Всем, не вернувшимся с той войны,
посвящаетпся

AoPuw^i JH	u^	a^ctZTj^^	•Э'Ч<_<1*Г
СКАЗАНИЕ
О ПОДВИГЕ
Сборник воспоминаний ветеранов
Великой Отечественной войны —
Героев Советского Союза
Книга вторая
Санкт-Петербург
Творческое объединение
«ПАЛЬМИРА»
2003

Издание осуществлено при поддержке ТПК «ЕВРОСЕРВИС» и Санкт-
Петербургского Регионального отделения Международного благотворитель¬
ного общественного фонда «ПОБЕДА - 1945 ГОД»
Составитель
А.Ф.Пинчук
Сборник «Сказание о подвиге» в двух книгах, посвященный героиз¬
му нашего народа в Великой Отечественной войне против немецко-
фашистских захватчиков, является составной частью многотомного
издания «Не ради славы». Книга подготовлена к изданию Творческим
объединением «Пальмира» совместно с Советом Героев Советского
Союза. Героев России и полных кавалеров ордена Славы, Ассоциацией
писателей-баталистов и маринистов Санкт-Петербурга и фондом
«Победа - 1945 год»
ISBN 5-85303-043-6	©	Творческое	объединение	«Пальмира», 2003
© А.Ф.Пинчук, составление, 2003

АНАТОЛИЙ ЖУЛЬКОВ
У нас ничто не забывается,
Мы долгу памяти верны.
Пусть эти строки посвящаются
Всем, не вернувшимся с войны.
Г роза нависпа черной тучею
В июньский день, в рассветный час.
Отчизна мирная, могучая
На смертный бой призвала вас.
И в танках вы сгорапи заживо,
И замерзали на снегу,
Советские простые граждане.
Навстречу вставшие врагу.
Во имя жизни мипой Родины
Драпись вы, не жалея сил.
На всех путях, с боями пройденных.
Не счесть оплаканных могил.
В них вы — герои настоящие...
И, спаву подвигов храня.
Над вами — сопнце восходящее.
Как ппамя Вечного огня.
У нас ничто не забывается.
Мы допгу памяти верны.
Пусть эти строки посвя1цаются
Всем, не вернувшимся с войны.

Михаил Ашик
Ашик Михаил Владимирович — кадровый офицер. Герой
Советского Союза. Родился в Ленинграде 24 июня 1925 г. В
1941 г., уже в военное время, поступил в Ленинградский
морской техникум. Воевал рядовым, сержантом,
лейтенантом на Южном и 4-м Украинском фронтах,
затем в составе 83-й бригады морской пехоты на 2-м и
3-м Украинских фронтах. Участвовал в освобождении
Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Австрии,
Чехословакии. Был трижды ранен. Награждён медалью «За
отвагу», орденами Красной Звезды, Богдана Хмельницкого.
Окончил Ленинградскую офицерскую школу МВД,
Военный институт КГБ имени Ф.Э.Дзержинского.
Тридцать лет служил во внутренних войсках, в том числе
в должностях командира полка, начальника штаба
дивизии. С 1970 г. — заместитель начальника Высшего
политического училища имени 60-летия ВЛКСМ МВД
СССР, в послевоенное время награждён вторым орденом
Красной Звезды, орденом «За службу Родине» и орденом
Отечественной войны I степени в связи с 40-летием
Победы, а также венгерским орденом «Звезда Республики»
и многими медалями. После увольнения в отставку
двадцать лет работал на Кировском заводе ведущим
инженером в отделе научно-технической информации
конструкторского бюро (позднее — АО «Спецмаш»).

НА ВОЙНЕ, КАК НА ВОЙНЕ
Маршевая рота
Усатый небритый солдат-кавказец в прожжённой на костре
ушанке привычно и деловито ломал штыком мороженные бу¬
ханки и раскладывал хлебные куски на расстеленной на снегу плащ-
палатке. А мы, замерзающие на ледяном ветру солдаты маршевой
роты, в голодном ожидании стояли и смотрели, как нескончаемая по¬
зёмка заметала снежной пылью разложенные рядом хлебные порции.
Когда последний обломок хлеба лег на плащ-палатку, кавказец спро¬
сил — есть ли возражения. Таковых от изголодавшихся ребят не пос¬
ледовало, и на этом ритуал дележа закончился. Теперь каждый из
нас мог подойти и взять любую порцию с набившимся во все изломы
мелким снежком и жевать её прямо на ходу. Ибо никакой другой пищи
не было...
Таким в памяти остался мой путь на войну, по которому я в февра¬
ле 1943 года зашагал в составе маршевой роты, догонявшей Ударную
армию. Кого только не было среди маршевиков, солдатский жребий
которых состоял в том, чтобы пополнять постоянно редевшие во вре¬
мя боёв армейские части. По разбитой военной техникой дороге шли и
пробивавшиеся из окружения уже обстрелянные в боях солдаты, и
отбившиеся от своих подразделений армейские разгильдяи, и студен¬
ты, которым не дали доучиться, и запасники последних возрастов, и
вчерашние заключенные, освободившиеся по амнистии.
Отдельно держались опытные, хорошо обученные красноармей¬
цы, шедшие на фронт из тыловых частей после очередной перетряс¬

ки. Выделялись выправкой и обмундированием курсанты, которые
долгое время изводили своих начальников просьбами и рапортами об
их немедленной отправке в действующую армию
Дороги, по которым вели нашу маршевую роту и днем, и ночью,
были забиты войсками. Как правило, в тёмное время двигались танки,
грузовики артиллерия. Это делалось для того, чтобы их не обнаружи¬
ли немецкие самолёты-разведчики, называемые фронтовиками «ра¬
мами». Уже нюхавшие пороху «знатоки» утверждали, что эти часто
выныривающие днём из-за облаков, двухфюзеляжные самолёты по¬
стоянно фотографируют наши дороги и поэтому немец «всё знает».
Трудно сказать, насколько правы были эти «знатоки», тем не менее
днём, в основном, шла пехота.
Шагать по замороженной грязи, по раскисавшим в дни оттепелей
просёлкам солдатам маршевой роты пришлось в американских ботин¬
ках с совершенно негнущимися подошвами, которые нещадно сколь¬
зили по ледяным макушкам дорожных кочек или вязли в липкой гря¬
зи. Плохо подогнанные, твердые, словно деревянные, американские
ленд-лизовские «подарки» начисто сдирали кожу с пяток мальчи-
шек-новобранцев. Осмотрев однажды окровавленную ногу одного из
них, красивая докторша спокойно начала составлять протокол о «чле¬
новредительстве». Новобранца спас шагавший с нами разжалованный
батальонный комиссар, который принципиально не срезал со своей
шинели знаки различия старшего комсостава. Он довольно популярно
объяснил этой врачихе, что ставить к стенке паренька на первых не¬
делях его военной службы по меньшей мере несерьёзно и расточи¬
тельно. Докторша свернула заготовленную для отправки «куда надо»
бумагу и гордо удалилась, не оказав, впрочем, никакой помощи недо-
тёпе-новобранцу. Это были издержки той подозрительности, царив¬
шей во всех воинских коллективах. Потеря бдительности считалась
одним из самых тяжких грехов. И разжалованный комиссар, заступа¬
ясь за оплошавшего бойца, довольно серьёзно рисковал своей и без
того подмоченной репутацией. Все маршевики об этом знали и ещё
больше зауважали этого немолодого молчаливого человека, который,
по слухам, прорвался из окружения, но документов не сохранил. Пос¬
ле зтого комиссаром его не признали, но и в штрафную роту не посла¬
ли.
На ночёвки наша маршевая рота останавливалась в переполнен¬
ных войсками сёлах. Там мы подолгу мыкались в поисках местечка
под какой-нибудь соломенной крышей; обычно все дома оказывались
забитыми до отказа. Там вповалку лежали те, кому повезло. Другие
дремали, сидя на вещевых мешках, а третьи стояли с закрытыми гла¬
зами в сенях, обогреваясь прокуренным воздухом.
8

Однажды, обойдя почти всё село и не сумев втиснуться ни в один
из плотно забитых домишек, мы, потеряв всякую надежду на ночёвку
в тепле, наконец-то обнаружили полуразрушенный дом. Он был без
стёкол на окнах, но с сохранившейся большой русской печью. Но о
том, чтобы затопить её, не могло быть и речи: дважды прокатившаяся
по этим местам война давно сожгла на кострах и в окопных печурках
все изгороди и заборы.
Нам ничего не оставалось, как надёргать соломы из кровли, сло¬
жить на земляном полу и зажечь небольшой костерок. Сгрудившись
возле дымного источника тепла, мы уже начали подрёмывать. И вдруг
в дом вошёл комиссар маршевой роты. Видимо, сознавая свою обязан¬
ность стойко переносить все тяготы и лишения, определённые ему
уставом, комиссар не сел к огню, а встал в сторонке, прижимаясь к
холодной печи.
— Садитесь к огню, товарищ комиссар, — послышались голоса, —
печка здесь не греет.
Бойцы раздвинулись и чуть ли не силком усадили комиссара по¬
ближе к огню.
— Газетки не имеете, товарищ комиссар? — без особой надежды
начал кто-то.
Солдатский интерес к газете носил не познавательный характер.
Дело в том, что, пусть не каждый день, но табак и махорку мы всё же
получали. А вот бумаги на самокрутки — никогда. Поэтому на цигар¬
ки шла вся возможная и невозможная бумажная продукция. Бывало,
в селе легче было одичавшую курицу обнаружить, чем найти заваля¬
щую бумажку на самокрутку. Если кому-нибудь улыбалось счастье
добыть затерявшуюся где-нибудь книжонку, то такой удачливый ку¬
рильщик первым делом ощупывал страницы. Особым почтением пользо¬
валась простая бумага. Хуже было, когда попадались книги с мело¬
ванными страницами. На самокрутки она шла лишь в крайних случаях:
уж больно гадкий дым зарождался от этой бумаги.
В ответ на солдатскую просьбу комиссар пошарил во внутреннем
кармане шинели и достал плотно сложенную настоящую газету. Ка¬
кое же это было счастье! Ведь махорочная смесь, завернутая в газет¬
ную бумагу, испускала дымок с необыкновенно приятным запахом.
Что и говорить, давненько мы настоящей газетой не угощались! Ко¬
миссар развернул газету, и в глаза бросились слова, набранные круп¬
ными буквами: «Приказ Верховного Главнокомандующего». На этой
же странице был помещен и портрет Иосифа Виссарионовича Стали¬
на. Прежде чем отдать нам бумагу на растерзание, комиссар не торо¬
пясь, замерзшими пальцами аккуратно отделил сталинскую фотогра¬
фию и, при молчаливом одобрении нетерпеливых курильщиков, убрал

её обратж! в карман. Все с уважением посмотрели на комиссара. Тогда
в солдатской среде высоко чтили имя — Сталин.
Утром маршевая рота опять зашагала вперед по мёрзлой дороге,
поднимаясь на бугры, спускаясь в балки, а оттуда — снова на верши¬
ну, а там опять — под уклон.
В одну из ночей горизонт стал грозно светиться и полыхать алыми
зарницами. Иногда в небе можно было видеть пулемётные трассы,
змеями уходившие к облакам. Неожиданно для себя мы упёрлись в
хвост остановившегося обоза. Свернув на пахоту, пошли обгонять зап¬
рудившие дорогу повозки, орудийные упряжки, брички и тарантасы
с разным обозным начальством. Мы долго обходили дорожную проб¬
ку, пока не остановились перед широкой рекой, сплошь покрытой глад¬
ким, но ненадёжным льдом. С рассветом к нашей роте подскакали на
конях какие-то командиры, у каждого из них был чуть ли не полный
набор «шпал» в петлицах. Послышалось;
— Срочно на тот берег! Любой ценой!
Оказалось, что лёгкая на ногу пехота Ударной армии уже пере¬
махнула через эту реку и ушла за снежные бугры и глубокие балки.
И теперь она там, где полыхают огни пожаров. На душе стало тревож¬
но. Ведь на том берегу уже недалеко и передовая линия обороны, за¬
вораживающая неизвестностью. Почти таинственная и чем-то при¬
влекательная для необстрелянных бойцов.
Рота спустилась к реке. То здесь, то там во льду зияли чёрные
дыры от недавно рвавшихся снарядов. Ледовое полотно изгибалось
под тяжестью шедших по нему людей, и тогда сквозь дыры выдавли¬
валась вода. Недалеко от меня на лёд шлёпнулась и безобидно пока¬
тилась по льду долетевшая невесть откуда шальная пуля.
— Чьи девять грамм? Подбери! — веселился какой-то бывалый
солдат.
Даже в таких щекотливых ситуациях у людей не пропадало чув¬
ство юмора.
На противоположном берегу нас уже ждали гонцы от частей. Их
почему-то именовали покупателями. Они получали людей прямо из
строя, без какого-либо отбора. Их интересовало только число.
— Первые три шеренги, пять шагов вперед. Шагом марш! — ко¬
мандовал какой-либо вершитель солдатских судеб. — Артдивизион,
получай двенадцать человек!
И снова:
— Сапёрная рота, получай!
Моя шеренга была направлена для пополнения стрелкового полка.
Вместе со мной туда также пошли возвращавшиеся из госпиталя тан¬
кисты со следами ожогов на лицах, недавние окруженцы, двое амни¬
10

стированных заключённых и несколько семнадцатилетних новобран¬
цев, моих сверстников.
До своего полка мы ещё долго брели в колонне по одному, то и
дело спускаясь в прошлогодние траншеи и свежевыкопанные ходы
сообщений. Когда пришли, наконец, на место, уже стемнело. У погру¬
жённых в темноту штабных землянок нас снова построили, поделили
между батальонами. Я попал во второй батальон. Что такое маршевая
рота, я уже знал. Теперь предстояло узнать, что собой представляет
стрелковая рота.
Пехотные университеты
Прежде чем попасть во второй стрелковый батальон, проводник, с
медицинскими эмблемами в петлицах, привёл нас в большой овраг,
где находился оружейный склад. Из вкопанной в крутой склон зем¬
лянки выбрался заспанный пожилой человек с кавказским обличьем
и, не скрывая своего недовольства нашим неурочным появлением,
приказал построиться в две шеренги. Три красных треугольничка в
каждой петлице указывали на его высокое служебное положение. Это
был старший сержант. Его треугольнички были не полевые — зелё¬
ные, как у всех прочих младших командиров, а довоенные — крас¬
ные, что свидетельствовало о возможном отношении хозяина оружей¬
ного склада к кадровой службе. В действующей Красной Армии сорок
третьего года довоенные служаки уже редко встречались и потому
выделялись и ценились начальством.
Недовольный и сердитый хозяин оружейного склада принялся
доставать из услужливо принесённого к его ногам тяжёлого ящика
густо смазанные винтовки. Покачав на вытянутой руке вверх-вниз
каждую, словно определяя, сколько она весит, скороговоркой с кав¬
казским акцентом выкрикивал:
— Баэвая нззаряженная, абразца девяноста пятого дроб тридца¬
того года. Номзр...
Затем внезапным толчком он бросал винтовку очередному бойцу.
Да так резко, что, казалось, он хотел сбить его с ног. А тот, кому
предназначалась эта винтовка, должен был подхватить на лету эту
довольно-таки тяжёлую штуковину, удержать в одной руке, а затем
приставить её к ноге, в точности повторяя при этом сказанное стар¬
шим сержантом про «баэвую нэзаряженную».
Раздачу оружия таким приёмом в последующем я наблюдал не
раз. «Так положено», — объясняли мне пехотинцы. Возможно, это был
11

старинный армейский обычай, а, может быть, просто казарменный
шик. Не берусь судить. Но трёхлинейная винтовка с узким, как шило,
штыком надолго стала нашей неразлучной спутницей. Именно нераз¬
лучной. Ибо, как разъяснили командиры, винтовка может находиться
только у стрелка или в пирамиде. Третьего не дано. Но казарменные
пирамиды на фронте не встречались, и потому винтовка при любых
наших делах оставалась при нас: на ремне или за спиной.
Вслед за винтовками новому пополнению ещё выдали по две гра¬
наты, пахнущие такой же краской, какой до войны красились детские
заводные металлические игрушки. Получив гранаты, я первым делом
поискал кольцо. Но его там не было. Очень удивился. Ведь я же сколь¬
ко раз видел, как чапаевский Петька на экране бросал гранаты. По
простоте душевной спросил старшего сержанта:
— Где же кольцо?
В ответ он выкатил на меня чёрные глаза:
— Па-а-чэму нэ знаищь?
Я не находил слов. Всю жизнь считал, что у гранаты возле рукоят¬
ки должно быть кольцо. Увы, но я его никак не могу найти. Позор да и
только.
— Павэрнуть нада, — сквозь зубы процедил старший сержант, —
увидищь в атвэрстий красный цвет. Значит, граната на баэвой взвод
наставлена. Стряхнут нада. Потом брасат. Понял?
На этом моё обучение военному делу закончилось, и, вооружён¬
ный, как все, винтовкой и двумя гранатами, я спустился в глубокую
сырую траншею, не подозревая ничуть, что выйти из неё удастся очень
нескоро. Вдоль земляных стен мы пошли в свой второй батальон. Ког¬
да пришли на место, оказалось, что это был не самый, как мы счита¬
ли, передний край: батальон наш стоял во втором эшелоне. Хороших
землянок ещё не было, и потому люди размещались в земляных ямах,
накрытых сверху чем угодно. В одном из таких углублений находи¬
лось и моё стрелковое отделение.
Уходить из своего окопа не разрешалось, и потому кругозор сол¬
дат, прятавшихся от немецких наблюдателей, не простирался выше
макушек сухой прошлогодней травы, обступившей окопы со всех сто¬
рон. Считалось, что всякий, неосторожно поднимающий голову над
травой, демаскирует наши позиции. Поэтому такого бойца могли одёр¬
нуть, и порой весьма невежливо.
Стрелковым взводом, который чуть ли не наполовину пополнился
за счёт нашей маршевой роты, командовал мрачный человек с двумя
кубиками в петлицах — лейтенант. По фамилии его никто не назы¬
вал: обходились воинским званием: «Лейтенант сказал...», «Лейте¬
нант пришёл...». Боевой же жизнью ведали сержанты. Они распреде¬
12

ляли людей по постам, сами выбирали для них боевые позиции, опре¬
деляли секторы наблюдения, назначали наряды на окопные работы.
Человек ко многому привыкает. Со временем мы закалились, погрубе¬
ли. Перестали обращать внимание на сырость, холод, тяжёлые рабо-
TbL
Если говорить откровенно, в первые месяцы на нашем участке
фронта было относительно спокойно. Зимнее наступление кончилось,
а приближение летних событий, которыми был богат 1943 год, в на¬
ших окопах еще не ощущалось. Но разведчики и снайперы, конечно,
без дела не сидели. Помню, как в наш окоп спрыгнул ещё совсем
молодой парень, видно, только начинавший своё дело. В руках у него
была новенькая воронёная винтовка. Поглаживая чёрный, зачехлён¬
ный прицел, не утерпел и похвастал:
— Двоих снял! — и пошёл в землянку командира роты получать
полагавшуюся в таких случаях роспись, удостоверяющую этот ре¬
зультат.
С завистью я смотрел ему вослед, не смея и думать попроситься в
школу снайперов или разведчиков. Боялся, что во взводе могут поду¬
мать, что я из окопа хочу улизнуть, но очень скоро случай изменил
мою фронтовую специальность. Дело было так. Однажды старшина
Королёв, построив нас в овраге, лихо произнёс;
— Кто хочет стать станкистом, шаг вперёд. Шагом марш!
Слова «станкист» я до этого не слыхивал. Поэтому, подумав, что
нужны кандидаты в танкисты, вышел из строя. Тут же выяснилось,
что нужны не будущие танкисты, а бойцы для пулемётного расчёта.
Пулемёт системы «максим» крепился на станке, поэтому его называ¬
ли станковым, в отличие от ручного, а пулемётчиков иногда — стан-
кистами. Я понял, что показал свою солдатскую серость. Тем не ме¬
нее, если бы старшина сказал, что нужны не станкисты, а пулемётчики,
я всё равно вышел бы из строя. Уж больно мне хотелось хоть какую-
нибудь военную специальность иметь, а не оставаться простым стрелком.
В пулемётный расчёт меня взяли подносчиком патронов. Кроме
обычного снаряжения стрелка, теперь мне полагалось носить две тя¬
жёлые коробки. В каждой из них должны были лежать всегда заправ¬
ленные патронами пулемётные ленты. На такую работу редко кто на¬
прашивался.
Командиром расчёта назначили старшину Курицына. Он пришёл
в полк в одной маршевой роте со мной, шагал в группе выписавшихся
из госпиталей, повоевавших ребят. В пулемётный расчёт старши¬
на Курицын тоже определился добровольно. Это был настоящий
пулемётчик. До ранения он воевал в морской пехоте под Сталинг¬
радом.
13

Мы соорудили для своего расчёта пулемётный дзот по всем пра¬
вилам окопного искусства и установили в нём свой красавец-«мак-
сим». У входа, в виде лозунга, написали: «Исправный пулемёт недо¬
ступен для пехоты противника». Эти слова старшина Курицын нашёл
в Боевом уставе пехоты, который ему кто-то из командиров дал для
изучения. Никому из нас он этот устав в руки не давал, ссылаясь на
секретность этой книжки. А читая, выхватывал из текста и эачиты-
вал вслух такие, например, изречения: «...Пулемётчики ведут борьбу
до последней возможности, в любых условиях, даже в окружении,
жертвуя собой...». Нас такие слова не огорчали нисколько, наоборот,
мы гордились таким «доверием». Оно возвышало нас в собственных
глазах, заставляло гордиться своей боевой исключительностью.
Мы «сидели в обороне», как тогда говорили, и готовились к тому,
что немцы вот-вот ринутся в своё новое наступление. Политруки с
газетного листа зачитывали первомайский приказ Верховного Глав¬
нокомандующего, в котором особо подчёркивалось: «Не отдавать вра¬
гу ни пяди нашей земли, быть готовыми к решающим сражениям».
С наступлением тёплых дней фронт, ожидая удара, затаился. Бой¬
цы готовились умереть, но не отходить. Сслучись наступление про¬
тивника не под Курском, а там, где засел расчёт старшины Курицы¬
на, мы бы с позиций не ушли. И не тот суровый пункт приказа
Верховного Главнокомандующего был бы тому причиной. Просто у
нас настроение было такое. Боевое.
Через некоторое время наш пулемётный расчёт был придан, то
есть временно подчинён, стрелковому взводу, которым командовал
молодой казах, только кончивший курсы младших лейтенантов и ещё
не остывший от учебного процесса. Разумеется, первым делом он ре¬
шил проверить наши теоретические познания по пулемётной части.
Честно сказать, кроме командира расчёта старшины Курицына, они у
всех остальных оказались далеко не блестящими. Но, как всякие прак¬
тики (каждый мог зарядить, разобрать, собрать «максим»), своей нео¬
бразованности в области теории мы не ощущали. Более того, искренне
считали, что новоиспечённый младший лейтенант к нам просто при¬
дирается. Убедившись в нашем невежестве, командир взвода решил
нас теоретически подковать. Однажды он принёс нам наставление по
стрелковому делу. При этом сказал:
— Изучайте самостоятельно.
Командир расчёта даже не раскрыл эту плотненькую книжечку, а
просто передал её наводчику. Тот полистал, посмотрел рисунки и про¬
тянул помощнику. Того и картинки не интересовали. Он просто поло¬
жил наставление рядом с пулемётом, и все дружно пошли спать, бод¬
рствовал лишь я, так как первые дневные часы должен был оставаться
14

наблюдателем. Смотрел я в сторону немцев через прорезь пулемётно¬
го щита, было тихо и спокойно. Оторвавшись от прорези, я взял в
руки наставление по стрелковому делу. Открыл я книжечку, и чем-то
таинственным повеяло с книжных страниц. Я понял, что изголодался
по чтению. Тогда я начал читать наставление, в котором очень просто,
доходчиво и интересно рассказывалось о пулемёте. Читая про уст¬
ройство «максима», я рассматривал его детали на чётких рисунках,
находил их в натуре на стоящем передо мной пулемёте и изумлялся
его хитроумному устройству. Время летело незаметно. Мои боевые
товарищи выспались и очень удивились тому, что я не будил очеред¬
ного наблюдателя.
Через день-два пришёл младший лейтенант и стал экзаменовать
весь расчёт. Спросил наводчика — тот по-прежнему мало что смыс¬
лил. На все вопросы преспокойно отвечал:
— Та на шо воно мэни трэба.
Помощник наводчика тоже не очень толково отчрпъшался. Должно быть,
для того, чтобы окончательно высветить наше теоретическое невежество,
младший лейтенант стал спрашивать меня, подносчика патронов:
— Это что?
— Затыльник, — выпалил я.
— А это как называется?
— Механизм тонкой наводки.
— А это что?
— Станок системы Соколова.
Удивившись моим познаниям, командир взвода подозрительно ос¬
мотрел меня и тоном следователя спросил:
— Где изучал устройство пулемёта?
Я ответил, что читал наставление, вот и знаю. Объяснение показа¬
лось младшему лейтенанту чудовищной ложью. Разве можно выучить
столько, прочитав раз-другой наставление.
— Ты, наверное, полковую школу кончал? — продолжал он свой
допрос.
Он задал мне такой вопрос потому, что в полковых школах готови¬
ли младших командиров-сержантов. Но находились такие, которые,
окончив школу, затем снимали потихоньку треугольники с петличек
и уклонялись от исполнения хлопотливых сержантских обязаннос¬
тей, выдавая себя за рядовых. Ибо рядовому бойцу легче. К тому же
можно, если представится случай, увильнуть с переднего края. Так
вот, если удавалось разоблачить таких «рядовых», то принимались
суровые меры. Приняв меня за такого типа, свежеиспечённый млад¬
ший лейтенант, не откладывая дело в долгий ящик, притащил меня к
командиру роты и сказал:
15

— Он полковую школу окончил.
Ротный был поопытнее младшего лейтенанта. Он посмотрел на мою
без всякой выправки фигуру, обнаружил, что ни подойти к начальни¬
ку, ни стоять навытяжку я не могу. А ведь именно строевой подготов¬
ке уделялось большое внимание в полковой школе. Поэтому он, не
скрывая иронии, спросил:	^
— Где тебя так выучили?
— Да не кончал я никакой полковой школы, товарищ старший
лейтенант! — почти прокричал я.
— Ну, это сразу видно, — улыбнулся командир роты и спросил
бдительного взводного, почему такое пришло в голову.
— Пулемёт знает, — чуть ли с возмущением проговорил младший
лейтенант и подтолкнул меня вперёд, как бы понуждая отвечать за
провинность.
Командир роты заинтересованно посмотрел на меня. Я, кончено,
объяснил, что читал наставление по стрелковому делу, которое ко¬
мандиру нашего пулемётного расчёта дал товарищ младший лейте¬
нант. И к тому же приказал изучать наставление самостоятельно.
Рсзтный задал мне несколько вопросов, а затем приказал командиру роты:
— Подготовьте из него наводчика.
Подготовка меня в наводчики свелась к тому, что младший лейте¬
нант отдал мне насовсем наставление, сказав при этом:
— Чтобы через пять дней всё знал. Сам проверять буду!
После этого случая я стал полным хозяином маленькой книжеч¬
ки, но младший лейтенант так больше и не экзаменовал меня. Видимо,
забыл о моём существовании
А наводчиком я стал после того, как во время огневого налёта ос¬
колком убило старого служаку сержанта Ходырева, который, по его
словам, в годы Гражданской войны воевал на стороне Антона Ивано¬
вича Деникина. Это был смелый человек. В день своей гибели Ходы¬
рев, как и полагается наводчику, во время артобстрела наблюдал за
противником, даже не пытаясь присесть на дно дзота. Снаряд угодил
прямо в пулемётную амбразуру. Сноп осколков ворвался в дзот и ос¬
тавил рубленые отметины на потолке, сложенном из железнодорож¬
ных шпал. Прикрытый щитом пулемёт почти не пострадал, а сержан¬
ту Ходыреву осколки пришлись прямо по лбу...
С того дня мы с Курицыным, сменяя друг друга, стреляли по но¬
чам, чистили пулемёт по утрам и по очереди наблюдали через амбра¬
зуру. Не то, чтобы командир расчёта доверял мне пулемёт. Просто
видел, что равноценной замены сержанту Ходыреву нет. И, собирая
эамок или наматывая сальники после чистки, иногда говорил мне:
— А ну продолжай, а то мне на ребят посмотреть нужно...
16

и уходил из дзота, давая мне возможность самостоятельно закон¬
чить сборку. А потом он придирчиво проверял пулемёт, объяснял
приёмы сборки, советовал, присматривался. А когда старшина подо¬
брал помощника наводчика, перестал «ночевать» в нашем дзоте.
Как-то в очередной раз подошло время оставлять обжитый огне¬
вой рубеж и перемещаться куда-то вправо по обороне. Мы очень долго
петляли в извилистых ходах сообщения, а когда рассвело, вышли на
дорогу. И тут я с удивлением заметил, что словно какая-то сила ведёт
меня то в одну, то в другую сторону. Наступаешь на ногу, а она как
будто проваливается в пустоту и кажется, что земля где-то далеко
внизу, значительно дальше, чем она есть на самом деле. Оказалось,
что так покачивались почти все бойцы. На привале нам разъяснили;
мол, это обычные симптомы «окопной болезни». Оказывается, в окопе
человеческий организм привыкает чувствовать вокруг себя земляные
стены. А когда мы вышли из теснин, то нам как бы стало не хватать
этих стен и потому ноги неуверенно ступали по дороге. Переход к
новому месту дислокации пришелся на 24 июня 1943 года. То есть, на
день моего рождения. Так я «справил» свое восемнадцатилетие.
На новом месте начались обычные окопные будни: мы копали зем¬
лю, маскировались, по ночам стреляли, днём спали. Но однажды одно
примечательное событие выбило нас из привычной жизненной колеи
Дело в том, что на фронт привеэли погоны, введённые в Красной ар¬
мии ещё зимой. В самый разгар возни с погонами в батальоне зачита¬
ли приказ о присвоении солдатам сержантских эваний. Когда дошла
очередь до тех, кому присвоено звание «младший сержант», я с удив¬
лением услышал и свою фамилию. Может быть, экзамен по теории
пулемётного дела, устроенный мне младшим лейтенантом в присут¬
ствии командира роты, был тому причиной или это был результат
заботы старшины Курицына, сказать трудно. Но, так или иначе, без
всякой учёбы в полковой школе, неожиданно для самого себя, я стал
младшим командиром, и теперь на моих зеленых погонах должны были
появиться две красные ленточки-лычки.
Лычки на погоны мы пришивали по своему разумению. Одни при¬
страивали их ближе к краю погона и уверяли, что так и нужно. Дру¬
гие считали, что их надо размещать посередине. При споре и те, и
другие ссылались на погоны солдат белой армии, которые они видели
в фильмах о гражданской войне. Тогда я подумал: «Вот когда бы при¬
годился нам опыт наводчика Ходырева. Ведь он в деникинской армии
наверняка мог иметь какой-нибудь чин...».
В те же дни случилось ещё одно памятное событие. В дивизии
состоялся «Слёт бывалых солдат». Я туда попал просто потому, что
наводчик пулемёта на фронте — уважаемая должность, а не потому.
17

что «бывалый». Необычное мероприятие проходило в густой лесопо¬
садке, километрах в пяти от линии фронта. На врытые в землю ска¬
мейки уселось не менее сотни человек. Мы с Курицыным подошли,
когда слёт уже начался. Посидев немного в задних рядах, мы улег¬
лись под скамейкой, чтобы вздремнуть часок-другой. А когда просну¬
лись, оказалось, что идёт какой-то концерт.	^
Нашему взору предстали бравые солдаты из художественной са¬
модеятельности. Они были одеты в новенькие гимнастёрки, сплошь со
стоящими воротниками и с погонами, очень уж ровными. Очевидно,
внутри них было заложено что-то твёрдое. Артисты пели и плясали,
удивляя своими номерами одичавших в окопах «бывалых» солдат.
Театрально неправдоподобные солдатики с ужимками и переплясом
заботились о том, чтобы не кручинился «Вася-Василёк», который хо¬
дил по сцене и делал огорчённый вид. Потом все они очень душевно
исполнили собственный вариант «Синего платочка» со словами, зло¬
бодневными для нашего участка фронта. Но особенно нам понрави¬
лась песня о Днепре. В то время очень много было разговоров об этой
реке. Подогревались они и немецкими листовками, на которых фаши¬
сты рисовали свои невероятно мощные укрепления. Создавалось впе¬
чатление, что немцы на другом берегу Днепра чуть ли не целую «ли¬
нию Маннергейма» возвели. И вот для наших бойцов и командиров
звучит песня об отце-Днепре, который течёт по пленённой врагом земле
с водой, как слеза. Впечатляли нас в те минуты песенные слова «Слав¬
ный час настал, мы идём вперёд...»
Старшина Курицын, прослушав песню, сказал:
— Ты молодой, ты дойдёшь до Днепра.
И больше не проронил ни слова.
А в заключение концерта перед нами выступили два чудака, кото¬
рые представились поваром Галкиным и банщиком Мочалкиным. Они
до коликов в животе рассмешили всех «бывалых» солдат, и те потом
долго вспоминали их остроты. После войны я узнал этих ребят в весё¬
лых артистах, выступавших под псевдонимами Тарапуньки и Штеп¬
селя. И даже почему-то жалел, что их уже зовут не поваром Галки¬
ным и не банщиком Мочалкиным.
На слёте в группе политработников я увидел знакомое лицо. Это
был шагавший в нашей маршевой роте разжалованный батальонный
комиссар. Теперь вместо двух шпал в петлицах на его плечах были
погоны с четырьмя звёздочками. Я протиснулся к нему, чтобы этот
капитан увидел меня с сержантскими лычками на погонах. Комиссар
меня узнал, но моим лычкам почему-то не удивился.
Узнал его и старшина Курицын. Помолчав, он сказал;
— Признали всё-таки комиссара комиссаром.
18

После слёта «бывалых» бойцов жизнь на передовой закрутилась в
каком-то повышенном темпе. В этом оживлении опытные вояки улав¬
ливали какую-то подготовку. Однако в нашем пулемётном расчёте это
почувствовали только тогда, когда посланные на кухню вернулись с
необычно полными котелками, в которых дымилась не серая перлов¬
ка и даже не редкая у нас пшёнка — в котелках горой лежала неви¬
данная здесь ни разу настоящая рисовая каша, обильно заправленная
чудесной тушёнкой, которую мы видели раньше разве что в «НЗ» —
неприкосновенном запасе. Получали мы её редко. Только по случаю
перехода или другого неординарного события.
Мы с радостью принялись за такой необыкновенный завтрак. Стар¬
шина Курицын, видя, как мы уплетаем кашу с тушёнкой, медленно
произнёс:
— Чему радуетесь... Знаете, когда так кормят? Перед на-ступ-ле-нием!
Мы ещё быстрее застучали ложками по котелкам. Наступление
так наступление! Такая перспектива нас не очень-то огорчила Во всяком
случае, мы не лишились аппетита и кашу съели до крошки.
А тут ещё связной прибежал:
— Быстро получать «наркомовские»!
Так именовались в армии сто грамм, вьвдаваемые в качестве пайка
зимой, а летом в редких случаях. «Наркомовские» старшина Курицын
пить не разрешил:
— Какие вы после этого пулемётчики?!
И приказал полученное зелье разлить по флягам.
Вернувшись от ротного, командир нашего пулемётного расчёта
приказал вынести «максим» иэ дзота в траншею и поставить его на
бруствер.
— Как только кончится артподготовка, сразу же идем вперёд, —
сухо распорядился он.
Почти тотчас же загремело всё вокруг, и зелёные холмы окута¬
лись дымом и пылью. В воздухе возбуждающе запахло сгоревшим
порохом. Я непроизвольно взглянул на наш пулемёт, и в памяти воз¬
никла мелодия «Синего платочка», которую я слышал на слёте «быва¬
лых» солдат. Однако грохотало кругом не очень долго. Подошло вре¬
мя матушке-пехоте идти в атаку!
Первым со дна окопа встал старшина Курицын. Едва успев под¬
няться во весь рост, он тут же сник и стал оседать на землю.
— Прощайте, хлопчики, — услышал я
А кругом крики:
— Вперёд! Вперёд!
Я наклонился над нашим командиром и увидел мёртвое лицо. Ока¬
зывается, оттуда, где недавно всё рвалось и земля вставала на дыбы,
19

немец уже вёл огонь. А мы-то надеялись, что артиллерия всё разме¬
тает в клочья...
Пулемёт мы потащили втроём. Я с помощником наводчика взялся
за катки, а один из подносчиков патронов — за хобот. Было тяжело,
очень тяжело и неудобно. Кроме этой непосильной тяжести, ничего не
запомнилось от той отчаянной атаки. Всё внимание — пулемёту, f де-то
сзади остаются все подносчики с коробками полностью заправленных
лент. И тем не менее, в горячке боя мы продираемся сквозь густой
бурьян со своим пулемётом. До немецкой обороны уже рукой подать.
— Пулемёту — огонь! Так твою перетак! — кричит кто-то коман¬
дирским голосом.
Мы залегли в бурьяне, и в немецкую сторону зло ударил «мак¬
сим». Мы били из него и за «Синий платочек», и за убитого старшину
Курицына, и за оставшихся неподвижно лежать за нашими спинами
братьев-пехотинцев...
По щиту пулемёта щёлкнула немецкая пуля, но не пробила его —
хорошая сталь у броневого щита, недаром восемь килограммов тянет.
Неожиданно увидел кровь. Не сразу понял, что это моя: ни боли, ни
свиста пули я не почувствовал. А когда понял — испугался здорово. В
поднявшейся суматохе выяснилось, что ни у кого из нас нет пакетов с
бинтами и ватой. Недолго думая, мои друзья смотали с моей ноги об¬
мотку и затянули руку. Снова началась огневая дуэль. А немцы всё
косят и косят бурьян свистящими минами. Один эа другим получали
в тело осколки и пули мои товарищи. Они также были перевязаны
обмотками.
Начало смеркаться. И когда стемнело, мы поползли к реке. Немцы
больше не стреляли. Свой пулемёт мы тянули за хобот. Всем было
стыдно, ибо мы помнили слова старшины Курицына: «настоящий пу¬
лемётчик катить свой пулемёт не будет». А мы катили: не было сил
его нести. Поначалу казавшиеся безболезненными, раны уже отдава¬
лись острой болью. Подползли к реке и спустили пулемёт с обрыва.
Спустились, увидели командира роты. Его нога выше колена была в
кровавых бинтах. Узнав нас, он обрадовался:
— Вытащили пулемёт, молодцы!
А мы, увидев его, подумали, что он будет нас ругать за то, что на
катках спустили пулемёт с обрыва. Узнав, что мы все ранены, сказал:
— Идите на полковой медпункт, за мной придут с носилками.
Мы пошли. Но вначале не на медпункт, а к кухням. Встретившие¬
ся на пути солдаты сказали, повара по случаю наступления сварили
какой-то необыкновенный обед. Но кормить пока было некого.
— Я уже подумал, что вас всех поубивало, — такими словами
встретил нашу группу пожилой солдат-повар.
20

и мы с удивлением заметили, что он утирает слёзы кулаком. По¬
вар плакал, а мы хлебали суп из котелков. И даже не постеснялись
попросить добавки.
— Да ешьте, — хлюпал носом годившийся нам в отцы повар, — с
вами пока всего семнадцать человек с того берега возвратилось.
Путь К лейтенантской звезде
После ранения фронтовая мельница вновь приняла меня на свои
исправно действующие жернова. Полк, в который я попал в качестве
пополнения, представлял собой шагающую в тучах пыли колонну (в
неё влили прямо на ходу маршевую роту). Глотая пыль, я ещё не
знал, какой сюрприз готовила мне моя военная судьба. О нём я узнал,
когда мы вошли в город Макеевка, что в Донбассе. Туда мы вошли,
старательно вьщерживая равнение. Над касками колыхался лес штыков.
А через некоторое время наш полк построили для чего-то в две
шеренги. Получилась длинная, растянутая по всей длине улицы че¬
ловеческая стенка. Наконец в конце шеренги справа показался немо¬
лодой офицер в выгоревшей добела гимнастёрке. По званию — капи¬
тан. Он шёл вдоль строя совершенно один. Всматриваясь в лица солдат,
он что-то говорил некоторым из них. Те делали три шага и станови¬
лись лицом к строю. Поравнявшись, капитан быстро смерил меня сво¬
им цепким взглядом и скомандовал:
— Выйти из строя!
Я стал среди выведенных из строя своих товарищей и понимал,
что в эти минуты происходит нечто важное в моей жизни. Дойдя до
конца шеренг, офицер вернулся назад и ещё раз прошёлся, но уже
вдоль строя отобранных им людей. А потом привычным к подаче ко¬
манд голосом растянул;
— На-а-пра-а...во! Ша-а-гом марш!
И зашагали мы в обратном направлении, не зная ещё, чем обернёт¬
ся для нас этот поворот судьбы. А судьба привела нас на курсы млад¬
ших лейтенантов, чтобы там всего за четыре месяца сделать из нас
командиров стрелковых взводов.
Курсы были фронтовыми и двигались за фронтом. Мы жили и
учились в походах. Нашими аудиториями были окрестные поля, са¬
раи, брошенные коровники. Постели состояли из собственной шинели
и вещмешка под головой. Ни подушек, ни одеял не полагалось. Но
спали мы всегда крепко.
Каждый выход на занятия начинался с команды: «На пле-е-чо!»
И винтовки разом взлетали над серыми ушанками. Винтовку на ремне
21

курсантам носить не полагалось — только на плече. Так труднее, а
значит полезнее для физической закалки. Большинство занятий про¬
водилось бегом, перебежками, переползаниями... Мы всегда были в
движении и только лицом к противнику. Все науки преподавались
практически: лопату в руки — и копай. Ячейка для стрельбы стоя,
глубина сто двадцать сантиметров — один час. Если ячейка пулемёт¬
ная, то вместе с маскировкой — два часа. И вот весь уже курсантс¬
кий взвод копает, старается, спешит... Сколько мы сделали ячеек,
площадок для пулемётов, огневых позиций и всего такого прочего,
знали только хлеборобы приазовских степей, где мы оставили все зти
«ямки полного профиля».
На наших руках уже не лопались мозоли: ладони покрылись рого¬
вой оболочкой, как у профессиональных землекопов. Мы погрубели,
закалились и стали многое уметь, сколько угодно терпеть и ничему
не удивляться.
Однажды военный инженер, проводивший занятия по минно-взрыв-
ному делу, сказал:
— Товарищи Курсанты, все мины учебные, кроме одной. Поэтому
к занятию прошу отнестись внимательно. На фронте вам придется
вести дело не с учебными минами. Так что не обессудьте, если что...
В доказательство того, что он не обманул и не запугивал, в конце
занятия он взорвал боевую мину. Она действительно находилась сре¬
ди учебных. Так же серьёзно проводились на курсах и занятия по
огневой подготовке. Мы успели пострелять из всех видов стрелкового
оружия. Каждому курсанту дали возможность выстрелить из проти¬
вотанковой пушки и миномёта. Очень большое внимание уделялось
физподготовке, состоявшей из двух разделов — штыкового боя и марш-
броска с полной выкладкой.
Трудно было? Конечно, если не сказать больше. Но приобретённая
на курсах выносливость всем нам пригодилась потом, когда на фрон¬
те мы сутками не выходили из боёв, когда с песнями шлёпали по
европейским дорогам, не чувствуя усталости и после пятидесятики¬
лометрового перехода.
Выпускные экзамены началась у нас с обкатки танками. Для этого
нас вывели в чистое поле и дали 15 минут на то, чтобы каждый вырыл
сам себе окоп для стрельбы стоя. Наш командир взвода старший лей¬
тенант Папач напутствовал нас словами командующего фронтом ге¬
нерал-полковника Толбухина, сказавшего, что ему не нужны офице¬
ры, которые не могут устоять перед танками. Подобное высказывание
мы считали вполне справедливым. Ровно через четверть часа на нас
пошли «тридцатьчетвёрки». Добросовестные танкисты от души поку¬
22

ражились над нашими окопчиками, но задавить нас им так и не уда¬
лось.
Моя первая лейтенантская звёздочка оказалась утренней. Именно
утром четыре курсантских батальона построились в каре. Тогда про¬
звучал приказ о присвоении четьфём тысячам курсантов званий «млад¬
ший лейтенант». Сразу же триста человек было направлено в Крым,
где продолжались тяжёлые бои. В их числе был и я.
Моя офицерская судьба решилась в маленьком симферопольском
домишке, где располагался отдел кадров Приморской армии. Там я
получил предписание в 83-ю бригаду морской пехоты. О лучшей уча¬
сти я и не мог мечтать!
Рота морской пехоты, в которую я получил назначение, после боёв
под Севастополем осталась совсем без взводных командиров. И мрач¬
ная фронтовая статистика, утверждающая, что командиры взводов
больше двух недель в боях не живут, находила в этом факте вполне
реальное подтверждение. Уже в первые дни я узнал, что морские пе¬
хотинцы отчаянно гордились прошлым своей славной бригады, на¬
граждённой в горьком 42-м году орденом Красного Знамени. За ги¬
бельные десанты возле Новороссийска это соединение получило звучное
наименование — «Новороссийская», за шестимесячное сражение под
Керчью заслужила орден Суворова, а за стремительный штурм Сева¬
стополя — второй орден Красного Знамени. Словом, морским пехо¬
тинцам было чем гордиться: ни одна из морских частей того времени
ещё не была дважды Краснознамённой. Я понял, что добытую в смер¬
тельных боях славу убитые морские пехотинцы теперь безмолвно пе¬
редали нам, новому пополнению.
Десант в бессмертие
к званию Героя Советского Союза я был представлен за десант
возле венгерского города Эстергем. Перед выброской морских пехо¬
тинцев в немецкий тыл к нам пришло три лейтенанта, на поясах кото¬
рых были закреплены боевые ножи «Труд-Вача». Мы знали, что в
городе Вача была артель «Труд», снабжавшая фронтовиков отличны¬
ми ножами. Правда, в основном они доставались разведчикам. Но од¬
нажды во время штурма Будапешта мы увидели множество бойцов с
такими ножами. Они оказались из «офицерского штзфмового батальо¬
на», куда попадали не те, кто был осуждён на фронте военным трибу¬
налом, а офицеры, побывавшие в плену; такие батальоны формирова¬
лись в специальных проверочных лагерях. Каждого «проверенного»
пропускали ещё через одно проверочное чистилище — офицерский
23

штурмовой батальон. В их красноармейских книжках было записа¬
но — «красноармеец-лейтенант», «красноармеец-майор», «красноар-
меец-полковник». Всем им давалась возможность своей кровью смыть
позор и вину перед Родиной. Ибо на войне «ничто и даже угроза смер¬
ти не должны заставить военнослужащего Красной армии сдаться в
плен». Так записано в Уставе.
Выяснилось, что этих бойцов вооружили дефицитными ножами
потому, что им предстояло вступить в бой, где без поножовщины не
обойтись. Перед атакой было объявлено, что гору Геллерт, за которой
стоял Королевский дворец, надо взять одним броском. Кто во время
атаки ляжет на землю, будет расстрелян как трус и паникёр.
Гору вначале бомбили наши самолёты-штурмовики, а затем впере¬
ди наступавших пустили офицерский штурмовой батальон. Такое зре¬
лище слабонервным нельзя смотреть. В дурманящем пороховом угаре
офицеры-штурмовики гранатами давили всё, что оставалось от не¬
мецкой обороны, а когда надо, пускали в ход ножи, на лезвиях кото¬
рых шла надпись «Труд-Вача». Никто из них, несмотря на плотный
огонь, не залёг, не остановился, не повернул назад. Орлами взлетели
они на гору. И награда не заставила себя ждать. На вершине остав¬
шимся в живых офицерам-штурмовикам объявили, что своей храбро¬
стью они искупили перед родиной все свои прегрешения.
И вот теперь я перед своими глазами вижу троих лейтенантов с
боевыми ножами «Труд-Вача» на поясах.
— Такие мы видели у офицеров штурмового батальона, — сказал
кто-то из морских пехотинцев.
— А мы как раз оттуда. Штурмовой батальон распустили. Коман¬
диры уехали за новыми офицерами...
Теперь эти лейтенанты должны были идти в морской десант. На
берег нас должны были выбросить десять бронекатеров. Поэтому из
морских пехотинцев сформировали десять групп. В мою десантную
группу, кроме стрелков взвода, также включили 45-миллиметровую
пушку, или «сорокапятку», как называли её фронтовики, два станко¬
вых пулемёта, три миномёта, шесть противотанковых ружей и отде¬
ление сапёров с противотанковыми минами.
Существо боевого задания сообщили только командирам десант¬
ных групп, да и то перед самой посадкой на корабли. Я узнал, что
бронекатерам предстояло пройти вверх по Дунаю более 40 километ¬
ров, прорваться через линию фронта и высадиться в тылу крупной
немецкой группировки. Там той же ночью мы должны были выйти на
единственную в том районе шоссейную дорогу и закрепиться на ней.
А утром должно начаться наступление сразу двух наших фронтов на
Вену. Словом, наш десант не должен дать немцам отступить в Австрию.
24

Согласно боевому приказу, командование выбрало нам позицию в
таком месте, что с одной стороны у нас должны быть горы, а с дру¬
гой — Дунай. И чем прочнее будет держаться наша «десантная проб¬
ка» на дороге, тем надёжнее будет окружение вражеской группиров¬
ки. Но у тех, кого мы собираемся запереть, есть танки, которые три
раза прорывали наш фронт у Балатона. Поэтому нас щедро снабдили
противотанковыми ружьями, противотанковыми гранатами и даже при¬
дали сапёров с противотанковыми минами. По расчётам командова¬
ния, наступающие с фронта войска должны были подойти к нашей
десантной группе утром, в крайнем случае — днём. Поэтому на все
вопросы десантников я отвечал, что на выполнение боевого приказа
уйдёт не более суток. А раз так, то практичный помкомвзвода пред¬
ложил вместо продуктов взять побольше боеприпасов, благо нас в этом
не ограничивали. Так и сделали: выбросили буханки, банки, сухари...
Вместо них набили вещмешки гранатами и чёрными просмоленными
коробками с автоматными патронами.
Высадившись ночью и перерезав в нужном месте дорогу Буда-
пешт-Вена, мы сразу же выкопали окопчики, каждый для себя, не
соединяя их пока ходами сообщения, так как на это уже ни времени,
ни сил не оставалось. С рассветом до окопов докатился гул далёкой
артиллерийской стрельбы, и в стороне Эстергема зарницами засве¬
тился горизонт. Около часа гремело и гудело вдали, и алую полоску
нам очень хотелось принимать за зарево от огня нашей артиллерии,
которая сокрушала немецкую оборону. Но вскоре всё затихло. Очень
похоже было, что фронт под Эстергемом наши войска не прорвали, и
теперь ждать нам здесь, кроме немецких танков, пока некого.
С рассветом перед нашей десантной группой показались тяжёлые
бронированные машины. Первые танковые наскоки мы отбили срав¬
нительно легко. Две «сорокапятки» и шесть противотанковых ружей
создавали довольно-таки плотный огневой щит. Ни один танк не вы¬
шел на наши стрелковые окопчики. Они либо отворачивали, либо за¬
горались в атаке.
После этого немцы, как это они умеют, начали накрывать нас
миномётным огнём, прямой наводкой, расстреливать из орудий, осы¬
пать пулемётным огнём. Во время одного из обстрелов снаряд попал в
«сорокапятку», искорёжил станины, перебил и переранил весь ору¬
дийный расчёт. К вечеру из шести противотанковых ружей у меня
оставалось только три. Держались ещё два пулемёта лейтенанта Ал-
пеева, действовали все четыре ручных пулемёта. Молодцом держа¬
лись автоматчики. Так, худо-бедно, мы прожили до вечера, потеряв
не так уж много людей, если учесть, сколько немцы на нас потратили
мин и снарядов.
25

Ночью к нам пробился десантный бронекатер. Своих раненых бой¬
цов мы передавали на борт катера на руках. Ведь мы приняли бой в
одиночных окопах, поэтому все осколочно-пулевые поражения при¬
шлись кому в голову, а кому — в грудь. Моряки бережно принимали
десантников и укладывали их на палубе.
Утро второго дня на плацдарме началось с жестокого артиллерий¬
ского обстрела наших, теперь так хорошо известных немцам позиций.
Земля гудела и дрожала. Обстрел прекратился — и сразу загудели
танки. А это значит, что теперь надо взять в руку гранату и ждать
танка, не поднимаясь до поры выше прошлогодней травы. Одновре¬
менно на десантников обрушился шквал миномётного огня. У немцев
такое взаимодействие — обычное дело. Артиллерия, миномёты, танки
умеют бить в одну точку. В данном случае эта «точка» — наша десан¬
тная группа. Одна из мин со свистом шлёпнулась на плиту миномёта,
и осколками старшему сержанту Варламу Габлия раздробило ногу.
Его вытащили из-под огня, но оставили лежать в другом окопе: ника¬
кого медпункта у нас не было, и раненых мы не могли надёжно ук¬
рыть. Просто негде было: повсюду рвались снаряды и мины.
Ещё одно попадание немецкого снаряда подбило нашу последнюю
«сорокапятку». Погиб весь расчёт. Вслед за ним погибли два «пэтээ-
ровца», и на моём рубеже осталось последнее противотанковое ружьё
Николая Почивалина. Уцелевших было мало, но никто не хныкал, хотя
морские пехотинцы двое суток не ели, а ночами не спали. Хотели
только одного — патронов. Уж больно не хотелось задарма погибать.
Тем не менее, последний патрон каждый держал для себя.
К концу третьего дня от десантной группы численностью 65 чело¬
век вместе с ранеными в живых оставалось только 13 морских пехо¬
тинцев. Четвёртый день проходил без особой драки, без ураганной
стрельбы, без атак. Устала, видно, немчура. Но вдруг показалась гряз¬
но-серая, вся в камуфлированных разводах самоходка. Подошла, ос¬
тановившись метров за двести. Мы не стреляли: спереди броня у неё
утолщённая, и поэтому последние патроны ПТР мы берегли, чтобы
если и ударить по ней, то с близкого расстояния. Из самоходки тоже
не стреляли, видимо, выжидая нашу реакцию. А потом из-за кормы
самоходной пушки вышел немецкий офицер с биноклем. Неторопли¬
во, не прячась и не пригибаясь, как это обычно делали немецкие сол¬
даты, смелый фриц прошёл вдоль борта машины и принялся в би¬
нокль разглядывать наш передний край. Кто-то соблазнился и пальнул
из карабина, но не попал. А немец с биноклем даже и ухом не повёл.
Это нам страшно понравилось. Ничего себе ухарь! Офицер ещё раз
посмотрел в бинокль и, не торопясь, удалился за свою самоходную
пушку. Она завелась и задним ходом ушла, так и не сделав ни одного
26

выстрела. По мнению всех, теперь надо было ожидать атаку. Для нас —
последнюю.
Но она так и не последовала. К нам уже приближались наступаю¬
щие наши части. Впереди шёл 305-й батальон морской пехоты под
командованием Героя Советского Союза майора Мартынова. Сам поре¬
девший в жестоких боях, батальон жил надеждой спасти хоть кого-
нибудь из нашего десанта. Чувство флотского фронтового товарище¬
ства вело людей, и они шли вперёд, не жалея себя. Наступавшие на
нас немцы развернулись и ушли сдаваться накатывавшемуся из-за
гор сухопутному советскому гвардейскому корпусу. Перед морскими
пехотинцами фашисты робели, и нам в плен сдаваться не рискнули.
А вскоре на «виллисе» к нам примчался командир нашей бригады
полковник Смирнов. Видимо, такими он и ожидал увидеть нас. Не го¬
воря ни слова, он принялся целовать наши грязные, прокопчённые
физиономии. А мы, почерневшие, шатающиеся от усталости, обступи¬
ли полковника Смирнова и что-то говорили, докладывали... Мы ни¬
когда не видели плачущим комбрига. А теперь по его щеке катилась
слеза. Он отвернул голову и стал осматривать место боя. Увидев сго¬
ревшие танки, немецкие трупы, изрытые снарядами наши окопчики,
растерзанные «сорокапятки», он спросил, кто здесь командовал. Ему
доложили обо мне. Полковник не стал выслушивать ни рапорта, ни
доклада, а просто обнял меня за плечи и назвал Героем Советского
Союза.
На наблюдательном пункте он заметил раненого сержанта Габлия.
Тот, весь в окровавленных бинтах, доложил, что является парторгом
этого подразделения и поэтому, несмотря на ранение, не мог оставить
поле боя. Полковник приказал и его представить к званию Героя Со¬
ветского Союза. Пообещал он представить к этому высокому званию и
последнего оставшегося в живых бронебойщика Николая Почивалина.
Через много лет в Центральном Военно-морском музее в Ленинг¬
раде мне показали мой наградной лист. Он действительно был подпи¬
сан на второй день после нашего разговора с полковником Смирно¬
вым. Комбриг слов на ветер не бросал.
27

Анатолий Афанасьев
Анатолий Георгиевич Афашсъев родился 7 июня 1912
года в Петербурге, в семье служащих. Окончил в 1933 году
Ленинградское военно-инженерное училище, в 1941 году —
Военно-инженерную академию.
На фронте с 22 июня 1941 года. Участник героической
обороны полуострова Ханко, затем — Ленинграда.
Командир батальона, полка и дивизии. Закончил войну в
Восточной Пруссии.
Звание Героя Советского Союза присвоено за коман¬
дирское мастерство и личное мужество, проявленные в
ходе боёв по снятию блокады Ленинграда — Указ
Президиума Верховного Совета СССР от января 1944 года.
В 1948 году окончил Военную академию Генерального
штаба. Служил в войсках, в центральном аппарате МО
СССР.
с 1973 года генерал-майор Афанасьев в запасе.
Кавалер ордена Жукова № 2.
28

ПАРОЛЬ — «ЛЕНИНГРАДЕЦ»
Я коренной питерец, родился ещё в старом Петербурге в июне
1912 года. Недавно отметил своё 90-летие. Горд и счастлив
тем, что в 2000 году мне было предложено возглавить парадную «ко¬
робку» Ленинградского фронта. Это случилось во время юбилейного
парада Победы на Красной площади в Москве. Там собрались ветера¬
ны-ленинградцы, защищавшие город на Неве в годы Великой Отече¬
ственной войны.
Сейчас я проживаю в Москве, но тогда, на параде, встретил много
своих друзей-однополчан. Воспоминаниям нашим в те дни не было конца.
А выпало мне воевать за родной город, что называется, от звонка
до звонка.
К началу войны я, капитан инженерных войск, заканчивал Воен-
но-инженерную академию и проходил преддипломную практику на
знаменитом полуострове Ханко, бывшем Гангуте. Полуостров этот
располагается при самом входе в Финский залив на севере и, по усло¬
виям советско-финляндского мирного договора 1940 года, вместе с
прилегающими к нему островами был передан Советскому Союзу в
аренду сроком на тридцать лет. Здесь разместилась военно-морская
база, аэродром, несколько военных городков, артиллерийские бата¬
реи. Одним словом, развернулось грандиозное строительство. Для нас,
воинов инженерных и строительных войск, поле деятельности обширное.
Военный городок — военным городком, но главное — оборонительные
рубежи. А грунт тяжёлый, скалистый. Работали не покладая рук по
10 часов в сутки. Занимались и боевой учёбой, стреляли, окапыва¬
лись, метали гранаты, изучали историю Родины, армии.
Мне как будущему инженеру подчинялся личный состав 270-го
Ленинградского стрелкового полка, ведущий свою историю с 1918 года.
29

Однако уже в последнее время стало известно, что основу его зало¬
жили воины Копорского пехотного полка старой русской армии. По¬
чётным солдатом его являлся прославленный полководец Ян Фабри¬
циус. Полк отличился в годы гражданской и советско-финляндской
войн.
Как всякий офицер, я вёл в то время группу политических заня¬
тий. В ней были простые советские солдаты и сержанты, не слишком
грамотные и зрудированные, но трудолюбивые и упорные в учёбе. В
Ленинградском полку со временем я узнал всех командиров и полит¬
работников, познакомился и со многими младшими командирами —
сержантами.
Международная обстановка нас торопила. Но как ни спешили, за¬
вершить все работы не успели. 22 июня полк поднялся по тревоге и
занял свой, ещё недостроенный участок обороны. До конца месяца
финны не предпринимали активных действий (только разведку боем),
и личный состав, работая почти круглосуточно, совершенствовал свои
оборонительные рубежи.
Результаты работы поражали. Менее чем за неделю воины-ленин¬
градцы построили свыше 100 дзотов, отрыли 60 километров траншей
и ходов сообщений, создали непреодолимый для танков ров и множе¬
ство других мощных укреплений.
Меня как инженера распирала гордость за сделанную работу. На¬
чальник военно-морской базы генерал-лейтенант С.И.Кабанов и ко¬
мандир 8-й отдельной стрелковой бригады, в которую входил наш полк,
полковник Н.П.Симоняк на подведении итогов объявили всему лично¬
му составу благодарность и поставили в пример остальным защитни¬
кам Ханко.
Бой за полуостров был долгим. Он продолжался почти без пере¬
дышки четыре месяца — до конца октября. Люди воевали на Ханко
вдали от основных баз, оторванные от остального фронта, почти в ок¬
ружении. Но они не только оборонялись, но и наступали, тем самым
отвлекали от Ленинграда значительные силы врага.
Фамилии лучших могу приводить десятками. Вот только несколь¬
ко бойцов и командиров Ленинградского стрелкового полка: лейте¬
нанты Капустин, Вербицкий, Данышин, миномётчик рядовой Репин,
пулемётчик Чернышов...
Кстати, здесь лично познакомился со старшиной Мишей Дуди-
ным, впоследствии Героем Социалистического Труда, известнейшим
на всём Ленинградском фронте поэтом. Помню его короткие строки в
«Боевом листке»:
Кипит вода. Горит земля,
А человек стоит!
30

Наши воины стояли до конца, пока не ранили или убили. В один из
осенних дней погиб батальонный командир Ленинградского стрелко¬
вого полка. Меня вызвал сам комбриг Симоняк и назначил комбатом.
Так я стал общевойсковым командиром. Вскоре сам оказался ранен в
руку и ногу, но, посчитав, что ранение не тяжёлое, остался в строю.
В ноябре 1941 года началась эвакуация с полуострова Ханко. Лич¬
ный состав 8-й стрелковой бригады прибыл на кораблях в Ленинград.
Бригаду переформировали в 136-ю стрелковую дивизию, пополнили
техникой и людьми. Основу соединения составили ханковцы и моря¬
ки Балтики.
Наша дивизия сначала пребывала в резерве Ленфронта, затем по¬
лучила участок обороны на Карельском перешейке, но по-настояще¬
му в дело вошла в сентябре 1942 года. И не где-нибудь, а в районе села
Ивановского — места, может быть, не очень известного в истории вой¬
ны, но памятного и дорогого каждому, кто сражался на нашем фронте.
Форсировав на катерах реку Тосну, наш 270-й полк захватил плац¬
дарм и удерживал его, несмотря на жестокие бомбёжки и обстрелы
врага.
В этих боях трудно было кого-либо выделить; все сражались храб¬
ро, не зная устали. И всё же не могу не назвать некоторых бойцов и
командиров. Вот, к примеру, рядовой Приступа закрыл телом пуле¬
мёт врага и тем самым дал возможность своим товарищам успешно
овладеть рубежом. Политрук роты Злобин в одной из схваток возгла¬
вил атаку и лично уничтожил 11 гитлеровских автоматчиков. В руко¬
пашном бою не было равных младшему сержанту Петру Хоменко.
Этот богатырь виртуозно владел штыком и кинжалом. Не последнее
место списке героев Ивановского «пятачка» занимают снайперы Ма-
ричев, Фурсенко, Дегтярёв, Моисеев, Абашидзе, Шишкин.
Всего неделя страшных боёв — и полк перешёл к обороне. В ротах
моего батальона на ногах оставалось по 8 — 10 бойцов. Но мы прочно
удерживали рубеж. Враг, также понесший большие потери, уже не
атаковал, а перешёл к регулярным обстрелам и авианалётам. Попол¬
нение и боеприпасы мы получали исключительно ночью, ибо днём
переправы простреливались немцами со всех сторон.
Когда полк отвели с Ивановского «пятачка», то наградили ордена¬
ми и медалями каждого третьего, а Кировский завод решил устано¬
вить над нами шефство — ведь, начиная с 1918 года, полк отлично
воевал под Псковом, Лугой, Нарвой, Ямбургом и Гатчиной. Незабыва¬
емые дни! Когда кировцы вручали нам шефское знамя, весь личный
состав части поклялся бить врага ещё упорнее, воевать лучше. Мы,
конечно, ещё не знали, но предчувствовали, что скоро клятву пред¬
стоит подкрепить делом.
31

Тяжести блокадного времени мы, воины Ленфронта, в полной мере
делили с жителями славного города. Ведь паёк солдатский был боль¬
ше, чем ленинградский, всего на 200 граммов. Да раз в сутки нам дава¬
ли горячую баланду. Во второй половине 1942 года полк стали кор¬
мить лучше. Это — благодаря чёткой работе ладожской Дороги жизни
И мы уже чувствовали, что предстоит особая операция по прорыву
блокады.
Замысел командования был таков: Ленинградский и Волховский
фронты встречными ударами южнее Ладожского озера ликвидируют
шлиссельбургско-синявинский выступ немецкого фронта и тем са¬
мым создадут возможность для бесперебойного сообщения Ленингра¬
да со страной по суше.
К январю 1943 года я стал командиром 270-го Ленинградского стрел¬
кового полка. Большая честь! Первое время даже не верилось: такую
махину — ив подчинение вчерашнему инженеру. Но перед глазами
стоял пример полковника Н.Д.Соколова, возглавлявшего часть с 1938
года. Николай Дмитриевич — участник Гражданской войны, отдал
много сил работе по укреплению вверенных ему подразделений в годы
мирного строительства. Он отдал свою жизнь в боях за Ленинград.
Вечная ему слава!
Итак, операция «Искра». Когда командир дивизии Симоняк, став¬
ший генералом, показал мне участок наступления полка, стало не¬
много не по себе. Перед нами — река Нева шириной до 800 метров.
Противоположный берег крутой — до 12 метров высотой. Берег опоя¬
сан колючей проволокой, полностью заминирован, несколько рядов
сплошных траншей, через 200 — 300 метров дот или дзот! Если взять
карту, то данная местность исключительно неблагоприятна для на¬
ступления. Кругом болота, поросшие лесом. Сплошные торфоразра¬
ботки; даже в самые суровые зимы почва здесь не промерзала.
Решение боевой задачи в таких условиях требовало самой тща¬
тельной полготовки. И весь личный состав полка готовился к пред¬
стоящим боям не жалея сил.
Условия занятий были максимально приближены к действитель¬
ным боевым условиям, начиная с обстановки на местности. Неутоми¬
мо тренировались штурмовые, блокировочные группы. Командиры учили
бойцов взбираться на крутизну, пользуясь лестницами, крючьями,
«кошками», растаскивать завалы, перебираться через полыньи на реке,
блокировать огневые точки. В боевой обстановке ни я, ни мой штаб не
допускали никаких послаблений, всё делалось, как в бою: быстрые
перебежки, маскировка, самоокапывание, штурм.
Неоценимую работу в этот период провели политработники полка,
коммунисты. Они сплачивали людей, мобилизовали их, разъясняли
32

важность предстоящей операции. Достаточно сказать, что накануне
боёв по прорыву блокады более 300 солдат, сержантов и офицеров
полка подали заявления о приёме в партию. Они писали о своей готов¬
ности отдать все свои силы, а если потребуется — и жизнь для вы¬
полнения боевой задачи.
Накануне наступления в Ленинградском полку побывал маршал
К.Е.Ворошилов и беседовал с бойцами о предстоящих боях. Со мной
Климент Ефремович беседовал особо тепло, по-отечески.
В 11 часов 50 минут 12 января 1943 года наш полк южнее Шлис¬
сельбурга вместе с другими частями поднялся в атаку. Несмотря на
мощную артиллерийскую подготовку, подавить все артиллерийские
точки врага не удалось. Их пришлось уничтожать нам, пехотинцам.
Кто был героем этих боёв? Уверяю вас, что — каждый, кто ступил на
вздыбленный минами и снарядами невский лёд.
Вместе со всеми перешёл январскую Неву рядовой Дима Молод¬
цов, бывший матрос-механик Краснознамённой Балтики. Его рюта взяла
немецкую траншею и действовала в районе перекрёстка дорог, вблизи
рабочего посёлка № 1. И вдруг по цепи ударил пулемёт.
Мы в снег залегли, наша ярость кипела.
Мы знали: никто не отступит назад,
И сердце идти Молодцову велело
На подвиг, на дзот, за родной Ленинград!
Рядовой Молодцов отложил в строну катушку с телефонным ка¬
белем (он тянул связь от КП батальона) и пополз на огневую точку. Я
видел его ползущим на дзот. Он был четвёртым. Трое храбрецов до
него не смогли усмирить боевую точку. Вот Молодцов задержался у
тела своего друга Константина Усова, взял у него гранату и пополз
вперёд. Полз он мастерски, как змея, действовал наверняка. Метнул
одну гранату, в амбразуру не попал, гфиподнялся, чтобы метнуть дру¬
гую. Но рухнул, как подкошенный, так как был ранен. А чека-то вы¬
дернута! Ни секунды на размышление — Дмитрий встаёт в полный
рост и, не имея сил метнуть гранату, через десять шагов наваливает¬
ся на дзот.
Когда мы обошли этот дзот на развилке, увидели недвижного Мо-
лодцова, намертво вцепившегося во вражеский пулемёт. 10 февраля
Дмитрию Семёновичу посмертно присвоено звание Героя Советского
Союза. Посёлки Пухталова Гора и Телли впоследствии преименованы
в Молодцово.
А вот ещё один герой, сержант Тимофей Пирогов. Человек, не зна¬
ющий покоя и отдыха, — так его называли однополчане. Пирогов —
33

командир отделения, прекрасный стрелок, разведчик, пулемётчик, к
тому же спортсмен. Его отделение захватило немецкий рубеж оборо¬
ны. Гитлеровцы очнулись и решили его вернуть. Они начали атаку
силой до роты. За пулемёт лёг сам Пирогов, и атака превратилась в
отступление. Далее передовые роты полка наткнулись на огонь бата¬
реи врага. Её потребовалось как-то нейтрализовать, но сначала было
необходимо отыскать. К сожалению, наша артиллерия отстала в сне¬
гах, и рассчитывать приходилось только на свои силы. На задание
была послана группа во главе с сержантом Пироговым. Его люди на
лыжах сумели отыскать злополучную 6-орудийную батарею, обойти
её позиции, а затем неожиданным ударом перебить всю прислугу.
Причём сам Пирогов уничтожил офицера.
В следующий раз Пирогова послали с донесением в штаб дивизии.
По пути сержант наткнулся на разведку врага. Фашисты хотели взять
его в плен, но не тут-то было. Даже когда Тимофея ранило в ногу и в
бок, он автоматным огнём уничтожил 13 солдат противника. Впослед¬
ствии доблестный воин стал Героем Советского Союза.
Да, война — непредсказуемая штука. Как-то весной 1943 года во
время Красноборской наступательной операции я и мой адъютант стар¬
ший лейтенант Ерёменко возвращались с совещания от командира
дивизии генерала Симоняка. Подходя к КП полка, узнал, что команд¬
ный пункт окружён врагом. Что делать? По пути встретили группу
раненых солдат. Всех, кто мог держать оружие и передвигаться, пове¬
ли на выручку. Подоспели вовремя, атаковали быстро, а главное, нео¬
жиданно, враги растерялись и бросились бежать. Было взято много
пленных. В этой стычке я был ранен в левую ногу. Это было тяжёлое
ранение...
В начале 1943 года, вскоре после прорыва блокады, за боевые ус¬
пехи наша 136-я дивизия была преобразована в 63-ю гвардейскую, а
наш 270-й Ленинградский стрелковый полк— в 190-й гвардейский.
С марта по июнь 1943 года наш, теперь уже гвардейский, полк
занимался боевой подготовкой. В июле нас бросили в район Арбузово,
где пришлось гфовести несколько трудных и напряжённых боёв. Здесь
раскрыли свой талант многие наши офицеры. К примеру, командир 1-
го батальона гвардии капитан Ефименко, командиры рот гвардии стар¬
шие лейтенанты Лузин и Массальский.
В сентябре начались тяжелейшие бои за Синявинские высоты.
Проклятое место. Сколько здесь людей полегло... Полк дважды вёл
бои на подступах к Синявинским высотам. Теперь предстояло штур¬
мовать сами высоты. Немцы сидят на отлично оборудованных позици¬
ях, а мы наступаем с болотных торфяных низин. Однако сказалась
натренированность личного состава. Нам предстояло брать одну из
34

высот. Так вот, решили двумя батальонами ударить с фронта, подой¬
дя предварительно как можно ближе к вражеским позициям, а треть¬
им батальоном обойти противника с фланга, откуда немцы меньше
всего ожидали подвоха. Умело действовал и наш полковой дивизион,
чётко «гася» все огневые точки. К тому же, когда немецко-фашистс-
кое командование подтянуло к месту боя резервный батальон, артил¬
леристы буквально смешали его с землёй. Одним словом, за 45 — 50
минут вопрос с высотой был решён. И как бы потом враг ни пытался
вернуть высоту, мы её не отдавали. За умелое руководство войсками
все три комбата полка — Ефименко, Поляков и Панфилов были на¬
граждены орденами Суворова. Такой же орден получил и я. Не менее
сотни воинов получили боевые награды.
Именно после взятия Синявинских высот я, как командир полка,
почувствовал возросшую мощь части, наиболее высокую степень мас¬
терства. Мы уже не теряли столько людей, сколько приходилось те¬
рять в начальный период войны. Воевали с умением Конечно, мы зна¬
ли, что впереди много трудного, но главное — невыносимая порою
блокада осталась позади.
1944 год — год решающих побед Красной армии, год десяти Ста¬
линских ударов, как тогда называли крупнейшие войсковые опера¬
ции по освобождению нашей территории. И первый удар был нанесён
южнее Ленинграда.
Наша 63-я гвардейская стрелковая дивизия действовала с Пул¬
ковских высот. Местность крайне сложная, пересечённая. Нейтраль¬
ная полоса имела ширину от 100 метров до километра. На болоте ведь
не прокопаешь окоп, не выроешь землянку. Моему гвардейскому Ле¬
нинградскому полку достался участок, где до первой линии обороны
немцев лежало поле шириной с километр. Такое расстояние, каза¬
лось, гарантировало неприятеля от внезапного нападения. Но не тут-
то было. День за днём, тихо и скрытно, гвардейцы долбили январскую
землю. Подобравшись метров на сто, за сутки наступления мы замер¬
ли в своих норах.
И вот 15 января 1944 года после мощной артподготовки мы услы¬
шали долгожданное: «Вперёд!». Рванули сразу за огневым валом. Тела,
соскучившиеся по движению, двигались легко. Первую траншею про¬
скочили не задерживаясь. Во второй — яростная рукопашная схват¬
ка. В третьей — упорный огневой бой. А дальше фашисты очнулись
от шока, стали упорно защищаться. Но это были уже очаги. Особое
сопротивление немцы оказали нам у посёлка Большое Виттолово, где
у них за высотой располагались батареи тяжёлой артиллерии. Но гвар¬
дейцы не остановились, не залегли. Захватчиков выкуривали из дзо¬
тов, дотов, блиндажей огнемётами и гранатами.
35

Только за первый день наступления Ленинградский полк одолел семь
линий вражеской обороны. Когда было особо трудно, вперёд всякий раз
выдвигалась разведывательная рота капитана В.Г.Массальского.
Громя ненавистного врага, наша дивизия подошла к сильнейшему
рубежу обороны немцев под Ленинградом — Вороньей Горе. Здесь
располагались многочисленные наблюдательные пунктьь Прежде всего
артиллерийские. Отсюда немцы просматривали город, часть Финско¬
го залива, Кронштадт. Отсюда они корректировали огонь своих даль¬
нобойных орудий. Воронью Гору охраняли отборные гитлеровские вой¬
ска — эсэсовцы и егеря.
Меня вызвали на КП 30-го гвардейского стрелкового корпуса. Комкор
Симоняк сказал: «Ты, Анатолий Георгиевич, коренной ленинградец,
полк твой — Ленинградский, тебе и брать эту Воронью Гору. Даю тебе
танковый батальон».
Вернулся в полк. С боевыми друзьями стали обсуждать, как вы¬
полнить задание. Штурмом гору не взять, только людей положим, артил¬
лерия не поможет: уж больно глубоко немцы зарылись. Танки посы¬
лать на высоту? Бесполезно. Расчёт на русскую смекалку. Решили
устроить демонстрацию фронтального удара: один стрелковый бата¬
льон с ротой танков подготовили перед Вороньей Горой к наступле¬
нию, сзади разместили артиллерию сопровождения. Два других бата¬
льона обошли гору с флангов, но самую трудную задачу в ночь перед
наступлением выполнила рота полковых разведчиков. Капитан Массаль¬
ский посадил личный состав на танковую броню и совершил глубокий
рейд в тыл противника. Фашисты не придали этому факту большого
значения. Не до этого им было. Под утро Массальский сориентировал¬
ся на местности и в точно назначенное время ударил врага в спину.
Удар был ошеломительным. Рота разведчиков количеством в 80 чело¬
век показалась эсэсовцам полком. Слышал по рации, как их команди¬
ры требовали резервов. А нам этого и нужно было. Выждав некоторое
время, полк бросился в атаку. Ничего не понимая, противник лупил
во все стороны, напрасно расходуя боеприпасы. Было ещё темно, а
гвардейцы уже карабкались по склону горы, и чем выше поднима¬
лись, тем реже слышались выстрелы. И мы, и немцы боялись попасть
в своих. Действовали штыком, прикладом, кинжалом. Нет равных рус¬
скому воину в рукопашной схватке!
В 11 часов 19 января 1944 года над Вороньей Горой взметнулся
красный флаг. Увидев это, бойцы грянули лихое «Ура!». Оставшиеся
в живых гитлеровские вояки подняли вверх свои лапы.
В вышестоящем штабе меня поздравляли, намекая на присвоение
звания Героя Советского Союза. На совещании я попросил слова и
настоял на присвоении этого звания капитану Владимиру Массальс¬
36

кому. Он, безусловно, был главным «виновником» нашей удачи. К тому
же, Владимир Григорьевич в том бою оказался четырежды ранен и
продолжал руководить боем, находясь на носилках. К моему слову
прислушались, и в конце месяца Массальскому звание Героя Советс¬
кого Союза присвоили.
12 января полк вывели в резерв, дали отдохнуть. Но во время вой¬
ны понятия отдыха в чистом виде не существует. За две недели мы
лишь успели привести оружие и технику в божеский вид, а также
усиленно продолжали готовиться к боям Командиры и политработни¬
ки в это время подводили итоги, писали представления на лучших
своих бойцов. С удовольствием подписывал наградные листы. А их
были сотни. Причём не только на живых, но и на павших. Вечная им
Слава!
В начале февраля наш полк вновь — в районе боёв. На сей раз мы
форсировали реку Нарву, захватили большой плацдарм, но дальше
идти не могли, так как фашисты контратаковали. Врага можно было
понять: ведь Нарва — последняя серьёзная водная преграда на пути
советских войск. Поэтому нас атаковали днём и ночью по нескольку
раз, пытаясь сбросить в воду.
Собрал командиров и спросил: «Блокаду выдержали, неужто тут
нас одолеют?». Высказались единодушно; «Нет, не возьмут нас, зря,
что ли, гвардейское знамя имеем?».
Стали зарываться в землю. Да так преуспели в этом деле, что к
нам начальство стало приводить соседей для перенятия опыта. Почти
два месяца продержались, не прося помощи или замены. А затем пос¬
ледовал приказ: передать позиции другой части, а самим убыть в тыл.
Тыл — это Ленинград, мой родной город. Естественно, в первый
же свободный от боевой учёбы день поросился в город. Посетил все
близкие места, побывал на Марсовом поле, постоял у памятника Пет¬
ру I на Сенатской площади, поклонился могиле великого Суворова в
Александро-Невской лавре.
Поначалу думали, что готовят нас к освобождению Прибалтики,
но нет, оказывается, у командования Ленинградским фронтом был
свой резон. Генерал армии Говоров в разгар боёв за Эстонию наметил
удар на Карельском перешейке, усыпив бдительность союзников Гер¬
мании — финнов.
Весна 1944 года — радостный период. Советские войска успешно
громили врага на всех фронтах. «Вперёд на Запад!» — эти слова
можно было тогда прочитать на автомобилях, на броне танков, на сте¬
нах домов освобождённых городов и посёлков.
Апрель и май 190-й гвардейский Ленинградский полк провёл в
интенсивной подготовке к наступлению. Боевая учёба была подчине¬
37

на строгому регламенту и велась чётко по плану. Тренировались гвар¬
дейцы в районе Кавголова, учились преодолевать леса, озёра, реки,
гранитные завалы. Особое внимание — блокировке долговременных
сооружений, которыми был буквально нашпигован «непреодолимый
вал» врага, состоявший из нескольких оборонительных полос.
Нам выпало наступать на наиболее трудном участке — вдоль Вы¬
боргского шоссе.
Удар артиллерии и авиации был не только мощным, но и страш¬
ным. Даже мы, привычные к шуму и грохоту, оглохли Тогда, 10 июня,
наш полк, не ввязываясь в затяжные бои, преодолел четыре линии
траншей. Сказалась эффективная под держка танков, самоходных ус¬
тановок. Наступление шло беспрерывно, его темпы не снижались, а
нарастали. Враги, не выдержав натиска гвардейцев, почти повсемест¬
но откатывались назад.
В первый день наступления передовые подразделения полка про¬
двинулись вперёд на 20 километров. К 27 июня мы уже вели бои севе-
ро-восточнее Выборга. «Линия Маннергейма» трещала по швам.
Многих удивило победоносное наступление советских войск в та¬
ких трудных условиях. Лично я считаю данный факт не чудом и не
случайностью. Это был итог всех предшествующих боёв, следствие
возросшего могущества армии и флота.
Конечно, для нас, непосредственных участников тех событий, опе¬
рация по освобождению Карельского перешейка не была лёгкой. И
здесь гибли люди, совершая подвиги во имя Победы. К примеру, на
захваченном нами плацдарме незабываемый подвиг совершили пуле¬
мётчики Степченко и Гуренко. Получилось так, что их отрезали от
подразделения. На пулемётный расчёт гвардейцев была брошена це¬
лая рота. Финны пытались сбросить храбрецов в реку. Оба были ране¬
ны, в пулемёте осталась единственная лента патронов. Степченко и
Гуренко дрались до последнего. Когда основные силы высадились
на плацдарме, то вокруг увидели трупы почти сотни вражеских
солдат, зияющие воронки, разбросанное оружие. Оба героя погиб¬
ли. Они оставили записку: «Гвардейцы не отступают; пока есть пат¬
роны, будем сражаться до последнего». Эту записку я долго хра¬
нил у себя.
Не зная страха, сражались и другие мои однополчане, такие как
Козырьков, Морев, Рузанов, Мариненко, Виселов, Патрикеев, Тере¬
хов, Васильев, Вдовин, Кривощёков, Виктор Иванов...
В конце июля 1944 года, когда наш полк уже вывели из боя, из
газеты узнал, что мне присвоено высокое звание Героя Советского
Союза. Но я до сих пор считаю, что в эту награду немало труда и
мужества вложили многие офицеры: Ефименко, Панфилов, Захаров,
38

Мисан, Кузовенко, Котенко, Ульяненко, Карпов, Сергеев. Называю их
по памяти, потому что каждый из них стоит у меня перед глазами.
Смелые и отважные ребята...
К середине сентября 1944 года 190-й гвардейский Ленинградский
полк был переброшен в Эстонию и действовал на Пярнусском направ¬
лении. Здесь мы встретили сопротивление не только немецко-фашис¬
тских войск, но и всяческого отребья из зстонского легиона «СС», бра¬
ли в плен голландских и французских фашистов. Вояки они, честно
признаться, плохие. Им бы с мирным населением воевать.
За освобождение Эстонии полк бьш награждён орденом Кутузова
III степени.
Наступил 1945 год — последний год Великой Отечественной вой¬
ны. Ленинградские гвардейцы вели бои против Курляндской группи¬
ровки немцев. Это не что иное, как бывшая группа армий «Север». Её
прижали к морю, и фашистам просто некуда было деваться. Разгро¬
мить их было просто, но командование поступило мудро, окружив со
всех сторон это скопище. Зачем в конце войны рисковать людьми?
Конечно, немцы дрались неплохо, но в их действиях чувствова¬
лась безысходность. Один из последних и наиболее ярких подвигов
совершил гвардии рядовой Василий Игонин. Он ценой собственной
жизни преградил путь целой колонне немецких танков, устремившихся
в прорыв.
Победный май 1945 года я встретил на посту командира 63-й гвар¬
дейской стрелковой дивизии. 8-го числа мне выпала честь принимать
участие в капитуляции Курляндской группировки войск.
С родной дивизией и полком прошёл торжественным маршем 8
июля по улицам Ленинграда. Но до этого события участвовал в Пара¬
де Победы в Москве. Поверьте, такое не забывается.
После войны служил в Венгрии, затем учился в академии Гене¬
рального штаба, служил в войсках. С 1973 года я в отставке. Гвардии
генерал-майор.
Куда бы ни заносила меня армейская судьба, успехом служила
ленинградская закалка. Да и вообще пароль «Я — ленинградец» по¬
мог мне приобрести множество друзей.
39

Александр Бабаев
Александр Иванович Бабаев родгыся 6 сентября 1923
года в г. Калуге в русской рабочей семье. После окончания
в 1940 году средней школы работал грузчиком и
одновременно занимался в аэроклубе.
В том же году был призван в Вооружённые Силы, где
через год окончил Краснодарскую военную школу пилотов.
В дейстзуюи^ армии с апреля 1942 года. Совершил около
300 боевых вылетов, лично сбил 9 самолётов противника
и один — в групповом бою.
После войны осваивал реактивную технику. В 1947 году
окончил Высшие офицерские курсы, а в 1958 году —
Военную академию Генерального штаба. Командовал
частями, соединениями и объединениями.
21 февраля 1978 года за личное мужество и отвагу,
проявленные в годы Великой Отечественной войны, а
также за успешное освоение новой боевой техники в
послевоенный период ему присвоено высокое звание Героя
Советского Союза.
Александр Иванович награждён двумя орденами Ленина,
пятью — Красного Знамени, орденом Отечественной
войны I ст., четырьмя орденами Красной Звезды, орденом
«За службу Родине» III ст., многими медалями. Генерал-
полковник авиации.
Последние годы командовал в Ленинграде войсками
Воздушной армии. Скончался 22 мая 1985 года.
40

ГРОЗА НАД НЕВОЙ
Я попал в осаждённый врагами Ленинград в конце марта 1942
года. Было мне 20 лет. После окончания Краснодарской воен¬
ной авиационной школы вместе с несколькими товарищами прилетел
на ленинградскую землю и сразу влюбился в неё.
Вообще-то я родился в Калуге, но с малых лет проживал в Вороне¬
же — довольно крупном городе. Однако с Ленинградом он, конечно,
ни в какое сравнение не идёт.
Летели мы на транспортном самолёте вместе с делегацией из Кир¬
гизии, поэтому 25 марта запомнил хорошо. Прежде чем с аэродрома
попасть в штаб ВВС Ленинградского фронта, завернули к набережной
у Балтийского завода. Здесь, у невского причала, стоял линкор «Ок¬
тябрьская революция». Корабль был столь огромен и внушителен, что
мы упросили водителя автобуса и сопровождающего задержаться. Даже
беглый осмотр внушал уважение к линкору. Затем мы медленно дви¬
нулись по улицам города.
От увиденного закружилась голова. Кругом многоэтажные дома,
памятники, боевые суда на Неве... На улицах, как ни странно, очень
много людей. Потом нам объяснили, что началось приведение города в
порядок. Женщины и дети кололи лёд и отвозили его в определённые
места. Мужчин почти не видно. Разрушений много, но всё разрушен¬
ное огорожено, подходы очищены. Удручало состояние людей. Они
были измождены и все — неопределённого возраста. Так что наш во¬
сторг быстро улетучился...
Выпало мне служить в 196-м истребительном авиаполку. Полк бо¬
евой. Костяк его — кадровые лётчики, прошедшие школу воздушных
боёв и Халхин-Гола, и даже Испании, как, например, командир полка
41

подполковник А.Артемьев. Попал служить в эскадрилью капитана
Горбатова. Все ребята — Чепеленко, Шевченко, Белюкин (впослед¬
ствии Герой Советского Союза), Парфёнов, Герасенко, Леонидов, Кос¬
тенко — сама доброжелательность. К нам, новичкам, внимание особое.
Комэск наш — человек немногословный, невысокого роста, плот¬
ный, никогда не повышавший голоса, после первого знакомства ска¬
зал:
— Завтра слетаем вместе.
У меня за плечами аэроклуб, школа пилотов, курсы переучивания.
Кругом оценки «отлично», чуть не оставили в тылу на инструктора.
Летал уверенно и не сомневался, что всё будет хорошо.
На другой день утром по курсантской привычке обтёрся снегом,
позавтракал и зашагал на стоянку. Техник самолёта сержант Осипов
уже хлопотал возле машины. Вдвоём опробовали мотор, дозаправили
маслом, топливом. Вскоре подошёл капитан Горбатов, и мы улетели.
Собственно, летал я, комзск в мои действия не вмешивался. Как
мне казалось, я всё исполнял аккуратно, академично, что ли. Вот эта
академичность, видимо, и надоела командиру. Он попросил передать
ему управление. Я сделал это и тут же заметил, что сектор газа по¬
дался вперёд. Самолёт задрожал, быстро набирая скорость, затем резко
поднял нос и, вращаясь вокруг оси, полез наверх. Выполнив тройной
штопор вверх (восходящую бочку), комэск приступил к серии других
фигур высшего пилотажа. Машину бросало, крутило. И вдруг услы¬
шал свист. Невероятно — зто Горбатов, как ни в чём ни бывало, на¬
свистывал какую-то мелодию. Нет, это была не бравада. Просто он
чувствовал себя в воздухе как дома. Потом он передал управление
мне. Я тоже выполнил серию необходимых манёвров и развернулся
на аэродром. Но поскольку мы находились близко от него, скорость
самолёта оказалась настолько большой, что я, как ни старался, не мог
заставить машину пойти на снижение.
— Не сядешь так, — сказал командир. — Давай на второй круг.
— Сяду, — по-мальчишески настаивал я.
Но командир оказался прав. Пришлось идти на второй круг.
— Вот посмотри, как надо сажать, — снова услышал я.
При подходе к аэродрому он сбросил газ, а затем резко поставил
машину на крыло. Я ухватился за борт.
— Высоты нет! Это конец!
— Не боись, у нас есть запас.
Каким-то неуловимым движением самолёт вернулся в горизонталь¬
ное положение, и почти сразу колёса коснулись земли.
Для чего я так подробно описал свой первый полёт в ленинградс¬
ком небе? Для того, чтобы рассказать, какие лётчики защищали город
42

