешним условиям (фетишизм, вуаеризм). Эти
описания, конечно, подразумевают концепцию сексуальной нормы,
определенной Фрейдом как «соединение гениталий в акте, извест¬
ном как копуляция» (Freud, 1905; 149). В этом же эссе он пишет, что
«патологический характер перверзии обнаруживается не в содер¬
жании новой сексуальной цели, а в ее отношении к нормальной».
Концепция нормальной сексуальности во фрейдистском подходе
вызывает много вопросов. Дональд Мельцер (Meltzer, 1977) обсуж¬
дает проблему «нормативной установки» Фрейда и указывает, что
Фрейд придавал весьма высокую ценность гетеросексуальности,
словно это единственный аспект инфантильной сексуальности, ко¬
торый заслуживает выживания во взрослой жизни. Мельцер под¬
черкивает факт, что у взрослых не-невротическая и не-извращен-
ная сексуальность все еще принимает множество форм. Но даже, по
249

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцене
видимости, подписываясь под концепцией «нормативного сексуаль¬
ного поведения», Фрейд также утверждал, что расположенность к
перверзии — не редкость и не особенность, а всего лишь часть так
называемой нормальной конституции (1905).
В ранних формулировках Фрейда перверзии — просто преврат¬
ности сексуального влечения, фиксации на ранних стадиях развития
либидо. Модификации более поздней структурной модели привели
к концепции Суперэго как наследника эдипова комплекса и значи¬
тельно обогатили понимание перверзной структуры в эдипальных
терминах. Но, возможно, случай «человека-волка» вынудил Фрейда
исследовать глубже проблему перверзий. Во время этого анализа
Фрейд открыл, что часть ответа на их загадку следует искать в слож¬
ной ситуации, в которую попадает ребенок, столкнувшись с первич¬
ной сценой и эмоциями, ею порождаемыми. В других работах (1919,
1924,1927,1938а) Фрейд уже признает, что сексуальную перверзию
нельзя считать всего лишь фрагментом детской сексуальности, из¬
бежавшим вытеснения. Знаменитый афоризм: «невроз — негатив
перверзии» (1905а; 231) можно считать несколько неадекватным, хотя
он совершенно верен в отношении невротической структуры.
Для Фрейда было более, чем очевидно, что трудности в разреше¬
нии эдипова комплекса являются источником и перверзии, и невро¬
за,	а клинической опыт первой полусотни лет подтвердил это от¬
крытие. Мы могли бы сказать, что неосексуальные изобретения это,
на одном уровне, попытка перескочить многочисленные последствия
кастрационной тревоги и сохранить, под камуфляжем самого сексу¬
ального сценария, скрытую инцестуозную привязанность к инфан¬
тильным сексуальным желаниям (McDougall, 1978; 21-86). Эдипаль-
ная констелляция, конечно, сосредоточена вокруг главной роли от¬
цовской фигуры. Образ матери, в ее примитивном аспекте груди-
матери или первичного окружения, не формирует часть этой кон¬
стелляции в классической фрейдистской теории. Хотя теория ли¬
бидо придает значительную важность самым ранним отношениям
мать-дитя, Фрейд не копался в проблематичных вопросах архаич¬
ных сексуальных переживаний и фантазий ребенка и их потенци¬
альном воздействии на дальнейшую эдипальную констелляцию. Бо¬
лее того, он был склонен идеализировать ранние отношения с груд¬
ным ребенком, в особенности — матери к сыну. На взгляд Фрейда,
250

ГЛАВА 11
НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
объектом желания мужчины была женщина, а женским желанием —
ребенок-мальчик. Фрейд, видимо, с большой неохотой воспринимал
отношения мать-младенец иными, чем прекрасные, и в действитель¬
ности размышлял, не может ли этот период быть основой для мифа
о рае. Хотя он признавал, что «объект» рождается в моменты нена¬
висти, он не оставлял места идее «недостаточно хорошей» матери
ни в сознании ребенка, ни в историческойреальности материнской
псюхе. Что ж, если основа фантазии о рае находится в ностальгичес¬
ком переживании себя младенцем у груди, то, возможно, здесь же
находится и фантазия об аде. Идеализация материнства в трудах
Фрейда несколько затеняет важность генитальной женщины, чье
желание не ограничено ребенком, хоть мальчиком, хоть девочкой.
Идеализация материнства часто служит для маскировки нена¬
висти и деструктивной зависти, которую ребенок во взрослом неиз¬
бежно питает к груди-матери. Ранний образ матери играет посто¬
янную, неотъемлемую роль в бессознательном всех неосексуальных
творцов. Идеализированный материнский образ не только предпо¬
лагает, что у матери нет никаких сексуальных желаний, но и содер¬
жит неявное отрицание важности генитальных различий. Вера, что
различие между полами не играет никакой роли в возбуждении сек¬
суального желания, лежит в основе всякого неосексуального сцена¬
рия (McDougall, 1978).
МЛАДЕНЧЕСКИЙ АУТОЭРОТИЗМ
Отношение Фрейда к аутоэротизму заслуживает внимания. На
размышления об этом аспекте теории Фрейда меня вдохновил взгляд
Лапланша и Понталиса (Laplanche & Pontalis, 1967), что фрейдистс¬
кая концепция человеческой сексуальности подразумевает «извра¬
щение» сексуальных влечений с самого начала жизни. Кардинально
важно в теории Фрейда о сексуальности понятие анаклизиса, кото¬
рое отсылает нас к жизненно важной психологической зависимости
от другого. Этим утверждается, что либидинальные влечения осно¬
ваны на инстинкте самосохранениия и только вторично находят соб¬
251

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ственное направление и объект. Если для ребенка молоко матери —
самый ранний объект потребности, именно грудь становится самым
ранним объектом сексуального желания. Таким образом, рот выпол¬
няет двойную функцию; он одновременно пищеварительный и по¬
ловой орган. Важность, которую фрейдистская теория придает ауто¬
эротизму как прототипу человеческой сексуальности, часто недо¬
оценивается. Для Фрейда оригинальную модель будущих сексуаль¬
ных отношений следует искать не в акте сосания молока, инстинк¬
тивная цель которого — самосохранение, а в аутоэротической ак¬
тивности сосания пальца, инстинктивная цель которого — либиди-
нальное удовлетворение. Это ударение ставится на автономность
ребенка, не только по отношению к ситуации кормления, но, прежде
всего, — по отношению к его первоначальному сексуальному объек¬
ту. Грудь матери воссоздается в фантазии при акте сосания пальца,
которое явно поиск удовольствия, а не биологически необходимая
активность.
Предположительно, нормальное «отклонение» сосания пальца,
которое является краеугольным камнем человеческой сексуальнос¬
ти, может быть затруднено отношением матери к ранней аутоэро¬
тической активности ее младенца, особенно если на более поздней
стадии ритуалы мочеиспускания и дефекации равно лишаются сво¬
его либидинального и аутоэротического потенциала. Эта идея дает
возможную линию поиска, которая мне кажется особенно уместной
в любом исследовании первичной основы перверзий и их отношения
к генитальному аутоэротизму. Клинические наблюдения привели
меня к заключению, что люди, нашедшие неосексуальное решение
сексуального конфликта, редко приобретают в детстве хоть какой-
то опыт нормальной мастурбации. Нормальная мастурбация всегда
мануальная, с самого раннего младенческого опыта генитальной игры,
в терминологии Шпица (Spitz, 1949,1962). С неосексуальными твор¬
цами создается впечатление серьезного разрыва между рукой и по¬
ловым органом, словно все манипуляции с гениталиями были строго
запрещены в очень раннем возрасте, так что ребенка, видимо, по¬
влекло к изобретению других средств достижения аутоэротическо¬
го удовлетворения и умиротворения. Наблюдения Шпица над отно¬
шениями мать-дитя и их воздействием на нормальную младенчес¬
кую мастурбацию раскрывают это. Он указывает, что когда ранние
252

ГЛАВА И
НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
отношения нарушены, нормальная генитальная игра грудничка за¬
меняется качанием тела, неистовым мотанием головой и игрой с эк¬
скрементами. Это поле исследования корней сексуальных извраще¬
ний осталось во многом неизученным. Некоторые наблюдаемые фор¬
мы мастурбации у маленьких детей уже можно описать как «извра¬
щенные» или «отклоняющиеся» от их нормальной генитальной цели.
Изначальное отклонение от сосания большого пальца, которое
можно рассматривать как один из краеугольных камней здания че¬
ловеческой сексуальности, может быть блокировано с самого нача¬
ла у определенных детей, которые тогда вынуждены изобрести ка-
кую-то форму неосексуальности, чтобы сохранить и неповрежден¬
ный образ тела, и эрогенный. Младенцы могут нуждаться в таких
аутоэротических творениях также для того, чтобы отсрочить обра¬
щение на себя первичного садизма, при котором нормальный аутоэ¬
ротизм трансформируется в аутоагрессию. Один из триумфальных
результатов всей перверзной сексуальности состоит в эротизации
именно этого проявления деструктивных влечений (Stoller, 1976).
НЕОСЕКСУАЛЬНЫЙ СЦЕНАРИЙ
Я убеждена, что неосексуальность должна справляться с двой¬
ным набором проблем, не только теми, которые связаны с эдипаль-
ным конфликтом, но и с теми, которые принадлежат царству при¬
митивной сексуальности — а именно, самые ранние детские концеп¬
ции чувственного мира, с их архаичными внутренними и внешними
стимуляциями и фрустрациями. При разыгрывании неосексуаль-
ной сцены конфликт на обоих уровнях нужно ловко отрицать. Нео¬
сексуальность при этом служит не только сохранению либидиналь-
ного гомеостаза, но и нарциссического тоже. Та первостепенная важ¬
ность, которую эти сложные сексуальные творения могут приобре-
сти в жизни человека, тесно связана с хрупкостью психической эко¬
номии, а также с различными целями, которые эротический акт мо¬
жет быть призван выполнять. Это положение будет далее проил-
люстировано клиническими примерами.
253

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Личность, которая создает перверзию, в некотором смысле изоб¬
ретает заново человеческую сексуальность, в ее генитальном и ге¬
теросексуальном аспекте. Меняя цели и объекты, человек создает
новую первичную сцену (McDougall, 1978). Эта изобретенная сексу¬
альная реальность достается недешево. Акт, который поддержива¬
ет новую сексуальную теорию, тяжело нагружен тревогой и пере¬
живается как одержимость вынуждающей неконтролируемой си¬
лой. Хотя компульсивность и тревога в свою очередь эротизируют¬
ся, неосексуальные изобретатели всегда производят впечатление,
что они не выбирают свои сексуальные проявления и не управляют
ими. «На меня словно проклятие наложено», — как выразился один
пациент-фетишист. «Я уверена, что такой и родилась», — призна¬
лась пациентка-лесбиянка, которая приглашала домой парочки, что¬
бы смотреть, как они занимаются любовью. Изобретатель обычно
считает, что ему повезло сделать чудесное эротическое открытие.
Иногда такие анализируемые раскрывают свое убеждение, что они
открыли истинный секрет сексуального наслаждения, и что другие,
не имея достаточно храбрости его попробовать, завидуют их со¬
вершенному решению. «Совершенство», конечно, состоит в том, что
творец неосексуального изобретения расписал все правила и роль
партнера. Ничто не оставлено на волю случая. Правила железные, и
малейшее изменение ситуации или реакции партнера может вызвать
нестерпимую тревогу. Эта хрупкость сочетается со склонностью при¬
писывать обществу часть собственной внутренней реальности субъекта.
Эта проекция напоминает психотическое мышление. «Шокирует, что
эти плетки продают открыто в магазинах кожгалантереи; это они на¬
рочно, чтобы подстрекать людей к сексуальным эксцессам», — пояснял
один молодой человек, который платил проституткам, чтобы они по¬
роли его. «Все мужчины, в основном, гомосексуальны, — говорил один
гомосексуалист, — но им не хватает храбрости признать это». Факти¬
чески, авторы неосексуальных сценариев постоянно ищут внешних
подтверждений их универсальности. Возможно, сама эта бдитель¬
ность помогает им найти, с удивительной легкостью, партнеров, ко¬
торые охотно играют роли в их личном эротическом театре.
Главная тема неосексуального сюжета — неизменно кастрация.
Драма может воображаться как материнское или отцовское наказа¬
ние фаллического рода, форма нарциссической кастрации, догени-
254

ГЛАВА И
НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
тальная кастрация или даже угроза всему телу и самой жизни. Но
триумф неосексуального сценария в том, что цель-кастрация осу¬
ществляется только в игровой форме, а многие принципиальные
темы тщательно скрываются: желание кастрировать партнера, на¬
пример, скрывается за потребностью исцелить другого. Страх быть
кастрированным самому отыгрывается символически, чтобы дока¬
зать, что кастрация не причиняет вреда; вместо нее, напротив, про¬
исходит дополнение до целого. Мы могли бы добавить, что если бы
не эта доминирующая фантазия, мы были бы уже не в мире девиан¬
тной сексуальности, а в мире психоза. Требуется ли по сценарию
порка, связывание или удушение (полового органа или тела как це¬
лого), требуется ли вынудить партнера или быть вынужденным са¬
мому потерять контроль (над сфинктером или над оргазмом), нужно
ли унижать партнера или быть униженным — в любом случае бес¬
сознательный смысл остается неизменным. Это все замены актов ка¬
страции, и поэтому они служат иллюзорному господству над каст¬
рационной тревогой, на любом мыслимом уровне.
Мы неизбежно должны признать, что эти необычные изобрете¬
ния, которые обычно появляются на свет в подростковом возрасте,
представляют собой лучшее доступное объяснение или сексуаль¬
ную теорию, которую ребенок смог найти, чтобы справиться с по¬
давляющими конфликтами и противоречиями. Родительский диа¬
лог, касающийся сексуальности, наряду с моделью сексуальной пары,
которую составляли родители в глазах ребенка, этиологически важ¬
нее всего. В ходе анализа многие странные детали этих эротических
сценариев открывают свои исторические и часто достойные жалос¬
ти корни в личном прошлом изобретателя, особенно когда подавля¬
ющее чувство нарциссической боли добавилось к кастрационной
тревоге. Следующие случаи иллюстрируют, как травматичные ро¬
дительские установки детства удалось вместить в неосексуальный
сценарий взрослого.
Молодой человек компульсивно искал гомосексуальных партне¬
ров каждую ночь и был эротически удовлетворен, только когда на
его пенисе оставались следы фекалий партнера. Другой анализиру¬
емый порол себя перед зеркалом, и кульминацией его сексуального
возбуждения был вид отметин хлыста на ягодицах. Что репрезенти¬
руют эти сценарии, и в чем источник их эротической власти? В этих
255

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
театральных эротических пьесах много пробелов, к которым даже
сами авторы потеряли ключ. В обоих случаях скрытое значение было
частично реконструировано в ходе анализа.
Мужчина, которому нужны были следы фекалий для достиже¬
ния высоты сексуального возбуждения, принес соответствующие
детские воспоминания. Когда он был маленьким, мать вынуждала
его идти в парк, где играли другие дети, с завязанными на голове
обкаканными штанами. Служанка, двоюродная сестра и другие дети
шумно присоединялись к унижению мальчика. Вдобавок мать часто
ставила ему клизмы. В его воспоминаниях они окрашивались в эро¬
тические тона, в контрасте с суровым наказанием грязной одеждой.
Тем не менее, интимный контакт с матерью через клизму тоже вос¬
принимался мальчиком как форма фаллически-анальной кастра¬
ции. Единственным решением было лучше накакать в штаны зара¬
нее, чем покориться материнской кастрации. Нарциссическое умер¬
щвление, этим порождаемое, воспринималось как справедливое,
хотя и нестерпимое наказание за бессознательно эротизированные
анальные отношения с матерью. Во взрослой сексуальной игре то
же самое болезненное унижение стало объектом сексуального же¬
лания и причиной оргазмической реакции. То, что изначально было
объектом ужаса для матери, стало мотивирующим фактором в его
сексуальном возбуждении, но вершиной торжества было то, что те¬
перь становились видны не его фекалии, а партнера. Это партнер
должен был теперь покориться воображаемой кастрации и нарцис-
сическому умерщвлению, которые испытывал когда-то он сам.
Пациент, который порол себя перед зеркалом, одевался для этой
сцены в женскую одежду. К его сильнейшему унижению в детстве
его одевали очень изысканно, чуть не по-девчоночьи, и заставляли
носить длинные волосы, в то время как у всех его товарищей волосы
были коротко подстрижены. Фантазия, которая сопровождала его
взрослый сексуальный сценарий, была о маленькой девочке, кото¬
рую публично порола взрослая женщина. Воображаемое унижение
девочки доводило его до оргазма. Раньше ею был он, и теперь весь
свет был свидетелем его кастрации и унижения. Так он торжество¬
вал над предполагаемым желанием матери превратить его в девоч¬
ку, сделав свою кастрацию главным условием эротического возбуж¬
дения и достижения оргазма.
256

