ВЕСЬ  МИР  ЗНАНИЙ  -  широкая  по  тематике  образовательная
серия.  Авторы  -  ведущие  отечественные  и  зарубежные
ученые  -  дают  ключ  к  пониманию  проблем  современной
науки.  Доступные,  увлекательные  тексты  рассчитаны  на
самую  широкую  аудиторию  и  в  первую  очередь  на  тех,  кто
учится  и  учит.
 В  СЕРИИ  ВЫШЛИ:
 А  Андреев  ПОЛИТИЧЕСКАЯ  ПСИХОЛОГИЯ
Д.  Кеоун  БУДДИЗМ
К.  Кнотт  ИНДУИЗМ
 Н.  Короновский  НАША  ПЛАНЕТА  ЗЕМЛЯ
Д.  Кристал  АНГЛИЙСКИЙ  ЯЗЫК  КАК  ГЛОБАЛЬНЫЙ
А.  Никифоров  ЛОГИКА
 К.  Фараджев  РУССКАЯ  РЕЛИГИОЗНАЯ  ФИЛОСОФИЯ
 М.  Федорова  КЛАССИЧЕСКАЯ  ПОЛИТИЧЕСКАЯ  ФИЛОСОФИЯ
 Э.  Фромм  ФРЕЙД
 Д.  Харитонович  МАСОНСТВО
 Л.Хахалин  ПЕДИАТРИЯ
 ГОТОВЯТСЯ  К  ВЫПУСКУ:
 В.  Агеев  СЕМИОТИКА
 К.  Бек  ИСТОРИЯ  ВЕНЕЦИИ
 Х.Клаут  ИСТОРИЯ  ЛОНДОНА
 И.  Комбо  ИСТОРИЯ  ПАРИЖА
 Э.  Кормышева  ЦИВИЛИЗАЦИЯ  ДРЕВНЕГО  ЕГИПТА
 О.  Посконина  ИСТОРИЯ  ЛАТИНСКОЙ  АМЕРИКИ
 Э.  Тевено  ИСТОРИЯ  ГАЛЛОВ

ЕЛЕНА  КРАВЧЕНКО
 МАКС  ВЕБЕР
 МОСКВА
 ИЗДАТЕЛЬСТВО  «ВЕСЬ  МИР»
2002

УДК  1/14
ББК87.6
К  78
 Редактор  И.Б.  Зорько
 Кравченко  Е.И.
 К  78  Макс  Вебер.  М.:  Издательство  «Весь  Мир»,
2002.  -  224  с.  -  (Весь  Мир  Знаний).
 ISBN  5-7777-0196-5
 В  этой  книге  впервые  в  отечественной  литературе
предпринята  попытка  создать  целостный,  зачастую
противоречивый  образ  одного  из  наиболее  ярких
ученых  рубежа  веков,  немецкого  социального  мысли¬
теля  Макса  Вебера  (1864-1920).  Живо  и  заинтересо¬
ванно  автор  книги  рассказывает  о  творчестве  Вебера,
которому  присущи  внутренние,  глубоко  личностные
мотивы,  о  его  взглядах  на  жизнь  и  научный  труд.
 Издание  рассчитано  на  широкий  круг  читателей,
будь  то  профессиональные  философы,  культуроло¬
ги,  социологи,  экономисты,  историки  или  просто  ду¬
мающие  люди,  которым  небезразличны  проблемы
смысла  человеческого  бытия  и  судьбы  современного
общества.
 УДК  1/14
ББК  87.6
 Весь  Мир  Знаний™  -  зарегистрированный  торговый  знак
Издательства  «Весь  Мир»  (№  180520  от  810.1999)
 ISBN  5-7777-0196-5
 ©  Издательство
«Весь  Мир»,  2002

Предисловие
 Без  странного  упоения,  вызывающего  улыбку
у  всякого  постороннего  человека,  без  страсти
и  убежденности  в  том,  что  «должны  были  пройти
тысячелетия,  прежде  чем  появился  ты,  и  другие
тысячелетия  молчаливо  ждут»,  удастся  ли  тебе
твоя  догадка,  -  без  этого  человек  не  имеет  при¬
звания  к  науке,  и  пусть  он  занимается  чем-то  дру¬
гим.  Ибо  для  человека  не  имеет  никакой  цены  то,
что  он  не  может  делать  со  страстью.
 Вебер  М.  Наука  как  призвание  и  профессия
 Историю  жизни  и  творчества  крупнейшего  немецкого
мыслителя  Макса  Вебера  (1864-1920)  можно  писать
по-разному.  Первый  способ  -  традиционный  для  оте¬
чественной  науки  (особенно  «доперестроечного»  пе¬
риода)  и  достаточно  распространенный  на  Западе.
Это  рассказ  о  Максе  Вебере  как  историческом  персо¬
наже,  «продукте»  своего  времени  и  обстоятельств.
Немецкий  ученый  выступает  в  роли  типичного  пред-

Макс  Вебер
 ставителя  определенной  социальной  группы  -  либе¬
рально  настроенной  буржуазии,  безусловно  разделяя
ее  взгляды.  Творческий  путь  Вебера  становится  «зер¬
кальным  отражением»  социальных  условий  и  проти¬
воречий  Германской  империи  времен  Бисмарка,
двойственного  положения  нарождающейся  немецкой
буржуазии,  вынужденной  противостоять  не  только
рабочему  классу,  но  и  отчаянно  борющемуся  за  свои
права  юнкерству.  «Буржуазный  антипод  Карла  Марк¬
са»  -  таково  клише,  употребляемое  в  отношении  Ве¬
бера  биографами.  Они  усматривали  в  его  произведе¬
ниях  даже  профашистские  идеи.  Это  повествование
об  ученом,  в  котором  исчезает  человек.
 Другой  способ  -  прямо  противоположный:  рас¬
сказ  о  жизни  и  творчестве  мыслителя  в  жанре  психо¬
логического  эссе.  Порывистый  нрав  Вебера,  его  час¬
тые  переходы  от  экзальтации  к  депрессии  и  наобо¬
рот,  постоянно  сменяющие  друг  друга  взлеты  и  паде¬
ния  в  научной  карьере  и  политической  деятельности,
запутанные  отношения  с  родителями,  сложности
в  семейной  жизни,  казалось  бы,  требуют  именно  та¬
кого  подхода  к  его  биографии.  Разброс  публикаций
подобного  рода  велик,  от  психоаналитических  работ
до  восторженных  мистификаций,  особенно  харак¬
терных  для  соотечественников  ученого.  Неразгадан¬
ность  личности  Макса  Вебера  вкупе  с  благоговейным
страхом  перед  ним  и  по  сей  день  волнуют  воображе¬
ние  его  биографов  и  критиков.
 Однако,  несмотря  на  различия  в  акцентах  и  жанро¬
вых  особенностях,  оба  названных  подхода  к  исследова¬
нию  жизни  и  творчества  Вебера  грешат,  пожалуй,  од-
б  ним  и  тем  же:  склоняя  голову  перед  исполином,  имя  ко-

торого,  по  словам  американского  биографа  Вебера
Р.  Бендикса,  давно  уже  звучит  как  заклинание,  биогра¬
фы  желают  представить  неповторимый  жизненный
опыт  яркой,  мятущейся  личности,  неразрешимые  про¬
тиворечия  ее  научного  наследия  как  нечто,  поддающее¬
ся  однозначному  решению,  безусловному  объяснению.
 Возможен,  правда,  еще  один  способ  изучения  жиз¬
ни  и  научного  творчества  ученого,  и  нам  он  представ¬
ляется  наиболее  удачным.  Подсказан  он  самим  Мак¬
сом  Вебером.  По  его  образному  выражению,  жизнь,
творчество  -  это  служение  избранной  ценности,  сво¬
ему  «кумиру».  Все  вокруг  нас  обретает  долгожданный
смысл,  становится  «простым  и  ясным,  если  каждый
найдет  своего  демона  и  будет  послушен  этому  демону,
ткущему  нить  его  жизни»  (1,  с.  73Б).
 Все  так,  но  чем  больше  чужие  ценности  отличают¬
ся  от  наших  собственных,  тем  труднее  нам  их  понять.
 А  не  поняв  их,  мы  будем  иметь  крайне  смутное  пред¬
ставление  о  том,  чем  руководствовался  человек  в  сво¬
их  поступках,  на  что  было  ориентировано  его  поведе¬
ние.  Иными  словами,  мы  можем  предполагать,  како¬
вы  убеждения,  жизненная  позиция  того  или  иного  че¬
ловека,  но  мы  не  вправе  говорить,  что  знаем  их  досто¬
верно.  Спорное  для  нас  может  быть  очевидным  для
Вебера.  Единственное,  что  нам  остается,  -  это  занять
позицию  заинтересованного  и  доброжелательного
наблюдателя,  которому  далеко  не  безразлично,  чем
жил  ученый,  что  с  ним  происходило,  как  и  почему  он
написал  то,  что  написал.  Не  останавливаясь  только  на
понятном,  мы  можем  через  узнаваемое  подойти  к  не¬
известному,  а  увидев  нечто  странное,  остановиться
и  поразмыслить  над  ним  вместе  с  читателем.  Ведь  7
 Предисловие

Макс  Вебер
 всех  нас  —  и  Вебера,  и  читателя  этой  книги,  и  ее  авто¬
ра  -  объединяет  нечто  очень  важное:  свойственное
человеку  стремление  к  истине.  Каждый  из  нас  в  меру
своих  сил  пытается  понять,  каков  этот  мир,  для  чего  я
пришел  в  него,  куда  лежит  мой  путь,  что  я  должен
сделать  в  этой  жизни.
 Стремление  это  присуще  Веберу  в  полной  мере.
Все,  написанное  им,  одновременно  существует  в  двух,
легко  и  свободно  перетекающих  друг  в  друга  измере¬
ниях  -  чисто  научном  и  глубоко  личностном,  экзистен¬
циальном1.  Разговор  о  ценности  как  конкретно-исто¬
рическом  «интересе  эпохи»,  направлении  обществен¬
ного  развития  сменяется  у  него  рассуждениями  о  лич¬
ной  ответственности  каждого  человека  за  свои  жиз¬
ненные  идеалы,  а  раздумья  о  науке  или  политике  как
профессии  -  размышлениями  о  них  как  о  призвании.
 Вебер  утверждает:  даже  результаты  научной  рабо¬
ты,  их  ценность  не  абсолютны  потому,  что  люди  при¬
нимают  или  отклоняют  их  «в  зависимости  от  собствен¬
ной  конечной  жизненной  установки»  (1,  с.  719).
 Вот  почему  в  этой  книге  мы  хотим  рассказать  в  пер¬
вую  очередь  о  становлении  Макса  Вебера  как  личнос¬
ти,  его  взглядах  на  жизнь  и  научный  труд.  Цель  книги
не  в  подробном  изложении  взглядов  Вебера  на  эконо¬
мическую  социологию,  социологию  политики,  рели¬
гии  или  искусства.  Обо  всем  этом  (и,  пожалуй,  только
об  этом)  можно  прочитать  в  многочисленных  учебни¬
 1  Existentia  (лат.)  -  присущее  только  человеку  как  воплощен¬
ному  духовному  существу  бытие,  наделенное  сознанием,  сво¬
бодой  и  смыслом.  Это  существование  человека,  «заброшен-
8  ного»  волею  судьбы  в  мир,  «в  свое  здесь».

ках.  Книга  предназначена  для  читателей,  которым  ма¬
лоизвестна  судьба  немецкого  мыслителя  и,  стало
быть,  внутренние,  глубоко  личностные  мотивы  его
творчества.  Она  для  тех,  кто  не  желает  довольство¬
ваться  скупыми  статьями  в  энциклопедиях  и  словарях,
но  кому  еще  трудны  для  понимания  сугубо  научные
монографии.
 Поставленная  нами  задача  велика,  возможно,
безрассудна,  но  абсолютно  в  духе  самого  Макса  Вебе¬
ра.  Он  решительно  утверждал,  что  «одним  холодным
расчетом  ничего  не  достигнешь»,  а  «страсть  является
предварительным  условием  самого  главного  -
"вдохновения"»  (1,  с.  709).
 Цитируемая  литература
 Вебер  М.  Наука  как  призвание  и  профессия  //
Вебер  М.  Избранные  произведения.  М.:  Прогресс,  1990.
 Предисловие

РОДОМ  ИЗ  ДЕТСТВА
 Какой  человек  отважится  «научно  опровергнуть»
этику  Нагорной  проповеди,  например  заповедь
«непротивления  злу»  или  притчу  о  человеке,  под¬
ставляющем  и  левую  и  правую  щеку  для  удара?
И  тем  не  менее  ясно,  что  здесь,  если  взглянуть  на
это  с  мирской  точки  зрения,  проповедуется  этика,
требующая  отказа  от  чувства  собственного  досто¬
инства.  Нужно  выбирать  между  религиозным  до¬
стоинством  и  мужским  достоинством...  В  зависи¬
мости  от  конечной  установки  индивида  одна  из
этих  этических  позиций  исходит  от  дьявола,  дру¬
гая  -  от  Бога,  и  индивид  должен  решать,  кто  для
него  Бог  и  кто  дьявол.
 Вебер  М.  Наука  как  призвание  и  профессия
 Стремясь  передать  особенности  мироощущения  Мак¬
са  Вебера,  его  подход  к  изучению  социальной  дейст¬
вительности,  все  исследователи  рано  или  поздно  за¬
даются  одним,  казалось  бы,  малозначимым  для  науч¬
ной  теории  вопросом:  откуда  у  Вебера  столь  сильное
желание  понять,  что  нами  движет,  что  заставляет  нас
совершать  те  или  иные  поступки?  Острые  формули¬
ровки  и  эмоциональный  стиль  сочинений  Вебера  сви-

Макс  Вебер
 детельствуют,  что  только  научной  пытливостью  или
профессиональным  усердием  объяснить  это  невоз¬
можно.  Есть  еще  что-то,  заставляющее  ученого  так  го¬
рячо  и  вдумчиво  рассуждать  о  судьбе  человека  в  со¬
временном  ему  мире.
 Постичь  первоначальный  импульс,  недоумение,
обращенное  Вебером  к  самому  себе,  означало  бы  для
нас  коснуться  самой  сердцевины  творческого  поиска,
в  которой  наука  и  жизнь  обретают  свое  подлинное
единство  и  полноту.  Как  однажды  заметил  выдаю¬
щийся  французский  философ  20  в.  Морис  Мерло-
Понти,  к  великому  счастью,  труды  философов  и  соци¬
ологов  зачастую  менее  однобоки,  чем  их  принципы.
Общее  умонастроение,  мироощущение  автора
обязательно  находит  свое  отражение  во  всех  его  ра¬
ботах.  И  для  читателя  важно  именно  такое  их  воспри¬
ятие.  Внимательно  вчитываясь  в  текст,  обращая  вни¬
мание  на  интонации,  смысловые  акценты,  излюблен¬
ные  образы  и  сравнения,  мы  можем  услышать  голос
реального,  живого  человека,  прорывающийся  к  нам
сквозь  книжные  строки.
 Вебер  -  один  из  тех,  кто  всей  своей  жизнью  разру¬
шает  расхожее  в  нашей  учебной  литературе  представ¬
ление  о  необходимости  строгого  и  безусловного  раз¬
граничения  собственно  научных  взглядов  ученого
и  черт  его  характера,  выпавшей  на  его  долю  судьбы.
История  показывает,  что  научные  взгляды  настоящего
мыслителя  неразрывно  связаны  с  его  жизненной  пози¬
цией,  мировоззрением.  Отношение  к  предмету  иссле¬
дования,  подходы  и  методы  научных  разработок,  на¬
конец,  умозаключения  в  немалой  степени  зависят  от
12  эмоционального  склада,  нрава  и  опыта  пережитого.

Однако  в  отечественной  литературе  эта  точка  зрения,
к  сожалению,  приживается  с  трудом.  «Несметно  число
интерпретаций  научных  и  политических  идей  Вебера,
 -  пишет  профессор  Санкт-Петербургского  универси¬
тета  Р.П.  Шпакова.  -  Но  при  этом  практически  отсутст¬
вует  сама  личность  автора  идей,  как  будто  бы  они  ис¬
ходят  из  абстрактного  методического  разума,  а  не  от
конкретного  живого  человека,  находящегося  в  опре¬
деленных  жизненных  обстоятельствах»  (4,  с.  24-25).
 Попытки  преодолеть  искусственно  возведенный
барьер  между  наукой  и  ее  творцом  не  стоит  расцени¬
вать  как  излишнюю  и  неправомерную  психологиза¬
цию.  Да  и  кто  с  уверенностью  может  сказать,  где  про¬
ходит  грань  между  излишней  эмоциональностью,  чув¬
ствительностью  человека  и  профессиональной  неус¬
покоенностью,  неравнодушием  к  своему  делу?
 Вебер-ученый  нежизнеспособен,  немыслим  без
Вебера-человека  с  очень  непростой  судьбой  и  глубо¬
кой  душевной  драмой.  Бесспорно,  именно  это  имел
в  виду  современный  немецкий  социолог  и  политик
Ральф  Дарендорф,  когда  писал  об  «искушении  Мак¬
сом  Вебером».  Для  того  чтобы  понять  научные  воззре¬
ния  Вебера,  нельзя  ограничиться  его  научной  концеп¬
цией,  методологическими  принципами.  «Завоевания
и  стремления,  битвы  и  разочарования  его  жизни  спле¬
тают  воедино  пряди  его  трудов»  (б,  р.  579-580).
Смысловой  стержень  творчества  Макса  Вебера  -  сам
Макс  Вебер.  Каков  же  он  был  в  действительности?
 Однако,  прежде  чем  мы  попытаемся  найти  ответ  на
этот  вопрос,  зададим  себе  другой.  А  можно  ли  вообще
ставить  подобного  рода  вопросы?  Любой  человек  вос¬
принимается  разными  людьми  по-разному,  не  говоря  13
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 уже  о  том,  что  его  собственные  биографические  замет¬
ки  и  свидетельства  нередко  расходятся  с  мнением
о  нем  окружающих.  Эту  ситуацию  еще  более  осложня¬
ет  отсутствие  личного  опыта  общения  с  человеком,
ушедшим  от  нас  чуть  меньше  века  назад.  Благодаря
многочисленным  изданиям  самых  разных  жанров  мы
знаем  о  Вебере  достаточно  много,  но  самого  Вебера  не
знаем,  да  и  сможем  ли  узнать?  Именно  поэтому  нет  и  не
может  быть  «правильных»  и  «неправильных»,  «вер¬
ных»  и  «ошибочных»  исследований  его  жизни.  Естест¬
венно,  мы  сразу  исключаем  намеренное  искажение,
подтасовку  фактов.  Речь  не  о  них,  а  о  том,  что  каждый
автор  неизбежно  отстаивает  свою  точку  зрения  на  жиз¬
ненные  обстоятельства  и  творчество  ученого,  исходя  из
собственного,  в  первую  очередь  нравственного,  опыта.
Критик-биограф  не  просто  фиксирует,  пассивно  пере¬
дает  собранную  информацию,  но  осмысливает  ее,
предлагая  свое  понимание  происходящего.  Он  видит
Вебера  так,  как  может  (а  нередко  и  искренне  хочет)  ви¬
деть.  Возможно,  поэтому  вводные  главы  книг,  посвя¬
щенных  Максу  Веберу,  часто  содержат  фразу  о  том,  что
их  авторы  ни  в  коей  мере  не  претендуют  на  окончатель¬
ное  и  абсолютно  достоверное  описание  жизни  немец¬
кого  мыслителя.  Здесь,  как  нигде  более,  опасна  иллю¬
зия  полноты  проведенного  исследования.
 Свое  повествование  о  Вебере  мы  начнем,  пожалуй,
с  того,  что  постараемся  воссоздать  его  зрительный  об¬
раз,  благо  в  фотографиях  ученого  недостатка  нет.
На  них,  как  правило,  запечатлен  человек  с  достаточно
суровым,  если  не  сказать  мрачным,  даже  замкнутым
выражением  лица.  Кажется,  он  не  только  не  ведает  ра-
14  достей  жизни,  но  попросту  избегает  их.  Да,  именно  та-

кой  человек  смотрит  на  нас  с  фотографий  -  неприми¬
римый,  решительный  и  сосредоточенный.  Однако  этот
образ  -  очередная  мистификация,  созданная  не  без
участия  самого  Макса  Вебера.
 Если  мы  попытаемся  найти  хотя  бы  одну  из  фото¬
графий,  на  которой  ученый  был  бы  снят  в  профиль,  это
потребует  от  нас  больших  усилий.  Вебер  очень
внимательно  следил  за  тем,  чтобы  его  лицо  было  сфо¬
тографировано  анфас  или  в  крайнем  случае  вполобо¬
рота.  Причина  тому  проста  и  весьма  деликатна.  В  сту¬
денческие  годы  молодой  человек  вел  бурную  светскую
жизнь,  зарекомендовав  себя  одним  из  самых  актив¬
ных  членов  студенческого  братства.  Он  был  неизмен¬
ным  участником  многочисленных  и  шумных  пирушек
с  обильными  возлияниями  пива,  что  глубоко  огорчало
его  набожную  мать.  Стечением  времени  черты  его  ли¬
ца  отяжелели,  стали  одутловатыми.  Не  заметить  этого
было  уже  невозможно,  и  с  тех  пор  у  Вебера  вошло
в  привычку  самым  тщательным  образом  следить  за
тем,  в  каком  ракурсе  и  с  каким  выражением  лица  его
фотографируют.  Немецкий  Профессор  -  само  вопло¬
щение  неумолимой  серьезности  и  солидности  -  пред¬
стает  перед  нами  на  фотографических  портретах.
 И  тем  не  менее  его  современники,  сокурсники  и  сту¬
денты  не  раз  вспоминали  о  том,  как  легко,  раскатисто
и  беззаботно  мог  смеяться  этот  человек.
 Отношение  Макса  Вебера  к  своим  фотографи¬
ям  -  мелкий,  но  достаточно  показательный  штрих,
позволяющий  нам  судить  о  характере  нашего  ге¬
роя.  В  нем  уживались  самые  разные  свойства:  без¬
заботность  и  болезненная  мнительность,  остро¬
умие  и  назойливая  назидательность.  Он  мог  шу-  15
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 тить,  быть  легким  на  подъем  и  испытывать  страх  пе¬
ред  необходимостью  что-либо  менять;  им  овладе¬
вали  то  ярость,  то  безнадежная  меланхолия.  Его
первое  любовное  увлечение  было  платоническим
и  довольно  печальным.  Позднее  Вебер  вступил
в  брак  со  своей  дальней  родственницей,  троюрод¬
ной  сестрой  Марианной  Шнитгер,  что,  однако,
не  мешало  ему  иметь  многочисленные  увлечения  на
стороне.  Однако  Марианна  никогда  -  ни  при  жизни
своего  мужа,  ни  после  его  смерти  -  не  позволяла
себе  ни  одного  нелестного  или  укоризненного  сло¬
ва  в  адрес  супруга.  Их  брак  был  скорее  интеллекту¬
альным  партнерством,  нежели  союзом  пылко  влюб¬
ленных  друг  в  друга  людей.  Пережив  Макса  Вебера,
Марианна  становится  хранительницей  и  издателем
его  научных  трудов.  Пишет  одну  из  самых  подроб¬
ных  его  биографий.  Имя  ее  приобретает  извест¬
ность  и  в  кругах  европейских  феминисток.
 Влюбчивость  Вебера  трудно  назвать  распущеннос¬
тью.  Скорее,  это  изначально  неосуществимое  стремле¬
ние  разрешить  свои  внутренние  проблемы,  преодо¬
леть  собственную  эмоциональную  несостоятельность,
душевные  терзания  за  счет  другого  человека,  новых
впечатлений.  Итог  можно  было  предвидеть  заранее.
Тот  самый  человек,  который  предварит  свою  трехтом¬
ную  работу  «Статьи  по  социологии  религии»  трогатель¬
ным  посвящением  своей  жене  со  словами  любви
«вплоть  до  пианиссимо  глубокой  старости»,  однажды
ей  же  напишет,  что  наконец  понял:  в  силу  своих  при¬
родных  качеств  он  неспособен  по-настоящему  любить.
Высокого  роста,  степенный,  представительный  Ве-
16  бер  мог  произвести  впечатление  весьма  уверенного

в  себе  человека  с  тяжелым  характером  и  хорошо  зна¬
ющего,  чего  он  хочет  от  жизни.  Отчасти  это  было  так,
но  не  менее  реальной  была  и  другая  сторона  его  нату¬
ры.  Один  из  восторженных  почитателей  публичных
выступлений  Вебера  вспоминал:  «Его  обросшее  рас¬
трепанной  бородой  лицо  источало  сумеречный  жар
образов  бамбергских  пророков...  Он  яростно  уничто¬
жал  все  покровы  любых  ожиданий».  Стремительная,
порывистая  жестикуляция,  горящий  взгляд,  лицо  с  гу¬
стой  бородой  и  усами  могли  смутить  кого  угодно,  за¬
ставив  задуматься:  а  верно  ли  мое  впечатление  об
этом  человеке?
 Человек  начинается  с  детства,  а  детство  -  с  дома,
где  мы  впервые  осознаем  себя  через  близких  нам
людей.  Если  это  действительно  Дом,  уютный,  теп¬
лый,  манящий  к  себе,  как  на  рождественской  от¬
крытке,  то  наши  первые  шаги  в  большой  мир  не  так
страшны  и  болезненны.  У  нас  есть  доставшийся  нам
от  детства  «запас  прочности»,  тихая  радость  мирных
воспоминаний,  с  которыми  легче  переживать  жиз¬
ненные  неурядицы,  посещающее  всех  чувство  оди¬
ночества,  бессилия  перед  обстоятельствами.  Конеч¬
но,  это  не  гарантия  нашей  стойкости  и  мужества,
но,  имея  такой  запас  душевных  сил,  нам,  возможно,
будет  легче  не  озлобиться,  увидеть  отрадное  и  свет¬
лое  за  темным  и  грязным.  К  сожалению,  в  жизни
трогательные  воспоминания  о  Доме  детства  можно
услышать  гораздо  реже,  чем  того  хотелось  бы.
 И  ранние  годы  маленького  Макса  Вебера  не  были
исключением  из  общего  правила.
 Его  отец,  тоже  Макс  —  Макс  Вебер-старший,  был
младшим  сыном  в  семье  весьма  богатого  торговца  у
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 текстилем.  Лютеране  по  вероисповеданию,  родители
отца  были  вынуждены  по  религиозным  мотивам  поки¬
нуть  Австрийскую  империю  и  переехать  в  германский
город  Билефельд.  По  своим  политическим  убеждени¬
ям  отец  Макса  был  ярым  монархистом  и  сторонником
Бисмарка.  Образование  и  степень  доктора  он  получил
в  Берлине  одновременно  по  двум  специальностям  -
гражданскому  праву  и  журналистике.  Мать  Макса  Ве¬
бера  считала  своего  супруга  человеком  заурядным,
истинным  филистимлянином1,  ведомым  честолюби¬
выми  стремлениями  к  успеху.
 Состоятельный,  процветающий  политик,  юрист,
член  городской  магистратуры  Берлина,  а  затем  и  депу¬
тат  рейхстага,  жуир,  не  привыкший  отказывать  себе  ни
в  чем,  деспот  в  семье,  он  был  кумиром  своего  сына
в  студенческие  годы.  Однако  со  временем,  по  мнению
ряда  биографов,  в  сознании  Макса  Вебера  образ  отца
становится  олицетворением  вильгельмовской  Герма¬
нии,  властной  и  безжалостной.
 Вебер-старший  вращался  в  пестром  кругу  газет¬
чиков,  журналистов  и  политиков  19  в.,  которые  сде¬
лали  своей  профессией  сплетни  и  интриги  за  кулиса¬
ми  большой  политики.  Скорее  критикуя,  нежели
действуя,  и  избегая  брать  на  себя  ответственность  за
что-либо,  люди  этого  круга  предпочитали  ожидать
решительных  действий  от  других.  К  ним  были  близки
 1  Филистимляне  -  воинственный  «народ  моря»,  населявший
юго-восточное  Средиземноморье  с  12  в.  до  н.э.  и  враждовав¬
ший  с  израильтянами.  В  современном  обиходе  филистимля¬
нами  принято  называть  посредственных,  невоспитанных  и
малокультурных  людей,  интересы  которых  сосредоточены  на
18  материальных  благах

такие  представители  немецких  интеллектуалов,  как
Генрих  фон  Зибель,  историк  и  политик  национал-
либерального  направления,  Генрих  Трейчке,  исто¬
рик,  сторонник  объединения  Германии  под  эгидой
Пруссии.  Высокое  положение  Макса  Вебера-старшего
позволяло  ему  приглашать  в  свой  дом  и  основателя
описательной,  или  «понимающей»,  психологии,  ис¬
торика  культуры,  философа  Вильгельма  Дильтея,  и
крупнейшего  историка  Теодора  Моммзена.
 Прямой  противоположностью  своему  супругу  была
Элен  Вебер,  в  девичестве  Валленштейн,  хорошо  обра¬
зованная  женщина,  истовая  кальвинистка,  избравшая
своим  образом  жизни  аскезу.  Ее  род  восходит  к  знаме¬
нитому  имперскому  полководцу  фон  Валленштейну.
 Отец  Элен  имел  большие  связи  в  академических  кру¬
гах  Гейдельберга,  поддерживая  особенно  тесные  кон¬
такты  с  немецким  либеральным  историком,  автором
«Всемирной  истории»  Фридрихом  Кристофом  Шлос-
сером  и  его  учеником  Георгом  Готфридом  Гервину-
сом,  буржуазно-либеральным  историком  и  известным
литературоведом.  Последний  был  одним  из  семи  про¬
фессоров,  уволенных  из  Геттингенского  университета
за  свои  либеральные  взгляды  и  неприятие  империи
Гогенцоллернов  и  Бисмарка.
 Именно  Шлоссер  стал  тем  человеком,  который
сыграл  роковую  роль  в  судьбе  Макса  Вебера.  Долгие
годы  юный  Вебер  находился  под  его  интеллектуаль¬
ным  влиянием  во  многом  из-за  того,  что  Шлоссер  ос¬
тался  жить  в  доме  Валленштейнов  после  смерти  отца
Элен.  Шлоссер  отстаивал  идею  тесной  связи  истории
и  этики.  Историческая  наука,  по  его  мнению,  это  преж¬
де  всего  этическая  деятельность,  основная  задача  ко-  19
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 торой  заключается  в  формировании  мировоззрения
студентов.  Она  не  может  существовать  вне  ценностно¬
го  поля.  Долг  историка  -  выносить  моральные  сужде¬
ния  о  событиях  и  исторических  персонажах.  Однако
интеллектуальным  влиянием  на  семью  Вебера  роль
Шлоссера,  к  несчастью,  не  ограничилась.
 Еще  до  замужества  Элен  Шлоссер  попытался  под¬
чинить  ее  себе.  Будучи  уже  в  преклонном  возрасте,  он
воспылал  к  ней  страстью,  преследовал  ее,  безуспешно
добиваясь  взаимности.  Спасаясь  от  Шлоссера,  она  сбе¬
жала  из  дома  к  своей  сестре  Иде,  жившей  в  Берлине  с
мужем,  известным  немецким  историком  Германом  Ба-
умгартеном.  Там  же  в  Берлине  она  познакомилась  с  бу¬
дущим  отцом  Макса  Вебера  и  вышла  за  него  замуж.
Мы  можем  лишь  догадываться,  была  ли  эта  свадьба
для  Элен  попыткой  защититься  от  домогательств
Шлоссера.  В  любом  случае  решение  Элен  оказалось  не
слишком  удачным.  До  конца  своих  дней  она  не  смогла
преодолеть  страх  перед  супружеством  и  недоверие
к  мужчинам.  Душевная  рана,  нанесенная  Шлоссером
и  еще  более  усугубленная  мужем,  стала  для  нее  непо¬
сильным  бременем.  Возлагая  прямую  вину  за  смерть
старшего  сына  и  дочери  на  своего  супруга,  она  отдаля¬
лась  от  него  все  больше  и  больше.  Желанным,  но,  увы,
недосягаемым  идеалом  семейной  жизни  для  нее  на¬
всегда  остался  брак  сестры  Иды,  в  котором  муж  был  на
второстепенных  ролях,  хотя  к  последнему  Элен  относи¬
лась  благосклонно,  и  прежде  всего  потому,  что  Герман
Баумгартен  не  разделял  взглядов  ее  супруга.  Когда
в  1883  г.  Макс  Вебер-младший  отбывал  годовую  воин¬
скую  повинность  в  Страсбурге,  он  познакомился  со
20  своими  родственниками  и  стал  частым  и  желанным

гостем  в  их  доме.  Узнав  об  этом,  Вебер-сгарший  испу¬
гался  не  на  шутку  и  сделал  все  от  него  зависящее,  что¬
бы  юноша  вернулся  домой  и  продолжил  обучение
в  Берлинском  университете.
 Неудивительно,  что  убеждения  и  религиозные
взгляды  самой  Элен  в  семье  Иды  встречали  с  понима¬
нием.  И  здесь  нам  не  обойтись  без  краткого  очерка  ос¬
нов  протестантской  веры  в  ее  кальвинистском  вариан¬
те,  тем  более  что  сам  Макс  Вебер  посвятил  им  одну  из
самых  известных  своих  работ  -  «Протестантская  этика
и  дух  капитализма»,  опубликованную  в  1904-1905  гг.
 В  ней  Вебер  анализирует  тенденции  развития  за¬
падного  общества  в  20  в.  с  точки  зрения  преобладаю¬
щих  в  этот  период  ценностей,  социокультурных  осно¬
ваний  эпохи.  Этос,  или  устойчивый  нравственный  ха¬
рактер,  строй  мышления  20  в.  он  видит  в  рационально¬
сти.  Безусловно,  рациональность  как  целесообраз¬
ность,  стремление  достичь  желаемого  результата  при
заданных  условиях  и  минимальных  затратах  не  являет¬
ся  исключительно  достоянием  этого  столетия.  Однако
«похвастаться»  ею  как  «духом  эпохи»,  пронизываю¬
щим  все  стороны  жизни  общества,  «этически  окрашен¬
ной  нормой»,  регулирующей  весь  уклад  жизни,  может
только  20  в.,  доказывает  Вебер.  Современная  ему  ра¬
циональность  уже  не  может  быть  сведена  к  «практиче¬
ской  мудрости».  Ее  истоки  он  видит  в  одной  из  основ¬
ных  протестантских  традиций  -  кальвинизме.
 Кальвинистская  доктрина  о  предопределении  гла¬
сит,  что  после  грехопадения  человек  попадает  в  царст¬
во  зла  и  сам  по  себе  не  может  ни  добиться  Спасения,
ни  иметь  волю  к  Спасению,  ни  совершать  добрые  де¬
ла.  Смерть  Христа  на  кресте  открывает  возможность  21
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 обрести  веру  и  благодать,  но  далеко  не  всем.  Спасение
или  гибель  каждого  человека  уже  предопределены
Богом,  и  решение  Его  непреложно.
 «Это  учение  в  своей  патетической  бесчеловечнос¬
ти,  -  пишет  Вебер,  -  должно  было  иметь  прежде  все¬
го  один  результат:  ощущение  неслыханного  дотоле
внутреннего  одиночества  отдельного  индивида.  В  ре¬
шающей  для  человека  эпохи  Реформации  жизненной
проблеме  -  вечном  блаженстве  -  он  был  обречен
одиноко  брести  своим  путем  навстречу  от  века  пред¬
начертанной  ему  судьбе»  (2,  с.  142).  Ни  проповедник,
понятный  лишь  избранным,  ни  таинства,  бессильные
стать  средством  к  Спасению,  ни  церковь,  формально
принимающая  всех,  но  дарующая  благодать  только
избранным,  ни,  наконец,  сам  Бог,  умерший  опять-таки
для  Спасения  избранных,  -  никто  и  ничто  не  может
помочь  человеку.  Этот  полный  отказ  от  веры  в  спасе¬
ние  души  с  помощью  церкви  и  таинств  явился  финаль¬
ным  аккордом,  завершившим  «великий  историко-ре¬
лигиозный  процесс  расколдования  мира».  Именно
финальным,  ибо  увертюрой  к  этому  расколдованному
миру  стала  утрата  главной  ценности  -  веры  во  всебла¬
гого  Бога  и,  как  следствие,  в  достоверность  Спасения.
 Утрата  этой  веры  -  «следствие  конфликта  между  ра¬
циональным  притязанием  и  действительностью,  рацио¬
нальной  этикой  и  частью  рациональными,  частью  ирра¬
циональными  ценностями,  конфликта,  который  с  каж¬
дым  выявлением  специфического  своеобразия  каждой
встречающейся  в  мире  особой  сферы  казался  все  более
резким  и  неразрешимым...»  (3,  с.  36).  «Предопределе¬
ние»  стало  попыткой  усомнившегося  человека  преодо-
22 	леть  свою  беспомощность  и  панику  перед  жизнью.

Впрочем,  то,  что  одного  человека  ввергало  в  непо¬
мерный,  гнетущий  страх,  другого  заставляло  собраться
с  силами  и  ринуться  навстречу  трудностям.  Определяю¬
щим  при  этом  был  профессиональный  успех  или  крах.
Недаром  «Потерянный  рай»  Дж.  Мильтона  с  его  мощ¬
ным  пафосом  протестантской  обращенности  к  миру  Ве¬
бер  называет  «Божественной  комедией  пуританизма»:
 ...Ты  дела,
 В  пределах  знанья  твоего  прибавь...
 ...Тогда  не  будешь  ты  скорбеть,
 Утратив  Рай,  но  обретешь  иной,
 Внутри  себя,  стократ  блаженный  Рай.
 Откуда  эта  надежда?  Быть  может,  у  человека  все-та¬
ки  есть  способ  удостовериться  в  своей  избранности?
 Для  Кальвина  эта  проблема  не  существовала  в  прин¬
ципе.  Он  ощущал  себя  «орудием»  в  руках  Божьих  и  не
сомневался  в  своей  исключительности.  Его  же  последо¬
ватели  должны  были  удовлетвориться  знанием  о  суще¬
ствовании  Божьего  решения  и  уповать  на  Его  милость,
систематически  занимаясь  самоконтролем:  избран  я  или
отвергнут?  Вот  почему  мать  Вебера  особенно  тяжело  пе¬
реживала  разногласия  с  мужем.  Трагедию  своей  семей¬
ной  жизни  она  воспринимала  не  иначе  как  свидетельст¬
во  того,  что  она  недостойна  Спасения.
 Здесь  же  необходимо  отметить  еще  один  момент,
чрезвычайно  важный  для  понимания  взглядов  Макса
Вебера  на  религию.  Речь  идет  об  отношении  кальвинис¬
тов  к  «добрым  делам».  Еще  идеолог  Реформации  в  Гер¬
мании,  основатель  лютеранского  направления  в  протес¬
тантизме  Мартин  Лютер  обратил  внимание  на  скрытую  23
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 опасность  «добрых  дел»  для  души  самого  благодетеля.
Он  писал,  что  Богу  не  нужны  наши  штучные  благочести¬
вые  поступки,  нередко  совершаемые  в  качестве  своего
рода  страхового  взноса  в  фонд  Царства  Небесного.  Ему
нужны  наше  сердце,  наше  искреннее  желание  стать  свя¬
тыми.  Однако  кальвинисты  поняли  это  так:  Богтребуетот
своих  избранных  методичности,  «святости,  возведенной
в  систему»  (2,  с.  153).  Нелюбовь  и  милость,  а  законниче-
ство  и  жертвенное  самоограничение,  аскеза  во  имя  аске¬
зы  нужны  Ему.  Поэтому  и  любовь  к  ближнему  как  служе¬
ние  Богу-Творцу,  а  не  тварному  человеку,  приобретала
у  них,  по  Веберу,  «объективно  безличный»  характер.
 Именнотакуюлюбовь  кближнемудовелось  испы¬
тать  Максу  Веберу  на  себе  в  1897  г.,  когда  от  желудоч¬
ного  кровоизлияния  умер  его  отец.  За  семь  недель  до
смерти  Вебера-старшего  между  ним  и  Максом  про¬
изошла  крупная  ссора.  Макс  был  возмущен  отноше¬
нием  отца  к  матери,  требуя  прекратить  ее  унижение.
Вебер-старший  в  ярости  покинул  дом.  Макс  разрыва¬
ет  с  ним  отношения  и  сближается  с  матерью,  которая
панически  боялась  губительного  влияния  мужа  на  ее
детей1.  Макс  Вебер  начинает  вести  столь  близкий
сердцу  матери  аскетический  образ  жизни,  ограничи¬
вая  себя  в  удовольствиях  и  изнуряя  трудом.
 1  Еще  один  ребенок  супругов  Вебер  -  Альфред  (1868-1958)  -  из¬
вестный  экономист  и  социолог.  Одной  из  основных  идей  его  твор¬
чества  было  убеждение  в  том,  что  глубинную  основу  всякой  круп¬
ной  культуры  составляет  характерный  для  нее  тип  социальной  ор¬
ганизации.  Тем  самым  он  обосновывал  возможность  изучения
истории  человеческих  сообществ  через  их  структуры,  социальный
порядок.  А  ход  истории,  по  Альфреду  Веберу,  направляется  ду-
24  ховным  творчеством  интеллектуальной  элиты.

Вот  почему,  когда  умирает  отец,  Вебер  не  может
отделаться  от  ощущения,  что  предал  его  и  виновен
в  его  смерти.  Пережив  тяжелейший  нервный  срыв,  он
теряет  работоспособность.  Его  мучает  бессонница.
Чтобы  не  расстраивать  мать,  он  уезжает  на  природу,
часами  бродит  по  лесам,  даже  не  стараясь  сдержать
рыдания.  Врачи  диагностируют  нервный  срыв.  Лече¬
ние  не  дает  заметных  результатов.  В  течение  последу¬
ющих  шести-семи  лет  он  находится  в  состоянии,
близком  к  коллапсу.  И  в  эти  страшные  для  Вебера  го¬
ды  он  слышит  от  своей  матери  слова,  мало  похожие
на  сострадание.  Она,  сама  того  не  ведая,  лишает  сына
последнего  утешения,  советуя  «не  распускаться»,
«взять  себя  в  руки».  Что  предопределено,  то  предо¬
пределено,  и  бессмысленно  вмешиваться  в  караю¬
щий  Промысел  Божий.
 Афонские  монахи  говорят,  что  очень  трудно  пове¬
рить  и  довериться  Богу,  вручить  Ему  себя,  если  ты  не
увидел  на  лице  хотя  бы  одного  человека  сияние  веч¬
ной  жизни.  Максу  Веберу  такого  сияния  увидеть  не  по¬
счастливилось,  а  попытка  обрести  опору  в  кальвиниз¬
ме  оказалась  тщетной.  Вера  его  глубоко  несчастной
матери  не  давала  надежды  и  не  согревала.  Другогоже
свидетельства  Максу  Веберу  увидеть  не  довелось.
Возможно,  именно  поэтому  он  впоследствии  напишет,
что  «немузыкален»  в  делах  веры,  его  религиозный
слух  совершенно  неразвит.
 Безусловно,  супружество  родителей  Вебера  было
не  самым  счастливым.  Макс  Вебер  прожил  со
своей  семьей  целых  29  лет  с  момента  рождения  21  ап¬
реля  1864  г.  Родительский  дом  он  покидает  только
в  1893  г.,  после  женитьбы  на  Марианне  Шнитгер.  Од-  25
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 нако  всю  оставшуюся  жизнь  он  продолжает  разры¬
ваться  между  отцом  и  матерью,  олицетворявшими  ди¬
аметрально  противоположные  жизненные  устремле¬
ния.  Он  бесконечно  любил  обоих,  так  и  не  сумев  дове¬
риться  ни  одному.
 Вебер  пытается  обрести  себя  и  преодолеть  этот  вну¬
тренний  разлад,  со  временем  превратившийся  в  про¬
тивостояние  активной  деятельной,  отцовской,  и  педан¬
тично-рассудочной,  материнской,  сторон  своей  нату¬
ры,  но  не  слишком  успешно.  Даже  в  период  расцвета
академической  карьеры,  как,  впрочем,  и  всегда,  его  не
оставляют  сомнения.  Однажды  он  поделится  со  своей
женой:  «На  самом  деле,  я  все-таки  не  ученый;  научная
деятельность  для  меня  -  лишь  отдохновение  в  часы
досуга.  ...Мне  необходимо  ощущение  активной,  прак¬
тической  деятельности,  и  я  надеюсь,  что  преподава¬
тельская  сторона  должности  профессора  удовлетворит
это  мое  страстное  желание»  (7,  р.  188,192).
 Уйти  с  головой  в  работу,  забыться  в  делах,  лихо¬
радочной  суете  -  привилегия  взрослых.  Однажды,
отвечая  на  вопрос,  какова  же  цель  его  самоотвер¬
женной  научной  деятельности,  Вебер  ответил:  «Я
просто  хочу  посмотреть,  сколько  я  смогу  выдер¬
жать».  Это  был,  пожалуй,  девиз  всей  его  жизни.  Ка¬
жется,  что  он  постоянно  испытывал  свои  жизненные
силы  и  возможности,  порой  даже  не  задумываясь,
к  чему  это  может  привести.
 Однако  то,  что  спасает  взрослого,  недоступно  ре¬
бенку.  И  тогда  ребенок  создает  собственный,  только
ему  ведомый  мир  фантазий,  в  котором  и  находит  убе¬
жище.  По  одним  источникам,  в  2  года,  по  другим  -  в  4
26  маленький  Вебер  заболевает  менингитом.  Вынужден-

ное  затворничество  развивает  в  мальчике  созерца¬
тельность,  которая  с  годами  переходит  в  страсть  к  чте¬
нию  и  литературным  опытам.  Уже  в  13  лет  Вебер  пишет
исторические  очерки  Германии  и  Рима,  чуть  позже  -
философские  опусы,  в  том  числе  «Размышления  о  на¬
циональном  характере,  развитии  и  истории  индогер¬
манских  народов».  Активно  читает  Канта,  Шопенгауэ¬
ра,  Лютера,  Макиавелли.  Внутреннее  одиночество,
продолжительная  болезнь  вкупе  с  нетерпимостью
к  школьной  рутине,  учебной  дисциплине  (которая,  за¬
метим,  тяготила  его  и  в  зрелые  годы)  с  детства  форми¬
ровали  его  образ  жизни.  Но  Вебер  не  был  бы  Вебером,
если  бы  все  было  так  просто  и  логично.  Застенчивость
юноши  неожиданно  уступает  место  неистовому  разгу¬
лу  и  бесшабашным  кутежам.
 В  1882  г.  он  заканчивает  школу  в  Берлине,  куда
в  1869  г.  переезжает  его  семья,  и  поступает  в  один
из  ведущих  университетов  -  Гейдельбергский.
Максу  Веберу  18  лет.  Он  решает  освободиться  от  ро¬
дительской  опеки  и  в  первую  очередь  от  финансо¬
вой  поддержки  отца.  Вебер  пытается  убедить  себя,
что  академическая  карьера  поможет  ему  стать  на
ноги  и  обрести  имя  в  научных  кругах.  Действитель¬
но,  способности  молодого  человека  к  работе  были
неординарными.  В  27  лет  он  уже  состоявшийся  уче¬
ный.  В  29  все  без  исключения  прочат  ему  блестящую
университетскую  карьеру.  Достаточно  вспомнить,
что  сказал  почетный  член  Петербургской  Академии
наук  Теодор  Моммзен  при  защите  Вебером  диссер¬
тации  на  тему  «Римская  аграрная  история  и  ее  зна¬
чение  для  государственного  и  частного  права»:
«Когда  я  должен  буду  сойти  в  могилу,  я  с  радостью  27
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 скажу  никому  иному,  кроме  высокочтимого  Макса
Вебера:  Сын  мой,  вот  мое  копье,  которое  стало
слишком  тяжелым  для  моей  руки».
 Только  ли  жажда  свободы,  самоутверждения  по¬
влияла  на  решение  Вебера  избрать  академическую  ка¬
рьеру,  или  все-таки  им  двигало  стремление  доказать
отцу  свою  взрослость  и  состоятельность?  Пожалуй,
второе.  Ведь  сам  выбор  юридического  факультета  оз¬
начал  желание  Макса  Вебера  идти  по  стопам  Вебера-
старшего,  а  студенческие  кутежи  -  стремление  стать
таким  же  дерзким  и  уверенным  в  себе,  как  отец.  Этим
же,  наверное,  можно  объяснить  и  тот  факт,  что  Вебер
с  неизменной  охотой  принимал  участие  в  военных
сборах.  Он  всегда  по-мальчишески  заносчиво  считал
себя  доблестным  воином.  Свой  первый  срок  -  поло¬
женный  немецким  юношам  год  в  армии  -  он  отслу¬
жил  в  Страсбурге  в  19  лет.  Затем  уезжал  на  краткосроч¬
ные  сборы  в  1885,  1887  и  1888  гг.  А  гораздо  позже,
во  время  Первой  мировой  войны,  даже  исполнял  обя¬
занности  директора  армейского  госпиталя  в  Гейдель¬
берге.  Его  машину  желтого  цвета,  в  которой  он  стре¬
мительно  носился  по  городу,  называли  «желтой  опас¬
ностью».  Более  того,  перед  окончанием  войны  его  на¬
значают  консультантом  с  германской  стороны  в  комис¬
сию  по  выработке  условий  мира  между  Германией
и  Францией  в  Версале.  Однако  карьера  военного  бы¬
ла  не  для  него.
 Проучившись  год  в  Гейдельбергском  университе¬
те,  Вебер  после  своего  первого  армейского  срока
в  1884-1886  гг.  продолжает  учебу  в  Берлинском,  а  за¬
тем  и  в  Геттингенском  университетах.  Частая  смена
28  учебных  заведений  не  была  чем-то  необычным  для

студенческой  Германии  тех  лет,  и  Вебер  с  успехом
пользуется  этой  возможностью.  В1886  г.  он  сдает  экза¬
мен  по  юриспруденции,  а  в  1889-м  защищает  диссер¬
тацию  «К  истории  торговых  обществ  в  средние  века».
 В  1890-х  годах  он  активно  изучает  аграрную  историю
Германии,  доказывая,  в  частности,  необходимость  пе¬
рехода  на  индустриальный  путь  развития.  В1891  г.  Ве¬
бер  получает  звание  приват-доцента  в  Берлинском
университете  с  правом  чтения  лекций.  Одновременно
с  учебой  он  работает  помощником  адвоката,  а  затем
сам  становится  членом  Германской  коллегии  адвока¬
тов.  В1894  г.  его  назначают  на  должность  профессора
политической  экономии  в  университете  Фрайбурга,
а  в  1896-м  -  Гейдельберга.  К  этому  времени  он  уже
три  года  как  женат.  Однако  бурная  академическая  ка¬
рьера  Макса  Вебера  трагически  прерывается  роковым
для  него  1897  г.  Дома  он  долго  находиться  не  может,
близкие  люди  становятся  ему  в  тягость.  Его  спасают
лишь  путешествия  по  Европе  (в  основном  в  Италию,
 Рим)  и  Северную  Америку.
 Макс  Вебер  заболевает  в  33  года  -  в  том  мисти¬
ческом  возрасте,  когда  люди  всерьез  начинают  за¬
думываться  о  смысле  собственной  жизни.  Как  пра¬
вило,  страдание  или  озлобляет  человека,  или  ведет
к  его  духовному  росту,  становлению  его  личности.
 Все  зависит  от  того,  чему  мы  откроем  свое  сердце:
сетованиям  о  несправедливости  ниспосланных  нам
испытаний,  безысходной  жалости  к  самим  себе  или
раздумьям  о  том,  для  чего  нам  даны  эти  трудности,
о  чем  мы  забыли,  что  упустили,  чего  не  успели  сде¬
лать  в  этой  жизни,  кого  обделили  своей  заботой
и  любовью. 	29
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 Болезнь  смиряет  честолюбивые  замыслы  и  дале¬
коидущие  амбиции  Макса  Вебера,  буквально  выры¬
вая  его  из  привычного  образа  жизни.  Некоторые  ис¬
ториографы  даже  считают,  что  именно  благодаря  тя¬
желым  и  продолжительным  болезням  Вебер  стал
тем,  кем  ему  надлежало  стать.  Окончательно  опре¬
деляются  его  научные  интересы  и  тематика  работ.
Проблема  взаимосвязи  религиозных  воззрений
и  форм  организации  социальной,  хозяйственной
жизни  становится  ведущей.  Примечательно,  что  ряд
биографов  Вебера  ищут  в  его  научных  предпочтени¬
ях  отголосок  все  той  же  душевной  боли,  раздвоен¬
ности  между  религиозностью  матери  и  мирскими,
материальными  интересами  отца.  Именно  в  это  вре¬
мя  ему  приходит  идея  написать  капитальный  труд
«Хозяйственная  этика  мировых  религий».  Этот  про¬
ект  увидел  свет  в  1916-1919  гг.  Несколько  раньше  по¬
явились  «Протестантская  этика  и  дух  капитализма»,
программные  в  методологическом  плане  работы
«"Объективность"  социально-научного  и  социаль¬
но-политического  познания»  (1904),  «Критические
исследования  в  области  логики  наук  о  культуре»
(1906)  и  «Смысл  "свободы  от  оценки"  в  социологи¬
ческой  и  экономической  науке»  (1913).  Высшим  до¬
стижением  этого  периода  становятся  написанные
незадолго  до  смерти  доклады  «Политика  как  при¬
звание  и  профессия»  (1919)  и  «Наука  как  призвание
и  профессия»  (1920).  К  ним  мы  будем  возвращаться
постоянно  на  протяжении  всей  книги  и  в  эпиграфах,
и  в  главах.  Они  -  credo  Макса  Вебера.  В  них  ученый
и  человек,  отстаивающий  свои  убеждения,  воистину
30  нераздельны.