на Неве. Ведь даже непосвящённому человеку понятно, как сложен и
труден воздушный бой. Лётчик должен не только отлично владеть
всеми приёмами воздушного боя, но и всесторонне знать технику выс¬
шего пилотажа, составлять, так сказать, единое целое со своей маши¬
ной, снайперски точно стрелять, а также обладать своего рода сверхин¬
туицией.
А в тот раз, даже не спросив, летал ли я ночью, могу ли посадить
самолёт в сумерках, комэск сказал;
— Ничего, летать будешь.
Однако очень долго нам, молодым лётчикам, не удавалось под¬
няться в небо. В полку катастрофически не хватало самолётов. Поэто¬
му летали только опытные воздушные бойцы.
А дело в том, что абсолютное большинство истребительных частей
имело на вооружении иностранные типы самолётов. Наш полк, напри¬
мер, летал на Р-40 двух модификаций: «томагавк» и «киттихокк». Это
были американские самолёты, неприспособленные к русским моро¬
зам. К тому же Р-40 был тяжёл и тихоходен, мало пригоден к воздуш¬
ному бою. Единственно, что было хорошо, так это оборудование каби¬
ны. По сравнению с нашими И-16 и И-153 американский комфорт был
на голову выше. Но нам тогда, в 1942 году, выбирать не приходилось.
Когда подошла моя очередь летать, долго ходил ведомым у замес¬
тителя комэска старшего лейтенанта Чепеленко. У него научился ос¬
мотрительности и филигранной технике пилотирования. С Чепеленко
мы произвели десятки вылетов на сопровождение транспортных са¬
молётов.
Экипажи транспортных Ли-2 летали в любую погоду, при отсут¬
ствии видимости, при сильном ветре, интенсивном обледенении, по¬
нимая, что от их работы во многом зависит жизнь ленинградцев, со¬
знательно шли на риск и выполняли свой долг до конца. Как только
появлялись вражеские самолёты, транспортники ещё теснее сближа¬
ли свой строй и открывали по врагу массированный огонь. А мы, ис¬
требители, бросались навстречу «мессершмиттам». Чаще всего бои про¬
исходили над Ладогой и на участке между Тихвином и Волховом.
Защищая транспортные караваны, погибали наши товарищи. На¬
всегда запомнился лётчик, прибывший в полк одновременно со мной —
Рома. Это был жизнерадостный юноша. Если в эскадрилье радость,
Рома плясал. Случалось горе — пел задушевные, берущие за душу
песни. Но духа не терял ни при каких обстоятельствах. А погиб он
прямо над Ладогой. Группа «мессеров» внезапно свалилась на караван
со стороны солнца. Мы бросились наперерез, но не заметили, как на
замыкающий Ли-2 заходит сзади одиночный «мессер». Этот хитрый
приём заметил только Рома, однако на манёвр времени не оставалось.
43

советский лётчик резко подставил под вражеский огонь свою машину.
Ценой своей жизни мой товарищ спас как минимум 35 — 40 жизней.
В нашем полку была выработана своя тактика прикрытия. В отли¬
чие от транспортных самолётов мы шли двумя группами. Одна группа
шла под нижней кромкой облаков, чуть впереди транспортников, выс¬
леживая врага, а вторая группа истребителей — сбоку, стараясь на¬
ходиться в поле зрения пассажиров.
Мы знали, что на нас смотрят, на нас надеются. И, пролетая в
непосредственной близости от транспортников, ободряюще кивали
головами, махали рукой, давая поняты мол, не волнуйтесь, всё будет
хорошо.
Иногда мне казалось, что в иллюминаторе я вижу улыбающееся
детское лицо. В такие минуты у меня в горле вставал комок. Я резко
увеличивал газ и бросался на поиск врага. Когда мы летели над горо¬
дом, мы тоже думали о ленинградцах, которые жили, работали, не¬
взирая на тяготы блокады: делали оружие, сочиняли музыку, писали
учёные труды.
И была единственная мечта: пожить после войны в Ленинграде:
подышать его воздухом, погулять по его улицам, паркам, садам. По¬
быть рядом с его людьми, которые проявили в тяжёлую годину войны
огромную силу духа и стойкость.
Моим однополчанам редко приходилось бывать в блокадном Ле¬
нинграде. Не до того было. Но все были прекрасно информированы о
положении в нём. Наши политработники регулярно проводили с лич¬
ным составом беседы, занятия, распространяли газеты, выпускали
стенновки, фотогазеты, «Боевые листки». Но наиболее действенной,
на мой взгляд, формой воспитания в те дни были рассказы тех, кто
побывал в осаждённом городе.
Военком дивизии полковой комиссар Михаил Иванович Сулимов
умело проводил партийно-политическую работу. Именно его усилия¬
ми поездки в Ленинград стали регулярными. В первую очередь от¬
пускали коренных ленинградцев или тех воинов, у которых на бере¬
гах Невы проживали родственники.
В полку было так заведено, что как только кто-либо возвращался
из Ленинграда, он обязательно выступал перед товарищами с расска¬
зами об увиденном.
Как-то осенью 1942 года из подобной поездки вернулся техник-
лейтенант Намин. Нас собрали в штабе. Намин долго не мог начать
разговор.
— Ну, как там?
— Тяжело, очень тяжело... Это, конечно, не сорок первый год, но
последствия удручающие...
44

Все однополчане прекрасно знали, что у Намина в Ленинграде
умерли почти все родственники. Техник-лейтенант продолжал свой
невесёлый рассказ, а присутствующие представляли себе забитые
фанерой окна домов, баррикады, городские развалины...
Подобные рассказы действовали на нас сильнее всяких офици¬
альных информаций и докладов. Страдания ленинградцев возбужда¬
ли ненависть к фашистским извергам. Но одновременно — и восхи¬
щение мужеством жителей, день и ночь ковавших оружие для победы.
Да, Ленинград, несмотря на жуткие условия, жил и боролся. Ежед¬
невно из заводских ворот на фронт выезжали танки, бронемашины, со
стапелей сходили боевые корабли и подводные лодки.
Нам приходилось частенько патрулировать над ледовой трассой.
Нередко видели, как машины с драгоценным грузом — хлебом —
уходили под воду. В бессильной ярости у нас сжимались кулаки. Но
колонна двигалась дальше.
Мне хотелось бы сказать несколько добрых слов о наших боевых
помощниках — наземных специалистах. Инженерно-авиационная служ¬
ба с первых же дней блокады столкнулась с огромными трудностями.
Не хватало запасных частей, случались перебои в обеспечении горю¬
че-смазочными материалами. Аэродромы, расположенные в непосред¬
ственной близости к Ленинграду, подверглись артиллерийскому об¬
стрелу и бомбардировкам врага.
Техникам, механикам и мотористам приходилось не только обслу¬
живать матчасть, но и строить землянки для жилья и укрытия для
самолётов. А ведь наземные специалисты не получали такого пайка,
как лётчики.
Помню инженеров Третьякова, Курёхина, Малярова, техников
Осипова, Мосина, механика Букая. С трудом передвигая ноги от недо¬
едания, они обеспечивали бесперебойную работу всего полка. Мы де¬
лились с ними хлебом. Командование ругало нас за это, требовало
беречь силы для борьбы с врагом, но, пожурив для порядка, махало
рукой. У меня с тех военных лет сохранилось к авиаспециалистам
чувство глубокого уважения.
Моя первая боевая награда на Ленинградском фронте — медаль
«За отвагу». Получил я её из рук командира дивизии полковника
А.Ф.Мищенко на общем построении соединения при вьшесенном знамени.
275-я авиадивизия, в которую входил наш полк, участвовала во
всех основных операциях Ленфронта. Особо запомнились наступатель¬
ные операции по прорыву блокады (январь 1943 г.). Красноборская
(весна 1943 г.), Синявинская (лето 1943 г.), снятие блокады и освобож¬
дение Ленинградской области (январь — февраль 1944 г.)... За все эти
победы мы платили жизнями боевых товарищей.
45

к лету 1944 года мне стали доверять вождение небольших групп.
Много полезного почерпнул в этом плане у Героя Советского Союза
АБилюкина. У него было своё, особое видение боя, да и человек Алек¬
сандр необычный — постоянно ищущий, дерзкий.
За годы войны довелось освоить не один тип истребителей. К кон¬
цу 1943 года наш полк освоил очередной тип американской техни¬
ки — Р-39 «аэрокобра». Этот самолёт был намного лучше Р-40, а глав¬
ное — лёгкой и скоростной машиной. Она прекрасно зарекомендовала
себя на советско-германском фронте.
В этой связи запомнился бой 1 августа 1943 года. Нас было семеро,
немцев — двенадцать. Мы патрулировали над нашими войсками. Воз¬
главлял группу старший лейтенант Билюкин, прекрасный лётчик,
замечательный человек.
Фашисты, а это были истребители «фокке-вульф-190», зашли на
нас со стороны солнца (излюбленный их тактический приём). Против¬
ник думал, что его не видят, однако не тут-то было. Нас предупреди¬
ли с земли, что враг рядом. Билюкин мгновенно среагировал: он рез¬
ким манёвром увёл группу в сторону. «Фокке-вульфы» ударили
вхолостую. Но заслуга Билюкина была ещё и в том, что он показал
всем нам, как нужно использовать ошибки врага. Немцы, понадеяв¬
шись на лёгкую добычу, спикировали на пустое место, а на выходе
мы уже их ждали. Точные пушечные трассы ударили, и сразу три
«фоккера», объятые пламенем, рухнули на землю. Остальные немцы
заметались, ещё не видя нас. Этим обстоятельством вновь воспользо¬
вался наш командир. На сей раз на землю отправились два гитлеров¬
ских самолёта, в том числе и их ведущий.
Теперь наши шансы оказались равны: семь против семи. Но фа¬
шист хороший вояка, когда его больше. К тому же шёл не 41-й, а 43-
й год. И враг решил не рисковать, а убраться восвояси.
Бой проходил прямо над линией фронта, и мы видели, как восторжен¬
но реагировали на его результаты советские пехотинцы. Они махали нам
руками, кричали «ура». Криков мы, конечно, не слышали, но в ответ низко
гфошлись над полем, отсалютовав побратимам короткими очередями.
В 1944 году, после полного разгрома фашистов под Ленинградом,
наше командование стало регулярно практиковать встречи лётчиков
с командирами наземных частей и соединений. Делалось это для бо¬
лее тесного взаимодействия. Такие встречи являлись очень полезны¬
ми как для нас, авиаторов, так и для общевойсковиков. В ту пору я
был ещё рядовым лётчиком, но резон от подобного уже оценил.
К лету 1944 года командиром нашего 196-го истребительного авиа¬
полка стал Герой Советского Союза А.В.Чирков — без преувеличения
выдающийся лётчик, начавший воевать в советско-финскую войну
46

Андрей Васильевич всем был хорош; приятен в общении, прост в об¬
ращении, летал и дрался как бог!
19 июня в бою над Карельским перешейком майор Чирков сбил
ещё одного своего противника, но и сам оказался сбитым. Падающую
машину он оставил с парашютом, ему повезло, на землю он опустился
невредимым. Двое суток пробирался по тылам противника и вернул¬
ся к своим, прихватив с собой в качестве трофея двоих пленных. Это
были связисты, тянувшие в лесу кабель связи. Чтобы пленные не убе¬
жали, майор срезал с их брюк все пуговицы. Так они и появились,
придерживая руками свои штаны...
Андрей Васильевич очень ценил в людях отзывчивость, ненави¬
дел подхалимов и болтунов. Жаль, что после войны Чиркову не уда¬
лось много пожить. Сказались многочисленные раны и сильнейшая
контузия. Он умер в середине 50-х годов.
Осенью 1944 года наш полк передали в ВВС 7-й армии. Мы уча¬
ствовали в освобождении советского Заполярья. И что характерно, мы
учили местных лётчиков воевать большими группами, рассказывали
о Ленинграде. Кстати, нас называли ленинградцами. И мы, ленинг¬
радцы, учились у лётчиков Заполярья. Никогда не забуду многочис¬
ленные посадки на лёд северных озёр. Забегая вперёд, скажу, что
впоследствии, когда наша авиация стала полностью реактивной, мно¬
гое, накопленное в Заполярье, пригодилось.
После окончания Великой Отечественной войны продолжал службу
в Военно-воздушных силах, осваивал новую авиатехнику. В это время
я уже был командиром эскадрильи. Служил, учился. В 1947 году окон¬
чил Высшие лётно-тактические курсы, а в 1958 году — Военную ака¬
демию Генерального штаба. Командовал полком, соединением, воздуш¬
ным объединением.
Надо сказать, что моя мечта военного времени сбылась. В период с
1968 по 1973 год и с 1978 года мне выпало служить в Ленинграде на
посту командующего ВВС Ленинградского военного округа.
Когда меня посылали в Ленинград, в Главкомате ВВС сказали;
ленинградец должен служить в Ленинграде. А ленинградцем меня
прозвали ещё с 1944 года, когда я буквально грезил городом на Неве.
Признаюсь честно, мне нравилось это прозвище.
Начиная с 50-х годов, наша авиация стала реактивной. Освоение
новой техники давалось непросто. Многие тогда увольнялись. Однако,
смею вас уверить, среди прошедших горнило Ленинградского фронта
таковых было меньше всего.
Из выступления генерала Бабаева на научно-практической конфе¬
ренции в 1984 году :
47

«Как наставление молодёжи хочу подчеркнуть одну важную мысль:
в воздушном бою нет времени на раздумья. А чтобы быть готовым к
любым неожиданностям в небе, надо действовать быстро и решитель¬
но, не растеряться. Советую очень серьёзно готовиться к каждому
вылету ещё на земле. Именно ленинградский опьгг позволил мне твёрдо
усвоить: недостаточная подготовка на земле приведёт к неувереннос¬
ти в бою, что равно поражению.
Успех невозможен без длительных тренировок, умственных — преж¬
де всего.
Современному офицеру в качестве рекомендации посоветовал бы
быть более открытыми с подчинёнными. Прощайте людям всё, кроме
лжи, обмана, угодничества и подхалимства.
Жизнь учит: чтобы твёрдо проводить правильную линию, нужны
смелость, устремлённость и вера в свои силы, убеждённость в пра¬
вильности проводимых мероприятий. И конечно же, — умение руко¬
водить людьми, определять главное, актуальное, решающее в сложив¬
шейся ситуации. Надо уметь делать правильные выводы, твёрдо и
неуклонно претворять в жизнь намеченное. Словом, иметь основание
и право учить других.
И ещё об одном. Помните войну. Дорогой ценой она далась нам.
Напомню, что советскому народу она стоила более 20 миллионов жиз¬
ней, страна потеряла треть своих богатств, были разрушены тысячи
городов, посёлков и деревень.
У нашего любимого Ленинграда свой, особый счёт с войной. За
1941 — 1944 годы умер от голода, холода, бомбёжек и артобстрелов
каждый третий! На одном Пискарёвском кладбище лежат почти пол¬
миллиона ленинградцев. А ведь люди похоронены и на Серафимовс-
ком, Волковом, Парголовском и ещё на десятках городских и приго¬
родных кладбищах. Помните о них!
Кое от кого приходилось слышать: война закончилась давно, тех¬
ника изменилась, тактика уже не та, да и люди другие. Смею вас
заверить, фронтовой опыт не устарел. Сохранили своё значение мето¬
ды обучения офицеров боевым действиям, основные принципы изу¬
чения и применения современной авиационной и иной техники, де¬
тальный анализ основных сражений Великой Отечественной».
48

Иван Бахметьев
Иван Адреянович Бахметьев родился 18 октября 1915
года в селе Николъское-на-Еманче, Воронежской области,
в крестьянской семье. Призван на военную службу в 1935
году, окончил Рязанское военное пехотное училище.
Участник боёв на озере Хасан.
В Великой Отечественной войне участвовал с апреля
1942 года командиром пехотного батальона, затем —
полка. За форсирование Днепра удостоен звания Героя
Советского Союза.
В послевоенное время окончил Академии имени
М.В.Фрунзе и Генерального гитаба. Находился на разных
командных должностях.
С 1974 года генерал-лейтенант Бахметьев — в запасе.
Награждён двумя орденами Ленина, орденами Красного
Знамени, Суворова, Александра Невского, Отечественной
войны lull степеней. Красной Звезды, медалями
Его именем названы улицы в Воронеже и в родном селе
49

БЕРЕГ ЛЕВЫЙ — БЕРЕГ ПРАВЫЙ
Когда слышу эту безысходную, тоскливую фразу, мне стано¬
вится, право же, стыдно и обидно за тех, кто её произносит.
«Эх, начать бы жизнь сначала, всё бы по-иному у меня сложи¬
лось», — вздыхает иной ветеран, вспоминая прошлое и ловя на себе
сочувственные взгляды собеседников.
Наивный вздох, если не сказать больше, пустое сетование, беспомощ¬
ное, згнылое сочувствие. Во-первых, «начать жить сначала» никому не
дано, во-вторых, случись такое в самом деле, всё могло стать ещё куда
хуже того, что уже было пройдено. Так что не стоит вспоминать прошлое
всуе. Тебе дана жизнь — это уже счастье. Таково моё личное мнение.
Сам я время от времени тоже возвращаюсь мыслями и в пору сво¬
ей молодости, и в пору, более близкую к сегодняшним дням. Но не с
целью ревизовать свои поступки, дела. Что было, то было, ничего не
изменишь, и это сугубо моё. Просто, вспоминая те или иные моменты
из своей жизни, из жизни друзей, как бы лучше ощущаю настоящее,
яснее вижу будущее, сколько ни осталось его на мою долю: годы,
месяцы, часы, минуты...
Уже недалеко то время, когда буду отмечать своё девяностолетие.
Подумать только, как скоротечно время! Казалось, это было со¬
всем недавно, когда я, крестьянский парень из Воронежской области,
стал курсантом пехотного училища в Рязани. А ведь пролетело с тех
пор уже семь десятилетий.
Да, мне есть что вспомнить, и я благодарен судьбе за то, что она
многократно испытывала меня на прочность, что насыщала мои дни и
радостью, и огорчениями. Словом, было всё. И я прошагал через это «всё».
Мне довелось участвовать в трёх войнах. Был ранен, не раз нахо¬
дился в шаге от смерти. Но жив остался, и тем счастлив.
50

...По окончании пехотного училища меня направили на Дальний
Восток. Там уже пахло порохом. Японцы никак не оставляли намере¬
ний овладеть частью нашей территории. У самураев в ходе успешных
действий против Китая тогда сильно разыгрался аппетит Настала пора
и нам противостоять японской военщине.
О тех боях у озера Хасан написано немало, сложены песни. Глядя
со стороны, все это видится романтично, возвышенно. Но только не
для тех, кто штурмовал сопку Заозернзто. Немалой иеной досталась
нам та победа. Что и говорить, японцы оказались хорошими вояками.
Они умели, могли драться до последнего вздоха. В этом я сам воочию
убедился. Мы тогда сходились с врагом лицом к лицу. Каждый метр
отвоёванной земли обходился для нас немалой кровью. Помню, как
мы атаковали в упор склоны сопки Заозерной. Каждый стремился
первым овладеть высотой. Но те, кто становился в первых рядах, по¬
чти все полегли. За ними шла вторая волна атакующих, в которой
находился и я. Ох, и жарко же нам было на каменистом склоне сопки!
Когда до японцев оставалось метров полсотни, мы залегли. А не сде¬
лай этого, погибли бы все под огнем противника.
У меня в сумке находились две ручные гранаты. Достгш одну. Выбрал
момент. Приподнялся на короткий миг и что сил было запустил гра¬
нату. Но бросок оказался далеким и точным: граната угодила в окоп,
где расположился пулеметный расчет. Бросил вторую гранату, и она
снова долетела до врага. Наша цепь продвинулась вперед на несколь¬
ко метров. Ползком. Бойцы, видя, что я могу далеко и метко бросать
гранаты, свои гранаты передавали мне.
На вершину сопки ворвались первыми мы с полковым комиссаром.
Об этом потом написали в газетах.
В том бою я был ранен. К счастью, легко. Меня наградили орденом
Красной Звезды. Награду получил в Кремле из рук Михаила Ивано¬
вича Калинина. Потом был краткосрочный отпуск. Поехал к себе до¬
мой. Невозможно передать словами, как встречали меня земляки. Тог¬
да слава jfHacTHHKOB боев на озере Хасан бежала впереди нас. Чествовали
меня и в Воронеже, и в райцентре, и в селе Никольское, где родился и
рос. Чего только не дарили! А уж как гордилась мною мать! Все жа¬
лела, что отцу не было суждено разделить с ней зту гордость (он
погиб в начале двадцатых при ликвидации антоновщины).
Таково было начало моей офицерской службы. Через два года пос¬
ле хасанских событий поступил в Академию имени М. В. Фрунзе. Не
успел отчитаться за первый курс, как война грянула. Сразу же подал
рапорт с просьбой об отправке на фронт. Просьбу удовлетворили. Под
моё начало дали пехотный батальон.
Сказать, что было нам трудно, значит почти ничего не сказать.
51

Готовились, если осмелится напасть враг, воевать на его террито¬
рии. А что вышло, всем известно. Отступали до самой Москвы Честно
говоря, у нас было весьма приблизительное представление о силе про¬
тивника.
Помню, когда мы держали оборону еще далеко на подступах к сто¬
лице, в дивизию прибыл Жуков. Что он там говорил комдиву, подроб¬
ностей не знаю. Но только Жуков отбыл на другой участок фронта,
комдив срочно вызвал меня к себе. В землянке находились командиры
полков, начальники штаба и политотдела дивизии. Из комбатов я одни.
Разговор был короток.
— Вот что, капитан Бахметьев, — сурово сдвинув брови, начал
полковник, — воюем уже не первую неделю, а никак не можем взять
пленного. Жуков приказал добыть «языка» немедленно. И сделаете
это вы, на вашем участке обороны.
— Есть, товарищ полковник! — ответил я. — Разрешите идти?
— Погодите. — Комдив смягчил тон. — Задача ответственная. Под¬
берите надежных бойцов, назначьте во главе группы самого боевого,
опытного офицера...
— Группу возглавлю лично, — не дал я закончить полковнику. В
землянке повисла тишина. Потом комдив подошел ко мне, пожал руку.
— Действуйте, капитан!
Вернувшись в батальон, я подобрал для предстоящей операции
пятерых бойцов.
До наступления темноты мы пристально изучали поведение про¬
тивника. По малейшим признакам определяли расположение огневых
точек, блиндажей, ходов сообщений. Все это потом пригодилось.
Уже глубокой ночью, строго соблюдая маскировку, мы приблизились
вплотную к вражеским позициям. Нужно сказать, что немцы в началь¬
ном периоде войны не предпринимали боевых действий в ночное время.
Считая себя господами положения, предпочитали отдыхать, выставляя
лишь дежурное охранение. На этом-то мы их и подловили тогда.
Буквально в пятнадцати шагах от нас оказалась пулеметная ячей¬
ка. Слышим, немцы негромко разговаривают.
Мы заранее обговорили план действий по захвату «языка». Двое
самых физически сильных солдат, оглушив немца, тащат его к себе.
Остальные прикрьшают их огнем, если возникнет такая необходимость.
По условному сигналу мы вскочили одновременно и буквально через
пять — шесть прыжков обрушились на пулеметный расчёт. Это про¬
изошло настолько быстро, что фрицы и крикнуть не успели.
Пулеметчиков было двое. Оглушили обоих. Одного прямиком по¬
тащили в свои окопы, а второго еще раз для верности ударили при¬
кладом по голове.
52

Нам, прямо скажу, повезло. Едва мы добрались до наших позиций,
немцы открыли перекрестный огонь по лощине, которую мы несколь¬
кими мгновениями назад преодолели. Пули жужжали, роем летели
над нашими головами. Но все обошлось благополучно, без потерь.
А «язык» был срочно доставлен в штаб дивизии. Спустя несколько
суток мы еще захватили одного немца.
Да, нам тогда повезло. Может быть, и так. Но известно и другое:
внезапность на фронте играет далеко не последнюю роль. А мы дей¬
ствовали внезапно.
На войне порой случается невероятное. Разве мог я предположить,
что мне, которому еще недавно исполнилось только двадцать пять,
доверят командовать полком. А это случилось весной сорок второго.
Не хвастаясь, скажу, что ни разу не думал об опасности, идя на от¬
ветственное задание, всегда был среди солдат на самом опасном уча¬
стке боя. Не робел. А здесь, получив назначение, испытал некую ро¬
бость. Поймут ли меня те, кто годами намного старше? Ведь начальнику
штаба полка подполковнику Садовскому под пятьдесят. В отцы годит¬
ся. Комиссару Сидорову не намного меньше.
Но опасения оказались беспочвенными. Мои заместители были
людьми понимающими, деликатными, что ли. Правда, в мою пользу
было и то, что я воевал на Хасане, имел боевую награду. Да и в Отече¬
ственной уже приобрел опыт. Знали они о той успешной операции по
взятию «языка». Каким образом им стало известно о том, не ведаю. Да
это и не суть важно.
С тем полком я прошел через многие бои, и оборонительные, и
наступательные. Освобождали населенные пункты, форсировали во¬
дяные преграды.
...Дело было у города Белев. Полк держал оборону на участке про¬
тяженностью более двадцати километров. Для полутора тысяч чело¬
век (слава Богу, что к этому времени полк был укомплектован лич¬
ным составом почти полностью) это слишком большая протяженность.
Понимали это и командующий фронтом Рокоссовский и его замести¬
тель Батов, прибывшие на наш участок. Рокоссовский мне лично ста¬
вил задачу.
— Понимаю, —■ говорил он, — сил недостаточно. Но удержаться
надо во что бы то ни стало. Это обеспечит успех всего соединения. От
вас многое зависит.
Должен заметить, что Константин Константинович Рокоссовский
даже в самой сложной, самой драматической обстановке не повышал
голоса, не отдавал распоряжений сухим командным языком. Его ко¬
зырем всегда были веские аргументы.
— Удержимся! — заверил я командующего.
53

— Верю! — сказал он.
Задача была непростая. Посоветовавшись с заместителями, я сфор¬
мировал ударнзто подвижную группу, которая могла бы усилить тот
или иной участок обороны, где попытается прорваться противник. Этот
замысел в ходе боя оправдал себя полностью. Мы удержались. Поте¬
ри были незначительные. Враг на нашем участке не прошел, а сосед¬
ние полки ударили ему во фланг.
За тот бой Рокоссовский лично поблагодарил меня, связавшись по
рации.
С тех пор командзтощий не один раз самолично ставил мне боевую
задачу. Так уж вышло, что мы были с ним в тесном контакте несколь¬
ко фронтовых месяцев, и зто сегодня приятно вспоминать.
А как все дальше было? За успешное форсирование Десны я был
награжден орденом Суворова, а за бои на Курской дуге — орденом
Александра Невского.
Но самое главное испытание было впереди. Впереди был Днепр. Но
до этого наш полк успешно провел операцию по освобождению насе¬
ленного пункта Радун. И опять была встреча с Рокоссовским. Как
давнего знакомого пригласил он меня к себе пообедать. Там же при-
сутствовсШ Батов.
Командующий предложил мне рюмку водки. А мне, признаюсь,
пить было нельзя — организм категорически не принимал спиртного.
Но как воспротивиться, если тебе оказывает честь столь высокий во¬
еначальник.
Выпил. Худо стало. Однако каким-то сверхусилием воли не выдал
я своего состояния. Рокоссовский, думаю, заметил, что мне не по себе,
но виду не подал. Наверное, пощадил мое самолюбие. Он был, повто¬
ряю, весьма деликатным человеком, тонким психологом.
— А теперь о главном, — склонившись над картой, сказал Рокос¬
совский. — Завтра будем форсировать Днепр. Вы, как я знаю, мастер
этого дела. Еще по Десне помню. Ваш полк будет форсировать реку
первым. Вот здесь, на зтом участке, — он карандашом сделал помет¬
ку на карте. — Задача ясна?
— Вполне, — ответил я, сам еще не представляя, как все будет
происходить.
Днепр южнее Киева, где мне предстояло его форсировать, был
шириною без малого километр. Причем, левый берег, с которого мы
должны начать переправу, был пологий. Правый же, наоборот, обры¬
вистый, как и у большинства рек, текущих в южном направлении. Это
во многом усложняло нашу задачу. К тому же, мы знали, что немцы
весь правый берег Днепра превратили в мощный оборонительный ру¬
беж, до предела нашпиговав его огневыми средствами.
54

Мы с командиром дивизии Иваном Александровичем Кузовковым
половину дня провели на наблюдательном пункте, изучая систему
огня противника. Засекли десятки дотов, подходов к ним.
— Что ты намерен предпринять конкретно? — уже ближе к вече¬
ру спросил меня Кузовков. — Есть какой-то план?
— Есть, — ответил я. — Форсировать реку разумнее всего перед
рассветом.
— Ну, зто, допустим, не ново, — резюмировал комдив. — Я спра¬
шиваю о другом: есть ли что-то конкретное?
— Разрешите доложить?
— Докладывай.
— Вверх по течению Днепра изготовим плоты, установим на них
дымовые шашки. У нас их много. За час до рассвета зажжем их и
пустим на плотах по течению. Под дымовой завесой начнем перепра¬
ву одним батальоном.
— Уверен в успехе?
— Другого способа форсировать реки не вижу.
Комдив задумался на короткое время. Потом в двух словах одоб¬
рил мой план;
— Желаю удачи...
Всю ночь напролет мы готовились к предстоящей операции. Со¬
орудили плоты, установили на них дымовые шашки. Они были амери¬
канского производства. Дым от них был настолько густ, что и в двух
шагах ничего не разглядишь.
По моему решению первым должен был начать переправу баталь¬
он капитана Кулешова. У него были самые подготовленные, испытан¬
ные бойцы. С батальоном переправлялась также группа снайперов,
огнемётчиков из приданных подразделений. Всей группой командо¬
вал я сам. Кстати, меня не раз упрекали старшие начальники: дес¬
кать, почему я всегда иду в самое пекло? Иначе поступать я не мог.
Так вот, где-то за час до рассвета, как и бьшо условлено, плоты с за¬
жжёнными дымовыми шашками поплыли вниз по течению. Дым переме¬
шался с густым туманом, повисшим над рекой Завеса получилась настоль¬
ко плотной, что мы почти в упор с трудом могли разглядеть друг друга.
Наши лодки с батальонным десантом отчалили от берега одновре¬
менно. Поплыли в полном мраке. Я находился вместе с Кулешовым
Комбат волновался.
Г де-то до середины реки мы плыли в полной тишине. Потом не¬
мецкий берег ожил. Били фрицы вслепую. Но любая шальная пуля
могла стоить жизни целой группе наших солдат, сидевших в лодке.
Не знаю, видно сам Бог миловал, но во время переправы мы поте¬
ряли лишь экипаж одной лодки (конечно, тоже было больно). Осталь¬
55

ные высадились на противоположный берег Немцы не ожидали тако¬
го поворота. Они, конечно же, были уверены, что под их огнем уцеле¬
ют лишь единицы наших смельчаков.
Мы заняли плацдарм. Теперь нужно его удержать во что бы то ни
стало. А немцы давят со всех сторон, пытаются нас сбросить в Днепр.
Положение, казалось совершенно безвыходным. Тем более, что мой
адъюгант «уточнил» ситуацию: «Товарищ полковник, нас окружают!».
Что было делать? Я понимал, нам не выстоять. Принимаю, так ска¬
зать, решение аварийное. Данный вариант был предусмотрен заранее.
По моему сигналу все бойцы должны были зарыться в землю, как
можно глубже. А немцы уже в открытую атакуют нас. Намеренно не
отвечаем им огнем. Связавшись по рации с командиром дивизии, в
нескольких словах сообщаю: «Мы окружены. Даю две красные раке¬
ты. Бейте по нам...».
Это сейчас легко говорить такое. А тогда я мысленно с жизнью
прощался.
По нам ударили реактивными снарядами. Земля ходуном заходи¬
ла. Это же ад сущий! Отгремели взрывы. Наступила тишина. Выбира¬
юсь из укрытия. Смотрю: справа, слева поднимаются наши бойцы.
Родная земля спасла большинство из них. Атаковавшие же нас фри¬
цы, находясь на открытой местности, были уничтожены почти полно¬
стью. Дальше мы без боя заняли господствующую высоту.
Тем временем полк успешно, без потерь, переправился через Днепр.
Здесь здорово помогли нам летчики. Знаменитые штурмовики Ил-2
не позволили артиллерии противника помешать нашей переправе. На
участке моего полка Днепр форсировала и вся дивизия. Два полка
сразу же перешли в наступление. Моему дали отдохнуть.
Но только мы расположились на отдых. Кузовков срочно вызвал меня.
— Дивизия встретила сильное сопротивление в районе села Синс-
кое. Поднимай свой полк.
Он хотел сказать что-то ободряющее, но я упредил комдива:
— Есть!
Легко сказать «есть». Личный состав полка измотан до предела.
Ведь пока переправлялась дивизия, нам пришлось отражать одну за
другой атаки противника.
Но приказ есть прикаа И здесь я принял решение обойти немцев с
тыла. Километров на пять мы незамеченными углубились на занятую
ими территорию, а потом ударили всеми силами. Этот маневр и спас
положение. Синское было освобождено, и теперь правый берег Днепра
на нашем участке был отвоеван на значительную глубину.
Наступила временная передышка. Сверху поступила команда пред¬
ставить списки, кого как наградить. Я собрал батальонных команди¬
56

ров, политработников. В таких случаях решение единолично не при¬
нимается. Сначала встал вопрос: кого представить к званию Героя
Советского Союза. Только я произнес эту фразу, собравшиеся, словно
договорившись, разом сказали:
— Бахметьева!
Я низко поклонился однополчанам, и совещание продолжилось.
Назвали еще девятнадцать человек, достойных Золотой Звезды Ге¬
роя. Список был отправлен в штаб дивизии. Далее по инстанции. Спу¬
стя короткое время Кузовков вызвал меня к телефону;
— Рокоссовский недоволен тобой, — произнес комдив каким-то
приглушенным голосом.
Я растерялся, не зная, что и подумать. Прижал трубку к уху и
молчу.
— Ну, что молчишь? Онемел, что ли?
— Если в чем-то я провинился, пусть накажут, — наконец ответил я.
— Рокоссовский сказал, что в твоем полку звание Героя Советс¬
кого Союза заслуживает куда больше двадцати человек. Так что го¬
товь дополнительный список.
У меня отлегло от сердца. «Ах, Иван Александрович, шутник же
ты!» — с благодарностью подумал я о комдиве. А он в заключение
разговора «приказал»:
— А сейчас марш ко мне.
Кузовков был добрейшей души человек. Если вызывалось обста¬
новкой, становился требовательным, жестким (но не жестоким), а в
минуту затишья — добряк добряком, любил пошутить. Его (не боюсь
этого слова) боготворили в дивизии все — от полковника до рядового.
Прибыл я в штаб дивизии. Кузовков в самом веселом расположе¬
нии духа.
— Знаешь ли, тезка, что твой полк назван в приказе Верховного
как один из особо отличившихся при форсировании Днепра?
— Не знаю, — говорю.
— Так знай. Отметим же зто событие. — Кузовков разлил по ста¬
канам водку. — За тебя!
— За нас! — продолжил я. — За нашу победу!
Я уже говорил, что мой организм не принимал спиртное. И на этот
раз произошло то, чего я опасался больше всего. Открылось сильное
кровотечение в желудке. Медсанбат или полевой госпиталь был не в
состоянии мне помочь. Меня срочно на самолете генерала Батова пе¬
реправили в Москву.
На больничной койке пролежал несколько недель. Здоровье было
восстановлено. Момент выписки из клиники совпал с одним из самых
памятных событий в моей жизни — получением Звезды Героя.
57

Как сейчас вижу; просторный зал Кремля, в креслах и генералы,
и офицеры, и сержанты, и рядовые. Здесь мы как бы на равных. Мы
все — Герои Советского Союза.
Начинается самый торжественный момент — вручение Золотых
Звезд и удостоверений Героя Советского Союза. Вызывают по алфа¬
виту. Первым был старший лейтенант, летчик. Фамилию не запомнил,
но отметил про себя, что она начиналась на букву «а».
«Значит, скоро и меня вызовут...» — успел подумать, как слышу:
«Полковник Бахметьев Иван Адреянович». Даже вздрогнул от нео¬
жиданности. Зачитывают Указ Президиума верховного Совета СССР.
Михаил Иванович Калинин вручает мне документ и Золотую Звезду.
Улыбается. Пожимает руку. Потом говорит: «А ведь я вам вручал
награду однажды».
— Так точно! — говорю. — За Хасан.
— Помню, помню... — согласно кивает «всесоюзный староста».
«Какая удивительная память!» — думаю. И тут же мелькнула шаль¬
ная мысль: «Может, заранее подсказали Михаилу Ивановичу...».
Впрочем, это неважно. Важно, что мне оказана столь высокая честь.
Положив Золотую медаль в карман брюк, возвращаюсь на свое
место. Рядом со мной незнакомый генерал. Удивительно красивый. Он
молча пожал мне руку. После шепнул на ухо: «Медаль-то в кармане
держать не положено. Давай прикреплю».
Мне как-то не по себе стало, а генерал, улыбаясь, прошептал:
— Ничего, ничего, полковник.
Через минуту медаль поблескивала у меня на груди.
Наблюдая за торжественной процедурой, я ждал, когда же вручат
Золотую Звезду моему соседу-генералу. Вот уже позади фамилии на
буквы «ф», «X», «ц», а генерала все не вызывают.
Наконец слышу: «Генерал-полковник Черняховский Иван Да¬
нилович». Высокий, стройный, подмигнув мне, он поднимается с кресла.
Так вот он каков, Черняховский, один из самых молодых наших
генералов. Мне было весьма приятно поздравить его, когда он вернул¬
ся на свое место. И горько было потом узнать, что он погиб за три
месяца до нашей Победы, уже в звании генерала армии.
...После вручения Звезды героев в Кремле был устроен торжествен¬
ный прием в нашу честь. Столы накрыты по высшему разряду. Стоим,
ждем официального начала. Прошло, наверное, не меньше получаса.
Видим, в зал входят члены Политбюро в полном составе. Конечно же,
буря аплодисментов. В наш адрес произносятся здравицы одна за
другой. Зная о своем недуге, подношу к губам бокал, но не пью ни
капли. Просто обозначаю.
Слово берет Маленков:
58

— Товарищи Герои, знаю, что вам хотелось бы увидеть Иосифа
Виссарионовича Сталина. Так ведь?
— Конечно, конечно, хотим! — дружно загудела слегка захмелев¬
шая компания.
— Но товарищ Сталин сейчас очень занят...
Не успел Маленков закончить фразу, как Сталин появляется в
дверях. Тут уж поистине гром аплодисментов.
Иосиф Виссарионович, выждав паузу, поднимает руку и в абсо¬
лютной тишине (слышу, как на руке часы тикают) произносит:
— Я действительно очень занят. Но не мог не поздравить наших
Героев. Прошу налить полные бокалы.
Вождю наполнили фужер красным вином. Нам — кто чего поже¬
лает; незнакомый подполковник льет в мой бокал «Московскую».
— Этот фужер, — говорит Сталин, — я выпью до дна за тех, кто
своими подвигами приближает нашу победу. За вас, дорогие товари¬
щи! Прошу всех: до дна!
У меня сердце застучало. Как быть? Ведь снова можно улечься на
госпитальную койку. Но ведь сам Сталин провозгласил тост. Когда
повторится такое? А, будь, что будет! И я опоражниваю бокал по са¬
мое донышко.
Сталин, сделав приветственный жест, молча покинул зал.
Через час прием был окончен. Я поехал в гостиницу. Все мучила
мысль: а что, если снова даст знать о себе проклятая болезнь. Тем более,
что в бокале было не меньше полутораста граммов. Надеялся лишь на
чудо. И оно произошло. Не знаю почему, наверное, был неизмеримо вы¬
сок эмоциональный подъем. Да так оно и бьшо, что тут гадать. Мой орга¬
низм вполне «лояльно» отреагировал на солидную дозу спиртного.
На следующий день меня пригласил на беседу генерал армии Го¬
ликов. Он тогда ведал кадровыми вопросами. Поздравил с присвоени¬
ем Героя Советского Союза. Спросил:
— Как видите свою судьбу дальше?
— Вернусь в родной полк и буду воевать до победы.
— Похвальное решение. Но... — генерал легонько постучал паль¬
цем по столу, — у нас есть другое предложение...
Я насторожился.
— ...и оно заключается в том, что вы поедете на Дальний Восток.
У меня брови кверху взметнулись.
— Да, да, на Дальний Восток. Исходим из того, что вы там были.
Знаете края, условия. А там тоже жарко. Будет еще жарче.
Тогда я не знал, что наше правительство заверило союзников о
вступлении СССР в войну с Японией вскоре по достижении победы
над Германией.
59

Пытался протестовать. Но генерал Голиков все поставил на свои
места, сказал, вставая:
— Полковник Бахметьев, решение окончательное и обсуждению
не подлежит.
Так в сорок четвертом я снова стал дальневосточником. Принял
полк. Конечно же, я страшно переживал, что не дошел до Берлина, не
палил вверх из автомата после штурма Рейхстага.
Но, как говорится, каждому — своё. В августе сорок пятого в боях
с Японией была дописана последняя страница моей фронтовой био¬
графии. Продолжал командовать полком. Служил в Корее, в Китае.
Все шло нормально, однако на вьш1естоящую должность меня не выд¬
вигали. Почему? Однажды встретился с маршалом Малиновским и
прямо высказал ему свое неудовлетворение.
— Ну и что? — удивился Родион Яковлевич. — Нынешние марша¬
лы и более длительный период полками командовали. Командир пол¬
ка — это по-своему должность ключевая, центральная.
Тот неутешительный для меня разговор с маршалом все-таки имел
положительный результат; вскоре меня назначили начальником шта¬
ба дивизии.
Осенью сорок восьмого дивизия, дислоцировавшаяся в Порт-Ар-
туре, получила неудовлетворительнзто оценку. Командира дивизии (он
имел звание генерал-лейтенанта, фамилию — запамятовал) отправи¬
ли в запас. Меня назначили вместо него. Получив такое наследство,
рискуешь многим; здесь может быть два исхода: либо окончательно
завалить дело, либо ценой неимоверных усилий выправить положение.
На весну сорок девятого была назначена перепроверка дивизии.
Не знаю, по сколько часов в сутки я спал в зти полгода. Уж никак не
восемь, как рекомендует медицина.
В общем, завертел дело. Проводил учения, занятия. Себя замотал
основательно, подчиненных тоже. Но результат начал сказываться.
Помню, один из командиров полка всё это так прокомментировал од¬
нажды после разбора учений: «Мы снова на фронте».
Как бы то ни было, боевая готовность дивизии заметно повысилась.
И вот пришло время перепроверки. Комиссию Министерства обо¬
роны возглавлял маршал Бирюзоа Я довольно неплохо знал этого пол¬
ководца. На фронте он всякий раз действовал нестандартно. А в мир¬
ное время на учениях от него можно было ожидать в любой момент
самых сложных по исполнению вводных. Короче, надо было готовым
быть ко всему.
...Подъем дивизии, помню, сыграли в два часа ночи. Бирюзов опре¬
делил на карте район «боевых действий». Теперь все решала быстро¬
та. Быстрота сбора по тревоге, быстрота вывода из ангаров и гаражей
60

боевой техники, быстрота отдачи приказа и так далее. На все это от¬
водилось определённое время. Нам удалось перекрыть норматив. Ска¬
зались неоднократные тренировки. Затем марш, выдвижение на «бое¬
вые позиции». В ходе марша Бирюзов давал все новые и новые вводные
Видимо, старался запутать меня.
Учения закончились боевой стрельбой. Отстрелялись на твердую
«четвёрку». Но это еще ничего не решало. Ведь итоговый результат
складывался из многих показателей. Тут и строевая выправка лично¬
го состава, и оперативная готовность, и тыловые вопросы...
Словом, когда началось подведение итогов проверки, я не был уве¬
рен ни в чем. Бирюзов прежде всего остановился на замеченных недо¬
статках. «Ну, думаю, полный провал». Я ждал, какую же окончатель¬
ную оценку он даст дивизии. Неужто «неуд»?
Маршал после разбора недостатков, некоторое время молча смот¬
рел в мою сторону, потом изрек;
— Дивизия заслуживает оценки «вполне удовлетворительно».
Вот так! Я был бы рад и оценке «удовлетворительно», а тут еще и
«вполне».
Это была победа. Вскоре мне было присвоено звание генерал-майор.
Ну, а через некоторое время — учеба в Академии Генерального штаба.
Кстати, с нею у меня тоже связано одно теплое воспоминание. Прибыл я
в Москву с семьей. Возникла проблема с жильём. Обратился к начальни¬
ку тыла Академии. Тот лишь руками развел: «дескать, ничем помочь не
могу. Иди к Баграмяну». Маршал тогда руководил Академией. Добился
приема. Помню, он встал из-за стола, пожал мне руку, указал на кресло:
— Садись, дарагой!
Кавказское произношение оставалось при нем. Я поведал суть дела.
Иван Христофорович нахмурился.
— Не дело, чтоб герой Днепра испытывал неудобство с жиль¬
ем, — заявил он. — А ваш способ форсирования большой реки мы
принимаем как учебное пособие...
— Спасибо, товарищ маршал, — отвечаю смущенно.
— Вопрос жильем решим в ближайшие дни, — заверил маршал.
Короче, мне выделили две комнаты в служебном помещении. Вот
такое было отношение к нам со стороны высшего руководства.
После окончания Академии служил на разных должностях до семь¬
десят четвертого: в Воронеже, в ГДР, в Петрозаводске. Последние
три года — в штабе Ленинградского военного округа. Уволился в зва¬
нии генерал-лейтенанта.
Таков мой жизненный путь. Упрекнуть себя, говоря без ложной
скромности, ни в чем не могу. И никогда не произнесу унылой, хан¬
жеской фразы: «Эх, начать бы жизнь сначала...».
61

Николай Бекасов
Бекасов Николай Михайлович родился 18 ноября 1913
года в Санкт-Петербурге (Ленинграде) в семье служащего.
В 1937 году окончил Морской техникум.
С августа 1937 года по 30 января 1940 года радист
Бекасов участвовал в 812-дневном героическом дрейфе в
Северном Ледовитом океане ледокольного парохода
«Георгий Седов». За участие в дрейфе в трудных условиях
Арктики и проявленное при этом мужество 3 февраля
1940 года ему было присвоено звание Героя Советского
Союза.
С 1940 года учился в Ленинградской промыгиленной
академии. Участник Великой Отечественной войны. В
1945 году окончил Военно-морскую академию. Участник
советско-японской войны. После войны продолжал службу
на флоте. С 1962 года капитан И ранга Бекасов — в запасе.
Жил и работал в Ленинграде. Награждён орденами Ленина,
Отечественной войны 1 и 2-й степеней. Красной Звезды,
медалями.
62

ПОСЛЕДНИЙ СЕДОВЕЦ
Переломить судьбу
Родиться в Петербурге, с младенчества дышать морским воз¬
духом и не полюбить море, по-моему, невозможно. Ведь мно¬
гие улицы города кончаются гранитными набережными, к которым
пришвартованы морские корабли, гружённые лесом и другими груза¬
ми. В устье Невы стоит Балтийский судостроительный завод. На нем
клепали броненосцы, когда еще наши дедушки лежали в пеленках.
Спускает на воду корабли судостроительный завод «Северная верфь».
И Адмиралтейский завод, и военные заводы, о которых мы мало что
знаем... А символ Питера, Адмиралтейский шпиль с золотым яблоком
и парусником наверху. А задумчивый Крузенштерн, первый русский
плаватель вокруг света. А военные моряки, курсанты и адмиралы,
которые щеголяют по городу в отутюженных форменках. А морские
праздники на Неве, когда в белую ночь разводятся мосты и, почти в
самом центре города, вдруг появляется морская эскадра, украшенная
разноцветными флагами расцвечивания. А флажковый семафор, ког¬
да моряк на борту крейсера берет в руки две бескозырки и, размахи¬
вая ими, семафорит своему приятелю на берег, когда сменится с вах¬
ты да спрашивает имя стоящей рядом у парапета блондинки...
Если ты не слепой и не глухой, то, родившись в Питере, обяза¬
тельно полюбишь море. Это я теперь так думаю. Но далеко не сразу
пришло мне в голову зто простое и ясное соображение.
63

Родился я в уже далеком для многих 1913 году. По воскресеньям,
вместе с отцом, служащим серьёзной конторы, и с двумя братьями мы
любили ходить на набережную Невы, смотреть на корабли и баржи,
спешащие вниз и вверх по реке. Это был праздник, а будни давались
нам нелегко. Отец говорил: мужчина должен иметь специальность,
чтобы мог заработать на кусок хлеба, прокормить семью. Я закончил
шесть классов трудовой школы, учился в ФЗУ бумажной промыш¬
ленности, затем поступил на геологоразведочные курсы. В перспек¬
тиве были поездки по полям и горам с разведывательными партиями.
Но... Был у меня приятель, радист на торговом судне. Однажды
пришел к нему в радиорубку и замер, словно очарованный. За бортом
плескались волны, палуба приятно покачивала, звала в дальнюю до¬
рогу. А из приемника неслись таинственные, загадочные шумы, по
радио можно было связаться судами, идущими в различных морях,
спросить, где штиль, где ревёт шторм, и не нужна ли им помощь... В
этой радиорубке я понял, что мне нужно для счастья.
Непросто оказалось сойти с уже накатанного пути, всё бросить и
начать заново. Но я все же сумел переломить судьбу, поступил на
радиоотделение Ленинградского морского техникума. Это было уже
всерьёз и надолго.
В первое же лето получил назначение практикантом на пароход
«Луга». Судно шло в дальнее плавание... До сих пор помню, с каким
волнением впервые взялся за ключ «искровки» и один, без провожа¬
тых, отправился в «путешествие» по безбрежному океану зфира. Ка¬
залось: всё — мечта сбылась.
По окончании морского техникума в 1937 году получил звание тех¬
ника и радиооператора первого разряда. Пошел плавать, быстро на¬
капливая опыт и повышая квалификацию. Я был молод, крепок. Даже
на судне находил возможность заниматься любимым видом спорта —
боксом и легкой атлетикой.
Но вскоре понял: полного счастья, почему-то, нет. Оно оказалось
недолгим и ушло. Чего, чёрт побери, мне еще надо? — задал сам себе
вопрос. Чего-то мне не хватало. Чего именно, сам не сразу понял. Пос¬
ле упорных размышлений сообразил — я побывал в океане. Океан
берет у человека силы, но взамен дает очень многое, закаляет душу и
тело, заставляет поверить в себя. И теперь хочется большего — про¬
верить свою истинную крепость, дать полную нагрузку, да такую, чтобы
спина трещала. Узнать — на что я, питерский пацан Колька Бекасов,
способен, что могу выдержать?
Радисты — любознательный народ. У них для сбора информации
много возможностей. Порой нам известно о морских событиях даже
больше, чем капитанам. И уж намного раньше читателей централь¬
64

ных газет я узнал о том, что в октябре 1937 года в море Лаптевых
попали в ледовый плен сразу три корабля ледового класса; «Георгий
Седов», «Садко» и «Малыгин».
Север, далекое Заполярье, где работают настоящие, матерые мо¬
ряки, начинал тянуть меня, звать к себе. Ледовые поля, трескучие
морозы, жестокие ветра, белые медведи, вечное безмолвие — вот что
начинало занимать воображение.
Десятки кораблей шли в 1937 году с запада на восток и с востока
на запад по морям Северного ледовитого океана. В пути корабли часто
упирались во льды. Надо было детально разведьшать эти льды, штур¬
мовать их по всем правилам науки. Но такой широкой разведки орга¬
низовано не было. Только одиночные самолеты проносились надо льдами,
освещая отдельные участки Великой северной морской магистрали.
Корабли зачастую шли вслепую.
Ветры и течения гнали льды Карского моря через пролив Вель-
кицкого в море Лаптевых. Узкий проход между побережьем материка
и Северной землей быстро забивался льдом. Осенью крепкая ледовая
пробка наглухо закрыла пролив, и ледокольный пароход «Седов» не
смог пробиться. Решено было повернуть обратно — на восток.
Корабль держал путь к чистой воде, до нее оставалось около двух¬
сот миль. В море к «Седову» присоединились еще два ледокольных
судна — «Малыгин» и «Садко». Близилась зима и полярная ночь. Море
покрывалось молодым льдом. Лавируя среди полей, пробивая свежий
лед — его толщина достигала уже четверти метра, — помогая друг
другу, корабли всё ближе подходили к проливам, соединяющим море
Лаптевых с Восточно-Сибирским морем.
Молодой лед становился все толще и неприступнее. Участились
снегопады. В бункерах кораблей уголь был на исходе, а караван с
трудом проходил не более 2 — 3 миль в сутки.
Около острова Бельковскаго караван встретил мощный непроходимый
барьер старых смёрзшихся льдов. К этому времени запас угля на всех
трёх судах не превышал 200 тонн. Этого хватало только для зимовки.
Лед сковал суда, сковал крепко.
23 октября 1937 года из Москвы прибыл приказ Главного управле¬
ния Северного морского пути: стать на зимовку в дрейфующих льдах
моря Лаптевых.
Среди полей молодого ровного льда, на расстоянии около 200 метров
друг от друга, треугольником расположились дрейфующие суда. Уже
за первые трое суток вместе со льдом их отнесло к северу на 17 миль.
На борту кораблей находилось 217 человек. Господи, переживал я,
это же не Черное море, где можно спокойно нежиться на палубе и
дожидаться, когда тебя спасет проходящее мимо греческое или ту¬
65

рецкое судно. Сколько они смогут продержаться среди вечного холо¬
да? На какое время им хватит продуктов? Где они возьмут топливо
для котлов? Что станут делать, если ледовые поля раздавят корабли?
Выстроятся цепочкой, двинутся через торосы и разводья к берегу?
Или останутся зимовать, как папанинцы? Да они же через три месяца
перемрут от голода и холода. А ведь там женщины и дети... Десятки
вопросов возникали у меня в голове, не давали спать.
«Георгий Седов» — не ледокол, но пароход ледокольного типа. По¬
строен в Глазго в 1909 году. Для парохода с ледовым прошлым это
большой срок. Массивный нос судна приспособлен для борьбы со льдами.
Скулы — шпангоуты — сделаны из крепкой стали. Крепкий корпус,
ледовый пояс, защищающий нижнюю часть корабля, позволяют ему
активно форсировать льды. «Седов» использовался для ответствен¬
ных арктических плаваний. В 1928 году вместе с другими судами ра¬
ботал на розысках дирижабля «Италия», потерпевшего аварию после
полета к Северному полюсу. В следующем году на борту «Седова»
идет наша экспедиция для организации первой полярной станции в
архипелаге Земли Франца-Иосифа.
Интересно, кто же капитанит на «Седове»? Может, он виноват —
завел судно в ледовый плен?
Капитан Бадигин. Ему 29 лет, не намного больше, чем мне. Делает
первый рейс в качестве капитана.
Удалось собрать и дополнительную информацию. Родился близ
Пензы, где, как известно, моря нет. Сынишка агронома. Окончил шко¬
лу-девятилетку, работал штукатуром и подручным рабочим на стро¬
ительствах в Москве. Не сильное начало. Зато дальше пошло крепче.
По комсомольской путевке направлен в Ленинград, в военно-морское
училище имени Фрунзе. По семейным обстоятельствам вскоре пре¬
кратил занятие. Матросом из-за молодости не смог устроиться. По¬
ступил рабочим на такелажную фабрику. Потом сделал сильный ход,
поехал во Владивосток, и там ему повезло. Крепкий девятнадцатилет¬
ний парень понравился капитану парохода «Индигирка». Бадигин не
терял времени зря, решил научиться штурманскому делу. Ревностно
взялся за учебу и выдержал испытания за второй курс Владивосток¬
ского морского техникума.
Плавание стало перемежаться с учебой, поэтому в мореходной
книжке появлялись новые названия судов: «Лозовский», «Симферо¬
поль», «Франц Меринг», «Днестр»... Побывал у берегов Западной Ев¬
ропы, ходил через Средиземное море. Суэцкий канал, тропики. Близ¬
ко к Северу не подходил. Зато самостоятельно выучил французский
язык, имел потешный французский выговор, но не раз бывал пере¬
водчиком, когда судно заходило в иностранный порт. Четырехлетнюю
66

программу техникума закончил в полтора года, стал штурманом. Но
работа и жизнь на кораблях загранплавания показалась Бадигину
слишком легкой и не соответствовала его характеру. Сутолочные и
пёстрые города Востока и однообразные порты Запада мало прельща¬
ли его. Однажды он попал в Архангельск, увидел моряков — настой¬
чивых, сильных, с железной волей. Они выходили с Архангельска и
Мурманска плавать в Белом, Баренцевом, Карском и других морях
Арктики. И Бадигин нашел, что именно суровые льды Полярного бас¬
сейна привлекают его. Здесь, в неизученных районах, окутанных по¬
лярной ночью, неизмеримо труднее, а значит и интереснее плавать,
чем по выхоженной веками «дороге» Ленинград-Лондон.
И Бадигин снова делает крутой поворот в жизни. В 1933 году он
переезжает в Архангельск. Плавает матросом, затем третьим помощ¬
ником капитана. Попав на ледокол «Красин», он старательно згчится у
полярных капитанов.
Однажды, проходя извилистым проливом Лаперуза, «Красин» по¬
пал в густую, как молоко, пелену тумана. Нужна была исключитель¬
ная осторожность. В северных морях злейший враг моряков — туман.
Поэтому молодой штурман двое с лишним суток не покидал мостика,
учась искусству судовождения в густом тумане. Знал: сутки учебы в
таких условиях на мостике стоят иного года в морском университете.
Работа на ледоколе стала для Бадигина морским университетом.
Весной 1938 года, когда три ледокольных судна дрейфовали на севере
моря Лаптевых, самолёт вывез на большую землю заболевшего капи¬
тана дрейфующего «Седова». Капитаном был назначен Бадигин.
Получив и переварив информацию о дрейфующем судне и его ка¬
питане, я сказал себе; «Коля, признайся. Ведь ты хочешь стать ради¬
стом на дрейфующем судне?»
Воздушная экспедиция
Эту информацию, не менее важную, я получил в то же время от
вездесущих газетчиков.
Самолеты были отправлены к дрейфующим судам по прямому
указанию Сталина. Об этом рассказал Герой Советского Союза
В.С.Молоков. Корабли не были готовы к зимовке, на борту находились
небольшие запасы продовольствия и теплой одежды, было много лишних
ртов. Поэтому намечалось забросить туда самолётами продукты и теплое
обмундирование и снять с борта ледоколов всех лишних людей...
На Север предполагалось послать из Москвы три тяжёлых само¬
лёта и одну разведывательную машину. Экспедиции предстояло пре¬
67

одолеть весь путь от Москвы до устья Лены, протяжением около 8
тысяч километров, и оттуда уже добираться до каравана... Когда вся
подготовка к воздушной экспедиции была закончена, выяснилось, к
великому удивлению, что никаких средств на эту экспедицию не от¬
пущено. Обратились в Совнарком с просьбой отпустить средства.
Через несколько дней нас всех срочно вызвали в Кремль. В зале
заседания мы увидели товарища Сталина, Молотова и Ворошилова.
Как мы узнали потом. Центральный комитет партии и правительство
не были поставлены в известность о положении в Арктике. Ох, и вле¬
тело же нам тогда?
Товарищ Сталин буквально руками развел;
— Как же это так? Заморозили суда и никому ничего об этом не
сказали? Готовили спасательную экспедицию, и никто об этом ничего
не знал, пока не понадобились деньги? Разве так поступают? Это же
донкихотство, партизанщина!
Обсудив положение, правительство признало, что экспедицию по¬
слать нужно.
26 февраля в Москве с центрального аэродрома им. Фрунзе подня¬
лись и ушли в далекий путь на Север три могучих воздушных кораб¬
ля. Путь самолетов лежал через Казань, Свердловск, Омск, Новоси¬
бирск, Красноярск и Якутск в бухту Тикси, откуда должны были
начаться полёты к дрейфующим судам.
Время перелета было необычайно ранним. Почти весь путь на Край¬
нем Севере предстояло пройти в начале полярного дня. Морозы, час¬
тые пурги, снежные шквалы свирепствовали на пути.
Но они не могли задержать воздушные корабли. Их вели летчики
полярной авиации. Командирами самолетов были Алексеев и Голо¬
вин — Герои Советского Союза и пилот-орденоносец Орлов.
Утром 21 марта, когда позволила погода, самолеты ушли на север.
Они летели прямым курсом. Пилоты ориентировались по солнцу и
радиокомпасам, решив одним рейсом покрыть расстояние в 1100 ки¬
лометров, отделявшее побережье от дрейфующих кораблей. Внизу
лежали однообразные льды.
Однако в полете пришла полная уверенность в правильности кур¬
са. Четко шли сигналы радиопеленгов из бухты Тикси, с мыса Шела-
урова, с «Садко». Штурманы проложили путь прямо на караван и вышли
туда, где дрейфовали корабли. Обратно было решено идти на остров
Котельный. Взяли на самолеты 22 пассажира, в их числе было И жен¬
щин.
28 апреля операция была закончена. Самолеты доставили с дрей¬
фующих кораблей на Большую Землю 184 человека. Летчики с гордо¬
68

стью рапортовали о вьшолнении правительственного задания На трех
ледокольных кораблях остались 33 человека.
К этому времени я уже основательно «заболел» севером.
Курс по чистым листам
10 мая 1938 года друзья и родные провожали меня в далекий рейс
на линейном ледоколе «Ермак».
К середине августа мы освободили из ледового плена 15 транспор¬
тных и ледокольных судов. В западной части моря Лаптевых сквозь
тяжелые льды проводили в Тикси и Кожевниково пароходы «Урал-
маш», «Мироныч» и «Сталинград».
Командование Главсевморпути дало «Ермаку» новую почетную
задачу: провести глубокую разведку на северо-восток моря Лаптевых —
к месту дрейфа ледокольных судов «Седов», «Садко», и «Малыгин».
Вдоль 136-го меридиана, курсом на север, проложил свой путь наш
ледокол. Часто измерялись глубины. Они были еще небольшими. Гра¬
ница между мелководным морем Лаптевых и океанскими глубинами
центрального Полярного бассейна была пройдена за 75-й параллелью.
Потом миновали и 78-ю параллель, где летчика Купчина остановил
туман. Ледокол тоже вошел в густой туман.
Четыре дня лежали в дрейфе. Тем временем лед атаковал... теп¬
лый летний дождь. Медленно рассеивался туман, сквозь просветы было
видно, как разрушался и таял лед, открывались новые разводья. Не
дожидаясь полного рассеивании тумана, «Ермак» пошел дальше на
север. Могучий ледокол без особого труда форсировал небольшие ле¬
довые перемычки. Иногда путь лежал по узким лазейкам, которые с
трудом раздвигались под напором ледокола.
Оглушительный трек и скрежет разносился по всем помещениям
ледокола. Впервые в истории арктических экспедиций корабль вел
бой с вечными льдами центрального Полярного бассейна, нетронуты¬
ми дыханием лета. Окончив вахту в радиорубке, я выходил на палубу
и подолгу стоял рядом с другими ермаковцами. Мы хотели помочь
чем-либо своему кораблю. Но чем?...
Вначале, когда на горизонте, милях в десяти, в дымке тумана выри¬
совывались силуэты трех ледоколов, казалось, что они далеко отстоят
друг от друга. Но это были «шутки» тумана, всегда искажающего дей¬
ствительность, корабли стояли почти рядом. Потом ветер унес хлопья
тумана, и мы уже ясно различали точные очертания трех пароходов.
Старый полярный капитан Сорокин почти не покидал капитанского мо¬
стика. Сорокин был спокоен и уверен, что дедушка «Ермак» не подведет.
69

Его уверенность передавалась и нам. На рассвете 28 августа «Ермак»
врезался в лед, образовавший перемычку между «Малыгиным» и «Сад¬
ко». Раскололись дорожки между судами, протоптанные зимовщиками.
На подходе к каравану мы украсили свой ледокол флагами, на
палубу вышли все свободные от вахт. Оркестр играл «Интернацио¬
нал». Гремело «ура»... Прежде всего подошли к «Малыгину». С борта
на борт передали почту, посылки, газеты. Началась перегрузка угля.
Малыгинцы отложили в сторону нераспечатанные долгожданные пись¬
ма, надо было быстро погрузить топливо.
Больше всего беспокоились о «Седове» Напором льда на корму, во
время сжатия, был смят вправо ахтерштевень, деформировано вправо
все крепление руля, а сам руль изогнут, так что приобрел форму
восьмёрки. Корабль не мог управляться. Его следовало взять на бук¬
сир. Многолетние десятибалльные льды надо было штурмовать, ма¬
неврируя, двигаясь вперед и назад, с разбега налетая на поля, проби¬
вая канал в толще льда. Трудно, очень трудно было решиться при
этом на буксировку поврежденного судна. Но моряки решили преодо¬
леть всё. «Седова» подтянули к корме «Ермака» семидюймовым сталь¬
ным канатом. Однако канат рвался со свистом. Изуродованный руль
разворачивал «Седова» поперек канала. Стало ясно, что форсировать
лед, имея у кормы лишенный управления корабль, невозможно. Бук¬
сировку «Седова» передали «Садко», который пошел в кильватере за
«Ермаком» по каналу, прорубленному им во льдах. «Ермак» ушел впе¬
ред с «Малыгиным», чтобы проверить, может ли тот самостоятельно
следовать по извилистому курсу вслед за лидером. Прошли пять
миль — на «Малыгине» все в порядке.
«Ермак» снова вернулся к «Садко» и «Седову». Но канал, только
что проложенный «Ермаком», уже закрылся. Он смыкался сразу за
кормой ледокола. Три часа подряд «Ермак» бил перемычку между
двумя ледовыми полями. Много сил, угля, пресной воды отняла эта
перемычка. И тогда механик сообщил, что левый гребной винт «Ерма¬
ка» сломан и пошел ко дну. На ледоколе созвали совещание капита¬
нов. Внимательно обсуждались все доводы «за» и «против» буксиров¬
ки. Двух решений быть не могло: надо оставить «Седова» в дрейфе,
превратив его в научную дрейфующую станцию.
По радио я передал это решение на другие суда. Ещё надо было
пополнить экипаж «Седова». Кочегары, машинисты, матросы — сорок
человек из экипажа нашего «Ермака» заявили о своем желании пе¬
рейти на «Седова». Из сорока ермаковцев было отобрано шесть луч¬
ших. Я до сих пор благодарю судьбу и капитанов, которые отбирали
людей. На всякий случай, я собрал свои вещи заранее. Потом быстро.
70

не раздумывая, перешел на борт «Седова», исполнялись мои давние,
тайные желания.
И вот мы, пятнадцать зимовщиков, стоим на борту корабля. Из
запасов «Ермака» нам передали лучшее снаряжение, оборудование и
продовольствие. Перед прощанием судно вывели на небольшое разво¬
дье. Мы оставались одни в ледяной пустыне, среди бесконечных по¬
лярных льдов.
Вечером капитан Бадигин приказал поднять на мачте сигнал: «Сча¬
стливого плавания». «Ермак» ответил: «Счастливо зимовать».
Рай среди льдов
Я быстро привык к новому кораблю. Начальником моим был стар¬
ший радист Александр Яковлевич Полянский, человек известный на
Севере. Мы быстро подружились. Я открыто признавал его высочай¬
шее профессиональное мастерство. Его талант, данный от Бога, вызы¬
вал у меня белую зависть. Он, в свою очередь, снисходительно отнёс¬
ся к моему увлечению, интересу к общественной работе. В Морском
техникуме и на пароходе «Луга» я активно сотрудничал в стенгазе¬
тах. На «Ермаке», во время арктического рейса, издавалась печатная
многотиражка «Сквозь льды». В тот день, когда я в числе шести ерма-
ковцев перешёл на борт «Седова», газета «Сквозь льды» поместила
мой портрет и пожелала своему рабкору счастливой зимовки.
Теперь же я откликнулся на просьбу ТАСС — телеграфного аген¬
тства Советского Союза — и стал его активным корреспондентом. На¬
сколько я знаю, газеты охотно публиковали сообщения Николая Бе¬
касова о дрейфе «Седова».
Льды уносили нас дальше к северу. Жизнь на борту нашего «Седо¬
ва» продолжала бить ключом, хотя коварная Арктика частенько пре¬
подносила нам весьма неприятные сюрпризы.
Как протекали наши будни? О наступлении дня возвещало резкое
завывание всех репродукторов, — это наш старший радист Полянс¬
кий предупреждал полярных моряков о начале трансляции утренне¬
го выпуска «Последних известий». Невообразимый вой и писк значи¬
тельно облегчали труд вахтенного, который обязан будить экипаж.
Через две-три минуты экипаж пробуждался... После сытного завтра¬
ка с ежедневной дозой витамина «С» начинался день.
Работы у всех по горло: надо окончательно отеплить помещение,
обеспечить себя электроэнергией, нам следует подготовиться к борь¬
бе со льдами, поэтому мы устраиваем добавочное крепление корпуса
судна. Буйницкий, наш уважаемый научный работник, вёл магнит¬
7 1

ные, астрономические и гравиметрические наблюдения. Кроме того,
мы организовали круглосуточную метеорологическую вахту. Но это
ещё не всё, мы проверяем глубины в районе дрейфа, следим за состо¬
янием льдов, проводим суточные магнитные наблюдения, связанные
с полярным сиянием. Четыре раза в сутки отправляем в бюро погоды
краткие радиограммы с итогами наблюдений.
Наш ледокол дрейфовал над большими глубинами. Для того, что¬
бы измерить их, нужны специальная глубоководная лебедка и трос,
способный выдержать солидный груз. Такого оборудования на борту
ледокола нет. Мы решили изготовить лебедку и трос своими силами.
Нетрудно догадаться, насколько трудна и сложна эта работа в усло¬
виях полярного дрейфа. Приходится работать на морозе голыми ру¬
ками, расплетая толстые стальные тросы и заново сплетая их в со¬
лидный канат. С большими трудностями сооружалась лебедка. К ужину
коллектив «Седова» собирался веселым и бодрым. Мы заводили пате¬
фон, который до сих пор нам еще не надоел. У нас есть свыше сотни
разных пластинок. Часто коллективно читали книги. Экипаж жил
дружно: никогда не услышишь резких слов или разговоров на повы¬
шенных тонах. Однако было бы неправильно думать, что наш дрейф
это какой-то «рай» среди льдов. Бывают и очень тяжелые дни, когда
приходится вступать в единоборство со стихией, когда льды идут в
атаку на «Седова».
Вечером 24 октября, закончив работу, все мы, пятнадцать человек
собрались в кают-компании за праздничным ужином, отмечали год
дрейфа «Седова» в Арктике. Делились впечатлениями. Говорили о том,
что сделано, что предстоит сделать за следующую полярную ночь.
После ужина играли на музыкальных инструментах, слушали кон¬
церт из Москвы, посвященный «Седову» Поздно ночью разошлись по
каютам.
Утром я с удивлением увидел, как Полянский, всегда спокойный
и уравновешенный, сохранявший на лице улыбку при самом страш¬
ном шторме, а теперь возбужденный, с изменившимся лицом прини¬
мает радиограмму. Сбросив наушники, бегом кинулся в каюту капита¬
на Бадигина и, протягивая ему телеграмму, мог сказать только:
— Вот — нам из Кремля...
Радиограмма гласила:
ЛЕДОКОЛ «СЕДОВ» КАПИТАНУ БАДР1ГИНУ ПАРТОРГУ ТРО¬
ФИМОВУ
В ГОДОВЩИНУ ДРЕЙФА ШЛЁМ ВАМ И ВСЕМУ ЭКИПАЖУ
«СЕДОВА» ГОРЯЧИЙ ПРИВЕТ. УВЕРЕНЫ, ЧТО С БОЛЬШЕВИСТ¬
СКОЙ ТВЁРДОСТЬЮ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ ВЫ ПРЕОДОЛЕЕТЕ ВСЕ
72

ТРУДНОСТИ НА ВАШЕМ ПУТИ И ВЕРНЁТЕСЬ НА РОДИНУ ПО¬
БЕДИТЕЛЯМИ^ ЖМЁМ ВАШИ РУКИ, ТОВАРИШ.И! ПО ПОРУЧЕ¬
НИЮ ЦК ВКП(б) И СНК СОЮЗА ССР
И.СТАЛИН, В.МОЛОТОВ
Так мы узнали, что Сталин пристально следит за нашим дрейфом.
Около полуночи вахтенный обнаружил у самого судна белого мед¬
ведя. Его приближение заметили первыми два щенка — Джерри и
Льдинка. Незваный гость подошел к судну на расстояние не больше
трех метров, но, испугавшись лая собак, поспешил скрыться. Метрах
в ста от судна находятся наши палатки с продовольствием. Мы забес¬
покоились; в самом деле, если бы эти палатки привлекли внимание
полуночного гостя, он без особого труда мог бы сделать значительные
опустошения в нашем аварийном запасе. Решили осмотреть палатки.
Вооружились и зажгли факелы. При свете их увидели огромные сле¬
ды, ведущие от судна прямо к складам. Любопытный мишка обошел
палатки, угольный склад, склад горючего, но ничего не тронул и уб¬
рался восвояси.
Это посещение было для нас большой неожиданностью. Мы мало
рассчитывали на появление такого гостя, хотя заранее принимали все
меры предосторожности, а на ночь даже убирали трап. Медведь ушел,
но оставил у нас надежду на... вкусные медвежьи отбивные.
Полярная ночь вошла в свои права; только около полудня чуть-
чуть брезжил свет.
По меткому выражению одного из моряков. Северный Ледовитый
океан зимой — «полное академическое собрание штормов всех ви¬
дов». В конце октября сильно подул ветер. Направление его часто ме¬
нялось. 30 октября вокруг судна усилилась подвижка льда. Трудно
передать эти звуки, они напоминали то завывание ветра, то монотон¬
ный гул работающего в отдалении мотора, то стоны какого-то неведо¬
мого гигантского зверя, то шум морского прибоя. Эти звуки хорошо
известны морякам, побывавшим в глубине Арктики. Ветер рвал с та¬
кой силой и внезапностью, что на палубе все гудело. В тридцати мет¬
рах от «Седова» росли все новые большие ледяные гряды. Они взды¬
мались выше палубы, двигались к ледоколу. Под действием льдов «Седов»
время от времени судорожно вздрагивал всем своим многотонным сталь¬
ным телом. В половине первого часа дня раздался звонок, приглашав¬
ший моряков к обеду. В ту же минуту, не вьщержав страшного давле¬
ния, начал ломаться лед у самого борта против трюма № 2. На корабль
посыпались удары. Толчки ощущались все сильнее и чаще.
Капитан дал распоряжение всем одеться, объявил аврал. Мы при¬
готовились защищаться.
73

Быстро зажгли факелы. В темноте замелькали красные огаи. Мы
ждали распоряжения поджечь заряды аммонала, взрыв должен был
разрушить лёд на некотором расстоянии от судна, тем самым был бы
ослаблен напор на борт. Вдруг, словно по мановению волшебного жез¬
ла, сжатие прекратилось. Целый час ничего не нарушало молчание
ледяных просторов.
Но Арктика коварна. В восемь часов мы опять неожиданно ощути¬
ли толчок, застававший весь экипаж моментально выскочить на палу¬
бу. Лед, нажимая на борт, трещал наподобие гигантского пулемёта. Про¬
шла тревожная минута, и ледяной бунт опять внезапно прекратился.
10 и 11 ноября свирепствовала пурга. Двое суток не переставая,
штормовой ветер завывал на все лады в снастях корабля. Нельзя было
даже сойти на лед. Воздух заполнила мельчайшая снежная пыль, с
бешеной скоростью несшаяся над ропаками. Удивительная «способ¬
ность» у этой пыли: она пробивается во все щели, проникает в самые,
казалось бы, недоступные места меховой одежды.
12 ноября с борта судна можно было различить гигантскую гряду
двухметрового льда, двигавшегося с необычайной, невиданной еще нами
скоростью. Несколько человек тотчас же спрыгнули на лед — и едва
успели отрезать ножом оттяжки палатки. Вслед за этим раздался силь¬
ный треск, напоминавший выстрел: лопнуло ледяное поле. Трещина
пересекла палатку, и через минуту здесь образовалась трёхметровая
речка. Дальнейшие события развивались с молниеносной быстротой:
под самым форштевнем лопнул лёд, затрещало и застонало поле у
левого борта корабля.
На судне была объявлена тревога, экипаж готовился ко всяким
случайностям. Лёд, напирая на левый борт, начал медленно повора¬
чивать судно. Развернувшись на 30 градусов, «Седов» вдруг остано¬
вился. В этот момент решалась судьба нашего славного ледокола. Сто¬
ило «Седову» стать бортом к бешено наступающему льду — и судно
испытало бы на себе всю его огромную силу, которую, конечно, не в
состоянии выдержать ни один корабль.
На лед к палаткам отправилась часть команды с баграми, пешня¬
ми и факелами. Подготовили на всякий случай резиновые надувные
шлюпки. Движущийся лёд стал отламывать примерзшие к бортам
льдины. Они переместились на расстояние около километра. Там же
очутились наши палатки с запасом продовольствия, магнитный домик
и горючее. Все это перемешалось и сместилось...
Страшный грохот двигавшегося ледяного поля начал отдаляться.
Началась горячая работа. Мы искали на льду унесенное в разные
стороны имущество. Маленькими светлячками казались фонари в руках
людей, невидимых во мраке.
74

Во время полярной ночи большое значение имеет хорошее освеще¬
ние. Постоянное освещение в каютах «Седова» — керосиновые лампы.
Они доставляют нам немало хлопот. В полярную ночь лампы зажига¬
ют с утра, и нафузка на них почти удваивается. Из-за этого, очевид¬
но, стекла лопаются чаще, чем обычно. Наш запас ламповых стекол
быстро истощился. Сейчас на судне есть только одна лампа с настоя¬
щим целым стеклом, остальные снабжены стеклами самого разнооб¬
разного происхождения и имеют весьма живописный вид. Лучшие,
как мы говорим, первосортные, стекла получаются из стеклянных ба¬
нок, в которых прежде находился фруктовый компот. Лампы у нас
носят названия по сортам стекла. Самодельные стекла у нас очень
берегут, ими дорожат, и когда такое стекло лопается, хозяин лампы
грустит по этому поводу целый день, встречая искреннее сочувствие
товарищей.
За последнее время все увлечены игрой в шахматы.
Я начал, довольно неожиданно для себя, изучать английский. Все
свободное время просиживаю за учебниками.
Ледяной док
Повреждение руля «Седова» было основной причиной того, что
корабль оставили дрейфовать во льдах. Своим ходом судно идти не
могло, а при попытке тащить его на буксире лопались тросы.
Руль «Седова» отличается массивностью, огромным весом — не¬
сколько тонн — и весьма солидным креплением. Не трудно предста¬
вить себе, насколько был велик напор льда, если он сумел изуродо¬
вать эту махину.
По техническим правилам такое повреждение нельзя исправить
судовыми средствами. Требовался доковый ремонт — то, о чем мы и
мечтать не могли. Было досадно! Во всем остальном судно вполне ис¬
правно, пригодно к плаванию. И только этот проклятый руль... Из-за
него ледокол обречен на неподвижность. Мало того, поврежденный
руль стал помехой, так как сильно затруднил бы вьшод судна из льдов
на буксире.
В июне следующего 1939 года мы решились построить своеобраз¬
ный «ледовый дрейфующий док». Произвели околку льда вокруг руля
и лопастей. Когда нам удалось таким путем обнажить руль на два
метра, на поверхность льда начала просачиваться вода. Ее приходи¬
лось откачивать помпами. Освободив руль еще на сорок сантиметров,
мы с горечью убедились, что нечего и думать о восстановлении его на
судоремонтном заводе — так велики были повреждения.
75

Всё потеряно? Нет, не всё! Был еще один выход, который вначале
казался невыполнимым; перерезать руль на две части. Тогда верхняя
часть, большая, могла бы вращаться.
Мы взялись за работу. Чтобы захватить возможно большую часть
руля, работу начали у самого льда. Руль мы сверлили. Так как вода
все прибывала, то работали в две смены, работали горячо.
Количество просверленных отверстий увеличивалось, оставалось
только разъединить руль на части. И вдруг, около часа ночи, вахтен¬
ных поднял тревогу: «Быстро поступает вода!»
Два человека, стоявшие на откачке, не могли справиться. Без объяв¬
ления аврала, через несколько минут, все пятнадцать человек уже
находились у места работы. Откачивали воду помпами, но она не убы¬
вала. Люди работали в воде, ставили домкраты. Над полосой сверле¬
ния вода поднялась уже на сорок сантиметров. Через полтора часа
раздался вдруг хруст металла: верхняя часть руля пошла в сторону...
«Седов» получил управляемость — хотя и не полную, но достаточную
для самостоятельного следования в разряженном льду и по чистой
воде. Это значительно облегчит операцию по выводу судна из дрей¬
фующих льдов. Удалось убить белого медведя. Зверь долго подходил
к судну, старательно обнюхивая все встречавшиеся на пути предме¬
ты. Теперь мы на много дней обеспечены вкусным свежим мясом, бо¬
гатым витаминами.
Третья зима
Истек второй год дрейфа. Осенью 1939 года начинался третий. Мы
свыклись с обстановкой, и предстоящая третья полярная ночь во льдах
никого не страшила. В достаточно просторных помещениях мы под¬
держивали температуру в среднем около 18 — 20 градусов тепла, вез¬
де вывешены термометры. Традиционные арктические спальные мешки
и меховая одежда вычеркнуты из нашего обихода. Каждому вменя¬
лось в обязанность застилать постель двумя простынями, меняя их
раз в десять дней. Три раза в месяц устраивался «банный день». В
бане можно не только хорошо помыться, но и отлично попариться.
Регулярно отводились дни для стирки постельного и личного белья.
Бытовые условия на «Седове» лучше, чем были во многих специально
подготовленных арктических экспедициях.
На судне организована техническая учеба. Я тоже ходил на неё и
получал большое удовольствие. Главная машина, вспомогательные
механизмы и котлы находились в двухсуточной готовности на случай
выхода из дрейфа во время полярой ночи.
76

к полярной ночи 1939 — 1940 года — нашей последней зимовке во
льдах — мы готовились особенно тщательно, лед неуклонно двигался
к западу. Чем ближе к островам Шпицбергена, тем более лёд уплот¬
нялся. Создавалась возможность крупных ледовых подвижек. Поэто¬
му подготовка к полярной ночи — в центре нашего внимания.
В декабре лед пришел в движение. Вблизи судна внезапно раздал¬
ся сухой треск, недалеко от борта черной змейкой пробежала по льду
трещина. Огромное ледяное поле раскололось. «Седов» быстро дрей¬
фовал на юг. Мы уже находились в Гренландском море. По радио
узнали, что флагманский ледокол арктического флота «И.Сталин»
вышел из Мурманска к месту нашего дрейфа.
23 декабря установили радиосвязь с ледоколом «И.Сталин». Слы¬
шимость хорошая.
Весело встретили новый год.
Состоялся новый разговор с ледоколом «И.Сталин». Капитан Бело¬
усов сказал:
— Лед очень тяжелый. С удара прохожу 3 — 4 метра, винты зак¬
линивает. Хорошо видим ваши прожекторьь
Наконец мы увидели смутные контуры корабля. Затем он стал про¬
рисовываться все более четко. И вот нависшую темноту неба разорва¬
ла цветная ракета, за ней вторая, третья, десятая... Надо льдами Арк¬
тики разгорелся золотой фейерверк...
На борт «Седова» перешли лучшие люди флагманского корабля,
машинисты и кочегары. С большой радостью седовцы встретили свое¬
го буфетчика Екимова, проплававшего на «Седове» почти четверть
века. Старик настолько был уверен в своём возвращении обратно на
судно, что оставил там свои вещи.
И вот дрейф закончен. Нас вывели из льдов, идем к берегам роди¬
ны. Праздничная Москва встречала нас. На улицы вышли толпы на¬
рода, весь город был засыпан листовками, которые сбрасывали с са¬
молетов. Всем пятнадцати седовцам за участие в дрейфе в трудных
условиях Арктики присвоено звание Героя Советского Союза.
Дальше в своей жизни я сделал новый поворот. Надел военную
форму. С 1940 года учился в Ленинградской промышленной академии.
Стал служить на Военно-морском флоте. Участвовал в советско-япон-
ской войне. Но рассказ о ней — это совсем другая история, совсем не
связанная с освоением Арктики,
Мне 89 лет. Я последний оставшийся в живых седовец. Много лет
прошло. Но события эти незабываемы. Война показала, что служба
военных моряков ничуть не легче, так же требует полной отдачи.
Окончил Военно-морскую академию. Все силы отдавал построению
новых кораблей Российского военного флота. Содействовал приходу
77

на флот нового топлива — Его Величества Атома. И прожил бы сто
лет, не познакомься с ним так близко.
В каких только портах мне не приходилось жить и служить... От
Владивостока до Калининграда. Всю Россию объездил вместе с женой
Антониной Платоновной, верной боевой подругой, немало горя хлеб¬
нувшей во время войны, и дочкой Ниной, умницей, на которую не мог
ни надышаться, ни наглядеться. Но где бы ни был — лучше Петер¬
бурга города не видел. Я и теперь люблю приходить на набережную
Невы, любоваться кораблями, идущими вверх и вниз по труженице
Неве. До сих пор уверен: родиться в Питере, дышать морским возду¬
хом и не полюбить море — невозможно.
P.S. Эти воспоминания Николаю Михайловичу, к горькому сожале¬
нию, не удалось прочитать в сборнике «Сказание о подвиге». Его не
стало в конце 2002 года.
78

Борис Орлов
Сорок первый, хмурый и уставший,
В окруженье раненным попавший...
Сорок первый, без вести пропавший..
Мёртвых в спешке не похоронивший.
Под Москвой врага остановивший.
Ты несёшь и горестно и свято
Имя неизвестного солдата.
Разбитый дот. Осколочный металл.
Война давно ржавеет в катакомбах.
Вслепую здесь похоронил обвал
В корнях берёз невзорванную бомбу.
А соловьи поют. Земля в цвету.
Среди травы разбросаны ромашки.
Берёзы атакуют высоту.
Как моряки
В разорванных тепьняшках.
79

Абрек Баршт
Абрек Аркадьевич Баршт родился в 1919 году на
Херсонщине. В 1940 году окончил Батайскую военно¬
авиационную школу. С апреля 1942 года — в действующей
армии на фронтах Великой Отечественной войны. К
апрелю 1945 года совершил 369 боевьиг вылетов на разведку
целей и корректировку артиллерийского огня. Звание
Героя Советского Союза присвоено 10 апреля 1945 года. В
конце сороковых окончил Военно-воздушную академию. С
1965 года полковник Баршт в запасе. Является
председателем Санкт-Петербургского клуба Героев, а
также председателем Санкт-Петербургского реги-
ошльного отделения Международного благотворительного
общественного фонда к Победа — 1945 год».
80

АРИФМЕТИКА ПОДВИГА
— Не знаю, наверное, я не прав, но гложет и гложет меня какая-то
раздвоенность в душе, — задумчиво откровенничал передо мной дав¬
ний товарищ. — Объясни мне, пожалуйста... Герой Советского Союза,
Герой России — высшее отличие. Удостаиваются его люди, совершив¬
шие беспримерный подвиг. Как Матросов, Гастелло, Маринеско. Но
вот я листаю двухтомник о Героях и вижу, что очень многие получи¬
ли это высокое звание не в результате какого-то высшего проявления
человеческого духа, а просто, буднично набирая очки: сбил столько-
то самолётов противника, совершил энное количество боевых выле¬
тов, уничтожил из снайперской винтовки за годы войны несколько
десятков фашистов. Вот твой однополчанин Герой Советского Союза
Николай Гугнин — совершил 157 боевых вылетов, 75 из них — на
разведку в глубокий тыл врага. Лично сбил пятнадцать гитлеровских
самолётов плюс четыре в паре с ведомым... Уже не подвиг, а какая-то
меркантильная арифметика...
— Хороша арифметика! — не удержался я. — Да ты хотя бы
попытайся представить, что такое боевой вылет. Это тебе не часовая
прохулка на комфортабельном лайнере от Питера до Москвы. Это вылет
с воздушным боем, с нечеловеческим напряжением, с ежесекундным
риском заживо сгореть в тесной кабине! Арифметика... А что такое
вылет на разведку в глубокий тыл? Это полёт через густую сеть опас¬
ностей! Через зоны ПВО противника, встречи с вражескими истреби¬
телями, через возможность быть сбитым любым случайным снарядом
или крупнокалиберной очередью! А пятнадцать сбитых самолётов?..
Да, сбитых, не единым махом! Это арифметика всей войны. Даже один
сбитый самолёт врага — это приближение к победе. Если бы каждый наш
солдат убил одного немца, нам на той войне не с кем было бы сражаться!
81