ГЛАВА 11
НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
Другие темы, конечно же, были, в конце концов, привиты к этим
эротическим детским пьесам и в свою очередь послужили вмещению
тревоги — не только кастрационной тревоги и нарциссической боли,
но также и неутолимой ярости ребенка, которым помыкает, которого
возбуждает и унижает контролирующий образ матери. Существен¬
но, что это насилие стало игровым (и поэтому безвредным), удержи¬
ваясь в пределах неосексуального акта. Такие деструктивные жела¬
ния выходят на передний план в ходе анализа только с большим тру¬
дом, так как они были до самой глубины модифицированы из-за своих
опасных качеств. Скорее отрицаемые или изгоняемые из псюхе, чем
вытесняемые, они направляются против родительских объектов или
их частичных объектных репрезентаций, которые все были фрагмен¬
тированы и изувечены во внутреннем мире психических репрезента¬
ций. Такие фрагменты склонны появляться в аналитическом дискур¬
се под прикрытием первичного процесса мышления, как в сновиде¬
нии. Они разыгрываются в неосексуальном сценарии так, что при этом
скрывается их смысл. Роль партнера в сексуальном акте (та роль,
которую партнер, конечно, охотно играет и, возможно, бессознатель¬
но с ней согласен), таким образом, дополнительная.
ПАРТНЕР
Сексуальный партнер требуется не только для того, чтобы воп¬
лотить идеализированный образ, который желает субъект, но и для
того, чтобы он нес в себе все предосудительные элементы, в которых
субъект не хочет признаваться. Тем самым в каждом неосексуаль¬
ном продукте ценные, а также опасные части самости восстанавли¬
ваются, делаются управляемыми или безвредными. Таким образом,
мы начинаем понимать, что для того, чтобы вывернуть внутрипси-
хический конфликт, субъект ищет пробные решения во внешнем
мире. Партнер, участвуя в акте и наслаждаясь им, предоставляет
доказательство, что внутрипсихический стресс, может, и не суще¬
ствует, кастрация безвредна, генитальное различие полов — не ис¬
точник сексуального желания, а истинная первичная сцена — та, что
представлена в неосексуальном сценарии. Именно это волшебное
257

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
разрешение внутреннего напряжения и психического стресса при¬
дает компульсивный характер поиску партнеров, а новой постанов¬
ке сценария характер неотложной нужды. Сексуальность таким об¬
разом приобретает наркотический характер, ибо словно выполняет
функцию наркотика. Роль другого (или объекта, представляющего
собой другого) — облегчить отрицание и рассеяние не только фал¬
лической эдипальной вины и кастрационной тревоги, но и более при¬
митивных тревог, фантазий о нападении на внутренние объекты и
их разрушении. Фантазийная потребность кастрировать другого (или
дополнить себя за счет другого) последовательно требует цели ре¬
парации, иллюзорного возмещения ущерба изначальным объектам
и выражения архаичной сексуальности, при которой частями тела и суб¬
станциями обмениваются, как предметами репарации, «запчастями».
Еще одно очень важное измерение среди многих аспектов нео-
сексуального акта следует принять во внимание. Постоянной опас¬
ности, которую представляют садистические и деструктивные им¬
пульсы, часто противопоставляется сохранение паралича, внутрен¬
ней омертвелости, как магического средства защиты Я и внутрен¬
них объектов от ущерба. Внутреннее состояние смерти создает чув¬
ство пустоты, иногда более пугающее, чем тревожное внутреннее
возбуждение, связанное с кастрационной тревогой и страхом дезин¬
теграции. Неосексуальный акт призван в этом случае блокировать
это состояние. Таким образом, акт и роль партнера служат громоот¬
водом, защищающим от невротических и нарциссических, а также
психотических страхов. Хотя надо отличать такие неосексуальнос¬
ти, как фетишизм, которые обычно связаны с гетеросексуальными
отношениями, от различных гомосексуальностей, которые часто
нельзя квалифицировать как неосексуальности, роль партнера или
партнеров в гомосексуальных отношениях особенно хорошо осве¬
щает это положение. (Мы не будем здесь касаться значительного
отличия мужской гомосексуальности от женской.)
Сновидения двух гомосексуальных пациентов иллюстрируют
сложную двойную цель сексуального акта. Первое иллюстрирует,
как сексуальный партнер используется для преломления эдипаль¬
ной тревоги, так чтобы нарциссический образ сновидца сохранился
в целости. Мужчина тридцати пяти лет обратился к анализу из-за
профессиональных проблем, а также значительной тревоги, возни¬
258

ГЛАВА 11
НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
кающей из-за спорадических гомосексуальных приключений, кото¬
рые часто следовали за гетеросексуальными. Для гомосексуальных
отношений ему требовался партнер, который обижал и оскорблял
его, пока он исполняет фелляцию. Сновидение приснилось на пятом
году анализа. К этому времени анализируемый почти освободился
от своей компульсивной потребности искать гомосексуальных парт¬
неров и был, фактически, помолвлен с молодой женщиной, которая
впоследствии стала его женой. В кризисные моменты* его гомосек¬
суальные страхи и желания снова выходили на поверхность, но вы¬
ражались уже, скорее, в сновидениях, чем в отыгрывании. Данное
сновидение позволяет нам увидеть многие бессознательные значе¬
ния, прежде скрытые в акте. Оно приснилось как раз перед моим
отпуском, когда газеты пестрели сообщениями о враждебности из¬
раильтян и арабов. Пациент, который был евреем, часто видел во
сне и воображал наяву фигуру араба как кастрирующего отца.
«Мне приснилось, что я пытаюсь припарковать машину; нашел
прекрасное местечко как раз нужного размера. В этот момент появ¬
ляется, не знаю откуда, водитель-араб и занимает мою парковку. Я
прихожу в ярость, бегу за ним, но он вытаскивает нож. Я в панике, но
замечаю внезапно, что нож очень красивый. Меня заинтересовала
его форма. Я говорю ему, как я восхищен им, и начинаю нежно его
поглаживать. Араб широко улыбается и предлагает мне этот нож. Я
быстренько хватаю его и спрашиваю, а можно ли мне и маленькую
сумку, пристегнутую к его поясу. Он и ее мне дает. Она разделена на
две части — вроде кошелька, который носит моя невеста. Неожи¬
данно араб громко вскрикивает и падает в канаву, наполненную гря¬
зью. Его уносит течением. Я слушаю его крики с презрением и гово¬
рю себе: “Ну, я же знал, что он все равно должен был умереть”. Те¬
перь я богат и могу поехать в отпуск куда хочу, не боясь. Словно вот
так, с ножом и кошельком, мне больше ничего не нужно.
Интересно, не возникают ли неосексуальные решения всегда во время кризиса, вроде
сознательных фантазий, которые могут возникнуть во время чрезвычайного
напряжения или болезненных эмоциональных переживаний, открывающих, что
определенные репрезентации имеют силу отвлекать наше внимание от душевной
боли и неразрешимого конфликта. Цепочка элементов может быть следующей:
болезненный аффективный кризис, неспособность найти решение, внезапный,
похожий на сон, сценарий, рассеивание напряжения через какую-то форму
оргазмической или другой психической разрядки. Эти несопоставимые элементы с
этих пор остаются связанными между собой.
259

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитический сцене
Сновидение содержит все центральные элементы невротическо¬
го эдипального конфликта, скрытые в гомосексуальной драме. Скры¬
тое содержание сновидения очевидно: сын-кровосмеситель пыта¬
ется занять место араба-отца. Они спорят за право на это материнс¬
кое пространство, но отец, как можно представить, лучше воору¬
жен, чем сын. (В своем настоящем детстве пациент считал своего
отца слабым и неприспособленным к жизни.) Он угрожает сыну своим
могущественным фаллосом, который, в то же время, представляет
собой инструмент для его кастрации. Столкнувшись с этим запреща¬
ющим отцом, сын находит волшебное решение (теперь в сновидении,
но в прошлом — это и было его эротическим ответом на бессознатель¬
ную угрозу). Он бросает желанное место, и его новое желание сосре¬
дотачивается на красоте ножа отца, который запрещает ему доступ в
«прекрасное местечко». Он поглаживает этот нож, и ему удается со¬
блазнить отца-араба и отвлечь его внимание от угрожающей ситуа¬
ции. Отец улыбается, потом кричит и его уносит сексуальным пото¬
ком (грязным и опасным). Он падает в грязь, где и должен умереть.
Таким образом, сын эротически преодолевает своего внутреннего
преследователя, именно так, как он и делал это в своем гомосексуаль¬
ном сценарии, где фигура преследователя проецировалась на парт¬
нера. Под личиной исцеления другого (фактически, этот пациент час¬
то заявлял, что его акты фелляции целебны), пациент исцелял себя за
счет ущерба другому, как показывает сновидение. Он освободил себя
и от аналитика (это он уезжает в отпуск вместо нее), и в то же время
освободился от зависимости от бросающей и кастрирующей матери.
Он освобождает себя и от невесты, которая носит такой же кошелек,
как у отца-араба, что означает ее доступ к фертильной мощи отца.
(Во французском языке само слово «1а burse» в единственном числе
означает кошелек, а во множественном — мошонку. Кошелек, вдоба¬
вок, имеет два отделения.) Обладая отцовским оружием и драгоцен¬
ным кошельком, теперь он может делать, что хочет.
Этот пациент часто хвастался своими гомосексуальными при¬
ключениями и эротическим возбуждением, которое он чувствовал,
соблазняя своих партнеров делать то, чего хочет он. Но он, наконец,
понял, что важный контроль над оргастической разрядкой партнера
означал символическую кастрацию другого, которая на короткое
время давала ему чувство большей мужественности. Сцена снови¬
260

ГЛАВА 11
НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
дения, где он спокойно признает, что партнер должен умереть, под¬
няла в его ассоциациях большую тревогу и подозрение, что его сек¬
суальные похождения всегда несли в себе скрытое желание уби¬
вать. Это озарение играло важную роль в его анализе много месяцев
и, в то же время, позволило ему реконструировать свои определен¬
ные детские сексуальные теории.
Метафоры сновидения богаты смыслом. Араб-отец умирает в
результате анального изгнания. Его падение в грязь означает, с од¬
ной стороны, что он пал жертвой сексуального желания, которое
уравнено с тем, что его уносит прочь «вагина-анус» в позорном и
грязном акте. Эта фантазия была связана с возбуждающей темой
унижения, которое играло столь же важную роль в сексуальном сце¬
нарии. Измерение унижения, такое частое при неосексуальности,
почти неизменно связано с анальным эротизмом и господством над
функциями тела. Они, в свою очередь, связаны с генитальными, нар-
циссическими и эдипалными фантазиями и чувством кастрации на
каждом уровне. У данного пациента исследование этих факторов,
наряду с главным исследованием убийственной агрессии, скрытой в
его аффективной реакции на партнеров (а также образы партне¬
ров), произвело радикальное изменение в его либидинальной эконо¬
мии. После длительной переработки его ненависти к мужчинам и,
соответственно, его ненавистного образа самого себя, он, наконец, смог
понять и принять свой инфантильный садизм и увидеть его как часть
своей примитивной сексуальности, которая никогда не была интег¬
рирована в его взрослую эротическую жизнь. Вместо этого она вы¬
зывала равно свирепое и архаичное чувство вины, которое вынуж¬
дало его компульсивно искать наказания. (Все это составляет часть
кляйнианской концепции переработки депрессивной позиции.) Сле¬
дом за этой фазой анализа компульсивный элемент гомосексуаль¬
ности пациента стал слабеть, пока, наконец, он не потерял всякий
интерес к ней. Произошла интернализация его фалличного образа
себя, и искать его во внешнем мире больше было не нужно.
Второе сновидение более непосредственно относится к важному
вопросу о потребности исцелить другого, в то же время отрицая
собственное внутреннее состояние мертвенности, род психической
кататонии, которое находится по другую сторону депрессии, ближе
к нарциссическим страхам и психотическим фантазиям, связанным с
261

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ранними объектными отношениями, чем к нарциссической тревоге вок¬
руг эдипальной ситуации. Софи, молодая гомосексуальная женщина,
после семи лет анализа смогла ослабить преследующую сторону сво¬
его характера, а также модифицировать определенные, виртуально
психотичные идеи, относящиеся к образу своего тела. В результате
этих психических изменений появилась большая стабильность в ее
работе, а также в любовных отношениях. Осужденная в прошлом на
бесконечный поиск новых партнерш, она, наконец, смогла поддержи¬
вать относительно стабильные отношения с одной женщиной. Как мно¬
гих гомосексуалов обоих полов, ее совершенно не интересовало лич¬
ное оргазмическое удовольствие. Как она выразилась, ее единствен¬
ное эротическое удовольствие — доставить удовольствие партнер¬
ше; мы снова обнаруживаем фантазию Карен из главы 1 об одном поле
на двоих. Сновидение приснилось Софи в момент решительного раз¬
рыва двухлетних отношений, которые она поддерживала с подругой.
«Я стою на краю высохшей долины, и у меня тоже все пересохло
и хочется пить. На другом краю долины я вижу Беатрису, но она
заперта в собственном доме. В ярости, что она так далеко, я бросаюсь
к ней через эту долину. Я везде натыкаюсь на собачьи кучки, но чем
дальше я иду, тем больше долина свежеет и зеленеет, растения рас¬
тут, вода течет. Внезапно я оказываюсь в доме у Беатрисы, на первом
этаже. Там тоже растут деревья, цветы, фрукты. Я тянусь сорвать их,
но они ускользают от меня, и я начинаю всхлипывать от злости.»
Мы видим в образах этого сновидения потребность Софи принес¬
ти своей подруге свежую воду, зелень и жизнь, в то время как она
сама не может вкусить плодов своей эротической любви. Это она
жаждет, но должна отдать другой все то, чего лишена сама. Все эти
элементы фантазии скрывались в ее любовных актах. Ее любовницы
всегда были «сломленные люди», как она называла их, с множеством
психологических проблем, которые она старалась понять и разрешить
для них. Если у нее не было убеждения, что она исцеляет свои объек¬
ты любви, ее переполняло чувство, что она в опасности и внутренне
мертва. Тогда она попадала в серьезные автомобильные аварии и
включалась в пьяные оргии, которые подвергали ее жизнь опасности.
Во второй части сновидения пациентка пытается застрелить свою
подругу из револьвера. Если она больше не может быть средством
репарации, не может предложить свою жизнь в подарок своей лю¬
262