Хотя  болезнь  напоминает  о  себе  периодическими
рецедивами  вплоть  до  1920  гВебер  активно  включа¬
ется  в  научную  деятельность  уже  в  1901  г.  Наукой  он
жертвует  лишь  на  время  Первой  мировой  войны.
 В  1903-1904  гг.  вместе  с  Вернером  Зомбартом#  не¬
мецким  экономистом,  историком  и  социальным  фи¬
лософом  неокантианского  толка,  он  издает  журнал
«Архив  социальной  науки  и  социальной  политики»,
в  котором  впервые  публикуется  «Протестантская
этика».  Сложнее  было  с  преподаванием.  Сначала
у  Вебера  не  было  на  это  ни  физических,  ни  душев¬
ных  сил.  Тем  не  менее  Гейдельбергский  университет
приглашает  его  на  должность  т.н.  «почетного  про¬
фессора»,  которому  полагаются  неполная  рабочая
неделя  и  зарплата  из  фонда  министерства  образова¬
ния.  Но  даже  эта  небольшая  нагрузка  тяготит  Вебера.
 Он  отказывается  от  нее  в  1907  г.,  как  только  получает
наследство.  С  этого  момента  и  до  самой  смерти  Макс
Вебер  принадлежит  только  самому  себе,  выступая
в  роли  частнопрактикующего  исследователя.  Таким
образом,  на  официальных  академических  должнос¬
тях  он  работал  в  общей  сложности  всего  пять  лет  -
с  1893  по  1897  г.
 Лишь  незадолго  до  смерти  Вебер  вновь  возвраща¬
ется  к  активной  лекционной  деятельности.  В1918  г.  он
преподает  в  Венском  университете,  а  в  1919-м  прини¬
мает  приглашение  Мюнхенского  университета.  В  этом
же  году  он  посещает  США,  где  принимает  участие
в  работе  Конгресса  гуманитарных  и  естественных  на¬
ук,  приуроченного  к  Всемирной  ярмарке  в  Сент-Луи¬
се,  штат  Миссури.  Там  он  выступаете  лекциями  по  во¬
просам  политической  организации  общества.  Весьма  31
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 знаменателен  вывод,  к  которому  приходит  Вебер:  со¬
временные  демократии  остро  нуждаются  в  высоко¬
профессиональных,  преданных  своему  делу  полити¬
ках.  Мысли  о  его  собственной  несостоявшейся  поли¬
тической  карьере  овладевают  им  с  новой  силой.
 И  в  этой  связи  несколько  слов  о  политических  при¬
страстиях  Макса  Вебера.  Он  был  членом  целого  ряда
политических  организаций:  «Евангелического  соци¬
ального  союза»,  который  объединял  христианских
социалистов-протестантов;  «Союза  социальной  поли¬
тики»,  членами  которого  были  представители  соци¬
альных  наук,  а  главой  -  Густав  Шмоллер;  партии  ли¬
бералов,  активным  деятелем  которой  был  Вебер-
старший.  По  рекомендации  идеолога  и  вдохновителя
Веймарской  конституции  Пройса  Макса  Вебера  вклю¬
чили  в  группу  экспертов,  работавших  над  ее  текстом1.
 В  качестве  кандидата  на  один  из  руководящих  по¬
стов  Вебер  активно  участвует  в  работе  Учредительного
комитета  демократической  партии.  Шансы  Вебера,
пламенного  оратора  и  безмерно  трудолюбивого  чело¬
века,  были  очень  велики.  Однако  партийная  бюрокра¬
тия  делает  все  возможное,  чтобы  не  допустить  его  по¬
беды.  Макс  Вебер  очень  болезненно  отнесся  к  своему
поражению,  которое  на  самом  деле  было  для  него  ско¬
рее  благом.  Ранимый,  чрезмерно  порывистый  и  ис¬
кренний,  он  не  смог  бы  участвовать  в  политических
 1  Веймарская  конституция  1919  г.  просуществовала  в  Герма¬
нии  до  прихода  к  власти  фашистов  в  1933  г.  Она  законода¬
тельно  оформила  политические  изменения,  происшедшие
в  стране  в  результате  Ноябрьской  революции  1918  г.,  про¬
возгласив  буржуазно-демократическую  парламентскую
32  республику.

манипуляциях  и  интригах.  А  его  кодекс  чести  был
весьма  далек  от  правил  политической  игры.  Кроме  то¬
го,  приступы  неуверенности  в  себе  и  иллюзорные
представления  о  том,  что  подняться  на  вершины  влас¬
ти  можно  «малой  кровью»,  не  изменив  собственным
убеждениям,  вряд  ли  способствовали  бы  его  полити¬
ческой  карьере.  Вебер  часто  пасовал,  когда  приходило
время  решительно  действовать.  Свое  бездействие  он
оправдывал  тем,  что  ему  нужно  все  или  ничего.  Он  хо¬
тел  безоговорочной  и  полной  победы,  абсолютной
уверенности  в  том,  что  его  усилия  принесут  желае¬
мый  результат,  и  потому  не  спешил  действовать.
 «У  меня  такое  чувство,  —  говорил  он,  -  что  жизнь  все
еще  что-то  утаивает  от  меня»  (7,  р.  723).  Вебер  всю
жизнь  ждал  своего  великого  часа,  который  сделал  бы
его  настоящим  героем.
 Социалистическую  революцию  в  России  он  не  при¬
нял.  Его  супруга  вспоминала,  что  после  поражения
I  ермании  в  Первой  мировой  войне  Вебер  начинает
активно  поддерживать  идею  особой  исторической
миссии  своей  страны  в  защите  западной  цивилизации
от  российской  угрозы.  Именно  на  этом  основании  не¬
которые  чересчур  увлекающиеся  биографы  Вебера  де¬
лают  вывод  о  его  «профашистских»  симпатиях.
 Макс  Вебер  умирает  14  июня  1920  г.  в  возрасте
56  лет  от  пневмонии.  В  Европе  это  было  страшное
время  даже  не  эпидемии,  а  пандемии  гриппа,  которая
только  в  1918  г.  унесла  больше  жизней,  чем  военные
действия  1914-1918  гг.  Чуть  раньше,  весной  1920-го,
он  начал  активно  готовиться  к  лекционному  курсу  по
проблемам  социализма,  который  намеревался  про¬
читать  в  Мюнхенском  университете  осенью.  Интерес  33
 2  Макс  Вебер
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 к  политической  системе  социализма  Вебер  проявляет
еще  в  1906  г.,  когда  пишет  статьи  «К  положению  бур¬
жуазной  демократии  в  России»  и  «Переход  России
к  мнимому  конституционализму».  Именно  в  этот  пе¬
риод  он  начинает  изучать  русский  язык.  В  1909  г.  он
дает  согласие  начать  работу  по  изданию  академичес¬
кой  экономической  энциклопедии.  После  смерти  Ве¬
бера  в  1921  г.  выходит  в  свет  его  неоконченный  фунда¬
ментальный  труд  «Хозяйство  и  общество»,  а  также
сборники  работ  по  проблемам  логики  и  методологии
социальных  наук,  культурологии,  социологии  рели¬
гии,  политики,  музыки.
 Макса  Вебера  справедливо  относят  к  числу  ученых-
энциклопедистов,  столь  редко  встречающихся  в  на¬
ши  дни.  Ряд  биографов  Вебера  полагают,  что  по
объему  знаний  (юриспруденция,  экономика,  поли¬
тика,  религия,  социология,  социальная  философия,
теория  музыки  и  т.д.)  его  можно  поставить  в  один
ряд  с  мыслителями  эпохи  Возрождения.  Он  доволь¬
но  свободно  владел  7-8  языками,  включая  русский.
По  словам  американского  исследователя  творчест¬
ва  Вебера  Бендикса,  немецкий  мыслитель  принад¬
лежал  к  тому  поколению  ученых,  которые  сформи¬
ровали  образ  мира  20  в.
 Вебер  писал  в  одно  время  с  выдающимся  француз¬
ским  социологом,  основателем  Французской  социоло¬
гической  школы  Эмилем  Дюркгеймом  (1858-1917),  зна¬
менитым  австрийским  психологом,  родоначальником
психоанализа  Зигмундом  Фрейдом  (1856-1939),  фран¬
цузским  философом,  представителем  интуитивизма
и  философии  жизни  Анри  Бергсоном  (1859-1941),  не-
34  мецко-американским  лингвистом  и  антропологом,  со-

здателем  дескриптивной  лингвистики  Францем  Боасом
(1858-1942),  американским  основателем  философии
прагматизма  Джоном  Дьюи  (1858-1952),  итальянским
юристом  и  социологом,  одним  из  создателей  теории
элит  Гаэтано  Моской  (1858-1941),  американским  фило¬
софом  и  психологом,  заложившим  основы  символиче¬
ского  интеракционизма  Джорджем  Гербертом
Мидом  (1863-1931).  В  России  в  это  время  работали
философы  В.С.  Соловьев,  братья  С.Н.  и  Е.Н.  Трубецкие,
 С.Н.  Булгаков,  еще  молодой  Н.А.  Бердяев,  Л.И.  Шестов
и  социологи  М.М.  Ковалевский,  Н.И.  Кареев,  Н.К.  Ми¬
хайловский,  Г.В.  Плеханов,  Е.В.  Де  Роберти.
 Далеко  не  каждому  ученому  доводится  жить
и  творить  в  одно  время  с  такими  яркими  и  оригиналь¬
ными  мыслителями.  Тем  поразительнее  для  нас  отно¬
шение  Макса  Вебера  к  своим  именитым  соратникам
по  перу.
 Начнем  с  Эмиля  Дюркгейма.  Одной  из  загадок,
которая  до  сих  пор  до  конца  не  разгадана,  является
тот  факт,  что  ни  Дюркгейм,  ни  Вебер  ни  разу  не  упо¬
мянули  друг  о  друге  в  своих  научных  трудах.  Люди,
жившие  в  одно  и  то  же  время  в  соседних  странах,  ув¬
леченные  социологической  проблематикой,  ведущие
специалисты  в  своей  области,  получившие  извест¬
ность  уже  при  жизни,  не  только  не  ссылаются  друг  на
друга,  но  даже  не  считают  необходимым  вступать
в  дискуссию.  Личной  враждой  это  объяснить  нельзя:
никто  из  историографов  Вебера  не  приводит  никаких
сведений  на  этот  счет.  Очевидно,  эти  двое  не  были
знакомы  друге  другом.  Серьезные  разногласия  в  на¬
учных  подходах  также  не  могут  служить  веским  аргу¬
ментом:  оппоненты,  как  правило,  отстаивают  свои  35
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 воззрения,  опровергая  взгляды  противника.  Такое
впечатление,  что  Вебер  и  Дюркгейм  просто...  умыш¬
ленно  не  замечали  существования  друг  друга.
 Впрочем,  для  Вебера  вообще  характерно  игнори¬
рование  работ  не  только  великих  современников,
но  и  знаменитых  предшественников.  Его  нередко  уп¬
рекают  за  то,  что  он  обходит  молчанием  и  Герберта
Спенсера  (1820-1903),  английского  философа  и  со¬
циолога,  одного  из  главных  представителей  эволю¬
ционизма,  и  Вильгельма  Вундта  (1832-1920),  немец¬
кого  философа  и  психолога,  основателя  первого
в  мире  Института  экспериментальной  психологии.
В  этой  связи  напрашивается  довольно  интересная
аналогия  с  французским  ученым,  создателем  науч¬
ной  социологии  Огюстом  Контом  (1798-1857).
В  1842  г.  Конт  признается,  что  уже  20  лет  придержи¬
вается  режима  т.н.  «мозговой  гигиены»,  т.е.  созна¬
тельно  отказывается  от  чтения  любых  произведений,
так  или  иначе  затрагивающих  сферу  его  научных  ин¬
тересов.  И  делает  он  это  для  того,  чтобы  не  попасть
под  влияние  чужих  мыслей,  чтобы  не  утратить  ориги¬
нальность  собственных  суждений.
 Справедливости  ради  заметим,  что  позиция  Вебе¬
ра  не  столь  радикальна,  как  позиция  Конта.  Мы  все-
таки  можем  отыскать  в  веберовских  сочинениях  име¬
на  некоторых  ученых,  работавших  в  тех  же  областях
знания,  что  и  он  сам.  Во-первых,  это  немецкие  фило-
софы-неокантианцы  Генрих  Риккерт  и  Вильгельм
Виндельбанд,  для  которых  наука  о  социальной  жиз¬
ни  -  прежде  всего  наука  о  ценностях.  Во-вторых,  Ве¬
бер  ведет  многолетнюю  полемику  с  поборниками  т.н.
36  исторической  школы  в  политэкономии  Карлом  Густа-

вом  Книсом  и  Вильгельмом  Георгом  Рошером,  а  так¬
же  историком  Эдуардом  Майером  и  теоретиком  пра¬
ва  и  социальным  философом  Рудольфом  Штаммле-
ром.  Суть  их  разногласий  с  Максом  Вебером  заклю¬
чалась  в  выборе  способов  исследования  событий
прошлого.  Вебер  категорически  возражал  против
широко  распространенных  в  политэкономии  мето¬
дов  переноса  общих  и  крайне  расплывчатых  поня¬
тий,  сформулированных  в  ходе  анализа  современ¬
ной  исследователю  действительности,  на  события
ушедших  времен.  При  таком  подходе,  писал  он,  без¬
возвратно  исчезает  историческая  специфика  таких
событий.  Во  многом  благодаря  этой  дискуссии  Вебер
определяет  сферу  своих  научных  интересов  -  соци¬
альную  жизнь  в  ее  культурно-историческом  аспекте.
 Его  интересует  то  влияние,  которое  оказывают  ценно¬
сти,  мировоззрение  людей  на  экономику,  приемы  ве¬
дения  хозяйства,  предпринимательскую  этику.  Он
доказывает,  что  «власть  идей  в  социальной  жизни  на
протяжении  всей  истории  была  -  и  продолжает  оста¬
ваться  -  сильной»  (1,  с.  349).  Как  следствие,  его  со¬
циология  приобретает  ярко  выраженный  философ¬
ский,  или  ценностный,  характер,  охватывая  и  теорию
культуры.
 В-третьих,  Вебер  дискутирует  с  Карлом  Марксом
немного,  но  очень  активно.  Основной  пункт,  по  кото¬
рому,  как  считает  Вебер,  их  взгляды  расходятся,  каса¬
ется  вопроса  об  основаниях  общественной  жизни.
 Он,  вслед  за  кантианцами,  акцентирует  внимание  на
ценностях  и  идеях,  хотя  и  не  отрицает  значения  эко¬
номики,  положительно  оценивает  эвристическую,
или  познавательную,  роль  Марксовых  теоретических  37
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 конструкций  (скажем,  «капитализма»  или  «социа¬
лизма»),  но  решительно  отрицает  возможность  их
отождествления  с  реальностью,  эмпирически  значи¬
мыми  социальными  процессами  и  тенденциями  раз¬
вития.  Эти  конструкции,  по  Веберу,  полезны  только
для  сравнения  наших  «идеальных»  представлений
с  тем,  что  существует  на  самом  деле.  В  противном
случае  они  искажают  наше  восприятие  и  становятся
опасными  фантазиями.
 В-четвертых,  Вебер  упоминает  своих  немецких  кол¬
лег-  Георга  Зиммеля  (1858-1918),  известного  филосо¬
фа  и  социолога,  признанного  в  качестве  одного  из  со¬
здателей  т.н.  «формальной  социологии»,  и  уже  извест¬
ного  нам  Вернера  Зомбарта.  О  первом  Вебер  говорит
как  о  своем  друге  и  с  интересом  исследует  его  работу
«Философия  денег»,  пытаясь  понять,  каким  образом
соотносятся  у  Зиммеля  «дух  наживы»  и  «капитализм».
Близки  Веберу  и  соображения  Зиммеля  о  современной
ему  политике.  В  частности,  Зиммель  пишет  о  свойст¬
венной  части  русских  интеллектуалов  т.н.  «стерильной
возбужденности»,  т.е.  революционной  романтике,  ли¬
шенной  чувства  ответственности  за  содеянное.  Имя
Зомбарта  появляется  в  трудах  Вебера  в  связи  с  анали¬
зом  его  работы  «Современный  капитализм»,  которую
Вебер  не  преминул  покритиковать  за  недостаточно  яс¬
ное  указание  на  специфику  западного  капитализма  -
рациональную  организацию  труда.
 В-пятых,  Вебер  ссылается  на  произведения  немец¬
кого  философа  Фридриха  Ницше  (1844-1900),  со¬
здавшего  образ  «нового  человека»,  или  сверхчелове¬
ка,  -  противника  «рабской  морали»  христианства
38  и  ведомого  в  борьбе  за  существование  беспредельной

«волей  к  власти».  Наряду  с  Марксом,  Макс  Вебер  на¬
зывает  Ницше  одним  из  своих  интеллектуальных
предшественников.  И  точно  так  же,  как  в  случае
с  Марксом,  взгляды  Вебера  прямо  противоположны
тем,  что  предлагает  Ницше.  Если  Ницше  пытается  ра¬
зоблачить  лицемерную  мораль  своего  времени,  при¬
зывая  к  «переоценке  всех  ценностей»  и  в  конечном
счете  отрицая  высшие  ценности  и  духовное  призвание
человека,  то  Вебер,  напротив,  провозглашает  необхо¬
димость  служения  «моральным  силам»,  ценностям,
которые  человек  сам  для  себя  выбирает.
 Своеобразие  стиля  научного  мышления  Вебера  не
исчерпывается  его  отношением  к  идеям  коллег.  Уни¬
кален  и  его  литературный  стиль,  который  поначалу
может  показаться  даже  несколько  сумбурным.  Крити¬
ки  Вебера  колко  замечают,  что  манера  изложения
ученым  своих  мыслей  не  проясняет,  а  напротив,  за¬
трудняет  их  восприятие.  Ей  в  равной  степени  чужды
«галльская  ясность  и  английский  здравый  смысл»
 (Б,  р.  XXXIV).  Его  предложения  излишне  длинны,
а  определения  слишком  сложны  для  восприятия.  Ав¬
тор  интеллектуального  портрета  Вебера  Бендикс  пря¬
мо  говорит,  что  стиль  ученого  буквально  «погребает
существо  его  аргументов  или  в  дебрях  утверждений,
которые  требуют  дополнительного  анализа,  или  в
пространном  анализе  узкоспециальных  тем,  которые
непосредственно  не  связаны  ни  с  предыдущим,
ни  с  последующим  материалом»  (Б,  р.  XLVII).
 Более  того,  для  Вебера  характерно  параллельное
рассмотрение  целого  ряда  проблем,  мало  связанных
друг  с  другом.  Так  воспринимает  его  тексты  читатель.
Напротив,  сам  Вебер  был  убежден,  что  все  его  рассуж- 	39
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 дения  дополняют  друг  друга  и  связаны  глубокой  внут¬
ренней  логикой.  «Как  же  ограничены  наши  мысли¬
тельные  возможности,  что  не  позволяют  прослежи¬
вать  движение  нашей  мысли  сразу  в  нескольких,  соот¬
несенных  друге  другом,  направлениях»,  -  нередко  се¬
товал  он  (7,  р.  350).
 Макс  Вебер  не  слишком  заботился  о  форме  выра¬
жения  своих  идей,  вспоминала  его  жена  Марианна.
При  подготовке  его  рукописей  к  посмертному  изда¬
нию  выяснилось,  что  беспорядочна  не  только  компо¬
новка  сюжетов,  но  даже  их  нумерация.  Вебер  писал
много  и  увлеченно,  словно  стараясь  успеть  высказать¬
ся,  не  упустить  что-то  очень  важное.  Но  сколь  бы  ни
были  трудны  для  чтения  его  опусы,  их  роль  в  развитии
мировой  социальной  мысли  трудно  переоценить.
Со  временем  эта  роль  становится  все  более  явной
и  бесспорной,  ибо  оправдываются  научные  предска¬
зания  и  догадки  Вебера.  В  настоящее  время  очень
трудно  найти  работу  по  социально-философской  или
социологической  проблематике,  в  которой  бы  не  упо¬
миналось  имя  Макса  Вебера.
 В  соответствии  со  своими  воззрениями  на  жизнь  Ве¬
бер  действительно  «писал»  социальную  науку  20  в.  силь¬
ными,  размашистыми  и  уверенными  мазками.  Но  точно
так  же,  как  нельзя  понять  идеи  основателя  науки  социо¬
логии  Опоста  Конта  без  его  позитивной  религии  с  куль¬
том  поклонения  Великому  Существу  или  социально-фи¬
лософскую  систему  русско-американского  ученого
П.А.  Сорокина  без  его  проповеди  альтруистической  люб¬
ви,  невозможно  воспринять  Макса  Вебера,  не  осознав
его  глубокого  внутреннего  одиночества  и  тоски  от  того,
40  что  он  не  в  силах  быть  таким,  каким  его  хотят  видеть.

Как  бы  это  удивительно  ни  прозвучало,  но  столь
различные  по  своим  взглядам  и  устремлениям  роди¬
тели  Вебера  на  самом  деле  требовали  от  него  одного
и  того  же  -  не  докучать  людям  своими  проблемами
и  переживаниями,  бьпъ  сильным,  несгибаемым,  не¬
поколебимым.  Мать  хотела  этого  как  суровая,  непре¬
клонная  кальвинистка,  отец  -  как  жесткий  самоуве¬
ренный  мужчина,  привыкший  к  роли  победителя,  вла¬
стителя  своей  судьбы.  И  в  этом  смысле  для  Макса  Ве¬
бера  не  было  большой  разницы  между  религиозным
и  мужским  достоинством.
 С  детства  он  разрывается  между  потребностью  ос¬
таваться  самим  собой  и  предъявляемыми  ему  требо¬
ваниями.  Он  видит  себя  великим  политическим  дея¬
телем  и  страшится  решительных  шагов  в  этом  на¬
правлении.  Он  неистощим  на  пламенные  выступле¬
ния,  его  речь  изобилует  яркими  образами  и  афориз¬
мами,  но  преподавательское  поприще  ему  не  по  си¬
лам.  Он  воображает  себя  неустрашимым  героем,
но  неспособен  к  службе  в  армии.  Он  яростно  отстаи¬
вает  интересы  германской  нации  и  подумывает  об
эмиграции  во  время  поездок  за  границу.  Он  увлечен
Гёте,  но  преувеличенно  подчеркивает  свое  благого¬
вение  перед  Шиллером,  считая  последнего  более  до¬
стойным  внимания  со  стороны  серьезного  ученого.
Он  хочет  любви  и  боится  открытости,  эмоциональной
незащищенности,  которые  ей  сопутствуют.  Он  стре¬
мится  к  общению  и  страдает  от  одиночества,  потому
что  нельзя  выстроить  отношения  с  окружающими  те¬
бя  людьми,  не  осознав,  кто  же  ты  есть  на  самом  деле,
что  ты  сам  можешь  предложить  людям  и  чего  ты
ждешь  от  них.
 41
 Родом  из  детства

Макс  Вебер
 Детская  боль  не  исчезла,  но  спряталась,  затаилась
где-то  очень  глубоко.  Макс  Вебер  часто  испытывал
в  жизни  разочарования,  потому  что  слишком  часто  ра¬
зочаровывался  в  себе.  Его  не  устраивали  жизненные
обстоятельства,  потому  что  он  не  устраивал  себя  сам.
Так  и  не  повзрослевший,  растерянный  ребенок  остал¬
ся  в  нем  навсегда.
 Цитируемая  литература
 1. 	Вебер  М.  «Объективность»  социально-научного
и  социально-политического  познания  //  Вебер  М.
Избранные  произведения.  М.,  1990.
 2. 	Вебер  М.  Протестантская  этика  и  дух  капитализ¬
ма  //  Вебер  М.  Указ.  соч.
 3. 	Вебер  М.  Теория  ступеней  и  направлений  религи¬
озного  неприятия  мира  //  Вебер  М.  Избранное.  Образ
общества.  М.,  1982.
 4. 	Шпакова  Р.П.  Макс  Вебер:  венское  интермеццо  //
Макс  Вебер,  прочитанный  сегодня:  Сб.  статей.  СПб.,
1997.  С.  24—25.
 5. 	Bendix  R.  Max  Weber.  An  Intellectual  Portrait.
Berk.,  1977.
 6. 	Dahrendorf  R.  Max  Weber  and  Modern  Social
Science  //  Max  Weber  and  His  Contemporaries.  L.,  1987.
 7. 	Weber  Marianne.  Max  Weber:  A  Biography.  N.Y.,
1975.

ПОЗНАНИЕ  МИРА
 Судьба  культурной  эпохи,  «вкусившей»  плод
от  древа  познания,  состоит  в  необходимости  по¬
нимания,  что  смысл  мироздания  не  раскрывает¬
ся  исследованием,  каким  бы  совершенным  оно
ни  было,  что  мы  сами  призваны  создать  этот
смысл,  что  «мировоззрения»  никогда  не  могут
быть  продуктом  развивающегося  опытного  зна¬
ния  и,  следовательно,  высшие  идеалы...  во  все
времена  находят  свое  выражение  в  борьбе
с  другими  идеалами...
 Вебер  М.  «Объективность»  социально¬
научного  и  социально-политического  познания
 Исходная  посылка  рассуждений  Макса  Вебера  -  его
глубокое  убеждение  в  том,  что  ни  в  окружающем  нас
мире,  ни  в  нашей  жизни  нет  никакого  изначально  за¬
данного,  сокровенного  смысла.  И  мир,  и  жизнь  в  нем
обретают  его  благодаря  человеку.  В  итоге  культура
есть  «тот  конечный  фрагмент  лишенной  смысла  миро¬
вой  бесконечности,  который,  сточки  зрения  человека,
обладает  смыслом  и  значением»  (4,  с.  379.)  Только  че-

Макс  Вебер
 ловек  способен  придать  смысл  бессмыслице,  создать
гармонию  из  хаоса.  Люди  -  заложники  «вечной  борь¬
бы  богов»,  а  сама  жизнь  —  воплощение  огромного  ко¬
личества  противоречивых  позиций.  Удел  человека,
единственного  обладателя  воли  и  самосознания,  -  не¬
избежный  выбор  между  этими  богами...  или  демона¬
ми.  А  потому  предметом  науки  о  культуре  -  социоло¬
гии  -  должна  стать  «жизнь,  основанная  на  самой  себе
и  понимаемая  из  себя  самой»  (3,  с.  730).
 Этот  подход  к  описанию  социальной  реальности,
по  образному  выражению  современного  шведского  со¬
циолога  Пера  Монсона,  близок  к  изобразительной  мане¬
ре  художника-маринисга.  Общество  уподобляется  мор¬
скому  простору,  который  бороздят  люди-лодки.  Под  вод¬
ной  гладью  просматриваются  подводные  рифы  и  отмели
общественных  устоев  и  норм,  время  от  времени  налетает
ветер  и  вздымаются  волны  социальных  потрясений,
но  в  силах  каждого  суденышка  избрать  собственный
курс,  свой,  невидимый  постороннему  глазу  фарватер.
Обусловленность  человеческих  действий  здесь  не  озна¬
чает  лишения  человека  свободы  в  принятии  решений,
собственного  стиля  поведения.  Общество  «рассматрива¬
ется  как  результат  поступков  отдельных  индивидов,  об¬
ладающих  свободой  выбора.  В  сущности  вне  человека
нет  ничего  такого,  что  принуждало  бы  его  действовать
тем  или  иным  образом»  (15,  с.  19).  Вот  и  Вебер  предпочи¬
тает  описывать  общество  каксвоего  рода  «поле»,  на  кото¬
ром  разыгрываются  жизненные  драмы,  а  «актерам»  при¬
надлежит  право  творить  собственную  судьбу  (12,  с.  5).
 Сразу  отметим  принципиальные  отличия  этого  под¬
хода  от  взглядов  Маркса,  с  одной  стороны,  и  Дюркгей-
44 	ма  -  с  другой.  Все  три  исследователя  традиционно  счи-

таются  основоположниками  классической  западной  со¬
циологии  20  в.  Маркс  персонифицирует  теорию  соци¬
ального  конфликта.  Он  ведет  речь  о  всеобщих,  объек¬
тивных  законах  развития  общества  сточки  зрения  борь¬
бы  непримиримо  враждебных  классов.  Ее  истоки  он  ви¬
дит  в  основном  противоречии  любого  антагонистичес¬
кого  способа  производства  -  конфликте  между  отжив¬
шими  производственными  отношениями  и  новыми
производительными  силами.  К  последним  в  эпоху  ка¬
питализма  он  относит  прежде  всего  рабочих,  полагая,
что  их  классовые  интересы  полностью  совпадают  с  объ¬
ективными  потребностями  общественного  прогресса.
 Таким  образом,  способ  организации  производства,
по  Марксу,  определяет  облик  общества,  характер  миро¬
вой  истории,  а  следовательно,  и  содержание  человече¬
ской  жизни.  Бытие,  условия  жизни  людей  обусловлива¬
ют  их  сознание,  ценностные  предпочтения.
 Взгляды  Дюркгейма  также  отличаются  от  взглядов
Вебера,  но  уже  с  иной  точки  зрения.  Согласно  дюрк-
геймовской  методологии  «социологизма»,  общество
включено  в  единый  мировой  порядок.  Оно  -  часть
природы,  подчиняющейся  определенным  закономер¬
ностям.  Поэтому  общество  поддается  объективному
изучению.  Его  можно  познать,  беспристрастно  работая
с  эмпирическими  фактами,  достоверность  которых
проверяется  опытным  путем.
 Несбыточное  желание  Дюркгейма  достичь  той  же
точности  выводов  в  науке  об  обществе,  которая  прису¬
ща  наукам  о  природе,  заставляет  его  рассматривать
факты  социальной  жизни,  или  социальные  факты,  «как
вещи».  Другими  словами,  исследователь  должен  под¬
ходить  к  ним,  отметая  все  предварительные  мнения,  45
 Познание  мира

Макс  Вебер
 ценностные  предпочтения,  а  также  вненаучные  сообра¬
жения.  Он  не  имеет  права  предвосхищать  результаты
своего  исследования.  Правда,  вопрос  о  том,  насколько
объективным  может  быть  исследователь,  выпестован¬
ный  тем  же  самым  обществом,  которое  он  пытается  бес¬
пристрастно  изучать,  остается  у  Дюркгейма  без  ответа.
 К  социальным  фактам  Дюркгейм  относит  прежде
всего  коллективные  представления,  общепринятые
суждения  и  мнения  людей,  образцы  их  поведения.  Са¬
мо  общество,  по  Дюркгейму,  можно  рассматривать
как  совокупность  социальных  фактов.  Коллективные
представления  не  являются  результатом  внутреннего,
личностного  выбора  каждого  человека,  а,  наоборот,
имеют  внешний,  надындивидуальный  характер.  Их
цель  -  осуществлять  нравственное  принуждение  по
отношению  к  членам  общества,  предписывая  им  дей¬
ствовать  тем  или  иным  образом.  Сам  Дюркгейм  при¬
знавался,  что  видит  «в  божестве  лишь  общество,  пре¬
ображенное  и  мыслимое  символически»  (21,  р.  75).
 Поступки  человека  определяются  узаконенными
обществом  моделями  поведения,  правилами.  Вот  по¬
чему  социальные  факты  нужно  объяснять  только  со¬
циальными  фактами,  не  привлекая  данных  других  на¬
ук.  Для  того  чтобы  понять  юридические  законы,  пишет
Дюркгейм  в  унисон  с  Вебером,  необходимо  обратить¬
ся  к  религиозным  заповедям,  а  основы  экономической
деятельности  следует  искать  в  представлениях  людей
о  морали,  о  том,  что  позволительно,  а  что  запрещено
в  отношениях  между  ними.  Принадлежность  человека
к  определенной  социальной  группе  и  подчинение
нормам  ее  жизни  -  залог  нравственного  здоровья
46  и  человека,  и  общества  в  целом.  Поэтому  знание  о  лю-

дях  мы  обретаем,  изучая  структуру  общества,  его  со¬
циальные  институты.  Однако  в  анализ  причин,  по  ко¬
торым  люди  выбирают  те  или  иные  модели  и  стандар¬
ты  поведения,  Дюркгейм  не  углубляется.
 И  Вебер,  и  Дюркгейм  единодушны  в  двух  принци¬
пиально  важных  моментах.  Во-первых,  оба  исследова¬
теля  подчеркивают  специфику  социального  мира,  не¬
дооцененную  социологией  19  в.  Разумеется,  своеобра¬
зие  общественной  формы  жизни  по  сравнению  с  при¬
родной  отмечали  и  их  предшественники.  Так,  Опост
Конт  отстаивал  идею  интеллектуальной,  или  духовной
в  его  понимании,  эволюции  человечества.  Однако,
по  мнению  и  Вебера,  и  Дюркгейма,  19  в.  отличался
чрезмерной  умозрительностью,  а  его  идеи  были  лише¬
ны  конкретно-исторического,  эмпирического  основа¬
ния.  Поэтому,  во-вторых,  как  Дюркгейм,  так  и  Вебер
ратуют  за  обращение  к  опытному,  экспериментально¬
му  знанию,  тщательному  анализу  реальных  фактов.
Оба  ученых  отдают  себе  отчет  в  том,  что  решение  по¬
ставленных  задач  требует  ясной  социологической  схе¬
мы,  строгих  линий  и  четких  построений.  Но  какой  це¬
ной  этого  можно  достичь?  Именно  в  ответе  на  данный
вопрос  кроются  различия  в  подходах  к  социальной
действительности  Дюркгейма  и  Вебера.
 Дюркгейм  добивается  желаемого  благодаря  твер¬
дой  вере  в  безусловную  постижимость  социальной
жизни  и  возможность  ее  исчерпывающего  научного
описания.  Убеждение  французского  социолога  столь
непоколебимо,  что  всякое  общественное  установле¬
ние,  каким  бы  необъяснимым  или  даже  нелепым  оно
ни  казалось,  он  считает  совершенно  необходимым.  Ес¬
ли  бы  это  было  не  так,  оно  бы,  по  его  мнению,  просто
 47
 Познание  мира

Макс  Вебер
 не  существовало.  Всемогущее  «коллективное  созна¬
ние»  (в  своей  конечной  форме  -  нормы  социальной
жизни),  подчинение  которому  приносит  людям  пря¬
мую  практическую  пользу  и  моральное  удовлетворе¬
ние,  дает  ему  ключ  к  разгадке  тайны  социального.
 Построение  Вебера  сложнее.  У  человека  появляется
возможность  выбора,  хотя  и  она,  скажем  мы,  забегая
вперед,  не  сулит  ничего,  кроме  необходимости  умилос¬
тивить  избранного  им  кумира,  что  бы  под  этим  не  под¬
разумевалось.  Приверженность  людей  тем  или  иным
ценностям  становится  у  Вебера  отправным  моментом
его  социологического  анализа.  В  этой  связи  веберов¬
ским  методом  постижения  социальной  действительно¬
сти  становится  «понимание»  (Verstehen),  или  стремле¬
ние  исследователя  увидеть,  что  стоит  за  нашими  дейст¬
виями,  каковы  те  конкретно-исторические  мотивы,  ко¬
торыми  руководствуется  каждый  отдельный,  самостоя¬
тельно  принимающий  решения  человек.  Возможно  ли
это,  а  если  да,  то  как  именно?
 На  первый  взгляд,  разобраться  в  этом  нетрудно.
Все  люди  обладают  способностью  мыслить  рацио¬
нально,  а  потому  их  поведение  мы  вправе  рассматри¬
вать  как  более  или  менее  рационально  обоснованное,
объяснимое.  Кроме  того,  как  йсследователь,  так  и  на¬
блюдаемые  им  люди  принадлежат,  как  правило,  к  од¬
ной  культуре.  А  это  значит,  что  они  ориентируются  на
одни  и  те  же  ценности,  пользуются  одним  и  тем  же
языком,  понятиями,  символами.  И  тем  не  менее  было
бы  в  высшей  степени  самонадеянно  считать  все  это  до¬
статочным  для  познания  социальной  жизни.  Неслу¬
чайно  веберовское  «понимание»  -  категория  весьма
48  специфическая,  требующая  подробных  разъяснений.

Понять,  по  Веберу,  отнюдь  не  означает  доподлин¬
но  выяснить,  знать  наверняка,  быть  уверенным  в  том,
что  твоя  картина  происходящего  на  самом  деле  соот¬
ветствует  реальности.  Несомненное,  с  нашей  точки
зрения,  может  оказаться  ложным,  с  точки  зрения  дру¬
гого.  Ведь  если  наши  воззрения  на  мир  столь  различ¬
ны,  если  мы  поклоняемся  разным  богам,  то  и  мотивы
наших  внешне  очень  похожих  поступков  будут  рази¬
тельно  отличаться  друг  от  друга.  Оказанная  помощь
может  быть  бескорыстной,  а  может  и  унизить,  закаба¬
лить  человека,  поставив  его  перед  необходимостью
отдать  долг  сторицей.  Совпадения  наших  взглядов
и  мотивов  поведения,  конечно,  возможны,  но  очень
редки.  Отсюда  следуют,  как  минимум,  два  вывода.
Во-первых,  наше  представление  о  мире  и  есть  для  нас
этот  мир.  Не  мир  как  таковой,  а  наше  представление
 0 	нем  определяет  наше  поведение.  В  послевеберов-
ской  социологии  20  в.  эту  идею  развивают  представи¬
тели  очень  мощного  и  чрезвычайно  интересного  на¬
правления  —  феноменологического1.  Во-вторых,  в  ос-
 1 	Феноменология  (греч.  -  учение  о  явлениях)  -  социологическое
направление,  согласно  которому  социальный  мир  создается  и  по¬
стоянно  воссоздается  в  общении  людей  в  форме  разделяемых  ими,
т.е.  интерсубъективных,  представлений,  феноменов.  Феноменоло¬
ги  изучают  не  то,  что  объективно  существует,  не  сущности  вещей,  а
то,  какими  эти  вещи  предстают  нашему  сознанию,  являются  ему.
 Общее,  считают  феноменологи,  существует  постольку  и  настолько,
насколько  признается  отдельными  индивидами,  учитывается  ими
в  своей  деятельности.  Поэтому  социология  изучает  не  само  обще¬
ство  как  таковое,  а  представления  людей  о  нем.  Не  «объективная»
социальная  структура,  а  «чувство  социальной  структуры»  реально
воздействует  на  нашу  жизнь.  Основоположник  феноменологичес¬
кой  социологии  -  австрийско-американский  ученый  Альфред
Шюц  (1899-1959). 	49
 Познание  мира

Макс  Вебер
 нове  нашего  восприятия  лежит  сознательный  выбор
точки  отсчета,  системы  координат,  из  которой  мы
и  будем  смотреть  на  мир,  определенным  образом  вы¬
страивая  свое  поведение.  Замечательно  перефрази¬
ровал  это  высказывание  Георг  Зиммель,  вслед  за  Гёте
утверждавший,  что  в  основе  нашего  мироощущения
лежит  определенная  «жизненная  настроенность».
Именно  она  ответственна  за  то,  как  мы,  в  силу  своей
индивидуальности,  принимаем  мир,  выбираем  из  не¬
го  наиболее  подходящее  нам  «по  нашей  природе
и  нашим  способностям»  (13,  с.  191).
 Таким  образом,  «понять»  значит  «понятно  истолко¬
вать»,  проинтерпретировать,  разъяснить  смысл  и  значе¬
ние.  Именно  поэтому  справедливо  изречение:  «Не  надо
быть  Цезарем,  чтобы  понять  Цезаря».  Человек  в  состоя¬
нии  более  или  менее  убедительно  объяснить  событие
или  процесс,  но  это  ни  в  коей  мере  не  означает,  что  он
достоверно  знает  его  истинные  причины  и  содержание.
Он  может  предложить  правдоподобное  объяснение
случившемуся,  но  знает  ли  он  правду  —  большой  во¬
прос.  Вот  почему,  горячо  доказывает  Вебер,  никакая  со¬
циальная  теория,  сколь  бы  масштабной  и  глубокой  она
ни  была,  не  может  претендовать  на  знание  действи¬
тельно  целого.  «...Всякое  мысленное  познание  беско¬
нечной  действительности  конечным  человеческим  ду¬
хом  основано  на  молчаливой  предпосылке,  что  в  каж¬
дом  данном  случае  предметом  научного  познания  мо¬
жет  быть  только  конечная  часть  действительности»,  -
категорично  утверждает  Вебер  (4,  с.  369).
 Теории  всегда  доступна  лишь  одна  из  сторон,  одна
из  граней  изучаемого  предмета  -  та,  которая  будет  об-
50  ращена  к  нам.  «...Теоретические  конструкции  только

способствуют  познанию,  а  отнюдь  не  дают  познание
реальностей»  (8,  с.  597).  В  сущности  этот  подход  пред¬
лагает  рассматривать  социальные  науки  скорее  как
средство  создания  моделей  социальной  жизни.  Неле¬
по  вести  речь  об  их  «абсолютной  научной  ценности».
 Они  -  лишь  один  из  множества  возможных  способов
ее  постижения.  Казалось  бы,  так  думает  и  Дюркгейм.
Однако  дальнейшие  рассуждения  Вебера  на  эту  тему
выявляют  расхождения  во  взглядах  этих  двух  ученых.
 Научный  поиск,  по  Веберу,  не  сводится  к  отыска¬
нию  «безупречно  объективных»  фактов.  Поэтому  и  за¬
дача  социологии  у  него  гораздо  менее  утилитарна,  чем
у  Дюркгейма.  Цель  социолога  заключается  в  тактич¬
ном  и  осмотрительном  конструировании  моделей,  ко¬
торые,  не  претендуя  на  заведомо  недосягаемую  истин¬
ность  восприятия,  помогают  выявить  реальные  соци¬
альные  процессы.  Вебер  недвусмысленно  ограничи¬
вает  претензии  социальных  теоретиков  на  всеобъем¬
лющее  и  бесспорное  понимание  реальности  посредст¬
вом  этих  интеллектуальных  конструкций.  Он  называет
их  «идеальными  типами»,  или  утопиями,  потому  что
с  самого  начала  ответственно  заявляет:  их  нет  и  не  мо¬
жет  быть  в  действительности.  Да,  идеальные  типы,  как
и  всякая  научная  модель,  опираются  на  наше  знание
эмпирических  фактов,  но  этого,  по  мнению  Вебера,
недостаточно,  чтобы  считать  их  зеркальным  отраже¬
нием  действительности.  Чтобы  избежать  двусмыслен¬
ностей,  сразу  исключим  те  теоретические  понятия,  ко¬
торыми  ни  в  коем  случае  нельзя  подменять  идеальный
тип.  Мы  уже  обратили  внимание  на  то,  что  нас  не
должно  вводить  в  заблуждение  слово  «идеальный».
 В  данном  конкретном  случае  оно  не  означает  идеали-  51
 Познание  мира

Макс  Вебер
 зацию,  совершенный  образец  или  высшую  цель,  то  со¬
стояние,  к  которому  мы  стремимся.  Идеальное  это  все¬
го  лишь  несуществующее.
 Не  следует  отождествлять  идеальный  тип  и  с  гипо¬
тезой  -  научным  предположением,  которое  выдвига¬
ет  исследователь  для  объяснения  какого-либо  явле¬
ния.  Гипотеза  требует  проверки  опытом.  Если  она  под¬
тверждается,  то  становится  теорией.  Если  нет,  отверга¬
ется.  Напротив,  идеальный  тип  не  может  быть  отверг¬
нут  по  определению.  Он  не  требует  проверки  реальны¬
ми  фактами.  Действительность  с  ним  лишь  сравнива¬
ется  для  того,  чтобы  понять,  насколько  она  отличается
от  созданной  исследователем  идеально-типической
конструкции.  «Идеальный  тип  -  не  "гипотеза",  он
лишь  указывает,  в  каком  направлении  должно  идти
образование  гипотез.  Не  дает  он  и  изображения  дей¬
ствительности,  но  представляет  для  этого  однозначные
средства  выражения»  (4,  с.  389.).  Нетождествен  иде¬
альному  типу  и  среднестатистический  образ  изучае¬
мого  предмета.  Усредненное  представление  неспра¬
ведливо  и  безжалостно  отвергает  авторскую  позицию,
тот  оригинальный  ракурс,  под  углом  которого  этот
предмет  рассматривается.  Идеальный  тип  -  это  сред¬
ство  анализа,  благодаря  которому  проявляются  сущ¬
ностные,  характерные  особенности  социальной  ре¬
альности.  Он  строится  по  принципу,  «что  было  бы,  ес¬
ли  бы»  исследуемое  явление  или  процесс  беспрепятст¬
венно  развивались  в  указанном  нами  направлении.
Например,  биржевая  паника.  Каким  было  бы  поведе¬
ние  игроков  на  бирже,  если  бы  они  не  поддались  ужа¬
су  или  ярости,  сильным  эмоциям  и  действовали  абсо-
52  лютно  хладнокровно,  со  знанием  дела?  Нарисовав  се-

бе  эту  «идеальную»  картину  происходящего,  мы  полу¬
чим  представление  о  том,  насколько  исказили  ее  ир¬
рациональные  моменты  в  поведении  людей,  как
именно  сказались  страх  и  отчаяние  на  результатах  их
деятельности.  Точно  так  же  мы  можем  подойти
и  к  анализу  результатов  любой  военной  или  политиче¬
ской  акции.  Каким  бы  было  поведение  участников  со¬
бытия,  если  бы  они  в  полной  мере  обладали  всей  не¬
обходимой  информацией  и  удачно  нашли  средства,
необходимые  для  достижения  поставленной  задачи?
 Насколько  точно  и  как  полно  способен  социолог
описать  социальную  жизнь  -  сомнение,  по  Веберу,,
совершенно  неуместное.  «В  самом  деле,  -  пишет  он,  -
априорно  вообще  никогда  нельзя  установить,  идет  ли
речь  о  чистой  игре  мыслей  или  о  научно  плодотвор¬
ном  образовании  понятий»  (4,  с.  392).  Вопрос  о  том,
являются  ли  наши  построения  объективно  целесооб¬
разными,  бессмыслен.  Исследователь  делает  то,  что
может  делать,  а  у  него  нет  иного  пути  проникнуть
в  глубины  социальной  жизни,  понятой  как  «борьба
богов»,  кроме  идеально-типического.
 Естественно,  ученый  начинает  анализ  с  наблюде¬
ния  окружающего  его  мира,  внимательно  изучает  со¬
бранные  материалы.  Но  за  этим  непременно  следует
конструирование  некоторой  модели.  Первоначально
это  «исторический,  или  генетический»  идеальный  тип,
заключенный  во  временные  и  исторические  рамки
изучаемого  процесса.  Генетический  идеальный  тип
дает  возможность  проследить  связь  какого-либо  явле¬
ния,  например  сектантского  движения,  с  теми  социо¬
культурными  процессами,  которые  его  породили  и  на
которые  оно,  в  свою  очередь,  оказало  влияние. 	53
 Познание  мира

Макс  Вебер
 Более  отвлеченные  рассуждения  создают  «социо¬
логический,  или  чистый»  идеальный  тип,  не  локализо¬
ванный  ни  во  времени,  ни  в  пространстве.  Он  -  макси¬
мально  абстрактное  и  скупое  средство  чистой  класси¬
фикации.  Это  те  же  идеально-типические  конструк¬
ции,  как,  скажем,  «индивидуализм»,  «феодализм»,
«меркантилизм»,  «секта»,  но  уже  лишенные  культур¬
ных  и  смысловых  связей  со  своей  эпохой.
 Однако  в  обоих  случаях  типические  понятия  созда¬
ются  «посредством  одностороннего  усиления  одной
или  несколькихточек  зрения  и  соединения  множества
диффузно  и  дискретно  существующих  единичных  яв¬
лений...  которые  соответствуют  тем  односторонне  вы¬
члененным  точкам  зрения  и  складываются  в  единый
мысленный  образ»  (4,  с.  390).  Следовательно,  иде¬
альный  тип  есть  способ  связи  событий  и  явлений  на
основе  определенного  ценностного  критерия,  позво¬
ляющего  нам  понять  их  значение.  Благодаря  ему  хаос
наблюдаемых  фактов,  эмпирический  материал  обре¬
тают  связную,  гармоничную  форму.
 Сам  термин  «идеальный  тип»  не  был  изобретен
Максом  Вебером.  Его  использовали  и  Дюркгейм,  и  не¬
мецкий  социолог,  приверженец  т.н.  «формальной  со¬
циологии»  Фердинанд  Теннис  (1855-1936).  Но  только
Вебер  отважился  сказать,  что  в  основание  идеального
типа  положены  вполне  определенные  ценностные
предпочтения  исследователя.  Интересовать  ученого,
утверждает  Вебер,  могут  лишь  те  стороны  бесконеч¬
ных  в  своем  многообразии  явлений,  которым  он  при¬
писывает  культурное  значение  или  ценность.  Ведь  сам
социальный  мир  является  «культурой»  в  той  мере,
54  в  какой  он  соотнесен  с  ценностями.  Только  в  этом  слу-

чае  он  становится  предметом  «наук  о  культуре»,  в  ранг
которых  входит  социология.
 Возникает  еще  один  вопрос:  а  что  же  такое  «цен¬
ность»,  по  Веберу?  Веберовскую  ценность  нельзя  опре¬
делить  как  «положительную»  или  «отрицательную»,
«относительную»  или  «абсолютную»,  «объективную»
или  «субъективную»  и  т.п.  Для  ученого-аналитика  она
далека  отличного  эмоционального  переживания,  одо¬
брения  или  порицания.  Она  не  может  быть  «плохой»
или  «хорошей»,  «правильной»  или  «неправильной»,
«нравственной»  или  «безнравственной».  Еще  и  еще  раз
подчеркнем:  ценность  у  Вебера  начисто  лишена  какого
бы  то  ни  было  нравственного,  морально-этического  и
эстетического  содержания.  Ученому  следует  рассматри¬
вать  ее  просто  как  форму,  при  помощи  которой  люди
организуют  свой  опыт.  Впрочем,  такое  понимание  цен¬
ностей  вообще  характерно  для  научной  социологии.
 Ценность,  по  Веберу,  -  то,  что  для  нас  значимо,
на  что  мы  ориентируемся  в  своей  жизни,  что  мы  при¬
нимаем  во  внимание.  Она  —  способ  человеческого
мышления.  Подобно  таким  категориям  Канта,  как
«пространство»  или  «время»,  ценность  у  Вебера  дает
возможность  человеку  упорядочить,  структурировать
«хаос»  своих  впечатлений,  мыслей  и  желаний.  Это
«чисто  логический  метод»  осмысления  мира,  в  рав¬
ной  степени  свойственный  и  ученому,  и  обывателю.
 Люди,  по  Веберу,  умеют  мыслить  только  в  форме  цен¬
ностей,  т.е.  принимая  в  расчет  то,  что  считают  сущест¬
венным,  и  не  придавая  значения  тому,  что  таковым  не
считают.  Мы  всегда  фокусируем  свое  внимание  на
чем-то  одном,  оставляя  в  стороне  все  другое.  И  имен¬
но  в  этом  смысле  наше  представление  об  окружаю-  55
 Познание  мира

Макс  Вебер
 щей  действительности,  наша  модель  социального
мира  неизбежно  ценностные.
 Вебер  рассматривает  ценность,  или  значимость,  как
присущую  человеку  способность  определять  свое  отно¬
шение  к  миру  вещей,  людей  и  духовных  явлений.  Не¬
верно  отождествлять  ценность  с  «ценной  вещью».  Она
не  связана  напрямую  с  практической  пользой,  хотя
и  может  быть  сведена  к  последней.  Носителем  ценнос¬
тей  является  человек.  Ценности  необходимы  ему  для
определения  целей,  которые  он  перед  собой  ставит.  Их
место  в  мотивации  действий  гораздо  глубже  целей
и  интересов.  Именно  к  ценностям  в  конечном  счете  об¬
ращена  воля  человека.  В  зависимости  оттого,  какие  из
них  мы  предпочтем,  мы  поступим  так  или  иначе.
И  здесь  очень  важно  провести  различие  между  вебе¬
ровской  «ценностью»  и  «нормой».  В  целом  социологи
и  во  времена  Вебера,  и  в  наши  дни  склонны  отождеств¬
лять  эти  два  понятия,  по  сути,  подменяя  первое  вторым.
Они  приравнивают  ценности  к  норме,  обязательным
установлениям,  правилам  поведения,  узаконенным  ог¬
раничениям,  что  является  довольно  грубым  упрощени¬
ем.  Об  этом  прекрасно  сказал  в  свое  время  выдающий¬
ся  русский  философ  Б.П.  Вышеславцев.  Ценность  не
может  быть  однозначно  понятым  повелением,  импера¬
тивом;  она  -  всегда  пожелание,  модальность  от  воз¬
можности  к  действительности.  Обязательно  нужен  тот,
кто,  принимая  ее  по  тем  или  иным  соображениям,  во¬
плотит  ее  своей  жизнью.  Более  того,  сам  выбор  ценно¬
сти  -  не  просто  предпочтение  того,  что  можно,  тому,
что  нельзя.  В  качестве  примера  достаточно  упомянуть
соотношения  таких  ценностей  (добродетелей),  как  ще-
56  дрость  и  бережливость,  милосердие  и  справедли-

восгь,  борьба  со  злом  и  непротивление  злу.  В  каждой
конкретной  ситуации  мы  имеем  конфликт  ценностей,
который  способен  разрешить  только  сам  деятель,  гото¬
вый  взять  на  себя  ответственность  за  свой  выбор.
 Мы  постоянно  сталкиваемся  с  необходимостью
выбирать,  и  проблема  заключается  в  том,  что  ценно¬
сти  «не  "дают  направления",  а  лишь  дают  возмож¬
ность  сознательно  выбрать  направление.  ..."Альтер¬
натива"  имеет  смысл  лишь  как  обращение  к  свобо¬
де,  равно  как  свобода  в  смысле  выбора  возможна
лишь  там,  где  есть  "альтернатива"»  (10,  с.  99-100).
 В  противном  случае  ценности  автоматически  стано¬
вятся  основой  социального  порядка.  В  таком  виде
они  действительно  очень  удобны  для  работы  социо¬
лога,  потому  что  более  не  таят  в  себе  никаких  неожи¬
данностей.  Нормативное  поведение  людей  полно¬
стью  предсказуемо  и  лишено  индивидуальных  осо¬
бенностей.  Однако  такое  толкование  решительно  не
устраивает  Вебера.  Он  резонно  обращает  наше  вни¬
мание  на  двойственный  характер  ценностей,  выде¬
ляя,  помимо  нормативной,  и  другую  сторону  -  их
необходимое  и  неизбежное  преломление  в  индиви¬
дуальном  опыте  конкретного  человека.  Хотя,  заме¬
тим  сразу,  это  утверждение  ставит  Вебера  в  доволь¬
но  затруднительное  положение:  его  «чисто  логичес¬
кий  метод»  познания  социального  через  ценности,
чистая  форма  все  более  требуют  реального  содер¬
жательного  наполнения.
 Человек  всегда  «расшифровывает»  для  себя  цен¬
ности,  вкладывает  в  них  определенный  смысл,  т.е.
понимает  их  так,  как  может  понять  только  он  и  никто
другой.  Свобода  человека  -  это  внутреннее  состоя-  57
 Познание  мира

Макс  Вебер
 ние,  которое  заключается  в  возможности  самостоя¬
тельного  и  ответственного  выбора  ценности  и  ее  тол¬
кования.  И  тем  и  другим  в  равной  мере  обладает  уче¬
ный-исследователь.
 Отстаивая  право  исследователя  на  собственное
видение,  Макс  Вебер  пишет,  что  «познание  куль¬
турной  действительности  -  всегда  познание  с  со¬
вершенно  специфических  особых  точек  зрения»
(4,  с.  380).  Анализ  этот  неизбежно  «односторон¬
ний»  (4,  с.  368).  Однако  субъективный  выбор  уче¬
ным  своей  позиции,  подчеркивает  Вебер,  не  так  уж
«субъективен»,  как  это  может  показаться  на  первый
взгляд.  Его  «нельзя  считать  "произвольным",  пока
он  оправдан  своим  результатом,  т.е.  пока  он  дает
знание  связей,  которые  оказываются  ценными  для
каузального1  сведения  исторических  событий  к  их
конкретным  причинам»  (4,  с.  368).
 Ценностный  выбор  ученого  «субъективен»  не
в  том  смысле,  что  значим  только  для  одного  чело¬
века  и  понятен  только  ему.  Очевидно,  что  исследо¬
ватель,  определяя  свою  аналитическую  перспекти¬
ву,  выбирает  ее  из  числа  тех  ценностей,  которые
уже  существуют  в  данной  культуре.  Ценностный
выбор  «субъективен»  в  том  смысле,  что  «интересу¬
ется  только  теми  компонентами  действительности,
которые  каким-либо  образом  -  пусть  даже  самым
косвенным  -  связаны  с  явлениями,  имеющими
в  нашем  представлении  культурное  значение»
(4,  с.  380-381),  а  также  потому  что  все  последую¬
щие  рассуждения  ученый  выстраивает,  взяв  за  ос-
 58
 1  Causa  (лат.)  -  причинный.