Всякий раз, когда я слышу равнодушные оценки подвига, вспоми¬
наются стихи Маяковского о том, что «слова у нас до самого важного
в привычку входят, ветшают, как платья». И становится почему-то
обидно, что в нашей жизни тускнеет та очень яркая краска, которой
во все времена люди окрашивали высший взлёт человеческого духа.
Принижая подвиг до бытового уровня, мы обкрадываем себя, упроща¬
ем свой эмоциональный ряд, лишаем его самых мажорных нот.
Рассказать читателям о Николае Гугнине меня попросила его
жена — Галина Григорьевна, укладчица парашютов истребительного
полка, прошедшая рядом с мужем всю Великую Отечественную. При¬
слала мне пожелтевшие листки с заметками в дивизионной газете,
копию написанной кем-то боевой характеристики, воспоминания од¬
нополчан.
«При жизни Коля не любил, чтобы его прославляли, — написала
она, — а ведь его боевая биография интересна и поучительна. Идущие
за нами поколения должны знать своих героев. Вы с ним воевали вме¬
сте, «в небесах летали одних», как в той песне поётся. Лучше вас
сделать это больше и некому».
С Гугниным мы не просто в одних небесах летали, мы воевали в
одной дивизии. Это был истребитель, как говорят, Божьей милостью.
Все, кто знали Гутнина, восхищались его бесстрашием и мастерством.
Конечно, за скупыми строчками служебных отзывов не просто пред¬
ставить живого человека, но это был выдающийся лётчик, это был
настоящий Герой. И несмотря на то, что события и люди конца 30-х
отдалились от нас более чем на полвека, те семнадцати- и восемнад¬
цатилетние парни и сегодня стоят перед моими глазами, я и сейчас
вижу, как они в последние предвоенные годы осаждают военкоматы с
требованием послать их учиться на лётчиков.
Конечно же, был среди них и Николай Гугнин. Уж кто-кто, а он,
студент Воронежского авиационного техникума, имел полное право
претендовать на место в Егорьевской военной школе лётчиков-истре-
бителей! И в апреле 1940 года был принят. Да и кто бы посмел ему
отказать? У многих ли был за плечами Воронежский клуб и практи¬
ческий стаж лётчика-инструктора?
А через год после выпуска он уже писал рапорт за рапортом с
требованием немедленно отправить его на фронт: «Я боевой лётчик и
должен воевать».
И уже в сентябре 1941 года «член ВКП(б) тов. Гугнин направляет¬
ся в действующую армию на Западный фронт лётчиком эскадрильи
188-го истребительного авиационного полка».
Сержант Коля Гугнин как-то сразу всем понравился, пришёлся по
душе. Если, скажем, Алексей Маресьев запомнился своей основатель¬
82

ностью, то Гугнин оставался в памяти неунывающим оптимистом, при¬
мерным смельчаком. Однажды после тяжёлого воздушного боя воз¬
вращаемся на свой аэродром. Только-только оторвались от наседав¬
ших «мессеров», только перевели дыхание. Но вдруг перед заходом на
посадку Гугнин разворачивает истребитель и на бреющем уходит к
линии фронта. Оказывается, в боевой кутерьме он не успел использовать
реактивные снаряды, а везти их домой считал для себя позором. На аэро¬
дром вернулся лишь после того, как сделал прицельные пуски по скоп¬
лению немещсой техники. Вроде бы неожиданное, авантюрное решение.
Но я-то знал, что Коля без точного расчёта никакого риска не допустит.
Уже в одном из первых вылетов, когда сопровождаемые истреби¬
телями штурмовики попали под плотный огонь «мессершмиттов», Гугнин
бросил свою машину в гущу самоуверенных фашистских асов, как
бросается птица на любого, кто пытается посягнуть на жизнь её детё¬
нышей, — грозно и самоотверженно. И когда один из немецких само¬
лётов раскололся в огненном шаре взрыва, самоуверенность гитле¬
ровских асов как рукой сняло, строй их рассыпался, и они начали
шарахаться от напористых атак Гугнина. А ведь и самолёты у них
были быстрее, да и опыта побольше — Европу завоевали.
Из служебной характеристики: «За пять месяцев пребыванил на
фронте борьбы с немецкими захватчиками молодой сержант пока¬
зал отличные боевые качества, зарекомендовал себя как отличный
пилот, отважный и бесстрашный, рвущийся в бой лётчик и пре¬
красный товарищ. Имеет 45 успешных вылетов. За хорошую боевую
работу в борьбе с германским фашизмом награждён правительством
орденом Красного Знамени. Вывод: достоин продвиженгия на долж¬
ность командира звена».
Не так уж часто случается, что сержанта назначают на офицерс¬
кую должность. Не в ходе боевой операции, когда на такой шаг вы¬
нуждает обстановка, а в плановом порядке, за деловые, пилотажные и
личные, человеческие качества. В марте 1942 года Николай Гугнин
принимает боевое звено истребителей и прикалывает в петлицы пер¬
вые «кубари» младшего лейтенанта.
Молодой лётчик и до того не уставал въедливо анализировать каж¬
дый вылет: всегда после приземления просил и командира, и товари¬
щей, чтобы оценка его действий не сводилась к банальному «нормаль¬
но слетал», и предлагал обсудить несколько вариантов поведения в
воздушном бою. Всегда хотел понять, какой из них мог бы стать опти¬
мальным. Приняв командование звеном, неустанно проводил такие
уроки с подчинёнными. «Коля дорвался до руля!» — подшучивали со¬
служивцы. А он всерьёз говорил в ответ: «Я же отвечаю за этих людей и
должен быть уверен, что они понимают логику боя не хуже меня».
83

Через два месяца, в мае 1942 года, его неожиданно вызвал к себе в
землянку командир полка. Прямо от самолёта, на котором Гугнин только
что вернулся из боевого вылета. В тот день наши лётчики сопровож¬
дали на штурмовку «Илы». Вернулись все, но трёпки не избежали.
Можно, конечно, оправдаться — «мессеров» было в два раза больше.
Но ведь начало атаки зевнули, можно было предусмотреть, что со
стороны солнца — удобная позиция для нападающих. Да, не подпус¬
тили к штурмовикам, но какой ценой? Сколько дырок в самолётах
привезли! Есть, за что снять стружку с командира звена...
— Вот что, Николай Павлович, — впервые по имени-отчеству об¬
ратился к нему подполковник Шинкаренко, — мы тут посоветовались
и решили назначить тебя заместителем командира эскадрильи...
— Товарищ командир! — взмолился Гугнин, — я и звеном ещё не
научился управлять. Только-только стал что-то понимать...
— Кстати, сегодня звено твоё действовало грамотно, — перебил
лётчика командир. — Связали «мессеров» боем, а штурмовики отлич¬
но сделали своё дело. Молодцом! Так что иди, принимай должность...
Через месяц Николай Гугнин получает звание «лейтенант».
Я как сейчас помню воздушный бой 7 августа 1942 года, его видели
многие лётчики. Наш батальонный комиссар Лысенко расстрелял весь
боезапас. И немцы это сразу поняли, начали за ним охоту. Гугнин,
можно сказать, собой прикрыл комиссара, сопровождал его до при¬
земления на аэродроме. А стервятники Ме-109 переключили готовя¬
щийся удар на него. Гугнин делает «горку» и в упор одного сбивает.
Но на хвосте у него ещё два фашиста. Лётчик делает боевой разворот
и кидается в лобовую атаку. Приём эффективный, но требует креп¬
кой воли и внутренней готовности к самопожертвованию. Кто первый
не выдержит, тот погиб. Если оба лётчика будут идти до конца — оба
и погибнут. Лобовое столкновение — вещь страшная. И обычно пер¬
выми всегда отворачивали немцы. Так случилось и в этот раз. Только
фашист потянул ручку на себя, тут же получил вдоль фюзеляжа
смертельную очередь. Красиво летели от него во все стороны ошмёт¬
ки, с огнём и дымом. Нервы сдали и у третьего «мессера». Он улепё¬
тывал на таком форсаже, что мы от смеха давились.
В октябре 1942 года Николай Гугнин назначается на должность
командира авиационной истребительной эскадрильи, а через месяц
он получает звание «старший лейтенант». К этому времени на счету
лётчика уже 6 сбитых самолётов врага и 154 боевых вылета.
В начале 1943 года эскадрилья Гугнина получает почётное право
первой в полку переучиться на новую технику — истребитель Як-1
Уже после первого самостоятельного полёта на этой машине Николай
Павлович посмотрел в небо и грозно пообещал; «Теперь, проклятые
84

фрицы, вы во всей полноте почувствуете нашу ненависть к вам...».
Только в феврале этого года эскадрилья провела 29 успешных штур¬
мовок, в которых было уничтожено 5 танков, 10 повозок с боеприпаса¬
ми, около 150 солдат и офицеров противника. В девяти воздушных
боях Гугнин лично сбивает 3 вражеских самолёта и ещё два в составе
группы. В мае на его гимнастёрке появляется второй орден Отече¬
ственной войны, а на погонах — по четвёртой звёздочке.
Из мемуаров Маршала авиации СЛ.Красовского: «Зорко несли бое¬
вое дежурство в воздухе патрули 5-го истребительного авиакорпуса,
прикрывавшие действия гвардейской 3-й танковой армии. Только за
16 июля они провели 14 воздушных боёв, уничтожив три фашистс¬
ких самолёта. В тот же день, сопровождая штурмовиков в район
Радзехува, восьмёрка наших истребителей во главе с капитаном Гуг-
ниным сбила 4 самолёта противника. «Илы», надёжно прикрытые
группой Гугнина, успешно выполнили боевую задачу».
В конце 1943 года Николай Павлович принимает должность штур¬
мана полка. Казалось бы, чисто штабная работа — мозг полка, его
интеллект, его жёсткая бухгалтерия. Гугнин наполняет эту работу
творческой выдумкой, рождая на штурманских картах хитроумные
комбинации предстоящих боевых вылетов. В это творчество вовлека¬
ются командиры и боевые лётчики, их предложения тщательно про¬
считываются и впоследствии проверяются во время боевых вылетов.
Боевой счёт полка растёт с каждым днём. В июле 1944 года Николай
Павлович получает звание «майор», а в августе — орден Александра
Невского. Он по-прежнему летает много и результативно.
Из боевой характеристики: «В воздушных боях при встрече с врагом
дерзок и бесстрашен, всегда жрвым ■навязывает бой противнику. Особую
отвагу проявил в Будапештской операции, где показал высокое искус¬
ство воздушного бойца. 16 ноября 1944 года, выполняя боевую задачу
на сопровождение шестёрки Ил-2 четвёркой Як-1, смело вступил в
бой с 14 «мессершмиттами» и восьмёркой ФВ-190, пытавшихся ата¬
ковать группу наших штурмовиков. В этом бою было сбито 6 само¬
лётов противника, один Me-109 уничтожил лично Гугнин. 17 ноября
четвёрка Як-1, возглавляемая майором Гугниным, смело вступила в
бой против 12 вражеских истребителей. Командир группы сбил один
ФВ-190, остальные были рассеяны. Штурмовики и прикрывавшие их
истребители без потерь вернулись на свой аэродром, выполнив по¬
ставленную задачу. За бесстрашие и героизм, проявленные в воздуш¬
ных боях в декабре 1944 года, тов. Гугнин награждён третьим орде¬
ном Красного Знамени».
Ловлю себя на крамольной мысли... Весна 1945 года. Уже всё вок¬
руг пронизано приближающейся победой. Боевой счёт Гугнина таков.
85

что командование не задумываясь представило его к высшей награ¬
де — званию Героя Советского Союза. У него сверх головы работы в
штабе полка, в эскадрильях, рядом любимая женщина, ставшая за¬
конной женой, его и командир полка придерживает («не лезь на ро¬
жон, обидно погибать в конце войны»), а он, как азартный игрок, —
при каждой возможности рвётся в бой. А ведь мог бы и придержать
себя. Никому бы даже и в голову не пришло упрекнуть его. И тут же
возражаю: такие, как Гугнин, о себе не думали, думали о Победе. По
себе знаю: чем ближе была Победа, тем скорее хотелось её ощутить.
А для этого был один способ — умело бить врага. Как Коля Гугнин.
Награды, звания, заслуги — всё это подсчитывалось потом. Но без
этой арифметики, без каждодневного учёта уничтоженных врагов, сби¬
тых самолётов, разгромленных полков и дивизий не было бы и глав¬
ного итога войны — нашей Великой Победы.
86

Иван Баранов
Иван Павлович Баранов, кавалер трех орденов Славы,
родгшся 27 сентября 1918 года в деревне Понизовье, на
Вологодчине. Начал трудовую деятельность с 15 лет. В
1940 году был призван на действительную военную службу.
С первых дней Великой Отечественной Войны находился
в составе действующей армии, пройдя боевой путь от
рядового до офицера. Награждён многими орденами и
медалями. Уволен в запас в 1945 году и вновь призван в
1947-м. Службу кадрового офицера закончил в 1961 году в
звании майора. С 1961 по 1990 год работал в трестах
Главленинградстроя в должности заместителя управ¬
ляющего по гражданской обороне. В настоящее время
находится на пенсии. Живет в Санкт-Петербурге.
87

и «языков» БРАЛ,
И КАПИТУЛЯЦИЮ ПРИНИМАЛ
Оглядываясь на череду лет, выстроившихся за спиной, начи¬
наешь искать ответ на главный вопрос — для чего жил и
удалась ли эта жизнь? Мне и людям моего поколения ответить на
этот вопрос несложно — мы прожили жизнь не зря и сумели совер¬
шить то главное, для чего были рождены. Мы победили в самой жес¬
токой и кровопролитной войне за всю историю человечества, и без
лишней скромности могу сказать: нам есть чем гордиться!
Победа над фашизмом, вписанная народами Советского Союза в
мировую историю, навсегда останется знаковой вехой в летописи XX-
го века, как бы ни старались иные политики, политологи и досужие
журналисты переиначить эту очевидную истину. А моя личная жизнь
и мой прошлый боевой опыт, хоть он и является малой крупицей в
общем деле разгрома немецко-фашистских захватчиков, служит сви¬
детельством этого неоспоримого утверждения.
Родился я в самой что ни на есть российской глубинке, в Вологод¬
ской области близ города Устюжна. Деревня наша называется Пони¬
зовье, поскольку стояла, стоит и, надеюсь, стоять будет среди залив¬
ных лугов и северного леса с небольшими озерами и неглубокими
болотами, из которых вытекает речка Шалочь. Струится она под на¬
шим неярким северным небом до самой Мологи, куда благополучно и
впадает, отдавая свои воды старшей, полноводной сестре. На Шалочи
за рыбной ловлей и в лесах, в поисках грибов, — а брал я только одни
88

белые, — и прошло моё детство. Отец Павел Петрович Баранов добы¬
вал пропитание для семьи, главным образом, на отхожем промысле, а
дома всем руководила мать Марья Захаровна. Так и жили до самой её
ранней смерти. Отец остался вдовцом с четырьмя детьми на руках и
вскоре женился вторично. Чере.з несколько лет детей в семье стало в
два раза больше, и я, чтобы помочь отцу и старшему брату, окончив
семилетку, определился на плотницкую работу.
А в 1936 году, попав в Ленинград, устроился на завод имени Кула¬
кова. Тогда он производил морские измерительные приборы, и я, как
работник оборонной промышленности, подлежал освобождению от воин¬
ской обязанности на весь срок своей заводской занятости. В то время
такое положение называли «быть на броне». Работал я в столярном
цехе, изготовляя модели для заливки металла.
В конце ноября 1939-го грянула финская компания, а уже в де¬
кабре меня отправили на лесоповал. Люди старшего поколения, наверное,
помнят эту морозную зиму. Это и был мой первый опыт, как теперь
говорят, альтернативной службы. Но самое главное, он не освобождал
меня в дальнейшем от службы срочной. Тут мне и подумалось, что
же, стариком мне её служить придется, что ли?
И пошел я в военкомат просить, чтобы меня сняли с «брони». А осе¬
нью 1940-го пришла повестка с призывом на действительную срочную.
Из военкомата отправили нас в морской экипаж, в тот самый, что
поныне стоит на площади Труда, и после прохождения медицинской
комиссии определили в школу младших специалистов для обучения
водолазному делу. Курс молодого краснофлотца прошёл я в Копорье,
а затем был распределён в 41-ю эскадрилью ВМФ, базировавшуюся в
ту пору у Киш-озера, под Ригой.
Должен сказать, что отношение латышей к нам тогда было хоро¬
шим, доброжелательным и приветливым. Увольняли нас до 24-00, и
никаких инцидентов, связанных с танцами, на которые приходило
немало латышских девушек, я не припомню.
По боевому расписанию я входил в аэродромную службу, состояв¬
шую из катерников, водолазов и метеорологов. Наши гидросамолёты, тех¬
ника требовали и профилактических осмотров, и снятия шасси, и дру¬
гих работ, где использовались водолазы. Работы у меня было немало, но
служил я добросовестно, и к весне 1941 года стал старшим матросом. И
тут самое время вспомнить, что ни о какой «дедовщине» тогда не было и
речи. Офицеры занимались своим делом, старшины и матросы — своим.
21 июня 1941 года вернулись из увольнения, как всегда, к 24-00, а
часа через два нас подняли по тревоге. Бомбили аэродром сухопутной
авиации, находившейся рядом с нами. Начальник аэродромной служ¬
бы капитан Гайдукевич вызвал меня и приказал помочь в срочной
89

эвакуации семей офицерского состава. Это было моё первое боевое
задание, ещё связывавшее меня с прежней мирной жизнью. К вечеру
я с ним справился и доложил командиру, что семьи офицеров поса¬
жены в поезд и состав отправился с Рижского вокзала в сторону Пскова.
К несчастью, поезд до Пскова не дошел, по дороге его разбомбила фа¬
шистская авиация, господствовавшая в воздухе в первые дни войны.
Это известие потрясло нас, ведь в поезде были женщины и дети. И
тогда я понял, что война будет жестокой, что от фашистов ждать по¬
щады не приходится никому.
На следующий день пришел приказ о нашей передислокации в
Палдиски. Казармы заминировали, лишнее горючее взорвали, само¬
леты улетели в сторону Ленинграда, на озеро Белое, близ села Бабочи-
но. Это где-то под Кингисеппом. А наша аэродромная служба, в полном
составе, на трех катерах своим ходом ушла на базу в Палдиски. Здесь
мы и получили боевое крещение. От своих. К тому времени, как мы
добрались до базы, сигнальную ракету, служившую опознавательным
знаком «свои», сменили на другую, и в темноте нас приняли за немцев.
Тут же, разумеется, врезали по нашим катерам из всех калибров мино¬
метного и артиллерийского оружия. К счастью, рядом находились
пограничники, которые сообщили на базу, что катера свои, а не фашистс¬
кие, и обстрел прекратили. Но головному катеру, на котором шел началь¬
ник аэродромной службы капитан Гайдукевич, все-таки досталось: ос¬
колками пробило борт и ранило несколько матросов, а самого Гайдукевича —
настолько тяжело, что по дороге в госпиталь он скончался.
Пять дней пробыли в Палдиски, залатали свои катера, подлечили
раненых, схоронили Гайдукевича, а затем нас перебросили в Таллин.
Здесь пришлось ещё раз стать свидетелем того, как немцы уничтожа¬
ли мирное население нашей страны, — я участвовал в спасении лю¬
дей с тонущего судна «Свердлов». Судно выходило под мирным фла¬
гом с таллинского рейда в Ленинград. На борту находились старики,
женщины и дети, а фашистская авиация буквально разнесла торпед¬
ным ударом «Свердлов» в считанные минуты. Люди прыгали за борт
без спасательных жилетов, не успев воспользоваться шлюпками или
плотами. Балтийское море — это далеко не Гагры, а немцы продолжа¬
ли добивать бомбами и пулеметным огнем тех, кто пытался спастись.
До сих пор помню, как молодая женщина изо всех сил гребла к нам
одной рукой, держа другой над волнами младенца. А наш катер, об¬
лепленный со всех сторон теми, кто успел за него зацепиться, и глу¬
боко осевший от перегрузки, как неповоротливая телега, не мог дви¬
нуться ей навстречу. Женщине оставалось буквально протянуть руку
к нашему борту, когда пулеметная очередь, распоровшая воду, проби¬
ла ей голову, и она вместе с ребенком ушла под воду.
90

После того, как «Свердлов» затонул, и мы спасли всех, кого смогли
спасти, волны еще долго выбрасывали на песчаный берег за городом
тела погибших. Похоронные команды работали в городе день и ночь.
Потом, когда я стал разведчиком, весь этот кошмар не раз помогал
мне принимать жёсткие решения за линией фронта в отношении плен¬
ных захватчиков, оказавшихся в руках нашей разведгруппы.
А через пару дней пришел приказ — катера погрузить на баржи,
а нашей группе в составе двенадцати человек следовать поездом под
Ленинград.
По прибытии на место мы узнали, что направлены для дальней¬
шего прохождения службы в нашу 41-ю эскадрилью. Командовал ею
капитан 1-го ранга Бакланов.
Между тем, наступила осень, и с 8 сентября кольцо блокады вок¬
руг Ленинграда сомкнулось. Эскадрилья наша базировалась у посел¬
ка Новая Ладога, на берегу реки Волхов. В составе эскадрильи были в
основном одномоторные гидросамолеты МБА. Мы их называли «эмба-
рами». Сама аббревиатура означала — морская бомбардировочная авиа¬
ция, и пилоты, летавшие на зтих самолетах, отзывались о своих ма¬
шинах неплохо.
Наступил октябрь 1941 года. Запомнился мне он чувством голода,
поскольку паёк наш был обычный, армейский, а вовсе не авиацион¬
ный, который имел летный состав. Давали нам кашу и ограниченное
количество хлеба — 250 грамм в сутки на человека. Праздником были
дни, когда к нам пригоняли на забой стадо скота. Мясо всё, до после¬
днего грамма, мы сдавали, зато кровь животных можно было собирать
в вёдра, а затем варить и есть. И случалась у нас иногда еще одна
статья прикорма: после налёта немецкой авиации, когда часть фаши¬
стских бомб попадала в Ладожское озеро или в Волхов, мы могли пос¬
ле отбоя воздушной тревоги вылавливать из воды оглушённую рыбу и
варить из неё ушицу. Так и жили от отбоя до тревоги, от полётов до
ремонта.
В конце месяца меня и еще нескольких человек откомандировали
на службу в Ладожскую флотилию. К этому времени я был уже стар¬
шиной 1-й статьи. Направили нас на военно-врачебную комиссию, сказав,
что готовят экипажи для кораблей, работавших на Северном флоте по
ленд-лизу. А вместо этого отправили в Старую Деревню, за Колтуши,
в 70-ю стрелковую пехотную дивизию. И мы, все 22 человека, одетые
в морскую форму, записались в конную разведку 68-го стрелкового
полка. Я, как старшина, был сразу назначен на должность помкомвз-
вода полковой конной разведки. Почему — конной? А потому, что
тогда много говорили об идее генерала Доватора о конных рейдах по
тылам противника, о дерзких налетах на немецкие гарнизоны и о со¬
91

здании взводов конной разведки при стрелковых полках. Спустя ка-
кое-то время Доватор погиб, и эта идея не получила своего развития и
воплощения в жизнь. Но в официальных бумагах мы еще долгое вре¬
мя именовались конной разведкой, входя по штату во взвод пешей
разведки, командиром которой у нас состоял лейтенант Ефимов. А
мой непосредственный командир был старшина Павлов.
Всю позднюю осень, до самой зимы, мы проходили специальную
подготовку: стреляли из всех видов стрелкового оружия, обучались
приемам самбо, ориентации на местности, преодолению водных рубе¬
жей, маскировки и захвату живых «языков». Так на военном лексико¬
не называли пленных немцев. А в декабре начали строить позиции
полка и дивизии на Коркинских высотах, в районе Невской Дубровки.
Саперы заготавливали лес, а нам достались трелёвка, раскря;кевка и
все остальные работы, связанные с обработкой лесоматериалов. Тут
мне пригодился мой прошлогодний опыт и моя плотницкая профес¬
сия.
16 октября состоялось вручение нам гвардейского знамени. Из 70-
й нас переименовали в 45-ю гвардейскую, а 68-й полк, соответствен¬
но, — в 129-й гвардейский. Теперь он носит имя 129-го Красносельс¬
кого гвардейского полка. Знамя дивизии вручал лично первый секретарь
Ленинградского обкома партии А.А.Жданов. Минуту, когда подали
команду: «Смирно! Равнение на Знамя!» и командир дивизии гене¬
рал-майор А.А.Краснов принял Знамя из рук Жданова, я без волне¬
ния не могу вспоминать и сейчас.
Должен сказать, что гвардейский значок на моей гимнастерке был
самым почетным знаком, поскольку к этому времени, кроме значков
ГТО и «Ворошиловский стрелок», я больше ничем гордиться не мог.
Прифронтовая жизнь с перестрелками, артобстрелами, наблюде¬
нием за передвижениями противника, политзанятиями и прочими
будничными делами продолжалась до января 1942 года.
А 12 января начался прорыв блокады. Наш полк находился на
правом фланге дивизии во Всеволожском районе. Напротив нас, через
Неву, просматривался «пятачок» под названием Невская Дубровка.
На этом плацдарме держала оборону 86-я стрелковая дивизия. Лич¬
ному составу дивизии приходилось непрерывно вести бои, поскольку
немцы не оставляли надежды вернуть захваченный «пятачок» под
свой контроль. Из этого у них, как известно, ничего не вышло.
Наш 129-й гвардейский полк получил приказ — силами батальона,
которым командовал капитан Николенко, перейти замерзшую Неву и
продвинуться вглубь обороны противника, расширив плацдарм для
дальнейшего наращивания нашего наступления. Батальону был при¬
дан взвод полковой разведки лейтенанта Ефимова. Таким образом, мы
92

оказались на острие наступления. Нева в этом месте имела ширину
метров 800 или около того. В мирное время, да еще в хорошую пого¬
ду, — не прогулка, а одно удовольствие! Но когда немцы накрыли
нас минометным огнем, прижав к невскому льду, и в полынье, справа
от меня, исчез один из наших бойцов, я с благодарностью вспомнил
все тренировки, во время которых командир заставлял нас по десять
раз преодолевать ледяные завалы и карабкаться по кручам и обры¬
вам. Впереди нас ждал высокий берег с тремя траншеями фашистов.
Бой за них шел три дня. Первые две мы взяли с потерями, но с ходу,
как только выбрались на левый берег Невы. А на третьей траншее
немцы нас остановили. Я получил осколочное ранение в шею, около
затылка. Был, довольно быстро, подобран нашими санитарами. А ког¬
да они на волокуше тащили меня через Неву, получил еще два оскол¬
ка — один в левую ногу, а другой в голову.
Очнулся я только в госпитале, в Ленинграде, на улице Восстания.
Мой лечащий врач, осматривая меня после операции, сказал, что я
родился в сорочке: еще полсантиметра — и осколок перебил бы сон¬
ную артерию. Жизни у человека после такого ранения остается мину¬
ты две, в лучшем случае. Так что, можно считать, мой первый бой
кончился для меня сравнительно благополучно.
В госпитале я пролежал месяца полтора, а в начале марта выписа¬
ли меня в батальон выздоравливающих на 1-ю линию Васильевского
острова. Здесь было уже повеселее — и режим свободнее, не то, что
целый день к койке прикован, и артисты приезжали с концертами. А
уже в конце марта появился в городе, по хозяйственным делам, заме¬
ститель командира батальона, и меня забрали в полк. С этого времени
стал я командиром взвода полковой разведки.
С апреля 1943 года началась подготовка к полному снятию блока¬
ды и освобождению Ленинградской области от немецко-фашистских
оккупантов. Полк наш дислоцировали в район Колпино, у поселка
Красный Бор. А уже осенью началось большое наступление в районе
Синявинских болот.
На третий день после начала боевых действий полк наш нес боль¬
шие потери. С утра вызвали меня в штаб полка и приказали вместе с
помощником начальника штаба отправиться в тыл полка и забрать из
числа нестроевых солдат всех, кого только можно было, для пополне¬
ния. Мы отправились вьтолнять приказ, а спустя какое-то время немцы
атаковали место расположения штаба. Командир полка подполковник
Кузнецов, вместе со штабом и взводом охранения, точнее с теми, кто
еще мог держать в руках оружие, сражались геройски, до последнего
патрона. А потом командир вызвал огонь артиллерии на себя. Весь
штаб погиб, но и немцы потеряли только убитыми не меньше роты. А
93

мы с помощником начальника штаба Ивановым, волею судьбы, оста¬
лись живы.
После Синявинских болот у меня развилась цинга, и, чтобы вер¬
нуться в строй, пришлось лечь в госпиталь. Госпиталь этот находился
на углу Мойки и Гороховой, тогда улицы Дзержинского. Не помню
уж, как там меня лечили, но окончательно поправился я только после
пребывания в батальоне выздоравливающих, в селе Сергеевке, около
станции Пери. Задачи у меня были две — заготавливать дрова и есть
клюкву. Я её и ел в неимоверных количествах И действительно скоро
выздоровел и смог вернуться в строй.
Стоял январь 1944 года. Полк готовился к наступлению на Вито-
ловские высоты. Это недалеко от Пулкова. Здесь мою группу впервые
отправили на самостоятельное задание за языком. Как сейчас помню
ребят, Сашу Гусева, Николая Яганова, Виктора Мучникова, Жору Гро-
менюка, Колю Милова — всего нас было 12 человек. Проверили ору¬
жие, подогнали амуницию, чтобы ничего не звякало, не гремело, и
глубокой ночью, ползком, двинулись к линии немецких окопов. Нам
сразу повезло — нашли немецкий кабель. Перерезали его, развели
концы в разные стороны и стали ждать. Скоро появился связист. Гу¬
сев взял связиста, а мы тем временем обнаружили немецкую землян¬
ку. В ней оказались унтер-офицер и два солдата. Наше появление
было для фашистов настолько неожиданно, что они почти не оказали
сопротивления. Унтера взяли живым, он мог дать ценные показания,
остальных, как говорили мои ребята, «сняли с довольствия».
Когда возвращались домой, немцы нас засекли и накрыли мино¬
мётным огнем. Коля Милов погиб, еще кого-то ранило, но пленных и
тело убитого товарища мы принесли в наши окопы. Немцы дали важ¬
ные показания. Главное, нашему командованию стало известно, что
для обороны высот они подтянули свежую дивизию. Высоты мы взя¬
ли, а за разведывательную операцию я получил свою первую награ¬
ду — медаль «За отвагу».
А к 27 января блокада было полностью снята. В Ленинграде дава¬
ли первый салют, а наша дивизия пошла на Нарву. В феврале моя
разведгруппа получила очередное задание, и мы под утро вышли на
эстонский хутор, занятый немцами. Тихо подобрались к дому, загля¬
нули в окно — там никого не оказалось. Вещи, оружие на месте, а
немцев нет. Продвинулись вперед и обнаружили еще один дом, в ко¬
тором собравшиеся фашисты устроили попойку.
Взяли двух «языков», остальных ликвидировали и устроили заса¬
ду на дорогое. Вскоре появился обоз из двух подвод. На второй ока¬
зался раненый офицер. Немец, в отличие от ездовых, сразу подняв¬
ших руки, попытался оказать сопротивление. Но разведчик Алексей
94

Федоров вовремя выбил у него из рук пистолет. Всех пленных мы
оперативно доставили в штаб полка. За этот рейд я получил орден
Отечественной войны 2-й степени.
Наступила весна 1944 года. После боев под Нарвой, всю нашу диви¬
зию вывели на отдых и пополнение в район Гатчины и расквартирова¬
ли в посёлке Елизаветино, на базе совхоза имени 1-го Мая. С середи¬
ны марта и до конца мая мы занимались боевой подготовкой:
ориентировались на местности в ночное время, ходили по азимуту,
доводили до совершенства владение всеми видами стрелкового ору¬
жия, в том числе и трофейного, учились бесшумно и быстро передви¬
гаться. Словом, занимались всем тем, без чего разведчику нельзя про¬
жить на войне и одного дня. Вместе с нами тренировались и молодые
солдаты, только что пришедшие в полк и записавшиеся в разведку.
Немало времени уделялось политическим занятиям. А в свободное
время читали газеты, писали письма, некоторые даже умудрялись
ходить на свидания к местным девушкам. Что ж тут особенного? Вой¬
на войной, а жизнь ведь продолжалась! А мы были молоды и, как все
молодые люди, не только мечтали о любви, но и стремились к ней.
Случалось, что к нам приезжали артисты из Москвы или Ленинграда.
Однажды ансамбль песни и пляски Александрова концерт у нас да¬
вал, так впечатлений и разговоров потом на месяц хватило, а память
до сих пор осталась!
В самом конце мая пришел приказ о нашей передислокации в
Ораниенбаум. Но там мы долго не задержались, дивизию погрузили
на плавсредства и через Финский залив переправили в район между
Песочной и Белоостровом. С июня 1944 года начались бои за Карельс¬
кий перешеек. Наш полк должен был взять укрепрайон между Бело¬
островом и поселком Солнечное. Это сейчас там дачи, асфальтовая
дорога, санатории! А тогда земля была перепахана окопами, огневыми
точками, минными полями и проволочными заграждениями так, что,
казалось, и мышь между ними не проскочит! Командованию позарез
нужен был свежий «язык», и наш разведывательный взвод получил
очередное боевое задание.
Как всегда ушли в ночь, обнаружили вражескую огневую точку.
Часового сняли по отработанной схеме: один из разведчиков бросает
камень в кусты, в стороне от часового, тот непроизвольно поворачива¬
ет голову на звук, и в этот момент второй разведчик, рывком за ноги,
валит часового лицом на землю. Кляп в рот — и «язык» готов. А потом
связку гранат — в немецкий блиндаж и быстро домой, в свои окопы.
Жаль, что сержант Федоров получил тогда тяжелое ранение. Но «языка»
мы захватили, а огневую точку уничтожили вместе с расчётом. Сер¬
жанта мы вынесли живым, передали его в медсанбат, а пленного фри¬
95

ца сдали командованию. Вот за эту боевую операцию меня наградили
орденом Славы 3-й степени.
А буквально через две недели наша группа разведчиков под моим
командованием устроила засаду на шоссе и захватила немецких вело¬
сипедистов с фельдъегерской связью. Не знаю, какую секретную ин¬
формацию они везли, но только вместо ордена Отечественной войны,
к которому меня представил командир полка, меня наградили орде¬
ном Славы 2-й степени. Высшему командованию виднее, кого и за что
награждать!
Война продолжалась, наша дивизия участвовала в боях за Кур¬
ляндию, и впереди было ещё много огневых эпизодов. После Победы я
прочитал немало книг мемуарной и художественной литературы. В
одних правды о войне было больше, в других меньше. Я имею в виду
ту окопную правду, которую я познавал все четыре года, от первого
до последнего дня войны. Но мне однажды попались на глаза стихи, в
которых эта правда о войне была выражена всего четырьмя строчка¬
ми. Вот они:
«Был бой короткий. А потом
глушили водку ледяную
и выковыривал ножом
из-под ногтей я кровь чужую».
Всё так и было. Точнее не скажешь. Потом я узнал, что стихи эти
написал фронтовик Семён Гудзенко в 1942 году.
А о том, как я получил орден Славы первой степени, лучше всего
расскажет выписка из наградного листа:
«Март — апрель 1945 года, Курляндская группировка. В период
наступления полка с 20 по 23 февраля 1945 года на укрепленные пун¬
кты мызы Мазлуки и Каупни сержант тов. Баранов свогш взводом
действовал смело и решительно и, не давая опомниться противнику,
стремительным броском ворвался во вторую траншею противника
и занял её. В траншейном бою огнём своего автомата уничтожил 11
гитлеровцев.
22 февраля 1945 года, когда выбыл из строя командир роты, он
заменил его, умело управляя боем роты в ночь с 22 на 23 февраля.
Бесшумно обойдя противника с правого фланга, ворвался в третью
траншею противника и после непродолжительной схватки занял её.
Противник любой ценой стремился вернуть себе утерянный рубеж,
неоднократно переходя в контратаку. Прочно закрепившись на дос¬
тигнутом рубеже, тов. Баранов в течение ночи отразил три кон¬
тратаки противника. Его рота уничтожила йо 100 гитлеровцев и
подавила 7 огневых точек противника.
96

За умелое управление ротой в бою, за достигнутый успех, отвагу
и мужество в бою достоин правительственной награды — ордена
Славы первой степени и присвоенил очередного воинского звания —
младший лейтенант. Командир 129-го гвардейского стрелкового Ле¬
нинградского полка Гвардии полковник Захаров.
26.2.45 г.».
Таким образом, войну я заканчивал здесь же, в Курляндии, уже
офицером. В последние майские дни немцы сдавались в плен не де¬
сятками, а сотнями. Помню, как нам, разведчикам, пришлось прини¬
мать капитуляцию от батальона немецких солдат. Подходим к фаши¬
стской траншее, на бруствере лежат автоматы и винтовки, повернутые
прикладами в нашу сторону. Я приказываю, чтобы старший по зва¬
нию построил пленных для препровождения их в наш тыл. Ко мне
выходит немецкий майор и через нашего переводчика Володю Несте¬
ренко заявляет, что будет сдавать батальон только равному по зва¬
нию. Я, опять же через переводчика, говорю ему, что равного, кроме
лейтенанта Баранова, здесь нет, поэтому пусть смело считает, что
сдается майору. Но немец оказался с гонором, он вынул из кобуры
пистолет и застрелился на глазах своих подчиненных, что, впрочем,
не помешало его солдатам построиться в колонну и под конвоем моих
ребят отправиться в наш тыл.
А вскоре к нам пришла весть о Победе. Случилось это 8 мая, под
оглушительный грохот салюта из всех видов стрелкового оружия, —
объятия, поздравления, слезы радости и бесконечные тосты. И это
был самый счастливый день моей жизни.
Что же сказать вам в заключение? С высоты своего возраста и
жизненного опыта хочу пожелать всем, кто пришел в мир после нас,
самого главного — памяти. Пусть не забывают, какую цену заплатил
наш народ в Великой Отечественной войне за нашу Победу! И пусть
будут достойны славы своих отцов, дедов, а теперь уже и прадедов.
Мы передали им нашу страну великой и могучей. Очень хочется ве¬
рить, что такой она останется и в третьем тысячелетии, потому что
иной Россия быть просто не может.
97

Леонид Блат
Леонид Давыдович Блат родился 7 июля 1923 года в
Ленинграде, в семье военного. В май 1941 года по
комсомольскому набору добровольно пошел служить в
пограничные войска.
В первый же день войны вступил в бой с противником.
Затем было отступление, «Невский пятачок». За
успешное форсирование Невы был награжден медалью «За
отвагу». Под Красным Бором, заменив вышедшего из
строя шхтндира орудия, отбил несколько танковых атак
противника, за что был удостоен ордена Славы III
степени.
Отличился в боях по освобождению Карельского
перешейка. В критической ситуации вызвал огонь на себя.
Орден Славы II степени стал наградой за тот бой. Затем
бои в Прибалтике, Польше, форсирование Одера. Леонид
Блат все время на линии огня, и орден Славы I степени —
заслуженная награда отважного бойца.
Он удостоен также ордена Красной Звезды, медали
Войска Польского «За Одер, Ниссу и Балтику», ряда
другие наград.
Трудился на предприятии до 70 лет. Проживает в
Санкт-Петербурге.
98

ЧЕТЫРЕ ГОДА — НА «ПЕРЕДКЕ»
Мне часто вспоминается довоенный Ленинград. Особенно Не¬
вский проспект, где жила наша семья. Чистота, ухоженность,
неторопливое движение транспорта, добрая атмосфера во взаимоот¬
ношениях людей — все это в корне отличалось от того, что мы наблю¬
даем сегодня. Бывало, на улицах за весь день бранного слова не услы¬
шишь. Сейчас же со всех сторон матерщина. Обидно признавать, что
город высокой культуры во многом утратил свое привлекательное лицо.
А обиднее всего слышать, как молодые парни идут на любые уловки,
лишь бы избежать призыва на службу. В пору моей юности все было
иначе. Каждый считал для себя за честь встать в солдатский строй.
Мне было пятнадцать с небольшим, когда я узнал о подвиге погра¬
ничника Алексея Махалина и его боевых друзей у озера Хасан. К
воинам в зеленых фуражках проникся неподдельным уважением. И
когда весной сорок первого объявили комсомольский набор в армию, я
пришел в военкомат, хотя мне еще не исполнилось восемнадцати лет.
Попросился на заставу. Говорили, мол, подожди до совершеннолетия.
Но мое желание было столь очевидным, что комиссия по приёму ус¬
тупила просьбе.
Службу начал на границе с Польшей, которая к тому времени уже
была оккупирована фашистами. Мы находились в постоянной готов¬
ности. Правда, мало кто из нас, молодых солдат, мог предположить,
что немцы могут напасть в самое ближайшее время. Нам говорили, что
с Германией мирный договор заключен. Помню, как в субботу двад¬
цать первого июня вечером, как всегда, был проведен боевой расчёт.
Первые наряды вышли на дозорную тропу. Мне нужно было выхо¬
дить в пять утра.
99

Спал крепко. И вдруг казарму тряхнуло. Зазвенели стекла. Спро¬
сонья я подумал: гроза. И тут же команда дежурного: «Застава, в
ружьё!». По этой команде, будь она даже учебная, у пограничника
всякую сонливость словно ветром сдувало.
Через считанные минуты с оружием в руках мы заняли опорный
пункт. Понять ничего не можем. Несколько снарядов пролетело над
нашими головами и разорвалось в тылу, в километре от нас.
Начало светать. И тут видим; в небе самолеты. Летят на восток. И
даже в этот момент еще не верили, что война началась. А вот уж
когда двинулись на нас танки, всё встало на свои места.
Конечно, застава с ее стрелковым оружием не могла противосто¬
ять бронированной махине. На помощь подоспела артиллерийская ба¬
тарея. Танки были на время остановлены. Пограничникам поступил
приказ: оставить опорный пункт.
Таким вот выдался для меня первый день войны. Наша застава,
как таковая, перестала существовать. Всех распределили по разным
пехотным подразделениям. Так что зеленую фуражку, которой я очень
гордился, мне и полугода носить не довелось.
Отступление продолжалось до сентября. Наконец наш стрелковый
полк укрепился на невском берегу.
О «Невском пятачке» сказано немало. Это действительно одна из
самых ярких страниц в истории Великой Отечественной войны. И
каждый участник того противостояния немецкой военной машине —
генерал, офицер, солдат — написал в ней свою строчку.
Есть что вспомнить и мне.
...В одну из осенних ночей нашему батальону была поставлена за¬
дача форсировать Неву и закрепиться на противоположном берегу. Я
тогда командовал отделением. Где-то за полночь мы сели в лодки и в
абсолютной тишине начали переправу.
Прямо скажу, нам повезло. Повезло в том, что немцы заметили
нас, когда мы уже подплывали к их берегу. И все равно они успели
открыть по нам огонь. К счастью, он не был слишком точным. Наши
потери были незначительны. Быстрой атакой мы выбили немцев из
занимаемых траншей.
Теперь предстояла задача удержать плацдарм. Наши два отделения,
моё и сержанта Захарова, заняли участок обороны по соседству друг с
другом. Ещё до рассвета оборудовали в траншее ячейки для стрельбы.
Здесь же был блиндаж. Он располагался в полусотне метров от берега.
Оставив наблюдателей, мы всем личным составом принялись рыть ход
сообщения от траншеи к реке. Потом это здорово нам пригодилось.
Ночью было прохладно, и мы посменно грелись в блиндаже. Для
освещения использовали немецкий кабель. Горел он хорошо, но уж
100

копоти было хоть отбавляй. Утром обнаружили, что все стали похожи
на негров.
Перед рассветом по ходу сообщения к нам прибыл ротный полит¬
рук Генералов. Похвалил: мол, хорошо устроились. Он принес нам
газету со статьей писателя Алексея Толстого, где высказывалась вера
в силу духа советского солдата. Потом спросил:
— Ну, как, выдержим?
— Конечно, выдержим! — был наш ответ.
— Иного ответа я и не ждал, — заключил комиссар.
А ведь враг к тому времени уже взял Ленинград в железное коль¬
цо. Но мы даже в той обстановке верили, что немецкий сапог не шаг¬
нет ни на Невский проспект, ни на Дворцовую площадь.
Когда уже совсем рассвело, увидели на нейтральной полосе обго¬
ревший танк. И у меня родилась рискованная идея: а что если устро¬
иться под тем танком? В светлое время этого не сделаешь. Надо было
дождаться следующей ночи.
Днем немцы не предприняли попыток выбить нас из траншеи,
вырьггой ими. Но мы чувствовали, что они готовятся к этому.
Мою идею занять позицию под танком ребята одобрили. Одобрил
ее и командир взвода младший лейтенант Власенко. Поддержал и
ротный, старший лейтенант Шкрупила.
Дождались темноты. Еще раз обговорили, как будем действовать.
Потом где-то часа в два ночи с ручным пулеметом и с автоматами, с
большим запасом патронов поползли к танку. Идти в рост было нельзя
Через определённые промежутки времени, освещая местность раке¬
тами, немцы могли обнаружить нас. А лёжа мы затаивались, едва раке¬
та устремлялась ввысь. Благо, земля, изрытая снарядами, представляла
собой нагромождение кочек, среди которых разглядеть нас было трудно.
Словом, добрались мы до танка без каких-либо осложнений. Стали
ждать рассвета. А немцы от нас буквально в полутораста метрах. Даже
приглушенные разговоры слышны.
Как мы и предполагали, утром противник предпринял попытку
выбить нас с занятого плацдарма. И вот до двух рот фрицев густой
цепью двинулись на наши позиции. К танку они шли открыто, пола¬
гая, видимо, что здесь никого нет. И надо было видеть, какой перепо¬
лох начался в рядах наступающих, когда по ним в упор ударили из
пулемета и автоматов. Многие повалились на землю, не успев приста¬
вить оружие к плечу. Сколько тогда мы уложили, не знаю. Но, думаю,
порядком. Оставшиеся в живых поползли назад. По ним ударили наши
минометы.
Я понимал, что у танка оставаться долго нельзя. С минуты на ми¬
нуту по нему из пушек врежут. Тогда нам точно не сдобровать.
101

Короткими перебежками бросились к своей траншее. Успели вов¬
ремя. В обгоревший танк ударили два снаряда.
Мы с товарищами смотрели друг на друга так, как будто с того
света вернулись.
А затем началось самое страшное. Фашисты от той неудачи при¬
шли в ярость. По нашей позиции обрушили десятки бомб, сотни сна¬
рядов. Три дня был сущий ад. Но плацдарм мы отстояли, хотя и нема¬
лой ценой. Из восьми человек в моем отделении способных держать в
руках оружие оставалось двое; я и рядовой Перепечин. Был момент,
когда казалось, что уже не выстоять. Но опять выручили миномётчи¬
ки комбата Лихолетова. Они сумели накрыть вражескую пехоту бук¬
вально в нескольких десятках метров от нашей траншеи. А тут нам
подоспела помощь. Мы рванулись в контратаку. Дело дошло до руко¬
пашной. В ходе схватки я упустил момент, когда немецкий офицер
направил на меня парабеллум. Его выстрел прозвучал на крохотное
мгновенье раньше, чем я вскинул свой автомат. Почувствовал, как
пуля ударила в правое плечо, и тут же выпустил по немцу короткую
очередь. Тот упал. И только теперь жгучая боль дала себя знать.
Атаку мы отбили. Моя правая рука стала беспомощной. Санитарка
Маша Лукина быстро обработала рану, сделала перевязку.
— Немедленно в медсанбат! — Такой приговор она вынесла мне.
— Машенька, милая! — взмолился я. — Прошу, оставь меня здесь.
Рана пустяковая, через день-два заживет.
— Ты с ума сошел! Кость задета. Без руки остаться хочешь?
Моё сопротивление было бесполезным. Два месяца я пробыл в од¬
ном из ленинградских медсанбатов. Врачи сделали все возможное, чтобы
спасти мне руку. Пока лечился, удалось побывать в родном доме, встре¬
титься с матерью. Она сумела пережить блокаду. Чудом сумела. Надо
ли говорить, как дорога мне была та встреча! Уж обо всем наговори¬
лись. Всё и вся вспоминали, словно не виделись добрый десяток лет
А ведь и полгода не прошло, как я покинул домашние стены.
В госпитале я страшно тосковал по боевым друзьям. Какую-то не¬
понятную вину чувствовал перед ними. Врачам то и дело доказывал,
что совершенно здоров.
— Нам лучше знать! — был их стандартный ответ. Наконец, после
очередного осмотра, комиссия признала меня годным для строя. Вер¬
нулся в свою часть. Командир роты старший лейтенант Шкрупила
тепло поздравил меня с возвращением.
— Ну а теперь главное... — загадочно произнес он, открывая ко¬
мандирскую сумку. — Подставляй грудь! — И он прикрепил к моей
гимнастерке медаль «За отвагу».
Это была моя первая боевая награда.
102

На фронте случались всякие неожиданности. Многим привелось
менять профессию. Так произошло и со мной. После прорыва блокады
Ленинграда, помню, был сформирован отдельный истребительно¬
противотанковый артиллерийский дивизион. Меня назначили в том
дивизионе командиром отделения разведки артиллерийской батареи.
Командовал дивизионом капитан Алехнович, настоящий мастер свое¬
го дела. Как говорится, артиллерист от Бога. Я, как уже было сказано
выше, — разведчик. Знать обязанности номеров орудийных расчетов
в мои обязанности не входило. Однако, в силу моей любознательнос¬
ти, я в короткий срок научился стрелять из орудия, научился заря¬
жать. А уж подноска снарядов особых знаний и умений не требовала.
...Это было летом сорок третьего. По приказу командира батареи
вместе с младшим сержантом Константином Борисовым я скрытно
выдвинулся ближе к вражеским позициям. Разведал необходимые
данные, засек огневые точки противника, земляные укрепления. Го¬
тов был передать наблюдения на батарею. Но в зто время на нас дви¬
нулась немецкая мотопехота. Наши артиллеристы вышли на прямую
наводку. Мы с Борисовым устремились к своей батарее. Оставалось
преодолеть небольшое расстояние. Вдруг видим: рядом с одним из на¬
ших орудий разорвался снаряд. Расчет был полностью выведен из строя.
— Костя, за мной! — кричу Борисову.
Под огнем мы подбежали к орудию. Вражеские пули нас не заде¬
ли. Обязанности расчета мы определили без слов. Я — за командира
орудия и за наводчика, Борисов — за подносчика снарядов и заряжа¬
ющего. Первым же выстрелом сразили несколько немецких мотоцик¬
листов. Умело действовали и остальные расчеты. Немцы повернули
обратно, оставив на дороге до двух десятков искорёженных мотоцик¬
лов. Потом они предприняли еще три попытки атаковать нас. Но бе¬
зуспешно. Мы с Борисовым сумели также подавить три огневые точ¬
ки противника.
За бои под Красным Бором я был награжден орденом Славы 1П
степени.
Из четырех (без малого) лет войны большую часть этого времени
довелось воевать на ленинградской земле. Участвовал в освобождении
Гатчины, Луги. Помнится бой у населенного пункта Плюсса. Он про¬
изошел как раз в канун двадцать шестой годовщины Красной Армии
Не так, наверное, сам бой запомнился, как торжественные минуты
после его успешного окончания. Едва мы выполнили поставленную
боевую задачу, как меня и еще несколько бойцов вызвал к себе ко¬
мандир дивизии генерал-майор Борщев.
Семен Николаевич (так звали-величали нашего комдива) был все¬
гда в гуще солдат, если позволяла обстановка. Как ни удивительно.
103

многих из нас знал пофамильно. Такого командира нельзя было не
любить. Его Каждый был готов заслонить собой в случае смертельной
опасности.
Так вот, в двадцать шестую годовщину Красной Армии Борщев
вручил мне орден Красной Звезды. Тепло пожал руку и сказал един¬
ственное слово:
— Молодец!
А других слов тут и не нужно. Кстати, в тот день мне присвоили
звание «старший сержант», и я был назначен помощником командира
взвода управления артиллерийской бригады, которой командовал под¬
полковник Бальсин.
Конечно, мы все горели желанием скорее продолжить путь на За¬
пад, к Берлину. Но тут нашу дивизию перебросили на Карельский
фронт. Я по причине своей молодости не участвовал в финской кам¬
пании, но хорошо был наслышан о «линии Маннергейма». Знал, что её
преодоление стоило жизни многим нашим бойцам. А сейчас, в сорок
четвёртом, воочию убедился, насколько же крепка была эта линия.
Гранитные надолбы мешали продвижению наших танков, машин. Из
сохранившихся железобетонных капониров велся губительный огонь
по атакующим.
Мы наступали на Выборг. Взяли город Койеисто (ныне Приморск).
Артиллеристам была поставлена задача удержать важный перекрес¬
ток дорог. От этого во многом зависел успех наступления. Взводом
управления артиллерийской бригады командовал лейтенант Курно-
сенко. Начальником связи бригады был Петр Стржельчик (брат изве¬
стного впоследствии артиста БДТ Владислава Стржельчика).
Обстановка создалась критическая. Немцы сопротивлялись отча¬
янно, создавая порой перевес на своей стороне.
Многое зависело тогда от действий взвода управления. Чем точнее
представим данные о противнике, тем больше у артиллеристов шан¬
сов нанести ему урон.
Лейтенант Курносенко решил выдвинуться на новый наблюдатель¬
ный пункт, а на старом оставил меня и троих солдат. Среди них был
рядовой Попов. Этот архангельский парень отличался редкой сообра¬
зительностью, и на него можно было во всем положиться.
Я держал связь непосредственно с Бальсиным, докладывал ему
обстановку. А она становилась всё драматичнее. Немцы предприняли
танковую атаку. Наши орудия подбили три танка. В какой-то момент
боя мне стало ясно, что надо сменить наблюдательный пункт. Обра¬
щаюсь к Бальсину: «Прошу разрешить мне выдвинуться на высоту
«Зуб». Таково было условное название высокого каменистого бугра, за
овладение которым боролись и мы, и немцы.
104

«Кого оставишь за себя?» — спросил Бальсин. «Попова», — отве¬
тил я. «Тогда — вперед!» — последовал приказ подполковника.
С собой я взял рядового Корабина.
Непросто было пробраться к той высотке. Чтобы не обнаружить
себя, маскировались среди деревьев и валунов. Наконец пробрались к
южному склону высотки. Осторожно поднялись на ее вершину. И тут,
совсем рядом, увидели большое скопление немецкой пехоты. А не¬
сколько дальше — танки. Сразу стало ясно: готовятся ударить по
нам. Медлить было нельзя. Я точно выверил координаты сосредоточе¬
ния врага и сообщил данные на командный пункт артиллерийской
бригады. Не прошло и двух минут, как по скоплению немцев был на¬
несен мощный артиллерийский удар. Главное, предельно точный. Зре¬
лище что надо! Оставшиеся в живых фрицы устремились в нашу сто¬
рону. Даю на командный пункт новые координаты. Снаряды и мины
рвутся в непосредственной близости от нас. Мы с Корабиным отстре¬
ливаемся из автоматов от наседающего врага.
А тут подоспела наша пехота. Высота «Зуб» осталась за нами. Но в
том бою, когда казалось, что все уже кончено, вблизи нас разорвался
снаряд. Меня тяжело ранило. Переправили в госпиталь. Находясь в
палате, мечтал лишь об одном: поскорее вернуться в свою часть, к
друзьям. Наша дивизия, выполнив свою задачу по освобождению Ка¬
рельского перешейка, снова вела бои на западном направлении. Я
мысленно досадовал, что врага бьют уже без моего участия. Но до
победы оставалось еще немало дней, недель, месяцев.
В конце сорок четвертого я выписался из госпиталя и вернулся в
свою часть. И здесь узнал, что награждён орденом Славы П степени.
Боевую награду мне вручил генерал-майор Борщев. Так уж получи¬
лось, что все ордена и медали я принимал из его рук. С душевным
волнением всякий раз вспоминаю этого командира.
Мы наступали через Прибалтику. Польскую границу пересекли
невдалеке от тех мест, где в сорок первом стояла наша пограничная
застава. Подумать только: понадобилось три с лишним года, чтобы
вернуться в те места, где в июне сорок первого я впервые принял бой.
Где для меня прозвучала боевая команда «В ружье!».
Государственная граница осталась позади. Мы на польской земле.
Стрелковой дивизией по-прежнему командовал генерал-майор Бор¬
щев Семен Николаевич. Он хорошо знал меня в лицо. И не удивитель¬
но: два ордена я получил из его рук. А потом я, наверное, был одним
из самых «заметных» бойцов дивизии по причине низкого роста. Са¬
мых низких так же хорошо замечают, как и самых высоких. Получи¬
ли повышение в должностях Бальсин (теперь он командовал всей ар¬
тиллерией дивизии) и Курносенко, ставший начальником связи
105

минометного полка. На должность командира взвода управления ар¬
тиллерийской бригады вместо Курносенко был назначен старший лей¬
тенант Лесенчук. Кстати, мой тезка. А я так и оставался помощником
командира взвода. С Лесенчуком мы быстро нашли общий язык. Оба
воевали с лета сорок первого, без слов понимали друг друга. Насколь¬
ко важен такой факт в боевой обстановке, может подтвердить любой
бывший фронтовик.
...Из всех боев на польской земле мне больше всего запомнился бой
у городка Пултуск. Это было пятнадцатого января сорок пятого. Сто¬
яла не по-зимнему теплая погода. Как сейчас вижу, над местностью
плыл густой туман. Наступление было приостановлено. Дивизия жда¬
ла подкрепление. Небо заволокло густыми облаками. Наша авиация,
хоть она и имела тогда полное господство в воздухе, поддержать нас
не могла. Погодные условия не позволяли.
Этим и решил воспользоваться противник. Похоже, что немцы на¬
кануне, когда местность просматривалась хорошо, подробно уточнили
расположение наших сил и средств. И вот сейчас, в густом тумане,
десятки танков двинулись на нас. Основной удар был направлен на
командный пункт дивизии. Создавшееся положение могло стоить нам
больших потерь. И спасти его была способна в первую очередь артил¬
лерия. Лесенчук падает мне команду:
— Лёня, свяжись с Бальсиным! Доложи обстановку!
Теперь всё зависело от быстроты подготовки данных, от четкости
доклада. За время боёв я научился решать такие задачи, на хваста¬
юсь, оперативно, не тратя лишних секунд на размышления. Так было
и в этот раз. По моему докладу орудийные расчёты заняли удобную
позицию на направлении движения немецких танков. Огонь наших
артиллеристов был беспощаден. Вот загорелся «тигр», вот другой. В
ходе боя было подбито их полтора десятка. К наблюдательному пунк¬
ту дивизии не пробился ни один танк. Не прошла и пехота. Её атаку
отражали все, кто был на переднем рубеже. Со мной рядом находился
ефрейтор Калинин. И мы вместе с ним уложили не одного гитлеровца.
Тот бой ещё раз убедительно доказал, насколько важно чёткое вза¬
имодействие артиллерийских разведчиков с орудийными расчетами.
Своевременно подготовленные данные о расположении сил противни¬
ка — уже половина успеха.
Особой жестокостью отличались бои на территории Германии. Ка¬
залось бы, чего сопротивляться? Судьба третьего рейха предрешена.
Ан нет! Одурманенные нацистской пропагандой, многие немцы еще
верили в звезду своего бесноватого фюрера Но всему приходит конец.
Вот мы уже форсировали Одер. Теперь — на Берлин. Сколько раз я со
своими разведчиками-управленцами выдавал координаты для веде¬
106

ния огня, сколько разведал огневых точек врага — такой статистики
я не вёл. Но знал, что вносил определённый вклад в достижение на¬
шей Победы. И чувство гордости испытывал от этого.
Незадолго до победного часа я был награжден орденом Славы 1-й
степени. Так уж получилось, что и эту награду мне вручал генерал-
майор Борщев. Одновременно мне было присвоено звание «старшина».
По окончании войны мне была также вручена медаль Войска
Польского с этаким многозначащим названием — «За Одер, Ниссу и
Балтику».
Почти все четыре года, за малым исключением, я провел на пере¬
довой. Дважды был ранен. Много раз мог с жизнью распроститься. Да
судьбе было угодно пощадить меня.
Встретив Победу на Земле поверженной фашистской Германии,
вскоре вернулся в Ленинград, чтобы начать мирную жизнь. Устроился
работать сварщиком на завод «Ленинская искра». У меня с юных лет
была тяга к рабочим профессиям. Потом перешёл на завод «Сантех-
монтаж», где трудился до 1965 года. Последняя должность — замести¬
тель директора завода. Затем, без малого три десятилетия, работал на
скульптурном комбинате, где также дорос до заместителя директора.
На заслуженный отдых ушел в семьдесят лет. Так что мой трудо¬
вой стаж почти полвека. Да плюс четыре года войны. Прибавим еще
двенадцать лет (фронтовые годы засчитывали, как известно, один к
трем). Вот и получается, что я находился в строю тружеников семь¬
десят лет. Такая арифметика.
Сейчас на отдыхе. Полагаю, вполне заслуженном. До недавнего
времени активно участвовал в военно-патриотической работе. Меня
всякий раз тепло принимали в школах, лицеях, профессионально-тех¬
нических училищах. А как же? Ведь мне есть что рассказать моло¬
дым людям. Каждый боевой зпизод подчас заслуживает отдельного
рассказа. В моей военной биографии таких эпизодов многие десятки.
Особенно внимательно слушали меня, когда я вел речь о друзьях, с
которыми довелось пройти через военное лихолетье.
Жаль, что здоровье в последнее время серьезно пошатнулось. Но
поправлюсь и снова пойду к молодежи.
А теперь вернусь к тому, с чего начал.
Да, мне в сегодняшнем житии многое не по душе. Больше всего
угнетает неуважение к пожилым людям. В общественном транспорте,
к примеру, даже старому инвалиду место не уступят. Откуда такая
бездушность? Наверное, то и дело рекламируемый по телевидению
призыв «Бери от жизни все!» и другие тому подобные призывы начи¬
сто вымывают в молодых душах наше исконное благородство, чувство
сострадания к слабым.
107

Или взять, например, как мы относимся к своему дому, двору,
улице, городу, наконец. Ужас! Иначе не скажешь. Я живу в доме,
который выстроен двадцать лет назад. А посмотрите, во что превра¬
тился подъезд! Разбиты почтовые ящики, на стенах — гадкие надпи¬
си. Наконец, вот уже длительное время сорвана входная дверь. И ни¬
кому дела нет.
Таких домов в нашем городе множество.
Как тут не высказать своей обиды. Воевали-то мы за добро, за
счастье, за культуру. Но что подчас видим? То-то и оно...
Однако верится мне, что переболеем. Полоса разрушения всё-таки
закончится и начнется полоса созидания. Верю в это. Иначе и жить
не стоило бы...
108

Иван Васильев
Васильев Иван Петрович родился 2 августа 1921 в
деревне Таманское Кадуйского района Вологодской
области в семье крестьянина. Окончив 7 классов, работал
слесарем тш заводе «Большевик» в Ленинграде. В Советской
армии с 1941 г. При форсировании Днепра в районе села
Старый Глыбов (Козелвцкий район Черниговской области)
понтонёр 9-го отдельного моторизованного понтонно¬
мостового батальона (60-я армия. Центральный фронт)
сержант Васильев со своими бойцами организовал
понтонную переправу для десанта. Ночью 20 сентября
1943 г. отделение переправило первый десант для захвата
плацдарма на правом берегу Днепра. Установив пулемёт
на понтоне, Васильев при подходе к берегу прикрывал
высадку десанта. Звание Героя Советского Союза
присвоено 17 октмбря 1943 г.
После войны младший лейтенант Васильев — в запасе,
работал слесарем-механиком ВНИИ телевидения в
Ленинграде.
Награждён орденами Ленина, Октябрьской революции.
Отечественной войны 1-й степени, медалями.
109

СКАЖУТ — ПОВЕЗЛО
Деревня Турманская, Череповецкого района, где я родился, была
большая, многолюдная, зажиточная. До железной дороги со¬
рок восемь километров, кругом густые вологодские леса. А в них вся¬
кий зверь — медведи, лоси, волки, кабаны, рыси... Разной твари полно.
Отец мой Петр Васильевич, невысокий, кряжистый, неутомимый в
работе, был крестьянином, И дед мой крестьянствовал, и прадед... Были
у меня брат и две сестры. Немного, но и немало. Работали старатель¬
но, жили в достатке. Я был патриот, любил и умел трудиться. Так
меня учили в школе и дома. Не было такого задания от отца, которого
бы я не сделал на совесть. Таким, уж видно, уродился. Никуда я не
собирался уезжать из своей деревни. Любил пахать, косить, лес ру¬
бить, умел уже и дома ставить к пятнадцати годам. По характеру и
внешне пошел в отца: невысок, но крепок. В деле немногие из сверст¬
ников могли со мной сравняться. И не уехал бы я никогда, но заявил¬
ся в деревню агент из Ленинграда, с «Красного треугольника», и стал
расписывать свой завод, горы золотые обещать. Чем-то я ему пригля¬
нулся, он пристал как банный лист. Взял меня тем, что можно в Ле¬
нинграде поступить в ФЗУ, выучиться на слесаря-механика и стать
настоящим мастером, ювелиром, равному которому нигде нет. А мне с
детства хотелось учиться, получить крепкую, стоящую профессию.
Простился я с родителями и отбыл в большой город, пошел самостоя¬
тельно по жизни, отправился в люди.
Агент свое слово сдержал. В 1937 году я поступил в школу ФЗУ
«Красного треугольника». А через год уже пришел слесарем-механи-
ком в заводскую лабораторию телемеханики и автоматики. Окончил
учебу в числе лучших, и мне дали высокий пятый разряд. Имел дело
110

со штампами и вальцами. Нужно было их так регулировать, чтобы на
производство обуви тратить как можно меньше дорогого каучука и
чтобы галоши носились как можно дольше. Жить одному, молодому
парню в общежитии было трудно, и я уехал к сестре в Петрозаводск,
стал работать на Онежском тракторном заводе. Теперь уж о таких
тракторах мало кто и знает, были они паровые, огромного размера,
имели котел, и топливом для них были деревянные чурки. Но город
Петра уже покорил меня своей деловитостью, большими технически¬
ми возможностями. Я вернулся туда и стал работать на заводе «Боль¬
шевик» на монтаже ТЭЦ
Жил в общежитии на проспекте Александровской Фермы, в дере¬
вянном бараке. В одной комнате разместились восемь человек, и сре¬
ди нас пожилой человек, учитель. Удивительный старик. Каждый ве¬
чер, в определенный час, мы собирались вокруг него, и он начинал
вспоминать прочитанные книги, которые знал почти наизусть. Ска¬
жем, «Графа Монтекристо» рассказал от начала до конца. Мне было
девятнадцать лет, я любил спорт, увлекался боксом, бегал неплохо,
прилично ходил на лыжах. Участвовал во всех заводских соревнова¬
ниях. Сдал нормы ГТО на «отлично».
Когда началась финская война, отправился в военкомат, подал заяв¬
ление: хочу, мол, добровольцем. Военком мне ответил — на заводе «Боль¬
шевик» ты сейчас нужнее. Поступил в клуб юных моряков. Мы успели в
нем изучить семафорную азбуку, до гребли на шлюпке дело не дошло.
В апреле 1941 года призвали в армию. Сроку на сборы дали всего
неделю. Пока бегал, оформлял бумаги, неделя пролетела незаметно. В
деревню к родным съездить не успел, только отправил письмо. Даже
девушке своей, которая жила в пригороде, не успел сообщить. И вот мы
уже на вокзале. Всех провожают, а я стою один. Хоть плачь, хоть пой...
Двадцать дней в товарных вагонах добирались до Львова. Опреде¬
лили меня в танковую часть, в школу младших командиров. Трактор
я хорошо знал, думал, что танк не сильно от него отличается. Легко
станет учиться. Начали учебу со строевой подготовки, с изучения ус¬
тава. Никакой материальной части изучить не успели.
В мае переехали в летние лагеря, которые были расположены не¬
далеко от границы.
22 июня я стоял на посту, имея в руках винтовку и пять патронов.
В пятом часу утра услышал в небе страшный гул. Самолеты с черны¬
ми крестами на крыльях закрыли небо, летели над нами с оглуши¬
тельным рёвом. Летели так низко, что, казалось, своими шасси могут
задеть колья наших палаток. А если кол немного поднять, то можно
сбить самолет. Но ни одного самолета сбито не было, ведь мы ещё
даже не приняли присягу, и оружия у курсантов не было.
111

Что творилось в лагере, передать трудно... За несколько минут он
перестал существовать. В памяти остались отдельные картины. Вот
между палаток лежит курсант. Лежит молча. У него распорот жи¬
вот — и кишки, и желудок вывалились наружу. Он запихивает их
обратно, а они снова вываливаются наружу... Это такая жуть, и по¬
мочь нечем. Наш командир, лейтенант, весь в крови, стоит, присло¬
нившись спиной к столбу, державшему палатку, что-то хрипит. Я под¬
бежал, с трудом разобрал:
— Оружие... Оружие... — лейтенант упал и тут же умер.
Рядом находились склады, а где в них оружие, кто знает? Треть
курсантов полковой школы была убита.
Злой я тогда был, страшно злой. Привезли к границе, где налет
немецкой авиации наиболее вероятен. Может, нас и не сюда надо было
везти? Была растерянность и злость — нет военных знаний, непонят¬
но, что делать, нет ни организаторов-командиров настоящих, ни ору¬
жия... Оставшихся курсантов погрузили в машины и увезли во Львов
Во Львове, в старом парке, практически под бомбами, приняли прися¬
гу. В эти дни в городе сильно активизировались националисты из чис¬
ла западных украинцев. Одному нельзя было ходить по городу. Если
шло отделение, взвод — обязательно открьтали с чердаков огонь. Если
двигалось порядочное подразделение, его обязательно сопровождали
танкетка или танк. Выстрелит с чердака националист, а в то окошко
танк из пушки плюхнет — и замолчал снайпер.
Противно чувствовать себя беспомощным, беззащитным. Злишь¬
ся — не знаешь, на кого. То ли на себя, то ли на врагов, то ли на тех,
кто допустил Россию до этого позора и беспорядка.
Дальше, к сожалению, продолжалась бестолковщина, которая все¬
гда бывает при большом отступлении армии — повезли нас еще даль¬
ше от линии фронта, старались спасти молодых, безоружных, необу¬
ченных курсантоа По дороге сосредоточат нас в каком-нибудь местечке:
— Вы придаетесь такой-то группе и должны занять оборону у
железной дороги. Впереди высадился вражеский десант...
И непонятно, кому мы приданы, что за часть, кадровая или добро¬
вольцы... Через несколько дней опять раздавалась во время марша
команда:
— Занять оборону! Враг впереди.
Однажды полежали мы час в обороне, и вдруг поднялся лейте¬
нант, взводный командир, сказал задумчиво:
— Или рыбку съесть, или на хрен сесть, — и зашагал куда-то.
Мы решили — пошел немцам в плен сдаваться. Никто за ним не
побежал. Ведь если сдашься, все равно придётся воевать, только уже
против своих.
112

Но никто на нас, к счастью, ни разу не напал, никаких немецких
десантников мы не видели. До самого Миргорода. А там оказалось,
что Миргород занят немцами, они там уже со своими танками и тан¬
кетками. И мы по лесам обходили этот Миргород, у нас, у третьего-
пятого, были винтовки-«трёхлинейки» со штыками и считанные пат¬
роны к ним. И дальше в тыл, куда везли, туда и ехал, куда вели, туда
и шёл, проклиная неразбериху. Дошли до пригородов Сталинграда,
ещё целого, не разрушенного, переправились через Волгу.
Я недолго пробыл в Сталинграде и немного видел воздушных боев,
но те, что видел, удручали; ни разу они не окончились победой наших
лётчиков. Немцы были ещё очень сильны в воздухе.
В конце концов, прибыли в город Ахтубу.
В то время был издан приказ наркома о формировании частей по
назначению, чтобы не служили в одном взводе танкисты, артиллери¬
сты, лётчики, собранные из разгромленных частей. Стали выбирать
бойцов по роду войск.
Так я, как технически грамотный человек, был определен в пон¬
тонные войска.
В Ахтубе существовал 4-й отдельный запасной понтонно-мостовой
батальон. Встретил нас и потом учил командир роты старший лейте¬
нант Потопольский Андрей Дмитриевич. Был он несколько сутулый,
походка вразвалочку, как у утки, и говорок имел своеобразный. Но
был знающий, строгий и умный.
— Вы находитесь в учебной группе нашего славного батальона
Будете учиться форсировать водные преграды на понтонах и минно¬
подрывному делу. Это ваша дальнейшая специальность.
Я понял, всё — кончилось время, когда мы сами не знаем, где
находимся, не имеем настоящих руководителей и не знаем сами, куда
идём, зачем идём, против кого идём. Наконец попал в часть, где есть
командиры, где есть дисциплина. И меня к чему-то готовят. Это страшно
обрадовало и успокоило. Я ведь ещё не совсем пришел в себя после
страшного разгрома нашего курсантского лагеря. Я был готов воевать
и готов умереть, но в настоящем бою, чтобы сама смерть моя имела
смысл, чтобы хоть пострелять, а не погибнуть безоружным, так и не
выучившимся военному делу. Если уж надел форму, надо стать рус¬
ским солдатом, какие были, скажем, при Суворове.
Первый командир — это школа на всю оставшуюся жизнь. С По-
топольским нам повезло. Он требовал, чтобы сапёры следили за собой,
выглядели прилично. Я привык чистить шинель, обмотки полутора¬
метровые вечером аккуратно скатывал и клал в ботинки. Утром спеш¬
но обуваешься, а обмотка, чёрт, выскочила из рук и покатилась, снова
113

её сматывай, иначе ногу не обмотаешь. Теорию мы изучали в палат¬
ках. Материальную часть осваивали на улице.
Сдвинув брови, хмуро смотрел я на свою, теперь уж по-настояще-
му свою, материальную часть. У палатки лежали на земле три полу-
понтона, выкрашенные в защитные цвета — носовой, кормовой и се¬
редина. Командир роты показал, как их собрать — захваты, примерно
как сцепка у вагонов на железнодорожной станции, просты и надеж¬
ны. А для крепежа длинные болты с большими гайками, которые лег¬
ко закручивались голой рукой без всякого инструмента. В лёгкости
сборки понтонов была и их сила.
— Получилась лодка, три метра на восемнадцать, она может взять
до семидесяти бойцов с оружием, — говорил ротный.
И тут же показал, как три таких понтона можно соединить швел¬
лерами. Тяжелы были швеллера. Мы, как муравьи, облепляли их и
тащили, ставили на место Показал, как сделать настил из толстых
досок, толщиной примерно в ладонь. Это оказалось ещё труднее —
тяжёлыми были эти доски толщиной по восемь сантиметров. Влаж¬
ные. Видно, недавно побывали в воде. Но я таскал их вместе со всеми,
пыхтел, сопел, обливался потом и таскал. Потому как знал — тяжело
в ученье, легко в бою. Думал — всё, оказалось — нет. Эти доски сле¬
довало соединить, мы крепили прогонами, тоже тяжелыми, чтобы не
рассыпались под танком. Командир роты посмотрел на часы:
— А теперь разобрать паром. Сложить доски, швеллера и прого¬
ны... Разобрали? Теперь собираем паром на время. Начали!
Мы старались так, что от нас валил пар.
Нам давно хотелось отдохнуть, но ротный сам работал как заве¬
дённый и нас подгонял, ставил все новые и новые задачи:
— Теперь соберем три понтона вместе. Из них получится паром,
который может принять до тридцати тонн. То есть возьмет танк Т-34
и перевезет через реку, скажем, Волгу.
— А где мотор у парома? — спросил кто-то, когда разбирать и
собирать уже не было никаких сил.
— Мотор — вы сами. Разбирайте, товарищи саперы, весла, встав¬
ляйте в уключины и учитесь слаженно грести.
— Кто станет считать — раз-два-три? — спросил тот же голос.
— Никто считать не будет. Следите за загребным. — Ротный сел
на место загребного, взялся за весла.
Между понтонами оставалось достаточно места, чтобы можно было
грести. Солдаты сели по местам и начали грести веслами по воздуху.
Непросто оказалось отрабатывать навыки сапёра. Я грёб своим вес¬
лом, стараясь попадать в такт загребному, грёб и грёб до мозолей,
потому что Волга, Днепр и другие реки за ней были широки, и много.
114

ой много наших танков из уральской стали хотелось мне перевести на
тот берег. Потом ротный показал, как связывать между собой паромы
и сделать наплавной мост, да такой, чтобы по нему можно было пе¬
рейти через большую реку. На следующий день руки и ноги, спина и
всё остальное — болели. А ротный явился с улыбкой, как ни в чем не
бывало. Такой же деятельный, старательный. В этот день мы заня¬
лись минно-взрывным делом. Определяли мощность заряда, какое
количество взрывчатки нужно, чтобы взорвать тот или иной объект.
Определяли направленность заряда — как его установить, чтобы дом
или стена упали в нужную сторону. Изучали взрыватели, детонато¬
ры, тол, толуол... Ротный показал длинные, как карандаши, гильзы, с
сильным взрывчатым веществом, где в основании — капсюль. Бик¬
фордов шнур в него вставляется и обжимается, есть специальный об-
жиматель.
— Но, обычно, сапёр это делает для скорости зубами, — произнес
ротный, и показал. — Раз-два — и обжал гильзу, шнур не выпадет.
Дальше идет детонирующий шнур, чтобы взрывы шли последовательно
или одновременно...
Скажем, сантиметр шнура горит одну секунду. Сколько его надо
оставить, чтобы тебе не взорваться тут же, а успеть добежать до ук¬
рытия? Как высчитать мощность, направленность заряда, чтобы уметь
уронить стену в нужном направлении? Как взрывать мост, при от¬
ступлении, чтобы можно было потом починить? А как взорвать так,
чтобы пришлось строить новый?
Был уже сентябрь сорок первого года, гитлеровцы подходили к
Сталинграду. Наверное, ротный положил на меня глаз — поставил
командиром отделения. В отделении было восемь человек.
Довольно часто немцы бомбили и нашу Ахтубу. Война шла на унич¬
тожение, жестокая война. Человек, который не побывал под бомбёж¬
кой, не видел сотен смертей своих товарищей, никогда не сможет по¬
нять, как непросто прийти в себя после такой бомбёжки.
Во время учебы нам порой делали срочные вызовы. Тогда понтоны
грузили на машины, в кузов затаскивали их без особого труда — там
находились грузовые ролики — и выезжали к месту, где воинская
часть должна была перейти через водную преграду. Командир отде¬
ления обычно садился за руль машины и вел ее. Стал учиться шофер¬
скому делу и я, но в первый же день врезался в столб, чуть не разбил
машину и сказал: «Я никогда не стану водить машину». Моему отде¬
лению дали водителя, и я садился рядом с шофером. Понтоны в кузо¬
ве обычно покрывали брезентом, сверху они походили на знаменитую
«катюшу». Немецкие летчики, увидев эти машины, принимали их за
ракетные установки и словно сходили с ума: начинали охоту, пики¬
115

ровали, расстреливали, бросали бомбы. Преследовали до тех пор, пока
мы были на марше, пока у них хватало топлива.
Когда мы прибывали в указанное место, то собирали понтоны и
ждали наготове, дежурили, часто с той стороны приходили наши бой¬
цы — раненые, усталые, изможденные, которые держались до конца,
и вот теперь остатки подразделений правдами и неправдами пробива¬
лись, выходили к своим. Бойцы не говорили, из каких частей, откуда
идут, вообще ничего не говорили, матюгались и всё. Видел я, какие
большие потери в людях мы несли, и думал: что же будет дальше?
Ведь и после нас в России должна идти жизнь, кто же останется?
Однажды, в ночном выезде, мы попали под артиллерийский об¬
стрел, забились в блиндаж. Расстреливали нас из орудий сорок ми¬
нут, земля гудела и тряслась, это был кромешный ад, я думал — всё,
это моё последнее пристанище, никуда отсюда уже не уйти. От взры¬
вов бревна подпрыгивали и шевелились, на голову сыпалась земля.
Мысленно я простился с родными, приготовился к смерти.... Спаслись
мы потому, что не было прямого попадания. Когда обстрел кончился,
я вышел, прислонился к брустверу и первый раз в жизни попросил
закурить. И понял — в любой момент, где угодно, может меня снаряд
или пуля прижучить. Я не боялся смерти тогда, нет. Но только же¬
лал — если уж смерть, то чтобы уж сразу, не мучиться. Не валяться
по госпиталям... Каков бы ни был исход войны, я навряд ли останусь
жив. Только бы не ранили и не взяли в плен. Если шлепнет снаряд,
так чтобы сразу..
А с другой стороны реки уже кричали, пускали ракеты, звали
нас — выходила из окружения очередная группа.
В самом начале войны послал я солдатский «треугольник» своей
девушке в Ленинград, она не ответила. Или письмо её ответное меня
не нашло? И решил вообще никому не писать, чего тут можно напи¬
сать — все равно не выживу.
В учебном батальоне не было специального выпуска. Когда посту¬
пал очередной запрос, то комбат посылал на фронт очередную груп¬
пу, набирал новых учеников. После недолгой учебы пришел очеред¬
ной запрос, мне присвоили звание младшего сержанта и направили в
9-й отдельный понтонно-мостовой батальон. На прощание командир
роты Потопольский осмотрел меня, поправил пряжку ремня, сказал:
— Всё, чему мы смогли тебя научить, — знаешь крепко, стара¬
тельный сержант. Верю, не посрамишь меня. Но — не жди наград. Что
такое отдельный батальон? Он действует на правах отдельного полка.
Каждый раз его направляет штаб фронта туда, где требуется военная
техника, в ту часть, которая ведёт военные действия около водной
преграды. И тебе придется скакать то туда, то сюда. Мы, сапёры, их
116

переправили и больше не нужны, они нас бросают и идут дальше.
Когда бой окончен — представляют своих к наградам. О нас, саперах,
конечно, забывают, мы не воюем сами по себе, всегда приданы кому-
то. Мы свою задачу выполнили и больше не нужны, отосланы обратно.
Такова армейская жизнь. Мы всегда на втором плане, поэтому у сапёров
мало медалей и орденов. Знай это заранее и не злись, когда тебя обойдут
в наградах. Главное, береги людей и сам постарайся остаться живым.
И улыбнулся, словно сына провожал:
— Чтобы мы с тобой, младший сержант Васильев, после войны
могли встретиться.
Я в ответ тоже улыбнулся. Шутить так шутить, подумал я и ко¬
зырнул:
— Есть — встретиться после войны, товарищ старший лейтенант!
Стал я сержантом 9-го Отдельного понтонно-мостового батальона.
Командиром отделения. Располагался батальон в том же городе Ахту-
ба, только ближе к Волге и Сталинграду. Из старой части в новую я
пришел пешком. Снял надоевшие обмотки, получил кирзовые сапоги.
А так все та же «трёхлинейка» за спиной, такие же понтоны, сделан¬
ные из уральской стали на уральских же заводах.
Дали мне отделение — двенадцать бойцов. Времени прошло много
с войны, имен своих бойцов я уж не помню. Вообще у меня память
плохая на имена.
Первым в строю стоял здоровенный сибиряк, пулемет Дегтярева у
него за спиной был словно игрушка.
Я показал сибиряку белый камешек в ста метрах:
— Попадешь?
Он лег, прицелился, дал короткую очередь и... промазал.
— Такой пулемётчик мне в отделении не нужен, — заявил ему
категорически.
— Так я же не снайпер, — оправдывался он.
— А мне в отделении именно снайпер-пулемётчик нужен? Трени¬
роваться в стрельбе станем вместе.
Лучшим другом моим стал сибиряк-пулемётчик. На него мог поло¬
житься как на себя самого, не подвёдет, все выдюжит.
Вторым по росту в отделении стоял тучный дядька. Его фамилию
помню —Трушников. Спросил его:
— Профессия?
— Мясник.
— С военным делом знакомы?
— Нет, только что призван.
— Спортом занимались?
— Нет, руки сильные, удар точный. Мне этого достаточно.
117

— А если потребуется бегом бежать?
— Давно уж не бегал. Возраст, извините товарищ младший сер¬
жант. не тот.
— И вы меня извините, рядовой Трутников, но придется, несмот¬
ря на ваш возраст, научиться передвигаться рысью. Станете трениро¬
ваться вместе со мной. А я люблю ударить в галоп. Долго могу мчать¬
ся сломя голову. От самой границы, от Львова до Волги добежал и не
запыхался. Теперь пришло время рвануть обратно.
— Понятно, — отвечает. — Буду стараться.
Спрашиваю следующего, такого же немолодого:
— Ваша профессия?
— Повар.
Еще были два узбека, не разлей вода. Если одному сделаешь пло¬
хо, то и второй смотрит на тебя зверем.
Когда со всеми познакомился, попросили они меня:
— Про себя расскажите.
Что, думаю, воду в ступе толочь, сказал главное:
— Плохо делать не могу, предать не могу. И ещё верю: труд обла¬
гораживает людей.
Это были люди второй волны призыва: половина молодых, а поло¬
вина среднего возраста. Все незнакомые с военным делом. Стал я их
учить премудростям саперного дела. Старательно, упорно, как меня
учили, гонял, как говорится, до седьмого пота. Слушались беспрекос¬
ловно. Да и попробуй не послушайся, это ведь фронт. Да и характер у
меня отцовский — не забалуешь.
Завёл я себе в батальоне приятеля — другого сержанта, он был из
Горьковской области, почти что земляк. Но недолго мы дружили. По¬
слали нас под Калач. Он сам вел машину, бойцы сидели в понтоне.
Недалеко от переправы нас заметили, и ударил немецкий снаряд. У
моего друга осколок снаряда выхватил со спины кусок мяса, и стало
видно, как бьётся его сердце... На этой переправе я командовал двумя
отделениями, за себя и за него.
И пошел я с батальоном по фронтам: служил на Юго-Западном,
Донском, Сталинградском, 1-м Украинском, Центральном. И учил своего
сибиряка, повара, мясника и узбеков не в учебном классе, а в реаль¬
ных боевых действиях по выполнению боевой задачи.
Понемногу стали замечать солдаты: в других отделениях — поте¬
ри, а у нас нету. Бой за боем, одна переправа, другая, у соседей потери,
а у нас нет, словно наше отделение заговорённое. И стали мне доверять
безгранично. Ну, и я им верил.
Главный человек в отделении был гигант-сибиряк. Когда идешь на
гружёном понтоне с людьми на тот берег, где ждут тебя немцы, без
118

пулемёта делать нечего. Ну и сибиряк в таких случаях всегда нахо¬
дился на носу с пулемётом, которым владел, как снайпер. Снайпер-
пулемётчик — это вам не баран чихнул. Мясник, тучный увалень
Трошников, — и тот стал команды выполнять бегом, не отставал от
молодых. И повар старался, даже не просился перевести служить на
кухню.
Были моменты и радостные, когда, например, окружали Паулюса
под Сталинградом. Пришлось нам переправлять через реку кавале¬
рийскую бригаду. Сделали мы для кавалеристов мост наплавной. Вос¬
хищался я ими; с давних пор сохранился вид войска, красиво шли
кавалеристы. Конечно, против танков кавалеристы не пойдут, но в
особых условиях они могут показать себя. Например, пройдут там,
где танки не смогут. Был же под Москвой случай, когда танковый
корпус немцев шел на столицу, а перед ним вообще не было войск.
Днём немцы шли, ночью выставляли посты, сами спали в теплых кре¬
стьянских домах. Днем снова марш, а почему не радоваться жизни —
впереди свободная дорога. В тот момент некого было послать против
танков, никто не успевал перекрыть им дорогу. Поэтому и послали
конников. Они прошли за сутки больше ста километров, пришли к
ночи, обмороженные, измученные донельзя. Утром бы их танки сме¬
ли, в считанные часы. И кавалеристы напали той же ночью, смяли
посты, ворвались в деревню и шашками порубили выбегавших из до¬
мов полуодетых танкистов. Гитлеровцы потом долго не смели доло¬
жить Гитлеру о том, что кавалеристы порубили танковый корпус. Мы
кавалеристам кричали:
— Не пыли, кавалерия! Подкову не потеряй.
А они нам отвечали:
— Землю ройте, кроты, жуки навозные!
Так звали саперов, за то, что иногда копались в местах не совсем
чистых.
Я и теперь иногда думаю — почему у меня в отделении в бою, на
переправах, люди не гибли? Не знаю, не могу ответить. Об этом надо у
Всевышнего спросить. Один солдат прошел всю войну и жив, другой
по пути к фронту погиб. Если переправа намечена в правильные сро¬
ки и в неожиданном месте, то и обстрела при переправе мало, можно
людей сохранить.
И вот уже наши войска рвутся вперёд, впереди форсирование
Днепра. Гитлер во всеуслышание заявил:
— Днепр русским не перейти.
Позднее я читал в воспоминаниях маршала Жукова об этих событиях
«...6 сентября из Ставки прибыла директива. Подчинённые мне
фронты получили задачу продолжать наступление с выходом на сред¬
119

нее течение Днепра и захватить там плацдармы. Воронежский фронт
под командованием Н.Ф.Ватутина должен был нанести удары на Ром-
ны — Прилуки — Киев. Степной фронт под командованием И.С. Ко¬
нева — наступать на полтавско-кременчукском направлении. Для тща¬
тельной подготовки наступления к Днепру у нас не было возможностей.
В войсках обоих фронтов чувствовалась большая усталость от не¬
прерывных сражений. Ощущались некоторые перебои в материально-
техническом обеспечении. Но все мы, от солдата до маршала, горели
желанием скорее выбросить врага с нашей земли...
Нам не требовалось много времени на выработку оперативно-так¬
тических решений, так как в войсках уже накопился богатый опыт,
помогавший быстро анализировать обстановку, принимать решения и
вырабатывать короткие и четкие указания...
Не имея сил сдерживать усиливающийся натиск наших войск, не¬
мецкие войска начали отход за Днепр. Фронты приняли все меры к
тому, чтобы на плечах отходящих войск противника захватить плац¬
дармы на реке Днепр и начать с ходу форсирование зтой крупнейшей
водной преграды. Для деморализации вражеских войск в боевые дей¬
ствия была брошена вся наличная авиация фронтов. Соединения, на¬
чав преследования противника, создавали импровизированные под¬
вижные отряды, в задачу которых входило быстрое их выдвижение
на тыловые пути с целью захвата и удержания рубежей, которые про¬
тивник мог занять для оборонительных действий.
Чтобы еще выше поднять морально-политический дух войск при
форсировании крупных водных рубежей, Ставка 9 сентября 1943 года
приказала за форсирование Десны представить начальствующий со¬
став к награждению орденами Суворова, а за форсирование Днеп¬
ра — к присвоению звания Героя Советского Союза».
Широк Днепр, шире нашей Невы. И течение — будь здоров. Это я
хорошо помню. Форсирование Днепра готовилось сразу в нескольких
местах. Где главное направление удара, где отвлекающее, никто из
нас не знал.
В нашем появлении на берегу Днепра в районе села Старый Глы-
бов, что Козелецкого района, был элемент неожиданности. У гитле¬
ровцев не было сведений о скоплении войск в этом районе. Их развед¬
ка проморгала. Правда, и мы не знали местности, были на низком
берегу, а тот был высокий, обрывистый.
Удача никогда не приходит сама. Ее следует организовать. Совер¬
шили мы марш-бросок, в нужном месте затаились. Как ужинали, не
помню. Был у нас с собой сухой паек — брикет гречневой каши и
сахар.
120