ГЛАВА 11
НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
бовнице, тогда у нее больше нет идентичности и нет веских причин
существовать. Таким образом, она оказывается опять в своих детс¬
ких отношениях с матерью, депрессивной женщиной, которая не
могла позволить дочери ни малейшей свободы движений. Малыш¬
кой, она могла спать только на руках у матери; девочкой, она должна
была держать открытой дверь своей спальни, так чтобы мать из
родительской спальни всегда могла видеть ее с помощью зеркала.
Ее подруга Беатриса стала этой контролирующей, но жизненно не¬
обходимой персоной. Говоря о ней, Софи объясняла: «Наши отноше¬
ния — постоянная мука, и я должна бороться за то, чтобы не дать ей
разрушить меня; но без нее я не существую. Или жизнь с ней, или
смерть в одиночестве». Так безнадежно она выражала детские отно¬
шения с грудью-мэтерью, но такие, где ребенок призван дать жизнь
своей матери. Только так она могла найти какой-то смысл в своем
существовании и выжить психически. Это был не один пол на двоих,
и не одно тело на двоих, а действительно — одна жизнь на двоих!
У гомосексуальных анализируемых самоубийство — не пустая
угроза, поскольку оно поддерживается бессознательным желанием
убить объект желания, когда последний оказывается жизненно не¬
обходимым объектом. От этой фантазии успешно защищает внут¬
реннее состояние мертвенности. А столкнувшись с ужасом возника¬
ющего в результате чувства пустоты, пациент выбирает почти ка¬
кой угодно путь бегства. Это патогенное последствие неудачи в от¬
делении и индивидуации — прототип того, что позже станет фал¬
лической кастрационной тревогой. Если субъект не делает выбор
убить этот депривирующий и контролирующий объект такой отча¬
янной нужды, то есть, убить партнера, который приносит какой-то
смысл жизни (психотический акт и редкое решение), то он или она
часто выбирают самоубийство, когда боль от чувства брошенности
становится нестерпимой.*
Пять лет спустя Софи действительно положила трагический конец своей жизни.
Ансигиз она остави^га двумя годами раньше, потому что Беатриса вернулась с ней
жить, и они уехали из Парижа. Когда подруга бросила ее опять, это npueejio Софи к
са чоубийству. В попытке справиться с болью и непониманием,, которые мне
принесла смерть Софи, я решила представить этот материа^г naVI Международном
Психиатрическом Конгрессе в 1983. («Developmental Aspects of Affect Pathology»,
«Psychiatry», vol. 4 ; 369-74 )
263

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
ЭРОТИЗМ И СМЕРТЬ
Некоторые сексуальные новаторы предпочитают быть един¬
ственными актерами в своем эротическом театре. Для такого выбо¬
ра есть несколько причин. Может быть, никто не хочет играть роль,
которая выполняет соответствующие требования, или же субъект,
по мегаломаническим причинам, хочет играть все роли сам, дости¬
гая при этом полной свободы от опасностей зависимости. Иные, с
теми же нарциссическими потребностями, не могут вынести ни ма¬
лейшего отклонения от заранее подготовленного сюжета (любое от¬
личие пожеланий сценариста от желания партнера воспринимает¬
ся как угроза кастрации или даже смертельная угроза), и поэтому
вынуждены играть одни. Может существовать и смертельный страх
перед эротическим обменом с другим, подразумевающий тревогу,
которая исходит, скорее, из психотического," чем из невротического
полюса неосексуальной структуры. Это страх собственной деструк¬
тивности, наряду с ужасом внутренней мертвенности, который дру¬
гой так легко может вызвать, отказавшись играть назначенную роль.
Иногда есть столь же великий страх, что вовлеченность в эротичес¬
кую пьесу с партнером повлечет смерть или утрату Эго-идентич¬
ности, психический эквивалент смерти.
Пациент-фетишист, чей случай опубликован Стюартом (Stewart,
1972), разыгрывал в строжайшем уединении сценарий, где женщина
насильно ставила клизму с кипятком маленькой девочке. С помо¬
щью определенных приспособлений этот пациент ставил болезнен¬
ную клизму себе, но всегда настаивал, что он — садист, так как в
фантазии он играл роль женщины-садистки. Однажды он решил ра¬
зыграть с реальным партнером эту эротическую драму, которую он
двадцать лет разыгрывал в одиночестве. В секс-шопе он нашел вы¬
зывающее объявление, с адресом и номером телефона. Набрав но¬
* Я не ссылаюсь здесь на то психотическое использование сексуальных отношений,
которое заставляет некоторых людей искать и принимать любую форму
сексуального контакта, ради того, чтобы обнаружить границы своего тела и
обрести чувство личного психического пространства, как доказательство того, что
они действительно существуют.
264

ГЛАВА 11
НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
мер и робко описав свой запрос, он получил заверение, сделанное
низким женским голосом, что она «дотошно и со всей жестокостью
исполнит требуемое наказание». На эти слова пациент реагировал
временной потерей памяти, на час или около того. Придя в себя, па¬
циент удрал подальше от телефона и чувствовал себя так, будто
очнулся от ночного кошмара. Все, что он мог вспомнить, был женский
голос, слова и висящую телефонную трубку, которую он забыл по¬
ложить на место. «Я назначил свидание с собственной смертью», —
сказал он.
Определенные литературные произведения воспроизводят эту
атмосферу флирта со смертью, который так часто входит в неосек-
суальную фантазию. «Однажды летом» Теннесси Уильямса создает
эту атмосферу в истории гомосексуалиста, которого влечет к ужас¬
ной, но неминуемой смерти его тяга к банде голодных подростков.
«Иные голоса, иные комнаты» Трумена Капоте ведет, по сути, ту же
тему. В творчестве Сада смерть всегда маячит на горизонте сексу¬
альной кульминации. Во всех этих случаях может показаться, что
субъект может надеяться найти признание в качестве объекта же¬
лания только подчинившись какому-то неумолимому закону (как
это интерпретировалось в детстве), который требует, чтобы за эту
привилегию он заплатил отказом от собственной жизни.
265

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия it правда на психоаналитической сцене
XII
Сцены фантазии, бред и смерть
РОДИТЕЛЬСКИЕ ОБРАЗЫ И НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
Многие психоаналитические тексты описывают типичные роди¬
тельские образы, представляемые анализируемыми, которые со¬
здали новые формы сексуальности. Семейные портреты так похо¬
жи, что вполне можно поверить, что пациенты — все из одной семьи
(McDougall, 1978; 53-86). Мать, обожаемая и обожающая, весьма иде¬
ализированный образ, часто описывается как сообщница в исключе¬
нии отца из ее отношений с ребенком, а иногда, как реально способ¬
ствовавшая сексуальной девиации ребенка в латентном и подрост¬
ковом периоде. Отец вспоминается как слабый, полностью отсут¬
ствующий, подкаблучник, или с такими чертами характера, кото¬
рые делают его никчемным или презренным. Сознательно ребенок,
мальчик ли, девочка, не хотел ни идентифицироваться с ним, ни быть
им любимым.
Однако в ходе анализа оказывается, что у этих резких портретов
есть обратная сторона. Образы родителей тотально расщеплены. За
идеализированной матерью мы открываем ведьму, кастрирующую
и кастрированную; за презренным отцом скрывается богоподобный,
с идеализированным и некастрируемым фаллосом. Избегание эди-
пального конфликта, притворная кастрация, отказ придать симво¬
лическое значение различию полов и поколений, отвергание фал¬
лоса как символа желания обоих полов, отречение от первичной сце¬
ны — все эти факторы явно связаны с внутренними объектами и
конфликт между ними скрыт в бессознательном.
Родительская пара, состоящая из обожаемой матери и никчем¬
ного отца, конечно, не исключительная собственность тех, кто заново
изобрел человеческую сексуальность. Новую первичную сцену и
266

ГЛАВА 12
СЦЕНЫ ФАНТАЗИИ, БРЕД И СМЕРТЬ
неосексуальность нельзя полностью объяснить эдипальными фрус¬
трациями и потребностью защитить либидинальный и нарцисси-
ческий катексисы внутреннего объектного мира. Часто говорят, что
за каждой перверзией есть скрытые бисексуальные желания, но и
эта черта у изобретателей неосексуальности нисколько не специ¬
фична. Бессознательное желание обладать привилегиями и органа¬
ми обоих полов есть у каждого и составляет важный элемент удов¬
летворительных гетеросексуальных и любовных отношений; у не¬
вротичных людей тот же самый фактор плодит симптомы. Что каса¬
ется неосексуальных изобретателей, точнее будет сказать, что им
эта биполярность сексуальной идентификации запрещена и стано¬
вится у них источником глубокой тревоги. Они не способны полнос¬
тью идентифицироваться ни с одним, ни с другим полом. Вместо это¬
го осуществляется поддельная идентификация, напоминающая, ско¬
рее, карикатуру, чем сексуальную идентификацию, вроде карика¬
туры на женственность у трансвеститов, или ложной «мужествен¬
ности», которой щеголяют садомазохистские практики.
РОДИТЕЛЬСКИЕ УСТАНОВКИ И НЕОСЕКСУАЛЬНОСТЬ
Дети, которым в подростковом возрасте суждено изобрести нео¬
сексуальность, тоже пытаются осмыслить то, что они услышали и
поняли из семейных разговоров о сексе. Мы открываем при их ана¬
лизе, когда они становятся взрослыми, что у них была настоятельная
потребность понять непоследовательные сообщения, касающиеся
тела и гениталий, как принадлежащих собственному полу ребенка,
так и противоположному. Необходимость изобрести теорию возник¬
ла изначально из факта, что ребенок слышал вещи, противореча¬
щие тому, во что, очевидно, верило общество (и другие дети).
Размышления матери на тему половых различий и роли сексу¬
альности в родительской паре обычно вспоминаются (или интер¬
претируются) как враждебные отцу, его сексуальным желаниям и
мужской сексуальности в целом. Хотя несомненно верно, что многие
девиантные акты скрывают в себе идентификацию с материнским
267

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
желанием принять пенис (при гомосексуальных отношениях или
символическим образом, в форме фетишистких объектов), в то же
время, существует и вторая идентификация, бессознателььного ха¬
рактера, с материнским кастрирующим отношением к мужчинам, в
частности, к отцу и его пенису.
Те, кто стал гомосексуальным, тоже, видимо, прониклись мате¬
ринским негативным отношением к людям другого пола. Мальчики
часто слышали, что девочки — опасные, грязные, лживые, хотят их
поймать; девочки запомнили, что у мужчин только одна мысль в го¬
лове — соблазнить, развратить, обидеть их или завлечь для садист¬
ского изнасилования, после которого они вряд ли останутся в живых.
Кто захочет гетеросексуальных отношений, представленных в та¬
ком виде? При этом мать становится единственным доступным
объектом любви. Ее речи о сексуальности воспринимаются как нео¬
провержимая истина, в особенности, когда отец помогает такой сек¬
суальной установке, уходя от ребенка или активно издеваясь над его
сексуальностью и будущей женственностью или мужественностью.
Депрессия, которая неизбежно выходит на свет при анализе таких
пациентов, часто связана с тем, что отец обесценивал или не призна¬
вал их сексуальную идентичность; его отрицание их неотъемлемой
ценности в качестве человеческого существа стало источником нар¬
циссической умерщвленности, которая тоже позднее будет искать
компенсации в неосексуальном сценарии.
Эдипальная структура — шаблон ребенка для концепции взрос¬
лой сексуальности и ее символического расширения в виде картины
общества в целом. Таким образом, модель влияет не только на буду¬
щие сексуальные паттерны, но и будущие социальные обмены лю¬
бого рода. У детей, о которых здесь речь, эта структура явно искаже¬
на, отчасти в результате родительских повествований и пропове¬
дей о поле и сексуальности. Так как эти сообщения отличаются от
нормальных культуральных сообщений о сексуальности, такие дети
рискуют запутаться в своем чувстве сексуальной идентичности и в
понимании своего места в семейной структуре. И тогда они чувству¬
ют, что вынуждены изобрести теорию, чтобы добиться согласован¬
ности своего места и своей роли.
Можно сказать, что эти дети стали узниками бессознательных
268

ГЛАВА 12
СЦЕНЫ ФАНТАЗИИ, БРЕД И СМЕРТЬ
страхов и желаний родителей. Но не все узники хотят на свободу.
Инцестуозные желания ребенка легко заставляют его поверить, что
он главный сексуальный объект матери, и его судьба — выполнять
ее желания. В то же время и мальчики, и девочки считают, что их
поддерживают в их завистливом желании кастрировать отца и ма¬
гически овладеть его фаллической властью. Потеря этих иллюзий, в
конце концов, становится мощной силой в создании неосексуального
мифа и сопутствующего сценария. Таким образом, девиантные объек¬
ты и цели сексуального желания занимают свое место во внутрен¬
нем мире, извлеченные из ранних фиксаций и поддержанные деви¬
антными родительскими сообщениями. Такие дети отрекаются от
эдипального мифа, с его универсальным статусом, основанном на
половых различиях и социальных законах общества, к которому они
принадлежат. Таким способом они выбираются из запутаннойхиту-
ации, создавая частную мифологию, исключительно для собствен¬
ного употребления, где они одни устанавливают законы и поддер¬
живают их. Столкнувшись с вроде бы бессмысленными суждениями
о сексуальности, они умудряются найти свой собственный смысл.
ОПАСНЫЙ ФАЛЛОС
Открытие неосексуальным изобретателем личного решения не¬
изменно ощущается как торжество над родителями и их запретами
и противоречиями, а также как подтверждение права субъекта на
какую-то форму сексуальной жизни. Однако изобретатель все еще
не свободен от противоречивых интернализованных образов; внут¬
ренний конфликт продолжается, часто дорогой ценой для психичес¬
кого равновесия. Поврежденный образ символического фаллоса со¬
здает постоянные разрушения. Чтобы взрослый мог наслаждаться
своей сексуальной жизнью без сильного чувства вины или тревоги,
фаллос, символ власти, плодородия и жизни, должен представлять
собой, для обоих полов, образ нарциссической завершенности и сек¬
суального желания. Анализируемые, о которых идет здесь речь, таят
в своей психической реальности раздробленный фаллический об¬
раз,'чьи фрагменты имеют загадочное или опасное значение. Тем не
269

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзии и правда на психоаналитической сцене
менее, важно подчеркнуть, что эти самые фрагменты, которые зани¬
мают место фаллоса в бессознательном, имеют для личности свою
структуральную ценность. Если бы символический фаллический
образ совершенно отсутствовал, последовала бы психотическая пу¬
таница в сексуальных отношениях. Без всякой теории (пусть мифи¬
ческой и девиантной) об отцовском пенисе и его роли относительно
материнского полового органа и эротической жизни, ребенок может
увидеть материнское тело как безграничную пропасть. Ее тело ста¬
новится всемогущественным и злонамеренным объектом, который,
вероятно, формирует центральный узел бредовых сексуальных
убеждений или, в определенных случаях (вроде Исаака в главе 4 и б
и Поля в главе 8), психосоматической уязвимости.
В неосексуальных организациях фаллос, лишенный своей симво¬
лической эдипальной ценности, разделяется на преследующий, са¬
дистский пенис и недостижимый, идеализированный пенис. Перво¬
го надо постоянно избегать, а ко второму стремиться, любыми воз¬
можными способами, которые субъект способен изобрести. Фанта¬
зия о себе как о кастрированном мужчине (всегда ассимилированная
в бессознательную репрезентацию феминности) легко наблюдаема
при анализе пациентов обоих полов. Но эта фантазия (общая и для
многих невротических пациентов), при девиантной сексуальности
используется обоими полами, чтобы спрятать еще более опасную, о
своем внутреннем деструктивном или потенциально вредоносном
пенисе. Эта фантазия может переживаться как угроза своей лично¬
стной целостности или личностной целостности других. Важно по¬
нимать могущественное воздействие этой бессознательной репре¬
зентации. Один из ее корней лежит в поврежденном образе отца, но,
в конце концов, в случае мужчины ощущается как угроза самому
субъекту и заставляет его искать компенсирующий «хороший пе¬
нис» во внешнем мире, — пенис другого мужчины или «фетишистс¬
кий пенис» который можно добавить к собственному, чтобы транс¬
формировать его в пенис, способный выполнять половой акт.
Этот интернализованный «плохой пенис» фантазии может по¬
рождать ипохондрические страхи. Фрагмент анализа невротичес¬
кого пациента с навязчивыми гомосексуальными фантазиями ил¬
люстрирует этот тип проблем. У этого пациента была долгая исто¬
270