нову  именно  эту,  избранную  им  культурно  значи¬
мую  ценность.
 Свои  слова  о  субъективных  ценностных  предпо¬
сылках  анализа  Вебер  просит  понимать  как  философ¬
ское  истолкование  специфического  «интереса»  учено¬
го,  его  точку  зрения  на  происходящее.  «Качество  явле¬
ния,  -  писал  Вебер,  -  ...обусловлено  направленнос¬
тью  нашего  познавательного  интереса,  формирую¬
щейся  в  рамках  специфического  культурного  значе¬
ния,  которое  мы  придаем  тому  или  иному  событию
в  каждом  отдельном  случае»  (4,  с.  360).
 Итак,  по  Веберу,  познание  социальной  действитель¬
ности  происходит  с  помощью  особых  рациональных  кон¬
струкций  -  идеальных  типов,  в  основе  которых  лежат
значимые,  по  мнению  исследователя,  культурные  ценно¬
сти.  Эти  конструкции  -  не  более  чем  предположения  от¬
носительно  реальной  жизни  людей  в  обществе.
 Всякое  познание  есть  суждение,  категорично
утверждает  Вебер  вслед  за  своим  коллегой  по  Гейдель¬
бергскому  университету  философом-неокантианцем
Генрихом  Риккертом.  Атак  как  суждение  -  это  всегда
сравнение,  сопоставление  с  некоторым  принципом,
то  осмысление  происходящего  его  непосредствен¬
ным  участником  и  наблюдающим  за  ним  исследова¬
телем  будут  мало  чем  отличаться.  И  то  и  другое  -
суждения,  точка  зрения  на  события.  Возникает  впол¬
не  оправданное  недоумение.  Если  человеческая  дея¬
тельность,  будь  то  наши  повседневные  действия  или
научное  творчество,  строится  по  одному  и  тому  же
принципу  субъективного  ценностного  выбора,  то  ка¬
кова  же  разница  между  житейским  и  научным  мыш¬
лением,  да  и  есть  ли  она?
 59
 Познание  мира

Макс  Вебер
 Вебер  разрешает  это  сомнение  с  помощью  двух
допущений.  Первое  противопоставляет  обыденное
сознание  (или  пристрастное  отношение  человека
к  тому,  что  является  для  него  желанным,  жизненно
важным,  практически  полезным)  и  научное  (или  бес¬
пристрастное,  «объективное»  отношение  исследова¬
теля  к  предмету  своего  анализа).  Иными  словами,
Вебер  различает  житейскую,  субъективно-практичес¬
кую  оценку  (Werten)  и  научное,  теоретическое  «отне¬
сение  к  ценности»  (Wertbeziehung).  Если  первая  от¬
ражает  нашу  личную  позицию,  предвзятое  суждение
(«нравится  -  не  нравится»,  «одобряю  -  не  одоб¬
ряю»,  «желаемое  -  нежелательное»),  то  второе  ли¬
шено  каких  бы  то  ни  было  корыстных,  эмоциональ¬
ных  и  этических  оттенков.
 В  этой  связи  следует  обратить  внимание  на  термин
Wertfreicheit,  которым  так  часто  пользуется  Вебер,
предостерегая  своих  коллег  от  опасности  оценочных
суждений.  Дословный  перевод  Wertfreicheit—  «свобо¬
да  от  ценностей»  -  нередко  вводит  читателей  в  за¬
блуждение:  так,  от  чего  же  призывает  Вебер  освобо¬
диться  -  от  ценностей  или  оценок?  Безусловно,
от  субъективных  оценок.  Поэтому  термин  Wertfreicheit
следует  переводить  не  буквально,  а  в  контексте.
По  смыслу  он  тождествен  «свободе  от  оценочных
суждений».
 Итак,  отнесение  к  ценности  у  Вебера  находится
вне  сферы  психологии,  индивидуального  пережива¬
ния.  Мы  понимаем  не  самого  человека,  а  смысл  его
действий  так,  как  это  позволяет  нам  сделать  процеду¬
ра  отнесения  к  ценности.  Тем  не  менее  «благодаря
60  "отнесению  к  ценности"  удерживаются  именно  те  мо-

менты  из  необходимого  многообразия  эмпиричес¬
ких  данных,  которые  имеют  значение  с  точки  зрения
определенной  ценности.  При  этом  действительность
организуется  аналогично  тому,  как  она  организуется
в  обычной  жизни  живым,  волящим  и  действующим
индивидом»,  -  пишет  авторитетный  исследователь
творчества  Вебера  П.П.  Гайденко  (11,  с.  39).  Это  самое
главное,  что  нам  важно  понять  в  веберовском  подхо¬
де  к  определению  ценности.
 С  точки  зрения  Вебера,  именно  отнесение  к  ценно¬
сти  -  допустимый  и  единственно  возможный  принцип
исследовательской  работы.  Научный  анализ,  бесспор¬
но,  должен  быть  свободен  от  оценок,  но,  как  всякий
человеческий  поступок,  он  не  может  быть  свободен  от
ценностей.  Соответственно  и  в  самом  человеке  Вебер
выделяет:  а)  психологические  свойства,  ярко  выра¬
женную  индивидуальность  ст.н.  эмпирическим  созна¬
нием,  которое  дает  оценку,  и  б)  гносеологические,
или  познавательные,  способности  человека  -  т.н.
сверхиндивидуальное  сознание,  которое  совершает
отнесение  к  ценности.  Исследователь  культуры,  как
называет  Вебер  социолога,  выделяет  «не  общее  для
всех  (изучаемых  объектов),  а  значимое  для  всех
(изучающих  субъектов)»  (10,  с.  40).  Его  интересуют  не
врожденные  и  всеобщие  свойства  явлений,  а  принци¬
пиально  важные,  сточки  зрения  ученых,  их  признаки.
 В  этом  и  заключается  главное  отличие  обществоведа
от  естествоиспытателя.  Последний  всегда  ищет  при¬
родные  характеристики  объектов,  изначально  прису¬
щие  им  черты.
 Второе  допущение  Вебера  является  прямым  след¬
ствием  первого  и  касается  самой  точки  отсчета,  или  ис- 	61
 Познание  мира

Макс  Вебер
 ходной  ценности,  благодаря  которой  результаты  науч¬
ной  работы  обретают  смысл.  В  этом  вопросе  Вебер
снова  обращается  к  идеям  Риккерта.  Однако  единый
для  него  и  Риккерта  логический  принцип  отнесения
к  ценности  он  толкует  по-своему.
 У  Риккерта  ценности  имеют  непреходящее,  вневре¬
менное  значение.  Они  трансцендентны1  и  вечны.  Цен¬
ности  воплощаются  в  жизнь  благодаря  доброй  воле  че¬
ловека,  его  свободному  признанию  их  не  ради  получе¬
ния  конкретной  выгоды,  а  бескорыстно,  ради  них  са¬
мих.  Человек  принимает  «долженствование  ради  дол¬
женствования  и  ценность  ради  ценности»  (16,  с.  70-71).
Наш  мир,  действительность  (сфера  «имманентного
бытия»)  и  мир  ценностей  («чистые  ценности»,  «само»-
ценности)  встречаются  друг  с  другом  с  помощью  чело¬
века.  Он  и  только  он  способен  придать  смысл  своим  пе¬
реживаниям  и  действиям,  явлениям  этого  мира.  Эта
его  способность  создает  промежуточную  сферу  т.н.
«имманентного  смысла»,  который  связывает  ценности
и  действительность.  Более  того,  Риккерт  убежден,  что
«последний  базис  всякого  знания  есть  совесть»  (17,
с.  156).  Его  ценность  -  не  только  высшая  цель  научного
познания,  но  и  нравственный  указатель.
 Вебер,  напротив,  как  мы  уже  отметили,  видит
в  ценности  лишь  историческое  образование,  не  имею¬
щее  ничего  общего  с  вечными  истинами,  этическими
заповедями,  хотя  и  принадлежащее  сфере  культуры.
«Здесь  вообще  не  идет  речь  о  каком-либо  объективно
"правильном"  или  метафизически  постигнутом  "ис¬
тинном"  смысле,  -  настойчиво  повторяет  Вебер.  -
 62
 1  Transcendent  is  (лат.)  -  выходящий  за  пределы.

Этим  эмпирические  науки  о  действии  -  социология
и  история  -  отличаются  от  всех  догматических  наук  -
юриспруденции,  логики,  этики,  -  которые  стремятся
обнаружить  в  своих  объектах  "правильный",  "значи¬
мый"  смысл»  (5,  с  603).
 Если  Риккерт  создает  всеобщую  теорию  миро¬
здания,  то  Вебер  -  теорию  ценностей  как  конкрет¬
но-исторических  образований.  Они  -  своего  рода
«установка»  данной  исторической  эпохи,  «направ¬
ление  ее  интереса».  «Интерес  эпохи»,  по  Веберу,  -
«нечто  более  устойчивое  и  объективное,  чем  просто
частный  интерес  того  или  иного  исследователя,
но  в  то  же  время  это  нечто  гораздо  более  субъектив¬
ное,  чем  надысторический  интерес,  получивший
у  неокантианцев  название  "ценности"»  (11,  с.  43).
Конкретно-исторический,  надындивидуальный  ха¬
рактер  веберовской  ценности  позволяет  с  позиций
науки  раскрыть  содержание  и  определить  направ¬
ления  развития  современного  ученому  общества,
не  сводя  их  к  житейским  домыслам.  «Вебер,  -  пи¬
шет  американский  исследователь  Дж.  Льюис,  -  был
первым  "философом  культуры",  который  задался
вопросом,  что  именно  представляет  собой  капита¬
листическое  общество  не  только  по  своей  организа¬
ции,  но  и  по  цели  и  по  мотивации,  ради  которых
данная  мотивация  существует»  (14,  с.  61).  А  для
20  в.,  считает  Вебер,  такой  целью  становится  рацио¬
нальность.  «Определить  своеобразие  западного,
а  внутри  него  современного  западного  рационализ¬
ма  и  объяснить  его  развитие»  -  задача  ученого.
 Заметим  сразу,  что  веберовская  идея  рациональ¬
ности,  или  рационализации,  получила  всестороннее  63
 Познание  мира

Макс  Вебер
 развитие  практически  во  всех  областях  научного  зна¬
ния,  которыми  занимался  ученый,  а  их  немало.  Вебер
оставил  после  себя  сочинения  по  экономике  (эконо¬
мическая  рациональность  капиталистического  обще¬
ства),  управлению  (рациональная  бюрократия),  тео¬
рии  познания  (целерациональный  идеальный  тип)
и  т.д.  Особое  место  в  этом  ряду  занимают  работы  Ве¬
бера  по  истории  религии.  Свойственное  человеку
стремление  приобщиться  к  Высшему  Благу,  спастись
обретает  свое,  весьма  специфическое  значение  каж¬
дый  раз,  когда  становится  «выражением  системати-
чески-рационализированного  представления  о  мире
и  отношения  к  нему»  (9,  с.  4БЗ).  Поэтому  цель  учено¬
го  -  выяснить,  «от  чего  и  в  чем  верующие  ищут  спа¬
сение,  что  означает  и  может  означать  спасение  "по
своему  смыслу  и  психологическому  качеству"»
(9,  с.  453).  Ответы  на  эти  вопросы  дают  возможность
исследователю  увидеть  те  свойства  конфессии,  кото¬
рые  были  решающими  для  формирования  «практи¬
ческого  жизненного  поведения»  ее  последователей
и  отличали  ее  от  других.
 Выделив  в  каждой  из  мировых  религий  свой
«практический  импульс  к  действию»,  ценностные,  на¬
правляющие  моменты  жизненного  поведения  (а
именно  -  «во  что»  предстояло  переродиться),  Вебер
говорит  о  соответствующих  различиях  в  средствах
и  целях  конкретных  действий  людей.  Так,  если  содер¬
жание  христианской  религиозности  -  вера  в  надмир-
ного  Бога-Творца  и  его  спасительную  милость  -  по¬
буждают  христиан  к  деятельности  в  миру,  то  созерца¬
тельный  или  доходящий  до  исступления  характер  ре-
64  лигиозности  буддийского  или  джайнского  бикшу,  на-

против,  не  требовал  практической  повседневной  дея¬
тельности,  призывая  только  к  освобождению  от  этой
жизни,  мучительного  «колеса  перерождений».
 Вспомним,  что  кальвинистская  доктрина  о  предо¬
пределении  держала  верующих  в  постоянном  страхе,
заставляя  заниматься  тщательным  подсчетом  своих
достижений  и  неудач.  Профессия  в  этом  смысле  не  оз¬
начала  лишь  определенный  вид  работы,  но  вбирала
в  себя  понятие  профессионального  долга,  данного  lex
naturae,  обязательств  человека  в  отношении  своей
профессиональной  деятельности.  «Названная  рацио¬
нализация  жизни  в  миру,  ориентированная  на  потус¬
тороннее  блаженство,  была  следствием  концепции
профессионального  призвания  аскетического  протес¬
тантизма»,  -  утверждает  Вебер  в  работе  «Протестант¬
ская  этика  и  дух  капитализма»  (7,  с.  183).
 Слияние  понятий  «работа,  профессия»  и  «призва¬
ние»,  обращает  наше  внимание  Вебер,  характерно  для
протестантизма  в  целом.  Протестантская  этика  требует
строгой  нравственности  не  только  в  личной,  семейной
и  общественной  жизни,  но  и  в  деловой  ответственнос¬
ти,  независимости  и  предприимчивости.  Мартин  Лю¬
тер,  учение  которого  предвосхитило  многие  положе¬
ния  кальвинизма,  первым  объединил  понятия  «про¬
фессия»  и  «призвание»  единым  немецким  словом
Beruf  (англ,  аналог  -  calling).  Переводя  одиннадцатую
главу  «Книги  Премудрости  Иисуса,  сына  Сирахова»,
в  двадцатом  стихе:  «Не  удивляйся  делам  грешника,  ве¬
руй  Господу,  и  пребывай  в  трудё  твоем...»,  он  впервые
употребил  Beruf  вместо  слова  «труд»,  сформулировав,
таким  образом,  один  из  центральных  догматов  всех  про¬
тестантских  вероисповеданий.  Но  особенно  отчетливо  65
 3  Макс  Вебер
 Познание  мира

Макс  Вебер
 исключительная  важность  выполнения  мирских  обя¬
занностей  так,  как  они  определены  Богом  для  каждого
человека  на  его  месте,  проявилась  в  кальвинизме.
 Очевидно,  что  чем  более  человек  ориентирован  на
удовольствия  и  наслаждения  в  настоящем,  тем  менее
целесообразно,  рационально  ведется  его  хозяйство,
требующее  известных  самоограничений  и  бережливо¬
сти  в  заботах  о  будущем.  И  наоборот.  Кальвинистская
ориентация  на  потустороннее  блаженство,  усугублен¬
ная  страстным  желанием  убедиться  в  возможности
своего  Спасения,  способствовала  более  рационально¬
му  устройству  жизни  в  настоящем.
 По  сути  дела,  самому  предпринимателю  богатство
не  давало  ничего,  кроме  чувства  честно  выполненного
долга  в  рамках  своего  призвания.  В  равной  степени  за¬
служивали  морального  осуждения  и  наслаждение  бо¬
гатством,  и  успокоенность,  довольство  достигнутым.
Хозяйственные  успехи,  добрые  дела  были  лишь  тех¬
ническими  средствами,  знаками  избранности,  помо¬
гающими  преодолеть  страх  перед  загробной  участью.
Напротив,  леность  в  труде,  нежелание  работать  были
симптомами  гибели,  отсутствия  благодати.
 Человеку  доверено  Богом  имение,  которое  он
должен  преумножить.  Вся  наша  мирская  жизнь  су¬
ществует  для  того,  чтобы  прославлять  Бога,  приво¬
дить  социальное  устройство  в  соответствие  с  Его
заповедями,  с  поставленной  Им  целью.  А  это  воз¬
можно  только  в  одном  случае,  при  полной  «хрис¬
тианизации»  всех  сторон  человеческой  жизни,
своего  рода  методичной  регламентации  поведе¬
ния  в  целом.  Социальную  этику  такого  рода  Вебер
66  называет  рационализмом  «нового  стиля»,  или

«формальной»,  функциональной  рациональнос¬
тью  исключительно  «в  интересах  дела».
 Приобретательство,  никак  не  связанное  с  потреб¬
лением,  удивительным  образом  соединило  «виртуоз¬
ность  в  сфере  капиталистических  деловых  отношений
с  самой  интенсивной  формой  набожности»  (7,  с.  67).
 Так,  по  Веберу,  было  «перевернуто»  соотношение
между  набожностью,  аскетическим  неприятием  ми¬
ра,  с  одной  стороны,  и  активным  участием  в  капита¬
листическом  предпринимательстве  -  с  другой.  Отны¬
не  эти  явления  не  противопоставлялись  друг  другу,
а  связывались  внутренним  родством.  Дело  и  отрече¬
ние  более  не  противоречили  друг  другу.  Их  накрепко
связала  этика  профессионального  долга  и  професси¬
ональной  чести,  личной  ответственности  за  свой  труд
перед  Создателем.
 Можно  ли,  однако,  сделать  из  этого  вывод,  что  «ка¬
питалистический  дух»,  хозяйственная  система  капита¬
лизма  порождены  только  Реформацией?  Вебер  кате¬
горически  против  этого  предположения,  называя  его
«нелепым  доктринерским  тезисом».  Он  настаивает
лишь  на  «избирательном  сходстве»  между  определен¬
ной  формой  религиозных  верований  и  хозяйственной
этикой  капитализма.  История  показывает,  что  религи¬
озные  убеждения  могут  как  ускорять,  так  и  тормозить
развитие  общества.  Не  исключение  в  этом  плане,
по  мнению  Вебера,  и  христианство  в  его  протестант¬
ской  форме.  Однако  влияние  последнего  пошло  на
пользу  капиталистической  экономике.  Хотя  и  в  этом
утверждении  Вебер  крайне  осторожен,  приводя  це¬
лый  ряд  оговорок.  Наиболее  важная  из  них  заключает¬
ся  в  том,  что  автор  «Протестантской  этики  и  духа  капи-  67
 Познание  мира

Макс  Вебер
 тализма»  сознательно  принимает  во  внимание  лишь
не  вызывающие  сомнений  взаимосвязи  между  проте¬
стантскими  религиозными  идеями  и  «материальной»
стороной  культурной  жизни.  «Было  бы  очень  легко
расширить  эти  границы,  создав  "конструкцию",  в  кото¬
рой  все  "характерные"  черты  современной  культуры
логически  дедуцировались  бы  из  протестантского  ра¬
ционализма,  -  замечает  он.  -  Однако  мы  предостав¬
ляем  это  тем  дилетантам,  которые  верят  в  "единство"
"социальной  психики"  и  возможность  свести  ее  к  од¬
ной  формуле»  (7,  с.  272,  примеч.).
 Действительно,  20  век  знает  не  менее  значитель¬
ное,  чем  протестантизм,  явление  -  секуляризацию1
жизни.  Процесс  обмирщения  властно  и  глубоко  ох¬
ватывает  и  саму  церковь,  о  чем  с  тревогой  говорило
духовенство:  «Наши  условия...  определяются  глубо¬
чайшим  духовным  кризисом  общества,  культуры,  че¬
ловека.  Суть  этого  кризиса  -  секуляризм:  отрыв  от
Бога  всей  жизни  человека.  Нетрудно  доказать,  что
и  сама  церковная  жизнь  именно  секуляризируется,
о  чем  свидетельствует...  сосредоточенность  на  внеш¬
нем  и  материальном,  на  "правах"  и  "имуществе",
на  форме,  а  не  на  содержании»  (19,  с.  42).
 Нельзя  упустить  из  виду  и  другой  важный  момент.
Успехи  капиталистического  способа  хозяйствования
во  второй  половине  20  в.  продемонстрировали  стра¬
ны,  никак  с  протестантизмом  не  связанные,  например
Япония  или  Южная  Корея.
 Тем  не  менее  все  приведенные  выше  примеры  от¬
нюдь  не  опровергают  утверждение  Вебера.  Удиви-
 68
 1  Saecularis  (лат.)  -  светский.

тельно  точное  и  веское  слово  в  его  защиту  сказал  уче¬
ник  и  почитатель  Макса  Вебера,  немецкий  психиатр
и  философ  Карл  Ясперс:  «Пожалуй,  едва  ли  кто  из  кри¬
тиков  понял,  что  заключено  во  фразе  Вебера,  которая
звучит  примерно  так:  "Что  кальвинистская  этика  была
каузальным  фактором  в  возникновении  капитализма,
я  полагаю  доказанным.  Насколько  силен  был  этот  кау¬
зальный  фактор,  невозможно  выявить,  я  считаю  его
весомым".  Мне  кажется  великолепным,  ибо  научным,
что  Макс  Вебер  предпринял  такое  обстоятельное  ис¬
следование  из  таких  разрозненных  источников,  чтобы
получить  результат,  претендующий  на  такую  малость.
Современные  социологи,  делающие  так  много  таких
скорых  и  ярких  заявлений,  могли  бы  сказать:  parturiunt
montes,  nascitur  ridiculus  mus,  рождают  горы,  рождает¬
ся  смешная  мышь.  Вот  это  и  есть  наука»  (20,  с.  429).
 Макс  Вебер  в  принципе  не  склонен  к  глобальной
постановке  вопроса  о  соотношении  материально¬
практической,  хозяйственной  стороны  жизни  общест¬
ва  (в  терминах  Маркса  -  «бытия»)  и  тех  идей  и  воззре¬
ний,  которые  исповедуют  люди  («сознания»).  Его  за¬
дача  -  установление  исторической  истины,  а  потому
он  не  намерен  отвергать  материалистическую  точку
зрения  на  социокультурный  мир  и  заменять  ее  идеа¬
листической.  «Та  и  другая  допустимы  в  равной  степе¬
ни!,  но  обе  они  одинаково  мало  помогают  установле¬
нию  исторической  истины,  если  они  служат  не  предва¬
рительным,  а  заключительным  этапом  исследования»
 (7,  с.  208).  Конечно,  продолжает  Вебер,  признавая  оп¬
ределяющую  роль  экономики,  следует  учитывать
в  первую  очередь  экономические  условия.  Действи¬
тельно,  экономика,  как  правило,  влияет  на  хозяйст-  69
 Познание  мира

Макс  Вебер
 венную  этику  не  прямо,  а  опосредованно.  Однако  не
вызывает  сомнений  и  обратная  связь.  «Ибо  в  такой  же
степени,  как  от  рациональной  техники  и  рационально¬
го  права,  экономический  рационализм  зависит  и  от
способности  и  предрасположенности  людей  к  опреде¬
ленным  видам  практически-рационального  жизнен¬
ного  поведения»  (6,  с.  55).  И  на  этом  Вебер  ставит  точ¬
ку,  более  не  углубляясь  в  проблему.
 Впрочем,  и  этого  достаточно,  чтобы  задуматься  над
вопросом:  а  возможно  ли  создание  демократического
капитализма,  рационального  промышленного  произ¬
водства  западного  типа  при  отсутствии  соответствую¬
щей  ему  рациональной  этики,  капиталистической
культуры?  «Дух  капитализма»,  создавший,  по  Веберу,
западную  цивилизацию,  означает  совершенно  опре¬
деленный  строй  мышления,  «для  которого  характерно
систематическое  и  рациональное  стремление  к  закон¬
ной  прибыли  в  рамках  своей  профессии»  (7,  с.  85).  Он
совершенно  исключает  «абсолютную  беззастенчи¬
вость  и  своекорыстие  в  деле  добывания  денег»,  упое¬
ние  властью  и  наслаждение  богатством.  Его  идеал  —
«кредитоспособный  добропорядочный  человек,  долг
которого  рассматривать  преумножение  своего  богат¬
ства  как  самоцель»  (7,  с.  73).
 Однако  уже  во  времена  Вебера  это  представление
о  «профессиональном  долге»  честного  предприни¬
мателя  тускнеет,  превращаясь  в  «призрак  прежних
религиозных  идей».  «Бездушные  профессионалы,
бессердечные  сластолюбцы  -  и  эти  ничтожества  по¬
лагают,  что  они  достигли  ни  для  кого  ранее  не  доступ¬
ной  ступени  человеческого  развития»,  -  восклицает
он  (7,  с.  207).  Если  последствия  этого  забвения  на  За-
 70

паде  видятся  Вебером  в  столь  мрачных  тонах,  то  ка¬
ковыми  они  могут  стать,  например,  для  стран  бывше¬
го  социалистического  лагеря,  пытающихся  строить
капиталистическую  экономику,  руководствуясь  зача¬
стую  одним  лишь  стремлением  к  быстрому  обогаще¬
нию?  Вебер  только  предупреждает  нас,  но  преду¬
преждение  это  грозно.
 Вернемся  к  теории.  Итак,  познание  культурной,
или  социальной,  действительности,  по  Веберу,  неиз¬
бежно  «одностороннее»,  так  как  ученый  вынужден  оп¬
ределить  для  себя  тот  ценностный  принцип,  исходя  из
которого  он  будет  отбирать  необходимый  материал
и  интерпретировать  полученные  результаты.  Сами  по
себе  эмпирические  факты  нейтральны  Значение  цен¬
ностей  «не  может  быть  дано  эмпирически».  Оно  появ¬
ляется  лишь  благодаря  ученому,  отстаивающему  пра¬
вомерность  своих  воззрений.  Его  рассуждения,  по  Ве¬
беру,  -  не  что  иное,  как  субъективный  выбор  опреде¬
ленной  ценностной  идеи,  «культурного  значения»,
на  основании  которого  он  строит  свои  предположения
о  мире  (14,  с.  66).  Вера  исследователя  в  то,  что  его  вы¬
бор  правомерен  и  весом,  придает  смысл  научной  ра¬
боте,  а  ее  направленность,  «преломление  ценностей
в  зеркале  его  души  придадут  исследовательской  дея¬
тельности  известную  направленность»  (4,  с.  380).
 На  это  утверждение  Вебера  следует  обратить  осо¬
бое  внимание.  Немецкий  мыслитель  никогда  не  пы¬
тался  утаить  тот  факт,  что  его  способ  познания  челове¬
ческой  жизни  зиждется  на  избирательной  заинтересо¬
ванности,  субъективном  подходе  к  выбору  объекта
своего  исследования  и  последующему  конструирова¬
нию  его  теоретической  модели.  «Все  веберианцы,  - 	~j\
 Познание  мира

Макс  Вебер
 сетует  или  торжествует  (?)  современный  шведский  со¬
циолог  Рольф  Тернквист,  -  в  высшей  степени  индиви¬
дуалисты  в  социологии,  и  их  интерес  лежит  в  широкой
области  на  границе  общественно-научных  и  гумани¬
тарных  дисциплин»  (18,  с.  262).
 Особые  рациональные  конструкции,  с  помощью
которых  происходит  познание  этого  осмысленного  от¬
ношения  к  миру  -  идеальные  типы,  -  выстраиваются
в  зависимости  от  того,  какую  значимую,  культурную
ценность  предпочтет  исследователь.  Они  предлагают
лишь  способ  ее  объяснения,  помогая  выделить  наибо¬
лее  характерные  черты  социальной  жизни,  типы  пове¬
дения  человека  в  обществе.  Отсюда  следует  весьма
специфическое  понимание  Вебером  «закона»  в  обще¬
ственных  науках.
 Макс  Вебер  считает  неприемлемым  традицион¬
ное  толкование  закона  для  объяснения  социальной
жизни.  «Долгое  время  предполагали,  что  и  в  науках
о  культуре  решающий  признак  в  конечном  итоге
следует  искать  в  "закономерной''  повторяемости
определенных  причинных  связей»,  -  пишет  Вебер
(4,  с.  369).  Однако  при  ближайшем  рассмотрении
эта  посылка  оказывается  справедливой  только  для
неживой  природы.  Напротив,  мир  человеческих  от¬
ношений,  мир  значимых  поступков  и  осмысленных
действий  требует  совершенно  иного,  значимого,
с  точки  зрения  исследователя,  осмысленного  науч¬
ного  построения.  «...Установление  значимого  для
нас  и  есть  предпосылка,  в  силу  которой  нечто  стано¬
вится  предметом  исследования»  (4,  с.  374).  Дейст¬
вительно,  поскольку  люди  обладают  сознанием
72  и  волей,  они  способны  занять  определенную,  осо-

знанную  позицию  по  отношению  к  миру,  т.е.  при¬
дать  ему  смысл.  Similia  similibus  -  подобное  изучает¬
ся  подобным.
 «Непредвзятое»  исследование  эмпирических  фак¬
тов,  выявление  их  устойчивых  взаимосвязей,  с  одной
стороны,  и  определение  того,  что  именно  имеет  для
нас  значение  еще  до  обращения  к  фактическому  ма¬
териалу,  с  другой,  -  два,  совершенно  разных  способа
исследования,  подчеркивает  Вебер.  Иногда  они  могут
совпадать,  но  «следует  всячески  остерегаться  чрезвы¬
чайно  опасного  в  своем  последствии  заблуждения,
будто  подобное  случайное  совпадение  меняет  что-
либо  в  их  принципиальном  различии  по  существу»  (4,
с.  374).  Что  касается  наук  о  культуре,  мы  не  должны
заблуждаться  относительно  якобы  существующей
возможности  беспристрастного,  объективного  изуче¬
ния  эмпирических  фактов.  Необходимо  с  самого  на¬
чала  решить,  что  для  нас  значимо,  и  только  потом
приступать  к  исследованию.  Значение  какого-либо
события  или  явления  общественной  жизни,  как  и  его
причина,  «не  могут  быть  выведены,  обоснованы  и  по¬
яснены  с  помощью  системы  законов  и  понятий,  какой
бы  совершенной  она  ни  была,  так  как  это  значение
предполагает  соотнесение  явлений  культуры  с  идея¬
ми  ценности»  (4,  с.  374).  Более  того,  чем  шире  и  уни¬
версальнее  закон,  тем  меньше  надежд  на  это  совпа¬
дение.  Поэтому  Вебер  стремится  «понять  окружаю¬
щую  нас  действительную  жизнь  в  ее  своеобразии  -
взаимосвязь  и  культурную  значимость  отдельных  ее
явлений  в  их  нынешнем  облике,  а  также  причины  то¬
го,  что  они  исторически  сложились  именно  так,  а  не
иначе»  (4,  с.  369).  Он  видит  в  законе  не  «фактичес-  73
 Познание  мира

Макс  Вебер
 кие»  связи  «вещей»,  а  «мысленные»  связи  проблем,
которые  ставит  ученый  (4,  с.  364).  Именно  благодаря
этому  появляются  новые  точки  зрения  на,  казалось
бы,  привычное,  новые  научные  подходы,  наконец,
новые  науки.
 Обычное  представление  о  законе  как  причинно-
следственной,  или  каузальной,  связи  явлений  Вебер
облекает  в  очень  своеобразную  форму.  «Ценное»,
с  точки  зрения  ученого,  становится  у  него  исходным
моментом  изучения.  Прав  Льюис,  когда  пишет,  что,
согласно  Веберу,  «в  обществе  всякая  причинная
связь...  олицетворяет  ценность»  и  не  имеет  никакого
смысла  без  нее  (14,  с.  78).  Выделяя  нечто,  как  сущест¬
венное,  значимое,  ученый  подчеркивает  его  принци¬
пиальную  важность  для  понимания  социальной  жиз¬
ни,  тем  самым  наделяя  его  свойствами  причины.  Из¬
бранная  ценность  и  причина  появления  того  или  ино¬
го  образа  мира  у  Вебера  нераздельны.
 Не  поняв  этого,  мы  рискуем  допустить,  как  минимум,
две  серьезные  ошибки.  Во-первых,  приписать  законо¬
мерность  тем  явлениям,  которые  просто  сменяют  друг
друга  во  времени,  пусть  даже  неоднократно  повторяя
очередность.  Ведь  в  этом  случае  исследователь  имеет
дело  не  с  самим  законом,  а  лишь  с  регулярно  следующи¬
ми  друг  за  другом  явлениями.  Во-вторых  -  и  это  глав¬
ное,  -  применяя  законы,  мы  помещаем  хрупкое,  живое
настоящее  в  прокрустово  ложе  уже  имеющихся  у  нас
конструкций,  выстроенных  на  материале  прошлого.
Правомерно  ли  это?  Только  в  одном  случае  -  если  собы¬
тия  прошлого  и  настоящего  абсолютно  совпадают  по
смыслу,  мотивам,  что  бывает  редко.  Во  всех  остальных  -
74  т.н.  закон  безжалостно  разрушает  неповторимый  образ

того,  к  чему  мы  сейчас  пытаемся  прикоснуться.  Следова¬
тельно,  «размах»  законов  строго  ограничен  ценностями,
о  которых  эти  законы  свидетельствуют.
 Вебер  пишет  об  этом  так:  «Мыслительный  аппарат,
который  разработало  прошлое  посредством  мыслен¬
ной  обработки,  а  в  действительности  путем  мысленно¬
го  преобразования  непосредственно  данной  действи¬
тельности  и  включения  ее  в  понятия,  соответствующие
познанию  и  направлению  интереса  того  времени,  все¬
гда  противостоят  тому,  что  мы  можем  и  хотим  извлечь
из  действительности  с  помощью  нового  познания.
 В  этой  борьбе  совершается  прогресс  исследования
в  науках  о  культуре»  (4,  с.  406.).
 Социальные  явления  подчиняются  закону,  но  по¬
скольку  они  доступны  нам  только  как  упорядоченные
определенной  ценностью  взаимосвязи  фактов  («ин¬
дивидуально  окрашенные  констелляции»),  то  и  ре¬
зультат  такого  «подчинения»  будет  не  стандартным,
безликим,  а  очень  своеобразным,  индивидуальным.
 Так  Вебер  пытается  объединить  причинно-следствен¬
ный  и  ценностный  («понимающий»)  подходы  к  изуче¬
нию  социальной  жизни.
 Из  всего  сказанного  становится  очевидным:
для  Вебера  не  существует,  да  и  не  может  существо¬
вать  совершенно  «объективного»  научного  анализа
культурной  жизни  и  ее  социальных  явлений,  «неза¬
висимого  от  особых  и  "односторонних"  точек  зрения,
в  соответствии  с  которыми  они  избраны  в  качестве
объекта  исследования,  подвергнуты  анализу  и  рас¬
членены  (что  может  быть  высказано  или  молча  допу¬
щено,  осознанно  или  неосознанно);  это  объясняется
своеобразием  познавательной  цели  любого  исследо-  75
 Познание  мира

Макс  Вебер
 вания  в  области  социальных  наук,  которое  стремится
выйти  за  рамки  чисто  формального  рассмотрения
норм...  социальной  жизни»  (4,  с.  369.).  Бессмыслен¬
но  и  сведение  выявленных  социальных  связей
к  «объективным  законам».
 Что  же  тогда  подразумевает  Макс  Вебер  под  «объ¬
ективностью  научного  исследования»?  Выполнение
двух  основополагающих  требований.
 Первое  требование,  которое  предъявляет  немецкий
ученый  к  объективному  с  научной  точки  зрения  исследо¬
ванию,  заключается  в  отсутствии  внутренних  противоре¬
чий,  последовательности  и  обоснованности  рассужде¬
ний.  Логика  исследования  должна  быть  убедительна  да¬
же  для  человека,  не  разделяющего  наших  взглядов  на
мир.  Ученый  не  ставит  своей  задачей  показать,  что  цен¬
ностное  основание  его  работы  -  единственно  правиль¬
ное  и  бесспорное.  Он  стремится  доказать,  что,  если  мы
согласимся  взглянуть  на  происходящее  с  его  точки  зре¬
ния,  то  последовательное  и  закономерное  ее  развитие
приведет  нас  в  итоге  к  тому  же  результату,  что  и  у  него.
«Методически  корректная  научная  аргументация  в  обла¬
сти  социальных  наук...  логический  анализ  идеала,  его  со¬
держания  и  последних  аксиом,  выявление  следующих
из  него  логических  и  практических  выводов  должны
быть,  если  аргументация  убедительна,  значимыми  и  для
китайца,  хотя  он  может  быть  "глух"  к  нашим  этическим
императивам...»  (4,  с.  ЗБ4).
 Как  бы  удивительно  это  ни  прозвучало,  но  «логика
выбранной  нами  мотивации  и  есть  то,  что  свободно  от
ценностей».  Наша  объективность  заключается  не  в  том,
что  мы  отказываемся  от  ценностных  оснований  нашего
76  поиска  (по  Веберу,  это  невозможно  в  принципе),

а  в  том,  что  мы  абсолютно  логичны  и  беспристрастны
в  своих  последующих  рассуждениях.  Да,  мы  с  самого
начала  выбираем  для  себя  ту  значимую  ценностную
идею,  которая  определит  наш  подход,  нашу  «односто¬
роннюю  точку  зрения»  на  изучаемый  предмет.  Но  найдя
ее,  мы  обязаны  строго  и  неукоснительно  ей  следовать.
 Итак,  сначала  выбор  ценности,  на  основе  которой
мы  будем  рассматривать  социальную  действитель¬
ность,  и  только  потом  объективный,  т.е.  логически
убедительный  анализ  этой  действительности.  Вебер
конкретизирует  эту  идею  с  помощью  т.н.  «гипотетиче¬
ского  анализа»,  призванного  ответить  на  вопрос:  ка¬
ким  именно  образом  появляются  причины,  которые
направляют  нас  к  тем  или  иным  целям?
 Основной  метод,  который  используется  при  таком
анализе,  получил  название  поиска  «адекватной  причи¬
ны»,  или  «адекватной  причинной  обусловленности».
 Сам  Вебер  поясняет  его  так:  «Мы  вычленяем  лишь  те
причины,  которые  в  отдельном  случае  могут  быть  све¬
дены  к"существенный  компонентам  события:  там,  где
речь  идет  об  индивидуальности  явления,  каузальный
вопрос  -  вопрос  не  о  законах,  а  о  конкретных  каузаль¬
ных  связях...»  (4,  с.  376).  Иными  словами,  предложен¬
ный  метод  устанавливает  тот  специфический  фактор,
устранение  которого  коренным  образом  меняет  ход  со¬
бытий.  Напротив,  присутствие  этого  фактора  признает¬
ся  адекватным  объяснением  происходящего.  «Причина
является  адекватной,  если  без  нее  выбранная  цель  не
может  быть  достигнута  или  событие,  которое  мы  хотели
бы  подвергнуть  анализу,  не  произойдет»  (14,  с.  75).  В  ее
отсутствие  ход  событий  коренным  образом  меняется.
Пример  тому  -  размышления  Вебера  о  значении  побе-  77
 Познание  мира

Макс  Вебер
 ды  персов  при  Марафоне  для  судеб  эллинской  и  всей
мировой  культуры.  Известно,  что  в  сентябре  490  г.
до  н.э.  во  время  греко-персидских  войн  греческие  вой¬
ска  Мильтиада  наголову  разбили  персов.  Вебер  задает¬
ся  вопросом,  что  было  бы,  если  бы  персы  победили?
И  сам  себе  отвечает:  однозначно  утверждать,  что  их  три¬
умф  изменил  бы  направление  развития  мировой  циви¬
лизации,  было  бы  слишком  категорично.  Можно  гово¬
рить  лишь  о  том,  что  это  изменение  было  бы  «адекват¬
ным»  следствием  победы  персов.  Единственное,  что  мы
делаем  в  ходе  гипотетического  анализа,  это,  «абстраги¬
руя,  изолируем  часть  "условий",  преднайденных  в  "ма¬
териале"  исторических  событий,  и  превращаем  в  пред¬
мет  "суждений  о  возможности",  чтобы  тем  самым,  от¬
правляясь  от  эмпирических  правил,  обрести  понимание
каузального  "значения"  отдельных  компонентов  собы¬
тий.  Для  того  чтобы  понять  природу  реальных  причин¬
ных  связей,  мы  конструируем  связи  нереальные»
(2,  с.  483).  Эта  конструкция  обязательно  должна  быть
доступна  проверке,  чтобы  столь  часто  упоминаемый  Ве¬
бером  китаец  мог  удостовериться  в  ее  целесообразнос¬
ти  для  мысленного  упорядочения  эмпирической  дейст¬
вительности.  По  сути  дела,  Вебер  говорит  все  о  том  же
идеальном  типе,  который  не  совпадает  с  подлинной  ре¬
альностью.  Он  -  лишенный  внутренних  противоречий
«космос  мысленных  связей»  (4,  с.  389).
 «Речь  идет  о  конструировании  связей,  которые
представляются  нашей  фантазии  достаточно  мотиви¬
рованными,  следовательно,  "обьективно  возможны¬
ми",  а  нашему  номологическому1  знанию  -  адекват-
 78 	1  Nomos  (греч  )  -  закон.

ными»  (4,  с.  391).  Мысленно  усиливая  определенные
элементы  действительности,  можно  с  помощью  иде¬
ально-типической  модели  на  самом  деле  выделить
значимые  черты  исследуемой  культуры,  потому  что
эти  элементы  мы  берем  из  реальной  жизни.  Мы  лишь
объединяем  их  в  идеальном  образе,  утопии.
 Второе  требование,  которое  предъявляет  Макс
Вебер  к  объективным  научным  исследованиям,  явля¬
ется  прямым  следствием  первого.  Это  настоятельная
необходимость  понять  и  принять  правомерность
различных  точек  зрения  на  одну  и  ту  же  проблему
Все  исследовательские  направления  вне  зависимос¬
ти  от  того,  какая  культурная  ценность  положена  в  их
основание,  равноправны.  Неукоснительное  соблю¬
дение  этого  требования,  по  Веберу,  -  единственный
способ  вырваться  из  ловушки  ничего  не  значащих
фраз.  Мы  должны,  настаивает  он,  «в  каждый  данный
момент  со  всей  отчетливостью  доводить  до  своего
сознания  и  до  сознания  своих  читателей,  каковы  те
масштабы,  которые  они  прилагают  к  измерению  дей¬
ствительности  и  из  которых  выводится  оценочное
суждение,  вместо  того  чтобы  -  как  это  часто  происхо¬
дит  -  посредством  неоправданного  смешения  идеа¬
лов  самого  различного  рода  пытаться  избежать  кон¬
фликтов,  "предоставив  каждому  что-нибудь"»
 (4,  с.  355).  Непонимание  или  умышленное  сокрытие
того  факта,  что  в  науке,  как  и  в  любой  другой  сфере
жизни,  мы  служим  избранному  кумиру,  может  при¬
вести  к  весьма  печальным  последствиям.  Страдать
будут  и  ученый,  и  читатели.
 Однако  и  в  этом  случае  важно  не  переусердство¬
вать.  Четкое  разъяснение  читателям  и  самим  себе  79
 Познание  мира

Макс  Вебер
 природы  своих  аргументов  -  обращены  ли  они  к  рас¬
судку  (отнесение  к  ценности)  или  к  чувству  (ценност¬
ное  суждение)  -  направлено  против  их  смешения,
«но  отнюдь  не  против  верности  идеалам.  Отсутствие
убеждений  и  научная  'объективность"  ни  в  коей  сте¬
пени  не  родственны  друг  другу»  (4,  с.  ЗБ6).  Именно
поэтому  полученный  исследователем  результат  дол¬
жен  быть  общезначимым  (т.е.  понятным,  обоснован¬
ным),  но  не  общеобязательным.  Относительность
(читай  -  равноправие)  избранных  нами  систем  цен¬
ностей  привносит  элемент  условности  и  в  социаль¬
ные  науки,  что  вполне  допустимо.  Разнообразие  то¬
чек  зрения,  обилие  подходов,  множественность  ис¬
следовательских  перспектив  в  науке  нормальны.
И  в  этом  Вебер  абсолютно  прав.
 Развитие  социальной  науки  вообще  нельзя  рас¬
сматривать  как  простое  восхождение  от  менее  со¬
вершенных  теорий  к  более  глубоким  и  точным.  Как
Замечательно  сказал  наш  соотечественник,  фило¬
соф  культуры  В.С.  Библер,  образ  карлика,  стоящего
на  плечах  гиганта,  здесь  неуместен.  Прямая,  линей¬
ная  наследственность  в  человеческой  культуре  ред¬
ка.  Социальная  теория  развивается  в  многоголосий.
Это  пространство  многих  пространств.  Это  общение
различных  форм  понимания  действительности
(1,  с.  34-35).  Понятия  «раньше»  и  «позже»,  «кор¬
ни»  и  «ветви»  очень  относительны.  Подлинный
мыслитель  остается  таковым  во  все  времена  неза¬
висимо  оттого,  когда  и  где  он  жил.  Его  интеллекту¬
альные  построения  не  устаревают.  Соответственно
и  объективность,  как  пишет  Вебер,  не  может  быть
ничем  иным,  как  значимым,  обоснованным  факта-

ми  и  понятным  по  смыслу  «мысленным  упорядоче¬
нием»  действительности.  Не  более  того.
 Подводя  итог  сказанному  выше,  мы  можем  ут¬
верждать,  что  идеальный  тип,  принцип  отнесения
к  ценности  и  свободы  от  оценочных  суждений  тесно
взаимосвязаны:  они  появились  исключительно  бла¬
годаря  общей  идее  Вебера  пересмотреть  статус  со¬
циальной  науки  и  предъявляемого  к  ней  требова¬
ния  объективности.  Наука,  считает  немецкий  уче¬
ный,  по  своей  природе  не  может  не  находиться
в  постоянном  становлении.  Не  претендуя  на  знание
конечных  смыслов,  истину  в  последней  инстанции,
она  стремится  к  цели,  бесконечно  удаленной  от  нас.
 Макс  Вебер  говорит  об  этом  почти  поэтическим  сло¬
гом:  «Жизнь  в  ее  иррациональной  действительнос¬
ти  и  содержащиеся  в  ней  возможные  значения  не¬
исчерпаемы,  конкретные  формы  отнесения  к  ценно¬
сти  не  могут  быть  поэтому  постоянными,  они  под¬
вержены  вечному  изменению,  которое  уходит
в  темное  будущее  человеческой  культуры.  Свет,
расточаемый  такими  высочайшими  ценностными
идеями,  падает  на  постоянно  меняющуюся  конеч¬
ную  связь  чудовищного  хаотического  потока  собы¬
тий,  проносящегося  сквозь  время»  (4,  с.  413).
 Формирование  научных  понятий  зависит  во  мно¬
гом  от  того,  какое  место  исследуемая  проблема  зани¬
мает  в  данной  культуре.  Очевидно,  что  оно  непостоян¬
но  и  меняется  вместе  с  изменениями  культурного  со¬
держания  эпохи.  Усугубляется  эта  относительность
и  самим  характером  социальной  действительности,
никогда  не  завершенной,  поощряющей  поиск  все  но¬
вых  «односторонних  точек  зрения»  и  соответствующих 	81
 Познание  мира

Макс  Вебер
 им  теорий.  Чтобы  научное  знание  обрело  свою  окон¬
чательную  форму,  человечество  должно  лишится  спо¬
собности  к  творчеству.  Допустим,  продолжает  Вебер,
метод  изучения  событий  прошлого  и  настоящего  нам
понятен.  Это  выстраивание  идеально-типической  кон¬
струкции,  исходя  из  «адекватной  причинной  обуслов¬
ленности».  Но  что  делать  с  будущим?  Каковы  возмож¬
ности  науки  в  предсказании  грядущего?
 В  этом  вопросе  Вебер  и  его  позднейшие  сторонни¬
ки  единодушны.  Прогнозы  будущего  -  вещь  довольно
бесполезная,  а  часто  опасная.  Наука,  доказывает  он,  -
«профессия,  осуществляемая  как  специальная  дис¬
циплина  и  служащая  делу  самосознания  и  познания
фактических  связей,  а  вовсе  не  милостивый  дар  про¬
видцев  и  пророков,  приносящий  спасение  и  открове¬
ние,  и  не  составная  часть  размышлений  мудрецов
и  философов  о  смысле  мира»  (3,  с.  731).  Предвидение
будущего  во  много  раз  усиливает  «фантазийный»  ха¬
рактер  идеально-типических  предположений  иссле¬
дователя.  Значимая  мотивация,  ценность,  избранная
им  в  качестве  основы  для  своих  научных  построений,
автоматически  переносится  в  будущее,  еще  более  ту¬
манное,  нежели  настоящее.
 Более  того,  историческое  событие  всегда  бывает
результатом  сложного  сочетания  различных  обстоя¬
тельств.  И  главное  из  них,  по  Веберу,  -  принятие  кон¬
кретным,  неповторимым  человеком  в  критический
момент  свойственного  только  ему  решения.  Безуслов¬
но,  каждому  периоду,  каждому  моменту  истории
присущи  свои  особенности,  тенденции  развития.  Од¬
нако  это  не  означает  лишения  человека  свободы  вы-
82  бора,  который  есть  всегда.  Другой  человек  в  такой  же

ситуации  мог  бы  принять  совершенно  иное  решение.
Величие  человеческого  поступка  -  в  отсутствии  жест¬
кой  заданности.  Именно  этим  обусловлена  неопреде¬
ленность,  отличающая  каждое  историческое  событие,
его  уникальность.
 Следовательно,  социолог  может  вести  речь  лишь
«о  смыслообразующих  принципах  культуры,  они  же  -
смыслообразующие  принципы  деятельности  каждого
человека,  который  не  может  действовать,  не  сопрягая
со  своими  действиями  вполне  определенного  смысла
(внятного  тем,  к  кому  эти  действия  так  или  иначе  обра¬
щены)»,  -  поясняет  позицию  Вебера  один  из  ведущих
отечественных  исследователей  его  творчества  Ю.Н.  Да¬
выдов  (12,  с.  7).  В  рамках  идеально-типической  конст¬
рукции  эти  принципы  определяют  и  облик  общества,
и  xapaicrep  действий  каждого  его  члена  -  рациональ¬
ные  для  современной  Веберу  западной  культуры.  Еще
один  шаг  на  этом  пути,  и  перед  нами  идеально-типиче¬
ская  конструкция  социального  действия,  созданная  по
принципу  рациональности,  а  значит,  доступная  для  на¬
шего  понимания.
 Цитируемая  литература
 1. 	Виблер  В.С  Культура.  Диалог  культур  (опыт  оп¬
ределения)  //  Вопросы  философии.  1989.  №  6.
 2. 	Вебер  М.  Критические  исследования  в  области
логики  наук  о  культуре  //  Вебер  М.  Избранные
произведения.  М.,  1990.
 3. 	Вебер  М.  Наука  как  призвание  и  профессия  //
Вебер  М.  Указ.  соч.
 83
 Познание  мира

Макс  Вебер
 4. 	Вебер  М.  «Объективность»  социально-научного
и  социально-политического  познания  //  Вебер  М.
Указ.  соч.
 5. 	Вебер  М.  Основные  социологические  поня¬
тия  //  Вебер  М.  Указ.  соч.
 6. 	Вебер  М.  Предварительные  замечания  //  Вебер  М.
Указ.  соч.
 7. 	Вебер  М.  Протестантская  этика  и  дух  капита¬
лизма  //  Вебер  М.  Указ.  соч.
 8. 	Вебер  М.  Смысл  «свободы  от  оценки»  в  со¬
циологической  и  экономической  науке  //  Вебер  М.
Указ.  соч.
 9. 	Вебер  М.  Хозяйственная  этика  мировых  рели¬
гий.  Введение  //  Религия  и  общество:  Хрестоматия  по
социологии  религии.  М.,  1996.
 10. 	Вышеславцев  В.П.  Этика  преображенного
Эроса.  Проблемы  закона  и  благодати  //  Вышеслав¬
цев  Б.П.  Этика  преображенного  Эроса.  М.,  1994.
 11. 	Гайденко  П.П.,  Давыдов  Ю.Н.  История  и  рацио¬
нальность:  Социология  Макса  Вебера  и  веберовский
ренессанс.  М.,  1991.
 12. 	Давыдов  Ю.Н.  Макс  Вебер  и  современная
теоретическая  социология:  Актуальные  проблемы
веберовского  социологического  наследия.  М.,  1998.
 13. 	Зиммель  Г.  Гёте  //  Зиммель  Г.  Избранное.  Т.  1.
M.J996.
 14. 	Льюис  Дж.  Марксистская  критика  социологи¬
ческих  концепций  Макса  Вебера.  М.#  1981.
 15. 	Монсон  П.  Лодка  на  аллеях  парка:  Введение
в  социологию.  М.,  1994.
 16. 	РиккертГ.  Два  пути  теории  познания  //  Новые
84  идеи  в  философии  (Теория  познания,  III).  СПб.,  1913.