в отделении всё те же двенадцать человек. Мы без касок, чтобы не
звякали, не мешали работать.
Груженые машины прошли по бездорожью и не застряли. Уже
хорошо — у сапёров силы свежие, работать станет веселее. В этом
месте на нашем берегу рос мелкий кустарник. Решили под покровом
ночи спрятаться в нем.
— Сюда идите, — показал мне командир паромной переправы,
энергичный, с властным голосом офицер.
Почему — мне? Потому что на переправе нет ни взводного, ни
ротного командира. Они остались где-то там, в тылу. Оно и понятно —
каждый в этой бойне хотел остаться живым. Не стану их осуждать за
это, и там трудно было остаться целым.
Машины без лишнего шума сумели пройти по кустам, и началась
разгрузка. Шагом никто не ходил — все делалось бегом. Только бегом.
Я твердил как молитву, как заклинание:
— Меньше шума, меньше шума... меньше...
Снимали железо с железа, опускали на землю. Отпустил машины,
приказал шёпотом;
— Начинаем сборку.
И снова подымаем, подтягиваем железо к железу... И знаем, немцы
насторожены, свистнешь -— и на свист прилетит снаряд. А если уж
услышат лязг металла — дадут на орехи, накроют сразу залпом, по¬
том к их краю вообще будет не пробиться, отойти от своего берега не
дадут, засыплют снарядами и минами, им жалеть припасов нечего.
Ночь не слишком тёмная, Я отчетливо видел, как идет разгрузка и
сборка, видел своих людей. Никто из них ни разу не споткнулся, не
упал, даже грузный мясник не подвел, и узбеки старательно работа¬
ли. Наше железо как будто бархатом обросло — не звякало, не греме¬
ло, все тяжести поддерживали руками, помогали друг другу.
Все три части понтона осторожно подтянули к берегу, подтянули
бесшумно, чтобы собрать на воде. Вот столкнули в воду, сработали
сцепки, закрепили болты. Весь понтон, все три части, на воде. Гото¬
вы — ждем команду. Мои люди нервничают:
— Когда, когда начнем?
— Что так долго?
Начинать переправу на огне нам неохота. Из-за кустов шепот:
— Вы на воде?
Это командир паромной переправы.
— Да, готовы.
Сибиряк уже расположился на носу с пулеметом, я стоял у кор¬
мы, мы удерживали понтон кормой к берегу, носом на тот берег Из-за
121

кустов послышались острожные шаги — шла пехота С пулеметами, с
автоматами, солдаты в касках, обвешены гранатами. Стали садиться в
паром. Они уж знали — более 70 человек я взять не могу, загрузи¬
лись, я сосчитал, ровно шестьдесят. Закончили посадку, тут я глав¬
ный командир.
— Весла на воду, —- двухметровые деревянные весла вспороли
речную воду. Уключины на понтонах заранее обмотаны тряпками, наши
стараются во всю. Но десантники видят — на вёслах пожилые дядьки.
А им, как и нам, хочется как можно скорее переплыть открытое про¬
странство, на котором ты весь как на ладони и каждой частичкой
своего тела ощущаешь опасность.
Здоровенные парни из десанта подобрались к гребцам:
— Ну-ка, дядя, дай я поработаю маленько.
Скорость понтона заметно увеличилась. Зажурчала вода, рассека¬
емая носом, позади остается широкий след. За нами, стараясь не от¬
стать, идут два других понтона. На них тоже не слышно ни кашля, ни
звяканья котелка, ни лязга автомата или гранаты. Тихо идем. Словно
тени скользим по воде. Хорошо гребли парни. Мы подходим к темно¬
му берегу. Он всё подымается выше, растет на глазах. Мандраж у
меня, как и у остальных, всё сильнее — а ну как нас заметили и из
темноты встретит дружный залп?
Широкая река Днепр, ох широкая, шире Невы, и быстрая, тече¬
ние — будь эдоров, так и мчит, старается нас снести вниз. А загреб¬
ной из десантников всё так же рвет воду веслом, размеренно и силь¬
но. Сибиряк лежит рядом с пулеметом. Я на корме, напряжен как
струна.
И вот уже до берега недалеко. Сердце замерло, и десантники на¬
пряглись — спасение на земле и в земле, а не на воде. Вижу — тут
плёс небольшой. До берега три — пять метров. Никто не давал ника¬
кой команды, люди молча стали выпрыгивать в воду, спешили к зем¬
ле, к обрыву и растворялись в темноте. Опытные были — вот уже все
десантники там, не вижу их, а тишина стоит ночная. Значит, не заме¬
тили немцы, прозевали.
Моим людям говорить ничего не надо, кормой вперед мы спешим
обратно. На середине Днепра шёпотом командую:
— Левая греби, правая табань.
Без всплеска весла опускаются в воду, паром быстро и бесшумно
разворачивается, и полным ходом спешим к своему берегу. А там уже
ждут —переступая с ноги на ногу, нервничает новая группа десант¬
ников. При форсировании реки всегда одно желание, когда идешь
туда — скорее бы дойти, когда обратно — то же самое; скорее бы
дойти. Так уж устроена психика у человека.
122

и какой бы ты ни был смельчак, первый рейс — сплошной манд¬
раж. Пока шли обратно, поняли: нас не заметили.
Пока шла посадка второго десанта, что-то произошло на том краю.
При подходе к берегу — полетели в понтон гранаты и начали стре¬
лять автоматы. Но мы были близко, на подходе, и люди не испугались,
попрыгали в воду. У нас появилась надежда — и после второго рейса
останемся живыми, да скорее назад. А там начался настоящий бой.
Гитлеровцы заметили десант и хотели его во что бы то ни стало сбро¬
сить в воду, уничтожить.
Смотрю — на самом обрыве появилась группа немцев, не меньше
взвода, и, строча из автоматов, бросилась в решительную атаку. На¬
пролом пошли, сметая наших бойцов, во фланг, сволочи, ударили, в
самое слабое место. Надо отдать им должное — немцы хорошие, упор¬
ные солдаты, при этом ни гранат, ни пуль не жалели.
Вижу — сомнут сейчас наших, десантники перестроиться не ус¬
певают. Зайдут в тыл и — хана нашим...
— Левая и правая табань! — ору. — По берегу — огонь!
Защёлкали наши винтовки. А сибиряк только и ждал моей коман¬
ды, стал поливать атакующий взвод, да так точно, что немцы, не ожи¬
давшие удара с воды, в неприкрытый фланг, стали падать один за
другим. Вот уж и половины из них не осталось... Вот они уже побежа¬
ли обратно... А им вслед полетели гранаты, успели десантники пере¬
строиться, прикрыть фланг. И я уже по музыке боя определил: звуки
выстрелов становятся тише — значит наши десантники отжимают немцев
от берега, плацдарм расширяется. Настроение у нас стало получше.
Четвертый рейс — стало светлее. Немцы стали вешать ракеты-
фонарики, и вода освещалась. Обстрел начался из пушек — стало
больше жертв среди десантников, даже среди тех, кто готовился к
переправе. На нашем пароме появились пробоины от пуль и осколков
снарядов. Ведь сталь всего полтора миллиметра толщиной, её пробьет
любая пуля. В дырки набиралась вода, понтон становился тяжелее. У
кого что было наготове — тряпки, деревянные клинышки шли в дело,
их заколачивали прикладами.
Слышу; ещё дальше оттесняют десантники немцев от берега, взрьшы
гранат уже на большом расстоянии от берега. И обстрел парома стал ме¬
нее интенсивным. И мы работаем уже веселее, спокойнее. В моем отделе¬
нии потерь нет, все бойцы живы. И на этот раз Всевышний защитил?
Мне поступила новая команда от командира паромной переправы:
— Надо подкрепить десант техникой — соединяйте три понтона
вместе, готовьте паром.
Подгоняем друг к другу понтоны на длину весла, кладем тавровые
балки, на них настил из толстых досок, крепим прогонами. Собрали
123

мы паром. Руки уже всё делали сами. К парому был придан катер.
Взял он нас на буксир. На паром руками вкатили, поставили десант¬
ники легкие орудия. Взревев мотором, осторожно въехал танк Т-34.
Командир переправы шел перед ним и показывал механику:
— Сюда, за мной, левее, левее. Черт тебя дери, перевернешь паром
к едрене фене...— И показал руками крест. — Теперь глуши мотор.
Паром стал тяжеленный, осел, с места его трудно сдвинуть. Тут на
вёслах не разгонишься. Станешь ползти как черепаха. Дал ход наш
катер и поволок паром. Но на середине реки снаряд попал прямо в
катер, стал он тонуть, скрылся под водой. Капитан и команда пере¬
шли на паром. Пришлось саперам опять взяться зй весла. Пригнали
паром к берегу.
Мы спустили с парома сходни, два ригеля. Танк взревел, осторож¬
но прошел по ним, ощутил гусеницами землю, взревел, рванул так,
что из-под гусениц полетела земля, выскочил на крутой берег и, стреляя
на ходу, давя огнём немецкие пулеметы и орудия, пошел вглубь осво¬
божденной нами земли. Вслед за танком бойцы на руках выкатили
орудия, дружно подняли на крутой берег. Вытащили с парома ящики
со снарядами, и вскоре оттуда донеслись до нас их частые выстрелы.
Десант основательно зацепился за берег, пошел вглубь. Мы были про¬
стые солдаты и не знали замысла штаба фронта, но были уверены;
выше по течению и ниже такие же саперы вместе с десантниками
штурмуют берег Днепра. Зубами вгрызаются в высокий берег. Прут и
прут. Теперь уж мы набрались опыта, подготовили на Урале технику,
забыли про бутылки с зажигательной смесью, теперь мы даванём,
попробуй нынче нас остановить.
Я смотрю — все мои люди целы, живы.
— Жми, ребята, обратно!
А уж с той стороны бьют в нахальный паром из пушек, беспри¬
цельно. Только успевай дырки затыкать. А когда дошли до середины
реки — ударило орудие прямо в паром. Мир почернел, перевернулся,
смолкли звуки, и... сбросило меня с парома в воду.
Не знаю, как подобрали меня саперы, как выловили беспамятного
из стремительной воды, спасибо — не дали утонуть своему сержанту.
Очнулся на берегу, из ушей кровь течет, голова гудит. Оглох, ничего
не слышу. И саперы сначала не поняли, что со мной. Сняли головной
убор, а на затылке — рана.
Унесли меня в санчасть.
Удачно сработали медики, и вскоре, через несколько часов, я опять
очутился в своем родном взводе. На следующий день утром, в десять
часов, зовут меня в штаб батальона:
— Тебе присвоено звание Героя Советского Союза!
124

Тут начался во взводе бедлам. Выпивка была у нас в заначке. Обычно
везут на баталыэн спиртное, приехали — а там из батальона осталась
рота. Да ещё накануне наш сибиряк увидел; по реке плывет бидон —
значит где-то разбомбили переправу. Бидону, конечно, не дали про¬
плыть мимо, а там оказался спирт.
17 сентября 1943 года был подписан Указ о присвоении мне высо¬
кого звания Президиумом Верховного совета. Председатель президи¬
ума — Калинин, секретарь —Горкин... Скоро этому документу ис¬
полнится 60 лет.
В нем написано: «За Ваш геройский подвиг, произведенный при
форсировании р. Днепр севернее Киева, и прочное закрепление плац¬
дарма на правом берегу Днепра».
Вручали звезду в штабе фронта весной 44-го года. Было нас там
пять награждённых. В том числе еще один сержант-сапёр, такой же,
как я — они в другом месте, отвлекающем, форсировали. Да коман¬
дир утопленного катера, который нас тащил, а потом спасся на моем
пароме.
Из батальона, от 1-го Украинского фронта, осенью 1944 года по¬
слали меня в Москву для обмена опытом, на курсы повышения квали¬
фикации. По сути, это были курсы младших лейтенантов. На курсах
ничего запоминающегося не было. Только в соседней группе офицер-
подрывник стал показывать, сколько может выдержать, какой вес
удержит боевая мина, не взрываясь. Встал на мину. А она взорвалась.
И сам сгинул, и с собой забрал сразу пятнадцать человек.
Там же дала знать себя моя контузия, сильно заболел, долго ле¬
жал в госпитале, делали много болезненных уколов. Так что я шприца
стал бояться больше немецкого штыка. После госпиталя дали мне ог¬
раничение по службе. И отправили в Жмеринку. Там был склад и
один кладово1ик. Все стекла разбиты. Там формировался железнодо¬
рожный полк. Стал я младшим лейтенантом 154-го строительно-до¬
рожного батальона, командиром минно-подрьшного взвода. В этом взводе
и встретил день Победы.
Демобилизовался в 46-м по болезни, ранение и контузия давали
себя знать. Послал телеграмму в деревню отцу, мол, еду, встречай.
Вот и станция Кадут, в 120 километрах от Череповца. С вещмеш¬
ком в руках я спрыгнул с подножки вагона. Смотрю — отец, такой же
кряжистый, плотный, словно время его не тронуло, только на голове
волосы поседели. Комок застрял в горле:
— Здравствуй, батя, здравствуй, Петр Васильевич!
Отец всхлипнул:
— Ой, Ванюшка, в душу мать... Живой!... Не писал всю войну, мы
думали — ты убит, погиб, на фронте.
125

— Меня убить могло в любой день, потому и не писал, решил —
после войны приеду, всё и расскажу.
Отец приехал встречать на тарантасе, запряженным колхозным
жеребцом. На радостях купил десятилитровую бутыль вина. Привя¬
зал сзади к тарантасу. А дорога — сорок восемь километров. Глухой
лес, коряги, болота, ухабы да промоины— ну бутыль и треснула. Ка¬
кие только слова отец не произнес в адрес бутыли, тарантаса и доро¬
ги... Под конец только успокоился:
— Ладно, найдём, чем отпраздновать твой приезд.
По поводу возвращения земляка, да еще Героя, получился празд¬
ник на весь колхоз. Умеют вологодские принимать и благодарить.
Приходили соседки, одна за другой:
— Вот, Ванюшка, ты пришел, живой, а моего-то убили...
Прибыл и председатель колхоза:
— Доложи, Иван Васильев, как воевал!
— Как вы учили — старался. Война — это та же работа. На пере¬
довой при переправах, при захвате плацдармов был не раз и не два.
Больше двадцати переправ обустроил. Но ни одного солдата из своего
отделения на передовой, при переправах не потерял. Ни одного — ни
старого, ни молодого. С кем выходил на переправу, с тем и возвращал¬
ся в батальон.
Председатель колхоза посмотрел прямо в глаза;
— Может, ты заговорённый?.. Или просто повезло?.. Ведь не в тылу,
не писарем при штабе служил. На пароме от пули и снаряда никуда
не спрячешься... Не зря тебе Героя дали. Если людей сумел беречь, то
настоящий Герой.
Председатель горько вздохнул:
— А из твоих сверстников в нашу деревню Турманскую никто, ни
один человек с фронта не вернулся. И в других деревнях мало кто
пришел домой. Почему деревенских мало возвращается? Почему?
— Не могу на это ничего сказать. Наверное, об этом надо Всевыш¬
него спрашивать...
Когда я демобилизовался, через некоторое время стали устраи¬
вать встречи ветеранов. Одна из таких встреч была на Фонтанке в
Доме печати. Я прихожу, там регистрация. Смотрю — знакомая фигу¬
ра. Хоть он изменился, походка у него своеобразная, гусиная, все такая
же, вперевалочку, сутулый и неторопливый, и разговор характерный.
Смотрю — это мой бывший ротный командир, учитель понтонно-под¬
рывного дела Потопольский. Довелось-таки встретиться после Побе¬
ды. Подхожу:
— Андрей Дмитриевич?
126

— Да... Я почему-то вас не знаю, — не сразу меня вспомнил.
Он был уже полковник. Выяснилось, он тоже занимался понтон¬
ным делом, осуществлял переправу, связь через Волгу на понтонах, а
потом мост построил. После Сталинграда стал начальником штаба
артчасти.
Потом нам, ветеранам, стали предоставлять дачи. Приехал я в
Комарово, захожу в летний домик, а Потопольский, оказывается, наш
сосед. Так и жили вместе, ходили друг к другу в гости. Хорошо рот¬
ный меня выучил, и сейчас бы я смог старую мину разминировать,
заряд заложить и взорвать запросто, эта наука запомнилась навсегда.
После демобилизации работал с 1946 года на предприятиях Ле¬
нинграда. Последние 26 лет бригадиром слесарей-механиков во Все¬
союзном НИИ телевидения. За введение в строй ташкентского теле¬
центра награжден Почетной грамотой Верховного Совета Узбекистана.
За монтаж телецентра в Комсомольске-на-Амуре присвоено звание
«Почетный строитель Комсомольска-на-Амуре». Участник Всемирной
выставки в Брюсселе.
Деревня наша Турманская, Вологодской области, по разным при¬
чинам, пришла в запустение. Лишь в нескольких домах теплится жизнь.
Но я все же надеюсь, кто-то из молодых построит там ферму, заведет
хозяйство. Ведь достаточно на Руси молодых, энергичных, рукастых
и головастых мужиков. Надо только немного помочь им, поддержать
деньгами, техникой, законами. А места там — богатейшие!
127

Игорь Кравченко
Снова я на маленькой станции.
Закрываю глаза... Как во сне
громыхают платформы с танками
и дрожит сирень на броне.
И, склонивши чуть набок голову,
на гармошке играет танкист,
лодлевая охриллым голосом
лро берез невесомый лист.
А леррон и пляшет, и ллачет...
Гимнастерки, цветные ллатки.
Здесь глаза от счастья не лрячут,
глаз не прячут и от тоски.
Как мы ждали отцов возвращенья!
Я, случайным знакомствам рад,
мать не раз повергал в смущенье,
приводя незнакомых солдат.
Доставалось мне, помню, круто,
но я вновь летел на перрон
и стоял до последней минуты,
провожая последний вагон.
Как я жадно глядел на фуражку,
как я слез удержать не мог,
когда обнял рыжего Пашку
настоящий отец без ног.
Нам обида давила души
все отцов мы ждали. Скорей!
Но составы стучали, и суше
становились глаза матерей.
128

f
Константин Воробьёв
Капитан 1-го ранга в отставке Константин Иванович
Воробьев родился в 1920 г. в Петрограде.
В 1938 поступил в ВМУ имени М.В.Фрунзе, затем был
переведен в Каспийское ВВМУ, из которого в начале
Великой Отечественной войны выпущен босрочно и
направлен в 74-ю отдельную морскую стрелковую бригаду
командиром взвода. Участвовал в баях под Москвой, был
ранен. После излечения назначен командиром БКА-54 —
бригады бронекатеров Волжской флотилии. В ноябре 1942
г. награждён орденом Красной Звезды.
В июне 1943 года вместе с гвардейским дивизионом
бронекатеров К.И.Воробьев был переведен в состав
Азовской флотилии. Участвовал в боях за Таманский
полуостров и Крым. В августе 1943 года назначен
командиром БКА-33. За участие в Керченской операции
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 января
1944 г. гвардии старшему лейтенанту К.И.Воробьеву было
присвоено звание Героя Советского Союза.
В составе Дунайской флотилии прошел от Черного
моря через Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию и
Чехословакию до столицы Австрии — Вены. За отличие
в боях К.И.Воробьев награждён двумя орденами Красного
Знамени, орденами Отечественной войны 1-й степени и
Красной Звезды, многими медалями.
К.И.Воробьев в 1955 году окончил ВМА.
Уволе71 в запас в 1976 г. Проживает в Санкт-Петербурге.
129

ОГНЕННЫЕ МИЛИ
Раз плюнуть
На военную тропу я шагнул с курсантского плаца Каспийского
Высшего военно-морского училища. Это произошло 22 июня
1941 года. На руках у моих однокурсников уже были отпускные биле¬
ты, выданные после возвращения с морской практики, которую мы,
третьекурсники, проходили на кораблях Каспийской военной флоти¬
лии. Однако сообщение о вероломном нападении фашистской Герма¬
нии на СССР поставило жирный крест на скорых встречах с родите¬
лями, друзьями, невестами...
Как ни странно, но известие о начале войны ни у кого испуга не
вызвало. Оно даже приподняло настроение; все считали, что Красная
Армия и Красный Флот уже в первые недели намнут бока супостату.
Одного лишь боялись — не опоздать бы на войну! Видимо, такой на¬
строй у курсантов царил потому, что боевые действия они представ¬
ляли как большие морские учения с боевой стрельбой.
Когда после построения мы вернулись в расположение, нас пере¬
одели в рабочую форму и расписали на суда торгового флота. Я был
назначен командиром артиллерийской боевой части судна «Чапаев».
Мне приказали получить две 45-миллиметровые пушки и четыре спа¬
ренных пулемета. После этого «Чапаев» стал боевым кораблём. На
нём экипаж вышел в дозор.
А уже в августе 1941 года я огнем своих пушек и пулемётов под¬
держивал высадку советского десанта на иранский берег в районе
130

Пехлеви. Выброска войск в Иран прошла успешно. Десантники захва¬
тили важнейшую стратегическую дорогу, которая связывала Персид¬
ский залив с Каспийским морем. По ней сразу же пошла американс¬
кая военная помощь для Красной Армии. Мне довелось посмотреть на
эту дорогу с горы. Зрелище было впечатляющим. По дороге пыльной
змеей тянулась бе^онечная колонна, состоящая из «студебеккеров»,
танков, орудий... Вся эта техника грузилась на плавсредства и пере¬
правлялась на советский берег.
А в первых числах сентября все курсанты третьего курса были
отозваны в училище, и там нас стали спешно готовить в морскую пе¬
хоту. Вот тогда-то я по-настоящему понял смысл солдатского выра¬
жения «нюхать землю». По гористой местности мы ползали так, что
даже якоря на бляхах ремней стерлись. К земле мы прижимались не
из любви ползать по-пластунски. Просто нас обстреливали из пуле¬
мётов настоящими боевыми патронами.
Мы также учились бросать финки, драться сапёрной лопаткой,
стрелять из всех видов оружия, включая и немецкое. В конце сентяб¬
ря нам зачитали приказ о досрочном присвоении лейтенантских зва¬
ний, а затем направили весь выпуск в морские батальоны. Я попал по
распределению в 74-ю отдельную бригаду морской пехоты, которая
формировалась в Актюбинске. Туда нас прибыло тридцать человек.
На мой взгляд, назначение на офицерские должности было самым что
ни на есть демократичным. В шапку были вложены бумажки с надпи¬
сями; «командир взвода», «командир роты», «начальник штаба бата¬
льона» (командир батальона был назначен раньше). По жребию мне
выпала должность взводного. В мое подчинение попали моряки-тихо¬
океанцы, более пяти лет прослужившие на флоте. Это были красав-
цы-богатыри, словно сошедшие со страниц русских народных сказок
Они обладали удивительным мужеством и храбростью, настоящей сы¬
новней любовью к матери-Родине. В теплушках 74-я бригада морской
пехоты прибыла в Москву, где ее сразу же разместили в академии
имени Жуковского. До 15 декабря 1941 года мы находились в резерве,
с нетерпением ожидая того дня, когда нас поведут в атаку.
Первое свое настоящее боевое крещение я получил, когда мы уча¬
ствовали в наступлении на город Клин. Там мы попали под сильней¬
ший огонь. Немцы патронов не жалели. Как только автоматчик расстре¬
ляет один рожок, отбрасывает его в сторону, а из широких голенищ
вытаскивает очередной — и снова бьет в нашу сторону. Казалось, что
свинцовый ветер шумит над нашими головами. У нас же с боеприпасами
было, мягко говоря, туго. На каждую винтовку выдали по 15 патронов (в
подсумках морских пехотинцев лежало по 3 обоймы), а на приданные
нам 76-миллиметровые пушки на день полагалось только по два снаряда.
131

и тем не менее фашистов мы отодвинули на 3 километра. Подпу¬
стив в их поближе, мы поднялись в штыковую атаку. В ход пошли
штыки и сапёрные лопатки. Мы их и дальше отодвинули бы, но вна¬
чале попали под обстрел миномётов, а затем на нас сверху бомбы ста¬
ли сыпаться. Вот тогда-то со мной произошел забавный случай, кото¬
рый я без улыбки вспоминать не могу.
Во время бомбежки я скатился в воронку и увидел, что там залег
наш комбат. Лежим мы вместе с ним, ощущая на спине удары комьев
мерзлой земли. Вдруг комбат повернул голову в мою сторону и говорит:
— Костя, давай покурим.
— Не курю, — ответил я.
— Покури, — продолжает комбат и скручивает мне большую «ко¬
зью ножку».
А потом говорит:
— Как только затянешься дымом и начнешь отплевываться, бом¬
бёжка сразу же прекратится.
Я закурил. Но махорка оказалась настолько едкой, что после пер¬
вой же затяжки я закашлялся, а потом смачно сплюнул в сторону. И
тут произошло настоящее фронтовое чудо: самолеты сразу же куда-
то исчезли, и на поле боя воцарилась тишина.
— Видишь, Костя, — рассмеялся комбат, — для тебя прекратить
бомбёжку — это раз плюнуть.
Вот такими были наши командиры. Даже в смертельные минуты
боя их не покидало чувство юмора. И не только командиров. Однажды
я повел в атаку своих бойцов. Рванулись мы к немецким позициям, а
фашисты по нам из миномётов жарить начали. Чтобы уберечь от гибе¬
ли подчиненных, я скомандовал:
— Ложись!
Как известно, по этой команде морской пехотинец должен сразу
же залечь и начинать быстро окапываться. Что я и сделал. И тут
слышу насмешливый голос:
— Наш командир словно на бабу лег!
Я вскочил как ошпаренный и с криком «За Родину!» ринулся впе¬
ред. Обогнал всех своих подчиненных. Удивительно, но тогда меня ни
осколком, ни пулей не зацепило. Это был для меня хороший урок. Я
еще раз убедился в истинности крылатых слов: смелого пуля боится...
Самые тяжелые потери мы понесли при взятии города Калинина
(сейчас это — Тверь). От батальона численностью порядка 900 чело¬
век в живых осталось лишь 216 морских пехотинцев. Когда об этом
узнал комбат капитан Чургель, его нервы не выдержали. Объявив ос¬
тавшимся в живых офицерам благодарность, он отошел в сторону и
застрелился из личного пистолета. Жаль его. Храбрый был человек.
132

Боевой опыт он приобрел еще в годы Гражданской войны, за что и
был награжден орденом Красного Знамени.
Настоящим праздником для нас стало 23 февраля 1942 года. Нашу
бригаду отвели в лес и устроили помывку (в бане мы не мылись с
ноября 1941 года). Для этой цели в лес приехало несколько машин с
цистернами, в которых была горячая вода. Грязное обмундирование
мы побросали в огонь, а затем нас из шлангов стали поливать горячей
водой. А потом нам выдали новое обмундирование, начиная от шапки
и заканчивая валенками. В честь праздника налили по сто грамм, от¬
менно накормили и даже зарплату выдали. Вот тогда-то мы поняли,
что Родина все же помнит и заботится о нас. Правда, никто не знал,
что на войне с деньгами делать?
Моя сухопутная эпопея закончилась под Старой Руссой. 29 апреля
1942 года я с вестовым и шестью матросами пошел проверять наши
посты. Выйдя на дорогу, мы вначале услышали гул двигателей, а за¬
тем увидели три немецких танка. Я принял решение уничтожить их.
Мы подползли к придорожной канавке и приготовили бутылки с за¬
жигательной смесью. И когда танки подошли к нам почти вплотную,
по моей команде бутылки полетели в сторону тяжёлой немецкой бро¬
нетехники. Один танк загорелся. Только я размахнулся, чтобы бро¬
сить вторую бутылку, как пуля, выпущенная из пулемета, установ¬
ленного на немецком танке, с треском разбила ее, и зажигательная
смесь выплеснулась на мои ноги. В первые секунды боли я не чув¬
ствовал, но впечатление было такое, что мои ноги попали под пресс.
В тот критический момент меня спас главный старшина Дружи¬
нин, отличавшийся способностью мгновенно оценивать обстановку и
принимать единственно правильное решение. Впоследствии он станет
командиром батальона морской пехоты и День Победы встретит в пол¬
ковничьих погонах. Так вот, метнув в немецкий танк очередную бу¬
тылку с зажигательной смесью, он в следующую секунду молниенос¬
но срезал горящие голенища с моих ног. Третий немецкий танк
развернулся и быстро покатил по лесной дороге. Перебинтовав мои
ноги портянками, морские пехотинцы сделали из веток носилки и по¬
несли меня в наш тыл, свои раны я залечивал в эвакогоспитале Омска
до 15 июля 1942 года. Затем был направлен в Сталинград, где вначале
был назначен на должность дублера командира бронекатера БКА-54.
Прошло уже более шестидесяти лет с тех незабываемых дней бит¬
вы под Москвой, когда, отбрасывая штыками наступавшего врага, в
атаку пошли морские батальоны. И меня часто спрашивают, имею ли
я награды за оборону столицы нашей Родины. Я отвечаю: «Да. Перед
смертью командир батальона объявил всем оставшимся в живых офи¬
церам благодарность за освобождение города Калинина». Увы, в те
133

судьбоносные для России дни морских пехотинцев если и награжда¬
ли, то разве что посмертно. Видимо, считали: раз враг еще не разбит,
то и награждать незачем. А я убежден; каждый рядовой морской пе¬
хотинец за бои под Москвой — ордена Красной Звезды, а офицеры —
орденов Красного Знамени достойны. А некоторым из них я бы с чи¬
стой совестью вручил бы Золотые Звезды Героев. Поверьте мне, нем¬
цы были врагами очень сильными, но советскую морскую пехоту боя¬
лись панически.
Мы — из Сталинграда!
в Сталинграде с заходом солнца Военно-морские флаги на броне¬
катерах не спускались. Ведь, согласно Корабельному уставу, спуск
флага в бою и означает сдачу корабля противнику. А катерники не
выходили из боевых действий ни днем, ни ночью. И наши солдаты,
уже прижатые немцами к Волге, были уверены; «бычки» (так любя
они называли бронекатера) не подведут. И мы ни разу не подвели
наших бойцов и командиров.
23 августа 1942 года — один из тяжелейших дней в истории защи¬
ты города. Едва только первые лучи солнца окрасили крыши домов,
как жители города были разбужены шумом самолётных моторов. На
кораблях Волжской военной флотилии была сыграна боевая тревога.
Выскочив на палубу бронекатера (к тому времени я уже неделю вы¬
полнял обязанности дублера командира БКА-54, которым командо¬
вал мичман Сологуб), я увидел небо, сплошь усыпанное черными точ¬
ками. Даже во время тяжелых боёв под Москвой я не видел столько
шедших, как на параде, фашистских самолетов. И вскоре началось
настоящее светопреставление. Рёв пикирующих бомбардировщиков,
свист падающих бомб, грохот от разрывов в небе зенитных снарядов,
гул от падающих домов слились в единую душераздирающую музыку
ада. Дым и пожарища скрыли от нашего взора Сталинград.
На какой-то момент корабли Волжской военной флотилии оказа¬
лись без единого управления и самостоятельно, языком корабельной
артиллерии, вели «разговор» с вражескими бомбардировщиками. Даже
группа кораблей, стоявших в ремонте в затоне Красная Слобода, ог¬
нём из пушек и пулемётов помогала береговым зенитчикам отбивать¬
ся от сотен осыпавших авиабомбами город фашистских самолетов. Для
многих моряков день 23 августа 1942 года стал первым днем настоя¬
щих боевых действий, для некоторых — последним...
Внес он коррективы и в мою фронтовую биографию. Находивший¬
ся в городе командир нашего бронекатера мичман Сологуб получил
134

осколочное ранение, и я, еще не оморячившийся вчерашний коман¬
дир взвода морской пехоты, должен был сразу приступить к коман¬
дованию БКА-54. Мне немного стало не по себе. Ведь я не только ни¬
когда не управлял бронекатерами, но и даже не видел, как он ведет
себя на плаву (мое прибытие на БКА-54 совпало с его ремонтом в
затоне Красная Слобода). Однако никто из членов экипажа не знал о
моей беспомощности. Надо было что-то предпринимать. И тогда я по¬
шел на военную хитрость. Вызвав к себе старшину катера Михаила
Васильева, я задал ему вопрос: «Научился ли он за время службы
управлять катером?» Старшина ответил утвердительно. Тогда я при¬
казал ему отойти на бронекатере, а затем снова подойти к причальной
стенке. Действительно, Васильев оказался грамотным моряком, и моя
отличная зрительная память зафиксировала все его действия. Такой
же экзамен я устроил и боцману Степану Васильеву. Однофамилец
старшины ещё лучше справился с этой задачей; оказалось, что до
войны он несколько лет плавал капитаном на одном из волжских па¬
роходов.
А потом я сказал членам экипажа;
— А теперь смотрите, как будет командовать ваш новый командир.
Командирский голос к тому времени у меня был поставлен хорошо
(в морской пехоте — каким голосом отдается приказ, так он затем и
выполняется), и я стал подавать необходимые команды. Матросы по
ним действовали очень лихо. И ничего, как говорится, первый блин не
оказался комом. От такой удачи я даже зааплодировал в своей душе.
А через пару часов на бронекатер пришел приказ от командующего
Волжской военной флотилией контр-адмирала Рогачева: срочно пе¬
рейти в устье реки Ахтубы и оказать огневую поддержку 124-й бри¬
гаде морской пехоты, которой командовал полковник Горохов.
Этот приказ был очередным испытанием на командирскую зре¬
лость. Сложность выполнения предстоящей задачи состояла в том,
что на бронекатерах не было карт, пригодных для плавания по Волге.
Имелся лишь альбом лоцманских карт, где великая русская река изоб¬
ражалась всего лишь толщиной со спичку, а на берегу были обозначе¬
ны навигационные знаки мирного времени и километровые столбы.
Имея всего лишь такой лоцманский альбом, я пошел искать устье
реки Ахтубы.
Трудно сказать, как долго бы продолжался зтот поиск, не окажись
на бронекатере бывшего капитана судна, ставшего во время войны
боцманом БКА-54, — Степана Васильева. С его помощью мы уже че¬
рез полтора часа вошли в устье реки Ахтубы. Тогда мы еще не знали,
что в ночь на 23 августа 1942 года немецкие танки в тридцати кило¬
метрах севернее Сталинграда прорвали оборону советских войск, и в
135

коридор шириной в 5 —6 километров вошли три пехотных и две тан¬
ковых дивизии. Именно эти войска при поддержке авиации 23 августа
подошли к Сталинградскому тракторному заводу. Этой чудовищной
немецкой машине противостояли лишь полк НКВД, корабли Волжс¬
кой военной флотилии да вросшая в землю у Сталинградского трак¬
торного завода, переброшенная туда накануне из тыла бригада морс¬
кой пехоты.
— Товарищ командир, — послышался тревожный голос сигналь¬
щика, — на берегу немецкие танки!
Я посмотрел в бинокль и увидел множество танков и грузовых
автомобилей, двигавшихся в сторону тракторного завода. Такие же
танки с белыми крестами я видел под Москвой и Старой Русой. Но
там у нас, морских пехотинцев, для борьбы с ними были лишь бутыл¬
ки с зажигательной смесью и гранаты. А сейчас на моём БКА-54 сто¬
яли 76-миллиметровые пушки. Пусть старенькие (они были установ¬
лены еще в 1916 году на миноносце «Артем»), но все же безотказные
пушки, в боезапас которых входили в том числе и бронебойные сна¬
ряды. Так как катер находился на воде, немцы его не замечали, а
точнее, видимо, не обращали на нас никакого внимания. Оценив об¬
становку, я приказал зарядить пушки бронебойными снарядами. Пос¬
ле того, как произвел необходимые расчеты, дал команду на откры¬
тие огня. Несколько десятков выпущенных снарядов сделали свое дело.
На подступах к тракторному заводу только нашим катером были унич¬
тожены три танка, девять автомобилей с боезапасом, а также большое
количество живой силы противника.
— Молодец, «Волга»! — передал мне по радио поздравление ко¬
мандир бригады морской пехоты полковник Горохов.
Между тем положение защитников Сталинграда с каждым часом
ухудшалось. Каждый солдат, не говоря уже о бронекатерах с их мощ¬
ной огневой поддержкой, стали в прямом смысле на вес золота. И
моряки-катерники понимали это. Они выжимали из своих бронекате¬
ров все возможное и даже невозможное, чтобы перебросить с левого
берега Волги в Сталинград новое пополнение, боезапас, продоволь¬
ствие. Командиры кораблей в лучшем случае отдыхали по 2 — 3 часа
в сутки.
12 сентября 1942 года в Сталинграде сложилась очень тяжелая
обстановка: в нескольких местах немцы вышли на берег Волги, а их
передовые части ворвались в некоторые цехи Сталинградского трак¬
торного завода. И тогда перед командирами бронекатеров была по¬
ставлена боевая задача: переправить в город прибывшую на левый
берег Волги 13-ю гвардейскую дивизию генерала Родимцева. Выпол¬
нить ее должны 9 бронекатеров, несколько катерных тральщиков и
136

речных пароходов. Увы, тихоходные, маломаневренные, невооружен¬
ные речные пароходы сразу же были уничтожены авиацией против¬
ника, на дно Волги ушли и деревянные тральщики. Поэтому вся на¬
грузка по переправке в Сталинград дивизии Родимцева легла на палубы
девяти бронекатеров.
По формуляру, на бронекатер можно было грузить 45 солдат с
оружием или одну тонну груза. Однако мы подсчитали: если руко¬
водствоваться этим документом, то и за целый месяц 9 бронекатеров
не сумеют переправить в Сталинград 13-ю гвардейскую дивизию. И
тогда моряками бьшо принято отчаянно-смелое решение: брать на борт
бронекатера 270 — 275 человек или 12 тонн боезапаса.
Переброска дивизии началась в ночь с 12 на 13 сентября под силь¬
ным огнём противника. Перегруженные бронекатера с трудом отхо¬
дили от левого берега и, маневрируя среди разрывов мин и снарядов,
упорно шли в город. Подойдя к берегу, содрогавшемуся от взрывов,
моряки в течение нескольких минут разгружали катер, а затем бук¬
вально отскакивали на глубину и снова уходили за сибиряками армии
Родимцева, которые уже утром 13 сентября вступили в смертельную
схватку с превосходящим по силе врагом.
Вся трудность для катерников заключалась в том, что горящий
город бросал отблеск на облачное небо, а немецкие осветительные ракеты
превращали ночь в день. Поэтому катера, производившие погрузку
дивизии на левом берегу, были очень хорошо видны противнику, ко¬
торый вёл неустанный минометно-артиллерийский огонь. Чтобы умень¬
шить потери, нас стали прикрывать армейские «катюши», а также
лётчицы полка ночных бомбардировщиков на своих фанерных «У-2»,
уничтожавшие артиллерию и минометы, которые вели огонь по бро¬
некатерам. Трудно передать ту боль, когда в ночном небе мы видели
огненный шлейф от горящего У-2, за штурвалом которого сидела не¬
знакомая нам боевая подруга.
После переброски в Сталинград дивизии Родимцева наши бронека¬
тера стали с боями прорываться к окруженным немцами частям 62-й
армии генерала Чуйкова. Пройдут годы, и Чуйков издаст свои воспо¬
минания «Начало пути». Есть там и строчки, посвященные военным
морякам. Вот что написал о том времени боевой генерал: «Неоценимую
услугу армии оказывали моряки Волжской флотилии под командова¬
нием Д.Д.Рогачева. Каждый рейс через Волгу был связан с большим
риском для жизни экипажей, но не было случая, чтобы из-за трусости
какой-либо катер или пароход задержался с грузами на том берегу.
О роли моряков этой флотилии, об их подвигах скажу кратко: если
бы их не было, возможно, 62-я армия погибла без продовольствия и
боеприпасов и не выполнила бы своей задачи».
137

Верно подметил бывший командующий 62-й армии; трусов среди
моряков не было. Хотя так сражались, к сожалению, не все. Не могу
забыть эпизод из фронтовой жизни, когда мы отправляли раненых
защитников Сталинграда на левый берег Волги. На причале я почему-
то обратил внимание на перебинтованного полковника, который ле¬
жал на носилках с закрытыми глазами. Матросы с особой осторожно¬
стью подняли его по трапу на борт, и бронекатер пошел в тыл, уклоняясь
от мин и снарядов. На подходе к причалу я увидел группу людей.
Почти всех из них хорошо знал в лицо. Это были сотрудники особого
отдела, которых приказ № 227, больше известный в среде фронто¬
виков как приказ Сталина «Ни шагу назад!», наделял правами без
суда и следствия расстреливать на месте трусов, паникеров, измен¬
ников...
Полковник был единственным из раненых, к которому подошли
особисты. Не говоря ни слова, они стали резко срывать окровавлен¬
ные бинты. Через некоторое время на причале стоял человек с пере¬
кошенным от страха лицом, на теле которого не было ни единой цара-
пиньь Оказалось, что мы с особой бережностью вьтезли из сражающегося
Сталинграда дезертира в звании полковника. Сотрудники особого отде¬
ла поставили его на деревянные мостки, прогремели выстрелы, и тело
бывшего полковника скрылось в волжской воде.
И все-таки 17 октября 1942 года немцы вышли в центр города и
даже овладели командным пунктом командующего Сталинградским
фронтом на реке Царице. Мне в строжайшей тайне было сообщено,
что мой бронекатер выделяется в распоряжение командующего фронтом
генерал-полковника Андрея Ивановича Ерёменко. Было определено
место стоянки бронекатера. Оно находилось ниже памятника Холзу-
нову. В тот же день я подошел к берегу. БКА-54 был тщательно за¬
маскирован. На его корму моряки даже положили крыло сбитого «юн-
керса». Вечером на бронекатер прибыли командующий Сталинградским
фронтом генерал-полковник Андрей Иванович Еременко и член Во¬
енного Совета фронта генерал-лейтенант Никита Сергеевич Хрущёв.
В течение 10 дней они жили в моей командирской каюте.
Однажды я стал невольным свидетелем разговора члена Военного
Совета Сталинградского фронта генерал-лейтенанта Хрущёва по пря¬
мому проводу с Иосифом Виссарионовичем Сталиным. Хрущёв гово¬
рил отрывисто:
— Да, да. Тяжёлые, очень тяжёлые бои.
Выслушав ответ, продолжил:
— Награждаем, конечно же, награждаем...
После этого разговора я получил свою первую боевую награду —
орден Красной Звезды. Ордена и медали получили и другие члены
138

моего бронекатера. А до этого нас никто не награждал, хотя не только
земля, но и Волга в районе Сталинграда горели.
Вечером на БКА-54 прибыли командующий фронтом генерал-пол-
ковник А.И.Еременко и член Военного Совета фронта генерал-лейте¬
нант Н.С.Хрущёв. Это были смелые, боевые руководители. Несмотря
на бомбежку и обстрелы, они на бронекатере выходили, чтобы лично
узнать, как обстоят дела у обороняющихся частей. Однажды во время
одного из переходов БКА-54 наткнулся на паром, затопленный огнём
немецкой артиллерии. Я еле-еле сошел с него, сорвав при этом рули и
погнув вал. С трудом доставил в нужный пункт командующего Ста¬
линградским фронтом. Еременко пошел в штаб дивизии. Через пару
часов он вернулся на бронекатер в одежде, перепачканной грязью.
Когда мы пошли обратно, его адъютант доверительно поведал, что они
с командующим неожиданно попали под минометный обстрел. Ему,
адъютанту, ничего не оставалось делать, как уложить Еременко в во¬
ронку, а сверху прикрыть его своим телом.
27 октября, после обеда, к катеру подъехал легковой автомобиль
командующего Сталинградским фронтом, в котором находился его
адъютант.
— Грузи машину. Через час хозяин появится. Пойдем на левый
берег. Там новый командный пункт оборудован. Распрощаемся с то¬
бой, — улыбнулся мне, как своему старому другу, адъютант.
Погрузили мы на корму автомобиль и стали ждать генерал-пол-
ковника Еременко. Он появился вместе с Хрущёвым. Только мы ото¬
шли от причала и пошли к левому берегу, как словно кто-то предуп¬
редил нёмцев. Сразу же налетело около двадцати Ю-87, построились
в круг и один за другим начали пикировать на наш бронекатер. Вот
тогда-то экипажу пришлось показать все свое мастерство и умение
уходить от прямого попадания авиабомб. На высокой скорости мы ма¬
неврировали между фонтанами воды, то и дело появлявшимися то
справа, то слева, то впереди... Последний маневр был выполнен возле
берега, где у воды стояло раскидистое дерево. Мы юркнули под него.
Словом, получилось как в доброй русской сказке, когда деревце при¬
крыло Алёнушку и братца Иванушку от злых диких лебедей. Мы
таким же образом спаслись от немецких «диких лебедей». «Юнкер-
сы» сбросили еще несколько бомб, которые упали невдалеке от кате¬
ра, а затем исчезли из поля зрения.
Уходя от нас, генерал-полковник Андрей Иванович Еременко очень
тепло поблагодарил меня и моряков за умелые действия, а Никита
Сергеевич Хрущёв сказал, чтобы я выделил ему двух членов экипа-
5ка для получения заслуженной награды. Вскоре моряки вернулись,
притащив на себе 20-литровую бутыль со спиртом и огромную упа¬
139

ковку куриных яиц. Все мы по достоинству оценили эту награду. По¬
няли; командующий фронтом и член Военного Совета фронта не только
смелые, но и благодарные генералы.
По возвращении в Ахтубу я получил приказание идти на завод
для ремонта поврежденных рулей, валов и винтов. Через три недели
катер был отремонтирован, и я пришел в Грязный Затон, где дисло¬
цировался щтаб бригады бронекатеров. По Волге уже шел лед, и но¬
чью морозы достигали 20 градусов. К этому времени немцы уже овла¬
дели почти всем городом. И только в районе завода «Красный Октябрь»
наши войска удерживали небольшой участок берега. Это была диви¬
зия Родимцева, закрепившаяся на плацдарме размером около 200 метров
по берегу и 300 — 400 в глубину. Обороняющиеся несли очень боль¬
шие потери, и позтому каждую ночь бронекатера с живой силой, бое¬
запасом и продовольствием прорывались к нашим частям.
В памяти навсегда остался ночной переход, который бронекатера
бригады совершали 22 ноября 1942 года. С наступлением темноты 12
катеров вышли из Грязного Затона и пошли вверх по Волге. По реке
шел сплошной лед, но местами уже были ледяные поля. Катера пере¬
двигались в кильватерном строю. Головной бронекатер ломал лед, а
остальные шли за ним со скоростью 2 — 3 километра в час. И вот,
пройдя километра три, головной бронекатер повредил рули. Его заме¬
нил следующий. Так дошла очередь и до нашего БКА-54 быть голов¬
ным. Так как льдом забивало кингстоны и вода не поступала к мото¬
рам, то в машине то и дело от перегрева загоралась краска на
коллекторах. Тогда механик катера мичман Золочин приказал обло¬
жить ветошью моторы и поливать их неустанно ледяной водой. Мото¬
ристы выполнили этот приказ. Напустив в машинный отсек ледяной
воды, они выжимали из моторов все, что было возможно. Но беда не
миновала и нас: на катере льдом сбило оба руля. Нас поставили в
конец строя. И тогда подчиненные мичмана Золочина решили устра¬
нять поломку на ходу. Моторист Бухалов надел противогазную маску,
удлинил дыхательную гофрированную трубку и спустился за корму
в ледяную воду. Там он находился чуть более пяти минут. Но даже за
это время успел отвинтить фланцы рулей. Его подняли, растёрли спир¬
том и одели в сухое белье. А под воду пошел моторист Кокулов. Он и
установил новые рули.
На берегу засветились огни. Это солдаты из дивизии Родимцева
фонарями показывали, куда нам надо было подойти. Теперь перед
бронекатерами стояла главная задача: как можно быстрее разгру¬
зиться и отойти от берега. Минут за пять мы выгрузили боезапас и
продовольствие. От берега успели отойти вовремя: немцы били очень
прицельно, и на место нашей стоянки сразу же упало несколько мин
140

А вот одному из катеров не повезло; упавшие на его палубу мины
вывели из строя мотор. Течение реки начало тащить его в сторону,
где находились немцы. Увидев это, я подошел к поврежденному кате¬
ру, пришвартовал к борту и потащил в Грязный Затон. Возле населен¬
ного пункта Бекетовка фашисты снова обстреляли наши бронекатера.
При этом несколько снарядов попали в буксируемый мною катер, ко¬
торый по сути дела спас меня от беды.
А через два с половиной года наши бронекатера под гвардейскими
флагами отшвартуются в одном из придунайских городков Австрии.
Его жители, не слышавшие разрывов бомб и снарядов, не видевшие
ужасов войны, выйдут на набережную и станут с любопытством раз¬
глядывать советских моряков. Кто-то спросит на ломаном русском
языке:
— Товарищи, откуда пришли?
— Из Сталинграда!
— О, Сталинград! Колоссаль!
Катера идут на прорыв
Гвардии старшина 1-й статьи Иван Решетняк выскочил из ра¬
диорубки и закричал:
— Калинин про нас говорит!
В считанные секунды все, от юнги Саши Андрианова вплоть до
сурового командира дивизиона Сергея Баработько, затаив дыхание,
вслушивались в слова, которые в новогоднюю ночь 31 декабря 1944
года произносил «всесоюзный староста» Михаил Иванович Калинин:
— Гвардейский дивизион бронекатеров, — доносилось из репро¬
дукторов, — входящий ныне в бригаду капитана второго ранга Дер¬
жавина, начал свой боевой путь на Волге, у Сталинграда, воевал на
А.зовском море, высаживал десанты в Крыму, у Эльтигена и в Керчи,
затем вместе с частями Красной Армии и Народно-освободительной
армии Югославии освобождал Белград. Дивизион сражается сейчас
на Дунае, совершив в течение двух лет нашего наступления знамена¬
тельный путь от Волги до среднего плёса Дуная, от Сталинграда до
Белграда!
Трудно передать те чувства, которые охватили каждого члена на¬
шего экипажа. Это было здорово! Значит, наша гвардейская слава до¬
катилась до самых кремлевских стен, и сейчас о нас, катерниках, на
весь мир говорит руководитель нашего государства Михаил Иванович
Калинин. Разве могли мы теперь после этих слов плохо воевать? Ни¬
141

когда! В этом убедили все последующие бои, где одним из тяжелей¬
ших явилась выброска морского десанта в районе венгерского города
Эстергом.
Боевая задача, поставленная перед дивизионом командиром бри¬
гады бронекатеров капитаном 2-го ранга Державиным, была лаконич¬
ной: «В 23.00 17 марта 1945 года пересечь линию фронта в районе
города Эстергом. Пройти на 20 километров в тыл врага и высадить там
батальон морской пехоты. К рассвету вернуться в Вышеград».
Вся сложность поставленной боевой задачи состояла в том, что
линия фронта, которую нам предстояло прорвать, проходила между
берегов, которые соединял огромный железнодорожный мост. Взор¬
ванный немцами, он рухнул, и его фермы перекрыли Дунай. И только
в одном месте наши разведчики обнаружили между фермами моста
проход шириной около шести метров. Вот именно в этот проход но¬
чью, под огнем береговых батарей противника, и должны были вор¬
ваться наши катера с десантом морских пехотинцев.
Вечером 17 марта 1945 года бронекатера приняли на борт десант¬
ников, отошли от берега и устремились к линии фронта. Темнота была
такая, что рулевые видели только чуть мерцающий синий огонек на
впереди идущем бронекатере. Наконец, прямо по носу головного кате¬
ра, появились громады ферм разрушенного моста. Теперь надо было
как можно быстрее отыскать узкий проход. Неожиданно сигнальщик
головного бронекатера увидел красный и зеленый огоньки. Это, подо¬
бравшиеся на шлюпках разведчики сигналами показывали безопас¬
ное место для прохода бронекатеров...
А утром фашисты обнаружили у себя в тылу советских десантни¬
ков. Противник снял с линии фронта часть танков и около дивизии
мотопехоты. Вся эта сила была брошена туда, где успели закрепиться
десантные группы. Завязался тяжелый, смертельный бой. В штаб
Дунайской флотилии от десантников стали то и дело поступать ра¬
диограммы с просьбами о помощи. Однако днем прорваться сквозь
проход между фермами железнодорожного моста было просто невоз¬
можно. Надо было ждать темноты С наступлением сумерек наш диви¬
зион с боеприпасами и противотанковыми пушками на борту снова
пошел прорываться сквозь линию обороны. Но теперь пройти через
линию фронта было в сто крат сложнее. Над мостом постоянно висели
«люстры» — немецкие осветительные ракеты. Стало ясно: противник
ожидает наши бронекатера. Ибо они хорошо знали, что моряки не
оставляют в беде своих боевых друзей и обязательно придут на по¬
мощь десантникам. В свою очередь, мы также знали, что немецкие ба¬
тареи пристреляли подходы к мосту и не рассчитывали на благополуч¬
ный прорыв. Тем не менее страха перед гибелью ни у кого из нас не было.
142

Головные катера уже подходили к мосту, как вдруг наступила
сплошная темнота — немцы прекратили освещать реку и открыли
сильный огонь по проходу между фермами мостов. Катера мгновенно
потеряли ориентировку, и два отряда, не найдя прохода, уменьшили
ход. И тогда сильное течение снесло их в сторону. Командир дивизи¬
она, чтобы не погубить бронекатера с техникой и боеприпасами дал
по радио сигнал «Москва», что означало; «начать отход в базу». Одна¬
ко командир головного катера Мурзинов уже находился в проходе.
Остальные катера в кильватерном строю, почти вплотную друг к дру¬
гу, следовали за ним. И вдруг тишина раскололась: это с двух берегов
ударила немецкая артиллерия. Вокруг катера Мурзинова встала сте¬
на разрывов. В следующий момент бронекатер взорвался и затонул.
БКА лейтенанта Ильина тоже находился в проходе и потому ма¬
неврировать не мог. Командир подал команду «полный вперед», и ка¬
тер выскочил из-под моста. Я как командир отряда находился на БКА
лейтенанта Ильина. Увидел, что почти все его бронекатера прорва¬
лись сквозь огненный заслон. Это была фронтовая удача! Но в тот же
момент радист сообщил мне, что получен сигнал «Москва». Идти об¬
ратно, когда до десантников уже, как говорится, рукой подать? Оста¬
вить их без боезапаса, противотанковых пушек и находящихся на ка¬
терах морских пехотинцев? Плюс ко всему, при возвращении в проходе
можно было потерять почти все прорвавшиеся катера. На это я не мог
пойти, и БКА пошёл к десантникам.
После успешной высадки морских пехотинцев четыре бронекате¬
ра остались у берега, а старшему лейтенанту Луговому было дано
приказание: пройти вверх по Дунаю и уничтожить немецкую пере¬
праву, которую накануне не смогли разбомбить наши лётчики.
Когда командир десантной роты передал по радио сообщение о
том, что он соединился с основными силами, катера начали готовить¬
ся к возвращению в свою базу. Неожиданно прозвучал доклад сиг¬
нальщика:
— Сверху по течению наблюдаю силуэт неизвестного корабля. Ар¬
тиллерист дивизиона старший лейтенант Щербаков тут же дал целе¬
указание в артбашню катера. Неизвестный корабль быстро прибли¬
жался. И тут все увидели, что это был бронекатер старшего лейтенанта
Лугового. Но в каком катер был виде после выполнения боевой задачи
по уничтожению немецкой переправы! Боевая рубка разбита, «катю¬
ша» повалена на палубу, нос погружен в воду, а корма задрана вверх,
тем не менее БКА был на ходу и следовал... к мосту, где катерников
ожидала немецкая артиллерия. Бронекатера отошли от берега, и ди¬
визионный артиллерист Щербаков дал указания на все катера о по¬
рядке ведения огня при прорыве.
143

Катеру старшего лейтенанта Лугового повезло и на этот раз: он
первым проскочил под мостом. Ведя непрерывный огонь, в том числе
и из «катюш», катера рванулись в проход. Ударила и вражеская ар¬
тиллерия, стремясь поставить заслон из стены разрывов. Но вот про¬
рвался первый катер, за ним второй, затем — третий. Перед мостом
оставался лишь наш бронекатер. До прохода 200, 150 метров... И вдруг
разрыв снаряда снёс сигнальный мостик катера. В машине сразу же
возник пожар. Задраив люки, мотористы вступили в борьбу с огнем.
Второй снаряд попал в ахтерпик и повредил рули. Горяший катер
полным ходом помчался к берегу, занятому противником. Он остано¬
вился лишь тогда, когда его нос врезался в прибрежный грунт.
Очевидно, считая, что БКА можно захватить вместе с экипажем,
немцы прекратили огонь и цепью побежали в сторону стоящего у бе¬
рега катера. Положение оказалось безвыходным. Я с пистолетом «ТТ»
в руке вышел из рубки и с досады сильно ударил по машинному теле¬
графу. От удара рукоятка телеграфа встала в положение «полный
назад». И тут произошло чудо! Катер покачался как бы в задумчиво¬
сти — и вдруг начал сползать с глинистого дна. Затем, оторвавшись
от берега, БКА вышел на глубину. Мотористы, находясь в дыму и в
огне, отработали полный назад, и катер смог уйти от фашистов.
Боевой путь нашего дивизиона закончился в центре Европы, куда
мы донесли гвардейский Военно-морской флаг. День Победы встре¬
тил в своей каюте. Я спал, когда началась беспорядочная стрельба.
Первая мысль — немцы идут на нас в атаку. Выхватил пистолет, выс¬
кочил на палубу, а там весь экипаж ликует:
— Товарищ командир, — кричали матросы, — Победа!
В тот же миг меня охватило небывалое чувство восторга. Я поднял
пистолет вверх и отсалютовал семью выстрелами. Через семь секунд
обойма была пуста. Война закончилась.
144

Владимир Грицков
Грицков Владгшир Павлович родился 5 июля 1923 года в
посёлке Плосское Темниковского района Мордовской АССР
в семье крестьянина. Русский. Член КПСС с 1944 года.
Окончил среднюю школу. В Советской армии с сентября
1941 года. Окончил ускоренный курс Ленинградского
артиллерийского училища в 1942 году. На фронтах
Великой Отечественной войны с ноября 1941 года.
Батлрея 627-го артиллерийского полка (180-я стрелковая
дивизия, 38-я армия, Воронежский фронт), которой
командовал комсомолец лейтенант Грицков, в ночь на 2
октября 1943 года на подручных средствах в числе первых
переправилась через Днепр у села Старые Петровцы
(Вышгородский район Киевской области). Звание Героя
Советского Союза присвоено 10 января 1944 года.
После войны продолжает службу в армии. В 1951 году
окончил Высшую офицерскую артиллерийскую школу, в
1957 году — Военно-политическую академию имени В.И.
Ленина, в 1971 году — академические курсы при этой
академии. Генерал-майор (1977). Живёт в Санкт-
Петербурге. Награждён орденом Ленина, Красного
Знамени, двумя орденами Отечественной войны 1-й
степени и орденом Отечественной войны 2-й степени,
орденом Красной звезды, медалями.
145

СНАЧАЛА БЫЛА «ПОХОРОНКА
Войну я встретил совсем юным, только-только окончил десять
классов. Призвали нас одновременно с отцом, вместе мы от¬
правились в военкомат. Там наши дорожки с Павлом Тимофеевичем
разошлись. В определении моей дальнейшей судьбы немалую роль
сыграла десятилетка. Не каждый призывник мог похвастать таким
образованием! Но и далось оно мне нелегко. В семье я был старшим из
детей, а всего нас было семеро. Семь ртов прокормить в тридцатые
годы в глухой деревне после раскулачивания и коллективизации —
дело нешуточное. С десяти лет помогал отцу заготавливать дрова, сено.
Словом, рубил, косил, таскал мешки... Но учёбу не бросал. В школе
нашей было лишь четыре класса и одна учительница. Закончил эти
классы с пятёрками и начал бегать в соседнее село, где школа была
побольше. А с 8-го по 10-й ездил учиться уже в Темников — один из
райцентров Мордовии. Бывало, при этом ловил на себе строгий взгляд
матери: семье нужны были кормильцы...
В общем, десять классов было за моими юношескими плечами, когда
я предстал перед призывной комиссией. «13-я Днепропетровская авиа¬
ционная школа» — значилось в моём предписании, когда я покинул
стены военкомата.
Было это в августе 41-го, авиашкола к тому времени была уже
эвакуирована, не успев сделать очередной выпуск. Пошли дожди, долгое
время не было полётов, и через короткий промежуток времени школа
эта была закрыта...
Что дальше? Отправляют меня на учёбу в 1-е Ленинградское ар-
тучилище, которое располагалось в ту пору в г. Энгельсе Саратовской
области. Пять месяцев учёбы — и выпуск младших лейтенантов от¬
правляется на фронт. Тем, кто учился особенно успешно, присваива¬
146

ли сразу звание лейтенанта. Я вышел лейтенантом и отправился на
Западный фронт, под Москву. Стал командиром огневого взвода 180-й
стрелковой дивизии.
Шли тяжёлые бои, наше соединение несло большие потери. Шесть
дней я успел повоевать, как дивизию вывели в резерв для доукомп¬
лектования личным составом, вооружением. Потом нас бросили под
Сталинград. А далее довелось брать Россошь. Потом наступали на
Воронеж, Харьков. В те дни и произошёл один очень памятный для
меня бой.
Наше подразделение выполняло боевую задачу в боевом охране¬
нии передового отряда. И тут — атака вражеских танков. Разворачи¬
ваемся сходу, начинается обмен огневыми ударами. У нас 76-мм пуш¬
ки, которые, как оказалось, не в полной мере готовы к бою... От
Сталинграда мы шли практически без боёв, марши были днём и но¬
чью. Прицельные приспособления потеряли регулировки. Механизмы
нужно было выверить, орудия пристрелять... Но времени на это уже
не было, танки — у переднего края! Выстрел, другой, третий — всё
мимо. Проклиная артиллерийского техника и собственную неопыт¬
ность, отстраняю наводчика, занимаю его место. До ближайшего не¬
мецкого танка — метров двести. Выстрел! Опять промах... Вражеская
машина не промахнулась.
Немецкий снаряд угодил едва ли не в самую пушку. Тряхнуло —
оглушило... Поднимаю голову, вокруг меня — только истерзанные вра¬
жеским металлом тела боевых товарищей. Был орудийный расчёт —
и нет его. Досталось и пушке. В броневом щите зияет дыра с мяч,
прицельные приспособления — как корова языком слизала. А меня
не зацепило.
Тем временем фашистский танк не успокаивается. Это гад, видно,
решил ещё и «отутюжить» нас гусеницами. Что делать? Очень хочет¬
ся куда-нибудь убежать, но ведь пулемётная очередь всё равно дого¬
нит! Тут моя рука попала на поворотный механизм перекошенного
после гитлеровского «гостинца» орудия. Глядь, а он исправен, пушка
поворачивается! Открываю затвор, беру из ещё тёплых рук убитого
Саши Артемьева снаряд, навожу орудие — танк лязгает уже метрах
в тридцати. Тут уж и без панорамы не промахнёшься! Выстрел. Попа¬
дание! Машина дёрнулась, слегка повернулась и замерла... Готов, зве¬
рюга! Из чрева танка начали выскакивать танкисты, которые ещё
мгновение назад мысленно похоронили меня. Их тут же начала «по¬
ливать» из стрелкового оружия наша пехота.
А бой меж тем не закончился. Если бы этот танк был единствен¬
ным! Смотрю, ещё один на меня катит. И пушку в его сторону не
повернуть. Все орудия батареи разбиты, на огневой позиции я один...
147

в общем, побежал я в сторону строений совхозных, там оборонялась
наша пехота. Раздобыл «трёхлинейку». Занял позицию у канцелярии,
которая была полна ранеными. А танки дальше не прошли. Повыбили
мы их изрядно, да ещё стрелки из противотанковых ружей начали по
ним колотить. Словом, отступил немец. Но ненадолго. Уже с другого
направления на поле, словно стога, вновь появились фашистские тан¬
ки. Противник накрыл нас ураганным огнём. Один снаряд разорвался
рядом, меня зацепило. Чувствую, плечо как-то странно потеплело... А
сибиряк, который по соседству окопался, — убит.
После госпиталя вернулся в свою часть. Было это уже перед самой
Курской дугой. В родной батарее — большие перемены. Новый ком¬
бат, взводные с орденами ходят. Оказалось, как раз за тот бой в охра¬
нении. Один я остался без наград, тем не менее был назначен замес¬
тителем командира батареи.
Несколько месяцев сидели в обороне под Курском. Пока не было
боёв, прошли сборы командиров батареи. Наш комбат сказался боль¬
ным — я был вместо него. По окончании сборов — экзамен. Сидят 9
комбатов полка. На 2 часа «летучка» из пяти задач... Сдал я свою
работу полковнику-артиллеристу из 38-й армии и забыл про неё. Че¬
рез какое-то время вызывают меня к командиру полка. Тот жмёт мне
руку, что бывало в исключительных случаях. Тут я смекнул, что фор¬
туна в силу каких-то обстоятельств повернулась ко мне лицом. Через
мгновение узнаю, что «летучку» написал на «отлично» и что меня
назначают командиром батареи. Было мне тогда девятнадцать...
Конечно, пришлось нелегко в новой должности, но старался изо
всех сил. Помню, в одном бою отбил у гитлеровцев табун лошадей.
Отправил с флангов своих разведчиков, прикрыл их огнём. Те отсек¬
ли противника — и трофей наш! Кстати, орудия наши были на кон¬
ной тяге. Шестёрка тянула одну пушку. Лошадей не хватало, даже
быками приходилось их заменять. А тут такая удача. Даже связистов
тут же на лошадей пересадил. И буквально через несколько дней ло¬
шадки помогли нам отличиться. Нашему дивизиону было приказано
сменить место дислокации. Очередное — километров в двенадцати.
Так вот, моя батарея была там первой, обогнала соседей на несколько
часов. Прибыли в назначенный квадрат, а там танки противника идут.
Отбили мы атаку, чем привели нашего строгого командира в восторг.
Утром мой связист, дежуривший в штабе дивизиона, передал разго¬
вор старших начальников обо мне. А сказали так; мол, если этот лей¬
тенант не погибнет, у него вся грудь в орденах будет... Вскоре после
того боя меня наградили орденом Отечественной войны II степени.
После сражения под Курском потихоньку дошли до Днепра. 29
сентября 1943 года моя батарея форсировала реку, правый берег ко¬
148

торой фашисты укрепляли изо всех сил. Наша 180-я стрелковая ди¬
визия повела тяжёлые бои. То, что будет нелегко, я понял ещё на
середине Днепра, когда лодчонку прошила пулемётная очередь. По¬
судина тут же начала тонуть. Но я вырос у воды (есть в Мордовии
река Мокша) и мог хорошо плавать. Словом, моя батарея на плотах
добралась до противоположного берега без особых потерь.
Начали движение в глубь обороны противника, расширяли плац¬
дарм. 4 октября на нас попёрли танки. Вот когда пришлось попотеть.
Наши пушки били по гитлеровской технике прямой наводкой. Они нас
тоже не по головке гладили, через каждую секунду землю обнимать
приходилось. Выстрел — упал, поднялся, скомандовал, снова упал.
Измучился в конец, уже не соображал ничего. Помню, такая безыс¬
ходность охватила меня, думал про себя; всё равно ведь до Берлина
не дойду, убьют рано или поздно. Короче говоря, чувство самосохра¬
нения как-то незаметно оставило меня... А тут еще вражеские само¬
лёты стали донимать. Они, гады, приноровились по-над водой к нам
подбираться, потом выскакивают из-за крутого берега, как черти из
табакерки, и давай поливать свинцом, бомбами. Однако жива ещё моя
батарея, четыре танка горят перед нашей позицией!
Уж теперь и не вспомню, сколько шёл тот бой, да только один из
немецких снарядов нашёл-таки меня. Ударило совсем рядом, гляжу —
я весь в огне... С той минуты ничего не помню. Очнулся — весь в
бинтах. Зацепило обе ноги, живот и голову. Осколок, кстати, пряжку
наизнанку вывернул, сам ремень изрезал, а тело в районе живота за¬
дел по касательной. Словом, кишки исполосовать ему не удалось. Зато
голове и ногам досталось крепко, долго из меня осколки тянули. Кое-
что до сих пор ношу, прижились они как-то.
Переправили меня обратно на левый берег, определили в госпи¬
таль. Есть, помнится, совершенно не хотелось. И вот как-то бабка одна
огурчиками угостила (она в госпитале всё внука искала, да разве сы¬
щешь его, когда фронты — от моря до моря). Волшебными огурчики
оказались; после её угощения у меня и аппетит появился, и дела по¬
шли на поправку.
Госпиталь этот под Киевом был, в двухэтажном здании у вокзальчика.
Однажды утром начался у нас жуткий переполох, эвакуация. Медперсо¬
нал с историями болезней бегает, фамилии выкрикивают, кого-то вьшо-
сят, кто-то сам ковыляет. Видно, немец контратаковал очень опасно...
Дождался я своей очереди — крикнули мою фамилию, подняли с
пола носилки и — на улицу. Там уже санитарный поезд стоит, сунули
в «телячий» вагон в числе последних и, как выяснилось позже, без
истории болезни. Через восемь дней я был уже в Тамбове, в крупном
госпитале, где мне промыли раны, восстановили медицинские бумаги.
149

Тем временем под Киевом, который в ту пору ещё не успели осво¬
бодить, нашли мою прежнюю историю болезни, а раненого, то есть
меня — нет. В итоге — в часть, а потом и домой полетели... похоронки.
Написано там было следующее: умер от тяжёлых ранений 22 октября
и похоронен в братской могиле. А я отлежал три месяца и в январе,
11-го числа, был выписан. В тот день по радио я случайно услышал,
что мне... присвоено звание Героя Советского Союза. В том же списке
прозвучала и фамилия командира пехотного батальона, чьё подразде¬
ление дралось рядом. Потом нашёл газету (в каждом издании тогда
публиковались Указы).
После выписки меня отправляют в Москву за Звездой. Прибыл я в
Главное управление артиллерии в Китайском проезде. 21 января в
Кремле заместитель М.И. Калинина вручил мне орден Ленина и Золо¬
тую Звезду Героя.
Потом — отпуск. Приезжаю в родную деревню, где про мои подви¬
ги, естественно, никто не знал. Зато здесь успели получить похоронку...
До дому добрался уже в темноте, мать по голосу не узнала, пере¬
пугалась и долго не хотела пускать. Через несколько дней в Темнико¬
ве, в райцентре, узнали, что по соседней деревне ходит Герой Советс¬
кого Союза, отправили за мной машину и привезли в райком партии.
Пошли приёмы, выступления в трудовых коллективах, в школах. Наш
поселковый врач даже отпуск продлил мне, приписав какое-то мни¬
мое заболевание, а местные власти матери решили домик построить
(семья снимала до этого угол).
После отпуска прибыл обратно в Москву, кадровики там и говорят
мне: хватит воевать, пусть другие пороху понюхают, а ты, мол, от¬
правляйся в Ленинградское училище командовать батареей курсан¬
тов. Заманчивое было предложение, но отказался я от него и слёзно
попросился снова на фронт. Со мной не стали спорить и выписали
предписание в действующую армию, снова на 1-й Украинский. Одна¬
ко в родную 180-ю стрелковую дивизию я не попал, она дралась уже в
составе 2-го Украинского фронта.
Попал я в хорошую часть — в 3-ю артиллерийскую дивизию РККА.
Это был резерв главного командования. Работали по гитлеровцам мы
теперь больше с закрытых огневых позиций и вооружены были гау¬
бицами. Однако доходило и до прямой наводки.
Заняли как-то мы огневые позиции на обратном скате высоты, не¬
вдалеке от боевых порядков пехоты. Неожиданно с флангов донёсся
грохот моторов. Около сорока немецких танков с десантом автоматчи¬
ков двигались на рубеж, занятый нашей пехотой. Расстояние быстро
сокращалось. Обстановка требовала немедленной помощи артиллерии.
Моя батарея бросилась к орудиям. Приказываю трактористам выта¬
150

щить орудия на высоту для стрельбы прямой наводкой. Фашистские
танки открыли по высоте ураганный огонь. Чёрные разрывы букваль¬
но опоясали наши огневые позиции. Но, пренебрегая опасностью, мои
подчинённые быстро приготовились к стрельбе и с короткой дистан¬
ции встретили немецкие танки. Огонь вели почти в упор! Вот орудие
сержанта Токаря метким выстрелом подожгло головную вражескую
машину — «подковали» немца. Скоро дым окутал второй танк. Наш
огонь усиливался.
Немецкие автоматчики начали спешиваться с танков. Командую:
«Не выпускать живьём!». Тут же орудие сержанта Львова ударило в
самую гущу вражеской пехоты.
..Пять гитлеровских боевых машин замерло перед нашей огневой
позицией. И немцы дрогнули. Уцелевшие танки стали быстро повора¬
чивать и уходить назад. Тогда поднялась наша пехота и на плечах
противника ворвалась в село, где засел враг. Село было взято сходу!
Войну я заканчивал под Прагой. Ещё до 11 мая отлавливали вла¬
совцев, и всё, конец боям...
После войны, отгуляв отпуск, попросился на учёбу. Отправили меня
на высшие курсы артиллерийских офицеров в Ленинграде. Теперь
это ЦАОК. Сидел там за одной партой с Володей Говоровым, тогда он
ещё капитаном был. В Питер я прибыл уже с должности начальника
штаба дивизиона. После курсов служил в Москве, Гороховецких Ла¬
герях, стал командиром артдивизиона и поступил в Военно-полити-
ческую академию. Закончил службу в том же ЦАОКе начальником
политотдела, генерал-майором.
Окидывая взглядом свой фронтовой путь, чаще всего, конечно,
вспоминаю бои на Днепре. Как ночью на плотах, лодках — на всём,
что под руку попадалось, плыли на правый берег, как собирал свои
пушки, как нас одолевали фашистские штурмовики, как их танки
пытались опрокинуть нас в Днепр... Вспоминаешь и диву даёшься:
как в этой мясорубке остался живой? Там, на фронте, временами ка¬
залось, что до Победы дожить невозможно. Но то, что рано или поздно
она придёт, — в зтом не сомневался ни на секунду. Должно быть, это
и придавало мне в критические часы силы и мужества.
Отец мой, кстати, тоже вернулся с войны живой, был в действую¬
щей армии с первых месяцев Великой Отечественной до победного
дня. Трижды был ранен, но смерть в бою так и не дотянулась до него.
Так что после победы встретились с ним в родной мокшанской дерев¬
не. Нельзя, кстати, не вспомнить о том, что фронтовики оставляли
свои семьи на попечение женщин, а каково им было — дело известное.
Немало на фронте, в госпиталях я думал об этом, но тем злее били мы
фашистов, тем энергичнее приближали Победу.
151

Иван Горчаков
Горчаков Иван Павлович родился 12 июля 1922 года в
селе Пыедлино Коми АССР в рабочей семье. В армии с
1940 года. В 1942 году окончил Дальневосточное
артиллерийское училигце.
На фронте с февраля 1943 года. Командовал огневым
взводом зенитной артиллерийской батареи, затем —
батареей.
Особо отличился старший лейтенант Горчаков 4
октября 1944 года в бою за удержание плацдарма на реке
Нарев в районе польского населённого пункта Дзабанице.
Зенитчикам пришлось тогда вести огонь прямой
наводкой по наземным целям противника. Батарея
Горчакова, подбив семь танков, уничтожив большое
количеств пехоты, удержала плацдарм.
Звание Героя Советского Союза И.П.Горчакову было
присвоено 21 февраля 1945 года.
В 1946 году капитан Горчаков уволился в запас. В 1952
году окончил Ленинградский государственный универ¬
ситет. Работал в органах государст,венной безопасности.
Последнее воинское звание — подполковник.
Награждён орденами Ленина, Отечественной войны I
и П степеней, Красной Звезды, медалями.
152

ФРОНТОВЫЕ ДОРОГИ — СПЛОШНЫЕ
ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Когда я задумываюсь о судьбах бойцов и командиров моего по¬
коления, невольно приходят на память лермонтовские стро¬
ки; «...немногие вернулись с поля».
Да, немногие. Особенно из тех, кто в сорок первом принял на себя удар
коварного, вероломного врага, обладавшего чудовищной военной мощью.
И несмотря ни на что; ни на огромные потери, ни на невзгоды и лише¬
ния, мы выстояли и победили. Что бы сегодня ни говорили о нас, как бы ни
старались всякого рода заказные «историки» принизить, умалить подвиг
моего поколения, мы оставили в ратной летописи Отечества неизглади¬
мый след, и его не сотрут ни годы, ни усилия фальсификаторов.
Это моё твёрдое убеждение, и никто, ничто его не поколеблет.
...Прежде чем вести разговор о войне, о моём участии в ней, на
короткое время вернусь в школьные годы.
Свою малую родину. Коми, я покинул младенцем, и мои детство и
юность прошли в Сибири. Удивительный это край, удивительные там
люди! Никогда не забуду железнодорожную школу-десятилетку в
Ишиме, наших наставников. До конца жизни останусь благодарен им
за то, чему они нас учили. А учили быть стойкими, верными Родине.
В ту пору такие слова звучали искренне, и ни у кого, как это порой
наблюдается ныне, не вызывали иронической ухмылки.
В тридцать девятом вышел «Закон о всеобщей воинской обязанно¬
сти», а осенью сорокового я был призван в армию. Служить ехал с
большим желанием, понимая, что это не только необходимо стране,
но и почётно для всякого молодого человека. А мне тогда исполнилось
всего (или — уже!) восемнадцать.
Направили на Дальний Восток. Прибыли мы со школьным другом
Колей Виноградовым в зенитную батарею. По окончании курса моло¬
дого бойца приняли присягу.
153

Служба как служба. Охраняли какие-то важные объекты. Здесь и
встретили весть о начале Великой Отечественной войны. Не верилось
даже: как это фашисты посмели напасть на нас? Ведь в популярной
тогда песне из кинофильма так и пелось: «врагу никогда не гулять по
республикам нашим». Сожалели, что не нам, кто служил на Дальнем
Востоке, а нашим сверстникам на западе суждено в молниеносной
войне поставить на место зарвавшихся фашистов.
Всё это как-то не укладывалось в сознании, когда было батарее
приказано оборудовать долговременный опорный пункт. Словом, на¬
чали в землю вгрызаться. Что, как, почему — командованию было
виднее.
Летело время. Мы с нетерпением ждали известия о разгроме нем¬
цев. Не дождались. А тут в сентябре несколько солдат из нашей бата¬
реи, тех, кто десятилетку закончил, вызвали на сборный пункт, в
Манзовку, потом переехали на полигон, что находился под Уссурийс¬
ком (тогда он назывался Ворошилов — Уссурийск), где нам объявили
о зачислении в Дальневосточное артиллерийское училище.
Здесь мы были довольно полно осведомлены о положении дел на
фронте. Узнали, что враг уже блокировал Ленинград, захватил Киев,
рвался к Москве. Как тревожно было на душе у курсантов, словами не
передать. Занимались с предельным напряжением, не обращая вни¬
мания на неудобства быта, на барачную стужу, на скудность питания.
К маю сорок второго нас выпустили из училища младшими лейте¬
нантами. Мы с Колей Виноградовым занимались в учебной батарее по
программе зенитчиков, и когда получили офицерское звание, на ка¬
кое-то время, образно говоря, оказались не у дел. Правда, Виноградов
уже через пару недель бьш призван в СМЕРШ. Я наконец-то получил
назначение в артиллерийский дивизион стрелковой бригады. Как зе¬
нитчик не находил себе применения. Потом всё-таки определили меня
командиром взвода боепитания. Это примерно то же самое, если моря¬
ка усадить в кавалерийское седло. Но приказ есть приказ, его не об¬
суждают. А уж в военное время тем более.
Так продолжалось до января сорок третьего. Наконец меня отко¬
мандировали в зенитную батарею, что дислоцировалась в селе Троиц¬
кое на берегу озера Ханка. Помню, я так счастлив был, что не стал
дожидаться вечернего поезда, а, получив предписание, рванул из Ка¬
мень-Рыболова по льду озера напрямик к позиции батареи. Жгучий
мороз, пронизывающий ветер. Едва добрался до места. Щёки обморо¬
жены, пальцы рук почти не сгибаются. Доложил командиру батареи о
своём прибытии. Это был старший лейтенант Карпенко.
— Чего же ты вечернего поезда не дождался? Замёрзнуть ведь
мог! — с укоризной произнёс старший лейтенант.
154

— Не терпелось, — отвечаю, — в родную стихию попасть. Я ведь
зенитчик.
— Мог бы и в неродную угодить! — Карпенко засмеялся. — Пони¬
маешь, о чём я говорю?
— Понимаю, конечно.
В батарее я принял огневой взвод. Со дня на день ждали отправле¬
ния на фронт. И вот приказ: грузиться спешно. Не забуду, как нас
переодевали в новое обмундирование. Это, я бы сказал, верх опера¬
тивности. Подъезжает к теплушке первый грузовик.
— Сколько здесь человек? — спрашивает интендант.
— Тридцать два! — отвечает старший вагона.
И тридцать две пары новых валенок летят в теплушку.
Следом — второй грузовик. Та же процедура — и тридцать два
полушубка у нас. Ну и так далее. Может, кому-то покажется малове¬
роятным, но каждый из нас подобрал тёплую обувь по ноге и одежду
по своему росту. Интенданты всё учитывали.
Поезд мчался на запад с большой скоростью, останавливаясь лишь
на десять-пятнадцать минут для смены паровозной тяги. Мы чувство¬
вали, что спешим к Сталинграду. Так было до Иркутска. А тут тор¬
мознули аж на целую неделю. Нам баню организовали. Как будто и не
нужны мы стали фронту. Потом узнали, что армия Паулюса в Ста¬
линграде разгромлена, большое количество фрицев в плен взято. На¬
шему ликованию не было предела.
Но — снова на запад. Теперь уже не так скоро. Три дня, например,
в Свердловске простояли. Мы всё ещё не знали, куда нас направят.
Наконец, миновав Москву, повернули на Орёл. На станции Скура-
тово разгрузились. Здесь-то и началась моя фронтовая жизнь. Вер¬
нее, пока прелюдия к ней.
Батарею придали кавалерийскому корпусу, которому была постав¬
лена задача совершить марш к Курску. Конникам-то что! Им любое
бездорожье не помеха. Словом, они ушли, а мы потянулись вслед за
ними. Вскоре у нескольких машин кончилось горючее. У остальных
на исходе. Так мы и оказались в чистом поле, оторванные от корпуса.
Должен сделать небольшое отступление. Для зенитчиков суще¬
ствует закон: остановились — приготовьтесь к бою. Так всегда посту¬
пали. Но не стоять же на месте. Тогда Карпенко принимает решение:
оставшийся в машинах бензин слить в одну, в полуторку. А мне гово¬
рит:
— Гони в Ливны, в штаб тыла фронта.
С какой задачей — ясно без лишних слов. Наверное, я везучим
был. Без труда дошёл до командующего тьшом фронта, доложил ему
о создавшемся положении. Генерал был уже в солидных годах, а я
155

совсем юнец. Может, это сыграло свою роль. Выслушав меня, генерал
улыбнулся и сказал: обращаясь к майору-интенданту:
— Выдайте этому пареньку всё, что положено батарее.
Я был готов плясать от счастья.
Обеспечили меня и горючим, и свежими газетами, и продуктами
на сто едоков. Даже говяжьей печени выдали на случай возникнове¬
ния «куриной слепоты» у бойцов. Кстати, очень пригодилась эта пе¬
чёнка.
Когда мы двинулись дальше, был уже конец апреля. Началась рас¬
путица. Ходовая часть у наших 76-миллиметровых пушек мало годи¬
лась для плохих дорог. Чего только не испытали, пока не завершили
переход. У одной пушки даже колесо отвалилось. Кое-как закрепили.
Забегая вперёд, скажу, что фронтовые дороги — это сплошные
приключения. А подчас немыслимые муки.
Как бы то ни было, мы прибыли в Курск. Остановились на Собор¬
ной площади. На дворе весна, а мы все в ватных брюках, кое-кто даже
валенки не успел снять. Хоть и видок у нас аховский, но расположи¬
лись как положено. Орудия привели в боевую готовность.
Вдруг на легковушке подъезжает к нам незнакомый генерал.
— Кто такие? — спрашивает строго.
Карпенко доложил.
— Зенитчики кавалерийского корпуса, значит? — переспросил
генерал. — Корпус вам не догнать. Теперь вы в моём распоряжении.
Оказалось, что здесь формировался зенитный артьллерийский полк,
а полностью укомплектованная батарея — чем не подарок для такого
полка! Да и мы были рады. Правда, половину личного состава переда¬
ли другим батареям, а нас пополнили новобранцами из местных. Но
ничего, парни быстро освоились. Фронтовая обстановка этому весьма
способствует.
На войне все чувства обострены. Даже юмор, когда ему находится
место.
...Командиром отделения тяги был у нас заядлейший курильщик
старший сержант Вася Зубченко. Традиционной фронтовой «козьей
ножки» ему было мало. В его зубах постоянно была зажата огромная
трубка. Известно, что солдаты — народ изобретательный. Некоторые
курильщики для добывания огня пользовались обычным кресалом —
орудием наших предков. А в качестве горючего материала приспосо¬
били дополнительные артиллерийские заряды. Для несведущих по¬
ясню: это мягкие подушечки со взрывчатым веществом. Стоит на них
упасть искре, они сразу возгораются. Для взрыва же им нужен взрыв
основного заряда. Так что опасности никакой для курильщика они не
представляли
156

у Зубченко карманы ватных брюк всегда были набиты теми поду¬
шечками.
...Обстановка в тот день была спокойная. Мы сидели возле орудий
этак совсем по-мирному. Подходили люди. Всё больше местные жен¬
щины. Зубченко яро смолил свою трубку. В это момент его позвал
командир батареи.
— Бегу! — крикнул старший сержант и сунул трубку в карман
брюк (ватных). В пепле, видимо, оставалась непотухшая искра. Поду¬
шечки загорелись. Должен сказать, что огонь быстро набирает силу.
Зубченко сунул было руку в карман, да тут же отдёрнул. А из брюк
уже языки пламени. Заметался парень. Назло воды нет ни у кого.
Кто-то догадался, крикнул:
— Снимай штаны!
— Да как же? Тут бабы!
— Снимай! — закричали мы хором..
Бедному курильщику не оставалось ничего другого. Мы хохочем,
женщины отворачиваются.
Всё обошлось, хоть и немного подпалил себя Зубченко. Врач, узнав
об этом происшествии, констатировал:
— Промешкай ещё секунд пятнадцать — двадцать, и Зубченко
мог бы остаться без...
Ясно, без чего.
Долго потом подтрунивали над парнем. Беззлобно, разумеется.
Немцы часто совершали налёты на курский железнодорожный узел,
и нам, употребляя штатскую терминологию, работы хватало.
Орловско-Курская дуга. Много о ней сказано. По напряжённости
эта битва в июле — августе сорок третьего, наверное, не имеет равных
в истории человечества. Наступление немцев остановлено. Наши вой¬
ска перешли в контрнаступление. Генералы и маршалы, которые пишут
о том времени в своих воспоминаниях, руководили дивизиями, корпуса¬
ми, армиями, фронтами. Но ведь Победа достигалась и усилиями баталь¬
она, роты, взвода, отделения, даже отдельного солдата. Потому я про¬
должу рассказ о своей родной зенитной артиллерийской батарее.
Всего хватало нам с избытком. Росло число сбитых самолётов. Не
обходились и мы без потерь. Погиб на Днепре наш Вася Зубченко,
который после казуса в Курске стал всеобщим любимцем батареи. Не
счесть, сколько раз мы подвергались налётам вражеской авиации.
Оставались целы каким-то чудом.
Однажды девять «хейнкелей» обрушили весь свой бомбовый груз
на нашу батарею. Казалось, никто живым не выйдет из этого ада. Но
все остались в строю. При повторном налёте фашистов мы дали им
достойнейший отпор.
157

Возвращусь немного назад. Дело в том, что ещё во время затишья
перед Курской битвой на вооружение нашего зенитного артиллерийс¬
кого полка поступили новые 85-мм пушки. Их технические характе¬
ристики были несоизмеримо выше в сравнении с орудиями 76-го ка¬
либра. Новые пушки превосходно показали себя в борьбе как с
воздушными, так и с наземными целями.
Много курьёзного случалось на войне. Помнится противостояние у
Севска. Нашу батарею выдвинули вперёд, но огня ни в коем случае
приказали не открывать. Тщательно замаскировались. Сидим, ждём,
когда пехота пойдёт в наступление. Немцы тоже молчат. Вдруг видим,
позади нашей позиции откуда ни возьмись появился мотоциклист.
Фашисты тут же открыли по нему огонь из двух пушек. Они не брез¬
говали порой, как говорится, стрелять по воробьям из пушки. Одиноч¬
ный мотоциклист для них тоже цель.
Мы прекрасно видели позицию немецких орудий. Могли бы дву-
мя-тремя снарядами в упор накрыть фашистов. Но приказ... А кончи¬
лось всё тем, что один из немецких снарядов разорвался вблизи на¬
шей позиции. Но никто не пострадал. Спустя какое-то мгновение,
наблюдатель с перепуганным лицом бросился по ходу сообщения.
— Что случилось? — кричу ему.
А он, бормоча что-то, указывает рукой на снаряд, вывалившийся
из гильзы и ползущий по скату траншеи. Пришлось солдату объяс¬
нять, что снаряд не взорвётся, пока не встанет на боевой взвод.
— Для этого нужны, — говорю солдату, — начальная скорость,
которая происходит при выстреле, и вращение.
Солдат вскоре пришёл в себя.
— Теперь буду знать, — проговорил он, благодарно глядя на меня.
В бою случается иногда невероятное: человек бывает готов на са¬
мопожертвование ради жизни других. Был при втором орудии заря¬
жающий. Такой на вид скромный, застенчивый паренёк. О таких мо¬
гут сказать: мол, на геройский поступок не способен.
...Мы отражали налёт немецких штурмовиков. Тут уж не медли. У
того парня при откате ствола защемило руку. Орудие бездействует.
Заряжающий кричит:
— Чего ждёте? Рубите руку!
Не помню, кто первым догадался, что надо перевести ствол орудия
в горизонтальное положение. Это и спасло солдата. Рука, хоть и пост¬
радала, но осталась целой. Вскоре он погиб. Его лицо вижу до сих пор.
Какие всё-таки люди были...
К Днепру мы вышли в районе Чернобыля (ныне печально извест¬
ного всему миру). Форсировать не смогли. Соседям это удалось у мес¬
течка Любеч. А мы, заняв позицию на пологом левом берегу в поймен¬
158