ГЛАВА 12
СЦЕНЫ ФАНТАЗИИ, БРЕД И СМЕРТЬ
рия болей в спине, исходящих из соматических и психологических
источников. Однажды он принес на анализ сновидение, в котором
хирург вскрывает ему спину, чтобы найти причину его постоянной
боли, обнаруживает там гигантский пенис в состоянии разложения
и удаляет его. Манифестное желание сновидения относится к жела¬
нию анализируемого, чтобы анализ удалил источник его болезни.
Фактически, проработка различных элементов фантазии и ассоциа¬
ций, которые пациент дал к этому сновидению, значительно измени¬
ли его гомосексуальную навязчивость, а боль в спине исчезла за не¬
сколько недель.
Фантазия об опасном внутреннем пенисе может оказаться угро¬
жающей сексуальному партнеру. Один пациент-фетишист, чтобы
достичь сексуального возбуждения, жестоко бил своих подружек.
Он всегда умудрялся найти партнерш, которые хотели такого обра¬
щения, в соответствии с собственными эротическими фантазиями,
но в момент введения пениса его неизменно переполняло состояние
паники, поскольку он боялся сделать им больно своим пенисом. Ана¬
лиз вскрыл, что в этот момент его пенис превращался в садистский
объект, наделенный фекальными качествами.
У женщин, как и у мужчин, бессознательная фантазия о пенисе с
фекальными и анально-садистскими характеристиками часто вы¬
ходит на свет, но с некоторым отличием: и внешний вид, и сомати¬
ческое функционирование всего тела являются субъектом ипохонд¬
рической тревоги. Эта фантазия иногда опасно близко подходит к
бредовым пропорциям (McDougall, 1964).
Единственный выход из тупика для людей, во внутреннем мире
которых таятся такие репрезентации, это трансформировать опас¬
ные и вредные качества этого фантазийного пениса во внешний
объект, обладающий ценными и целебными качествами, и в этот
момент он может стать источником эротического возбуждения. Фан¬
тазийное исцеление можно связать с образом себя или партнера, но
в любом случае, это маниакальная иллюзия, и как таковая может
исцелять лишь на время депрессию и тревогу, вызванные фантазий¬
ным ущербом. Таким образом, фетиш, который исцеляет субъекта, и
в то же время защищает партнера, становится все дороже и навязчи¬
во необходимей. Постоянные акты фелляции, когда их цель — уми¬
271

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитический сцене
ротворить внутренних преследователей, становятся все более и бо¬
лее компульсивными; исключительное стремление к анальному со¬
вокуплению или болезненным клизмам партнеру, когда их цель в
бессознательной фантазии — избавиться от опасного внутреннего
пениса, становятся все более неотложно необходимыми для спокой¬
ствия субъекта. Многие такие пациенты боятся, что они потратят
всю свою жизнь в погоне за неизбежным исполнением собственных
неумолимых эротических сценариев.
ФАНТАЗИЯ ОБ ОТРАВЛЕННОЙ МАТЕРИ
Другая важная и распространенная фантазия, заслуживающая
внимания, это мать, отравленная отцовским пенисом, из-за его пред¬
полагаемых фекальных и уринарных качеств. Эта фантазия часто
добавляется к фантазии о повреждении матери сексуальными от¬
ношениями. Впредь любое шевеление желания к ее телу или гени¬
талиям вызывает катастрофическую реакцию у пациентов-муж-
чин. У пациенток те же фантазии ведут к квази-бредовому убежде¬
нию относительно собственного тела и к компульсивному влечению
исправить собственное тело или тело партнера. Убеждение, что мать
пострадала, усиливается проекцией ребенка на нее собственных
архаичных анальных и оральных садистских импульсов. По разным
причинам эти архаичные влечения, являющиеся первичными фан¬
тазиями о любовных отношениях, не нашли творческого разреше¬
ния в ранних отношениях с матерью. Неудача могла быть следстви¬
ем, как указывает Бион (Bion, 1970), материнской неспособности
«бредить», то есть ее неспособности идентифицироваться с тем, что
переживает ее младенец, и вмещать его яростные аффекты до тех
пор, пока она не сможет трансформировать их в конструктивные
чувства и фантазии, и тем самым убережет младенца от переполне¬
ния яростью и горем. Как бы то ни было, пациенты, занимающие нас
здесь, часто были вынуждены детьми и даже взрослыми оставаться
рядом с реальной матерью, чтобы защитить ее от малейшей крити¬
ки или нападения, и показать себя верными не только ее особе, но и
272

ГЛАВА 12
СЦЕНЫ ФАНТАЗИИ. БРЕД И СМЕРТЬ
ее суждениям, вкусам, идеалам и предрассудкам. Часто единствен¬
ным выходом из этого тупика служит неосексуальное творение, но и
тогда только при условии, что это изобретение сможет вмещать и
драматизировать все замешанные внутренние конфликты, удовлет¬
ворять требование возмещения ущерба, и сохранять вытесненным
истинное значение неосексуального акта и истинное отношение к
партнеру.
В свете этих размышлений мы можем понять динамическую силу,
которой пропитаны эти еретические модели сексуальных отноше¬
ний. Ведь в то же время неосексуальное изобретение должно выдер¬
живать вес внешней реальности и общественного мнения, ему, воз¬
можно, противостоящего. Вера в изобретение, наряду с фантазиями,
касающимися сексуального тела и объектов или актов, которые по¬
лагаются причиной сексуального желания, должна быть наделена
особой твердостью. Фрейдистская концепция расщепления Эго дает
некоторое теоретическое объяснение того, каким образом локали¬
зованный психоз может сохраниться у человека, который в иных
аспектах не психотик, но это все еще оставляет без ответа многие
вопросы, касающиеся неосексуальности и ее психической экономии.
КОРНИ НЕОСЕКСУАЛЬНЫХ КОНСТРУКЦИЙ
Если мы хотим достичь лучшего понимания корней неосексуаль¬
ности, мы должны заглянуть за ложные или фрагментарные роди¬
тельские сообщения о сексуальной идентичности и сексуальных от¬
ношениях и попытаться реконструировать самые ранние сообще¬
ния матери и младенца друг другу. Первое отличие, которое осозна¬
ет младенец, это не отличие полов друг от друга, а отличие друг от
друга этих двух телесных единиц, и поэтому самые ранние тревоги
включают глобальный телесный ущерб. Голос матери долго пред¬
шествует ее словам. Ее способы кормить, качать, ласкать и вообще
ухаживать за ребенком все вносят вклад в самые ранние основы эро¬
генных переживаний. При этом первом чувственном обмене между
двумя телами бессознательные реакции матери на чувственное воз¬
273

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
буждение уже передаются, и ребенок начинает формировать сексу¬
альную идентичность (Lichtenstein, 1961). Психические репрезента¬
ции эрогенных зон и телесных функций приобретаются в непосред¬
ственном отношении к материнскому телу; понемногу биологичес¬
кое тело становится психологическим и эрогенным.
В начале жизни ребенка псюхе галлюцинаторным образом от¬
носится к объектам потребности и удовольствия, словно они по¬
рождаются им самим. Первичная мегаломания быстро уступает
место признанию «еще чего-то», отвечающего за то, чтобы доста¬
вить ему переживание удовлетворения и удовольствия. С этого
времени ребенок становится неутомимым ученым, исследующим
источники удовольствия и способы избегать неудовольствия. С этой
поры псюхе функционирует под управлением первичного процес¬
са мышления; источники удовольствия и боли больше не порожда¬
ются им, а считаются всецело во власти Другого. Этот Другой мо¬
жет решать, будет ли субъект испытывать удовольствие и удов¬
летворение или же неудовольствие и боль. Все, что случается с
младенцем, он понимает как «ее» желание. Мы можем уже просле¬
дить здесь первичные корни того, что может быть трансформиро¬
вано психотическим мышлением в сексуальную фантазию о «вли¬
яющей машине» (Tausk, 1919), таинственном аппарате вне контро¬
ля субъекта, который вызывает сексуальные или ужасно болез¬
ненные ощущения.
Эта вера в волшебную власть Другого присутствует у многих
неосексуальных творцов, хотя более здоровая часть псюхе сомне¬
вается в ней. Таким образом, аналитику часто доводится слышать
заявления анализируемого, говорящего о собственных Эго-синтон-
ных изобретениях: «Я — жертва проклятия», или «Это не я сам
участвую в совершении этих действий — я как робот, заранее зап¬
рограммированный, ничего не могу с этим поделать». Ответстве¬
нен Другой, а субъект освобожден от какого бы то ни было чувства
личной вины или ответственности.
На самых ранних стадиях психической жизни каждый младенец
отвечает тому, что мать, сознательно или бессознательно, хочет от
него. Касториадис-Оланье (Castoriadis-Aulagnier, 1975) в своей глу¬
бокой книге о корнях психоза ссылается на постоянно «говорящую
274

ГЛАВА 12
СЦЕНЫ ФАНТАЗИИ, БРЕД И СМЕРТЬ
тень», которую каждая мать проецирует на маленькое физическое
существо, своего ребенка.
«Мать просит это тельце, о котором она заботится, пеленает и
кормит, чтобы оно постаралось подойти под фантазию-тень, кото¬
рую она на него отбрасывает. Эта “тень”, которая является лишь
частью ее сообщений ребенку, представляет собой для ее сознатель¬
ного Эго то, что тело ребенка представляет собой для ее бессозна¬
тельного; определенный образ бытия, определенные качества и бу¬
дущее, желаемые бессознательно для этого ребенка... Таким обра¬
зом, пожелания каждой матери своему ребенку неизбежно станут
тем, чего ребенок будет просить и ожидать от нее».
Мать может выставлять неподобающие и несправедливые тре¬
бования к телу и разуму своего ребенка, не осознавая этого. Одна из
моих пациенток часто ставила своим трем детям, с младенчества, клиз¬
мы (см. главу 4), не потому что видела в этом физиологическую необ¬
ходимость, а чтобы избавиться от нестерпимого чувства, что она сама
«грязная». Точно так же ребенок может стать контрфобийным объек¬
том, защищающим мать от тревоги или депрессивных состояний. Ро¬
берт Столлер, в своем исчерпывающем исследовании (Stoller, 1968)
проблем половой и гендерной идентичности выдвинул гипотезу, что
матери лиц с сексуальной девиацией вполне могли использовать своих
детей в качестве переходного объекта. Сообщения матери пропита¬
ны ее собственной психологической позицией, которая передается ре¬
бенку, так как это она дает ему слова для зон и функций тела, и она
одна может научить ребенка называть и узнавать различные аффек¬
тивные состояния. Она выносит окончательный приговор, какие мыс¬
ли допустимы и позволительны, а какие — «немыслимы». Таким
образом, мать легко может передать своему ребенку хрупкий, ли¬
шенный эротизма, отчужденный или искалеченный образ тела.
Клинические наблюдения подтверждают, что дети, ставшие сек¬
суально девиантными взрослыми, создали свой эротический театр
как баррикаду против поврежденного телесного образа и против
утраты репрезентации тела как целого, а с нею — утраты связного
чувства Эго-идентичности. Таким образом, они избегают опасности
чувствовать свое тело и его сексуальность психотически, то есть,
считать тело неуправляемым объектом, потому что оно находится
во власти кого-то другого. Неосексуальные творения предлагают то,
275

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитический сцене
что в своей основе является бредовой теорией человеческой сексу¬
альности и источников сексуального желания, которой может рас¬
поряжаться сам субъект, и в которой он (или она) чуточку сомнева¬
ется. Уверенность, которая сопровождает психотическое убежде¬
ние, в целом отсутствует, или, по крайней мере, отрицается другой
частью личности.
С ранней эдипальной организацией и материнскими вербальны¬
ми сообщениями связано и развитие детской аутоэротической ак¬
тивности, ссылки на которую уже делались в главе 11. Ее эволюция
зависит всецело от готовности матери позволить своему ребенку
отсоединиться от нее через психическое воссоздание некоторых сле¬
дов воспоминаний о ней, в соединении с таким аутоэротическим ак¬
том как сосание пальца. Эта ранняя форма интернализации позво¬
ляет ребенку сохранить некоторую степень независимости от ее тела
и присутствия. Но определенные матери яростно протестуют про¬
тив этого младенческого изобретения.
Первый истинно аутоэротический акт — сосание ребенком части
своего тела или другого доступного объекта, дает ребенку «галлю¬
цинаторную» грудь. Мелани Кляйн (Klein, 1945) утверждает, что этот
галлюцинаторный феномен может иметь место, только если во внут¬
ренний объект уже вложено либидо. Эта концепция кажется удов¬
летворительной не только с точки зрения теоретической последова¬
тельности, но и клинических фактов, путь даже интернализованный
объект может быть всего лишь фрагментарным следом памяти о
Другом и совместном переживании удовлетворения, связанном с ним.
Наблюдения Рене Шпица (Spitz, 1949,1962) дают определенное под¬
тверждение теории Кляйн, как и исследования некоторых психосо-
матологов (Fain, 1974).
Эти наблюдения ясно показывают, что определенные матери, хотя
и не осознают этого факта, не могут позволить раннюю интроекцию
своего образа, и не могут стерпеть, чтобы какой-то объект исполь¬
зовался ребенком в качестве их замены. Они предлагают вместо это¬
го собственное тело,'не оставляя пространства, в котором ребенок
мог бы найти первые замещающие объекты или деятельность (пе¬
реходные феномены, в теории Винникотта) и таким образом поло¬
жить основание личному аутоэротическому и нарциссическому пси¬
276

ГЛАВА 12
СЦЕНЫ ФАНТАЗИИ, БРЕД И СМЕРТЬ
хическому капиталу. Отношения мать-ребенок, которые воспреща¬
ют такую активность, благоприятствуют развитию психосоматичес¬
ких заболеваний в раннем периоде, пример которых — младенчес¬
кая бессонница. Такие дети могут спать только на руках у матери;
отделение от матери и госпитализация часто требуются, чтобы со¬
хранить им жизнь. Некоторые матери используют постоянные, а
иногда неистовые физические средства, чтобы сдержать нормаль¬
ные аутоэротические проявления своих детей, возможно, из-за жгу¬
чей тревоги, касающейся их собственных сексуальных импульсов.
Чрезмерные или неистовые реакции на любую форму эротических
изобретений могут запустить серьезное психосоматическое забо¬
левание, известное как мерицизм (McDougall, 1978, гл.9), которое
тоже подвергает опасности жизнь ребенка. Детей, проглатывающих
срыгнутое, можно рассматривать как создателей крайне преждев¬
ременного аутоэротического извращения.
Мои собственные наблюдения (1978) понудили меня отметить
частоту, с которой психосоматические заболевания случаются у па¬
циентов, которые выстроили организованную неосексуальность. В
главе 5 упоминается о дифференцирующих факторах, которые при¬
водят, скорее, к психосоматическому, чем к неосексуальному исхо¬
ду. Психосоматические больные, которые не создали девиантную
сексуальность, часто описывают идентичное нарушение в младен¬
ческом аутоэротизме, в особенности отсутствие нормальной ману¬
альной мастурбаторной активности в детстве и подростковом воз¬
расте. Возможно, отношения мать-младенец отмечены подобным же
телесным контактом и аффективным обменом. И неосексуальные, и
психосоматичные пациенты сообщают гораздо чаще среднего о рас¬
качивании тела и младенческой бессоннице наряду с дерматологи¬
ческими и респираторными проблемами. Эти явления, видимо, воз¬
никают из раннего нарушения катексисов тела и конструкции нар-
циссических связей между псюхе и сомой, а также из преждевре¬
менного разрыва сверхважной связи рука-половой орган, которая
управляет в младенчестве тем, что Шпиц (Spitz, 1949) назвал «гени¬
тальной игрой». Маленький ребенок, который неустанно стремится
к аутоэротическому удовлетворению вопреки этим нарушенным
связям между телом и сознанием и между рукой и гениталиями, дол¬
жен будет изобрести другую сексуальную активность и другие зоны
277