17. 	РиккертГ.  Философия  жизни.  Киев,  1998.  С.  156.
 18. 	Тернквист  Р.  Эмпирическая  социология  //
Монсон  П.  Современная  западная  социология:  тео¬
рии,  традиции,  перспективы.  СПб.,  1992.
 19. 	Шмеман  А.  Исповедь  и  причастие:  Доклад
Священному  Синоду  Православной  Церкви  в  Амери¬
ке.  1972  г.  //  Православная  община.  1992.  №  4  (10).
 20. 	Ясперс  К.  Письмо  X.  Арендт  от  1  декабря
1960  г.  //  Цит.  по:  АрендтX.  Vita  activa,  или  о  деятель¬
ной  жизни.  М.,  2000.
 21. 	Durkheim  Е.  Sociologie  et  philosophie.  Р.,  1924.
 Познание  мира

ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ  ПОВЕДЕНИЕ
 Каждая  наука,  изучающая  духовные  и  социаль¬
ные  связи,  всегда  есть  наука  о  человеческом  по¬
ведении  (под  данное  понятие  подпадает  также
любой  акт  мышления  и  любой  психический  habi¬
tus)  Наука  стремится  «понять»  это  поведение
и  тем  самым,  «поясняя,  интерпретировать»,  его
процесс.  В  этой  связи  нас  интересует  только
один  его  специфический  аспект  -  «рациональное
истолкование».
 Вебер  М.  Смысл  «свободы  от  оценки»  в
социологической  и  экономической  науке
 Социология  «есть  наука,  стремящаяся,  истолковывая,
понять  социальное  действие  и  тем  самым  каузально
объяснить  его  процесс  и  воздействие»  (7,  с.  602)  -  та¬
ково  определение  Макса  Вебера.  Обратим  внимание
на  смысловые  акценты,  которые  расставляет  немецкий
ученый.  Во-первых,  в  этом  определении  мы  слышим
уже  знакомый  нам  по  предыдущей  главе  призыв  «по¬
нять»  человеческое  поведение  путем  его  «истолкова-

Макс  Вебер
 ния»,  т.е.  придания  ему  определенного  смысла,  значе¬
ния.  В  этом  суть  «понимающей»  социологии  Макса  Ве¬
бера.  Именно  таким,  по  Веберу,  должно  быть  научное
познание  социальной  жизни.  Только  наделив  челове¬
ческое  поведение  смыслом,  мы  в  состоянии  уловить
его  закономерности,  наметить  причинно-следствен¬
ные  связи.  Во-вторых,  Вебер  предлагает  расчленить
человеческое  поведение  на  его  элементарные  состав¬
ляющие  -  социальные  действия.  Что  же  представляет
собой  веберовское  «социальное  действие»?
 Используя  формулировки  самого  Вебера,  опре¬
делим  «действие»  (вне  зависимости  от  того,  прояв¬
ляется  ли  оно  вовне,  например  агрессия,  или  сокры¬
то  внутри  нас,  например  терпеливое  приятие  чего-
либо)  как  поведение,  с  которым  «действующий  ин¬
дивид  или  индивиды  связывают  субъективный
смысл».  «Социальным»  действие  становится  только
в  том  случае,  если  оно  «по  предполагаемому  дейст¬
вующим  лицом  или  действующими  лицами  (опять-
таки!  -  Е.К.)  смыслу  соотносится  с  действием  других
людей  и  ориентируется  на  него»  (7,  с.  602-603).
 Итак,  социальному  действию,  по  Веберу,  свойст¬
венны  две  характеристики:  1)  значение,  которое  сам
деятель  придает  своему  поступку,  т.е.  его  субъектив¬
ный  смысл,  и  2)  осведомленность  деятеля  о  том,  како¬
вы  ожидания  и  требования  окружающих  людей  к  его
поведению  (т.н.  «ориентация  на  других»).  Последнее
необходимо  для  того,  чтобы  оценить  свои  возможно¬
сти  и  предполагаемые  затруднения  в  достижении  по¬
ставленной  цели.  К  примеру,  если  во  время  дождя
прохожие  открывают  зонты,  то  это  не  более  чем  одно-
88  типные,  внутренне  не  связанные  между  собой  дейст-

вия.  Люди,  безусловно,  вкладывают  в  них  вполне  оп¬
ределенный  смысл  -  они  не  хотят  промокнуть,  но  их
действия  никак  не  ориентированы  на  поведение  друг
друга.  Они  не  принимают  в  расчет  поведение  окружа¬
ющих.  В  равной  мере  не  является  социальным  дейст¬
вием  и  случайное  столкновение  двух  велосипедистов.
Однако,  если  кто-либо  из  них  предпринимает  попыт¬
ку  избежать  аварии  или  за  столкновением  следует
выяснение  отношений  (будь  то  взаимные  оскорбле¬
ния,  драка  или  мирное  урегулирование  конфликта),
то  случившееся  без  сомнения  можно  отнести  к  разря¬
ду  социальных  действий.  Потерпевшие  придали  ин¬
циденту  определенный  смысл,  в  котором  проявилась
их  реакция,  взаимная  «ориентация  на  поведение»
противной  стороны.
 Так  или  иначе,  но  осознанность,  осмысленность  -
ключ  к  пониманию  теории  социального  действия  Мак¬
са  Вебера.  Строго  следуя  логике  его  рассуждений,  мы
неминуемо  приходим  к  выводу  чрезвычайной  важнос¬
ти:  любая  осознанная  деятельность  человека  в  общест¬
ве  может  и  должна  быть  приравнена  к  полноценному
социальному  действию.  То,  как  мы  разъясняем  сами
себе  значение  своих  поступков,  определяет  наши  цели,
т.е.  желаемое  положение  вещей  в  будущем,  результат
наших  действий.  На  этот  момент  следует  обратить  осо¬
бое  внимание:  он  принципиально  важен  не  только  для
уяснения  той  картины  социального  мира,  которую  со¬
здает  Макс  Вебер,  но  и  для  осмысления  путей  развития
мировой  социологии  после  его  смерти.
 «В  нашем  понимании,  -  поясняет  Вебер,  -  цель  -
это  такое  представление  о  результате,  которое  стано¬
вится  причиной  действия,  и  так  же,  как  мы  принимаем  89
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 во  внимание  любую  причину,  способствующую  значи¬
мому  результату,  мы  принимаем  во  внимание  и  дан¬
ную»  (5,  с.  382).  Иначе  говоря,  Вебер  подчеркивает,
что  в  отличие  от  механических,  природных  систем
жизнь  человеческого  сообщества  зависит  не  столько
от  предшествующих  событий  -  уже  происшедших
к  настоящему  моменту,  -  сколько  от  того,  что  сущест¬
вует  лишь  как  идея,  намерение.  В  социальной  жизни
не  прошлое,  а,  скорее,  будущее,  его  предвкушение  по¬
рождает  настоящее.  Следовательно,  причину  наших
поступков  не  следует  искать  исключительно  в  про¬
шлом.  Оно,  если  так  можно  сказать,  вторично.  Наши
цели,  или  модель  предполагаемого  результата,  стано¬
вятся  реальной  причиной  наших  действий.  Мы  дейст¬
вуем  в  соответствии  с  поставленной  целью  (для  того,
чтобы),  и  эта  цель  определяет  образ  наших  действий
(потому,  что).  То,  что  заставляет  нас  поступать  тем  или
иным  образом,  находится  не  в  прошлом,  а,  скорее,
в  предполагаемом  будущем.
 В  таком  понимании  причин  человеческой  жизне¬
деятельности  Вебер  не  одинок.  Еще  задолго  до  него,
в  4  в.  до  н.э.  величайший  философ  Древней  Греции
Аристотель  писал  о  цели-причине,  или  целевой  при¬
чине  (causa  finalis),  наших  действий.  Позднее  и  неза¬
висимо  от  Вебера  представители  системной  психо¬
физиологии  Анохин  П.К.,  Швырков  В.Б  и  их  коллеги
как  в  нашей  стране,  так  и  за  рубежом  на  огромном
экспериментальном  материале  убедительно  доказа¬
ли  неправомерность  рефлекторного  объяснения  че¬
ловеческого  поведения  по  принципу  «стимул  -  реак¬
ция».  Сама  жизнь  как  одушевленность,  пишут  они,
90  появляется  только  тогда,  когда  рефлекс,  или  вынуж-

денная  реакция  на  стимул,  сменяется  т.н.  «опережаю¬
щим  отражением»,  т.е.  инициативными  действиями,
ориентированными  исключительно  на  достижение
поставленной  цели.  Безусловно,  Карл  Маркс  был
прав,  утверждая,  что  действия  даже  самого  плохого
архитектора  отличаются  от  действий  наилучшей  пче¬
лы,  строящей  ячейку  из  воска.  Однако  было  бы  не¬
справедливо  лишить  поведение  насекомого  устрем¬
ленности  в  будущее,  к  определенному  результату.
Ориентация  на  конечный  результат  обусловливает
действия  и  архитектора,  и  пчелы.  Для  живых  систем
в  целом  характерно  не  пассивное  реагирование,
а  деятельное,  активное  восприятие  возникающих
проблем.  Разница  между  архитектором  и  пчелой  за¬
ключается  в  том,  что  с  восхождением  от  более  про¬
стых  форм  жизни  к  более  сложным  эта  целенаправ¬
ленность  видоизменяется,  усложняется.  Тем  не  менее
все  живые  организмы  способны  «предвосхищать»
будущее,  «определяя»  цели  своих  действий.
 Открытость  общества  целям-проектам,  которые
намечает  для  себя  человек  (т.е  еще  не  случившемуся,
но  уже  помыспенному),  отражает  «податливость»  со¬
циального  мира  и  способность  людей  формировать
среду  своего  обитания.  Неслучайно  в  американской
историографии  все  социологические  направления,
в  той  или  иной  мере  наследующие  методологию  Ве¬
бера,  часто  называют  креативными1.  В  соответствии
с  их  постулатами  люди  приходят  не  в  застывший  мир
жестких  форм,  а  в  незавершенное  творение,  ежесе¬
кундно  достраивая  его  в  общении  друг  с  другом.  Само
 1  То  create  (англ.)  -  создавать,  творить,  созидать
 91
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 же  общество  воспринимается  ими  лишь  как  обстоя¬
тельство  нашей  жизни,  начисто  лишенное  дюркгей-
мовской  тяжеловесности.  Социальное  действие  -
прежде  всего  творчество.  Вот  почему  квинтэссенцией
социологии  Макса  Вебера  становится  теория  дейст¬
вия.  Познание  социальной  реальности  превращается
у  него  в  познание  «культурной  цели-причины»  чело¬
веческих  поступков.  Смысл  деятельности  ученого-
обществоведа  g  первую  очередь  заключается  в  позна¬
нии,  или  понимании,  смысла  социальных  действий
людей,  считает  Вебер.
 Действительно,  жизнь  -  это  прежде  всего  смыспо-
полагание.  Смысл  дает  возможность  человеку  ощу¬
тить  себя  цельным,  живым,  помогает  сознательно
взглянуть  на  свои  поступки  и  окружающий  мир  и,  что
особенно  важно,  вступить  в  диалог  с  этим  миром
Бессмыслица  опустошает,  делая  его  нежизнеспособ¬
ным.  Современной  медицине  известно  одно  из  самых
тяжелых  системных  заболеваний  -  экзистенциаль¬
ный  невроз.  Человек,  страдающий  им,  может  неплохо
выполнять  свои  обязанности,  удовлетворять  свои  фи¬
зические  потребности,  но  при  этом...  не  жить,  ибо  че¬
ловеческое  существо  не  способно  существовать
и  действовать  в  отсутствие  смысла.  Ему  свойственно
строить  планы,  намечать  цели,  чтобы  потом  стре¬
миться  к  их  достижению.  Собственно  через  эту  целе¬
направленность  только  и  возможно  изучение  соци¬
альной  жизни.  И  Вебер  прекрасно  это  понимает,  вы¬
страивая  свои  рассуждения  в  пространстве  смысла.
 Но  что  значит  придать  своим  действиям  смысл?
С  одной  стороны,  это  осознание  своей  причастности
92  миру,  признание  своей  неразрывной  с  ним  связи.  Со-

общая  чему-либо  смысл,  человек  определяет  свои
взаимоотношения  с  любым  объектом  (материальным
или  идеальным,  одушевленным  или  неодушевлен¬
ным).  Этим  объектом  может  быть  и  человек,  и  живот¬
ное,  и  явление  природы,  и  идея,  и  многое  другое.
 С  другой  стороны,  для  нас  имеет  смысл  то,  что  не  ос¬
тавляет  нас  равнодушными,  что  так  или  иначе  влияет
на  нашу  жизнь,  т.е.  важно  для  нас.  Незначимые,  не  от¬
вечающие  нашим  потребностям  и  интересам  вещи,
события  остаются  вне  сферы  нашего  внимания  и  не
имеют  для  нас  никакой  ценности.  Следовательно,
придание  смысла  предметам,  явлениям  и  событиям
есть  одновременно  и  придание  им  ценности.  Именно
т.н.  отнесение  к  ценности  помогает  нам  понять  то
главное,  что  определяет  поведение  человека.  Иско¬
мый  нами  субъективный  смысл  социального  дейст¬
вия  есть  по  сути  индивидуальное  толкование  челове¬
ком  избранной  ценности,  ее  понимание,  пережива¬
ние  на  личном  опыте.  Она  -  «внутренняя  опора»  че¬
ловеческой  деятельности  (8,  с.  692).  Смысл,  в  свою
очередь,  определяет  постановку  целей,  т.е.  картину
будущего,  предвидение  желаемого  результата.
Смысл  действия  и  ценность,  на  которую  ориентирова¬
но  поведение  человека,  у  Вебера  неразрывно  связаны
и  не  могут  существовать  друг  без  друга.  Соответствен¬
но,  если  нам  удастся  понять,  какова  та  ценность,  кото¬
рую  отстаивает  человек,  мы  поймем  его  действие,
и  миссия  социолога,  по  Веберу,  будет  успешно  вы¬
полнена.  В  наших  ли  это  силах?
 Вернувшись  к  определению  социального  дейст¬
вия,  еще  раз  обратим  внимание  на  тот  факт,  что  Вебер
подчеркивает  субъективный  характер  смыслонаделе-  93
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 ния.  Иными  словами,  речь  идет  о  том,  что  сам  человек
вкладывает  в  свои  поступки.  Стало  быть,  предполага¬
ется,  что  сторонний  наблюдатель  каким-то  необъяс¬
нимым  образом  способен  «проникнуть»  в  сознание
непосредственного  исполнителя  действия.  Но  ведь
сам  Вебер,  казалось  бы,  лишает  нас  этой  возможнос¬
ти.  Он  резонно  пишет,  что  «высочайшие  "цели"
и  "ценности",  на  которые,  как  показывает  опыт,  может
быть  ориентировано  поведение  человека,  мы  часто
полностью  понять  не  можем,  хотя  в  ряде  случаев  спо¬
собны  постигнуть  его  интеллектуально;  чем  больше
эти  ценности  отличаются  от  наших  собственных,  важ¬
нейших  для  нас  ценностей,  тем  труднее  нам  понять  их
в  сопереживании  посредством  вчувствования,  силою
воображения...»  (7,  с.  604).
 Выход  из  этого  тупика,  о  чем  свидетельствует  пре¬
дыдущая  глава  нашей  книги,  Макс  Вебер  находит
в  описании  ценности  как  конкретно-исторической,
надындивидуальной  по  своему  характеру.  Прекрасно
понимая,  что  изучение  глубоко  личностного,  внутрен¬
него  выбора  человеком  своей  жизненной  позиции
науке  не  по  силам,  ученый  предлагает  ограничиться
теми  культурными  ценностями,  которые,  по  его  мне¬
нию,  определяют  характер  развития  общества  в  дан¬
ный  период.  При  этом  он  справедливо  полагает,  что
в  той  или  иной  мере  эти  ценности  обязательно  повлия¬
ют  на  поведение  людей,  живущих  в  данном  обществе.
Действительно,  если  исследователь  и  наблюдаемые
им  люди  существуют  в  одной  социокультурной  среде,
то  «интерес  эпохи»  для  них  один  и  тот  же.
 Конкретно-исторический  характер  веберовской
94  ценности  дает  ученому  возможность  превратить

анализ  социального  действия  в  анализ  социальной
действительности.  В  итоге  познание  человеческого
поведения  становится  у  Вебера  познанием  т.н.  «кон¬
кретно-исторического  индивида»,  т.е.  историческо¬
го  явления,  соотнесенного  с  ценностью  и  представ¬
ленного  во  всем  богатстве  своих  индивидуальных
черт  и  особенностей.  Социолог  выстраивает  все
многообразие  фактического  материала  вокруг  ис¬
торических  ценностей,  которые  определяют  и  облик
общества,  и  характер  действий  каждого  его  члена.
 Такая  постановка  вопроса  также  позволяет  Веберу
найти  необходимую  ему  точку  пересечения  иссле¬
довательской  позиции  ученого  и  жизненных  уста¬
новок  человека-деятеля.  Культура,  научное  творче¬
ство  и  поступки  человека  строятся  на  едином  осно¬
вании  -  ценностном.
 Итак,  смысл  действия,  найденный  исследовате¬
лем,  раскрывает  содержание  и  характер  развития  со¬
циума.  Для  западного  общества  20  в.,  считает  Вебер,
это  рациональность.  Рациональные  суждения  и  по¬
ступки  людей  -  вот  та  сфера,  в  которой  может  состо¬
яться  социолог.  Однако  рационализация  жизни  -  не
более  чем  тенденция  общественного  развития.  Взяв
ее  за  основу,  мы  можем  сконструировать  только  ра¬
циональную  идеально-типическую  модель  человече¬
ского  поведения.
 Необходимость  понять  социальное  действие  неиз¬
бежно  приводит  социолога  к  мысли  о  создании  такого
идеального  пространства,  в  котором  смысл  этого  дей¬
ствия  ему  предельно  доступен,  т.е.  максимально  раци¬
онален.  Идеальный,  воображаемый  характер  этого
пространства  обусловлен  тем,  что  в  реальной  жизни  95
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 действия  людей  далеко  не  всегда  рациональны,  а  тем
более  полностью  рациональны.
 Рациональный  метод  Вебера  не  следует  путать  с  ут¬
верждением  о  рациональной  природе  действительно¬
сти  кактаковой.  Ученый  предлагает  нам  лишь  «инстру¬
мент»,  с  помощью  которого  мы  открываем  для  себя
социальный  мир.  «Поведение,  -  пишет  он,  -  может
быть  понято  как  "отклонение"  от  чисто  рационально
сконструированного.  Лишь  в  этом  смысле  и  только
по  своей  методологической  целесообразности  ме¬
тод  "понимающей"  социологии  "рационалистичен"»
(7,  с.  606).  Полное  понимание  человеческих  действий
возможно  лишь  в  случае  их  абсолютной  рационально¬
сти  и  целесообразности.
 То,  что  может  быть  выявлено  при  сопоставлении
с  абсолютно  рациональной,  идеальной  моделью  со¬
циального  действия,  и  является  предметом  социоло¬
гического  анализа.  Все  остальное  -  вне  компетенции
социолога,  не  сомневается  Вебер.  Он  создает  свою
классификацию  идеальных  типов  (идеально-типиче¬
ских  моделей)  социального  действия.  Всего  их  четы¬
ре:  1)  целерациональный,  2)  ценностно-рациональ¬
ный,  3)  традиционный  и  4)  аффективный  (7,  с.  628).
Рассмотрим  их  по  порядку.
 Критерием  различения  идеальных  типов  у  Мак¬
са  Вебера  становится  рациональность.  Стопроцент¬
но  рациональное  действие,  т.е.  такое,  в  котором  по¬
нимание  смысла  действия  и  самого  действующего
индивида  полностью  совпадают,  Вебер  называет
целерациональным,  или  формально  рациональ¬
ным.  Мотивом  этого  действия  является  абсолютная
96  целесообразность,  т.е.  «смысловое  единство,  пред-

ставляющееся  действующему  лицу  или  наблюдате¬
лю  достаточной  причиной  для  определенного  дей¬
ствия».  В  основе  его  «лежит  ожидание  определен¬
ного  поведения  предметов  внешнего  мира  и  других
людей  и  использование  этого  ожидания  в  качестве
"условий"  или  "средств"  для  достижения  своей  ра¬
ционально  поставленной  и  продуманной  цели»  (7,
с.  628).  Действующий  целерационально  человек
одинаково  скрупулезно  продумывает  цель,  средства
ее  достижения  и  их  влияние  на  возможные  резуль¬
таты,  а  также  сравнивает  предполагаемые  цели  друг
с  другом,  выбирая,  с  его  точки  зрения,  наиболее
подходящую.  К  целерациональному  социальному
действию  мы  вправе  отнести  научное  творчество.
 Как  утверждает  французский  философ  и  социолог
Раймон  Арон,  Вебер  уверен:  поведение  ученого  бе¬
зусловно  целерационально.  «Ученый  ставит  перед
собой  цель  найти  подтверждение  суждения  факта¬
ми,  определить  причинные  связи  и  всеобъемлющие
толкования,  которые  могли  бы  быть  общезначимы¬
ми»  (1,  с.  491-492).
 Однако  наиболее  ярким  примером  целерацио¬
нального,  или  чисто  рационального,  социального
действия  может  служить  поведение  т.н.  «человека
экономического»  -  модели,  созданной  в  политичес¬
кой  экономии.  Она  показывает,  «каким  бы  было  оп¬
ределенное  человеческое  поведение,  если  бы  оно
носило  строго  целерациональный  характер,  было  бы
свободно  от  заблуждений  и  аффектов  и  если  бы  оно
ориентировалось  на  совершенно  однозначную  цель
(экономику).  Реальное  поведение  чрезвычайно  ред¬
ко  (например,  в  ряде  случаев  на  бирже),  и  то  только  97
 4  Макс  Вебер
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 приближенно,  соответствует  конструкции  идеально¬
го  типа»  (7,  с.  609.).
 Подробное  описание  этой  модели  мы  находим
у  целого  ряда  отечественных  и  зарубежных  исследова¬
телей.  Человек  экономический,  или  Homo  Economicus,
как  принято  считать,  рождается  и  живет  в  трудах  шот¬
ландских  философов-моралистов,  и  в  первую  очередь
Адама  Смита  (1723-90).  Современными  чертами
Homo  Economicus  наделяется  в  работах  Уильяма  Мек-
линга  и  Карла  Бруннера.  Акроним  REMM  (Resourceful,
Evaluative,  Maximizing  Man)  можно  перевести  как  «на¬
ходчивый,  оценивающий,  максимизирующий  чело¬
век».  Его  главный  жизненный  стимул  -  личный  инте¬
рес,  который  в  самом  общем  виде  следует  понимать
как  всепоглощающее  стремление  сохранить  за  собой
право  по  своему  усмотрению  решать  все  свои  пробле¬
мы.  Его  изобретательность  в  достижении  желаемого,
стяжательство  беспредельны.  Homo  Economicus  не
слишком  зависим  от  социального  окружения.  От  рож¬
дения  ему  дарованы  неизменные  в  своей  основе  био¬
генетические  характеристики,  поэтому  само  общество
должно  «приспосабливаться»  к  его  устойчивым  на¬
клонностям.  Свободно  действующий  Homo  Econo¬
micus  «эгоцентрически,  без  каких-либо  чувств  ненави¬
сти  и  любви  реализует  свои  представления  о  выгоде
и  поддерживает  с  себе  подобными  лишь  эквивалент¬
но-ценностные  отношения»,  -  пишет  немецкий  соци¬
олог  и  экономист  Петер  Вайзе  (3,  с.  117).  Русский  фило¬
соф  и  экономист  С.Н.  Булгаков  (1871-1944)  сравнивал
человека  экономического  со  «счетной  линейкой».  Он
«не  ест,  не  спит,  а  все  считает  интересы,  стремясь  к
98  наибольшей  выгоде  с  наименьшими  издержками»

(2,  с.  343).  Окружающих  людей  он  воспринимает  ис¬
ключительно  в  качестве  объектов  анонимного  воздей¬
ствия,  принуждения  или  рыночных  отношений.  Это  се¬
бялюбец,  разучившийся  общаться  с  себе  подобными.
 К  несчастью,  созданные  наукой  модели  человече¬
ского  поведения,  как  свидетельствует  время,  облада¬
ют  одним,  очень  коварным  свойством.  Стоит  иссле¬
дователю  хоть  немного  потерять  бдительность
и  в  порыве  творческого  вдохновения  несколько  пе¬
реоценить  свои  силы,  излишне  доверившись  теории,
как  научная  модель  моментально  подменяет  собой
реальную  жизнь.  Не  исключение  в  этом  смысле
и  Homo  Economicus.  Отождествление,  даже  в  рамках
рабочей  модели,  человека-деятеля  с  личным  интере¬
сом  оказалось  не  столь  безобидным,  как  это  могло
показаться  на  первый  взгляд.  Одним  из  первых  «по¬
страдало»  от  этого  целерациональное  действие  Мак¬
са  Вебера,  хотя  он  подчеркивает,  что  социальное  по¬
ведение  людей  нельзя  сводить  только  к  выполнению
общепринятых  норм.  Необходимо  учитывать  те  «ес¬
тественные  интересы»,  которые  социальные  деятели
полагают  субъективно  важными,  значимыми  для  се¬
бя.  «Многочисленные  бросающиеся  в  глаза  проявле¬
ния  единообразия  в  социальном  поведении,  прежде
всего...  в  экономическом...  объясняются  отнюдь  не
ориентацией  на  какую-либо  считающуюся  “значи¬
мой"  норму,  но  и  не  обычаем,  а  просто  тем  фактом,
что  данный  тип  социального  поведения,  по  существу,
больше  всего  в  среднем  соответствует,  по  субъектив¬
ной  оценке  индивидов,  их  естественным  интересам
и  что  на  эти  взгляды  и  знания  они  ориентируют  свое
поведение»  (7,  с.  634-635).  И  в  этом  его  целерацио-  99
 4*
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 поведение»  (7,  с.  634-635).  И  в  этом  его  целерацио¬
нальный  деятель  близок  Homo  Economicus.
 Однако  призыв  Вебера  обратить  внимание  на  «ес¬
тественные  интересы»  действующих  лиц  не  стоит  рас¬
сматривать  как  стремление  представить  человека  за¬
конченным  эгоистом  или  углубиться  в  иррациональ¬
ные,  импульсивные  стороны  его  натуры.  Ведь  даже
абсолютно  целерациональное,  с  точки  зрения  иссле¬
дователя,  действие  может  быть  ориентировано  на  со¬
вершенно  неубедительную,  с  его  же  точки  зрения,  не¬
рациональную  идею.
 Нет  ли  здесь  противоречия?  Его  нет,  ибо  сам  Ве¬
бер  обращает  наше  внимание  на  трудность  разгра¬
ничения  целерационального  и  ценностно-рацио¬
нального  действий.  Во-первых,  напоминает  он,  «вы¬
бор  между  конкурирующими  и  сталкивающимися
целями  и  следствиями  может  быть...  ориентирован
ценностно-рационально  -  тогда  поведение  целера¬
ционально  только  по  своим  средствам»  (7,  с.  629).  Во-
вторых,  «индивид  может  также  включить  конкуриру¬
ющие  и  сталкивающиеся  цели  -  без  ценностно-раци¬
ональной  ориентации  на  "заповеди"  и  "требования"  -
просто  как  данные  субъективные  потребности  в  шкалу
по  степени  их  сознательно  взвешенной  необходимос¬
ти,  а  затем  ориентировать  свое  поведение  таким  обра¬
зом,  чтобы  эти  потребности  по  возможности  удовле¬
творялись  в  установленном  порядке  (принцип  "пре¬
дельной  полезности")»  (7,  с.  629).  Другими  словами,
действие  может  быть  целерационально  по  средствам,
а  по  целям  и  по  неучтенным  последствиям  -  ценност¬
но-рационально.  Так,  например,  уже  рассмотренное
нами  в  качестве  целерационального  действия  научное
 100

творчество  ориентировано  на  поиск  истины,  которая
самоценна  для  ученого.  Следовательно,  конечная  цель
целерационального  научного  исследования  «опреде¬
ляется  ценностным  суждением...  о  ценности  истины»
 (1,  с.  492).  Значит,  можно  сказать,  что  наука  -  не  толь¬
ко  целерациональное,  но  и  ценностно-рациональное
по  отношению  к  истине  действие.
 Точно  так  же,  поясняет  Вебер,  «действия,  ориен¬
тированные  на  магические  представления,  субъек¬
тивно  подчас  значительно  более  целерациональны,
чем  какое-либо  немагическое,  "религиозное"  поведе¬
ние»  (6,  с.  501).  Церковные  таинства,  само  собой  разу¬
меющиеся  для  верующего  человека,  вызывают  сомне¬
ния  у  стороннего  наблюдателя,  а  человек,  бросаю¬
щийся  в  водоворот,  чтобы  спасти  тонущее  животное,
может  показаться  досужим  зевакам  безумцем.  Тем,
кому  недоступны  высочайшие  проявления  религиоз¬
ности  и  милосердия,  для  кого  они  не  являются  ценно¬
стью,  все  это  представляется  нелепым.  Так  мы  перехо¬
дим  ко  второму  идеальному  типу  социального  дейст¬
вия  -  ценностно-рациональному.
 При  ценностно-рациональных  действиях  индивид
избирает  в  качестве  цели  некоторую  эстетическую,  ре¬
лигиозную  или  любую  другую  ценность,  в  безуслов¬
ную  значимость  которой  он  верит.  Последствия  соде¬
янного  для  него  здесь  не  так  уж  и  существенны.  Глав¬
ное  -  исполнение  «заповедей»  или  «требований»,
 «в  повиновении  которым  видит  свой  долг  данный  ин¬
дивид»  (7,  с.  629).  Хотя,  как  именно  и  в  каком  направ¬
лении  человек  будет  действовать,  планируется  им  так¬
же  последовательно  и  тщательно,  как  и  в  случае  целе¬
рационального  действия.  Следовательно,  различение  Ю1
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 рациональных  и  иррациональных  действий  у  Вебера
со  временем  становится  все  более  сложным.
 Сначала  все  очевидно.  Человек  рубит  дрова  на
продажу  или  для  своих  хозяйственных  нужд,  а  мо¬
жет  быть,  соскучившись  по  физической  нагрузке,
и  во  всех  этих  случаях  он  действует  рационально.
Однако  если  он  хватается  за  топор  и  с  яростью  начи¬
нает  рубить  дрова,  чтобы  снять  нервное  напряже¬
ние,  его  действия,  полагает  Вебер,  следует  считать
иррациональными.  Если  человек  стреляет,  чтобы  ис¬
полнить  приговор,  выполнить  приказ  или  убить  про¬
тивника  на  войне,  его  действия  рациональны.  Если
же  его  захлестнули  эмоции  и  он  убивает  другого  из
ревности  или  мести,  то  действует  иррационально.
Однако  благодаря  ценностно-рациональному  дей¬
ствию  Вебер  отмечает  новый  и  весьма  неожиданный
оттенок  «рациональности».  Наряду  с  «формальной»
последняя  бывает  и  «материальной»,  т.е.  определя¬
емой  не  голым  расчетом,  а  содержанием.  «Матери¬
альная  рациональность»  -  это  рациональность  «для
чего-то»,  ради  целей,  лежащих  за  пределами  фор¬
мально-рационального  подсчета.  Хотя,  строго  гово¬
ря,  с  целерациональной  точки  зрения  ценностно-ра¬
циональная  ориентация  совсем  нерациональна,
и  даже  иррациональна.
 Свойство  ценностно-рационального  действия  -
стремиться  «не  к  достижению  какой-либо  внешней
цели,  а,  скорее,  к  определенному  (по  своему  характе¬
ру)  поведению  как  таковому»  -  сближает  его  с  дейст¬
вием  аффективным,  вызванным  сильными,  неуправ¬
ляемыми  эмоциями.  Согласно  классификации  Макса
102  Вебера,  последнее  -  еще  один,  третий  после  целера-

ционального  и  ценностно-рационального  идеальный
тип  социального  действия.
 Аффективные,  или  иррациональные  (с  пози¬
ций  целерационального  поведения),  действия  мо¬
гут  быть  вызваны,  по  Веберу,  страхом,  гневом,  че¬
столюбием,  завистью,  ревностью,  любовью,  во¬
одушевлением,  гордостью,  мстительностью,  по¬
чтением,  преданностью.  Рационально  постичь  их
невозможно.  Мы  переживаем  их  эмоционально
и  тем  сильнее,  чем  более  им  подвержены.  «Если
же  они  значительно  превышают  по  своей  интен¬
сивности  доступные  нам  переживания,  мы  можем
понять  их  смысл  посредством  вчувствования»
и  попытаться  рационально  выявить  их  воздейст¬
вие  на  характер  поведения  человека,  избранные
им  средства  (7,  с.  605).
 Так  как  чисто  аффективное  действие  находится  за
пределами  осмысления,  рациональности,  положение
этой  идеально-типической  конструкции  также  погра¬
ничное.  Однако,  если  наше  излишне  эмоциональное
поведение  является  сознательной  эмоциональной
разрядкой,  то  его  не  следует  относить  к  чисто  аффек¬
тивному  типу.  Мы  вправе  вести  речь  об  осознанной
реакции  на  неожиданные  или  нежелательные  обстоя¬
тельства.  В  этом  случае  аффективное  действие  сбли¬
жается  с  ценностно-рациональным,  а  может  быть,  да¬
же  и  с  целерациональным.
 Трудно  назвать  осмысленным  и  традиционное
действие  -  четвертую  идеально-типическую  модель
поведения,  предложенную  Максом  Вебером.  В  своем
чистом  виде  оно  подобно  условному  рефлексу,  свое¬
го  рода  «автоматической  реакции  на  привычное  раз-  юз
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 дражение  в  направлении  некогда  усвоенной  уста¬
новки»  (7,  с.  628).
 Традиционный  идеальный  тип  поведения  описы¬
вает  большую  часть  повседневного  поведения  людей,
ибо  основан  на  длительной  привычке.  В  первую  оче¬
редь  это  обычаи,  т.е.  «не  гарантированные  внешним
образом»  правила,  которым  мы  следуем  фактически
добровольно  -  то  ли  просто  «не  задумываясь»,  то  ли
из  «удобства».  Например,  завтракать  принято  более
или  менее  определенным  образом  (и  на  ум  сразу  мо¬
жет  прийти  английский  завтрак  с  традиционной  ов¬
сянкой),  однако  никто  не  обязан  следовать  этой  тра¬
диции.  Исключение  составляют,  пожалуй,  только  по¬
сетители  ресторанов,  у  которых  просто  нет  другого  вы¬
вода,  пишет  Вебер.  Тем  не  менее  и  в  традиционном
действии,  как  считает  ряд  исследователей,  Вебер  пы¬
тался  увидеть  определенный  смысл,  который  люди
придают  своим  поступкам,  даже  если  они  -  не  более
чем  следование  обычаям,  традиции.
 Однако,  какую  бы  идеально-типическую  модель
социального  действия  мы  ни  приняли  в  качестве  от¬
правной,  мы  не  должны  упустить  из  виду  тот  факт,  что
все  они  имеют  дело  с  поведением,  как  «понятной  .по
своему  смыслу  ориентацией  собственных  действий»
одного  или  нескольких  отдельных  лиц.  Возникают
по  меньшей  мере  два  вопроса.  1)  каким  именно  обра¬
зом  все  эти  четыре  идеальных  типа  учитывают  непре¬
менную  для  социального  действия  «смысловую  ори¬
ентацию  на  поведение  других  людей»;  2)  как  с  помо¬
щью  веберовской  теории  социального  действия  мож¬
но  исследовать  такие  общности,  как  государство,  со-
104  циальная  группа  или  семья?

Первый  вопрос  может  показаться  риторическим.
 Если  человек  планирует  свои  действия,  принимая  во
внимание  все  обстоятельства,  он  неизбежно  учитыва¬
ет  и  возможную  реакцию  окружающих,  те  смыслы,
которые  они  предположительно  вкладывают  в  свои
ответные  поступки.  Поэтому  ни  религиозное  созерца¬
ние,  ни  хозяйственная  деятельность  отдельного  чело¬
века,  ориентированного  лишь  на  собственные  нужды,
не  могут  считаться  социальным  действием.  В  то  же
время,  чтобы  сориентировать  себя  в  соответствии  с
предполагаемым  поведением  другого  или  других,
нужно,  как  минимум,  понять  их  намерения.  Следова¬
тельно,  люди  должны  вступить  в  социальные  отноше¬
ния,  доступные  осмыслению  с  обеих  сторон,  попросту
говоря,  правильно  понять  друг  друга.  Тем  не  менее
было  бы  верхом  наивности  полагать,  что  взаимодей¬
ствующие  индивиды  всецело  понимают  друг  друга
или  вкладывают  в  свои  отношения  одинаковый
смысл.  Самая  горячая  симпатия  и  стремление  к  со¬
трудничеству  одной  стороны  зачастую  наталкиваются
на  неприязнь  другой.  Единственное,  что  остается,  -
это  с  определенной  долей  риска  допустить,  что  моя
установка  адекватна  позиции  моего  партнера.  Но  да¬
же  и  в  этом  случае,  пишет  Вебер,  наше  поведение
правомерно  считать  ориентированным  друг  на  друга,
поскольку  один  из  нас  предполагает  (может  быть,
ошибаясь  в  целом  или  в  какой-то  степени)  общность
наших  взглядов,  а  потому  и  опирается  в  своих  дейст¬
виях  на  это  допущение.  Тем  более  что  социальный
опыт  людей  приобретается  совместно  в  конкретных
исторических  и  национальных  условиях.  Это  позволя¬
ет  надеяться  на  то,  что  наши  предположения  и  ожида-  Ю5
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 ния  определенной  реакции  со  стороны  окружающих
небезосновательны.
 На  этом  собственно  и  основано  существование
любых  социальных  институтов,  будь  то  государство,
церковь,  бракит.д.  Все  они  могут  существовать  толь¬
ко  в  том  случае,  если  взаимные  ожидания  их  участ¬
ников  оправдываются  или,  другими  словами,  пове¬
дение  одного  человека  соотнесено  по  смыслу  с  пове¬
дением  другого.
 Мы  подошли  к  ответу  Макса  Вебера  на  второй  во¬
прос  о  возможности  изучения  таких  социальных  обра¬
зований,  как  государство  или  социальная  группа  с  по¬
мощью  теории  действия.  Требование  «раздробить»
жизненный  процесс  всех  без  исключения  социальных
образований  на  «понятные»  действия,  т.е.  действия
отдельных  его  участников,  -  принципиальный  момент
социологии  Вебера.  Для  немецкого  ученого  малопри¬
емлемы  словосочетания  «социальное  действие  груп¬
пы»  или  «социальное  действие  государства».  Ни  госу¬
дарство,  ни  группа  не  обладают  свободой  воли,  а  зна¬
чит,  они  по  сути  своей  лишены  возможности  истинно
ценностного  выбора  и  не  могут  нести  ответственность
за  совершенные  поступки.  Наука  не  имеет  права  рас¬
сматривать  социальное,  социальность  как  вне-  и  на¬
дындивидуальное.  Сознание,  осмысленность  прису¬
щи  отдельному  человеку  и  только  ему,  убежден  Вебер.
 Любое  коллективное  образование,  по  мнению  Ве¬
бера,  на  самом  деле  представляет  собой  «определен¬
ные  представления  в  умах  конкретных  людей  (не  толь¬
ко  судей  и  чиновников,  но  и  "публики")  о  том,  что  от¬
части  реально  существует,  отчасти  должно  было  бы
обладать  значимостью;  на  эти  представления  люди

ориентируют  свое  поведение,  эти  коллективные  обра¬
зования  имеют  огромное,  подчас  решающее  каузаль¬
ное  значение  для  поведения  людей»  (7,  с.  615).  Госу¬
дарство,  сточки  зрения  социолога,  существует  потому,
что  люди  в  своих  действиях  исходят  из  твердого  убеж¬
дения:  оно  существует  и  должно  существовать.  Как
только  люди  перестанут  учитывать  его  роль  в  своей
жизни,  перестанут  ориентировать  на  него  свое  пове¬
дение,  оно  моментально  «перестанет  «существовать»
в  социологическом  смысле»  этого  слова.
 В  этой  связи  Вебер  особенно  тщательно  разра¬
батывает  понятие  легитимности1.  Легитимность  оз¬
начает  у  него  признание  людьми  законности,  пра¬
вомерности  и  правомочности  существующего  со¬
циального  порядка.  Макс  Вебер  говорит  о  трех  ви¬
дах  «внутренних  оправданий»,  или  оснований,  ле¬
гитимности.  Первый  -  авторитет  нравов,  привыч¬
ного,  «вечно  вчерашнего».  Это  «традиционное»
главенство  патриарха  или  патримониального  кня¬
зя.  Второй  -  авторитет  вождя  или  пророка,  осно¬
ванный  на  их  необычных  способностях,  ярких  ин¬
дивидуальных  качествах,  т.е.  харизме  (charisma
(греч.)  -  духовный  дар).  При  этом  подразумевает¬
ся  личная  преданность  лидеру.  Наконец,  третий
вид  легитимности  -  господство  «в  силу  веры  в  обя¬
зательность  легального  установления  (Satzung)
и  деловой  «компетентности»,  обоснованной  раци¬
онально  созданными  правилами»  (8,  с.  647).  Ины¬
ми  словами,  это  подчинение,  оговоренное  выпол¬
нением  определенных  правил.  Оно  характерно  для
 1  Legitimus  (лат.)  -  законный
 107
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 современной  западной  демократии,  ее  государст¬
венного  аппарата.
 В  связи  с  последним  типом  легитимности  Макс
Вебер  разрабатывает  «чистый»  тип  легального  гос¬
подства  -  модель  рациональной  бюрократии.  Иде¬
альная  рациональная  организация  власти,  по  Вебе¬
ру,  отличается  следующими  признаками:  1)  эффек¬
тивностью  действий,  которая  достигается  за  счет  вы¬
сокой  квалификации  персонала,  четкого  разделения
обязанностей  между  чиновниками,  их  специализа¬
цией;  2)  хорошо  отработанной  системой  контроля
и  подчинения  по  принципу  иерархии;  3)  абсолютной
анонимностью  в  отношениях  должностных  лиц;
неличные  симпатии  и  родственные  связи,  а  подчине¬
ние  всех  без  исключения  существующим  законам
и  правилам  должны  определять  их  действия;  4)  чет¬
ким  разделением  административных,  т.е.  касающих¬
ся  внутриорганизационных  связей,  и  собственно  уп¬
равленческих  функций.
 Не  вызывает  сомнений,  пишет  далее  Вебер,  что
всякое  господство  или  подчинение  обусловлено  пер¬
вичными  мотивами  «страха  и  надежды  —  страха  пе¬
ред  местью  магических  сил  или  властителя,  надежды
на  потустороннее  или  посюстороннее  вознагражде¬
ние»  -  и  вместе  с  тем  самыми  разнообразными  ин¬
тересами  (8,  с.  647).  Однако  в  «чистом  виде»,  кото¬
рый  крайне  редко  встречается  в  действительности,
все  они  могут  быть  сведены  к  указанным  трем  типам,
подводит  итог  Вебер.
 Еще  раз  обратим  внимание:  речь  идет  не  о  том,  дей¬
ствительно  ли  законен,  правомерен  и  правомочен  су-
108  ществующий  общественный  строй,  а  о  том,  признают

ли  его  таковым  люди.  Именно  поэтому  внешние  гаран¬
ты  социального  порядка  -  правоохранительные  орга¬
ны,  судебная  система,  различные  меры  принуждения
и  наказания  -  вторичны.  Самые  действенные  гаранты
легитимности  -  внутренние.  Они  могут  иметь  аффек¬
тивный  характер,  т.е.  корениться  в  эмоциональной
преданности  режиму,  быть  ценностно-рациональны¬
ми,  т.е.  питаться  верой  в  абсолютный  авторитет  тех
нравственных,  эстетических  или  иных  ценностей,  кото¬
рые  этот  порядок  воплощают.  Они  могут  иметь  религи¬
озный  характер,  т.е.  устанавливать  прямую  зависи¬
мость  между  сохранением  существующего  социально¬
го  строя  и  возможностью  спасения,  достижения  блага.
 Вот  почему,  пишет  Вебер,  бойкот  со  стороны  людей  од¬
ной  профессии  против  коллеги,  нарушившего  профес¬
сиональную  этику,  может  оказаться  «значительно  бо¬
лее  действенной  и  ощутимой  карой,  чем  та,  которую
мог  бы  вынести  судебный  приговор»  (7,  с.  640).
 Однако  любые  представления  -  удел  индивиду¬
ального  сознания.  Коллективному  разуму  у  Вебера  нет
места.  Поэтому  всякое  т.н.  «коллективное  действие»
должно  быть  рассмотрено,  согласно  Веберу,  по  образ¬
цу  индивидуального.  А  это  значит,  что  социолог  дол¬
жен  разобраться,  что  подвигло  людей  объединиться,
какой  субъективный  смысл  каждый  из  них  вкладывает
в  сотрудничество.  Понять  это  предстоит  и  самому  че-
ловеку-деятелю.  Ведь  осмысление,  как  мы  помним,  -
всегда  позиция  человека  по  отношению  к  чему-либо,  а
следовательно,  и  некоторая  дистанция  между  самим
собой  и  миром,  собой  и  сообществом.  Осознать  же
смысл  собственных  действий  невероятно  трудно,
«растворившись»  в  массе,  утеряв  ощущение  себя  са-  Ю9
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 мого.  Да,  надо  признать,  что  идеально-типические  по¬
строения  Вебера  не  дают  возможности  увидеть,  в  ка¬
кой  степени  могут  расходиться  в  реальной  жизни  цен¬
ности  отдельной  личности  и  общая  «установка  эпохи»,
определяемая  экономическим  интересом.  В  социоло¬
гии  Вебера,  как  и  в  «немистической»  христианской  ре¬
лигиозности,  которой,  по  его  мнению,  является  каль¬
винизм,  не  отражено  трагического  разлада  между  сво¬
бодой  человека  и  общественной  моралью,  социаль¬
ной  этикой.  Именно  поэтому  все  побуждения  к  соци¬
ально  значимому  действию  Вебер  ищет  в  самом  чело¬
веке,  «в  поле  его  сознательной  воли,  а  не  "за  спиной"
его  сознания  и  не  в  "бессознательном"  его  волевого
устремления.  Иррационалистический  раскол  сознания
и  воли  исключался  здесь  точно  так  же,  как  и  разрыв
между  осознанным  действием  и  его  результатом»
(13,  с  6).  Социологическая  концепция  Вебера,  его  иде¬
ально-типические  построения  не  учитывают  возмож¬
ных  расхождений  между  личностным,  субъективным
смыслом  и  «установкой  эпохи»,  определяемой  ее  ис¬
торической  ценностью,  экономическим  интересом.
Однако  предназначение  веберовского  человека-дея-
теля,  вольно  избирающего  «своего  кумира»,  не  стано¬
вится  от  этого  менее  величественным.
 Теория  социального  действия  Вебера,  вне  всяких
сомнений,  оставляет  за  людьми  право  выбора.  С  ее
помощью  можно  определить  только:  «1)  необходи¬
мые  для  этого  средства,  2)  неизбежные  побочные  ре¬
зультаты  предпринятых  действий  и  3)  обусловлен¬
ную  этим  конкуренцию  между  возможными  различ¬
ными  оценками  и  их  практические  последствия»
ПО  (11.  с.  566).  «Смысл»  выбора,  т.е.  «практически  по-

лезных  оценок»,  ценностных  суждений  человека
эмпирической  науке  недоступен.  Этим  занимаются
науки  философские.
 Небезынтересны  в  этом  отношении  рассуждения
Вебера  о  харизме.  Этимологически  харизма  восхо¬
дит  к  особому  действию  Святого  Духа,  благодатному
дару,  которым  наделяются  провозвестники  воли
Бога-Творца,  Его  Откровения.  Однако  в  нецерковной
мысли  во  многом  благодаря  Веберу  значение  «ха¬
ризмы»  разительным  образом  меняется.  Она  вос¬
принимается  как  «авторитет  внеобычного  личного
дара»  (8,  с.  646)  или  ярко  выраженные  лидерские,
провидческие,  целительские,  творческие  и  другие
способности,  намного  превышающие  то,  что  может
быть  дано  культурой  или  воспитанием.  Ни  источник
этих  сил,  ни  высшая  цель  служения  в  веберовском
толковании  уже  не  важны.  Теперь  харизма  может
быть  приобретена  только  благодаря  личному  рве¬
нию,  собственным  усилиям.  Скажем,  пишет  Вебер,
дар  провидения  или  чудотворения  может  быть  обре¬
тен  благодаря  крайнему  воздержанию,  отказу  от
мирских  благ  для  обретения  сверхъестественных,
магических  способностей.  Вместе  с  тем  было  бы  се¬
рьезной  ошибкой  считать,  что  в  веберовском  пони¬
мании  харизма  как  иррациональное  безусловно
и  абсолютно  противопоставляется  рациональности.
 Это  можно  сделать  только  в  самом  общем  виде.  Ра¬
циональное  определяется  Вебером  как  практически
полезное,  позволяющее  «трезво  и  планомерно»  вы¬
страивать  свою  жизнь  (10,  с.  169).  Рациональное  -
это  логически  последовательное,  упорядоченное  вы¬
свобождение  из  власти  иррациональных  инстинктов,  щ
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 вещей  и  природы.  Это  «активное  самообладание»
(10,  с.  155).  Иррациональное  он  связывает  с  «надлич¬
ностной  силой»,  которая  может  даровать  харизму
Спасения  (для  избранных  в  кальвинизме)  или  мисти¬
ческое  переживание,  озарение,  благодаря  которому
человек  сразу  и  непосредственно  постигает  смысл  су¬
щего  (12,  с.  322,  337).  Критерием  различия  рацио¬
нального  и  иррационального,  таким  образом,  стано¬
вится  способность  (или,  наоборот,  неспособность)
человека  планомерно  выстраивать  свою  жизнь  в  со¬
ответствии  с  определенными  этическими  принципа¬
ми.  Вебер  называет  их  «константными»,  т.е.  не  зави¬
сящими  ни  отчего,  кроме  его  сознательного  выбора,
мотивами.  А  это  означает,  что  безусловной,  вневре¬
менной  рациональности  не  существует.  «То,  что  с  од¬
ной  точки  зрения  является  "рациональным",  с  другой
может  оказаться  "иррациональным"»  (9,  с.  55).  Ра¬
циональность,  как  и  иррациональность,  у  Вебера  -
понятия  конкретно-исторические,  обусловленные
определенной  культурой.
 Мы  уже  встречались  с  этим,  когда  пытались  раз¬
граничить  целерациональное  и  ценностно-рацио¬
нальное  действия.  Действительно,  рационализиро¬
вать  можно  все,  даже  мистическое  переживание,
если  человек  признает  его  основой,  исходным  мо¬
ментом  своего  жизненного  поведения,  мировос¬
приятия.  Мир,  созданный  болезненным  сознанием
сумасшедшего,  столь  же  реален  для  него,  сколь  не¬
нормален  для  окружающих.  Жизнь  святого  невыно¬
сима  для  «нормальных»,  «порядочных»  людей  ми¬
ра  сего.  Самому  же  верующему  трудно  выдержать
112  «этическую  иррациональность  мира»,  ибо  он,  со-

гласно  Веберу,  «является  космически-этическим
"рационалистом"»  (8,  с.  698).
 Интересно  и  другое.  Казалось  бы,  иррациональ¬
ная  харизма  и  рациональное  служение  своему  делу
не  так  уж  далеки  друг  от  друга.  Например,  харизма¬
тический  лидер,  чье  господство  зиждется,  по  Веберу,
на  «внеповседневных»  качествах,  действительно  по¬
велевает  людьми,  постоянно  демонстрируя  свои
удивительные  возможности,  чудеса.  Ему  не  нужны
традиции  и  рациональные  доказательства.  Однако
в  основе  своей  все  типы  лидерства  (харизматичес¬
кое,  традиционное  и  легальное)  едины.  Лидер  может
служить  разным  целям  (национальным  или  общече¬
ловеческим,  социальным,  этическим  или  культур¬
ным,  мирским  или  религиозным  ит.д.).  «...Он  может
опираться  на  глубокую  веру  в  "прогресс"  ...или  же  хо¬
лодно  отвергать  этот  сорт  веры,  он  может  притязать
на  служение  "идее"  или  же  намереваться  служить
внешним  целям  повседневной  жизни...  но  какая-ли¬
бо  вера  должна  быть  в  наличии  всегда.  Иначе...  про¬
клятие  ничтожества  твари  тяготеет  и  над  самыми,
по  видимости  мощными,  политическими  успехами»
 (8,  с.  692).  Таким  образом,  Вебер  фактически  ут¬
верждает,  что  и  легальное  господство,  и  рациональ¬
ное  служение  любому  делу  в  основе  своей...  ирраци¬
ональны  (Sic!),  ибо  покоятся  на  личном  убеждении
человека  (кем  бы  он  ни  был,  властителем  или  под¬
данным)  в  ценности  своего  дела,  призвания,  полити¬
ческого  режима.  Не  строгие  умственные  построения,
а  верования,  доверие  избранному  движут  его  дейст¬
виями.  Впрочем,  это  ничуть  не  умаляет  их  взвешен¬
ности  и  рациональной  продуманности. 	из
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 Последнее  диктует  вполне  определенный  подход
к  личности  социального  деятеля.  Личность  нельзя  по¬
нимать  как  иррациональное  существо,  которому  нуж¬
но  сопереживать,  считает  немецкий  социолог.  «Отсут¬
ствие  дистанции»  по  отношению  к  изучаемому  объек¬
ту,  согласно  Веберу,  должно  быть  осуждено,  также  как
и  «отсутствие  дистанции»  по  отношению  к  человеку.
Именно  в  этом  смысле  Вебер,  подобно  Риккерту  и  в  от¬
личие  от  Дильтея,  считает  социологию  «позитивной
наукой»,  использующей  те  же  методы  мышления,  что
и  науки  о  природе1.  Очевидно,  что  такой  подход  к  на¬
уке  -  наследие  европейской  культуры  Нового  време¬
ни  с  ее  критикой  средневековой  мистики  и  апологией
здравого  смысла.  Представление  о  науке  древнегрече¬
ского  философа  Платона  (427-347  гг.  до  н.э.)  как  о  вы¬
ходе  к  Свету  из  подземелья,  где  закованные  и  обра¬
щенные  спиной  к  выходу  люди  видят  только  игру  те¬
ней  на  каменных  стенах,  в  17-18  вв.  сменяется  «раз-
волшебствлением»,  «демистификацией»  мира  в  духе
естествознания.  В  эпоху  торжества  рациональности,
пишет  Вебер,  «люди  знают  или  верят  в  то,  что  стоит
только  захотеть,  и  в  любое  время  все  можно  узнать;
что,  следовательно,  принципиально  нет  никаких  тайн-
 1  Positivus  (лат.)  -  положительный.  От  этого  слова  произошло  на¬
звание  направления  в  философии  и  науке,  которое  исходит  из
«позитивного»,  т.е.  несомненного,  фактического,  устойчивого,  а
все  то,  что  не  может  быть  проверено  на  опыте,  отвергает  как
«псевдовопросы».  Концепция  позитивизма  была  разработана
крупнейшим  французским  социологом,  отцом-основателем  со¬
циологии  как  дисциплины  Огюстом  Контом  (1798-1857).  Пози¬
тивизм  неправомерно  уподобляет  социальный  мир  природно-
114  му,  а  методы  социальных  наук  -  естественно-научным.