ных кустах, довольно удачно повели огонь по немецким огневым точ¬
кам. Разумеется, по нам был открыт ответный огонь. Но снаряды, про¬
летая буквально в двух — трёх метрах над нашими головами, били в
песчаный берег, не принося нам ни малейшего вреда. От взрывов под¬
нялась настоящая песчаная буря, укрывшая нас на время. Немцы,
похоже, решили, что с нами всё конечно, за что и поплатились. Едва
осел песок, мы с предельной точностью ударили по их огневым точ¬
кам.
Всякое на войне бывало. Но вот бой на берегу польской реки Нарев
мне особенно памятен. Дело происходило в сентябре сорок четвёрто¬
го. Заняв плацдарм, наши войска остановились. Наступило затишье.
Вторая зенитная батарея, которой командовал капитан Забронский, и
четвёртая (ею уже командовал я) находились в числе частей и под¬
разделений, закрепившихся на плацдарме.
Повторяю, наступило затишье. К тому же погода — благодать. Немцы
не предпринимают никаких действий. На позицию батареи прибыл
командир стрелковой дивизии генерал Петров.
— Почему плохо окопались? — первым делом спросил он меня.
— Так ведь наступаем, товарищ генерал, — попробовал я оправ¬
дать нашу расслабленность.
— Отставить! — прервал мою демагогию комдив. — Оборону под¬
готовишь по всем требованиям. Немедленно приступайте.
Приказ надо выполнять. Взялись за лопаты.
Почти месяц длилось затишье. Немцы, как показалось командова¬
нию, начали отступать. Значительная часть наших войск отошла на
противоположный берег. Смена не подоспела. На участках наших ба¬
тарей какое-то прикрытие почти отсутствовало.
И 4 октября сорок четвёртого произошёл тот бой, самый жестокий
в моей фронтовой биографии. Немцы перехитрили нас, усыпили бди¬
тельность высоких командиров. Погода стояла пасмурная, это и учли
фашисты. Наша авиация, имевшая к тому времени подавляющее гос¬
подство в воздухе, наземные части поддержать не смогла.
Танки появились из-за опушки леса. Тяжёлые, средние. Коман¬
дую; «Бронебойным!». Быстрее других изготовился к выстрелу ко¬
мандир первого орудия сержант Пузырёв. Этот парень из Забайкалья
всегда был надёжен в бою. А в том бою, казалось, превзошёл сам себя.
Первый же его снаряд достиг цели. Вижу, завертелся на месте «тигр».
Подставил борт. От второго снаряда танк задымился. Загорелся вто¬
рой танк. Его подбил наводчик капитана Забронского. Подбит третий.
Немцы, не ожидая такого начала, явно растерялись. Отступили назад.
Потом они начали действовать наскоками. Выкатится танк на опуш¬
ку, произведёт выстрел — и опять назад. И всё равно мы успевали
159

наносить урон врагу. Когда же они попытались атаковать нас пехотой,
го мы начали бить по ней осколочными снарядами
Бой продолжался весь день, до наступления темноты. Не могу точ¬
но сказать, сколько танков подбили наши две батареи. За моей числи¬
лось семь. Я тогда весьма сожалел, что мал был на батарее запас броне¬
бойных снарядов. В борьбе с воздушным противником они неэффективны,
а ведь наше главное назначение — с ним бороться. Значит, подавай
осколочные.
К концу дня все четыре орудия моей батареи вышли из строя, и
хорошо, что начали сгущаться сумерки. Враг, похоже, не заметил, что
мы становимся беспомощными против брони. От пехоты бы ещё отби¬
лись стрелковым оружием.
Как бы то ни было, плац дарм мы удержали. Главное, людские потери
у нас были незначительные. Раненых своевременно отправили в тыл
Потом подоспела поддержка.
За тот бой сержанту Пузырёву и мне было присвоено звание Ге¬
роя Советского Союза. Этого же звания удостоился и капитан Заброн-
ский.
Снова наступила на нашем участке продолжительная тишина. Нас
укомплектовали новыми орудиями, более совершенными приборами
для ведения зенитного огня.
Бои продолжались. До счастливого дня Победы оставалось всё мень¬
ше вёрст и часов. На фронте я пришёл к убеждению, что коварнее
всего бывают неизвестность и затишье. Во всяком случае, я испытал
это на себе.
12 апреля сорок пятого. До Берлина остаётся совсем немного. Мы
всё явственнее ощущаем приближающийся миг нашего торжества.
На передовой тишина. Наши войска готовятся нанести решающий
удар. Немцы всеми оставшимися силами стремятся помешать этому.
Контрнаступательных действий не предпринимают. Так, иногда пост¬
реливают в нашу сторону. Те, кто прошёл через ад жесточайших боёв,
на подобную «пустяковину» внимания не обращали. Как правило, не
спешили в укрытия. Бывало, и расплачивались за это.
Вот и со мной произошло то же самое. Тихий весенний вечер. Буд¬
то и войны нет никакой. Идём с друзьями на огневую позицию. Невда¬
леке пролетела немецкая мина. Разорвалась.
— Пугают, — говорю другу.
— Знакомое дело, — вторит он.
С минуту было тихо. Потом ещё две мины прожурчали над нами.
Надо поостеречься. Что мы и сделали, спустившись в ход сообщения.
Потом долгое время противник безмолвствовал. Мы в уже наступив¬
ших сумерках пошли открыто на позицию.
160

Взрыва я почти не слышал Лишь почувствовал, как обожгло край
грудной мышцы с правой стороны. Друг кричит;
— Поднимай гимнастёрку!
Обнаружил рваную сквозную рану. Тут же подоспел фельдшер. В
подреберье справа рассмотрел ещё одно кровоточащее отверстие. Сделал
перевязку.
— Кость не задета, — заключил он.
— Могу воевать дальше? — спросил я с надеждой в голосе.
— Это решит врач, — был ответ.
К утру почувствовал резкое недомогание и бьш переправлен в мед¬
санбат. Врач сделал заключение, что рана серьёзная, и направил меня
в передвижной госпиталь. Там я и встретил весть о Победе. Радовал¬
ся, как и любой, что дожил до этого счастливого дня. Но и чувство
некоторой досады испытывал, что не довелось палить с друзьями в
небо, салютуя столь знаменательному событию.
Так, говоря словами из песни, «с войной покончили мы счёты».
Определённый вклад в Победу внёс и я, нанося удар врагу. Те его
самолёты, что падали, и те танки, что горели от метких выстрелов
орудий моей батареи, уже не могли нанести нам урон.
После войны окончил школу МВД в Ленинграде и экстерном —
юридический факультет Государственного университета. Трудился,
тем и был счастлив.
Выйдя на пенсию, на протяжении ряда лет был секретарём Пре¬
зидиума Совета Героев Советского Союза, Героев России и полных
кавалеров ордена Славы.
В прошлом году отпраздновал своё восьмидесятилетие. Часто вспо¬
минаю фронтовых друзей. Мало их в живых осталось. Что делать,
время пощады не даёт даже тем, кого вражеская пуля пощадила.
Сегодня хочу только одного: чтобы те, кто вступает в жизнь, не
испытали того, что нам довелось испытать. А если уж суждено будет,
то пусть достойно продолжат славу воинов старшего поколения.
161

Павел Калюжный
Павел Павлович Калюжный родился 6 марта 1918 года в
селе Василъковское Запорожской области в крестьянстсой
семье. Окончив среднюю школу и аэроклуб, работал
лётчиком-инструктором. В армии с 1937 года. В Великой
Отечественной войне участвовал с июня 1941 года. К
середине ноября 1943 года совершил более 200 боевых
вылетов, сбил 16 самолётов противника.
Звания Героя Советского Союза удостоен 23 марта
1944 года.
В послевоенное время продолжал службу в ВВС. Окончил
Военно-воздушную академию и Академию Генерального
штаба, служил в войсках ПВО на разных командных
далокностях.
С 1971 года генерал-майор Калюжный в запасе.
Награждён орденами Ленина, Красного Знамени,
Александра Невского, Отечественной войны 1-й степени,
двумя орденами Красной Звезды, медалями.
162

в БОЙ ПОШЛИ ОДНИ «СТАРИКИ»
Моё поколение взрослело рано. Особенно парни из многодет¬
ных семей. Уже в шесть — семь лет не ради баловства бра¬
ли в руки грабли или мотыгу. А как же! Нас у отца с матерью было
восемь ртов. Попробуй-ка прокорми такую ораву. Не так-то просто им
приходилось. Потому-то к труду мы всерьёз приобщились ещё до того,
как в первый класс пойти.
И вот я думаю сейчас, глядя на избалованных опекой юнцов, жалею
их, слишком поздно во взрослую жизнь, прежде всего в трудовую, всту¬
пающих. Конечно, не о всяком такое скажешь. И тем не менее..
Впрочем, что тут философию разводить? Ведь у каждого времени
свои реалии, свои приметы и особенности. Но одно неоспоримо: место
доброму делу, место подвигу есть всегда, будь то военная пора или
мирная година. Всё от тебя самого зависит.
...Мне исполнилось только пятнадцать, когда началось строитель¬
ство Днепрогэса. Это же совсем недалеко от нашей деревни... Тогда
почти всё взрослое население Украины, да и не только Украины, все¬
го Союза считало за честь участвовать в таком грандиозном деле. Я
уже считал себя взрослым и поехал на ударную стройку.
Так началась моя по-настоящему трудовая жизнь. Тяжёлая физи¬
ческая работа пошла на пользу. Сил прибавила, да и характера тоже.
За три с небольшим года я уже стал, не хвастаюсь, мужиком что надо!
Работал и одновременно занимался в аэроклубе. Тогда молодёжь так
и рвалась в небо.
Моё двадцатилетие совпало с очень памятным событием. В Ленин¬
граде состоялся слёт передовиков стахановского движения. И надо
же — от нашего рабочего коллектива делегатом избрали меня!
163

Помню, с какими почестями встречали нас в городе на Неве. Раз¬
местили в гостинице «Астория». Для меня, выросшего в украинской
мазанке, гостиничный номер виделся не иначе как сказочным. А уж
когда за мной персональная «эмка» приехала, я вообще мысленно воз¬
нёсся на недосягаемую высоту. Двадцать лет всего, и такое уважение
к рабочему человеку!
В Ленинграде было много памятных встреч. Никогда не забуду
экскурсии по прекрасному городу.
Вернулся домой, и спустя некоторое время (это было в 1937 году),
поскольку я занимался в аэроклубе и уже имел некоторую лётную
практику, меня зачислили в Качинское военно-воздушное училище.
Моя юношеская мечта стать военным лётчиком сбылась. А гражданс¬
кая биография на том и закончилась.
Тридцать пять лет я отдал службе в военной авиации. Всего в ней
было с избытком. Однако четыре года войны по своей насыщенности
событиями, драматизму с лихвой перевешивают три десятилетия служ¬
бы в мирное время.
Тут нет ничего удивительного, всё закономерно. Это любой фрон¬
товик подтвердит. Ведь каждый день на войне — это риск, жуткое
напряжение сил, опасность. Не в обиду и не в упрёк представителям
других родов войск скажу, что военные лётчики рисковали больше
других.
Это, так сказать, к слову...
В Качинском училище готовили лётчиков-истребителей. Готовили
по сокращённой программе. Как это следует понимать? Да очень про¬
сто; при минимуме теории — максимум практики. Словом, летать учи¬
лись, и это положительно сказалось потом на результатах воздушного
противоборства с немецкими лётчиками.
Технику пилотирования, тактику воздушного боя отрабатывали в
Люберцах под Москвой. Тогда, право, не знаю — по чьей инициативе,
из наиболее подготовленных лётчиков создали эскадрилью для воз¬
душных парадов в московском небе. В число девяти пилотов включи¬
ли и меня. Разумеется, к нам было повышенное внимание. Прежде
всего по увеличению лётных нагрузок. Ничего, выдерживали. Зато
какая гордость! Как бы то ни было, элитное подразделение.
В ноябре сорокового я был приглашён в Кремль. Это была для
меня памятная на всю жизнь экскурсия. Как сейчас вижу своды Гра¬
новитой палаты. Царь-колокол, Царь-пушку. Потом на приёме увидел
Сталина. Такое забвению не подлежит.
А до войны оставалось чуть более полугода, и это было время ин¬
тенсивных тренировок. Дело в том, что стало известно о подготовке в
164

Германии так называемых асов Геринга. Хоть мы тогда и в мире нахо¬
дились с Германией, однако понимали, что схватка с фашистами не
исключена. В противовес асам Геринга у нас готовили сталинских соколов.
Первые дни войны начались для меня с казуса, если можно так
выразиться.
Мы с командиром звена Михаилом Труновым, помню, вылетели
ночью для патрулирования в московском небе. Дело в том, что немец¬
кие самолёты-разведчики всё ближе и ближе подлетали к столице.
Опыта ночных полётов ни у Трунова, ни у меня ещё не было. Никаких
самолётов-разведчиков мы не встретили. Израсходовав запас горюче¬
го, пошли на посадку. И оконфузились крепко. Сели не на свой аэро¬
дром, а на запасной, в Раменском. Вырулил я на конец взлётной поло¬
сы, вылез из кабины и слышу грозный окрик: «Стой, стрелять буду!».
«Вот это да!», — думаю. С Труновым — та же история. Оказалось, что
мы приземлились на закрытом аэродроме, где под командованием
знаменитого лётчика Михаила Громова готовилась авиационная груп¬
па для налётов на Берлин. Вот это ситуация! Тут и под трибунал уго¬
дить можно было в два счёта. Но всё, к счастью, обошлось. Нам разре¬
шили перелететь на свой аэродром.
Та оплошность стала добрым уроком для нас. Мы научились ле¬
тать в ночных условиях, научились чётко ориентироваться и, продол¬
жая патрулировать московское небо, больше подобных оплошностей
не допускали.
Моя по-настоящему боевая биография началась в ленинградском
небе. И опять (словно рок какой-то!) — с нелепости. Вылетели мы с
полком истребителей в Ленинград. Я — штурман полка. Естественно,
должен быть в авангарде. Возглавлял первую эскадрилью.
Идём на заданный аэродром. Заходим на посадку. Что-то меня зас¬
тавило оглянуться назад. Вижу: вблизи самолёта моего ведомого млад¬
шего лейтенанта Бахуменкова — дымки от разрывов снарядов. Потом
— разрывы вокруг меня. Снижаюсь на предельно низкую высоту, едва
не касаюсь верхушек сосен. Мы благополучно приземлились на за¬
пасном аэродроме. А тот, который был предназначен для посадки,
выяснилось — уже был захвачен немцами. Вот такая история.
А с августа сорок первого для меня началась бесконечная воздуш¬
ная карусель. Вернее сказать, игра со смертью.
Хорошо помню свой первый боевой вылет. Наша эскадрилья выле¬
тела навстречу двенадцати немецким бомбардировщикам, летевшим в
сгорону Волховской ГЭС. Летели нагло, уверенные в себе, не считая
нужным иметь прикрытие истребителей. Но когда я сбил их первый
самолёт, немцы, похоже, растерялись, сбросили бомбы на пустое поле
и повернули восвояси.
165

А потом я испытал горечь потери.
Мы вылетели парой с Мишей Барсовым. Он ещё не имел достаточ¬
ной лётной практики. Сбили фашистский бомбардировщик, летевший
нанести удар по Ленинграду. Но Миша, будучи ведомым, подставил
себя под пулемётную очередь немца. Жаль, это был первый его вылет.
А ведь парень мог сделать очень многое для нашей победы. Что поде¬
лаешь, у каждого своя судьба.
Жарко было под Ленинградом в конце сорок первого. Ох, как жар¬
ко! И я с благодарностью вспоминал своих наставников по Качинско-
му училищу, вспоминал учебные бои в небе Подмосковья. Как всё это
пригодилось в реальной боевой обстановке! Над Ленинградом я сбил три
немецких бомбардировщика. Это, прямо скажу, неплохое было начало.
Воздушные бои в ленинградском небе носили особенно ожесточён¬
ный характер с первых же дней войны. Уж слишком велико было
желание гитлеровцев уничтожить наш город, оставить на его месте
лишь груду развалин. Здесь лётчикам приходилось первыми всту¬
пать в схватку с врагом, сильным и коварным. Асы Геринга, что там
говорить, оправдывали своё название, и никто в Европе не мог достой¬
но им противостоять, кроме сталинских соколов. В ленинградском небе
отличились многие наши лётчики. Достаточно вспомнить, что первы¬
ми Героями Советского Союза в годы войны стали истребители Миха¬
ил Жуков, Степан Здоровцев и Пётр Харитонов.
Много писали о знаменитом ночном таране, совершённом над Мос¬
квой Виктором Талалихиным. Бесспорно, это подвиг. Однако подвиг
Петра Харитонова в своём роде единственный, и его никому не уда¬
лось повторить за всю войну.
Лётчики — парни, конечно же, смелые, рискованные. Но и среди
них Пётр Харитонов выделялся своей особой отвагой. Порой его дей¬
ствия могли показаться безрассудными. Он мог буквально врезаться в
боевые порядки врага, чтобы бить его наверняка. Сам мог много раз
быть уничтоженным. Все считали, что ему просто везло. А когда про¬
водили разбор боевых вылетов, то приходили к выводу: Пётр дей¬
ствовал с максимальной расчётливостью. Верхом его достижений ста¬
ло, когда он в одном бою таранил два фашистских бомбардировщика,
после чего сумел на своём изрядно покалеченном «ястребке» чудом
приземлиться на аэродроме. Два тарана в одном бою! Повторяю, нико¬
му не удавалось такого.
Возможно, кто-то представляет Петра Харитонова неким лидером,
ухарем, что ли. Да нет. В обычной обстановке Пётр был весьма скром¬
ным человеком, даже несколько застенчивым в общении с товарища¬
ми. Но надо было видеть, как он преображался, когда занимал место в
кабине истребителя.
166

я глубоко убеждён, что о человеке следует судить, прежде всего,
по поступкам. Пример моего боевого товарища Петра Харитонова —
тому убедительное подтверждение.
Забегая вперёд, скажу, что судьба ещё раз свела меня с этим лёт¬
чиком. Дело было на заключительном этапе войны. Я тогда был заме¬
стителем командира истребительной дивизии. В один из полков при¬
был к нам Харитонов. Там была сформирована эскадрилья из испанских
лётчиков, наподобие французской «Нормандии — Неман». Испанцев
боевому мастерству обучал Харитонов. Эскадрилью возглавлял май¬
ор Ариас, бывший заместителем командующего ВВС Испании до ре¬
жима Франко.
Испанцы рвались в бой, но не успели эти «горячие парни». И очень
сожалели об этом. А мы были рады за них: все живы остались.
Говорить о том, что мы всегда одерживали верх в воздушных боях,
значит говорить неправду. Наши потери тоже были немалыми. Что
тут скажешь, если за полтора месяца боёв под Ленинградом из трид¬
цати истребителей нашего элитного полка уцелело только две маши¬
ны. Я тоже был сбит однажды. Атаковал истребитель «хейнкель-Ш»,
а он, словно заколдованный, продолжает лететь. Уверен, что пули по¬
падают в цель. Но, видимо, не могут пробить обшивку. Мой ведомый,
Гриша Гуськин, был к тому времени сбит. Что делать? Не упускать
же мне этот проклятый «хейнкель»! Горючее на исходе. Иду на сбли¬
жение с бомбардировщиком. Даю очередь почти в упор. А он продол¬
жает лететь. Делаю новый заход. Бью по фашисту. Вижу, что он зады¬
мился. Ещё очередь, и мой пулемёт замолчал. Кончились патроны.
Теперь только одна задача — дотянуться до аэродрома. Но не
удалось это сделать. Появился фашистский истребитель, и его пушка
с близкого расстояния ударила по моему «ястребку». Хорошо, что сна¬
ряд угодил в крыло, а не в кабину. А то мне определённо пришёл бы
конец. Мой самолёт сделал крутой крен и стал практически неуправ¬
ляем. Падение неизбежно. Оставалось одно — выброситься с парашю¬
том. Слава Богу, что фашист отвернул в сторону и не стал за мной
охотиться. На беззащитного они были большие мастера поохотиться.
Но мне в тот раз, что и говорить, повезло.
Такая вот история... Главное, что жив остался
В начале сорок второго нам стало известно, что в Германии сфор¬
мирована особая эскадрилья самолётов-разведчиков, способных под¬
ниматься до двенадцати тысяч метров. Её задачей было фотографи¬
рование железнодорожных мостов, разных военных объектов. А
главное — фиксировать передвижение наших войск. Фотоплёнки до¬
ставлялись в штаб вермахта, что позволяло более чётко координиро¬
вать действия фашистских войск и соединений.
167

Сбить такой самолёт-разведчик, летевший на огромной по тем вре¬
менам высоте, казалось невыполнимой задачей. А долетали они вплоть
до Волги.
К тому времени (уже не под Ленинградом) я получил в своё распо¬
ряжение новый самолёт МиГ-3. Он мог подниматься на значительную
высоту. Мне была поставлена задача сбить немецкого разведчика, о
приближении которого стало известно нашим командирам.
В назначенное время мы в паре с молодым лётчиком, недавно при¬
бывшим в наш полк (запамятовал фамилию парня, знаю лишь, что его
звали Андреем) поднялись с аэродрома в Валуйках.
Набираем высоту. Вот уже семь, восемь, десять километроь Огля¬
дываюсь, вижу, что мой ведомый сильно отстаёт. Потом идёт на сни¬
жение. Как узнал после, двигатель его истребителя забарахлил. В та¬
ких случаях возвращаются обратно. Но мною овладел азарт охотника.
Тем более, что немецкий разведчик, по нашим данным, должен с ми¬
нуты на минуту появиться в заданном районе.
Поднялся ещё на полторы тысячи метров. И тут появляется на
горизонте тот самолёт. Он летит немного выше меня. Летит без сопро¬
вождения. Немец, видимо, был уверен в собственной безопасности. А
потом — истребители не могли его сопровождать на большом удале¬
нии от мест базирования.
Как к живому существу, обращаюсь к своему МиГу; «Не подведи,
браток, не подведи!». И круто набираю высоту. Вот уже чётко видны
очертания немецкого самолёта. Мощная двухмоторная машина. Сбить
её оказалось непросто. Израсходовал почти весь боезапас, а вражина
продолжает удаляться в наш тыл. Приближаюсь вплотную. Немецкий
стрелок бьёт по мне из пулемёта. К счастью, промахивается. Я тут же
бью по врагу последним оставшимся из шести реактивных снарядов.
Даю длинную очередь из пулемёта. Смотрю, задымился фашист. По¬
том, вижу, он заваливается на левое крыло и начинает резко падать.
Теперь я кружу вверху, чтобы окончательно убедиться, что развед¬
чик сбит. Увлёкся на радостях. А горючее-то на исходе. На аэродром!
Срочно! Но как ни старался дотянуть до аэродрома, не вышло. При¬
землился чудом на поляне, покрытой толстым слоем снега. В сугроб
уткнулся. Это и спасло меня. Такие вот чудеса на войне случаются. А
то и куда круче бывало.
Кстати, тот самолёт-разведчик упал неподалёку от штаба фронта.
А у немецких лётчиков, выбросившихся с парашютом, были изъяты
ценные документы. Меня тогда наградили орденом Александра Не¬
вского.
В боях на Орловско-Курской дуге мы уже прочно обрели господ¬
ство в воздухе. Опыта прибавилось, да и техника стала более совер¬
168

шенной. Правда, место погибавших наших опытных лётчиков (на вой¬
не потерь не избежать) порой занимали новички, подготовка которых,
увы, оставляла желать лучшего. Но и они, как в известном фильме «В
бой идут одни «старики», быстро мужали, всё увереннее чувствовали
себя в небе.
Однажды мы с молодым лётчиком Сергеем Нелипо вылетели на
перехват немецкого самолёта-разведчика. После того боя, о котором
рассказано выше, мне всякий раз давали задание на перехват этих
воздушных разведчиков.
Так вот, поднялись мы где-то до семи километров. И вдруг вместо
самолёта-разведчика встречаем вырвавшуюся из-за тучки группу
«фокке-вульфов». Почти в упор. Здесь дорого каждое мгновение. Кто
опередит, тот и выиграет. У меня реакция оказалась лучше, чем у
немецкого лётчика. Первой же очередью я сбил ведущего. Но это ещё
не значило, что мы выиграли бой. Немцы наседают. Истребитель Не¬
липо подбит. Я не имею прикрытия сзади. Казалось, положение без¬
выходное. «Фокке-вульф» уже нацеливается на меня с хвоста. Тогда
я на предельной скорости устремляюсь вертикально с разворотом вверх.
Трасса пуль проносится снизу. Упусти какой-то миг, и противник
прошил бы меня как пить дать. Но я этот миг не упустил. Оказавшись
наверху, быстро оценил обстановку. На принятие решения понадоби¬
лось несколько секунд. Бросаю машину вниз. И буквально в упор рас¬
стреливаю фашиста.
Должен сказать, что немецкие лётчики, хорошо владея тактикой
боя, всё же уступали нам в таком важном качестве, как решительность,
готовность идти на таран. Слишком уж они своей жизнью дорожили.
Когда я сбил второго геринговского аса, ко мне подоспела помощь.
Немцы, утратив численное преимущество, уклонились от боя.
В том бою я сбил пятнадцатый и шестнадцатый самолёты по счёту.
Вскоре мне было присвоено звание Героя Советского Союза.
Вспоминаю ещё один победный для нас бой. Он был несколько
раньше того, о котором я рассказал выше.
...Ранним утром, когда ещё и не рассвело толком, на горизонте
появилась плотная армада «юнкерсов», летевшая на Щигры. И что
характерно, без сопровождения истребителей. Это же сущее безумие!
На что рассчитывают — непонятно. Как бы то ни было, взлетаю пер¬
вым. За мной — весь полк Я сбил головного. А потом началась бойня.
Мы расправились с немцами, как говорится, в одно мгновение. Двад¬
цать два «юнкерса» превратились в обломки. Мы же обошлись без
потерь. Такое на войне случается крайне редко.
Когда бой закончился, спустившихся на парашютах немцев взяли
в плен. Оказалось, я сбил самого командира группы. Один из пленных
169

лётчиков рассказал, что этот авантюрный вылет был как бы подарком
для немецких семей — этих лётчиков отправляли из Орла в Герма¬
нию. Похоже, что они приняли решение разбомбить Щигры в солид¬
ном подпитии. Невероятно, но факт. Но на войне невероятности могут
встретиться на каждом шагу.
Если обо всём, что было за четыре года, рассказывать, то это очень
много времени займёт.
Война запомнилась и одним очень тяжёлым для меня событием.
Случилось это весной сорок четвёртого. Наши войска вели успеш¬
ное наступление. Уже освобождена большая часть Украины, в том
числе Запорожская область. Наступило временное затишье.
Тогда, после окончания курсов высшего пилотажа и воздушного
боя в Люберцах, я занимал должность инспектора по выпуску моло¬
дых лётчиков. Прибыл, помню, в полк, дислоцировавшийся в Днепро¬
петровске. А это совсем недалеко от моих мест. Уж так захотелось
побывать там, что передать невозможно. Ведь столько месяцев не было
никаких вестей от родичей. Не знал, что с ними, живы ли они? Ну как
тут было не воспользоваться удобным случаем! В общем, сел я на
малютку По-2 — и прямиком в Васильковские. Приземлился в огоро¬
де рядом с моим домом. Ещё когда снижался, бросилось в глаза, что у
хат на улице только одни женщины. Даже стариков почти никого. Ну,
два-три на всё село. Среди них оказался и мой отец. Он и поведал мне
страшную историю.
...Наши войска, как я уже сказал, наступали успешно. Даже слиш¬
ком быстро. Образовался этакий вакуум между первым и вторым эше¬
лонами наступающих. Этим и воспользовались фашисты. Откуда они
взялись, никто не знал. То ли десант, то ли группа, выходящая из
окружения. Словом, ворвались они в село. Жителей защищать некому.
Согнали на главную улицу села всё мужское население, даже мало¬
летних пацанов. Повели к яру расстреливать. Мой отец шёл в конце
этой скорбной колонны. Немец то и дело подгонял его, толкая в спину
прикладом автомата. Вдруг в первых рядах обречённых произошла
какая-то заминка. Немец отвлёкся. А отец, воспользовавшись момен¬
том, уполз в посадки. Так и спасся. Остальных мужчин, даже мальчи¬
шек, всего 86 человек, расстреляли. В числе расстрелянных оказался
и мой брат Михаил. Он после тяжёлого ранения только что вернулся
в родное село. Узнал я и о том, что мой младший брат Николай погиб
в Севастополе. До чего же тяжко было мне видеть убитых горем род¬
ных и близких, слов нет.
Мой отец ещё с первой мировой войны носил пулю в колене. Но,
обладая крепким здоровьем, прожил до ста лет. Когда я улетал из
родного села, отец пожелал мне удачи.
170

и я продолжал воевать.
Несколько сожалею, что не довелось бить фашиста в небе над Бер¬
лином. Но уж кому что назначено...
Весть о Победе встретил в Восточной Пруссии. Какое это было
торжество! Невозможно выразить никакими словами. Помню, коман¬
дир дивизии Михаил Куреш собрал всех лётчиков в столовой. Накры¬
ли стол.
— За нашу Победу! — был первый тост командира.
И в первый раз за войну я выпил полный бокал коньяка.
В послевоенные годы продолжал службу в авиации. Последняя
должность была — заместитель командующего армией ПВО.
За плечами поистине большая жизнь. И я рад, что внёс посильный
вклад в нашу Победу.
Сегодня, с высоты прожитых лет, внимательно смотрю на всё, что
происходит вокруг. И, честно говоря, многим разочарован. Обиднее
всего, что в нашем обществе идеология потребления взяла верх над
идеологией созидания. Нет, я не из тех, кто брюзжит по тому или
иному поводу. Просто реально смотрю на вещи. До боли обидно видеть
и слышать, как многие юноши любыми путями стремятся «закосить»
(какое поганое слово!) от службы. И неким геройством это считают.
Как говорится, всё ставят с ног на голову.
И всё-таки я остаюсь убеждённым, неисправимым оптимистом. Верю,
что всё образуется. Добро всегда брало верх над злом, точно так же,
как мы взяли верх над фашизмом.
171

Павел Шубин
Нет.
Не до седин.
Не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той вон канавы
Полмига, попшага прожить;
Прижаться к земле
И в пазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.
Мне б только
Вот эту гранату,
Зпорадно поставив на взвод,
Всадить ее.
Врезать, как надо,
В четырежды прокпятый дзот.
Чтоб стапо в нем пусто и тихо.
Чтоб пылью осел он в траву!
...Прожить бы мне эти попмига,
А там и сто пет проживу!
172

Аркадий Кривошапкин
Кривоишпкин Аркадий Алексеевич родился 30 октября
1921 года в селе Ворончиха Котласского района
Архангельской области в семье крестьянина. В армии с
1940 года. Окончил ускоренные курсы Томского
артиллерийского училища.
Войну начал командиром огневого взвода 857-го
артиллерийского полка.
Старший лейтенант Кривошапкин особо отличился
при форсировании Дуная южнее Будапешта: в ночь на 5
декабря 1944 г. с тремя солдатами переправился на
противоположный берег реки и разведал огневые точки
противника, которые были подавлены огнем нашей
артиллерии. Лично уничтожил гранатами несколько
пулеметных расчетов врага.
Звание Героя Советского Союза присвоена 23 апреля 1944
года.
После войны окончил Одесский институт инженеров
морского флота. Долгое время трудился в Балтийском
морском пароходстве. Живет в Санкт-Петербурге.
Награждён орденами Ленина, Красного Знамени,
Отечественной войны I степени. Красной Звезды,
медалями.
173

ДУНАЙ, ДУНАЙ, А НУ, УЗНАЙ...
У каждого есть своя малая родина: село, родина, район, об¬
ласть... И любовь к этой родине человек проносит через всю
жизнь, куда бы ни забрасывали его дороги судьбы.
У меня (так уж получилось) как бы две малые родины. Детство
провел в тихой архангельской деревушке, юные годы — на Алтае. То
и другое мне одинаково дорого.
Но в годы войны я, как и любой солдат, офицер, генерал, прежде
всего думал о спасении нашей великой Родины. Пусть не покажутся
никому мои слова какими-то заказными штампами. Говорю искренне,
от всего сердца. Говорю как думаю.
Как я уже сказал, моя юность прошла на Алтае. Чудесный край!
Березовые рощи, кедровники, изумрудные горные речушки. А «Чуйс-
кий тракт до монгольской границы»? Все это теплом наполняло мою душу.
Но лирика лирикой, а пора было подумать о своем жизненном пути.
После окончания десятилетки я поступил в Томский электромехани¬
ческий институт инженеров железнодорожного транспорта. К техни¬
ке меня тянуло с малых лет.
Проучился всего один семестр, и меня призывали в армию. Нача¬
лась финская кампания. В феврале сорокового, по окончании курса
молодого бойца принял военную присягу. Планировал после службы
вернуться в институт. Но тут из бывших студентов сформировали
учебную артиллерийскую батарею, которую перевели в Славгород,
что на Алтае.
Нам тогда сказали, что после двух лет службы присвоят коман¬
дирские звания. Разумеется, тем, кто изъявит желание остаться на
службе.
174

Дальше была учеба на артиллерийских курсах в Томске. Таким
было мое (как бы поточнее сказать...) довоенное предисловие.
Весть о войне встретил в летнем лагере под Омском. Командование
тогда решило первую учебную батарею вернуть в Томск, а вторую
готовить к отправке на фронт. Я числился во второй батарее. До сен¬
тября мы еще продолжали заниматься в лагере.
Потом нам присвоили звание младших лейтенантов, и под звуки
духового оркестра мы заняли места в воинском зшелоне, отправляв¬
шемся на запад.
О войне имели весьма приблизительное представление. Конечно
же, у каждого был победный настрой. А как же иначе! Тому нас учи¬
ли. И это было правильно, иначе б мы не стали победителями в той
ужасной войне.
...Так вот, меня определили в одну из вновь сформированных си¬
бирских дивизий командиром взвода 76-миллиметровых пушек. Не¬
которое время мы находились во втором эшелоне и участия в боевых
действиях не принимали. Досадно было видеть, как провозили мимо
нас раненых в тыл.
Боевое крещение (как это модно говорить) я получил, когда наши
войска под Москвой, отбив натиск фашистов, перешли в контрнаступ¬
ление.
Хорошо помню, зто было 29 декабря. Наши части преследовали
отступавшего противника. Но вот на одном из участков немцам уда¬
лось закрепиться. Матушка-пехота залегла. Нашей батарее была по¬
ставлена задача подавить огневые точки врага. Быстро выдвинулись
на огневую позицию, откуда могли бить прямой наводкой. Немцы тоже
не дремали. Вот тут-то и началась настоящая артиллерийская дуэль.
Мы по ним бьём, они — по нам. Не знаю, каковы были потери у про-
гивника, но у нас вышла из строя почти половина личного состава. В
ходе той дузли погиб командир батареи. Мне ничего другого не оста¬
валось, как руководить огнем уцелевших орудий.
Вдруг почувствовал резкий удар в правое плечо. Рука стала беспо¬
мощной. Санитар разрезал шинель, наскоро перевязал осколочную рану.
Меня санитары хотели положить в носилки, чтобы перенести на опушку
леса. «Сам дойду», — говорю им. Но куда там, в глазах темнеть нача¬
ло. И в это время прибегает посыльный от командира дивизиона.
— Товарищ младший лейтенант, — обращается он ко мне, — вам
приказано принять батарею.
— Какую батарею? — закричали на него санитары. — Не видишь,
что ли, младший лейтенант ранен!
Меня из медсанбата перевели в Ярославский военный госпиталь.
То и дело терзался мыслью; как же так — первый бой, и я выбываю
175

из строя. Дикая несправедливость. Неужели всё, неужели больше не
придется участвовать в изгнании врага с нашей земли?
Но мои опасения оказались напрасными. Уже через месяц (спасибо
врачам) я посчитал себя годным для отправки на фронт. Правда, на
комиссии сомневались в этом. Помню, начальник госпиталя спросил:
— Считаешь, что можешь уже воевать?
—- Могу! — бодро ответил я.
— Вообще-то стоило бы тебе еще недельку побыть у нас.
— Нельзя, — говорю. — На батарее ждут меня.
Только не суждено мне было вернуться в свою батарею. Определи¬
ли в 84-ю морскую бригаду командиром взвода уже полюбившихся
мне 76-миллиметровых пушек. Они были удобны в обслуживании,
довольно легкие и обладали немалой убойной силой.
Бригада в составе 1-й ударной армии вела тяжелые бои на Валдае,
где была окружена крупная группировка немецких войск. Противник
предпринимал все усилия, чтобы высвободить ее. С этой целью посто¬
янно наносил бомбовые удары по нашим позициям. Это была какая-то
жуткая молотьба. Займём, бывало, удобную позицию на лесной опуш¬
ке, и тут же очередной налет. От леса остаются лишь искореженные
взрывами деревья да пни.
Однажды, помню, бомба упала совсем рядом. Меня подбросило
взрывной волной. Большое или малое расстояние пролетел, естественно,
не знаю. Через какое-то время пришел в себя. «Жив или нет?» —
подумалось первым делом. Потом, словно на автопилоте, пошагал в
землянку. Голова буквально раскалывается. Солдаты что-то мне гово¬
рят — не слышу. К счастью, контузия вскоре прошла, и дело до мед¬
санбата не дошло.
К концу марта от нашей батареи почти ничего не осталось. Орудия
разбитьь Оставшихся в жршых солдат направили в другие подразделения.
Такими вот выдались для меня первые месяцы фронтовой жизни.
Ничего героического, все больше утраты. Слава Богу, что жив остался.
Потом был Кавказ. Сначала прибыли в Астрахань. Здесь погрузи¬
ли нас на баржи. Привезли в Махачкалу. Оттуда ускоренным мар¬
шем — к Гудермесу. У горного села Эльхотово заняли оборону. Была
поставлена задача не пропустить противника к Главному Кавказско¬
му хребту. А Эльхотово представляло собой ворота в стратегическом
толковании этого слова.
Все лето, осень, вплоть до нового, сорок третьего года мы держали
здесь активную оборону.
Я по-прежнему командовал огневым взводом. А что значит актив¬
ная оборона? Мы через разные промежутки времени, пользуясь ноч¬
ной темнотой (а на Кавказе она густая, непроницаемая), выкатывали
176

орудия на прямую наводку и с рассветом задавали шороху противни¬
ку. И тут же в укрытие.
Так продолжалось все время, пока мы стерегли те самые ворота в
Эльхотово. С нетерпением ждали часа, когда перейдём в наступление.
И этот час настал. Счастливый час для каждого бойца.
Разве можно забыть, как встречали нас жители города Прохлад¬
ный, когда мы выбили оттуда немцев. Это был поистине праздник и
для самих жителей города и для нас. Угощали солдат, чем только
могли, делились последним, что не успели отобрать завоеватели.
А немцы цеплялись буквально за каждый метр земли, и почти
каждый день был отмечен кровопролитным боем. Особенно жарким
стало сражение за Невинномысск. Пехота пошла в атаку. Но через
какое-то время была вынуждена залечь под минометным обстрелом
противника. Фашисты этим воспользовались, сами перешли в контра¬
таку. Создалось критическое положение.
Командир батареи в это время находился на наблюдательном пун¬
кте, куда связисты протянули телефонный провод. Я — у орудий.
Звоню комбату:
— Разреши выдвинуть орудия на прямую наводку.
Он колебался секунду-другую. Потом сорвавшимся голосом ско¬
мандовал:
— Действуй, лейтенант!
Орудия наши были на конной тяге. И вот мы галопом понеслись к
месту, где залегли наши пехотинцы. Немцы, похоже, опешили, видя
столь необычное зрелище. Даже огонь прекратили на какое-то время.
Опомнились, когда мы на полном ходу развернули орудия и ударили
по их пехотинцам. Теперь уж фрицы залегли, а наша пехота под гром¬
кое «Ура» сделала победный бросок, что позволило занять окраину
Невинномысска.
За нашими действиями наблюдал с водонапорной башни командир
армейского корпуса. После боя он поинтересовался у командира ди¬
визиона капитана Пилипчука:
— Кто командовал теми отважными артиллеристами?
— Лейтенант Кривошапкин, — ответил Пилипчук.
— Представьте к ордену Красного Знамени.
Что и выполнено было без промедления. Кстати, Пилипчук сам
был обладателем этого ордена еще за финскую кампанию. К сожале¬
нию, он погиб уже незадолго до победы в звании подполковника. Жаль,
очень хороший был человек. А сколько их, замечательных людей, унесла
та война, будь она проклята.
...Меня назначили командиром батареи. Только недолго я пребывал
в зтой должности. Случилось «ЧП», связанное с гибелью человека.
177

Меня посчитали виновным, хотя и никакой вины за мной не значи¬
лось. Но ведь надо же кому-то играть роль «стрелочника». Короче, с
батареи сняли, назначили командиром взвода управления. А ото зна¬
чило, что теперь моё место — в пехотных порядках с задачей коррек¬
тировать огонь орудий. Словом, к противнику приблизили. Опасно, но
ведь кто-то должен быть на зтом месте.
Немцев с Кавказа мы согнали. Но они крепко держались за Ку¬
бань. Мне привелось выдержать это противостояние в кубанских плав¬
нях. Прямо скажу, невелико это было удовольствие. Постоянно в воде,
среди камыша. Ноги прели, голову мутило от испарений. Зато полно
было рыбы. Она всплывала после бомбежек и артиллерийских нале¬
тов. Бери — не хочу! Сколько угодно. Выбирали, конечно, самую све¬
жую, самую лучшую. Проблемно было устроиться на ночлег. Посту¬
пали так. Сооружали из камыша толстые подстилки. Связывали опять
же камышинами. Казалось, такая подстилка и танк на себе выдержит.
А уляжешься на нее, и часа через два-три вода снизу просачивается.
Но ничего, терпели. Зато, прогнав немцев через Кубань, обратно их не
пропустили.
Тем временем 84-я бригада морской пехоты была расформирова¬
на, поскольку морских пехотинцев, как таковых, в ней уже не оста¬
лось. Оставшийся личный состав влился в 316-ю гвардейскую стрел¬
ковую дивизию.
Кубанская эпопея, если так можно выразиться, закончилась для
меня под Темрюком. Потом нас направили под Киев, который был
освобожден в ноябре сорок третьего.
Теперь мы все увереннее продвигались на Запад. Я прошел с боя¬
ми через всю Украину, часть Польши, Чехословакии, Румынии, Вен¬
грии. Уж сколько раз, казалось, должен был погибнуть. Часто оскол¬
ки и пули задевали мою шинель, обжигали кожу, но какое-то чудо
спасало меня.
Когда наша 316-я гвардейская дивизия (она, кстати, была преем¬
ницей номера. Красных знамен и славных традиций дивизии генера¬
ла Панфилова) подошла к Дунаю вблизи Будапешта, я был в звании
старшего лейтенанта, командовал разведчиками артиллерийского ди¬
визиона.
Закрепились на правом, высоком, берегу реки. Операция по фор¬
сированию Дуная была назначена в ночь с 4 на 5 декабря 1944 года.
Дунай... Сколько песен про него сложено. Он действительно кра¬
сив, величествен. Но в ту ночь иначе как капризным его нельзя было
называть. Выпавшие в верховьях реки дожди катастрофически
повысили его уровень, что создавало дополнительные трудности в
преодолении водного рубежа.
178

Из штаба дивизии поступил приказ: «Десантному эшелону отва¬
лить от берега в 22.00».
Стояла тихая, ясная ночь. Такие редко здесь бывают зимой. Чаще
всего туманы висят. А сейчас, будто назло, высоко в небе выплыл
полукруг луны.
Такая погода мало устраивала нас. Но приказ получен. Время при¬
ближалось к назначенному сроку. Десантным эшелоном дивизии ко¬
мандовал капитан Моженко. Я со своими разведчиком и радистом был
в составе этой группы. Нам предстояло засечь огневые точки против¬
ника, передать их координаты на командный пункт артиллерийского
дивизиона.
Ровно в 22.00 десантный эшелон на плавсредствах отчалил от бе¬
рега. Я вместе со своими бойцами плыл на мотоботе. Как и все, гребли
веслами, не включая двигатель.
Тихо было над Дунаем. Я еще подумал тогда; «Вот в такой тишине
и доплыть бы нам до противоположного берега». Но еще и фарватера
не достигли, как со стороны немецких позиций в небо взвилась осве¬
тительная ракета. За ней вторая, третья, потом целый рой. Ожил вра¬
жеский берег. Нам навстречу метнулись трассы огня. Ударили ору¬
дия, минометы. Вода в Дунае клокотала, словно в кипящем котле.
В таких случаях малейшее промедление ведет к гибели. Моженко
скомандовал: «Заводи моторы!». Дали полный газ и устремились к
берегу. Это позволило большинству из десантного эшелона уцелеть.
На нашем пути встретилось препятствие: мелководье перед левым
берегом Дуная оказалось сплошь в камышовых зарослях. Сухие, лом¬
кие стебли камыша мешали нам приблизиться к суше. Мы прыгали в
студеную воду и выбирались на берег. Не всем, к сожалению, зто уда¬
лось, не всем...
Выбравшись из камыша, я быстро сориентировался, засёк огневые
точки противника, и передал их расположение на командный пункт
дивизиона. Наши артиллеристы открыли точный огонь на поражение.
Это позволило начать переправу основным силам полка. Десантному
же зшелону еще предстояло отражать яростную атаку немцев, пы¬
тавшихся сбросить нас в Дунай. Мы выстояли. Под прикрытием ар¬
тиллерии сами кинулись на врага. Схватились врукопашную. Начали
теснить фрицев. Вот уже ворвались в траншею. В этой обстановке все
мы действовали плечом к плечу. Мне удалось гранатами уничтожить
несколько пулеметных расчетов противника.
Возвращаясь памятью к тому эпизоду, все никак не могу понять:
почему порой меньшими силами можно одолеть большие силы? Ведь
десантная группа Моженко значительно уступала по численности
немцам, окопавшимся на дунайском берегу. То ли ярость нам силы
179

удесятеряла, то ли немцы были уже не le, которых мы знали в пер¬
вые месяцы войны. Но факт остается фактом: до высадки на берег
основных сил полка мы очистили до полутора километров вражеских
траншей. Даже десяток пленных захватили.
Бой закончился. Мы с капитаном Моженко были рядом. Обнялись
по-братски.
— Лихо действовал, артиллерия! — тиская меня, хриплым голо¬
сом проговорил капитан.
— Да и ты лихо, пехота! — в тон ему ответил я.
Полк занял обширный плацдарм. А все бойцы десантного эшело¬
на, как нас тогда назвали, были представлены к правительственным
наградам. Часть из них — посмертно. В числе особо отличившихся я
был представлен к званию Героя Советского Союза.
Кстати, в одном из последующих боев я тоже мог стать тем, кого
награждают посмертно. Это было уже после взятия Будапешта. Хоть
и отступали немцы, но на отдельных участках они дрались фанатич¬
но, с отчаянием обреченных.
...Я все так же командовал разведчиками артиллерийского дивизи¬
она, то есть находился ближе к противнику. Так уж получилось од¬
нажды, что меня с радистом окружили. Положение безвыходное. Сда¬
ваться в плен мы были не намерены. Вызываю огонь на себя. Мне в
ответ по рации: «Что делаешь?!». Я снова: «Огонь по квадрату!..».
Удивительное дело: свои снаряды часто щадили нас. Это много раз
происходило на войне. Тут, видимо, есть что-то загадочное, еще не
познанное человеческим разумом. Ну, так вот, на нас обрушился шквал
родного огня. Меня засыпало землей. И хоронить не надо. Какое-то
время находился без сознания. Когда пришел в себя, начал потихонь¬
ку выкарабкиваться наружу. Выбрался. Вижу — черный дым мед¬
ленно оседает на землю. В нескольких шагах выбирается на свет Бо¬
жий мой радист. А где немцы? Их мы не видим. То ли убиты, то ли
убрались восвояси, пока мы были под землей. Радист (фамилию его не
помню) смотрит на меня безумными глазами, что-то пытается ска¬
зать, шевелит беззвучно губами. «Да живы мы! Живы!» — кричу сол¬
дату. «Правда, товарищ старший лейтенант?» — наконец произносит
он членораздельно. «Правда!» — говорю в ответ.
Действительно, трудно было поверить, что мы живы.
Уж как мечтал я встретить нашу Победу в боевом строю! Да и кто
из фронтовиков не мечтал об этом. Особенно тогда, когда до нее оста¬
валось все меньше и меньше дней.
Не сбылась моя мечта. На венгерской же земле, где я удостоился
геройского звания, получил и ранение, которое поставило точку в моей
фронтовой биографии. Ранение нельзя было считать тяжелым, но для
180

боя я стал уже непригоден. Меня решили отправить в тыл. Проводы в
дивизионе и в полку были душевными, теплыми. Я как бы виноватым
себя чувствовал, покидая боевых друзей. Говорил подчас что-то не¬
внятное. А мне ребята желали одного — скорее поправиться да вер¬
нуться к ним. Сменивший меня лейтенант, зная мой путь на войне, на
прощанье сказал:
— Героя ты выстрадал, Аркадий. — Потом добавил: — И заслужил.
Сначала меня переправили в Будапешт. Потом на машине в Ру¬
мынский город Констанцу. Проезжали территории Югославии. Сде¬
лали остановку в населенном пункте Субботице. Каким-то образом
местным властям стало известно, что в остановившейся машине нахо¬
дится Герой Советского Союза. Наш дальнейший путь преградил шлаг¬
баум. Подошла делегация с букетами цветов. Сколько было тепла в
глазах, в речах братьев-славян, никакими словами не выразишь.
Мы уже хотели продолжить свой путь, как нас окружила группа
солидных, бородатых мужчин с волевыми, загорелыми лицами.
— Мы партизаны, — заговорил высокий, средних лет мужчина на
приличном русском языке. — Очень просим вас посетить наш лагерь.
Вот это поворот! Что делать? А мужчина для убедительности до¬
бавил:
— Это будет для нас самая желанная встреча. Соглашайтесь.
Пришлось уступить. И я ничуть не жалею об этом. В лагере мы
гостили два дня. Уж как нас там принимали! Сколько было искренней
сердечности, доброты! Наверное, от этого и рана моя стала заживать
быстрее.
В начале мая мы прибыли в Констанцу. Пробыли там несколько
дней. Здесь я и услышал весть о Победе. Потом — пароходом в Одес¬
су. Здесь мне сделали операцию. Врачи заверили, что никаких по¬
следствий от ранения не будет, рука восстановится полностью. Так
оно и вышло. Правда, для этого потребовался не один год.
Побывав после Одессы в Москве, я отправился в Бийск. Четыре
года матери не видел. О том, как был встречен, нет необходимости
рассказывать. Это были самые радостные мгновения в моей жизни. В
Бийске стояла воинская часть. Поскольку я ещё числился военным,
пошел представиться ее командиру, подполковнику. Он с подчеркну¬
тым вниманием отнесся ко мне. Звезда Героя тогда много значила.
— Будете служить, товарищ старший лейтенант? — поинтересо¬
вался он. — У вас хорошие перспективы офицерского роста.
Не готовый к ответу, я пожал плечами, да, видно, слишком резко и
почувствовал боль. Лицо исказила гримаса. И тут ответ пришел сам
по себе;
— Да какой из меня офицер, когда рукой трудно двигать. Не судьба.
181

Мы тогда хорошо поняли друг друга. Подполковник пожелал мне
успехов на гражданском поприще.
— Верю, что у вас всё хорошо образуется, — сказал он, пожимая
мне руку.
Впрочем, на судьбу мне жаловаться нет повода. Оформив увольне¬
ние в запас и отдохнув у матери, поехал в Одессу, поступил в инсти¬
тут инженеров морского флота. Окончив его, более сорока лет тру¬
дился в Балтийском морском пароходстве. Занимал высокие должности
Достигнув пенсионного возраста, продолжал работать. На отдых ушел,
когда исполнилось семьдесят лет. Собственно, как таковой отдых, то
есть безделье, я не приемлю до сих пор. Продолжаю выступать пе¬
ред учащимися школ, лицеев, профессионально-технических учи¬
лищ. Это неправда, что, дескать, молодежь плохо относится к ветера¬
нам. Все зависит от тебя самого, от того, с чем идешь к молодежи.
А главное в жизни, по моему личному убеждению, быть оптимис¬
том, не опускать рук, когда возникают проблемы и трудности. Любой
нормальный человек — хозяин своей судьбы, кузнец собственного
счастья. Но счастья и благополучия не за счет кого-то.
Я счастлив тем, что всего добился своим трудом, своей энергией.
Воевал, учился, работал, живу нормальной семейной жизнью. Недав¬
но мы с Полиной Яковлевной отметили пятьдесят четвертую годов¬
щину супружества.
Сегодня больше всего хочу, чтобы те, кто приходит нам на смену,
так же горячо любили Родину, гордились ею, защищали её, как мы,
ветераны Великой Отечественной.
182

Георгий Кравцов
Кравцов Георгий Константинович родился 18 февраля
1925 года в тюсёлке Снагостъ Кореневского района Курской
области, В Вооруженных Силах с марта 1943 года, на
фронтах Великой Отечественной войны с апреля 1943
года по май 1945 года в должности наводчика командира
миномётного расчета. Участник Парада Победы в
Москве 24 июня 1945 года. В 1951 году окончил Горьковское
военно-политическое учшшще. Проходил службу в Группе
советских войск в Германии, в Закавказском и
Ленинградском военных округах. В настоящее время
работает начальником музея Военного артиллерийского
университета. Полный кавалер ордена Славы. Полковник
в отставке.
183

эхо КАРПАТСКИХ ГОР
Наверное, кто-то не поверит, но полным кавалером ордена Сла¬
вы я стал спустя 22 года после окончания Великой Отече¬
ственной войны. И я даже не поверил поначалу — сколько времени
прошло! А тут в 1967 году приходит мне из Лужского райвоенкомата
стандартная повестка: явиться тогда-то, иметь при себе паспорт и
военный билет, в случае неявки такая-то ответственность. Словом, стан¬
дартная. Чудно — я ведь офицер, служу.
Докладываю непосредственному начальнику полковнику Дмитрию
Макогону: так и так — вызывают. А он: «Это скорее всего ошибка
Нечего ездить, лучше позвони». Звоню, высказываю недоумение - ведь
не призывник или запасник, чтобы по повестке в военкомат меня дёр¬
гать, от службы отрывать. Передо мной tjt же в извинениях рассыпа¬
ются — не ту форму делопроизводитель заполнил. Но повод со мной
пообщаться, оказывается, имеется. «Вас, товарищ Кравцов, награды
еще с войны дожидаются: орден Славы и медаль «За отвагу». Навер¬
няка, говорю, ошибка произошла: и ордена Славы, и две медали «За
отвагу» у меня уже есть. Но никакой ошибки: указ о награждении
орденом Славы I степени был подписан 29 июня 1945 года. Да и третья
медаль «За отвагу» ищет меня с октября 1944 года. Так что почти
спустя четверть века война вновь напомнила о себе. Впрочем, лучше
обо всём по порядку.
Согласно году рождения — я из последнего фронтового призыва.
После совершеннолетия не прошло и месяца, как был призван в ар¬
мию. Точнее, сам напросился. Благо как раз в марте 1943 года освобо¬
дили наш Кореневский район Курской области от фашистов. Насмот¬
релся на них, да и память они о себе чёрную оставили — половину
184

села, отступая, сожгли. На фронт рвался — было за что мстить. К
тому ж и отец с самого начала войны был на фронте. Какова его судь¬
ба? Может, свидимся на войне? Забегая вперёд, скажу, что, несмотря
на полученное тяжёлое ранение в августе 1943 года в боях под Орлом
и списание со строевой службы, отец, Константин Акимович, до 1946
года оставался в армии.
А тогда, в марте 1943 года, мы, четвёрка друзей: кроме меня —
Володя Киреев, Василий Карякин и Семен Ступаков, пришли в штаб
освобождавшей наши места части с просьбой зачислить нас в армию.
Через три дня мы уже были в строю.
Меня направили на учебу к минометчикам. «Университеты» окан¬
чивал прямо на передовой. Ну а так как до войны успел окончить 8
классов, то меня командир батареи 82-мм миномётов старший лейте¬
нант Цимбал назначил на должность наводчика. Дескать, с образова¬
нием — разберёшься, не боги горшки обжигают.
Боевое крещение принял в родных местах в битве на Курской дуге.
С 5 июля по 5 августа наша 237-я стрелковая дивизия участвовал в
оборонительных боях. Враг в то время был очень силен, надеялся пе¬
реломить ситуацию и решить исход войны в свою пользу
В 3 часа ночи нанесли по противнику артиллерийский удар, чем
заметно ослабили его потенциал. Но все равно гитлеровцы в 5.30 по¬
шли в наступление — другого выхода, наверное, и не было.
Хорошо помню «психическую» атаку немцев под Краснопольем.
Разведчики заранее предупредили: человек пятьсот, пьяные, с зака¬
танными по локоть рукавами, песни горланят. Пехотинцы цепью за¬
легли, пулеметная рота выбрала позиции. А мы, миномётчики, в мет¬
рах пятидесяти за ними. Минометы разобрали, чтобы не демаскировали.
Ждем: как только под пулеметным огнем повернут обратно — тогда в
дело вступим. Жуткое зрелище, особенно для меня, еще не побывав¬
шего в настоящих фронтовых переделках. Но никто из гитлеровцев не
ушёл. Да и мудрено уйти; пшеница на том поле росла — её как косой
убрали. Такой плотный огонь был.
Потом пришлось отражать контратаки в районе Капустинцы —
Свиридовка — Михайловка. Огонь из миномётов приходилось вести
почти без передышки, днём и ночью в течение двух суток. Оно и по¬
нятно — решающий был момент, колебалась чаша весов: кто кого. За
те оборонительные бои и получил первую награду - медаль «За отва¬
гу». Весь расчёт был награжден.
В сентябре 1943 года, когда подошли к Днепру, стал сержантом,
был назначен командиром расчета. На войне мужаешь быстро. Коль
остался цел в первых боях, то, значит, опыта на будущее набрался,
больше шансов выжить.
185

Вообще наш 838-й стрелковый полк, с которым довелось пройти до
конца войны, то и дело бросали в прорыв. Сначала Воронежский, по¬
том 1-й Украинский, затем 4-й Украинский фронты. То есть, были
всего лишь небольшие паузы между боями, а так всё время на передо¬
вой. Естественно, какие-то эпизоды запомнились больше, какие-то со
временем стерлись из памяти. Все время на запад, к победе.
18 сентября штурмом овладели городом Пирятин. Наша 237-я стрел¬
ковая дивизия получила почетное наименование Пирятинская. Впос¬
ледствии на её Боевом Знамени появились ордена Красного Знамени,
Суворова и Богдана Хмельницкого II степени. Подсчитали и чисто
боевой стаж с июля 1942 года до конца войны. Оказалось, что в насту¬
пательных боях дивизия провела 456 дней, в оборонительных — 415,
на марше без боя — 153, в резерве фронта — 11 дней. Вот такая ариф¬
метика — никакой передышки.
Лично пришлось убедиться в зверствах гитлеровцев на оккупиро¬
ванной Украине. Хотя о них, как человек, проживший на захваченной
территории полтора года, и прежде был не только наслышан — сам
видел, как устанавливается хваленый «немецкий порядок». Тот са¬
мый, где местному населению в лучшем случае отводилась роль ра¬
бов. Так вот, когда мы освободили небольшой городок Яготин, то в
местной школе обнаружили тела около 200 сожженных женщин. Там
же в одном из колодцев нашли трёх мёртвых детей. Разве зто люди?!
Тут уже никакой агитации не требовалось — все были полны реши¬
мости гнать врага с родной земли. Тем более, что у многих родствен¬
ники еще оставались на оккупированной врагом территории
21 сентября 1943 года дивизия вышла к Днепру неподалеку от
Киева. Разведчики нашего полка под командованием лейтенанта ШЬо'бенко
взяли языков из 68-й дивизии противника, и мы имели четкое представ¬
ление об обстановке. Кстати, нам при форсировании здорово помогли
местные жители, заготовив заранее часть переправочных средств.
Лично проверить готовность полка к форсированию прибыл ко¬
мандующий 40-й армией генерал-лейтенант К.С.Москаленко. Все по¬
нимали, какая трудная задача поставлена, какой ценой она может
быть выполнена. Конечно, командование предпринимало всё возмож¬
ное, чтобы снизить потери до минимума. К личному составу обратил¬
ся Военный совет Воронежского фронта; «Славные бойцы, сержанты
и офицеры! Перед вами родной Днепр. Вы слышите плеск его седых
волн. Там, на его западном берегу, — древний Киев, столица Украины.
Вы пришли сюда, на берег Днепра, через жаркие бои, под грохот ору¬
дий, сквозь пороховой дым. Вы прошли с боями сотни километров,
тяжелый, но славный путь... Слава вам, богатыри! Сегодня наш путь
через Днепр. Окиньте взглядом берег, что стоит перед вами. Там Киев,
186

украинская земля, там дети и жены, отцы и матери, братья и сестры.
Они ждут вас».
В ночь на 23 сентября на подручных средствах преодолели Днепр
и закрепились на противоположном берегу. Первым на самодельных
плотах переправился взвод старшины Ивана Образцова, ставшего Ге¬
роем Советского Союза. Фашисты в течение месяца пытались во что
бы то ни стало сбросить дивизию, а, значит, и наш батальон с плац¬
дарма. 27 — 29 сентября противнику удалось потеснить наши части.
Дивизия была вынуждена перебраться обратно, чтобы принять учас¬
тие в освобождении Киева. На захваченном плацдарме был оставлен
батальон нашего 838-го стрелкового полка, который должен быть от¬
тянуть на себя часть сил гитлеровцеа
Никогда не забуду безымянную высотку у села Юшки. Мины за¬
кончились, мы превратились в пехотинцев. Эту самую высотку при¬
шлось оборонять мне и рядовому Мингалеву. На двоих четыре автома¬
та и немецкая винтовка. Немцы со всех сторон. Расположили оружие
по кругу и при очередной попытке штурма вели из каждого огонь
поочередно, чтобы немцы не догадались о малочисленности «гарнизо¬
на». И так 6 — 7 атак в сутки. Но если немцы воюют «по плану»:
вовремя поедят, отдохнут, то нам нельзя было смыкать глаз всё время
в ожидании штурма.
Так семь дней и отбивались. Казалось, что конца не будет этому
бессменному дежурству. Но выстояли! Теперь порой даже не верит¬
ся — откуда только силы брались?
А вообще дивизия обороняла и постепенно расширяла плацдарм
чуть больше месяца, до 27 октября. Несмотря на тяжелейшую обста¬
новку того времени, даже в то время случались и смешные истории.
Так, спустя несколько недель окопной жизни, заели нас вши. В об¬
щем, когда стало невмоготу, санинструктор решила провести специ¬
альную обработку всей одежды. Достали двухсотлитровую бочку, внутрь
положили еще один металлический круг, в котором сделали дырки,
чтобы белье и обмундирование не пригорало при кипячении. И вот по
очереди расчёты снимали всё с себя, оставаясь только в обуви. По¬
нятно, что на всю процедуру требовалось время, пока содержимое
бочки «дойдет до кондиции», пока высохнет.
Всё, тем не менее, шло хорошо до тех пор, когда очередь не дошла
до моего расчёта. Сложили мы в бочку свои вещи, санинструктор при¬
ступила к кипячению, а мы в чем мать родила в блиндаж: и тепло, и
от чужих глаз подальше. Только зашли — артиллерийский налёт,
затем бомбардировщики появились. Санинструктор, естественно, тоже
к нам в блиндаж, дескать, стесняться нечего. Сидим, пережидаем всю
эту свистопляску наверху. Бог миловал — в блиндаж ни снаряд, ни
187

авиабомба не угодили. Правда, запах какой-то стал пробиваться: что-
то горит. Ну да мало ли что может гореть, когда такой ад вокруг.
Наконец, наступило затишье. Выходим мы из укрытия и видим,
что от обмундирования расчёта остался один пепел; бочка свалилась,
а она ведь прямо на большом костре стояла... Вот это номер! А в чем
же ходить? Ведь новую смену могут доставить только ночью вместе с
продовольствием — мы тогда питались раз в сутки, так как днём ни¬
чего не подвезти, а на передовой не до кулинарии. Пришлось «изуро¬
довать» вещмешки: проделали дырки для ног, привязали к поясу кое-
как. Вот в таких набедренных повязках и ждали темноты. Батарея
покатывалась от хохота, глядя на нас. Туземцы, да и только! А нам не
до смеха: в октябре на Украине не жарко. К тому же — вдруг атака
или ещё какой приказ! Зато ночью приодели нас и о ЧП тоже вспоми¬
нали с улыбкой.
6 ноября освободили Киев. Затем очень жестокие бои велись в рай¬
оне Жмеринки. Немцы постоянно контратаковали наши войска при
поддержке тяжелых танков. Задача миномётчиков состояла в том, чтобы
отсечь пехоту. Дальше вступала в бой артиллерия, которая и уничто¬
жала эти бронированные махины. Несколько раз Жмеринка перехо¬
дила из рук в руки, пока, наконец, 20 марта 1944 года не бьша оконча¬
тельно освобождена.
Особая страница в моей фронтовой биографии — Днестр. Апрель
1944 года, бои идут близ Каменец-Подольского. Река петляет, неясно,
где свой берег, где чужой. А тут ещё половодье.
Залегли в одной из излучин. С трёх сторон вода. Обстановка непо¬
нятная. Вдруг впереди, где продвигались стрелковые подразделения
батальона, разгорелся бой — зто наши наткнулись на замаскирован¬
ные позиции противника. Немцы, используя эффект внезапности, пе¬
решли в контратаку.
Подошедший комбат приказал расчетам приготовить оружие и
гранаты: миномёты в тумане, когда не разберёшь, где свои, а где чу¬
жие, — бесполезны. Оставили на батарее охрану из двух человек, а
сами в очередной раз превратились в пехотинцев.
Гитлеровцы, упоённые успехом, не ожидали встретить организо¬
ванное сопротивление через несколько десятков метров после разви¬
тия атаки. Поэтому, когда батарея, открыв огонь, перешла в контрата¬
ку, противник отступил. Отбив с ходу вражеские окопы, залегли.
Подошла рота из второго эшелона, которая нас сменила: мы смогли
отойти на огневую и заняться своими прямыми обязанностями.
Но не успели вернуться к миномётам, как поступил приказ фор¬
сировать Днестр. Мой расчёт переправлялся на надувной лодке. Ког¬
да до берега осталось несколько десятков метров, осколком снаряда
188

пробило резину, и наше плавучее средство стало быстро тонуть. Вы¬
ручило то, что глубина была небольшой, и мы смогли на руках выта¬
щить миномёт на берег. В апрельской воде известно, какое «купание»,
но просушиться было некогда — сразу же вступили в бой. Благодаря
сноровке смогли вовремя отсечь пехоту от атаковавших танков. Но
несколько раз «пантеры» с чёрными крестами на броне подходили к
нашим позициям так близко, что оставались буквально считанные
метры. Хорошо, артиллеристы успевали в последний момент выру¬
чить. Что могли сделать миномёты с танками? Граната тут не всегда
поможет: надо подползти под пулемётным огнем, точно её метнуть...
Сколько ребят в дивизии погибло в такой неравной схватке!
В том бою меня ранило. Не тяжело: осколок угодил в грудь. Через
месяц был опять в строю. Правда, чтобы попасть в родной полк, при¬
шлось сбежать, а то бы отправили в другую часть. Как я мог куда-то
ехать — за год службы все люди родными стали!
На фронте всякое случалось. Довелось даже вести огонь по само¬
лётам. Нет, не в воздухе — когда они были на земле. Во время опера¬
ции по освобождению города Станислава в июле 1944 года наш взвод
шел за пехотой. Но, скорее всего, командир заблудился в лесу, и с
пехотинцами мы разминулись — они остались где-то позади. Зато
неожиданно для себя вышли к какому-то немецкому азродрому. Как
тут быть? Ведь, судя по всему, гитлеровцы не ожидали подхода на¬
ступающих русских. Не упускать же такой случай!
Словом, ударили одновременно из двух миномётов по аэродрому
Удалось первыми минами подбить два самолета. Никто из немцев так
и не смог подняться в небо — один из подбитых самолетов перегоро¬
дил взлётно-посадочную полосу. Так фашисты лишились сразу 13
самолетов. Целая эскадрилья! Вскоре подоспела к нам подмога, и всё
завершилось вполне благополучно. За зтот «воздушный» бой был на¬
гражден второй медалью «За отвагу». Стал старшим сержантом, по¬
мощником командира взвода. Несмотря на свои девятнадцать лет, счи¬
тался бывалым солдатом.
А к третьей медали «За отвагу», как выяснилось уже после войны,
представили меня за бои на реке Сан. Форсировать её в указанном
месте было сложно: на высоте 741 немцы устроили укреплённый пункт
обороны: река, минные награждения, лесные завалы, у противника
господствующая над местностью высота, артиллерия. Крепость, да и
только! Тогда было принято единственно правильное решение: один
батальон нашего полка остался отвлекать противника, имитируя при¬
готовления к наступлению, а основные силы форсировали Сан и овра¬
гами и лесными тропами вышли в тыл гитлеровцам. Конечно, легко
сказать вышли! Пробирались чер>ез густые заросли, тащили миномё¬
189

ты наверх, искали удобные позиции. Зато удар получился ошеломля¬
ющим, значительная часть немцев даже не сопротивлялась — было
много пленных. В общей сложности полк уничтожил усиленный бата¬
льон противника и овладел стратегически важной высотой. Нередко
потом я приводил этот пример как образец действий в реальной боевой
обстановке — удалось выполнить, казалось бы, невыполнимую задачу.
В целом бои в Карпатах были тяжелейшими. Вообще, воевать в
горах — зто особое искусство. Тут всё не так, как на равнине. Помимо
особенностей ведения боя, той же стрельбы по целям на разных высо¬
тах, гораздо тяжелее само по себе наступление: мало дорог, всё про¬
тивником пристреляно, заминировано. Многих товарищей потеряли в
этих столь очаровательных в мирное время местах. Но нам тогда было
не до горных красот.
Бои вели небольшими группами — так легче маневрировать, вести
разведку, оставаться незамеченными для противника. Как-то раз в
составе такой группы (10 пехотинцев, наш миномётный расчет и пу¬
лемётчик) провели очень удачный бой. Хотя получилось всё довольно
неожиданно. Вокруг в тот день был туман, но мы слышали, как за
соседней высотой несколько часов идет бой. Знали, что там находится
штаб полка. Было известно и то, что при нём оставалось всего одно
подразделение — сил очень мало для эффективной обороны. Но как
помочь? Не знаешь ведь точно, где немцы. Стрелять вслепую не мог¬
ли, да и мин оставалось штук десять. Самим бы уцелеть, если нас
вдруг обнаружат.
И вдруг туман быстро рассеялся, и внизу прямо под нами замети¬
ли полевую кухню и скопившихся немцев вокруг — обед. Видимо, и
они не ожидали, что в тылу у них окажутся русские — никакого
охранения и разведки с нашей стороны. Ну а мы решили рискнуть.
Пристреливаться было некогда, поэтому все десять мин выпустили
одну за одной: первая ещё не долетела, а мы уже последнюю выпус¬
тили в воздух. Стали они одна за другой взрываться прямо в гуще
противника, только две мины легли чуть в сторонке. Попадание сверху-
дачное! Фашисты не ожидали такого развития событий. К тому же и
пулёмет наш заработал, и мы из автоматов стали вести огонь — мише¬
ни-то прямо под нами. Паника. А тут из-за высоты наши стали пус¬
кать ракеты. Видимо, это тоже сбило гитлеровцев с толку — подума¬
ли, что это спланированная операция по окружению.
Словом, разгромили эту группу, и наседавшие на штаб полка нем¬
цы рассеялись. Потом к нам вышли офицеры штаба с Боевым Знаме¬
нем. Оказалось, что у них уже оставались считанные патроны в пис¬
толетах — ещё чуть-чуть и конец. Вовремя подоспели! За этот бой
был награжден орденом Славы П1 степени.
190

Затем еще в течение месяца вели бои за главный хребет Карпат. 26
октября освободили Мукачево. Западнее этого города удалось быст¬
рым броском освободить концентрационный лагерь, где томились 220
детей. Все уцелели; гитлеровцы не успели их уничтожить.
Потом Ужгород, Чоп. Последний город — своеобразный ключ к
дальнейшему продвижению в Европу, крупный железнодорожный узел,
от которого идут пути в Чехословакию, Венгрию. Конечно, немцы не
хотели его терять. В атаку против нашего батальона, где было всего-то
несколько десятков человек, пошли пять танков и человек триста пе¬
хоты. Едва устояли. Кстати, там же под Чопом впервые отметили День
артиллерии — 19 ноября. Так что этот праэдник прочно связан в моей
памяти с теми тяжелыми боями в Закарпатье.
Фронтовая жизнь, несмотря на некоторую кажущуюся размерен¬
ность, тем не менее щедра на неожиданности. Порой возникали ситу¬
ации, когда нужно было действовать немедленно. Вот лишь один при¬
мер. В конце декабря 1944 года уже в Венгрии, при освобождении
города Шаторалья Уйхель, наш миномётный расчёт находился отдельно
от батареи неподалеку от переднего края. Рядом пролегала дорога.
Броде бы наступила небольшая передышка: противник готовится к
обороне, мы — к наступлению. И вот как-то во время проведения
эанятия с молодым пополнением по материальной части миномёта я
эаметил показавшуюся на дороге немецкую легковую машина, а за
ней следовал грузовик. Видимо, гитлеровцы потеряли ориентировку
или попросту не знали, что на зтом участке советские войска уже так
близко. Размышлять некогда: по моему приказу открыли миномет¬
ный огонь, и сразу же попали прямо в груэовик, который загорелся —
из него даже не успел никто выскочить. Легковушка тут же свернула
в сторону, мы — за ней, стреляя на ходу. Никто в горячке боя не
услышал, как подбежавший командир взвода пытался вернуть нас
назад — уж очень отчаянная «охота» намечалась. Случись что, по¬
терь не избежать — кто будет миномётами заниматься? К несчастью
для немцев, машина застряла. Одного офицера убили, еще один был
ранен, остальные сдались в плен. Забрали из машины планшеты, в
которых находились карты, схемы минных полей и участки миниро¬
вания дорог. За этот очень удачный бой без потерь с нашей стороны я
был награжден орденом Славы II степени. Так прошло, казалось бы,
ничем не примечательное эанятие по изучению матчасти.
Чтобы выполнить боевую задачу, порой приходилось идти на раз¬
личные ухищрения, искать свои, как сейчас говорят, «ноу-хау». Ну а
проще говоря, проявлять солдатскую смекалку. Вот, например, при
освобождении словацкого города Кошице попали в трудное положе¬
ние: кругом высокие дома, узкие улочки, а нам надо пехоту поддер¬
191

живать, которая в соседнем дворе выбивает гитлеровцев. Но получа¬
ется, что из миномёта ну никак не достать — как в каменном мешке!
Тогда решаюсь на эксперимент. Заносим миномет на второй этаж зда¬
ния, открываем окно, паркет выбили и установили на голый пол пли¬
ту. Вроде бы теперь угол обстрела позволяет попасть в соседний двор.
Попробовали. Оттуда сообщают: «Хорошо, давай-давай еще!»
А как тут «давай», когда после двух выпущенных мин в неболь¬
шом помещении дышать нечем: пыль, гарь после выстрелов — не на
открытой ведь площадке! Делать нечего — миномёт работал до пос¬
леднего. Словом, помогли пехотинцам по полной программе.
Спускаемся на улицу, а нас командование благодарит и в качестве
поощрения оставляет, чтобы в числе отличившихся встретить прези¬
дента Чехословакии Эдуарда Бенеша. Он с 1940 года являлся главой
государства, да и после освобождения до 1948 года был президентом
страны. Словом, довелось его тогда увидеть. Митинг состоялся по слу¬
чаю освобождения Кошице. Настрой тогда у всех был победный, хоте¬
лось поскорее закончить войну.
Еще одна нештатная ситуация. На станции Прухна довелось ис¬
пользовать мины в качестве... ручных гранат. Дело было так. Ворва¬
лись мы с подносчиком боеприпасов в дом, быстро взлетели на второй
этаж, чтобы посмотреть, как дела на передовой, и если что — вести
огонь через пролом в крыше. Вдруг снизу из подвала застрочил не¬
мецкий пулемёт, раздались автоматные очереди. Оказалось, что там
схоронилась группа раненых немцев, двое из которых стали вести
огонь по нашей атакующей пехоте. Тем наступать надо, а по ним с
тыла стреляют неизвестно откуда взявшиеся гитлеровцы.
Что делать? Гранаты бы сейчас, так нет гранат. И тогда решил
попробовать мину. Благо научился ставить их на боевой взвод. Приго¬
товил по-быстрому и бросил сверху прямо в дверь подвальную. Полу¬
чилось: оглушительный взрыв, клубы пыли. Ну а мы — на батарею.
Решили никому не рассказывать об этом зпизоде, но пехотинцы рас¬
сказали, и сослуживцы еще долго подшучивали над нами, советуя и в
дальнейшем брать с собой в атаку вместо гранат мины — убойная
сила Куда выше. Хотя нам было не до смеха — так запросто можно
было и в плен к немцам угодить.
Ну, а к третьему ордену Славы был представлен за освобождение
Моравской Остравы, форсирование Одера, бои в районе Скочув, Яб-
лонков и других населенных пунктов. Это были очень трудные дни
Немцы, а также недобитые власовцы и бандеровцы, сопротивлялись
ожесточенно, понимая, что обречены — пощады им не будет. Они шли
на прорыв в сторону Германии, надеясь попасть под крыло американ¬
цев или англичан. Сдержать натиск столь большого количества живой
192

силы и техники на небольшом участке было непросто. Нередко при¬
ходилось помогать пехотинцам. Надо сказать, что и личным оружием
каждый из миномётчиков владел в совершенстве — от этого нередко
зависела жизнь. Помню, когда однажды здорово нас прижали, неожи¬
данно повезло; обнаружил целый ящик немецких мин. У них миноме¬
ты были похожие, единственно — калибр не 82, а 81 миллиметр. Но
сгодились — нужно было только посноровистее управляться с ними:
чуть зазевался — и можно без пальца остаться.
8 мая освободили город Оломоуц, а ночью узнали о капитуляции
фашистской Германии. Правда, противостоящая нам окруженная груп¬
пировка генерала Шернера не подчинилась приказу из Берлина, и
бои велись еще вплоть до 14 мая. Так что мы встретили День Победы
только 15 мая. Кто-то погиб уже после Победы, до конца выполнив
воинский долг.
Затем в моей жизни произошло ещё одно важное событие. Оказал¬
ся в числе участников знаменитого Парада Победы, который состоял¬
ся в Москве 24 июня 1945 года. От нашей 237-й дивизии направили
четырех человек. Кроме меня — Герой Советского Союза сержант
М.Грабовенко, отличившийся при форсировании Днепра, автоматчик
сержант Е.Никифиров и сапёр старший сержант А.Карпанин.
Все произошло неожиданно — никто ведь не знал о проведении
этого мероприятия в столице. В двадцатых числах мая наш полк толь¬
ко-только расположился на опушке леса возле небольшого чешского
городка. Приводили себя и оружие, технику в порядок. Признаться,
не верилось, что наконец-то закончилась война. Странно было видеть
миномёты на открытой площадке, незамаскированными. Начиналась
новая жизнь.
И тут меня вызывают в штаб и сообщают новость: «Отправляетесь
вместе с ещё несколькими сослуживцами на Парад Победы в Москву.
Будете представлять наш 4-й Украинский фронт». Везли с собой Бо¬
евые Знамена своих дивизий и полков, а также трофейные — разби¬
тых нами немецких соединений и частей. Словом, ехали с солидным
багажом.
Добирались с комфортом в санитарном поезде. В столицу прибыли
28 мая. Разместили нас в одной из школ — занятия ведь уже закончи¬
лись. Но мы как-то отвыкли спать в помещении, и нам пошли навстре¬
чу: прямо во дворе школы разбили несколько медицинских палаток —
июнь, тепло.
В Параде Победы участвовали 10 полков по числу фронтов и свод¬
ный полк Военно-Морского Флота. В каждом полку 5 батальонов двух¬
ротного состава (по 100 человек в роте). С командованием — 1059 че¬
ловек. Плюс 10 запасных.
193

Сводный полк 4-го Украинского фронта возглавлял генерал армии
(впоследствии — Маршал Советского Союза) А.И.Еременко. Команди¬
ром полка был генерал-лейтенант А.Л.Бондарев, комиссаром — гене¬
рал-майор Л.И.Брежнев, начальником штаба генерал-майор Н.Г.Бри-
лев. В составе полка шли 77 Героев Советского Союза и 9 полных
кавалеров ордена Славы. Естественно, я тогда в числе последних не
значился.
После интенсивной строевой подготовки (на фронте не до неё
было — навыки поутратили) 22 июня нам объявили, что парад состо¬
ится 24-го. Накануне вручили каждому медаль «За победу над Герма¬
нией». И хотя день 24 июня выдался пасмурным, настроение у всех
было приподнятое. Увидел командовавшего парадом Маршала Совет¬
ского Союза ККРокоссовского, принимавшего парад Маршала Совет¬
ского Союза Г.К.Жукова. Прохождение — а потом 200 человек под
барабанную дробь бросили к подножию мавзолея В.И.Ленина знамёна
и штандарты фашистской Германии. Очень волнующие были минуты.
Вся церемония Парада Победы длилась 2 часа. До сих пор отчетливо
помню это событие, которым, по большому счету, была поставлена
точка в моей фронтовой биографии.
Правда, потом было ещё одно приключение. Обратно нашу четвёр¬
ку отправили не в родную дивизию, которую перебросили под Кениг¬
сберг (Калининград), а во Львов. Дескать, будете служить в сапёрном
батальоне. Приехали к новому месту службы. Что делать? Ночью пря¬
мо в парадной форме участников Парада Победы сбежали и на попут¬
ках отправились в свою часть, к однополчанам, с которыми прошли
всю войну.
Форма помогала: везде нам предоставлялась «зелёная улица» —
герои из Москвы возвращаются! Даже какой-то генерал заметил нас
на одном из КПП, пригласил в свою легковушку и подбросил на при¬
личное расстояние. А доехав, ещё и приказал шоферу подкинуть нас
до следующей оказии. Отношение фронтовиков друг к другу после
Победы было особое. Так через Западную Украину и всю Польшу
беспрепятственно прибыли под Кенигсберг. Однополчане уж и не ча¬
яли нас увидеть. Фронтовое братство — нет его крепче!
194

Константин Корицкий
Корицкий Константин Дионисъевич родился 26
сентября 1913 года в поселке Жёлтая Речка (ныне город
Жёлтые Воды Днепропетровской области) в семье
служащего. Член КПСС с 1932 года. Окончил 7 классов
железнодорожной школы в Лозоватке в 1929 году. В
Красной армии с 1932 года. Участник советско-
финляндской войны. Окончил Высшую школу НКВД в
Ленинграде в 1941 году. Участник Великой Отечест¬
венной войны с 1941 года. С февраля 1943 по февраль 1944
года командовал 5-й Ленинградской партизанской
бригадой (второго формирования).
Звание Героя Советского Союза подполковнику
К.Д.Корицкому присвоено 2 апреля 1944 года. С 1946 года
он в запасе. В 1951 году вновь призван в Советскую Армию.
С 1957 года полковник К.Д.Корицкий в запасе (ныне в
отставке). Награждён многими орденами: Ленина,
Красного Знамени, тремя орденами Отечественной
войны I степени, орденом Красной Звезды, медалями.
Является почётным гражданином города Луги.
195

мы мстили ЗА ЛЕНИНГРАД
К моменту начала блокады города на Неве (сентябрь 1941 года) я
окончил Высшую школу НКВД. Был я тогда капитаном и имел
опыт участника войны с Финляндией. Ещё летом во время учёбы в
школе НКВД мы из газет узнавали, что в Ленинградской области
ширится партизанское движение, но, естественно, все мои товарищи
рвались на фронт. Однако судьба распорядилась по иному. В конце
сентября 1941 года меня отправили служить в Ленинградский штаб
партизанского движения (ЛШПД). Штаб был создан 27 сентября. Его
руководителем был назначен секретарь обкома ВКП(б) М.Н.Никитин.
ЛШПД состоял из отделов оперативного, разведывательного, связи,
кадров, материально-технического обеспечения и спецотдела по ру¬
ководству подпольем.
Как бывший кадровый военный (службу начал в 1932 году) я зани¬
мался координацией деятельности партизанских групп и отрядов с
командованием фронта. Это была очень сложная и ответственная ра¬
бота, ибо на всех участках огромного Ленинградского фронта в тылу
противника действовали партизаны.
К началу 1942 года в подчинении нашего штаба находились 60 парти¬
занских отрядов. К тому же в крупных посёлках Ленинградской об¬
ласти действовало около 400 подпольных групп.
В феврале 1942 года меня включили в группу подготовки текста
«Клятвы ленинградского партизана», своеобразной присяги. В ней, в
частности, были такие слова; «Я клянусь до последнего дыхания быть
верным своей Родине, не выпускать из своих рук оружия, пока после¬
дний фашистский захватчик не будет уничтожен на земле моих от¬
цов и дедов... Я клянусь свято хранить в своём сердце революцион¬
196

ные и боевые традиции ленинградцев и всегда быть храбрым и дис¬
циплинированным партизаном». Клятву-присягу напечатали в виде
листовки и переправили во все партизанские отряды.
В начале 1942 года центр партизанского движения сосредоточился
в юго-восточных районах области, в полосе действий Северо-Западно-
го фронта. Конечно, поначалу действия гиртизан и диверсионных групп
носили характер мелких стычек Партизаны нападали на небольшие
подразделения врага, уничтожали линии связи, обозы с продоволь¬
ствием и вооружением. Однако постепенно партизаны перешли к дей¬
ствиям более решительным и крупным. Так, после согласования с во¬
енным командованием в ночь на 18 января 1942 года партизаны
захватили большую часть города Холм и удерживали его несколько
часов. В ночь на 22 февраля 1942 года был произведён налёт на круп¬
ный гарнизон оккупантов в Дедовичах, в результате которого было
уничтожено более 600 солдат и офицеров, взорван стратегический мост
через реку Шелонь.
Весной 1942 года я присутствовал на воинском заседании в Смоль¬
ном, на котором Ленинградский обком ВКП(б) и Ленинградский штаб
партизанского движения разрабатывали, а затем осуществляли ряд
мер, направленных на расширение и усиления партизанского движе¬
ния в области. Здесь я впервые увидел близко много замечательных
людей, какими являлись АЖданов, А1Сузнецов, НСоловьёв, ГШопков.
В мае 1942 года мы наладили издание специальной газеты «Народ¬
ный мститель» (впоследствии «Советский партизан», а с 1943 года —
«Ленинградский партизан»).
Скрывать нечего, партизаны несли большие потери. Особенно час¬
то зто случалось зимой, когда гитлеровцам было легче преследовать
народных мстителей по глубокому снегу. К тому же фашисты широко
применяли авиацию, механизированные войска. Правда, для охоты за
партизанами немецко-фашистскому командованию приходилось сни¬
мать с фронта боевые части, а иной раз и соединения.
Лето 1942 года. В тыл к врагу по воздуху забрасываются 22 специ¬
альные группы (150 человек). Они имели в своём распоряжении ра¬
ции, печатные аппараты, взрывчатку, автоматическое оружие. Целью
их заброски была разведка глубоких тылов группы армий «Север».
Дело в том, что в тот период под Ленинград из Крыма была перебро¬
шена 11-я армия вермахта фельдмаршала Майнштейна. Это мощное
объединение готовилось к новому штурму Ленинграда.
Во многих операциях по заброске в тыл наших разведчиков и ди¬
версантов принимал участие и я, к тому времени — майор НКВД.
К концу лета 1942 года нашему штабу удалось создать на оккупиро¬
ванной территории 5 партизанских бригад, 57 отрядов и более 20 групп.
197

Среди местного населения велась большая пропаганда. Листовки и
газеты разбрасывались с воздуха повсюду. Кроме того, на территори¬
ях, занятых врагом, издавалось не менее 40 газет и листков. Конечно,
они выходили малым тиражом, но играли огромную роль в мобилиза¬
ции советских людей на борьбу с оккупантами.
Одним из моих заданий было регулярное посещение партизанско¬
го края, на территории которого существовала Советская власть, ра¬
ботали школы и совхозы. Он находился на территории Белебелковс-
кого, Дедовичского, Дновского и Порховского районов. На защите
партизанского края стояли 1, 2, 3-я и 4-я партизанские бригады. Ког¬
да я прилетал на территорию края, всякий раз меня спрашивали: а
как там, в Ленинграде? Люди всегда интересовались, как живут му¬
жественные ленинградцы. Кстати, личный состав партизанских бри¬
гад был вооружён оружием, произведённым в условиях блокады на
знаменитом оружейном заводе в Сестрорецке. Из Ленинграда посто¬
янно наши лётчики доставляли и боеприпасы, медикаменты, другое
необходимое имущество.
Интересно, что связь Ленинграда с партизанским краем была не
односторонней. Несколько раз колхозники и партизаны приводили в
осаждённый город обозы с продовольствием. Самым большим обозом
являлся караван из 200 подвод, который по глухим тропам, с вели¬
чайшей опасностью для жизни людей был доставлен к линии фронта.
Мне и моим товарищам выпала большая честь встречать этот продо¬
вольственный караван на станции Всеволожская. Затем мы сопровож¬
дали посланцев партизанского края в их встречах с рабочими Ленинг¬
рада. Лично я вместе с партизанами посетил Металлический и Обуховский
заводы. Повсюду следовали тёплые незабываемые встречи.
И всё же, как ни трудна была моя служба в штабе партизанского
движения, она ни в какое сравнение не шла с фронтовой. Поэтому я
продолжал рваться на фронт, исписав кучу рапортов. Но на фронт
меня не пустили, а пообещали отправить в тыл противника на долж¬
ность командира партизанского отряда или бригады. Я спал и видел
себя среди бородатых людей, увешанных оружием. Скорей бы!
В конце 1942 года партизанское движение в Ленобласти значи¬
тельно расширилось. Партизанские соединения стали действовать
смелее и решительнее. Этого требовала обстановка. Ленинградский и
Волховский фронты в этот период вели подготовку к прорыву блока¬
ды Ленинграда. В тыл к гитлеровцам забрасывались всё новые и но¬
вые формирования, организовывались новые части и соединения парти¬
зан. Активнее заработало и подполье.
Моё назначение на должность командира 5-й партизанской брига¬
ды произошло в самом конце 1942 года, но реально я вступил в коман¬
198