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
возбуждения. Задержки мочи, игры с фекалиями, беспрестанное тре¬
ние тела в поиске болезненных ощущений, мотание головой, раска¬
чивание и другие подобные действия — это все попытки почувство¬
вать тело живым и пригодным для психической репрезентации в
качестве целого, имеющего границы и приятные возможности.
Эти виды активности выполняют тогда одну из главных функций
младенческого аутоэротизма, а именно, они становятся компенсаци¬
ей за отсутствие объекта и болезненные аффекты, которые сопро¬
вождают эту потерю. Почти не вызывает сомнений тот факт, что у
того, кто стал эротическим новатором, младенческий аутоэротизм
отклонился от нормального задолго до эдипального кризиса, и что
элементы будущего неосексуального творения существовали уже
тогда. Расстояние, которое отделяет руку субъекта от половых ор¬
ганов, в некотором смысле, измеряет расстояние, которое существует
между нарциссической репрезентацией себя самого и репрезента¬
цией сексуальной идентичности. Аутоэротическое стремление мла¬
денца сделать свое тело эрогенным служит не только инстинктив¬
ным или объектным потребностям; это еще и поиск доказательства
своего психического существования и своей способности сохранять
чувство личной идентичности, будучи отделенным от Другого. Сло¬
ва анализантов, описывающие акты перверзии, служат этому при¬
мером. «Только в это время у меня есть доказательство, что я дей¬
ствительно существую, и моя жизнь имеет какой-то смысл», — ска¬
зал фетишист о своей сексуальной практике. Эксгибиционист выра¬
зился так: «Пока это длится, я действительно чувствую, а потом я
затихаю надолго». Софи (о которой говорилось в предыдущей главе)
часто повторяла: «Беатриса заставляет меня страдать, но или жизнь
с ней или смерть одной».
Так по-разному эти пациенты компульсивно ищут во внешнем
мире объект, акт или человека, способного помочь им уйти от экзи¬
стенциальных сомнений и пустоты или мертвенности во внутрен¬
нем психическом мире. Неосексуальный акт должен воплощать нар-
циссическо-фаллическую репрезентацию, чтобы победить эдипаль-
ную и нарциссическую кастрационную тревогу. В то же время, фе¬
тиш, партнер или частичный объект представляют собой первич¬
ный материнский объект, необходимый, чтобы победить состояние
278

ГЛАВА 12
СЦЕНЫ ФАНТАЗИИ, БРЕД И СМЕРТЬ
внутренней смерти и посмертного пробуждения деструктивных им¬
пульсов и смертельных влечений.
СОЗДАНИЕ НЕОСЕКСУАЛЬНОГО ЭРОТИЧЕСКОГО
ТЕАТРА
Как мы сидели, так называемую извращенную сексуальность
нельзя удовлетворительно понять ни как просто регресс, ни как про¬
сто отклонение сексуальных влечений. Это неореальность, сотво¬
ренная психическим трудом ребенка, чтобы примирить бессозна¬
тельные проблемы обоих родителей. Родительских проблем две:
неразрешенные сексуальные конфликты, которые часто отражены
в детских воспоминаниях о родительских сообщениях, и глубокая
нарциссическая тревога, которая вынуждает обоих родителей к по¬
пыткам исцелить свои нарциссические раны или контролировать
нарциссические страхи, ограничивая и контролируя развивающую¬
ся сексуальность своих детей.
Самостоятельное открытие ребенком эротических игр, которые
ускользнули от родительской бдительности, бросает вызов обоим
интернализованным образам, и подразумевает меру свободы от их
интроецированных запретов. Прежде всего, найдя решение голово¬
ломки путанных родительских сообщений на телесные и сексуаль¬
ные темы, ребенок успешно придает смысл загадке сексуального
желания, таким образом позволяя себе некоторое сексуальное вы¬
ражение и возможность будущих эротических обменов с другими.
Со временем, эти сексуальные действия в конце концов ставятся на
службу другим функциям. Вдобавок к отклонению кастрационной
тревоги и нейтрализации мучений, которые исходят из архаичных
садистических импульсов, они имеют ценность как средство разряд¬
ки накопленного напряжения, поднятого всеми нарциссическими
травмами и фрустрациями действительностью, от которых страда¬
ют люди. Очевидно, что изобретение, способное выполнить такие
разнообразные функции, должно быть твердо выстроено, начиная с
младенчества, и что такая структура едва ли будет модифицирова¬
279

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
на в последующие годы, если только опыт анализа не приведет к
более богатой эротической жизни. Тайная эротическая игра детства
становится для подростка его (или ее) взрослой сексуальностью. В
* то же время субъект открывает, что его (или ее) сексуальное выра¬
жение, хотя и кажется единственно верным, не похоже на решения
других. Тогда начинается неустанный поиск партнеров, способных
играть требуемую роль в эротическом театре. Некоторых неосексу-
альных творцов ждет открытие, что они осуждены на эротическую
самодостаточность и должны с этих пор принять вынужденное оди¬
ночество, которое при этом подразумевается.
БАЗИСНЫЕ ФУНКЦИИ НЕОСЕКСУАЛЬНОСТИ
Как нам лучше подытожить динамические и экономические из¬
мерения этой сложной организации, чтобы понять ее жизненно важ¬
ную функцию, в глазах субъекта, ее создавшего? Если во фрейдовс¬
кой метафоре извращенная сексуальность может рассматриваться
как «позитив» невротической организации, то ее можно описать и
как «негатив» психотической организации. У этой структуры есть
общие характеристики и с неврозом, и с психозом. Само действие
напоминает эротическую фантазию, сновидение наяву, но это сон,
выполняемый в реальности. Его исполнение включает манипуля¬
цию сексуальной истиной и внешней реальностью, в качестве за¬
щитного маневра, для исцеления собственного образа, и в этом отно¬
шении напоминает психотическую конструкцию, хотя и узко лока¬
лизованную.
Девиантный сексуальный симптом можно развести с невроти¬
ческим или психотическим в нескольких направлениях. Во-первых,
действие занимает место психической переработки и проработки.
Во-вторых, действие сознательно эротизируется, что не происхо¬
дит в случае невротических конструкций или бреда. В третьих, здесь
есть особая форма отношения к сексуальному объекту; хотя часто
это отношение к нему скорее как к необходимому условию, чем как к
субъекту, бессознательно он призван выполнять множество функ¬
280

ГЛАВА 12
СЦЕНЫ ФАНТАЗИИ, БРЕД И СМЕРТЬ
ций. Схематически мы можем сказать, что невроз указывает на за¬
щиту, которая потерпела неудачу по отношению к либидинальным
влечениям, тогда как психоз указывает на защиту, которая потер¬
пела неудачу по отношению к садистическим влечениям. Невроз —
это борьба за спасение своей сексуальности; психоз — борьба за свою
жизнь. Неосексуальная конструкция представляет собой двойствен¬
ную попытку защиты: найти компромиссное решение, с одной сто¬
роны, для невротического страха кастрации, а с другой стороны —
для психотических тревог, касающихся потери Эго-идентичности и
риска неуправляемых яростных или суицидальных побуждений.
Страх кастрации, раздробления Эго и смерти должен найти свое
место в новом сценарии, чтобы воплотиться в действии и эротизи¬
роваться безопасным образом. Следовательно, действие должно под¬
держивать три основные иллюзии: что кастрация pi эдипальные зап¬
реты — бессильные угрозы; что садистское насилие не причиняет
вреда ни субъекту, ни партнеру; и наконец, что ужасного состояния
внутренней мертвенности, происходящее из ранних психических
травм младенчества, не существует.
Динамические и экономические подтексты неосексуальностр!
можно подытожить так: те, кто сумел создать неореальность в че¬
ловеческой сексуальности и воплотить ее в действии, открыли круж¬
ной путь к отрицанию эдипова конфликта и таким образом обошли
психическую переработку кастрационной тревоги; в то же время
они нашли сложный способ отрицания проблем своей отдельности
от Другого и младенческого садизма, таким образом избежав психи¬
ческой переработки депрессивной позиции.
Очевидно, что эта структура вынуждена нести значительную
динамическую нагрузку, а также противостоять напору внутренней
и внешней реальности. Болезненные психические репрезентации и
аффекты требуют постоянной разрядки через магический акт. Его
компульсивный и повторяющийся характер присущ тому, что я на¬
зываю действием-симптомом, а именно, психической организации,
которая пытается разреншть конфликты во внутреннем мире по¬
средством какого-то действия во внешнем мире. Эта необходимость
действовать указывает на определенную неудачу в символР1ческом
функционировании, а также на неспособность вместить болезнен¬
ные эмоцрюнальные состояния и использовать фантазию конструк¬
281

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
тивно. Она также указывает на пугающие внутренние объектные
отношения, защиты против которых и ищут в отношениях внешних.
Неосексуальность избегает необходимости справляться с душевной
болью тревоги или депрессии, которая, в ином случае, может пре¬
высить способность субъекта «переварить» ее. Таким образом, и
здесь действие занимает место вмещения, чувства и мысли.
Как мы видели в предыдущих главах, вынесение вовне внутрен¬
него конфликта не ограничено неосексуальностью. Мы находим те
же средства сохранения психического гомеостаза в неврозах харак¬
тера, например, которые иногда можно тоже описать как извраще¬
ние характера (Arlow, 1954,1963,1971). Люди с симптомами «извра¬
щенного» характера тоже чувствуют, что вынуждены бесконечно
повторять драмы и заблуждения, для которых они используют дру¬
гих, чтобы те играли в их внутренних сценариях. Так как авторы
обычно не осознают эту заранее написанную драму, они часто при¬
писывают другим вину за последующие страдания. Присутствую¬
щая эротизация совершенно не осознается.
КОНЦЕПЦИЯ НАРКОТИЧЕСКОЙ СЕКСУАЛЬНОСТИ
Пагубные пристрастия родственны той же экономической орга¬
низации, которая имеет дело с либидинальными и нарциссическими
конфликтами. В предыдущих главах предполагалось, что люди, стра¬
дающие от невроза характера, используют других, как наркотик, и
что многие люди с сексуальной девиацией используют сексуаль¬
ность (собственную оргазмическую доблесть или удаль других) как
опиат. С этой точки зрения я должна говорить о наркотической сек¬
суальности, чтобы подчеркнуть не только отрицание партнера в
качестве отдельной личности, но и компульсивные, архаичные, кон-
трфобийные аспекты неосексуальных творений. Анализ таких па¬
циентов открывает, что компульсивное контрфобийное измерение
сексуального акта значительно модифицируется по мере прогресса
анализа, и в то же время на передний план выходят сильные фобий-
ные реакции и симптомы, впервые на памяти анализируемого. Ког¬
282

ГЛАВА 12
СЦЕНЫ ФАНТАЗИИ, БРЕД И СМЕРТЬ
да это происходит, это решительный и тонкий момент, требующий
тщательных интерпретаций. Однако подробное изучение этих кли¬
нических аспектов выходит далеко за цели этой главы.
Следует указать, то не-девиантная сексуальность может тоже
обладать наркотическими и компульсивными качествами, когда сек¬
суальные отношения, в принципе, используются, чтобы рассеять
болезненные психические состояния или осуществляются с партне¬
ром, который не существует как отдельный и либидинально загру¬
женный объект. Другой здесь снова выполняет функцию наркотика
или становится вместилищем опасных частей индивида, с которыми
можно справиться, достигнув эротического контроля над партнером.
За наркотическими организациями (Krystal, 1977) стоит архаич¬
ная грудь-мать, так сказать, часть матери, которую не удалось ин-
тернализовать; ее функция при этом стала эквивалентна функции
наркотической субстанции — «мать-наркотик». Эта фундаменталь¬
ная слабость психической структуры, как мы видели на примерах
различных психических театров, обсуждавшихся в этой книге, спо¬
собна вызывать ряд психологических бедствий. Субъект рискует
быть вынужденным к тому, чтобы заставлять объект из внешнего
мира выполнять для него обязанности, которые повреждены или
символически отсутствуют во внутренней психической структуре
и даже в мире воображения. Неспособность развивать конструктив¬
ные фантазии или располагать запасом вытесненных фантазий под¬
разумевает глубокий запрет на свободу фантазировать. Магическая
зависимость от внешних объектов для возмещения фантазийного
ущерба склонна увековечивать страх всемогущественных желаний
и мыслей и блокировать более творческое функционирование псюхе.
Этот факт заставляет предположить, как 3/же указывалось в главе 3,
что перерастание переходных явлений было остановлено, и что па¬
тологичные переходные (или временные) объекты были созданы
вместо истинных переходных объектов и видов деятельности. Соот¬
ветственно, имеется неспособность играть своими мыслями и фан¬
тазиями. и затруднена саморегуляция психического напряжения и
болезненных аффективных состояний. Камень преткновения был
заложен на пути осмысления того, что пропало или отсутствует.
Осталась только одна ригидная фантазия, та, которая направлена на
поиск наркотически привычной ситуации.
283

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Выстроенный из невротических и психотических защит, этот спо¬
соб психического функционирования тоже подвешен между фанта¬
зией и бредом. Изначальные фантазии, которые привели к созданию
неосексуальных актов, возникли в результате преждевременного
младенческого творчества. Особая сексуальная теория ребенка воз¬
никла в ответ на две главных цели: избежать эдипальных сложнос¬
тей, с их требованием, чтобы уважалась разница между полами и
между поколениями, и избежать архаичной тревоги, связанной с
деструктивными влечениями и страшным состоянием внутренней
смерти. Это создание фантазии, почти слишком успешное в отраже¬
нии различных угроз, о которых шла речь, сохраняется, каменеет на
всю жизнь (или, лучше сказать, на всю смерть). Когда наркотическое
измерение главное, неосексуальный сценарий (и сексуальный по¬
иск некоторых не-девиантных гетеросексуалов) просится немедлен¬
но на сцену, когда внутреннее или внешнее давление угрожает пси¬
хическому равновесию субъекта. Так как свобода фантазирования
отсутствует, требуются некоторые манипуляции внешней реаль¬
ностью, чтобы предотвратить радикальную потерю нарциссическо-
го равновесия. Бред состоит из веры в объективную реальность сво¬
их фантазий. Но как продемонстрировал Фрейд (Freud, 191 la) в сво¬
ем исследовании президента Шребера, даже создание бреда — это
попытка самоисцеления. Бред выполняет желание воссоздать мир,
в котором бредящий может продолжать жить, и неореальность, в
которую он может поверить, вопреки коллапсу внутреннего мира.
Однако с экономической точки зрения, бред не выполняет ту же
функцию, что и фантазия. Человек, который воображает извращен¬
ные сцены во время полового акта или мастурбации, не проходит
через те же переживания, что и тот, который разыгрывает неосек-
суальные или наркотические сценарии. Фантазии, которых самих
по себе достаточно, играют важную роль в нарциссической эконо¬
мии, тогда как бред всегда подразумевает некоторую манипуляцию
своими репрезентациями внешнего мира и его объектов. В фантазии
до объекта не дотрагиваются непосредственно, и поэтому он никак
не может быть поврежден, и не могут быть истощены его силы. С
другой стороны, бред постоянно разрушается под воздействием свер¬
ки с реальностью и должен, с тем же постоянством, воспроизводить¬
ся. Компульсивный, повторяющийся аспект присутствует во всех
284