ственных,  не  поддающихся  учету  сил,  которые  здесь
действуют,  что,  напротив,  всеми  вещами  в  принципе
можно  овладеть  путем  расчета.  Последнее  в  свою  оче¬
редь  означает,  что  мир  расколдован»  (4,  с.  713-714).
 И  интуиция,  и  религиозное  созерцание,  и  «логика
сердца»,  и  мистическое  прозрение  французского  фи¬
лософа,  мистика  и  математика  Блеза  Паскаля  (1623—
 62)  решительно  отвергаются.  Человеческий  разум  на¬
деляется  духовной  силой.  В  свою  очередь,  наука  ста¬
новится  уже  не  целостным,  философски  окрашенным
знанием  о  мире  (Studium  generate),  а  совокупностью
узкоспециальных  рассудочных  построений,  выверен¬
ных  формальной  логикой  и  эмпирически  достовер¬
ных.  Ее  герой  -  владеющий  миром  вещей  да  и,  пожа¬
луй,  собственной  судьбой  рациональный  деятель.
 Вебер  излишне  переоценивает  возможности  на¬
шего  рационального  восприятия,  почти  отказывая
социальному  деятелю  в  экспромте,  а  социальному
миру  -  в  неожиданностях.  Как  полагают  ряд  иссле¬
дователей  творчества  Вебера,  немецкий  ученый,
подобно  Фрейду,  непримиримо  суров  в  своем  ви¬
дении  скорее  не  нового  типа  общества,  а  нового  ти¬
па  человека  -  того,  кому  чужда  и  ностальгия  по  «зо¬
лотому  веку»  прошлого,  и  надежда  на  радужное  бу¬
дущее.  Чем  больше  вчитываешься  в  его  работы,  тем
сильнее  ощущение,  что  Макс  Вебер  уже  не  чувству¬
ет  разницы  между  своим  социологическим  персо¬
нажем  и  живым  деятелем.  Подобно  Тени  из  пьесы
Евгения  Шварца,  социальный  деятель  сходит  со
страниц  научных  трудов  и  обретает  черты  реально¬
го  человека,  а  порой  и  подменяет  его.  Так  кто  же  со¬
вершает  социальное  действие  в  представлении  цб
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 Макса  Вебера?  Уже  не  исследовательская  модель,
а  собеседник  и  современник  Вебера  (его  alter  ego
или  оппонент?)  повествует  нам  о  своей  судьбе.
И  одно  из  его  откровений  -  призрачность  грани,
разделяющей  в  живом  социальном  действии  его
основные  признаки:  1)  субъективно  полагаемый
смысл  и  2)  ориентацию  на  других.  Чисто  условный
характер  разделения  смыслонаделения  и  ориента¬
ции  Вебер  подчеркивал  всегда.  Это  сознательно
осуществляемое  «насилие»  над  живой  тканью  соци¬
альной  жизни,  нашего  поведения  было  своего  рода
хирургическим  вмешательством,  без  которого  со¬
циологические  схемы  ученого  вряд  ли  оказались  бы
эффективными.
 Его  социология  власти,  воплощенная  в  афориз¬
ме:  «Господство  есть  шанс  встретить  повиновение
определенному  приказу»,  безусловно,  основывает¬
ся  на  идее  взаимного  ожидания  или  взаимной  ори¬
ентации  действующих  лиц.  Именно  через  этот  вто¬
рой  признак  социального  действия  Макс  Вебер
анализирует  все  типы  господства.  Напротив,  его  со¬
циология  религии  исходит  из  субъективно  полагае¬
мого  смысла,  с  историческими  формами  которого
он  согласовывает  свою  типологию  мировых  рели¬
гий.  Иными  словами,  религии  у  Макса  Вебера  свя¬
заны  с  типами  рациональных  смыслов,  которые
.  вкладывают  верующие  в  свое  религиозное  поведе¬
ние  и  в  первую  очередь  в  «хозяйственную  этику»
своей  религии,  под  которой  Вебер  понимает  «коре¬
нящиеся  в  психологических  и  прагматических  ре¬
лигиозных  связях  практические  импульсы  к  дейст-
*И6  вию»  (12,  с.  441).

Он  выделяет  «направляющие  элементы  поведения
тех  социальных  слоев,  которые  оказали  наиболее
сильное  влияние  на  практическую  этику  соответствую¬
щей  религии  и  придали  ей  специфику»  (12,  с  442).
Например,  жизненную  этику  китайцев,  согласно  Вебе¬
ру,  определило  конфуцианство,  т.е.  сословная  этика
литературно  образованной,  светской,  рационально
мыслящей  бюрократии.  Бюрократ  принимает  окружа¬
ющий  его  мир  и  стремится  организовать  его  в  соответ¬
ствии  со  своими  представлениями  о  порядке.  Этику
раннего  индуизма  формировали  литературно  образо¬
ванные  представители  наследственной  касты  «ритуа-
листических  пастырей».  Миром  владел  маг.  Лишь  поз¬
же  их  соперниками  выступило  сословие  брахманов-
аскетов.  Буддизм  распространялся  странствующими,
нищенствующими  монахами,  которые  предавались
созерцанию  и  отвергали  мир.  Их  учение  о  Спасении,
или  сотериология,  предполагало  необходимость  соб¬
ственных  действий  стремящегося  спастись.  Ислам  сна¬
чала  был  религией  воинов-завоевателей,  дисципли¬
нированных  борцов  за  веру.  Это  религия  покоряющих
мир  завоевателей.  Они  принимали  мир,  но  видели  не¬
обходимость  его  совершенствования.  Гораздо  позже,
в  Средневековье,  в  исламе  появляется  созерцательно¬
мистическое  направление  -  суфизм,  которому  в  ос¬
новном  следовали  низшие  слои  горожан.
 Иудаизм  после  вавилонского  пленения  стал  рели¬
гией  «народа  парии»1,  который  возглавляли  в  Средние
века  интеллектуалы,  получившие  «литературно-ритуа-
листическую  подготовку»,  «представители  пролетаро-
 1  Бесправный,  отверженный  (тамильск.).
 117
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 идной,  рационалистической,  бюргерской  интеллиген¬
ции».  Спасение  иудея  было  невозможно  без  помощи
посредника-священноспужителя,  который  один  мог
обращаться  к  Богу  от  лица  своего  народа.
 Наконец,  христианство,  бывшее  вначале  учени¬
ем  странствующих  ремесленников,  и  в  античности,
и  в  Средние  века,  и  позже  оставалось  специфичес¬
ки  городской  религией.  Она  не  отвергала  мир,  как
буддизм,  но  ожидала  «его  конца»,  будучи  ориенти¬
рованной  на  мир  потусторонний,  Царство  Небес¬
ное.  Интересно,  что,  по  мнению  Вебера,  русским
разночинцам  были  также  близки  эсхатологические1
взгляды.
 Основная  мысль  Вебера  отнюдь  не  сводится  к  то¬
му,  что  своеобразие  каждой  религии  полностью  опре¬
деляется  общественным  положением  того  социально¬
го  слоя,  который  является  ее  носителем.  Однако  «для
каждой  религии  смена  социально  определяющих  сло¬
ев  обычно  очень  важна  ...однажды  сложившийся  тип
религии  достаточно  сильно  влияет  на  жизненное  по¬
ведение  разнородных  слоев»  (12,  с.  444).
 Итак,  и  свою  социологию  религии  и  права,  и  со¬
циологию  власти  Макс  Вебер  создает  с  помощью
идеальных  типов,  в  рамках  которых  можно  провес¬
ти  весьма  условную  границу  между  субъективным
значением  и  ориентацией  на  других.  Однако  в  ре¬
альной  жизни,  на  практике  далеко  не  всегда  можно
с  уверенностью  сказать,  где  мы  имеем  дело  с  про¬
стым  «влиянием»,  а  где  -  с  осмысленной  ориента¬
цией.  Объясняется  это  тем,  что  «ориентация  на  по-
 118
 1  Eschatos  (греч  )  -  последний.

ведение  других  и  смысл  собственного  действия  да¬
леко  не  всегда  могут  быть  однозначно  установлены
или  даже  осознаны,  а  еще  реже  -  осознаны  полно¬
стью»  (7,  с.  627).  В  этой  связи  Вебер  упоминает  о  так
называемых  пограничных  случаях  социального
действия:  поведении,  обусловленном  эффектом
толпы  или  вызванном  желанием  подражать  кому-
либо  или  чему-либо.  Общеизвестно,  поясняет  Ве¬
бер,  что  на  наше  поведение  оказывает  сильное  вли¬
яние  сам  факт  нахождения  в  толпе.  Он  называет  его
поведением,  обусловленным  массовостью.  Это  по¬
ведение  характеризуется  непосредственным  воз¬
действием  на  человека  большого  скопления  народа
или  массированным  воздействием  на  него,  напри¬
мер  через  прессу.  Последний  вид  влияния  известен
нам  также  как  «новые  избирательные  технологии».
 Реакции  определенного  типа  оказываются  воз¬
можными  только  благодаря  тому,  что  человек  стано¬
вится  частью  массы,  замечает  Вебер.  «Вот  почему  ка¬
кие-либо  события  или  действия  могут  вызвать  у  че¬
ловека  в  толпе...  веселость,  ярость,  воодушевление,
отчаяние  и  любые  другие  аффекты,  которые  не  воз¬
никли  бы  в  результате  тех  же  причин  у  индивида
в  одиночестве  (или  не  возникли  бы  с  такой  легкос¬
тью),  при  этом...  между  поведением  индивида  и  фак¬
том  его  причастности  к  толпе  может  не  быть  осознан¬
ной  связи»  (7,  с.  626).
 Подражание,  в  свою  очередь,  характеризуется
тем,  что  человек  ориентируется  скорее  не  на  поведе¬
ние  другого,  а  на  определенные  «объективные  воз¬
можности»,  манеры  поведения,  которые  он  подме¬
тил  у  другого  человека.  Это  простое  подражание 	цд
 Человеческое  поведение

Макс  Вебер
 действием.  Однако,  если  поведению  другого  чело¬
века  подражают  потому,  что  его  поведение  принято
считать  модным,  престижным  или  образцовым,
то  оно,  несомненно,  является  социальным  действи¬
ем,  ибо  соотнесено  с  мнением  окружающих,  ориен¬
тировано  на  них  (7,  с.  627).  Этими  примерами  Вебер
хочет  показать,  как  легко  и  незаметно  наше  стремле¬
ние  понять  ожидания  окружающих  может  оказаться
нашей  подверженностью  их  мнениям.  Чем  менее  мы
осознаем  собственные  действия,  тем  более  мы  нахо¬
димся  под  влиянием  внешних  обстоятельств,  других
людей.  В  итоге  мы  теряем  свободу.
 Цитируемая  литература
 1. 	Арон  Р.  Этапы  развития  социологической  мыс¬
ли.  М.,  1992.
 2. 	Булгаков  С.Н.  Народное  хозяйство  и  религи¬
озная  личность  //  Булгаков  С.Н.  Соч.  в  2-х  тт.  Т.  2:
Избранные  статьи.  М.,  1993.
 3. 	Вайзе  П.  Homo  Economicus  и  Homo  Sociolo¬
gies:  монстры  социальных  наук  //  THESIS:  Теория
и  история  экономических  и  социальных  институ¬
тов  и  систем.  Осень  1993.  Т.  1.  Вып.  3.
 4. 	Вебер  М.  Наука  как  призвание  и  профессия  //
Вебер  М.  Избранные  произведения  М.,1990.
 5. 	Вебер  М.  «Объективность»  социально-научного
и  социально-политического  познания  //  Вебер  М.
Указ.  соч.
 6. 	Вебер  М.  О  некоторых  категориях  понимающей
социологии  //  Вебер  М.  Указ.  соч.
 120

7. 	Вебер  М.  Основные  социологические  понятия  //
Вебер  М.  Указ.  соч.
 8. 	Вебер  М.  Политика  как  призвание  и  профессия  //
Вебер  М.  Указ.  соч.
 9. 	Вебер  М.  Предварительные  замечания  //
Вебер  М.  Указ.  соч.
 10. 	Вебер  М.  Протестантская  этика  и  дух  капита¬
лизма  //  Вебер  М.  Указ.  соч.
 11. 	Вебер  М.  Смысл  «свободы  от  оценки»  в  со¬
циологической  и  экономической  науке  //  Вебер  М.
Указ.  соч.
 12. 	Вебер  М.  Политика  как  призвание  и  профессия  //
Вебер  М.  Указ.  соч.
 13. 	Вебер  М.  Хозяйственная  этика  мировых  рели¬
гий.  Введение  //  Религия  и  общество  Хрестоматия  по
социологии  религии.  М.,  1996.
 14. 	Гайденко  /7.77.7  Давыдов  Ю.Н.  История  *  и
рациональность.  Социология  Макса  Вебера  и  вебе¬
ровский  ренессанс.  М.,  1991.
 15. 	Давыдов  Ю.Н.  Макс  Вебер  и  современная
теоретическая  социология:  Актуальные  проблемы
веберовского  социологического  наследия.  М.,  1998.
 Человеческое  поведение

СВОБОДА,  РИСК,
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
 Сегодня  как  раз  у  молодежи  появилось...  чувст¬
во...  что  мыслительные  построения  науки  пред¬
ставляют  собой  лишенное  реальности  царство
надуманных  абстракций,  пытающихся  своими
иссохшими  пальцами  ухватить  плоть  и  кровь
действительной  жизни,  но  никогда  не  достигаю¬
щих  этого.  ...Если  все  это  так,  то  что  же  собствен¬
но  позитивного  дает  наука  для  практической
и  личной  «жизни»?
 Вебер  М.  Наука  как  призвание  и  профессия
 В  предыдущей  главе  мы  пришли  к  выводу  о  том,  что
осознание  дает  свободу,  а  неведение  закабаляет.
Именно  этот  момент  рассуждений  немецкого  мысли¬
теля  представляется  нам  важнейшим  для  понимания
его  социологического  учения.  Совершенно  прав  анг¬
лийский  социолог  Э.  Гидценс,  который  считает,  что
стремление  к  независимости  нельзя  объяснить  «ис¬
ключительно  в  экономических  терминах;  оно  являет-

Макс  Вебер
 ся  отчасти  поиском  личной  свободы  от  конкретных
отношений  "личной  зависимости"»  (25,  р.  226).  И
пусть  действительность  лишит  этой  надежды,  ее  зна^
чение  для  жизни  человека,  по  Веберу,  и  в  первую
очередь  для  него  самого,  непреходяще.  Его  глубоко
личная  проблема  разворачивается  «мало-помалу
в  социологически  осмысленную  проблему  эпохи»,
верно  замечает  Ю.Н.  Давыдов  (11,  с.  384).  А  теория
действия,  добавим  мы,  обретает  воистину  философ¬
ский,  если  не  экзистенциальный,  смысл.
 Начнем  с  того,  что  противоречивость,  внутрен¬
ний  разлад  натуры  Макса  Вебера,  безусловно,  ска¬
зались  на  его  творчестве.  Читая  труды  Вебера,  мы
постоянно  ощущаем  его  непоследовательность,
двойственность  в  исследовании  социальной  жиз¬
ни:  стремление  посвятить  себя  одному  делу,  толь¬
ко  одной  области  науки  и  невероятный  разброс  за¬
тронутых  им  тем;  взаимоисключаемость  ценностей
как  «борьбы  богов  или  демонов»;  противоречи¬
вость  его  «рациональности»,  имеющей  формально¬
техническую  и  материально-содержательную  сто¬
роны;  непростые  взаимоотношения  между  рацио¬
нальностью  и  харизмой;  наконец,  противопостав¬
ление  благоприятного  воздействия  рациональной
этики  протестантизма  на  экономику  гнету  рацио¬
нализма  на  человека.
 Современной  науке  следует  помнить  о  «взрыво¬
опасном  единстве  двусмысленностей»  Макса  Вебера,
пишет  Ральф  Дарендорф  (24,  р.  580).  Ведь  когда-то
все  они  принадлежали  не  системе,  а  живому  челове¬
ческому  существу,  которое  выстрадало  их  собственной
124  жизнью.  Замечательно,  что  исследователи  веберов-

ского  наследия  сумели  подметить  эту  затаенную  боль
и  душевные  метания  ученого.
 В  главе,  посвященной  биографии  Вебера,  мы
предприняли  попытку  доказать,  что  граница  между
человеком-ученым  и  человеком-нравственной  лично¬
стью  размыта.  Да,  Макс  Вебер  стремится  жестко  раз¬
делить  ипостаси  ученого  и  гражданина.  В  этом  суть  его
рассуждений  о  ценностях  и  оценках.  И  здесь  трудно
с  ним  не  согласиться.
 Вместе  с  тем  трудно  не  согласиться  и  с  другим.  На¬
ука  оправдывает  себя  до  той  поры,  пока  способна  за¬
ставить  человека,  социального  деятеля  задуматься
над  очень  простым,  почти  детским  вопросом:  «Поче¬
му  я  думаю  и  поступаю  именно  так,  а  не  иначе?  Дей¬
ствительно  ли  это  мое  сознательное  решение  или,
не  мудрствуя  лукаво,  я  бездумно  следую  чужому,
сделанному  за  меня  выбору?»  Постановка  этого  во¬
проса  принципиально  важна  не  только  для  уяснения
тех  смысловых  взаимосвязей,  которые  повлияли  на
формирование  Вебера  как  ученого,  но  и  для  глубоко¬
го,  подлинного  осмысления  его  социологической  те¬
ории  действия.  «Я  особо  подчеркиваю,  -  настаивает
современный  немецкий  историограф  Вебера  В.  Хен-
нис,  -  что  мы  не  приблизимся  ни  на  йоту  к  понима¬
нию  Вебера,  если  оставим  без  внимания  его  выдаю¬
щуюся  роль  воспитателя»  (17,  с.  52).  А  ученик  Вебера,
крупнейший  немецкий  психиатр  и  философ-экзи¬
стенциалист  Карл  Ясперс  писал,  что  Макс  Вебер  для
каждого,  кто  не  замыкался  в  себе,  был  воплощением
«живой  совести»  (21,  с.  558).  Облик  Вебера  -  страст¬
но  преданного  своему  делу  оратора  и  педагога  -  го¬
ворит  нам  об  этом.
 125
 Свобода,  риск,  ответственность

Макс  Вебер
 Что  же  пытался  доказать  Вебер  своим  слушателям
и  читателям?  «Разволшебсгвование»,  «расколдова-
ние»  мира,  обмирщение  всех  сторон  жизни  человека
в  20  в.  с  новой  силой  поднимают  проблему  смысла  су¬
ществования  не  только  отдельного  человека,  но  и  эпо¬
хи  в  целом.  А  анализ  социального  действия  с  точки
зрения  его  субъективного  смысла  позволяет  нам  по¬
стичь  не  только  методологические  основы  научного
поиска  Вебера,  но  и  присущий  социальному  действию
трагизм,  «с  которым  в  действительности  сплетены  все
деяния...»  (7,  с.  692).
 Человек  всегда  находится  под  давлением  социаль¬
ных  обязанностей,  с  одной  стороны,  и  неизбежной  не¬
обходимости  принимать  решения,  «правомерность
которых  никогда  не  может  быть  научно  доказана»,  -
с  другой  (3,  с.  582).  Вебер  не  ищет  сам  и  не  советует
другим  искать  эти  решения  с  помощью  науки.  Ученый
обязан  лишь  объяснить  человеку  тщетность  всех  уси¬
лий  закрыть  на  это  глаза.  Собственно  наука  о  культуре,
считает  Раймон  Арон,  и  есть  «построение  и  понимание
системы  человеческого  выбора»  (3,  с.  515).  Она  в  рав¬
ной  степени  противостоит  и  рассуждениям  Дюркгейма
о  том,  как  именно  должны  быть  организованы  обще¬
ство  и  жизнь  людей,  и  предсказаниям  Маркса  о  буду¬
щем  человечества.
 Если  бы  Вебер  определял  действие  только  как  до¬
стижение  цели  с  помощью  конкретных  средств,  то  не
существовало  бы  никакой  разницы  между  деятельно¬
стью  Эйнштейна  и  питекантропа.  «Ведь  способность
человека  к  формулировке  целей  и  подбору  средств
для  их  достижения  -  специфическая  черта  человека
12б  с  того  момента,  как  он  выделился  из  животного  мира

как  деятельное  и  мыслящее  существо.  ...Трудно  понять
фундаментальный  факт  развития  человека  по  мере  ус¬
ложнения  и  дифференциации  труда»,  -  укоряет  Мак¬
са  Вебера  В.П.  Макаренко  (13,  с.  68).  Так  понять,  а  по¬
том  раскритиковать  Вебера  несложно.  Однако  к  тео¬
рии  социальной  жизни,  изложенной  немецким  мыс¬
лителем,  это  не  будет  иметь  никакого  отношения.
 Внимательно  вчитываясь  в  работы  Вебера,  мы  не
можем  не  заметить,  что  основные  характеристики  его
социального  действия  все  более  приобретают  нрав¬
ственную  окраску.  Более  того,  они  во  многом  совпа¬
дают  с  тем,  о  чем  должны  помнить  люди,  професси¬
онально  занимающиеся  политикой.  Это  покорность
избранному  богу  или  демону,  который  правит  нашей
деятельностью  («страсть  в  смысле  ориентации  на  су¬
щество  дела»),  чувство  ответственности  («главная
путеводная  звезда  человеческой  деятельности»),
глазомер  («дистанция  по  отношению  к  вещам  и  лю¬
дям»,  в  том  числе  и  к  себе,  т.е.  отсутствие  тщеславия)
(7,  с.  690-691).
 Каждый  из  нас  рожден  социальным  деятелем,
но  в  полной  мере  становится  им  только  тогда,  когда
может  сказать  о  своем  поступке:  «Я  не  могу  иначе,
на  том  стою».  Именно  это  «человечески  подлинное
и  трогательное...  состояние  для  каждого  из  нас,  кто,
конечно,  внутренне  не  умер,  должно  когда-то  иметь
возможность  наступить»  (7,  с.  705).  Таков,  на  наш
взгляд,  апофеоз  веберовской  драмы  о  подлинном
социальном  деятеле.  Область  чистой  теории  немец¬
кий  мыслитель  естественным  образом  восполняет
нравственно-этическими  исканиями,  а  само  дейст¬
вие  в  итоге  возносит  до  Поступка.  Так  поначалу  част-
 I
 о
 CD
 О
 сг»
 ё
 “О
 00
 го
 о
 Q
 сг
 127

Макс  Вебер
 ная  теория  вырастает  до  проблемы  мироощущения,
способа  восприятия  и  научного  осмысления  жизни
и  деятельности  человека  в  мире.
 «Действие»  Вебера  -  категория,  неразрывно  свя¬
занная  в  первую  очередь  с  понятием  человеческой
личности,  достойно  и  ответственно  избирающей
свой  жизненный  путь.  Истинное  социальное  дейст¬
вие  не  может  и  не  должно  быть  лишь  средством  для
достижения  поставленной  цели.  Оно  -  способ  ста¬
новления  и  проявления  нашей  индивидуальности,
человеческой  свободы.
 Вначале  Вебер  отождествляет  свободу  с  рацио¬
нальностью.  Социальную  и  интеллектуальную  атмо¬
сферу  раннего  капитализма  действительно  отличала
индивидуальная  свобода.  Рационализация  всех  сфер
жизни  в  период  утверждения  капиталистических  от¬
ношений  для  Вебера  -  воплощение  разума  и  незави¬
симости.  Однако  с  течением  времени  рационализа¬
ция  как  развитие  индивидуальных  творческих  спо¬
собностей  человека  вытесняется  у  него  рационализа¬
цией  как  тяжким  бременем,  гнетом.  Цитируя  англий¬
ского  пуританского  проповедника  и  богослова
Р.  Бакстера,  Вебер  напоминает,  что  глубоко  верую¬
щих  кальвинистов  «забота  о  мирских  благах  должна
была  бы  обременять...  не  более,  чем  "тонкий  плащ,
который  можно  ежеминутно  сбросить".  Однако  плащ
этот  волею  судеб  превратился  в  стальной  панцирь»
даже  для  них  (8,  с.  206).  Те  же  самые  силы,  которые
высвободили  человека,  подчиняют  его  себе.  «Рацио¬
нализация  как  индивидуализм»  сменяется  «рациона¬
лизацией  как  подавлением»  (22,  р.  192).  А  прямым
128  следствием  этого,  заключает  автор  книги  о  Максе  Be-

бере  «Железная  клетка»  А.  Мицман,  становится  «уте¬
ря  всякого  ощущения  того,  что  мир  в  конечном  счете
наполнен  смыслом,  отказ  от  тех  наивных  надежд,  что
наука  могла  бы  привести  к  большему  и  более  точно¬
му  пониманию  смысла  мира»  (27,  р.  226).  Ярким
примером  тому,  с  точки  зрения  Вебера,  могут  слу¬
жить  современные  ему  политические  процессы.
 Во  многом  благодаря  их  анализу,  убежден  Раймон
Арон,  Вебер  поднимает  социологическую  проблему
огромной  важности  -  «проблему  влияния  мировоз¬
зрения  на  социальные  организации  и  индивидуаль¬
ные  взгляды»  (3,  с.  535).
 Легитимность  политического  режима,  в  том  числе
легального  (т.е.  рационального)  его  типа,  пишет  Вебер,
 -  далеко  не  единственная  причина  лояльности  чинов¬
ников  государственного  аппарата  и  партийных  функ¬
ционеров  политическому  лидеру.  В  системе  рацио¬
нального  государственного  управления  западной  де¬
мократии  20  в.  профессиональных  политиков  с  боль¬
шим  трудом  можно  разделить  на  тех,  кто  живет  «для»
политики,  и  тех,  кто  живет  «за  счет»  политики.  Даже
«тот,  кто  живет  “для"  политики,  в  каком-то  внутреннем
смысле  творит  “свою  жизнь  из  этого"  -  либо  он  откры¬
то  наслаждается  обладанием  властью,  которую  осуще¬
ствляет,  либо  черпает  свое  внутреннее  равновесие
и  чувство  собственного  достоинства  из  сознания  того,
что  служит  “делу"...  и  тем  самым  придает  смысл  своей
жизни»  (7,  с.  653).  Однако  и  в  том  и  в  другом  случае  он
как  представитель  «свиты»  ждет  от  своего  лидера  лич¬
ного  вознаграждения:  постов,  привилегий,  окладов.
 Иначе  говоря,  партийно-политическая  система  демо¬
кратии  с  усилением  в  ней  роли  профессиональных  слу- 	129
 5  Макс  Вебер
 Свобода,  риск,  ответственность

Макс  Вебер
 жащих-специалисгов  превращается  в  «могуществен¬
ное  капиталистическое  предприятие»,  целью  которого
является  «исключительно  достижение  прибыли  через
политическое  господство»  (7,  с.  684).  Возглавляющий
его  политический  лидер  уже  не  склонен  отстаивать
свои  принципы  и  интересуется  лишь  одним:  что  обес¬
печит  ему  голоса?  Впрочем,  его  беспокоит  еще  одно  -
самоопьянение  властью,  или  тщеславие,  -  «свойство
весьма  распространенное,  от  которого  не  свободен,
пожалуй,  никто».  В  академических  и  ученых  кругах  оно
уже  давно  стало  «профессиональным  заболеванием»
(7,  с.  691),  пишет  Вебер.
 Таким  образом,  с  рационализацией  всех  сторон
жизни  общества  происходит  удивительное  и  совер¬
шенно  непредвиденное:  крепнущая  власть  вещей  над
человеком  свидетельствует  о  возрастании...  иррацио¬
нального  начала  в  жизни  людей,  о  «новом  доме  рабст¬
ва»  (15,  с.  16).  Обретенная  свобода  в  итоге  оборачива¬
ется  иллюзией,  а  еще  точнее,  личной  трагедией  для  че¬
ловека.  Почему?  И  здесь  мы  вольны  порассуждать
вместе  с  Максом  Вебером,  быть  может,  высказав
вслух  те  его  мысли,  которые  неявно  присутствуют
в  текстах  его  произведений.
 Крушение  надежд  на  благотворную  силу  и  всемо¬
гущество  рационализма  нам  представляется  законо¬
мерным.  Определив  свободу  как  независимость
в  принятии  рациональных  решений,  Вебер  неизбежно
попадает  в  ловушку  рассогласованности,  несовпаде¬
ния  представлений  людей  о  том,  что  есть  рациональ¬
ность.  Ведь  мы  уже  выяснили,  что  рациональность  как
конкретно-историческая  ценность,  этос  или  интерес
130  эпохи  не  обладает  абсолютной  и  беспрекословной

\
 властью  над  человеком.  Деятель  всегда  улавливает
в  ней  именно  те  нюансы  и  оттенки,  которые  близки  его
собственному  мироощущению.
 Парадокс  рациональности  состоит  в  том,  что  рацио¬
нально  мыслящие  люди  вполне  могут  опираться  на  со¬
вершенно  разные  ценности,  а  потому  видеть  ситуацию
и  действовать  в  ней  очень  по-разному,  нередко  прямо
противоположным  образом,  ибо  противоположны  их
нравственные  принципы.  Именно  решение  этой  про¬
блемы  представляет  наибольшую  трудность  для  Вебе¬
ра,  когда  он  пытается  строго  разграничить  целерацио¬
нальное  и  ценностно-рациональное  действия.  В  мире,
где  нет  абсолютной  истины,  в  мире,  разорванном
«борьбой  богов  или  демонов»,  это  неизбежно.  А  если
учесть,  что  нам,  к  сожалению,  не  всегда  дано  понять,  где
наш  собственный  выбор,  а  где  простая  зависимость  от
окружающих  нас  людей  и  обстоятельств,  то  надежд  об¬
рести  подлинную  свободу  становится  еще  меньше.
 Рациональный  самообман  людей  -  тема  не  но¬
вая.  «Старинное  доверие  человека  к  тому,  что  его
чувственная  способность  доносит  до  него  действи¬
тельность,  а  разумная  способность  -  истину,  была
подлинной  причиной  его  вековой  обманутости»,  —
горько  восклицает  Ханна  Арендт,  замечательный,
но  малоизвестный  у  нас  философ  и  многолетний  ад¬
ресат  ученика  Вебера  Карла  Ясперса  (1,  с.  360).  Но¬
вое  время,  продолжает  она,  ушло  от  идеи  истины
к  идеалу  правдивости,  от  очевидности  действитель¬
но  данного  к  идеалу  непротиворечивой  достоверно¬
сти.  В  нашем  мире  «правда  существует  даже,  если  не
суждено  быть  истине,  а  надежность  существует,  да¬
же  если  достоверность  невозможна»  (1,  с.  366).
 Свобода,  риск,  ответственность  .

Макс  Вебер
 И  словно  в  унисон  этим  размышлениям  Арендт,  зву¬
чат  слова  Макса  Вебера  о  возможности  изучения  со¬
циальной  жизни  только  в  рамках  идеального,  т.е.
нереального,  типа  и  об  объективности  как  убеди¬
тельной,  правдоподобной  манере  описания  мира.
 Наконец,  Макс  Вебер  отдает  себе  отчет  в  том,  что
сам  выбор  нашего  кумира,  той  ценности,  на  алтарь  ко¬
торой  мы  готовы  положить  свою  жизнь,  в  общем-то,
необъясним,  и,  следовательно...  нерационален.  Мы
верим  в  нее,  но  наши  предпочтения  могут  показаться
нелепыми  человеку,  их  не  разделяющему.  Тем  не  ме¬
нее  Вебер  верит,  что  «принесение  в  жертву  интеллекта
ради  безусловной  преданности  религии  есть  все  же  не¬
что  иное  в  нравственном  отношении,  чем  попытка  ук¬
лониться  от  обязанности  быть  интеллектуально  добро¬
совестным,  что  бывает  тогда,  когда  не  имеют  мужества
дать  себе  ясный  отчет  относительно  конечной  позиции,
и  облегчают  себе  выполнение  этой  обязанности  с  по¬
мощью  дряблого  релятивизма»  (5,  с.  734).  Человек,  го¬
товый  вернуться  «в  объятия  древних  церквей»,  не  вы¬
зывает  у  Макса  Вебера  неприязни  или  осуждения  -
он  поступает  честно,  в  соответствии  со  своими  убеж¬
дениями.  Однако  Вебер  упорно  продолжает  противо¬
поставлять  интеллект  вере,  в  том  числе  религиозной.
 Мир  расколдован,  но  человек  все  равно  остается
зависимым  от  своего  кумира.  Это,  утверждает  ученый,
его  трагедия  и  одновременно  единственная  возмож¬
ность  сохранить  свое  человеческое  достоинство.  А  до¬
стоинство  личности,  пишет  он,  состоит  в  том,  «что  для
нее  существуют  ценности,  с  которыми  она  соотносит
свою  жизнь,  пусть  даже  в  отдельных  случаях  они  за-
132  ключены  в  глубинах  индивидуального  духа»  (6,  с.  350).

Человек  обретает  свое  достоинство  в  служении
«моральным  силам»  или,  согласно  Веберу,  в  служе¬
нии  идее  «морального  плюрализма»,  многообразия
самостоятельных,  независимых  друг  от  друга  ценност¬
ных  систем.  Мир  веберовского  человека  «разорван
антиномиями  модерна»  (18,  с  173),  следствием  чего
являются  противостоящие  друг  другу  ценности.  Они
принадлежат  культуре,  и  главное  для  каждой  отдель¬
ной  личности  не  их  количество  и  разнообразие,  а  соот¬
ветствующий  их  отбор.  И  «нет  никакой  гарантии,  что
этот  отбор  получит  свое  осмысленное  завершение
именно  в  "случайный"  момент  смерти»  (10,  с.  341),  пи¬
шет  Вебер.  Человек  находится  в  таком  состоянии  всю
свою  жизнь,  ибо  каждое  ее  мгновение  предлагает  ему
сделать  ценностный  выбор.  «Каждый  важный  посту¬
пок  и  вся  жизнь  как  некое  целое  -  если,  конечно,
не  скользить  по  ней,  воспринимая  ее  как  явление  при¬
роды,  а  сознательно  строить  ее  -  составляет  цепь  по¬
следних  решений,  посредством  которых  душа,  как  пи¬
шет  Платон,  совершает  выбор  своей  судьбы,  то  есть
своих  действий  и  своего  бытия»  (9,  с  566).
 Осмысленность  действия  у  Вебера  -  не  просто
методологическое  допущение,  логический  принцип,
вокруг  которого  формируется  «идеальное  простран¬
ство»  социологии.  Являясь  точкой  пересечения,  сов¬
падения  интересов  исследуемого  и  исследователя,
культурная  ценность  способствует  становлению  на¬
шей  личности  («связной  системы  личностных  смыс¬
лов»).  Как  писал  наш  соотечественник,  психолог,
академик  А.Н.  Леонтьев,  внутреннее  единство  наших
поступков  обусловлено  некоторой  предельной  ре¬
альностью,  рождающей  «смысловую  вертикаль»  че-
 I
 о
 O'*
 о
 3=3
 133

Макс  Вебер
 ловека-деятеля  или  «неспецифический  личностный
принцип  связи»  между  всем,  что  мы  способны  вос¬
принять,  между  нашими  действиями  (4,  с.  84).  Этот
принцип  организует  наше  поведение  и  обеспечивает
его  нравственную  целостность.
 Теория  социального  действия  Вебера  призывает
нас  задуматься  над  тем,  чему  мы  отдаем  предпочтение
в  конкретной  ситуации,  во  взаимоотношениях  с  людь¬
ми,  в  жизни.  Ведь  все,  что  нас  влечет  и  тревожит,  как
показывают  современные  психофизиологические  ис¬
следования,  запоминается  нашими  нейронами.  Ока¬
зывается,  клетки  нервной  системы  обладают  способ¬
ностью  «настраиваться»  на  строго  определенный  тип
поведения.  Психофизиологи  называют  это  системо-
специфичностью  нейронов  или  их  избирательной  спе¬
циализацией  относительно  конкретных  человеческих
поступков  (19,  с.  83).  Более  того,  эта  специализация
постоянна,  что  было  доказано  опытами.  Скажем,  в  че¬
ловеческом  мозге  удалось  обнаружить  нейрон,  кото¬
рый  «опознает»  и  реагирует  на  определенное  слово
(26,  р.  773-775).  А  так  как  нервная  система  человека
насчитывает  миллиарды  нервных  клеток  -  человек
обладает  практически  неограниченными  возможнос¬
тями  развития,  дополнения  и  пересмотра  своих  жиз¬
ненных  предпочтений.  Вместе  с  тем,  «научив»  группу
своих  нейронов  какому-либо  действию,  он  тем  самым
навечно  ориентирует  их  именно  на  этот  способ  пове¬
дения.  Положим,  впоследствии  он  признает  его  неже¬
лательным,  безнравственным.  Однако  некогда  сфор¬
мированная  функциональная  система  уже  неистреби¬
ма.  Она  не  может  быть  вытеснена  более  поздними.
134  И  мы  должны  всю  оставшуюся  жизнь  быть  очень  вни-

мательными  к  своим  действиям,  ибо  новые,  нравст¬
венно  оправданные  поступки  никогда  не  сотрут  из  на¬
шей  «клеточной  памяти»  когда-то  содеянное.
 Получается,  что  в  конечном  счете  ни  один  из  уров¬
ней  анализа  человеческого  поведения  не  оказывается
«по  ту  сторону  добра  и  зла»,  по  ту  сторону  ценностей.
Как  писал  Аристотель,  который  собственно  и  начал  се¬
рьезный  разговор  о  цели-ценности  как  причине  наших
действий,  мир  создается  силой  духовного  притяже¬
ния.  Предмет  желания  -  это  то,  что  сообщает  движе¬
ние  всему  живущему,  «то,  что  кажется  прекрасным»
(2,  с.  309).  Все  в  нашем  поведении,  включая  нейрофи¬
зиологию,  связано  с  ценностным  выбором.
 Так,  совершенно  неожиданным  образом  соци¬
альная  философия  Макса  Вебера  соединяется  с  пси¬
хофизиологией.  Социологическая  теория  становится
закономерным  и  необходимым  этапом  на  пути  наук
о  человеке  к  утерянному  ими  сотрудничеству,  а  само¬
го  человека  -  к  собственным  глубинам,  к  самому  се¬
бе.  Правда,  происходит  это  только  при  одном  усло¬
вии.  Не  анонимная  социальная  структура,  а  деятель,
который  берет  на  себя  ответственность  за  свой  цен¬
ностный  выбор,  должен  стать  исходным  моментом
наших  исследований.
 Достоинство  личности  у  Вебера  неразрывно  связа¬
но  и  с  ответственностью,  т.е.  готовностью  отвечать  за
последствия  своего  решения.  В  свою  очередь,  ответст¬
венность  за  принятие  решений,  предупреждает  Вебер,
человек  может  взять  на  себя  только  в  том  случае,  если
это  решение  принято  самостоятельно,  свободно,  т.е.
так,  как  велят  ему  «его  совесть  и  мировоззрение».  На¬
ука  властна  лишь  предоставить  деятелю  возможность
 I
 о
 СГ\
 о
 3=1
 о
 Q
 135

Макс  Вебер
 взвесить,  какой  «ценой»  будет  достигнута  желаемая
цель.  Иными  словами,  «какой  удар  предположитель¬
но  может  быть  нанесен  другим  ценностям»  (6,  с.  348).
 Хотелось  бы  обратить  особое  внимание  на  послед¬
нюю  цитату.  В  рассуждениях  Вебера  о  социальном
действии  выбор  некоторой  ценностной  позиции  -  это
в  первую  очередь  и  в  основе  своей  предпочтение  од¬
ной  ценностной  идеи  всем  другим,  отказ  от  всех  ос¬
тальных  ради  одной-единственной.  Смысловой  ак¬
цент  здесь  приходится  не  на  предпочтение,  а  на  отказ.
Что  это  значит?  По  меньшей  мере  три  очень  важные
вещи:  1)  обретение  ясности  сознания;  2)  признание  не¬
избежности  риска;  3)  понимание  того  факта,  что  дру¬
гие  люди  обладают  свободой,  ничуть  не  меньшей,  чем
наша  собственная.  Поясним  их.
 Прибегая  к  образному  выражению  Хенниса,
предпочтение  какой-либо  ценности  всем  другим
означает  прежде  всего  возможность  «сохранения
ясной  головы».  Пытаясь  понять  «окружающую  нас
действительность...  в  которую  мы  поставлены  в  ее
Так-и-не-иначе-Ставшем-Бытии,  т.е.  «судьбу»,  ко¬
торую  эта  «"действительность"  нам  готовит»,  пишет
он,  человек  не  в  состоянии  уклониться  от  призна¬
ния  противостояния,  конфликта  ценностей  в  этом
мире  (18,  с.  173).  Действительно,  Вебер  утвержда¬
ет:  «..  Не  может  быть  никакого  сомнения  в  том,  что
одна  из  существеннейших  задач  каждой  науки
о  культуре  и  связанной  с  ней  жизнью  людей  -  от¬
крыть  духовному  проникновению  и  пониманию
суть  тех  "идей",  вокруг  которых  действительно  или
предположительно  шла  и  до  сих  пор  идет  борьба.
136  Это  не  выходит  за  рамки  науки,  стремящейся

к  "мысленному  упорядочению  эмпирической  дей¬
ствительности"...»  (6,  с.  349).
 Нравственно  в  науке  то,  что  вносит  ясность,  что
позволяет  человеку  самому  оценить  свои  возмож¬
ности  и  наметить  цели,  писал  Вебер,  «и  тем  самым
мы  подошли  к  последнему  акту,  который  наука  как
таковая  должна  осуществить  ради  достижения  яс¬
ности,  и  одновременно  мы  подошли  к  границам  са¬
мой  науки»  (Б,  с.  729).
 Ясное  человеческое  сознание  -  это  сознание,
имеющее  некий  смысловой  стержень,  центр,  вокруг
которого  формируются  наши  наблюдения  и  мысли.
 Он  и  только  он  способен  придать  цельность,  силу
и  яркость  нашим  суждениям.  И  этот  стержень  -  по¬
знание  человеком  самого  себя.  «Общественная
жизнь  есть  жизнь  человеческая,  творение  человечес¬
кого  духа,  в  которое  вкладываются  и  в  котором  со¬
участвуют  все  силы  и  свойства  последнего,  —  писал
выдающийся  русский  философ  первой  половины
20  в.  С.Л.  Франк.  -  Обобщающее  познание  общест¬
венной  жизни  неизбежно  носит...  характер  самопо¬
знания  человека»  (16,  с.  19).
 Действительно,  социальное  знание  гораздо  глубже
и  шире  наших  сиюминутных  практических  потребнос¬
тей.  «Если  последним  масштабом  знания  становится
его  пригодность,  -  вслед  за  Вебером  предостерегал
современник  Франка  Карл  Ясперс,  -  то  я  в  нем  отрека¬
юсь  от  самого  себя.  Если  это  знание  остается  просто  яс¬
ностью,  то  я  обретаю  в  нем  самосознание»  (20,  с.  402).
 А  социология  -  это  «научная  форма,  которую  самопо¬
знание  стремится  принять  в  современном  мире»
 (21,  с.  554).  Познание  общества  и  самопознание  137
 Свобода,  риск,  ответственность

Макс  Вебер
 должны  быть  неразрывно  связаны.  Ведь  «науку  пости¬
гает  тот,  кто  изначально  есть  он  сам»  (20,  с  403).  Или,
добавим  мы  от  себя,  желает  стать  собой,  а  не  только
удовлетворить  свое  профессиональное  тщеславие.
 Макс  Вебер  писал  об  этом  много  и  страстно.  Его
перу  принадлежит  чрезвычайно  удачное  выраже¬
ние  «интеллектуальная  честность»,  к  сожалению,
сильно  искаженное  современными  аналитиками.
Интеллектуальная  честность  не  исчерпывается,
по  мнению  Вебера,  объективностью,  хотя  и  подра¬
зумевает  ее.  Объективность  -  не  более  чем  средст¬
во  достижения  искомого.  Быть  интеллектуально  че¬
стным,  добросовестным  означает  прежде  всего  му¬
жество  оставаться  честным  с  самим  собой.  Миссия
ученого,  пишет  Макс  Вебер  в  работе  «Наука  как
призвание  и  профессия»,  —  поставить  человека  пе¬
ред  выбором,  объяснив  ему  закономерности  того
или  иного  социального  процесса  и  возможные  по¬
следствия  в  зависимости  от  намерений  его  участ¬
ников  и,  что  не  менее  важно,  избранных  средств.
«Мы  можем,  если  понимаем  свое  дело  (что  здесь
должно  предполагаться),  заставить  индивида  -
или  по  крайней  мере  помочь  ему  -  дать  себе  отчет
в  конечном  смысле  собственной  деятельности.  Та¬
кая  задача  мне  представляется  отнюдь  немаловаж¬
ной,  даже  для  чисто  личной  жизни»  (Б,  с.  730).
И  если  не  превращать  социологию  в  научную  раз¬
новидность  «игры  в  бисер»,  то  ее  право  на  сущест¬
вование  можно  обосновать  только  такой  расста¬
новкой  акцентов.
 Интеллектуальная  честность,  ясность,  знание  об
138  ответственности  -  это  и  есть  «настоящие  ключевые

вопросы,  вокруг  которых  сосредоточены  так  называ¬
емые  методологические  проблемы,  в  той  мере,  в  ка¬
кой  они  вообще  познаваемы»  (18,  с.  178),  утвержда¬
ет  Хеннис,  и  нам  трудно  с  ним  не  согласиться.
 Веберу  в  равной  мере  претит  и  излишняя  самона¬
деянность  исследователей  в  решении  этих  проблем,
и  пассивное,  заведомо  послушное  приятие  чужых,  на¬
вязанных  извне  суждений.  «Пусть  сегодняшняя  мода,
когда  каждая  работа  новичка  должна  быть  украшена
теоретико-познавательными  исследованиями,  снова
умрет  как  можно  скорее»,  -  в  нетерпении  досадует  Ве¬
бер  (30,  S.  127).  А  в  работе,  посвященной  авторитар¬
ным  тенденциям  в  системе  высшего  образования,  он
восклицает:  «...Что  "характеристического"  получится
из  людей,  которые  впряжены  в  эту  систему  высшего
образования...  независимо  оттого,  кто  они  -  доценты
на  кафедре  или  студенты  в  аудитории?»  (31,  р.  74).
 Много  позже  Вебера  феноменологи  увидели  эту
проблему  следующим  образом.  Доступное  каждому
члену  общества  социальное  знание,  считают  они,
можно  представить  в  виде  двух  категорий:  «соци¬
ально  приобретенного  знания»  (socially  derived
knowledge)  и  «социально  санкционированного  зна¬
ния»  (socially  approved  knowledge).
 Социально  приобретенное  знание  обобщено
в  опыте  наших  предшественников  и  современников.
 То,  что  было  для  них  реальностью,  становится  для  нас
проверенным  жизнью,  отработанным  способом  дей¬
ствия,  достойным  подражания.
 Социально  санкционированное  знание  может
быть  получено  нами  как  в  результате  личных  усилий,
так  и  социально  унаследовано.  Однако  и  в  том  139
 Свобода,  риск,  ответственность

Макс  Вебер
 и  в  другом  случае  оно  обязательно  приобретает  для
нас  еще  большее  значение  благодаря  тому,  что  раз¬
деляется  другими  членами  той  социальной  группы,
к  которой  мы  принадлежим.  Человек  верит  в  истин¬
ность  своего  опыта  потому,  что,  с  его  точки  зрения,  он
соответствует  опыту  компетентных,  имеющих  обще¬
ственный  вес  людей.  Придерживаться  такого  опыта
престижно  и  авторитетно,  даже  если  его  подлинный
источник  неизвестен.
 К  социально  санкционированному  знанию
с  полным  правом  можно  причислить  общественное
мнение,  так  легко  улавливающее  в  свои  сети  неин¬
формированных  граждан.  По  мнению  Альфреда
Шюца,  принципиальное  отличие  демократического
общества  от  всех  других  как  раз  и  заключается
в  том,  что  частное  мнение  граждан  преобладает  над
общественным  или,  точнее,  мнением,  которое  вы¬
дается  за  общественное  (29,  р.  223).  В  нормальном
обществе  человек,  деятель  должен  формировать
свои  взгляды  и  делать  выбор  самостоятельно.
 Второе  важнейшее  положение,  связанное  с  от¬
казом  от  всех  остальных  ценностей  ради  единожды
выбранной,  снова  возвращает  нас  к  рациональнос¬
ти,  но  теперь  уже  соотнесенной  с  понятием  «рис¬
ка».  Мы  уже  говорили  о  том,  что  рациональное
«расколдование»  мира  отнюдь  не  означает  его  аб¬
солютной  прозрачности  и  подчинения  человеку.
Дикарь  лучше  нас  знает,  «каким  образом  он  обес¬
печивает  себе  ежедневное  пропитание  и  какие  ин¬
ституты  оказывают  ему  при  этом  услугу.  Следова¬
тельно,  возрастающая  интеллектуализация  и  раци-
140  онализация  не  означают  роста  знаний  о  жизненных

условиях,  в  каких  приходится  существовать»
 (5,  с.  713).  Напротив,  рациональный  расчет  умно¬
жает  возможные  непредвиденные,  а  значит,  ирра¬
циональные  последствия.  Поясним  это  подробнее.
Принятие  решения  в  пользу  какой-либо  одной  цен¬
ностной  идеи  естественным  образом  предполагает
увеличение  степени  риска.  «Практический  опыт
учит...  чем  больше  знаешь,  тем  больше  знаешь,  че¬
го  не  знаешь,  и  тем  скорее  формируется  сознание
риска.  Чем  более  рациональны,  чем  более  сложно
задуманы  калькуляции,  тем  более  граней  (пробле¬
мы  -  Е.К.)  попадает  в  поле  зрения.  В  этом  отноше¬
нии  будущее  неопределенно,  а  потому  существует
риск»,  -  пишет  один  из  крупнейших  западных  экс¬
пертов  в  области  социологии  риска  Никлас  Луман
(12,  с.  135).  То  же  самое  имеет  в  виду  Макс  Вебер,
когда  говорит  о  нашей  способности  «установить,
какие  средства  соответствуют  (и  какие  не  соответ¬
ствуют)  данной  цели»,  т.е.  «взвесить  шансы  на  то,
в  какой  мере  с  помощью  определенных  средств...
вообще  можно  достигнуть  определенной  цели»,
а  также  «взвесить,  каково  будет  соотношение...  не¬
предусмотренных  следствий  с  предусмотренны¬
ми...»  (6,  с.  348).
 Действия  без  риска  не  существует,  ибо  риск  -  не¬
отъемлемая  часть  решения,  выбора.  Он  предполага¬
ет  неизбежный  отказ  от  целого  ряда  возможностей
в  пользу  одной-единственной.  Предпочтение  одно¬
го  другому  уже  само  по  себе  лишает  нас  целого  ряда
возможностей  и  шансов,  которые  сулит  нам  это
«другое».  Более  того,  риск  -  не  антипод  надежности.
Современные  социологи  все  более  склонны  призна-  141
 Свобода,  риск,  ответственность

Макс  Вебер
 вать,  что  «понятие  надежности  -  это  социальная
фикция»  (12,  с.  149).  Риск  следует  рассматривать  как
количественную  меру  в  вычислительных  процессах,
а  надежность  -  как  меру  разумно  достижимого
(23,  р.  41-45;  32,  р.  91-103).  Выстраивая  аналитиче¬
ские  пары  «риск  -  надежность»,  и  «риск  -  опас¬
ность»,  они  приходят  к  следующему  заключению:
свободного  от  риска  поведения  не  существует.  «Для
первой  формы  это  означает,  что  не  существует  абсо¬
лютной  надежности.  Для  второй  -  что  если  решение
вообще  принимается,  то  риска  избежать  нельзя...  И
само  собой  разумеется,  что  отказ  от  решения  -  это
тоже  решение»  (12,  с.  155;  33,  р.  91-103).
 Третий  момент,  касающийся  нашего  ценностного
выбора,  связан  с  принятием  свободы  других  людей
в  той  же  самой  мере,  как  и  своей  собственной.  Нельзя
забывать  напоминание  Вебера  о  том,  что  «борение
с  чужим  идеалом  возможно,  только  если  исходить  из
собственного».  Поэтому  наиважнейшая  задача  педаго¬
га  -  «научить  своих  учеников  признавать  неудобные
факты  ...сточки  зрения  их  партийной  позиции  ...в  этом
случае  академический  преподаватель...  совершает  не¬
что  большее,  чем  только  интеллектуальный
акт,  -  "...нравственный  акт",  хотя  последнее,  пожалуй,
может  прозвучать  слишком  патетически  для  такого
простого  и  само  собой  разумеющегося  дела»  (5,  с.  725).
 Другими  словами,  объективность  исследователя
невозможна  без  нравственного  воспитания  и  спо¬
собности  к  пониманию  (Einsichtsfaehigkeit),  в  част¬
ности  готовности  воспринять  нежелательные  исти¬
ны.  «Понимающая»  социология,  без  сомнения,
142  предполагает  умение  слушать  и  слышать  других.