дование в феврале 1943 года. Бригада поначалу действовала в Слав-
ковском и Порховском районах. Места лесные, есть где спрятаться.
Но командование потребовало от нас ведения активных действий
на коммуникациях фашистов. В зто время войска Ленинградского
и Волховского фронтов, прорвавших блокаду (январь 1943 г.), улуч¬
шали свои позиции, готовили плацдармы для дальнейшего наступ¬
ления.
В наших делах очень помогала авиация, сбрасывая с воздуха всё
необходимое. Спасибо нашим соколам! А однажды, спасаясь от пре¬
следования фашистов, мы расположились на нескольких островках в
центре огромного болота. Эсэсовцы не рискнули идти за нами, но не
ушли, а обложили партизан со всех сторон. Больше недели мы не
подавали признаков жизни. И только потом развели два бездымных
костра, на которых приготовили мясо последней лошади. Затем опять
«умерли». И не напрасно. Немцы решили, что мы либо вымерли от
голода, либо ушли. Но мы выжили, а когда каратели окончательно
сняли свою осаду, тихо вышли из болота. Далее в безопасном месте
подготовили лесную полянку и вызвали по радио авиацию. Лётчики
тут же доставили продовольствие и боезапас.
Не могу не сказать о комиссаре. Бригадным комиссаром у нас был
Иван Иванович Сергунин. Это был кадровый офицер, в 1939 году окон¬
чивший в Ленинграде военное училище. Войну встретил на западной
границе и с боями пятился аж до ленинградской земли. Здесь попал
в окружение, организовал партизанский отряд. Затем стал начальни¬
ком штаба 2-й особой партизанской бригады, далее — комиссаром 3-й
Ленинградской. В 5-ю бригаду он пришёл вместе со мной. Я — майор,
он — капитан. Сергунин лично участвовал не только в организации,
но и в проведении боевых операций. Иван Иванович — неутомимый
организатор 16 подпольных организаций. Имеет ранение и две конту¬
зии. Звание Героя Советского Союза ему присвоили одним указом от 2
апреля 1944 года вместе со мной. Очень горжусь своим комиссаром!
После войны он проживал в Новгороде, и мы часто виделись на все¬
возможных слётах и конференциях.
Тяжела участь партизана. Особенно зимой. Но наши люди непри¬
хотливы и могли приспособиться к любым условиям. Так, мы ночева¬
ли прямо в снегу, наломав елового лапника и зарыв ноги в снег. При¬
чём практика показывала, что если спать не в полушубке, а укрывшись
им сверху, то будет теплее. Целая наука!
О маскировке. Вот, к примеру, когда на лыжне волочишь еловые лапы,
след, конечно, остаётся, но по нему невозможно определить, сколько
здесь прошло человек. Этим способом мы обычно пользовались в начале
отхода. А в конце пользовались способом «сброс» — уход в сторону.
199

о тактике. Перед очередной диверсией мы проводили тщательную
разведку. Она занимала у нас не менее полутора суток. Заранее опре¬
деляли пути отхода. Причём как по карте, так и по местности.
Конечно, фашист — вояка серьёзный. Поэтому противник приме¬
нял против партизан всякие хитрости вроде мин-ловушек, мин-при-
манок, активно привлекал собак, усиливал охрану железной дороги,
вел воздушную и агентурную разведку.
Летом 1943 года личный состав бригады участвовал в знаменитой
операции советских партизан под названием «Рельсовая война». Из Ле¬
нинграда нам заблаговременно перебросили взрывчатку, а в расположе¬
нии появились инструкторы-взрывники. С этого периода ленинградские
партизаны стали применять наступательную тактш^. Теперь мы не ждали,
когда немцы обследуют железнодорожное полотно или мост, а разгоня¬
ли охрану силами специальных ударно-штурмовых команд.
Только в ночь на 1 июля 1943 года ленинградские партизаны взор¬
вали более тысячи рельсов. На десятки километров не встречалось ни
одного целого моста. И это не считая тысяч телеграфных столбов.
Понятное дело, что нам помогали не только летчики и подпольщи¬
ки, но и простые жители области. Особенно активны были подростки,
снабжавшие нас различной информацией.
Едва оправившись от июльских ударов партизан, 19 сентября фа¬
шисты вновь попали в передел. В этот день началась операция «Кон¬
церт». Дело в том, что командование группы армий «Север» приступи¬
ло к выселению населения от линии фронта. Самых сильных, молодых
и выносливых немцы угоняли в Германию. Нужно было не только взры¬
вать железнодорожные пути, но и спасать людей. И мы спасали. Ко¬
нечно, мы несли потери, но дело было правое. Беспощадно уничтожа¬
ли не только эсэсовцев, но и полицаев, предателей разных мастей.
К концу 1943 года немецко-фашистское командование в своём тылу
удерживало положение только в городах и крупных поселках. Сил на
большее у фашистов не оставалось. Все реже посылали они своих ка¬
рателей в ленинградские леса.
В это время в тылу противника образовались сразу три повстан¬
ческих Партизанских края, полностью очищенных от захватчиков.
Наиболее крупный находился в центральной части Ленинградской
области. В него входили почти весь Уторгошский район, большая часть
Солецкого, почти половины Батецкого и Стругокрасненского районов,
часть Плюсского, Лужского и Дновского районов. Здесь находилось
500 населенных пунктов с населением в 150 тысяч человек. Во второй
повстанческий Партизанский край — он находился в западной части
области — входили Осьминский и Лядский район, большая часть Слан-
цевского и Гдовского районов, западная часть Лужского района. Здесь
200

проживало около 50 тыс. человек. Третий повстанческий Партизанс¬
кий край находился в юго-западной части области. Здесь насчитыва¬
лось 400 населенных пунктов, в которых проживало 100 тыс. человек.
В каждом таком крае базировались многочисленные партизанские
бригады и отряды, снабжавшиеся всем необходимым из Ленинграда.
На нас легла обязанность организовывать нормальную жизнь в этих
освобожденных районах. Штаб нашей бригады стал создавать в насе¬
ленных пунктах чрезвычайные «тройки». В «тройках» были предста¬
вители партизан и населения. «Тройки» назначали своих уполномо¬
ченных, председателей сельсоветов. Создавали и отряды самообороны.
При каждом сельсовете было минимум по 20 человек, вооруженных
нами для охраны. Создавались мастерские для пошива одежды и обу¬
ви, ведь люди порядком поизносились за два с лишним года войны.
С большой радостью партизаны и жители Ленинградской области
встречали важную весточку из Москвы и Ленинграда Заявление ТАСС
мы тут же распечатывали в бригадной типографии и распространяли
среди населения. Наша армия уже освобождала Украину...
Нет, фашисты ещё были сильны и с изуверской жестокостью пы¬
тались наводить свой «порядок». В октябре 1943 года в деревню Боль¬
шое Заречье Волосовского района ворвались гитлеровцы. Они сожгли
деревню и расстреляли 66 женщин, детей и стариков. Так же погибла
деревня Красуха в Порховском районе. После войны здесь на месте
пепелищ были созданы мемориальные комплексы.
Однако никакие зверства не могли остановить лавину человечес¬
кого гнева. Люди брались за оружие и мстили за смерть близких. К
началу 1944 года народные мстители контролировали значительную
часть Ленинградской области в тылу врага. Более 1300 населенных
пунктов области — почти 300 тысяч жителей — охватило восстание
против оккупантов. К этому времени армия ленинградских партизан
насчитывала более 24 тысяч бойцов. 13 партизанских бригад сража¬
лись в то время во вражеском тылу.
У меня в руках данные об итогах боевой работы партизан. Так вот,
ленинградские партизаны уничтожили свыше 104 тысяч гитлеровцев,
подорвали и сожгли 105 самолетов, 327 танков, 4508 автомашины, 326
складов с боеприпасами, горчим и продовольствием. Народные мсти¬
тели устроили 1103 крушения вражеских эшелонов с войсками, техни¬
кой и снаряжением, вьшели из строя 48 железнодорожных станций.
В декабре 1943 года меня вызвали в Ленинград, в штаб партизанс¬
кого движения, где поставили задачу «на наступление». Дело в том,
что войска Ленфронта готовились к наступательной операции по ос¬
вобождению Ленинградской и Новгородской областей. Помогать вой¬
нам-ленинградцам были призваны Волховский и 2-й Прибалтийский
201

фронты. Нам, партизанам, отводилась роль поддержки. Понятно, что
операция была строго засекречена.
Но как от людей можно утаить личную радость? К тому же по
воздуху в партизанские края стали доставлять массу оружия, боеп¬
рипасов, снаряжения и даже артиллерию. Да-да, мы получили не только
миномёты, но и 57 и 45-мм пушки! Народ сразу повеселел, предчув¬
ствуя большое дело.
Нашей бригаде поставили задачу действовать на двух главных
линиях снабжения 18-й армии гитлеровцев.
В середине января 1944 года началось... Мы ударили по немецким
комендатурам и складам. Гитлеровцы были ошарашены нашими уда¬
рами! Рядом с нами сражалась 11-я Волховская партизанская брига¬
да, разгромившая крупный гарнизон противника на станции Оредеж.
В ночь на 13 февраля бойцы этой бригады вместе с нами штурмовали
город Лугу! Конечно, нам помогали воины 255-го и 245-го стрелковых
полков Ленинградского фронта. Победа была всеобщей!
Победа досталась ценой невероятных усилий. Об этом нужно пи¬
сать и говорить. Немецкий оккупант — очень сильный противник. Парти¬
зану в открытом бою приходилось ох как трудно. К тому же фашисты
по части всяческих сюрпризов являлись непревзойденными мастера¬
ми. Более всего нас — русских людей поражало их зверское отноше¬
ние к местному населению. К слову, о городе Луге, которую мы освободи¬
ли. В центре Луги возвышалось полуразрушенное здание бьшшей немецкой
тюрьмы. В течении двух с лишним лет фашисты мучили в ней советских
людей. В тюрьме содержались мирные граждане, парш1заны, военноплен¬
ные. Даже в дни боёв за город в тюрьме находилось 650 человек.
Командование советских войск и мы — партизаны, когда позволи¬
ло время, организовали своего рода экскурсию всего личного состава
в Лужскую тюрьму. Все стены камер были исписаны надписями, в
которых патриоты выражали весь гнев своего истерзанного сердца,
всю ненависть к гитлеровским палачам. Вот одна из них: «Здесь си¬
дел Жевнеров Александр Матвеевич. Теперь нас отправляют неизве¬
стно куда. До свидания, товарищи! Смерть немецким оккупантам!». В
списках на немецком языке были сделаны пометки «расстрелян». На¬
против фамилии Сергеевой Клавдии 1920 года рождения из города
Тихвина написано: «25 сентября 1941 года расстреляна». Такая же
пометка о расстреле была против фамилии Леонида Сладкова 1918
года рождения из Кронштадта...
15 февраля просторную городскую площадь заполнили тысячи людей.
Здесь собрались оставшиеся в живых лужане, партизаны, воины Крас¬
ной Армии. Это был грандиозный митинг. Люди два с половиной года
ждали этого дня!
202

Открыл митинг командир стрелкового корпуса Герой Советского
Союза генерал В.АТрубачев, выступили комбат майор Лебеденко, ста-
рожил-лужанин М.А.Трифонов... Довелось выступить и нашему ко¬
миссару Ивану Сергунину.
Как сейчас помню этот день. Светило солнце, играл военный ор¬
кестр. Под его звуки строевым шагом мимо наскоро сколоченной три¬
буны проходили воины-освободители. Бойцов и командиров привет¬
ствовали криками «ура». Новая волна радостных возгласов прокатилась
над площадью, когда вслед за войсками торжественным маршем по¬
шли партизаны.
Многие партизанские отряды после освобождения Луги вливались
в регулярные части Ленинградского фронта и вместе с ними двину¬
лись в освободительный поход на запад. Передо мной письмо на имя
А.А.Жданова от личного состава 1-й Ленинградской партизанской
бригады:
«С чувством глубокой радости встречаем мы свою родную Крас¬
ную Армию. Более двух лет мы находились в немецком тылу, изо дня
в день наносили непрерывные удары по тылам и коммуникациям про¬
тивника, помогая Красной Армии громить немецкие полчища, осаж¬
давшие Ленинград.
Находясь в тылу врага, мы всегда помнили о нашем любимом и
родном городе Ленина, как героически сражались трудящиеся Ле¬
нинграда, отстаивая свой любимый город. Борьба ленинградцев вооду¬
шевляла нас на беспощадную месть врагу. И мы истребляли его, по¬
могая Красной Армии освобождать город Ленина от вражеской блокады
и изгонять врага из пределов Ленинградской области. Но борьба не
окончена, и мы не сложили оружия. В рядах Красной Армии мы бу¬
дем продолжать борьбу до тех пор, пока полностью не освободим нашу
Родину, пока окончательно не разгромим ненавистного врага».
Людям молодым, думаю, будет интересно узнать, что партизанс¬
кий парад прошёл и в Ленинграде в 1944 году. В нём приняли участие
лучшие партизанские соединения и отдельные отряды. Горжусь, что
и наша 5-я Ленинградская бригада приняла в нём участие. После па¬
рад состоялось торжественное собрание и награждение всех участни¬
ков медалью «За оборону Ленинграда».
Мы, непосредственные участники тех событий, будем помнить эти
дни, войну. Это же мы завещаем молодому поколению. Помните войну!
203

Алексей Мазуренко
Алексей Ефимович Мазуренко 1917 года рождения —
сын потомственного крестьянина, дважды Герой
Советского Союза, генерал-майор морской авиации в
отставке, ветеран Великой Отечественной войны,
кавалер десятков боевых орденов и медалей, обладатель
уникальной трудовой книжки, которая, как календарь,
исписана датами наград и благодарностей за труд в
мирные десятилетия; владелец обычной квартиры и
скромной дачи в Курортном районе Санкт-Петербурга.
Да, кстати, Санкт-Петербург — едва ли не единст¬
венный столичный город континентальной Европы,
который за триста лет ни разу не был взят ни
штурмом, ни осадой, ни в мировые войны, ни в
Гражданскую, ни Гитлером, ни Наполеоном. Летом и
осенью 1941-го он не был взят в том числе ценой
мужества Алексея Мазуренко и его боевых товарищей —
погибших тогда, погибших позже, ушедших недавно.
Алексей Мазуренко — последний живущий дважды Герой,
защищавший северную столицу.
204

КАРТИНКИ АДА.
ВИД СВЕРХУ
«Уважай людей, сынок. Люби их. Если человек сделает тебе пло¬
хо — прости его. Он поймет». Так учил меня мой отец, потомственный
крестьянин, сильный не книжной мудростью человек. Эти его слова я
пронес через жизнь и в самые страшные годы — годы войны — рука
друга, уважение товарищей по оружию, доверие тех, кого вел в бой,
были решающим условием Победы.
Первое застолье
Мой путь в морскую авиацию был в общем обычен. Юношей учил¬
ся в аэроклубе города Шахты на Украине. Там же работал летчиком-
инструктором. То была романтическая пора — первые погружения в
небо, восторг, вдохновение, гордость за себя и за страну. В 38-м посту¬
пил в Ейское военно-морское авиационное училище, по окончании был
направлен в 1-й минно-торпедный авиаполк Краснознаменного Бал¬
тийского флота. Так что войну я встретил, можно сказать, на передо¬
вой, причем — над территорией врага.
Фактически, то, что немцы начнут вторжение, нам было известно
от разведки за две недели до рокового дня. Наш полк из пяти эскад¬
рилий, участвовавший еще в финской кампании, базировался на аэро¬
дроме южнее Стрельны и был вполне боеготов. На вооружении мы
имели приличные бомбардировщики ДБ-ЗФ, бравшие на борт до тон¬
ны боевого груза. В 4. 00 немецкие войска перешли границу, а в 6. 00
мы уже вылетали на первый контрудар.
205

в воздух поднялись две трети полка и несколько истребителей
прикрытия — всего 40 самолетов. Курс — на город Турку, где, по
поданным разведки, высадился 30-тысячный немецкий экспедицион¬
ный корпус для наступления на Ленинград из Финляндии. Отбомби¬
лись успешно, без потерь, сопротивления почти не было. Вернулись, а
в офицерской столовой накрыты столы: водочка, закусочка, фрук¬
ты— праздник. Тогда почти все верили в войну на чужой территории,
в быструю и красивую победу.
Четыре из девяти
в июле ситуация, мягко говоря, изменилась.
В череде боев был назначен мощный авиаудар под Ригой, где немцы
наводили мосты для быстрого движения танковых колонн на Ленинград.
Вылетели бомбардировщики сразу трёх полков. Всего — более ста
машин. Нам было обещано прикрытие из шестидесяти истребителей.
Истребители на встречу не явились...
Тем не менее, отворачивать было нельзя. Приказ следует выпол¬
нять. Немцы, возможно, не готовые к такой самоубийственной наглос¬
ти русских, тоже допустили ошибку. Их фронтовая ПВО пропустила
наши бомбардировщики к себе в тыл, едва обозначив обстрел, но не
разрушая строй самолетов. Видимо, хотели разом накрыть всех ис¬
требителями над своей территорией. И сделали это. Но «слегка» опоз¬
дали. Мы успели разворотить переправу, слить по течению все труды
немецких инженеров вместе с подошедшей техникой. Но на обратном
пути началось неизбежное...
В эскадрилье капитана Николая Челнокова — моего первого ко¬
мандира, учителя и лучшего боевого друга — из девяти самолетов
вернулись четыре. В остальных эскадрильях — та же картина: минус
50 процентов людей и машин. Наверное, тогда, видя, как сыплются с
неба и гибнут под огнём истребителей мои товарищи, я понял — эта
война всерьёз.
Позже в воспоминаниях Гудериана о событиях 1941 года прозву¬
чит сетование на то, что очередной танковый кулак, шедший на Ле¬
нинград, опоздал на неделю. Это не позволило немецким войскам вор¬
ваться в город с юго-запада уже к сентябрю 41-го.
Наши бомбардировщики погибли не напрасно.
206

Курган и канистра спирта
в условиях непрекращающихся боев иметь один постоянный аэро¬
дром стало роскошью. В июле остаткам 1-го минно-торпедного полка при¬
ходилось действовать и из относительного тыла, и близко от передовой.
С аэродрома в Копорье сборная семерка ДБ-3 под командованием
Челнокова вылетела на свободную охоту в Рижский залив. Мой само¬
лет был основательно побит в предыдущих боях, и экипаж остался на
земле. Видимо, к счастью.
На этот раз ни транспорт, ни боевой корабль семерке Челнокова не
попался. На обратном пути комэск запросил разрешения отбомбиться
по немецким позициям на линии фронта, но получил отказ. Почему?!
Вот такие решения далеких наземных командиров — от мелкой неле¬
пости до преступной глупости — раздражали больше всего. А пла¬
тить за них приходилось кровью.
Гружёные бомбардировщики медленно шли домой, когда у озера
Глубокого под Нарвой их нагнала четверка «мессеров»...
В Копорье вернулись два израненных самолета, включая борт Чел¬
нокова. Но не рад был талантливый боевой командир, будущий дваж¬
ды Герой, этому возвращению.
Я тогда тоже не сдержался. Сел в учебную этажерку По-2, на ме¬
сте, где падали наши ребята нашел поляну, приземлился, вытащил из
ближайшей груды дымящего железа двоих погибших и с этим злове¬
щим грузом вернулся. Лететь собирать остальных мне уже не дали.
На краю аэродрома в Копорье над могилой мы сложили небольшой
курган из камней. А невдалеке закопали канистру спирта. Понимали,
что придется отступить и отсюда, но потом мы вернемся и, может
быть, именно здесь ещё раз помянем тех, кто так и не успел после¬
дний раз сбросить бомбы на врага.
Без двух часов партизаны
К концу июля от нашего полка из 45 самолетов почти ничего не
осталось — одни полуживые запчасти. На всем ходе первого периода
войны остро сказывался кризис руководства. В большинстве авиаци¬
онных частей и соединений командование, начиная с командиров пол¬
ков, не имело реального боевого опыта и не спешило его получать. Но
решения принимались именно там. В итоге мы — летчики — «вари¬
лись в собственном соку». Чтобы не стать пушечным мясом, был один
выход — учиться воевать, воевать с холодной головой, становиться
207

асами, черт побери!.. И мы старались. Вот только техника гибла быст¬
рее людей...
Дошло до того, что летать стало не на чем. Сейчас как-то даже
смешно вспоминать этот эпизод. Но ведь он был!
Лучший в полку командир эскадрильи капитан Николай Челноков
и я —младший лейтенант Мазуренко в условиях полной неопреде¬
ленности судьбы нашей части и неспособности ее к боям принимаем
решение: идти в партизанский отряд!
Сборы — по полной программе. Личное оружие, дополнительная
одежда, полевое снаряжение, запасы провизии, в том числе насушен¬
ные за неделю сухари... Последняя ночь на съёмной квартире Челно¬
кова, и утром — вперёд, на встречу с партизанами, где, как мы дума¬
ли, два молодых здоровых офицера лишними не будут.
Но видно есть судьба. Утром — ни свет, ни заря — в дверь стучит¬
ся вестовой с приказом. Лететь в Воронеж за новыми самолетами!
Так не сложилась наша партизанская карьера.
Да Я его из двустволки достану!
Причудлива жизнь. В Воронеж мы добирались через Москву. Там
ночевали дома у родителей лётчика Борзова. Вечером посидели за
столом. Подняли тост за победу, за новые самолеты, а тут — бомбёж¬
ка. Немцы низко проходили над городом, выискивая определенные
объекты. И вот, словно в день парада, вся семья Борзовых, а с ними и
мы — гости-летчики, пошли смотреть на «крестовых» с балкона. Стран¬
но, но, похоже, никто не боялся. Может быть потому, что москвичи
Борзовы еще просто не знали, не понимали, во что может превратить
их вместе с домом эта «перелетная стая», а мы — мы уже привыкли к
смерти и не желали кланяться ей при каждой встрече. И всем нам,
запросто стоящим на балконе, было как-то задорно и весело. Борзов
старший и вовсе раздухарился:
— Ну наглые, как низко летят! - кричал он. — Да я их из своей
двустволки достану!
И побежал в комнату за охотничьим ружьем. Было забавно.
Махнул не глядя
Самое «веселое» ждало впереди.
Шестерку за шестеркой мы перегоняли новенькие Ил-2 — «чер¬
ную смерть» — под Ленинград. И сходу — в бой.
208

А положение дел всё не менялось.
Дошло до того, что немцы, оседлав Пулковские высоты, открыли
навесной артиллерийский огонь по аэродрому. Город отбивался как
мог. Командование, всё ещё не перешедшее к четкой согласованной
системе руководства, действовало порой как попало. Самолеты оста¬
вались на летном поле, а чтобы защитить их, прямо через аэродром
побежали толпы городских ополченцев — кто в чём — с задачей сбить
немцев с высот. Наши лётчики и техники, лежа под боевыми машина¬
ми, смотрели на всю эту «стратегию» с тяжелым сердцем. Вскоре на¬
родная атака захлебнулась, и ополченцы побежали обратно. Немудре¬
но. Один из них — унылый, неспешно брел между самолётами, волоча
за собой по земле новенький автомат ППШ за ремень.
— Что ж ты делаешь, олух! — не выдержал один из авиатехников,
глядя на такую картину. — Угробишь ведь оружие!
— Да на что оно мне? - был ответ. — Хоть бы кто показал, как
стрелять из него!
Сметливый техник тут же предложил в обмен на ППШ свою штат¬
ную винтовку.
— Ну, давай! — ободрился ополченец. — Может, хоть одного фри¬
ца подстрелить сумею.
И он ушел в сторону города с мечтой о единственном верном выс¬
треле из старой «трёхлинейки». Повезло ли ему? Не знаю.
Идёт боевая работа
в пехотной форме «крестьянского» образца — в обмотках вместо
сапог — пришёл служить в авиаполк Нельсон Степанян. Пришел из
гражданской авиации — без боевого опыта, без особых боевых навы¬
ков, но с редким талантом и огромным желанием боя. Тогда мало кто
знал, что перед нами — третий в полку будущий дважды Герой, а
затем и сам командир полка. Тогда перед вылетами над ним шутили:
«Эй, Степанян, смотри, обмотки на винт не намотай!» А он не обижался.
Он свои полученные от Родины обмотки до нитки отработал. Погиб в 45-м
А тогда, в 42-м, на штурмовку мы вылетели сборным звеном: Чел¬
ноков, Степанян и я. Летели на Гостилицы. Цель сверху больше всего
напоминала муравьиную тропу — две широких колонны немецкой тех¬
ники: одна на фронт, к Ленинграду, другая — в тыл, на Таллин. Три
наших «Ила» стали для немцев тяжелым сюрпризом Самолеты до грамма
выложили все свои смертоносные козыри: по 16 реактивных снарядов,
по 400 кг бомб, по туче снарядов и патронов из пушек и пулеметов.
209

Враг спешно начал огрызаться. И на последнем — третьем — за¬
ходе моя машина получила три снаряда из «Эрликона». Самолет как
раз пикировал. Выйти из этого пике казалось невозможным. Всё, что
я мог — набросить на рукоять высоты лямку от парашюта и — на
себя... Изо всех сил.
В нескольких метрах от земли ревущий дырявый Ил-2 перешел в
горизонтальный полет и, дымя, потянул над болотом к своему аэро¬
дрому. Посадка. Резюме полковых авиатехников: «машина восстанов¬
лению не подлежит».
Свою первую Звезду Героя я получил осенью 42-го. В Москве на¬
грады вручал Михаил Иванович Калинин. Когда очередь дошла до
меня, всесоюзный староста, пожимая руку, почему-то сказал: «А с
тобой, парень, мы ещё встретимся». Так оно и случилось, хотя проро¬
чество это до сих пор остается для меня загадкой.
Да и, видимо, по иронии судьбы, в той группе награжденных лет¬
чик был я один. Все остальные представляли другой «род войск». Это
были... партизаны.
Топмачтовая «русская рулетка»
Топить вражеские корабли — вот главная, «профильная» задача
штурмового полка авиации Балтфлота.
В 42-м появилось модное тактическое веяние — топмачтовое бомбоме¬
тание. Это когда штурмовик заходит на корабль с борта, летит на высоте
около 25 метров, бросает бомбы прямо на подлёте, и они дружно крушат
супостата в борт. Красиво, просто и эффективно! На первый взгляд.
На деле, топмачтовое бомбометание — это прямая дуэль самолета
с кораблем. Ибо штурмовик, летящий на высоте 25 м со скоростью не
более 400 км/ч, сначала поливают все зенитные средства одного бор¬
та, а затем, сразу вдогонку, — другого. И даже смертельно раненый
корабль имеет все шансы не уйти на дно в одиночестве...
В первый же вылет на конвой с применением топмачтового бомбо¬
метания мы из 27 самолетов потеряли семь.
Летчики быстро пришли к вьшоду, что никакая директивная уста¬
новка на «модную» тактику не стоит таких потерь. В дальнейшем боль¬
шинство побед в рапортах значились как плоды топмачтовых нале¬
тов, хотя в реальности штурмовики вернулись к атакам с пикирования
на нос или на корму вражеского корабля. В таком режиме самолет
разгоняется до 600 км/ч и сбрасывает свой груз с высоты 50 — 100
метров. Тогда он, как правило, выживает. Попасть труднее? Да. Но
для этого и требуется мастерство.
210

Обучение молодых летчиков-штурмовиков — еще одна задача, в
решении которой мне довелось участвовать.
Был и такой Мюллер
в конце 1942 года я окончил курсы усовершенствования начсоста¬
ва при Ейском военно-морском авиационном училище и был назначен
летчиком-инструктором Главного управления ВВС ВМФ. Это была
специфическая работа. Командировки — долгие и короткие лётные
спецзадания, периоды ожидания очередного приказа в Москве.
В начале 43-го мне было поручено прибыть к месту формирования
46-го штурмового авиаполка. Исходная задача здесь состояла не в обу¬
чении новичков, а в их зкзаменации. Первая же учебная штурмовка
показала — отправлять этих парней воевать нельзя; всё, что они мо¬
гут — зто только красиво погибнуть. Командир полка было возмутил¬
ся, но в Москве внимательно прислушивались к оценке своих инст¬
рукторов. Решение было компромиссным: полк вылетает на Северный
Флот и там продолжает тренировки, постепенно включаясь в боевую
работу авиации СФ. Учёба под Архангельском продолжалась еще два
месяца, а затем начались боевые штурмовки, в которых я, по сути,
исполнял роль летающего командира полка. Надо сказать, что немец¬
кая разведка не спала. Все наши летающие командиры и инструкто¬
ры брались на учет, а точнее будет сказать — на прицел. Чтобы охо¬
тится за мной, на северный театр военных действий был выписан некий
ас-истребитель по фамилии Мюллер. Номер моей машины был ему
известен.
Но и наша разведка ворон не считала. Вскоре я бьш отозван для полу¬
чения нового задания в Москву, так как полк бьш уже вполне боеготов.
Мюллер опоздал буквально на пару дней. Ил-2, на котором я ле¬
тал, он всё-таки сбил. Унёс другую жизнь, не мою... Дальше я воевал и
живу сейчас, помня об зтом.
А Мюллер... Мюллер вскоре бьш сбит и пленен. Удивительно, но он
оказался сыном расстрелянных немецких антифашистов, сам выз¬
вался воевать на советской стороне. После тщательной биографичес¬
кой проверки ему доверили другое. В учебном центре Люберцах он на
немецких истребителях демонстрировал нашим летчикам тактику врага
и её уязвимые места.
Удивительно — после войны, кажется, году в 54-м, мы с Мюлле¬
ром всё-таки встретились. На земле — в Германской Демократичес¬
кой Республике, где он занимал ответственный пост в военно-воздуш¬
ных силах. Да, неисповедимы пути...
211

Посредник
Самым тяжелым в инструкторской работе казались перерывы —
недели отдыха в Москве. Тосковал там безумно. Однажды, не подо¬
зревая, что вот-вот на учебный азродром прибудет командующий, сел
в его самолет и начал выделывать разные упражнения в небе. Прямо
скажем, рискованные и никем не санкционированные. Но я боялся
потерять квалификацию, форму и очень хотел вернуться на фронт.
Маршал Жаворонков посмотрел на все зто и, дождавшись посадки,
сказал; «Десять суток ареста.» Однако прежде отправил в очередную
командировку. После неё мне довелось быть у командующего с докла¬
дом. Он все выслушал, внимательно посмотрел на меня и прямо спросил:
— Чего тебе не хватает?
— Фронта, — ответил я. — Хочу воевать, а не в тылу отсиживаться.
— Так я, по-твоему, в тылу отсиживаюсь? — вскипел маршал.
— Да я не про вас, про себя говорю...
Так в свои двадцать пять лет я стал командиром 7-го гвардейского
штурмового авиационного полка. Был январь 44-го.
Конечно, и в новой должности я продолжал летать. Несмотря на
официальный запрет участвовать в воздушных боях всем команди¬
рам полкового звена, так как немецкие истребители охотились преж¬
де всего за ними.
Правила же, которые я усвоил за годы войны, гласили: командир
должен быть примером в бою. Только тогда его люди не будут чув¬
ствовать себя брошенными на произвол судьбы, как это бывало с нами
самими в 41-м. Да и вряд ли я смог бы сжиться с ролью человека,
который отправляет других на смерть, оставаясь за командирским
столом. Даже лично участвуя в боях, временами приходилось с болью
чувствовать этот груз посредника между рассылающим заочные при¬
казы высоким командованием и теми людьми, которым нужно отдать
этот приказ, глядя в глаза. И каждый такой взгляд мог быть последним
...Воевал у меня летчик Герасимов. Женатый. Семья где-то в тылу,
а в Ленинграде у него была женщина. Он относил ей свой «летный»
паек, заботился. Все знали об их отношениях, но никаких мер «мо¬
рального воздействия» я не применял. Ведь, может быть, своим пай¬
ком он ещё одну жизнь спас. Разве зто не правильно? Вот однажды,
перед очередным полковым вылетом, когда все офицеры должны быть
при самолётах, он ко мне подошел и попросил отпустить на ночь, от¬
нести паек. Я отказал. А он мне говорит: «Алексей Ефимович, отпус¬
тите. Может, я завтра не вернусь, так хоть паёк отнесу...» Я его отчи¬
тал за такие разговоры. Сказал — нет, и всё тут. Утром мы полетели
212

на задание, и его сбили. Не вернулся. Погиб. Вот — и как тут считать?
Надо было его отпустить? Может, он отнес бы паёк и снял камень с
души, перестал бы хандрить. Или нет? А может, наоборот, я думал,
он будет хотеть вернуться, сделать то, что должен? Как здесь рассу¬
дить? Не знаю. И сейчас не знаю. Но забыть не могу.
Не приписки, по умолчание
Современные переписчики военной истории, эти «черные следо¬
пыты» памяти, извели немало чернил, рассуждая о том, сколько «лож¬
ных» побед приписали себе наши полководцы и флотоводцы, летчики
и подводники.
Но — нет. Историю не переспоришь. И я с гордостью могу сказать:
воевать мы умели!
С января 1944 и до конца войны на счету одного лишь моего пол¬
ка — 3157 боевых вылетов. Мы отправили на дно 8 транспортов, 6
миноносцев, 20 тральщиков, 13 сторожевых кораблей, множество барж
и прочих плавсредств, уничтожили 24 немецких самолета (на земле и
в воздухе), 36 танков, 33 артиллерийских орудия, 34 склада, более
полутысячи автомашин, мосты, дороги, укрепления...
К досаде очернителей нашей Победы, я, как и, уверен, многие другае
командиры, знаю не о приписках наших успехов, а совсем об обрат¬
ном. Вот лишь один из примеров, когда, по неким штабным соображе¬
ниям, победа летчиков-штурмовиков осталась неизвестной и до сих
пор официально не признанной.
В ноябре 44-го полк получил задачу нанести удар по позициям
немецких войск на острове Эзель — помочь продвижению нашего мор¬
ского десанта. Я вылетел на чужом самолёте во главе группы из 16
штурмовиков. Каково же было изумление летчиков, когда на малом
удалении от острова мы обнаружили немецкий крейсер, два зсминца
и сторожевик, которые беззаботно гвоздили из всех стволов по нашим
десантникам.
В общем, приказ я не выполнил — не стал атаковать позиции не¬
мецкой пехоты, так как, конечно, именно крейсер, а не десяток дзо¬
тов был здесь главной проблемой для нашего десанта. И несмотря на
то, что калибр взятых нами боеприпасов не был рассчитан на мощные
морские цели, атака состоялась. Более того, ее результаты были сфо¬
тографированы. Немецкий крейсер, судя по всему, однотипный изве¬
стному «Адмиралу Шееру», получил несколько прямых попаданий.
Тяжелая броня спасла его от гибели, но мы, как минимум, своротили
ему кормовую башню главного калибра и достали до машинного отде¬
213

ления, так как мастодонт обильно задымил и потерял половину хода.
Вся корабельная группа развернулась и так быстро, насколько позволя¬
ли машины раненого флагмана, пошла к своим берегам. Тяжелые снаря¬
ды корабельной артиллерии больше не клонили наших десантников.
Вернувшись на азродром без потерь, я передал информацию о не¬
мецких кораблях по инстанции и соседям-торпедоносцам. Но никаких
решений не последовало. Видимо, кто-то не хотел, чтобы стала видна
откровенная оплошность разведки, прозевавшей крейсер с зскортом
непосредственно в районе десанта. Все сделали вид, что никакого крей¬
сера вообще не было. Но мы можем видеть его бегство и дым из его
пробитого нутра на фотоснимках, которые я сохранил.
Сбылось «пророчество»
Помню, это было 4 ноября. Мне в очередной раз пришлось нару¬
шить приказ командующего авиацией ВМФ и вылететь в группе на
ответственное задание. И именно в это время в расположение полка
прибывает Жаворонков. Первый вопрос: — «Где командир?».
Мои заместители, как могли, меня выгораживали. Мол, отлучился
куда-то по делам, скоро будет. Но маршал, конечно, всё понял. Когда,
вернувшись с задания, я предстал перед ним во время ужина. Жаво¬
ронков коротко спросил:
— Потоплен транспорт?
— Подождите двадцать минут, увидите своими глазами.
Ровно через 20 минут я показал ему еще влажный кадр аэрофо¬
тосъемки. На нем был явственно виден расколотый пополам вражес¬
кий транспорт с боеприпасами и прыгающие в воду немцы.
— За дважды Героя Советского Союза гвардии капитана Мазурен-
ко! — поднял свой бокал командующий.
Я оторопел. А через два дня, 6 ноября 1944 года, был опубликован
указ о награждении меня второй Звездой Героя. Вручал награду Ка¬
линин.
Вот и встретились снова.
И Балтийское море бывает красным
Окончание войны для меня было отмечено по-особому.
8 мая 1945 года, когда уже был подписан акт о капитуляции Гер¬
мании, авиаполк получает приказ: вернуть немецкий конвой из бое¬
вых и транспортных кораблей, который с огромным грузом войск и
214

техники уходит в Швецию. Видимо, немцы решили сдаться не рус¬
ским, а англичанам и успели выскочить из порта до подхода наших
войск.
Обнаружить конвой оказалось не сложно. Более тридцати кораб¬
лей бойко двигались на север. Все орудия зачехлены. Гансы из пехо¬
ты сидят вдоль бортов, свесив ножки. Повоевали. Теперь — цивилизо¬
ванный плен, а там и депортация в родной, плодородный фатерлянд,
удобренный пеплом из концлагерных печей. Еще теплых...
Как и приказано, мы просигналили конвою из ракетниц, помахали
крыльями, покружили. Реакция — нулевая. Беззаботные солдаты рейха
нагло плыли своим курсом, полагаясь на гуманизм русских летчиков.
Нет, не стоило им внизу рассчитывать на гуманизм, одной рукой
зачехляя пушки, а другой набивая трупами печи Освенцима. Не было
к ним гуманных чувств у наших бойцов в сорок пятом, как и в сорок
первом. По счетам истории надо платить...
Мой полк не стал возвращаться на базу, осмеянный зтими, не ус¬
певшими отмыться от крови «туристами». Я принял решение: атака!
В зтот удар мои летчики вложили всё, что разрывало сердце и стуча¬
ло в мозгу четыре года. Конвой ушел на дно, едва успев расчехлить
оружие. Успел ли кто-то там внизу вспомнить о нашем таллинском
переходе осенью 41-го? Тела вчерашних солдат рейха, иссеченные
пулями, осколками и снарядами, окрасили море в красно-бурый цвет.
Но один из тонущих «туристических» эсминцев таки успел всадить
37-миллиметровый снаряд прямо в «фонарь» кабины моего самолета.
Снаряд прошел так, что на парашютном ремне на левом плече ос¬
тался выжженный диким трением след. И всё. Никто не пострадал.
Только скорость упала и ветер свистел в разбитой кабинет
— Всем возвращаться. Сяду один, следом, — приказал я. Но на
зтот раз меня не послушали. Весь полк сбавил скорость и построился
строгим клином позади моей машины. Так и вернулись.
Вот так, накануне Великой Победы, я последний раз возвращался
на аэродром с боевого задания, неся последнюю отметину войны на
своем самолёте. Я чувствовал удары шквалистого ветра в разбитой
кабине, слышал ровный гул моторов своих бойцов и невольно подво¬
дил итог прошедшей великой военной эпопеи. Мы победили. И хотя
впереди ждали ещё полные многих дел и событий десятилетия, самое
страшное кровавое испытание мы прошли с честью!
215

Михаил Михин
Михин Михагт Иванович родился в 1923 году в селе
Боровой Форпост, Волчгисинский район, Алтайский край.
Окончил среактото школу и аэроклуб в г. Алма-Ата в 1941
году. В январе 1945 года окончил Сталинградское училище
лётчиков. В 1952 — 1953 годах участвовал в боевых
действиях в Корее в составе 519-го истребительного
полка 216-й истребительной авиационной дивизии.
Звание Героя Советского Союза присвоено в марте 1953
года.
Сейчас генерал-майор Михин в отставке.
216

ГОРЯЧЕЕ НЕБО КОРЕИ
Не так давно со мной пожелал встретиться американский жур¬
налист. Весьма любезный и приятный в общении человек, он
захотел услышать от меня какие-то подробности тех событий, участ¬
ником которых мне когда-то довелось быть.
С удовольствием беседуя с ним, я лишь позднее вдруг ощутил —
какие же грандиозные перемены произошли в нашей, да и не только в
нашей, истории. Скажу точнее; на протяжении всего одной челове¬
ческой жизни...
...Родился я 25 октября 1923 года на необъятных просторах Сиби¬
ри, в посёлке Боровой Форпост. Правда, позднее родителям моим при¬
шлось много поездить по стране, и потому азроклуб, куда я поступил
в 1940 году, был уже Алмаатинским. Окончил я его в июне сорок пер¬
вого, когда на пороге страны встала война...
Нас отправили в 1-е Чкаловское лётное училище. Готовили для
боевой работы на средних бомбардировщиках, потом переквалифици¬
ровали на пилотов штурмовой авиации. Однако из-за боевых потерь в
самом начале войны учебных машин в училище не было, и нас при¬
везли в Бугуруслан, где мы с трудом набрали часы самостоятельного
налёта на Ут-2.
Началось распределение. Так как я рвался в истребители, меня
отправили в Кустанай. Именно там и был закончен курс моей подго¬
товки; лётчик-истребитель!
Я, естественно, очень хотел на фронт. Но меня отправили в Харь¬
ковский запасной полк: «Будешь инструктором — у тебя хорошо по¬
лучается!» И ничего нельзя было поделать; дисциплина есть дисцип¬
лина. Успел сделать два выпуска лётчиков, следил за ними — ребята
неплохо летали! А тут и война наконец закончилась...
217

Получил я назначение в 518-й Берлинский ордена Суворова ис¬
требительный полк. Летали мы на наших Як-3, на английских «Спит-
файерах». Базировались на аэродромах Средней Азии, а позднее, в
1949 году, нас перебросили в Баку. Там-то мы впервые и увидели наши
первые реактивные истребители. Начали их осваивать, ощущения по¬
лёта на новейшей машине были поистине удивительными...
Между тем в окружающем нас мире небо всё более затягивалось
тучами «холодной войны».
Лихорадочно пополнялись ядерные арсеналы. Не раз грохотом тан¬
ковых двигателей заполнялись улицы Западного Берлина. Но впря¬
мую «холодная война» стала «горячей» вплотную с нашим Востоком —
в Корее.
По условиям послевоенного мира Корея, как и Германия, была
разделена на два практически самостоятельных государства — Юж¬
ную Корею и Корейскую Народно-Демократическую Республику. От
тридцать седьмой параллели, разделившей некогда единую страну на
две части, подразделения КНДР начали движение на юг; вождь Ким
Ир Сен решил донести идеи социализма до своих южных собратьев.
Так как южнокорейская армия не смогла сдержать натиск северян, в
бои были брошены американские части. Они дошли до устья реки
Ялудзян, что протекала на границе с Китаем. На это немедленно от¬
реагировал миллиардный Китай: китайские части пошли вперёд, не¬
взирая на потери. Так как китайская авиация была практически вы¬
бита американскими самолётами, на самом «верху» нашей страны было
принято решение: задействовать в боях советскую авиатехнику.
В 1952 году наша авиадивизия была переброшена на аэродром
Мяугоу, в Корею. Замечу, что мы оказались там не первым советским
авиаподразделением.
Уже теперь, осмысливая происходившее, приходится только удив¬
ляться: ведь прошло всего семь лет с легендарной встречи на Эльбе!
Всего семь лет назад шла героическая воздушная битва союзников
над Европой, над просторами Северной Атлантики! И вот самолёты с
белыми звёздами на крыльях стали вдруг для нас врагом «номер оди-
н»...Однако рассуждать было уже некогда: Родина потребовала ис¬
полнения боевого долга, и мы, неся на крыльях китайские опознава¬
тельные знаки, с полной ответственностью принялись за боевую работу.
Надо сказать, что боевой опыт прошедшей войны был здесь уже
непригоден. Новые скорости и новое оружие диктовали и новые зако¬
ны тактики боя. Замечу, что наш противник здесь уже не использовал
бомбардировщики типа «Летающая крепость» — их крепко потрепа¬
ли в прошлых боях. Нашим МиГ-15 и МиГ-15бис противостояли реак¬
тивные же американские истребители «Сейбр» и истребители-бом¬
218

бардировщики «Тандерджет». На горизонталях возможности наши и
противника были приблизительно равными, но на вертикалях была
разница: 5-тонные МиГи легче уходили вверх, однако 7-тонный «Сейбр»
быстрее совершал пике.
Была, правда, и такая досадная разница в боевых возможностях
машин, как отличия систем прицеливания: у них стояли новейшие
прицелы с радиолокационными дальномерами, а у нас — приборы с
системами отработки. Пока мы обрамляли данные, чтобы внести кор¬
рективы в дальность цели, американцы уже успевали начать стрельбу.
Потери... По данным американцев, у нас их было больше, но мы-то
знали — потери были приблизительно равными. Но что характерно —
терялись в основном машины, лётчики же, как правило, возвраща¬
лись в строй. И в зтом ничего удивительного нет: двигатели в реак¬
тивных машинах стояли сзади, становясь практически бронёй, при¬
крывающей пилота с тыла. Лишь снаряд, выпущенный откуда-то сбоку,
непосредственно по кабине, мог поразить лётчика. Позтому бои, как
правило, кончались тем, что подбитый самолёт камнем шёл вниз, а
пилот, катапультировавшись, приземлялся на землю или же в воду
залива.
Последнее, кстати, для нашего противника становилось очень важ¬
ным обстоятельством: залив контролировался военно-морскими сила¬
ми США. Всегда наготове были их вертолёты и катера. Сбитый пилот,
опустившийся в воду, имел в спасательном комплекте маячок, надув¬
ную лодку и даже растворимый в воде порошок, дававший в месте
приводнения широкий оранжевый круг. Так что в зтом случае к пило¬
ту «Сейбра» или «Тандерджета» помощь приходила быстро...
Правда, нашим пилотам не надо было об зтом беспокоиться: ведь
бои проходили над территорией дружественной нам Кореи, и мы, в
случае неудачи, опускались в расположение друзей. Спасти нашего
лётчика значило для корейцев прежде всего помочь самим себе в на¬
шей общей борьбе.
Словом, пилот возвращался в часть, получал новую машину и сно¬
ва вступал в бой. Лично скромно похвастаюсь: сделав 140 боевых вы¬
летов, участвуя в 53 воздушных боях и сбив 8 «Сейбров» и один «Тан¬
дерджет», я не потерял своего «боевого коня». Даже, бывало, разрешал
использовать свой боевой самолёт, когда у меня самого не было воз¬
можности вылететь на задание: к пятьдесят третьему году я уже ис¬
полнял обязанности заместителя командира полка.
Скажу честно, что с нашими союзниками-китайцами общаться по¬
чти не доводилось. Аэродромные службы были целиком нашими, по
линии китайцев шло лишь повседневное обслуживание. Но мы ощу¬
щали их характер: чтобы выполнить задачу, они шли на всё!
219

Пару раз довелось мне вести разговор с китайскими лётчиками о
самолётах — наших и американских. Восхищала их дотошность, ис¬
креннее желание разобраться в самой малой детали рассказа. И я их
зауважал!
В марте 1953 года нас, небольшую группу пилотов, вывезли на крат¬
ковременный отдых в Порт-Артур, в санаторий. Помню, утром, после
пробежки, встретили мы вдруг полковника Верховца, начальника на¬
шего политотдела. Подходит он ко мне и, улыбаясь, говорит: «Ну, Михаил
Иванович, поздравляю вас с новым званием!». «С каким званием?».
«Со званием Героя Советского Союза!». Я так и сел...
А ещё через пару месяцев мы вернулись в Союз. В «порядочное»
место нас, помню, не пустили: сели мы на азродроме ещё с покрытием
военных времён — с ребристыми щитами, без бетонки. Рядом — боло¬
та. Финские домики, куда нас поселили, промерзали, помнится, сверху
донизу...
К тому времени я стал уже командиром полка и после перебазиро¬
вания поехал поступать в академию. Увы — не попал; не прошёл воз¬
растного барьера. Вернулся в войска, но уже в иное место — в Мос¬
ковский военный округ, где начал командовать полком. К моей радости,
это оказалось соединение, которое, как и мы, успело повоевать в Корее.
Послужив под Москвой, я стал заместителем командира дивизии
в Смоленске. Наверное, не так плохо делал своё дело, потому что меня
откомандировали на Новую Землю — на самый передний край, где
базировалась наша авиация. Когда я сделал в Заполярье то, что было
положено, был переведён южнее — в Архангельск, но уже на долж¬
ность заместителя командующего авиацией армии.
Шесть лет отслужил в тех северных краях. Работали мы там упорно,
крепко, и хотя условия Севера были всегда сложными, не лучшими для
полётов, исполняли приказы даже без каких-либо намёков на лётные
происшествия. К нам даже приехало высшее начальство со всей страны
для обобщения опыта боевой работы: шутка ли — шесть лет без аварий!
И вот тут... Словом, именно в преддверии лестного для нас сове¬
щания у нас произошло несколько лётных происшествий. Судьба словно
бы поставила нам подножку, и вместо похвал мы услышали нечто
совершенно иное. Вдобавок весьма резко выступил против нас руко¬
водитель Высшего военного совета — заметьте, по профессии артил¬
лерист! — на что я, тогда ещё молодой и горячий, соответственно
ответил...
Резюме было кратким: меня лично понизить в должности. И это,
подумалось, вместо благодарности за действительно хорошую работу!
Вот и так, оказывается, может поворачиваться жизнь...
220

я получил назначение на должность заместителя командующего
авиацией в Ленинградский военный округ. Снова всё начало склады¬
ваться нормально, но медицина вдруг наложила на меня свою непод¬
купную лапу: «к лётной работе непригоден». Это, пожалуй, стало са¬
мым тяжёлым ударом судьбы...
Небо для меня стало закрытым навсегда. Но оставалась земля и на
ней — город Савостлейка, где размещались Высшие тактические курсы,
где мне надлежало стать начальником штаба. А так как к тому времени
я успел закончить заочный курс Академии, получил «поплавок» — знак,
весьма поверхностно оценивающий истинные качества человека, но, тем
не менее, дающий ему некоторые права, — то и стал на генеральской
должности начальника штаба генералом, с чем себя и поздравил...
Уйдя в отставку, работал в Государственном оптическом институ¬
те. Работал, как говорили, весьма неплохо, но небо — моё небо! —
осталось мне только в воспоминаниях.
...Скоро мне исполнится восемьдесят. За прошедшие последние годы
свершилось множество крупнейших событий: завершилась вьетнамс¬
ко-американская война и столь же дурно пахнущая война в Афгани¬
стане. Похоже, что в муках умирает и то, что мы называли «холодной
войной». В стране нашей происходит неспешный переворот, перечёр¬
кивающий и многое хорошее, и то уродливое, что выросло у нас за три
четверти века. Мы, кажется, вступаем в непредсказуемую, но заман¬
чивую эпоху приобщения к мировой цивилизации.
Ну, а мне и моим сверстникам пора, как говорится, «подбивать
бабки». Конечно, судьбы людей складывались по-разному: кому-то
повезло, кому-то — нет. Кому-то и вообще никуда! Про себя скажу,
что лично мне повезло: оглянуться назад не стыдно! Потому, навер¬
ное, что всегда и везде, куда бы ни бросала меня жизнь, я исповедо¬
вал один принцип: выкладывайся до отказа! Делай всё на максимуме
своих возможностей, а как зто оценят другие — уже не важно.
И ещё. Повезло мне и в том, что всегда и везде встречались мне
достойные и уважаемые люди — люди, которых искренне любишь и
ценишь. Никогда, например, не забуду нашего лётчика, Героя Советс¬
кого Союза Пиляева, который в небе той же Кореи вышел победите¬
лем в семнадцати поединках! И дело даже не в его победах, а в том,
каким жизнерадостным человеком он был, каким лихим пилотом ос¬
тался в нашей памяти.
Судьба подарила мне встречи и с маршалом авиации Савицким.
Вознесённый на вершину военной власти, командующий всей авиаци¬
ей ПВО оказался мудрым, глубоко понимающим любую ситуацию, и
поэтому — очень душевным человеком. Я был ему бесконечно благо¬
дарен за то, что он сделал для меня, и знаю, что чувства эти разделя¬
221

ют со мной очень и очень многие. И таких, как маршал Савицкий, я
встречал немало на протяжении всей морей службы и работы, сохра¬
нив о них в душе самую добрую память...
Что же осталось пожелать? Ну, само собой, здоровья себе и всем
близким. Но, пожалуй, не менее того — сохранить в душе своей ощу¬
щение того братства, которое подарило нам наше бескрайнее небо. И
да будет оно всегда чистым!
222

Аркадий Кулешов
Юноша прямо стоит на допросе,
Молча стоит он — ни слова в ответ.
Немец-жандарм докурил папиросу
И подает комсомольский бипет.
— Вот и билет твой. И я предлагаю:
Ты откажись, отрекись от него.
Жизнь сохранить я тебе обещаю.
Жизнь, что дороже всего.
Что в нем хорошего? Книжка, не боле.
Книжку сожги, и допросу — конец!
Нет, не сожгу! — отвечал комсомолец.
Сердце пусть лучше сожжет мне свинец!
Сжечь не согласен? Ты в этом уверен?
Брось тогда в прорубь своею рукой.
Нет, я и в прорубь бросать не намерен.
Пусть лучше сам я умру под водой!
Ладно. По-твоему будет! — На этом
Длинный и нудный окончен допрос.
Немцы бойца с комсомольским билетом
Гонят босого на лютый мороз.
Там он, облитый водой ледяною,
К сердцу билет свой рукою прижал.
Словно билет под холодной водою
Жаркому сердцу остыть не давал.
Так он стоял, издеваясь над катом.
Долго по телу струилась вода.
Так и остался стоять он у хаты.
Словно бы вылитый весь изо льда.
223

Аркадий Михайловский
Аркадий Петрович Михайловский родился 22 июня
1925 года в Москве в семье военного летчика. После 7
классов поступил в Московскую военно-морскую
специальную школу, а затем в Высшее военно-морское
училигце имени М.В. Фрунзе, которое окончил в 1947 году.
Курсантом в составе экипажа гвардейского крейсера
«Красный Кавказ» весной 1944 года участвовал в боевых
действиях при освобождении Севастополя. Служил на
подводных лодках Тихоокеанского и Северного флотов,
пройдя путь до командира боевой части.
В 1961 голу окончил Военно-морскую академию и
защитил кандидатскую диссертацию, после чего
продолжал службу на Северном флоте командиром
атомной подводной лодки. За боевой поход подо льдами
Северного Ледовитого океана ему присвоено звание Героя
Советского Союза. Затем Аркадий Петрович Михай¬
ловский был начальником штаба, командиром соединения
подводных лодок. В 1969 году ему присуждена ученая
степень доктора военно-морских наук. В 1973 году он
стал командующим объединением подводных лодок, с 1978
по 1981 годы — командир Ленинградской военно-морской
базы, с 1981 по 1985 годы — командующий Северным
флотом, до 1989 года — начальник Главного управления
навигации и океанографии Министерства обороны СССР.
С 1991 года по настоящее время адмирал в отставке А.П.
Михайловский — профессор кафедры оперативного
искусства Военно-морской академии им. Адмирала
флота Советского Союза Н.Г.Кузнецова.
224

ПОДВОДНАЯ ВЕРТИКАЛЬ
Знаете, что меня сегодня больше всего радует? То, что на пе¬
тербургских улицах все чаще встречаю совсем юных мальчи¬
шек в морской форме — помимо знакомых еще с послевоенной поры
нахимовцев, это и кадеты Кронштадтского морского кадетского кор¬
пуса. Совсем еще дети, но их уже влечет морская романтика, они меч¬
тают о дальних походах, стремятся продолжать дело своих отцов. В
далеком предвоенном 1940-м и я, так же, как эти ребята, твердо ре¬
шив связать свою судьбу с флотом, поступил в 1-ю Московскую воен¬
но-морскую специальную среднюю школу. И коль эта книга рассчи¬
тана на молодежь, большую часть своих воспоминаний хочется
посвятить именно тем первым годам моего приобщения к Военно-
морскому флоту, которому отдана вся жизнь. Ведь многое, чего уда¬
лось достичь в будущем, закладывалось именно в этот период. Адми¬
ралами не рождаются, и совершить настоящий поступок может человек,
прошедший хорошую школу жизни...
День рождения у меня 22 июня. Не правда ли, сразу возникают
определенные ассоциации? Действительно, 16-летие неожиданно ока¬
залось «черным» днем не только для меня, но и для всей страны —
началась Великая Отечественная война. На этот труднейший период
в моей биографии пришлись годы учебы: сначала в 1-й Московской
военно-морской специальной средней школе, затем с 1943 года — в Выс¬
шем военно-морском училище имени М.В. Фрунзе. Но повоевать — пусть
недолго, все же довелось. Пороха понюхал во время флотской практики
в 1944 году. Сначала, правда, мы прошли «обкатку» на учебном корабле
Каспийской флотилии «Шаумян», а потом нас распределили на воюю¬
щий Черноморский флот. В эти дни я вел личный дневник, поэтому, на
225

мой взгляд, лучше всего обратиться к его пожелтевшим от времени стра¬
ницам. Думаю, что читатель сможет ощутить атмосферу тех дней.
31 марта 1944 года. Хорошее настроение, поскольку вчера сдавали
зачеты по практике астрономических наблюдений, устройству, вы¬
верке и пользованию секстаном. Получил пятерку.
И положение на фронтах радует. Войска подошли к государствен¬
ной границе. Создано Венгерско-румынское направление. Полностью
ликвидирована блокада Ленинграда. Идет освобождение Крыма. Од¬
ним словом, бьют немцев, и здорово бьют.
Наши шансы на скорое возвращение в Ленинград (в годы войны
ВВМУ им. М.В. Фрунзе было эвакуировано в Баку) растут с каждым
днем. Недавно туда уехал начальник курса и его заместитель по по¬
литчасти. Наверное, и мы по окончании практики на Черноморском
флоте двинемся к невским берегам. Наверняка ведь через Москву
поедем. Неужели не отпустят в Москве хоть на пару часов домой?! А
было бы здорово! Домой писать не буду. Если удастся, то заявлюсь
неожиданно...
18 апреля. Нахожусь на борту гвардейского крейсера «Красный
Кавказ» воюющего Черноморского флота, куда мы прибыли для про¬
должения практики. Впрочем, все по порядку...
Поздно вечером 14 апреля два взвода, 131-й и 132-й, во главе с
командиром роты Малинкиным списались с «Шаумяна» и пешком, со
всеми своими шмотками, отправились на вокзал.
К нашему удивлению и удовольствию, едем мы, оказывается, не
эшелонами, а обыкновенным пассажирским поездом и не в теплуш¬
ках, а в нормальных плацкартных вагонах, где у каждого курсанта
своя персональная полка (с учетом багажных, разумеется). Нашей
полуроте выделено два вагона.
Я немедленно организовал службу в своем вагоне, назначил де¬
журного, приказал посторонних не пускать, закрыть сквозной проход
и второй тамбур, выставить дневального у входа в первый.
Едем мы в Батуми, где базируется сейчас бригада крейсеров Чер¬
номорского флота. Севастополь все ещё в руках у немцев. Хотя, по
слухам, в Крыму началась операция войск 4-го Украинского фронта и
Черноморского флота по освобождению полуострова и главной базы.
В Батуми прибыли в 10 часов утра. Природа здесь замечательная.
Батумская бухта окружена горами, вершины которых красиво белеют
на фоне синего чистого неба. Городок небольшой, чистенький, на ули¬
цах живые пальмы, кипарисы. Тепло. С вокзала отправились в санп¬
ропускник, а оттуда на корабли: 132-й взвод на «Красный Крым»,
226

131-й на «Красный Кавказ». Там нас встретили довольно сурово. Взвод
немедленно расформировали, а курсантов включили в состав экипа¬
жа и расписали дублерами матросов-специалистов по разным подраз¬
делениям боевой артиллерийской части.
Я попал дублером командира отделения подачи боезапаса во вто¬
рую башню главного калибра, а Димка Денисюк напросился дублером
наводчика зенитной 45-миллиметровой установки... Он и до училища
служил на Каспийской флотилии матросом-комендором на такой же
установке, откуда имеет воинское звание старшины 2-й статьи. Ему-
то все ясно, и он теперь будет сачковать.
Выдали нам боевые номера, расписали по койкам, бачкам и всем
другим корабельным расписаниям. Живем совсем не так, как на «Шау¬
мяне». Курсантского кубрика никакого нет. Все мы вместе с матросами
спим в подвесных койках на пробковых матрасах, едим из общего бачка.
Я уже не помощник командира взвода, так как и взвода-то ника¬
кого нет. Но меня считают на корабле старшим среди курсантов, и по
этому поводу со мной уже беседовал командир БЧ-2, который сказал,
что обстановка в Батуми довольно сложная. В гавани сосредоточено
много различных кораблей Черноморского флота, и существует по¬
стоянная угроза авиационного удара или артиллерийского налета со
стороны всплывшей немецкой подводной лодки.
Зенитные установки кораблей включены в общую систему проти¬
вовоздушной обороны. Базы и несут круглосуточное дежурство по
графику. Систематически проводятся тренировки и комплексные ноч¬
ные учения по отражению вражеской авиации, а универсальный ка¬
либр обоих крейсеров осваивает применение новейших «ныряющих»
снарядов против подлодок противника.
Мы — курсанты — впервые будем участвовать в таких делах на¬
равне со старослужащими старшинами и матросами и должны поэто¬
му исключительно добросовестно и четко выполнять инструкции и
свои обязанности. Так что посачковать Димке на его «сорокапятке»
вряд ли удастся.
Если нужно собрать нас вместе, то для этого на верхней палубе по
правому борту у первой трубы, между второй и четвертой артуста-
новками универсального калибра, назначено специальное место. Сюда
мы и без вызова сходимся чуть ли не каждый день в свободное время,
чтобы обменяться впечатлениями о корабельной жизни и просто по¬
болтать. Здесь же можно и постирать щеткой и песочком робу на чи¬
стейшем и прохладном танковом настиле палубы.
Кормят на корабле хорошо. За обедом дают «наркомовскую» нор¬
му — 100 граммов водки, но мне это не очень нравится, так как после
водки спать охота. Многие и спят минуточек по 30 прямо на палубе
227

или в шлюпках. Одним словом, житуха вполне боевая, только вот «Самоё»
(прозвище командира роты) немного её отравляет. Командир роты
Малинкин обитает на «Крыме», но частенько наведывается к нам.
Придёт и все норовит собрать всех вместе, нотацию прочесть или за¬
нятия какие-нибудь организовать. А мне эти занятия и в училище
надоели. Я хочу пожить матросской жизнью, хочу понять службу ко¬
рабельную не по книжкам, а такой, какая она есть на самом деле.
28 апреля. Все больше осознаю, что мне чертовски повезло, и я
попал, оказывается, на поистине героический корабль.
«Красный Кавказ» — один из сильнейших крейсеров нашего фло¬
та. Его водоизмещение 9000 тонн, машины развивают 55 тысяч лоша¬
диных сил, скорость — 30 узлов, экипаж — 900 человек. Вооружение;
4 башни главного 180-миллиметрового калибра, 6 спаренных палуб¬
ных артустановок 100-миллиметрового универсального калибра, 45- и
37-миллиметровых пушек, трехтрубные торпедные аппараты. Корабль
может принять на борт 100 — 1000 человек. Силища!
Командует крейсером капитан I ранга Ерошенко. Солидный и кра¬
сивый такой офицер с черными усами. Я его видел один раз издали.
Других офицеров на корабле много, но с ними мы почти не общаемся,
все больше с матросами. Один только каптри Малинкин бродит по
кораблю и высматривает, кто из нас чем занимается.
А я, например, серьезно занимаюсь изучением башни и своего за¬
ведования в ней, поскольку поговаривают, что «Красный Кавказ» в
скором времени примет участие в действиях по артиллерийской под¬
держке с моря флангов наступающих частей 4-го Украинского фрон¬
та в боях за Севастополь. Будет работа и главному калибру. Поэтому я
весьма основательно разобрался с устройством единственного, но гроз¬
ного 180-миллиметрового орудия, расположенного в боевом отделении
башни, с поворотным механизмом, путями подачи снарядов, артпог-
ребами с их вентиляцией, электрикой, системами орошения и затоп¬
ления. Серьезная техника.
Матросы знают её и содержат безупречно и нас своему делу учат
обстоятельно. Отношения с ними простые и дружеские. Они много
рассказывают, не без фантазии, разумеется, о боевых делах крейсе¬
ра. О том, как в начале войны ходили из Севастополя к осажденной
Одессе и поддерживали огнем войска, как отбивались от налётов вра¬
жеской авиации, как прорывались под огнем в осажденный Севасто¬
поль в декабре 1941 года, как били прямой наводкой по батареям про¬
тивника, подходя к Феодосийскому молу для высадки десанта.
Матросы рассказывают, как во время этого боя в нашу вторую
башню угодил снаряд противника и, пробив броню, взорвался внутри.
228

Как погибли и были ранены почти все ребята из боевого отделения башни,
как оставшиеся в живых выбрасывали на палубу горящие полузаряды, как
топили пофеба, как отстояли башню, а вместе с ней и весь корабль.
Не обходится, конечно, и без морской травли, шуточек и подначек.
Матросы рассказывают с юмором, как были довольны и «празднова¬
ли», когда в июле 1942 года корабль удостоился гвардейского звания.
А я присматриваюсь к тому, как они ходят, разговаривают, шутят,
носят рабочую и парадную форму, и немножко примеряю себя к ним.
Матросы-комендоры из нашей башни — это все солидные ребята, от¬
служившие уже по 6 — 8 лет срочной службы. Самому младшему в
башне 23 года, старшему — 28. Крепкие и физически сильные мужи¬
ки. Я, конечно, не дорос до них, но ведь дорасту когда-нибудь.
Особенно я люблю смотреть, когда в редкие дни слышна команда:
— На верхней палубе форма одежды №3 первого срока!
На синих матросских суконках начинают сверкать медали «За обо¬
рону Одессы», «За оборону Севастополя», «За отвагу», «За боевые зас¬
луги», а то и ордена. Может, и у меня хоть одна такая появится?
Правда, до чертиков обидно, что стоим вот до сих пор в порту,
отгороженные от моря бетонным молом и противоторпедными сетями,
а на наших глазах ежедневно уходят на боевые дела и возвращаются
для пополнения боезапаса и топлива подводные лодки, торпедные
катера и корабли охраны водного района. Да ещё имеют привычку
посылать нахальные семафоры: «Привет гвардии союзничкам, счаст¬
ливо оставаться» или «Рады видеть гвардии союзничков на старом
месте». Комендоры гвардейского крейсера крякают с досады, но без¬
злобно, поскольку понимают, что несколько немецких подводных ло¬
док всё еще рыскают у баз и портов Кавказского побережья, пред¬
ставляя серьезную угрозу крупным кораблям, а флотское начальство
понапрасну рисковать не будет.
Так и живем. А Димочка Денисюк оказался прекрасным парнем, а
вовсе не сачком, как мне показалось. Мы с ним дружим, встречаемся
в свободное время: то у меня в башне, то у его «сорокапятки» на тре¬
тьем мостике, где, если нет тревоги, можно снять каски и, укрывшись
от ветра за брезентовым обвесом, покалякать за жизнь.
10 мая. Вчера было общее построение. Объявили о том, что полно¬
стью освобожден от немецких войск Севастополь. Кричали «Ура!».
А я, кажется, начинаю по-настоящему влюбляться в море и флот.
Жизнь и профессия моряка, морского офицера — самое интересное,
самое лучшее, самое прекрасное из того, что только может быть.
И вот, наконец, стрельба не по учебным, а по реальным целям —
фашистским оккупантам. Играют аврал.... Побежал...
229

— Главному калибру! Снаряд фугасный, заряд боевой! Орудия
зарядить!
— Снаряд! — слышна команда.
Лязгает элеватор, здоровенная чушка 180 мм ложится на лоток и с
чавканьем досылается в казенник
— Заряд!
Взлетают два картуза полузарядов и устремляются в ствол вслед
за снарядом.
— Есть первый! Есть второй!
— Замок!
— Орудие, товсь! Ревун!
Грохот выстрела и отката, мерцание элетроосвещения, осыпающа¬
яся пробковая облицовка внутренних помещений башни.
— Орудие зарядить!
Работает главный калибр крейсера. Лица всех людей в башне до
предела внимательны, собраны и напряжены. И я с ними. Я горд, что
на равных участвую в этой сложной работе. Это тебе не «Шаумян» с
секстанами да пеленгаторами! И не рвотная пятибалльная зыбь на
«Каспическом» море. Наверное, я буду артиллеристом!
...Так я писал тогда, в далеком 1944-м. Артиллеристом я так и не
стал: по выпуску в 1947 году, воспользовавшись правом выбора флота
и класса корабля, поехал служить на Тихоокеанский флот. Порт-Ар¬
тур, видавшая виды подлодка «щука», должность штурмана на ней
Именно подводный флот стал моим призванием.
Всегда выкладывался полностью, стремился быть лучшим. Помню,
уже через год моя штурманская боевая часть заняла первое место в
соединении. Был случай, когда ради того, чтобы сходить на Щ-124 из
Порт-Артура во Владивосток через Цусимский пролив и обратно, по¬
жертвовал отпуском — не упускать же такую возможность изучения
морского театра!
Мне везло на учителей. Всегда находились люди, у которых было
чему поучиться. Так, например, во время учебы на Высших специаль¬
ных офицерских классах ВМФ в Ленинграде в 1952 году многое уда¬
лось почерпнуть у капитана I ранга Ждан-Пушкина. Высокий, пря¬
мой с коротко подстриженной седой головой, он обладал феноменальной
памятью, энциклопедическими знаниями, блистал эрудицией.
Незабываемы встречи и личные впечатления о знаменитых асах-
подводниках. Живые легенды флота делились своими мыслями, зас¬
тавляли задуматься о многих фактах, на которые в повседневной те¬
кучке не обращаешь внимания. Это были разные люди. Сергей
Прокофьевич Лисин — стройный, подвижный, порывистый, с востор-
230

жеьно-романтическим складом характера и симпатичной улыбкой на
розовощеком лице. Явной противоположностью ему был Виктор Фе¬
дорович Тамман — неторопливый человек среднего роста с чёткими,
уверенными движениями, твёрдой речью, с красивыми светлыми во¬
лосами над суровым лицом. И хотя они читали разделы курса на свой
манер, объединяло их то, что делали они это не формально, наполня¬
ли сухой материал яркими и поучительными примерами их собствен¬
ной боевой практики. За тот год учёбы на классах я смог подготовить¬
ся к предстоящей службе уже в должности командира подлодки.
В передовые выводил все те же «малютки», «щуки», «эски» и «бу-
кахи», а впоследствии и атомоходы, которыми командовал. Иногда мне
казалось, что я настолько владею кораблем, что смогу забить форш¬
тевнем гвоздь в причальную стенку, не повредив при этом ни стенки,
ни гвоздя, ни форштевня.
В 1955 году привел на Север подводную лодку нового проекта. Мне,
тихоокеанцу с восьмилетним стажем, пришлось сдавать экзамен на
право называться североморцем. Моя «Б-77» успешно бороздила су¬
ровые воды Баренцева моря, «ныряла» в его глубины, экипаж повы¬
шал свою выучку, а я, командир, изучал районы плавания, тактику
использования вверенного оружия, вносил предложения по тактике
применения. Четверть века отдано Северному флоту!
Незадолго до поступления в Военно-морскую академию командиром
океанской подводной лодки совершил первый в истории Северного фло¬
та дальний 75-суточный автономный поход в Атлантический окегш. Главком
ВМФ Адмирал флота С.Г. Горшков прислал на моё имя телеграмму:
«Поздравляю Вас и личный состав корабля с успешным окончанием даль¬
него похода в Атлантический океан, в течение которого в сложных усло¬
виях длительного плавания личный состав проявил высокое мужество и
замечательную выучку, тем самым обеспечив вьшолнение важного зада¬
ния. Опыт Вашего плавания послужит ценным вкладом в дальнейшее
развитие и совершенствование Советского флота».
В 1961 году при выпуске из академии, учитывая успешную защи¬
ту кандидатской диссертации, предложили должность в штабе флота.
Видимо, сказался стереотип; коль потянулся человек к научной рабо¬
те, то, значит, суждено ему служить если не в военно-учебном заве¬
дении или НИИ, то хотя бы при штабе. Тем более, что на сей счёт был
издан «именной» приказ Главкома ВМФ; «..капитан 2-го ранга А.П.
Михайловский, будучи слушателем командного факультета академии,
совмещая учёбу с научно-исследовательской работой, успешно защи¬
тил кандидатскую диссертацию... Творческую работу тов. Михайлов¬
ского, окончившего академию с отличием, ставлю в пример всему
офицерскому составу ВМФ».
231

Но тут был не тот случай, так как у меня было одно желание:
«Хочу плавать!» Пошли навстречу, назначив командиром новейшего
атомного ракетоносца. Началось интенсивное освоение новой техники,
изучение людей, из которых предстояло создать экипаж.
Через два года мой атомный ракетоносец, обогнув северную око¬
нечность Новой Земли, ушел под лед и вышел в высокие широты Се¬
верного Ледовитого океана. Совершили несколько всплытий в полы¬
ньях и разводьях, в том числе и в районах дрейфующих станций
«Северный полюс-10» и «Северный полюс-12». Затем Беринговым про¬
ливом лодка вышла в Тихий океан. Да, была выполнена сложная и
ответственная задача, впервые в отечественном флоте. Но, признать¬
ся не ожидал, что она будет так высоко оценена: в феврале 1964 года
Указом Президиума Верховного Совета СССР мне было присвоено звание
Героя Советского Союза. Орденами и медалями наградили всех чле¬
нов экипажа.
Почти сраэу же после этого похода был следующий. На этот раз
назначили руководителем первого двухмесячного похода атомной ра¬
кетной подводной лодки в Средиземное море — на боевую службу.
Североморцы в южных морях!
Спать приходилось урывками. Не только из-за непосредственных
служебных обязанностей — даже в походных условиях продолжал
работу над докторской диссертацией. Надо это командиру соедине¬
ния подводных лодок? Считал, что надо! Правда, когда она была гото¬
ва, опять последовало «береговое» предложение — возглавить кафед¬
ру в Военно-морской академии. Чем не достойное завершение карьеры?
Уже и диссертация готова — спокойно работай, передавай опыт. К
тому же и адмиральские погоны никуда не уйдут. Для жены Нины
Николаевны, коренной ленинградки, не покидавшей родной город даже
в блокаду, подарка лучше не придумаешь... Но променял кафедру на
беспокойное соединение подводных лодок. Опять попал с корабля на
бал — началось освоение противолодочных атомных подводных ло¬
док второго поколения. На одной из них совершил свой второй поход
в Арктику, пройдя подо льдами до самой Камчатки. Вернулся на Се¬
вер и опять отправился на Юг: возглавил отряд советских кораблей,
вышедших в Средиземное море с посещением египетского порта Алек¬
сандрия.
Как-то все слишком гладко получается? Действительно, случа¬
лись и «пробоины», которые стоили многих нервов и седых волос в
шевелюре. На «малютке» пережил «величайший позор» в своей ко¬
мандирской и штурманской жизни, когда при отработке курсовой
задачи, на перископной глубине, «вылез» на малые глубины и дваж¬
ды ударился о грунт. Это тоже опыт, пусть и горький. А в упоминав¬
232

шемся первом походе в Средиземку по халатности членов экипажа
под водой случилось три возгорания. Обошлось, но тоже хорошая на¬
ука на будущее — в моё присутствие на лодках таких ЧП больше не
было.
Горжусь, что мне доверили самую высокую «подводную долж¬
ность» — командующего объединением подводных лодок на Север¬
ном флоте. Правда, некоторые не понимали, почему я, получив воин¬
ское звание вице-адмирала, отказался от столь же высокой, но куда
менее хлопотной должности в Москве (тем более, что москвич как-
никак). Но решил остаться на Севере, на боевой службе.
Помимо служебных вопросов, непосредственно связанных с мо¬
рем, пришлось немало потрудиться, налаживая жизнь подводников в
суровых условиях Заполярья. Городок Заозерск стремительно рос
одновременно с объединением, а, значит, мои подчиненные могли под¬
тянуть на Север свой крепкий тыл — жен и детей. Для моряков это
очень важно. Сужу по себе. Поэтому строились не только жилые дома,
но и вся инфрастуктура: чтобы было, где учиться детям, где проводить
досуг, лечиться. Даже появиться на свет — нужен был свой роддом.
Покидая Заозерск, я подводил итоги работы на Краснознаменной
флотилии, особенно тех последних лет, что посчастливилось коман¬
довать ею. За эти пять лет мои подводные лодки совершили около 150
походов на боевую службу во все океаны планеты, а кроме того — не
менее 700 кратковременных выходов в море на боевую подготовку, и
выполнили свыше 150 ракетных и 2500 торпедных стрельб. Мои това¬
рищи по оружию провели под водой почти 18 тысяч ходовых суток,
проделав при этом 8,5 миллионов километров пути.
Флотилия стремительно развивалась. Вот уже пять дивизий вхо¬
дит в её состав, насчитывавший свыше полусотни подводных атомо¬
ходов. Совершенствуются способы их оперативного применения, со¬
вершенствуется тактика. Создана серия «Руководств» для одиночного
и группового подводного боя с надводными кораблями и подводными
лодками противника. Построен современный учебный центр. Воспи¬
тана блестящая плеяда подводников-атомщиков, чей воинский труд,
наряду с другими моряками и летчиками флота обеспечивает госу¬
дарству реальный паритет в Мировом океане.
Я горжусь тем, что довелось служить вместе с такими видными
подводниками и интересными людьми, как Александр Петелин и
Анатолий Сорокин, Владимир Шаповалов и Николай Игнатов, Миха¬
ил Будаев и Владислав Зарембовский, Федор Воловик и Валентин
Поникаровский, Рудольф Голосов и Евгений Чернов, Константин Ма¬
каров и Владимир Мочалов. Да разве всех перечислишь? Но именно
люди, обученные и воспитанные настоящим образом, особенно ко¬
233

мандиры подводных атомоходов, составляют богатство флотилии. Жалко
было оставлять друзей! Нестерпимо горько покидать Краснознамен¬
ную флотилию.
Итак, все же пришлось в 1978 году совершить «зигзаг» в сторону
от флота — принять командование Ленинградской военно-морской
базой. Возможно, для кого-то эта должность и была пределом мечта¬
ний в карьере: Ленинград, возможность получить звание полного ад¬
мирала. Один только кабинет — апартаменты бывшего царского воен¬
но-морского министра в Адмиралтействе — чего стоил! Но меня всё
это мало волновало. Правда, здесь можно было многое почерпнуть для
расширения кругозора, бывая на судостроительных заводах, во флот¬
ских НИИ, конструкторских бюро — все они замыкались на меня,
как старшего морского начальника Ленинграда. В те годы довелось
стать по сути соучастником строительства первенца надводного атом¬
ного флота — ракетного атомного крейсера «Киров» — ныне «Адми¬
рал Ушаков». Да, от «Красного Кавказа» это была дистанция огромно¬
го размера!
Но в городе на Неве человеку, привыкшему к океанским просто¬
рам, было откровенно тесно. Поэтому как очередной подарок судьбы
воспринял в 1981 году назначение на хорошо знакомый и самый бое¬
вой Северный флот — командующим. Значит, продолжаю хранить
верность флагу, хотя в моем возрасте не начинать, а заканчивать
службу полагалось бы. Мне доверен самый мощный, технически со¬
вершенный флот Отечества. Жаль, конечно, оставлять сослуживцев в
Маркизовой луже. Среди них много прекрасных, преданных делу людей.
И Ленинград был и остается фундаментом флота и столицей всех
военных моряков.
В те годы на Северном флоте разворачивались важнейшие для обес¬
печения безопасности страны события. Уже через год после вступле¬
ния в новую должность в составе стратегических подводных ядерных
сил появился тяжелый крейсер типа «Акула». В противовес американ¬
ской системе «Трайдент» на флоте была развернута ракетно-ядерная
система «Тайфун». В прессе США выход первой «Акулы» на боевое
патрулирование вызвал настоящий переполох — одна такая АПЛ была
в состоянии уничтожить десятки городов. Наша страна получила на¬
дежный щит. Приятно было и то, что в 1983 году Северный флот был
признан лучшим среди военных округов и флотов, меня наградили
высшей в то время государственной наградой — орденом Ленина.
Считаю, что и за последующие годы службы в должности началь¬
ника Главного управления навигации и океанографии Министерства
обороны СССР кое-что удалось сделать на благо Военно-Морского флота.
Выпущен в свет большой труд «Практическое кораблевождение» в
234

двух книгах. Я входил в состав редакционной коллегии Атласа океа¬
нов. Удалось внести посильный вклад в создание учебно-методичес¬
кого центра в Главном управлении навигации и океанографии. Взял
на себя обязанности ответственного редактора сборника «Записки по
гидрогеографии».
...Позади очень напряженная, но чрезвычайно интересная служ¬
ба, от которой остались в памяти многие яркие воспоминания. Первый
выход в Атлантику на новой океанской дизельной подводной лодке,
неоднократные походы на атомоходах подо льдами Арктики, «от¬
крытие» Средиземного моря для плавания наших атомных подвод¬
ных лодок и многое другое, о чем невозможно рассказать в рамках
небольшого очерка. Но для кого интересны перипетии жизни моряка-
подводника, все это постарался без излишней назидательности изло¬
жить в нескольких книгах; «Вертикальное всплытие», «Рабочая глу¬
бина», «Адмиралтейская игла», «Океанский паритет».
Рад, что и сейчас, спустя 13 лет после официального ухода с дей¬
ствительной офицерской службы, по-прежнему нахожусь в строю—
передаю свой опыт слушателям Военно-морской академии имени Ад¬
мирала флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова. Это завтрашний день
флота. Общаясь с морскими офицерами, и сам заряжаешься их энер¬
гией, становишься моложе душой. И еще те самые мальчишки на
питерских улицах — они поведут в море те корабли, которые пока
существуют только в проектах. За ними — будущее Военно-Морского
Флота. России без него нельзя.
235

Владимир Мороз
Владимир Исакович Мороз родился 25 октября 1926
года в деревне Новоселище Киевской области. К началу
Великой Отечественной войны окончил семь классов. До
ноября 1943 года находился в оккупации. На фронт
прибыл, когда ему ещё не было и восемнадщти лет.
13 октября 1944 года отличился при штурме
высоты, занятой противником, за что был награжден
орденом Славы III степени. Спустя 4 месяца Владимир
Мороз снова совершил подвиг, и к его гимнастерке
прикрепили орден Славы II степени.
Прошел с боями Западную Украину, Польшу,
Чехословакию. За неделю до окончания войны отважно
проявил себя при прорыве вражеской обороны под городом
Фриштадт (Чехословакия), после чего стал полным
кавалером орбена Славы. Награжден также орденом
Красной Звезды, многими медалями.
236

ЕСЛИ БЕЖАЛ — ТО К ФРОНТУ
Война прошла для меня как бы в двух далеко не равнозначных
этапах. Без малого три года провел на оккупированной вра¬
гом территории. Когда в нашу деревню ворвались немцы, мне шел
пятнадцатый год. С мальчишеским любопытством смотрел я на них.
Люди, такие же, как и мы. Только говорят на чужом языке. Должен
сказать, что тогда, в августе сорок первого, они вели себя у нас, особо
не злобствуя. Правда, в порядке устрашения, что ли, взяли в залож¬
ники несколько человек из числа сельских активистов.
Помню, уже на второй день как немцы наше село заняли, был
объявлен общий сход. Как сейчас вижу, довольно немолодой немец¬
кий офицер, коверкая русские и украинские слова, произнес:
— Мы будем новый порядок делать. Немецкий порядок. Чтоб все
был гут, надо иметь старост. Ви сами его выбирайт.
Никому не хотелось занимать эту должность. Наконец уговорили
Игната Кудрявого. Он был очень добрый по натуре человек. И не ошиб¬
лись в Игнате. Рискуя собственной головой, он многих из нас впослед¬
ствии спасал от беды. Действовал тонко, и немцы долго верили, что он
«добросовестно» работает на них.
В сорок третьем многих юношей и девушек начали насильно уго¬
нять в Германию. Меня, видимо, по причине малого роста, до поры до
времени не трогали. Но однажды Игнат Кудрявый намекнул мне:
— Володька, меньше показывайся на виду.
Я, конечно же, все понял. Прятался как мог.
Потом Игнат Кудрявый исчез. Много позже мы узнали, что он
погиб при попьггке перейти линию фронта. Хотел воевать в действую¬
щей армии. Вместо него избрали старостой Петра Ильченко. Он рабо¬
237

тал на паровой молотилке. Дружил с моим отцом. Как-то (дело было в
марте) он зашел к нам. Спросил отца:
— Твой парубок дома?
— Дома.
— Пусть завтра явится на общий сбор. Немцы знают, что у тебя
есть взрослый сын. Не придёт, могут тебя расстрелять.
Отец долго не мог произнести ни слова. Потом Ильченко успокоил его:
— Когда эшелон минует Киев, Володька может бежать. Только
никак не раньше.
Усадили нас в эшелон. Я в последнем вагоне ехал. Народу битком.
Охраны нет. Вагон старый. Пол наполовину прогнивший. Попробовал ото¬
драть одну доску. Без труда получилось. На меня хлопцы и девки смот¬
рят как на сумасшедшего. А я сам себе думаю: вот дождусь темноты и
нырну под вагон. Только чтобы скорость была малая. Все вьш1ло, как за¬
думал. Где-то в полночь эшелон, преодолевая подъем, замедлил ход. Пора.
— Кто со мной? — спрашиваю.
Молчат. Ну ладно, будь что будет. Протискиваюсь в пролом. Спиной в
сторону движения поезда. Ноги коснулись шпал. Чувствую, поезд идет
совсем медленно. Какое-то время, повисев на руках, плашмя ложусь между
рельсов. Вагон медленно проходит надо мной. Жив! Вскакиваю, сбегаю
вниз по насыпи. Не знаю, последовал ли кто моему примеру-
Прямиком пустился домой. С рассвета замаскировался в старом
амбаре на краю незнакомого селения. Ночью опять в сторону своей
деревни. Благополучно добрался. А потом снова сбор, снова отправка
в Германию. И снова мне удается бежать. И так повторялось восемь
раз. Факт, наверное, достоин занесения в книгу рекордов Гиннесса.
Это, думаю, куда интереснее и уж во всяком случае, полезнее узнать,
нежели то, как некий супермен поглотил за единицу времени несколько
десятков яиц или слопал полтора километра спагетти. Последний свой
и, кстати, самый трудный побег я совершил в ноябре сорок третьего.
Немцы, не полагаясь на усердие старост и добровольных их приспеш¬
ников, сами производили повальную облаву на украинскую молодежь.
Теперь они действовали куда жёстче, чем прежде. Причем торопи¬
лись. Ведь наши войска вели успешное наступление, и врагу стало
ясно, что недалек тот час, когда их потеснят от Днепра.
Снова повели повальную облаву. Мне, как ни старался, скрыться
не удалось. Нас быстро загнали на грузовики и под усиленной охра¬
ной повезли в Киев. Я все думал, как бы снова сбежать. Уже несколь¬
ко вариантов заготовил. Да все они оказались невыполнимыми. В Ки¬
еве машины подогнали к железнодорожной платформе. Загоняли в
вагоны, словно какой-то скот: травили собаками, били плетками.
«Шнель! Шнель!» — то и дело орали. Я оказался в предпоследнем
238

вагоне. Нас сопровождали два немца. Под их наблюдением пролом в
полу вагона, как зто было в первый мой побег, не сделаешь. А люки
закреплены стальной проволокой.
На улице полдень. Через открытое окно (оно находилось под са¬
мым потолком вагона) сквозят струи холодного воздуха. А окно неши¬
рокое, где-то полметра на полметра. «А что, если через него сига¬
нуть?» — пронеслась неожиданная мысль. Поделился со своим
земляком-сверстником Петром Захарченко. Тот оробел;
— Так ведь расшибемся. Видишь столбы?
— А мы — между ними. Главное — точно рассчитать и не бояться.
Петр ничего не ответил. Понятно, робеет парень. Побег совершить
я мыслил под утро. Вижу, охрана начинает носом клевать. За окном
чуть посветлело.
— Ну что, ты готов? — шепчу земляку.
Опять молчит.
— Через три часа будем во Львове Оттуда не убежишь. Решай, Петро.
— Не могу, — наконец, он признался. — Расшибемся...
Выждав, когда оба немца задремали, толкнул сидящего рядом со
мной рослого парня.
— Чего тебе? — встрепенулся он.
— Тише... — шепчу. — Подсади меня.
— Зачем?
— Подставь плечи. Не спрашивай...
Он, наконец, понял, чего я хочу. Оттолкнувшись от его плеч, я
протиснулся в окно. Только б в столб не врезаться. Внизу крутая на¬
сыпь, покрытая щебенкой. Очередной столб промелькнул перед гла¬
зами, и я оттолкнулся от стенки вагона. Лечу вниз. Кручусь по насы¬
пи. Не знаю, сколько оборотов сделал. Из заднего вагона — автоматная
очередь по мне. Пули ударились о камни совсем рядом. Каким-то
чудом меня не задело. Эшелон проследовал дальше. Скатился я с на¬
сыпи. Чувствую, ног и руки целы. Щеки в ссадинах. Но это чепуха.
Хотелось закричать во все горло: «Жив!». Но вовремя опомнился. Вижу,
по шоссе, что было проложено параллельно железной дороге, едут
немецкие мотоциклисты. Юркнул в придорожные кусты. Затаился.
Пролежал до обеда. Продрог основательно. Понял, что днем идти очень
опасно. Немцев полно вокруг. Стоит только подняться, и вмиг обнару¬
жат. А документов у меня никаких нет. Заберут, уж точно.
Ждал в кустах до темноты. Не был обнаружен просто чудом ка-
ким-то. Ночью пошел на восток. Сориентировался по закату солнца.
Утром опять упрятался в кустарнике. Опять весь день пролежал. Го¬
лод чувствовал нестерпимый. Не умирать же. Следующей ночью на¬
брел на небольшое селенье. Больше часа пролежал под стеной край¬
239