ГЛАВА 12
СЦЕНЫ ФАНТАЗИИ, БРЕД И СМЕРТЬ
наркотических сексуальностях. Тот, кто запутался в паутине иллю¬
зии, постоянно будет скорее выбирать магическое действие и его
болезненно компульсивное качество, чем столкнется с мучительной
тревогой и внутренними преследователями.
Итак, неосексуальность, как и не-девиантная наркотическая сек¬
суальность, созданы в ответ на сложную психическую ситуацию. С
динамической точки зрения они требуют тайных сценариев, кото¬
рые победят как эдипальные конфликты, так и конфликты, принад¬
лежащие царству архаичной сексуальности. С кастрационной тре¬
вогой нужно справиться, превратив ее в сексуальную игру, с изоб¬
ретенными целями и объектами, в то время как примитивный са¬
дизм должен быть компенсирован иллюзией исцеления самого себя
или партнера.
С экономической точки зрения большинство неосексуальных тво¬
рений обладают свойствами наркотика; они используются, чтобы
избежать болезненных психических состояний и заделать щель в
чувстве идентичности, а также удовлетворить инстинктивные по¬
буждения. Следовательно, эти эротические театральные пьесы по¬
стоянно требуются для сохранения либидинального, а также нар-
циссического гомеостаза. Эта попытка самоисцеления позволяет
таким творцам сохранять эротический контакт с самим собой, а так¬
же с другими, в то же время избегая состояния эмоционального по¬
топа, который иначе вызвал бы саморазрушительные действия или
насилие над другими.
Хотя неосексуальность часто можно рассматривать как форму
наркотизации, ее творческие и театральные аспекты, которые со¬
здают сценарий и обеспечивают воображаемый ответ на загадку
желания и проблему инакости, можно рассматривать как творчес¬
кий процесс. Пока измерение возмещения ущерба сохраняется, де¬
виантная сексуальность способна избегать психотического решения
конфликта, и Эрос торжествует над смертью.
285

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Эпилог. Иллюзия и правда
Меня больше не ошеломляет открытие, что я веду себя с самим собой
как скверная мать или подлец отец... или что во мне живут
сумасшедший, тиран, святой и сексуальный маньяк.
Пациент на третьем году анализа
Психоанализ — это театр, на сцене которого можно сыграть весь
наш психический репертуар. В этих сценариях характеры внутрен¬
них персонажей могут меняться, диалоги можно переписать, а роли
раздать по-другому. Переработка ведет анализируемого к откры¬
тию своей внутренней реальности и внутренней истины, по мере
того как все части его самого и все люди, которые играли важную
роль в его жизни, получают возможность произнести свои реплики.
Сводятся счета с ненавистными-любимыми фигурами прошлого; ана¬
лизируемый теперь владеет собой во всех их аспектах, хороших и
плохих, вместо того, чтобы они им владели, и готов теперь крити¬
чески отнестись ко всему, что получил от тех, кто его вырастил, и ко
всему, что он с этим наследством сделал. Каковы бы ни были его
заключения, он осознает их место в своей внутренней вселенной и
признает их своей собственностью
Анализ объявляют оконченным, когда аналитик и анализируе¬
мый согласны прекратить видеться, но анализируемый должен пол¬
ностью осознавать, что труд, который они проделали вместе, по са¬
мой своей природе нескончаемый. И аналитик и анализируемый зна¬
ют, что определенные внутренние персонажи остались анонимными,
что другие, с кем был установлен важный диалог, все еще могут выс¬
кочить из-за кулис и снова пробить себе дорогу на внутреннюю сцену.
По отношению ко всем голосам, которые так и не прозвучали, мы
сталкиваемся со сложным вопросом, вызывающем тревогу. Может
быть, они не прозвучали потому, что аналитик отказывался слы¬
шать их, когда они требовали внимания? Может быть, они всегда
были здесь, шепча за сценой в предсознательном? Был ли аналитик
286

эпилог
ИЛЛЮЗИЯ И ПРАВДА
небрежен или отвлекся? Или они говорили на языке, которого ана¬
литик не понимал? Может быть, они говорили на языке ринэнцефа-
лона? Астмы? Диабета? Сердца? Другими словами, как мы можем
оценить различные факторы, которые внесли вклад в исход психо¬
анализа? Обязаны ли недостатки аналитического лечения бессозна¬
тельной диссимуляции, слабости нашей теории или превратностям
интерференции контрпереноса? Последний элемент определенно
является одним из наших главных камней преткновения: каждый
аналитик остро осознает риск услышать все в слишком большом
соответствии со своими внутренними убеждениями и ожиданиями,
зная, что они могут отвлекать аналитический дискурс и передавать
пациенту проблемы, которые принадлежат аналитику.
Психоаналитическое предприятие по расшифровке внутренних
драм, тем не менее, подходит к концу. Актеры сняли костюмы и ра¬
зошлись по своим гримеркам. Нам позволено надеяться, что с этих
пор наши пациенты будут достаточно хорошо понимать основные
темы, которые заполняют их психический репертуар, чтобы рас¬
познавать их, когда новые житейские обстоятельства вновь их под¬
нимут. Есть надежда, что пациенты смогут теперь продолжать пе¬
реработку, начавшуюся в кабинете, и будут разговаривать со всеми
внутренними людьми, используя собственные слова, и сподвигну-
тые собственными аффективными реакциями. Ибо формальное
окончание анализа возвещает начало самоанализа. Это должно по¬
зволить тем внутренним персонажам, которые остались в заточе¬
нии, выйти на сцену, а также должно позволить пациентам вновь
открыть в себе тесную идентификацию, которую их внутреннее Я
произвело с каждым из внутренних объектов, в хороших и плохих
аспектах. Важно увидеть в себе роли Эдипа, Иокасты, Лаия, Антиго¬
ны, Нарцисса, Гермафродита и зловещих Фурий. Но приобретения
Я не ограничиваются мифами и сновидениями. Мы не должны те¬
рять из виду факт, что внутренняя психическая реальность создана
на фундаменте анатомической и внешней реальности и истины мла¬
денческих желаний. Психоаналитическое приключение вечно будет
разрываться между этими двумя полюсами, смесью реальности и
иллюзии.
Кто тогда Я? Кто говорит внутри нас, каждый раз, когда мы произ¬
носим: «Я думаю так», «Я верю в это», «Я боюсь, хочу, ненавижу это,
287

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
или другое»? Как можем мы определить роль, которую играет иллю¬
зия в открытиях и построениях, которые разворачиваются в про¬
странстве, созданном между двумя человеческими Я, — в простран¬
стве, созданным инстанцией, называемой Эго, которая сделана из слов,
и психической сценой, которая возникает к жизни через диалог?
Аналитика можно связать с Режиссером из знаменитой пьесы
Луиджи Пиранделло «Шесть персонажей в поисках автора», пото¬
му что это он (или она) стремится сохранить пространство, которое
готово приветствовать всех внутренних жителей тайного театра
каждого анализируемого, а также поймать утраченных и странству¬
ющих персонажей, играющих роли во внешнем мире, которые про¬
шли не узнанными Я в качестве части его собственного личного ак¬
терского состава. Я нуждается в этих созданиях, как и в своих иллю¬
зиях, и в этом отношении напоминает трогательного Отца из пьесы
Пиранделло, который отстаивает реальность его конкретного пер¬
сонажа, после того, как Режиссер напоминает ему довольно резко о
том, что он всего лишь иллюзорное творение.
Отец: Я просто хотел бы узнать, Синьор, видите ли Вы себя, таког©,
какой Вы сейчас, все годы точно таким же, как были когда-то, со всеми
иллюзиями, которые раньше лелеяли? Неужели Вы не понимаете, что этот
«он», которым Вы себя чувствуете в этот момент, эта Ваша сегодняшняя
реальность, осуждена завтра показаться Вам всего лишь иллюзией?
На аналитической сцене раскрывается Я, которое представляется
каждому индивидууму его настоящим существом, с удовольствиями
и мучениями, силой и слабостью, способностью любить и ненавидеть,
работать и играть, правом на успех и на неудачу, во всех его проектах,
в его обладании младенческим Я и восприятии этого Я в своих преде¬
лах; — со всеми этими факторами, вносящими свой вклад в Я. На са¬
мом деле, это Я больше похоже на портрет, чем на фотографию.
На какой исход каждого аналитического приключения надеется
аналитик? Возможно на что-то вроде знаменитой реплики Гертру¬
ды Стайн, увидевшей законченный портрет, который писал с нее
Пикассо. В начале работы она жаловалась, что она нисколько не по¬
хожа на этот портрет, и Пикассо отвечал, что со временем это про¬
изойдет. Увидев завершенное полотно, она воскликнула: «Pour moi,
c’est je!» — «Для меня — это я!»
288

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Библиография
1.	Arlow, J. 1954. Perversions: Theoretic and therapeutic aspects. Panel
report. Journal of the American Psychoanalytic Association, 2:336 - 45.
2.	Arlow, J. 1963. Conflict, regression and symptom formation. International
Journal of Psycho - Analysis, 44: 12 - 22.
3.	Arlow, J. 1971. Character perversion. In Currents in psychoanalysis, ed. I.
M. Marcus. New York: International Universities Press.
4. Bick, E. 1968. The experience of the skin in early object relations.
International Journal of Psycho - Analysis, 49: 484 - 86.
5.	Bion, W. 1957. Differentiation of the psychotic from the non - psychotic
personalities. In Second Thoughts, pp. 43 - 64. New York: Jason Aronson, 1967.
6.	Bion, W. 1962a. Elements of psychoanalysis. London: Heinemann.
7.	Bion, W. 1962b. A theory of thinking. In Second thoughts. London:
Heinemann, 1967.
8.	Bion, W. 1970. Attention and interpretation. London: Heinemann.
9.	Breuer, ]., and S. Freud. 1893 - 96. Studies on hysteria, standard ed. 2.
London: Hogarth Press, 1955.
10.	Castoriadis - Aulagnier, P. 1975. La violence de l'interpretation. Paris:
Presses Universitaires de France.
11.	Charcot, J. M. 1888. Lecons du Mardi de la Salpetriere. Paris: Delatray et
Lecrosnier.
12.	Dayan, M, 1981.Causalite psychique et interpretation. Topique, 27: 93 -
122.
13.	Engel, G. 1962. Anxiety and depression withdrawal: The primary affects
of unpleasure. International Journal of Psycho - Analysis, 43: 89 - 97.
14.	Fain, M. 1971. Prelude a la vie fantasmatique. Revue Francaise de
Psychanalyse,35: 291 - 364.
15.	Fain, M. 1974. In L 'enfant et son corps, eds. M. Fain, L. Kreisler, and M.
Soule. Paris: Presses Universitaires de France.
16.	Freud, S. 1898. Sexuality in the aetiology of the neuroses, standard ed.
3:263 - 85. London: Hogarth Press, 1962.
290

БИБЛИОГРАФИЯ
17.	Freud, S. 1900. The interpretation of dreams, standard ed. 5: 509 - 622.
London: Hogarth Press, 1953.
18.	Freud, S. 1905. Three essays on sexuality, standard ed. 7: 125 - 245.
London: Hogarth Press, 1957.
19.	Freud, S. 191 la. Psychoanalytic notes on an autobiographical account of
a case of paranoia, standard ed. 12: 9 - 79. London: Hogarth Press, 1957.
20.	Freud, S. 1911b. Formulations on the two principles of mental
functioning, standard ed. 12: 219 - 20. London: Hogarth Press, 1957.
21.	Freud, S. 1914. On narcissism: An introduction, standard ed. 14: 67-102
London: Hogarth Press, 1957.
22.	Freud, S. 1915a. Repression, standard ed. 14: 146 - 58. London: Hogarth
Press 1957.
23.	Freud, S. 1915b. The unconscious, standard ed. 14: 159 - 216. London:
Hogarth Press, 1957.
24.	Freud, S. 1915c. Instincts and their vicissitudes, standard ed. 14:109 - 17
London: Hogarth Press, 1957.
25.	Freud, S. 1916 - 17. The common neurotic state, standard ed. 16: 378 - 91
London: Hogarth Press, 1963.
26.	Freud, S. 1918. From the history of an infantile neurosis, standard ed.
17:13 - 122. London: Hogarth Press, 1955.
27.	Freud, S. 1919. A child is being beaten, standard ed. 17:174 - 204. London:
Hogarth Press, 1955.
28.	Freud, S. 1920. Beyond the pleasure principle, standard ed. 18: 7 - 61.
London: Hogarth Press, 1955.
29.	Freud, S. 1924. The economic problem of masochism, standard ed. 19:
157 - 72 London: Hogarth Press, 1957.
30.	Freud, S. 1926. Inhibition, symptom and anxiety, standard ed. 20: 77 -
128. London: Hogarth Press, 1957.
31.	Freud, S. 1927. Fetishism, standard ed. 21:149 - 58. London: Hogarth
Press, 1957.
32.	Freud, S. 1938a. Splitting of the ego in the process of defense, standard
ed. 23: 271 - 78. London: Hogarth Press, 1957.
33.	Freud, S. 1938b. An outline of psychoanalysis, standard ed. 23: 177.
London:Hogarth Press, 1957.
34.	Galenson, E., and H. Roiphe. 1981. Infantile origins of sexual identity.
New York: International Universities Press.
35.	Green, A. 1973. Le discours vivant. Paris: Presses Universitaires de France.
291

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
36.	Grotstein, J. 1981. Splitting and projective identification. New York:
Jason Aronson.
37.	Hanly, C., and J. Masson. 1976. A critical examination of the new
narcissism. International Journal of Psycho - Analysis 57: 49 - 66.
38.	Kemberg, 0.1975. Borderline conditions and pathological narcissism. New
York: Jason Aronson.
39.	Kemberg, 0. 1976. Object relations theory and clinical psychoanalysis.
New York: Jason Aronson.
40.	Klein, M. 1927. The importance of words in early analysis. In Writings of
Melanie Klein, vol. 3: 215 - 26. London: Hogarth Press, 1975.
41.	Klein, M. 1929. Personification in the play of children. In Contributions to
psychoanalysis (1921 - 45), 215-26. London: Hogarth Press, 1950.
42.	Klein, M. 1932. The psychoanalysis of children. London: Hogarth Press,
1959.
43.	Klein, M. 1935. A contribution to the psychogenesis of manic - depressive
states. Contributions to psychoanalysis (1921 - 45), 382 - 410. London:Hogarth
Press, 1950.
44.	Klein, M. 1945.1945. The oedipus complex in the light of early anxieties.
In Contributions to psychoanalysis (1921 - 45), 339 - 90. London: Hogarth
Press, 1950.
45.	Klein, М. 1946. Notes on some schizoid mechanisms. In Envy and gratitude
and other works (1946 - 63), 1 - 24. London: Hogarth Press, 1975.
46.	Klein, М. 1955. On identification. In Envy and gratitude and other works
(1946 - 53), pp. 141 - 75. London: Hogarth Press, 1950.
47.	Klein, M. 1957. Envy and gratitude. New York: Basic Books.
48.	Kohut, H. 1971. The analysis of the self. New York: International
Universities Press.
49.	Kohut, H. 1977. The restoration of the self. New York: International
Universities Press.
50. Krystal, H. 1977. Aspects of affect theory. Bulletin of the Menninger
Clinic 41:1-26.
51.	Krystal, H 1978a. Trauma and affects. Psychoanalytic Study of the Child
36:81-116.
52.	Krystal, H197 8b. Self - representation and the capacity for self - care. In
Annual of Psychoanalysis 6:206 - 46. New York: International Universities Press.
53.	Krystal, H 1981. The hedonic element in affectivity. In Annual of
Psychoanalysis 9: 93 - 113. New York: International Universities Press.
292