Во  второй  половине  20  в.  этой  проблемой  займутся
этнометодологи,  исследуя  неявные,  безотчетные
приемы  общения  людей1.
 Рассуждения  Вебера  о  свободе  человеческого  вы¬
бора  невольно  вызывают  желание  обратиться  к
философам-экзистенциалистам  с  их  глобальной  по¬
становкой  вопроса  о  бремени  и  предназначении
жизни.  Однако,  если  у  французского  философа,  писа¬
теля  и  публициста  Жана  Поля  Сартра  (1905-80)  чело¬
век  должен  принять  «невыносимую  боль  свободы»,
то  огвет  Вебера  несколько  иной,  более  социологич¬
ный:  «Человек  должен  найти  призвание»  (22,  р.  200).
 Ни  одна  религия  на  Земле,  пишет  Ясперс,  не  была
столь  близка  сердцу  Вебера,  как  «религиозность  пури¬
танских  сект»  с  их  непостижимым  Божественным  пре¬
допределением.  Именно  поэтому  свобода  для  Вебера
«была  средством  для  роста  чего-то  надличностного,
идеи,  духа,  дела  -  последнее  из  этих  слов  он  предпо¬
читал»  (21,  с.  565).
 Тоска  и  бессмысленное  ожидание  не  помогут
человеку  состояться  в  этом  мире,  продолжает  в  духе
протестантизма  Макс  Вебер.  «...Нужно  обратиться
 1  Этнометодология  -  теоретико-методологическое  направле¬
ние  в  западной  социологии.  Название  ему  дал  в  1945  г.  аме¬
риканский  социолог  Гарольд  Гарфинкель,  объединив  два  по¬
нятия:  «этно»  как  синоним  «социальной  группы»  и  «методы»
как  систему  представлений,  здравый  смысл,  с  помощью  кото¬
рого  ее  члены  объясняют  для  себя  окружающий  мир.  Этноме-
тодологов  интересуют  прежде  всего  неосознаваемые  меха¬
низмы  общения  людей  в  повседневной,  обыденной  жизни:
телефонные  разговоры,  смех,  ходьба  и  т.д  Они  ставят  под  во¬
прос  привычное,  пытаются  увидеть  в  обыкновенном  спорное,
нуждающееся  в  научном  объяснении. 	*143
 Свобода,  риск,  ответственность

Макс  Вебер
 к  своей  работе  и  соответствовать  "требованию  дня"  -
как  человечески,  так  и  профессионально.  А  данное
требование  будет  простым  и  ясным,  если  каждый
найдет  своего  демона  и  будет  послушен  этому  демо¬
ну,  ткущему  нить  его  жизни»  (5,  с.  73Б).  И  уже  не
столь  важно,  какими  в  итоге  окажутся  результаты
этой  работы.  Не  в  наших  силах  их  предвидеть.  Глав¬
ное  -  исполнить  свое  земное  предназначение,  не¬
смотря,  а  порой  и  вопреки  тем  обстоятельствам,  в  ко¬
торые  мы  поставлены.
 Подводя  итог,  Вебер  заключает:  невозможно  стать
личностью  в  результате  заранее  принятого  решения.
«К  этому  ведет  только  один  путь,  а  именно:  способность
полностью  отдаваться  "делу"...»  (9,  с.  552).  Это  справед¬
ливо  и  для  научной  сферы,  где  личностью,  по  Веберу,  яв¬
ляется  только  тот,  кто  «служит  одному  делу»  (5,  с.  711).
 Своеобразную,  хотя  и  несколько  скептическую
трактовку  получает  этот  пламенный  призыв  Вебера
к  своим  коллегам-обществоведам  во  времена  немец¬
кого  фашизма.  В  письме  одному  из  своих  друзей  фено¬
менолог  Альфред  Шюц  пишет:  «Ты  все  еще  настроен
достаточно  оптимистично,  чтобы  верить  в  способность
социологии  спасти  саму  себя  из  руин  этого  мира  -  как
philosophies  aera  perennis?  Я  этому  не  верю.  Скорее  аф¬
риканские  аборигены  должны  готовиться  к  принятию
идей  национал-социализма.  Это  не  убережет  нас  от
смерти,  достойной  нашей  жизни,  поэтому  мы  должны
пытаться  упорядочить  наш  мир,  нехватку  которого  мы
должны  признать  -  нашего  мира.  В  этой  смене  акцен¬
тов  и  заключена  суть  конфликта»  (28,  р.  130).
 Действительно,  стремление  людей  повлиять  на  об-
144  щей  во,  социальный  порядок,  как  правило,  встречает

довольно  сильное  «сопротивление  материала».  Одна¬
ко,  если  они  будут  помнить  о  том,  что  общество  не  есть
внешняя  по  отношению  к  их  поступкам  и  взаимодейст¬
виям  реальность,  их  понимание  происходящего  суще¬
ственно  изменится.  Социальный  мир  может  стать
сравнительно  мирным  устроением  жизни,  достижи¬
мым  и  в  определенной  мере  подвластным  контролю.
И  роль  науки  здесь  далеко  не  последняя.
 Способность  обществоведа  помочь  (но  не  навя¬
зать!)  человеку  самостоятельно  найти  «такой  пункт,
исходя  из  которого  он  мог  бы  занять  позицию  в  соот¬
ветствии  со  своими  высшими  идеалами»  —  своего  ро¬
да  веберовский  тест  на  профессиональную  пригод¬
ность  (5,  с.  721-722).  Призыв  Вебера  «помнить  о  по¬
следствиях  своих  действий»  иначе  чем  суждением  мо¬
рально-практического  характера  назвать  трудно.  Рано
или  поздно  все  мы  -  деятели  -  обнаруживаем  корен¬
ное  противоречие  социального  действия,  веберов¬
скую  антиномию1  между  «этикой  ответственности»
(Макиавелли)  и  «этикой  убеждения»  (Канта).
 Согласно  Веберу,  деятель,  ведомый  этикой  ответ¬
ственности  за  последствия,  готов  прибегнуть  к  любым
средствам,  включая  насильственные,  во  имя  общего
дела,  даже  в  ущерб  спасению  собственной  души.  Дея¬
тель,  ведомый  этикой  убеждения,  отстаивает  свои
идеи  вне  зависимости  оттого,  каковыми  окажутся  по¬
следствия  его  действий.  Он  хочет  быть  чист  прежде
всего  перед  самим  собой.  Конечно,  считает  Вебер,  эти-
 1  Antinomia  (греч.)  -  антиномия,  противоречие  между  поло¬
жениями,  каждое  из  которых  в  отдельности  логически  непро¬
тиворечиво  и  доказуемо.
 145
 Свобода,  риск,  ответственность

Макс  Вебер
 ка  ответственности  и  этика  убеждения  -  не  абсолют¬
ные  противоположности,  а  взаимодополнения.  В  об¬
ществе  «гений  или  демон  политики  живет  во  внутрен¬
нем  напряжении  с  богом  любви»  (7,  с  703).
 То,  о  чем  говорит  здесь  Вебер,  по  сути  дела,  нюанс
все  того  же  проникновения  ценностно-рационального
действия  в  целерациональное,  столь  близких  друг  дру¬
гу  в  реальной  жизни.  Что  мы  предпочтем  -  компро¬
мисс  или  выбор,  -  дело  нашей  совести,  а  не  науки.
 Еще  раз  оговоримся.  Наука  не  должна  и  не  может
быть  той  сферой,  в  которой  мы  обретаем  конечный
смысл  своей  жизни,  но  она  может  по  меньшей  мере
этому  не  препятствовать.  Каким  образом?  Если  мы
отважимся  взглянуть  на  выводы  социального  теоре¬
тика  как  на  результаты  не  только  изящных  абстракт¬
ных  рассуждений  или  лабораторного  эксперимента,
но  скорее  как  на  отражающие  сомнения  и  тревоги  на¬
шей  собственной  жизни  и  творчества.  Только  так  со¬
циологическая  перспектива  поможет  нам  увидеть,
как  и  зачем  мы  живем,  а  познание  социального  пре¬
вратится  в  познание  меня  самого  через  приобщение
к  общекультурному.  Известный  французский  фило¬
соф  Морис  Мерло-Понти  называет  это  неразрывной
связью  между  интерсубъективным,  т.е.  межчелове¬
ческим,  общечеловеческим  вйдением,  и  моим  собст¬
венным  (14,  с.  79).
 Признаемся,  в  научном  творчестве,  как  и  в  твор¬
честве  вообще,  нас  привлекают  люди,  любые  поис¬
ки  которых,  согласны  мы  с  ними  или  нет,  интересны
потому,  что  раздвигают  привычные  рамки  нашего
восприятия.  Как  правило,  мы  бываем  равнодушны
146  к  тем,  кто  дает  нам  безупречные  ответы  на  все  во-

просы,  и  благодарны  тем,  кто  помогает  разрешить
наши  сомнения  собственными  силами  или  даже
просто  задуматься  над  происходящим.  Признак  че¬
ловека  мыслящего  -  умение  ставить  вопросы,
стремление  разобраться  в  самом  себе.  Трудность
заключается  лишь  в  том,  чтобы  это  стремление...
возникло.  Ведь  человека  могут  удовлетворить  лишь
те  отклики,  которые  приходят  на  созревшие  в  нем
самом  вопросы.  Безумием  здесь  было  бы  назида¬
ние.  Явная  проповедь  в  науке  возбраняется.  В  эпоху
жарких  политических  споров  в  Германии  Вебер  пи¬
сал  об  этом  так:  «Пророку  и  демагогу  не  место  на  ка¬
федре  в  учебной  аудитории...  И  я  считаю  безответ¬
ственным  пользоваться  тем,  что  студенты  ради  сво¬
его  будущего  должны  посещать  лекции  преподава¬
телей  и  что  там  нет  никого,  кто  мог  бы  выступить
против  него  с  критикой;  пользоваться  своими  зна¬
ниями  и  научным  опытом  не  для  того,  чтобы  прине¬
сти  пользу  слушателям  ~  в  чем  состоит  задача  пре¬
подавателя,  -  а  для  того,  чтобы  привить  им  свои
личные  политические  взгляды»  (Б,  с.  722).
 Однако,  как  свидетельствует  творчество  самого
Макса  Вебера,  особенность  социологии  заключается
в  ее  опасной  (или  благотворной?)  близости  к  размыш¬
лениям  о  том,  какими  должны  быть  нормальное  об¬
щество,  разумные  отношения  между  людьми,  достой¬
ное  поведение  и  социальная  деятельность  человека.
 Ведь  поведение  людей  в  обыденной  жизни  -  прямое
следствие  их  восприятия  происходящего,  отношения
к  создавшейся  ситуации.  И  далеко  не  всегда  оно  опре¬
деляется  только  социальными  предписаниями  или
личными  соображениями,  особенностями  индивиду-  147
 Свобода,  риск,  ответственность

Макс  Вебер
 ального  жизненного  опыта.  Немаловажную  роль  в  его
формировании  играет  наука.
 Социология  познания  -  это  явление  известно  как
«самоосуществляющееся  пророчество».  Прогноз,  да¬
же  невероятный,  становится  реальностью,  если  люди,
уверовавшие  в  него,  начинают  вести  себя  так,  как  буд¬
то  все  предсказанное  действительно  неизбежно  и  не¬
отвратимо.  Наши  мыслительные  построения  и  науч¬
ные  гипотезы  обладают  способностью  жить  собствен¬
ной,  не  подвластной  нашему  рассудку  жизнью,  неза¬
метно  подчиняя  его  себе.  И  чем  талантливее  автор,  чем
больше  сил  и  труда  он  вкладывает  в  свое  детище,  тем
менее  заметным  и  тягостным  для  него  становится  этот
сладостный  плен.
 У  американского  писателя  А.  Ван  Вогта  есть  не¬
большой  рассказ-фантасмагория  «Зачарованная  де¬
ревня».  Его  герой  -  чудом  спасшийся  астронавт,  ко¬
рабль  которого  взорвался  при  посадке  на  Марс.
На  планете  уже  давно  нет  марсиан.  Единственным  жи¬
вым  существом  осталась...  деревня,  назначением  ко¬
торой  было  удовлетворение  нужд  ее  теперь  исчезнув¬
ших  создателей.  Однако  комфорт  по-марсиански  ока¬
зался  абсолютно  неприемлемым  для  землянина.  Дол¬
го  и  упорно  он  приучал  деревню  к  созданию  тех  пищи,
влаги  и  музыки,  к  которым  привык  с  детства.  Наконец
он  с  удовлетворением  решил,  что  ему  это  удалось.
И  когда,  отдохнув  и  насытившись,  он  шагнул  за  порог
своего  нового  дома  с  мыслью:  «Я  победил!»,  солнце
осветило  его  отяжелевшую  фигуру  на  четырех  корот¬
ких  лапах,  с  узкой  мордой  и  двухметровым  хвостом.
Подобная  опасность  в  равной  мере  подстерегает
148  каждого  ученого.  Социология,  подобно  всякой  сфере

знания,  -  не  просто  совокупность  информации,  пред¬
ставляющей  ту  или  иную  картину  общества  в  соответ¬
ствии  с  выявленными  закономерностями,  но  полевая
структура,  энергетическая  воронка,  поглощающая
всех,  забывших  об  осторожности  и  безрассудно  сту¬
пивших  в  нее  с  верой  во  всесилие  человеческого  разу¬
ма  и  вседозволенность  т.н.  объективной  науки.
 Коварство  научных  теорий  беспокоило  многих  мыс¬
лителей.  Так,  предшественник  Альфреда  Шюца,  немец¬
кий  философ-феноменолог  Эдмунд  Гуссерль  (1859—
 1938)  с  тревогой  писал  о  все  возрастающем  влиянии  т.н.
«сисгемосозидающего  мышления»,  которое  не  способно
познать  действительность.  Оно  в  состоянии  лишь  ими¬
тировать  ее.  Собственно,  именно  об  этом  и  говорит  Ве¬
бер,  когда  признает  общесоциальную  теорию  только  од¬
ним  из  способов  предметного  созерцания,  но  никогда  -
знанием  действительно  целого.  Карл  Ясперс  пояснил  это
так-  «...Релятивистское  познание  не  затрагивает  человека
как  его  самого...  но...  запрещает  возлагать  ответствен¬
ность  на  догматическое  знание  как  на  объективную  пра¬
вильность  и  требует  понимания  опасности  и  риска  под¬
линного  действования  в  мире»  (20,  с.  382).  В  противном
случае  мы  вынуждены  будем  вслед  за  Тютчевым  неус¬
танно  вопрошать,  где  же  мы  находимся  на  самом  деле:
в  реальности  или  в  творческом  самоупоении.
 Я  впал  в  невольное  забвенье:
 Не  знаю,  долог  ли  был  сон...
 Если  сон  этот  действительно  долог,  то  научные  ил¬
люзии  легко  могут  стать  жизненными  иллюзиями  того,
кто  берет  на  себя  смелость  их  отстаивать  или  разделять.  149
 Свобода,  риск,  ответственность

Макс  Вебер
 Макс  Вебер  спешит  уберечь  нас  от  этого,  призывая
к  иному  -  профессиональной  научной  работе,  кото¬
рая,  однако,  не  препятствовала  бы  человеку  искать
смысл  собственного  существования.
 Цитируемая  литература
 1. 	Арендт  X.  Vita  activa,  или  о  деятельной  жизни.
М.,  2000.
 2. 	Аристотель.  Метафизика  //  Аристотель.  Сочи¬
нения.  В  4-хтомах.  Т.  1.  М.,  1975.
 3. 	Арон  Р.  Этапы  развития  социологической  мысли.
М.,  1992.
 4. 	Братусь  Б.С.  Смысловая  вертикаль  сознания
личности  (к20-летиюсодня  смерти  А.Н.  Леонтьева)  //
Вопросы  философии.  1999.  №  1.  С.  81-89.
 5. 	Вебер  М.  Наука  как  призвание  и  профессия  //
Вебер  М.  Избранные  произведения.  М.,  1990.
 6. 	Вебер  М.  «Объективность»  социально-научного
и  социально-политического  познания  //  Вебер  М.
Указ.  соч.
 7. 	Вебер  М.  Политика  как  призвание  и  профессия  //
Вебер  М.  Указ.  соч.
 8. 	Вебер  М.  Протестантская  этика  и  дух  капита¬
лизма  //  Вебер  М.  Указ.  соч.
 9. 	Вебер  М.  Смысл  «свободы  от  оценки»  в  социо¬
логической  и  экономической  науке  //Вебер  М.
Указ.  соч.
 10. 	Вебер  М.  Теория  ступеней  и  направле¬
ний  религиозного  неприятия  мира  //  Вебер  М.
Указ.  соч.
 150

11. 	Давыдов  Ю.Н.  Макс  Вебер  и  современная
теоретическая  социология:  Актуальные  проб¬
лемы  веберовского  социологического  наследия.
М.,  1998.
 12. 	ЛуманН.  Понятие  риска  //THESIS.  1994.  Вып.  5.
С.  135-160.
 13. 	Макаренко  В.П.  Вера,  власть  и  бюрократия  (кри¬
тика  социологии  М.  Вебера).  Ростов-на-Дону,  1988.
 14. 	Мерло-Понти  М.  Философ  и  социология  //
Мерло-Понти  М.  В  защиту  философии.  М.,  1996.
 15. 	Патрушев  А.И.  Макс  Вебер  и  современные
науки  об  обществе  //  Уроки  Макса  Вебера.  М.,  1995.
 16. 	Франк  С.Л.  Духовные  основы  общества  //
Духовные  основы  общества.  М.,  1992.
 17. 	Хеннис  В.  Макс  Вебер  -  воспитатель  //  Макс
Вебер,  прочитанный  сегодня.  Сб.  статей.  СПб.,  1997.
 18. 	Хеннис  В.  Смысл  свободы  от  ценностей  (по  по¬
воду  и  о  мотивах  постулата  М.  Вебера)  //  Макс  Вебер,
прочитанный  сегодня.  СПб.,  1997.
 19. 	Швырков  В.Б.  Введение  в  объективную  психо¬
логию.  Нейрональные  основы  психики.  М.,  1995.
 20. 	Ясперс  К.  Духовная  ситуация  времени  //
Ясперс  К.  Смысл  и  назначение  истории.  М.,  1991.
 21. 	Ясперс  К.  Речь  памяти  М.  Вебера  //  Вебер  М.
Избранное.  Образ  общества.  М.,  1994.
 22. 	Alexander  J.  The  Dialectic  of  Individualism  and
Domination:  Weber's  Rationalization  Theory  and
Beyond  //  Max  Weber.  Rationality  and  Modernity.
L.,  1987.
 23. 	Bjordal  E.N.  Risk  from  a  Safety  Executive
Viewpoint  //  Ed.  W.T.  Singleton  and  J.  Hoven.  Risk  and
Decisions.  Chichester,  1987.
 151
 Свобода,  риск,  ответственность

24. 	Dahrendorf  R.  Max  Weber  and  Modern  Social
Science  //  Max  Weber  and  His  Contemporaries  /  Ed.
W.J.  Mommsen  and  J.  Osterhammel  (The  German
Historical  Institute).  L.f  1987.
 25. 	GiddensA.  Capitalism  and  Modern  Social  Theory.
An  Analysis  of  the  Writings  of  Marx,  Durkheim  and  Max
Weber.  L.,  1971.
 26. 	Heit  G.,  Smith  M.E.,  Halgren  E.  Neural  Encoding
of  Individual  Words  and  Faces  by  the  Human  Hippo¬
campus  and  Amygdala  //  Nature.  1998.  Vol.  333.
No.  6175.  P.  773-775.
 27. 	MitzmanA.  The  Iron  Cage.  N.Y.,  1970.
 28. 	SchutzA.,  Parsons  T.  The  Theory  of  Social  Action  //
The  Correspondence  of  Schutz,  A.  and  Parsons,  T.  /  Ed.
Richard  Grathoff.  Bloomington;  London,  1978.
 29. 	SchutzA.  The  Well  Informed  Citizen.  An  Essay  on
the  Social  Distribution  of  Knowledge  //  Social  Research.
1946.  Vol.  XVIII.  P.  467-478.
 30. 	Weber  M.  Gesammelte  Aufsatze  zur  Wissen-
schaftslehre.  Tubingen,  1973.
 31. 	Weber  M.  On  Universities.  Chicago,  1974.
 32. 	Whipple  C  Opportunities  for  the  Social  Sciences  in
Risk  Analysis:  An  Engineer's  Viewpoint  //  Environmental
Impact  Assessment,  Technology  Assessment  and  Decision
Sciences  /  Ed.  V.T.  Corvello  et  al.  Berlin,  1985.
 33. 	Wildavsky  A.  Searching  for  Safety.  New  Brun¬
swick,  London,  1988.

ВСЛЕД  ЗА  ВЕБЕРОМ
 .  .Наступит  момент,  когда  краски  станут  ины¬
ми:  возникнет  неуверенность  в  значении  бессоз¬
нательно  применяемых  точек  зрения,  в  сумерках
будет  утерян  путь.  Свет,  озарявший  важные  про¬
блемы  культуры,  рассеется  вдали.
 Вебер  М.  «Объективность»  социально¬
научного  и  социально-политического  познания
 Предложенный  Максом  Вебером  «понимающий  под¬
ход»  к  изучению  социальной  жизни  оказал  огромное
влияние  на  дальнейшее  развитие  социологии.  И  про¬
изошло  это,  на  наш  взгляд,  потому,  что  ученому  уда¬
лось  ближе  многих  других  подойти  к  решению  важ¬
нейшей  социологической  проблемы  -  соотношения
нашей  свободы  и  стесненности  обществом,  его  требо¬
ваниями.  Как  совместимы  и  совместимы  ли  вообще  153

Макс  Вебер
 эти  два  момента?  В  какой  мере  свободен,  а  в  какой  ог¬
раничен  социальный  деятель?  Наконец,  соответствует
ли  наше  представление  о  строго  научной  социологии
тому,  что  в  действительности  представляет  собой  об¬
щество  и  живущие  в  нем  люди?
 Не  секрет,  что  даже  наше  «встраивание  в  социаль¬
ный  порядок»,  т.е.  социализация,  никогда  не  бывает
пассивным  усвоением  предлагаемых  обществом  норм
и  правил  поведения.  Это  процесс  обоюдоострый,  ак¬
тивный  с  обеих  сторон  -  и  обучаемой,  и  обучающей,
влияющих  друг  на  друга.  Любой  общественный  запрет
или  правило  усваиваются  и  воплощаются  на  практике
конкретным,  не  похожим  на  всех  остальных  челове¬
ком.  Официальный  «мундир»,  выданный  ему  общест¬
вом  в  соответствии  с  предложенной  ролью,  социаль¬
ным  положением  и  рассчитанный  на  некоторую  типо¬
вую  фигуру,  все  равно  приобретает  формы  и  пропор¬
ции  его  владельца.
 Макс  Вебер  делает  все  возможное  для  того,  что¬
бы  представление  о  социальной  науке  и  образ  жи¬
вого  человека-творца  в  ней  не  исключали  друг
друга.  И  примиряет  он  их,  сохранив  за  социальным
деятелем  (ученым-исследователем  в  том  числе)
способность  к  творчеству.  Каждый  раз,  когда  мы  на¬
деляем  мир  смыслом,  пишет  Вебер,  мы  отстаиваем
вполне  определенные  ценности,  более  или  менее
сознательно  избранные  нами.  Своими  воззрениями
на  мир  мы  действительно  его  творим  вне  зависимо¬
сти  оттого,  кто  мы  -  профессиональные  общество¬
веды  или  обыватели.
 И  все  же  спустя  почти  век  после  Вебера,  в  середине
154 	1990-х  гг.,  наш  современник,  известный  шведский  со-

циолог  Пер  Монсон  с  горечью  напишет:  «Наше  пред¬
ставление  о  науке  во  многом  противоречит  нашему
представлению  о  том,  что  значит  быть  человеком.  На¬
ука  занимается  закономерным,  предсказуемым  и  кон¬
тролируемым,  короче  говоря,  представлением  о  чем-
то  объективном.  Когда  мы  представляем  себе  людей,
важной  частью  этого  представления  является  то,  что
мы  думаем,  говорим  и  действуем  как  субъект,  то  есть
мы  вооружены  чем-то,  что  называется  "свободной  во¬
лей"»  (7,  с.  13).
 Так  что  же  происходит  с  социологией?  Неужели  на¬
учное  наследие  Вебера  утеряно  безвозвратно?  Уда¬
лось  ли  современной  социологии  хоть  как-то  сохра¬
нить  преемственность  идеям  Вебера?  А  если  удалось,
то  в  какой  степени  она  их  усвоила?
 Для  ответа  на  эти  вопросы  логично  обратиться  к  ра¬
ботам  тех  теоретиков,  которые  вслед  за  Вебером  опи¬
сывают  социальную  реальность  как  сферу  субъектив¬
но  осмысленных  и  целенаправленных  действий  лю¬
дей.  Сразу  оговоримся.  Сторонники  этих  теорий
в  очень  разной  мере  наследуют  взгляды  Макса  Вебера.
Однако  при  всех  существующих  различиях  они,  безус¬
ловно,  разделяют  с  немецким  мыслителем  два  прин¬
ципиально  важных  положения.  Во-первых,  для  них,
как  и  для  Макса  Вебера,  неприемлемо  представление
о  человеке  как  существе,  лишенном  права  голоса,  не¬
коем  неспецифическом  объекте  исследования.  В  рав¬
ной  мере  ученые  не  разделяют  взгляд  на  социальную
среду  как  на  независимую  от  человеческого  сознания
и  опыта.  Именно  поэтому,  как  мы  уже  отметили  в  тре¬
тьей  главе,  данные  теоретико-методологические  сис¬
темы  получили  название  креативных,  или  интерпрета-  155
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 тивных  (т.е.  изучающих  то,  как  люди  интерпретируют,
истолковывают  мир),  или,  что  то  же  самое,  конструк¬
тивистских  (т.е.  анализирующих  способы  и  методы  со¬
здания,  конструирования  людьми  социального  мира).
Во-вторых,  такого  рода  трактовки  социальной  жизни
признают  веберовскую  теорию  социального  действия
основой  своих  научных  рассуждений.
 К  числу  теоретиков  этого  направления  следует  от¬
нести  феноменологов  (например,  Альфреда  Шюца),
этнометодологов  (Гарольда  Гарфинкеля,  Аарона  Си-
курела),  в  большинстве  своем  символических  интер-
акционистов  (Джорджа  Герберта  Мида  и  Эрвина
Гоффмана1)  и  в  очень  незначительной  степени  созда¬
телей  социологической  версии  экзистенциализма
(Эдварда  Тириакьяна).
 Мы  сознательно  исключаем  из  этого  списка  созда¬
телей  т.н.  «интеграционных»,  или  «синтетических
макро-микромоделей»  социальной  жизни.  Вот  уже
какое  десятилетие  они  безуспешно  пытаются  соеди¬
нить  «понимающую  социологию»  Вебера  с  системным
 1  Перевод  имени  этого  американского  социолога  -  Erving
Goff  man  -  до  сих  пор  является  предметом  дискуссий  среди  оте¬
чественных  социологов  Его  иногда  переводят  и  как  Ирвинг
Гофман,  и  как  Эрвинг  Гоффман  Нам  представляется  предпо¬
чтительным  перевод  Эрвин  Гоффман  по  двум  причинам.
Во-первых,  это  соответствует  нормам  перевода  английских
имен  и  фамилий,  опубликованных  в  1986  г.  в  «Словаре  англий¬
ских  фамилий»  А  И.  Рыбакина  (с.  14,  18,  79,  198);  в  1989  г.
в  «Словаре  английских  личных  имен»  А  И.  Рыбакина  (с.  82,
109),  а  также  в  «Новом  большом  англо-русском  словаре»  под
ред.  Ю.Д  Апресяна  и  др  (т.  3,  с.  765)  Во-вторых,  перевод  Erving
как  Ирвинг  фактически  отождествляет  два  совершенно  разных
156  английских  имени  -  Erving  и  Irving

анализом,  для  которого  характерно  рассмотрение  об¬
щества  как  анонимной,  лишенной  реального  челове¬
ческого  присутствия  структуры1.  Оценивая  одну  из  та¬
ких  моделей  -  «теорию  коммуникативного  действия»
крупнейшего  немецкого  социального  философа  и  со¬
циолога  конца  20  в.  Юргена  Хабермаса,  -  тот  же  Мон-
сон  увидел  в  ней  «самую  пока  что  честолюбивую  по¬
пытку  создания  общественной  теории,  основанную  на
длительном  чтении  и  критическом  обсуждении  прак¬
тически  всех  важнейших  теоретиков  и  теоретических
традиций  с  самого  возникновения  современных  тео¬
рий  общества»  (8,  с.  308).
 Попытка  эта  действительно  весьма  честолюбива,
довольно  спорна,  хотя  и  оригинальна.  Не  умаляющее
ни  одну  из  сторон  -  ни  деятеля,  ни  социальную  струк¬
туру  -  сочетание  веберовской  теории  действия  с  ин¬
ституциональной  теорией  систем  вряд  ли  возможно.
Ведь  в  этом  случае  из  социальной  теории  уходит  глав¬
ное  -  ценностный  выбор  человека.  В  результате  струк¬
туры,  нормативные  предписания  и  правила  поведения
неизбежно  «поглощают»  деятеля.  Человек  в  них  по¬
просту  «растворяется»,  исчезает.  Тем  печальнее  тот
факт,  что  в  западной  социологии  20  в.  интеграцион¬
ные  модели  уже  успели  стать  «наиболее  типичным  для
нашего  века  способом  производства  новых  социаль¬
ных  теорий»  (Б,  с.  18).
 Напротив,  феноменологи,  этнометодологи  и  сим¬
волические  интеракционисты,  а  отчасти  и  представи-
 1  Первым  из  них  стал  американский  социолог  Толкотт  Парсонс
(1902-79),  основатель  системного  структурно-функционального
анализа. 	157
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 тели  социологического  экзистенциализма  стремятся
переработать  идеи  Вебера  не  формально,  но  по  суще¬
ству.  Веберовский  колорит,  его  ощущение  социаль¬
ного  пространства  и  жизни  в  нем  -  вот  что  определя¬
ет  характер  и  направление  их  научного  поиска.  Они
пытаются  удержать  в  лоне  социологии  самое  трудно¬
уловимое  и  трепетное  -  живого  неповторимого  чело¬
века,  обладающего  свободной  волей  и  собственными
взглядами  на  окружающий  его  мир.  Однако  не  будем
обольщаться.  Индивидуальные  особенности  челове¬
ческой  деятельности  никогда  не  были  и  не  могут  быть
предметом  социологического  знания.  Достоинство
интересующих  нас  социологических  теорий  заключа¬
ется  скорее  в  том,  что  эти  особенности  обязательно
оговариваются  как  неподвластные  «строго  научной»
социологии,  но  от  этого  не  менее  важные  для  общест¬
венной  жизни.  Исследователи  не  замалчивают  их,
не  закрывают  на  них  глаза,  мужественно  признаваясь,
что  социологические  методы  не  приспособлены  для
их  анализа.  И  эта  интеллектуальная  честность  прино¬
сит  достойные  плоды.  Глубина  человеческой  жизни  из
помехи,  которую  стоит  как  можно  скорее  устранить,
превращается  в  абсолютно  необходимое  условие  на¬
учного  поиска,  постоянно  напоминая  о  том,  сколь
опасным  и  каверзным  может  оказаться  абстрактно¬
теоретическое  мышление.
 Глава  феноменологической  школы  Альфред  Шюц
пишет  о  неподвластной  социологу  области  непосред¬
ственного  и  непредсказуемого  взаимодействия  -
Umwelt,  в  которой  собственно  и  протекает  подлинная
совместная  жизнь  людей;  Гарольд  Гарфинкель  -
158  о  безжизненных  «рассудительных  остолопах»  (judge-

mental  dopes),  которыми  социологи  вынуждены  заме¬
нять  живых,  а  значит,  далеко  не  безропотных  и  весьма
«непослушных»  деятелей;  Джордж  Г.  Мид  -  об  «I»1,
той  человеческой  ипостаси,  которая  сокрыта  в  челове¬
ке,  подобно  его  душе;  Эрвин  Гоффман  -  о  едва  угады¬
ваемом  под  социальной  маской  истинном  лице  акте¬
ра.  Рассмотрим  это  подробнее.
 С  самого  начала  феноменолог  Альфред  Шюц  бес¬
пощадно  разрушает  все  иллюзии  «традиционных»  со¬
циологических  школ  относительно  неисчерпаемых
возможностей  науки  и  доступности  социальной  сферы
для  ее  исследователя.  Ни  прошлое,  ни  будущее  состоя¬
ние  общества  не  может  быть  сколько-нибудь  серьезно
изучено,  пишет  он.  Нам  никогда  не  удастся  полностью
понять,  перевоплотиться  в  наших  предшественников
или  потомков,  т.е.  осмыслить  происходившее  так,  как
может  это  сделать  переживший  его  человек.  Остается
настоящее,  но  и  оно  не  всецело  доступно.  Шюц  делит
современный  социологу  мир  на  две  сферы:  неподвла¬
стную  и  подвластную  социологическому  анализу.  Пер¬
вая  из  них  -  Umwelt  -  предполагает  живой  контакт,
обращенность  людей  друг  к  другу,  глаза  в  глаза,
«лицом-к-лицу».  В  ней  естественны  экспромт,  импро¬
визация,  неожиданные  реакции,  всплески  эмоций.  Это
сфера  непредсказуемого  эксперимента  человека  с  окру¬
жающим  его  социальным  миром,  область  непосредст¬
венно  переживаемого  опыта  общения  людей.  Вторая  -
Mitwelt-  исключает  живость  восприятия.  В  ней  мы  не
встречаемся  друг  с  другом  лично.  Наше  общение  ано-  1111  [ai]  (англ.)  -  личное  местоимение  1-го  лица  единственного
числа,  «Я». 	159
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 нимно,  опосредованно.  Мы  воспринимаем  друг  друга
не  как  живых  людей,  обладающих  индивидуальнос¬
тью,  особенностями,  а  как  носителей  определенных
функций,  ролей.  Мы  видим  друг  в  друге  социальные
типы,  лишенные  чувств,  биографии  и  свободной  воли.
Нам  совершенно  безразлично,  кто  и  в  каком  настрое¬
нии  ведет  поезд  метро,  когда  мы  пользуемся  метропо¬
литеном.  Нас  нимало  не  волнует,  кто  и  когда  пришлет
нам  счет  за  междугородний  телефонный  разговор.  По¬
ка  машинист  исправно  выполняет  свои  обязанности,
а  телефонистка  -  свои,  мы  вообще  не  думаем  о  них,
как  о  живых  людях.  Для  нас  они  -  безликие  представи¬
тели  своей  профессии,  голая  функция,  мундир.
Но  только  с  такими  персонажами,  гомункулами
(homunculi),  как  называет  их  Шюц  (вероятно,  памятуя
о  человечке  из  колбы,  созданном  алхимиком  Вагнером
в  трагедии  Гёте  «Фауст»),  может  работать  социолог.
 Смоделированные  исследователем  социальные
деятели-гомункулы  вполне  обходятся  теми  правилами
поведения,  или  социокультурными  «рецептами»,  ко¬
торыми  он  их  снабжает.  Рецепты  эти  помогают  полу¬
чить  стандартный  результат  в  стандартной  ситуации
стандартными  средствами.  Гомункул  не  сомневается:
его  поступок  вызовет  соответствующую  ожиданиям  от¬
ветную  реакцию.  Воистину  Mitwelt-  мир  реактивный,
где  за  определенным  стимулом  следует  предполагае¬
мый  ответ  по  известному  трафарету.  Каждое  последу¬
ющее  действие  определяется  «посредством  типа,  со¬
зданного  предшествующим  опытом»  (35,  р.  229).
 Однако  любой  тип  некогда  возник  «из  ситуации
адекватного  решения  проблематичной  ситуации,  с  ко-
160  торой  невозможно  справиться  с  помощью  уже  имею-

щегося  запаса  знаний,  а  только  путем  пересмотра  уже
имеющегося  опыта»  (ЗБ,  р.  231),  импровизации,  твор¬
чества.  Проблематичной  ситуация  становится  потому,
что  ее  воспринимает  таковой  конкретный  человек.
 Что-то  мешает  ему  достичь  желаемого,  и  это  что-то
становится  для  него  препятствием,  проблемой.  Следо¬
вательно,  каковы  бы  ни  были  наши  действия,  они  все¬
гда  результат  поставленной  нами  цели  -  преодолеть
возникшую  трудность.  «Термином  "действие",  -  пи¬
шет  Шюц  вслед  за  Вебером,  -  ...мы  обозначаем  про¬
думанное  человеческое  поведение,  то  есть  поведение,
основанное  на  составленном  заранее  проекте»
 (11,  с.  134).  Значит,  то,  что  происходит  в  действитель¬
ности,  серьезно  отличается  от  бездумного  следования
правилам  поведения.
 В  этой  связи  Шюц  обращает  наше  внимание  еще  на
один,  крайне  «неудобный»  для  социологии  момент.
 Какое  значение  имеет  для  нас,  обывателей  или  уче¬
ных,  знание  собственных  действий  или  действий  дру¬
гих?  «Мы,  как  правило,  "знаем",  что  делает  Другой,  ра¬
ди  чего  он  это  делает,  почему  он  делает  это  именно
в  данное  время  и  в  данных  конкретных  обстоятельст¬
вах.  Это  означает,  что  мы  воспринимаем  действия  дру¬
гого  человека  с  точки  зрения  мотивов  и  целей»
 (12,  с.  488).  Однако  научно  описать  мотивы  человече¬
ских  действий  сложно.  Их  не  сумел,  по  мнению  Шюца,
должным  образом  осветить  даже  Макс  Вебер.
 Шюц  делит  мотивы  на:  1)  «для  того,  чтобы»
и  2)  «потому,  что»,  «из-за  того,  что».  При  этом  он  сра¬
зу  оговаривается:  и  тот  и  другой  опять-таки  очень
субъективны  и  малодоступны  для  исследователя.
Может,  несколько  больше  поддается  исследованию  161
 6  Макс  Вебер
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 мотив  «потому,  что»,  ибо  описывает  уже  свершивше¬
еся,  явленное.  Но,  вспомнив  скепсис  Шюца  в  отно¬
шении  познания  событий  прошлого,  в  котором  мы
никогда  не  сможем  побывать,  не  стоит  обольщаться
несбыточным.  Тем  более  неприступным  становится
для  нас  мотив  «для  того,  чтобы».  Мало  того,  что  его
пространство  -  неопределенное  будущее,  «для  того,
чтобы»,  по  Шюцу,  погружен  в  глубинные  слои  чело¬
веческого  сознания.  Тем  не  менее  Шюц  отваживается
на  разговор  о  мотиве  «для  того,  чтобы»,  т.е.  о  способ¬
ности  социального  деятеля  ставить  и  достигать  цели.
Мотив  «для  того,  чтобы»  жизненно  необходим
ученому,  чтобы  окончательно  не  утратить  -  пусть
в  качестве  фона,  тональности  -  человека-творца.
И  здесь  снова  уместна  параллель  с  Вебером.  Только
наши  целенаправленные,  осмысленные  действия  мо¬
гут  стать  предметом  научного  рассмотрения.  Цель  -
это  точка  отсчета,  только  исходя  из  которой  и  воз¬
можно  описать  структуру  человеческого  поведения.
Намеченный  деятелем  проект  в  таком  случае  и  есть
цель-причина  его  поступка.  Именно  так,  по  мнению
целого  ряда  критиков,  видит  Шюц  настоящую  жизнь
людей  в  обществе.
 В  основе  феноменологической  социологии,  как  бы
мы  ни  уходили  от  этого  вопроса,  лежит  понятие  субъ¬
ективного  смысла  социального  действия.  «Именно  это
понимание  действующим  лицом  зависимости  моти¬
вов  и  целей  его  действий  от  его  биографически  опре¬
деленной  ситуации  имеет  в  виду  обществовед,  когда
говорит  о  субъективном  значении...  Строго  говоря,
действующий  человек,  и  только  он  один,  знает,  что  он
162  делает,  почему  он  это  делает...»  (12,  с.  492).

Отказывая  науке  в  возможности  изучать  реальные,
непосредственные  взаимодействия  «лицом-к-лицу»,
Шюц  тем  не  менее  признает  их  в  качестве  отправного
момента  феноменологической  социологии.  В  конеч¬
ном  счете  феноменолог  должен  прийти  к  пониманию
того,  «каким  образом  конституируется1  значение  в  ин¬
дивидуальном  опыте  единичного  Едо...»  (33,  р.  13).  Ибо
задача  социологии  -  составить  представление  о  про¬
цессах  осмысления  жизни,  происходящих  внутри  ин¬
дивидов,  «процессах  интерпретации  поведения  других
людей  и  процессах  самоинтерпретации»  (33,  р.  11).
 Однако  все  это  -  и  осознание  причины  собствен¬
ного  действия,  и  рассмотрение  альтернативных  спо¬
собов  его  выполнения,  и  окончательный  выбор,
и,  наконец,  само  осуществление  действия  -  область
Umwelt  Именно  социальные  действия  в  сфере  непо¬
средственного  опыта  (впрочем,  только  в  ней  они  на
самом  деле  и  находятся)  наполняют  мир  новыми
смыслами  и  значениями,  оставляя  за  человеком  пра¬
во  на  свободу,  ту  самую  свободу,  которая  ускользает
от  социальной  науки.
 Вслед  за  феноменологами  и  этнометодологи  рас¬
сматривают  социальное  действие  как  процесс  ос¬
мысления,  интерпретации  социального  мира.  Это
единственный  способ  не  превратить  живущих  в  нем
людей  в  «рассудительных  остолопов»  (17,  р.  68),  счи¬
тают  они.  Мы  понимаем  мир  так,  как  его  определяем,
и  действуем  так,  как  его  понимаем.  Это  означает,  что
наши  поступки  и  отношения  друг  с  другом  зависят  не
 1  Constitute  (лат.)  -  конституировать,  определить  содержа¬
ние,  установить  состав.
 163
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 столько  от  объективно  существующих  структур
и  норм,  сколько  от  нашего  «ощущения»,  «чувства»
этих  структур  (a  sense  of  social  structure)  (15,  p.  27).
Мы  живем  не  миром,  а  нашими  представлениями
о  мире,  общаемся  не  с  людьми,  а  с  нашими  пред¬
ставлениями  об  этих  людях.
 Структуры  и  нормы  -  не  более  чем  антураж,  обсто¬
ятельства  нашей  повседневной  активности.  Сами  по
себе,  вне  того  значения,  которое  им  придают  социаль¬
ные  деятели,  они  малоинтересны  этнометодологам.
Последних  занимает  то,  «каким  образом  общество  не¬
прерывно  достраивается  в  практической  деятельности
рациональных  индивидов»  (38,  р.  38).  По  мнению  эт-
нометодологов,  пишет  Дж.  Александер,  общество  мо¬
жет  предложить  лишь  «внешнюю»  форму  события,  ко¬
торую  социальные  деятели  наполняют  смыслом,  за¬
вершают  «изнутри»  (14,  р.  255).
 Однако,  если  феноменологи  упорно  пытаются  про¬
никнуть  в  социальный  механизм  деятельности  челове¬
ческого  сознания,  этнометодологи,  увлеченные  при¬
кладными  исследованиями,  таких  попыток  не  пред¬
принимают  в  принципе.  Следуя  завету  Гарольда  Гар-
финкеля,  они  уверены:  процессы  умственного  разви¬
тия  человека  находятся  вне  пределов  их  науки.  «Нет
никакого  резона  заглядывать  внутрь  черепной  короб¬
ки,  так  как  ничего  интересного,  кроме  мозгов,  там  не
найти»,  -  пишет  Гарфинкель  (17,  р.  190).  Может  быть,
поэтому  этнометодологам  в  большей  мере,  чем  кому-
либо  другому,  угрожает  опасность  без  особого  раска¬
яния  (в  отличие  от  феноменологов)  свести  интерпре¬
тацию  к  следованию  «рецептам»,  личностный  поиск  -
164  к  исполнению  правил,  а  деятеля  -  к  гомункулу.

Поначалу  Гарфинкель  всеми  силами  старается  из¬
бежать  этого,  но  используемый  им  т.н.  «документаль¬
ный  метод»  свидетельствует  о  тщетности  прилагаемых
усилий.  Согласно  документальному  методу,  произно¬
симые  нами  фразы  рассматриваются  как  «документ»
или  нечто  такое,  что  указывает  на  лежащую  в  их  осно¬
ве  «смысловую  структуру»  (17,  р.  78),  придающую  на¬
шему  общению  «нормальную  форму».  Иначе  говоря,
если  суть  социальной  жизни  этнометодологи  видят
в  толковании  происходящего,  то  суть  толкования  -
в  поиске  т.н.  «нормальной  формы»  (15,  р.  35,  53-54).
 Например,  в  случае  непредвиденной  заминки  или
растущего  непонимания  между  собеседниками  один
из  них  каким-либо  действием  (будь  то  неодобритель¬
ный  взгляд,  саркастическая  улыбка  или  нетерпеливый
взмах  рукой)  обязательно  просигнализирует  другому
о  необходимости  возвращения  к  привычным  в  данной
ситуации  и  понятным  формам  общения.
 Поиску  «нормальной  формы»  способствует  и  вы¬
полнение  правила  «и  так  далее».  Дело  в  том,  что  мно¬
гое  в  нашем  общении  оказывается  недосказанным  или
высказанным  не  до  конца.  Собеседники  зачастую  вы¬
нуждены  придерживаться  принципа  «и  так  далее»,  т.е.
набраться  терпения  и  ждать  дополнительной  инфор¬
мации,  чтобы  не  прерывать  ход  беседы  появившими¬
ся  вопросами.  Например,  если  кто-то  вам  говорит:
 «Ну,  вы  знаете...»,  не  принято  сразу  отвечать  -  «Нет,
не  знаю».  Принято  дождаться  того  момента,  когда  го¬
ворящий  сам  объяснит,  что  он  имеет  в  виду.
 Как  и  феноменологи,  этнометодологи  придержи¬
ваются  точки  зрения,  что  упорядоченность  (смысловая
структура)  повседневного  общения  людей  рождается  165
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 из  присущей  нашему  сознанию  способности  типизи¬
ровать  вновь  происходящее  в  соответствии  с  уже  из¬
вестными  образцами.  Так,  Аарон  Сикурел  определяет
социологию  как  науку,  ищущую  ответа  на  вопрос:  как
мы  осмысливаем  свое  окружение  с  помощью  соци¬
ально  приемлемого  способа?  Фрагменты  социального
мира,  поясняет  Сикурел,  предстают  нам  узнаваемыми
благодаря  языку,  с  помощью  которого  воспроизводят¬
ся  культурные  образцы  нашего  общения.  Подтверж¬
дая  способность  человека  творить  социальную  реаль¬
ность,  Сикурел  тем  не  менее  отождествляет  правила  ее
интерпретации  с  правилами  грамматики.  Именно  они
позволяют  деятелю  «вырабатывать  уместные  (обычно
инновационные)  ответы  на  меняющееся  ситуационное
окружение»  (15,  р.  27).
 И  понятно  почему.  Ведь  интерпретировать  озна¬
чает  не  строго  и  однозначно  следовать  предложенно¬
му  обществом  образцу,  а  наделять  происходящее
смыслом,  содержанием,  в  равной  мере  исходя  как  из
личного  опыта  социальной  жизни,  так  и  из  особеннос¬
тей  взаимодействия  в  данной,  конкретной  ситуации.
Этого  Аарон  Сикурел  не  отрицает.  Однако  предложен¬
ное  им  понятие  «фолк-модель»  («бытующие  среди  лю¬
дей  "кальки"  восприятия  и  правила  интерпретации»)
все-таки  демонстрирует  нам  сдвиг  в  сторону  структур¬
ного  анализа.  Сикурел  признает  фолк-модель  «куль¬
турным  образцом  нашей  повседневной  жизни»  (16,
р.  51-79).  Она  -  базовое  знание,  своего  рода  феноме¬
нологический  «рецепт»,  позволяющий  ориентировать¬
ся  в  мире.  А  в  конце  1980-х  гг.  уже  и  Гарфинкел  ь  прямо
говорит,  что  этнометодология  (пусть  несколько  иными
166  средствами,  нежели  традиционная  социология)  ис-

следует  формальные  структуры,  стандартизирован¬
ный,  единообразный  и  повторяющийся  механизм
(machinery)  нашей  повседневной  активности  (18,
р.  176-181).  Таким  образом,  граница  между  понятия¬
ми  «принудительного»  и  «желательного»  становится
трудноразличимой.  Об  осмыслении  человеком  собст¬
венных  действий  как  целеполагании,  размышлении
о  возможных  альтернативных  вариантах  решения  воз¬
никающих  проблем  упоминается  все  реже.  Однако
полностью  отказать  этнометодологам  в  желании  со¬
хранить  в  социологии  человека-творца  мы  не  вправе.
И  вот  отчего.
 И  феноменологи,  и  этнометодологи  (первые
в  большей,  вторые  в  гораздо  меньшей  степени)
приходят  по  сути  к  одному  и  тому  же,  весьма  инте¬
ресному  выводу.  Его  можно  было  бы  назвать  пара¬
доксом  социальной  жизни.  Заключается  он  в  следу¬
ющем:  социальные  предписания  не  столько  ограни¬
чивают,  сколько...  пробуждают  человеческую  сво¬
боду.  Зная  нормы  и  стандарты  поведения  в  общест¬
ве,  люди  не  тратят  время  на  детальное  изучение  си¬
туации,  но  могут,  имея  общее  о  ней  представление,
выказать  немалую  изобретательность  и  смекалку.
Более  того,  любая  неясность,  проблема  заставляет
человека  отступать  от  имеющихся  шаблонов  и  на
свой  страх  и  риск  искать  выход  из  создавшегося  по¬
ложения.  Как  бы  мы  ни  отстранялись  от  индивиду¬
альных  особенностей  человеческого  поведения,
«первое  и  оригинальное  объективное  решение  про¬
блемы  в  основном  все-таки  зависит  от  субъективно¬
го,  подходящего  к  случаю  знания  индивида»,  наста¬
ивает  Альфред  Шюц  (ЗБ,  р.  225).
 167
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 Безусловно,  такого  рода  эксперименты  -  вне  ком¬
петенции  социолога.  Последний  видит  лишь  голый
факт  свершившегося,  новый  отработанный  в  опыте
и  соответствующий  культурным  предписаниям  «ре¬
цепт»,  более  не  требующий  проверок  и  ставший  для
нас  очевидным.  Однако  само  указание  на  них  не  поз¬
воляет  исследователю  окончательно  «расстаться»  с  ре¬
ально  существующим,  не  укладывающимся  ни  в  какие
социологические  схемы  социальным  деятелем.
 По-своему  обыгрывают  парадокс  социальной
жизни  и  символические  интеракционисты1.  В  со¬
временном  мире,  пишет  американский  социолог
Эрвин  Гоффман,  жизнь  людей  все  более  становит¬
ся  игрой  на  публику,  деятельностью  по  «управле¬
нию  производимыми  впечатлениями».  Участники
взаимодействия,  или  актеры,  преследуя  собствен¬
ные  цели  и  воплощая  на  социальной  сцене  заду¬
манные  образы,  ведут  игру  по  «одурачиванию»
друг  друга.  Узаконенные,  общепринятые  правила
этой  игры  требуют,  чтобы  каждый  из  участников
придерживался  определенных  стандартов  поведе¬
ния,  намеренно  подчеркивая  и  утрируя  их.  «...Вся¬
кий  раз,  когда  нам  выдается  униформа,  -  уверен
Гоффман,  -  нам  на  самом  деле  выдается  кожа»
(20,  р.  575).  Очевидно,  в  данном  случае  речь  идет
о  человеке  как  об  определенной  социальной  мас¬
ке,  не  более  того.  В  жизни  несоответствие  роли  ак¬
теру,  конфликт  между  ними  не  только  возможен,
 1  Symbolic  interactionism  (англ.)  -  дословно:  взаимонаправ-
ленные,  ориентированные  друг  на  друга  действия,  опосредо-
168  ванные  символами  и  в  первую  очередь  языком.