ней хаты. Никто из нее не выходил, голосов никаких не слышно. На¬
конец, решил постучать в окно. Вижу, шторка пошатнулась, в стекле
замаячило лицо пожилой женщины.
— Кто ты? — тихо спросила она.
— От немцев сбежал, — говорю. — Хлеба дайте кусочек. Пустите
обогреться.
Передала она через окно малую краюху и проговорила шепотом:
— А теперь тикай!
Ничего другого мне не оставалось. Ночь подошла к концу. Неуже¬
ли снова целый день лежать в кустах? Вижу, из селенья четверо ста¬
рушек погнали скот. В восточном направлении. Я присоединился к
старушкам. Рассказал им все про себя. Одна, видимо, главная из них,
говорит мне:
— Скотину мы гоним в районный центр. Для немцев. Бери кнут,
сойдешь за подпаска.
Так я совершил свой первый дневной переход. К тому же молоком
подкрепился. Всегда буду помнить тех добрых старушек.
Пробирался я на восток больше недели. Заходил в крайние хаты
малых деревушек. К счастью, на предателей не нарвался. Повезло.
Повезло мне и когда переходил линию фронта. Нашел брешь в боевых
порядках немцев и темной ночью пробрался к своим. Уж какая для
меня это радость была, представить себе невозможно! В траншее сол¬
даты обступили меня. Потом повели в блиндаж к командиру. Не до¬
жидаясь всяких вопросов, я заявил офицеру:
— Возьмите меня к себе, дайте оружие. Хочу воевать.
— Да какой из тебя вояка! — засмеялся офицер, глядя на мою
щуплую фигуру. — Сначала подрасти малость, подкрепись, а то ведь
винтовку в руках не удержишь. Потом уж нас догоняй.
Словом, выдворили меня. Снабдили на дорогу сухим пайком. Те¬
перь я шёл открыто, не опасаясь. Заметил, что на восток не идет ни
одна машина. Все на запад, в сторону передовой.
Но вот и родная деревня Новоселище. Здесь уже понемногу начала
восстанавливаться мирная жизнь. Люди доставали упрятанное от немцев
зерно, картошку. Делились друг с другом.
К весне сорок четвертого я возмужал, окреп. После очередного
прихода в военкомат, в мае, был призван в армию. Так закончился
для меня первый этап военной поры. Теперь — я солдат. Прошел
ускоренную подготовку, выучился на пулеметчика. Естественно, меня
как новичка, как самого молодого намеревались поставить вторым но¬
мером при пулемете «максим». Напарник был на два года старше, да и
ростом на голову выше. Но перед выпуском были прюведены контрольные
стрельбы. И дважды я оказался самым метким из числа обучаемых.
240

 Будешь первым номером! — сказал мне тогда проверяющий.
По прошествии подготовительного курса был зачислен в 519-й полк
81-й Калинковической стрелковой дивизии. Началась фронтовая жизнь.
Я старательно перенимал боевой опыт старших товарищей. Был, помню,
в нашей роте пожилой солдат (тогда мне, семнадцатилетнему, все соро¬
калетние казались пожилыми). Он уже три года провел в боях, был дважды
ранен. Фамилию его запамятовал, но, помню, обращался к нему «дядя
Вася». Он частенько одергивал меня за излишнюю горячность. Но од¬
нажды во время затишья после успешно проведенной атаки сказал:
— Лихой ты парень, Володька, как посмотрю. У таких либо голова
в кустах, либо грудь в крестах. Повезёт, жив останешься — большие
награды ждут тебя.
Дядя Вася вскоре погиб. Я скорбел по нему, точно по отцу родно¬
му. Слова его относительно наград оказались пророческими.
В октябре сорок четвертого мы уже пересекли государственную
фаницу. Зримо всплывает в памяти тринадцатое число. Наш полк ата¬
ковал высоту в районе чехословацкого села Вапеник. Казалось, бое¬
вая задача выполнена. Но тут противник начал контратаковать пре¬
восходящими силами. Мы с рядовым Гришей Гончаренко заняли
удобную позицию и открыли по немцам губительный огонь из «макси¬
ма». Это позволило нашим подразделениям перехватить инициативу,
и враг был обращен в бегство. Уже перед самым селом Вапеник фри¬
цы предприняли еще одну контратаку. И снова мой пулемет сработал
как надо. Это было отмечено командиром полка полковником Рубахо-
вым. Меня представили к ордену Славы П1 степени.
То была моя первая боевая награда. А получил я её за две недели
до своего восемнадцатилетия. Но на отблеске славы был и налет печа¬
ли за погибших товарищей. В том бою погиб командир нашего баталь¬
она капитан Блинов, который всегда относился ко мне по-отечески,
как к самому молодому солдату в его подразделении. Был тяжело
ранен Гриша Гончаренко.
Что делать, война есть война, и, как в известной песне поется; «До
тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага». Но меня костлявая
обходила стороной. Нас учили не верить чудесам, однако меня обере¬
гал какой-то ангел-хранитель или талисман. Сейчас я верю в это. Полгода
сражался в самых горячих точках фронта, пули и осколки визжали
над головой, земля горела под ногами, а я оставался цел и невредим.
Рядом гибли бойцы, едва вступив в бой. Подчас не успевал узнать име¬
ни и фамилии своего второго номера, как тот либо был убит, либо ранен.
Орден Славы II степени я получил за бой у села Дой, что в Польше.
И опять тринадцатое число. Февраль сорок пятого. Тогда враг ударил
во фланг полка с целью отсечь наши стрелковые подразделения. Мой
241

«максим» снова сработал надежно. Мы выбрали очень удобную позицию и
начали косить атакующего противника. Прижали его к земле Оставив на
поле боя десятки трупов, фашисты отошли на ранее занятые ими рубежи.
Мне тогда уже было восемнадцать. И помню, когда командир ди¬
визии полковник Матусевич вручал мне орден, кто-то из штабных
офицеров, знавших меня, прокомментировал в рифму:
— Крепко подрос рядовой Мороз!
А Матусевич добавил:
— Ив прямом и в переносном смысле.
Да, мне везло на фронте, и зтого нельзя было не признать.
Но однажды все-таки получил ранение. Тогда был я бойцом специ¬
ально сформированной роты автоматчиков, которую бросали на са¬
мые ответственные участки атаки. Ранение было не из тяжёлых, но
санитары, как я не протестовал, решили, что меня надо отправить в
медсанбат. Погрузили меня на повозку с тяжелоранеными. Я к тому
времени хорошо знал, что многие солдаты после излечения попадают
в другую часть. А я так привык к своему полку, сроднился с друзья¬
ми, что не мыслил воевать не рядом с ними. Сердце сжималось от
сознания того, что никогда не увижусь с друзьями.
...Повозка медленно катилась по лесной дороге, удаляясь от рас¬
положения полка. Я потрогал повязку на груди. Рана отозвалась не
слишком сильной болью. Решение созрело мгновенно; пока не далеко
отъехали, надо возвращаться назад. Но как? Не сигать же с повозки,
как тогда из немецкого поезда. Вижу, навстречу едут несколько ав¬
томашин с солдатами в кузовах. Машины остановились. Встала и по¬
возка. Я обратился к санитарам:
— Можно мне сойти на минутку?
Те разрешили. Подождал, пока машины покатят дальше. Едва они
тронулись, подбежал к заднему борту одной из них, крикнул;
— Хлопцы, подсобите!
Две пары сильных солдатских рук схватили меня за плечи, под¬
хватили подмышки, и через мгновенье я оказался в кузове машины.
— Куда ты? Стой! — закричали вслед санитары. Но машина уже
набирала скорость.
— Ну, ты даешь! — проговорил незнакомый усатый сержант. -
Влетит тебе за это.
— Ну и пусть! — засмеялся я в ответ. — Не в тыл же я уезжаю-
Должен заметить, что на такое «дезертирство» особые отделы как-
то закрывали глаза. Оно и понятно: ведь не от фронта бежит человек,
а к фронту.
Вечером я уже был в родной роте. Мой поступок, естественно,
одобрили единогласно. Правда, несколько дней, образно говоря, дер¬
242

жали на задворках, под присмотром санитаров. Рана на молодом теле
зажила быстро.
И снова я в боевых порядках. До светлого дня Победы предстояло
пройти еще через многие бои, через потери друзей. Как ликовали мы,
узнав, что Берлин пал. Значит, конец войне наступит в ближайшие
дни. Но нашей дивизии еще выпало участвовать в ликвидации круп¬
ной вражеской группировки на чехословацкой территории.
...Эго было второго мая. В районе города Фриштадт пришлось штурмо¬
вать сильно укрепленный рубеж. На участке наступления роты нам не
позволяла подняться с земли огневая точка противника. Тогда, пригото¬
вив связку гранат, я незаметно пробрался к ней. Бросок получился удач¬
ный: вражеский расчёт был уничтожен. Рота успешно атаковала. Задача
была вьшолнена. В рядах атакующих я продолжал преследовать против¬
ника. Автомат мой бил точно. За этот бой (к нему, конечно же, приплюсо¬
вали предыдущие) я был представлен к ордену Славы I степени. Мне,
гвардии рядовому, тогда было восемнадцать с половиной лет. Не раз слы¬
шал реплики в свой адрес; мол, молодой, да ранний. А разве это плохо?
Война закончилась. Мне предложили пойти в военное училище.
Сказали: как полный кавалер ордена Славы, имеешь право выбора.
Выбрал Киевское танковое. Почему? Да на войне много раз довелось
видеть действия танкистов, когда они выручали мою родную пехоту.
Уважением проникся.
У меня за плечами было всего семь классов. В ходе постижения
военных знаний окончил десятилетку на вечернем отделении и полу¬
чил аттестат зрелости. Право же, это звучит несколько забавно: ведь
что может быть выше зрелости фронтовой? Но это так, к слову. В
танковое училище в большинстве своем были набраны фронтовые тан¬
кисты. Когда узнали, что я из пехоты, многие из них смотрели на
меня свысока, подтрунивали. А это меня лишь подзадоривало. Ладно,
думаю, докам^ танкистам, что и пехота в технике разбирается неплохо.
Окончил училище по первому разряду, и меня, лейтенанта, напра¬
вили на Кировский завод испытателем танков. Тогда мы работали над
танком ИС-3. Он был создан в конце войны. Но в боях практически не
участвовал. Сейчас же мы его, как говорится, до ума доводили. Танк
мощный. Будь он у нас на вооружении, скажем, во время Курской
битвы, «тиграм» и «пантерам» пришлось бы несладко. На Кировском
заводе я дослужился до капитана. Много запомнилось интересного.
...Это произошло на испытательном полигоне у подножья Пулков¬
ских высот. Я сидел за рычагами только что выпущенного из заводс¬
ких цехов могучего ИС-3. Танк, послушный моим рукам, легко пре¬
одолевает искусственные водоемы, овраги, подъемы. Радостно мне вести
боевую машину. Её мотор — словно сердце богатыря. Мои лирические
243

размышления прерывает внезапный мощный взрыв. Танк вздрогнул,
закружился на месте. Открываю люк. Соскакиваю на землю. Вижу, у
моего танка сорвано два трака на правой гусенице. Это было под силу
лишь противотанковой мине. Так оно и оказалось на самом деле. Ис¬
пытания танков на время приостановили. Прибывшие на место сапе¬
ры тщательно обследовали территорию танкодрома. За три дня они
обнаружили еще шесть противотанковых мин. Такие вот автографы
порой оставляла война.
Службу на Кировском заводе на время пришлось прервать. Два
года находился в командировке. Потом снова вернулся на ставшее
для меня родным предприятие. Уволился с завода в звании полковни¬
ка, начальника военной приемки. По отзывам сослуживцев, оставил
на заводе добрую память. А сам завод мне памятен еще и тем, что он
позволил мне заочно окончить Политехнический институт имени М.И.
Калинина. Так что получил высшее образование.
Потом работал, длительное время трудился на заводе имени Э.Кли-
мова. Участвовал в создании двигателя к танку Т-80, который доныне
не имеет аналогов в мире.
Службе в Вооруженных силах отдал сорок три года. Почти полве¬
ка. И в зтих полвека было полгода войны. Порой думаю, они десятков
мирных лет стоят. Потому, знать, помню всех моих фронтовых дру¬
зей, боевых командиров. Разве можно, например, забыть комдива 81-й
стрелковой дивизии полковника Матусевича? Именно о таких людях
в свое время писал великий Лермонтов: «Слуга царю, отец солдатам».
Таким же был командир 519-го стрелкового полка подполковник Ки¬
риченко. Я уже говорил о капитане Блинове. Красивым, полным сил и
энергии он встретил смерть в бою. Его, помню, сменил капитан Гольд¬
берг. Тоже замечательный человек. Был тяжело ранен. Ранены были в
разное время оба моих ротных командира — старшие лейтенанты Су¬
воров и Золотарёв. А сколько сержантов и рядовых не дожили до дня
Победы, сколько стало инвалидами.
Да, это война... Она запомнилась мне еще и тем, что все мы жили
одной семьей: русские и украинцы, белорусы и татары, армяне и гру¬
зины, латыши и евреи... Ничего не делили, а сообща шли к победе.
Дрались за честь и независимость единой великой державы.
Мне больно сознавать, что наш Союз нерушимый разрушен. Все
мы от этого много потеряли. Прежде всего простые люди, те, на ком
государство держится. Больно на душе от всего этого. Не так давно я
посетил мою малую родину. Земляки в один голос заявляют: «Якого
биса было трэба нас разрозняты?» Так и говорят, разбавляя свое воз¬
мущение словами солеными. Что тут скажешь? Правы мои земляки. Я
верю, что мы снова будем вместе.
244

Александр Обухов
Александр Афанасьевич Обухов родился в 1917 году в
Саратове. В ВМФ с 1934 года. В 1939 г. окончил ВМУ
имени М.В. Фрунзе. Служил командиром батареи на
сторожевом корабле «Тайфун», затем был командиром
сторожевого катера МО-142 1-го дивизиона сторожевых
катеров КБФ. Участвовал в войне с белофиннами.
Катер МО-142 под командованием лейтенанта
Обухова с первых дней Великой Отечественной войны
участвовал в боевых действиях. В наградном листе на
А.А.Обухова записано: «2 октября 1944 года во время
высадки десанта на остров Даго, командуя группой
катеров СКА, под интенсивным огнем противника
высадил 240 человек десанта с полным вооружением. В
ходе развития операции наших десантных сил своей
группы перебросил 1200 человек». Так же успешно катпера
отряда высадили десантников на остров Эзель (Саарема).
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6
марта 1945 года капитан-лейтенанту А.А.Обухову
присвоено звание Героя Советского Союза. Войну
закончил командиром дивизиона сторожевых катеров.
Многие годы преподавал в стенах Военно-морской
академии. В 1973 году уволен в запас. Проживает в Санкт-
Петербурге.
245

по МОРСКИМ
ДОРОГАМ ФРОНТОВЫМ
Лето 1941 года было очень хорошим. Солнечные дни сменялись
красивыми закатами, а потом наступали сизые сумерки, в ко¬
торых растворялись и берега, и острова, и горизонт. В ночь с 21 на 22
июня 1941 года наш дивизион малых охотников, несший охрану главной
базы Краснознаменного Балтийского флота и столицы Эстонии Таллина,
был поднят по тревоге. Я получил приказ заступить на своем МО-143 в
боевой дозор. Там встретил начало Великой Отечественной войны.
Первый день войны прошел относительно спокойно. Только два
раза в небе появились фашистские самолеты, да и то они пролетели
на большой высоте. Вторая ночь была настолько тихой, что даже было
слышно, как под кормой хлюпает вода. Однако все члены моего эки¬
пажа очень хорошо понимали, насколько обманчиво это мнимое спо¬
койствие. Поэтому вахтенные внимательно всматривались в ночную
мглу, вслушивались в тревожное безмолвие, чтобы в любой момент
открыть по морскому противнику огонь. На поражение.
Предчувствие опасности нас не обмануло. Около полуночи мы ус¬
лышали чужое пофьфкивание дизелей. Матросы и старшины, не ожидая
команды, сразу же заняли места на своих боевых постах. А затем я
различил расплывчатые силуэты фашистских катеров. Они, будто
опасные дикие звери, как бы прижимаясь к воде, крались на фарва¬
тер, ведущий в Таллин. Вызвав к себе помощника, я приказал ему
дать в штаб телеграмму следующего содержания: «На подходах к
фарватеру обнаружены катера противника, вышедших, видимо, на
минную постановку. Вступаю в бой».
246

По команде взревели моторы, и МО-143 понесся навстречу врагу.
Упругий ветер ударил в лицо. Внезапность — составляющая победы.
Гулко ударил пушечный выстрел, за ним второй. Чуть позже в разго¬
вор вступили пулеметы. ДШК короткими очередями били то по голов¬
ному кораблю, то по концевому. Противник, судя по его действиям,
видимо, не ожидал, такого внезапного и сильного огневого воздействия.
Головной корабль резко свернул в сторону от нашего дозора и увели¬
чил ход. Следовавший за ним катер, распушив хвост дымовой завесой,
лег на обратный курс. Наутёк к невидимому в ночи финскому берегу
бросились и другие катера. Мой экипаж даже был обескуражен; враг
драпанул от нас почти без боя. Выходит, не так уж страшна темная
сила, как ее малюют!
Утром нас сменил другой «охотник», а я пошел на базу, чтобы доло¬
жить о результатах боевого столкновения. Однако уже на следующую
ночь мой МО-143 снова ушёл в море, где начались морские военные буд¬
ни: разведки, дозоры, сопровождение кораблей, поиск подводных лодок...
Поворотной в моей судьбе стала ночь 8 июля 1941 года, когда звено
малых «охотников» возвращалось в Таллин. Скорость катеров дости¬
гала 28 узлов. Вдруг почувствовался глухой удар в корме, а затем
произошел страшный взрыв. Какая-то сила толкнула меня в спину. Я
грудью упал на машинный телеграф и на какой-то миг потерял созна¬
ние. Когда очнулся, почувствовал, что по шее за воротник течет жид¬
кость. Провел ладонью и увидел, что пальцы испачканы кровью. Нео¬
жиданно мой взгляд остановился на тяжелой вилке, которая застряла
в деревянном ограждении мостика. Залетела она на ходовой мостик
после взрыва мины в кормовой части, где находилась кают-компания.
Там хранились столовые принадлежности, в том числе и большие из
нержавеющей стали вилки. Отведи я голову хотя бы немного в сторо¬
ну — вилка проткнула бы мой мозжечок. А так я отделался разорван¬
ным ухом. От возможности того, что я мог так нелепо погибнуть, мне
стало как-то не по себе. Кормы уже не было, и морская вода хозяйни¬
чала на палубе. Надо было во что бы то ни стало спасать людей, доку¬
менты, вещи... Когда к нам на помощь подошел катер МО-113, кото¬
рым командовал Михаил Тупицын, мой корабль едва держался на
плаву. Я покинул его последним. А через считанные секунды мой
«охотник», над которым продолжал гордо реять бело-голубой крас¬
нозвездный Военно-морской флаг, резко поднял нос и почти верти¬
кально ушел под воду. Смерть корабля для командира — боль осо¬
бая. Спускаясь по трапу МО-113, почувствовал, что дико устал. В
отведенной мне каюте я моментально уснул. Утром меня растормо¬
шил матрос:
— Товарищ командир, вас к себе комдив вызывает.
247

я сполоснул лицо и вскоре предстал перед капитан-лейтенан¬
том Михаилом Васильевичем Капраловым. От него узнал о гибели
прошедшей ночью моего друга командира МО-142 лейтенанта Сер¬
гея Корнилова. Теперь мне предстояло командовать новым экипа¬
жем.
А через некоторое время на корабле произошел случай, о котором
я до сих пор не могу вспоминать без улыбки.
Когда мы находились в Кронштадте, я получил задание сопровож¬
дать транспорт, направлявшийся в Таллин. От острова Котлин мы ото¬
шли ночью. Едва рассвело, как над конвоем пролетел немецкий само-
лет-разведчик «рама». Я понял, что теперь нам предстоит или вести
бой с вражескими торпедными катерами, или отбиваться от воздуш¬
ного нападения. Зная, как тяжело приходится в бою личному составу,
я приказал своему помощнику лейтенанту Березе накормить экипаж.
Лейтенант Береза уяснил поставленную задачу, и на столах в поме¬
щении для приема пищи появились деликатесы: перед уходом в Ора¬
ниенбауме с продовольственных складов получили очень хороший
русско-швейцарский сыр и приличный бочонок паюсной икры. И ка¬
ково же было мое удивление, когда поднявшийся ко мне на ходовой
мостик лейтенант Береза, стараясь скрыть волнение, сказал, что весь
экипаж отказывается принимать пищу.
Я сразу же направился в корму. Меня сверлила одна мысль: «Что
говорить при встрече с теми моряками, которые отказались от пищи?».
Ведь для корабля, находящегося в боевом охранении, подобный слу¬
чай относится к разряду чрезвычайных происшествий. Зашел в поме¬
щение для приема пищи и увидел, что мои морские орлы сидят, опу¬
стив головы к столам, на каждом из которых стояли миски с черной
икрой, лежали нарезанный крупными дольками сыр, а также сливоч¬
ное масло, белый хлеб, сахар. Выждав паузу, спросил:
— Почему пропал аппетит, товарищи?
Все молчали, даже глаз не поднимали. Зная, что в экипаже заво¬
дилой является бывший слесарь московского завода «Серп и молот»
Сизов, я обратился к нему с вопросом:
— Старшина первой статьи Сизов, что здесь происходит?
— Нам выдали некачественные продукты, — встав из-за стола,
доложил Сизов.
— Как же вы определяли их качество? — поинтересовался я.
— Нам подсунули какую-то черную заплесневелую замазку и сыр,
который воняет солдатскими портянками, — ответил за всех Сизов.
И тут мне все стало ясно. Оказывается, никто из военных моряков
до прихода на флот даже не знал, что такое паюсная икра, какой
запах имеет русско-швейцарский сыр...
248

— Чего бы вы хотели получить на завтрак? — стараясь не рассме¬
яться, спросил я.
— Как чего? — послышались голоса. — У нас же в кладовке есть
отличная тушенка с горохом!
Я тут же приказал открыть тушенку с горохом и накормить людей
как следует. На этом недоразумение было исчерпано. Тем не менее ни
паюсная икра, ни русско-швейцарский сыр на корабле не пропали.
Часто по ночам я занимался высадкой за линией фронта разведгрупп
и наших диверсантов. Вьтолнивших боевое задание я приводил в кают-
компанию, и они ели бутерброды с паюсной икрой и русско-швей¬
царским сыром. Никто из них не говорил об «испорченных» продук¬
тах. Наши разведчики и диверсанты в деликатесах знали толк.
Что же представлял собой «морской охотник» времен начала вой¬
ны? Это был катер водоизмещением пятьдесят шесть тонн, имевший
три главных двигателя, которые давали ему развивать скорость в 28
узлов. На вооружении «малого охотника» состояли две пушки-«соро-
капятки», два крупнокалиберных пулемёта ДШК, а также дюжина
больших и дюжина малых глубинных бомб для борьбы с подводными
лодками. И вот этот деревянный, но очень хорошо вооруженный ко¬
раблик почти постоянно находился в море, где у него враги были и в
воздухе, и на воде, и под водой. Но какие бы тяжелые испытания не
выпадали на его долю, экипаж справлялся с ними с честью.
В моей памяти навсегда осталось 8 августа 1941 года. В этот день я
получил приказ сопровождать конвой, состоявший из плавучего гос¬
питаля с ранеными бойцами и транспорта, эвакуировавшего с Ханко в
Таллин женщин и детей. Впереди конвоя шел тихоходный тральщик.
С бортов, как положено — силы охранения. С правого борта шел ПК-
212, которым командовал бывший морской пограничник лейтенант
Владимир Яковлев, а с левого — мой МО-142. День выдался на ред¬
кость погожий: яркое солнце на синем небе и почти полный штиль на
море, лишь дымка, поднимавшаяся от воды, мешала наблюдать за го¬
ризонтом.
Мы были уже на половине пути к Таллину, как послышался голос
сигнальщика:
— Самолет МБР, левый борт девяносто фадусов, дистанция три мили.
Это был наш морской разведчик, поэтому опасаться его не прихо¬
дилось. Настораживало другое: вел он себя как-то странно. Гидро¬
план то и дело проходил поперек нашего курса, а затем удалялся в
сторону шхер. Я никак не мог догадаться, что же хочет пилот морско¬
го разведчика? Наконец, видимо, летчик понял, что мы его не понима¬
ем и сбросил вымпел на воду. Выловив его, мы прочитали в короткой
записке: севернее, в шхерах, затаились вражеские катера. Стало ясно,
249

что противник знает о нашем передвижении и выжидает момент для
нанесения смертельного торпедного удара. Я понял, что моему экипа¬
жу вот-вот предстоит вступить в схватку с хладнокровными убийца¬
ми. Ведь ни плавучий госпиталь, ни транспорт с женщинами и детьми
никак нельзя было принять за боевые корабли. Например, плавучий
госпиталь был похож на белого красавца-лебедя, на бортах которого в
лучах солнца четко выделялись красный крест и красный полумесяц.
В морские бинокли врагу также было невозможно не рассмотреть
женщин и детей, находившихся на палубе транспорта. Все это озна¬
чало, что, находясь в засаде, торпедные катера сознательно и хлад¬
нокровно готовились к массовому убийству беззащитных людей.
— Шесть торпедных катеров! — доложил сигнальщик.
Я повернул голову в сторону шхер и в морской бинокль увидел
катера, занимавшие места в боевом порядке. Три торпедные катера
пошли на плавучий госпиталь, а вторая тройка — на транспорт с жен¬
щинами и детьми. Я взял на себя левую тройку и перебросил ручки
машинного телеграфа на «полный вперед». У катерников есть прием
ведения морского боя, требующий высокого профессионального мас¬
терства и мужества от членов экипажа. Он заключается в том, что
перед предстоящей схваткой берется пеленг на сближение вплотную.
Этим приемом я решил воспользоваться. Под аккомпанемент «сорока-
пяток» и злых очередей из ДШК катер на скорости 28 узлов пошел в
атаку! Уже с первых минут боя своим мастерством блеснули комен¬
доры. Вначале на пути вражеских торпедных катеров встали всплес¬
ки, а затем мы наблюдали попадание в головной катер. Идущий за
ним катер выскочил из строя и прикрыл его густой дымовой завесой.
Вся тройка исчезла из нашего поля зрения. Первая группа катеров
тоже не стала вступать в бой и повернула в сторону шхер. Бой, из
которого мы вышли победителями, был окончен. Когда я переходил
на своё место в боевом охранении, увидел картинку, не оставившую
равнодушным никого из военных моряков: на палубе транспорта сто¬
яли женщины и дети, которые приветливо махали нам руками. Я не
относился к разряду слабонервных. Но в тот момент на моих глазах
непроизвольно появились слезы. Не забываются подобные мгновенья
никогда!
Однако главное испытание нас ожидало впереди. Едва мы перевели
дух, как по переговорному устройству от акустики последовало:
— Подводная лодаа, 1дфсовой сорок градусов левого борта, дистанция...
Из доклада я понял, что лодка сумела подойти к нам почти впри¬
тык. Времени на размышление не оставалось. И вдруг я увидел следы
двух появившихся из глубины торпед. В тот день Господь сохранил
жизни раненых бойцов и командиров. Смерть, вышедшая из торпед¬
250

ных аппаратов немецкой подводной лодки, прошла за кормой плаву¬
чего госпиталя.
К этому времени сигнальщик успел поднять на рее положенные
флаги, означавшие атаку подводной лодки, и минеры бросились от
пушек и пулеметов, где они были расписаны как приходящие «боевые
номера» в корму, к стеллажам с большими глубинными бомбами, к
бомбосбрасывателям.
— Эхо мгновенное! — доложил акустик.
Это означало, что мы находимся практически над подлодкой, что
теперь она сама иэ охотника превратилась в дичь. Большие черные
цилиндры скатились в кипящее за кормой море. Через несколько се¬
кунд первый сильный удар сотряс мой катер. За первым последовали
остальные взрывы. Я развернул катер на обратный курс, и снова бом¬
бы ушли в глубину. Поверхность моря снова вспухла огромными пе¬
нистыми холмами, выбрасывающими вверх, как вулканы высокие столбы
водяной пыли.
— Соляровый след и пузырьки воздуха, правый борт, сто двад¬
цать градусов, дистанция один кабельтов! — доложил сигнальщик.
В пенистый бурун снова полетели черные цилиндры, и вновь, гул¬
ко отдавшись в корпус, снизу рванули четыре бомбы.
— Пятно соляра и воздушные пузырьки, — в голосе сигнальщика
явственно звучали нотки радости.
Теперь все поняли: если мы подводную лодку не утопили, то пока¬
лечили её очень здорово! По логике, затаившуюся на дне лодку надо
было караулить до тех пор, пока она не всплывет. Однако командир
конвоя то и дело прожектором «стучал» мне, чтобы я немедленно за¬
нял место в боевом охранении. Во время войны невыполнение приказа
приводит к тяжелым последствиям, и я вынужден был занять своё
место в боевом охранении. На базе доложил командованию об атаке
подводной лодки. При этом сказал, что окончательных результатов
не знаю, так как вынужден был сопровождать конвой. И все же судь¬
бу немецкой лодки я узнал. Правда, это произошло после войны. В
немецких источниках я обнаружил, что получившая тяжелые по¬
вреждения подводная лодка ночью все же всплыла, её экипаж отре¬
монтировал все, что сумел, и на рассвете она в надводном положе¬
нии добралась в свою базу. Но после в боевых действиях участия не
принимала.
А для нас снова начались дозоры, конвои, схватки с финскими
катерами, бои с фашистскими самолетами. У стенки МО-142 практи¬
чески не стоял, как, впрочем, и все остальные малые охотники диви¬
зиона, которым командовал Михаил Васильевич Капралов. Плавать
пришлось до самого ледостава. А затем катер был направлен в ре-
251

МОНТ. Когда ставил МО-142 на кильблоки, ко мне подошел мой при¬
ятель лейтенант Анатолий Симоненок и сказал:
— Поздравляю тебя с орденом Красного Знамени!
Эту весть я услышал 7 ноября 1941 года.
По окончании в 1942 году классов при Высшем военно-морском
училище имени М.В. Фрунзе я был назначен командиром звена второ¬
го дивизиона сторожевых кораблей. К этому времени уже поступили
новые сторожевики, сделанные в блокадном Ленинграде. По тому вре¬
мени катера имели неплохую гидроакустическую станцию для обна¬
ружения подводных лодок и достаточный запас глубинных бомб для
их уничтожения. Огневую мощь сторожевиков составляли установ¬
ленный на корме 37-миллиметровый автомат и два крупнокалибер¬
ных пулемета ДШК. Два двигателя системы «Паккард» обеспечивали
скорость до 30 узлов. На них в боях и походах прошли весна и лето
1942 года.
В октябре 1943 года я получил задание сопровождать очередной
конвой из Кронштадта, вёзший боеприпасы и топливо на остров Ла-
венсаари. В поход мы вышли штормовой ночью. Финский залив не¬
приветливо встретил корабли. Особенно тяжело досталось катерни¬
кам за Толбухиным маяком, где волны беспрепятственно перекатывались
через палубу, и все, кто наверху нес вахты, промокли до нитки. Нем¬
цам же было гораздо легче: их торпедные и артиллерийские катера
имели водоизмещение раза в три больше, чем у наших сторожевиков
Как немцы узнали о выходе кораблей и судов на Лавенсаари, сказать
уже невозможно, но они сразу предприняли попытку торпедными и
быстроходными артиллерийскими катерами атаковать конвой в море.
Выйдя заблаговременно в район атаки, фашисты заглушили моторы,
легли в дрейф, надеясь, что наше охранение не разглядит их в темно¬
те. Однако мой сигнальщик все же обнаружил фашистов. Доклад про¬
звучал своевременна К тому моменту корабли и суда конвоя уже нахо¬
дились на дистанции торпедного згиша, что было крайне опасно для конвоя.
Я «держал флаг» на СК-122, которым командовал старший лейте¬
нант Михаил Скубченко. Это был катер, построенный на средства,
собранные старыми большевиками Ленинграда. Поэтому при подъеме
Военно-морского флага весной 1943 года ему было дано название «Ста¬
рый большевик». Принимая корабль, командир катера старший лей¬
тенант Скубченко и весь его экипаж торжественно поклялись не по¬
срамить это почетное имя. И надо признать, слово своё военные моряки
держали крепко. Они надежно охраняли конвои, бдительно несли до¬
зоры, участвовали в обеспечении тралений и прикрытии дымовыми
завесами тихоходных кораблей и судов. Я был уверен: и на этот раз
наши экипажи не ударят в грязь лицом.
252

После получения доклада от сигнальщика я в считанные секунды
оценил сложившуюся обстановку и открытым текстом отдал приказ
всем командирам;
— Торпедные катера на норде атаковать!
На полном ходу катера пошли на определённые мной цели. Тиши¬
ну ночи расколол пушечно-пулемётный огонь. Застигнутый врасплох
враг всё же попытался огрызаться, и в нашу сторону устремились
огненные трассы. В тот момент каждый из командиров катеров хоро¬
шо понимал: в ночной схватке победить сможет только тот, у кого
крепче нервы и выше боевое мастерство. Огонь стал практически кин¬
жальным. Вот уже горит один из фашистских катеров, затем вспых¬
нул ещё один. Другие, тоже получив своё, стали быстро отходить,
бесприцельно сбрасывая торпеды.
Я стоял на ходовом мостике вместе с лейтенантом Скубченко и, не
вмешиваясь в его решения, с удовлетворением отмечал грамотные
действия командира СК-122, катер которого, подобно стреле, вьшу-
щенной из лука, шёл на сближение с немецкими торпедными катера¬
ми. И нервы у фашистов не выдержали. Поставив дымзавесу, против¬
ник растворился в штормовой ночи. Бой закончился. Сторожевые
катера вновь заняли свои места в боевом охранении. На рассвете
конвой благополучно и без потерь входил на рейд острова Лавенсаа-
ри. Это был один из обычных дней войны, о которых в сводках Со-
винформбюро говорилось; «На фронтах ничего существенного не про¬
изошло».
Мы знали не только опьяняющий вкус побед, но и привкус горечи
тех утрат, которые, как осколки, до сих пор сидят в моей памяти.
Одна из них — гибель сторожевого катера «Старый большевик». Вме¬
сте со своим боевым кораблем на дно Финского залива ушли его ко¬
мандир старший лейтенант Скубченко, боцман старшина 1-й статьи
Романов, юнга Федоров...
Жестокий бой произошел возле острова Лавенсаари, куда СК-122
«Старый большевик» пришел вместе с конвоем. Как сейчас помню те¬
леграмму, поступившую от командира дивизиона. В ней сообщалось,
что севернее острова Лавенсаари дозорный «малый охотник» атако¬
ван семью немецкими катерами. Поступил приказ оказать помощь
дозорному кораблю. Первым снялся с якоря и поспешил на выручку
своих боевых друзей экипаж «Старого большевика». На полпути к ли¬
нии дозора старшина 1-й статьи Романов своевременно обнаружил
еще три катера, шедших к месту боя.
«Теперь их будет десять, — подумал Михаил Скубченко, — тако¬
го допустить нельзя. Надо связать их боем!». И сразу же последовало
решение, единственное в создавшейся обстановке.
253

— Товарищи! — скомандовал лейтенант Скубченко. — Не пропу¬
стим врага к дозору! По фашистам — огонь!
Ворвавшись на полном ходу в строй вражеских кораблей, «Старый
большевик» полоснул по ним длинными очередями из автоматичес¬
кой пушки и пулеметов ДШК. Ошеломлённые дерзостью и стреми¬
тельностью атаки, фашисты вначале растерялись: строй катеров рас¬
сыпался, ответная стрельба была бестолковой. Один из немецких
катеров, видимо, подбитый, завертелся на месте. Но скоро враг, ис¬
пользуя численное превосходство и преимущество в скорости, сам
пошел в атаку на сторожевик старшего лейтенанта Скубченко. Морс¬
кой бой разгорелся с новой силой.
Немецкие очереди проносились над палубой. Командиру катера
еще можно было прикрыться дымзавесой и раствориться в ночи. Но в
таком случае эти три катера сразу же набросились бы на дозорный
корабль, который один сражался с семью немецкими катерами!
— Нет! Этого не будет! — решил Михаил Скубченко и продолжал
неравный бой. Он то бросал свой сторожевик на ближайший вражес¬
кий катер, собираясь его таранить, и тогда тот, уклоняясь от опасного
удара, открывал смельчаку дорогу для выхода из западни, то стопо¬
рил ход, и противник, не ожидая такого маневра, стремительно про¬
носился мимо... Так, маневрируя катером, старший лейтенант Скуб¬
ченко уводил свой катер из-под свинцового ливня смертельных
огненных трасс, несшихся на него с разных сторон. И все-таки одна
очередь ударила в борт «Старого большевика». Сразу же в машинном
отделении возник пожар, часть мотористов вышла из строя. Упал у
пулемета тяжело раненый боцман Романов. В бою были перебиты рука
и нога Михаила Скубченко. Место боцмана у пулемета занял юнга
Рем Федоров, которому еще не было и шестнадцати лет, а у штурвала
встал радист Павлов. Раненый Скубченко лежа продолжал руково¬
дить боем и борьбой с пожаром, бушевавшем на катере.
От огня, который вел «Старый большевик», фашистам досталось
тоже довольно изрядно. Один катер, едва двигаясь, ушел в сторону
шхер, огонь других тоже ослаб, они стреляли издалека. Казалось, что
еще чуть-чуть — и враг дрогнет, уйдет в шхеры. Но все же роковая
шальная очередь прошила СК-122. Она повредила моторы, оборвала
жизни юнги Федорова и старшего лейтенанта Скубченко.
Лишённый хода, с повреждённым вооружением, израненными, обо¬
жжёнными и убитыми военными моряками, «Старый большевик» мол¬
чаливо закачался на морской волне. Один из катеров противника, ви¬
димо, рассчитывая на то, что ему удастся захватить СК-122 в плен,
приблизился метров на 20. Увидев это, боцман Романов, преодолевая
боль в перебитых ногах, дополз до уцелевшего пулемёта, подтянулся
254

на руках и нажал гашетку. Раздались крики и стоны, несколько фа¬
шистов, готовившихся к захвату «Старого большевика», упали, сра¬
женные очередью. Взревев дизелями, немецкий катер отскочил по¬
дальше.
Воспользовавшись этим, радист Павлов и матрос Шувалов надели
на раненых спасательные круги и спустили людей на воду. Затем оба
моряка из подручных средств соорудили плотик, чтобы погрузить на него
раненого боцмана Романова. Но тот наотрез отказался покинуть катер.
— Я отвоевался, братишки! Отходите сами.
Фашистский корабль, ведя огонь, снова стал подходить к «Старо¬
му большевику». Послышалось лающее;
— Рус, сдавайс!
Боцман, сжимая в руке гранату, молча смотрел, как сокращается
расстояние между немецким кораблём и СК-122. Фашисты уже со¬
всем близко. Вот их отделяет всего несколько метров. Уже видно, как
тянутся к леерам отпорные крюки. Приподнявшись на руках, боцман
Романов обвёл взглядом тела убитых товарищей, в последний раз по¬
смотрел на развевавшийся на гафеле краснозвёздный бело-голубой
Военно-морской флаг и метнул гранату в бензоцистерну. В ночной
тьме полыхнула ослепительная вспышка, и над водой прокатился тя¬
жёлый грохот.
Так погиб СК-122 — «Старый большевик», принеся себя в жертву
на алтарь великой Победы.
Стремительное наступление частей Ленинградского фронта на
Таллин и поспешная сдача противником морских пунктов не давали
нашему флоту времени для проведения траления. Поэтому командо¬
вание решило с наибольшей эффективностью использовать малые
корабли: торпедные катера, бронекатера, охотники... Эти катера об¬
ладали большой манёвренностью и незначительной осадкой, позво¬
лявшей форсировать минные поля. Вот почему перед «малыми охот¬
никами» была поставлена задача: внезапно для противника высадить
десант прямо в порт Таллина и не допустить уничтожения фашиста¬
ми портовых сооружений. Без ложной скромности скажу — с этой
задачей мы справились блестяще! 23 сентября 1944 года в 1 час 30
минут катера моего отряда без единой потери преодолели боновое заг¬
раждение, выставленное между островами Нарген и Аэгна, и стреми¬
тельно ворвались в Таллинскую бухту. Выброшенный на берег десант
с ходу смял гитлеровские части и взял под охрану портовые соору¬
жения, железнодорожные эшелоны и склады с продовольствием и
военным имуществом.
Но не успели командиры катеров прочувствовать радость победы,
как неудержимое наступление наших войск потребовало нового брос¬
255

ка вперед. Так началась подготовка моего отряда к доставке десанта
на большой остров Моодзунского архипелага — Хиуму, больше изве¬
стного как Даго. В конце сентября мы пришли на катерах в маленький
поселок Рохакюля, расположенный в крошечной бухте на восточном
берегу пролива Муху-Вяйн. Оттуда нам предстояло брать десант для
высадки на сильно укрепленный остров Даго. Недалеко от бухты, имев¬
шей всего один причал, начинался лес. Там располагался штаб коман¬
дующего 8-й армии генерал-лейтенанта Старикова. Я пришел к нему
и доложил, что отряд в количестве 9 катеров прибыл в его распоря¬
жение. Уяснив поставленную передо мной боевую задачу, я сказал
генерал-лейтенанту Старикову, что на катерах невозможно будет пе¬
ревезти 152-миллиметровые гаубицы.
— Думайте, у вас есть ещё время, — тоном, не терпящим возраже¬
ний, произнес генерал-лейтенант.
Я пришел на свой катер и собрал всех боцманов. Надо отдать дол¬
жное, это были сметливые служаки. Дружными их усилиями способ
доставки 152-миллиметровых гаубиц вместе с лошадьми и конюхами
был найден. На острове были разбросаны десятки немецких бочек из-
под бензина. Их собрали вместе, закрепили на доски. В результате к
ночи за кормой у катерных тральщиков покачивались на воде доброт¬
но сколоченные плоты.
В период подготовки к десантной операции я и командиры катеров
познакомились с руководством и командирами подразделений мото¬
стрелкового полка, совместно наметили организацию посадки и раз¬
мещения десантников на катере. Было принято решение на катера
грузить людей с личным оружием, станковые пулеметы и 88-милли¬
метровые минометы. К вечеру волнение моря стало достигать трех¬
четырех баллов. Вспомнилось, что до войны в такую погоду оператив¬
ный дежурный корабли в море не выпускал. А теперь такое волнение
считалось нормальным даже для транспортировки на плотах орудий
на конной тяге.
На катерах закипела работа по подготовке к выходу в море. Одни
члены экипажа еще раз проверяли автоматические пушки и ДШК,
другие — исправность дымовой аппаратуры... При этом все сознава¬
ли что операция по высадке десанта будет не из легких. Мысленно
моряки уже были в бою. Ночью стали оживать корабли. Завелся пер¬
вый, за ним второй, третий... Не успел завестись последний мотор,
как на причале появились десантники. Это были крепкие ребята,
обвешанные ручными пулеметами, автоматами, магазинами и диска¬
ми с патронами. На поясах висели сапёрные лопатки и ножи. Они
пришли минута в минуту. Чувствовалось, что дисциплина у них на
высоте. Неожиданно море начало успокаиваться, и все посчитали это
256

добрым знаком. Началась посадка десанта. Незадолго до рассвета ка¬
тера один за другим отошли от причальной стенки гавани Рохакюля,
вышли за мол, и, построившись в кильватерный строй, легли на курс,
ведущий к пункту высадки — острову. К рассвету небо стало серым.
Впереди показалась тёмная полоска. Именно там должны были ра¬
зыграться главные события дня.
— Торпедные катера, правый борт... дистанция одна миля! —
доложил сигнальщик старший матрос Подерин.
Мимо нас полным ходом пронеслись торпедные катера Героя Со¬
ветского Союза Сергея Александровича Осипова. Они должны были
подойти к острову раньше, подойти правее бухты и высадить десант¬
ников на прибрежные отмели. Я не видел высадку бойцов, которых
доставили торпедные катера, но нас немцы встретили очень горячо.
Они стреляли в нашу сторону из всех видов пушек, орудий, свинцом
поливали береговую линию из всех видимых и невидимых огневых
точек. Я понял, если направить катера к берегу, то они там не только
о камни винты погнут, но и вообще погибнут от немецких мин и сна¬
рядов, которых фашисты, чувствуя гибель, не жалели. Поэтому мной
было принято решение совершить маневр в сторону Гфичала. При этом
одному катеру была поставлена задача из 37-миллиметровых автома¬
тов подавить доты. У этих автоматов был мощный огонь, и снаряды
шли прямо над водой. Огневым мастерством блеснул старшина 1-й
статьи Валентин Андрусенко. Выпущенные им снаряды влетели в
амбразуру одного из дотов. Тот сразу вздыбился, и из него полыхнуло
пламя. Тут же умолкла и вторая долговременная огневая точка. Кто
хоть раз шел с моря в атаку, может сказать, скольким десантникам
спас жизни Валентин Андрусенко. Тем временем другие катера уже
были у причала. Но теперь мы поняли, что не учли его высоту. Этот
причал был сооружен лишь для приема больших паромов в мирное
время. Выход из положения, казавшегося безвыходным, нашли мат¬
росы: по их спинам десантники выкарабкивались на причал, а затем
перебежками достигали берега.
Только катера начали отход за новым подкреплением, как снова
послышался голос сигнальщика Подерина, сообщившего о немецких
машинах, выдвигающихся из глубины острова. Мне стало ясно, что
уходить в море нельзя. Свежие силы немцев просто сбросят десант¬
ников в море. Надо было спасать братьев-пехотинцев. По моей коман¬
де катера развернулись кормой к берегу и почти одновременно уда¬
рили по автомобилям из автоматических пушек. В бинокль я видел,
как в кузовах взрывались боеприпасы, как из перевернутых автома¬
шин в горящем обмундировании выползали немецкие солдаты. А ко¬
мендоры продолжали карать и карать фашистскую нечисть.
257

Долго задерживаться у берега я не имел права. Согласно боевому
приказу отряд катеров должен был вернуться в Рахекюля, чтобы заб¬
рать новую группу десантников.
На следующий день меня вызвал командующий армией генерал-
лейтенант Стариков и приказал подготовить два катера, на которых
он должен бьш идти на освобожденный остров Даго, чтобы вручать
награды отличившимся в бою солдатам и офицерам. Матросы погру¬
зили на борт брезентовые мешки, в которых лежали ордена и медали,
и мы отошли от берега. Тогда я сказал командующему:
— Везет же сухопутчикам. После боя сразу же к наградам пред¬
ставляют! А вот нас, моряков, отцы-командиры орденами и медалями
не слишком балуют.
— Не балуют? — переспросил генерал-лейтенант Стариков. — В
таком случае я награждать буду! Мне уже доложили, как моряки
доты и автомобили с боеприпасами и живой силой уничтожали. Я их
не только к орденам, но и к Золотым Звездам Героев Советского
Союза представлять буду!
Он открыл записную книжку, и я начал называть фамилии отли¬
чившихся катерников. То, что генерал-лейтенант Стариков по-насто¬
ящему уважал людей в морской форме, меня убедил случай, произо¬
шедший перед выброской десанта на остров Эзель. У нас на катерах
почти закончились продукты, и моряки даже перестали получать свои
законные сто граммов «наркомовских». Чтобы решить возникшую гфо-
довольственную проблему я отправил своего помощника к тыловикам
8-й армии. Он возвратился на катер, вошел в мою каюту и доложил, что
самый главный интендант заявил ему следующее: о приданных 8-й
армии катерах он и слыхом не слыхивал...
Я сказал, чтобы помощник занимался текущими делами, а сам
направился к командующему 8-й армией генералу-лейтенанту Ста¬
рикову. Тот выслушал меня, а затем пригласил к себе тыловика. Че¬
рез несколько минут интендант уже стоял перед генералом. Удосто¬
верившись в том, что зтот человек на самом деле отправил моряка с
пустыми руками. Стариков пришёл в ярость. Он покрыл этого хозяй¬
чика таким многоэтажным матом, что у меня даже дыхание перехва¬
тило. Пообещав, что возникшее недоразумение будет устранено, ты¬
ловик словно ошпаренный выскочил за дверь.
Чтобы разрядить накалившуюся атмосферу, я решил пригласить
генерал-лейтенанта Старикова к себе на обед.
— Обязательно приду, — улыбнулся командующий, и я ощутил
его могучее рукопожатие.
На катер Стариков прибыл в сопровождении троих автоматчи¬
ков, на плечи которых были накинуты плащ-палатки. В кают-ком¬
258

пании он налил себе полный стакан водки и, глазом не моргнув, осу¬
шил его до дна.
6 марта 1945 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР
о присвоении звания Героя Советского Союза офицерскому и стар¬
шинскому составу Военно-Морского Флота. За образцовое выполне¬
ние боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фа-
шистскими захватчиками и проявленные при этом отвагу и героизм
высокое звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и
медали Золотая Звезда было присвоено старшине 1-й статьи Вален¬
тину Кузьмичу Андрусенко, младшему лейтенанту Павлу Ивановичу
Чалову, участвовавшим в выброске десанта на остров Даго.
В этом же Указе есть и моё имя.
259

Владимир Рубинский
Рубинский Владимир Васильевич родился 23 мая 1923
года в г. Ашхабаде Туркменской ССР в семье железно¬
дорожников. Водивший поезда отец Василий Андреевич
погиб в 1927 году от басмаческой пули. После окончания
восьмилетки Владимир Рубинский поступил в Ашхабад¬
ский аэроклуб, где занимался в подготовительной
эскадрилье.
В феврале 1942 года Владимира Рубинского направляют
в Подольское артиллерийское учтшще. По окончанию его в
июле 1942 года младший лейтенант Рубинский артил¬
лерийским командиром прошел трудный боевой путь до
Берлина. Был награжден двумя орденами Красного Знамени,
орденами Отечественной войны и Красной Звезды, многими
медалями.
Звание Героя Советского Союза присвоено 31 мая 1945
года.
После Победы, в связи с ранением, полученным еще в
феврале 1945 года, бьш комиссован и уволен в запас. Работал
директором автобазы, управляющим трестом, на других
хозяйственных должностях. Живет в Санкт-Петербурге.
260

ДУЭЛЬ НАД ТИХИМ КАНАЛОМ
одился я, как выяснилось, за границей. Сейчас, чтобы попасть
в родной город, под раскалённое его солнце, чтобы еще раз
полюбоваться на его красавиц-девушек, попробовать удивительных
дынь и сладчайшего винограда, нужен, оказывается, заграничный
паспорт, визы и еще какие-то бумаги. Суверенное государство со сто¬
лицей Ашхабад — вот моя Родина! А жаль, очень жаль. А впрочем, о
чем тут говорить — таких, как я, десятки миллионов...
Детство и юность моя, как и у всех нас в те времена, были запол¬
нены делом. Учился, занимался в спортивных кружках — бокс, воль¬
ная борьба. Позднее был еще и аэроклуб — летал, причем уже само¬
стоятельно. Успел поработать шофером. Словом, всё шло, как и у сотен
тысяч моих сверстников.
И вот — война. С первых же ее дней меня откомандировали в
учебную эскадрилью гражданского воздушного флота — готовиться
к поступлению в лётное военное училище. Однако нетерпение одоле¬
вало: хочу добровольцем на фронт! В военкомате мне сказали: можно
и в училище, но истребительно-противотанковое. Дескать, лётчиков-
истребителей нам хватает, а вот истребителей танков — огромная не¬
достача!
Что же, дал согласие, и в феврале сорок второго был отправлен в
Подольское артиллерийское училище. Ускоренные пятимесячные
курсы, и в июле того же сорок второго новоиспечённый истребитель
танков в звании младшего лейтенанта уже докладывал о прибытии в
800-й стрелковый полк 143-й стрелковой дивизии, что базировался
под Ельцом Орловской области. Началась моя фронтовая пора...
Задача наша была такая — огнём и колесами сопровождать пехо¬
ту. Так как на марше орудия шли на конной тяге, то на боевых пози¬
261

циях пушки катили вручную, по буеракам или по пахоте — зто, зна¬
ете, занятие не для слабосильных!
Во взводе, которым мне надлежало командовать, должно было быть
два сорокапятимиллиметровых противотанковых орудия. Ну, легким
и средним немецким танкам наши пушки могли еще как-то противо¬
стоять, но когда у них появились «тигры» и «фердинанды», воевать с
ними стало практически невозможным; двести двадцать миллимет¬
ров их лобовой брони наши снаряды уже не брали.
Зимой сорок третьего началось наше контрнаступление. Заверши¬
лось оно успешно, но в батарее нашей не осталось ни одного орудия. В
расчеты, ставшие неполными, пополнения не поступало. Помнится,
вырыли мы землянку и стали заново, по сути дела, организовывать
свое подразделение — свою батарею. Прибыл новый комбат, двое взвод¬
ных и старшина. Между прочим, оружие на всю команду было та¬
кое— трофейный автомат и к нему — один-единственный патрон!
Ну, и у меня еще, помнится, клинок остался — положен был мне при
конной-то тяге!
Но вот, наконец, получили мы и новую технику, пришли новые
люди. Были они только что призванными и потому учились огневому
делу с азов, на ходу и как можно скорее. И не зря: вскоре началось
новое наступление, где мы били немецкие танки и на Орловско-курс-
кой дуге, и на улицах Киева. Однако самым тяжким испытанием ока¬
залось форсирование Днепра. Как это говорится, хлебнули горячего
до слёз...
Сначала наши части форсировали Днепр и зацепились за его пра¬
вый берег, образовав плацдарм. Теперь надо было бы как можно энер¬
гичнее наращивать силы на плацдарме, но над Днепром косяком по¬
висла немецкая авиация. И днем, и ночью! Никакое плавсредство, плот
или даже рыбачья лодка, не добиралось до нашего берега. Мы оста¬
лись одни...
Кончился боезапас, орудия замолчали. Мы сидели в ямах, выры¬
тых в крутых песчаных склонах берега, и, полуголодные, отчаянно
отбивали атаки немцев. А они были настойчивыми, в день случалось
до семи атак! Сидишь, помню, в такой яме, головой в песок уткнёшь¬
ся, забудешься немного, потом опять слышишь — идут, идут! Цепя¬
ми, в рост, как правило, пьяные... Автомат к животу приставят, и
очередями, очередями над нашими головами! Подпускаешь метров на
десять и уже прицельно бьёшь!.. И скоренько, под их отступление,
выскакиваешь и их же оружие подбираешь, в свой окопчик затаски¬
ваешь... Не сделаешь — считай себя покойником при следующей их
атаке! Скажу лишь одно: за те несколько недель на плацдарме от
нашего полка осталось в живых всего одиннадцать человек...
262

Наконец основные силы сумели-таки одолеть Днепр, и мы с боями
пошли дальше.
А дальше была Польша. Я участвовал в освобождении Варшавы,
форсировал реки и речушки, в том числе Одер. Не утерпел, помню,
искупался в знаменитой реке! Скажу еще, что к тому времени успел
побывать в трех госпиталях и, кое-как подлечившись, обязательно
потом добирался до своей части — 800-го стрелкового полка. Добав¬
лю, что, наверное, совсем по-мальчишески рвался куда надо и не надо!
Да и то — мне не было ещё и двадцати двух лет... Правда, я уже
получил звание капитана и стал начальником артиллерии полка. А
это, знаете, немалое хозяйство: батарея 76-миллиметровых орудий,
батарея «сорокапяток», батарея 120-миллиметровых минометов. Кро¬
ме того, три роты батальонных минометов и рота противотанковых
ружей. Это не считая тех артиллерийских подразделений, которые
придавались полку для выполнения различных операций — до мино¬
мётного полка! И все зто хозяйство приходилось координировать,
согласовывать, давать ориентиры для боевой работы. В общем, хлопот
и забот хватало.
Ну а событие, о котором хотелось рассказать поподробнее, про¬
изошло уже в Берлине.
...Наш полк успешно продвигался вперед по улицам Берлина, пока
дорогу не преградил неширокий — метров двадцать пять канал с кру¬
тыми забетонированными берегами. Конечно, мы бы сходу лихо фор¬
сировали и зту «водную преграду», если бы на другом её берегу не
высились два закопанных в землю тяжёлых самоходных орудия «фер-
динанд», прямой наводкой бившие по площади, окаймлявшей канал.
Дело завершали четыре пулемёта, установленные попарно в орудий¬
ных башнях. Закопанные в землю, выставившие наружу лишь башни
с двадцатисантиметровой бронёй, «фердинанды» стали, словно доты,
совершенно неуязвимы.
Для артиллерийской дуэли с ними я отправил на площадь наши
75-миллиметровые пушки. И вот тут выяснилось, что на крышах
зданий, окружавших площадь, укрывались немецкие автоматчики и
даже «фаустники». Выяснилось это сразу же после появления наших
пушек. Они успели сделать по паре выстрелов и замолкли. В чем дело?
Всё стало ясным после очередей с крыши и разрывов «фауст-патро-
нов». И ещё потому, что около орудий прекратилось всякое движение
расчётов...
Я лихорадочно соображал: послать «сорокапятки»? Да нет, от них
тем более мало проку! Рванул к площади сам...
Побежал не один, а со своим ординарцем. По пути прихватили
четверых пушкарей — оказалось потом, что молодых, необстрелян¬
263

ных... Перебежками двинулись через площадь к нашим, оставшимся
без расчётов, орудиям...
И тут же на площади загремели взрывы «фауст-патронов». Прон¬
зительно закричал один из моих пушкарей; «Ой, мама!». «Перевяжи
его!» — крикнул я ординарцу, а сам кинулся через площадь дальше.
Да, вот они, мои расчёты, лежат неподвижно. И у одного орудия, и
у второго. Я укрылся у щита ближней пушки, глянул назад: стремг¬
лав мчался ординарец, больше никого уже не было...
Быстро соображаю: мои бойцы стреляли бронебойными. Но ведь
бронебойным-то закопанную в землю крупповскую сталь не поразить!
Бронебойный, по сути, — болванка! Значит, здесь и сейчас куда дей¬
ственней сработает фугасный, точнее — осколочно-фугасный снаряд!
Он и ствол у «Фердинанда» повредит, и обоих пулемётчиков, что пря¬
чутся по обе стороны ствола, заставит замолчать.
Я встал на наводке, ординарец мой — на заряжание. В прицеле —
левый «Фердинанд». Ещё точнее, точнее, и вот громыхнула наша 76-
миллиметровая. ..
С первого же выстрела замолкли немецкие пулемёты — достал их
наш снаряд! Делаю второй, третий выстрелы — беглым огнём! Ствол
«Фердинанда» дёрнулся и тоже замолчал. Теперь быстрее ко второму
орудию...
Однако второй «фердинанд» тоже не дремал. Невероятно громко
прозвучал разрыв его снаряда, и ещё не остывшая от стрельбы наша
пушка перестала существовать. Меня оглушило, бросило на асфальт.
Пронзила боль — осколок ударил по руке, полоснул по колену. Я
повернул голову — ординарец оглушен, но цел. Мы поползли ко вто¬
рому нашему орудию...
Мы как-то сумели вдвоем зарядить оставшуюся пушку — тоже
фугасно-осколочным. В прицеле появился второй «фердинанд». Я дер¬
нул шнур, и оставшийся в одиночестве могучий противник тоже за¬
молчал — навеки...
Похоже, что наши уже очистили крыши от немецких «фаустни-
ков» и автоматчиков, потому что на площадь ринулись наши ребята:
«Даешь Берлин!».
И вот, наконец, пришла она, великая наша Победа. Четыре года мы
шли к ней, и что в этот день ощущали — этого просто не передать!
Добавлю еще, что звезду Героя Советского Союза мне тогда вручил
лично командующий 1-м Белорусским фронтом Георгий Константи¬
нович Жуков.
Отпраздновали и остались на Одере, пока нас не сменили части
комендантского гарнизона. А мы отправились в Киев, где нашу диви¬
зию расформировали. Я начал службу в артиллерии военного округа.
264

Думалось, что всё выстраивается в жизни очень хорошо; в двадцать
три года я — майор, да еще с Золотой Звездой на груди! Меня уже
порекомендовали для поступления в артиллерийскую академию. Жи¬
вем, братцы!
Но... Я прошел через войну не бесследно: три ранения и две кон¬
тузии в двадцать-то два! Значит, предстояла мне серьезная медицин¬
ская комиссия...
Больше всего меня беспокоило то, что получил я очень коварное
ранение — травму головы. Из-под неприкрытого костной пластинкой
участка мозг выбухал небольшой, но явственной шишкой Службе моей
это не мешало, но медицина есть медицина! И вот я стою перед хи¬
рургом. Волосы у меня были пышные, этакий кучерявый чуб! Хирург
поднял руки и провел ими по моей голове... Очнулся я уже лежащим
на кушетке. Не глядя, зашарил по поясу, ища пистолет: «Где этот
доктор?! Что он со мною сотворил?!» Меня кинулись успокаивать,
схватили за руки: «Ты что? Врач просто провел рукой по твоей голо¬
ве! Ранение у тебя, оказывается такое...».
Тут же было принято решение: отправить меня в хороший крымс¬
кий санаторий для серьезного лечения. «Поправишься — вернёшь¬
ся!» - сказал мне начальник штаба. После того, что я насмотрелся на
войне, крымский санаторий показался мне раем. И даже довольно не¬
приятные процедуры сносил терпеливо — впереди маячила учеба и
новая интересная работа.
Возвращался я загорелым, окрепшим, поздоровевшим. Одно бес¬
покоило: в моем чемодане ехал запечатанный конверт — окончатель¬
ное медицинское заключение. Где-то на половине дороги я не выдер¬
жал и нахально вскрыл конверт со своей судьбой... Резюме было
кратким: инвалидность, полная непригодность к военной службе. Война,
окончившись, дотянулась-таки до меня. Конверт я в ярости разорвал
и выбросил за окно вагона.
В Киеве, в штабе я что-то объяснял; мол, друзья меня провожали,
вот и затерялся конверт... Но здесь уже всё знали.
Я вернулся в Ашхабад. Поступил в сельхозинститут, но ctopo снова
вынужден был лечь в госпиталь. К моему несчастью, методы пласти¬
ки костей черепа не были еще фундаментально разработаны, и кост¬
ный дефект продолжал оставаться открытым. В госпитале мне кате¬
горически сказали: «Уезжайте из Туркмении! Ни туркменской папахи,
ни просто летней шляпы, которые защищали бы голову от «белого
солнца пустыни», вам носить нельзя». Значит, герой, меняй климат!
И я сменил. Сначала на украинский, потом на белорусский. Рабо¬
тал сначала командиром автороты, затем руководил автотрестом, еще
265

позднее — большой автобазой, оставаясь юридически инвалидом вто¬
рой группы.
Я очень хотел избавиться от этого унизительного слова — инва¬
лид. Я хотел работать, честно делать свое дело, даже перестал было
ходить на ежегодные переосвидетельствования! Но... Комиссия мне
строго попеняла: «Вы — Герой Советского Союза А если вдруг из-за
вашего ранения с вами что-нибудь случится?! Пожалуйста, не ставь¬
те нас под удар...»
Однажды встретил я бывшего сослуживца, когда-то кончавшего
то же Подольское училище, что и я. Последний раз мы виделись с
ним в Берлине: он — младший лейтенант, я — майор. Ныне он, окон¬
чив академию — генерал-майор, а я... Будь она проклята, эта война,
поставившая крест на моих мечтах и желаниях. Правда, в какой-то
степени мое скромное честолюбие было удовлетворено с совершенно
неожиданной стороны.
Мой земляк и бывший сослуживец С.Атаев, окончив после войны
литературный институт, написал сценарий фильма «Смерти нет, ре¬
бята!», где в качестве прототипа главного героя выбрал... меня. Писа¬
тель объяснил это так; «Зачем мне придумывать что-то, когда у меня
был живой пример перед глазами!». Фильм был снят, и имел, как
принято выражаться, кассовый успех. Главного героя — в фильме он
назван Рубиным — играл популярный актер Е.Жариков. Фильм вос¬
произвёл реальные события войны, в которых принимал участие и
ваш покорный слуга. Правда, того моря обаяния, которое излучал из¬
вестный актер, у меня, увы, никогда не было...
Ну что сейчас... Живу я в прекрасном городе, и гордость за него
переполняет мое сердце, которое, между нами говоря, работает уже
на втором электрокардиостимуляторе. Скоро исполняется восемьде¬
сят. Выросли дети, стали взрослыми внуки, есть уже и правнуки. Что
еще надо человеку! Но желание есть, одно — чтобы они, наши дети и
внуки, никогда не попали в ту мясорубку, которой становится любая
война.
266

Яков Семченко
Семченко Яков Сергеевич родился 6 декабря 1918 года в
селе Парасковея Кегичевского района Харьковской
области. В армии с 1936 года. В 1939 году закончил
Харьковское артиллерийское училище. С первого So
последнего дня на фронтах Великой Отечественной
войны: прошел путь от командира батареи до командира
артиллерийского полка. Звание Героя Советского Союза
присвоено 10 апреля 1945 года за успешное форсирование
Одера и умелые действия по захвату и удержанию
плацдарма на левом берегу. Кроме того, в годы войны
награждён орденом Ленина, тремя орденами Красного
Знамени, орденом Александра Невского, двумя орденами
Красной Звезды. В послевоенный период окончил Военную
академию им. М.В. Фрунзе, командовал артиллерийскими
частями и соединениями, до увольнения в запас в 1977
году был -начальником Ленинградского высшего военного
командного артиллерийского училища. Генерал-майор в
отставке.
267

год МЕНЯ ИСКАЛА ЗВЕЗДА
Когда я сегодня порой слышу, что, дескать, рано молодого офи¬
цера через год-два после окончания военного вуза назначать
командиром роты или батареи, не могу с этим согласиться. А как же в
годы Великой Отечественной войны? Тогда сама жизнь показала; ча¬
сто случались даже более ответственные назначения, и люди стреми¬
лись оправдывать оказанное доверие. Хотя в то время тоже хватало
скептиков, и тем не менее мудрые командиры шли на определенный
риск, смело выдвигая молодежь.
...Май 1944 года на Западной Украине. Мы тогда заняли небольшой
городок Косов. На этом участке фронта наступило сравнительное за¬
тишье. Командир нашего 685-го легкого артиллерийского полка под¬
полковник Сингаевский передал приказ командира бригады полков¬
ника Пароваткина выехать на рекогносцировку позиционного района.
Нужно было двигаться вперед: немцы, начав контрнаступление, «вы¬
дохлись» и остановились. Теперь нужно было решить, как нам дей¬
ствовать. Обговорили маршрут движения и двинулись в путь.
Подъезжаем к небольшой высоте, у подножия которой и должны
были расположиться позиции. И тут практически еще на марше две
наши машины гитлеровцы обстреляли. Быстро укрылись за доброт¬
ным кирпичным домом. Сингаевский говорит: «Слышал, какую задачу
комбриг поставил? Выполняй!». Поехал на одной машине, рекогносци¬
ровал район, вернулся и доложил командиру полка. Заметил при этом,
что местность довольно опасная — позиции рядом с расположением
гитлеровцев. К тому же они успели пристреляться — даже при заня¬
тии позиций могут быть серьезные потери. Решили доложить ситуацию
полковнику Пароваткину, чтобы он принял окончательное решение.
268

Поехали в село Коробочкино, где ранее была назначена встреча с
командиром бригады. Это тоже всего два-три километра от передовых
позиций противника. Сингаевский начал докладывать, стремясь дока¬
зать, что предложенный район нам не подходит. Но полковник Паро-
ваткин стоял на своём: «Воевать-то надо! Отсиживаться не будем». В
это время со стороны передовой послышался выстрел. Слышим ха¬
рактерный шелест снаряда — мимо. Второй летит. У одних, тех, кто
не первый год на фронте, сразу рефлекс сработал — успели укрыть¬
ся, а некоторые даже не залегли — необстрелянные или те, кто боль¬
шей частью при штабе бригады находились. Сингаевский, самый вы¬
сокий из присутствующих, хотя и упал рядом с канавой, но не хватило
мгновения — маленький осколок угодил ему прямо в голову. Мгно¬
венная смерть. Потом выяснилось, что рядом на церквушке у немцев
сидел разведчик, который и вьщал координаты места, где собралась
группа советских офицеров. Никто церковь в «бесхозном» населённом
пункте не проверил, хотя и положено периодически это делать. Вот и
поплатились за беспечность.
Растерялись поначалу — как-никак командира полка убило. Но
хорошо, что комбриг Пароваткин был рядом. Отвезли погибшего в штаб
полка, похоронили с почестями на следующий день.
После этого вызывают меня в штаб: «Вот что, товарищ Семченко,
принимайте полк». Говорю Пароваткину: «Что вы, товарищ полков¬
ник! Есть у нас люди постарше. Мне всего двадцать пять, да и капита¬
ном не так давно стал». Но тот упёрся — принимай и все. Знаю сам,
кого назначаю. На фронте не спорят. Так и стал отцом-командиром в
том числе и для тех, кому сам в сыновья годился. Спустя годы счи¬
таю, что прав был комбриг: впереди предстояли решительные бои, где
требовался не только боевой опыт, но и умение пойти на определен¬
ный риск, воевать не по шаблону, быть легким на подъём. Убеленные
сединами офицеры порой осторожничали, не всегда проявляли ини¬
циативу. А она в ходе наступления, в быстро меняющейся обстановке,
иной раз при отсутствии связи с вышестоящим командованием была
необходима. Вот и назначил на полк капитана, который подходил для
этого и с которым успел повоевать, присмотреться.
Действительно, в полку я считался одним из наиболее обстрелян¬
ных командиров, хотя всего за два года до начала войны окончил Харь¬
ковское артиллерийское училище. До этого год служил здесь же, в
Харькове, солдатом в 69-м стрелковом полку. В 20 лет получил лейте¬
нантские погоны и был направлен в Северо-Кавказский военный ок¬
руг в небольшой городок Каменск Ростовской области. Здесь в 1939
году формировалась новая дивизия, где и служил почти до самой вой¬
ны. Незадолго до её начала мы выехали в лагерь Белая Калитва. Толь¬
269

ко расположились, обустроились, как поступил приказ вновь отпра¬
виться к месту постоянной дислокации, В Каменске меня ожидало новое
назначение — в военкомат города Красный Сулин. Там предстояло уча¬
ствовать в разработке мобилизационного задания для артиллерийских
частей, которые должны были формироваться здесь в военное время.
Приехал, а там ко мне, как к новому человеку, — с вопросами:
«Зачем такая спешка с мобдокументами? Будет ли война?». Естествен¬
но, я им отвечал, что не будет, дескать, это всё провокационные слухи,
преднамеренно распускаемые вражеской пропагандой. Что же ещё от¬
вечать? Ну а мужчин из запаса собирают, как и положено, — на сборы.
Помню, правда, какая-то старушка прямо на улице подошла и го¬
ворит: «Сынок, ничего ты не знаешь — будет война». До сих пор по¬
мню эту бабушку. Видимо, сердцем чувствовала она недоброе... Хотя
мы, конечно, тоже делали какие-то выводы, пользуясь официальной
информацией: Гесс в Англию перелетел, Европа была подмята Гитлером,
в войска активно шли поставки техники и вооружения, разворачивались
механизированные корпуса — подготовка к войне чувствовалась. Особен¬
но, как рассказьтали приезжавшие из отпусков сослуживцы, в пригра¬
ничных особых округах. В воздухе царила предгрозовая атмосфера.
В июне 1941 года нашу дивизию погрузили в эшелон и отправили
на Украину в полевой лагерь под городом Черкассы. Там на её базе
стали спешно создавать 27-й механизированный корпус.
Помню, в воскресенье 22 июня, когда утром была редкая возмож¬
ность поспать чуть дольше, нас разбудил комиссар дивизиона Чух-
лов: «Война началась! В 10 часов по радио должен выступать товарищ
Сталин». Сон как рукой сняло...
Весь личный состав 185-го отдельного противотанкового дивизио¬
на, где я был командиром учебной батареи, собрали перед репродук¬
тором. Но вместо Сталина передали выступление Молотова — ситуа¬
ция стала ясна. Потом был митинг, взволнованные речи. Еще никто
предположить не мог, что война продлится долгих четыре года. Вот
так началась для меня война. Хотя, в те первые недели мы, в Черкас¬
сах её тревожного дыхания не ощущали — фронт был достаточно
далеко. Правда, почти сразу же в небе стали появляться немецкие
самолеты-разведчики. Понятно, что за ними должны были появиться
и бомбардировщики. Чего скрывать, было стришновато: одно дело уче¬
ния, другое — боевые действия, где можно погибнуть от осколка авиа¬
бомбы, даже не попав на фронт. Действительно, вслед за Киевом Чер¬
кассы тоже бомбили.
Вскоре лагерь опустел — дивизию перебрасывали в Белоруссию.
Видимо, командование считало, что враг пойдет через юг Белоруссии
прямо на Москву или зайдет с севера на Киев. Теперь-то мы знаем:
270

разведданные в первые недели войны весьма противоречивы, поэтому
и решения принимались порой достаточно сумбурно. Пехоту пере¬
правили на баржах по Днепру, а мы, артиллеристы, на недавно полу¬
ченных небольших тягачах (их называли «Комсомольцами», и для на¬
ших 45-миллиметровых пушек они подходили как нельзя лучше)
совершали марш своим ходом к районному центру Хвойники. Пере¬
ход занял целые сутки. Нам показали позиции, мы полностью обору¬
довали их в инженерном отношении, в том числе вырыли окопы в
полный рост. Большое внимание уделяли маскировке — нельзя было
дать противнику с воздуха обнаружить появление в этом районе це¬
лого соединения.
Простояли возле Хвойников целые сутки, ожидая выдвижения
передовых подразделений противника. Настрой, несмотря на усталость,
был боевой. Но неожиданно поступил приказ «играть обратно»: диви¬
зию опять перебрасывали под Киев. И вот мы по проторенной уже
дороге пошли в обратном направлении. Признаться, не верилось, что
за считанные недели гитлеровцы не только займут приграничные го¬
рода, но и вплотную подойдут к столице Украины. По всем предвоен¬
ным прикидкам, это был глубокий тыл.
Вернулись к Киеву, переправились через Днепр по наведённому
понтонёрами мосту. И практически сразу стало ясно, что оказались в
окружении. Дальше нас немцы окончательно «растрясли», и каждый
выбирался из окружения самостоятельно. Кто-то нарвался на превос¬
ходящие силы противника и принял неравный бой, давая возмож¬
ность другим частям прорваться к своим. Сколько их безымянных и
поныне героев погибло жарким летом 41-го!
Вышли из окружения сравнительно благополучно — потери в ди¬
визионе были невелики, так как южнее Киева гитлеровцы ещё не ус¬
пели создать мощную группировку. Весь личный состав направили к
Красному Лиману за Донецком, где сосредоточивали выходящих из
окружения. Наш противотанковый дивизион был расформирован: он
оказался ненужным. Вторая новость — нужно было пройти проверку
в специально созданном лагере. Выясняли, кто где воевал, как выхо¬
дил из окружения. В зтом плане артиллеристам повезло: мы выходи¬
ли компактно, на виду друг у друга. Что называется, при свидетелях.
Офицеров проверяли отдельно, солдат и сержантов — отдельно. Про¬
цедура малоприятная, но необходимая: в неразберихе первых боёв
разведслужбы Германии активно внедряли под видом окруженцев своих
агентов. Порой выяснялось, что некоторые вели себя в первых боях
не лучшим образом, но это уже другой разговор...
Затем прошло распределение. Меня направили в Пензу, где фор¬
мировались новые части. Примерно месяц шло создание 1099-го пу¬
271

шечного артиллерийского полка Резерва Верховного Главнокомандо¬
вания (РВГК), где и предстояло служить. На его вооружении были
122-мм пушки — куда как более грозное оружие по сравнению с пре¬
жними «сорокапятками». Они предназначались для другого — контр¬
батарейной борьбы. Проводились соответствующие занятия, чтобы
освоить специфику их использования. Но вскоре в связи с осложнив¬
шейся обстановкой на Западном фронте нас направили на передовую,
где разворачивались упорные бои на подступах к Москве — учиться
многим пришлось прямо на фронте.
Довольно продолжительный период мне пришлось выступать в роли
артиллерийского разведчика: обнаруживал цели, засекал их, снаб¬
жал дивизионы и батареи координатами. Конечно, работа нужная, но
всё-таки больше штабная. А ведь мне, молодому офицеру, хотелось
по-настоящему понюхать пороха! Но практически по окончании Ста¬
линградской битвы занимался разведкой. Затем мой 1099-й полк рас¬
формировали. На его базе и на базе ещё нескольких полков создали
артиллерийскую дивизию прорыва Резерва Верховного Главнокоман¬
дования. Само название говорило о предстоящих серьёзных наступа¬
тельных операциях. В дивизию входили несколько бригад и полков, а
командиром был назначен генерал-майор Иван Федосеевич Санько.
Прежде он был начальником артиллерийского училища, которое рас¬
полагалось в Ленинграде на месте, где ныне находится Военный ар¬
тиллерийский университет.
Сбылась и моя мечта; наконец-то я получил назначение непосред¬
ственно в боевые подразделения — командиром второго артдивизио¬
на только что сформированного 685-го лёгкого артиллерийского пол¬
ка. Штабная работа, хотя должность начальника разведки и была там
самой боевой, меня откровенно тяготила. Полк состоял из двух диви¬
зионов (первым командовал капитан Ладушкин) 76-мм орудий. Они
были универсальными: одинаково успешно могли вести огонь прямой
наводкой по танкам и с закрытых огневых позиций по пехоте, скопле¬
нию техники, другим объектам.
После непродолжительного формирования нас отправили на фронт.
Боевое крещение приняли летом 1943 года под Орлом, освобождали
этот город. Дальше сразу не пошли, обосновались здесь: оборудовали
землянки, блиндажи. Такая вот небольшая передышка после непре¬
рывных боёв. Наверно, первая после двух лет боёв. Хотя отдых —
понятие относительное: пополнялись людьми, проводили занятия, ре¬
монт техники. Но по ночам могли наслаждаться тишиной — фронт
ушёл на десятки километров вперёд.
Дальше вновь пришлось вернуться в знакомые места на Украи¬
не — под Киев. Пошли на Житомир, тесня в ходе упорных боёв про¬
272

тивника на запад. Весной 1944 года развернулось наступление на тер¬
ритории Западной Украины, в котором приняли самое активное учас¬
тие. Весна, дороги {развезло: ни проехать, ни пройти. А погода — са¬
мая что ни на есть лётная, нас тогда авиация фашистов здорово
потрепала. Тому были объективные причины. Немцы могли взлетать с
хорошо оборудованных аэродромов с бетонными взлётно-посадочны¬
ми полосами, а у нашей авиации в основном — полевые аэродромы,
которые ранней весной раскисли.
Понятно, что каждый командир свои части и подразделения берёг.
Но так как мы были Резервом Верховного Главнокомандования, то нас
постоянно направляли на угрожающие участки, в самое пекло, где
нужно было «дожать» врага, не дать ему перейти в контрнаступление
или остановить прорвавшиеся силы. Длительных передышек не могло
быть по определению: резервы нужны были везде, их старался «вы¬
бить» любой командующий или командир соединения. Тем более, что
из Ставки постоянно требовали идти вперёд, освобождая всё новые
населённые пункты.
Вот и когда меня назначили командиром 685-го лёгкого артполка,
мы находились в противотанковом резерве 1-й гвардейской армии,
которой командовал генерал-лейтенант А.А Гречко. Всё те же два
дивизиона 76-мм пушек.
Скажу откровенно, что порой мы даже завидовали пехоте. Они в
этот период воевали, если так можно сказать, планомерно: наступле¬
ние, передышка, выдвижение, наступление, опять отдых. И так от
рубежа к рубежу. Было время спокойно принять пополнение, решить
какие-то хозяйственные задачи. А мы сегодня в одном месте, завт¬
ра — в другом. Постоянно бои, вечное движение. Название «противо¬
танковый резерв» говорит само за себя: прорвались вражеские танки
или ожидается их подход — нас туда. Так до конца войны и находи¬
лись в составе 1-го Украинского фронта, которым командовал Мар¬
шал Советского Союза И.С.Конев.
Помню, под Винницей враг бросил в прорыв несколько танковых
армий. Сплошного фронта здесь не было, поэтому бронированные
клинья пробивали бреши в боевых порядках советских войск и сдер¬
жать их удавалась только за счет таких противотанковых резервов,
как наш. О численном превосходстве не могло быть и речи — у врага
оставалось достаточно средств, свои танки он бросал в бой массиро¬
ванно. Нередко против полка действовало несколько десятков тяжё¬
лых танков. А у нас 24 орудия.
В 1944 году мы по-особому отметили 19 ноября — День артилле¬
рии. Всем артиллеристам по всему фронту приказали одновременно
занять позиции и приготовиться вести огонь по заранее разведанным
273

и намеченным каждой батарее целям. И вот по команде генерал-лей¬
тенанта В.С.Варенцова — командующего артиллерией 1-го Украинс¬
кого фронта нанесли на рассвете огневое поражение. Гитлеровцы на¬
долго запомнили этот наш праздник!
Сейчас приходится слышать, что чем меньше времени оставалось
до конца войны, тем сложнее было заставить бойцов рисковать жиз¬
нью. Я с этим не согласен. Да, без оглядки никто в бой не бросался —
научились воевать обстоятельно, предвидя возможные последствия.
Но за спины товарищей никто не прятался, нередко мои подчиненные
сами проявляли инициативу. К примеру, где-то в декабре 1944 года
под городком Любар мы ожидали подхода крупных резервов гитле¬
ровцев. Считалось, что основные силы противника пойдут на позиции,
занятые именно нашим полком. Словом, приготовились, ждем. А горо¬
док впереди, в полутора-двух километрах. Пехоты рядом нет, вся на¬
дежда на собственные силы: будем, если что, и за артиллерию, и за
матушку-пехоту. Командир дивизии приказывает ждать, дескать, вы¬
шестоящий штаб имеет сведения, что танки пойдут именно здесь.
Казалось бы, что солдату делать в такой ситуации — сиди и отды¬
хай по очереди рядом с готовыми к бою орудиями. Но тут ко мне на
КП с разрешения непосредственных командиров подошли несколько
солдат и сержантов: «Разрешите сходить в разведку, проверить: нет
ли там немцев, всё разузнать». Вот тебе номер! Куда? Погибнуть или
в плен захотелось? Словом, упёрся я, и ни в какую! А те не отстают.
Конечно, в рамках субординации, но уж очень убедительно. Ну и по¬
думал я, что действительно хорошо бы уточнить обстановку. Разре¬
шил. Потом, признаюсь, каялся: не дело номерам орудийных расчё¬
тов ходить в такого рода разведку. Но все до единого вернулись.
Оказывается, немцы покинули Любар, ждать их здесь нет смысла.
Доложил комдиву. Люди сами добровольно шли на риск. Пусть и оп¬
равданный. И таких примеров можно привести немало.
Одним из первых полк вышел к польской границе. Надо ли гово¬
рить, какое воодушевление царило в войсках — родная земля была
освобождена, впереди дорога к логову фашистского зверя! Хотя, ко¬
нечно, понимали: чем ближе к Берлину, тем ожесточеннее будет со¬
противление.
Да, гитлеровцы отдавали себе отчет, что именно на территории
Польши, генерал-губернаторства, как они называли это славянское
государство, у них остается последний шанс остановить широкомас¬
штабное наступление советских войск. Поэтому между Вислой и Оде¬
ром противник заблаговременно создал семь оборонительных рубежей.
Наиболее ожесточенные бои разгорелись на Сандомирском плац¬
дарме Вислы в районе города Стопниц. Именно с этого плацдарма и
274

началось наступление нашего фронта. Моему 685-му легкому артил¬
лерийскому полку была поставлена задача поддерживать 9-ю гвар¬
дейскую стрелковую дивизию.
Враг еще очень был силен, ему удалось сосредоточить на этом
стратегически важном участке фронта большое количество танков и
артиллерии. Его позиции были прекрасно оборудованы в инженерном
отношении. Поэтому тут каждая сотня метров давалась с огромным
трудом. Да, авиация помогала, но часто подводила погода. Продви¬
гаться пехоте удавалось только при поддержке артиллерии, причем
взаимодействие должно было быть непрерывным — цели появлялись
постоянно, и любая задержка с открытием огня грозила серьезными
потерями, а то и срывом выполнения боевой задачи. Особенно тяжело
приходилось в начальный период, когда противник бросил против
наших войск, закрепившихся на плацдарме, крупные силы. А ведь
нам надо было не обороняться — только наступать.
Артиллерийские батареи полка действовали в боевых порядках
стрелковых батальонов, в первую очередь, ведя яростную атаку с
танками. Причем достаточно успешно — скаэывался опыт организа¬
ции противотанкового огня. Да и пехотинцы, в большинстве своем, об¬
стрелянные бойцы, не подводили. В результате совместных действий
оборона противника на Сандомирском плацдарме была прорвана, наши
соединения и части вышли на оперативный простор.
И опять полк шел по территории Польши в передовых боевых по¬
рядках, помогая наступающей пехоте бороться с артиллерией и тан¬
ками, пробиваться через укрепленные позиции. Продвигались довольно
быстро, стремясь с ходу прорывать по большей части очаговую обо¬
рону противника. Это были пусть не столь масштабные, но очень
ожесточенные бои. Гитлеровцы, огрызаясь, отходили к границе Гер¬
мании, понимая, что дальше отступать некуда.
И вот, наконец, в двадцатых числах января полк вместе с частями
14-й гвардейской стрелковой дивизии вышел к Одеру. Вот она, Герма¬
ния, дойти до которой мечтали еще в далёком 41-м! Увы, далеко не
всем это удалось... Отсюда пришла беда на родную страну, здесь враг
должен быть разбит окончательно! Моральный дух был очень высок,
хотя было ясно: предстоят тяжелейшие бои — рассчитывать на капи¬
туляцию противника не приходилось. А тут ещё зима, в таких усло¬
виях он в гораздо более выгодном положении.
Нашим помощником на этом этапе могла стать внезапность, какой-
то нестандартный ход, которого фашисты, привыкшие к определен¬
ному консерватизму и педантичности, от нас не ожидали. Да, их раз¬
ведка доложила, что русские вышли к Одеру. Но это передовые части.
Значит, считали они, еще нужно время на то, чтобы подтянуть инже¬
275

нерно-саперные подразделения, всесторонне подготовиться к преодо¬
лению Одера. Река-то большая, последняя по-настоящему серьезная
природная преграда на пути к Берлину. Впрочем, и укреплен правый
берег был очень хорошо. Сама природа здесь выступала на стороне
противника: вражеский берег более крутой, с его высоты хорошо вид¬
ны все действия наступающих. Вся надежда возлагалась на ночь. Под
её покровом у моего полка и 41-го стрелкового, который действовал в
первом эшелоне дивизии и который было приказано поддерживать,
был шанс с наименьшими потерями захватить плацдарм. Словом, мед¬
лить не стали: быстро провели рекогносщфовку, выявили огневые точки
противника, приняли решение. Ночью пехота совершила стремитель¬
ный бросок, мы — за ней. Захватить-то плацдарм захватили, но те¬
перь важно было удержать его до подхода резервов. Сбросили бы нас
с него — пришлось бы начинать все сначала! К тому же второй раз
противника врасплох не застанешь! Все это хорошо понимали; и мои
артиллеристы, и пехота.
Двое суток пришлось отражать контратаки. Конечно, командова¬
ние прилагало все силы, чтобы перебросить к нам резервы. Но на по¬
мощь надейся, а сам не плошай: приходилось беречь боеприпасы,
бить наверняка — подпускали танки и пехоту поближе. Этот поеди¬
нок требовал большой выдержки, слаженности, психологической стой¬
кости. Были и потери. Но выстояли!
Не успели перевести дух и передать позиции подтянувшимся из
глубины силам, как меня вызвал командующий артиллерией: «Слу¬
шай, Семченко, вот твой позиционный район. Займёшь его в ночь и во
что бы то ни стало удержишь». Коротко и жёстко. Надо — значит и
жизнь нужно быть готовым отдать, но задачу выполнить. Более конк¬
ретно приказ звучал так: поддержать 228-й гвардейский стрелковый
полк 78-й гвардейской стрелковой дивизии. Он вышел к Одеру в рай¬
оне Гросс-Дебри. Задача по сути схожая — тоже надо захватить плац¬
дарм. Но ведь, чтобы выйти в укаэанный район, предстояло совер¬
шить своим ходом многокилометровый марш вдоль линии фронта. И
это после двух суток напряжённого боя! Времени в обрез.
Однако на войне приказы не обсуждают — вперёд! И вновь в со¬
юзники взяли фактор внезапности: перегруппировку полк провел прак¬
тически за одну ночь. Как переправляться? Если использовать вспо¬
могательные средства, сооружать настилы, то и времени больше
потребуется и вся скрытность насмарку — фашисты обязательно об¬
наружат. На свой страх и риск решили переправлять первый дивизи¬
он, которому предстояло захватить вражеский берег, прямо по льду.
«Первую пробу» снял командир батареи Иосиф Тарлинский. Отчаян¬
ный парень. На гражданке он был механиком, знал толк в переправах
276