БИБЛИОГРАФИЯ
54.	Krystal, Н 1982. Alexithymia and the effectiveness of psychoanalytic
treatment. Journal of Psychoanalytic Psychotherapy 9: 353 - 78.
55.	Kuhn, T. 1962. The structure of scientific revolution. In International
Encyclopedia of Unified Science, vol. 2, no. 2,1976.
56.	Lacan, J. 1966. Ecrits. Paris: Seuil.
57.	Laplanche, J. 1970. Vie et mort en psychanalyse. Paris: Flammarion.
58.	Laplanche, ]., and J. B. Pontalis. 1967. The language of psychoanalysis.
New York: Norton, 1973.
59.	Lax, R. 1976. Some comments on the narcissistic aspects of self -
righteousness. International Journal of Psychoanalysis 56: 283 - 92.
60.	Lefebvre, P. 1980. The narcissistic impasse as a determinant of
psychosomatic disorder. Psychiatric Journal of University of Ottawa 5:5-11.
61.	Lichtenstein, H. 1961. Identity and sexuality. Journal of the American
Psychoanalytic Association 9: 179 - 260.
62.	Lichtenstein, H. 1977. The dilemma of human identity. New York: Jason
Aronson.
63.	McDougall, J. 1964. Homosexuality in women. In Female sexuality, ed. J.
Chasseguet. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1974.
64.	McDougall, J. 1972. The anti-analysand in analysis. In Ten years of
psychoanalysis in France. New York: International Universities Press, 1980.
65.	McDougall, J. 1978. Plea for a measure of abnormality. New York:
International Universities Press, 1980.
66.	McDougall, J. 1982a. Alexithymia: A psychoanalytic viewpoint.
Psychotherapy and Psychosomatics 38: 81 - 90.
67.	McDougall, J. 1982b. Alexithymia, psychosomatosis and psychosis.
International Journal of Psychoanalysis and Psychotherapy 9: 379 - 88.
68.	McDougall, J. 1984. The dis - affected patient: Reflections on affect
pathology. Psychoanalytic Quarterly 53: 386 - 409.
69.	Mahler, М., A. Bergman, and F. Pine. 1975. The psychological birth of the
human infant. New York: Basic Books.
70.	Marty, P. 1976. Les mouvements individuels de vie et de mort. Paris: Payot.
71.	Marty, P., and M. De M’Uzan. 1963. La pensee operatoire. Revue Francaise
de Psychanalyse 27: 345 - 56.
72.	Marty, P., M. De M'Uzan, and C. David. 1963. L 'investigation
psychosomatic. Paris: Presses Universitaires de France.
73.	Meltzer, D. 1967. The psychoanalytical process. London: Heinemann.
293

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
74.	Meltzer, D. 1977. Sexual states of mind. Perthshire: Clunie Press.
75.	Meltzer, D., S. Hoxter, D. Weddell, and I. Wittenberg. 1975. Explorations
in autism. Perthshire: Clunie Press.
76.	Modell, A. 1969. Object love and reality. London: Hogarth Press.
77.	Modell, A. 1971. The origin of certain forms of pre - oedipal guilt and the
implications for a psychoanalytic theory of affects. International Journal of
Psychoanalysis 52: 337 - 42.
78.	Modell, A. 1973. Affects and psychoanalytic knowledge. In Annual of
Psychoanalysis, vol. 1:117 - 24. New York: Quadrangle.
79.	Montgrain, N. 1933. On the vicissitudes of female sexuality. International
Journal of Psychoanalysis 64: 169 - 86.
80.	Nemiah, J. C. 1975. Denial revisited: Reflections on psychosomatic theory.
Psychotherapy and Psychosomatics 26:140.
81.	Nemiah, J. C. 1978. Alexithymia and psychosomatic illness. Journal of
Continuing Education in Psychiatry (1978): 25 - 37.
82.	Nemiah, J. C., and P. Sifneos. 1970. Affect and fantasy in patients with
psychosomatic disorders. Modern trends in psychosomatic medicine, vol. 2.
London: Butterworth.
83.	Ogden, T. 1980. The nature of schizophrenic conflict. In Projective
identification and psychotherapeutic technique, 135 - 71. New York: Jason
Aronson, 1982.
84.	Ogden, Т. 1985. On potential space. International journal of Psychoanalysis
(in press).
85.	Pontalis, J. B. 1977. Frontiers in psychoanalysis. London: Hogarth Press,
1981.
86.	Sartre, J - P. 1965. Situation one. Paris: Gallimard.
87.	Rad, M. von, M. Drucke, W. Knauss, and F. Lolas. 1979. Alexithymia in a
comparative study of verbal behaviour in psychosomatic and psychoneurotic
patients. In The content analysis of verbal behaviour, ed. L. Gottschalk. New
York: Spectrum Publications.
88.	Rad, M. von, L. Lolucat, and F. Lolas. 1977. Differences of verbal
behaviours in psychosomatic and psychoneurotic patients. Psychotherapy and
Psychosomatics 28: 83 - 97.
89.	Segal, H. 1964. Introduction to the work of Melanie Klein. New York:
Basic Books.
90.	Sifneos, P. E. 1973. The prevalence of «alexithymic» characteristics in
psychosomatic patients. Psychotherapy and Psychosomatics 22: 255 - 62.
294

БИБЛИОГРАФИЯ
91.	Sifneos, P. E. 1974. Reconsideration of psychodynamic mechanisms in
psychosomatic symptom formation in view of recent clinical observations.
Psychotherapy and Psychosomatics 24: 151 - 55.
92.	Sifneos, P. E. 1975. Problems of psychotherapy in patients with
alexithymic characteristics and physical disease. Psychotherapy and
Psychosomatics 26: 65 - 70.
93.	Smirnoff, V. 1977. Epreuve. Nouvelle Revue de Psychanalyse 16: 95 - 202.
94.	Spitz, R. 1949. Autoerotism: Some empirical findings and hypotheses.
95.	Psychoanalytic Study of the Child 3 4: 85 - 120. New York: International
Universities Press.
96.	Spitz, R. 1962. Autoerotism re - examined. In Psychoanalytic Study of
the Child 17: 283 - 315. New York: International Universities Press.
97.	Stein, M. 1979. Review of The restoration of the self, by Heinz Kohut.
Psychoanalytic Quarterly 49: 665 - 80.
98.	Stewart, S. 1972. Quelques aspects theoriques du fetichisme. In La
sexualite perverse, 159 - 92. Paris: Payot.
99.	Stoller, R. 1968. Sex and gender. New York: Science House.
100.	Stoller, R. 1975. Perversion: The erotic form of hatred. New York:
Pantheon.
101.	Stoller, R. 1979. The gender disorders. In Sexual deviations, vol. 2, ed. I.
Rosen, 109 - 38. Oxford: Oxford University Press.
102.	Stolorow, R. 1975. Toward a functional definition of narcissism.
International Journal of Psychoanalysis 56: 179-86.
103.	Strachey, J. 1934. The nature of the therapeutic action of psychoanalysis.
International Journal of Psychoanalysis 15: 127 - 59.
104.	Tausk, V. 1919. On the origin of the «influencing machine» in
schizophrenia. Psychoanalytic Quarterly 2: 519 - 66,1933.
105.	Taylor, G. 1977. Alexithymia and the counter - transference.
Psychotherapy and Psychosomatics 28: 141 - 47.
106.	Warnes, H. 1982. The dream specimen in psychosomatic medicine in
light of clinical observations. Psychotherapy and Psychosomatics 38.
107.	Winnicott, D. 1951. Transitional objects and transitional phenomena. In
Collected papers, pp. 229 - 42. New York: Basic Books, 1958.
108.	Winnicott, D. 1960. True and false self. In The maturational process and
the facilitating environment. London: Hogarth Press, 1965.
109.	Winnicott, D. 1971. Playing and reality. New York: Basic Books.
295

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Индекс
Агрессивное напряжение, 121
Актуальные неврозы, новый взгляд,
118 - 122
Аллен, Вуди, 105, 106
Альфа-функционирование, 80
Алекситимия, 117, 117п, 140, 151 -
153; психоаналитическое исследование
аффекта и А., 153 - 155; отсутствие снов
и фантазий при А., 175 - 176; взгляд Фрей¬
да на аффект при А., 155 - 159; исследо¬
вания Кристала аффекта и А., 162 - 163;
А. и патология аффекта, 159 - 161 ; А. и
проективная идентификация, 178 - 182;
А. и расщепление псюхе/сома, 182 - 184;
А. и психоаналитические и нейробиоло-
гические теории патологии аффекта, 165
-	169; психотические страхи и А., 171;
операционные формы отношений, 176 —
178; роль аффекта в психической эконо¬
мии, 150 - 153
Анаклизис, 251 - 252
Анализ самости (Когут), 230
Аналитик, как переходный объект,
80 - 82
Ангедония, 164
Анна О. (пациентка Брейера и
Фрейда), 19
Анти-жизненная сила и вынужде¬
ние повторения, 129 - 131
Арлоу, Джекоб, 70, 282
Архаичная сексуальность, нарцис¬
сизм и, 228, 231 - 246; в случае Анже¬
лы, 231 - 246; А.с. и одежда как либиди-
нальный объект, 235 - 240; А.с. и воп¬
лощенные ассоциации, первые, 233 -
234; А.с. и появление Эдипальной орга¬
низации, 240 - 243; нарциссические на¬
рушения и А.с., 228 - 230; см. также
гомосексуальность; неосексуальность;
сексуальность
Аутоэротизм, младенческий, 251 —
253, неосексуальность и, 277 - 279
Аффект (см. алекситимия)
Бессознательное (Фрейд), 156
Бессознательный афффект, 156
Бик, Эстер, 234
Бион, Уилфред, 80, 137, 183, 208,
225, 272
Бисексуальность, 267; психическая,
44; см. также архаичная сексуаль¬
ность; гомосексуальность; неосексу¬
альность; сексуальность
Брами, Вера, 55, 56
Бред, 9,10; против фантазии, 284; те¬
атр, 62 - 64, см. также неосексуальность
Брейер, Йозеф, 20, 26
Вагина, 44, 45
Видения, психоневроз и, 189 - 194
Винникотт, Дональд, 10, 57, 77, 78,
88, 121, 153, 276
Внешние состояния и психосомати¬
ческие феномены 115 - 118; при алек-
ситимии 117, 117п
«Воплощенные» ассоциации, при
архаичной сексуальности и нарциссиз¬
ме, 230 - 234
Вторичный перенос, 207
Вынуждение повторения, анти-
296

ИНДЕКС
жизненная сила и, 129 - 131
Вытеснение (Фрейд), 155, 156
Вытеснение/подавление аффекта
(Фрейд), 156
Галлюцинаторное переживание,
невроз и, 210 - 213
Галлюцинаторное удовлетворение
желаний, 52
Генитальная игра, 277
Глаза, при психоневрозе, 186 - 189,
205 - 208
Гомеостаз, либидинальный, 25
Гомосексуальность, 13, 33 - 35, 36,
37, 134 - 138, 215; роль партнера при, 258
-	264; см. также архаичная сексуаль¬
ность; неосексуальность; сексуальность
Гротштейн, Джеймс, 80, 178
Грудь, концепция, 189
Дайан, Морис, 165
Девиация, концепция, 248
Действие-симптом, 281
Довербальный символизм, 110
«Другие голоса, другие комнаты»
(Трумен Капоте), 265
Другой, как источник неосексуаль¬
ности, 274
Душащая любовь матери, ужас и,
86 ~ 89
Зависть, нарциссизм и, 188
Запретное, понятие, 8, 9, 12, 13
Защитные механизмы, в наркоти¬
ческих отношениях, 80 - 82
Зеркальный перенос, 222, 230, 233
Идеи, аффект и, 158
Идентичность, сохранение чувства,
131 - 134
Извращение характера, 70, 282
Иллюзия и правда, 286 - 289
Инаковость, 52, травма, 224 - 226
Исследования истерии (Брейер -
Фрейд), 20
Истерия, архаичная, трансформа¬
ция, 208 - 210; см. также психосома¬
тические состояния
Истина, иллюзия и, 16, 286 - 289
Ипохондрия, 85
Казас, Ален, 59
«Как -то летом» (Теннеси Уильямс),
265
Касториадис-Оланье, Пьера, 21,
229, 274
Кастрация, 254 - 255, 256, 257, 258,
280, 281, 282; тревога о, 198
Кастрационная ипохондрия, 53
Капоте, Трумен, 265
Кернберг, Отто, 220
Классические психические сцена¬
рии, 41 - 50; навязчивый, 47 - 50; фо-
бийный и фетишистский, 42 - 47
Клиническая переработка, у анали¬
тика, 24
Кляйн, Мелани, 20, 80, 178, 188, 208,
222, 261, 276
Когут, Хайнц, 225, 226, 228, 230,
233; и теория нарциссизма, 222 - 224
Конверсия, истерическая, 114
Контрфобийный объект, 50
Кристал, Генри, 114п, 125, 164, 171,
282; аффекты, исследование, 162 - 163
Кун, Томас, 223
Лакан, Жак, 45, 251
297

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Лаке, Рут, 73
Лефевр, Поль, 117
Либидинальный конфликт, 118-120
Либидинальный стазис, 25
Лихтенштейн, Г., 129, 195, 274
Люди как наркотическая субстан¬
ция, 69
МакДугалл, Джойс, 28, 38, 70, 83,
103,	105, 109, 112, 116, 119, 127, 153,
160, 168, 172п, 176, 178, 185п, 191, 200,
225п, 229, 250, 251, 266, 271
Малер, Маргарет, 118
Марти, Пьер, 163
Массон, Джеффри, 218, 223
Мастурбация, фантазии, 103; мла¬
денческая, 277; нормальная, 252, 253
Материнство, идеализация (у Фрей¬
да), 254
Мать, алекситимия и, 167 - 169;
тело, 228 - 230; мать-бездна и ребе¬
нок-пробка, 101 - 104; фантазия об
отравленной М., 272 - 273; тело мла¬
денца и, 168, как первоисточник нео¬
сексуальности, 273 - 275; психосома и,
86 - 89; и отношения с младенцем как
основа неосексуальности, 273 - 275
Мать-наркотик концепция, 282
Мельтцер, Дональд, 88, 243, 249
Метафоры при построении теории,
222
Мечты, алекситимия и, 175 - 176
Миф о Нарциссе, 98, 100
Младенец, аутоэротизм, 251 - 253,
тело, 228 - 229; мать и, 168
Моделл, Эндрю, 77, 153
Монгрэн, Ноэль, 100, 104
Мозг, ринэнцефалон, 54, 60
М’Юзан, Мишель Де, 163
Навязчивый сценарий, 47 - 50, 51
Наркотическая сексуальность,
концепция, 282 - 285; см. также арха¬
ичная сексуальность; гомосексуаль¬
ность; неосексуальность; сексуаль¬
ность
Нарциссизм, экономия, 115, 217 -
228; изменение аналитической сцены,
218 - 220; расстройства, архаичные
сексуальные корни, 228 - 230; хруп¬
кость нарциссической самости, 229,
230; Фрейд и, 218; Когут и, 222 - 224;
невротические расстройства против
нарциссических, 220 - 222, травма ина¬
ковости, 221 - 226; решение, 226 - 228
Нарциссическое расстройство лич¬
ности, 218
Невозможное, концепция, 8, 10, 12,
14 - 15; как театр, 52 - 54
Неврастения, 119
Невроз, 43, 44; актуальный, пере¬
смотр, 84, 118 - 122; аффект, транс¬
формированный в, 156 - 157; и тревога,
84 - 85, 138 - 140; в классической ана¬
литической теории, 44; навязчивости, 47
Невроз тревоги, 83 - 84; актуаль¬
ные неврозы, пересмотр, 118 - 122; см.
также неврозы; психосоматические
состояния
Невроз характера, 66
Невротические расстройства про¬
тив нарциссических, 220 - 222
Нейробиологические теории пато¬
логии аффекта, 165 - 169
Немиа Джон, 117п, 163, 177
Неореальность психотического Я, 64
Неосексуальность, 11, 51 - 52, 247 -
265; и наркотическая сексуальность,
концепция, 282 - 285; основная функ¬
ция, 280 - 282; и эротизм и смерть, 264 -
265; и эротический театр, создание, 279
-	280; и фантазия об отравленной ма¬
298