но  в  ряде  случаев  даже  неизбежен.  Именно  он,
по  Гоффману,  приоткрывает  нам  завесу  над  тай¬
ной  человеческого  «Я»,  в  борьбе  конфликтующих
сторон.  Наша  подлинность  всегда  рождается
в  противодействии  чему-либо,  навязываемому  из¬
вне.  «Наше  ощущение  своего  бытия,  как  обладаю¬
щего  определенным  лицом  человека,  может  быть
извлечено  только  из  погружения  в  более  широкий
социальный  контекст.  Наше  сознание  собственной
индивидуальности  возникает  из  тех  неприметных
способов  и  средств,  с  помощью  которых  мы  оказы¬
ваем  сопротивление  насилию.  Наш  статус  опирает¬
ся  на  нерушимое  здание  этого  мира,  в  то  время  как
наше  ощущение  самоидентификации  скрывается
в  его  щелях»  (19,  р.  319-320).
 Человеческое  «Я»  у  Гоффмана  возникло  исключи¬
тельно  благодаря  обычно  существующей  дистанции
между  актером  и  исполняемой  им  ролью.  Наша  под¬
линность  неизбежно  проявляется  в  исполняемых  нами
внешних  ролях,  социальных  характерах,  драматурги¬
ческих  амплуа.  И  рано  или  поздно  лицо  живого  чело¬
века  обязательно  выглянет  из-под  маски,  но  именно
в  этот  момент  социолог  окажется...  слеп.
 Об  ускользающей  от  социолога  человеческой  ин¬
дивидуальности  пишет  и  Джордж  Г.  Мид.  Подчерки¬
вая,  что  в  основе  нашего  поведения  лежит  постоянная
оглядка  на  общественные  устои,  своего  рода  диалог
человека  с  обществом  внутри  самого  себя1,  Мид  кон¬
центрирует  свое  внимание  на  самовосприятии  челове-
 1  Мид  называет  это  диалогом  с  самим  собой  «из  перспективы
социально  значимых  норм,  или  "обобщенного  другого"».
 169
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 ка,  его  обдуманном  самоощущении,  или  на  т.н.  «моем
собственном  Я»  (Self).  Он  подчеркивает,  что  отличи¬
тельной  чертой  человеческого  существа  является  его
способность  познавать  не  только  окружающий  мир,
но  и  самого  себя.  Человек  -  одновременно  и  субъект,
и  объект  познания  (29,  р.  201).  Способность  эта,
по  Миду,  зиждется  на  никогда  не  смолкающем  внут¬
реннем  «разговоре»  человека  с  самим  собой  -  диало¬
ге  между  «I»  и  «Ме»1.
 Выделенные  Мидом  грани  нашего  «I»  ни  в  коей
мере  не  являются  завершенными  и  четко  очерченны¬
ми  его  составляющими.  Это  условные  полюса,  спосо¬
бы  существования,  возможности.  «Ме»  —  принятая
нами  система  исходных  установок,  продуманная
и  осознанная,  предваряющая  наши  действия  в  любой
ситуации.  Она  связана  с  традицией,  культурными
и  нормативными  ограничениями  нашей  жизни,  с  тем
влиянием,  которое  оказывают  на  нас  другие.  «Ме»
выполняет  обязанности  цензора,  устанавливая  гра¬
ницы  дозволенного.
 И  тем  не  менее,  как  бы  ни  были  выверены  (соци¬
альными  нормами  и  личным  опытом)  наши  замыслы,
результирующее  действие  всегда  несколько  отличает¬
ся  оттого,  что  человек  мог  предвидеть.  Попробуем  не¬
сколько  раз  подряд  расписаться  на  листе  бумаге  или
пройти  по  комнате  от  кресла  до  двери,  и  мы  увидим,
что  ни  одно  наше  действие  никогда  не  повторяется
дважды  точь-в-точь.  И  все  это  благодаря  нашему  «I»,
которое  «выбирает»  из  багажа  «Ме»  то,  что  считает
 170
 1  Me  [mi:]  (англ.)  -  все  косвенные,  падежные  формы,  произ¬
водные  от  1-голица  единственного  числа  местоимения  «I».

нужным,  и  применяет  в  том  виде,  в  каком  считает  не¬
обходимым.  Опыт«Ме»  -  не  столько  результат  усвое¬
ния  общественных  рекомендаций,  сколько  усвоенные
реакции  «I»  на  эти  рекомендации.  Именно  из-за  «I»  мы
никогда  до  конца  не  знаем,  как  себя  поведем,  каждый
раз  удивляясь  собственным  действиям.
 «I»  ответственно  за  все  нововведения,  изменения.
 Оно  живет  только  в  настоящем,  в  импровизации.  Оно
неуловимо.  Будучи  «пойманным»  нашим  рассудком,
осознанным,  оно  моментально  превращается  в  «Ме»
 (27,  р.  229).  «I»  дает  нам  ощущение  свободы,  инициа¬
тивы.  «...  "Гкак  вызывает  "Ме",  так  и  отвечает  ему.  Взя¬
тые  вместе  они  конституируют  личность,  как  она  появ¬
ляется  в  социальном  опыте»  (29,  р.  233).
 Однако  не  следует  забывать,  что  соотношение  «I»  -
«Ме»  характеризует  наш  жизненный  опыт,  осознан¬
ный  и  упорядоченный.  Эту  пару  нельзя  рассматривать
как  «бессознательное  -  осознанное»,  «нерациональ¬
ное  -  рациональное»,  «эмоциональное  -  рассудоч¬
ное»,  «интуитивное  —  логическое».  «I»  по  определе¬
нию  должно  участвовать  в  осмыслении  социальной
реальности.  Мид  оказывается  в  довольно  сложном
положении.  С  одной  стороны,  очевидны  его  попытки
сохранить  за  человеком  свободу  творчества,  способ¬
ность  к  импровизации,  с  другой  -  он  явно  отождеств¬
ляет  «человека  социального»  с  человеком,  обладаю¬
щим  «объясняющим  умом».
 Для  того  чтобы  найти  компромисс  между  этими,
трудно  совместимыми  исходными  посылками,  Мид
расшифровывает  «I»  как  своего  рода  непринужден¬
ность,  которая  органично  и  не  задумываясь  включает
в  себя  рассудительность.  В  результате  этих  пояснений  171
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 «I»  приобретает  все  более  иллюзорный  характер.
В  конце  концов  Мид  чистосердечно  признается  в  не¬
возможности  сколько-нибудь  внятно  растолковать  его
природу,  справедливо  признавая,  что  вопрос  этот  за¬
пределен  науке  (29,  р.  229).  Спустя  десятилетия  усилия
добросовестных  последователей  Мида  сделают  иллю¬
зорность  «I»  бесспорной.
 Что  это?  Поражение  или,  может  быть,  обезоружи¬
вающая  честность  ученого?  Пожалуй,  последнее.
Джордж  Г.  Мид  создает  человека  социального  весь¬
ма  характерным  для  истинного  мыслителя  образом:
сочетая  взвешенность  и  логическую  выдержанность
своих  научных  построений  с  интуитивной  потребнос¬
тью,  а  нередко  и  с  настоятельной  необходимостью
вырваться  за  рамки  дисциплинарных  ограничений,
в  подлежащие  социальной  науке  философские  глу¬
бины.  Ведь  только  там  мы  с  полным  правом  можем
говорить  о  свободе  человека  в  выборе  своего  бога
или  демона,  о  его  ответственности  за  свои  убеждения.
 Однако  пути  развития  специальных  дисциплин,
как  правило,  свидетельствуют  об  отвержении  таких
попыток.  Удивительно  точно  сказал  об  этом  совре¬
менный  английский  философ  Исайя  Берлин:  «Исто¬
рия  мысли  представляет  собой...  длинную  череду  ца¬
реубийств,  в  которой  новые  дисциплины  стремятся
приобрести  свободу,  убивая  подданных  своих  роди¬
телей  и  искореняя  из  себя  все  остатки  цепляющихся
за  жизнь  "философских"  проблем,  то  есть  искореняя
тот  сорт  вопросов,  что  не  включают  в  свои  структу¬
ры  ясного  указания  на  методы  своего  решения»
(2,  с.  94).  Но  приходит  время,  и  всякий  интеллекту-
172  ально  честный  ученый  (вспомним  Макса  Вебера!)

встречается  с  необходимостью  решать  эти  вопросы.
Решать  самостоятельно,  ибо  они  касаются  существа
и  смысла  человеческой  жизни.  Вопросы  эти  не  носят
строго  социологического  характера,  но  без  их  осо¬
знания  социолог  выглядит  крайне  легковесно.
 Впрочем,  совершенно  неудивительно,  что  рывок
Мида  за  пределы  социологической  или  даже  социаль¬
но-психологической  науки  незамедлительно  вызыва¬
ет  противодействие  дисциплинарных  ограничений,
отбрасывающих  его  назад,  в  границы  «дозволенного».
 В  итоге  свобода  как  свойство  человеческой  личности
становится  у  него  свободой  выбора  среди  предложен¬
ных  обществом  возможностей.
 Безусловно,  Мид  не  мыслит  свободу  в  отрыве  от
ответственности.  Но  что  под  ней  подразумевается?  Ее
синоним  ~  моральная  необходимость  или  все  та  же
ответственность  за  рациональные  поступки,  все  тот  же
шаг  в  будущее  из  настоящего,  предрешенный  нашим
прошлым.  И  в  этом  смысле  уже  не  кажется  столь  рез¬
ким  мнение  ряда  американских  исследователей  о  том,
что  социальное  действие  Мида  реактивно  и  с  трудом
вмещает  подлинное  творчество  (23,  р.  17).
 Тем  не  менее  сюжетная  завязка  социально-психо¬
логического  сценария  Мида  не  слишком  сильно  отли¬
чается  от  замысла  феноменологов  и  тем  более  этноме-
тодологов.  Он  всеми  силами  борется  «за  жизнь»  чело-
века-деятеля  в  общественных  науках.  Он  точно  так  же,
как  и  Макс  Вебер,  понимает,  что  антиномия,  противо¬
борство  мира  свободы  и  мира  социальной  необходи¬
мости  рождается  только  человеком  и  внутри  человека.
 Это  вопрос  человеческого  бытия.  А  раз  так,  продол¬
жим  мы,  кому  как  не  социологам,  склонным  к  экзис-  173
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 тенциальной  философии,  его  решать.  Однако  все  ока¬
зывается  не  так  просто.
 Еще  Карл  Ясперс  провидчески  заметил:  «Подлин¬
ная  экзистенциальная  философия  апеллирует,  вопро¬
шает,  благодаря  чему  человек  пытается  вновь  прийти
к  самому  себе...  При  вносящем  путаницу  смешении
с  социологическим,  психологическим  и  антропологи¬
ческим  мышлением  она  впадает  лишь  в  софистичес¬
кий  маскарад»  (13,  с.  388).  Впрочем,  и  сами  сторонни¬
ки  экзистенциального  подхода  к  социологии  весьма
осторожно  относятся  к  своим  теоретическим  экспери¬
ментам,  обставляя  их  целым  рядом  условий  и  предо¬
стережений:  «Экзистенциализм  мог  бы  напасть  на
след  более  жизненных,  более  плодотворных  способов
проникновения  в  суть,  чем  чистая  феноменология.
Но  он  все  еще  вынужден  брать  уроки  у  предшествую¬
щей  ему  феноменологии...»  (36,  р.  266).
 Сама  проблема,  вокруг  которой  пытается  собрать
своих  авторов  экзистенциальная  социология,  изна¬
чальна  для  социальной  теории:  человек  -  творец  и  од¬
новременно  продукт  социальной  среды;  он  волен  ста¬
вить  собственные  цели,  но  неизбежно  ограничен  су¬
ществующими  нормами.  Мы  же  хотим  поставить  этот
вопрос  иначе:  а  можно  ли  решить  ее  социологу,  при¬
бегая  к  экзистенциальному  видению,  философии  су¬
ществования?  «Социология  -  это  неотъемлемая  часть
экзистенциального  целого  общества...»,  -  пишет  Эд¬
вард  Тириакьян,  тем  самым  наделяя  последнее  свой¬
ствами  человеческой  личности  (37,  р.  27).  Происходит
довольно  странная,  противная  самому  духу  экзистен¬
циализма  подмена.  Тириакьян  «одаривает»  социаль-
174  ную  структуру  существованием,  присущим  именно

и  только  человеку  как  духовному  существу,  обладаю¬
щему  сознанием  и  свободной  волей.  Пытаясь  сохра¬
нить  экзистенциальный  колорит  своих  социологичес¬
ких  воззрений,  Тириакьян  оказывается  не  в  состоянии
удержать  даже  феноменологический.  В  итоге,  как
и  следовало  ожидать,  американский  теоретик  вынуж¬
ден  сосредоточиться  на  нормах  и  социальных  ограни¬
чениях  жизни  в  обществе.
 Итак,  отложив  социологическую  версию  экзистен¬
циализма,  не  преминем  еще  раз  подчеркнуть:  и  Вебе¬
ра,  и  феноменологов,  и  этнометодологов,  и  интерак-
ционистов  роднит  (в  большей  или  меньшей  степени)
понимание  человеческих  поступков  как  воплощение
задуманного  проекта,  цели  с  оглядкой  на  обществен¬
ный  порядок.  И  в  этом  изобретательность  их  героев
велика:  выбор  своего  «бога  или  демона»  у  Вебера;  со¬
здание  новых  и  восполнение  старых  «рецептов»  пове¬
дения  в  феноменологии;  различные  приемы  «поиска
нормальной  формы»  в  этнометодологии;  индивиду¬
ально  окрашенное  восприятие  общественных  норм
у  Мида;  манипуляции  окружающими  у  Гоффмана.
 Действительно,  социальное  творчество,  как  тонко
заметил  Б.П.  Вышеславцев,  «есть  "искусство  сочета¬
ния",  игра  возможностями  и  альтернативами».  Мы
уже  вспоминали  в  связи  с  веберовской  ценностью,
что  свобода  не  исчерпывается  выбором  между  доз¬
воленным  и  запрещенным,  между  «да»  и  «нет».  «Су¬
ществует  свобода  выбора  между  различными  и  про¬
тивоположными  да,  между  различными  творчески¬
ми  возможностями»  (3,  с.  198).  Возможности  эти  по¬
истине  неисчерпаемы.  Однако  чем  менее  очевидна
связь  между  поступками  человека  и  его  ценностным  175
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 выбором,  тем  менее  жизнеспособен  и  правдоподо¬
бен  этот  человек  в  произведениях  социолога.  И  пусть
«нормальное»,  т.е.  соответствующее  «рецептам»,
у  феноменологов  не  тождественно  «нормативному»,
грань  между  этими  понятиями  очень  тонка.  Этноме-
тодологи  преодолевают  ее  играючи.
 Стало  быть,  ответ  на  вопрос  о  судьбе  веберовского
наследия  найден.  То,  что  было  у  Вебера  изначальной,
глубинной  посылкой  человеческой  жизнедеятельнос¬
ти  -  ответственный  ценностный  выбор,  -  в  работах
феноменологов,  интеракционистов,  не  говоря  уже  об
этнометодологах,  а  тем  более  создателях  экзистенци¬
альной  социологии,  принимает  форму  рассуждений
об  индивидуально  окрашенных,  неповторимых  свой¬
ствах  человеческой  природы,  которые  неподвластны
строгой  науке.
 Замалчивание  неизбежности  ценностного  выбора
приводит  к  тому,  что  социальное  действие,  как  прояв¬
ленная  вовне  ценностная  позиция,  уступает  место
действию,  как  стремлению  соответствовать  тому,  что
считается  нормальным  в  данных,  конкретных  обстоя¬
тельствах,  существующим  предписаниям.  В  итоге
предложенная  Вебером  модель  человеческого  пове¬
дения  лишается  своего  личностного  звучания.  Такова
общая  тенденция  развития  веберовской  теории  соци¬
альной  жизни  в  западной  социологии  20  в.  Социаль¬
ный  деятель  медленно,  но  верно  «исчезает»  в  собст¬
венных  социальных  порождениях  (ролях,  языковых
символах  и  т.п.).  Экзистенциальная  глубина  веберов¬
ского  человека  уходит  из  работ  его  последователей,
все  более  решительно  порывающих  с  философией.
176  Мы  вправе  говорить  лишь  о  ее  отзвуках,  тональности.

Прямым  следствием  внеценностной  трактовки  со¬
циального  действия  в  современной  социологии
стало  и  понимание  ею  принципов  научного  творчест¬
ва.  Мы  остановимся  на  двух  из  них,  важнейших,
сточки  зрения  Макса  Вебера:  1)  ответственном  выбо¬
ре  ученым-аналитиком  своей  позиции,  исходя  из  ко¬
торой  он  будет  исследовать  социальное  пространст¬
во  и  жизнь  людей  в  нем,  и  2)  содержании  критерия
«объективность»  так,  как  его  следует  понимать  в  со¬
циальных  науках.
 Как  свидетельствует  история  социологии,  при¬
знать  человека  сотворцом  социальной  жизни,  ее  ак¬
тивным,  деятельным  началом  оказывается  недоста¬
точным,  чтобы  последовательно  и  бесстрашно  рас¬
суждать  о  научном  творчестве  как  полноценном  со¬
циальном  действии,  разделяя  вместе  с  Вебером  все
последствия  такого  шага.
 Положим,  и  интеракционисты,  и  феноменологи,
и  этнометодологи  склонны  видеть  в  поведении  (в  том
числе  и  научно-исследовательской  работе)  внешне
проявленную  осмысленность.  Все  они  с  большим  или
меньшим  энтузиазмом  отстаивают  право  исследовате¬
ля  на  собственное  видение  предмета  своих  исследова¬
ний.  Но  как  только  речь  заходит  о  том,  что  именно  ле¬
жит  в  основе  их  предпочтений,  чем  обусловлена  их  ис¬
следовательская  перспектива,  утверждение  Макса  Ве¬
бера  о  неотвратимости  субъективно-ценностного  под¬
хода  к  анализу  общественной  жизни  становится  для
них  непреодолимым  препятствием.  Вследствие  этого
принципиально  важная  идея  отнесения  к  ценности,
на  основании  которой  только  и  возможно  изучение
социальных  фактов,  уходит  на  второй  план,  уступая  177
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 место  рассуждениям  о  вольном  выборе  ученым  свое¬
го  видения  социальной  реальности  (у  Гоффмана),
вплоть  до  сомнения  в  праве  социологии  изучать  пове¬
дение  людей  в  обществе  (у  Мида).  Вопрос  о  собствен¬
ных  побудительных  причинах  исследования  именно
этого  уровня  и  именно  так,  как  предлагается,  не  ста¬
вится  в  принципе.  Например,  Эрвин  Гоффман  сфор¬
мулировал  свое  творческое  кредо  так:  «Для  начала  я
должен  иметь  право  избрать  свою  пядь,  свой  уровень
без  каких-либо  оправданий.  Так  же  и  в  вопросе  пер¬
спективы...  В  любом  случае  я  сознательно  присваиваю
себе  право  определить  свою  собственную  точку  зре¬
ния,  собственные  побудительные  причины  ограничить
выбор  одной  перспективой,  которую  участники  взаи¬
модействия  без  труда  признали  бы  значимой»
(20,  р.  8-9).
 Гоффман  сознательно  уходит  от  традиционных
предпочтений  социологии  1950-1960-х  годов  -  мак¬
роструктур  общества,  его  институтов  -  и  создает  соци¬
ологию  «маленького  человека»,  который  исполняет
в  пьесе  своей  жизни  огромное  число  ролей.  В  своей
диссертации  1953  г.  Гоффман  цитирует  Зиммеля.  Ог¬
раничить  себя  приверженностью  к  крупным  социаль¬
ным  образованиям,  читаем  мы,  значит  возродить  ано¬
малию  стародавних  времен,  когда,  например,  иссле¬
дование  живого  организма  заключалось  в  изучении
и  доскональном  описании  основных  органов  -  серд¬
ца,  печени,  почек,  -  а  существование  неизученных  или
неизвестных  тканей  просто  отрицалось.  Вместе  с  тем
без  этих  тканей  жизнь  организма  невозможна.  Словно
возвращаясь  к  сравнению,  заимствованному  Гоффма-
178 	ном  у  Зиммеля,  почитатели  американского  ученого  ок-

рестили  его  теорию  «социологией  соединительных
тканей»  (40,  р.  366).
 Обоснование  Гоффманом  своего  предметного  вы¬
бора  можно  было  бы  сформулировать  следующим
образом:  я  так  вижу  социальную  жизнь  и  вижу  ее  так
потому,  что  она  сама  дает  мне  основания  для  этого.  Ка¬
ковы  же  эти  основания?  И  нет  ли  здесь  хотя  бы  косвен¬
ной  связи  с  творчеством  Вебера?  Прямого  ответа  на
поставленный  вопрос  у  Гоффмана  нет.  Читатель  вооб¬
ще  не  избалован  его  откровениями  о  себе.  Кажется,
что  американский  социолог  навечно  слился  с  образом
кукловода,  оживляющего  с  помощью  тонких,  незри¬
мых  нитей  персонажи  своих  пьес.  Самое  большое,  что
мог  увидеть  зритель,  -  руки  на  фоне  наглухо  задерну¬
того  занавеса.  Однако,  внимательно  вчитываясь  в  тек¬
сты  Гоффмана,  приходишь  к  выводу,  что  при  боль¬
шом  желании  ответ  найти  можно.  Он  в  том,  как  сам
Гоффман  относился  к  жизни,  кому  или  чему  (и  снова
вспоминаем  Вебера!)  он  поклонялся.  Для  Гоффмана
окружающий  мир  —  арена  довольно  жестокой  борь¬
бы,  но  уже  не  за  собственные  идеалы,  а  за  самоут¬
верждение  в  жизни,  не  терпящей  слабых  и  беспомощ¬
ных.  Будучи  воплощением  американской  мечты  о  че¬
ловеке,  «сделавшем  самого  себя»  (self-made  man),
Гоффман  питает  не  только  исследовательский,
но  и  чисто  человеческий  интерес  к  сильным,  независи¬
мым  личностям,  которые  не  прячутся  от  жизни,  а,  на¬
против,  выступают  ей  навстречу,  добиваясь  своего.
Главным  же  условием  победы,  пишет  Гоффман,  опи¬
раясь  на  собственный  опыт,  является  недоверие
к  внешним  эффектам,  кажимости.  Ни  людей,  ни  мир,
считает  он,  нельзя  принимать  на  веру.  Все  обман.  179
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 А  потому  его  особенно  интересуют  техника  и  конкрет¬
ные  методы,  к  которым  прибегают  люди,  чтобы  мани¬
пулировать  друг  другом.
 Вместе  с  тем  было  бы  несправедливым  по  отноше¬
нию  к  Гоффману  обвинять  его  в  озлобленности  и  бо¬
лезненной  подозрительности.  Его  излишний  скепти¬
цизм  -  скорее  обостренное  чувство  правды  и  даже
самозащита.  Бойцовские  качества  человека,  пробив¬
шегося  в  большую  науку  только  благодаря  собствен¬
ному  труду,  упорству  и  вопреки  не  слишком  много¬
обещающим  анкетным  данным,  сделали  его  особен¬
но  ранимым.  Его  замкнутость  и  саркастическая  мане¬
ра  общения  часто  были  реакцией  на  бесцеремонность
окружающих.  Такой  нам  видится  история  создания
Гоффманом  театрализованной,  или  драматургичес¬
кой,  метафоры  социальной  жизни.  Театр,  по  его  мне¬
нию,  ~  наиболее  точный  социологический  образ  на¬
шей  повседневности.  Отсюда  ведет  начало  гоффма-
новский  «рамочный  анализ».  Его  назначение  в  какой-
то  мере  близко  веберовскому  идеальному  типу.  Рам¬
ка,  пишет  Гоффман,  -  «своего  рода  строительные  ле¬
са,  которые  следует  возводить  глазом  для  того,  чтобы
впоследствии  их  разрушить»  (21,  р.  224).  Облекая  со¬
циальную  жизнь  в  форму  драмы,  пьесы,  ритуала,  иг¬
ры  или  любого  другого  вида  мистификаций,  Гофф¬
ман  преобразует  ее  в  соответствии  с  законами  жанра.
Рамка,  по  Гоффману,  -  угол  зрения  ученого,  камера,
которой  он  «фотографирует»  то  или  иное  событие,
избранный  им  фрагмент  социальной  жизни.  А  тот
уровень  взаимодействия  людей,  для  «фотографиро¬
вания»  которого  она  предназначена,  -  повседневная
180  жизнь,  наши  будни.

Гоффман  и  не  пытается  достоверно  воспроизвес¬
ти  реальность,  прибегая  к  театральной  метафоре  для
изучения  социальной  жизни.  «Социальная  жизнь,  -
пишет  он,  -  представляется  достаточно  сомнитель¬
ной  и  нелепой,  если  не  вывести  ее  в  область  нереаль¬
ного»  (20,  р.  2).  Более  того,  только  «сделав»  ее  нере¬
альной,  «инсценировав»  ее,  мы  можем  ее  изучить,
уверен  Гоффман.  Вслед  за  персонажем  итальянского
драматурга  Луиджи  Пиранделло  он  готов  повторить:
 «Вы  же  знаете  не  хуже  меня,  что  жизнь  полна  таких
несуразностей,  которые  вовсе  не  нуждаются  в  прав¬
доподобии.  А  знаете  почему?..  Потому  что  эти  несу¬
разности  и  есть  правда!..  Пытаться  делать  как  раз  об¬
ратное,  то  есть  создавать  иллюзию  правды,  -  это  чи¬
стое  сумасшествие»  (9,  с.  355).
 «Как  же  так?»  -  спросим  мы.  И  Гоффман  отвеча¬
ет:  «Характер,  воспроизведенный  на  театральных
подмостках...  не  является  реальным.  Он  также  не
влечет  за  собой  те  же  самые  реальные  как  в  жизни
последствия...  Однако  успешное  воплощение  любо¬
го  типа  подделок,  поддельных  персонажей  требует
применения  реальной  техники,  т.е.  таких  техничес¬
ких  приемов,  с  помощью  которых  люди  создают  по¬
вседневные  жизненные  ситуации»  (21,  р.  254-255).
Иными  словами,  происходящее  на  сцене  нереально,
но  сам  процесс  его  постановки  реален  вполне.
 Для  Гоффмана  вопрос  заключается  не  в  том,  что  есть
социальная  реальность  как  таковая,  а  в  том,  при  ка¬
ких  условиях  мы  считаем  ее  действительно  сущест¬
вующей,  реальной.
 Итак,  задача  социологии  не  в  объективном  описа¬
нии  реальности  (это  вряд  ли  возможно),  а  в  объектив-  181
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 ном  описании  тех  способов  и  методов,  с  помощью  ко¬
торых  мы  осмысливаем  мир.  И  в  этом  взгляды  этноме-
тодологов  и  интеракционисга  Гоффмана  совпадают.
 Сразу  отметим,  что  исследование  мира  повседнев¬
ности,  обыденного  сознания  роднит  феноменологов,
этнометодологов  и  отчасти  интеракционистов.  Имен¬
но  каждодневная  жизнь  людей  в  обществе,  их  при¬
вычки  и  стереотипы  восприятия  становятся  той  специ¬
фической  областью,  право  на  исследование  которой
ученые  столь  решительно  защищают.  Почему?
 Этнометодологи  аргументируют  это  так.  У  социоло¬
гов  сложилась  пагубная  привычка  смешивать  понятия
«тема»  исследования  и  его  «источник»  (38,  р.  161-
187).  Мир  повседневности,  как  правило,  становится
вспомогательным  средством,  дополнительной  воз¬
можностью  для  разговора  об  излюбленных,  традици¬
онных  социологических  проблемах,  но  никогда  -  ис¬
ходной  посылкой,  фундаментом.  Однако  вдумчивое
исследование  самых  неприметных  и,  казалось  бы,  ба¬
нальных  вещей  может  дать  удивительно  глубокое
и  интересное  знание  мира  социального.
 Изучая  деятельность  присяжных  заседателей,  Гар-
финкель  задался  целью  понять,  каким  образом  люди,
не  слишком  хорошо  знающие  друг  друга,  а  тем  более
тонкости  и  технические  хитросплетения  судебного
разбирательства,  могут  приходить  к  единому  реше¬
нию.  Очевидно,  должны  существовать  некие  подспуд¬
ные  правила,  которыми  они  руководствуются.  Эти
правила  -  этнометоды  -  представляют  собой  нечто
вроде  «стенографии»  социальных  событий  и  позволя¬
ют  участникам  взаимодействия  эффективно  общаться
182  в  сложившейся  ситуации.  Их  содержательная  основа

-  здравый  смысл,  наш  практический  разум,  явно  пре¬
обладающий,  по  Гарфинкелю,  над  знанием  закона
и  приемами  профессиональной  работы  с  поступаю¬
щей  в  процессе  расследования  информацией.  Как  бы
неожиданно  и  несообразно  это  ни  прозвучало,  но  «са¬
мо  содержание  решения  уже  существует  прежде,  чем
решение  принимается»  (1,  с.  92).  Присяжные  заседате¬
ли  фактически  прослеживали  события  в  обратном  по¬
рядке.  Они  руководствовались  неосознаваемыми
приемами  общения,  которые  позволили  им  действо¬
вать  сообразно  обстоятельствам  и  ожиданиям  окру¬
жающих.  Поэтому  ученого,  по  мнению  этнометодоло-
гов,  должно  интересовать,  каким  образом  эти  приемы
помогают  человеку  обретать  здравый  смысл,  ощуще¬
ние  своей  нормальности,  того,  что  твои  поступки  по¬
нятны  окружающим.
 Например,  ходьба.  Заснятая  на  видеопленку  и  про¬
смотренная  на  экране  она  выглядит  как  сложнейший
ритуальный  танец,  насыщенный  пластикой  тел,  поз,
лиц,  мизансцен.  Ходьба  вместе  постоянно  требует
«починки»:  ушедший  вперед  должен  подождать  отста¬
ющего,  иначе  его  поведение  будет  воспринято  как  не¬
желание  общаться.  Возможность  беседы  при  ходьбе
зависит  от  возможности  быть  доступным  для  собесед¬
ника.  Напротив,  при  ходьбе  в  одиночестве  идущий
должен  прежде  всего  избегать  контактов  с  другими
людьми,  нарушения  границ  их  личного  пространства.
Поэтому  даже  ненамеренное  следование  траектории
движения  впереди  идущего  человека  может  быть  вос¬
принято  им  как  преследование  и  прямая  угроза.
 Таким  образом,  этнометодологи  доказывают,  что
для  успешной  «работы  по  осуществлению  ходьбы»  183
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 (в  английском  варианте  -  doing  walking)  социальные
деятели  должны  не  только  отдавать  себе  отчет  в  том,
что  они  делают,  но  и  вырабатывать  соответствующую
обстоятельствам  стратегию  ходьбы.  «Относясь  к  тако¬
му  тривиальному  явлению  как  к  проблематичному  для
его  участников,  мы  надеемся,  -  пишут  этнометодоло-
ги,  -  выстроить  более  глубокое  понимание  социаль¬
ных  феноменов  как  постоянно  происходящего  завер¬
шения  ситуации»  (32,  р.  265).
 Этнометодологи  находят  универсальные  техники
повседневной  деятельности  людей,  рассматривая
привычное  как  сомнительное,  обыкновенное  как  не
вполне  очевидное.  На  этом  допущении  зиждется  ос¬
новной  метод  работы  исследователей  -  т.н.  экспери¬
мент,  «проламывающий  брешь»  в  привычном  течении
жизни,  нарушающий  ее  известный  порядок  (breaching
experiment).
 В  данном  случае  социолог  или  его  помощники  вы¬
ступают  в  качестве  провокаторов,  действуя  так,  как  ес¬
ли  бы  не  знали  общепринятых  правил  поведения
в  той  или  иной  ситуации.  Пример  тому  -  домашнее
задание,  которое  однажды  Гарфинкель  предложил
своим  студентам.  Они  должны  были  вести  себя  дома
так,  как  если  бы  жили  в  пансионате  —  очень  осмотри¬
тельно  и  вежливо,  избегая  всяких  вольностей  и  обра¬
щаясь  с  домашними  только  официально  (17,  р.  47).
Продолжительность  такого  общения  не  должна  была
превышать  15-60  минут,  но  и  этого  оказалось  доста¬
точно,  чтобы  вызвать  у  родителей  растерянность,
сильное  беспокойство,  шок  и  даже  гнев.  Молодых
людей  обвиняли  в...  невежливости,  злом  умысле,
184  издевательствах  и  эгоизме.

Методы,  с  помощью  которых  родители  пытались
восстановить  «нормальные»,  т.е.  привычные,  отноше¬
ния  со  своими  детьми,  варьировались  от  попыток  вы¬
яснить  причины  столь  странного  поведения  до  оскор¬
блений  в  их  адрес,  дабы  восстановить  свое  «попран¬
ное»  (опять-таки  с  точки  зрения  привычного  положе¬
ния  дел)  родительское  достоинство.  В  дальнейшем,
если  профессора-этнометодологи  и  пытались
предложить  подобного  рода  опыты  своим  подопеч¬
ным,  то  неизменно  предупреждали:  «Заинтересован¬
ным  лицам  настоятельно  не  рекомендуется  предпри¬
нимать  какие  бы  то  ни  было  новые  исследования,  на¬
рушающие  заведенный  порядок»  (30,  р.  113).
 Призывая  социологов  исследовать  даже  не  столь¬
ко  сами  принципы  построения  мира  нашей  повсед¬
невности,  сколько  способы  их  применения,  этномето¬
дологи  оказываются  очень  близки  Гоффману  с  его  тех¬
никой  «управления  впечатлениями»,  драматическими
эффектами.  Социальный  порядок  не  является  самодо¬
статочным;  он  всегда  нуждается  в  завершении.  Имен¬
но  с  этой  точки  зрения  этнометодологи  беспощадно
критикуют  традиционные  социологические  школы  за
недооценку  творческой  стороны  социальной  жизни.
 Однако  это  не  единственное,  что  их  волнует.  Гораз¬
до  более  серьезными  им,  как  и  Веберу,  представляют¬
ся  претензии  социологов  на  «точность»  своих  выво¬
дов.  Они  прямо  предупреждают  об  опасной  иллюзии
т.н.  «научной  объективности».  Научная  объектив¬
ность,  превышающая  возможности  здравого  смысла,
практического  разума,  невозможна,  считают  этноме¬
тодологи.  То,  что  происходит  в  науке  на  самом  деле,  -
сокрытие,  подавление  нашего  обыденного  восприятия 	185
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 действительности.  Пожалуй,  единственное,  о  чем  они
позволяют  себе  вспомнить,  -  это  «этнометодологиче-
ская  беспристрастность»  (indifference).  Последняя
предполагает  воздержание  от  всех  суждений  об
«адекватности,  ценности,  важности,  необходимости,
практической  пользе,  успешности  или  логической  вы¬
держанности»  научного  исследования.
 Представленная  на  страницах  научных  изданий
реальность,  как  правило,  оказывается  артефактом,
продуктом  научных  разработок.  Исследование  дея¬
тельности  научных  лабораторий  свидетельствует
о  том,  что  в  них  занимаются  не  «природой»,  а  «отча¬
янной  борьбой  за  конструирование  действительнос¬
ти».  Главный  недостаток  «традиционной  социоло¬
гии»  этнометодологи  видят  в  «навязывании»  соци¬
альной  реальности  своего  представления  о  ней.
«Пытаясь  делать  социальную  науку,  социология  ока¬
залась  отчужденной  от  социального»  (30,  р.  7Б).
Особо  пагубными  в  этом  смысле  являются  статисти¬
ческие  методы  исследования  и  техники  социологи¬
ческого  кодирования.  Убедительность,  с  которой
и  Гарфинкель,  и  Сикурел,  а  позже  их  преемники  го¬
ворят  об  угрозе  «математизации»  социологии,  легко
объяснима.  Первый  из  них,  помимо  прочего,  увле¬
кался  радиоастрономией,  второй  -  математическим
моделированием  и  программированием,  работами
по  созданию  искусственного  интеллекта.  Опасность
ухода  в  мир  чисел  им  была  знакома  не  понаслышке.
Ведь  одни  и  те  же  числовые  закономерности  могут
быть  истолкованы  совершенно  по-разному.
 Итак,  критический  пафос  этнометодологов  направ-
186  лен  прежде  всего  на  то,  чтобы  подчеркнуть  сознатель-

но  или  ненамеренно  не  берущееся  в  расчет  социоло¬
гией  «удвоение»  объективной  реальности  социологом
не  менее,  чем  любым  другим  субъектом  социального
действия.  В  итоге  реальность  без  каких  бы  то  ни  было
угрызений  совести,  пишут  сторонники  веберовской
методологии,  подменяется  ее  упрощенной  моделью,
претендующей  на  подлинность  отражения  социаль¬
ной  жизни.  Последняя  исчезает  бесследно,  ускальзы-
вая  от  социолога.
 Конечно,  можно  выразить  сомнение,  насколько  са¬
мим  этнометодологам  удалось  удержать  эту  реаль¬
ность,  не  поступаясь  научными  принципами.  Ведь  кри¬
тикуя  «объективную»,  «строго  научную»  социологию,
они  на  самом  деле  кинулись  в  другую  крайность.  Согла¬
сившись  с  Вебером  в  том,  что  объективность  в  социаль¬
ных  науках  -  не  более  чем  мысленное  упорядочение
фактов,  они  вместе  с  тем  явно  переоценили  свои  воз¬
можности  в  исследовании  нашего  здравого  смысла,  по¬
вседневного  практического  мышления.  Этнометодоло-
ги  почти  стирают  границу  между  миром  науки  и  миром
повседневности,  жертвуя  первым  во  имя  второго.
 Их  может  оправдать  лишь  одно:  для  всех  социоло¬
гов,  отстаивающих  творческий  характер  социальной
жизни,  критерий  объективности  представляет  извест¬
ную  сложность.  Если  автору  чуждо  понимание  соци¬
альной  среды  как  независимой  от  человеческого  со¬
знания  и  опыта,  где  искать  основания  для  объективно¬
го  ее  анализа?
 Вновь  и  вновь  современные  социологи  вынужде¬
ны  признавать  ограниченность  возможностей  своей
науки,  которой  дано  лишь  слегка  прикоснуться
к  творчеству  людей.  Социальная  реальность  никогда  187
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 не  бывает  застывшей  структурой,  но  всегда  -  процес¬
сом  осмысления  наших  отношений  с  миром,  процес¬
сом  его  непрестанного  творения,  в  котором  перепле¬
лись  расчет  и  воображение,  осторожность  и  риск,
способность  соотносить  свое  поведение  с  ожидания¬
ми  окружающих  и  оценивать  свои  действия  «со  сто¬
роны».  А  если  человека  нельзя  рассматривать  ни  как
безответную  жертву  чисто  психических  механизмов,
ни  как  заложника  социальной  системы,  ее  структур
и  институтов,  то  как,  вопрошают  феноменологи,  «ох¬
ватить  системой  объективного  знания  структуры
субъективных  значений?»  (34,  р.  ЗБ).
 Не  вызывает  сомнений,  что  «общественные  на¬
уки,  как  и  все  эмпирические  науки,  должны  быть
объективными  в  том  смысле,  что  их  утверждения
подлежат  контролируемой  верификации,  и  не  долж¬
ны  ссылаться  на  личный  контролируемый  опыт»,  -
справедливо  утверждает  Шюц  (12,  с.  493-494).  А  ве¬
рифицировать,  или  проверить,  можно  лишь  стан¬
дартное,  устойчивое,  стереотипное.  Уникальное  про¬
верить  очень  сложно.  Собственно,  разговор  о  «тра¬
фаретах»  социального  опыта,  по  Шюцу,  и  есть  объек¬
тивный  способ  изложения  материала.
 Эти  культурные  кальки,  или  обезличенные  «соци¬
альные  структуры»  господствуют  во  вселенной
Mitwelt.  Она  -  многоступенчатое  образование,  состо¬
ящее  у  Шюца  из  восьми  уровней,  различающихся  по
степени  анонимности  человеческих  контактов  от  ми¬
нимальной  к  максимальной.  Очевидно,  что  чем  более
анонимен  уровень  общения,  тем  он  доступнее  анали¬
тику:  он  более  предсказуем,  лишен  неожиданностей,
188  свойственных  общению  живых,  реальных  людей.

И  чем  более  реальна  наша  встреча  с  ними,  тем  менее
анонимны,  а  значит,  удобны  для  социологического
изучения  эти  взаимоотношения.
 Оправдан  ли  такой  подход?  Вполне,  отвечает
Шюц.  Социологические  зарисовки  не  так  уж  сильно
искажают  нашу  повседневную  жизнь.  Люди  при¬
выкли  действовать  по  «рецептам»  здравого  смысла
и  не  склонны  углубляться  в  свои  мысли  и  ощуще¬
ния,  не  говоря  уже  о  мыслях  других.  Слишком  велик
риск,  слишком  высока  психологическая  цена,  кото¬
рую  платят  они  за  свою  непосредственность  и  ду¬
шевную  открытость.  Поверхностные,  формальные
взаимоотношения  удобнее  и  безопаснее.
 Таким  образом,  то,  что  для  Вебера  было  мыслен¬
ным  выстраиванием  материала,  исходя  из  опреде¬
ленной,  значимой,  с  точки  зрения  исследователя,
конкретно-исторической  ценности,  у  Шюца  стано¬
вится  исследованием  анонимно-типических  пост¬
роений,  своего  рода  идеальных  типов  нашего  по¬
вседневного  мышления.  Без  сомнения,  немаловаж¬
ную  роль  в  их  создании  играет  и  логика  рассужде¬
ний.  Но  для  Шюца,  в  отличие  от  Вебера,  она  вторич¬
на.  Ему  важно  подчеркнуть  иное.  Объективное  ис¬
следование  -  это  изучение  типического,  ожидаемо¬
го,  обнаруженного  в  здравом  смысле,  привычном
каждодневном  поведении  людей.  Это  и  есть  ответ
Шюца  на  поставленный  вопрос:  «каким  образом
возможно  охватить  системой  объективного  знания
структуры  субъективных  значений?»  Хотя  здесь  он,
пожалуй,  наиболее  уязвим.
 Поясним.  Мир  обыденного  сознания,  мир  по¬
вседневности,  или  жизненный  мир  (Lebenswelt),  - 	139
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 базовое  понятие  для  феноменологов.  У  Шюца  он  со¬
стоит  из  будничных  действий  и  социально  принятых
условностей,  которые  для  нас  очевидны,  интуитивно
достоверны,  беспроблемны.  Он  называет  это  знани¬
ем  первого  порядка  -  нашим  здравым  смыслом,
или  общими  для  членов  данного  общества  представ¬
лениями,  коллективным  опытом,  которому  мы  безус¬
ловно  доверяем.  Обыденного  знания  нашей  повсед¬
невной  жизни,  настаивает  Шюц,  вполне  достаточно,
чтобы  «наладить  взаимоотношения  с  людьми,  куль¬
турными  объектами,  социальными  институтами,  т.е.
с  социальной  реальностью»  (12,  с.  487).
 В  этой  связи  упомянем  одну  из  его  наиболее  ин¬
тересных  работ,  посвященную  Дон  Кихоту.  Описы¬
вая  похождения  испанского  идальго,  Шюц  показал,
как  об  одном  и  том  же  мы  можем  мыслить  по-раз¬
ному,  часто  принимая  собственные  взгляды  и  фан¬
тазии  за  реальность.  Именно  так  жил  и  восприни¬
мал  мир  Дон  Кихот.  Но  время  шло,  и  общепринятые
(интерсубъективные)  представления  о  мире  и  жиз¬
ни  возобладали.  В  финале  обнаруживается,  что  Дон
Кихот  «вновь  возвращается  в  мир,  которому  не
принадлежит,  что  он  заключен  в  повседневную  ре¬
альность,  как  в  тюрьму,  и  терзаем  наиболее  жесто¬
ким  надсмотрщиком  -  здравым  смыслом,  который
является  осознанием  своих  повседневных  преде¬
лов»  (10,  с.  168).
 Именно  эти  пределы  составляют  основу  всех  науч¬
ных  построений,  утверждают  феноменологи:  наука  -
знание,  вторичное  по  отношению  к  нашему  обыденно¬
му  сознанию.  Это  научное  представление  о  наших
190  представлениях  о  социальной  действительности,  пре-

образование  уже  преобразованного  в  нашем  созна¬
нии.  Это  конструкции  конструкций,  типизации  типиза¬
ций,  идеальные  типы  идеальных  типов.  Научное  зна¬
ние  вторично  хотя  бы  потому,  что  с  его  помощью  пыта¬
ются  упорядочить  то,  что  уже  упорядочено  людьми
в  их  повседневной  жизни.
 Еще  раз  обратимся  к  Веберу:  то,  что  мы  изучаем,
подсказывает  нам  способ  исследования,  но  что  мы
изучаем,  в  свою  очередь,  зависит  от  постановки  про¬
блемы.  Ее  формулирует  ученый,  к  которому  с  пол¬
ным  правом  мы  (увы,  не  сам  Шюц)  можем  отнести
слова,  сказанные  им  в  адрес  социальных  деятелей:
«Серией  конструкций  обыденного  сознания  они  за¬
ранее  выбирают  и  интерпретируют  этот  мир,  который
они  воспринимают  как  реальность  их  повседневной
жизни.  Это  и  есть  те  идеальные  объекты,  которые  оп¬
ределяют  их  поведение,  мотивируя  его»  (12,  с.  491).
Рискнем  заменить  слово  «обыденного»  на  «научно¬
го»,  и  перед  нами  -  отнесение  к  ценности  Макса  Ве¬
бера.  Однако  на  научное  творчество  эту  предпосылку
феноменологи  не  распространяют.
 Казалось  бы,  Шюц  потерпел  поражение.  Хотя  фе¬
номенолог  признает  способность  людей  творить  со¬
циальную  реальность,  он  вынужден  изучать  соци¬
альные  действия  людей  так,  как  они  обусловлены
культурой,  в  частности  языком,  типификациями.  Не¬
смотря  на  все  свои  усилия,  он  в  конце  концов  прихо¬
дит  к  тому,  чем  занимались  до  него  многие  поколе¬
ния  социологов  -  к  строго  научному  изучению  обез¬
личенной  социальной  среды  с  ее  анонимными  сила¬
ми  и  процессами.  Его  социология,  по  сути  дела,  ста¬
новится  социологией  без  привычного  «общества»  ^
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 (ибо  механизм  социальной  жизни  -  воспроизводст¬
во  «рецептов»  здравого  смысла)  и  без  человека-дея-
теля  (ибо  его  вытесняет  гомункул).
 Все  так,  за  исключением  маленького  нюанса.  Ес¬
ли,  скажем,  для  ученых,  не  разделяющих  взглядов
Вебера,  социальные  институты  -  объективная  ре¬
альность,  непреложный  факт,  то  для  Шюца  это  об¬
щезначимые  представления  о  тех  или  иных  сторо¬
нах  общественной  жизни,  наше  видение  того,  что
неким  образом  существует.  Оно  не  фатально.  То,
что  первые  принимают  хладнокровно,  со  знанием
дела,  Шюц  считает  необходимым,  но  от  этого  не  ме¬
нее  печально  условие  научного  анализа.  Именно
поэтому  столь  неоднозначен  критерий  «объектив¬
ности»  в  методологических  трудах  Шюца.  Трактовка
им  «объективности»,  соответствующей  вторичному
(по  отношению  к  нашему  здравому  смыслу)  научно¬
му  знанию,  способному  объяснить  весьма  ограни¬
ченную  сферу  общественной  жизни,  откровенно
раздражает  тех  социологов,  которые  требуют  более
решительного  и  определенного  отношения  к  соци¬
альному  миру  (22,  р.  19).  Следуя  за  Вебером,  пишут
они,  Шюц  разделяет  все  пороки  и  двусмысленность
его  построений.
 Двусмысленность?  Возможно.  Но  пороки?..  Ско¬
рее  следует  говорить  вот  о  чем.  Унаследованное
Шюцем  от  Вебера  внутреннее  неприятие  безликого,
четко  организованного  социального  пространства
настолько  сильно,  что  заставляет  задуматься  над
прежде  неслыханным:  а  нельзя  ли  «вообще  обой¬
тись  без  требования  научной  объективности  в  соци-
192 	ологической  теории  и  в  то  же  время  не  утратить  гра-

ницы,  отделяющие  социологическое  исследование
от  пустопорожнего  резонерства»?  (4,  с.  20).  Стоит
ли  так  упорно  сосредоточиваться  на  поиске  надеж¬
ных  и  «строгих»  методов  социологического  иссле¬
дования,  заведомо  недостижимого  теоретического
единообразия?
 На  самом  деле,  где  гарантии,  что  исследователь,
принадлежащий  к  тому  же  обществу,  что  и  те,  чье  по¬
ведение  он  изучает,  не  искажает  действительности  са¬
мим  фактом  своего  проникновения  в  нее,  а  тем  более
используемыми  конкретными  процедурами  и  техни¬
ками?  Немногие  из  социологов-теоретиков  задумы¬
ваются  над  тем,  как  именно  получено  наше  знание,
а  стало  быть,  насколько  оно  достоверно.  Напротив,
феноменологов  и  социологов,  которые  внимательно
прислушиваются  к  Веберу,  эта  проблема  не  оставляет
безучастными.  Вот  почему  в  поствеберовской  социо¬
логической  традиции  (совсем  в  духе  Вебера)  так  си¬
лен  призыв  к  самокритичности.  В  частности,  этноме-
тодологи  убеждены  в  том,  что  предназначение  социо¬
логии  -  открыть  человеку  путь  к  самопознанию,  осо¬
знанию  характера  и  мотивов  собственных  действий.
 У  феноменологов,  например,  этому  отвечает  их  кон¬
цепция  «естественной  установки».
 Большая  часть  того,  что  люди  воспринимают  как
должное  существующее  помимо  их  воли,  установ¬
ленное  от  века,  пишет  Шюц,  на  самом  деле  являет¬
ся  порождением  их  собственного  разума:  воззре¬
ниями,  взглядами,  верованиями.  Мы  воспринима¬
ем  мир  как  естественным  образом  упорядоченную
данность,  не  отдавая  себе  отчета  в  том,  что  сами
упорядочиваем  его  своими  сознательными  дейст-  193
 7  Макс  Вебер
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 виями  (34,  р.  133).  Такое  отношение  к  миру  фено¬
менологи  называют  «естественной  установкой»,
считая,  что  всех  социальных  деятелей  характеризу¬
ет  «феноменологическая  склонность  рассматри¬
вать  субъективные  процессы  как  объективные  ре¬
альности»  (31,  р.  227).
 Этот  же  призыв  к  самопознанию  звучит  и  в  твор¬
честве  Дж.Г.  Мида1.  Подобно  всем  социологам,  так
или  иначе  разделяющим  веберовский  подход  к  изу¬
чению  социального  мира,  он  обращает  наше  вни¬
мание  на  крайнюю  сложность  определения  понятия
объективности.  Во-первых,  потому,  что  наш  интерес
к  происшедшим  или  грядущим  событиям  всегда  оп¬
ределяется  нашим  сегодняшним  насущным  интере¬
сом.  Прошлое  обретает  свою  «прошлость»,  а  буду¬
щее  «будущнось»  только  по  отношению  к  настоя¬
щему.  То,  что  мы  увидим  в  прошлом  или  будущем,
напрямую  зависит  от  нашей  точки  отсчета  в  насоя-
щем.  Для  ученого  прошлое,  как  и  будущее,  -  «рабо¬
чая  гипотеза,  имеющая  ценнось  только  в  настоя¬
щем»  (25,  р.  323).  Во-вторых,  и  это  самое  важное
для  нас,  решение  проблемы,  которую  савит  перед
собой  человек,  и  научной  проблемы  в  том  числе;
находится  в  прямой  зависимоси  от  уровня  его  са¬
мосознания.  Чем  шире  границы  нашего  восприятия,
чем  менее  человек  привержен  взглядам  определен-
 1  Во  избежание  недоразумений  еще  раз  напомним,  что
Дж.  Мид  -  американский  современник  Вебера,  работавший
самостоятельно,  не  апеллируя  к  Веберу,  но  в  русле
концепции  немецкого  ученого.  Позже  последователи  Мида
открыто  укажут  на  это  в  своих  работах,  в  равной  мере  обра¬
щаясь  как  к  Миду,  так  и  к  Веберу.
 194

ной  социальной  группы,  идеологии  и  т.д.,  тем  он
более  объективен.  Этим  утверждением  Мид  выво¬
дит  объективность  за  пределы  простого  набора
приемов  по  очищению  научных  выводов  от  всего
«вненаучного»  и  превращает  ее  в  категорию  почти
этическую.  Почти  -  потому  что  развитое  самосозна¬
ние  и  соответствующее  ему  более  гуманное  устрой¬
ство  человеческого  общества  он  в  итоге  связывает
с  американской  демократией.
 Такой  вывод  Мида  еще  и  еще  раз  доказывает
справедливость  веберовского  взгляда  не  только  на
социальную  жизнь  в  целом,  но  и  на  научную  деятель¬
ность  в  частности.  В  творчестве  всегда  отражается
личность  творца.  Поэтому  наше  поведение,  наши
действия  и  поступки  нельзя  рассматривать  иначе  как
способ  самовыражения  человека,  его  мировоззре¬
ния.  Особенно  часто  писали  об  этом  феноменологи.
 Их  откровения  можно  выразить  одной  фразой  -
«возвращение  исходной  ситуации  мыслителя»
 (6,  с.  103).  Человек  постоянно  находится  в  процессе
осмысления,  осознания  смыслонаделения  мира,  ут¬
верждают  они,  напоминая  нам  о  «понимающей  со¬
циологии»  и  теории  социального  действия  Макса  Ве¬
бера.  Шюц  в  этой  связи  пишет:  «Феноменологу  нет
дела  до  самих  объектов.  Его  интересуют  их  значения,
конституированные  деятельностью  нашего  разума»
 (34,  р.  115).  Он  хочет  познать  те  «смысловые  ориенти¬
ры»,  которые  помогают  людям  создавать  и  т.н.  «со¬
циальную  реальность»,  и  самих  себя  в  ней  (30,  р.  15).
 Однако  феноменологическая  интерпретация
и  ценностный  выбор  Вебера  -  далеко  не  одно  и  то  же.
 У  человека  всегда  есть  возможность  интерпретиро-  195
 г
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 вать  происходящее  тем  или  иным  способом,  но  не
у  каждого  социолога  хватает  смелости  и  желания  рас¬
сматривать  эту  возможность  как  ценностный  выбор.
Возможно,  только  Дж.Г.  Миду  удалось  вплотную  по¬
дойти  к  глубинным,  почти  веберовским  основаниям
этой  интерпретации.
 Миду  претит  крайний  схематизм  и  неправомерное
обеднение  человеческой  жизни  в  научных  трудах  19  -
начала  20  в.  Между  воспринимаемым  человеком  сти¬
мулом  и  ответной  реакцией  нет  и  не  может  быть  жест¬
кой  и  постоянной  зависимости,  возмущенно  пишет  он.
В  противном  случае  социолог  выступает  в  роли  Чер¬
вонной  королевы  из  сказки  Льюиса  Кэрролла  «Алиса
в  стране  чудес»,  любимым  восклицанием  которой  бы¬
ло:  «Головы  долой!»
 Человек  обладает  сознанием,  т.е.  жизненным
опытом,  невидимой  глазу,  но  полноценной  внутрен¬
ней  жизнью.  Что  такое  сознание,  разные  научные
дисциплины  определяют  совершенно  по-разному,
часто  противореча  друг  другу.  Поэтому,  подводит
итог  Мид,  разумнее  сосредоточиться  не  на  его  точ¬
ном  определении,  а  на  том,  как  именно  оно  действу¬
ет.  Сознание  появляется  и  функционирует  как  выбор
между  целым  рядом  возможностей,  способов  дейст1
вия.  «Мы  склонны  уподобить  центральную  нервную
систему  телефонному  узлу,  куда  поступают  звонки
и  откуда  исходят  ответы»  (26,  р.  137).
 Удивительно  в  этом  сравнении  прежде  всего  то,
что  психическая  деятельность  представлена  как  нахо¬
дящийся  в  постоянном  движении  сложный  комплекс
мыслей,  чувств  и,  добавим  от  себя,  воли.  Ее  органы  -
196  нервная  система,  мозг  —  лишь  «диспетчеры»,  способ-

ные  к  восприятию  как  телесных  ощущений,  так  и  идей,
смыслов.  Восприятие  это  избирательно.  Мы  замечаем,
как  правило,  то,  что  хотим  заметить.  Сознание,  по
Миду,  выражает  направленный  интерес  человека  -
выражает,  но  не  определяет.  Мысль,  которую  Мид  на¬
стойчиво  нам  внушает,  чрезвычайно  важна.  Есть  нечто
такое,  что  направляет  наше  внимание  на  вполне  опре¬
деленные  вещи,  отдает  предпочтение  одному,  а  не
другому.  Что  именно?  Человеческая  воля,  внутренний
выбор,  по  Миду  -  материя  метафизическая.  Она  вне
науки.  Однако  само  указание  на  нечто,  лежащее  в
основе  нашего  поведения,  постановки  целей  и  выбора
средств  для  их  достижения,  -  очень  важно.
 Очень  важно,  но  недостаточно.  Ни  Мид,  ни  другие
упомянутые  нами  авторы  не  считают  нужным  четко  оп¬
ределить  этот  выбор  в  понятиях  ценности.  А  поскольку
научное  творчество  также  является,  по  Веберу,  своего
рода  социальным  действием,  невысказанной  остается
и  их  собственная,  исследовательская  точка  отсчета,  си¬
стема  координат.
 В  поствеберовской  социологии  предпринята  до¬
вольно  смелая,  если  не  сказать  опасная,  попытка  объ¬
яснить,  что  сточки  зрения  этой  науки  важно  для  самих
реально  живущих  людей.  И  говорит  она  об  этом  фак¬
тически  без  поправки  на  изначальное  и  неизбежное
преломление  «картинки»  взором  ее  высокообразо¬
ванного  ученого-интерпретатора.  Последний  может
позволить  себе  признаться  лишь  в  «удвоении»  этой
картинки,  но  не  в  ее  искажении.
 Какие  доводы  в  свою  защиту  приводят  социологи?
Прежде  всего,  они  доказывают,  что  избранный  ими
для  наблюдения  срез  социальной  жизни  -  наша  по-  197
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 вседневная  жизнь  -  лишает  всякого  смысла  разделе*
ние  социальных  деятелей  на  обывателей  и  ученых.
И  первые,  и  последние  неизбежно  существуют  в  ней.
Так  определяется  сфера  первичного  знания  о  мире  —
сфера  обыденного  мышления,  здравый  смысл,  -  к  ко¬
торой  в  равной  мере  принадлежат  и  наблюдаемый,
и  наблюдатель.
 Отсюда  делается  вывод  и  о  совпадении  их  ценно¬
стных  предпочтений,  благодаря  чему  возможно
смысловое  единство  общества.  Процесс  накопления
общих  представлений  свидетельствует,  по  Шюцу,
о  восприятии  их  как  Блага.  В  противном  случае  они
были  бы  отвергнуты  или  пересмотрены.  Благое,  мо¬
ральное  отождествляются  у  него  с  интерсубъектив¬
ным,  общесоциальным.  Ценность  молчаливо  счита¬
ется  основой  действия,  бесспорно  единой  и  для  обы¬
вателя,  и  для  социолога.  А  это,  в  свою  очередь,  ведет
к  тому,  против  чего  столь  мужественно  и  решительно
боролся  Макс  Вебер.
 Конечно,  можно  было  бы  сказать,  что  сам  Вебер
повинен  в  издержках  последующих  толкований  тео¬
рии  действия.  В  силу  социологической  специфики  он
сосредоточивает  свое  внимание  на  пространственно-
временных,  исторических,  условных  свойствах  ценно¬
стей,  тем  самым  лишая  их  безусловного,  вечного  нача¬
ла.  Смыслы  отчуждаются  в  сферу  культуры,  а  социаль¬
ный  деятель  утрачивает  свой  истинный  масштаб.  Точ¬
нее,  утратил  бы,  если  бы  Вебер  в  своих  произведениях
«лишил»  его  возможности  искать  вожделенного  бога
или  демона.  Вебер  этого  не  делает.  Согласно  его  иде¬
ям,  деятель  -  рядовой  член  общества  или  ученый  -
198  свободен  в  своем  поиске.  И  это  действительно  так.