по льду. Проверил с примерно равнозначным по весу грузом — поря¬
док! Вот так каждое орудие на лямках, следом снаряды на самодель¬
ных санках везли. Скользко, лед почти чистый.
А с немецкой стороны нужно было ещё выбраться на берег — там
примерно на высоте двух-трех метров возвышалась дамба. В ширину
она была метров десять, поэтому проход не сделать. Словом, пришлось
после переправы помучиться, искать относительно приемлемые мес¬
та для преодоления зтих препятствий. Хорошей маскировкой нам по¬
служил небольшой туман над рекой — своеобразная дымовая завеса.
Удачно перебрался на ту сторону и второй дивизион.
Замысел удался: лёд выдержал, вражеская разведка засекла нас,
когда практически весь полк оказался на противоположном берегу.
Никак не предполагали фашисты, что русские рискнут переправлять
артиллерийские орудия по льду! Да и вообще не ожидали гитлеровцы
столь стремительного броска наших войск на этом участке фронта
возле деревни Фишбах — ожесточенные бои гремели на других уча¬
стках справа и слева. Тут они в какой-то мере понадеялись на те са¬
мые дамбы: все-таки серьезное препятствие.
Однако резервы у врага были. Утром 25 января еще не успел рас¬
сеяться туман, как пехота противника при поддержке примерно де¬
сятка танков перешла в контратаку, пытаясь сбросить нас в реку.
Учитывая опыт предыдущего боя на плацдарме, приказал подпустить
противника на 500 — 600 метров и только тогда открывать огонь по
танкам прямой наводкой. Несколько батарей вели стрельбу с закры¬
тых огневых поэиций — их задача была отсечь пехоту, не дать ей
организованно выйти к переднему краю.
Когда подбили несколько тяжелых танков и вражеская пехота за¬
легла, наши стрелковые батальоны перешли в атаку. Дошло до руко¬
пашного боя, и противник, не выдержав натиска, отступил. К исходу
дня мы полностью овладели деревней Фишбах, что позволило расши¬
рить плацдарм до двух километров по фронту и до полутора — в
глубину.
Еще несколько дней гитлеровцы бросали в бой свежие силы, стре¬
мясь вернуть потерянный участок, но тщётно. Помню, тогда отличил¬
ся командир орудия сержант Кащенко. Его расчёт подбил два танка,
но кончились снаряды. И тогда Кащенко пополз навстречу очередно¬
му танку со связкой гранат. В зтом поединке он тоже сумел одержать
победу: его бросок был точен — грозная машина замерла на месте. Не
прояви сержант такую инициативу, гитлеровцы могли бы прорвать
оборону, зайти в тыл и, в конечном счёте, сбросить нас с плацдарма.
Тогда, как потом выяснилось, командир 15-й легкой артиллерийс¬
кой бригады полковник С.Трушковский оформил и отправил по ко¬
277

манде представление на присвоение мне звания Героя Советского Со¬
юза. За бои на Сандомирском плацдарме и на Одере. Полк внес за¬
метный вклад в успех всей нашей 13-й армии. Мне ничего о представ¬
лении не сказал, да и не до того было. А может, и сам комбриг не
слишком верил, что подчиненного ему командира полка удостоят та¬
кого высокого звания.
После Одера участвовал в боях на подступах к Дрездену, в его
освобождении. Позднее, когда 1-й Белорусский фронт Маршала Со¬
ветского Союза Г.К Жукова брал Берлин, мы совершали марш на Че¬
хословакию. До Праги, правда, не дошли. Остановили нас у города
Роуднице. Там и встретили день Победы.
...После войны был направлен в Забайкалье. На этот раз только
заместителем командира полка — шло массовое сокращение, и равно¬
значной должности не могли найти даже в такой глубинке. И там
вдруг получаю от родных из Харьковской области сообщение: к ним
приезжал из военкомата офицер и сказал, что мне присвоено звание
Героя Советского Союза. Ведь все данные совпадают: фамилия, имя,
отчество, воинское звание, должность. Видимо, несмотря на то, что
звание Героя присвоили еще в апреле, найти меня в период ответ¬
ственных боев и потом в праздничной суете не смогли.
Шел уже 1946 год, и тут как раз у меня был отпуск. Ехал через
Москву, зашел в наградное управление Министерства обороны. Так и
так, говорю, родители сообщили о присвоении звания Героя. Заполнил
анкету, отдал её, по просьбе кадровиков остался на несколько дней в
столице. Через два дня вызвали прямо в Кремль, где председатель
Президиума Верховного Совета Н.И.Шверник вручил Золотую Звез¬
ду, поздравил. Так, только год спустя, для меня закончилась война.
278

Николай Рачков
Не забывайте павших никогда:
Ни в чёрные,
Ни в белые года.
Они — живут. И строем, как тогда,
Сурово, молчаливо, отдалённо
Сквозь взятые деревни, города
Идут повзводно и побатальонно.
Над ними шёлк израненных знамён.
У них от боли почернели губы.
Вдали, сквозь гул пороховых времён.
Ещё играют полковые трубы.
Здесь — лучшие из лучших.
Соль земли.
Встань молча
На колени —
И замри.
Они идут сквозь время. Долог путь.
Ты никого, ровесник, не забудь.
Они не знали выбора. Приказ
Один на всех. Одна на всех и слава.
Когда в беде Отечество — у нас
Есть только высший долг.
И нету права.
Они глядят на нас из той поры
Глаза в глаза. Усталы и спокойны.
Да будем так же к Родине добры
И как они — её любви достойны!
Не забывайте павших никогда:
Ни в чёрные.
Ни в белые года...
279

Алексей Семенков
Герой Российской Федерации генерал-лейтенант в
отставке А.И.Семенков представлялся к званию Героя
Советского Союза дважды: весной 1942 г. — за 120 полетов
в блокадный Ленинград и обратно, а также в 1945 г. — за
боевые успехи гвардейского полка, которым он командовал,
и личное мужество. Однако по неизвестным причинам
оба представления реализованы не были. Но награда все
же нашла героя в конце XX столетия. В феврале 1998 г.
Алексею Ивановичу было присвоено высокое звание Героя
Российской Федерации. Справедливость востор¬
жествовала.
280

БЫЛ И ПИЛОТОМ, БЫЛ
И ЗАМЕСТИТЕЛЕМ МИНИСТРА
Ещё до войны, в 1936 году, я окончил школу пилотов Граждан¬
ского воздушного флота. Великую Отечественную встретил
заместителем командира эскадрильи. Летали на самолетах ПС-84, так
до 1942 года называли известный Ли-2. Базировались под Москвой и
выполняли дальние рейсы во все концы нашей необъятной Родины.
Возили всё, начиная с пассажиров и заканчивая специальным обору¬
дованием для нефтяников. Летали на северо-запад, где самым желан¬
ным был ленинградский аэропорт Шоссейная. Пулково тогда не было.
Его построили уже после войны.
Вся моя послевоенная жизнь связана с Москвой, но своим родным
городом считаю Ленинград, ныне Санкт-Петербург. Да и как не счи¬
тать этот город-красавец родным, когда приехал сюда 16-летним па¬
цаном и всю, что называется, сознательную жизнь провёл на берегах
Невы. В Питере на Васильевском острове проживали родственники,
которые приютили меня на первое время. Тогда, в самом конце 20-х
годов, я работал и учился одновременно. Работал на фабрике музы¬
кальных инструментов, что на Васильевском острове, а учился на раб¬
факе. В начале 30-х годов, как и все молодые люди, «заболел» авиа¬
цией, поступил в знаменитый ленинградский аэроклуб. Находился он
в Озерках, куда шёл трамвай. Но доезжал он лишь до Поклонной горы,
а дальше надо было идти пешком. Вспоминаю те годы с огромным
удовольствием, хоть и трудно приходилось...
Однако никакие тяготы и лишения не шли в сравнение с фронто¬
вым лихолетьем. Итак, война. Нас — бывших летчиков гражданской
авиации — переодели в военную форму, присвоили воинские звания.
281

я получил три «кубика» в петлицу, что означало старший лейтенант.
И задания наши стали чисто военные: доставка войск и вооружений,
вывоз раненых, выброска диверсионных групп в тыл противника, по¬
леты к партизанам. Всякий полет — смертельный риск.
В конце сентября 1941 года наша 3-я авиаэскадрилья, входившая в
состав Московской авиационной группы особого назначения (МАОН),
получила срочное боевое задание. Следовало перебазироваться с аэро¬
дрома Внуково на аэродром Хвойная под Тихвином. Прекрасно по¬
мню, что приказ о перебазировании подписали известные авиацион¬
ные начальники: Герой Советского Союза генерал-майор В.С.Молоков,
бывший в ту пору начальником главного управления ГВФ, и генерал-
майор Г.А.Ворожейкин — начальник штаба ВВС РККА, впоследствии
Герой Советского Союза, Маршал авиации.
Помню, что несказанно обрадовался заданию. Ведь предстояло лететь
в Ленинград, оказавшийся в тисках вражеской блокады. Весь личный
состав эскадрильи буквально горел желанием включиться в боевую
работу, тем более что среди нас были летчики, штурманы, инженеры
и механики, проживавшие, как и я, в городе на Неве.
Надо сказать, что полеты в Ленинград и обратно начисто измени¬
ли наши привычные представления о транспортной авиации. Во-пер-
вых, до войны любого летчика сурово наказывали за полеты на сверх¬
малых высотах, а здесь, перелетая Ладожское озеро, наши машины
шли на высоте 10-15 метров! Делалось это намеренно, чтобы снизу не
подобрались истребители противника. Во-вторых, вместо 20 человек,
положенных иметь на борту в качестве пассажиров, мы сажали 40!
Особенно, когда вывозили из блокадного кольца женщин и детей. Что¬
бы достичь максимальной грузоподъемности, выбрасывали иэ само¬
летов все, что казалось тогда лишним, вплоть до скамеек.
Здесь, на Ленинградском фронте, нас, бьшших летчиков ГВФ, окон¬
чательно превратили в военных людей. Да и самолеты наши преобрази¬
лись. Их перекрасили в защитные цвета, оснастили вращающимися ту¬
релями и вооружили крупнокалиберными пулемётами. Летать стали не
одиночными машинами, а группами, как истребители и штурмовики.
Понятно, что групповой полет в 6-9-12 и более машин давался нелегко.
Делалось это с целью более тесного взаимодействия и отражения атак
гитлеровской авиации. Одиночные самолёты, особенно тихоходные и боль¬
шие, становились легкой добычей для асов «люфтваффе».
Надо сказать, что немецкие летчики-истребители прекрасно знали,
что мы перевозим в Ленинград продукты, медикаменты, а обратно — мирное
население, но это были профессионалы, гонявшиеся за деньгами и награ¬
дами. В бой с советскими истребителями они не ввязывались — себе доро¬
же, предпочитая нападать на отставшие тяжелые или подбитые машины
282

Да, непросто давался нам опыт полетов в Ленинград. Мы теряли
боевых друзей, но ещё больше самолетов. Интенсивность воздушного
моста бьша таковой, что не выдерживал металл. Однако ни я, ни мои
товарищи не помним, чтобы техника отказывала по вине механика
или инженера. Считаю, что наш наземный персонал испытывал не
меньшие трудности, чем летный состав. Нам, лётчикам, хоть спать
давали по-человечески, потому как ночью не мы восстанавливали и
обслуживали технику. Зимой работы прибавлялось в два раза из-за
того, что моторы самолетов нужно было прогревать постоянно. Закры¬
ваю глаза и как сейчас вижу простые, обветренные лица этих скром¬
ных тружеников с промасленными, загрубевшими руками. Мы — лёт¬
ный состав — очень бережно относились к нашим помощникам и
радовались всякому их успеху. Нафаждали орденами и медалями тогда
все больше лётчиков, штурманов, бортрадистов и стрелков.
Вспоминаю, как в начале 1942 года в эскадрилью позвонили из
Москвы и приказали подать списки для награждения в связи с Днем
Красной Армии. Рекомендовали придерживаться следующей «разна¬
рядки»: на ордена и медали представлять столько-то командиров эки¬
пажей, столько-то штурманов, столько-то стрелков-радистов и так далее.
Почему-то в ней не нашлось места ни одному технику. Данное обсто¬
ятельство вызвало у нас, мягко скажем, недоумение. И вот в штабной
землянке собралось все командование эскадрильи и командиры отря¬
дов (звеньев). Единогласно решили подать в список награжденных
лучших представителей инженерно-технического состава. Конечно,
наше предложение полностью реализовано не было, но 23 февраля
заслуженные медали «За отвагу» и «За боевые заслуги» эаблестели
на груди многих технарей.
Теперь о наших ангелах-хранителях. Так мы называли лётчиков-
истребителей, сопровождавших караваны транспортных самолетов. В
октябре-ноябре 1941 года на аэродроме Хвойная базировались два полка
истребителей — 127-й полк майора В.В.Пузейкина и 286-й майора
П.Н Баранова. Любопытно, что оба командира — коренные ленинград¬
цы. Я к тому периоду стал заместителем командира эскадрильи, от¬
вечал за взаимодействие с истребителями и почти ежедневно контак¬
тировал с ними. По возрасту мы были ровесниками, но еще больше
сходились по ленинградским темам, вспоминая юность. Родных и близ¬
ких. Вместе с комиссаром старшим политруком И.С.Булкиным не
единожды организовывали встречи наших командиров экипажей с
летчиками-истребителями. Таковые были очень полезны, потому как
на них отрабатывались все вопросы боевой работы.
От Хвойной до Ленинграда лёту всего ничего — 120 минут. Что
такое два часа? Кажется, ерунда. Но не на войне, где каждая минута
283

важна и может оказаться последней. В ходе Великой Отечественной
войны мне довелось выполнить около тысячи боевых вылетов. Всяко
бывало, но такого напряжения, какое было на Ленинградском фронте,
испытать более не довелось. Я как заместитель командира эскадри¬
льи, командир эскадрильи, заместитель командира полка и к концу
войны — командир полка водил на задания большие группы самоле¬
тов. В Ленинград приводил от 9 до 27 машин. Почти каждый полет —
воздушный бой, и если бы не наши ангелы-хранители — истребите¬
ли, трудно себе представить, что бы осталось от такой группы почти
беззащитных, тихоходных и тяжелых воздушных извозчиков.
У летчиков 127-го и 286-го истребительных полков, а вскоре, в но¬
ябре, к ним добавился еще и 154-й, существовало неписаное правило:
лучше погибнуть самому, но не дать врагу сбить транспортный самолет.
Истребителей сопровождения не хватало. Группу ПС-84 (Ли-2) в
9-12 машин сопровождали 2-4 истребителя И-16 или И-153, а то и
один. Но и этот один в бою стоил двух-трех! Мы — летчики транспор¬
тной авиации — были очень признательны нашим защитникам. В од¬
ном только 286-м истребительном за год погибли почти 30 летчиков,
то есть целый полк! Единственно, когда истребители не могли летать,
так это в очень плохую погоду, потому как «ишачки» и «чайки» не
имели специального оборудования.
Здесь, на Ленинградском фронте, я познакомился с майором
А.А.Матвеевым — командиром 154-го истребительного авиаполка, впос¬
ледствии 29-го гвардейского. С тех пор наша дружба длится почти 60
лет. Вместе воевали, вместе приезжали после войны в Ленинград-Пе-
тербург на встречи с ветеранами-авиаторами в Сосновке, где был аэро¬
дром и где поныне имеется кладбище летчиков. Конечно, посещаем
другие памятные места: парк Победы, площадь Победы, неоднократно
бывали в Пушкине. Кстати, Александр Андреевич Матвеев к концу
войны стал командиром дивизии. После Великой Отечественной войны
мы вместе учились в Военно-воздушной академии, служили в Москве.
В воздухе почерк Матвеева всегда узнаваем. На своем МиГе под¬
летит ко мне на короткую дистанцию, вздёрнет голову, как бы спра¬
шивая: все ли в порядке? Показываю ему большой палец: отлично,
мол, всё. Улыбнётся и отойдёт к своим орлам. Это случалось всякий
раз после нападения фашистов и при подходе к Ленинграду.
Трудностей на войне хватанул с лихвой. Взлеты и посадки с нео¬
борудованных аэродромов, полёты по приборам в непогоду и ночью,
«слепые» посадки... Наши небесные тихоходы не были приспособле¬
ны к войне. Впрочем, как и люди, которые на них летали. Кстати,
наверное, далеко не все знают, что именно из гражданских пилотов
была в основном сформирована авиация дальнего действия. Почему?
284

Как раз потому, что они наносили бомбовые удары в глубочайшем
тылу противника. Все рейды совершались исключительно по ночам, а
опыта таких полётов им, в отличие от боевых лётчиков, было не зани¬
мать. Уже в первые месяцы войны самолёты АДД совершили налет на
Берлин, чем буквально повергли в шок верхушку третьего рейха. Но
наши тихоходы летали не только в осаждённый Ленинград, но и к
партизанам. Известно, что Ленинградская область славилась своими
партизанскими делами.
Ночь... Опознавательные знаки — костры. Вместо аэродрома —
лесной «пятачок». Приземлиться на такой и опять взлететь — целое
искусство. Но мы летали: и когда можно было, и тогда, когда, каза¬
лось бы, летать было нельзя. К партизанам везли боеприпасы, меди¬
каменты, продовольствие. Обратно — раненых, иногда в два раза больше,
чем в состоянии был принять самолет.
Пока посадка, выгрузка и вновь загрузка, глядишь, уже светает. А
фашистские стервятники рядом: специально выслеживали транспор¬
тные машины. Чего только не придумьшали наши пилоты, чтобы обве¬
сти врага вокруг пальца! Как-то раз немецкий истребитель засёк два
самолета на партизанском аэродроме. Вот-вот солнце взойдет, а он,
гад, все кружит и кружит неподалеку. Ждет добычу. Что делать?
Неожиданно родилась идея: при взлете включить на самолетах лишь
по одной фаре, как у истребителей. Хоть и слабая, а все-таки надеж¬
да; вдруг обманется фашист? Так и получилось: фриц принял Ли-2
за истребителей и поспешил убраться восвояси.
Прижилась на Ленинградском фронте и другая «шутка». Дело в
том, что немецкие «юнкерсы» в полете издавали весьма характерный
звук — «гау-гау-гау...». Летчик Григорий Таран попробовал его сыми¬
тировать — дал разные обороты двигателям (у Ли-2 их было два), и
их обычно ровное гудение превратилось в «гавканье». Словом, теперь,
пересекая линию фронта, у самолетов Ли-2 появилась возможность
маскироваться. Забегая вперед, скажу, что после войны Григорий Та¬
ран за испытание новой авиатехники стал Героем Советского Союза.
Интересная подробность; по прилёту в блокадный Ленинград нам,
летчикам, полагался обед, но никто из нас в столовую не ходил. Ни
мы, ни истребители. Кусок хлеба в горло не лез, когда видели, как
жил в то время Ленинград, как страдали люди. Особенно дети.
О ленинградских детях разговор особый. Бывая на разных азро-
дромах и до войны, и во время ее, многократно встречался с детьми и
в Подмосковье, и на Урале, и в Средней Азии. Повсюду дети, особен¬
но вездесущие мальчишки, проявляли повышенный интерес к лётчи¬
кам. Еще бы; кожаный шлем с необычными очками, меховое (зимой)
или кожаное (летом) обмундирование, унты или летные сапоги. На
285

одном боку — кобура, на другом — целлулоидный планшет с картой,
на поясе обязательная финка... Едва прилетев, лётчик попадал в ок¬
ружение детворы. Аэродромная служба была не в силах совладать с
ней. В Ленинграде приземлялись на двух аэродромах — на Комен¬
дантском или на Смольном. Сначала наши самолеты разгружали, за¬
тем заправляли горючим в обратную дорогу. В это время к стоянке
подводили группу эвакуируемых. Среди них было много детей, но ин¬
тереса к нам они не проявляли, так как были до крайности иэможде-
ны, лица почти прозрачные. Без боли смотреть невозможно. Весь эки¬
паж помогал грузиться детям, суя им то сухарик, то кусочек сахарку.
Эти полеты забыть никак нельзя...
Когда нам поручали доставлять на Большую землю такой ценный груз,
как дети, все экипажи действовали крайне осторожно, выжидая плохую
погоду, чтобы не встретиться с врагом. Крайне болезненно летчики реаги¬
ровали на известия о нападениях фашистов на братские экипажи.
Донимали нас не только гитлеровские истребители, но и зенитки
врага. Случай из личного опыта. Проходя как-то линию фронта, напо¬
ролись на плотный зенитный огонь. Хорошо, что перевозили не детей,
а какое-то оборудование. Половина экипажа оказалась раненой. Лич¬
но я был ранен в голову, но смог, что называется, через «не могу»
взять себя в руки и довести машину до аэродрома.
Какой самый памятный полет в ленинградском небе? Каждый —
игра со смертью и ... наука. В один из дней 1942 года группа наших
самолетов, до предела нагруженная в Ленинграде людьми, в том чис¬
ле и детьми, взяла курс на Хвойную. Над зимней Ладогой сквозь эс¬
корт советских истребителей прорвалось несколько «мессершмиттов».
Отбивались от них яростно, патронов не жалели. Однако две машины
фашисты подожгли. На счастье, вскоре показался спасительный бе¬
рег, и оба самолета благополучно приземлились. Их экипажи, посто¬
янно маневрируя, проявили высокое мастерство, борясь с пожаром на
борту. Почему, спросите, произошло подобное? Да потому, что оба са¬
молета приотстали от основной группы. На них и обрушились «мессе¬
ры». Впоследствии подобное не повторялось. Если кто-то отставал (а
причин было много), ведущий обязательно давал команду ведомым
снизить скорость с тем, чтобы отставший мог занять место в строю. Так
легче было отбиваться от врага, а вот держать строй чертовски трудно.
Однажды истребители неприятеля подожгли замыкавший груп¬
пу самолет старшего лейтенанта С.А.Фроловского. А на борту — дети.
Воздушное судно на одном моторе стало отставать. Быть беде, но то¬
варищи снизили скорость и по команде ведущего открыли массиро¬
ванный заградительный огонь, на который напоролся один из наибо¬
лее ретивых немецких истребителей. Одним гадом стало меньше.
286

Впоследствии нашими воздушными стрелками бьшо сбито и повреж¬
дено около десятка «мессершмиттов» и «хейнкелей».
Войну закончил гвардии полковником, командиром орденоносного тя¬
жёлого бомбардировочного полка в германии. А последнее боевое задание
выполнил в ночь на 9 мая, когда мне выпала большая честь доставить в
Москву из Берлина акт о полной и безоговорочной кагвпуляции фашистов:
«...Лётчики вашего полка должны доставить важнейшие секрет¬
ные документы. Требуются предельная осторожность и вниматель¬
ность. Помните: рейс сверхответственный...».
Впрочем, последние слова представитель командования мог бы и
не говорить. То, что полёт предстоял необычный, было ясно сразу. А
потому я решил: полечу сам. В помощники взял Абдусамата Таймето-
ва, с которым за годы войны съел вместе не один пуд соли и на кото¬
рого мог положиться как на самого себя.
Тяжёлый транспортный Ли-2 уверенно держал курс на восток. И
сегодня помню всё до малейших подробностей. Помню, как почётным
эскортом почти всю дорогу сопровождали нас краснозвёздные истре¬
бители. Как небо впереди вдруг окрасилось в лимонные тона, а потом
запылало малиновым пламенем. Лучи солнца озарили кабину. И в ту
же секунду раздались знакомые позывные, а вслед за ними — торже¬
ственный голос Левитана : « 8 мая 1945 года в Берлине... подписан акт
о безоговорочной капитуляции... Великая Отечественная война... по¬
бедоносно завершена!...».
Трудно передать чувства, переполнявшие наши души. Ведь мы везли
в Москву мир!
Утром 9 мая мы приземлились на Центральном аэродроме, где са¬
молёт уже с нетерпением ждали. Документы уехали куда следует. А
нас ещё долго качали друзья; «Победа!».
Фронт — самая суровая, жестокая, не прощающая ошибок школа.
Именно она и сделала нас причастными к делу по-настоящему муж¬
скому — освоению новых самолётов.
К примеру, за моими плечами послевоенное освоение такой не¬
простой машины, как ИЛ-12. Мало кому известно, что этот самолет,
оказался поначалу весьма капризным. Но совместно с «илюшинцами»
и испытателями НИИ ГВФ мы довели-таки машину до нужной кон¬
диции, после чего она успешно летала. В том числе за рубеж.
Однажды потребовалось срочно доставить в Индию нашу делегацию
на конференцию молодежи южно-азиатских стран. От Термеза до Кабула
летели в сплошной облачности. Над горами вели самолеты буквально
вслепую. Так, «на ощупь», подошли к Пешавару. Земли не видно. Как
садиться? Командир принимает решение: пробить облачность. И вы¬
ходит точно на аэродром.
287

— Как вы осмелились на такую посадку? — подбежавший к само¬
лёту английский военный летчик даже не пытался скрыть изумле¬
ние. — Наверное, у вас на борту какое-то новое секретное радионави¬
гационное оборудование?
Я постарался объяснить, что радионавигационная «начинка» на
самолете самая обычная. Просто, мол, в годы войны сажал машину и в
таких условиях. Но англичанин так и не поверил.
После окончания войны работал в ГВФ и дослужился до поста
заместителя министра. Выйдя на пенсию, часто встречался с пионе¬
рами, комсомольцами, в том числе ленинградскими. Всякий раз напо¬
минал школьникам о той цене, которой добыта Великая Победа, рас¬
сказывал о блокаде и о том героическом времени. Ведь до сих пор в
водах Ладоги покоятся несколько самолетов с детьми... Помню даже
две фамилии командиров экипажей — Жуков и Жантиев...
Году в 1984 побывал в 406-й средней школе города Пушкина, быв¬
шего Царского Села. В школе этой разместился музей 275-й истреби¬
тельной авиационной дивизии, которой командовал мой друг Алек¬
сандр Матвеев. Именно он и привел меня на встречу с молодежью.
Один из школьников задал несколько необычный вопрос:
— А сколько, товарищ генерал, вы сбили самолетов эа 1941 — 1945
годы?
Я ответил правду:
— Ни одного.
— Как?! — недоумевал мальчик с пионерским галстуком на гру¬
ди,— ведь орден Ленина, Красного Знамени, Александра Невского,
Отечественной войны просто так не давали...
Выручил мой друг — генерал Матвеев, уничтоживший в небе Ле¬
нинграда лично 12 самолётов и еще несколько в группе. Он очень до¬
ходчиво объяснил собравшимся роль транспортной авиации в битве
за Ленинград.
Что касается моих боевых наград... Да, у меня их много, но самая
дорогая из медалей — медаль «За оборону Ленинграда», полученная
в конце 1943 года. Она нашла меня, когда наша часть сражалась уже
на другом фронте.
Сегодня мне за 90, но, слава Богу, с головой все в порядке. Дав¬
ненько не бьш в Питере. Говорят, он к своему юбилею преображается,
хорошеет. Вот болячки подлечу и постараюсь съездить на берега Невы.
Кое-кто меня еще помнит...
Когда готовился данный материал, из Москвы пришла печальная
весть: после продолжительной болезни скончался Герой Российской
Федерации Семенков Алексей Иванович.
288

Александр Семенов
Семенов Александр Иванович родился 21.06.1922 в деревне
Киношно, ныне Лужского района Ленинградской области,
в семье крестьянина. Русский. Член КПСС с 1946 года.
Образование — незаконченное среднее. Работал в колхозе
заведующим избой-читальней. В Советской Армии с 1941
года, в 1943 году окончил Ростовское артиллерийское
училище. В действующей армии с 1943 года. Командир
СУ-85 13-й гвардейской танковой бригады (4-й гвардейский
танковый корпус, 60-я армия, 1-й Украинский фронт).
Гвардии лейтенант Семенов отличился в конце июля 1944
года в районе поселка Завада-Романувска (Польша). Умело
маневрируя установкой, прорвался в тыл гитлеровцев,
где уничтожил два противотанковых орудия, три
станковых пулемета с расчётами, четыре автомашины
с грузами и группу солдат. В бою был ранен, но продолжал
командовать экипажем. В течение 6 часов отражал
вражеские контратаки, выполняя боевую задачу. Звание
Героя Советского Союза присвоено 10 апреля 1945 года.
После войны продолжал службу в армии. В 1949 году
окончил КУОС, в 1964 году — Высшие академические
курсы. С1965 года подполковник Семенов в запасе. Работал
в спортивно-техническом клубе ДОСААФ в г. Луга
Ленинградской области. Награжден орденом Ленина,
орденами Отечественной войны 1 степени. Красной
Звезды, медалями. Именем Героя названа пионерская
дружина школы №5 г. Донецка и СПТУ в селе Валя-
Норкулуй Лазовского района Молдавской ССР.
289

такой вот характер
у СЛУЖБЫ БЫЛ
Великая Отечественная стала в моей жизни первым событием,
которое я переживал вместе со всей страной. Ну, скажем, НЭП
или коллективизация выпали на детские годы мои и, конечно, ника¬
кого следа в моем сердце и памяти не оставили. Другое дело — 41-й
год... Мне тогда уже 19 лет было — как раз то самое время, когда что-
то начинаешь сознавать в жизни.
А родился и вырос я в небольшой деревеньке Хиновино Оредежс-
кого района Ленинградской области (теперь это местечко в Лужском
районе). Оттуда и пошёл в армию, 19 июля это было. Немец тогда уже
рвался к Ленинграду, его самолеты бомбили близлежащие железно¬
дорожные станции, районные центры, воинские колонны на марше.
Помню, сборный пункт наш был в селе Вяжики, что ближе к Новгоро¬
ду, куда, собственно, мы потом отправились пешком. Полтора дня
нашей колонне призывников потребовалось, чтобы преодолеть рас¬
стояние более чем в сотню километров. В Новгороде нас погрузили на
баржу, и по воде, по Волхову, по Волге, отправили в Горький. Недели
три шли мы по рекам и каналам, ели сухари и воблу и вспоминали
родные места и родственников. Я тогда и предположить не мог, что не
увижу свою деревню. Фашисты сожгут её, а мать, отца и младшего
брата угонят на работы в Германию. В том районе наши партизаны
развернули активные действия против оккупантов, а гитлеровцы отыг¬
рывались на местных жителях.
Из Горького меня отправили в палаточный городок в Гороховец-
ких лагерях, туда за нами и приезжали «покупатели», забирая кого
290

куда. Я направлен был в полковую артиллерийскую школу, обратно в
Горький. Месяц или полтора проучился, и меня начала жестоко тре¬
пать малярия, попал в санчасть. И как раз в это время было принято
решение об отправке нашего взвода на фронт, под Москву. Положе¬
ние РККА в те дни было отчаянное: враг стоял у порога столицы, его
нужно было во что бы то ни стало остановить. Словом, время было
суровое, и потому я был в срочном порядке выписан из медсанчасти с
температурой 39 градусов, вместе с подразделением погрузился в теп¬
лушку — и к фронту...
Для каждого из нас, фронтовиков, война начиналась и заканчива¬
лась по-своему. Те дни для меня были испытанием. Помню, еще в
зшелоне товарищи подшучивали надо мною; мол, ты, дружище, до
фронта-то не дотянешь... Но молодой организм, видимо, в той обста¬
новке мобилизовал все свои резервы. Ну, просто немыслимо было уме¬
реть просто так, не доехав до действующей армии, не приняв участие
в боях, так и не обрушив своего гнева на головы врага. Словом, выжил
я. Под Малоярославцем нас выгрузили, спешно по-новому поделили
на подразделения и двинули к переднему краю. Я попал в отдельный
артиллерийский пулеметный батальон. Во время марша немецкие
штурмовики разбили наш штаб, тыл вместе с главным достоянием —
кухней. Но часть все же вышла в назначенный район к какой-то ре¬
чушке. Там кем-то были уже подготовлены оборонительные сооруже¬
ния. Начались первые бои. Что вспоминается из того времени?
Моя винтовка... Это была некогда учебная «трёхлинейка» с высвер¬
ленными кое-где, а потом спешно заваренными отверстиями. Вот с та¬
ким оружием я исполнял обязанности связного у командира батальона.
Немец атаковал нас в лоб несколько дней, но успеха не имел ника¬
кого. Потом прорвался-таки слева и справа к шоссейным дорогам и
стал быстрёхонько окольцовывать нас. Да, попасть в окружение в те
дни было делом обычным. Комбат отправил меня в один из дотов на
переднем крае, где оборонялись орудийный и пулеметный расчеты,
предупредить об отходе. Ни линейных, ни радиосредств связи в на¬
шем батальоне тогда практически не было. Всюду бегали связные,
посыльные. Под огнём, разбив противогаз, кое-как добрался до того
дота. Только там уже некому было передавать приказ командира...
Через какое-то время наша колонна остановилась: стали ждать
результатов разведки, хотя шли, как мне казалось, в восточном на¬
правлении. Я отошел к обочине, чтобы перемотать обмотки. Присел...
и зтого оказалось достаточно, чтобы тут же отключиться — заснуть
или просто потерять сознание от усталости, теперь уж даже не знаю.
Очнулся — вокруг никого. Внутри все похолодело от ужаса. Время
было суровое, расстреливали и за менее серьезные проступки, неже¬
291

ли оставление части... Почти на ощупь в темноте двинулся вперед.
Через несколько сотен метров услышал негромкую речь. Подобрался
поближе — в скирдах соломы расположился на ночлег наш много¬
страдальный батальон.
Утром снова двинулись, только теперь уж к фронту. Заняли обо¬
рону, начали рыть траншеи. Потом получилось так, что я попал в
боевое охранение. А зима 41-го еще в октябре пришла, ночью морозы
как в декабре стояли, и каким-то образом мне ноги прихватило. Когда
старшина привез в роту валенки, у меня уже пальцы почернели. От¬
правили в медсанбат. Врачи обратили внимание не только на мои ноги,
но и на общее состояние. Взвешивать принялись меня зачем-то. И тут
как-то довелось случайно взглянуть на себя в зеркало. Рядовой Семе¬
нов в ту пору представлял собой скелет, обтянутый кожей. В общем,
медики, посовещавшись, решили отправить меня в тыловой госпиталь,
аж в Башкирии, лечить обморожение и истощение.
После курса лечения отправился в город Бугурский, где форми¬
ровалась 206-я стрелковая дивизия, прямо в дивизионную школу свя¬
зистов. Через два месяца занятий по 12 часов присвоили мне звание
«сержант» и — в артполк начальником радиостанции. Потом нашу
часть бросили под Воронеж, в район обороны стрелкового полка, ко¬
торый немцы уничтожили почти целиком за несколько часов. Вот ка¬
ково там бало напряжение боев. На дворе шел 1942 год... Через какое-
то время лишился я радиостанции. Попал под плотный минометный
огонь, и осколками её разворотило чуть ли не на куски. Шинель тоже
в нескольких местах прошило, а мне хоть бы что. После того обстрела
новую радиостанцию не дали, зато назначили командиром отделения
проводной связи.
Помнится, тянули линию между штабами стрелкового полка и ар¬
тиллерийского дивизиона по дну реки, по полям. И постоянно её об¬
рывало артиллерийскими разрывами. То и дело бегали с катушками
вдоль неё и под огнем восстанавливали. Вот такой был характер службы
Где-то в октябре вызывает меня начальник штаба части и говорит;
направляем тебя, Семенов, учиться на артиллерийского офицера в
город Молотов. Честно говоря, и ехать-то особо не хотелось, прижил¬
ся я в воинском коллективе, и служба мне нравилась, чувствовал, как
востребована она (связь иной раз как воздух нужна). Но приказ есть
приказ, и поехал я на Урал, где дислоцировалось звакуированное из
Ростова 2-е артиллерийское училище, где предстояло провести шесть
месяцев, стать младшим офицером и командиром самоходной артил¬
лерийской установки.
Условия учебы были весьма жесткими. Выходных, конечно же, не
было, кормили хуже, чем на фронте, койки в три яруса... Только что
292

пули не свистели. В воскресенье весь световой день у Камы лес вы¬
таскивали, стружку на производстве собирали. А за станками тогда
мальчишки на подмостках из дерева стояли. Время пролетело быстро,
чему успели, тому научились. Сразу после выпуска — в Свердловск,
получать самоходные артиллерийские установки. Там же были сфор¬
мированы наши маршевые роты и — на фронт. Недалеко от линии
соприкосновения с противником наш эшелон едва не нарвался на кон¬
тратакующую бронетанковую группу гитлеровцев. Тут же без всяких
платформ стали разгружать технику и вступать в бой. Через несколь¬
ко дней мы влились в 4-й Кантемировский танковый корпус. Сейчас
это знаменитая на всю Россию дивизия, дислоцированная в Подмос¬
ковье. Ну, а тогда мы дрались за Житомир, освобождали Шепетовку. В
одно местечко под Тернополем во время летнего наступления мы так
стремительно ворвались, что гитлеровцы бежали от нас прямо в каль¬
сонах. Как в кино, ей-богу!
В ту пору был я командиром самоходного орудия. Помнится, села
наша самоходка в каком-то болоте. Соседняя боевая машина попыта¬
лась нас выдернуть — ни в какую! Завязли намертво. Подразделе¬
ния, конечно, вперёд идут, приказ выполняют, а я и десант пехоты,
что на борту брони, одни посреди перелеска остались. Благо недалеко
была деревня, сарай полуразрушенный. Раскидали его по бревныш¬
кам, собрали всю проволоку в округе, которую удалось найти, и давай
сами себе дорогу прокладывать. Гусеницы стали подбирать под себя
дерево, и машина вновь оказалась «на воле». Тут новая напасть — ни
одна передняя передача не включается, только задняя. Ну, стали пя¬
титься к деревне. Дождались летучки, заменили нашей машине ко¬
робку передач, и снова воевать. В общем, чтобы победить противника,
до него еще доехать надо было. Вот так я и мой экипаж набирались
опыта.
Между тем, по мере нашего продвижения на запад, сопротивление
немцев усиливалось. Жестокие бои за Золочев, Львов, Жешува... По¬
том наш корпус развернулся вдоль линии фронта и повел наступле¬
ние по Карпатам, на Дембицу. В горах война была тяжелейшая, би¬
лись в основном вдоль дорог, возможности для маневра на тяжелой
технике предоставлялись редко и потому приходилось сталкиваться
с немцами, как говорится, лоб в лоб. Как-то случилось даже так, что в
нашем батальоне осталось всего несколько танков и моя самоходка
(вот такие потери были!). Как раз тогда на наш участок, который по
всей видимости оказался наиважнейшим, прибыл сам командующий
фронтом маршал Конев. Именно у нас решалась судьба одной из опе¬
раций. Надо сказать, немец оказывал бешеное сопротивление. Для нашей
САУ поначалу все складывалось успешно. В первые часы боя мы унич¬
293

тожили три пулемёта с расчётом, четыре автомашины, десятки фа¬
шистов Однако скоро один из снарядов противника ударил в нашу
самоходку... Дым, огонь. Меня посекло осколками. Какое-то время боли
не чувствовалось. Тем временем гитлеровцы начали контратаковать.
Шесть часов громыхал бой. Поворотный механизм заклинило, и мы
остались без орудия. В последние минуты, пока противник не побе¬
жал, давили его гусеницами, закидывали ручными гранатами...
Тяжелораненого, меня вытащили из самоходки наводчик и заря¬
жающий и отправили в звакогоспиталь. Осколки снаряда, прошивше¬
го нашу боевую машину, порвали меня основательно, были задеты
кости. Механик-водитель из самоходки живым уже не вышел...
В госпитале из меня долго извлекали осколки, штопали. Мне толь¬
ко и оставалось, что вспоминать дом, родной корпус и весь фронтовой
путь. Я еще не знал, что за этот бой представлен к высокому званию
Героя. В 41-м такое и представить было сложно. Оно и понятно, был
совсем мальчишкой, только мечтавшим о подвиге, к тому же только
вжившемся в войну, не приобретшим еще опыта, фронтовой закалки.
Всё происходит постепенно... А в первые дни войны очень боялся
погибнуть от бомбёжки или какой-нибудь болезни, не добравшись до
фронта. Больно и страшно было смотреть, как в 41-м бомбили наши
эшелоны, колонны, которые только шли к месту боёв. И ещё была
неизвестность... Потом-то, конечно, легче стало, когда поняли, что немца
тоже бить можно.
Через какое-то время вернулся в свою танковую бригаду. С радо¬
стью рассматривал до боли знакомые символы нашего гвардейского
корпуса на бортах техники — дубовые листья. Но повоевать так и не
удалось. Недели через две открылась рана, пошло нагноение, подско¬
чила температура и всё такое. Врач, осмотревший меня, тут же распо¬
рядился отправить меня обратно в госпиталь. Только теперь я попал
на лечение в глубокий тыл — в Полтавскую область, где пробыл чуть
ли не полгода.
Из госпиталя меня направили в учебный полк, где готовили меха-
ников-водителей, зкипажи танков. Потом в Харькове личный состав
получил новую технику — и под Ровно. Расположились, в землянках,
готовились идти к фронту. Но на войну мы больше не попали. Там, под
Ровно, нас и застала Победа.
А кантемировцы в то время дислоцировались в самой Германии. И
вот оттуда приходит командиру части письмо, в котором командова¬
ние гвардейского корпуса сообщало, что лейтенанту Семенову при¬
своено звание Героя Советского Союза и что меня просят откоманди¬
ровать в корпус. Указ был от 10 апреля 1945 года.
294

Увы, меня не отпустили. Командир части сказал тогда, что, мол.
Герои самим нужны. А за Золотой Звездой я поехал уже летом, после
того, как мне пошили новенькое обмундирование. Жара стояла неимо¬
верная! До самой Москвы ехал на крыше вагона. В столице, в бюро
наград, мне выдали бумагу, в которой говорилось, что 7 сентября к 10
часам я должен быть у Спасских ворот Кремля.
В назначенный час я был уже у бюро пропусков. Долго проверяли
у меня документы и через какое-то время проводили в Большой Крем¬
левский дворец. Звезды в тот день вручал сам Михаил Иванович Ка¬
линин...
После Москвы отправился, конечно, домой. За всю войну я не по¬
лучил оттуда ни одного письма. Да зто и понятно, враг стоял там чуть
ли не до 1944 года (а пришел через несколько недель после моего
призыва в армию). Поездом добрался до Ленинграда, там как раз тет¬
ка еще с довоенных времен жила. Адрес я, конечно, помнил. Дом на
улице Разъезжей был. Нашел я его, нужную квартиру, звоню в дверь...
Слава Богу, родня оказалась дома, все живы и не в эвакуации.
295

Василий Шулятиков
Шулятиков Василий Александрович родился в 1917 го&у
в Казахстане, в селе Большекрымском Семипалатинской
области. Окончил Семипалатинский педагогический
техникум, работал учителем, директором Георгиевской
средней школы в Восточном Казахстане.
В 1939 году призван в армию. При форсировании Днепра
командовал телефонно-кабельным взводом. Звание Героя
Советского Союза присвоено 29 октября 1943 года.
Окончил Академию связи. Полковник, кандидат
технических наук. Живет в Санкт-Петербурге.
296

г
живи, СОЛДАТ!
Родился я в Семипалатинской области, в Казахстане. Жили мы
не хорошо и не плохо, не богато и не бедно, как и другие сель¬
чане. Старались, на родителей, на соседей смотрели и рук своих в
работе не жалели. Было у нас свое хозяйство, животина стояла на
дворе, жил петух Петя с разноцветными курицами, стояла изба высо¬
кая, а на окнах занавески. Сызмальства я привык считать своим и
огород с садом, и всё село — тесовые крыши, насквозь пропахшие
медом с окраинных лугов, да горячими пирогами, да хлебом, которые
пекли сами крестьяне в больших подовых печах. И все деревенские
жители были моими, все птицы оседлые и перелётные, вся тварь —
озёрная, речная, болотная... За деревней лежал большой мир на боль¬
шом пространстве. Из большого мира приходили к нам тракторы, ма¬
шины на больших колесах, иногда маршировали солдаты с громкими
песнями сквозь село. Нагуляешься за день, устанешь по малолетству,
зайдешь в любую избу:
— Здрасте, дайте попить, мне до дому вон еще сколько идти. А я
уж есть хочу.
— Садись, Василий, — скажут мне соседи. Молока нальют в кружку,
отрежут мягкого хлеба. Спросят — как живешь? — да еще по голове
погладят. Сколько лет прошло с той поры, а детские годы, лучшие
годы, до сих пор живы во мне, они и помогли вынести все то, что
выпало на мою долю.
В 1929 году умер отец. И детство моё в двенадцать лет кончилось.
Что делать, как быть дальше? По совету матери меня забрал к себе
старший брат Владимир Александрович — начальник почтового от¬
деления. Его переводили с места на место, и я ездил с ним. Жили мы
с ним вначале в Бугуруслане, потом в Уфе. Ещё мальчишкой я любил
297

своим приятелям рассказывать, что сам знаю, чего из книжек вычи¬
тал. Мне нравилось, как они слушают, да просят — расскажи еще.
Наверное, позтому я поступил в Семипалатинский педагогический
техникум. Учился, как и всё делал в жизни, — старательно. Пони¬
мал — знания делают человека уверенным в себе, помогают смело
идти по жизни.
После окончания техникума работал в восточном Казахстане, в
Георгиевской средней школе учителем. Вот где пригодились навыки
рассказчика. Начальство заметило меня, и вскоре был я уже директо¬
ром школы, одним из самых молодых директоров в районе. В 1939 г.
директора школы призвали в армию. В деревне любили солдат, а кого
в солдаты не брали, с теми даже девушки не хотели гулять.
Наш 65-й стрелковый корпус стоял в Эстонии- Стриженый наголо,
в больших ботинках, в обмотках, галифе и хлопчатобумажной гимна¬
стерке, в пилотке, съезжающей на ухо, проходил я курс молодого
бойца. И стал бойцом 123-го отдельного батальона связи в городе Хап-
салу, в рабочей роте. Эстония тогда была капиталистической, в уволь¬
нение ходили по три человека и больше.
Как только началась война, нас погрузили в эшелон и отправили в
Литву, в Шауляй. Не успели разгрузиться — эшелон разбомбили. Как
сейчас помню зту бомбёжку — жуткий вой «юнкерсов», от которого
замирало сердце, страшных «юнкерсов», закрывавших небо над голо¬
вой, свист падающих бомб, грохот взрывов, вставшие «на попа» горя¬
щие вагоны, чугунные колеса, разлетающиеся в стороны, тела моих
убитых товарищей, стоны раненых... Мы ощущали себя беззащитны¬
ми, беспомощными молодыми солдатами.
И началось отступление. Страшно и больно вспоминать эти дни.
Сожжённые деревни, разрушенные города... До сих пор меня жгут
взгляды женщин, детей и стариков, которые не могли уйти на восток,
которых мы оставляли на волю гитлеровцев. Казалось, отступлению
не будет конца. Отошли мы до озера Ильмень, до Старой Руссы. Там и
остановились.
Первый период войны стал для меня, как и для солдат всей ар¬
мии, серьёзной школой вооруженной борьбы с сильным и опытным
противником. Я быстро набирал опыт — стал сержантом, старшим
сержантом, младшим лейтенантом, командиром отдельного взвода те¬
лефонно-кабельной связи. В ожесточенных сражениях героически дра¬
лись наши солдаты, когда было необходимо — шли на самопожертво¬
вание ради победы над врагом. Мы знали, как дрались и жертвовали
собой наши войска, защищая Брестскую крепость, Ленинград, Одес¬
су, Севастополь, Сталинград, Лиепаю, Киев, Кавказ. Именно в первый
период войны зародилась наша гвардия. За массовый героизм личного
298

состава и успехи, достигнутые в боях, получили звания гвардейских
кавалерийские корпуса, стрелковые дивизии, танковые бригады, авиа¬
ционные полки и другие части. Напряжённая вооруженная борьба с
немецко-фашистскими войсками вызвала большие потери боевой тех¬
ники, вооружения. И в то же время, несмотря на утрату значитель¬
ной части важнейших зкономических районов, фабрик и заводов наши
люди самоотверженным трудом стремились обеспечить войска необ¬
ходимыми средствами для ведения войны. Вся страна была превра¬
щена в военный лагерь.
Я пытался понять, что представлял собой враг, с которым наши
войска сражались. Мне не раз приходилось вступать в бой, в пере¬
стрелку, а то и в рукопашную с немцами, румынами, венграми, чеха¬
ми... Разговаривать с пленными, которых приводили в штаб полка.
Приходилось удивляться — насколько был предусмотрителен, опы¬
тен или силен враг, с которым нам пришлось драться. Немецкие вой¬
ска вторглись в пределы нашей Родины, опьянённые легкими побе¬
дами над армиями стран Западной Европы, отравленные геббельсовской
пропагандой, твердо верящие в возможность легкой победы над Крас¬
ной Армией и в своё превосходство над всеми другими народами. Осо¬
бенно воинственно были настроены молодые солдаты и офицеры, лич¬
ный состав бронетанковых войск и авиации. Боеспособность немецких
солдат и офицеров и их специальная выучка и боевое воспитание были
на высоком уровне во всех родах войск. В боях и полевой службе
немецкий солдат знал своё дело, был упорен, самоуверен и дисципли¬
нирован. Нам пришлось иметь дело с сильным врагом, вьфвать у кото¬
рого победу было не так просто.
Как связист, я хорошо знал — штабы немецких частей были обу¬
чены современным способам организации боя, сражений и операций.
Управление войсками в процессе боевых действий осуществлялось
при помощи радиосредств, которыми командно-штабные инстанции
вермахта были достаточно обеспечены. Что мы им могли противопос¬
тавить? В первый период войны даже наши самолёты не имели между
собой радиосвязи. А для того, чтобы наши штабы дивизий, полков,
батальонов могли между собой взаимодействовать, — и существовала
телефонно-кабельная связь, существовали мы — связисты.
Мой взвод к тому времени имел трёх сержантов с отделениями по
шесть-семь человек, ездовую лошадь и повозку, в которой мы возили
двадцать один километр телефонного кабеля. Мы протягивали кабельные
линии от штаба дивизии до штаба полка и до штабов батальона. И
скажу не рисуясь — со своей задачей справлялись. Плюс к этому —
получали снабжение, сами варили себе кашу и кипятили чай, сами
себя кормили. Да ещё заботились о сене и овсе для ездовой лошади.
299

Прорыв блокады Ленинграда войсками Волховского и Ленинград¬
ского фронтов явился крупнейшим событием зимней кампании 1942-
1943 года. Наш полк принимал участие в ликвидации группы немец¬
ких войск в районе Демянска. Хорошо запомнился мне Демянский
котел — там мы окружили 16-ю немецкую армию и разгромили её.
Это были первые крупные победы, в которых я принимал непосред¬
ственное участие.
Наши войска вышли на реку Ловать. Войсками Западного фронта
противник был отброшен из района Ржев-Вязьма, был занят рубеж
Духовщина — Спас — Демянск. К середине марта 1943 года на всех
фронтах обстановка изменилась в нашу пользу. После разгрома не¬
мецких, румынских, итальянских и венгерских войск в районе Волги,
Дона, Северного Кавказа противник, неся колоссальные потери, ото¬
шел на линию Саевск —Рыльск — Сумы — Ахтырка — Красноград —
Славянск — Лисичанск — Таганрог. После ликвидации Демянского
котла наш полк был отправлен под Воронеж. Мы быстро собрались —
три сержанта, три отделения — 21 человек, да ещё ездовая лошадь.
Свалили в повозку километры кабеля, погрузились в теплушки и по¬
катили до станции Лев Толстой.
Воронежский фронт. Особенно памятна мне Орловско-Курская дуга.
Положение в районе Курской дуги стабилизировалось. Та и другая
стороны готовились к решающей схватке. Мы считали, что гитлеров¬
цы будут стремиться любой ценой удерживаться на фронте от Финс¬
кого залива до Азовского моря. Они могли хорошо оснастить свои вой¬
ска на одном из стратегических направлений и подготовить крупную
операцию в районе Курского выступа с тем, чтобы попытаться раз¬
громить здесь войска Центрального и Воронежского фронтов. Это могло
бы изменить общую стратегическую обстановку в пользу немецких
войск.
В зтом районе обстановка позволяла нанести в общем направлении
на Курск два встречных удара: один из района южнее Орла, дру¬
гой — из района Белгорода. Мы получили приказ зарываться глубоко
в землю. Видели — войска строят прочную, глубоко эшелонирован¬
ную оборону, глубина инженерного оборудования фронтов достигала
трёхсот километров.
Позднее мы узнали, что против Воронежского фронта действовала
группировка из 8 танковых дивизий — 1500 танков. Против Цент¬
рального фронта — 6 танковых дивизий — 1200 танков. Действовала
авиация в общем количестве до 2 тысяч боевых самолетов под общим
командованием генерал-фельдмаршала Рихтгофена. Наши войска ре¬
шили сделать упреждающий удар. В 2 часа 20 минут начали контр¬
подготовку — началось величайшее сражение в районе Курской дуги.
300

Раздался ужасный грохот; в адской симфонии звуков слились воеди¬
но удары тяжелой артиллерии, разрывы авиационных бомб, реактив¬
ных снарядов «катюш» и непрерывный вой авиационных моторов. Я
находился от вражеских войск на расстоянии более чем в 20 километ¬
рах по прямой, слышал и ощущал ураганный огонь и невольно пред¬
ставлял себе страшную картину на исходном плацдарме противника,
внезапно попавшего под огненный вихрь контрподготовки. Застигну¬
тые врасплох вражеские солдаты и офицеры наверняка уткнулись
носом в землю в первую попавшуюся канаву, траншею, щель, лишь бы
скрыться от ужасающей силы разрывов бомб, снарядов, мин.
Захваченные в ходе сражения пленные рассказьшали, что наш удар
был для них совершенно неожиданным, от него сильно пострадала
артиллерия и почти всюду была нарушена связь, повреждена система
наблюдения и управления. После ожесточённых боёв немецким войс¬
кам предстояло испьггать горечь тяжёлого поражения и ощутить мощь
нашего оружия. Здесь были не только разгромлены отборные и самые
мощные группировки немцев, но и безвозвратно подорвана в немецком
народе и у союзников Гитлера вера в фашистское руководство и в способ¬
ность Германии противостоять нашему всё возрастающему могуществу.
После Курской дуги наш полк перевели в Степной фронт, затем в
1-й Украинский. Для ведения активных оборонительных действий
противник имел достаточно материальных средств. Немецкие войска
наносили нам довольно чувствительные контрудары. Нам говорили;
Верховный Главнокомандующий требовал, чтобы войска фронтов скорее
вышли на Днепр. В своей пропаганде гитлеровцы всемерно популяри¬
зировали оборону на линии река Нарва — Псков — Витебск — Орша —
река Сож — река Днепр — река Молочная. Этот рубеж они называли
Восточным валом, о который разобьётся Красная Армия. Не имея сил
остановить усиливающийся натиск наших войск, немецкие войска
начали отход за Днепр. Наши полки приняли все меры к тому, чтобы
на плечах отходивших войск противника захватить плацдармы на реке
Днепр и начать с ходу форсирование этой крупнейшей водной пре¬
грады. Для деморализации вражеских войск в боевые действия была
брошена вся наличная авиация фронтов. Чтобы ещё выше поднять
морально-политический дух войск при форсировании крупных вод¬
ных рубежей. Ставка 9 сентября 1943 года приказала за форсирова¬
ние Днепра представить начальствующий состав к присвоению зва¬
ния Героя Советского Союза.
Было мне уже 27 лет, был я энергичен, старался всё предусмот¬
реть наперёд, носил погоны старшего лейтенанта, командовал всё тем
же взводом связи — имел в подчинении тех же троих сержантов и
три отделения связистов, которых берёг, как мог, всё ту же ездовую
301

лошадь и телегу с двадцать одним километром кабеля. Лучшим моим
другом и помощником, на которого мог положиться как на самого себя,
был сержант Чистяков Клавдий Кириллович.
Днепр нам пришлось форсировать дважды. Первый раз южнее Киева
в районе Великого Букрина. Под жутким обстрелом мы переплыли
Днепр на плотах и лодках, вскарабкались на высокий, обрывистый
берег. Продержались там сутки. Потом пришёл приказ отойти. Мы
передали участок 76-й бригаде, вернулись назад. Поднялись севернее
по Днепру, и снова приказано — форсировать на Лютецком направле¬
нии.
Я хорошо помню своих командиров. Их смелость и опыт, которые
они умели передать, сохранили мне жизнь.
Командиром нашего 529-го полка был полковник Шерстнев сорока
пяти лет — энергичный, деятельный. Он погибнет после освобожде¬
ния Киева, при взятии горных хребтов.
Полетов Виталий Алексеевич — начальник связи полка, начинал
с командира взвода, бьш комбатом, всё знал о связи.
Шмадченко Василий Кириллович — командир нашего отдельного
батальона связи.
Зная, на какой риск идём, всё обговорили заранее. Вместе с сер¬
жантами и солдатами проверили и перемотали кабель.
В темноте, к ночи, вышли на исходный рубеж, на берег быстрой и
широченной реки.
В двенадцать часов началось форсирование. Сначала ушли пере¬
довые отряды полка. Гитлеровские пушки били неумолчно по воде, по
нашему берегу. Во второй-третьей волне пошли и мы — связисты.
Чистяков раздобыл рыбацкую лодку. Я сел на корме. Поставил рядом
большие катушки, на которых было два километра хорошо подготов¬
ленного и проверенного кабеля. Чистяков со своим отделением взялся
за вёсла.
Вокруг беспрестанно рвались снаряды. По реке, при вспышках
разрывов, при осветительных ракетах было видно — наши форсиру¬
ют на чём придётся: на лодках, плотах, брёвнах. По Днепру сильно
течение несло вниз трупы убитых, брёвна разбитых плотов, куски
лодок.
Под ногами у меня в лодке лежал приличный груз — камни, же¬
лезки, всё, что может пойти ко дну. Кабель нельзя было просто так
бросить в реку — плывущие по воде брёвна разорвали бы его. Поэто¬
му я привязывал к кабелю груз и только после этого спускал в воду.
Когда кончился кабель на одной катушке, я взял другую, быстро сра¬
стил его, обмотал изоляцией, привязал на верёвочке камень — и быс¬
тро в воду.
302

Немецкие осветительные ракеты почти постоянно висели в возду¬
хе, мы были хорошо видны немецким артиллеристам, они могли бить
на выбор. Убить могло в любую секунду. Но мы уже к тому времени
были опытными, закалёнными солдатами, верили в удачу, в победу и,
не останавливаясь, чтобы фрицам труднее было прицелиться, шли вперёд.
Когда перешли середину реки, в нас стали стрелять из автоматов
и винтовок. Чистяков со своими солдатами попрыгали в воду, чтобы
хоть как-то спрятаться от пуль, стали грести руками и толкать лодку.
Мне тоже хотелось спрятаться, прыгнуть в воду. Но я, защитив голову
каской, на корме, у всех на виду, разматывал кабель, привязывал к
нему груз, кидал в воду. И вот наша лодка ткнулась в высокий пра¬
вый берег Днепра. Протянули кабель наверх. Стали искать, где пол¬
ковой командный пункт. Вскоре переправился на правый берег и пол¬
ковник Шерстнёв. К этому времени я уже находился у него на
командном пункте и доложил:
— Связь со штабом дивизии и командирами батальонов установлена.
Сержант Чистяков со своими бойцами в вырытых ими индивиду¬
альных окопах находился неподалёку, налаживал наш бесхитрост¬
ный солдатский быт и готов был при первой необходимости стремглав
понестись в случае обрыва провода и восстановить связь.
К утру плацдарм всё больше расширялся.
За форсирование Днепра я был награждён — получил высокое
звание Героя Советского Союза.
Потом мы взяли Киев, освобождали Украину.
Из Румынии меня, по приказу маршала Пересыпкина, отозвали в
Москву, направили на учёбу в Академию связи.
Окончилась война. Кого отправили домой, а кого — учиться даль¬
ше. После 1950 года я кончил учёбу и служил командиром части свя¬
зи в Нахичевани, на Араке.
Затем поступил в адъюнктуру Академии связи в Ленинграде и
преподавал в ней, получил звание полковника. Тема моей кандидатс¬
кой работы называлась так: «Организация связи в морском десанте с
моря на берег». В морском десанте были свои особенности: свои про¬
блемы, свои тонкости...
Теперь я уже далеко не молод. Но порой вспоминаю лучезарное
деревенское детство, суровые годы войны, годы учёбы, годы службы
— армия стала моей работой, моей жизнью. А перед праздниками я
беру лист бумаги или открытку и пишу в город Череповец своему
боевому другу — сержанту телефонно-кабельного взвода Клавдию
Кирилловичу Чистякову. Желаю ему здоровья и долгих лет жизни.
Пишу коротко: живи, солдат!
303

Илларион Чуличкин
Илларион Федорович Чуличкин родился 10 апреля 1915
года в деревне Горяпино Спасского района Рязанской
области в семье рабочего. С 15 лет проживал в Ленинграде.
Окончил 10 классов, школу ФЗО. В армию призван в 1936
году. В июле 1941 года направлен на фронт. Начал в
артиллерии, затем был командиром отделения инже-
нерно-саперного батальона.
Старший сержант И.Чуличкин при наведении
переправы через Одер в районе г. Бреслау в январе 1945 г. в
ледяной воде установил понтоны под огнем противника.
Когда к мосту подступили немецкие автоматчики,
саперы вступили с ними в бой и удержали переправу,
обеспечив успех наступавших частей. Звание Героя
Советского Союза Чуличкину присвоено 10 апреля 1945
года.
С послевоенного времени И.Ф.Чуличкин живет в
Ленинграде. Работал на заводе «Двигатель» более
тридцати лет.
Награждён орденами Ленина, Отечественной войны I
степени, Красной Звезды, Славы И степени, медалями.
304

МНЕ ВЕЗЛО — ВРАГУ НАЗЛО
Возвращаясь во фронтовую пору, нередко задаю себе вопрос;
какими же чудом я жив остался. Ведь смерть много раз зано¬
сила над моей головой свою ржавую косу. Наверное, мне в самом деле
здорово везло. Это утверждают и вся моя родня, и все знакомые. Ну и
слава Богу, что везло. Везло и в другом: крепко от меня врагу доста¬
валось, и я вправе гордиться, что на своем месте в солдатском строю
сделал всё от меня зависящее для приближения нашей Победы. Ко¬
нечно, мой вклад не идет ни в какое сравнение с тем, который внесли
прославленные полководцы. Ну да, как говорится, каждому своё...
До пятнадцати лет я жил на Рязанщине. Нет, я не кулик, который
хвалит своё болото. Но край моего детства поистине удивительный.
Как писал гениальный земляк Сергей Есенин, «Богаты мы лесом и во¬
дью, есть и пастбища, есть поля. И по всему угодью рассажены тополя».
Семья у нас была дружная и, прямо скажу, не бедная; две коровы,
две лощади, солидный земельный надел. И ещё чем она была примет¬
на у сельчан, так это долгожительством: два моих деда прожили со¬
ответственно 101 и 102 года. Мать тоже прожила за девяносто. И од¬
ной из моих сестер уже девяносто. Да и мне уже восемьдесят семь. К
чему это говорю? Да просто приятно вспомнить. Кстати, Россия не
так уж бедна долгожителями. Их могло быть бы куда больше, да слиш¬
ком крутой обвал бед выпал на долю моей Родины.
Я уже сказал, что наша семья жила по тем меркам зажиточно.
Появились завистники. Точно так же, как криушане завидовали ра-
довцам в знаменитой поэме Есенина «Анна Снегина». Чтобы избежать
печальной участи раскулаченных, отец перевез семью в Ленинград.
Устроился на завод. Благо у него были золотые руки мастерового. Ну
305

и я пошел по его стопам. После шести классов поступил в школу ФЗУ,
выучился на слесаря. Одновременно продолжил учебу в общеобразо¬
вательной школе. Активно занимался спортом: легкой атлетикой, гим¬
настикой с борьбой, городками. Быть крепким парнем в пору моей
молодости считалось гораздо престижнее, нежели обладать модными
нарядами.
В двадцать один год призвали в Красную Армию, и этому я был
очень рад. Поскольку имел хорошую физическую подготовку, уже
после семи месяцев службы меня назначили физруком полковой школы.
Закончил срочную службу в звании старшего сержанта. Вернулся на
родной завод «Двигатель». Уж больно мне по душе была профессия
слесаря. Да и вообще звание рабочего человека тогда звучало гордо
Это сегодня большинство юношей стремятся стать юристами, эконо¬
мистами, программистами, театралами. Ничего не имею против, но ведь
блага-то, в конце концов, создаются рабочими руками. Я, видимо, ув¬
лекся в своих рассуждениях, возможно, они кому-то придутся не по
душе. Пусть уж извинят меня внуки и правнуки, если в чём-то я не
прав. На заводе меня уважали, поручали ответственную работу.
Помню, это было весной сорок первого. Пригласили меня в кадро¬
вый отдел завода. Порекомендовали поступить в технический вуз. Так
и сказали:
— Работаешь ты хорошо. Из тебя и классный инженер получится.
Так что готовься. Осенью станешь студентом.
Ну что ж, думаю, инженер тоже профессия заводская. Согласил¬
ся, начал готовиться к экзаменам. А тут война. Она, словно гром на
голову. Тогда многие из нас полагали, что фашисты и сто верст по
нашей территории не пройдут. Но потом вести пошли одна тревожнее
другой.
Всяческие колебания у меня исчезли после речи Сталина третьего
июля сорок первого года. Как сейчас слышу его неторопливую речь,
его заключительные слова: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа
будет за нами».
В тот же день я записался в народное ополчение, которое форми¬
ровалось в Ленинграде. А уже пятого июля надел армейскую форму
Нужно сказать, что к тем, кто уже прошел армейскую школу, относи¬
лись по-особому. Естественно, наша военная подготовка была на не¬
сколько порядков выше, чем у тех, кто впервые взял в руки оружие.
Потому и назначали в основном на командирские должности. Под моё
начало дали отделение артиллерийской разведки в батарее, которой
командовал старший лейтёнант Николай Волынский. С ним у нас сло¬
жились очень тёплые, доверительные отношения. Кстати, он тоже был
призван из запаса, с завода «Красная заря». Так уж получилось, что я
306

значился у него как бы в заместителях. Во-первых, мне уже было
двадцать шесть, и за плечами три года службы. Во-вторых, команди¬
рами артиллерийских взводов, прямо скажу, были очень молодые,
неопытные ребята. Потом, в ходе боев, они быстро мужали. Только
немногие из них выжили в той кровавой бойне. Война, будь она про¬
клята...
Вспоминаю такой, можно сказать, забавный случай. Мы находи¬
лись на южной окраине Колпина. Готовились встретить наступавшего
противника. Время от времени от командира полка нам поступали ввод¬
ные. Это, так сказать, в порядке тренировки. Однажды утром Волын¬
ский говорит мне:
— Ты здесь командуй, а я схожу на часок к родственникам.
— Рискуете, — говорю. Я словно предчувствовал неприятность.
Но он ушел. И надо же, через пятнадцать минут объявляют бое¬
вую тревогу. Поступила команда: все три батареи поочерёдно дают
залп по учебной цели. А целью было одиноко растущее дерево на
большой дальности от расположения батарей.
Дает залп первая батарея — промах, снаряды рвутся далеко за
целью. Промахивается и вторая. Наступила наша очередь. Я быстро
подготовил данные для стрельбы. В школе я часто имел двойку с ми¬
нусом по русскому языку. В диктантах нередко писал вместо «коро¬
ва» — «карова». Зато всегда в числе первых по математике. Любил
вычислять, решать разные алгебраические уравнения, тем самым ком¬
пенсировал «карову», «казу» и так далее.
...Ну, так вот, подготовил я данные для батареи. Залп. Снаряды
легли буквально под корень того дерева. Слышу связист кричит: «Ко¬
мандира батареи — к телефону!». Подбегаю, беру трубку, слышу го¬
лос командира полка:
— Кто на связи?
— Старший сержант Чуличкин!
— Где командир батареи?
— Только что отошел.
— Немедленно позовите!
Вот это ситуация! Как-то надо выручать Волынского.
— Его поблизости нет, — сообщаю командиру полка.
— Как нет? Кто же руководил стрельбой?
— Старший сержант Чуличкин.
— Ну я ему задам! — гневно прозвучало в трубке.
Волынский пришел, я ему доложил все, как было.
— Похоже, я крепко погорел, — обреченно произнес комбат.
К счастью, всё обошлось. Мне за ту стрельбу объявил благодар¬
ность командир артиллерийской бригады.
307

То была последняя наша тренировочная стрельба. Враг подступил
вплотную к Ленинграду, и артиллерийская дуэль приобрела ожесто¬
чённый характер. Порой земля гудела от взрывов снарядов. Мы несли
потери. Думаю, немцам тоже было несладко. А тут еще бесконечные
бомбёжки, налёты штурмовиков. Словом, ад кромешный. Однако слу¬
чались и моменты затишья. Правда, и в такие моменты полностью
смертельной опасности было не избежать. Сколько парней погибло от
шального снаряда... Мне везло. И следующий случай — убедительный
показатель того везения. Дело было так. Противник укрепился на Во¬
роньей горе, откуда вел огонь по городу из тяжелых орудий. Хорошо
еще, что не удалось ему овладеть Пулковскими высотами, а то огонь
был бы более губительным для города. Однажды четвёрка наших са¬
молетов совершила массированный налет на Воронью гору. Завязался
воздушный бой. С болью увидел, как были подбиты два наших штур¬
мовика. Вторая пара, не имея истребительного прикрытия, повернула
обратно. Так стало обидно за погибших лётчиков. Слёзы на глаза на¬
ворачивались. Один из немцев, видимо, радуясь победе, повернул са¬
молёт прямо на нашу позицию. Летит низко, на малой скорости, будто
издевается. Зло меня взяло. Начал палить по нему из винтовки. А он
из кабины кулак показывает. Я ему -— тоже. Делаю круговое движе¬
ние вокруг лба: мол, дурак ты. Фриц прибавил скорость. А мне нужно
было перейти от одного фланга нашей позиции до другого. По ходам
сообщения это получилось бы нескоро. Решил напрямик через поле.
Только выскочил из окопа, пробежал этак метров полсотни, вижу немец¬
кий самолёт мчится в мою сторону. Тот же самый, я даже номер его
запомнил. Ну, думаю, каюк мне. Я весь как на ладони. Бегу. Немец дал
по мне очередь из пулемёта. Пули легли впереди меня в нескольких
метрах. Вторая, третья очередь. Скосил бы точно. Берет в вилку, под¬
лец. Кружит. Впереди вижу канаву, наполненную водой. Бросился в
нее. Погрузился, только голова снаружи. А проклятый фашист, похо¬
же, задался целью уничтожить меня во что бы то ни стало. Бьёт почти
в упор. Пули вжикают вокруг меня буквально в сантиметре. Как не
задели, понять до сих пор не могу. Немец улетел, а я еще добрых
четверть часа лежал в грязной воде. Потом с трудом отмыл обмунди¬
рование. Но это сущая ерундовина. Главное, остался жив и невредим.
Между делом подумал; уже само по себе хорошо, что фашист впус¬
тую израсходовал на меня не одну сотню патронов.
...Следующий раз мне опять повезло. От смерти был буквально на
волоске, но пронесло, правда, ранения не избежал. На южных склонах
Пулковских высот бои не утихали ни на день. Ценой невероятных
усилий нам удалось не подпустить врага к всемирно известной обсервато¬
рии. Были моменты, когда казалось, что предприми враг еще одно усилие.
308

и нам уже не устоять. Но слава нашим командирам, они умели маневриро¬
вать силами и средствами, создавать неприступный для врага рубеж.
Так было и в тот раз. На юго-западном склоне Пулковских высот
создалось критическое положение для нашей пехоты. Нашу батарею
срочно перебросили на помощь братьям-пехотинцам. Мы сходу от¬
крыли огонь по врагу, и немецкая атака захлебнулась. Бой затих. Мы
с Волынским находимся на командном пункте батареи. Должен ска¬
зать, что комбат всегда хотел видеть меня рядом с собой на самом
опасном месте. Так было и тогда. Вроде тишина наступила. Как вдруг
услышал я шелест летящего снаряда. Крикнул товарищам «Ложись!».
Снаряд взорвался в полусотне метров. Подавая сигнал опасности, я
сам не успел «приземлиться». Падая, почувствовал, как легко обожгло
подбородок и тут же удар в правое колено. Сгоряча боли не почувство¬
вал. Вскочил, вижу — все мои товарищи целы. Волынский заметил:
— Вовремя ты команду подал. Иначе бы нам не сдобровать было.
Тут я почувствовал страшную боль в колене. Но и она не отогнала
от меня мысль: начни я падать секундой-другой раньше, и осколок
как раз угодил бы в голову. Повезло тем, что жив остался. Но было
досадно покидать родную батарею. Именно родную. Мы жили друж¬
ной семьей. Меня молодые солдаты, не хвастаюсь, принимали как стар¬
шего брата. Такое не забудется до конца жизни.
В госпитале пробыл около двух месяцев. Полностью восстано¬
вился. Не терпелось вернуться в батарею. По ребятам соскучился. Но
тут случилось неожиданное. По выписке из госпиталя меня направ¬
ляют в инженерно-саперный батальон. Дело в том, что, проходя сроч¬
ную службу до войны, я основательно освоил сапёрное дело. Это и
учли кадровики. Как я не отбрыкивался, не помогло. Помню, пожилой
майор убедительно доказывал мне, что когда начнется наступление,
перед сапёрами будет стоять самая важная задача. Что ж, приказ
есть приказ. Так я в ходе войны переменил специальность.
Всем известно, что сапёр ошибается только один раз. Мне удалось
избежать ошибок, потому и жив остался. А рисковать жизнью то и
дело приходилось. Разминирование, установка новых минных полей,
часто под огнем противника — всё это требовало предельного напря¬
жения сил, невероятной выдержки, терпения.
Сапёры быстро приняли меня за своего. Как мы знаем, везде о
человеке по делам судят. А дело свое, скажу не хвастаясь, я знал. К
тому же никогда и ни в чем не робел. Вокруг меня всегда собирались
молодые солдаты. Им было легче, когда рядом находится бывалый
вояка, каковым я по праву считался. Причем, все знали, что я везу¬
чий. А рядом с везучим, глядишь, и другим повезёт. К примеру, когда
мы устанавливали минные поля на одном из опасных направлений, в
309

двух группах саперов были немалые потери. В моей же — лишь один
легко раненый, хотя задача перед нами стояла не менее опасная.
На фронте не обходилось и без курьёзов, где можно было постра¬
дать не только от вражеской пули. ...Мы выехали ночью на задание. Груп¬
пу возглавлял молоденький лейтенант. Едем, значит, на грузовике по лес¬
ной дороге. Через некоторое время видим позади легковушку. Она все
пьггается обогнать нас. А дорога узкая, не разъедешься. Лейтенант прика-
зьтает водителю увеличить скорость. А легковушка сзади так и мечется,
выискивает возможность обгона Наконец, ей это удается. Останавливает¬
ся, перекрывает дорогу. Из кабины выскакивает разъярённый полковник
— Выходи! — кричит лейтенанту. Молодой офицер растерялся,
не знает, что и сказать.
— Почему не уступаешь дорогу, сукин сын? За такое дело рас¬
стрелять тебя следует.
— Я вьшолняю приказ, — робко оправдьшается лейтенант. — А вы...
— Поговори мне еще! — полковник, видимо, для пущего эффекта
расстегивает кобуру. Дело принимает серьезный оборот. И видя, что
лейтенант совсем растерялся, подаю команду:
— Взвод, в ружье!
Мы соскочили на землю. Полковник буквально оторопел. Срываю¬
щимся голосом произнес:
— Ты что, сержант, под трибунал захотел?
— Старший сержант Чуличкин, — уточнил я. — Мы выполняем
боевой приказ. А вы бы ехали своей дорогой.
— Как разговариваешь?! Да я тебя за это на месте расстреляю.
^ Не посмеете, — приглушенно сказал я, переводя взгляд на бойцов.
— Ну ладно... — полковник сжал кулаки. — Разберемся.
Легковушка на большой скорости рванула вперед.
К утру мы возвратились с задания. Первым делом я пришел к
замполиту батальона капитану Володину и начал докладывать о слу¬
чившемся инциденте.
— Не надо, — остановил меня он. — Я всё знаю.
— Как мне быть, товарищ капитан? — спрашиваю.
— Не беспокойся, все уладим.
Должен сказать, что Володин был настоящий политработник: чут¬
кий, справедливый, умел постоять за правду. Вообще об офицерах
военных лет я могу сказать только хорошее. Хамы и солдафоны, по¬
добные полковнику, были редкостью.
...А дальше события развивались так Ближе к обеду Володину
позвонили из штаба бригады:
— Чуличкина срочно к полковнику!
Замполит, рискуя своей головой, ответил:
310

— Его сейчас нет на месте. Выполняет срочное задание.
На другой день приходят из штаба двое вооруженных посыльных.
Снова: Чуличкина в штаб. И снова Володин утверждает, что я на за¬
дании. Право, не могу сказать, чем бы все это обернулось, но замполит
сам отправился в штаб бригады. Вернувшись, он вызвал меня к себе.
— Считай, что ты в рубашке родился. Не возвратись к этому вре¬
мени из штаба фронта полковник Шубин (он был командиром брига¬
ды), тебе, да и мне тоже было б не сдобровать. Я ему все подробно
доложил. А тот полковник был только что назначен к нему замести¬
телем. Уж слишком рьяно он начал власть проявлять, не в пример
своему непосредственному начальнику.
Такая вот история. А Шубин был душа-человек, хоть и требовал
жестко. Это был командир и человек с большой буквы. Между про¬
чим, того полковника куда-то перевели из бригады. Наверное, ночной
инцидент здесь сыграл не последнюю роль.
А капитан Володин был для меня ангел-хранитель. Не раз он вы¬
ручал меня. Да и не только меня.
Вспоминая прошлое, порой критикую себя за излишнюю ершистость,
что ли. Вот и в этом случае. На войне самыми уязвимыми были команди¬
ры взводов и рот. В процентном отношении их гибло больше всех. Взвод¬
ные и ротные первыми поднимались в атаку, становясь мишенью для
врага. Лейтенантов просто-таки не успевали готовить. Поэтому практи¬
ковалось обстрелянных бойцов направлять на офицерские курсы.
Вот и меня однажды хотели направить на такие курсы. Как сейчас
вижу: в каменном домишке, полуразрушенном снарядами, где разме¬
щался штаб нашей бригады, сидят незнакомые полковник, майор и
капитан. Полковник обращается ко мне:
— Вот мы решили, что вам, старший сержант Чуличкин, будут к
лицу офицерские погоны.
— Что-то не понял, — отвечаю полковнику.
— А что тут понимать? Вас решено направить на краткосрочные
офицерские курсы.
— В тыл, что ли? — с этаким вызовом спрашиваю.
— Конечно, не на передовую.
— Не согласен.
— Это приказ.
— А мне Сталин приказал: только вперед. Так что отказываюсь...
Полковник аж в лице переменился.
— Вы отдаете отчет своим словам?
А мне словно шлея под хвост попала. Говорю:
— Отдаю вполне. Делайте, что хотите, а с передовой не уйду ни на
день, ни на час!
311

— Ну ладно, — сказал полковник. — Побудьте здесь. Мы решим,
что делать с вами. Имейте в виду, что ваш проступок расценивается
как неповиновение в военное время. Соображаете?
Я остался в штабе как бы арестованным. И здесь вновь выручил
меня капитан Володин. Он срочно подыскал парня, который с боль¬
шой радостью согласился пойти на офицерские курсы. А тот полков¬
ник, освобождая меня из-под «ареста», сказал;
— Честно признаюсь, вы мне нравитесь, старший сержант. Воюй¬
те. Возможно, геройскую Звезду заработаете.
В конце концов, его слова оказались пророческими. Но до этого
было ещё далеко. Я участвовал в прорыве ленинградской блокады,
полном её снятии. И последнее, что было связано с боями под горо¬
дом на Неве, памятен такой эпизод.
В июне сорок четвертого наши войска начали операции по осво¬
бождению Карельского перешейка. Этого часа мы ждали с нетерпени¬
ем. К тому времени я был переведен в саперную роту лейтенанта Кол-
маченко, еще не имевшего достаточного боевого опыта. В душе он
признавал моё превосходство над ним, но должность обязывала не
показывать этого. И он был прав. Да и я не стремился как-то выде¬
литься. И вот один случай расставил все по местам.
Нашей сапёрной роте была поставлена задача восстановить разру¬
шенный мост через Черную речку в районе Белоострова. Готовилось
наступление. Прибыли мы на место. Приступили к работе. Все шло
нормально. Вдруг над нашими головами пролетел снаряд. По опыту я
знаю, что враг начинает пристрелку. Возьмет в вилку и несколькими
снарядами сможет уничтожить всю роту. Говорю лейтенанту;
— Нужно отправить людей в укрытие. Будет массированный арт¬
налёт.
А лейтенант в ответ:
— Что ты панику наводишь?
— Нет, не панику — дело говорю.
Едва я успел произнести эти слова, очередной снаряд разорвался,
не долетев метров семьдесят до Черной речки. Я не стерпел;
— Чего медлишь, лейтенант? Людей погубить хочешь? —
И уже сам командую;
— В укрытие!
Опоздай я с командой, и от роты бы мало кого в живых осталось.
А в это время по телефону требуют; ускорить ремонт моста!
— Что будем делать? — спросил меня притихший Колмаченко. —
Думай, ты же лучше меня соображаешь в этом вопросе.
Я предлагаю;
— Дайте мне троих человек А остальные пусть находятся в укрьггии.
312

Мы приступили к работе. И опять артналёт. Одного бойца ранило.
Его заменили другим. Потом ранило второго. Его тоже заменили. А я
словно заколдованный. Орудую на мосту за четверых. Но тут немного
не рассчитал движение и сорвался в речку. А течение бурное. Меня
понесло вниз. Выбраться не могу. А солдаты не растерялись, вовремя
пришли на помощь. Я снова на мост. И тут увидел в трехстах метрах
от нас немецкого корректировщика, замаскировавшегося между двух
валунов. Хорошо устроился, гад. Не подавая вида, говорю одному из
солдат, самому меткому в роте:
— Вон там, меж валунов сидит корректировщик. Постарайся его снять.
— Есть, — ответил солдат (не помню его фамилию).
Через несколько минут раздался винтовочный выстрел. Я отчет¬
ливо увидел, как немец, вздрогнув, упал меж валунов. Мост мы отре¬
монтировали к сроку, и по нему пошла наша бронетехника.
Да, всего, что было под Ленинградом за 900 дней и ночей, невоз¬
можно пересказать. Потом начался многотрудный поход на Запад.
Через Прибалтику, Белоруссию, Польшу. Чем только не был отмечен
этот путь! Через десятки рек и речушек мы наводили переправы,
обеспечивая продвижение войск. Сами вступали в схватку с гитлеров¬
цами. Многих боевых друзей пришлось хоронить и в нашу землю, и в
польскую, и в немецкую. Война — потери в ней неизбежны.
Хорошо помню каждый день, проведённый на фронте. Но среди
них 24 января сорок пятого для меня значится особой датой. Мы по¬
дошли к Одеру под Бреслау. Началось генеральное наступление на
логово фашизма.
Тогда под густой дымовой завесой один из полков, действовавших
на этом направлении, форсировал Одер. Успешно овладел четырьмя
населёнными пунктами на противоположном берегу. Но без поддерж¬
ки бронетехники на дальнейший успех рассчитывать не приходилось.
Сапёрам была поставлена задача срочно навести понтонный мост. На¬
сколько это было сложно и трудно, знают лишь фронтовые сапёры.
Мы свою задачу выполнили. Мост наведён. И вот первый танк въез¬
жает на понтон. Здесь все решает скорость. Танк рванул вперед. Под
тяжестью тридцатичетвёрки понтон глубоко оседает в воду. Танк сходу
перескакивает на следующий. Первый понтон поднимается. Создает¬
ся впечатление, что бронированная махина движется по волнам. Дух
захватывает, когда видишь это зрелище!
Наконец, танк выкатывается на противоположный берег и устрем¬
ляется к населенному пункту, где идет бой. Немцы пошли в контрна¬
ступление и начали теснить наших. Нужна срочная поддержка. Сле¬
дующий танк въезжает на понтон. И тут происходит то, чего мы
больше всего опасались. То ли с двигателем что-то случилось, то ли
313

механик-водитель растерялся, но танк застрял на первом понтоне.
Порвались крепления, и танк вместе с понтоном пошел ко дну.
А тем временем на противоположном берегу для наших сложи¬
лось критическое положение. Танк подбит. Пехота под натиском от¬
ступает, приближается к Одеру. Завоеванный плацдарм оказался под
угрозой потери.
Все происходило, будто в кошмарном сне. С помощью тросов уто¬
нувший танк удалось вытянуть на берег. Раздавленный понтон надо
было срочно заменить новым. Говорить легко. А тогда в ледяной ян¬
варской воде это сделать было ох как трудно! Убрать поврежденные
крепления на полутораметровой глубине казалось делом невыполни¬
мым. А враг на противоположном берегу теснит наших.
Двое бойцов попытались залезть в воду, да через несколько се¬
кунд выскочили из неё как ошпаренные. Тогда я снимаю с себя одеж¬
ду, беру инструменты и опускаюсь на дно. Нахожу крепёжные соеди¬
нения. Пока хватило воздуха, откручиваю одно из них. Выныриваю.
Кричу:
— Давайте спирт!
Принесли целую канистру.
— Разотрите мне спину!
Меня с головы до ног растерли. Почувствовал облегчение. Да и
глотнул четверть стакана. Снова в воду. То ли от спирта, то ли от
ярости, охватившей меня, холода почти не чувствую.
После четырех-пяти ныряний поврежденные детали устранены.
Подвели новый понтон. Не могу точно сказать, сколько времени я провел
в холодной воде. Конечно же, не одну минуту. Впору можно было за¬
коченеть. В мирной обстановке подобной купели не выдержал бы ни
за что!
Меня снова обтерли спиртом, укутали в два ватника. И только тог¬
да почувствовал дрожь в теле. Зубы стучали. Но радостно было ви¬
деть, как по мосту двинулась наша бронетехника. Немцев отбросили
от берега. Положение было спасено.
Ко мне подошел незнакомый пожилой генерал. Как я после узнал,
он был из штаба фронта. Обнял меня по-отцовски.
— Ты, наверное, не знаешь, какое большое дело сделал?
Что я мог ответить? Лишь плечами пожал.
— Сотни солдат и офицеров спас ты своими действиями. Спасибо,
родной!
Я не отличаюсь сентиментальностью, а тут слезы на глаза навер¬
нулись.
— Поправляйся, — сказал генерал.
— Да мне хоть бы что! — сказал я ему вслед.
314

Через полчаса я уже был на противоположном берегу. Одера. Ни¬
какой простуды!
Войну закончил в Чехословакии. Там и встретил долгожданную
весть о Победе. Бои закончились, я вернулся в Ленинград на свой
«Двигатель». Слесарные навыки за четыре года несколько подзабы-
лись. Но прошел месяц-другой, и я восстановил их. Работал на заводе
три десятка лет. Не скрываю, был в почете. Но Звезду Героя не ста¬
вил себе в заслугу. Просто работал, любил свою профессию.
Этим и счастлив.
315

Олег Чупров
Шел солдат к Победе.
Много верст и дней.
В медсанбате бредил
По ночам о ней.
Кружит лихолетье,
Друг отстал в пути...
Шел солдат к лобеде
И сумел дойти!
Он в окоп вжимался,
В чистом поле мёрз.
Но в атаку рвался
Первым — в полный рост!
Долг один на свете —
Отчий дом спасти...
Шел солдат к Победе
И сумел дойти!
Росчерк на рейхстаге!
В роще — соловьи...
Повесть об отваге.
Верности, любви!
В трубы звонкой меди.
Майский день, свети!
Шел солдат к победе —
И сумел дойти!
316

Содержание
Михаил Ашик
НА ВОЙНЕ, КАК НА ВОЙНЕ .
Анатолий Афанасьев
ПАРОЛЬ — «ЛЕНИНГРАДЕЦ»	29
Александр Бабаев
ГРОЗА НАД НЕВОЙ	41
Иван Бахметьев
БЕРЕГ ЛЕВЫЙ - БЕРЕГ ПРАВЫЙ	50
Николай Бекасов
ПОСЛЕДНИЙ СЕДОВЕЦ	63
Абрек Баршт
АРИФМЕТИКА ПОДВИГА	81
Иван Баранов
И «ЯЗЫКОВ» БРАЛ, И КАПИТУЛЯЦИЮ ПРИНИМАЛ	88
Леонид Блат
ЧЕТЫРЕ ГОДА — НА «ПЕРЕДКЕ»	99
Иван Васильев
СКАЖУТ — ПОВЕЗЛО	ПО
Константин Воробьёв
ОГНЕННЫЕ МИЛИ	130
Владимир Грицков
СНАЧАЛА БЫЛА «ПОХОРОНКА	146
Иван Горчаков
ФРОНТОВЫЕ ДОРОГИ — СПЛОШНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ 153
Павел Калюжный
В БОЙ ПОШЛИ ОДНИ «СТАРИКИ»	163
317

Аркадий Кривошапкин
ДУНАЙ, ДУНАЙ, А НУ, УЗНАЙ	174
Георгий Кравцов
ЭХО КАРПАТСКИХ ГОР	184
Константин Корицкий
МЫ МСТИЛИ ЗА ЛЕНИНГРАД	 196
Алексей Мазуренко
КАРТИНКИ АДА.ВИД СВЕРХУ	205
Михаил Михин
ГОРЯЧЕЕ НЕБО КОРЕИ	217
Аркадий Михайловский
ПОДВОДНАЯ ВЕРТИКАЛЬ	225
Владимир Мороз
ЕСЛИ БЕЖАЛ — ТО К ФРОНТУ	237
Александр Обухов
ПО МОРСКИМ ДОРОГАМ ФРОНТОВЫМ	246
Владимир Рубинский
ДУЭЛЬ НАД ТИХИМ КАНАЛОМ	261
Яков Семченко
ГОД МЕНЯ ИСКАЛА ЗВЕЗДА	268
Алексей Семенков
БЫЛ И ПИЛОТОМ, БЫЛ И ЗАМЕСТИТЕЛЕМ МИНИСТРА 281
Александр Семенов
ТАКОЙ ВОТ ХАРАКТЕР У СЛУЖБЫ БЫЛ	290
Василий Шулятиков
ЖИВИ, СОЛДАТ!	297
Илларион Чуличкин
МНЕ ВЕЗЛО — ВРАГУ НАЗЛО	305
318

Литературно-художественное издание
СКАЗАНИЕОПОДВИГЕ
Сборник воспоминаний ветеранов Великой
Отечественной войны—Героев
Советского Союза
Составитель: Аркадий Федорович Пинчук
Писатели и журналисты, участвовавшие в литературной
обработке материалов сборника:
А.Веричев, А.Гостомыслов, О.Михеев, О.Мятелков, Н.Махнев,
И.Кравченко, В.Никонов, А.Пинчук, О.Починюк, А.Пылаев.
Редактор М.И.Боженкова
Художник Э.М.Кан
Корректор М.ВЛковлева

\
Подписано в печать 14.04.03.
Формат 60 X 90 1/16. Уел. печ. л. 20
Печать офсетная.
Тираж 250 экз. Заказ № 160.
Издательство «Творческое объединение «Пальмира»
Санкт-Петерубрг, 195252, а/я 61
ЛР №065932 от 03.06.1998 г.
Отпечатано в тпографии ООО “Береста”
т/ф (812) 388-9000, 387-8244

Il>i
iL
[Ъ
^ •мщЛ
/*
'ша
АлександрТ1т\1енов

н
К

л
Алексеи Мазуренко'
ривошапкн
хайл Ашик 1
i
Г
Анатолии" л фа
1 .
д.
Ь	tiwi
Иван Бахметьев ^