ИНДЕКС
тери, 272 - 273; и концепция перверзии
у Фрейда, 249 - 254; в младенческом
аутоэротизме, 249 - 251, 277 - 279; ро¬
дительские установки и, 267 - 269; ро¬
дительские образы и, 266 - 267; роди¬
тели и, 280’ партнер, его роль в, 257 -
264; и перверзия, 247 - 249; и фаллос,
опасный, 269 - 272; сценарий, 253 - 257;
см. также архаичная сексуальность;
гомосексуальность; сексуальность
Непредставимое, постановка, 83 -
108; мать-бездна и ребенок-пробка, 101
-	104; невротический симптом, первое
появление, 92 - 96; рождение фобии,
96 - 104; психосома и мать, 86 - 89; от
соматических к психологическим сим¬
птомам, 107 - 108; ужас и душащая
любовь, 89 - 92
Неудовлетворенные люди, 127
Нирвана, борьба против, 146 - 150
Нормальность, психосома и, 95
Нормопаты, 161
Область игры (Винникотт), 57, см.
также привычная пьеса
Образ тела, консолидация, сексу-
альнное функционирование и, 203 - 205
Огден, Томас, 10, 172, 178
Одежда, как либидинальный
объект, 235 - 240
Оральный садизм, 121
Отец, с «двойными сообщениями»,
198
Отношения наркотические, 77 - 80;
примитивные защитные механизмы
при, 80 - 82; расщепление психической
реальности при, 79
Отношения, операционная форма
при алекситимии, 176 - 178
Отыгрывание, психосоматические
явления и, 111 - 113
Пагубная привычка (аддикция), ее
природа ,67-68
Парижская Школа аналитиков-
психосоматологов, 163
Партнер, его роль, при неосексу¬
альности, 257 — 264, при гомосексуаль¬
ности, 258 - 264
Патологический переходный
объект, 68
Пенис, см. фаллос
Перверзия (извращение), 247 -
249; как «извращение характера», 70,
как девиация (отклонение), 248; кон¬
цепция Фрейда, 249 - 254; значение,
248; перверзия против психосоматичес¬
кой организации, 122, 126
Переработка, аналитиком, 24 - 25
Переходное пространство, 10
Переходный Театр, актеры, 66 - 82;
и привычная пьеса, 67 - 71; и наркоти¬
ческие отношения, переходные фено¬
мены и, 77 - 80; и примитивные защит¬
ные механизмы при наркотических от¬
ношениях, 80 - 82
Пикассо, Пабло, 196
Пиранделло, Луиджи («Шесть пер¬
сонажей в поисках автора»), 69, 288
Плачущая женщина (полотно Пи¬
кассо), 196
Полански, Роман, 214
Понталис, Жан-Бертран, 22, 254
По ту сторону принципа удоволь¬
ствия (Фрейд), 130
Предсознательное функциониро¬
вание, 127
Привычная пьеса, 67-71
Примитивное (первичное) сообще¬
ние, 176
Проективная идентификация и
алекситимия, 178 - 182
Проститутки, в мастурбационной
299

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
фантазии, 101
«Просьба о снисхождении к ненор¬
мальным» (МакДугалл), 11п
Псевдонормальность, 161
Психическая бисексуальность, 44
Психическая переработка, см. пси¬
хический репертуар, переработка и
трансформация
Психическая экономия, 111 - 113,
роль аффекта в, 150 - 153
Психические состояния, статичес¬
кое и экс-статическое, 25 - 28; анали¬
тический опыт, 38 - 41; расщепление
псюхе/сома, 25, стазис у аналитика, 26
Психический репертуар, переработ¬
ка и трансформация, 125 - 146; и невроз
тревоги, возвращение, 139 - 140; и гомо¬
сексуальность, 134 - 139; и сохранение
чувства идентичности, 131 - 134; нирва¬
на, борьба против, 146 - 150; и гнев и
психосома, 142 - 146; и религиозные уче¬
ния, 140 - 142; вынуждение повторения
и анти-жизненная сила, 129 - 131
Психическое отречение, 185
Психоанализ детей (Кляйн), 20
Психоанализ, работа, 21 - 25; пси¬
хическая переработка, у аналитика, 23 -
25; выработка и проработка, 21-22
Психоаналитическая сцена, 17-21;
при анализе детей (Кляйн), 19 - 20; и
свободно парящие ассоциации и тео¬
ретизирование, 21
Психоаналитические теории пато¬
логии аффекта, 165 - 169
Психоз, психосоматоз и алексити¬
мия, 172 - 175
Психоневроз, от психосоматоза к,
185- 217;и образ тела, консолидация, и
сексуальное функционирование, 203 -
205; и сны и видения, 189 - 194; и неуда¬
ча Эго, галлюцинаторное переживание и,
210 - 213; и глаза, роль, 186 - 189, 208 -
210; и истерия, архаичная, трансформа¬
ция, 204 - 206; и эдипальные элементы,
архаичные, 194, 198; и фаллично-гени-
тальная против примитивной эдипальной
организации, 213-217; и сексуальность,
189 - 190
Психосома, 53 - 63; смерть и, 60;
бред и, 61 - 63; мать и, 86 - 89; нор¬
мальность и, 92; психосоматическое
сообщение и, 59, ярость и, 142 - 146
Психосоматическая личность, 185,
204
Психосоматические против истери¬
ческих состояний, 81, 82
Психосоматические состояния, 109 —
126; и отыгрывание, 110 - 113; и эди-
пальная констелляция, 108 - 109; про¬
тив перверзной организации, 119 - 123;
вызванные внешними факторами, 113 —
116; и расщепление псюхе/сома, 126 -
129; и психическая экономия, 109 - 110;
и соматическое функционирование как
сообщение, 108
Психосоматические исследования,
патология аффекта и, 163 - 165
Психосоматоз, алекситимия и, 169 -
171; психоз и, 172 - 175; см. также пси¬
хоневроз
Психотические страхи, алекситимия
как защита от, 171
Псюхе/сома, расщепление, 54, 126 -
129, при алекситимии, 182 - 184
Работа, концепция, в психоанали¬
зе, 21- 25
Рай (прообраз, у Фрейда), 251
Расщепление, 173
Ребенок-пробка и мать-бездна, 101 —
104
Религиозные учения, в психическом
репертуаре, 140 - 142
Ринэнцефалон, 54, 60
300

ИНДЕКС
Родители с «двойными сообщения¬
ми», неосексуальность и, 277; бессоз¬
нательное, 13
Родитель с «двойными сообщения¬
ми», 58, 192 - 193
Родительские образы, неосексуаль¬
ность и, 266 - 267
Родительские установки, неосексу¬
альность и, 267 - 269
Сад, 265
Садизм, оральный, 121
Сартр, Жан-Поль, 17
Свободно парящие ассоциации, 21
Свободно парящее теоретизирова¬
ние, 21
Сексуальная	нормальность
(Фрейд), 249, 250
Сексуальное функционирование,
образ тела и, 203 - 205
Сексуальность, наркотическая,
концепция, 282 - 286; идентичность и,
51 - 52; Эдипальная структура, 266 -
267; при психоневрозе/психосоматозе,
186 - 187; см. также архаичная сексу¬
альность; гомосексуальность, неосек¬
суальность
Сигал, Ханна, 80
Сифнеос, Петер, 114п, 163, 165, 183
Слова, аффекты и, 178; в психи¬
ческой экономии, 148; психоневроз и,
197
Смерть, эротизм и, 264 - 266, эди-
пальный сюжет и, 49 - 51; психосома и,
84, 85; см. также неосексуальность
Смирнофф, Виктор, 24
Создание симптома. 41-42
Сома/псюхе расщепление, 126 -
128
Сон и сновидения, алекситимия и,
175 - 176; психоневроз и, 189 - 194
Сообщения, примитивные, 176;
психосоматические, 61
Сопротивление, 6
Сосание пальца, как аутоэротизм,
252, 253
Стазис, либидинальный, 25
Стайн, Гертруда, 288
Столлер, Роберт, 248, 253, 275
Столороу, Роберт, 223
Стюарт, Сидней, 264
Стрейчи, Джеймс, 154
Сценарий, см. классический психи¬
ческий сценарий
Тауск, Виктор, 94, 173, 274
Театр тела, 54
Тело 55 - 57; алекситимичного па¬
циента, 162; одежда и, 232 - 238; вме¬
стилище самости, 231; в отношениях
мать/дитя. 225 - 226
Тело-вещь. 12
Тело-пол, 54
Тело/психика расщепление, 12
Теоретичесая переработка, анали¬
тиком, 24
Транссексуализм, 11; см. также
неосексуальность
Трансформация (Фрейд), 1526
Тэйлор, Греми, 177, 178
Угасание жизненной силы, 130
Ужас, душащая любовь и, 89 - 92
Уильямс, Теннесси, 265
Унижение, неосексуальность и, 261
Уорне, Гектор, 175, 211
Фаллически-генитальная органи¬
зация против эдипальной, 213 - 216
301

ТЕАТР ДУШИ
Иллюзия и правда на психоаналитической сцене
Фаллос, 45, 465; опасный, при нео¬
сексуальности, 269 - 272; как символ, 45
Фальшивое Я, адаптация, 172; кон¬
цепция, 153
Фантазия, см. неосексуальность
Фекалии (дефекация и), 200 - 201,
202; см. также экскременты
Фетиш, 46 - 47
Фетишистский сценарий, 42 - 47
Фобийный объект, 46 - 47
Фобийный сценарий, 42 - 47
Фобия, рождение, 96 - 101
фон Рад, Михаэль, 177
Фрейд, Зигмунд, 13, 20, 22, 25, 26,
43,	52, 53, 77, 84, 86, 87, 98, 110, 112,
113п, 118, 119, 127, 130, 152, 156, 186,
189, 190, 219, 222, 249, 250, 284; и кон¬
цепция перверзий, 249 - 250,; и концеп¬
туализация превратностей аффекта,
155 - 158
Фэйн, Мишель, 229, 276
Хэнли, Чарльз, 218, 223
Человек-Волк (случай Фрейда),
113п, 250
Человечество, основные драмы, 65
Черви (случай Анжелы), 238 - 239,
243 - 246
Шарко, Ж. М., 26
Шпиц, Рене, 252, 276, 277
«Шесть персонажей в поиска ав¬
тора» (Пиранделло), 69, 288
шреберовский бред, 13
Эго, неудача, галлюцинаторное пе¬
реживание и, 210 - 213;
Эдипов комплекс, констелляция,
110 - 111; и смерть, 50 - 52; архаичные
элементы при психоневрозе/психосо-
матозе, 194 - 203; и примитивная про¬
тив фаллически-генитальной органи¬
зации, 213 - 217; структура сексуаль¬
ности и, 273 - 279
Экскременты, в психическом ре¬
пертуаре, 136, 137 - 138, 149; см. так¬
же фекалии
Экс-статическое состояние, 25 - 26
Экстернализация (вынесение вов¬
не), 66, 157
Энгел, Джордж, 95, 111, 145
Эрогенные зоны, образ тела и, 195
Эротизм, смерть и, 264 - 266
Я, детство и, 40 композиция, 286,
концепция, 4, 5, 6, 7, 11, 13, 15; смерти
и,	51, Эго-идентичность, 43; нарцисси-
ческая патология и, 214; невротичес¬
кий сектор, 44; игра и, 56; разъедине¬
ние псюхе/сома и, 63 - 64; психосома¬
тическая драма и, 53; психическое вы¬
живание и, 60; психотическаая, неоре¬
альность, 63; вынуждение повторения,
127, 128
Я-Мир отношения, 77
Ярость, психосома и, 142 - 146
Elaboration psychique (Шарко), 26
«Interiors» (Вуди Ален), 105, 106
302

ИНДЕКС
зоз

Содержание
Пролог. Психический театр, психоаналитическая сцена	3
Глава 1
Статические и экстатические состояния: размышления над
психоаналитическим процессом	18
Шаг на психоаналитическую сиену	18
«Работа» психоанализа	21
Статическое и экстатическое состояния	25
История Карен	 28
Один пол на двоих	33
Одно тело на двоих	35
Статические и экс-статические переживания аналитика	 38
Глава 2
Сцены из психической жизни	41
Классический репертуар: Театр запретного	 41
Фобийный и фетишистский сценарий	 42
Сценарий навязчивости	4 7
Позади эдипального сюжета: драма смерти	 50
Театр невозможного	Л	52
Психосоматика на психоаналитической сцене	 54
Театр бреда	 62
Основные драмы человечества	 65
Глава 3
Переходный театр и поиск исполнителей	66
Привычная пьеса	 6 7
Случай Белоснежки	 71
Наркотические отношения и	переходные явления	 7 7
Роль примитивных защитных механизмов в наркотических отношениях	80
Глава 4
Постановка непредставимого: «Ребенок, которого едят»	83
Исаак и оса	 84
Психосома и мать	 86
Страхи и душащая любовь	89
Первый проблеск понимания невротических симптомов	 92
Рождение фобии	 96
Мать-бездна и сын-пробка	101
Соматические симптомы сменяются психологическими	104

Глава 5
Некоторые гипотезы о психосоматических состояниях	109
Психосоматические состояния, невроз тревоги и истерия	 109
Эдипальная констелляция	 110
Психическая экономика	111
Отыгрывание и психосоматические явления	 113
Внешние факторы, вызывающие психосоматические явления	 115
Пересмотр актуальных неврозов	 118
Психосолмтики против перверзной организации	 122
Расщепление психики и пела	 126
Глава 6
Переработка и трансформация психического репертуара	129
Вынуждение повторения и антижизненная сила	 129
Сохранение чувства идентичности	 131
Гомосексуальная «оса»	 134
Возвращение невроза тревоги			 139
Святое сердце	 140
Ярость и психосоматика			 142
Борьба против нирваны	 146
[лава 7
Размышления об аффекте: психоаналитический взгляд на алекситимию 151
Роль аффекта в психической экономии	 151
Аффекты и психоаналитическая сцена	 153
Концептуализация превратностей аффекта у Фрейда	 155
Патология аффекта	 159
Исследования природы аффекта у Кристала	 162
Психосоматические исследования и патология аффекта	 163
Психоаналитические и нейробиологические теории патологии аффекта	165
Психосоматоз	 169
Алекситимия как защита от психотических страхов	 171
Психосоматоз и психоз			172
Малочисленность сновидений и мечтаний	 175
Алекситимичная и операционная формы отношений			 176
Алекситимия и проективная идентификация 	 178
Алекситимия и расщепление псюхе и сомы	182
Глава 8
От психосоматоза к пс51хоневрозу			185
Глаза, нападающие на все, что видят 	 186
Сны и видения	 189
Архаичные эдипальные элементы находят свое первое выражение	 194
Укрепление образа тела и его сексуальных функций	203

Глаза, нападающие сами на себя	205
Архаичная истерия и ее трансформация	208
Галлюцинаторные переживания и неудача Эго	210
Примитивная эдипальная организация становится фаллически-гениталъной	213
1лава 9
Театр в кругу: Мысли об экономии нарциссизма	217
Перемена аналитической сцены	218
Нарциссическое расстройство против невротического?	220
Размышления над теоретической позицией Когута	222
Травма инаковости и ее патогенный потенциал	224
Два решения фундаментального конфликта	226
Архаичные сексуальные корни нарциссических расстройств	228
Глава 10
Нарциссическая сцена и роль архаичной сексуальности	231
Первые «плотские» ассоциации	233
Одежда Анжелы становится либидинальным объектом	235
Появление эдипальной организации	240
Пара червей	243
Глава 11
Неосексуальность	247
Что такое перверзия?	247
Фрейдовская концепция перверзии	249
Младенческий аутоэротизм	251
Неосексуальный сценарий	253
Партнер	25 7
Эротизм и смерть	264
Глава 12
Сцены фантазии, бред и смерть	266
Родительские образы и неосексуальность	266
Родительские установки и неосексуальность	267
Опасный фаллос	269
Фантазия об отравленной матери	272
Корни неосексуальных конструкций	273
Создание неосексуального эротического театра	279
Базисные функции неосексуальности	280
Концепция наркотической сексуальности	282
Эпилог. Иллюзия и правда	286
Библиография	290
Индекс	296

Джойс Мак Дугалл
Театр души
Директор издательства Т. Девятова
Литературный редактор М. Козырева
Художественный редактор А. Красноперое
Корректор М. Красноперова
Издательство ВЕИП
197198, Санкт-Петербург, Большой пр. П. С., д. 18А
Телефон: (812) 235-28-80
E-mail: redactor@oedipus.ru
www.oedipus.ru
Лицензия ИД 02584 от 18.08.2000
Подписано в печать 01.10.2002. Печать офсетная.
Формат 60x84 V16. Печ. л. 13,25
Тираж 1000 экз.