Вот  почему,  каковы  бы  ни  были  вариации  на  тему
теории  действия,  веберовские  интонации,  пусть  в  ос¬
таточном  виде,  в  них  неистребимы.  Даже  в  тех  случа¬
ях,  когда  последователи  немецкого  теоретика  вольно
или  невольно  жертвуют  ее  чистотой,  ощущение  неза¬
вершенности,  недосказанности  заставляет  нас  вспом¬
нить  о  первоисточнике  их  научного  поиска  -  ценност¬
ном  выборе.
 Цитируемая  литература
 1. 	Бекк-Виклунд  М.  Феноменология:  мир  жизни
и  обыденного  знания  //  Монсон  П.  Современная
западная  социология:  теории,  традиции,  перспективы.
СПб.,  1992.
 2. 	Берлин  И.  Назначение  философии  //  Вопросы
философии.  1999,  №  Б.
 3. 	Вышеславцев  Б.П.  Вечное  в  русской  философии  //
Вышеславцев  Б.П.  Этика  преображенного  Эроса.  М.,
1994.
 4. 	Давыдов  Ю.Н.  Введение  //  История  теоретиче¬
ской  социологии.  В  Б  томах:  Т.  1.  От  Платона  до  Канта.
М.,  1995.
 5. 	Давыдов  Ю.Н.  Макс  Вебер  и  современная
теоретическая  социология:  Актуальные  проблемы
веберовского  социологического  учения.  М.,  1998.
 6. 	Мамардашвили  М.  Феноменология  -  сопутст¬
вующий  момент  всякой  философии  //  Мамардашви¬
ли  М.  Как  я  понимаю  философию.  М.,1992.
 7. 	Монсон  П.  Обзор  общественной  современной
науки  //  Монсон  П.  Указ.  соч.
 199
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 8. 	Монсон  П.  Юрген  Хабермас  и  современность  //
Монсон  П.  Указ.  соч.
 9. 	Пиранделло  Я  Шестеро  персонажей  в  поисках
автора  //  Пиранделло  Л.  Пьесы.  М.,  1960.
 10. 	Шюц  А  Дон  Кихот  и  проблема  реальности  //
Философская  и  социологическая  мысль.  Киев,  1995.
№  11-12.
 11. 	Шюц  А.  Структура  повседневного  мышления  //
Социологические  исследования.  1988.  №  2.
 12. 	Шюц  А.  Формирование  понятия  и  теории  в
общественных  науках  //  Американская  социологичес¬
кая  мысль:  Тексты.  М.,  1994.
 13. 	Ясперс  К.  Духовная  ситуация  времени  //
Ясперс  К.  Смысл  и  назначение  истории.  M.f  1991.
 14. 	Alexander  J.  Sociological  Theory  Since  1945.  L.,  1987.
 15. 	Cicourel  A.  V.  Cognitive  Sociology:  Language  and
Meaning  in  Social  Interaction.  L.,  1973.
 16. 	Cicourel  A.  V.  Notes  on  the  Integration  of  Micro  -
and  Macro-Levels  pf  Analysis  //Advances  in  Social  Theory
and  Methodology.  N.Y.,  1981.
 17. 	Garfinkel  H.  Studies  in  Ethnomethodology.  Engl.
Cliffs,  1967.
 18. 	Garfinkel  H.,  Sacks  H.  On  Formal  Structures  of
Pracnical  Actions  //  Ethnomethodological  Studies  of
Work.  L.,  N.Y.,  1986.
 19. 	Goffman  E.  Asylums:  Essays  on  the  Social
Sinuation  of  Mental  Patients  and  Other  Inmates.  Garden
City,  N.Y.,  1961.
 20. 	Goffman  E.  Frame  Analysis:  An  Essay  on  Social
Organization  of  Experience.  N.Y.,  1974.
 21. 	Goffman  E  Presentation  of  Self  in  Everyday  Life.
200  Edinburg,  1956.

22. 	Gorman  R.  The  Dual  Vision:  Alfred  Schutz  and  the
Myth  of  Phenomenological  Social  Science.  L.(  1977.
 23. 	Gronk  G.  The  Philosophical  Anthropology  of
G.H.Mead.  N.Y.,1987.
 24. 	Mead  G.H.  Auguste  Compte  //  G.H.  Mead  on
Social  Psychology.  Chicago,  L.,  1964.
 25. 	Mead  G.H.  History  and  the  Experimental  Method
//Op.  cit.
 26. 	Mead  G.H.  Mind  //  Op.  cit.
 27. 	Mead  G.H.  Mind,  Self  and  Society:  From  the
Standpoint  of  a  Social  Behaviorist.  Chicago,  1962.
 28. 	Mead  G.H.  The  Nature  of  Scientific  Knowledge  //
G.H.  Mead  on  Social  Psychology.  Chicago,  L„  1964.
 29. 	Mead  G.H.  Self  //  Op.  cit.
 30. 	Mehan  H.;  Wood  H.  The  Reality  of  Ethno-
metodology.  N.Y.,  1975.
 31. 	Ritzer  G.  Contemporary  Sociological  Theory.  N.Y.,  1988.
 32. 	Ryave  A.L.,  Schenkein  J.N.  Notes  on  the  Art
of  Walking  //  Ethnometodology:  Selected  Readings.
Harmondsworth,  1974.
 33. 	Schutz  A.  The  Phenomenology  of  the  Social
World.  Evanstone,  1967.
 34. 	Schutz  A.  The  Problem  of  Social  Reality.  Collected
 Papers  I.  The  Hague,  1962. 	,
 35. 	Schutz  A.,  Luckmann  Th.  The  Structure  of  the  Life
World.  Evanstone,  1973.
 36. 	Spiegelberg  H.  Husserl’s  Phenomenology  and
Sartre's  Existentialism  //  Phenomenology.  N.Y.,  1967.
 37. 	Tiryakian  E.  Introduction  //  The  Phenomenon  of
Sociology:  Reader  in  the  Sociology  of  Sociology.  N.Y.,  1971.
 38. 	Turner  R.  Words,  Utterances  and  Activities  //
Understanding  Everyday  Life.  Chicago,  1970.
 201
 Вслед  за  Вебером

Макс  Вебер
 39. 	WeigertA.  Sociology  of  Everyday  Life.  N.Y.,  1991.
 40. 	Williams  S.J.  Appraising  Goffman  //  British
Journal  of  Sociology.  No.3.1986,  Sept.

Эпилог
 ...Честность  требует  от  нас  констатировать,  что
сегодня  положение  тех,  кто  ждет  новых  пророков
и  спасителей,  подобно  тому  положению,  о  кото¬
ром  повествуется  в  одном  ив  пророчеств  Исайи...
«Кричат  мне  с  Сеира:  сторож!  сколько  ночи?  сто¬
рож!  сколько  ночи?  Сторож  отвечает:  приближа¬
ется  утро,  но  еще  ночь.  Если  вы  настоятельно
спрашиваете,  то  обратитесь  и  приходите».
 Вебер  М.  Наука  как  призвание  и  профессия
 То,  что  мы  попытались  сделать  в  этой  книге,  это  по¬
мочь  читателю,  как  писал  философ  И.А.  Ильин,  уви¬
деть  «за  мертвыми  крючочками»,  затертыми  словами
и  абстрактными  научными  понятиями  веберовского
наследия  «накопление  чувств,  постижений,  идей,  об¬
разов,  волевых  разрядов,  указаний,  призывов,  дока¬
зательств,  целое  здание  духа,  которое  дается  нам  при-
кровенно,  как  бы  при  помощи  шифра»  (6,  с.  9).
 203

Макс  Вебер
 Чтение  -  всегда  соавторство,  независимо  от  того,
что  именно  мы  читаем:  повесть,  лирическое  стихотво¬
рение  или  научный  труд.  Читая  Вебера,  мы  можем  ог¬
раничиться  изучением  его  социологических  взглядов
и  увидеть  в  нем  социолога  и  только  социолога.  Можем
заинтересоваться  его  воззрениями  на  человеческую
историю,  историю  культуры,  причислив  его  к  культу¬
рологам.  Можем  задуматься  над  его  восприятием  ми¬
ра  и  жизни  людей,  его  философскими  идеями.  Все
в  нашей  власти.  Каким  предстанет  перед  нами  Макс
Вебер,  зависит  оттого,  насколько  глубоко  и  полно  мы
сможем  его  понять.  Все  коренится  в  нашей  внутренней
установке,  нашем  желании  найти  в  произведениях  не¬
мецкого  ученого  ответы  на  те  вопросы,  которые  нас
действительно  волнуют.
 Сказанное  справедливо  по  отношению  к  любому
настоящему  мыслителю,  но,  что  касается  Макса  Вебе¬
ра,  особенно.  Многие  исследователи  его  трудов  в  от¬
чаянии  разводят  руками:  определить  основную  идею
творчества  немецкого  ученого,  с  их  точки  зрения,  не¬
возможно:  слишком  велик  разброс  тем,  слишком  раз¬
нообразны  его  интересы.  Это  действительно  так,
но  что  если  нам  поискать  эту  идею  не  в  тематике  его
работ,  а  в  том  внутреннем  настрое,  с  которым  и  ради
которого  они  писались?
 Макс  Вебер  живет  в  эпоху,  когда,  по  свидетельству
Ницше,  «Бог  умер!».  Все  превращается  в  игру  безу¬
держных  стихий.  Нет  ни  смысла,  ни  цели.  Человек
приходит  из  небытия  и  в  него  же  уходит.  Нравствен¬
ность  -  жалкий  пережиток  прошлого,  потому  что  за¬
кон  природы  -  торжество  сильнейшего.  Однако  дове-
204  сти  свое  богоотрицание  до  столь  мрачного  конца  ре-

шались  вслед  за  Ницше  немногие.  Остальные  были  го¬
раздо  осторожнее  в  своих  выводах.  Молчаливо  или
явно  признавая  «смерть  Бога»,  они  «отшатывались  от
мрачной  картины  обесцененного  бытия  и  прибегали
к  тому,  что  Ницше  называл  "тенью  Бога".  В  мертвой  пу¬
стыне  безверия  они  разбрасывали  между  камнями
цветы,  принесенные  из  далеких  садов  стараясь  смяг¬
чить  зловещее  впечатление  от  ее  ландшафта»  (7,  с.  14).
 К  их  числу  принадлежит  Макс  Вебер.
 Он  пишет  о  своем  времени  так:  «Судьба  нашей
эпохи  с  характерной  для  нее  рационализацией  и  ин¬
теллектуализацией  и  прежде  всего  расколдовыванием
мира  заключается  в  том,  что  высшие  благороднейшие
ценности  ушли  из  общественной  сферы  или  в  потусто¬
роннее  царство  мистической  жизни,  или  в  братскую
близость  непосредственных  отношений  отдельных  ин¬
дивидов  друг  к  другу»  (1,  с.  733-734).  И  мы  понимаем,
что  из  мира,  описанного  Максом  Вебером,  уходит  не
только  живой  Бог,  но  и  Его  дары  -  величие  Духа,  Лю¬
бовь,  Милость.  Место  склоненной  к  людям  личности
Творца  занимают  многочисленные  кумиры  -  боги  или
демоны,  по  словам  Вебера.  К  ним  в  равной  степени  он
относит  и  науку,  и  политику,  и  религию  (заметим,
именно  религию  как  систему  понятий  и  соответствую¬
щий  им  образ  жизни,  а  не  веру,  не  «уверенность  в  не¬
видимом»,  доверие  к  нему),  словом,  все,  чему  мы  на¬
мерены  самоотверженно  поклоняться  со  знанием  де¬
ла,  даже  со  страстью,  но...  без  любви.  По  сути  своей
религия  для  Вебера  -  просто  иной  образ  жизни,  иная
устремленность  по  сравнению  с  наукой  или  полити¬
кой.  Разница  между  ними  лишь  в  том,  какого  именно
кумира,  т.е.  систему  ценностей,  мы  предпочтем. 	205
 Эпилог

Макс  Вебер
 Правда,  у  религии,  по  мнению  Вебера,  есть  один
серьезный  недостаток:  религиозный  человек  вынуж¬
ден  принести  в  жертву  интеллект.  «И  это  как  раз  свиде¬
тельствует  о  том,  что  напряжение  между  ценностными
сферами  науки  и  религии  непреодолимо,  несмотря  на
существование  теологии  (а  скорее,  даже  благодаря
ей).  "Жертву  интеллекта'"обычно  приносят:  юноша  -
пророку,  верующий  -  церкви»  (1,  с.  733).
 Гармония  религии  как  сферы  высших,  «послед¬
них  ценностей»  и  науки  как  познания  законов  соци¬
ального  мира,  т.е.  ценностей  конкретно-историчес¬
ких,  -  не  для  Вебера.  То,  что  было  так  естественно
для  целого  ряда  выдающихся  ученых  -  Ньютона,
Кеплера,  Пастера,  а  позже  Эйнштейна,  Планка,  Бора
(мы  сознательно  перечислили  людей,  работавших,
казалось  бы,  в  самой  точной  и  далекой  от  мистики
области  наук  о  природе),  -  он  решительно  отрица¬
ет,  настоятельно  противопоставляя  науку  религии.
И  это  не  просто  желание  избежать  неправомерного
смешения  религии  и  научного  познания,  религиоз¬
ной  и  научной  этики.  Если  бы  это  было  так,  имя  Ве¬
бера  с  полным  правом  можно  было  поставить
в  один  ряд  с  упомянутыми  учеными.  Это  желание
выявить  якобы  непримиримое  противоречие  между
верой  и  научным  знанием.  Именно  в  этом  смысле
позиция  Вебера  резко  отличается  от  позиции  тех  ис¬
следователей,  которые  так  или  иначе  считают  позна¬
ние  мира  этапом  на  пути  к  Богопознанию.  Наука,
по  их  глубокому  убеждению,  открывает  нам  законы
тварного  мира,  вера  -  замысел  Творца  относитель¬
но  этого  мира  и  предназначения  человека.  Вебер  де-
206  лает  то,  от  чего  в  середине  20  в.  уже  отказываются

многие,  например  создатель  лазеров,  лауреат  Нобе¬
левской  премии  Чарлз  Таунс.  «Цель  науки,  -  пишет
Таунс,  -  открыть  порядок  во  Вселенной  и  благодаря
этому  понять  суть  вещей...  в  том  числе  понять  жизнь
человека.  Цель  религии  может  быть  определена,
мне  кажется,  как  постижение  (и,  следовательно,
принятие)  цели  и  смысла  Вселенной.  ...Эту  высшую
целесообразную  силу  мы  и  назовем  Богом»  (7,  с.  61).
 Более  того,  «немузыкальному»  в  религиозном  от¬
ношении  Веберу  «кажется  сомнительным  стремление
возвысить  достоинство  чисто  человеческих  отноше¬
ний  и  человеческой  общности  путем  их  религиозного
истолкования»  (1,  с.  733).  Иррациональное  религиоз¬
ное  стремление  к  «жизни  в  единстве  с  божественным»
он  приравнивает  к  «избавлению  от  рационализма
и  интеллектуализма  науки».  Но  и  научное  знание,
на  поприще  которого  трудится  Вебер,  не  может  ука¬
зать  человеку  «путь  к  истинному  бытию»,  «путь  к  ис¬
тинному  счастью».  Научная  рациональность  в  лучшем
случае  бессильна,  а  в  худшем  просто  вредна,  ибо
скрывает  от  человека  его  собственные  экзистенциаль¬
ные  глубины.
 В  пример  Вебер  приводит  достигшую  высокого
уровня  развития  современную  медицину.  Врачи  исхо¬
дят  из  того,  что  жизнь  человека  необходимо  сохранять
при  любой  возможности,  даже  если  умирающий  про¬
сит  избавить  его  от  невыносимых  страданий  или  его
родственники  «(речь  может  идти  о  каком-нибудь  жал¬
ком  помешанном)  желают  и  должны  желать  смерти  та¬
кого  больного,  признаются  они  в  этом  или  нет,  -  пишет
Вебер,  и  нам  становится  страшно  от  такой  категорично¬
сти.  -  Только  предпосылки  медицины  и  уголовный  ко  * 	207
 Эпилог

Макс  Вебер
 деке  мешают  врачу  отказаться  поддерживать  жизнь
смертельно  больного.  Является  ли  жизнь  ценной  и  ког¬
да?  Об  этом  медицина  не  спрашивает»  (1,  с.  720).
 Действительно,  рациональное  истолкование  ми¬
ра  отнюдь  не  гарантирует  нам  всецелого  и  абсолютно
достоверного  знания  действительности.  Наука,  под¬
черкивает  Вебер,  представляет  собой  лишь  один  из
способов  познания  мира.  На  это  мы  обращали  вни¬
мание  и  когда  говорили  о  неизбежно  «субъективно¬
ценностной»  (в  веберовском  понимании  этого  опре¬
деления)  точке  отсчета  любого  исследования  соци¬
альной  жизни,  о  т.н.  идеальных  типах,  о  великой  ус¬
ловности  разделения  целерационального  и  ценност¬
но-рационального  действий,  о  возможности  диамет¬
рально  противоположных  и  тем  не  менее  рациональ¬
ных  толкований  мира,  и,  наконец,  о  том,  что  в  осно¬
вании  всякого  рационального  поведения  на  самом
деле  лежит  вера  -  вера  в  его  значимость  и  рацио¬
нальность,  в  силу  здравого  смысла.
 Неслучайно  последователи  Вебера  -  феномено¬
логи  благоразумно  оговариваются:  здравый  смысл
следует  понимать  как  коллективно  разделяемый
опыт,  укорененные  в  обыденном  сознании  людей  об¬
щие  представления  и  стереотипы  восприятия,  свой¬
ственные  данной  общности  в  данную  эпоху,  не  более
того.  То,  что  естественно  и  согласно  здравому  смыслу
для  каннибала,  у  всякого  нормального,  психически
здорового  европейца  вызовет  содрогание  и  ужас.  Ра¬
циональность,  подобно  всем  веберовским  ценнос¬
тям,  -  понятие  конкретно-историческое,  а  стало
быть,  условное.  Она  не  спасает  нас  от  неуверенности,
208  сомнений  и  опасностей  жизни.

Не  спасает  человека  от  встречи  с  вечными  вопроса¬
ми  «что  нам  делать?»  и  «как  нам  жить?»  и  политика.
Политическая  борьба  не  свободна  и  не  может  быть
свободна  от  «утоления  ненависти  и  жажды  мести».  По¬
литика  по  сути  своей  предполагает  силу  даже  в  благом
деле  установления  всеобщей  справедливости.  Она  не
предназначена  для  иного.  А  свита  даже  самого  искрен¬
него  борца  за  справедливость  очень  скоро  вырождает¬
ся  «в  совершенно  заурядный  слой  обладателей  теплых
мест».  Поэтому,  пишет  Вебер,  тот,  кто  желает  стать  про¬
фессиональным  политиком,  «должен  осознавать  дан¬
ные  этические  парадоксы  и  свою  ответственность  за  то,
что  под  их  влиянием  получится  из  него  самого.  Он,  я
повторяю,  спутывается  с  дьявольскими  силами,  кото¬
рые  подкарауливают  его  при  каждом  действии  наси¬
лия.  ...Кто  ищет  спасения  своей  души  и  других  душ,  тот
ищет  его  не  на  путях  политики,  которая  имеет  совер¬
шенно  иные  задачи  -  такие,  которые  можно  разрешить
только  при  помощи  насилия»  (3,  с.  703).
 Что  же  получается?  Религия,  по  Веберу,  вряд  ли
способна  помочь  человеку  обрести  надежную  опо¬
ру  в  этом  мире.  Она  скорее  мешает  ему  задуматься
над  своими  поступками,  их  реальными  последстви¬
ями.  «Христианин  поступает  праведно,  а  в  осталь¬
ном  уповает  на  Бога».  Политика  непременно  подра¬
зумевает  буйство  дьявольских  сил.  «Мир  глуп
и  подл»,  а  «черт-то  стар»,  и  надо  быть  очень  зрелым
человеком,  стать  «очень  старым»,  чтобы  раскусить
его  козни,  если  это  вообще  возможно.  Наука  же,  ес¬
ли  «что  и  может  сделать,  так  это  скорее  убить  веру
в  то,  будто  вообще  существует  нечто  такое,  как
"смысл  мира"!»  (1,  с.  717-718).
 209
 Эпилог

Макс  Вебер
 Так,  может  быть,  усомнимся  мы,  преданностью
своему  кумиру  не  исчерпывается  смысл  человечес¬
кой  жизни?  И  не  ошибемся,  потому  что  Веберу  не
удается  убедить  нас  в  своей  правоте.  Тем  более  что
«радикальное  сомнение  -  источник  знания»,  настаи¬
вает  он  (5,  с  554).
 Вернемся  еще  раз  к  его  размышлениям  о  научном
призвании.  Положим,  рассуждает  Макс  Вебер,  наука
разрабатывает  «технику  овладения  жизнью  -  как
внешними  вещами,  так  и  поступками  людей  -  путем
расчета.  Однако  это  на  уровне  торговки  овощами,
скажете  вы.  Я  целиком  с  вами  согласен»  (1,  с.  729).
Наука  в  состоянии  разработать  методы  мышления,
приемы  мыслительных  операций.  Это  несколько  вы¬
ше,  чем  торговля  овощами,  но  «тоже  не  более  чем
средство  приобретения  овощей».  Единственно  цен¬
ное,  чем  она  действительно  владеет,  это  способнос¬
тью  прояснить  картину  мира.  «Эмпирическая  наука
никого  не  может  научить  тому,  что  он  должен  делать,
она  указывает  только  на  то,  что  он  может,  а  при  изве¬
стных  обстоятельствах  -  на  то,  что  он  хочет  совер¬
шить»  (2,  с.  350).  Однако  сделать  это  она  может
лишь  при  одном  условии:  если  эта  ясность  есть  у  са¬
мих  ученых.  Для  того  чтобы  с  уверенностью  сказать,
что  «такие-то  практические  установки  с  внутренней
последовательностью  и,  следовательно,  честностью
можно  вывести  -  в  соответствии  с  их  духом  -  из  та¬
кой-то  последней  мировоззренческой  позиции»,  не¬
обходимо  ее  иметь  и  четко  осознавать.
 Так  же  обстоит  дело  и  в  политике,  подчеркивает
Вебер.  Впрочем,  всякая  профессия,  если  мы  видим
2Ю  в  ней  свое  призвание,  требует  полной  самоотдачи.

«Политика,  -  пишет  Вебер,  -  есть  мощное  медлен¬
ное  бурение  твердых  пластов,  проводимое  одно¬
временно  со  страстью  и  холодным  глазомером.  ...Но
тот,  кто  на  это  способен,  должен  быть...  героем.
...Лишь  тот,  кто  уверен,  что  он  не  дрогнет,  если,  с  его
точки  зрения,  мир  окажется  слишком  глуп  или
слишком  подл  для  того,  что  он  хочет  ему  предло¬
жить,  лишь  тот,  кто  вопреки  всему  способен  сказать
и  "все-таки!",  -  лишь  тот  имеет  "профессиональное
призвание"  к  политике»  (3,  с.  706).
 Подведем  итог.  По  утверждению  Макса  Вебера,
человек,  может  найти  смысл  жизни,  стать  личностью,
если  обретет  свои  жизненные  принципы  и  сохранит
им  верность.  А  это  возможно  только  при  самоотвер¬
женном  служении  своему  делу.  Личностью  можно
стать  в  любой  профессиональной  области,  ибо  все
они  -  не  более  чем  средство  нашего  становления,
форма,  в  которой  мы  выражаем  свои  убеждения
и  жизненные  установки.  Проблема  заключается  лишь
в  том,  чтобы  эти  установки  действительно  существо¬
вали,  и  мы  были  бы  готовы  отстаивать  их  до  конца.
«Человек  должен  иметь  совесть,  а  ученый  или  поли¬
тик  —  быть  преданным  своему  делу  профессиона¬
лом»  -  таково,  на  наш  взгляд,  глубокое  убеждение
Макса  Вебера,  лейтмотив  его  творчества,  всех  его  ра¬
бот.  Причем  совесть  и  служение  своему  делу  у  Вебе¬
ра  нераздельны.  Точно  так  же,  как  личность  человека
несостоятельна  без  преданности  своей  профессии,
так  и  ученый,  не  имеющий  нравственных  принципов,
не  достоин  уважения.  Хуже  может  быть  только  со¬
крытие  своих  убеждений,  беспринципность  или  бес¬
церемонность  в  их  навязывании  окружающим.  211
 Эпилог

Макс  Вебер
 О  зрелости  личности  в  равной  мере  свидетельствуют
как  совесть,  так  и  самоотверженная  работа.
 В  то  же  время  Вебер  утверждает  и  нечто  противо¬
положное:  сознательное  служение  делу  невозможно
без  признания  человеком  жизненной  необходимости
этого  дела,  его  ценности.  Преданность  профессии  —
результат  нашего  продуманного  решения,  ценностно¬
го  выбора,  желания.  Иными  словами,  чтобы  найти
свое  профессиональное  призвание,  человек  уже  дол¬
жен  обладать  известной  зрелостью,  нравственными
принципами.
 Как  быть?  Наши  сомнения  остаются  неразрешен¬
ными.  Читателю  по-прежнему  не  вполне  ясно,  отку¬
да  берутся,  сточки  зрения  Вебера,  наши  убеждения.
Или  поставим  вопрос  несколько  иначе.  Насколько  те
убеждения,  которые  мы  исповедуем,  действительно
наши?  Чему  на  самом  деле  мы  говорим  «да»?  Карти¬
не  мира,  запечатленной  в  нашем  сознании  настав¬
никами?  Тому  ограниченному,  часто  противоречи¬
вому  и  не  до  конца  осмысленному  опыту,  который  на
свой  страх  и  риск  мы  приобретаем  путем  проб
и  ошибок?  Взглядам,  в  истинности  которых  нас  убе¬
дили  более  сильные  и  авторитетные,  с  нашей  точки
зрения,  люди  -  харизматические  лидеры?  Тому,  как
поступают  и  живут  все?  Но  ничто  из  перечисленного
не  принесло  внутреннего  покоя  и  душевного  равно¬
весия  Максу  Веберу.
 Да,  человек  должен  иметь  совесть.  Да,  ученый
или  политик  должен  быть  преданным  своему  делу
профессионалом.  Но  что  это  такое  -  человеческая
совесть?  Рано  или  поздно  мы  вдруг  понимаем,  что  на
212  нее  неизбежно  оказывают  большое  влияние  ценное-

ти,  мнения,  нормы  и  поведенческие  реакции,  кото¬
рые  мы  усвоили  с  детства  и  которые  были  нам  приви¬
ты  семьей,  школой,  сверстниками  и  воспитателями.
 Наши  взгляды  на  жизнь  несвободны  от  взглядов  лю¬
дей,  оказавшихся  рядом  с  нами,  их  жизненного  опы¬
та,  ошибок  и  заблуждений.  Что  такое  «хорошо»  и  что
такое  «плохо»,  мы  в  первую  очередь  узнаем  от  своих
родителей  и  надолго,  а  порой  навсегда,  запоминаем,
даже  если  не  понимаем,  тяготимся  их  (а  теперь  уже
и  нашими)  взглядами.  А  если  жизненные  ценности
наших  близких  еще  и  противоречат  друг  другу,  то  мы
оказываемся  перед  выбором,  который  сделать  про¬
сто  не  в  состоянии,  потому  что  слишком  малы  и  нео¬
пытны,  чтобы  быть  готовыми  к  нему.  Именно  в  такой
ситуации  оказался  юный  Макс  Вебер,  когда  попытал¬
ся  найти  свое  место  в  семье,  разрушенной  бескров¬
ной  войной  между  нежелающими  услышать  друг
друга  родителями.
 Совесть,  та  предельная  внутренняя  правда,
на  которую  мы  способны,  неизбежно  обусловлена
окружением,  в  котором  мы  росли  и  мужали.  Поэто¬
му  если  в  нас  опять  заговорит  Толстой,  вновь
и  вновь  вопрошая:  «Если  не  наука,  то  кто  ответит  нам
на  вопрос:  что  нам  делать,  как  устроить  нам  свою
жизнь?»  -  Вебер  предлагает  сказать:  «Ответить  на
это  может  только  пророк  или  Спаситель».  Только  он,
но  его  для  Вебера  не  существует.  Скрывать  от  чело¬
века  «тот  основной  факт,  что  его  судьба  -  жить  в  бо¬
гочуждую,  лишенную  пророка  эпоху»,  особенно  ес¬
ли  скрывать  это  «с  помощью  суррогата,  каким  явля¬
ются  все  ...пророчества  с  кафедры»,  неполезно  и  не¬
честно  (1,  с.  731).  А  раз  нет  ни  Бога,  ни  пророка,  оста-  213
 Эпилог

Макс  Вебер
 |ется  преданность  делу  ради...  преданности  делу.
Круг  замкнулся.
 И  все-таки  мы  рискнем  предположить,  что  это
далеко  не  весь  Вебер,  или,  точнее,  не  тот  человек,
который  уходит  от  нас  в  1920  г.,  оставив  свои  заве¬
щания:  «Наука  как  призвание  и  профессия»  и  «По¬
литика  как  призвание  и  профессия».  Вспомним,  что
Макс  Вебер  создает  их  незадолго  до  смерти  в  тяже¬
лейшие  для  Германии  годы  войны  и  революционных
потрясений.  Он  безмерно  страдает  от  всего,  что  ви¬
дит  вокруг.  Он  предчувствует  тяготы,  которые  лягут
на  плечи  немецкой  нации,  уже  в  1918  г.  предупреж¬
дая  об  опасности  «силой  установить  на  земле  абсо¬
лютную  справедливость»  (3,  с.  701-702);  пишет  о  не¬
избежности  «полярной  ночи  ледяной  мглы  и  сурово¬
сти,  какая  бы  по  внешней  видимости  группа  ни  побе¬
дила».  Угара  революции  Вебер  не  боится  -  его  не
сломить,  «но,  конечно,  знать  об  этом  -  душевное
бремя»  (3,  с.  705).  Вебера  пугает  другое:  многие  ли
найдут  в  себе  силы  противостоять  этим  революцион¬
ным  экспериментам  и  безответственной,  рассчитан¬
ной  на  быструю  прибыль  политики?
 И  здесь  нам  особенно  важно  не  пропустить  две,  ка^
залось  бы,  мелкие  детали.  Эти  работы  стали  первыми
и,  увы,  последними  произведениями  Вебера,  пред¬
назначенными  для  задуманной  им  серии  «Духовный
труд  как  призвание  и  профессия».  Они  были  написаны
в  форме  докладов,  прочитанных  перед  студенческой
аудиторией.  Веберу  мучительно  думать  о  судьбах  мо¬
лодого  поколения,  растущего  в  эпоху  утерянных  цен¬
ностей,  духовного  вакуума.  «Что  тогда  внутренне  "ста-
214  нет"  изо  всех  вас?  Озлобление  или  обывательщина,

просто  тупое  смирение  с  миром  и  профессией,
или  третий,  и  не  самый  редкий  вариант:  мистическое
бегство  от  мира  у  тех,  кто  имеет  для  этого  дар,
или  -  часто  и  скверно  -  вымучивает  из  себя  мисти¬
цизм  как  воду?»  (3,  с  705-706).  Смогут  ли  люди,  полу¬
чающие  образование  в  университетах,  которые  давно
уже  напоминают  промышленный  конвейер,  «дать  се¬
бе  отчет  в  конечном  смысле  собственной  деятельнос¬
ти»?  -  вопрошает  он.
 Вопросы,  вопросы,  вопросы...  Недаром  Вебера
принято  считать  великим  магом,  загадочным  чароде¬
ем  науки.  Он  заманивает  читателя  в  лабиринт  своих
текстов,  «таинственных  и  дразнящих  ложными
надеждами»,  «пьянящим  благоуханием  неведомо¬
го»  (9,  р.  4)  и...  бросает  его  там  на  произвол  судьбы.
Каждый  прокладывает  путь  к  выходу  своими  силами.
 Макс  Вебер  ничего  не  утверждает,  ни  на  чем  не  на¬
стаивает.  Он  мастерски  ввергает  нас  в  пучину  проти¬
воречивых  утверждений,  противоречащих  друг  дру¬
гу  ценностей,  противоположных  точек  зрения  на  мир.
 «...Сторож!  сколько  ночи?..  Сторож  отвечает:  при¬
ближается  утро,  но  еще  ночь»,  и  каждый  решает  для
себя,  продолжать  ли  сон  или  пробудиться.  Решает
независимо  оттого,  в  какое  время  и  в  какой  стране  он
живет.  Решает,  чтобы  открыть  простую  истину:  мож¬
но  оставаться  внутренне  свободным  и  не  разрывая
своих  связей  с  обществом.  Для  этого  нужно  в  общем-
то  немного  -  мужество  признать,  что  даже  способ¬
ность  человека  мыслить  рационально  не  делает  луч¬
ше  ни  мир,  ни  людей  в  нем.  Общество,  основанное
на  рационально-этических  идеалах,  не  панацея  от
всех  бед.  Каждому  человеку,  сколь  бы  рационален  215
 Эпилог

Макс  Вебер
 он  ни  был  в  своих  поступках,  а  властителям  в  особен¬
ности,  следует  помнить,  «что  миром  управляют  де¬
моны  и  что  тот,  кто  связывается  с  политикой,  то  есть
с  властью  и  насилием  как  средствами,  заключает  пакт
с  дьявольскими  силами  и  что  по  отношению  к  его
дейсгвованию  не  то  истинно,  что  из  доброго  может
следовать  только  доброе,  а  из  злого  лишь  злое,
но  зачастую  наоборот.  Кто  не  видит  этого,  тот  в  по¬
литическом  отношении  действительно  ребенок»
(3,  с.  699).  Никому  еще  не  удалось  оспорить  муд¬
рость:  благими  намерениями  вымощена  дорога  в  ад.
«Мы  знаем  также,  -  продолжает  Вебер,  -  что...  пре¬
красное  может  не  быть  добрым  и  даже,  что  оно  пре¬
красно  именно  потому,  что  не  добро;  это  нам  извест¬
но  со  времен  Ницше,  а  еще  ранее  вы  найдете  подоб¬
ное  в  "Цветах  зла"  -  так  Бодлер  назвал  томик  стихов.
И  уже  ходячей  мудростью  является  то,  что  истинное
может  не  быть  прекрасным  и  что  нечто  истинно  по¬
стольку,  поскольку  оно  не  прекрасно,  не  священно
и  не  добро»  (1,  с.  725-726).
 Тем  не  менее  мы  склонны  думать,  что  добро
и  зло  у  Вебера  несводимы  к  чисто  историческим  или
социологическим  понятиям.  Это  понятия  вечные,
они  -  предмет  веры,  по  сути  своей  далекой  от  идей¬
ных  привязанностей  или  научных  определений.  Ес¬
ли  бы  он  этого  не  признавал,  то  никогда  бы  не  осме¬
лился  заговорить,  скажем,  о  честности  -  ведь  она
у  него  абсолютна  и  непререкаема,  или  о  «мистичес¬
ком  акосмизме»  любви  (5,  с.  322),  выходящей  не
только  за  пределы  времени  и  пространства,  но  и  ра¬
ционального  устройства  общества,  «объективиро-
216  ванного  экономического  космоса».  В  творчестве

Макса  Вебера  есть  косвенные  указания  на  что-то
более  глубокое  и  серьезное,  чем  просто  человечес¬
кая  совесть.  Вебер  ратует  за  свободу  человека
и  вместе  с  тем  приходит  к  выводу,  что  она  может
оказаться  не  благом,  а  проклятьем,  когда  кумир
станет  демоном.  А  станет  он  им  обязательно.  Свое¬
волие  -  меч  обоюдоострый.  Создается  впечатле¬
ние,  что  Вебер  словно  замирает  на  пороге  Тайны  че¬
ловеческой  жизни,  не  в  силах  идти  дальше.
 Французский  философ-экзистенциалист  Габриэль
Марсель  с  удивительно  глубоким  прозрением  пи¬
шет,  что  вопросы,  встающие  перед  человеком
в  процессе  познания,  можно  разделить  на  две  кате¬
гории:  проблемы  (problemes)  и  тайны  (mysteres).
Первые  подвластны  нашему  разуму,  рационально¬
му  мышлению.  Вторые  ему  не  по  силам.  И  горе  тому
безумцу,  который  забудет  о  разнице  между  ними.
Однако  не  менее  опасно  порвать  всякую  связь  меж¬
ду  ними.  Научные  проблемы  пусты  и  надуманны,
если  утеряна  их  связь  с  жизнью.  Связь  эта,  подчер¬
кивает  Вебер,  не  должна  ограничиваться  прямой
практической  пользой,  все  более  совершенными
способами  «потребления»  мирских  благ.  Прогресс,
считает  он,  имеет  смысл  только  в  пределах  техниче¬
ской  сферы.  «...Тот  факт,  что  науку,  то  есть  основан¬
ную  на  ней  технику  овладения  жизнью,  с  наивным
оптимизмом  приветствовали  как  путь  к  счастью,  я
могу  оставить  в  стороне  после  уничтожающей  кри¬
тики  Ницше  по  адресу  "последних  людей,  которые
изобрели  счастье".  Кто  верит  в  это,  кроме  некото¬
рых  "взрослых"  детей  на  кафедрах  или  в  редактор¬
ских  кабинетах?»  (1,  с.  718).
 217
 Эпилог

Макс  Вебер
 Человек  обретает  истинную  мудрость  не  в  от¬
крытии  новых  приемов  овладения  миром,  а  в  от¬
крытии  глубин  собственного  сердца.  Мысль  эту  мы
находим  у  Вебера  даже  в  совершенно  сухих  науч¬
ных  выкладках.  Пример  тому  -  его  теория  социаль¬
ного  действия.  То,  как  она  была  задумана,  помогает
нам  увидеть  философские  начала  его  творчества.
Веберовская  теория  действия  содержит  в  «сверну¬
том»  виде  все  основные  проблемы  человеческого
бытия:  1)  бремя  свободы  (целеполагание);  2)  бы-
тие-с-другими  как  бытие-для-других  (ориентация
на  других)  и  3)  неизбежность  осмысления  своих  по¬
ступков  (субъективно  полагаемый  смысл  социаль¬
ного  действия),  и  все  это  на  пути  к  самому  главному
жизненному  выбору  -  приданию  смысла  собствен¬
ной  жизни.  И  выбор  этот,  настаивает  Вебер,  можно
сделать  только  самому.
 В  его  работах,  посвященных  науке  и  политике,  со¬
циальное  действие,  направленное  на  достижение  пря¬
мой  практической  пользы  (т.е.  рациональное  дейст¬
вие),  неразрывно  связано  с  социальным  действием,
совершаемым  согласно  совести  и  чести.  В  науке  это  от¬
несение  к  ценности,  т.е.  четкое  указание  на  исходные
ценностные  посылки  ученого,  в  политике  -  ответст¬
венное  следование  своим  принципам.
 Проблемы  социальной  науки  Макс  Вебер  для  се¬
бя  решил.  Тайну  человеческой  свободы,  позволяю¬
щей  нам  выбрать  свой  жизненный  путь,  свои  ценно¬
сти,  Вебер  оставил  неразгаданной.  Он  лишь  пытался
приблизиться  к  ней,  каждый  раз  останавливаясь
в  нерешительности.
 218  «Сторож!  сколько  ночи?»...

Цитируемая  литература
 1. 	Вебер  М.  Наука  как  призвание  и  профессия  //
Вебер  М.  Избранные  произведения.  М.,  1990.
 2. 	Вебер  М.  «Объективность»  социально-научного
и  социально-политического  познания  //  Вебер  М.
Указ.  соч.
 3. 	Вебер  М.  Политика  как  призвание  и  профессия  //
Вебер  М.  Указ.  соч.
 4. 	Вебер  М.  Смысл  «свободы  от  оценки»  в  социо¬
логической  и  экономической  науке  //  Вебер  М.
Указ.  соч.
 5. 	Вебер  М.  Теория  ступеней  и  направлений  рели¬
гиозного  неприятия  мира  //  Вебер  М.  Указ.  соч.
 6. 	Ильин  И  А.  Я  вглядываюсь  в  жизнь.  Книга  раз¬
думий.  М.,  2000.
 7. 	Мень  А.В.  История  религии:  В  поисках  Пути,
Истины  и  Жизни:  В  семи  томах.  Т.1:  Истоки  религии.
М.,  1991.
 8. 	Таунс  Ч.  Слияние  науки  и  религии  //  Диалоги.
М.,  1979.
 9. 	MacRae  D.  Max  Weber.  N.Y.,  1974.
 Эпилог

СОЧИНЕНИЯ  МАКСА  ВЕБЕРА,
ПЕРЕВЕДЕННЫЕ  НА  РУССКИЙ  ЯЗЫК
 1. 	Вебер  М.  Аграрная  история  древнего  мира  /
Пер.  с  нем.  Е.С.  Петрушевской.  Под  ред.  и  с  предисл.
проф.  Д.М.  Петрушевского.  М.:  М.  и  С.  Сабашниковы,
1923.
 Переиздана:  Вебер  М.  Аграрная  история  Древнего
мира  /  Пер.  с  нем.  М.:  «КАНОН  -  пресс  -  Ц»,  «Кучко-
во  поле»,  2001.
 2. 	Вебер  М.  Биржа  и  биржевые  сделки  /  Пер.
с  нем.  Одесса:  И.  Юровский,  1897.
 3. 	Вебер  М.  Биржа  и  ее  значение  /  Пер.  с  нем.
СПб.:  И.  Юровский,  1897.
 4. 	Вебер  М.  Город  /  Пер.  Б.Н.  Попова.  Под  ред.
и  с  предисл.  проф.  Н.И.  Кареева.  Пг.:  «Наука  и  школа»,
1923.
 Переиздан:  Вебер  М.  История  хозяйства.  Город  /
Пер.  с  нем.;  Под  ред.  И.  Гревса.  Коммент.  Н.  Саркито-
ва,  Г.  Кучкова  М.:  «КАНОН  -  пресс  -  Ц»,  «Кучково
поле»,  2001.
 Б.  Вебер  М.  История  хозяйства.  Очерк  всеобщей
социальной  и  экономической  истории  /  Пер.  и  ред.
проф.  И.М.  Гревса.  Пг.:  «Наука  и  школа»,  1923.
 Переиздана:  Вебер  М.  История  хозяйства.  Город/
Пер.  с  нем.;  Под  ред.  И.  Гревса.  Коммент.  Н.  Саркито-
ва,  Г.  Кучкова.  М.:  «КАНОН  -  пресс  -  Ц»,  «Кучково
220  поле»,  2001.

6.  Вебер  М.  Избранные  произведения:  Пер.  с  нем.  /
 Сосг.,  общ.  ред.  и  послесл.  Ю.Н.  Давыдова;  Предисл.
 П.П.  Гайденко.  М.:  Прогресс,  1990.
 - 	«Критические  исследования  в  области  логики
наук  о  культуре»  (статья  впервые  опубликована
в  1905  г.  в  журнале  «Архив  социальной  науки  и  соци¬
альной  политики»;  вошла  в  посмертно  изданный
сборник  «Собрание  сочинений  по  наукоучению»)
 - 	«Наука  как  призвание  и  профессия»  (доклад
1918  г.)
 - 	«"Объективность"  социально-научного  и  соци¬
ально-политического  познания»  (статья  впервые
опубликована  в  1904  г.  в  журнале  «Архив  социальной
науки  и  социальной  политики»;  вошла  в  сборник  «Со¬
брание  сочинений  по  наукоучению»)
 - 	«О  некоторых  категориях  понимающей  социоло¬
гии»  (статья,  впервые  опубликована  в  1913  г.  в  журна¬
ле  «Логос»;  вошла  в  сборник  «Собрание  сочинений  по
наукоучению»)
 - 	«Основные  социологические  понятия»  (статья,
посвященная  первым  б  из  17  параграфов  первой  главы
«Хозяйства  и  общества»;  вошла  в  сборник  «Собрание
сочинений  по  наукоучению»)
 - 	«Политика  как  призвание  и  профессия»  (доклад
1918  г.;  включен  в  «Собрание  политических  сочине¬
ний»  М.  Вебера)
 - 	«Предварительные  замечания»  (к  первому  тому
сборника  работ  по  социологии  религии  1920  г.)
 - 	«Протестантская  этика  и  дух  капитализма»  (ра¬
 бота  впервые  опубликована  в  1905  г.  в  «Архиве»;  во¬
шла  в  первый  раздел  первого  тома,  изданного  в  1920  г.
трехтомного  сборника  по  социологии  религии) 	221
 Литература

- 	«Протестантские  секты  и  дух  капитализма»  (ра¬
бота  вошла  во  второй  раздел  первого  тома  сборника
по  социологии  религии)
 - 	«Теория  ступеней  и  направлений  религиозного
неприятия  мира»  (работа  впервые  опубликована
в  1915  г.  в  «Архиве»;  вошла  в  третий  раздел  первого  то¬
ма  сборника  по  социологии  религии)
 - 	«Смысл  "свободы  от  оценки"  в  социологической
и  экономической  науке»  (статья  впервые  напечатана
в  1913  г.  в  «Логосе»;  вошла  в  сборник  «Собрание  сочи¬
нений  по  наукоучению”)
 7.  Вебер  М.  Избранное.  Образ  общества  /  Пер.
с  нем.  М.:  Юрист,  1994.
 ~  «Город»
 - 	«Рациональные  и  социологические  основания
музыки»  (последняя  незавершенная  работа  Вебера)
 - 	«Социальные  причины  падения  античной  куль¬
туры»
 - 	«Социология  религии.  Типы  религиозных  сооб¬
ществ»
 ~  «Теория  ступеней  и  направлений  религиозного
неприятия  мира»
 - 	«Хозяйственная  этика  мировых  религий.  Попыт¬
ка  сравнительного  исследования  в  области  социоло¬
гии  религии.  Введение»

СОДЕРЖАНИЕ
 Предисловие 	5
 РОДОМ  ИЗ  ДЕТСТВА 	11
 ПОЗНАНИЕ  МИРА  	43
 ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ  ПОВЕДЕНИЕ 	87
 СВОБОДА,  РИСК.  ОТВЕТСТВЕННОСТЬ 	123
 ВСЛЕД  ЗА  ВЕБЕРОМ  	153
 Эпилог 	203
 Сочинения  Макса  Вебера,  переведенные
 на  русский  язык 	220

Кравченко  Елена  Ивановна
Макс  Вебер
 Оформление  серии  Песгрецовой  АЛ.
 Верстка  Поташевской  ЕЛ.
 Корректор  Герман  Г.  И.
 ИД  №  03510  от  15.12.2000
Подписано  в  печать  09.07.2002
Формат70x901/32.  Печать  офсетная.  Уел.  печ.  л.  8,19
Тираж  5  000  экз.  Заказ  №  1936
Изд.  №  07/01-И
 ООО  Издательство  «Весь  Мир»
 Почтовый  адрес:  101831  Москва-Центр,  Колпачный  пер.,  9а
Юридический  адрес:  127214  Москва,  ул.  Софьи  Ковалевской,
Д.  1,  сгр.  52
 Тел.:  (095)  923-68-39,923-85-68,  Факс:  (095)  925-42-69
E-mail:  vesmirorder@vesmirbooks.ru;  http://vesmirbooks.ru
 Отпечатано  с  готовых  диапозитивов
во  ФГУП  ИПК  «Ульяновский  Дом  печати»
 432980,  г.  Ульяновск,  ул.  Гончарова,  14
 ISBN  577770196-5

<■  Упо  1инают  Be  ера  почти  все  спев  л  ноты
людям  21  в.,  своим  творчеством9  Кв  одно
приблизиться  к  пониманию  поистине  неся
лософекими  концепциями  непрестанный  по  •
 ■  м  /н  '  ^  гс  фа*  л!  ета  Г  !
су> 	ств  ноге  /  )иверситета  им  М.Е  г!с<  о1
 носов  ),  специалист  в  области  :  тадне  гес  -
ре-  ес'  г  отюол  л/  лор  в  нс.  сЬс  _